««Протоколы сионских мудрецов». Доказанный подлог»

2879

Описание

Каково происхождение «Сионских Протоколов»? Откуда они взялись? Как они появились? Кто их составитель? Какова их цель? «Сионские Протоколы» — подлог. Они в то же время — плагиат. Они — самый нелепый документ, какой только мог быть измышлен против еврейства, ибо они — бесталанный подлог и неумелый плагиат.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

«Протоколы сионских мудрецов». Доказанный подлог

Copyright 1938 by V. Bourtzeff

Droits de reproduction et de traduction réservés pour tous les pays.

Внутренний лист книги

От автора

Странную судьбу имеют некоторые книги.

Особо странную, на первый взгляд даже невероятную, имели судьбу т. н. «Протоколы сионских мудрецов» или «Сионские Протоколы», или, как их обыкновенно называют, просто «Протоколы». С 1917 г. в Германии их стали называть и «Сионистическими Протоколами», и там самых связывали их с сионистским движением вообще и специально с сионистским конгрессом 1897 г. в Базеле и их составителями называли некоторых участников этого конгресса. Издавали их и под заглавиями: «Программа завоевания мира евреями», «Корень наших бедствий», «Враги рода человеческого», «План завоевания мира иудео–масонами», «Документальные данные, доказывающие происхождение большевизма и к чему стремятся большевики в действительности» и т.д.

Эти «Протоколы» были сфабрикованы лет 40 тому назад в Париже русскими антисемитами, главным образом, агентами тайной русской полиции. В них все построено на слепой, безграничной злобе против евреев. Это — яростный антисемитский памфлет. Но это, оказывается, вовсе не оригинальное произведение. Это — явный плагиат. В «Протоколах» имеются какие–то выжимки из обширной, десятилетиями — столетиями создававшейся, антисемитской литературы на разных языках. В них циничным образом использованы также и некоторые произведения, не имевшие никакого отношения к еврейскому вопросу.

«Протоколы» самими их авторами, очевидно, и не предназначались для агитации среди широкой публики. Да они, вообще, по–видимому, вовсе и не предназначались для печати. Если бы их предназначали для печати, то они, по всей вероятности, были бы сфабрикованы более осторожно.

Их составили pyccкие антисемиты для закулисной бюрократической борьбы в России, — главным образом для воздействия лично, на не так давно вступившего (в 1894 году) на престол молодого русского царя — Николая II и на некоторых окружавших его представителей высшей бюрократии.

Но несмотря на то, что эти «Протоколы» впоследствии (по–видимому, без участия — а, может быть, даже вопреки желанию их авторов) были не раз напечатаны в России вскоре после их фабрикации и пришлись по душе русским реакционерам антисемитам, — их распространение в России вначале все–таки было сравнительно незначительное, а заграницей о них очень долго — до 1918 г. — совсем ничего не знали.

Многие годы, — первые лет двадцать — в широкой публике, если и говорили о «Протоколах», то по большей части только, как о ничтожном пасквиле. Они долго не имели никакого влияния на политическую жизнь страны. Только впоследствии неожиданные роковые события в русской жизни в 1917–18 г. г. дали, им широкое распространение!

На русском языке «Протоколы» в России впервые появились в печати в начале 1900–х г. г. В переводе на другие языки они стали появляться позднее — лет через 15–20. Прежде всего они появились в Германии. Там они сразу были распространены в сотнях тысяч экземпляров, а потом в миллионах. По поводу них десятилетиями появлялись многочисленные книги, опять–таки в сотнях тысячах и миллионах экземпляров — и статьи в периодической печати во всех странах. Сотни периодических изданий в разных странах перепечатывала их в виде фельетонов. О них может быть составлена целая библиотека т разных языках. Это, в настоящее время, несомненно, одна из самых распространенных во всем мире, книг.

Но среди писавших в защиту «Протоколов» нет ни одного сколько–нибудь серьезного писателя историка, кто бы решился защищать их подлинность и заняться вопросом: — кто же такие были эти какие–то сионские мудрецы, или же никаких сионских мудрецов никогда не существовало, а то, что выдается за их «Протоколы», не является ли самой грубой подделкой злобных антисемитов-реакционеров для клеветы на евреев?

В подлинность «Протоколов» не верили те, кто их в России издавал и распространял. Те и другие знали, что «Протоколы» подложные, но они рассчитывали — и в данном случае не ошиблись, — что они тем не менее будут очень полезны для их антисемитской агитации среди темной массы. Действительно, как оказалось, «Протоколы» пришлись по вкусу и для русских, и для немецких темных людей — «дурачков». Впоследствии их с таким необыкновенным цинизмом и с такой удачей смогли использовать антисемиты всех стран.

Но «Протоколы» не только документ нашего ближайшего прошлого, но от имеют и актуальное значение. На них построена в значительной степени вея нынешняя немецкая политика. Большую роль играют они и в некоторых других государствах.

Разумеется, со временем, когда жизнь в странах, где развита теперь пропаганда «Протоколов», примет нормальный характер, и на «Протоколы» будут смотреть, как на доказанный подлог, только будут изумляться, как десятилетия они могли иметь такое роковое влияние.

В будущем еврейский вопрос разрешится, несомненно, так, как это было в свое время намечено Временным Правительством в 1917 г., и как этот вопрос разрешен в таких культурных странах, как Франция и Англия.

———

В моей долгой литературной и политической жизни мне по разным обстоятельствам постоянно приходилось заниматься еврейским вопросом. Я его изучал по литературе и следил за его развитием в жизни, — и расспрашивал о нем компетентных лиц — евреев и неевреев, с кем мне приводилось сталкиваться. Более 20 лет знакомился я и с вопросом о «Сионских Протоколах».

Я их изучал по печатным источниками и говорил о них с теми, у кого я мог о них узнать что–нибудь интересное. Часто говорил о них и с антисемитами, кто верил в их подлинность или кто, хотя и не верил в их подлинность, тем не менее их защищал и пропагандировал.

Все эти мои многолетние занятия по изучению «Протоколов» давно привели меня к решению написать о них книгу. Ее составлением я и занялся в последние два года, — главным образом под впечатлением того, что я видел и слышал о них на суде в Берне в 1934–35 г. г.

В настоящей моей работе я очень обязан моему другу

Ю. Делевскому[1], автору известной книги о «Протоколах сионских мудрецов», положившей впервые прочную основу для их изучения. Ею — с согласия автора — во многом я воспользовался в первых главах настоящей книги.

В составлении и издании этой моей книги я также многим обязан ряду лиц, кто независимо от своих политических взглядов оказали мне очень ценное содействие: А. В. Карташеву, Г. В. Слиозбергу, В. А. Базили, С. Г. Сватикову, И. M. Чериковеру, А. В. Руманову, Я: Ш. и А. Б. Шварцману.

С особой благодарностью вспоминаю покойного Г. В. Слиозберга, кто привлек к изданию настоящей моей книги своих друзей.

Вл. Бурцев.

{9}

История подлога–плагиата

История подлога–плагиата «Сионских протоколов»

Во дни огрубения и одичания, последовавшие за мировою войною[2], когда экономический упадок, социальное расстройство, политическая неустойчивость, красная реакция и черная реакция, расовая ненависть, национальная рознь, разнузданность аппетитов и власть мелких интересов творили дело безумного разложения, — воскрес и с необычайною энергиею стал проявлять себя антисемитизм. Порождение варварства и невежества, антисемитизм, выхоленный в традищях лжи, глупости и злобы, питаемый миазмами социального и морального разложения, открыл новую эру чудовищной травли и преследований еврейства. Культ антисемитизма искал для себя новой книги, нового Корана. На помощь ему подоспели «Сионские Протоколы».

По ядовитости грандиозного навета и размаху клеветы, книга эта превосходит все то, что до сих пор могло быть измышлено против евреев в антисемитском лагере. «Сионские Протоколы» — по внешности, самый страшный обличительный акт против {10} еврейства, притом, якобы, составленный вождями и представителями самого еврейства. «Сионские Протоколы» разоблачают воображаемую тайну еврейства — тайну всемирного заговора еврейства против всего остального человечества. Организованная сила еврейства толкает христианский мир на путь разложения с тем, чтобы на развалинах царства «гоим», или христиан, воздвигнуть всемирное еврейское царство, в котором иудейский властелин будет господствовать над всем человечеством. Демократия, финансовый мир, печать, масонство, подкуп и коварство — все только орудия для этого воображаемого заговора.

«Сионские Протоколы» могли казаться своего рода откровением для тех, кто искал в еврействе виновника Мировой войны, всех революций. Козел отпущения за все грехи человечества был найден. «Сионские Протоколы» должны были объяснить все беды наших мрачных дней. И вот «Сионские Протоколы» стали настольною книгою антисемитизма. В руках Гитлера и «наци» они стали орудием бешеной травли против еврейства.

Каково происхождение «Сионских Протоколов»?

Откуда они взялись? Как они появились? Кто их составитель? Какова их цель?

«Сионские Протоколы» — подлог. Они в то же время — плагиат. Они — самый нелепый документ, какой только мог быть измышлен против еврейства, ибо они — бесталанный подлог и неумелый плагиат.

Странная история русских изданий «Сионских Протоколов»

«Сионские Протоколы» имеют свою историю и свою доисторию.

{11} Впервые «Сионские Протоколы» были напечатаны известным антисемитом, бывшим впоследствии членом Гос. Думы, Крушеваном в его газете, выходившей в Петербурге «Знамя» — в 9 номерах от 28 августа по 7 сентября 1903 г., под названием «Программа завоевания мира евреями». Этот Крушеван был одним из главных организаторов еврейского погрома в Кишиневе в том же 1903 г.

Во второй раз «Сионские Протоколы» были напечатаны С. Нилусом в 1905 г. в Царском Селе в его книге «Великое в малом и Антихрист, как близкая политическая возможность». В предисловии к этому изданию «Протоколов» Нилус сообщает, что лицо, которому он обязан французскою копиею, получило последнюю у женщины, укравшей будто ее в одной французской деревне у масона высшей шотландской 33–ей степени, чтобы оказать услугу своему отечеству. Воровство было совершено в конце тайного собрания посвященных во Франции, этом гнезде «жидомасонского заговора».

В 1907 г. «Сионские Протоколы» были выпущены известным реакционером Г. Бутми в книге под названием «Обличительные Речи. Враги рода человческого». (В С. Петербурге, в типографии училища Глухонемых). Книга была посвящена «Союзу Русского Народа».

В конце «Протоколов» помещено примечание переводчика, которое гласит следующее: «Изложенные протоколы подписаны сионскими представителями (не смешивайте с представителями сионистского движения). Они выхвачены из целой книги Протоколов, всего содержания которой не удалось переписать по краткости времени, данного на прочтение их переводчику этих Протоколов. К ним было приложено еще небольшое прибавление и план завоевания мира евреями мирным путем. Эти протоколы и чертеж добыты из тайных {12} хранилищ сионской главной канцелярии, ныне находящейся на французской территории».

Новое издание «Протоколов» Нилуса появилось в 1911 г. Оно было напечатано в типографии Троицко — Сергиевской Лавры. В этом издании повторена Нилусом версия 1905 г. о получении им французской копии от женщины, укравшей ее у масонов. Следующее издание «Протоколов» Нилуса было напечатано в 1917 г. в Троицко — Сергиевской Лавре, в книге: «Оно здесь у наших дверей». Здесь Нилус заявил, что рукопись «Протоколов" была передана ему дворянином Алексеем Николаевичем Сухотиным. Сухотин в свое время стал знаменит после того, как он, в качестве чернского земского начальника, посадил под арест целую деревню крестьян, отказавшихся возить навоз из его конюшни, потому что в его конюшне был сап. Здесь Нилус еще заявляет, что из достоверного еврейского источника ему стало известно, что «Протоколы» — не что иное, как стратегический план в целях завоевания мира, издавна выработанный вождями еврейства и представленный в конце концов Теодором Герцлем совету старейшин на первом сионистском конгрессе в Базеле в 1897 году. Герцль будто бы жаловался на неосторожность, благодаря которой была разоблачена тайна «Протоколов».

Недовольство Герцля получило будто бы выражение в некоторых циркулярах сионистского комитета…

В 1920 г. «Сионские Протоколы» были перепечатаны в 3–ей книге сборника «Луч Света», изданной в Берлине. «Необходимые разъяснения» Сергея Нилуса, здесь следующие за «Протоколами», начинаются следующим образом: «Подписано Сионскими представителями 33–ей степени. Эти протоколы тайно извлечены (или похищены) из целой книги. Все это добыто моим корреспондентом из тайных хранилищ Сионской Главной Канцелярии, находящейся ныне на французской территории.

{13} Во введении к немецкому переводу книги Нилуса (Готтфрид цур Бек, 1917 г.) дается другая версия открытия «Протоколов»: «Русское правительство никогда не поддавалось уверениям сионистов. Когда из газет стало известно, что сионисты осенью 1897 г. решили созвать съезд в Базеле, русское правительство, как нам сообщило лицо, много лет занимавшее видное место в одном из министерств в Петербурге, послало туда тайного агента. Последний подкупил еврея, пользовавшегося доверием высшего управления масонов и в конце съезда получившего поручение доставить отчеты тайных заседаний, о которых, естественно, ничего не проникло в общество, во Франкфурт — на — Майне, откуда основанная 16–го августа 1807 г. еврейская ложа со знаменательным названием «к занимающейся заре», в течение столетия поддерживала связь с «Великим Востоком» Франции. Эта поездка представляла великолепный случай для осуществления задуманного предприятия. Гонец по дороге переночевал в маленьком городе, где русский агент ожидал его с группою переписчиков, которые за ночь сняли с документов копии. Отчеты заседаний, поэтому, может быть, не полны: люди переписали то, что они могли выполнить за ночь, с французского текста оригинала. Копии были вручены в России надежным лицам, и в том числе ученому С. А. Нилусу, который в декабре 1901 г. перевел эти отчеты на русский язык».

Составитель этого введения приводит и версию самого Нилуса, согласно которой лицо, которому он обязан французскою копиею, получило последнюю от женщины, укравшей будто бы ее у масонов. «Мы, однако, — добавляет он, — считаем верными показания нашего единомышленника: история кражи, вероятно, была придумана, чтобы отвлечь внимание от следа предателя».

Как видно, «Протоколы» являются у Нилуса в {14} инсценировке мелодраматической таинственности.

Собрания «Сионских мудрецов» происходят в обстановке необычайной конспирации. Документы их похищаются или копируются тайными агентами. Через посредство третьих лиц они доставляются Нилусу, который их публикует.

Соображения конспирации окутывают всю историю передачи документов покровом анонимности. Лица, у которых похищены или копированы документы, не указаны. Посредники, кроме Сухотина, не названы. Но от кого получил «Протоколы» Сухотин? Анонимность пресекает всякую возможность проверки рассказанной Нилусом или его единомышленниками истории.

Почему не названы сами заговорщики, «Сионсюе мудрецы»?

Где — 33 подписи?

Почему не изобличены враги рода человеческого поименно? Почему приведено имя Герцля, и только Герцля после его смерти?

Далее, откуда противоречия в более точной квалификации «Сионских мудрецов»? Почему Бутми настаивает на том, чтобы не смешивать сионских мудрецов с представителями сионистского движения, а С. Нилус заявляет, в издании «Протоколов» 1917 г., что они представляют план именно сионистов?

Наконец, как объяснить противоречие между версиею Нилуса о похищении «Протоколов" во Франции одною женщиною и версией немецкого перевода о копировании «Протоколов» при содействии русского тайного агента? Почему, к фантастичности рассказов присоединяется еще их противоречивость?

Фантастичность, анонимность и противоречие — естественные атрибуты лжи — уже в самом рассказе о получении «Протоколов» С. Нилусом. Но это лишь покамест пролог чудовищной лжи.

{15}

Противоречия в подлоге и плагиат

Логический анализ «Протоколов» позволяет нам анатомировать документ и оценить его аутентичность.

Заговор одного народа против всего человечества, заговор во всех странах и во всем мире, заговор, длящийся века, заговор до и после переворота. Заговор, ведущийся из поколения в поколение, но известный лишь меньшинству избранников; заговор всего еврейства, в который посвящены лишь немногие «сионские мудрецы», и который остается неизвестным еврейству, как массе; заговор всемирного масонства, но масонства, как орудия лишь немногих центральных лож, который, в свою очередь, оказываются лишь орудием еврейских конспираторов… Рокамболь и Вечный Жид, Эжень Сю и Понсон-дю-Террайль в чудовищной смеси и сверхестественно грандиозном масштабе!

Заговорщики собираются на конгрессы, читают доклады, ведут протоколы. Они произносить речи, восхваляют свой гений и свое коварство, они убеждают себя и, как будто, и других в величии и правоте своего дела. Они пышут злобою, ненавистью и презрением к «гоям», ко всему остальному человечеству. И заговорщики — мудрецы, конспираторы из конспираторов, коварные из коварных, гении интриги, все тайны комплота, все наиболее сокровенные планы и мысли запечатлевают в письменных актах, воспроизводят свои речи в «Протоколах», заносят в них не только, свои, проекты, но и выражение своих чувств, своего сатанинского чванства, своей ненависти и презрения к народам. Они легкомысленно преступно, готовят и хранят документы которые могут попасть в руки не только непосвященных, но и врагов и самих обреченных на роль жертв. Они создают ужасающий. изобличительный материал против себя, подлинный обвинительный акт.

И вот, они, наконец, разоблачены. Но в какой {16} романтической обстановке. По одной версии — женщина похитила документы, которые через Сухотина были переданы Нилусу. Почему именно Сухотину и Нилусу? По другой версии — за заговорщиками наблюдал агент русской царской охраны, усилиями которого часть «Протоколов» была переписана, и копия попала опять таки к Нилусу. Всюду «dames voilées», — все так вычурно, нелепо, бессмысленно запутано.

В этой среде изобличаемых и изобличителей все задрапировано для взоров критики. Здесь выступают лишь анонимы, псевдонимы, неизвестные лица, мертвецы и противоречащие друг другу варианты. Истина блокируется замаскированными и фантастическими персонажами. Истину душат привидения абсурдных фактов. Ложь выступает в личине комизма.

Идея заговора ради достижения всемирного господства, его целей, его средств, его методов, вся до того пропитана логикою безумия, что она могла родиться лишь как продукт фантазии легкомысленного подделывателя.

Сионские мудрецы путем золота восстают против власти золота, чтобы основать новое царство золота. Путем анархии они стремятся достигнуть для себя прочной власти. Воздействием демагогии на массы они хотят создать дисциплину масс. Разрушительною пропагандою неверия они думают подготовить торжество своей истинной религии.

Но почему разрушение не может быть длительным разрушением, за которым не следует никакое созидание? Глубокомысленные сионские мудрецы, если бы они действительно существовали, должны были бы, во всеоружии исторического опыта, взвесить все шансы и возможности успеха своего заговора. Социальная и политическая борьба может породить смуту, длящуюся десятилетия и столетия, без финала прочного правопорядка — хотя бы и под державою иудейского царя, о котором мечтают сионские {17} мудрецы.

Такова борьба классов между богатыми и бедными в древней Греции, которая длилась века (от VII до II–го века до Р. X.) и которая, в не прекращавшемся пароксизме античного «большевизма» сыграла существенную роль в эволюции, приведшей к гибели Греции. Политическая анархия, сопровождавшая разложение Западной Римской Империи, продолжалась века и привела к установление феодального строя. Социальная смута, возникшая в империи Сассанидов в V и VI веках под влиянием маздакизма — своего рода иранского большевизма — длилась несколько десятков лет и была побеждена террором, потопившим движение в океане крови.

Сионские мудрецы — если бы они существовали в действительности, а не в творчестве подделывателей — должны были бы считаться со страшным риском своего предприятия — для своего дела и иудаизма. Они должны были бы знать, что за революциею часто следует контрреволюция и торжество реакции и, стало быть, антисемитизма, наступление периода новых страданий для еврейства. Входит ли в план Сиона и культивирование антисемитизма?

Другая черта безумия, присущая сионскому заговорческому плану, заключается в том, что конспираторы разрушают все то, что они в сущности будут восстанавливать и укреплять после переворота. Их идеал есть идеал интегральной реакции.

Иудейский правитель, это — самодержавный монарх, восточный деспот, царь божество, фараон, или богдыхан. Страна — его собственность, и подданные — его рабы. Всякий след свободы в его царстве искоренен, и люди становятся автоматами, без воли, без мысли, без инициативы, пассивно повинующимися установленным властям. В его воображаемом сионском царстве установлены порядки, проникнутые духом «тоталитарного» черносотенства. Идеал сионских мудрецов — в известной степени лишь копия того, что установлено, в самодержавных монархиях, в полицейских государствах, в странах цезаризма, бонапартизма, новейших диктатур. «Протоколы» заключают в ceбе восхваление абсолютного деспотизма, династического правления, аристократических {18} привилегий. Они проникнуты презрением к народу и ненавистью ко всем завоеваниям демократии. Они прославляют русское самодержавие, папство и даже орден иезуитов.

Разве царь иудейский, помощник Божий и патриарх–папа, глава светской и церковной власти, не напоминает русского самодержца? Разве тайная охрана иудейского царя, рекомендуемая "Протоколами» — не копия же охраны русского самодержца? Разве аресты по первому подозрению, казни, террор, административные ссылки неблагонадежных и другие подобные меры, рекомендуемые «Протоколами», не были реальною практикою царского режима, равно как, с другой стороны, Третьей Империи во Франции в эпоху после–декабрьского переворота, а впоследствии и гитлеровского режима? («Протоколы» №.№ 15, 17, 18). Разве апология шпионства и доноса не напоминает реабилитации политически–сыскных дел мастерства, российскими теоретиками реакции? Идея приравнения политических преступлений к уголовным, формулированная как проект для ведения борьбы с крамолою при царе иудейском, давно была осуществлена в царской России при Дурново, в царствование Александра III («Протокол» № 19).

«Обезврежение университетов», проектируемое в «Протоколах», лишение их автономии, проект превращения профессоров в послушных начальству, чиновников, система обезличения студенчества и изменение программы преподавания все это было осуществлено в царской России, после отмены университетского устава либерального периода 60–х годов («Протокол» № 16). Tе меры обуздания или же развращения прессы, которые так усердно предлагаются в «Протоколах» (№ 12), в виде цензурного контроля, залогов, штрафов, закрытия органов печати и пр., практиковались самым беспощадным образом в самодержавной России.

Одним словом, самодержавная Россия и другие полицейские абсолютистские монархии были своего рода обетованными странами для Сионских мудрецов, а смысле совершившегося уже воплощения идеала и некоторых наиболее существенных стремлений, высказанных в «Протоколах». Не явное ли безумие со {19} стороны Сионских мудрецов — если бы таковые существовали, — из–за «царя Иудейского», так сказать, pour le roi de Prusse, подкапываться и разрушать устои этих стран, чтобы воссоздать их после успеха их заговора?

Объяснение всех этих противоречий, странностей и парадоксов очень, просто: «Сионские Протоколы» — подлог, и определенное содержание их является функциею психологии, понимания и способностей подделывателей. Авторы подлога — реакционеры, они действовали для целей реакции. Черносотенный идеал им был близок, знаком и ясен. Не обладая ни знаниями, ни талантом, они не были в состоянии наделить в сфабрикованных ими «Протоколах» инсценированных ими «Сионских мудрецов» каким либо противоположным, но цельным органическим идеалом. Кругозор подделывателей был исключительно черносотенный. Они и приписали чудовищам от Сиона черносотенную программу, механически соединив ее с ненавистью к «гоям» и с замыслом о «Царе Иудейском». Речь идет как бы только о борьбе, соперничестве из–за главенства между двумя реакциями. Отсюда вся безумная нескладность заговора и программы Сионских мудрецов.

Мало того, подделыватели, без всякого научного багажа и без теоретической подготовки, не в состоянии были дать толковое, хоть по видимости самостоятельное обоснование своего миросозерцания реакции. Они вынуждены были копировать.

Подлог черпал свои рессурсы из плагиата

Когда авторы «Сионских Протоколов» говорят о нескольких фазах, через которые проходит существование каждой республики, а именно — чередование демагогии, анархии и деспотизма («Протокол» № 14), — то мы вспоминаем о законе смены состояний политического строя, формулированном, в виде закона циклов, Платоном, Аристотелем и Полибием. Подделыватели заимствовали соответственное рассуждение из старых учебников или популярных книжек и бесцеремонно нелепо приспособили его для своей цели.

{20} Когда авторы «Протоколов» вкладывают в уста «Сионских мудрецов», изречения вроде того, что «право — в силе», что «цель оправдывает средства», что «политика ничего общего не имеет с моралью», что злом побуждается добро, что в политике нет безнравственных средств борьбы («Протокол» № 1), или что «слово не должно согласоваться с действиями дипломата» («Протокол» № 7), — то мы вспоминаем о Макиавелли и его трактате «О монархе».

Все рассуждения Сионских мудрецов против принципов демократии и в пользу «абсолютизма Божиею милостью» является бесталанною передачею старых клише и избитых сентенций теоретиков реакции в эпоху Реставрации — традиционалистов и теократов.

В некоторых случаях подделыватели не брезгали для своей цели мыслями и взглядами, высказывавшимися и в социалистической литературе. Такова, например, тирада о том, что свободы не имеют никакого значения для несчастного пролетария («Протокол» № 3) или что монополия, концентрация богатств, спекуляция и общий экономический кризис повлекут за собою революцию («Протокол» № 3 и № 6). Когда Сионские мудрецы предполагают ввести, вместо золотой валюты, «валюту стоимости рабочей силы, будь она бумажная или деревянная» («Протокол» № 20), то мы вспоминаем о проектах овенистов Грэя и Брея в Англии и Прудона во Франции.

Даже Н. К. Победоносцев, этот министр ретроград и обскурант, был плагиирован. Одна диатриба его против демократии, из книги о «Новой демократии» была списана или перефразирована в «Протоколе» № 1.

Но это — лишь сравнительно мелкие заимствования, вошедшие в содержание подлога — плагиата. Они имеют сравнительно общий характер. В дальнейшем мы перейдем к более важным элементам подлога, приспособленным специально для фабрикации «еврейского заговора».

{21}

Источники подлога. От 1583 г. до наших дней

«Протоколы Сионских Мудрецов» — не первый подлог, который был сфабрикован против еврейства. Ему предшествовали другие подлоги. «Сионские Протоколы» черпали из этих источников, утилизируя их то как исторические документы, то просто как источники плагиата — подлога.

В 1583 г. в Париже вышел испанский альманах La Silva Curiosa de Judian de Medrano. В нем были напечатаны — вероятно впервые — два документа: письмо испанских евреев к константинопольским евреям и ответ константинопольских евреев. Оба письма, написанные на испанском языке, датированы 1489 годом. Испанские евреи жаловались в своем письме на преследования, которые они испытывали от испанского короля.

Текст второго письма — ответа константинопольских евреев — таков: «Возлюбленные братья в Моисее! Письмо ваше, в котором вы нам сообщаете об испытываемых вами тревогах и страданиях, нами получено. Вести эти причинили нам столь же много горя, как и вам. Мнение великих сатрапов и раввинов таково: — В отношении того, что вы говорите, что испанский король принуждает вас принять христианство: сделайте это, так как вы не можете поступить иначе, но да сохранится закон Моисей в вашем сердце. — В отношении того, что вы говорите, что у вас хотят отнять ваше имущество: сделайте ваших детей торговцами, для того, чтобы они мало помалу отняли имущество у христиан. — В отношении того, что вы говорите, что вашей жизни грозит опасность, делайте ваших детей врачами и аптекарями, для того, чтобы они отнимали жизнь у христиан. — В отношении того, что вы говорите, что христиане разрушают ваши синагоги: делайте ваших детей священниками и клириками, для того, чтобы они разрушали их церкви. —

В отношении того, что вы говорите, что вам причиняют много других притеснений: делайте из ваших детей адвокатов и нотариусов; пусть они принимают деятельное участие в государственных делах, для того, чтобы вы подчинили вашему игу христиан и {22} достигли господства над миром, чтобы вы могли им мстить. Не уклоняйтесь от правила, которое мы вам рекомендуем; по личному опыту вы убедитесь тогда в том, что, ныне столь униженные, вы достигнете верха могущества».

Интересно, что оба эти письма мы находим в позднейшем произведении на французском языке La royale couronne des Roys d'Arles, выпущенном в 1640–1641 году в Авиньоне аббатом Буи (Bouis), арльским священником. Буи утверждает в своей книге, что оба публикуемых им документа являются точною копиею с писем, найденных в местных архивах. Тем не менее тексты писем, напечатанных в сборнике La Silvia Curiosa и в книге абб. Буи почти тождественны. Но первое из писем в сборнике Буи написано не по–испански, а на провансальском языке; и адресовано не испанскими, а арльскими евреями, и, соответственно этому, в письме речь идет уже не об испанском короле, а о французском короле, который снова стал государем Прованса. Естественно, что второе письмо — ответ константинопольских евреев — уже обращено не к испанским, а к французским евреям, и в нем речь идет не об испанском, а о французском короле.

Подлог здесь очевиден. Кем и для какой цели были сфабрикованы письма?

По мнению испанских историков Адольфо де Кастро и Амадора де лос Риос, мнению, разделяемому также немецким ученым Кайзерлингом, письма эти являются подделкою кардинала Хуана Мартинеса Гихарро, или Силисео, который был архиепископом в Толедо с 1546 до 1557 года, и цель которого состояла в том, чтобы доказать закоренелую преступность крещенных евреев и тем доказать необходимость изданного им ордонанса, на основании которого на известные церковные посты могли быть назначены только лица, способные доказать чистоту своего испанского происхождения (стало быть не происходящие от какой–нибудь еврейской семьи, некогда принявшей католичество). Согласно Альфреду Дармстетеру и Морель Фатио, письма были довольно остроумною шуткою некоего {23} испанского литератора, сфабриковавшего их во 2–й половине ХVI–го века.

Шутка или злостный подлог, эти письма тем не менее впоследствии легли в основу антисемитских писаний, которыми пользовались авторы подлога «Сионских Протоколов» (абб. Шаботи и Эд. Дрюмон).

Антисемитизм возник в XIX–м веке из реакции, наступившей после Великой Французской Революции и в эпоху Реставрации. С тех пор всякая антидемократическая реакция влекла за собою приступ антисемитизма.

Еще во время Великой Французской Революции и вскоре после нее некоторые авторы (как напр. абб. Баррюэль, Робисон, Шеваль де Мале) писали о международном заговоре философов, масонов и иллюминатов против религии и всех европейских правительств. Но еврейство при этом совершенно не упоминалось.

Честь и заслуга объединения в одном заговоре еврейства и масонства выпадает на долю антисемитских авторов боле нового периода. Эпигоны антисемитизма при этом беззастенчиво и широко плагиировали своих предков.[3]

Гужено де Муссо, клерикал и мракобесный реакционер, враг «новых принципов» и декларации прав человека, искренно веровавший в магию и нечистую силу, издал в 1869 г. антисемитскую книгу, (Gougenot de Mousseaux, Le juif, le judaîsme et la judaîsation des peuples chrétiens), в которой он, на протяжении сотен страниц, доказывал, что еврейство, в тесном союзе с франкмасонством, составило заговор, чтобы, помощью своего золота, силою своего влияния и сплоченности, путем интриг и подпольной работы, достигнуть порабощения наций и господства над миром, проповедуя космополитическую республику, равенство людей, антипатриотизм, необходимость разрушения семьи и религии, всеобщее разложение и всеобщую революцию. Вера в Мессию есть не что иное, как вера в Антихриста и во всемирную революцию.

Он утверждает, что в самом масонстве есть тайная организация, действительные вожаки которой — их не следует смешивать с номинальными главами {24} масонских лож — работают в тесном союзе с деятелями еврейства, «правителями и инициаторами высокой Каббалы» (стр. 340). Он говорит, что огромное большинство членов масонских лож и не подозревает, что они — простое орудие в руках масонов — еврейского тайного комитета.

Мы постепенно приближаемся к «Сионским Протоколам».

Еврейство, приобретая всемирное могущество и шествуя вперед по стезям революции, обрушится на Европу в одном из ее пунктов. Что будет, — продолжаете Гужено, — если еврейство, воздвигши тогда народы друг против друга, поставив во главе себя «завоевателя», человека, наделенного гением политического коварства, злого чародея, вокруг которого будут толпиться нафанатизированные массы? Для толпы тогда явится Мессия. «Всюду, среди наций, воюющих друг с другом и на половину уничтоженных, раздастся крик: Пусть он придет к нам, Мессия евреев; да здравствует он, и да царствует он! Да насладимся мы миром и радостями, которые он дает людям! Да будут все народы земли единою нашею под его скипетром! Это — царь царей… Да будет он нашим монархом, нашим царем, нет, пусть он будет нашим Богом!» (стр. 492-498).

Мы узнаем здесь Иудейского Царя «Сионских Протоколов» во всей обстановка плагиата.

Списывали ли подделыватели прямо из Гужено де Жуссо или же из его подражателей и продолжателей? Во всяком случае сходство между источниками и подлогом до того поразительно, что оно не могло не вселить смущения в более начитанных поклонников «Сионских Протоколов». Так, один антисемитский автор, в письме, обращенном к «Morning Post» 28 мая 1920 года за подписью «A student of History» и под заглавием The Jewish Peril, отметил необычайное сходство между местами «Протоколов» с одной стороны и произведениями иллюминатов и Гужено де Муссо с другой стороны. Он поставил вопрос, не вставил ли Нилус эти места в «Протоколы» из давно изданных книг, т. е., попросту говоря, не совершил ли он подлог и плагиат. Не было ли тут {25} «западни»? «Западня» состоит в возможности разоблачения евреями авторов подлога. Но нет, говорит автор письма, этого разоблачения евреи не сделали. Стало быть, международная тайная политическая организация существовала. — Необычайная ли наивность тут автора или же «западня», устроенная им антисемитски тогда настроенной «Морнинг Пост»?

Гужено де Муссо создал школу. Легенда о масоно–еврейском заговоре пустила корни в антисемитской среде. Постепенно воздвигался материал для грядущего подлога «Сионских Протоколов». Один анонимный автор, сотрудничавший в 1880–81 годах в клерикальном журнал La Civiltà catolica (Serie XI, vol. V, VI, VII), в течение многих месяцев помещал, в отделе Cronaca contemporanea, корреспонденции из Рима во Флоренцию (место издания журнала), инспирированные открытием Гужено де Муссо и полные злобы и ненависти к евреям. Потом аббат Шаботи детализировал схему Гужено де Муссо, а Дрюмон ее до известной степени популяризировал.

В изложении лживой фантазии о масоно–еврейском заговоре Шаботи, в двух выпущенных им об этом предмети книгах — одной, под псевдонимом С. С. de Sant–Adrée, Francs–Maçons et Juifs, Paris 1880, другой L'Abbé E.A. Chabaudy, Les Juifs nos maîtres, 1882, — Шаботи в существенных чертах рабски копирует Гужено де Муссо. Он принимает его схему, он опирается на приводимые им источники, он заимствует его выводы и заключения. Но он делает еще один шаг вперед: он кладет в основу доказательства существования масоно–еврейского заговора известные уже нам подложные письма 1489 года.

На основании этих писем он утверждает, что евреи, и с ними масса еврейской нации, никогда не переставали осуществлять свой план достижения господства над миром. В течение четырех веков, евреи имели свой правительственный центр и своего верховного главу. «Весьма вероятно, что эти правители брались всегда из одних и тех же семейств, и что резиденцию они имели всегда в одном и том же месте, в {26} Константинополе ( Les Juifs nos maîtres, стр. VII–X, 60, 74, 86, 106)… Благодаря своему продолжительному опыту, благодаря своему природному гетто, своим неисчерпаемым богатствам, ловкости и способностям своих прямых агентов, князья Израиля успели овладеть франкмасонством и всеми его разветвлениями и обеспечить свое абсолютное господство над всем миром тайных обществ (Ibid., стр. 488 и след.). «Еврейский правитель, который написал грамоту 1489 года, или тот из его предшественников, который составил этот план, обладал несомненно гениальностью». И евреи неуклонно следуют этому плану, хотя большинство евреев не знает состава Великого Совета Мудрецов, не знает даже о его существовании (Ibid., стр. 138–139, 157–160, 170).

Евреи, опираясь на протестантизм, на масонство и тайные общества, действуют на пользу революции. «Евреи выступают, как революционеры среди других народов и против других, народов, в особенности же против народов христианских. Подобное поведение и подобные директивы им диктуются их правителями и их религиозными вождями (Ibid., стр. 160–161, 212, 233, 235, 247)… Таким образом им будет нетрудно превратить все страны Европы в антихристианские республики, достигнув, путем войн и союзов, слияния всех этих республик в одну и, наконец, поглотить их все в своей собственной республике. Тогда Европа будет преобразована в ту всемирную Республику, которую проповедуют и хотят все тайные общества, вассалы и рабы евреев… Они перенесут свой центр действия и свою столицу в Иерусалим. Имея во главе одного из членов мессианистских семейств, происходящих от Давида — издавна занимающего пост великого Патриарха масонства и вместе с тем Верховного Правителя нации, — Израиль будет явно господствовать над миром. Это будет абсолютное и полное царство евреев а вскоре после того без сомнения, царство Антихриста (Ibid., стр. VII–Х, 60, 74, 86, 106, 138, 139, 157–161, 170, 180–181, 212, 233, 235, 247).

Перед нами вся схема «Сионских Протоколов». Еврейское тайное правительство, масоно–еврейский заговор, еврейское засилие во всех сферах {27} экономической, культурной и политической жизни всех христианских народов, занятие важных постов и достижение высокого положения в правительстве, суде, адвокатуре и школе, овладение печатью, накопление огромного количества золота, управление всеми тайными обществами, подчинение всех стран своему финансовому и политическому могуществу, развитие во всех странах смуты революционного движения, подчинение их игу еврейства и основание всемирной монархии под скипетром Царя Иудейского, от семени Давидова — весь этот фантастически вздор авторы подлога извлекли из книг Шаботи.

Затем наступил черед Дрюмона. С легкостью формы, с игривостью стиля, с талантом бульварного журналиста, знающего слабые стороны и пороки заманиваемой им публики, Дрюмон популяризировал бред своих предшественников — Тусснеля, Гужено де Муссо и Шаботи. Он ссылается на подложные письма 1489 года. Согласно традиции предшественников, он ассоциирует заговор еврейства с интригою франкмасонства. Составители «Сионских Протоколов» не могли не использовать Дрюмона, этого короля антисемитской литературы нового времени, плагиируя его непосредственно или же давая отражение его мыслей и утверждений.

Таковы, например, места у Дрюмона, касающаеся дискредитирования иезуитов, роли масонов и евреев в Великой Французской Революции, проституции, как орудия Израиля для разложения аристократии (La France juive, 1886, т. I, стр. 251, 260, 527, 537).

Достаточно сличить эти места с соответственными тирадами в «Протоколах» (изд. Mgr. Join, Paris 1920, стр. 55; № 3, стр. 50; № 1, стр. 37; № 7, стр. 62–63), чтобы убедиться в том, что из Дрюмона были сделаны прямые заимствования.

Мы имеем уже перед собою всю схему «Сионских Протоколов», как изложение плана масоно–еврейского заговора. Не хватает еще идеи съезда, или собрания еврейских вождей («Сионских мудрецов»), обмена мыслей между ними и закрепления речей в «отчетах» или «протоколах». Осуществление миссии {28} создания подобной фабулы выпало на долю творчества немецкого антисемитизма.

В период между 1866 и 1870 г. г. бывший прусский почтовый чиновник и полицейский шпион Герман Гедте, прогнанный со службы за участие в подлоге против демократического деятеля Бенедикта Вальдека, издал в Берлине, под псевдонимом Sir John Retcliffe, ряд историко–политических романов «Biarritz–Rome». одна из глав которых посвящена описанию таинственного собрания «избранников Израиля» на еврейском кладбище в Праге, у могилы «святого раввина Симеона-Бен-Иегуда». Митинг изображается делом «золотого тельца», сохранившегося, вместе с глубочайшими мистериями иудейской Каббалы, в целях обеспечения господства евреев над всеми народами. В ряд речей еврейские избранники описывают свой план разрушения христианства, помощью золота и печати, и установления иудейского царства на развалинах современного общества. Все это сильно напоминает Гужено де Муссо и его последователя Шаботи.

Посланники еврейства на этот пражский конгресс — представители двенадцати колен Израиля. Они говорят по очереди.

Один из них, левит, говорит между прочим, что когда золото всего мира будет принадлежать евреям, то к ним перейдет и вся власть. Мы вспоминаем о рассуждениях, посвященных в «Сионских Протоколах» культу золота, как орудию еврейского господства («Протоколы» № 4 и 5); мы припоминаем также то место 15–го «Протокола», в котором говорится о русском самодержавии, как о «единственном в мире серьезном враге сионских заговорщиков». Когда тот же оратор говорит о великих способностях и талантах, данных Иеговой еврейскому народу для достижения господства над всеми другими нациями, мы узнаем списанные с романа Гедше или же переделанные его многочисленные места в «Сионских Протоколах». Когда тот же оратор говорит: «Мы, обладающие знанием, должны вести и направлять слепые массы», то мы припоминаем то место «Протокола» № 9, в котором говорится о руководительстве слепой {29} силой народа. Когда тот же оратор говорит в романе о необходимости дискредитировать и унизить христианскую церковь пропагандой свободной мысли, скептицизма и всяких конфликтов, высмеиванием, заподозреванием духовенства, захватом школы и воздействием на молодежь, то мы припоминаем соответственные места «Протокола» № 14, а также «Протокола» № 9 («Луч Света», стр. 253, 264, 239).

Представитель колена Манассе говорит о необходимости захвата печати еврейскими заговорщиками. Мы узнаем эти мысли и самое выражение их в «Протоколах» №№ 2 и 7 («Луч Света» стр. 223 и 236), где говорится, что «печать… вся уже в наших руках».

Представители колена Рувима и Иуды говорят о необходимости захвата еврейством всего денежного капитала, политики займов и биржевой спекуляции, концентрации имущества менее зажиточных классов в руках капиталистов, упадка ремесленного класса и пауперизации масс[4].

В этих рассуждениях мы узнаем образцы «Протоколов» № 4, 5 и 6 («Луч Света», стр. 228, 229 и 231).

Представитель колена Зевулона говорит о революционном духе, которым проникаются народные массы, благодаря чему они подпадут под иго тех, которые обладают деньгами, так, что последние все более обогащаются; здесь совмещаются обе роли сионского еврея — капиталиста эксплоататора и революционера–социалиста. Достаточно сопоставить эти рассуждения с соответственным местом «Протокола» № 6 («Луч Света», стр. 233–234), чтобы различить подробности плагиата.

Представитель колена Симеона говорит о необходимости разорить земельную аристократию, опору власти и о необходимости овладения еврейством всей землею и всеми денежными капиталами. Та же идея проводится в «Протоколе» № 6 («Луч Света» стр. 233).

Таким образом выражение антагонизма между прусским юнкерством и торгово–промышленными классами в роман Гедше–Ретклиффа было скопировано в подлоге «Сионских Протоколов», как выражение недовольства русского помещичьего класса против {30} финансовой политики некоторых царских министров, якобы не принимавших мер против задолженности и обезземеления поместного сословия.

Сергей Нилус услужливо пояснил это в своих комментариях к «Протоколам» (№ 6) и назвал даже имя одного из виновников: министра Витте («Луч Света», стр. 233).

В виде курьеза следует отметить, что представитель колена Вениамина предлагает евреям делаться врачами, ибо «врач проникает в семейные тайны и держит жизнь людей в своих руках». Это напоминает пресловутую константинопольскую грамоту 1489 года…

Мы видим, что авторы «Сионских Протоколов» щедро плагиировали роман Гедше–Ретклиффа. Им не пришлось даже тратить труд на перевод с немецкого. В 1872 г. русский перевод интересующей нас главы романа вышел в С. Петербурге (типография Товарищества «Общественная Польза») под названием «Еврейское кладбище в Праге и совет представителей 12 колен Израилевых». В предисловии к этому говорится, что «содержание легенды не есть вымысел одного Ретклиффа».

Роман скоро превратился для рьяных антисемитов в действительность. Глава романа стала выдаваться за протоколы действительно имевшего места собрания. Эта переделка была сделана в 1893 г. в двух немецких антисемитских органах «Deutsche Sociale Blätter» и «Antisemitische Correspondenz», где глава уже переработана в виде речи «Раввина о гоимах», якобы произнесенной на тайном собрании его учеников на пражском кладбище. В примечании редакции было сказано, что речь эта была извлечена из труда выдающегося английского писателя сэра Джона Ратклиффа Memoirs of the Politico–Historical Events of the last ten years, — труда, вовсе не существующего.

В 1901 г. в Праге вышел чешский перевод этой книги под названием «Раввин о гоимах».

Русский перевод речи раввина был издан в 1907 г. в С. Петербурге Бутми, в книга под названием «Обличительные речи. Враги рода человеческого», о котором мы уже выше говорили — было посвящено {31} Союзу Русского Народа. Бутми наивно ссылается на речи раввина, как на доказательство подлинности «Сионских, Протоколов» Нилуса. Таким образом, один подлог приводится, как свидетельство подлинности другого подлога, который сам был частичным плагиатом с первого…

Достойно внимания, что в ведении к немецкому переводу книги Нилуса приводится извлечение из речи раввина о гоимах, как одно из «еврейских признаний». Примеру немецкого собрата последовал и французский переводчик «Сионских Протоколов» Жуэн, который пишет следующее: «В этой речи 1901 года можно распознать французские слова и галлицизмы, которые подтверждают гипотезу, что раввин принимал участие в Базельском конгрессе сионистов (Mgr. Jouin, Le péril judéo–maçonnique, I, p. 19).

Опять таки приведение одного подлога в доказательство подлинности другого подлога. Составители подлога плагиата «Сионских Протоколов черпали свое вдохновение, надо думать, еще в другом подложном историческом документе, известном под названием «Завещание Петра Великого»

(E. Mogilensky, Le Testament de Pîerre–le–Grand, «La Revue Hebdomadaire», 30 Janvier 1937, p. 599. Автор этой статьи показывает в этюде, готовящемся к печати, что некоторые рассуждения «Протоколов» напоминают подобные же макиавеллевские рассуждения в апокрифическом завещании Петра Великого. О «Завещании Петра Великого много говорили в русской исторической литературе в половине 1890–х г. г, в связи со статьей о нем Карповича в «Историческом Вестнике».).

Главный источник плагиата-подлога «Сионских Протоколов»: книга Мориса Жоли

Составители «Сионских Протоколов» имели в своем распоряжении Гужено де Муссо, Шаботи, Дрюмона, роман Гедше Ратклиффа, подложные письма и {32} подложные речи, обрывки учебников, литературу реакции и творчество антисемитизма. Все было налицо в лаборатории подлога: и схема масоно–еврейского заговора, и тайное еврейское сверхправительство, и тайные собрания с речами и протоколами, и персонажи, и подробности плана засилия, захвата, проникновения, развращения разрушения устоев общественного строя и религии, и замыслы подготовления войны, смуты и революции, и, наконец, — конец венчает дело! — проект воцарения всемирного иудейского царя–пaтриарxa.

Казалось, фантазия подделывателей могла легко на этой бесподобной канве шить узоры протоколов, пополняя пробелы собственной работой гения фальсификации.

Но и это еще оказалось мало. Бедность фантазии, недостаток знаний, отсутствие таланта и лень мысли побуждали составителей «Сионских Протоколов» предпочитать легкую работу интегрального плагиирования трудной и рискованной работе сочинительства. Тут понадобился оптовый плагиат. Жертвою была избрана давно забытая, но остроумная и талантливая книга французского адвоката Мориса Жоли. Заслуга открытия этой «pièce de résistance» подлога принадлежит константинопольскому корреспонденту газеты «Таймс» в 1921 году.

Книга Мориса Жоли сначала была выпущена анонимно. В брюссельском издании 1864 г. она носит назвaниe «Dialogue aux Enfers entre Machiavel et Montesquieu, ou LaPolitique de Machiavel au XIX–e siècle, par un contemporain». В последнем брюссельском издании 1868 г. сообщается, что за анонимное издание автор книги, Морис Жоли, был приговорен к 15 месяцам тюрьмы и 200 фр. штрафа «за возбуждение к ненависти и презрению против императорского правительства».

Книга Жоли — крайне едкая и крайне меткая сатира против Наполеона III и его режима. В ней рассказывается о встрече двух духов — Макиавелли и Монтескье — в царстве теней. Между ними завязывается спор. Монтескье защищает принципы либерализма и демократии. Маккиавели, напротив того, резко критикует демократию, с которой он рекомендует {33} бороться методами «макиавеллизма» или же упрочить власть цезаристской тирании. Идеи духа Маккиавели заключают в себе полную апологию бонапартизма. Рассуждения его распадаются на две части: критическую, направленную против демократии и производимого ею зла, и догматическую, в которой защищается вся имморальная политика Луи Наполеона (и в той, и в другой части памфлета Жоли неподражаем).

Книга Жоли ничего общего с еврейством и еврейским вопросом не имеет. Составители «Сионских Протоколов» выбрали ее, как преимущественный источник для подлога–плагиата потому, что она своей критическою и своею положительно догматическою частью, соответствующими сфабрикованным критической и положительной частям «Сионских Протоколов», —дает сразу материал для обрисовки инсценированной в «Сионских Протоколах» разрушительной работы сионских заговорщиков, которая осуществляется ими путем демократических учреждений и нравов, и той политики, которую заговорщики думают проводить, после того, как заговор увенчается успехом. В подлоге–плагиате место Маккиавели — Наполеона заняли еврейство и сионские мудрецы. Ядовитая ирония Мориса Жоли принимает в «Сионских Протоколах» форму серьезных разглагольствований сатанинских заговорщиков от Сиона.

Рабским копированием памфлета Мориса Жоли объясняются вместе с тем некоторые парадоксы и странности плагиата, которые указаны выше и которые сами по себе являются уже достаточным основанием для того, чтобы признать «Сионские Протоколы» подлогом.

Половина или три четверти «Сионских Протоколов» извлечены, с надлежащими изменениями, из книги Мориса Жоли. Десятки страниц понадобились бы, чтоб показать параллелизм или тождество между источником и плагиатом. Здесь могут быть приведены лишь некоторые примеры.

В самом начале памфлета Жоли тень Маккиавели защищает принципы макиавеллевской политики против обвинения в безнравственности. Ту же тему {34} обсуждают заговорщики в том же порядке в «Сионских Протоколах».

В книге Жоли тень Макиавелли говорит: «Дурной инстинкт человека сильнее доброго инстинкта. Человека тянет больше к аду, чем к добру; страх и сила действуют на него больше, чем разум… Все люди стремятся господствовать, и ни один человек не отказался бы от роли угнетателя, если б это только было в его возможности; все или почти все готовы пожертвовать правами других людей ради собственных интересов» (Joly, стр. 8). В самом начале первого из «Сионских Протоколов» мы читаем: «Надо заметить, что люди с дурными инстинктами многочисленнее добрых, — поэтому лучшие результаты в управлении ими достигаются насилием и устрашением, а не академическими рассуждениями. Каждый человек стремится к власти, каждому хотелось бы сделаться диктатором, если только он мог бы, но при этом редкий не был бы готов жертвовать благами всех ради достижения благ своих». («Протоколы», «Луч Света», стр. 216).

Тень Маккиавели продолжает: «Что удерживает этих взаимно пожирающих друг друга зверей, которых называют людьми? В начале жизни общества действует грубая и необузданная сила, а потом — закон, т. е. опять таки сила, регулируемая формами. Вы изучили все источники истории: всюду сила является раньше права». (Joly, стр. 8). — Первый из «Сионских Протоколов» гласит: «Что сдерживало хищных животных, которых зовут людьми? Что ими руководило до сего времени? В начале общественного строя они подчинились грубой и слепой силе, потом закону, который есть та же сила, только замаскированная. Вывожу заключение, что по закону естества право — в силе» («Протоколы», «Луч Света», стр. 216). Тень Маккиавели в памфлете Жоли часто возвращается к этой своей любимой теме о том, что сила есть право.

Так, тень Маккиавели ставит вопрос: «Разве политика имеет что–нибудь общего с моралью?» (Joly, стр. 10). Сионский мудрец отвечает в том же первом номере 'Протоколов»: «Политика не имеет ничего общего с моралью… Наше право — в силе. Слово «право» есть ответственная и ничем недоказанная мысль… где начинается право? Где оно кончается?». Параллельно этому мы находим еще следующее место y Жоли: «Да разве вы не видите, что самое слово «право» отличается крайней неопределенностью? Где оно начинается, где оно кончается?» (Joly, стр. 11).

Потом идет классический куплет о цели, оправдывающей средства. В памфлете Жоли Маккиавели говорит: «Все хорошо или дурно, смотря по употреблению, которое из него делают, и по пользе, которую из него извлекают; цель оправдывает средства… Отсюда вытекает то заключение, что злом может быть получено добро, что добра можно достигнуть через посредство зла, все равно как лечат ядом, или как спасают жизнь операционным ножом. Меня больше занимает то, что полезно и необходимо, чем то, что хорошо и нравственно». (Joly, стр. 12). В соответственном месте «Сионских Протоколов» мы читаем: «Из временного зла, которое мы вынуждены теперь совершать, произойдет добро непоколебимого правления, которое восстановит правильный ход механизма народного быта, нарушенного либерализмом. Результат оправдывает средства. Обратим же внимание в наших планах не столько на доброе и нравственное, сколько на нужное и полезное». («Луч Света», стр. 218).

В Диалоге 4 книги Жоли Маккиавели говорит:

«Вы не знаете беспредельной низости народов… Они пресмыкаются перед силою; они безжалостны к слабым, беспощадны к ошибкам и снисходительны к преступлениям; они неспособны переносить тяготы свободного режима и терпеливо, вплоть до мученичества, готовы переносить все насилия смелого деспотизма; они опрокидывают в минуту гнева троны, а потом берут себе властелинов, которым они прощают преступления, за малейшее из которых они обезглавливают 20 конституционных королей». (Joly, стр. 43). Что сделали из этого места памфлета авторы подлога «Сионских Протоколов»? Мы читаем в "Протоколе» № 3; «Неистощимая подлость гоевских {36} народов, ползающих перед силой, безжалостных к слабости, беспощадных к проступкам и снисходительных к преступлениям, не желающих выносить противоречия свободного строя, терпеливых до мученичества перед насилием смелого деспотизма, — вот что способствует нашей независимости. От современных премьеров–диктаторов они терпят и выносят такие злоупотребления; за меньшее из которых они обезглавливают 20 королей».

Приемы подделывателей особенно рельефно выступают в фабрикации этой части подлога. Слово «гоевских», вставленное перед словом «народов» в начале цитаты, — слово, которого, конечно, не было в планированном тексте Диалога Жоли, — имело целью придать еврейскую окраску всей тираде. Другой акт подделки заключается в замене слова «властелины» («maîtres») текста Жоли словом «премьеров–диктаторов»; бичевание узурпаторов больших и маленьких Наполеонов, у Жоли, — уступает место в подлоге атак на парламентаризм. Тогда выясняется странно противоречивый тон этого абзаца, в котором с одной стороны народные массы как бы осуждаются за отсутствие приверженности к свободному строю, — что уже является противоречием по отношение к остальному замыслу подлога, — с другой же стороны тут же дискредитируется этот свободный строй, в лице носителей идеи парламентаризма и народных избранников. Все объясняется неумелой и небрежной работою фальсификаторов.

В 6–м Диалоге книги Жоли Маккиавели продолжает: «Принцип суверенитета народа разрушает всякую устойчивость; он узаконяет во всех случаях право революции. Он повергает общества в открытую войну против всех людских властей и даже против Бога. Он — само воплощение силы. Он делает из народа хищного зверя, который засыпает, после того как насытился кровью и тогда его заковывают в цепи». (Joly, стр. 45). В конце № 3 «Сионских Протоколов» мы читаемы «Слово свобода выставляет людские общества на борьбу против всяких сил, против всякой власти, даже Божеской и природной. Вот почему при нашем воцарении, мы должны будем {37} это слово исключить из человеческого лексикона, как принцип животной силы, совращающей толпы кровожадных зверей. Правда, звери эти засыпают всякий раз, как напьются крови, и в это время их легко заковать в цепи» («Луч Света», стр. 227).

В том же Диалоге книги Жоли Маккиавели излагает теорию цикла смены правительств, революций и контрреволюций, формулированную еще в древности Платоном, Аристотелем и Полибием. «Протокол» № 4 начинается изложением той же теории («Луч Света», стр. 228). И конечно, цикл приводит к торжеству масоно–еврейской силы. Могли ли подозревать древние авторы, что их идея будет, через второисточники, фальсифицирована подобным образом для целей подлога?

Маккиавели доказывает у Жоли, что свобода и парламентаризм совсем не нужны народным массам: «Огромные массы прикованы к труду и бедности, как некогда они были прикованы рабством. Я вас спрашиваю, какое значение могут иметь для их счастья все ваши парламентские фикции… Какое значение может иметь для пролетария, согбенного трудом, подавленного бременем рока, что несколько ораторов может говорить, что несколько журналистов может писать? Вы создали права, который для народных масс всегда останутся в состоянии голой возможности, ибо он никогда не смогут ими пользоваться» (Joly, стр. 39–40). — Авторы подлога перефразировали это место в «Сионских Протоколах» (№ 3) следующим образом: «Народы прикованы к тяжелому труду бедностью сильнее, чем их приковывало рабство и крепостное право… Что для пролетария, труженика, согнутого в дугу над тяжелым трудом, придавленного своею участью, получение говорунами права болтать, журналистами — права писать всякую чепуху наряду с делом, раз пролетариат не имеет иной выгоды от конституции, кроме тех жалких крох, которые мы ему бросаем с нашего стола за подачу им голосов в пользу наших предписаний и ставленников наших, наших агентов?… Мы включили в {38} конституцию такие права, который для масс являются фиктивными, а не действительными правами».

Намекая на бонапартистские переговоры, Маккиавели говорит у Жоли: «Неизбежным последствием хода вещей будет то, что народ когда–нибудь овладеет всей той властью, источник которой, как было признано, был именно в народе. Сохранит ли народ власть в своих руках? Нет. Через несколько дней неистовства, он в утомлении бросит эту власть первому счастливому солдату, которого он встретит на своем пути (Joly стр. 43). — В «Протоколе» № 3 мы читаем: «Когда народ увидел, что ему во имя свободы делают всякие уступки и послабления, он вообразил себе, что он — владыка, и ринулся во власть, но конечно, как и всякий слепец, наткнулся на массу препятствий; бросился искать руководителя, не догадался вернуться к прежнему и сложил свои полномочия у наших ног» («Луч Света», стр. 226). Место Наполеона заняли сионские заговорщики.

Далее Маккиавели говорит о непрочности строя в современных обществах, без идеала и без возвышенных стремлений: «Это общество с холодной душою и в состоянии декаданса, в которых нет другого культа, кроме культа золота, и где меркантильные нравы напоминают нравы евреев, которых они взяли за образец… Вы думаете, что низшие классы стремятся овладеть властью из–за любви к свободе, как таковой? Нет, они это делают из–за ненависти к тем, которые обладают собственностью» (Joly, стр. 47). — Конец 4–го «Протокола» гласит: «Напряженная борьба за превосходство, толчки экономической жизни создают, да и создали уже разочарованные, холодные и бессердечные общества. Эти общества получат полное отвращение к высшей политики и религии. Руководить ими будет только рассчет, т. е. золото, к которому они будут иметь настоящий культ, затем, материальные наслаждения, которые оно может дать. Тогда тоне для служения добру, даже не ради богатства, а из одной ненависти к привилегированным, низшие классы гоев пойдут за нами против наших конкурентов за власть — интеллигентов–гоев» ("Луч Света", стр. 229). — {39}

Интересно, что у Жоли приведенное место— единственное, пожалуй, место книги, в котором упоминается о евреях.

Подделыватели не сочли нужным «планировать честно» и опустили слова, относящаяся к евреям, ибо они не соответствовали в данном случае «гармонии подлога». Они себя вознагради ли тем, что два раза вставили слово «гоев» там, где у Жоли этого слова, конечно, не было.

Маккиавели рисует у Жоли план государственного переворота так, как он действительно был совершен Луи Наполеоном Бонапартом. В Диалоге 8–м он говорить, что народ ему простить его преступление: «Вы знаете, народы чувствуют какую–то тайную любовь к гению, крупному по грубой силе. При каждом акте насилия, отмеченном талантом и искусством, вы услышите, как все будут говорить, с выражением удивления, в котором совершенно забудется порицание: это, конечно, непохвально; но как это ловко сыграно и великолепно сделано " (Joly, стр. 96). —В номере 10–м «Сионских Протоколов» мы читаем: «Народ питает особую любовь и уважение к гениям политической мощи и на все их насильственные действия отвечает: подло–то подло, но ловко… Фокус, но как сыгран, столь величественно нахально» («Луч Света», стр. 240).

Маккиавели иллюстрирует затем у Жоли факт создания престижа правителя, после применения системы беспощадного террора, примером Суллы: После страшного кровопролития, произведенного им в Италии, Сулла смог появиться снова в Риме в качеств простого частного человека. Никто не тронул волоса на его голове (Joly, стр. 159). В номере 15–м «Сионских Протоколов» мы читаем: «Вспомните пример того, как залитая кровью Италия не коснулась волоса с головы Суллы, который пролил эту кровь» («Луч Света», стр. 256).

Французское слово Sylla из текста Жоли было при этом переведено «Силла», а не «Сулла», (как это произносится по–латыни).

Для нас теперь выясняется, почему политическая программа Царя Иудейского в «Сионских Протоколах» так сильно напоминает политику абсолютизма {40} или бонапартизма. Подделыватель копировал «Диалоги» Жоли, которые, хотя и саркастически, рисуют нравы бонапартистской реакции.

В 17–м Диалоге Маккиавели рисует чудовищную, всезнающую, всюду проникающую бонапартистскую полицию, которую он сравнивает с богом Вишну:

«Вы имеете сто рук, как индийский идол, и каждый из ваших пальцев держит пружину»'(Joly, стр. 207): Этому месту соответствует

17–й «Протокол», в котором мы читаем: «Наше царство будет аналогией божка Вишну, в котором находится олицетворение его — в наших ста руках, будет по пружине социальной машины» («Луч Света», стр. 265). Сравнение с богом Вишну делается у Жоли еще второй раз, а именно в 12–м Диалоге (Joly, стр. 141), где Маккиавели говорит о правительственной печати: «Как бог Вишну, пресса моя будет иметь сто рук, который она будет протягивать всем нюансам общественного мнения на всей поверхности страны». — Соответственно этому второе сравнение с богом Вишну имеется в 12–м; из «Cионских Протоколов»: «Они, (т. е. наши газеты), как индийский божок Вишну, будут иметь сто рук, из которых каждая будет щупать пульс у любого из общественных мнений («Луч Света», стр. 249).

Маккиавели влагает в уста своего правителя–узурпатора требование об отожествлении политических и уголовных преступлений. «Я более не допускаю различия между преступлениями общеуголовными и политическими… Общественное мнение, видя, что конспиратор ставится на одну доску с уголовным преступником, приучится к тому, чтобы относиться с одинаковым презрением к обоим» (Joly, стр. 216–217). «Протокол» № 19 говорит: «Чтобы снять престиж доблести с политического преступления, мы посадим его на скамью подсудимых наряду с воровством, убийством и всяким отвратительным и грязным преступлением. Тогда общественное мнение сольет в своем представлении этот разряд преступлений с позором всякого другого и заклеймит его одинаковым презрением». («Луч Света», стр. 268).

Маккиавели, у Жоли, иронически напоминает {41} своему собеседнику Монтескье определение понятия «свободы», которое последний дал в своем l'Esprit des Lois, XI, 3 : «La liberté est le droit de faire ce que les lois permettent». (Свобода, это — право делать то, что разрешает закон). И он прибавляет: «Я охотно принимаю это определение, которое я считаю правильным, я могу вас уверить, что наши законы разрушат только то, что надо будет разрешить» (Joly, стр. 125).

В «Сионских Протоколах» (№ 12) подделыватель плагиирует не только замечания Маккиавели, но и цитаты из l'Esprit des Lois Монтескье: «Свобода есть право делать то, что позволяет закон. Подобное толкование этого слова в то время послужит нам к тому, что вся свобода окажется в наших руках, потому что законы будут разрушать или созидать только желательное нам по вышеизложенной программе» («Луч Света», стр. 247).

В ряде «Диалогов» Маккиавели излагает новую конституцию, форму организации палаты, сената, государственного совета, контрольной палаты, выборов, всеобщего голосования и проч. Все эти учреждения будут функционировать так, что фактически в руках правителя будет сосредоточена неограниченная власть. Это — остроумная пародия, изображающая политику Наполеона III после совершенного им переворота. Надо ли говорить, что подделыватели копируют в существенных речах всю программу узурпатора в «Сионских Протоколах" (начиная с номера 10–го)? В одном месте оставлено даже упоминание о «введении новой республиканской конституции» («Протокол» 10–й, стр. 243). Это — при иудейском–то царе!

Маккиавели дает целый план реформ суда, адвокатуры, школы, законодательства о печати, финансов в соответствии с идеей бонапартизма. (Диалоги 11, 12, 13, 16, 20). Подделыватели не отступают от Маккиавели и шаг за шагом списывают его с надлежащими изменениями, не всегда заботясь о приведении плагиата в соответствие с политикой «царя иудейского»(«Протоколы», №№ 12, 15, 16, 17 и 20).

Потом наступает момент апофеоза монарха. Подделывателю плагиатору, после Гужено де Муссо и {42} Шаботи, приходит на помощь безвинный Жоли. В инсценировке Божества маленький Наполеон превращается в царя–патриарха иудейского «Сионских Протоколов».

В памфлете Жоли, жестокий тиран, по рецепту Маккиавели, начинает становиться популярным и симпатичным. Маккиавели говорит о необходимости видимого общения правителя с народом ради усиления престижа первого: «Когда несчастный испытывает притеснения, он говорит: если бы это знал царь! Когда чувствуется потребность мести, когда жаждут помощи, говорят: это станет известным царю (Joly, Диалог 21–й, стр. 321; Диалог 17, стр. 212). — «Сионские Протоколы» много говорят об окружении царя народом и о мистическом ореоле, который создается вокруг царя: «Ореол власти требует для своего существования, чтобы народ мог сказать: «Когда бы знал об этом царь», или «царь об этом узнает» («Луч Света», стр. 267).

Цикл плагиата–подлога этим закончен.

Авторы подлога — плагиаторы и посредники

а) Рачковский, Головинский и Ко

«Сионские Протоколы» перестали для нас быть тайной. Плагиат несомненен. Подлог доказан. Но кто автор подлога? Каковы его цели и мотивы?

Вопрос этот был разрешен свидетельскими показаниями. Ибо нашлись свидетели совершения подлога;

В «American Hebrew», (№№ 15 и 16, 1921 г.) по поводу «Сионских Протоколов» были напечатаны беседы с княгиней Радзивилл и с г–жой Генриеттой Херблет. На ту же тему, за подписью княгини Радзивилл, была напечатана статья в мартовской книжке «Revue Mondiale», совпадающая с интервью, напечатанном в «American Hebrew». Наконец, княгиня Радзивилл выступила в Бруклине с публичным докладом о происхождении «Сионских Протоколов»; отчет об {43} этом докладе был помещен во многих американских газетах.

Княгиня Радзивилл принадлежит к старой русской аристократии. Она много писала по русским и иностранным вопросам.

Княгиня Радзивилл видела рукопись «Сионских Протоколов» тогда, когда над нею производились операции в Париже агентами русской Охранки. Вот что говорит по этому поводу княгиня Радзивилл:

Уже после убийства Александра II, сын и наследник его Александр III был крайне огорчен тем, что убийство отца всецело было подготовлено и осуществлено русскими, и в частности русскими, принадлежащими к высшему классу общества. Вожди консервативной партии всячески старались убедить Александра III в том, что убийство его отца вызвано еврейскими интригами, направленными на уничтожение всех монархов.

Задачу убедить государя взял на себя ген. Оржевский, игравший тогда в департаменте политической полиции большую роль.

Были посланы агенты в Париж, и поручено им изготовление всяких документов. Агенты эти выполнили работу тщательно и ловко. Они перерыли старые книги, использовали выдержки из сочинений еврейских философов и искали в летописях Великой Французской Революции подходящий материал. Цель работы их состояла в том, чтоб доказать, что еврейство заключает в себе банду убийц, стремящихся к ниспровержению властей, основ строя, во главе которого стоял Александр III.

Не имея прямого доступа к царю, ген. Оржевский пытался добраться до него через начальника конвоя, генерала Черевина. Черевин отказался участвовать в интриге.

Один из парижских докладов остался в архиве Департамента полиции.

После японской войны и первой русской революции агенты русской тайной полиции снова задались целью {44} влиять в том же смысле на царя.

Требовалось найти доказательства того, что pyccкие довольны режимом.

Кто–то вспомнил о документе Оржевского, хранившемся в Департаменте полиции. Документ этот разыскали и подвергли рассмотрению. Его признали годным для пользования. В Париж послали агентов, поручив им дополнить и переработать рукопись, с целью придать ей более современный характер.

Лица, на которых возложено было поручение, были: прежде всего «знаменитый» начальник русской тайной полиции в Париж Рачковский, затем Манасевич–Мануйлов, и наконец, Матвей Головинский, мать которого была крупной помещицей в Уфимской губернии, где у нее было имение.

Свой рассказ г–жа Радзивилл относит к 1904–1905 г. г.

«Я жила тогда, — говорит княгиня Радзивилл, — в Париже. Головинский явился ко мне с визитом. Я приняла его, как человека, с матерью которого я была хорошо знакома; но мне не было тогда известно, что он служит в тайной полиции.

«Однажды он показал мне и нескольким приятелям сочинение, над которым он работал с Рачковским и Мануйловым. Он сказал, что книга эта имеет целью установить существование обширного еврейского заговора против общего мира. Единственным средством бороться с этим заговором было, по его мнению, выселение всех евреев из России…

«Мне неоднократно пришлось видеть эту рукопись; видели ее и некоторые мои друзья, среди которых была одна американка, — находящаяся сейчас в Нью–Йорке.

«Рукопись эта была составлена на французском языке и писана рукой, но разными почерками, на желтоватой бумаге. Помню отчетливо, что на первой странице было огромное синее чернильное пятно.

«Позднее я узнала, что рукопись эта целиком включена Сергеем Нилусом в знаменитую книгу, напечатанную в типографии Красного Креста в Царском Селе…

Упоминаемая княгиней Радзивилл американка, {45} г–жа Генриетт Херблет имела беседу с сотрудником «American Hebrew» (№ 16, 4 марта 1921 г.), которому она подтвердила заявление княгини Радзивилл о том, что «Протоколы» сочинены тремя агентами тайной русской полиции, Рачковским, Манасевичем–Мануйловым и Головинским, с целью сделать евреев козлом отпущения за революцию. Она встречалась у княгини Радзивилл в Париже с Головинским, который туда приходил прямо из Национальной Библиотеки, где делалась компиляция, имея при себе рукопись.

«Помню тот раз, — сказала г–жа Херблет, — когда он пришел с законченной рукописью; помню, она была на французском языке, но писана разными почерками. Она была на желтоватой бумаге и перевязана белой лентой. На первой странице было большое синее пятно… Я — антисемитка. Когда я услышала про «Сионские Протоколы» и прочитала о них, я немедленно раздобыла себе эту книгу. Мне тогда не приходило и в голову, что она может находиться в какой–нибудь связи с моими парижскими друзьями. Но как только я раскрыла книгу, я немедленно сказала себе: «А, я вижу моего друга Головинского»,… Не подлежит сомнению, что документ Головинского и «Протоколы» — одно и тоже».

Совпадением свидетельства двух дам, из которых одна признает себя антисемиткой, вполне решается вопрос об авторстве подлога «Сионских Протоколов».

«Протоколы» были сфабрикованы теми, кому это было полезно. Это было полезно русской Охране. И охранники сделали подлог.

Один из сотрудников Рачковского подтвердил С. Г. Сватикову в общей форме, что «Протоколы» созданы по заказу Рачковского («Еврейская Трибуна», № 87, 26 августа 1921 г.).

«Протоколы» могли быть окончательно сфабрикованы в годы 1895 — 1900. Уже охранники 80–х годов могли использовать все главные источники подлога. С другой стороны несомненно, что окончательная редакция «Сионских Протоколов» могла быть готова не ранее конца 90–х годов прошлого столетия. {46} В «Сионских Протоколах» упоминается о «Панаме», о Буржуа, как «масонском агенте», о «метрополитенах». Панамский скандал разразился во Франции в начале 1890 г. (министерство Буржуа образовалось в 1896 г.), а постройка метрополитена началась в Париже в конце 1890–х г.г. Кроме того, многочисленные места «Сионских Протоколов» отражают клерикально–реакционную и антисемитскую кампанию, происходившую во второй половине 90–х г. г., в связи с делом Дрейфуса и легендою о «еврейском синдикате» в защиту невинно осужденного офицера. Отсюда следует, что первоначальный текст «Сионских Протоколов» должен был быть переработан в конце 90–х г. г. прошлого столетия.

В архивах департамента полиции, в Петербурга, была найдена записка под заглавием «Тайна еврейства», датированная 10 февраля 1895 г. В этой записке развивается уже существенная идея «масоно–еврейского заговора» и «Сионских Протоколов».

Автор записки советует правительству раскрыть глаза благомыслящим элементам русского общества, «как на зловредную тайную силу, кроющуюся в еврействе вообще, так и на первенствующую роль последнего в русском революционном движении; осуществить это было бы легче всего, осветив печатно, в популярном изложении, — тайные еврейские замыслы против всего Христианского Мира и России в частности».

Не является ли эта записка одним из документов доклада Оржевского? не представляет ли она первоначальный набросок «Сионских Протоколов» перед окончательной его фабрикацией? Во всяком случае видно, что царская охрана в 90–е годы была занята проектами, относившимися к фабрикации документов против евреев.

Свидетельства княгини Радзивилл и г–жи Херблет относят окончательную переработку «Сионских Протоколов» охранниками в Париже к 1904–05 г. г., эпохе японской войны. Между всеми данными существует полное совпадение, кроме только определения даты последней редакции подлога, причем обнаруживается {47} разница приблизительно в одно пятилетии. Объясняется это видимое расхождение дат, скорее всего простою брешью в воспоминаниях обеих свидетельниц, которые в действительности наблюдали работу Головинского в Париже раньше указанного ими момента.

Капитальную важность для нас имеет тот факт, что авторство охранников в подлоге установлено.

б) От подделывателей до Нилуса

Пред нами постепенно разматываются все нити клубка, завязанного интригою «Сионских Протоколов». Нам известны источники плагиата, нам известны авторы подлога, нам известны их мотивы и цели. Чтоб цепь была вполне замкнута, не хватает еще только одного звена: каким образом текст подлога–плагиата, выйдя из рук охранников, попал в руки Нилуса?

Вопрос этот был вполне выяснен А. М. дю Шайла, лично знавшим Сергея Нилуса и беседовавшим с ним о «Сионских Протоколах».

А. М. дю Шайла, французского происхождения, — отставной подъесаул Войска Донского, прожил весь 1909 г. в Оптиной Пустыне, куда он отправился с целью изучения внутреннего быта русской церкви. Поселился он, движимый религиозным искательством, в конце января 1909 г., вблизи Оптиной Пустыни, по совету петербургского митрополита Антония. Здесь, в покоях настоятеля А. М. дю Шайла и познакомился с С. А. Нилусом.

Воспоминания свои об общении с Нилусом дю Шайла поместил впоследствии в «Последних Новостях» и в «Еврейской Трибуне» ("№ 72, 14 мая 1921 г.).

Вот существенные места его рассказа:

«На третий или четвертый день нашего знакомства, во время обычного спора о взаимоотношениях между христианством и культурой, С. А. Нилус спросил, известно ли мне об изданных им «Протоколах сионских мудрецов».

«Получив отрицательный ответ, С. А. Нилус подошел к библиотеке, взял свою книгу и стал {48} переводить мне на французский язык наиболее яркие места из «Протоколов» и толкование к ним. Он полагал, что я буду ошеломлен откровением, и был не мало смущен, когда я ему заявил, что тут ничего нового, и что, по–видимому, данный документ является родственным памфлету Эдуарда Дрюмона и обширной мистификации Лео Таксиля, несколько лет тому назад одурачившему весь католический мир, включая его главу, папу Льва XIII.

«С. А. заволновался и возразил, что я так сужу, потому что мое знакомство с «Протоколами» носит поверхностный и отрывочный характер, а кроме того устный перевод понижает впечатление. Необходимо цельное впечатление; а впрочем, для меня легко будет познакомиться с «Протоколами», так как подлинник составлен на французском языке. С. А. Нилус рукописи «Протоколов» у себя не хранил, боясь возможности похищения со стороны жидов».

Дю Шайла рассказывает затем, как Нилус показал ему рукопись. На первой странице замечалось большое пятно бледно–фиолетовое или голубое. Бумага была плотного качества и желтоватой окраски. Текст был написан по–французски разными почерками, как будто даже разными чернилами».

— «Вот, — сказал Нилус, — во время заседаний этого кагала, секретарствовали, по–видимому, в разное время разные лица, оттого и разные почерки».

А. М. дю Шайла продолжает:

— «При чтении рукописи меня поразил ее язык. Были орфографическая ошибки, но, мало того, обороты были далеко не чисто французские.

Слишком много времени прошло с тех пор, чтоб я мог сказать, что в ней были «руссицизмы»; одно несомненно — рукопись была написана иностранцем… Когда я кончил, С. А. взял тетрадь, водворил ее в конверт и запер в ящик письменного стола».

— «Ну, — сказал он шутя, — Фома неверующий, уверовали ли вы теперь, после того, что трогали, видели и читали эти самые «Протоколы»? Ну, скажите свое мнение, не бойтесь; здесь ведь нет посторонних: жена все знает, а что касается г–жи К., то благодаря ей {49} раскрылись тайны врагов Христовых; да, вообще, тут нет тайны… Да, г–жа К. долго жила заграницей, именно во Франции; там, в Париже получила она от одного русского генерала эту рукопись и передала мне… Генералу этому прямо удалось вырвать ее из масонского архива».

«Я спросил, является ли тайною фамилия этого генерала».

— «Нет, — ответил С. А., — это генерал Рачковский, хороший, деятельный человек, много сделавший в свое время, чтоб вырвать жало у врагов Христовых».

«Я спросил С. А., не является ли генерал Рачковский начальником русской тайной полиции во Франции. С. А. был удивлен и даже будто бы несколько недоволен заданным мною вопросом. Он ответил неопределенно, но сильно подчеркнул, что Рачковский самоотверженно боролся с масонством и дьявольскими сектами».

По поводу указания в издании «Протоколов» 1917 г., что рукопись передана Нилусу в 1901 г. предводителем дворянства Алексеем Николаевичем Сухотиным, каковая версия противоречит сделанному С. А. Нилусом сообщению, что рукопись была им получена от Рачковского через г–жу К., А. М. дю Шайла говорит:

«Мне, знающему подоплеку семейных отношений С. А. Нилуса, совершенно понятно, что он не мог открыть читателям г–жу К., ту таинственную даму, про которую говорится во всех изданиях. Я далек от мысли, чтобы считать А. Н. Сухотина мифом, но я уверен, что он был не более, как посредником или курьером, передавшим лично С. А. Нилусу полученную в Париже от г–жи К. драгоценную рукопись. В книге Нилуса, по вышеизложенным соображениям личного характера, Сухотин стал ширмой, скрывавшей от читателя самое г–жу К.».

А. М. дю Шайла затем высказывает следующие соображения относительно обстоятельств, при которых сложилась легенда о «Протоколах» и проявилась в издании их роль Нилуса.

{50} В 1900 г. разорившийся С. А. Нилус возвратился в Poссию в состоянии религиозного обращения. Он издал свои «Записки православного» и «Великое в малом», который первоначально были напечатаны в «Троицком Листке», выходившем в Сергеевском Посаде. Книжка, описывающая обращение интеллигента–атеиста и процесс его мистического перерождения, приобрела известность, благодаря рецензиям в реакционных изданиях. Дошла она до великой княгини Елисаветы Федоровны, которая заинтересовалась автором ее.

Великая княгиня Елизавета Федоровна боролась против мистиков–проходимцев, окружавших Николая II. Боролась она, между прочим, с влиянием лионского магнетизера Филиппа и сильно недолюбливала царского духовника, престарелого отца Янышева, за неумение оградить царя от нездоровых мистических влияний. Великая княгиня считала, кроме того, что С. А. Нилус, как русский человек и православный мистик, сможет благотворно повлиять на царя.

С. А. Нилус был направлен в Царское Село к фрейлине Елене Александровне Озеровой. То было в 1901 г.

Уезжая из Франции, С. А. Нилус оставил в Париже весьма близкое ему лицо, а именно г–жу К. Потеряв также почти все состояние, сильно подавленная разлукой, она тоже склонилась к мистицизму и стала интересоваться оккультистскими кружками Парижа. При этих условиях она должна была получить от Рачковского, тоже вращавшегося в этих кружках, рукопись «Протоколов Сионских мудрецов», которую она и переслала С. А. Нилусу.

— Можно полагать, говорит А. М. дю Шайла, что Рачковский, стремившийся в свое время к уничтожению влияния Филиппа на царя, узнав о предстоящей роли С. А. Нилуса, пожелал использовать сложившуюся обстановку с целью одновременно вытеснить Филиппа и заручиться расположением нового временщика.

Филипп был мартинистом. Мартинистский орден является оккультистской организацией, которая якобы, находилась в враждебных отношениях ей {51} французским Великим Востоком, с тех пор, как последний вычеркнул из своих официальных актов имя «Великого Строителя Вселенной». Мартинисты провозглашают свою верность христианско–мистическим началам. Клерикалы, впрочем, не признают отделения мартинистов от «Великого Востока» и обвиняют их в том, что именно ими образуются ложи, где совершается сатанопоклонение и прочая чертовщина.

Поддерживаемый датским королем, Филипп ввел мартинизм при дворе, где открыта была ложа, в которой состоял председателем, как говорят, сам царь. Членами ложи были некоторые члены императорской фамилии, министры и члены Государственного Совета.

Русская оппозиция успешно пользовалась скандалом для агитации. Сильная оппозиция группировалась в Гатчине в кругу вдовствующей императрицы Марии Федоровны, и в Москве, вокруг великой княгини Елизаветы Федоровны. В 1902 г. Мария Федоровна повелела генерал–адъютанту Гессе поручить Рачковскому собрать данные о Филиппе, этом «сатанисте» и «предтече дьявола».

Обвинение в уголовных преступлениях Филиппа не подействовали на царя. Тогда должны были подействовать «Протоколы», имевшиеся давно в распоряжении Рачковского, Ими раскрывались козни масонов, посланцем коих являлся Филипп.

Надо было доказать царю, что он впал во власть масонов, стремящихся к ниспровержению монархии. В самих «Протоколах» содержатся места, тогда же, по всей вероятности, вставленные и не случайно направленные против деятельности и влияния Филиппа. Воздействовать на цари через посредство Нилуса, вооруженного, «Протоколами», казалось весьма ловким ходом.

Когда Нилус прибыль в 1901 г. в Царское Село, он имел уже в своем распоряжении «Протоколы». Нилус произвел большое впечатление на фрейлину Озерову и на придворный кружок, враждебный Филиппу. При содействии этих лиц он в 1902 г. {52} выпустил первое издание «Протоколов» в качестве приложения к переработанному тексту книжки о собственных мистических опытах.

Книга была представлена царице и царю. Одновременно в связи с кампанией против Филиппа выдвигалась следующая комбинация: брак Нилуса с фрейлиной Озеровой и, по рукоположении, приближение его к царю, дабы он занял впоследствии место духовника.

Дело шло так успешно, что С. А. Нилус уже заказал священническую одежду.

Партии Филиппа удалось однако парировать удар, сообщив духовному начальству о наличии известного канонического препятствия к принятию духовного сана С. А. Нилусом.

После этого Нилус впал в немилость и должен был покинуть Царское Село.

Интересно, что данные А. М. дю Шайла об известной роли «Протоколов» в придворной интриге против магнетизера Филиппа подтверждаются и константинопольским корреспондентом «Таймса», совершенно не знавшем о разоблачениях г. дю Шайла.

В 1905 г. не стало больше враждебного Нилусу влияния Филиппа. Тогда, заботами Е. А. Озеровой, вышло второе издание «Протоколов» с новыми материалами, касающимися Серафима Саровского. «Протоколы» сыграли свою роль.

———

Таково происхождение «Протоколов сионских мудрецов», подлога–плагиата, фабрикации агентов царской охраны, продукта интриг придворной камарильи, чудовищного документа, который сыграл роль в кровавых преступлениях погромщиков, который вооружил руки убийц и которым Гитлер и его расисты пользуются для осуществления дела ненависти и преследований.

{55}

Распространение «Сионских Протоколов» в России

«Сионские Протоколы» сфабриковали русские антисемиты, агенты Департамента Полиции

«Протоколы» были сфабрикованы и пущены в обращение агентами русской тайной полиции вне России — в Париже — главным образом или, быть может, даже исключительно на основании иностранных источников. Этим определяется, прежде всего их нерусское происхождение. Сфабрикованы они были не по инициативе тогдашнего русского правительства или его бюрократии в широком смысле этого слова. Это было дело только одного течения среди высших чинов Департамента полиции, которые в своей борьбе с евреями в 1890–х г. г. ставили себе определенную задачу — воздействовать на царя, чтобы добиться от него новых гонений на них.

До начала 1880–х г. г. антисемитизм в России вообще мало имел значения. Мало его было и в народных массах. Прочных корней он не имел и в русском правительстве. Когда, напр., при Николае I была сделана попытка поднять дело о ритуальном убийстве, он запретил это сделать, так как отрицал самую возможность ритуальных убийств. Он не верил, чтобы среди евреев были тайные организации, которые совершали бы ритуальные убийства, какие им приписывали. Он сказал, что если бы такие тайные еврейские преступные общества и существовали, то не могло бы не найтись среди них предателей, которые давно бы полностью не раскрыли их преступной деятельности.

Это было за 100 лет до того, как возможно было {56} появление в России «Протоколов» с их баснями о тайном мировом обществе сионских мудрецов!

Антисемитизм — вообще явление не специально русское. В России его только искусственно начали культивировать последние десятилетия. Раньше, в продолжение многих столетий он существовал в различных других странах. Там он иногда выливался в страшные гонения против евреев. Происходили еврейские погромы. Создавались нелепые, преступные судебные дела о ритуальных убийствах. В законодательствах многих стран существовали дикие ограничения для евреев и т. д.

Антисемиты в России впервые серьезно почувствовали под собой почву в 1881 г., когда на престол вступил явно им симпатизировавший импер. Александр III. В том же 1881 г. антисемитское настроение масс тоже впервые выразилось, — без сомнения, благодаря попущению местных властей, — в еврейских погромах.

Это произошло в связи с бурным развитием в те годы русского революционного движения, которое привлекало к себе внимание не только в России, но и во всем мире, — особенно, когда произошло убийство революционерами Александра II, 1 марта 1881 г.

Это нараставшее в те годы в России антисемитское настроение в народных массах и в обществе, в правительственных сферах сказалось в том, что в развитии революционного движения в России стали обвинять, главным образом, евреев. Поводом для этого было участие в нем отдельных евреев, — замешанных, между прочим, и в покушениях на царя.

В тогдашнем народовольческом движении 1879–1880–81 г.г., правда, принимали участие евреи: Зунделевич, Гесся Гельфман, Гольденберг и еще несколько активных революционеров, но они не играли в партии особо выдающейся роли. Основными деятелями партии «Народной Воли» были неевреи: — Желябов, Перовская, Михайлов, Кибальчич, Суханов, Фигнер, Ашенбреннер и др., игравшие руководящую роль и во всех покушениях на царя.

Раньше в народническом движении, в 1872–79 г.г., тоже принимали участие евреи, как Натансон, а {57} еще раньше, в 1860–х г, г., Н. Утин и еще немногие другие. Но, несомненно, роль этих евреев в революционных движениях до 1880–х г. г. была совершенно ничтожна сравнительно с деятельностью революционеров других национальностей, и прежде всего русских.

Были декабристы (до 1826 г.), петрашевцы (в 40–х г. г.), но между ними не было совсем евреев. Идеологи революции: Герцен, Бакунин, Белинский, Чернышевcкий, Михайлов, Шелгунов, Ткачев, Лавров, Михайловский и ряд других писателей и политических деятелей с крупными именами тоже не были евреями. Рядом с ними нельзя поставить ни одного еврейского имени по той роли, какую они играли в революционном движении до того времени, когда начались гонения на евреев за их участие в революции.

Кроме того, евреи–революционеры, как Зунделевич, Гольденберг, Натансон, Утин, не были связаны с массой еврейства. По своим взглядам, по всему укладу своей жизни и по своей политической деятельности, они были отщепенцами в еврейской массе. Они не были ответственны за еврейство, а еврейство ответственно не было за них. Они отвечали за себя, как революционеры, как социалисты, как интернационалисты.

С 1881 г. начинается систематическая борьба русского правительства с евреями из–за их роли в русском революционном движении. Ее начали оправдывать, как ответ на деятельность таинственного мирового заговора евреев. Тогда его называли «кагалом», — а потом — организацией сионских мудрецов.

Для борьбы с революцией, реакционеры стали добиваться усиления уже ранее бывших различных мер против евреев. Была расширена черта оседлости, устанавливается процент при приеме евреев в гимназии и университеты. Были даже проекты полного выселения евреев из России.

Все эти меры, направленные против евреев, как нации, конечно, систематически разжигали крайнее недовольство во всех слоях еврейства и только помогали из еврейской массы выделяться революционерам как в самой России, так и заграницей!

{58} Но как ни была антисемитически настроена реакция при Александре III, антисемиты не могли добиться многого, на чем они настаивали. Помимо их единомышленников, в правительственных рядах всегда были культурные люди, которые не хотели поддерживать предлагаемые ими меры против евреев. Таким образом, различные их проекты гонений евреев подолгу оставались без движения. Проведение их всегда встречало сопротивление в рядах самой же высшей администрации. Благодаря этим прогрессивным элементам высшей русской администрации, в России по отношению к евреям не было сделано ничего подобного тому, что, теперь делается в Германии и о чем наши русские антисемиты мечтали десятки лет раньше.

Но была еще одна, главная, причина, почему еврейский вопрос в те годы не принял в России более угрожающего характера, чем это было на самом деле. Это то, что почти все русское интеллигентное общество и вся русская литература были настроены не только доброжелательно к евреям, но они всегда с негодованием преследовали всякие проявления антисемитизма и беспощадно клеймили антисемитов. С голосом этой интеллигенции и ее литературы принуждены были считаться и правительство и сами антисемиты.

Все проявления антисемитизма, как погромы, черта оседлости, разного рода законодательные реакционные меры, направленные специально против евреев, а потом политические убийства евреев, членов Государственной Думы, Герценштейна, Иоллоса, вызывали настоящая бури общественного негодования.

Когда в 1894 г. на престол вступил Николай II, то антисемиты не только надеялись, что они смогут продолжать свою реакционную поддержку, какую они вели до того, но при молодом монархе они рассчитывали развить ее еще больше. Одно время они, правда, опасались — не возьмет ли, при новом монархе верх либеральное течение, бывшее, в загоне в предшествующее царствование. Но они скоро успокоились, убедившись, что нечего опасаться серьезного поворота в сторону либерального курса и что все впредь пойдет по {59} старому, как это было в предшествующее царствование.

Антисемиты стали готовиться к новому походу против евреев. Для этого им была нужна антисемитская литература, — прежде всего для воздействия на царя. О ней с тех пор усиленно стали заботиться в Петербурге такие антисемиты, как товарищ министра внутренних дел, заведовавший Департаментом полиции, ген. Оржевский.

Спрос на эту антисемитскую литературу в Париже почувствовал тогда начальник тайной русской полиции заграницей П. И. Рачковский.

В 1880–90х г. г. Рачковский, как это обстоятельно доказал С. Г. Сватиков, сфабриковал и опубликовал против некоторых русских эмигрантов ряд пасквилей, составленных от их имени. Эти тогдашние его опыты, очевидно, натолкнули его на мысль, сделать то же самое и по еврейскому вопросу, чтобы подтолкнуть русское правительство на новые гонения на евреев.

Поводом для фабрикации задуманного против евреев памфлета или использования уже раньше имевшихся антисемитских пасквилей, для Рачковского могло послужить событие, которое в те годы обратило на себя особое внимание всех антисемитов и заставило их бить тревогу: это — первый сионистский конгресс, собравшийся в Базеле в 1897 г. В связи с постановлениями этого конгресса, антисемиты и сфабриковали тогда так потом прославившиеся «Протоколы сионских мудрецов».

Фабриковавшим «Сионские Протоколы», конечно, было неважно, что собственно представлял собою сионистский конгресс в Базеле, какие он принял резолюции и каковы были настоящие его цели. Свой подложный документ, направленный против евреев, они приготовили в виде протоколов тайного собрания сионских мудрецов, т. е. еврейских мудрецов. Слово «сионский» в глазах тех, для кого составлялся этот подлог, сближалось с словом «сионистский». Это было намеком на только что происходивший в Базеле {60} конгресс сионистов. Этим, таким образом, навязывалось евреям то, что надо было антисемитам. Они всем вообще евреям и одновременно и русским революционерам бросали обвинение в подготовке революционного захвата власти во всем мире и прежде всего в России.

На самом же деле, сионисты в Базеле говорили только о создании своего особого еврейского государства и своего культурного очага в Палестине. Некоторые из них мечтали даже не о Палестине, а о любом уголке Африки или Америки, где бы они могли создать свое еврейское государство. Их основным общепринятым решением всегда было не вмешиваться в жизнь других государств. Они поэтому были против ассимиляции евреев вообще, где бы то ни было. Разумеется, у сионистов, собравшихся в Базеле, не было никаких идей «завоевания всего мира», как этого не было и у других евреев[5].

Для фабрикации «Протоколов» Рачковский и его помощники смогли использовать всю тогдашнюю обширную антисемитскую литературу (в первую голову французскую), в которой десятилетиями накапливалось все, что когда–либо и где–либо за несколько столетий было сказано антисемитами против евреев.

Сочинял «Протоколы», конечно, не сам Рачковcкий. Это делал и не один только его агент М. Головинский. Это было, быть может, делом даже не одних русских охранников в Париже. Очень вероятно, они только пользовались тем, что до них против евреев готовили в Париже французские антисемиты и документами и указаниями, которые им прислали из Петербурга, как напр., запиской 1895 г. о мировом заговоре еврейства, впоследствии опубликованной Г. Б. Слиозбергом. А кроме русских антисемитов, группировавшихся вокруг Рачковского, в том же Париже были и другие pyccкие антисемиты с громкими литературными именами, кто тогда питал в России антиеврейскую погромную и вообще реакционную агитацию. Этим занимались и сотрудники катковского «Русского Вестника», и «Московских Ведомостей», и {61} писатель экономист Шарапов, и известный памфлетист Цион, и многие другие.

В некоторых своих местах «Протоколы» носят специально французский характер. — оттого ли, что часть материалов, из которых составлены они, написана французскими антисемитами, или русскими антисемитами, которые работали под их влиянием и по их указаниям. Но зато в «Протоколах» много и чисто русских политических тем того времени: восхваление самодержавия, отклики тогдашней борьбы русских реакционеров с либеральными течениями, выпады против графа Витте и, вообще, отклики на злобу русской жизни. Во всем этом сказывалось настроение Рачковского и Головинского и их руководителей.

Ф. И. Родичев в своей брошюре «Большевики и евреи» (1921 г.) писал по поводу «Протоколов»: «Экономическая программа сионских заговорщиков вся взята у русских реакционеров конца прошлого века. Они прежде всего враги золотой валюты, сторонники бумажных денег (так проповедывал когда–то враг Витте, Шарапов)… Количество бумажных денег определяется по числу населения; фондовые биржи будут уничтожены; промышленные цены будут таксированы правительством».

Работа подделывателей «Протоколов», группировавшихся около Рачковского, могла сводиться, главным образом, только к систематизации того, что им удавалось собрать из различных источников. Для таких опытных подделывателей, как Рачковский и Головинский, много помог и памфлет Жоли против Наполеона III, изданный в 1864 г. Из него они взяли литературную форму для своего плагиата. В эту литературную форму они без труда могли внести все то, что они находили подходящего против евреев у Дрюмона и его последователей в их изданиях. Сами они едва ли и работали над более старыми источниками.

Подлинных рукописей т. н. «Протоколов», с которых делался русский перевод, до нас не дошло. Некоторые из них были написаны на плохом французском языке, изобличавшем автора иностранца Распространители «Протоколов» тщательно скрыли {62} первоначальные французские рукописи, с которых делался их перевод. Печатный текст «Сионских Протоколов» мы имеем только на русском языке. Все их переводы, которые теперь существуют на разных языках, сделаны с русского.

Антисемиты не дали также сколько–нибудь правдоподобного рассказа — кем именно, когда и при каких обстоятельствах были ими получены первоначальные рукописи «Протоколов», писанные по–французски. Все те басни, который они по этому поводу распространяли и повторили их недавно на бернском суде, ровно ни на чем не основаны и не заслуживают никакого внимания.

Но не может подлежать никакому сомнению — мы можем утверждать это на основании неоспоримых фактов, — что над созданием и потом распространением текста «Протоколов», который с легкой руки русских антисемитов теперь разошелся по всему миру, много поработали русские агенты Департамента полиции в Париже, а этого они не могли делать без благословения, ведома и помощи Рачковского, кто в то время в Париже в политическом сыске был все, и который знал все, что относилось к этому сыску.

Вот почему и вот в каком смысле мы и говорим о Рачковском, как организаторе подлога «Сионских Протоколов».

Задания подделывателей «Сионских Протоколов»

Содержание «Протоколов» находится всецело в зависимости от того, кто их подделывал, кому служили их авторы и какие они ставили себе цели.

Показная цель «Протоколов» — это борьба с евреями. Но несомненно, если бы их подделыватели имели в виду борьбу только с одними евреями, то «Протоколы» не имели бы того характера, какой они имеют на самом деле и в них не было бы много того что в них есть в настоящее время.

Истинными вдохновителями подделывателей «Протоколов» были реакционные руководители русской политики в царствование Александра III, как {63} ген. Оржевский, тов. мин. внутр. дел, заведовавший Департ. пол., а их выполнителями — агенты политического розыска, как Рачковский. Этим и определяется их содержание.

После 1 марта 1881 г. правительство было терроризовано революционерами и в будущем ждало еще более опасных революционных движений. Поэтому его агенты, из Департамента полиции, как Рачковский, с начала 1880–х г. г. были заняты, главным образом, борьбой с русскими революционерами, и вся тогдашняя внутренняя политика русского правительства была поэтому подчинена целям борьбы с революционерами.

Но в то же самое время у русских реакционеров в правительственных сферах, особенно в царствование Александра III, ненависть к евреям была вообще не меньше, чем к социалистам, может быть потому, что к социализму они в то время относились скорее, как к утопии — пока еще для них мало опасной, — а еврейство для них было врагом сегодняшнего дня.

Поэтому для борьбы с революционерами реакционерам важно было их дискредитировать не только, как революционеров за их программы, но прежде и раньше всего, как евреев. Для этого им нужна была специальная литература, где бы «еврейство» и «революция» были бы слиты в одном движении. Это они делали постоянно. Это же они попытались сделать и в «Протоколах», где, действительно, еврейство и революция представлены в одном и том же руководящем тайном обществе, угрожающем всему миру.

Социалисты в то время, действительно, открыто говорили о захвате пролетариатом власти и об уничтожении буржуазии повсюду. Война со старым миром предполагалась всеми средствами. Подготовка социалистов к ней ни для кого не была тайной. Уже начиная с 1889 г., стали собираться международные социалистичecкие конгрессы. На них велась открытая пропаганда захвата власти и непримиримая борьба со всеми реакционными правительствами. Некоторые из революционных течений, особенно анархисты, действительно, призывали к немедленной и беспощадной борьбе со всеми правительствами и всей буржуазией. Часть их {64} поддерживала традиции Бакунина. Повсюду, и в особенности во Франции, происходили террористические акты за актами. Весь мир волновали дела Казерго, Равашоля и т. д.

Социалисты и анархисты сами верили в свою победу в близком будущем и открыто готовились к ней. Были правительства, который тоже верили в возможность скорой их победы. Русское правительство, хотя и знало, что революционное движение в России было слабо, но оно опасалось его развития в близком будущем и принимало меры против бывшего тогда русского революционного движения.

Эти ожидания всемирного торжества социалистического движения и заставляли русских жандармов и охранников усиленно заняться борьбой с русскими революционерами. Но для них слова «революционер» и «еврей» были почти однозначущи, и они свою злобу с социалистов перенесли на евреев тем легче, что евреи для них лично были наиболее ненавистными врагами. Все, что говорили о своих планах международные социалисты, а в особенности что говорили об их планах их враги, pyccкие антисемиты, все это приписывали не социалистическому международному движению, не их конгрессам, их организациям и их партиям, а якобы существующему таинственному, всемогущему мировому еврейскому кагалу, а потом стали все это приписывать «сионским мудрецам».

На эту грозящую опасность со стороны евреев и хотели указать Николаю II составители «Протоколов».

Среди большевиков нет евреев, а есть только интернационалисты

Поводом для подмены ненавистного для авторов «Протоколов» общесоциалистического движения специально еврейским было то, что русские антисемиты, как, впрочем, и антисемиты в других странах верили, что международное социалистическое движение состоит главным образом из евреев и {65} исключительно евреям они приписывали руководство им во всем мире.

Утверждая это, авторы «Протоколов» не выдумали ничего нового. Они только не изменили тому общему настроению русского правительства по отношение к евреям, какое у него было до тех пор. Для специальной своей цели — воздействия на антисемитов в русском правительстве — они все, что у них связывалось с деятельностью социалистических и революционных партий, приписывали какому–то тайному комитету сионских мудрецов. Их не смущало, что эти движения и на Западе, как и русские, вовсе не состояли исключительно из евреев, что в них принимали участие представители и всех других национальностей, что их вожаки по большей части были не евреи и что они опирались на организованные массы, опять таки различных национальностей.

Кроме того, — и это самое главное, — они не желали признать того основного и бесспорного факта, что евреи, участвовавшие в социалистическом и анархическом движении во всем мире и русские, в частности, были отщепенцами еврейской нации и что они не были связаны ни с еврейской историей, ни с еврейской религией, ни с еврейской массой, а были исключительно интернационалистами, исповедовавшими те идеи, какие разделяли социалисты других национальностей, и сами были ярыми врагами национального еврейства вообще.

Реакционеры на Западе, боровшиеся с социалистами, а за ними и русские реакционеры, никогда не делали различия между евреями интернационалистами и евреями, связанными с еврейской массой. Но эта неправда нигде не имела такого рокового значения, как в России.

В России об участниках большевицкого движения реакционеры неизменно, без всяких исключений, говорили, как об евреях. Евреями у них являлись и Троцкий, и Зиновьев, и Радек, и все другие интернационалисты большевики. Но на самом же деле, ни Троцкий, ни Зиновьев, ни Радек, конечно, не имеют ничего общего с национальным еврейством и {66} относятся к нему с неменьшим отрицанием, чем сами реакционеры–антисемиты. Они в одинаковой мере отрицают и евреев, и представителей других национальностей, поскольку они не являются сторонниками их интернациональных взглядов. С еврейством, как таковым, большевики так же борются, как и с другими национальностями, а когда им было нужно, известно, как они расправлялись со своими «евреями», как Троцкий, Каменев, Зиновьев, Радек. С еврейской же массой — с их организациями и с их синагогами они расправлялись так же, как и с массами нееврейскими и с их храмами и организациями.

Ни в международном социалистическом, ни в большевицком движении среди их активных и ответственных деятелей нет евреев, связанных с еврейскими массами, с еврейской историей, с еврейской религией, а есть только евреи интернационалисты, с которыми еврейство, как таковое, вообще не имеет ничего общего, или евреи авантюристы, какие бывают во всех партиях.

У большевиков существуют интернациональные организации, есть организации по национальностям, организации по различным другим признакам. Они собирают съезды, составляют заговоры, совершают перевороты. В борьбе они иногда прибегают и к таким приемам, о которых говорится в «Протоколах», ибо методы всех тираний всюду одинаковы, — «маккиавелистические». Но среди них нет евреев, национально настроенных, являющихся отражением большинства еврейства, и нет организаций, которые созданы были бы для каких–то специальных национальных еврейских целей.

Тот же «Бунд», — чисто еврейская организация, — защищал не еврейство, а социализм, и сам отрицал вековые еврейские традиции. Организаций же, преследующих специально еврейские интересы, среди международных социалистов не было и в те годы, когда создавались «Протоколы». Не было их и потом. За 40 прошедших лет после фабрикации «Протоколов» нет ни малейшего указания чтобы Марксом, Лассалем — на Западе, Троцким и Зиновьевым в России руководили какие бы то ни было {67} не социалистические силы, тем более какие–то таинственные сионские мудрецы.

В русском большевицком движении, до революции 1917 г. и после нее, большое участие принимали евреи интернационалисты, т. е. именно те евреи, кто порвал свои связи с еврейством.

Но в нем никогда не принимали участия евреи, кто по своим взглядам так или иначе был связан с еврейской историей и с еврейскими массами.

Когда после большевицкого переворота евреи, с раввинами во главе, явились в Петрограде к Троцкому и указывали ему, чем грозит еврейскому народу участие его и ему подобных евреев в большевицком движении, то он ответил, что евреи, как таковые, его не интересуют, Интернационал знает только борьбу классов, и для себя он ни в какой мере не является евреем, а всецело принадлежит Интернационалу.

Слова Троцкого могут с полным правом быть повторены всеми евреями, принимающими участие в большевицком движении.

Тем не менее, Троцкого и Зиновьева и других большевиков обвиняют за их участие в большевицком движении именно как евреев, а за них обвиняют евреев вообще, как нацию.

Наоборот: евреи же, не отколовшиеся от еврейства, являлись по большей части даже тогда, когда они принадлежали к левым течениям, ярыми врагами большевиков в политических и революционных партиях, среди террористов, в литературе, в рабочей среде и т. д. Евреи, связанные со своим народом, были заграницей повсюду определенными защитниками России и русской культуры.

О количестве евреев, принимавших участие в большевицком движении, создались легенды. О большевицком движении говорят, как исключительно еврейском. Этим легендам верят больше всего в темных массах. Благодаря этому в России явилось озлобление не лично против Троцких, Радеков, Зиновьевых, а против них, как евреев, как членов еврейской нации.

{68} Эти предвзятые утверждения антисемитов повторяются даже тогда, когда в опровержение их указывают, что в русском революционном движении и, в частности, в большевицком, кроме самой массы русского населения, наряду с евреями принимают участие и представители различных национальностей — поляки, латыши, грузины, армяне и т. д. и люди различных общественных положений, начиная с высших представителей русской армии, генералов и офицеров генерального штаба, где никогда евреев не было, и без кого не могла произойти вообще революция 1917 г.

Все, что pyccкие реакционеры говорили и говорят о преобладающем влиянии евреев в международном социалистическом движении и в русском большевицком движении, на самом деле относится только к большевикам–вожакам, которые все без исключения являются интернационалистами, порвавшими с национальным и религиозным еврейством все связи.

Все, кто приводит списки — часто сознательно тенденциозно, с злостной целью составленные — евреев в русских большевицких организациях и в большевицком правительстве, должны признать, что среди этих руководящих большевиков нет евреев, — националистов по убеждению, а есть только интернационалисты, или их помощники — безыдейные авантюристы, — или просто евреи проходимцы, какие бывают во всех политических обществах и во всех правительствах.

Еврейская масса в России непричастна к большевизму и неответственна за него, как непричастны и неответственны и те евреи, кому приходится жить и работать при большевиках, у большевиков, не будучи большевиками, как приходится часто работать с большевиками многим и русским, убежденным антибольшевикам.

Это сознательно лживое и крайне вредное смешение вообще евреев с революционерами и большевиками какое часто делается и теперь нашими реакционерами совершенно ясно было формулировано еще Рачковским в «Протоколах» по отношению к тогдашним революционерам и евреям.

{69}

Русское общество и правительство к «Сионским Протоколам» относились как к явному подлогу

Впервые о «Протоколах» я услышал лет 30 тому назад — вскоре после того, как их начали в России издавать. С тех пор все последующие годы мне по разным поводам приходилось постоянно слышать о них. Много раз я о них говорил с выдающимися общественными деятелями. Не раз сам предпринимал анкету о них. Много о них писал и, наконец, был свидетелем по делу о них на суде в Берне в 1934–1935 г. г., где предо мной прошло много, несомненно, компетентных лиц по вопросу о «Протоколах» — и их противники и защитники.

К «Протоколам» у меня с самого начала всегда неизменно было вполне отрицательное отношение, как к несомненному подлогу, сделанному русскими реакционерами для борьбы с евреями и революционерами. Впоследствии никогда и ничто ни на минуту не заставило меня иначе смотреть на них. Но в различное время я различно оценивал значение и опасность «Протоколов».

Сначала «Протоколам» я не придавал никакого значения, — и в сущности даже мало ими интересовался. Но потом я увидел, какое они огромное зло представляют и как дорого они обошлись, вообще, всему русскому народу, в частности, евреям, а также какую ужасную роль они сыграли в нашей борьбе с большевиками. В последнее время мне стало ясно и то, какую роль они играли в жизни многих других народов, и чем они грозят им всем в будущем.

То, что я теперь пишу ниже, является как бы моими показаниями о том, что я видел и слышал о «Протоколах» с 1906 г.

———

В 1906 г. я был в Петербурге одним из редакторов большого исторического журнала «Былое». {70} Другими его редакторами были известные писатели — историк В. Я. Богучарский и пушкинист П. Е. Щеголев. Участники нашего журнала по большей части принадлежали к левым течениям.

Общественное мнение и правительство относились к нашему изданию с особым вниманием, как к изданию очень популярному, и как к определенно оппозиционному.

Пользуясь историческими темами, мы в специально историческом журнале «Былом» могли в связи с ними, касаться самых разнообразных общественных и политических вопросов текущего момента, не имевших, казалось, прямого отношения к событиям прошлого, к которым было опасно и даже невозможно подходить по цензурным соображениям в обще–политических изданиях.

Один из наших постоянных сотрудников как–то принес в редакцию «Протоколы» (не помню, в каком издании, — кажется, в издании Нилуса) и предложил нам дать о них отзыв в нашем журнале. Тема об антисемитизме была тогда злободневна. Еврейские погромы конца 1905 г. заставили общественное мнение и печать страстно обсуждать еврейский вопрос и роль шумевших тогда антисемитов. Пользуясь «Протоколами», мы в нашем историческом издании легче, чем кто–нибудь другой, могли бы напасть на них и до конца высказать свое отношение к ним. Но некоторые из сотрудников нашего «Былого» были уже раньше знакомы с этими "Протоколами», и мы все сразу же определенно высказались за то, что наш серьезный политико–исторический журнал не может унизиться до разбора таких грубых памфлетов и явных подделок. И действительно, мы никогда ничего не писали о них в «Былом». В других тогдашних либеральных русских изданиях о них можно было встретить только иронические и брезгливые отзывы, как о ничтожном пасквиле. Серьезно к ним никто не относился. За них мы не хотели делать ответственными ни правительство, ни даже реакционеров вообще. В то время никому из нас не могло {71} придти в голову, что они когда–нибудь обратят на себя общественное внимание — да еще не только в России, но и во всем мире.

———

К «Протоколам» в то время я отнесся отрицательно по двум причинам.

Во–первых, как историк, привыкший изучать разного рода документы, я не мог не видеть, что это — вовсе не документ а явная фальшивка, сфабрикованная для определенных политических целей.

А во–вторых, в то время я был, вообще, довольно недурно знаком с тогдашними еврейскими политическими течениями в России и заграницей, — и потому не мог допустить, чтобы в еврействе существовала какая либо тайная организация, подобная организации сионских мудрецов, по указке которых происходили бы мировые события, о какой мы никогда не могли бы что–нибудь слышать.

После моего побега из Сибири, в 1888 г., я, как эмигрант, пробыл заграницей до 1905 г., в Швейцарии, Франции (главным образом в Париже), Англии и других странах. Кстати сказать, как раз в эти–то годы в Париже и были сфабрикованы «Протоколы».

Во время этой моей первой эмиграции предо мной наряду с национальными организациями других народностей, входивших в состав русской империи, прошли и различный еврейские национальные организации.

С начала 90–х г. г. я заграницей все время находился, так сказать, у истоков большинства национальных еврейских течений, как «Бунд», сионизм и т. д. В этих еврейских организациях, — между прочим, и среди сионистов, — у меня всегда было много и личных друзей, и сотрудников моих изданий. Еще в то время я близко был знаком с известным впоследствии сионистом д–ром Д. С. Пасмаником, с кем впоследствии я сошелся еще ближе, как с моим сотрудником по газете «Общее Дело».

В сионистах я всегда видел искренних идейных людей, представлявших одно из главнейших еврейских политических течений. Я нередко лично {72} вталкивался с видными сионистскими деятелями, много о них слышал и читал. Интересуясь их движением, я был даже (кажется, в 1897 г.) на одном из первых конгрессов в Швейцарии, где председательствовал Герцль. Меня очень заинтересовала тогда его сильная и красочная фигура. Я много о нем тогда слышал, но лично с ним знаком не был[6].

Такое то мое близкое знакомство с еврейскими движениями, в 1906 г., когда, вернувшись из эмиграции, я очутился в России и познакомился с «Протоколами», было уже само по себе достаточно, чтобы быть убежденным, что никаких сионских мудрецов никогда не существовало, и не могло быть никаких их протоколов.

В самом деле: если бы «сионские мудрецы» существовали, о них что–нибудь знали бы кто–нибудь из многочисленных различных политических деятелей, с кем я сталкивался, хотя бы, напр., мои еврейские друзья. Искренность, честность и компетентность в еврейских вопросах моих друзей, как Пасманик, как Слиозберг и очень многие другие, были для меня всегда вне всякого сомнения. А между тем, никто из них не только никогда не говорил мне о существовали каких то сионских мудрецов, ни тогда, когда я был заграницей, ни тогда, когда приехал в Poccию, но всегда с возмущением, отзывались о тех, кто распространял вздорные легенды о «Протоколах» и сионских мудрецах.

Таким образом еще в начале 1900–х г. г. я не сомневался, что «сионские мудрецы» — миф, выдуманный озлобленными, слепыми врагами еврейства.

В Петербурге, в 1905–07 г. г., где так много тогда говорилось об еврейском вопросе по поводу бывших погромов, я не встретил никого, кто бы решился мне доказывать подлинность «Протоколов» или кто высказал бы об их происхождении что–нибудь с чем нужно было считаться.

Мне в то время иногда приходилось встречать и сторонников «Протоколов». Они с восторгом говорили о «Протоколах», распространяли их, но никогда не пытались даже защищать их подлинность. Когда же {73} при них говорили о «Протоколах», как о подлоге, они только систематически уклонялись от споров.

Впечатление от разговоров с такими антисемитами, не защищавшими подлинности «Протоколов», было таково, что они не далеко ушли от тех, кто заявляли, что верят в подлинность «Протоколов». Нельзя было сомневаться, что они лично были довольны и тем, что «Протоколы» все таки существуют, и тем, что кто то, кроме них самих, их распространяет. Допуская, что «Протоколы» поддельны, они их пропаганду считали все таки очень полезной для борьбы с ненавистными для них евреями.

Во всяком случае, ни в тогдашнем русском обществе, ни в правительственных сферах, ни в церковных кругах не было защитников подлинности «Протоколов», с кем нужно было бы считаться. Поэтому, в литературном мире и в обществе их игнорировали и только иногда с презрением отзывались о них.

Можно категорически сказать, что в то время к «Протоколам» с доверием относились только в специальных сферах — особенно придворных, — где обычным явлением были религиозные кликушества, или темные фанатики, или авантюристы, кто подлаживался к антисемитам, находившимся у власти.

В народных же массах в те годы о «Протоколах» мало слышали.

К «Сионским Протоколам» относились, как к подлогу даже в Департаменте Полиции (А. А. Лопухин, И. Ф. Мануйлов–Манасевич, С. П. Белецкий)

Еще до революции 1917 г. и сейчас же после нее, когда «Протоколы» еще не обратили на себя общего внимания, мне о них приходилось говорить с разными лицами, близкими к правительству, которые находились для меня, как эмигранта и левого писателя, так {74} сказать, по ту сторону баррикады: с бывшим директором Департамента полиции А. А. Лопухиным, журналистом И. Ф. Мануйловым–Манасевичем, с чиновником охранного отделения М. Е. Бакаем, с бывшим директором Департамента полиции С. П. Белецким и с многими другими. Все они отзывались о «Протоколах», как о грубой подделке. По их словам можно судить об отношении к «Протоколам» различных кругов правительственных деятелей — между прочим и тех, кто специально занимался политическим розыском.

А. А. Лопухин

Одним из первых таких лиц, кто, казалось, по своей службе не только мог, но не мог не знать всей правды о происхождении «Сионских Протоколов», был директор Департамента полиции А. А. Лопухин (в 1902–1905 г. г.), ближайший помощник Плеве, министра внутренних дел, одного из главных антисемитских деятелей в правительственных кругах.

Познакомился я с Лопухиным в самом начале 1906 г. в редакции «Былого». Он тогда только что вышел в отставку в виде протеста против тогдашней политики правительства. Он часто бывал в нашей редакции, вместе с своим другом, бывшим губернатором кн. Урусовым[7].

и с одним из библиотекарей Императорской Публичной Библиотеки, известным еврейским деятелем Браудо[8].

Они снабжали нас очень важными сведениями об отношении правительства вообще к еврейскому вопросу и специально по поводу бывших незадолго до того еврейских погромов. В 1906 г. кн. Урусов произнес в Государственной Думе свою знаменитую речь об еврейских погромах — главных образом — на основании материалов Лопухина. Для «Былого» он нам дал свои, имевшие огромный интерес, воспоминания — «Записки губернатора», в которых были очень интересные страницы и по еврейскому вопросу.

Во время наших встреч в редакции «Былого» с Лопухиным и Урусовым мы часто беседовали с {75} ними по поводу тогдашней агитации в либеральном обществ, энергично веденной против антисемитов. В этих беседах мы иногда касались и «Протоколов», но говорили о них всегда урывками, мимоходом, как о чем–то не представляющем никакого интереса.

В сентябре 1908 г. я встретился с Лопухиным заграницей, в вагоне железной дороги, между Кельном и Берлином, когда я был уже снова эмигрантом. Он тогда дал мне свои знаменитые разоблачения о провокаторе Азефе. За это он затем, еще в начале 1909 г., был арестован, — вскоре его судили в сенате, как б. министра, и приговорили к ссылке на поселение в Сибирь с лишением всех прав состояния. Но года через два, когда выяснилось, что его сведения, данные мне, верны, и Азеф, действительно, был признан и правительством злостным провокатором, Лопухин был возвращен из ссылки, — и снова поселился в Петербурге, как частный человек.

В 1920 г. я с Лопухиным встретился в Париже. Это было после статей «Таймса» о «Протоколах», возбудивших к ним общий интерес. Оба мы в это время были эмигрантами, бежавшими заграницу от большевиков. Я спросил у него его мнение о «Протоколах». Он ответил мне, что можно только изумляться, что все еще занимаются этим вопросом, когда подделка их давно ни для кого в правительственных сферах не представляла секрета, как это ему было хорошо известно еще тогда, когда он был главой политической полиции и когда он по своей должности не мог не знать правды о «Протоколах». Подделывал их, по его словам, заграницей Рачковский с своими агентами. О Рачковском при этом он отозвался, как о самом злостном провокаторе, способном на какую угодно провокацию.

И. Ф. Мануйлов–Манасевич

Во время войны, в 1914 г., я вернулся в Poccию и был арестован, сослан в Сибирь, но осенью 1916 года уже был амнистирован и поселился в Петербурге. Там в конце 1915 г. я встретился с {76} журналистом Мануйловым, имевшим, как это было всем известно (еще с конца 1890–х г. г.) постоянные связи с Департаментом полиции. Мне удалось близко сойтись с ним и он стал давать мне разоблачения о деятельности Департамента полиции, и об общей русской политике. Его сообщения были для меня особенно важны, потому что он лично хорошо знал большинство известных деятелей Департамента полиции, в том числе Рачковского, Ратаева, Лопухина, Белецкого и т. д., а в 1916 г. он был одним из секретарей у председателя совета министров Штюрмера. Я был убежден, что он дает точные сведения. Раскрытые после революции архивы Департамента полиции и охранных отделений показали, что все данные им мне сведения были безусловно верны.

То, что Мануйлов давал мне материалы для разоблачения в то время оставалось, конечно, тайной для Департамента полиции, и ни я ни он никогда не подвергались преследованию за наши сношения. Только после революции, в 1917 г., в Чрезвычайной Комиссии, созданной Временным правительством, и я и Мануйлов давали подробные показания о разоблачениях, которые он мне делал в 1915–17 г. г. Впоследствии его и мои показания были опубликованы этой комиссией.

Во время бесед с Мануйловым я по разным поводам не раз возвращался к еврейскому вопросу. Когда у нас заходила речь о «Протоколах», то он всегда отзывался об их подделке, как о чем то не подлежащем даже обсуждению. При этом, смеясь, он не раз говорил, что только идиоты могут верить в эти «Протоколы» и что ни один уважающий себя политический деятель никогда не позволит себе говорить об их подлинности. Он постоянно высказывал убеждение, — еще задолго до революции, когда о перемене режима не могло быть и речи, — что правительство никогда официально не решится признать подлинности «Протоколов» и не будет пользоваться ими для своих целей. И действительно, царское правительство никогда само не пользовалось ими и не позволяло никому из своих агентов ими пользоваться.

{77} О своем участии в подделке «Протоколов» (на что в настоящее время делаются указания — едва ли верные) он мне ничего не говорил, а мне в голову не приходила мысль спросить его об этом.

Мысль, что когда–нибудь о «Протоколах» будут говорить серьезно, в то время была для меня так далека, что я, сколько помню, даже не считал нужным о них специально расспрашивать Мануйлова, когда я мог с ним говорить о чем угодно. Но хорошо помню, что, хотя не в связи с «Протоколами», а в связи с моим рассказом о встречах в Париже с М. Головинским, который, как впоследствии пришлось убедиться, был тогда секретным агентом Рачковского и одним из участников в подделке «Протоколов», Мануйлов, близко его знавший, отзывался о нем, как об авантюристе, уголовном типе и тайном агенте Рачковского.

Этого Головинского я знавал лично в Париже в 1900–04 г. г. Разговоров специально о «Протоколах» с ним я не помню, но он постоянно мне говорил о существовании мирового заговора евреев и об их связи с крайними революционными партиями в Европе, которыми они пользовались для своих целей.

Я смотрел на Головинского, как на способного писателя. Он хорошо был знаком с французскими журналистами. От нас, эмигрантов, он скрывал свои связи с Рачковским и старался всячески пролезть в нашу среду. Но об его отношении к тайной полиции и, в частности, к Рачковскому мы все таки догадывались и потому относились к нему по меньшей мере, как к опасному человеку, от которого лучше быть подальше.

Как тайный политически агент Рачковского, Головинский, конечно, мог оказаться очень полезным для него при фабрикации «Протоколов», благодаря своим связям с французскими антисемитами.

С. П. Белецкий

Особенно памятны для меня беседы о «Протоколах» с одним из крупных деятелей Департамента {78} полиции, бывшим его директором и товарищем министра внутренних дел (1910–1916 г. г.) — С. П. Белецким.

При большевиках я был арестован в Петербурге в первый день их переворота, 25 октября (7 ноября) 1917 г., и оставался у них в тюрьме до мая 1918 года. За это время мне несколько месяцев пришлось сидеть в одной камере с Белецким и близко с ним сойтись.

Беседы наши велись откровенно. Одинаковое наше положение нас сближало. Он и я — мы оба были на положении смертников. У него, поэтому, не было оснований ни скрывать что–нибудь, ни тем более говорить неправду о давно прошедшем. Я знал, что в свое время он принимал активное участие в подготовке в 1913 г. в Киеве процесса Бейлиса, по обвинению его в ритуальном убийстве, и много расспрашивал его и об этом деле, и вообще об отношении правительства к еврейскому вопросу.[9]

Процесс Бейлиса в свое время приковал к себе общее внимание в России и заграницей. Это был в прямом смысле слова, процесс исторический. Обвинялся — без всякого основания — бедный еврей Бейлис в убийстве в Киеве в 1911 г. русского мальчика Ющинского с ритуальной целью. Ему, якобы, надо было для евреев добыть христианской крови для мацы. Обвинители, антисемиты, надеялись на этом процессе нанести убийственный удар всему еврейству. Более года они готовились к нему. Но обвинение было дутое и на гласном разбирательстве перед присяжными оно окончательно провалилось. Бейлис по суду был оправдан.

Когда этот процесс подготовлялся, мне казалось, что представители русской власти на нем будут ссылаться на «Протоколы» и, следовательно, будут доказывать их подлинность. Это я тем более допускал что в правительственных сферах было решено поддерживать на суде легенду о ритуальных убийствах.

Я поэтому стал готовиться воспользоваться этим {79} процессом для нападения на правительство на страницах издававшегося тогда мной в Париже журнала «Будущее». Но выступать по поводу «Протоколов» во время дела Бейлиса мне не пришлось, потому что ни представители правительства, и никто из антисемитов на этом процесс не решился выступить с защитой «Протоколов». Этим тогдашние антисемиты сами признали подделку «Протоколов».

Я как–то спросил Белецкого, имел ли Департамент полиции в виду во время процесса Бейлиса воспользоваться «Сионскими Протоколами»?

Он, смеясь, мне ответил:

— Ну, нет! Хотя некоторые нам и предлагали ими воспользоваться, но мы прекрасно понимали, что это значило наверняка провалить все дело. Ведь, это — явная подделка!

Нельзя же было срамиться! Разве с такими документами можно выступать на суде!

— Вы не сомневаетесь, что это подделка? — спросил я.

— Конечно! — ответил мне Белецкий. — Если бы мы допускали мысль, что это не подделка, то разве мы бы не воспользовались ими на процессе Бейлиса — и после него?

По словам Белецкого, даже те, кто предлагал им тогда воспользоваться «Протоколами», не верили в их подлинность, но сами пользовались ими и пропагандировали их только потому, что в «Протоколах» они видели совпадение планов сионских мудрецов с деятельностью русских революционеров евреев, особенно в 1905–06 г. г., а потому считали, что ими можно было бы хорошо воспользоваться для агитации против евреев.

———

По еврейскому вопросу и, в частности, о «Протоколах» мне до революции 1917 г. приходилось говорить еще и с другими лицами, причастными к Департаменту полиции и к охранным отделениям, кроме {80} Лопухина, Мануйлова, Белецкого, — например, с M. E. Бакаем, служившим в Департаменте полиции и в варшавском охранном отделении. Некоторые из них, а в особенности Бакай, мне рассказывали много интересного об отношении правительства к еврейскому вопросу. Иногда они упоминали и о «Протоколах», но всегда как–то между прочим. «Протоколы» им тоже казались такой же несерьезной темой, как Лопухину, Мануйлову и Белецкому.

———

Так для меня стояло дело с «Протоколами» до 1917–18 г. г.

К февральской революции 1917 г., за последние несколько лет, еврейский вопрос в России не давал себя знать какими–нибудь особенно острыми событиями, которые заставили бы бить тогда тревогу.

Существовали антисемиты и в правительстве, и в Государственной Думе, и в обществе. Были; Марков II, Пуришкевич, Замысловский, Шмаков, д–р Дубровин. Они вели свою антисемитскую пропаганду. Печатали и распространяли «Протоколы». Но этим их «Протоколам» никто не придавал никакого значения.

С первых же дней после революции, при Временном Правительстве была отменена не только черта оседлости, но были отменены и всякого рода другие ограничения евреев. Равноправие было применено к евреям, как неотъемлемое благо всех русских граждан. Евреи были введены в сенат и во все государственные учреждения на одинаковых правах с другими национальностями. В литературе и в обществе о гонениях на евреев стали говорить только, как о печальном прошлом. По еврейскому вопросу, казалось, исполнились все пожелания русских демократов. Никакого еврейского вопроса как будто не было.

Нельзя было предвидеть, что скоро в связи с «Протоколами» он снова займет страшное место в России, а затем то же самое будет сделано в мировых размерах и в других странах.

{81}

Мои встречи с антисемитами на юге России (1919–1920 г. г.)

С конца 1917 г. в России неожиданно всюду явно усилилось антисемитское движение.

Вскоре после февральской революции, большевики развили в России в широчайших размерах свою деятельность, и в октябре 1917 г. захватили власть. Они возбудили против себя величайшее негодование во всех слоях русского общества. Но так как среди них видную роль играли большевики евреи: Троцкий, Зиновьев, Каменев, Свердлов и др. (правда, с еврейством не имевшие ничего общего), то многие стали говорить, что большевицкое движение, главным образом, или даже исключительно, еврейское и им руководят евреи и их какие–то таинственные организации, преследующие свои специальные еврейские интересы, враждебные России. Но эти большевики евреи, как Троцкий, на самом деле имели такое же отношение к евреям, как Ленин, Луначарский, Горький, Коллонтай — к русским, Дзержинский — к полякам, Сталин — к грузинам и т. д. Их теснейшим образом связывали друг с другом: программа, тактика, общая ненависть ко всем не большевикам, общие надежды, взгляды на будущее, Интернационал, и их общие вожаки: Маркс, Энгельс, а в последнее время Ленин и его товарищи по партии.

Благодаря такому слиянию у толпы понятий «большевики» и «евреи», тогдашние антисемиты в России, до того не имевшие в общественной и политической жизни никакого серьезного значения, получили сильную неожиданную поддержку именно потому, что они давно сливали воедино слова «евреи», «революционеры» и «социалисты».

Пользуясь анархией, наступившей с захватом власти большевиками, русские реакционеры–антисемиты немедленно стали усиленно издавать и распространять «Протоколы». Эта их пропаганда сразу нашла сочувствующих в темной массе, и они подняли голову. «Протоколы» сделались в России тогда {82} популярной книгой у тех, кто до тех пор только слышал о них, но не обращал на них никакого внимания.

———

Это неожиданное массовое нарастание антисемитизма в России и его обострение мы уже в 1918 г. могли констатировать из Парижа. До нас стали доходить известия и о том, что антисемитизм особенно развивается в армии, боровшейся с большевиками на юге России, что там происходят погромы еврейского населения и усиленно переиздаются и распространяются «Протоколы».

«В это время в Париже я издавал антибольшевицкие издания «Общее Дело» и «La Cause Commune» ;

— «Общее Дело» было мною начато еще в Петербурге в 1917 г. и только возобновлено в Париже, в августе 1918 г.

По делам редакции этих изданий мне приходилось иметь постоянные сношения с высшими представителями Добровольческой Армии в Крыму и на Кавказе, как и на Дальнем Востоке. Они с горячим сочувствием относились к моим изданиям и лично ко мне, как противнику большевиков, боровшемуся с ними все время — и тогда, когда они еще только подготовляли переворот в России, и тогда, когда они захватили власть.

Но им, национально настроенным, более или менее умеренным партиям, приходилось мириться и с тем, что я — революционер, республиканец, демократ, социалист, и с тем, что в своих органах все время я, не переставая, продолжал говорить об этом.

В конце 1919 г. я решил из Парижа съездить на Кавказ и в Крым, чтобы ближе познакомиться с борьбой, которая велась там с большевиками, главным образом Добровольческой армией.

Из Константинополя я приехал в Севастополь и прямо с парохода явился в главную квартиру местных военных властей. Меня встретил комендант города ген. Субботин. Он горячо благодарил меня за услуги, которые я оказывал армии своим «Общим Делом». Затем, во время разговора, он неожиданно {83} передал мне какую–то брошюру. Не показывая мне ее заглавия, он стал говорить об ее огромном значении и о том, что мне необходимо ею воспользоваться в «Общем Деле». Когда я развернул брошюру, я увидел, что это были… только что переизданные, кажется, в Таганроге, «Сионские Протоколы»! Ген. Субботин, конечно, знал мое определенно отрицательное отношение к антисемитизму, но он, очевидно, полагал, что в данное время моя вражда к большевикам все таки заставить меня воспользоваться «Протоколами», где, как ему казалось, окончательно разоблачена тайна руководства евреями большевицким движением.

Разумеется, я тотчас же самым резким образом ему заявил, что «Протоколы» — подлог, что они по своему содержанию — абсурд и, если я когда–нибудь буду в «Общем Деле» писать о них, то только лишь как о вредном и очень опасном подлоге.

Ген. Субботин был, видимо, смущен резкими моими отзывами о «Протоколах» и внутренне — этого он не мог даже скрыть — был очень недоволен мной за мой отказ воспользоваться ими в «Общем Деле». Сначала он пытался, было, аргументировать свое предложение. Но скоро, видя безнадежность этого, как–то резко прервал наш разговор о «Протоколах», и к ним мы более не возвращались.

Ген. Субботин — увы! — в Севастополе не был исключением. Я еще тогда же понял, что он, несомненно, был окружен антисемитами. Но будучи антисемитом, распространяя и пропагандируя «Протоколы», он, надо заметить, в то же самое время широчайшим образом пользовался услугами местных евреев и на каждом шагу обращался к ним за помощью.

Позднее ген. Субботин занимался пропагандой «Протоколов» на юге Франции, а потом — в Южной Америке. Одни из близких ему лиц продолжают и теперь делать это в Германии при Гитлере и Розенберге, другие издают в Южной Америке определенно антисемитскую газету «Русь», где в прошлом году они снова перепечатали «Протоколы».

———

{84} Из Севастополя я поехал на Северный Кавказ. Там побывал в главной квартире Добровольческой Армии у ген. А. И. Деникина, а затем в Новороссийск. Во время моих переговоров с Деникиным и с его ближайшим помощником ген. Романовским, вскоре убитым реакционерами в Константинополе, и вообще с их окружением я увидел, что они мало интересовались и мало придавали значения «Протоколам», избегали говорить о них и только с раздражением отзывались о тех, кто их распространяли.

Но если в официальных военных сферах Добровольческой Армии на Кавказе я не встречал сочувствия к антисемитизму и, в частности, к «Протоколам», то не встречал я там и должного понимания опасности антисемитской пропаганды и распространения «Протоколов». Военные власти не вели борьбы с антисемитами, которая могла бы положить конец их преступной деятельности — и поэтому антисемиты действовали открыто. Они разлагали армию и компрометировали дело борьбы с большевиками, — и таким образом расчищали им дорогу.

Моя вторая поездка в Крым в 1920 г. — Переговоры с ген. Врангелем по еврейскому вопросу

В начале 1920 г. я вернулся из Крыма в Париж, а осенью того же года снова мне пришлось ехать туда же — тоже по делам редакции «Общего Дела», как и в первый раз. В это время Кавказ был уже весь потерян для антибольшевиков, и их борьба с большевиками сосредоточилась, главным образом, в Крыму, где во главе нового правительства встал ген. Врангель, сменивший в марте 1920 г. ген. Деникина.

В Севастополе я был очень тепло встречен Врангелем, и мы с ним много говорили о дальнейшей пропаганде против большевиков в русской и французской прессе. Предполагалась широкая постановка «Общего Дела» в Париже, а в Севастополе я предполагал выпускать специальное его крымское издание. Но когда я договаривался с Врангелем, я не подозревал, что через несколько дней неожиданно {86} произойдет катастрофа, армии и населенно придется спешно эвакуироваться заграницу.

В моих переговорах с Врангелем большое место занял еврейский вопрос.

Врангель сказал мне, что завален жалобами на евреев. По его словам, их обвиняли в том, что среди них много предателей, большевицких агентов, что они спекулянты и т. д. Он спросил меня, как я буду относиться в «Общем Деле» к этим обвинениям. Я ему ответил, что, если против кого–нибудь из евреев, действительно, есть серьезные обвинения, то кто бы они ни были, их нужно немедленно предать суду, и гласно объявить об его результатах. Среди демократов, сказал я, нет и не может быть никого, кто стал бы защищать виновного, кто бы он ни был — еврей или нееврей, но конечно, необходимо, чтобы предъявляемые обвинения были обоснованы, и затем вообще все виновные, принадлежащие к другим национальностям, должны были бы подвергаться таким же самым преследованиям, как и евреи.

Кроме того, возбуждая обвинения против виновных евреев, — добавил я, — нужно в то же самое время наметить евреев, которые могут пользоваться безусловным доверием власти и общества, и назначить их на ответственные правительственные места, какие занимают неевреи.

Я сказал Врангелю, что в «Общем Деле» у меня работает мой друг, за которого я вполне отвечаю, русский и еврейский патриот (одно время он был даже сионистом), журналист д–р Д. С. Пасманик. Так вот, такому человеку можно без боязни поручить, напр., все дела по печати.

Обсуждая общую политику крымского правительства, я указал Врангелю на то, что необходимо немедленно же от имени правительства сделать вполне определенные заявления, не оставляющие никакого сомнения, как это было сделано Временным Правительством, об одинаковом отношении ко всем национальностям, — к евреям в том числе. Впоследствии я узнал, что такого же рода указания раньше {86} делал ген. Деникину русский посол В. А. Маклаков, приезжавший к нему на Кавказ в 1919 г.

Врангель вполне соглашался с тем, что я говорил. Это его, по–видимому, даже увлекало, но он мне тут же откровенно заявил, что это едва ли поймут те, с кем ему приходится работать.

Далее я указал Врангелю, что некоторых из его окружения с чисто русскими именами обвиняют в предательстве в пользу большевиков и в самой преступной спекуляции, и спросил его, думает ли он, что он в состоянии выступить против них с такими обвинениями? На это Врангель мне ответил, что он, конечно, хотел бы это сделать, но что я не знаю, как это трудно сделать в данных условиях.

Во время нашего разговора Врангель очень резко высказался против «Протоколов» и назвал их гнусным подлогом. На это я ему ответил: «А вот ген. Субботин, занимающий такой ответственный пост, как пост коменданта севастопольской крепости, недавно передавая мне «Протоколы», настаивал, что они — подлинные, и рекомендовал мне использовать их в «Общем Деле». На это Врангель мне ответил, что, к сожалению, правда, — такие антисемиты есть в армии, но что он уже устранил некоторых из занимающих официальные посты за их участие в антисемитской пропаганде и, в частности, за распространение "Протоколов».

Такие отдельный меры против антисемитов Врангель, действительно, принимал, но систематической борьбы с антисемитизмом, как с огромной опасностью, угрожавшей всему освободительному движению, у его правительства, к сожалению, не было, — поэтому антисемиты в Крыму от принимавшихся против них мер, мало пострадали и продолжали делать свое роковое дело.

В войсках и в администрации в Крыму на ответственных постах было не мало активных антисемитов и кроме Субботина. Там был известный, печальной памяти, антисемит ген. Слащев[10]. Поэтому–то в глазах многих все управление Врангеля часто окрашивалось в антисемитский цвет.

{87}

Наши роковые годы. — Пропаганда «Сионских Протоколов» и погромы на юге России. Конец 1917 г. и следующие годы

В России — и до революции и после нее, при Временном Правительстве — антисемитизм был чужд для большинства во всех слоях общества, — и потому в 1918 г. нам в Парижа, на первых порах было как–то трудно верить приходившим к нам из России известиям о развивавшемся там антисемитизме.

Потом мы узнали, что антисемиты, под влиянием тяжелых событий военного времени и с развитием большевизма, действительно, начали поднимать голову. Но почву они для себя находили, по–прежнему, едва ли не исключительно, в рядах крайних монархистов, или у темных масс. Их выразителями и тогда являлись те же, кто и раньше был вожаками антисемитов, как Марков II.

Но и не все монархисты были антисемитами. Зато антисемиты были, главным образом, крайние монархисты и притом именно те, кто были связаны с немецкими реакционерами антисемитами, находившимися в сношениях с большевиками до революции. Эти немцы с 1918 г., еще во время войны, при Ленине, хозяйничали в Москве, как в покоренной стране.

Первая сплоченная организация антисемитов возникла в Москве в 1918 г., вскоре после захвата власти большевиками.

Они, конечно, были определенными врагами большевиков, но большевикам они не придавали серьезного значения, и думали, что они — временная русская болезнь и отделаться от нее впоследствии, в любое время ничего не будет стоить. Главный враг для них в то время были демократы, кто совершил февральский переворот 1917 г. и кто был сторонником Временного Правительства. По их мнению, надо было покончить с республиканцами демократами, и тогда русский народ, конечно, сейчас же поможет им раздавить большевиков.

С своей стороны, большевики тоже не придавали серьезного значения монархистам. Для них монархисты {88} были отработанный пар и осуждены на исчезновение. Для них врагами были, прежде всего, не монархисты, а тоже республиканцы демократы, и они все свои силы направляли на борьбу против них.

Поэтому монархисты иногда даже сознательно помогали большевикам делать их дело, а большевики не мешали монархистам организовываться и вести их разлагающую антисемитскую пропаганду.

В марте 1918 г. в Москве состоялся тайный монархически съезд. Руководство этим съездом было в руках монархистов–антисемитов. Его решения роковым образом отразились на всем ходе всей дальнейшей антибольшевицкой борьбы.

На этом съезде было постановлено работать совместно с немцами, завязывать сношения с большевиками и проникать во все большевицкие руководящее центры. Задача руководителей съезда была захватить власть с помощью немцев и своих членов, проникнувших к большевикам.

Практической работой монархических заговорщиков в России руководил тогда Бискупский, сейчас стоящий во главе русских гитлеровцев в Берлине. Его правой рукой был ген. Комиссаров, крайний правый монархист–антисемит, один из преступнейших типов бывших охранников, сыгравший впоследствии крупную роль заграницей, как агент ГПУ. От монархистов он получил задание захватить в свои руки аппарат большевицкой разведки. Он и его сотрудники (как жандармский полковник Бессонов, капитан 2–го ранга Дунин–Барковский, полк. Шатковский и другие) вошли в Чека и Разведупр.

Впоследствии одни из них играли (и играют до сих пор) крупную роль в Германии в русских монархических организациях, а другие так и остались на службе у большевиков, где верой и правдой служили им все эти 20 лет.

Еще в 1918 г., в Москве антисемиты отпечатали новое издание «Протоколов» и с ними послали несколько своих уполномоченных на юг — в Добровольческую армию: прис. пов. А. Н. Варламова, протоиерея Восторгова и других. В то же самое время {89} их единомышленники: Винберг, Тальберг, фон Мекк, Бискупский и др. поехали в Германию для укрепления связей с немцами.

Окончательное оформление монархического антисемитского движения, начавшегося в Москве в 1918 г., получилось несколько позднее в Германии, на известном Рейхенгалльском съезде.

На юге России, вообще, и в частности в добровольческой армии у Деникина, на северном Кавказе, приехавшие московские антисемиты не встретили официальной поддержки. Военные власти к ним там отнеслись отрицательно и отгораживались от них. Но временно и тогда еще, при ген. А. М. Драгомирове, им удалось сыграть видную роль в «Осваге» (Осведомительном Агентстве). У них появились свои органы печати. Они поспешили в Таганрог перепечатать московское издание «Протоколов». Среди них, кроме приехавших москвичей, были Родионов, автор «Нашего преступления», Пуришкевич и другие. Под редакцией Пуришкевича в Ростове–на–Дону выходил «Благовест» — журнал «Русской государственной мысли». В Ростове–на–Дону же издавалась газета «На Москву!», под редакцией А. Н. Варламова, — ее девизом было: «Бей жидов, спасай Россию!» Она усиленно рекламировала «Сионские Протоколы».

Несколько позднее H. E. Парамонов, взявший по поручению ген. Деникина в свои руки дело пропаганды, попытался удалить бывших сотрудников «Освага» из созданного им «Отдела пропаганды», но через четыре недели должен был уйти. При его преемнике, К. Н. Соколове, реставраторы и антисемиты снова получили преобладающее значение.

Антисемитская пропаганда среди антибольшевиков была, как нельзя больше, на руку большевикам в их борьбе с белым движением. Они, указывая на всю гнусность антисемитизма, выступали, как защитники свободы и равноправия. А сами они в это время вели общий погром всей России, в том числе и еврейского населения![11]

В самой Добровольческой армии были круги, {90} не замешанные в эти антисемитские подвиги. Все те, кто с самого начала вошли в ее ряды и боролись под командой Алексеева и Корнилова, кто проделали первые походы против большевиков, не запятнали себя погромами.

Основа Добровольческой армии — молодежь из средних учебных заведений, студенты, молодые офицеры, кто идейно сплотились вокруг Корнилова, создали кадры так называемых «цветных» полков — корниловский, дроздовский, марковский и алексеевский. Эти полки и служили главным боевым ядром Добровольческой армии. Они в борьбе с большевиками своими трупами устлали путь от Ростова до Орла и оказались наиболее сознательной частью армии.

Были, правда, и среди них антисемитские настроения. Совершен был, напр., погром в Харькове при формировании 3–го корниловского полка. Но виновники его, по приказу Кутепова, были немедленно преданы военно–полевому суду и некоторые из них расстреляны.[12]

В Крыму, при Врангеле, антисемиты официально тоже, как и в Добровольческой армии, не имели поддержки. Врангель даже не раз принимал против них меры. Но в хаосе гражданской войны эти его меры не имели большого значения. Когда на это указывали Врангелю, он откровенно говорил, что ничего не может сделать против настроения населения.

Антисемитская пропаганда переброшена была и в Сибирь, и на Дальний Восток. Там тоже издавали «Протоколы». Но и там власти по большей части были против антисемитов. Против «Протоколов» резко выступал всегда Колчак.

Еще более, чем в Добровольческой армии, антисемиты развили свою деятельность у Петлюры. Рассказы о погромах при нем общеизвестны. О них потом много справедливого сказали на суде в Париже по делу Шварцборда, убившего Петлюру. О том, что евреи переживали во время Петлюры, можно судить по статьям Шульгина о пытке страхом или по его книге «1920 год».[13]

{93}

Моя анкета о «Сионских Протоколах»

Анкета о «Сионских Протоколах»» (в 1920-х г. г.)

Вскоре после моего второго возвращения в Париж с юга России, произошло то, после чего, казалось, борьба с «Протоколами» никогда больше не будет нужна, что они разоблачены раз навсегда, и никто из искренних людей никогда не будет даже говорить об их подлинности и не будет ссылаться на них, как на документ.

Я говорю о совершенно неожиданном сенсационном сообщении «Таймса», что найдена книжка французского адвоката Жоли, изданная в 1864 г., откуда были десятки страниц вставлены в «Протоколы».

Одновременно с статьей «Таймса», — а некоторые даже раньше, — появились другие разоблачения по поводу «Протоколов», г–жи Радзивилл и г–жи Херблет, дю Шайла, и друг. Тогда же появились статьи, разоблачающие подделку «Протоколов», П. Н. Милюкова, Ю. Делевского и Г. Б. Слиозберга. С. Г. Сватиков сообщил интересные сведения о Рачковском и указал на его анонимные пасквили на русских эмигрантов, составленные в 1880–90х г. г.

Во время этих разоблачений не нашлось никого, кто бы в печати решился сказать что–нибудь серьезное в защиту подлинности «Протоколов». Поэтому–то я тогда и полагал, что больше нет необходимости с ними считаться. Но скоро я понял, что эта опасность вовсе не прошла, что еще предстоит с ними борьба. Тогда я решил по мере возможности произвести анкету о них — главным образом, среди их {94} возможных защитников. К одним я обращался сам, а к тем, кого я не мог лично расспрашивать, я писал или поручал переговорить с ними моим друзьям.

С этой моей анкетой я, прежде всего, обратился, конечно, к тем, кто так или иначе, раньше был связан с Департаментом полиции. Многих из них я лично хорошо знал и они хорошо знали меня, так как до революции 1917 г. я с ними вел многолетнюю борьбу и занимался их разоблачением, а они вели борьбу со мной. Вполне понятно, почему я для анкеты прежде всего обратился именно к ним.

Сведения о том, как фабриковались и распространялись «Протоколы», могли быть, главным образом, у людей, связанных с прежней тайной русской полицией, по инициативе которой они и были сфабрикованы и вначале распространялись. Только они, если бы захотели, и могли бы сказать всю правду и о происхождении «Протоколов», и об их распространении.

Не антисемиты и не причастные к сферам, где работали Рачковские, о происхождении «Протоколов " мало что–нибудь могли знать, — да и не стремились это узнать. Первые лет 20 почти никто не обращал никакого внимания на «Протоколы».

Знали только то, что они были сфабрикованы охранниками для воздействия на царя, — и смотрели на «Протоколы», как на совершенно провалившееся дело.

Одни из чинов Департамента полиции и охранных отделений, к кому я обращался с расспросами о «Протоколах», решительно отказывались отвечать на мои вопросы. Но другие иногда отвечали — правда, неохотно и уклончиво. Тех, кто мне отвечал, я просил мою анкету продолжить от своего или от моего имени у тех, до кого я сам не мог добраться, и только сообщить мне об ее результатах, если бы сами они не могли бы ответить в печати на мои вопросы. Я делал все, чтобы мое обращение дошло по возможности до тех, кто мог бы что–нибудь сказать нового и интересного о "Протоколах».

Одни из отвечавших мне ограничивались голословным заявлением, что верят в подлинность «Протоколов», но отказывались сообщить мне какие {95} либо сведения, которые позволяли им верить в их подлинность. Свое нежелание они, по большей части, объясняли опасением мести со стороны евреев, — даже в том случае, когда они понимали, что, отвечая мне, сами они не могли опасаться каких бы то ни было преследований.

Другие цинично признавали, что они не верят в подлинность «Протоколов» (при этом с подчеркиванием добавляли: «конечно, не верим»), но «Протоколы» тем не менее очень полезны для антисемитской агитации, и поэтому они не только не считают нужным. высказываться в печати против них, но очень рады их распространению.

Предо мной сейчас лежат записи ответов мне или моим корреспондентам, кто расспрашивал, напр., ген. Курлова (Имена я указываю только уже умерших, или тех, кто сам выступал в печати с своими сообщениями о «Протоколах».), бывшего товарища министра внутренних дел, заведывавшего одно время Департаментом полиции, ярого реакционера, антисемита, бывшего судебного следователя N., который и до сих пор является защитником подлинности «Протоколов», бывшего директора Департамента полиции Васильева. Позднее я имел возможность получить очень интересные сведения о «Протоколах» от б. начальника охранного отделения в Петербурге, ген. Г.

Приведу в виде примера несколько полученных. мною ответов на мою анкету,

Курлов (В Берлине)

«К сожалению, я могу вам очень мало сообщить по интересующему Вас вопросу. Я глубоко убежден,, что «Сионские Протоколы» были сфабрикованы, но эта, фадрикация нe относилась ко времени Рачковсеого, а гораздо раньше. (Рачковский и его помощники воспользовались различными официальными материалами, сфабрикованными до них для борьбы с евреями в том, же Департаменте полиции, как, напр., запиской 1895 г., опубликованной впоследствии Г. Б. Слиозбергом.).

{96} В свое время я, интересуясь этим вопросом, потребовал все имевшиеся по вопросу о масонстве документы в Дeпартамент полиции. Мне ответили, что весь материал по этому вопросу относится ко времени, когда тов. министра внутренних дел был Оржевский. С тех пор ничего нового в Департамент не поступило. Тогда я обратился непосредственно к Рачковскому и вызвал его вечером к себе.

Рачковский дал мне понять, что «Протоколы» сфабрикованы и сказал что доложит мне о них подробно nо возвращении из деревни, куда он уехал на один день. Приехав в деревню, от умер и мне больше никогда не удалось беседовать ни с ним, ни с кем либо другим об этом.

Я твердо убежден, что «Протоколы» сфабрикованы, хотя многие сослуживцы меня неоднократно убеждали в противном».

N. (В Бельгии)

«Я лично очень хорошо знал Нилуса и глубоко убежден, что «Сионские Протоколы» есть подлитый документ. Я неоднократно беседовал с Нилусом лично по этому вопросу и считаю, что все приведенные им доказательства подлинности «Сионских Протоколов» не оставляют тканого сомнения в правдивости его слов. В. Л. (В. Л. Бурцев) напрасно утверждает, что они сфабрикованы. Если бы он знал все то, что знаю я, он отнюдь этого не утверждал бы. К сожалению, я не могу Вам передать всех сведений, ибо тогда меня совсем съедят. Передайте от меня В. Л., что я скоро все же собираюсь выступить по этому вопросу и дам совершенно исчерпывающий материал».

Васильев (В Праге)

«Я не считаю документы сфабрикованными всецело, но безусловно много в них переврано по усердию агентов. Не забывайте, что они переписывались в одну ночь и, конечно, могла вкрасться масса ошибок».

{97} Впоследствии Курлов приезжал из Берлина в Париж и лично беседовал со мной о «Протоколах». Он повторил мне то, что раньше было мне прислано от него из Берлина, как ответ на мою анкету.

С N. я последние годы встречался и встречаюсь до сих пор, в обстановке, когда исключена какая–нибудь неискренность или недоверие между нами. В разговорах со мной он повторял то, что написал в своей приведенной выше записке, но всегда отказывался что–нибудь привести в защиту «Протоколов». Привожу его записку потому, что она характерна для очень многих, кто с упрямством говорит о своей вере в подлинность «Протоколов», но никогда не решаются чем–нибудь подтвердить эту свою веру.

Подводя в настоящее время итоги моим разговорам и моей переписке о «Протоколах» за многие годы с теми, к кому я обращался с моей анкетой о них, могу констатировать, что ни один из тех, кто пытался защищать подлинность «Протоколов", не дал мне о них ничего заслуживающего внимания. Они даже не давали никаких указаний, где искать эти материалы, сами нигде не выступали с ответами на поставленные мною вопросы, хотя бы с полемическими против меня целями.

Но, несмотря на то, что на все эти мои обращения я не получал никаких заслуживающих внимания ответов, я за все время с 1921 г. и до самого бернского процесса о «Протоколах» в 1934–35 г. г. и после него не переставал стучаться во все двери, где мне могли бы, как мне казалось, дать какие–нибудь сведения о «Протоколах» или, по крайней мере, указания, где их можно искать.

При всяком обращении за материалами о «Протоколах» я подчеркивал, что для меня безразлично, что сведения о «Протоколах» будут даны мне или будут опубликованы помимо меня. Этим мне хотелось избежать мысли, что я собираю материалы исключительно для моих литературных работ и только для подтверждения моего взгляда на «Протоколы».

Но даже и тогда, когда я был убежден, что те, к кому я обращался, что–то, действительно, знают о {98} подделке «Протоколов», мне редко удавалось убедить их сказать правду о «Протоколах». Они, несомненно, чувствовали, что все, что они могли бы сказать, все послужит опровержению легенды о «Протоколах», и что это только даст мне возможность подробнее разоблачить заговор клеветы вокруг этого позорного дела.

Очевидно, мы имеем дело с сознательным стремлением антисемитов замолчать историю создания и распространения «Протоколов». Это — подлинный заговор молчания для поддержания сознательной клеветы!

Я и теперь, приготовляя настоящую книгу, снова обращался с своими запросами к тем, кто претендует на то, что знает что–то о происхождении "Протоколов», хотя, как это позволял мне думать мой предыдущий опыт, я заранее был уверен, что и на этот раз никто не пришлет мне ничего ценного на мой призыв, — и сами ничего не напечатают в защиту «Протоколов».

Да и понятно, почему это так выходит. Нельзя доказать недоказуемое!

Антисемиты замалчивают фабрикацию «Сионских Протоколов» и то, что русское правительство к ним относилось, как к подлогу. — Разоблачения ген. Г.

Защитники «Протоколов» никогда не хотели сказать ничего из того, что они, несомненно, знают, что бы порочило «Протоколы», и что разоблачало бы тех, кто их подделывал или распространял.

Такого рода сознательные «укрыватели» подлога «Протоколов» всегда имелись среди русской бюрократии, — особенно высшей и специально политической.

Мне навсегда останется особенно памятной моя попытка в последние годы узнать что–нибудь новое о «Протоколах» от бывшего начальника петербургского охранного отделения ген. Г.

В начале 1915 г. я из Петербурга был сослан в Сибирь, в Туруханский край, куда правительство {99} ссылало революционеров, побега кого оно особенно опасалось.

Там, в этой ссылке, я встретил нынешнего московского диктатора Сталина и ныне уже умершего видного большевика, председателя большевицкого Совета Народных Комиссаров Свердлова. Но через несколько месяцев после прибытия моего на место ссылки, я был амнистирован и получил разрешение поселиться в Петербурге, где начальником охранного отделения и был Г.

По своей обязанности, Г. вел за мной слежку все время до самой революции, — с конца 1915 до февраля 1917 г. За мной днем и ночью ходили по пятам его сыщики и при них были извозчики сыщики. Кроме того, он подсылал ко мне сыщиков–провокаторов. Словом, по требованию Департамента полиции он организовал за мной слежку в широчайших размерах, хотя лично он, не будучи заскорузлым реакционером, понимал всю ее бессмысленность. Это дало ему возможность, действительно, изучить меня. После революции 1917 г. в бумагах охранного отделения я нашел толстую тетрадь с ежедневными донесениями его филеров, о том, куда я ходил, с кем виделся, кто у меня бывал.

После февральской революции 1917 г. очень многие из бывших жандармов и охранников были арестованы. Вчерашние господа положения оказались в руках тех, кого они еще недавно преследовали, Возбуждение против них было таково, что в тюрьме ежедневно можно было ожидать расправы с ними по личной инициативе большевицки настроенной части стражи.

С первых же дней революции я в Петрограде занял совершенно особую позицию среди моих товарищей. Я оставался, как всегда раньше, свободным журналистом и не занимал никакого официального места. От нового республиканского правительства я получил только разрешение свободно посещать арестованных бывших чинов тайной полиции в их камерах, где я мог говорить с ними с глазу на глаз. Я, таким образом, имел полную возможность расспрашивать их наедине о прошлой их деятельности, — и они {100} охотно отвечали на мои вопросы. Я старался облегчить их положение и оградить их от угрожавшей им расправы. Таких выдающихся представителей мира охранки, как ген. Спиридовича, начальника царской охраны, или ген. Герасимова, руководителя Азефа, мне удалось на некоторое время даже освобождать из тюрьмы на свои поруки.

В своих переговорах с представителями новой республиканской власти по поводу арестованных я старался установить на них взгляд, как на людей в данное время неопасных. Особенно это я делал по отношению к тем из них, кто раньше лояльно выполнял свои обязанности и не злоупотреблял своей властью. Не защищал я тогда только арестованного ген. Комиссарова и ему подобных. В комиссиях по расследованию их дел я часто совершенно неожиданно для моих ближайших друзей являлся их защитником против пристрастных и несправедливых обвинений.

Во время таких обходов тюрем я бывал и в камере Г. О моем сочувственном отношении к заключенным и, в частности, к нему самому он сам не так давно в Париже говорил близким ему лицам.

Все это я здесь говорю только для того, чтобы показать, что и Г. хорошо меня знал, и я хорошо его знал.

Этим в значительной мере и объясняется внимательное и сочувственное его отношение ко мне, когда он в 1934 г. сообщал для меня сведения о «Протоколах».

Года через три после захвата большевиками власти в России, я впервые, в 1920 г., неожиданно встретился с Г. в Константинополе. Он, как и я, в то время бежал от большевиков. Оба мы были эмигрантами. Встретившись, мы вспоминали о прошлом, когда он был начальником охранного отделения в Петербурге, а я находился под его неусыпным надзором. Затем много лет я ничего о нем не слышал. Он, как оказывается, из Константинополя уехал в Америку, и в Париже появился только в 1930 г., будучи уже американским гражданином. Из Америки {101} в Париж его выписали руководители русской военной организации для розысков по делу о похищении большевиками генерала Кутепова (26 января 1930 г.) и вообще для расследования большевицкой работы заграницей.[14]

До 1933 г. я с Г. не встречался, хотя в эти годы оба мы безвыездно жили в Париже. Я знал об его официальном положении в военной организации и считал, что для него было не особенно удобным встречаться со мной, ввиду острых отношений между мной и его начальством. Впервые с ним я встретился в Париже едва ли не в конце 1933 г., но за последние три–четыре года я о нем много слышал от работавшего у него его давнишнего агента, пользовавшегося его полным доверием, К., кого я тоже хорошо знал и тоже вполне доверял ему. Этот К. последние 3–4 года был постоянным посредником между Г. и мной.

В начале 1934 г. я узнал, что в Швейцарии начинается процесс о «Протоколах». Мне сообщили, что по этому делу, по всей вероятности, обратятся ко мне за сведениями, а, может быть, и вызовут меня в суд свидетелем. С этого времени я стал усиленно отыскивать все, что мог узнать нового о «Протоколах». И на этот раз больше всего интересного я рассчитывал узнать у служивших в охранных отделениях и в Департаменте полиции. Для опроса их я тогда же сделал поездки на юг Франции, в Брюссель и в другие города. В Париже я решил так или иначе, допросить Г.

Из разговоров с К. я знал и то, что он не антисемит, смотрит на «Протоколы», как на явный подлог и говорит о них с полным презрением, при том, как человек, хорошо знающий, что они собой представляют. Хотя в это время я уже встречался с Г., но сам я не надеялся получить от него нужных мне сведений о «Протоколах», а потому я просил расспросить о них К., так как К. мог говорить с Г. обо всем совершенно откровенно, как с своим человеком. Я был убежден, что Г. скажет ему, что знает о «Протоколах». Поговорить о них сам я с Г. имел ввиду позднее, {102} — после того, как предварительно получил бы от него через К. ответы на некоторые мои вопросы, — и когда я определенно знал бы, что он хочет говорить на эту тему, на которую в его среде разговаривать с не своими считается недопустимым.

К. много раз говорил с Г. о «Протоколах», записывал его ответы на мои вопросы и сообщал их мне. Затем я дополнительно задавал К. новые вопросы для Г. и получал новые его ответы.

Эти мои допросы и передопросы Г, о «Протоколах» продолжались в течение одного–полутора месяцев.

Раз данные сведения потом пополнялись новыми. Иногда Г. брал свои записки, где имелись и главы о «Протоколах», и прочитывал из них К–у отдельным места, а К. тут же при нем записывал то, что было ответом на мои вопросы. Если потребуется, я более уточню рассказ о том, как мне вообще приходилось через К. расспрашивать и переспрашивать Г.

Г. никогда не говорил К., что сообщаемые им сведения представляют какую либо тайну, и я их получал для использования в печати. Да иначе сообщение этих сведений для меня, историка и публициста, и не имело бы смысла.

К. говорил Г–у, что сведения о «Протоколах» мне нужны для моих исторических и литературных работ. Г. охотно давал для меня эти сведения, ввиду наших бывших отношений. Но Г., конечно, тогда не мог и предполагать, что я когда–либо буду свидетелем по делу о «Протоколах» на каком–нибудь суде, когда там мне придется огласить его сведения и неизбежно указать на их источник. Впрочем, тогда я и сам не мог знать этого и расспрашивал Г. через К. не для показаний на суде, а для моих литературных работ о «Протоколах».

К. не так давно удалось отыскать несколько записей, сделанных им весной 1934 г. после разговоров с Г. Все они — их у меня теперь четыре, а было, по всей вероятности, больше — писаны рукою К.

{103} Сначала идут мои вопросы Г., а затем на том же листке находятся и его ответы.

Вот целиком эти четыре записки К.

Курсивом напечатаны ответы Г.

1. В. Л. Б.(урцев.). 26. 3.1934.

В Германии наци предпринимают издание «Сионских Протоколов» в количестве 2.000.000 экземпляров. В. Б. (Бурцев) придает огромное значение организации встречной кампании по этому поводу. В довольно торжественной форме он обратился ко мне с изложением его взгляда и на происхождение «Протоколов", и на их роль в русской политической жизни, и на то зло, что они могут принести в дальнейшем.

Говорит о проекте своего плана борьбы с новой пропагандной кампанией гитлеровцев.

2. 7.4. 1934.

Поручение В. Л. переговорить о «С. П.» с Г. Необходимо выяснить личное отношение генерала к «С. П.» и что ему известно о их происхождении и их распространении в России.

Протоколы, конечно, подложны. Отношение к ним со стороны бюрократии в большей части было отрицательное. Пользовались они успехом лишь в среде крайне правых, как Шмаков,. д–р Дубровин, Марков II и т. д.

9.4.1934.
3. 11. 4. 1934.

Ряд вопросов по поводу «Сионских Протоколов» для Г.

1. Где были {104} составлены «С. П.»?

2. Кто принимал участие в их составлении?

3. Как они попали в Россию?

4. Кто их представил ко двору и отношение к ним Николая II?

5. Были ли сделаны попытки установить их подлинность? Кем и когда? Результаты?

6. Отношение к «С. П.» видных руководителей русской полиции?

1. В Париже. 1890–1900. Головинским.

2. Рачковский и Ко.

3. Через полк. Пирамидова и барона Гротгуса.

4. 1906 г.

«Какая глубина мысли!» «Какое предвидение!» «Какая точность исполнения!» «Наш пятый (т.е. 1905 г.) год, точно, под их дирижерство!»

5. Васильев, Мартынов в Москве.

6. Николай II запретил — «нельзя чистое дело делать грязными способами». У большинства отрицательное. Некоторые, как Ратаев, пользовались ими из карьерных соображений.

4. 23. 4. 1934.

Дополнительные вопросы о «С. П.»:

1. Когда и где убит полк. Пирамидов?

2. Роль Гартинга, Рачковского, Манасевича–Мануйлова?

3. Подробнее о выражениях Николая II. Отношение царицы?

4. Где родственники Ратаева, Гартинга и Александра Ив. (Ал.?) Красильникова? Их архивы?

5. Какое отношение имел ген. Носков?

1. 1903 г. (1901 г.), cnycк крейсера

2. ……………………………………………… (На этот вопрос в данной записке ответа не было, — ответ на него был получен особо.).

23. 4. 34

{105}

3. Такие самые, как и первый раз.

4. Не знает. Не знает.

5. Не имеет понятия.

———

Когда таких ответов Г. накопилось много, К. систематизировал полученные сведения в отдельной записке. Эту записку, написанную его рукой, он мне дал тогда же (в мае 1934 г.), — до отъезда Г. в Америку, т. е. до того, как я должен был лично видеться с Г. и лично получить от него дополнительные сведения.

На этом моем свидании с Г. настаивали и я, и К. Его записка должна была быть как бы конспектом для моего разговора с Г. Впоследствии эту записку я в оригинале передал суду в Берне, а затем она целиком была опубликована в печати — в связи с моими показаниями в суде.

Вот эта запись сведений, сообщенных тогда Г. К–у, к которому он относился с полным доверием, как вполне своему человеку.

«Протоколы» составлены, в период 1896–1900 г. г. Составлены в Париже одним из агентов русской политической полиции, хотевшим отличиться на этом. Они были пересланы uм, помимо своего прямого начальства в Париже, в Петербург полк. Пирамидову. Последний передал их ген. барону Гротгусу (в настоящее время в Германии играет роль в гитлеровском движении; его два сына в Париже в «Аксион Франсэз»). Все попытки Гротгуса в период 1901–02 г. г. заинтересовать ими окружение имп. Николая II и его самого, успеха не имели. Не помогло и содействие Мануйлова–Манасевича, не верившего в подлинность «Пpoтоколов», и проводившего их из личных соображений.

Таким образом, дело с «Протоколами» заглохло. Им суждено было снова выплыть в период революции 1905 г. Продвинул их ген. Трепов, получивший их от ген. Джунковского. Чтение «Протоколов» произвело очень сильное впечатление на Николая II, который с того момента сделал их как бы своим политическим руководством. Характерны пометки, сделанные им на полях предоставленного ему экземпляра: «Какая глубина мысли!», «Какая предусмотрительность!», «Каково точное выполнение своей {106} программы!», «Наш 1905 г. точно под дирижерство мудрецов», «Не может быть сомнений в их подлинности!», «Всюду видна направляющая и разрушающая рука еврейства» и т. д.

Заинтересовавшись получением «Протоколов», Николай II обратил внимание на заграничную агентуру и наградил многих орденами и денежными наградами.

С 1908 (1906? 1907?) г. начинается новая эра для «Протоколов». Деятели Союза Русского Народа, как Шмаков, Марков II и др., обратились в министерство внутренних дел за разрешением широко использовать «Протоколы» для борьбы с воинствующим еврейством.

Под давлением Лопухина, Столыпин приказал произвести секретное расследование об их происхождении двум жандармским офицерам — Мартынову и Васильеву.

Дознание установило совершенно точно подложность Протоколов и их авторов. Столыпин доложил все Николаю II, который был глубоко потрясен всем этим. На докладе, же правых о возможности использовать их все же для антиеврейской пропаганды Николай II написал:

«Протоколы изъять. Нельзя чистое дело защищать грязными способами».

Антисемиты считают невыгодным для себя опубликовывать сведения, говорящие о подложности «Протоколов", особенно, когда они исходят от лица для них авторитетного, и поэтому они их замалчивают. Свой заговор молчания вокруг вопроса о происхождении "Протоколов» они начали вскоре после фабрикации их, как только увидели, что к ним, как к подлогу, отнеслись в правительственных сферах и даже в Департаменте полиции, а особенно, когда узнали, как к ним стал относиться сам Николай II.

Этот заговор молчания они продолжают и до сих пор. Поэтому, понятно, как глубоко должно было взволновать их то, что, со слов Г., было мной опубликовано.

Разоблачения Г. имеют громадное значение для характеристики отношения Николая II к «Протоколам».

По своим взглядам Николай II был, так сказать, наследственный антисемит. Свой антисемитизм он усвоил от отца, Александра III, убежденного {107} антисемита, несомненно, много сделавшего для развития в России антисемитизма. Для Николая II его отец был авторитетом и политическим руководителем и в еврейском вопросе, как и в большинстве других.

Для Николая II борьба антисемитов с евреями была, очевидно, «чистым делом»!

В окружении Николая II были определенные антисемиты, с которыми ему приходилось сильно считаться. Антисемиткой была и императрица Александра Федоровна. Она до конца своей жизни верила в подлинность «Протоколов» и увлекалась немецкой свастикой. Это ее связывало и с тогдашним немецким довоенным антисемитизмом, который так пышно развился впоследствии при Гитлере.

Ее отношение к «Протоколам» было едва ли не единственным пунктом ее разногласия с Николаем II. При малейшем его сочувствии «Протоколы», конечно, еще в то время получили бы официальное признание и имели бы в России такое же кровавое значение, какое потом имели они в 1918–19 г. г. на юге России или в Германии при Гитлере, и о них, конечно, много говорили бы на суде Бейлиса и прокурор–антисемит, и адвокаты–антисемиты, как Шмаков и Замысловский, выступавшие на этом суде.[15]

Сообщения Г. об отношении Николая II к «Протоколам», таким образом, устанавливают, что подложность «Протоколов», доказательством чего был занят бернский суд в 1933–35 г. г. еще 30 лет тому назад была вполне ясна Николаю II, его правительству и русскому общественному мнению.[16]

{111}

Мировая пропаганда «Сионских Протоколов»

Пропаганда «Сионских протоколов» заграницей и борьба с ними

Pyccкие антисемиты, после своего отъезда из России, в

1918–1919 г.г. сплоченной группой появились в Германии. Это было еще при Вильгельме II. Среди них были: Ф. Винберг, Бискупский, Марков II, Комиссаров, Шабельский–Борк, Таборицкий, сен. Рогович, Гр. Бостунич и др.

В Германии они действовали уже не одни. У них тотчас же нашлись способные ученики и пособники, более талантливые и более сильные, чем они сами, — местные немецкие антисемиты. Они поэтому сразу же имели большой успех среди будущих гитлеровцев, кто тогда находился в оппозиции к новому немецкому республиканскому правительству после бегства Вильгельма. Под их влиянием немецкий полковник фон Ганзен, под псевдонимом Бек, еще в 1918 г. издал на немецком языке первое издание «Протоколов» и выступил страстным их пропагандистом. В своем издании "Протоколов», имевшем огромное распространение, он повторил мысль Нилуса, что «Протоколы» были составлены на сионистском конгресса в Базеле, в 1897 г.

Тогда же pyccкие антисемиты своей пропагандой воодушевили и балтийца А. Розенберга. С тех пор он вместе с Гитлером стал одним из главных пропагандистов «Протоколов». В своей книге, выдержавшей много изданий, этот один из главных нынешних вдохновителей иностранной политики Гитлера, повторяет основную мысль «Протоколов», что в мировой политике всеми событиями руководит тайная {112} еврейская власть. По его словам, благодаря именно евреям, мы имели войну 1914–18 г. г. Поражение Германии, Версальский договор и т. д. — все это дело тайной еврейской организации. «Сионскими мудрецами» он называет Герцля, Нордау, Ахад Гаама, Вейцмана, а выполнителями их воли — Думерга, Пуанкарэ, Ллойд Джорджа.

Розенберг и Гитлер одновременно выпустили в миллионных тиражах три издания «Протоколов» с тремя различными версиями об их происхождении.

Специально для пропаганды «Протоколов» в Германии были созданы новые органы на немецком языке. Пропаганда велась на средства государства не только в Германии, но и во всем мире, как самое важное дело. Для их издания агенты Гитлера отыскивали в разных странах подходящих издателей и тратили огромные средства на их распространение.

Таким образом памфлет русских охранников, сфабрикованный больше 30 лет тому назад, заграницей впервые был издан в Германии и оттуда получил распространение по всему миру.

Из Германии русские и немецкие антисемиты перекинули свою пропаганду «Протоколов» в Англию, Америку, Францию.

Еще в 1920 же г. в Лондоне вышел перевод «Протоколов» на английском языке И затем было еще пять его изданий. В 1921 г. корреспондент «Морнинг Пост», Виктор Мароден, выпустил новый перевод «Протоколов», — его вышло тоже несколько изданий. В «Морнинг Пост» и «Таймсе» появился ряд статей в защиту подлинности «Протоколов». На их страницах английские и pyccкие антисемиты доказывали, что большевики представляют собою заговор еврейского интернационала против всех христианских стран и что в убийств царской семьи виноваты исключительно евреи большевики.

Во Франции, тоже в 1920 г., появились один за другим переводы «Протоколов» в издании «Либр Пароль» (Дрюмона) и в «Ла Вьей Франс» (Урбан Гойе). Особенно энергично пропаганду "Протоколов» повели патер Жуэн в своем католическом {113} журнале, и Роже Лангбеллен в его изданиях, расходившихся в десятках тысяч экземпляров. За ними выпустила свою нашумевшую книгу Л. Фрей.

С 1933 г. во Франции снова началась усиленная антисемитская пропаганда.

В 1920 г. «Протоколы» были изданы на английском языке в Америке — в Бостоне, и вокруг этого издания началась небывалая до сих пор в Америке пропаганда антисемитизма. Огромную энергию проявил в этом деле автомобильный король Генри Форд. С 1920 г. еще, в своем журнале, издававшемся в 300 тысяч экземплярах, он начал печатать ряд ярко антисемитских статей о «Протоколах» и тогда же выпустил их отдельной книгой в двух томах в полумиллионе экземпляров. Эта его книга была переведена на несколько европейских языков. Особенно широко она была распространенна на немецком языке в Германии.

В этой американской пропаганде «Протоколов» сказалось влияние не только русских антисемитов, живших в Германии, но и местных русских антисемитов, как Борис Бразоль и Череп–Спиридович.

Последние годы в Америке антисемитизм снова стал широко развиваться и там снова стали носиться с «Протоколами».

Начиная с 1920 г., «Протоколы» появились на польском, шведском, датском, финском, итальянском, венгерском, литовском, болгарском, румынском, испанском, новогреческом, японском, китайском, арабском и других языках.

———

Но одновременно с пропагандой «Протоколов» заграницей, в русской и иностранной печати началась борьба с ними. Появились резкие статьи против них. По поводу них в Париже были напечатаны брошюры и книги Милюкова, Ю. Делевского и Слиозберга. Против них во Франции выступил известный писатель Рейнак, а в Англии Л. Вольф. Огромное впечатление произвели известные разоблачения «Протоколов» в «Таймсе» в 1921 г., где их еще недавно защищали.

{114} Вслед за появлением перевода «Протоколов», в Америке, против них с решительным протестом выступила конференция еврейско–американских организаций. Их протест был опубликован за подписями Вильсона, Каца, Т. Рузвельта, Брайяна и других.

Тогда же в Америке талантливый еврейско–американский журналист Герман Бернштейн выпустил против них книгу и затем подал на Форда в суд за клевету по поводу его антисемитских изданий. Форд был осужден, ему пришлось заплатить 70 тысяч долларов своему обвинителю за моральный ущерб.

Кроме того, сам Форд напечатал заявление, в котором отказался от антисемитизма, и говорил, что чрезвычайно огорчен тем положением, в которое его поставили его сотрудники вводившие его в заблуждение. Принося извинение еврейскому народу, Форд заявил, что отдал распоряжение редакции своего журнала прекратить всякую антисемитскую агитацию и приказал изъять из продажи его книгу «Международный еврей», но она тем не менее до последнего времени распространяется в Германии.

В 1935 г., уже после бернского процесса, тот же Бернштейн издал в Америка, по–английски, очень интересную книгу «Правда о «Сионских Протоколах». В ней он рассказал историю происхождения "Протоколов".

Но самым крупным событием в борьбе с «Протоколами» за последнее время, без всякого сомнения, было возбуждение в 1933–35 г. г. процесса в Берне, против швейцарских издателей «Протоколов».

{117}

Суд в Берне по делу о «Сионских Протоколах»

Первый суд в Берне (16 ноября 1933 г.)

Еще до прихода Гитлера к власти, одним из главных козырей против евреев у него были «Сионские Протоколы». Но при тогдашних (до 1933 г.) свободных политических условиях в Германии, немецкие евреи не обращали внимания на немецких и русских антисемитов, как Гитлер и Розенберг, и на многочисленные тогдашние антисемитские немецкие организации, угрожавшие им, особенно, начиная с 1919 года, всем тем, что они пережили после прихода к власти Гитлера. Их не беспокоила и пропаганда каких–то явно вздорных «Протоколов». В то время евреи не могли, конечно, предполагать, что в Германии, в стране культурной, с свободной политической конституцией, когда–нибудь могли быть в государственном порядке проведены против них погромные средневековые меры.

Но даже и в первое же время после прихода гитлеровцев к власти, несмотря на то, что они сразу же начали преследовать евреев, евреи в Германии, не вполне ясно понимали значение всего того, что тогда обещал с ними сделать Гитлер. Это отчасти объясняет, почему после прихода его к власти, немецкие евреи не оказывали сразу большего ему сопротивления, чем это было ими сделано. Они, очевидно, все же надеялись, что он, может быть, остановится на полпути, а потому практичнее с ним мир, а не война.

Вскоре после прихода к власти Гитлера, пропаганда антисемитизма вообще и пропаганда {118} «Протоколов» стала усиленно вестись не только в самой Германии, но и из Германии по всему миру. Она тогда же перебросилась и в соседнюю Швейцарию. Там появились свои местные антисемитские национал–социалистические организации — и там стали издавать и пропагандировать «Протоколы».

Вот, в ответ на эту пропаганду «Протоколов» в Швейцарии, евреи в Берне и Базеле и решили их разоблачить на суде.

В бернском кантоне имеется возможность легальной борьбы с подстрекателями к национальной и религиозной ненависти и нетерпимости. По закону этого кантона, запрещается печатание, издание, продажа, выставление на показ, распространение и реклама безнравственных произведений по своему содержание или по своей форме способных подстрекнуть кого–нибудь к преступлению или тяжело оскорбить нравственное чувство или вызвать соблазн к преступлениям.

На основании этого закона швейцарские адвокаты, профессоры Матти и Георг Бруншвиг подали от имени еврейских общин в Швейцарии вообще и, в частности, еврейских общин в Берне жалобу в бернский суд и возбудили уголовное преследование за распространение «Протоколов» против вождя местных антисемитов, Фишера и членов национального фронта гитлеровцев. Суд в первый раз был назначен в Берне 29 октября 1933 г. и затем возобновлялся еще два раза. .

На первом своем заседании, 16 ноября 1933 г., суд постановил изучить вопрос о подлинности «Протоколов». Для этого решено было избрать трех экспертов: обе тяжущиеся стороны выбирают по одному эксперту, а третьего назначил суд.

Суд дал экспертам большой срок, чтобы они могли сделать все нужные изыскания для изучения вопроса о «Протоколах». Тем самым суд давал обвиняемым полную возможность собрать в защиту подлинности «Протоколов» все, что они только могли, {119} чтобы потом им нельзя было отговариваться, что не имели времени это сделать.

Разбор дела был отложен до осени 1934 г.

———

Цель, какую преследовали обвинители, возбудившие этот процесс, была, конечно, та, чтобы дать антисемитам бой по поводу «Протоколов» в гласном суде — в присутствии представителей прессы.

Для обвинителей с самого начала главным обвиняемым по этому делу были, разумеется, не какие то мало кому и в Швейцарш известные швейцарцы, издававшие и распространявшие «Протоколы», а немецкое правительство национал–социалистов в Берлине, предпринявших во всем мире в широчайших размерах пропаганду «Протоколов».

Движение немецких национал–социалистов, как это видно еще из книги Гитлера, изданной еще в 1922 г., «Моя борьба», было все проникнуто идеями «Протоколов». В этой книге Гитлера и в его речах, как и в книгах и речах его, товарищей по борьбе с евреями, можно найти не только много общих идей с «Протоколами», но и тождественных выражений.

Так задачу суда в Берне по делу о «Протоколах» поняли и в Швейцарии, и вне ее.

———

По времени, процессу в Берне по поводу «Протоколов» должен был предшествовать аналогичный процесс в Базеле.

В 1933 г. в антисемитском журнале «Eiserner Baren» (9 июля) была помещена рекламная статья о «Протоколах сионских мудрецов». В этом же номере журнала д–р Цандер сказал про главного раввина в Стокгольме д–ра Эренпрейса, что он признал существование плана мирового захвата евреями.

Жалобу в суд подал д–р M. И. Дрейфус–Бродский, председатель еврейской общины в Базеле и {120} Швейцарского Израильского Союза, а также д–р Маркус Кон, председатель сионистской федерации в Швейцарии. Затем к процессу присоединился и д–р Эренпрейс. Их защитником выступил адвокат, д–р О. Мейер.

Но этот суд в Базеле по разным обстоятельствам не раз откладывался, — между прочим, и в виду аналогичного процесса в Берне. После окончания бернского процесса обвиняемые по базельскому процессу признали свою вину и суд по их делу не состоялся.

{121}

Второй суд (29 октября — 1 ноября 1934 г.)

Второй суд по делу о «Протоколах» начался в Берне 29 октября и кончился 1 ноября 1934 г.

Суд происходил под председательством д–ра Майера. Обвиняемых было четверо: Эбергольд, Галлер, Сильвио Шнелль и Фишер. Среди них особенно выделялся очень развязный, ярый антисемит, публицист Фишер, издатель «Протоколов». Их адвокатами были: Рюеф и Уршпрунг.

Со стороны обвинения выступали представители «Союза еврейских общин в Швейцарии» и «Еврейской общины Берна» — М. Блох и Е. Бергейм и их адвокаты д–р Матти и д–р Бруншвиг. Присутствовали эксперты: д–р Баумгартен со стороны обвинения и Лоосли — от суда. Эксперт со стороны обвиняемых — пастор Мюнхмайер на суд не явился. Официально было заявлено, что почта не разыскала его адреса. На самом деле, явиться в Берн на процесс в 1935 г. он не решился по другой причине.

После приглашения его экспертом на суд в Берне, в 1933 г., против него в Германии было возбуждено уголовное, церковно–административное преследование за преступное отношение к находившейся в больнице молодой девице. Он был лишен должности и ему было запрещено служить. Это и было настоящей причиной, почему он не появился на суд в Берне.

Суд происходил в зале присяжных {122} заседателей и был, конечно, гласный. На нем присутствовала всегда многочисленная и разнообразная публика, допускавшаяся беспрепятственно. Большая зала суда почти всегда была переполнена. Был специальный стол для корреспондентов. Явились корреспонденты из всех главных стран, от многих наиболее известных европейских изданий и от главных телеграфных агентств. Многие из этих корреспондентов явились из Женевы, где они обыкновенно обслуживали Лигу Наций. Среди корреспондентов был и корреспондент от большевицких изданий, известный швейцарский большевизан Богоцкий, неофициальное «око советов».

Отчеты о процессе каждый день печатались во всех наиболее распространенных швейцарских газетах и по телеграфу рассылались в газеты всего мира.

Таким образом, гласность процесса была вполне обеспечена. Обеспечено и широкое распространение сведений о нем.

Противники и защитники «Протоколов» могли иметь полную возможность сказать в защиту своего дела все, что хотели, и могли быть уверены, что их слушают во всем мире всё заинтересованные в судьбах еврейского вопроса.

В этом и заключается огромная важность всех трех бернских процессов по делу о «Протоколах».

Они поэтому имеют огромное историческое значение.

———

На первом суде в Берне, в 1933 г., я не присутствовал и о нем знаю только по газетам и по рассказам. Зато на второй суд, в октябре–ноябре 1934 г., и на третий, весной 1935 г., я специально приезжал из Парижа и не только там давал показания, как свидетель, но и имел возможность обстоятельно беседовать о главной теме, ради которой я приезжал, — о «Сионских Протоколах», — с большинством свидетелей, с известными публицистами различных стран и с корреспондентами влиятельнейших газет, съехавшихся на процесс из Франции, Англии, Америки, Польши, Румынии и многих других стран. Среди них было {123} много крупных специалистов по еврейскому вопросу. Показания свидетелей на суде, а еще более частные беседы с ними вне залы суда и беседы с журналистами, дали мне возможность хорошо познакомиться со всем, что говорилось там о «Протоколах».

Русских свидетелей, приехавших на суд в Берн, я по большей части давно хорошо знал, а потому разговоры с ними о «Протоколах» не требовали от нас предварительного знакомства, и мы прямо обращались к обмену впечатлениями по этому делу.

Свидетелями на суде выступали также известные еврейские деятели, — с большими не только еврейскими, но и международными именами: публицисты, депутаты, сенаторы, раввины. Среди них были видные участники сионистского движения с первого дня его существования, даже до того, как образовалась их официальная организация. Были и некоторые участники первого конгресса в Базеле, в 1897 г., к которому антисемиты приурочивают составление «Протоколов».

Свидетели евреи давали свои показания тоном прокуроров, с гордо поднятой головой и с полным убеждением, что никто их опровергнуть не сможет. И, действительно, они не встретили ни одного серьезного противника, кто попытался бы опровергнуть, что они показывали на суде.

До суда сторонники обвиняемых утверждали, что в качестве свидетелей с их стороны будут вызваны наиболее известные pyccкие антисемиты. Но, в конце концов, никто из них на суде не появился.

———

Не скажу, что в Берне подложность «Протоколов» лично для меня стала более ясна, чем раньше. Она мне была ясна всегда. Но в Берне и после Берна я только еще точнее смог определить для себя позицию защитников «Протоколов».

Это — или темные люди, злобно настроенные против евреев, неспособные к беспристрастной оценке общественных вопросов, или просто клеветники, сознательно пользующиеся заведомо подложными документами для своей политической агитации.

{124} Первым свидетелем на суде, 29 октября 1934 г., допрашивали, так как ему необходимо было уехать, д–ра X. Вейцмана. За ним в тот же день допрашивали А. М. дю Шайла, проф. С. Г. Сватикова, В. Л. Бурцева, Б. И. Николаевского.

Во второй день, 30 октября, свои показания давали Г.Б. Слиозберг, д–р Мейер–Эбнер, П. Н. Милюков, д–р Эренпрейс, Фарбенштейн, Тоблер, Боденгеймер, д–р Вельти, два стенографа, Зильбер и д–р Дитрихс, д–р Цоллер. Последним допрашивали д–ра Цандера, единственного свидетеля со стороны обвиняемых.

Д–р X. Вейцман

Д–р X. Вейцман — б. президент Всемирной сионистской организации.

— «Мы, сионисты, искали и ищем созидательных путей. Для нас было трагедией, что наша еврейская молодежь в своих поисках правды уходит в революцию. Совершенно несправедливо ответственность за этот уход возлагалась на все еврейство. В Англии, Франции, Швейцарии, Голландии, большинство евреев принадлежит к консервативным элементам, а в Poccии наоборот: они шли в революционные партии».

— «Единственная цель конгресса в Базеле и вообще сионистов была и есть создание Еврейского национального дома в Палестине. Ни о какой мировой гегемонии не было и не могло быть речи на конгрессе».

— «Среди сионистов нет ни одного большевика».

Суд задает свидетелю вопрос: знал ли он Ахад Гаама и мог ли он быть автором «Протоколов», как это утверждают антисемиты?

— «Ахад Гаама я знал очень хорошо. Знаю его литературный произведения и его взгляды. Он не принадлежит ни к одной из политических партий. Утверждать, что он автор «Протоколов» все равно, если бы сказать, что их автором мог быть Лев Толстой»…

— «С «Сионскими Протоколами» я познакомился только в 1919 г., когда этот пасквиль мне показал {125} английский генерал, получивший его от русского генерала»

(Показания свидетелей приводим в извлечениях, главным образом по официальным отчетам.).

А. М. дю Шайла

Свидетель дю Шайла, француз по происхождению, живший в России в 1909–20 г. г.

В России он горячо увлекался русскими религиозными вопросами и в связи с их изучением близко сошелся в известном Оптином монастыре с одним из первых издателей «Протоколов» Нилусом. Нилус поделился с ним сведениями о себе и о своем отношении к «Протоколам». Он дал дю Шайла прочитать рукопись «Протоколов» на французском языке; Нилус, по его словам, ее получил от Рачковского.

Для дю Шайла подделка «Протоколов» — вне сомнения, — и он подробно познакомил суд со всеми своими разоблачениями, какие он делал в печати еще в 1920–21 г. г.

— «Сам Нилус сомневался в подлинности «Сионских Протоколов», но пользовался ими, чтобы побудить русское правительство усилить борьбу с евреями».

— «На все доводы, что «Сионские Протоколы» подложны, Нилус отвечал: «Бог может раскрыть правду и через лжецов; ведь, и Валаамова ослица могла заговорить и даже пророчествовать».

— «Нилус был ярый антисемит и мистик. Он страдал манией ожидания ближайшего пришествия Антихриста».

С. Г. Сватиков

Проф. С. Г. Сватиков показал, что в 1917 г. он имел поручение от Временного Правительства ликвидировать тайную полицию царской эпохи заграницей с ее центром в Париже. Он устанавливает, что начальник этой организации, Петр Иванович Рачковский, во все время своей службы, с 1884 по 1902 год, {126} занимался составлением фальшивых документов. Сперва это были прокламации, якобы выпущенным революционерами, затем брошюры и, наконец, — «Протоколы", которые были нужны ему для противодействия влияния на царя некоего Филиппа, магнитизера и масона. «Протоколы» должны были доказать связь между масонами и евреями.

В печатании (на гектографе) фальшивых революционных прокламации Рачковскому помогали его агенты: Милевский и Бинт. Для составления текста «Протоколов» Рачковский воспользовался русским литератором Головинским. Последний в основу своей работы положил книгу Жоли, один из экземпляров Национальной Библиотеки. Бинт был лишь техническим помощником в воспроизведении фальшивок. Он обожал Рачковского. Для него он готов был на действия уголовно наказуемые: так в 1886 г. он тайно разгромил типографию русских революционеров в Женеве.

Вообще, многие из действий Бинта были преступными с точки зрения уголовных законов французских и швейцарских. Но он исполнял все распоряжения Рачковского, веря, что этим он борется с врагами царя, т. е. с революционерами.

———

В одном из последующих заседаний проф. С. Г. Сватиков был допрошен еще раз в качестве эксперта по поводу документов, присланных по просьбе эксперта Лоосли в Бернский суд из центрального архива в Москве. Он признал присланные документы подлинными. Часть их он раньше видел лично в этом архиве в 1917 г., в том числе фальшивые прокламации, изданные Рачковским от имени, якобы, революционеров.

Особое внимание С. Г. Сватиков обратил на то, что Крушеван, редактор погромной газеты «Знамя» в Кишиневе, печатая в 1903 г. в первый раз «Протоколы», признал в своем введении, что он вовсе не ручается за их подлинность и допускает, что это апокриф и произведение какого–то одного автора.

{127} Еще более значительным фактом он признал все связанное с прохождением текста «Протоколов», представленного в августе 1905 г. Нилусом, через Московский Цензурный Комитет.

Нилус написал в подзаголовке экземпляра рукописи «Протоколов», представленного в цензуру, что это были «заседания сионских мудрецов в 1902–04 г. г.», — между тем как в своем предисловии он писал, что текст «Протоколов» был доставлен ему (и это совершенно правильно!) в 1901 г. Получив свою рукопись из цензуры, Нилус заметил свою оплошность и, отдавая ее в печать, вычеркнул из заголовка уличавшие его слова о заседаниях в 1902–04 г. г.[17]

По словам С. Г. Сватикова, Цензурный Комитет полагал запретить «Протоколы», как произведение, вызывающее сомнение в подлинности и возбуждающее одну часть населения против другой, и что опубликование «Протоколов» может повлечь за собою повсеместное истребление евреев, как было сказано в постановлении Комитета.

Но под давлением начальника Главного Управления по делам печати, Комитет все–таки разрешил печатание «Протоколов», исключив из них некоторые места, которые так и не попали в книгу Нилуса в 1905 г., а затем не попали они и во все перепечатки ее текста — русские и иностранные.

В частности, были устранены утверждения, касающиеся отдельных лиц, например, о том, что главою русско–еврейского тайного агентства состоит еврей Эфрон и что «агенты Сиона (артистки) Отеро, Сахарет и Сарра Бернар помогают ему, как приманка для гоев».

На вопрос обвиняемых — не еврей ли он, Сватиков установил свое русское происхождение за пять поколений.

Далее, со стороны обвиняемых и их защитников задавались другие такие же вопросы:

— «А Керенский — еврей?» «А Ленин?» «Жена его?» «Его теща?».

В. Л. Бурцев

Редактор «Общего Дела» рассказал о своем знакомстве с «Протоколами» с 1906 г. по день суда.

{128} В настоящей книге изложено все то, что было им об этом сказано на процессе.

Свидетель в свое время имел возможность говорить о «Протоколах» с видными представителями русских властей и агентами Департамента полиции: с директором Департамента полиции Лопухиным, товарищем министра внутренних дел Белецким, товарищем министра внутренних дел Курловым, начальниками охранных отделений, а также с агентами Департамента полиции: Мануйловым–Манасевичем, Бакаем и др.

Свидетель сообщил, что если до революции 1917 г. он мало интересовался «Протоколами», то после 1918 г., когда ему стало ясно, какую роль они играют, он систематически устраивал анкеты о них.

У него всегда были тесные связи с выдающимися представителями различных еврейских организаций, к кому он имел право относиться с полнейшим доверием, но он ни от кого из них никогда не слышал о существовании сионских мудрецов и не встречал никого из защитников «Протоколов», кто бы пытался доказать их подлинность.

Все сведения, собранные за это время, бесспорно для него, устанавливают, что «Протоколы» подложны и никогда никаких сионских мудрецов не было.

Свидетель сообщил о полученных им от ген. Г., через его агента К., сведениях о «Протоколах».

Б.И. Николаевский

Б. И. Николаевский, известный ученый и историк. Подсудимый Фишер, вызывающе задает Б. И. Николаевскому свой обычный вопрос:

— Свидетель — еврей или нет?…

Прошу отвечать без уверток; да или нет?

— Мой отец и дед — православные священники, священники по отцовской линии в седьмом и восьмом поколении. Мать моя — вологодская крестьянка…

В зале оживление, Фишер не успокаивается.

— Ваше политическое мировоззрение?

— Социал–демократ.

Свидетель заявляет, что серьезно говорить о {129} подлинности «Протоколов» не приходится. Можно говорить лишь о том, кто и когда их подделал. О связи «Сионских Протоколов» с сионизмом сторонники «Протоколов» заговорили лишь с 1917 г., до того — авторы и издатели не раз подчеркивали, что «Сионские Протоколы» отнюдь не являются протоколами сионистическими.

— «По новейшей версии антисемитов «Протоколы» были выкрадены из архивов одной масонской ложи Франции неким Шапиро по поручению г–жи Глинки. Эта Глинка была разоблачена еще в 1882–83 г. г. за ее связи с русской тайной полицией».

— «Сколь ни различны варианты происхождения и составления «Протоколов», общее у них одно — все они упираются в русскую тайную полицию и ее агентов».

— На вопрос, каково отношение большевизма к социализму и является ли большевизм еврейским движением, свидетель ответил, что такие утверждения являются ложью и что еврейская социалистическая партия «Бунд» всегда энергично боролась с большевизмом.

— «Обыкновенно считают первым изданием "Сионских Протоколов» (1905 г.) — Нилуса, но это не верно: впервые они были напечатаны в 1903 г. в газете «Знамя» известного черносотенца Крушевана».

— «Особенно любопытно, что Нилус в своем издании не упоминает о более раннем опубликовании "Сионских Протоколов» в газета «Знамя».

— «Все переводы «Сионских Протоколов» сделаны с русского языка, а их русский текст переведен с французской рукописи тех, кто их фабриковал.

Г. Б. Слиозберг

Г. Б. Слиозберг — известный pyccкий и еврейский деятель, pyccкий адвокат, юрист, писатель, автор очень интересных воспоминаний, посвященных, главным образом, еврейскому вопросу в России. В России он был юрисконсультом при министерстве внутренних дел. Он считался авторитетнейшим человеком по еврейским вопросам. Я его хорошо знал {130} лично многие годы, как человека искреннейшего, беспристрастного общественного деятеля, всегда горячо относившегося к русским вопросами.

Г. Б. Слиозберг подробно изложил суду положение еврейского вопроса в России за последние десятилетия. Он категорически заявил о подложности «Протоколов» и о том, что никаких сионских мудрецов никогда не было.

Его показания, как авторитетного лица по еврейскому вопросу, лица, пользовавшегося широкой известностью в России в еврейских кругах, подтверждали показания других свидетелей, говоривших против «Сионских Протоколов», и произвели сильное впечатление на суд.

— «Евреи, после всего пережитого в конце прошлого столетия, думали не о заговорах и не о порабощении себе мира. Вопрос о кошерном мясе был для них ближе».

— «Общественное мнение и правительство «Сионскими Протоколами» не интересовалось, — ими не интересовалось даже «Новое Время», не взирая на свой антисемитизм».

— «Протоколы» — фальшивка, сфабрикованная с целями антисемитизма и, вообще, общей реакционной политики. К созданию их, конечно, причастны pyccкие охранники».

— Записка «Тайны еврейства», опубликованная им, Слиозбергом, два раза должна была быть, в 1890–х г. г., подана царю, но подана, очевидно, не была. Рукой одного из министров на ней была сделана надпись: "Ответить, что докладывать его величеству не усматриваю необходимости, ввиду излишнего и неосновательного пессимизма».

В 1909 г. Столыпин на этой записке сделал две заметки: «Может быть, логично, но предвзято» и «Способ противодействия для правительства совершенно недопустимый».

Д–р Мейер–Ебнер

Д–р Эбнер, румынский депутат, лидер сионистов, участвовавший на всех заседаниях 1–го конгресса в Базеле в 1897 г.

{131} — «Единственным содержанием всех речей на конгрессе было создание национального очага в Палестине».

Свидетель торжественно заявляет, что заседания Конгресса были публичны, не было и не могло быть в Базеле никаких тайных собраний, о которых говорится в «Протоколах», и не было никаких других протоколов, кроме тех, которые представлены в суд, о базельском конгрессе.

П. Н. Милюков

Проф. Милюков, известный русский публицист и. историк, автор многих научных работ в Poccии до революции и в настоящее время, на разных языках, редактор наиболее распространенного заграницей русского органа «Последние Новости». Голос этого общественного деятеля с европейским именем, несомненно, имел большое значение.

Судья. — Вы сами не еврей?

— «Нет, я старого дворянского происхождения. В моей генеалогии значится, что мой предок явился в 14–м веке из Пруссии»…

Судья. — Я задал Вам этот вопрос, чтобы предупредить постановку его другими.

В зале раздается смех, улыбаются даже и подсудимые.

Судья. — Каково было отношение царского правительства к евреям?

— «За немногими исключениями при Александр II, как правило, правительство (но не общественное мнение) было настроено враждебно по отношение к евреям. Для моего поколения не существовало различия между евреем и неевреем».

Адвокат обвинения. — Считаете ли вы возможным добросовестно защищать достоверность «Протоколов»?

—«Не только историк по профессии, но и сколько–нибудь вообще серьезный и добросовестный человек не может, по моему мнению, допустить достоверность "Протоколов», особенно после всего того, {132} что стало известно об их происхождении. До 40 процентов «Протоколов» прямо списано из французской книжки Жоли. Но характеристика «макиавеллизма» Наполеона III y Жоли была слишком тонка для полицейских составителей «Протоколов».

Когда говорят о «гениальности протоколов», имеют в виду именно то, что написал Жоли в своей сатире. Те, которые у него списывали, не всегда даже хорошо понимали смысл и особенно цель им сказанного. Авторами «Протоколов» не были ни Бутми, ни Нилус, ни Крушеван; они получили готовую компиляцию русских полицейских агентов и ею воспользовались».

— «Протоколы» предназначались для узких придворных кругов, как средство воздействия на царя. Только после революции их стали пробовать, хотя безуспешно, распространять в русских массах. Косвенное влияние «Протоколов», правда, несомненно в погромном движении. Но они распространялись не среди солдат, для которых были недоступны, а лишь среди офицеров и генералитета. В этом смысле настроение «Протоколов» могло содействовать погромам и деморализации армии Деникина, тем самым способствуя косвенно победе большевиков».

Д–р Эренпрейс

Д–р Эренпрейс — главный раввин в Стокгольме — один из видных еврейских мыслителей и писателей. Он произвел глубокое впечатление на суд и своим волнением, и искренностью.

— «Протоколы» не соответствуют ни духу Герцля и Ахад Гаама, ни духу сионизма. Это — извращение еврейского духа и всей истории еврейского народа».

— «Пред свободным судом культурной страны идет спор о чести еврейства. Еврейский народ в целом и каждый еврей в отдельности оскорблены в своем достоинстве… Последующие поколения сочтут позором 20–го века, что явно мошенническая и идиотская выдумка могла подчинить своему влиянию миллионы людей»…

— «Наши протоколы, подлинные протоколы {133} еврейства, это — Библия и «Пророки», в частности Исайя и Миха, пророчествовавшие о социальном и конфессиональном равенстве и мире всего мира».

— «Герцль, которого антисемиты хотят выставить главой сионских мудрецов, был сторонником полной легальности в сионистском движении и всегда настаивал на том, чтобы в сионизме не было ничего тайного».

— «Ему приходилось получать аудиенцию и сочувствие сионизму от таких чуждых для евреев людей, как Абдул Гамид, Плеве, Вильгельм II».

— «Ахад Гаам был противником политического сионизма. На Палестину смотрел, как на духовный центр или как на еврейский Ватикан.

Он — один из видных еврейских мыслителей и писателей, но формально не был сионистом».

— «Протоколы» не соответствуют ни духу Герцля, ни Ахад Гаама, ни духу сионизма. Это фальсификация еврейства, еврейского духа, всей еврейской истории».

Д–р Фарбштейн

Д–р Фарбштейн — адвокат из Цюриха и член Национального Совета. Он тоже участник Базельского конгресса и утверждает, что «Протоколы» подложны и нет никакой связи между юдаизмом и фран–масонством.

М. Тоблер

М. Тоблер — выдающейся член швейцарских масонов. Он заявляет, что не существует никаких отношений между юдаизмом и фран–масонством. Швейцарские ложи не являются антисемитскими, хотя в них очень мало евреев, а есть много немецких лож, закрытых для евреев.

Д–р М. Боденгеймер

Д–р М. Боденгеймер — из старых сионистских деятелей, бывший председатель сионистских организаций в Германии. Он принимал участие на Базельском {134} конгрессе., Но в первый раз прочитал «Протоколы» только за несколько дней пред процессом, а до тех пор про них только слышал.

Д–р Вельти

Вельти — фран–масон. Подтверждает показания Тоблера.

Ф. Зильбер, д–р Г. Дитрихс и д–р Цоллер

Зильбер и Дитрихс были стенографами на Базельском конгрессе, а Цоллер был там, как корреспондент.

Заявления всех этих трех сводилось к тому, что никаких секретных заседаний в Базеле не было.

Д–р Альфред Цандер

Затем выступил единственный свидетель со стороны обвиняемых —д–р философии А. Цандер, редактор антисемитского органа «Железная Метла», один из самых видных пропагандистов идей Гитлера в Швейцарии по еврейскому вопросу.

Он огласил свою статью, помещенную им в «Железной Метле» в защиту подлинности «Протоколов». Говорил, как фанатик, с жаром, с ненавистью к тем свидетелям, кто выступал на суде.

— «Я — антисемит по убеждению и происхождению… Я убежден, что «Протоколы» соответствуют подлинной истории еврейской мировой политики. Это — вековая линия от Ветхого Завета до Ратенау[18]. Я не могу понять, как по поводу издания «Сионских Протоколов», которые в течение 14 лет расходились в Германии и других странах в сотнях тысяч экземпляров, не было до сих пор возбуждено преследование против их издателей, если это издание подложное».

— «Верующие никогда не допустят предположения, что Евангелие не подлинно, даже в том случае, если им докажут, что источниками его являются другие писания. Это можно сказать и о «Протоколах».

Цандер только повторил о «Протоколах» то, {135} что до тех пор распространяли антисемиты. Но он совершенно уклонился от ответа свидетелям, разоблачавшим перед ним их подлог.

———

После показания д–ра Цандера было заявлено, что со стороны обвиняемых больше других свидетелей нет. А между тем, было известно, что обвиняемые имели ввиду выставить ряд свидетелей. Недавно в книге Васа были приведены имена свидетелей, которых обвиняемые имели ввиду выставить и от некоторых уже были получены письменные заявления. Все это были хорошо известные pyccкие и иностранные реакционеры и антисемиты, как Н. Марков, ген. Нечволодов, кн. Горчаков, несколько начальников охранных отделений и чиновников Департамента полиции, сын Рачковского и т. д. Но по понятным причинам, обвиняемые не решились их выставить. Давая свои показания в присутствии представителей прессы, они на суде стояли бы как у позорного столба.

После того, как выяснилось, что больше свидетелей не будет и нужно было приступить к судебным дебатам, адвокат обвиняемых заявил, что они решили обратиться за экспертизой к известному немецкому полковнику Флейшауэру из Эрфурта, и на этом основании просили отложить дело.

Адвокат обвинителей, д–р Матти, указал, что обвиняемые имели целый год времени для выбора своего эксперта, и если это делают только теперь, то, конечно, только для того, чтобы по возможности оттянуть решение суда. Но тем не менее, ни он, ни другой адвокат обвинителей Бруншвиг, ни оба эксперта, Баумгартен и Лоосли, не протестовали против этого запоздалого заявления адвоката подсудимых и только выразили сожаление, что суд не может вынести приговор непосредственно после выслушанных показаний свидетелей.

Судья дал обвиняемым 4 дня, чтобы они категорически известили суд, принял ли д–р Флейшауэр их выбор и явится ли на суд, и при этом заявил, {136} что в случае согласия Флейшауэра, ему будет дан месяц на подготовку экспертизы.

После полученного согласия Флейшауэра быть экспертом со стороны обвиняемых, дело о «Протоколах» было отложено, но не на месяц, а на пять, когда, наконец, в апреле 1935 г., состоялся новый, третий, суд.

{136}

«Укрыватели подлога»

Оглашенная мною на бернском суде, в ноябре 1934 г., и вскоре опубликованная в печати запись сведений ген. Г. об отношении Николая II к «Протоколам», очень взволновала защитников «Протоколов», принимавших участие в бернском суде.

Антисемиты до сих пор верят — или, точнее, только говорят, что верят — в подлинность «Протоколов», а оказывается, по категорическому утверждению такого свидетеля, как бывший начальник петербургского охранного отделения, защищаемые ими «Протоколы» еще в России, в самом начале 1900–х г. г. были доказанным подлогом и для Николая II, вовсе не враждебно настроенного к антисемитам, и для всего тогдашнего правительства в его целом.

Разоблачения Г. были особенно неприятны для Берлина, откуда антисемиты гитлеровцы, главным образом, и руководили бернским процессом. Им приходилось признать, что их «Библия» — «Сионские Протоколы» — более тридцати лет тому назад были официально разоблачены в России русским правительством, враждебным евреям. В Берлине с этим не хотели примириться. Там решили попытаться, так или иначе, скомпрометировать мои показания, данные в Берне. Для этого они постановили обратиться сначала к Г., уехавшему в то время в Америку, а потом к К., находившемуся в то время в Париже. За эти переговоры взялся проживающей в Берлине брат Г. — тоже генерал, член немецких антисемитских организаций и ярый сторонник Гитлера. Благодаря разоблачениям своего брата, он оказался в трудном положении. Немцы от него стали требовать, чтобы он {138} добился от своего брата опровержения моих разоблачений.

Берлинский Г. от имени гитлеровцев, подготовлявших экспертизу Флейшауэра для предполагавшегося нового — третьего — суда в Берне, стал убеждать своего брата опровергнуть показания К.

По поводу оглашения мной его сообщений, Г. в начале ноября 1934 г., не обратившись за разъяснениями ни к К., ни ко мне, послал письмо (22.1.1935) в русскую газету «Возрождение», выходящую в Париже, в котором в уклончивых выражениях заявил, что никакому агенту не давал сведений об отношении Николая II к «Протоколам» и сам со мной о них никогда не говорил. Это заявление было послано, с знаменательным запозданием: — вместо начала ноября 1934 г. только в январе 1935 г.

После появления в печати этого письма Г., в феврале 1935 г., для переговоров с К., в Париже из Берлина приехали двое гитлеровцев. Они стали добиваться от К. отказа от его показаний, сделанных мне. Сначала они уговаривали его дать для бернского суда показания, что он не сообщал мне сведений, опубликованных мной, и взамен этого, зная его тогдашнее тяжелое положение, предлагали ему соблазнительные условия. Они ему говорили, что, если после этих его показаний ему придется покинуть Францию, то его хорошо устроят в Германии. Когда К. не согласился на их предложения, — ему стали грозить.

Но и из этого ничего не вышло. На все их предложения К. категорически подтвердил им, что все сказанное мною в Берне на суде со слов Г., было ему сообщено самим Г., — и вот почему на третьем суде в Берне гитлеровцы не смогли представить желательных для них показаний К. и о нем на этом суде не было и речи.

На третьем бернском процесс и после него в печати защитники обвиняемых постарались широко использовать письмо Г. Кроме того, они приписали мне, что я на бернском суде заявил, что опубликованные мною сведения он передал мне лично, — в то время, как на самом деле я вовсе и не виделся с {139} ним. Таким образом, выходило, что я на суде будто бы дал ложные свидетельские показания. Одновременно со мной защитники обвиняемых по разным поводам привлекали к суду тоже, якобы, за ложные показания, и всех остальных свидетелей, выступавших в Берне против «Протоколов».

Узнав в Париже о таком обвинении, я тотчас же специально приехал в Берн, когда там еще происходил третий суд по делу о «Протоколах», и дал суду объяснения, как я получил сведения от Г.

На суде я повторил, что Г. свои сведения о «Протоколах» давал К., что К. расспрашивал его по моим указаниям и тогда же собственноручно записывал полученные от него сведения, и затем передавал их мне. Показал я и то, что в 1933–34 г. г. я лично два раза виделся с Г. в Париже и во время этих свиданий задавал ему вопросы о том, доверяет ли он вполне К–ну и как он относится к еврейскому вопросу. Это мне тогда было нужно для подтверждения того, что мне о Г. говорил К.

Я предъявил суду собственноручное письмо Г., присланное мне в Париж по городской почте в промежуток между нашими свиданиями, где он с полным доверием говорит о К., как и во время нашего свидания. Из этого же письма было видно, что я лично с Г. виделся в Париже и у нас было назначено еще новое свидание.

Из других документов, переданных мною суду, видно было, что записи К–а за Г–м были мною переданы одному из экспертов еще задолго до самого суда и в препроводительной записке я определенно говорил, что эти сведения Г. получены мной не лично, а через К.

По суду, 10 мая 1935 г., я был оправдан и подававшие на меня в суд жалобу были приговорены к уплате судебных издержек.

Добавлю к рассказу об опубликовании мной сведений Г. еще несколько слов.

Когда в мае 1934 г. я получил от К. записи, сделанные им за Г., я имел ввиду тогда же, с согласия {140} К., лично предъявить их Г. Но в конце мая мне было необходимо съездить на несколько дней в Брюссель. Там, мне, однако, пришлось пробыть месяца два. В это время Г. неожиданно для меня уехал в Америку, а я по разным обстоятельствам до самого процесса в Берне не имел возможности более встретиться и с К.

В тот же день, когда я приехал из Берна в Париж после бернского суда, где я давал показания (это было в самых первых числах ноября), я сообщил в Америку Г. о том, что происходило на суде и какие показания я дал по поводу его сведений о Николае II. Это он мог знать, впрочем, и без меня — из русских и иностранных газет, где было подробно рассказано о моих показаниях. Но Г. ни разу не обращался за разъяснениями по поводу моих показаний в Берне ни к К., ни ко мне. Первым откликом со стороны Г. на эти мои показания было его письмо в редакцию «Возрождения», — и то 20 января 1935 г.!

После второго и третьего процесса я (а потом в начале 1937 г. одновременно со мной и К.) делал многократные попытки в ряде писем убедить Г. самому выступить в печати по поводу «Протоколов». Но этого он до сих пор сделать не пожелал или… не мог…

Приступая к изданию настоящей книги, я снова получил от К. показания, собственноручно им написанные, о полученных им от Г. сведениях. Он подтвердил все, что говорил мне раньше, и обстоятельно рассказал, как после моих показаний в Берне, приезжали к нему из Берлина в Париж гитлеровцы и требовали от него отказаться от того, что он сообщил мне со слов Г.

———

Я думаю, что я прав, употребляя выражение «укрыватели подлога» по отношение к тем, кто знают правду о «Протоколах» и молчат о ней, давая возможность клеветникам и «дурачкам» продолжать распространять клевету о «Протоколах». Они знают {141} правду об их происхождении, иногда, даже делятся своими сведениями с близкими для них лицами, но не считают для себя обязательным их опубликовывать, хотя бы только для установления исторической истины.

Вера в «Протоколы» могла поддерживаться до сих пор даже и среди темных людей только потому, что их составляли — воровски, а потом распространяли их и пользовались ими, распространяют и пользуются — укрыватели совершенного 40 лет тому назад подлога, сознательно хранящее тайну об их фабрикации.

Сказать правду о «Протоколах» антисемитам невыгодно. Им тогда пришлось бы сознаться, что они — все эти Гитлеры, Розенберги и т. д. — лгали десятки лет и лгут и теперь и что они ответственны за море крови, пролитой благодаря их пропаганде этих "Протоколов".

В таком случае, признавши подлог, они лишились бы одного из главных средств своей дальнейшей пропаганды антисемитизма среди «дурачков».

«Протоколы сионских мудрецов» вернее всего назвать «Протоколами мудрецов из русского охранного отделения», как Рачковский, или «Протоколами мудрецов из немецкого гестапо», как Гитлер — Розенберг.

Идеи, которые положены в основу «Протоколов», находятся в полном противоречии с идеями всей еврейской истории и с идеями современных политических еврейских партий, но они точно отражают мечты Рачковского и его единомышленников о деспотической монархической власти для борьбы с революционерами и евреями, и вполне совпадают с нынешними расистскими идеями Гитлера.

{142}

Третий суд (29 апреля — 14 мая 1935 г.)

29 апреля 1935 г. в Берне начался третий суд по делу о «Протоколах» и продолжался он более двух недель — до 14 мая.

Состав суда и вся его обстановка были те же, что и во время второго суда: тот же судья, те же подсудимые, за исключением Фишера, те же обвинители и те же адвокаты с той и другой стороны и те же два эксперта, какие были на втором процессе. Новостью, и очень шумной, была только фигура эксперта со стороны обвиняемых — д–ра Ульриха Флейшауэра.

Флейшауэр — один из видных руководителей антисемитского движения не только в Германии, но и вне ее. Он — один из главных участников немецкого издательства, выпускающего исключительно антисемитскую литературу. Он издает известную энциклопедию антисемитизма, которая продается только арийцам, с обязательством не передавать ее в еврейские руки. Он считается одним из больших авторитетов по антисемитизму. «Это — дальнобойное и крупнокалиберное орудие в борьбе с еврейством», как писали о Флейшауэре газеты в связи с его появлением в Берне. Он — друг известных немецких антисемитов, Штрейхера и Фриче.

Большое впечатление на суд произвело и то, что один из главных обвиняемых — Фишер, так много шумевший на втором суде, «сбежал» в Германию. Это уклонение его от суда произвело неприятное впечатление даже на остальных обвиняемых.

На 13–ти заседаниях суда, бывших между 29 {143} апреля и 14 мая, происходили упорные и страстные бои между тремя экспертами — Баумгартеном, Лоосли и Флейшауэром, потом между защитниками обеих сторон — адвокатами со стороны обвинения, Матти и Бруншвигом и со стороны обвиняемых — Руефом и Уршпрунгом. Они часто обменивались резкими репликами.

Каждый эксперт читал ранее приготовленные свои доклады, а потом давал устные разъяснения и отвечал на возражения.

Из отчетов об этих дебатах мы можем дать только несколько характерных выдержек.

Экспертиза д–ра Баумгартена

— «Протоколы" суть не что иное, как подделка. Эта подделка имеет целью обрисовать евреев самыми темными красками. Подобная подделка может быть делом лишь антисемита 33–ей степени, а не сионского представителя 33–й степени, как это должно бы стоять в подписи под «Сионскими Протоколами».

«Впервые появились «Протоколы» в газете русских реакционеров — «черносотенцев», в «Знамени».

— Эксперт говорит о «Протоколах» в издании Бутми и Нилуса, и особенно останавливает внимание на издании Нилуса.

Он рисует портрет Нилуса, как полусумасшедшего человека. Нилус не верил сам в подлинность «Протоколов» и говорил, что Бог мог гласить истину и устами подделывателя.

— «Никогда еще ни один документ не носил на себе столько признаков подделки, как «Протоколы сионских мудрецов».

Эксперт считает факт подделки вполне доказанным.

— На главный вопрос, существует или нет тайное еврейское правительство? — эксперт отвечает категорически отрицательно.

— Он научно разобрал основную тему защитников подлинности «Протоколов» — о том, существует ли какое–нибудь тайное еврейское правительство, {144} которое стремится подчинить еврейству все народы Европы и всего мира.

— «Сионские мудрецы для создания такого своего правительства, по словам «Сионских Протоколов», не останавливаются ни пред какими средствами. Ложь, лицемерие, коварство, жестокость и кровь человечества — все им нипочем. Они устраивают революции, войны и экономические кризисы, разводят в мире нищету, вызывают отчаяние населения. Развращают массы и интеллигенцию. Их главное орудие — разложение, либерализм, радикализм и социализм. В течение веков они тайно направляют действия христианских правительств, возбуждают страсти народов, внушают ученым всего мира ложные научные и философские системы — во вред и на гибель христианскому миру».

— Эксперт устанавливает, что сопоставление текста «Протоколов» с брошюрой Жоли «Разговор Маккиавели с Монтескье в аду» не оставляет ни малейшего сомнения в том, что «Протоколы» — грубый плагиат. На 50 страницах «Протоколов» он установил 176 обширных отрывков, слово в слово воспроизводящих текст книги Жоли. Где у Жоли «Наполеон» — в «Протоколах» стоит «евреи».

— Как ученый, эксперт ставит альтернативу: если тезис защитников заговора правилен, то тогда вся европейская историческая наука — сплошной вздор.

— В самом деле, выдающиеся историки всех культурных народов в продолжение веков изучали явления самых различных эпох. Они не оставили без внимания ни одного показания современников исторических событий. Не осталось не прочитанным ни одного документа. Под микроскопом изучали самые малейшие черты событий в жизни действующих лиц. Они устанавливали связь прошлого с настоящим, — и оказывается, что весь их великий труд — простой, глупый! Историки одурачены! А за кулисами мира, оказывается, стояли мудрецы Сиона и дергали нитки, приводя в движение марионетки: императоров, королей, канцлеров, пап, кардиналов, народных трибунов, ученых–исследователей, поэтов и мыслителей»…

{145} Такой вздор, по мнению эксперта, представляет огромную опасность для всего мира. Он отвлекает внимание от действительных причин существующего в мире зла, придает клевете идеи свободы, либерализма, социальной справедливости. И все это выдается за зловредную еврейскую выдумку!

— «Признать подлинность «Протоколов» значило бы отказаться от истинного значения исторического существования человечества».

— «Если же в самом деле все происходило до сих пор в мире так, как говорят «Протоколы», то нет никаких шансов, чтобы это пошло когда либо лучше. Если идеи свободы, прогресса, человеческого достоинства, гражданского равенства и социалистические идеи, которые являются гордостью и славою последних столетий, если все эти идеи были ничто иное, как еврейские фокусы, употребляемые евреями для завоевания мирового господства, то не оставалось бы никакой надежды на улучшение социальных условий».

— «Сионские мудрецы суть, стало быть, единственные лица, сделавшие что–то в истории, и тому, кто хочет с ними бороться, — что неизбежно, если верить в подлинность «Протоколов», — ничего не остается, как идти к ним на выучку, усвоить их методы и прилагать их. Это неоспоримая логика».

— «Протоколы» сыграли видную роль в истории погромов. Первое и последующая издания «Протоколов" были причиной преследований против евреев. «Протоколы» всегда имели целью смущать народный дух и колебать основы моральной жизни народов. Распространение «Протоколов» имеет действие, подобное яду: его не должно терпеть в общественном интересе».

— «Вот сущность соображений, побуждающих Лоосли и меня рассматривать веру в «Протоколы», как очень опасную, и бороться с нею необходимо с величайшей энергией».

— «Протоколы» это подделка, аморальный литературный плагиат, равно вредный и для евреев, и для христиан».

{146}

Экспертиза Флейшауэра

Экспертиза Флейшауэра занимает 600 страниц. Он на суде говорил 5 дней подряд и, кроме того, много раз после выступал с репликами против экспертов и адвокатов, говоривших против него. Им были повторены все антисемитские басни всего антисемитского мира. Он верит в ритуальный убийства, — и подробно излагает большинство наиболее известных из этих обвинений, в преступность еврейских врачей, союз еврейских большевиков с еврейскими банкирами, в то, что евреи объявили в 1914 г. войну, что они составили версальский договор, что Лига Наций — еврейское учреждение, что франко–английское сближение тайно подготовлено в 1930–х г. г. евреями, как и пакт Келлога — Бриана, что Жорес — еврей, что Керенский — еврей, что Маккиавели, написавший «Князь», вероятно, тоже еврей, иначе как бы он мог выдумать «макиавеллизм» — этот продукт еврейского духа! Он (Флейшауэр) прославляет евреев ренегатов, проходимцев, шантажистов типа Брахмана, Требича и т. д.

Но на суде были отмечены экспертами явные подлоги в приводимых Флейшауэром цитатах. Он давал начало цитат и пропускал концы. Об авторе брошюры Жоли, источнике «Протоколов», он говорил, как об еврее, хотя в производстве дела имелась христианская метрика Жоли.

Воспроизведя рядом портреты Карла Маркса и Жоли, Флейшауэр находит в них поразительное сходство. Однако, достаточно бросить взгляд на эти оба портрета, чтобы констатировать, что, как это было сказано в газетных отчетах, Жоли походил на Маркса, как башня Эйфеля на Триумфальную Арку.

— «Протоколы» — подлинны, потому что история последних десятилетий подтвердила их содержание».

Флейшауэр говорит об Ахад Гааме и представляет фотографию, изображающую, якобы, Ахад Гаама среди участников сионистского конгресса в Базеле в 1897 г.

«Большая часть крупных органов мировой печати, осведомительных агентств и т. п. находятся на службе у мировой еврейской организации».

{147} — Теодор Герцль хотел, может быть, «завоевать сперва Палестину, затем он пожелал бы мирового господства. Все евреи горделиво мечтают об этом мировом господстве и жаждут его так или иначе».

— «Герцль — фран–масон».

Флейшауэр приводит затем серию имен известных ренегатов, которые признавали подлинность «Протоколов», в частности Брахмана, Бримана, Вейнингера, Требича.

Эксперт затем неистово обрушивается на Лигу Наций.

— «Это — еврейское учреждение, еврейское орудие. Лига Наций хочет ввести единый язык, единое право, единую монету. Лига Наций доверила евреям мандат на Палестину. Герберт Сэмюэль, еврей, был первым верховным комиссаром в Палестине. Все эти факты, на которые нельзя возражать, суть неопровержимое доказательство, что Лига Наций — не что иное, как еврейское орудие».

— «Во время мировой войны фран–масонство было исполнительным органом евреев. В настоящее время оно руководит революционными движениями. Убийство наследника австрийского Фердинанда в Сараеве в 1914 г., бывшее непосредственной причиной мировой войны, было делом фран–масонства».

— «Это евреи организовали заговор для убийства эрцгерцога Фердинанда».

— «Вопреки утверждениям Лоосли, орден «Б–ней Б–рит» — орден политический».

Далее идут атаки на фран–масонов, евреев, писателя К. А. Лоосли–Бюмплица, Лигу Наций, Версальский договор».

— «Лоосли оскорбил национал–социалистическую Германию.

— «Керенский не еврей, но по кровным связям принадлежит к расе Израиля».

— «Сионизм и большевизм — одно и то же».

— «Подлинность «Протоколов» доказана. Они являются истинной мыслью Израиля, и распространение их — долг всех цивилизованных государств».

— «Борьба против евреев, фран–масонов и {148} прочих только начинается и отныне будет организована в интернациональном масштабе».

Эксперт К. А. Лоосли

Лоосли, страстный журналист, являясь представителем обвинения, сменяет собою уравновешенного немецкого ученого Баумгартена.

Он не скрыл своего отвращения к подделывателям и защитникам «Протоколов» и сорвал лицемерную маску с тех, кто распространял «Протоколы» в злостных политических целях. По его мнению, дух, который согласно «Протоколам» приписывается евреям, на самом деле является характерным для книги Гитлера «Моя борьба» и гитлеровцев вообще, совершивших недавно преступление 30 июня 1934 г. — убийство нескольких сотен их противников.

Пред процессом Лоосли обратился к московскому правительству с запросом, существуют ли в русских центральных архивах документы, устанавливающие, что Охрана знала еврейские планы мирового господства. Охрана, конечно, имела своих людей на всех еврейских конгрессах. Эксперт Лоосли получил из России документы решающего значения для его аргументации и заключений. Охрана, в действительности, имела своих людей на всех сионистских конгрессах, но ей неизвестно что либо об еврейских планах мирового господства.

Доклад министра Лопухина, бывшего директора Департамента полиции, в коем идет речь о сионистских конгрессах, не содержит никакого намека на планы мирового господства.

Ген. Герасимов представил царю доклад об известных отношениях между революционерами и фран–масонами. Таких отношений, по его словам, не было между ними.

— «В 176 местах текст «Диалогов» был скопирован, иногда слово в слово. Там, где в брошюре Жоли стоит Наполеон — в «Протоколах» заменяют его евреями».

— Лоосли читает письмо Грэвса, редактора отдела иностранной политики в «Таймсе», заявляющего {149} под присягой, что статья, которую он опубликовал в "Таймсе» в 1921 г. и в коей он разоблачал подделку «Протоколов», полностью соответствует истине. «Протоколы» — суть подделка, грубый плагиат брошюры Жоли под названием «Диалоги в аду между Маккиавели и Монтескье».

Керенский прислал Лоосли письмо, объявляя ложными утверждения эксперта Флейшауэра.

— «Керенский не еврей, как утверждают это антисемиты. В правительстве его не было ни одного еврея».

— Гр. Ревентлов, немецкий национал–социалист, утверждавший раньше, что Ахад Гаам был автором «Протоколов», должен был формально взять назад свое утверждение и выразил свое сожаление об этом.

— Как доказательство «подлинности» «Протоколов» Флейшауэр представил суду еврейское издание сионистских протоколов. Лоосли читает введение к этому еврейскому изданию, которое показывает, что это издание было напечатано после судебных прений в октябре 1934 г. и что оно имеет целью только познакомить еврейское общественное мнение с этой — как сказано в введении — «отвратительной подделкой».

— «Нет ничего общего между фран–масонством и евреями».

— «Аргументация Флейшауэра и антисемитов приблизительно такова; с евреями нужно бороться всеми средствами, ибо «Протоколы» это их кредо (символ веры). «Протоколы» подлинны, потому что показывают дух евреев; следовательно, преступность евреев доказана!»

— «Эксперт Флейшауэр не занимался отысканием истины. Он составил памфлет во имя антисемитской идеи. В силу уголовного бернского кодекса и уголовных законов большинства цивилизованных стран, экспертиза Флейшауэра должна быть рассматриваема, как безнравственная литература. Эту экспертизу я отвергаю полностью. Она лишена всякой научной ценности и является ничем иным, как памфлетом, обнаруживающим полное отсутствие совести».

{150} — На пять вопросов, поставленных судом Лоосли, он отвечает:

На первый вопрос: «Протоколы Сионских мудрецов» являются ли подлогом?

Лоосли отвечает:

—Да!

Подложность «Протоколов сионских мудрецов» вытекает из их формы, также как из их содержания и всей их истории.

На второй вопрос: «Являются ли «Протоколы» плагиатом? . Ответ:

—Да!

Подделыватели не дали даже себе труда хотя бы в малой степени замаскировать источники, коими они пользовались, так что во многих случаях они могли быть доказаны и формально и текстуально, особенно в отношении использования «Диалогов» Жоли.

На третий вопрос: «Каковы источники «Сионских Протоколов»? Каково их происхождение и кто их авторы?

— Главный источник «Сионских Протоколов» это «Разговоры в аду между Маккиавели и Монтескье» Жоли. Не менее 170 пассажей из этих «Разговоров» списаны дословно с единственным изменением, что, для надобностей дела, повсюду евреи заняли место Наполеона III и его правительства.

Другой источник — это роман антисемитского писателя Гедше «Биарриц» и, в особенности, глава «Еврейское кладбище в Праге». Литературный псевдоним Гедше — сэр Джон Ратклифф.

Еще источник — это «La France Juive», Дрюмона, из которой «Протоколы» воспроизводят часто целые пассажи дословно.

На четвертый вопрос: «Какое отношение имеется между «Протоколами» и сионистским конгрессом 1897 г. в г. Базеле?

Ответ:

— Никакого! Если не считать того, которое лживо пытаются установить между ними подделыватели «Протоколов» и защитники их подлинности. {151}

На пятый вопрос: «С точки зрения литературной должно ли рассматривать «Протоколы», как литературу безнравственную?

Ответ:

— Да!

Эксперт Лоосли перечисляет различные роды безнравственной литературы, начиная с литературы низкопробной («нижних этажей») до литературы безнравственной в худшем смысле слова, литературы сознательно опозоривающей человека, литературы, пытающейся оскотинить читателя, стремящейся ослабить нравственность и правосудность, возбудить гнев, оскорбить нравственность и обмануть совесть читателя, с целью побудить его к свершению преступных деяний.

«Основы человеческой и общественной нравственности таким образом подвергаются колебанию и совершаются преступления. Это может вести в малом масштабе к индивидуальным преступлениям, а в большом — к бунтам и погромам».

«Протоколы» должны, конечно, быть зачислены в последний разряд литературы безнравственной, самой низкой и самой опасной. Все их содержание, их аргументация, их форма, их стиль направлены к тому, чтобы представить евреев и фран–масонов преступниками опасными для государства и общества. Антисемиты всех стран прилагают неслыханные усилия для распространения в массах новых и многочисленных изданий «Протоколов», чтобы вызвать негодование этих масс и толкнуть их на совершение актов весьма опасных».

Эксперт Лоосли подчеркивает, что он берет на себя полную ответственность за все свои утверждения, формулированные письменно.

Речь адвоката Бруншвига

— «С осени 1934 г. германский министр народного просвещения Руст ввел «Протоколы» в издании А. Розенберга в качестве «образовательной основы» в школы, — и это произвело очень сильное впечатление».

{152} — Бруншвиг говорит о мировой сделке (пошли на мировую), совершенной пред берлинским судом между известным антисемитским главарем, гр. Ревентловым и Ахад Гаамом (Ушером Гинцбургом), якобы автором «Протоколов». В этой мировой сделке, заключенной несколько лет назад, гр. Ревентлов выражал сожаление в том, что обвинял Ахад Гаама в составлении «Протоколов».

— «Абсолютно необъяснимо, почему авторы «Протоколов» не сделали ни малейшего упоминания о Палестине и о планах сионистов».

— «Это неопровержимое доказательство подделки. Но еще более необъяснимым является факт, что не упомянуто обо всем, что было предпринято для создания Еврейского Национального Очага в Палестине, когда известно, что антисемитские сторонники подлинности «Протоколов» предполагают даже, что Еврейский Национальный Очаг в Палестине должен стать отправным пунктом для еврейского мирового господства».

— «Но, поистине, комично, что «Протоколы» не делают ни малейшего намека на самое драгоценное достояние евреев, на Священное Писание, как на основу их плана.

— «Флейшауэр особенно настаивал на факте, что Ахад Гаам основал тайное общество Бене–Моше, (Бней–Моше) и что именно там «Протоколы» были окончательно составлены».

Адвокат приводит доказательства, что это общество имело единственную цель — возрождение еврейства в Палестине.

— Он цитирует в особенности заявление Ахад Гаама, который лично сказал, что общество «Бене–Moше» ни в каком случае не должно было вмешиваться в политические дела, противные законам государства, в коем оно имеет пребывание.

— «Надо, поистине, открыто обнаружить полное презрение к правде, изображая Б–ней Б–рит, как масонский орден, в лоно коего были приняты преступные «Протоколы». Орден Б–ней Б–рит никогда не {153} занимался политикой, — его идеал чисто гуманитарный».

— «Генерал Рачковский — вот подделыватель, и подлинными русскими документами доказано, что даже враждебные евреям pyccкие круги, в частности русский Цензурный Комитет долго колебался, прежде, чем разрешить печатание «Протоколов».

Бруншвиг цитирует швейцарскую газету, описывающую ужасные последствия антисемитской агитации и погромы, бывшие на Украине. В связи с русскими антисемитами он говорит о клевете насчет ритуальных убийств.

— Он упоминает о секретном докладе директора Департамента полиции русскому министру внутренних дел, сообщающем точные сведения о действиях русских агентов во время сионистского конгресса в Базеле в 1897 г. и после того.

— «В этом интересном докладе хитрые pyccкие агенты не делают ни малейшего намека ни на тайные заседания, ни на что либо хотя бы отдаленно похожее на редактирование и принятие «Сион(ист)ских Протоколов».

— «Обвинители принесли жалобу в швейцарский суд, касающуюся швейцарца, и пользуются помощью швейцарского эксперта. А обвиняемые, национал–социалисты, не находя ни одного швейцарского эксперта для своей защиты, приглашают для этого германского эксперта Флейшгауэра, апостола международного антисемитизма. Выходя за пределы своего мандата, этот эксперт предавался ожесточенным нападениям на всех евреев». «Наша честь повелевает нам поднять перчатку и вступиться, пред судом, за наше еврейство».

— «Впрочем, недопустимо теперь поражать евреев цитатами из Тацита, Фридриха Великого и Момзена. Но если так делают, то надо быть последовательным и упомянуть также и о том, что другие великие люди говорили в пользу евреев или против других религий и других культур».

Адвокат говорит, что ему легко указать на целый ряд совершенно лживых цитат Флейшауэра, в {154} частности цитату из Гете. Почти всё его цитаты взяты из антисемитских руководств для пропагандистов, или экстонских газет, ложных сообщений о еврейском колониальном банке в Лондоне, выдержек из переделанных молитв, но этих цитат нигде найти нельзя, или их содержание неточно в том или другом отношении.

— Бруншвиг говорить о тех, на кого ссылался Флейшауэр, как на свои авторитеты.

— «Вейнингер (Отто Вейнингер покончил самоубийством) умер безумным в возрасте 20 лет. Ренегат Арон Бриман, коего свидетельство всегда приводится антисемитскими «талмудистами» Эккером и Ролингом, сидел в Австрии в тюрьме за подлог. Доставив Эккеру и Ролингу тексты, необходимые для их писаний, он написал позже и опубликовал с согласия Аальцбургского епископа другую книгу: «Каббала», в которой он сам издевается над необычайным невежеством тех, кому он доставил документы. Ролинг был обвинен в том, что он сознательно дал ложную присягу».[19]

— «Ренегат Зигфрид Требич, один из любимцев Флейшауэра, считал, что его преследует мировой тайный еврейский заговор, «желающий убить его при посредстве электро–магнитических лучей».

— Адвокат приносит доказательства, что Жан Жорес и Леон Гамбетта не были еврейского происхождения, как то утверждает Флейшауэр.

— «Обвиняемый Шнелль подал жалобу на 10 свидетелей, выслушанных во время октябрьских прений, против профессора Вейцмана, быв. министра Милюкова, проф. Сватикова, главного раввина д–ра Эренпрейса, Бурцева и других. В первый день прений председатель суда объявил, что жалоба была отвергнута в отношении 9 свидетелей, и что она еще не разрешена в отношении свидетеля Бурцева. Сегодня председатель суда сделал следующее заявление: «Компетентный судебный следователь и генеральный прокурор решили не давать дальнейшего хода жалобе на лжесвидетельство в отношении Бурцева. Предварительное следствие было начато на основании недоразумения в результате {155} пропуска в стенографическом бюллетене в октябре 1934 г., Бурцев имеет право на вознаграждение».

«Обжалование Шнеллем решения судебного следователя и прокурора отвергнуто. Шнелль присужден к уплате судебных издержек».

— «По словам Флейшауэра, пакт Келлога есть дело евреев, также, как и англо–французская воздушная конвенция и усиление всеми странами их воздушных сил. Вообще, не знаешь, не стоят ли евреи за всеми великими людьми и за всеми великими событиями? Антисемит Карл Паше утверждал даже, что кн. Бисмарк стал знаменит благодаря поддержке евреев».

— «Можно ли называть большевизм еврейским, когда в России он ведет беспощадную борьбу с еврейской религией вплоть до истребления ее? Евреи, или точнее сионские мудрецы были ли бы они до того безумными, чтобы помочь торжеству большевизма, который, как говорит эксперт Флейшауэр, создал советские республики, коих существование (без того, правда, чтобы мудрецы принимали в этом участие) было первопричиной убийства на Украине белогвардейцами десятков тысяч евреев?».

— «Эксперты Баумгартен и Лоосли ясно доказали для всякого, кто хочет видеть и слышать:

— «Протоколы — это подлог и должны быть зачислены в разряд безнравственной литературы. В течение всех дней, пока длились прения, не было сказано ничего, что могло бы установить существование тайной мировой еврейской организации. Но в Готе существует тайная организация антисемитов–расистов «Дейчбунд».

Задолго до национал–социалистской революции в Германии, «Дейчбунд» опубликовал свои секретные директивы.

«Были отправлены тайные циркуляры, чтобы попытаться организовать антисемитов во всех странах. Центральное бюро уже существует. Борьба должна вестись при его посредстве против всех сторонников свободы на свете, а не только против евреев».

«Сионские Мудрецы» не существуют!». Напротив, {156} существуют те, кого можно назвать «антисемитскими эрфуртскими мудрецами»! И во главе этих «мудрецов» стоит никто иной, как антисемитский эксперт на этом процессе — Флейшауэр. Он, как он сам пишет, старается методически создать «вненациональное и междувероисповедное единение». Он учреждает комиссии, занимающиеся капиталистической проблемой, золотым эталоном и т. п.

Вот где истинный всемирный заговор и истинная мировая опасность!

Речь адвоката Матти

— «Протоколы» должны считаться подложными с момента, когда доказано, что они, не являются произведением еврейской организации».

«Представлен ли суду оригинал «Протоколов»? Вряд ли это было бы возможно, так как неизвестно даже на каком языке были написаны «Протоколы».

— «Если настоящей, действительно исторический процесс помимо того, что вынесет свой приговор, внесет и должные изменения в общественные взгляды на поднятый вопрос, и будут признаны вредными задачи, к которым стремятся антисемиты, то время, труд и финансовые жертвы, затраченные на него, не пропадут даром.

Речь адвоката Рюефа

Рюеф, защитник обвиняемых, настаивает на оправдании Шнелля, на присуждении жалобщиков к оплате расходов по его защите и на принятии государством расходов по процессу.

— «Вопрос о происхождении и особенно о подделке «Протоколов», должен считаться, как недостаточно обследованный».

Адвокат критикует интервью княгини Радзивилл и мисс Херблет.

Он заявляет, что в показании корреспондента «Таймс» в Константинополе Грэвса имя «русского агента», который передал Грэвсу «Разговоры» {157} Жоли, обойдено молчанием. Между тем именно это имя имеет огромную важность.

— После разных других замечаний Рюеф считает, что можно с полным правом сказать, что вопрос о подделке «Протоколов» вовсе не выяснен.

Он полагает, что доказал, что Шнелль в отношении «Сион(ист)ских Протоколов» действовал добросовестно.

{158}

Решение суда

14 мая 1935 г. председатель суда Мейер огласил приговор.

Разбирая вопрос о перепечатке в Берне местными национал–социалистами «Протоколов», судья указал, что жалобщики утверждали, что они являются: 1) подделкой по форме, и 2) плагиатом. Он отклоняет от себя рассмотрение вопроса, на чьей обязанности лежало доказывать подлинность или ложность протоколов, — и считает вполне доказанным, что т. н. «Протоколы» были написаны для воздействия в определенном направлении на русский двор и что в основу сфабрикованных «Протоколов» якобы сионистских мудрецов, была положена книга Мориса Жоли; Ахад Гаам, кому пытались приписать авторство «Протоколов», не был и не мог быть их автором. «Протоколы» не имели никакого отношения к сионистам и их конгрессу 1897 г. в Базеле, равно и к масонской ложе Б–ней Б–рит.

Равно не доказано защитниками, что какое либо отношение к «Протоколам» имел «Талмуд и его дух».

Об эксперте защиты Флейшауэре председатель суда сказал:

«Я с полным уважением отношусь к усердию и работоспособности г. Флейшауэра, но должен его пожалеть. Его метода состоит в том, что он читает все книги за и против евреев, но выписывает исключительно то, что против евреев.

Я не сомневаюсь, что цитатами, как и статистикой, можно доказать все, что угодно.

Я устанавливаю, что для доказательства {159} подлинности «Протоколов» не было представлено решительно никаких доказательств».

«20.000 швейцарцев иудейского вероисповедания равны со всеми гражданами, и если подстрекают их сограждан против них, то подобная литература подходит под понятие безнравственной литературы, наказуемой параграфом 14–м бернского специального закона о безнравственной литературе.

«Адвокат Уршпрунг, защищавший обвиняемых, предсказывал время, когда заключения эксперта Флейшауэра будут признаны в каждом швейцарском доме. Я, как судья, скажу: я не пророк, но желаю дожить до того времени, когда будут удивляться, что умные люди должны были в течение 14 дней ломать себе голову над вопросом о подлинности или подделке «Сионских Протоколов».

«Факт остается неоспоримым: — «Протоколы» являются плагиатом сочинения Мориса Жоли. Это сделалось известным с 1921 года, благодаря статьям «Таймса».

«Если бы это было только единственным достижением этого суда (ибо обвиняемые в этом факте сознались), то и тогда результаты суда уже являлись бы очень важными, ибо после этого нельзя уже скрывать истинный источник «Протоколов».

«С своей стороны, я, судья, считаю «Протоколы сионских мудрецов» подделкой, плагиатом и бессмыслицей».

———

По суду двое из подсудимых были оправданы, а двое, Шнелль и Фишер, — присуждены к штрафу.

Адвокат подсудимых Рюеф тотчас же заявил, что подсудимые подают апелляцию на решение суда.

Кассационная жалоба, поданная обвиняемыми, разбиралась 27 октября 1937 г. бернским верховным судом под председательством главного судьи Петера, судебных заседателей: главных судей Имера и Людвига и прокурора Лодера.

Разбирательство верховного суда имеет, главным образом, формальное значение, так как свидетели и эксперты на нем не выступают. Из обвиняемых {160} присутствовали: Шнелль, один из лидеров «Национального Фронта» в Берне, Фишер, бывший швейцарский вождь «Союза национал–социалистических граждан», — а также их защитники Рюеф и д–р Уршпрунг. Со стороны обвинителей присутствовали; от швейцарского еврейского союза общин М. Блох, от Бернской еврейской общины Э. Бернгейм, и их представители, адвокаты проф. д–р Матти и Георг Бруншвиг.

В начале заседания Уршпрунг потребовал от суда отказать евреям в праве юридического лица выступать на суде, ссылаясь на ряд таковых постановлений в Данциге и Каире. При этом он заявил, что его не интересует политическая сторона процесса, а только чисто формальная.

Матти выступил против этого предложения и удивляется, что после того, как процесс тянется с 1933 г., т. е. 4 года, обвиняемым пришло в голову требовать отказа еврейству в праве защищать себя как евреев на этом суде на том основании, что еврейство ведет процесс против 3–го рейха, на что оно права не имеет. Между тем еврейство ведет не политический процесс, а именно защищает свою правоту.

После совещания суд отказывает в просьбе Уршпрунгу.

Рюеф оспаривает показания отдельных русских свидетелей и высказывает убеждение, что Рачковский не был подделывателем «Протоколов». Что же касается экспертов, то только проф. Баумгартен, как назначенный судом, может считаться беспартийным, чего нельзя сказать ни о Лоосли, ни о Флейшгауэре.

Рюеф не утверждает, что «Протоколы» подлинные, но доказательства их подделки тоже не были даны.

Шнелль верил в истинность «Протоколов" и потому действовал добросовестно. Он, Рюеф, признает, что еврейство было задето чрезвычайно сильно «Протоколами», но понятие о безнравственной литературе не подходит к «Протоколам», потому что в законе под этим подразумеется порнография и эротическая литература.

{161} Рюеф старался перевести весь спор на формальную сторону процесса.

На 2–м заседании 27 октября Уршпрунг (известный антисемит) заявляет, что «Протоколы» ничего общего не имеют с законом о безнравственности и что, хотя он и не утверждает их подлинности, но тем не менее в историческом и литературном отношении — они имеют огромное значение.

Прокурор Лодер считает, что первая инстанция проделала большую работу, и хотя на суде и были допущены некоторые формальные ошибки, все же для кассации не может быть места.

Если признать подлинность «Протоколов», то это значит вызвать против еврейского населения общую ненависть и презрение. Но их подделка ясна и потому необходимо объявить их безнравственной литературой».

«Протоколы», сказал прокурор в заключение своей речи, «клеветническое сочинение». Если они по формальным причинам и не подпадают под бернский закон, то все же необходимо принять против них меры защиты».

Защитник обвинителей Бруншвиг говорить, что на бернском процесс подделка "Протоколов» была доказана.

Очень важно, по словам Бруншвига, установить, какими средствами пользовались обвиняемые. Благодаря случайности это удалось узнать.

Некий Борис Тедли был привлечен к швейцарскому суду по обвинению в шпионаже. У него была обнаружена тайная переписка, из которой явствует:

1. Что Флейшауэр не сам писал свою экспертизу,

2. Что в создании экспертизы участвовал и даже играл главную роль некий д–р Рихтер, совместно с известным шпионом, недавно натурализовавшимся во Франции, а затем исчезнувшим, вследствие обвинения в шпионаже в пользу Германии — бароном де Поттером,

3. Что деньги на ведение процесса и оплату Флейшауэра шли из Германии,

{162}

4. Что свидетели обвиняемых были разысканы Флейшауэром и его сотрудниками, ими оплачивались и ими «обрабатывались»,

5. Что Флейшауэр, благодаря своим связям с правительством «3–го» рейха, доставлял свидетелям необходимые паспортные визы,

6. Что, по всей вероятности, некоторый высокие учреждения «3–го» рейха давали большие деньги на ведение процесса,

7. Что шпион де Поттер был заместителем Флейшауэра и давал приказания об «обработке» свидетелей.

Бруншвиг доказывает подделку «Протоколов», что они — плагиат книги Жоли, что нет никакой связи между большевизмом и еврейством и что большевики преследуют одинаково христианскую и еврейскую религию.

«Если бы озлобленные антисемиты, — сказал Бруншвиг, — дали себе труд узнать, что такое настоящее еврейство, то они убедились бы, что религия, которая дала миру Библию и вечный основной закон человеческой нравственности, десять заповедей Моисея, религию любви, является общей религиозной матерью христианства, и что ее приверженцы — обыкновенные люди, созданные из мяса и крови. Среди них есть богатые и очень много бедных, счастливые и несчастные, которые точно так же, как и их христианские сограждане, честно трудятся, чтобы заработать на жизнь и возможно лучше выполнить свой долг по отношению к своей семье, религии и отечеству.

Матти указывает, что «Протоколы» являются бесстыднейшей подделкой и что подделыватели, вообще никакими средствами не стесняются.

Так, напр., в последнем издании «Протоколов» (после суда уже) изменены как предисловие, так и окончание, хотя издатель «Протоколов», Фрич, умер и сам этих изменений произвести не мог, — и об этом ничего в издании не указано.

В своем приговоре суд становится на чисто формальную почву, и отказывает в кассации.

{165}

После суда в Берне

Неудачные попытки защитить «Сионские Протоколы»

После первого суда, состоявшегося в 1933 г., по делу о «Протоколах», до второго, прошел год, когда обе тяжущиеся стороны имели возможность собрать нужные материалы.

В 1934 г., на втором суде, противники «Протоколов» пригласили своих свидетелей и их эксперт приготовил доклад. Но защитники «Протоколов» на этот суд не пригласили своих свидетелей, кроме Цандера и не выставили даже своего эксперта. Они, видимо, хотели оттянуть возможно дольше решение суда.

Во время третьего суда в 1935 г., никаких свидетелей ни с той, ни с другой стороны не было, — тем не менее на нем эксперт защитников «Протоколов» широко воспользовался собранными показаниями их свидетелей, а после суда показания этих их свидетелей были опубликованы в газетах и в отдельных книгах, напр., Флейшауэра и Васа (U. Fleischhauer «Die echten Protokolle der Weisen von Zion“, Dr. Stefan Vasz (Budapest)

«Das Berner Fehlurteil».), где были приведены показания известного русскаго ярого антисемита реакционера Маркова, бывшего начальника охранного отделения и начальника царской охраны Спиридовича, Рачковского–сына, русского гитлеровца Энгельсгардта и т. д.

Таким образом, в настоящее время мы имеем все, что антисемиты смогли собрать для своей защиты «Протоколов» на суде.

На суд от имени подсудимых защитник {166} Уршпрунг настойчиво старался не допустить постановки главного вопроса: «Сионские Протоколы» — подлинные или подделка?». Он настаивал на том, чтобы суд занялся только одним вопросом, — можно ли печатать в Швейцарии по ее законам эти документы, хотя бы они и были поддельными?

Но с этим швейцарский суд не согласился. Обвинители тоже настаивали на том, что обвиняемые, предъявляя такие тяжкие обвинения еврейству, как нации, прежде всего, должны доказать, что эти документы подлинны и составлены евреями.

Обвинители на суде, в сущности, и не были обязаны доказать, кто фабриковал «Протоколы», Для них достаточно было доказать, что этот документ не составлен евреями, на которых указывали обвиняемые, — и что евреи, вообще, не могут иметь ничего общего с этим документом. Тем не менее, они привели доказательства, основанные на бесспорных свидетельских показаниях, что в фабрикации и распространении «Протоколов» — во всяком случае в последней фазе — принимали участие агенты русской тайной полиции заграницей, действовавшей по указаниям Рачковского.

Второе, на чем подсудимые особенно настаивали, это то, что «Протоколы» были мало распространены в России и потому не имели никакого влияния на бывшие погромы.

Вас (Stefan Vasz) в своей книге старается доказать, что русские антисемиты до революции мало даже и знали о «Протоколах». Но сам же этот Вас был близким человеком к тому Крушевану, который в 1903 г., еще до Нилуса, первый опубликовал «Протоколы» в своей газете и в том же году принимал деятельное участие в известном кишиневском погроме, где было не мало пролито по его вине еврейской крови.

Возражая мне, Вас утверждает, что не было никакого запрещения Николая II пользоваться на суде Бейлиса «Протоколами», как официальным документом. Но я этого и не утверждал. Несомненно, такого специального приказа Николая II и не было, да он и не был нужен, раз в правительственных сферах, {167} где организовали процесс Бейлиса, знали, что царь против «Протоколов». Этого достаточно было, чтобы на суде ими и не пользовались. Во всяком случае, на суде ни прокурор, ни один из адвокатов–антисемитов не воспользовался «Протоколами», хотя в этом им никто не мог бы помешать, если бы они верили в их подлинность и хотели бы ссылаться на них.

Рядовые участники погромов в 1918 — 1919 г. г. могли, конечно, и не быть знакомы с «Протоколами», но из этого нельзя делать вывода, что «Протоколы» не имели значения при погромах. Если толпа, громившая евреев, и не читала «Протоколов", то Измайловы, Комиссаровы, Субботины, организовывавшие погромы, не только читали их, но они сами их печатали и повсюду упорно их пропагандировали. Через них влияние «Протоколов» на погромщиков было, бесспорно, огромно.

———

Защитники подлинности «Протоколов» на суде и после суда старались подорвать сведения, приводимые их противниками об участии в их подделке агентов тайной русской полиции.

Они настаивали на том, что к «Протоколам» не имел никакого отношения Рачковский. На этом настаивали особенно сын Рачковского и ген. Спиридович, занимавшийся разбором бумаг Рачковского.

По словам Рачковского–сына, в 1906 г., когда ему было 20 лет, он принес отцу случайно купленную им в Петербурге брошюру о «Протоколах».

Рачковский отец взял брошюру, просмотрел ее в своем кабинете и даже не пожелал о ней говорить с ним. Но Рачковский фабриковал эти «Протоколы», «когда его сыну было 13–14 лет, и делал это в большом секрете. Понятно, что тогда он не посвящал своего сына в эту фабрикацию.

Скоро затея Рачковского была окончательно скомпрометирована в правительственных сферах и ему, конечно, нужно было больше всего молчать о ней. Менее всего о «Протоколах» он мог бы в то время говорить со своим сыном, непричастным к политике. Но во всяком случае, в 1906 г., если «Протоколы» были новостью для {168} Рачковского–сына, они не могли быть новостью для Рачковского–отца, многие годы бывшего руководителем русской тайной полиции заграницей, а в 1905 г. директором Департамента полиции в Петербурге.

———

Рачковского хотят выставить, как юдофила и ссылаются на то, что его секретарь и все главные его агенты были евреи. Но, прежде всего, руководители политического сыска, самые ярые юдофобы, никогда не отказывались от сотрудничества с евреями предателями, а потом у Рачковского, наряду с работавшими у него агентами евреями, были агенты pyccкие, как Бейтнер, Головинский и агенты других национальностей, как Бинт. А затем, Рачковский был директором Департамента Полиции, во второй половине 1905 г. и в начале 1906 г., когда при нем и, можно сказать, при его покровительстве произошли ужасные еврейские погромы и он тогда тесно связан был с главными погромными кругами того времени, напр., с членами Союза Русского Народа. Об этих массовых погромах много было сказано горькой правды в Государственной Думе, напр., кн. Урусовым.

В бумагах Рачковского, по словам Спиридовича, нет указания на Головинского, как его агента, и Головинский тоже не фигурирует как агент и в книжке Агафонова о русской охранке, Из этого он делает вывод, что Головинский не был агентом Рачковского. Это замечание, конечно, несерьезно. Имена некоторых тогдашних тайных агентов, даже обнаруженных, до сих пор не опубликованы. Головинский мог не быть агентом Департамента полиции, а как агент, он был связан лично с Рачковским. По своему положению Рачковский в Париже не мог не иметь дела с Головинским, с Мануйловым, и вообще с агентами тайной полиции. Многое, касающееся тайн политического сыска, Рачковский, конечно, не записывал и тем более не передавал их третьим лицам.

Защищая Рачковского, его сын и ген. Спиридович очень часто делают выпады против меня. Они стремятся опорочить мои показания против Рачковского {169} на суде в Берне, тем, что я на него нападаю, потому что он был виновником моего осуждения в Англии в каторжную тюрьму. Но Спиридович, лично хорошо знающий меня, не должен был бы, кажется, допускать, чтоб я, прежде всего как историк, в своей оценке деятельности Рачковского мог когда либо руководствоваться личными счетами. Против Рачковского я всегда, начиная с 1890 г., в продолжение 20 лет, вел кампанию, как против представителя русского сыска, виновного в азефовщине, и вообще как ответственного агента реакционного правительства. С ним я всегда боролся открыто и в России, и заграницей, будучи эмигрантом.[20]

Нападающие на меня с подчеркиванием говорят, что я еще в 1882 г. был арестован за участие в политической демонстрации, в 1887 г. был сослан в Сибирь, затем в 1897 г. сидел в английской тюрьме и т. д. Все эти сведения совершенно верны, но непонятно только, зачем они преподносятся читателям в связи с делом в Берне о «Протоколах». Ведь, известно, что все мои аресты и тюрьмы всегда были по политическим мотивам, и я никогда не отказывался от того, за что меня преследовали.

Ген. Спиридович говорит еще, что некоторые революционные писатели — он делает указание и на меня — ложно обвиняли Рачковского в том, что он устраивал вместе с Азефом убийство Плеве и вел. кн. Сергея.

Такие обвинения Рачковскому, действительно, иногда предъявлялись, но можно сказать, что поводов к таким обвинениям он подал много. Что касается лично меня, я никогда не утверждал даже того, что Рачковский до убийства Плеве в 1904 г. был знаком с Азефом. Но я утверждал (и, конечно, теперь никто не будет сомневаться в этом), что Рачковский был близок к Азефу, напр., в 1905 г., когда он сделался директором Департамента полиции. Герасимов, когда арестовал Азефа, в апреле 1906 г., устроил ему очную ставку с Рачковским. По словам Герасимова, Азеф набросился на Рачковского с такой площадной бранью, какой он никогда не слыхал даже на {170} базарах, именно за то, что Рачковский прервал свои связи с ним, Азефом, и Азеф поэтому некоторое время не мог поддерживать сношений с Департаментом полиции.

В моих статьях об Азефе я утверждал, что он участвовал в убийстве Плеве, великого князя Сергея и в других террористических актах, совершенных до 1906 г., и в этих делах действовал независимо от своих шефов. Но его шефы, как Рачковский и Герасимов, имели точное представление об его участии в террористической борьбе еще в 1906 г. и тем не менее не только его не арестовывали, но продолжали им пользоваться, как важным политическим агентом.

В этом я много раз печатно обвинял и Рачковского и Герасимова. В начале 1909 г., после разоблачения Азефа, я открыто обвинял его не только в участии в убийстве Плеве и Сергея Александровича, но и в том, что он подготовил в сентябре 1908 г. цареубийство, и это цареубийство не произошло не по его вине. Когда, по поводу этого моего обвинения, правительство потребовало объяснений от прежних руководителей Азефа (Рачковского, Ратаева и Герасимова), — все они, прикрывая Азефа, дали ложные сведения, на основании которых в защиту Азефа в марте 1909 г. Столыпин так неудачно и так ошибочно выступал в Государственной Думе. В мае того же года, на процессе Лопухина, защитником Азефа выступил лично Рачковский и повторил ложные, обеляющие его сведения, какие он раньше дал о нем Столыпину.

———

С особой яростью защитники «Протоколов» опровергают сведения, полученные проф. Сватиковым от многолетнего агента Рачковского — Бинта. Они говорят о Бинте, как о простом филере, которому Рачковский мало что–нибудь серьезное доверял. К его сведениям они отнеслись вообще не только как к не точным, но обвиняли его в сознательной лжи. Это, конечно, не верно. Бинт в продолжение чуть не 20 лет был наиболее приближенным из агентов Рачковского и притом искренне ему преданным. Рачковский им пользовался не только как филером, но {171} как доверенным лицом в очень важных для него случаях. Он верил в его преданность и конспиративность, — и был прав. Служба Бинта у Рачковского, в продолжение более 20 лет, давала ему возможность знать о самых интимных его полицейских связях. Многое он узнавал прямо от самого Рачковского, а о другом легко сам догадывался. Это он тайно печатал фальшивки Рачковского насчет эмигрантов, которые тот распространял при особо конспиративных условиях.

Лично я Бинта знал давно. Он был Рачковским приставлен ко мне для наблюдения с 1890 г. С тех пор я знал не только об его существовании, но знал и то, что он делал, как агент Рачковского.

В 1918 г., уже после революции, я, снова приехавши в Париж, как эмигрант, встретил Бинта. Он был не у дел, старого его начальства, кому он служил, уже не было, Рачковский давно (в 1910 г.) умер, а с большевиками никаких связей завязывать он не хотел. Ему не было уже никакого резона что–нибудь от меня скрывать и он, поэтому, охотно отвечал на мои вопросы. Он мне рассказал много важного для меня вообще и о Рачковском в частности. Он сообщил мне тогда и о том, что Рачковский был занят «Сионскими Протоколами», когда до 1902 г. был на своем посту в Париже, и что ими же занят был и Головинский, которого он хорошо знал лично, — и к кому он часто ходил по поручению Рачковского[21].

В это время я узнал, что проф. Сватиков, как комиссар Временного Правительства, допрашивал Бинта еще в 1917 г. Тогда я посоветовал Сватикову специально расспросить Бинта о «Протоколах». Вскоре я узнал, что он от Бинта получил интересные о них сведения. С тех пор я перестал сам расспрашивать Бинта и только через Сватикова узнавал, что он ему сообщал.

Впечатления Сватикова и мое тогда были таковы, что Бинт не только искренно рассказывает о Рачковском, но что его сведения о «Протоколах» вполне подтверждаются всем тем, что в это время мы уже о них знали.

{172} В письме Рачковского–сына, адресованном в бернский суд, имеется интересное сообщение, что в бумагах его отца он нашел черновик одного из его гнусных пасквилей, изданных по–французски, против эмигрантов, под прозрачным псевдонимом «Петр Иванов» (имя Рачковского: Петр Иванович). Это только подтверждает указания Бинта, полученные от него С. Г. Сватиковым, о которых была речь на втором суде в Берне.

Имевшиеся у Бинта документы об его службе у Рачковского были так интересны, что несколько лет спустя, но еще в 1920–х г. г., Сватиков, как представитель Русского Исторического Архива в Праге, купил для него этот архив.

———

Защитники обвиняемых на суде в Берне стремились опорочить показания свидетелей и сведения тех, на кого эти свидетели ссылались. Особенно они стремились скомпрометировать показания г–жи Радзивилл.

Мы мало знаем о г–же Радзивилл и не можем сказать, насколько обоснованы личные против нее обвинения, возведенные на нее защитниками «Протоколов». Но они, во всяком случае, не имеют никакого отношения к «Протоколам».

Г–жа Радзивилл, несомненно, бывала в модных и очень осведомленных политических парижских салонах, как, напр., у знаменитой Ж. Адан. Там она встречала и Рачковского, и Головинского, и Мануйлова, которые в этих салонах бывали желанными гостями. Поэтому она могла или, вернее, не могла не знать, что там говорили и о «Протоколах», а там о них говорили. Но едва ли своим встречам с этими. агентами тайной русской полиции она придавала в то время большое значение, а потому не может быть ничего удивительного, что она, вспоминая лет через двадцать о Рачковском и Головинском, могла ошибиться, к какому году относятся ее встречи с ними — 1904 или 1900. Встречая вместе Рачковского, Головинского и Мануйлова, она могла и не понимать правильно их взаимные отношения, тем более что они сами не {173} только не афишировали своих враждебных отношений (а они, как оказывается, все время подсиживали друг друга), но даже скрывали их от посторонних лиц. Она могла не совсем верно понять и то, какое в деле подделки «Протоколов» принимал участие каждый из этих трех лиц, официально вместе работавших, как чиновники одного и того же русского учреждения в Париже.

Г–жа Радзивилл едва ли права, когда говорит об участии Мануйлова вместе с Рачковским в подделке «Протоколов». Мало вероятно, в самом деле, чтоб Мануйлов, находившийся в враждебных отношениях к Рачковскому, мог вместе с ним заниматься их подлогом. Но благодаря обстановке, в которой Мануйлов встречался в Париже с Рачковским и Головинским, он тем не менее, мог многое знать о совершавшемся тогда ими подлоге, даже если он сам не принимал непосредственного в нем участия. Сама г–жа Радзивилл, как и г–жа Херблет, могла не знать точно, принимал ли он участие в подлоге или только был в курсе того, как он совершался (что вообще, конечно, не могло иметь никакого значения и для нее); но это давало ей повод в своих воспоминаниях уверенно сказать о нем, как об активном участнике подлога.

Правдивость рассказа г–жи Радзивилл т. о. не может подвергаться сомнению благодаря некоторым не имеющим значения ее ошибкам. Ее воспоминания и дополняющие их воспоминания г–жи Херблет вполне подтверждают все, что мы знаем из других источников о парижском происхождении «Протоколов». А важность их воспоминаний вполне объясняет вызванное ими возмущение антисемитов, безнадежно защищавших в Берне подлинность «Протоколов», и потребность дискредитировать во что бы то ни стало их обеих.

Но эти отдельные, не имеющие большого значения, ошибки в воспоминаниях г–жи Радзивилл лично для меня были всегда ясны. Я еще в 1921 г. их оговорил в своей статье в «Общем Деле», на которую теперь ссылаются нападающие на г–жу Радзивилл для {174} полемики, направленной, между прочим, и лично против на меня.

———

Все, что говорилось защитниками «Протоколов» на бернском суде против дю Шайла, или не выдерживает никакой критики, или не относится к делу. Они даже утверждают, что дю Шайла и не встречался с Нилусом, тогда как сам Нилус говорит о знакомстве с ним в своем сочинении «На берегу великой реки».

Высказанное антисемитами соображение, что 24–летнему дю Шайла Нилус не мог рассказывать про рукопись «Протоколов» и показывать ее, — просто наивно.

Молодой француз, энтузиаст, каким был тогда дю Шайла, только что перешедший в православие, не мог не представлять огромного интереса для Нилуса. Именно с таким любопытным и интересным лицом охотнее всего и мог бы Нилус беседовать по душам, когда они были где–то в далеком Оптинском монастыре и когда об опасениях каких либо его будущих разоблачений не могло быть и речи.

В рассказе дю Шайла Нилус называет Рачковского «генералом». Рачковскому–сыну кажется невероятным, чтобы его отца кто–нибудь называл «генералом». Но Рачковский был действительный статский советник, а действительных статских советников обыкновенно, особенно среди иностранцев, называют генералами. Поэтому, нет ничего удивительного, что Нилус говорил дю Шайла о Рачковском, называя его генералом.

———

Флейшауэр и Вас много говорят о письме Г. в «Возрождении», написанном по поводу моих показаний на бернском суде. В настоящей брошюре я подробно изложил, при каких условиях я получил от него сообщения о Николае II. Сведения, данные им, были, без всякого сомнения, точно записаны. Его письмо в «Возрождении» было, очевидно, вынужденным. Оно только подтверждает ту закулисную работу, какую проделывали организаторы защиты обвиняемых на бернском суде, а с другой стороны они показывают, {175} как заинтересованные лица неохотно расстаются с своими сведениями о «Протоколах», когда они подтверждают их подделку.

Вас в своей книге говорит, что бернский процесс поставил пред ними, антисемитами, вопрос о необходимости отыскать истинных творцов «Протоколов» и рассказать об обстановке, при какой они создавались. Этим он собственно зачеркивает все, что они сами говорили до сих пор и то, что они, якобы знали о том, кто и когда составляли «Протоколы».

Если же Вас и другие будут искренно отыскивать истину, они, конечно, установят, что никакие евреи не принимали участия в составлении «Протоколов», а их создали плагиаторы и подделыватели, их собственные единомышленники, т. е. они докажут то, что уже было доказано на суде в Берне.

Но Вас, и все вообще Васы, едва ли когда–нибудь решатся сами сказать правду о «Протоколах» и впредь только будут отыскивать о них другие, менее легко опровергаемые, инсинуации, и опять таки, будут пытаться все сваливать на евреев.

Но что бы антисемиты ни делали для дальнейшего запутывания вопроса о «Протоколах», их противники должны продолжать разоблачать укрывателей правды о «Протоколах».

Бернский процесс для этого сделал много. Он указал и пути, какими можно продолжать разоблачать подлог «Протоколов».

{179}

«Сионские Протоколы» основаны с начала до конца на сознательной лжи

Защищая «Протоколы», антисемиты совершают сознательно мошенническое дело

После бернского процесса на подлинности «Протоколов»

особенно не настаивают даже сами немцы. Прислужники Гитлера теперь даже в своей печати — чаще чем раньше — делают полупризнание, что «Протоколы» подложны.

Так, М. В. Энгельгард, национал–социалист, бывший директор института для изучения еврейского вопроса в Берлине, в книге, изданной в 1936 году, говорит, «ныне прочно установлено, что «Протоколы» в наиболее существенной их части являются ничем иным, как переработкой, а отчасти и дословным воспроизведением книги Жоли», и что эти «Протоколы» вовсе не являются протоколами заседаний самого сионистского конгресса 1897 года, лишь изложением общих линий, формулированных в узком кругу «влиятельных» евреев на этом конгрессе, или же сейчас же после него.

Признание, что «Протоколы» — плагиат и подделка, и что они написаны не евреями а их врагами, впрочем, можно встретить почти у всех антисемитов и не только после бернского процесса, а раньше — у Крушевана (1903 год), у Нилуса, самого Гитлера (1922 г.), Розенберга, Фрей и т. д.

Тем не менее, признавая иногда подделку «Протоколов», антисемиты (гитлеровцы в том числе), когда им нужно, и теперь говорят о них, как …о подлинном документе, составленном евреями! Они и в настоящее время все еще продолжают пользоваться «Протоколами» в борьбе с евреями. Конечно, и {180} впредь они никогда не расстанутся с ними в своей пропаганде, какую с таким успехом вели до сих пор среди «дурачков» разных стран.

Таким образом, те, кто и дальше доказанный и признанный подлог будут выдавать за подлинный документ и на нем по–прежнему будут строить свою борьбу с евреями, будут совершать сознательно мошенническое, на суде разоблаченное, дело.

———

Некоторые антисемиты, более уже не решающиеся поддерживать подлинность «Протоколов», говорят, что их автором должен был быть, поистине гениальный человек, который, не будучи евреем, знал все их самые сокровенные тайны и поэтому мог так верно предсказать в им самим сфабрикованном подлоге то, что по указанию существовавшей тайной еврейской организации и было впоследствии совершено, напр., в России во время обеих революций в 1905–06 и в 1917–1918 г. г.

На самом же деле в «Протоколах» нет ни малейшего понимания ни общей тогдашней политики, ни политики; какую проводили евреи. А тем более в них нет никаких предсказаний фактов современной жизни, даже случайно совпавших с их утверждениями.

Все, что произошло за последние десятилетия, является, несомненно, полным опровержением того, о чем говорилось в «Протоколах".

Авторам, фабриковавшим «Протоколы» 40 лет тому назад, нужно было доказать, что существует международный еврейский заговор, стремящийся захватить, власть над всем миром.

Разумеется, ни им и никому из позднейших защитников «Протоколов» доказать этого никогда не удалось — по простой причине:

Никакого мирового еврейского заговора никогда не было, нет и теперь.

Никогда и никем не было установлено существование какой–нибудь еврейской организации, составлявшей такой заговор.

Нигде и никогда не была доказана принадлежность кого либо из евреев к этой организации.

{181} Никто из антисемитов никогда не мог установить обстоятельств, при которых, якобы, евреи создали «Протоколы».

Все то, что об этом говорили защитники «Протоколов" на бернском суде, не носит ни малейшего серьезного характера. Своих утверждений они не пытались даже как–нибудь доказывать, а только повторяли без всяких оснований имена, якобы, авторов «Протоколов»: Герцль, Нордау, Ахад Гаам и т. д. Они не делали и попыток отвечать, когда с фактами в руках опровергали эти их голословные утверждения.

Попытки связать «Протоколы» с сионистским движением, давно начавшиеся, конечно, тоже совершенно не удались.

Сионисты, как и раньше, так и в настоящее время, всегда были заняты организацией чисто еврейского государства, и, как евреи, никогда не вмешивались в европейские и мировые вопросы.

Предсказания авторов «Протоколов», сделанные 40 лет тому назад, говорили о предстоящем развитии мирового еврейского заговора и о захвате их мудрецами власти в различных странах.

Надо ли говорить, что все эти предсказания не осуществились ни в какой мере. Они только напоминают предсказания, которые на страницах Библии из столетия в столетие находят неудачливые предсказатели о неизбежном пришествии антихриста, мировых катастрофах и т. д., но которые никогда не сбывались.

Никто никогда не устанавливал никакой связи политических выступлений сионистов с какими–нибудь их широкими планами в мировой политике. Если же теперь, спустя 40 лет после фабрикации «Протоколов", евреями ставится вопрос об организации еврейского государства, то именно специально еврейского, вне общемировых политических комбинаций — и при том только в Палестине, о которой они, как о своей родной земле, говорят века.

{182} За последние 40–50 лет во всем мире происходили страшные катастрофы, как результат различных национальных и политических движений. Катастрофически погибали отдельные государства. Падали наиболее могущественные правительства. Коренным образом изменялись экономические отношения в различных странах и во всем мире.

Во главе организаций, руководивших движениями, приводивших к самым крупным событиям, находились различные политические деятели, но среди них никто никогда не мог указать членов таинственного ордена сионских мудрецов, или кого–нибудь, хоть сколько–нибудь их напоминающих.

Если же в этих мировых событиях среди руководителей, наряду с деятелями всех вообще национальностей, принимали участие евреи как Дизраэли, Маркс или как ближайшие сотрудники Ленина, Троцкий, Зиновьев, а в настоящее время во Франции главой правительства был Блюм, то все они, само собою разумеется, не только не могут быть зачислены в разряд сионских мудрецов, но их, конечно, нельзя даже зачислить в бессознательные жертвы таких мудрецов, под влиянием которых они будто бы действуют, не сознавая того сами, о чем за них не сознает всеведущая мировая пресса, чего не могли доказать в продолжение всех последних 40 лет и сами защитники «Протоколов».

Словом, подделыватели «Протоколов» не проявили ни малейшего понимания событий того времени, когда они составляли свой подлог, ни понимания тогдашней и последующей роли евреев в мировой жизни и, конечно, у них нет никаких пророческих предсказаний.

———

После дебатов на бернском процессе нет более никаких так называемых «недоразумений» по поводу «Протоколов».

Все ясно!

{183} Как те, кто когда–то фабриковали «Протоколы» и кто их потом пустили в обращение среди темных масс, так и те, кто с тех пор все время их пропагандировали и пропагандируют до сих пор, — как и все их «укрыватели», — люди, делающие заведомо нечестное, гнусное и кровавое дело.

Про них нельзя сказать: «Не ведают, что творят!»

Нет! Нет!

Они хорошо знают, что творят…

{187}

Борьба с антисемитами — наше общее дело

Призыв к борьбе с антисемитами

На собрании, бывшем в Париже, после бернского процесса, в начале 1935 г. на котором Г. Б. Слиозберг давал отчет о своем участии на нем, он настаивал на необходимости дальнейшей энергичной агитации против антисемитизма и, в частности, против «Протоколов».

В своей речи он указывал, как мало в еврейской среде заняты литературной борьбой с антисемитизмом и убеждал в необходимости широко использовать в печати процесс в Берне.

Тогда же в одной из своих статей Г. Б. Слиозберг писал:

«В Европе со стороны еврейства разных стран не было сделано ни одной серьезной попытки широкого ознакомления общественного мнения с данными, ясно доказывающими подложность «Протоколов» и наличность плагиата. Еврейство, очевидно, полагалось на здравый смысл читателей памфлета и не могло допустить, чтобы глупость доходила до веры в то, что всемирная история сводится к комплоту еврейства при участии фран–масонства».[22]

В той же статье Г. Б. Слиозберг высказал сожаление, что такая замечательная книга, как книга Ю. Делевскоо («Протоколы Сионских Мудрецов», изд. в 1923 г.), не могла быть, по отсутствию для этого средств (!!), во время, задолго до процесса в Берне, издана на французском и английском языках и таким образом не получила серьезного распространения.

После бернского процесса с горячим призывом {188} продолжить борьбу против «Протоколов" выступил в «La Revue Juive» (1935 г. № 6) Лоосли, бывший экспертом на бернском процессе. Он высказал надежду на широкую ее постановку в ближайшее время.

«Нам не приходится сражаться с лояльным врагом, — говорит Лоосли, — ни даже просто человечным. Мы должны поражать олицетворенную бессовестность, лживость, являющуюся признаком умопомешательства буйного, автоматического, бездушного, бессердечного, без малейшего намека на совесть. Это значит, что придется быть не только беспощадным, но и неутомимым до полного истребления этой гидры, у которой на месте срубленной головы вырастает семь новых»[23].

«Бернский процесс — не конец боя, но лишь первый его этап, — отправной пункт чудовищной борьбы между зловредным суеверием, опасным психозом масс и народов, зараженных маниакальным и до крайности злобным антисемитизмом, с одной стороны, и тем, что есть в человечестве наиболее честного и лучшего, с другой стороны».

———

Итак, бернский процесс был призывом к дальнейшей борьбе с антисемитами и с их «Протоколами».

Это был удар в набатный колокол.

Также из книги:

Примечания

1

Юделевский Яков Лазаревич (Янкель Лейзерович, партийный псевдоним — Делевский, литературный — Валик, Голик, Липин) (1868–1957) — участник санкт–петербургского террористического кружка, член заграничной партии социалистов–революционеров, эмигрант.

(обратно)

2

за I–ой М.В., ldn–knigi.

(обратно)

3

курсив, выделено нами, ldn–knigi.

(обратно)

4

от лат. pauper — бедный — массовое обнищание, обусловленное низкими доходами, безработицей, ldn–knigi.

(обратно)

5

см. напр. Ицхак Маор «Сионистское движение в России», Леон (Лев) Пинскер «Автоэмансипация», ldn–knigi.

(обратно)

6

«…В конце августа 1897 года в Базеле состоялся Первый Сионистский Конгресс, сплотивший все палестинофильские группировки и вызвавший многочисленные отклики в еврейской и европейской общественности. Конгресс утвердил т. н. «Базельскую программу», которая определила задание сионизма как «создание обеспеченного публичным правом убежища для еврейского народа в Палестине»… ldn–knigi.

(обратно)

7

о нем а также отрывки из воспоминаний см. в доп. материалах – ldn–knigi.

(обратно)

8

о Браудо см. напр. «Александр Исаевич Браудо» на нашей стр., ldn–knigi.

(обратно)

9

см. Морис Самюэл «Кровавый навет — странная история дела Бейлиса», ldn–knigi.

(обратно)

10

о генерале Слащеве см. доп. материалы http://ldn-knigi.narod.ru/RUSPROS/Rusknig.htm, ldn–knigi.

(обратно)

11

курсив — ldn–knigi.

(обратно)

12

см. — Генерал Кутепов «Сборник статей», г.К. командовал корпусом в деникинской армии, корпусом и 1–й армией во врангелевской армии, ldn–knigi.

(обратно)

13

см. В. Шульгин «1920 год», ldn–knigi.

(обратно)

14

см. — Генерал Кутепов «Сборник статей» и дополнения, ldn–knigi.

(обратно)

15

см. здесь, стр. {78}, ldn–knigi.

(обратно)

16

Конец 4–ой главы, ldn–knigi.

(обратно)

17

Первый Сионистский Конгресс состоялся в конце августа 1897г., ldn–knigi.

(обратно)

18

Вальтер Ратенау, род в 1867г. — 24 июня 1922 года был убит антисемитски настроенными офицерами, твердо выступал за ассимиляцию евреев. Международно признанный во всем мире, министр иностранных дел Веймарской республики, он был за достижение равноправия для евреев., ldn–knigi.

(обратно)

19

«И. С. Блох, глав. раввин и член Австр. парламента вел процессы: в том числе против Ролинга, Декерта, Майера из–за искажений и клеветы на евр. религ. книги и обряды», см. пока на немецком., ldn–knigi.narod.ru.

(обратно)

20

см. напр. — Генерал А. И. Спиридович «Великая Война и Февральская Революция 1914–1917 г. г.», книга II, ldn–knigi.

(обратно)

21

см. Вл. Бурцев «Борьба за свободную Россию», ldn–knigi.

(обратно)

22

курсив наш, ldn–knigi.

(обратно)

23

курсив наш, ldn–knigi.

(обратно)

Оглавление

  • От автора
  • История подлога–плагиата
  •   История подлога–плагиата «Сионских протоколов»
  •   Странная история русских изданий «Сионских Протоколов»
  •   Противоречия в подлоге и плагиат
  •   Подлог черпал свои рессурсы из плагиата
  •   Источники подлога. От 1583 г. до наших дней
  •   Главный источник плагиата-подлога «Сионских Протоколов»: книга Мориса Жоли
  •   Авторы подлога — плагиаторы и посредники
  •     а) Рачковский, Головинский и Ко
  •     б) От подделывателей до Нилуса
  • Распространение «Сионских Протоколов» в России
  •   «Сионские Протоколы» сфабриковали русские антисемиты, агенты Департамента Полиции
  •   Задания подделывателей «Сионских Протоколов»
  •   Среди большевиков нет евреев, а есть только интернационалисты
  •   Русское общество и правительство к «Сионским Протоколам» относились как к явному подлогу
  •   К «Сионским Протоколам» относились, как к подлогу даже в Департаменте Полиции (А. А. Лопухин, И. Ф. Мануйлов–Манасевич, С. П. Белецкий)
  •     А. А. Лопухин
  •     И. Ф. Мануйлов–Манасевич
  •     С. П. Белецкий
  •   Мои встречи с антисемитами на юге России (1919–1920 г. г.)
  •   Моя вторая поездка в Крым в 1920 г. — Переговоры с ген. Врангелем по еврейскому вопросу
  •   Наши роковые годы. — Пропаганда «Сионских Протоколов» и погромы на юге России. Конец 1917 г. и следующие годы
  • Моя анкета о «Сионских Протоколах»
  •   Анкета о «Сионских Протоколах»» (в 1920-х г. г.)
  •   Антисемиты замалчивают фабрикацию «Сионских Протоколов» и то, что русское правительство к ним относилось, как к подлогу. — Разоблачения ген. Г.
  • Мировая пропаганда «Сионских Протоколов»
  •   Пропаганда «Сионских протоколов» заграницей и борьба с ними
  • Суд в Берне по делу о «Сионских Протоколах»
  •   Первый суд в Берне (16 ноября 1933 г.)
  •   Второй суд (29 октября — 1 ноября 1934 г.)
  •   «Укрыватели подлога»
  •   Третий суд (29 апреля — 14 мая 1935 г.)
  • После суда в Берне
  •   Неудачные попытки защитить «Сионские Протоколы»
  • «Сионские Протоколы» основаны с начала до конца на сознательной лжи
  •   Защищая «Протоколы», антисемиты совершают сознательно мошенническое дело
  • Борьба с антисемитами — наше общее дело
  •   Призыв к борьбе с антисемитами
  • Реклама на сайте

    Комментарии к книге ««Протоколы сионских мудрецов». Доказанный подлог», Владимир Львович Бурцев

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства