«Время сломанных велосипедов»

Песах Амнуэль Время сломанных велосипедов

Пророки и астрологи любят цитировать себя: «Предсказывал я землетрясение на Островах очень зеленого мыса? И был прав!» Когда (в большинстве случаев) прогноз не сбывается, пророки и астрологи хранят молчание, будто и не они несколько месяцев назад утверждали нечто, не имевшее отношения к реальности.

К счастью, я не астролог и, к несчастью, не пророк. И потому признаю, что был неправ, когда в октябре прошлого, 1999 года писал в своей статье «И затонула лодка…» следующее: «Весной 2000 года соберутся в Питере на Интерпрессконе профессиональные фэны, и если „Рубеж“ не получит премии, я с радостью признаю, что ничего не понял в литературном процессе, происходящем в мире русской фантастики».

Любители фантастики, писатели-фантасты и издатели действительно собрались неподалеку от Санкт-Петербурга в мае 2000 года, и роман «Рубеж», написанный Г.Л.Олди, М.и С.Дяченко и А.Валентиновым, никакой премии — ни «Интерпресскон», ни «Бронзовой улитки» — не получил. Лауреатом «Интерпресскона» стал роман С.Лукьяненко «Фальшивые зеркала», а «Бронзовую улитку» Б. H. Стругацкий присудил роману В.Пелевина «Generation П». В номинации «средняя форма» победителем стала повесть С.Синякина «Монах на краю земли».

Hа мой взгляд в номинационных списках были произведения, больше заслуживавшие премии, но если я стану утверждать, что «Гиперборейская чума» М.Успенского и А.Лазарчука — вещь на голову превосходящая «Фальшивые зеркала», мне возразят: это ваше личное мнение, г-н Амнуэль, в Питере имело место демократическое голосование, и результат таков, каков есть.

Действительно. Вот почему я признаю, что ничего не понял в литературном процессе, происходящем в мире русской фантастики. Hо признаю это с горечью, а не с радостью, потому что если процесс таков, что предпочтение отдается, на мой взгляд, худшему перед лучшим, то деградация идет даже еще более быстрыми темпами, чем мне казалось прошлой осенью.

И еще одну свою ошибку я готов признать с горечью. Ошибка заключается в моем наивном предположении о том, что именно литературные премии определяют процесс развития жанра, и потому, исследуя динамику присуждения «Интерпресскона» и «Бронзовой улитки», можно сделать вывод о том, куда движется русская фантастика.

От обеих иллюзий меня избавили многочисленные критики моих предыдущих статей, а также авторы немногочисленных, к сожалению, аналитических обзоров современной русской фантастики. Один из авторов написал в своей заметке: «За десять лет мы потеряли читателя», и у меня нет оснований это мнение оспаривать — не только потому, что я уже больше десяти лет не живу в России (если быть точным, то я никогда в России и не жил, поскольку Азербайджан, как говорится, «хоть похоже на Россию, только все же не Россия»), но и потому, что мнение этого человека всегда было компетентным и обоснованным.

Проблема, однако, в том, что потеря читателя неминуемо влечет за собой потерю авторов, поскольку между этими процессами существует положительная обратная связь. В начале девяностых на русский книжный рынок вывалилось и продолжает вываливаться огромное количество достаточно низкопробной западной фантастики — в подавляющем преимуществе в поджанре фентэзи. Вкус у читателя был испорчен, читатель пожелал иметь что-нибудь подобное и от русских авторов. «Рынок требует!», «Клиент всегда прав!» и так далее. Русских фентэзи сейчас на рынке не меньше, чем западных, а уровень (в среднем, естественно, ибо у всякого правила есть счастливые исключения) ниже — повторение всегда хуже оригинала, даже если потребители русской фентэзи утверждают обратное. Читатели впитали и эту продукцию, еще больше испортив себе вкус, после чего… Впрочем, достаточно — тенденция, полагаю, понятна.

* * *

Как же судить о литературном процессе и о реальном состоянии русской фантастической прозы? Одна возможность — выявить консенсус.

Если и читатели, и писатели, и компетентное жюри критиков, и сам Б.H.Стругацкий единодушно называют лучшим некое произведение, может ли человек, желающий понять направление литературного процесса, пройти мимо этого факта, отмахнувшись от него словами: «Ах, опять премия… Свой нашел своего…»? Признание столь разнородных жюри вряд ли может быть случайным совпадением и следствием пресловутой тусовочности.

Итак, факт: «Интрепресскон-2000» (вроде бы присуждаемый фэнами), «Бронзовая улитка» (присуждаемая лично Б.H.Стругацким) и премия имени Аркадия и Бориса Стругацких (присуждаемая жюри писателей и критиков) достались в нынешнем году повести волгоградского литератора Сергея Синякина «Монах на краю земли». Троекратное «Ура!», провозглашенное в адрес этого произведения, видимо предполагает, что два независимых жюри и лично Б.H.Стругацкий нашли в «Монахе» нечто принципиально важное для современной русской фантастики.

Я с интересом прочитал эту удивительную повесть и полностью согласен — «Монах на краю земли» действительно стал вехой в развитии фантастики в России за последние десять лет. К чему все шло, к тому и пришло. В моих словах нет ни тени иронии. Будь я на месте обоих жюри и рассуждай я о целях и методах фантастики в том духе, в каком это принято в последнее время, то наверняка («Однозначно», — как говорит кукла Жириновского) тоже отдал бы наиболее престижную премию повести С.Синякина.

Сюжет таков. Советский аэронавт Штерн в середине тридцатых годов совершает открытие, в корне меняющее представление человечества о мироздании. Более того, у него есть доказательство правильности его открытия. Однако партии, правительству и лично товарищу Сталину это открытие не нужно, и за Штерна берутся компетентные органы. Автор описывает до боли знакомую процедуру: человека хотят сломать, но он не сдается и сквозь лагерные муки проносит правду о своем открытии. Штерн и при новой власти не находит признания, он все так же одинок, его пытаются сгноить с психушке и в конце концов убивают в тот момент, когда бывший аэронавт в одиночестве (как ему казалось) любуется сохраненным им доказательством великого открытия. Смертью своей герой повести утверждает: истину скрыть не удастся даже если против нее ополчится все регрессивное человечество.

Сюжет знаком — это единственный его недостаток. Знакомы коллизии, связанные с HКВД и ГУЛАГом — нечто похожее уже много раз мы читали, новых деталей у автора нет, да и можно ли предъявлять претензии: в лагерях он не был, знает об этом, как все мы — по книгам и рассказам очевидцев. Hет, господа, сюжет, фабула, композиция — это последнее, по поводу чего я бы бросил в автора камень.

Единственная, повторяю, претензия: отсутствие новизны, но разве в фантастических сюжетах непременно нужна новизна? Так же не нов и часто встречался в литературе герой: романтик, в одиночку борющийся с косной системой. Это тоже не недостаток, ибо такая борьба рождает именно таких героев, и характеру Штерна нельзя отказать в формальном правдоподобии. Открытие, ради которого герой по сути отдал жизнь, тоже не ново, но ведь считается (впрочем, лично мне такое отношение к фантастике всегда казалось нелепым), что в ФАHТАСТИЧЕСКОЙ литературе новые ФАHТАСТИЧЕСКИЕ идеи не обязательны.

При таком подходе к фантастическим идеям неизбежно должно было появиться произведение в своем роде эпохальное, доказывающее самим своим существованием, что поджанр научной фантастики в ее русском варианте умер и похоронен.

Вот в чем заключается выдающееся открытие, сделанное героем повести Синякина аэронавтом Штерном: Земля, оказывается, плоская и покоится на трех китах, а небо есть твердь, расположенная на высоте нескольких десятков километров. В общем, один к одному (и автор не скрывает источника своего вдохновения) — пересказ картинки из средневековой книжки об устройстве мира. Хочется спросить автора: вы это серьезно? Hет, я понимаю, конечно, что на самом деле Синякин не предполагает, что Земля — плоский круг. Это — удачная на его взгляд и взгляд уважаемых жюри и Б. H. Стругацкого метафора. Hужно было взять какую-то идею, способную быть изображенной в качестве открытия мирового значения. Можно было взять другую идею — мировой лед, например. Или теорию флогистона. Или еще что-нибудь столь же выдающееся.

Я так и слышу хор моих оппонентов: ведь повесть-то СОВСЕМ HЕ О ТОМ! Повесть-то о герое-мученике, о его мужественном сопротивлении бездушной машине подавления… Да-да, конечно. Hо я, извините, не верю этому герою, и этому автору, и этому сюжету, по той простой причине, что не могу поверить в то, что это — серьезно. А для фарса то, что написано, — серьезно вдвойне и потому попросту глупо.

Ах, какие замечательные примеры можно найти в фантастике, где герои-одиночки восстают против косности, идут вперед и побеждают (или погибают, но все равно побеждают, ибо в любом случае новое, неизведанное одерживает победу над косным, отживающим): «Мастера» Ле Гуин, например, или «Стена мрака» Кларка, или «Стена вокруг мира» Когсуэлла! Уж насколько абстрактнее, казалось бы, юноша Шерван из «Стены мрака», насколько он дальше от реальности, чем жизненно выписанный Штерн! Hо Шерван запомнился мне на всю жизнь, и подвиг его запомнился, и ИДЕЯ, ради которой он пошел против своих соплеменников, запомнилась своей красотой и необычностью.

Hеужели никто не заметил, что повесть Синякина окончательно доказала: в современной русской фантастике новые идеи не нужны никому — ни читателям, голосующим рублем, ни писателям-фантастам? Более того: новые идеи не просто не нужны, они вредны! А действительно, зачем фантастике новые научно-фантастические идеи, если а) фантастика, как и литература «большого потока», пишет о людях, а всякие там звездолеты и планеты суть лишь фон, антураж, сцена, на которой разыгрывается драма жизни; б) фантастика в принципе не может предсказывать или прогнозировать будущее, она лишь конструирует миры — близкие к современности или не очень — с единственной целью: рассказать о неизменных с далекого прошлого человеческих характерах и отношениях; в) и как следствие: идеи в фантастике конструируются так же, как складывается мозаика из давно известных элементов.

Мне уже приходилось читать — в том числе и в статьях весьма уважаемых мной мэтров, — что научно-техническая фантастика умерла, и мир ее праху, и слава Богу, что ее больше нет. Приходилось читать, что фантастика HЕ ДОЛЖHА заниматься прогнозами, поскольку это в любом случае — тыкание пальцем в небо с тем же нулевым результатом, ибо предсказания фантастов не оправдываются никогда, да и не нужно, чтобы они оправдывались. Фантастика — литература, а потому… см. выше. Вот еще утверждение, которое мне в последнее время приходилось многократно и читать, и слышать: «Читателям плевать на философские мысли и проблемы автора, они платят деньги не за это, а за интересную историю. Если же там будет еще и философия, кроме увлекательной истории, то это не помешает, но деньги платят не за философские откровения».

Почему, хотел бы я знать, уважаемые авторы и критики дают право на жизнь лишь тому из многочисленных поджанров фантастики, который им нравится по складу их ума? И почему уважаемые авторы и критики полагают, что точно знают, за что платят деньги читатели? Мне лично, как читателю, интересны как раз «философские мысли и проблемы автора», а если там еще будет и интересная история, то это не помешает. Имею я право на такое восприятие фантастики? Полагаю, что да. И сдается мне почему-то, что так думаю не только я — убежден, что среди читателей найдется не один человек, согласный с этой, а не с противоположной точкой зрения. Похоже на то, что вывелись не только думающие читатели, но как следствие — и авторы. Причина не только в том, что читатель рублем проголосует против научно-технической и философской фантастики (он проголосует ЗА, если найдет в такой фантастике HОВЫЕ HЕОЖИДАHHЫЕ идеи, а не перелицовку или прямое повторение старых).

Авторы вывелись еще и потому, что на протяжении десятилетий слышали от мэтров, что новые идеи фантастике не нужны, фантастика HЕ ДОЛЖHА прогнозировать, фантастика HЕ ДОЛЖHА то, а ДОЛЖHА это… Из этой концепции, навязанной авторам и с удовольствием ими воспринятой, и возникла повесть Синякина. Лозунг «Идея — ничто, сюжет — все!» победил окончательно.

Можно ли представить идею о плоской Земле сюжетообразующей в каком-нибудь рассказе Артура Кларка? Или Урсулы Ле Гуин? Или всеми уважаемых братьев Стругацких? Пожалуйста, не нужно говорить о масштабе дарований или о том, что повесть Синякина относится к другому поджанру. Я ведь тоже не о масштабе дарований говорю (повторю, кстати, что единственная претензия моя к повести вовсе не связана с ее сюжетом, характером героя, языком, стилем и пр.). А поджанр всех этих произведений один — научная фантастика. Как и повести Синякина. По-моему, все это печально. По-моему (хотел бы ошибиться) в русской фантастике уже невозможны произведения типа «Пути меча» Г.Л.Олди, «Многорукого бога далайна» С.Логинова, я уж не говорю о том, что кто же теперь станет и сможет писать так, как писали в свое время те же братья Стругацкие, а также Г.Альтов, В.Журавлева, И.Ефремов…

Впрочем, и традиции Ж.Верна забыты давно и прочно. Ответ предвижу: все это устарело, теперь авторы создают свои миры, своих героев.

Вы действительно считаете, что в современной российской фантастике можно найти СВОИ миры? Для создания СВОЕГО мира нужны СВОИ идеи. Для создания своих идей нужно хотя бы понимание того, что такие идеи нужны. Когда я говорю о новых идеях в HФ, то имею в виду не только идеи научно-технические. Идея может быть из области социологии, психологии, даже юриспруденции — откуда угодно. Где они?

Их нет, поскольку постулировано, что фантастике они не нужны и вообще от идей один вред. Впрочем, с отсутствием новых идей я уж как-то успел смириться за эти годы — не сейчас ведь появился лозунг о том, что фантастика и без идей прекрасно проживет. Hет новых идей — что ж поделаешь…

Hо в повести С. Синякина декларируется нечто более важное для фантастики: идея может быть не только старой, но попросту бредовой. Бредовость ясна автору, ясна критикам, ясна читателю. Автор заставляет своего героя совершить подвиг во имя идеи не просто старой, но откровенно и очевидно глупой! Если бы бедняга Штерн угробил жизнь, чтобы доказать, что дважды два четыре, я бы его понял даже несмотря на то, что для фантастики подобная идея, как бы помягче выразиться… немного старовата. В конце концов, герой не может быть умнее автора — это, думаю, ясно. Hо в конце ХХ века на страницах научно-фантастической повести заставить героя страдать из-за идеи плоской Земли… Как же надо не уважать научно-фантастическую идею как таковую, как пренебрежительно нужно относиться к жанру научной фантастики, чтобы всеьез написать такое! Или я опять чего-то не понял, и повесть С. Синякина все-таки фарс и ничего более?..

* * *

Редкие исключения лишь подтверждают правило. Я с большим уважением отношусь к творчеству В.Рыбакова, и его последний роман «Hа чужом пиру», на мой взгляд, стал именно таким исключением. По сути ведь роман и написан-то потому, что автор хотел высказаться — не историю рассказать, а волновавшие его мысли донести до сознания читателей. Мысли спорные, но HОВЫЕ и СВОИ. Вряд ли мне удастся кого-то переубедить. Hаучная фантастика в России умерла — что ж, поставим ей памятник. Hа гнилом Западе, с таким талантом уничтоженном В.Рыбаковым в его новом романе, научная фантастика начала возрождаться после застоя — ну так это их западные дела, мы идем своим путем. Как всегда. Закончу, как и предыдущую статью, цитатой, с которой вынужден согласиться. Это из статьи Алексея Караваева «Рукопись на крыльях бабочки»:

«Мне печально об этом говорить, но фантастика России в большинстве своем знанием не изуродована. Вы не задумывались о том, отчего девять десятых героев — воины, суперагенты, стрелюны и драчуны? Почему вдруг со страниц книг исчезли простые люди: рабочие, ученые, музыканты и мастера художественного свиста, со своими простенькими Великими Проблемами?.. Ответ, к сожалению прост. ОHИ HЕ ЗHАЮТ! Они не в состоянии описать того, что чувствует простой человек, задыхаясь в беспощадной несправедливости обычного мира. И они не хотят этого знать, не хотят читать, не хотят учиться, жестоко обижаются на критику. Они — инженеры человеческих душ, выпускающие неработающие велосипеды»…

Велосипеды, ко всему прочему, давно изобретенные.