«Мир по Кларксону»

Джереми Кларксон Мир по Кларксону

Еще один выходной? Не надо, пожалуйста, я устал отдыхать

Судя по опросу общественного мнения, большая часть народа, вернувшегося на работу после рождественских праздников, считает, что Англия должна последовать примеру Шотландии и сделать 2 января Выходным днем.

Сдается, здесь есть две странности.

Первая – что кто-то вообще взял на себя труд проводить такой Опрос, а вторая – что кто-то в здравом уме может решить, что рождественские каникулы слишком коротки.

У меня как-то раз случились десять дней отпуска, и в первое же утро к одиннадцати часам я уже выпил четырнадцать чашек кофе, прочел все газеты и Guardian и потом… и что потом?

К обеду мне стало так тошно, что я решил повесить пару картин. Нашел молоток… Потом пришлось вызывать штукатура, чтобы залатать, дыры, которыми я уделал стену. Потом я попробовал починить электрические ворота гаража, которые срабатывают раз в год по обещанию. Выход с гаечным ключом опять же окончился вызовом мастера по сборке ворот.

Я нацелился на печку Aga, сломавшуюся в канун Рождества, но жена взяла меня под локоток и оттащила подальше, объяснив, что уважающий себя строитель не станет в выходные заниматься сочинительством, а раз так, то и писатель в выходные не должен заниматься не своим делом. И добавила, что это, во-первых, дорого, а во-вторых, опасно. Жена права.

У нас есть лампочки на потолке гостиной, на столе они должны отражаться в виде звезд, но свет падает как-то так, что звездного неба никогда не получалось, да и бог бы с ним, думал я всегда. Но когда вас сильно достало безделье, раздражает все.

Я купил клейкой ленты, и моя жизнь обрела цель. Мне было что делать.

Рождество наступило раньше, чем я успел нанести значительный ущерб собственному дому. Но потом каникулы продолжились, и я снова смотрел на свой досуг, уставившись в бинокль не с той стороны. Каждое утро я мечтал о том, чтобы поскорее наступил вечер и я рухнул в постель и провалился в счастливое забытье.

Я протоптал тропинку на полу в своих бесконечных походах к холодильнику в бессмысленной надежде, вдруг там остались холодные сосиски, которые я не заметил в свои первые четыре тысячи заходов на кухню.

Потом мне вдруг приспичило купить кресло с банкеткой. Мы пришли в навороченный магазин домашнего барахла, где от запахов сухоцветов в корзинках щипало в глазах, и, хотя дети над нами нещадно потешались, купили искомое. Кресло оказалось слишком маленьким и совсем не того цвета, так что удалось убить еще немного времени, пока я его возвращал обратно в магазин. На следующий день, все еще одурманенный ароматами, которые под стать нижнему белью телеповара Делии Смит, я решил приобрести какой-нибудь дурацкий антикварный кабинет. Но тут уж жена сказала твердое «нет».

Стало ясно, что мне надо обзавестись какой-нибудь болезнью. Это хорошая мысль, если вас уже все достало, и любая хвороба (даже герпес) лучше этой зеленой тоски.

Довольно трудно на пустом месте подцепить парочку генитальных болячек, но, приложив некоторое усилие, можно обеспечить себе простуду, а если повезет, превратить ее в грипп. Правда, если вы лежите в койке и смотрите, как телеведущая Джуди Финнеган в костюме Санта-Клауса борется с раком, вам тоже не позавидуешь.

Скука заставляет звонить людям, с которыми вы не общались уже лет восемнадцать, и в середине беседы вы понимаете, почему именно вы не общались. Скука заставляет читать не только каталоги «товары – почтой», но даже и выпадающие из них рекламки. Скука заставляет вас понять тех, кто берет ружье и палит из него по посетителям местного торгового центра. И вы знаете, где этот центр расположен.

Скука гонит заниматься гольфом.

За день до Рождества я ехал в поезде с парнем, который, не успев отъехать от Паддингтона, стал названивать бывшей жене и рассказывать, что он наконец завязал с работой, вышел в отставку и теперь живет только для себя. Он пытался выглядеть бодрячком, говорил веселым тоном, но что-то в его глазах говорило об обратном.

Он проторчит месяц-другой дома, круша все, что попадется под руку, садик зарастет сорняками, потом его пригласят на партию в гольф, и это будет конец. Его жизнь закончится задолго до того, как он испустит дух. Жалко. Симпатичный малый.

А рыбалка? Глядя на энтузиастов, мерзнущих на берегу канала в эту холодрыгу, вы ужасаетесь: неужели им настолько тошно, что лучше торчать тут, чем сидеть дома?

Подозреваю, что ответ будет расплывчат. «Ну… как вам сказать…» Через неделю я был готов бросаться на близких и в результате остался без сосисок. Потому что тайком от жены таки разобрал нашу печку. И все вообще посыпалось.

Самое странное, что, когда вам нечего делать, у вас абсолютно нет ни на что времени. Я написал письмо, и потом целого дня мне не хватило, чтобы найти конверт. И наверное, это что-нибудь да значит, если я восемь часов провел на унитазе в прошлый вторник. Кстати, такое же нормальное хобби, как любое другое.

Британцы работают больше, чем кто бы то ни было в Европе, и люди с озабоченными лицами пугают нас стрессами и болезнями сердца. Но дело вот в чем – без работы мы мрем как мухи.

Меня убивают все эти разговоры про безопасность и здоровье

Если вы помните, после железнодорожной катастрофы в Хатфилде в прошлом году наш зам премьера Прескотт ездил на место происшествия и с умным лицом потом вещал, что при большем усердии и лучшем финансировании таких ужасов не было бы.

Примерно такая же реакция последовала, когда выяснилось, что в этом году перед Рождеством количество пьяных водителей возросло на 0,1 процента. Всякая хиппистская сволочь по радио втолковывала нам, что если бы полицейские получили право отстреливать водителей, а допустимый уровень алкоголя в крови уменьшился до минус восьми, то аварии на дорогах прекратились бы. Эти же люди уверяют, что мобильные телефоны варят нашим детям мозги, что длительные авиаперелеты приводят к тромбозу ног, а поедание мяса – это убийство. Они хотят, чтобы смертей вообще не было, и никак не унимаются. Они даже не понимают, почему люди должны страдать от мелких ушибов.

Каждую неделю на телевидении во время ток-шоу кто-то роняет еду на пол, и шоу останавливают, чтобы оператор не поскользнулся. А что будет, если он упадет? На это у меня есть ответ – он поднимется и пойдет работать.

Как любая большая компания, Би-би-си печется о здоровье каждого, кто ступил на ее территорию. Обязательны надписи и предупреждения, используется на площадке реальное стекло или пластик. Однажды перед съемками мне вручили буклет, где объяснялось, как пользоваться дверью. Я не шучу.

Можете представить, что я пережил на самих съемках, когда мне пришлось забраться в барокамеру, чтобы продемонстрировать, что произойдет, если на десятикилометровой высоте самолет разгерметизируется. Бедному продюсеру дали длиннющий список, где перечислялись все грядущие ужасы. Мои легкие взорвутся, и воздух, находящийся в костях скелета и кишках, увеличится в объеме в девять раз и послужит причиной страшной агонии. Но я этого уже не узнаю, потому что гипоксия превратит меня в овощ.

Я был готов рискнуть, но что толку? Моим бренным телом уже завладели представители Комиссии здравоохранения и безопасности. Они же не пустили меня в прошлом году лететь на американском военном вертолете только потому, что пилот не получил разрешения у Би-би-си.

Все знают, что американцам по закону запрещено разбивать собственные вертолеты. После чудовищного случая в 1993-м в Сомали, когда группу из шестнадцати человек отправили спасать двоих к тому моменту мертвецов, американское командование решило, что хватит смертей и что солдаты не должны умирать даже на войне.

Теперь эта чума перекинулась на Британию. Вы наверняка слышали, что окрик сержанта может повредить слух рядового. Недавно я был на базе королевского военно-воздушного флота в Хенлоу, и там господа из здравоохранения и безопасности увешали все плакатами, оповещающими, что алкоголь делает людей неуправляемыми и провоцирует агрессию.

Действительно, вот чего нам не хватало – неуправляемых и агрессивных пилотов.

Еще у нас есть эскадра подводных атомных лодок, которые несут круглосуточную вахту. Так я думаю, что их поставят на прикол – или что они там делают обычно с лодками, – потому что они слишком опасные.

Теперь внимание господ из здравоохранения привлекли противотанковые снаряды с обедненным ураном, способные пробить броню любого танка. Комиссии эти снаряды не понравились – мол, могут кого-нибудь случайно убить.

Намедни по телевизору бывшие солдаты из косовских миротворцев говорили, что всего-то пару раз пальнули, а рак тут как тут. Мои глубокие соболезнования, но давайте посмотрим в лицо фактам.

Единственный способ проникновения обедненного урана сквозь кожу – прямое попадание пули, сделанной из урана. Он может попасть в организм через легкие, но, учитывая, что он на сорок процентов менее радиоактивен, чем урановая руда, сомневаюсь в его смертоносности. Я недавно был на урановом руднике в Западной Австралии, но вторая голова у меня так и не отросла.

Странно, что Минобороны проверило только тех солдат, которые были в Косово, и проигнорировало тех, кто воевал в Персидском заливе, где было выстреляно 300 тонн обедненного урана и альфа-излучение дольше делало свое дело. Если таки выяснится, что, не дай бог, кто-то из солдат умер от радиации, значит, наши ракеты работали не на НАТО, а против.

Американские летчики угрохали так называемым «дружественным огнем» семерых британских солдат в заливе, однако Минздрав не удосужился выпустить директиву о недопущении американцев на поля сражений.

Нас пугают глобальным потеплением и озоновыми дырами. Но меня больше страшат те люди, чье ремесло – защищать наше здоровье.

Мужчины безнадежны, и я горжусь этим

Я мужчина и ни за что не стану спрашивать прохожих, как проехать в библиотеку. Кого тут спрашивать, если я все равно умнее? Ведь я сижу в теплой машине, а эти идиоты ходят пешком.

Хотя иногда в маленьких городишках, где местный совет позволил малолетним недоумкам (явно из вспомогательных школ) разработать систему одностороннего движения, я сдаюсь и позорно уточняю, как ехать дальше. И чувствую себя предателем всего мужского рода.

Связываться с «языком» – напрасная трата времени. Если ответ начинается с «э-э-э…», значит, он не знает ответа и не в курсе, поворачивать вам от химчистки вправо или влево. Имейте в виду, если в ответ на прямой вопрос вам начинают мямлить или делать задумчивое лицо, сматывайтесь.

Некоторые начинают активно жестикулировать, как регулировщик во время военно-спортивных игр – одна рука на север, другая на восток, вот там стоят кудрявые деревья, направление на девять часов.

Но это тоже не поможет, потому что вы его не слушаете. Человек слышит только первую фразу, после которой его внимание отвлекается. Римляне, завоевав Англию, поехали на родину праздновать это событие. Обратная дорога заняла у них восемьдесят лет. Почему? Да потому что они спросили, в какую сторону им идти, у французов. Но недослушали ответ.

В конце XIII века Эдуард Первый, прозванный Длинноногим, отправлял женщин охранять границы королевства вместе с армией. Потому что в отличие от мужчины женщина усваивает больше одной фразы за раз. Я-то понимаю, почему он так делал. Ведь если бы он слушал своих рыцарей, то закончил бы кампанию в Фалмуте (Корнуолл) вместо Фалкирка (Шотландия).

Вот и я на прошлой неделе послушался не голоса разума, а местного спеца на Тоттнем-Кортроуд[1] и вместо нужного мне магазина оказался в святилище современного культа компьютеров Computers 'R' Us.

Я не послушал также внутреннего голоса, нашептывающего, что пора сваливать отсюда, я даже не слышал человека, который объяснял мне что-то про один из ноутбуков Sony, в названии которого (на букву V) такое количество гласных, что произнести их совершенно невозможно. Что-то вроде воя голодной кошки – вот такое было название.

Ладно, не беспокойтесь, я не собираюсь тут писать про то, что ни черта не понимаю в компьютерах и хотел бы вернуться в районную газету в то время, когда мы тюкали по клавишам раздолбанного «ремингтона». Такое может написать каждый.

Я очень люблю компьютеры, умею посылать мейлы, писать заметки и даже могу по поиску найти трансвеститов в Таиланде. Да, я не знаю о компах столько же, сколько знают те, кто работает или просто околачивается в компьютерных магазинах. Потому что тогда мой мозг бы просто закипел.

Вот если вам предлагают Windows 2000 или 98, то вы автоматом западаете на большую цифру. Но продавец посоветовал мне купить Windows 98, сэкономив таким образом деньги. Когда я спросил его почему, он зачем-то начал рассказывать мне про своего ньюфаундлендского терьера. Разумеется, я слушал, но не слышал.

Единственное, чего я хотел, – это посылать мейлы через сотовый телефон, и потому спросил: «Могу я подключить это к мобильнику?» Он протянул «н-ну…», а далее понес что-то такое… С тем же успехом он мог мне описывать процесс приготовления лукового соуса грейви в непальских горах.

Короче, я все это купил… но мне кажется, что оно уже не работает. Каждый раз, когда я отключаюсь от Интернета, машина вырубается, отсылая все, что я написал за день, в виртуальную бездну.

Очевидно, мне бы следовало отнести компьютер обратно в магазин, но если они узнают, что я занимался поиском тайских трансвеститов, мне будет немного неудобно. Кроме того, я не помню адрес. И будь я проклят, если кого-нибудь спрошу, как туда проехать!

Можно позвонить приятелю, но влом, ведь я мужчина, то есть Эго в чистом виде, покрытое тонкой оболочкой из кожи. Если приятель сумеет решить мою проблему – это будет еще один удар по моему мужскому самолюбию. А если нет, зачем звонить?

Женщина в такой ситуации взяла бы в руки инструкцию. Но между мужчиной и женщиной есть огромная разница. Она касается не потребности в ласке после секса, слабой ориентации в пространстве или странной логики мышления. Она в том, что даже самая мужиковатая баба на свете, будь это сама Тэтчер, будет часами лежать с инструкцией к новому видеомагнитофону, но запишет нужную телепередачу в нужное время.

Я? А что я? Я буду тыкать в кнопки, зная, что по-любому видак включится и запишет… ну не в этот вторник, так в другой, и вообще сам найдет что-нибудь получше.

Это работает, когда играешь в настольные игры. Никогда не читал правил игры в «Монополию», я просто делал то, что казалось мне более осмысленным в данный момент. Если кто-то говорил, что надо двигаться в другом направлении, я отвечал ему долгим тяжелым взглядом. Это работает. Я всегда выигрываю.

По радио мы простим даже убийство

Есть что-то ненормальное в том, что новостные выпуски становятся неожиданностью для их создателей. Но мне сдается, что канал независимой службы новостей (ITN) положил на лопатки ВВС в ежедневной Битве десятичасовых новостей.

ВВС потом говорила, что у нее в новостях вдвое больше сюжетов и вдвое больше зарубежных собкоров. И живые включения тоже были, а телеканал ITV затянул своего «Миллионера» на две минуты и начал новости без перерыва на рекламу. И что, дескать, они даже привлекли галантного сэра Тревора Макдональда, первого британского чернокожего новостника, чтобы дважды объявить скорый выход супервыпуска новостей.

Рейтинговая возня уж больно нечистоплотна и смертельно надоела. Раньше программы составлялись так, что после передачи на ITV вы могли без потерь переключиться на другой канал.

А теперь посмотрите на расписание. Передачи идут практически одновременно. Если вы досмотрели сериал на одном канале до конца, то точно пропустите сводку новостей про взрывы и зажигательную погоню за преступником на машинах.

Я-то понимаю, почему так происходит. Когда я работал над передачей TopGear, не имело значения, стоит наш «феррари» на овечьем пастбище или гонит со свистом по взлетной полосе. Рейтинг не менялся.

Но если программа запаздывала и другие каналы успевали в полдевятого уже вовсю запустить свои шоу и фильмы, то мы теряли до миллиона человек нашей аудитории.

Самое смешное, что такое контрпрограммирование не работает на радио.

Вот моя жена слушает Radio 4. Там могут давать двухчасовую сводку погоды, и она все равно не переключает канал. При этом я прекрасно знаю, что она ни черта не понимает (впрочем, как и вся остальная страна), о чем говорит Мэлвин Брегг в передаче «Наши времена», но каждое утро по четвергам квартиру сотрясают звуки голосов его дурацких гостей.

В 10:25 каждый день я напоминаю, что по Radio 2 идет отличный конкурс Кена Брюса про ее любимую поп-музыку, но по каким-то непостижимым причинам жена продолжает слушать станцию, где рассказывают о погоде в Северном море.

Я-то тоже не лучше. Если меня оставить дома одного, то день начнется с шоу-побудки Терри Вогана, который на прошлой неделе вбил себе в голову, что все китайцы пахнут брюссельской капустой. Потом я отгадываю ответы в поп-рок-угадайке Кена, а потом за ней идет шоу Джимми Олда. Тут уж приходится звук прибрать, потому что Олд бомбардирует слушателя звуками биг-бендов, чего я на дух не переношу, а также разговорами про цену на рыбу. А потом ему звонят и цитируют передовицы из Daily Telegraph. Это не мое. Но постойте – я же все равно сижу как пришитый и слушаю, успокаивая себя мыслью, что через два часа начнутся лирические песенки Стива Райта.

Почему я так поступаю? По телевизору достаточно увидеть полосатый пиджак, услышать бирмингемский акцент или начальные такты заставки к сериалу East-Enders, чтобы моментально переключить кнопку на пульте. Но зато с потрясающей лояльностью к бренду (которая заставила бы Marks & Spencer замариновать меня в рассоле) я еду в машине и час за часом слушаю передачу Олда, в которой миссис Наци-из-Эшера вещает о том, что хорошо бы поставить к стенке всех, кто ищет у нас политического убежища.

Конечно, есть выбор. Radio 1 отпадает, оно для любителей слушать, как ломают мебель. Радио 3 не транслирует ничего, кроме скулежа измученных зверушек. Есть и местное радио. Вот в Лондоне Magic FM не транслирует ничего, кроме Carpenters. Отличная группа, особенно если у вас болит голова. Но между музыкой какие-то люди произносят какие-то слова. Лучше бы они этого не делали. Я раньше думал, что радио-диджеи – достойные люди. Я думал, что есть в жизни вещи и похуже. Но я был неправ, нет ничего ужаснее этой банды вращателей компакт-дисков с радиостанции Magic-FM. В восемь утра в понедельник они уже начинают отсчитывать часы до пятничного вечера, который составляет смысл их жизни. В их мире мы все работаем на Круеллу де Виль из «Сто одного далматинца». И еще в нем все время идет дождь.

Даже если на дворе яркое солнце, а по новостям передают, что Джон Прескотт лопнул от злости, они обязательно найдут повод, чтобы поныть, как все гадко, а потом включат песенку тех же Carpenters под названием Yesterday Once More всего в четырнадцатый раз с шести утра.

Смысла переключаться нет. Magic-FM рулится гражданами, которые спускаются по своей карьерной лестнице, но на других местных станциях диджеи уверены, что они находятся на пути вверх. Поэтому они даже говорят так, как будто им кто-то в ноздри засунул электрическую зубную щетку.

Вдруг, думают они, телепродюсер включит радио, услышит, какой я кайфовый, и возьмет меня в ящик работать.

Вы правы, чуваки, только на телевидении вас сразу выключат, как только услышат, а на радио по каким-то сверхъестественным причинам – нет.

Велкам, но ахтунг! Австрийское гостеприимство

Небольшой совет. Хотя граница между Австрией и Швейцарией – это всего-навсего «лежачий полицейский» и на таможне ни души, лучше все-таки остановиться. Иначе вы увидите в зеркале заднего вида, как из темноты выступят вооруженные мужчины, зажгутся прожекторы и раздастся вой сирен.

Я как-то ехал со своими телевизионщиками из Сент-Морица в Инсбрук. Вдруг на границе появился некто в черном и рявкнул: Achtung, Я этот Achtung слышал разве что в кино, где после этого слова обычно раздавалась очередь из автомата. Группа моя не остановилась. Я встал. Мужчина, белый от ярости и злости, выхватил у меня паспорт и не отдавал его, пока я не объяснил во всех подробностях, кто мы такие и с какой стати осмелились вторгнуться в его владения.

Я часто думаю: вот если нас захватят в плен, смогу ли я выдержать пытки, чтобы спасти своих друзей? Насколько сильна моя воля? А сколько я продержусь?

Мне стыдно, но продержался я не больше трех секунд. Несмотря на то что у меня было еще два запасных паспорта, я побледнел и сдал пограничнику все явки и адреса моих несчастных коллег. Тем временем водителя уже повинтили и оттащили к тому знаку, который он пропустил. Всех обшмонали и заявили, что видеоаппаратуру из Швейцарии вывозить нельзя. У нас были явные проблемы. Мы подняли руки вверх, и знаете что? Пограничник даже бровью не повел. Вид четырех англичан, стоящих в центре Европы в 2001 году с поднятыми руками, не показался ему ни странным, ни неуместным.

Путешествуя, мы давно перестали ощущать границы. Ну разве что, въезжая в Бельгию из Франции, мы замечаем что дорога становится ухабистой. Французские таможенники всегда бастуют, а их бельгийские коллеги прячутся за горами чипсов с майонезными ледниками сверху.

В Австрии все по-другому. Тут границу стережет не увалень, считающий дни до пенсии. Это подтянутый боец-штурмовик в камуфляже, которому нет разницы, англичанин ты, турок или славянин. Муха не пролетит в Австро-Венгерскую империю.

Мою телегруппу, которая не простила мне малодушия и называла меня не иначе как «беспозвоночным», выдворили обратно в Швейцарию. А я? За мою трусость мне было позволено проехать до Инсбрука. Что порождало некоторые вопросы. Например, откуда пограничник знал, куда я еду? Мы об этом не упоминали, и тем не менее он знал. Все становилось страннее и страннее – буквально через десять минут меня остановили за превышение скорости, и полицейский обратился ко мне сразу по-английски. Несмотря на цюрихские номера.

Затем дорога завела меня в темный тоннель, я таких длинных никогда не видел. Но! Этот тоннель отсутствовал на картах. Интересно, что же такое творилось наверху, что нам нельзя было это видеть?

Когда я наконец добрался до отеля, где для меня был зарезервирован номер, странная женщина в длинном вечернем платье злобно сообщила, что мой номер уже сдан и что все отели в Инсбруке переполнены.

Паранойя моя зашкалила, когда выяснилось, что одного из тех бобслеистов, с которыми я должен был встретиться, вчера до смерти избили у дверей ночного клуба.

Кульминация состоялась в каком-то отельчике где-то у черта на рогах, которым заправлял человек по имени, скажем, Даунлодер. В Англии много хороших людей, сказал он с многозначительной улыбкой, по которой было понятно, что он имеет в виду британского серийного убийцу Гарольда Шипмана.

Что-то неладное творится в Австрии. Говорят, лидер Партии свободы ушел из большой политики, но что, если он вернется? Не надо забывать, что этот народ преуспел в искусстве постройки бомбоубежищ. Кстати, именно они убедили весь мир, что Адольф Гитлер был немцем. Многие уверены, что Хайдер вернется. В качестве канцлера. Вот беда-то.

Я пишу это, сидя в своем номере, и пытаюсь отправить заметку в Sunday Times, но сообщения почему-то упорно возвращаются. Может, Даунлодер на своем чердаке висит в Интернете, разглядывая порнушку со всякими садо-мазо? А может, следят за мной? Как следят за всеми журналистами.

Как-то боязно везти завтра этот текст через границу. Прямо хоть через мобильник сейчас отсылай. Чтобы мои слова достигли вас. Если вы их прочитаете, а я вдруг таинственно исчезну, ради Бога пришлите срочно помощь. Я нахож…

Белый дом уж больно маловат

Если вы любите греческий мрамор и черепки средневековых амфор для зерна, вам не следует ходить по американским музеям. Пока Европа занималась Крестовыми походами, американцы занимались охотой на бизонов.

Вздумалось мне тут поглядеть на Bell XI – первый пилотируемый сверхзвуковой самолет. И что? Отправившись на прошлой неделе в Вашингтон в Смитсоновский институт, я обнаружил, что самолет весь обмотан пупырчатой пленкой и стоит в том углу музея, который давно закрыт на реконструкцию. Но это еще не все.

Если кто-то думает, что Америка так же богата разнообразием, как Европа, он глубоко не прав.

Вашингтон, округ Колумбия, – худший тому пример. Отцы-основатели что-то в этом роде подозревали и поэтому выделили его из всей остальной страны. Вашингтон, оказывается, не находится ни в одном из штатов. Здешние жители, жители столицы свободного мира даже не участвуют в выборах.

Зато, например, с Гаваной и Пекином его роднит потрясающее чувство городской помпезности. Деловой центр полон бессмысленных безликих зданий, построенных на гигантских открытых пространствах и охраняемых невыносимо блондинистыми секретными агентами в черных субурбанах. Бордюры здесь мраморные, а полицейские – сияющие.

Пройдя три квартала на юг от Капитолийского холма, вы попадете в странное место. Две трети тамошних жителей – вооруженные бандиты, оставшаяся треть словила пулю от первых двух. На запад – там доткомовская зона, полная идиотских компаний с непроизносимыми названиями и с не менее кретинскими посланиями миру. Bred. Sivoy. Kobili. com.

Вы смотрите на гигантские зеркальные фасады и думаете: что происходит за этими окнами? Политики никогда не смогут дать вам ответ, потому что сами живут в Джорджтауне, самом чистом и изолированном от реального мира районе столицы. Стерильном, словно подземный центр по созданию биологического оружия.

Здесь повсюду звучит свадебный канон Иоганна Пахельбеля. В холле гостиницы это было особенно мило, почти как дома. В лифте, в книжных лавках и в художественной галерее. В якобы настоящем вьетнамском ресторане он витал над свининой в белом вине. Послушайте, однажды в Сайгоне я оказался перед выбором. «Карп, хлюпающий жиром» или «цыпленок, порванный вдрызг». Я выбрал «жареных земляных слизней». Не знаю, что это было, но там точно не было ни карамели, ни белого вина.

Американцы вообще не очень хорошо разбираются во вьетнамских обычаях. Франция им явно ближе. Наутро мне подали «настоящий обильный французский завтрак»: глазунья, сосиски, бекон, картофельные котлетки и, конечно, круассан! Вот и славно.

Зато далеко не славной оказалась завтракающая братия. Политики, политические комментаторы, политические лоббисты. Поскольку они живут в своего рода коконе, им кажется, что они занимаются чем-то очень важным. Они считают, что есть лишь два типа людей: не черные и белые, не богатые и бедные, не американцы и другие, а демократы и республиканцы.

Ну и что в этом плохого, спросите вы меня.

Да ничего. Идея собрать всех политических деятелей в одном месте весьма неплоха, сразу понятно, куда не надо заходить, чтоб не наткнуться на эти рожи.

Когда британский министр-лейборист Питер Мендельсон не смог вспомнить, звонил ли он по поводу беспроцентной ссуды на домик в Ноттинг-Хилле, ему пришлось подать в отставку. Это преподнесли как важнейшее политическое событие. Или когда человек с огромными ушами, торчащими перпендикулярно голове, сообщает с экрана, что Тони Блэр должен перенести выборы, все пабы в стране обсуждают это неделю. Так то ж в Лондоне! А вот в городе, который политики построили для политиков, все гораздо, гораздо хуже. Вы не можете построить небоскреб в Вашингтоне, округ Колумбия, потому что все дома должны быть ниже, чем Мемориал. Идея проста: нет ничего выше политики.

Похоже, чтобы донести до них мысль о том, что мир – это сплошной страх и ужас, надо написать об этом метровыми буквами красной краской на Белом доме.

Кстати, когда я до него добрался, удивлению моему не было предела: я, даже я живу в доме гораздо большем, чем президент Америки. Честно! Да и вы, уверен, тоже. Он реально, до изумления мал.

У забора уже снимали свои синхроны телевизионщики со всего мира, втюхивая своей пастве бессмысленную информацию, которую они собрали вчера, сидя за тарелкой эфиопской пасты. Нет бы рассказать людям что-нибудь действительно интересное, например, что хибарка у президента США дюже маловата или что в Смитсоновском институте экспозиция с Bell XI закрыта.

Полет вокруг света, только мест в первом классе нету

Согласно последним страшилкам, у людей, которые летят до Новой Зеландии, а это 27 часов, всего два варианта выбора. Они умирают или от тромбоза глубоких вен, или от рака, который вызывает радиация в верхних слоях атмосферы, пройдя сквозь тонкую алюминиевую кожу самолета.

Я сел на самолет в Хитроу и тут же понял, что сижу в одном отсеке с парой десятков пенсионеров, которые путешествуют по миру по дисконтной программе Saga. Половина из них была уже в том состоянии, когда в туалет надо каждые пятнадцать минут, половина – когда люди уже не заботятся о походах в туалет.

Место рядом со мной было свободно, и я взмолился: лишь бы не пришла та самая девушка с ребенком, которую я видел в посадочном зале. Нет ничего хуже, чем сидеть рядом с девушкой с ребенком на долгих рейсах. Короче, девушка с ребенком села как раз ко мне.

Я струсил и сделал себе апгрейд до первого класса. Сбежал вперед и уселся читать книжку. Внушительное количество страниц и интригующее название «Арктическая станция» вроде бы обещали превратить долгий и тяжелый перелет в преприятнейшее времяпрепровождение. К сожалению, это была самая поганая книжка из всех, которые мне доводилось брать в руки. Когда штатовский морпех голыми руками положил дивизию французов, я решил посмотреть кино. Изучив список фильмов, понял, что смотрел их все в оригинальном формате, и с проклятьями задумался.

Я не мог даже поболтать со стюардессами, потому что они всегда думают, что вы не просто так болтаете, а клеитесь к ним. Именно по этой же причине не стоит говорить и со стюардами.

Надо было выпить. Но чего? Мои биологические часы говорили, что пора пить чай. Но так как я уже переставил стрелки на наручных, то выходило, что пора пить вино. Но я не мог пить вино, потому что тогда бы я захотел закурить. А курить в самолетах запрещено. Хотя младенцам орать почему-то нет. А что хуже?

Можно смотреть в окно. Я взглянул сверху на наш перенаселенный мир. Но его не было. Внизу не было ни людей, ни городов – все долгие часы полета. Не было и признаков пресловутого глобального потепления, шесть часов под нами были сплошные льды. Поэтому я опять стал читать книгу, пока бравый американец не вырезал весь британский спецназ. Тут объявили посадку в Лос-Анджелесе.

Время перекурить. Но так как это Калифорния, то надо выйти наружу, чтобы закурить, а для этого нужно пройти таможню, – а для этого надо отстоять очередь за пенсионной командой из Saga-тура. А они явно не смогут правильно заполнить свои бланки даже со второго раза. Я простоял час в очереди на паспортный контроль, потому что пограничники были в дурном настроении – мы мешали им перекусывать. На том мое время кончилось и пришлось идти обратно. В отличие от всего остального мира самолеты в США взлетают, имея весь ваш багаж на борту.

С тяжелым сердцем и не менее тяжелыми легкими я пошел на борт Boieng 747 для еще более длительного перелета и обнаружил, что места в первом классе у меня больше нет. Правда, девушка с младенцем исчезла, зато появилась пляжная блондинка. С мускулистой мужеподобной подружкой. Они держались за руки весь взлет, но я не придал этому никакого значения. И только когда они приступили к более пристальному мануальному изучению друг друга, я сообразил, в чем дело.

Да, я тысячу раз слышал, что человек от рождения гомосексуален. Но мне противно, когда в двух шагах от меня какие-то силиконовые куклы устраивают оральный хоккей. Вояка в книжке тем временем уложил корпус морской пехоты, имея в арсенале лишь веревочную лестницу.

Над островами Фиджи сладкая парочка угомонилась и уснула, я тоже. Проснулся через час, когда никотиновый пластырь вырвал несколько волос у меня из подмышки. Через двенадцать часов мы приземлились, у меня было сорок минут, чтобы пересесть на самолет до Веллингтона. При этом переход из одного терминала в другой должен был занять в два раза больше времени плюс таможня. Это если повезет. Но не повезло. При виде меня таможенник тут же надел резиновые перчатки. Мне стало дурно. Никому не понравится обыск в интимных частях тела после 27-часового полета. Впрочем, и после 27-минутного полета тоже. Но он всего лишь хотел осмотреть мой багаж. В итоге на самолет я успел за минуту до взлета.

На борту я получил еще один завтрак и домучил книжку. Проведя полтора суток в Веллингтоне, я поеду домой. Если вы называете это динамичным образом жизни – так чтоб вам самим так жить.

Они пытаются замедлить пульс реальной жизни

На все лады обсуждая железнодорожную катастрофу, газеты задыхались от бессильной ярости. Они старались изо всех сил найти виноватого. В чем? Рельсы были в порядке. Машинист был трезвый. Водитель лендровера не уснул за рулем, и даже шлагбаум был закрыт. Чистой воды несчастный случай.

Но такого понятия, как несчастный случай, в наши дни не существует. Если вы споткнулись о бордюр или съели тухлое мясо, в этом должен быть кто-то виноват. Кто-то должен заплатить.

Осень выдалась очень дождливой, значит, реки непременно выйдут из берегов. Но это уже давно не промысел божий. В этом кто-то виноват.

Умереть просто так – и то нельзя. Вот давеча в возрасте семидесяти одного года сыграл в ящик Джордж Карман, глава нашего ЦИКа, нет чтоб тихо похоронить человека, стали искать рак. А потом стали утверждать, что вот если бы он всю жизнь ел сыр и брокколи, то протянул бы дольше. А по мне 71 – прекрасная цифра.

Теперь смотрите. Человеческое существо, особенно мужская особь, запрограммировано на то, чтобы брать на себя риск. Если бы наши предки не вышли из пещер, а сидели в них денно и нощно, вряд ли мы стали теми, кем стали.

Да, мы немного более цивилизованные – у нас есть микроволновка и самолет, но в душе мы все те же пещерные люди. Мы все еще разгоняем адреналин, повышаем эндорфин и бьемся за допамин. И единственный способ получить весь этот букет сразу – рисковать.

Убеждать людей, что скорость убивает и что надо затормозить, – все равно что бороться с законом тяготения. Мы торопимся не потому, что спешим, мы себя постоянно подстегиваем потому, что только так чувствуем себя живыми.

Питер Марш из оксфордского Центра социальных исследований утверждает, что увеличение количества прыгающих с тарзанки, парашютистов и прочих экстремалов происходит тогда, когда жизнь становится слишком пресной и безопасной.

Он рассказывал, что молодежь в Оксфорде в девяностые годы угоняла машины и на улице тренировалась на них делать полицейские развороты под аплодисменты таких же молодых балбесов. Зачем? А потому что весело – стырить чужую машину и нарезать круги вокруг своего дома. К тому же полицейские при этом выглядят дураками, как по телевидению. А вы еще спрашиваете – зачем. Скучно жить в стерильном обществе, где нет ни риска, ни смерти.

За последние два месяца я услышал, что вода делает нас сумасшедшими, кофе увеличивает риск выкидыша, газонокосилки лишают слуха и прочую ахинею.

Один профессор Абердинского университета утверждает, что к безумию ведут смывные бачки. Еще говорят, что бильярдный мел вызывает свинцовое отравление, а количество никеля в монетах евро приведет к раку кожи. И термометры с ртутью убивают детей. Господи, откуда берется эта ерунда? Если по-честному, все это идет из Америки, где ученые не на шутку встревожены тем, что продаваемые в Ираке игровые приставки террористы могут объединить в гигантский суперкомпьютер, который наведет ракету с химическим оружием на Буффало-Сирингс. Американцы вбили себе в голову, что войну можно выиграть без человеческих потерь. Ни солдата, ни летчика. Теперь мы то же самое видим с их погодой. Вместо того чтобы спокойно наблюдать за торнадо, пока он сметает все в Оклахоме, они требуют от правительства, чтобы оно что-нибудь сделало со смерчем. Им нужно больше предупреждений, более серьезную защиту.

Ну и, конечно, вся эта байда с курением. На некоторых американских порносайтах в бесплатном разделе вам предложат посмотреть, как девушки развлекаются с домашними животными, что само по себе и не ново, а в другом, с платным входом – покажут полностью одетых девушек, наслаждающихся сигаретой.

Если не считать редких стенаний Washington Post, публика в целом считает, что жизнь можно прожить без риска, и что всех несчастных случаев можно избежать, и что смерть случается только с теми, кто ест мясо и курит.

Странно. Со стороны Америка выглядит довольно гуманно, может, чуть побольше, чем нормальные страны, ну, так везде случаются переростки. А в целом вроде бы люди там нормальные, две руки, две ноги… Как им удалось вытравить заложенные природой инстинкты?! Ведь больше это не удалось никому. Ответ один – если им не нужен риск и возбуждение, значит, они генетические уроды. Проще говоря, мутанты.

Черт с ним, с евро, дайте нам универсальную розетку

Если вы озабочены стандартизацией всего и вся на территории от Балтики до Босфора, вам есть где развернуться и первым пунктом стоит вовсе не единая европейская валюта.

Розетки и вилки – вот задача, с которой вы пока не справились. Как же получилось, что Европарламент стандартизировал химсостав бананов на территории Евросоюза, но упустил из виду но-настоящему нужную вещь – извлечение электричества из стенки?

Ведь как удобно было раньше, когда в дорогу не брали никаких девайсов, ну, может, расческу. А теперь? Надо заряжать кучу аккумуляторов для компьютеров, телефонов, наладонников, мы с собой возим по три-четыре адаптера. И после этого барышня на регистрации еще имеет наглость спрашивать, нет ли у нас в багаже электроприборов. А как же! Там все битком набито электроприборами!

Это стало меня реально заботить, когда я столкнулся с проблемой выживания в многомесячных перелетах с одним только ручным багажом в распоряжении.

Я даже составил график использования трусов. Получилось, что одну пару можно носить по четыре дня кряду. Первый день – обычным способом, потом задом наперед, потом вывернуть наизнанку и потом опять задом наперед. Я знаю одного телеоператора, который придумал пятидневный алгоритм, но я ему не верю.

И тут на первый план выходят не столько трусы, сколько телефонная связь, которая еще недавно не была настолько важной. Но теперь нам интересно, издал уже Брюссель свой эдикт по поводу стандартизации электрических розеток или еще нет?

Они создали единую валюту, и мне уже не нужно таскать с собой пухлую котлету разнородной наличности. Отлично. Но почему тогда мне приходится таскать с собой столько проводов, что я могу из них сплести подвесной мост?

То же самое с дорожными знаками. Тут недавно в поисках шоссе A3 на Цюрих мы увидели голубой знак – поворот налево, и зеленый – поворот налево. Голубой – это на шоссе? Нет – только не в Швейцарии.

Голубой привел нас на такую запутанную дорогу, что клубок проводов в моей сумке показался бы рядом с ней идеально прямой линией.

А лифты? Почему нельзя прийти к единому обозначению этажа, на котором находится ресепшн? Почему по всей Европе в тюрьмах заключенные имеют неотъемлемое право не падать в лестничные проемы, а я должен часами тыкать в кнопки лифта, чтобы понять, где у нас сегодня ресепшн – на В, или на G, или просто на Е, и в результате все равно оказаться в бойлерной гостиницы?

Не подумайте, что я из тех, кто зачитывается нашими газетами, скандирующими: «Туман накрыл Ла-Манш. Мы отрезаны от континента!» Я принципиально не подписываюсь на разговоры о том, что у британцев лучше всех с мозгами. Хотя бы потому, что у нас такой вице-премьер, как Джон Прескотт. Нам многому можно поучиться у Европы.

Например, эти австрийские унитазы, которые дают небольшой ручеек для вашего «номера один» и буквально Ниагару, чтобы смыть даже самую большую кучу «номера два». А в Испании есть трехчасовой (по длине, а не по времени суток) ланч, а на французских авиалиниях курящие бары на долгих перелетах.

Если нам нужна европейская интеграция, то ведь надо перенять у Европы все самое лучшее по крупицам.

Вот, скажем, таможенники. В Германии вас встречают какие-то хиппи с пистолетами, во Франции некто со штемпелем орет за стеклом inerde не кому-то, а просто так – в воздух. Я хотел бы познакомиться с таможенной системой Италии, но там ее просто не существует как системы.

Еще нам надо найти универсальную задницу для европейского ремня. У нас есть ирландцы. У шведов есть норвежцы. У голландцев есть бельгийцы. И так далее. Все, что нам надо, – это найти общего мальчика для битья, насмешек и глупых анекдотов – чтобы они переводились на все европейские языки без проблем. И пусть это будут не жители Уэльса.

Недавно мы сидели в Австрии за столом – шестнадцать человек, просто клумба какая-то. Скандинавы, немцы, бритиши, итальянцы – целая куча. Мы объясняли анекдоты немцам, французы заказывали вино, итальянцы заказывали еду, австрийцы общались с официанткой, голландец весь вечер удерживал шведа от самоубийства. Мы смеялись друг над другом, шутили друг с другом, учились друг у друга. Это был идеальный вечер – пример отличной европейской кооперации.

Но вечер портило одно обстоятельство: среди наших тюльпанов, эдельвейсов, роз, бугенвиллий с жалобами на то, что мы курим, демонстративно кашляя, стоял столбом дуб с колючками – американец. Он не понимал прелести венского шницеля и намеков на то, что было бы неплохо купить еще выпивки на всех. Он был идеальной задницей для нашей европейской плетки. Но большинство из нас помнили, что он представитель супердержавы, федеральное устройство которой позволяет делать все розетки по единому образцу. Жаль, очень жаль.

Я готов отдать жизнь за этого, как его…

Судебное дело прошлой недели – с футболистом Джонатаном Вудгейтом – поставило любопытную дилемму. Его лучший друг должен был свидетельствовать против него. И что?

С одной стороны, общество не может существовать без честности, поэтому вы, сотрудничая с прокурором, знаете, что поступаете правильно. С другой стороны, дружба – монета неразменная и требует лояльности. И у вас всегда есть право хранить молчание.

Я думал об этом сегодня, стоя в душе, и понял, что легко мог бы свидетельствовать в суде против своих друзей. Дружба вовсе не неразрывная связь людей, дружба – огромная песчаная дюна, которая только издалека выглядит незыблемой глыбой, а на деле однажды утром вы просыпаетесь, а ее уже нет.

В восьмидесятые годы я проводил массу времени с друзьями в подвальном баре «Кеннеди» на Кингзроуд. Мы веселились, мы подпевали ансамблю, мы напивались до потери сознания и знали, что завтра снова наступит вечер, а мы будем друзьями всегда.

Если бы одного из них обвинили в том, что он выбил глаз бармену газонокосилкой, я сказал бы полиции, что ничего не знаю, потому что был пьян в стельку. Я бы даже выдержал допрос с пристрастием, не выдав его. А сегодня чувствовал бы себя круглым дураком. Не имею ни малейшего понятия, где все эти люди сейчас, и даже не помню, как их звали.

Как это случилось? Да потому что, когда я говорил «до свидания», то был уверен, что в следующую субботу опять их увижу в баре, а потом как-то сказал «до свидания», и больше мы никогда не встречались. Мы не ругались, не разъехались, не изменились в один миг. Просто р-р-раз, и пошли все по домам.

И так происходит все время. Я листаю свою записную книжку, сотни людей, друзей, духовных братьев и бывших коллег, которым я никогда уже не позвоню и которых не увижу.

Проблема в том, что больше всего на свете мне нравится вечером тупо сидеть у телевизора, жуя батончик шоколада.

Куда-то отправляться означает, что надо встать с дивана, одеться, найти няньку для детей на вечер, поссориться с женой из-за того, кто будет за рулем и что мы пропустили очередную серию про госпиталь в Холби-Сити. Честно говоря, я не готов это делать чаще одного раза в неделю. И вообще я надеюсь встретить в год не больше пятидесяти двух друзей. Это значит, что мне понадобится два года, чтобы встретиться со всеми из моего записного «филофакса». В реальности времени уйдет гораздо больше, потому что люди, с которыми я не встречаюсь по делу, вечно меня приглашают куда-нибудь поужинать. Я уже истратил весь запас мыслимых и немыслимых отмазок, вплоть до самых диких, например, что я только что стал жертвой нападения бенгальского тигра.

И вот я с тоской собираю вещички, прикидывая, сколько бы я заплатил, если бы ко мне пришли и предложили справку о заключении под домашний арест. Тысяч двадцать пять я бы дал. Но никто не приходит и не спасает меня, и мне надо опять куда-то переться. И снова неделя проходит, а я так и не встретился со старым своим дружком по работе в газетенке Rotherham Advertiser Марком Уайтингом.

Чем больше времени проходит, тем сложнее звонить людям, которых ты не видел целую вечность. Если тебе кто-то звонит после пятилетнего перерыва, это означает две вещи. Он остался без работы. Или без жены.

Я так озаботился всеми этими списками друзей, что попросил жену больше не записывать новых людей в книжечку. Мне наплевать, насколько они при этом милые и хорошие. Мне все равно, что он очень забавный, а у нее аллергия на трусики. У нас уже достаточно друзей. Все уже зашло так далеко, что я новых друзей вписываю, только если вычеркиваю кого-нибудь из старых.

Это тоже нелегко. Тут позвонил один парень (имя и телефон не объявляются, потому что я слаб), которого не хотелось бы больше видеть. Если бы я выбирал, с кем пойти на ужин, с ним или с дамой из видеопроката, то победила бы дама. Даже если так, встреть я его на улице, я бы прикинулся педиком и стал бы плотоядно пожирать его глазами. А если б его и это не испугало, я бы зашел в мясную лавку и попросил отрубить мне голову, чтобы покончить с этим раз и навсегда.

И все равно я стоял и смотрел на его страничку в записной книжке, думая, как бы ее выдернуть – но в голове моей звучал голос компьютера из «Космической одиссеи 2001 года». «Не делай этого, Дейв. Вспомни вечера, что мы провели вместе, Дейв. В следующий раз, Дейв, я буду более интересным собеседником».

Тогда я этого не сделал, и теперь нужны более жесткие меры. Например, я приму в качестве руководства советы тех, кто быстро и технично разрывал с партнером, которого больше не любил.

Что я завтра сделаю с утра, так это вырву фото этого парня из книги о Leeds United, позвоню в полицию и, когда они приедут, настучу, что в 1979 году он курил траву.

Ползучий пригород

Самые страшные слова в английском языке для тех, кто живет в сельской местности, – это не «ящур», не «коровье бешенство» и даже не «Блэр» и не «Прескотт».

Самые страшные слова – Брайнт и Баррат[2].

Если коровы начнут плясать в своих стойлах или построятся рядами, их можно спалить напалмом. Но когда строительные компании начинают плясать свой танец и строиться в конце вашего садика, сооружая свои поганые домишки? Мы даже не можем вызвать армию на подмогу. Алло? Это ВВС Великобритании? Нельзя ли прислать бомбардировщиков, сейчас скажу координаты.

Когда строители врываются в ваш маленький мир, вы обречены. Ваши горизонты разрушены, ваш дом ничего не стоит, и вы ничего не можете ожидать от жизни, идя по своему скорбному пути, разве что шанс вымолить компенсацию у Его Высочества Тони.

В отличие от ящура, который разносится даже ветром, чума строительной лихорадки разносится Тони Блэром, который объявляет, что в следующие шесть минут деревня срочно нуждается в тридцати миллионах бунгало.

Я был на прошлой неделе именно в таком месте, которое Тони лелеет в своих мечтах. Это участок с практически законченной застройкой под названием Кембурн Вилладж. Это такое плоское место в графстве Кембриджшир между Ройстоном и Норвегией.

Этого места много, и все, кому не лень, норовят что-нибудь на нем возвести. Здесь тебе и бизнес-центр, и торговая улица, и паб, в котором дают еду с гарниром, три деревенские лужайки, озеро и, конечно, пацан на мотоцикле не только без шлема, но и без номеров.

Они и на религию замахнулись. Понятно, что большинство тех, кто приедет в Кембурн, будут белыми представителями среднего класса и прихожанами англиканской церкви. Но у нас, как известно, мультикультурализм, а это значит, что вы не можете просто построить одну церковь и успокоиться на этом. Проблема решается постройкой многоцелевой мультиконфессиональной церкви – для всех религий сразу. Как технически они это себе представляют? Держать во дворе надувной минарет? Завешивать стены гобеленами во время католической мессы? Убирать зал белым ради методиста-одиночки из дома № 32, зашедшего для своих заунывных песнопений? Очень возможно, что все это приведет к стычкам на конфессиональной почве, а то и к маленькой войнушке. В то же время, скорее всего, драка начнется из-за того, кому какой дом достался.

Понимаете, в отличие от всех остальных виденных мною жилых районов здесь каждый дом не похож на соседний, а домов тут тысячи три. Большие, по 260 тысяч фунтов, особняки с двойным фасадом, пластиковыми окнами и гаражом соседствуют с маленькими двухкомнатными коттеджиками, а те в свою очередь стоят недалеко от трехкроватных одноквартирников, имеющих общую стену с соседним домом, где и ванная-то не в каждом имеется.

Кошмар антрополога! «Этот парень из дома № 27 не только имеет гараж для своего новенького трехсотвосемнадцатого бумера, но и у него еще лужайка в двадцать квадратов, а на ней дерево торчит. А если вы встанете на край биде цвета авокадо в его ванной, то увидите озеро!»

Впрочем, феодальная деревня, если вдуматься, мало чем отличалась. Была усадьба, была конюшня, был домик для слуг, скотный двор и, разумеется, пацан на мотоцикле без шлема и номеров. Это нормально. Ненормально, когда все дома абсолютно одинаковые и возле каждого стоит инжекторный BMW 318. Есть что-то странное в городке Милтон-Кейнз, что между Лондоном и Бирмингемом. Тут нет пробок, тут всегда есть где припарковаться, но дома! Как из инкубатора! Будто грузовой самолет Hercules сделал спецзаброс.

В Кембурне все по-другому. Одна улочка даже напоминает мне Онфлёр, что в Нормандии. Когда я там брожу, то мне завидно.

У меня в Котсуолде тоже ничего, я думал, что решил проблему, но у меня там нет соседей, чтобы потрепаться, и нет других детей, чтобы ими восхищались мои собственные. В Кембурне вы можете бродить по магазинам, зайти в паб, в церковь и пойти на работу. У себя же я могу пройти два дня пешком в любую сторону и не получить ничего, кроме грязных ботинок.

У кембурнцев есть даже собственный сайт, на котором они продают соседям подержанные велосипеды и совсем даром обмениваются женами.

И у них нет таких прелестей деревенской жизни, как ежегодный рейс автобуса, оглушительные трактора, мужики в свитерах и лесопилка с ее воем. Тут, я думаю, даже звук насоса, накачивающего воздух в надувной минарет, будет слишком громким испытанием покоя местных граждан. Но лучшее, что есть в Кембурне, – это то, что он не в Оксфордшире. А это значит, что он построен не на моем заднем дворе. Это всего-навсего в Кембридже, и значит, что они влезли в садик к Джеффри Арчеру, который чуть не стал нашим премьер-министром.

Это самолет? Нет, это летающий овощ!

Наши вояки отказались от 60 истребителей Eurofighter, сказав, что стране нужнее деньги на Олимпиаду. Мерси вам, радетели. Это просто прекрасно.

Eurofighter должен был стать ярким примером общеевропейской кооперации. Прямо в лоб дяде Сэму. Самый мощный штурмовик по наземным целям за всю историю. Но его замысел и дальше будет болтаться в проруби, показывая остальному миру, что супердержав по эту сторону Атлантики больше нет.

Идея создания самолета принадлежит Британии, которая в семидесятые годы поняла, что надо строить новый самолет наземного базирования на смену истребителям Jaguar и Harrier. Мы не могли сами его построить, потому что тогда работали только три дня в неделю и пришлось просить у немцев и французов подмоги.

Французы сказали, что у них уже есть истребитель Mirage и им нужен только бомбардировщик морского базирования.

Немцы сказали, что бомбардировщик им не нужен, так как с некоторых пор они не собираются больше никого бомбить. Но им нужен истребитель. И совсем не нужен самолет морского базирования, потому что у них нет ни одного авианосца.

Проект был обречен, три державы подписали соглашение и отправились домой, чтобы начать обдумывать, что надо делать.

Чтобы понять безнадежность этого предприятия, представьте, что они делают не самолет, а овощ. При этом Британия вышла с картошкой, Франция – с пучком сельдерея, а Германия – с лобстером «термидор». Проект умер.

Но ненадолго. Тут пришли итальянцы и испанцы и решили, что им тоже надо принять участие в этом празднике. Подписали новый контракт, довольно внятный.

Количество рабочих часов и рабочих мест для производства самолета зависело от того, сколько истребителей будет покупать та или иная страна. Это честно. Но только не для французов. Они сказали, что возьмут половину рабочих мест, полный контроль и купят один самолет. Когда их после этого заявления послали, они ушли.

А с ними свалили и испанцы.

Команда выглядела теперь так: Британия, Германия, Италия, и в этом составе они продержались ровно двадцать секунд, после чего Испания вернулась в ряды. Итак, через пятнадцать лет после старта и за полтора года до того, когда военно-воздушные силы собрались менять самолеты, закипела работа.

И тут грянула катастрофа. Рухнула Берлинская стена, и европейские правительства передумали тратить триллионы на самолет, которому не с кем будет воевать. Воздушный флот тоже вдруг понял, что высокоманевренному аппарату, летающему вдвое быстрее скорости звука, нет места при новом миропорядке. Поэтому все согласились продолжить его создание.

Германия и Британия решили взять себе по 250 самолетов, то есть каждая должна была получить по тридцать три процента объема работ. Но из-за упадка 1992 года правительство решило, что это перебор. Сговорились на 232 машинах, Luftwaffe хотела 140. Когда остальные участники сделали то же, проект стал крениться набок.

Не дожидаясь, пока этот картонный домик окончательно развалится, итальянцы и испанцы ушли на ланч, и Британии пришлось туговато. Незамедлительно мы сдались немцам.

Отсрочки создали еще одну проблему – название. В апреле 1994-го в нем фигурировал 2000 год, Eurofighter 2000, но уже стало понятно, что раньше 2001-го ничего не сдвинется. Его переименовали в Typhoon, и это сразу стало ассоциироваться с разрушениями и трупами.

Но не надо обольщаться, Тони Блэр уже решил, что ракеты к самолету будут скорее британскими, чем американскими. Хорошая идея, но только британские ракеты будут готовы спустя восемь лет после ввода истребителя в строй. И что летчики должны до тех пор делать? Показывать врагам из окна средний палец?

Наши бюрократы обещают, что это будет лучший самолет своего класса в мире. Легкий в управлении и стоит всего (!) 50 миллионов фунтов. Просто даром! И действительно, американский самолет, например F-22 Raptor, потянет на все 115 миллионов. Так что Европа может гордиться. Когда русские нападут на наш остров, нам будет чем отбиться.

Но чтобы клеить разборки с загорелыми вождями далеких стран, нужны авианосцы. Британия уже заказала парочку, а сам Eurofighter собираются модифицировать и сделать таким, каким его видели французы 30 лет назад.

Попытка оказалась пыткой. Чем кончилось? В полном соответствии с принципами еврокооперации создали вместе с американцами «объединенный ударный истребитель». Спасибо тебе, Европа, доброй ночи.

Завтрак чемпионов или собачья жратва?

Да нет, в смысле ну да. Да, я тут был на Барбадосе, но нет, я не жил во вновь открывшемся отеле Sandy Lane. Почему? Да потому что только за двухнедельный постой в номере с завтраком семья из пяти человек заплатила бы 44 000 фунтов. И кто может выкинуть столько денег за две чистые простыни и круассан? Ну уж не миллиардер Дэвид Сейнсбери, это точно. Он остановился в соседнем отеле на той же улице. Раусинг из TetraPak тоже не заплатит. Его семья жила в бунгало на берегу.

Есть, между прочим, тоже иногда надо. Когда я заказывал столик, мне сказали, что если я не приду, то с моей кредитной карты снимут сто долларов. Сто долларов за то, что ты не поел, – отличный бизнес. Боже.

Посетителя встречает человек, который ведет вас к стойке администратора, оттуда девушка ведет вас к мужчине, который ведет вас к метрдотелю, который ведет вас знакомиться с официантом и заодно показывает столик. Я чувствовал себя переходящим вымпелом.

Но это еще не все. Я стоял между такси и дверями ресторана, и на меня пялился охранник с такой миленькой пластиковой штучкой в ухе, от которой шел блестящий провод куда-то за воротник пиджака. Он, наверное, думал, что похож на секретного агента, но на самом деле был похож на глухого. Я начал говорить очень громко.

Говорят, приезжать в такой ресторан на такси – дурной вкус и надо было бы взять машину покруче, то есть, наверное, купить по такому случаю машину. И тогда точно было бы дороже развернуться и уехать, чем выйти и покушать. Но я приехал в Sandy Lane не есть, а людей посмотреть и себя показать.

Ресторан, увы, оказался вовсе не набит людьми в золотых туфлях в стиле сериала «Чеширская жизнь» или шумными ньюйоркцами. Там было пусто, если не считать двух занятых столиков. Справа сидел офигевший доткомовец, который в свои 38 лет однажды проснулся на четыре миллиарда богаче. Он был в гавайке с короткими рукавами, в просвечивающих белых штанах и с женой Джанет.

Слева сидел чувак в белом смокинге с женой Сильвией, с которой он, впрочем, не обменялся ни единым словом. Он увлеченно изучал свои кредитки или говорил по мобильнику. Что само по себе было довольно примечательно. Даже мой наипоследний, крутейший и навороченный Ericsson, который работал на Эвересте, в Марианской впадине и даже в лондонском Фулэме, на Барбадосе… не работал. Так кого ты хотел обмануть, Смокинг?

Других посетителей, чтоб над ними посмеяться, не было, и мы решили, что впору похихикать над едой. Хорошая идея, но где же та еда? Передо мной лежал совершенно прозрачный ломтик говядины, настолько тонкий, что нож его не резал, а скреб по дну тарелки. Я пытался поддеть его и вилкой, и ложкой, и ножом. Ничего не получилось. Тогда я попросту слизнул его с тарелки. Как это было? На вкус как мясо, с фарфоровым послевкусием.

И тут принесли воду. Танец с бубном вокруг вина нам уже продемонстрировали. Но это была только прелюдия к основному шоу. Официант вытащил пробку с таким видом, словно снял заряд с атомной бомбы. Я с замиранием сердца ждал, что мне дадут ее понюхать.

Но это было бы не слишком глупо. А вот то, что он мне налил воду на донышко и дал попробовать…

Да бросьте, не стоит… или… или это из ванны, где плескался ресторанный критик Майкл Винер?

Выпить в Sandy Lane – сложная задача, по освобождение от выпитого во сто крат сложнее. В туалете вам предлагают на выбор два вида туалетной бумаги – гладкую или с рисунком. На выходе нас попросили заполнить анкету – кто сегодня чемпион из официантов. Проигравших, видимо, скармливают акулам в бассейне.

Но самым забавным был счет, который в пересчете на английский составил 220 фунтов. Стартер из салата с лобстером стоил 32 фунта, за такие бабки этот морской гад должен был встать с тарелки и что-нибудь спеть. Но гад просто лежал, нет, гад безнадежно валялся на той тарелке. Кстати, он был похож на жену Белого Смокинга.

Не знаю, что вы читали про оное заведение, но даже если бы вам дали море денег и велели соорудить самый идиотский ресторан на свете, вам бы вряд ли удалось переплюнуть это чудесное место. Ну, вот вы бы додумались выпускать официантов в розовых штанах? А они – смогли. И в розовых рубашках.

Но в этом есть и хорошее. На каждом курорте должна быть такая черная дыра, которая всасывает в себя, как пылесос, таких людей, которых мы как раз стараемся избегать. Зная, что они все в этой дыре, можно смело отправляться ужинать в другое место.

Дожди и бунты

Памятуя об успехе прошлогодней акции, когда молодежь и подростки громили заведения McDonald's, когда памятнику Уинстона Черчилля сделали прическу а-ля ирокез, когда Парламентскую площадь засеяли коноплей, я ждал чего-то похожего на прошлой неделе.

Из опасений, что мою машину попросту спалят, я взял такси и целый день катался по городу в поисках обещанного Джеком Стро[3] фестиваля резиновых пуль и коктейля Молотова.

В глубине души я ждал водометов. Согласитесь, что разъяренная дамочка, попавшая под водомет, выглядит забавно. Если бы Джимми Сэвил[4] вернулся, это можно было бы вставить в персональный виш-лист для его передачи. Какой шанс отметелить вегетарианцев! Я надеялся, что и мне под шумок удастся запустить кирпичом в окно гольф-магазина на Риджент-стрит, просто так, за компанию. Но в Лондоне стояла буквально кладбищенская тишина. Все утро мы колесили по городу, но увидели только одного типа в кафтане, который позировал фотографам возле Марбл-Арч. Окна гольф-магазина были закрыты, как и во всех остальных магазинах в городе.

И все же нам повезло увидеть бунтарей. Как вы думаете, где они были? Возле символа империализма McDonald's? Или возле американского посольства? Ничего подобного. Они стояли возле Новозеландского дома. Мы насчитали семнадцать телевизионных групп, более ста репортеров и фотографов, семьдесят пять полицейских и… четырнадцать протестующих.

Разочаровавшись, я решил пообедать в ресторане Ричарда Каринга The Ivy на Уэст-стрит, но тут передали, что начались беспорядки на Риджент-стрит. Я помчался туда, чтобы увидеть, как громят, наконец, гольф-магазин. И что я увидел? Две тысячи полицейских в форме морских диверсантов окружили двух гражданочек, усевшихся протестовать прямо посреди мостовой.

Невероятно. Полиция арендовала «воронки» со всей Европы, в небе над Лондоном вертолеты глотали тонны топлива… Ради чего? Ради двух дам, разгневанных на мужчин, или на студенческие кредиты на обучение, или на то, что творится в Восточном Тиморе, или… Что там еще тревожит университетских женщин сегодня?

И что мы имеем? Приготовились чуть ли не к резне в большом городе, а в ответ поимели пару лесбиянок, забросавших полицейских клочками бумаги, как сообщили в новостях.

Британцы безнадежны и все время наступают на одни и те же грабли.

Вот в 1381 году случилось крестьянское восстание. Толпа в поисках равноправия приперлась в Лондон, жгла богатые дома и обезглавливала всех, кто был одет в бархат, открыла тюрьмы, выпила все вино во дворце у Джона Гантского и пустила по ветру все налоговые документы. Вот это был реальный беспредел. Армия разбежалась, королю Ричарду II было всего четырнадцать лет, а его гвардия так испугалась, что вся попрятались по углам. Затем пришел мэр Лондона и решил проблему, проткнув главарю бунтовщиков Уоту Тайлеру горло кинжалом.

А теперь вы подумали, что такой поступок наверняка только воспламенил ситуацию. (Если бы наш нынешний мэр Кен Ливингстон взял и воткнул кинжал в горло одной лесбиянке, другая испепелила бы его взглядом.) Вовсе нет. Через десять дней бунтовщики предстали перед королем, который сказал им: «Вы, отребье земли моей, требующие равенства с лордами, недостойны жить».

И все разошлись по домам. Что потушило огонь их социальной ярости? Что заглушило ненависть, сжиравшую их внутренности? Не знаю, сак обстоит дело с метеорологической хроникой XIV века, но готов поклясться – в этот день шел дождь.

Наши мудрецы тщетно ломают головы, почему в Британии никогда не было нормальной революции. Некоторые считают, что монархия слишком сильна. Другие говорят, что нет смысла в революциях, если у вас есть сильный средний класс.

Ерунда. Дело в дождях. В прошлом году на майские беспорядки было сухо и довольно тепло, и они весьма преуспели. В этом все наоборот, потому что шел дождь. А наши люди привыкли в приглашениях на вечеринку уточнять: «Если будет дождь, собираемся под крышей сельсовета». Трудно менять социальное устройство из здания, построенного для собраний приходского совета и дискотек.

В подтверждение моей теории есть пара фактов. 11 апреля 1981 года было тепло и сухо – я помню, это мой день рождения. В тот день мы лицезрели чудовищные беспорядки в лондонском Брикстоне. В ливерпульском Токстете 3 июля того же года, судя по телевизионной картинке, тоже не было дождя.

Ну хорошо, скажете вы, а как же русская революция – погода у них такая же поганая, как и у нас. Ничего подобного – если вы посмотрите в учебник, то выяснится, что революция у них началась ранней весной и закончилась как раз в октябре, когда пошли дожди. А французы взяли Бастилию когда? Правильно – 14 июля. Отличная погодка была.

Потому и евреи с арабами воюют свою маленькую войну уже пятьдесят лет без перерыва, потому что у них нет этого проклятого дождя. Если бы после Второй мировой страны-победительницы поместили Израиль в Манчестере, то никакой войны вообще бы не было.

Миллионера от нищего отделяет один шаг

Однажды вечером я сидел дома и играл в настольный вариант игры «Кто хочет стать миллионером» с Гансом и Евой Раусинг.

Поначалу меня удивляло, что они вовсе не торопятся давать правильные ответы на вопросы. Потом меня осенило. Для владельцев TetraPak стать миллионером означает понизить социальный статус.

Мне стало смешно. Хорошо, исключим миллиардеров из списка. И кто хочет стать обладателем миллиона фунтов стерлингов? Суммы достаточной, чтобы растерять всех друзей, и на которую все равно ничего не купишь?

Ведущий передачи «Кто хочет стать миллионером?» Крис Тарант, в рубашке навыпуск и в дурацких ботинках, гонит, что если станет миллионером, то купит остров и увезет с собой актрису Мег Райан. Нынче на лимон не купишь квартиры в Манчестере, не говоря о том, что Мег Райан на этот мизер вряд ли клюнет.

Статистика говорит о том, что каждый день в этой стране появляется полсотни новых миллионеров. Когда American Express специально для плутократов выпустила «черную карту» с неограниченным кредитом, тираж в 10 000 экземпляров разошелся за пару дней.

Судя по отчетам налоговой службы, порядка трех тысяч человек в прошлом году получили более одного миллиона фунтов, что означает, что нынче порядка ста тысяч жителей Британии имеют более миллиона фунтов в ликвидной форме.

А если взять тех, у кого средства вложены в недвижимость, ценные бумаги, акции компаний, получится удивительная цифра – миллионеров в Англии больше, чем полмиллиона.

Тогда, спросите вы, почему небо над Лондоном не забито частными вертолетами и джетами? Почему еще не каждый женат на Мег Райан? Почему Pizza Express не делает начинку из уха панды и хвоста тигра? Да потому что, чтобы вести миллионерскую жизнь, надо иметь гораздо больше одного миллиона. Насколько больше, другой вопрос.

Когда в 1961 году Вив Николсон выиграла на бильярде 152 тысячи фунтов и незамедлительно принялась их транжирить налево-направо (по нынешним меркам это примерно три миллиона), ей понадобилось пятнадцать лет, чтобы спустить все до последнего пенни.

Чтобы жить миллионерской жизнью, иметь личного стилиста, который укладывает ваши волосы, спортивную машину, чтобы волосы снова растрепались, вам понадобится пять миллионов фунтов. И не факт, что на эту сумму вы сможете себе позволить еще остроносые ботинки и штаны Prada.

К тому же мистер Блэр радостно залезет вам в карман и отберет сорок процентов, так что у вас останется три, а потом и вовсе два с половиной миллиона после вычетов на содержание школьной системы.

Потом вы покупаете большой дом в деревне, и ваши ликвидные активы остаются в размере миллиона фунтов, что звучит все еще привлекательно.

Но минуточку, вы теперь член клуба супербогатых, и вам не пристало отдыхать в городских парках. Значит, надо ежегодно отбывать первым классом на Карибы, прихватив с собой няню ваших детей. И так двадцать, допустим, лет. По полсотни тысяч фунтов за каждый вояж. В один прекрасный день вы получите по почте извещение от вашего банка: «Извините, но денег на счету больше нет».

Все, что останется от ваших пяти миллионов, – это дом с террасами и избалованные дети.

Чтобы вольготно существовать, курсируя между Венецией и Сент-Киттсом, надо иметь миллионов десять. В фунтах. При этом лучше, когда ваш баланс больше, чем номер банковского счета. Тогда до конца своих дней вы можете шастать по благотворительным аукционам, демонстрируя неслыханную щедрость, покупая поразительные лоты, например трусики знаменитого жокея Фрэнки Деттори с автографом.

Каждый день все кому не лень будут тянуть у вас деньги – кому для поддержки издательского проекта в Азербайджане, кому на операцию шестилетней племянницы, впрочем, вполне здоровенькой.

Другие очень богатые люди будут приглашать вас отдохнуть на свою тосканскую виллу. Но там вам придется сидеть за одним столом с торговцем оружием, который продает его Ирану, или скучающей дамочкой с чудовищным аргентинским акцентом. А еще какие-нибудь идиоты не преминут столкнуть вас в бассейн.

Вас все задергают, жена уйдет от вас к садовнику, и вы будете торчать в полном одиночестве в Savoy, зная, что бывшие друзья сейчас пьют болгарскую водку в пиццерии в районе Чизуика, ржут до колик и потом делят счет на всех.

Так что у меня есть идея другого телешоу – «Кто не хочет быть миллионером?» Участвуют только супербогачи, их задача – потратить как можно больше в наикратчайшие сроки.

Только вот беда – никто не откликнется на «звонок другу», потому что все сидят по домам. С женой Мег. И любуются трусиками с автографом Фрэнки Деттори.

Что нужно, чтобы нормально поесть?

Весной журнал Country Life печатает гигантское количество объявлений о продаже сельских поместий с шестью спальнями, и все это по цене почтовой марки.

Допустим, вам нравится звук шин по гравию, поросшие мхом камни и прекрасный вид во все стороны. Прежде чем вы потянетесь любоваться фотографиями, подумайте еще раз: там ничего нет. Только лисы, поля и залежи песчаника – до горизонта.

Это прекрасно. Пока вам не понадобится ресторан.

Поля не ходят никуда на ужин. Песчаник не закажет бокал сотерна, чтобы запить пудинг. Лисы не пьют капучино.

Во вторник мы с женой отмечали восемь лет семейного блаженства. Я решил ее вывести на ужин в какой-нибудь крутой, модный, но недорогой ресторан.

La Manoir aux Quat'Saisons не так далеко, но с таким же успехом он мог бы быть на Луне, потому что туда мы не вернемся. Почему? Потому что в прошлый раз там была конференция конструкторов ксероксов, и они испортили весь ужин тем, что постоянно просили меня сфотографироваться возле их автомобилей.

Неважно. Был еще в Оксфорде отличный ресторан «Лимонное дерево», но недавно он сменил хозяев, и теперь, чтобы покурить, вам надо перебираться на специальный подиум. Было похоже на школьную скамью для проштрафившихся. Я не пошел.

The Petit Blanc был вычеркнут из списка, потому что там можно курить только по субботам и воскресеньям. Скажите хозяину Рэю Уайту, что курящие курят, потому что не могут этого не делать. Это вам не рыбалка. Скажите рыбакам, что они не могут поехать на канал до субботы, – и ничего, не помрут. Но курильщики в такой ситуации начнут жрать скатерти. А если вы станете возражать, то испытаете на себе действие, которое я называю «прескоттом».

После часа висения на телефоне я решил, что пора сдаваться и идти в паб. А это само по себе немногим более приятное занятие, чем есть сам паб по кирпичику. Единственное, что я могу сказать по поводу тамошней пищи, – у нее такой вкус, как будто я лично ее готовил. А ведь я один из немногих, кто умеет готовить цветную капусту так, что она становится похожа по вкусу на лед из холодильника. Наконец мы нашли довольно симпатичный рыбный ресторан, который был лоялен к курильщикам, – Dexters в Деддигтоне. Местное заведение для местных. Никто в тот день ничего не праздновал, мы были единственными посетителями. А потому они то ли его закрывали, то ли запрещали курить, в общем, это был конец. Хоть грызи тот песчаник.

Я не шучу. Мы живем в Котсуолде, сюда все рвутся, здесь дом с шестью спальнями стоит как целый альбом редких марок, и здесь был единственный достойный ресторан, да и тот собрался закрываться.

И пусть лондонцы меня засмеют, но скажу, что три самых гадких ужина в моей жизни имели место быть в очень популярных ресторанах в Ноттинг-Хилле. На прошлой неделе.

В одном официант, похожий на погорельца, сказал, что повар что-то напутал с блюдами. И впрямь мы так и не увидели заказанного вина, моя крабовая закуска была покрыта чем-то похожим на обойный клей, а горячее не принесли и через два часа.

И я такой не один. Многие жалуются, что заказанное блюдо часто выглядит как крысиный помет, к тому же поданный не к четырнадцатому столу в семь, а к девятому в десять.

Но у нас в провинции нет и таких ресторанов, а в Лондоне их слишком много. Вот Уэст-Энд-стрит в Хэмпстеде. Раньше здесь были сплошные бутики, а теперь кроме парикмахерской и бижутерии (и то и другое по бешеным ценам) здесь могут предложить тарелку спагетти, причем даже не второй, а тридцать второй свежести.

Год назад наши рестораторы от отчаяния выписали из Парижа официантов. Десять тысяч избалованных неумелых Франсуа приехали в Лондон. И наступило завтра.

Теперь чем больше ресторанов открывается, тем хуже они становятся. Странно, что наш крутой шеф-повар Марко Пьер Уайт еще не стоит на светофоре, предлагая работу первому встречному шоферюге. Поражаюсь, что они не приглашают официантами албанцев, которые на перекрестках норовят вымыть вам лобовое стекло.

Можно нанять лучшего шеф-повара, но, чтобы еда дошла до клиента, лучше все-таки держать под рукой людей, которые имеют чувство пространства и направления, а также и базовый английский.

Я ужасно расстроился, когда моя шестилетняя дочь сказала, что хочет стать официанткой. Похоже, она может приступить к работе уже сейчас. Но в нашей деревне нет новых ресторанов. А приличный стейк получается только на костре – погребальном.

Главное достижение цивилизации – газонокосилки

Я думал, что все знаю про массаж, так как смотрел в Бангкоке фильм «Эммануэль». Но он оказался совсем не таким.

Первое разочарование, которое вас настигает, – массажистка всего одна. Второе – ее зовут… Билл.

Потом все летит к черту. После того как он вам прикажет раздеться и лечь вниз лицом на кровать, он скажет, что вы напряжены. Вы хотите ответить ему что-нибудь вроде того, что вы и не ожидали здесь встретить кого-нибудь, кто изучал чувствительные точки человеческого тела, работая убийцей из спецназа. Но в ответ только произносите: «А-а-ах».

Правильный массаж напоминает вам, каково кувыркаться с горки, будучи запертым в холодильник. Выдирание ногтей и насильственная кормежка отработанным машинным маслом расслабляют куда лучше.

Лучший способ избавиться от стресса после трудового дня – это косить газон. Солнце светит в спину, вы пытаетесь держать косилку прямо, не переехать клумбу. Вы чувствуете, что зубы у вас разжимаются, а мышцы превращаются в желе.

Когда вы закончили и смогли распрямиться, вы любуетесь геометрически идеальной зеленой картой, этим абсолютным квадратом в мире округлостей и общей дикости. Вы бросили вызов природе, не имея в руках ничего, кроме газонокосилки Honda Lawnmaster, и привнесли порядок и цивилизацию в неуправляемые силы природы. Отлично! Вы теперь властелин газонов.

Вы орете на детей, когда они пытаются на велосипедах вторгнуться в вашу концепцию идеала. Вас трясет, когда вы находите в траве окурок. Вы часами высматриваете выбившуюся травинку и обсуждаете способы стрижки углов на газонокосилке с друзьями в пабе.

Я нынче вот такой властелин газонов и, как только вижу, что какой-то гадкий чертополох осмелился явить свою уродливую рожу на моем газоне, я немедленно его убиваю. В саду у меня вместо пруда стоит боевой истребитель – в нем, по крайней мере, не утонут дети. Однако, когда его тащили, колеса нанесли моему газону ущерб. Три борозды протянулись от сломанных электрических ворот до мертвого забора из тисового куста.

В этом-то моя проблема. Я хочу быть садовником, у меня есть сарай и несколько секаторов, я хотел бы, чтобы мой труд описал когда-нибудь журнал Homes amp; Gardens., но все, что я могу, – это косить траву. Все остальное заканчивается катастрофой.

Два года назад поле соседа, который живет через дорогу, было засажено саженцами. И я купил точно такие же, чтобы посадить у себя неподалеку от загона. Так его деревья вымахали под пять метров. А мои пожрали кролики.

Я засыпал канавы в газоне десятью тоннами лучшей, дорогущей земли и, чтобы скорее залечить ущерб, смешал ее с травой и органическим дорогущим компостом и полил водой. И что в результате? Появились три широкие грибные дорожки.

Я надеялся, что мои тисовые кусты будут расти со скоростью тридцать сантиметров в год. Не тут-то было. Первые два года они просто стояли как вкопанные, а потом решили помереть.

Поэтому я живо заинтересовался яростной дискуссией, которая развернулась во время цветочной ярмарки в Челси.

Там были люди, которые утверждали, что сады должны быть традиционными – то есть вся эта палитра цветов и форм должна быть приглушена, чтобы сад имел цивилизованный вид. Эти люди – садовники. Были тут и модернисты, которые считали, что нужно выкинуть все деревья и кусты и вместо них оставить бетонные стены и насыпать гравия. Одного из таких деятелей зовут Даррен, и вы видите его каждую неделю в передаче Ground Force.

Философия Даррена соблазнительна. Во-первых, вы быстро приводите сад в надлежащий вид, то есть буквально за два часа. А во-вторых, его достаточно раз в год пропылесосить. И весь уход. Но эти современные сады больше смахивают на комнаты без крыши, и вы будете вечно терять вещи в зазорах между половицами. Я знаю одного джентльмена, который потерял таким образом целую жену.

Концепция садовников выглядит менее привлекательно. Какой интерес сажать дуб, который превратится из саженца в дерево ровно тогда, когда вы будете праздновать рождение прапраправнука? А то и просто загнется.

Неужели вам хочется после ухода на пенсию остаток жизни провести, ползая на карачках между грядками? У вас заболит спина, и вы будете каждую неделю проводить в пугающих и довольно унизительных отношениях с массажистом Биллом.

Я только что купил полгектара и не буду там делать ничего. Абсолютно. А на следующий год назову это все Лейбористской Пустошью и выставлю в Челси. И получу наконец золотую медаль.

Приглашение, от которого хочется отказаться

Что была бы за жизнь, если бы не придумали вечеринок?!

Тогда палатки использовались бы только скаутами для ночевок, нe было бы проблем с битой посудой и никаких застольных выступлений.

Не было бы смокингов, забитых парковок, столкновений с бывшими любовницами, мартини с пеплом от сигарет в четыре утра, потому что остальное бухло закончилось.

Мы даже не запрограммированы на получение удовольствий от вечеринок. Когда вы были крохой и любили своего мишутку и свою мамочку, остальные дети были для вас врагами. Вас заставляли идти на праздник и сидеть там до тех пор, пока кто-то вдруг не обращал на вас внимание, обидно воскликнув: «Ой, кто это у нас тут описался?»

У вас всегда были несчастные случаи на вечеринках. Вы уже давно перестали писаться, но на рассвете вас застукала мать невесты, когда вы валялись вдребезги пьяный, уткнувшись мордой в клумбу. Когда вы женились, то стали нарываться на очень большие неприятности, потому что танцуете не с той, не так и слишком долго.

Я все это говорю, потому что три недели назад я подхватил идеальную болячку. Боли не было. Зато было непреодолимое желание валяться в постели, есть всякие вкусности и пересматривать по ящику «Битву за освобождение Бельгии».

Днем жена, которая послушно носила мне подносы с грибным супом и яичницей, уперла руки в боки с видом, с которым жены подозревают, что мужья не настолько больны, как прикидываются, и сказала, что у меня ровно три недели на организацию ее сорокалетия.

Первая засада случилась с приглашениями. Я их сам получаю каждый день, и черт меня побери, если я знаю, от кого они. Приглашения пестрят бессмысленными буквами, а просьба ответить почему-то выражена французской аббревиатурой RSVP.

Ответ прост. Пишите прописными буквами и по-английски. Но нет. Нынче приглашения пишут на компакт-дисках, металлических чушках, на заднице курьера…

Когда я попросил печатника сделать мне пригласительный в виде открытки, он переспросил: «Открытки? Как оригинально». Он же прикинул цену: «150 пригласительных будут стоить в типографии шесть миллионов фунтов стерлингов. Если вы пойдете вниз по улице в Prontaprint, то они делают это за 12 пенсов». Отлично.

Дальше надо определиться с дресс-кодом. Сейчас все стараются придумать какую-нибудь фразу позаковыристее – типа «Одетый до дрожи» или «Городские готы», но так как мои друзья этого явно не поймут, я написал просто «Без вельвета». Оставалось две недели, когда я позвонил организатору вечеринок и сказал, что нам нужны занавески, чтобы ветер не растрепал гостям прически.

На что он ответил, что неплохо было бы еще и пол уложить и подвести электричество. То и другое стоило по 170 фунтов, так что я взял оптом.

Когда пришел предварительный счет за все услуги, мне стало плохо по-настоящему. Жена кудахтала вокруг меня. «Хочешь крабовых палочек? А куриный бульон? Или фильм “Где не садятся орлы”?» Нет, я хотел, чтобы все, кого мы пригласили, просто умерли.

Не вышло. За неделю только шестеро имели наглость сказать нет, и то через день двое передумали.

Впрочем, мы не получили ответ ни от одного человека, хоть раз показанного по телевизору. Стоит вам только на миг появиться в этом ящике – и вы навсегда теряете способность отвечать на приглашения.

Когда кейтеринг-компания спрашивала, на сколько человек готовить, я отвечал, что им лучше нанять самого Иисуса – гостей может быть пять человек, а может пять тысяч.

А потом все начинают звонить и спрашивать, что им надеть, кроме вельветовых штанов. И где они будут спать. Есть на этот счет одна хитрость. Если вы ищете отель в Чиппинг-Нортоне, позвоните за советом приятелю из Глазго. Нортонцы живут дома, а не в отеле, откуда им знать, где у них что находится.

Мне наплевать, что вы наденете. Да, ваш бывший муж тоже придет. Нет, я не буду вытягивать вас на буксире, если вы заглохнете. Возможно, вы проведете ужасно время, но я его проведу так же, а еще хуже будет старушке-соседке, что живет напротив. Когда рок-группа стала выкатывать свои тысячеваттные усилки из трейлера, она натянуто улыбнулась и спросила, не вечеринка ли у меня. Не совсем, ответил я, это скорее еще один шанс для знакомых моей жены прийти и не поладить друг с другом.

Ошибки большие и малые

Много лет назад, когда я работал репортером в районной газете, мне поручили написать о судебном процессе по делу шахтера, которого под землей переехала вагонетка. Я несколько часов слушал, как адвокаты углепрома рассуждали, что шахтер мог бы спрятаться в нишу и тогда бы он остался жив. Наивный, я это все застенографировал. Когда я начал писать заметку, то не смог разобрать свои каракули, и в газете напечатали, что «покойный должен был спрятаться в нише».

Штраф мы тогда заплатили огромный. Ущерб возместили. Извинения опубликовали. Адвокат орал на меня. Редактор орал на меня. Семья покойного орала на меня. Хозяин газеты орал на меня. Я получил предупреждение о несоответствии должности. И вот двадцать лет спустя я веду колонку в Sunday Times.

Время от времени в Сити происходит то же самое. Какой-нибудь трейдер, у которого закружилась голова от полосок на собственной рубашке, нажимает не на ту кнопку, и рынок падает на десять пунктов. Трейдера чуть ли не казнят, а потом он получает свой бонус с шестью нулями и покупает дом с шестью спальнями в Оксфордшире. Поэтому мне безумно жалко того диспетчера в Хитроу, который на прошлой неделе пытался посадить Boeing на крышу британской же авиакомпании. Его уволили и сослали на Оркнейские острова махать жезлом кукурузникам.

Мы все делаем ошибки, но цена этих ошибок сильно зависит от условий, в которых мы их совершаем. Когда кассирша в супермаркете промахивается и считает пучок брокколи на пятнадцать пенсов дороже, никого это особенно не волнует. Но как насчет того парня, который боевой патрон спутал с холостым и зарядил его в винтовку SA-80, а потом в новостях сообщили, что погиб семнадцатилетний морской пехотинец?

Теперь отец убитого парня подает в суд на армию, на его месте я сделал бы то же самое. Но дело лишь в том, что тот, кто перепутал патроны, сделал ту же ошибку, что и тот, кто посчитал неверную цену на пучок брокколи.

Вспомните о том парне, который закрывал створки грузовых ворот на пароме Herald Of Free Enterprise, шедшем из Дувра в Кале 6 марта 1987 года. Он хорошо делал свою занудную, шумную, малооплачиваемую и неприятную работу, пока однажды не забыл эти створки закрыть.

Если бы он был охранником и забыл закрыть ворота завода на ночь, то кто-то мог что-нибудь украсть. Это повлияло бы на расходы компании на страховку и уменьшило ее прибыль. Но он не стоял на воротах завода. В результате его мимолетной забывчивости вода хлынула в передний отсек, и через полторы минуты паром затонул, унеся 193 жизни.

Этот человек не был пьян. Он не собирался проверить, что произойдет, если он не закроет грузовой отсек. Он просто заснул.

Можно нанять спецов по медицине и безопасности, чтобы они придумали самую защищенную от дураков систему на свете. Наверняка такая система уже работает в Хитроу. Но все системы так или иначе завязаны на людях. Как только кто-то отвел глаза от экрана, два самолета с пятью сотнями пассажиров еле успевают разойтись. Если успевают.

Вы можете сказать, что те, от кого зависит чужая жизнь, должны получать соответствующую зарплату. Но я не уверен, что размер банковского счета влияет на способность концентрироваться. Например, Его Высочество Тони с зарплатой в 163 000 фунтов в год делает ошибку за ошибкой.

Рано или поздно придется признать, что культивирование чувства вины не работает, что врачи вне зависимости от квалификации будут продолжать втыкать иглу в глаз пациенту вместо задницы, что «ленд-роверы» будут въезжать на рельсы и вызывать крушения поездов. Мы должны прекратить наказывать людей за то, что они делают самое человечное на свете – ошибки. Для начала надо запретить рекламу адвокатов типа «Получил увечье на работе?» на общественном транспорте.

Пока из ошибок одних другие извлекают прибыль, эти ошибки будут иметь место. Как и желание высечь и обвинить, превратить несчастного человека только за то, что он оказался не на той работе не в тот день, в боксерскую грушу для всех.

Америка побраталась с фатерляндом

Европа предлагает путешественнику огромный выбор. Вы можете отправиться ловить лосося в Исландии или рвануть под парусом в Грецию. Вы можете окунуться в грязи Французской Ривьеры или улететь в Амстердам. Вы можете плясать до упаду на Ибице или спустить все деньги в лондонских магазинах. И мы еще не рассматривали Италию. Так почему большая часть американцев, которые едут в Европу, начинает с Германии? Ведь Германия подходит для проведения отпуска не больше, чем телеповар Делия Смит для стояния у плиты.

Возможно, они слышали что-то про эту страну. Или брат служил в Висбадене, или отец провел ночь в небе над Гамбургом в сорок первом. Америка вступила в войну гораздо позже, но, судя по фильму «Перл-Харбор», она воевала всегда. Или в туристических справочниках Германия выглядит очень привлекательной для американцев?

У этих народов есть много общего. И те и другие едят гораздо больше чем следует. И те и другие обожают большие машины и очень плохо на них ездят. И у тех и у других абсолютно ужасное телевидение, где ведущие в кричащих костюмах выкрикивают участникам передачи дурацкие инструкции. Американец в штутгартском отеле переключает один за другим 215 абсолютно однотипных каналов и чувствует себя как дома. Затем после полуночи он добирается до 216-го и узнает совершенно новый способ использовани собаки…

Обе страны потребляют из Британии одно и то же – Бенни Хилла, мистера Бина и куртки Burberry's. Их объединяет вкус – и те и другие могут соединить апельсиновую ванную с пурпурным или коричневым ковровым покрытием. И только эти страны искренне считают себя демократическими, имея в багаже столько запретов, табу и предписаний, что ими можно задушить все население Китая. Причем дважды. В Германии вы не обязаны тормозить при виде маленьких собачек, зато обязаны иметь лицензию, чтобы играть в гольф. В Америке сочувственно кивают.

Похоже, Германия и Америка – близнецы-братья, и теперь уже мы можем кивать сочувственно, помня, что четверть американцев – выходцы из Германии. Кстати, после обретения независимости США в Сенате ставился вопрос о том, каким быть официальному языку нового государства: английским или немецким.

Огромное количество американцев проводит отпуск в фатерлянде. На прошлой неделе я познакомился с пожилой парой из Мичигана, Уилбуром и Миртл. Они упаковали свои летние вещички в кучу чемоданов, сделанных словно из старого коврика, дочка Донна отвезла их в детройтский аэропорт, чтобы они отправились в Кельн. Миртл запаслась сухим молоком, потому что прослышала про ящур в Европе и хотела подстраховаться. Уилбур всерьез боялся подцепить КГБ от говядины, зараженной BDSM, и в самолете потребовал, чтобы ему принесли цыпленка. И оба сомневались, есть ли цыплята в Европе.

Я все это знаю, потому что знаком с парнем, у которого они арендовали машину. Он им понравился не только потому, что говорил по-английски, но и потому, что твердо стоял на ногах вопреки всему, что они слыхали о европейцах. Миртл поинтересовалась, будет ли лучше поехать на антикварную ярмарку в Мюнхен или сперва поехать в немецкую Венецию – Франкфурт. Приятель ответил, что хоть во Франкфурте и есть речка, но это далеко не Венеция. Ничего не решив, старики ретировались, но через два часа уже позвонили ему. Запутавшись в знаках, они оказались в Голландии в маленьком кафе, где заказали цыпленка. Пока они его ели, кто-то разбил в машине стекло и вытащил весь багаж, паспорта, права и бумажник Уилбура. Возможно, это был наркоман во время ломки. Возможно, голландец решил, что это немцы, и отомстил за конфискованный в сорок втором отцовский велосипед. А может, ему не понравился номер, потому что в этом году все кельнские номера начинаются с букв KUT, означающих по-голландски самое грубое из нецензурных слов.

Уилбур и Миртл не получили помощи ни от голландской полиции, ни от немецкой. Проведя шесть часов в Европе, они решили, что с них довольно. И улетели.

При всей поверхностной схожести американской и германской культур в глубине все совершенно разное. В Германии вам никто не скажет «хорошего дня». Им наплевать, хорошим будет ваш день или не очень. Потому что они европейцы, а не американцы.

Я пишу эти строки в городе Циттау на польской границе. Я чувствую себя здесь как дома.

Окруженный немцами, жаждущими мщения

Рассекаю я по городу в открытой машине. Карта, слетев с пассажирского сиденья, сначала залепила мне лицо, а потом стремительно упорхнула по своим делам.

Ничего страшного в этом не было. Я знал название бара, где показывают трансляцию Grand Prix, у меня даже был его адрес. Достаточно было высунуться и спросить дорогу.

К несчастью, это была Германия, где если кто-то не знает в точности, чего вы ищете, то не скажет вам ни слова. Еще хуже, что это была Восточная Германия, где и спрашивать было некого.

Сначала я заметил эту проблему в безумно прекрасном саксонском городе Циттау, абсолютно пустом в полдевятого вечера пятницы. Я сразу вспомнил сцену из фильма «На берегу». Следующим по пути городом был Цвиков, здесь в опере давали «Аиду», но не было очередей в кассу, магазины были полны дорогой посуды, но не было покупателей, кругом были парковки, но не было машин. По последним данным, после падения Берлинской стены некоторые города потеряли до 65 процентов населения, потому как все подались в Западную Германию в поисках работы. Но я не верил в эти цифры – если 65 процентов уехали, то должны были остаться 35. И какого черта их тоже не видать?

Западные немцы платят семь процентов на восстановление инфраструктуры восточной части Германии. Канцлер Коль обещал, что это продлится три года, но уже прошло двенадцать, а конца-края не видать. В недавнем докладе спикера германского парламента восточные регионы описаны в апокалиптических красках. Мы думали, что наши проблемы с миграцией людей с севера на юго-восток – это ужас-ужас. Но это просто цветочки. В Германии дело усугубляется падением рождаемости. До объединения в восточной части ежегодно рождалось 220 000 человек, в прошлом году – 79 000.

Они закачивают миллиарды в бывшую ГДР, так что здесь все или совсем новое, или только что отремонтированное. Здесь отличные дороги л мобильные телефоны работают на каждом углу. Унитазы мощные, как Ниагара. Увы, все это напоминает новый костюм для покойника.

И это снова нас возвращает в Зондерхаузен в жаркий воскресный вечер, когда мне надо срочно найти бар, где будут показывать финал Grand Prix.

Ориентируясь исключительно по солнцу, я все-таки нашел бар, но в спешке не заметил, что он находится в самой отвратительной части города, да и мира, пожалуй, тоже. Это был апофеоз коммунистического строительства – безликие коробки десятиэтажек, символ отчаяния и одиночества. И посреди этого ужаса стоял бар Osterthal Gastshalle.

Я бывал в забегаловках Флинта в Мичигане и Калгурли в Западной Австралии. Меня не смутить грязными окнами и стульями, которыми пользуются как ударным инструментом. Но Osterthal – это нечто. Помещение подсвечивалось лишь рекламой пивоварни над баром и игровым автоматом в углу. Но я успел разглядеть, что в баре восемь человек, причем все без зубов.

Все нормально, сказал я себе. Я сам из шахтерского города. И это шахтерский город. В шахтерских городах не стоит заказывать бокал холодного шабли. Я заказал пиво и откинулся на спинку стула, чтобы смотреть гонку.

Не тут-то было. Через некоторое время беззубое чудо подошло ко мне и сделало международный жест дружбы – угостило сигаретой. Вот только это была не простая сигарета. Она называлась Cabinet и курить ее было равносильно вдыханию жидкого пламени. «Нравится?» – спросил он и запустил пятерню в мою пачку Marlboro.

Затем все стало гораздо серьезнее. Не могу ли я объяснить ребятам, что происходит на экране. Вопреки байкам о знаменитой системе образования ГДР он не умел читать. Но он говорил по-английски, правда, в пределах словаря старых песен Doors.

Вы пробовали когда-нибудь комментировать автогонки, используя только слова из песен Джима Моррисона? То-то и оно.

«Хайнц-Харальд Френтцен. Это конец. Ты больше никогда не посмотришь ему в глаза».

На пятидесятом кругу я уже сильно притомился, а они выпили по 150 литров пива на человека и были готовы к хорошей драке.

Обычно они разбивают игровой автомат о головы друг друга. Но тут была цель получше. Я. Западный гад, живое воплощение бездушной капиталистической машины, которая пришла в их город, купила их шахту и, выкачав все до дна, закрыла ее, лишив их работы, бесплатных детских садов и друзей. Зато им починили канализацию. Выбор небогат: или мне проломят башку игровым автоматом, или мне удастся досмотреть Grand Prix.

Эти люди больше всего на свете хотели, чтобы Берлинская стена вернулась на место.

А я больше всего на свете хотел досмотреть Grand Prix.

Мои пожелания ЕС после брюссельских баталий

Обычно я не ввязываюсь в разговоры о Евросоюзе. Но когда вы в Брюсселе, столице Бельгии и собственно Евросоюза, избегать таких разговоров становится все труднее.

Намедни сели мы в кафе с милой ирландской девушкой, начитанной умницей, которая здесь живет уже четыре года. Мы четыре секунды обсуждали прелести Брюгге, двенадцать – прелести Жан-Клода Ван Дамма, но дальше я не сдержался.

Что хорошего я видел от этого Евросоюза? Вчера вечером я въехал в отель President одновременно с двумя автобусами туристов, которые не могли ни прочесть, ни заполнить регистрационные карты. Какого черта меня пускают в Бельгию без паспорта, а в отель без паспорта не селят? Всего лишь каких-то два часа – и мне выдали ключи от моего номера, который оказался двухместной доменной печью. Отель этот, видно, сделан исключительно для туристов из Америки, для которых в комнате должно быть или так жарко, что мозги варятся вкрутую, или так холодно, что по стенам течет жидкий азот. В час ночи сунул подушку в мини-бар, чтобы хоть как-то охладить, но тут за стенкой стали играть в сквош. И играли где-то час.

После этого сосед-игрок пошел в душ и делал это громко и с расстановкой еще час. Потом он решил, что самое время позвонить домой в Айову.

– Алло, Тодд, это Чак! Послушай, какая тут громкость у телика!

Я не открывал Книгу рекордов Гиннесса на странице «самый громкий голос на планете», но уверен, старина Чак там упомянут. На мою беду, Чак имел много друзей. Потом он опять решил сыграть в сквош. Тут я не выдержал и позвонил на ресепшн, попросив их принять меры и угомонить соседа.

Я услышал, как он взял трубку. Да, сказал он, конечно. Положив трубку, он постучался ко мне в дверь и прошептал в замочную скважину: «Извини, приятель…» И тут взошло солнце. Я пытался спрятаться от его радиоактивных лучей в мини-баре, но они жгли мою левую пятку, и мне пришлось вернуться в раскаленную, словно печка Aga, постель.

Неудивительно, что после такой ночки я был не расположен обсуждать прелести Жан-Клода-Хренова-Дамма. Поэтому я уперся рогом: «Ну и чего хорошего лично мне сделал это Евросоюз?» Моя собеседница-еврофилка попыталась возразить. Мол, она училась в британской школе и не смогла бы поступить в ирландский университет, потому что не знала ирландского.

Но какое это имеет отношение ко мне? Она согласилась, что никакого, и, нимало не смутившись, сказала, что теперь кожаные ботинки, сделанные в Евросоюзе, должны иметь специальный знак ЕС, подтверждающий, что они сделаны из кожи.

Гм-м. Я не уверен, что это обстоятельство оправдывает существование многоуровневого суперправительства, в котором работает 350 000 человек. Мы и сами можем увидеть, сделана обувь из коровы или саудовских нефтепродуктов. Нет, говорю, история про кожу не работает, давай другие аргументы.

Она понесла про то, что дизайнерская одежда из ЕС стала дешевле в Британии, но так как я Prada сроду не носил, мне наплевать. Потом она сказала, что если бы не совет евроминистров, то загрязнение воздуха достигло бы куда больших масштабов. Не то, черт подери! Через двадцать минут, когда я закончил объяснять ей, насколько ничтожен ущерб природе от человека и его машин, она продолжила.

Если меня арестуют за провоз наркотиков в стране, где нет британского посольства (а что, есть такие страны?), я могу позвонить в посольство любой другой европейской страны.

И если вас трахнут за производство героина в Кабуле, что крайне маловероятно, и родное министерство иностранных дел от вас отречется, можете смело проситься к шведам.

Все, что они могут предложить, – дешевая кожа и помощь от викингов в дыре третьего мира.

В тот же вечер я переехал в отель, горничные которого круглые сутки что-то пылесосили. А так как мой номер был угловым, они все время стукались пылесосами в мою дверь. Теперь я знаю, почему панъевропейское правительство не работает. Они никак не могут выспаться.

Уик-энд в воровском городе Париже

В прошлое воскресенье пассажирский поезд, развозящий по Англии рабочих из третьего мира, сломался (все из-за правительства) и заблокировал в Кенте движение. В результате поездам Eurostar на континент и обратно пришлось идти по одной и той же колее. Рейсы из Парижа и Лондона задерживались на пять часов.

Пассажиры из вагонов-скотовозов жаловались, что им, пока поезд стоял, не предложили ничего, кроме бесплатного стакана воды, а ехавшие первым классом жаловались, что двери слишком громко скрипели и не дали им выспаться.

Странно, я как раз ехал на одном из тех задержанных рейсов и ничего такого не заметил. Да, первый час от Ватерлоо мы тащились, как дохлые клячи, но это было ожидаемо. Нам уже сто раз сообщили, что Eurostar не ходит, а тоннель под Ла-Маншем переполнен больными бешенством и немецкими танками.

Вот почему я всегда старался добираться в Париж на машине, на самолете, на лодке, да хоть на карачках. Все что угодно, кроме поезда, который меня заразит чем-нибудь и потом загорится на глубине в шесть километров под дном Северного моря.

Давайте задумаемся. Никто никогда нигде не писал, что водителя, едущего в Париж, остановила полиция и закрыла его голым в ледяном карцере за превышение скорости. Да и самолеты над Борнмутом не разворачивают «из-за неправильного состава воздуха».

Но прошлой осенью я оставил машину в Гатвике, а самолет сел в Харне. И что мне было делать? Сесть на поезд и поехать тупо в Лондон или сесть на автобус и проехать часа три по М-25, чтобы воссоединиться со своими колесами? Ответ, насколько я знаю, до сих пор стоит на гатвикской парковке в пятом ряду паркинга.

В результате я поехал в Париж на Eurostar. Билет в первый класс стоил на 2000 франков дороже, чем на самолет. Зато поезд добирается из центра Лондона до центра Парижа на десять минут быстрее, чем Boeing.

Вы можете курить, не обращая внимания на хлопающие двери и громыхающие тележки с напитками. У них там квадратные колеса, что ли?

Не уверен, что в Париж стоит так уж стремиться. Странно, что приземистое, похотливое детище барона Османа пиарит себя в качестве главного романтического «места для двоих».

Помпезности городу не занимать, но сегодня он грязный, тупой и еще более грубый, чем когда бы то ни было. К тому же тут стало не так уж и интересно. На левобережье Сены высокие арендные ставки давно вытеснили философов-леваков сартровского типа, и даже аристократия убралась в свои клубы на рю Сен-Оноре.

Все, что в итоге осталось, – это многочисленный средний класс. Париж превращается в слоновник без слонов. Ничего нет, кроме разве что опасения, что вас сейчас обчистят. И вы засовываете бумажник поглубже в карман.

И все же здесь не так плохо, как в Детройте, где нельзя пройти и тридцати метров, чтобы в вас не пальнули. И не так плохо, как в Пуэрто-Рико. В Париже у ночи есть глаза.

Взлом авто – некогда прерогатива южноафриканских и московских отморозков – теперь обычное дело в Париже. Оружие бедных в Европе – губка, ведро воды и «не желает ли мистер помыть машину», а в Париже – пистолет и «а ну быстро вылазь». Французы, имеющие, как и все латинские народы, любовь к правому уклону, во всем винят иммиграцию и говорят, что Париж был отличным местом, пока в него не перебралась половина Македонии. Но факт тот, что, сидя в уличном кафе и допивая второе пиво, я и сам ощутил желание что-нибудь спереть.

Это было на Монпарнасе, ничего особенного, кроме запредельного счета. Я заплатил десять долбаных фунтов за два поганых пива «L644» и блюдечко оливок. А в отеле меня ждал счет за прачечную – 180 фунтов. Дешевле было купить стиральную машину в номер. Теплилась надежда, что хоть французская кухня восстановит мою веру в Париж, потому что каждый француз в душе повар.

Но и тут вышел облом! Сначала меня пронесло от их кухни (впервые в моей ресторанной практике!), потом мне дали лобстера, которого убили атомной бомбой (его, видимо, выловили у атолла Муруроа), к тому же выловили давно. В третий раз мне принесли нечто, по вкусу похожее на копченую прямую кишку.

Так что если хотите реально оттянуться в уик-энд, забудьте про Париж. У вас там сначала стырят презервативы, а потом подадут их под видом еды. За бешеные бабки.

Сядьте лучше в поезд и поезжайте в Брюгге. Тут можно свободно ходить хоть в треуголке, склеенной из долларов, можно жевать на ходу свиную колбаску и отлично, просто отлично проводить время.

Это произведение искусства, и оно сидит у нас на шее

Путешествуя, мы любуемся современной архитектурой. Эта Арка Де-фанс в Париже, это новый Рейхстаг в Берлине. Это башня Трансамерика в Сан-Франциско. И даже Купол тысячелетия.

Взять вот музей Гугенхайма в Бильбао. Кто говорит, что он похож на пароход, кто – на огромную стальную рыбу, третьи, с архитектурным образованием, считают, что вид музея отражает слияние портового прошлого Бильбао и недавно развившейся в нем тяжелой промышленности. Но суть в том, что такая фигня в городе смотрится примерно так, как смотрелся бы Тадж-Махал в Барнсли. Здание музея доминирует и над городом, и над вашим мыслительным процессом с одинаковым апломбом. Оно торчит на каждой улице, а когда его не видно из окна, оно маячит у вас в голове.

Вы бросаете недоеденную паэлью и, повинуясь неведомой силе, идете еще и еще раз смотреть на это.

Это северное сияние. Это лунная радуга. Это метеоритный дождь и торнадо, смешанный с самым потрясающим африканским закатом в одном. Я видел голую Кристен Скотт Томас. Поэтому я просто должен был зайти внутрь.

На самом верху – выставка Армани. Говорят, в музее Гугенхайма в Нью-Йорке она имела сокрушительный успех. Впрочем, с таким же энтузиазмом американцы идут смотреть кино про трактор.

К сожалению, одежда меня интересует, только если в ней кто-то есть. Я спустился этажом ниже и попал на выставку телевизоров. Но я этого добра навидался в Dixons, поэтому пошел на первый этаж, где змеилась очередь в треугольный лабиринт.

Это головная боль всех строителей – начиная от Центра Помпиду до Купола тысячелетия: чего бы такого засунуть в здание, чтобы внутри оно было интереснее, чем снаружи?

Самой успешной выставкой в Бильбао было шоу мотоциклов. Но обычно байкерам плевать на эстетику. Они пробегут мимо выставки эпохи Ренессанса, если на той стороне их ждет Harley-Davidson.

Ну, я был просто рад снова выйти наружу, сесть в баре и таращить глаза на это нагромождение из титана и золотистого известняка.

Чтобы вот это построить, пригласили трех архитекторов. Каждому дали по десять тысяч баксов и три недели, чтобы что-то придумать. Контракт достался канадцу Фрэнку Гери. Но кто заплатил за это?

Гугенхаймы заработали свои деньги на угле, но потеряли кучу бабла, когда их шахты в Южной Америке национализировали. Сегодня семья является крупным спонсором искусства, но бюджетные денежки тоже любит. И в Бильбао они их получили – сто миллионов долларов. Но тут возникает вопрос. Каким образом Бильбао – один из самых серых и уродливых городов мира – смог выделить сто лимонов для строительства музея? В Англии города такого пошиба не могут себе позволить лишней мусорной корзины на улице, не говоря уже о строительстве современной версии Вестминстерского аббатства.

Поскольку это Испания, ответы на эти вопросы получить сложно. У всех на телефоне стоит автооответчик: «Ушел на обед, вернусь в сентябре». В Испании, если вы чудом кого-то застали на рабочем месте, не факт, что добьетесь того, за чем пришли. Испанцы слишком заняты, чтоб работать.

Бильбао – баскский город, и деньги на музей получены через баскскую националистическую партию. Это все хорошо, но каким образом баскские националисты получили доступ к 100 миллионам?

Я не знаю этого, но зато знаю другое. В 1999 году членство в Евросоюзе стоило британскому налогоплательщику 3,5 миллиарда фунтов. Итого получается по 60 фунтов на каждого мужчину, женщину и ребенка. И все это ушло в Испанию, чтобы та осуществляла свою программу модернизации. Ну что же, Испания уже модернизирована. Стоматологи там используют электрические машинки. Изгороди аккуратно подстрижены, а на смену верному признаку третьего мира – флюоресцентным лампам – пришли лампы энергосберегающие. Кто-то может сказать, что у них демократия всего-то четверть века. Но это довольно долгий срок. Никто ведь не говорит, что женат «всего» 25 лет.

И что они собираются делать со всем этим баблом? Хоть я не могу этого доказать, но мне очень сильно кажется, что за музей Гугенхайма заплатили мы с вами. И это превращает его в британскую собственность. Как Гибралтар.

Каким бы ужасным ни казался нам Купол тысячелетия, мы сумели построить самое большое здание в мире. Приезжайте к нему, но только не заходите внутрь.

В Стране Басков говорят на языке смерти

Когда вы будете читать эти строки, я буду на Менорке, вы – в Турции, ваши соседи – во Флориде, а чувак в маске будет выносить из вашей гостиной телевизор.

На самом деле бывает гораздо хуже. Вы могли поехать в Биарриц. Когда-то это был лучший морской курорт. Он находится в том месте, где Франция поворачивает под прямым углом и становится Испанией. Я люблю эти берега не только за просторные пляжи с огромными валунами.

Я люблю сам город, который несет на себе отпечаток наполеоновского шика и викторианской скромности. Здесь находятся те самые пещеры, из которых европейцы вышли 10 000 лет назад. Я люблю местную кухню, которая пришла из соседней Гаскони. Мне это так нравится, что я даже не замечаю ужасной погоды, которая иногда бывает в этих местах.

В конце концов, если идет дождь, можно за полчаса доехать до Испании, где погода лучше и где танцоры балета пытаются заколоть быка. Можно податься еще в Сан-Себастьян – город, где количество баров на душу населения больше всего в мире. Войска Веллингтона там так нажрались, что спалили город дотла.

Ну что в том дурного? Да только одно. Этот город стоит в Стране Басков, побратиме сектора Газы, тамильских «тигров»[5], и Пол Пота.

Мы думаем о сепаратистах из ЕТА[6] как о террористах-лайт, которые взрывают бомбы на велосипедах, потому что машины для них – это слишком дорого. Они достойны упоминания в конце выпуска новостей.

Но не тогда, когда вы в Стране Басков. Они не шарят у вас по карманам, а облагают всех, даже футбольных звезд, «революционным налогом». А если вы не платите, то они сожгут вашу машину, вашу жену, ваш дом, ваш бар и всех посетителей.

Именно поэтому я отставил это невеселое местечко и отправился на Менорку.

С тех пор как теракты возобновились, в них погибло около 900 человек. На каждый перекресток поставили полицейских в форме Робокопа. В руках у них автоматы, и потеют они не от жары, а от страха. Я видал там парнишку лет девятнадцати в форме, так если бы я ему на ухо сказал «Бу!», он бы скончался от разрыва сердца. Я был там всего один день, но успел побывать на месте взрыва бомбы. Я знаю массу способов обращения с автомобилем, но никак не мог представить себе, как далеко и в сколь многих направлениях можно кого-нибудь отправить, если положить бомбу под водительское сиденье.

Не стоит и говорить, что от водителя даже мокрого места не осталось.

В один день два трупа – до этого даже палестинцы редко доходят.

А у нас все еще ЭТА – в конце выпусков новостей, ну разве что самолет с британскими туристами задержат из-за очередного теракта, как в Малаге на прошлой неделе.

Почему так происходит? Да потому что мало кто в Британии понимает, чего хотят эти баски. Я вот разговаривал с Кармело Ланда – это такой местный аналог лидера ирландских радикалов. Он пространно цитировал книгу с длинным названием «Что говорить, если вы пресс-секретарь шайки террористов». Разговор шел про демократическое то, про политическое се, и признаюсь, я с ним крупно поругался. За исключением короткого периода гражданской войны Страна Басков никогда не была автономной. Их предки – пещерные люди, мимо которых прошли римляне, вандалы и вест-готы. Они утверждают, что открыли Америку и построили Непобедимую Армаду, которая потонула. Они говорят, что дали миру слово «силуэт». Согласитесь, отправить человека на Луну несколько сложнее.

Баски похожи на жителей Уэльса. Валлийцы поют. Баски поют. У басков мощные надбровные дуги. Валлийцы хорошо таскают камни. У всех басков нулевая группа крови. И те и другие проводят воинствующие кампании, требуя автономии ради сохранения языка.

Кстати, о языке. Валлийский язык страдает от недостатка гласных, но он несравним с языком басков. Даже его название непроизносимо. Дословный перевод «я пишу» у басков выглядит так: «Делаю в процессе написания. Ты имеешь меня». Дело осложняется еще и тем, что в алфавите басков всего три буквы – X, К и еще раз X.

Этот язык настолько сложен, что практически все местные, даже в горных баскских селениях, предпочитают говорить по-испански, плюясь и шепелявя.

Это безумие. Я могу понять тех, кто сражается за свою свободу, своего бога или свою страну. Но трудно понять, как язык может стоить хоть одной жизни. И еще труднее – как баскский может стоить 900 жизней.

Здравый смысл рискует утонуть в бассейне

К третьему месяцу моего путешествия по Европе я все-таки добрался до Менорки, где солнце острое, как лазерный луч. Жара действовала на все живое настолько угнетающе, что даже у сверчков не было сил стрекотать. Оставалось только расслабляться.

Но не тут-то было. В доме, который я снимал, был бассейн. Я считаю бассейн (после голосовой почты, разумеется) самым гениальным изобретением человека.

Как ни странно, никто не мечтает в саду завести пруд. Пруды – это для тех, кто считает, что детям полезно играть с электричеством. Пруды для прудовой фауны. Каждую неделю в садовых прудах тонет очередной младенец. Но с чего вы решили, что если мы уберем лилии и стрекоз, увеличим глубину и выкрасим стенки в бирюзовый цвет, то этот пруд станет безопасным, как конструктор Lego?

Однако здесь, на Менорке, пруд представлял опасность не для младенцев, а для меня. Сверху на нем была крышка, которая строго следовала первейшему закону всего, что связано с бассейном: она не работала. Чтобы ее сдвинуть, вам требовалось поднырнуть под деревянную платформу и на глубокой стороне бассейна отжать заевший механизм. На что уходит ровно десять минут – это на девять минут и пятьдесят секунд дольше, чем ковбой Мальборо может задержать дыхание.

Пять лет назад я снимал дом на юге Франции. Там даже бассейн был, но на второй день нашего отпуска мы проснулись и обнаружили, что половина воды из него куда-то делась.

Я облачился в подводный костюм инспектора Клуазо и обнаружил, что вода уходит через дырку в днище. Не подумав, что это может быть и отверстием для фильтрации, я заткнул его миской и пошел загорать. Вода перестала уходить, но и насос, который проработал вхолостую восемь часов подряд, взорвался так, что слышно было, говорят, аж в самом Штутгарте.

Я поклялся, что в нашем доме не будет никаких бассейнов. Но жена считала иначе. Задача по созданию бирюзовой ямы с водой в нашем саду осложнялась еще и тем, что мы живем в Чинпинг-Нортоне – самом холодном городе Англии. Даже когда у всей остальной страны от жары лопаются барабанные перепонки, единственный бассейн, в который мне хочется упасть, – это горячая ванна.

Жена отвергла мое предложение выкопать яму, чтобы туда просто собиралась дождевая вода. Я даже пообещал, что мы будем греть эту воду кипятильником, но в ответ получил подзатыльник свернутой в трубочку газетой. Проведя небольшое исследование рынка, я выяснил, что детоубийца с хлоркой стоит всего-то 20 000 фунтов. Это меньше, чем я думал.

Даже в бассейностроительстве есть тонкости, которые заставят сдохнуть от зависти провинциальных автодилеров. Первая фишка – температура. У вас должен быть самый теплый бассейн в округе, иначе вы не крутой. Чем заканчивается гонка – понятно, рано или поздно вы строите бассейн, в котором можно варить омаров.

Следующая фишка – музыка. По каким-то не ясным для меня причинам песенки Моби полагается транслировать не иначе как через подводные громкоговорители.

Не забудьте о глубине. Мой приятель Джамбо соорудил себе бассейн в доме на острове Хайлинг и только в последний момент понял, что если вы так близко к морю, то глубже полутора метров ничего копать нельзя. Тогда он выстроил огромный лягушатник. В нем можно не столько плавать, сколько бродить из конца в конец на манер Иисуса. По всем понятиям это социальная смерть.

Единственный выход – нанять для ухода за бассейном парня такой красоты, чтобы собравшиеся на берегу не заметили, что, по сути, они сидят возле самой дорогой лужи в Портсмуте.

Итак, вы построили бассейн, который глубже Байкала и горячий настолько, чтобы сварить подводные громкоговорители, наняли Хью Гранта, чтоб он занимался чисткой, и воздвигли над ним Тадж-Махал. Дальше-то что?

Еще вам нужен очиститель воды. Я видел такой у приятеля – что-то вроде плавающего робота-паука, который всасывал в себя все лишнее, что плавало в воде. Его владелец был очень горд им, но потом другой мой приятель скормил ему бургер, и эта штука потонула. Откуда ему было знать, что этот робот – вегетарианец и жрет только палые листья?

Вот такая вещь бассейн: он забирает все ваши деньги, остатки здравого смысла, все время, а если вы отвернетесь на миг, то и ваших детей.

На одном терпении можно уехать очень далеко

Чартерный рейс из любого дешевого испанского курорта в лондонский Стэнстед никогда не вылетал вовремя. Хуже всего, если у вас вылет в 23:30. Это значит, что весь день у вас пойдет наперекосяк. И разумеется, когда мы приехали в аэропорт, самолет был еще в Эссексе.

Я взъярился. С какой стати? Что на этот раз? Технические неисправности? Плохой воздух? Листопад? Нет, сказал представитель авиакомпании. Капитан самолета застрял в пробке на Ml.

О да. Из-за того, что этот конченый кретин не смог вовремя приехать на работу, я должен торчать в душном, битком набитом зале ожидания, где одних детей младше восьми маялось семьдесят штук, и при этом ни один из них не был моим. Отлично.

Не знаю вас лично, капитан, но надеюсь, вы большой поклонник тайских трансвеститов и все ваши коллеги об этом однажды узнают. Я человек незлой, но я хочу, чтобы отныне все, что у вас чешется, вы уже почесать не смогли. Пусть кто-нибудь выстрижет у вас на газоне перед домом что-нибудь похабное.

Чтобы погасить назревающее недовольство, нам пообещали бесплатные напитки и закуски. Наврали. Нам дали что-то горячее в пенопластовой чашке. Это мог быть и суп из бычьих хвостов, и чай. На закуску принесли кусок хлеба с чем-то розовым, тонким, как слой краски на кузове Lancia 1979 года. Затем я обнаружил, что на моем GameBoy сели батарейки.

Сидевшая слева от меня семья в спортивных костюмах Adidas где-то раздобыла чипсов. Удивительная удача, ведь все магазины тут уже закрыты. Такие люди даже на четвертом спутнике Юпитера через пятнадцать минут вернутся с пивом и чипсами.

Справа от меня сидела более худая семья, правда, тоже вся сплошь в адидасовских трениках. Они пытались уснуть, положив под голову майки Manchester United. Но уснуть было сложно, потому что каждые пять минут из громкоговорителя раздавался голос короля Испании Хуана Карлоса, который лично напоминал, что своим королевским указом запрещает курение в общественных местах.

А потом уснуть стало еще сложнее, потому что испанские уборщики очнулись от сиесты и пришли чистить под нами полы. Делали они это при помощи армады чистящих машин, которые изобрели русские в пятидесятые годы и которые с тех пор стояли на вооружении ВВС Анголы.

В полвторого ночи по местному времени я дошел до того, что стал читать инструкции к огнетушителям и был уже готов затеять неплохую драку. Но пришлось отказаться от этой мысли, потому что наши халявные сандвичи были слишком черствыми и могли убить кого-нибудь, а их содержимое было слишком легким, чтобы им можно было в кого-нибудь кинуть.

В 1:45 Хуан Карлос объявил посадку в автобусы. Похоже, мы ему здорово надоели. Ура. Наш капитан Джеймс Берк наконец-то появился. Мы ехали домой.

Но нет, мы не ехали. Мы сначала простояли в автобусе пятнадцать минут, а потом еще пятьдесят в самолете без кондиционера. При этом никто не извинился и даже не объяснил, в чем дело.

И только когда мы взлетели и уже начали засыпать, капитан вышел на связь и сообщил, в чем дело. Оказывается, воздух был слишком горячий, чтобы взлетать. Поэтому пришлось избавиться от части багажа.

Отлично. Вы прилетаете на четыре часа позже, без багажа, и вам даже не сказали «извините», а потом еще и хамят. Чертов недоумок, как может быть слишком жарко, если благодаря тебе мы вылетаем в три часа ночи?

При всем при этом я чаще всего держал себя в руках, ибо знал, что вернусь домой, напишу эти строки и попорчу ему кровь так же, как он попортил ее мне.

Больше всего меня поразило терпение пассажиров. Они ни разу не жаловались. Они тихо стояли в автобусе и потели. Они тихо сидели в аэропорту и жевали сандвичи. Они даже не вскрикивали, когда стюардесса проливала на них кипяток и вообще обращалась с ними так, как будто они крысы, забравшиеся к ней на борт.

Все потому, что мы покорно ожидаем такого отношения. Мы ждем, что небольшой кусок дороги, где нет пробок, обязательно будет утыкан камерами, чтобы мы не разгонялись. Мы ждем, что поезд опоздает. Мы ждем, что в метро взорвется бомба. Мы ждем, что самолет сделает непредвиденную посадку в Боготе, и если мы выразим недовольство, нас тут же пристрелят.

Мы готовы к тому, что чартер опоздает на четыре часа, потому что компания эта – спонсор феноменально никчемной команды Minardi на Formula-1. Насколько помню, они пришли последними в 1983 году на Grand Prix во Франции.

В отпуске мне не хватало привычного дурдома

Вернувшись в Англию после двух месяцев, проведенных на континенте, я попытался понять, что упустил.

Вот по чему я скучал, так это по английской погоде. Яркое солнце радует пару недель, но потом вас задолбает мазаться кремом и ходить с красным носом. И вы ищете тень и не можете работать, обливаясь потом.

Уже через месяц я поймал себя на мечте о прохладе. Мы даже не представляем, как нам повезло иметь погоду, которую можно не замечать, – погоду, которая не отвешивает нам пощечину, стоит только высунуть нос на улицу.

Но кроме погоды меня заботит, какие новости я пропустил. Нам всем кажется, что, пока нас не будет, страна изменится до неузнаваемости. Целых две недели она будет жить без нас.

Новая мода придет и уйдет. Возникнут новые политические партии и рок-группы, а мы даже не сможем обсудить это за ужином. Итак, что я пропустил за последние девять недель?

Я пропустил зрелище того, как Билл Клинтон выступал вместо поп-звезды Клиффа Ричарда в Уимблдоне. Я пропустил яркое падение Джеффри Арчера – впрочем, не совсем пропустил: судебный процесс подробно освещался в испанской прессе, которая по каким-то необъяснимым причинам считала Арчера Оскаром Уальдом наших дней. Похож, кроме того, что явно не гомосексуалист и явно не умеет писать. Еще я пропустил вознесение Мадонны. Когда я уезжал, она была заходящей поп-звездочкой из Детройта, а когда вернулся – стала идолом перекрашенных блондинок.

Я пропустил забавную передачку про детскую порнографию, но мне сказали, что большинство людей, заявивших, что эта передача непристойна, тоже ее не видели.

Перед моим отъездом была возня вокруг Майкла Портилло. Он как раз собирался возглавить Консервативную партию. Но все грамотно вложили деньги в совсем другого парня, которого я даже не знаю. Но вот будет ли он так же задорно подмигивать?

Я было решил, что это и есть все, что я пропустил, но узнал, что в Галерее Саатчи прошла выставка новых лейбористов. Что, интересно, они там выставляли? Страницу из книги Трейси Эмин? Или койки государственных больниц? Или кирпичи, которые так и не стали стенами вокруг детских игровых площадок? Или последние остатки гордости и достоинства?

Неслыханно! Ведущая арт-галерея мира проводит выставку, одноименную с названием правящей в данный момент партии! «А вот яйцо, которое бросили в мистера Прескотта! А вот рубашка Тони, в которой он имел проблемы с потоотделением».

В Time Out я прочел, что новые лейбористы, оказывается, представляли видеовыставку Лайан Лэнг. Кто она такая, ума не приложу, может быть, какая-нибудь звезда из «Большого брата»?

Мое невежество сменилось смущением, когда я увидел это видео: глиняная рука ласкает женскую промежность, покрытую жесткой черной шерсткой. Лишенный сексуальности, этот образ, говорят нам, поражает. И ведь верно – поражает. А другая участница выставки, Ребекка Уоррен, использует глину для создания еще более игривого и соблазнительного эффекта: женская фигура, выкрашенная розовым, раздвигает ноги перед большой серой собакой.

Обалдевший, я позвонил в галерею и спросил, что есть общего между выставкой, петтингом и Тони Блэром с его третьим путем. Ничего, рассмеялась в трубку телефонная девушка, просто в тот день были выборы, и нам показалось, что название подходит. Да, точно – оно подходит.

Эту выставку я пропустил, но, сказать честно, совсем об этом не жалею.

Легко ли править морями потерпевшим кораблекрушение?

Мои детские воспоминания о мореходных успехах Британии – это бесконечно сменяющие друг друга картинки из черно-белого кино, на которых застыли маленькие человечки с лицами из мультяшной игрушки Furbell'XL5, швартующие свои потрепанные яхты в Саутгемптоне.

Фрэнсис Чичестер. Первая кругосветка на одиночной яхте.

Чей Блит. Первый нон-стоп с востока на запад.

Робин Нокс Джонсон. Гонка «Пять океанов». Первым обогнул земной шар в одиночку.

Реймонд Бакстер. В очередной раз напоминает нам, что заносчивый островной народец покорил-таки свирепые южные моря.

Трафальгар, Ютландия, Непобедимая Армада и так далее и так далее. Британия всегда была царицей морей. Всегда была и всегда будет. И точка.

А что сейчас? Все более или менее приличные рекорды мореплавания бьют французы. Они быстрее всех пересекают Атлантику, быстрее всех ходят кругосветку, и хотя Эллен Макартур стала героиней всех газет, потому что пришла второй в гонке Vendee Glole, шампанское победителя хлебал лягушатник. Как и в прошлом году. И в позапрошлом.

Кто-то скажет, что все дело в спонсорах, кто-то поспорит, что английское мореплавание потонуло в джине с тоником. Но факт остается фактом: английский моряк имеет шанс попасть в новости, только если потопит свой корабль, другого шанса прославиться у него нет. У нас уже был такой герой, которого притопило где-то под Австралией, и он выжил, только откусывая кусочки от самого себя. И еще есть королевский военно-морской флот, который трясется, как бы не потерять контроль над той лужей, в которой он стоит.

В этом самом месте я должен сделать маленькую ремарку – я не моряк. Я один раз попробовал себя в таком качестве, когда сел во внедорожник-амфибию Rover 90, которому что грязь, что болото, все едино. Капитаном машины был некий энтузиаст из Гемпшира, который все время повторял, как мы круто и классно едем и как мы всех сделали, но клубы сигаретного дыма туманили мне мозг и заставляли сомневаться в его словах.

Вы можете въехать на этой чертовой штуковине в ураган, а она все равно будет выдавать не больше четырех узлов. Почему люди, стоит им отчалить от берега, забывают напрочь нормальный язык? Почему скорость – это узлы, а сортир – гальюн?

Как только обычный, нормальный человек дорывается до штурвала, он буквально сходит с ума. Господи, это же море. Если я задержусь с выполнением команд или перепутаю фал с парусом, это ни на что не повлияет. Задержка в две секунды не грозит кораблекрушением.

Прихожу к выводу, что знаю все о мореходстве. «Ходить» на корабле означает провести целый день под наклоном в сорок пять градусов, все вокруг двигается медленно и плавно, и при этом на тебя постоянно орут.

Остается загадкой, почему меня пригласили в Брест на презентацию Cap Gemini, самого огромного и быстрого тримарана в мире, построенного во Франции за три миллиона фунтов стерлингов.

Его спустили на воду месяц назад, и есть надежда, что он сумеет обойти земной шар за шестьдесят дней, тогда как американская атомная подводная лодка проходит этот маршрут за восемьдесят три дня. Быстрая посудина.

Найти тримаран в порту оказалось так же легко, как отыскать стог сена в иголке. Надо было найти мачту, которая проходит через тропосферу и заканчивается на уровне магнитосферы. Такой посудине не нужна спутниковая система навигации. Можно просто залезть на мачту и посмотреть.

На Cap Gemini нет ничего вообще. И лодка, и паруса сделаны из углеродного волокна. Это очень дорогое удовольствие, поэтому при строительстве решили отказаться от внутренних излишеств. Десять огромных мужиков, управляющих тримараном, должны спать на полу, подкладывая под голову тельняшку. Там даже нет туалета.

Итак, мы отчалили, и через пять минут я понял, в чем прелесть мореплавания. Из-за туч выглянуло солнышко, поднялся ветер, и судно вошло в Бискайский залив, как нож в масло. Я стоял на палубе, в двадцати футах от гладкой поверхности моря, и с удивлением наблюдал, как стрелка спидометра переваливает за 30, 40, 45 узлов. С помощью одного лишь ветра мы делали почти пятьдесят миль в час. Это было просто потрясающе. Будь я американцем, я бы принялся улюлюкать.

Но потом ветер приутих, и мы повернули домой. И тут началось. Поскольку это было парусное судно, нам приходилось постоянно направлять его в сторону устья реки, а легкая прогулка превратилась в трехчасовую 50-километровую каторгу.

Нам было нечего есть, курить, пить, и куда бы я ни пошел, я натыкался на какого-нибудь обветренного морского волка, который постоянно орал, что я мешаю ему пройти. Мне кажется, именно поэтому британцы в последнее время потеряли интерес к мореплаванию.

И может быть, еще и потому, что все нормальные англичане прекрасно понимают: они все равно не смогут совершить кругосветку быстрее Airbus. Который тоже построили французы. Черт бы их побрал.

Перестало нам даваться «большое и вечное»

Глядя, как сборная Англии по футболу уверенно карабкается вверх, а кривая безработицы ползет вниз, я понимаю, что самое время расслабиться, сесть в любимое кресло, плеснуть себе виски и задуматься о том, каково сегодня быть англичанином.

Да, Concorde возвращается и вскоре будет совершать перелеты через Атлантику по два раза в день, напоминая янки, что когда-то и мы были способны на гениальные изобретения. И даже уважаемые инженеры из NASA в приватном разговоре заверили меня, что разработка и создание этого сверхзвукового авиалайнера технически гораздо более сложная задача, чем высадка человека на Луне.

Здорово, что Хитроу снова дрожит и трепещет под звуками этих огромных железных птиц. Но немного грустно, потому что можно спорить на что угодно, что англичанам вскоре будет нечем крыть перед каким-нибудь очередным поворотным пунктом в истории человечества.

Двадцать Concorde стоят полтора миллиарда фунтов стерлингов – когда-то это была астрономическая сумма. Даже сегодня на эти деньги можно было бы построить два Купола тысячелетия. При всем при этом последние пять построенных самолетов сплавили за символическую цену в один фунт стерлингов.

Проектом руководил Тони Бенн, тот самый, который заставил проехать Кокерелла на воздушной подушке через Ла-Манш. Тот самый, с чьей помощью был создан ILC, наш ответ IBM. Когда он занимал пост министра почт, он поддержал строительство главпочтамта, бывшего на протяжении двадцати с чем-то лет самым высоким зданием в Лондоне.

Лейборист Денис Хейли сказал, что Бенн «практически уничтожил лейбористскую партию как одну из основных сил в британской политике XX века». Подозреваю, что и у королевской семьи он не вызывал особых симпатий. И тем не менее этот парень знал, как сделать так, чтобы ты гордился, что родился англичанином.

Любая сумма измеряется тем, сколько инкубаторов для новорожденных можно на нее купить. Сегодня, однако, правительство не дает деньги, а подсчитывает издержки или скольким учителям можно выплатить зарплату.

Если, допустим, в Норвиче появляется красивый фонтан, местная газета тут же выдает материал с фотографиями очередной мамашки, потерявшей ребенка в результате ДТП, которая в соплях и слезах подсчитывает, сколько «лежачих полицейских» можно было бы уложить на деньги, потраченные мэром на красоту в центре города.

Что до Купола тысячелетия, то вместо того, чтобы думать об архитектуре на века, мы постарались побыстрее сляпать что-нибудь такое, что побыстрее окупило бы самое себя. И несмотря на несомненный успех лондонского Колеса обозрения, все знают, кому оно сколько стоило, кто на нем сколько потерял, а кто сколько приобрел.

Возможно, речь здесь идет о фундаментальной проблеме капитализма в целом. Может быть, пока нашей страной рулят социалисты, мы еще способны на чувство гордости за свое отечество? Такие люди, как Бенн, например. Или тот человек, который придумал устраивать парады на советское Первое мая? Могу сказать точно, что во всех коммунистических городах, где я побывал, отличные памятники.

Эта моя теория разбивается об Арку Дефанс в не самом коммунистическом городе Париже. Если бы французы заполнили ее офисами, то арендная плата за них взлетела бы вдесятеро против обычной – но тогда они не построили бы такое поразительно прекрасное сооружение. А совсем не коммунистические военно-морские силы Соединенных Штатов? Нет никакой практической необходимости иметь 14 авианосцев, каждый из которых размером с большой город. Они созданы только для того, чтобы вселять в народ чувство безопасности и национальной гордости.

Я пришел к безысходному умозаключению, что нежелание построить нечто стоящее, прекрасное, удивительное – исключительно английская проблема. Может быть, мы не можем почувствовать гордость за себя, потому что мы больше не знаем, кто мы и что мы.

Наш премьер – и лейборист, и тори. На углу вашей улицы строится мечеть, а в соседнем доме открылся французский ресторан. Мы как бы в Европе и как бы нет. Мы славимся своим пивом, но пьем в винотеках. Мы больше не обладаем колониальной властью, но мы – Британское Содружество. Мы завидуем богатым, но покупаем журнал Hello!. Мы живем в Соединенном Королевстве, которое никого не соединяет. В голове у нас сплошная путаница и неразбериха.

Мы – единственная страна в мире, чей флаг является символом угнетения. Если твой патриотизм автоматически расценивается как расизм, ты не создашь ничего великого, что прославляло бы твою страну. Тем более ты знаешь, что твоя нация больше ничего не значит в этом мире.

Наша сборная по футболу может и дальше двигаться к финалу Кубка мира, но у нас даже нет стадиона, на котором мы могли проводить свои матчи.

Concorde снова в небе, но не потому что эта мощная белая птица несет в клюве счастье своим соотечественникам. А потому, что британские авиалинии решили превратить обузу на шее в дойную корову.

Предлагаю создать фонд, деньги которого пойдут только на строительство домов, на лазерные шоу, всякие красивые и ненужные здания, фонтаны, башни, акведуки, авиалайнеры. На гигантские и дорогие вещи, сделанные только для того, чтобы радовать и удивлять. Я даже название придумал: лотерея.

Учитесь у детей и расслабляйтесь, как на Ибице

Вы наверняка видели сборники музыки в Ибица-стиле, которые постоянно рекламируют во время передач, претендующих на звание интеллектуальных. И вы наверняка подумали, что эта реклама настолько же неуместна, как и реклама женских прокладок во время трансляции футбольного матча. Вы смотрите документальный фильм о насекомых. Вы умный и интеллигентный человек. И единственные звуки, которые вас сейчас интересуют, – это стрекот цикад, а не взрывающий мозг грохот, доносящийся из клубов.

Возьмем, к примеру, альбом типа The Chillout Session. В нем, судя по названиям на обложке, мешанина из Jakarta, Leftfield, William Orbit, Groove Armada, Underworld и Bent. Компьютерная музыка для компьютерного поколения. Другими словами, полная фигня.

Именно так. Основная задача любой современной музыки – вывести из себя родителей. Когда я в начале семидесятых годов смотрел по телевизору хит-парад Top of the Pops, у отца делалось такое выражение лица, словно ему втыкают отвертку в шею. Это была смесь недоумения и реальной боли, особенно когда пели Ballroom Blitz.

Он говорил на языке поп-музыки с таким же трудом, с каким я говорю по-французски. Когда речь заходила о Queen или Т. Rex, он начинал путать артикли. Он говорил, что Род Стюарт поет так, как поют люди, бреясь в ванной, а про Билли Айдла однажды сказал: «Похоже, он оделся только для того, чтобы его пустили на телевидение».

Он не отличал Рика Вейкмана от Рика Дерринджера, а Мика Джаггера от Мика Флитвуда.

И вот спустя двадцать лет я оказался в его шкуре и не могу отличить стиль house от стиля garage, техно от хип-хопа и рэпа. Все одинаковое. Шайка воинствующих молодчиков в штанах, одетых наизнанку, призывающая резать свиней.

Именно поэтому Radio 2 стало самой популярной радиостанцией в мире. Спасибо за Терри Вогана и Doobie Brothers, за маленький островок счастья для любителей музыки, пребывающих в шоке от какофонии Radio 1.

Но если вы будете постоянно втыкать только в Radio 2, то окажетесь отрезанными от постоянно меняющейся современной музыки. Вы будете вечно просыпаться в «День сурка» Нейла Янга и в бесконечных количествах закупать «После золотой лихорадки» на компакт- и мини-дисках.

Вы не смотрите MTV. Вы не читаете NME. Вы не следите за хитпарадами поп-музыки. Так как же вы сможете понять, что появилась новая музыка, которая может вам понравиться?

Звукозаписывающие компании при всем старании не могут запихнуть рекламу под дворники всех Volvo в стране, поэтому вам приходится смотреть ролики с Ibiza Chillout во время программ, которые вам нравятся. Рекламируют ту музыку, которая вам может понравиться.

Вы, возможно, никогда не слышали об Уильяме Орбите, но прекрасно знаете его композицию, потому что в ней задействован фрагмент из адажио для струнных Сэмюеля Барбера. Вы, может быть, незнакомы с Groove Armada, но вы заслушаете диск до дыр, потому что именно под их музыку заканчиваются некоторые матчи чемпионата, которые показывают во время «Трибуны».

Когда вы слушаете такую музыку, вам кажется, что вас гладят кисточкой горностая. Если бы мед имел голос, он бы звучал именно так. Такая музыка – прекрасный саундтрек для ужина с кьянти и спагетти.

Вы не будете слушать эту музыку так, как слушали Fly Like an Eagle Стива Миллера в 76-м. Сам акт прослушивания был своеобразной работой, электронная же музыка служит чем-то вроде акустических обоев. Смесь Жана-Мишеля Жарра с Майком Олдфилдом, только без виниловых скрипов и царапин.

Моби просто хорош. Если вы завтра купите его новый альбом, то уже никогда не сможете слушать Supertramp. Вы переключите свое радио на Radio 1, чтобы пять минут послушать, как поют киты, вместо того чтобы пять часов вздрагивать от призывов резать свиней.

Вы начнете слушать и другие группы, которые вам обязательно понравятся. Radiohead. Toploader. Coloplay. Dido. David Gray. Stereophonies. Возможно, вы слышали эти названия на протяжении последних лет и полагали, как и я, что они разбивают садовую мебель о компьютеры, и на радость вашим детям в своих песнях используют звуки отбойного молотка, но нет, все абсолютно не так. Вы услышите мелодии, которые начнете мурлыкать себе под нос. И ни одна из них не толкнет вас на убийство полицейского.

Я зашел за альбомами этих групп в музыкальный магазин, и мне стало так клево от того, что неприветливый продавец не называл меня «старик» только потому, что я решил купить компакт Yes.

Если люди среднего возраста начнут обсуждать достоинства последнего танцевального альбома с Ибицы и отличать Джо Уошбурна от солиста Toploader, то нашим детям просто будет некуда деваться. Мы будем взрывать танцполы, а они, катаясь на лодочках по воскресеньям, будут напевать что-нибудь из мюзикла «Звуки музыки».

По-любому переться к дантисту

Если слона оставить в покое, он никогда не умрет. В природе у него отсутствуют враги. У него нет склонности к поездкам на мотоцикле. Скорость обмена веществ у него, как у гранита. Чтобы соблюсти гармонию, природа снабдила это роскошное животное бомбой с часовым механизмом: у него очень слабые зубы. Они меняются раз в десять лет, и когда дело доходит до шестого комплекта, наступает конец. Game over.

Другое дело люди. Эмаль наших зубов не только самое твердое вещество нашего тела, но и самое жесткое и одновременно эластичное соединение на планете Земля.

Древнейшее доказательство существования человека было найдено учеными около трех лет назад под Йоханнесбургом. Это был отпечаток ступни гоминида, которого назвали «Маленькая нога», видимо, в пику Йети – Большая нога. Подумаешь, ступня. Другое дело – зуб, который торчал прямо из окаменелости во всей своей красе, какой только мог похвастаться антропоид, живший более трех с половиной миллионов лет назад.

Археологи постоянно выкапывают трупы священников с полей Линкольншира и утверждают, что те умерли в эпоху Реформации, после того как их сварили в кислоте, сожгли, повесили, утопили, четвертовали, освежевали, а потом еще раз четвертовали для пущей надежности. Вместо костей практически костная мука, и только зубы сияют в темноте могил.

В таком случае почему наше правительство собирается потратить по тридцать пять миллионов на стоматологию? Почему детишкам из бедных семей Минздрав выдает бесплатные зубные щетки? Да потому что нашего министра здравоохранения, который придумал все эти схемы, зовут Хейзел Блирс. Вся эта шумиха делает ее женщиной. И именно потому что она женщина, она сходит с ума по всему, что связано с чужими зубами.

Когда я был холостяком, я ходил к дантисту только однажды, когда у меня случился приступ сильнейшей зубной боли. Дантист сказал, что на все мои зубы надо ставить пломбы, и два из них нуждаются в пломбировании корневого канала. Он обколол меня новокаином, воткнул мне в рот кучу иголок и спросил, как предпочитаю платить за все эти удовольствия: частным образом или через Минздрав?

– А в чем разница? – промычал я.

– Н-ну, – протянул он и вздохнул, – если вы сделаете это частным образом, то пломбы встанут в зубы как влитые. А если заплатите миссис Тэтчер, то вряд ли.

Я видел зубы миссис Тэтчер и решил выбрать частное лечение.

Следующие пятнадцать лет я ни разу не был у зубного. И со мной ничего не происходило. Меня обходило стороной чудовище Хал Итоз. И в тех редких случаях, когда мне удавалось затаскивать подружек к себе домой, они не умирали, когда я пытался их поцеловать. Некоторые даже в обморок не падали.

И вот я женился на человеке, который тратит шестьдесят процентов ВВП семьи на электрические щетки и сорок процентов своего утра на упражнения с зубной нитью. И раз в полгода она гоняет меня к стоматологу.

Зачем мне ходить к человеку, который будет ковыряться у меня во рту заточенной отверткой, когда я прекрасно знаю, что мои зубы на 50 000 лет переживут меня самого?

Никто еще не умирал от разрушения зубов. Обычно отказывает какая-нибудь другая часть тела, но, несмотря на это, мы не ходим раз в полгода на полное медицинское обследование. Привет, док, нет, у меня все в порядке. Но мне бы хотелось, чтобы вы обследовали каждую клеточку. Мне позарез надо сделать рентген, и пусть меня хорошенько осмотрит ваш гигиенист.

Нет. Мы идем к врачам, когда нас что-то беспокоит. Это же должно касаться и визита к стоматологу.

Вся проблема в нашем тщеславии. Если селезенка раздулась до размеров капустного кочана, никому и дела нет, ведь ее все равно никто не видит, но вот если эмаль на зубах стала темнеть, а десны поразил гингивит, то, по мнению женщин, самое ужасное в жизни уже произошло, и они попали в ад прямо на земле.

Существует четыре типа зубов. Клыки, которыми мы впиваемся в мясо. Резцы, которыми мы отрываем от него куски. Коренные, которыми мы жуем мясо. И «американские» зубы, которые нужны для съемок в Hello!.

У вас никогда не будет «американских» зубов, если будете пользоваться обычной зубной пастой и зубной нитью. Вам никогда не переплюнуть Викторию Бекхэм, даже если вы пройдете курс отбеливания. Чтобы иметь зубы, которыми вы сможете застыдить матушку-природу, нужны миллионы фунтов стерлингов.

Неудивительно поэтому, что во время построения «стенки» красавчики-футболисты в основном закрывают руками зубы, а не яйца.

Есть в этих зубах и еще один недостаток. Поверьте мне, после операции вы будете не только выглядеть по-другому, вы будете и разговаривать по-другому. И неизвестно, в каком виде вы выйдете из операционной – в виде перекореженного Стивена Хокинга или, еще хуже, Сью Эллен.

Все носители «американских» зубов похожи друг на друга. Если вы попадете в автокатастрофу, по зубам вас никто опознать не сможет, потому что они подходят всему Беверли-Хиллз. Только подумайте об этом! В случае чего оставшуюся часть вечности вы рискуете провести под могильной плитой, гласящей, что вас звали Виктория Бекхэм.

Морская дуэль с самыми быстрыми мигрантами на Запад

Каждый раз, когда я смотрю полицейские репортажи об очередном низкорослом, усатом и смуглом человечке, забившемся под вагон Eurostar, я думаю: «Как же тебе должно быть хреново дома, если ты идешь на такие жертвы?»

По данным иммиграционной службы, в Великобритании проживает 1,2 миллиона нелегальных мигрантов, и нам прекрасно известно, каким образом они сюда попадают. В идущие через тоннель под Ла-Маншем грузовики их прячет французская полиция.

Мне всегда хотелось знать, а каким образом они вообще попадают в Европу? Где Европа дает течь?

И вот на этой неделе я нашел ответ на этот вопрос. Ежемесячно албанская мафия перевозит тысячи иммигрантов на скоростных судах по проливу Отранто из Албании в Южную Италию.

Что делает итальянская полиция, чтобы остановить это безобразие? Я проанализировал ситуацию и пришел к выводу: главное, что они сделали в этом направлении, – купили себе действительно крутые солнечные очки. Итальянский пограничный пункт похож на съезд рекламных представителей Cutler and Gross.

Вы бы видели их патрульные лодки. Забудьте о яхтах на Антибе. Забудьте о гонках Class one. Самые быстрые и крутые моторные лодки, рычащие, как целый табун «феррари», пришвартованы в Отранто.

Полицейские выглядят как мажоры, в их распоряжении быстроходные суда. Но, к несчастью, даже быстроходные оказываются недостаточно быстрыми.

Прибыль от контрабанды людьми потрясает воображение. Стоимость поездки составляет восемьсот долларов за человека, лодка вмещает сорок, получаем около 32 000 долларов за один раз. Парочка таких вояжей, и у вас будет любая лодка с любым количеством лошадей.

Справедливости ради надо сказать, что в данный момент полиции разрешается пользоваться теми лодками, которые им удалось поймать и изъять. А это означает, что мафии нужно строить или воровать еще более быстрые суда, чтобы оставаться на голову впереди полицейских.

Добро пожаловать на самый быстрый водный трек в истории человечества. Добро пожаловать на гонку, в которой победителю достается право провести остаток жизни в комнатушке над забегаловкой в Брэдфорде. А проигравших ждет смерть.

Как только контрабандисты покидают воды Албании, их ловят итальянские радары и в их сторону сразу же направляются полицейские катера. Но даже если они догонят преступников, что дальше?

Вы не можете приказать водителю остановиться, потому что он не подчинится. Он втопит пуще прежнего и не остановится, даже если на него неумолимо приближается полоска пляжа. Вы можете блокировать его, а он – а именно так и происходит в большинстве случаев – просто выкидывает за борт всех курдов и, пока они тонут, разворачивается и улепетывает в сторону дома.

Есть только один выход – на своей лодке, выдающей 80 миль в час против его 90, сделать то, что делали еще твои предки во времена Римской империи. Пойти на таран.

Это безумно опасно. В прошлом году во время такой атаки, произведенной полицейским катером, погибли четырнадцать человек, а в этом году, когда мафия нанесла подобный ответный удар, в царстве мертвых оказались три полицейских.

Но стоит ли оно того? Несчастные пассажиры продали все до последней рубашки ради одного шанса на свободу. Стоит ли это того, чтобы быть в конечном итоге высланными обратно в тридцатидневный срок? У них не будет ни дома, ни гроша в родной стране, которая, по словам итальянских полицейских, не знает, что такое добро и зло. Она знает, что такое богатство и бедность.

Мафия даже начала рекламную кампанию, позаимствованную у ирландской авиакомпании Ryanair. Если тебя поймали во время твоей первой поездки, тебе дают еще две. Некоторые неудобства, правда, могут причинить наручники. Если ты согласишься на такую сделку, ты будешь должен им таких денег, какие тебе не заработать, моя стекла машин на Риджент-стрит.

Чтобы рассчитаться со своими благодетелями, на Риджент-стрит тебе придется воровать и убивать. Они будут продавать твоих сестер на улицах, а твоих дочерей прижигать сигаретами и вешать их фотографии в Сети.

Что делать? Мы не можем пустить их всех сюда, но и бросить этих несчастных на произвол судьбы тоже нельзя.

Шеф МВД Дэвид Бланкетт на прошлой неделе говорил о смягчении законов относительно иммигрантов, которые позволили бы квалифицированным работникам получить разрешение на работу в Великобритании. Отлично, но все эти люди на лодках вовсе не учителя или программисты. Они умеют разбирать Калашников и доить коз.

Единственное, чему они могут научиться у нас в стране, – это как снимать панасониковскую магнитолу Ford Orion.

Чтобы прекратить это безобразие, мы в первую очередь должны разобраться с теми, кто дает в долг этим несчастным. Разобраться с мафией. Четыре с половиной тысячи британских солдат несколько месяцев занимались в Македонии только этим вопросом. Но на прошлой неделе, когда Блэр сказал, что мечтает начать международную борьбу с терроризмом и несправедливостью, солдатики упаковали свои манатки и свалили домой.

А пока мафия довольно потирает руки, прекрасно зная, что совсем скоро пол-Афганистана переберется на побережье Албании…

Мой приговор: судьи виновны

На прошедшей неделе правозащитные организации закрутились как уж на сковородке. Правительство выступило с предложением об отмене автоматического права на суд присяжных. Если тебя обвинили в правонарушении средней тяжести, то судить тебя будет не суд присяжных, а суд с двумя магистратами.

Что в этом плохого? Когда я встречаю незнакомого человека, я всегда обращаю внимание на мелкие детали вроде волос, обуви, глаз, и через пять секунд мне становится ясно, нравится мне этот человек или нет. В повседневной жизни я могу себе позволить ошибиться в девяти случаях из десяти, потому что чаще всего моя ошибка ни на что не влияет. Но это может сыграть большую роль, если меня призовут присяжным.

Защита может орать до посинения, что в день преступления их клиент был в Марокко. Они могут предоставить мне билеты на самолет и пригласить в качестве свидетелей Дэвида Аттенборо и Майкла Пэйлина. Но если мне не понравятся штаны подсудимого, то ему пора будет подумать об общей душевой, которой он будет пользоваться в ближайшее время.

Я знаю людей с ясным взором и чисто вымытыми волосами, которые уже проделывали такие штуки, когда оказывались в составе присяжных. Потом они говорили, что и не вникали в детали дела, потому что им и так было все ясно, им хватило только одного взора на обвиняемого, чтобы записать его в кровавые преступники: «Один только его вид чего стоил. Борода, и вообще…»

Некоторых я бы близко не подпускал к залу суда, потому что, честно говоря, даже чернильница смогла бы вынести решение, более осмысленное, чем они.

Я своими ушами слышал, как одна женщина на вопрос радиовикторины, какие земли соседствуют с Девоном, ответила «Йоркшир и Фолклендские острова». В нашей стране есть масса людей, которые на регулярной основе смотрят мыльные оперы. Однажды я встретил девушку, которая была убеждена в существовании двух лун и считала, что комары могут проникать сквозь стены. Вот кого надо было посадить в присяжные, когда рассматривалось дело Эрнеста Сондерса.

Джон Уодхэм, руководитель правозащитной группы Liberty, сказал, что отмена судов присяжных равносильна нападению на справедливость и порядочность правосудия. Да что ж такого, вашу мать, справедливого в том, что тебя судит человек, который реально полагает, что насекомые могут управлять работой отбойного молотка Black amp; Decker?

Что справедливого в том, что меня заставят сидеть на одном из этих безумных процессов, который может продолжаться годами? Не будет им этого. Если меня призовут в присяжные, в первый же день я покажу им, что такое наглое поведение. Поверьте мне, месяц, проведенный в тюрьме за неуважение к суду, лучше во сто крат, чем год, проведенный на деревянной скамье в душном зале, под постоянное бормотание о налогах на языке, который я не понимаю.

Если только дело о мошенничестве не будет абсолютно четким и ясным, – например, белый мужчина-обвиняемый пытался обналичить чек на имя миссис Нбонго, – то ни один нормальный человек не сможет вынести честного и обоснованного решения.

Представьте, что выпускник Кембриджа изобрел гениальную схему по уклонению от уплаты налогов. Потом лучшим налоговым экспертам страны все-таки удается поймать его за руку. И кто решает, виновен он или нет? Группа работников McDonald's и Kwik-Fit. С таким же успехом можно просто бросить жребий.

Это, безусловно, хорошая идея, чтобы судьи сами решали, нужен им суд присяжных, даже для уголовных дел, или нет. Тем более что есть такие судьи, которые что ни день, то допускают серьезный промах. Только на этой неделе обвиняемого, которого магистратский суд посадил на три месяца, освободили. Судья при этом сказал, цитирую: «Тюрьма еще никого и никогда до добра не доводила». Но даже такой идиот, как этот, знает, сколько на самом деле лун на небе.

Если по-честному, чтобы иметь право называться судьей, вы должны на протяжении своей жизни демонстрировать выдержку выше среднего. А я даже не мог дослушать до конца лекции в колледже, меня так и клонило в сон.

Без суда присяжных судебные процессы в районных судах станут дешевле, честнее, быстрее. Впрочем, сдается мне, что некоторые аспекты этого предложения придумал человек, являющийся поклонником телепрограммы «Кто хочет стать миллионером?»

Я не могу увидеть смысл в требовании, чтобы цвет кожи судьи соответствовал цвету кожи обвиняемого, и уж совсем непонятна мне идея касательно «торгов о признании виновным». Предлагается сделать так, что чем скорее ты признаешь себя виновным, тем мягче будет приговор. Если вы выбежите из ювелирного магазина с обрезом за спиной и будете кричать: «Это я! Это я!», то вас пожурят и отпустят. Но если вы будете отрицать свою вину перед судьей, который уверен в обратном, то остаток дней вы проведете, потирая спинку сокамернику в общем душе.

В свете того, что подобный подход скоро узаконят, я бы хотел сообщить, что завтра утром я поеду в Лондон по шоссе М40 и между восьмой и первой развязкой моя скорость будет превышать допустимые 95 миль в час.

Чем больше нам говорят, тем меньше мы знаем

Каждый день нас заваливают данными различных опросов, которые сообщают, о чем думает народ. Эти опросы помогают формировать государственную и корпоративную политику. И это несмотря на то, что опрашиваемые – ни я, ни вы – понятия не имеют, о чем они болтают.

Мы сгибаемся под грузом информации, которая ежедневно поступает к нам. Мы пользуемся Интернетом, а по телевизору без перерыва идет лента новостей. Англичане читают газет больше, чем любая другая нация в Европе. Но чем больше нам говорят, тем меньше мы знаем.

Когда вам двадцать лет, вы знаете обо всем на свете. Но чем больше вы путешествуете, чем больше вы прочитываете книг, тем яснее становится, что чем больше вы знаете, тем меньше вы знаете.

Возьмите войну в Косово. Я не устаю говорить о том, что это была просто абсурдная авантюра. С начала времен куча местных племен пытались выбить друг друга с этой территории, и никого эта ситуация не напрягала, пока в НАТО вдруг не решили, что сербов пора хорошенько пробомбить. О чем я самонадеянно сообщил одному американцу по имени Джеймс Рубин. В то время он работал с Мадлен Олбрайт и в справочнике его мобильного телефона наверняка был записан номер Слободана. Но я уже выпил пару стаканчиков красного, мне было все по фигу, я рвался в бой.

Но я не знал, во что ввязался. Может быть, он владел достаточным запасом информации, но я уже овладел всеми запасами шабли. Поэтому я был уничтожен. Все мои аргументы были разбиты в пух и прах. Говоря спортивным языком, наша схватка напоминала матч Леннокса Льюиса и уэльской певички Шарлотты Черч.

Через пару недель на очередном званом ужине я попытался предъявить аргументы Рубина соседу слева. На мою беду он оказался американским банкиром, который, как выяснилось, помогал заключать договор между телефонной системой Сербии и Ватиканом. В очередной раз я примерил на себя шкурку Шарлотты Черч, которая мечется между молотом знания и наковальней здравого смысла.

Если вы подойдете ко мне на улице и спросите, что я думаю по поводу военной кампании в Афганистане, мне придется ответить, что ничего не думаю.

Я нутром чую, что Америка должна направить значительные силы на создание Палестинского государства, но так как мое мнение полностью совпадает с тем, которое высказывается на страницах Guardian, похоже, что я в очередной раз не прав.

Но как узнать, прав я или нет, если все эти опросники, интервью, исследования показывают, что для ста семи процентов людей в мире Тони Блэр господь бог? И всего ноль процентов считают, что это шут, фигляр и эгоист. Кстати, а вы знаете, что семьдесят два процента всех статистических данных основаны на заявлениях, сделанных под воздействием сиюминутных эмоций? Включая и это.

Итак, что же мы в таком случае думаем про евро? По данным опросов, восемьдесят процентов категорически против и восемнадцать – за введение евро в Великобритании. Это означает, что всего два процента населения настолько умны, чтобы понять, что они просто не знают ответа на этот вопрос.

В прошлом году ситуация в еврозоне была настолько глупой, словно мы присутствовали на стройке дома, которая сразу начиналась с крыши, минуя стены. Прошлое лето я провел, путешествуя по Европе, от польской границы с Германией до северозападной оконечности Испании, от Бреста в Бретани до самого кончика Италии. И пришел к выводу: нам есть чему поучиться у европейских соседей, они нам могут дать в этом смысле намного больше, чем мы им. Например, хороший кофе. И более качественную порнушку в отелях.

«Итак, – сказала девушка, с которой я ужинал на прошлых выходных, – ты бы дал вступить в Евросоюз Польше?» – «Да», – сказал я. «А восточные страны Европы?» – «Ага». – «И Албания?» – «Ну, может быть, за исключением Албании», – замялся я. «А Македония?» – «И Македонии тоже», – признал я, понимая, что после полугодичного трипа по Европе, в котором впитывал в себя знания словно губка, я вернулся домой с наполовину сформированными мыслями.

Выяснилось, что, прежде чем стране можно будет войти в Евросоюз, ей придется научиться жить по определенным правилам и соблюдать обязанности, список которых занимает семнадцать томов.

И теперь я знаю, что ничего не знаю.

Кто-то, может, и знает что-нибудь, но ему дают всего три секунды в вечерних новостях, чтобы сообщить об этом. Поэтому он выдает какую-нибудь фразу, которая удовлетворяет нашу жажду знаний, как мак-нагетс – аппетит.

Похожая трудность возникла у меня с охраной окружающей среды. Я проштудировал море научных трудов и был уверен, что наша смерть от недостатка кислорода в следующий четверг – это выдумка глупых антиглобалистов. Но на прошлой неделе, сидя в отвратительном смоге, который превратил Лазурный берег в Бурый берег, я понял, что этот смог идет явно не от лодочек, покачивавшихся неподалеку.

Если хорошенько раскинуть мозгами, то любая прочно обоснованная позиция превращается в материал для дискуссии между нашими полушариями.

Я пришел к выводу, что если у вас есть на руках какие-то факты, то вы обязательно увидите, что в любом споре есть две стороны и обе правы. Следовательно, вы можете иметь свое мнение только в том случае, если у вас на руках нет никаких фактов. И это полностью объясняет позицию Guardian.

Без пиарщика я всего лишь еще один обрюзгший мерзавец

Ну вот я и вернулся из отпуска, отдохнувший и загоревший, всем большое спасибо за внимание. Вы, конечно, знаете, что я был на югах – Sunday Mirror опубликовала мои фотографии на пляже в Барбадосе.

В прилагавшейся статье было написано, что таким образом я праздную миллионный контракт с Би-би-си, что я остановился в известном отеле Sandy Lane, за восемь штук в сутки, и что я сильно прибавил в весе. Заголовок получился смешной. Top Gear переделали в Pot Gear.

Все это очень занимательно, за исключением того, что мой контракт не стоил миллиона и я не останавливался в отеле за восемь штук в сутки. Более того, самое главное они упустили. Просто-таки сенсация. Я такой толстый, потому что я беременный.

Так происходит со всеми, на кого сильно ругаются. Чертов папарацци никогда не подойдет и не спросит прямо, что я на самом деле делаю на пляже. Хотя тогда, может быть, у меня будет возможность рассказать ему первому радостную новость о своем ребенке. Но нет, вместо этого он будет сидеть в кустах и смотреть на меня через телескопические линзы.

Сильно ли это меня задевает? Я вас умоляю! Мне приятно думать, что мой толстый живот стоит в рейтинге новостей выше, чем похороны королевы-матери и война на Ближнем Востоке. Но вот что интересно: на следующий день эта же газета вышла с фотографиями Гари Линекера на пляже в Барбадосе. Все было бы прекрасно, но почему-то в статье он описывался не как ушастый коротконогий карлик, а как симпатичный, чудесный, прекрасный семьянин.

Какого черта? Мы оба работаем на одну и ту же компанию. Мы оба были со своими семьями на одном и том же острове в одно и то же время. Журналисты прекрасно осведомлены о нас обоих. Так почему же я – богатый, толстый мерзавец, который тратит деньги налогоплательщиков на ночи в самом худшем отеле мира, а Линекер – мать Тереза, которая не покладая рук спасает маленьких сироток и останавливает кровопролитные войны?

Я сделал несколько звонков, и выяснилось, что Гари пользуется услугами пиарщика – и не кого-нибудь, а бывшего главреда Sun, – который ваяет и кует образ Гари для прессы. А я нет.

Сдается мне, что в этом и кроется корень скандалов с Наоми Кемпбелл и Mirror, Лесом Денниссом и Амандой Холден и истории с капитаном Blackburn Rovers. Кто-то из них, по-моему, принимал наркотики, да? Не помню толком.

Дело в том, что все знаменитости живут за занавесью пиара и наслаждаются тем светом, который она рассеивает вокруг них. Они снимаются в журналах типа OKI, позируют в домашних интерьерах, намазывая джем на свежую булочку и облокачиваясь на сверкающий кофейный столик. Стоит им опустить двухпенсовую монетку в ящичек для пожертвований в каком-нибудь пабе, и на следующий день в газетах о них пишут как о светоче благотворительности, а то и лучше.

Когда в газетах печатают фотографии мертвого строителя у них в бассейне или папарацци ловят их с белым от кокаина носом, они лишаются спасительной ширмы и впервые сталкиваются с прелестями реальной жизни. Это отвратительно.

Пиар тоже отвратительная штука, но, к сожалению, он работает. И не только в отношении знаменитостей, но и в отношении политиков. Только пиар может засунуть абсолютно беспринципного человека в первую десятку рейтинга популярности, и только он помогает ему удержаться там довольно долго.

Все эти никчемные личности, которые вечно суют свой нос во все подряд, прошли специальный курс, на котором научились красноречию и правильному взаимодействию с прессой. Все, за исключением одного обрюзгшего драчливого грубияна с двумя Jaguar.

Пиар коснулся и большого бизнеса. Я дважды жестко критиковал Vauxhall Vectra, и дважды гигантский пиар-отдел General Motors таким образом выворачивал ситуацию, что я представал самым главным возмутителем спокойствия. Еще, как вы знаете, этот негодяй страдает лишним весом.

Самое интересное, что пиар не такое уж и дорогое удовольствие. За пятьсот фунтов в месяц вы сможете просто поддерживать положительный газетный образ, а за две штуки получаете нимб и крылья. Почему бы не воспользоваться этим в обычной жизни?

Каждый вечер, год за годом, мои дети, отправляясь в постель, находят повод позлиться на меня. Настоящая причина одна – я заставляю их ложиться спать. Так почему бы не нанять девушку-пиарщицу, которая бы произносила перед ними следующий текст: «Ваш папочка хочет, чтобы вы тусовались всю ночь, поедая шоколад, но ваша мать настаивает, что вам пора спать».

Еще она может приберечь новость о том, что я положил весь фарфор в сушильную машинку вместо посудомоечной – а такое случается, – именно до того дня, когда один из моих детей упадет с качелей и разобьет себе коленку.

Опоздали на встречу? Заказали по ошибке два миллиона скрепок? Шлепнули по заднице жену босса на корпоративке? Все эти события могут работать на вас, если вы наймете себе личного Алистера Кембелла.

Я точно найму себе пиарщика, когда у меня родится мой ребенок. Потому что, когда я пытаюсь разобраться со всем сам, я еще более усугубляю ситуацию. Так и представляю заголовок в Hello! – «Джереми Кларксон приглашает нас в свое логово в честь рождения его четвертого тайного ребенка».

Зачем спорить? Давайте решим вопрос кулаками

Этим летом в лондонском Альберт-Холле будут проходить бои без правил. Это экстремальное испытание для тела и разума, а участников называют римскими гладиаторами наших дней, за тем исключением, что никого не бросят на съедение зверям.

Бои без правил – это чисто американский импорт. Их смысл заключается в том, что двое мужчин, запертых в железной клетке, метелят друг друга всеми известными способами – используя элементы кунг-фу, кикбоксинга, рестлинга, дзюдо. Запрещено выбивать глаза, запрещены удары в горло и пах противника. В правилах ничего не сказано насчет зубов, поэтому, кто знает, может быть, все-таки кого-нибудь да съедят.

Как и ожидалось, все, кто относит себя к либералам, во главе с депутатом-лейбористом Дереком Уайаттом, взвились как бешеные и начали горланить: «Мы сражаемся против охоты на лис, травли медведей, петушиных боев. Бои без правил ничем не лучше».

Слушай, Дерек, ты же понимаешь, что это не совсем так? Борцы без правил не сидят дома с мамашей Лисой и ее детишками Лиской и Киской, в то время как к ним ломится целая свора лающих псов. И в клетку их никто насильно не заталкивает. Это отнюдь не генералы песчаных карьеров. Это просто три английских борца, один из которых окончил Кентский университет со степенью магистра.

Некто из министерства здравоохранения заявил, что этот вид спорта ужасен и отвратителен. Он возмущался, что смысл состязания состоит в нанесении увечья. Да нет, ребята, все не так. Если мужик по своей собственной воле выходит на ринг, чтобы в течение получаса его избивали, а может быть, даже и съели, это что, мое дело, ваше дело или дело Дерека Уайатта?

Здесь я должен сказать, что мне не нравятся драки как таковые. Я предпочитаю пассивное сопротивление или, если оно не срабатывает, активное бегство. Однажды мы с моим другом смеха ради напялили боксерские перчатки и провели пару раундов, типа расквашивая друг другу носы. Когда он случайно ударил меня в ухо, я был в шоке от того, насколько это больно.

Было дело в Греции, пьяный рыбак ударил меня по лицу. Почему я не дал ему сдачи? Знаете, это достаточно проблематично, если ты лежишь без сознания на земле.

Там, где интеллектуалы решают вопрос языком, менее интеллектуально богатые решают вопрос кулаком. Но представьте, что этот грек ударил бы меня и после нескольких часов разговоров.

Вчера вечером в пабе я ввязался в пространный спор. Я сказал, что Израиль совсем сошел с ума и залпы танков в Дженине ничем не отличаются от немецких залпов в Варшаве. Мой оппонент симпатизировал Шарону и считал, что все его действия против палестинского терроризма оправданны и справедливы.

Никто из нас не хотел сдаваться, и спор все больше и больше набирал обороты. Мы убили весь вечер на то, что перебивали друг друга какой-то статистикой, историческими фактами, и все закончилось тем, что мы перешли на взаимные обвинения.

Так всегда на поле брани. На нем нет победителей. Тебя так и подмывает говорить еще и еще. Разве нет? Если тебе отчаянно хочется заставить собеседника посмотреть на мир твоими глазами – а в этом и заключается весь смак – так почему бы просто не ткнуть его кулаком?

Если бы я мог выбрать, отойти мне на время от своей точки зрения или получить в табло, я бы включил задники и заскулил, как пес.

Иногда я смотрю на политиков в ток-шоу Question Time и вижу, как они извергают тонны статистики, строят пятилетние планы, и все только для того, чтобы заставить оппонента выглядеть полным идиотом. Зачем впустую тратить время? Дайте противнику высказаться, а потом просто двиньте ему в лицо. Рейтинг программы только выиграет.

Представьте, что Оливер Летвин распространяется на тему роста преступности и про то, как тори добьются увеличения числа полицейских. Следующий кадр – Стивен Байере перегибается через стол и бьет собеседника по физиономии. Вы же не пропустите это зрелище, не так ли? Я бы отдал все, чтобы посмотреть, как Эдвард Хит кусает Дениса Хили.

Джон Прескотт уже делал подобные попытки, и его удар с левой заслуживает награды как самый интересный эпизод прошлой избирательной кампании.

Сейчас Дэвид Димблби силком тащит людей на это свое ток-шоу, чтобы создать в студии иллюзию толпы, но если бы у нас был шанс воочию увидеть, как Энн Уиддкомб оттаскает за волосы Гленду Джексон, то продюсерам передачи пришлось бы ставить заграждения, чтобы студию не разнесли желающие поучаствовать в этом шоу.

В ближайшие недели Шарон и Арафат должны сесть за стол переговоров, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию. Они убьют кучу времени и придут к выводу, что общим территориям не бывать, и в ближайшие пятьдесят лет Палестина и Израиль не оставят друг от друга камня на камне.

Поэтому предлагаю следующий выход. Ариель и Ясир, один на один, в клетке в Альберт-Холле. Победитель получает Иерусалим.

Говорю как отец, я никогда не буду матерью

Певец-политик Боб Гелдоф, второй по популярности отец-одиночка Британии, заявил: суду давно пора понять, что не все представители мужского пола – брутальные, индифферентные хамы, которые не в состоянии самостоятельно воспитывать детей.

Эта интересная точка зрения высказана в тот же день, когда были обнародованы результаты необычного дела по опекунству, которое рассматривалось в апелляционном суде. Дано: двое родителей, один из которых чиновник мэрии с доходом 300 000 фунтов в год, а другой с начала семейной жизни бросил работу и посвятил себя семье.

Кто же вышел победителем? Тот, кто бросил работу и на протяжении шести лет жизни денно и нощно заботился о детях? М-м… нет. Выиграла мать, которая работала. Матери всегда выигрывают.

Ну, не всегда, судя по тому, что в нашей стране существует общество отцов-одиночек под названием «Имбирный хлеб». По данным этого общества, каждый десятый родитель-одиночка – это мужчина, следовательно, иногда суды все-таки становятся на сторону отцов. Я уверен, они делают это в тех случаях, когда мать лежит в параличе, но я ни разу не слышал о таких случаях.

Те два отца-одиночки, которых я знаю, закрепились в данном статусе только потому, что их жены почили в бозе.

Ты можешь напялить свой лучший костюм и пообещать читать детишкам «Гарри Поттера» до рассвета, но ты все равно окажешься в пролете. Ты окажешься в пролете, даже если мать твоих детей придет в суд в маечке с дурацкой надписью «Я люблю Майру Хиндли»[7].

На прошлых выходных мне пришлось примерить на себя роль отца-одиночки, и, честно говоря, было бы легче, если бы все это время я занимался подводным вязанием. Я полностью провалил задание. Когда моя жена вернулась в воскресенье вечером к отходу детей ко сну, один из них истекал кровью, другой сбежал из дома, а третий застрял на дереве.

Все пошло наперекосяк в субботу, сразу после обеда. А может, и раньше, но до этого времени я сидел у себя в кабинете, работал, слушал Led Zep II и был не в курсе происходившего за пределами комнаты.

Все пошло кувырком после обеда, потому что посудомоечная машинка была забита до отказа, а я, к сожалению, совсем не знаю, как эта штуковина работает.

О да, я могу настроить свой DVD-плеер так, что все шесть колонок будут автоматически выключаться и включаться именно в тех комнатах, в которых я нахожусь, но где отсек для порошка в посудомоечной машине? И какое из средств подходит именно к ней? Не на растворимом же кофе она работает!

А стиральные машины? Я и с ними не в ладах. Мне никогда не было особого дела до морозилки, потому что я покупаю только то, что я хочу съесть сейчас. Пошлите меня в супермаркет, и через десять минут я выйду оттуда с пакетиком шоколадных конфет и свежим номером GQ. А то, что в четверг вечером детишек можно покормить пиццей, просто не придет мне в голову. Поэтому необходимость в морозилке отпадает сама собой.

Я что, одинок в этой фобии белых квадратных предметов? Не думаю. Уверен на все сто, что я не единственный мужчина в мире, который не может с ними совладать.

И дело не в том, что я не хочу этого. Я просто не могу. Точно так же, как я не могу повернуть время вспять, я не могу помыть посуду в посудомоечной машине. Поэтому я посылаю своего шестилетнего ребенка вытереть задницу трехлетнему, а сам прячусь в самых дальних кустах своего сада.

Субботним вечером я совершил большую ошибку. Я прекрасно знал, что мне надо вставать ни свет ни заря. Как вы думаете, я лег пораньше? Проявил ли я себя как взрослый человек, и повел ли я себя так, как повела бы себя в этой ситуации женщина? Нет. Что я сделал? Я повел себя по-мужски: полночи пялился в экран и смотрел, как группа двадцатилетних дураков пыталась выжить на заброшенном острове.

А потом наступило воскресенье, и все начали дергать меня насчет воскресного обеда, такого, какой готовит мамочка. Да это невозможно. Мамы, они знают все насчет картошки. Джерси Ройял, самый знаменитый сорт. Предлежащая плацента. Морские трубочки. Лактация. Это мамины словечки.

Я понятия не имел, что «картофель для запекания» – а именно так было написано на этикетке – можно использовать для жарки. Поэтому вместо картошки я приготовил цветную капусту, а это, по словам моего семилетнего сына, не одно и то же.

Убирали мы со стола тоже не так, как надо. Отчасти потому, что посудомоечная машина все еще была забита до отказа, отчасти потому, что на этот день я запланировал создать грандиозную берлогу. Думаю, в этом заключается фундаментальное различие между матерью и отцом.

На прошлой неделе я возвращался домой, и меня встречали трое умытых, чистеньких ребятенка в пижамах, со сделанным домашним заданием, вылизанных и сытых. Вся посуда сверкала, вымытая до блеска, а детская сияла, как операционная.

Но меня убивают все эти скучные обязанности, у меня все валится из рук, и поэтому я занялся тем, что учил шестилетнего сына водить мой новенький карт, несмотря на предостережение «детям до шестнадцати». Мы строили домик на дереве, катались на стареньком тракторе, валялись на траве, устроили битву на водяных пистолетах и забрызгались с ног до головы.

Для отцов дети – радость и веселье. Для матерей – ответственность. Поэтому так важно, чтобы у детей были и мама, и папа. И именно поэтому, если другого выхода нет, суды встают на сторону мам.

Я всего лишь говорю о своем поколении, Бритни

Он играл в группе, которая прославилась строчкой «Надеюсь умереть до того, как состарюсь». Так и случилось. Джон Энтуисл, может, и был тихоней в тени разудалых вокалистов Роджера Делтри и Пита Тауншенда, но все, кто знает группу The Who, в курсе, что он был чуть ли не единственным басистом в мире, который мог играть в связке с безумным Кейтом Муном, человеком, который справедливо называл себя «лучшим в мире ударником после Кейта Муна».

Более того, если вы послушаете The Real Me из альбома Quadrophenia, то услышите, как Энтуисл выводит на басах мелодию. Именно он написал композицию My Wife, лучшую на одном из лучших альбомов лучшей группы на свете.

The Who собирались отправиться в турне по Америке. Билеты были проданы сразу же. Они были тертыми калачами, они прекрасно понимали, что к чему, и точно знали, что они делают.

Каждую неделю Стив Райт на Radio 2 устраивает круглый стол, на котором известные люди типа Питера Стрингфеллоу обсуждают свежие релизы недели. Как правило, все эти песни полная туфта, бесконечные завывания подростков под аккомпанемент, похожий на рингтон для мобильных телефонов.

Бритни Спирс яркое тому подтверждение. Подчас вы действительно слышите ее реальный голос, но по большей части это просто компьютерная обработка, а в итоге вам начинает казаться, что вы слушаете автоответчик.

А что насчет Мэри Блайдж, от которой все писают кипятком? Я лучше послушаю бормашину. Она не более чем грамматическая ошибка, ее должны были назвать Мэри Лажа.

На днях они поставили умопомрачительную композицию. Ура, подумал я, народился-таки талант, который умеет по-настоящему петь, и эта песня имеет все шансы завоевать мою любовь. Но как же я ошибся. Это была песня Morning Dew, а певцом оказался Роберт Плант.

То, что я предпочитаю Планта Блайдж, порицается точно так же, как если бы я сказал, что предпочитаю консервативную партию Его Высочеству Тони. Поэтому я знаю, что мне не стоило бы признаваться в том, что на прошлой неделе я весь день убил на то, чтобы приехать в Уэмбли и послушать Роджера Уотерса из «Пинк Флойд».

Более того, когда народ спрашивал, где это я пропадал в среду вечером, я так и не смог заставить себя сказать правду. «Да я так, агитировал за Британскую национальную партию в Бернли», «Скачивал порнушку из Интернета» или «Ходил на лисью охоту» звучало бы и то лучше. Что угодно, но только не то, что у меня были билеты на мастодонта из мастодонтов.

Концерт был изумительный. Там было здорово и по-настоящему громко. На исполнении Set the Controls for the Heart of the Sun лабал Рик Мейсон, а Белоснежка и Энди Фэйруэзер Лоу оторвались по полной на своих шестиструнных. И даже прозвучало соло на ударных.

И самое классное, песни были длинные, а это значит, что у музыкантов было время на передышку. В песне было начало, пятнадцатиминутное крещендо в середине и постепенное понижение в конце. Что тут плохого? Кто сказал, что песни должны быть короткими? Явно не Моцарт.

Прошу прощения, что в очередной раз наезжаю на сторонников тщательного пережевывания пищи, но мне кажется, что в последнее время у него развелось слишком много сторонников. Эти ребята решили, что у европейцев должны быть длинные обеденные перерывы, а американские сандвичи – дьявольское изобретение.

Они хотят, чтобы города были забиты кафешками, а площади – людьми, которые приятно проводят время, общаются друг с другом, не торопясь сделать еще один телефонный звонок. Для них Vesta – это еще одно имя Антихриста, и с каждым днем у них все больше и больше сторонников. Большинству нравится идея маленьких магазинчиков, которые продают высококачественную местную продукцию, даже если очередь тянется на улицу, а обслуживание длится часами.

Да, супермаркет – это очень удобно, а бигмак незаменим, если тебе надо перекусить на ходу, но почему это должно касаться музыки? Почему три минуты – это нормально, а двадцать минут уже перебор? Считали бы мы Stairway to Heaven великой вещью, если бы они отрезали половину инструменталки? Не думаю.

Говорят, что радиостанции предпочитают короткие песни и что все эти заунывные речитативы, как их называет Бен Элтон, никогда бы не пошли в эфир, если бы они были написаны сегодня, но я, хоть убейте, не понимаю почему. Старик Джимми Янг вряд ли успеет дойти из своей студии до сортира и обратно до того, как Бритни закончит свою песню. Если он хочет удержаться в обойме, ему как минимум нужен скарамуш в его фанданго.

А может, все дело во внимании. Сейчас музыка служит лишь фоном и совсем не тянет на самостоятельное событие. Мы ставим диск, а сами занимаемся своими делами. Я не помню, когда последний раз включал музыку и слушал весь альбом в кресле с закрытыми глазами.

Но сегодня я займусь этим. И если вы будете в Чиппинг-Нортон и вдруг услышите странный шум, знайте, это я слушаю Won't Get Fooled Again. Да, меня не одурачить. Мне нравится рок семидесятых, и мне не стыдно признаваться в этом.

Не грусти, ангелочек, побеждают только неудачники

Фигура у моей старшей дочери далеко не грациозная. Честно говоря, у нее аэродинамические свойства бунгало и координация американского воздушного налета.

Бег ей дается с трудом. Она размахивает руками и ногами, как вертолет, и, чтобы понять, что она двигается вперед, вам необходимо измерить направление ее движения теодолитом. На спортивных мероприятиях она проваливает все задания.

На наше счастье, школа старается придерживаться правила «никакой соревновательности». Игры начинаются, дети выплескивают энергию, игры заканчиваются. Это, правда, не работает во время пятидесятиметровых забегов, но так как в этом случае победителей практически нет, то и проигравших, соответственно, тоже.

Вокруг площадки для соревнований для родителей школьников устраивают пикники. В этот раз меня попросили принести с собой картофельный салат. Это звучало так просто, но для меня это был приговор. Мой салат должен быть самым сочным, приготовленным из отборной картошки – он должен быть самым лучшим картофельным салатом. Именно поэтому я встал в полпятого утра. И приступил к готовке.

Никто не будет втихомолку выбрасывать мой салат в кусты. Никто не будет показывать в мою сторону пальцем и шутить за моей спиной. Я просто хотел выиграть, ворваться на первое место в соревновании салатов.

Дочка меня не поняла.

– Ты же говорил, что если я приду последней в забеге, то это ни на что не влияет.

– Ну да, – согласился я.

– Тогда почему, – давила она, – ты хочешь выиграть конкурс на самый лучший картофельный салат, которого никто не объявлял?

Но его объявили, черт подери. И конкурс на самый лучший салат с макаронами. И на самое лучшее заварное пирожное. Но все эти конкурсы померкли по сравнению с тем, что творилось вокруг шоколадных пирожных с орешками.

Естественно, я выбрал те, которые приготовила моя жена, но меня зажали в женское кольцо. Попробуйте мое, трещали они. И мое! Совсем как в старые добрые школьные времена, когда происходил набор в спортивные команды и все орали «выбери меня, выбери меня».

Меня никто никогда не выбирал. Я всегда оказывался в стороне, забытым, словно пучок зеленого лука на нижней полке холодильника. «О, разве нам нужен Кларксон, сэр? Он же абсолютно бесполезен».

В какой-то момент я решил, что не могу обойти вниманием ни одно пирожное, но этого оказалось недостаточно. Меня вынуждали решить, чье же печенье лучше: моей жены, с кремовой начинкой, печенье с начинкой, присланной из Америки или печенье с орехом пеканом. Они все такие вкусные, сказал я, окончательно потеряв присутствие духа.

Присутствие духа? Какой смысл в том, что мы пытаемся отгородить наших детей от ужаса провала на спортивном соревновании, если их родители уже на старте начинают испепелять друг друга ненавистью? «Мои печенюшки лучше твоих. Признайся в этом!»

Вчера вечером я разговаривал с человеком, который отстегнул полтинник одному из учителей во время спортивного мероприятия, в котором участвовала его дочь, со словами: «Слушай, если она будет идти на первое и второе место, ты знаешь, что делать».

В прошлом году его дочь написала ему письмо, в котором говорилось: «Дорогой папочка, очень тебя прошу, дай мне занять то место, которого я заслуживаю. Не надо никому давать на лапу». Он сделал, как его просили, и она пришла второй. Но ему было этого мало. Он взял выигранный кубок и отнес его к граверу, который выгравировал на нем большую единицу.

Дело не в том, что дети не понимают смысл поражения. Мои, например, постоянно рубятся с пришельцами и отнюдь не всегда выигрывают. Вражьи примочки разворачивают им животы, русские шпионы сносят им бошки. Но есть одно «но»!

Вы можете быть отличными родителями и появляться на спортивных мероприятиях с миской консервированного чернослива. Вы можете заставить своего ребенка выбросить Sony Playstation и начать играть в Monopoly, где нет победителей и проигравших – потому что я не знаю ни одного человека, у которого хватило бы терпения доиграть эту игру до конца.

Если ваш ребенок не узнает смысла поражения, то как он поступит, когда однажды, заглянув на стоянку для велосипедов, увидит свою девушку в недвусмысленной позе с каким-нибудь Миггинсом-старшим? Получится кровопролитие.

Я не хочу, чтобы мои дети были несчастными. Мое сердце было разбито, когда Эмили, как и предполагалось, пришла последней в забеге, перепрыгивая препятствия с грациозностью бегемота. Я не мог видеть, как она глотает слезы поражения.

Что же делать? Может, объяснить, что проигрыш лучше победы? Посудите сами, вы вряд ли рассмешите кого-то, если придете домой первым. «Сделка состоялась, я выиграл в лотерею, проснулся в постели с Кэмерон Диаз и Клаудией Шиффер». Что ж, здорово, но не смешно.

Сохранить лицо в момент выигрыша практически невозможно. Вам необходимо выглядеть гордо и благородно, а это не по силам даже Дастину Хоффману. Михаэль Шумахер выигрывает все и вся с восьми лет, и то до сих пор не научился справляться с лицом.

Все самые смешные люди – презренные неудачники. Вы когда-нибудь видели смешную супермодель или успешного бизнесмена, от которого у вас начинает сводить зубы от смеха каждый раз, когда он открывает рот?

И именно поэтому, когда мы вернулись после того спортивного мероприятия, меня переполняло чувство гордости. Все тащили пустую посуду, вылизанную до дна, – мой тазик был до краев полон несъеденным картофельным салатом.

Зато я написал об этом целую колонку.

Лиса-убийца заставила меня пристрелить Бекхэма

Нужно прояснить этот вопрос раз и навсегда. Лиса – это не маленький рыжий щеночек с глазками-бусинками, дружелюбно виляющий хвостиком. Это волк, переносчик заразы, с нравом психопата и зубами огромной белой акулы.

В прошлом месяце очередная «лисичка-сестричка» ворвалась в чей-то загородный дом и попыталась сожрать ребенка. Я не шучу. Бедные родители обнаружили, что эта тварь изуродовала ребенку лицо, пока тот спал в своей кроватке. В прошлый вторник я проснулся и обнаружил, что лиса оторвала Майклу Оуэну голову. Так просто, смеха ради.

Должен объяснить, что Майкл Оуэн – это наша новая курица, которую мы прикупили, потому что еда с огорода намного вкуснее еды из магазина. Даже для человека, который не может отличить на вкус рыбу от сыра.

Мне приходится много тратить на свое новое увлечение органической едой. Голуби поклевали мой зеленый горошек, тля попортила томаты, а теперь еще и Майкл Оуэн остался без головы.

Дети бились в истерике и обвиняли меня в том, что я не подумал о безопасности курятника. Я хотел все свалить на Тони Блэра, но это было бы неправильно. Поэтому пришлось потратить 150 фунтов на курятник, который выглядел как Форт Нокс, и еще 100 на сетку по его периметру, чтобы они могли спокойно гулять.

На следующее утро мы спустились в сад, и настроение у нас было радужное, как у героев фильма «Дети железных дорог». «Папочка приедет за нами на поезде, и все будет зашибись». Не тут-то было.

Пропал Сол Кэмпбелл, и разгадать загадку его исчезновения не составило особого труда. Весь мой сад был изрыт такими тоннелями, что один, клянусь, заканчивался в Бертоне-на-Тренте.

Я озверел и в тот же день пошел в один из шпионских магазинов Лондона, где купил прибор ночного видения за три с половиной сотни. К сожалению, он был сделан в России, а это все равно, как если бы на приборе написали: «Сделано из рук вон плохо кем-то вусмерть пьяным». Поэтому работал прибор паршиво.

Близкое расстояние он просматривал нормально, но все, что дальше трех или четырех дюймов, расплывалось. Если это и есть вершина русской инженерной мысли, нам нечего беспокоиться о холодной войне. Их танки закончат свои бои в Турции, а их воздушные силы превратят Ирландское море в морской коктейль.

Если сосредоточиться, то можно отличить гриб от камня и ощутить разницу между живым и неживым предметом. Когда последние лучи солнца скрылись за горизонтом и на страну легла ночь, я уже стоял у окна своей спальни с «береттой» 12-го калибра. Приготовься к смерти, лисичка-сестричка.

Под утро я прикончил бутылочку «Бруйи», и мне стало трудновато различать, что есть что в этом зеленом инфракрасном мире. Но я был уверен, что перед рассветом я определенно заметил некое свечение. Кажется, в районе деревьев.

Я был немного пьян, поэтому, сделав предварительный расчет, снял очки, зарядил оружие и выстрелил.

На следующее утро жена с ужасом обнаружила, что ее любимое кресло разнесено в клочья. Боюсь, ее не устроил ответ, что через прибор ночного видения оно показалось мне лисой. Не ночного, а пьяного, сказала она как отрезала.

На следующую ночь я решил не пить. Я держался изо всех сил и в три часа заметил шевеление возле клетки. В очередной раз ночную тишину прорезал звук выстрела.

За завтраком я услышал крик, раздавшийся из глубины сада: «Ты гребаный идиот, ты застрелил Бекхэма». Увы, это была правда. Я пытался убедить детей, что курицу загрызла крыса, но у меня не получилось. К счастью всех полицейских всего мира, между пулевым ранением и зубами лисы существует огромная разница.

Отныне мне запретили дежурить по ночам, и я оказался в тупике. Я не мог рассыпать яду, потому что его могли съесть собаки. Я не мог натравить на лис собак, потому что это разозлило бы мистера Блэра. Я не мог позволить природе взять свое, потому что тогда лисы поубивали бы всех моих куриц, и нам бы пришлось есть яйца из супермаркета, и мы бы умерли от сальмонеллы, листерии или еще чего-нибудь, от чего мы должны были умереть на этой неделе, если судить по новостям.

Вот чего никак не может понять городской житель: загородная жизнь – очень сложная штука. Вскоре они не смогут покупать свежий ореховый хлеб, потому что лисьи стаи будут нападать на грузовики с ним и съедать их содержимое еще до того, как оно достигнет лондонского района Хокстон.

Видит бог, я старался, как мог. Я старался стать ближе к природе. И все, что у меня осталось для этого, – петух Ники Батт и курица Дэвид Симэн.

Новости с края Вселенной

Больше всего на свете я люблю лежать на спине посреди ночной пустыни и смотреть на звездное небо. Мне нравится наполнять свой мозг бесконечным количеством цифр, например думать о том, что мы вращаемся вокруг Солнца со скоростью девяносто миль в секунду или что Солнце несется по Вселенной со скоростью миллион миль в день.

Еще я думаю, что одна из этих звезд наверху могла умереть уже тысячу лет назад. Но мы до сих пор видим ее сияние.

Больше всего мне нравится, что наша планета находится на расстоянии 3000 световых лет от края нашей галактики – это около 17 600 000 000 000 000 миль. Однажды ясной ночью возле Таксона я этот край увидел. Это было, поверьте, зрелище, от которого у меня перехватило дыхание.

Поэтому я прекрасно понимаю, почему людей так влечет астрономия. И я не удивлен, почему после сорока лет блуждания в темноте, простите за каламбур, британские астрономы получили восемьдесят миллионов фунтов стерлингов и решили примкнуть к работе европейских коллег.

Это означает, что теперь у них есть доступ к ОБТ (Очень Большому Телескопу) в Европейской южной обсерватории (ЕЮО) в Чили. Также это означает, что теперь мы сможем помочь построить ЗКБТ (Зашибись Какой Большой Телескоп). Господи, ну почему они так любят все эти смешные аббревиатуры? Сразу сказали бы, что это НО. Немецкая Операция.

Давайте начистоту. С тех пор как Галилей сказал то, что сказал, все последующие астрономы просто сидят и ковыряют в носу. Буквально на днях какой-то метеорит пролетел от Земли всего в паре сантиметров, а его даже не заметили. Чем они там занимаются?

Иногда нам показывают фотографии какого-нибудь космического взрыва. Но без звукового сопровождения все эти взрывы не производят соответствующего впечатления. Как бы громко вы ни кричали, никто вас не услышит в космосе.

Мне необходима подходящая шкала координат. Мне нужны какие-нибудь примеры, чтобы я мог сравнить масштабы происходящего в космосе. Типа «двухэтажный автобус» или «футбольное поле». Когда мне говорят, что ежедневно уничтожается 20 000 квадратных километров тропических лесов, я и бровью не веду. Но когда мне скажут, что каждый день с лица Земли стирается лесной массив размером с Уэльс, мне на это будет тоже наплевать, но я хотя бы пойму, о чем речь.

Конечно, фотография какой-нибудь Альфа 48, разлетающейся в мелкие дребезги, – это здорово, но доступ к фотокамере стоит 80 миллионов фунтов, а это слишком дорого.

А что у нас с существованием внеземных цивилизаций?

Голливуд давно убедил всех в том, что звездное небо кишит пришельцами, которые целыми днями смотрят по телику наши сериалы. Но действительность не так романтична. Организация SETI, которая занимается поиском жизни во Вселенной и которая была увековечена в фильме «Контакт» с Джуди Фостер, семнадцать лет вслушивается в ночное небо, уже потратив на это 95 миллионов фунтов. Так вот, за все это время они не услышали абсолютно ничего.

Ну хорошо, давайте представим себе, что настанет день, когда они наконец настроятся на волну альдебаранского радио и мы установим долгожданный контакт.

А дальше-то что? В худшем случае братья по разуму в срочном порядке прилетят на Землю и сожрут всех наших домашних животных. «Хм-м-м, Лабрадор лучше всего сочетается с капусткой». В лучшем случае они пригласят нас пропустить по стаканчику. Звучит заманчиво, но вот как туда добраться?

Скорость космического корабля составляет 17 500 миль в час. По земным меркам это очень быстро, но относительно пределов галактики это все равно что выйти прогуляться пешком по парку. С такой скоростью, чтобы выйти за пределы нашей Солнечной системы (а в масштабах космоса это все равно что дойти до собственной входной двери), вам понадобится 29 лет.

Чтобы добраться до пункта назначения перед тем, как умрет весь ваш личный состав, вам придется двигаться со скоростью света. Но и тут возникает проблема. Чем быстрее вы двигаетесь, тем медленнее течет время. Это научно доказанный факт. Вот и я всю жизнь передвигаюсь на больших скоростях, поэтому моя прическа осталась такой же, как в семидесятых годах.

Следовательно, если вы сможете построить нечто, на чем можно передвигаться со скоростью 186 000 миль в секунду, то вы окажетесь за пределами Солнечной системы уже через шесть часов. Но прилетите вы в 1934 год, то есть во время, когда еще не было принято решение отправить вас в полет. И, что самое ужасное, вы прилетите до того, как альдебаранцы пригласят вас, а это уже тянет на социальную смерть.

Мы прекрасно знаем, что человек никогда в жизни не сможет путешествовать со скоростью света, потому что тогда мы бы двигались назад во времени. Наш сегодняшний мир был бы населен толпой из будущего. Все закончилось бы тем, что люди стали бы жениться на своих собственных внуках. Настала бы полнейшая неразбериха.

Подведем итоги. Какой смысл в том, что астрономы денно и нощно таращатся в небо? Они даже метеоритов, которые вот-вот столкнутся с Землей, и тех разглядеть не могут. А даже если бы могли, нужна ли нам эта информация? Если они даже найдут нам братьев по разуму, мы все равно не сможем смотаться к ним и сказать «Привет!».

И все же я всячески поддерживаю это восьмидесятимиллионное вложение. Уж коли астроном XVI века с хлипким телескопом доказал, что Библия ошибается, прикиньте, какой удар по астрологии нанесут современные астрономы со своими ОБТ и ЗКБТ!

80 миллионов за то, чтобы вдоволь поржать над Расселом Грантом, – что же, я готов немного и заплатить.

Цирк лучше, чем «Большой брат»

Чем занимается вечерами каждый современный человек? Я знаю телевизионную статистику, поэтому смею предположить, что вы не сидите перед ящиком. Также мне известно, что в Британии закрывается как минимум по одному пабу в день, поэтому вы вряд ли просиживаете штаны у барной стойки.

Не может быть, чтобы прямо у всех-всех-всех были игровые приставки, поэтому новейшие технологии мы тоже опускаем. В театре последний раз вы были в школе с классом – иначе театрам не требовались бы сегодня гранты управлений искусств.

Можно бы предположить, что вечерами вы отжигаете на дискотеке, но на прошлой неделе я читал в газете, что танциол в рейв-клубе в Ливерпуле занят последние десять лет лишь на четверть. Изучив жалкие цифры о продажах книг, я пришел к выводу, что вечерами вы вряд ли сидите с книжкой у камина.

Если подсчитать официальные цифры о том, сколько человек ежевечерне занимаются обычными вещами – пьют, ходят в кино, театр, ужинают в ресторане, смотрят телевизор, занимаются сексом и читают – и вычесть из общего населения страны, вас хватит сердечный приступ. Каждый вечер двадцать миллионов человек не делают абсолютно ничего.

На этой неделе я тоже стал таким же «исчезнувшим». Во-первых, я до сих пор по горло занят поимкой и умерщвлением лисы, которая режет моих кур, и, во-вторых, я побывал в цирке. Оба эти события, спасибо различным организациям типа «Рожденные свободными», Королевскому обществу защиты животных и лейбористской партии, не нашли отражения в статистике в качестве официального времяпрепровождения.

С детства я никак не мог определиться со своим отношением к цирку. Я понимал все только про клоунов, потому что они были просто ужасны. Мои сомнения усилились после случая со знаменитой циркачкой Мэри Чипперфилд, которую два года назад судили за жестокое обращение с обезьянками.

Меня тронула такая опека со стороны Королевского общества. По жизни я не соглашаюсь с ними, потому что считаю, что естественная обязанность животного заключается в том, чтобы лежать у меня на тарелке в положенное обеденное время, но мириться с бессмысленной жестокостью трудно.

Цирки – штука очень жестокая. В цирке выступают кенгуру, которых заставляют боксировать друг с другом, пока у них не слетают головы. Когда активисты по правам животных открывают клетки, в которых содержатся цирковые животные, они обнаруживают, что слоны поедают собственное дерьмо, а тигры питаются своими же хвостами. Нет, если бы они выловили лис, дали им марихуаны и заставили их прыгать через огненное кольцо, это был бы номер. Лисы заслуживают унижения. Но я не могу смотреть, как льва, царя зверей, заставляют прислуживать на тумбе, как какого-нибудь пуделя.

Точно так же я не выношу «современный» цирк, который пришел на место классического «чипперфилдского». Эти стараются донести до зрителя какой-нибудь информпосыл, и обычно это посыл про Маргарет Тэтчер. «Дамы и господа, следующий номер нашей программы Дейв Спат, мим, в своеобычной манере он расскажет нам о связи между подушным налогом и апартеидом».

Выступления канадских и французских трупп также тяжело назвать семейным развлечением: они очень любят номера, в которых карлики жонглируют бензопилами.

Все выглядит так, словно мы на заре нового тысячелетия похоронили цирк как искусство и забыли о нем. Так что же занесло меня туда на прошлой неделе?

Представления не имею, но могу сказать следующее. То живое представление, которое я имел честь пронаблюдать, порвало в клочья танцовщицу Дарси Бассел, а на прошедшей неделе досталось и Rolling Stones.

Все это называлось цирком Джиффорда. Шоу происходило в шатре, размеры которого известны всем, кто когда-нибудь поднимался на Эверест. Напрочь отсутствовали клоуны в жутких костюмах, никто не измывался над бедными животными. Единственное животное появилось в конце представления. Это была собака кого-то из зрителей. Она вошла на арену и начала метить несуществующие углы. Это был такой элемент шоу.

В представлении принимают участие два жонглера из Эфиопии, которые побивали все возможные мировые рекорды в жонглировании. В труппе также выступили Ральф и Селия, которые вышли на арену в викторианских купальных костюмах и стали играть в некое подобие воздушного волчка. Вы знаете, что можно стоять на одной ноге, в то время как у тебя на носу балансирует женщина? До сих пор я этого не знал.

Я бы не хотел выглядеть таким занудливым старикашкой, который считает телевизор оком дьявола, но в этих простых деревенских развлечениях есть нечто возвышенное и умиротворяющее. Я был потрясен, когда актер, балансируя на трапеции, снял с себя штаны. Мне еще ни разу не удалось проделать этот трюк и удержаться на ногах, даже когда я стоял на полу в собственной спальне. Все номера были такими близкими и понятными каждому, все было такое уютное, маленькое и малобюджетное, и никто не собирался надувать вас компьютерными спецэффектами.

А разве не в этом смысл любого развлечения – наблюдать, как кто-то может сделать вещи, которые ты сам сделать не можешь? «Большой брат»? Нет уж, лучше большой цирк. И если вы один из тех двадцати миллионов, которые каждый вечер тупо пялятся в стенку только потому, что больше нечем заняться, попробуйте сходить в местный цирк. Вам понравится.

Я хотел закончить эту заметку какой-нибудь остротой. Но так как я теперь возвышен и умиротворен, пожалуй, попрощаюсь иначе.

Приходит козел на биржу труда и на прекрасном английском просит подобрать ему какую-нибудь работенку. Опешивший клерк, порывшись в бумагах, направляет его в цирк.

– В цирк? – переспрашивает козел. – А на фига цирку каменщик?

Зануды приземляют Британию

Цены на недвижимость балансируют на краю бездонной пропасти, и уже скоро дом с количеством комнат меньше шести или семи будет стоить меньше, чем его содержимое.

Тому есть отличное объяснение. В скором будущем каждый частный дом в Англии окажется стоящим на взлетной полосе какого-нибудь из задуманных правительством аэропортов. Аэропорты будут в каждой деревне, в каждой долине, в каждом захудалом городишке. Даже Регби не обойтись без аэропорта с шестью терминалами, четырьмя посадочными полосами и забором длиной в пять тысяч миль. И Ноттингем не забудут, и Эксетер.

Мысль, которая стоит за всем этим, проста до ужаса. Правительство, которому вскружили голову грандиозный Купол тысячелетия и не менее грандиозный фейерверк «Огненная река» на Темзе, посчитало, что в 1901 году никто из англичан не пользовался коммерческими авиалиниями, зато в 2001-м количество желающих дошло до 180 миллионов. С помощью такого рода подсчетов они пришли к выводу, что к 2030 году английские аэропорты будут принимать и отправлять уже 500 миллионов человек.

Это половина Китая. Это две Америки. Это значит, что каждый житель Англии будет летать на самолетах десять раз в год. Верится с трудом.

Поскольку власти планируют, что через 28 лет туда-сюда будет ломиться полмиллиарда человек, становится понятно, почему любой клочок земли рассматривается как потенциальный аэропорт.

Все это приводит к эпидемии нимбизма[8]. На прошлой неделе население графства Кент обратилось в суд, напуганное перспективой строительства огромного аэропорта, который они из-за потенциального громкого шума попросили перенести в Гатвик. Теперь ждите протестующих голосов из Сассекса.

Из-за этой дури Танбридж Уэлс может превратиться в Западный берег реки Иордан. Отец пойдет на сына, мать – на дочь, а сосед – на соседа. И все это окажется абсолютно бессмысленным, потому что последнее, что можно сделать на этом свете, – это построить аэропорт на Медуэйских топях.

С тех пор как Лондон разбух до размеров Бельгии, Кент стал таким же недосягаемым, как Южный полюс или Марс. Будь у меня выбор – лететь в отпуск из аэропорта, построенного посреди эстуария Темзы, или остаться дома и биться головой о стену, я бы остался дома.

Правительство может перехитрить нас всех: оно построит отличные дороги, проложит дополнительные рельсы, но никогда в жизни оно не сможет перехитрить самую страшную организацию на всем белом свете или договориться с ней. Если бы эта организация вступила в открытую войну с «Аль-Каидой», Усама бен Ладен совершил бы самоубийство, только бы не попасть к ним в руки. Эта контора сведет с ума любого. Члены этой организации – сущие терминаторы. Дамы и господа, имею честь представить вам… Королевское общество по защите птиц.

Это общество настаивает на том, что на Медуэйских топях находится самое большое в стране гнездовье цапель. Вот и все. Для них даже одно гнездо какой-нибудь шилоклювки стало бы камнем преткновения – так нет же, они нашли целую тьму цапель. Поэтому будьте уверены – в графстве Кент аэропорта не будет.

Пару недель назад я писал о китайских защитниках окружающей среды, которые, протестуя против строительства дамбы на Янцзы, притаранили с собой дельфина и выпустили его в воду. Китайское правительство решило эту проблему. Животное просто пристрелили.

Но здесь такой фокус не пройдет. И в доказательство тому все эти опросы, которые показывают, какими мы стали демократичными. Теперь каждый имеет шанс попротестовать. Это значит, что дело не сдвинется с мертвой точки до конца наших дней. Неважно, какое место выбрало правительство для стройки: там всегда окажется какой-нибудь редкий жучок, червячок или бабочка.

Видеоконференции и электронная почта экономят время и позволяют деловым людям избегать муторного перелета через Атлантику. Лично я предвижу драматическое падение и исчезновение деловых поездок как класса.

Однако все больше людей начнут путешествовать ради удовольствия. Но и им вряд ли понравится взлетать с болотной топи или приземляться посередине делового центра в Регби. Вам надо вылетать из страны через Лондон – несмотря на притязания аэропортов Стэнстед (Бишоп-Стортфорд) и Гатвика (Брайтон) – у столицы только один аэропорт – Хитроу.

Правительство предлагает построить еще одну короткую взлетную полосу, но зачем она нужна? Постройте шесть длинных, и закроем тему. Они смогут выдержать новые огромные самолеты. Хитроу – самое подходящее для этого место. Кстати, те, кто живет по соседству, никогда не жалуются на шум, потому что он там был еще до того, как район заселили. Тамошние жители уже все равно оглохли, но шесть самолетов, садящихся одновременно, никак не громче в шесть раз, чем шесть самолетов, садящихся поодиночке.

Но самое хорошее, что Королевскому обществу по защите птиц тут и крыть нечем. В окрестностях Стэйнза нет ни одной птицы с тех пор, как все они попали в турбины пролетающего мимо «Боинга» и были перемолоты в муку.

Крикет – национальный вид спорта бездельников

Англия в недавнем времени полностью потеряла для себя игру под названием крикет. И это хорошо. Чем больше мы проигрываем, чем больше тает наш интерес к этой игре, тем меньше информации о ней попадает на страницы газет и отнимает эфирное время.

Крикет – и я не принимаю здесь никаких возражений – очень скучная игра. Любой вид спорта, состязания по которому длятся столь долго, что игрокам необходим «перерыв на отдых», не имеет со спортом ничего общего. Это просто времяпрепровождение. Сродни чтению.

Когда-то нам читали с экрана телевизора книги. Даже программа была специальная, называлась Jackanory. Теперь мы смотрим истории про Баффи – истребительницу вампиров, что неоспоримо лучше. Все движется вперед, но только не крикет.

Не уверен, что эта игра имеет перспективы. Даже если Нассер Хуссейн, капитан сборной по крикету, нарастил бы себе волосы и женился на актрисе Клэр Суини, перебравшейся из сериала «Бруксайд» в «Большой брат», это ничего бы не изменило.

Никто не знает, откуда есть пошел крикет. Большинство думает, что игру изобрели крестьяне. В это нетрудно поверить, потому что пастухам было совершенно нечем заняться.

Первое письменное упоминание о крикете датируется 1300 годом. В нем описывается, как принц Эдуард играл в него со своим другом Пирсом Гейвстоном. Опять-таки все логично. В то время принцам особенно спешить было некуда.

В мире крикет стал известен благодаря британским солдатам, которые загибались от скуки в богом забытых уголках мира, и им надо было чем-то себя развлечь, причем не просто на час, а сразу на бесконечные недели.

Сейчас чемпионы по крикету – австралийцы, что только подтверждает мою теорию. В этом они преуспели. Они ни на кого не обращают внимания. Мы сможем выиграть у них только в том случае, если выпустим против них наших бомжей и безработных. Им лишь бы была крыша над головой, хоть от палатки, – они чувствуют себя везде как дома. Такие могут целыми днями торчать на автобусной остановке.

Попробую рассказать про крикет иначе. Есть ли на свете что-нибудь более ужасное, чем вопрос вашего дитяти в воскресный день: «Папочка, давай поиграем в “Монополию”?»

Как и крикет, «Монополия» бесконечна. В правилах написано, как перепродавать собственность и когда ты должен купить очередное здание на Бонд-стрит, но в них не сказано (а должно бы), что победителем становится тот, кто доживет до конца игры. А как же риск? Ты делаешь вычисления на основании закона средних чисел, планируешь завоевать мир, но на твоем пути постоянно стоит теория вероятности, и вот ты сидишь на Камчатке, и тебе выпадают одни единички и двоечки. Впрочем, даже это лучше самой последней версии игры, в которой Буш-младший захватывает Ирак, а мы все умираем от эпидемии оспы.

К счастью, моим детям уже по восемь, шесть и четыре, и они вышли из возраста, в котором интересны настольные игры. Если им предложить на выбор заложить здание на Олд-Кент-роуд или пострелять в Джеймса Бонда на приставке, они однозначно выберут второе.

А пазлы? Их предназначение я как-то раз пытался объяснить одному греку. «Вы две недели собираете все эти кусочки в одну картину». – «А потом что?» – «А потом вы опять их разбираете и складываете обратно в коробку».

Я не часто сочувствую грекам, но это был как раз один из тех редких случаев. Такая же история с кроссвордами. Если бы ученые направили энергию, с которой люди целыми днями бьются над вопросами типа «знаменитый русский безумец, эмигрировавший во Францию», на дело, то давно бы нашли лекарство от рака.

Кроссворды, пазлы и крикет, по сути, нельзя считать играми. Это просто инструменты для убивания времени. А им не должно быть места в нашем мире.

Можно мечтать о медленной жизни, в которой мы будем по полдня обедать, а потом до рассвета жевать сыр, но реальность такова, что каждый раз, когда на перекрестке чуть задерживается красный свет светофора или двери лифта не торопятся открыться перед нашим носом, с нами случается сердечный приступ.

Мой бич – сообщения на телефонном автоответчике. Мне не нужно ничего, кроме имени и номера телефона. У меня нет времени сидеть и выслушивать, где вы будете в три часа дня, с кем вы будете встречаться в это время и почему вам надо перед этим поговорить со мной. И даже если я сам поднимаю трубку телефона, у меня нет желания поболтать. Я мужчина. Я не болтаю по пустякам. Говорите, что хотите, и проваливайте.

Английские кинорежиссеры так этого и не поняли. Они часами показывают картинки в приглушенных тонах, их герои произносят длинные монологи, но все это совершенно бессмысленно, потому что нам ближе мускулистый американец, который просто скажет: «Сдохни, ублюдок».

Ребрышки ягненка, приготовленные на медленном огне? Чур меня, я лучше закажу ужин из фастфуда.

Крикет пришел из того славного времени, когда люди вкладывали деньги скорее во время, а не в вещи. А теперь у нас столько всего, с чем можно поиграть, что мне странно смотреть, как кто-то играет в сложно устроенную игру, суть которой – просто поймать мяч.

Пожалуйста, просто прекратите смотреть крикет – и он исчезнет сам по себе.

Есть ли новости?

Я просто еще один несостоявшийся Дейтон

Я из года в год отказывался от приглашения принять участие в программе Have I Got News for You. Впрочем, вру. Я не говорил «нет» на каждое приглашение, поскольку приглашали меня всего один раз. Но если бы они снова позвонили, я бы опять сказал «нет».

Участие в этой программе не дает никаких привилегий. Я бы просто сидел там, как не пришей кобыле хвост, в то время как Хислоп, Пол Мертон и Ангус Дейтон упражнялись бы в своем обычном элегантном красноречии, расписанном по нотам.

Я имею примерное представление о том, как делаются подобные шоу. Целыми неделями лучшие сценаристы сидят в битком набитой комнате и выдают на-гора шутки, а потом в студии ведущие доводят эти перлы до совершенства.

Гости? Ну, они, как сопливые подростки, садятся в Spitfire и в гордом одиночестве идут на бой с вооруженным до зубов немецким воздушным эскадроном. Они могут выстрелить пару раз и даже попасть в цель, но итог все равно один – они мрут, изрешеченные вдрызг.

Когда пару недель назад меня позвали попробоваться в главной роли, я чуть не упал в обморок. Что?! Я – ведущий телевикторины? Я? Автомобильный критик?

Это прозвучало равнозначно тому, как если бы мне предложили открывать сессию в парламенте. У меня была бы целая команда верных людей, которая следила за тем, чтоб мой трон выглядел достаточно золотым и чтоб с моей головы не свалилась корона. Да. Именно так.

Я слегка расстроился, потому что этот вечер собирался провести в компании четырех сногсшибательных женщин, которые до этого в течение нескольких недель учились на стриптизерш и которым понадобился мужчина – сопровождающий для ознакомительной экскурсии по злачным танцевальным местам Лондона.

В обычной ситуации даже все четыре всадника Апокалипсиса не отвлекли бы меня. Но тут… Чтобы не светить перед всей страной свою заспанную рожу, я повесил трубку и в одиннадцать часов вечера уже сладко спал в своей кроватке, одетый в пижаму с кроликами.

Наутро курьер на мотоцикле доставил мне сценарий в лиловой папке. Очень, очень смешной сценарий. Ничего сложного. Мне просто надо было сидеть и ждать, пока Ян и Пол закончат обмениваться заготовленными фразами, потом я должен был прочитать свой текст с монитора, попробовать подобрать банковский чек с пола (с помощью автопогрузчика) и отправиться домой.

Как бы не так.

Я приехал в студию в полдесятого утра и обнаружил, что Джеффри Робинсон, бывший главный британский казначей, был задержан за нарушение правил дорожного движения. Что ж, это был отличный новостной материал, поэтому сценарий сократили вполовину, и все пошло кувырком.

Трое сценаристов под предводительством циничного Джеда хотели обратить особое внимание на белый порошок, который был найден в машине Робинсона (позже эти обвинения были полностью сняты), но адвокаты сказали, что лучше всего назвать это веществом. Веществом? Не, так не пойдет. Веществом можно назвать то, что обычно налипает на подошву ботинка. Поэтому через час или около того все сошлись на мнении, что это надо назвать таинственным порошком.

А где же все это время были Ян и Пол? Они тусовались дома, в домашних одеждах. До шести часов дня. И еще знаете что? Они даже не видели сценария и даже не знали, кто у них будет в гостях.

Все, кого они видели за полчаса до начала шоу, я имею в виду за полчаса до того, как началась запись, – это операторы, к которым они должны были подойти для проверки титров, и еще четверых гримеров. То есть степень их готовности была как у гостей.

И еще. Я-то думал, что после двенадцггги лет профессионального цинизма они проявят себя жестко, резко, в общем, по-боевому.

Но они вели себя, как родители накануне школьных спортивных соревнований. Не беспокойся, приговаривали они, просто постарайся. Здесь никто не собирается соревноваться с тобой.

Они были такие добрые, что им практически удалось остановить потоки пота у меня в подмышках.

Господи, до чего же они быстро соображают! Я задавал им вопросы, которые, был уверен, они слышат в первый раз в жизни, и они мгновенно отвечали на них с таким уверенным видом, что у меня перехватывало дыхание. Если бы видеть эти полтора часа записи, из которых до зрителей доходит меньше трети!

Возможно, это прозвучит несколько сентиментально, но Пол очень забавный и смешной человек. А у Яна в голову встроена энциклопедия.

Им отчаянно хотелось победить. Что странно, поскольку с моего места создавалось впечатление, что счет ведется в каком-то случайно-хаотичном порядке. Представления не имею, почему счет оказался 16:11 в пользу Пола. Мне казалось, что они оба получили по нулям.

А что же я? А я сидел и читал весь вечер вопросы с монитора, хотя должен был читать их с листа у себя под носом. Я забыл задать два вопроса, у меня из уха вылетел микрофон, мне что-то подсказывали из-за кулис, но я так и не понял, кто на какой вопрос должен был отвечать.

На экране все прошло без сучка без задоринки. Но семь миллионов человек смотрели на мое выступление и думали: «Да уж, это вам не Ангус Дейтон».

Согласен. Никто никогда не сравнится с Ангусом Дейтоном.

Что может быть лучше для ребенка, чем остаться дома одному?

На прошлой неделе я оставил своих детей (восьми, шести и четырех лет) одних дома. Мне надо было купить газеты, а на пять минут отлучиться из дома проще, чем потратить полдня на то, чтобы сначала найти их обувь, надеть ее, а потом засунуть всех в машину.

Конечно, я сильно переживал. Я попросил соседей одним ухом прислушиваться к тому, что происходит у меня дома, детям оставил номер своего мобильного телефона и объяснил, где лежит ружье и как его заряжать, если в нашу дверь постучится посторонний.

Но несмотря на все эти меры предосторожности, я все равно был уверен, что по прибытии найду на месте дома одни обгорелые головешки, либо – когда-нибудь – обнаружу своих отпрысков на рынке рабов в Туркменистане.

Так вот, как и любой нормальный человек, я ужаснулся, узнав, что на этой неделе две матери оставили детей одних дома, а сами поехали – но не за газетами, а в отпуск.

Первая приехала в аэропорт Манчестера, выяснила, что для полета ее сыну нужен паспорт (удивительно, правда?), посадила его в такси и отправила домой. Другая просто поехала покататься на лыжах. Какой ужас! Куда катится мир? Что-то надо с этим делать.

Однако давайте задумаемся на минуту. Этим детям было по одиннадцать и двенадцать лет. Для нас, сорокалетних, это, может быть, и немного, но мы должны смириться с тем, что современные одиннадцать равноценны нашим семнадцати.

Если бы меня оставили одного в одиннадцать лет хоть на час, я бы умер от голода или погиб, засунув пальцы в розетку. Но если бы меня оставили одного дома в 42 года, то я бы умер и при этих же обстоятельствах.

Нам нравится думать об одиннадцатилетних как о беззащитных и неприспособленных к жизни младенцах с нетвердой походкой, но давно ли прошли те времена, когда эти пацаны были карманниками и потом вкалывали на рудниках? С тех пор ничего не изменилось.

Большинство нынешних отроков способны подстричься наголо, угнать машину, сбежать от полиции, перестрелять целую армию инопланетных завоевателей, выпить бутылку водки и не сблевать, с легкостью справиться с пультом от спутникового цифрового телевидения. Поэтому у них не должно возникнуть проблем с микроволновой печью и консервной открывашкой.

Одиннадцатилетний человек способен намного лучше позаботиться о себе, чем большинство восьмидесятилетних. При этом мы оставляем наших стариков одних на долгие недели, никто не занимается ими и вовремя не водит в туалет.

Может ли восьмидесятилетний человек настроить телевизор или прочитать, что написано на упаковке с едой? Может ли восьмидесятилетний человек заплатить по счетам за отопление? Не всегда.

Конечно, и одиннадцатилетний вряд ли сможет заплатить за отопление, но, по крайней мере, он сумеет взломать сайт отопительной компании и обнулить свой счет.

Представьте себя на месте одиннадцатилетнего человека. Дома. Один. На все Рождественские каникулы. Для восьмидесятилетних – это катастрофа, по для одиинадцатилетнего – недосягаемая мечта.

Никаких старых родственниц с их слюнявыми поцелуями. Никаких обращений Ее Величества к народу.

Никакой брюссельской капусты. Никаких тебе вечеринок на следующий после Рождества день, не надо ждать до утра, чтобы поиграть в игровую приставку, которую подарили на Рождество, и не надо думать, что в этот момент кто-то хочет посмотреть телевизор, а тут ты со своей приставкой.

Не надо распаковывать подарки, ты все равно знаешь, что там лежит свитер. Не надо стоять в церкви в сочельник. Положи ноги на стол, включи мамину порнушку, открой для себя Джо Страммера и вруби в гараже музыку по полной.

Можешь есть что хочешь, там, где хочешь, руками, чавкая, с локтями на столе, и никаких тебе семейных посиделок и душераздирающих разборок, какие случаются, когда вся семья собирается раз в год за столом.

Нет, я бы не хотел наговаривать лишнего. Я бы желал провести Рождество под елкой и смотреть, как мои дети распаковывают подарки, а потом после обеда сидеть с ними и пялиться на Стива Маккуина с его мотоциклом. Но эти дни прошли, и их не вернуть.

Не надо забывать, что настоящее – это прошлое, о котором люди будут тосковать в будущем.

Я провожу со своими детьми максимум пятнадцать минут в день, и это не идет ни в какое сравнение с тем временем, которое они посвящают Саре Кокс и Cheeky Girls с Radio 1. Я хочу, чтобы моя восьмилетняя дочь росла хорошей девочкой. Но в Рождество я понимаю, что ей больше хочется быть трудным подростком.

Подозреваю, что та мать, которая поехала в Испанию на Рождество без своего предпубертатного, угрюмого и упрямого сыночка в болтающихся на заднице штанах, прекрасно отдохнет. Может быть, ее сыночек тоже.

Предоставлять такую свободу подросткам страшновато, в стиле Диккенса. Но если понимать, что десяти- и одиннадцатилетние люди дееспособны и социально активны, то это понимание в том числе поможет вытащить наше правительство из той дыры, в которой оно сейчас находится. Если государство не может позволить себе платить старикам пенсии, то родители, по крайней мере, получат поддержку и одобрение своих детей, если начнут отпускать эти неблагодарные, дерзкие, испорченные создания гулять по крышам.

Из Ивана Грозного получается грозный турист

Недавние исследования показали, что из всех туристов-отпускников самую большую неприязнь вызывают именно британцы, и, если честно, не могу понять почему.

Группа электриков из Рочдейла, решивших отдохнуть на Ибице, может наделать немало шума и даже заблевать городские клумбы. Но мы-то – вы и я – никого не беспокоим, снимая домики в Провансе. Мы кушаем местный сыр. Мы пьем местное вино. Каждое утро мы говорим местному почтальону bonsoir. Мы золото, а не туристы.

Но с кем бы я точно не поехал в путешествие, так это с немцами. Они ужасные соседи. В основном потому, что там, где они есть, свободных мест нет. Британцы познакомились с немцами в шестидесятые годы, с появлением «пакетных» туруслуг. С тех пор мы знаем, что по части тупорылой наглости немцев не превзойдет никто.

Вернее, не превосходил до недавнего времени. Я только что вернулся из Дубая, где посетил гигантский аквапарк Wild Wad с такими трубами, в которых может поместиться трактор и в которых вы можете прокатиться 101 необычным способом, о котором вы даже и не подозревали.

К каждому из таких сооружений стояло по огромной очереди, и это абсолютно нормально. Мы можем и подождать. Мы терпеливый народ. Мы британцы, а это значит, что мы лучше всех в мире стоим в очереди.

Как оказалось, нет. Мы можем десять минут ждать автобуса, и нам поэтому кажется, что мы знаем о стоянии в очередях все. Но поверьте, мы и рядом не стояли с русскими, по сравнению с русскими мы дети. Они семьдесят лет стояли в очереди за куском хлеба и знают об очередях все, что можно о них знать. Только я моргну или наклонюсь, чтобы сказать что-то ребенку, как передо мной возникает горообразная фигура.

Мне всякий раз хотелось кашлянуть погромче, тронуть его за плечо, но плечо было расписано какими-то татуировками, похожими на тату спецслужб. Ребенок, разрываемый пополам парой бульдозеров. Кинжал в коленной чашечке. Приблизительно такое.

Давайте разберемся, а должны ли мы возмущаться? Эти ребята приехали в Дубай. Они тратят по тысяче фунтов за сутки в отеле. У них такие цифровые камеры, что японцы сворачивают себе шеи, заглядываясь как на чудо. У них такие сотовые телефоны, что они могут дозвониться прямо в космос. Они мафия, а это значит, что они бывшие гэбисты или спецназовцы.

В прошлом году я слышал об одном таком русском отдыхающем на юге Франции. Как и многие, кто проводит время на Лазурном берегу, он захотел купить виллу, которую присмотрел на побережье, и обратился по этому вопросу к риелтору. «Извините, месье, – сказал риелтор, – эта вилла не продается».

Русский очень расстроился, а на следующее утро полиция обнаружила риелтора – он был закопан головой вниз в песок на пляже, наружу торчали только пятки. И в этом все русские. Мы носим майки с надписью No Fear. У них это написано в глазах.

Я не рискнул смеяться над их плавками. Я уже дома и поэтому могу сказать вам, что они просто нелепы. Как Speedo, только непонятного производства и обтягивали больше нужного.

Да, и они были одеты намного лучше, чем их жены. Во всем мире стринги носит или Питер Стрингфеллоу, или миниатюрные девушки-модельки. В России их носят все независимо от веса и возраста.

Мне часто говорили, что русские барышни потрясающе красивы. Но, по-моему, они такие только на сайтах в Интернете. Те, которых я видел в Дубае, клуши клушами.

Кроме одной, с которой не сравнится никто. Начнем с груди. Она была не просто большой. Большая – слишком мелкое слово, чтобы описать то, что я увидел. Видимо, когда ее приятель с татуировкой на плече, изображавшей двух акул, пожирающих человеческий глаз, выбирал в каталоге себе подружку, то, скорее всего, он искал ее под заголовком «грандиозные». И нашел. От таких шарахаются даже сами врачи, которые выращивают эдакое.

Под этим великолепием явно существовал собственный микроклимат. Но первым делом я заметил не грудь, а губы, настолько накачанные коллагеном, что на ум сразу приходили самки приматов. Орангутанг со свиным хвостиком.

Верх ее бикини легко мог вместить парочку моделей дирижаблей. Я так долго смотрел на нее, что в очереди передо мной успело встать пол-Украины.

Каким-то чудесным образом мне удалось достоять и прокатиться по трубам аквапарка, где здоровенные волны то и дело переворачивали меня вверх тормашками. Все это было достаточно забавно и весело, пока я не врезался в женщину, которая в своей жизни, видимо, съела так много пиццы, что сама превратилась в квашню. Или она чернобыльский мутант, способный завернуться в складки собственного жира.

Я заметил у русских еще одну характерную вещь. Они никогда не улыбаются и не пробуют вступить с вами в контакт. Немцы, те так и норовят подойти и извиниться за поведение своей страны во время войны. А у русских такой вид, будто эта война идет до сих пор.

За терроризм надо привлечь к ответу Рембо

Помните, по телевизору показывали сериал «Даллас»? Там был персонаж по имени Клифф Варне, эдакий смешной неудачник.

Он, как и его отец, владел нефтяным бизнесом. Родился и вырос в Техасе. Получил мировую известность… Ничего не напоминает, нет?

Только подумайте. После того, что случилось с небоскребами в Нью-Йорке, Клифф долго разглагольствовал о том, что никто не будет забыт, и обещал, что достанет из-под земли и самого Усаму бен Ладена, и всех тех, кто участвовал в теракте.

Поиски непосредственных исполнителей осложнялись тем, что они были погребены в руинах.

Но найти бен Ладена оказалось еще труднее.

Они искали по всему Афганистану, Пакистану, а теперь, похоже, кто-то потерял атлас мира, потому что вместо поисков они решили развязать войну с Ираком.

Значит ли это, что Осей соскочил с крючка и избежит наказания? Нет. Теперь за ним охотится самая бесстрашная и немногословная армия в мире.

ЦРУ со своими воздушными шпионами потерпело поражение. Американские вояки взорвали все пещеры от Ирана до Туркменистана и все равно потерпели неудачу. Теперь настало время человеческого смертельного оружия.

Сильвестр Сталлоне, с горящим пламенем на заднем фоне, с развевающимися по ветру волосами, на прошлой неделе сказал, что герой восьмидесятых Рембо возвращается.

Оказывается, он собирается отправиться в Афганистан, чтобы порвать талибов и разработать план по поимке бен Ладена.

Все это очень интересно, потому что в последний раз, когда мы видели Рембо, а было это в 1988 году, он вместе с моджахедами боролся против русских в фильме, посвященном, цитирую: «доблестному народу Афганистана».

Я потрудился на прошлых выходных просмотреть «Рембо-3». С точки зрения прошлого он оказался просто-таки исторически пророческой картиной. Там есть потрясающая сцена, в которой американский полковник, сидящий в плену у русских, произносит замечательные слова: «Каждый день ваша военная машина отступает перед горсткой плохо вооруженных и плохо экипированных борцов за свободу. Вы просто недооцениваете своего врага. Если бы вы перечитали историю, то поняли, что эти люди никогда и никому не сдавались. Им проще умереть».

Голливуд периодически выдает ужаснейшие ляпы. Разве можно забыть великолепный кинофильм U571, в котором отважные американские подводники разгадывают нацистский шифр и побеждают во Второй мировой войне? А «Перл-Харбор», где отважный американский летчик на крутом американском самолете спасает Британию и опять побеждает в войне?

Я знаю, вы хотите сказать, что это просто кино и что драматическое развитие событий намного важнее, чем исторические факты.

Оставим исторические факты политикам. Тони Блэр, например, сказал недавно, что американцы доблестно сражались на нашей стороне во время блицкрига.

Большинство людей не читает газет. Когда на экране появляется заставка новостей, они тут же переключают канал. Они не засиживаются за полночь с замечательными книгами Саймона Шамы по истории. Они узнают историю из фильмов, и вот именно поэтому люди, которые делают кино, должны нести ответственность за достоверность событий, показанных в картинах.

Сколько денег могла бы поднять американо-ирландская организация Noraid, если бы Голливуд не показывал, как сторонники ИРА, эти истинные борцы за свободу, лакают виски и мечтают разделаться с проклятыми британскими захватчиками?

Снова и снова мы видим, как Ричард Харрис в модном пальто дарит детишкам подарки, а в это же время британская солдатня на броневиках громит детские коляски. Поэтому, когда в твой бар приходят дети с кружками для сбора пожертвований, – эй, приятель, получи доллар!

Они поступали точно так же после просмотра «Рембо» и, наверное, теперь чувствуют себя полными идиотами.

Кто знает, не решат ли алжирские подростки, которые тоже смотрели это кино: «Ничего себе, эти афганцы такие бесстрашные. Надо бы побыстрее присоединиться к ним».

Недавно я наткнулся на старинную молитву, сочиненную народом – соперником афганцев: «Господи, избавь нас от яда кобры, от зубов тигра, от мести афганцев».

Сталлоне неплохо бы вспомнить об этом, прежде чем он запустит новый фильм. Иначе это будет такой же безответственный и глупый фильм, как и предыдущий, потому что он может спровоцировать какого-нибудь «борца за свободу», который развернет свой джихад где-нибудь в Чикаго в Сирс-тауэр.

Америка далеко не столь непобедима и несокрушима – но, увы, Клифф никак не поймет этого.

В том мире, откуда он пришел, ты можешь умереть, чтобы несколько лет спустя воскреснуть под душем.

Цены на недвижимость упали? Все дело в расстоянии до школы

Итак, за последние шесть дней стоимость вашего дома с шестью спальнями и садом в шесть акров упала с шести миллионов до шестисот тысяч фунтов стерлингов. Журнал Country Life пухнет от объявлений о продаже недвижимости, которая копилась на рынке долгими месяцами. Покупателям огромные скидки. Как удвоить стоимость вашего домика в Глостершире? Очень просто. Включите в стоимость ковры и занавески.

По мнению экспертов, падение цен связано с отсутствием гарантий постоянной занятости и снижением зарплат в Сити. Так ли это? Давайте сперва выясним, что же это за эксперты.

Когда новоиспеченный выпускник приезжает в Лондон, его возможности, мягко говоря, ограниченны. Гении пристраиваются в банк, те, кто звезд с неба не хватают, начинают играть на бирже. Середнячки делают карьеру в страховом бизнесе, полные идиоты идут продавцами в модные бутики.

Но есть еще Руперт. Ему нужна работа, на которой он должен носить костюм, иначе его не пригласят на нужные вечеринки в Фулем. Но Руперт не может без ошибки сосчитать, сколько будет дважды два. Руперт думает, что «Рики-Тики-Тави» – это документалистика. Поэтому Руперт – агент по недвижимости. И это дает ему право считать себя экспертом в ценах на жилье.

Руперт посчитал, что на рынке загородной недвижимости все летит в тартарары, потому что на прошлой неделе на очередной вечеринке он повстречал своего закадычного друга, который жаловался, что его уволили из «Рогов и копыт». «Бедняга, ведь он хотел прикупить домик в Хэмпшире. Теперь он вряд ли себе это позволит».

Дорогой Руперт, ты не прав. Снижение доходов влияет на рынок, но немного, да и то только в Суррее. Сколько банковских клерков из Сити живет в Элнвике или еще где-нибудь у черта на рогах? До Шотландии далеко – и западные графства тоже не близко. Так объясните мне, как снижение доходов в лондонском Сити вызывает падение цены на амбар в Милфорд-Хейвене?

Я живу в месте, которое журнал Tatler однажды назвал «эрогенной зоной риелторов». Это менее часа езды от Ноттинг-Хилла и несколько миль до Глостера. Я живу в Котсуолде, и клерков из Сити здесь меньше, чем белых носорогов в местном зоопарке.

Так, значит, если дело не в ребятах в полосатых рубашках и трусах в обтяжку, то кто же поставил рынок недвижимости на колени?

Я знаю пять семей, которые живут в радиусе трех миль от меня. У каждой в собственности увитый глицинией дом XVIII века, с бассейном, вид из окна, которому позавидовал бы сам сэр Элгар, и земельные владения от горизонта до горизонта. И все они собираются переезжать оттуда.

Это никак не связано с охотой на лис. Никто из них не любитель такого времяпрепровождения, на это им наплевать. Ящур тоже ни при чем. У них есть собственная земля только для того, чтобы помешать кому-нибудь другому построить на ней что-нибудь.

Причина их переезда совсем не в том, что они живут далеко от почты или банка. У всех есть Range Rover и специально обученные люди «для поручений». Так почему же они так внезапно срываются с мест, а пригороды пестрят табличками «на продажу»?

Все дело в школе. Их дети ездят в школу в Оксфорд, до которого восемнадцать миль. Днем поездка отнимает полчаса, что не идеально, но вполне приемлемо.

Но утром вы тратите на нее полтора часа, что, согласитесь, уже много. Детям приходится вставать в полседьмого, чтобы быть в машине в семь пятнадцать. В дороге ребенок завтракает из пластмассового контейнера. Возвращаются не раньше шести. Он еле-еле успевают сделать свое домашнее задание, подготовиться к музыкалке, поужинать, принять душ и в койку. Разве это жизнь для шестилетнего ребенка?

И как бы ни были счастливы родители в своих каменных хоромах в Котсуолде, ради сохранения психического здоровья ребенка они вынуждены переезжать в Оксфорд.

Оксфордский муниципальный совет, который очень нервно относится ко всему, что касается дорог, без сомнения, возьмет пример с Лондона и потребует ввести плату за въезд на перегруженную территорию, что поднимет плату за обучение на дополнительные сто фунтов.

Он, естественно, заявит, что дети должны ездить в школу на автобусах, но, боже мой, им всего лишь шесть лет, что бы там ни говорил лондонский бургомистр Кен Ливингстон.

Местные нацисты начнут возмущаться, что детям далеко ездить в школу. С одной стороны, это правильно, но дайте людям делать свой собственный выбор. Они не хотят чтобы за них этот выбор делала какая-то случайная тетка на велосипеде, скрепленном бородой ее муженька.

Что же делать? Решение здесь простое. Дано пять семей, у каждой по два ребенка, которые каждый день ездят в школу. Почему бы не скинуться и не купить микроавтобус? Стоить это будет смешных денег, автобус сможет ездить по специальной полосе, что сильно сэкономит время на дорогу, все счастливы, но еще есть Руперт.

Руперту сильно не по себе, что его друзья из Сити один за другим теряют работу, хотя рынок загородной недвижимости восстановился сам собой буквально за ночь: «Господи. Эта бизнес-аналитика намного сложнее, чем я думал».

Вот именно. Дыши глубже. Это единственное, что ты умеешь делать хорошо.

Лотерея оплатит все, кроме удовольствия

Уже слышны некоторые сомнения насчет того, может ли Британия позволить принять у себя Олимпиаду-2012. Нам говорят, что эти деньги лучше ухнуть в бездонные дыры по имени «образование» и «здравоохранение».

Не смешите меня. По уровню благосостояния Великобритания на четвертом месте в мире. Почему это греки могут позволить себе организовать две недели прыжков и бега, а мы нет?

Разумеется, те пять миллиардов, которые планируется потратить на этот спортивный праздник, можно потратить на массу детских инкубаторов, и еще останется на строительство жилья для беженцев и силиконовые импланты в ягодицы каждой английской старушки. Но это все равно что потратить внезапно свалившиеся на семью деньги на страховку или положить их тупо в копилку. Если уж на вас упал золотой дождь, плюньте на все и смотайтесь на недельку в Барбадос.

Необходимо создать разделение труда. Пусть правительство занимается всякой нудной и необходимой рутиной, а нам нужна отдельная организация, которая бы отвечала только за то, чтобы сделать нашу жизнь на этом перенаселенном и холодном острове ярче, веселее и счастливее. Этой организации не надо будет покупать никому новую задницу, поэтому никто не будет ворчать, когда этого не произойдет.

Такой организацией, по идее, могла бы стать национальная лотерея, но, к сожалению, эта лотерея еще более строго пресвитерианская, чем сигарная комната Гордона Брауна.

Национальная лотерея занимается финансированием по шести направлениям. Первое направление – это «искусство», от которого в действительности сводит зубы. Дикое количество денег уходит на съемки черно-белых короткометражек про азиатских женщин, которые круглый год бьют баклуши.

Затем это благотворительность, спорт, проекты по празднованию наступления 2000 года (этот пункт они провалили по полной программе), здоровье, образование и защита окружающей среды. В таком случае зачем использовать наши кровные деньги на развлечения на эти чертовы инкубаторы для новорожденных – пусть этим занимается правительство.

Мое самое любимое – последнее направление. Каждые пять пенсов из каждого зарабатываемого лотереей фунта (а это около трехсот миллионов фунтов ежегодно) идет на «сохранение культурного наследия». Если вы не в курсе, могу привести вам пару примеров из деятельности организаций, которые получают за это деньги.

Управление королевских парков хочет 428 тысяч на восстановление и поддержание Буши-парка во дворце Хэмптон-Корт. Нет уж, простите, просите о средствах королеву.

Музей рекламы и упаковки хочет 948 тысяч на строительство пары новых зданий. Что? Все сверхбогачи занимаются рекламой и упаковкой. Вам нужны эти тысячи? Обратитесь к Раусингам.

А вот славные ребята. Нортумберлендская лавочка «Забота о пожилых» просит 38 900 фунтов на реализацию проекта «Обеды на колесах для парковых птиц». Нет, нет и нет, ни за что – это уже ни в какие ворота не лезет.

Таких организаций тысячи, и хотя не существует списка тех, кто получил желаемое, вы можете просмотреть список желающих. Когда я ввел в поисковой строке слова «мульти» и «культурный», компьютер чуть не взорвался от кучи полученной информации. Такой же эффект произвело слово «церковь».

Почему деньги, полученные от лотереи, идут на восстановление церквей? Церковь богаче королевской семьи. Церковь, как мне сказали, богаче самого Джонатана Росса. Если им понадобилась пара шиллингов, чтобы заштукатурить пару-тройку нефов, пускай обращаются к своей пастве. А если у них мало прихожан, пускай сворачиваются. Или выступают только в Германии, как британская рок-группа Barclay James Harvest.

Почему деньги от лотереи идут на «культурное наследие»? Поддержание страны в порядке – прямая забота государства. А лотерейные деньги должны быть потрачены на создание чего-нибудь такого, что приносило бы удовольствие.

Правительство покупает инкубаторы для новорожденных, потому что они «полезные». Лотерейные деньги тратятся на статуи, потому что они «восхитительные».

Возьмите хотя бы Парламентскую площадь в Лондоне. Это остров, окруженный тремя полосами движения с ордами ревущих дизелей. Добраться на площадь практически невозможно, да и какой в этом смысл, если только вы не желаете посмотреть на птичий помет на статуе Уинстона Черчилля.

Следовательно, площадь – отличное место для строительства большого нового фонтана на лотерейные деньги.

Большинство англичан представляют фонтан исключительно в виде писающего мальчика.

В прошлом году Общество фонтанов присудило премию за лучший проект водному каскаду в Пис-гарденс в Шеффилде. Это очень красивый фонтан, который особенно прекрасен ночью, хотя и отдает ландшафтным садоводством в телевизионном стиле.

Вспомните Вену – в каждом ее уголке плещется кристально чистая вода. Или Париж, где из гигантских пушек напротив Эйфелевой башни в воздух выстреливают триллионы галлонов живительной влаги.

В Дубае есть семизвездочный отель-парус «Бурж аль-Араб». Прислуги в нем больше, чем во дворце короля Эдуарда, номера размером с графство Уэльс, еды столько, что Гаргантюа умер бы от обжорства, а из окон ресторана, который расположен на последнем этаже, можно разглядеть лицо пилота американского самолета, который направляется бомбить Багдад. Здесь есть все. Однако все, кому посчастливилось побывать в нем, вспоминают только о фонтане в вестибюле.

Вот какие они, фонтаны. Все любят фонтаны, и Парламентская площадь – идеальное место для того, чтобы возвести на нем самый шикарный фонтан в мире.

Думаю, что у лотерейного фонда вполне хватит денег на строительство этого чуда – к разочарованию Музея рекламы и упаковки – да еще и останется на обсерваторию, на решетчатый мост изо льда и света над автомагистралью M1, на Ангела Юга и, ладно уж, на огромный олимпийский стадион к 2012 году.

Шаттл – баловство, но забронируйте мне билетик

Новость века. Джордж Буш наконец-то сказал что-то относительно вразумительное. На гражданской панихиде по семи астронавтам, погибшим в прошлую субботу, он произнес: «Изучение и открытие неизведанного – это не осознанный выбор, а жажда сердца».

Хорошие слова. Но это Америка, в которой ЛЮДЯМ МОЖНО умирать только от преклонного возраста, да и то после длительного публичного расследования обстоятельств смерти. Поэтому вместо того, чтобы продолжать «изучение и открытие неизведанного», программу по запуску шаттлов просто остановили.

Говорят, безопасность экипажа гарантируется на тысячу процентов, так почему же в шаттле нет кресла-катапульты? Может, это прозвучит глупо, но в шестидесятых годах ученые думали совсем по-другому. Они запустили Джо Киттинджера в гелиевой капсуле на высоту 102 800 футов. Это примерно двадцать миль вверх, и по всем понятиям это уже космос.

Так вот, он достиг нужной высоты, открыл люк и… прыгнул. Через мгновение он достиг скорости 714 миль в час и стал первым человеком, преодолевшим звуковой барьер без самолета. Плотный воздух поддерживал его равномерное падение, на высоте 17 000 фунтов он открыл основной парашют, приземлился в пустыне Нью-Мексико, закурил сигарету и пошел домой пить чай. Пару лет назад я познакомился с ним. Он сейчас летает на биплане в Калифорнии и пишет всякие надписи в небе – так вот, он был абсолютно уверен, что если бы шаттлы были оборудованы катапультами, то команде Challenger удалось бы спастись.

Что же произошло с Columbia? Чиновники NASA обещают, что в своем расследовании они камня на камне не оставят. Мне трудно понять, что именно они имеют в виду. Буш тоже обещал, что не оставит и камня на камне, а бен Ладена достанет из-под земли. Можно догадаться, что NASA перевернет пару камушков в Восточном Техасе, а потом возьмет и объявит войну Франции.

Сейчас они пытаются по кусочку восстановить шаттл и понять, что же в нем неладно, но это не более чем тупой пиар. Мы-то понимаем, что ничего неправильного в строении аппарата, который за двадцать лет двадцать восемь раз побывал в космосе, нет. Это был несчастный случай, и даже если они найдут его подлинную причину, это ничего не изменит. Они могут найти лекарство от рака, но люди все равно продолжат умирать от инфаркта.

По закону средних чисел получается, что в будущем катастрофы шаттлов будут происходить раз в десять лет.

По закону вероятности, если вы завтра запустите шаттл в космос, то все пойдет отлично. Но завтра никто не собирается запускать шаттлы.

Кто-то считает, что пилотируемые космические полеты никому не нужны.

Кто-то указывает на орбитальную станцию и говорит, что это некий отвлекающий маневр со стороны ученых. A Guardian и здесь не упустила момент и спросила, сколько инкубаторов для новорожденных можно купить на пятнадцать миллиардов долларов (9,1 миллиарда фунтов), которые ежегодно выделяются на исследования NASA.

Меня это бесит так, что скулы сводит. Columbia назвали в честь Колумба. Люди, что, если бы он отказался пересечь Атлантику, признавшись, что ему страшно?

Чак Игер в 1963 году пилотировал истребитель Starfighter NF 104. Он знал, что, если нос задирается больше чем на 30 градусов, воздух перестает проходить через хвостовой обтекатель и машина сваливается в штопор. Он знал, что катапульта выстреливала вниз. И еще он знал, что второе название его самолета – «поставщик вдов». Но он все же попытался вылететь на самолете в открытый космос. Это не делает его героем, зато показывает как человека.

Да, я прекрасно понимаю, что предназначение шаттла на данный момент заключается только в обслуживании орбитальной станции. Да, я прекрасно понимаю, что проверка, может ли цвести герань в невесомости, – это еще одна ступень в познании человеком Вселенной. Но мы забываем главное. Неважно, что творится на самой станции. Гораздо важнее, что мы смогли построить такую штуковину.

Та же история с самим шаттлом. Я был на заводе в Луизиане, где восстанавливают огромные бензобаки, которые после каждого полета вылавливают в океане. Я был на тестовом ракетном полигоне в Стеннисе. Там я как будто услышал будущее.

Мне разрешили посидеть в кабине и понажимать кнопки. Да, это очень уродливая и очень дорогая штуковина. Но не забывайте, что она развивает мощность в 37 миллионов лошадиных сил и разгоняется до 120 миль в момент, когда ее хвост поравняется с вершиной стартовой мачты.

Не забывайте, что температура на носу корабля в момент прохождения атмосферы Земли на обратном пути выше, чем на поверхности Солнца.

Шаттл – одно из самых загадочных и потрясающих технологических изобретений современности. И это единственный стоящий подарок Америки всему миру.

Поднимусь ли я на борт этого корабля, если завтра он полетит опять? Я сделаю это без тени сомнения.

Повторю мудрые слова Джорджа Буша, запавшие мне в память: «Каждый из астронавтов знал, что великие поступки неотделимы от огромного риска, и каждый пошел на этот риск охотно, даже с радостью, во имя будущих открытий».

Когда чипсы кончаются, я за фатерлянд

Прослушав возбужденную антивоенную речь министра иностранных цел Германии, которую он произнес на прошлой неделе, хочу заявить, что отныне Ich bin ein Berliner.

Да, я знаю, что это переводится как «Я пирожное», но эти слова отлично описывают мою позицию. А моя позиция такова.

Когда в последний раз вы слышали что-либо такое же сердечное и теплое от наших политиков? Йошка Фишер, наплевав на пиар-машину, которая обслуживает его партию, положился на внутренний голос и бросил в лицо Дональду Рамсфелду: «Не верю».

Я всегда резко высказывался по отношению к немцам, но с этого момента и до тех пор, пока не передумаю, обещаю прекратить злопыхательство. Поэтому располагайтесь поудобнее, зарядите в свой Grundig группу Kraftwerk, затянитесь сигаретой West, отхлебните пиво Beck's, и давайте вместе вспомним о последних достижениях фатерлянда.

Мы гордимся интеллектуальностью фильма «На игле» («Трейн-споттинг», 1996), но давайте не забывать, что в 1981 году журнал Stern опубликовал рассказ, но которому был снят более мощный фильм о торчках «Я Кристина» (Christiane F, 1981). Раз разговор зашел о фильмах, хотел бы отметить, что «Подводная лодка» (Das Boot, 1997) намного глубже раскрыл тему подводных лодок, чем тот же самый «Операция “Катастрофа”» (Morning Departure, 1950), в котором у Ричарда Аттенборо странно подергивалась верхняя губа. На мой вкус, «Подводная лодка» – лучший фильм всех времен и народов.

А комедии? Бытует мнение, что у немцев отсутствует чувство юмора, по посмотрите на это с другой стороны. Да, они смеются над такими откровенно несмешными вещами, как шоу Бенни Хилла, – ну и ладно, ну и пусть.

Так, музыка. Оставим Гайдна, Генделя, Брамса, Бетховена и Баха. А в поп-музыке есть что-либо лучшее, чем «99 красных шариков» звезды восьмидесятых Нены? Жевательной резинке с политическим подтекстом – Bucks Fizz – до таких высот не допрыгнуть никогда.

Немцы подарили миру контактные линзы, глобус, печатный станок, рентгеновские лучи, телескоп и одежду Levi-Strauss. И какими бы были скучными уроки химии, если бы не горелка Бунзена!

Что там еще? Френк Уиттл изобрел реактивный двигатель, и сомнений это не вызывает. На самолетах в Luftwaffe реактивные двигатели стояли задолго до того, как появились у нас.

В шестидесятых годах американцы и русские занимались исключительно тем, что пытались переплюнуть друг друга по всем статьям, но при этом использовали мозги немецких ученых и немецкие ракеты.

Range Rover? Теперь его делают немцы, так же как и Bentley, и Rolls-Royce, и Bugatti, и Lamborghini, и все модели Chrysler. Rover 75 тоже немец, вся испанская автоиндустрия скуплена немцами, не удивлюсь, если уже в следующем году они доберутся до Ferrari, Alfa Romeo, Lancia и Fiat.

На Ближнем Востоке немецкие солдаты, может быть, ничем особенным и не отличаются, но самолеты, на которых мы летаем, преимущественно немецкого производства, и не забывайте про винтовки SA-80. Их спроектировали и собрали в Англии, но грош им цена без Heckler & Koch, немецкой фирмы.

Я не очень хорошо разбираюсь в футболе, но шестьдесят шестой год и мюнхенский счет 5:1 кажутся мне недоразумениями. Обычно их игроки кладут наших на лопатки. Та же история с теннисом, мотогонками, планерным спортом, вторжением в Польшу и горными лыжами.

Единственный способ обойти немцев в спорте – это придумать такую тупую игру, в которую они со своими умнющими мозгами просто не смогут играть. Например, крикет или эту ледовую ерунду, керлинг, что ли, когда женщины делают вакуум перед скользящим чайником. Кстати, чтобы не забыть, я бы и внимания не обратил на Кейт Уинслет, если бы поблизости стояла Настасья Кински.

Что касается еды, то тут немцы подкачали. Наши Марко Пьер Уайт, Реймонд Бланк и Angus Steak House круче.

Евроскептики часто спрашивают, кого бы мы хотели видеть в качестве руководителя нашей страны – Тони Блэра или немецких банкиров? Поскольку с некоторых пор я бы предпочел Его Высочеству Тони хоть черта в ступе, пусть будут лучше банкиры.

Когда в Германии метропоезд вписался в стену (с минимальным количеством пострадавших), то его быстренько отбуксировали на запасный путь, заменили вагон, и уже к утру все было в порядке. Когда выпадает еле заметный снежок, немцы высылают на дороги целую армию снегоуборочной техники. При всем желании ты не застрянешь на автобане, даже если снегопад длится сутки.

Немцы обожают состоять в каких-нибудь клубах. В Кельне, например, есть Клуб благодарности почтовой службе Ирландии.

Если бы меня попросили выбрать между Рамсфелдом и Шредером, я бы не колебался ни минуты.

Америка любит бить себя в грудь и говорить о том, сколько раз за последнее столетие она спасала Европу от угрозы тирании. Да-да, но не забывайте, что в обоих случаях они поспевали к шапочному разбору. А вот немцы были пунктуальны. Мне нравится это качество в людях. И в нации тоже. Вот почему на этой неделе я могу называть себя пирожным.

Спасайте черепах: размещайте рекламу у них на панцире

Эта неделя была ужасной для диких животных. Макаки пополнили состоящий из трехсот видов список животных, самки которых сексу с самцами предпочитают однополую любовь.

В этот же список может попасть и кожистая черепаха. Но так как большую часть времени она проводит глубоко под водой, ученые затрудняются подсчитать, кто чаще практикует лесбиянство – черепахи или мексиканские ловцы тунца.

Стыдно, господа ученые! Кожистые черепахи существуют уже сто миллионов лет! Некоторые особо благородные их разновидности могут проследить историю своего рода до тех времен, когда моря патрулировали плезиозавры. Это сразу ставит на место людей из семей типа Фицалана-Говарда, генеалогическое древо которых не идет дальше 1066 года.

Как спасти исчезающий вид? Я всегда считал, что самый лучший способ подстегнуть рождаемость – это пустить животных в пищу. Если Observer напишет, что для пущего блеска волос домохозяйкам из Хокстона и Хакни в восточном Лондоне нужно ежедневно съедать тарелку мяса панды, то кто-нибудь сразу сообразит, как заставить этих ленивых тварей плодиться и размножаться.

Но эта теория вряд ли сработает с кожистыми черепахами. Я ел змей, собак, маленьких французских птичек, крокодилов, но другое дело Томми-Черепашка. И даже если мясо черепах объявят очередной панацеей от рака, я не съем ни кусочка, и это мое последнее слово.

Но не волнуйтесь. Я придумал другой способ их спасти. Предлагаю наклеивать им на панцири рекламу.

Почему бы и нет? Это только в старые времена вводились ограничения на использование рекламы на телевидении, в книгах, на исторических зданиях в центре города. Теперь же она повсюду.

Каждый раз, когда я захожу в Сеть, меня спрашивают, не хочу ли я нарастить себе член (конечно, хочу, но только так, чтоб не приходилось из-за этих предложений переставлять систему, зараженную вирусами). Так почему бы не размещать рекламу на черепашьем панцире?

Они тихохонько ползут себе по пляжу, а на них смотрит чертова туча людей. Что, если кто-то из зрителей захочет купить себе, допустим, новый бинокль?

Подумайте об этом как следует. Когда вы заправляете машину, реклама на заправочном пистолете настойчиво уговаривает вас купить шоколадный батончик. В аэропорте вам навязывают услуги банка HSBC. Создается впечатление, что вы должны принять решение, куда вложить деньги, только потому что менеджер этого банка умеет правильно подавать сигналы флажками у побережья Греции.

Вы выходите из самолета, и кричащие наклейки на багажных тележках проинформируют вас об удобнейшем и наикратчайшем пути до центра города. И даже на обороте парковочной квитанции имеет место какое-нибудь объявление.

Это во времена Джорджа Диксона телефонные будки были просто телефонными будками. Уже нет. Теперь все стенки телефонных будок залеплены объявлениями албанских красавиц, попросивших у нас убежища, и постерами, восхваляющими преимущества мобильной связи.

Давно вы ездили на лондонском такси? На задней поверхности переднего сиденья красуется постер «Здесь могла бы быть ваша реклама». А на прошлой неделе мне пришло письмо, в котором предлагалось: стать спонсором голодающего ребенка. Неужели где-нибудь в далекой, нищей Африке будет бродить голодный сирота, у которого на лбу написано «смотрите Джереми Кларксона»?

Рекламщики застолбили каждый сантиметр поверхности, на которую кто-нибудь может посмотреть. Я тут на днях был в баре, в котором реклама висела прямо над писсуарами; такая же история с лифтами, кинотеатрами, вагонами метро и, наверно, автобусами.

Хотите просто прогуляться по красивым местам, чтобы отдохнуть от суеты общества потребления? Не выйдет! Скорее всего, вы и там натолкнетесь на лавку с мемориальной табличкой, рекламирующей какого-нибудь умершего человека, любившего там посидеть.

Каждая круговая развязка на дороге, каждая мусорка имеет «спонсора». Рекламодатели загораживают своими баннерами вид, не задумывась о безопасности водителей и пассажиров. Утомившись от передачи об искусстве Мелвина Брага на Radio 4, вы в своей машине переключаетесь на «Классику-FM», но вскоре спускаетесь с небес на землю, потому что вам пытаются навязать очередную садовую мебель.

Куча народу ищет место под свою рекламу, еще большая куча пытается эти места продать, и в один прекрасный день рекламировать станет просто нечего.

На прошлой неделе я был в Шеффилде и ужаснулся, увидев на месте огромного сталелитейного завода такой же огромный торговый центр, который существует только потому, что все те, кто раньше делал ложки и вилки, теперь рекламируют этот центр.

Вскоре рекламный бизнес вытеснит всех. Это будет плохо для экономики, но хорошо для черепах. Им все равно, что будет написано на панцире – Corus, Saatchi или Oven Glove. Они будут жить, пока у них на панцирях будет написано хоть что-нибудь.

Позвольте мне продать вам Стаффордшир

На прошлой неделе журнал Country Life опубликовал опрос о самых красивых и самых отстойных местах Англии. Худшим местом в стране был назван Стаффордшир.

Сначала я думал, что эти результаты, как и все остальные опросы журнала, не имеют ничего общего с реальным миром, что они подсчитали все именные бассейны в каждом графстве, разделили их количество на грядки с зеленым салатом, прибавили число охотничьих угодий, и в итоге победил Девоншир.

Но все оказалось не так. Они досконально изучили цены на недвижимость, погодные условия, эффективность работы местных властей, качество обслуживания в пабах, общественный порядок, искусство и культуру и массу всего остального. Получился список, который возглавляют Девоншир, Глостершир и Корнуолл (Корнуолл? Они что, не смотрели «Соломенных псов»?), а замыкает его славный Стаффордшир.

Надо признать, что Стаффордшир похож на занесенные песком египетские города. Все знают, что он есть. Все видели его на карте. О нем написано в книгах. Но никто не знает, где он находится.

Он расположен в таких жутких местах, что Индиана Джонс будет думать дважды, прежде чем отправится туда. А ведь Индиана мог убежать от огромного шара, в него стреляли отравленными стрелами, когда он отправился на поиски затерянного ковчега, но если бы ему нужно было добраться до старинного Стаффорда, ему пришлось бы заодно побывать в Уэльсе, Бирмингеме и Чешире. А они наводят ужас.

Я точно знаю, где находится Стаффордшир, потому что провел в нем лучшие годы жизни. В школу я пошел в полумиле от него, невинность потерял в Йокселле, первый штраф получил на шоссе А38, что проходит рядом с Бартоном-под-Нидвудом. В Эбботс-Бромли, где расположена школа для девочек, я впервые ощутил зов гормонов, узнал, каково быть вышвырнутым из паба, научился без соплей расставаться с девочками, лихачить за рулем – короче, там я научился жить.

В тамошнем пабе Coach and Horses я узнал, что можно целоваться с девушкой и одновременно играть в пул. Такому нельзя научиться в Тайвертоне, уверяю вас.

Помню, как в 1976 году возвращался с вечеринок дивными туманными утрами. Берег Блитфилдского водохранилища, машина матери какой-нибудь из подружек, а из колонок льется песня с альбома Night Moves Боба Сегера. Вот что такое Стаффордшир, и в нем было чудесно.

Кто сказал, что Стаффордшир хуже Хертфордшира? Хуже Эссекса? Хуже Ист-Эссекса и даже Саррея?! Не смешите меня. Если Кент – это сад Англии, то Саррей – его патио.

А Стаффордшир – это легкие Англии. Череда полей под Аттоксетером, увитые глицинией деревушки выглядят так по-британски, а леса в Кэннок-Чейз ранним осенним утром, когда на папоротник опускается туман, выглядят как Йосемайтский национальный парк в Калифорнии, только без медведей и обрывов, с которых все время надаешь.

Хоть это совсем не Калифорния, в Стаффордшире полным-полно диких животных. Олени. Много оленей. Если повезет, то в лесу вы можете встретить лорда Личфилда[9]. А знаете, где живет герцог Девонширский? В Дербишире, вот где.

Уверяю вас, это единственное, что там есть из Девона. Я вот думаю, а есть ли что-нибудь в моем доме, что было произведено в Девоне. Вы можете прострочить из пулемета все графство, но не убьете ни одного музыканта, актера или рок-группу. Как, впрочем, вы не заденете и ни одного фазана.

Стаффордшир – родина унитаза, The Climax Blues Band, доктора Джонсона, всей вашей фарфоровой и глиняной посуды и Робби Уильямса. Там живет мой старинный друг, прирожденный оратор Дик Хазард. Что примечательно, его дядя – армейский майор.

Я пытался все это объяснить человеку, который редактирует мою колонку. Мы долго спорили, приукрашивать ли действительность или нет. Договорились, что я не буду писать, как планировал, о шведской яхте, которая выиграла Кубок Америки, а напишу пару слов в защиту Стаффордшира.

К сожалению, я не могу. Потому что вся проблема в городах, расположенных в этом графстве. Стаффорд. Личфилд. Стоук.

Это страшные города. Да, в графстве расположен заповедный парк Кэннок-Чейз, но его назвали в честь города Кэннок, который можно было бы назвать самым ужасным городом в мире, если б не было на свете города Бартон-на-Тренте. Рагли – это электростанция. Тамуэрт просто ни в какие ворота не лезет. Ныокасл-под-Лаймом стыдно называть городом, а название Аттоксетера трудно выговорить. Единственное, что можно купить на центральных улицах этих городов, – дом или гамбургер, а ночью там вам предложат лишь пластиковый поднос с глутаматом натрия и шанс прийти домой с бутылочным горлышком, торчащим у вас из глаза.

И все-таки я настаиваю, что это не самое худшее графство в стране. Лучше я буду жить в Стаффордшире, чем в Саррее, но ведь глупо убеждать вас, что вы проведете там незабываемый отрезок своей жизни только потому, что четверть века назад это получилось у меня. Так же глупо выглядят скоттиши, которые, сидя на берегу Темзы, утверждают, что Ливерпуль – лучшее место на земле. Силла, дорогая, почему бы тебе в таком случае не свалить обратно в Уолтон?

Взгляд украдкой за шторы в королевских покоях

На прошлой неделе королева Великобритании соизволила оторваться от дел, чтобы помочь в создании телепрограммы об ордене Виктории, над которой я сейчас работаю.

В четверг я пулей полетел в Букингемский дворец, чтобы ознакомиться с медалями, которые она нашла у себя в серванте. К сожалению, мне так и не удалось лично увидеть своего нового консультанта-исследователя, зато я пробежался по залам, которые приподняли завесу тайны королевской жизни.

Прежде всего, я не мог понять, почему самая богатая и могущественная королевская семья в мире живет во дворце за тюлевыми занавесками, которые есть только в домах у пролетариев. В Версале таких нет. Оказалось, они утяжелены внизу специально для того, чтобы защитить от осколков стекла, если в окно бросят бомбу.

Нам с вами беспокоиться об этом не стоит, как и о том, что значит жить в доме с пятью сотнями слуг, большинство которых ждет не дождется дня, когда смогут сдать все ваше семейство с потрохами желтой прессе.

А гости? На прошлой неделе у королевы была запланирована двадцатиминутная встреча с новым президентом Албании. Могу себе представить.

Она, наверное, пришла его встречать к поезду Eurostar, на котором приезжают все нелегалы-албанцы. Ей, наверное, стоило больших усилий сохранить лицо, когда он вышел не из купе, а вылез из-под багажного отделения.

А еще у нее проходят еженедельные встречи с Его Высочеством Тони. Видимо, поначалу все было ничего, но теперь ей, наверное, очень нелегко каждый раз целовать ему туфли и называть сэром.

Каждый божий день во дворец направляет свои стопы по тем или иным официальным причинам огромное количество народу. И каждый из пришедших независимо от толщины кошелька испытывает навязчивое желание что-нибудь стибрить.

Я не исключение. Я побывал в сотнях домов, и мне никогда не приходило в голову стянуть оттуда чайную ложку или чернильницу.

Но за чашкой чая, которую мне подали в музыкальную комнату дворца, меня посетил чудовищный по силе приступ клептомании. Я положил было глаз на клавесин, но сошла бы и чашка, соусник или молочник на худой конец.

Мне сказали, что персонал внимательно следит за всеми гостями, но что бы вы сказали, увидев, как президент «Ротари Интернешнл» тянет в карман королевский чайник? Какие бы слова вы нашли, чтобы остановить его, не выходя за рамки приличий? Как дать ему понять, что вы знаете, что чайник попал в его штаны не случайно?

Когда актриса Дениза Ван Оутен призналась, что прикарманила пепельницу из королевского дворца, будучи там на экскурсии, королева не выдвинула против нее никаких обвинений. Точно так же относятся к старым кошелкам, которые во время пикников в саду дергают цветы. Даже принц Филипп никогда не крикнет: «Эй, Этель! Оставь ты эту орхидею в покое!»

Все тащат из дворца гравий. Целые пригоршни гравия. Хотя моя личная проблема с гравием, покрывающим двор перед Букингемским дворцом, состоит в диком желании сделать на нем полицейский разворот.

Но самое ужасное во дворце – это его интерьер и декор. Наверное, королева – единственный человек на планете, который во время просмотра шопинг-тура Майкла Джексона в Лас-Вегасе сидит перед телевизором и думает: «О, а у меня уже есть точно такой же вазончик».

Весь декор дворца есть некая симфония мрачных портретов мрачных предков и всполохов вычурности и позолоты. В основном коридоре розово-золотые диванчики ужасно диссонируют с ярко-красными коврами. Это кошмарный сон любого модного дизайнера, но в отличие от обычных людей королева не может, посмотрев очередную передачу типа Homefront, подумать: «О, действительно. Это я передвину вот сюда, положу пол из натурального дерева, повешу занавески в марокканском стиле и задекорирую потолок, превратив комнату в подобие шатра». Ей просто некуда деваться.

Ей некуда деваться от своей работы, от бесконечного махания ручкой с балкона и просьб передать чайник за обеденным столом. Теоретически она обладает достаточной властью, чтобы развязать с кем-нибудь войну, но Его Высочество Тони может сделать это с еще большим успехом. Впрочем, королева даже в наши дни все еще может распустить своим указом парламент.

Все это наводит меня на определенные мысли. Представьте себе, что у вас есть власть для того, чтобы выкинуть всех этих бездельников из Вестминстера, но вы этого не делаете. Даже ради прикола, во время вечеринки. Несмотря на всю свою силу воли, королева никогда не поступит таким образом, будьте уверены.

Вы можете сказать в ответ, что вся ее несчастная судьба компенсируется состоянием. Что ж, может быть, и так. Но на что ей его тратить? На скоростную лодку? На Lamborghini? Ну, знаете, она же не Виктория Бекхэм.

Кто-то скажет, что ей пора потесниться и передать все полномочия президенту. Однако кто согласится занять место человека, который стоит каждому англичанину страны 82 пенса в год, и поселиться среди безвкусных шкафов, целыми днями встречаться с потными и заикающимися второсортными политиками третьего мира, свита которых только и думает, как бы чего стырить из вашего дворца?

На эту роль посягнет только сумасшедший, какими и бывают обычно президенты.

Не нужен нам берег турецкий, у нас есть прекрасный Эссекс

Какая нынче выдалась неделя! Вовсю цветут деревья, солнце жарит спину, вся страна сбросила обувь, развалилась дома и лопается от смеха, глядя на фотографии уехавших в отпуск в Италию, дрожащих под зонтиками от холода.

Во всем этом есть одно «но». Когда начинает жарить солнце, то синоптики начинают сообщать нам не о погоде, а о том, сколько времени мы можем находиться на улице, если не хотим заболеть раком кожи.

На этой неделе «министерство печали» в очередной раз отличилось идеей. Оно заявило, что теплая погода может стать причиной смога на юго-востоке, который вызовет затрудненное дыхание.

Покажите мне человека, который прислушался ко всей этой ерунде, задернул шторы и сказал: «Ну уж нет, гулять я не пойду». Если вы, кем бы вы там ни были, провели все выходные в самом темном углу маминого дома, качая из Интернета фотографии голых девиц, это не значит, что мы должны делать то же самое. Поэтому возвращайтесь к своему Интернету и оставьте нас в покое.

Такого не происходит во Франции или в Италии. И даже «в стране здоровья и на родине покоя» вам никто не скажет по радио, чтобы вы не выходили на улицу в дождь. Вместо этого вы услышите: «В районе залива прекрасное утро. Ожидается температура под тридцать. А теперь прослушайте блюз-рок-группу J Ceils Band».

Мы расшифровываем это сообщение так: «На юго-востоке прекрасное утро. В ближайшее время тысячи людей умрут от удушья. Не выходите на улицу, дышите глубже. А теперь прослушайте композицию Моррисси».

Несмотря на все мое брюзжание и ворчание, солнечная погода заставила меня задуматься. Правильно ли мы делаем, когда смеемся над почти двумя миллионами человек, уехавшими из страны на пасхальные каникулы? Можете ли вы по-настоящему отдохнуть здесь, у себя дома?

Те, кто провел Чистый четверг в дикой пробке, ответят отрицательно. Но по мне, два часа, проведенные в машине под музыку, лучше двух часов, убитых в очереди на регистрацию в аэропорте. По крайней мере, в пробке никто не обыскивает твою обувь.

Не забывайте, что путеводитель Lonely Planet назвал Британию самым красивым островом на планете Земля.

Посмотрите на доступный нам выбор. Читатели газеты Sun могут поехать в Блэкпул или Скарборо. Читатели Independent – в Уэльс, поклонники журнала Taxi- в Маргит. А читатели Observer могут сесть в свои автомобили и направиться в деревянные коттеджи для рыбалки в Данджинесс, где целую неделю могут строить из себя Дерека Джармена и высказывать свое «фи» по поводу атомных электростанций.

А читатели Daily Mail? Они могут спрятаться в своих подвалах, чтобы избежать падения цен на недвижимость, встречи с маньяком-убийцей или еще с чем-нибудь, что, по мнению их любимого чтива, должно убить их на этой неделе.

А что же вы, мои читатели Sunday Times? Естественно, вы можете выбирать между Норфолком и Гибралтаром. Но если вы хотите попробовать что-нибудь другое – действительно другое, – я хотел бы предложить вашему вниманию отель Imperial в Гайте.

Как и в любом другом провинциальном отеле на южном побережье Британии, отопление в нем шпарит по максимуму, ковры отличаются интенсивным узором, а шеф-повар слишком много для своей должности фантазирует. Когда я там останавливался, меню было просто напичкано блюдами, сделанными на основе других блюд.

Но не все так просто, как кажется на первый взгляд. Не думайте, что это очередной английский отель, который был сделан в шестидесятых, в эпоху развития дешевого автобусного туризма. Нет. Это место, где я провел самую волшебную ночь за всю историю моих путешествий по стране.

Например, в столовой присутствует алтарь, а в дальней стене, за занавесями, скрыта печь. Поэтому если кто-то из престарелых постояльцев, коих большинство на южном побережье, вдруг умрет за тарелкой супа, его можно кремировать не отходя от кассы. «Вы въезжаете. Мы вас вывозим» – это может быть девизом отеля Imperial.

Отдельно я бы хотел сказать об официантке. Это была такая маленькая симпатяга, которая постоянно хохотала, и каждый раз, когда с ней кто-нибудь заговаривал, я начинал дрожать как осиновый лист.

После обеда она повела меня куда-то в район подсобки. И я уж было подумал, что сейчас случится что-нибудь в духе Бориса Беккера, но, к сожалению, этого не произошло. Ей всего лишь было необходимо сообщить мне: она такая счастливая и радостная, потому что у нее внутри живет наш Спаситель Джизус Крайст. Повезло же старине Иисусу.

Бар был заполнен полумертвыми старперами, которые утверждали, что они агенты британской разведки, но, видимо, под номерами 00, и немецкими злодеями из «Крепкого орешка», которые приземлились на лужайку перед отелем прямо на вертолете.

Потом я пошел в холл, и угадайте, кого я там встретил? Я бы нисколько не удивился, если бы там проходила римская оргия или встреча куклуксклановцев. Однако предо мной предстали полсотни солдат китайской армии. Где еще вы увидите такое?

Поеду ли я туда на летние каникулы? Нет. Наш остров – самый прекрасный остров на свете. Для жизни.

А самый прекрасный остров для отдыха – Корсика.

Галерей полно, но где искусство, чтобы их заполнить?

Открытие новой галереи Чарльза Саатчи в Лондоне заставило задуматься об одной проблеме. В Англии развелось столько галерей, что предметов искусства на всех не хватит.

В первый раз мы столкнулись с подобным явлением, когда был построен музей Гугенхайма, похожий на огромную золотую шляпу на голове ничем не примечательного индустриального города на севере Испании. Это потрясающее здание, и это очень хорошо, потому что внутри его нет вообще ничего примечательного.

Когда я посетил этот музей пару лет назад, в экспозиции были представлены треугольник, маленький лабиринт и ряса. В ходе расспросов я выяснил, что самой популярной выставкой, которая когда-либо проходила в стенах музея, была выставка мотоциклов.

Но болезненный вирус уже пошел гулять по планете. Во всех мрачных сатанинских фабриках и заводах на территории Британии, которые пришли в негодность после падения империи, пооткрывались художественные галереи. Поначалу эта идея даже вызывала уважение. Но подумайте сами, сколько того искусства есть в Гейтсхеде или Уолсолле?

В сельских пабах вас будут призывать поддержать «местных художников». Мы будем гладить их по голове, называть мазню шедевром и спрашивать, как они догадались писать картины с закрытыми глазами. А потом сделаем ноги.

Все дело в том, что самые ценные работы английских художников лежат в хранилищах японских банков. Остальные висят в галерее Тейт и в Национальном музее. Поэтому прежде чем превратить убитый завод в Глоссопе в наполненный светом дворец искусств, вам предстоит решить, где бы найти все это искусство, которое вы собираетесь вешать на стены.

Кураторы выставок могут обратить свое внимание на американского художника Маурицио Каттелана. Недавно он изваял статую папы римского в полный рост, изображающую папу в тот момент, когда его поражает метеорит, проломивший потолок галереи. Еще у него есть точная копия вашингтонского мемориала солдатам, погибшим во Вьетнаме, – только вместо имен павших солдат на мемориале написаны матчи, проигранные сборной Англии по футболу.

Но и с ним тоже могут возникнуть проблемы. На днях его восьмифутового кролика, подвешенного за уши, покупают за 200 000 фунтов стерлингов. Если бы покупателем оказался мэр Уолсолла, то нам бы пришлось понаблюдать за интересной реакцией избирателей. Поскольку в наше время все измеряется инкубаторами для новорожденных и зарплатами для учителей, если бы мэр потратил двести штук на кролика, то газеты прополоскали бы его имя по полной программе.

Даже Саатчи приходится вести борьбу за выживание. По понятным причинам он так и не смог найти рисунки колокольчиков и сельские виды местных художников, поэтому его галерея забита всякой ерундой, которую неискушенный человек воспринимает просто как объедки, постельное белье, мусор и порнографию.

На открытии галереи у входа расположились две сотни обнаженных людей, и все это было так необычно, что актриса Хелен Баксендейл сказала, что она теперь не знает, как разговаривать с Трейси Эмин в случае, если «она написает на меня или сделает что-нибудь в этом роде».

В самом помещении гости могли полюбоваться разрезанной акулой, наполненной отработанным машинным маслом комнатой и насладиться видом отрубленных коровьих голов с кишащими внутри мухами и червями.

Подобное высокое искусство дает надежду владельцам провинциальных галерей – как минимум половину экспозиции можно найти у местных мясников и рыбаков. Но вряд ли это устроит нас с вами.

Весь ужас состоит в том (спасибо за это Сагттчи и тем более Лоуренсу Ллевелин-Боуэну), что теперь каждый повесит что-нибудь у себя на стене и будет думать, это прокатит. Не прокатит.

У меня в гостиной на стене висит милая картина. На ней пасутся коровки у реки туманным утром. Я могу понять, что изображено на этой картине, потому что ее написал человек, владеющий кистью настолько, что и коровок, и реку, и туман можно легко узнать.

К сожалению, эта картина напоминает мне о том, что я не успеваю двигаться в ногу со временем. Поэтому мне надо снять коровок и пригвоздить к стене одну из моих собак. Или оформить в багет воскресный ужин и повесить его на видное место.

И черт его знает, что делать. Я мог бы приобрести портрет Майры Хиндли, нарисованный овечьими какашками. Но мне придется выложить за него 150 000 фунтов.

Моя квартира в Лондоне выдержана в духе минимализма – она чистая и просторная. Голые деревянные полы, чистые стены, выкрашенные в новый розовый оттенок а-ля Барби, только посветлее. Если бы его фотографию поместили в журнале по дизайну, то люди платили бы по пять фунтов, только чтобы посмотреть, как это выглядит в реальности.

Каждый раз, переступая порог, я думаю, что надо бы как-то обставиться. А люди, которые живут подо мной, наверное, думают, что мне неплохо было бы еще и ковры положить.

Есть еще одна проблема. Обстановка очень подходит под нынешнюю «дизайнерскую» моду, но скоро мода изменится – тогда вам придется выбрасывать деревянные полы и начинать все сначала.

Одно дело, когда мода касается штанов за полтинник. Но когда дело касается всего дома в целом, согласитесь, это уже совсем другая история. И вот почему мои коровки в тумане до сих пор висят на своем законном месте. Настоящее искусство, как и настоящие джинсы, никогда не выйдет из моды. Вы никогда не услышите: «А, это Мона Лиза! Она уже не катит».

Забудьте про птичий грипп – нас ждут вещи посерьезнее

Вирус атипичной пневмонии – самый жалкий и нелепый из всех прочих вирусов. Его трудно обнаружить, и сам по себе он не такой уж и смертоносный.

Вопреки всем ужасным историям, полностью излечиваются девять десятых всех заразившихся. Поэтому никто в Британии не отменяет занятий в школе и не запрещает самолетам летать вокруг земного шара.

Только представьте, что на месте этого вируса оказался бы вирус лихорадки Эбола. С тех пор как в 1976 году был впервые обнаружен этот филовирус, его существование породило множество шуток. Исследования показали, что он расщепляет жир, поэтому все хирургически продвинутые дамы считали вирус Эбола приятной альтернативой липосакции. Я тоже этим грешу. Каждый раз, когда я прихожу к врачу, я говорю ему, что подцепил лихорадку Эбола. Так, ради смеха.

На самом деле вирус этот абсолютно несмешной. Он поражает иммунную систему, но не так, как ВИЧ, который просто поджидает, что вы умрете от чего-нибудь другого. Эбола продвигается по вашему организму хладнокровно, как акула, и беспощадно, как Терминатор.

Сначала у вас начинает свертываться кровь и закупоривает ваши легкие, почки, печень, мозг и т.д. Потом дело доходит до коллагена – клея, скрепляющего все наше тело, – и у вас начинает отваливаться кожа. У вас вываливается язык, глазные яблоки наполняются кровью, внутренние органы начинают разжижаться, а потом вытекают через нос. Все, кроме желудка. Он выйдет из вас вместе со рвотой.

Не будет преувеличением сказать, что лихорадка Эбола съедает человека заживо. А потом, чтобы вы умерли не напрасно, она добивает вас мощнейшим эпилептическим припадком, в ходе которого из вас выплескивается четыре литра крови, заражающей лихорадкой всех в радиусе семи метров.

Известна всего пара случаев излечения от лихорадки. В отличие от атипичной пневмонии самый смертоносный штамм вируса Эбола – «Заир» – убивает 90 процентов инфицированных.

Наверное, прочитав эти строки, вы задали себе вопрос: и что, собственно? В данный момент в мире нет эпидемии лихорадки Эбола. Однако не забывайте, что за двадцать лет, в течение которых велась многомиллионная охота на этот вирус, так никто и не понял, где же он прячется. Одни говорят, что его переносчиками являются летучие мыши, другие – пауки, третьи – пришельцы из космоса. Все, что мы знаем, – это то, что время от времени без всяких на то причин из джунглей выходит человек с налитыми кровью глазами, в руках у него сумка, а в сумке – его желудок.

Исследования показали, что это примитивный и древний вирус. Возможно, что он существовал еще в то время, когда Рио-де-Жанейро относился к Камеруну. Предполагают, что жертвой этого вируса стали тысячи людей. Но именно потому, что смерть после заражения наступает очень быстро, вирус до сих пор не мог передвигаться на большие расстояния. Но теперь жители Заира могут воспользоваться услугами любой авиакомпании, и зараженный человек может прилететь в Лондон или Нью-Йорк еще до того, как узнает о своем жутком диагнозе.

Такая же история была со СПИДом. Кто знает, сколько эта зараза носилась по джунглям, играя с обезьянами в кошки-мышки? Но после строительства Киншасского шоссе, которое пролегло через всю Африку с востока на запад, СПИД нашел себе дорогу в большой мир и за 20 лет погубил 22 миллиона человек.

Может быть, когда число погибших от СПИДа превысит число погибших в Первую и Вторую мировые войны, историки поймут, что строительство этой дороги было главным событием в истории двадцатого века.

ВИЧ сам по себе достаточно жалкий вирус. На воздухе он погибает в течение двадцати секунд, передается от человека к человеку только при жестком сексе, и в отличие от лихорадки Эбола, которая убивает человека за десять дней, ВИЧ для этого требуется десять лет.

Вирус птичьего гриппа показал, каким страшным оружием могут стать реактивные авиалайнеры. В одном из отелей Гонконга заболевает доктор, и через несколько недель происходят вспышки болезни по всему миру. В новостях удалось засветиться даже Канаде.

Как и ВИЧ, вирус атипичной пневмонии подцепить довольно сложно. С лихорадкой Эбола все намного проще. В девяностых годах американские ученые поставили клетку с зараженной Эбола обезьяной в один угол комнаты, а клетку со здоровой – в другой. Через две недели обе обезьяны были мертвы.

Насмотревшись голливудского кино, мы думаем, что человечество погибнет из-за падения гигантского метеорита или в результате религиозно-атомной войны. Но если когда-нибудь Эбола купит билет на самолет, 90 процентов населения Земли, считают эксперты, погибнет через полгода. В Америке, где очень любят давать всему прозвища, назвали такой сценарий «полной зачисткой».

Именно поэтому я слегка нервничаю по поводу реакции мировой общественности на атипичную пневмонию. Нам бы хотелось думать, что на каждое заболевание у правительства найдется свой план решения проблемы. Но за последние недели у меня создалось впечатление, что большинство людей просто сидят у себя в кабинетах, охают и ахают, приговаривая: «Не, мы не можем так поступить – подумайте об акционерах».

Нам необходима некая схема, которая бы позволяла ученым и медикам в случае чего моментально запрещать международные авиаперелеты и устанавливать всемирный «комендантский час». Но кто будет отвечать за такие решения? Всемирная организация здравоохранения даже не может откусить часть канадского бюджета, не говоря уже о более сложных вещах.

Американцы? Боюсь, что нет. Любое заболевание, которое разъедает желудок, в первую очередь перенесется в Америку. Однако если уж американцы до сих пор не могут найти Усаму и Саддама, то боюсь, что не больше успеха их ждет в поисках чего-то совсем крошечного, такой вещи, которая в миллионном количестве может спрятаться в точке в конце этого предложения.

Это значит, что нам остается надеяться только на Организацию Объединенных Наций.

Мандела не заслуживает места на пьедестале

Такой исход, казалось, был предопределен заранее. Муниципальный совет обратился к экспертам-искусствоведам с вопросом, можно ли возвести на Трафальгарской площади, перед посольством Южной Африки, памятник Нельсону Манделе.

Худсовет сказал «нет». Теперь депутаты-лейбористы и мэр Лондона Кен Ливингстон написали в Guardian открытое письмо, в котором выразили возмущение по поводу отказа.

А я вовсе не расстроен. Если уж поднята тема Нельсонов на Трафальгаре, то почему бы там не поставить бронзового Рики Нельсона, он же Элвис, или старого неплательщика налогов, американского рокера Билли Нельсона. А если серьезно, то лично я хотел бы увековечить там самого нельсона из нельсонов – бразильского гонщика Нельсона Пике.

Моя точка зрения – никакой не шовинизм. В Лондоне есть около 30 000 памятников. Среди них Ганди на Тавистокской площади и Авраам Линкольн на Парламентской площади. Если мне не изменяет память, где-то даже торчит памятник Оскару Уайльду.

Я совсем не против того, чтобы возвести какой-нибудь могущественный символ расовой гармонии где-нибудь посередине того, что когда-то называлось центром империи.

Но если смысл только в этом, то идею лучше бы проиллюстрировал памятник Полу Маккартни и Стиви Уандеру. Это вполне мог быть музыкальный памятник, который бы наигрывал прохожим хит 1982 года Ebony and Ivory.

Честно говоря, у меня с Манделой небольшие проблемы. Я в курсе, что он стал символом триумфа демократии над злом и героем для всех угнетенных народов мира, и я уверен, что Кен Ливингстон иже с ним имеют полное право считать, что миллионы людей хотели бы увидеть в центре Лондона бронзовое изваяние этого «великого гражданина».

Но знаете, он не Ганди. Вы можете сочувствовать его позиции – как я, но если отбросить политкорректное, которая наделила его золотым ореолом божественности, вы поймете, что как человек Нельсон Мандела еще тот пройдоха.

В начале шестидесятых именно с его подачи Африканский национальный конгресс (АНК) перешел к вооруженной борьбе. В те времена Мандела был известен под кличкой Черная Гвоздика. Его вторая жена обожала украшения – впоследствии ее посадили по обвинениям в воровстве и мошенничестве.

После того как Мандела вышел из тюрьмы и дорос до своего президентства, он успел сделать несколько достаточно шокирующих для политика вещей. Например, он защищал одного из тех, кто совершил взрыв авиалайнера над Локерби, а также выражал поддержку Каддафи и Кастро.

Кубу он часто приводил в пример как страну, где людям гарантирована свобода и защита их человеческих прав. Простите меня, какая свобода и права?! Не хочет ли он сходить на кубинскую дискотеку и спросить двенадцатилетнюю проститутку, каким образом ее родители голосуют на выборах?

В 1954-м он грудью встал на защиту трех террористов из Пуэрто-Рико, которые ранили пятерых американских конгрессменов, и заявил, что он поддержит любого, кто будет бороться за право на самоопределение. Как насчет ИРА, Чечни, «Сендеро луминосо»? Если я возглавлю движение за независимость Чиппинг-Нортона, начну взрывать мэрию в Оксфорде и застрелю пару полицейских, я могу рассчитывать на поддержку Манделы?

А как быть с теми, кто захватил самолеты 11 сентября? Они были уверены, что делают это ради независимости Палестины. Значит ли это, что Мандела считает их действия оправданными? Самое странное, что нет.

У меня в голове не укладывается, каким образом он умудрился получить Нобелевскую премию мира и почему Чарли Диммок и любитель фиалок Алан Титчмарш подарили ему новый сад. Не понимаю, с какой стати его памятник должен стоять на Трафальгарской площади. Если мы так хотим поставить памятник кому-нибудь, кто помогает угнетенным, то почему забываем о Христе? Уверен на сто процентов, что он никогда не взрывал поездов.

Почему бы нам не поставить памятник Френку Уиттлу? Этот человек изобрел реактивный двигатель, уменьшивший наш огромный мир до размеров деревни. Кто знает, скольких конфликтов мы избежали, став тем самым ближе друг к другу?

Кто знает, как изменился бы ход Второй мировой войны, если бы Министерство авиации умело слушать. Годами они игнорировали изобретение Уиттла и даже отказались оплатить пять фунтов, чтобы продлить его патент в тридцатых годах.

Лишь перед самым концом войны министерство реабилитировало себя, увидев, как его самолеты ловко сбивают немецкие ракеты V-2. Его посвятили в рыцари, дали ему командора ордена Британской империи, потом рыцаря ордена Британской империи и 100 000 фунтов в придачу. И звание командора авиации. Но он-то прекрасно знал, что реактивные самолеты могли бы появиться у Британии еще до начала войны, а это значит, что могли быть спасены миллионы человеческих жизней. Бросив ненавистную родину, он уехал в Америку, где через семь лет умер.

Жители Ковентри помнят своего самого талантливого сына – в городе ему поставлен памятник. Говорят, бюст Уиттла стоит в Клубе военно-воздушных сил Великобритании, но этого недостаточно. Он должен стоять на Трафальгарской площади. И памятник этот будет стоить не так дорого, ведь ростом Френк был всего пять футов.

В поисках потерянного времени, еще одного подбородка и жизни в целом

Когда я был маленьким, время тянулось нудно и было душным, как соло на саксофоне. Каждый день солнышко проплывало по безоблачному небу, а летний ветерок нежно гнал редкие тучки. А зимой падал хрустящий снежок и еще долго не таял на холодной земле.

В школьном возрасте я проводил длинные теплые вечера за прослушиванием длинных и теплых композиций Dark Side Of the Moon.

В одной из песен пелось о том, что время бежит очень быстро и что если я не встану со стула, не сниму наушники и не сделаю что-то со своей жизнью, то десять лет незаметно пробегут мимо, я все еще буду «слоняться по своему родному городишке и ждать, пока кто-нибудь не подскажет, что делать».

Какая чушь, думал я. В то время мы ничего не читали про вред наркотиков, но нам и читать не надо было. Pink Floyd был живым примером того, что происходит с сознанием при периодическом их употреблении. Ну как же десять лет могут пробежать мимо, если это, как знал любой подросток, целая вечность?

И вот мне 23, время все еще «медлило и ломалось, как шлюха» и вертелось на месте, как будто я был семечком, попавшим в гигантский водоворот. У меня было столько же времени, сколько и в детстве, и то потому, что я не тратил его на ерунду, а спал.

Но когда ты достигаешь отметки в 33 года, все меняется. Время прикрепляет за спину портативный реактивный двигатель с соплами и отчаливает на трех скоростях звука. Солнце начинает перемещаться по небу так быстро, словно Бог нажал на кнопку быстрой перемотки. Не успел глазом моргнуть, как прошел месяц.

Недавно я виделся со своими приятелями в старой доброй пиццерии. В начале девяностых мы частенько бывали в ней, и сейчас нам кажется, что это было как будто вчера.

Странно, не правда ли? Вы слышали когда-нибудь, чтобы двадцатилетний человек сказал: «Господи, кажется, что мне только вчера было десять»? Но боже мой, время с того момента, когда ты понимаешь, что все твои мечты разбились в пух и прах и ты никогда не станешь летчиком-испытателем, до того момента, когда твое тело начинает рассыпаться прямо на глазах, действительно пролетает с быстротой и энергией песен Кайли Миноуг.

Когда мне и моим друзьям было по двадцать, мы ходили в паб. Когда нам было по тридцать, мы все еще ходили в паб. Все было как всегда. Ничего никогда не менялось и не происходило. Но потом все полетело к чертям собачьим.

Один переехал во Францию, другой умер, третий развелся, четвертый занялся гольфом, пятый (я) нарастил себе еще шесть подбородков, у шестого вырезали легкое и кусок желудка, седьмой ведет непрекращающуюся войну за ребенка со своей бывшей женой, у которой поехала крыша, а восьмой и девятый переехали из роскошных пентхаусов в хорошо охраняемое жилье с решетками на окнах – ни за что буквально.

Десять лет назад мы расходились по домам, когда кончались деньги или вино в подвале паба. В этот раз мы ушли в одиннадцать, потому что устали.

На следующее утро я проснулся, обнаружил у себя еще три новых подбородка и жуткое похмелье. Я понял, что промчалось еще тридцать лет.

Как быстро бежит время! Я вышел из студии Top Gear, написал вот эту колонку, сказал «привет» своим детям и опять вернулся в студию. Как будто Господь Бог отобрал руководство временем у Оскара Петерсона и передал его сумасшедшему ударнику Коузи Пауэллу.

Моему удивлению нет предела. Субботними вечерами мы играли во всякие игры в ожидании открытия паба. У меня было время, чтобы читать книги и не просто слушать Pink Floyd, а проникнуться особым смыслом их музыки. Я быстро водил машину только из удовольствия. Сегодня же мне приходиться гнать изо всех сил, только чтобы успеть хоть куда-нибудь.

Я с сожалением читаю про людей, которые думают, что если им удалось оторваться от метро и мигающего курсора на экране компьютера, то они станут плыть по времени, словно пух одуванчика. Это не работает, потому что важно не то, где ты, а когда ты.

В старые добрые времена ты женился в подростковом возрасте, в двадцать с чем-то у тебя уже были дети, в тридцать с чем-то сколачивал капиталец, в сорок и пятьдесят ты его тратил и уходил на пенсию в шестьдесят.

Теперь же в подростковом возрасте ты гоняешь балду, в двадцать лет бьешь баклуши, и к сорока годам ты уже отброс рынка труда с семью подбородками, растраченной головой и выросшими от пива сиськами. Это означает, что всю свою жизнь ты втиснул в промежуток от тридцати до сорока.

Вот почему она пролетает со скоростью 2000 миль в час.

Что ж, мне 43 года, и я требую обратно саксофон. Я хочу лежать на спине, жевать травинки и думать о том, какими будут мои последние слова.

Последними словами моего отца были: «Я горжусь тобой, сынок». Последними словами Адама Фейта были: «Пятый канал – жуткое дерьмо».

Небольшое извинение. На прошлой неделе я писал, что во Вторую мировую войну наши самолеты сбивали ракеты V-2. Ко мне пришло много писем, в которых указывалось, что ракеты все-таки были V-1. Я должен был бы проверить, но у меня не было на это времени. Простите меня.

В поисках настоящего сада на цветочном шоу в Челси

Каждую неделю я сажусь в какую-нибудь чудовищно мощную машину и ношусь в ней средь гари и дыма. Это непрерывная и очень опасная борьба с законами физики. Когда-нибудь она закончится плачевно.

Мою программу смотрит три миллиона семьсот тысяч зрителей – это вторая по популярности передача на канале Би-би-си.

А кто же первый? Как бы скучно это ни звучало, на первом месте по популярности находится программа Gardener's World, в которой человек по имени Монти Дон передвигает куски земли с места на место и получает неподдельное удовольствие от кучи компоста. Более того, говорит он преимущественно на латыни.

Такая же история происходит со всякого рода шоу. Лондонское мотошоу с красотками в бикини после нескольких лет существования благополучно накрылось. А цветочная выставка-ярмарка в Челси цветет и пахнет. В этом году ее щупальца добрались и до меня.

Так получилось, что мне срочно понадобился фонтан и скульптура – я хотел их поставить в части сада, которую выложил плиткой.

Я очень люблю мощеное покрытие. Камень не требует, чтобы его косили, и в отличие от травы не вызывает у меня приступов сенной лихорадки.

К сожалению, в этом году самым лучшим фонтаном в Челси стало небо, поэтому все посетители оказались загнаны под навесы с цветами. Цветы меня утомляют. На протяжении полусотни недель в году они пинают балду, а в течение оставшихся двух продолжают бездельничать, потому что вы посадили их не там: им слишком жарко, слишком темно или слишком высоко. А еще вы их недостаточно поливали и ветер был слишком сильный.

К счастью для меня, люди на этой ярмарке меня совсем не утомили. Попадались достаточно занятные персонажи. На автомобильном шоу вам бы пришлось стоять за пивом в пластиковом стакане в одной очереди с какими-нибудь Роном и Дереком. В Челси же на каждом углу подают шампанское, и вам то и дело выпадает шанс столкнуться с дражайшей Чери Блэр.

Меня поразило, что все происходящее носило достаточно строгий и изысканный характер. Оно спонсируется банкирами, потому что если кто-то способен купить куст зелени за три штуки, то они сделают все для того, чтобы превратить такую покупку в сладкую конфету.

Так как это строго изысканное шоу, то все присутствующие на нем одеты в костюмы, так что банкиров вычислить достаточно затруднительно. Ах, Роуэн Эткинсон. Ах, принц Эндрю. Вашу мать, а это же тот парень из Merrill Lynch!

Я же погрузился в поиски садовых скульптур, которые делают заключенные. Я не понимаю этого. Нам всю жизнь твердят, что заключенных выпускают из камер только для того, чтобы они занимались мужской любовью в общем душе. Тем не менее ежегодно в Челси выставляется очередная модель вавилонской башни в натуральную величину, сделанная руками преступников.

Каким образом они все это делают, если им не разрешается выходить за пределы камеры? Откуда они берут почву? Действительно, будь я надзирателем, то обязательно заглянул бы под умывальник у автора модели – даю руку на отсечение, он там выкопал целый тоннель.

Когда дождь кончился, я вышел на улицу, чтобы все-таки взглянуть на садовые скульптуры. Одни Венеры! Подозреваю, что скульптор садится с куском камня и думает: «Не изваять ли мне телку безрукую?» Почему никто не ваяет статуи Сталина? Или Кейта Муна, барабанщика из The Who?

Если это фигура животного, то это всегда почему-то выдра. Ребята, вы же художники. Включите воображение. Если это выдра, пусть это будет выдра Мий со смешной шляпкой из книги «Кольцо светлой воды». А почему бы не изваять Гитлера, забивающего выдру до смерти? Я бы обязательно купил такое.

Наконец я добрался до фонтанов. Некоторые из них были достаточно мудреные. Серебряные и фиолетовые струи ниспадали нежным каскадом, все это выглядело так волшебно и, без сомнения, должно стоять именно там, откуда и приехало, – в фойе VIP-гостиницы во Франкфуртском аэропорту.

Мне нравится, когда фонтан рокочет, а не журчит. Я бы хотел, чтобы в моем саду стояла Ниагара-на-Виагре, но, несмотря на свои интенсивные поиски, в Челси я не нашел ничего подобного.

Я не увидел ничего, что стоило бы моего внимания. На секунду я остановился перед клумбой, покрытой исколками голубого стекла. Она выглядела потрясающе – вполне приличная альтернатива надоевшей коричневизне почвы или измельченной коры.

Я уже было хотел опустить свои руки в это голубое чудо, когда внезапно прямо передо мной возник человек. «На вашем месте я не стал бы этого делать», – сказал он и показал мне свои руки, как будто побывавшие в машинке для нарезки колбасы. Тогда какой смысл во всем этом стекле? Чтобы вашей собаке оттяпало лапы?

Домой я шел в странном настроении. По дороге оно испортилось окончательно. Два года назад я посадил перед домом кусты, чтобы отделить двор от дороги. Кусты превратились в симпатичные деревца.

Но тут какой-то идиот на своей незастрахованной убитой Sierra не справился с управлением и снес мои кусты напрочь. Чтоб этим стрит-рейсерам в аду гореть!

Уверен, что консультанты в Челси посоветовали бы мне равноценную замену моим кустикам. Бонсай, например, которые надо поливать шабли каждые пятнадцать минут и которые хорошо растут, только если на них падает отблеск необработанных бриллиантов.

Смело отправимся туда, где никто еще не пытался ставить идиотских рекордов

Удивительно, но военно-морской флот нужен Австралии только для того, чтобы периодически доставать из воды очередных британских исследователей-неудачников, потерпевших кораблекрушение.

На прошлой неделе австралийский сторожевой корабль прошел тысячи миль для того, чтобы спасти двух парней, которые попытались переплыть Индийский океан на веслах. Нет, я тоже не могу понять, зачем им все это надо, но могу предположить, – у одного из них разболелась голова от волн, и он решил, что с него хватит.

А как забыть об эпической драме, приключившейся с Тони Баллимором, который начал поедать сам себя после того, как его яхта перевернулась? К счастью, он умудрился оттяпать себе всего половину руки, когда к нему на помощь примчался наш эсминец «Аделаида».

Естественно, что австралийских налогоплательщиков стала возмущать сложившаяся ситуация, и я бы не сказал, что упрекаю их в этом. Их военно-морской флот втянут в конфликт на Ближнем Востоке. Жаркими знойными днями его корабли патрулируют воды близ Дарвина в поиске несчастных индонезийцев, которые четырнадцать лет плыли на картонной коробке и питались только собственными ногтями.

И вот каждые пятнадцать минут им приходится срываться с места и по промозглой погоде чалить полторы тысячи миль, чтобы спасти очередного сумасшедшего англичанина, который не смог справиться со своим корытом.

Вся проблема заключается в том, что человечество уже покорило все высоты и побывало во всех самых заброшенных уголках Мирового океана. И несмотря на это, в мире полным-полно очередных Чистеров, Хиллари и Амундсенов.

Ради своей обмороженной славы им приходится придумывать разные глупости. Поэтому они ставят хитро завернутые рекорды и выплывают из Маргита, чтобы стать первым человеком, который, пятясь задом на ходулях, обогнет земной шар.

Вы видели, что творилось на перевалочной базе в Гималаях на прошлой неделе? Ее заполонила туча лунатиков, людей в странных и смешных одеждах, которые приехали туда со всех концов света. «Да, я собираюсь стать первым китайцем, который покорит Эверест в балетном костюме».

«Да? А я буду вторым перуанцем, который заберется туда в водолазном костюме, но все еще надеюсь стать первым, кто никогда не спустится в таком виде назад».

А Пен Хэдоу, человек из Арктики с сосульками под глазами? Но какой еще рекорд должен был побить Пен, чтобы войти в мировую историю, ведь все рекорды Арктики были уже побиты? У нас есть первый человек, который доехал на машине на Северный полюс, первый человек, без посторонней помощи добравшийся до Северного полюса и еще один из России, который первым станцевал джигу в килте на Северном полюсе. Но Пен решил не сдаваться.

Поэтому он проштудировал все книги рекордов и сделал замечательное открытие. Эврика! Он станет первым человеком, который без посторонней помощи совершит переход Канада – Северный полюс.

Это значило, что ему придется идти на лыжах по горам и льдам и тащить за собой сани весом в триста фунтов. Но он сделал это. Факт его прибытия был зафиксирован туристами, которые наблюдали за ним из теплых кабин вертолетов и круизных кораблей.

К сожалению, вернуться обратно таким же образом у него не получилось, и в итоге бедняге канадскому пилоту, который сидел на земле и в окружении своей семьи поедал сандвич с лосятиной, пришлось все бросить и срочно спасать незадачливого рекордсмена.

За это я очень зол на современных путешественников. Когда корабль Шеклтона застрял во льдах, он не подумал: «Вот дела, позвоню-ка я аргентинским спасателям по спутниковому телефону, пускай присылают ледокол». Нет, он съел всех своих собак, пел песни, изо всех сил греб до берега и в конце концов стал национальным героем.

А теперь сравним этот случай с историей, приключившейся с Саймоном Чоком. В прошлом году, после того как его лодка врезалась в кита, ему пришлось вызывать спасателей. Зато сейчас он борется за титул «первого человека, самостоятельно доплывшего из Австралии до острова, о котором никто не слышал».

Я лично знаю человека, который пересек Тихий океан, и не представляю, почему я должен восхищаться кем-то, кто прошел меньшее расстояние и наделал кучу глупостей. По словам Би-би-си, через восемьдесят пять дней у Чока кончатся напитки, и останется только вода.

Простите, какие напитки? Он что, после тяжелого дня мешал себе немного джина с тоником?

Вот какой рекорд я хотел бы побить сам: стать первым человеком, совершившим самое роскошное путешествие по самому маленькому и теплому океану, употребляя в пищу лишь перепелиные яйца и сельдерей.

Кроме того, у меня есть отличное предложение всем тем, кто чувствует себя счастливым, только если у него разовьется гангрена, и кто чувствует, что по-настоящему жив, только находясь на волосок от смерти. Не болтайтесь в теплых морях. Если вам действительно хочется испытать себя, сделайте это у побережья Америки.

Если что-то пойдет не так, то на помощь вам придут военно-морские силы США.

И если американскому военному кораблю придется спасать очередного Скотта-Шеклтона, который намеревается проплыть под водой от Сан-Франциско до Токио, то он будет вынужден прекратить поливать крылатыми ракетами какую-нибудь несчастную страну, название которой Джордж Буш узнал только на этой неделе.

Для Ранульфа Файнеса есть абсолютно выигрышный вариант. Если у него все получится, то он станет «первым человеком, пересекшим Тихий океан на велосипеде». Если же нет, то он спасет наш грешный мир.

Бекхэм выдохся, теперь моя очередь рулить фанатами

Если на трибунах наших стадионов произойдет еще одна потасовка фанатов, то сборной Англии по футболу может быть отказано в участии в борьбе за кубок чемпионата Европы 2004 года.

Для меня это заявление стало сюрпризом, потому что я был уверен в том, что футбольные хулиганы остались в прошлом. Я-то думал, что на трибунах сидят семьи с детишками и говорят друг другу: «Смотри, какой замечательный дриблинг демонстрирует нам Майкл» и «Господи, вы посмотрите, какой у Дэвида новый обруч на голове!».

Но дела обстоят совсем не так. В реальности все так плохо, что Бекхэм на днях выступил с обращением. Да, именно так и написали в газетах: он «обращается к народу» и взывает к спокойствию – иначе мы пропустим чемпионат, в котором все равно проиграем.

Теперь у нас есть возможность на мгновение остановиться и задуматься о том, почему именно дерутся поклонники футбола и каким образом их можно удержать от подобных действий.

На днях я проездом побывал в одном северном городке. Не буду говорить вам его названия, потому что в противном случае местная газета еще полгода будет перемывать мне кости. Условно назовем его Ротер-халкаслпул.

Напротив отеля, в котором я остановился, располагался ночной клуб, и снаружи, несмотря на прохладную погоду, стояла огромная очередь из полуголых людей.

Я, например, не вижу смысла стоять в очереди в ночной клуб, потому что понятно, что в одиннадцать вечера он забит до отказа. И никто не собирался оттуда выходить. Кто уйдет с дискотеки в такое время, если ближайший клуб находится в сорока милях в другом захолустном городке?

Но я жестоко ошибался. Каждые пять минут из клуба вылетала пара ребят в порванных майках. После короткого разговора с вышибалами на их место в клуб заходили другие.

Какое-то время я наблюдал за действом, после чего принялся гадать, что могло служить причиной постоянных драк. Выпивка? Девушки? Наркотики? Криминальные терки? Не думаю. Я считаю, что причина такого поведения кроется в глупости.

Нас учили, что если бы все живые существа на земле имели один и тот же размер, то у лобстера были бы самые маленькие мозги. Лобстер умеет только жрать и хватать клешнями любого, кто прольет его пиво.

То же самое происходит в ночных клубах городов на севере страны. Кто-то посмотрел на твою девушку – ударь его. Кто-то посмотрел на тебя – ударь его. Как и у любого по-настоящему тупого существа, любой повод вызывает такую же реакцию, как у лобстера.

У моих старших детей умственное развитие соответствует семи и восьми годам, потому что им соответственно семь и восемь лет. Поэтому они нередко поколачивают друг друга. Когда младший брат отказывается угостить старшую сестру чипсами, она бьет его. Потому что ее словарный запас еще слишком мал для того, чтобы сформулировать достойный аргумент против.

То же самое с Америкой. Это молодая страна, в ней живут безрассудные люди, поэтому у нее не хватает мудрости или опыта для того, чтобы возразить достойно. Когда на нее нападают, в ответ несутся самолеты и бомбы.

Мне никогда не приходилось бить человека. Может быть, я не такой умный, как Джон Хамфри, и мое чутье далеко от чутья Стивена Фрая, но даже я с моим незаконченным образованием понимаю, что если я ударю кого-нибудь, то меня ударят в ответ. И именно это ожидание боли уберегает меня от необдуманных поступков.

И только однажды у меня не было выбора. Мою девушку прижал к стене огромный мужик в татуировках, чей акцент и степень опьянения выдавали его шотландское происхождение. Он очень хотел, чтобы она поцеловала его.

Что мне оставалось делать? Самым разумным было бы ничего не делать, но, подумав о том, что, когда мы доберемся домой, меня все равно будет ждать головомойка, я похлопал шотландца по плечу и как можно вежливее произнес: «Извините меня».

Он развернулся, в глазах его горел огонь, а руки сжимались в железные кулаки. Но он так и не смог ударить меня. «Слушай, ну ты и ублюдок», – сказал он и убежал. Этим случаем я горжусь до сих пор.

А били меня всего однажды. Прямо на глазах у двух полицейских какой-то грек нанес мне пару точных ударов по голове. Потом эти же полицейские арестовали меня – за то, что меня били. Тупые животные! Но стал бы меня бить этот грек, если бы этого никто не видел?

Драки похожи на свет в холодильнике. Разве кто-нибудь дерется если рядом нет зевак? Разве драчунам не нужна аудитория, которая бы сначала подзадоривала их, а потом растаскивала по углам, когда начинает течь клюквенный сок?

Я только что встал из-за компьютера и поговорил со строителями, ремонтирующими мой дом, они утверждают, что никогда не слышали о драках «один на один», когда двое с голыми торсами тихо метелят друг друга на задворках паба.

Поэтому если английская сборная по футболу хочет в будущем избежать неприятностей, то им стоит играть на поле при пустых трибунах. А еще было бы неплохо, чтобы великий и ужасный президент Бекхэм перестал обращаться к народу.

Но лучше всего ему просто оставить народ в покое, не дожидаясь пока ему опять засадят бутсой в глаз.

Не догадаетесь, жители какой страны самые несчастные

Недавнее исследование показало, что самыми счастливыми людьми считают себя жители Швейцарии. Лишь 3,6 процента швейцарцев решили, что пунктуальное автобусное сообщение и чужая вставная челюсть для них не являются показателем счастливой жизни, и заявили, что их существование им не в радость.

Впрочем, плевать на них. Меня больше интересует конец этого списка – страны с самыми несчастными людьми на планете.

Я было подумал, что это Нигер. Однажды я там был – в маленьком, забытом богом городишке Агадез, который предельно точно иллюстрирует идею Люцифера об аде. Безнадежность и отчаяние там можно потрогать руками. Никакой промышленности. Полное отсутствие сельского хозяйства.

У меня создалось впечатление, что весь город построен вокруг одного-единственного душа. У местных ребятишек была одна лишь забава – настольный футбол. Впрочем, мяч от него был потерян много лет тому назад.

Мне показалось, что этот город просто олицетворение безнадежности, но бывает, наверное, и хуже. Может быть, в Финляндии? Что ж, почему бы и нет? Да, ваша страна – это страна первого мира, у вас есть мобильный телефон и очаровательные дочки, но зимой вы замерзаете от холода, а летом вас живьем жрут комары размером с трактор.

Я не могу представить своего счастливого существования в Афганистане. С другой стороны, каждый день я бы отходил там ко сну в состоянии полного удовлетворения от одной только мысли: и сегодня меня не убили.

Стоит только задуматься, и вы понимаете, что список стран, в которых ты имеешь полное право чувствовать себя несчастным, просто огромен. Лунный ландшафт в Где-то-там-стане не кажется мне местом, жители которого смеются с утра до вечера. Не уверен, что мне понравится жить и в Бразилии и ходить в одной набедренной повязке, демонстрируя окружающим, что у меня нечего грабить.

А болото жалости, тянущееся по обочинам Киншасского шоссе в Центральной Африке, стране мух, нищеты и ВИЧ? Стране, которая полностью нарушает представления социальных работников Британии о том, что такое бедность.

Итак, исследование утверждает, что самыми несчастными людьми на свете считают себя… итальянцы.

Теперь, когда я открыл вам ответ, он кажется очевидным. Представьте себе, каково им проводить теплые вечера на холмах Тосканы с сыром и парой бутылочек Верначча ди Сан Джиминьяио. Dolce vita? В переводе с итальянского это означает «неблагодарные ублюдки».

Даже если мы будем вспоминать о темных сторонах Италии, то жаловаться особенно не на что. Мафия отошла от дел и на протяжении десяти лет ее не слышно и не видно. Какое они имеют право жаловаться на коррупцию Сильвио Берлускони, если каждого из них по утрам из кровати домкратом не вытащишь?

Между прочим, наш премьер-министр еще хуже. Сначала он развалил все, до чего дотянулись его руки, а теперь взялся за тех, кто носит одежду противоположного пола, и наказывает за ношение стрингов в Палате лордов. Но даже несмотря на это, на вечную слякоть и отвратительную еду в пабах, только 8,5 процента англичан признались, что они несчастны.

Хотя в Англии экстремизм только набирает силу, Италия для него неинтересна. Иммигранты там ставляют всего 2,2 процента населения, поэтому крайне правые не могут привлечь достаточно электората к себе. И хотя в стране там и сям встречаются коммунисты, все они, как правило, большевики. И в парламенте у них уже давно никто не дерется.

Итальянская молодежь жалуется, что им приходится до старости жить с родителями. А как иначе, если все свои деньги они тратят не на ипотеку, а на дорогие шмотки, кофе и Alfa Romeo, и им абсолютно не хочется напрягаться на что-либо еще.

Видел я и отрицательные стороны жизни в Италии. Итальянцев напрягает ехать в Швейцарию, чтобы бросить там письмо в почтовый ящик. Потому что только таким образом они могут быть уверены, что их письмо не пропадет где-нибудь по дороге. И еще я бы быстро устал, если бы меня сбивали на шоссе каждый божий день.

А жены-итальянки? Однажды придет момент – и вы это знаете абсолютно точно, – когда вы вернетесь с работы домой, и вместо красавицы, на которой когда-то женились, вы обнаружите каргу в черном балахоне, с грудью, похожей на две сетки с картошкой.

Мы думаем, что у немцев напрочь отсутствует чувство юмора, но Ганс, по крайней мере, еще способен над чем-нибудь посмеяться в этой жизни – над банановой кожурой или над Бенни Хиллом, в конце концов.

Луиджи не смеется ни над чем и никогда, даже над задницей. В стране, в которой стиль – это все, a la bella figura диктует вам, что кушать, что носить и сколько выпить, нет места смешкам. Поэтому в их стране нет Эдуардо Иззардио и Torre di Fawlty.

Впрочем, жена, раздувающаяся как воздушный шар, отсутствие чувства юмора и невозможность смачно посмеяться над работой почтовой службы – это не конец света. А наличие в стране сомнительного премьер-министра и вовсе совершенно нормальная практика.

ОСТАНОВИТЕ ПЕЧАТЬ! Только что я прочитал результаты другого исследования, в котором говорится, что англичане – самый лживый народ на свете. Значит, когда 91,5 процента британцев говорили, что счастливы, они нагло врали.

В провинции сколько таунов, столько даунов

На днях некто из Общества по защите сельской Англии заявил в новостях, что строения в Ледбери ничем не отличаются от строений в любой другой провинции, так как все местные отличительные признаки утеряны.

– Посмотрите, – сказал он и указал на дома у него за плечом. – Такое может стоять где угодно, от Уэлвина до Милтон-Кейнс.

Да ну, фыркнул я и потянулся за пультом от телевизора. А чего он хотел? Чтобы все дома в Сомерсете были сделаны из меда и засоленных деревенских дурачков? А дома в Чешире – из золота и яшмы?

Под руководством строительной компании Bryant and Barratt загородная жизнь была уничтожена с эффективностью атомного взрыва, и я приветствую любое общественное движение, которое покушается на сверхприбыли этой компании. Если их заставят делать дома в Барнсли из угля, я буду радостно потирать руки.

Но во время недавней недельной поездки по Англии я обнаружил, что проблема намного серьезнее, чем нам говорят. Я забрался в самую глубину нашего острова и могу с уверенностью сказать, что современная английская провинция – самое депрессивное место на Земле.

Есть места еще хуже – это там, где вы можете умереть с голоду, или там, где вас могут съесть мухи. Но мы живем в богатой стране, где чуть ли не в каждом доме есть широкоугольный телевизор, и от этого становится еще хуже – от ощущения, что все могло бы быть лучше.

С деревнями как раз все в порядке. Проблема как раз с городами, с их пешеходными зонами и бесконечной чередой благотворительных магазинов и агентств недвижимости.

По ночам парни в мешковатых штанах и огромных ботинках рассекают главную улицу на своих тюнингованных Vauxhall Nova. Вокруг абсолютно не на что посмотреть, абсолютно нечем заняться.

Изгваздавшись по самое некуда, ты пробираешься сквозь море полных мусорных баков, из которых торчат остатки вчерашней пищи, к своему низкопробному отелю, в котором за семьдесят пять фунтов вам предложат комнату, где вы не сможете заснуть оттого, что кто-то активно совокупляется за стенкой, а под вашим окном кого-то тошнит.

Кажется, что наши муниципалитеты бросили все свои силы, деньги и время на войну с автомобилями, понаставив везде «лежачих полицейских» и вазонов с геранью. Как будто они забыли, зачем существуют города – для покупок, общения и выгула собачек.

Есть и исключения из правила – это, как правило, университетские города, вроде Оксфорда, но большая часть урбанистической Англии лишена будущего.

Речь пока что не шла о жителях этих городов. Кто же эти милые люди, с лицами, похожими на тесто, и ногами, похожими на шмат мяса? И что они говорят своему парикмахеру, если все ходят с такими идиотскими прическами?

Они приходят из ниоткуда, оживляя свое существование лишь два раза в год посещением парикмахера, а потом умирают так незаметно, что никто не повесит мемориальную табличку с их именем на их любимой скамейке в парке.

Я не шучу. В глазах жителя стран третьего мира сквозит безнадежность, в глазах провинциального англичанина – тупость.

Пока в газетах и у всех нас дома обсуждают евро и Ирак, в английских провинциальных городках, кажется, никого не волнует ничего. Они пьют, едят, совокупляются и умирают. С таким же успехом они могли бы быть пауками.

Пивоварня Scottish Courage собирается выпустить на рынок новый напиток, снимающий похмелье. Это бутылка пива «Кроненбург» с добавлением абсента, старого доброго зеленого галлюциногена, крепостью 50 градусов.

Запрещенный во всем мире, кроме Чехии и Англии, абсент был любимым напитком чокнутых художников. Говорят, перед тем как отрезать себе ухо, Ван Гог опрокинул рюмочку абсента. Как писал Оскар Уайльд: «После первого стакана вы видите мир таким, каким бы вы хотели его видеть. После второго – таким, каким он никогда не будет».

Вот оно, лекарство от жизни в провинциальной Англии. Один стакан, и вам уже кажется, что вы совсем даже не в Гастингсе. После второго вам кажется, что вы в Сен-Тропе, и вот эта глупая девушка с химией на голове, которую вы только что натянули, не оставит никакого мерзкого следа в вашей памяти. А после третьего ваши волосы наконец начинают выглядеть нормально.

Специалисты утверждают, что пиво вперемешку с абсентом имеет только одно-единственное назначение – убить вас в хлам. Что же, не вижу в этом ничего плохого.

Во всей Северной Европе люди пьют только для того, чтобы напиться, а в Рейкьявике, самом пьющем городе в мире, никто даже не выходит на улицу из паба, чтобы подраться или проблеваться.

В центре Стокгольма вам не надо пробираться каждое утро сквозь горы пенопластовых стаканчиков.

Не могу взять в толк, почему у нас должно быть по-другому. Может быть, глубоко внутри каждый англичанин считает, что его страна уже расплатилась по всем счетам со всем миром еще к 1890 году, и поэтому на данный момент мы представляем собой нацию, которая проигрывает в футбол, не может создать ничего путного и не меняет грязное белье в местных отелях?

Как бы то ни было, у меня нет ответа на этот вопрос. Но «лежачими полицейскими» тут точно не поможешь. Подозреваю, что разнообразием фронтонов домов в Ледбери тоже.

Если бы мой сад рос так же хорошо, как волосы в ушах

Признаков того, что вы вступаете в средний возраст, много. В ушах начинают с бешеной скоростью расти волосы, живот начинает толстеть и свешиваться, что бы вы ни ели, а музыка, которая звучит на Radio 1, приводит вас в замешательство.

В жизни каждого человека наступает момент, когда он понимает, что к нему пришла старость. Это когда ты смотришь из окна спальни на улицу и говоришь: «Ура! Пошел дождь!» Это означает, что ты куда больше заинтересован в дожде для грядок, чем в солнце для загара.

На протяжении 43 лет я проводил английское лето, хлебая антиаллергенный сироп и глотая пригоршни антиаллергенных таблеток. Впрочем, сенная лихорадка не омрачает память о тех днях, когда я нежился в саду под аккомпанемент мотоциклов, проезжавших мимо.

Может быть, это потому, что у меня никогда не было сада в обычном смысле слова. Слишком много солнца и недостаток извести в почве мало влияют на сорняки. Но теперь, когда волосы в моих ушах поперли с утроенной силой, мне начали приходить в голову мысли о том, чтобы посадить живую изгородь вон там или плакучую иву вон тут. Поэтому мне было очень интересно прочитать историю об оливковых деревьях в Южной Италии.

Во время Второй мировой войны их начали вырубать, чтобы было чем топить дома, но в какой-то момент по личному приказу Муссолини вырубка олив была разрешена только по его личному дозволению. После войны этот закон никто не отменял, поэтому деревья становились все старше и старше.

Они стали могучими и толстыми, и их корни начали покрываться волосами. Волее того, плоды становились все хуже и хуже, причем до такой степени, что масло этих олив стало годиться только для керосиновых ламп.

И вот появляется Чарли Димок, и жители Северной Европы вдруг решают, что в их саду непременно должно расти вековое оливковое дерево. Черный рынок радостно потирает руки, а баварские банкиры вываливают по три с половиной штуки за «дизайнерское» дерево, чтобы оживить террасу на крыше своего особняка в Мюнхене.

Естественно, защитники деревьев тут же схватились за оружие, и впервые в жизни я вынужден с ними согласиться. Какой смысл платить такие бабки за то, что стопроцентно умрет в течение полугода?

За короткий период моей любви к садоводству я узнал одну простую вещь: все умирает. Две недели назад я отдал пятьсот фунтов за растения для своего зимнего сада, большинство которых сразу же погибло от червеца. В воскресенье я ездил на один день в Лондон, и когда вернулся, мой дом выглядел так, словно его разбомбили американские ВВС. Эксперты-садоводы сказали, что надо было оставить открытыми окна – тогда растения бы выжили. Но, к сожалению, мой видеоплеер и игровая приставка не выжили. Потому что кто-то в мешковатых штанах и с прической в стиле «я водитель Ford Fiesta» просто вошел ко мне домой и взял, что захотел.

В саду дела идут туго. Желая добиться быстрых результатов, я положил искусственный дерн, и моя жизнь превратилась в вечные раздумья над тем, где стоял разбрызгиватель и куда его передвинуть. Господи, если бы только выглянуло солнышко, по сиянию его лучей на росе я бы понял, какой участок уже полит, а какой нет. Но Господь не даровал мне ни дождя, ни солнца, ни прощения, поэтому мой новый газон стал больше похож на сизалевую циновку.

Ты сидишь в саду только в солнечную погоду, но расслабиться по-человечески не можешь, потому что прекрасно знаешь, что солнце представляет собой ядерное оружие весом в пять триллионов тонн и уже к вечеру в твоем саду не останется ничего живого, кроме чертополоха.

Я посадил в своем саду высокие красные цветы, которые стоят так, будто их удобряли виагрой. Однажды солнечным днем они пригнулись к земле и больше не вставали. Я их поливал, не поливал, читал им стихи, ставил пластинки Уитни Хьюстон и показывал фотографии принца Уэльского. Ничего не помогло.

Вчера я встречался с человеком из службы по уходу за деревьями. Я хотел поговорить с ним о старых деревьях, которые растут у меня в саду. Не поверите, но я обязан приглашать этих людей, чтобы они следили за состоянием деревьев. Чтобы если кто-то из соседских ребятишек заберется ко мне в сад и полезет на дерево, под ним, не дай Бог, не сломалась ветка. Это чистая правда.

Его диагноз поверг меня в шок. Моя липа умирает прямо на глазах. Тополь уже практически на том свете, а платан трех метров в обхвате гниет изнутри, причем этот процесс необратим. И в течение следующих десяти лет он будет сбрасывать сучья на проезжающих мотоциклистов, которые затаскают меня по судам за халатность.

Он уже начал скидывать с себя кору и, говоря человеческим языком, стоит в моем саду практически обнаженным. Но даже это древесное порно не возбуждает мои дорогущие красные цветы. Дуб? Ему вроде бы хорошо. За последние семь лет он вымахал на миллионную часть сантиметра. Но говорить уже не о чем, потому что на днях его подъела корова. Жимолость задавила вишню. Ломонос задушил бук, а плющ удавил одну из серебристых берез. Все это похоже на фильм ужасов.

А как же мое новое приобретение? Шесть недель назад я писал про свои тщетные поиски статуи Гитлера, убивающего выдру, на выставке-ярмарке цветов в Челси. Там я купил обрубок канадского топляка, умершего, как меня уверили, четыреста лет тому назад.

Зная свою удачливость, боюсь, что это чурбан восстанет из мертвых.

БА, или Бойтесь Акронимов

В четверг ничто не предвещало беды. Я с солдатами из полка Royal Green Jackets находился в захваченной фашистами деревушке под названием Коупхилл-Даун в самом центре Солсберийской равнины.

Я был одним из членов отряда, состоящего из восьми человек. Нашей задачей было атаковать хорошо укрепленный дом, перестрелять всех внутри и выбраться оттуда через пятнадцать минут.

Правила просты. Я шел в паре со своим приятелем, которого в случае его ранения должен был бросить и двигаться дальше. Это чудесно, что в британской армии нет места слащавой сентиментальности морских пехотинцев США.

Вид у меня был в духе гиперпатриотического кино: за правым плечом висела последняя модель винтовки SA-80, а карманы были набиты гранатами. Я намеревался надрать всем задницу, нашпиговать всех свинцом и сделать все то, что обычно делают в американских фильмах про войну.

Увы, моим планам не суждено было сбыться. В самом начале меня попросили захватить взрывчатку, с помощью которой мы бы взорвали стену дома, но так как я забыл это сделать, всем нам пришлось залезать внутрь через окно. Как оказалось, именно в этот момент человек становится легкой мишенью.

Первый раз меня подстрелили в гостиной, второй раз – прямо на лестнице. Затем меня схватила парочка коммандос и закинула через дверь прямо на чердак.

«Через» – это не совсем то слово, которое я мог бы применить относительно этого действия. Мой огромный живот благополучно застрял в проеме – голова и верхняя часть туловища оказались на чердаке, где затаились три врага, а все мое оружие и нижняя часть туловища остались в помещении под ними. Поверьте, застрелить человека в такой ситуации намного проще, чем когда он лезет в окно.

К счастью, все стреляли холостыми, поэтому я остался жив. Хотя через несколько мгновений мой друг очень сильно пожалел об этом, потому что прямым попаданием гранаты я оторвал ему обе ноги.

Подобное случается постоянно. Во-первых, все одеты одинаково, поэтому мой напарник ничем не отличался от остальных игроков. Во-вторых, на SA-80 столько рычагов, что каждый раз, когда я намеревался перевести на автоматический огонь или включить лазерный прицел, из нее выпадал магазин.

Но хуже всего, что все военные диалоги построены на акронимах. Заглушая автоматную очередь, то тут, то там по дому разносилась полная галиматья, которая для меня не имела никакого смысла. ДЕТКОН ВОМБАТ, доносилось с одной стороны, ФУТЛИНГ РЕВЕРБ – с другой. Тра-та-та-та-та, застрекотал вражеский АК-47, и бип-бип в моем ухе просигнализировал, что я в очередной раз оказался на том свете.

Перед боем меня никто не проинструктировал, что это все могло значить. Вас ждет, сказал цветной старшина, БНЗТ (бой на застроенной территории), и там мы будем ВВЧД (воевать в чьем-то доме). Он забыл сказать, что при всем при этом Кларксон будет БКД (большим куском дерьма).

Как вы уже поняли, все это действо снималось для телевидения, и режиссер прямо дрожала от возбуждения. «Великолепно, это прокатит в ООВ. Все, что нам нужно сейчас, – это парочка РТС, ВСУ, потом МСУ, и мы в шоколаде».

Мы и так были в шоколаде, поэтому я попросил полковника проинструктировать меня, как добраться из Германии обратно в Уилтшир. Начал он очень бодро.

– Проедете до приходской фермы, потом до церкви… и там увидите «Ветком Спектр Виперфубарсомстадтдефкон».

– Что я увижу? Выезд?

– Да, – ответил он и тем самым окончательно развеял миф о том, что акронимы были изобретены для экономии времени. Ничего подобного. Они были изобретены для того, чтобы дать вам почувствовать себя членом тайной группы и унизить того, кто членом этой группы не является.

Скажите, пожалуйста, сколько раз в американских фильмах мы видели, как президент приказывает человеку в защитной форме выдвигаться к Дефкон-3? Сотни. Я до сих нор представления не имею, что бы это значило и какой смысл у этой нумерации. И даже сейчас, если мне кто-нибудь скажет двигать к Дефкон-1, я все равно не пойму, начинать мне ядерную бомбардировку или уже заканчивать.

Все на свете завязано на этих сокращениях. После целого дня ВВЧД я отправился в Лондон, чтобы принять участие в церемонии награждения главных мировых банкиров. Организаторы написали для меня специальную речь, и несмотря на все мои старания, я так и не понял, о чем она. Она была напичкана разными EIRCS, CUSTODIES, NECRS, и чтобы еще более запутать всех присутствующих, я сказал, что UBS в этом году показал себя блестяще в FIRM. Все попадали со смеха, а я почувствовал себя непосвященным изгоем. Каким и был на самом деле.

Знайте, что, когда кто-нибудь в вашем присутствии использует акроним, он просто хочет, чтобы вы спросили, что это значит. Это позволит ему напустить на себя таинственный вид и сказать: «Ты что, не знаешь?» И сделать умное лицо.

Вдогонку я хотел бы предупредить вас. Никогда не используйте акронимы на телевидении, иначе вы услышите, как ведущий попросит оператора поставить «клубничный фильтр». Это кодовое выражение применяется в случае зануд, которые приехали издалека только для того, чтобы попасть в ящик, и которые не хотят понимать, что всем уже осточертели. «Клубничный фильтр» означает следующее: «Верти камерой. Но не включай».

Зарево в ночном небе – значит, пожар на спутнике

На прошлой неделе я позвонил в Гидрометцентр и задал вопрос, который никто метеорологам не задавал за почти полтора столетия их существования. Как так получилось, спросил я, что в последнее время вы столь точно предсказываете погоду?

Туристические компании жалуются, что метеорологи фальсифицируют прогнозы погоды, пропуская солнечные дни, ожидаемые в Англии, Шотландии и Уэльсе, и вместо них сосредоточиваются на погоде для массового уничтожения, обычной в районе океанской скалы Рокол.

Факт остается фактом: прогнозы погоды в прошлом не имели ничего общего с действительностью и были похожи на фантастические книги, которые вполне могли бы выйти из-под пера Алистера Маклина. Но теперь совсем другое дело.

Нам сказали, что сильная жара закончится в прошлый вторник. Так оно и получилось. Нам сказали, что в среду будет душно и облачно, как в аду. И тут не прогадали. Когда я встал в прошлый четверг, то, даже не посмотрев в окно, надел теплую рубашку, потому что перед этим мне сказали, что несколько дней подряд будет стоять мокрая, холодная и ветреная погода.

Это касается не только прогнозов на ближайшие сутки. Теперь они с пугающей точностью предсказывают погоду на два или даже три дня вперед. Но каким образом им удается это делать?

Человек, ответивший на мой телефонный звонок, был немного удивлен приятным характером моего вопроса. Но он вовремя опомнился, сел обратно на свой стул, убрал из голоса нотки недоверчивости и начал долгий рассказ о современной метеорологии.

По крайней мере, я так понял, что речь шла о метеорологии. Говоримое им было таким сложным, что с таким же успехом он мог рассказывать мне о фирменном рецепте своей мамы.

Из того, что я понял, выходило, что каждый час Гидрометцентр получает данные с точек, разбросанных по всему миру. Эти точки в свою очередь получают данные от низкоорбитального спутника, который каждые 107 минут на высоте 800 миль совершает полет вокруг Земли, измеряя высоту волн.

Другие спутники специальными датчиками проверяют состояние в тропосфере и стратосфере, а потом вы просто добавляете сахар, лимон и молоко и скармливаете всю эту информацию суперкомпьютеру, который делает 11 миллиардов вычислений в секунду. Эта система, которая в скором будущем будет усилена более мощным компьютером, действует с середины девяностых, и в связи с этим у меня возникает вопрос: а какой смысл был в прогнозе погоды до этого времени? В 1987 году мы все ругали Майкла Фиша, который не смог предсказать мощнейший ураган. Но теперь, когда мы знаем, что в то время у него не было ни компьютера, ни спутника, можно считать его просто говорящим пиджаком.

Говорящие пиджаки – плохие предсказатели погоды. И знахари, которые околачиваются по Сомерсету, с большими ушными мочками и прутиками лозы. Этой весной такой народный знахарь из Котсуолда сказал мне, что форма мух и завитки на коровьей спине говорят ему, что нас ожидает ненастный июль. Мой обгоревший нос говорит о том, что он оказался не прав.

Есть еще люди, которые, увидев лежащих коров, говорят, что это к дождю. Хотя мой новый друг из Гидрометцентра сказал, что коровы ложатся, потому что они просто устали. На дождь указывают совсем другие вещи. Низкий полет ласточек. Или, например, хвост высоких облаков, направленный на северо-запад.

Если на закате небо багрово-красного цвета, быть жаре, если на рассвете – к похолоданию.

Такие приметы не имеют особенного практического смысла, потому что они показывают погоду в настоящий момент, о которой мы и так прекрасно знаем. Сосновые шишки, вороны и особенно выдры не могут знать, что происходит с давлением над Атлантикой и в какую сторону движется антициклон.

Я спросил своего собеседника, что случится, если вдруг зона низкого давления резко и беспричинно сдвинется на север. Так вот, вполне возможно, что компьютер в том случае ошибется. Это периодически происходит, и для этого в Гидрометцентре сидят шесть специалистов и решают, верить компьютеру или нет.

Наверное, это лучшая работа в Англии. Самый мощный компьютер на свете говорит тебе, что дважды два – это пять. Все, что тебе нужно сделать, – это сказать: «Нет, это не так».

У нынешней точности прогнозов есть один маленький, но большой минус.

Во всем мире англичане известны своим вечным нытьем по поводу погоды. Это одна из наших национальных особенностей. Нет, не то чтобы мы ее ненавидим. Мы ее любим. Просто она абсолютно непредсказуема. Если вы выходите на улицу в полной экипировке и резиновых сапогах, а на улице весь день светит солнышко, вас это начинает доставать. Такая же история с летним платьем, которое в любой момент может промокнуть насквозь и продемонстрировать все ваши прелести, если вы девушка, таким же мокрым соотечественникам.

И что происходит сейчас, когда из нашей жизни исчез этот элемент непредсказуемости? Теперь вы прекрасно знаете, что во вторник будет прекрасная погода, и вы вполне сможете приготовить барбекю у себя в саду. Но о чем вы будете тогда говорит с гостями, если не о погоде?

Сами того не зная, эти компьютерщики постепенно лишают нас всего, что делает нас настоящими англичанами.

Я предпочитаю марихуану и печенье так называемой настоящей жизни

Итак, сегодня утром вам придется принимать меня всерьез, потому что теперь я вовсе не долговязый автомобильный журналист с мозгами, полными всякой чепухи. Теперь я доктор. И у меня есть диплом.

Дело в том, что Брунельский университет наградил меня почетной ученой степенью, или, как мы, ученые, ее называем, honoris causa. Теперь я врач. Я могу починить вам ногу и пришить новый нос. Теперь я имею полное право видеть вашу жену голой. Я подумываю о том, чтобы приделать к своему имени на визитке пару букв.

К сожалению, они не посылают дипломы по почте. Поэтому в понедельник мне пришлось отправиться в знаменитый Конференц-центр в Уэмбли, где мне выдали мантию и плоскую шляпу, в которых я стал похож на гомосексуалиста.

Все происходящее было расписано по минутам. Задолго до самого события меня предупредили обо всех деталях, в том числе и о количестве шагов, которые надо будет пройти от выхода до сцены.

И я даже догадываюсь, почему мне об этом сказали. Вот я войду в зал, как нормальный и немного туповатый человек, и, разумеется, меня надо предупредить, что там двадцать одна ступенька, иначе я могу остановиться на полпути, решив, что уже дошел.

Относительно обратного пути, нам, докторам, уже не нужны были подробные инструкции. Там было написано просто: «участники процессии покидают помещение».

Между этими двумя действиями человек в мантии зачитывал список длиной в миллион имен, причем создавалось впечатление, что большинство этих имен были набраны в случайном порядке, а новоиспеченные ученые – нескончаемый поток желтых и коричневых лиц – подходили к канцлеру университета и забирали свои степени.

Я завидовал им всем черной и белой завистью. Твою мать, думал я, сидя в своей мантии и итонской беретке. Ну почему я не стал настоящим ученым, как они?

Вы никогда не должны жалеть о своем пережитом опыте, но, видит Бог, часто приходится жалеть о том, что пережито не было. Двадцать пять лет тому назад я решил, что в школе есть более интересные занятия, чем чтение поэм Мильтона.

Я катался на его книгах, как на санках, и в результате этих покатушек потерял свой билет в рай: в университет. С тех пор многое изменилось, мне даже дали ученую степень за то, что я болтался, как сосиска, под брунельским подвесным мостом. Конечно, мне льстит все это и смягчает горечь потери.

Я уверен, что высшее образование ровным счетом ничего бы не изменило в моей профессиональной жизни. Насколько я знаю, три года в университете студенты проводят или на диком острове близ Австралии, делая вид, что изучают гигантских моллюсков, или просыпаясь в кровати, которую их товарищи по общежитию вынесли ночью на центральную улицу города.

За те три года, которые я провел в газете Rotherham Advertiser, я научился намного большему, чем некоторые из тех, кто в понедельник вместе со мной пришел в Уэмбли.

Я успел заметить, что один из выпускников изучал последствия сексуальных отношений в тюрьме, а другой искал корреляцию между жизнью в Бутане и жизнью в Саутхолле.

Но я не дурак, по крайней мере сейчас, и прекрасно понимаю, что даже самый наитупейший курс в университете намного интереснее, чем ежедневная работа ради зарплаты.

Когда мне было девятнадцать лет, я рыскал по трущобам Ротерема и выслушивал истории толстых женщин, которые рассказывали, что головы их детей полны насекомых и требовали внимания со стороны городских властей.

Мне платили семнадцать фунтов в неделю – этого вполне хватало на галстуки и бензин. Но я был уверен на сто процентов, что половина моей зарплаты, уходившая на налоги, шла студентам, которые тратили эти деньги на марихуану и пирожные. Пока вы проводили вечера в красивых диспутах, я штудировал йоркширско-английский разговорник в надежде понять, о чем это со мной говорил человек из местной мэрии.

Пока на вас орали за восемнадцатую пропущенную лекцию за семестр, меня судили за то, что я неправильно расшифровал свои записи и допустил ошибки в своей заметке. А чтобы поправить ваши делишки, вам надо было всего лишь переспать с тьютором. Для решения моих проблем секса с судьей было недостаточно.

Окончив такого рода университет жизни, вы оказываетесь полностью опустошены. Хороший университет дает вам такой капитал знаний, что все остальное кажется легким.

Остается вопрос друзей. Я знаком с людьми, которые учились со Стивеном Фраем, Ричардом Кертисом и Борисом Джонсоном. И давайте не забывать о том, что Джон Клиз, Эрик Айдл и Грэм Чэпмен учились вместе в Кембридже, и я даже не могу себе представить, на что были похожи их совместные вечеринки. Наверное, они были повеселее, чем вечеринки с друзьями, с которыми ты познакомился, работая грузчиком в супермаркете.

Попробую донести до вас одну разумную мысль. В начале церемонии вручения дипломов в Уэмбли вице-канцлер Брунельского университета обратился к аудитории с речью, в которой рассказал, что в Европе существует пятьдесят институтов, возраст которых старше тысячи лет.

Это католическая церковь, парламенты Британии, Исландии и острова Мэн и парочка полуправительственных организаций в Италии.

Все остальные – университеты. И они до сих пор работают. И я пролетел мимо них, о чем буду сожалеть до конца своих дней.

Я побывал в раю… там было очень плохо

«Нет», – ответил я, когда продюсеры телепрограммы о реактивных самолетах предложили мне облететь земной шар за пять дней.

«Да», – ответил я, когда они сказали, что у нас будет однодневная остановка на Муреа, маленьком острове в пяти минутах езды от Таити.

На фотографиях Французская Полинезия кажется самым идиллическим местом на свете. Это ожерелье из 120 с лишним островов, разбросанных на территории размером с Европу в южной части Тихого океана. В реальности вам придется лететь туда целые сутки, чтобы понять, что это вовсе того не стоило.

В аэропорту все, начиная от таможенников и заканчивая таксистами, пытались повесить на меня цветочное ожерелье, поэтому в отеле и конференц-центре я появился в виде куста, а шея моя так согнулась под тяжестью, что я стал похож на груженого мула.

В отеле меня нагрузили еще парочкой ожерелий и спросили по поводу завтрака. Нет, не что именно я хочу покушать, а «не хочу ли я, чтобы его привезли в номер в каноэ».

И в этом заключается основная проблема жителей кусков вулканической лавы, жизнь на которых казалась тайной до появления реактивной авиации. Неважно, какой это остров, Мальдивы или Маврикий, Таити или Сейшелы. Везде одно и то же: все слишком утрировано.

Могу поклясться, что на рекламных брошюрах этих курортов изображена одна и та же пальма. Вы, наверное, видели ее – такая горизонтальная, склоняющая свою крону к ультрамариновой воде и белому песку.

А отели, в которых вам абсолютно по-тупому пытаются навязать вкус жизни тропических островов?

Вкус тропиков, по их мнению, это ванная, наполовину наполненная лепестками, полотенце, свернутое в розу, и личный катамаран, управляемый вашим личным слугой. Именно такой увидел островную жизнь Робинзон Крузо? Да откуда вам знать. Вы можете быть уверены только в одном – ваша нога никогда не ступит за территорию отеля.

Для полной завершенности картины весь обслуживающий персонал одет в нелепые одежды, которые, по всей видимости, являются национальными платьями. На Таити даже мужчины вынуждены носить идиотские юбки, и для полного унижения их заставляют ходить босиком по раскаленному песку.

А потом они пытаются привезти тебе на завтрак целую гору яиц и бекона в каноэ, по штормовому морю, изо всех сил стараясь, чтобы вся эта еда не остыла, не улетела с ветром и не упала в воду.

Неудивительно, что все они ведут себя так, будто им все в лом. Так выдайте же им по паре обуви и штанов.

Я уже сказал о дельфинах? Таитяне зарабатывают себе на жизнь тем, что ловят себе по дельфину и весь день катаются в лагуне у него на спине, предлагая сделать то же самое толстым американским теткам с пластиковой грудью в нелепых бикини. «Хотите посмотреть на его пенис?» – спросил меня мужчина в юбке, как только я зашел в воду.

Нет, я очень хочу поразить тебя гарпуном в сердце и отпустить на волю ни в чем не повинное животное. Но вместо этого я пощекотал дельфину брюхо и шепнул ему на ухо: «Что ж, зови это пенисом, глупенький».

Они пытаются вам дать понять, что именно это и есть вкус настоящей тропической жизни. Это все равно что заставить вас полизать корову и сказать, что это и есть вкус настоящей говядины. На настоящем тропическом острове – на таком, как в фильме с Томом Хэнксом, – вы будете сходить с ума от голода и одиночества. На таких островах живут огромные членистоногие твари с туловищем шершня и волчьим хвостом.

Однажды я жил в отеле, не помню точно, где именно это было, где местные жители круглый день таскали на спине огромную установку с двигателем от «фольксвагена», из которой они опрыскивали клумбы инсектицидами.

Время от времени кто-то из них травился инсектицидом до смерти или его юбка цеплялась за двигатель, и его уносили. На его место тут же приходил другой бедняга. Для чего, я спрашиваю? Для того чтобы дезинфицировать рай? Но это не работает. Мне показалось, что от этого раствора насекомые только увеличивались в размерах.

Не дайте себя обмануть солнцем. Может быть, на фотографиях оно и выглядит сногсшибательно, эдакое уставшее светило, опустившее ноги в море после дневных забот по обогреву Солнечной системы, но на самом деле оно будет жарить с такой силой, что вы не сможете и носа высунуть из-под навеса. На этом солнце плавится даже клей в книжном переплете, и поэтому последние десять страниц вашего детектива улетят с порывом ветра раньше, чем вы до них доберетесь.

Но ночь не принесет вам облегчения. Вы не сможете спать с включенным кондиционером, потому что он слишком шумит. Вы не сможете спать и с выключенным кондиционером, потому что в аутентичном бунгало напротив проводят свой медовый месяц очередные новобрачные.

Лишь однажды я побывал на абсолютно уединенном пляже. Это было во Вьетнаме, и это было великолепно. Пока через двадцать минут я не попросил девушку в тунике, не прикрывающей почти ничего, принести мне холодной кока-колы.

Вот в чем все дело. Мы мечтаем о тропиках, но рождены для жизни в Дьюсбери.

Эврика! Я изобрел лекарство от науки

На прошлой неделе я прочитал в газете, что в последнее время студенты ринулись в более легкие профессии и предпочитают изучать журналистику, а не влияние фторуглерода на метионилглютаминилларгинилтирозилглютамилсериллеуцилфениллаланиллаланилглютаминиллейциллизилглютамиларгиниллизилглютамилглицилаланилфениланилвалилпролилфенилаланилвалилтреониллейцилглейциласпартилпролилглицилизолейцилутамилглютаминилсериллейциллизилизолейциласпартилтреониллейцил.

К сожалению, мне пришлось сейчас воспроизвести название этого маленького и проворного белка не полностью, потому что платят мне не за знаки, а за слова. И мне бы не хотелось, чтобы моя колонка состояла всего из одного слова. Что вам больше по душе – слоняться по пабам в Сохо, попивать кофе с Грэмом Нортоном или эмигрировать в Дарем и всю жизнь изучать какую-нибудь молекулу?

Не такая уж дурацкая затея, если судить по другой заметке, которая была опубликована как раз аккурат под той, о недостатке ученых. В ней говорилось, что профессор акустики Сэлфордского университета доказал, что вопреки распространенному мнению кряканье утки имеет эхо. Только очень тихое.

И кому это надо, спрашивается? Я понимаю, если бы профессор пытался этим решить акустические проблемы церквей и стадионов. Но я даже себе представить не смогу, при чем здесь утка. Я имею в виду, каковы будут дальнейшие действия профессора? Он научит утку выполнять обязанности приходского священника?

Другие ученые обследовали 25 мест в районе Большого Бассейна в США и выяснили, что пищуха, маленький и бесполезный родственник кролика, плохо справляется с глобальным потеплением. Боже мой, боже мой!

Наши родные британские ученые обнаружили, что дети, которые пьют по утрам газированные напитки, имеют скорость реакции семидесятилетнего человека. Я так думаю, только если этот газированный напиток – шампанское.

Или другой замечательный пример. Две команды британских медиков создали человеческую клетку. Звучит устрашающе, не так ли? Ан нет. Они говорят, что это только первый шаг на пути к тому, чтобы вырастить искусственную печень. Но загвоздка заключается в том, что ученые до сих пор не поняли, каким образом диктовать клетке, во что именно она должна вырасти. Вы хотели печень, а получилось ухо. Одному богу известно, как это происходит, а благодаря нашим ученым всех его представителей на Земле скоро заменят утки.

Я понимаю, как это должно напрягать, когда вокруг ваших наиважнейших открытий постоянно ошивается Greenpeace, но почему, например, вам понадобилось столько времени, чтобы определить, что прием женщиной болеутоляющих во время зачатия может привести к выкидышу? Даже вы должны понимать, что само зачатие не может произойти до тех пор, пока женщину что-нибудь не отвлечет от головной боли.

И чем дальше, тем хуже. Американские ученые умудрились потратить 1,2 миллиона долларов налогоплательщиков, пытаясь доказать, что представители консервативной партии – сумасшедшие. В Канаде исследовали две тысячи людей, родившихся под знаком Рыб, и доказали, что большинство из них не склонны к излишней сентиментальности и давно не плачут над фильмом «Рожденная свободной». В Голландии досконально изучили допотопного слизняка, у которого отсутствует мозг и половые органы, для того чтобы понять, не это ли то самое потерянное звено эволюции. Не похоже, ведь у него нет ни пениса, ни матки.

Люди, когда вы изобретете следующий Concorde, например? Где таблетки, которые заменят нам пищу, где самые новые космические материалы, о которых так долго твердила Валери Синглтон? Бросайте своих уток и займитесь чем-нибудь полезным, наконец!

На прошлой неделе я отправился к профессору Кевину Уорвику на факультет кибернетики Редингского университета. Он сконструировал радиоуправляемую машину, которая на самом деле есть робот с разумом, сказал он, как у осы.

Если вы отключите ее от электроснабжения, то она начнет искать, где бы подзарядиться, точно так же, как оса ищет себе пропитание. А еще ее можно запрограммировать на то, чтобы она целый день кружила вокруг вашей головы.

Уорвик – настоящий фанат искусственного интеллекта. Недавно он вживил в собственную нервную систему какой-то чип. Потом он подключил себя к компьютеру и сделал так, что теперь он может шевелить рукой в Нью-Йорке, а его киберрука будет совершать такие же действия дома в Рединге.

Зачем ему все это? Я сначала этого не понял, но потом он обмолвился, что центральная нервная система его жены тоже подключена к мировой сети. И тут-то до меня дошло. Возможность почувствовать то, что чувствует твоя жена, и наоборот, – грандиозный прорыв в науке за последние… за последние… да за всю историю человечества. А в это время твой мозг подключен к компьютеру… Отличный способ достижения одновременного оргазма.

Мой энтузиазм несколько поутих, когда Уорвик объяснил, что власти Калифорнии вряд ли обрадуются гибриду человека и машины, и где гарантии, что в будущем этот гибрид не придумает устроить заварушку мирового масштаба. На что я ответил, что машины на самом деле совсем нестрашная штука, потому что их всегда можно выключить. Но он улыбнулся улыбкой компьютерного гения и сказал просто: «Да что вы говорите? А каким образом вы сможете отключить Интернет?»

Ну, если дело обстоит так, то, может быть, недостаток ученых, который намечается в ближайшее время, не так уж и плох? Потому что для уничтожения мира достаточно, чтобы всего один из них на пять минут отложил утку в сторону.

Почему в шорт-листе Букера нет сюжета

Пару месяцев назад я уже высказывался на тему книг. Я писал о литературном фестивале Hay Festival, который похож на рокерский фестиваль в Гластонбери, только тише, грязнее и без Рольфа Харриса.

Писательница Джилли Купер прошлась по интеллектуальным снобам этого фестиваля. «Существует две категории авторов, – заявила она. – Одни, как Джеффри Арчер и я, мечтают прочитать о себе в Guardian что-нибудь хорошее, а другие читают о себе хорошее, но мечтают иметь такой талант, как у Джеффри и меня».

Мудрые слова. Но, видимо, для жюри, которое отбирало в этом году номинантов на премию Букера, их оказалось недостаточно.

В фаворитах оказалась книга под названием «Бриклейн» писательницы Моники Али, которая основана на переписке двух сестер, одна из которых живет в Бангладеш, а другая – в лондонском эмигрантском квартале на Бриклейн, куда ее сосватали для брака.

Книгу я не читал и не буду, но я уверен на все сто, что ни у кого из сестер так и не случится страстного романа с каким-нибудь Рупертом.

Что у нас там с остальными фаворитами? Итак, Маргарет Этвуд, которая, как я подозреваю, вдохновившись скандалом с компанией Monsanto и генетически модифицированными продуктами, написала книгу под названием «Антилопа и коростель». И вряд ли это комедия.

Стоит упомянуть и книгу Дэймона Голгата «Добрый доктор», которая повествует о молодом враче, направленном на работу в недра Южной Африки. Он попал под бомбежку? Затонул ли авианосец Nimitz? Дышите глубже…

Только что я закончил читать книгу Филиппа Рота, одного из самых уважаемых мной и утонченных английских авторов. Хочу сказать, она просто изумительна. В ней рассказывается о хозяине фабрики по производству перчаток в Нью-Джерси, чья дочь немного съехала с катушек.

Я пробирался по ней страница за страницей, умирая от любопытства, получится ли у него вылечить свою дочь или нет. Но чем дальше двигалось дело, тем хуже становилась ситуация, а потом бац – и все кончилось.

Такое чувство, что Рот просто позвонил издателям и спросил: «Какой объем книги вам нужен?», они ответили, что 250 страниц будет достаточно, и он сказал: «Вот и отличненько. Я уже закончил».

А до этого я имел счастье прочитать книгу Энн Эпплбаум под названием «ГУЛАГ», которая фактически является письмом, адресованным всем тем, кто писал о советских лагерях до нее, в котором она объявляет, что все эти люди неправы. Неправы, понятно?

Но худшая из недавно прочитанных книг – это «Глупые белые люди» за авторством глупого белого человека по имени Майкл Мур.

После первой главы, в которой интересно описывается, как Джордж Буш украл свое президентство, книга скатывается до уровня студенческого пасквиля в духе 1982 года. Тэтчер, Тэтчер, Тэтчер, крупные корпорации, Тэтчер, тропические леса.

Правительства тратят деньги на оружие, а не на образование, почему мы боимся черных, когда мировое зло имеет белое лицо?

Он все бубнил и бубнил, и я не мог серьезно отнестись к его словам; потому что еще во вступлении – до всей этой болтовни об экологии и власти рабочим – он прошелся по британцам за то, что они приватизировали все «успешные государственные организации», такие как железная дорога, например.

Британская железная дорога – успешная организация? Ты тупой, жирный, уродливый имбецил-очкарик. Мур сам признался, что бросил колледж, потому что не мог парковать рядом свою машину. А что ж ты на электричке не ездил, если так их любишь?

Я могу лить упреки на Майкла Мура до конца своих дней, но вернемся к нашим баранам. Книга – это нечто большее, чем просто красивые слова, суждения левого толка и искаженное видение мира. Книге нужен сюжет. А любой сюжет дарует нам самую сильную эмоцию – надежду.

Вы надеетесь, что Клинт Траст благополучно спустится на веревочной лестнице из вертолета и предотвратит третью мировую войну. Вы надеетесь, что героиня встретит своего героя в полночь на мосту и они будут жить долго и счастливо. Вы надеетесь, что ваши мечты о жизни в Провансе станут реальностью.

Филипп Рот дал мне просто вагон надежды. Я столько времени надеялся, что у производителя перчаток и его дочери все будет в порядке, но все развеялось как дым, когда мой взгляд уткнулся в заднюю обложку.

Когда я читал «Глупых белых людей», я надеялся, что ее автор в конце концов выпадет из окна небоскреба, но этого так и не произошло.

Моя жена сейчас читает книгу размером с энциклопедию, повествующую о женщинах в пчеловодческих сетках на лицах, которые в течение пятидесяти лет искали в Перу утерянный браслет. Другими словами, книгу, претендующую на Букера.

Иногда я выхватываю у нее эту книгу из рук и возмущаюсь: «Что ты хочешь там вычитать?» И получаю каждый раз один и тот же ответ: «Да ничего, собственно, не хочу».

Когда я читал «Красный шторм» Тома Клэнси, не включенный в список номинантов на Букера, у меня могли вынуть печень, скормить ее собаке, а я бы и не заметил.

А «Предатель» Мартина Эмиса? Очевидный ужас. Как выразился Тайбор Фишер, книжный обозреватель Daily Telegraph, когда читаешь эту книгу, возникает ощущение, будто ты застукал своего родного дядю мастурбирующим на заднем дворе школы.

Его мнение разделили члены жюри Букеровской премии, которые выкинули книгу из шестерки финалистов. Так что я уверен, это изумительная книга.

Посещение сувенирной лавки заставляет посочувствовать Англии

Представьте себе такую картину. Франция. Сан-Тропе. Маленькая кафешка на берегу моря. За завтраком я пытаюсь объяснить детям, какие французы молодцы во всем, что касается вина и сыра.

И потом случилось страшное. Моя девятилетняя дочь, попробовав сыр бри и признав его невероятно вкусным, посмотрела куда-то вверх, в вечность, и задала мне вопрос, которого мне никто и никогда ранее не задавал. Папочка, а в чем молодцы англичане?

Я ожидал от нее чего-то в духе: «Я знаю, что я вылезла из маминого животика, но как я попала туда?» Я готовился ответить на этот вопрос. Но «в чем молодцы англичане?» я совсем не ожидал, и в какой-то момент поймал себя на мысли, что мне хочется засунуть в ее прелестный ротик рыбью голову.

Ну, начал я, это… ну… мы молодцы… и лучше всего мы… Тут вдруг почему-то мне на ум пришел серийный убийца Гарольд Шипман. Убивать? Мы даже научились экспортировать наших убийц. Но потом я все-таки подумал, что первое место в мировой лиге убийц удерживает Бельгия.

Я быстро прошелся по всем подозреваемым: футбол, крикет, теннис, автогонки и прочее, и в итоге остался ни с чем. Потом я принялся за мир изобретений. И опять остался с носом. Наш большой полиэтиленовый шар лопнул. Наш Eurofighter не летает в холодном воздухе. Скорость наших поездов не изменилась со Второй мировой войны.

Я стал постоянно испытывать психологический дискомфорт, оттого что я англичанин. На прошлой неделе я побывал в Берлине, сразу же после встречи мистера Блэра с Шираком и Шредером. Неприятно было ходить по фатерлянду и извиняться перед каждым встречным за действия моей страны в Ираке.

Кстати, если зашел об этом разговор, знаете ли вы, что наш авианосец Invincible ходит вокруг мира на одном моторе, потому что у королевского флота нет топлива для двух? Это ничего?

А ведь это говорит о многом. За красивым фасадом – сплошной бардак. Вы когда-нибудь были на черной лестнице в общественном здании? Картина открывается невероятная. Километры облезлых стен. На полу огромные лужи – одни из них пахнут дождем, а другие нет. Голые электрические лампочки, покрытые останками сгоревших еще в сороковые годы бабочек. Сломанные ручки. На доске объявлений висят приглашения на вечеринки по поводу чьего-нибудь выхода на пенсию. Поставьте подпись, если вы хотите пойти. Подписей нет.

В четверг вечером я посмотрел потрясающую передачу о строительстве канализационных труб в Лондоне. Система была введена в эксплуатацию в 1856 году и с тех пор остается практически нетронутой. Всего в Англии приблизительно 186 000 миль канализационных труб и только 241 из них подверглась реставрации или замене в 2002 году.

Британскими авиалиниями руководит австралиец, сборной Англии по футболу – швед. Vodafone, Lloyds TSB и английский олимпийский проект принадлежат янки. И судя по словам моих друзей из Сити, в последнее время американцы рулят там по полной программе.

Чтобы оценить масштабы происходящего, зайдите в сувенирную лавку в Хитроу. Там можно прихватить с собой кусочек Англии.

В каждом аэропорту есть такое. В Исландии продают альбомы с фотографиями гейзеров, на Барбадосе – набор острых соусов, в Канаде игрушечные тушки морских котиков: «если их сжать в руке, из них потечет кровь».

В Нью-Йорке я купил коллекционную фигурку пожарного, который нес своего раненого товарища сквозь картошку с кетчупом – на самом деле это были обломки Всемирного торгового центра. Фигурка называлась «Красные каски мужества».

Сувениры, продающиеся в Хитроу, – это напоминание о том, какой была Британия. Нынешний британский полицейский носит светоотражающую одежду и не выходит на улицу без бронежилета и баллона с горчичным газом.

Вы представляете себе магазин сувениров в парижском аэропорту Шарля де Голля? Чтобы там продавалась кукла в берете и ожерельем из лука вокруг шеи? Или австралийцев, которые продали бы мишуток в каторжной робе и с кандалами на лапах?

Ну и конечно, есть еще королева. Много вы знаете стран, где туристам продают изображения своего монарха? Чашка с Берлускони? Тарелка с Путиным?

Мы так жаждем наполнить полки хоть чем-нибудь, что уже продаем пластмассовые государственные флаги. Это уже жест отчаяния. Такого даже Люксембург не станет делать.

Если сувенирные магазины хотят продавать что-то, характеризующее современную Англию, им надо продавать кружки с портретами серийного убийцы Гарольда Шипмана.

Почему Итон хуже обычной средней школы

Депутат-консерватор Оливер Летвин на прошлой неделе заявил, что он лучше будет попрошайничать на улицах, чем пошлет детей учиться в обычную среднюю школу. Что он настоящий старый выпускник Итона.

И теперь каждый узкогубый тупой социалист клянет его то по радио, то по телевизору. «Это нечестно!» Абсолютно верно. Правда, точно так же нечестно, что у тебя выражение лица, как у побитого спаниеля. Но это жизнь, лузер, воспринимай ее как есть.

Я не считаю, что итонский выпускник Оливер зашел слишком далеко. Я тоже пойду на все, лишь бы уберечь детей от государственной средней школы. Я отдам машину в аренду таксопарку, буду показывать свой член по Интернету и сдам лишнюю комнату семье азербайджанцев.

Ничего не раздражает меня больше, чем люди, которые кладут своих детей на алтарь политических идей. Когда они посылают чад в школы, набитые наркотиками и оружием, где их будет учить болван в куртке-бомбере, говоря при этом «вы знаете, мы не верим в это частное образование», моя печень начинает пухнуть от злости.

И я такой не один. Каждый день по шоссе М40 тянутся машины с привязанными к крыше пожитками – это целые семьи бегут от ужасов государственного образования. Зачем далеко ходить, у меня дома живет одна из этих семей.

Ей не нужно жилье в Котсуолде. Она ищет школу, где ее ребенка будут учить прибавлять и вычитать старомодным способом с печеньями и конфетами, а не задачами типа «если пырнуть Джонни ножом и из него вытечет три пинты крови, сколько у него еще останется?»

Однако дискуссия не воспринимается всерьез, если ее начинают такие типы, как Летвин. Видели его на конференции на прошлой неделе?

Когда лидер консерваторов повторял со сцены слова за телесуфлером, чувак в мешковатом костюме то и дело пытался взбодрить остеохондрозную аудиторию. Это и был Оливер Летвин, и можно было подумать, у него шило в заднице.

Его лицо в тот момент приобрело интересный лиловый оттенок, а голова моталась, будто сейчас оторвется.

Летвин забавный. Я однажды сидел с ним на званом ужине. Он был обаятельным и приятным человеком ростом всего в девять дюймов. И таким умным, что казалось, он сейчас перейдет на латынь.

А еще по прошлогодним теледебатам мы знаем, что у него слабость к тогам.

Но это все не имеет никакого значения в данном случае. Он может составлять свои послания Национальному обществу старушек-дачниц хоть на арамейском языке. Все, что он делает, всегда окажется в тени его итонского аттестата. И его газетный некролог будет наверняка звучать так: «Мистер Оливер Летвин, выпускник Итона, сегодня лопнул. Свидетели утверждают, что его мозг настолько переполнился знаниями, что лицо побагровело и голова взорвалась. Это случилось, когда ему сообщили малоизвестный факт из жизни Гомера, и это стало последней каплей. По словам его врача, тоже окончившего Итон, мозг Летвина не смог вместить столько информации. Еще один итонец, Борис Джонсон, сильно огорчился случившимся. “Подавлен и обескуражен есмь”, – сказал он».

Скажите, что кто-нибудь ходил в Итон, и все сразу представят себе шмыгающего носом человека с длинными растрепанными волосами, чей старший брат служит в армии.

Пока мы в средней школе зубрили поэмы Джона Дойна, их в Итоне, несомненно, учили управлять рабочим классом, а также тому, что если уметь кричать, то знать французский необязательно.

Известно знаменитое сочинение итонского студента на тему бедности. «Отец был беден. Мать была бедна. Дети были бедны. Дворецкий был беден. Повар был беден. Личный киномеханик был беден. Шофер был беден». Какое им дело до реального мира, который кончается вне Виндзора и начинается под Слоу.

Впрочем, подобная карикатура – не совсем правда. Сегодня ты не можешь поступить в Итон только потому, что твоя фамилия длиннее, чем химическая формула. Ты должен быть очень, очень умным. Два моих лучших друга учились в Итоне в семидесятых и вернулись оттуда правильными (правыми) людьми.

Но печать Итона все еще реальна.

Никто не говорит, что программу Newsinght ведет выпускник Малвернской средней школы Джереми Паксман. И никто торжественно не произносит: «А теперь мистер Джонатан Росс, который учился во вшивой дыре в Лейтонстоуне».

Моя жена собирается отдать нашего сына в Итон. Только через мой труп! Это несмотря на то, что я готов продать и сдать в аренду все, только чтобы не отдавать его в государственную школу. Потому что я знаю, что он будет учиться в отличном месте пять лет, зато потом полвека будет носить титул «старый итонец».

В обычной средней школе ему все-таки будет лучше: его будут пять лет пырять ножом, зато потом еще полвека он будет способен вытащить из глаза стрелу, не проронив ни слезинки.

Гигантский шаг назад для всего человечества

Как и все мои ровесники, я не помню, что делал во времена убийства Кеннеди. Но я помню момент, когда французский Concorde упал на парижский отель. И я знаю, где буду в следующую пятницу – на борту единственного в мире сверхзвукового лайнера, который отправится в свой последний рейс по маршруту Нью-Йорк–Лондон.

Когда я снова окажусь на земле, у меня будет большой соблазн сказать: «Это маленький шаг для человека, но огромный шаг назад для человечества». История знает мало примеров, когда человечество имело достаточно технологий, чтобы продвинуться вперед, и вдруг отступало. Последний раз это имело место в 410 году, когда римляне взяли и свалили из Британии. Не в нашей природе чуять приближение пожара.

Мы были на Луне, и теперь Beagle 2 летит на Марс. Мы изобрели паровую машину и тут же поменяли ее на двигатель внутреннего сгорания. Мы научились долетать до Америки за три часа… а теперь разучились. Смысла в этом нет никакого.

Когда в 1962 году Британия и Франция договорились о создании сверхзвукового суперсамолета, инженеры еще не очень представляли, какой он будет. Они уже строили истребители, которые долетали до стратосферы и развивали скорость в два раза быстрее звуковой, но там сидели молодые атлеты в гермошлемах. А тут потребовалось перевозить ожиревших бизнесменов в обычной одежде.

Специалисты из NASA говорят, что задача создания пассажирского лайнера, летающего в 2,2 раза быстрее скорости звука, была технологически куда сложнее, чем отправка человека на Луну. Эти парни чуть не плачут по своему Appolo. Но стоит им заслышать про Concorde, их глаза высыхают и они застывают в благоговении.

Жизнь за пределами звукового барьера враждебна. Там возникает такое трение о воздух, что самолет может стереться до основания.

На приборной доске Concorde есть место, которое раскаляется настолько, что там можно жарить яйца. А еще есть ударная волна такой силы, что от нее заклинивает рычаги управления. В конце Второй мировой пилоты, направляя свой Spitfire в пике, часто теряли управление. Они не знали, что в этом виновата ударная волна сверхзвукового перехода. Она на краях крыльев не дает элеронам двигаться. Чтобы миновать звуковой барьер, нужно эту волну обуздать. Ее нельзя подпускать к нежным роллс-ройсовским двигателям. Воздух надо замедлять до того, как он входит в сопла и идет через тонкие лопасти турбин. А проблемы с расходом топлива и надежностью! Например, истребитель шестидесятых годов Lightning съедал все топливо за 45 минут, и после каждого вылета его надо было чинить две недели.

Concorde должен был летать 4000 миль в местах, где воздух становится таким же разрушительным, как атомный взрыв. Затем он должен разворачиваться и проделывать обратный путь.

Американцы потерпели поражение со своим сверхзвуковым транспортом, потому что зациклились на трех скоростях звука. Им понадобились материалы такой дороговизны, что их коммерческое использование стало бы бессмысленным. Русские оказались большими реалистами при создании Ту-144, однако дальность его полета была всего полторы тысячи миль.

Напомню, что Concorde строили методом проб, ошибок и снова ошибок. Мужчины в потертых пиджаках бесконечно клеили бумажные самолетики и запускали их в аэродинамическую трубу.

И все же этот самолет – выдающееся технологическое достижение. Одно из самых великих. И не только технологическое, но и политическое. Франция и Англия не могли даже договориться, как писать название самолета. Сговорились на том, что на конце слова должно-таки быть французское «е». А потом Макмиллан разругался с де Голлем, и наши убрали немую букву.

А потом министром промышленности стал Тони Бенн, который и решил вопрос, заявив, что «е» будет, потому что England начинается на «е» и Europe начинается «е», и еще потому, что «Антанта», Entente Cordiale, означает «сердечное согласие».

Бенн спасал Concorde как мог. Ему пришлось биться с американцами, которые заявили, что от преодоления звукового барьера их коровы перестанут доиться. Они развели такую вонь, что мир постепенно начал терять интерес к этому самолету. Шестнадцать авиакомпаний отозвали свои заказы, и самыми стойкими оказались Air France и ВОАС.

Понимая, что проект будет коммерческой катастрофой, Бенн умасливал казначейство и французов, пока 21 января 1976 года не начались полеты. Впервые пассажиры могли лететь так быстро, что видели, как солнце встает на западе, и прилетали раньше, чем вылетали.

Цена, которую заплатили за самолет британские налогоплательщики, баснословна – 1,34 миллиарда долларов. Даже по сегодняшним ценам на них можно построить два Купола тысячелетия.

На удивление всех финансовая обуза стала источником больших денег. Хотя авиакомпания Фредди Лейкера начала ввозить пролетариев в Нью-Йорк всего за 59 фунтов и Concorde всегда был заполнен на три четверти, он приносил British Airways 20 миллионов фунтов ежегодно.

Я лично, сидя в квартире в Фулэме, пропускал второй репортаж в шести- и десятичасовых новостях по телевизору. Все заглушал рев гигантских двигателей на взлете. Два раза в ночь весь город смотрел в небо.

И вот когда я прилетел на военном вертолете в Йорк, раздался телефонный звонок. Concorde врезался в парижский отель.

Моя реакция была такой же, как ваша, – мгновенный шок, который был лишь слегка смягчен мыслью, что самолет не британский и люди на борту не англичане. Обычно в катастрофах подобного рода мы оплакиваем погибших. Но в этот раз впервые со времен «Титаника» мы оплакивали и саму машину.

Великая белая стрела. Машина, которая своим ревом напоминала лондонцам дважды в день о своем величии. Самолет, которому исполнилось сорок лет, но он оставался круче всех. Но он не был неуязвимым. Никогда не был.

Однажды у самолета во время перелета из Нью-Йорка отказал один двигатель, увеличилось сопротивление воздуха и повысился расход топлива. Капитан проигнорировал совет второго пилота сесть в Шенноне на дозаправку и появился в Хитроу с топливным запасом на 90 секунд полета. Баки высохли уже во время буксировки. Актриса Джоан Коллинз так и не узнала, что чуть не смешалась с обломками универмага Harrods.

Всеобщая вера в этот самолет испарилась сразу после парижской катастрофы. А тут еще 11 сентября.

Когда я впервые прошлым летом сел в Concorde, то глазам своим не поверил – он был практически пустой.

Я не уставал удивляться. Какие тут маленькие иллюминаторы! Как в таком тонком корпусе нашлось место для такой коллекции вин! Как шумно в хвосте! Но больше всего я удивился перегрузкам, когда мы летели где-то над Корнуоллом и двигатели разогнали нас быстрее 1000 миль в час.

Если мои дети не подадутся в летчики-истребители, они никогда в жизни не испытают такого ускорения. Ни одна компания и ни одно государство более не работает над проектом сверхзвукового пассажирского самолета.

Говорят, американский Gulfstream проектируется под две скорости звука, и ходит слух насчет создания сверхзвукового самолета, который донесет нас до Австралии за два часа.

В начале девяностых British Aerospace и Aerospatiale собирались создать 225-местный самолет, который мог бы достигать 2,5 скорости звука. Но когда оказалось, что надо потратить девять миллиардов, они раздумали и спроектировали двухэтажный автобус.

Думаете, Колумб открыл бы Америку, если бы думал о просроченном кредите? А Армстронг вышел на поверхность Луны? А Хиллари – на вершину Эвереста? Было ли выгодно отправлять Амундсена на Южный полюс, или вы думаете, что Тьюринг изобрел компьютер из жажды наживы?

Финансовая пропасть между первым и третьим мирами достигла таких размеров, что первый уже начал отстегивать третьему, чтобы подтянуть его хоть до какого-нибудь сносного уровня. На каждый пенс, который можно было бы потратить на развитие цивилизации, находится сотня крикунов, которые утверждают, что лучше его потратить на голодающих Африки. И я их понимаю.

Но мне непонятно, как можно оценить жажду знаний в бухгалтерских терминах. Сейчас ни одна отдельная компания или страна не сможет осилить деньги, которые нужны для создания лучшей, чем Concorde, машины.

По этой причине надо создать всемирный фонд, который берется за дела, которые не может поднять бизнес. Это охота за астероидами, исследования океана в поисках лекарства от рака и подогрев нашей жажды ехать все быстрее и быстрее.

А может быть, дни механической скорости уже закончились? Может, с Интернетом и видеоконференциями вы уже достигли скорости света? Может, двигаться больше не нужно?

Кто знает, не повторят ли самолеты судьбу лошади. Когда пришел автомобиль, лошадь никуда не делась, просто из инструмента она превратилась в игрушку, в цирковое животное, в подружку для девочек-подростков.

Если вы сегодня в состоянии общаться с людьми, живущими на другом краю земли, то единственной причиной куда-то ехать остается простое желание ехать. И если мне дадут выбрать между двумя скоростями звука и двумя фунтами, вы знаете, что я выберу.

Так что, наверное, это и не шаг назад. Concorde, возможно, погиб не потому, что был слишком быстрый. Скорее он стал слишком медленным в эпоху электронной почты.

Восхитительный полет к национальному позору

Не так много вещей могут меня подвигнуть к тому, чтобы встать в полпятого утра. Особенно если я лег в полчетвертого. Но если у вас есть один билет из ста возможных на последний полет Concorde… Пожалуй, я пойду и побреюсь.

Они усадили меня точно возле туалета, а точнее, Пирса Моргана, известного как главред Daily Mirror. И между фьючерсным брокером и американцем, который заплатил 60 000 за билет, купленный на E-bay в рамках благотворительного аукциона.

Какая-то барышня была в шоке от списка приглашенных. Да тут даже прессы никакой нету, разочарованно сказала она. Как это нет, удивился я. Вот же и Mail, ВВС, ABC, NBC, ITN, PA, CNN, Sky, Guardian и Telegraph…

Но где же Hello!, спросила она.

Обещали, что приедет Элтон Джон и, может быть, даже Джордж Майкл. Но в результате все, что нам досталось из звезд, – это дама в парике, которую я опознал по кинофильму «Жеребец» и которая когда-то была замужем за Билли Джоэлом.

Остальные были председателями советов директоров всевозможных – от самых маленьких до самых толстых и больших.

Несмотря на всю эту тяжесть, Concorde поднялся в кристально чистое небо Нью-Йорка в 7:38 и разогнался так мягко, что даже шампанское Pol Roger Winston Churchill не расплескалось. И полетел домой. В последний раз.

Я был в настроении повеселиться, хотя это не так легко на скорости в три скорости звука. Стоять нормально было трудно, невозможно, и каждый раз надо было садиться, когда тележка с напитками проезжала мимо.

Как только мы преодолели звуковой барьер, я хотел спросить банкира, что он чувствует, проходя этот звуковой барьер в первый и, скорее всего, последний раз в жизни. Но он уже стал клевать носом и заснул.

Американец находился в живом монологе с самим собой. Тут не было телевизионных экранов – все, что может увеличить вес, здесь не приветствуется. А книгу я забыл в сумке. Concorde задумывался вовсе не для увеселительных прогулок. К тому же он дитя пятидесятых, когда о компьютерных играх никто слыхом не слыхивал. Они думали, что каждый будет себя развлекать сам. Так что я начал выпивать с Морганом.

British Airways задумали сделать не столько поминальный, сколько юбилейный перелет, чтобы, так сказать, отметить двадцатисемилетие службы. Дух праздника витал и в зале вылета, и на поле, где все пилоты как один выстроились, чтобы отдать честь уходящему лайнеру.

Но как только скорость снизилась до 0,98 скорости звука, праздник угас. Все поняли, что мы стали последними штатскими людьми, которые летели быстрее звука. Грусть разлилась по салону.

Над Лондоном мы увидели другую примету времени – Купол тысячелетия. Мост тысячелетия. Пробки. Газетные офисы. И только самолет напоминал нам, какими великими мы когда-то были. А что напомнит потомкам о нас самих?

Когда колеса шасси коснулись посадочной полосы, раздались аплодисменты. Но последующие сорок минут толпа с фотоаппаратами напоминала панихиду. Спасала только выпивка.

Мне не жалко бизнесменов, которым приходится теперь лететь через Атлантику семь часов. В конце концов, они тоже виноваты в том, что Concorde больше не летает.

Мне не жалко Англию. Это наша вина, что мы не строим больше таких машин. Мне даже не жалко людей, которые боролись все последние годы за то, чтобы Concorde летал, – у них уже есть другая работа.

Мне жалко саму машину. Она стоит в своем ангаре и не понимает, в чем провинилась. Почему не летала вчера и не полетит сегодня? Почему никто не продувает двигатели и не пылесосит ковры? И что такого было в последнем полете – почему пришло так много людей с камерами и почему впервые за 27 лет все 30 000 сотрудников аэропорта Хитроу вышли посмотреть, как самолет делает то, для чего создан?

У машин есть душа и сердце. Я думаю про них так же, как люди думают про собак. Они не умеют читать и не понимают слов. Но они все равно понимают нас. Влево. Вправо. Выше. Быстрее. Сидеть. Лежать.

Вспоминайте о Concorde, как о собаке, которая жила в семье 27 лет. Она никогда вас не подводила. Она прыгала от радости, когда вы насыпали ей корм в миску и выводили гулять. Подумайте, каково ей, когда однажды вы заперли ее в темной комнате. И ушли.

И никогда больше не вернетесь.

Мирный процесс в Ираке: игра без границ

Вы, наверное, думали, как и я, что Ирак был захвачен Америкой, а поэтому Тони Блэру и разрешили в Ираке взять городок размером с Борнемут.

То есть вы думали, что у нас была коалиция из двух стран.

Ничего подобного. В феврале Джордж Буш заявил, что, несмотря на предателей и трусов, он собрал коалицию из тридцати стран, которые принесут мир, добрую волю и компанию Texaco в Ирак.

К сожалению, в эту тридцатку не попали ни Китай, ни Россия, ни Германия – страны с огромным военным потенциалом и подводными лодками. Он закончил перечень стран коалиции Эстонией, страной, которая имела свою армию в 1993 году, но и ту потеряла.

Нет, правда: эстонской армии приказали захватить русский военный городок, но солдаты решили, что это слишком неприятный способ зарабатывать на жизнь, и разошлись по домам, решив бороться с преступностью. Сегодня у Эстонии есть призыв, но большая часть молодых людей просто не приходит на призывной пункт. Я их не виню, Какой смысл целый год играть в солдатики, если самое грозное оружие в арсенале у этой армии – овчарка генерала?

Несколько лет назад немцы, финны и шведы скинулись и купили эстонцам форму, пару патрульных кораблей и самолет Piper, а вот оружие эстонцы купили у израильтян – автоматы «Узи».

В конфликте с Ираком Эстония – приятный, но бесполезный соратник. Как, собственно, и Азербайджан, примкнувший к коалиции, хотя год назад потерял свою армию, которая так и не появилась в Ираке.

Азербайджанский президент Гейдар Алиев старается сделать жизнь военных сносной и даже учредил благотворительный фонд в который каждый может сделать взнос, чтобы платить им зарплату. Но в прошлом году зимой армия вышла из казарм и сказала, что замучилась сидеть без тепла и воды, которую подают всего на час в сутки.

По крайней мере, Буш может положиться на Гондурас. Взрослых там живет не больше, чем в Шеффилде, а большая часть домов построена из тростника. Но у них есть современная армия, которая натренирована для ведения войны в джунглях. Впрочем, в Ираке это не слишком актуально.

Гондурас в Ирак не приехал. Как и японцы, которые собирались послать тысячу миротворцев. А после крупного теракта на прошлой неделе они окончательно решили остаться дома. Индия и Турция последовали за Японией. Южная Корея тоже не горит желанием присоединиться. Довольно сложно сопереживать событиям, которые происходят на расстоянии 10 000 миль от тебя. Особенно когда твой сосед стучит в твою дверь термоядерной бомбой.

Франция вообще на все забила, оставив дядю Сэма наедине с украинцами, которые тратят на вооружение 30 процентов своего ВВП – все 47 пенсов. А также с румынами, которые заняты обучением новой иракской полиции, венграми, приславшими 140 экспертов по логистике, новозеландцами, приславшими немного перевязочных материалов, и болгарами, которые присматривают за зонтиками.

Чехи прислали 400 полицейских, но те получили письма из дома и на следующей неделе возвращаются назад. Та же история с итальянцами, которые всегда готовы подраться, пока драка не началась.

Любой человек с головой на плечах понимает, что американской военной машине снести партию Баас было раз плюнуть – даже без помощи гондурасского спецназа по джунглям и подержанного патрульного катера из Эстонии. Однако очень тяжело без помощников успокоить все, что начнется после так называемой победы. Всякий раз, когда поляки и голландцы будут чинить электростанцию, найдется десяток талибов, которые въедут в нее на «тойоте» с взрывчаткой.

Мы потратили почти восемьдесят лет, чтобы успокоить Северную Ирландию, где было только две фракции. В Ираке их 120, и все они ведут свои вендетты со времен эдемского сада.

Хуже того, среди оккупирующей стороны тоже нет единогласия. То австралийцы врываются в ваш дом в поисках ядерного оружия, то украинские солдаты интересуются вашим желанием вступить в иракскую полицию, а потом вам стреляют в лицо шииты, потому что сунниты видели, как вы беседовали с норвежским сержантом насчет болгарской связистки.

А тем временем 130000 американцев с вертолетами Apache и тоннами денег ищут, было ли у Саддама в аптечке что-нибудь более опасное, чем аспирин.

Война закончилась, сказал Буш. Да, приятель, может, ты и перестал играть, но зато оставил на игровом поле 187 разных команд, которые играют на нем в совершенно разные игры.

Присяжные бывают пострашнее преступников

Много лет назад, когда я был стажером местной газеты в социалистической республике Южный Йоркшир, в отдел новостей позвонила дама и сказала, что ее дом «ужасен».

Я поехал к ней и действительно обнаружил, что у нее бардак и куча замызганных ребятишек, из которых часть была ее собственными. Какие именно, она уже не понимала, но была уверена, что тараканы залезли к ней в голову через уши и отложили яйца где-то за глазными яблоками.

Не то чтобы она была сумасшедшей. Скорее она была полной. Достаточно полной для уверенности, что ее стройность позволяет носить ей мини-юбку. И полная достаточно, чтобы верить, что в голове ее полно тараканьих личинок, хотя в голове у нее было пусто.

Она не была чем-то необычным. Каждый день я видел людей, у которых всех дел разве что пожрать, когда проголодаются, и орать на всех, кто не так на них посмотрел. Людей, способных к логическому мышлению не больше, чем стиральная машина.

Они никуда не делись. Недавно я смотрел криминальную программу по ТВ. Поймали парня, который не так вел машину, – полицейские решили, что она в угоне. Потом оказалось, что парень, мягко говоря соображает не очень-то и говорит несколько бессвязно. Когда полицейский спросил, его ли эта машина, парень взглянул на него так, словно его попросили рассказать о химических свойствах лития. У него был интеллект одуванчика, красноречие табуретки и мозги его мамаши, которая была тут же и вопила: «Свиньи, свиньи!»

А так как этот парень не был ветеринаром или викарием, он вполне мог быть избран в суд присяжных. Да, вот этот самый парень и еще та дама с тараканами в голове смело могут быть присяжными по делу скажем, о многомиллионной афере.

Вы, наверное, не заметили, что между последним заседанием парламента и речью королевы, когда все занимались проблемами строительства госпиталей и финансирования университетов, правительство отчаянно хотело протолкнуть новый билль о судопроизводстве.

Принято считать, что суд присяжных – это краеугольный камень британского судопроизводства. Убери его, и все здание рухнет. Но когда дело коснется вас лично, тут уже не до демократии. Если речь идет о том, чтобы убрать с улиц еще немного грабителей, то не до честности и приличия.

Все, что нам нужно, – это система, которая работает. И мы все знаем, что система присяжных – это фарс.

Откуда дама с тараканами в голове знает, насколько легально переводить деньги из пенсионных фондов через счета на Каймановых островах?

И дело не только в финансовых аферах. Когда раньше кто-то воровал козла, то присяжные выслушивали того, кто видел, как он это делал, и тогда выносили вердикт. Теперь на это дело надо пускать всю мощь судмедэкспертизы.

Я понимаю, почему многие депутаты-лейбористы так озабочены. Они видят, сколько идиотов в больницах. Но те, кто там лежит, – это только верхушка айсберга. Они все равно не знают, кто такой премьер-министр и чем он занимается. Люди, которые, как принято считать, существуют только в карикатурах журнала Viz.

Депутаты-тори тоже должны озаботиться. Я знаю одну даму, которая выслушала прения сторон и заявила: «А я поняла сразу, что чертенок виноват – в тот момент, как он только вошел в комнату заседаний суда».

В коллегии присяжных должно быть четыре человека, примерно равных по уму или статусу обвиняемому. Извините, но тому парню, которого задержали с ворованной машиной, в таком случае можно было бы доверить судить лишь растения.

Не ужасно ли, что равным мне по количеству появлений на экране телевизора и объему написанного про автомобили может быть только арт-критик Стивен Бейли? Но я не хочу, чтобы меня судил даже он.

Так что сегодня суд присяжных не имеет ничего общего с демократией и очень много общего – с гаданием вслепую. Но чем заменить эту систему?

Судьей? О нет. Профессиональными заседателями? И кто на это подпишется? Это не сработает, даже если мы будем проверять головы заседателей на наличие тараканов.

Потому что все умные люди начнут притворяться идиотами, чтобы поскорее пойти домой.

Чем все это может кончиться? Сейчас обсуждается, не поставить ли в залы суда телекамеры. Как вы думаете, сколько времени пройдет, прежде чем нас начнут просить нажать красную кнопку на телевизионном пульте, чтобы проголосовать за приговор? Я первый, кто это предсказывает.

Они пытаются начать отлов ослов без паспорта

У меня была ужасно занятая неделя, и меньше всего на свете мне нужна была директива Евросоюза о том, что я теперь должен получить паспорта на всех трех своих осликов.

Я пытался спорить, что, дескать, не собираюсь вывозить их за границу и даже выводить из стойла, но бесполезно. Директива 90/426/ЕЕС предписывает каждому владельцу лошади, мула или осла получить на них паспорта или заплатить двадцать фунтов штрафа.

Вот так засада. Мой ослик Джофф настолько туп, что я не могу его затащить в собственное стойло. Как же я поведу его фотографироваться на паспорт в фотобудку? Ослик Эдди такой игривый, что скорчит рожу, как только сработает фотовспышка. А еще есть ослица Кристин Скотт, которая, увидев свои фотографии, расстроится из-за слишком длинного носа. И заплачет.

Но оказалось, что Евросоюз уже предвидел все эти трудности и разрешил вместо фотографии предоставлять рисованный силуэт в профиль. Это заметно облегчает жизнь, хотя считаю, что силуэт – не самый лучший способ идентификации особи.

Каждый раз, когда я рисую осла, у меня получается собака. Вообще все, что я рисую, похоже на собаку.

Ветеринар сказал, что это не проблема: главное, чтобы отметины стояли в правильных местах.

А если у моего ослика нет отметин? Что происходит? С какого перепугу Еврокомиссия решила снабдить все лошадиные и ослиные виды животных паспортом?

Ответ (вы не поверите): чтобы составить медицинскую карту животного. Таким образом, достаточно будет одного взгляда, чтобы узнать, не кормили ли животное опасными веществами, если вы вдруг решите его съесть.

Если однажды я окончательно свихнусь и решу запечь ногу моего Джоффа с соусом и овощами, я должен быть уверен, что предыдущий его хозяин не кормил осла препаратами, от которых у меня вырастет вторая голова.

За свою жизнь я ел змей, собак, кита (кусочек), крокодила и анчоусов. Но я лучше съем немца, чем запущу зубы в любимого ослика. Думаю, что в этом я не одинок.

Конечно, когда, скажем, лошадь сдохнет сама по себе, это совсем другое дело. По новым законам ее уж нельзя хоронить в саду, так что придется ждать, пока за ней не придут охотники и не заберут труп. Но если охоту тоже запретят?

Говорит ли Евросоюз, что нам теперь надо вооружиться ножиком и кетчупом?

Я не думаю. В Британии все же есть граница между тем, что можно тащить в рот, а что нет. Мы будем есть даже крыс, если их назовут «шаверма», но никогда не будем есть конину.

У европейцев эта граница куда более размыта. Эти извращенцы жрут все подряд. Во Франции вы найдете конину в меню, а в Германии, если верить газетам, теперь не возбраняется съедать гостей, которые пришли на ужин. В Испании делают салями из ослятины.

За Ла-Маншем наверняка идут споры по поводу лошадиных паспортов. Знание о том, когда лошадь залазила на другую лошадь, очень бы помогло. Надо знать, колотили ли пони перед тем, как коптили. Но уверены ли вы, что где-нибудь в Андалузии крестьяне просто не скормят директиву Евросоюза своему мулу?

Такова была моя первая реакция на директиву. Я решил, что это просто глупая шутка, и если не обращать на нее внимания, она забудется. Но все оказалось хуже, чем я думал: в Англии, единственной стране Европы, где не едят своих «сивок-бурок», власти всерьез собираются выявлять беспаспортных осликов. И штрафовать хозяев.

Представляете, что такое могут сделать в Европе? Я – нет. Зато я видел, как гигантские водяные пылесосы под названием «испанский рыболовный флот» сбрасывают в порту Ла-Корунья тонны рыбы размером в два миллиметра. И ни одного инспектора от Евросоюза на миллионы миль вокруг.

В Германии это тоже вряд ли сработает. Там любят командовать населением больше, чем где-либо, но когда они попытались ввести аналогичную схему регистрации животных, была зарегистрирована лишь половина лошадей. А инспектора, которых послали проверять регистрацию у остальных, таинственным образом исчезли.

Лучший подарок на Рождество – запрет корпоративных вечеринок

Накануне Рождества все газетные колумнисты традиционно распинаются, как они презирают все, что с этим Рождеством связано. Увы, это не мой путь.

Впрочем, и у меня есть парочка вещей, которые не нравятся. Например, не нравится, когда кто-то въезжает мне по носу своей моделькой самолета на пороге магазина. А еще мы с женой дарим друг другу одинаковые подарки. Поэтому у нас две видеокамеры и две собаки.

Но обычно мне все нравится. Мои гирлянды работают сразу после распаковки. Моя елка не роняет иголок. Я не ем много и не пью слишком. Мне нравится получать длинные письма и открытки от людей, которых я не видел весь год. Мне нравится преувеличенный уют сочельника.

Я люблю распаковывать подарки. Мне нравится индюшка-карри в феврале. «Великий побег» смотрю каждый раз, когда его показывают. У меня нет родственников, которые писаются за обедом. Мне нравится видеть радостные детские лица в пять утра. Я не имею ничего против рождественских джемперов. Я благодарен за свои новые носки.

Я восхищаюсь вечеринками и посиделками 26 декабря, в день распаковки подарков. Мне нравятся праздничные колядования школьников. Я никогда не стою в пробках, покидая Лондон. Я не ощущаю приступов паники в последние перед Рождеством дни шопинга. Я совершенно не чувствую себя измученным, проводя с семьей несколько дней.

Но есть связанные с Рождеством вещи, которые я ненавижу так, что у меня мурашки по коже бегут только от одного их упоминания. Это сырое полено в камине, реклама во время речи Ее Величества, плесень на копченом лососе. А еще корпоративные вечеринки.

Когда я был маленьким, мои родители владели фабрикой игрушек. Каждый год в январе ее сотрудники начинали собирать деньги на корпоративную вечеринку. По 10 пенсов в неделю. К июлю набегало достаточно на креветочный коктейль, а к сентябрю сотрудники уже исходили пеной в ожидании первой рождественской рюмки «Бейлиса».

Я никогда не понимал зачем. И до сих пор не понимаю. В шесть вечера вы выключаете компьютер и через минуту должны веселиться с людьми, которые вам несимпатичны. Странно это. Они вам не друзья, вы просто иногда общаетесь по работе. Почему вы решили, что вечеринка не превратится в ад?

Рождество в Британии полностью загублено корпоративными вечеринками.

На улицах полно простых людей, которые вдруг потеряли способность двигаться по прямой. В ресторанах гудят компании по полсотни человек, которые заказывают еду не по вкусу, а по ее аэродинамическим характеристикам. Всю неделю невозможно ни до кого дозвониться, потому что они или ищут ресторан, или носятся в поисках новой тряпки, или делают прическу для Великого События.

Держу пари, что многие больше сил тратят на корпоративные вечеринки, чем на домашние. В съемочной группе Tор Gear последний раз вечеринку организовывал какой-то девятнадцатилетний мальчик. Поэтому я каждые пять минут смотрел на часы, соображая, смогу ли я смыться в десять часов. В этот раз я туда не пойду.

Первое. Никогда не позволяйте самым молодым сотрудникам организовывать вечеринку. Потому что их представление о хорошей вечеринке – много блевотины и дурацкие шляпы – слишком далеко от вашего.

Вы полагаете, что вам не о чем поговорить с мужиком, который рулит вилочным погрузчиком на складе, но еще меньше у вас тем для разговора с этими офисными молокососами.

Например, ваши домашние растения настоящие, но ни одно из них нельзя курить. В вашем холодильнике больше еды, чем бухла. Вы слушаете свои любимые песни, пока едете в лифте, и вам до сих пор нравится любоваться рассветами, но все же вы предпочитаете сначала поспать.

Есть еще одна проблема. Где бы ни собирался подрастающий офисный планктон, они всегда будут обсуждать, куда они пойдут пьянствовать дальше. А вам хочется только одного – поехать лечь спать. И наутро они обязательно скажут: «Да я раньше никогда так не нажирался!» А вы: «Странно, но я выпил гораздо меньше, чем бывало!»

И еще секс. На рождественских вечеринках им занимается чуть ли не половина присутствующих. Вы целый год сидели напротив той полной девушки, и вам ни разу в голову не приходило, что она сколько-нибудь интересна. Разве достаточно выпить подогретого вина и надеть на нее дурацкую шляпу, чтобы она превратилась в ваших глазах в топ-модель?

Даже вечеринка в Sunday Times в этом году превратится в кошмар. Но по другой причине. Дело в том, что Би-би-си запретила своим сотрудникам вести колонки в газетах. Это касается Эндрю Марра, Джона Симпсона и даже Джона Хамфриса.

А я? Про меня Би-би-си не особо вспоминает. Мое мнение никого не колышет. И я уверен, что Хамфрис обязательно придет, чтобы обратить на это внимание всех.

Примечания

1

Улица в центральной части Лондона; известна своими магазинами по продаже радиотелевизионной и акустической аппаратуры.

(обратно)

2

Британская домостроительная компания Barratt Developments Pic. – Прим. пер.

(обратно)

3

Джек Стро – британский политик-лейборист, с 2007 года – министр юстиции в правительстве Гордона Брауна.

(обратно)

4

Джимми Сэвил – радио-ди-джей BBC Radio 1. Вел самый первый выпуск Top of the Pops.

(обратно)

5

«Тигры освобождения Тамил Илама» – сепаратистская организация террористического толка, действующая в Шри-Ланке.

(обратно)

6

Euskadi Та Askatasuna (ETA) – «Отчизна басков и свобода», социалистическая радикально-террористическая организация, борющаяся за создание независимого Баскского государства.

(обратно)

7

Майра Хиндли – британская грабительница и серийная убийца, преступления которой (в сообщничестве с Яном Брэйди) потрясли британское общество в 1960-е годы.

(обратно)

8

Nimbyism – слово происходит от аббревиатуры NIMBY (not in my back yard – «не на моем заднем дворе») и обозначает умонастроение людей, готовых протестовать против чего-либо только тогда, когда проблема касается их лично.

(обратно)

9

Лорд Патрик Личфилд – двоюродный браг королевы Елизаветы II, профессиональный фотограф. В 1981 году руководил фотосъемкой свадьбы наследника британского престола принца Чарльза и принцессы Дианы.

(обратно)

Оглавление

Еще один выходной? . Не надо, пожалуйста, я устал отдыхать

Меня убивают все эти разговоры про безопасность и здоровье

Мужчины безнадежны, и я горжусь этим

По радио мы простим даже убийство

Велкам, но ахтунг! Австрийское гостеприимство

Белый дом уж больно маловат

Полет вокруг света, только мест в первом классе нету

Они пытаются замедлить пульс реальной жизни

Черт с ним, с евро, дайте нам универсальную розетку

Я готов отдать жизнь за этого, как его…

Ползучий пригород

Это самолет? Нет, это летающий овощ!

Завтрак чемпионов или собачья жратва?

Дожди и бунты

Миллионера от нищего отделяет один шаг

Что нужно, чтобы нормально поесть?

Главное достижение цивилизации – газонокосилки

Приглашение, от которого хочется отказаться

Ошибки большие и малые

Америка побраталась с фатерляндом

Окруженный немцами, жаждущими мщения

Мои пожелания ЕС после брюссельских баталий

Уик-энд в воровском городе Париже

Это произведение искусства, и оно сидит у нас на шее

В Стране Басков говорят на языке смерти

Здравый смысл рискует утонуть в бассейне

На одном терпении можно уехать очень далеко

В отпуске мне не хватало привычного дурдома

Легко ли править морями потерпевшим кораблекрушение?

Перестало нам даваться «большое и вечное»

Учитесь у детей и расслабляйтесь, как на Ибице

По-любому переться к дантисту

Морская дуэль с самыми быстрыми мигрантами на Запад

Мой приговор: судьи виновны

Чем больше нам говорят, тем меньше мы знаем

Без пиарщика я всего лишь еще один обрюзгший мерзавец

Зачем спорить? Давайте решим вопрос кулаками

Говорю как отец, я никогда не буду матерью

Я всего лишь говорю о своем поколении, Бритни

Не грусти, ангелочек, побеждают только неудачники

Лиса-убийца заставила меня пристрелить Бекхэма

Новости с края Вселенной

Цирк лучше, чем «Большой брат»

Зануды приземляют Британию

Крикет – национальный вид спорта бездельников

Есть ли новости?

Что может быть лучше для ребенка, чем остаться дома одному?

Из Ивана Грозного получается грозный турист

За терроризм надо привлечь к ответу Рембо

Цены на недвижимость упали? Все дело в расстоянии до школы

Лотерея оплатит все, кроме удовольствия

Шаттл – баловство, но забронируйте мне билетик

Когда чипсы кончаются, я за фатерлянд

Спасайте черепах: . размещайте рекламу у них на панцире

Позвольте мне продать вам Стаффордшир

Взгляд украдкой за шторы в королевских покоях

Не нужен нам берег турецкий, у нас есть прекрасный Эссекс

Галерей полно, но где искусство, чтобы их заполнить?

Забудьте про птичий грипп – нас ждут вещи посерьезнее

Мандела не заслуживает места на пьедестале

В поисках потерянного времени, . еще одного подбородка и жизни в целом

В поисках настоящего сада на цветочном шоу в Челси

Смело отправимся туда, где никто еще не пытался ставить идиотских рекордов

Бекхэм выдохся, теперь моя очередь рулить фанатами

Не догадаетесь, жители какой страны самые несчастные

В провинции сколько таунов, столько даунов

Если бы мой сад рос так же хорошо, как волосы в ушах

БА, или Бойтесь Акронимов

Зарево в ночном небе – значит, пожар на спутнике

Я предпочитаю марихуану и печенье так называемой настоящей жизни

Я побывал в раю… там было очень плохо

Эврика! Я изобрел лекарство от науки

Почему в шорт-листе Букера нет сюжета

Посещение сувенирной лавки заставляет посочувствовать Англии

Почему Итон хуже обычной средней школы

Гигантский шаг назад для всего человечества

Восхитительный полет к национальному позору

Мирный процесс в Ираке: игра без границ

Присяжные бывают пострашнее преступников

Они пытаются начать отлов ослов без паспорта

Лучший подарок на Рождество – запрет корпоративных вечеринок . . . . . . . . . .

Реклама на сайте