«Страна Тюрягия»

Дмитрий Калюжный, Леонид Плигин Страна Тюрягия. Циклопедия российской действительности

Сокращения и аббревиатуры, используемые в книге

ВК – воспитательная колония

ВТК – воспитательно-трудовая колония

ГУИН – Главное управление по исполнению наказаний;

ЕПКТ – единое помещение камерного типа;

ИВС – изолятор временного содержания;

ИТК РСФСР – Исправительно-трудовой кодекс РСФСР, действовавший до 01.07.97 г.

ИУ – исправительное учреждение;

КПЗ – камера предварительного заключения;

ПиН – журнал «Преступление и Наказание», официальный орган Минюста России;

ПКТ – помещение камерного типа;

СИЗО – следственный изолятор;

УДО – условно-досрочное освобождение;

УИК Уголовно-исполнительный кодекс РФ (принят 18 декабря 1996 г., вступил в действие с 01.07.97 г.);

УИН – Управление по исполнению наказаний (областное или краевое);

УИС – уголовно-исполнительная система;

УК – Уголовный кодекс РФ, вступивший в действие 01.01.97 г.;

УК РСФСР – Уголовный кодекс, действовавший до 01.01.97 г.

УПК – Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР;

ШИЗО – штрафной изолятор.

Вступление

И поставил Я стражей над вами, сказав:

слушайте звуки трубы. Но они сказали: не будем слушать.

Иеремия. 5.19.

Уважаемый соотечественник! Читатель! Отвлекись на минутку от приятных домашних дел, от занятий с детьми и любимыми, от рюмки вина и вкусной еды, от захватывающего телесериала, – наконец, от составления планов на отдых в Европе. Отвлекись даже от нашей книги, которую ты держишь в руках. И представь себе, что ничего этого у тебя нет, а сам ты, облачённый в чёрную задубевшую робу и кирзовые сапоги, шагаешь в колонне таких же чёрных личностей под марш духового оркестра в… скажем, в промзону.

Позади – подъём в 6 часов утра, гавканье прапорщика, жидкая утренняя баланда, короткий перекур, построение по отрядам, перекличка, развод. Впереди изнурительные восемь часов никому не нужной работы, оглушающий грохот железа или визг циркулярки, и нагоняй от мастера за неурочный чифир. И ожидание. Бесконечное ожидание конца смены, срока, конца этой напасти. А тут ещё боль в сердце. И подозрительно глухой кашель, с которым на замызганный разбитый пол вместе с кусками лёгких ты выхаркиваешь остатки надежды.

Представил, читатель? Одна только минута… И вот уже ты гонишь эти мысли прочь, спеша вернуться в тепло, в семью, в уют. Боже, как хорошо. Это не со мной. Не с моим сыном или братом.. Чур, чур меня! Не со мной! Я хороший, честный, добрый, а они зэки, гады, преступники, стрелять их надо, знать ничего не хочу…

Но этот параллельный мир существует не по ту сторону Вселенной, а прямо за твоей стеной. И завтра там окажется твой сын, брат, муж сестры, твой отец, да и ты сам, – и в какие только выси отлетит твоя «чистая совесть» и благостное равнодушие: «не со мной».

С тобой, – да, и с тобой тоже.

По обе стороны решётки – мы.

Заместитель министра юстиции, генерал-лейтенант Ю.И. Калинин сообщает нам, что «из всего тюремного населения только 12—16 процентов – люди действительно опасные, с соответствующими моральными установками. 50—60 процентов – инертная часть. Они не примыкают к преступной среде, но при определённых условиях вполне могут в ней оказаться». Бог весть, зачем же этих «инертных» людей засунули в тюрьму – неужели для знакомства с преступной средой? – но мы привели цитату по другой причине. Как ни складывай проценты, приведённые заместителем министра (который и ранее, и теперь возглавляет всю уголовно-исполнительную систему), всё равно непонятно, кто составляет оставшиеся 24—38 процентов тюремных сидельцев… наверное, такие же, как и ты, честные, добрые и хорошие.

А попади ты туда, и увидишь, наконец, наяву наши несчастные, неистребимо убогие и страшные, провонявшие махрой и хлоркой тюрьмы и колонии. Это – Уголовно-исполнительная система. УИС. «Пенитенциарная». Тюремные генералы хоть с трудом, но и с удовольствием научились выкладывать губами это слово. Весь мир теперь знает, что мы вступили не только в МВФ или Интерпол, но и в Европейскую тюремную конвенцию. Мы теперь европейцы. Мы – как все: поездки за границу, научные труды, конференции, обмен опытом. Пенитенциарная! Не лаптем, тож, хлебаем. Знай наших. Гуманизация, пыимаишь. Новые подходы.

Эх-ма! Знал бы простой, не сидевший народ, что это такое есть на самом деле, а не по газетным статьям (статейка что, статейку можно и почитать, отхлебывая коффэ). В тюрьме тебе не уступят места, не скажут «Вы». Здесь бесполезно искать в глазах других сочувствие, разве что промелькнёт оно иногда на лице сердобольного батюшки, допущенного в зону строгим хозяином, или очкастого проверяющего из Москвы, видящего колонию в первый и последний раз. Здесь никого не заинтересует твоё мнение о том, о сём.

Тюрьма – место недостойное. Отрицательный опыт, как писал Шаламов. Это такое место, где с тобой могут сделать всё, что угодно: испражниться на голову, прибить гвоздями к нарам, сделать пидаром (это первым делом), отнять фотографию любимой девушки, матери, жены «для сеансу»; просто убить. И граждане начальники тоже не добрые ангелы: могут добавить срок, с наслаждением унижать и терроризировать по 24 часа в сутки. Ты будешь сукой, козлом, ты будешь бит днём и ночью сокамерниками или охранниками, без разницы. Ты будешь одинаково в судорогах просыпаться и от приснившегося мурла вертухая, и от хари шерстяного. Ты будешь всерьёз думать о смерти как об избавлении от ужаса, плакать по ночам, грызть заскорузлую подушку и с тоской вспоминать оставленных на воле детей.

И всё это проделывается совсем не для того, чтобы просто над тобой поиздеваться, как едко замечал Солженицын. Смысл издевательства – убить в тебе человеческое, сломить морально, лишить достоинства, запугать навсегда. Чтобы стал ты как все, чтобы правили тобою страх и безверие. Особенно достаётся новичкам. Жестокость по отношению к ним непостижима! Их непременно хотят тут же превратить в скотов, потому что остатки вольномыслия и достоинства, принесённые с воли, всю совокупную зоновскую массу, будь она в робе или в мундире, бесят и ею не воспринимаются. Психология проста: нам плохо, пусть кому-то будет ещё хуже.

Но ты можешь сам стать другим, ты можешь вжиться в эту систему. И тогда – о, тогда тебе станет жить здесь легко и просто. Сложно будет потом, после освобождения, когда ты вернёшься на волю!..

Хотя, подумай же сам: а можно ли назвать «волей», свободой то, что получается в итоге этих многолетних игрищ с живыми людьми?

Государство – наше «либеральное», несостоявшееся, работающее не для народа, а исключительно ради блага элиты государство, – хватает человека, судит его и содержит в УИС вроде бы «для исправления». Но это не так. В тюрьме государство тренируется. Смысл тренировки – воспитание привычки к безжалостности. Точно так, как государство относится к гражданину в тюрьме, оно в любой момент готово отнестись к любому гражданину на воле; пример 1993 года, пример уничтоженных аулов Чечни и Дагестана, пример освобождения заложников на Дубровке не даст соврать.

И однажды повернёт оно жуткую свою безглазую образину к тебе.

Здравоохранка

…Смеялся даже умирающий чахоточный, «симулирующий» туберкулёз.

Ярослав Гашек, «Похождения бравого солдата Швейка».

Мы не зря, читатель, начинаем книгу о тюрьме описанием тюремной медицины. Для заключённого здоровье важнее пайки, шашек и кино. Как говорится, здоровому и нездоровое здорово, а нездоровому и здоровое нездорово. В тюрьме ли, в колонии тотальная нехватка всего: еды, воздуха, помещений, – а когда чего и в достатке, то плохого качества. Без здоровья тюрьму не переваришь, но больных в ней больше, чем здоровых.

А когда больные зэки выходят на свободу, они увеличивают количество нездоровья в обществе. Так что личные медицинские проблемы попавшего в тюрьму жулика отнюдь не только его личные проблемы! Поэтому каждая тюрьма и колония имеет медицинскую часть. Какова она, здешняя медицина, и каковы результаты её работы?

Об этом ниже, а если сразу и коротко, то зэки, прямо по Гоголю, как мухи выздоравливают.

Количество и качество

Где много лекарей, там много и больных.

Русская поговорка.

Сначала немного статистики. В УИС, чтобы подлечиться, к услугам зэка 988 медчастей, по количеству мест лишения свободы. В том числе 191 медчасть в тюрьмах и СИЗО, 63 – в подростковых колониях, 35 в женских (из них 3 в девчачьих). Ещё есть 135 спецколоний и медчастей, в том числе для лечения алкоголиков 81 (6 женских), для наркоманов 9 (одна женская), и 45 для туберкулёзных больных.

Кроме того, больных зэков лечат в стационарных медучреждениях, коих 77, это больницы общего типа (соматические регионального уровня и центральные), 37 туббольниц и 4 психбольницы, всего 118 больниц, из них 32 имеют статус самостоятельных колоний, остальные – на балансе УИН[1] или какого-то его подразделения. Небольшие стационары, на 10—20–30 коек есть и при медчастях колоний и СИЗО. Здесь лежат те, кого по тяжести заболевания необязательно отправлять в больницу. В больших изоляторах типа петербургских «Крестов» или московской «Матросской Тишины» стационары на сто – сто пятьдесят коек, как в средней городской больнице.

Имеется также 10 домов ребёнка (при наиболее крупных женских колониях), 83 зубопротезные лаборатории (практически в каждом УИНе) и 21 аптечный склад.

Во всех медицинских учреждениях уголовно-исполнительной системы работает 6 тысяч врачей, 14 тысяч человек среднего медперсонала (сёстры, фельдшеры, акушеры) и 5 тысяч младшего персонала из числа зэков (на должностях санитаров, дезинфекторов и т. д.). Всего 25 тысяч человек или примерно по 1 медику на 50 подопечных, из которых врачей по одному на 200—220 больных, медсестер – по одной на сто человек и санитаров по одному на 230—240 человек.

В больницах из перечисленного персонала работает 11 000 человек, здесь – по одному врачу на 15 больных; в малых медчастях 14 000 человек персонала; здесь врачей по одному на 350 больных.

Ещё около семисот человек работает в домах ребёнка, зубопротезных лабораториях и на аптечных складах. Из них врачей 10%.

В принципе, средняя обеспеченность зон медперсоналом укладывается в аналогичные показатели для населения России, где один врач приходится на 216, а одна медсестра или фельдшер на 108 человек. (См. Статистический сборник Госкомстата России «Медицинское обслуживание населения Российской Федерации», М., 1995.) А по числу коек стационары УИС превышают больницы Минздрава в три раза: в расчёте на 10 тысяч человек их здесь 384 штуки, а по России в среднем 124. Видимо, именно штатное и коечное обеспечение больных имели в виду наблюдатели Хельсинского надзора, когда в своём докладе «Тюремные условия в Советском Союзе» отмечали, что «медицинская помощь неудовлетворительна, хотя сопоставима во многих случаях с тем, что доступно на свободе».

Но количество медперсонала, пусть даже и соизмеримое с общероссийским, далеко не есть показатель эффективности охраны здоровья, а палаты, в которых лежащих на койках людей не лечат, быстро превращаются в морг. Нужны лекарства и оборудование, а они если есть, то количество их ну о-очень далеко от потребности.

Один из врачей Брянского УИН рассказывает в официальном журнале Минюста «Преступление и Наказание» (ПиН, № 1 за 2001):

«Сейчас каждый восьмой осуждённый, подследственный (а это 1162 человека), отбывающий наказание в исправительных учреждениях Брянской области, болен той или иной формой туберкулёза. Заболеваемость туберкулёзом спецконтингента превышает заболеваемость населения области в 22 раза, в то же время оставаясь ниже средних показателей по ГУИН России в 2-2,5 раза. В противотуберкулёзном отделении областной больницы для осуждённых находятся более 200 больных активной формой туберкулёза, ещё 190 – в расположенном рядом тубсекторе. Реконструированный в 1999 году на базе жилого сектора, он должен был разгрузить туботделение, но, к сожалению, больных за то время, пока шло строительство, стало ещё больше. Ещё одна проблема – отсутствие флюорографов в двух колониях и старая, находящаяся в предаварийном состоянии рентгеноустановка в больнице для спецконтингента»…

Без финансового и материального обеспечения даже сто врачей не смогут спасти и одного больного. Так стоит ли удивляться результатам работы тюремных медиков?

В письме, которое вы прочтёте ниже, мы свели вместе по одной–две строчки из семи писем больных-туберкулёзников, которых «лечат» в Томском учреждении ЯУ-114/1:

«Люди мрут, и не оттого, что безнадёжные. Нет лекарств, а те, что есть, очень сильные и требуют соответственного питания. Умер человек, завернули в простыню и закопали. Это ли не кощунство? Денег у администрации не хватает сколотить гроб. И обратите внимание, никто из находящихся здесь не приговорён к смертной казни. У них не на что закупать продукты и медикаменты! Но почему, если можно нам срезать пайку и обречь на смерть, нельзя срезать наши срока? Всех нас ждут на свободе родные, близкие, друзья».

Именно по тюрьмам и колониям ударили сильнее всего «либеральные реформы», начатые в 1992 году; дефолт 1998-го добавил остроты ощущений. Только с 1999 года стало улучшаться положение с лекарствами. Вернёмся к рассказу брянского врача:

«Сейчас врачи имеют постоянно 5-6 основных препаратов, необходимых для лечения, в то время как в 1997—1998 годах ситуация из-за недофинансирования была поистине катастрофической. Тогда медсанчасти и туботделение обеспечивались лишь на 8 процентов от потребности».

Но уже во «времена улучшения» получили мы письмо от Раисы Б. (г. Орел, ул. Красноармейская, 10, СИЗО 55/1, 4 туб. отделение):

«Обращаемся к вам с большой просьбой. Мы лежим на лечении в г. Орле в туб. отделении, но у нас нет совершенно медикаментов и некому принести, т. к. никого нету из родных, а лежать ещё 3 года, помогите хоть продержаться до конца срока. У нас есть ещё астматичка, для той вообще гибель».

Причём, даже на воле «прежние критерии и возможности здравоохранения утеряны, и вернуться к ним мы не можем», – как это правильно формулируют некоторые депутаты Госдумы.

Тубики и жмурики

Туберкулёз, чахотка – самое первое и самое страшное, что приходит на ум при словах «лагерная медицина». Ничего удивительного в этом нет: по данным российского НИИ туберкулёза, каждую секунду на Земле один человек заражается туберкулёзом. От него умирает больше людей, чем от СПИДа, малярии и тропических заболеваний, вместе взятых.

Журналисты не раз писали, что эпидемия туберкулёза, поразившая сейчас Россию, имеет источником своим вполне государственные учреждения: тюрьмы и колонии. То есть само государство так лихо «исправляет» преступников, что на волю они выходят больными и заражают здоровых. Остановить всероссийскую эпидемию очень сложно, – нет денег. Значительно дешевле было бы лечить «тубиков» в тюрьмах, или не допускать роста в них заболеваемости. Если ГУИН упустил ситуацию с туберкулёзом из-под контроля, значит, его руководители должны быть наказаны за халатность или неполное служебное соответствие. Разумеется, тюремным начальникам такой вывод не нравится. Они спорят.

Здесь и далее мы используем данные в расчёте на 100 тысяч человек: так можно сопоставлять количество больных на воле и в зоне. И вот факт: в пенитенциарных учреждениях в 1997 году состояло на учёте больных активными формами туберкулёза (АФТ) в 32 раза больше, чем на воле, а заболеваемость была выше в 54 раза.

Сравнение цифр сразу показывает, что «опровергатели» из числа ответственных работников ГУИН, обзывающие пишущих на «зэковские» темы корреспондентов жертвами собственной фантазии, мягко говоря, не совсем правы.

Граждане начальники не скрывают, что проблема туберкулёза в местах лишения свободы стоит исключительно остро. Но, отбиваясь от «нападок СМИ», они не соглашаются с теми, кто считает эти места рассадниками туберкулёза, и предлагают называть их «местом сосредоточения таких людей», так как в следственные изоляторы, являющиеся основными поставщиками туббольных в зону, поступает большое количество лиц с этим диагнозом. И предлагают свой, лестный для ГУИН вывод: «Вот почему неправомерно сопоставлять цифры заболеваемости в целом по стране с той категорией, которая находится в СИЗО и колониях, так как последние, являясь составной частью населения, имеют определённую специфику (возраст, антиобщественный образ жизни и пр.)» (Цитируется по докладу руководителя отдела ГУИН, отвечающего за связи со СМИ).

Товарищ не понимает. Товарищу поручено любой ценой и в любых выражениях изобличить ненавистных борзописцев, что он и пытается делать, взяв под козырёк и не желая вникать в суть проблемы.

Термин «заболеваемость» означает количество впервые выявленных больных в течение какого-то периода. Чтобы было ясно, откуда взялась эта устрашающая цифра – превышение зоновской заболеваемости в 54 раза! – приведём данные статистики по заболеваемости АФТ, а именно заболеваемость АФТ (на 100 тысяч человек):

Примечание: Россия – по данным Госкомстата, УИС – по данным официальной статотчётности МВД «форма № 2-леч» (кроме последней колонки).

Эти цифры в динамике означают, что с начала «либеральных реформ» заболеваемость свободного населения увеличилась более, чем в два раза. Такое может быть только при наличии рассадника, потому что будь они, эти места лишения свободы, лишь «местом сосредоточения» больных, то, по логике и по закону сохранения вещества и материи, количество прибывших, уравновешиваясь с количеством убывших, не должно влиять на рост постоянно состоящих на учёте.

А оно влияет, и ещё как, что показывает количество состоящих на учёте на конец года (на 100 тыс. чел.):

Из 500—600 тысяч человек, ежегодно поступающих с воли в следственные изоляторы, выявляется при поголовном обследовании до 22—24 тысяч больных АФТ (4%). Ещё 5-6 тысяч подхватывают туберкулёз здесь, и далее, уже в количестве до 30 тысяч человек (6-7% от численности поступивших в СИЗО), тубики следуют в зону, где заражаются уже новые, из числа бывших здоровых.

В 2003 году, по данным Европейской Комиссии, примерно 20—25% заключённых были невосприимчивы к основным противотуберкулёзным лекарственным средствам. Около 42% больных туберкулёзом в России, и на менее 60% больных с лекарственно-устойчивым ТБ, находятся в тюрьмах, – а ведь наши «сидельцы» не составляют и полпроцента от общей численности населения! Каждый год примерно 300 тысяч бывших заключённых выходят на свободу, из них до 30 тысяч страдают активной формой туберкулёза.

Разумеется, в каждом регионе есть свои отлички. Где-то положение лучше, где-то хуже. В Омской области, по информации ИТАР-ТАСС, заболеваемость туберкулёзом превысила порог эпидемии:

«Согласно сообщению отделения по борьбе с туберкулёзом Омской медицинской академии, на каждые 100 тыс. жителей Омска 80 заражены туберкулёзом, что на 30 человек больше, чем уровень объявления об эпидемии. Этот показатель в областной тюремной системе превышен до 50 раз и достигает 2800 на 100 000. Как сообщается, в настоящее время это заболевание развивается в острой форме, которая прежде не была зарегистрирована в области… Туберкулёз широко распространён в тюрьмах по всей области, в которых содержатся почти 30 000 заключённых».

Любой демографический анализ завершается делами скорбными, или показателями смертности. В учреждениях УИС в 1995 году от туберкулёза умерло 1560 человек, или 162 человека на 100 тысяч «населения», в 1996 году – 3070 человек, или 283 человека на те же 100 тысяч. К 2003 году, благодаря улучшению финансирования, смертность от туберкулёза в тюремной системе снизилась до 180 человек на 100 тысяч зэков, и всё равно сравнение с общероссийскими данными (в 1995 году – 74 человека, в 1996 – 80 человек)[2], не в пользу УИС. В тюрьмах за эти годы умирало людей, как минимум, в два, а то и в четыре раза больше, чем в среднем по стране.

Всё это означает, что в УИС из числа больных АФТ умирает 5% (в России менее 0,1%) и что 40% всех умерших от заболеваний – тубики (в России таких от 3 до 4%).

Дальше, если не принимать срочнейших мер, вряд ли будет лучше. На фоне этой достаточно красноречивой статистики рассуждения полковника из штаба ГУИН, оплота самой консервативной тюремной аппаратчины, что СИЗО и колонии – «места сосредоточения» туббольных, что они вроде «пылесоса», убирающего эпидемию из общества, выглядят жалко и неубедительно. Пора бы уже, гражданин начальник, перестать сдувать пылинки с мундира и заняться делом.

В этом деле, кстати, есть ещё один «хитрый» момент. Когда с подачи ГУИНа Госдума начинает готовить очередную амнистию, то преподносится это как новый гуманный акт власти. Ещё бы: под освобождение подпадают ветераны Великой Отечественной войны (отметим для порядка, что даже если ветеран впервые взял винтовку в десять лет, он теперь сильно старше семидесяти), дети, беременные женщины, инвалиды и осуждённые за неумышленные преступления.

Ослиные уши этой затеи торчат слишком явно: разгрузить любой ценой места заключения, поскольку ни строить новые, ни реконструировать старые никто не собирается, а суды исправно «содют» и «содют». Кстати, о качестве законопроектов свидетельствует реальный пример: проводившаяся в июне 1999 года амнистия не оправдала связанных с ней ожиданий, ибо на свободу вышли лишь 22 тыс. человек, одна пятая от числа, объявленного первоначально.

И каждый недоношенный законопроект об амнистии тюремные генералы и полковники подвёрстывают к своим отчётам о борьбе с туберкулёзом. Они разъясняют, что среди прочих амнистируемых будут освобождаться туббольные. Просто вот так – туббольные. Они, конечно, рассчитывают на жалостливость нашего народа, проявляемую к болезным вообще, и к чахоточным в особенности. Народ-то не знает реальной статистики, вот и пытаются его обмануть. А правда в том, что среди зэков-тубиков абсолютное большинство (70%) – рецидивисты, в том числе 5% относятся к особо опасным, сидящим по тяжёлым и умышленным статьям. Поэтому они подпадают под амнистию не как туберкулёзные, а лишь постольку, поскольку им повезёт быть ветераном, инвалидом или рецидивистом-«неосторожником». А таких по самым смелым подсчётам найдется всего лишь тысяча-полторы во всех колониях и тюрьмах.

Но поскольку лечить нечем, тубиков по амнистии, конечно, на волю гонят – хоть и заявляют начальники, что больных туберкулёзом они выпускают по амнистии лишь после завершения курса лечения. Ради этого в отношении тубиков срок амнистии даже продлевается на шесть месяцев. Но вот сообщение из газеты: «Начальник исправительной колонии № 18, расположенной в Красноярске, сказал журналистам, специально приглашённым по случаю освобождения по амнистии первых22 заключённых, что почти все освобождённые были туберкулёзными больными и «прошли интенсивное лечение перед тем, как освободиться». Не будем особо доверять разным благостным заявлениям. Но зато будем помнить, что, выйдя на свободу хоть бы и по амнистии, лишь немногие из больных встают на тубучёт, и маховик заражения продолжает крутиться.

Да и потом: ну что такое тысяча освободившихся по амнистии туберкулёзных, если их ежегодно прибывает и убывает до тридцати тысяч?.. Хотя и эта тысяча свою каплю в могучий выплеск тюремного туберкулёза на общество, как говорят российские фтизиатры, безусловно, добавит.

Так что проблема содержания и лечения чахоточных в стенах лечебных учреждений УИС остаётся после каждой амнистии.

Кроме амнистии, есть и другие поводы для освобождения больного. Казалось бы, странный вопрос: невиновного «тубика» можно освободить, или нет? Однако, вот что сообщает нам Александр Я. (Приморский край, г. Артём, пос. Заводской, учр. УЦ-267/47):

«Вот уже пошёл шестой год, как я обращаюсь во все инстанции, а приходят одни отписки, конкретного ответа нету. Я был дважды оправдан, районным судом и президиумом краевого суда тоже был оправдан. И никто не хочет заняться моим делом, а все знают, что меня осудили по злобе.

Я инвалид 2-й группы. После аварии был туберкулёз правого детородного органа, и он был удалён. В данное время мне за пять лет привили туберкулёз легких, где дыры 6 на 3. Находясь на 47-й зоне, была прободная язва, оперировали оба паха. После операции язвы у меня постоянно болит желудок, пища непригодна, кормят одной перловкой и ухой, больше ничего не видим. Сколько раз я обращался к нач-меду Трохименко, что положено питание по инвалидности, он говорит, что вы находитесь на гособеспечении, и никто вам не будет платить инвалидность, и актировать не хочет по ст. 100, говорит, не подходите.

И ещё осуждённых избивают, как это было лично со мной, когда подымали за бороду, и били резиновой дубинкой, я думал, челюсть всю вырвут. Вот сделайте все выводы, если они инвалида 2-й группы бьют, издеваются, не говоря про здоровых. Прошу вас разобраться во всём и сделать мне справедливый пересуд».

С одной стороны, тюремные начальники озабочены переполненностью своих учреждений. С другой – страшно боятся актировать, освобождать людей по болезни. Может быть, потому, что от количества спецконтингента зависит штатная положенность и денежное содержание офицеров?..

Валентин К. (Калининградская обл., учр. ОМ-216/9):

«Обращаются к вам осуждённые. Мы инвалиды 1-й гр., неходячие, так как парализованы. Просим вас обратить на нашу беду внимание. У нас тут в учреждении очень плохо с лекарствами. Такими, как для кровообращения, снятия болей в мышцах и суставах, от инсульта, сердечных. Кроме валидола нам ничего не дают. У меня уже 15 лет язва, постоянно мучаюсь, а лекарств нет, с ними очень трудно. А пенсию до сих пор не получаем, хоть и вышел указ. Мы даже спать не можем из-за болей. Помогите, пожалуйста, чем сможете. Не говоря уже о других проблемах. У нас нет даже одежды. Здесь выдают только солдатскую робу, а нам очень нужны шерстяные носки. Мы парализованные, кровообращение у нас плохое и мы постоянно мёрзнем. Помогите, пожалуйста, чем сможете».

Вот этих людей продолжает держать государство в своих железных руках, чтобы «исправить» их преступные наклонности, чтобы их, представьте себе, перевоспитать. Чтобы не смели они больше нарушать наши законы. Не застили бы света честным людям, добрым, гуманным, законопослушным – таким, как сотрудники упомянутых нами колоний.

Больной? Лечи себя сам

– Бабушка, а почему ты, когда выпьешь таблеточку, пищишь: пи-пи-пи?

– А потому, внученька, что в инструкции к таблеточкам написано: «После приема пищи».

Анекдот от Фаины Раневской.

Туберкулёз, как известно, болезнь социальная. Если человеку дать достаточно свежего воздуха, хорошую пищу, и обеспечить ему нормальные бытовые условия, то он, даже самый предрасположенный, скорее всего, не заболел бы. Именно так лечили чахоточных испокон века: Ялта, Ницца, Швейцария, горный воздух, козье молоко.

Причём Чехова и Надсона даже Швейцария не вылечила. Наши же тюремные «курорты», где вместо воздуха – зловонный газ с запахами пота, мочи и прочих испражнений, а козье молоко заменяет пайка, годящаяся только в качестве диеты для очень тучных и небрезгливых людей, скажем скромно, вообще никого не вылечат.

Туберкулёз выбирает себе жертвы независимо ни от тяжести преступления, ни от срока заключения, ни, тем более, от твоего тюремного статуса. Ему наплевать сто раз, подхватил ты его на воле или за забором, виновен ты или нет, стоят над тобой злобные охранники в камуфляже или «люди в белых халатах», лежишь ты на пляже или в палате с грязно-зелеными стенами. Эта паскудная палочка Коха просто грызёт тебя потихоньку, и в конце концов таки сгрызёт. Неплохая перспективка для не до конца осознавшего, что уже умирает.

Как же в УИС со всем этим борются? Как лечат людей? А как всегда: предписаниями и инструкциями.

В новых Правилах внутреннего распорядка есть § 19 с заголовком: «Организация и предоставление лечебно-профилактической и санитарно-профилактической помощи осуждённым». Здесь ясно сказано, что означенная помощь организуется и предоставляется в соответствии с законодательством РФ, что в ИУ осуществляется медицинское обследование осуждённых в целях профилактики у них заболеваний и обеспечивается строгое выполнение санитарно-гигиенических и противоэпидемических норм и требований, и т. д., и т. п., и пр., и др.

Далее предписывается всем осуждённым, прибывшим в ИУ, проходить первичный медицинский осмотр и комплексную санитарную обработку, включающие в себя помывку и обработку одежды в дезинфекционной камере, короткую стрижку волос на голове, короткую правку бороды и усов для мужчин и подмышечных впадин (видимо, для всех).

Все эти нелепости, в том числе и то, что больного нужно лечить медикаментами, напоминают сентенции одного из персонажей Ярослава Гашека: «Дорога, по обеим сторонам которой тянутся канавы, называется шоссе. Канава – это выкопанное значительным числом рабочих углубление. Канавы копают при помощи кирок, а кирка – это…» и т. д.

Но затем ещё смешнее: особое внимание в Правилах уделяется механизму получения осуждёнными дополнительной лечебно-профилактической помощи, оплаченной за счёт собственных средств. Когда при Горбачёве в стране не стало мяса, специалисты-диетологи объясняли народу его вредность для употребления внутрь, помните? Народ тогда смеялся и плевался, потому что мяса всегда хочется, особенно мужикам, и дикость и глупость таких разъяснений была очевидна.

Почитаем же Правила внутреннего распорядка:

«Осуждённые, по их желанию, могут получать любую, оплаченную за счёт собственных средств, дополнительную лечебно-профилактическую помощь, оказываемую специалистами органов здравоохранения в условиях лечебно-профилактических учреждений и лечебных исправительных учреждений уголовно-исполнительной системы.

Для этого осуждённый обращается с соответствующим заявлением к начальнику исправительного учреждения, где указывает вид дополнительной лечебно-профилактической помощи, которую он хотел бы получить, фамилию, имя, отчество медицинского специалиста. При решении данного вопроса учитывается мнение медицинских работников исправительного учреждения.

Заявление рассматривается в трёхдневный срок и определяется время прибытия медицинского специалиста. По прибытии специалиста уточняется его право на занятие медицинской деятельностью.

Вид дополнительной лечебно-профилактической помощи и её объём фиксируются в медицинской карте осуждённого.

Оплата дополнительной лечебно-профилактической помощи осуществляется путём почтового (телеграфного) перевода денег с лицевого счёта осужденного в адрес медицинского учреждения либо медицинского работника, её оказавшего, в сумме, указанной в заявлении осужденного».

Не знаем, какими словами смеётся и плюется зэк, читая о том, что вот ему, наконец, в целях гуманизации разрешили полечиться на стороне за свои денежки. Но, думается, его средней зарплаты, за вычётом исков, алиментов, удержаний за питание и вещёвку, вряд ли хватит даже на аспирин. Впрочем, и аспирин этот купить «на стороне» может себе позволить только работающий зэк, а таковых не больше 40% от их общей численности.

Евгений П. (Вологодская обл., Белозерский р-н, п/о Карл Либкнехт, учр. ОЕ-256/5):

«Пишет вам осуждённый к пожизненному лишению свободы. Обращаюсь к вам с единственной просьбой: если сможете, пришлите мне, пожалуйста, денег для лечения, удаления и протезирования зубов. На всё это мне нужно 450 рублей. Я бы к вам не обращался, если б зэкам делали это забесплатно, как здесь раньше было, но сейчас за всё надо платить деньги, а их взять неоткудова и никто не может их мне прислать. И вот поэтому я обращаюсь к вам с этой просьбой. Если вы не сможете прислать мне столько денег, то пришлите сколько сможете, а то мне нечем жевать даже хлеб. Все зубы раскрошились, хотя мне всего тридцать лет. Жду от вас ответа, какой бы он ни был. Да хранит вас и благословит вас всех Господь Иисус Христос!»

Очевидно, что предложение самофинансирования лечения – это лихорадочный, но бесперспективный поиск выхода из коматозного финансового состояния тюремной медицины. По тарифам Фонда обязательного медицинского страхования (ФОМС), являющимися минимально необходимыми для организации медобслуживания населения, на содержание медицины УИС ещё в 1997 году требовалось 900 миллиардов тогдашних (неденоминированных) рублей в год, а выделено было 400 миллиардов, причём эта сумма после секвестирования ещё больше «усохла». В 1998 году, в связи с дефолтом, лучше не стало.

Надо иметь в виду также разницу в зарплате: врачи УИС получают в 2-2,5 раза больше медперсонала учреждений Минздрава. Так что до 70% выделяемых средств уходит на оплату труда медиков, и только остальное на материальное обеспечение собственно лечебного процесса, – вот и получается средств на этот «процесс» в 3-4 раза меньше минимальной потребности.

А минимальная потребность, по нормам ФОМС, была в начале 2000-х годов такова: 2,9 тыс. рублей за курс лечения одного тубика, что при 70-дневном нормативе разовой госпитализации составляет 41,4 рубля за один койко-день. В УИС тубики всей гоп-компанией проводят на койках 14,5 млн. дней (9 млн. дней в больницах, 5 – в спецколониях, и 0,5 – в СИЗО), и на их лечение должно отпускаться хотя бы 600 миллионов рублей в год (41,4 руб. на 14,5 млн. дней). За вычетом зарплаты персонала это 400 миллионов рублей, а получает система от силы 100 миллионов.

Размахивая подобными расчётами, ГУИН пытался давать обоснования под Федеральную программу борьбы с туберкулёзом (сейчас она принята), требуя себе эти 600 миллионов рублей. Однако Минфин соглашался дать только 200, причём непосредственно на ст. 7д «Медобслуживание» сметы – лишь 130 миллионов (реально даже их целиком не получили), а остальные 70 заставлял «обосновать» подо что-то другое-подобное. ГУИН объяснил было Минфину, что 65—70 миллионов нужны для строительства, чтобы довести «жилую площадь» заключённых тубиков до нормы, объявленной УИК (3 кв. м на человека – ничего себе?), но эти затраты, оказывается, нельзя подогнать под статью 7д, так как расширение площади связано со строительством, а оно финансируется по другой статье сметы.

Не удалось выбить спорные 70 миллионов и под проблемы ВИЧ, так как это, во-первых, даже рядом не лежало с туберкулёзом, а во-вторых, на лечение инфицированных ВИЧ не требуется никаких медикаментов, они считаются здоровыми и должны работать, и т. д. В общем, замкнутый круг.

Возможно, читатель удивится, чего это мы: ругали, ругали аппаратчину УИС, и вдруг встаём на её сторону в споре с Минфином. Но это как раз легко объяснить: взаимодействие общественных (государственных) структур сами собой, а внутренние противоречия и тенденции – сами собой. Критикуя «негатив», свойственный современной российской пенитенциарной системе, мы всё же не забываем (и читателя просим этого не забывать), что вор должен сидеть в тюрьме, а большинство сотрудников УИС достойны всяческого уважения. А также надо помнить и о том, что «посаженных» воров, ежели заболели, тоже надо лечить, и о том, что среди как воров, так и чиновников такие встречаются моральные уроды, что ого-го!

Жизнь, она многогранна.

А аппаратчина – ну, что аппаратчина? Она и в ГУИНе, и в Минфине, и страшно сказать где ещё, – чем выше сидит, тем круче глядит. Аппаратчина, она и в Москве аппаратчина, и в Смоленске, и в Африке, и даже в Америке.

Кстати, вот вам «опыт друзей»: в тюрьмах США лечение туббольного обходится в 30 долларов в день; у нас по минимальным нормам лечение должно обходиться в 3,5 доллара, а отпускается средств – в пределах одного, а то и полдоллара на человека в день.

Европейские тюремные правила (1987 год) трактуют проблему финансирования медицины исправительных заведений просто: «Оснащение госпиталя и фармацевтическое снабжение должны соответствовать медицинскому уходу и лечению больных заключённых» (п. 26.2). Ни об этом, ни об обязанности медицинских должностных лиц проявлять заботу о физическом и психическом здоровье заключённых (п. 30.1), ни о том, что вся необходимая медицинская, хирургическая и психиатрическая помощь должна быть доступна заключённым (п. 32), в российских Правилах внутреннего распорядка для осуждённых нет ни слова. А почему, – это вам любая девушка объяснит: нету денег, нет и танцев.

Поэтому ничего, кроме горького смеха, не вызывает чтение такого, например, документа, как совместный Приказ Министерства здравоохранения РФ и Министерства внутренних дел РФ от 10 октября 1996 года № 536/358 «О мерах по стабилизации санитарно-эпидемиологической обстановки в учреждениях уголовно-исполнительной системы МВД России»:

«В целях выполнения постановления Правительства Российской Федерации от 27 июня 1996 года № 760 «О мерах по обеспечению условий содержания лиц, находящихся в следственных изоляторах и тюрьмах уголовно-исполнительной системы Министерства внутренних дел Российской Федерации», а также в связи с необходимостью приведения условий содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений в соответствие с требованиями международных стандартов и правил обращения с заключёнными, обеспечения стабилизации санитарно-эпидемиологической обстановки в этих учреждениях приказываем:

1. Министрам внутренних дел, начальникам ГУВД, УВД субъектов Российской Федерации, главным врачам центров государственного санитарно-эпидемиологического надзора в республиках, краях, областях, автономной области, автономных округах, городах Москве и Санкт-Петербурге провести в 1996 году и в первом квартале 1997 года совместную проверку санитарно-эпидемиологической обстановки в следственных изоляторах и тюрьмах, разработать мероприятия по её улучшению. При необходимости внести соответствующие предложения в органы государственной власти субъектов Российской Федерации…

2. Главному управлению исполнения наказаний (Калинину Ю.И.), Медицинскому управлению (Морозову В.М.) МВД России, Управлению профилактической медицины и статистики (Иванову С.И.) Минздрава России разработать во втором квартале 1997 года план мероприятий, направленных на стабилизацию санитарно-эпидемиологической обстановки в следственных изоляторах и тюрьмах на 1997—1998 годы.

3. Главному управлению исполнения наказаний (Калинину Ю.И.) МВД России представить в двухнедельный срок в Институт питания Российской академии медицинских наук (Волгареву М.Н.) проект договора и техническое задание на разработку новых научно обоснованных норм питания для лиц, содержащихся в следственных изоляторах, и осуждённых к лишению свободы. Предусмотреть в договоре с Институтом питания РАМН двухмесячный срок разработки и согласования с Минздравом России новых научно обоснованных норм питания для осуждённых к лишению свободы и лиц, содержащихся в следственных изоляторах, и их представление в МВД России.

4. Главному управлению исполнения наказаний (Калинину Ю.И.), Главному управлению материально-технического и военного снабжения (Коваленко В.И.), Медицинскому управлению (Морозову В.М.), Финансово-экономическому управлению (Ямщикову Ю.С.) МВД России, Управлению профилактической медицины и статистики (Иванову С.И.) Минздрава России рассмотреть проект новых норм питания и представить его в чётвертом квартале 1996 года для внесения в установленном порядке в Правительство Российской Федерации».

Будьте уверены, начальники всех означенных «органов» во всех «краях, областях», округах и городах были долго завалены работой. Не сомневайтесь, отчёты составлены, планы написаны, «новые нормы» разработаны. На эту важнейшую деятельность деньги в госбюджете, конечно, нашлись; нельзя же, в самом деле, не платить зарплаты государственным мужам, озабоченным «стабилизацией санитарно-эпидемиологической обстановки»; вот только для лечения и питания больных заключённых ни по старым, ни по новым планам мероприятий и нормам денег как не было, так и нет.

Поэтому прокомментируем совместный приказ Минздрава и МВД письмом из зоны. Анатолий Алексеевич З-в (606773, Нижегородская обл., Варнавинский р-н, п. Черемушки, учр. УЗ 62/10), сообщает нам:

«Пишут вам Анатолий и Виктор. Мой, Анатолия, срок – 8 лет, Виктора – 9 лет. Никогда бы не могли подумать, что нам, взрослым и достаточно сильным мужикам, придется искать помощи и поддержки у незнакомых нам людей. Позади года отсиженного срока. Вроде совсем немного остаётся, но сил на то, чтобы остаться нормальным человеком, не сломаться и не потерять человеческий облик, почти нет. Уже почти 3 года, как болеем палочкой Коха. Хотя эта зона и считается больничной, нет элементарных условий для выздоровления.

Мне 34 года, 4 года назад казалось, что всё будет хорошо. Ездила и поддерживала жена, а теперь… Отца похоронили, матушке через месяц – 80.

Никогда не считал себя слабым человеком, а сейчас порой руки опускаются от безысходности. Ничего не осталось в нашей жизни. Никакого смысла и цели. И это чувство удваивается отсутствием элементарных продуктов и предметов. Да что там говорить – зубы иногда нечем почистить, а о куреве с чаем и говорить нечего. Все силы уходят на поиски самого необходимого, это просто гонка на выживание».

Правозащитники и благотворители

Валерий Фёдорович Абрамкин, активист движения в защиту прав тюремных узников, пишет в газете «Московский Комсомолец», что «высокое число случаев туберкулёза в тюрьмах России – это результат намеренной политики персонала тюрем и трудовых лагерей с целью истребления некоторых групп преступников и заключённых». Подразумевая, такое происходит не везде и не официально.

В. Абрамкин объясняет, что используемые в зданиях тюрем «специальные технологии» создают нездоровые условия в камерах. Сюда входят высокая влажность воздуха, плохая вентиляция, низкая температура зимой и ненормально высокая летом. Кроме того, при строительстве тюрем в бетон добавляется соль и другие химикаты. Узников с острой формой туберкулёза помещают в переполненные камеры вперемешку со здоровыми заключёнными. Охрана не разрешает тюремным врачам говорить носителям туберкулёза, что у них туберкулёз, а также отказывают им в медицинской помощи.

Не имея официальных подтверждений (хотя бы решений суда о специальном заражении людей в тюрьмах), мы никак не станем комментировать мнение специалиста-зэка – а В. Абрамкин в своей жизни посидел-таки, – а вместо комментариев приведём мнение специалиста «с другой стороны». Вот что сообщает (в журнале ПиН № 11 за 2000 год) В. Соломенцев, заместитель начальника питерской «четверки» (СИЗО № 4, рядом с «Крестами», открыта в 1989 году) по лечебно-профилактической работе:

«Основные жалобы – гнойничковые заболевания. Причина – теснота, чрезмерная скученность, переполненность в 3 раза. Когда на улицах 20 градусов тепла, в камерах – плюс 40, по стенам течёт вода. Влажность 100 процентов. Вот и приходится выносить за сутки по 7-8 человек с обмороками. Повышается летальность.

У нас содержатся люди в возрасте от 14 до 90 лет и с самыми разными заболеваниями. Большая проблема с туберкулёзом; очень много выявляем таких больных, особенно среди бомжей, которые годами лишены медицинского обслуживания. Пару лет назад мы построили на внебюджетные средства второе туберкулёзное отделение на 71 койку. Сейчас здесь 150 человек с открытой формой туберкулёза, больные крайне тяжёлые, и их мы вынуждены лечить, хотя государственное финансирование осуществляется лишь на 40 процентов. Вот и прибегаем к помощи иностранных спонсоров…»

По словам Наталии Вешниной, ответственной за крупнейшую в России туберкулёзную клинику для заключённых, сегодня в российских тюрьмах туберкулёзом поражено более 70 процентов заключённых, – больше, чем показывает официальная статистика. По её мнению, существует реальная опасность, что туберкулёз выплеснется на общество в целом, особенно если учесть, что по выходе из тюрьмы после отбытия срока наказания только 7 из 10 туберкулёзо-носителей регистрируются в медицинских учреждениях или принимают надлежащее лечение.

Регистрируйся, не регистрируйся, а воздушно-капельный и другие способы заражения палочкой Коха делают свое дело. Особенно в походящих условиях. Вот и В. Абрамкин, рассказав о намеренной политике заражения узников туберкулёзом, пишет, что эта болезнь есть «результат чудовищных тюремных условий как таковых, в связи с ежедневными лишениями, недоеданием, плохой медициной, изматывающим трудом и пытками, характерными для российских карательных учреждений».

Он же сообщает: «условия в тюрьмах России столь невыносимы, что некоторые заключённые покупают слюну у страдающих туберкулёзом узников и заражаются ею для того, чтобы получить лучшее питание и освобождение от тяжёлых работ, которое предоставляется туберкулёзным пациентам». По этой же причине многие заключённые избегают медицинского лечения, они хотят как можно дольше получать эти «преимущества».

(Заметим ради справедливости, что после августа 1998 года практика «покупки» туберкулёза прекратилась: здоровый ли, больной, одинаково не кормят и не лечат.)

О подобных историях сообщают и врачи. Так, главный врач-фтизиатр медотделения брянского УИН А.И. Костяшкин рассказывал:

«Пару лет назад к ним в туботделение поступил 18-летний парень со вполне неопасным, излечимым туберкулёзом. Был он из семьи состоятельной, а потому всеми необходимыми лекарствами обеспечивался родителями даже с избытком. Но лекарства больной принимал крайне редко, отказываясь от лечения. Болезнь прогрессировала, и через полтора года туберкулёз принял уже опасную для его жизни форму. В связи с крайне тяжёлым состоянием его освободили из колонии досрочно… Через месяц после освобождения он умер».

Александр А. (Карелия, Сегежский р-он, п/о Каменный Бор, пос. Верхний, учр. УМ-220/4):

«Мне 33 года, инвалид 2 группы, болен открытой формой туберкулёза. Родился, вырос и жил в Псковской обл. Была семья, а сейчас нет. Я многое потерял, но это самая большая утрата для меня. Жена вышла замуж, сын живёт с чужим отцом. Не знаю, что меня ждёт после освобождения, хотя до него нужно дожить. С моей болезнью это непросто. Тем более здесь, когда нет ни лекарств, ни питания.

Я всегда рассчитывал на себя, на свои силы. Но обстоятельства сложились так, что я обращаюсь к вам. Может быть, найдётся добрый человек, который сможет мне помочь морально и материально. Так как я не имею работы, а это значит, что я лишён и того малого, что здесь разрешено…»

Несмотря на такие жуткие картинки и тотальное отсутствие дензнаков, в УИС что-то пытаются делать для предотвращения распространения туберкулёза, например, оснастить всем необходимым фтизио-хирургические отделения (ФХО) больниц. Такие отделения есть сейчас в шестнадцати из тридцати шести противотуберкулёзных больниц. Но оснащенность этих отделений, по сравнению со стандартами, принятыми для противотуберкулёзных учреждений Минздрава, составляет 36%.

Хуже всего ФХО укомплектованы наиболее дорогостоящим оборудованием: фотофибробронхоскопами, УЗИ-ингаляторами, кардиомониторами и другим. В половине больниц в связи с истечением установленных сроков эксплуатации требуется полное обновление оборудования этих отделений.

Торакальная хирургия – наиболее радикальный способ борьбы с распространением туберкулёза легких. Но две причины не позволяют использовать возможности ФХО по назначению: субъективная – боязнь зэка ложиться под нож, а чаще нежелание выздоравливать по причинам, о которых пишет В. Абрамкин, и объективная, – дефицит финансирования. На покрытие потребности шестнадцати ФХО в недостающем оборудовании нужно 11 млн. рублей; деньги вроде бы небольшие (трёхдневное питание всех содержащихся в УИС), но даже их нету.

Между тем, на протяжении десятилетий продолжают плодиться грозные постановления правительственного уровня. Например, 7 марта 1997 года было принято постановление «О мерах по предупреждению распространения туберкулёза в Российской Федерации», которым поставлена задача «обеспечивать в приоритетном порядке противотуберкулёзными средствами и флюорографической техникой лечебно-профилактические учреждения, расположенные в районах Крайнего Севера и приравненных к ним местностях, а также лечебно-профилактические и лечебные учреждения УИС».

Сколько лет обсасывалась, и, наконец, была принята Федеральная целевая программа «Неотложные меры борьбы с туберкулёзом в России на 1998—2004 годы», в выполнение которой ГУИН внёс и свою лепту: уже открыто 4 противотуберкулёзные колонии на 2800 мест. Конечно, это мало, когда более 17 тысяч туберкулёзных больных из-за нехватки мест содержатся среди здоровых. Об этой программе в конце 2002 года, когда уже пора было по ней подводить итоги, заместитель министра юстиции Ю.И. Калинин в городе Лондоне (на лекции в Кингс Колледже) сказал так: «Ею (программой, – Авт.) предусмотрено выделение уголовно-исполнительной системе 2,1 млрд. рублей на закупку медикаментов и оборудования».

Хорошо сказал!.. – но куда лучше «прозвучали» бы эти 2 миллиарда в 1998 году, в начале, а не конце заявленных сроков исполнения программы. А так это лишнее свидетельство, что для Европы наши чиновники, ответственные за тюрьмы, всегда не прочь несколько лакернуть действительное положение дел. Сегодня, через год после великолепного выступления замминистра перед европейцами очевидно, что программа провалена, ибо выделялось на неё не более 20% от потребности, а фактически было получено около половины, а то и меньше, даже от этих «выделенных» процентов. Скажем, заявка УИС на финансирование мероприятий программы в 1998 году была сокращена более чем вдвое.

Иногда обламывается нашим чахоточным от благотворителей. Всем известно Российское общество Красного Креста, старейшая гуманитарная организация России, которая отметила недавно свое 130-летие, но немногие знают, что среди обездоленных, обласканных РОККом, попадаются и зэки-тубики, потому как «общество лишило их свободы, но не медицинской помощи».

Скажем о конкретной акции РОККа по предоставлению груза гуманитарной помощи астраханской тубколонии № 7 (октябрь 1995). Эта акция потянула на 71 миллион рублей, были поставлены медикаменты и перевязочные средства. Но даже несколько грузовиков с благотворительной помощью смогли лишь на 20% покрыть годовую потребность этой небольшой колонии (750 человек).

Чтобы представить, что это такое было, 71 миллион, заглянем ещё раз в лондонскую лекцию замминистра. Он в ней не без определённой доли удовлетворения говорит о 40 миллионах рублей, выделенных российской пенитенциарной системе на медицинские нужды аж несколькими международными организациями (среди которых и такой финансовый монстр, как ВОЗ) за «два последних года». Может быть, рубль уже настолько сравнялся с фунтом, что о 40 миллионах деревянных можно говорить с европейской трибуны, как о «существенной помощи»? Лак, сплошной лак.

Мы знаем страшную статистику: 54-кратное превышение заболеваемости туберкулёзом в УИС против среднероссийских показателей. Фактически это означает, что абсолютное большинство россиян заболевает туберкулёзом в зоне, или её посредством. РОККовцы убедились в этом сами, когда на вопрос, где они заболели, ВСЕ опрошенные в астраханской «семерке» зэки ответили: – «на тюрьме».

Риторика, к которой мы иногда прибегаем, в данном случае не покажется излишней. В самом деле, ни в одном приговоре не обозначено, что имярек такой-то приговаривается к стольким-то годам лишения свободы плюс туберкулёз!

Николай К. (Новгородская обл. г. Боровичи, учр. ОЯ-22/3):

«Решил обратиться к вам с письмом и просьбой о помощи. Я пишу из лагеря, но это не лагерь и не колония, а яма, отсюда многие не возвращаются домой. Они уходят в мир иной. И я может быть, один из кандидатов за ними. Но я не хочу, я хочу выжить, вот и пишу вам. Мне очень нужно 40 ампул канамицина для лечения туберкулёза. Это поможет мне дотянуть до освобождения. Лечение здесь ноль, как и питание. Люди добрые! Помогите! Я же в долгу не останусь, и ваше доброе дело мною забыто не будет».

Почему государство бросило этих больных? Ведь они заключены под стражу именем Российской Федерации, а не по собственному желанию. В 1998 году на упомянутой астраханской «семерке» умерло двадцать человек: слишком поздно привезли их в больницу.

Но такая ситуация, как видно из предыдущих (и следующих) писем, не только в этой колонии. Александр Иванович К., 1974 года рождения (Нижегородская обл., пос. Южный Тоншаевского р-на, учр. УЗ-62/8с), пишет:

«Обращаюсь к вам с криком о помощи, чтобы пресечь этот произвол и нарушение прав человека, которые творит администрация ИК-8. Все мои жалобы и обращения в Сухобезводненскую прокуратуру остались без внимания, а те жалобы, что разбирались, ограничились по ним отписками.

В настоящее время администрация содержит меня в ПКТ (помещение камерного типа). Нач. отряда посадил меня в ПКТ на пять месяцев, т. к. я отказался выходить на бригаду 20, труд там не оплачиваемый, а работу там (погрузка машин, перенос досок, бруса) я физически делать не могу. А также в период весеннего обострения заболевания, зимой, осенью, на холоде, в сырости, на сквозняке, переохлаждаться мне с 3 ГДУ (группа диспансерного учёта) нельзя. Тем не менее, меня умышленно заставляют там работать, зная, что я откажусь, чтобы была причина посадить меня в ПКТ, за то, что я пишу жалобы на администрацию.

Нач. отряда водворяет в ШИЗО (штрафной изолятор) по рапортам осужденных – членов общественных организаций, рапорта которых незаконны, пишутся они в основном на основании личной неприязни (не дал что-нибудь с посылки, или сказал что-нибудь не так). Администрация дала членам этих организаций всю полноту власти, закрывая на них глаза, а простых работяг сажают за каждую мелочь (не там покурил, ушёл в туалет).

Администрация ущемляет права людей, посаженных в ПКТ, нарушает закон. Прапорщик принуждает поваров в ПКТ и ШИЗО кормить по пониженной норме питания, заставляет класть воду, говоря при этом, куда ты им льешь гущу, они за отказ сидят.

Повязки, пресс-хаты, издевательства со стороны администрации, расправы как моральные, так и физические. Если нас не считают за людей, о каких правах можно говорить».

…А ещё иногда спрашивают: может ли такое быть, что людей, попавших в лапы «правоохранительных органов», бьют? Пытают? Что их нарочно мучают?.. Может.

Изолируя преступников от общества, государство обязано найти средства для их содержания. Иначе оно превращается в безжалостного палача. Оказавшись на свободе, бывшие узники этого государства начинают мстить. Самые безобидные мстят уже тем, что, выходя с туберкулёзом, заражают окружающих. Спрятаться от этой болезни нельзя, но можно вылечить больных, и тогда распространение туберкулёза по стране будет остановлено.

Осенью 1998 года весь мир обошло сообщение, как один какой-то СПИДоносец нарочно заражал СПИДом десятки женщин. Мир содрогнулся!.. Наше собственное государство, скажем прямо, ведёт столь безголовую «тюремную» политику, что заражает туберкулёзом целый народ, народ России.

Отметим, что немалые средства на тюремную медицину России тратит Европейский Союз и международная организация «Врачи без границ». Например, в лечебном исправительном учреждении № 33 Кемеровской области проходят лечение от туберкулёза почти полторы тысячи осуждённых. Понятно, что никакое лечение не может быть успешным без правильно поставленного диагноза. Так вот, ЛИУ-33 имеет прекрасную диагностическую лабораторию. Сверкающая чистотой и белизной кафеля, она оснащена уникальным оборудованием, не имеющим аналогов ни в одной из кузбасских клиник подобного профиля. Современные бинокулярные микроскопы (есть даже люминесцентный – мечта любого лаборанта) дают возможность специалистам всего за несколько минут определить наличие палочки Коха в организме человека. Только в течение года в лаборатории проведено 255 407 клинических анализов, биохимических – 60 926 и бактериологических 14 178.

Расцвет этой лаборатории начался в 1996 году, после подписания соглашения о сотрудничестве с организацией «Врачи без границ». Её содействием лаборатория была оснащена современным даже по европейским стандартам оборудованием, а наши специалисты получили возможность перенять опыт и поделиться своим с зарубежными коллегами. Они участвуют в международных семинарах и конференциях.

Но вспомним, что это – чуть ли не единственная подобная лаборатория в УИС. Чему же тут радоваться?

И мы, и европейцы видим всю остроту проблемы с туберкулёзом. В марте 1999 года на заседании Постоянной Палаты по правам человека Политического консультативного совета при Президенте Российской Федерации (в присутствии одного из авторов) рассматривался вопрос по выходу из критической ситуации, сложившейся в уголовно-исполнительной системе России. Среди прочего было отмечено:

«Кризис, разразившийся в УИС, представляет угрозу не только для России. 20 тысяч заключённых заражены практически неизлечимой лекарственно-устойчивой формой туберкулёза (ЛУ ТБ). Учитывая масштабы распространения этой формы туберкулёза в пенитенциарных учреждениях России и огромное тюремное население (1 млн. человек или 700 заключённых в расчёте на 100 тыс. населения), наша страна сейчас становится основным источником распространения ЛУ ТБ в мире. По оценке экспертов, эпидемия ЛУ ТБ в российской уголовно-исполнительной системе должна быть отнесена к числу угроз глобального масштаба, наряду с проблемой расползания ядерных технологий или экологических катастроф(выделено нами, – Авт.)».

Проблему туберкулёза невозможно решить не только в одной отдельно взятой колонии, но даже в отдельно взятой стране, если она, страна, предоставляет туберкулёзу все права. Это болезнь бедных, несчастных, обездоленных. Таких в России – подавляющее количество, даже на свободе. А лечиться по карману только богатым! Но они редко попадают в тюрьмы. Вот парадокс.

СПИД и прочие радости жизни

Широко гуляют по тюрьмам и колониям и другие инфекции, кроме туберкулёза. Раз уж заговорили о СПИДе, отметим, что по ВИЧ-инфекции резкое ухудшение эпидемиологической обстановки произошло в 1996—1998 годах: к началу 1997 года в УИС было 300 ВИЧ-инфицированных, на июнь 1997 года уже 850 человек. К началу 1999 года говорили о 4000 носителей. Ещё через год, как заявил министр юстиции Ю. Чайка на пресс-конференции в Москве, количество ВИЧ-инфицированных заключённых удвоилось «и в настоящее время составляет 15 тыс. человек».

В 2003 году «Ведомости уголовно-исполнительной системы» (№ 2) сообщили: «…В настоящее время ВИЧ-инфицированные подозреваемые, обвиняемые и осуждённые, число которых составляет более 37 тыс. человек, содержатся в СИЗО и ИУ на территории практически всех субъектов Российской Федерации. По данным Минздрава России, на тот же период число ВИЧ-инфицированных среди гражданского населения составляет более 218 тыс. человек». Значит, почти 17% российских СПИДоносцев находятся в тюрьмах и колониях.

По данным экспертов «Международной амнистии», приблизительно каждый двадцатый из общего числа заключенных в российских тюрьмах инфицирован вирусом иммунодефицита или болен СПИДом. Россия заняла первое место в мире по темпам роста количества ВИЧ-инфицированных граждан: их количество увеличилось с 11 тысяч в 1998 до 218 тысяч в 2002 году. При этом «Международная амнистия» особо отмечает, что в тюрьмах находится несоразмерно большое количество людей, страдающих ВИЧ-инфекцией или СПИДом.

Интересно, что инфицирование вирусом ВИЧ намного повышает опасность перехода закрытой формы туберкулёза в открытую. Обычно закрытая форма на протяжении жизни переходит в открытую в 5% случаев, а при наличии ВИЧ-инфекции – в 50% случаев.

Как же велась на протяжении этих лет борьба со СПИДом, «чумой» не только XX, но и, пожалуй, XXI века? Вот как.

В соответствии с постановлением Правительства от 28 февраля 1996 года «Об утверждении правил обязательного медицинского освидетельствования лиц, находящихся в местах лишения свободы, на выявление вируса иммунодефицита человека (ВИЧ-инфекции)», министр внутренних дел издал приказ «О мерах по предупреждению распространения ВИЧ-инфекции».

Затем господа офицеры целый год обдумывали идею создания спецколонии для ВИЧ-инфицированных осуждённых (таких тогда было мало, а об опасности взрывного роста спидюков никто и не догадывался). Идея офицерам почему-то не глянулась. Тогда министр принял решение выделить для содержания и лечения таких больных участок в одной из лесных колоний Республики Коми. Но когда местная администрация под давлением общественности воспротивилась такому решению, – нам тут, мол, подобных типов не надоть, – министр своё решение изменил, и создание СПИД-участка остановил.

Позже пришлось всё же принимать меры. Жизнь заставила. Так, в Тверском СИЗО для 182 ВИЧ инфицированных заключённых был создан специальный центр. Количество больных оказалось так велико, что пришлось начать строительство второго корпуса.

А в целом – так и сидят несчастные спидюки по отдельным камерам и локальным участкам, а остальные зэки их не любят, спят и видят, как бы укоротить им и без того несносную жизнь. И делать, кроме профилактики и «недопущения впредь», нечего, ибо как их лечить, не знает никто во всём мире, а подогревать до пятидесяти градусов Цельсия кровь в жилах без вреда для организма ещё не научились.

В 2003 году в некоторых наших колониях побывали представители Европейского комитета по предупреждению пыток и иных видов бесчеловечного или унижающего достоинство обращения или наказания. Побродили представители по колониям, посмотрели, поговорили с людьми, и вот что сообщили:

«В двух колониях Хабаровского края заключённые с положительной реакцией на ВИЧ жили в отдельных от других заключённых помещениях, однако для всех заключённых использовались одни те же ванные, столовая, помещения для работы и занятий. Однако в двух заведениях Приморского края заключённые с положительной реакцией на ВИЧ были в значительной степени отделены от всех остальных заключённых… В СИЗО № 1 Владивостока ВИЧ-инфицированные заключённые содержались в переполненных, тёмных и негигиеничных спальных камерах. Единственным видом активности для них были прогулки на воздухе в тюремном дворе, куда они попадали через узкий проход с барьерами, который члены Комитета описали как «напоминающий те проходы, по которым животные попадают на арену». Сотрудники говорят, что эта система используется для предотвращения контактов заключённых с персоналом. В качестве дополнительной меры безопасности при прогулках использовалась служебная собака».

Между тем, ещё 30 июня 2000 года появился Приказ № 110 по ГУИН Министерства юстиции РФ, под названием «О мерах по совершенствованию профилактики и лечения ВИЧ-инфекции в учреждениях УИС Минюста России». Разумеется, приказ «признал», что профилактика и борьба с распространением ВИЧ – одна из приоритетных задач системы исполнения наказаний, а также, что он сам, приказ, «аккумулирует весь опыт, накопленный российской системой за последние годы, и учитывает международные стандарты и практику». И что он «направлен на исполнение Федерального закона № 38-ФЗ от 30 марта 1995 года «О предупреждении распространения в Российской Федерации заболевания, вызываемого вирусом иммунодефицита человека (ВИЧ-инфекции)».

Есть в этом приказе интереснейший пункт 3.2.: «Организовать проведение обязательного медицинского обследования на ВИЧ-инфекцию утверждённым постановлением Правительства РФ от 28 февраля 1996 года № 221 категориям подозреваемых, обвиняемых и осуждённых, а также изъявившим желание пройти его добровольно, обеспечив конфиденциальность полученных результатов».

Помните, мы десять страниц назад упомянули совместный Приказ Министерства здравоохранения РФ и Министерства внутренних дел РФ от 10 октября 1996 года № 536/358 «О мерах по стабилизации санитарно-эпидемиологической обстановки в учреждениях уголовно-исполнительной системы МВД России»? Мы ещё там писали, что все чиновники были завалены работой, а толку нуль. И вот вам, пожалуйста, очередная бумаженция во исполнение приказа по исполнению приказа. Аппаратчина своих подчинённых без работы не оставит, а что до зэков, – то вот и для зэков:

1. Инструкция по профилактике распространения ВИЧ-инфекции в лечебно-профилактических и лечебных исправительных учреждениях УИС Минюста России.

2. Методические указания по организации консультирования ВИЧ-инфицированных осуждённых.

3. Порядок обеспечения конфиденциальности информации о ВИЧ-инфицированных.

4. Форма учётной карты ВИЧ-инфицированного.

5. Форма журнала учёта и контроля движения ВИЧ-инфицированных.

6. Форма журнала учёта сывороток крови, направляемых в лабораторию для обследования на ВИЧ-инфекцию.

7. Образец памятки сотрудникам учреждений УИС Минюста России по профилактике заражения ВИЧ-инфекцией.

8. Образец предупреждения ВИЧ-инфицированному, содержащемуся в учреждении УИС Минюста России.

Возможно, самое главное, – ради чего приказ и составлялся, это пункт 1 (в изложении журнала ПиН):

«Приказ требует разработки проекта нормативного правового акта, распространяющего предусмотренные надбавки и льготы на работников и сотрудников УИС, осуществляющих диагностику и лечение ВИЧ-инфицированных, а также на тех, чья работа связана с материалами, содержащими вирус иммунодефицита».

Дело, конечно, правильное. Деньги на льготы тем, кто обеспечивает профилактику СПИДа, надо бы найти (правда, и так чуть ли не с первого дня появления участков, где содержатся спидюки, персонал, работающий с ними, имеет 60-процентную надбавку). И всё же, когда читаешь В ТОМ ЖЕ САМОМ ЖУРНАЛЕ, что «сегодня СИЗО-4 (в Санкт-Петербурге) – единственное учреждение, где делают уколы и забирают на исследование кровь одноразовыми шприцами», – становится нехорошо.

Ещё о СИЗО-4 сообщают вот что:

«Если в прошлом году таких больных (ВИЧ-инфицированных) зарегистрировали 7, то сейчас – 53 человека, и среди них 11 несовершеннолетних, а где их содержать? В общую камеру не посадишь. Выбрали помещение побольше, отремонтировали за счёт спонсоров, установили душевую кабину и поместили их туда. Сейчас делаем то же для подростков – носителей ВИЧ-инфекции. 98 процентов таких больных – наркоманы.

А в прошлом году медики привили весь спецконтингент вакциной от гриппа, и этой болезни у нас не было. Вакцину дали американцы. И всё же проблем много. Например, очень дорого стоят анализы на гепатит, которым также страдают наркоманы. Не первый год существует проблема лиц с психическими заболеваниями, прошедшими амбулаторную или стационарную судебно-психиатрическую экспертизу и признанными невменяемыми…»

Коротко об этих несчастных. В своё время существовала такая федеральная целевая программа (ещё одна, среди многих): «Комплексные меры противодействия злоупотреблению наркотиками и их незаконному обороту на 1995—1997 гг.». В те года УБНОН – Управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков МВД России, главный исполнитель и контролёр этой программы, заказало ГУИНу расчёт затрат на содержание и лечение наркоманов в учреждениях УИС, то есть тех, кого уже посадили. Сами же они занимались оперативной работой по выявлению, обезвреживанию и захвату (они это дело любят) подлежащих вылавливанию за наркоту. Их затраты учитывали только содержание оперов, транспорта и техники для проведения всех этих мероприятий, а вместе с ГУИНовскими денежками могла получиться симпатичная сумма на выполнение этой самой программы, которую не стыдно было бы нести на обоснование в правительство.

ГУИН, как мог, притянул к этому делу науку. Специалисты прикинули прирост численности наркоманов, исходя из тенденции в стране (хреновой, надо сказать, тенденции), постарались даже учесть инфляцию при расчёте цен и тарифов на медикаменты и питание для лечащихся, зарплату медиков, коммуналку и всё такое прочее, чтобы ничего не забыть, и достичь суммы посимпатичнее. Получили следующее: потребность в финансах на лечение и содержание всех наркоманов (в УИС их официально в 1995 году насчитывалось 13 130 человек) составляет 131,3 миллиарда ещё тех, неденоминированных рублей в год, то есть по 10 миллионов на каждое невылеченное боди.

Увидев такие цифры, УБНОН тихо ужаснулся и тихо же похерил эту самую программу, которую так и не начали ни финансировать, ни толком выполнять.

Ныне наркоманов стало больше – около 50 000, причём только тех, кому назначено (судом!) принудительное лечение, – а медикаменты не стали дешевле (спросите об этом у Кобзона или Брынцалова), так что лечить их теперь – раз в десять дороже (не забыв, правда, откинуть три нуля). А всего состоящих на учёте законченных наркоманов в лагерях и тюрьмах 103 тысячи. И даст ли им облегчение очередная федеральная целевая программа с таким же названием, только уже на 2002—2004 годы? Судя по тому, как выполнялись все иные программы – вряд ли.

Заместитель же министра юстиции в своей лекции, прочитанной в Лондоне, сообщил, что данная программа выполняется успешно. И что ею «…также предусмотрено финансирование из федерального бюджета мероприятий по активной пропаганде (!) вреда от немедицинского употребления психоактивных веществ, оснащению учреждений УИС необходимым лабораторно-диагностическим оборудованием для обнаружения наркотиков в организме человека, обеспечению учреждений УИС необходимыми лекарственными препаратами для лечения больных наркоманией, и др.». Слушая высокого чина, англичане, – конечно, не понимающие, что у нас «также» чаще означает «так же, как всегда», – вежливо удивлялись: смотри-ка, русские – дикие-дикие, а и в тюрьме, того гляди, покончат с наркоманией; видать, на воле всех употребляющих уже повывели…

Поговорим теперь и о невменяемых.

Различные психические расстройства имеют более двухсот тысяч заключённых, в том числе хронических алкоголиков сто тысяч, что в 28 раз больше, чем в среднем по России, и, как уже сказано, пятьдесят тысяч наркоманов. Остальные – просто шизофреники и параноики, вяжут веники и пишут нолики. Сколько из них Чаадаевых, Батюшковых или Ван-Гогов неизвестно, но жить им явно легче, чем непризнанным талантам прошлых веков: стихи и картины для пропитания писать не обязательно, с суровой действительностью бороться не надо. Ни трудотерапия, ни таблетки, как известно, таких не вылечивают. Самых тяжёлых держат в психбольницах, в которых ежегодный оборот психов до 2000 человек, а постоянно на учёте – 700—750 человек.

О других болезнях.

Число больных сифилисом только за 1996 год увеличилось в УИС вдвое, и к 1997 году составило 23,5 тысячи человек. В расчёте на 100 тысяч человек, на учёте состоит сифилитиков в 5 раз больше, чем на воле. И, разумеется, «планов мероприятий» и прочих «программ» и «концепций» по улучшению ситуации стократно больше, чем возможностей по этому самому улучшению.

Педикулёз и чесотка зарегистрированы у 6000 человек. Среди перечисленных выше болезней только эти две последние укладываются в сравнительные рамки УИС/Россия, что и не удивительно, поскольку из всех видов производств у нас прогрессирует только производство заключённых в тюрьмах и бомжей на воле. Для вящего заражения, например, в Москве, депутаты городской думы запретили милиционерам изымать из метро больных бездомных. В демократической стране каждому должно быть ясно, что если чесоточный бомж спит в вагоне, где на головах друг у друга стоят две сотни пока ещё здоровых, то никак нельзя нарушать его права человека.

Владимир К. (Кировская обл., Кирово-Чепецк, учр. ОР-216/12, областная больница):

«Что творится в лагерях описать трудно, да вы и сами знаете, что если есть ад на земле, то это здесь. Остро нуждаюсь в одежде, обуви, средствах личной гигиены, нижнем белье. Тёплых вещей нет, часто простуживаюсь. Питание урезано до крайности, забыл, как выглядит большинство продуктов. Нет элементарных витаминов (лук, чеснок, сладкое); опухает печень, появилась язва желудка. Катастрофически теряю зрение, зубы шатаются и выпадают, а на приобретение очков и зубных протезов нет средств. Крайне истощён.

В 1997 году поставлен на учёт по дистрофии, заболел туберкулёзом. Так как мы находимся в больнице, то лишены возможности заработать хоть какие-то деньги для приобретения самого необходимого. Нет конвертов и марок. Доведён до крайности. Умоляю оказать посильную помощь, надеюсь только на вас да на Господа Бога, больше мне надеяться не на кого, положение отчаянное».

Человека за колючей проволокой, который обладал бы только одной какой-то болезнью, нынче уже не встретишь. Если встретишь – не спеши заносить его в книгу рекордов Гиннеса: он, возможно, просто не всё о себе знает. Диагностика-то в зонах не так, чтобы очень, а скорее не очень. Люди же имеют по целому букету болезней сразу. Продавать бы их в европейские клиники, чтобы студенты-медики учились, была бы зэкам и студентам польза, и колониям хоть какое финансирование. А то обидно: такая проделана работа по повышению заболеваемости, и всё даром.

Виктор С. (Смоленская обл., г. Сафоново, пос. Горный, учр. ЯО-100/3):

«Находясь в ИТК в Смоленской области, у меня сильно ухудшилось здоровье. С 1996 года я состою на учёте в медицинской части учреждения с диагнозом: хронический гастрит. С детства состою на учёте в Смоленской областной психиатрической больнице.

В мае 1996 года я почувствовал сильное недомогание: похудел, стали трястись руки, начал страдать бессоницей, стал раздражительным. Обращался в медицинскую часть учреждения, но никакого заболевания в отношении меня установлено не было. Только 22 апреля 1997 года комиссия ВТЭК установила диффузно-токсический зоб.

8 июля 1997 года я был этапирован в Смоленскую областную больницу для обследования. Было рекомендовано оперативное лечение в больницах Москвы или Санкт-Петербурга.

Но, несмотря на заключение врачей 5 августа я вновь был этапирован в ИТК. Лечение моей болезни не проводится из-за отсутствия медикаментов. Мать доставить лекарства мне не может.

В ст. 175 УИК РФ есть перечень тяжёлых заболеваний, являющихся основанием к досрочному освобождению. У меня болезнь эндокринной системы – она является тяжким заболеванием.

В данный момент моё здоровье находится в критическом состоянии: сильно истощён организм, всё тяжелее дышать, так как опухоль разрастается. При росте 182 см я вешу 58 кг, мне нужно делать операцию. Несмотря на всё это, я нахожусь в ИТК, и никакого лечения не проводится.

Да, я совершил преступление и несу заслуженное наказание, но в каждом правовом государстве человек имеет право на медицинскую помощь. Обращаюсь с просьбой и надеждой, что мой голос будет услышан, и мне помогут, чтобы кто-то разобрался в этом вопросе».

Основным средством диагностики туберкулёза остаётся рентгеновская флюорографическая аппаратура. Больницы УИС укомплектованы ею на 50%, а медчасти ИК, СИЗО и тюрем – на 49%, причем более 70% всего оборудования имеет просроченные сроки эксплуатации, а каждая третья единица эксплуатируется два и более срока. Качество диагностики такой аппаратуры почти никакое.

В последние годы отечественной медицинской наукой создан универсальный аппарат, фотометр для проведения иммуно-ферментных анализов (ИФА), что открыло новые возможности для диагностики наиболее распространенных и опасных заболеваний, в том числе в учреждениях УИС. Аппарат был рекомендован для оперативного выявления туберкулёза, СПИДа, сифилиса, гепатита и других инфекционных заболеваний с использованием соответствующих каждому заболеванию тест-систем.

Этот аппарат отвечает на вопрос о предрасположенности данного человека к соответствующему заболеванию, что позволяет исключить массовые флюорографические и иммуно-биологические обследования, снизить расходы на диагностику. В общем, применение ИФА в наших условиях, в учреждениях, где иногда отсутствуют даже флюорографические установки, а тем более иммуно-биологические лаборатории, жизненно необходимо. С этим согласны многие, осталось их купить, чтобы начинать экономить. Но на какие деньги купить?..

У российского государства на своих зэков денег нет.

О чём поют финансы

Обеспечение УИС упомянутыми в предыдущей главе фотометрами лишь по минимуму, то есть по одному в каждое учреждение, требует более 12 млн. рублей (один аппарат стоит 24 тысячи).

Однако эти, как и другие расчёты потребности в средствах на имущество, оборудование, мебель, хозяйственный инвентарь, медикаменты и т. д., остаются на бумаге. Денег нет, колонии выкручиваются, как могут, а перспектив на улучшение никаких.

Несколько лет назад, в разгар либеральных реформ, прямое финансирование УИС в настоящих деньгах осуществлялось только на заработную плату и питание, а на коммунально-бытовые и другие нужды его производили в виде так называемых денежных зачётов. Эта неизвестная доселе миру форма бюджетного финансирования, выдуманная великим финансистом Лифшицем, требовала оформления большого количества бумажек, которые каким-то волшебным образом потом должны были превращаться в деньги (но тоже не наличные) в каких-то «уполномоченных» Минфином банках.

Бывало, и превращались – но даже эти фантики поступали в регионы с опозданием на 2-3 квартала (при тогдашней-то инфляции) и шли, конечно же, в первую очередь на погашение долгов поставщикам за свет, воду, газ, отопление, мыло и соду, потребляемые в колониях тоннами, зарплату зэкам-бюджетникам и т. д. Из этой же «тумбочки» производственники урывали на свои нужды – погасить долги по налогам, закупить ткани и лес, чтобы хоть как-то оживить простаивающие цеха и занять работой зэка, который без работы звереет, начинает хулиганить и вполне способен прибавить забот хозяину.

Сегодня, слава тебе, Господи, перешли на нормальные деньги, но их всё равно не хватает – и прежде всего на медицину УИС. И ведь не всегда так было! При историческом материализме, когда госбюджет считался бездонной бочкой, кого и чего только из него не финансировали – от родных солдатских портянок до забугорных родственников типа Афгана или Лаоса. Из него, родного нашего бюджета, произросли и космические программы, и политбюровские дачи, и чёрт его знает, что ещё.

Ни у Бабрак-Кармаля с Фиделем Кастро, ни у маршала Д.Ф. Устинова никто не спрашивал: а сколько, мол, вам надо денег по действующим нормам на ведение войны и прочее прожигание жизни, поскольку нормативов на это всё не было. Собственные медицина – образование – культура – физкультура тоже не имели проблем с финансированием. Денег было много, и никто понятия не имел, за счёт каких средств содержится, скажем, газета «Правда» или любимый футбольный клуб «Динамо».

Как правило, финансирование шло «по факту», что в условиях стабильного застоя устраивало всех. Уже потом, ближе к 1980-м, стали задумываться о нормах, появились СНиПы, ТОНВы, НСО, ЕСТД и прочее. Стали подгонять под нормы и всю бюджетную деятельность: таблетки, табуретки, сетки волейбольные и козлы гимнастические. У нас тогда наступал окончательно развитой социализм, поэтому без норм на табуретки жить становилось невозможно.

И Минздрав тоже попытался уложить проблемы здоровья населения в рамки неких стандартов, вывести как бы среднюю температуру по больнице. Конечно же, многолетний опыт лечения абсолютно здоровых и смертельно больных людей позволял рассчитать средне-статистически-потребляемое количество аспирина, шприцев или аппаратов для сшивания кишок.

И такие нормы тоже стали потихоньку появляться.

Правительство их утверждало и предлагало всем ведомственным учреждениям руководствоваться ими, нормами и стандартами Минздрава. Дескать, там у них и Академия своя, и десятки институтов разных, наверное, соображают, что делают.

Но тогда денег у государства было много, и на нормы все плевали. Людей ну просто лечили… поверить невозможно. Это потом уже, с началом «реформ», когда стали появляться фонды ОМС, ДМС и прочие альтернативные формы медобслуживания, когда люди стали учиться считать стоимость одного укола и одного киловатт-часа электроэнергии на лечебные цели, вот тогда и вспомнили о нормах. Деньги, они ведь неважно, чьи – минфиновские или ФОМСовские, они счёт любят, особенно когда они есть. А сумма денег – это тариф, умноженный на объём потребления, который складывается из нормы на единицу потребления и количества этих единиц. Просто, правда?

И всё упёрлось в норму. Но если брать здравоохранение бюджетное, то оно как бы отучилось рассчитывать потребности на собственные нужды, тем более, что в Минфине разговор, как мы знаем, короткий: «Денег нет». Медицина же ФОМСа без норм и тарифов просто никуда не могла деться, потому что конкретные деньги, собранные с народа, требовали конкретного счёта, то есть нормировано обоснованной потребности в штуках, килограммах и киловаттах.

Так и получилось, что сегодня у ФОМСа есть нормы на лечение, а у нашей самой лучшей в мире бесплатной государственной медицины их практически нет.

Соотношение бюджетной и страховой медицины – вообще вопрос сложный. Страховая медицина вроде как дополнение к бюджетной, а это требует взаимопонимания и взаимной поддержки обеих форм. Но этого почему-то не наблюдается: очевидно, что правильное соотношение между ними может быть найдено только при одном условии, при стандартизации медицинских услуг. Человеку-то всё равно, какой врач его лечит, бюджетный или фондо-обязательный, главное, чтобы лечил и делал то, что положено, с соответствующими результатами: клиническое выздоровление, заживление или стабилизация процесса.

Разумеется, в медицине УИС ни о каких нормах вообще никто не слышал. Был, правда, лет пятнадцать назад некий приказ по МВД, обозначивший довольно укрупнённый примерный набор оборудования и инструмента для медчастей учреждений УИС. Ни количества, ни норм износа, ни тем более тарифов на медицинские услуги (по тому-то времени) этот приказ не определял, да и не мог определять.

Прошло пятнадцать лет, – что, как говорят в наших сферах, не срок. Будучи уже под крышей Минюста и подводя под эту крышу (выводя её из-под МВД) всю нормативную базу УИС, Медицинское управление ГУИН, ничтоже сумняшеся, переиздало и этот приказ, но… выкинув из него то самое приложение, которым объявлялся примерный табель оснащения медчастей. Теперь вообще ничего не осталось, даже примерного (не в смысле «хорошего, правильного», а в смысле «приблизительного») списка оборудования, инструмента и медикаментов. И это притом, что последние лет шесть или семь служба медицинского снабжения этого управления заказывает разработку таких норм различным нормативным организациям, но воз и ныне там, норм нету.

А вот ежели послушать речи начальников, то всё в порядке. Из уже упоминавшейся лекции замминистра, прочитанной в Лондоне, мы узнаём, что: «за последние два года нам удалось довести до нормативов обеспечение исправительных учреждений и следственных изоляторов необходимым набором медикаментов», а также и то, что «постепенно укрепляется материальная лечебная база». Но нет же никаких нормативов, и не укрепляется, дорогой товарищ генерал, а наоборот, разваливается окончательно то, что было. И отдельные прилизанные для показухи «прекрасные диагностические лаборатории», как и копеечные вливания забугорных спонсоров, не изменят ни ситуации в российской тюремной медицине, ни отношения к этой ситуации помалкивающих из вежливости европейцев.

Павел К. (155400, Ивановская обл., г. Кинешма, учреждение ОК-3/4), пишет нам:

«Наш край самый бедный и нищенский. Фабрики стоят, сплошная безработица, высокая преступность и очень большая смертность на воле. Представьте, как живут люди в колонии. Ни денег, ни медикаментов, ни питания. Люди хилые и больные, медленно умирают у всех на глазах.

Я осуждён на 6 лет, болею туберкулёзом лёгких, астмой, закупоркой вен, болит печень, почки, полное истощение и дистрофия. Сижу 34 года, а мне всего 55 лет. Судьба, что ли, моя такая: два сына сидят, жена сидит, а мать узнала, умерла, не выдержало сердце.

Господа, обращаюсь к вам, помогите, пожалуйста. Соберите посылочку в честь Нового года. Чайку, курить, конвертов, тетрадей, ручек. Я хочу писать книгу, трилогию, от 1950-х годов до 2000. А чего писать – есть, и очень много. А гонорар труда отдам детям-сиротам».

Сергей Владимирович С. (186431, респ. Карелия, Сегежский р-он, п. Верхний, учр. УМ-220/4):

«Я заболел туберкулёзом, меня перевели на туберкулёзную зону, работать мне нельзя, да её тут и нет, сами знаете, какое сейчас положение в России, до врачей и учителей дела нет, а кому какое дело до нас, кормят одной капустой и картошкой с пшёнкой. Жиров нет, чаю нет, сахару тоже нет. А ведь при туберкулёзе хорошее питание – это одно из основных видов лечения, а теперь вместо чая и молока, как в войну, то отвар моркови, то отвар свёклы. Раньше я весил 78 кг, а теперь уже 56. Пришлите, если можно, сигарет, чаю, чего-нибудь сладкого и мучного, очень хорошо бы молока сухого и бульонных кубиков».

Чтобы понять, каково лечение в колониях, вспомните свой собственный опыт. Ведь как лечат в учреждениях Минздрава, знает каждый из нас. Достаточно зайти в районную поликлинику, чтобы от одного вида очереди в регистратуру у тебя подпрыгнуло давление, которого никогда не было. Или, чур, чур, лечь в районную больницу, где без взятки главврачу, начальнику отделения, ординатору, сестре, нянечке, гардеробщику с тобой не то что разговаривать никто не станет, а просто утку не поднесут.

Более высокая зарплата и местами сохраняющееся чувство долга у врачей медучреждений УИС пока ещё не позволяют им наглеть до такой степени. Хотя и здесь бывают «персонажи» типа майора Ю. Смирнова, фтизиатра из Кировской ИК-12, который воровал и толкал налево боеприпасы и оружие, – уж, наверное, не с целью поддержать национально-освободительное движение в какой-нибудь Нагонии. Но на собственную зарплату всех зэков не вылечишь, самим что-то кусать надо. Поэтому медицина УИС при прочих, так сказать, равных условиях мало отличается от минздравовской. То же убожество и полное отсутствие всего.

Вот краткое, более чем сдержанное заключение Медуправления МВД РФ за 1999 год:

«В настоящее время состояние медицинского обеспечения в следственных изоляторах, тюрьмах и исправительных колониях нельзя признать достаточным. Имеется недостаток медикаментов, медицинского инструментария, перевязочных средств. Оснащение медицинских подразделений, в том числе и больниц для осуждённых, медицинской аппаратурой не отвечает имеющимся потребностям. Необходимо дополнительно более 300 рентгеновских или флюорографических установок, около 200 стоматологических установок, развернуть более 300 клинико-диагностических лабораторий. В специализированных противотуберкулёзных учреждениях исправительной системы недостаточное количество современных противотуберкулёзных средств, иммунологических и бактериологических препаратов, рентгено-флюорографической пленки, реактивов и оборудования для лабораторий. Для общесоматических больниц требуются препараты для лечения сердечно-сосудистой патологии, операционные наборы для оснащения хирургических отделений, психиатрические больницы для осуждённых испытывают дефицит нейролептиков и транквилизаторов. В медицинских частях учреждений исправительной системы имеется дефицит витаминных препаратов.

Наиболее нуждаются в помощи крупные больницы для осуждённых, где сосредоточен основной объём специализированной медицинской помощи осуждённым. Это г. г. Санкт-Петербург, Воронеж, Красноярск, Краснодарский край, Мордовская республика, Республика Карелия, Самарская область, Тюменская область, Республика Коми, Челябинская область, Ярославская область…»

А вот чего конкретно не хватает одному только зубопротезному кабинету одного только средненького СИЗО (ИЗ-45/4) г. Санкт-Петербурга, – достаточно нового, мы его упоминали уже не раз. Это заявка, которую изолятор послал благотворительной организации, перестав надеяться на помощь ГУИН, УИН и прочих ГУ и У:

Щипцы для удаления больших коренных зубов на верхней челюсти 20 шт.

То же для нижней челюсти – 20 шт.

Щипцы для удаления корней на верхней челюсти – 20 шт.

То же для нижней челюсти – 20 шт.

Щипцы для удаления малых коренных зубов на верхней челюсти – 20 шт.

Щипцы для удаления фронтальных зубов на верхней челюсти – 15 шт.

Зонды изогнутые – 100 шт.

Глубокомеры карманов – 400 шт.

Элеваторы для удаления зубов:

А) прямой – 15 шт.

Б) левый – 15 шт.

В) правый – 15 шт.

Зубоврачебные зеркала – 100 шт.

Зубоврачебные пинцеты – 50 шт.

Угловой наконечник для бормашины – 5 шт.

Прямой наконечник для бормашины – 5 шт.

Твёрдосплавные боры для углового и прямого наконечников – 400 шт.

Алмазные головки для углового и прямого наконечников – 400 шт.

Безыгольный инъектор – 3 шт.

Анестетики в ампулах.

Пломбировочные материалы для молочных и постоянных зубов.

Пломбировочные материалы для пломбирования каналов зубов.

Скальпели хирургические и глазные – 50 шт.

Ножницы хирургические и глазные – 40 шт.

Атравматические иглы – 500 шт.

Йод.

Иглодержатели – 20 шт.

Пинцеты медицинские и хирургические – 50 шт.

Шовный материал.

Кровоостанавливающие зажимы – 30 шт.

Мультивитамины – 500 упаковок.

Бактерицидный пластырь – 1000 шт.

Резиновые перчатки – 1000 пар.

Перечисленное стоит немного, и какой-нибудь международной гуманитарной конторе выслать такую чепуху вполне под силу (если другая какая контора оплатит таможенные тарифы). Но сотен подобных криков о помощи никакой благодетель не в силах удовлетворить, и даже целая толпа благодетелей не удовлетворит потребностей всего ГУИНа, как о том официально попросил, в спокойной и самоуважительной манере, бывший начальник ГУИН, а ныне замминистра юстиции генерал-лейтенант Ю. Калинин в письме, обращённом к некоторым крупным коммерческим фирмам:

«Уважаемый господин!

В последние несколько лет учреждения, исполняющие уголовные наказания в виде лишения свободы, испытывают серьёзные затруднения в организации медицинского обеспечения заключённых и осуждённых в связи с недостаточным бюджетным финансированием уголовно-исполнительной системы.

Выделяемых Минфином уголовно-исполнительной системе денежных средств совершенно не достаточно для приобретения необходимой рентгено-флюорографической, другой диагностической и лечебной аппаратуры, санитарного транспорта, лекарственных средств.

Этим обусловлены неоднократные представления центральных и местных органов прокуратуры о нарушениях прав осуждённых и заключённых в сфере оказания им медицинской помощи.

В связи с изложенным прошу Вас оказать финансовую помощь лечебным учреждениям уголовно-исполнительной системы, либо рассмотреть возможность безвозмездной передачи им медицинского оборудования или лекарственных препаратов (в первую очередь противотуберкулёзных и общеукрепляющих).

Необходимые сведения о конкретной потребности в средствах или оборудовании могут быть представлены незамедлительно.

Учитывая гуманность этой акции и возрождение традиций меценатства в среде российских банкиров и предпринимателей, надеюсь найти с Вашей стороны взаимопонимание.

Со своей стороны, Главное управление исполнения наказаний России обязуется проконтролировать распределение и целевое использование денежных средств или других составных материальной помощи с учётом нужд определённых категорий осуждённых (несовершеннолетние, женщины-матери, инвалиды).

Кроме того, предполагается распространить сообщение о любой оказанной помощи по официальным каналам и в средствах массовой информации, что, по нашему мнению, может послужить упрочению положительного имиджа и, в известной степени, рекламировать Вашу фирму».

Да, только в обмен на обязательство упрочить положительный имидж «уважаемого господина», будь он даже бандитом, правоохранительная контора страны надеется выклянчить у него горсть таблеток… И меценатство тут совершенно ни при чем. Ибо сказано в Писании: делай в тайне милостыню твою.

Прогноз на завтра

Если раньше мы предлагали сведения двух-трёхлетней давности, то здесь приводим с небольшими сокращениями официальную справку Медицинского управления ГУИН Минюста РФ, содержащую анализ состояния дел в последний год. Итак, даём подлинный текст (с некоторыми сокращениями) – мы в нём только запятые расставили, и дали некоторые примечания в скобках.

Анализ состояния дел в текущем (2003) году. В уголовно-исполнительной системе медицинская помощь оказывается подозреваемым, обвиняемым и осуждённым на базе 132 больниц различного профиля (в 2001 г. – 119), из них 78 соматических, 50 противотуберкулёзных и 4 психиатрических больниц (в 2001 г. соответственно 71-44-4), а также 840 медицинских частей при каждом исправительном учреждении и следственном изоляторе и 53 лечебных исправительных учреждений. В 11 специализированных ЛИУ для принудительного лечения от наркомании и алкоголизма прошли лечение 32 500 больных наркоманией и 33 818 больных алкоголизмом. Коечный фонд больниц для осуждённых составляет 32 886 коек (32 579 коек в 2001 г., 29 019 коек в 2000 г.) С 1999—2002 г. г. введено дополнительно 7 360 коек для больных туберкулёзом.

Общая мощность стационаров при медицинских частях составляет 14 784 коек, из них в СИЗО – 6 332, в ИУ – 8 784.

В больницах УИС в 2002 г. по штатному расписанию было выделено 2 905 единиц врачебного персонала (в 2001 г. – 2 785), и 5 264 единиц среднего медперсонала (в 2001 г. – 5 122). Укомплектованность этих должностей в 2001 г. составила соответственно 92% и 95,8% (в 2000 г. – 94% и 97,6%).

В 2002 году в больницы УИС Минюста России было госпитализировано 166 022 больных с различной патологией (в 2001 г. – 176 585). На протяжении последних 10 лет отмечается тенденция к увеличению показателя госпитализации. Это можно объяснить увеличением числа среднегодовых коек.

Умерло в соматических больницах в 2002 г. 1 369 (в 2001 г. 1 578) больных. Общая летальность по всем нозологическим формам составила 1,3% (в 2000 г. – 1,7%).

(От себя добавим: при указанной в документе смертности произошло снижение абсолютной численности умерших на 13%. Говоря об этом жизненно-важном показателе в лекции, прочитанной для слушателей Кингс Колледжа Лондонского университета в ноябре 2002 года, заместитель министра юстиции Ю. Калинин приводит другие цифры, показывая снижение на 22,4%. Разница, конечно, не ужасающая, но сам факт лёгкого обмана вполне характерен для общения с цивилизованной Европой.)

Общая заболеваемость осуждённых за последние 5 лет практически находится на одном уровне: в 2002 г. – 1 334 на 1 тысячу человек (в 2001 г. – 1 634 на 1 тысячу). В структуре заболеваемости преобладают болезни органов дыхания – 22,4%, психические расстройства – 19,2%, болезни кожи и подкожной клетчатки – 12,0%, инфекционные и паразитарные заболевания – 17,6%, болезни органов пищеварения – 5,5%, травмы и отравления – 3,3%.

Общая смертность лиц, содержащихся в учреждениях УИС в 2002 году, снизилась по сравнению с 2001 годом и составила: в 2002 г. – 2,3 на 1 тыс.; в 2001 г. – 6,3 на 1 тыс.

В структуре смертности осуждённых преобладают болезни органов кровообращения – 35,5%, инфекционные заболевания (в т. ч. и туберкулёз) – 23,3%, травмы и отравления – 19,5%, новообразования (рак) – 6,7%, болезни органов пищеварения – 5,9%, другие заболевания – 9,1%.

В структуре причин выхода на инвалидность на первом месте стоит туберкулёз – 46,5%, затем болезни системы кровообращения – 22,2%, болезни нервной системы и органов чувств – 11,15%, болезни костно-мышечной системы – 7,4%, травмы – 5,1%.

За медицинской помощью к врачам медицинских частей в 2002 году обратилось 6 054 444 осуждённых, число посещений на одного врача составило 2 073 в год. Почти у 64,4% (в 2001 г. – 40%) обратившихся не было диагностировано каких-либо заболеваний.

В медицинских частях исправительных колоний развёрнуто 8 458 штатных коек для лечения осуждённых больных с не осложнёнными соматическими заболеваниями.

На сегодняшний день в учреждениях УИС только больных различными видами заболеваний содержится 590 тыс. человек. В их числе 277 тыс. – больных психическими заболеваниями. 76 тыс. больных активной формой туберкулёза, 26 тыс. – сифилисом, 1,5 тыс. – гепатитом. ВИЧ-инфицированных более 36 тыс. Таким образом, ГУИН Минюста России, по сути дела, стал лечебным заведением страны.

Заболеваемость осуждённых за последние 3 года практически находится на одном уровне.

В учреждениях уголовно-исполнительной системы России на сегодняшний день содержится 76 877 больных активным туберкулёзом, а всего состоит на учете по всем группам диспансерного учета 145 764 человека. Из-за отсутствия мест в ЛИУ и ЛПУ более 13 тыс. человек (13 566) находятся в изолированных участках обычных колониях. Заболеваемость в исправительных учреждениях исполнения наказаний в 2002 г. составила 2 027 на 100 тыс. (2001 – 2 783, 2000 г. – 3 174, 1999 – 3 447, 1998 – 3 681). Смертность в исправительных учреждениях в прошедшем году от туберкулёза составила 43,18 на 100 тысяч (2001 г. – 135,7; 2000 г. – 181; 1999 г. – 238).

В последние 3 года наметилась отчётливая тенденция к улучшению ситуации по туберкулёзу в учреждениях УИС. В 2004 году прогнозируется дальнейшая стабилизация ситуации по туберкулёзу.

Вместе с тем, выросло число больных с первичной лекарственной устойчивостью микобактерий туберкулёза, в основном за счет лучшей выявляемости, а также совершенствования системы учёта. Повышенное внимание к проблемам туберкулёза в учреждениях УИС привело как к увеличению числа специализированных больниц, так и к увеличению штатного медицинского персонала и его укомплектованности.

Это позволило увеличить число больных, прошедших стационарный курс лечения от туберкулёза. Однако необходимо отметить, что, несмотря на увеличение коечного фонда туберкулёзных больниц, нагрузка на койку превышает нормативную. Такая ситуация заставляет увеличивать оборот койки, что сказывается на качестве лечения больных. Часть соматических больниц, особенно в регионах, где отсутствуют специализированные туберкулёзные больницы, практически превратились в противотуберкулёзные учреждения, по количеству содержащихся в них больных туберкулёзом. Вместе с тем их материально-техническая база, уровень подготовки медицинских кадров не соответствуют требованиям, предъявляемым к противотуберкулёзным учреждениям.

В уголовно-исполнительной системе Минюста России отмечается устойчивый рост числа осуждённых, имеющих психические расстройства, больных наркоманией или алкоголизмом.

По данным Государственного научного центра судебной и социальной психиатрии им. В.П. Сербского из общего числа обвиняемых, прошедших судебно-психиатрическую экспертизу в 1999 году, в места отбывания наказания было направлено 74 792 человека, признанных вменяемыми, но имеющих психические расстройства, в 2001 году уже 79 982 больных, а в 2002 это число превысило 80 тысяч человек.

Введённая в уголовный кодекс в 1996 году и сохранённая в новом УК норма ограниченной вменяемости осложняет и без того тяжёлое положение психиатрической службы уголовно-исполнительной системы. В 2001 году число признанных ограниченно вменяемыми, подлежащих безусловному стационарному лечению, составило 3 874 человека, а в 2002 году – более 4 тысяч человек.

Психотравмирующая обстановка в условиях заключения также провоцирует рост психических расстройств непосредственно в местах отбывания наказания. По данным статистики, в 2002 году в психиатрической и наркологической помощи нуждались более 275 тысяч (122 тысяч только с психической патологией) осуждённых и подследственных, в 2001 году таких лиц было 235 тысяч.

В уголовно-исполнительной системе России для лечения данной категории больных действует 5 межрегиональных психиатрических больниц и 22 психиатрических отделения при соматических больницах, с общим лимитом более 2 тысяч коек. Исходя из нормативов пребывания на койке психически больных (45—60 дней) и времени занятости койки – 340 койко-дней в году, данное количество коек рассчитано на лечение 10 000 – 15 000 пациентов в год, т. е. из лиц, имеющих психические расстройства, на стационарное лечение могут рассчитывать не более 8-10% от общего количества осуждённых, больных психическими заболеваниями. В связи с этим необходимо увеличение коечного фонда как минимум в 2-3 раза.

За последнее время количество осуждённых, больных наркоманией увеличилось почти в 2 раза. Если в 1999 году в учреждениях УИС находилось 45 377 больных наркоманией, из которых 15 078 было назначено принудительное лечение, то в 2000 году это количество составило 62 715 и 23 733 соответственно. В 2001 году больных наркоманией содержалось уже 78 313 человек, из них 31 058 на принудительном лечении, а в 2002 году 96 177 и 32 564 осуждённых и подследственных. К этому числу необходимо добавить лиц, находящихся на лечении от хронического алкоголизма. В 2002 их насчитывалось 60 689, из которых 33 818 было назначено принудительное лечение.

Для лечения этой категории больных в УИС существует 11 лечебно-исправительных учреждений (10 мужских и 1 женское) с общим лимитом наполнения 11 680 человек, наркологические кабинеты в медицинских частях колоний и следственных изоляторов, и введено 273 ставки врачей-наркологов. Таким образом, на одного врача приходится 600—650 осуждённых, больных наркоманией или алкоголизмом, что приводит к повышенной нагрузке и, как следствие, значительному ухудшению качества лечения и удлинению его сроков.

Для изменения ситуации необходимо привести количество штатных единиц наркологов и количество лечебных учреждений в соответствие с числом больных. Кроме того, финансирование медикаментозных программ лечения больных с психическими расстройствами, находящихся в учреждениях УИС требует приведения в соответствие с нормами гражданского здравоохранения…

В 2003 году на лекарственные препараты для лечения наркозависимых выделена 37 741 тысяча рублей, исходя из количества больных наркоманией в учреждениях УИС, на лекарственное обеспечение одного человека приходится около 31 рубля в месяц, а по схемам лечения, разработанным Минздравом России, для амбулаторного лечения наркозависимых необходимо в ценах 2003 года около 1 200 рублей в месяц. Таким образом, потребность в медикаментах средствами федеральной программы обеспечивается менее чем на 3%.

В настоящее время ВИЧ-инфицированные подозреваемые, обвиняемые и осуждённые содержатся в СИЗО и ИУ на территории практически всех субъектов Российской Федерации общим числом более 35 тыс. человек, что составляет, по данным Минздрава России, 18,2% от числа ВИЧ-инфицированных среди гражданского населения. В настоящее время появилась тенденция к уменьшению темпов прироста в связи со снижением количества лиц, содержащихся в учреждениях УИС. Несомненно, эти данные являются далеко не полными, так как массовое обследование на ВИЧ-инфекцию подозреваемых, обвиняемых и осуждённых … нормативными правовыми актами Российской Федерации не предусмотрено, обследуются лишь определённые категории лиц, так практически 50% ВИЧ-инфицированных, из числа содержащихся в учреждениях УИС, были выявлены впервые при поступлении в СИЗО.

Учитывая изложенное, следует считать реальную ситуацию по ВИЧ-инфекции в следственных изоляторах, исправительных и воспитательных колониях гораздо тревожнее. Важно учесть, что в структуре общей численности ВИЧ-инфицированных наркоманы составляют более 90%.

Организация медицинского обеспечения спецконтингента остаётся на низком уровне в связи со слабой материально-технической базой имеющихся больниц, медицинских частей СИЗО и колоний, что, в основном, связано с дефицитным бюджетным финансированием медицинских расходов. Финансирование УИС Минюста России из федерального бюджета на медицинские нужды на протяжении ряда последних лет не превышает 20% от потребности. Так, при общей потребности на эти цели с 1999 по 2002 годы 4,5-5,5 млрд. рублей (с учётом инфляции) финансирование медицинских расходов УИС составило в среднем 11%…

С 1998 года Минюст России является получателем средств федеральной целевой программы «Неотложные меры борьбы с туберкулёзом в России на 1998—2004 годы»… Однако средства программы начали поступать лишь с 1999 года. Всего с 1998 по 2000 год было запланировано выделение 1,5 млрд. рублей. Фактически … выделено 0,6 млрд. рублей (37,5%). Дефицит данных средств не позволил выполнить запланированные мероприятия программы по оснащению лечебно-профилактических учреждений УИС Минюста России медицинской техникой и, в частности, рентгенодиагностической…

В результате проводимой Минюстом России работы по корректировке финансирования с 2002 года средства федеральной программы «Предупреждение и борьба с заболеваниями социального характера (2002—2006 годы)» выделяются по отдельной статье бюджетной классификации. Это позволило средства текущего финансирования полностью использовать на лечебно-профилактические мероприятия ЛПУ общесоматического профиля. При этом общий объем финансирования увеличился в 2002 году до 792,4 млн. рублей (13,2% от потребности 6,0 млрд. рублей), в 2003 году да 935,24 млн. рублей (14,4% от потребности 6,5 млрд. рублей)…

Средства текущего финансирования выделяются по статьям бюджетной классификации только на приобретение медикаментов, перевязочных средств и прочие лечебные расходы. На приобретение медицинской техники они не выделялись в течение нескольких десятилетий. Это привело к тому, что имеющаяся в большинстве лечебно-профилактических учреждений УИС Минюста России медицинская техника практически выработала свой ресурс и требует замены на новые и современные аппараты.

С 1999 года в УИС Минюста России производится замена старой медицинской техники на новую только за счёт средств вышеуказанной программы, что не может покрыть ежегодно возрастающую общую потребность УИС в медицинской технике (только рентгенодиагностической техники требуется более 700 единиц).

Минюст России предпринимает все возможные меры по улучшению медицинского обеспечения лиц, содержащихся в учреждениях уголовно-исполнительной системы. В настоящее время все регионы централизованно обеспечены противотуберкулёзными препаратами 1-го ряда, 13 регионов, имеющие необходимую лабораторную базу, препаратами 2-го ряда.

До 2003 года региональным подразделениям УИС централизовано поставлено 140 и модернизировано 15 единиц рентгеновской техники, 260 дезинфекционные камеры, 1740 бактерицидных облучателей, 4 референс-лаборатории по диагностике туберкулёза, ЛОР-кабинет и 2 кабинета узких врачей-специалистов, 3 стационарных аппарата ультразвуковой диагностики.

В соответствии с информацией, поступившей из ФЭУ ГУИН Минюста России…, проектом бюджетного финансирования на медицинские нужды уголовно-исполнительной системы в 2004 году предусматривается выделить 1 118 843,2 тыс. рублей. Из них: 642 873,1 тыс. рублей – финансирование общих медицинских расходов, 71 930,0 тыс. рублей – финансирование федеральной целевой программы «Комплексные меры противодействия злоупотреблению наркотиками и их незаконному обороту», и 404 040,0 тыс. рублей – финансирование подпрограммы «Неотложные меры борьбы с туберкулёзом в России» ФЦП «Предупреждение и борьба с заболеваниями социального характера». Из общей суммы ассигнований только 104 040,0 тыс. рублей запланировано выделить на приобретение медицинской техники.

Учитывая вышеизложенное, можно прогнозировать, что финансирование и централизованное обеспечение лекарственными средствами учреждений УИС в 2004 году будет на уровне 2003 года, а снабжение медицинской техникой и её обслуживание будет значительно ниже…

Для осуществления задач, поставленных перед фтизиатрической службой УИС необходимо:

– адекватное финансирование;

– дополнительная штатная численность врачебного и среднего медицинского персонала, его обучение;

– создание гарантированных запасов противотуберкулёзных лекарственных средств;

– раздельное содержание больных с лекарственной устойчивостью, создание наиболее оптимальных санитарно-гигиенических условий содержания;

– продолжать и развивать совместную деятельность с международными организациями, используя их опыт, возможность для повышения уровня лечебно-диагностической помощи в УИС.

Увеличение числа лиц, имеющих психические расстройства, больных наркоманией или алкоголизмом в 2004 году составит примерно 10%-15% от сегодняшнего, а к 2008 году прирост может достигнуть 35%-50%. Финансовая потребность психиатрической и наркологической службы УИС составляет:

– на реконструкцию имеющихся специализированных психиатрических больниц и отделений, строительство новых площадей для приведения коечного фонда в соответствие с количеством больных – 350—500 млн. рублей;

– на закупку современных медикаментов для лечения психически больных – не менее 500—800 млн. рублей в год;

– на организацию новых и реконструкцию имеющихся ЛИУ для больных наркоманией или алкоголизмом не менее 500 млн. рублей.

Серьёзной проблемой для УИС по-прежнему является содержание ВИЧ-инфицированных лиц. Хотя темпы роста числа этих лиц в 2003 году несколько снизились, главным образом за счёт поступающих.

В настоящее время в соответствии с международными правилами и нормами в основном практикуется совместное содержание и проживание ВИЧ-инфицированных и здоровых лиц.

Вследствие этого ещё более активно проводится работа по профилактике ВИЧ-инфекции в учреждениях пенитенциарной системы.

С целью максимально возможного разрешения проблем, связанных с содержанием ВИЧ-инфицированнных, заключён договор между ГУИН и международной неправительственной организацией «СПИД Фонд-Восток Запад». В рамках договора продолжается осуществление информационно-просветительной программы по профилактике ВИЧ-инфекции (Омск, Пенза, Краснодар, Москва). Совместно с Агентством Международного развития Великобритании (РРП) ГУИН Минюста России принимает участие в завершающем этапе работы по подготовке Комплексного демонстрационного проекта по профилактике и контролю ВИЧ в целевых группах. В настоящее время завершён конкурсный отбор регионов-участников проекта, объявлен конкурс по выбору организации, отвечающей за менеджмент проекта.

Развитие ситуации по санитарно-противоэпидемическому обеспечению лиц, содержащихся в учреждениях УИС на 2003 год. Анализ состояния дел в текущем году.

За счёт перераспределения существующей штатной численности и централизованного выделения введено порядка 438 должностей в учреждения, из полагающихся 880 единиц. Созданы и функционируют баклаборатории при 52-х территориальных органах УИС Минюста России. Организован контроль за своевременным представлением информации о вспышках инфекционных заболеваний и принятых соответствующих мерах. Осуществлялся контроль за проведением санитарно-эпидемиологического надзора за объектами центрального подчинения ГУИН Минюста России (центральная автобаза Главка, санаторий «Аксаково» и следственными изоляторами г. Москвы). Проводился предупредительный санитарный надзор. Осуществлялась санитарно-гигиеническая оценка проектов учреждений УИС.

За истекший период 2003 года вспышек инфекционных заболеваний не допущено.

Начиная с т. г., ГУИН Минюста России принимает активное участие в работе Консультативного совета по проблемам ВИЧ/СПИД Минздрава России, основными направлениями работы которого являются всестороннее изучение и обобщение накопленного положительного опыта профилактической работы, осуществляемой отечественными и международными организациями, распространение и развитие наиболее эффективных технологий по контролю за распространением ВИЧ-инфекции, в том числе разработка и осуществление программ по профилактике вертикального пути передачи ВИЧ-инфекции от матери к ребенку.

В рамках сотрудничества с Национальной программой действий «Тасис» на 2003 г., по итогам конкурсных оценок ведущей организацией в качестве подрядчика для реализации разработанного при финансовой поддержке Европейской комиссии проекта «Борьба с распространением и предупреждение инфекционных болезней в северо-западном регионе России» выбран Национальный центр изучения и развития социального обеспечения и здравоохранения Финляндии (Stakes). В настоящее время проводится подготовительный этап. В качестве пилотных регионов определены г. Санкт-Петербург с Ленинградской областью и Псковская область.

Осуществление совместных профилактических программ позволяет в некоторой степени преодолеть нехватку финансовых средств при реализации существующих профилактических мероприятий, а также вводить и осуществлять новые профилактические мероприятия, такие, как подготовка для ведения информационно-обучающей работы среди осуждённых по методике «Равный обучает равного» и проведение её; информационная работа с руководством органов и учреждений УИС; издание разнопрофильных информационных материалов для подозреваемых, обвиняемых, осуждённых и персонала УИС.

Проблемные вопросы и пути их решения.

1. Существующие в настоящее время штатная численность и материально-техническая база (отсутствие санитарно-гигиенических лабораторий, лабораторий по диагностике ВИЧ-инфекций, автотранспорта) центров государственного санэпиднадзора при территориальных органах УИС не в состоянии обеспечить полноценный государственный санитарно-эпидемиологический надзор за учреждениями УИС из-за не полного охвата исследованиями подконтрольных объектов.

2. Проблемными вопросами, оказывающими решающее влияние на санитарно-эпидемиологическую ситуацию в учреждениях УИС, являются неудовлетворительное санитарно-техническое состояние инженерных сетей, коммуникаций, очистных сооружений, изношенность и недостаточное количество дезинфекционных камер, оборудования банно-прачечных комбинатов, пищеблоков и др.

3. Отсутствуют необходимые базы, отражающие особенности организации и деятельности санитарно-эпидемиологической службы УИС и являющиеся одним из важных условий ее функционирования: (нормативно-правовая, инструктивно-методическая и информационно-аналитическая).

4. Отсутствие унитарных предприятий по профилактической дезинфекции препятствует в регионах осуществлению необходимых мероприятий в эпидемических очагах.

5. Отсутствует в смете УИС отдельная целевая статья «Финансирование санитарно-противоэпидемических мероприятий».

…На этом мы заканчиваем цитирование официального документа – справки Медицинского управления ГУИН Минюста РФ с анализом состояния дел в последние годы. Будем надеяться, что такие намеченные мероприятия, как «подготовка для ведения информационно-обучающей работы среди осуждённых и проведение её», и другие подобные, будут подкреплены башлями, бабками, дензнаками, – короче, реальными ДЕНЕЖКАМИ, а «осуществление совместных профилактических программ» не превратится в очередную пустышку.

Пайка и комбыт

Россия договорилась с Европой об обмене группами осуждённых на один год лишения свободы. После месяца отсидки в России иностранные зэки попросили, чтобы лишение свободы им заменили расстрелом, а российские, сидевшие в их тюрьмах, чтобы всем назначили пожизненное заключение.

Анекдот.

Обычная хохма: когда вновь прибывший зэк спрашивает, хорошо ли в зоне с питанием, ему отвечают: с питанием-то хорошо, вот без него – плохо. С питанием в зоне, когда оно есть, действительно, всё более или менее в порядке.

Нормы питания свободного населения разрабатывает Институт питания Академии медицинских наук РФ, а для зэков эту работу до недавних пор выполняла Лаборатория питания МВД, своеобразный филиал этого института. Но что удивительно: нормы разные, причём не в пользу зэков. Однако притом, что нормы питания для зэков просто жалкие, не дремлет пытливая мысль учёных! «Исходя из местных условий, характера выполняемых работ и по инициативе довольствующихся разрешается выдавать продукты для их питания в размерах меньших, чем это предусмотрено нормами», – гласит §18 Правил применения норм суточного довольствия осуждённых[3]. Довольствующиеся– это и есть зэки. Рыдай, читатель! С началом «реформ» их стало можно вовсе не кормить, по их собственной «инициативе».

А не поедят – глядишь, чем-нибудь заболеют. А через годик-полтора (радость-то какая) помрут (по собственной инициативе), освободив место для очередного негодяя, которого наш доблестный ГУИН, руководствуясь научно разработанными нормами, за следующий годик-полтора столь же успешно «перевоспитает».

– Положение с едой настолько ужасное, что подростки за два месяца теряют в весе до 8-10 килограммов, – с болью говорил нам начальник одной из воспитательных колоний уже в начале XXI века.

Люди, зэки и собаки

Постановлением Правительства РФ от 1 декабря 1992 года утверждены нормы суточного довольствия питанием и нормы обеспечения мылом осуждённых к лишению свободы, а также лиц, находящихся в следственных изоляторах МВД России. По этим нормам питались и мылись все подопечные УИС, с некоторыми различиями между осуждёнными и подследственными. Затем, Постановлением Правительства РФ от 8 июля 1997 года «Об установлении минимальных норм питания и материально-бытового обеспечения осуждённых к лишению свободы» эти нормы были продублированы один к одному, за исключением некоторых несущественных изменений: в тюрьмах и на этапе указано было кормить по нормам колоний.

Действующие нормы для свободного населения утверждены Минздравом в далёком теперь 1982 году, когда у народа какие-то деньги в карманах водились, но тратить их было особо не на что. Сейчас почему-то всё наоборот (денег нет, а прилавки полные), но потребление еды по количеству и качеству осталось примерно таким же. Еда, её состав и энергетическая ценность – удивительно стабильные вещи, поэтому нормы 1982 года вполне применимы сегодня для сравнения с теми, которые были придуманы для заключённых в 1997 году.

Так как же отличаются нормы для населения от зэковских? И вообще, как заключённых кормят?

Слово – законодателям:

«Нормы питания, установленные для осуждённых, дифференцируются в зависимости от характера выполняемой ими работы, здоровья, климатических условий, беременности женщин и наличия детей. Питание организуется трёхразовое и дифференцируется по количеству и ассортименту. Важное место в питании осуждённых занимают продукты, приобретаемые ими в магазине исправительного учреждения, получаемые в посылках, передачах и из подсобного хозяйства. Должное качество питания достигается путём составления ежедневных меню-раскладок.

Пища для осуждённых приготавливается на кухне с электрическим или печным отоплением специально подобранным и подготовленным составом поваров из числа вольнонаемных работников и осуждённых. Пища готовится отдельно по каждой норме и постоянно контролируется администрацией и медицинскими работниками, результаты контроля отмечаются в специальном журнале снятия проб. После снятия пробы порции завтрака, обеда и ужина помещаются в стеклянные банки и хранятся до следующего забора пищи. Осуждённые принимают пищу (завтрак, обед, ужин) в столовой в установленное распорядком дня время, организованно, в составе бригад и отрядов. К столу пища подаётся в специальных бачках (кастрюлях) и разливается осуждёнными по очереди. Работающие на производстве осуждённые питаются в специально оборудованных столовых.

Продукты на кухню подаются со склада на предстоящие сутки и хранятся в специально оборудованных помещениях и холодильниках. Обработка овощей, картофеля, мяса и других продуктов производится в специальных подсобных помещениях кухни. За обработкой и приготовлением пищи ведётся санитарный контроль администрацией и медицинскими работниками учреждения.

В соответствии с нормами питания, утверждёнными Правительством Российской Федерации, пища для осуждённых готовится три раза в сутки на завтрак, обед и ужин по утверждённым раскладкам продуктов. При этом на завтрак и ужин готовится по одному второму блюду, чай или компот; на обед – первое, второе блюдо, чай или компот.

Для осуждённых, содержащихся в исправительных колониях всех видов, а также оставленных в следственных изоляторах, тюрьмах и больницах для нужд хозяйственного обслуживания, определена единая норма питания. Для лиц, находящихся в следственном изоляторе, изоляторе временного содержания, тюрьмах, установлена отдельная норма питания. Предусмотрено дифференцированное питание для лиц, водворённых в штрафной изолятор, помещение камерного типа, одиночную камеру колонии особого режима.

Повышенная норма питания установлена для осуждённых, занятых на работах с тяжёлыми и вредными условиями, для больных, беременных женщин и кормящих матерей, для несовершеннолетних осуждённых. Питание детей, находящихся с матерями в следственных изоляторах, исправительных колониях и тюрьмах, а также детей, содержащихся в домах ребенка исправительных колоний, осуществляется по нормам, установленным для детей, находящихся в домах ребенка системы Минздрава Российской Федерации.

Отдельно предусматриваются нормы питания лиц, этапируемых в исправительные учреждения, тюрьмы, следственные изоляторы, и освобождённых из-под стражи при их следовании к месту жительства».

Словесные выкрутасы насчёт того, что пища готовится на кухне и разливается осуждёнными по очереди, а продукты хранятся на складе, сродни уже упомянутым утверждениям типа «канавы копают киркой», а кирку покупают в магазине, а магазин – это учреждение для торговли, состоящее из прилавков, а прилавок – это…

Нормы же в сутко-граммах таковы, что сразу бросается в глаза: заключённый потребляет хлеба, муки, крупы, макарон и картошки в два раза больше не сидящего народа, а мяса, жиров, сахара и овощей – в два раза меньше. Кроме того, свободный гражданин может позволить себе ещё яйца, некие бобовые, фрукты, ягоды, молоко и молочные продукты… а иногда еще и пельменьчики, и стопочку водки, и в лесок сходить по грибы, по ягоды, о чем зэк и мечтать не моги.

Вот как выглядят эти нормы:

Примечание: По УИС приведены наиболее часто применяемые нормы, то есть для осуждённых с нормальными условиями и подследственных, это 85 процентов всех содержащихся в УИС. Не приводятся нормы для отдельных категорий (дети, больные, инвалиды, беременные и кормящие женщины, работающие на тяжелых работах и этапируемые).

Причём, нормы соблюдаются своеобразно. Александр Семенович К-н, выйдя на свободу, сообщал:

«…Завезли капусту. Значит, утром, в обед и вечером – капуста. Завезли сечку – значит, с неделю утром, в обед и вечером будет сечка. В последние полгода чай совсем без сахара. Даже когда приезжала какая-то московская комиссия во главе с полковником (он ни с кем из зэков не беседовал и, естественно, не представлялся) питание не улучшилось…»

В общем, понятно, на зэковскую пайку не разгуляешься. Суточная же калорийность этого продуктового набора, необходимая, по мнению медиков, для поддержания жизнедеятельности организмов, компенсируется хлебом. Хлеб на Руси – вообще всему голова, а в зоне это просто основной продукт питания.

Если сравнивать суточную калорийность, то зэковская пайка вполне укладывается в рекомендуемую Минздравом: у осуждённых 3100 ккал, у подследственных 2800 ккал, у нас с вами – тоже 2800 ккал.[4]

Как видим, даже подследственный в СИЗО, у которого, по сравнению с осуждённым, урезана норма на хлеб, крупу, растительное масло и картошку, и тот имеет пайку на уровне научно обоснованной энергетической ценности.

Станислав Б. (Карелия, г. Сегежа, учр. УМ-220/7):

«Я отбываю наказание за своё преступление, которое совершил по своей глупости. Сижу я уже полтора года, но ещё сидеть пять лет, я не знаю, как досидеть этот срок отбывания. Сидеть очень тяжело, по зоне гуляет страшная дистрофия, и я вот, по-моему, дошёл до этого предела. Похудел, стали беспокоить почки, постоянно болею пневмонией, и еще последнее время беспокоит желудок».

Для справки: суточная калорийность кормления взрослых служебных собак[5] составляет 2930 ккал, что чуть выше, чем у нас с вами и у горемык в СИЗО, но почти равна зоновской. Очевидно, что по этой науке лучше быть собакой или зэком в зоне, чем подследственным или подсудимым, пусть ты даже стократно невиновен и суд тебя потом оправдает.

Но если калорийность питания заключённого хотя бы в утверждённой норме соответствует человеческим потребностям, то витаминов, дорогой читатель, зэк не видит. Отсутствие витаминов в рационе (они содержатся в основном в неположенных зэку фруктах и ягодах), лаборатория питания МВД предлагала компенсировать так:

«Для предупреждения витаминной недостаточности в рацион питания осуждённых к лишению свободы и лиц, содержащихся в следственных изоляторах, вводится поливитаминный препарат «Гексавит» по одному драже на одного человека в сутки. Поливитамины выдаются в период с 15 апреля по 15 июня».

Вероятно, имеется в виду, что в период с 15 июня по 15 апреля обезвитаминенные зэки должны получать желанные тиамин, ниацин, фолацин и аскорбинку в посылках и передачах, или покупать в ларьке по 0,1 грамма в сутки. Или жевать крапиву, собранную вдоль стенки барака. Или вообще неизвестно, что. Хороший, конечно, пункт, нужный… если бы не был он столь половинчатым, и если бы везде выполнялся.

В подростковых колониях «витаминное» обеспечение лучше, там в суточном рационе должно быть 250 г свежих фруктов, 15 г сушёных, и стакан сока. Стационарным больным, в том числе тяжёлым – туберкулёзникам, дистрофикам и язвенникам, а также беременным женщинам и кормящим матерям, дозволено потреблять 15 г сухофруктов в день, и всё.

Если же говорить не об энергетической, а о человеческой ценности, о равенстве всех человеков не только перед законом, но и перед промыслом Божиим, то равенство это в отношении хотя бы одной небольшой, но так называемой «социально опасной» группы населения – туббольных, наглядно иллюстрируется сравнением норм питания сотрудников колоний, и содержащихся в них же тубиков-заключённых:

Скорее всего, отсутствие в рационе зэка-тубика колбасы, селёдки, сыра, икры, сметаны, кофе, какао и свежих фруктов предполагается компенсировать 50-ю граммами рыбы и лавровым листом с томатной пастой. И подобное неравенство в еде, как ни странно, закреплено правительственными решениями!

Думается, если бы у нас было много зэков-тубиков из числа негров, то для них наши спецы по еде вполне могли бы разработать отдельную норму – негритянскую. И защитить на этом деле десяток кандидатских диссертаций.

Причём, как вы увидите еще не раз, в тюрьме норма есть норма, а практика есть практика, и вместе им не сойтись. Александр К. (Нижегородская обл., Тоншаевский р-н, пос. Южный, учр. УЗ-62/8с) пишет:

«Находясь в ИК-8, я получаю диетпитание (норма ББ), которое мне положено по болезни (туберкулёзный плеврит). Но здесь больным, которым положено диетпитание, не дают вообще ничего. Нормы питания, которые едины для всех учреждений РФ, грубо нарушаются и незаконно урезаны. В данное время при норме на белый хлеб и чёрный дают только чёрный, который невозможно есть, т. к. он больше напоминает глину, чем хлеб. Масла сливочного или маргарина нет вообще с февраля. Порционное мясо (120 г), которое якобы кладут в суп, я не получаю, нет ни сухофруктов, ни порционной рыбы. Песок сахарный не давали три месяца, и сейчас не дают. Нормы закладки круп и овощей грубо нарушаются. Участились случаи, когда диетпитание варят в одном котле, говоря, что диета и общее одинаковое, хотя такое невозможно, причём порционное растительное масло не выдается. Продукты, которые мне положены и отсутствуют в рационе, другими продуктами не заменяются и за те дни, что не дают, возмещать отказываются.

Больным туберкулёзом положена своя индивидуальная посуда. Администрация её не пропускает, мотивируя тем, что у них своя в столовой. Но там царит антисанитария и бардак. Больные с туб. учётом должны содержаться в туб. отрядах или секциях, но их содержат вместе со всеми.

Больных с 3 ГДУ по туб. заболеваниям заставляют в принудительном порядке заготавливать пищу и чистить картошку для здорового контингента, стоять на дежурстве по локальному участку по 6 часов на морозе. При этом заставляют надевать повязки дежурных, которыене предусмотрены законом и унижают человеческое достоинство. За отказ от дежурства водворяют в ШИЗО или ПКТ.

Проработав семь месяцев на производстве, я не могу купить в магазине колонии даже куска мыла. Здесь люди трудятся бесплатно, за миску каши, не получая за свой труд и копейки, т. к. деньги якобы вычитают на питание, но кормят водой и тухлой рыбой, есть которую невозможно.

Здесь мы живём по законам средневековья, нас считают за рабов, которых привезли на бесплатный труд. Многие люди доведены до истощения, в зоне распространена дистрофия. Нам говорят, что надо лучше работать, а то администрация не получает из-за нас зарплату…»

В царском Уставе о содержании под стражей (от 1890 года) подробно поименованы продукты, составляющие арестантский паёк, и указан их точный вес[6] (см. Приложение № 1). В статье 206 Устава записано, что арестантам положен солдатский паёк, – вот это было равноправие!

Той же статьёй предусматривался сбор подаяний в пользу арестантов, а также добровольные пожертвования. В церквах выставлялись с этой целью кружки. Закон предусматривал приём тюрьмами благотворительной помощи! А более чем столетие спустя, в декабре 1998 года, участники Международной конференции «Уголовная политика и тюремная реформа – новые подходы», проходившей в Москве, горестно вопрошали ГУИНовских деятелей: когда же благотворительным организациям разрешат работать в тюрьмах и колониях?.. Вот вам и «новые подходы». К старым бы вернуться.

Каковы они были, правила содержания людей вне воли? Давайте посмотрим, и вернёмся к рассмотрению современной ситуации с продовольствием в уголовно-исполнительной системе после короткого очерка о тюремной истории России.

Российские тюрьмы в былые времена

История многому учит и, как и мода, к сожалению, идёт по кругу. Это показывает и история содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений в России.

Прежде всего, отметим, что история этой стороны российского житья-бытья подробно описана (вплоть до последней трети XIX века) А.Ф. Кистяковским, П.И. Люблинским и В.Н. Никитиным.

В глухие средние века, коими в России считаются почему-то XV—XVII, большинство обвинённых в совершении преступления до решения их дел оставались на поруках у обществ и частных лиц, отвечавших головой в случае их исчезновения. Под стражу («за пристава») брали только тех, у кого не было поручителей. Их заковывали в деревянные колоды или кандалы и держали в подземных погребах, ямах либо в клетках в домах приставов или в приказах, земских и губных избах. Но Иван IV Грозный в 1560 году подземные остроги запретил. Добр был царь и милосерд.

В тюрьмы заключали по государеву приказу тех, кто был признан судом совершившим злоупотребление, и очень редко – по сыскным делам. На наиболее опасных узников там надевали металлические ошейники и цепи.

Правительство не обеспечивало колодников пищей и одеждой, они сами должны были платить за содержание («пожелезное») приставу. Не имевшие поддержки от родни или собственных средств, скованные по двое, ходили в сопровождении стражника и просили милостыню.

В середине XVII века государство стало брать содержание под стражей в свои руки. С 1653 года приставов взяли на жалование.

В 1665 году Николаас Витсен, посетивший Москву в свите посла Нидерландов, писал в своём дневнике:

«…Одну женщину осудили быть заживо закопанной в землю. Она была виновна в смерти мужа, и таково было наказание за это. Напротив, того, кто сломает жене шею, даже не бьют кнутом. Наказания преступников здесь очень жестокие и неправомерные: нюхателям табака разрезают ноздри, пьющих вино и покупающих его из запретных (не казенных) кабаков бьют кнутом. Кто описку сделает в титуле царя, хотя бы в одной букве, того лишают руки. Кто неуважительно прикоснется к иконе, лишается жизни или ссылается, если это русский, а немца либо лишают жизни, либо обязывают совершить обряд перекрещения. Кто стрелял в ворону, сидящую на крыше церкви, того бьют кнутом. Кто-то стрелял вблизи помещения царя, это стоило ему правой руки и левой ступни. За разные преступления лишают человека глаза, носа или уха, разрезают щеки или лоб. Должников бьют по голеням. Кроме того, что сжигают людей, их бросают живых и связанных в огонь для пытки и оттуда вынимают. Кто имел дело с коровой, того привязывают к ее рогам за мужской член и так кнутом гонят по улицам. Самое обычное наказание – это ссылка в Сибирь, куда попадают тысячи. Если муж совершает преступление, за которое его ссылают, то жена и дети должны отправиться с ним».

В 1667-м было предписано людей, оправданных судом, отпускать по домам без порук, а также разобраться, правильно ли содержатся люди в тюрьмах. В 1717 вышло распоряжение о периодической замене соломы, служившей подстилкой для колодников. В 1720 начали кормить содержащихся под стражей за счёт челобитчиков, в связи с чем в 1722 колодникам было запрещено собирать милостыню (хотя содержавшиеся под стражей при полиции довольствовались одними подаяниями до 1810 года). В 1736, 1737 и 1744 правительство по ходатайству ряда губернаторов давало им разрешение на обеспечение колодников казённым продовольствием.

В 1744 году появился указ о раздельном содержании лиц мужского и женского пола.

Указ 1765-го запретил отдавать колодников на тяжёлые работы.

Императрица Екатерина II определила количество кормовых здоровым и больным колодникам (1778) и разрешила обеспечивать последних за счёт казны (1796). Однако прочная и определённая система обеспечения арестантов продовольствием за казённый счёт сложилась только к концу XVIII столетия.

В 1787 году императрица собственноручно написала проект общего тюремного устава, предусматривавшего раздельное содержание подследственных от других категорий арестантов, мужчин от женщин, а также разобщение лиц, оказывавших вредное влияние друг на друга. Нормальным наполнением арестантских камер признавалось содержание вместе не более 2-3 человек. Указанный проект не был реализован, и вплоть до 1832 единый нормативный акт, определявший порядок содержания под стражей, в России отсутствовал.

До XIX века обращение с подследственными строилось на признании их виновности до суда (презумпция виновности), а для того, чтобы определить степень вины, применялись жестокие пытки. Нередко подследственные и осуждённые, мужчины и женщины, несовершеннолетние и взрослые арестанты, должники и привлекаемые к ответственности за уголовные преступления содержались вместе, скованными одной цепью или колодкой.

В 1802 году закон освободил от заковывания в кандалы, железа и цепи офицеров и других военных чинов из дворян. Через двадцать лет после этого от цепей и кандалов были освобождены заключённые под стражу женщины (кроме ручных цепей во время перевозки) и малолетние арестанты обоего пола. Окончательно заковывание в колодки было запрещено указом императора Николая I в 1827 году после ставшего ему известным случая смерти арестанта в неподвижной колодке.

После войны 1812 года император Александр I проявил интерес к получившей распространение в Европе прогрессивной пенитенциарной системе Говарда. Император пригласил в Россию его сторонников, предложив им посетить тюрьмы в разных городах и подготовить записки по реформированию тюремной системы. Это было сделано, а наибольшую известность получили выводы и предложения Вальтера Венинга, побывавшего в России в 1819 году. Он предложил:

– установить бдительный надзор за арестантами;

– разделить их по полу, возрасту и роду преступления;

– наставлять их в религии и нравственности;

– заставлять их заниматься разными ремёслами, рукоделиями и не позволять быть в праздности;

– в виде дисциплинарных взысканий подвергать арестантов заключению в уединенном месте, а за важные проступки переводить на хлеб и воду – с отменой одновременно всяких телесных наказаний;

– приспособить к этой системе тюремные здания.

Также Венинг разработал и представил императору проект «Общества попечительного о тюрьмах», который и был утверждён 19 июля 1819 года. Общество формировалось как самостоятельное учреждение, подчиненное самому императору и назначенному им президенту.

К 1838 году Общество имело 100 комитетов и отделений в различных городах империи, а к 1855 – 355 комитетов и отделений. В итоге его деятельности тюремная система России, во-первых, стала более открытой и обрела общественную значимость. Ее проблемы обсуждались на самом высоком уровне. Во-вторых, вопросами тюремной системы занялись активные и обладавшие высоким общественным положением люди, с мнением которых не могли не считаться даже самые консервативные тюремные и полицейские чины. В-третьих, Общество вносило в поддержание и развитие тюремной системы огромные деньги – за 60 лет более 21 млн. рублей.

Был отменён обычай впускать в тюремные камеры всякого, кто хотел лично оделить арестантов провизией, вещами и деньгами, дабы избежать возможности подкупа тюремных смотрителей и конвойных стражников. Вместо этого при входе в тюрьмы установили кружки, куда благотворители опускали деньги. Тут же от них принимали продукты, которые шли в пищу всем арестантам. Вместо ежедневного посещения арестованных родственниками непосредственно в камерах были установлены свидания три раза в неделю в особых комнатах.

Такие новшества вызвали недовольство со стороны как арестантов, так и тюремных смотрителей, поскольку последние лишались дополнительного источника дохода. Для разрешения конфликта потребовалось вмешательство императора Александра I, который распорядился следующим образом: «Из тюрем должно быть изгнано всякое изобилие, а заключённые должны содержаться в чистоте и опрятности и пользоваться здоровою, но умеренною пищею».

Узнав, что пересыльным арестантам, в том числе и подследственным, не полагалась выдача кормовых денег, одежды и обуви, Общество добилось решения императора об обеспечении данной категории лиц за счёт казны. Общество ввело в тюрьмах обучение малолетних; оплачивало работу священников; добилось, чтобы заключённых регулярно водили в баню; приобретало им постельное белье; ввело в практику кандалы по английскому образцу стандартного веса – взамен отечественных, разного веса, тесных и острых; добилось выделения кормовых денег на детей арестантов, содержавшихся вместе с родителями; организовало огороды при тюрьмах; добилось наказания нескольких тюремных смотрителей, занимавшихся поборами с арестантов, что способствовало если не полному искоренению, то, во всяком случае, существенному уменьшению количества таких фактов.

В 1851 году Общество было причислено к Министерству внутренних дел, а в состав его местных комитетов и отделений в качестве обязательных членов были введены губернатор, епархиальный архиерей, председатели губернских присутственных мест и другие чины.

С отменой крепостного права, проведением судебной реформы и отмены телесных наказаний места лишения свободы начали наполняться арестованными и осуждёнными из бывших крепостных крестьян, различные проступки которых ранее разбирались их владельцами, не прибегавшими к помощи государств. Шире стало применяться тюремное заключение и за преступления, совершение которых прежде влекло телесные наказания.

Ожидание тюремной реформы, подготовка которой затянулась на 15 лет, в значительной степени парализовало работу государственных органов; ограничились ассигнования на первоочередные нужды. С 1855 по 1881 год МВД ни разу не получало кредита на ремонт и расширение тюремных зданий в полном объеме. Сократился и приток средств от частной благотворительности. Тюрьмы пришли в антисанитарное состояние, здания некоторых разрушались, в других недоставало пекарен, бань, прачечных, сушилок, погребов, кладовок, что отражалось на условиях содержания арестантов. Существовавшие прежде тюремные мастерские закрывались и переоборудовались в жилые помещения. Во многих тюрьмах не было женских отделений.

Часть тюрем была размещена в наёмных домах, совсем не приспособленных для размещения арестантов или в казённых зданиях, сооруженных для иных надобностей (например, Петербургская исправительная тюрьма располагалась в комплексе зданий винного городка). Даже специально построенные тюремные здания в большинстве своем отличались ветхостью, сыростью, недостатком света и воздуха, неудобством внутреннего устройства помещений, отвратительным состоянием отхожих мест. Различия в планировке зданий делали невозможным выполнение единого устава в местах заключения.

Для разрешения вопроса о выработке новой пенитенциарной системы была учреждена комиссия из представителей ведомств, имевших отношение к тюремному делу. В 1873 году под редакцией тайного советника графа В.А. Соллогуба вышел труд под названием «История и современное состояние карательных учреждений за границей и в России». В частности, граф констатировал: «Русская тюрьма сделалась для народа развращающим учреждением». Само начальство называло тюрьмы «школами порока», «академиями преступлений», в которых хорошему человеку достаточно было пробыть три дня, чтобы окончательно испортиться.

К 1880 году на 76 090 арестантских мест приходилось 94 769 заключённых – на 24% больше лимита. В отдельных учреждениях переполнение достигало пятикратного уровня. На каждого тюремного надзирателя приходилось от 20 до 80 арестантов.

В последней четверти XIX века тюремные власти были озабочены решением двух проблем: во-первых, создать условия содержания под стражей в соответствии с европейскими стандартами и, во-вторых, обеспечить изоляцию арестованных, прежде всего обвиняемых в государственных преступлениях.

В марте 1882 года киевский генерал-губернатор Стрельников для предотвращения связи через окна политических заключённых приказал закрыть окна металлическими щитами в виде прямоугольного ящика без крышки и без одной стороны. Щит плотно прилегал к окну снаружи, оставляя одно отверстие снизу. В результате заключённые практически полностью лишались естественного света и притока свежего воздуха. После убийства генерала его преемники поспешили снять эти сооружения.

В 1879 году при Министерстве внутренних дел было образовано Главное тюремное управление, призванное вывести тюремную систему из кризиса, в котором она оказалась. И первое, за что взялось новое подразделение министерства – надлежащее устройство тюремных помещений. В связи с тем, что денег, выделяемых правительством на эти цели, явно недоставало, упор был сделан на приспособление под тюремные помещения уже существующих строений. Для удешевления построек подрядная система во многих случаях заменялась хозяйственной и, где представлялось возможным, применялся труд арестантов. Таким образом, к 1890 году вновь было отстроено 11 тюремных зданий и перестроено или подверглось капитальному ремонту 57.

За этот же период на 27 % увеличилось количество тюремных надзирателей, так что в 1888 году на одного надзирателя приходилось 13,7 арестантов. Улучшилось и материальное положение тюремных служащих. Несколько улучшилось также снабжение заключённых одеждой, были установлены новые нормы питания.

Представители тюремного ведомства поддерживали контакты с западноевропейскими коллегами, принимали участие в международных пенитенциарных конгрессах, на которых обсуждались вопросы тюремной политики, вырабатывались согласованные решения.

Ещё прежде граф В.А. Соллогуб называл русскую тюрьму «притоном разврата, мошенничества», «фабрикой фальшивых паспортов, монет, ассигнаций». И через много лет все эти недостатки были налицо. К примеру, в 1884 году в одной из петербургских тюрем в камере была найдена хорошо оборудованная литография, изготовлявшая бланки для фальшивых метрических свидетельств от имени Олонецкой духовной консистории.

1890 году был утверждён новый Свод учреждений и уставов о содержащихся под стражей. Разделение арестантов осуществлялось по половому, возрастному (малолетние и несовершеннолетние отдельно от взрослых) и сословному признакам. Осуждённые содержались отдельно от лиц, состоявших под следствием и судом. Лица, проходившие по одному делу, размешались раздельно.

Содержащиеся в арестантском помещении при полиции носили собственную одежду, белье и обувь. Если они оставались в помещении более трёх дней, то им при необходимости выдавалось сменное белье. В тюрьмах ношение казённой одежды и обуви было обязательным только для подследственных, обвиняемых в бродяжничестве. Остальным лицам казенная одежда выдавалась лишь в случае отсутствия или «неприличного вида» собственной одежды. Постельные принадлежности выдавались всем подследственным, кроме обвиняемых в бродяжничестве. В некоторых тюрьмах, где это было возможно, арестантам разрешалось иметь свою постель.

Для питания арестантов за основу брался солдатский паёк, включавший хлеб, крупу и муку. Мясо, рыба и прочие продукты относились к улучшенной пище и предоставлялись за счет пожертвований от благотворителей. Во время постов полагалось говеть. Беременным и кормящим женщинам предоставлялась улучшенная пища. Желающим разрешалось иметь свой собственный стол.

Заключённым предоставлялась ежедневная прогулка в пределах двора или сада.

Содержащиеся под стражей лица во время следствия и суда, вплоть до обращения приговоров к исполнению, не подлежали обязательному занятию работой в местах заключения, однако по желанию они могли принимать участие в работах при местах заключения, за что получали денежное вознаграждение.

Чтение газет и журналов подследственным политическим арестантам было запрещено. Допускалось лишь чтение книг «серьёзного и научного содержания», разрешённых прокурорским надзором. Другим подследственным разрешалось чтение газет и журналов при условии, что они имеют образовательное и воспитательное значение и не затрагивают вопросов текущей общественной жизни.

В случае смерти или болезни близкого родственника по письменному распоряжению попечителя или суда подвергнутые задержанию обвиняемые могли быть отпущены домой.

Заключённым не разрешались употребление вина, курение табака, игры в карты, кости, шашки и другие увеселения, а также запрещалось драться, воровать и шуметь. Для предупреждения побегов допускалось заковывание лиц мужского пола в кандалы (исключая малолетних и ряд других категорий лиц).

Временными правилами о дисциплинарной ответственности лиц, содержащихся под стражей (Закон от 23 мая 1901), в тюрьмах были введены следующие виды наказания арестованных:

1) объявление выговора наедине или в присутствии других арестантов;

2) лишение права чтения литературы, кроме книг духовного содержания, на срок до одного месяца;

3) лишение права переписки на срок до одного месяца;

4) лишение свиданий на срок до одного месяца (кроме свиданий с защитниками);

5) запрещение приобретать на собственные средства продукты питания и другие допускаемые в местах заключения предметы на срок до одного месяца;

6) лишение права распоряжаться половиной заработанных денег на срок до одного месяца;

7) лишение заработка за отработанное время на срок до одного месяца, а в более серьезных случаях – до двух месяцев;

8) уменьшение нормы выдаваемой пищи до оставления только на хлебе и воде на срок до трех дней;

9) арест в карцере со светом на срок не свыше одной недели;

10) арест в тёмном карцере на срок не свыше одной недели с переводом в карцер со светом и с разрешением прогулки через три дня на четвертый.

Начальник места заключения имел право применять своей властью наказание к подследственным в виде выговора наедине или в присутствии других арестантов. Все прочие взыскания он мог налагать с согласия наблюдающего за тюрьмой лица прокурорского надзора.

Уголовный закон от 22 марта 1903 года установил факультативный зачёт осуждённым в срок отбывания наказания срока предварительного заключения; предусмотрел сокращение срока тюремного заключения за некоторые виды преступлений и более широкое применение условного осуждения.

Если на 1 января 1902 года во всех местах заключения России находилось 88 тыс. арестантов, из них около 25 тыс. подследственных, то к 1911 году «тюремное население» увеличилось вдвое и составило 177 017 человек, из которых подследственные составляли одну треть. Наибольший рост отмечен после поражения революции 1905 года.

В начале века революция в стране только назревала, и арестованных революционеров было мало по сравнению с уголовными. Как вспоминал один из них – А. Локерман, оказавшийся в 1901 году в тюрьме г. Ростова-на-Дону, тюремные надзиратели проявляли недоумение и непонимание того, что это ещё за новая порода арестантов? Из-за чего они бьются? Какую выгоду в этом находят? В бескорыстие революционеров они не верили, а всё пытались докопаться, нет ли за их громкими фразами каких-либо материальных пружин.

Это было началом разложения тюремного персонала, который уверенно чувствовал себя с уголовными преступниками, но оказался не в состоянии ни понять политических, ни противостоять им. Видя, что режим в тюрьмах ослабевает и ситуация выходит из-под контроля администрации, Министерство юстиции, в ведении которого с 1895 года находились указанные места лишения свободы, в 1904 году утвердило Правила о порядке содержания в тюрьмах политических арестантов.

Во время проведения дознания или следствия политические арестанты должны были содержаться в особых камерах по одному и по возможности изолироваться от других категорий на прогулке, в церкви, комнатах для свиданий и т. д. В определённые дни, но не более одного раза в неделю, за счёт собственных средств политические арестанты могли приобретать продукты и предметы обихода, которые разрешалось иметь в тюрьме: чайники, миски, мыло, гребешки, щетки, бумагу и т. д. На хозяйственные работы по тюрьме они не назначались, но были обязаны сами поддерживать чистоту и порядок в камерах и убирать постель. Им предоставлялось право заниматься в камерах или в специально отведённых для этого помещениях письменными работами или ремесленным трудом. Они могли читать книги, газеты и журналы за исключением запрещённых к обращению в публичных библиотеках, а также газет и журналов, вышедших в течение последних 12 месяцев.

Свидания с супругами и ближайшими родственниками, к числу которых относились родители, дети, родные братья и сестры, а в особо уважительных случаях и с другими лицами, разрешались начальником тюрьмы с согласия лица прокурорского надзора или лица, проводящего дознание. Количество свиданий – не более двух в неделю в дни и часы, определенные начальником тюрьмы. Помещения для свиданий оборудовались разделительной решёткой.

Выбор старост, устройство общей кассы и передача друг другу денег и вещей политическим арестантам запрещались.

Таким образом, Правила предусматривали более строгую изоляцию для политических арестантов, по сравнению с общеуголовными, однако до 1907—1908 годов администрация тюрем была не в состоянии обеспечить их выполнение. Так, в одесской тюрьме в 1907 году заключённые, пользуясь самодельными отмычками, свободно открывали двери камер, посещали друг друга и даже оставались на ночёвку в других камерах. В тюрьме действовала общественная комиссия из представителей всех партий. В этот же период времени московская центральная пересыльная тюрьма («Бутырка»), где также содержались подследственные, была открыта для межкамерных контактов. С утра до вечера заключённые вели переговоры друг с другом через окна, свободно получали известия с воли, издавали свой собственный журнал. Свидания имели без решёток и с кем угодно.

Тюремная администрация пыталась любыми путями обеспечить соблюдение установленных законом условий, но это было сложно, так как количество политических заключённых в тюрьмах постепенно превысило количество уголовных, и уголовные нередко выступали на стороне политических в борьбе за права заключённых.

Сроки содержания арестованных в полицейских участках и в тюрьме до суда в 1906—1907 годах. Оказалось, что в полицейском участке в среднем арестованный находился 7 дней до того, как его переводили в тюрьму, но отдельные лица находились там более одного-полутора месяцев. Средняя же продолжительность содержания под стражей подследственных до передачи дел в суды составляла 5 месяцев 12 дней, а максимальная доходила до 15 месяцев.

Подробное описание санитарного состояния тюрем в 1909 году дал Н. Гурьев. Он указал на однообразие пищи арестантов, недостаточную калорийность их суточного рациона. Только в небольшом количестве из обследованных им тюрем имелся достаточный запас белья, позволявший производить его еженедельную смену. Среди других недостатков Н. Гурьев отметил произвольное сокращение администрацией времени прогулок арестантов и даже полную их отмену, наличие клопов в камерах, плохое медицинское обслуживание и обеспечение гигиенических условий. Результатом неблагоприятных условий являлось развитие у многих арестантов туберкулёза легких.

Выступая в 1911 году на заседании Государственного Совета, начальник Главного тюремного управления Хрулев в ответ на упрёки, что арестанты едят мясо, которого не видит русский крестьянин, указал, что в огромном большинстве губернских тюрем, а в уездных повсеместно, мясо совершенно не даётся, за исключением праздничных дней, а приправа супа делается с помощью только сала. Исключением являлись тюрьмы Санкт-Петербурга и Москвы, где были установлены другие нормы. Чай и сахар арестантам также не давался.

В 1909 году стоимость содержания одного арестанта в России была ниже, чем в других странах Европы, в том числе по сравнению с Англией в два раза.

Плохо в тюрьмах было и с библиотеками: в трети из общего числа тюрем, откуда в 1904 году поступили сведения, библиотеки полностью отсутствовали.

В декабре 1915 года министром юстиции была утверждена Общая тюремная инструкция, в которой подробно регламентировался порядок исполнения предварительного заключения под стражу и исполнения наказания в отношении различных категорий арестантов. Эта инструкция с определенными исключениями фактически действовала и в первые годы советской власти.

Инструкция предусматривала раздельное содержание лиц, состоявших под следствием и судом, и других арестантов, а также обвиняемых по одному и тому же делу. Указанные лица должны были, по возможности, содержаться в одиночном заключении.

Если врач давал заключение о том, что содержание арестанта в одиночной камере угрожало его здоровью, то он подлежал переводу в общую камеру с согласия прокурора или следственных властей.

Арестанты, состоящие под следствием или судом, должны были подвергаться лишь таким запретам и ограничениям, которые вызывались необходимостью предупреждения уклонения их от ответственности, обеспечения правильного хода следствия или дознания и поддержания порядка, необходимого в местах заключения.

Указанные лица пользовались правом получать за свой счёт или от родственников и иных лиц пищу. Им разрешалось за установленную плату готовить пищу в отдельной кухне, а также приобретать продукты питания как из денег, заработанных в местах лишения свободы, так и из собственных средств. При этом на них не распространялись ограничения в расходовании таких сумм, существовавшие для осуждённых, но воспрещалось выписывать больше, чем было необходимо для личного потребления. Для осуждённых передачи принимались только от близких родственников, а на состоящих под следствием и судом это ограничение не распространялось. Им также не вменялось в обязанность носить казённую одежду, но количество собственной одежды ограничивалось одним комплектом верхнего платья и обуви, соответствующих времени года, а также одной сменой чистого белья, помимо той, которая находилась в пользовании. Женщинам дозволялось иметь две смены белья. Стирка и сушка одежды осуществлялись в тюремных прачечных за умеренную плату.

Лица, состоящие под следствием и судом, не входили в число арестантов, подлежащих обязательному занятию работой по распоряжению тюремного начальства. Однако заключённые, которые раньше уже отбывали наказание за определенные преступления, в случае повторного привлечения к ответственности за аналогичные преступления были обязаны работать, но освобождались от нее на время, которое было необходимо для приготовления к защите на следствии и в суде. Вместе с тем тюремной администрации вменялось заботиться о привлечении к работам желающих трудиться подследственных лиц.

В свободное от работы время для всех арестантов устраивались общие чтения, на которые привлекались только те подследственные, относительно которых имелось согласие прокурора. Те же требования распространялись и на привлечение арестантов к общеобразовательному обучению в тюремной школе.

Свидания указанным лицам предоставлялись только с разрешения представителя прокурорского надзора, судебных и административных властей. В отличие от осуждённых, которым свидания разрешались один раз в неделю с близкими родственниками, подследственным они могли быть разрешены два раза в неделю, причём не только с родственниками, но и с посторонними лицами. Однако личное свидание без разделяющей сетки допускалось только с согласия инстанций.

Лица, состоящие под следствием и судом, могли писать и отправлять прошения по делам в любое время, тогда как осуждённым арестантам разрешалось это делать преимущественно в праздничные дни.

Для наложения на подследственных и подсудимых любых взысканий, кроме выговора, требовалось согласие прокурора.

Таким образом, Инструкция устанавливала и регламентировала различное правовое положение осуждённых и лиц, состоящих под следствием и судом.

В начале XIX века иностранец Венинг нелицеприятно описал картину состояния российских мест содержания под стражей. В начале XX века другой иностранец – Кеннан, также был поражён увиденным, и поделился следующими впечатлениями:

«Во всей империи 884 тюрьмы. Номинально все они находятся под одним управлением и подлежат одним и тем же законам и правилам, и между тем трудно было бы найти двадцати тюрем, которые бы управлялись одинаковым образом в продолжение трёх лет. Те права, которыми пользуются заключённые в одной тюрьме, не существуют в другой; в одной строгость есть общее правило, в другой – только исключение; иных заключённых закармливают, другие содержатся впроголодь; в одном месте нарушение правил не влечёт за собой ничего, кроме выговора, тогда как в другом подобное же нарушение наказывается двадцатью ударами розог по обнажённому телу. Везде беспорядок, противозаконные действия, произвол и более или менее полное отсутствие всякой системы. Причин этого положения дел много, но самые главные следующие: во-первых, самые законы чрезвычайно трудно применимы на практике и полны противоречий; во-вторых, управление тюрем распределено между громадным количеством лиц и административных органов, отношение которых друг к другу не организовано правильно; в-третьих, многие русские административные лица склонны решать дела и поступать согласно не с законом, а с тем, что они считают лучшим в данное время или наиболее соответствующим видам высшего начальства; и в-четвертых, крайне низкий уровень административных способностей и нравственности громадного большинства лиц тюремной администрации, в которую невозможно привлечь более порядочных людей при том ничтожном окладе, который они получают».

Таким образом, вплоть до своего падения царский режим так и не смог создать более или менее гуманную систему функционирования мест содержания под стражей, совершенную нормативную базу и обеспечить соответствующие условия для ее реализации.

Такая история… и она, кажется, продолжается поныне.

Голод как стимул к перевоспитанию

За все десятилетия существования советской власти в одном только документе были опубликованы точные данные о питании заключённых – в «Сборнике материалов Центрального карательного отдела Наркомюста» (1920), и касались они только подследственных, обретавшихся в заведениях НКЮ. Подследственному тогда полагалось 1922 килокалории в сутки. А вот по мнению Всемирной организации ООН по здравоохранению, норма должна составлять 3100—3900 ккал.

Гуманные законы царской тюрьмы Советы заменили тщательно разработанной шкалой голода. Основная норма питания заключённых была настолько ниже необходимого минимума, что в СССР никогда не публиковали эти данные. Исправительно-трудовой кодекс 1970 года (ст. 56) узаконил расплывчатую формулу, конкретный смысл которой можно было трактовать как угодно: «заключённые получают питание, обеспечивающее нормальную жизнедеятельность организма», и то лишь в случае их «честного отношения к труду и безупречного поведения».

Лишь позже в Союзе появились хоть какие-то нормы питания. Получили законный статус и так называемые «пониженные нормы», которыми предусматривалась выдача рыбы, картофеля, овощей, растительного масла и соли в размере половины нормы № 1, а сверх нормы (кроме хлеба, тоже урезанного на 50 г) ничего не предусматривалось.

Во времена перестройки имени М.С. Горбачёва, когда стала явной преступная суть пониженных норм питания для не выполняющих нормы выработки на производстве, их отменили, и… ввели повышенные нормы питания – для перевыполняющих трудовые задания. А ведь что в лоб зэку, что по лбу: дифференциация в питании осталась.

Используя голод как стимул к повышению производительности труда, администрация в то же время систематически ограничивала возможности зэков пополнить свой паек со стороны. Изданный 7 июня 1972 года Указ Президиума Верховного Совета РСФСР даже установил уголовную ответственность граждан за передачу или попытку передачи заключённым продуктов питания или других предметов в обход установленных ограничений. Только в 1992 году были частично сняты ограничения на посылки и ларёк; впрочем, уголовно-исполнительный Кодекс 1997 года снова «завернул гайки».

Собственно пайка, то есть суточная норма хлеба, и сейчас составляет чуть больше половины арестантской нормы[7]. Самой высокой она была на Беломорканале – 1400 г; в конце 1930-х наивысший вес был ограничен (1200 г, не более) и вплоть до шестидесятых-семидесятых годов варьировался в пределах 300-1200 г.

Остальная часть пайки, приварок, вещь, как писал Варлам Шаламов, неопределённая. Пищевая ценность его зависит от тысячи разных причин: от честности повара, от его сытости и трудолюбия, ибо повару-лодырю помогают работяги или придурки, которых повар прикармливает; от энергичного и неусыпного контроля; от сытости и порядочности конвоиров; от отсутствия или присутствия блатарей. Наконец, и вовсе случайное событие – черпак раздатчика, зачерпнувшего одну юшку, может свести пищевые достоинства приварка чуть ли не к нулю.

Уже упоминавшимися Правилами применения норм суточного довольствия предусмотрено (п. 11), что заключённые ростом выше 190 см могут получать 1,5 нормы суточного питания, однако оговорены следующие существенные условия:

– только работающий и только выполняющий норму выработки высокий зэк имеет право на 1,5 пайки;

– он должен хорошо себя вести;

– должно быть заключение врача о том, что еды ему мало;

– и, наконец, окончательное решение о выдаче доппайка зависит от «усмотрения администрации».

Издевательство над физической природой человека в изощрённой форме, закреплённое некими правилами, всегда было одним из способов подавления его нравственных устоев.

Варлам Шаламов описывает эпизод, когда сидевший с ним вместе в 1938—1939 годах по 58-й статье известный и заслуженный коминтерновец, от одного взгляда которого чуть ли не распадались империалистические державы, служил шестёркой у какого-то пахана и, будучи по совместительству его женой, исполнял соответствующие обязанности. И как-то после исполнения таких обязанностей пахан милостиво разрешил грозе империалистов вылизать за ним тарелку. Он сам, Шаламов, не смог выдержать этого зрелища, отошёл и заплакал.

Согнуть можно любого, даже работающего послушного зэка ростом выше 190 см. Идиотских запретов для этого существует более, чем достаточно. Ещё больше можно напридумывать новых. И посмотрите, как это соотносится с красивыми словами заместителя министра, курирующего УИС, произнесёнными в Екатеринбурге в марте 1997 года на Всероссийском совещании руководителей УИН:

«Главный итог деятельности уголовно-исполнительной системы последних лет – это создание её новой правовой основы, отвечающей человеческим потребностям. Это пришло с практикой, наукой, закреплено Концепцией реорганизации УИС. В результате началось оздоровление отношений между осуждёнными и администрацией и, как следствие, обстановки в местах лишения свободы. Один из выводов, к которому мы пришли, – это построение отношений с осуждёнными на основе гуманных законов, что даёт значительно больший эффект, нежели практика надуманных запретов. И, наконец, другой вывод – разумное сочетание мер убеждения с мерами принуждения, карающими мерами».

Мы, со своей стороны, можем только грустно отметить, что высокий мужик на зоне мучается больше низкого или среднего. Для него получить пайку так же сложно, как и для ефрейтора Балоуна из «Похождений солдата Швейка», страдавшего природным обжорством. Он в ответ на вопрос: «Нельзя ли мне получить двойную порцию?» был засажен полковым врачом на два дня в лазарет на одну чашку чистого бульона в день. Если помните, поручик Лукаш за этот же природный дефект велел привязать бедного Балоуна на дворе около кухни на два часа, когда там будут раздавать гуляш, чтобы у него слюнки потекли, как у голодной суки, когда та околачивается возле колбасной.

Это, так сказать, насчет количества. А насчет качества еды писарь Ванек из тех же «Похождений» говаривал так: «Мёрзлый гуляш есть можно, но недолго, самое большее неделю. Из-за него наша девятая рота оставила окопы».

Не дай-то бог, чтобы наша «девятая рота» оставила свои окопы из-за негодной еды…

Сколько стоит накормить российские тюрьмы и колонии?

В 1996 году зэки объели бюджет на 1,3 триллиона (старых) рублей, в 1997 уже на 2,7 триллиона, – рост, в том числе, из-за инфляции. Но надо иметь в виду, что хроническое безденежье вынуждает местных начальников искать продукты подешевле, и им это удается. В среднем цена, по которой УИНы покупают еду для зэков, на 18—20% ниже госкомстатовской, среднеобобщённой по регионам России. Мука обходится им дешевле на 29%, крупа на 33%, рыба на 24%, соль на 33%, а чай аж на 52%, что и понятно: статистика «обобщает» индийский чай, а начальник зоны – краснодарский. Поэтому статистики считали, что на прокорм зэков на деле надо не 2,7, а 3,2 триллиона рублей.

Эти цифры и закладывались ГУИНом в смету, а там и в государственный бюджет, с добавкой к сумме так называемой «стоимости приготовления пищи», а это – доставка еды, зарплата поваров и посудомоев, свет, вода и тепло в столовых и т. д., в размере 20—22% от стоимости продуктов. И получается, что прокорм российской зоны в наше недавнее прошлое – на стыке ХХ и XXI веков, должен был обходиться федеральному бюджету, в деноминированных бумажках, примерно в четыре миллиарда рублей в год. С ума сойдёшь с таким количеством нулей.

Какой-нибудь идеалист, полагающий, что записанная в бюджете строчечка всегда и неуклонно превращается в денежный ручеёк, легко может высчитать, что среднесуточная стоимость питания одного зэка обыкновенного (zeka-vulgaris) составляла тогда 7,7 рубля в сутки (в Москве до финансового прикола в августе 1998 года такова была цена тарелки салатика из капусты в общепите). Еда для «простого» больного тянула на 8,8 рубля, больного тубика – 10,8 рублей, одного юниора – 17,5 рублей, зэка, занятого на тяжёлых работах – 9,4 рубля, а в среднем по всем категориям 8,9 рубля в день. При закупке же продуктов по низким ценам стоимость питания в сутки могла удерживаться, соответственно, на уровне 6,5 – 7,7 – 9,7 – 16,0 – 7,8 рубля, а в среднем 7,1 рубля в сутки (салатик). Общая сумма – 2,7 млрд. рублей, а с учётом затрат на приготовление пищи – 3,34 млрд.

Это, позвольте напомнить, мечты идеалиста. На самом деле заключённых в декабре 1998 года кормили на 67 копеек в день в СРЕДНЕМ. То есть кое-где и на меньшие суммы, хотя некоторые везунчики обжирались на целый рубль.

Почему-то вспоминается анекдот: сценка на кладбище, мужик спрашивает встречного, – кого, мол, хоронишь, тёщу? – Нет, жену. – Тоже неплохо. И нам с тобою, читатель, и зэку без разницы, 4 или 3,34 миллиарда рублей записаны в бюджет, цифры эти запредельные с точки зрения простого человеческого восприятия, особенно если бюджет никем не выполняется. Средний человек воспринимает только несколько самых необходимых вещей: 500 рублей зарплаты – это мало, 3 тысячи более или менее; 70 рублей за кило мяса дорого, а 20 – давай, неси. На 67 копеек выжить НЕЛЬЗЯ. А насчёт миллиардов, так здесь уже кончается и трагедия, и статистика, и начинается чёрт знает что. Поэтому 3,34 миллиарда – тоже неплохо, в мировом, так сказать, масштабе, в космическом.

Обосновать в правительстве или минфине потребность УИС в еде с раскладками по нормам, численности и ценам, в общем, не сложно. Другое дело, что господа министры, будь то Чубайс, Задорнов или кто другой, имея в виду финансирование собственных нужд (поездки за бугор с лекциями, издания страшно нужных человечеству книг, предвыборные кампании и прочие развлечения), могут не согласиться с такой постановкой вопроса, как это было при Лифшице, который утверждал ГУИНу смету содержания живых людей на уровне прошлого года, наплевав на прирост тюремного населения.

Короче, по минимальным нормам и по самым смешным ценам прокормить зоны стоит от 3-х до 4-х миллиардов рублей. Причём это – из ряда приоритетных расходов, первоочередных. Человек без воды, тепла, света и, соответственно, без еды вроде как совсем не человек или скоро перестанет им быть. А без табуретки или телевизора он прожить сможет (живём же мы с вами без походов по театрам), сломанную кровать можно починить, гуталин использовать 2-3 раза, выбитые стёкла в общаге заменить фанерой, сгоревшую стиральную машину или электропечь в столовой прикрутить пока верёвочкой, а газету перечитывать вслух раз в неделю. Голь на выдумки хитра.

Конечно, зона – это не только зарплата, еда и свет-газ. Надо, разумеется, на чём-то сидеть-лежать, на чём-то готовить пищу, стирать тряпки, надо культурно и физкультурно обслуживать зэков, перевозить их туда-сюда, обучать профессиям…

На всё это, учитывая теорию приоритетности, денег нет. Их не хватает даже на самую эту приоритетность. У Минфина взгляд строгий, а разговор короткий:

– В прошлом году вы уже потратили семь миллиардов, в том числе два на зарплату, три на еду и два на комбыт. Что же вы ещё хотите, товарищ?!

А мы хотим и в этом году тоже, а ещё, кроме перечисленного, хотим вот чего, и это положено на содержание зэков по закону:

Вещевое довольствие: приобретение, ремонт, транспортировка, зарплата кладовщиков и интендантов, содержание помещений складов.

Приобретение и ремонт оборудования и инвентаря.

Медобслуживание: зарплата медиков, медикаменты, инструмент, спецодежда и др.

Культурно-воспитательное обслуживание: книги, газеты, самодеятельность, кино, физкультработа, зарплата библиотекарей и др.

Этапные расходы: проезд, фотографирование и др.

Отчисления в фонд помощи освобождающимся.

Профтех– и общеобразовательное обучение: пособия, учебники, инвентарь, химикаты, канцпринадлежности, зарплата преподавателей и мастеров.

Пособия по временной нетрудоспособности.

Отчисления в пенсионный фонд.

Отчисления в резерв на отпуска (4% от фонда оплаты труда).

Денег, короче, надо много. ПО ЗАКОНУ их должны дать. Но это если тракторист нарушит Закон и задавит своим грязным трактором корову, его в тюрьму посодют. А если нарушат Закон чиновники и не дадут денег, чтобы того тракториста кормить (хоть бы сваренной шкурой от той коровы), то чиновников не будут в тюрьму сажать. А зря.

Минфин обращается с нуждами заключённых примерно так же, как австро-венгерский офицер времён Первой мировой с провинившимся солдатом: выбирай, скотина, трое суток ареста или в морду. И если солдат выбирал трое суток ареста, то получал ещё и в морду.

Ресторан для зэка

Вернёмся к питанию; приятная тема. В своё время, когда инфляция составляла более 2000 процентов в год, а УИС финансировалась по отдельным разовым распоряжениям руководителей страны, которые, конечно же, не исполнялись, в ГУИНе придумали такую же шутку, как позже с лекарствами (это когда зэкам разрешили покупать лекарства, то есть лечиться на свои деньги, которых у них не было):

«В соответствии со статьёй закона РФ от 21 июля 1993 года «Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы» за счёт заработанных средств осуждённым может быть обеспечено дополнительное питание и улучшены условия содержания.

В связи с этим рекомендуется в ИТУ создавать условия для получения осуждёнными дополнительного питания и улучшения условий содержания за счёт заработанных ими средств сверх сумм, установленных соответствующими статьями Исправительно-трудового кодекса РСФСР. По письменному заявлению с разрешения администрации осуждённым (за исключением лиц, допускающих злостные нарушения режима содержания) может быть предоставлена возможность:

получать по предварительному заказу дополнительные специально приготовленные блюда в столовых ИТУ либо приобретать в буфетах (по мере их оборудования) горячие и прохладительные напитки, не запрещённые для употребления осуждёнными, кондитерские и хлебобулочные изделия;

приобретать по предварительному заказу телевизоры и музыкальные инструменты, постельные принадлежности, нательное белье, спортивную одежду и обувь, спортивное оборудование и инвентарь, отсутствующие в ИТУ;

благоустраивать комнаты длительных свиданий, жилые и другие помещения (улучшать окраску и отделку, обновлять мебель и инвентарь установленного образца).

Стоимость приобретаемых товаров, услуг по их приобретению и доставке, приготовление пищи и другие возможные услуги оплачиваются осуждёнными по расценкам, действующим в соответствующей местности».

То есть ГУИН восхотел часть проблем, связанных с нехваткой денег на питание и быт, переложить на плечи несчастных зэков и их родственников. Есть деньги – пожалуйста, уважаемый, заказывайте себе яичницу с луком или паштет из соловьиных язычков, рекомендуем; нет денег – кушай пайку на здоровье; нет пайки – ходи, дурак, голодным.

Правда, когда «центровая аппаратчина», страдающая недержанием фантазии, запустила такое разрешение на места, возникла осечка: ведь нет механизма для реализации такой блестящей придумки. Разрешить-то можно, а как это организовать? (Уж лучше запретить что-нибудь, здесь никакие механизмы не нужны). Складывается впечатление, что все эти выдумки появлялись из самых простых соображений: вдруг спросят, почему зэки мрут, – а мы не виноваты, мы, де, предлагали региональным начальникам выход, а они не справились. Они и виноваты, а мы тут, в аппарате ГУИНа, ни при чём.

Но, допустив, что многие зэки захотят питаться за свои деньги, надо было параллельно решить массу организационных проблем: кто этим будет заниматься? Надо вводить в штат интендантской службы специальную должность, что очень сложно; кто захочет таскать из буфета пиццу и горячую яичницу зэкам? Надо организовать склад продуктов, а сначала их закупить, но чего и сколько – неизвестно, не спрашивать же у зэков: а чего вы, гражданин, пожелаете скушать на следующей неделе? Надо утрясать меню и выделить мощности по приготовлению таких спецзаказов в столовых или буфетах, которых как не было, так и нет; надо следить, чтобы эти деликатесы не растащили и т. д., и т. п., и проч.

К тому же возникли большие трудности: а что считать заработком, ведь только из заработанных денег зэк получал право заказывать себе порционных судачков. Этот вопрос и до сих пор не решён. Известный нам В.И. Сычевник (Оренбургская обл., г. Соль-Илецк, учр. ЮК-25/6) пишет стихи; их даже печатают газеты. Прислали ему из газеты гонорар, хотел он чего-то себе подкупить, – э, нет! – сказала администрация учреждения. Покупать ты что-нибудь можешь, милый друг, на свой заработок, а заработок – это деньги, полученные за труд в нашем учреждении. Мало ли, что там у тебя на лицевом счёте лежит…

По всем этим причинам, разумеется, благие пожелания по самообеспечению зэков едой остались на бумаге. К счастью, вскоре был несколько либерализован продуктовый зоновский рынок, услугами которого зэки пользовались через ларьки.

Отоварка в ларьке – это отдельная повесть.

Раньше, до выхода исправительно-трудового кодекса 1992 года, разрешение отоварки было методом натурального поощрения хорошо себя ведущих осуждённых, которым позволялось иногда разнообразить зоновские деликатесы лишней пачкой чая или не предусмотренным нормами питания куском колбасы. Насколько это разнообразие было разнообразным и изобильным, можно судить по обязательному минимальному набору продуктов в ларьке, разрешённому к продаже осуждённым. Он включал:

– хлеб,

– рыбу солёную,

– консервы,

– жиры,

– сыр,

– кондитерские изделия (кроме шоколада, кофе и какао),

– чай (не более 2-х пачек по 25 грамм),

– овощи, фрукты,

– табачные изделия,

– молоко, кисломолочные продукты.

Яйца, сгущёнку и сахар разрешалось плюс к этому приобретать только беременным, кормилицам и несовершеннолетним.

Кодексом 1992 года запрещение всем прочим зэкам пользоваться ларьком было отменено. Осталась, правда, дифференциация денежных сумм, щедро выделенных законодателями на эти цели и в зависимости от режима содержания колебавшихся от 15 до 30% МРОТ – минимального размера оплаты труда (с 1997 года – от 30 до 50%). Не будем напоминать, что такое минимальный размер оплаты, читатель сам знает.

Был отменён и типовой набор продуктов, смахивающий на ассортимент послевоенного сельпо средней полосы России. Зэкам разрешили покупать всё, что есть из числа разрешённого, а запрещённое в ларек и так не завозят. Но поскольку денег у колонии нет, то и продуктов в ларьке нет. Тогда, в послевоенном сельпо, было лучше; там хоть придерживались «обязательного минимального ассортимента», за нарушение которого, кстати, можно было и срок схлопотать.

Выходит, и здесь бедолаге-заключённому облом.

Вот письмо Алексея Васильевича П. (Нижегородская обл., Лысковский р-н, пос. Просек, учр. УЗ-62/16):

«Пишут вам осуждённые москвичи, которые отбывают свой срок в Нижегородской обл. Я из Дмитрова, мне 45 лет. Ни разу в жизни не просил помощи. Но сейчас отбывать стало совсем тяжело без поддержки со стороны. Работаем каждый день, а заработки от 3 до 5 рублей в месяц (осень 1998). А в ларьке вообще ничего нет, ни курева, ни сладкого, ни чаю. И вот просим вас о помощи».

Однако сам подход к решению проблемы безденежья за счёт осуждённых характерен. В соответствии с уголовно-исполнительным законодательством (ст. 99 УИК) – «осуждённые, получающие заработную плату, и осуждённые, получающие пенсию, возмещают стоимость питания, одежды и коммунально-бытовых услуг, кроме стоимости специального питания и специальной одежды. С осуждённых, уклоняющихся от работы, указанные расходы удерживаются из средств, имеющихся на их лицевых счетах. Возмещение стоимости питания, одежды и коммунально-бытовых услуг производится ежемесячно в пределах фактических затрат, произведённых в данном месяце».

Но тут уж вышел облом у ГУИНа. Возмещение стоимости питания пошло совсем не в ту сторону, куда хотелось бы. В 1996 году взыскано за питание 18% от затраченных сумм (232 миллиарда старых рублей), в 1997 году – 14%. Остальные 82—86% возмещает государство. Платят за питание только те из сидельцев, кто получает заработную плату или пенсию, а таких было порядка 40—45%, – нету в колониях работы. Что, кстати, странно, потому что ещё 3 мая 1994 года председатель Правительства РФ В. Черномырдин подписал, а 1 июля 1997 года дополнил Постановление № 447 о размещении в колониях производства товаров по госзаказу.

Этим Постановлением предусматривалось создание условий, «обеспечивающих загрузку производственных мощностей предприятий учреждений, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы, и собственного производства этих учреждений заказами на изготовление продукции, выполнение работ и услуг для удовлетворения государственных нужд, и привлечения к труду осуждённых».

МВД, Минэкономики, Министерство обороны, местные органы власти должны были учитывать во всех своих планах возможность и необходимость размещения в колониях ГУИНа заказов на производство государственно-нужной продукции. Стоит ли говорить, что вышло «как всегда»?..

Для примера приведём рассказ начальника УИН Минюста России по Кировской области:

«Предприятия колоний имели госзаказ (до «реформ», – Авт.), который обеспечивал занятость отбывающих наказания. Постоянная работа в свою очередь обеспечивала как осуждённым, так и системе безбедное существование. Но уже более десяти лет система переживает экономический кризис…

Госзаказ – это для нас панацея от многих наших бед… Раньше мы производили центробежные насосы. По ГУИН были ведущими производителями. Продукция пользовалась спросом. Выпускали по 130 тысяч единиц этих изделий в год. Дайте заказ, профинансируйте для начала, и будет решён вопрос не только выпуска необходимой продукции, но и содержания осужденных. Покроем убытки, понесённые потерпевшим (от разбоя осуждённых преступников, – Авт.)…»

Увы, даже спустя несколько лет после постановления Правительства о госзаказе и он сам, и полная постоянная занятость осуждённых остаются только мечтой начальника этого УИН и ещё – надеждой, что так и будет когда-нибудь. А сегодня его чуть не каждодневная головная боль – где взять деньги на питание, на содержание. Кормить отбывающих наказание надо; голодными их не оставишь.

Он говорит: «Если бы осуждённый работал, то за питание с него можно было бы удерживать определённую сумму. Так получился бы нормальный замкнутый процесс самообеспечения…»

Однажды мы сами сообщили Министерству по чрезвычайным ситуациям, что простаивают мощности нескольких колоний УИС по производству чудесных, больших, утеплённых, негорючих, недорогих солдатских палаток; нас удивляло, что людей, спасённых во всяких землетрясениях, МЧС размещает зимой во французских туристских палатках, к нашим морозам не приспособленных. Сотрудник МЧС строго спросил: – А где это производство? Забоявшись назвать ему отдалённый Красноярск, мы сказали только: – в Вологде (из Москвы туда и обратно можно обернуться на «Жигулях» за световой день). Чиновник остался недоволен: – Далеко, – сказал он. Разумеется, ездить за палатками в Париж ему ближе, чем в Вологду.

Итак, если бы заключённые работали, они платили бы за свой прокорм сами. Раз государство им работу не даёт, оно же за еду и платит, а платить неохота, да и нечем, потому что деньги потрачены на покупку нужных государству вещей в совсем других местах, в Париже, например. Но платить, между тем, всё же надо, а то жулики перемрут, или взбунтуются, или, ещё того страшнее, напишут маляву правозащитникам в тот же Париж, будь он неладен.

Но даже если заключённые работают, они стоимости затрат на свое питание покрыть не могут, потому что существует так называемый гарантированный минимум, суммы, которые в обязательном порядке должны быть начислены на лицевые счета работающих, и составляющие не менее 20% заработка. А уже потом, из оставшихся 80%, производятся удержания за питание, вещёвку и пр. В разных колониях они составляют разные суммы, в зависимости от размера заработков.

Если рассмотреть недавнюю нашу историю (1997 год), то средняя стоимость месячного питания (190 тысяч рублей) превышала среднюю заработную плату (98 тысяч рублей) ровно в два раза. Причём эти «ножницы» не просто сохраняются до сих пор, но становятся всё шире: зарплата стоит на месте, а стоимость еды растет на 10—15 – 20% ежегодно. Поэтому даже работающему зэку, возмещающему по закону стоимость съеденного и сношенного, на лицевой счёт ничего не капает, всё выдирают до копейки. Какой же интерес ему тогда работать?

Остаётся уповать на посылки от родственников и на помощь благотворительных организаций. О посылках мы ещё поговорим, а пока вот вам история, которую поведал нам Виктор К. (Коми, Княжпогостский р-н, г. Емва, учр. АН-243/1):

«28 сентября я вернулся (в зону) из отпуска, отпуск проводил дома, Рязанская обл., п. Елатьмя. Будучи в отпуске перед уездом на своё имя отправил две посылки по адресу Княжпогостский р-н, ст. Чинья-Ворык, п. Шамбуково. По прибытии меня водворили в ШИЗО по приказу кап. Еженкова якобы по опозданию с отпуска. По собственному заявлению меня закрыли на прежний вид режима. Посылки две шт. получил капитан Еженков и присвоил себе. Так как имел ко мне не предвзятые отношения. Я его предупреждал, что в ближайшее время придут по почте посылки и чтоб их переслали по адресу, где я отбывать буду дальнейшее наказание.

В ответ я услышал от кап. Еженкова, как пришлют посылки, то он их съест. Так и получилось. Посылки не вернулись назад и ко мне их тоже не переслали. Больше того перед отправлением меня избили. В побоях принимали участие моёр Капылов кап. Полувьянов кап. Еженков ст. прапор. Дидич. Я обращался с жалобой, но никаких результатов не получил. В случае безрезультатново отношения к моей жалобе после освобождения вынужден буду приехать в Москву на приём к Генеральному Прокурору».

Не менее печальную историю можем рассказать и о благотворительной помощи. В декабре 1998 года, после окончания интереснейшей и, на наш взгляд, полезной Международной конференции «Уголовная политика и тюремная реформа – новые подходы», за круглым столом собрались представители ГУИНа и нескольких правозащитных и благотворительных организаций (был там и один из авторов). Присутствовали также депутаты Государственной Думы.

Господа офицеры просили помощи. Господа благотворители соглашались, но сетовали, что им не разрешают раздавать помощь «адресно», то есть в руки заключённым, а только через администрацию колоний. Господа офицеры кручинились ещё больше: оказывается, поделать ничего нельзя, потому что правительство России считает идею адресной раздачи помощи неприемлемой. Но, между прочим, отказ в доступе благотворителей к заключённым противоречит Федеральному закону от 11 августа 1995 года № 135-ФЗ «О благотворительной деятельности и благотворительных организациях», статья 5 которого гласит:

«…Благотворители – лица, осуществляющие благотворительные пожертвования в формах:

бескорыстной (безвозмездной или на льготных условиях) передачи в собственность имущества, в том числе денежных средств и (или) объектов интеллектуальной собственности;

бескорыстного (безвозмездного или на льготных условиях) наделения правами владения, пользования и распоряжения любыми объектами права собственности;

бескорыстного (безвозмездного или на льготных условиях) выполнения работ, предоставления услуг благотворителями – юридическими лицами.

Благотворители вправе определять цели и порядок использования своих пожертвований».

Итак, по закону благотворители вправе определять цели и порядок использования своих пожертвований! Кто нарушает государственный закон, который мог бы облегчить положение заключённых?.. Государственный орган, ГУИН, представители которого сидели тут же и просили помощи.

Затем оказалось, что таможня практически никогда не пропускает гуманитарные грузы. Правозащитники возмутились: таможня обязана пропускать их, это требование закона! Тут оживились депутаты (законодатели): а вот мы с вами завтра пойдем, – сказали они, – при нас не посмеют задерживать груз. Кто нарушает государственный закон, который мог бы облегчить положение заключённых?.. Государственный орган, таможня.

И, как уже понятно читателю, Закон о бюджете нарушается тоже: суммы, предусмотренные бюджетом на питание заключённых, колонии получают в урезанном виде. Причём урезается и снабжение сотрудников учреждений УИС.

В некоторых колониях в 1992—1999 годах наблюдались процессы, подобные «братанию», когда оголодавшие сотрудники тащат из своих домов одежду, книги, лекарства для осуждённых, а зэки делятся с сотрудниками едой из продовольственных посылок. Нам известны случаи, когда офицеры скидывались с зарплаты, чтобы купить бензин и послать машину за благотворительной помощью в столицу.

Самообеспечение

Понимая, что голодный зэк хуже голодного незваного гостя, явившегося под ручку с голодным татарином, ГУИН предпринимает кое-какие меры по решению продовольственного вопроса. Ставка делается на самообеспечение зон продуктами питания. Наибольший результат здесь дают два направления: выпечка хлеба в собственных минипекарнях, и развитие подсобных сельских хозяйств, производящих для нужд колонии мясо, молоко, яйца, картофель, овощи.

Хлеб в рационе осуждённых и подследственных занимает значительную часть (в деньгах это 28—30% от общей стоимости питания, а в калориях 35—40% от калорийности суточного пайка по нынешним нормам), поэтому организация собственного хлебопечения даёт заметный экономический эффект. Сейчас в УИС работает несколько сотен минипекарен общей производительностью до 500 тонн хлеба в сутки, и это почти половина общей потребности УИС в хлебе. Низкая себестоимость собственного хлеба позволяет экономить более ста миллионов рублей в год.

Полностью перешли на самообеспечение хлебом учреждения Волгоградской, Калужской, Курганской областей, Красноярского и Приморского краев, республик Хакасия и Мордовия (учреждение ЖХ-385). Проблема только в том, что и на муку тоже нужны деньги.

Производством прочих продуктов питания в УИС занято 718 подсобных сельских хозяйств, в том числе несколько сельскохозяйственных предприятий на собственном балансе. За ними закреплено 225 тысяч га сельхозугодий, из них 144 тысячи га – пашни.

К началу XXI века в сельхозучреждениях и подсобных сельских хозяйствах содержалось: 40 тыс. голов крупного рогатого скота, более 100 тыс. голов свиней, около 8 тыс. голов овец и около 25 тыс. голов птицы. За счёт этого в год подсобные сельские хозяйства УИС давали мяса (в живом весе) до 10 тысяч тонн, молока до 30 тысяч тонн, яиц более 2 млн. шт., зерна – 8 тысяч тонн, картофеля 7,5 тысячи тонн, а также немало овощей.

И это было бы хорошо, если бы не было плохо.

В отличие от собственного хлеба, который получается дешёвым, значительная часть хозяйств из-за низких урожаев сельхозкультур и продуктивности животных имеют себестоимость продукции существенно выше уровня реализационных цен в своей зоне. Поэтому продавать свою продукцию, чтобы заработать денежку, невыгодно. С другой стороны, возникает проблема целесообразности производства продукции для собственного потребления при наличии более дешёвого рынка продовольствия в регионе. С третьей, так сказать, стороны, происходит отвлечение финансовых средств, которые и так в изрядном дефиците, на покрытие убытков от подобного хозяйствования.

Единственный тут плюс – осуждённые при деле. В своё время Джон Мейнард Кейнс, знаменитый экономист, так и предлагал: дабы избежать безработицы, нужно, чтобы одна часть общества деньги закапывала, а другая их откапывала. А потом пусть делят; и все заняты полезным трудом. Но это был не наш, не пролетарский экономист.

При результатах сельхозпроизводства, которых сумели достигнуть колонии в наших суровых и непредсказуемых природных условиях, довольно трудной задачей для многих регионов стало не столько его наращивание, сколько стабилизация. Специалисты ГУИН считают, что, прежде всего, надо озаботиться повышением урожайности сельхозкультур на основе повышения естественного плодородия почв, рационального использования земельных угодий, совершенствования техпроцессов возделывания, улучшения состояния семеноводства.

Это всё верно, – хорошо бы эти «мероприятия» внедрить, – но материально-техническая база сельхозподразделений УИС за последние годы из-за отсутствия финансирования не обновлялась, в результате произошло сокращение парка тракторов, машин, механизмов и оборудования. А техника, оставшаяся пока на ходу, эксплуатируется достаточно интенсивно и требует значительных дополнительных затрат для её поддержания в рабочем состоянии.

Важным вроде бы рычагом в развитии сельского хозяйства в УИС должно было стать Постановление Правительства РФ от 22 мая 1996 года «О нормализации деятельности сельхозпредприятий МВД России», позволяющее использовать меры государственной поддержки – дотации, льготы и компенсации. Тут даже спорить не о чем: если бы да кабы при нормальном финансировании ещё и дотации получать, то во рту бы выросли не только грибы, но и баклажаны. Жаль только, что ни финансирования, ни дотаций нет.

Замученные тотальным дефицитом всего, брошенные правительством на произвол судьбы колонийские начальники выкручиваются, как умеют. Начинают кое-где создавать мощности по переработке сельхозпродукции, в частности по сушке плодов и овощей. Так, в 1996 году произведено было 150 тонн сушёной продукции. Это, конечно, маловато (около 3 грамм на человека в сутки), но лиха беда начало.

В Тайшетском районе Иркутской области колония взяла на себя, в качестве подсобного хозяйства, местные колхозы. Выращивают хлеб и корма, содержат стадо скота. Запустили пилораму, получили делянку в тайге… В результате учреждение 235/25 со своим сельским хозяйством занимает по производству и прочим показателям первые места не только в районе, но и в области.

В Волгограде почти в каждой колонии изготавливают макароны. Запускаются мельничные комплексы, теперь будет и мука своя, было бы что молоть. Есть и свои передовики: бизнес-план на создание мини-предприятий по выпечке хлеба и производству макаронных изделий, разработанный УИН Оренбургской области, был признан победителем конкурса инвестиционных проектов, проводимого областной комиссией, и профинансирован за счёт средств областного бюджета.

В ИК-1 Костромской области уже выпекают хлеб из зерна собственного помола, что даёт 50% экономии, а в СИЗО-1 Пскова наладили производство пельменей, снабжая ими, правда, не арестантов, а сотрудников и даже население. Начальник этого СИЗО, правда, сетует: прибыль можно было бы тратить на нужды учреждения, но с каждого рубля прибыли ему остается только 3 (три) копейки, остальное сгребает широкой лопатой государство. Это какое такое государство? – спросите вы. А то самое, которое не финансирует учреждения пенитенциарной системы, не забывая тянуть с них копеечку.

Очередное нарушение закона: прибыль, используемая на содержание осуждённых, налогом не должна облагаться. Кто нарушает государственный закон, позволяющий облегчить положение заключённого? Государственный орган, налоговая инспекция.

Такое есть только у нас: исправительные учреждения платят налоги. То есть государство одной рукой отбирает у колоний средства, кладёт их в общий котёл, а затем другой рукой выделяет им же. Впрочем, что это мы: ведь это глава о необходимости самообеспечения колоний, возникающей оттого, что государство как раз… – эх, государство! Да разве есть у нас государство? У нас «аппарат», думающий о собственных интересах, и не более того.

Начальник УИН Кировской области говорит, что из-за трат на налоги колониям приходится свою продукцию и вырученные за неё деньги пускать не на расширение или реконструкцию производства, а на питание осужденных. Так и получилось, что созданные в своё время подсобные хозяйства (а изначально они создавались как подспорье для сотрудников, а не для осуждённых) стали резервом выживания. «Обстоятельства складываются так, что без предоплаты ничего не возьмешь, – говорит кировский начальник. – И когда становится туго, под нож пускается своё, чтобы накормить спецконтингент».

Не удивительно, что при таком отношении государства в большинстве УИН полностью отсутствует или имеется только маломощное, неэффективное перерабатывающее оборудование, а в целом по системе, несмотря на все принимаемые меры, состояние обеспеченности продовольствием очень тревожное.

Даже руководством ГУИНа, как вещи очевидные, признаются факты нарушения норм довольствия, случаи дистрофии (Пермь, Кострома, Вологда, далее везде). Лечебное питание, предусматривающее, в частности, молочные продукты, во многих туберкулёзных стационарах из-за отсутствия денег не организовано. Поставщики, в том числе хлебозаводы, отказывают в отпуске хлеба подразделениям УИС из-за долгов и по другим причинам.

Нам остаётся только пожелать, чтобы родное правительство было для своих подопечных – как швейковский полковник Фидлер для солдат, ангелом во плоти. Он мог поделиться своим офицерским обедом с первым встречным солдатом, а когда всем приелись кнедлики с повидлом, дал распоряжение приготовить к обеду свинину с тушёной картошкой. На свои именины полковник разрешил на весь полк готовить зайцев в сметане, а во время маневров в Нижних Карловицах приказал за его счёт выпить всё пиво в местном пивоваренном заводе. Гашек, конечно же, чуть-чуть приукрасил окопную обстановку времён Первой мировой, но если бы ему довелось писать о российской тюрьме, то даже его сатира спасовала бы.

Женщины и дети вне воли

В настоящее время в тюрьмах и колониях России содержится около 60 тыс. женщин, чуть более 5% тюремного населения нашей страны, а всего в России проживает 78,6 млн. женщин, что составляет 53,1% всего населения. Итак, на 100 тыс. населения приходится примерно 40 женщин, лишённых свободы, – и количество женщин-заключённых, и тяжесть наказания непрерывно росли за годы реформ.

Сведения по женским колониям по состоянию на 01 января:[8]

Большинство из них происходят из неполных или неблагополучных семей или выросли вообще без семьи в детских домах; многие пережили в детстве и юности сексуальное и другие виды насилия, у многих нет семьи, или, во всяком случае, мужей; они часто лишены самого необходимого – жилья, работы, нормального социального окружения.

Их дети, повторяя судьбу матерей, воспитываются у родственников или в детских домах. Даже те из них, кто способен заботится о ребенке, часто не имеют для этого реальной возможности – в колониях, приспособленных к проживанию матерей с детьми до трех лет, матери вынуждены жить отдельно от детей, содержащихся в детских домах, расположенных в изолированных локальных зонах. Единственная родительская функция у таких мам – прогулка с ребёнком в течении часа-двух в день. Если в доме матери и ребенка (ДМР) или в самой колонии объявлен карантин, мать отчуждается от ребёнка на длительный срок, в иных случаях на месяц и более.

Людмила Альперн (Центр содействие реформе уголовного правосудия, Москва) пишет и о других случаях:

«В состоятельных и более просвещённых семьях дети, чаще всего, ударяются в наркотики. Попробовать травку на дискотеке или в школьном туалете, со временем перейти на героин, и дорога наметилась – или в могилу, или, опять-таки, в тюрьму».

Дети составляют 3% тюремного населения, а это в среднем 40 тысяч человек. В основном – мальчики, но есть и девочки, тысячи две, что составляет 5% от общего количества заключённых-подростков; детская статистика аналогична взрослой. Поэтому помимо женских колоний имеются три «девчачьи» воспитательные колонии, – одна в г. Новый Оскол на Белгородчине, ещё одна в Томске и одна в Рязанской области.

Большая часть подростков (до 60%) сидит за обычную кражу – чаще незначительную и глупую: за батон колбасы, за пять пачек сигарет, или за целый список продуктов, в который обязательно входят леденцы и шоколадки.

С первого раза детей обычно не сажают, дают условный срок. Потом, как образно пишет Людмила Альперн, «правосудие, затаившись, ждёт следующего шага «малолетнего преступника» – когда он с голодухи, или по привычке снова пойдет «на дело», а там хватай его и давай срок на всю катушку. Так он получит не год-два, а 3-5 лет – это больше, чем средний срок наказания у взрослых заключённых».

За эти годы он узнает многое, научится жизни: станет настоящим «крутым», если его не «опустят» в СИЗО или на этапе, а таких, по разным свидетельствам – до трети. Выйдут они на волю, или «поднимутся» на взрослую зону, если срок заходит дальше их совершеннолетия, уже с «понятиями» и вполне определённым будущим.

Вот небольшой рассказ о посещении мальчишечьей воспитательной колонии правозащитниками:

«Колония казалась чрезвычайно бедной, с безжизненным урбанистским пейзажем, всё напоминало какие-то фантастические фильмы о жизни после атомной войны. Дети тоже были как будто из такого фильма – бледные, большеглазые, наголо бритые… Скудость одежды – серо-черные робы и «фески»… И запах тюрьмы, в котором смешивается вонь канализации, хлорки, немытых тел и нестиранных тканей… Мы беседовали с симпатичными военными, в которых чувствовалась и искренность, и смущённость, которые стараются, но если их старания и чрезмерны, то виной этому инструкции и прокурор по надзору. А то, что они чрезмерны, сомнений не вызывает. Ведь усиленный контроль каждого шага человека, тем более ребёнка, приводит к тому, что он теряет самоконтроль. Это ли ожидаемый результат «исправления»?

Каждый подросток в учреждении находится под постоянным контролем разнообразных служб. Он абсолютно лишён возможности принимать самостоятельные решения, даже в отпуск его не пускают по той причине, что он может там выпить или вляпаться в какие-нибудь еще обстоятельства. Такой режим не даёт никаких перспектив на будущее, потому что жестокими запретами и строжайшими ограничениями нормального человека не воспитаешь.

Но вернёмся к женщинам и девочкам.

Анна (Владимирская обл., Судогодский р-н, пос. Головино, учр. ОД-1/1) – письмо написано на обрывке упаковочной бумаги, самодельный конверт:

«Зовут меня Анна, мне 29 лет, я с Пермской области, воспитывалась с престарелой бабушкой, матери я своей не знаю, т. к. она меня бросила. До 16 лет я училась в школе, после пошла учиться в ПТУ, закончила, получила аттестат токаря. Работала я недолго, резко сорвалась. Ударилась в запой и ничего поделать не смогла, т. к. поддержки со стороны не было, полностью потеряла контроль над собой. И вот так попала в места лишения свободы.

Помощи ниоткуда нет, не получаю даже писем, отбыла 4 года, а впереди ещё 8 лет. Когда находилась на воле, помогала почти каждому, кто нуждался в помощи. А сейчас я никому не нужна. Какие вещи были, все поизносились. Поначалу помогала девчонкам, пока у меня было, а сейчас даже тапочек никто не даст, чтобы в столовую сходить. Я почти совсем голая, всё шитое перешитое, даже после бани одеть нечего, и где взять, что делать?

Если можете помочь, не откажите. Я буду очень благодарна. Когда помощи нет ниоткуда, очень тяжело жить, подруги и друзья самые близкие отвернулись.

А размеры 46—48, обувь 37—38. Хожу сейчас совсем босиком, ни колготок, ни трико, ни кофты, ничего нет. Помогите, чем сможете. Мыло, шампунь.

Будете писать, пришлите, пожалуйста, чистый конверт».

В Новом Осколе на воспитании чуть больше полутысячи воспитанниц. Среди них есть совершившие серьёзные преступления – убийства, разбойные нападения, грабежи, распространение наркотиков. Но, правда, бывают и удивительные случаи. В журнале ПиН (№ 8 за 2001 год) рассказывается о воспитаннице, которая за то, что выкопала 37 кустов картофеля на колхозном поле, была приговорена… к двум с половиной годам лишения свободы. Поневоле вспомнишь про закон о колосках сталинских времён.

Специалисты отмечают, что многие женщины из числа отбывших наказание лишением свободы, после освобождения вновь попадают в тюрьму. Высокий рецидив преступности в женской среде обусловлен во многом сугубо карательной направленностью нашей пенитенциарной системы, «ломающей» остатки социальной адаптации, психическое и физическое здоровье женщины. Крайне важные особенности применения лишения свободы к женщине не учитываются.

Общественный Центр содействия реформе уголовного правосудия (Москва), исследовав эту проблему, пришёл к выводу о высокой степени социальной и медицинской заброшенности, правовой незащищённости женщин, находящихся в местах лишения свободы.

Даже в тех случаях, когда есть возможность поднять социальный и психологический статус женщины, сделать её более зрелой, – ибо забота о ребёнке и осознание своей необходимости для его существования, безусловно, способствует взрослению и социальному становлению человека, – это не принимается во внимание.

Как показали исследования, более половины женщин, имеющих детей до восьми лет, не получают отсрочки приговора, так как осуждены по так называемым строгим статьям, к которым относится и статья 158 ч.2 УК РФ, – за кражу, по которой осуждено более половины всех женщин. Вообще во время судов часто не принимается во внимание личность подсудимой, наличие у неё малолетних детей.

Для нашей темы важно, что условия жизни в исправительных учреждениях России созданы без учёта психологических, физиологических и других особенностей женского существа. Женщины, «выдернутые» из нормального общества, попав на совместное проживание в огромных дортуарах, где помещается от семидесяти до ста человек сразу, часто не имея никакой финансовой или моральной поддержки извне, полностью теряют социальную адаптацию. Страдает их волевая сфера и способность приспособится к условиям жизни на воле. Понятны причины высокого рецидива преступности среди них!

Многие женщины, пережившие заключение, оказываются совершенно больными психически и физически, наблюдается даже элемент обратного психического развития – инфантилизации, что не удивительно, так как в таком качестве легче выжить, полностью подчинившись правилам распорядка и представителям администрации. Это наблюдается даже в мужских колониях, что уж говорить о женских!

Возможно, – хотя и с оговорками, что созданный аппарат исполнения наказания и годится для мужчин, так как очень напоминает армейские роты, но совершенно не отвечает психическим и физиологическим особенностям женщин.

По всем этим причинам результатом отбытия наказания становится рецидивная преступность. Даже те женщины, которые попали в места лишения свободы в зрелом возрасте и имели до этого хорошую социальную адаптацию, после трёх-четырёхлетнего пребывания в условиях изоляции (а это средний срок наказания для женщин) теряют социальные связи, лишаются нормального социального окружения, получают сильнейшую психологическую деформацию. Освободившись, ни не могут найти своё место в обществе, и возвращаются назад, на тюремную койку.

А ведь не все женщины, попавшие в места лишения свободы – «отбросы общества», хотя общество, безусловно, отворачивается от них, – многие из этих женщин по-настоящему даровиты, среди них есть талантливые поэтессы, художницы, мастерицы на все руки.

Им, скорее, нужна психологическая помощь, – и в колониях есть психологи! Чем они заняты? Об этом рассказала Людмила Альперн:

«Посещая женские «исправительные» учреждения, многократно встречаясь с работающими там психологами, я долго не могла понять, какую функцию они выполняют? Ведь очевидно, что любой внимательный и здравомыслящий человек, а тем более – психолог, должен бы вмешаться в абсурдность и безжизненность многих, давно устоявшихся и, заметим, устаревших правил тюремной жизни для женщин. В то, что осужденные матери живут отдельно от своих детей и не могут их воспитывать, а потом кто-то удивляется, что и на воле они детьми не интересуются. И в то, что женщины, отчаянно нуждающиеся в помощи психотерапевта, а то и психиатра, попадают не в больницу, а в ШИЗО, ПКТ, барак СУС (строгие условия содержания). И в то, что «любовные треугольники» – почему-то главная проблема гордых своей чекистской работой лагерных оперов (пымали, выявили! – Авт.), а не психологов, и многое, многое другое.

Психологи же обычно показывали «кабинеты психологической разгрузки», покрытые пылью, говорили умные слова о психодраме и работали… на оперчасть. Я с удивлением узнавала, что они никогда не спрашивали своих «пациентов» о проблемах, которые женщины пережили до колонии, о тех страшных моментах их жизни, которые и довели их в конце-то концов до «цугундера», Эти проблемы – все виды насилия, включая сексуальное – через которые многие из обитательниц и старожил женских колоний, как сквозь строй, шли с детства – родители, сожители, дознаватели… То, что оставляет после себя тоску, злобу, безразличие, отчаянье. Можно ли с таким содержанием жить нормально, достойно, чувствовать края закона и неповторимость человеческой жизни?

Этих психологов не интересовала человеческая сущность поступавших в их распоряжение женщин, их феномен, их чувства, страдания, их прошлое, а значит, и будущее. Они относились к ним как к данности, прагматично и деловито, безо всяких там выдуманных «категорических императивов». Рисовали, например, их «психологически, портреты». Как-то мне доверили прочесть один такой «портрет»; я ужаснулась. В портрете просто не было человека. Была некая модель, которая исследовалась на тенденцию к срыву – а что, собственно, можно от нее ожидать, когда она попадет в огромные и весьма занятные «трудовые» зековские коллективы – в отряды по 100 человек, среди которых есть «бригадирши», «активистки», «стукачки», «чушки», «ковырялки» и многое другое, что даже не придет в голову человеку разумному, хорошему, законопослушному налогоплательщику, чьими денежками и оплачивается все это «многообразие».

Постепенно я поняла, что психолог в тюрьме вовсе не служит человеку, он служит – тюрьме. Тюрьма его кормит, она ему платит; и он отвечает ей взаимностью».

Кратко о концепциях

Пытаясь хотя бы на бумаге соответствовать уровню международных программ и договоров об улучшении условий исполнения наказаний (которых немало безоглядно понаподписывало родное правительство), в ГУИНе разработали большущую Концепцию реорганизации системы, озадачив себя аж до 2005 года, а нам всем наобещав:

«Одним из важнейших итогов реализации концепции «Концепция реорганизации УИС МВД РФ на период до 2005 года», одобренной Президентом РФ 13 января 1996 года, должно стать соблюдение в УИС международных норм и стандартов обращения с заключёнными».

А про улучшение ситуации в СИЗО и тюрьмах само Правительство приняло Постановление от 27 июня 1996 года № 760 «О мерах по обеспечению условий содержания лиц, находящихся в следственных изоляторах и тюрьмах уголовно-исполнительной системы». Приведём его, с некоторыми сокращениями:

«В связи с принятием Российской Федерации в Совет Европы и необходимостью приведения условий содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений в соответствие с требованиями международных стандартов и правил обращения с заключёнными, обеспечения реализации Федеральной программы строительства и реконструкции следственных изоляторов и тюрем Министерства внутренних дел Российской Федерации, а также строительства жилья для персонала указанных учреждений на период до 2000 года Правительство Российской Федерации постановляет:

…внести уточнение в адресное распределение инвестиций программы, имея в виду выделение… для выполнения… установленных…

…предусматривать выделение централизованных капитальных вложений и финансовых средств в объёмах, обеспечивающих выполнение заданий, установленных Федеральной программой…

…предусмотреть мероприятия, направленные на улучшение…

…представить… новые научно обоснованные нормы питания для осуждённых к лишению свободы и лиц, содержащихся в следственных изоляторах…

…принять меры, исключающие нарушение законных прав и интересов лиц, находящихся в следственных изоляторах…

…в месячный срок представить в установленном порядке предложения по внесению изменений в уголовно-процессуальное законодательство, предусматривающие установление предельных сроков содержания под стражей лиц, в отношении которых предварительное следствие закончилось и уголовные дела переданы в суд…

…подготовить предложения о создании центральной и региональных комиссий для рассмотрения вопросов по обеспечению…

…разработать проект федерального закона, регламентирующего порядок участия общественных организаций в осуществлении контроля за деятельностью следственных изоляторов…

…изыскать возможности дополнительного выделения средств…

…оказывать содействие следственным изоляторам, тюрьмам и территориальным органам управления уголовно-исполнительной системы… в решении вопросов отмены или снижения размеров платежей в местные бюджеты… установления льготных тарифов по оплате за коммунальные услуги…»

Зэк не читает постановлений и концепций, а прочти он её, эту самую, ничего бы не понял, учитывая обычную болтабельность всех программ и планов. В нашем для него переводе это означает: чтобы было тепло, светло, сытно и по-человечески удобно, бытовые условия содержания в учреждениях УИС должны сегодня встать хотя бы на уровень минимально достойных человека.

Если же смотреть в корень, так сказать, концепции, то денег как не было, так и не будет, а потому любые планы, даже самые одобренные, даже подписанные самим Президентом или Председателем Правительства, даже озвученные с высоченной трибуны – это пшик, это фикция, это безответственная болтовня.

И всё же более миллиона российских граждан, заключённых под стражу, надо содержать: как минимум, поселить, обогревать зимой, освещать, давать еды, воды и предоставить, пардон, отхожие места в нужном количестве. Поэтому коммунально-бытовые расходы числятся в ряду приоритетных при выделении бюджетных средств на содержание УИС. О них и речь.

О жилье и нежилье

О жилплощади разговор отдельный. Осуждённые к лишению свободы, согласно статье 99 УИК, вправе рассчитывать минимум на два кв. метра каждый – как раз, чтобы поставить койку и спустить с неё ноги, – но это в колониях, а в тюрьме 2,5 кв. м. Женщины, тубики и наркоманы имеют право на 3,0 кв. м, детишки на 3,5; в больницах норма – 5 квадратов. И даже эти нормы не выполняются, – хотя теперь установлено, что «среднему» зэку следует выделять 4 кв. м.

Говорить о двух аршинах на языке нормальных людей можно только в отношении покойника. Хотя для 50 тысяч тубиков в специализированных колониях, состоящих на первой и второй группах диспансерного учёта (активная форма туберкулеза) и имеющих как раз по два метра на каждое тело вместо трёх, наверное, в самый раз. Как видим, для туберкулёзных больных фактически предоставляемая площадь меньше нормы на одну треть.

Самая желанная жилплощадь для зэка – это комната длительного свидания, где можно оттянуться с женой или другим близким родственником или, в исключительных случаях, с иными лицами (ст. 89 УИК). Пожить здесь три дня всё равно, что получить отдельную квартиру после колоссальной коммуналки. Но, оказывается, только каждый второй осуждённый, имеющий право на длительное свидание, может себе это позволить.

Причина – катастрофическая нехватка таких помещений: при норме 12—13 тысяч комнат на всю УИС[9] их реально около 6 тысяч.

Нужно также иметь в виду, что новым законодательством отменён такой вид взыскания, как лишение свиданий, и теперь каждому из миллиона осуждённых хозяин обязан предоставить его две – три – четыре свиданки в год. Однако построить шесть – семь тысяч комнат, и не просто комнат, а помещений со всем комплексом удобств, по 10 кв. м каждая (норма площади здесь 5 метров на человека) – это минимум 70 тысяч квадратных метров, или семнадцать 14-этажных домов по 2 подъезда каждый.

Самая же нежеланная жилплощадь для зэка – ШИЗО и ПКТ, в которые поселяют в порядке наказания. Но с обеспеченностью этим жильём как раз наоборот! При норме 2 кв. м на человека, здесь он может смело претендовать на три-четыре метра. Просто санаторий: на 30—40 тысяч реальных человеко-отсидок имеется 60 тысяч «отсидочных» мест.

Так и хочется для восстановления справедливости в стране, провозгласившей равенство всех (в том числе и зэков) перед законом, освободить часть штрафных изоляторов и камер для более благопристойных целей: для свиданий с родственниками и иными лицами. Хотя бы в интересах «фактического воплощения в жизнь гуманистических проявлений закона», как нам о том поют с трибун тюремные начальники, и достижения главной цели уголовно-исполнительной системы – исправления осуждённых. Тем более, что по закону на время отсидки в ШИЗО и ПКТ заключённых все-таки лишают свиданий.

Как только заходит речь о такой больной теме, как жилплощадь, законодатели начинают хитрить. Они замыливают проблему, как только могут. В это невозможно поверить, но в комментарии к статье 99 Уголовно-исполнительного кодекса (о жилплощади для осуждённых) говорится о чём угодно – о налаженном быте, о недопустимости причинения физических страданий и унижений, о международном праве, только не о жилплощади.

Дословно этот комментарий звучит так:

«Одним из важнейших условий успешного решения задач, стоящих перед органами, исполняющими уголовные наказания, является надлежащая организация материально-бытового обеспечения осуждённых к лишению свободы.

Создание осуждённым нормальных жилищно-бытовых условий, обеспечение питанием, вещевым имуществом, постельными принадлежностями, инвентарём и другими коммунально-бытовыми услугами играют важную роль в их исправлении. Налаженный быт и медицинское обслуживание в исправительных учреждениях благотворно влияют на осуждённых, вырабатывают у них положительные навыки и привычки, обеспечивают здоровье, нормальное физическое развитие и активную трудовую деятельность.

При исполнении наказания в виде лишения свободы осуждённый объективно полностью или частично ограничивается в предоставлении отдельных благ, удовлетворении ряда конкретных материальных и духовных потребностей, среди которых определяющей является его изоляция от общества. Однако неизменным остаётся требование уголовно-исполнительного законодательства о том, что исполнение наказания не имеет целью причинение осуждённым физических страданий или унижение их человеческого достоинства. Оно прежде всего направлено на охрану законных интересов осуждённых, оказание им помощи в социальной адаптации. Поэтому при исполнении наказания в виде лишения свободы значение режимного (и прежде всего карательного) фактора нельзя переоценивать. Следует полностью исключить стремление отдельных работников к «закручиванию гаек», применению таких недозволенных методов воздействия на осуждённых, как искусственное занижение норм питания, ограничение материально-бытовых услуг под видом экономии средств. Такие попытки должны расцениваться как нарушение законности и норм международного права в сфере содержания заключённых».

Ухитряясь никак не откомментировать первую, основную часть статьи о нормах жилплощади, и разводя демагогию вокруг «охраны законных интересов» осуждённых, законодательная братва изобличает сама себя как шкодников и пустозвонов: несмотря ни на какие приоритеты, провозглашаемые в угоду международному праву в сфере содержания осуждённых, они лишены основного права – жить по-людски.

Социальная норма жилплощади для населения России устанавливается в квадратных метрах общей площади, которая в пределах достигнутой жилищной обеспеченности на разных территориях колеблется от 12 до 21 кв. метра на человека. Жилая площадь составляет в среднем 70% от общей, то есть от 7 метров на человека и выше. Но достигнутый в стране уровень обеспеченности граждан жильём, конечно, не интересен законодателям, когда речь заходит о гражданах, лишённых свободы.

Предшествующие 80 лет государственного «рабовладения», да ещё дежурная шутка ГУИНовских генералов о том, что нельзя, мол, устраивать в тюрьме санаторий, народ нас не поймёт, – вот чем руководствуется Госдума, законодательно утверждая сверхзаниженные, ненормальные, унизительные нормы жилья для осуждённых. Дума в этом случае очень похожа на того же бравого солдата Швейка, которому в полицейском управлении (он туда попал после сумасшедшего дома) сказали: «Принимая во внимание ваш невысокий умственный уровень, нужно полагать, что вас, без сомнения, подговорили».

Кто же подговорил наших законодателей? Конечно, ГУИНовское начальство, предлагающее к рассмотрению законопроекты; сами-то законодатели в зэковские проблемы, в большинстве своём, вникать не собираются. Зачем это им? Ведь осуждённые лишены права голоса на выборах этих самых законодателей, они, так сказать, «не электорат». Вот пущай и дохнут в тесноте, думают наши думцы, а мы на них не будем в обиде.

В результате международное право и российское уголовно-исполнительное законодательство остаются там, где им и надлежит быть: первое за бугром, а второе – на бумаге. На соответствующем уровне пребывает и российская пенитенциарная практика: на пещерном, хотя даже первобытный вождь вряд ли выбирал пещеру из расчёта два квадрата на человека.

Несколько слов об освещении и воздухе в камерах. Европейские тюремные правила (§16) предусматривают:

«Во всех местах, где заключённые должны жить и работать:

а) окна должны быть достаточно большими, чтобы дать возможность заключённым, кроме прочего, читать или работать при естественном освещении в нормальных условиях. Они должны быть так изготовлены, чтобы допускать поступление свежего воздуха, за исключением тех мест, где имеется достаточная система для кондиционирования воздуха. Кроме того, при надлежащем внимании к требованиям охраны размеры, расположение и конструкция окон должны иметь по возможности нормальный вид;

б) искусственное освещение должно удовлетворять признанным техническим стандартам».

Стоит ли напоминать, что даже при переходе к XXI веку бесконечные требования правозащитников и отдельных депутатов снять с окон российских тюрем «намордники», полностью перекрывающие дорогу как свету, так и воздуху, оставались без ответа? Только в феврале 2003 года, выступая в Санкт-Петербурге на конференции по проблемам содержания досудебных заключённых, организованной Советом стран Балтийского моря, заместитель начальника пенитенциарной системы России заявил, что к июлю 2003 года с окон СИЗО будут сняты тяжёлые ставни, эти пресловутые «намордники».

Слава Богу, в самом деле сняли.

Ю.Н. Лапин пишет в книге «Экожилье – ключ к будущему», что в воздухе (без учёта влаги) содержится 21% кислорода, 78% азота, около 1% аргона, 0,03% углекислого газа и т. д. Для поддержания необходимого для дыхания уровня кислорода необходимо подавать около двух кубометров воздуха в час, в расчёте на одного сидельца. Причём в жилом помещении концентрация углекислого газа не должна превышать 0,5% по объёму, а чтобы удержать ситуацию на таком уровне, в помещение надо загонять уже около четырёх кубометров атмосферного воздуха в час в расчёте на 1 кв. м.

Это, конечно, мечты о светлом будущем человечества, но и наш СниП 2.08.01—89 «Жилые здания» требует, чтобы кратность воздухообмена была не менее трёх кубометров в час на 1 кв. м площади жилых помещений. При высоте потолков в три метра это значит, что весь воздух должен заменяться раз в час. Разумеется, в местах лишения свободы никакого воздухообмена нет, все миазмы остаются в камере и люди отдают полпайки, чтобы провести у окна хотя бы десять минут.

Наиболее тяжелы условия содержания в больших СИЗО, таких, как петербургские «Кресты», московские «Бутырка», «Матросская тишина», «Красная Пресня». Письмо, приводимое ниже, подписали 500 заключённых Матросской тишины (СИЗО-1 УИН г. Москвы) и их родственники. Оно написано в середине 90-х годов и адресовано СМИ и общественным организациям:

«В настоящее время только в следственном изоляторе Матросская тишина содержатся более 7 тысяч человек заключённых, из которых больше 50% находятся по несколько лет в ожидании суда, не являясь преступниками, т. к. не осуждены, и приговор не вынесен.

Все заключённые, помещённые в следственные изоляторы, находятся, мягко сказано, в нечеловеческих условиях, в которых выживают, по истине, сильнейшие. Здоровый человек, попав в эти условия, умирает уже через полгода, особенно если он попал в изолятор летом. Смертность за последние 4 года выросла в 6 раз и только в Матросской тишине умирает в день от 2 до 4 человек.

В общей камере размером 20 квадратных метров находятся до 40 человек, тут же туалет, раковина, здесь же стирают и сушат бельё, кипятят воду, курят все, т. к. не курить невозможно. На окнах железные жалюзи, через которые воздух практически не проходит, чтобы зажечь спичку, нужно подойти к окну. На некоторых койках нет матрацев, не говоря о постельном белье, его просто нет. У многих нет мисок, т. к. не имеют родственников и им приходится довольствоваться той баландой, именуемой пищей, что дают два раза в день; одежды у них тоже практически нет, и зимой им выходить гулять не в чем.

Заболеваемость очень высокая и если один заболел гриппом, то болеет полкамеры. Пользуются только теми лекарствами, которые приносят родственники, врачи не приходят, т. к. их в изоляторах очень мало (кто пойдет работать в тюрьму, только лимитчики, т. к. им предоставляется общежитие, и говорить о квалификации врача просто не нужно). Заболевшие туберкулёзом находятся среди здоровых до тех пор, пока его не вынесут в морг или в больницу, если повезет.

Туберкулёзная больница находится в Матросской тишине; рассчитана на 200 человек, а в ней находится 600 больных, значит, на одну койку приходится три человека. Здание больницы не приспособлено для лечения, тем более туберкулезников, т. к. построено не для этих целей. Камеры сырые, по стенам течёт вода, пол цементный – все эти условия не приводят к выздоровлению, а чаще заканчивается летальным исходом; 30% заключённых умирают, остальные либо уходят на зону, или переводятся на «хроники», т. е. в общие камеры. Таким образом, туберкулёз ходит по всей тюрьме, а затем и на волю.

Медперсонала не хватает, медикаментов тоже, лечения полноценного больные не получают, врачей заключённые не видят месяцами, рентген проводят раз в год (рентгенпленки не хватает, медоборудования нет). Заключённые находятся в тюрьме по несколько лет: мышцы атрофируются, в весе теряют до 50%, остается только костяк, все это приводит к полной атрофии мышечной ткани и малокровию. Очень часто заключённые не доживают до суда, в ожидании которого просидели 2-3 года, человек выходит с ненормальной психикой и совершенно больной. Туберкулёзному больному государство оплачивает инвалидность, если даст, а может не дать.

В основном в тюрьмах находятся ребята 14—25 лет, это ещё не преступники, а вот кем они выйдут…

Преступников надо судить, а не пытать и морить голодом. А за каждым из этих заключённых стоят их семьи: родители, сёстры, братья, жёны, дети – и все они, зная, в каких нечеловеческих условиях находится родной им человек, переживают ту же трагедию и многие их них становятся пациентами психиатров.

Мы боремся не с преступностью, а занимаемся уничтожением людей – через войны, болезни, голод».

В других местах, в городах помельче, и местах подальше, положение ничуть не лучше. Вот письмо Сашке от Димки о мытарствах на этапе и пересылке (орфография сохранена):

«Сашка, здоровенько! А также всем, кто рядом с тобой! Буду очень рад застать тебя в добром здравии и превосходном расположении духа! Не обессудь, что долго молчал, недавал о себе знать. Но обстоятельства сложились так, что написать или сообщить о себе не было возможностей. Причина непостоянное место жительства, т. е. все это время в дороге, неудивляйся, в наше время, да ещё в этой системе это положняком. Казалось бы что здесь ехать, с Волгограда до Тулы, ну от силы дней 15. Да, нет, не так все просто. Как ты помнишь уехал я с г. Волжского 8 мая, просидел на пересылке в г. Волгограде 10 дней, следующей пересылкой должно быть г. Рязань. Но все вышло иначе. 18 мая нас довезли до г. Воронеж и тормознули на пересылке, содержали в сыром переполненном подвале, где в хате отсутствуют все бытовые условия напрочь, зато присутствуют клопы, такого количества этой мерзкой твари я в жизни еще не видел, короче на словах не передать сколько крови они высосали, представь за это время сменил 4 постельных комплекта – все были в крови. Пища, одно название, вода да хлеб. Но нам непривыкать, я к тому времени был «закален» после г. Волгограда. Почему на этой пересылке я так подробно остановился в ее описании сейчас поесню, все имеет свою последовательность. Так вот продержали нас до 8 сентября, и то случайно попал на этап до Тулы – спецвагоны – красные бастовали из-за невыплаты заработной платы и этапы в сторону Ярославля, Тулы, Рязани неходили. А страдали мы вот 4 месяца «охранял кукурузу» на г. Воронеже. Далее неделю на г. Туле и попал на 41-ую зону в г. Донской. Это еще мягко сказано приехал, если точнее еле ноги доволочил. При обследовании на мед. части, липилы[10] заключили полное истощение организма (вес 58 кг.) и затемнение левого легкого. Пробыл на 41-ой месяц и направили на обследование, на «Ясную поляну» тубзона. Где врачи установили туберкулез, вот теперь с 13 октября нахожусь в УЮ-400/3 «Ясная поляна». Липила кричит, лечение на долго, так что по ходу до конца срока отмакать буду здесь. За это время кого и чего только не увидел, в дороге, на пересылках, Вася это «кикос». Недавно приезжала матушка двое суток с ней был, помогает лекарствами да и по разным мелочам. Для восстановления как физического состояния так и морального стал много читать, если бы ты мог увидеть мою библиотеку, она бы тебе понравилась, собираю книги на различные тематики начинаю понемногу спортом заниматься, прикинь отжимаюсь 2 раза, на турнике ни разу, но сейчас уже пошли сдвиги на улучшение. С Божьей помощью. Больше стараюсь на воздухе проводить время. Короче Братка все выравнивается. Ты напиши, адрес мой домашний знаешь, черкани с Лешкой как Вы? Как жизнь? как здоровье? Что нового? Как положение у вас? Лешка Братка надеюсь тебя так-же застать в добром здравии и в превосходном расположении духа! Лешка думаю это письмо ты так-же хлопнешь, и при наличии свободного времени черканешь! Ладушки, Напишите на мой дом, матери, а она мне даст знать.

Ну ладушки, родные, на этом ограничусь! Не скучайте! Всех Благ!

Да хранит Вас Господь!

Жду письма. Обним. Димка.

18.11.96 г».

В черновых материалах после этого письма было приписано: «нужна концовка». Нужна ли она? Оставим всё, как есть. Не оставил бы нас всех Господь своею милостью.

Почём коммунальное хозяйство?

Для поддержания тюрем и колоний нашей огромной страны в рабочем состоянии нужны большие деньги, ведь в коммунально-бытовые расходы включаются:

– содержание (отопление, освещение, водоснабжение, уборка, текущий ремонт и др.) помещений для размещения и обслуживания спецконтингента (общежитий, бань, прачечных, сушилок, парикмахерских, клубов, библиотек, медсанчастей, больниц, амбулаторий, профтехнических училищ, общеобразовательных школ и т. д., кроме столовых и складов);

– расходы по уплате налога на землю;

– содержание зон и ограждений колоний, СИЗО и тюрем;

– расходы по ассенизации и вывозу нечистот;

– стоимость хозяйственных материалов и предметов хозобихода, мыла для бань и др. хозяйственные расходы;

– услуги транспорта по коммунально-бытовому обслуживанию спецконтингента;

– возмещение хозорганам амортизации за пользование помещениями, оборудованием и инвентарем для спецконтингента в соответствии с типовым договором;

– заработная плата рабочих, служащих и спецконтингента, занятых в коммунально-бытовом обслуживании;

– расходы по оплате доплатных писем и посылок для спецконтингента, не имеющего средств.

Всё это вместе называется затратами на комбыт, коммунально-бытовое хозяйство, а чтобы его обсчитать в деньгах и доказать в Минфине, что это минимально необходимые суммы на содержание важнейшей сферы деятельности учреждений УИС, нужны три вещи: нормы, тарифы и численность.

Численность – есть, она планируется и отслеживается во всех «разрезах»: по типам учреждений, видам режима, статьям УК, полу, возрасту, наклонностям и т. д.

Тарифы на потребляемые услуги и цены на материалы тоже есть, по ним учреждения рассчитываются с энергетическими предприятиями и торгующими организациями, хотя здесь и очень большой разброс по регионам.

Нормы – вот чего нет, того нет. Сказать можно только, что 90% коммунально-бытовых расходов приходится на оплату коммунальных услуг: водоснабжение (в том числе горячее), канализацию, отопление, электроснабжение; и 10% – на мыло, порошок, транспорт, аренду и прочие мелочи, которые мы здесь рассматривать не будем.

Для «вольного» населения страны нормы есть, единицей измерения для них является удельный объём, то есть количество материального носителя, приходящегося на одного человека, обеспеченного данной услугой.

Такие нормы разрабатывают Академия коммунального хозяйства, Институт экономики жилищно-коммунального хозяйства, и тому подобные организации, существующие пока ещё в системе Министерства строительства. Разрабатывают их, как и все нормы на свете, основываясь на фактических объёмах потребления услуг, с исключением неоправданных утечек, разницы в световом дне, с учётом типа электро– или теплооборудования для отопления-освещения, и так далее.

Разумеется, эти самые нормы на комбыт нужны. Человек хоть будет знать, за что с него дерут три шкуры, и почему многих миллионов рублей в год, которые он (совокупно со всеми остальными гражданами) платит только за освещение жилья, не хватает, чтобы расплатиться с энергетиками. Не говоря уж о предприятиях и учреждениях, тариф для которых в несколько раз выше, чем для населения, и которые должны платить этим же энергетикам суммы на порядок больше.

Человеку также надо объяснить, что «становление рыночных отношений» неизбежно ведёт к отказу от дотаций и всяких льгот в жилищно-коммунальной сфере, и что «для нейтрализации негативных последствий процесса перехода к рынку и создается гибкая нормативная база, обеспечивающая социальную его защиту и смягчение факторов социального риска». Это не злая шутка, – так объясняют рост тарифов на коммунальные услуги академики и кандидаты наук, разработчики гибкой нормативной базы (как будто гибкие нормы могут нейтрализовать неуправляемый рост тарифов). В России плата за жильё и коммунальные услуги приближается к размеру минимальной пенсии, а пресловутый МРОТ уже перекрыла в несколько раза.

Тем не менее, нормы, повторяем, нужны. Дабы знать, сколько человеку нужно тепла, воды и света, чтоб не сдох. А нужно ему вот сколько (в месяц):

– воды холодной для питья, мытья и стирки 5,6 куб. м;

– воды холодной для канализации 5,3 куб. м;

– воды горячей 1,5 куб. м;

– тепла 0,24 гигакалорий (примерно 75 кг угля);

– электричества 27 квт-ч с газовыми плитами, и 53 квт-ч с электроплитами;

– газа (на приготовление пищи) 5,8 куб. м (в домах с газовыми колонками 22 куб. м).

Будем считать, что человек это узнал и успокоился.

Пойдём дальше.

Согласно Закону РФ «Об основах Федеральной жилищной политики» нормативы потребления коммунальных услуг утверждаются местной администрацией. Уровни нормативов могут меняться в любую сторону в зависимости от динамики социально-экономической ситуации, мероприятий по экономии ресурсов, а также в значительной степени зависят они от конкретных местных условий (климатических, экономических, состояния жилого фонда и т. д.). Тем не менее, Департамент муниципального хозяйства Минстроя и его Институт экономики рекомендуют при расчётах придерживаться минимальных, но достаточных уровней услуг, предоставляемых для поддержания жизнедеятельности населения.

Но вот какой объём материальных носителей этих видов услуг (кубометры, калории, киловатты) нужен для обеспечения нормальной жизнедеятельности российской тюремной системы – этого никто не знает, потому что для УИС, как уже сказано, никаких норм нет.

В отличие от условий потребления коммунальных услуг в муниципальном жилищном фонде, потребление услуг в учреждениях УИС имеет изрядные особенности. Кроме жилфонда осуждённые и лица, заключённые под стражу, пользуются услугами столовых, бань, прачечных, комнат свиданий, складов, медчастей, гаражей и других коммунально-бытовых объектов. При этом часть объектов учреждений функционируют и освещаются круглосуточно (дежурные службы, ШИЗО, ПКТ и другие). Всё это требует более высоких, по сравнению с муниципальным жилищным фондом, удельных затрат на содержание коммунально-бытовой сферы.

Так почему бы не применять и для зоны минимальные нормы потребления коммунальных услуг, разработанные для населения, но с учётом тюремных особенностей? Тем более, что реальные общие и удельные объёмы потребления известны: в расчёте на 1 человека в УИС фактически потребляется электричества в 4 раза больше, газа и воды холодной для всех нужд – в 2 раза больше, горячей воды в 1,4 раза меньше, а тепла для отопления в 1,3 раза меньше, чем в среднем по России.

Очевидно, потому, что, во-первых, рассчитывать по факту в тысячу раз проще, чем по норме, надо только прикинуть процент прироста численности. А во-вторых и в главных, при расчёте по нормам надо будет выделять денежки в точном соответствии с расчётами. Хотя, конечно, можно сказать, что денег нет, попросите у дяденьки губернатора (у которого их тоже нет). Но тогда регионы будут дёргать ГУИН, считая и накапливая долги: сколько им недодали на свет-газ-тепло-воду, и у министерства юстиции появится лишняя головная боль.

Планирование затрат на комбыт по факту, кроме того, закрепляет и как бы узаконивает ничегонеделание по части приведения условий содержания к норме. Нормы-то нет? Ну, и отстаньте.

Отметим для порядка, что кроме количества (например, воды) надо бы учитывать и её качество. Наверное, тухлая вода должна быть подешевле чистой. Но вот что сообщает нам в «Ведомостях УИС» полковник внутренней службы С. Селиванов, главный государственный врач УИС Минюста России:

«По-прежнему актуальным остаются проблемы, связанные с неудовлетворительным качеством водообеспечения в ряде регионов. Не отвечает санитарным нормам и правилам 13,4% источников централизованного водоснабжения и водопроводов, из них 5,1% не имеют зон санитарной охраны в ряде учреждений УИС, 20,8% исследованных проб водопроводной воды по санитарно-химическим показателям (по Российской федерации – 19,52%) и 17,3% проб по микробиологическим показателям (по Российской Федерации – 9,08%) не соответствуют требованиям гигиенических нормативов, из-за чего существует угроза вспышек острых кишечных и паразитарных инфекций, вирусного гепатита «А». Она усугубляется из-за отсутствия в 104 учреждениях УИС эффективных собственных очистных сооружений по очистке сточных вод, сбрасываемых в поверхностные водоёмы.

Проведённые в 2002 году проверки организации медико-санитарного обеспечения в СИЗО и ИУ, например, УИН Минюста России по республикам Калмыкия и Карелия, г. Москве, Московской и Смоленской областям, также выявили грубые нарушения санитарно-противоэпидемического режима и неудовлетворительные санитарно-гигиенические условия содержания подозреваемых, обвиняемых и осужденных…»

В данном случае, как видим, существуют конкретные нормативы качества воды. И их несоблюдение доходит до 1/5 всех случаев! Как же решено исправить положение? Известно, как: министр юстиции дал указание «усилить меры» государственного санитарно-эпидемиологического надзора за выполнением требований государственных санитарно-эпидемиологических правил и гигиенических нормативов в местах лишения свободы…

По теплоснабжению методика расчёта нормативов, действующая для всего населения России, исходит из обязательного обеспечения нормального уровня температурных и санитарно-гигиенических условий в помещениях, где живут и работают люди. Само собой, что эти помещения должны отапливаться зимой и иметь горячее водоснабжение. При среднепринятой температуре горячей воды в системе ГВС[11] +50С, норма её расхода в сутки, по СНиП 2.04.01—85, составляет:

– в жилых помещениях типа общежитий 50 л. на человека;

– в больницах и стационарах – 75 л. на койку;

– в прачечных – 25 л. на 1 кг сухого белья;

– в столовых – 4 л. на одно блюдо;

– в магазинах – 35 л. на одно рабочее место;

– в парикмахерских – 33 л. на одно рабочее место;

– в клубах – 2,6 л. на одно посадочное место;

– в банях – 120 л. на одну помывку.

Это, так сказать, то, что обязательно, это – отдай. Хотелось бы сказать: помойтесь, дескать, ребята, без горячей воды или вымойте за собой посуду без неё – но нет, никак нельзя. Ежели отключать горячую воду в жилых домах, то противные жители обязательно какую-нибудь бузу начнут: или шоссе перекроют, или откажутся на выборы депутатов ходить. А как же без них, без депутатов?.. Поэтому на воле стараются всё-таки обеспечивать повсеместность ГВС.

В колониях наших, СИЗО и тюрьмах не так, здесь горячая вода дотекает только до 22% общежитий, 50% медчастей, 75% столовых, 50% магазинов, 60% клубов и до 100% больниц, прачечных и парикмахерских, – в среднем 72%.

Там, где обойтись можно – в общаге, магазине, клубе – обходятся. И так сойдёт. А там, где без горячей воды обойтись нельзя, её просто греют, чем и занимаются в каждой четвёртой столовой и половине медчастей. В ход идут кипятильники, титаны и прочие ТЭНы, особая головная боль для пожарных.

Большая группа объектов УИС – штрафные изоляторы, помещения камерного типа и комнаты длительных свиданий в колониях, камеры в СИЗО – вообще не имеет горячего водоснабжения, притом, что и те, и другие, и третьи относятся к жилым помещениям с общегражданской нормой 50 л горячей воды в сутки на человека. Нет его также в административных зданиях, школах, ПТУ и аптеках, имеющие по СНиПам норму 5 литров в сутки на человека или место.

Ну, а такие помещения, как склад, хранилище, мастерская, гараж СНиПами по ГВС просто не предусмотрены, хотя везде здесь тоже живут и работают люди. Вот где УИС легко укладывается в норму, вернее, в её отсутствие.

Если же перевести всё это на деньги и подсчитать разницу между фактом и нормой, то окажется, что, приведи всё в соответствие с нормами, только на горячую воду пришлось бы удваивать затраты. А так – ну нету, и нету. Как говаривал Артемий Филиппович Земляника: человек, который больной, – что ж его лечить, он и так помрёт.

Евгений К. (Еврейская АО, г. Бира, учр. ЯБ-257/2) сообщает:

«Нахожусь в колонии 3 месяца, но за это время столкнулся с массой проблем, касающихся как быта, так и многих других сторон условий содержания. Обращаться в разные инстанции приходилось не раз, но сдвига в лучшую сторону нет.

Здесь я прохожу курс противотуберкулёзного лечения, но, на мой взгляд, здесь здоровье моё ухудшилось. Должного лечения здесь нет, также нет жизненных условий в бараках, где живём. Очень холодно в общежитии, на потолке капельки воды, окна во льду, спать приходится в одежде, иначе нельзя.

Ремонт, по словам администрации, произвести нет средств, но почему же тогда ломают и изымают то, что наживаем своими силами? У меня есть родственники, которые способны меня кое-чем обеспечить, но для чего всё это – для того, чтобы здесь все это сломали и отняли?

Даже элементарной бани здесь нет, администрация ИТК, не задумываясь о том, что лишает нас положенных удобств, разрушила баню. Прачка здесь также отсутствует, не говоря уж о мыле, которого нам не выдают. В столовой невозможно питаться, так как там очень холодно, и абсолютно отсутствуют условия для принятия пищи».

Начальники этого ЯБ-257/2, видимо, так достали своих подопечных, что оттуда пришло не одно письмо, а сразу несколько. Павел Н.:

«…Разобрать баню ума большого не надо, нет никаких условий для мытья, холод, сквозняк, и это больница для туберкулёзников – создаётся впечатление, что умышленно стараются умертвить человека, а больше ничего не остаётся думать. Заставляют ходить в столовую, хотя столовая не пригодна к работе, в ней полная антисанитария, нормы питания не дают, а куда уходят продукты – так это большой вопрос, и его надо задать администрации. Выходит, что с нас только требуют, а улучшить содержание заключённых или не хотят, или умышленно это создают. Беспредел, который творит администрация, терпеть невозможно. Надо сделать, чтобы стало лучше, да хотя бы давали, что положено, а то выхода в этой ситуации нет».

Сергей К.:

«…Холод и влажность только способствуют усилению туберкулёза, который к тому же нечем лечить. Питания, положенного при этой болезни, мы не видим, условия в столовой непригодны, а есть такие люди, кому и одеть-то нечего, чтоб сходить покушать, а на улице зима и ветер. А ведь здесь находятся ЛЮДИ, и от этих условий содержания они умирают на глазах, а дома их тоже кто-то ждёт и любит».

Аналогичная ситуация с канализацией. Об этом деликатном предмете Европейские тюремные правила высказываются так:

«Санитарные установки и организация доступа должны быть достаточными, чтобы дать возможность каждому заключённому удовлетворять свои природные нужды в случае необходимости в чистых и приличных условиях» (§17).

По методике ЖКХ, норматив водоотведения следует принимать на уровне норматива водопотребления, за вычетом 3-6%, теряющихся при приготовлении пищи, уборке помещений и территорий, поливе зелёных насаждений и т. д., не попадающих в канализацию. По такой методике норматив водоотведения в целом по УИС должен составить 9,48 кубометров на одного человека в месяц. Однако фактически удельные затраты на водоотведение составляют здесь 8,2 кубометра, на 13,5% меньше, чем предлагается по методике ЖКХ.

В региональных учреждениях УИС канализовано лишь 65% объектов, из них жилые – 88%, помещения длительных свиданий – 99%, ШИЗО и ПКТ – 96%, и прочие объекты (столовые, клубы, склады, гаражи, медсанчасти и др.) в среднем 48%.

В лесных учреждениях объём потребления воды на нужды канализации составляет менее 0,1% общего объёма водоотведения, а в расчёте на одного человека в месяц – 0,21 кубометров. Это раза в три меньше, чем нужно человеку, чтобы дважды в день оставить после себя в отхожем месте порядок. А с учётом мелких потребностей и раз в пять меньше.

Ну что же, для нормальной жизнедеятельности организмов остаются ещё выгребные ямы, уж их-то можно нарыть, как окопов под Москвой в 1941 году. Таким образом, при отправлении одной из трёх главных физиологических потребностей человека пользуется услугами выгребной ямы каждый третий зэк региональных колоний, а в лесу практически все. Представь, читатель, как 300 тысяч человек сидят на корточках лицом друг к другу, и тяжёлая дума отражается на челе каждого из них.

Это – каменный век, но ГУИНу наплевать. Прав был мудрый тов. Земляника из бессмертного произведения Гоголя.

Осуждённый Г. (Свердловская обл., Ивдельский р-н, пос. Лозьва, учр. УЩ-349/56, колония-поселение) сообщает:

«Так как системы центрального водоснабжения в поселке нет, воду развозят на автомашине, если есть бензин, или на пожарном тракторе. Наше же общежитие видит воду раз в месяц, причём этого хватает на 2-3 дня. А так, сколько мы ни говорили и требовали, нач. отряда по этому поводу никаких продвижений не делает. Воды не то что на приготовление пищи, – на мытьё полов, а тем более стирку нет. А что отсюда следует, и так ясно».

Что интересно, даже на столь жалко выделяемые свет, воду и тепло денег нет. По самым скромным подсчётам, государство не додаёт на комбыт УИС 15% от требуемого, и около 5% от суммы фактических расходов по смете. Потому и числятся колонии в должниках у энергетиков и водоснабженцев, а кое-где уже и свет отключают, и воду.

Хоть душою и трудно согласиться, но разумом всё же можно понять, когда от тепла и света отключают неплательщиков – бедняков и пьяниц, или, допустим, даже целый обанкротившийся город. Но когда отключают от электричества тюремную зону – это прямая дорога зэкам на волю, а нам в холодное лето 53-го.

Голая зона

Зверьё лесное бегает само по себе, ни в чём искусственном не нуждаясь. Скотина домашняя уже кое в чём нуждается: человек строит для неё утепленный хлев, подбрасывает ей сена-соломы и нанимает ветеринара. Самому же человеку нужно ещё вот что: удобное помещение для проживания, горячая вода для гигиены, вкусная еда, свет, квалифицированные врачи, духовная пища и… одежда. О многом мы уже говорили, о многом скажем позже; здесь поговорим об одежде.

Те, кто пишут нам из колоний, прямо сообщают, что их тут содержат, как скотину домашнюю. А Европа между тем уверяет нас, что заключённый – это человек. А значит, должен иметь одежду:

«Заключённые, которым не позволяется носить собственную одежду, должны обеспечиваться полным комплектом одежды, соответствующей климату и достаточной для поддержания хорошего здоровья. Такая одежда ни коим образом не должна быть безликой и унизительной. Вся одежда должна быть чистой и содержаться в надлежащем виде. Нижнее бельё должно меняться и стираться так часто, как это необходимо для поддержания гигиены. Всякий раз, когда заключённые получают разрешение на выход за пределы исправительного заведения, им следует позволить носить собственную одежду или другую одежду, не вызывающую подозрения».

Эти европейцы, похоже, слишком большие чистюли. В российском же Уголовно-исполнительном кодексе «одежда» упоминается лишь в общем контексте, как элемент материально-бытовых благ:

«Статья 51. Материально-бытовое обеспечение осуждённых к ограничению свободы.

1. Осуждённым к ограничению свободы в исправительных центрах обеспечиваются необходимые жилищно-бытовые условия.

2. Осуждённые размещаются в общежитиях исправительных центров, где им предоставляются индивидуальные спальные места и постельные принадлежности. Норма жилой площади в расчёте на одного осуждённого в исправительном центре не может быть менее четырёх квадратных метров.

3. Одежда, бельё и обувь приобретаются осуждёнными самостоятельно за счёт собственных средств. При отсутствии у осуждённых собственных средств по не зависящим от них причинам администрацией исправительных центров в индивидуальном порядке может быть оказана помощь».

Как не выполняются первые два пункта этой статьи Закона, также не выполняется и третий пункт. Ведь фраза «может быть оказана помощь» означает, что может и «не быть».

А в Правилах внутреннего распорядка о выдаче одежды вообще нет ни слова, хотя для заключённых это – проблема из проблем.

Игорь Викторович У. (Ивановская обл., г. Кинешма, учр. ОК-3/4):

«Прошу вашей помощи. Жить стало совсем плохо, у меня есть мама, но она старая, инвалид и помочь ничем не может. С едой здесь плохо, мыло дают мало, хватает только на баню, и то если хватит. Из одежды всё износилось, и выдавать не выдают, потому что нету. Если сможете чем помочь, то помогите».

Ольга С. (Владимирская обл., Судогодский р-н, пос. Головино, учр. ОД-1/1):

«Зовут меня Ольга, родом я с г. Кирова, детдомовка, родных и близких нет. 27 лет. Срок у меня 4 года 6 месяцев. Отсидела 3 года без помощи и поддержки, работать я не могу, т. к. очень плохое зрение, а очков у меня нет. С начала срока работала на швейке, а потом вообще стала плохо видеть и я вообще ушла с рабочки, а если быть точнее, то списали, потому что надо давать продукцию, а я полчаса вставляю нитку в иголку. Раньше хоть отоваривалась на то, что зарабатывала. А сейчас совсем со мною плохо. Раньше хоть что купишь, чаю, сладкого, ведь в отоваровке нет-нет, да и появлялись конфеты. Вот так и жила, а сейчас у меня кончились деньги.

Если сможете, хоть чем-нибудь помогите, я буду безгранично благодарна. Может, вышлете вещи, я сообщу размеры: 46—48, обувь 38, рост 170. Помогите, чем сможете».

Александр Сергеевич П-н (Кировская обл., Омутнинский р-н, г. Котчиха, учр. ОР-216/1):

«Вероятнее всего, вы получали уже письма от грешников, находящихся за колючей проволокой. Я не знаю, как нужно писать письма с просьбой о помощи, никогда не приходилось. А теперь у меня просто нет другого выхода, как молить о помощи. Не буду писать о всём том бедственном положении, которое творится здесь. Администрация не в состоянии обеспечить людей, даже нас, туберкулёзных больных, тёплыми вещами.

Я прошу помочь вещами. Дело в том, что я освобождаюсь в январе, а кроме старой фуфайки и доживающих последние дни сапог, у меня нет ничего.

Честно сказать, я не хочу по освобождении каким-либо преступным способом добывать элементарную одежду. Не могу больше смотреть на этот преступный мир. Надоело уже всё.

Помогите, пожалуйста».

Таким образом, прежние нормы вещевого довольствия устарели, да к тому же не выполняются, а новых нет. Как нет и одежды для заключённых.

Кто отломил руки Венере Милосской?

Мы уже сообщали, как однажды России, в связи с её принятием в Совет Европы, срочно понадобилось привести условия в тюрьмах в соответствие с теми, что приняты в цивилизованном мире. И, как вы видели из всего предыдущего текста, ничего не вышло.

Но «Европейские тюремные правила», оказывается, предусмотрели и такую неприятность, которая произошла в России, то есть нехватку денег на модернизацию тюрем и улучшение условий отсидки! Параграф первый части первой «Правил» рекомендует:[12]

«Лишение свободы должно осуществляться с учётом материальных и моральных условий, которые обеспечивают уважение человеческого достоинства и находятся в соответствии с этими правилами».

Это – указание не столько тюремщикам, сколько суду. Суд, вынося решение о наказании лишением свободы, прежде всего (ибо об этом говорится в части 1, §1 Европейских тюремных правил) должен учитывать, а есть ли в наших колониях такие условия, при которых в них можно содержать людей?

Если условий нет, не надо лишать людей свободы. Найдите другие меры пресечения и наказания.

Мы понимаем, что такое наше удивительное предложение застрянет в скрипучих деревянных мозгах российской юстиции и пенитенциарии, поэтому расскажем притчу. У одного человека был холодильник, рассчитанный на 100 пачек мороженого. Его невеста, особа глупая и взбалмошная, пригласила на свадьбу сто пятьдесят человек, и заказала 150 пачек мороженого. И напихала их в холодильник, рассчитанный на 100 пачек. Растаяли все 150 пачек, и гости остались без десерта. Она, дура эдакая, заказала и на второй день свадьбы 150 пачек, но тут вмешался умный муж: 100 пачек он положил в холодильник, а 50 поменял на конфеты. Все были довольны.

Мораль: давайте будем умными.

В той же первой части Европейские правила сообщают, зачем, собственно, суды передают в руки пенитенциарии осуждённых на лишение свободы. Пенитенциарий, в переводе с латыни, означает покаянный, исправительный. Европейские правила точно соответствуют смыслу слова:

«Цель исправления лиц в заключении должна быть такова, чтобы поддержать их здоровье и самоуважение, и насколько позволяет продолжительность заключения развить у них чувство ответственности и поощрять те позиции и формы мастерства, которые помогут им вернуться в общество с наилучшими шансами после их освобождения вести самостоятельную жизнь, уважая законы» (§ 3).

Это действительно основной принцип. Он применим в широком смысле ко всем тем методам, которые могут быть использованы для поддержания или восстановления физического и психического здоровья осуждённых: работе, социальной и профессиональной подготовке, образованию, физическому воспитанию. Работая на основе этого принципа, воспитатель может преподать своему ученику – заключённому – знание и уважение законов, а, следовательно, и правил общественной нравственности. Ставя такую цель, можно в самом деле достичь изменения личностных качеств, покаяния, исправления.

Теперь, прочитав нашу увлекательную книжку почти до середины, попробуйте сопоставить Европейские правила с российской действительностью. Попробуйте сформулировать «цель работы» российской тюремной машины. Мы тоже сделали это, и вот что у нас получилось:

Цель заключения российских граждан под стражу такова, чтобы максимально разрушить их здоровье, подавить психику и самоуважение. Насколько позволяет величина срока, развить у них чувство страха и безответственности, поощрять любовь к доносительству и подлости, чтобы они вернулись в общество с минимальными шансами после освобождения вести самостоятельную жизнь, чтобы боялись начальство, презирали общество и ненавидели законы.

Для следственных изоляторов «цели» могут быть дополнены разве что такими: добиться от обвиняемых признания в чём угодно любыми средствами; или успеть уморить подследственного, пока его вина не доказана судом.

Когда наш зэк, сидя в камере, вместе со всем коллективом смотрит по хрипящему и мигающему телевизионному «ящику» американское кино, он глазам своим не верит. Оперативник, арестовывающий преступника, никакой не оперативник, а добрая фея, которая первым делом сообщает арестованному о его правах – и это вместо того, чтобы отлупить его по почкам, добиваясь признания. Адвокат, начисто лишённый чувства самосохранения, расшибается в лепёшку, но горой стоит за своего подзащитного, отмазывая его от наказания всеми мыслимыми способами, независимо от того, виноват его клиент или нет, это – не проблемы адвоката. Он делает ВСЁ, чтобы клиент в ожидании суда парился не в камере, а жил бы дома. Прямо-таки не адвокат, а странствующий рыцарь Ланцелот, воитель драконов!..

Наконец, судья – не иначе, как сам добрый боженька, настолько он скрупулёзен и последователен в поисках истины, настолько уважителен к подсудимому.

Может, врут империалистические актёры и режиссёры? И у них, поди, подследственные ждут суда по пять лет, сидя в камере на 10 человек, куда напиханы двести, подыхая от туберкулёза и прочего букета. И там тоже, наверное, следователь водит камерников в «пресс-хаты», и это совсем не кабинет для встречи с прессой. Это такое место, где штатные отморозки по приказу местного кума быстро заставят тебя сознаться в чём угодно: в отравлении мышьяком всех детских садов города Елабуги, в подбрасывании битых стёкол в масло трудящихся, или в групповом изнасиловании Венеры Милосской с нанесением ей тяжких телесных в виде отламывания рук.

И в Америке, небось, и в Европе тоже, судья во время процесса клюёт носом, мечтая поскорее спихнуть «дело», потому что голова судьи занята вопросами более важными, чем твоя поломатая судьба, а именно: как кормить детей, если зарплата всего ничего, да и ту два года не платили…

А министр юстиции, или прокурор оттягивается в это время в бане с авторитетными братками и центровыми шалавами, и ему вообще наплевать, зарезал ты тёщу овечьими ножницами или она сама объелась чернобыльскими сыроежками…

Алексей Д. (Ивановская обл. г. Кинешма, учр. ОК-3/4 «Б»):

«Мне 27 лет, родителей потерял в 16 лет. Мать умерла от рака, а спустя несколько месяцев отец покончил с собой. Я всё это время жил самостоятельной жизнью. Закончил училище на пом. мастера прядильного цеха, работал и всё шло хорошо. Потом начали сокращать штат, задерживать зарплату, а жить надо, кушать надо, за квартиру платить надо, а денег не дают. Вот и пришлось пойти на кражу. В результате попал в места лишения свободы. Работы здесь нет, зона не может обеспечить осуждённых вещами, потому что нет средств».

Однажды мы беседовали с заместителем начальника пересыльной тюрьмы. Он разводил руками:

– Не понимаю! В один день приходят двое на этап. Первый убил человека, второй залез в киоск, украл журналы. Обоим присудили по четыре года колонии. Не понимаю!..

О размещении и классификации заключённых Европейские тюремные правила излагают вот какие соображения:

«11.1. При размещении заключённых по различным исправительным заведениям или на различные режимы должное внимание следует уделить их судебному и правовому положению (заключённый, дело которого не было рассмотрено в суде, осуждённый заключённый, преступник, совершивший преступление впервые, преступник-рецидивист, заключённый, отбывающий краткосрочное наказание, заключённый, отбывающий длительный срок наказания), особым требованиям к их исправлению, их медицинским нуждам, их полу и возрасту.

11.2. Мужчины и женщины в принципе должны содержаться под стражей раздельно, хотя они могут участвовать вместе в организованных видах деятельности, являющихся частью установленной программы исправления.

11.3. В принципе заключённый, дело которого не было рассмотрено в суде, должен содержаться под стражей отдельно от осуждённых заключённых, если он не согласен проживать или участвовать вместе в организованных видах деятельности, полезных для него.

11.4. Молодых заключённых следует содержать в условиях, которые, насколько это возможно, ограждают их от вредных влияний и при которых учитываются их нужды, характерные для их возраста.

12. Целями классификации и реклассификации заключённых должны быть:

а) отделение от других заключённых тех лиц, которые по причинам их уголовного досье или своей индивидуальности, вряд ли извлекут пользу от них или которые могут испытать вредное влияние, и

б) оказание помощи в размещении заключённых для облегчения их исправления и социального переселения, принимая во внимание требования к управлению и охране».

Дополним эти сухие и строгие параграфы собственными наблюдениями и терминами, почёрпнутыми в зонах. Сидельцы наших тюрем могут быть подразделены на несколько групп.

А. Совершившие преступления:

«Воры» – преступники по убеждению.

«Вольтанутые» – больные с генными и психическими расстройствами, крайне подверженные влияниям, воспринимающие «рекламу убийств» и прочих преступлений из современных фильмов, как руководство к действию.

«Чмыри» – люди с пониженной моралью и слабой волей, прежде всего, социально неустроенные: бездомные, алкоголики. Они легко переходят в предыдущую категорию; не менее легко их могут использовать в своих целях воры.

«Неосторожники» – преступившие закон по неосторожности, или превысившие пределы необходимой обороны.

Б. Не совершавшие преступления:

Нормальные, честные, здоровые люди, которых те, кто имеет власть, окунули ради расправы или по ошибке.

«Локошники» – люди, не совершавшие инкриминируемого им; их сажают, чтобы закрыть «висячее» уголовное дело. Обычно из числа уже отбывавших срок.

«Грузчики» – лица, взявшие на себя чужую вину с целью выгородить других.

В наших учреждениях все они, как правило, перемешаны.

Самая последняя продавщица в сельпо знает, что для каждого продукта нужны особые условия хранения. Она не положит конфеты рядом с керосином, а лимонад в морозилку. Не станет держать сахар во влажном подвале, а масло на солнце. Какой же надо обладать недальновидностью и тупостью, каким надо быть равнодушным идиотом, чтобы «исправлять» преступников, загоняя их всем скопом в одну, условно говоря, камеру!

К каждой из групп виновных подход должен быть разный как до суда, так и на суде, да и после него – чего и требуют Европейские тюремные правила, которые, напомним, Россия ОБЯЗАЛАСЬ выполнять. Больных лечить. Невиновных – отпустить. Социально неустроенных алкоголиков, наркоманов, смеем предложить такую меру, изолировать в хорошо оборудованных лагерях, обеспечивать посильной работой и бесплатно поить водкой, лишь бы не разбегались.

И только совершивших зло намеренно наказывать по вине, но лишать свободы – «с учётом материальных и моральных условий, которые обеспечивают уважение человеческого достоинства» и находятся в соответствии с Европейскими тюремными правилами.

Нам тут не хотелось бы переходить «на личности», но в этой системе именно личности царят над всем, и правят бал. От личностей, руководителей всех рангов и в первую очередь от первых лиц зависит – будет исправлено существующее положение, или всё останется, как есть. Лекции, конечно нужны – вроде той, что прочёл в Лондоне замминистра Ю. Калинин. И даже можно в этих лекциях малость того… как бы авансом… приукрасить. Все мы люди. Но нужны и дела.

Поэтому обратимся напрямую к Ю. Калинину, – ведь именно он в первую очередь должен понимать, сколько ещё требуется сделать, чтобы завершить реформу российской пенитенциарной системы и привести её в соответствие с требованиями международных стандартов по правам человека. Юрий Иванович! Об этом писал, предваряя Вашу лекцию, красиво изданную на двух языках Международным центром тюремных исследований, Ваш коллега, директор этого центра Эндрю Койл. Об этом говорим мы все, сидящие и не сидящие, сидевшие и не сидевшие: системе дан шанс, реализовать который страна доверила Вам. Будьте достойны этого доверия; на Вас смотрит вся планета.

Тюрьма и норма

Насколько нет норм для обеспечения нормальной жизни заключённого, настолько же безумно велико их количество в регламентации его жизни. Всегда и всюду при ограниченности ресурсов начинается урезание нормы. В тюрьме, известно, жизнь подневольная, то есть ограничен самый главный человеческий ресурс – свобода, а потому здесь каждый шаг и вздох расписан по полочкам. В порядке жизни тюрьмы и колонии нормы установлены на всё. Отработал 8 часов – получи «тариф»; пришёл в столовую – получи пайку; лёг спать – вот тебе одна простыня на два года; встал, пошёл – изнашивай четверть сапога и полрукава от телогрейки в месяц.

Заключённый, огороженный с четырёх сторон проволокой и шагающий в строю под дулом автомата «на объект», конечно, должен чётко знать, что ему положено иметь и делать, а что нет, и так же чётко выполнять. Это дисциплинирует, вносит свой порядок в жизнь зоны, регулирует и облегчает службу персонала: охранников, пожарных, производственников. Когда все знают, что, сколько, кому и зачем нужно делать или не делать, жить легко и думать ни о чём не надо.

Полагаем, современный российский читатель быстро сообразил, к чему это приводит. Тюрьма – это островок «развитого социализма» в кипящем океане дикого капитализма, а все мы помним водку и сахар по талонам, карточки и «визитки» для похода в магазин, выдачу чего-то по паспорту, распределение по организациям ботинок и зонтиков; помним кретинические запреты на подработку в двух местах, помним, наконец, парткомы, точно знавшие, каким дерьмом и когда надо удобрять поля, какие книги разрешено читать, кому и с чьей женой можно спать.

Вот это всё и есть жизнь «по норме», свойственная нашей современной тюрьме. Но тут мы опять должны обратиться к истории – на этот раз к истории сталинского периода, и многое станет понятным!

Ещё один экскурс в историю

В предыдущем историческом очерке мы показали, что жизнь зэков в тюрьмах царской России была ничуть не лучше, чем теперь. Но всё же в начале ХХ века хотя бы их численность в расчёте на 100 тысяч жителей была небольшой – 60 человек. Для сравнения, в США тогда сидело 75 человек из каждых ста тысяч, в европейских странах (Австрия, Англия и Уэллс, Бельгия, Германия, Франция и Нидерланды, Швейцария) в среднем 93,6 человека.

Небольшим был и средний (средний!) срок лишения свободы: он у нас при царе Николае II «Кровавом» составлял два месяца, а целью наказания были «острастка и вразумление». Теоретик «тюремных дел» того времени, С.В. Познышев, писал: «Тюрьма должна исправлять; это значит, что подвергшегося её режиму человека она должна выпустить настолько изменившимся, социально годным, чтобы он был способным жить непреступно, честным трудом».[13]

Сегодня, в начале XXI века, срок отсидки в среднем 4-5 лет, а какова цель?.. Мы пытались определиться в этом несколько глав тому назад, но чтобы всерьёз понять, какова цель длительного заключения, надо проследить эволюцию тюремной системы при Советской власти.

В первые её годы в тюрьме продолжали действовать старые, царские порядки. Потом начались перемены, связанные, прежде всего, с общим социально-политическим состоянием страны в её внешнем окружении. Конец НЭПа был обозначен разгромом «правой» оппозиции. С 1929 года началось усиление централизованного планового руководства экономикой, ликвидация элементов хозрасчёта, рост налогового бремени на частные предприятия. Страна срочно, немедленно нуждалась в переходе на индустриальные рельсы; если бы это не было сделано, и НЭП продолжался бы дальше, то Россия встретила бы войну с Германией пусть и в ботинках и красивой одежде, но безоружной.

После НЭПа темпы индустриализации были небывало высокими, а сегодня они кажутся невероятными: с 1928 по 1941 год было построено около 9 тысяч крупных промышленных предприятий. Промышленность по отраслевой структуре, техническому оснащению, возможностям производства важнейших видов продукции вышла в основном на уровень развитых стран. Был осуществлён массовый выпуск самолетов, грузовых и легковых автомобилей, тракторов, синтетического каучука и т. д. Стала быстро развиваться оборонная промышленность с использованием оригинальных отечественных разработок.

Одновременно шли реформы на селе. Процесс принудительного обобществления крестьянских хозяйств был подчинён целям форсированной индустриализации: обеспечить любой ценой снабжение продовольствием городов, обеспечить рост населения городов за счёт высвобождения крестьян, обеспечить экспорт и получение валюты.

За довольно короткий срок страна решила три задачи: индустриализация страны, коллективизация сельского хозяйства, осуществление культурной революции. Стало возможным создание новой армии. Это было достигнуто через трудовое и творческое подвижничество всего народа при общем энтузиазме, по силе сходном с религиозным.

Для такой модернизации надо было быстро превратить человека с крестьянским типом мышления, восприятием времени, стилем труда и поведения – в человека, оперирующего точными отрезками пространства и времени, способного быть включённым в усилия огромных масс людей для работы на современном производстве, службы в современной армии. Запад создавал такого «человека» в течение четырёхсот лет. И частный хозяин, и государство действовали там самыми жестокими методами. Ввели законы о бедных и о бродяжничестве – того, кто не мог доказать, что имеет работу или дом, просто вешали. Там были изобретены такие типы наказания, которых Россия не знала. В начале XIX века в Англии вешали детей за кражу на сумму более 5 фунтов стерлингов, а за бродяжничество клеймили с 14 лет.

В СССР на воспитание «нового человека» ушло менее десяти лет, и эта задача была выполнена, естественно, не одной любовью и лаской. Сегодня многие видят в тогдашней жестокости преступный характер советского государства. Но нет большей ошибки, чем судить о событиях вне времени и пространства, без сравнения с другими аналогичными явлениями. Главное, что было достигнуто почти невозможное: поколение точных и дисциплинированных людей было воспитано без подавления их духовной свободы и творческой способности. А что это было именно так, показал весь ход войны с Германией.

В общем, уже в годы первой пятилетки возникла целостная система перекачки людских, материальных и финансовых ресурсов из аграрного сектора в индустриальный. Но возникла также система принудительного труда, как способа восполнения нехватки капитала и людей для промышленной реконструкции. При ОГПУ СССР в апреле 1930 года было создано Управление лагерей, преобразованное в феврале 1931-го в Главное управление трудовых лагерей и трудовых поселений (ГУЛаг).

Одновременно с увеличением количества зэков – вынужденных строителей, росли сроки «посадки» через ужесточение законодательства. Понятно – если трудоёмкость строительства, например, канала составляет столько-то человеко-лет, то можно добавить человек, а можно добавить и лет. А можно сделать и то, и то.

В постановлении ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 года «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперативов и укреплении общественной (социалистической) собственности» впервые был использован термин «враг народа», к которым могла применяться высшая мера наказания, но чаще им давали срок лишения свободы в 10 лет с конфискацией имущества.

В том же году, 22 августа было принято постановление «О борьбе со спекуляцией», в котором за указанное преступление выносился срок от 5 до 10 лет без права амнистии.

В октябре 1934 года система мест лишения свободы, руководство которой осуществляли наркоматы союзных республик, подчинили НКВД СССР и его местным органам. Этому предшествовала борьба между ОГПУ, НКВД и НКЮ за право распоряжаться судьбами заключённых. «Эти ведомства почувствовали ощутимую прибыль от эксплуатации труда лишённых свободы, и каждое стремилось подчинить тюремную систему только себе»[14]. В итоге некоторая часть органов (связанных с отбыванием небольшого наказания) ок5азалась в Минюсте, но основная часть досталась НКВД.

В 1929 году в бывшей Коми-Зырянской области для освоения недр и природных богатств Севера создалась группа северных лагерей особого назначения, на базе которых в 1931 году возник Ухто-Печёрский исправительно-трудовой лагерь, с задачами разработки и добычи нефти и угля. В течение 1929—1930 годов появился ряд лагерей с чётко определённой отраслевой направленностью: Вишерский в Молотовской (Пермской) области – лесоразработки; Сибирский и Казахстанский – сельскохозяйственного профиля. В 1931 году формируются лагеря: па территории Мордовской области – Темниковский, на территории Ленинградской области – Свирский, на Урале – Кунгурский. В 1932 году созданы Беломоро-Балтийский ИТЛ в Карелии – для строительства Беломоро-Балтийского канала; Северо-Восточный ИТЛ для освоения дальневосточного севера и добычи цветных металлов; Дмитровский ИТЛ для строительства канала Москва-Волга; Байкало-Амурский ИТЛ для строительства железной дороги.

На базе прежней пенитенциарной системы Сталин создал, по сути, то, что Троцкий называл «трудармиями». Но Троцкий полагал, что создать их можно будет из вольных людей, с опорой на энтузиазм.

Сталин был не столь наивен.

Нам надо учитывать, что Россия – самая холодная в мире страна из всех многонаселённых стран. Тёплое жильё, одежда, более калорийное питание работника тут просто необходимы, а это значит, что стоимость рабочей силы у нас значительно выше, чем на Западе, из-за дороговизны её воспроизводства. Иосиф же Виссарионыч махом решил проблему удешевления рабочей силы: вместо высокой зарплаты, которая позволила бы работнику самостоятельно решать проблему жилья, одежды и пищи – надзиратель, барак, телогрейка, пайка. Работу этим людям поначалу давали неквалифицированную; копать канал мог и вчерашний профессор, и вчерашний кулак.

Позже в системе появились и заводы/фабрики, – в лагерях шили одежду для армии, обрабатывали гранит и мрамор, делали комплектующие для гигантов индустрии, – и «шарашки», своеобразные научные институты. Нормы оплаты труда заключённых устанавливались HKЮ РСФСР и ВЦСПС. Интересно, что зэки сталинских времён получали весь заработок без каких-либо отчислений, причём 75% заработка поступало в полное их распоряжение, а остальное выплачивалось при освобождении. Нормы выработки, установленные для них, соответствовали нормам, действующим на предприятиях других государственных органов.

Ну, и заодно создание лагерей позволило Сталину убрать из общества оппозиционный слой. С 1930 по 1933 год состоялись процессы над Промпартией, трудовой крестьянской партией, меньшевиками, специалистами фирмы «Метрополитен-Виккерс», бактериологами, историками, руководящими работниками пищевой промышленности, совхозов, наркомата земледелия и т. д. Много их было. Почти все процессы шли открыто, и почти все осуждённые попали в систему ГУЛага, которая включала в себя тогда спецпоселения (для ссыльных), колонии (для осуждённых на срок менее 3 лет) и лагеря.

В конце 1930-х НКВД СССР достаточно быстро организовал лагеря оборонного, промышленного, железнодорожного и шоссейного строительства, по сооружению аэродромов, предприятий горно-металлургической, топливной, химической и целлюлозно-бумажной промышленности. Развивали производство и в исправительно-трудовых учреждениях, подведомственных НКЮ (в них содержались получившие срока до трёх лет). Здесь за особо высокие показатели производительности труда применялись меры поощрения. Это: публичное одобрение с занесением в личное дело и с доведением до сведения всех заключённых, содержащихся в колонии; предоставление свиданий сверх установленной нормы; улучшение питания; премирование деньгами или вещами. Кроме того, зэки могли за ударную работу и образцовую дисциплину получать ежегодные отпуска на срок до 15 дней с зачётом в срок отбывания наказания.

К.М. Симонов писал о тех давних временах:

«И строительство Беломорканала, и строительство канала Москва-Волга, начавшееся сразу после окончания первого строительства, были тогда в общем, и в моем тоже, восприятии не только строительством, но и гуманною школою перековки людей из плохих в хороших, из уголовников в строителей пятилеток…Старые грехи прощались, за трудовые подвиги сокращали сроки и досрочно освобождали, и даже в иных случаях недавних заключённых награждали орденами. Таков был общий настрой происходящего…»

Другое дело, что и в ГУЛаге не обошлось без перегибов. Но где было взять достойные кадры? Людей-то нету, а неподготовленные кадры всегда начинают решать собственные задачи, – «органы» вырождаются, и сами становятся опасными. А подготовкой кадров никто не озаботился, ведь даже ВЧК большевики-идеалисты создавали как временный орган, в ожидании мировой революции, рассуждая так: когда она грянет, от кого защищаться-то?

И пришлось кадры ОГПУ-НКВД-МВД-МГБ многократно «чистить, отправляя работничков туда же, куда они отправляли своих подопечных, – но перекосы постоянно возникали вновь.

К 1940 году ГУЛаг состоял из 53 лагерей, 425 исправительно-трудовых колоний, 50 колоний несовершеннолетних, и имел общее число заключённых свыше 1 660 тысяч. Справедливости ради следует сказать, что очень многие попали туда за дело. Кстати, сегодня в России заключённых около миллиона, несмотря на довольно частные амнистии и более щадящий Уголовный кодекс. Есть о чём подумать.

Всего за 1930—1939 годы было осуждено 2,8 млн. человек, из них 1,35 млн. – за 1937 и 1938 годы (другие два страшных года, 1931 и 1932, пришлись на раскулачивание). К высшей мере за десятилетие приговорено 724,4 тыс. человек, в том числе за 1937/38 – 684,2 тыс. Но следует учитывать, что не все смертные приговоры приводились в исполнение. Например, с 15 июля 1939 по 20 апреля 1940 года за дезорганизацию лагерной жизни и производства был приговорён к высшей мере наказания 201 человек, однако потом части из них смертная казнь была заменена заключением на сроки от 10 до 15 лет. И это совсем не единственный случай.

Пребывание в лагере в личном плане было страшным испытанием, но как социальный институт ГУЛаг «лагерем смерти» не был. Смертность на зоне не слишком превышала смертность тех же возрастных категорий на воле – около 3%; лишь в 1937 она подскочила до 5,5% (в 1938 – до 5,7%), когда назначенный наркомом внутренних дел товарищ Ежов не только перестрелял довольно много, но и приказал уменьшить рацион питания зэков. В архивах бывшего Ухтпечлага сохранились секретные «месячные нормы единого котла» от 1937 года, по которым суточный паёк заключённых, занятых тяжёлым физическим трудом, содержал 1292 ккал на человека в сутки, – вот как было при наркоме Ежове.

С этим товарищем пришлось распрощаться: с января 1938 года маховик репрессий начали тормозить; в ноябре был распространён секретный циркуляр о приостановлении дальнейших арестов; в декабре на должность наркома внутренних дел был назначен Л.П. Берия. Прекратили работу «троек» на местах. Нарком юстиции требовал от судов строгого соблюдения процессуальных норм, суды стали возвращать НКВД дела на доследование, и резко увеличилось число оправдательных приговоров, несмотря на протесты Л.П. Берии. В 1939 году была проведена массовая реабилитация (освобождено 837 тыс. человек, в том числе 13 тыс. офицеров, которых восстановили в армии).

К началу войны стало ясно, что для выполнения сложных и крупномасштабных задач в сфере промышленного и хозяйственного строительства нужна организация серьёзной профессиональной подготовки специалистов из числа заключённых. Созданная по приказу НКВД СССР от 17 апреля 1940 года сеть массово-технического обучения включала: краткосрочные курсы подготовки квалифицированной рабочей силы без отрыва от производства; курсы технического минимума без освобождения зэков от выполнения производственных заданий; курсы повышения квалификации и переподготовки без отрыва от производства. Ещё были школы передачи и изучения стахановских методов труда и школы мастеров (десятников).

Эта профессионально-образовательная сеть функционировала и в годы Отечественной войны, в ходе которой было подготовлено 629 777 специалистов.

Понятно, что сохранение зэка в качестве рабочей силы было насущной проблемой, и администрация учреждений принимала меры по поддержанию работоспособности людей. Необходимо было изыскивать возможности для улучшения питания за счёт местных ресурсов, развития собственного животноводческого и рыбного хозяйства, сбора дикорастущих ягод, грибов и трав. Общая площадь пахотной земли сельскохозяйственных предприятий исправительно-трудовых лагерей составляла в годы войны 440 тысяч гектаров. В их системе, в частности, функционировал Астраханский рыболовецкий лагерь, 8 рыболовецких колоний и 45 рыболовецких подсобных хозяйств.

Многие исследователи (Л. Ивашов, А. Емелин, М. Детков) отмечали исключительный трудовой энтузиазм заключённых в период военного времени: в 1944 году производительность труда в лагерях и колониях превысила довоенную в два раза, в пять раз сократилось число отказчиков от работы. И это – при постоянном ухудшении физического состояния здоровья лиц, содержавшихся в лагерях!

Обобщённые данные свидетельствуют: по состоянию на 1 июля 1945 года 95% работающих заключённых были охвачены трудовым соревнованием, 47% сдельщиков выполняли норму выработки от 125 до 200%, около 10% из них выполняли норму выработки выше 200%. Отказы от работы в 1945 году составляли 0,12% к числу трудоспособных заключённых. С 1941 года по 1945 год от заключённых поступило добровольных взносов в фонд обороны страны только в денежном исчислении 40 млн. рублей.

В первые годы войны резко возросла в лагерях и колониях смертность, не в последнюю очередь из-за эвакуации на восток и резкого ухудшения питания. В 1941 году умерло 100 997, в 1942 году уже 248 877, но в 1943 – 166 967 человек. Массовая гибель людей вызывала безвозвратные потери рабочей силы, а это для работников лагерей, колоний и аппаратов НКВД-УНКВД не могло пройти бесследно, ибо от выполнения производственных заданий зависела их собственная судьба. Поэтому они пытались принимать меры по поддержанию здоровья заключённых, чтобы те могли работать производительно.

В приказе НКВД СССР №792/к-1941 года предлагалось принять меры по коренному улучшению жилищно-бытовых условий для заключённых, упорядочению питания за счёт выдачи дополнительных пайков, улучшению работы пищеблоков, доставке горячей пищи заключённым в обеденный перерыв. Приказом №0033-1943 года был установлен трёхдневный отдых в месяц, восьмичасовой ежедневный отдых для сна, ежедневное трёхразовое питание, норма жилой площади на одного заключённого 2 кв. м, индивидуальные спальные места на нарах вагонного типа; обеспечение заключённых своевременной лечебной помощью и полной госпитализации всех заболевших, требующих коечного лечения, и т. д.

Однако сообщим, что по Санитарному кодексу 1940-х годов площадь пола в помещении заключённых должна была быть тогда не менее 2,5 кв. м, а кубатура – не менее 7,5 куб. м на человека! Реально же на этого условного «человека» приходилось в зонах менее 1 кв. м.

Несмотря на обилие приказов, во время войны в силу объективных причин НКВД было вынуждено мириться с недостатками в режиме и быте заключённых; лишь с её окончанием власти действительно озаботились улучшением условий содержания людей. В Директиве МВД СССР №165-1946 министр внутренних дел опять обратился «на места» с требованием довести жилую площадь на одного заключённого до 2 кв. м, с расчётом предоставления каждому заключённому индивидуального спального места.

Но и в 1950-е условия быта оставались в местах лишения свободы по-прежнему неудовлетворительными; обеспечение жилплощадью осуждённых в среднем составляло 1,8 кв. м на человека. Да и труд не стал легче: после войны и быстрого восстановления народного хозяйства правительство СССР продолжило курс, начатый в годы первых пятилеток – на увеличение индустриальной мощи страны, являвшейся основным фактором существования государства в условиях жёсткой конфронтации с ведущими мировыми державами.

В 1947 году были приняты меры по реорганизации режима и дифференциации контингента для исправления явного перекоса: ведь в годы войны на всех заключённых, независимо от характера совершённого ими преступления, числа судимостей, поведения в местах лишения свободы необоснованно распространялся единый правовой статус. Теперь не просто был восстановлен довоенный порядок содержания (общий и усиленный режим), но и введены некоторые элементы прогрессивной системы отбывания наказания, что для того времени имело немаловажное значение.

В июле 1949 года было утверждено новое Положение о Главном управлении лагерей, в котором в качестве основных задач определялось: исполнение приговора, организация охраны, исправление и перевоспитание заключённых на основе приобщения к общественно полезному труду.

В 1953 году произошла массовая амнистия осуждённых за уголовные преступления, объявленная Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 марта. При подготовке амнистии, затронувшей значительную часть осуждённых, не были предусмотрены меры по нейтрализации отрицательных последствий, которые свойственны каждой амнистии. Часть освобождавшихся не имела места жительства, утратила связи с родственниками; вопросы бытового и трудового устройства людей заранее не решались.

Со смертью Сталина начался выход из мобилизационного режима экономики, с помощью слома сначала его идеологической базы, а затем и организационной. Первым шагом, укрепившим позиции нового руководства, была очень популярная акция: арест, осуждение и расстрел министра внутренних дел Л.П. Берии и его подручных – по сути, на них свалили проведение массовых репрессий.

12 июня 1953 года Совет Министров СССР принял постановление, в соответствии с которым ГУЛаг был выведен из подчинения МВД и вошёл в состав Министерства юстиции. «Вскоре практика показала ошибочность принятого решения, и поэтому постановлением Совета Министров СССР от 21 января 1954 года ИТЛ и колонии были возвращены в систему МВД СССР», пишут В.В. Смирнов и А.В. Хребтов. «Ошибочность» выразилась в том, что за короткое время, когда места лишения свободы находились в составе Минюста СССР, многие десятки тысяч квалифицированных сотрудников ИТУ перешли на работу в другие ведомства; количество и качество кадров системы уголовного наказания сильно пострадало. (Вспоминаем об этом, поскольку осуществлённая в наши годы передача ГУИН в ведение Минюста РФ привела к тем же последствиям.)

Затем произошли серьёзные перемены в работе правоохранительных органов. Их работу регламентировали, указав, что лица, занимающие освобождённые партийные должности (представители партноменклатуры) для них отныне недоступны. Их нельзя вербовать, за ними нельзя следить, а уж тем более арестовывать. Элита отделяла себя от народа, – совершенно ясно, что новая власть не собиралась работать в интересах страны. Эти люди хотели хорошо жить «здесь и сейчас», и не для других, а для себя. (Менее чем через сорок лет молодая поросль этих «неприкасаемых» деятелей развалила СССР.)

В это же время началась большая и кропотливая работа по «пересмотру дел жертв репрессий и реабилитации невиновных». Власть начала сокращать количество, но совершенно не озаботилась снижением сроков отсидки. Да и зачем? «Вожди» прекрасно почувствовали выгоду дармового труда. В постановлениях ЦК КПСС от 12 марта и 10 июля 1954 года отмечалось, что перевоспитание зэков «на основе приобщения их к общественно-полезному труду» остаётся важнейшей государственной задачей. МВД по объёмам производства вошло в шестёрку крупнейших товаропроизводящих отраслей страны!

В 1956 году процесс «десталинизации» повёл к разрыву с прошлым, но только на словах: на закрытом заседании XX съезда КПСС Хрущёв сделал доклад с разоблачением культа личности Сталина. Доклад этот не был направлен на «исправление ошибок и восстановление истины», а просто Хрущёв совершал крупную акцию политической борьбы, – как сказали бы теперь, занимался пиаром, который, как все мы знаем, не чуждается лжи. Так, он заявил: «Когда Сталин умер, в лагерях находилось до 10 млн. человек». В действительности на 1 января 1953 года, до крупной амнистии, в лагерях содержалось 2 468 543 заключённых, о чём первый секретарь ЦК прекрасно знал!

Самое ужасное, что излишняя жестокость тюремного заключения, ставшая совершенно ненужной в новых условиях, не была устранена ни при Хрущёве, ни позже. Сверхвысокие сроки лишения свободы в условиях, когда не требовалось уже такого количества принудительного труда, как в годы индустриализации, только вредили делу. Не оставалось средств как раз на то, чтобы действительно перевоспитывать тех, кого можно перевоспитать, и обеспечить надёжную изоляцию тех, кого перевоспитать невозможно – «принципиальных воров», в том числе, изолировав их от молодых осуждённых.

Новые вожди, маршируя во главе страны в никуда, вообще не задумывались об этом. В итоге Россия пришла туда, куда пришла: лучше не стало ни при «демократизации», ни при «развитой демократии». Мы приводили уже пример: в начале XXI века юная девушка получила 2,5 года лишения свободы за «хищение» (с голоду, вызванного демократизацией и либеральными реформами) 37 кустов картофеля.

Численность лиц, содержащихся под стражей (то есть подозреваемых, обвиняемых, подсудимых и отбывающих наказание лишением свободы), в России в 1999 году сравнялась с численностью всех этих категорий лиц всего СССР на конец 1980-х годов, да ещё с учётом тех, кто находился в лечебно-трудовых профилакториях. А ведь Россия – всего лишь часть бывшего СССР!

Лишь в результате летней амнистии 2000 года мы, наконец, уступили США первенство по количеству заключённых на «душу населения»: по данным Минюста, в России на март 2002 года в местах лишения свободы находилось 972 тыс. человек. В 2003-м были внесены некоторые изменения в УК, и численность зэков снизилась ещё ненамного, однако важно, что эти меры принимались из соображений уменьшения расходов госбюджета, не более того. Ни о каком перевоспитании, ни о какой пенитенциарии – покаяния, в строгом значении этого слова по-прежнему нет и речи!

В судебно-следственную орбиту в качестве подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, осуждённого, за последние сорок лет – после ужасного Сталина! – было вовлечено до 35—40% всего ныне живущего взрослого населения страны, и без видимой для страны и народа пользы. «В России… каждый третий взрослый мужчина поражён клеймом судимости сам, либо через своих близких родственников», – это пишет проф. А. Зубков, один из авторов нового УИК, идеолог современной российской уголовно-исполнительной системы.

Связь народа с тюрьмой стала для России нормой. Тем более занормирована сама жизнь в зоне.

Павел Константинович И. (Ивановская обл., Южский р-он, п. Талица, учр. ОК 3/8):

«Как и раньше, так и теперь, мне не к кому обратиться не только за материальной помощью, но даже с письмом – в надежде получить на него ответ. Не к кому, так как у меня не только нет родных братьев и сестер, но даже отца с матерью. А может, они были? Не знаю, так как помнить о своём существовании я начал в казённом приюте детей-сирот. В возрасте подростка я завидовал щенкам собак, которых заботливо оберегала и ласкала мать. Думаю, что будет излишним описывать даже самые значительные эпизоды раннего детства, юности и сознательной зрелости, тем более сейчас, когда отовсюду слышатся только стоны и рыдания обездоленных. Излишним, ибо в прожитой полосе ничего примечательного нет. Кроме как один казённый дом менял на другой и в возрасте Иисуса Христа я отбывал наказание на особом режиме, где и заболел туберкулёзом.

Раньше, то есть в коммунистическом прошлом, нам, отверженным сиротам, не помнящим своих родителей, жилось немного легче в этой долине слез и горя человеческого, так как была возможность зарабатывать значительно больше на необходимые продукты питания и одежонку на освобождение. Как бы там ни было, но так остро, как на сей день, не ощущали нищету и голод. С приходом к беспредельной власти вам и присниться не могут те ужасы нашего существования. Не могут, ибо холод, голод, унижения и данный беспредел – ежедневные спутники нашего существования. Помогите, чем можете, на освобождение одеждой…»

Вернёмся же, читатель, из сурового прошлого в суровое настоящее.

Можно ли в России жить по норме?

Разумеется, нормы в зоне нужны; они существуют в тюрьмах всех государств мира. И тут мы натыкаемся на такой парадокс, что всем парадоксам парадокс. Дело в том, что нигде в мире нет такого противоречия между нормой и практикой её выполнения, как в российской зоне. Здесь норма – будто такая специально придуманная вещь, которую следует обойти, не выполнить именно тем людям, для которых она разработана. Ушлый прапорщик или ещё более ушлый зэк так и считают: норма существует для того, чтобы её нарушать.

Там, где много народа, это очень легко: недодать мяса в котёл или заменить его костями; умыкнуть десяток-другой наволочек или табуреток (а потом под видом экономного использования имущества изготавливать новые из отходов или из списанного барахла); спихнуть налево или захапать на дачу фондовый материал; записать выполненную кем-то работу на того, кто не работал; изменить техпроцесс в угоду, мать его, объёму; подчистить наряд… Всё это считается нормальным и чуть ли не поощряется.

Воровство на зоне стало нормой, хотя само по себе воровство есть нарушение закона, нормы. При недостатке материальных благ нарушение нормы становится нормальным мировоззрением простого человека, тем более в российской зоне. Впрочем, в стране, где всё разворовывается на уровне недр, госзаказов, федерального бюджета и прочего народного достояния, это можно счесть за мелочь.

Итак, норма в зоне. Начинается она с Уголовно-исполнительного кодекса (УИК), где в общей форме оговорены основные нормы и правила содержания в исправительных учреждениях. Проф. А. Зубков, руководитель авторского коллектива по разработке нового (1997 года) Кодекса и автор комментария к нему, признаёт, что старый, действовавший с 1970 года Исправительно-трудовой кодекс безнадёжно устарел, ибо не отражал он принципов законности, гуманизма, демократизма и равенства осуждённых перед законом.

В новую редакцию кодекса эти принципы, спасибо проф. Зубкову, вошли; в нём принцип гуманизма, сообщает нам проф., воплощён «много полнее». То есть он и раньше был, но такой, знаете, неполный; то ли был неполный принцип, то ли неполный гуманизм. А теперь стал «полнее». Нормативная база в сфере исполнения уголовных наказаний «приведена к мировым стандартам», – пишет проф., – а из норм, регулирующих исполнение наказаний, «изъята излишняя тюремная атрибутика» – чего бы, казалось, ещё пожелать? – а, вот: «закреплено требование соблюдения гарантий защиты заключённых от пыток, насилия и унижающего достоинство обращения».

Что ж, нормативная база действительно постепенно приближается к мировым стандартам[15], от этого просто никуда не денешься. Но вот практика! Практика наказаний, в том числе и в первую очередь в виде лишения свободы, вряд ли приблизится к мировым стандартам даже в ближайшие сто – сто пятьдесят лет.

И об «изъятии тюремной атрибутики» тоже можно поспорить. Всё совсем наоборот: решётки укрепляются, карцеры строятся ударными темпами, как будто их мало было; в каждом региональном управлении созданы отряды специального назначения; нары надстраиваются до трёх-четырёх этажей; мыло выдают только хозяйственное (по 200 граммов в месяц, если вообще выдают); одежда и обувка – только единого образца; усовершенствован нагрудный и нарукавный знак осуждённого, типизирован распорядок дня (даже установлен Законом «непрерывный сон» в течение 8 часов) и прочая, и прочая, и прочая.

Хитры же эти законодатели!

Вот ещё пример: предложили ввести новый изощрённый вид наказания, арест (ст. 54 УК и ст. 68—72 УИК), означающий кратковременное, до шести месяцев, лишение личной свободы и содержание в условиях строгой изоляции.

Соблюсти на практике арест оказалось совершенно невозможно.

Этот вид наказания в отдельных странах применялся достаточно эффективно, – особенно в бывшей ГДР. Он весьма понравился некоторым нашим учёным-теоретикам, предложившим его в качестве «альтернативы» реальному лишению свободы ещё во второй половине 1980-х годов. В таком варианте борьбы с преступностью понятие «преступление» разделялось на два подвида: «собственно преступление» и «уголовный проступок»; за совершение последнего и должна была наступать ответственность в виде ареста.

Идея возродилась вновь при разработке проектов нового УК РФ. Многие учёные и практические работники достаточно аргументировано высказывались против идеи ввести наказание в виде ареста, используемого в качестве шоковой терапии для лиц, совершивших преступление впервые и небольшой тяжести; в их числе был и проф. Зубков, надо отдать ему должное. Но единственное, чего им удалось добиться – это ввести отсрочку на пять лет. Статья 5 Закона «О введении в действие Уголовно-исполнительного кодекса РФ» поясняла, что арест применяется «по мере создания необходимых условий», но не позднее 2001 года.

Но и пяти лет оказалось мало; и вообще идея оказалась дохлой. Создать условия – значит, за два-три ближайших года построить во всех субъектах Российской Федерации суммарно 140 арестных домов, и выделить почти 14 тыс. персонала. Для этого в бюджете необходимо было предусмотреть до 10 млрд. рублей (а смета на всю систему УИС в 2000 году составила 14 млрд.). Ведь арестный дом – тот же изолятор, но гораздо более изолированный: условия содержания приравнены к тюремным, ни свиданий, ни посылок, ни работы, ни учёбы, ни ларька не предусмотрено; чокнуться можно.

Никакой профессор-теоретик не мог рассчитывать, что Минфин утроит смету или каждый год будет увеличивать её на 1,5-2 миллиарда на постройку арестных домов. Куда там «увеличивать»! Отдали бы задолженность. Год за годом наша тюремная система финансировалась лишь на 70% от минимальной потребности.

Самое удивительное, что понятие ареста в УК и УИК РФ ввели, но при этом из них почему-то выпал уголовный проступок, а именно – за что арест должен назначаться в качестве наказания.

В общем, предпосылок для введения ареста не было никаких. Даже начальник юридического отдела Штаба ГУИН признавал:

«…В настоящее время отсутствуют какие-либо предпосылки к введению наказания в виде ареста с 2001 года. Кроме того… ни у кого нет уверенности в эффективности этого наказания. Никто не может гарантировать, что, потратив колоссальные деньги, мы не придём к выводу о том, что с новым видом наказания мы поторопились».

Вот вам и «норма», и Закон.

Получается, не только прапорщик и ушлый зэк смотрят на норму, как на некую хитрость, которую нужно и можно обойти, нарушить. Законодатели, а до них – профессора, готовившие новый УИК по поручению МВД, поступают точно так же.

Содержание осуждённых в арестных домах должно было стать достаточно дорогим, так как их не предполагалось привлекать к общественно полезному труду и, естественно, никаких доходов они бы не дали. Все расходы по содержанию арестных домов, осуждённых и персонала, должны были лечь на бюджет. Понятно, что правительство РФ вошло в Государственную Думу с законодательной инициативой о снятии срока введения ареста в практику. Теперь живём под дамокловым мечом: понадобится государству для чего-нибудь изъять из общества «лишних» людей, введут арест, как меру, законодательно предусмотренную. Не понадобится – так обойдётся.

Есть преступники и заключённые. Есть международные нормы содержания заключённых и общения с ними. Есть пожелания милицейского начальства. Есть возможности бюджета. Нет лишь никакой корреляции между ними: начальство и нормы, зэки и деньги на их содержание существуют отдельно друг от друга.

И так – по всей цепочке отношений внутри системы!

Трудовые нормы в зоне

В производстве УИС существуют свои нормы: расхода материалов, энергоресурсов, нормы выработки, численности работников и другие. В основе оплаты труда зэка лежит норма выработки.

Но рынок есть рынок, и сейчас, говорят, каждый зарабатывает столько, сколько сумеет. Сориентировавшись на эту капиталистическую установку, Министерство труда с позволения Правительства объявило все нормы труда, ранее бывшие обязательными для применения в производстве, рекомендуемыми, хотя в зоне, где заработать можно лишь столько, сколько позволят, или на сколько есть работы, старых норм пока ещё придерживаются.

Но скажем прямо: с тех пор, как в исправительно-трудовых заведениях труд стал обязательным, а само производство, игнорируя свою воспитательную функцию, превратилось в основную цель, возник непримиримый конфликт между объектом и субъектом труда. Как бы зэк НИ НЕ хотел работать, его все равно будут заставлять. Как бы он ни хотел этого, всегда будут возникать ситуации, когда он хотел бы делать не то, что ему предлагают. Предложение никогда не удовлетворяет здесь спроса ни по количеству, ни по качеству. И то сказать, с какой стати начальник колонии, специализирующейся на производстве металлоконструкций или пошиву шинелей, должен искать работу по профилю, скажем, лётчику, балерине, или зоотехнику.

В этом зона похожа на нынешнюю волю: бери, что есть, а не то, что хочется. Нет у нас на колониях условий для трудоустройства зэков по желанию, да и закон не обязывает. Это вам не Германия, где ради интересов севшего за аферу садовника специально завели в тюрьме цветничок, чтобы он выращивал тюльпаны (в самом деле, был такой конфуз).

А у нас ещё подожди, когда тебе дадут работу! Юрий К. (Кировская обл., пос. Сорда, учр. К-231/7-28) пишет:

«Сроку у меня 17 лет… я уже отсидел до суда два года. Первые пять лет дали крытой тюрьмы, крытую сидел во Владимире, а сейчас отсиживать оставшиеся 10 лет привезли на Ветлаг.

Зона ходит на работу на биржу пилить лес, на биржу выводят только со сроком до 5 лет, и мне сказали, что на работу не выпустят года три. Без работы сидеть в это время очень тяжело. Хочется и чаю попить, и покушать, а взять мне негде, а мне еще только 36 лет, и я рад бы поработать, но пока такой возможности нет.

Вот и приходится обращаться за помощью. Если, конечно есть у вас такая возможность, помочь мне продуктами, медикаментами, одеждой. Или дали бы адрес, куда бы я мог обратиться за помощью. В общем, я буду ждать ответа».

Хотя в ИУ существуют комиссии по трудоустройству, которые должны как-то учитывать навыки зэков, приобретённые в прежней жизни, на деле прибывший этап обычно распределяют по цехам и участкам, наплевав на эти самые «умения», а просто «затыкая дыры»: трое в 1-й цех, двое во 2-й, один – в санчасть, один – в клуб. У этого последнего в личном деле записано, что он играет на трубе. И судьба с ним сыграла соответственно. Но это крайняя редкость.

Начальник колонии не может не исполнять закон: каждый зэк должен трудиться. И он не может исполнять закон; работы нет. Начальник, он тоже несчастный, его пожалеть надо. Он эту клятую зону давно бы уже с четырёх углов подпалил, распустивши кодлу по домам, но нельзя: у него жена, дети, внуки, тёща.

Вообще, хотя, по большому счёту, зэку работать на хозяина западло, основная масса новеньких всё равно вынуждена идти на производство, где лязг металла, стрекот швейной машинки, и есть ещё место трудовому подвигу. Тот, кого не прельщает тяжёлая доля отрицаловки, в конце концов, как-то адаптируется к новым условиям, но известно, что зона быстро отбивает охоту к любой работе. И тут начинаются всякие ухищрения.

Наиболее распространённым способом увильнуть от ненавистной нормы выработки является «передача объёмов». В самом общем виде это приписывание работы, выполненной одним, другому.

Механизм процесса отработан годами и даже поощряется администрацией, которая таким способом держит в узде непокорных и подкармливает «актив», – хотя официально начальство «борется» с этим злом, выявляет виновных. Время от времени проносились по колониям ураганы проверок с оргвыводами. Например, при министре Федорчуке было так: пришел он «на хозяйство» в МВД в 1984 году, и первым делом подписал обращение Коллегии министерства ко всему личному составу с призывом решительно активизировать, взять под личный контроль и т. д. Был там и такой пассаж:

«Допускаются факты обезлички в начислении зарплаты, позволяющие злостным нарушителям режима, главарям группировок присваивать результаты труда других осуждённых. В результате у многих честно работающих теряется вера в справедливость и в возможность встать на общественно полезные жизненные позиции».

Если отбросить демагогию, то всё верно. Только не «допускаются», а были, есть и неистребимы вовек такие факты. Новый министр в причинах явления разобраться не сумел, и чтобы в дальнейшем такие факты более не допускались, попросту велел в течение трёх месяцев «пересмотреть состав всех самодеятельных организаций, а также бригадиров и мастеров из числа осуждённых с целью исключения из них нарушителей режима и приспособленцев».

Если бы его приказ выполнили, пришлось бы исключить всех мастеров и бригадиров. Но как?! И что делать, если вольных мастеров просто не хватает? А куда девать бригадира? Ведь он тот же рабочий, только бугор. Зэк на такой должности вроде ефрейтора, он маленький начальник, выполняющий свой узкий круг функций по руководству группой таких же, как и он, работяг. У него сосредоточивается вся информация о деятельности этой «преступной группы», то есть бригады: штуки, метры, рубли. И этот «главарь группировки» по распоряжению представителя администрации в лице опера или начальника цеха (смены) в интересах, ведомых только им, манипулирует учётом выработки, перебрасывая туда-сюда эти злосчастные объёмы.

Массовые проверки правильности первичного учёта сразу выявили передачи объёмов повсеместно и в астрономических размерах. Несчастных бригадиров повыгоняли с их сладких «синекур», начальники производств поимели выговора и прочие нахлобучки, начальникам побольше было указано, и т. д. Потом кампания заглохла. Федорчука, разгромившего старую гвардию и покусившегося на святая святых – СИСТЕМУ, тихо куда-то «ушли», и всё вернулось на круги своя. (Говорили одно время, что он потом в дурдоме боролся с нарушителями режима и приспособленцами. Сплетни, небось.)

Потом такое было, кажется при Дунаеве и Трушине. Потом еще…

Есть зэк. И есть зэк. С одной стороны, он существует как «спецконтингент» в приказах, указаниях, разговорах и т. д. А с другой стороны он – зэк. Такой, каким он знает себя только сам. Есть закон, который существует только для него. Он его исполняет, ему служит и поклоняется. И всякая туфта вроде «обращения к личному составу» и прочих призывов для него остаётся тем, что она и есть, туфтой. И остается бугор бугром, закон – законом, а начальник при своём интересе: руками пригретых блатных наводить порядок и сохранять спокойствие в зоне.

Бывает, что вынуждают бригадиров заниматься передачей объёмов просто условия работы. Вывели на работу лишних людей, а куда их девать? В наряде нуль не поставишь, вот и снимаешь там червонец, здесь четвертную, чтобы закрыть кому-то хоть 3-5%. Или другое, сговор двоих: в январе работаем на тебя, тебе закрывают 105%; премия; ларёк делим пополам. В феврале – работаем на меня, и т. д. Причины те же: отсутствие объёмов работы на нужную численность.

Напомним, что, не имея заработка, зэки теряют возможность приобретать в ларьке дополнительные продукты питания и предметы первой необходимости. А ведь родное государство им таких предметов не выделяет: не работаешь не по своей вине – сиди с нечищеными зубами! Сам того не желая, заместитель министра юстиции Ю.И. Калинин в своей лондонской лекции осенью 2002 года выразил означенную государственную заботу так: «… для многих осуждённых, не получающих материальной помощи от родственников, средства, заработанные во время отбывания наказания, являются единственным источником существования». Не бюджетные деньги, а заработанные в зоне, накапливаемые на лицевом счёте зэка, которые изредка, в малой доле, при хорошем поведении можно тратить на дополнительный бутерброд с маслом – это, оказывается, и есть единственный «источник существования». Красноречивее не скажешь.

Так почему же нет работы?

Как замечает заместитель министра юстиции, основной причиной является неопределённость правового статуса производственных предприятий, входящих в состав учреждений, исполняющих наказания. Причину эту генерал расшифровывает так: предприятия УИС ограничены в свободе выбора предпринимательской деятельности, так как функционируют в составе конкретного исправительного учреждения и поэтому вынуждены приспосабливаться к территориальным и иным хозяйственным условиям.

Здесь руководитель УИС, видимо, имеет в виду, что содержание и объём заказа на производство чего-либо конкретного диктуются местными условиями. Например, в Самаре это запчасти и комплектующие для ВАЗа, в Туле – самовары и матрёшки, в Красноярске – рудные стойки, а на Дальнем Востоке рыболовецкие тралы. И этого «конкретного» много не наберёшь: заказчик мелковат. За пределами же региона свои подрядчики, в том числе и колонии, в очереди стоят – чего бы для малой родины попроизводить?

И доля правды в этом есть, но не следует искать здесь причину безработицы в зоне. Даже в советские времена доля так называемой кооперации в производстве УИС составляла около 50% всех производимых объёмов, каждая колония кооперировалась чуть ли не с половиной страны, а всё равно 40—50 тысяч трудоспособных зэков каждый год сидело без работы. Сажаем много, вот и вся причина, и работы не хватает так же, как и всего остального – еды, одежды, культуры, терпимости, справедливости…

Другая причина низкого уровня трудового использования осуждённых, по мнению руководителя УИС, в том, что предприятия эти не являются коммерческими, так как закон запрещает использовать труд осуждённых в целях извлечения прибыли. На деле же всё наоборот: закон предписывает труд, а труд без прибыли – это перекидывание земли по кругу. Прибыль есть гарантия окупаемости затрат и развития производства, это возможность не только заработать и пойти в ларёк, или выписать себе газетёнку, но также способ хотя бы частично окупить затраты государства на возню с зэками. Так что прибыль – не цель, прибыль – средство жить по-человечески, и это понимают не только «за забором», на воле. Спросите любого производственника в ГУИНе, – он об этом отлично знает. Производственник другими категориями и не должен мыслить.

Другое дело, что производственников-то почти не осталось, и спрашивать не у кого. Но от этого прибыль не меняет и не уменьшает своей роли в производстве, каким бы и чьим бы оно ни было.

Но уж если в зоне действительно есть работа, так тут другой перекос. Не будем объяснять подробнее, увидите сами из коллективного письма за восемью подписями, пришедшего из колонии-поселения в Свердловской обл., Ивдельский р-н, пос. Лозьва:

«Мы, осуждённые-поселенцы УЩ-349/56, хотим вам написать о том беспределе, который творится в нашей колонии-поселении. Факты нарушения КЗоТ, а также моральные унижения нас, осуждённых.

Поясняем конкретно:

Рабочий день у нас ненормированный, т. е. работать приходится не только в выходной «единственный» день, воскресенье, но и в остальные рабочие дни, только уже после 17—18 часов, а до скольки это уже по обстоятельствам. Хотя, если посчитать нормированное рабочее время, то даже в субботу мы должны работать до 15 часов. Но в нашей колонии-поселении мы, осуждённые поселенцы, такого и не помним. Благо, если раз в месяц получается один выходной день в прямом смысле. А в остальные работай, работай и еще раз работай.

Попытки урегулировать этот вопрос с начальником отряда было безуспешно. По его мнению, если мы задержались на рабочих объектах после 1700, или работали в выходной день, то это в счёт не идёт. Всё равно приходится отрабатывать «ст. 106», но что удивительно, ставшую почти ежедневным занятием, т. е. наше рабочее время никто не хочет признавать. А когда начинаешь что-то доказывать, нач. отряда затыкает нам рот и ведёт в ШИЗО.

Во внимание также не принимается ремонт жилых секций общежития, который выполняется за наши личные средства! Просьбы к администрации помочь чем-либо вообще во внимание не берутся».

А уж заработки… чудо. Чудо, что это называют заработками. Михаил Л. (Калининград, учр. ОМ-216/9-63) сообщил нам в 2000 году:

«…Работать я умею и очень хочу. Скажу проще: для меня работа – не только средство к существованию, но и огромная радость от сознания того, что я своей работой кому-то могу принести пользу. Работу я здесь имею, но того, что мне переводят на лицевой счет, катастрофически мало и хватает на приобретение двадцати пачек сигарет, а о том, чтобы позволить себе купить носки, трусы или мыло, приходится только мечтать. Даже за медикаменты, когда они необходимы, надо платить.

В свои 45 лет я имел неосторожность остаться без единого зуба. Это сказалось на болезни желудка, поэтому в санчасть приходится обращаться часто. Хотел бы поставить себе какие-нибудь протезы, но для этого необходимо достать 600 рублей. Почему достать? Потому что, чтобы их скопить с заработка, мне понадобится как минимум десять лет.

Что было у меня из личных вещей – всё уже поизносилось и теперь приходится ходить чуть ли не оборванцем. А ведь на дворе уже зима. Я нахожусь в отчаянии и взываю к вам, уважаемые господа, о помощи. Прошу вас, помогите, чем можете. Будь то одежда, обувь, сигареты, продовольствие или даже деньги.

И прошу выслать хоть пару конвертов, ручку и тетрадь».

В 1980-х в тюрьмах стали развивать вязку сеток. Всяких, от авосек до рыболовецких тралов. Работа не пыльная, навыков не требует, вяжи себе узелки, да вяжи, лишь бы были нитки. Площадей и всего остального не надо. Занятость резко увеличилась. Платят, правда, не очень, но зато здесь неограниченные возможности для передач объёмов и других манипуляций. Уследить, кто сколько связал, невозможно, хотя и пытались организовать выдачу ниток на вес и под роспись.

Однажды вдруг наступили новые веяния: все наряды стали закрывать на бригаду, «оптом». В те времена шли поиски способа «улучшить социализм» и повысить производительность труда, и все управленцы заболели охватом пролетариев бригадной формой организации этого самого труда. Уж тут внутри бригады вертели объёмы выработки, как хотели.

При Горбачёве начальство забросило бригадную идею, загрустило насчет «человеческого фактора». Повели очередную «борьбу», на этот раз с обезличкой, и вернулись к индивидуальному учёту. Однако его как ни назови, учёт-то, а на зоне он остаётся зэковским, таким, каким ему положено быть. И отстёгивают объёмы выполнения кто надо, кому надо и сколько надо. Община!

Перед освобождением зэк не работает: отращивает волосы, ходит гоголем и поплёвывает на кума. В это время он продолжает числиться в бригаде, и она за него отрабатывает. С этим ничего не сделаешь, так положено. Точно так же «отрабатывает» бригада сверхштатных дневальных, бригадиров и другую шерсть.

Любая норма, в том числе трудовая, понятие не статическое. И дело не в том, что она изменяется с изменением технологии, условий труда и его организации. Норма давно перестала быть инструментом снижения затрат, стимулирования прибыльности производства и базой для справедливой оплаты труда, к сожалению. Напоминать новоявленным «рыночникам» ГУИНа об этих прописных истинах бесполезно. Теперь она (норма) преподносится ими только как атрибут командно-бюрократической системы, а само нормирование обзывается «мелкотемьем» или ещё каким-нибудь ругательным словом. Это, конечно, модно – борьба со старорежимными методами управления. Особенно, когда нету новых.

Но оставим это. Не будем говорить и том, что начальственные глупости идут от непонимания роли нормы в процессе производства. Скажем, как есть: снижение трудозатрат всегда шло вразрез с интересами трудового использования, и нормировщики никогда не были в зоне (да и на воле) особенно популярны. Снизив трудоёмкость, начальник был вынужден высвобождать рабочих. А куда их высвобождать? Их занять чем-нибудь надо, вывод обеспечить!

Так что же это такое – чёртов вывод, и что с ним делать?

В настоящее время вывод на оплачиваемые работы, как основной показатель трудового использования осуждённых, доводится до территориальных органов УИС в виде заданий в процентах к среднесписочной численности, с учётом сложившегося уровня вывода и неких перспектив развития производства. На обоснованность этих заданий частенько косится какой-нибудь Минфин или Счётная палата (дескать, сидит миллион, а работает меньше половины, что за дела!), потому что ГУИН его «планирует» с потолка, а показатель всё-таки важный, и факты таковы, что за 1997—2000 годы процент вывода постоянно снижался, что и видно из таблицы.

В таблицу мы свели официальные данные статотчётности ГУИНа. Закроем глаза на то, что сумма по столбцам 4 и 6 никак не даёт ста процентов. Для нас тут важно, что количество не работающих по разным причинам остаётся примерно одинаковым при росте списочной численности, а вывод на оплачиваемые работы падает, от 43,5% в 1996 году, до 34,7% в 2002 году. Одновременно с этим, если судить по столбцам 7 и 9, снижается безработица. Но этого же просто не может быть! А этого и нет, а есть хитрая статистика: снижается процент не работающих из-за «непредоставления работы». Это значит, что растёт процент неработающих по другим причинам – например, из-за болезни, ухода на этап, карантина после этапа, наказаний (ШИЗО без работы, без вывода), отрицаловка (отказники от работы).

Тех, кому должны были дать работу, но не дали, было в 1996 году без малого 60%, а в 2002 году – 29,4% среднесписочной численности. То есть сегодня безработных – около трети зэков.

В абсолютном выражении вывод на оплачиваемые работы с 1996 по 2002 год уменьшился с 318 161 до 261 714 человек, почти на 56,5 тыс. человек, а численность неработающих по разным причинам увеличилась на 13,9 тыс. человек.

«Вывод» – это работающие зэки, но и у них труд, как говорится, «недостаточно эффективен». За 2001 год количество только зарегистрированных и оплаченных простоев составило 598 702 человеко-дня, а неоплаченных, то есть внутрисменных потерь, хотя и регистрируемых, но как рабочее время, – 8 156 178 человеко-дней, то есть 13%, – страшно много. Впрочем, в течение многих лет эта величина в целом по ГУИН составляет 12—14%, и в абсолютном выражении представляется как бы постоянно имеющимся значительным резервом увеличения занятости, точнее, улучшения занятости работающих осуждённых. Но резерв этот никак не становится востребованным.

Больное место здесь – потери, возникающие от неорганизованности вывода и съёма с работы, а также связанные с низкой дисциплиной на производстве, то есть потери, устранимые без проведения каких-либо организационно-технических мероприятий. Эти потери по ГУИН в целом составляют одну треть от всех потерь рабочего времени, и, ежели бы начальники, ничего не делая, просто навели элементарный порядок, численность на выводе увеличилась бы до 39%, а число лиц, не работающих из-за не предоставления работы, уменьшилось бы тысяч на десять-пятнадцать человек. Для 2000 года расчёты показывают резерв в 11 272 человека. Мелочь, а приятно.

Подросла бы и полезная часть сменного фонда времени у работающих, выработка и объём производства, да не на мало, а, как показывают расчёты, на 323 млн. рублей по данным на 2000 год!

Так что – работайте, ребята в погонах, стукните кулаком по столу, как вы это умеете, и никакая прокуратура или Счётная палата никогда не задаст вам вопроса типа «а насколько, де, оптимален уровень доводимых вами до регионов заданий по выводу на оплачиваемые работы?». А если задаст, то вы смело сможете ответить, что вывод оптимален настолько, насколько ретиво выполняют наши команды на местах, так сказать, трудового подвига.

А что имеем? Например, на предприятиях некоего гипотетического УИН (скажем, Пермского) вывод на оплачиваемые работы составляет 10 942 человек (47,1%). Их фонд рабочего времени – 21 304 603,6 часа. Потери рабочего времени 13,22%, в том числе 2,43% или 517 026,7 часов по организационным причинам (1,04% – поздний вывод, ранний съем; 1,39% – нарушение трудовой дисциплины).

Резерв увеличения занятости, который можно установить пермякам на следующий год – не более 266 человек[16]. Если его задействовать, то процент вывода возрастёт с 47,1% до 48,2%, – красота! А возможное увеличение объёмов производства на эту численность (при наличии заказов и при уровне выработки предыдущего года в 16,19 тыс. руб. на одного работающего), составит 4 306,5 тыс. рублей (16,19 умножить на 266). При этом потери у работающих должны быть устранены, а у выводимых дополнительно – не допускаться.

Понятно, что по производственным причинам потери времени совсем уж до нуля никогда не могут быть снижены. Так что ж? При любой проверке можно, ткнув проверяющих в уже достигнутое, сказать, что мы, мол, в этом направлении работаем. А уж как «работаем», – отбрешетесь. Главное, чтобы среди проверяющих было побольше мужиков, а дальше – дело житейское.

Ещё одна идейка на ту же тему, подбрасываем бесплатно.

Известно, что начисление на себестоимость продукции амортизационных отчислений от износа зданий и сооружений не приостанавливается в течение всего срока их эксплуатации, кроме случаев нахождения на реконструкции или в консервации (свыше трех месяцев). По этой причине вывод из оборота свободных производственных площадей и соответствующих им основных фондов через их консервацию позволил бы увеличить уровень использования производственных мощностей (тоже довольно внимательно контролируемый разными контролёрами показатель), так как при расчёте мощностей выведенные из оборота площади не учитываются. С другой стороны, удалось бы уменьшить затраты по комплексной статье калькуляции себестоимости продукции «цеховые расходы», в которую включается износ зданий и сооружений, и в пределах сложившейся цены увеличить на соответствующую сумму прибыль, либо увеличить объём производства, то есть обеспечить дополнительную трудовую занятость осуждённых. (Каково изложено, а?)

Пока что в этом деле полный беспорядок: производственные мощности ГУИН использовались в 2000 году на 56,4% (в 1999 на 50,0%), однако имеющиеся свободные площади (простаивающие цеха и участки) законсервированы лишь на 19,6%.

Остальные расчеты, парни, делайте сами. Это, в конце концов, ваша, а не наша работа. Наша работа – показать читателю, что любая норма или общеизвестное правило применяются или игнорируются в наших ИУ не в зависимости от того, выгодно это производству или нет. И даже вне зависимости от здравого смысла, а только и исключительно от никому неведомых резонов, бродящих в головах больших, средних и маленьких начальников. Любое постановление, нормативный, правовой, другой документ любого уровня, касающийся УИС, можно так перевернуть и измочалить каким-нибудь приказом по ГУИН, что родная мама не узнает, и при этом сделать строгие глаза: а что же вы хотели, это ведь тюрьма!

Вспомним хотя бы так называемые «семь восьмых»: норму, существовавшую до 1992 года, которая предусматривала пересчёт тарифных ставок зэков-повременщиков (то есть ставок, принятых в народном хозяйстве), на 7/8. Раньше зэки работали, согласно исправительно-трудовому кодексу, 48 часов, то есть шесть дней в неделю по 8 часов, а вольные повременщики – 41 час в неделю. Работая больше, повременщики в зоне, конечно, и зарабатывали больше вольных повременщиков. Умники из ГУИНа додумались, что это «политически неправильно», и срезали осуждённым все ставки на восьмушку. Эта незаконная глупость действовала более двадцати лет, и никто в стране не знал об этом, кроме тех, кто её придумал, согласовал с Минтрудом (!) и утвердил.

В любом случае на норме или её отсутствии стыкуются интересы аппаратчины всех уровней, и интерес этот – сладко жрать, ничего не делать и кем-то руководить.

Нормы и практика общения с зэка

Про пытки, избиения и прочие тюремные аттракционы писали в советское, но совсем уже не сталинское время, многие. Теперь время не только не сталинское, но и не советское, а ничего не изменилось. Несмотря на гуманные нормы и правила, людей продолжают бить.

Да и вряд ли можно заставить прапорщика с образованием в семь классов, или начальника отряда максимум с десятью, одуревших от своей сволочной работы и постоянной нищеты, говорить зэку «Вы» и не смотреть на него, как на кусок грязи. Отсюда и соответствующее обращение с контингентом.

Вот выдержки из хроники только одного, 1992 года и только тех событий, информация о которых просочилась в СМИ в виде писем зэков и их родственников. Напомним, репрессии 1992 года стали следствием августа 1991-го, когда зэки, надеясь на лучшее, приняли сторону Ельцина, а администрация учреждений поддержала ГКЧП.

В это время Россия взяла на себя обязательства соблюдать принятые ООН «Минимальные стандартные правила обращения с заключёнными» и другие подобные международные придумки. Она вроде бы согласилась с остальным миром, что права человека всё же лучше соблюдать (или хотя бы принять их к сведению), что вызвало бурный всплеск обращений зэков в правоохранительные, правозащитные и прочие, в том числе международные органы и организации.

Вслед за этим происходят следующие события.

Сыктывкар, СИЗО-1. Октябрь 1991 года – семидневная голодовка заключённых. Январь 1992 – пятидневная голодовка против произвола администрации и условий содержания в СИЗО (надзиратели используют дубинки, плохое питание). Обращения заключённых к прокурору по надзору не дают результатов.

Приморье, ИТК-20. С декабря 1991 года идёт забастовка осуждённых. Администрация колонии заявила, что им пришла телеграмма за подписью председателя Комитета по правам человека С.А. Ковалёва с просьбой прервать забастовку. Известно, что такой телеграммы Ковалёв не посылал, это была очередная ложь работников МВД.

Кировская область, ИТК-1. В феврале 1992 – общая голодовка заключённых, находящихся в штрафном изоляторе и в камерах ПКТ в связи с избиением работниками администрации заключённых Шахова и Храпова. Избитых обвинили в сопротивлении администрации и отправили в другие колонии.

С февраля 1992 года возобновились массовые выступления в центральных СИЗО: в питерских «Крестах», в московских «Бутырке», Краснопресненской пересылке, в «Матросской тишине» и в Волоколамском СИЗО. Во время столкновений и эксцессов администрация применила силу, есть пострадавшие и жертвы.

Приморье, ИТК-47, тубзона. В апреле 1992 начальник колонии подполковник Солянник ввёл карантин: запрещены письма, свидания с родственниками, посылки, передачи, отоваривание в ларьке. Заключённые отправили жалобы Генпрокурору, в Комитет по правам человека, в общественные организации и СМИ с просьбой защитить гражданские и человеческие права больных заключённых. По их словам, вся эта акция (карантин) была затеяна с целью спровоцировать видимость массовых беспорядков и ввести в зону ОМОН. Массовых беспорядков не получилось, но ОМОН ввели и заключённых избили.

Свердловская область, г. Невьянск, ИТК-46. 23 апреля 1992 – массовое избиение заключённых солдатами спецназа.

Свердловская область, Тавдинский район, поселок Азанка, ИТК И-299-2/1. Избиение 7 мая 1992 года заключённых в ШИЗО и ПКТ солдатами спецназа в присутствии работников администрации лагеря, включая заместителя начальника лагеря по оперативно-режимной работе подполковника Пряхина. В избиениях участвовал инспектор режимной части капитан Калашников. Заключённый Сидоренко (65 лет, инвалид второй группы) после ударов пистолетом по голове доставлен в больничную зону колонии в тяжёлом состоянии.

Самарская область, ИТК-13. 18 мая 1992 года вся зона не вышла на работу в знак протеста против условий содержания. Администрация ввела в зону солдат спецназа, заключённые подвергнуты избиениям. 23 мая посадили в изолятор, а затем увезли из лагеря 22 человека из числа заключённых.

Брянск, ИТК-1. В мае 1992 работниками администрации беспричинно зверски избиты заключённые, находящиеся в медчасти.

Приморье, ИТК-22. 28—30 мая 1992 года – массовое избиение заключённых, находящихся в ШИЗО и ПКТ.

Оренбургская область, г. Орск, учреждение СТ-2. Перед 1 мая 1992 администрация провела массовые избиения заключённых. С 29 июня вся СТ-2 находилась на голодовке, требуя улучшения условий содержания.

Приморье. С 18 по 25 июня 1992 ежедневные массовые избиения заключённых в ИТК-47. 18 июня солдаты спецназа забили до смерти заключённого Сергея Куликова. Заявлений и жалоб из Приморья, рассказывающих об апрельских и июньских избиениях, получено более трехсот. Там же, в ИТК-27, работники администрации 9 июня 1992 избивали заключённых.

Иркутская область, г. Братск. С 3 по 19 июня 1992 – массовые избиения заключённых в СИЗО-5. Из письма подследственных: «16 июня после зверских избиений у сокамерников на глазах был убит молодой парень, находящийся под следствием, Леонидов Юрий Михайлович, 1965 года рождения. В избиении принимали участие оперуполномоченный СИЗО-5 Шитюк и оперуполномоченный Братскогоо РОВД Дубинин, которые и по сей день работают на прежних местах. В данное время с 19 июня тюрьма вынуждена объявить массовую голодовку, чтобы предотвратить этот разгулявшийся со стороны администрации СИЗО и ОМОНа безнаказанный беспредел по отношению к заключённым (132 подписи). Очевидцы убийства 16.06.92 (16 подписей)». Аналогичные события происходят по всей Иркутской области, что отражено в пришедших письмах.

Оренбург, СИЗО-1. В июле 1992 от избиения скончались Попов В. и Кривошеев С. В результате – длительная голодовка всех заключённых и опять избиения.

В общем, массовые избиения заключённых проходили в большинстве регионов Российской Федерации до конца 1992 года. После этого (возможно, для поощрения столь отличившихся отрядов) был издан приказ МВД РФ от 14 декабря 1992 г. № 454 «О мерах по совершенствованию деятельности отрядов специального назначения системы исполнения наказаний МВД России»:

«Деятельность отрядов специального назначения системы исполнения наказаний МВД России во многом способствует обеспечению установленного режима отбывания наказания, задержанию и обезвреживанию вооружённых преступников, освобождению лиц, захваченных в качестве заложников.

Вместе с тем в условиях осложнения обстановки в местах лишения свободы некоторые руководители МВД, ГУВД, УВД, УЛИТУ недоооценивают роль и значение отрядов специального назначения, не принимают необходимых мер по совершенствованию их деятельности и повышению боеготовности.

В большинстве Служб по исправительным делам и социальной реабилитации МВД, ГУВД, УВД, УЛИТУ не решены вопросы размещения и бытового устройства личного состава отрядов. Обеспеченность вооружением, специальными средствами, автотранспортом, вещевым имуществом остается на низком уровне.

Серьёзные недостатки отмечаются в подборе и обучении личного состава. Из-за отсутствия учебной и материально-технической базы не в полном объеме осваивается программа служебной и боевой подготовки. В целях дальнейшего совершенствования повышения эффективности оперативно-служебной деятельности отрядов специального назначения…» – и далее предлагалось вооружить, разместить, финансировать.

Нам важен следующий пассаж:

«Осуществить необходимые мероприятия, направленные на улучшение работы по подбору кадров отрядов специального назначения, обеспечить своевременное направление принятых на службу сотрудников на сборы первоначальной подготовки, закрепить за ними опытных наставников.

В целях выполнения программы по служебной и боевой подготовке использовать по согласованию с соответствующими начальниками (командирами) спортивные базы и возможности учебных заведений, воинских частей и подразделений внутренних войск МВД России.

…Внести предложения в органы исполнительной власти республик, краёв, областей, автономных образований, городов Российской Федерации о выделении для отрядов специального назначения служебных помещений, земельных участков и ассигнований для строительства городков постоянной дислокации, создания учебной базы.

…НИИ… Академии… ГУИН… ГУЛИТУ[17]… МВД России… направить по заявкам МВД, ГУВД, УВД, УЛИТУ и Дубравного УИД учебно-методическое пособие, видеофильм по тематике пресечения в ИТУ и СИЗО групповых неповиновений, хулиганских действий, массовых беспорядков, а также обезвреживания вооружённых лиц, совершивших преступлений».

О «подборе кадров» позже скажем особо, а что касается тренировок на спортивных базах, то такими «базами» стали для бойцов-удальцов российские колонии, а куклами для тренировок – заключённые. «Новая газета» процитировала как-то письмо одного начальника: «Ну, а где же им ещё тренироваться?» – наивно вопрошал начальник.

Чтобы не повторять многих и многих авторов, исследовавших этот вопрос, приведём названия статей в газетах:

«Зоны смертельного ужаса…»; «Сегодняшний ГУЛАГ – грядущая катастрофа России»; «Мы не груши для битья спецназа» – Новая газета. «Обреченные на бунт» – Московский комсомолец. «Кровавая баня в «придворной» зоне» – Комсомольская правда.

Михаил Ш. (Пермская обл., Чердынский р-н, пос. Ныроб, учр. Ш-320, ЕПКТ), пишет нам:

«Так уж сложилось, что полтора года назад я попал в молох ментовского произвола и до сих пор эта война не утихает. В данное время мне опять сварганили, внаглую сфабриковали постановление на 12 месяцев ЕПКТ. Но перед этим дважды подвергнули избиению. Причина простая, не могу превратиться в бессловесную скотину и требую соблюдения законов и прав человека.

Многие мне говорят, что я самоубийца, связавшись с ними. Но я так не считаю! Кто-то должен бороться за свои, пусть и ограниченные права. Одно плохо, что не нахожу понимания в местной прокуратуре. Увы, создаётся впечатление, что местные прокуроры связаны и морально, и материально с администрацией лагеря. Когда я подал им жалобу по поводу моего избиения, при их обходе – меня попросту упрятали в ПКТ. Ход делу не дали, хотя я требую возбуждения уголовного дела и судебного разбирательства. Пусть это прецедент, но он должен произойти в этом печально известном Ныробском управлении.

Вы себе представить не можете, как мне трудно; если уж сам прокурор рассуждает, что в каждом лагере и каждой камере «свои законы», то чего же ждать от полуграмотных пинкертонов и опричников? А где же главный Закон, который писан и обязателен для всех?

Я обращаюсь за поддержкой ко всем банкирам, предпринимателям, журналистам, потому что ВСЕМ стоит задуматься, как живут в российских тюрьмах, как соблюдаются права заключённых. Ведь в нашей непредсказуемой стране любое политическое колебание, любой крен может повлечь какую угодно кампанию по борьбе с чем-либо, и многие даже честные граждане могут оказаться в застенках, не все же успеют уехать за границу! И тогда уже поздно будет думать: А почему такой произвол? Потому что промолчали СЕЙЧАС».

До 1992 года ввод войск в зону был событием чрезвычайным. Для такой акции необходимо было не меньше, как разрешение Москвы. Но когда местные власти унесли «столько суверенитета, сколько смогли» (Б.Н. Ельцин), то прежде всего утащили они из Центра право на насилие. Теперь каждый губернатор – сам себе бог, царь и воинский начальник. Разумеется, ему надо где-нибудь тренировать свои «войска». Заключённые колоний – не его люди, они в подвластьи Федерального центра, отчего же их не побить?

С 1992 года расползание права на насилие в органах внутренних дел приобрело катастрофические размеры. Как никого уже не удивляет, что имеющие хоть минимальную власть воруют, так же не удивляет, что – бьют.

И сегодня, через десять лет после событий 1992 года, положение не улучшилось. Может, меньше стало убийств, а бьют еще интенсивнее.

Бьют при задержании, бьют на допросах, бьют в колониях. Бьёт спецназ, бьют милиционеры, следователи, охранники. Бьют и рядовые необученные, и младший начальствующий состав, и офицеры.

Вячеслав Геннадьевич И., 1971 года рождения (Московская обл., г. Серпухов, ул. Калужская, СИЗО-49/3):

«За что я нахожусь в данное время в СИЗО-49/3, я и сам понять не могу. Мне приписывают такой бред и маразм, только из-за того, что я ранее судимый. Я вам моё дело напишу очень сокращённо.

На свободе я пробыл всего пять месяцев, когда освободился жил дома. Встретила меня мать, я сделал в квартире ремонт, и временно подрабатывал, начал встречаться с хорошей девчонкой. О своих криминальных делишках и друзьях – я с этим порвал окончательно. И как я ни старался обойти тюремные стены, всё равно я тут, но я надеюсь на справедливость, может, она есть на свете.

А приключилась со мной вот какая история. В один из январских дней (20.01.97) я встретил своего старого знакомого, за встречу мы с ним немного выпили, и по его инициативе решили взять еще самогону в одной из квартир г. Серпухова. Раньше я уже покупал там самогон и даже распивал с хозяином в квартире.

В этот раз нам открыл незнакомый мужчина, он находился в состоянии алкогольного опьянения. Когда я ступил на порог, мужчина резким движением вытащил из кармана пистолет и выстрелил мне в ногу. Я и приятель упали на пол, но мужчина ещё произвёл несколько выстрелов в потолок, стены и пол квартиры. После этого он размахивал пистолетом около головы, и, ругаясь нецензурной бранью и сильно крича на нас, представился нам, что он сотрудник милиции. А когда мужчина пришел в себя и немного протрезвел, то вызвал машину скорой помощи и милицию.

Моего приятеля забрали сотрудники милиции и увезли в отделение, через некоторое время его отпустили. А меня в городскую больницу, где удалили пулю из ноги. Когда меня доставили в операционную, несмотря на такое серьезное ранение, где кость была перебита в нескольких местах и раздроблена, мне вырезали пулю из ноги без наркоза, да ещё вдобавок пристегнули наручниками к операционному столу. После всей операции я потерял сознание, и меня сотрудники милиции в голом виде волоком тащили по всей больнице, отчего у меня все тело было в ссадинах. Сразу же меня доставили в отделение милиции, где меня били руками, ногами и резиновыми дубинками, то есть приводили меня в чувство.

После всей профилактики меня, окровавленного, и не оказав медицинской помощи, водворили в камеру предварительного заключения, КПЗ. Через некоторое время меня вызвал следователь и сказал мне, что я обвиняюсь по статье 145 ч. 2 в грабеже. Но я к этому преступлению не имел ни малейшего отношения и не представлял, о чём идёт речь. После этого прокурор г. Серпухова подписал санкцию на мой арест, и меня перевели в следственный изолятор. Просидел в СИЗО-49/3 почти два месяца, и мне закрыли дело. Но закрыли уже не по статье 145-2, а по 146-3, да ещё вдобавок возбудили мне уголовное дело по ст. 17 ч. 2, аж в трёх эпизодах, и по ст. 119 УК РФ.

А в подельниках мне шили по делу так следствием и не установленное лицо…»

Рамиль Альбертович ГАЛИМОВ[18] (Республика Татария, Пестреченский р-н, с. Поповка, учр. УЭ-148/3):

«Если Вы заинтересуетесь моим делом, то хочу Вас предупредить, что на Вас окажут давление как со стороны УВД и министерства МВД Татарии, т. к. преступление, совершённое в отношении меня опер. работниками УВД, пытаются любыми путями утаить и не дать огласки, т. к. это пятно на УВД и др. силовых структур. УВД РТ пользуются методами НКВД 37-го года.

19 мая 1995 года я был доставлен в УВД и был допрошен путём применения пыток. Одна из многочисленных травм, травма головы (после удара молотком опер. Горшковым), после чего они были вынуждены отвезти меня в травмопункт, т. к. сотрудники УВД, дежурившие у камер задержанных, не приняли меня в таком критическом состоянии. Адвоката ко мне не допускали, он пробился ко мне лишь через неделю после моего задержания.

23 мая 1995 года был ещё один допрос с применением побоев и пыток, на этот раз мне сломали нос и сместили позвоночник, я был также доставлен в мед. пункт и там мне зафиксировали травмы. С появлением моего адвоката я написал заявление в Прокуратуру города о пытках, применяемых ко мне.

Уголовное дело не возбудили, т. к. прокуратура не нашла веских оснований, но после моего заявления в Московскую всё-таки возбудили, была проведена судмедэкспертиза, где зафиксировали все причинённые мне травмы, и я был признан потерпевшим в деле на опер. работника УВД. И как я теперь понимаю, у руководства УВД было два выхода, отпустить меня и осудить оперативников, фактически покалечивших меня во время допросов, или же сделать из меня преступника и осудить. Путём фабрикации дела меня «вставили» в преступную группу по угону автомобилей вместо неустановленного лица. И я был осуждён на 8 лет лишения свободы без доказательств, без вины, как говорят, «по беспределу».

По делу о фактах пыток и побоев во время предварительного следствия, пострадавший не я один, к задержанному Ш-ву были также применены пытки, ему вывернули ногу и нанесли многочисленные побои, которые зафиксировали врачи СИ-1. С его стороны было также написано заявление, и наши дела объединили. На его мать неоднократно пытались оказать псих. давление, подожгли дверь дома, угрожали физической расправой, если её сын не откажется от возбуждения уголовного дела.

В этом деле есть также заявление молодой девушки, которую избил опер Горшков во время попытки без санкции прокурора произвести обыск в её квартире, она также заявляла в Прокуратуру города и зафиксировала травму головы в мед. учреждении.

Теперь я пишу и пишу в инстанции, и всё безрезультатно. Совсем недавно мне пришло уведомление, что уголовное дело на опер. Горшкова опять закрыто (в пятый раз!) за отсутствием состава преступления, от нового прокурора Лазарева. И я решил написать Вам в надежде, что хоть кто-то не побоится дать огласку этому делу и остановит этих садистов в форме, на чьих руках, скорее всего, немало таких преступлений.

Напишу немного фактов.

1. № уголовного дела 198549 ст. 171 ч. 2 на опер. раб. Горшков Р.Р., след. Гор. Прокур-ры Шимурадов И.Р.

2. № уголовного дела, по которому я был задержан и осужден 1-231/96, следователь УВД Гарифулин».

Ещё оно письмо. В 1998 году Олег А. (Мордовия, Зубово-Полянский р-н, пос. Леплей, учр. ЖХ-385/5) сообщил нам:

«Администрация учреждения нарушает УК РФ по ст. 7 ч. 1. 2. При причинении физического насилия, медперсонал отказывается регистрировать побои, а также оказывать медицинскую помощь. Нарушается также ст. 140 УК РФ.

Несмотря на вступивший с 1 июня 1997 года новый УИК РФ администрация игнорирует данный закон. Примеры нарушений я приведу. Стали экспериментировать в ШИЗО прием пищи через день, не предоставляется положенная прогулка, не выдаются постельные принадлежности на время сна, не установлены радиоточки.

Лица не трудоустроенные на производстве, инвалиды, пенсионеры не могут находиться в жилых помещениях с подъема до отбоя, независимо от погодных условий и состояния здоровья. За вход в жилое помещение в течение дня наказывают водворением в ШИЗО на 15 суток, формулируя это грубым нарушением режима. Бытовых условий в общежитиях нету. Нарушается существующая норма довольствия. Используются осуждённые на работах, которые должны выполнять только работники МВД, а именно вывод осуждённых на КСП (контрольно-следовая полоса, запретная зона). Нарушается законодательство о труде.

Просим Вас помочь нам привлечь администрацию учреждения к уголовной ответственности. Осуждённые, находящиеся в ШИЗО, будут продолжать акт голодовки, как единственно возможное средство для привлечения инстанций, осуществляющих надзор за соблюдением законодательства РФ и Конституции. Данную жалобу вынужден отправить нелегальным путём, т. к. администрация подобных документов не отправляет, а уничтожает».

Интересно, что любой хулиган, севший в тюрьму за то, что побил соседа, встретившись с фактами избиения в «органах», вправе спросить: если бить МОЖНО, за что же меня здесь держат?.. Впрочем, и любой вор, обнаружив дикое воровство в зоне, может спросить о том же. Как только спросит, значит, перевоспитался.

Султан Б. (Новгород):

«Таких, как я, очень много. Пытки и издевательства применялись ко мне, не побоюсь слова, с фашистской жестокостью, о чём свидетельствуют медицинские заключения.

Хочу сразу отметить бесстрашие и честность врачей учреждения СИЗО-51/1 г. Новгорода, которые не пытались скрыть беспредельного отношения ко мне со стороны сотрудников Мошенского РОВД, во главе со следователем.

Меня специально содержали одного, травили газом, избивали с применением холодного оружия, с открытыми ранами, на лице остались шрамы на всю оставшуюся жизнь. Жалобы мои не принимали.

Всему этому послужило незаконное обвинение меня в убийстве по ст. 103 УК РФ. С первых дней следствие выдвинуло свою версию и отстаивало её до конца. Взяв за отправную точку мою принадлежность к чеченской национальности.

Следователь Аширов Э.Н. с первых минут моего допроса стал угрожать, что виновен я или нет, моё место в лагерях, где я должен сгнить. Этот кошмар продолжался на всём протяжении следствия.

Показания были взяты всего один раз, и то для протокола. Не было проведено никаких очных ставок, никаких мероприятий, подтверждающих мои показания. Следствие велось односторонне, с явными нарушениями законодательства.

Своими действиями следственные органы поставили в заблуждение суд, в результате чего я был незаконно осуждён к 9 годам лишения свободы.

Я невиновен, я честный гражданин, проживающий в России больше половины своей жизни, из них 17 лет в Новгородской области. Мне 42 года, два высших образования, четверо несовершеннолетних детей, лейтенант запаса, инвалид второй группы, удалена левая почка, хронический полинефрит.

Я никогда не привлекался к уголовной ответственности и никогда не смог бы совершить такого тяжкого преступления. Прошу вас оказать содействие в восстановлении справедливости в отношении меня и привлечения к ответственности настоящего преступника».

Коллективное (г. Н. Новгород, ул. Планетная, дом 37):

«Мы хотели бы поднять вопрос о жестоком обращении в отделах милиции и следственных изоляторах с людьми, находящимися под следствием. Ребят, задержанных за какой-то проступок, в отделе милиции просто-напросто избивают, калечат, а признания «выколачивают» дубинками и сапогами.

Такой дикий случай произошёл в нашем доме, с нашим соседом, который вырос у всех на глазах, и знаем мы его только с хорошей стороны. Ващунин Сергей Вячеславович, 1973 года рождения, был привлечён к уголовной ответственности по подозрению в совершении преступления по ст. 206 ч. 2 УК РФ, Сормовским РУВД г. Н. Новгорода. 23 января 1996 года он был арестован и помещён в камеру предварительного заключения в районный отдел милиции, где был жестоко избит четырьмя оперативниками. Фамилии троих известны: Косторский, Хиль, Новиков. Они избивали Сергея самыми изощрёнными методами: били его дубинками, душили, тушили горящие сигареты о лицо. Отбили дубинками почки, лёгкие, после приводили в сознание ледяной водой. В результате Сергей тяжело заболел.

Из районного отдела его освободили, но 08 февраля 1996 года следователь Ершова, ведущая дело, сочла нужным снова арестовать Сергея и поместить его в СИЗО № 1. Там Сергею «добавили» наши бдительные ОМОНовцы, да так хорошо, что Серёжу в бессознательном состоянии отправили в тюремную больницу, а 17 апреля 1996 года его освободили и перевели в городскую больницу.

Не будем описывать, сколько сил, средств и нервов пришлось затратить матери пострадавшего. Все это происходило у нас на глазах, и мы переживали вместе с ней всем домом.

Сергей находился в больнице с 17 апреля по 31 октября, перенёс операцию, но спасти его так и не удалось. 31 октября 1996 года Серёжа умер на больничной койке на руках у матери.

Так где же та милиция, что меня «бережёт»? Кто ответит за смерть единственного сына? До каких пор наших мальчишек будут калечить и убивать в тюрьмах?

Если человек совершил преступление, надо доказать его вину и судить по закону, но убивать-то зачем?

Будет ли когда-нибудь в нашей стране беспределу предел!

Жильцы дома № 37 (18 подписей)».

Остановимся на этом, – а то можно продолжать до бесконечности.

Нормативный демократизм

Принцип демократизма трактуется авторами нового УИК как предоставление широких полномочий субъектам Российской Федерации в отношении расположенных на их территориях учреждений и органов, исполняющих наказания, в частности по оказанию «большой финансовой помощи» в приобретении продовольствия, строительстве различных объектов и т. д.

Большая финансовая помощь местных администраций довела исправительные учреждения до того, что зэков годами кормят в долг, что предприятия-поставщики еды отказываются иметь с ними какие бы то ни было дела, а случайно схваченный вагон картошки начальник колонии вынужден загонять в зону ночью, в самый дальний тупик, чтобы его на ходу не растащили голодные зэки, как это случилось в ИТК-5 С. – Петербурга.

Да мы сами имеем опыт: переданный нами в одну из московских тюрем гуманитарный груз был той же ночью украден и съеден зэками.

С помощью в строительстве такая же картина: до 50% следственных изоляторов построены в XVIII—XIX веках и пришли в абсолютную негодность, в зонах не хватает общежитий, бань, прачечных, комнат свиданий и других объектов. Там, где скученность особенно вредна – в противотуберкулёзных учреждениях, норма обеспеченности жилыми помещениями выполняется на 60%.

Но писали уже об этом, а потому здесь поговорим о «демократизме» с иных позиций.

Профессора-юристы, создатели Кодекса, считают, что демократизация тюремной системы налицо, что видно хотя бы в предоставлении осуждённым права на беспрепятственную подачу жалоб и заявлений. Очень демократично, что и говорить! Однако статья 91 УИК тут же объясняет, что вся корреспонденция, отправляемая и получаемая, подвергается цензуре.

Бедный зэк, не желая, чтобы одемокраченные Кодексом начальники лезли в его душу, во избежание цензуры отправляет письма нелегально, подкупая сотрудников зон. По данным оперативных служб ИУ, доля такой переписки составляет около 80%, хотя точно это установить никто не может.

Из Нижегородской области сообщают:

«15 мая 1997 меня посадили в ШИЗО на 7 суток только за то, что, уходя этапом на больницу, я взял с собой жалобу в запечатанном конверте с адресом Нижегородской обл. прокуратуры. Хотел опустить её в почтовый ящик, но у меня её изъяли и по приезду водворили в ШИЗО за то, что якобы пытался незаконно отправить жалобу, а пустой конверт прикрепили к постановлению. Нач. спецчасти жалобы наши не отправляет, ссылаясь на то, что они должны идти через комиссии по рассмотрению жалоб (насчёт их обоснованности). С введением этой комиссии администрация смеётся нам в глаза, говоря, что ваши писульки никуда не уходят, а если уходят, то не далее как в Сухобезводненкую прокуратуру, которая курирует нашу колонию и смотрит на действия администрации сквозь пальцы».

Частную корреспонденцию перлюстрируют в целях «перевоспитания» плохого гражданина в хорошего, а на деле учат гражданина обходить закон, испытывать к закону ненависть. Александр П. (Читинская обл., Карымский р-н, п/о Тыргетуй, учр. ЯГ-14/2) пишет нам:

«По получении Вашего письма я через цензуру отправил ответ, но по истечении двух суток был вызван для профилактической беседы бригадой оперативников, у которых на руках было моё письмо к Вам. Оказывается, замполит (как они теперь называются, я не знаю), задержал моё письмо.

Состоялась нелицеприятная беседа с угрозами, во время которой меня пытались убедить в том, что администрация в зоне настолько хороша, а я занимаюсь клеветой. Я писал, что содержимся по 8 человек, чему не соответствуют размеры камер и, следовательно, нам не хватает воздуха. Реакция оперативников, скажу я вам, была отменная. Сейчас, говорят, пойдём по камерам и выкинем аквариумы с рыбками и цветы, и при этом всем объясним, что тебе воздуха не хватает.

Чем руководствуется замполит, запрещая мне переписку с общественными организациями, и по какому такому закону оказывает давление на меня? В своём письме я ничего секретного не разглашал, просто в конце письма изложил трудности нашего здесь существования».

Что же до принципов «равенства осуждённых перед законом», «дифференциации» и «индивидуализации» исполнения наказаний, введению которых так радуются составители нового УИК, то это – общие места из учебников для юридических вузов. Исправительно-трудовое законодательство России декларирует их на протяжении 80 последних лет, но декларации эти никак не совмещаются с тюремной практикой.

Есть и другие нормативно-правовые акты законодательного уровня, такие, например, как Закон об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы, или Закон о содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений. Но давайте перейдём к гораздо более весомым и важным нормам, внутриведомственным. Это приказы, указания, распоряжения руководства МВД, а затем и Минюста, расшифровывающие основополагающие документы по уголовно-исполнительной системе, – так называемые подзаконные акты.

В этих актах инстанции, отнюдь не являющиеся законодательными, руководствуясь принципом «не разрешено – значит, запрещено», трактуют в виде запретов и ограничений различные положения закона. Подзаконных актов издается жуткое количество! Активность аппаратчиков объясняется просто: здесь они могут разрешить или запретить всё, что угодно, сюда не допускаются чужаки; эти самодеятельные нормы можно потом проверять на предмет выполнения, создавая видимость активной деятельности, что помогает иногда усидеть на мягком стуле.

Ну, а как менты[19] и прокуроры проверяют сами себя – дело известное. Из письма:

«Например, объявляют по громкоговорителю о том, что в помещении школы принимает прокурор по надзору. Школа находится на территории административной зоны. Зэки же находятся на жилой зоне. Разделяет зоны «локалка». В дверях локалки стоит повязочник и прапорщик со списком лиц, которых к прокурору пускать не велено. Предположим немыслимое, что кому-то всё-таки удалось за взятку пройти через локалку. В кабинете сидят двое, прокурор и помощник начальника колонии по оперативной части (глав-Кум). Да ни один нормальный зэк не станет жаловаться на Кума при нем же! Если, конечно, он не самоубийца. Да и что толку? После приёма жалобщиков прокурор с теми же кумовьями отправляется бухать в сауну при зоне. Я, например, написал даже явку с повинной по ст. 144 ч. II, только чтобы уехать из ЯЦ-34/1, но прокурор и на это не отреагировал. Ну да Бог ему судья».

Прежде, чем перейти к разбору одного из подзаконных актов, а именно «Правил внутреннего распорядка исправительных учреждений», отметим, что как в этих Правилах, так и в Уголовно-исполнительном кодексе совершен лингвистический кульбит: исправительно-трудовые учреждения, – так наши тюрьмы и колонии назывались при Советской власти, – превратились вдруг в учреждения просто «исправительные». В стране началась безработица, для зэка работы тоже не найти, так что название изменено вроде правильно, однако и здесь товарищи начальники схитрили: название – названием, а в законе запись об обязательном труде осталась (ст. 103 УИК).

Давайте почитаем небольшую «повесть». Осуждённый Сергей С. (Красноярский край, Уярский р-н, ст. Громадское, учр. УП-288/16) очень красочно описал, какова она, реальная жизнь в колонии, как там работается, каковы нравы и отношения между людьми. Мы приводим его письмо в первозданном виде, почти без всякой редактуры:

«Мне было предъявлено обвинение, что я завладел автомобилем в сговоре с Зуевым в личных целях. Но даже в зале суда это не было доказано. В колонии-поселении я исполнял обязанности механика гаражей ИТК-3 и ИТК-1. По просьбе механика КМЗ я помог Зуеву Э.В. доставить запчасти из гаража ИТК-3 в гараж ИТК-1, для вышедшего из строя трактора. Моя помощь была в том, что я завёл автомашину ЗИЛ-131 «техничку» и перевёз запчасти и Зуева из гаража в гараж. Я принял такое решение как механик гаража по производственной необходимости, я поверил Зуеву и потому не отказал в помощи и доставил запчасти и Зуева, так как водитель отказался поехать, он был в этот вечер нетрезв, потому что в этот вечер водитель Янгулов употреблял спиртное с водителем-вольнонаемным, хоз. номер которого № 5, сварщиком осуждённым Пахомовым Сергеем и другими лицами в гараже ИТК-3.

Меня обвиняют в том, что я с осужд. Зуевым заезжал на этом автомобиле к осуждённому Михайлову, но ведь это абсурд, я никак не мог заезжать к Михайлову, ведь из показаний самого Михайлова и его жены и показаний Зуева следует, что Зуев заезжал к Михайлову около 24 часов ночи, а машину Зуев угнал у меня в 22 часа, и с 22-х часов я разыскивал Зуева с вольным водителем лесовоза хоз. номер 28, фамилию которого не помню, и который подтвердил бы, что я находился вместе с этим водителем с 22 часов до 05 часов утра и что мы с этим водителем «Урала» разыскивали Зуева и угнанную им машину.

На следствии я требовал, чтобы мне была предоставлена очная ставка с этим водителем лесовоза, но этого не было сделано, мало того, этого водителя вообще не допросили, а допросили только тех людей, которые были осуждённые, а ведь осуждённый скажет так, как надо следствию, а вольный водитель и диспетчер тоже вольная не были допрошены. Ведь как только я узнал, что Зуев угнал у меня машину, я сразу же сообщил об этом диспетчеру и ответственному по вывозке леса в гараже ИТК-1.

Хочу добавить, что автомашина ЗИЛ-131 гос. номер 44—28 не имеет документов и переоборудована без соответствующего разрешения ГАИ. Ранее я неоднократно в этой же колонии водил автомобили по приказанию зав. гаражом, администрации, и один раз даже был избит контролёром Леоновым за отказ управлять автомашиной. Поэтому тот факт, что я сел за руль автомобиля, был для меня, как в порядке производственной необходимости.

Ни с какими инструкциями и обязанностями механика гаража никто не ознакамливал меня, хоть и доказывает обратное зав. гаража, их и не существовало в гараже ИТК-3.

Угон автомобиля Зуевым Э.В. был для личных целей, в результате которого был совершён побег осуждённого бесконвойного передвижения ИТК-1 Морозова. И как выяснилось, Зуев распивал с осуждённым Морозовым спиртное.

Об угоне автомобиля Зуевым немедленно было мною доложено руководству. И я сам лично начал поиски автомобиля.

За этот проступок, а именно, что у меня была угнана автомашина, я был посажен в штрафной изолятор за нарушение режима содержания, в дальнейшем за этот же проступок был осуждён этим же Енисейским райсудом на прежний вид режима, хотя опять же формально был осуждён якобы за нарушение режима одно-единственное, хотя есть осуждённые, у которых наберётся и до 30 и более пьянок, но которые были выпущены из изолятора перед судом, а меня и Зуева осудили за одно это нарушение.

Приезд прокурора по надзору за ИТУ Назарова В.С. перевернул это мое наказание, т. е. 15 суток изолятора на очередную отчётность о совершённом преступлении. В итоге я был трижды наказан за этот проступок. Ведь уже через месяц следователь Снопиков из УП-288/2 из Енисейска, допросив повторно свидетелей ос. Михайлова и его жену, сторожа Гареева и других лиц, повернул следствие уже так, как нужно было прокурору Назарову.

Следователь Снопиков требовал от меня признания вины в течение трёх часов, чтобы я признал, что я заезжал к ос. Михайлову с Зуевым и что я распивал тоже спиртное с Зуевым, иначе он, следователь Снопиков, устроит мне «Архипелаг гулаг», он даже вынудил меня угрозами подписать протокол, что я всё-таки заезжал к ос. Михайлову, он также мне обещал, что если я признаю вину, то он обещает мне, что мне добавят всего несколько месяцев. Но на суде я отказался от тех показаний, потому что я дал их под угрозой следователя Снопикова, а он мне сказал, что следствие у них своё, прокурор свой и суд тоже свой, что как он скажет, так и будет.

Прошу об отмене приговора. Возможно, мои действия и попадают под административную ответственность, но за действия Зуева Э.В. я не несу никакой ответственности, я не мог предугадать и предотвратить его действия, хотя и пытался это сделать, разыскивая Зуева, и уж никак не являюсь соучастником».

Об опасности цветных карандашей

«Правила внутреннего распорядка исправительных учреждений»[20] министр внутренних дел России, генерал армии А. Куликов утвердил приказом № 330 от 30 мая 1997 года, по согласованию с Генеральной прокуратурой РФ.

Новации новых Правил, в сравнении с предыдущими (1992 года) заключаются, конечно же, в расширении перечня ограничений для обитателей исправительных учреждений. Если раньше осуждённому было просто запрещено «приобретать, изготавливать и хранить алкогольные напитки, другие предметы, изделия и вещества», не предусмотренные перечнем разрешённых предметов и изделий, то теперь к списку разрешённых вещей объявлен и целый «Перечень вещей, изделий, веществ, документов и продуктов питания, запрещённых к продаже и использованию осуждёнными к лишению свободы».

В список попало 20 групп этих вещей и веществ, в частности и такие интересные, как транспортные средства, ценные бумаги, оптические средства и оружие, «топоры, молотки и другой инструмент» (будто бы мало его валяется в промзоне), духи, одеколон и наркотики, топографические карты и даже военная форма и цветные карандаши.

Вот перечень разрешённых предметов. Курсивом выделены слова, которых не было в старой редакции Правил.

ПЕРЕЧЕНЬ

вещей и предметов, которые осуждённым разрешается иметь при себе, получать в посылках, передачах, бандеролях и приобретать в магазинах ИУ (исправительных учреждений)

Табачные изделия, спички.

Одежда, головные уборы, обувь и постельные принадлежности установленного для осуждённых образца.

Нательное белье (теплое и простое).

Платки носовые, поясные ремни, чулочно-носочные изделия, колготки, перчатки, варежки, тапочки комнатные, обувь спортивная, нитки, шарфы, полотенца.

Туалетные принадлежности (туалетное, хозяйственное мыло, зубная щётка, зубной порошок, зубная паста, кремы, гребень, расческа).

Косынки, рейтузы, пояса, бюстгальтеры, марля, гигиенические пакеты, заколки, вазелин, вата, шампунь, косметические принадлежности (для лиц женского пола).

Зеркало, бритва электрическая либо механическая бритвы безопасные разового пользования.

Сапожные щетки и щетки для одежды, крем для обуви.

Посуда, футляры для очков, мыла и зубных щеток, изготовленные из пластмассы, кружка, ложка.

Настольные игры, кроме карт.

Учебники, ученические тетради, почтовые конверты, открытки, марки, простые карандаши, авторучки, чернила и стержни черного, синего и фиолетового цвета.

Литература.

Фотокарточки, фотоальбомы.

Спортивные костюмы.

Электрокипятильники бытовые заводского исполнения.

Нательные крестики и предметы культа, изготовленные из недрагоценных металлов.

Костыли, деревянные трости, протезы, инвалидные коляски (по разрешению врачей).

Часы наручные или карманные из недрагоценных металлов (кроме ВК и тюрем).

Телевизионные приёмники и радиоприёмники.

Примечания:

1. Указанный перечень товаров обеспечивается в магазинах ИУ.

2. При переводе в другое учреждение осуждённым разрешается брать с собой только личные вещи, продукты питания и предметы первой необходимости, приобретённые ими в установленном порядке.

3. Количество продуктов питания, предметов первой необходимости, обуви, одежды и других промышленных товаров, которые осуждённые могут иметь при себе, определяется начальником учреждения исходя из местных условий и возможностей. Общий вес принадлежащих осуждённому продуктов питания, предметов первой необходимости, обуви, одежды и других промышленных товаров, включая находящиеся на складе, не может превышать 50 кг.

4. Телевизионные приёмники и радиоприёмники могут приобретаться только для коллективного пользования и устанавливаться в местах, опредёленных администрацией.

5. Хранение осуждёнными предметов первой необходимости, промышленных товаров и иных предметов и веществ, не указанных в настоящем перечне, не допускается.

Возникают вопросы. Например, довольно странными кажутся изменения, касающиеся разрешённых к использованию карандашей и цвета чернил. Раньше – любые карандаши и любые чернила. Теперь только простые карандаши (чёрные) и три цвета чернил. Зачем это сделано? Ответ находим в Приложении 1, содержащем запреты. В самом конце перечня запрещённых предметов (оружие, взрывчатые вещества, наркотики, топоры и прочее) упомянуты цветные карандаши, краски, копировальная бумага. Осуждённому отныне прямо ЗАПРЕЩЕНО иметь и использовать краски и цветные карандаши!

Можно предположить, в какой-то колонии один или два жулика производили фальшивые деньги. По этой причине ВСЕМ осуждённым (угонщикам, хулиганам, взяточникам и прочим расхитителям капиталистической собственности, всего миллион человек) запретили иметь цветные карандаши и краски, а заодно и металлические мыльницы и очёшники, чтобы они не делали из них матрицы для изготовления долларов.

Подобное уже было. Много лет назад в одной московской тюрьме зэк тыкнул в глаз надзирателю ложкой. Тогда у всех ложек этой тюрьмы по указанию начальства отпилили черенки; возможно, и до сих пор заключённые едят получившимися огрызками черпачков, засовывая пальцы в баланду. И всё же это издевательство было мелким локальным самодурством, а тут министр (министр!) по согласованию с генеральным прокурором (!!!) вводит в действие документ, по сути отменяющий презумпцию невиновности. Теперь все зэки подозреваются в немедленной готовности к фальшивомонетничеству.

С другой стороны, не секрет, что многие узники за время своего пребывания вне свободы осваивают какие-либо художественные промыслы. Во-первых, от безделья – безработица в зонах жуткая, и пойти некуда, и библиотека никакая, во-вторых… да просто душа требует. Картины, резные и наборные доски, лепнина – всё могут сделать умелые руки заключённого, – и ничего из своих произведений зэк не имеет права хранить, поскольку должен приобретать имущество «в установленном порядке» в магазине зоны, а не изготовлять его сам. Раньше можно было сослаться на то обстоятельство, что хотя картина и самодельная, но краски приобретены законно, из дому, например, прислали. Даже при таких условиях отрядные и прочие начальнички отнимали у художников их работы (и продавали их на рынках), что же будет, когда краски и карандаши запретили?

А теперь ещё надо следить, чтобы общий вес не превысить.

Ладно, если бы этот список составляли для людей, подвергающихся каре! – кабы так, связать их всех одной верёвкой и рты заклеить; но нет, при помощи таких вот ограничений русские так называемые правоохранники, вроде министра и самого главного прокурора, надеются перевоспитать людей, совершивших преступление. Походит, дескать, строем карманник (грабитель, угонщик, шофёр с наездом, убийца по пьяному делу, хулиган, насильник), помается бездельем, поголодает, поживёт зимой без одежды и отопления, наработает себе туберкулёз и язву, посмотрит на вольную жизнь по коллективному хрипящему «ящику» – и, глядь, превратится в хорошего человека, научившегося нормальной жизни в нормальном обществе.

Однако в списке запрещённых вещей ничего не сказано о порнухе, подводных лодках и ракетах «земля-воздух», а поскольку эти вещи сегодня тоже продают и используют почём зря, в будущей редакции будущих правил их, видимо, надо будет предусмотреть.

Многолетний опыт подсказал оперативникам, какие вещи и вещества чаще всего используются в зоне в преступных целях, вот их-то и включили в перечень. Ясно, зэкам надо запретить ездить по зоне на транспортных средствах, да ещё в пьяном виде, в военной форме, обкуренными и вооружёнными до зубов, швыряя на ходу топоры и цветные карандаши в топографические карты.

Предусмотренное новыми правилами запрещение, скорее всего, ничего не даст, а дальнейшая практика изъятия запрещённого будет опираться не на норму, а на опыт предотвращения новых противоправных действий в зоне с использованием таких предметов, что расширение запретительного перечня может пойти в совершенно непредсказуемом направлении.

Сами же эти предметы изымаются в зонах постоянно декалитрами водки, сотнями стволов и тысячами баксов. Только в 1997 году изъято 1174 млн. рублей «старыми», 12234 литра спиртных напитков, 39 кг наркоты, выявлено 29 тысяч случаев употребления наркотиков и суррогатов.

Но, однако, у БОЛЬШИНСТВА осуждённых невозможно изъять вообще ничего. Большинство – в полной нищете. Исхудавшие, обносившиеся, больные.

Геннадий П. (Свердловская обл. Серовский р-он, п. Сосьва, учр. АБ – 239/23):

«…Мне 23 года, нахожусь в местах лишения свободы. До освобождения осталось 5 месяцев. Я детдомовский и ехать мне некуда и освобождаться не в чем, вообще нет никаких вещей. Если есть такая возможность, помогите мне, пожалуйста. Денег я не смог заработать, т. к. весь срок пролежал в больнице для туберкулёзно-больных. Сейчас вроде бы излечился, но еще нужно пробыть в диспансере на наблюдении».

Евгения К. (Ивановская обл., г. Кинешма, учр. ОК-3/3):

«Нахожусь в заключении почти шесть лет. А вот пишу впервые. Стыдно, неудобно. Но Бог видит, что не от сладкой жизни решила написать, просить о помощи. Больше обратиться не к кому, за всё время не видела помощи ниоткуда. Нет у меня ни моральной, ни материальной поддержки. Работаю я здесь инструктором, обучаю женщин правильно шить, работаю рядом с вольными. И ходить в рванье просто неуважение к ним. Раньше как-то было легче. Помогали свои же осуждённые, но настало время, когда просить что-то уже невозможно. Нет ничего, начиная с нижнего белья и до тёплых вещей, конечно, нет и обуви.

Всем тяжело, а нам тяжело вдвойне. Забыла, что такое овощи и фрукты, нет витаминов, зубы все стали шататься, сильно понизился гемоглобин в крови. Организм полностью истощён за 6 лет, а ведь мне ещё быть здесь 4 года. Написала на помилование, но с первого раза обычно приходит отказ.

Прошу только Бога, чтобы дал терпения и здоровья. Это у меня в жизни первая и последняя ошибка. Хочется верить, что люди откликнутся на мою просьбу. Ведь я совсем одна, никому не нужна. А так хочется с кем-то переписываться, с кем-то поделиться своими радостями и горем, ведь здесь доверять никому нельзя. Все ждут писем, ждут каждый день, ведь этими весточками здесь живут и так горько смотрят, когда другим приходят письма, посылки, а у меня одни лишь слёзы.

Прошу вас ради Бога, помогите мне».

Из этого письма понятно, что любому заключённому милы и приятны встречи с родственниками и друзьями (и подругами). Международные правовые нормы эти встречи считает необходимой частью перевоспитания, и наш закон тоже их разрешает. Вот как трактуют необходимость таких встреч Европейские тюремные правила:

«43.1. Заключённым должно быть позволено поддерживать связь со своими семьями, а при условии соблюдения требований исправления, охраны и хорошего порядка и с лицами или представителями внешних организаций, а также по возможности чаще получать разрешение на визиты других лиц.

43.2. Для поощрения контактов с внешним миром должна быть введена система тюремных отпусков, совместимая с целями исправления, изложенными в части IV этих правил.

65. в. …поддерживать и укреплять те связи с родственниками и внешней общиной, которые способствуют интересам заключённых и их семей.

67.3. Должны быть приняты все усилия к тому, чтобы размещать заключённых в заведениях, которые по характеру являются открытыми или создают достаточные возможности для контакта с общиной за пределами данного заведения…

70. В программе исправления заключённых следует подчёркивать не их исключение из общины, а продолжение их участия в этой общине. Общинные органы и работники социальных органов должны, всякий раз, когда это возможно, привлекаться к оказанию помощи персоналу заведений в поддержании и улучшении взаимосвязей с семьями заключённых, с другими лицами и социальными органами».

В России, как всегда, попроще. Никаких «по возможности чаще», но всё же встречи с пока ещё не посаженым населением разрешены. Так, согласно части 2 статьи 89 УИК РФ длительные свидания предоставляются осуждённым с родственниками, а в исключительных случаях, с разрешения начальника ИУ, с иными лицами. Это – закон.

А вот разъяснение подзаконного акта, Правил внутреннего распорядка:

«Длительные свидания с иными лицами предоставляются лишь в тех случаях, когда, по мнению администрации, такие свидания не будут отрицательно влиять на осуждённого» (§ 14).

Кто и, главное, как определит, положительно или нет повлияет свидание на осуждённого, неизвестно, но что эта формулировка опошляет закон и предоставляет широкий простор для «творчества» отдельных чиновников – несомненно. Приезжает, представьте, к заключённому «иное лицо», например, невеста, хотят они провести вместе ночку-другую. Выходит начальник, сурово на девицу смотрит и выносит вердикт: нет, такая на тебя отрицательно повлияет. Другую заведи, положительную.

В том же параграфе Правил сказано, что во время проведения краткосрочных свиданий пронос каких-либо продуктов или вещей не разрешается, кроме как в воспитательных колониях для несовершеннолетних. Запрет совершенно необъясним с точки зрения здравого смысла и целей воспитания, но и он имеет ту же оговорку: «по усмотрению администрации». Тебе вот можно, а тебе нельзя!

Таких необъяснимых записей в Правилах предостаточно.

Можно ли осуждённым играть в карты? Согласно части 3 § 3, запрещается «играть в карты, в другие игры с целью извлечения материальной или иной выгоды». То есть, по смыслу, играть в карты на деньги нельзя, а просто так, чтобы убить время, можно. Ан нет! Хоть и можно, но нельзя, так как Приложение 1 гласит: осуждённый не имеет права их иметь.

А как вам нравится такой фокус? Осуждённым запрещается «давать и присваивать клички». Каким же образом практически данный запрет может быть воплощён в жизнь?

В Правилах немыслимо большое количество мелких пакостных нелепостей и запретов. Так, если УИК оговаривает порядок передвижения зэков без конвоя, то Правила внутреннего распорядка тут же вводят запреты осуждённым на выход из жилой зоны, на приём поручений от других осуждённых и т. д.

Питаться нужно, оказывается, в столовых. Очень хорошо. Это правильно. Сразу вспоминается профессор Преображенский из романа Булгакова «Собачье сердце», который не хотел обедать в кабинете, а в ванной держать кроликов. Но в российской колонии такое требование позволяет как угодно наказывать осуждённого, которого застукали с горбушкой в зубах вне столовой.

Александр К. (Тюмень, учр. ЯЦ-34/1) сообщает:

«В жилзоне остаётся основная часть осуждённых, так как из 1100 человек на работу выводят 100—120 человек. И горе тому, у кого нет ни родных, ни близких, то есть тем, кому не помогают с воли. Со столовой выносить продукты запрещено. К примеру, заболел человек, а его пайку хлеба ему принести нельзя. Поймают с пайкой – бьют у всех на виду. Чтобы другим неповадно было».

Осуждённые, обслуживающие бани, прачечные, столовые, склады, территорию и работающие посменно по своим графикам, тоже кушать хотят. Сделать это на своём рабочем месте им нельзя, только в столовой, но беда не в этом. Эти работяги, в соответствии с Правилами, должны принимать пищу в составе своих отрядов. Характер работы лишает их такой возможности. Что ж, Правила демократичны: такие осуждённые могут отобедать и «не в составе отрядов», для этого всего-то и надо получить разрешение начальника колонии.

Это значит, что каждый электрик, банщик или истопник, не попадающий вовремя на обед по причине исполнения основных обязанностей, должен всё бросить и идти на прием к начальнику колонии (!) проситься отобедать не в составе своего отряда. Не захотел тебя принимать начальник? Ходи голодный.

Разумеется, на большинство этих чепуховых благоглупостей никто в тюрьме или колонии внимания не обращает. Но мы ведь о том и пишем: нормы зэковской жизни сами по себе, а жизнь – сама по себе. Мухи, так сказать, отдельно, а котлеты из мух отдельно. Но зачем, почему придумываются такие нормы?

Новыми правилами запрещено вывешивать фотографии и картины на стенах бараков. Почему? Пусть хоть картинки оживят зэковскую общагу.

А почему радиоприёмники разрешено приобретать только для коллективного пользования? Даже в законе (ст. 94 УИК), каким бы убогим он ни был, об этом говорится отнюдь не в запретительной форме: осуждённым разрешается индивидуально или группами приобретать (получать от родственников) теле– радиоприемники.

Почему сон должен быть обязательно непрерывным? Что это вообще такое, нормативный непрерывный сон? Значит, если ночью брюхо схватило, и в сортир побежал, то нарушил Правила, и правоохранители тебя накажут. А если, не прерывая сна, нагадил на месте, то не только эти накажут, но и свои побьют. Выбирай, болезный.

А почему в помещениях камерного типа и на строгом режиме запрещён чай? Кто и зачем хочет экономить на зэке, и так не видящем белого света и вечно голодном?..

Отгадки на все эти «почему» и «зачем» оставляем тебе, читатель. Если ты весёлый выдумщик, то отгадаешь с одного раза, хотя всё это слишком уж печально, чтобы быть смешным.

Посылки и прогулки

В предыдущей главе мы показали, что Европейские тюремные правила многократно возвращаются к теме «Контакты с внешней общиной», считая такие контакты крайне важными в деле исправления и воспитания людей. Но что интересно, эти Правила ни разу не затрагивают такую важную для России тему, как посылки и передачи. Объяснить это можно только так: для Европы такой проблемы нет. В любой цивилизованной стране ограничений на посылки не существует, и как элемент наказания они не рассматриваются.

Не так в России. На наших родных просторах, если государство желает изъять человека из обращения, оно делает это всерьёз. Достаточно вспомнить знаменитую формулировку «Без права переписки». Заключённый не может встречаться ни с кем, получать и отправлять письма, посылки, бандероли. Его вырывают из общества, встраивают в военизированную систему и перевоспитывают, обучая ходить строем. В новогоднюю ночь как-то показали нам по ТВ праздник «Королева красоты» в девчачьей воспитательной колонии. На этот праздник девы шли строем, ать-два, отмахивая рукой и гаркая песню по команде «Запевай!».

Какое лицемерие: заявлять с трибун, что в наших «исправительных» заведениях людей готовят к нормальной жизни в гражданском обществе, и – лишать их информации об этом обществе, контактов с волей, учить воинской дисциплине, ограничивать количество личных вещей! Так можно воспитать только боевика для хорошо организованной банды или мафии, но не нормального человека.

Итак, посылки. Возможности их получения в зонах всегда были ограничены, ибо «положенность» посылок и бандеролей – важный элемент формирования режимных условий. Для зэка разница между режимами в этом и заключается: чем строже режим, тем меньше посылок, свиданий, денег на ларёк можно получить.

Раньше, пока безработица не превратилась в тотальный кошмар колоний, была ещё разница в видах труда. Общий режим швейничал, усиленный строгал мебель, особый лил чугун в опоки. Впрочем, в конце застоя из-за нехватки объёмов появились и колонии особого режима, занятые швейкой. (Был такой конфуз в Архангельской области: особо опасным преступникам выдали в банный день трусы «в цветочек» их собственного производства, – из-за нехватки стандартных. Воры, конечно, взбунтовались, вышибли администрацию из зоны и заперли ворота. Пришлось с вертолёта сбрасывать им «нормальные» трусы.)

Исправительно-трудовой кодекс 1992 года, избавляясь от некоторых реалий сталинских времен вроде того самого «без права переписки», установил нормы положенности посылок, передач и бандеролей. Обычным заключённым разрешалось получать их от двух до восьми в год, в зависимости от режима; хорошо себя ведущие зэки, выполняющие к тому же нормы выработки на производстве, получали по двенадцать посылок или передач в год на всех режимах.

Через пять лет, в 1997 году вступил в силу новый кодекс, Уголовно-исполнительный. Он был принят Думой под радостные заявления составителей и комментаторов о том, что, дескать, в этом документе сильно возрос демократизм, пополнел гуманизм и вообще расцвет человеколюбия, именины сердца. Но если подробно рассмотреть статьи 121, 123 и 125 нового УИК РФ, обнаруживаешь вдруг, что сталинские гайки приворачивают на место!

Если для воспитанников подростковых колоний и общего режима положение хотя бы не ухудшилось, а по некоторым позициям действительно стало легче, то для других режимов и для тюрем получение посылок вновь ограничилось.

Ввели строгие условия на всех режимах, попав на которые, зэк теперь имеет право получить 1-3 посылки «и бандероли» в год (в год!), чего раньше не было. Облегчённые условия по новому УИК, на которые, казалось бы, должны помещаться те, кто не нарушает режим, тоже оказались не совсем «облегчёнными»: 12 посылок, положенных по старому ИТК для строгого и особого режимов, превратились в 6 посылок плюс 6 бандеролей для строгого и в 4 посылки плюс 4 бандероли для особого. А посылка и бандероль, как знает каждый, две очень большие разницы.

То же самое произошло и с нормами посылок для обитателей тюрем; к тому же в тюрьме исчезла льготная норма для зэков с «хорошим поведением». Хорошо себя ведущий заключённый тюрьмы не может больше рассчитывать на одну посылку в месяц (12 в год); добрые законодатели разрешили ему получать в год 2 посылки и еще 2 бандероли; итого по одному почтовому отправлению в квартал.

Но посылка – вещь не такая простая, как это может показаться на первый взгляд. Чтобы ограничить её получение заключённым на одном конце цепочки, надо ограничить её отправление с другого конца, то есть от родственников и друзей. Но эти родственники, к большому сожалению тюремных начальников, не подчиняются тюремным правилам. Их не остановишь, когда они тащат свои посылки на почту.

Что же делать? Решение элементарное: посылки возвращают родственникам, а чтобы неповадно было нарушать правила, заставляют за возврат ПЛАТИТЬ. Воспитывают законопослушных граждан в тюремном духе, ударяя их рублём.

Можно констатировать: принимая в 1997 году новый УИК РФ, депутаты Государственной Думы проголосовали за воспитание людей в духе «человек человеку волк».

Что обычно кладут в посылки? «Разрешённую» еду, обувь и одежду по размеру дорогого узника, сигареты и чай, лекарства. Некоторые (лекарства) могут быть нужны крайне срочно; некоторые из изделий имеют срок годности. Зная или не зная об ограничениях в количестве посылок, друзья и родственники осуждённого могут сговариваться, кто их посылает, но могут и не сговариваться и, не зная о том, отправлять свои посылки одновременно, например, ко дню рождения или на Новый год. Заключённый получит первую; остальные отправят обратно наложенным платежом.

Таким образом, нарушаются и права вольных людей, например, статья 35 Конституции РФ, согласно которой собственник владеет, пользуется и распоряжается своим имуществом. Гражданин свободно отправляет своё имущество заключённому, и заключённый становится его собственником. А пункт 3 той же статьи 35 гласит: «Никто не может быть лишён своего имущества иначе как по решению суда».

Не позволяют гражданину свободно распоряжаться имуществом, лишают зэка права им владеть, без всякого суда отправляя посылку обратно, да ещё заставляют отправителя платить за это безобразие. А страна у нас большая; если посылка, совершившая вояж из Москвы в Ярославль и обратно, обойдётся гражданину в 50—70 рублей, то за посылку, вернувшуюся из Красноярска, придется платить раза в четыре больше. Для нищего населения это невыносимо; люди перестают посылать посылки вообще, а заключённый окончательно теряет связь с «внешней общиной».

А.В. Н-н (456658, Челябинская обл., г. Копейск, пос. Октябрьский, учр. ЯВ-48/1) пишет нам:

«Я осуждён за мелкое правонарушение, хотя можно было бы и штрафом наказать. К сожалению, таких, как я, много здесь. Раз в месяц нас на зоне отоваривают на 10—15 рублей, это капля в море. На месяц дают полпачки сигарет «Прима», и если остаются деньги, то дают чай. Очень тяжело прожить с тремя пачками сигарет целый месяц. Не могли бы вы оказать помощь в сигаретах и чае».

Так голодный зэк лишается продуктовой поддержки с воли. Если он работает, то мог бы подкормиться, покупая еду в ларьке за свои заработанные деньги или тратя суммы, присланные с воли. Наличных денег зэк не имеет; он покупает по «заборному листу» на те средства, что числятся на его лицевом счете. Много ли он сможет купить?

Новый УИК начал действовать с 1997 года. Может быть, законодатели не знали, что делают? Даже через год минимальный размер оплаты труда (МРОТ) был равен 84 рублям. Таким образом, сколько бы заключённый ни зарабатывал, сколько бы ни прислали ему из дома на прокорм, он, по воле законодателей, мог тратить в ларьке только долю от 84 рублей. Конкретнее, 30% (25 руб. 20 коп.), 40% (33 руб. 60 коп.), 60% (50 руб. 40 коп.), 80% (67 руб. 20 коп.) и, наконец, целые 84 рубля на облегчённых условиях общего режима. Напомним, что сигареты в то время стоили 3 рубля пачка, носки – 5 рублей пара, тюбик зубной пасты 10, а банка тушёнки 20 рублей.

А на строгих условиях любого режима и тогда, и теперь зэк вправе тратить только заработанное, так что если работы нет – прощай, ларёк. Прощай, сигареты, еда, носки и зубная паста.

Теперь МРОТ повыше, но ведь и цены не стоят на месте!

Голодный человек, оставаясь к тому же без необходимых повседневных вещей, смириться с этим не может. Он желает выжить любыми способами. Те, кто имеет родственников, но не имеет права получить посылку, обращаются к другим заключённым, у которых родственников нет, а потому и «право» на посылку не реализовано. За небольшую мзду одинокие зэки разрешают использовать своё имя, чтобы можно было обойти закон.

Родственники вынуждены изучать приёмы конспирации и, пользуясь шпионскими методами, запрятывают в сигареты, подмётки и прочие укромные места посылаемых вещей денежные купюры. Эти наличные, за небольшую, опять-таки, мзду, отоваривают на воле работники колоний. То есть глупость ограничений очевидна всем: заключённым, родственникам, персоналу. Люди «тренируются» в выживании вопреки Закону, подтверждая ещё раз, что наши «исправительные» учреждения созданы не для исправления, а для подавления.

Наказания физическим страданием никогда не приносят пользы, они действуют наоборот, вызывая инстинктивный протест против наказывающего. Человек отвечает на подавление борьбой против его источника. Если он перестал бороться, значит, он сломлен и как человеческая единица не интересен более никому, даже самому себе.

Таким образом, не воспитание «хорошего» человека из «плохого», а превращение любого человека в дисциплинированную скотину, вот что делают тюремные запреты и ограничения, подавляя личность.

Олег О. (Кировская обл., г. Кирово-Чепецк, учр. ОР-216/12):

«Наша зона считается больницей, хотя до сих пор статус её неясен. Содержатся здесь больные туберкулёзом. Помогите, чем можете, я всему буду рад: чай, табачок, мыло, зуб. паста, консервы, тетради. Сидеть ещё год, хочется как-то выжить, а там я как-нибудь уже сам. Трудно весной туберкулёзникам, сказывается плохое питание, отсутствие витаминов и действие сильных лекарств. Работы нет, в зоновский ларёк ходят только пенсионеры, но и там ограничения на закупку продуктов. Как больные, мы имеем право получать 16 посылок в год, но кто их пошлёт? В большинстве здесь люди с поломанной судьбой, без семьи и родных. Помогите, пожалуйста, люди добрые! Уверен, что своим милосердием вы сделаете больше, чем делает для нашего исправления вся система».

О количестве разрешённых свиданий (третья колонка нашей таблицы) даже говорить не хочется. Перечитайте рекомендации Европейских тюремных правил, приведённые десятью страницами раньше.

Несколько слов о прогулках. Прямое ограничение, содержащееся в УИК, касается только осуждённых, находящихся на строгих условиях любого режима: они имеют право «пользоваться ежедневной прогулкой продолжительностью полтора часа». Это, казалось бы, правильно. Европа предлагает предоставлять в хорошую погоду, или в защищённом от непогоды месте прогулку продолжительностью не менее часа тем заключённым, которые не работают на свежем воздухе и постоянно находятся в закрытом помещении.

Но беда в том, что, судя по письмам, в России это правило о прогулках выполняют во многих колониях буквально. Погода, непогода, больной ты или здоровый – выходи строиться, гулять, я сказал!

О том, как должны проводиться ежедневные прогулки подозреваемых и обвиняемых, нам сообщают Правила внутреннего распорядка следственных изоляторов. Приведём § 15 этих Правил, напомнив, что подозреваемые и обвиняемые – это люди, ещё не признанные судом виновными. Люди, не несущие никакого наказания. Они даже могут участвовать в выборах Президента страны и депутатов Государственной Думы и местных органов власти:

«15.1. Подозреваемые и обвиняемые пользуются ежедневной прогулкой продолжительностью не менее одного часа, а несовершеннолетние не менее двух часов. Продолжительность прогулки устанавливается администрацией следственного изолятора с учётом распорядка дня, погоды, наполнения учреждения и других обстоятельств. Продолжительность прогулок беременных женщин и женщин, имеющих при себе детей в возрасте до трех лет, не ограничивается.

15.2. Прогулка предоставляется подозреваемым и обвиняемым преимущественно в светлое время суток. Время вывода на прогулку лиц, содержащихся в разных камерах, устанавливается по скользящему графику.

15.3. Прогулка проводится на территории прогулочных дворов. Прогулочные дворы оборудуются скамейками для сидения и навесами от дождя. Во время прогулки несовершеннолетним предоставляется возможность для физических упражнений и спортивных игр. Прогулочные дворы для женщин с детьми засаживаются зеленью и оборудуются песочницами.

15.4. Для досрочного прекращения прогулки подозреваемые или обвиняемые могут обратиться с соответствующей просьбой к лицу, ответственному за прогулку, который доводит её до сведения начальника следственного изолятора или его заместителя. Указанное должностное лицо принимает решение по существу просьбы».

Эти «правила» лишний раз показывают, что тюремная жизнь зарегламентирована до крайности. Слава Богу, разрешили хотя бы для прогулок невинных детишек посадить кустики во дворе. В нашей лесистой стране, славящейся разнотравьем, это, наверное, нужно рассматривать как факт проявления широты натуры тюремных правоведов. Но ведь в следственных изоляторах не только дети подследственных, но и все остальные, пока суд не признал иного, невиновные. По какой же такой причине они должны месяцы и годы проводить, не видя зелёного листика?

А что это за чепуха о «физических упражнениях» для несовершеннолетних? Получается, если тебе, например, 17 лет и десять месяцев от роду, ты можешь на прогулке поприседать на одной ноге или попинать мячик. А если тебе 18 лет и один месяц, то тебе уже этого не надо. Ничем не оправданное, глупое, жестокое ограничение.

Картина эта ещё печальнее, если учесть, что человек, «взятый» летом в домашних тапочках, и нашу русскую зиму встретит в тех же тапочках, и не видать ему вообще никаких прогулок.

Федор Л. (Новгородская обл., г. Боровичи, учр. ОЯ-22/3):

«В тюрьме нахожусь с 18 лет, здесь заболел туберкулёзом, сейчас мне 24 года и уже в туб. зоне нахожусь 4 года. Через 4 месяца я освобождаюсь и не знаю, что мне делать, ведь у меня кроме носков с рубашкой ничего нет. Даже ботинок нет, хожу в тапочках. Я уж очень прошу, помогите мне, пожалуйста, вышлите мне ботинки 42 размер с половиной, брюки – 52 размер 2 рост, ну и какую-нибудь курточку…»

Культура и ФИ

В те времена, когда культура называлась политпросветом, когда ЦК КПСС точно знал, сколько раз в году советскому человеку надо сходить в театр, а Госплан «спускал» фабрикам план изготовления балалаек, ныне покойный министр внутренних дел Н. Щёлоков подписал приказ от 21 марта 1977 года «Об объявлении норм положенности политпросветимущества и спортинвентаря для ИТУ, СИЗО и ЛТП МВД СССР».

Это был большой и смелый гуманистический шаг. В те годы на зоне, кроме самодельных гитар и вырезок из «Огонька», развешанных по стенкам бараков, никакой культуры не наблюдалось. Колёс обозрения и каруселей зэкам не полагались, телевизоров со стабилизаторами напряжения не было и в помине (даже в голову не могло придти), самодеятельность типа «Ты жива ещё, моя старушка» только-только начиналась.

Вспомним: при Сталине массы людей собирали в лагеря, чтобы иметь практически дармовую и послушную рабочую силу. Задача воспитания, на деле-то, и не ставилась. Было не до культуры. Но вот наступили новые времена; зэков по традиции эксплуатировали, однако понадобилось придумать и ещё какую-то причину для длительного содержания людей, преступивших закон, вне нормального общества. Придумали: мы будем обучать их политграмоте и культуре.

Да простит нас Сергей Александрович Есенин, но именно его стихотворение «Письмо к матери», впервые прозвучавшее в виде зэковской самодеятельной песни в фильме «Калина красная», положило начало становлению хоть какой-то культуры в тюрьмах и колониях. Это было время, когда с подачи Шукшина, Высоцкого и других романтиков социализма в народе стало пробуждаться сочувственное отношение к вору – так, совсем уже давно, жалостливый крестьянин выходил на Владимирку, чтобы подать кандальнику кусочек хлебца…

Нормативная культура

Когда даже воспитатели и замполиты, на уровне своего примитивного мышления поняли, что самодельные балалайки с бычьими жилами вместо струн не полностью способствуют перевоспитанию посаженных для исправления преступников, тогда и решил политотдел ГУИНа, что пора подбросить жуликам культурки. Выдумывать культурологам в погонах практически ничего не пришлось, ибо, сколько чего кому положено иметь в Эсэсэсэрии, было задолго до того расписано в рекомендациях Министерства культуры под руководством незабвенной министрессы Е. Фурцевой. Список нормативной культуры и физкультуры тех лет включал и домры-пикколо, и козлов гимнастических.

Объявив в 1977 году нормы политпросветимущества, министр внутренних дел одновременно отменил аналогичные приказы и нормы 1950-х – начала 1960-х годов. Можно только представить, каковы они были тогда!..

Но оставим это. Итак, зона медленно, потихонечку подошла к нормам конца 1970-х. Посмотрим, что они из себя представляли.

Телевизор зэкам не полагался, а только алкоголикам, проходившим принудительное лечение в лечебно-трудовых профилакториях (ЛТП), да и то лишь при общей численности профилактируемых свыше тысячи человек. Не странно ли? Ведь общая идея перевоспитания намного эффективнее могла быть претворена в жизнь, если бы зэки каждый вечер смотрели в отрядах новости с полей или, скажем, сериал «Секретарь парткома». Не иначе, это был вопрос финансовый: телевизор стоил весьма дорого.

Сейчас, когда телевизоров в зонах навалом, бывший замполит, переименованный в начальника отдела по воспитательной работе, с ума сходит, работая над недельной программой телепередач, дабы выбрать дозволенные для просмотра: в «ящике» – сплошные психи, убийцы да голые озабоченные бабы.

Разрешили заключённым петь хором, и даже иметь оркестр, но не в СИЗО, и не в колониях особого режима. Ну, почему духовой и струнный оркестр нельзя заводить в следственном изоляторе, понятно: нету там ни строевых смотров, ни самодеятельности. Но отчего же не разрешили иметь их в колониях особого режима, где особая воспитующая сила балалайки, контрабаса и тубы «Б» должна была быть очевидной?

И почему, например, подследственному в СИЗО дозволялось иметь балалайку, а скрипку – ни-ни? Проповедники тюремной культуры, скорее всего, исходили при подборе инструментов для зэка вот из чего: балалайка – простой, открытый, народный инструмент без всяких там космополитических закидонов, – «светит месяц, светит ясный», и дело с концом, а скрипка – это что-то от Ойстраха, Когана, а потому не наше, не народное.

Спортивный список приведём полностью. В колониях, СИЗО и тюрьмах из всего многообразия спортивного инвентаря, известного миру и Олимпийским играм, и поныне разрешено иметь:

– сетки и мячи волейбольные;

– сетки и мячи баскетбольные (кроме СИЗО);

– теннис настольный;

– майка спортивная, трусы легкоатлетические, тапочки спортивные или полукеды (кроме СИЗО и подразделений особого режима);

– шахматы, шашки, домино, нарды.

Всё. Можете убрать карандаш. Список уже закончился.

Побегать в СИЗО эстафету, мы думаем, нет желающих и до сих пор, так что отсутствие в них трусов легкоатлетических оправданно (в колониях этого бельишка можно было иметь аж 12 штук на всю ораву, а при численности свыше 1500 человек – 18 штук). А вот с баскетболом, полагаем, вышла промашка; зря не разрешили: побегать с мячом по камере с нарами в три яруса, потренироваться в обводках и дальних бросках – неплохая была бы оттяжка для обвиняемых и подсудимых.

Книг в библиотеке разрешалось заводить из расчёта по пять штук на каждое необразованное рыло, чтобы, наверное, перевоспитывались трудом, а не чтением. Учёность, вот чума, ученье, вот причина, что ныне слишком развелось… хм, хм… и дальше по Скалозубу. Библиотеки формировались по «остаточному принципу»: книги закупали на те деньги, что оставались после других, более важных затрат. Удивительно ли, что в колониях с тысячей возможных читателей и по сию пору библиотеки состоят из полтысячи «единиц хранения», то бишь книг и журналов? Хотя справедливости ради отметим, что в некоторых колониях Ленинградской и других областей бывают библиотеки и по 15 тысяч книг.

Александр П. (Архангельская обл., г. Котлас, учр. УГ-42/4):

«Зовут меня Александр, мне двадцать лет, уже около трёх лет я нахожусь в этой колонии и работаю грузчиком-разнорабочим. Конец моего срока наступит в 2005 году, и я совершенно не представляю, что я буду делать и чем зарабатывать на жизнь, ведь практически у меня нет ни одной оконченной специальности. Очень часто я чувствую катастрофическую нехватку образования в некоторых вопросах, я чисто интуитивно догадываюсь до сути проблемы, и иногда частично удаётся решить её, но опять всё упирается в недостаточность знаний. Я рад бы учиться, но никто не может мне помочь. Вот я и решил обратиться к вам, может быть, вы сможете выслать мне какие-либо учебные пособия или книги».

…В Штатах был такой забавный случай. Словили молодого необразованного пацана, латиноса из бедной семьи. Он попал в перестрелку с местной полицией, и двоих подстрелил. А у них там очень сердятся, когда ментам портят шкуру. Ну, и приговорили его к смертной казни, естественно. А потом семь лет волынили с приведением в исполнение. Он за это время экстерном закончил школу и вуз, и даже написал диссертацию по философии. Тут-то его и казнили.

В наших пенатах такое совершенно невозможно. Не в смысле приведения в исполнение, – с этим проблем нет, – а диссертация по философии. Хотя наши заключённые любят читать и зачастую даже не прочь учиться. Если библиотека в колонии маленькая, да и подбор литературы плох, пытаются получить книги с воли, как Александр П., чье письмо мы привели выше. Но иногда такие попытки кончаются печально; об этом – в письме Геннадия П.:

«…Обратился я к рубрике «Адреса милосердия» в еженедельнике «Книжное обозрение», хорошим людям попало мое письмо, и они его вместе с моим мордовским адресом опубликовали. И посыпался на меня целый поток посылок и бандеролей со всякой литературой. Я в то время сидел в режимном бараке, и эта подмога была мне как раз кстати. Хочется отдать должное майору Е… за его участие в этом деле. Он дал указание, и препонов для получения посылок и бандеролей не было.

И вот недавно меня этапировали в ИТК-1 гор. Усмани. По приезду я сразу сообщил всем тем, кто присылал книги, о перемене адреса. И они опять откликнулись и стали помогать, но здесь-то и проявили свой норов те, кто по долгу службы должны были вручать мне то, что прислали. Когда пришло сразу шесть бандеролей, и во всех были книги, этот служака сказал мне:

– Чтобы это было последний раз. Книги ты можешь получать только через «Книги-почтой», а от частных лиц не положено. Следующий раз прямо с почты буду возвращать обратно.

И я опять обратился за помощью к своим новым друзьям по переписке. Не знаю, кто из них обратился в МВД в Москве, но сюда, в зону был звонок, и меня вызвали для беседы. И здесь я столкнулся с бездушием… Мне невдомёк, почему они стараются ограничить доступ книг в лагеря и тюрьмы. Ведь всем, мало-мальски мыслящим ясно, что книга – это не только друг, но и собеседник, учитель и многое, многое другое, тем более религиозного содержания».

Но вернёмся к нормам положенности культпросветимущества образца 1977 года. Не только книги, но и газеты, и журналы были на зонах дефицитом. Ныне этот дефицит только увеличился. В 1977-м с гласностью было неважно, об индивидуальной подписке мог мечтать только зэк-идеалист, а составители норм, политотдельцы ГУИНа, сочли, что по одной центральной, республиканской или областной газете на пятьдесят исправляющихся, и по одному журналу на сто – вполне достаточно. Добавим, почти не отклоняясь в сторону от темы культура: было бы достаточно при условии, что журнал толстый.

Весело тогда жили: туалетной бумаги не было даже на самолётах международных рейсов. По рассказам, один японец, летя на таком рейсе и не обнаружив оной в сортире, придерживая штаны, в припадке тихого ужаса прибежал жаловаться нашему стюарду, – мол, бумага-то у вас кончилась! О том, что она и начиналась, ему и в голову придти не могло.

Чего же удивляться, что в зонах газеты и журналы употребляли хоть и для культурной жизни, но не всегда для чтения.

По этой же, видимо, причине, политические карты, выдававшиеся из расчёта «одна карта на каждый отряд», должны были быть обязательно полотняными.

Из-за такой вот прозы необходимость чтения журнала «Октябрь» и прочий культурный досуг в виде политических карт мира, не говоря уже об эпидиаскопе, внедрялся в мозги несчастных зэков насильно. А тому, кто сам хотел читать, как вы видели из только что приведённого письма, читать как раз не давали.

Виктор Геннадьевич Ф. (Удмуртия, г. Ижевск, учр. ЯЧ-91/4):

«У меня большой срок за преступление, которого я не совершал, так уж получилось, что на судебном заседании я не смог доказать свою невиновность. Здесь я болею туберкулёзом легких, у меня двусторонний распад лёгких, мне сейчас очень тяжело, и я обращаюсь к вам за небольшой помощью. Я очень люблю читать, но здесь нет никакой возможности, чтобы приобрести хорошие книги и журналы и газеты. Я очень прошу вас, пришлите мне пожалуйста посылку или бандероль с современной художественной литературой, на ваше усмотрение. И если возможно, 3-4 хороших газеты, в которых я нашёл бы себе спутницу жизни, и пять конвертов, а то с ними совсем беда; дефицит тетради, и 2-3 стержня.

Ну, вот и всё, я был бы вам очень благодарен за оказанную помощь. На бандероли пишите «КНИГИ». Здесь, если кому приходит книга или газеты, то все читают с большой жадностью от корки до корки, так как очень не хватает духовной пищи».

Чтобы уж закончить «бумажную» тему, сообщим, что «бумага писчих сортов» попадала к зэкам в количестве 300 грамм в месяц на каждый отряд (тюрьму).

Два слова о настольных играх. В карты, как мы уже писали, нельзя и до сих пор играть на зоне. Азартная, вишь ты, игра. Кто бы мог подумать! У нас обоих дочери с трёх лет в дурачка дуются, с тех пор, как шестёрку от туза стали отличать. И ничего, нормальные вроде дети. В условиях полного безделья, когда у зэка нет работы, книг, журналов и газет, а телевизор в местах неустойчивого приёма телесигнала и вовсе не посмотришь, – как убить время?

Игральные карты запрещены, потому что в них можно играть на деньги. Но на деньги (или другие удовольствия) можно играть и в поименованные в списке шашки, шахматы, нарды, домино… да хоть в фантики. Ну, ладно, это мы пошутили – какие вам ещё фантики в тюрьмах? – но уж устроить тотализатор на тараканьих бегах милое дело. Почему политотдельские мудрецы, запретив карты, не запретили заодно тараканов? Обязательно надо было запретить.

Вот, практически, и весь список «положенности» культурного и спортивного инвентаря.

Анализ норм «культуры» тех лет показывает, что в подростковых колониях (ВТК) жить было вольготнее. Здесь даже разрешали бренчать на пианино (!) и махать «клюшками хоккейными», а футболок и футбольных трусов иметь аж семьдесят штук на 500 воспитуемых. И пополнение ленты к «магнитофону бытовому» дозволялось в размере тысячи погонных метров в год, притом, что во взрослой колонии пополнение фонотеки не могло превышать 750 метров. Так что начинающие жулики песни Кобзона (ох, много он их, зараза, спел, за долгую творческую карьеру!) могли обновлять в 1,33333333 раза чаще, чем рецидивисты.

Сегодня вопрос окультуривания зоны остаётся на уровне 1977-го, судя по тому, что за последние двадцать пять лет ничего принципиально нового не появилось, кроме разрешения телевизоров. Ясно, что телевизоры включили в перечень разрешённых предметов просто по факту их существования, но одновременно цветные карандаши попали в список запрещённых предметов; логики в построении культурной работы с осуждёнными никакой.

Крайне забавен факт, что простого разрешения на установку телевизоров ментовским окультуривателям показалось мало (вдруг тупые зэки не поймут, что с ними надо делать), и, как бы в дополнение, в новом Кодексе появилась статья 94-я, разрешающая осуждённым просмотр телепередач и фильмов, прослушивание радиопередач. Что ж, когда мир уже одурел от видео, а цифровую технику продают в привокзальных киосках, как семечки, горстями, в российской зоне можно разрешить и кино по телевизору.

Проф. А. Зубков, составитель Кодекса, гордо комментирует эту статью следующим образом: «Статья впервые на законодательном уровне определяет правовые основания традиционной, постоянно практикуемой формы культурно-воспитательной работы с осуждёнными в ИУ».

Не может комментатор, которому платят не иначе, как построчно, обойтись без глупостей и банальностей, типа того, что места в клубе должны быть сидячими, а кино, де, нужно показывать всем (кому положено), а время телепросмотров – кроме рабочего и ночного (а у них ночью и без того «непрерывный» сон); и что права зэков на радиопрослушивание уже обеспечены тем, что стоят везде в зоне радиоточки; и, конечно, присутствуют в комментарии ритуальные пассажи о вредности пропаганды насилия, всякой вражды и секса.

Всё. Больше о культуре в местах компактного проживания подследственных и осуждённых ни в Правилах внутреннего распорядка, ни в УИК ни слова. Ни самого понятия такого нет, ни его количества и качества, поэтому решение вопроса о роли, значении, размере и сути культурного воспитания остаётся прерогативой бывших замполитов, делящих до сих пор культуру на буржуазную и социалистическую. Для них Фредди Меркьюри – воплощение зла и неприличного образа жизни, а Лев Лещенко совсем наоборот, такой живой, гладкий, про любовь поет, про советскую семью.

При этом зоновские воспитатели абсолютно уверены в непогрешимости своих воззрений, горюют по старым временам и никак не могу примириться с winds of change[21], проникающими с воли в зону.

Культура – категория многоплановая. Это и быт, и литература, религия, и общение между людьми. Варварство тоже культура, но только варварская. Уголовно-исполнительная система вроде бы имеет задачу воспитать вчерашнего преступника так, чтобы повысить его культуру до среднего по стране уровня. Чтобы он, вчерашний преступник, вышел из колонии готовым к обычной нормальной жизни в нормальном культурном обществе. На деле получается какая-то совсем другая штука: зона так же, как туберкулёзом, заражает общество своей ненормальностью и бескультурьем, и совсем, СОВСЕМ не поднимает культуру осуждённого.

А ведь большинство наших зэков – отнюдь не закоренелые преступники, а люди социально ущербные, малокультурные, необразованные! Это совсем не секрет. Об этом многократно говорилось со всех трибун – например, в одном из докладов на дополнительной встрече ОБСЕ по правам человека, бесчеловечному обращению и наказанию (Вена, 27 марта 2000):

«…В российские тюрьмы на рубеже третьего тысячелетия попадают те, кто не смог найти места в обществе, не вошёл в него, или, по каким-то трагическим обстоятельствам, выпал из него.

Эти люди – не криминальные таланты и дарования, которые могут незаметно для властей ограбить банк или ювелирную лавку, не бандиты, разъезжающие по парижам на мерседесах, не теневые банкиры, или бизнесмены – эти-то умеют достичь соглашения с правоохранительными органами и никогда не попадут за решётку, слишком хорошо они оснащены деньгами, связями, силой.

Нет, те, кто сидит, не умеют совершать преступления, поэтому становятся легкой добычей правоохранителей; их намерения ничтожны, их удел – маленькая кража на 10—50 долларов, из-за необходимости ежедневного пропитания, бытовое пьянство и всё, что обычно следует за ним – скандал, драка, поножовщина. Больше половины огромного тюремного населения России приговаривается судами на несколько лет лишения свободы за такую вот кражу – поросёнок, три буханки хлеба, клеёнка, несколько пачек сигарет. Как показали исследования, в тюрьмы попадают люди, которые нуждаются скорее в психологической или даже психиатрической помощи, чем в воздействии силовых структур государства. Им нужда социальная помощь – жильё или работа, образование или участие врачей, они не получили хорошего воспитания в детстве, потому что выросли в семье, тоже обделённой социальной поддержкой, или вовсе без семьи…»

Всем известные причины преступности – «недоработка семьи и школы». Так надо же «доработать», а не подавлять человека окончательно! Учить, воспитывать, как можно шире знакомить с иной, не люмпенской жизнью, создавать любые условия, чтобы вовлечь человека в самообразование, в культурную жизнь.

Пока в России делается наоборот. Продолжим цитирование уже приводившегося нами коллективного письма из учр. УЩ-349/56 (колония-поселение), что в Свердловской области, пос. Лозьва:

«По досугу: культурно-массовых мероприятий у нас нет. Пытались выписывать одну-единственную газету, и то напрасно. Общение с местным населением, мягко говоря, запрещается. Да и в принципе времени не хватает для каких-либо занятий. Тот же телевизор, если мы задерживаемся на работе, уже после 22 часов не разрешается смотреть. Понятно, конечно, – внутренний распорядок дня, но если распорядок нарушается со стороны администрации, то вообще непонятно, что и как. Свободное время остается ещё только на сон.

Также у нас наболел вопрос о наказаниях, применяемых к нам, за какие-нибудь нарушения, т. е. пребывание в ШИЗО. В основном наказание производится битьём дубинками, руками и ногами. Очень сильно бьют за употребление алкоголя. Но вот непонятно, с каких пор наше законодательство разрешает рукоприкладство. Ведь здоровье у человека одно, и ни за какие деньги его уже не купишь. Есть прямые факты избиения осуждённых-поселенцев. Также в наказание практикуется работа на КСП, контрольно-следовой полосе, под присмотром автоматчиков.

Некоторые осуждённые пытаются писать жалобы, но большинство боятся, т. к. это чревато последующими избиениями и запугиваниями в наш адрес. На днях приезжал губернатор Свердловской области Россель Э.Э., так нас, поселенцев, не знали, куда спрятать, не дай бог кто-нибудь слово скажет о нашей жизни – смешно!

Нет больше сил терпеть этот беспредел. Задумайтесь, какими освобождаются после этого люди, если к ним весь срок относились, как к собаке?»

Такая вот жизненная стезя: досуга нет – жалобы – избиения – досуга нет – жалобы – избиения. Где в этом круге образование? Где воспитание? Где культура? Нет их. И что интересно, заключённые ПОНИМАЮТ, к каким негативным для общества последствиям ведёт варварский уровень культуры в зоне, бесконечное ужесточение отношения к людям. Почему же не понимают этого облечённые властью руководители УИС? Может быть, потому, что жестокость и есть их основная цель, а вовсе не какое-то «перевоспитание» и подготовка человека к нормальной жизни в нормальном обществе?..

А в итоге, читатель, давно уже нет в нашей стране нормального общества. Как правильно отмечалось на той же встрече ОБСЕ в Вене:

«…Наконец, опять свобода – где ты уже давно никому не нужен, так же, как не нужны твои новые навыки и привычки – они не помогут тебе устроится на работе, ужиться с семьёй или создать её, даже просто выйти на улицу, сесть в трамвай или зайти в магазин тебе будет невыносимо тяжело, потому, что за те 3-4 года, в течение которых тебя «исправляли», ты полностью лишился всех нужных навыков, которым тебя учили с детства, если учили, конечно, а значит – тебе как младенцу, придётся повторить весь курс сначала».

Что такое ЛПУ?

Один из руководителей Управления воспитательной работы и кадров (УВРК) ГУИН сокрушается о затухании прежних средств исправления осуждённых и делится об этом с коллегами в следующих выражениях:[22]

«Констатируя достигнутый фактор управляемости и стабильности системы, не следует пренебрегать таким парадоксальным явлением, когда многие основные средства исправления осуждённых находятся на грани затухания, а на этом фоне результаты оперативно-розыскной деятельности из года в год улучшаются».

В силу своего стандартного мышления руководитель УВРК полагает, что улучшение оперативно-розыскной деятельности должно вытекать из положительных результатов работы его аппарата по «перевоспитанию». Если результаты не вписываются в его понятия, он их называет парадоксальными. Отнюдь, дорогой товарищ. Когда зэку перестали пудрить мозги душеспасительными беседами о светлом будущем всего человечества, может, как раз тогда он и начал задумываться о спасении собственной души.

Засим руководитель рассказывает о дискредитации идеи ЛПУ. Поясним: эта аббревиатура означает локально-профилактические участки, выгороженные в зоне для содержания злостных нарушителей режима, так сказать, тюрьму в тюрьме. «Участки» эти были созданы в начале 1990-х приказом министра внутренних дел, хотя законом предусмотрены не были. Итак, об ЛПУ:

«В ряде учреждений дискредитирована идея создания ЛПУ. Взамен усиленного наблюдения за поведением злостных нарушителей режима, интенсивного воспитательного воздействия на них создали им невольно привилегированное положение. Сидят не в отрядной тесноте, а вольготно[23] – смотрят телевизор, за ними присматривает дневальный из отведенной отдельной комнаты».

Товарищ воспитатель давал этот «комментарий» по ЛПУ в те времена, когда в законе не было даже такого понятия, как локально-профилактические участки. И сокрушаться о том, что они, мол, «не сработали», вроде бы не этично.

Мы сами выступаем за то, чтобы профессиональные воры, принципиально идущие на преступление закона, были изолированы от остальной массы. Но ведь затеяв создание такой изоляции, «органы» тоже обязаны были действовать по закону! Искоренять беззаконие беззаконием – преступно.

ЛПУ созданы указанием МВД и должны были начать функционировать еще в 1993 году. С какой целью?

Примерным положением (заметьте – «примерным»! – какая свобода действий у отдельных начальников!) был установлен ряд категорий осуждённых, переводимых в ЛПУ. Среди них: лица, противодействующие администрации, «воры в законе» и другие авторитеты, злостные нарушители, склонные к побегу и т. д. Цель ЛПУ – изоляция этих категорий от основной массы осуждённых, дабы не влияли они на них отрицательно.

В Примерном положении говорится и о том, что перевод в ЛПУ наказанием не является. С одной стороны, это было действительно так. За осуждёнными, находящимися в ЛПУ, сохранялись все предусмотренные данным видом режима свидания, посылки, суммы на ларёк и всё такое прочее. С другой стороны, это самое настоящее наказание, правда, в завуалированной форме.

Судите сами. ЛПУ – это дополнительная изоляция, дополнительный надзор сверх установленного законом. А дополнительный надзор новым Кодексом регламентируется в двух случаях: при водворении в ШИЗО и при переводе в ПКТ, то есть при наложении на осуждённого взыскания. И сомнений здесь никаких не возникает, поскольку дополнительный надзор и дополнительная изоляция так же трактовались и старым Исправительно-трудовым кодексом РСФСР (ст. 53), так что, издавая приказ о создании ЛПУ, министр нарушил закон.[24] Дополнительная изоляция, невозможность общения с товарищами, запрет на посещение мероприятий вместе с другими заключёнными не были предусмотрены ни одной статьей ИТК.

Но коль скоро помещение зэка в ЛПУ наказанием не является, то, следовательно, перевести туда можно вообще кого угодно, под любым надуманным предлогом – например, по «оперативным основаниям» (есть, мол, данные, что Серёжа Валянский подстрекает). И ни один прокурор ничего не сможет сделать, так как подложить ему можно любую информацию, а вот лично побеседовать с информатором, который дал оперу «сведения», прокурор не может, ибо Законом об оперативно-розыскной деятельности это запрещено.

А раз осуждённый находится в ЛПУ, он уже не может даже мечтать, например, об отпуске, и УДО (условно-досрочное освобождение, применяемое после отбытия половины срока, при условии, что за осуждённым не числятся нарушения режима) ему не видать. Ничего другого, кроме озлобления заключённого против беззакония властей такие игрища вызвать не могут.

Как здесь не вспомнить А.И. Приставкина, председателя Комиссии по помилованию при Ельцине, неоднократно заявлявшего, что наши колонии делают из людей волков. И наиболее интенсивно делают их в ЛПУ. Кстати, законность ЛПУ была настолько сомнительна, что Примерное положение подписано даже не первыми лицами, а заместителем министра внутренних дел и заместителем генерального прокурора России.

Кроме того, учитывая сложности с обеспечением заключённых работой, для лиц, содержащихся в ЛПУ, получить работу становилось просто невозможным, поскольку согласно тому же Примерному положению они должны работать «отдельно от других осуждённых», но создание каких-либо отдельных рабочих мест этим документом не предусматривалось. Кому это нужно? Не секрет, что интеллектуальный уровень сидящих в ЛПУ значительно выше, чем у большинства простых «мужиков». Начальнику такие на производстве не нужны. Ещё, не дай Бог, заметят, кто сколько ворует, да записывать начнут. Так что и с этой точки зрения налицо ущемление прав некоторых категорий осуждённых, непредусмотренное, закамуфлированное, скрытое за строчками различных инструкций.

Создавая «тюрьму в тюрьме», граждане начальники полагали также, что смогут разрушить неформальные группы среди заключённых, изолируя их лидеров, «авторитетов». Но и в этом ценность ЛПУ невелика. Социологам известно, что на место выдернутого из коллектива лидера немедленно начинают претендовать несколько человек. Хорошо, если статус лидера перейдёт к кому-то мирно, а если нет? Такой вариант тоже исключить нельзя, особенно на общем режиме, где содержится много «отвязанной» молодежи, которая просто в силу своих возрастных особенностей в большей степени склонна к решению вопроса радикальными методами.

Любой начальник отряда, как правило, рано или поздно находит общий язык с неформальным лидером, устанавливает с ним приемлемые для обеих сторон мирные отношения. А убрали этого лидера, и вновь необходимо искать общий язык с новым человеком, да ведь и не всегда его найдёшь!

Логический вывод из всего сказанного: ЛПУ, как средство исправления и перевоспитания, непригодны ни с правовой точки зрения (отсутствие в законе), ни с психологической. Единственное их «достоинство» – дестабилизация обстановки в колониях. Но это «достоинство» чревато крупными неприятностями!

Многие сотрудники УИС не понимают, что силой и давлением не все проблемы можно решить. Даже, пожалуй, так: насилием можно только породить новые проблемы. Пора уже избавляться от синдрома Органчика («Не потерплю!» и «Разорю!»), пора, наконец, понять, что зэки тоже люди и устанавливать порядок в колонии надо не методом террора, а другими, более цивилизованными мерами. Не следует думать, что осуждённые – глупые, тупые и необразованные люди, что они не поймут добрых намерений начальства. Большинство поймёт. А меньшинство подчинится, куда ему деваться? Худой мир лучше доброй ссоры, и зэки это прекрасно знают.

Но ГУИН делает между тем свое чёрное дело, подкладывая законодателям затёртые и скомпрометировавшие себя идеи. А у нас известно: закон – что дышло. То, что законы не исполняются, это одно, а то, что закон можно развернуть в любую позу в угоду сложившейся порочной практике или ради чьих-то сомнительных интересов, это другое и гораздо худшее, – что и вышло.

Мы говорили, что ЛПУ были незаконными с самого начала, с их задумки в 1993 году, и остаются незаконными до сих пор, хотя теперь они… утверждены законом.

Объясним подробнее.

В Уголовно-исполнительном кодексе 1997 года появилось принципиально новое положение, согласно которому в пределах одной колонии для осуждённых устанавливались различные условия отбывания наказания: обычные, облегчённые и строгие (так сказать, «режим в режиме»). В зависимости от поведения зэка ему назначают или то, или другое, или третье – и это называется «мощным воспитательным рычагом». Статьи 87 и 120—123 УИК подробно описали основания для помещения нашкодившего или, наоборот, заслужившего зэка в различные условия отбывания наказания, но вот беда: не объяснил Кодекс, а как же такую воспитательную меру осуществить на практике?

За опростоволосившихся законодателей это сделали комментаторы Кодекса во главе с проф. Зубковым, живо присобачив к этим статьям закона старую незаконную идею ЛПУ:

«Жилая зона в соответствии с настоящим Кодексом разделяется на три локальных, отгороженных друг от друга участка, предназначенных для осуждённых, находящихся на разных условиях содержания: обычных, облегченных и строгих».

Вот оно! Теперь всё вроде по закону. Не удалось протащить ЛПУ в Кодекс, вставим его в комментарии к Кодексу. Не мытьём, так катаньем добьёмся своего: права на самовластие и самодурство. Какой бы срок и режим ни назначил суд преступнику в качестве меры наказания, мы тут без суда будем определять сроки и режимы.

Теперь уже поменялся правовой статус осуждённого, ибо его помещение на облегчённые или строгие условия означает большее или меньшее количество свиданий, посылок и денег на ларёк.

Законность ЛПУ теперь не требовалось удостоверять подписями первых лиц, и с 1 июля 1997 года, когда УИК вступил в силу, начали работать Комиссии (двойки? тройки?) по изоляции в ЛПУ «злостных нарушителей режима», определён им был и срок отсидки (не менее шести месяцев), и прочие составляющие нового правового статуса. Перевод в ЛПУ может быть бессрочным; продлевай каждые два месяца, и будь здоров! Кум теперь и прокурор, и адвокат, и суд, и охранник. Славно быть хозяином, господа!

Вот после таких «достижений» юриспруденции начальник УВРК ГУИН и переживает, как мы показали выше, что положение зэков, помещённых на строгий участок, улучшилось. Он озабочен привилегиями, которыми пользуются хулиганы, сидя в ЛПУ. Если тюрьма в тюрьме – это привилегия, то сидение в колонии на обычных или облегчённых условиях, как минимум, Копакабана, а мы с вами, вольные люди, живём просто в раю.

Как тут не вспомнить рекомендации Совета Европы!

«64. Лишение свободы заключением само по себе является наказанием. Поэтому условия тюремного заключения и режим в тюрьме не должны усиливать страдания, неотъемлемо присутствующие и связанные с этим заключением, за исключением случаев, оправдывающих изоляцию или поддержание дисциплины.

65. Должны быть предприняты все усилия, чтобы гарантировать, что режимы в заведениях планируются и осуществляются так, чтобы:

а) гарантировать, что условия жизни совместимы с человеческим достоинством и допустимыми стандартами в обществе;

б) свести к минимуму вредные влияния тюремного заключения и различия между тюремной жизнью и жизнью на свободе, ослабляющие самоуважение и чувства личной ответственности заключённых;

в) поддерживать и укреплять те связи с родственниками и внешней общиной, которые способствуют интересам заключённых и их семей;

г) создать возможности для заключённых развивать виды мастерства и способности, которые улучшат их перспективы на успешное трудоустройство после освобождения».

Введение в колониях трёх видов условий: обычных, облегчённых и строгих, – не только противоречит этим Правилам, но и происходит как-то слишком однобоко. Руководители ГУИНа этого даже не замечают! Так, сказав о заинтересованности общества в «обеспечении более эффективного процесса исправления» осуждённых (чего, якобы, и можно добиться через разделение условий отсидки) они тут же заявляют, что никаких облегчённых условий пока нет, и не предвидится, то есть путь исправления только строгий:

«Если со строгими условиями больших проблем, наверное, не будет (ЛПУ есть практически везде), то вопрос о создании облегчённых условий предстоит решать».

Не лучше ли честно признаться: режим ужесточается (и это закреплено законом), работы для зэков нет, зарплата оскорбительно мала, больных не лечат, кормят по рациону котёнка, сокращают контакты с мирным внешним обществом, бытовые условия осуждённых стократно хуже, чем в коммуналке 1930-х годов, оперативная обстановка на грани гражданской войны.

Раз уж протолкнули в закон эти злосчастные ЛПУ, то надо что-то делать, чтобы не стало ещё хуже, а не придумывать сказки про привилегии, годящиеся только для отчёта перед начальством и не имеющие даже отдалённого отношения к воспитательной работе.

Кто и к кому применяет новые меры «воспитания», видно из письма заключённого (Пермская область, Чердынский р-н, пос. Валай, учр. Ш-320/2). Причём это письмо не единственное; они приходят из самых разных мест нашей необъятной Родины, и все об одном и том же:

«Пишем вам о беспределе со стороны администрации в отношении нас, заключённых. Из нас здесь делают озверелую скотину, мало того, что калечат духовно, они еще калечат нас физически. Прививают туберкулёз, заставляют работать на неисправном оборудовании – кого-то убивает мгновенно, как осужд. Вахрушева, кто-то пилит руки, ноги, лишается зрения.

В данное время в лагерях сложилась удивительная тенденция – наказание и пресс администрации испытывает не тот, кто ярый нарушитель, а люди, которые в той или иной мере встали против ментовского беспредела. Которые просто хотят, чтобы с ними поступали согласно УИК.

Из 600 человек, живущих в зоне – 150 туберкулёзников, хотя лечение из них получает только половина.

А где ещё можно увидеть детей, играющих в «поселенцев» и «омоновцев»? Где можно увидеть табличку в магазине: «Собакам и поселенцам вход запрещён»? Где можно увидеть человека, «идущего» по большой нужде в банку из-под томатов? – только здесь, на Валае! Здесь кладут на лавку и бьют дубинками за невыполнение норм выработки! Дико смотреть на это, на издевательства над здравым смыслом и русским народом.

Библиотека не работает, газеты, журналы не поступают, сидим в пустоте, лишённые информации.

Ни один закон здесь не исполняется, все постановления правительства извращаются, в заключённых особая злоба и ненависть, которая потом пойдёт, поедет по России. Не проще ли заменить этих новоявленных князьков, которые совсем заворовались – на сокращённых из армии боевых офицеров? Я уверен, что дела в этой системе пошли бы на поправку».

Культура по списку

Вернёмся к докладу руководителя УВРК ГУИН, начатому в предыдущей главе:

«Воспитательный аппарат лишён возможности демонстрировать художественные фильмы, довольствуется прокручиванием видеокассет, нередко сомнительного содержания.

Библиотеки мало пополняются книгами, периодические издания почти не выписываются. Из 65 ранее издававшихся многотиражек осталось 45. Лекционная пропаганда не ведётся.

Мы не можем преодолеть крайности. Разрушая материальную базу воспитательной работы, строим часовни и храмы. Если прежде отрядными комнатами воспитательной работы могли пользоваться все без исключения осуждённые, это было место для «чистых и нечистых», то теперь отстроенные церкви посещает незначительное число осуждённых, а остальной массе приткнуться не к чему.

Рассчитывать только на духовное очищение «сидельцев» не приходится, так как, к сожалению, православные священники не готовы к систематической работе с контингентом. Проповеди, читаемые ими на церковнославянском языке, основной массе людей малопонятны. Этим отчасти объясняется низкая посещаемость храмов».

Нужны ли тут слова, как говаривал Бабель? Наверное, нужны.

Внутренний распорядок зарегламентирован до крайности. Введя в Правила этого самого распорядка раздел о правах осуждённых, аппаратчики ГУИНа почти полностью продублировали эти права из статьи 12 УИК, присовокупив к ним право участвовать в культмассовых мероприятиях, пользоваться библиотекой[25] и вступать в самодеятельные организации. При этом список обязанностей и запрещений в три раза длиннее перечня прав, очевидная элементарность которых не требовала оговаривать их отдельно, тем более, что они уже расписаны и в УИК, и в других разделах Правил.

В общем, с правами слабовато. С запрещениями проще, запретить в принципе можно всё, в том числе держать комнатные растения и птиц, вывешивать фотографии и вырезки, курить или есть не в тех местах и так далее.

О перечне запрещённых вещей, изделий и предметов, появившемся в ПВР 1997 года, мы уже писали. Разделив все вещи и вещества, существующие в быту человека, на те, которые можно иметь, и те, которых иметь нельзя, режимники двумя списками образовали разнотык, – третий, многообразный и бесконечный список вещей, не вошедших ни туда, ни сюда. Как быть с ними, буде они обнаружатся на руках у зэка? Не запрещено, значит, можно, – скажет зэк, пряча в тумбочку видеокассету, присланную в посылке. Не разрешено, значит, нельзя, ответит прапорщик, пытаясь изъять у него эту кассету. Кто прав – непонятно, а конфликтная ситуация налицо.

Но ведь вы же называетесь воспитателями! Не запрещать надо, а контролировать. Если это касается предметов культуры, как то: открыток с видами Спасо-Прилуцкого монастыря, видеокассет или салфеток ручной вышивки от мамы, то вот здесь-то и должен выйти на сцену и проявить бдительность воспитательный аппарат. И сомнительное содержание видеокассет, о котором сетует наш блюститель нравов, вряд ли просочится на отрядные телеэкраны. На то и щука в море; воспитатель так отцензурит сомнительное и любое другое содержание, что между названием и титром «конец фильма» даже цок-цок-цок не уместится. Вопрос лишь в культурном уровне самого воспитателя.

Немного о храмах. По мнению руководителя УВРК, плохо, что они появились, не заменив собой ленинские комнаты и красные уголки. Но скажем прямо. В прежние времена и на воле-то на политзанятия в красные уголки затаскивали едва ли не силой, храмов были единицы, и нашему народу-атеисту некуда было приткнуться, кроме парка культуры или пивной. Что уж говорить про зону! С ухмылкой слушая очередного лектора по «распространению знаний», зэк милостиво разрешал вешать себе лапшу на уши насчёт достижений развитого социализма. А то, что сейчас не идёт он в храм, так это и на воле так. Наш народ – у него вообще после десятилетий болтовни о преимуществах и достижениях атрофировалось чувство высокого, духовного, чувство веры. Из высокого осталось одно колесо обозрения.

Так что не надо загонять в храм строем и проводить там воспитательную работу. Дорога к храму – личное дело каждого, а «религия есть умственное воззрение», как говорил набожный фельдкурат в книге Ярослава Гашека, и это вещь настолько тонкая, что замполит вряд ли поймёт. Он, может, и до сих пор уверен, что правильно рушили церкви, скидывали колокола и расстреливали попов. Почему он теперь нагнетает – тоже понятно: под маркой борьбы за чистоту нравов политотдельцы пытаются свернуть даже те хилые перемены, которые проникают в зону в виде телевизоров, нательных крестиков, Библии или Корана.

Потому что, скажем же, наконец, правду сами себе, господа читатели, зэки и офицеры: никакие эти наши учреждения не исправительные, никакие не воспитательные. Российская пенитенциария – это способ создания и закрепления условного рефлекса страха: «украдёшь – сядешь, а сидеть плохо». Не осознание грехов и ужас душевный, и просветление, и тихие слёзы; – нет, одно лишь оскотинивание и ужас телесный. Жуй жвачку и молчи, когда бьют.

Тут даже не пахнет перевоспитанием. И наш хитромудрый замполит, сам не понимая того, делает всё, чтобы ему не надо было работать, потому что воспитывать – это работа, причём тяжёлая работа, предполагающая у самого воспитателя что-то вроде совести, чтоб не сказать души; а для создания и закрепления у живых людей рефлекса страха работать не надо: чем хуже – тем лучше, пусть всё разваливается, пусть голодают и страдают.

М.Б. (Республика Татарстан, Казань, учр. УЭ-148/2):

«Ассаламу галейкум вэ рахматматуллахи вэ бэрэкэтух, здравствуйте, уважаемые соотечественники!

Я хожу в мечеть-медресе учреждения. Приняв Ислам, я стараюсь читать за всеобщее благополучие государства должные по Шариату пять намазов. Читаю Коран и хадисы из Сунны пророка Мухаммеда Саляаллаху галейхи вассалам. Медленно, но общее просветление в духовном плане идёт. С каждым днём я набираюсь знаний. Трезвеет рассудок, отходят грехи с зачерствевшей души. Учусь жить нормально между собой здесь, и с людьми, согражданами в будущем.

К нам с воли приходят наши достопочтенные учителя. Администрация колонии пускает их в учреждение ограниченно, 1 раз в неделю. Я считаю, этого маловато.

Неплохо было бы, по шариату, самим готовить чистую и добротную пищу. Ведь от чистой пищи зависит очень многое: человек избавляется от грязи в организме и крови, становится совсем другим. Теплеет душа и сердце, светлеет мышление. Мы обращались к государственной власти, духовенству и общественности с просьбой, чтобы на законном основании мусульманам продукты питания выдавали сухим пайком. Чтобы, как принято в здоровом и нормальном обществе, самим готовить себе пищу. Даже в фашистских концлагерях военнопленных мусульман кормили отдельно, уважая обычаи. А в России мы обращались, и год назад нам ответили отказом.

Со стороны администрации просветительная работа идёт очень плохо, воспитательный отдел бездействует. Их работу выполняют священнослужители. Вместо помощи от некоторых работников колонии можно услышать одни оскорбления. Например, время занятий и намаза, а меня не пускают в мечеть. Бесчинствуют зам. нач. по воспитательной работе м-р Колбасин, оперативные дежурные, контролёры и локальщики. Провоцируют и толкают на крайности.

Здесь царит произвол. Как в былые советские времена за инакомыслие, письма, жалобы и высказывания, бывает, отдают на растерзание ОМОН-спецназ. Эти головорезы не смотрят, куда бьют. Что ж им не бить безоружных людей. Бьют и насмехаются, спрашивают, зачем бороду отпустил. Заставляют стричь-сбривать усы и бороду. Слышал я и такое: «выведем ночью на запретную полосу и пристрелим, а оформим, что был ты убит при попытке к бегству». Кто так может? Только красные бандиты.

Повернёмся же лицом к Создателю и Творцу Всевышнему, Аллаху тагаля-Богу. Беды сгинут, и чудо Божественное снизойдёт обязательно. И тогда и в нас откроются достоинства человеческие, а также и духовные богатства нашей необъятной Родины. Порядок в стране должен быть, а произвол и беззаконие нужно устранить. Господа, соотечественники и братья по вере, если можете чем помочь, то помогите восстановить справедливость в круговерти жизни и нашего общества, и «малого государства», тюрьмы.

Мира вам и благополучия».

Чернуха

Для зэка отбывание срока не разделяется на культпросвет, быт, работу и прочие составляющие. Для него это единое мрачное пятно, которое, хорошо бы, скорее рассосалось. Этим он озабочен и днём, и ночью, и на производстве, и в клубе, и на нарах. От бытовухи он забывается на работе, а, напахавшись в промзоне, идёт играть в домино или писать письма домой. Каждый убивает время по-своему и в силу своих талантов, а замполитов и культпросветчиков воспринимает как неизбежное зло, вроде дождя осенью.

Официальный культпросвет всегда пасовал перед тем, который в душе у зэка. Если бы зэку не забивали мозги политбеседами, он бы горы мог своротить, не только изучая чужое художественное творчество, но и сам творчеством занимаясь.

…В исправительной колонии № 2 г. Екатеринбурга ещё несколько лет назад организовали собственную телестудию. Троица специально подобранных перековавшихся зэков наладила, с помощью городских телевизионщиков, весь процесс телепроизводства на высоком уровне.

«Зэк-ТВ» вещает трижды в неделю вечером, когда заканчивается работа на производстве. Это здесь самый популярный из каналов! Его хит – местные новости. Ни «Вести», ни «Время» не могут с ними сравняться. Передача острая, что для её авторов бывает чревато последствиями, и один из сотрудников телестудии опасается, что угрозы разобраться когда-нибудь реализуются.

Получается так, что своё телевидение на зоне уважают, а телевизионщиков – нет, считают суками, как и всех, кто работает на начальство. Но существует тайная причина, по которой население зоны их всё же не трогает. Иногда они крутят фильмы про любовь, а точнее, порнуху. Поток видеокассет в зону возрос многократно. Пока воспитатели и режимники разбираются, льзя или нельзя смотреть не наше кино, администрация закрывает глаза на сомнительные сеансы, считая, что изредка, в качестве поощрения за ударный труд, можно.

Вот такая есть ещё культура на зоне. Причём в последние годы своё ТВ – уже не диковинка для исправительных учреждений. В Кировской области в одной из колоний есть свои радио, газета и ТВ – Омутнинская студия кабельного телевидения, или сокращенно ОСКТВ. Нынешний её главный редактор, режиссер и оператор, осуждённый Анатолий Наумченков рассказал в июньском (2003 года) номере журнала «Преступление и наказание»:

– Всего здесь нас работает шесть человек, это основные сотрудники… Кроме меня – монтажник и радиомеханик Сергей Романцев, дикторы и ведущие программ Алексей Федоров и Николай Штанько, сценарист Сергей Никольский и, назовём его рабочий, Владимир Зайцев. А для массовки и из зоны ребят приглашаем. Делаем различные программы: новости колонии, медицинские, с участием наших врачей; сегодня вот записали программу о соблюдении прав человека с ответами на вопросы осуждённых, собранные заранее. Сегодня смонтируем, а в воскресенье покажем. Даже игровые фильмы делаем. Ну, пусть не фильмы, ролики.

У студии, конечно, не без проблем. Вышел на свободу ведущий артист, который не только исполнял главные роли, но и писал сценарии – что делать? Надо новые кадры растить. Кстати, небезынтересно, что один из организаторов здешней радиостудии так здорово освоил профессию диктора, что после освобождения уже несколько лет работает на кировском областном радио.

Экстремальные условия всегда вызывают самые потайные, самые мощные силы человека. Так происходит и в зоне. Кто-то задумывает телепередачи (и даже организует их, как мы только что видели), другой в натуре ставит спектакли или учит суахили, третий делает выкидные ножи или проектирует, как Кибальчич, космические корабли, кто-то рассчитывает и строит в голове своей дворцы и замки. Творческие возможности, заложенные в человеке, неисчерпаемы, и именно в зоне они воплощаются в статуэтки, строчки и другие, порой совершенно неожиданные, дела и вещи.

Один зэк делал необыкновенно художественные, филигранного качества картины-интарсии. Их называли «панно» и вешали у себя в кабинетах начальники всех колоний той области. Десятки цветов и оттенков используемого при этом шпона делали их истинными произведениями искусства. Сюжеты, заказываемые начальством, правда, не грешили разнообразием и держались в пределах тем от «Ленин и Дзержинский у прямого провода» до «Сталин с Ворошиловым на даче», но это лишь оттеняло способности и злую иронию художника.

Нож, сделанный зэком-умельцем, доведён до высших потребительских свойств: его технические и художественные характеристики, дизайн, эргономика выше похвал. Нарисованные карандашом доллары не отличишь от настоящих. Гитара, сделанная заботливыми руками, звучит не хуже концертной. Вырезанный из дерева двухметровый беркут, как живой, того и гляди, взлетит на вышку и рванёт на волю, в пампасы, мимо оторопевшей охраны…

Эти, часто запрещённые виды деятельности позволяют зэку забыть о мрачной повседневности лагеря. Именно такая работа привлекает его. А тот труд, который, как все знают, должен ставить осуждённого «на путь исправления», никогда не составлял культа в зоне, капитулируя перед чернухой, индивидуально-творческой деятельностью.

Поверь, читатель! Любого такого умельца не менее умело используют в лагерях многочисленные начальники. Зэки ремонтируют им автомобили, часы и прочую технику, творят художественные поделки, строят необыкновенную мебель, оформляют отрядные и служебные помещения, по спецзаказам точат, варят и гнут разнообразные железки, делают ножи, открывалки, авторучки, зажигалки, шкатулки, подсвечники и массу прочих мелочей.

Там, где кто-то что-то умеет хорошо делать, непременно есть показуха. Мастеровитого зэка не просто держат в холе и никуда от себя не отпускают, его также показывают соседям и используют для ублажения начальства. В зоне такой зэк (если не ссучится) – король паркета. К нему все с нашим почтением, и это справедливо: на Руси всегда почитались талант и смекалка.

Бездонной бочкой с сюрпризами стала для начальников-пенкоснимателей зэковская чернуха, разумеется, бесплатная и не учитываемая ни в каких планах и отчётах.

И вдруг – о, чудо! Наша эпоха непредсказуемой гуманизации выкинула коленце: зэкам разрешили официально заниматься индивидуально-трудовой и прочей предпринимательской деятельностью!

Появился приказ МВД РФ от 30 ноября 1993 года № 517 «Об утверждении Инструкции о порядке организации предпринимательской деятельности осуждённых в форме товарищества с ограниченной ответственностью в учреждениях, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы»:

«В соответствии со статьями 17, 23 Закона Российской Федерации «Об учреждениях и органах, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы» приказываю:

Утвердить прилагаемую Инструкцию о порядке организации предпринимательской деятельности осуждённых в форме товарищества с ограниченной ответственностью в учреждениях, исполняющих уголовные наказания в виде лишения свободы.

Заместитель Министра генерал-лейтенант внутренней службы П.Г. Мищенков. Зарегистрировано в Минюсте РФ 16 декабря 1993 г. Регистрационный № 432.

Трудно, конечно, представить зэка-брокера или коммерсанта, торгующего в зоне «Сникерсами» или, на худой конец, махоркой. Но делать ту же чернуху, только легально (и без ножей, пожалуй) – ведь это уже не принудительный труд, а добровольный? Да и при свирепствующей в лагерях безработице – ведь это выход? А бывший преступник, освоивший в зоне нужное ремесло, не будет, выйдя на свободу, обивать пороги в поисках работы, а заработает себе сам, без воровства и разбоя – не правда ли?

Да неужто и впрямь закончились каторжные времена ГУЛага!

…Расслабься, читатель. Гвоздь программы в том, что и закон, и министерские инструкции к нему однозначно трактуют, что при наличии определённых условий (а кто их определяет?) такая деятельность МОЖЕТ БЫТЬ разрешена. А может и не быть. Как говорится, одно из двух: или по-моему, или одно из двух.

И вот начальник колонии, генерал или кто он там, думу думает: а на хрена мне эта тяготень? Материал каждому зэку искать, помещение предоставлять… и режим соблюдать тоже надо. А потом продать её нужно, поделку-то, покупателя найти, оформлять-отправлять, а партии-то все меленькие…

Вы видели где-нибудь частника, который, ни о чём не хлопоча, сидит на своей попе и режет хлебницы и кухонные доски, а дерево и инструмент ему подносит добрый дядя, а другие помощнички калькулируют и в сторонку оттаскивают? Таковы доводы генерала (или кто он там), и он по-своему прав.

И ещё он думает, начальник этот: что же, я (Я!!!) должен каждого жулика спросить: а не желаете ли, гражданин жулик, заняться тем-то или этим? И какие у Вас мысли насчет того, чтобы нам с Вами, хм, скооперироваться?

Так и получилось, что ничего не получилось. Замминистра инструкцию внедрил и сидит, ждёт зари капитализма. Не развиднеется никак. А в ГУИНе, между прочим, заведено время от времени проверять приказы на предмет невыполнения. Официально запросили начальников колоний – и не менее официально получили ответы: ну нет у нас предпринимательской деятельности и подходящих для неё видов работ. И зэков, желающих потрудиться на себя, нет. И придумать ничего нельзя. 100% колоний так ответили!

Значит, как панно по стенкам развешивать и деревянных беркутов ревизорам дарить – умельцы есть, а как оформить работягу ремесленником, так нет.

А что же зэк? Неужто в очередной раз объегорят? Неужто так и не позволят ему поработать хоть сколько-то на себя, а не на дядю? Да для души, а не для плана, тудыть его. Неужто и теперь отлаженная до совершенства система закабаления не скрипнет, не качнется в сторону разумного и очевидного компромисса?

Ведь это враньё, что таких видов работ нет. Есть и всегда были. Вот письма осуждённых (Ставрополь, Кострома, Рязань, Умань, Углич, Явас, далее везде). Вот вещи, которые они готовы делать в порядке индивидуальной или артельной деятельности. Это: двери и рамы, мебель, сувениры, гамаки и сети, мундштуки и курительные трубки, портсигары, браслеты, кулоны, кольца, серёжки, шкатулки и ларцы, чеканка, инкрустация, изделия из лозы, отходов кожи и меха, бересты, керамики, сувенирные альбомы, блокноты…

Зэкам надо дать заработать. Они многое умеют, и сами могут рассчитать экономическую эффективность. А на деле? Сергей (2-я Рязанская колония) всё взял на себя: материал, помещение, посредники, каналы сбыта… Наконец, пошел к начальству; ему сказали – «прогорим», и закрыли тему. Игорь (1-я Костромская): как возникнешь насчет ИТД, враз срезают расценки. Низзя! А спалишься с «левой» шкатулочкой – прямая дорога в штрафной изолятор.

Михаила (СИЗО, Ставрополь) засадили в карцер до конца срока (1,5 месяца) за то, что отказался делать начальнику решето на сиденье «Волги»… Он хотел перед выходом деньжат на основной работе подзаработать… Не подзаработал. Освободился без денег, своровал, снова сел. Система непоколебима.

Зэки надеются на помощь. Они пишут в Думу Явлинскому и Борщёву; автору книги «Как выжить в советской тюрьме» Абрамкину; в Эмнисти Интернейшнл и в Фонд «ЗЭКА»-поддержки…

Они надеются на помощь от кого угодно! – кроме ГУИНа. Потому что знают доподлинно, на собственной шкуре: боятся генералы и полковники упустить власть над зэком, ибо если раб – не раб, то и хозяин – не хозяин, а зона не кормушка для администрации.

Физкультура

Физкультура в зоне ограничивается двумя пунктами в распорядке дня: «физзарядка» и «культурно-массовые мероприятия», причём последнее – это скорее чтение стихов по праздникам, чем физкультура. Возможности же занятия ею, физкультурой, и её старшим братом спортом, ограничивают нормы на спортинвентарь (приказ МВД от 1977 года) и оборудование спортзалов (приказ МВД от 1995 года):

Спорт, как физическая часть общечеловеческой культуры, всегда играл в зоне особую роль. Те, кто не желал загибаться от изнурительного труда и потихоньку шизеть от политзанятий, оттягивались, гоняя шайбу (ледышку то есть), и качаясь на турнике.

Однако эта сфера жизни – никак, никем и ни разу не прокомментированная и не проанализированная – остаётся как бы за кадром: ну, занимайтесь, если кум позволяет и если есть время.

Мы тоже оставляем эту тему без комментариев.

Отметим только, что подписанием в 1989 году Венских соглашений бывший СССР – а стало быть, и нынешняя наша Российская Федерация – взял на себя обязательства соблюдать принятые ООН в 1955 году Минимальные стандартные правила обращения с заключёнными, где среди прочих общеприменимых правил оговаривался порядок занятий физическими упражнениями и спортом: «все заключённые имеют ежедневно право по крайней мере на час подходящих физических упражнений на дворе».

С принятием России в Совет Европы она также взяла на себя обязательство следовать ещё и «Европейским тюремным правилам», принятым Совмином СЕ в 1987 году. Здесь программа физвоспитания расписана гораздо подробнее, с учётом, так сказать, «изменений в исправлении в тюремных условиях» за прошедшие после 1955-го тридцать три года. Правда, в европейских правилах требования к занятиям физкультурой включены в раздел «Цели исправления и режим».

Если же мы с вами откроем статью 82 российского УИК: «Режим в ИУ и его основные требования», – то не найдем там, конечно же, никакой физкультуры, если не считать таковой обыски, досмотры и изъятия запрещённых предметов, так же, как не найдём её и в статье 101 «Медико-санитарное обеспечение», и в других статьях.

А о физкультуре в следственных изоляторах (СИЗО) ещё в 1991 году, в докладе Хельсинкского надзора «Тюремные условия в Советском Союзе», отмечалось: «Условия для физических упражнений не существуют, кроме маленького замкнутого прогулочного места, где заключённым разрешается ходить один раз в день».

Все остальные поиски начальства на пути облагораживания и окультуривания зоны ограничиваются вменением в обязанности начальника отряда следующего: «Организовывать подготовку и проведение с лицами, отбывающими наказание, воспитательных, культурно-массовых, физкультурно-спортивных и иных мероприятий, обеспечивающих их полезную занятость в свободное от работы и учёбы время» (приказ МВД от 31 мая 1993 года).

Как же начальники отрядов выполняют приказ? А никак не выполняют. Почитайте письмо осуждённого Гария Ц. (Краснодарский край, Усть-Лабинский р-н, пос. Двубратский, учр. УО-68/2):

«Не буду расписывать свою судьбу. У всех нас, заключённых, она не пряник. Наверное, вам пишут тысячи нуждающихся. Вот и я один из них. И именно нужда меня заставила обратиться к вам.

Дело в том, что я начал заниматься спортом, сидя здесь, в лагере. Только вот постоянная проблема – одежда. Если есть у вас такая возможность, пришлите мне спортивный костюм. Иначе не могу продолжать занятия, а я, как назло, крупный мужчина. И что-то найти себе из вещей среди заключённых просто нет возможности. Ну, а на воле у родных денег нет на это дело. Вы у меня, можно сказать прямо, единственный шанс. Да и немного осталось мне сидеть. В этой одежде я бы мог и освободиться. Хоть немного буду выглядеть, как человек. Ведь сейчас у нас встречают по одёжке.

Да и честно признаться, добился я кое-каких результатов в спорте и в улучшении своего здоровья. И самое главное, я бросил курить и чифирить. Это для меня большое дело. Десять лет курил и чифирил. Искренне верю в ваши добрые намерения и в вашу помощь нуждающимся».

Своим физическим состоянием каждый зэк занимается (или не занимается) сам и так, как хочет и может, и как позволяет имеющееся оборудование. Бывают начальники, из числа убеждённых спортсменов, которые об этом заботятся, – и результат соответствующий. А из обязательного ментовского физкультурного набора в зонах осталась только зарядка, причём тоже не без уродств: в «чёрных» зонах от неё смело косят воры и блатные, в красных – выгоняют на улицу в любую погоду всех поголовно, включая больных и инвалидов. Устраивают, так сказать, чемпионаты по пинкам в зад среди одноногих. Очень смешно.

Многое здесь зависит от кадров УИС. От культуры тех, кто эту культуру насаждает. Об этом – наш дальнейший рассказ.

Граждане начальники

Начнём эту часть книги цитатой из «Краткого руководства для лиц, желающих поступить на тюремную службу» (1912):

«При исполнении служебных обязанностей служащий в тюрьме должен быть строг, человечен и справедлив.

Строгий в смысле поддержания дисциплины и порицания всех нарушений тюремных правил.

Человечен в смысле признания заключённого за меньшого брата, впавшего в преступление по разным обстоятельствам, которого надо не уничтожить, как врага, а лечить, как больного.

Справедливый в смысле наказания и поощрения по вине и достоинствам, а не из корыстных и других целей»…

И засим посмотрим, каковы служащие УИС нынче, 90 лет спустя.

Кадры УИС

Заместитель начальника ГУИН, курирующий кадры, вооружённый мрачной статистикой, в самом конце ХХ века (в 1997 году) рассказал о кадровых проблемах своего ведомства вот что:

«…Важнейшей была и остаётся проблема совершенствования работы с кадрами. Более того – триединая задача: подбор, расстановка и воспитание кадров сегодня приобретает особую значимость.

В связи с созданием и укреплением служб охраны, надзора и ряда других численность личного состава выросла в два раза, а 50 тысяч человек уволилось. В результате две трети сотрудников имеют стаж службы менее пяти лет, а среди рядового и младшего начсостава таких 84 процента. Меньше стало сотрудников, имеющих юридическое и среднее специальное образование. При ежегодной потребности в кадрах с высшим и средним образованием 7,5 тысяч человек в 1996 году на очных факультетах учебных заведений МВД было подготовлено только 1,3 тысяч специалистов или 18 процентов».

Мы цитируем документ 1997 года, чтобы показать динамику: ни в 2000-м, ни в 2003 лучше не стало. Посмотрим на примере ВК – воспитательных колоний, где содержатся лица в возрасте от 14 до 18 лет. Кстати, здесь к персоналу и требования повыше. Так вот, за последние годы численность персонала ВК при относительно стабильной среднесписочной численности несовершеннолетних осуждённых уменьшилась, но – неравномерно. Количество сотрудников служб охраны и режима выросло, а воспитательный аппарат сократился. Сейчас на одного воспитателя приходится в среднем 17,3 подростка.

И с образовательным уровнем не всё слава Богу. Ведомственными приказами предусмотрено замещение должностей начальствующего состава ВК только специалистами, имеющими высшее и среднее специальное образование. Но в 1996 году таких было 51,2%, в 2000-м – 56,7%. Рост, конечно, есть, но в целом норматив, как и по всей системе, не выполняется: по всем учреждениям УИС доля начальствующего состава с высшим образованием составляет 56,1%, со средним специальным – 37,2%, со средним общим 6,6%.

И так же, как в прочих колониях, среди вновь поступающих на работу в ВК доля выпускников учебных заведений системы МВД и Минюста сокращается. Так, в воспитательных и оперативных аппаратах, в службе режима и охраны ВК в 1994 году выпускников этих учреждений было 18,1%, а в 2000 году только 6,2%. Что это значит? Это значит, что на работу в систему идут случайные люди.

Особенно интересно, что за последние годы снизился образовательный уровень начальников и заместителей начальников ВК.

В среднем с 1994 года в ВК идёт быстрое омоложение кадров. Среди воспитателей сотрудников моложе 30 лет – 40,6%, на 5,1% больше, чем в 1994 году. В оперативных отделах, службе режима и охраны с 1994 по 2000 год доля лиц начсостава моложе 30 лет увеличилась с 25,5% до 36,1%, а доля начсостава старше 45 лет уменьшилась более, чем в 2,5 раза. Это говорит о том, что уходят опытные кадры.

Зато в высшем руководстве ВК сотрудников среднего возраста, как правило, заменяют лица предпенсионного, а то и пенсионного возраста! Таких среди начальников колоний сегодня – 80,3%.

Понятно, что чем дольше работает сотрудник, тем выше его профессиональный уровень. И вот оказывается, что 17,3% начальствующего состава ВК работает в должности менее одного года, а 46,9% – менее трёх лет. Самое печальное, что стаж работы до трёх лет имеет 47,8% сотрудников воспитательных аппаратов, причём в последние годы только четвертая их часть прибывает в воспитательные колонии из других служб УИС, – то есть большинство сотрудников не имеет опыта работы в местах лишения свободы, тем более с несовершеннолетними осуждёнными. Можно сказать, происходит деградация.

Н.Н. Барановский пишет по этому поводу[26]: «В настоящее время в воспитательных аппаратах доля опытных работников составляет только 8,3%, в службе безопасности 16%, а в оперативных аппаратах самая низкая среди служб ВК – всего 7,6%».

И такая ситуация в воспитательных колониях для подростков! Понятно, что в остальных учреждениях системы дела ещё хуже.

Вернёмся к докладу, с которого мы начинали эту главу. Заместитель начальника ГУИН по кадрам говорил в не таком уж далёком 1997 году, прослеживая динамику деградации от 1992 года, от самого начала «либеральных реформ»:

«Вызывает тревогу, что за прошедшие пять лет в 1,8 раза увеличилось число сотрудников, привлечённых к ответственности за нарушения законности. 77 процентов этих нарушений составляют запрещённые связи. Наибольшее их количество – в подразделениях УИН Кемеровской, Свердловской областей, Красноярского края.

Вот некоторые вопиющие факты. За 400 долларов встал на путь измены оперуполномоченный СИЗО-1 Тюмени Усманов. Более года занимался вымогательством денег старший оперуполномоченный СИЗО-1 Кемерова Соломатин. 12 января 1997 года при попытке проноса в здание СИЗО долларов для передачи их заключённому был задержан младший инспектор отдела режима и охраны СИЗО-5 (г. Москва) рядовой Бебишев. К сожалению, этот список можно было бы продолжать и продолжать.

Другие примеры вызывают естественный вопрос: кого принимаем на службу? Каковы их моральные качества? 11 октября младший инспектор роты розыска при УИН Ивановской области Олейник в свободное от службы время после групповой пьянки в ссоре нанёс ножевые ранения двоим сотрудникам той же роты. 8 февраля 1997 года младший инспектор службы Пепинев, будучи пьяным, ударил ножом жену, а затем дважды нанёс ранения своей дочери, когда последняя пыталась защитить мать.

По оценкам психологов, многих молодых сотрудников, принятых на службу в 1996 году, можно отнести к так называемой «группе риска», представители которой в той или иной степени склонны к негативным проявлениям. Отчасти и поэтому у нас растут суициды. За два года 97 сотрудников (!!! – Авт.) покончили жизнь самоубийством.

Работа с кадрами была и остаётся основной в нашей деятельности. От её качества зависит выполнение возложенных задач и строгое соблюдение законности, выполнение Директивы Министра на 1997 год. На это надо нацеливать весь личный состав».

Моральные качества. Моральный облик. Тонкая, неподвластная никому субстанция. Генерал трактует её плоско и однозначно: с ворами не дружить, жену любить, не пить, не курить, дома быть вовремя, оружие по пьянке не терять. А ведь он прикоснулся только к краешку проблемы и список, который «можно было бы продолжать и продолжать», всё же скромно предпочёл не продолжать. Если бы продолжил, пришлось бы сказать, что по «отрицательным мотивам»: за взятки, за ту же бытовуху, связи и аморальные качества – из УИС увольняется каждый пятый, в половине региональных УИН каждый третий, а в Бурятии, Тюмени и Красноярском лесном управлении каждый второй сотрудник. Ну, никакой культуры нет к востоку от Москвы.

Из коллективного письма заключённых (Пермская область, Чердынский р-н, пос. Валай, учр. Ш-320/2):

«…Беспробудное пьянство среди персонала сотрудников ИК, особенно после получки. А отсюда все вытекающие злоупотребления и нарушения закона. После таких дней по пять человек и более ходят с синяками – красуются перед нами, заключёнными. Жалко, нет фотоаппаратуры…»

Мораль – это внутренний закон человека, не позволяющий ему добровольно делать некоторые неэтичные вещи. Очень трудно, говоря о морали и культуре, сопоставлять эти социо-психологические категории с образами реальных ментов-первогодков или очумевших от пьянства прапорщиков, которые даже в похмельном кошмаре не могут представить себе, что осуждённого надо уважать, ибо – гражданин.

Есть ещё некая служба, связанная с охраной общества от зэков. Это спецназ. Бойцов его не относят к сотрудникам уголовно-исполнительной системы, ведь они содержатся не по её смете, а на средства каких-то других источников.

Этих боевых ребят около семи тысяч человек Две трети – младший начсостав, сержанты и прапорщики. Правильно и хорошо, что они делают свое дело: освобождают заложников, обезвреживают особо вредных зэков, ликвидируют массовые беспорядки. Но не очень хорошо, когда сами бойцы ведут себя хуже тех, с кем борются.

По отношению к ним, – впрочем, как и к сотрудникам УИС, – вопрос генерала «Кого принимаем на службу?» звучит совсем не риторически. Десятки сотрудников ежегодно привлекаются к ответственности, в том числе уголовной, за различные правонарушения. Многими годами продолжаются в спецназе случаи нарушений установленных правил, халатного обращения с оружием, превышения служебных полномочий, хулиганских действий в отношении граждан и сослуживцев.

Три примера, характеризующие поведение спецназа в 1996 году:

В Карелии боец ушёл с оружием с дежурства, напился и убил соседа. В Приморском крае без участия администрации колонии и инструктажа отряд спецназа начал проводить обыск. В результате – групповое неповиновение осуждённых. Отряд забросали камнями, 11 бойцов и 14 осуждённых получили ранения. В Москве начальник отряда спецназа самостоятельно заключил договор с вневедомственной охраной на охрану офиса бизнесмена, а на деле бойцы сопровождали и охраняли бандита, которого вскоре убил наёмный душегуб.

В результате разборок плохого поведения спецназа на Всероссийском совещании милицейских начальников в Екатеринбурге родился следующий план:

«Установить жёсткий контроль за деятельностью отрядов специального назначения (ОСН, – Авт.), не относящейся к основным функциям. Осуществить проверку возможных случаев незаконного привлечения бойцов ОСН для обеспечения охраны сторонних организаций. Результаты доложить в ГУИН МВД России. Срок – апрель 1997 г.»

И всё это обычные дежурные фразы, магические заклинания, не возымевшие никаких последствий, так как за ними не стоит ни улучшения качества, ни повышения уровня. Сюда стоило бы добавить: «повысить качество отбора кандидатов в отряды спецназа»; «повысить уровень индивидуально-воспитательной работы с личным составом», – почему бы нет? Миновал год, и в 1997 году количество нарушений законности выросло в ПОЛТОРА РАЗА! Вот итоги 1997 года: 196 человек (из них 67% – младший начсостав, сержанты и прапорщики) совершили 189 правонарушений. Из них:

убийств – 8

грабежей, разбоев – 14

нанесения тяжких телесных повреждений – 25

наркотики (пронос, употребление) – 43

хищения – 19

хулиганство – 13

взятки – 10

дорожно-транспортные происшествия – 27

другие – 40.

Из виновных 31% – работники охраны, 22% – работники СИЗО, 17% – работники отделов безопасности, 30% – прочие работники исправительных органов и спецназ. Отцы-командиры, не умеющие сдержать рост преступности, остановить самоубийственные настроения у своих собственных бойцов, посылают их «воспитывать» безоружных людей, отбывающих срок наказания. Как же проходит процесс воспитания? Почитаем коллективное письмо (г. Тверь, п/о Михайловское, учр. ОН-55/10):

«В нашем учреждении администрация не исполняет свои обязанности в отношении осуждённых, но требует от нас исполнения закона, который истолковывают неверно. Разговаривать с нами они могут только с помощью спецподразделений, которые без причины избивают и калечат осуждённых, на глазах ухмыляющихся представителей администрации».

Ниже приводятся на выборку 20 случаев самоубийств и преступлений, совершенных за полгода, с ноября 1997 по май 1998 года:

11.11.97, Киров, ИК-12, врач-фтизиатр майор Ю. Смирнов – хранение оружия и боеприпасов.

17.11.97, Приморье, ИК-33, инженер техники безопасности ст. лейтенант А. Сысоев – пронос наркотиков.

24.11.97, Воронеж, ИК-10, оперуполномоченный оперотдела ст. лейтенант В. Ланкин – изнасилование.

28.11.97, Бурятия, ИК-8, мл. инспектор отдела безопасности рядовой В. Кочнев – кража личных вещей с дачи гр. Поповой.

22.12.97, Иваново, УИН, начальник пожарной инспекции подполковник Н. Осокин – взятка 10 млн. рублей за оказание помощи в трудоустройстве в УИН.

22.12.97, Пермь, ИК-8, водитель роты охраны мл. сержант У. Усламов – по халатности опрокинул автобус с людьми, есть пострадавшие.

23.12.97, Марий-Эл, СИЗО-1, мл. инспектор отдела режима и охраны рядовой И. Таныгин – драка с гражданским лицом.

23.12.97, Карелия, СИЗО-1, мл. инспекторы отдела режима и охраны сержант Д. Беляев и прапорщик А. Панфилов сильно побили гр. К. Жданова.

30.12.97, Брянск, ИК-5, мл. инспектор отдела безопасности мл. сержант Ю. Поклонский – пронос наркотиков.

22.12.97, Челябинск, ИК-2, повесился ДПНК майор Н. Пономарёв.

1.01.98, Пермь, ИК-38, мл. инспектор роты охраны рядовой А. Померанцев – ссора, драка с женой, зарезал проходившего мимо заступника.

2.01.98, Кемерово, ИК-33, инспектор отдела спецучёта сержант С. Непрокина – по пьянке зарезала мужа (не насмерть).

6.01.98, учр. ОУ-250/8, повесился мл. инспектор роты охраны сержант П. Шорохов.

8.01.98, С-Пб, ИК-5, повесился инспектор пожарной охраны капитан А. Кириленков.

9.01.98, учр. И-299/1, водитель ВПЧ прапорщик А. Завьянцев – управляя а\м в пьяном виде, задавил насмерть гр. Г. Гончаренко, с места происшествия скрылся.

23.01.98, С-Пб, СИЗО-1, мл. инспектор смены наружной охраны рядовой В. Виноградов – пронос наркотиков.

28.01.98, Пермь, ИК-28, инспектор мл. сержант А. Жаров – кража.

28.01.98, Карелия, отряд спецназа УИН, рядовой А. Демичев —вымогательство.

29.01.98, С-Пб, СИЗО-6, фельдшер, мл. лейтенант Э. Эйвазов – пронос наркотиков.

5.03.98, Кострома, ИК-2, застрелился из охотничьего ружья помощник начальника караула роты охраны ст. сержант В. Вирченко.

27.03.98, Красноярск, ИК-5, пом. инструктора профилактики ВПО прапорщик А. Догадин – незаконное приобретение и хранение оружия и боеприпасов.

6.04.98, Алтай, ИК-8, мл. инспектор роты охраны мл. сержант М. Мизенин украл золотой перстень у гр. В. Авдеева.

19.05.98, Алтай, ИК-1, мл. инспектор роты охраны сержант В. Гондарук – в пьяном виде сильно побил местного жителя.

23.05.98, Москва, СИЗО-2, мл. инспектор отдела режима и охраны сержант С. Коверов – пронос наркотиков.

Прошёл второй год, и третий, уровень – прежний.

Прошло даже и пять лет. Берём мы в руки «Ведомости уголовно-исполнительной системы» за июль 2002 года, и узнаём: «анализ поступающих в ГУИН Минюста России сведений показывает, что в ряде территориальных органов УИС остаётся высоким уровень чрезвычайных происшествий, связанных с безвозвратными потерями среди личного состава. В 2001 году в дежурную часть ГУИН Минюста России поступили сведения о гибели 40 сотрудников и 52 раненых в результате умышленных нападений… При исполнении служебных обязанностей погибли 10 сотрудников и столько же получили ранения».

Причём в 27 случаях причиной чрезвычайных происшествий явилось недостойное поведение сотрудников, что привело к гибели 9 и ранению 18 человек. Половина пострадавших находились в состоянии алкогольного опьянения.

7 января 2001 года младший инспектор отдела охраны ИК-35 Пермской области сержант Н.М. Бугаенко, находясь е очередном отпуске, в течение дня распивал спиртное со своей сожительницей и приятелем. Вечером пошли встречать жену приятеля с работы, проходя через стадион, встретились с компанией ранее судимых молодых парней, поругались с ними и подрались. В ходе драки сержант получил ножевые ранения. Интересно, что, по сообщению «Ведомостей», сержант Бугаенко «ранее зарекомендовал себя отрицательно. Имеет два взыскания за невыход на службу, одно – за отстранение от службы из-за остаточного алкогольного опьянения. По данным психологических исследований он отнесен к группе лиц, нуждающихся в повышенном психолого-педагогическом внимании. Мероприятия воспитательного характера оказались недостаточными…»

А вот и поведение руководителей, которые, надо думать, как раз и применяют к своим сержантам «мероприятия воспитательного характера». Капитан внутренней службы А.В. Болдырев, заместитель начальника отдела охраны по работе с личным составом ИК-2 УИН Удмуртской Республики, распивая в кафе спиртное с подчиненным, рядовым А.С. Прозоровым, и незнакомым гражданином, инициировал драку. В результате капитан был убит.

26 ноября 2001 года сотрудники резервной оперативной группы ИК-1 УИН Рязанской области пьянствовали в общежитии, вели себя шумно, вызывающе. В итоге произошел конфликт с соседями; проживавший там же ранее судимый гражданин устроил стрельбу и ранил старшего лейтенанта Волковича, лейтенантов Журавлева, Атарщикова и Бодрова. От полученных ранений трое сотрудников скончались.

ЧП имеют место не только по пьянке, но и в результате неразборчивости сотрудников «в связях», и в семейных ссорах.

21 июля 2001 года от ножевых ранений, которые во время ссоры нанесла ему жена, скончался младший инспектор управления по конвоированию ГУИН Минюста России по Нижегородской области прапорщик В.А. Шатов.

20 августа 2001 года в «конфликте» с несколькими кавказцами получил серьёзные травмы начальник отдела безопасности ИК-5 Свердловской области старший лейтенант К.Н. Киктев.

12 сентября 2001 года в Нижнем Новгороде инспектор штурмового отделения отдела специального назначения младший лейтенант А.В. Морозов, «отдыхая в баре «Бильярд», познакомился с гражданином, как выяснилось позже, имевшим судимость. Между ними «произошел конфликт»; Морозов получил смертельное ножевое ранение.

1 декабря 2001 года, находясь у своего знакомого в свободное от службы время, после внезапно возникшей ссоры, получил смертельную черепно-мозговую травму начальник караула отдела охраны ИК-1 ОИН Республики Алтай старший сержант В.В. Строна.

В 1 квартале 2002 года погибли 33 сотрудника, из них только семеро при исполнении служебных обязанностей. Ранен 51 сотрудник.

И т. д., и т. п. Как говорили древние, «не будем усугублять плохое».

А вот и самоубийства. В 1995 году покончили с собой 51 сотрудник; в 1996-м – 60; в период с 1997 по 1999 годы свели счёты с жизнью соответственно 71 (из них большинство составили работники охраны и служб безопасности), 52 и 66 сотрудников. Не исключено, что реальная статистика пострашнее официальных данных, поскольку попытки покушения на собственную жизнь обычно скрываются родственниками, а отдельные самоубийства, бывает, ошибочно квалифицируются и регистрируются как несчастные случаи или убийства.

Нельзя сказать, что руководство ГУИН не озабочено этой проблемой. В научном сборнике «Теоретические и практические проблемы деятельности уголовно-исполнительной системы» этой теме посвящена отдельная статья. Руководителям даны специальные рекомендации, как вести себя при общении с сотрудником, имеющим суицидальные наклонности:

– установить взаимоотношения сопереживающего партнёрства;

– сосредоточить воздействие па суицидогенные переживания личности, в первую очередь на состояния безнадёжности и негативной оценке будущего;

– активизировать психологические ресурсы сотрудника;

– соблюдать конфиденциальность при проведении коррекционной работы.

Начальный этап беседы, пишут в своей статье, посвящённой этой теме, А.И. Мокрецов и Г.Б. Калманов, должен быть ориентирован на придание сотруднику уверенности в том, что он обратился именно к нужному специалисту, в задачу которого входит оказание поддержки в трудных житейских ситуациях. Главная задача – убедить его в эмоциональном принятии помощи, сочувствии и готовности к пониманию. Так уменьшится степень эмоциональной напряженности, сотрудник получит возможность более откровенно говорить о своей ситуации и переживаниях.

Второй этап авторы советуют посвятить сбору информации о личности сотрудника и его конфликтной ситуации. Рассказ сотрудника о себе, своём семейном статусе и конфликте активизирует в его сознании представления о принадлежности к определённой социальной группе, способствует преодолению личностных нарушений.

Затем устанавливается последовательность событий, в результате которых сложилась критическая ситуация. Психолог помогает человеку разобраться в реальных причинах конфликта, подталкивающих к формированию суицидальных намерений.

«При правильном проведении беседы сотрудник, сообщая о своих жизненных удачах и достижениях, а также трудностях, которые ему пришлось преодолевать, лучше осознаёт себя как личность, способную реализовать свои жизненные цели. В ходе следующих бесед следует помочь сотруднику точнее овладеть происходящим и принять его реальность…»

Мы столь подробно говорим об этом потому, что уж очень много совпадений в методах воспитания склонных к самоубийству сотрудников исправительных органов, и методах перевоспитания зэков, содержащихся в учреждениях этих же органов.

«Среди основных методов воспитания, – пишет Е.М. Данилин, – выделим следующие: убеждение, организация поведения, коррекция поведения. Основная цель деятельности колоний – исправление осуждённых… Методы воспитания остаются неизменными, независимо от условий отбывания наказания…. (но) изменяется тактика воспитательной работы с осуждёнными, находящимися в обычных, облегчённых, строгих и льготных (для ВК) условиях отбывания наказания».

В целом – всё то же самое. Зэку тоже надо придать уверенность в том, что он «обратился» к нужному специалисту. Новичка, прибывшего для отбывания на обычных условиях отбывания наказания, «целесообразно информировать о правах и обязанностях, предъявляемых к нему требованиях, положительных традициях и обстановке в отряде, высказать необходимые пожелания в определении правильной линии поведения, перспективах и т. п.» Воспитателю надо, разумеется, собрать о нём всю информацию. «В ходе беседы следует понять, как сам осуждённый оценивает ситуацию и почему именно так, а не иначе».

И в том, и в другом случае важно внушить собеседнику (зэку или склонному к самоубийству сотруднику), что основная задача разговора с ним – объективный и принципиальный анализ ситуации, выяснение причин, приведших его к «проблемам». Вот только завершение беседы всегда разное. Зэк отправляется на шконку, или в промзону: отбывать наказание за свои «проблемы», а сотрудник, спасённый от петли – воспитывать его, или охранять, или ещё что…

Тамбов – Москва

Нам трудно писать нашу книгу, а особенно эти главы. Трудно потому, что и сама тема чрезвычайно многопланова, и ситуации самые разнообразные, а главное – люди! Люди разные! Поверьте нам, в системе очень много честных офицеров, вопреки нищете и тяжелейшим условиям остающихся достойными людьми. Но и много беспринципной сволочи. Хорошо бы написать книгу о порядочных людях и о нелёгкой их судьбе. Жаль, никто не напишет, – даже в самохвальных панегириках ГУИНовских журналов рассказывается в основном не о них, а о достижениях.

Что интересно, в современных условиях подлецом и вором быть проще, чем порядочным человеком.

Несколько лет назад газета «Московский комсомолец» поведала, как тамбовские «начальники» превзошли воров в воровстве.

Дело было так.

Руководители Тамбовского УИНа заключили договор с местным ТОО «НИФКО» на поставку для зэков ватных телогреек, рабочих костюмов и ватных подушек. И перевели на счёт упомянутой фирмы весьма приличную сумму. И получили товар. Но что интересно, коммерсанты ничего из заказанного сами не производили. Они купили товар у тамбовской ватной фабрики, находящейся в двух шагах от здания УИНа, причём по цене в два раза меньшей.

Что, гражданам начальникам некуда бюджетные деньги девать? Они, может быть, не знают, что в Тамбове есть ватная фабрика? Знают, конечно. Но если обвинить их в воровстве, они потребуют доказательств, что из кассы ТОО «НИФКО» им выдали деньги. Сотрудники УИНов нашей необъятной Родины – люди юридически подкованные. Как мы с вами уже знаем, 56,1% из них в институтах учились, а 37,2% – в юридических колледжах. Только не было ни в тех институтах, ни в колледжах курса «нравственность». Теперь они охраняют и перевоспитывают воров.

Итак, воры, охраняющие и перевоспитывающие воров, одели воров, и решили воров накормить. Закупили в АОЗТ «Консервный завод Мичуринский» маринованную капусту в банках по цене, на этот раз уже втрое превышающей обычную. Ещё больше рублей «лишних» государственных средств попало в частные руки.

Но хорошего, как известно, никогда не бывает много.

Всегда хочется больше.

На третьем этапе этой многоходовой операции УИН купил у того же консервного завода концентраты борща и рассольника в банках, да так, что разница с обычными закупками такого рода была уже шестикратной! Останавливаться не хотелось, и партнеры – УИН и консервный завод, пошли на рекорд: провернули закупку свекольного салата с превышением цены в 16,3 раза!

Была ведомственная проверка, и она насчитала семь посреднических фирм, через которые улетали налево «лишние» бюджетные деньги. Доходило до анекдотов. Тюремщики ухитрились купить у АО «Град Олегов» колючую проволоку, хотя в тамбовской «четверке» сами зэки производят такую же точно проволоку, причём УИН извёлся в поисках покупателя, чтобы сбыть оную. Скорее всего, реально купили сами у себя.

Всего за два года тамбовские правоохранники, только по выявленным эпизодам, облегчили госбюджет в своих частных интересах на 2 миллиарда 673 миллиона 300 тысяч рублей (дело было ещё до деноминации отечественной валюты). Генерал, начальник УВД области, назвал происшедшее «упущениями в организации финансово-хозяйственной деятельности»; прокуратура даже не стала возбуждать уголовного дела. А ведь не исключено, что все сидящие в тамбовских тюрьмах и колониях воры совокупно за многие годы украли меньше, чем охраняющие их и «перевоспитывающие» граждане начальники.

Вспомнить бы Петра I, который, бывало, говаривал: «Тюрьма – место окаянное, и для дела сего потребны люди твёрдые, добрые и весёлые». А мы нынче имеем безжалостных, жадных, хитрых, и – отлично владеющих словом. Излагают – заслушаешься! Вот пример, справка Управления ревизий и финансового контроля (УРФК) при ГУИН Минюста России за 2000 год. Оцените стиль:

«Состояние финансово-хозяйственной и производственной деятельности территориальных органов уголовно-исполнительной системы Минюста России за 2000 год по результатам всех видов контроля, учётным и отчётным данным характеризуется общим ростом по сравнению с 1999 годом финансовых нарушений. Не везде ещё создана обстановка высокой ответственности за правильное и экономное использование материальных и денежных средств».

Чувствуете? Везде рост финансовых нарушений, ибо не везде ещё создана обстановка высокой ответственности, чёрт возьми!

«Отдельные начальники территориальных органов УИС в борьбе с бесхозяйственностью проявляли пассивность, не предъявляли надлежащей требовательности к должностным лицам, допускавшим нарушения, давали недостаточно принципиальные оценки этим фактам…»

Помните советские времена и тогдашний обтекаемый стиль? Как все мы смеялись над пресловутым: «кое-кто у нас порой честно жить не хочет», «кое-где» и т. д. И вот, 2000 год. Да хоть и 2003 – всё то же самое: «отдельные начальники в борьбе с бесхозяйственностью проявляли пассивность». То есть все начальники ведут борьбу, и все – ужас, какие активные, но «отдельные» – чуть-чуть хуже.

Продолжим цитату:

«…и тем самым не выполняли требования заместителя министра юстиции Российской Федерации от 26.07.1999 г. № 5899-ЮК и от 26.01.2000 г № 464-ЮК в отношении усиления ведомственного контроля за сохранностью и использованием по назначению бюджетных ассигнований».

Замминистра год за годом выдаёт по несколько документов «с требованиями», и все они одни и те же. Работа у замминистра такая. Но «отдельные руководители» никак не начнут бороться с недостатками в полную силу. В учреждении ОЖ-118/2 УИН Воронежской области растрачены и расхищены денежные средства на сумму в 103,5 тыс. рублей. В Республике Татарстан допущены переплаты и неположенные выплаты на сумму в 105,8 тыс. рублей. В Республике Саха-Якутия на сумму в 154,6 тыс. рублей. В УИН Воронежской области – 106,2 тыс. рублей, в Рязанской области – 219 тыс. рублей.

В Республике Калмыкия «было допущено отвлечение средств федерального бюджета на ремонт квартиры бывшему начальнику УИН В.Б. Болданову в сумме 44 100 рублей, а также приобретены квартиры для сотрудников УИН за счёт отвлечения денежных средств с других статей бюджетного финансирования на сумму 592 тысячи рублей».

В учреждении АМ-244 работники бухгалтерии одного из подчинённых подразделений в течение продолжительного времени присваивали денежные средства, составляя фиктивные ведомости. Подобный же случай имел место в СИЗО-1 УИН по городу Москве. А наибольшие суммы недостач и хищений денег и материальных ценностей были выявлены в УИН Иркутской области (на сумму 831,6 тыс. рублей), УИН Волгоградской области (384 тыс. рублей), Воронежской области (366,5 тыс. рублей), учреждения К-231 (519,5 тыс. рублей).

Начальник УРФК при ГУИН Минюста РФ, полковник внутренней службы И.Ю. Ивашко рассказал в 2001 году о работе своего управления и о положении дел на местах:

«В условиях укомплектованности на 50% от штатной численности УРФК в 2001 году осуществило 55 документальных ревизий и 12 проверок отдельных вопросов финансово-хозяйственной деятельности подразделений УИС…

Выявлено хищений, недостач, переплат и незаконных расходов материальных и денежных средств на сумму более 3,3 млн. рублей, возмещено в ходе ревизий 1,3 млн. рублей, в том числе за счёт виновных лиц 634 тыс. рублей. По итогам ревизий привлечены к материальной и дисциплинарной ответственности 329 человек, отстранены от занимаемых должностей 6 человек, в отношении 12 – возбуждены уголовные дела…»

Прервёмся и сообщим, что только за первое полугодие 2002-го выявлено хищений, недостач, переплат и незаконных расходов материальных и денежных средств уже на сумму более 6,7 млн. рублей, – рост налицо. А вот к материальной и дисциплинарной ответственности привлекли меньше – 80 человек, а от занимаемых должностей отстранили двоих.

Но бывают не только прямые хищения. В 2001 «в общей сумме выявленных ревизиями и проверками УРФК нарушений в финансово-хозяйственной деятельности … продолжали оставаться нарушения, связанные с использованием выделяемых бюджетных средств не по целевому назначению (14,3 млн. рублей) … Ревизорами установлены факты преднамеренных расходов бюджетных средств на неприоритетные цели при реально существующей задолженности перед поставщиками за товарно-материальные ценности и оказанные услуги».

Для примера, в Башкирии при проведении денежного зачёта, предназначенного для погашения задолженности за коммунальные услуги, выделенные бюджетные средства в сумме 2 млн. рублей были направлены на приобретение оздоровительного комплекса «Зарянка». Башкирские товарищи, видать, решили, что коммунальщики перебьются, обождут ещё, а им самим без тренажёров и бассейнов просто край, никак не обойтись.

В Пермской области по векселям, приобретённым для закупки продуктов питания, были куплены квартиры на сумму 2 млн. рублей.

В первом полугодии 2002-го граждане начальники не только по прямым хищениям, но и по количеству и размаху финансовых нарушений в использовании материальных и денежных средств переплюнули «показатели» всего 2001 года. Наибольшие суммы нарушений были выявлены в учреждении К-231 (5,4 млн. рублей), ЖХ-385 (4,3 млн.), в Хабаровском крае (4 млн.), Свердловской области (3,7 млн.), Архангельской области (1,4 млн.), Рязанской области (1,1 млн.), в Республике Мордовия (1,1 млн.).

И такие ужасающие результаты проверок получены притом, что ревизионная структура не развита, а в тех подразделениях, которые всё-таки существуют и работают, не хватает кадров, – «что не даёт возможности осуществлять в полном объёме последующий финансовый контроль», по словам начальника УРФК И.Ю. Ивашко. Иначе результаты были бы ещё более ужасающими.

Аппаратчина

До сих пор мы говорили о «морально-политическом» уровне, так сказать, низшего звена охранников и перевоспитателей, а также их региональных начальников. Да, уровень, увы, остается прежним и не очень радует. Но мы понимаем, что людей с подмоченной репутацией на свете раз в десять больше, чем с незапятнанной. А потому безумства рядовых правоохранителей и воровство тех, кто чуть повыше – вещь понятная. Как говорил Швейк, лишь бы сзади не просвечивало, тогда и самообразованием можно заняться.

В самом аппарате ГУИН дела тоже невесёлые. Известно, что чем выше сидит начальник, тем он тупее, а у таких честь мундира, охрана внутренних корпоративных интересов, круговая порука, «спихотехника» и прочие важные для чиновника качества перерастают в стиль управления. За нерадивость здесь головы тоже особенно не летят. В худшем случае переводят проштрафившегося на повышение, или посылают учиться, или бросают на усиление, скажем, с качества на кадры, с кадров на техпрогресс. Свои здесь всегда остаются своими, как пираньи в аквариуме.

Спихнуть друг на друга любую работу, любую ответственность – здесь это суть, смысл и высшая идея существования. Квинтэссенция духа. Это искусство, постигаемое не всеми. Есть начальники, которые за 25—30 лет службы не приняли ни одного решения, не подписали ни одной бумаги (кроме ведомости на зарплату). Стол у них всегда чистый, взгляд строгий, а разговор короткий (как у Минфина): это – к Игорю Александрычу… нет, это не ко мне, это – к Владимиру Алексеичу. И чист человек. И выгнать не за что. (Не то, что Калинин Виктор Андреевич, незабвенный начальник ХОЗУ при Н. Щёлокове. Наподписывал себе на 12 лет.)

Почувствовав с началом капиталистических реформ, что почва уходит из-под ног – каждая отдельная колония превратилась в самостоятельный хозяйственный субъект, плевать им теперь на планы Центра, – аппаратчина всеми силами цепляется за старое. Не может быть аппарата управления, если аппарату нечем управлять. Вот и присосались они к этой кормушке, и пытаются удержаться в креслах, продолжая навязывать колониям разные планы, программы и концепции, и симулируя активность по контролю за их исполнением. Вот и идут на места циркуляры один смешнее другого, противореча друг другу и доводя до истерики тех, кто должен их выполнять.

Возрождаются системы обязательных отчётных показателей, продолжаются комплексные проверки, ревизии, нагоняи, приказы о снятии. Всё как в старые времена. И переставляют внутри себя столы и стулья, создавая видимость «коренной перестройки органов», а то и ещё лучше: «совершенствования пенитенциарной системы», «сокращения расходов на содержание АУП».

Они сами пишут законопроекты, а потом протаскивают их через Думу, но так, чтобы и по новым законам все оставались в креслах, и ничего не изменилось в колониях. Высший пилотаж: и гуманизьм проявить, и ничего не изменить. Например, осуждённым разрешили ездить в ежегодный отпуск домой, но… только «вставшим на путь исправления», ссученным, по-простому говоря. Если уж позволили увеличить сумму на отоваривание в ларьке, то лишь в пределах фиксированного процента. Если решили дифференцировать разрешённое количество посылок, то так, чтобы прижать зэка ещё крепче.

Мы не говорим, что наказанным преступникам нужно выдавать путёвку на Канары. Но распределение весьма далёких от роскоши пустяковых льгот по принципу «разделяй и властвуй» наносит непоправимый ущерб и так уже прогнившей системе перевоспитания.

И не случайно европейские государства согласно внесли в первую часть тюремных правил положение о том, что лишение свободы должно осуществляться с учётом материальных и моральных условий, которые обеспечивают уважение человеческого достоинства, и что в тюрьмах запрещены любые виды дискриминации, а методы исправления должны воспитывать в заключённых уважение к закону.

Куда нам! Законопослушание «исправленных», вышедших на волю из наших тюрем, известно. О его степени говорит лишь одна цифра: рецидив преступности в России доходит до 54%. Получается, что предприятия по перековке жулья в честных людей на деле являются кузницей преступников-рецидивистов. Вот чем надо заниматься аппаратчикам ГУИНа, а не сдувать пылинки со своих мундиров.

Будь ГУИН гибче, мобильнее, ему было бы чем заняться в той же производственной сфере. Почему не попробовать организовать зоны по профессиональному признаку? Сосредотачивая отдельные группы высококлассных специалистов в одном месте, и серьёзно изучая рынок спроса, можно было бы ориентировать такие зоны на выполнение серьёзных же заказов, давая заработать и начальнику, и зэку, – и государству польза.

Почему не организовать производство ширпотреба на коммерческой основе, с привлечением западных инвесторов? Ведь зэковские поделки и сувениры за бугром нарасхват, а в наших зонах умельцы не переведутся, наверное, никогда.

Учреждениям исполнения наказаний создан режим относительного благоприятствования: так, они освобождены от части налогов с результатов своей производственно-хозяйственной деятельности. Коммерсанты всех уровней спят и видят, как бы скооперироваться с ними, чтобы на правах партнера урвать свою долю налоговых льгот, необлагаемых прибылей то есть.

Гуиновские же начальники решают этот вопрос в соответствии с современными «либеральными» представлениями: набить собственный карман, а зэк пусть кукарекает, в ожидании рассвета. Насоздавали под крышей ГУИНа коммерческих структур типа «Азимут», «Питон» и прочих, в которых сами являются учредителями, а жёны и дети – директорами и президентами. Держат монопольно высокие цены на материалы и энергоносители и силком заставляют колонии закупать их только через эти фирмы. Конечно, получается приличный навар, которого хватает всем и на всё, на трехэтажные дачи, квартиры, иномарки, путёвки на те самые Канары, не говоря уже о костюмах и красной икре.

Можно было бы много чего сделать с таким потенциалом, как у наших колоний. Сколько рабочих рук, сколько неиспользуемого оборудования, площадей, различных объектов, обеспеченных уникальными системами охраны. Многие зарятся на такое богатство! Но, видно, так ему и погибнуть зря. Непрошибаемая стена. И остаётся честь мундира незапятнанной (?), сор – в избе, а зэк – не перевоспитанным. И сидят в отделе маркетинга майоры и подполковники, играют в преферанс на своих компьютерах и в лучшем случае лениво пытаются «спихнуть» куда-нибудь никому не нужные гайки и рабочие рукавицы, заржавевшие от долгого хранения. И продолжается навязывание глупых установок («нам отсюдова видней»), и поддерживается всеми силами иллюзия руководительства чем-то, и, чтобы продлить агонию, усиленно вбиваются в мозги народу мысли о закрытости, секретности, особости внутренних органов.

Создали своё маленькое гестапо, так называемый отдел собственной безопасности. Чем он занимается? – конечно же, чисткой рядов, корчеванием крамолы. Методы старые: жучки в розетках, вербовка стукачей, чёрные списки офицеров-вольнодумцев.

Почитаем приказ министра Куликова от 21 июня 1997 года, который, по сути дела, развязал руки блюстителям собственной безопасности. Он назывался «О дополнительных мерах по усилению защиты информации конфиденциального характера и режима секретности». Во всех УВД, ГУВД, подразделениях аппарата МВД и ГУИНа создаются комиссии с функциями упомянутой защиты. И далее – весь джентльменский набор: внезапные проверки (шмоны, только не зэков, а офицеров), ограничение допуска, служебные расследования по фактам утечки вплоть до… (сами понимаете), недопущение разглашения и предательства (!) интересов службы, активизация воспитательной работы (?!!), берутся на строжайший учет все (все!!!) персональные компьютеры, ксероксы, факсы с указанием их «типа, марки, серийных номеров, месторасположения (адрес, № кабинета), высшего грифа обрабатываемой информации», установление лиц, причастных к утечке, «и так и далее», как говаривал один полковник.

Сколько денег это сожрало? Сколько честных офицеров, проговорившихся прессе о реальном кошмаре системы, вылетело с работы с волчьим билетом?..

Один из офицеров Медуправления ГУИН дал интервью корреспондентам «Московских новостей». Привёл к себе в кабинет, рассказал, с цифрами и документами в руках, о туберкулёзных проблемах системы. Он, возможно, рассчитывал, что публикация поможет решить эти проблемы с участием общественности. Привлечёт внимание законодателей и благотворителей. Газетная статья действительно привлекла внимание, но прежде всего – генерала «собственной безопасности», и этот офицер был понижен в должности. Его поведение было сочтено предательством интересов службы! Туберкулёз же продолжает разъедать зэковскую массу, и будет это делать впредь, особенно если генералы будут столь рьяно вставать на его защиту.

Со времён железного Феликса в органы было идти престижно. Как натащили в них необразованную шпану, так с тех пор шпана и управляет, и продолжает тащить новую шпану, пусть даже и образованную. Партийный призыв «в ряды», комсомольский…

Всё, что было потом, мы знаем. Чем кончилось – тоже. Щёлоков, Пуго, Федорчук, Баранников… Где они теперь? История превратилась в фарс. И это было бы действительно смешно, если бы не было так гнусно. Ведь кадры, которые решали всё, остались. Осталась система набора. Банда заштатных люмпенов, умножив многократно пьянство и воровство в органах, продолжает хранить худшие традиции ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Так же изгоняются умники и «инородцы», так же насаждаются идеи беспощадной классовой борьбы с мировым империализмом и инакомыслием внутри, всё та же честь мундира, тупая иерархичность и бездумное выполнение идиотских приказов.

Неуважай-корыта, как и прежде, хочут свою образованность показать. Только раньше это было «Вы куда пришли, товарищ!», теперь – пенитенциарная, гуманизация, компьютеры, опять же. А что можно спросить с государственного мужа, при всех своих компьютерах говорящего у яво, лабалатория, булгактер, волеизлияние или примерно так:…по вопросу идеологических диверсий в части интеграции в рамках СЭВ? Кстати, диалоги в фильме «Комедия строгого режима» очень жизненные. С натуры писано.

Выгодно, выгодно было держать тупиц и держиморд в руководящих креслах. Они и сейчас там сидят, вымирают ну очень медленно. К сожалению, приходящая им на смену нахрапистая молодёжь по своим установкам на жизнь мало чем от них отличается, потому что «кадры» направляются сюда по протекции, звонку, знакомству, родству. Хапают так же, только более нагло, потому что сдерживающие стимулы типа «партбилет на стол!» теперь не работают. А внутренность и апломб – те же. Плюс жажда денег.

Очень многих тащат в Москву с периферии. У кадровиков такая политика и идеология: страна наша богата людьми, взять их у неё – наша задача. Практически каждый большой и средний начальник в ГУИНе – варяг. При Щёлокове преобладали молдаване, при Власове ростовчане, при Бакатине – кемеровчане. Причём так: везут какого-нибудь персонажа с должности завотделом административных органов обкома и ставят его в главке на должность, скажем, начальника отдела подготовки производства. Но там он по дури своей долго не высиживает и, с божьей помощью, ему находят, наконец, синекуру, назначают начальником сводно-аналитического (или оргметодического, неважно) отдела. Здесь он разворачивается вовсю, успевая и сочинять, и подписывать у начальства, и подсовывать в другие отделы различные маразматические поручения, и перед начальником – петушком, петушком, на одной ножке. Что с такого возьмешь? Этим и держится. И именно они делают систему системой, с её лицом и духом. Именно от ей все качества.

А вы говорите, «культура»…

Тюремные штабисты

Штаб, штабисты, штабная культура, штабные карты, штабные игры, штабные крысы, – много чего народная молва и официальная пропаганда напридумывали насчёт этой странной, замысловатой и вполне надуманной структуры. В общепринятом понимании штаб – это мозг военного аппарата, вырабатывающий стратегию действий своего владельца применительно к неким форс-мажорным обстоятельствам: наступление для армии, например.

Зачем нужны штабы в уголовно-исполнительной системе, да и вообще в МВД? Казалось бы, ни за чем не нужны. Но в нашей стране всё зависит от того, кто пришёл «на хозяйство». МВД не исключение. Пришёл Чурбанов на должность первого замминистра, и по своему недалёкому уму решил, что главное – это отглаженные стрелки на брюках у офицеров; пришёл Федорчук – главным оказалось разогнать всех, кто был при Щёлокове, они, вишь, не так управляли внутренними органами; Власов, Бакатин, Пуго и прочие тоже по-своему подходили к проблеме внутренних дел.

Дошла очередь руководить министерством до генерала армии А. Куликова. Этот – вояка. Чечню вместе с Сергеем Шахраем и Эмилем Паиным чуть ли не дустом всю залили, в своё время. И вот министр внутренних дел Куликов, навоевавшись и наслушавшись специалистов по нац– и прочим вопросам, и руководствуясь собственным своим генеральским разумением, борьбу с преступностью в стране начал с создания штабов. Главный штаб появился в МВД, штабы прочих рангов – в подразделениях министерства и региональных органах внутренних дел, чтобы везде было по штабу.

Были в МВД и раньше всякие оргинспекторские либо органалитические службы. Они выполняли функции «организационного обеспечения управленческих решений и мобилизации усилий органов внутренних дел на решение задач по обеспечению законности, правопорядка и общественной безопасности, борьбе с преступностью». Даже и в ГУИНе, помнится, в 1970—1980-е годы был такой отдел, организационно-методический, во главе со штабистом-ветераном, правой рукой начальника главка В. Ногиным. Тот делал всё сам и один, без штаба. Обобщал, докладывал, информировал, готовил материалы «для принятия управленческих решений», трактовал, преподносил, шаркал ножкой, где нужно, был в фаворе у начальства, и без него как без рук. Один (!) доверенный и, конечно же, неглупый человек на своём месте устраивал всех и, собственно, работал за всех: любые доклады министру или в правительство, завизированные им, считались достоверными и верноподданными на 200%.

Вообще с началом перестройки положение начало меняться. Главным становилось не работать, а представляться работающим. В МВД, где день ото дня дела становились всё хуже, раскрываемость преступлений стали повышать за счет вышибаемости, а ментовская братия всех уровней начала открыто и нагло срастаться с криминалом. И, естественно, постепенно вся борьба с преступностью в стране оказалась подчинена задаче поиска новых форм преподнесения этой борьбы. За счёт заниженных «норм» росли показатели раскрываемости, замазывались и просто скрывались особо опасные, серийные, заказные и заведомо нераскрываемые преступления… Продолжали гноить в тюрьмах кооператоров и делать подтасовки, одновременно совершая унизительные реверансы в сторону Европы и Америки.

В таких условиях, как известно, важнее всего (чем раньше и громче, тем лучше) объявить о новом крестовом походе на преступность, обругать предыдущее начальство, брякнуть себя в грудь на всю страну, что, мол, «при мне такому уж не бывать», ну и т. д. Для каждого нового «крестового похода» скоренько лепили по образу и подобию – благо, рука набита – толстый приказ или очередную «концепцию», или решение коллегии типа «о мерах по совершенствованию». А в них, конечно же, предлагалась новая структура, новые подходы, новые органы с новыми задачами, при помощи которых, разумеется, всем жуликам немедленно будет показана кузькина мать, и не одна.

В 1996 году подобным приказом (от 8 апреля) с преамбулой «в целях совершенствования» и были созданы штабы среднего уровня; главный штаб МВД к тому времени уже существовал. Эти отвратительно угодливые и лживые придворные службы формировались, как правило, на базе бывших политотделов исключительно по принципу личной преданности и готовности по команде «фасс» сожрать мать родную. Некоторое время они сочиняли сами себе задачи и обязанности, ведь надо же было им чем-то заниматься. С учётом «штабной культуры» руководителей, пришедших вместе с Куликовым из внутренних войск, особых проблем с этим бумажным делом не было.

Структурно штабы вобрали в себя оперативные и дежурные службы, подразделения по планированию и чрезвычайным ситуациям, управления и отделы связи и спецтехники, спецотделы (в УИС это отделы, ведающие размещением и перемещением зэков), военно-мобилизационные и оргштатные отделы, юротделы, информационные центры и многое чего ещё.

Через годик туда влились также управления и отделы собственной безопасности, и получились такие маленькие РСХА с полным джентльменским набором средств для борьбы «за чистоту» рядов.

Когда один из авторов этой книги, пытаясь хоть что-то предпринять для прокорма семьи (месячной офицерской зарплаты ему хватало только на 10—12 дней), подыскал халтурку на стороне и хотел посоветоваться об этом с приятелем в одном из кабинетов ГУИНа, тот сделал ему пальцем «тсс» и, показав куда-то в потолок (мол, слушают), увёл бедолагу на улицу. Повезло – порядочный приятель попался. Сейчас таких почти не осталось.

А насчёт халтурки – так специальным своим указом президент РФ запретил офицерам правоохранительных органов заниматься «побочной коммерческой деятельностью», чтобы, не дай бог, бедный майор или подполковник частным извозом или ремонтом квартир лишний рупь не заработал. И надзирают за этим те самые службы собственной безопасности. А подыхать с голоду – это не запрещено, это разрешено. Служи верно, а подыхай медленно. При всех инфляциях и дефолте с 1995 по 1999 год зарплата офицеров не увеличилась ни на копейку.

Штабы просуществовали несколько лет. Штаб в ГУИНе (восемь отделов, 80 человек) функции имел те же, что и прочие ментовские штабы: организация дежурной службы, информационно-аналитические выкладки, обобщение передового опыта, связь со СМИ, правовое обеспечение деятельности УИС, штатная работа, планирование и подготовка к действиям при чрезвычайных обстоятельствах и инспектирование. Под инспектированием имеется в виду выезд в командировки с проверками.

Как они сами себя проверяют – отдельная тема. Здесь лишь отметим, что организация работы в командировках периодически оговаривается каким-либо министерским документом. Один такой – приказ министра от 14 ноября 1995 года, объявляющий «Инструкцию об организации планирования и командировок в системе МВД РФ». Это – произведение высокого бюрократического искусства, это надо даже не читать, а петь:

«Командировкой признаётся служебная поездка сотрудника по распоряжению начальника органа внутренних дел на определённый срок для выполнения поставленной задачи вне места постоянной работы, службы».

Затем на двадцати трёх страницах убористого текста разъясняется, зачем проводятся командировки, какие документы в каких подразделениях разрабатываются в качестве «планов», с позволения сказать, инспектирования, как это всё организовывается, как планируется личная работа, как нужно контролировать выполнение планов. Подробно описывается порядок разрешения командировок, их организационные формы, цели и периодичность, оформление, и всё прочее, связанное с планированием деятельности и командировками. После чего следует 10 (десять!) приложений.

У сотрудника, представьте себе, работы по горло. И ему действительно надо ехать на объект. Он – специалист, и знает, куда и зачем. Но просто так не поедешь, нет! Сначала нужно убедить в необходимости поездки руководителя. После этого руководитель (внимание!):

«Проводит инструктаж сотрудников, командируемых в МВД, УВД, горрайлинорган, или ставит задачу одному из заместителей на его проведение.

Организует разработку служебного задания, расписания (плана) подготовки (занятий) членов группы, убывающих в командировку (приложение 4), и плана проведения инструктажа (приложение 5), планов проверки боевой готовности, проведения командно-штабных учений, показных занятий и других документов для проверки готовности…

Принимает зачёты от командируемых сотрудников по знанию основополагающих приказов и других управленческих документов…»

Ясно, что все эти планы, задания и прочую макулатуру составляют и приносят начальнику на подпись сами «командируемые сотрудники». Но они и без этого тоже не скучают, потому что, готовясь к поездке:

«…Изучают состояние дел на порученном направлении работы (материалы предшествующих выездов, статистические данные и другие документы, содержащие оценку оперативно-служебной, производственно-хозяйственной деятельности органа, подразделения, учреждения, куда предстоит выезд, а также жалобы и заявления граждан, материалы прессы, поступившую информацию с мест, из других правоохранительных органов, министерств).

В соответствии со служебным заданием члены группы составляют личные планы (графики) действий на порученном участке работы (приложение 6).

Самостоятельно изучают наставления, приказы и другие нормативные документы по порученному направлению деятельности во время командировки. Сдают по ним зачёты руководителю (старшему) группы, а при одиночном выезде – должностному лицу, утвердившему служебное задание».

В ходе этой горячей работы должны явиться на свет, и попасть потом в штаб, следующие документы:

– план подготовки сотрудников, убывающих в командировку.

– план инструктажа группы.

– график работы сотрудников группы и целый ряд других документов.

– на основе программы, служебного задания составляются личные планы (графики) работы сотрудников на каждые сутки, где мероприятия конкретизируются и разбиваются на составные элементы, выполнение которых строго регламентируется по времени…

…И прочее, и прочее, и прочее. Сотрудники системы должны не работать, а составлять планы работы. Тратить время не на пользу дела, а на отчётность перед штабом. Руководствоваться не здравым смыслом и своими знаниями, а вызубренными инструкциями.

Скорее всего, вся эта история со штабами началась оттого, что надо было пристроить на генеральскую должность одного готового генерала и дать ему двух заместителей-полковников, которые больше никуда не «вписывались». Абсолютно беспристрастное мнение постороннего человека: штаб – это аппарат в аппарате, корпорация чинуш, пытающихся усидеть в своих креслах, симулируя бурную деятельность. И ведь нормальные вроде мужики, не совсем дураки. Знавали мы многих из них: производственники, режимники, опера, экономисты, снабженцы. Так нет же, отдались-таки (за деньги, конечно, и за привилегии) этому дьяволу. Про душу там вообще разговора нету. Служба!

С уходом Куликова штабы как-то сами по себе ликвидировались. В рабочем порядке, так скажем. Просто новые структуры главков и управлений не предусматривали штабов. Просто вот так – ну, умерла, так умерла. Казалось бы.

Но нет! Смысл, идея существования штабов не могли просто так исчезнуть, раствориться. Кто-то же должен руководить теми, кто кем-то руководит. Вот она, квинтэссенция бюрократизма! И с переходом ГУИНа в Минюст произошла смена вывески: штабы превратились в орг-, инсп– и проч. отделы. А всё остальное осталось, как было: бумажки, поручения, концепции, программы борьбы, прогнозы, чего там ещё придумают, чтобы уцелеть в креслах и продолжать рулить.

Поразительно, но факт: ликвидация штабов привела к росту количества отделов и численности чиновников! Это совершенно необъяснимо. Мы с физиками советовались, не верят – говорят, противоречит законам природы. Но, как сказал начальник одного из отделов ГУИН (честный был мужик), «у нас всякое сокращение организации ведёт к расширению оной». Прав был покойник, увы, прав. Здесь, даже если создать Управление по сокращению штатов ГУИН, через полгода придётся создавать ещё и Отдел по сокращению штатов Управления по сокращению штатов.

УИС в Минюсте

Бюджетные денежки, как вода, текут сверху вниз. Сначала они «наполняют» аппарат Центробанка. Потом «затекают» в Минфин. Когда зарплаты и все прочие затраты Минфина оплачены, деньги растекаются по аппарату Правительства. Ручей, оставшийся после всех выплат на этом уровне, течёт ниже, в министерства. В министерствах, конечно, сначала наполняются потребности аппарата, затем низовых отделов, а уже потом течёт похудевший ручеёк в организации: на заводы, в поликлиники, школы, институты.

Во всех НИИ, живущих за счёт бюджета, в соответствии с общим правилом течения воды первыми припадают к источникам директора; потом заместители; потом начальники отделов; секторов… до научных лабораторий уже не дотекает ничего. И вдруг выясняется, что административный персонал за последние десять лет увеличился втрое, а научный – впятеро сократился!

Это всеобщее правило. Пример именно с НИИ мы привели просто потому, что наш читатель может скорее оказаться бывшим научным работником, чем офицером ГУИН, и пример этот будет ему понятен. Но правило «ручья» прекрасно действует везде, и в Главном управлении исполнения наказаний тоже, принадлежи этот ГУИН хоть МВД, хоть Минюсту. Разница только в том, что подследственным и осуждённым, в отличие от научных сотрудников НИИ, или офицеров охраны, или воспитателей колоний, разбегающихся от безденежья кто куда, деваться некуда.

А во всех правительственных органах количество управленцев растет, причём в случае с ГУИНом даже более того: реорганизация, особенно такая масштабная, как переход государственного ведомства под крыло другого министерства, вызвала бешеный рост управленческого персонала и затрат на него.

ГУИН перешёл из МВД в ведение Минюста России с 1 сентября 1998 года. Что этому предшествовало, и что из этого получилось?

Ещё в 1995 году экспертиза признала невыгодной идею передачи ГУИНа в Минюст. Об этом читаем в письме, отправленном из Правительства РФ помощнику Президента:

«…Заключение независимой научно-правовой экспертизы по данному вопросу в основном сводится к следующему:

международная практика в отношении организации управления пенитенциарными учреждениями неодинакова: в США, например, эти учреждения находятся в ведении Министерства юстиции, а в Англии – МВД. Главное не в подведомственности учреждений, в которых исполняются уголовные наказания, а в том, как обеспечиваются права и законные интересы осуждённых;

рекомендации экспертов Совета Европы относительно вывода уголовно-исполнительной системы из структуры МВД не являются обязательными для реализации в Российской Федерации. Эти рекомендации не учитывают масштабы и специфичность пенитенциарных учреждений России;

нормальное функционирование системы исполнения уголовных наказаний может осуществляться лишь при условии обеспечения единства этой системы, включаемой в структуру одного ведомства, осуществляющего единое руководство как в центре, так и на местах. Разделение руководства пенитенциарной системой между различными ведомствами, согласно предлагаемой Минюстом России схемой поэтапной передачи учреждений, исполняющих уголовные наказания, представляется неприемлемым;

вопрос о ведомственной принадлежности учреждений и органов уголовно-исполнительной системы в прошлые годы решался в нашей стране неоднозначно. Делались попытки передать управление учреждениями, исполняющими уголовные наказания, центральным органам юстиции (в 1919 г., в 1953 г.). Однако ввиду отсутствия у Минюста опыта и организационных возможностей для руководства пенитенциарными учреждениями от этой идеи пришлось отказаться;

в настоящее время система Минюста России ни структурно, ни функционально не готова обеспечить руководство надлежащим исполнением уголовных наказаний. Передача в ведение этого министерства уголовно-исполнительной системы в условиях крайне острой криминогенной обстановки может привести к негативным последствиям.

МВД России, Минэкономики России, Минфин России, Минтруд России и Генеральная прокуратура Российской Федерации согласны с данными выводами экспертизы.

Вместе с тем МВД России считает возможным в перспективе рассмотреть вопрос о преобразовании уголовно-исполнительной системы в Федеральную службу исполнения уголовных наказаний.

С заключением экспертизы полагали бы возможным согласиться.

Начальник Административного департамента С. Степашин».

Итак, в 1995 году господин Степашин занимал должность начальника Административного департамента аппарата Правительства РФ и передача ГУИНа куда бы то ни было его впрямую не касалась. Министру внутренних дел А. Куликову идея передачи системы в Минюст не нравилась. Человек, похожий, как все помним, на министра юстиции Ковалёва, как все мы помним, парился в бане с братками. Начальник ГУИНа господин Ю. Калинин предпочёл бы «в перспективе» иметь собственную Федеральную службу исполнения уголовных наказаний.

Затем произошло вот что.

С. Степашина назначили министром юстиции вместо любителя бань и «левых» денег Ковалёва. Он мигом изменил своё мнение о негативных последствиях передачи Минюсту тюремной системы, и вопреки прежнему своему мнению начал готовить министерство к принятию тяжкой обузы.

Ю. Калинина уволили с должности начальника ГУИНа, что вызвало слухи: одни говорили, что он проворовался вчистую и вот-вот сам сядет, другие – что если сядет, то только в кресло заместителя министра юстиции. Правы оказались вторые: Калинин стал тем чиновником, который должен был принять своё же бывшее «хозяйство» из рук министра внутренних дел, генерала А. Куликова.

Но в нашем террариуме некоторые обитатели совершают иногда сногсшибательные кульбиты. Куликова «ушли» (теперь он депутат Госдумы), и передачу ГУИНа в Минюст осуществил новый министр внутренних дел… Степашин, бывший противник этой передачи, бывший министр юстиции.

Передали ведомство в Минюст. И стоит бедный зэк, чешет голову: что это такое случилось? Жили мы под начальником ГУИНа Калининым, света белого не видели, собирались переползти под гуманное крылышко министра юстиции Степашина. А переползли от Степашина под Калинина. Чудеса!

Но чудеса только начинаются, читатель. Помнишь, о чём мы говорили, приводя пример с твоим бывшим НИИ? Мы говорили о росте управленцев и о распределении бюджетных денег.

В ГУИН МВД было одиннадцать управлений. В ГУИН Минюста их махом стало девятнадцать.

Основная проблема страны, и тюремщиков тоже, это нехватка денег. Казалось бы, меньше денег, меньше счёта, меньше счетоводов. А вот и ничего подобного! Нехватка денег на содержание подследственных и осуждённых обернулась в ГУИНе ростом числа счетоводов. Было одно Финансово-экономическое управление (ФЭУ) из 71 человека, в которое входила и Главная бухгалтерия. Был, соответственно, один начальник управления и один его заместитель. С переходом в Минюст стало два Управления: то же ФЭУ (4 отдела, 41 человек) и Управление бухгалтерского учёта, отчётности и ревизионной работы (4 отдела, 36 человек). К 2003 году Управлений стало уже три: бухучёт и отчётность отмежевались от ревизоров (называющих себя гордо Управлением ревизий и финансового контроля при ГУИН Минюста России, – не по пути, видать, оказалось), – плюс опять же ФЭУ. Стало уже три начальника с шестью замами – по два на одно начальственное чело. Общий рост численности порядка 20%.

Вторая проблема системы: сокращение производства. В 1998 году стояли намертво заводы ГУИНА. Если лес ещё худо-бедно валили, если деревообрабатывающие предприятия гнали ещё, пусть только в сезон, сборные домики, то швейное производство и металлообработка почти целиком лежали на боку. Крупные заводы вместо производства сложной техники пробавлялись изготовлением гаражных ворот и металлических надгробий. И если в дальнейшем они стали оживать, то только благодаря подвижничеству начальников колоний и помощи местных властей. Ну, а в центре – если производство сокращается, то что должно увеличиваться? Правильно, количество производственников в погонах. Было одно Производственно-техническое управление, стало их два: Производственное управление и Управление главного инженера, соответственно численность прыгнула с 88 до 99 человек, и начальников стало два с четырьмя заместителями. Рост почти на 20%.

Этот рост штатов, конечно, шёл всегда. Лет двадцать назад на весь ГУИН хватало двух инспекторов по кадрам. Теперь мы здесь находим целых два управления: Управление кадров и Управление по работе с личным составом, всего 59 работников, два начальника, три заместителя и ещё один консультант. Плюс к ним 20 человек, занятых наградами, выдачей удостоверений, геральдикой, символикой и т. д. Они состоят в штате так называемой «понизовки», то есть организаций при ГУИНе, обеспечивающих деятельность центрального аппарата и содержащихся за счёт денег, отпускаемых территориальным и прочим, не центральным органам УИС. Здесь людей держать и содержать попроще, и ГУИН этим пользуется вовсю, создавая тут структуры, работающие напрямую на него. А в сфере их деятельности – всё, что душа пожелает: оркестры и ансамбли, выставки, кадетские корпуса, страховые общества, отделы по депортации-экстрадиции, и чёрт его знает, что ещё…

Общее количество бюрократов в стране растёт, и это секретом не является, а потому мы ограничимся сказанным, – чтобы не выдавать действительных секретов службы. Печальный факт в том, что сокращение финансирования уголовно-исполнительной системы, при раздувании центральных штатов, прежде всего снижает выживаемость заключённых. Зоны получают меньше денег на своих «клиентов» не только потому, что денег вообще мало, но и потому, что московские управленцы съедают все большую и большую часть средств.

И эта фантасмагория продолжается.

Тюремное ведомство России создало свою науку!

Сначала было образовано в составе ГУИН Минюста Управление учебных заведений и научно-исследовательских учреждений. Возглавил его генерал Н. Андреев. Перейдя на свою новую должность, он обнаружил, что делать его Управлению совершенно нечего.

Были, действительно, учебные заведения, три или четыре штуки. Как и раньше, ковали они кадры бюрократов и бездельников, опираясь на свои учебные программы и разнарядки местных УИНов, и ни в каком специальном Управлении не нуждались. А на местах не очень-то и надеялись на эти учебные заведения. К примеру, давая интервью газете ПиН, начальник Кировского УИН говорил:

«Мы привыкли решать свои проблемы самостоятельно, будь то подготовка кадров сотрудников младшего состава, организация производства или обеспечение осуждённых всем необходимым. Взять тот же учебный центр, в котором готовим требующихся нам специалистов. Его создали, чтобы не тратить средства на командирование сотрудников, учить людей у себя в нужном количестве и с должным качеством… В результате мы смогли провести переподготовку всего личного состава охраны. На очереди теперь – сотрудники подразделений конвоирования. Ведь с передачей этих функций к нам ещё добавилось около 400 человек младшего начальствующего состава. Организовать обучение и подготовку такого количества не представлялось возможным где-либо, кроме как в учебном центре».

Ну, и уж тем более на местах не нуждались в специальном центральном НИИ. Тем более, что научных учреждений и вовсе не просматривалось на горизонте. Был в Москве только один Научно-исследовательский центр (НИЦ) со штатом меньше 20 человек (который как обходился раньше без генерала Андреева, так и дальше мог бы жить без него), да две конторы совсем не научного, а прикладного характера: Центр новых технологий (ЦНТ) и Центр нормативно-исследовательских работ (ЦНИР). Они тоже десятилетиями существовали без генерала Андреева и его Управления.

Но генералам всегда хочется что-нибудь возглавить, и ничего нет удивительного, что они приняли генеральное решение: создать собственный НИИ. Конечно, денег нету даже на содержание подопечных тюрем и колоний, но уж больно момент был удачный: Дума пугала президента импичментом, президент «опускал» Думу, министры и премьеры менялись с пулеметной скоростью. Авось, проскочит затея! И проскочила.

А надо сказать, в далёкие времена, ещё в Ленинграде, упомянутый Н. Андреев руководил какой-то школой МВД (кажется, пожарной), и часто бывал на всяких диссертациях – то оппонентом, а то, было, и сам защищался. И вот на диссертантской почве завёл он дружбу с человеком по фамилии Степашин. И какое совпадение: как раз Степашин оказался премьер-министром великой России, когда новые Ломоносовы сочиняли свой новый НИИ тюремных дел!

Так что замминистру юстиции, генералу Ю. Калинину осталось только визу на приказе поставить, а уж как он обосновывал необходимость создания НИИ перед тогдашним министром П. Крашенинниковым, мы даже догадаться не можем. Впрочем, Крашенинникову было уже всё равно, что подписывать. Он, кажется, так и не понял, что же такое произошло с его маленьким уютным министерством, когда в него «влилась» крупная силовая структура, увеличившая численность только аппаратных работников сразу вдвое, и полностью передоверился своему боевому тюремному заму.

В общем, дело пошло. 30 апреля 1999 года на базе ЦНТ и ЦНИР создали Научно-исследовательский институт. Через два месяца, 21 июня 1999 года утвердили, наконец, штатное расписание НИИ, да заодно ввели в его состав тот самый НИЦ, – но в нём вдруг оказалось уже не 20 человек, а 102. Отчего же раздули штаты скромного НИЦа именно до 102-х, а не, скажем, 99 человек? А оттого, что при численности более сотни сотрудников начальник НИЦ автоматически становился ещё и заместителем директора института, со всеми из этого вытекающими сладкими последствиями.

Итак, НИИ создан. Чем же он занялся? А ничем. Точнее, так: ЦНТ и ЦНИР продолжали ту же деятельность, которую вели несколько последних десятилетий: организовывали производственный и трудовой процесс непосредственно в колониях. А руководство НИИ (пять начальников, четыре заместителя, и ещё «аппарат Ученого секретаря») стал командовать распухшим НИЦем (102 человека, среди которых 22 полковника, 22 подполковника, 10 майоров и один капитан), который и дальше продолжал распухать. К концу 2003 года тут вело научную деятельность уже 162 человека; пропорционально выросла и численность начсостава.

Заниматься наукой никто из них довольно долго не мог, потому что отсутствовал Устав НИИ, основополагающий документ, регулирующий научную деятельность. Пришлось им всей толпой составлять этот Устав. Тут-то и проявилась научная состоятельность учёных: родной Минюст, который, как всем известно, и утверждает всякие уставы, пятнадцать раз заворачивал их «работу» на доделку! Устав был утверждён лишь 30 декабря 1999 года. Разумеется, не имея Устава, они не имели и никакой сметы на своё содержание. Но что интересно, зарплату получали все.

Экстраполируя выявленную тенденцию в будущее, легко понять, что аппарат ГУИН достигнет наибольшей многолюдности и финансового могущества в тот день, когда сдохнет от туберкулёза и дистрофии последний зэк, а зоны закроют. После этого, без сомнений, НИИ УИС переименуют в Академию, и всех учёных, от майора и выше, произведут в академики тюремных наук.

Следственные изоляторы

Во времена совсем далёкие тюрьма для проходящих узников, где ожидали суда, называлась острогом. Отсюда осуждённые уходили в тюрьму карательную или долговую, где сидели долго, по сроку своему. Концентрационных лагерей не было: жуликов не хватало, а использовать их в интересах народного хозяйства ещё не догадались.

Но гибок русский язык! Нет сейчас острога даже в устной речи, а в документах его заменила аббревиатура СИЗО. Что это такое? Следственный изолятор! Здесь держат лиц, чья вина ещё не признана судом, и до решения суда все здешние сидельцы – невиновные. Статья 7 Федерального закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» гласит:

«Местами содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых являются следственные изоляторы уголовно исполнительной системы МВД Российской Федерации»

Ежегодно в СИЗО поступает 500—600 тысяч человек, постоянно содержится 350—370 тысяч. Освобождается до суда или оправдывается 130—140 тысяч.

Это самые тяжёлые по условиям своим места заключения. Бывалые зэки говорят: скорее бы из СИЗО в колонию, «на волю». Да, по сравнению с СИЗО колония – это «воля»! Тяжело здесь потому, что ограничения жёстче, нежели в колонии, и потому, что мест не хватает, тесно, да ещё и по той причине, что до суда судьба твоя неясна. А если и в самом деле – не виновен?

По СИЗО либеральные реформы и последовавший от их проведения всеобщий социально-экономический бардак ударили крепче всего. Так, Законом о Госбюджете на 1997 год предусматривалось финансирование Федеральной программы строительства и реконструкции СИЗО (принятой ещё в ноябре 1994 года) в размере 200 млрд. (старых) рублей, но выделено было реально 64,8 млрд., при реальной потребности… 5,2 трлн. рублей. Хоть плачь, хоть смейся. А в 1998 году эта программа профинансирована на 1 процент от потребности.

И остаются остроги наши настолько страшными, что даже мы не сразу решились писать о них. Оставили напоследок.

Хорошо сидим!

Эта тема требует какого-нибудь предварительного запева. Чтобы тебе, читатель, стало яснее, по какому лезвию какого ножа все мы ходим, процитируем для начала буклет Общественного центра содействия реформе уголовного правосудия (1998). После сакраментального вопроса: «Россия – страна злодеев?», – читаем:

«Ни одна страна в мире не отправила в ХХ веке в тюрьму столько граждан, как Россия. Каждый четвёртый взрослый мужчина в России – бывший заключённый.

Ежегодно:

в нашей стране выносится 65 миллионов административных наказаний (экономически активное население – 74 миллиона) и более 1 миллиона обвинительных приговоров по уголовным делам;

4 миллиона задержанных и арестованных проходит через ИВС (КПЗ); не менее 20 миллионов (по оценкам экспертов) – через «обезьянники» отделений милиции и спецприёмники;

1100000 заключённых содержится в пенитенциарных учреждениях всех типов.

Непрерывная война нашего государства против своего народа привела к тому, что разрыв в средней продолжительности жизни мужчин и женщин в 70-х годах достиг 10 лет. Сегодня среднестатистический мужчина не доживает до пенсии, он умирает в 57 лет, на 14 лет раньше, чем женщина.

Если мы не остановим бессмысленного уничтожения людей в наших тюрьмах и колониях, Россия превратится в страну вдов, сирот и бывших заключённых»…

У народа понятие «тюрьма» всегда ассоциировалось с каменным зданием за высоким забором и с толстыми решётками на окнах. Каменные здания с решётками – это и есть СИЗО, где срок мотают не по приговору, как в колонии, а в порядке, так сказать, предварительной подготовки к отбыванию срока, который ещё неизвестно, присудят тебе или нет.

Человек, просидевший в СИЗО дольше, чем положено по закону, то есть без оснований для продления сроков содержания или без предъявления обвинения, наверное, чувствует себя обиженным государством, особенно если он действительно не виноват. А другой сиделец, пусть даже и виноватый, считает, что мог бы и дома пожить в ожидании суда. Почему, спрашивает он, меня здесь держат? Ведь не сбегу я из Москвы (Рязани, Казани), а тем паче из России. Не олигарх какой, небось.

Сообщает Л. Кольцова из С. – Петербурга:

«Мой сын – слепой, находится в заключении. На него заведено уголовное дело за разбой, а все его действия заключаются в том, что он коленом пнул «пострадавшего», что могло произойти случайно, так как у него острота зрения 0,1 с линзой + 10,50. Левым глазом он не видит вообще, но даже такого инвалида II группы взяли под стражу. И куда я ни пишу ходатайства, всё напрасно.

Сама я пенсионерка, ветеран труда, житель блокадного Ленинграда и у меня, кроме сына, теперь инвалида по зрению, никого из родных нет. Отец погиб в 1943 в Кандалакше, морская пехота, офицер. Мама умерла в 1988 году. Сестра умерла в блокаду в Ленинграде.

Сыну должны делать 7-ю операцию, чтобы спасти левый глаз, иначе он останется слепым совсем. По заключению специалистов, если не спасти левый глаз, это повлечёт за собой полную слепоту, а операция отложена до осени, так как нет донорских роговиц. Как мне добиться, чтобы его не лишили свободы, ведь ему будет 32 года и на всю оставшуюся жизнь он останется слепым».

Раз уж в нашей стране такие законы, при которых в тюрьме можно держать правого и виноватого, слепого и зрячего, то так, видимо, и будет продолжаться. Это – беда, но что делать, пока никто не знает.

А мы приступим к нашему повествованию. У острожников своя беда, а у ГУИНовских начальников другая: «иное звучание деятельности СИЗО» в наступившую (вроде как) эпоху гласности, гуманизма, открытости и международного контроля за соблюдением прав человека. Вот что об этом говорил некоторое время назад – как раз тогда, когда слепой сидел в ожидании решения своей судьбы, начальник управления СИЗО и тюрем ГУИН:

«В последние годы деятельность следственных изоляторов и тюрем приобрела иное звучание. К их проблемам привлечено пристальное внимание не только отечественных средств массовой информации и общественных правозащитных объединений, но и международных организаций. В связи с принятием России в Совет Европы встала задача по приведению условий содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых в соответствие с требованиями не только отечественного законодательства, но и международных стандартов и правил обращения с заключёнными…

За последние три года принят Федеральный закон «О содержании подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений», 4 постановления Правительства Российской Федерации, направленных на улучшение условий содержания лиц, находящихся в СИЗО и тюрьмах, в том числе за счёт строительства и реконструкции; более чем 25 приказов МВД России; расширена ведомственная нормативно-правовая база, регламентирующая деятельность СИЗО и тюрем.

В настоящее время мы имеем современное нормативно-правовое обеспечение нашей деятельности и перед руководством УИН стоит непростая задача организовать строгое выполнение требований законодательных и нормативных актов, обеспечить контроль за реализацией положений Закона на практике. Мы понимаем, что это не простое дело. На эти цели требуются соответствующие материально-технические и финансовые ресурсы, которыми мы сейчас в полном объёме не располагаем. Не имеем возможности своевременно рассчитаться за питание, вещёвку, воду, тепло, свет, медикаменты, вывезти в ИК осуждённых, одеть сотрудников в форменное обмундирование. А здесь ещё нужно привести условия содержания в соответствие с новым Законом, соблюсти их права, обеспечивать их безопасность, давать пояснения и консультации по различным вопросам».

Проникнись, читатель! Тюремный начальник горюет, что ему нужно приводить условия содержания подследственных в соответствие с новой нормативно-правовой базой, как будто прежняя база давала ему право держать своих подопечных в скотских условиях!

Зачем же ты, дорогой товарищ, так рвался в Европу? Зачем сочинял и подсовывал начальству все эти законопроекты и постановления? Чтобы теперь выдёргивать волосы из глупой головы и причитать об их невыполнимости? И где же ты был последние десять лет (а не три года)? С тех пор, как страна узнала ужасающую правду о российских тюрьмах, условия содержания людей в них день ото дня становились всё хуже.

А мы скажем, где были тюремные чиновники все эти годы, и какая делалась работа. Были они в своих светлых кабинетах (где площади куда больше 2 кв. м на чиновника), сидели на мягких стульях за полированными столами, и составляли всё новые и новые планы и нормативы. В этих планах и нормативах зэк выглядел чуть ли не курортником. Потом ехали проверять положение «на местах» – эх, ты глянь, почему-то не улучшилось положение! – и спешили обратно, составлять новые планы и нормативы.

Ни упомянутые гражданином начальником четыре Постановления, ни двадцать пять приказов, ни ежедневные накачки подчинённых, ни сотни рекомендаций и указаний, ни согласование и подписание всей прочей ГУИНовской макулатуры не смогли улучшить условий содержания людей, и не смогут.

В самом деле, со времени выступления этого начальника прошло пять лет. И вот читаем мы в журнале «Преступление и наказание» за май 2003 года интервью с заместителем начальника ГУИН Минюста России, генерал-майора внутренней службы и доктора юридических наук, профессора О.В. Филимонова:

«До недавнего времени наша карательная политика отличалась чрезмерной жестокостью. В ряде случаев она приводила к тому, что в местах лишения свободы оказывались люди, которых можно было свободы и не лишать. В связи с этим мы внесли ряд предложений по совершенствованию действующего законодательства, что в определённой степени, не будем скрывать, способствовало разгрузке мест лишения свободы, и особенно следственных изоляторов, где, как известно, обстановка до недавнего времени складывалась критическая. Министерством юстиции РФ были подготовлены проекты постановлений Государственной Думы об объявлении трёх амнистий: 1999, 2000 и 2001 годов. Последняя коснулась только женщин и несовершеннолетних. Наиболее масштабной стала амнистия 2001 года.

В общей сложности из исправительных учреждений освобождено около 206 тысяч человек. Мы прекрасно понимали, что амнистии – это разовые мероприятия, и если они не будут сопровождаться совершенствованием уголовного, уголовно-исполнительного законодательства…»

Прервём цитату. И так понятно, что в результате кипучего реформирования дело ограничилось разовыми акциями. Ну, отпустили по амнистии сколько-то тысяч человек. Ну, построили несколько новых СИЗО. В Твери, например, в СИЗО-1 появился новый корпус, и если в 2000 году там на зэка приходилось 0,3 кв. м площади (при лимите наполнения в 640 человек разом сиживало до 2800), то теперь в камере с душем (!) на человека приходится более 4 кв. м. Надолго ли?..

Но взор «мирового сообщества» суров, журналисты нахальны, отечественные правозащитники совсем обнаглели, даже не прячутся. Не так давно Европейский суд рассмотрел дело российского гражданина Калашникова и вынес решение не в пользу России, признав правомерными его претензии в отношении условий содержания в СИЗО, которые не соответствуют европейским стандартам. Калашникову выплатили восемь тысяч евро. Президент Путин по результатам этого суда дал поручение министру юстиции РФ ускорить процесс приведения в соответствие с западными нормативами условий отбывания наказаний в наших исправительных учреждениях.

Вот почему приходится высшим тюремщикам страны прикидываться людьми деловитыми и современными: сам президент дал указание! Теперь они настолько «озабочены» бедственным положением зэков, что, делая честные глаза, обещают немедленно все исправить!.. ну, максимум к 2005 году. Исправят ли? Судя по тому, что в их речах к месту и не к месту проскакивают фразочки о неких «экономических и социальных возможностях», не исправят.

И вот письмо, полученное нами в октябре 2003 года. Борис К. (Санкт-Петербург, Арсенальная наб., дом 7, учр. ИЗ-47/1):

«…У меня уже не осталось близких ни родни, ни знакомых. В тюрьме СПб «Кресты» я содержусь 2 г. 5 мес., и всё на баланде, вдобавок к возрасту – мне вот-вот исполнится 57 лет, и я ещё и болен… Кроме баланды в течение 2 лет 5-и м-цев я в принципе лишён всего…»

Грандиозное надувательство заключается в том, что и в новом уголовно-исполнительном кодексе, и в так называемой «Концепции реорганизации УИС МВД России», одобренной президентом страны, имеется в виду улучшение условий содержания «по мере выделения лимитов капитальных вложений и финансовых средств». Эта формула означает, что как ничего не делалось, кроме «разовых акций» по отпуску излишне сидящих, так ничего и не будет делаться минимум до 2005 года, поскольку лимиты не соответствуют потребностям, да к тому же их никто не выделяет ни по мере, ни без оной.

А потому на местах выживают, как могут; для них сокращение численности только в минус. Ведь чем больше в колониях какой-нибудь области зэков, тем крупнее и звёзды на погонах начальника областного УИНа, и цифры в штатном расписании.

А центровая аппаратчина, втихую ничего не делая, результаты своих формальных проверок (на местах) и ещё более формальные «мероприятия по устранению недостатков» объявляет громко и на всю страну, чтобы заглушить и хоть как-то нейтрализовать негативную информацию, идущую от всяких «злопыхателей» типа правозащитников. Уж эти-то ребята изучали правду о наших тюрьмах не по Гегелю.

Что делать?

Вот какие иногда принимаются меры по улучшению положения дел в СИЗО. Был сочинён и 6 мая 1997 года (то есть более шести лет назад) утверждён заместителем министра «План основных организационно-практических мероприятий ГУИН МВД России на 1997 год по нормализации обстановки в СИЗО и тюрьмах с размещением лиц, подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений». Для ГУИНа это было важное дело. На полгода хватило тем для разговоров на совещаниях, семинарах, летучках и накачках.

Но нам интересно, дало ли это хоть что-то работникам тюрем и колоний, а тем паче клиентам этих заведений.

Посмотрим.

Из семнадцати мероприятий плана по «нормализации обстановки» тринадцать – это подготовка проектов законов, приказов, писем о дополнительном выделении средств на строительство, реконструкцию и капитальный ремонт СИЗО и на содержание в них людей. Можно не сомневаться, что все эти бумаги были вовремя написаны, согласованы, утверждены, отпечатаны и разосланы. МолодцыЮ ребята! Славно поработали! А дала ли вся эта мышиная возня реальный эффект?..

Не дала, и подтверждением этому – рассмотренный здесь же, в этом же «Плане мероприятий», ход выполнения ранее принятой Федеральной программы строительства и реконструкции СИЗО и освоения выделенных на эти цели капвложений. Оказывается, программа была профинансирована… аж на 3%. Ради чего трудились?..

Вот и в новой программе – слова, слова, слова о проверке изоляторов на предмет соблюдения сроков содержания под стражей (не соблюдаются, об этом ниже), о стабилизации санитарно-эпидемиологической обстановки (мрак), некие меры по оборудованию помещений СИЗО, функционирующих на территориях ИК и ВК, по переводу всех «лишних» – тубиков, спидюков, смертников и других подобных в соответствующие места вне СИЗО (не выполняется), и т. д.

Этот «план» предлжил штабу ГУИН «увеличить число представляемых материалов по проблемам СИЗО для средств массовой информации с целью формирования общественного мнения». Хорошее предложение, но через полтора месяца вышел приказ тогдашнего министра Куликова как раз об обратном, об ограничении представления материалов для СМИ, по крайней мере о жёсткой его регламентации: информацию теперь можно давать всяким журналюгам только с разрешения министра, начальника У, ГУ и т. д. А тех, кто посмеет давать информацию самостоятельно, отслеживать и вычищать.

По повелению министра общественное мнение стал формировать министерский Штаб со своими нукерами, а как политруки это делают, все знают: они способны по «многочисленным просьбам и письмам трудящихся» такую загнуть и подкинуть в СМИ тюльку, что умрёт от смеха даже приговорённый к высшей мере, не дойдя до конца своего последнего коридора. А служба собственной безопасности занялась отслеживанием и привлечением к ответственности тех, кто осмелился предать гласности информацию, не укладывающуюся в схемы политотдельцев, то есть правду, – так что, граждане зэки и не зэки, поосторожнее там с нелегальщиной.

Но не будем отвлекаться. Итак, план мероприятий по СИЗО: как всегда, пустота, проформа, бумажная работа. Кажется нам, что ни один из пунктов по подготовке проектов законов, приказов, программ и прочей ерунды не работает, и работать не будет до тех пор, пока их сочинители не представят самих себя спящими возле параши в 20-местной камере, куда напиханы 60—80 человек. А лучше бы и в самом деле присели.

Войдя со скрипом в Совет Европы, Россия обязалась придерживаться Европейских тюремных правил, среди которых рекомендуется «заключённым, дела которых не были рассмотрены в суде, предоставлять по возможности отдельное помещение, за исключением тех случаев, когда возникают обстоятельства, которые делают это нежелательным». Пусть это просто рекомендация, но даже она звучит как издёвка. Сегодняшнее положение российских СИЗО такое:

Переполнение изоляторов составляет 170%. В Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Чите, Ростове-на-Дону – в два и более раз. Федеральная программа строительства и реконструкции СИЗО профинансирована в 1996 году на 9%, в 1997 году, как уже упоминалось, на 3%, сходная картина была и в 1998, и в 1999 годах. При ежегодном увеличении численности на 30—50 тысяч человек вводится камерной площади за счёт открытия новых и реконструкции действующих изоляторов всего на 4-5 тысяч мест в год.

Руководство ГУИН признаёт, что такими темпами проблемы СИЗО не решить, и что нужно в первую очередь устранить причины переполненности, главная из которых – нарушение судами, органами дознания и следствия уголовно-процессуальных норм, регламентирующих сроки содержания под стражей. С нарушением этих норм содержится каждый шестой, сидящий в СИЗО.

Ходят слухи, что свобода ныне денег стоит. Дескать, если человек, которого посадили за совершённое преступление (или без оного), догадается быстренько совершить ещё одно преступление – дать взятку следователю, прокурору или судье, то он выйдет на свободу вчистую или, в худшем случае, будет дожидаться суда на воле. Мы эти слухи не станем ни подтверждать, ни опровергать. Лучше приведём ещё одно письмо от матери подсудимой женщины.

Е. Колесниченко (С. – Петербург) сообщает:

«Мою дочь Колесниченко Наталью Дмитриевну, 1951 г. р., ранее не судимую, с высшим образованием, имеющую постоянное место жительства в городе С. – Петербурге, в январе 1994 года обвинили в преступлении по ст. 149 ч. 2. Преступления она не совершала, обвинение не признаёт и не подписывает.

По этому делу обвиняется ещё один человек, это наш сосед, который поджёг своему соседу дверь, но своё преступление свалил на мою дочь. Дочь мою арестовали по навету без всяких доказательств. Свидетелей поджога и пожара нет. Следствие не проводилось. Дочь допросили единственный раз, это при аресте, больше допросов не было. Обвинительное заключение составлено исключительно со слов самого преступника, заинтересованного в обвинении моей дочери, чтобы самому избежать наказание.

Через месяц после ареста, 23.02.94 г. вышло постановление Госдумы за № 63-1 ГД об амнистии, где ст. 149 ч. 2 подпадает под амнистию, для женщин. Дочери не применили этот акт амнистии без всяких причин и даже не рассматривали этот вопрос. На вопрос, почему дочери не применяют акт амнистии, почему не прекратили следственное дело в отношении дочери, прокуратура на этот вопрос не отвечала тогда, а теперь отписывается так: дело в суде, пусть суд и решает.

В суде это дело находится два с половиной года, и за всё это время дело ни разу не рассматривалось. Дочь моя очень больна. В тюрьме она 4 раза находилась в тюремной больнице длительное время. Состояние у неё ужасное! Её специально изматывают тюрьмой физически и морально, не допускают до суда, не дают возможности оправдаться. Моя дочь из тюрьмы неоднократно писала в суд Фрунзенского р-на просьбы об ускорении рассмотрения дела, но суд не отвечает и не ускоряет.

Делают так: за неделю до назначенной даты заседания суда приходит повестка с отсрочкой на 2 месяца, а теперь стали передвигать дату заседания каждый раз на 5 месяцев, и всё это делается не объясняя причины. И так 2,5 года, причём повода для отсрочки нет: по делу проходят два обвиняемых и оба на месте, т. е. искать никого не надо; рассматривается один-единственный эпизод; свидетелей нет, нет очевидцев поджога.

Я писала обращение к председателю Госдумы, но всё напрасно: письмо моё передали в Генеральную прокуратуру, а те переслали в С. – Петербургскую прокуратуру, а эти отослали в суд, а в суде всё оседает без ответа. И этот круговорот проделали все мои жалобы в течение 3-х лет.

Смертную казнь у нас можно смело отменить, т. к. у нас есть все возможности сгноить человека без суда.

В тюрьме нечеловеческие условия, рассчитанные на уничтожение людей медленной смертью. В 40 метровой камере 37 человек, здесь же стирают и сушат бельё. Дневного света совершенно нет, тусклая лампочка круглосуточно. А самое главное это отсутствие кислорода. Дышать нечем. Люди варятся в этих испарениях, доходя до сумасшествия! Никаких форточек! Собака не выжила бы в этих условиях. Люди завидуют покойникам, которые уже отмучились. И это терпят люди, чья вина не доказана и которым не дают возможности доказать свою невиновность».

Понятны причины переполненности СИЗО? Не оттого, что преступников много, а оттого, что до суда держат слишком долго. Оттого, что до сих пор не создан институт залога. Оттого, что не действует совершенно освобождение под поручительство. Не применяется в должной мере освобождение под подписку о невыезде – почему? Реальный случай: задержали за угон машины троих, взрослого опытного негодяя и двух несовершеннолетних. «На дело» ехали в машине взрослого, так что вопрос, кто организатор, был ясен сразу. В ту же ночь взрослого отпустили под подписку, и он скрылся навсегда, а подростков не отпустили, год держали в СИЗО и осудили наконец; теперь они парятся в колонии. ПОЧЕМУ отпустили негодяя, а этих двоих – нет? Вы не догадываетесь?

Оттого у нас так долго сидят люди, и оттого их так много, что нет реальной ответственности должностных лиц за их противоправные действия при задержании и следствии.

Г.В. Емелина пишет нам:

«Большое материнское спасибо всем тем, кто небезразличен к чужому горю. Если найдутся желающие помочь нуждающимся в помощи, так это я и мой сын КУЗИН Вениамин Евгеньевич (1975 год рождения), который сидит сейчас в Саратовской области, г. Энгельс, почт. инд. 413116, учр. УШ-382/13.

Я его мать, живу в Северодвинске, только на суд ездила отсюда 12 раз. С севера – в Саратов. А суд откладывала судья, тянула без причин, то того нет, то свидетелей, то отпуск… Издевалась над нами, родителями, как хотела. Суда не было почти три года.

Сидел мой сын в СИЗО. Назначала суд 17 раз. Осудила. Никаких смягчающих обстоятельств не учла, да и не слушала. Хотя на момент преступления был мой сын несовершеннолетним, ранее не привлекался, имел хорошие характеристики, место жительства.

…В СИЗО сидел, сильно гнили руки и ноги. Настоящий Ад, да и сейчас не лучше. Система – губит, озлобляет, полное бесправие, унижение и для родителей тоже, кто не в силах помочь выбраться, при таком-то безденежье».

Адвокатский центр по правам человека (США) издал в 1993 году доклад своего президента Уильяма Коэна, в котором обобщена международная практика досудебного задержания. В разделе «Юридические права и защищённость обвиняемых в системе уголовного правосудия» читаем:

«1. Любой человек, лишаемый свободы вследствие ареста или задержания, должен иметь скорейшую возможность предстать перед судьёй или другим судебным служащим, облечённым законом, для определения законности этого ареста или задержания. В случае установления, что задержание незаконно, судья или судебный служащий должен иметь полномочие и власть приказать освободить заключённого без промедления.

2. Любой арестованный должен быть срочно информирован на понимаемом им языке об его правах, причине ареста и любых обвинениях, против него выдвигаемых.

3. Никто не должен быть судим за уголовное преступление, если они не были извещены заранее, до процесса, срочно и в подробностях, на понимаемом обвиняемыми языке, о природе и причине обвинений против них, и если им не было дано достаточное время и соответствующие условия для подготовки защиты при помощи адвокатов, и достаточная возможность общения с адвокатами.

4. С момента ареста и задержания и в течение всего последующего дела, обвиняемый имеет право защищать себя лично или через представителя закона, которого обвиняемый выберет. Если у обвиняемого нет достаточных средств для оплаты юридической помощи, юридические консультации предоставляются бесплатно, когда того потребуют интересы правосудия.

5. Любой арестованный или задержанный имеет право без ненужного промедления срочно осведомить и потребовать, чтобы по его личному выбору компетентные власти осведомили соответствующих лиц об его аресте, задержании, заключении и местонахождении. Любые ограничения этого права должны быть предписаны законом, и соответствовать международным стандартам.

6. Любой обвиняемый в уголовном преступлении должен иметь право на процесс в течение приемлемого времени без ненадлежащего промедления или должен быть освобождён.

7. Заключение под стражу не должно быть общим правилом для ожидающих процесса лиц. Освобождение возможно при представлении разумных гарантий являться на суд на любой стадии судебного слушания и, если таково дело, при вынесении решения суда».

А вот как эти правила соблюдались у нас в начале 1990-х годов.[27]

20 июля 1989 года Бауманский РОВД г. Москвы возбудил дело против Натальи Ч-вой… Это был простенький случай (кража кошелька). Имелось признание самой обвиняемой, а также показания пострадавшей и очевидцев. Оставалось лишь вынести приговор и отправить обвиняемую в исправительно-трудовую колонию.

В ожидании приговора Наталья провела в тюрьме два года.

Её взяли под стражу 4 августа 1989 года. По закону (не европейскому, а нашему, родному), во время следствия человек не должен содержаться под предварительным арестом более двух месяцев. Только в особо оговариваемых случаях прокурор имеет право продлить этот период до трёх месяцев. Наталье сформулировали обвинение после трёх с половиной месяцев содержания под стражей, рутинным естественным образом нарушая закон.

Суд был назначен на 21 декабря. Жертва и свидетели не появились в суде, и заседание было отложено до 14 января. В этот день не пришли народные заседатели. Суд перенесли на 14 февраля. Не явилась жертва преступления. Перенесли на 16 марта. Затем на 23 марта. Не явился адвокат-защитник. Перенесли на 26 апреля. Затем на 4 мая. Так продолжалось весь 1990 год и половину 1991 года.

По закону, решение на содержание в предварительном заключении более года могло быть издано только Российской коллегией прокуратур, что делалось только в связи с особо тяжёлыми преступлениями. Продлять этот период нельзя, и находящийся в предварительном заключении обвиняемый должен быть немедленно освобождён. Однако героиня нашего рассказа позволила себе быть под стражей, позволила, чтобы на протяжении двух лет её обыскивали, раздевая догола. Она молчаливо считала, что всё, что с ней делали, было по закону.

Только 1 августа 1991 года, спустя два года после ареста, суд закончил рассмотрение дела и приговорил воришку кошельков к трём годам лишения свободы в колонии общего режима.

Если б ей после этого так долго тянущегося процесса разрешили посмотреть на полторы странички приговора, она увидела бы, что даже эти полторы странички начали печатать на машинке в суде 2 августа, а закончили 19 августа! Семнадцать дней!

Мы, налогоплательщики, платим за содержание Натальи и ещё тысяч других незаконно содержащихся под арестом людей из нашего кармана, платим за содержание КПЗ, следовательских служб, прокуроров, судей, народных заседателей, платим за стражу и за тюремные машины, которые днём и ночью гоняют по всем городам России. Мы имеем право задать правительству России вопрос: почему деньги, которые мы отнимаем у наших семей, расходуются так глупо?

Вопрос этот – не риторический и сугубо актуальный, потому что сегодня таких арестованных как минимум в 3 раза больше, чем во времена воришки Натальи Ч-вой.

И вот тут оказывается, что спихнуть ответственность за незаконно длительное содержание в СИЗО только на органы следствия или суды наши тюремные начальники не могут, ибо статья 50 Закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» обязывает начальников СИЗО немедленно освобождать лиц, содержащихся под стражей без продления сроков содержания.

Дословно это звучит так:

«Если по истечении установленного законом срока задержания или заключения под стражу в качестве меры пресечения соответствующее решение об освобождении подозреваемого или обвиняемого либо о продлении срока содержания его под стражей в качестве меры пресечения или сообщение об этом решении не поступило, начальник места содержания под стражей освобождает его своим постановлением».

Закону уже несколько лет, а статья эта в СИЗО так и не работает. В 1995 году заместитель министра дал указание выполнять закон, но его по-прежнему игнорируют на местах. В 1996 году, например, по указанным основаниям освобождено лишь 500 человек, то есть по три человека из каждого СИЗО в среднем.

Ни одного освобождённого не было в 1996 году в учреждениях УИС МВД Республики Тыва (с нарушением содержалось 68 арестованных), ГУВД г. Москвы (75 человек), Ростовской области (79 человек). По одному арестованному освобождено в СИЗО и тюрьмах МВД Республики Татарстан (60 человек), ГУВД Краснодарского края (135 человек). Шесть арестованных освобождено из СИЗО УВД Тюменской области (158 человек).

– Так что же я могу поделать? – жаловался нам уже в декабре 1998 года начальник одного областного СИЗО. – Я как-то освободил таких двоих, так мне так шею намылили… и прокурор, и другие.

Центральные власти требуют выполнения закона, а местные прокуроры – люди, надзирающие за исполнением законов!!!! – не разрешают начальникам следственных изоляторов закон соблюдать. Как заставить начальников СИЗО понять, что не областной прокурор, а Закон должен диктовать им, что делать в таких случаях? Кто объяснит прокурору, что надо соблюдать закон?

В 1998 году количество незаконно содержащихся увеличилось в СИЗО и тюрьмах МВД Республики Татарстан, УВД Алтайского края, Тюменской и Нижегородской областей.

Между тем, такое неуважительное отношение к закону теперь становилось опасным для нарушителей, ибо согласно новому Уголовному кодексу Российской Федерации (статья 30-1), введённому в действие с 1 января 1997 года, заведомо незаконное содержание под стражей является уголовно наказуемым преступлением. Максимальное наказание по этой статье – до восьми лет лишения свободы.

Теперь уже сам министр внутренних дел направляет указание от 15 марта 1997 года, требуя незамедлительно принять меры, исключающие факты незаконного содержания под стражей, а по каждому такому случаю проводить служебное расследование, и к виновным принимать меры. И что же? Разумеется, никаких мер, а тем более уголовных наказаний не последовало.

«Что делать?» – назвали мы эту главу. А что делать?

Давным-давно пора сократить количество сидельцев. Пора прекратить держать людей в СИЗО за кражу 8 кочанов капусты. За пьяную драку с соседом. За коммунальную свару и якобы украденный с верёвки бюстгалтер. За семейные «разборки». Не привлекать к ответственности преступника, примирившегося с жертвой, а также и возместившего ущерб. Не надо лишать свободы до суда тех, кто преступил закон по неосторожности. Тех, кто украл буханку от голода. Голодный не исправится в тюрьме!

А самое важное и главное – надо за неисполнение закона сажать в тюрьмы начальников тюрем, прокуроров и следователей.

Тюрягия, страна чудес

Чтобы разгрузить СИЗО от излишних сидельцев, Уголовно-исполнительный кодекс (ст. 115) позволяет до одного года содержать злостных нарушителей режима – подследственных, не в СИЗО, а в ЕПКТ[28] колоний. Также, чтобы не набивать изоляторы «лишними» людьми, руководство ГУИН запретило направлять в суды материалы на уже осуждённых, если они злостно нарушают режим отсидки в колониях, – чтобы не возвращать их в СИЗО.

Дело в том, что из находящихся в следственных изоляторах людей особенно много не подследственных, а как раз подсудимых, длительное время ожидающих рассмотрения их уголовных дел судами. С нарушением норм УПК за судами значится около 50 тысяч человек, при ежегодном постоянном их приросте на 4-5%, а в некоторых областях количество подсудимых, числящихся за судами первой инстанции, за год росло, бывало, и в 1,5-3 раза. А самый большой рост нарушений такого рода допускался судами Томской (шестикратный рост, от 120 до 727 случаев) и Мурманской области (девятикратный рост за год, от 37 дел в 1995 до 332 в 1996).

Пребывание в СИЗО тех заключённых, которых содержат с нарушением норм уголовно-процессуального законодательства, ежедневно обходится государству почти в 260 тысяч рублей, что в год составляет круглую сумму в 100 миллионов. Неплохо! С одной стороны, люди, незаконно содержащиеся под следствием или судом, не работают и не платят в бюджет подоходного налога; с другой стороны —бюджет тратит на их содержание 100 миллионов. Это, наверное, заначка нашего бедного правительства, которое всё время плачется о нехватке средств. Однажды возьмут и всех незаконно содержащихся в тюрьмах отпустят, то-то же будет бюджету прибавка.

(Предыдущий абзац написан нами несколько лет назад. Кажется, мы дожили до «освобождения» этой заначки: с середины 2003 года из СИЗО начинают выпускать излишне сидящих.)

Александр Семёнович К-н., ныне свободный, вспоминает:

«Основная беда народных судей, так это частичная потеря памяти. Они напрочь забывают о презумпции невиновности. Восстановить память, конечно, можно, только где взять столько денег, сколько обычно запрашивают судьи.

В настоящее время берут даже за то, чтобы просто осудить. Так как в московских СИЗО камеры переполнены ожидающими суда в два, три раза. В камере, рассчитанной на проживание 36 зэков, находится от 70 до 120 человек. Лично я в таких условиях просидел до суда 3 года 9 дней. Доказательств моей вины не было. Тогда меня вызвала адвокат и сказала, что она договорилась с судьёй о том, что если я признаю свою вину, то мне дадут 3 года и 1 месяц. Если же не признаю вину, то меня выпустят, но только месяца через три-четыре. Взять с меня было нечего, а родственников не имею.

Что было делать? Согласился. Не судебный процесс, а пародия. От «Встать, суд идет!» до вынесения приговора прошло ровно пять минут. Слава Богу, хоть не обманули».

Переполнение изоляторов – это проблема, которую могут понять только зэки и тюремщики, а никак не следователи или судьи. И хотя нынешние условия содержания складываются, как это ни грустно, под знаком гуманизации, а не революционной целесообразности, как это было при историческом материализме (когда заключённые тоже сидели друг у друга на головах), результат тот же самый.

И чтобы объяснить налогоплательщикам, куда деваются их деньги, руководители российских тюрем плели вот какие кружева:

«…Нужно начинать с создания современных условий для размещения и содержания подозреваемых и обвиняемых. Решать эту задачу можно только за счёт строительства новых и реконструкции действующих СИЗО и тюрем… Других способов нет. В настоящее время ведётся работа на 103 объектах СИЗО и тюрем, 24 ЛТП переоборудуются под следственные изоляторы и тюрьмы, 7 строится. Завершение всех работ позволит ввести 113,4 тыс. мест (в 1997 г. – 12620 мест) из расчёта 4 кв. м на одного человека и практически обеспечит всех заключённых жилой площадью. Однако везде эта работа ведётся по-разному».

Во-первых, по четыре квадрата на зэка не получилось ни в 1996, ни в 1997, как обещал гражданин начальник. И в 1998 тоже не получилось, и в 2002. Во-вторых, излагая достижения в некоторых областях и городах, он признаёт, что во всех остальных регионах работа вообще не ведётся, либо ведётся очень низкими темпами. Поэтому далее тюремный начальник прямо признаёт, что подведомственные ему СИЗО становятся смертельно опасными:

«В следственных изоляторах длительное время незаконно содержатся осуждённые, больные туберкулёзом, не направленные в лечебно-профилактические учреждения УИС для прохождения соответствующего лечения или лечебные исправительные учреждения для отбывания наказания. Растёт количество ВИЧ-инфицированных.

Переполнение является первопричиной распространения в СИЗО различных инфекционных заболеваний, которые ведут к повышению смертности среди лиц, заключённых под стражу. То есть государственные учреждения, предназначенные для содержания отдельных категорий граждан, способствуют заражению этих граждан инфекционными заболеваниями и, в конечном итоге, являются причиной гибели определённой части этих граждан. Следственные изоляторы становятся социально опасными учреждениями.

Печальный опыт, известный всем по лету 1995 года, когда в СИЗО г. Новокузнецка была допущена массовая гибель людей, необходимо избежать, приняв меры к оздоровлению обстановки, сложившейся в СИЗО. Нельзя мириться с такой высокой смертностью в СИЗО, где в прошлом году умерло естественной смертью 1500 человек… Только в следственных изоляторах Москвы в 1996 году скончалось от различных заболеваний 294 человека. Неоправданно высока смертность в изоляторах Новосибирска и Свердловска. Именно здесь и в ряде других регионов России эксперты Совета Европы, посетившие ряд СИЗО и тюрем, признали условия содержания в них негуманными».

ГУИН сам себе заказчик, и сам себе исполнитель. Сам законы сочинил, сам планы-концепции сверстал, сам утвердил, сам не выполнил, а когда эксперты Совета Европы за руку поймали – сам себя поругал, и сам себя наказал. Сразу вспоминается сказка Льюса Кэррола об Алисе (в стране чудес): «Она всегда давала себе хорошие советы, хоть следовала им нечасто. Порой же ругала себя так беспощадно, что глаза её наполнялись слезами. А однажды она даже попыталась отшлёпать себя по щекам за то, что схитрила, играя в одиночку партию в крокет. Эта глупышка очень любила притворяться двумя разными девочками сразу».

Но ситуация описана тюремным начальником верно. Всё так, только значительно страшнее, чему подтверждением – письма самих заключённых. Олег Т. (г. Владивосток, СИЗО-20/1) сообщает:

«…последняя надежда помочь своему близкому товарищу, с которым здесь за решеткой прожили плечом к плечу. Его данные: ВОЛЬСКИЙ Анатолий Владимирович, 1961 года рождения, ст. 144—2, срок 5 лет, начало 28.09.94, конец – 28.09.99.

Привезли его в 1996 году, снимать с ТУБ-учёта. В межобластной больнице г. Владивостока (СИЗО-20/1) врачи обнаружили у Анатолия рак горла, с тех пор его не лечат, даже обезболивающего не дают.

Его мать привезла купленный на последние деньги «Анапон», его наотрез отказались брать. Не раз поднимали вопрос об актировке, но безрезультатно, на данный момент причина, что врач в отпуске. А Толик умирает. Кровь с горла по двое суток порой остановить не могут. Самому мне до глубины души больно. Ведь он не преступник. И таких людей ещё надо поискать. Я уже обращался в мэрию Владивостока. Была публикация в прессе, статья «Осуждён на 5 лет, приговорён к смерти».

Убедительно, от всего сердца вас прошу, сделайте всё возможное поскорее. Ведь он в первую очередь человек.

А здесь сплошной беспредел со стороны администрации СИЗО. Намедни вся Владивостокская тюрьма объявляла голодовку. Потому как администрацией и сотрудниками беспорядочно было избито несколько камер за то, что не полностью выходят на прогулку. А ведь есть больные. После того, как была объявлена голодовка, каждую голодающую камеру выводили и избивали. Один человек умер, но этого уже не докажешь. В прессе опубликовали интервью начальника СИЗО. Он говорил, что зэки бунтуют из-за недоброкачественной пищи. Смешно. Приезжали корреспонденты, но их так и не пустили, хотя отовсюду были слышны крики зэков – проведите по камерам.

Вот так вот. Я уже осуждён, скоро этапируют в лагерь. Помогите тем, кто останется».

Паралич поразил систему капитально: кадров нет, а те, что есть – плохи; сотрудники пенитенциарной системы не выполняют законов, что признаёт даже их высший генерал; содержать людей негде, а выпустить жалко; строить новые тюрьмы – денег нет, а не строить – людишки мереть станут, и тогда слетятся журналисты и зарубежные наблюдатели. Есть вариант: разгрузить СИЗО, развезя измученных людей в другие учреждения, прежде всего исправительные: хотя туда даже по логике их названия должны попадать только осуждённые, закон, как мы уже об этом сказали, даёт нашим дорогим тюремщикам такую возможность. Как она реализуется? А вот послушаем опять высокого начальника:

«…Необходимо шире использовать исправительные учреждения для содержания в них подозреваемых и обвиняемых…, что позволит нам из переполненных СИЗО часть содержащихся в них лиц переводить в ИК и ВК и тем самым улучшать условия содержания под стражей и тех, кого вывозят, и тех, кто остаётся…

Однако не все УИН активно используют предоставляемую им возможность разгрузить СИЗО. Всего 3 человека из числа подследственных содержалось (в 1997 – прим. Авт.) в помещениях при ИУ Тверской области, 20 – в Костромской, 29 – в Кировской, хотя в Тверской области СИЗО были переполнены более чем на 1000 человек, в Костромской – на 435 человек, а в Кировской – на 189 человек. В Красноярске, Коми, Иванове, Москве, Пензе, Перми, Свердловске, Туле, Ульяновске, Чите … в колонии из переполненных СИЗО не было вывезено ни одного подозреваемого или обвиняемого. Практически не используются предоставленные Законом права по созданию помещений при колониях для размещения заключённых УИН Приморского края, СИЗО которого переполнены в 2 раза, и УИН Еврейской а. о., которое не может вывезти из изоляторов более 300 человек.

С 1993 года (на протяжении четырёх лет! – прим. Авт.) не выполняется совместное указание МВД и Минздрава России о выводе из СИЗО стационарных отделений судебно-психиатрических экспертиз на базу лечебных органов здравоохранения. До настоящего времени они продолжают функционировать в СИЗО Удмуртии, Краснодара, Красноярска, Воронежа, Томска, Кемерова и Липецка, незаконно занимая более 600 кв. м камерной площади, так необходимой для размещёния подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений».

Заключённых, конечно, из СИЗО в колонии вывозят – и излишне сидящих, и уже приговорённых. Всего в год по стране передвигают до 180 тыс. человек, но возят жутко долго. Вагонзаку для преодоления пути в 300, например, км нужно не сутки, а, бывает, дней десять, а то и три недели. Причём весь этот ужас происходит на фоне постоянной войны ведомств: ГУИН и МПС. Что за проблемы у ментов с железнодорожниками, коли срывы перевозок спецконтингента наблюдаются повсеместно, особенно за Уралом?

Проблема в том, что МПС по своему усмотрению отменяет или изменяет движение пассажирских и почтово-багажных поездов, в составе которых имеются спецвагоны. МВД, со своей стороны, задерживает плату за аренду спецвагонов. Кроме того, МПС отказывается прицеплять к пассажирским поездам спецвагоны из-за их низких технических характеристик. Замкнутый круг!

Вернёмся опять к письму бывшего зэка К-на:

«Далее пересылка (пересыльная тюрьма). В камерах ещё более тесно, чем в СИЗО. Лекарств нет. Говорят, пишите домой, чтобы прислали. Пишут. Приносят. Но не пропускают. Если же пропустят подорвавшему здесь здоровье «счастливчику» лекарства, то их ополовинят, в лучшем случае.

Далее этап и столыпинский вагон. Не знаю, почему столыпинский. От Москвы до Свердловской (Екатеринбургской) пересылки полтора суток в одном купе ехало 15 человек с вещами. «Спасибо» конвою, облегчил ношу. При обыске отняли половину. У кого что. Не брезговали ни продуктами, ни вещами…»

Согласно новому Положению о перевозках зэков, деньги за аренду спецвагонов будут выделяться МПС целевым назначением из Федерального бюджета – и тогда, может быть, эта межведомственная свара наконец-то поутихнет… Может быть… Зная главные русские беды (дураки и дороги), мы, обнаружив совмещение двух бед в одном месте, особого оптимизма не питаем.

Те, кто решают всё

Рассмотрев все предложения руководства ГУИН о путях и способах избавления СИЗО от излишней численности ненавистного контингента, можно сказать следующее. Конечно, всё упирается в деньги, конечно, когда бюджет ежегодно недодает ГУИНу немалые суммы, – не до жиру, конечно же, трудно ожидать от населения сочувственного отношения к тюрьмам и их проблемам, на фоне собственного бедственного положения. Но всё же, всё же, всё же!

Как ответственность за дедовщину в армии полностью ложится на плечи генералов от обороны, так и бардак в уголовно-исполнительной системе и, в первую очередь, в СИЗО – прямая вина гуиновских генералов. Кто же ещё, как не они, может навести здесь порядок? Зачем кивать на нерасторопные областные УИНы, когда ты сам определяешь и осуществляешь политику и практику и досудебного содержания под стражей, и исполнения наказаний? Почему ты сам, меняя каждый день костюмы и таская халяву мешками и канистрами, позабыл и про несчастного зэка, и про зачуханного прапорщика, который за 1200 рублей в месяц должен водить этих архаровцев в баню и из бани, на прогулку и с прогулки, постоянно испытывая на этой почве нервные стрессы, а потом, расслабившись с госпожой Бутылевич, или въедет кому-нибудь в рыло, или жену зарежет, или повесится?

Чихали вы на свои кадры с высокой колокольни, граждане начальнички! Скажем прямо: никакие управления кадров, инспекции по личному составу и службы собственной безопасности не смогут исправить положение дел до тех пор, пока ГУИНовские руководители просто и без затей проституируют на проблеме содержания людей в заключении, оставляя богу богово, человеку шиш без масла, а себе всё остальное.

Послушаем, ради интереса, что поёт тюремный начальник на эту тему; скобки в тексте наши:

«Впервые за последние 6 лет нам (им) сократили выделение средств на содержание персонала СИЗО и тюрем в связи с некомплектом численности сотрудников на 3 тысячи единиц (на содержание зэков средств давно не хватает, но только в связи с перекомплектом). Наше поступательное движение вперёд (!!! – гениально!), приближение к европейским стандартам потерпело поражение из-за плохой работы по комплектованию кадров СИЗО и тюрем.

Государством было принято решение выделить финансовые средства для увеличения норматива штатной численности персонала следственных изоляторов и тюрем… однако многие УИН с поставленной задачей не справились. Реальное количество работников не доходит и до 14 процентов, чем не замедлил воспользоваться Минфин при формировании бюджета, сократив финансирование с планируемой до фактической численности.

Плохо ещё осуществляется руководство отделами собственной безопасности. Многие начальники УИН создали им благоприятные условия, что позволило безнаказанно совершать действия, не корреспондирующиеся с требованиями Закона. Привилегированное положение вызвало реакцию отторжения в среде оперативных и режимных сотрудников, а в отдельных ситуациях привело и к конфронтации, казалось бы, родственных в оперативном отношении служб. Известно, к чему это привело в Липецкой области, когда ряд работников этой службы занимался вымогательством и незаконным получением признательных показаний от арестованных, впервые привлечённых к уголовной ответственности, с целью обогащения.

Руководство МВД издало приказ, в котором дана принципиальная оценка этим безобразным действиям, но последующие события показали, что его требования зачастую игнорируются. По истечении нескольких месяцев при отсутствии начальника учреждения ИЗ-45/1 (знаменитые «Кресты») и лиц, его замещающих, …на территорию режимных корпусов была пропущена группа сотрудников отдела по борьбе с коррупцией и организованной преступностью в количестве 6 человек с начальником этого отдела подполковником внутренней службы…, которые… стали проводить обход режимных корпусов, в ходе которого производились вызовы подозреваемых в совершении преступлений из камер для личных бесед без представителей администрации и разрешения органов следствия и суда (то есть на незаконные допросы) с целью сбора компромата на руководителей СИЗО.

В СИЗО-1, г. Оренбург, поступил из МВД Башкирии осуждённый, вор в законе, с которым занимался начальник ОВСБ подполковник… В нарушение действующего законодательства осуждённый в места отбывания наказания направлен не был, а в течение года незаконно содержался в СИЗО-1 Оренбурга.

Такое отношение к своим обязанностям работников этой службы в низовых учреждениях, использование своих прав в явно противозаконных целях может печально закончиться для руководителей УИН. Представляется, что главной задачей этой службы, наряду с обеспечением собственной безопасности органов внутренних дел должна быть защита сотрудников и членов их семей от возможных преступных посягательств, давления на персонал СИЗО со стороны преступных сообществ с различными целям».

Примерно в таком же ключе – они, де, сами виноваты, жалуется начальник на стиль руководства региональных руководителей тюрем:

«Коротко о стиле руководства УИН следственными изоляторами и тюрьмами. Для решения этой задачи штатным расписанием УИН предусмотрено введение в их состав отделов, отделений и групп, отвечающих за деятельность следственных изоляторов. Однако имеются случаи отвлечения их на решение непрофильных задач, исполнения несвойственных им функций. В результате часть этих подразделений самоустранилась даже от проведения служебных проверок случаев чрезвычайных происшествий в СИЗО и тюрьмах, как это имело место в УИН Башкирии, Ленинградской, Свердловской, Курской, Архангельской и других областей.

Сотрудники следственных изоляторов вынуждены сами расследовать, что же они натворили по фактам нанесения телесных повреждений, совершения побегов и других происшествий. Доходит до абсурда. Начальник СИЗО-1 (Свердловская область) содержит у себя в следственном изоляторе осуждённых-поселенцев, а потом в прямом смысле открывает ворота и отпускает осуждённых в увольнения».

Ну и самое ужасное, это то, что преступность в СИЗО, в том числе тяжкая – убийства, нападения на персонал – также списывается на нерасторопность и халатность местных руководителей, а не на невыносимые условия существования заключённых. В устах начальника управления это выглядит так:

«Слабо ведется оперативно-профилактическая работа по недопущению преступлений против личности. В 1996 году в учреждениях было совершено 8 убийств, 49 тяжких телесных повреждений (ТТП). Такие преступления были в СИЗО Алтая, Архангельска, Тюмени, Челябинска. В СИЗО Иркутска совершено 4 ТТП. По 6 ТТП совершено в СИЗО Свердловска и Читы. В СИЗО Санкт-Петербурга и Ленинградской области допущено 8 случаев нанесения ТТП.

Мы не смогли в полной мере обезопасить общество от преступных посягательств. Допущено 35 побегов, однако работа по розыску бежавших ведется плохо. До настоящего времени (на март 1997 года) не разыскан 31 преступник. Активности по их обнаружению и задержанию фактически не проявляется. Особенно слабо осуществляют мероприятия по розыску и задержанию преступников в Москве – не задержано 4 бежавших в разное время преступника, в Ярославле – 3 несовершеннолетних преступника, совершивших групповой побег, Оренбург, Свердловск, Чита – не задержано по 2 человека».

И, наконец, начальник управления главка советует региональным УИН, что же надо делать, чтобы избежать этих безобразий. Прочтите внимательно, это подлинная ария бюрократа:

«1. Завершить государственную регистрацию всех СИЗО и тюрем в качестве юридических лиц в соответствии с приказом МВД России от 4 декабря 1995 года. Отсутствие свидетельства о государственной регистрации лишает эти учреждения права на осуществление ими хозяйственной и финансовой деятельности, в конечном счёте, они не вправе выполнять даже функции СИЗО или тюрем. Сотрудники этих учреждений юридически не являются сотрудниками УИС, а это может негативно отразиться на вопросах, связанных с их пенсионным обеспечением, предоставлением льгот.

2. В связи с тем, что медицинские части СИЗО и тюрем осуществляют медицинскую деятельность в нарушение ст. 24 Федерального Закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений» без соответствующего разрешения, необходимо организовать получение соответствующих лицензий в органах исполнительной власти субъектов Российской Федерации.

Порядок получения лицензий регламентирован постановлением Правительства Российской Федерации от 25 марта 1996 года.

При отсутствии такой лицензии начальники СИЗО и тюрем, медицинский персонал этих учреждений могут быть привлечены к административной и уголовной ответственности в случае причинения вреда лицам, содержащимся под стражей.

3. Повсеместно добиться от органов местного самоуправления определения границ прилегающих к следственным изоляторам территорий и утверждения на них необходимых режимных требований. Кроме этого необходимо создать условия для соблюдения режимных требований и привлечения к ответственности лиц, виновных в нарушении этих требований».

Что ж, как говорится, «в новизнах твоих старина мне слышится». Оказывается, надо не работать, а зарегистрироваться или взять разрешение, а там хоть трава не расти. Без лицензии, понимаешь, нельзя лечить «лиц, содержащихся под стражей», а с лицензией их можно изувечить, и тебе за это ничего не будет, и даже пенсию в старости получишь.

Понятно, какую задачу решает своими речами и советами гражданин начальник: он пытается прикрыть бумажкой свою… короче, тот орган пищеварения, каким сидят.

И ещё. Одно из главных направлений для решения всех проблем, это, видите ли, определение границ прилегающих территорий. Как будто все гадости творятся на этих территориях, и всех собак и кошек, перебрасывающих зэкам колбасу через забор, надо истребить.

Разумеется, когда вокруг питерских «Крестов» стоят толпы родственников и подельников и круглые сутки, кто кого перекричит, взывают к стенам и решеткам, откликающимся такими же воплями или даже, если повезет, запиской из самодельной пращи с хлебным катышком на нитке, – это не дело. Но режимные требования на прилегающих территориях не тот вопрос, который надо ставить во главу угла при постановке задач по обеспечению нормальной жизнедеятельности СИЗО.

Проблема в другом: человек за совершённое преступление изолируется от общества в интересах дела, а не приговаривается к физическим и нравственным мучениям.

Раз уж государство посадило его за решетку, то оно обязано предоставить ему все права, оговоренные законом, в том числе право на вежливое обращение, личную безопасность, полноценный сон, охрану здоровья, бытовое обеспечение, предусматривающее норму санитарной площади в камере на одного человека в размере четырёх квадратных метров. Это последнее положение, кстати, в соответствии со ст. 52 закона «О содержании под стражей…» должно было вступить в силу с момента создания соответствующих условий, но не позднее 1 января 1998 года. Январь 1998-го давно уж позабыт, условия, конечно же, не созданы, а только ухудшены. Закон не выполняется. Кому нужен такой закон? Кто ответит за невыполнение?

Мы далеки от бессмысленной критики и зубоскальства по поводу имеющихся проблем. Но, вслушиваясь, как руководитель тюремного ведомства на всю Систему (доклад опубликован в одном из бюллетеней ГУИНа за 1997 год) плетёт кружева о необходимости освободиться от излишней численности любыми путями, начинаем думать: для этого начальника и смертность от туберкулёза, и убийства в СИЗО – наверняка не последние факторы уменьшения спецконтингента.

В этом смысле, может быть, не совсем и не прав В. Абрамкин, считавший, что с туберкулёзом в тюрьмах не борются намеренно, ради истребления заключённых.

Не выполняется ничего – ни законы, ни федеральные программы, ни постановления, ни грозные резолюции, не говоря уже о нормах содержания, положенности, обеспеченности. Что делать, никто не знает. Законодатели принимают законы и не проверяют их выполнения, нарушая тем самым закон, потому что они ОБЯЗАНЫ проверять. Правоохранительные органы хватают и держат в тюрьмах людей за нарушение одних законов, и сами тут же в отношении этих же людей нарушают другие законы, превращаясь в какую-то надгосударственную шатию-братию, которой всё дозволено.

Проблемы тюрем давно уже вышли за рамки внутриведомственных и выплеснулись на общество. Бросить заключённых на произвол судьбы в стране, где каждый третий так или иначе связан с этим бестиарием, – со стороны правительства и законодателей верх цинизма. Зэки опять, как в приснопамятные времена, превращаются в лагерную пыль, а все потуги, если они вообще здесь присутствуют, тюремных генералов «встать вровень с Европой» остаются благими пожеланиями, уже приведшими нас в ад.

…И вот мы рассказали вам об этом. У Швейка, помнится, рассказы тоже были «такие печальные, что все со смеху помирали».

Вместо эпилога

Начальник исправительно-трудовой колонии № 4, Магадан:

«Их (освобождающихся из мест лишения свободы, – авт.) будущая жизнь зависит от того, как примет их общество. Если общество отнесётся к ним плохо, они вновь будут совершать преступления и окажутся в тюрьме».

Владимир Дмитриевич Ш-в, 1937 года рождения:

«18 июля я ехал в электричке Москва Тверь у меня стали проверять документы где было денег 23 рубля они (милиционеры, – авт.) забрали деньги а потом проходя мимо бросили паспорт и выписку из больницы на пол у тамбора где я находился в вагоне. Я бывший заключоный бездомник а деньги мои все забрали опять воровать что ли?»

Примечания

1

УИН – региональные Управления исполнения наказаний.

(обратно)

2

Сюда, по методике Госкомстата, включены умершие не только от туберкулёза, а от всех болезней органов дыхания.

(обратно)

3

Приложение № 2 к приказу МВД России от 15.01.93 г.

(обратно)

4

Химический состав пищевых продуктов. Справочник. Кн. 1. Справочные таблицы содержания основных пищевых веществ и энергетической ценности пищевых продуктов. М., ВО «Агропромиздат», 1987.

(обратно)

5

Нормы суточного кормления животных объявлены приказом МВД от 19 ноября 1991 года: крупа – 600 г, мясо – 400 г, жиры животные – 13 г, картофель, овощи – 300 г, соль – 15 г.

(обратно)

6

Все данные по царскому и советскому пайку приведены по книге Жака Росси «Справочник по ГУЛАГу», М.: Просвет,1991.

(обратно)

7

Суточный рацион советских заключённых в пиковые годы ГУЛАГа и его дифференциация приведены в Приложении 2.

(обратно)

8

На 01 января 2003 года – 47719 человек.

(обратно)

9

Количество комнат для проведения длительных свиданий определяется из расчёта 24 комнаты на 1000 человек в ИК общего режима и 16 – строгого и особого режимов (приказ МВД от 17 июля 1993 года). При численности 315—320 тысяч человек на общем режиме им положено 7,5 тысяч комнат, а при численности на строгом и особом режимах 305—310 тысяч – 5 тысяч комнат.

(обратно)

10

Врачи.

(обратно)

11

Горячее водоснабжение.

(обратно)

12

«Европейские тюремные правила», рекомендация № R (87) 3, приняты Советом Министров Европейских стран 12 февраля 1987 года.

(обратно)

13

Цит. по Детков М.Г. Научное и организационно-правовое обеспечение исполнения уголовных наказаний в виде лишения свободы в Российском государстве: исторический аспект и современность. М.: ВНИИ МВД РФ, 1998.

(обратно)

14

См. Смирнов В.В., Хребтов А.В. Методы реализации воспитательной работы с лицами, лишенными свободы. М.: ВНИИ МВД России, 1999.

(обратно)

15

Впрочем, никаких «мировых стандартов» в этой сфере вообще не существует; есть тюрьмы Англии, Китая, США, Сирии, где действуют свои порядки. Можно говорить лишь о «рекомендуемых стандартах».

(обратно)

16

Получается так: 517 026,7 разделить на годовой фонд времени одного работника, равный 1947 часам.

(обратно)

17

Главное управление лесных исправительно-трудовых учреждений.

(обратно)

18

В отличие от других случаев, здесь мы раскрываем фамилию потерпевшего от произвола «правоохранки», поскольку он сам просил об этом.

(обратно)

19

Милиционеры придумали для людей, лишенных свободы, кличку зэк, а для бездомных людей – аббревиатуру бомж. И то, и другое вошло в ономастику русского языка (как «племенное» название); слова эти стали привычными и обиходными. С другой стороны, зэки и бомжи придумали для гражданина милиционера неологизм мент. В главе о тюремных нормах мы вводим его в нормативную лексику.

(обратно)

20

См. Приложение 3.

(обратно)

21

«Ветры перемен», как называлась песня группы «Скорпионз» о наших перестроечных заморочках.

(обратно)

22

Доклад на Всероссийском совещании 1997 года.

(обратно)

23

Мы уже писали, что жилплощади для проштрафившихся больше, чем надо, – при общей нехватке площадей в учреждениях.

(обратно)

24

Это уже даже не смешно: государственные законы нарушаются всеми подряд государственными учреждениями и мужами.

(обратно)

25

Наконец-то разрешили! Интересно, а что раньше делали в библиотеках? До официального разрешения зэкам ими «пользоваться»?

(обратно)

26

Теоретические и практические проблемы деятельности уголовно-исполнительной системы: Сборник научных трудов. М.: НИИ УИС Минюста РФ, 2001.

(обратно)

27

Пример из материалов Руководства-Справочника «Права человека. Законность».

(обратно)

28

Единое помещение камерного типа.

(обратно)

Оглавление

Сокращения и аббревиатуры, используемые в книге

Вступление

Здравоохранка

  Количество и качество

  Тубики и жмурики

  Больной? Лечи себя сам

  Правозащитники и благотворители

  СПИД и прочие радости жизни

  О чём поют финансы

  Прогноз на завтра

Пайка и комбыт

  Люди, зэки и собаки

  Российские тюрьмы в былые времена

  Голод как стимул к перевоспитанию

  Ресторан для зэка

  Самообеспечение

  Женщины и дети вне воли

  Кратко о концепциях

  О жилье и нежилье

  Почём коммунальное хозяйство?

  Голая зона

  Кто отломил руки Венере Милосской?

Тюрьма и норма

  Ещё один экскурс в историю

  Можно ли в России жить по норме?

  Трудовые нормы в зоне

  Нормы и практика общения с зэка

  Нормативный демократизм

  Об опасности цветных карандашей

  Посылки и прогулки

Культура и ФИ

  Нормативная культура

  Что такое ЛПУ?

  Культура по списку

  Чернуха

  Физкультура

Граждане начальники

  Кадры УИС

  Тамбов – Москва

  Аппаратчина

  Тюремные штабисты

  УИС в Минюсте

Следственные изоляторы

  Хорошо сидим!

  Что делать?

  Тюрягия, страна чудес

  Те, кто решают всё

Вместо эпилога

Реклама на сайте