Карин Жибель Всего лишь тень
Karine Giébel
JUSTE UNE OMBRE
Copyright © 2012, Fleuve Editions, Département d’Univers Poche Published by arrangement with Lester Literary Agency
© Р. К. Генкина, перевод, 2019
© Издание на русском языке, оформление ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2019
* * *
Стефану, за последние шестнадцать лет и за все годы, которые нам еще предстоят
Пролог
Улица длинная. Узкая. Темная и мокрая.
Мне не очень-то тепло в моем пальто. Скорее холодно. Особенно спине.
Прибавляю шаг, торопясь оказаться в своей машине. А чуть позже в своей постели.
Не следовало парковаться так далеко. И столько пить. И так засиживаться.
На самом деле, мне вообще не следовало ходить на эту вечеринку. Сидишь и киснешь, прикидывая, как бездарно уходит минута за минутой. Сколько времени тратится впустую. Лучше бы устроила себе вечер с хорошей книгой или классным парнем. Своим собственным.
Половина фонарей не горит. Темно и поздно. И одиноко.
Звук моих шагов отдается от грязных стен. Я начинаю всерьез мерзнуть. А еще, не знаю почему, мне становится страшно. Легкое, смутное чувство; оно медленно меня душит. Две ледяные руки незаметно сомкнулись на моем горле.
Чего, собственно, я боюсь? Улица пуста, не кинется же на меня мусорный бак!
Ладно, осталось не больше сотни метров. Ну, пары сотен максимум. Пустяки, чего там…
Внезапно я слышу, что кто-то идет за мной. Инстинктивно замираю, потом оборачиваюсь.
Тень, метрах в двадцати позади. Мужчина, кажется. Не успеваю разглядеть, высокий он или низкорослый, толстый или худой. Всего лишь тень, возникшая из ниоткуда. Которая идет за мной по пустой улице, в два часа ночи.
Всего лишь тень…
Я слышу свое сердце. Чувствую его. Странно, как иногда ощущаешь свое сердце. А ведь большую часть времени не обращаешь на него внимания.
Наддаю. Он тоже. Мое сердце тоже.
Мне больше не холодно, и я трезва как стеклышко. Я больше не одна.
Со мной страх. Во мне. Теперь уже от него не отмахнешься.
Еще один быстрый поворот головы: силуэт приблизился. Теперь нас разделяют пять-шесть метров. Можно сказать, всего ничего.
Стараюсь не поддаваться панике.
Просто какой-то тип возвращается домой, как и я сама.
Сворачиваю направо, пускаюсь бегом. На середине улицы оглядываюсь: он исчез. Это не успокаивает меня, а окончательно запугивает. Где он?
Наверняка пошел себе дальше по прямой; ох и посмеялся же он надо мной, увидев, как я запаниковала! Немного замедляю шаг, снова сворачиваю направо. Ну вот, почти пришла!
Наконец выхожу на улицу Поклен, ищу ключ в сумочке. Нащупав его пальцами, чувствую облегчение. Поднимаю глаза, отыскиваю свою машину, послушно стоящую среди прочих. Нажимаю на кнопку, автоматически открывающую дверцы, мне в ответ подмигивают огоньки.
Не больше десяти метров. Не больше пяти. Не больше…
Из подворотни выныривает тень. Мое сердце обрывается и падает в пустоту.
Шок. Сотрясение мозга.
Он огромен. Весь в черном, на голове капюшон.
Я отступаю на шаг – чистый рефлекс. Рот раскрывается в крике, который застревает у меня внутри.
Этой ночью на пустой, грязной улице я умру! Он бросится на меня, пырнет ножом или ударит, задушит, вспорет живот. Изнасилует, убьет.
Я не вижу его лица, такое ощущение, что его у него нет.
Я больше не слышу своего сердца, такое ощущение, что его тоже больше нет.
Передо мной больше нет никакого будущего, такое ощущение, что…
Еще шаг назад. И его шаг вперед.
Господи, я умру. Только не сейчас, только не сегодня. Не здесь, не так!..
Если я побегу, он догонит. Если не буду двигаться, он бросится на меня. Если закричу, он заставит замолчать. Навсегда.
Оцепенев, я просто смотрю на эту тень без лица. Я больше ни о чем не думаю, я больше не я.
Я добыча.
Мне кажется, я вижу, как блестят его глаза в полутьме, словно у хищника в ночи.
Бесконечные секунды мы стоим лицом к лицу. Невыносимое противостояние.
Он у моей машины. Я у стены. Лицом к лицу с собственной смертью.
И вдруг он разворачивается и уходит, медленно растворяясь в сумерках. И, слившись с ними, исчезает.
У меня начинают дрожать ноги, ключ от машины выскальзывает из пальцев. Колени подгибаются, я оседаю на тротуар. Между двух мусорных баков.
Кажется, я описалась.
Вот вроде ты ведешь нормальную жизнь, обычную, даже завидную.
У тебя все как будто бы хорошо складывается, по крайней мере в профессиональном плане, да и в личном, пожалуй, тоже. Зависит от точки зрения.
Тебе удалось устроиться в этом мире, найти в нем свое место.
И вдруг однажды…
Однажды ты оборачиваешься и видишь за собой тень.
Всего лишь тень.
И с того дня она преследует тебя. Неустанно.
И днем и ночью она здесь. Упорная. Решительная. Безжалостная.
Ты не видишь ее по-настоящему. Ты догадываешься о ней, ты ее чувствуешь. Вон там, прямо за спиной.
Иногда ее дыхание касается твоего затылка. Теплое, зловонное.
За тобой идут по улице, за тобой гасят свет.
Твои книги перелистывают, твои простыни сминают, в твои секретные альбомы заглядывают.
За тобой наблюдают даже в самые интимные моменты.
Ты решаешь обратиться в полицию, которая ничего не понимает. И советует проконсультироваться у психиатра.
Ты доверяешься друзьям; сначала они странно на тебя поглядывают. А в конце концов отдаляются от тебя.
Ты их пугаешь.
Ты и сама напугана.
Она все время рядом. Всего лишь тень. Без лица, без имени. Без явной цели.
Может, она сам дьявол? Это невидимое неотступное присутствие, которое отравляет тебе жизнь, пока не делает ее совершенно невыносимой – вплоть до желания покончить со всем разом, бросившись под поезд или с высоты, в надежде, что она не последует за тобой в ад.
Никто тебя не понимает. Никто не может помочь.
Ты одна.
Скорее, ты очень хотела бы остаться одна.
Но тень по-прежнему здесь, всегда здесь. Дышит в спину, в твою жизнь.
Или она только у тебя в голове?..
Ты глотаешь все больше и больше таблеток. Снотворные, чтобы заснуть, когда чувствуешь, как она склоняется над тобой. Наркоту, чтобы вынести дни, когда думаешь только о ней.
Только о ней и ни о чем другом.
Твоя такая отлаженная жизнь разлетается в клочья. Разваливается, медленно, но верно.
Неумолимо.
А тень усмехается у тебя за спиной. По-прежнему и всегда.
Или в твоей голове?..
Когда ты поймешь, станет слишком поздно.
Глава 1
Три часа сна – это мало. Слишком мало.
Подчиниться, несмотря ни на что, варварскому приказу будильника. В душ, подкраситься, причесаться, одеться.
Делать все, как обычно, хотя Хлоя предчувствует, что отныне все навсегда переменится.
А ведь причин вроде нет. Неожиданная встряска среди многих прочих, главное – без последствий.
Откуда же это странное непривычное чувство? Откуда тихий голосок, нашептывающий, что ее жизнь только что переменилась? Навсегда.
Несколько километров на машине по утренним пробкам, и вот наконец нужное здание, колосс среди колоссов. Строгое, внушительное и унылое.
Новый день, который, конечно же, заставит Хлою забыть о ночном страхе. Тень, которая следовала за ней, преследовала. Она сама, прижатая к стене.
Страх, оглушительный. Он еще живет в ее сердце, голове, животе.
Лифт, коридоры, привет, привет. Улыбки, искренние или фальшивые. Улей уже работает, и она вскоре станет его непререкаемой королевой.
Кивнуть Натали, ее верной и преданной секретарше; поприветствовать Пардье, президента, восседающего в просторном кабинете недалеко от ее собственного. Заверить, что все хорошо, все готово для бесконечного плодотворного дня на службе у питающей их компании-спрута.
Сделать вид, что она вовсе не забыла про встречу в четыре часа, судьбоносную для подписания крупного контракта.
Разве я могла забыть? Вот уже несколько недель, как я только об этом и думаю, господин президент!
Скрыть, что ночь была бессонной или почти. Что она так близко видела смерть – и встреча в четыре не имеет ни малейшего значения.
Я описалась всего несколько часов назад. Никто никогда об этом не узнает.
Кроме тени.
* * *
Хлоя толкнула дверь итальянского ресторанчика и поискала глазами Кароль. Здесь их убежище, место, где они разбирают мир по косточкам и складывают заново. Где они плетут заговоры, открывают друг другу душу, иногда не говоря ни слова. Вволю злословят о стольких людях. Просто потехи ради.
– Прости, меня задержали. Пардье рассказывал, что он купил загородный дом где-то в Алье… Мне-то какое дело? Пусть катится в свою хибару, а главное, пусть там и остается! И освободит наконец место!
Кароль от души рассмеялась:
– Немного терпения, дорогая. Ты прекрасно знаешь, что Старик рано или поздно уйдет на покой. И ты усядешься в его кресло.
– Не будь так уверена, – возразила Хлоя, внезапно помрачнев. – В гонке нас двое.
– Ты его любимица, это же очевидно. Так что ты идешь с отрывом.
– У Мартена есть шансы. И он сил не жалеет. Такой жополиз! Если он возьмет верх, я окажусь его подчиненной и не думаю, что сумею это выдержать.
– Значит, уйдешь куда-нибудь, – заключила Кароль. – С твоим-то послужным списком проблем не будет.
Официант принял заказ и исчез со скоростью света, поразительно ловко лавируя между столиками. Хлоя выцедила стакан воды и набралась духу.
– Я должна тебе кое-что рассказать… Этой ночью я такого страха натерпелась, как никогда в жизни! Пошла я на вечеринку, которую устраивала одна клиентка.
– Бертран с тобой?
– Нет, у него были свои дела.
– Ты уверена, что он не ведет двойную жизнь? – не смогла удержаться Кароль. – Частенько у него случаются свои дела, на мой взгляд.
– Мы не живем вместе. И не обязаны всюду ходить как шерочка с машерочкой.
– Конечно, но вы ведь знакомы всего несколько месяцев, вот я и интересуюсь, что это за таинственный прекрасный принц!
Понимая, что ввязывается в тупиковый спор, Кароль дала задний ход.
– Ладно, пошла ты на вечеринку и… как там было?
– Да никак. И тянулось до бесконечности. Я воспользовалась тем, что одна пара собралась домой, и смылась, но было уже два ночи или около того.
Появился официант с салатом, пиццей и бутылкой минеральной воды.
– Приятного аппетита, мадемуазель!
– Он милый, – улыбнулась Кароль. – Мадемуазель… такое теперь нечасто услышишь! Итак, ушла ты в два ночи, а потом?
– На улице за мной увязался какой-то тип…
– Ох ты…
Хлоя замолкла, страх вернулся к ней, как бумеранг.
Помолчав с минуту, она начала подробно рассказывать, что же произошло. У нее было такое чувство, будто она избавляется от груза.
Кароль некоторое время недоуменно подождала продолжения.
– И все? – сказала она наконец. – Он развернулся и исчез?
– Именно. Испарился.
– А ты уверена, что это один и тот же человек? Который шел за тобой и который выскочил из подворотни?
– Да. Весь в черном, на голове капюшон.
– Странно, что он так ничего и не сделал. Мог ведь сумку у тебя вырвать или…
– Убить меня.
– Точно, – мягко кивнула Кароль. – Но все хорошо, что хорошо кончается. Просто скверная встреча, ничего серьезного. А теперь все позади.
– Не знаю. Может, он по-прежнему рядом. И опять следит за мной.
– Ты его сегодня снова видела? – встревоженно спросила Кароль.
– Нет, но… Говорю же, не знаю. Просто ощущение.
– Это у тебя последствие шока, – объяснила Кароль.
И твои проснувшиеся параноидальные наклонности, добавила она, не шевельнув губами.
– С глубоким испугом всегда так: нужно время, чтобы оправиться. Он прилипчивый. Теперь все будет нормально, – пообещала она с улыбкой.
А раз Хлоя продолжала молчать, подруга подбавила убедительности:
– Ты ведь мне веришь, правда? Это же моя профессия… Бороться со страхами – моя профессия!
Хлоя улыбнулась. Забавное определение профессии медсестры.
– Завтра ты и думать про это забудешь. А в следующий раз бери с собой своего телохранителя!
– Ты права.
– Главное, что тот тип не пытался тебя ранить… Ну же, твоя пицца совсем остынет! Не знаю, как у тебя получается все время есть пиццу и не набирать ни грамма!
Какая разница, пицца или что другое… Впечатление, что жуешь кактус.
Завтра ты и думать про это забудешь.
А почему тогда у меня такое чувство, будто это только начало?
* * *
Девять вечера. Наконец-то Хлоя припарковала машину на улице Мулен.
Она хотела пригласить Бертрана на ужин, но сейчас уже слишком поздно, чтобы становиться к плите. Говорят, в жизни нужно знать, чего ты хочешь. А может, главное – знать, что ты можешь…
Принести жизнь в жертву на алтарь успеха. Особенно когда ты женщина. Убедить в своей компетентности, способностях, целеустремленности или же умении держать язык за зубами.
Доказывать все это постоянно, каждый день начиная заново. Ни разу не ослабив бдительность.
Прежде чем подняться по нескольким ступенькам на крыльцо с ощущением, будто она карабкается на гору Ванту[1] в особенно ветреный день, Хлоя забрала из ящика почту.
Наконец-то дома… Кокетливое здание пятидесятых годов, окруженное заросшим высокими деревьями садом. Богатое владение, и она единственный арендатор.
Именно для этого и нужны сверхурочные; не ходить кругами по жалкой квартирке в каком-нибудь вонючем пригороде. Вот только Хлоя проводит больше времени в офисе, чем в своем красивом доме. Но она давно уже изгнала эти крамольные мысли из головы.
В прихожей она бросила почту на мраморную скамеечку, стоящую в тени великолепного японского бонсая. Пошла прямиком в спальню, чтобы оставить там одежду.
В одном белье она растянулась на диване в гостиной и набрала номер Бертрана. Когда он снял трубку, лицо Хлои расслабилось и оживилось. Ничто так не действует на нее, как его голос. Мягкий, но низкий, чувственный, как чуть настойчивая ласка.
– Привет, милый.
– А я уж думал, Старик тебя похитил!
– У нас была важная встреча в четыре и, как всегда, затянулась до бесконечности. Дедуля решил, что это надо отпраздновать! Всем шампанского!
– Ты, наверно, вымоталась?
– Да. А главное, я и ночью мало спала.
– Ну да, пресловутая вечеринка! И как, хорошо прошло?
Тень просочилась в гостиную, бесцеремонно расположившись в центре иранского ковра. Хлоя содрогнулась от головы до пяток, инстинктивно поджала ноги, словно защищаясь.
– Без тебя мне было скучно. Мне тебя не хватало.
– Очень надеюсь! Хочешь, я заеду?
– У меня ничего нет на ужин.
– А я уже поужинал. Но очень хочу десерта…
Хлоя засмеялась, ноги опять распрямились. Тень исчезла. Испарилась, как накануне ночью.
– Дашь мне время принять ванну?
– Полчаса, – прошептал Бертран. – И ни минутой больше.
– Договорились. Тогда вешаю трубку, потому что не могу терять ни минуты!
С плотоядной улыбкой на губах она нажала отбой.
Счастье, что в доме чисто и убрано; Фабьена отлично поработала. Сверхурочные нужны еще и для этого. Чтобы не заморачиваться с уборкой.
Она решила заняться собой, прихорошиться для мужчины, который так изумительно заполнил собой все пустоты ее существования. Или почти все.
Всегда нужно оставлять немного свободного пространства вокруг себя, чтобы дышать и развиваться.
Хлоя не могла бы утверждать, что влюблена в него, но знала, что обрела то равновесие, о котором так давно мечтала. Всегда мечтала, хотя уже побывала замужем.
За монстром.
В гардеробной Хлоя надолго задумалась, глядя на вешалки. Черное короткое платье на тонких бретельках вылетает из шкафа и приземляется на кремовую перину, покрывающую большую кровать.
Хлоя на секунду задерживается у окна, и ее взгляд падает в сад, залитый бледным светом фонаря с соседней улочки. Поднимается легкий ветер, на светлом небе загораются звезды.
И вдруг у нее перехватывает дыхание. Перед самым домом мелькнула тень.
Нет, не просто тень.
Та самая Тень.
Огромный мужчина, весь в черном, с капюшоном на голове, остановился у каменной ограды. Сливаясь с темнотой, пристально смотрит на окно.
Смотрит на Хлою.
Она закричала, невидимая сила оттащила ее назад. Прижавшись спиной к стене, зажимая руками рот, с выпученными глазами, она слушает, как агонизирует ее сердце.
Он там. Он отследил меня досюда. Ему нужна я.
Убить меня, вот чего он хочет.
И тут она вспомнила, что входная дверь не заперта, и кинулась в узкий коридор.
Лишь бы успеть вовремя.
На бегу она наткнулась на мебель, не почувствовав боли от удара. Кинулась на дверь, дважды повернула защелку замка и схватила телефон.
Восемнадцать… Нет, семнадцать! Она больше ничего не помнит, пальцы дрожат.
Пронзительная трель звонка заставила ее выпустить трубку из рук. Застыв, она не может шевельнуться.
Опять звонок.
Семнадцать, да. Этот человек хочет убить меня!
Ее мобильник завибрировал, она схватила его со стола и увидела на экране лицо Бертрана. Спаситель, он лучше, чем целая армия копов!
– Бертран! Где ты? – возопила она.
– Перед твоей дверью. Ты не слышала звонок? Что происходит?
Она снова кинулась ко входу, различила силуэт, искаженный фигурным стеклом. Открыла замок и оказалась нос к носу с мужчиной. Ее мужчиной.
– Добрый вечер, милая.
Он притянул ее к себе, но она съежилась, уклоняясь от объятий и поцелуя.
– Ты никого не видел? Там, в саду… когда зашел.
Голос Бертрана стал чуть холоднее.
– Нет, никого.
Она отстранилась от него, прежде чем запереть дверь на два оборота.
– Перед окном спальни, с другой стороны, прошел какой-то тип!
– Уверяю тебя, я никого не видел, – повторил Бертран.
Он снял куртку, вгляделся в испуганное лицо молодой женщины.
– Уже совсем темно, сама подумай… Тебе наверняка показалось.
– Нет! – резко возразила она.
Взгляд Бертрана помрачнел. Он не ожидал такого тона.
– Найди мне фонарик, я пройдусь вокруг дома, чтобы ты была спокойна.
– Это опасно! Если он там, он может…
– Успокойся. Дай мне фонарик, я все сделаю. Идет?
Она порылась в ящике и нашла карманный фонарь.
– Будь осторожен.
– Не волнуйся, моя красавица. Вернусь через пару минут.
Уходя в темноту, он услышал, как за спиной щелкает замок.
Хлоя подошла к окну в гостиной. Вцепившись в штору и затаив дыхание, посмотрела, как проходит Бертран, следуя за мощным лучом фонаря.
– Я уверена, что видела его… он был там. Я не сумасшедшая, черт побери!
Горло словно петлей перехватило.
Это последствие шока. С глубоким испугом всегда так: нужно время, чтобы оправиться…
Но у меня ведь не бывает галлюцинаций, верно?
Звонок у входа заставил ее вздрогнуть. Она торопливо вышла в прихожую, прижалась ухом к двери.
– Это я. Давай быстрее, я замерз!
Наконец она открыла; Бертран бросился в тепло квартиры.
– Все чисто. Если там кто-то и был, могу тебя уверить, он ушел.
– Спасибо, – сказала она. – Понимаешь, я действительно испугалась.
– Чтобы тебе было спокойнее, полагаю, мне придется провести ночь здесь!
– Честное слово, я его там видела.
– Я тебе верю. Но сейчас он ушел. А потому забудем о нем, ладно?
Забыть о нем… Как бы Хлое хотелось, чтобы у нее получилось. Изгнать из сознания зловещую тень.
Забыть про мишень, вытатуированную у нее на лбу.
Глава 2
Еще не рассвело, но ночь уже посветлела. Да и глаза привыкли.
Он разглядывает ее. Глубоко спящую. Она лежит на животе, одна рука под подушкой, нога подогнута.
Красивая. И еще красивее, когда спит.
Беззащитная. Такой она нравится ему больше всего, такой он ее хочет.
Она отказалась от арсенала воительницы нашего времени. Никаких ракетных батарей в глубине глаз, ни ствола на поясе, ни когтей на кончиках пальцев.
Просто женщина, хрупкая и безоружная. Такой она и вызывает в нем желание.
Он познакомился с ней не так давно. Всего несколько месяцев назад.
А вот внимание на нее обратил гораздо раньше.
Одинокая, потому что не оправилась от травмы предыдущего брака.
Одинокая, потому что слишком занята карьерой, чтобы найти родную душу.
Восхитительная, но такая пугающая для большинства мужчин.
Только не для него. Стать укротителем хищников он мечтал, еще когда был малышом. А потому он любит львиц, тигриц… Хлоя одна из них. Прячет свои слабости под практически идеальной броней.
Непроницаемой, неразрушимой? Ничто и никто таковым не является.
Брешь не разглядеть невооруженным взглядом. Но с хорошим объективом, да под правильным углом все можно различить. Вот он и увидел. Сразу же. И как к ней подобраться, и как подсечь. Как затащить к себе в постель.
Он продолжает смотреть на нее; ее молочно-белая кожа светится в темноте. Длинные светло-каштановые волосы с рыжеватым отливом скрывают повернутое к нему лицо.
Бертран решает разбудить ее. Мягко. Она открывает глаза, вырванная из сна нежным прикосновением к плечу, спине.
– Прости, – шепчет Бертран. – Мне показалось, тебе снится кошмар.
Кошмар, да. Один и тот же, уже давным-давно.
Жуткий крик, тело, которое срывается в пустоту и разбивается у ее ног.
Хлоя прячется в объятиях Бертрана, таких успокоительных.
– Я кричала? – пытается угадать она. – Это я тебя разбудила?
– Нет, я уже не спал.
– Но ведь еще рано, да?
– Да, но… мне показалось, я слышал шум.
Она сжимается, он улыбается в ночи. Ее дыхание учащается, он даже чувствует кожей, как бьется ее сердце. Какое наслаждение.
– Послышалось что-то за домом. Наверняка мне приснилось!
Хлоя садится в кровати, натягивая простыню на похолодевшее от ужаса тело.
– Он там, – бормочет она.
Голос у нее заледеневший, лоб пылает.
– Успокойся. Никого там нет, говорю же. Мне приснилось, вот и все. А может, ветер.
– Нет никакого ветра. Он там!
– Но о ком ты говоришь?
– О том типе, которого я видела вечером в саду! Он шел за мной по улице… вызывай копов!
Бертран зажигает свет, Хлоя зажмуривается.
– Успокойся, прошу тебя… Я осмотрю дом, только чтобы ты так не волновалась.
Она приподнимает веки, спальня пуста. Смотрит, как Бертран влезает в джинсы, невольно отмечает, что выглядит он не только красавцем, но и героем. Какое счастье, что он здесь и позаботится о ней.
– Только не иди с пустыми руками, – умоляет она. – Возьми какое-нибудь оружие!
Он улыбается, чуть насмешливо.
– У тебя пистолет под подушкой, крошка?
Она кидается к шкафу, что-то достает оттуда и протягивает ему. Он таращит глаза.
– Это еще что такое?
– Это… Это зонтик.
Он разражается хохотом и мягко ее отстраняет.
– Я и так вижу, что зонтик! Лучше дай мне самому разобраться.
Сначала он поднимает шторы и оглядывает сад позади дома. Потом идет в коридор, ведущий в гостиную. Хлое не хочется оставаться одной в спальне, и она решает пойти за ним.
Переходя из комнаты в комнату, Бертран повсюду зажигает свет. Проверяет шкафы, обследует каждый уголок, бросает взгляд на другую часть сада.
– Видишь, – говорит он наконец, – никого, кроме нас, здесь нет.
Хлою это вроде бы не убеждает.
– Мне очень жаль, – говорит он, обнимая ее, – это я виноват. Лучше бы я промолчал… А что за история с типом, который шел за тобой на улице?
– Когда я возвращалась с той вечеринки… Я припарковалась далеко и… Какой-то мужчина меня преследовал, я побежала и думала, что оторвалась. Но он ждал меня у машины.
– Он тебя?..
– Нет. Он ничего не сказал и ничего не сделал. В какой-то момент он просто ушел.
– Интересно, – подчеркнуто тянет Бертран. – Но тебе не следовало идти к машине одной, это и впрямь неосторожно!
Кажется, он злится, Хлоя утыкается лбом ему в плечо.
– Что, на той вечеринке не нашлось ни одного мужика, способного проводить тебя до машины? Ты хоть понимаешь? Счастье, что он тебя не тронул!
– Да… Вчера вечером мне показалось, что это он здесь бродит.
– Я думаю, из-за страха, которого ты натерпелась накануне, тебе и мерещится всякое.
– Вот и Кароль так сказала.
– Если я правильно понял, Кароль ты все рассказала, а мне нет?
– Я не хотела тебя беспокоить, – жалко оправдывается Хлоя.
– Беспокоить меня? Ну ты даешь!
Он берет ее лицо в ладони, смотрит прямо в глаза:
– Ты доверяешь мне или нет?.. Тогда ты должна рассказывать мне такие вещи, хорошо?
– Хорошо.
Наконец он улыбается. Такая чудесная улыбка. Она врачует раны, отгоняет кошмары.
Он целует ее, медленно притискивает к стене.
– Спать мне больше не хочется, – шепчет он. – А тебе?
– И мне тоже! Как же мне повезло, что я тебя встретила, – добавляет она, пока его рука скользит под пеньюар.
– Нет, это я чертов везунчик!
Они тихонько хихикают, пеньюар падает на пол.
Чертов везунчик, да.
Глава 3
Она опаздывает. Ну и что?
В скором времени она возглавит эту контору. Кто тут такой безголовый, чтобы сделать ей замечание?
Пока Хлоя движется к своему кабинету, служащие, которых принято называть сотрудниками, уважительно ее приветствуют. Падают ниц перед ликом императрицы, раболепные и безропотные. Фальшивые улыбки, покорные взгляды.
Хлоя это обожает. С каждым днем наслаждается чуть больше. Невероятно, как же быстро приобретаешь вкус к власти.
Когда Хлоя станет хозяйкой, она наведет тут порядок. По ее подсчетам, это будет где-то весной, идеальное время для генеральной уборки. Многие соберут свои манатки и отправятся за пособием по безработице.
Потерял работу? Вперед, на биржу труда, на другой край социальной географии, на ее Северный полюс. И готовься к долгому и изнурительному переходу по ледяной пустыне без собак и саней. Зато с кучей пингвинов.
Открывая дверь своего кабинета, она улыбается при мысли о коротком, но упоительном списке лиц обоего пола, которым предстоит собирать вещички, отправляясь в те безрадостные земли.
Едва она успевает снять пальто, как, даже не постучав у входа в ее просторную обитель, появляется Натали:
– Добрый день, Хлоя!
Не так давно секретарша решила, что может называть ее по имени. Еще немного, и она перейдет на «ты» и начнет звучно хлопать Хлою по спине. Самое время поставить ее на место.
То есть в самый низ лестницы.
– Добрый день, – отвечает Хлоя.
– Будильник сломался?
Хлоя наконец удостаивает ее взглядом. И даже смотрит прямо в глаза.
– Простите? – говорит она ледяным тоном.
Помощница судорожно пытается найти правильные слова. Главное – не допустить два ляпа подряд.
– Я подумала, что… Обычно вы приходите раньше, вот я и сказала себе…
Хлоя подходит ближе с хищной улыбкой на великолепно очерченных губах.
– Вы укоряете меня за опоздание, я правильно расслышала?
– Нет, конечно же нет! – лепечет секретарша. – Я просто подумала, не случилось ли чего, я беспокоилась!
– Вы принимаете себя за мою мать?
Натали решает просто молчать. Что бы она ни сказала, ее так и так распнут у позорного столба.
– Я не мелкий служащий нижнего звена, – спокойно добавляет Хлоя. – Я прихожу тогда, когда считаю нужным. Не так ли?
Еще немного, и Натали уронит папку, которую жалко прижимает к себе.
– Разумеется, – бормочет она. – Вам не нужно оправдываться.
– Именно. Вы собирались сказать мне что-то интересное?
– Месье Пардье хотел бы вас видеть.
– Отлично. Большое спасибо, Натали.
Секретарша спасается бегством, на губах Хлои снова появляется улыбка. На этот раз насмешливая. Возможно, эта клуша тоже уйдет с караваном на полюс. Она еще не решила. Натали не семи пядей во лбу, но Хлоя признает за ней определенную полезность.
Она вешает пальто и направляется в кабинет Пардье. Старик на телефоне, но делает ей знак зайти и сесть.
Хлоя садится нога на ногу, юбка слегка приподнимается. Ничего неподобающего, но Дедуля не упускает и толики этого зрелища. Хотя Хлоя подозревает, что с некоторого времени ему только и осталось, что радовать глаз. Некоторые стареют быстрее и хуже других, природа несправедлива…
Наконец Пардье вешает трубку и улыбается. Улыбка ласковая, отеческая.
– Как дела, Хлоя?
– Спасибо, хорошо. Я опоздала, простите.
– Не имеет значения, малышка. Вы отлично поработали вчера. И были великолепны.
Она в свою очередь улыбается, обволакивая его сладким взором. Он вылезает из кресла и идет закрыть дверь кабинета, которая обычно остается открытой. Значит, наступил важный момент. Возможно, решающий.
– Я решил уйти с поста, – заявляет он. – На этот раз я даже назначил дату.
Хлоя старательно напускает на лицо озабоченную мину. Не зря же она девчонкой ходила в театральный кружок.
– Вы и вправду хотите нас покинуть?
– Я хочу отдохнуть и воспользоваться временем, которое мне осталось! Вы же знаете, мне уже шестьдесят восемь. Время летит так быстро…
Выглядит он намного старше. Даже ее собственный дед, которому за восемьдесят, кажется по сравнению с ним молодым человеком. Но сейчас неподходящий момент, чтобы говорить ему, как недолго он будет наслаждаться своей позолоченной отставкой.
– Вам никогда не дашь столько, – заверяет Хлоя. – Я вам это уже говорила. Кстати, вы должны перед уходом поделиться со мной секретом вашей вечной молодости.
– Работа, девочка… Работа.
Если в этом причина твоего раннего одряхления, мне лучше бросить работу как можно скорее!
– Я понимаю, что вам хочется заняться чем-то другим, – продолжает молодая женщина, – но что с нами будет без вас?
– Вы прекрасно справитесь! Тем более что меня заменит кое-кто вполне достойный.
Сердце Хлои сжимается. Долгожданный момент наконец-то настал. Но окажется ли именно она тем самым вполне достойным?
Пардье смотрит на нее с загадочной улыбкой, безжалостно продлевая тревожное ожидание.
– Конечно, я должен обсудить это с правлением, но свой выбор я уже сделал и полагаю, они ко мне прислушаются… Что вы скажете о том, чтобы занять мое место, Хлоя?
Жаркая волна окатывает молодую женщину; ей хочется закричать, завопить, сорваться со стула и подпрыгнуть до потолка. Может, даже поцеловать Старика.
И все же она ограничивается сдержанной улыбкой попавшей в затруднительное положение девочки.
– Ну… Я глубоко тронута и польщена. И немного удивлена тоже. А еще, не буду от вас ничего скрывать, слегка встревожена!
– Бросьте, малышка, я же не случайно вас выбрал…
– Надеюсь, я окажусь достойна. И для меня будет предметом великой гордости унаследовать ваше место.
– Я очень рад.
– А они не подумают, что я еще слишком молода?
– Они ценят вас по достоинству, и я объясню им, что, на мой взгляд, вы более всех способны принять эстафету. Я практически уверен, что они одобрят мое решение.
Это «практически» на слух Хлои звучит фальшиво.
– Спасибо вам. Большое спасибо.
– Вы это заслужили, Хлоя. У вас на руках все козыри. Харизма, ум, работоспособность, командный дух, знания, культура… И не будем забывать про несгибаемую волю и редкое мужество.
Она позволяет себе смущенную улыбочку, даже пытается покраснеть. Он берет ее руку в свою.
Годы труда наконец-то вознаграждены. Годы угодничества, но в рамках. Годы лести, но без перебора. Вечера и дни, оторванные от собственного отдыха и занятий.
Но все это ради того, чтобы совершить подвиг. Стать калифом на месте калифа всего в тридцать семь лет.
Да, подвиг.
Она думает о Филиппе Мартене, втором заместителе генерального. Он лопнет с досады. И никогда не оклемается, это точно! Чтобы у него из-под носа увели место, и кто – женщина, моложе его и с меньшим опытом… Верх унижения.
– Разумеется, все это пока что должно остаться между нами, – добавляет Пардье. – Если правление согласится со мной, я оглашу хорошую новость месяца через два. А до того времени прошу не показывать, что вы в курсе.
– Я буду тщательно за этим следить. Но как, по-вашему, отреагирует Филипп? Он дольше меня здесь работает и…
– Филипп подчинится моему решению, – довольно жестко прерывает ее Старик. – В любом случае у него не будет выхода. Если он не сумеет принять это, найдем ему замену.
– Надеюсь, компании не придется с ним расставаться. Он очень ценен для всех нас.
– Я также на это надеюсь, – кивает Пардье. – Должен признаться, я довольно долго колебался, выбирая между вами двумя. Но мне кажется, ему кое-чего не хватает. Чего-то, что помогает при многих обстоятельствах… Между прочим, грозного оружия!
– Чего же? – нетерпеливо спрашивает Хлоя.
– Обаяния, конечно.
Глава 4
У него сумасшедший взгляд.
Гипнотический. Такой пугающий.
Глаза у него темно-карие. Просто темно-карие. Чистый цвет, без всяких оттенков.
Взгляд такой глубокий, что стоит в него погрузиться, и возникает ощущение, будто падаешь в неизвестность или в бесконечность.
Бездонный – вот верное слово.
То, что этот взгляд скрывает, выражает, вызывает дурноту. То, что он внушает, прячет, раскрывает. Обещает и провоцирует.
Он молчит; вот уже много минут, как он не произнес ни единого слова.
Сидит на этой допотопной кухне. Лицом к женщине, ей не больше тридцати. Коротенькая тесная маечка чудовищного розового цвета обтягивает силиконовую грудь и открывает пупок, не удавшийся еще при рождении; белые узкие брюки чуть просвечивают. Дешевые побрякушки и лак на ногтях под цвет майки. Пирсинг в правой ноздре, в левой брови, в языке. Обесцвеченные льняные волосы. Кричащий макияж.
Вульгарная – вот верное слово.
Он смотрит на нее, она с трудом терпит его взгляд. Его пресловутый взгляд.
Непереносимый.
На губах у него легкая улыбка, почти незаметная. Похоже, он над ней насмехается. Или задумал что-то недоброе. Она проводит рукой по затекшему затылку, заодно хоть на несколько мгновений отворачивает голову.
Ощущение, что этот намек на улыбку судит ее, а взгляд выносит приговор.
Он не двигается, и вроде у него даже ничего не затекло. Каменная глыба, совершенно невозмутимая.
Он ворвался к ней силой, не оставив ей выбора. Заставил сесть туда, где она и сидит, задал вопрос. Один-единственный.
Он ждет ответа и, похоже, готов целую вечность торчать напротив нее.
– Хватит на меня так пялиться! – внезапно кричит она.
– А что? Тебе не нравится, когда на тебя смотрят? Я-то думал, ты это любишь.
– Мне не нравится, когда ты на меня смотришь! Ты псих, что за дела!
– Потому что я смотрю в глаза?
– Приперся, не говоришь, не шевелишься, почти не дышишь! Ты какой-то сраный робот или что? Кто знает, может, ты вообще не коп!.. Ну да, твоя карточка чистая липа! Убирайся, или я позову настоящих копов!
Она в истерике, он неподвижен, как статуя. Он не отвечает, как если бы и так сказал слишком много. Как если бы не хотел тратить слова. Ограничивается тем, что достает из кармана свою полицейскую карточку и подталкивает ее к ней. Она разглядывает фотографию и машинально читает:
– Майор Александр Гомес… Видала я в заднице таких майоров!
По-прежнему неподвижный, он продолжает ее разглядывать, может, хочет залезть ей в череп, чтобы прочитать, что у нее в мозгах. Вот только найдется ли там хоть несколько любопытных страниц, которые стоит пробежать, или только поразительная череда пустых ячеек?
Она начинает ерзать на стуле, словно ей в стринги подсыпали чесоточного порошка. Нога отбивает какой-то ритм, пальцы вцепляются друг в друга.
Корабль дал течь, скоро затонет. Можно сказать, с неизбежностью. Гомес улыбается чуть искренней, надо же расширить пробоину.
– Тебе не стоит так налегать на кофе, – говорит он. – А главное, на кокс.
– А пошел ты, козел! – выплевывает она, жутко кривя губы.
Она не успевает ни среагировать, ни испугаться. Он уже стоит над ней, срывает ее со стула и прижимает к стене. Ее ноги не касаются пола. Надо заметить, он высокий. И силища у него просто жуткая.
Она больше не дышит, загипнотизированная сумасшедшими глазами, по-прежнему уставленными в самую глубь ее собственных.
– Не оскорбляй меня, иначе я разворочу тебе морду, поняла?
Он говорит спокойно, не повышая голоса. Она прикидывает, как бы защититься. Колеблется, прежде чем ответить.
Он этого не сделает, конечно же! Он не имеет права. Он блефует.
– Отпусти меня, паршивый сраный коп!
Он подчиняется, она удивлена, что снова стоит на ногах. И еще больше удивляется, получив удар по лицу. Пощечина, которая больше похожа на удар кулака. Она остается стоять, отчасти чудом, бросает на него ошеломленный взгляд.
Оказывается, он не блефовал.
Второй удар, еще сильнее первого. Она падает.
– Хватит, ты сдурел! – стонет она.
– Я тебя предупреждал, – отвечает он просто. – Ты должна слушать, что тебе говорят.
– Блин… У тебя совсем крыша съехала…
Она пытается подняться, когда он хватает ее за майку и одним махом усаживает обратно на стул. Из носа у нее идет кровь, она утирается ладонью.
– Я на тебя жалобу подам! – не очень убедительно грозит она.
На секунду замолкает, продолжая вытирать капающую из левой ноздри кровь куском бумажного полотенца, который валялся на столе.
– Черт, ты же натуральный псих…
– Если верить слухам, то да. А потому лучше бы тебе ответить на мой вопрос. Иначе кто знает, что я способен с тобой сотворить…
– Я тебя не боюсь! – заверяет она. – Он куда опаснее тебя!
– Вряд ли. Но если так и есть, у тебя не будет случая это проверить.
Она снова поднимает на него глаза, пытаясь найти объяснение этой загадочной фразе.
– Или ты мне скажешь то, что я хочу знать, и я законопачу этого подонка так, что ты не увидишь его долгие годы, или ты и дальше будешь тратить мое время, и я просто от тебя избавлюсь.
Она начинает смеяться. У нее сдают нервы.
– Ты что, вытащишь ствол и прикончишь меня, вот так запросто? – бросает она. – Кончай бредить, ищейка!
– Нет, я, разумеется, не стану использовать свое служебное оружие. Кухонный нож вполне подойдет, уверяю тебя. Никто не знает, что я здесь, никому и в голову не придет меня заподозрить. В любом случае всем на тебя плевать. Можешь хоть сейчас сдохнуть, никто и не почешется.
Зрачки молодой женщины расширяются. Она замечает, что с самого прихода он так ни разу и не снял кожаные перчатки. Ни отпечатков, ни следов.
У нее пересыхает во рту, сердце идет вразнос. Он по-прежнему спокойно смотрит на нее.
– И тебя ведь есть кухонный нож, правда?
– …
– Отлично. Ну, что ты решила?
– Ты блефуешь!
– Никогда. Терпеть не могу играть, всегда проигрываю.
Он встает, открывает один из ящиков. Она следит за ним, слишком ошарашенная, чтобы реагировать.
– Дерьмовый прикуп, – ухмыляется он, помахивая спичечным коробком. – Хотя… Уходя, я могу подпалить эту гнилую хибару. Это замедлит опознание твоего трупа.
Он запихивает коробок в карман джинсов, открывает второй ящик.
– Бинго!
Она видит, как поблескивает лезвие, и наконец приходит в себя. Кидается к выходу, он перехватывает ее почти у входной двери.
Она вопит, он рукой зажимает ей рот.
Она отбивается, он приставляет нож к ее горлу.
– Ну, что ты решила? – шепчет он ей на ухо. – Напоминаю, в набор предлагаемых вариантов бегство не входит. Или ты говоришь, или сдохнешь.
Она продолжает вопить под кляпом.
– Кончай так дергаться, а то я ведь могу случайно тебя придушить, даже не узнав, готова ли ты сотрудничать! Глупо получится, правда?.. Обычно я стараюсь избегать накладок. Ненавижу возиться с бумагами.
Он чуть надавливает на рукоять ножа, она перестает размахивать руками. Он убирает руку, она больше не кричит.
Он знает, что взял верх. Страх лучший союзник, пусть даже лично он с ним не знаком.
– Я не знаю, где он! – стонет она.
Последнее трепыхание перед глубоким погружением в чудесные воды признания.
– Жаль. В таком случае мне от тебя никакой пользы. Бай-бай…
– Нет, стой! Я скажу… Стой же, черт!
Она плачет, он вздыхает. Первый признак нетерпения с тех пор, как он вошел.
– Слушаю тебя.
– Он в…
Она переводит дыхание, чувствует, как лезвие чуть сильнее надавливает на горло.
– Где?
– У него квартира в Девяносто четвертом[2]. В Кретее, улица де ля Фратерните… Дом двадцать девять.
– Один живет?
– Да… Да!
Он грубо отталкивает ее. Она натыкается на стул, растягивается на ковре.
– Если ты соврала, я вернусь. Если скажешь хоть слово кому бы то ни было о нашей милой беседе, я тоже вернусь. Понятно?
– Да… Я сказала все, что знаю!
– Отлично. Благодарю за сотрудничество с правоохранительными органами, мадемуазель.
Прежде чем покинуть дом, он бросает кухонный нож в ее сторону. Оружие приземляется на диван в нескольких сантиметрах от ее лица; она съеживается на полу.
– Надо больше тренироваться! – констатирует коп с улыбкой. – Знаешь, я ведь не шутил… тебе действительно пора завязывать с коксом! Всего доброго, дорогуша.
Глава 5
Они сидели за столиком на крытой террасе их любимого кафе, расположенного на полдороге между башней, где работает Хлоя, и фабрикой Кароль. Другими словами, больницей.
Им нравилось тут встречаться, когда на обед не хватало времени. Иногда всего на четверть часика.
Газовый нагреватель гарантировал тропическую температуру на двух квадратных метрах льдины. Чай, кофе со сливками. И на губах Хлои улыбка, которую никак не согнать. Улыбка триумфа. Кароль посмотрела на нее со смесью нежности и зависти.
– Ты паришь, да?
– На седьмом небе, дорогая!
– Рада за тебя. И горжусь тоже. Но я знала, что у тебя получится.
– Генеральный директор! Представляешь?
Кароль отпила глоточек чая, решила добавить сахара, но в последний момент удержалась. Вредно для фигуры.
– В любом случае тебе придется ходить по струнке до самого Судного дня.
– Это точно, не в моих интересах наделать глупостей. Так близко к цели, я себе никогда не прощу.
Хлоя больше не улыбалась. Как если бы она только сейчас осознала, что ее мечта совсем близко. Только руку протяни. Но птичка может и упорхнуть в последний момент.
Мимо террасы прошел мужчина, его взгляд задержался на двух молодых женщинах.
Нет, только на Хлое, Кароль научилась больше не строить себе иллюзий. Когда они вместе, она становится невидимой, прозрачной. Хлоя вбирает в себя весь свет, все внимание. Она занимает все пространство, оставляя всем прочим на пропитание лишь крошки.
Так было всегда. И не только потому, что она очень красива. Скорее потому, что от нее исходит нечто особенное. Ни с чем не сравнимая аура, убийственное очарование, невероятная сила. Само ее существование притягивало взгляды, она не могла пройти незамеченной, раствориться в толпе прочих смертных. Она наделена чем-то уникальным. Редким. Чем Кароль всегда мечтала обладать.
Феноменальной силой притяжения.
А ей бы так хотелось, чтобы этот мужчина ее заметил. Просто чтобы почувствовать, что ты есть. Но он ее даже не увидел, слишком поглощенный Хлоей.
Когда им было по шестнадцать лет, все уже так и обстояло. Хлоя Бошан, блестящая ученица, сверходаренная. Забавная, средоточие ума и изящества. Преуспевающая в математике не меньше, чем в спорте.
Идеальная, завершенная, цветущая.
Хлоя, будущий генеральный директор французского филиала маркетингового и рекламного холдинга.
Хлоя, которая встретила прекрасного принца, едва оправившись после неудачной любовной истории, которая любую другую на долгие годы обрекла бы на монашеское существование.
Хлоя, предмет желания всех мужчин.
Хлоя, Хлоя, Хлоя… Центр вселенной, пылающее солнце, вокруг которого вращаются жалкие сателлиты.
Да, я всего лишь сателлит Хлои. Жалкая планетка, погруженная в ее тень. Она богиня, я ничтожная жрица. Другими словами, никто.
– О чем ты думаешь? – спросила Хлоя, допивая свой кофе.
– О тебе, – ответила Кароль. – О тебе, моя дорогая…
* * *
В дверях кабинета возникла хитрая мордочка Натали.
– Простите, я хотела бы сверить список ваших встреч.
– Заходите, – ответила Хлоя. – Садитесь.
Помощница послушно уселась и раскрыла ежедневник своей непосредственной начальницы.
Да, нет. Отложить, отменить, подтвердить.
Мысли Хлои витали далеко. Уютно устроившись в корзине монгольфьера, она оглядывала мир с небес. Волшебно. Упоительно. Пьяняще.
Остальные, копошащиеся у нее под ногами, всего лишь крошечные насекомые. Не имеющие значения.
Она даже не удивлялась тому, что поднялась так высоко. И так быстро. Поступив в эту контору всего семь лет назад на должность креативного директора, сейчас она готова достичь высшей ступени лестницы. Просто потому, что она лучшая и у нее стальные нервы и воля.
Просто потому, что она Хлоя Бошан и перед ней никто не устоит.
Потому что ей удалось скрыть от всех глаз свои бреши, а ведь они глубоки. Можно сказать, они гигантски велики. Но ей удалось возвести укрепления, которые выстоят под любыми пулями. Выстоят против чего угодно.
Рассеянно слушая пронзительный голосок Натали, она улыбнулась. И даже не услышала стука в дверь, так что ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что перед ее столом стоит Филипп Мартен.
Натали мгновенно исчезает, Хлоя улыбается коллеге. Противнику. Побитому всего за несколько раундов и еще не знающему, что он в нокауте.
Какое наслаждение.
– Я хотел бы вместе обсудить проект, – говорит он, выкладывая на стол пухлое досье. – Мне важно твое мнение.
– С удовольствием. Если я могу тебе помочь…
Хлоя разглядывает его руки. Ей всегда казалось, что у него безобразные руки. Чуть раздутые пальцы, слишком выступающие вены. Досадно, потому что, вообще-то, он не урод. По правде говоря, он очарователен. Достойно выглядит на свой полтинник. Следит за собой, это видно. Он всегда очень любил себя, и не ей ставить ему это в вину; как минимум, что-то у них общее.
Она едва слушает, что он рассказывает, до странности сосредоточившись на нем самом. На его лице, на расстегнутом воротничке рубашки от Диора. Она представляет себе момент, когда он узнает… И удивлена, что у нее слегка сжимается сердце, таких эмоций она от себя не ожидала. Никогда не думала, что будет сочувствовать печальной судьбе Филиппа Мартена, нудного коллеги, мужчины, который никогда не делал ей подарков и всегда тянул одеяло на себя.
Я победила, он проиграл. Таковы правила игры. И нечего его жалеть. Он просто станет моим заместителем. Моим служащим. Моей вещью.
– Ты иногда об этом задумываешься? – внезапно спрашивает она.
Мартен притормозил в своих скучных объяснениях и смотрит на нее, не понимая.
– О том моменте, когда Пардье уйдет, – уточняет Хлоя со странной улыбочкой.
Вопрос застает его врасплох, и он не сразу находит, что ответить.
– Да, конечно, – говорит он наконец. – Но почему ты меня об этом спрашиваешь?
– Мне кажется, из тебя получился бы отличный президент.
Искренне удивленный комплиментом, он растерянно молчит.
– Да, думаю, ты был бы идеально на месте, – продолжает Хлоя.
– Спасибо. Но Пардье еще не ушел!
– Точно. Но мне кажется, это не за горами.
Он вопросительно на нее смотрит, задержавшись на ее пухлых губах.
– Женская интуиция! – возглашает Хлоя с обезоруживающей улыбкой.
Она всегда обожала повеселиться. Особенно с легкой добычей. Хотя у Мартена всегда что-нибудь припасено в рукаве. Она научилась опасаться его.
Никогда не доверять никому и ничему в этом мире. Только так можно уберечься от многих провалов. Уберечься от подводных камней и не разбиться на них.
Она снова сосредоточивается на Мартене, который продолжает путаться в утомительных пояснениях.
Предстоящие недели обещают быть особенно забавными.
Заставить его поверить, что выбран именно он. Успокоить, войти в доверие. Загипнотизировать прекрасным танцем живота, чтобы он не заметил надвигающегося урагана.
И в долгожданный момент нанести смертельный удар.
Убаюканная низким голосом Филиппа, Хлоя опять расположилась в корзине своего монгольфьера. Высоко-высоко надо всем и всеми, она плывет в ослепительном искрящемся свете.
И ни одно облачко не омрачает картину.
* * *
– Смотрели матч вчера вечером? – спрашивает лейтенант Лаваль.
Гомес оглядывает его с легкой улыбкой:
– Нет. У меня было занятие поинтересней.
– Какое?
– Не могу тебе рассказать.
– Почему? – удивляется Лаваль.
– Ты только недавно достиг совершеннолетия, а некоторые сцены могут задеть чувствительность юных зрителей.
– Иногда вы настоящий мудак, – говорит Лаваль, пожимая плечами.
– Только иногда? Ты меня успокоил. Спасибо, Пацан.
– Все равно, матч был просто супер! ПСЖ…[3]
– Я знаю, кто выиграл, – вздыхает Гомес. – Даже счет знаю. Только глухой не в курсе… Заметь, иногда я был бы не против оглохнуть! Потому что в толк не возьму, как можно сходить с ума из-за банды дебилов, играющих в мячик.
– Вы редкий зануда, и не иногда, а постоянно!
Гомес хмыкает и кладет руку на плечо коллеги:
– Ты раскусил меня в два счета, браво! Станешь отличным копом, когда подрастешь.
Они сидят в неприметной машине без опознавательных знаков, припаркованной на улице де ля Фратерните в Кретее.
– Можете наконец сказать, чего мы здесь торчим? – спрашивает Лаваль.
– Сидим в засаде.
– Ну да, это я понял. Но кого именно мы сторожим?
– Сам увидишь, когда он соблаговолит высунуться из дома! И ты не будешь разочарован, можешь мне поверить.
– Что делать, вы же шеф…
– Именно, Пацан. А потому не смыкай глаз и разбуди меня, если у дома двадцать девять покажется высокий шатен с длинными волосами и совершенно мерзкой харей.
Гомес опускает спинку своего сиденья, складывает руки на груди и закрывает глаза.
– Вы собираетесь спать в такое время?
Но майор уже заснул или делает вид; его молодой коллега возводит глаза к небу. Работать с Александром Гомесом – постоянный геморрой, причем каждый день достающий тебя по-новому. Никогда не знаешь, как он отреагирует и во что втянет свою команду. В какое дерьмо или в какую потрясающую операцию.
Он человек-загадка и, безусловно, останется ею до самой смерти. И вряд ли эта смерть приключится с ним в кровати, в жутком и мирном домике для престарелых.
Слишком загадочен, чтобы кто-то считал, что знает его.
Слишком невыносим, чтобы кто-то действительно ценил его по достоинству.
Слишком умен, чтобы его можно было совсем отвергнуть.
Слишком смел, чтобы им тайком не восхищались.
Слишком свиреп, чтобы кто-то осмелился столкнуться с ним лоб в лоб.
* * *
Ночь, холод. Уже очень поздно.
Они хохочут во все горло.
Пока Бертран страстно обнимает ее, Хлоя ищет в сумочке ключ от дома. Слегка навеселе, она с трудом координирует свои движения.
– Ну, ты наконец откроешь? – торопит ее Бертран. – Может, не стоит заниматься этим на крыльце… Я не хочу оказаться в участке за непристойное поведение!
Хлоя по-прежнему весела, пьяная от алкоголя, гордости и желания.
Он красив, умен, забавен. И он мой.
Наконец она нашаривает связку ключей, пытается попасть в замок. Бертран берет ее руку в свою и направляет в верную сторону. Они заходят, кидаются друг на друга. Бертран ногой захлопывает дверь, пока Хлоя стаскивает с него пиджак.
– Осторожней, дорогая, я заплатил за него пять сотен евро!
– Я куплю их тебе столько, сколько пожелаешь, – отвечает она, принимаясь за рубашку.
– Ты становишься опасной, когда выпьешь!
– Я куплю тебе их десятки, сотни, если захочешь!
– Ты что, принимаешь меня за жиголо?
– Я заработаю для тебя кучу денег! – продолжает веселиться Хлоя. – У тебя будет бешеный успех. Но делиться я не желаю… Если ты меня обманешь, я выцарапаю тебе глаза!
Он отрывает ее от пола, она обхватывает его шею. Он несет ее в гостиную, она все смеется и смеется. Он кладет ее на ковер и тоже начинает ее раздевать. Только он действует лаской.
Всегда только лаской.
Вдруг Хлоя обрывает смех. На лбу возникает морщинка.
Она смотрит в какую-то точку у него за спиной, поэтому Бертран оборачивается, но не замечает ничего необычного. Бросив его посреди гостиной, она направляется к роскошному комоду орехового дерева и рассматривает три фотографии в рамках, висящие прямо над ним.
– Что случилось? – тревожится Бертран. – Можно подумать, ты впервые видишь эти фото!
– Они не на месте. Та, которая сейчас справа, обычно слева, и наоборот. Это Фабьена, которая у меня убирает. Наверняка она вытирала пыль и случайно перевесила.
Бертран кладет руки ей на бедра, губами прикасается к затылку.
– Твоя история с рамками очень увлекательна, но у нас есть занятия поинтересней.
Он вздыхает, когда она снова отстраняется. Она поднимается на цыпочки, перевешивает фотографии.
– Видишь, на этом снимке мой отец и я, когда мне было двенадцать. Я его обожаю…
– Твоего отца?
– Нет. Снимок.
Она улыбается при виде его шокированной физиономии. Потом начинает откровенно хохотать.
– Ты непредсказуема, – признает Бертран.
Он гладит ее лицо, запускает руку в волосы.
– Ты никогда не рассказывала мне о своих родителях, – добавляет он.
Она нежно улыбается ему:
– Ты хочешь все обо мне знать?
Бертран кивает.
– А вот я ничего о тебе не знаю, – шепчет Хлоя.
Абсолютно ничего. Откуда ты появился и куда направляешься. Кто ты на самом деле. Что было у тебя в жизни и на что ты надеешься в будущем. Я не знаю, какие у тебя мечты и какие кошмары.
Абсолютно ничего, кроме того, что у тебя самые потрясающие глаза, какие только я когда-либо видела. И что ты становишься самым сильным наркотиком, который я когда-либо пробовала.
* * *
– Может, хватит уже, а? – с надеждой предложил Лаваль.
Гомес посмотрел на улицу, неподвижный, невозмутимый. Несокрушимая статуя.
– Бери такси и возвращайся домой, – уступил он. – Малыши в твоем возрасте должны ложиться пораньше.
– Тот, кого вы ждете, наверное сбежал на Сейшелы…
Лаваль зевнул, едва не вывернув себе челюсть.
– Скажите хоть, кого мы ждем уже целую вечность, это придаст мне мужества.
– Лучше тебе этого не знать. Еще обделаешься.
– Спорим?
– Приятель Башкима.
– Башкима? Но откуда вы узнали, где его искать?
– Я не говорил, что нашел Башкима. Только след одного типа, который может на него вывести… Секи разницу.
– А кто его сдал?
– Одна девица, которая решила, что у меня прекрасные глаза и сексуальная манера метать нож.
– Чего?
– Не парься, Пацан. Главное, добраться до верха цепочки.
– Поверить не могу… Если он его приятель, то и Башким может здесь появиться!
– Мечтать не вредно, – буркнул Гомес. – Этот выродок наверняка сидит себе спокойненько на своей сраной родине… Красивая страна Албания. Бывал там?
– Нет. Но если Башким может появиться, нужно вызывать армейских на подмогу. Этот тип полный псих!
– Я тоже, – напомнил майор. – И несомненно больший, чем он, потому что рискую своей шкурой за две тысячи пятьсот евро в месяц.
У Лаваля сна больше ни в одном глазу. Он с беспокойством посмотрел на дверь дома двадцать девять, опасаясь заметить человека, которого ждал здесь весь день, сам того не зная.
Лишь бы он не пришел. Ни он, ни его приятель.
– Что, испугался? – предположил Гомес.
Лаваль на своем сиденье вдруг начал дергаться во все стороны.
– Такую дичь вдвоем не возьмешь. Слишком опасно. Этот тип реальная крутяшка! Он вооружен до зубов…
– А у тебя что под курткой? Погремушка?.. Повторяю, там не сам Башким засел, а только его кореш. И потом, пока что мы должны только приклеиться к нему. Чтобы он привел нас к говнюку рангом повыше. И так далее по цепочке. Или я должен учить тебя азам?
– Вы с ума спятили, вот же черт…
Гомес уставился на него своим леденящим взглядом.
– А теперь заткнись, ладно? Если ты сдрейфил, катись отсюда. Если нет, закрой пасть и открой уши.
Лаваль замер. В конечном счете Гомес производил куда более устрашающее впечатление, чем Томор Башким.
– Я хочу повязать эту сволочь, слышишь? Вот уже много месяцев я ищу, как его прищучить, и сейчас вышел на след. И никому его не уступлю. Я выбрал тебя в помощники, потому что доверяю тебе. Но если ты не на высоте, если я ошибся, можешь убираться. Ясно?
– Ясно, – пробормотал Лаваль. – Я остаюсь, все в порядке.
– Отлично. Можешь поспать, если хочешь. Твоя очередь.
* * *
Красные цифры исчезли с экрана будильника.
Хлоя схватила с прикроватной тумбочки мобильник и обрадовалась, увидев, что вставать еще рано. Всего-то четыре часа двенадцать минут.
Она снова пристроила голову на плечо Бертрана, который крепко спал, и приготовилась вернуться в объятия Морфея. Но другое желание, все более неотступное, мешало ей.
Она неохотно поднялась, стараясь не разбудить любовника, и босиком пошла в ванную. Благодаря отсутствию света ей не придется разглядывать в зеркале свою физиономию. После вчерашней пьянки зрелище должно быть ужасное…
Она облегчила мочевой пузырь и решила выпить большой стакан холодной воды. Услышала шум за спиной и вздрогнула.
– Что ты делаешь? – спросил Бертран.
– Пить захотелось. Но электричества нет. Наверняка отключение.
– А на улице свет горит… Где счетчик?
– В гараже.
– Я схожу, ступай в постель. Этот дом похож на холодильник!
Он наспех одевается, пока она забирается под одеяло в ожидании возвращения своего мужчины. Укладывает разламывающуюся голову на подушку, успевает только услышать, как открывается и закрывается входная дверь, и проваливается в сон.
* * *
Глубокая тишина. Даже слишком глубокая.
Хлоя вытягивает левую руку, замечает, что Бертрана рядом нет.
Отключение электричества, счетчик… На экране мобильника четыре сорок пять.
Он ушел четверть часа назад.
– Бертран?
Тишина трагическим эхом откликается на ее призыв.
– Дорогой?
Она зовет громче, по-прежнему не получая ответа. Начинает дрожать, пытается зажечь лампу у изголовья.
Он не вернулся, электричество тоже.
Она должна пойти посмотреть, что происходит. Но навалившийся страх не выпускает ее из глубины холодной постели. Перед глазами медленно вырисовывается Тень. Еще чернее темноты.
– Бертран, да отзовись же, черт!
Она орет во весь голос. Теперь у нее стучат зубы, и не только потому, что отопление отключено.
Успокойся. Наверняка он просто не может найти поломку, вот и все.
Но страх способен подвигнуть на многое, но не на рациональные поступки.
Хлоя собирает в кулак все свое мужество, чтобы вылезти из кровати, словно покидает надежное убежище, отправляясь во враждебный мир.
Босиком, в одном пеньюаре, она медленно двигается по коридору.
– Бертран? Ты здесь?
У входа она еще раз тупо пытается зажечь люстру. Старается унять спазмы, от которых клацают зубы, и проклинает себя в тишине.
Я смешна.
На крыльце свет с улицы немного ее успокаивает. Но только немного.
– Бертран?
Легкий ветер насмешливо окутывает ее, и она окончательно леденеет. Делает шаг назад, влезает в туфли.
На какую-то секунду представляет, как она выглядит ранним утром на крыльце собственного дома, в белом пеньюаре и черных туфлях. Но сейчас ей и без того есть что себе представлять.
Мертвый Бертран. Убитый Тенью.
Она сбегает по ступеням, сворачивает налево к гаражу. Угадывает распахнутую дверь, за ней черная дыра.
Застыв на пороге, чутко вслушивается в тишину.
– Дорогой?
Ни малейшего шума, только ветер в ветвях и мощный мотор, рычащий на соседней улице. Она отваживается сделать пару шагов внутрь пустого гаража; ее машина осталась на подземном паркинге агентства.
Она глубоко дышит, холодный воздух обжигает легкие. Голос у нее в голове становится все убедительнее.
Вернись, пока еще есть время!
Готовая бежать, она разворачивается. И оказывается нос к носу со своим кошмаром.
Огромный мужчина, весь в черном, с капюшоном на голове.
Хлоя издает жуткий вопль, подается назад. Нога подворачивается, она теряет равновесие. Голова натыкается на что-то твердое, удар очень силен.
Дыхание прерывается, жаркая волна пробегает по телу, взрываясь в мозгу.
Она приоткрывает веки, различает склонившуюся над ней Тень.
Ей хочется заговорить, спросить, где Бертран.
Что вы с ним сделали? Что вы сделаете со мной?
Но ни одного слова не срывается с губ, хотя они открыты.
Мужчина совсем рядом с ней. Ей кажется, что она различает нижнюю часть его лица. Ей кажется, что он улыбается.
А потом…
* * *
Оранжевая мигалка отражается во внутреннем зеркале заднего вида. Время мусорщиков. Время отправляться спать, это уж точно.
Машина заворчала, но в конце концов тронулась с места. Лаваль судорожно просыпается, на какой-то момент забыв, что он не в кровати.
– Вы его видели?
– Нет, – отвечает майор. – Я подброшу тебя домой.
Лаваль зевает, его глаза слипаются.
– Что вы собираетесь делать?
– Дрыхнуть без задних ног.
– Нет, я хочу сказать, с этим типом.
– Он подождет, не соскучится!
– Не сомневаюсь, – вздыхает Лаваль. – Черт, как поясница ноет…
– Попросишь жену сделать хороший маленький массаж.
– Вот только я не женат, – напоминает молодой лейтенант.
Два в дымину пьяных мужика, спотыкаясь, бредут вдоль тротуара, Гомес их объезжает. Скоро он будет дома, в своем довольно запущенном жилище. Но по крайней мере, рядом с ней. Он знает, что живительный сон ему не светит. Сколько месяцев он напрасно его дожидается.
Рассвет не за горами, но никакого облегчения он не принесет.
Это особый момент между ночью и днем. Между двумя такими разными мирами.
Час, когда тени выходят из тьмы.
Глава 6
Прежде чем поднялся занавес, ею овладела боль, на выходе из этого странного сна, вернее, кошмара. Где кишели крики и ухмылялись тени. И раскаленная кочерга, которая расколола ей череп от уха до уха.
За закрытыми веками она угадывает свет. А еще голос. Он возвращает ее к жизни.
Тень, падение.
– Ну же, открой глаза, дорогая…
Он еще здесь, лучше я продолжу притворяться мертвой.
Но голос становится властным, заставляя ее выйти из кулис.
– Очнись!
Наконец она подчиняется и видит встревоженное лицо Бертрана. Воспоминания становятся отчетливыми, она начинает дрожать. Понимает, что лежит в собственной постели.
– Что случилось? – с трудом шепчет она.
– Не знаю, – признается Бертран. – Думаю, ты упала и ударилась головой.
– Он ушел?
– Кто?
Внезапно ее охватывает страх. Хлоя каменеет с головы до пят.
– Он там!
– Успокойся… Кто там?
– Тот тип, я его видела в гараже!
– Успокойся, прошу тебя. Ты упала, вот и все. Это я виноват.
Бертран помогает ей сесть, подкладывает под спину две подушки. Она поворачивает голову к мигающему будильнику, чувствует острую боль в плече.
– Сколько времени?
– Десять минут шестого. Я вызвал врача, он будет с минуты на минуту.
– Я не хочу врача, говорю же, я его видела!
– Пожалуйста, постарайся успокоиться. Кроме нас с тобой, здесь никого нет.
Он берет ее руку в свои и крепко сжимает.
– Где ты был? – неожиданно спрашивает она. – Я не видела, как ты вернулся, я вышла и…
– Знаю, прости меня. В тот момент, когда я поднял дверь гаража, я услышал, как на улице с визгом затормозила машина, а потом звук удара. Вот я и вышел посмотреть, не случилось ли что-то серьезное… Парень слегка навеселе въехал в машину, которая шла перед ним.
– Кто-нибудь пострадал?
– Нет, только железо помялось, – объясняет Бертран, продолжая держать руку Хлои. – Но ни у одного из них не было при себе бланков протокола, они попросили дать им хоть один, и мне пришлось вернуться сюда за ключами от машины. Я думал, ты уснула и не будешь волноваться из-за моего отсутствия. Дал им протокол, пошел обратно и, заходя в ворота, услышал, как ты кричишь. Кинулся к тебе и нашел без сознания. Представить не можешь, как я перепугался.
– Я видела его.
Бертран вздыхает:
– Кого именно ты видела?
– Высокого типа, одетого в черное. Я испугалась, потеряла равновесие и упала.
– Ты накручиваешь себя, Хлоя. С того дня, как тот мерзавец пошел за тобой на улице, ты все время боишься. И он мерещится тебе повсюду. Это нормально, но все же…
– Ничего мне не примерещилось!
– Если бы в гараже кто-нибудь был, я бы его там застал. Я бы обязательно с ним столкнулся! Я пришел меньше чем через полминуты после того, как ты закричала. Никого не было, могу тебе поклясться.
Их прерывает звонок, Бертран уходит. Хлоя закрывает глаза, стараясь успокоиться.
Он тебе мерещится повсюду… Если бы там кто-нибудь был, я бы обязательно с ним столкнулся.
Может, я схожу с ума?
Бертран возвращается с женщиной, которая выглядит на все свои утомленные пятьдесят.
– Вот и доктор, дорогая.
– Здравствуйте, мадам… Итак, что у нас случилось?
Бертран вкратце описывает ситуацию. Отключение электричества, падение в гараже. Он сознательно опускает детали, излагая только главное.
Врач начинает методичный осмотр. Просит Хлою встать, заставляет проделать определенные движения, задает кучу вопросов.
– Серьезной травмы я не вижу. Но при ушибах головы лучше проявить осторожность. Советую вам поехать в больницу, чтобы провести дополнительные обследования.
– Не имеет смысла.
– Будь благоразумна, дорогая, – уговаривает Бертран.
– Со мной все в порядке, и я не хочу провести пять часов в отделении скорой помощи, чтобы мне это подтвердили!
Бертран снова раздраженно вздыхает, обменивается огорченным взглядом с терапевтом.
– Хорошо, как хотите, мадам. Я же не могу вас заставить поехать. Но если появится тошнота или головные боли, немедленно вызывайте «скорую», ладно? А завтра, если возможно, отдыхайте.
– Ладно, – неохотно уступает Хлоя. – Сколько я вам должна?
* * *
Они двинулись на юг, к дому Лаваля; скромное небольшое здание, приткнувшееся между жилыми домами вдоль берегов Сены и злачными заведениями вдоль берегов неизвестно чего.
Хотя нет, вдоль автострады идут железнодорожные пути. И полная безнадега вокруг.
– Приехали, Пацан. Доброй ночи.
Лейтенант Лаваль надеялся хоть на спасибо за все бесконечные часы в неудавшейся засаде. Но от Гомеса благодарности не дождешься.
– Доброй ночи, до завтра.
– Можешь не приходить с утра, – добавляет Гомес.
Лаваль удивлен. Надо же, он все-таки получил благодарность.
– Поспи немного, – продолжил майор. – Ты и впрямь дерьмово выглядишь.
– Вы всегда найдете, что сказать приятного, это так бодрит!
Лейтенант хлопнул дверцей, Гомес сразу же тронулся с места. Вместо удовольствия от ночи добротного сна его, без сомнения, ждет удовольствие от хорошего душа.
Он едет быстро, намного превышая скорость. Не то чтобы он действительно торопился домой.
Снова увидеть ее – это счастье. Но и пытка тоже.
Он едет быстро просто потому, что любит скорость. Любит бросать вызов судьбе.
Вот если бы шина лопнула и я оказалась в кювете. А еще лучше умерла бы на месте. Я хочу смерти, а не агонии. Жизнь сама по себе долгая агония, и ничего больше. Форсированный марш к фатальному исходу.
Мы приходим в мир не по своему желанию и идем к смерти, хотя мы ее не выбирали. Нет смысла накручивать лишнего.
Он прикурил сигарету, опустил окно. Легкий поворот руля. Совсем легкий, пустяковый.
Стена или опора моста, на полном ходу. Блестящий финал.
Александр колеблется.
Я не имею права, я нужен ей.
Классное алиби для идеального преступника.
Классное алиби для воображаемого преступления. Эта нехватка мужества, эта ежедневная трусость.
Никто не может быть незаменимым, и уж тем более я. Убить ее и сразу же убить себя.
Руль держит направление, нога не так тяжело давит на педаль.
Слишком поздно, машина БПП[4] села ему на хвост. Гомес улыбается, бросает окурок и снова давит на газ. Придется устроить ребятам прогулку и поучить их водить тачку.
Он сворачивает направо с таким заносом, что половина резины сгорает зараз. Молодняк из спецгруппы все еще держится далеко позади, так что Гомесу приходится притормозить. Чтобы не слишком от них отрываться и не выиграть партию слишком быстро. Так редко удается развлечься…
Эти лузеры включили сирену, лишь бы разбудить добропорядочных людей раньше времени.
Еще раз направо и сразу налево. Ну вот, он от них ушел. Рекорд побит: меньше чем за четыре минуты!
– Game over[5], парни!
Он снова прикуривает сигарету и начинает тихо смеяться в одиночку. Как последний дурак.
Через несколько секунд они получат идентификацию его номера. Если только им удалось подобраться достаточно близко, чтобы его считать. И с изумлением обнаружат, что преследовали машину копа из соседнего департамента. В тот момент, когда Гомес выезжает в нужном направлении, чтобы добраться до своей квартиры, он пересекается с другой полицейской машиной. Их «рено» совершает головокружительный разворот, чтобы пуститься за ним в погоню.
Но Гомес устал. У него нет желания поразвлечься и с этими тоже. Тем более что бак у него почти пуст.
Он паркует свой «пежо» у тротуара и выключает мотор. Коллеги останавливаются сразу за ним и медлят несколько секунд, прежде чем выйти из машины.
– Бросайте нам ключи и положите руки на руль!
Гомес уже видит свое тело, изрешеченное представителями французской полиции в результате оглушительной накладки.
Заманчиво.
Но они способны промазать и всадить ему пулю не в то место.
Куда менее заманчиво.
А потому он выбрасывает ключ в открытое окно и прилежно кладет руки на руль. Вместо того чтобы погибнуть героем, он еще немного повеселится.
Один из полицейских открывает дверцу, пока другой держит Александра на мушке.
– Выходи! – орет первый.
– Никаких резких движений! – выкрикивает второй.
– Спокойно, ребята. Расслабьтесь. Я готов сотрудничать.
Третий деятель тоже выходит из машины и присоединяется к остальным. Женщина, очень молодая. Гомес удивлен; не так много женщин приписано к этой бригаде.
– А ну вылезай, придурок!
Гомес едва успевает сделать движение, как двое полицейских силой вытаскивают его из салона и укладывают на землю.
По-мужски.
На него надевают наручники, по ходу дела он получает хитрый удар по ребрам, потом его грубо ставят на ноги. Заметив на их форме эмблему белоголового орла, Гомес понимает, что имеет дело с девяносто первой бригадой.
Он оказывается нос к носу с начальником этой группы ночных уборщиков. Бригадир, низенький и коренастый, с бандитской физиономией, начинает его обыскивать. Замирает, когда его рука ложится на пистолет, просто заткнутый сзади за пояс джинсов Гомеса.
– Он вооружен!
– Ну и что? – замечает Гомес. – Вы тоже вооружены. Почему мне нельзя?
– Заткнись, придурок! Где твои документы?
– Наверно, я совершенно некстати забыл их дома.
– Вот досада, а, придурок!
– Я восхищен богатством вашего словарного запаса, господа. Придурок занимает в нем почетное место!
Бригадир, в силу явной нехватки аргументов, врезает Гомесу прямой под дых, тот сгибается пополам.
– Откуда у тебя ствол?
Александр переводит дух, прежде чем заканючить:
– Это не мое, месье! Мамой клянусь, это одного кореша! Он мне одолжил, хотел, чтобы я отвез его кузену, месье!
– Тебя ждет паршивая ночка! – предрекает бригадир. – Ты несся по городу со скоростью около ста тридцати, при тебе ствол, у тебя нет документов, и я уверен, что мы найдем кое-что интересное, когда осмотрим твою машину!
– Ладно, поиграли, и будет, – резко обрывает его Гомес. – Вы снимете с меня наручники, вернете ключи от тачки, ствол, и рассыплетесь в извинениях, идет?
Два копа ржут; третья, молодая женщина, очевидно, более осторожная, сохраняет нейтралитет.
– Ничего ты не получишь, придурок!
– Предпочитаю, чтобы ты называл меня по имени: Александр Гомес. Майор Александр Гомес, Судебная полиция, бригада девяносто четыре. Придурок – это только для близких.
Забавная тишина следует за официальным представлением.
– Бумаги в кармане дверцы, – уточняет Гомес.
Девица достает профессиональную карточку и протягивает ее шефу. Бригадир зеленеет, Гомесу даже кажется, что его штаны сейчас сползут на землю.
– Я провожу внутреннее расследование относительно действий Бригады противодействия преступности, – продолжает он неторопливо. – Мне поручено выяснить, как обращаются с подозреваемыми, которые не оказывают никакого сопротивления, как в моем случае. Выяснить, например, не называют ли их на «ты», не оскорбляют ли, или, может быть, даже бьют.
– Но…
– Я знаю, обычно это работа Генеральной инспекции, но нашим кузенам из внутренних расследований не хватает духу, чтобы взяться за дело. Чтобы их обзывали придурками или били по печени, им это не по душе. Вот мне и поручили грязную работенку… Кстати, чего ждете вы, чтобы снять с меня браслеты?
Полицейский с ключом взглядом испрашивает разрешения начальства. Бригадир кивает, и Гомес возвращает себе свободу движений.
– Большое спасибо. А теперь я могу получить обратно свое оружие? Оно мне как любимая игрушка, понимаете ли… Меня будут мучить жуткие кошмары, если не положу его под подушку.
Бригадир протягивает ему пистолет, Гомес бросает его на пассажирское сиденье своего «пежо».
– А не пора ли нам познакомиться поближе? Я запишу ваши фамилии, имена и звания. Ну же, я вас слушаю! Сначала дама…
– Это просто отвратительно! – осмеливается сказать самый молодой.
– Ты прав, парень, но приказ есть приказ, – вздыхает Гомес.
Бригадир берет слово:
– Послушайте, майор, это недоразумение…
Гомес прикуривает «Мальборо», наслаждаясь их вытянутыми физиономиями.
– Ну же, расслабьтесь, девочки: это шутка! Тут скрытая камера, вон, за деревом! Это для новогоднего концерта в префектуре!.. Давайте, улыбнитесь, я же сказал, что вас снимают!
Переминаясь перед ним, они уже не знают, как себя вести, несмотря на всю непристойность розыгрыша. Они по-мудацки вопросительно переглядываются, и Гомесу внезапно становится их жалко. Он уже подумывает прекратить их мучения, но именно в этот момент бригадир начинает тявкать, как шавка:
– Не знаю, что за игру вы тут затеяли, майор, но нам есть чем заняться, кроме как выслушивать ваш пьяный бред!
Гомес хватает его за ворот форменной куртки и прижимает к машине.
– А ты меня послушай, придурок: ты накосячил по полной, и я сделаю так, чтобы ты жалел об этом всю оставшуюся жизнь! Ты и представить себе не можешь, на кого наехал! И я не выпил ни капли алкоголя, в отличие от тебя.
– Я не пил! – защищается бригадир.
– А твое вонючее дыхание подсказывает мне прямо противоположное!
Приземистого коротышку словно парализовало под этим жутким взглядом.
– Вы должны были сразу сказать, что вы из наших! Я не мог догадаться!
– Отнюдь, ты был обязан, это называется чутьем, придурок!
– Вы просто с ума сошли, так нельзя…
– Твоя взяла! Имеешь право вернуться завтра вечером на финальную партию. По всему видно, что ты у нас чемпион. Уверен, что ты сорвешь главный приз!
Женщина-полицейский тихонько прыскает, Гомес выпускает бригадира, который машинально подносит руку к саднящему горлу.
– Короче, не то чтобы я с вами скучал, но после тяжелого дня борьбы с преступностью мне хотелось бы домой. Так что я вас оставляю, можете и дальше играть в классики.
Он подходит к молодой женщине, та делает шаг назад. Он берет ее руку, прикасается к ней поцелуем и подмигивает.
– Примите извинения за эту маленькую забавную сценку, мадемуазель. Если назовете ваше имя, я пообещаю никогда больше так не поступать.
– Валентина.
– Чудесно. Доброй ночи, Валентина. И никогда не позволяйте этим двум мачо давить на вас, договорились?
– Договорились, майор.
Она слегка растерянно улыбается, пока Гомес садится в машину, ставит на крышу мигалку и резко берет с места.
Ошеломленная троица смотрит на удаляющийся автомобиль. В конце улицы он уже несется на скорости далеко за сто.
– Этот тип действительно спятил, – бормочет Валентина.
Я все время думаю о тебе.
Это сильнее меня, сильнее всего.
Я выбрал тебя в безликой толпе.
Избрал своей музой, своим источником вдохновения.
Для тебя я придумаю тысячу и одну пытку, и каждая будет верхом изысканности.
Обещаю тебе.
Для тебя я принесу жертвы, одну за другой. Человеческие жертвы, разумеется.
Я разрушу все препятствия, воздвигнутые между нами.
Я не разочарую тебя.
Обещаю.
Для тебя я совершу невозможное.
Ничто не устоит передо мной.
А главное – не устоишь и ты.
Конечно, ты будешь защищаться со всем мужеством, которое я в тебе распознал, и с присущим тебе умом.
Конечно, ты будешь бороться до конца, я ни секунды в этом не сомневаюсь.
Но в конце концов ты смиришься с очевидностью и сложишь оружие к моим ногам.
Я преобразую тебя, вылеплю то, что задумал.
Я сдеру с тебя оболочку, оставлю освежеванной. Голой.
Я буду разрушать тебя медленно, день за днем, кусочек за кусочком.
Я тебя перестрою, деталь за деталью.
Ты станешь моим самым прекрасным произведением искусства, моим величайшим успехом.
Моей самой прекрасной бойней.
Моим шедевром, я тебе обещаю.
Глава 7
– Хватит тебе валять дурака, Алекс.
Гомес выдержал взгляд комиссара Маяра без малейших признаков раскаяния. Следует заметить, что они были знакомы уже больше пятнадцати лет, и Маяр давно уже опустил руки. Попытки контролировать Гомеса – чистая утопия. С тем же успехом можно попробовать остановить стадо буйволов, за которым гонится стая гиен.
Поэтому дивизионный комиссар довольствовался тем, что по возможности ограничивал ущерб. Заметал пыль под ковер.
– Если я стану паинькой, ты помрешь со скуки, – провокационно заявил Гомес.
– Скорее, я почувствую себя в отпуске! Потому что нет ничего забавного в том, чтобы в девять утра получить список твоих ночных похождений.
– Да ладно тебе, расслабься, старина! – засмеялся Гомес, прикуривая сигарету.
– Не кури в моем кабинете, черт! – рявкнул Маяр.
Гомес открыл окно, сделал пару затяжек и выкинул окурок.
– Если вспомнить, почем сейчас сигареты…
– Ну так бросай курить.
– И сдохнуть девяностолетним старцем? Нет уж, спасибо!
– Тебе действительно пора в психушку, Алекс.
– Скажешь тоже, меня ни одна клиника не берет! Я уже просился, но, похоже, они меня боятся до чертиков.
– Чего ты привязался к этой бригаде? – со вздохом спросил Маяр.
– Нечего было меня доставать. Еду себе спокойно…
– Ты ехал сто тридцать по Большому Парижу[6]. Достаточная причина, на мой взгляд. Мигалка не для собак придумана.
– Ну и что? Я даже ни одного старикана не задавил! В такое время они все уже давно сопят по койкам. Я бы очень хотел посодействовать спасению нашей пенсионной системы, но дедули не должны быть такими домоседами.
– Должен напомнить, что тебе платят за то, чтобы ты нагонял страху на плохих парней, а не на копов. Копы – это твоя семья, понимаешь. Та команда, за которую ты играешь. Или, по крайней мере, за которую ты должен играть…
– Мне платят, ты уверен? – удивился Гомес. – Учитывая состояние моих финансов, мне казалось, что я доброволец Армии спасения.
– Парни из твоей ночной истории подали жалобу, и это тоже повиснет у меня на шее.
– У тебя крепкий хребет, уж я-то знаю. И потом, я здорово повеселился, честное слово! С ними была одна малышка. Валентиной зовут. Ты должен перетащить ее к нам, в Судебную. Потому что она умеет управляться с тачкой.
– Правда?
– А главное, такая аппетитненькая! – признался Александр.
Маяр закатил глаза и закрыл окно своего кабинета.
– А на самом деле можешь мне сказать, что ты делал на улицах этой ночью?
– Любовался звездами. Ну до чего красивые, эти звезды.
Маяр скрестил руки и ждал.
– Я очень увлекся астрономией, – заверил Гомес.
– Говори, что ты делал, или за твои ночные выкрутасы я отдам тебя на съедение, откроем внутреннее расследование.
– Ты никогда так со мной не поступишь, брат.
– Я тебе не брат, а непосредственное начальство.
Гомес вылез из кресла, в котором расположился.
– Нет, ты не только мое непосредственное начальство. Главное, ты мой друг.
Пойманный врасплох Маяр сжал челюсти. Гомес положил ему руку на плечо:
– Спасибо, я в долгу не останусь.
Прежде чем выйти, он обернулся с настораживающей улыбкой на губах.
– Можешь мне поверить. Я принесу тебе отборную дичь. Одну из тех, за которые ты получишь красивую медальку и сможешь в старости на нее любоваться.
Майор закрыл за собой дверь, дивизионный снова тяжело вздохнул. Ему было совершенно ясно, что в один прекрасный день ему придется дорого заплатить за неизменную поддержку, которую он оказывает Гомесу.
Его другу, верно. И его лучшей ищейке тоже. Камикадзе невыполнимых миссий.
Человеку, которых прячет свое хроническое отчаяние под карнавальной маской. То буйной, то гротескной. То ужасающей.
Часто ужасающей.
Человеку, который уж точно обладает чем-то необычайным, чему Маяр всегда завидовал.
Свирепой волей к свободе.
* * *
– Ты звонила на работу? – спрашивает Бертран.
– Да. Сказала, что сегодня утром не приду.
– Я тоже позвоню боссу. Лучше мне остаться с тобой.
Он отпивает глоток кофе, берется за мобильник. Хлоя слушает, как он рассказывает выдуманную историю своему патрону. С каждым днем она находит его все привлекательней. Как если бы каждая проведенная с ней ночь добавляла ему очарования. Ей нравится думать, что это она делает его красивее, что он расцветает от соприкосновения с ней. Что она тоже для него вроде наркотика. Только с положительным эффектом, разумеется.
– Как ты себя чувствуешь? – беспокоится Бертран.
– Нормально, – заверяет Хлоя.
Он берет ее за руку, она избегает его магнетического, но невероятно нежного взгляда.
– Ты правда думаешь, что у меня галлюцинации?
– Скажем, ты очень испугалась в тот день, и это вызывает странные проявления… думаю, тебе нужно обратиться за помощью.
– Хочешь отправить меня к психиатру, да? – говорит Хлоя, поднимая голову.
– Тебе было бы полезно поговорить об этом со специалистом.
– Я не сумасшедшая!
– Перестань, Хлоя. Не начинай по новой, пожалуйста. Я никогда не думал, что ты сумасшедшая. Ничего подобного. Но ты перенесла травму и…
– Не было у меня никакой травмы! – взвивается Хлоя. – Я испугалась, вот и все. Для травмы мне требуется нечто большее!
Бертран выпускает ее руку, выходит из-за стола.
– Я пошел, – говорит он просто.
Хлоя колеблется, в конце концов перехватывает его у двери.
– Не уходи! – приказывает она.
– Мне не нравится, когда ты говоришь со мной в таком тоне. Лучше я вернусь к себе.
Хлоя обвивает руками его шею:
– Не уходи, пожалуйста. Останься со мной.
Он не отвечает, по всей видимости не желая идти у нее на поводу.
– Я вся на нервах, – добавляет Хлоя. – Прости меня. Я отпросилась на это утро, и ты тоже, будет глупо, если мы разойдемся каждый в свой угол, верно?
Она снимает с него пальто, он не сопротивляется. Взяв его за руку, она приводит его обратно на кухню. Он послушно садится, но молчит. Наверно, чувствует себя задетым.
Превратившись в милую девчушку, Хлоя делает ему новый кофе.
– Прости меня, – повторяет она, – думаю, мне неприятно говорить об этом, потому что… Потому что мне стыдно так реагировать, всего бояться. Видеть повсюду этого типа.
– От стыда никакого толка не будет. А вот поговорить, напротив…
– И речи быть не может, – прерывает его Хлоя, не повышая голоса. – Я возьму себя в руки, все пройдет.
Она целует его, он тает, как снег под солнцем.
– Голова больше не болит? – интересуется он.
– Нет. Только синяк на плече. Ничего серьезного.
Она убирает со стола, он не сводит с нее глаз.
– А ты приняла таблетки? – внезапно спрашивает он.
– Нет, забыла…
Хлоя открывает ящик над раковиной, достает флакон с желатиновыми капсулами, глотает две, запивая большим стаканом воды.
– А что это за лекарство, которое ты пьешь каждое утро?
Он впервые задает ей вопрос. В легком затруднении Хлоя пожимает плечами:
– Небольшие проблемы с сердцем, ничего серьезного. Это для профилактики.
– Ничего серьезного, уверена?
Она склоняется к его лицу, шепчет:
– У меня ведь каменное сердце, не забывай.
Бертран улыбается:
– Я геолог, дорогая. Не забывай. Исследование скал – моя профессия. От самых хрупких до самых твердых – ни одна передо мной не устоит.
* * *
Держа в руке стаканчик остывшего кофе, Гомес открыл дверь в кабинет своей бригады.
– Здравствуйте, шеф! – бросил Лаваль.
– А тебе разве не положено дрыхнуть сегодня утром?
– Положено, но мне так вас не хватало. Я не смог устоять перед желанием оказаться к вам поближе.
Гомес спрятал улыбку, приканчивая свое мерзкое пойло.
– Где остальные?
– В соседнем баре, наверное, – ответил Лаваль.
– У тебя пять минут, чтобы привести их сюда.
– Я не муди.
– Ты не кто?!
– Не пастушья собака.
– Однако иногда, когда ты на меня смотришь, впечатление у меня именно такое, – не остался в долгу Гомес.
– Это потому, что в моем взгляде светится все восхищение, которое я к вам испытываю, шеф.
– Кончай свои клоунские штучки и приведи сюда эту банду олухов, которую мне втюхали вместо команды.
Ровно в тот момент, когда Гомес заканчивал свою тираду, в помещение вошли трое мужчин.
– Привет, патрон. Банда олухов по вашему приказанию явилась!
Они пожали друг другу руки, капитан Вийяр первым.
– Ну, – начал Вийяр, – похоже, ты поимел сегодня ночью группу из девяносто первой бригады?
– Я всего лишь провел бесплатный урок пилотажа, – ответил Гомес. – Зато они теперь могут не ходить на стажировку по скоростному вождению! И хватит об этом.
– Во всяком случае, в конторе с утра только об этом и говорят! – донес до него текущую информацию Вийяр.
– Правда? Я наконец понял, почему в домах больше нет консьержей: они все перебрались сюда… Может, все-таки возьмемся за работу?
* * *
Пардье не дал себе труда постучать, прежде чем зайти в кабинет. Филипп Мартен поднял нос от своих папок и улыбнулся президенту.
– Мне надо с вами поговорить, Филипп.
Старик тщательно прикрыл за собой дверь, прежде чем усесться напротив своего сотрудника.
– Я хотел бы знать, что вы думаете о Хлое, – сразу перешел он к делу.
Мартен был удивлен и не сумел этого скрыть.
– В каком смысле? – спросил он, чтобы выиграть время.
– Во всех смыслах.
Филипп машинально расслабил узел галстука. Пардье внимательно оглядел его своими маленькими насмешливыми глазками. На лице, разрушенном течением лет, молодые, почти детские глаза. Взгляд, никогда не менявшийся в зависимости от настроения. Невычислимый.
Мартен наконец решился:
– Она умная девушка и очень талантливая.
– А еще?
– Она труженица, никогда не жалеет своего времени.
– Выкладывайте, Филипп! – велел Пардье с легким смешком.
Мартен поудобнее устроился в кресле.
– Лучше скажите мне, что вы желаете услышать!
– Какое чувство, настоящее чувство вызывает у вас мадемуазель Хлоя. Что вы действительно о ней думаете, без околичностей.
– Я восхищаюсь ею, – признался Мартен. – Она одарена, у нее богатое воображение. У нее всегда наготове решение, меткое замечание. Она блистательна. Она никогда не сдается. Мне редко встречались люди с такой силой воли.
– Продолжайте, – подбодрил Пардье.
Мартен заколебался, по-прежнему не зная, к чему клонит Старик.
– Я восхищаюсь ею, да, – повторил он. – Но… не хотел бы я быть на ее месте, потому что она наверняка испытывает мучительные ощущения.
– Вы полагаете?
– Я уверен. Честолюбие пожирает ее, отдаляет от всех остальных. Она никому не доверяет… Думаю, она боится провала.
– Как и все мы, верно?
– Конечно. Но у Хлои это болезненное. Единственное, что идет в счет. Очень боюсь, что рано или поздно она сломается из-за того, что всегда хочет держать руку на пульсе. Всегда быть безукоризненной… лучшей во всем.
Он замолчал, Пардье продолжал его разглядывать.
– Спасибо, Филипп.
– Да не за что. А к чему такие вопросы?
– Чтобы проверить, правильный ли я сделал выбор.
Горло Мартена сжалось. Галстук он уже расслабил, больше ему ничего не оставалось.
– Правильный выбор?
– Вы прекрасно знаете, о чем я говорю, – продолжил Пардье. – О том или той, кто сменит меня во главе агентства.
– Вы уже кого-нибудь выбрали?.. Это Хлоя, не так ли?
– Нет. Это вы, Филипп.
Мартен выдержал удар.
– Почему вы молчите? – спросил Пардье.
– Я… Я удивлен, простите меня. Откровенно говоря, я думал, вы выберете Хлою.
– Я долго колебался между вами двумя, признаю. Но в конечном счете сомнения отпали. И допрос, который вы только что прошли, только укрепляет меня в моем выборе, сделанном очень давно. Что я ценю в вас, Филипп, и что сделает вас великолепным руководителем, так это вашу человечность. Вы умеете различать достоинства других, умеете их признавать. А значит, сумеете и использовать их. Хлоя слишком зациклена на себе, чтобы видеть тех, кто ее окружает. Вы абсолютно правы: все остальные для нее лишь потенциальные враги или в лучшем случае рабы, инструменты. Остается идти по их головам, чтобы взобраться повыше. Все выше и выше… Я никогда не передам дело своей жизни в ее руки.
– Она этого не перенесет, – вдруг с уверенностью сказал Мартен.
– Знаю. Она уйдет из агентства, наймется к конкуренту. Для нас это потеря, из-за всех качеств, которыми она обладает и которые вы только что упомянули. Но я принял решение. И оно окончательное.
– Когда вы собираетесь объявить о нем?
– Я говорил с Хлоей. И заставил ее поверить, что выбрана будет она.
Мартен побледнел до синевы.
– Вы считаете меня чудовищем, не так ли?
Филипп даже не думал отрицать.
– На вашем месте Хлоя ответила бы мне понимающей улыбкой!
– Вы себе представляете, каким для нее это будет ударом?
– Да. Но мне нужно, чтобы она продолжала работать до официального объявления, а не тратила все свое время на поиски подходящего места где-то еще. Для меня на первом месте интересы дела. И я рассчитываю на вас, чтобы она до самого конца продолжала верить, что счастливая избранница именно она.
Мартен колебался. Но под взглядом Старика сдался.
– Хорошо, я буду молчать.
– Я жду от вас большего, чем молчание, Филипп. Вы не должны ничего показать. Могу я на вас рассчитывать?
– Можете.
– Отлично.
Старик встал, подошел к двери. Но прежде, чем выйти, обернулся.
– На самом-то деле… вы ведь мне не сказали, довольны ли вы тем, что станете моим преемником. Так как?
– Дайте мне время осознать, месье.
Пардье откланялся с улыбкой на губах.
Филипп подошел к окну кабинета и долгое время стоял там. Обуревающие его сомнения мешали ему радоваться.
Возможно, Пардье выбрал его.
Возможно, нет.
Он начинал лучше узнавать этого старого лиса. Способного на все.
Способного врать не краснея. Способного столкнуть лбами двух преемников, чтобы оценить их и вынести суждение на финишной прямой.
В любом случае следует подстраховаться, чтобы порвать финишную ленточку первым. Что-то вроде финального испытания, где все дозволено.
Все.
Глава 8
Они опоздают. Но Хлоя не решается попросить Бертрана прибавить скорость. Он с самого утра немного напряжен. Она, кстати, тоже. Поэтому она сдерживается.
Уже почти час дня, а они едва въехали в Париж. Хлоя смотрит, как течет Сена, под серым небом изображая хамелеона.
– Ты уверена, что Кароль не смутит, если я к вам присоединюсь?
– Конечно нет, – заверяет она. – Кароль будет очень рада.
– Ты расскажешь ей про сегодняшнее утро?
– Не знаю.
– Вообще-то, не стоит на ночь оставлять гараж открытым. Особенно когда меня с тобой нет. Пусть внутри красть нечего, это не слишком осмотрительно.
Сосредоточившись на дороге, Бертран не видит, как страх снова выплескивается в светлые зрачки. Смесь янтаря и нефрита. Две сияющие искристые драгоценности.
– А что, ночью он был открыт? – выдавливает она.
– Ну да. Я напрасно десять минут искал ключи!
Руки Хлои начинают дрожать, она зажимает их между коленями. От ее уверенности в себе мало что осталось. При этом она твердо знает: когда они отправились спать, замок был заперт на два оборота.
* * *
Присутствие Бертрана вызывает у нее неловкость. Они так мало знакомы… Однако Кароль напускает на себя радостный вид, просит принести еще один прибор.
Хлоя, сделав заказ, удаляется в туалет. Кароль оказывается наедине с Бертраном, который смотрит на нее с легкой улыбкой.
– Я не хотел приезжать, – говорит он без всякого вступления. – Но Хлоя настояла. Я знаю, что вы бы предпочли маленький девичник, но постараюсь не быть лишним.
– Вовсе нет. Ты же знаешь, мы часто видимся. Так что у нас полно времени, чтобы поделиться своими секретами!
Молодая женщина какое-то мгновение разглядывает в окно проходящих по тротуару людей. Словно это может представлять интерес. Потом с робкой улыбкой снова поворачивается к Бертрану.
Почему этот мужчина вызывает у нее такую неловкость? Бесполезно играть с собой в прятки: ее неудержимо тянет к нему, и она боится, что он поймет это по ее лицу.
– По-прежнему в одиночестве? – внезапно спрашивает Бертран.
Вот сволочь.
– Да, – отвечает Кароль.
Он берет из корзинки кусочек хлеба, она следит за каждым его движением. У него красивые руки, сногсшибательные зеленые глаза, улыбка, словно позаимствованная у тающей в тысячах километров отсюда льдины.
– Одиночество имеет свои плюсы, – продолжает Бертран.
– Ты прав! – отвечает Кароль, изо всех сил скрывая желание залепить ему пощечину.
Или поцеловать, на выбор.
– И я отлично ими пользуюсь, кстати! – добавляет она, стараясь казаться искренней.
Улыбочка в уголках губ Бертрана становится шире. Час от часу не легче.
Иногда стоит помолчать, чтобы не углубляться.
– Что это Хлоя там застряла?
– Наверное, подкрашивается и поправляет прическу! – посмеивается Бертран. – Хотя ничего такого ей не нужно, чтобы оставаться самой красивой женщиной на свете.
Красивее меня, до чего же деликатно с твоей стороны это уточнить.
Кароль комкает пальцами розовую бумажную салфетку, проводит рукой по своим черным волосам, стянутым в простой конский хвост. Знала бы, обязательно их распустила.
– Похоже, ты похудела! – гнет свое Бертран. – Или нет?
Лицо Кароль невольно напрягается.
– Не думаю. Скорее наоборот.
Сколько еще он будет ее мучить? Хоть бы перестал разглядывать со своим насмешливым видом…
– Во всяком случае, ты великолепна.
Внезапно ее одолевают сомнения. Он искренен? Конечно нет!
Однако Кароль не знает точно. Ее сердце подпрыгивает, руки буквально изничтожают салфетку.
– Очень мило, что ты это сказал! – бросает она с нервным смешком.
– Я действительно так думаю.
Именно этот момент Хлоя выбирает для своего выхода на сцену, подруга молча проклинает ее.
– Ты неважно выглядишь, – наконец замечает Кароль. – Что-то не так?
– Плохо спала, – уклончиво отвечает Хлоя.
Кароль хмурится, оборачивается к Бертрану. Тогда он принимается излагать всю историю в подробностях, не забыв про галлюцинацию Хлои, а та испепеляет его взглядом.
– Ничего мне не привиделось! – говорит она, едва сдерживая гнев. – Я правда видела этого типа.
– Только не начинай сначала! – просит Бертран снисходительным тоном.
– Бертран прав, – вмешивается Кароль. – Это просто страх, ничего больше.
– И страх открыл дверь гаража? – не может удержаться Хлоя.
– Ты просто забыла ее запереть, вот и все, – отвечает Бертран.
– Нет. Я уверена.
– Бертран прав…
– Перестань твердить Бертран прав! – вскидывается Хлоя. – Я пока что знаю, что делаю!
Сама того не осознавая, она перешла на крик. Люди за соседним столиком насмешливо поглядывают на нее. Бертран берет ее руку и сжимает чуть сильнее обычного. Она морщится от боли.
– Успокойся, – приказывает он. – Немедленно прекрати. Того типа не существует, и тебе следует это признать и послушать нас.
Хлоя пытается высвободить руку, но пальцы Бертрана сжимаются крепче. Впервые он позволяет себе резкий жест по отношению к ней. Да еще в присутствии Кароль.
– Будь он там этой ночью, я бы его увидел. Без вариантов.
– Он мог спрятаться в гараже, была темная ночь! – возражает Хлоя.
Она чувствует, что сейчас заплачет, пытается сдержаться. Кароль молчит, прикидывая, в какую мышиную норку забиться.
– Я пришел через несколько секунд после того, как ты закричала, тут же щелкнул переключателем и зажег свет. Его там не было. Его никогда там не было. Только в твоей голове. Можешь ты в конце концов мне поверить, черт?
– А кто тогда вырубил электричество?
– Никто.
Он ни на секунду не повысил голос. Но взгляд у него жесткий, а голос решительный. Он отпускает ее руку, их разделяет глубокое молчание. Кароль решает как можно быстрее прервать его.
– Послушай, Хлоя, я думаю, Бертран дело говорит. Тебе показалось, что этот человек там был. Потому что тебя преследовали на улице, потому что ты ужасно испугалась и…
Она не успевает закончить фразу; Хлоя покидает их, не сказав ни слова. Кароль хочет пойти за ней, но Бертран ее удерживает.
– Оставь ее, – говорит он. – Она вернется, когда успокоится.
Кароль колеблется, но в конце концов подчиняется.
– Ты наверняка прав…
Идеальный предлог, чтобы не признаться себе, что она предпочитает остаться рядом с этим мужчиной, чем идти утешать подругу.
Ее лучшую подругу.
* * *
Во всех кабинетах темно, в коридорах пусто. Но Хлоя еще на месте.
Однако ей так и не удалось поработать во второй половине дня.
Он должен был позвонить, попросить прощения, прийти к ней. Но не подавал никаких признаков жизни.
А вот Кароль попыталась с ней связаться и в конце концов оставила сбивчивое сообщение на автоответчике.
Она беспокоится за меня, но не верит… Действительно ли она мне подруга?
Хлоя пытается сопротивляться сумятице, воцарившейся в ее голове. Но с каждым часом ей становится все хуже. Она не знает, что ее больше пугает: оказаться жертвой галлюцинаций или преследования незнакомцем.
Ни малейшего следа проникновения в гараж, это следует признать. Но конечно же, существуют способы открыть двери, не взламывая их.
Этой ночью она будет одна. Она не будет звать Бертрана – она слишком горда, чтобы признаться ему, что умирает от страха. А если тот незнакомец существует, если он сумел проникнуть в гараж, что помешает ему залезть в дом?
Перед ее глазами мелькают картины одна ужасней другой. Все, что он может с ней учинить.
Нет, Хлоя, нет. Они наверняка правы, ты все себе навыдумывала. Тебе страшно, и ты бредишь.
Из окна кабинета она смотрит, как на Тринадцатый округ Парижа опускается обычный вечер. Толчея у входа в метро, люди идут за покупками или ловят такси.
Вот они, конечно же, не чувствуют себя преследуемыми. Они, конечно же, не будут бояться этой ночью ни темноты, ни теней.
Она оборачивается, сдавленно вскрикивает.
– Извини, – говорит Мартен. – Я тебя испугал, мне очень жаль. Ты еще не собираешься домой?
– Да, уже иду, – отвечает она, наводя подобие порядка на рабочем столе. – А ты?
– Только закончил. Тогда до завтра.
– До свидания, Филипп.
Он исчезает в коридорах, она внезапно жалеет, что не пошла вместе с ним.
Страх. Опять, по-прежнему. Одной выйти из башни, одной пойти к машине, припаркованной на подземной стоянке.
Она торопливо натягивает пальто, блокирует паролем компьютер, хватает сумку. И почти бегом пускается к лифтам. Если немного повезет… Но везение не на ее стороне, двери закрываются слишком быстро.
Теперь на этаже никого нет.
Глава 9
Двери лифта открываются. Паркинг пустой и плохо освещенный, как и положено.
Идеальная ловушка.
Этот хам Мартен мог бы и подождать меня!
Хлоя быстро оглядывает стоянку, не решаясь выйти из лифта. Потом сосредоточивается и твердым, не знающим колебаний и жалости голосом приказывает себе:
– Не будь смешной! Ты уже не девчонка.
В результате она покидает временное убежище, отваживаясь выйти на открытое пространство. Челюсти сведены до боли, которой она не чувствует, кулаки сжаты, шаг слишком быстрый.
Ее седан уже виден, дистанционный пульт давно в руке. Поворачивает голову, осматривается вокруг, не замечает ничего подозрительного.
Она садится в «мерседес», тут же запирает дверцы. Положив руки на руль, переводит дыхание, прежде чем тронуться с места. Достает из бардачка свой бейджик и наконец выезжает с паркинга.
Вот, у нее получилось. Не так уж было сложно. Все дело в силе воли.
Прокладывая путь сквозь плотный поток машин, она пытается расслабиться. Классическая музыка, обогрев на двадцать четыре градуса. В этом роскошном пузыре она чувствует себя в безопасности. Но рано или поздно из него придется выйти. На мгновение она задумывается, не провести ли ночь в гостинице.
Проезжая мимо «Меркурия»[7], она колеблется.
– Исключено. Неужели я поддамся панике!
Мне не следовало днем уходить из ресторана. Я должна была позвонить Бертрану и извиниться. Попросить побыть со мной этой ночью. Умолять даже.
– Умолять его?.. Что я за ничтожество!
Пока она стоит на светофоре, перед ее глазами возникает лицо Кристофа.
Страсть ее жизни?.. Страх ее жизни. Ненависть ее жизни.
Пять лет, проведенные рядом с ним. И в качестве жалкого эпилога – месяц в больнице для нее и два месяца в тюрьме для него.
Кристоф. Высокий, внушительный. Как Тень.
Она закрывает глаза, не видит, как светофор переключается на зеленый. Разъяренные гудки возвращают ее на землю. Она побывала в аду.
Это он. Это Кристоф. Он вернулся, он хочет покончить со мной. Отомстить, убить.
Ему всегда нравилось терроризировать меня, нравилось, когда я в его власти.
Она замечает, что плачет горючими слезами.
– Ты вернулся, говнюк! Хочешь заполучить мою шкуру, да?
Она вопит в пустоту. Никто ее не слышит. Никто ее не понимает. Она одна, до ужаса одна.
Нет. С ней страх. Въевшийся в саму ее плоть. Он течет в ее венах, бьется в висках, делает влажными лоб и руки. Он живет там, у нее внутри.
Уже очень давно.
* * *
Обычно она торопится домой. А этим вечером она ехала медленно. И даже сделала несколько лишних крюков.
Улица пуста. Все сидят по домам. Каждый за себя.
Хлоя оглядывает привычную обстановку, превратившуюся во враждебные джунгли. Где каждое дерево идеальное укрытие для возможного хищника, готового кинуться на нее.
Она достает мобильник, ищет Бертрана в контактах. Признаться ему, сказать, что умирает от страха, умолять приехать.
Долгие минуты она колеблется, увязнув в собственных противоречиях.
Не будь такой гордячкой, черт тебя побери!
Не доставляй ему такого удовольствия.
Или же… Позвонить Кароль. Она точно приедет.
– Я веду себя просто нелепо, в конце-то концов. Этого типа не существует, у меня бред.
Позвонить Каро означает воплотить эту тень в жизнь. Не звонить означает признать, что ей все приснилось. Точнее, приснился кошмар.
Она должна разрешить эту дилемму. Позже. А сейчас нужно просто вернуться домой. Сделать нечто обычное, вдруг ставшее опасной миссией.
Противостоять своим страхам, своим демонам. Призвать свое мужество, сколько его осталось.
Заходя в сад, она думает, что следовало бы поставить ворота. А то не участок, а проходной двор. Но никакие ворота не помешают перелезть через низенькую стенку, которая служит оградой.
Может, сторожевую собаку? Огромную, способную разорвать любого незваного гостя.
Проблема в том, что Хлоя всегда боялась собак. Настоящая фобия.
Она оглядывается вокруг, бросает взгляд назад. Еще несколько метров, и она в безопасности.
А вдруг он ждет внутри, удобно устроившись на диване?
Едва она ставит ногу на первую ступень крыльца, из тени появляется мужчина.
– Это я, не пугайся.
Хлоя на мгновение прикрывает глаза, снова открывает их, глядя на лицо Бертрана. Она не находит слов, такое облегчение вызывает в ней его присутствие. И однако, нечто холодное, словно сквозняк, окатывает ее с головы до пят. А следом желание вцепиться зубами в эту знакомую плоть.
Главное, не показать, до какой степени мне хорошо от одного звука его голоса. Я победила, он не может без меня обойтись. Так оно и должно продолжаться.
– Я приехал посмотреть, как ты.
– Нормально, – сухо отвечает она.
– Тем лучше… Может, нам стоит поговорить, а?
– Как хочешь, – говорит она, открывая дверь. – Но предупреждаю, я устала.
– Я могу уйти, если тебе так будет лучше.
– Заходи, раз уж пришел.
В прихожей она бросает ключи, туфли, сумку. Все это под взглядом Бертрана. Он идет следом за ней в гостиную, где она наливает себе мартини; ему она ничего не предлагает, даже присесть.
Продолжая свою маленькую игру, она невозмутимо проверяет каждую комнату в доме. Воспользоваться тем, что он здесь. А потом выставить его вон. Если только он не станет умолять о прощении, конечно. Желательно на коленях.
Она возвращается в гостиную, проходит мимо Бертрана, стоящего посреди комнаты. По-прежнему не обращает на него никакого внимания.
Скоро он поймет. Ее нельзя безнаказанно называть сумасшедшей. Он должен был броситься за ней на улицу, когда она ушла. Рассыпаться в извинениях. Или, по крайней мере, позвонить потом раз двадцать.
Она включает телевизор, Бертран не двигается с места. Он не сводит с нее глаз, до странности потемневших и превратившихся в два дула оружия, заряженного полной обоймой.
В энный раз она проходит, едва не задев его, но не прикасаясь. Его ладонь смыкается на ее руке, она проливает половину своего мартини на ковер.
– Если ты не хотела меня видеть, следовало сказать.
Наконец она смотрит на него. Вернее, мерит взглядом. С надменной, почти презрительной улыбкой.
– Отпусти меня, – велит она. – Немедленно.
Он грубо притягивает ее к себе, отбирает стакан и ставит его на комод.
– Что за игры ты затеяла?
– Я вышла из возраста игр.
– Я тоже. Поэтому прекрати.
Он отпускает ее, снимает пальто, швыряет его на диван.
– Можешь не располагаться, – бросает она. – Потому что здесь ты спать не будешь.
Он обхватывает ее за плечи, притискивает к стене. Она наконец-то замечает, что у него лицо, которое ей незнакомо. И пугающий взгляд.
Но она немного опоздала.
Ее уносит на несколько лет назад. Когда мужчина терроризировал ее. Когда она жила с врагом, с убийцей.
Она пытается оттолкнуть его, он снова прижимает ее к стене.
– Прекрати немедленно… Или я вызову копов!
Он начинает смеяться. И этот смех тоже ей незнаком. Она содрогается, пытается унять бешено забившееся сердце.
– Послушай, Хлоя, ты же рада, что я приехал, потому что умираешь от страха.
– Ты бредишь.
– Я? Нет… Ты счастлива меня видеть, но изо всех сил пытаешься этого не показать. Ты слишком гордая.
Он прижимается к ней, держа в объятиях, которых она не выбирала. Однако она чувствует, что было бы опасно снова его отталкивать.
– Ты что думаешь? – шепчет он. – Что я буду умолять тебя позволить мне остаться здесь на ночь?
– Тогда зачем ты приехал?
– Чтобы посмотреть, все ли у тебя в порядке, я же сказал.
– Посмотрел? Теперь можешь убираться.
– Не говори со мной так. Никогда не говори со мной так.
– Говорю как хочу.
Он отрицательно качает головой. Она медленно задыхается.
– Вон из моего дома! Катись!
Она переходит на крик – верный признак, что страх заставил ее потерять контроль.
– Знаешь, – добавляет Бертран, – я тебе не верный мопс. И не ручная собачка, и не сторожевой пес. Тебе и правда не помешало бы научиться проявлять внимание и уважение к другим… Ко мне, в частности.
Он запустил руку ей под юбку, ее охватывает жаркая волна.
– Я не хочу, – говорит она, понижая тон.
– Хочешь… Ты боишься остаться одна, потому что тебе страшно, и ты хотела бы, чтобы я остался, только не желаешь этого признавать. Ну же, давай, скажи!
Она протягивает левую руку, хватает стакан, где остался практически один лед, и выплескивает ему прямо в лицо. Он отступает, утирается. Они испепеляют друг друга взглядом в не предвещающем ничего доброго молчании.
– Хочешь ударить меня? – бросает она вызов. – Давай.
– Ты меня с кем-то путаешь, Хло. Наверняка с твоим бывшим.
Ее лицо покрывается трупной бледностью; Бертран улыбается, довольный произведенным эффектом.
– Ну да, я в курсе, сама видишь…
Кароль, разумеется. Которая не знает, что такое умение хранить чужие секреты. Она мне за это заплатит.
– Я не такой недоумок, как он, – добавляет Бертран, подбирая свое пальто. – Ты же не думаешь, что я загремлю из-за тебя в тюрьму?
Он неторопливо направляется к выходу.
– Если сегодня ночью услышишь шум, не трудись мне звонить. Или если электричество отключится. Думаю, я буду занят. Доброй ночи, Хлоя.
Когда хлопает дверь, она вздрагивает. Ее губы начинают дрожать, она сползает по стене, пока не оказывается на полу.
– Сволочь!
Мне тебя уже не хватает. И все равно я ни о чем не жалею.
* * *
Гомес валяется на диване с книгой в руке. Один из редких романов Чандлера[8], который он еще не читал.
Сегодня вечером никаких засад. В сущности, торопиться ему некуда. Вернется туда в другой день, в другую ночь. Рано или поздно доберется до Башкима. Этого первостатейного мерзавца, грязной твари, которую следовало бы пропустить через дробилку в мусоровозе. Он бы с удовольствием всадил ему пару пуль в сердце, но это означало бы сделать подарок, которого тот не заслуживает. Тюрьма куда лучше. Тем более что этот тип точно получит пожизненное. Если не случится что-то непредвиденное. Вроде одной из судейских крыс, которые сводят на нет месяцы работы.
– Алекс!
Гомес кладет книгу на низенький столик и слезает с дивана.
– Иду, – отвечает он, направляясь в глубину квартиры.
Он заходит в самую дальнюю комнату, зажигает свет.
– Что с тобой, дорогая?
Женщина на постели, превращенной в медицинскую кровать, смотрит в потолок. У нее настолько опустошенное лицо, что невозможно определить ее возраст. Она чудовищно худа, вокруг глаз темные фиолетовые тени, а сами глаза непомерно запали в орбиты.
Она ужасна. И в то же время красива.
Особая волнующая красота.
Красота тех, кто страдает.
– Почему ты не спишь? – мягко спрашивает Александр.
– Мне больно.
Он садится в кресло рядом с ней. Можно подумать, они в больничной палате. Бортик вдоль кровати, консоль, капельницы. Вот уже шесть лет, как квартира превратилась в больницу.
Потом в место умирания.
Он берет ее руку в свою и сжимает, но не слишком сильно. Иначе останется синяк.
– Я уже дал тебе все лекарства, – напоминает он.
– Если бы ты знал, как мне больно!
Слезы текут по ее впалым щекам. Он не выносит, когда она плачет. Такое ощущение, что из его собственной кожи сочится кислота.
– Не волнуйся, прошу тебя. Я посмотрю, что можно сделать… Сейчас вернусь.
Едва он переступает порог комнаты, как стоны возобновляются с новой силой. Он торопливо идет в кухню. Там открывает ящик, доверху заполненный коробками с лекарствами, и находит морфин.
Он уже превысил максимальную дозу. А что потом?
Он готовит инъекцию, а стоны в глубине квартиры сменяются криками.
Однажды он ее убьет. Сам того не желая. А может, и желая.
Потому что он больше не может видеть, как она страдает. Потому что она умоляет его об этом каждый день. Без слов, только глазами.
Потому что он готов отправиться в тюрьму за это преступление.
Потому что любовь, конечно же, такой и бывает.
* * *
Так и не набравшись мужества отправиться в постель, она решила не спать до раннего утра.
Вытянувшись на диване перед телевизором с приглушенным звуком, Хлоя смотрит в пустоту.
Весь свет включен, телефон лежит рядом. Как и бутылка виски, открытая после ухода Бертрана.
Не спать, иначе он придет. Не спать, иначе он меня убьет. Или еще того хуже.
Чего он от меня хочет? Кто он?
Она пробует приладить Тени лицо. Он высокий, но она не сумела бы с точностью определить его рост. А мужчин ростом от метра восьмидесяти до метра девяносто она знает немало. Кристоф, Мартен… Бертран.
Она наливает себе еще порцию виски, медленно сползая в опьянение.
Или это я становлюсь параноиком. Сумасшедшей. Больной, чокнутой.
Какой из двух вариантов хуже? Если ее реально преследует какой-то мужчина, она может убежать на другой край планеты. Если враг в ней самой, она может хоть на Луну улететь, это ничего не изменит.
Нет, правда, она не может сказать, что ее пугает больше. А потому старается найти третий вариант, более успокоительный.
Они правы. Это последствие испуга, все пройдет. Через несколько дней я перестану видеть эту тень, не буду слышать подозрительных шумов. Все вернется в нормальное русло.
– И я стану главой агентства!
Она начинает смеяться, делает еще глоток односолодового. Лицо искажается гримасой. Чтобы забыться, ей бы следовало выбрать напиток полегче.
– И Бертран вернется к моим ногам!
Мгновением позже она заливается слезами. Берет мобильник, набирает его номер. Долго слушает гудки, потом включается автоответчик. Она жмет отбой, позволяет себе еще один глоток.
– Ну же, ответь!
Пробует еще раз. Теперь автоответчик включается после второго гудка. Вызов отклонен.
Здравствуйте, вы позвонили на телефон Бертрана…
Этот изумительный голос. Он согревает ее изнутри сильнее, чем питье двенадцатилетней выдержки.
– Бертран, это я… Я только хотела сказать тебе… Просто сказать тебе, что…
Ее глаза устремлены в пространство, слова путаются. И что она собирается ему сказать? Я люблю тебя? Абсурд. Любовь – это слабость, которая может дорого обойтись. Она должна оставаться в тайне, в ней никогда нельзя признаваться.
– Просто сказать тебе, чтобы ты катился к черту! – в результате кричит она.
Дает отбой и разражается рыданьями. Ее пальцы разжимаются, мобильник падает на ковер. Она плачет долго, под крылом своего одиночества. Благословенное одиночество, которое позволяет дать волю всему накопившемуся.
Всему, что приходится скрывать под прочной броней. Под улыбками и благопристойными манерами. Под глиняной маской.
Всему, что она прячет уже так давно.
С тех пор, как ложь стала ее убежищем, ее религией.
Только наедине с собой она может рыдать, вопить, пока не сорвет голос. Проклинать всю землю, тех, кто ее ранил, тех, кто даже и не пытался. Тех, кто воспользовался ею, когда такое еще было возможно. Пока она не вооружилась до зубов.
* * *
Наконец она заснула. Гомес смотрит на нее, сидя в кресле рядом с кроватью. Морфин разгладил ее черты, смягчил лицо. Вернув отчасти ее природную красоту.
Станет ли она такой, когда уйдет в смерть? Александр надеется. Это и есть его последняя надежда.
Он еще не знает когда.
Иногда он молится, чтобы это случилось. Иногда воет от страха, что это случится.
В любом случае ему будет так ее не хватать.
Он стал рабом умирающей, хотя за ним оставалось право ее бросить. Передоверить белым халатам. Но проще вонзить себе нож в сердце, потому что он не может без нее обойтись.
Он медленно засыпает. Его рука лежит на ее руке. Он готов уйти вместе с ней.
Ему снится ее лицо. Настоящее лицо, до болезни. Ее ушедшая улыбка. Ее забытый смех. Ему снится, что он дает ей то, чего она от него ждет. Воскрешение. Освобождение.
Смерть.
В нескольких километрах оттуда, в богатых кварталах, Хлоя тоже медленно переплывает на другую сторону. Стоит ей пересечь границу, как она погружается в кошмар.
Ее кошмар.
Один и тот же на протяжении многих лет.
Начинается он как сон. Детский смех…
Потом страшный вопль, тело падает в пустоту и разбивается у ее ног.
Вздрогнув, Хлоя снова открывает глаза. Несколько секунд спустя, скорчившись на диване, она медленно погружается в глубокую кому.
Тень у ее изголовья.
Глава 10
– Это что за мусор?
Она не повышала голос. Но взгляд у нее хуже любого оскорбления.
Перед ней Матье Ферро, новый креативный директор, принимает удар, не дрогнув.
– А в чем проблема? – спрашивает он после паузы.
Она чуть ли не в лицо ему швыряет документ, который накануне он оставил у нее на столе.
– Проблема? – повторяет Хлоя со свирепой улыбкой. – Полагаю, это вы сами.
Матье тупо уставился на подготовленный его командой проект рекламной кампании, потом поднял глаза на Хлою. Еще и двух месяцев не прошло, как его взяли на работу, а это уже не первая его стычка с пресловутой фурией. Но то, как она позволяет себе с ним разговаривать, недопустимо. Он делает глубокий вдох, как учил преподаватель йоги.
– Возможно, имеет смысл обсудить это вместе? – предлагает он. – Вы могли бы…
– Тут и говорить не о чем, – обрывает его Хлоя. – Кроме как о том, что у вас нет и тени таланта. Я хочу получить новое предложение не позднее сегодняшнего дня. Вам платят не за то, чтобы вы целыми днями пили кофе. Шевелитесь.
Подчиняясь Хлое, он встает, отчасти чтобы показать, что он на голову ее выше. Что ни на секунду ее не смущает.
– Скажите, по крайней мере, что вам не понравилось в моем проекте!
– Все. Это никуда не годится. Слоган устарелый, картинки дебильные! Клиенты рассмеются нам в лицо, а потом отправятся к конкуренту. У вас времени до шестнадцати часов. Потом я предложу президенту вас уволить.
Она отворачивается, оставляя своего подчиненного в полной прострации. Закрывается в своем логове, отпивает глоток кофе, приготовленного Натали. Слишком горький, просто пить невозможно; преследующая ее тошнота только усиливается.
– Не умеет даже кофе нормальный приготовить! Я определенно работаю с кучей бездарей!
У Хлои такое ощущение, что она превратилась в вулкан. Маленькая порка, которую она устроила новичку, только слегка успокоила ее.
Можно ли наконец потушить огонь, прежде чем он выжжет ее изнутри?
Она смотрит на мобильник, который не показывает ни одного нового звонка, кроме посланий от Кароль, на которые она не ответила.
Стоя у окна, Хлоя пытается пересилить серое небо и свои сомнения. Она не должна была так вести себя с Бертраном. Но ей и в голову не пришло, что от него можно ждать подобной реакции. Он выглядел таким влюбленным… Таким зависимым.
Мне же казалось, что он весь мой.
В конце концов она посылает сообщение Кароль, предлагая вместе пообедать. Краткое, чтобы не показать, как та нужна ей. Скорее, как бы оказывая той милость. Нажимает на отправку в тот момент, когда в ее кабинет входит Филипп Мартен. Без стука.
Внутреннее напряжение подскакивает еще на градус.
– Хлоя, что произошло с Матье?
– С чего такой вопрос? Он что, пошел плакать тебе в жилетку?
Лицо Филиппа застывает.
– Ты здесь не для того, чтобы терроризировать сотрудников, как мне кажется.
– Я терроризировала этого бедолагу? Да как бы я посмела?!
– Перестань! – велит Филипп. – Кажется, ты ему угрожала?
Хлоя допивает свой кофе с ощущением, что в горло попала кислотная смесь.
– Я всего лишь попросила его грамотно выполнять свою работу. Это создало тебе проблему?
– Не говори со мной таким тоном…
– Иначе ты скажешь, что я и тебя терроризирую?
– Нет, но ты меня достала.
Мартен никогда не бывает груб, значит он действительно на нервах.
– Я видел проект, не так уж он плох. Одно дело, если бы ты попросила пересмотреть кое-какие позиции. Кстати, это было бы правильно. Конечно, проект далеко не идеален. Но угрожать увольнением – дело другое. В любом случае это не тебе решать.
– Мне будет достаточно обратиться с такой просьбой к Пардье, – замечает Хлоя. – Смысл тот же.
– О да, это правда! Я и забыл, как он во всем тебя слушает!
– Больше, чем ты думаешь.
Мартен улыбается, устраивается без приглашения на одном из стульев.
– Ты не должна вымещать свое раздражение на других, – добавляет он. – Мы не можем каждый месяц менять креативного директора. Должен напомнить, ты не так давно избавилась от предыдущего.
– Вот уж невелика потеря.
– Все имеют право на ошибку. Дай ему время проявить себя в деле.
– Мужская солидарность – это так трогательно! – усмехается Хлоя.
– Ничего общего. Парень ждал от тебя совета, а не публичной казни.
– Совета? В таком случае мне проще сделать все самой. Но должна предупредить, что работы у меня выше головы.
– У меня тоже. Здесь работы полно у всех… Ты должна быть более снисходительна.
– Как ты был по отношению ко мне, когда я только поступила? – иронизирует Хлоя.
– Я уже не помню, – отговаривается Мартен. – Столько времени прошло… Может, у тебя сейчас личные проблемы? Мне кажется, ты на редкость невыносима. Еще больше обычного.
У ошарашенной Хлои отвисает челюсть. Как он смеет?
– Если хочешь об этом поговорить, – продолжает Мартен, – я в твоем распоряжении.
– Ты себя принимаешь за моего психиатра?
– Твой психиатр? Бедняга… Мне его искренне жаль! – бросает он.
Хлоя готова взорваться, а вот Мартен, кажется, забавляется.
– Уйди отсюда.
Он подходит к ней, к окну. На взгляд Хлои, он чересчур близко, но ей некуда деваться, кроме как перепрыгнуть через письменный стол.
– Смени свое поведение, – тихо говорит он. – Это дружеский совет… Сейчас ты всех настраиваешь против себя. Могу предположить, что у тебя есть причины для плохого настроения, но наша личная жизнь не должна влиять на работу.
Она отворачивается, глядя в окно и сдерживая слезы. Слезы ярости. Мартен кладет ей руку на плечо, она цепенеет с головы до пят.
– Возьми несколько дней отпуска, если у тебя что-то не ладится.
– У меня все просто отлично. Ступай, мне нужно работать.
Он наконец уходит, Хлоя закрывает глаза. Еще один протянул ей руку, а она плюнула ему в лицо. Простая привычка. Или даже девиз. Никогда не протягивать руку, чтобы тебе ее не переломали. Никогда не принимать протянутой руки, чтобы не быть никому обязанной.
Чувствуя, что не в силах снова погрузиться в досье, она продолжает смотреть в окно, словно загипнотизированная тяжелым небом и разлитой печалью. И тут она замечает какое-то поблескивание за стеклами квартиры в башне напротив.
Бинокль, вне всяких сомнений.
* * *
Кароль прохаживается, кутаясь в пальто. Хлоя опаздывает.
Она не может меня продинамить. Сообщение от нее было таким холодным…
После двадцати лет дружбы не поссорятся же они из-за такого пустяка!
Входная дверь распахивается, появляется Хлоя. Не такая сияющая, как обычно, но по-прежнему элегантная. Длинное пальто и берет из серого сукна, черные юбка и сапоги.
Какое-то мгновение они друг друга разглядывают, Кароль берет инициативу на себя.
– Привет, дорогая. Я так рада, что мы вместе пообедаем.
Хлоя отвечает не сразу, от нее веет холодом, как никогда. После нескольких секунд невыносимого молчания она наконец улыбается.
– Я тоже, – говорит она.
Кароль с облегчением ее целует.
– Ты получила мои сообщения?
– Да, спасибо. Но у меня не было времени ответить. Столько всего накопилось.
Подруга проглатывает обиду.
– Я так и подумала. Надеюсь, ничего серьезного… К итальянцу?
– К итальянцу, – подтверждает Хлоя. – Поедем на автобусе?
Они пускаются в дорогу, и Кароль замечает, что Хлоя все время оглядывается. Ничего не прошло.
– Ты виделась с Бертраном?
– Да, вчера вечером. Я выставила его вон, – уточняет Хлоя резким тоном.
– Вот черт… может, тебе следовало…
– Не указывай, что мне делать, пожалуйста.
Воспользовавшись коротким затишьем в потоке дорожного движения, они переходят на другую сторону бульвара. И вдруг Хлоя застывает прямо посередине проезжей части. Мужчина в черной толстовке с капюшоном. Засунув руки в карманы и опустив голову, он идет прямо на нее.
Хлоя перестает дышать, приступ паники душит ее. Мужчина задевает ее, не подняв головы, их плечи соприкасаются. Ее будто бьет мощный электрический разряд.
– Хлоя! – отчаянно кричит Кароль.
Визг тормозов проникает в мозг остолбеневшей молодой женщины. Машина остановилась в нескольких сантиметрах от нее. Гудок заставляет ее вздрогнуть, ругань водителя едва до нее долетает. Кароль подбегает к ней, посылает примирительный жест разъяренному шоферу, потом доводит Хлою до тротуара.
– Что на тебя нашло? Может, угробиться хочешь?
Хлоя оборачивается, человек в черном исчез. Но страх остался.
Отныне он ее больше не покинет.
* * *
– Тех, кто носит черные толстовки с капюшонами, ты встретишь в Париже десятками, – настойчиво повторяет Кароль.
Она берет руку Хлои в свою, успокаивающе ей улыбается.
– Ты должна взять себя в руки, Хлоя. Мне кажется, тебе не помешали бы несколько дней отпуска.
– Я действительно в опасности. Кто-то подглядывает за мной, следит… Я не выдумываю!
– Но послушай, кому это нужно? И зачем?
– Не знаю… Это… Это может быть Кристоф.
Кароль на несколько секунд замолкает.
– Он уже давно не показывался, и не думаю, что он вдруг вернулся, чтобы… Чтобы что, на самом-то деле?
– Чтобы отомстить!
– Звучит неправдоподобно. Он знает, чем рискует, если снова приблизится к тебе. И мне кажется, он не горит желанием возвращаться в тюрьму.
– Он сумасшедший! – орет Хлоя.
Несколько лиц оборачиваются в их сторону, она понижает голос.
– Он сумасшедший, – повторяет она.
– Нет, Хлоя. Он не сумасшедший.
– Ты его защищаешь?
– Вовсе нет. Но быть сумасшедшим – это совсем другое. Он вспыльчивый, буйный, но не чокнутый.
– Тогда кто? – спрашивает Хлоя со слезами в голосе. – Кто?
– Не знаю, – тихо говорит Кароль. – Но… Послушай, я не хочу, чтобы ты убежала, как вчера, я хочу тебе помочь. Ты же знаешь это, правда?
Хлоя разглядывает висящую на стене отвратительную мазню. До сегодняшнего дня она ее не замечала. Как можно иметь такой плохой вкус?
– Я знаю, ты всячески гонишь эту мысль, но я искренне думаю, что тебе все мерещится.
– Не будем больше об этом говорить, – резко обрывает ее Хлоя.
– Наоборот, давай поговорим! Мы должны об этом говорить!
– Нет. По-моему, бесполезно. Давай на этом остановимся.
Между ними повисает долгое молчание, официант подходит убрать со стола. Хлоя удаляется в туалет, возвращается через десять долгих минут.
– Мне очень жаль, – говорит она. – Я надоедаю тебе своими историями.
– Нет, – заверяет ее Кароль. – Я беспокоюсь, вот и все.
– Может, ты и права, я уже ни в чем не уверена. Поговорим о чем-нибудь другом. Расскажи о себе.
Кароль улыбается и откидывается на стуле.
– Обо мне?
– Ну да. Разве тебе нечего рассказать?
Подруга пожимает плечами, напускает на себя таинственный вид.
– Ты кого-то встретила?
– Почему ты спрашиваешь? – удивляется Кароль.
– Не знаю… Что-то такое у тебя в глазах!
Кароль смеется, Хлоя пристально на нее смотрит, готовая вытрясти признание.
– Так ты кого-то встретила или нет?
– Ты помнишь Квентина?
Хлоя хмурит брови, роется в памяти.
– Ты однажды видела его у меня, на вечеринке перед сочельником. Он медбрат. Высокий шатен, лет сорока. Длинные волосы.
Наконец Хлое удается совместить лицо и имя. Она смутно вспоминает довольно молчаливого типа, вообще-то ничем не примечательного. Если только не путает его с кем-то другим.
– Мы уже довольно давно знакомы, а тут несколько раз встречались с глазу на глаз. Он пригласил меня выпить кофе, потом в ресторан… Думаю, я ему нравлюсь.
– Женат? – предполагает Хлоя.
– Собирается разводиться, – немедленно уточняет Кароль.
– Так все женатые мужики говорят! А как своего добьются, сразу и думать забывают о разводе.
Кароль пожимает плечами, ее сердце болезненно сжимается.
– Не важно, – заверяет она.
– Он тебе нравится, если я правильно поняла! – улыбается Хлоя. – Очень за тебя рада.
– Как он тебе? – спрашивает Кароль.
– Надо еще раз на него посмотреть. Признаюсь, я не обратила на него особого внимания.
Кароль проглатывает пилюлю, запивая стаканом газированной воды.
– И когда ты думаешь перейти с ним к делам серьезным? – продолжает Хлоя.
– Не знаю. Он вроде бы не торопится.
– Что, еще бывают мужики, которые неделями ухаживают? Не верю! Организуй что-нибудь и пригласи меня. Так я смогу хоть разглядеть его, этого редкого джентльмена!
* * *
Прислонившись к своему «пежо», Гомес прикурил «Мальборо». Ему немного тревожно.
Вдруг он заметил ее: она вышла из участка.
– Валентина!
Молодая женщина повернула голову, на мгновение застыла. Он подошел: уверенной походкой и с уверенной улыбкой.
– Добрый вечер, Валентина. Я вас ждал.
– Но… Откуда вы знаете, во сколько я…
– Навел справки. Мне сказали, что сегодня вы заканчиваете в пять. Я хотел еще раз извиниться за тот вечер.
– Очень мило. Но… мне это показалось скорее забавным! – призналась молодая женщина.
– Тем лучше. На самом деле в мой план по принесению извинений входит приглашение на ужин.
Она все еще не могла прийти в себя. Инстинктивно перевела взгляд на левую руку Александра. А точнее, на его безымянный палец. Классическое обручальное кольцо. И явно старое.
– Да, я женат, – подтвердил Гомес. – Но я говорил о приглашении в ресторан, а не в гостиницу.
Валентина покраснела, бросила взгляд на дверь комиссариата.
– Ну, так что насчет ужина?
– Не знаю.
– Как это? Вам хочется провести со мной вечер или нет?
У нее на губах мелькнула робкая неуверенная улыбка.
– В какой вечер вы свободны на этой неделе? – спросил Гомес.
– Завтра.
– Подходит. Я заеду за вами в восемь часов.
Она продиктовала свой адрес, по-прежнему чувствуя себя неловко. Он взял ее руку, поцеловал и направился к машине.
– Подождите! – окликнула его Валентина. – Куда мы пойдем?
– Еще не знаю. А что?
– Мне нужно знать, как одеться.
Он развеселился, она косо на него глянула.
– Напоминаю, Валентина, я коп.
– Ну и что?
– А то, что и зарплата у меня как у копа. В любом случае вы будете великолепны, я совершенно уверен.
Глава 11
Она клялась себе подождать, не желая первой уступать в этом поединке. Но риск потерять его был еще тяжелее, чем капитуляция. Хлоя нажимает на кнопку звонка и ждет.
– Да?
– Это я.
От нескончаемого молчания, последовавшего за этой фразой, ей становится совсем нехорошо. И все же звук открываемой двери дает понять, что она может войти. Первая победа.
Она заходит в холл, начинает подниматься на четвертый этаж. Тихонько стучит два раза, снова ждет. Бертран не торопится ей открывать. На нем только джинсы, голый торс, босые ноги. Скрестив руки, он прислоняется к косяку.
Начало непростое.
– Добрый вечер.
Голос у него ледяной, взгляд недвусмысленный. Хлоя жалеет, что пришла, подумывает сбежать. Гордость берет верх, приказывая не уклоняться от столкновения. Она выигрывала битвы и потруднее. Но извинения она умеет только принимать. И то…
– Добрый вечер, я могу войти? Я бы хотела с тобой поговорить.
– Если для того, чтобы велеть мне убираться к черту, то можешь не трудиться. Я получил сообщение.
Нестерпимый цинизм ясно читается в его зеленых глазах. Она бы предпочла увидеть в них гнев. Он хочет поиграть с ней, это очевидно. И не расположен облегчать ей задачу.
– Я хотела бы сказать нечто более приятное, но больше и минуты не буду стоять у тебя на пороге, – предупреждает Хлоя.
Он наконец отстраняется, жестом приглашает ее войти. Вторая победа.
Хлоя проходит в просторную квартиру, всегда тщательно убранную, снимает пальто.
– Можешь не располагаться, – иронизирует Бертран. – Потому что ты не будешь здесь спать!
Не отводя от него глаз, она снимает пиджак, вешает на спинку кресла.
– Я по натуре оптимистка, – отвечает она, подражая его саркастической усмешке.
Продолжая смотреть ему в глаза, она с расчетливой медлительностью расстегивает пуговицы блузки. Прислонясь к стене, Бертран любуется зрелищем. Она слегка приподнимает юбку и, прежде чем подойти и прижаться к нему, позволяет кружевным трусикам скользнуть на пол.
– Я думал, ты хотела поговорить, – напоминает Бертран.
– Я передумала. Мы ведь можем поговорить и после. Если у тебя еще силы останутся…
Она пытается поцеловать его, он отворачивает голову. Она не позволяет себе сдаться, мягко его обнимает. Он притворяется, что холоден как лед, но Хлоя достаточно близко к нему, чтобы понять, что ее маленький фокус с раздеванием дал предполагаемый эффект.
Он скоро сдастся. Она никогда не проигрывает, что бы ни случилось.
Она целует его в шею, начинает расстегивать ремень джинсов. Внезапно он хватает ее за плечи, притискивает к стене так резко, что у нее вырывается вскрик.
– Проси прощения, – приказывает он.
– Я просто выпила! Не будем делать из этого целую историю, ладно?
– Проси прощения, – повторяет он. – Или уходи из моего дома.
Она думала, что все пройдет легче. Что ей удастся избежать этого. Но нельзя допустить, чтобы ее сейчас выставили вон. Худшее из оскорблений. Он должен поддаться, должен снова принадлежать ей. Она не позволит себя бросить. Не позволит себе проиграть.
Потому что он ей нужен, она не перенесет его отсутствия.
Именно в этот момент она это осознает. Вовремя.
– Мне очень жаль, – шепчет она. – Я не думала, что говорила…
– И все?
Ее сердце сжимается, слой вечного льда, который скрывает радужки ее глаз, трескается, чтобы открыть их природный цвет.
– Я ни в коем случае не должна была так с тобой разговаривать.
Он по-прежнему не слагает оружие. Но она чувствует, что приближается к цели. Осталось подняться только на одну последнюю ступеньку. Или спуститься, учитывая обстоятельства.
– Мне очень тебя не хватает… Прости меня, пожалуйста.
Он смотрит на нее с удовлетворением, которое ей кажется совершенно нестерпимым.
Я победила, убеждает себя Хлоя.
Победа с горьким привкусом.
Вот уж не думала, что придет день, когда она ему в этом признается. Однако такова простая истина. Откуда же тогда чувство, будто она опустилась на самое дно?
Бертран наконец капитулирует, он весь ее. Или наоборот, она больше не знает. Пустота, которую он оставил за собой, медленно заполняется. Восхитительно. У нее ощущение, что она возвращается к жизни, снова дышит.
Не говоря ни слова, он овладевает покорной и страстной жертвой.
Это прекрасно и в то же время болезненно. Как и сами извинения в конечном счете.
* * *
Гомес медленно поднимается по лестнице, волоча за собой невидимую гирю. Добравшись до третьего этажа, сталкивается с соседкой, всегда очень опрятной пожилой дамой.
– Добрый вечер, месье!
Гомес терпеть ее не может. Она любезна, ненавязчива. И однако, он ее не выносит. Без малейшей причины. Единственно из-за ее пожилого возраста. Возраста, которого никогда не достигнет Софи.
И все же он отвечает ей простой улыбкой, идет к себе и обнаруживает сидящую в гостиной и листающую глянцевый журнал Мартину. Он выкладывает провизию, которую купил в ближайшем магазине, подходит к ней пожать руку.
– Как прошел день?
– Бывало и хуже. С утра она была не очень в форме, но все наладилось.
– Вы сможете завтра вечером остаться попозже?
– Конечно, – соглашается сиделка. – Без проблем.
Александр провожает ее и какое-то время стоит перед закрытой дверью, словно подумывая сбежать или готовясь к тяжелой битве.
В сущности, той же, что и обычно.
Наконец он снимает куртку, кладет служебное оружие на стол в гостиной. Заходит на цыпочках в комнату, но, стоит ему приблизиться, Софи открывает глаза. Улыбается ему, протягивает руку. Он медленно целует ее в лоб.
– Привет, красавица моя… как себя чувствуешь?
– Нормально. А ты?
– Полный порядок.
Он устраивается в кресле, не выпуская ее руки, холодной как смерть. Уже.
– Есть хочешь?.. Что тебе приготовить?
Она на мгновение задумывается, потом выбирает спагетти с маслом.
– Сейчас займусь, – говорит Александр. – Только сначала ополоснусь в душе.
– Я никуда не спешу… Знаешь, у меня полно времени!
Она смеется, он снова ее целует. Держится, пока не оказывается в ванной, и начинает скулить. Стоя неподвижно под струями слишком горячей воды, на протяжении долгих минут он дает себе волю. Он плачет, как испуганный ребенок, не зная, по чему или по кому.
По себе, конечно. По человеку, который скоро станет вдовцом. В сорок два года.
Он не знает, как ему это удается. Жить с тем, во что она превратилась.
Он не знает, как ему это удастся. Жить без нее.
Наконец он вылезает из душа, надевает майку и старые джинсы. Пока готовит ужин, рассеянно слушает новости по радио. Он все еще плачет без остановки, сам того не замечая. Простая привычка.
Ставит тарелки на поднос и, прежде чем вернуться в спальню, утирает слезы.
– Мадам, кушать подано!
Помогает Софи сесть; усилие вызывает у нее гримасу и жестокий приступ кашля. Но как только кашель проходит, к ней возвращается улыбка.
– Мне тебя не хватало сегодня, – говорит она.
– Только сегодня?
Она снова смеется и подмигивает ему:
– Приятного аппетита, любовь моя.
Они принимаются за еду, глядя друг другу в глаза. Александр рассказывает, как прошел день, придумывая более-менее смешные истории. Хотя ее не проведешь, она сознает, насколько неблагодарная у него работа. Но сегодня вечером она охотно улыбается. Мартина наверняка не пожалела морфина.
Он уносит поднос, готовит ей чай.
– Дашь мне местечко? – клянчит он.
Он вытягивается рядом, обнимает ее. Кровать и правда слишком узкая. Никому еще не пришло в голову изготовить хотя бы полуторную медицинскую кровать. Как если бы болезнь запрещала любовь.
– Завтра вечером я вернусь очень поздно, – предупреждает он.
– Засада?
– Нет.
На лице Софи появляется бесконечно грустная улыбка. Она еще теснее прижимается к нему, вдыхает его легкий запах. Желание взрывается у нее в голове. Только в голове.
Остальное мертво.
– Как ее зовут?
– Валентина.
– Мило… Сколько лет?
– Не знаю. Но точно меньше тридцати.
Какое-то время они молчат. Софи гладит его лицо, задерживая руку на губах.
– Не заставляй ее слишком страдать, – наконец говорит она. – Ведь она здесь ни при чем.
* * *
Они так в результате и не поговорили. Да и смысла не было. Разве что раздуть едва покрывшиеся пеплом угли и испортить свое взрывное воссоединение.
Хлоя лежала на боку, повернувшись лицом к тому, кого едва не потеряла. Но кого сумела покорить вновь. Смотрела и смотрела, не отводя глаз.
Ей хорошо. Ну, почти.
Остается Тень. Со всех сторон. Совсем близко. Тьма распахнула мощные челюсти и выплюнула своего пророка. Он пришел за ней, чтобы силой отвести в ад, она в этом уверена.
Потому что ее место в чистилище, она в этом уверена.
Хочет ли он убить ее? Или только внушить ужас? Каковы бы ни были его намерения, она не поддастся. Будет бороться, как делала это всегда.
Она пристраивает голову на плечо Бертрана, тот не просыпается.
Ей хорошо. Ну, почти.
Ей только хочется, чтобы быстрее наступил день и прогнал Тень, которая неотрывно смотрит на нее, стоя у изножья кровати.
Боль [б`ол’] ж (от древнеиндийского bhal – мучить, умерщвлять) Ощущение физического страдания. // Чувство горя, нравственное страдание.
Ты поймешь, что означает это слово, мой ангел.
Чистое страдание. Кристальное, как твои глаза.
Без надежды и избавления. Безысходное.
А главное, бесконечное.
Ты считаешь себя сильной, думаешь, ничто перед тобой не устоит и ничто не остановит.
Ты считаешь себя непобедимой.
Но это я такой.
Не ты.
Утвердившись на своем пьедестале, ты думаешь, что правишь миром.
Падение будет внезапным, когда ты окажешься у моих ног.
Ты командуешь, я научу тебя подчиняться.
Ты презираешь, я научу тебя уважению.
Ты бросаешь вызов, я научу тебя страху.
Ты манипулируешь людьми, я сделаю из тебя добычу.
Мою добычу.
Ты доминируешь, я сделаю из тебя рабыню.
Мою рабыню.
Ты судишь, я тебя уже приговорил.
Не забывай, я тебя выбрал. Среди стольких других.
Никогда не забывай почему.
Ты хочешь жить?
Умри в молчании, мой ангел.
Глава 12
Хлоя смотрит на часы, допивает кофе и начинает убирать со стола.
– Оставь, – говорит Бертран. – Иди, а то опоздаешь.
Она присаживается к нему на колени, целует.
– Я правильно сделала, что пришла, да?
– Я не жалуюсь, – улыбается Бертран. – И мне кажется, нам нужно почаще ссориться. Ради удовольствия потом мириться!
– Перестань!.. Ладно, мне пора. К тому же я должна еще заехать домой переодеться.
– Прими заодно свои таблетки.
Она смотрит на него с удивлением:
– Ты действительно боишься, что я заболею?
– Было бы жаль, если бы твое сердце проявило хоть малейшую слабость… верно?
* * *
– Вы смотрели матч, патрон?
Гомес отложил газету и поднял глаза на Лаваля, который изображает улыбку нахального постреленка.
– Ты разве не видишь, что я занят? Лучше оставь меня в покое, ладно?
– Это было грандиозно, верно? – не сдавался Лаваль, присаживаясь на письменный стол майора.
– У меня нет телевизора, – вздохнул Гомес.
Лейтенант вытаращил глаза, как если бы обнаружил, что напротив него сидит кроманьонец.
– Вы что, смеетесь надо мной, такого быть не может!
– Очень даже может. И закон пока что не запрещает… Не знаю, сколько это продлится, вот и пользуюсь.
– Но что вы тогда делаете по вечерам?
Александр с откровенно сокрушенным видом вскинул на него глаза.
– Найди себе женщину, – посоветовал он, снова погружаясь в газету. – Она тебе покажет кой-какие штуки, сам поймешь.
– Ну конечно! Теперь я понимаю, почему по утрам у вас всегда измученный вид! Если все вечера вы…
– У тебя есть что-нибудь стоящее мне сказать? – прервал его Гомес.
– В следующую субботу мы устраиваем вечеринку. Вся команда, у Вийяра.
– Хорошо вам повеселиться.
– Вы тоже приглашены, – уточнил лейтенант.
Майор сдался и сложил газету.
– Чего тебе надо, в конце-то концов?
– Я поспорил, что уговорю вас прийти. На двести евро.
– Сдурел!
– Ну же, патрон… Я весь перед вами как на ладони, не валяйте дурака!
Гомес ухмыльнулся:
– Ладно, я приду. Если поделим пятьдесят на пятьдесят.
– Гениально! Я знал, что могу на вас положиться. Разумеется, спутницы жизни тоже приглашены. Наконец-то мы познакомимся с вашей очаровательной супругой!
Гомес удержал на лице улыбку. Безупречный фасад, несмотря на боль, сдавившую горло.
– Можешь даже не рассчитывать. Неужели ты думаешь, что она захочет терять вечер, проведя его с олухами вроде тебя?
– Честно говоря, мы поспорили, что мне удастся заманить вас, вас и вашу жену. Так что сделайте это ради меня, пожалуйста!
– Сожалею, ты залетел на двести евро.
– Вийяр предупредил меня, что это будет трудно, – простонал Лаваль. – Он с вами работает уже три года и даже фотографии ее не видел!
– Кончай свои выкрутасы, – приказал Гомес.
– Почему вы так ее от нас прячете? Боитесь, что ее кто-нибудь уведет, да?
Пацан хихикнул, Гомес окинул его взглядом с головы до ног.
– Ты и правда думаешь, что она может меня бросить ради недоумка вроде тебя? Проснись!
Тут на сцене появился Вийяр. По другую сторону тонкой перегородки он не упустил ни слова из их беседы.
– Я же говорил, что ничего не выйдет. Уверен, он держит ее под замком!
– Отстаньте, парни, – выдохнул Гомес. – Возвращайтесь в свою песочницу и играйте там.
Но Лаваль не желал уступать.
– Нам действительно хочется познакомиться с той, кто терпит вас уже двадцать лет. На самом деле мы хотели выдать ей в субботу медаль!
– За мужество! – внес свою лепту Вийяр.
Пока его люди развлекались, Гомес оставался невозмутимым. Идеально скрывая, что они терзали ему сердце маникюрными щипчиками.
* * *
Хлоя бегом взлетела по ступенькам крыльца.
Вечный бег. Быть всегда вовремя, эффективной. Безупречной.
И остановилась как вкопанная, заинтригованная темной полосой на белой двери. Отслеживая ее взглядом, она наконец заметила труп. Черная птица, мертвая, на коврике.
Птицы не разбиваются о двери. На худой конец, о стекла… Это не случайность, а совершенно точное присутствие. И присутствие полного извращенца.
– Ты приходил…
На смену страху быстро пришел гнев.
– Думаешь запугать меня, сволочь?
Она прокричала это в пустоту. Глаза уже застилали слезы ярости.
– Чего тебе надо, в конце-то концов?
На другой стороне улицы сосед прекратил надраивать свою и без того уже сверкающую машину и посмотрел на женщину, орущую на крыльце. Не стоит вести себя так, чтобы обитатели квартала считали ее психопаткой; Хлоя сделала глубокий вдох, пытаясь обрести подобие спокойствия.
Внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на несчастное пернатое, она осторожно зашла внутрь. Нужно будет обзавестись оружием. И срочно.
Она схватила зонтик с металлическим наконечником, тщательно прочесала весь дом. Ничего подозрительного.
Как бы этот псих мог забраться внутрь, не взломав дверь?
Она больше ни в чем не уверена.
Оружие и дополнительный замок. Список покупок удлиняется.
В кухне она достала большой пакет для заморозки и латексные перчатки. С гримасой отвращения подцепила птицу кончиками пальцев, сунула в пакет и тщательно запечатала его, прежде чем убрать в холодильник в гараже.
Вещественное доказательство.
Потом стала вытирать кровь, которой измазана ее красивая дверь.
– Грязный псих!
Закончив работу, она почувствовала острую потребность принять душ, хотя уже сделала это у Бертрана.
В спешке выбрала в гардеробной брючный костюм, блузку, наконец-то добралась до машины. Часы на приборной панели укоризненно свидетельствовали, что она припозднилась. Тут она вспомнила, что в десять у нее встреча с Пардье и важным клиентом.
– О господи!
На первом же светофоре она схватила мобильник, набрала номер президента.
– Добрый день, господин президент, это Хлоя. Боюсь, я немного опоздаю.
– Это печально.
Светофор переключился на зеленый, Хлоя тронулась с места.
– У меня были кое-какие проблемы этим утром… Но я сделаю все возможное, буду в десять пятнадцать!
– Полагаюсь на вас.
Нажав отбой, она заметила на обочине копов. Тип в форме сделал ей знак съехать с дороги. Судьба против нее. День обещал быть на редкость дерьмовым.
– Национальная полиция, мадам. Выключите мотор, пожалуйста.
– Послушайте, я опаздываю и…
– Выключите мотор, – повторяет полицейский, повышая голос. – И будьте любезны предъявить документы на машину.
Прежде чем перейти к правам, коп рассматривает серую карточку, зеленую карточку.
– Я тороплюсь, – сухо напоминает Хлоя.
– Вы говорили по телефону за рулем. Штраф тридцать пять евро, и с ваших прав будут списаны два балла.
Хлоя пробует пустить в ход мягкость и очарование. Улыбка и обольстительный взгляд.
– Мне правда очень жаль. Я говорила всего полминуты, только позвонила своему боссу предупредить, что опоздаю на встречу.
Коп улыбается в ответ, слегка наклоняется.
– За рулем звонить по телефону запрещено, мадам.
– Да, но…
– Вы знаете, что означает слово запрещено?
– Ладно, я рада, что вы проявили такое понимание! Только быстрее, я спешу.
Разумеется, этой фразы говорить не следовало. Полицейский составляет протокол с особой тщательностью. Через десять минут Хлоя выходит из машины. И из себя.
– Вы это нарочно? Я же сказала, что опаздываю!
Другой коп, наверняка офицер, подходит ближе.
– Мы всего лишь выполняем свои обязанности, мадам. А вам лучше держать себя в руках.
– Вам за это столько платят? За то, что вы мешаете людям ехать на работу?
Полицейский, ухмыляясь, продолжает писать со скоростью приготовишки. Разве что кончик языка не высунул.
– Нам платят, и не так уж щедро, за исполнение закона, – отвечает офицер. – Если вы так спешили, следовало соблюдать правила дорожного движения. Это позволило бы вам сэкономить тридцать пять евро и минимум четверть часа.
– Козел! – бормочет Хлоя.
– Простите?
Она смотрит в сторону, опираясь на свой «мерседес».
– Не могли бы вы повторить? – настаивает офицер.
– А я ничего не говорила, – улыбается Хлоя. – Вам, наверно, голоса мерещатся, господин полицейский.
– Хотите, чтобы вам добавили в протокол оскорбление сотрудника полиции?
– Я хочу только поехать на работу. С вашего позволения, разумеется. Но вы, конечно, можете не торопиться.
Наконец жандарм выдает ей штрафную квитанцию. Хлоя плюхается в машину и срывается с места.
Для Пардье опоздание является смертным грехом. Ей следует немедленно придумать железобетонное алиби.
На часах уже было десять сорок, когда Хлоя зашла в большой зал заседаний. Все взгляды устремились на нее, как бывает всякий раз, когда она появляется в любом помещении. Вооружившись покаянной улыбкой, она заняла место рядом с генеральным.
– Здравствуйте, господа, прошу извинить меня за опоздание.
– Мы ждали только тебя, – язвительно уточнил Филипп Мартен.
– Мне правда очень жаль, – добавила Хлоя, глядя ему прямо в глаза. – Но не каждый день представляется случай спасти чью-то жизнь.
Повисла тишина, все смотрели ей в рот.
– Мне пришлось делать массаж сердца пожилой даме, которой стало плохо. Я подумала, что это стоит получаса опоздания… Разве нет?
Мартен остался сидеть с открытым ртом, на губах Пардье появилась легкая улыбка.
– Ну что ж, раз наша героиня наконец прибыла, мы можем начинать.
Реклама – это в первую очередь вопрос воображения.
* * *
Гомес притормозил, проверяя название улицы. Жилой район Эври, ряды домов, имеющих раздражающую склонность походить друг на друга. Лучше не возвращаться домой вдрызг пьяным, а то еще перепутаешь хибары и окажешься в койке у соседа.
В самой середине этой грустной коллекции кукольных домиков располагается тот, где живет Валентина.
Майор заметил молодую женщину, которая уже ждала его на тротуаре.
– Добрый вечер, Валентина! Устраивайтесь…
Она села и глянула на него в явном замешательстве.
– Вы ослепительны. Этот наряд идет вам куда больше, чем форма.
– Невелика хитрость.
– И то верно. Поехали?
Она кивнула, и он тронулся с места.
– Расслабьтесь! Я вас не съем.
– Я несъедобная.
Гомес разразился смехом. Воспользовался остановкой на светофоре, чтобы посмотреть ей в глаза:
– Хотя вы очень аппетитная.
Валентина невольно покраснела, но тут же нашлась:
– Ядовитые растения всегда выглядят аппетитно.
Он прикурил сигарету и опустил стекло.
– Надеюсь, вам это не мешает?
– Мешает.
– Тем хуже!
– Галантный мужчина выбросил бы сигарету.
– Нет, – заверил Гомес. – Галантный мужчина спросил бы у вас разрешения, прежде чем закурить. В любом случае я не галантен.
– Спасибо за предупреждение, майор!
– Зовите меня Александр, пожалуйста. Не то я буду звать вас блюстительницей порядка.
– Ладно, Александр. Куда мы едем?
– Я знаю один приятный ресторанчик на берегу Марны. Устраивает?
Машина развернулась в сторону Парижа, долгое время они молчали.
– Почему вы приняли мое приглашение? – неожиданно спросил Александр.
– Честно говоря, сама не понимаю.
– Может, потому, что находите меня неотразимым?
Она повернула к нему голову, едва сдерживая смех.
– Наверняка поэтому, на самом-то деле.
– Во всяком случае… я нахожу вас неотразимой.
– Я так и поняла. Но вам лучше смотреть на дорогу. Если я вылечу через лобовое стекло, то стану куда менее неотразимой.
Александр снова засмеялся. Он не думал, что она такая колючка, и был приятно удивлен.
– А где, как предполагается, вы сейчас? – поинтересовалась молодая женщина.
– Простите?
– По мнению вашей жены, – уточнила Валентина.
– С вами.
– Вы смеетесь надо мной, да?
– Никоим образом. Я сказал ей, что у меня свидание с молодой женщиной, которую зовут Валентина. Кстати, она нашла, что у вас красивое имя.
– И она не ревнует?
– Ревнует, конечно.
Валентина немного растерялась.
– Вы меня дурачите. Она думает, что вы на работе.
– Вы не обязаны мне верить. Но заверяю вас, она прекрасно знает, чем я сейчас занимаюсь.
– Очень хорошо… И чем же вы сейчас занимаетесь?
Он заметил свободное место, выполнил идеальный маневр и припарковался.
– Вы не ответили на мой вопрос, Александр, – продолжала настаивать Валентина.
Гомес обошел машину, чтобы открыть ей дверцу.
– Я веду в ресторан одно растение, ядовитое, несъедобное, но до крайности очаровательное!
– И вам не страшно? – развеселилась Валентина, тоже вылезая из машины.
– У меня иммунитет, мадемуазель!
Подхватив ее под руку, он предложил пройти к ресторану.
– И я проголодался.
* * *
Хлоя навела относительный порядок на своем столе, надела пальто, взяла сумку.
– Вы еще здесь?
Она вздрогнула; в кабинет, как всегда неслышно, проник Пардье.
– Я как раз уходила, – уточняет Хлоя.
– Уделите мне несколько минут?
Он садится, она тоже, бросив незаметный взгляд на часы.
Не такой уж незаметный.
– Я вас надолго не задержу, – обещает Пардье.
– Нет проблем, – заверяет молодая женщина.
Он смотрит на нее несколько секунд, ей становится не по себе.
– Браво, по поводу сегодняшнего утра, – говорит он наконец. – Извинения за опоздание на встречу… Отличный ход, ничего не скажешь!
– Я подумала, что их нужно удивить, – улыбается Хлоя.
– Узнаю вас. А в чем настоящая причина?
– Было бы долго объяснять.
– И меня это не касается. Однако сейчас не время меня разочаровывать.
Горло Хлои сжимается.
– Ваше опоздание пришлось не ко времени, но худшее не в этом…
Старик выдерживает небольшую паузу, исключительно чтобы усилить напряжение.
– Вы не сумели правильно подготовить сегодняшнюю встречу.
– Нет, я…
– Дайте мне закончить, если можно.
Она замолкает, губы ее кривятся.
– Вы не сумели правильно подготовить сегодняшнюю встречу, и мы едва не упустили важный контракт. К счастью, Мартен оказался на высоте. Не так ли?
– Это верно, я допустила одну или две оплошности, но…
– Не позволяйте себе расслабляться сейчас. Если вас по-прежнему привлекает мое место, разумеется.
– Обещаю, что такое больше не повторится, – торопливо заверяет она.
– Я и не сомневался, – вставая, заключает Дедуля. – Желаю вам приятного вечера, малышка. И больше никогда меня не разочаровывайте.
Хлоя еще долго сидит в своем кресле. В нокауте.
* * *
Гомес останавливает машину перед домом, не выключая мотора.
– Вот вы и дома, Валентина.
Молодая женщина снова похожа на робкую школьницу. А ведь весь вечер она пряталась за ширмой нахальства и дерзости.
Но наступает решающий момент, когда исчезает все наносное. Она ждет, что он возьмет ее руки, поцелует. Сама она никогда не осмелится. Хотя для начала он должен заглушить мотор.
Она колеблется, выходить ли из машины, не может на это решиться.
– И вы не попросите пригласить вас выпить по последнему стаканчику? – спрашивает она, словно извиняясь за такую смелость.
Она с простодушной улыбкой смотрит на него своими оленьими глазами.
– Нет.
Ее улыбка испаряется, для нее это удар. Такой же жестокий, как если бы он дал ей пощечину.
Александр смотрит на дорогу, положив руки на руль. А ведь он был так уверен в себе. Знал, что́ хотел найти, вернее, украсть, когда приглашал ее провести с ним вечер. Он хотел успокоиться, конечно же. Удостовериться, что он не только будущий вдовец, но еще и привлекательный мужчина. Хотел утолить свою жажду, свой голод. Забыть свое горе. Забыть…
Вот только думает он лишь о ней. По-прежнему и всегда.
Вот только Валентина слишком уязвима, чтобы удовлетворять его постыдные желания. Она достойна лучшего, чем послужить простым паллиативом его боли.
– Не обижайтесь на меня, Валентина. Прошу вас. Мне очень жаль, но я не могу.
– Это из-за вашей жены?
Он молча кивает.
– Я думала, что она в курсе! – грустно улыбается Валентина.
– И это правда. Она даже сама подтолкнула меня встретиться с вами сегодня вечером.
– Вы ее больше не любите, да?
– Она умирает. И мы любим друг друга как в первый день.
Второй удар. Еще более сильный, чем первый.
Теперь уже Александр смотрит на свое обручальное кольцо. От каждого слова все больше саднит сердце.
– А ведь мы провели вроде бы неплохой вечер, верно? И вот я все испортил…
– Не говорите так, Александр.
В салоне воцаряется пронзительная тишина.
– Ты замечательная, Валентина, – вдруг добавляет Гомес. – И я не хочу использовать тебя. Я причиню тебе боль, и я этого не хочу. А сейчас уходи.
Она подносит руку к его лицу. Он останавливает ее, прежде чем она успевает к нему прикоснуться.
– Мы могли бы просто поговорить, – предлагает она.
Она искренна, он видит это по ее глазам. Она еще чудеснее, чем он себе представлял.
– Чтобы я рассказывал тебе о своих мучениях? Ты этого не заслуживаешь… Или чтобы я внушал жалость? Я этого не заслуживаю. Уходи, говорю же.
– Ей повезло, что у нее есть ты. Что она любима тобой.
Он чувствует, как невидимая рука сжимает его шею.
Валентина царапает несколько слов на бумажном носовом платке, оставляет его на приборной доске. Хлопает дверцей, он ждет, пока она зайдет в ворота, прежде чем тронуться с места. Тут же прикуривает сигарету и включает радио.
В конце улицы он останавливается прямо посреди дороги. Жестокая боль скручивает его внутренности. И слезы не приходят, чтобы принести облегчение. В любом случае ничто не может принести ему облегчение. Разве что уйти с ней.
Он берет бумажный платок, включает свет в салоне. Номер мобильника и несколько слов. Если я буду тебе нужна.
* * *
После отповеди, полученной от Пардье, она прямиком поехала домой. Надеялась, что Бертран уже ждет ее там. Но никто ее не ждал. Кроме ее бесценного одиночества. И страха перед Тенью.
Она, конечно же, позвонила ему. Партия в покер с друзьями. Она сделала вид, что не обиделась. В конце концов, они же свободные люди.
Ее бесценная свобода.
Поскольку есть ей не хотелось, она отправилась в кровать. И стала ждать сна. Умоляя его прийти и успокоить ее. Хоть на несколько часов стереть все вопросы.
Но он тоже не пришел. И теперь с открытыми глазами, при зажженном свете, она ищет.
Кто. Почему.
Мотив, виновного. Решение.
Стоит сомкнуть веки, и птица, предвестница беды, начинает биться о стены комнаты, испуская зловещие крики.
Стоит потушить свет, и Тень скалится у изножья кровати. И ее каменное сердце из последних сил пульсирует во всеобщем распаде.
* * *
Мартина заснула в гостиной. Александр не слишком ласково будит ее.
– Хотите, я вас отвезу? – предлагает он.
– Нет, спасибо, – отвечает сиделка, надевая пальто. – Я на машине.
– Отлично. И спасибо, что задержались.
Она исчезает, Александр встает под душ и остается там долгие минуты. Хотя никаких грехов смывать не должен.
Отодвинув занавеску, он застывает в изумлении. Софи здесь, сидит на маленьком табурете, костыли рядом.
– Зачем же ты встала? – спрашивает он, хватая полотенце.
С грустной улыбкой она смотрит, как он наспех вытирается.
– Я ждала тебя.
Он прижимает ее к себе, немножко слишком сильно. Словно хочет удушить.
– Не надо тебе вставать, – с мягким укором говорит он. – Ты могла упасть.
– Я делаю что хочу. И я уже падала… В твои объятия, давным-давно.
Он берет ее лицо в свои руки, целует.
– Хороший был вечер? – спрашивает она.
Видит, как напрягаются мускулы его шеи.
– Да, – говорит он.
– Ты спал с ней?
Софи не знает, надеется она услышать «да» или «нет». Но знает, что лгать он не будет. С тех пор как у них образовался любовный треугольник со смертью, ложь была изгнана из обихода.
– Нет.
– Хоть поцеловал, по крайней мере?
– Перестань, прошу тебя.
Он помогает ей вернуться в спальню, садится на край постели.
– Алекс, мне будет еще тяжелее, если…
– Замолчи, – велит он.
– Нет, я не буду молчать!
Голос у нее мягкий, но решительный.
– Ты молод, ты должен пообещать мне, что начнешь новую жизнь с другой женщиной.
Он закрывает глаза, старается взять себя в руки.
– Алекс, для меня это важно.
Это важно для меня. Знать, что у тебя будет какая-то опора. Что ты не последуешь за мной. Что ты останешься на поверхности, пока я буду погружаться в ничто.
– Я не могу…
Вдруг он бьет ногой по креслу.
– Я не могу! – орет он.
– Успокойся, – умоляет жена.
На этот раз он потерял контроль. Испуская дикие крики, он осыпает ударами стены, мебель. Софи удается подняться, она подходит к торнадо, которое разносит комнату.
– Алекс, успокойся, прошу тебя!
Она не должна его трогать, иначе может отлететь на ковер.
– Любовь моя, пожалуйста…
Наконец он в долю секунды перестает буйствовать. В изнеможении. Дальше будет еще хуже, Софи знает. На плаву его удерживал гнев.
Она садится на кровать, он рушится к ее ногам. Она запускает руку в его волосы, а он начинает плакать, уткнувшись лбом в колени жены.
– Я запрещаю тебе об этом думать, – шепчет она. – Ты не можешь так поступить со мной, Алекс.
Глава 13
Гроб светлого дерева с позолоченным крестом в центре. Который медленно опускается в бездонную дыру.
Гомес резко просыпается, его глаза ищут Софи. Она улыбается ему, он успокаивается. Еще один день, когда она будет здесь.
Вот уже два часа она ждет, когда Александр очнется от беспокойного сна. Два часа, в течение которых она сдерживала боль и в очередной раз задавалась вопросом, как ее муж выдерживает эти мучительно дискомфортные ночи. Сложившись пополам в кресле, под одним только пледом. И как находит потом силы идти работать и делать вид, что ничего особенного не происходит.
Он мог бы спать в соседней спальне, их бывшей общей спальне. Он мог бы заменить кресло раскладушкой. Но нет, он предпочитает терпеть эту пытку, как если бы стремился страдать в унисон с ней.
Он бы стерпел муки ада, чтобы не отходить от меня…
Она протягивает правую руку, ей удается погладить ладонь Александра.
– Привет, красавица моя. Хорошо спала?
– Да.
Он потягивается и целует ее. Бросив взгляд на будильник, видит, что уже восемь, и выходит из комнаты.
Машинально включает радио и ставит чайник. Из кухонного ящика начинает доставать коробки с лекарствами. Дозы он знает наизусть, мог бы действовать с закрытыми глазами. Кстати, это вряд ли что-либо изменило бы. Отдельный вопрос, нужны ли вообще эти снадобья. Кроме морфина, конечно.
В голове мелькает мысль о Валентине, он представляет ее спящей. Эгоистично надеется, что он снится ей. Еще одна легкая боль, растворенная в потопе мучений, которые он терпит так давно.
Возвращается к жене, помогает ей сесть в кровати, ставит перед ней завтрак, в основном состоящий из разноцветных капсул.
– Моя дневная порция, – вздыхает Софи.
– Приятного аппетита, дорогая! – усмехается Александр.
Он проглатывает свой кофе и ничего больше.
– А есть ты не будешь? – удивляется она.
– Что-то не хочется. Я… Прости меня за вчерашнее. Мне не следовало так выходить из себя.
– Ты делаешь что можешь.
Она гладит его по небритой щеке.
– Это я виновата, – говорит она. – Но мне нужно знать, что ты не останешься один. А главное, что ты не сделаешь такой глупости – не уйдешь за мной.
Горло Гомеса разбухает так, что он больше не может дышать.
– Я знаю, ты не любишь, когда я об этом говорю, но мне необходимо, чтобы ты мне пообещал, Алекс.
– А может, мне пока бросить работу? – говорит он.
Хорошая попытка уклониться.
– Поговорю с Маером, попрошу годовой отпуск. Тогда я смогу больше времени проводить с тобой.
Они оба знают: у них не осталось этого года.
– Ты должен выбираться из дома, Алекс. Должен видеть и делать что-то другое.
Говорить ей трудно, она переводит дыхание.
– Я не хочу, чтобы ты ходил здесь кругами и смотрел, как я агонизирую. Это было бы ужасно. И для тебя, и для меня. И потом, я знаю, что ты любишь свою работу.
– Мы это еще обсудим, – говорит он, вставая. – Мне пора собираться.
Она слышит, как он закрывается в ванной, как жужжит бритва, как льется вода. Поворачивает голову к окну. Небо, пусть и хмурое, притягивает ее, как свет бабочку. Цепляясь за кронштейн, закрепленный над ее головой, она начинает с того, что садится на край кровати.
Ей нет еще и сорока. Будет через несколько месяцев, если она доживет.
Ухватив костыли, она начинает сползать, пока ноги не касаются пола. Тогда с искаженным лицом, и без того опустошенным болезнью, она опирается на палки.
Этой проклятой болезнью. Неизлечимой, но уничтожающей ее не торопясь. Кусочек за кусочком.
Она бы предпочла нечто молниеносное. Предпочла бы, чтобы Александр не видел ее бродящим трупом. Чтобы он сохранил о ней другое воспоминание.
Но выбирать не приходится.
Во всяком случае, не такие вещи.
Наконец она добирается до окна, распахивает его настежь и закрывает глаза. Свежий ветер ласкает кожу, ей видится, как она там, снаружи, на северном пляже. Как она бежит, и ноги вязнут в мокром песке. Как она может еще бегать, плавать. Жить, а не выживать.
Жить без борьбы. Без страданий.
Если бы ей повезло… Она сражается, только чтобы не умереть слишком быстро, борясь с неизбежным. Глупо, наверно, но это и называется инстинктом выживания.
Александр возвращается в комнату, одетый и свежевыбритый.
– Давай-ка ты ляжешь…
– Нет, все в порядке… Мне захотелось подышать воздухом.
– Я пошел, – говорит он, целуя ее. – До вечера, моя красавица.
– Ты мне так ничего и не пообещал, – напоминает Софи.
– Обещал, – говорит он, глядя на свое обручальное кольцо. – Быть твоим до самой смерти.
– Обещай, – приказывает Софи.
– Никогда.
Несмотря на слезы, которые заволакивают ее усталые глаза, он не уступает. Только снова целует ее и обнимает, прежде чем выйти из квартиры.
В прихожей сталкивается с Мартиной, которая пришла на смену.
– Хорошенько позаботьтесь о моей жене, – бормочет Гомес.
* * *
Хлоя пришла на работу одна из первых. Следует отметить, что она не спала ни секунды. Но совершенно не ощущала усталости. Больше того, чувствовала себя в полной форме.
Натали еще не было, и она решила сама приготовить кофе. Сидя в маленькой кухне на этаже, она разглядывала белую стену. Поверх которой представляла себе гроб.
Тот самый гроб, который обнаружила сегодня утром на капоте своей машины, нарисованный на тонком слое пыли. Симпатичный подарок, чтобы с удовольствием начать день.
Этот псих хочет моей смерти… Или он просто меня терроризирует. Но я не поддамся. Он поймет, что совершил ошибку, напав на меня.
Она перебрала возможных подозреваемых. В энный раз. Бывший муж на верхней ступеньке подиума. Но Хлоя начала сомневаться. Несмотря на капюшон, несмотря на темноту, разве можно не узнать мужчину, которого любила? Мужчину, которого проклинала так, что желала ему смерти?
Ответа у Хлои нет.
Внезапно у Кристофа появились два серьезных аутсайдера.
Последний креативный директор, которого Хлоя донимала и унижала, пока он не выбросил белый флаг. Бенжамин. Этот тупица Бенжи… Полное ничтожество. Медлительный и неэффективный.
Скажем, он не мог угнаться за Хлоей. И ей претила его внешность.
Во всяком случае, она действовала во благо компании. Ничего личного. Хотя свое удовольствие она получила, нельзя отрицать. Ни сожалеть.
А может, Натали? Она все время думала, что это мужчина, а не женщина. Однако… Секретарша ее ненавидит, она в этом уверена. И ее это развлекает.
Но не сегодня утром.
Нет, Натали духу не хватит. И воображения тоже.
А вот Мартен… Он крепкий орешек. А главное, у него серьезный мотив свести ее с ума. Заставить совершить промах. Заставить упасть за кулисами, чтобы в нужный момент она не смогла появиться на сцене.
А если он понял, что Старик сделал свой выбор, и решил пойти ва-банк? Вчера утром он, похоже, был счастлив, что она опоздала и во время встречи оказалась не на высоте…
Она налила себе чашку кофе и ушла с кухни. Направляясь к себе, прошла мимо кабинета Филиппа. Постояла в нерешительности, убедилась, что никто ее не видит. В результате зашла и тихонько прикрыла за собой дверь. Сердце зачастило, у нее появилось ощущение, что она совершает нечто запретное. Рыться в кабинете коллеги, в сущности, не преступление… Всего лишь бестактность.
Да и что она может здесь найти? Черную толстовку с капюшоном? Смешно! Мартен не стал бы сам делать грязную работу, он не из тех, кто марает руки. Он скорее кого-то наймет.
Она садится в кресло соперника, поворачивается справа налево, пытаясь прикинуть, где он мог бы спрятать что-то компрометирующее. Пробует открыть ящики, они не заперты. Это еще не значит, что ему нечего скрывать.
Начинает внимательно изучать их содержимое. Досье, которые она знает наизусть, канцелярские принадлежности… Ни одной личной вещи, кроме фотографии прелестной жены и их дочери. Рядом с рамкой обтрепанная книга, наверняка читанная-перечитанная. Хлоя несколько секунд разглядывает название.
Манипуляции.
Пролистывая ее, понимает, что автор объясняет, кто такие манипуляторы и каковы их методы. Настоящее практическое руководство, как их распознавать и избегать.
Или подражать им.
Она кладет книгу на место, оглядывает стол. Множество заметок на клейких листочках. Не забыть сделать, клиенты, которым надо позвонить…
Приподняв календарь, который служит бюваром, она обнаруживает еще один приклеенный листок, упрятанный поглубже. Имя и фамилия ничего ей не говорят. Как и номер мобильника.
Она торопливо переписывает данные на клочок бумаги и прячет его в карман. Пора смываться.
Хлоя приводит все в порядок, забирает свою чашку с кофе. Открывая дверь, сталкивается нос к носу с Филиппом и едва не отлетает назад.
Он смотрит на нее с удивлением, которое быстро сменяется гневом.
– Хлоя… ты сегодня ранняя пташка, надо же! Могу ли я узнать, что ты делаешь в моем кабинете?
– Искала одно нужное мне досье.
– И нашла? – спрашивает он, глядя на ее пустые руки. – Если тебе что-то надо, достаточно попросить.
Ее мысли несутся со скоростью света, сердце не желает успокаиваться.
– Досье Барбье.
– Оно в архиве. Должен напомнить, что у меня здесь не архив. Пока еще… А теперь выйди из моего кабинета.
– А почему тебя так смущает, что я зашла? – пускается в контратаку Хлоя. – Тебе есть что скрывать?
– Ни в малейшей степени. Но ты только время теряешь.
– Я… теряю время? О чем ты?
– Ты не найдешь ответа на свой вопрос, роясь в моих вещах. Если хочешь узнать свое будущее, обратись лучше к гадалке! – бросает он, захлопывая дверь у нее перед носом.
* * *
Гомес хлопает Лаваля по плечу:
– До завтра, дрочилушка.
– До завтра, патрон. И приятного вечера!
– Тебе тоже. Поцелуй от меня свой телевизор.
– Очень смешно! – бурчит лейтенант.
Гомес не едет сразу домой. Учитывая плотность движения, он ставит на крышу мигалку, включает сирену и мчится через весь город.
Он наконец нашел то, что искал уже несколько недель. То, что доставит удовольствие Софи. Ее бесценная улыбка… Он в очередной раз думает о том моменте, когда она угаснет, когда смерть заставит застыть ее черты. И освободит наконец от боли.
Паркует машину перед маленькой, довольно унылой лавкой. Старые книги.
Внутри ни одного клиента, интересно, как книготорговец умудряется сводить концы с концами.
– Добрый вечер, я Гомес.
– А, да, я вас ждал!
Хозяин берет том, лежащий рядом с кассой, и кладет его перед майором:
– Вот то, что вы искали.
Гомес блаженно улыбается. Книга, которой не найти давным-давно, которую никогда не переиздавали. Софи прочла этот роман в молодости, и он произвел на нее огромное впечатление. Роман, который она хотела непременно перечитать до того, как…
Книжка выглядит не ахти, но у Гомеса ощущение, что он держит в руках бесценное сокровище. Он платит, просит сделать подарочную упаковку и возвращается в машину. Кладет пакет на пассажирское сиденье и снова включает сирену.
Глава 14
Александр бегом поднимается по лестнице. Ему не терпится преподнести свой подарок, и он уверен в том, какой эффект воспоследует. Он ведь обещал, что раздобудет ей этот роман. А он всегда держит слово.
Он находит Мартину в гостиной, та листает один из дурацких глянцевых журналов о знаменитостях, которые, похоже, просто обожает.
– Здравствуйте, месье. Говорите потише, она спит.
– Ладно, – шепчет Александр. – Как прошел день?
Мартина пожимает плечами:
– Понадобился морфин. Она мучилась.
Улыбка Гомеса испаряется.
– Но потом ей вроде бы стало лучше. Я недавно к ней заходила, она глубоко спала. Постарайтесь не будить ее.
– Хорошо. Доброго вам вечера.
Он провожает ее до двери, пожимает руку:
– До завтра.
Немного раздосадованный тем, что не может сразу отдать подарок, он решает положить его на прикроватный столик, чтобы она нашла его, когда проснется. На цыпочках заходит в ее комнату. Горит ночник.
Мягкий свет обволакивает лицо Софи. Она мертва.
Ее открытые глаза смотрят в потолок.
– Привет, красавица. Я думал, ты спишь… У меня для тебя сюрприз!
Глава 15
Еще несколько километров, и Хлоя будет дома. А еще полтора часа, и Бертран сожмет ее в своих объятиях. Он должен заехать в восемь, чтобы отвести ее в ресторан.
Потребность в нем становится опасной. Но у нее нет ни сил, ни даже желания противостоять этому притяжению. И к черту цену, которую придется заплатить.
Потому что заплатить неизбежно придется.
Стоя в пробках, Хлоя продолжает размышлять. Она занималась поисками всю первую половину дня, но имя на листочке не принадлежало ни одному из клиентов компании.
Это он, я уверена. Это Мартен. Не знаю, каким образом, но он в курсе того, что Пардье назначит меня своей преемницей, и старается от меня избавиться. И теперь он знает, что я его подозреваю. Это может заставить его уняться или же…
«Мерседес» наконец покидает автостраду, чтобы въехать в город. Этим вечером движение особенно плотное. А потому Хлоя решает выбрать обходной маршрут, по берегу Марны. Чуть длиннее, зато свободнее. Хоть теперь она может включить приличную скорость.
Какая-то машина неожиданно приклеивается сзади, Хлою неприятно слепят ее фары.
– Твои фары, болван! – орет она, наклоняя внутреннее зеркало заднего вида.
Светофор переключается на красный, она останавливается. Фары по-прежнему позади.
– Ну что за козел этот мужик!
Она трогается с места, сворачивает направо, чтобы срезать путь, попадает в лабиринт узких улочек с небольшими домами по обеим сторонам. Фары не отстают.
Хлоя начинает потеть. Холодные капли катятся по затылку.
Это он. Без сомнения.
Она прибавляет скорость, он тоже.
Она поворачивает налево, он тоже.
– Черт! Черт…
Фары слепят ее настолько, что ей не удается рассмотреть марку и цвет машины. Единственное, что она угадывает: это внедорожник или фургон, учитывая высоту огней.
Рисунок на капоте, сделанный этой ночью… Способ предупредить, что ее машина превратится в гроб?
– Спокойно! – бормочет она. – Только спокойно…
Она внезапно тормозит, останавливая свой седан на обочине. Готовая в любой момент рвануть с места. С надеждой, что тот обгонит ее и исчезнет. Но он, конечно же, останавливается в метре позади.
Хлоя проверяет, что все дверцы заблокированы, вытаскивает из сумки мобильник.
Вызвать копов. Скорее.
Удар бросает ее вперед, телефон выпадает из рук. Ее преследователь уперся своим бампером в бампер ее «мерседеса». Хлоя ищет телефон, но он все не попадается под руку. Тот жмет на газ, «мерседес» начинает двигаться, хотя Хлоя не снимает ногу с тормоза.
Она включает первую скорость, вихрем летит вперед. Руки у нее дрожат.
Преследователь очень быстро нагоняет ее.
В полной панике, Хлоя уже не знает, куда едет. Сворачивает налево, проскакивает указатель, даже его не заметив.
Тупик.
* * *
Он застыл у кровати.
Стоит. Никакой реакции. Такой же неподвижный, как она.
Не считая того, что он дышит.
Наверно, это больнее всего.
Все оставшиеся годы.
Дышать без нее.
* * *
Удар по тормозам.
Проезда нет.
Фары позади приближаются опасно, но медленно.
Хлоя больше ничего не соображает. В голове все мельтешит слишком быстро, ужас парализует мозг.
Бросить машину, перепрыгнуть через изгородь и спрятаться у кого-нибудь? Или подождать?
Выйти означает рискнуть, покинув убежище. Ждать означает рискнуть, что он придет за ней.
Она опять пытается отыскать мобильник, но он завалился под сиденье. Чтобы достать его, нужно выйти из машины.
Выпрямившись, она видит, что другая машина остановилась метрах в десяти.
Он придет. Чтобы силой вытащить ее из машины. Осыпать ударами, убить. Или еще что-нибудь похуже.
Сердце готово вырваться из груди и разбиться о лобовое стекло.
Дверца открывается, он выходит. Не отводя глаз от зеркала заднего вида, Хлоя затаила дыхание. Что он будет делать?
Видно ей плохо, из-за фар.
Только тень.
Мужчина, без сомнения. Высокий, одежда темная, голова покрыта. И идет к ней.
Сделать правильный выбор. Быстрее.
Хлоя начинает давить на клаксон, не отнимая от него руки. Тень застывает.
В саду напротив зажигается свет, на пороге дома появляется мужчина. Несколько секунд спустя то же самое делает его сосед.
Хлоя продолжает давить на клаксон.
– Ну же, вылезайте из дома! – рычит она. – Помогите мне!
Незнакомец возвращается в свою машину. Дает задний ход и исчезает.
Хлоя снимает руку с гудка. Она начинает дышать, а потом разражается слезами.
Разбуженные жители возвращаются по домам – их наконец-то оставили в покое.
* * *
Хлоя сидит на диване. Руки зажаты между коленями, лицо свело от напряжения, правая нога слегка подрагивает. Бертран смотрит на нее, стоя у окна.
– Тебе лучше?
Она отрицательно мотает головой.
– Раз ты не хочешь идти в ресторан, я приготовлю что-нибудь поесть, – предлагает он.
– Нет… В холодильнике пусто. У меня не было времени… К тому же я не голодна.
Бертран встает на колени рядом с ней, берет ее руки. Ледяные.
– Постарайся расслабиться.
– Он хочет меня убить!
– Не говори так! Это просто злобный шутник, – убеждает Бертран. – Кто-то хотел только напугать тебя до чертиков… И преуспел.
Хлоя сдерживает слезы, Бертран прижимает ее к себе.
– Успокойся, детка. Может, это мужик, которого ты подрезала на дороге, и он решил отомстить. Или увидел красивую девицу и захотел немного поразвлечься.
– Это был он! – орет Хлоя.
– Было темно, не понимаю, как ты можешь утверждать с такой уверенностью. Как можешь узнать человека, которого ни разу толком не видела…
Она знает. Это был один и тот же человек. Это не какой-то шутник. И однако, она не может найти слов, чтобы убедить Бертрана. Поэтому перестает настаивать и продолжает рыдать в его объятиях.
Глава 16
Скорчившись у стены под окном, он смотрит на нее.
Он смотрел на нее всю ночь.
Потому что скоро ее у него отнимут. Скоро он ее больше не увидит.
Никогда.
Это невыносимо.
Он выплакал все слезы, какие были в его теле, проклял всех богов вселенной.
Он хотел было закрыть ей глаза, но не осмелился к ней прикоснуться. Почувствовать холод ее кожи на своей было выше его сил.
Он хотел было взять свой ствол. Вставить его в рот и уйти с ней.
В результате он так и не нажал на курок. Но от мысли не отказался.
В конце концов, он ведь ей так ничего и не пообещал.
Оружие рядом. В кобуре.
Простое движение. И все забыть. Не страдать больше.
Никогда.
Еще одна ночь без сна. Однако никакого изнеможения. Скорее прилив энергии, близкой к истерии. Мускулы напряжены, нервы взвинчены.
Хлоя не узнает себя в зеркале. Усталость, которой она не чувствует, чудовищно проступила на лице.
Она возвращается в спальню, где все еще спит Бертран. Как он может дрыхнуть, когда с ней заигрывает смерть? Ей бы хотелось, чтобы он разделил ее бессонницу, ее тревоги и страхи. Несмотря на то что он здесь, она чувствует себя одинокой.
Одинокой и уязвимой.
Но игра шла достаточно долго. Правила скоро изменятся.
* * *
Он даже не услышал, как она вошла. Он был слишком далеко. Забился в плотную скорлупу боли, горя, страха.
– Добрый день, Софи!
Мартина останавливается в дверях комнаты. Сначала она видит Александра, сидящего на полу, неузнаваемого. С пистолетом в правой руке.
Затем ее глаза переходят на Софи.
– Господи…
Несколько секунд она стоит, ошеломленная, потом начинает действовать. Подходит к майору, склоняется над ним.
– Месье Гомес, дайте-ка мне оружие, пожалуйста.
Она протягивает руку, он ее не видит, его глаза не отрываются от жены. Как если бы он боялся, что стоит ему отвести взгляд, и она навсегда исчезнет.
– Дайте мне ваше оружие, месье Гомес, – повторяет Мартина очень мягко.
– Оставьте нас. Убирайтесь.
– Нет, Александр. Я не могу вас оставить. Отдайте оружие, и я уйду.
Наконец он переводит глаза на нее. Сумасшедшие глаза. Чудовищно прекрасные.
Чудовищно печальные этим утром.
Мартина протягивает руку, хватается за оружие.
– Ну же, Александр, отпустите его.
Он разжимает пальцы, она берет «зиг-зауэр» за рукоятку и выходит, чтобы припрятать его в надежном месте. Когда она возвращается в комнату, он все так же сидит, не шевелясь. Кажется, застыл навечно.
Тогда Мартина накрывает лицо Софи простыней. Как если бы смерть не должна иметь лица.
– Нет! – взвывает Гомес. – Не трогайте ее!
Он встает, она отступает. Инстинктивно.
Эти сумасшедшие глаза. Которые теперь смотрят на нее.
– Успокойтесь, прошу вас…
Она покидает комнату пятясь, не делая резких движений, сворачивает в коридор и хватается за мобильник. Но решает выйти из квартиры, прежде чем звонить. Дрожащей рукой Александр стягивает простыню.
– Я здесь, – шепчет он. – Никто не тронет тебя. Никто.
* * *
– Ладно, если изложить вкратце, вчера вечером вас преследовал мужчина в машине. Тот же мужчина, которого вы не способны описать, уже неоднократно преследовал вас на улице.
Коп вздыхает, Хлоя упорствует. Она думала, что убедить их будет легче.
– Еще была мертвая птица на моем пороге и…
– Не следует повсюду видеть зло, мадам, – прерывает ее лейтенант. – Птица сдохла на вашем коврике, это ничего не означает. Птицы не всегда прячутся, чтобы умереть!
Хлоя сжимает челюсти. Этот тип в открытую над ней насмехается.
– А гроб, нарисованный на моей машине?
Он пожимает плечами:
– Какой-то мальчишка по-дурацки пошутил или бестактный сосед.
– Я в смертельной опасности, а вы мне не верите? – срывается Хлоя.
– Послушайте, мадам, я хотел бы вам помочь, но, честно говоря, не вижу, каким образом! Вы говорите о мужчине, которого видели лишь мельком. Вы рассказываете о фактах, которые невозможно проверить. Если бы были телефонные звонки или анонимные письма, тогда дело другое. Но так…
– Я говорю вам, что кто-то хочет меня прикончить! – чеканит Хлоя ледяным тоном. – И вы должны мне помочь.
Новый вздох лейтенанта. Он бросает взгляд на висящие на стене часы.
– Но кто мог бы желать вам зла? – скрепя сердце спрашивает он. – Можете предложить мне хоть одного подозреваемого?
– Ну… Мой бывший муж, возможно. Я отправила его в тюрьму.
Коп внезапно проявляет заинтересованность.
– Он был крайне ревнивым и жутким собственником. Он… Он меня бил. В конце концов я подала на него жалобу, в тот день, когда попала в больницу. Его приговорили к шести месяцам тюрьмы, из которых четыре условно. Его зовут Кристоф Дарио.
Лейтенант записывает.
– И где он с тех пор?
– Представления не имею. Мы развелись, и я ничего о нем не знаю.
– Он не выплачивает вам алименты? – удивляется полицейский.
– Нет, я зарабатываю намного больше его, – поясняет Хлоя с циничной улыбкой.
– Понимаю… И вы думаете, что он мог решить отомстить вам, если я верно понял.
– Возможно.
Коп снова вздыхает. Похоже, у него такая привычка. А может, тик. Или бремя жалоб, которые наваливаются на него за день.
– Другие подозреваемые?
– Есть еще Филипп Мартен, второй заместитель директора в агентстве, где я работаю.
Хлоя рассказывает про их соперничество, про скорый уход босса. Ее собеседник хмурится:
– Вы немного преувеличиваете. Если бы все коллеги, которые соперничают за пост, начинали бы…
– Ладно, вы принимаете мою жалобу?
– Жалобу на кого?
Она возводит глаза к небу:
– На мистера Икс, разумеется!
– Сожалею, мадам, но это невозможно. Нет никаких конкретных доказательств, позволяющих принять вашу жалобу и начать расследование. Мне требуется нечто конкретное, зафиксированное. Не было ни нападения, ни взлома жилища. Вы не получали никаких словесных или письменных угроз…
– Чтобы дать делу ход, вы будете ждать, пока я умру?
– Не будьте такой пессимисткой! – усмехается коп. – Только из-за того, что какой-то тип раз или два пошел за вами по улице… Может, он просто в вас влюбился!
– А мой бывший муж?
– Будь это он, вы бы его узнали. Даже с капюшоном на голове! Ладно, поговорим серьезно, мадам… Внести ваше заявление в журнал учета, вот все, что я могу для вас сделать. Если появится нечто более определенное, если вы получите реальные угрозы, приходите снова.
Хлоя испепеляет его взглядом.
– И не забудьте здесь вашу… замороженную птицу. У нас есть чем заняться, кроме как гоняться за тенями.
* * *
У него не было выбора. Их оказалось слишком много, с их фальшивым сочувствием, но настоящим шприцем.
Тело Софи отправили в морг.
А вот сам он остался здесь, пленником пустой комнаты. Среди руин.
Он нашел свое служебное оружие, которое Мартина спрятала в ящик, и держит его поблизости, в правой руке.
Мне нужно, чтобы ты мне пообещал, Александр…
Некоторые обещания невозможно выполнить, любовь моя. Я знаю, что, пустив себе пулю в лоб, я не воссоединюсь с тобой. Это было бы слишком просто, слишком хорошо. Если бы оно существовало, место, где можно встретиться, мне нужно было бы просто подождать.
Я знаю, что, нажав на курок, навсегда тебя потеряю, любовь моя.
Но по крайней мере, я забуду.
* * *
Неприятное чувство, будто ты проглотил ядовитую змею. И она ворочается в твоих внутренностях.
Будто тебя подсоединили к напряжению в двести двадцать вольт и каждые полминуты включают разряд.
Хлоя никак не может успокоиться.
Страх накатывает на нее волна за волной.
Ощущение, что у нее на лбу нарисована мишень. Что она добыча. Легкая.
Беспомощность. И жуткое чувство одиночества.
Никто ей не верит. Никто не принимает ее всерьез. А между тем Тень ждет своего часа, удобного момента.
Она приехала в агентство ближе к полудню, потеряв все утро в комиссариате. Прождать два часа, чтобы потом быть униженной простым копом.
Полной бездарью, да! Тебе нужны конкретные доказательства? Обещаю, что прикажу доставить мой еще теплый труп прямо к тебе в кабинет!
Хлоя достает из кармана листок с загадочными данными, найденными на столе Филиппа Мартена. Виктор Бругман, 06.39.63…
Она решает попытать счастья. Набирает номер на своем мобильнике, закрывает дверь погруженного в полутьму логова. Она опустила шторы, чтобы помешать тому, другому, наблюдать за ней в бинокль. Потому что он еще там, она уверена. Постоянно выслеживает.
После третьего гудка ей отвечает мужской голос.
– Месье Бругман?
– Он самый…
– Извините за беспокойство. Я вам звоню от Филиппа Мартена. Он дал мне номер вашего телефона.
Короткое молчание на том конце.
– Слушаю вас, мадам… Мадам?
Хлоя называет первое попавшееся имя.
– Так вот, я тоже нуждаюсь в ваших услугах.
– Разумеется, почему бы и нет. Какую сумму вы предполагаете вложить?
– Какую сумму? – глупо переспрашивает Хлоя. – Я заплачу сколько надо.
Опять пауза. Еще длиннее первой.
– Значит, бюджет у вас неограниченный, прекрасно! Но что именно вы ищете?
– То же самое, что Мартен. Чтобы вы кое-кем для меня занялись.
– Правда? И каким образом я должен им заняться?
У Хлои чувство, будто ее затягивают зыбучие пески.
– Я хочу, чтобы вы его напугали.
Мужчина разражается смехом:
– Послушайте, мадам, полагаю, это какое-то недоразумение. Серьезное недоразумение! Вы знаете, я всего лишь агент по недвижимости. Я могу напугать, особенно когда называю цену… но я на этом не специализируюсь!
Хлоя закрывает глаза и нажимает отбой, даже не извинившись.
– Черт!
Еще один тупик. Счастье, что она позвонила со скрытого номера.
Она смотрит на часы. Вторая половина дня только началась, но она спрашивает себя, что она тут делает. Сегодня ей так и не удалось сосредоточиться. Дела накапливаются вокруг нее, как горы, которые предстоит покорить. А она, обычно такая быстрая, не смогла изучить ни одного, хотя от нее ждут мнения по каждому из них.
Бесполезно упорствовать, пора выбрасывать белый флаг. Она снимает трубку внутреннего телефона, звонит Натали.
– Я ухожу, – объявляет она. – У меня запись к врачу.
– Во сколько вы вернетесь?
– Я не вернусь.
– Да? – удивляется секретарша. – Какие будут указания?
– Никаких. До завтра, Натали.
Она выключает компьютер, надевает пальто и сбегает. Дверцы лифта открываются, она оказывается нос к носу с Мартеном и Пардье, которые над чем-то смеются.
Плохая была идея.
– Ты уже уходишь? – коварно удивляется Мартен.
Он смотрит на часы, директор поступает так же.
Час от часу не легче.
– У меня встреча в городе.
– С кем? – спрашивает Пардье.
– С врачом.
– Вы заболели, малышка?
Она не выносит, когда он называет ее малышкой, особенно в присутствии Мартена.
– Не знаю, просто плохо себя чувствую.
– И верно, ты совсем бледная, – иронизирует Мартен. – У тебя измученный вид.
– Наверняка подцепила какой-нибудь вирус, – отвечает Хлоя. – Завтра будет лучше.
– Отдохните, малышка. Сейчас надо держаться.
Она заходит в лифт, нажимает на нулевой этаж. Мартен оборачивается, посылает ей особенно мерзкую улыбочку. Потом, пока дверцы медленно закрываются, она успевает заметить, как он кладет руку на плечо босса и что-то шепчет ему на ухо.
– Погоди, ты у меня свое получишь, – бормочет Хлоя.
* * *
– Шеф?
Гомес знает, что этот голос ему знаком. Но не помнит, кому он принадлежит. Может, из-за той дряни, что медик вкатил ему утром. Может, он сходит с ума. На этот раз по-настоящему.
В дверях комнаты появляется Лаваль.
– Дверь была открыта, – извиняется он.
Гомес поднимает голову, лейтенант чуть заметно отшатывается при виде вроде бы знакомого лица. Опустошенного.
Он смотрит на медицинскую кровать, у него в голове не укладывается, что все это время он ничего не знал. Вспоминает их спор по поводу вечеринки у Вийяра, и слезы наворачиваются на его ребяческие глаза.
– Меня Маяр предупредил… И сказал приехать.
– Убирайся. Мне нужно побыть одному.
– Ему позвонила сиделка, которая ухаживала за вашей женой. Он сейчас в Марселе, поэтому позвонил мне и все объяснил. Я не знал… Вообще никто не знал, кроме него. Он попросил меня остаться с вами.
– Пошел вон.
– Нет. Я не уйду. Вы не должны оставаться один. Только не сейчас.
Лейтенант делает шаг в направлении шефа и замирает. Он только сейчас заметил оружие у него в руке.
Никаких резких движений.
Он тоже сползает по стене. Чтобы оказаться в той же позиции.
– Вам следовало сказать нам.
– Что бы это изменило?
– Может, мы смогли бы помочь.
У Гомеса вырывается что-то вроде нервного смешка, его рука крепче сжимает рукоять «зиг-зауэра».
– Лучше бы ты ушел, лейтенант.
– Нет, патрон. Я вас не оставлю.
– Боишься, что я застрелюсь?
Лаваль задумывается, прежде чем ответить.
– Вы хотите уйти к ней, да?
– Я с ней уже никогда не буду. Фигня это все.
– Вот и я так думаю. Там, где она сейчас, она больше не страдает.
– Зато я…
– Представляю себе.
– Ты не можешь.
– Именно. Я же сказал представляю, а не знаю… Каждое слово имеет свое значение. Вы же меня этому и учили.
Оба на некоторое время замолкают.
– Я не могу помешать вам разнести себе череп, если вы этого действительно хотите, – снова говорит Лаваль. – Но… мне все-таки хочется попробовать.
Лейтенант опять умолкает. Он кажется спокойным, хотя в его черепе бушует буря. Что сказать ему? Как убедить остаться?
Слушайся своих инстинктов, Пацан. Гомес постоянно ему этот повторял.
Вот только любая промашка может стоить тому жизни.
Через несколько минут он решается:
– Вы ведь любили ее, верно?
Гомес закрывает глаза.
– Ступай отсюда.
– Ответьте на вопрос, и я оставлю вас в покое.
– Больше всего на свете, – бросает Александр.
– Если вы застрелитесь, вам больше не будет больно, это уж точно, – продолжает лейтенант. – Но вы забудете не только боль. Вы забудете все.
Гомес утыкается лбом в колени, стискивает руками голову. Верный знак, что череп сейчас взорвется. Еще до того, как он нажмет на курок.
– Вы забудете, какой она была. Чем вы были друг для друга.
У Александра такое чувство, будто молодой напарник вколачивает ему в позвоночник гвозди.
– Никто не знал ее лучше вас, я думаю. Поэтому, если вы вышибете себе мозги, ей больше негде будет оставаться.
– Замолчи! – умоляет Гомес. – Замолчи, пожалуйста…
Лаваль чувствует, что попал в точку, в нужное место. И в нужный момент.
– Ладно, я замолчу… Кстати, мы обложили Николя.
Александр сидит с опущенной головой, как если бы ничего не слышал.
– Албанца Николя, правую руку Башкима, – напоминает Лаваль. – И все благодаря вам.
Майор по-прежнему не реагирует. Но молодой коп не отстает.
– Помните, тот тип, который живет в доме двадцать девять по улице де ля Фратерните? Ну вот, сели мы ему на хвост и вышли на Николя. У того квартира в Кремлен-Бисетре[9]. И чувствую, вскоре приведет он нас прямо к Башкиму. Судя по прослушке, этот говнюк проездом во Франции. Я подумал, вам стоит знать.
Гомес поднимает наконец голову и смотрит на своего лейтенанта с неожиданной нежностью.
– Томор Башким здесь, – отчеканивает Лаваль. – Здесь, во Франции. А точнее, в Девяносто четвертом округе. И его кореш скоро приведет нас к нему, я уверен. Но эта сволочь ваша, патрон. Мы помним. Поэтому будем держать его тепленьким в ожидании вашего возвращения. Подождем сколько нужно… Хотите сигарету?
Александр кивает, Лаваль толкает к нему по полу пачку и зажигалку. Александр наконец-то выпускает оружие. На несколько минут, конечно. Но это уже первый шаг.
– Расскажите мне о ней, – тихо просит Лаваль. – Я же о ней ничего не знаю…
Глава 17
Разумеется, ни к какому врачу Хлоя не поехала. Чтобы избавиться от паразита, который отравлял ей жизнь, требуется нечто большее, чем простой терапевт.
Скорее, узкий специалист. Кто-то вроде наемного убийцы.
Хотя врач, возможно, сумел бы объяснить эти странные перепады сердечного ритма. То больше ста. То чудовищно медленно.
А еще объяснить, почему с сегодняшнего утра у нее время от времени возникает ощущение, что она больше не принадлежит к миру живых. Ощущение, что она спит с открытыми глазами, отделяется от собственного тела. Словно некие черные дыры появились в ее жизни. В ее мозгу.
Обычная усталость, конечно же. Результат двух бессонных ночей.
А еще результат страха. Страха, в который она погружена уже много дней, как в ванну с кислотой. Естественно, такое не проходит бесследно. Несмотря на свое состояние, она добралась до дома, хотя была вынуждена остановиться на обочине передохнуть. С надеждой, что, изменив свое расписание, она расстроит планы Тени.
И действительно, она не видела, чтобы какая-то машина следовала за ней.
Она заперла дверь на ключ, сняла пальто, тут же схватилась за телефон, чтобы вызвать слесаря. Добавить еще один замок на входную дверь, хотя она лично предпочла бы просто бронированную, сменить тот замок, который есть. Хилая защита, которая все-таки немного ее успокоит.
Мастер пообещал прийти в понедельник вечером. Впереди все выходные, но она продержится.
Осталось выяснить, как добыть оружие. Пистолет, легкий и практичный, который она сможет носить в сумочке, вместе с помадой и зеркальцем.
Но в том мире, который она всегда считала своим, никто не в силах снабдить ее подобным товаром.
Сидя на диване, она начала прикидывать. Кто в ее окружении способен объяснить ей порядок действий?
Может, достаточно просто пойти в оружейный магазин? Она ничего в этом не смыслит, но предполагает, что потребуется разрешение или что-то в том же роде. Порывшись в Интернете, выяснила, что оружие того единственного калибра, который она может свободно купить, гордо красуется на полке отдела игрушек.
Может, достаточно баллончика со слезоточивым газом? Не так убедительно, как «калашников», но лучше, чем ничего.
К этой экипировке она сможет добавить клюшки для гольфа – одну в машине, другую у входной двери и третью в спальне.
Вот их она знает, где раздобыть. В ее мире куда проще одолжить клюшки для гольфа, чем револьверы. Все дело в социальном уровне.
Поскольку копы не намерены заниматься ее делом, она будет защищаться сама.
Она не из тех женщин, на которых можно нападать, не встречая сопротивления. В следующий раз, когда этот псих объявится, Хлоя клянется себе, что не будет падать в обморок, а позволит ему приблизиться и зальет всю морду паралитическим газом, а потом надвое раскроит ему череп.
Укрепившись в благих намерениях, она решает дать себе немного отдохнуть. Оставляет сообщение Бертрану, приглашая поужинать у нее, дважды проверяет, что двери и окна надежно заперты.
В спальне скидывает с себя одежду и забирается под одеяло. Спать по-настоящему ей не хочется, но она знает, что должна восстановить силы. В понедельник она должна быть в полной форме, чтобы разобраться с накопившимися досье. Нельзя разочаровывать Старика, если она хочет осуществить свои планы.
Всегда оставаться на высоте своих притязаний, всегда.
Глаза не хотят закрываться, она достает из ящика у изголовья тюбик со снотворным, принимает таблетку.
Через десять минут еще одну.
* * *
Детский смех. Чистый, хрустальный. И сразу за ним – дикий вопль, тело падает в пустоту и разбивается у ее ног.
Хлоя поднимает веки, вокруг совсем темно. Она смотрит на будильник, понимает, что уже полвосьмого вечера. Сколько она спала? Она не помнит, который был час, когда она легла. Не помнит даже, почему она не на работе. Куда она сегодня ездила? В голове жуткая сумятица.
Писк мобильника действует на нее как электрошок. Она читает сообщение, щуря глаза. Все так расплывается…
Бертран пишет, что согласен и придет к ней ужинать.
Она его приглашала? Наверняка… Но не мешало бы вспомнить.
Хлоя пытается стряхнуть с себя проклятое полузабытье. Сидя на краю кровати, она берется руками за голову и пытается плыть против течения.
– Чертово снотворное!
В мозгу по-прежнему проносятся картинки из сна, значит она еще не до конца проснулась.
Дикий вопль и тело, которое падает в пустоту и разбивается у ее ног.
Если бы только это был простой кошмар. Если бы только…
Она встает, слегка пошатываясь.
К счастью, Бертран приедет не раньше девяти.
Она на скорую руку принимает душ и быстро одевается. Туман в голове понемногу рассеивается, и она вдруг вспоминает, что холодильник пуст. Совершенно пуст.
– Вот дерьмо!
Не имея никакого желания лезть в толпу в супермаркете, она решает заказать еду в соседнем ресторанчике. В кухне она опирается руками о стол. Все еще трудно держаться на ногах. Стакан холодной воды поможет, наверно, прийти в себя. Хотя, судя по всему, потребуется целое ведро ледяной воды.
Она открывает холодильник, достает бутылку, берет с полки стакан.
И вдруг застывает.
– Нет, быть такого не может…
Она снова открывает холодильник. Он забит под завязку.
* * *
Хлое удалось вернуться из обители мертвецов. Потребовался второй душ, почти холодный, три чашки кофе и добрый час времени. Она поклялась себе на будущее обходиться без снотворного.
– Очень вкусно, – нахваливает Бертран.
Сегодня вечером он очень элегантен. Хлоя находит его особенно красивым. С каждым днем он все обворожительней.
– Я должна тебе кое-что сказать, – заявляет она.
Делает глубокий вдох, решается.
– Он приходил сюда.
Лицо Бертрана меняется. Гнев зарождается в глубине его гипнотических светлых глаз.
– Только не начинай снова, ладно? Нам так хорошо, спокойно, мы вместе…
– Говорю тебе, он был у меня в доме.
Бертран вздыхает. Она видит, что он изо всех сил старается сохранять спокойствие.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает он.
– Холодильник…
– Что, на нем отпечатки? – усмехается Бертран.
– Не издевайся надо мной, – приказывает Хлоя. – Утром он был пуст. А вечером оказался полон.
Бертран хмурит брови. Потом неожиданно начинает смеяться:
– Ты меня разыгрываешь!
– Нет, я не шучу. Говорю же, холодильник заполнился в мое отсутствие.
Он становится серьезным:
– Ты меня беспокоишь, Хло.
Она теребит свою салфетку, пытается подыскать слова, способные его убедить.
– Он пришел сюда и заполнил холодильник.
– Перестань городить невесть что!
Внезапно он смотрит на нее взглядом, в котором проскальзывает что-то жестокое.
– На помощь! – голосит он высоким голосом. – Какой-то мужчина желает мне зла! Он сходил в магазин и заполнил мой холодильник! Куда смотрит полиция?!
Хлоя чувствует, как на глаза наворачиваются слезы, пытается загнать их назад.
– Не говори со мной так, – еле слышно говорит она. – Я не сумасшедшая.
Он меняет тон:
– Я знаю, что ты не сумасшедшая, дорогая. Но у тебя проблема.
– Да, у меня проблема. Кто-то хочет свести меня с ума. И никто мне не верит.
– Наверняка есть объяснение. Может, твоя домработница сходила в магазин.
– Нет, невозможно. Она никогда не появляется по пятницам и никогда не ходит в магазин.
– Значит, это ты.
Она смотрит на него, не понимая.
– Но послушай, если бы я купила продукты, я бы это помнила!
– В том-то и проблема, – заключает Бертран. – Думаю, тебе необходимо обратиться к специалисту. К невропатологу.
– К невропатологу? – с ужасом переспрашивает Хлоя.
– Да. Возможно, в тот раз, когда ты упала в гараже и ударилась головой…
– Нет! – кричит Хлоя. – Со мной все в порядке!
Он берет ее руку в свою, становится еще нежнее.
– Нет, с тобой не все в порядке, уверяю тебя. У тебя странные реакции. Ты меня пугаешь.
– Говорю же, он приходил! Это он, я уверена!
Бертран заставляет ее встать.
– Идем со мной, – велит он.
Он приводит ее на кухню, открывает холодильник.
– Действительно, полно всего, – констатирует он. – А то, что в холодильнике, – ты это обычно покупаешь, да или нет?
Она бросает взгляд на припасы, не отвечает. Страх куда более сильный, чем все последние дни, тихонько овладевает ею.
Бертран берет упаковку йогурта, сует ей под нос:
– Ты же эту марку предпочитаешь, верно?
– Да…
Он убирает йогурт обратно, достает ветчинную нарезку, смотрит на этикетку.
– Где ты обычно делаешь покупки?
– В «Казино».
– Куплено в «Казино», – говорит он, указывая на этикетку.
Хлоя бледнеет:
– Но я туда не заезжала… Я… Я вернулась с работы прямо домой… И легла спать.
– Ты принимала таблетки? – предполагает Бертран.
– Только снотворное, – признается она. – Две, если честно.
Он закрывает холодильник, берет Хлою за плечи:
– Где твоя сумочка?
– Э… В гостиной.
– Как ты обычно оплачиваешь покупки?
– Кредиткой.
– Дай свою кредитку, пожалуйста.
Она подчиняется, все более потрясенная, дает ему карточку в кожаном чехле. Он достает кассовые чеки, перебирает их и в результате выхватывает тот, который искал.
Хлоя тоже недоверчиво рассматривает чек. Он датирован сегодняшним днем.
– Ты была в «Казино», в семнадцать часов заплатила в кассе своей картой.
– Это невозможно! – стонет Хлоя, тряся головой.
Бертран берет ее лицо в свои руки:
– Послушай меня, Хло… Слушай меня хорошенько. У тебя серьезная проблема. Ты должна посоветоваться со специалистом. Похоже, у тебя провалы в памяти. Наверняка это последствия падения. Если только не переутомление. Тебе нужны лечение и отдых.
Она еще сопротивляется:
– Нет!
– Да, Хлоя. Холодильник не заполнился сам собою. И этот таинственный незнакомец, который мерещится тебе повсюду, не мог проникнуть к тебе в дом, не взломав дверь или окно. Задумайся хоть на минуту, ладно? Он что, зашел, не знаю уж как, взял кредитку из сумочки, пошел в «Казино», заплатил, набрал твой пин-код, потом вернулся, все убрал в холодильник и спокойно ушел… Ты сама понимаешь, насколько это смехотворно?
Хлое вдруг становится тяжело дышать. Сердце странно пульсирует.
– Это невозможно, Хлоя. Невозможно, слышишь?
Она больше ничего не понимает. Сомнение отравляет кровь, ледяной холод пробегает по спине. Она начинает тихо плакать, Бертран обнимает ее:
– Это не страшно, дорогая. Я здесь, все наладится… Тебе помогут, вот увидишь.
* * *
Хлоя вышла из ванной. Снова душ, на этот раз горячий. И возможность поплакать втихаря. Горючие слезы, которые, как ни странно, принесли ей облегчение.
Она собрала свои длинные, еще влажные волосы в небрежный пучок, накинула белый пеньюар и добавила чуть-чуть духов.
Бертран решил этой ночью остаться.
Она присоединилась к нему на диване, перед телевизором. Он вроде бы увлечен фильмом. Она уселась рядом, пристроила голову ему на плечо. Как хочется забыть угрожающую тень, нависшую над ее жизнью. Только он может помочь.
– Тебе лучше? – поинтересовался он.
– Немного… Спасибо, что остался.
– Но это же нормально, разве нет?
– Мог бы и сбежать! Если я спятила, мог испугаться и дать деру!
– Обожаю риск.
Хлоя делает вид, что тоже заинтересовалась фильмом. Бертран вкратце рассказывает, что она пропустила. Человека преследует безумец, решивший разрушить его жизнь.
«Нервы на пределе»[10]. Словно нарочно. Ей не хочется знать, чем он закончится, зато она знает, как отвлечь внимание Бертрана.
– Выключи телевизор, – шепчет она, и ее рука скользит между двумя пуговицами его рубашки.
Не отрываясь от нее, он берет пульт и выключает звук, но не изображение. Хлоя встает, сбрасывает пеньюар. Бертран с хищной улыбкой разглядывает ее. Как если бы впервые видел ее голой.
– Я был бы полным психом, если бы сбежал, когда все мужики мечтали бы оказаться на моем месте!
Она снова чувствует, что сильна. Красива, притягательна и желанна. К дьяволу Тень.
Она ложится на него, расстегивает молнию на его брюках.
– Ты прав, я схожу с ума. Но только по тебе… Это опасно, как ты думаешь?
– Может быть. Поберегись, кто знает.
Чувственная и сладострастная, она сегодня выкладывается по полной. Медленно раздевает его, глядя прямо в глаза. Играет с ним, провоцирует. Выставляет себя напоказ и отстраняется. Дает и отнимает.
Долгие минуты она разжигает его до нестерпимости. До боли.
Тем острее будет удовольствие после. Когда он больше не сможет сопротивляться, останется совсем беззащитным.
Когда станет так больно, что его оболочка цивилизованного человека растрескается, уступив место дремлющему в нем животному.
Не существует наслаждения без боли.
Хлоя в этом уверена.
Не существует удовольствия без боли, мой ангел.
Знаешь ли ты это?
Твоя боль, мое наслаждение.
Ты начинаешь сомневаться в себе, в своем рассудке и боевом духе.
Я это чувствую, вижу, слышу.
Ты начинаешь терять силы, уверенность. Как раненый теряет кровь.
Кровотечение больше не остановится.
Я разорвал твою плоть, и ничто теперь не затянет рану.
Борьба началась, и я выйду победителем.
Ты уже начинаешь принадлежать мне, и удовольствие пьянит меня.
Но это только начало, мой ангел. Продолжение будет еще лучше. Для меня, конечно же. Потому что для тебя…
Нет удовольствия без боли. Тебе придется принять это правило.
Ты должна страдать. Для меня.
Потому что я так решил, потому что я тебя выбрал. Просто поэтому.
Я хочу, чтобы тебе было больно, до смерти. Чтобы ты умоляла смерть избавить тебя от этой муки. Прийти и освободить тебя, спасти тебя от меня.
Вот только смертью буду я.
Я оборву тебе крылья, мой ангел. И ты будешь ползать передо мной.
Глава 18
Бертран выпил несколько глотков холодной воды прямо из-под крана. Потом его взгляд упал на кухонное окно. Занимался рассвет. Но ночь еще не закончилась.
Он вернулся в спальню, лег рядом с Хлоей, которая глубоко спала. На животе, как всегда.
К нему сон уже не шел, он слишком хотел ее, чтобы снова заснуть.
Однако игра стала затягиваться, пора начинать новую партию.
Найти новый цветок, собрать с него пыльцу и безжалостно выполоть.
Я должен продумать финальную точку. Но всему свое время. Я с ней еще не закончил. Еще нет. Все лучшее впереди…
Медленно он откидывает простыню, открывая ее почти совершенное тело.
Совершенное было бы скучно.
Он смакует ее глазами, несмотря на слабый свет зари, проникающий в комнату.
Он знает, чего хочет. Стать наваждением, наркотиком, который ничем невозможно заменить.
Нет ничего более возбуждающего.
Это и означает быть живым. Существовать.
Существовать означает, что кому-то тебя недостает.
Существовать означает быть болью другого.
Упорядоченная жизнь? Бертран ее не желает. И никогда не желал. Рутина все портит. Медленно разъедает все, к чему прикасается. Губит эрозией самые твердые камни, крошит любой цемент.
Он хочет, чтобы женщины помнили его. Всегда.
Он хочет, чтобы они были готовы умереть за него. Из-за того, что им его не хватает.
Чтобы они томились, думая о нем. О том, что он им дал. И потом забрал.
В конечном счете он просто вор. Он ворует души.
Он их коллекционирует, как другие коллекционируют часы или произведения искусства.
Он решает очень нежно разбудить Хлою. Всегда очень нежно. Нежностью ты добьешься всего, чего желаешь. Или же силой. И то и другое может быть приятно.
Как оружие: любое пригодно к использованию, если ты им хорошо владеешь.
А Бертран грозный охотник.
Он ласкает ей спину, двигаясь вверх и вниз по позвоночнику. Она открывает глаза, медленно всплывая из сна. Или из кошмара.
Какая разница? Ему плевать.
Она прижимается к нему, он целует ее в шею, потом в плечо. Она очень быстро снова засыпает и не слышит, как он шепчет:
– Скоро ты будешь готова…
Он снова вырывает ее из сна, который наконец-то снизошел на нее.
Но она на него не сердится. Она так счастлива, что важна для него.
Так важна.
Глава 19
Невролог бесконечно долго разглядывает энцефалограмму, как будто ищет в ней ошибку.
Бертран через одного из друзей умудрился устроить ей срочный визит к известному специалисту. Хлоя согласилась, просто чтобы доказать, что она не теряет рассудок. Что тень действительно появилась в ее жизни. А не в голове.
– Вы принимаете медикаменты, мадам?
– Нет, – отвечает она чуть поспешно. – Ну… Только таблетки от сердца. У меня тахикардия Бувре[11].
Она ломает голову, пытаясь припомнить название пилюль, и наконец называет его врачу.
– Что-нибудь еще?
– Другие медикаменты, вы хотите сказать?
– Или… другие вещества.
Хлоя теряется. Наверняка она что-то не поняла.
– Вещества? Что вы имеете в виду?
Чуть заметная улыбка.
– Я здесь, чтобы помочь вам, а не чтобы вас судить. Можете все мне рассказать, поймите… Вы принимаете наркотики? Кокаин, например?
– Нет, конечно! – заверяет Хлоя. Она шокирована.
Он задумчиво смотрит на нее, она стойко выдерживает его взгляд.
– Я не принимаю наркотики. Ни кокаин, ни что-либо другое.
– А снотворные?
– Приняла в пятницу. Но делаю это крайне редко.
– Название препарата?
На этот раз Хлоя, сколько ни роется в памяти, вспомнить не может.
– Кто вам его выписал?
– Никто. Друг принес, когда я сказала, что у меня бывает бессонница.
– И никаких успокоительных или антидепрессантов?
– Нет. А почему вы спрашиваете?
– Симптомы, которые вы описываете, могут быть вызваны двумя факторами: приемом определенных веществ или переутомлением, усугубленным очень сильным стрессом. Такое возможно?
Она уже готова признаться ему, что да, у нее стресс. Что с тех пор, как за ней по следам идет Тень, она живет в постоянной тревоге. Однако сдерживается. Она пришла сюда, чтобы доказать, что пребывает в здравом рассудке, и не стоит бросать ему кость.
– Ну… в последнее время я сильно нервничаю. На работе довольно напряженная обстановка. Я почти не сплю, но не чувствую себя усталой.
– Понимаю. Я вам кое-что пропишу, чтобы расслабиться и, соответственно, наладить сон. Но это, разумеется, временная мера. Только чтобы восстановить силы. Главное, вы должны несколько дней отдохнуть.
– Вы хотите сказать, я не должна ходить на работу?
– На протяжении недели, а то и двух.
– Невозможно! – восклицает Хлоя.
У невролога вырывается раздраженный вздох. Все эти люди, считающие себя незаменимыми…
– Скажем, для начала неделю перерыва.
– Говорю же, я не могу неделю не появляться на работе!
– Правда? Если вас интересует мое мнение, а так оно и есть, иначе вы бы здесь не сидели, то остаются два варианта: или вы возьмете перерыв сейчас, на несколько дней, или вы и дальше будете перегибать палку. Тогда речь пойдет не о недельном отдыхе. Вам потребуется месяц. А то и два… В лучшем случае. Итак, что вы предпочитаете?
Хлоя опускает голову. Что она может ответить?
– Неделя, на протяжении которой вы должны избегать любых стрессов, – отчеканивает врач. – У вас есть возможность отправиться в какое-нибудь спокойное местечко?
– Наверное, я попробую.
– Именно это вам и нужно. А главное, не берите с собой работу. Отдых, сон, покой. Ничего другого. Это понятно? И никаких возбуждающих. Избегайте кофе или любых иных…
По всей вероятности, он остался при убеждении, что она сидит не только на травяных настойках, но решил не вдаваться. Выписывает рецепты, Хлое хочется заплакать, хотя она сама не понимает почему.
– Вы полагаете, что… у меня не в порядке с головой?
Он оглядывает ее с удивлением:
– Нет, мадам. Вы перевозбуждены и взвинчены, испытываете постоянное давление. Человеческий организм штука хрупкая, знаете ли. Позвольте себе сделать паузу. А если симптомы не пропадут, приходите снова ко мне. Договорились?
Она соглашается, дернув подбородком.
– И не надо так беспокоиться, – добавляет он, протягивая ей рецепты и освобождение от работы. – Все быстро придет в норму. При условии, что вы последуете моим советам.
– Я так и сделаю, доктор.
* * *
Дверца распахивается в ад.
Гроб проглочен пламенем, словно алой пастью чудовища.
Гомес задыхается. Ощущение, что это его сейчас будут жечь живьем в печи.
Дверца закрывается, глаза тоже. Но он представляет, видит и чувствует все. Сначала огонь, овладевающий саркофагом. Потом температура поднимается, становясь непереносимой.
Плоть плавится, пожираемая языками пламени.
Любовь его жизни обугливается, превращается в пепел, исходит дымом.
Он почти теряет сознание, так это больно.
Больше не увидеть ее улыбки, никогда.
Больше не услышать ее голоса, ее смеха. Никогда.
Больше не утонуть глазами в ее глазах.
Больше не почувствовать ее кожу пальцами или губами. Ее тело рядом со своим.
Никогда больше.
Абсолютная боль.
* * *
Хлоя долго колебалась. Ее отсутствие на работе именно сейчас будет ошибкой, и она это сознает. Но тип в белом халате сумел ее убедить.
Понедельник, около трех дня. Хлоя набирает номер мобильника Старика. Придумать что-то, как она это умеет. В любом случае, проверить он не сможет.
Ей даже удается изменить голос. «Оскар» за лучшую женскую роль.
Она описывает ему ситуацию. Грипп, высокая температура, головокружение. Она на ногах не стоит, а ведь хотела взять документы с собой. Ей очень жаль. Очень, очень жаль.
Пардье заверяет, что прекрасно все понимает, но Хлоя чувствует, что теряет баллы. Ничего не поделаешь, наверстает потом.
У нее целая неделя. Оазис или тяжкий переход через пустыню?
Отдалиться от всего, велел врач. Отдалиться от Тени.
Она сразу перезванивает Бертрану:
– Привет, дорогой мой…
– Что сказал доктор?
– Что я должна отдохнуть несколько дней. Что я переутомилась и все время нахожусь в стрессовом состоянии.
– Вот видишь! Я был прав. Ты согласилась, надеюсь?
– Да. Он велел уехать куда-нибудь на природу. Я подумала навестить родителей. Они живут в деревне, и я давно их не видела.
– Отличная мысль… А где именно они живут?
В затерянной деревушке, в двухстах километрах от Парижа. Описание, которое она ему выкладывает, достойно туристического агентства, хотя сама она всегда находила эту дыру ужасной.
– Ты… ты сможешь поехать со мной, а? – с надеждой спрашивает она.
Трудно себе в этом признаться, но неделя без него кажется сущим наказанием.
– Никак не получится, – извиняется Бертран. – Но если хочешь, я приеду туда на поезде и присоединюсь к тебе в следующие выходные. Заодно и с ними познакомлюсь.
– Да, было бы отлично. Можешь приехать в пятницу вечером, переночуешь там.
– Не стоит их стеснять, – возражает Бертран.
– Нет, не беспокойся… А я уеду завтра утром. Увидимся вечером?
– Конечно. Приеду после работы, рыбка моя. Все наладится, вот увидишь. Несколько дней вдали от Парижа живо поставят тебя на ноги!
– Я только надеюсь, что они не будут стоить мне директорского поста…
– Не думай об этом, дорогая. Вернешься и займешь то место, которого ты достойна.
Повесив трубку, Хлоя идет за чемоданом в гараж. Слесарь явится только в шесть, у нее есть время собрать вещи.
Выбирая, какую одежду взять с собой, Хлоя продолжает думать о Тени. Об этом незнакомце или, наоборот, старом знакомом, который решил превратить ее жизнь в кошмар. Будет ли он в ярости, что упустил ее, что она на несколько дней ускользнула из-под его власти? Отомстит ли по возвращении?
Если только не отследит ее.
Если только он вообще существует… Кроме как в ее голове.
Она предпочитает отбросить эти два варианта, один страшнее другого.
Глава 20
На какой-то момент он застывает перед шкафом в спальне.
Наконец берет джемпер, который она особенно любила. Подносит его к лицу, закрывает глаза и долгие минуты вдыхает запах. Стоя в пустой комнате с реликвией в руках.
Гомес не плакал с момента кремации. Больше сил нет.
Впрочем, сил нет ни на что. Только на боль. Но на это особых сил не нужно. Достаточно просто продолжать жить. Даже если наполовину, даже если это всего лишь иллюзия жизни.
Он садится на кровать с шерстяным джемпером в руках. Вокруг тишина.
Болезнь такая сука. Она забирает любимое существо.
Но не любовь.
* * *
Несмотря на таблетки, Хлоя спала плохо. Сон урывками, кошмары, которые смешивались с тяжелым бредом. С ожесточенными боями против армий кровожадных демонов. Но никакие бои не изгонят ее привычное наваждение. В начале и в конце ночи, словно открывая и закрывая скобку.
Жуткий вопль, тело летит в пустоту и разбивается у ее ног…
– Хорошо спала? – заботливо спросила Матильда.
Хлоя улыбнулась; странное ощущение завтракать в компании матери.
– Как дитя! – соврала она.
– Здесь тихо. По крайней мере, никто тебя не побеспокоит. Сможешь отдохнуть.
Это точно, гарантированная глухомань.
Ни автострады, ни скоростного шоссе, ни дорожного движения.
Ни бумаг, которые надо рассмотреть, ни телефонных звонков, которые необходимо сделать, ни мейлов, которые надо рассортировать.
Ни бешеной гонки с утра до вечера.
Птичье пенье, шум воды или ветра. У Хлои такое чувство, будто она укрылась в монастыре. Не так уж неприятно, между прочим. При условии, что ее вынужденный реабилитационный курс продлится не больше недели. Если дольше, она спятит. Натурально спятит.
– Я пригласила на вечер твою сестру с Арманом.
– Я думала зайти к ним повидаться, – поспешила вставить Хлоя. – Но ты хорошо сделала.
– А Лиза, хочешь, пойдем ее навестим? Ты не так часто здесь бываешь…
Рука Хлои сжала чашку.
– Лучше я схожу одна.
Матильда ни в чем ее не упрекнула, как всегда. Только добавила: Ей будет приятно.
Хлоя прекрасно знала, что нет. Тут и речи быть не может о приятности. Ни для нее, ни для Лизы.
Только мучение, долг, который она на себя взвалила. Наказание.
Постоянно наказывать себя. В конце концов, это ее вина. Пусть даже никто никогда ей этого не говорил.
Без сомнения, потому что она никому никогда не говорила.
– Бертран приедет за мной в пятницу, – объявила Хлоя, чтобы сменить тему.
Увидела, как в глазах матери вспыхнула улыбка.
– Вот мы и познакомимся, как я рада!
Хлое был понятен дальнейший ход ее мыслей. Надеюсь, этот-то наконец окажется тем, кто нужен. Тем, кто сумеет тебя удержать, у кого хватит мужества остаться с тобой.
Матильда занялась посудой. Хлоя смотрела на нее с глубокой нежностью. Мать казалась усталой, постаревшей, но по-прежнему элегантной. Одета она была просто, но элегантность не очень зависит от одежды. Это способ существования.
Хотя они не виделись уже полгода, Хлоя затруднилась бы сказать, действительно ли ей не хватало матери. Всегда тяжело возвращаться в родительский дом, в обстановку, которая равнозначна счастливому детству.
Пока однажды все не превратилось в ужас.
На кухне появился отец, вернувшийся с утренней прогулки. С тех пор как он бросил работу, это стало ритуалом. Каждое утро вставать спозаранку и отправляться бродить по полям.
– Привет, дочка, – бросил он, целуя Хлою.
– Привет, па…
Они никогда не знали, что сказать друг другу. Он, мрачноватый деревенский малый, скупой на слова и излияния чувств. Гордый успехами своей старшей дочери, но никогда этого не говоривший. Счастливый тем, что она здесь, хотя ни за что этого не покажет и не признается. Как если бы слова внушали ему страх. Как если бы чувства были слабостью.
Хлоя пошла в него. Во многом.
Он уселся напротив нее, налил себе кофе.
– Можно я завтра утром пойду с тобой? – с надеждой спросила Хлоя.
И мгновенно перестала понимать, зачем она это предложила.
Удивленный не меньше ее, он пожал плечами:
– Если хочешь, но я не буду дожидаться десяти часов, пока ты проснешься… И у тебя хоть есть нормальная обувка?
– У меня есть очень красивые зеленые лодочки на шпильках, – улыбнулась Хлоя. – Думаешь, подойдет?
Мать засмеялась, отец скривился.
– Если подвернешь ногу, не хнычь! – проворчал он.
– Ты понесешь меня на спине.
– Можешь не рассчитывать. Я уже слишком стар для такого.
– Нет же, – развеселилась Хлоя. – Сил тебе по-прежнему хватает, я уверена.
– Годы, дочка… Годы не знают жалости.
Дело не только в годах, подумала Хлоя.
В углу кухни появилась Тень. Возникшая из ниоткуда.
Нет, из моей головы. Возможно, больной.
* * *
– Вы не против пойти напиться?
Лавалю удалось убедить шефа открыть дверь квартиры, куда тот забился, как раненый зверь. Настоящий подвиг.
– Я знаю один симпатичный паб тут недалеко.
– А потом? Приведешь меня обратно и уложишь на диван? А если будешь совсем лапочкой, то стянешь с меня башмаки и подоткнешь одеяльце… А завтра утром у меня будет похмелье и желание проблеваться. Но лучше не станет. Ну и скажи на милость, что это даст?
Лаваль только вздохнул. Можно подумать, пьянка вообще может что-то дать. А в этом случае ничто не могло по-настоящему помочь.
– Ты зачем приперся, Пацан? Посмотреть, готов ли я вернуться на службу?
– Нет, конечно же нет! Слишком рано…
Гомес уселся прямо напротив и уперся в него язвительным взглядом.
– Слишком рано? Так ты полагаешь, что через месяц станет лучше? Или, может, через два? Или через шесть? Сколько, по твоей прикидке, мне осталось так мучиться? По-твоему, сколько времени я буду скорбеть?
Лаваль расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.
– Не знаю.
На лице Гомеса появилась жутковатая улыбка. Того, кто страдает и хочет поделиться.
– Нет, ты не знаешь, лейтенант. Впрочем, ты ничего не знаешь. Лучше не станет и через десять лет. Лучше не станет никогда. Никогда, усек?
– Не говорите так, патрон.
– Я вернусь на следующей неделе, – холодно заявил Гомес. – Если окажусь таким трусом, что до того времени не разнесу себе череп. Устраивает тебя такой ответ?.. И не приходи сюда больше. Мне не нужна нянька.
Лаваль встал и натянул куртку.
– Ладно, майор. Как пожелаете. До следующей недели.
Гомес услышал, как дверь хлопнула чуть сильнее необходимого, и остался неподвижно сидеть в кресле в гостиной.
То, чего он боялся, случилось. Теперь ребята начнут его жалеть. Придется обращаться с ними еще жестче, чтобы избежать еще и этого оскорбительного сочувствия.
* * *
Наш милый Арман все такой же придурок.
С другой стороны, Хлоя спрашивает себя, а с какой стати ему меняться.
Сестра смотрит на него как на героя и наверняка каждый вечер падает перед ним на колени. Так с какого хрена он ударится в самокритику?
Хлоя мало говорила на протяжении всего ужина, который уже подходит к концу. Зато ее зять говорил за двоих. Даже за десятерых. Завладев беседой, он заставил ее крутиться вокруг единственно увлекательной темы: его самого.
Не следует забывать, что Арман – начальник. В его подчинении другие люди. Он истинный лидер.
Хлоя не раз испытывала желание весьма чувствительно его приложить, но воздерживалась. К чему начинать военные действия, это огорчит родителей. Улыбка матери достаточная награда за маленькую личную жертву.
Матери, которая закатила целый пир… Она просто счастлива, что все ее дети собрались за одним столом. Ну, положим, не все. Ведь одной не хватает.
Зато внуки здесь в полном составе. Которых Арман сделал Жюльете. Все трое… Трое шумных, беспокойных и эгоцентричных монстров.
Что поделать, дети! – думает Хлоя, внезапно испытывая радость, что у нее их нет.
Во всяком случае, таких. Я бы с ума сошла с тремя малышами на загривке. Которые вечно орут и каждую секунду тебя дергают. Ссорятся и хнычут. Все равно я не смогла бы ими заниматься, раз меня вечно нет дома.
На мгновение она восхищается сестрой. Но только на мгновение.
Как та могла выйти за подобного болвана? Наверняка в какой-то момент просто поплыла по течению. Бедная Жюльета. Ты достойна намного лучшего…
– А ты, Хлоя, что об этом думаешь? – спрашивает Арман.
Хлою грубо возвращают к реальности. Повисает молчание.
Вот только Хлоя представления не имеет, о чем говорил милый Арман.
– Прости, я отвлеклась… О чем ты говорил?
Свояк получает размашистую оплеуху. Она его не слушала? Крайнее оскорбление.
Хлоя дерзко ему улыбается.
– Ты отвлеклась? – повторяет он.
– Хло у нас такая мечтательная! – поспешно встревает Жюльета. – Вечно витает в облаках!
Хлое хочется расхохотаться. Это она-то витает в облаках?! Лучшая шутка за вечер.
– Я говорил о надежности французских машин, – уточняет явно уязвленный Арман.
Конечно же, что может быть интересней. И правда, ведь милый Арман работает в автосервисе.
– Я об этом ничего не знаю, – отвечает Хлоя. – Я езжу только на «мерседесах».
* * *
Гомес раздавил окурок на тротуаре. Вечер. Ему странно чувствовать себя на улице.
Он толкнул дверь в паб, и его немедленно захлестнула волна звуков. Смесь музыки, взрывов смеха и голосов.
Есть еще люди, которым хочется смеяться. Потому что они не знали Софи.
Он заметил устроившегося у стойки Лаваля. Он так и думал. И даже надеялся. Положил ему руку на плечо; Пацан обернулся и застыл.
– Патрон…
– Не называй меня так. Не здесь.
Гомес сделал знак бармену. Что он хочет выпить? «Десперадо»[12], конечно.
– Я знал, что найду тебя здесь.
– Я здесь часто, надо заметить.
– Лучше бы подыскал себе девушку, давно пора, – вздохнул Александр.
– Я вроде нашел, – признался лейтенант.
– Тогда чего ты здесь торчишь?
– Вас ждал.
– Расскажи мне.
– Что именно?
– Любовную историю… И красивую, пожалуйста.
* * *
На террасе она слушала ночь. Настоящую. Глубокую и тихую, не оскверненную огнями города. Дикую природную ночь, отдаленную от человека.
Опершись о перила, Хлоя смотрит на звезды. Несмотря на холод, эта маленькая пауза ее радует. Как давно она не любовалась звездами?
– Что ты делаешь?
Жюльета присоединяется к ней. Одиночество было недолгим.
– Тебе с нами скучно? Весь ужин ты сидела с надутым видом…
Челюсти Хлои сжимаются. Она поворачивается к младшей сестре. Та совсем на нее не похожа. Маленькая, кругленькая, со светлыми, коротко остриженными волосами.
– Я просто устала. И приехала сюда отдохнуть.
– Что случилось? Ты заболела? Мама сказала, что…
– Я не больна, – обрывает ее Хлоя. – Всего лишь профессиональный стресс. Ничего серьезного. Мне нужен был перерыв, и я воспользовалась этим, чтобы приехать сюда.
– И все же тебе следовало предупредить. Знаешь, родители устают. Особенно папа.
– И ты боишься, что от меня они устанут еще больше, да? Спасибо за комплимент!
– Что бы я ни сказала, ты все воспринимаешь в штыки, – вздыхает Жюльета.
– А как ты хочешь, чтобы я воспринимала? – усмехается Хлоя.
– Я только сказала… Ладно, не обращай внимания.
– Тебе неприятно, что я здесь, верно?
Подумать только, она сбежала на террасу, чтобы хоть пять минут побыть в покое. Не вышло.
– Не понимаю, с какой стати мне должно быть неприятно, – заверяет Жюльета.
– Лучше уж скажи сразу, что здесь никто не рад меня видеть, так будет яснее!
Жюльета долго смотрит ей в глаза, прежде чем ответить:
– Ты не изменилась! Думаешь, весь мир на тебя злится уж не знаю за что… Ты видишь врагов повсюду. Твоя вечная паранойя, бедная моя Хлоя.
Глава 21
Центр разместился в большом старинном здании, расположенном в глубине парка с чудесными густыми деревьями. Хлоя припарковала «ситроен» отца как можно ближе ко входу, но долго колебалась, прежде чем выйти из машины. Поправила прическу перед зеркалом заднего вида, проверила макияж. Как если бы ее внешность имела хоть какое-то значение.
Наконец она медленно направилась к дверям, ведущим в просторный, хорошо освещенный холл. Чистота и роскошь, которые ее успокаивают.
Пока что все шло хорошо.
Женщина-администратор за стойкой посылает ей дежурную, но милую улыбку.
– Здравствуйте, мадам, чем могу помочь?
– Здравствуйте, я…
Ее прерывают крики; в нескольких метрах от нее молодой человек, до того лежавший на банкетке, бросается на пол и разражается воплями, в которых звучит то ли ярость, то ли страх. Подбегает амбал в белом халате и не слишком ласково его поднимает, потом уводит по коридору.
Тишина, установившаяся после их исчезновения, не несет с собой никакого облегчения. Скорее, жестокость.
– Мадам? – повторяет администраторша, словно ничего не случилось.
– А… Я пришла повидать Элизабет Бошан.
– Вы знаете номер ее палаты?
– Нет, – признается она, опуская глаза.
А ведь Лиза живет здесь уже пять месяцев.
Скорее, влачит существование здесь.
– Палата пятьсот четыре, пятый этаж. Когда подниметесь наверх, отметьтесь в кабинете медсестер. Лифт вон там, слева. Приятного дня.
Хлоя вызывает лифт, но в тот момент, когда он приходит, сворачивает к лестнице. Может, чтобы потянуть время. Отдалить расплату.
На пятом, задыхаясь после тяжелого подъема, она отправляется искать пресловутый кабинет медсестер.
Первое, что Хлоя сразу же ощущает, – шок. Насколько внешний вид здания и холл были привлекательны, настолько этаж производит гнетущее впечатление. Потрескавшаяся плитка, облупившаяся краска на стенах, подтеки на потолке. И отвратительные запахи, смесь подогретого супа и дезинфицирующих средств, от которой ее начинает тошнить… Какое мерзкое место!
Она останавливается перед кабинетом, покашливает, чтобы обозначить свое присутствие. Две медсестры болтают за кофе, одна из них подходит к Хлое, не давая себе труда скрыть, что та ее побеспокоила.
– Я пришла повидать Лизу Бошан.
– Элизабет? Вы родственница?
Подозрительный взгляд.
– Я ее сестра.
– Вы не предупреждали о посещении…
С каких пор нужно записываться на прием, если хочешь навестить сестру?
– Она у себя в палате?
– Разумеется! А где ей еще быть? Это в конце коридора, палата пятьсот четыре.
Медсестра возвращается к своему кофе, а Хлоя к своему паломничеству.
В здании слишком сильно топят, она утирает лоб, прежде чем добирается до точки невозврата. Сделав глубокий вдох, стучит в дверь и заходит, не дожидаясь ответа.
В любом случае его не будет.
Хлоя застывает на пороге.
Лиза… Усажена в старое дерматиновое кресло. Голова свесилась набок, взгляд затерян в пустоте, рот приоткрыт.
– Ку-ку, Лиза, это я.
Голос у нее прерывается, сердце снова бьется с непозволительной скоростью. Она медленно подходит ближе, дурнота усиливается с каждым шагом.
Остатки последней трапезы размазаны по застиранной ночной рубашке Элизабет, которую так и оставили в кресле. Хлоя внезапно понимает, почему медсестре не понравился ее неожиданный визит.
– Господи, – бормочет она, поднося руку ко рту.
Это чудовищное зрелище не дает ей приблизиться вплотную. Запах в палате еще хуже, чем в коридоре, а жара как минимум под тридцать градусов. Хлоя снимает пальто, чтобы не задохнуться, и бросает его на незастеленную постель с грязными простынями. Наконец она находит в себе силы дойти до Лизы, наклоняется и целует ее в лоб.
– Привет, сестричка.
Открывает окно, берет стул и ставит его напротив кресла. Она меньше чем в метре от Лизы и надеется, что сумеет поймать ее взгляд. Но тот скользит по ней, не замечая. Как если бы Хлоя была частью этой отвратительной обстановки.
– Ты меня слышишь?
Она берет сестру за руку, до странности холодную, сжимает ее в своей. Безуспешная попытка вступить в контакт с пустотой.
– Знаю, что давно к тебе не приходила, но я была далеко. И я все равно думала о тебе, моя Лиза.
Думала о тебе.
Каждый день, каждую минуту, каждую секунду. Даже того не замечая.
Ты мне снилась каждую ночь.
Она не может отвести взгляд от грязи, которая уродует ее сестренку, и, не выдержав, возвращается к окну. Стараясь сдержать слезы, позволяет глазам отдохнуть на картине зеленеющего парка.
Ты сумеешь, Хлоя, не будь смешной!
Она с улыбкой снова поворачивается к Лизе. Только губы дрожат и блестят глаза.
– Я все устрою, не беспокойся.
Она заглядывает в ванную комнату, затхлый закуток, воняющий плесенью и мочой. Где, без сомнения, не убирали уже много дней. Решает отложить свой гнев на потом. Главное – Лиза.
Она возвращается к сестре, сияя показной улыбкой. Которая скрывает ужас.
Как, собственно, и само это место.
– Я помогу тебе принять душ! Не сомневаюсь, что в такой жаре тебе этого очень хочется.
Уже давно Лиза не может ходить. И говорить тоже.
Уже давно Лиза ушла.
Хлоя подхватывает ее под мышки и под колени, приподнимает, что стоит ей тяжкого усилия. Хотя весит та теперь совсем немного. Легкая, как мятая тряпка, неподвижная, как кусок высохшего дерева. Расколотого.
Хлоя доносит ее до ванной и усаживает на пластиковый стул, который стоит под душевой насадкой. Снимает с нее ночную рубашку, боясь на нее глянуть. Смущенная тем, что раздевает собственную сестру. Но в сущности, Лизе все еще восемь лет. Она до сих пор и навсегда маленькая девочка.
Новый шок для Хлои: чудовищная худоба, выступающие кости и синяки на руках, ляжках, животе, ребрах…
Потом снимает с нее совершенно мокрый подгузник и поспешно выбрасывает его в мусорное ведро. Ее сердце сжимается, она чувствует, как подкашиваются ноги. Жара, запах, зрелище этого изможденного, измученного тела. Держась рукой за стену, Хлоя пытается успокоиться.
Не тот момент, чтобы терять сознание, черт!
– Все будет хорошо, Лиза…
Все будет хорошо, Хлоя.
Она оставляет свои туфли в палате и возвращается в закуток, как на арену. Вот только сражается она сама с собой.
Проверяет температуру воды, потом пускает струю на ноги Лизы, та не реагирует. Тогда она ведет душем вдоль тела, столь же разбитого, сколь безучастного. И вдруг ей кажется, что она видит ее глаза. На какую-то долю мгновения у нее возникает ощущение, что сестра на нее смотрит.
Но нет, Хлое, должно быть, показалось.
Завершив мытье, она укутывает Лизу в чистое полотенце, наверняка принесенное матерью, и укладывает на кровать.
Что за дерьмо! Когда они последний раз меняли постельное белье?
В такое время дня не остаются в ночной рубашке. Хлоя выбирает белое легкое платье, синий пуловер и приступает к манипуляциям, одевая сестру, как куклу.
Куклу в натуральную величину, на которой забыли нарисовать улыбку, будущее.
Затем Хлоя протирает кресло, убирает грязную одежду в пластиковый мешок. Из глубины ящика прикроватного столика извлекает расческу для завершающего штриха.
Она садится на кровать, обнимает Лизу. Как хорошо прижимать это тело к своему.
Ее плоть, ее кровь.
Ее преступление.
Она расчесывает короткие взлохмаченные волосы, стараясь придать им женственную форму. Вспоминает об изумительных длинных волосах, из-за которых все девочки завидовали Лизе.
Укладывает сестру на спину, оглядывает результат: теперь Лиза куда привлекательнее. А главное, у нее умиротворенное лицо.
– Сейчас вернусь, – шепчет Хлоя.
В коридоре она замечает оставленное кресло-каталку. Она тихонько забирает его, усаживает туда сестру, накрывает флисовым одеялом и выкатывает из этой невыносимой дыры.
А ведь Лиза живет здесь. Изо дня в день.
Хлоя вспоминает о своем просторном кокетливом доме, сердце снова сбивается с ритма.
Я стерва. Эгоистка. Я ничтожество. Я могу лгать хоть целую вечность. Всем, и даже себе. Но правда в том, что я ничтожество!
– Мы пойдем гулять, дорогая!
Хлоя не хочет проходить мимо кабинета медсестер и направляется к грузовым лифтам, в другой конец коридора. Лифты исключительно для персонала.
Сегодня они исключительно для Лизы и ее старшей сестры.
Они проезжают через холл внизу и наконец оказываются в парке, где Хлоя полной грудью вдыхает чистый и прохладный воздух. Наслаждение. Сегодня солнце светит для них двоих.
– Как хорошо выбраться на воздух, правда?
Им встречаются другие человеческие существа, вечно сидящие; Хлоя сворачивает на маленькие заасфальтированные аллейки, петляющие между огромными деревьями. Их приветствует пение птиц; слышит ли его Лиза?
Конечно же слышит. Она все видит, все слышит.
Она только не может реагировать. Больше не может. Пленница саркофага.
Так они продолжают продвигаться вперед, без всякой цели. Вот если бы они могли повернуть в прошлое. Найти тайную дорогу, которая привела бы их ровно на двадцать шесть лет назад. За несколько секунд до того, как…
Они огибают маленький, заросший мхом водоем, где плавают три или четыре подвядшие кувшинки. Хлоя садится на скамейку, ставит кресло с Лизой рядом.
– Тебе здесь нравится? Приятно, правда? Куда лучше, чем в твоей комнате.
Хлоя поворачивает голову, погружая взгляд в зеленоватую воду, которая слегка колышется под легким ласковым ветерком.
– Знаешь, я приехала на несколько дней навестить папу и маму. Мне нужно было передохнуть… А может, вернуться к корням!
Хлоя тихонько посмеивается, горло ее сжимается. Ей нужно было столкнуться с реальностью, без сомнения. Той, от которой она ежедневно пытается отвернуться. Вот уже двадцать шесть долгих лет.
– На самом деле я просто сбежала из дома. Знала бы ты, что мне пришлось пережить в последнее время… Я… Кто-то желает мне зла. Началось все с какого-то типа, который преследовал меня на улице, а потом…
А потом Хлоя больше не может остановиться. Говорит и говорит. Как легко доверяться тому, кто не способен вам ответить. Признаваться в своих страхах тому, кто не может вас судить.
Хлоя кладет руку на ногу Лизы, но не в состоянии смотреть на нее. Не в состоянии выдержать это отсутствие, в котором сама и виновата.
– Не знаю, то ли я схожу с ума, то ли… кто-то действительно решил сделать все, чтобы я спятила! Я умираю от страха, Лиза.
Она чувствует, как выступают слезы, утирает их тыльной стороной ладони. И наконец поворачивает голову к Лизе. На этот раз Хлое не кажется: сестра смотрит на нее своими большими ореховыми глазами. Ее взгляд не случайно обращен в сторону Хлои: он ей предназначен, она в этом уверена.
Ее охватывает огромное волнение. Почти до потери дыхания.
– Лиза?
Та по-прежнему не уходит в себя, а продолжает вглядываться в нее из глубин своего одиночества, как если бы жизнь внезапно всплыла на поверхность. Хлоя хватает ее руку, прижимает к своему сердцу.
– Ты узнаешь меня? Это я, Хлоя! Подай мне знак, прошу тебя!
Но жизнь исчезает. Пустота медленно вступает в свои права.
– Лиза?.. Лиза!..
Слишком поздно, она снова отброшена в свою крепость. Туда, куда никто не может за нею последовать. Хлоя целует руку, долгие минуты держит ее в своей.
Потом они медленно возвращаются в здание центра.
Хлоя не могла ошибиться: на краткое мгновение Лиза вернулась. Лиза слушала ее и слышала.
Просто невероятно, как ей от этого хорошо.
Они поднимаются в комнату, где вонь немного рассеялась. Хлоя укладывает Лизу на кровать; а может, она предпочитает кресло? Как узнать?
Наконец она целует ее в лоб, гладит по лицу.
– Я вернусь, – шепчет она. – Обещаю… Очень скоро.
И снова их взгляды на мгновение встречаются. И Хлоя понимает, что сестра счастлива ее видеть.
А ведь она должна ее проклинать. Ненавидеть.
Она долго обнимает ее, что-то шепчет на ухо.
Потом Хлоя выходит из палаты то ли с облегчением, то ли с щемящим чувством, что бросает сестру. Но прежде чем уйти, она должна еще кое с чем разобраться.
Она останавливается перед кабинетом, где медсестры продолжают что-то бурно обсуждать.
– Я могу с вами поговорить?
– А в чем дело?
– Я навещала сестру и хочу вам сказать, что это недопустимо! Там дикий смрад и жара как минимум градусов тридцать!
– Ну и что? Мы же не виноваты, что отопление плохо отлажено, верно?
– Да ну? А вы не заметили, что в палате есть окно? Вас очень утомит его открывать время от времени? Вообще-то, не самое сложное дело. И должно входить в ваши обязанности!
Лицо медсестры каменеет еще больше. Она становится лицом к лицу с Хлоей, уперев руки в бока и с мстительным огоньком в глубине глаз.
– Это все, мадам?
– Нет, не все! – повышает голос Хлоя. – Там сплошная грязь в ее палате, настоящий рассадник заразы! И мне пришлось помыть Лизу под душем!
– Ну и что? Это моя вина, что она писает под себя?
У Хлои дикое желание влепить ей пощечину.
Ну и что? Это моя вина, что мне хочется отвесить тебе оплеуху?
– Для чего вы здесь? – продолжает наступать она. – Вам не стыдно оставлять ее в таком виде?
– Вы хотите поучить нас делать нашу работу? Душ три раза в неделю. Уборка по утрам. Вы пришли в неудачный момент. Причем приходите вы нечасто!
А вот это уже удар ниже пояса.
– Какое ваше дело? – кричит Хлоя. – А синяки у нее на теле? Это ведь вы, да? Я уверена, что вы с ней плохо обращаетесь!
– Следите за своим языком! – оскорбляется дама в белом халате. – У нее проблемы с кровообращением. Это нормально, когда человек вообще не двигается!
– Вы меня за идиотку принимаете? Поверьте, это вам так не сойдет. Где директор этой лавочки?
– Директрисы сегодня нет, мадам. Если вы желаете ее видеть, следует назначить встречу.
– Мне не нужно назначать встречи. Я требую встречи с ней немедленно!
– Вы не можете ничего требовать! И если вы не прекратите скандалить, я вызову полицию!
– Отлично. Если вы перешли на такой тон, я вернусь завтра поговорить с вашей директрисой. И вы пожалеете, что со мной познакомились.
Медсестра захлопывает дверь у нее перед носом, и Хлоя на мгновение застывает перед этой стеклянной стеной, клокоча от гнева.
Потом решает двинуться к выходу и, проходя мимо открытой двери в какую-то палату, мельком замечает привязанную к кровати, совершенно голую старуху. Та монотонным голосом зовет на помощь.
Хлоя пускается в бегство, скатывается по лестницам, почти бегом пересекает холл. Забирается в машину, но не трогается с места. Глазами ищет окно палаты Лизы.
Слезы слепят ее, она больше ничего не видит.
Нет, она видит восьмилетнюю девочку, которая смеется и полна жизни.
Маленькую девочку, у которой все впереди.
Просто жизнь.
Глава 22
Меня зовут Хлоя.
Хлоя Бошан.
Мой отец на пенсии; раньше он был механиком. А мать работала на полставки в деревенской мэрии.
У меня две сестры. Элизабет и Жюльета. Лизе тридцать четыре года, Жюльете тридцать два. Мы родились и выросли здесь.
Одна из нас умерла здесь.
Меня зовут Хлоя, мне тридцать семь лет. Я разбила одну жизнь.
Нет, на самом деле несколько жизней. Всех тех, кто был мне дорог. И свою собственную.
Но это был несчастный случай. Всего лишь несчастный случай…
Мне было одиннадцать лет, Лизе восемь. Недалеко от дома располагался старый заброшенный завод. Родители, конечно, запрещали нам туда ходить. Мы, конечно, ходили… Потрясающее место для игр и приключений.
Однажды после полудня маме надо было отвезти Жюльету к врачу. Была среда, она оставила Лизу со мной. Я всего на час, не больше. Приглядывай хорошенько за сестрой.
Один час, не больше. Мне как раз хватило времени, чтобы убить младшую сестру.
Оказывается, убить человека – это быстро. И легко.
Едва мамина машина исчезла за поворотом, я вышла из дома. Вместе с Лизой.
И мы пошли на завод.
Опасные игры… Пугать себя. Кто никогда не пробовал?
Я поднялась первой. Поиграть в эквилибристов, мне всегда это нравилось. Ходить по старым металлическим балкам в трех метрах над землей. Это так возбуждает.
Лиза смотрела на меня восхищенными глазами послушного ребенка.
Я сказала, что теперь ее очередь. Она боялась, и я помню, как насмехалась над ней. Называла трусихой. По-мню еще, как подбадривала ее, когда она поставила ногу на балку.
Было похоже на пьяную танцовщицу. Сумасшедшую танцовщицу.
Это я была сумасшедшей…
Невероятно, как быстро это случилось.
Ужасный крик, тело падает в пустоту и разбивается о землю, почти у моих ног.
Это длится всего секунду. Но меняет все. Течение ее жизни, течение моей.
Сначала я подумала, что она притворяется. Притворяется мертвой.
Я трясла ее, говорила, что хватит играть.
Это был несчастный случай. Чертов несчастный случай…
Лучше бы я ее убила, мне кажется. По-настоящему убила. Окончательно.
Потом я солгала. Сказала, что меня не было с Лизой в тот момент, когда она упала, что она сбежала, когда я пошла в туалет. Что я пошла ее искать и нашла без сознания на заводе.
Моя первая настоящая ложь, моя первая трусость. Мое второе преступление.
Сидя за рулем одолженной машины, Хлоя еще долго ездила, куда глаза глядят. Куда ведут пустынные дороги, через лиственные леса и вдоль полей под паром.
Как ее голова. Тоже под паром. Мозг то ли пуст, то ли переполнен. Жуткие воспоминания, которые повторяются до бесконечности.
Именно поэтому она уехала подальше отсюда в совсем юном возрасте и практически никогда не возвращалась. Именно поэтому она и выстроила вокруг себя подобие крепости.
Только чтобы избежать смерти.
Выбрав бегство, запирательство. Делая все, чтобы выглядеть сильной, преуспевающей женщиной. Чтобы скрыть невыносимое.
Играя эту роль, она в конце концов сама с нею сжилась. Привычная маска стала лицом.
Я сделала плохой выбор?
А разве он у меня был, выбор?
В одиннадцать лет стать виновной в агонии собственной сестры, в горе собственных родителей…
Был ли у меня в действительности выбор?
Наконец Хлоя решает вернуться в родительский дом. Не очень представляя, куда ей двигаться. Все дороги приводят ее в исходную точку. К первородному греху.
– Это был несчастный случай, – шепчет она. – Просто несчастный случай, каких не счесть…
Родители обращались к самым крупным специалистам в Париже, Лионе, Марселе. Вердикт был всегда один и тот же. Никакой надежды на улучшение, никогда. Лиза была жива, но словно мертва. И это бесповоротно.
Хлоя никогда не забудет слез матери. А она сама изо всех сил мечтала все изменить или хотя бы исчезнуть. Исчезнуть вместе со своим стыдом и виной.
Мечтала занять место Лизы в инвалидном кресле.
Родители повели себя потрясающе. Ни одного упрека. Разве что несколько взглядов, несколько тяжелых многозначительных пауз.
Нет, Хлоя, это не твоя вина. Я ни в коем случае не должна была оставлять вас одних… Ты не могла знать, что Лиза сбежит из дома.
Нет, мама, это моя вина. Целиком моя вина. Лиза хотела подражать мне, пойти по следам своей старшей сестры. Своей героини.
Той сестры, которую сегодня она больше не узнаёт.
Хлоя слишком сильно хлопает входной дверью. Слабо контролируемый жест, слабо контролируемые чувства.
– Это ты, дорогая?
Да, мама, это я. Я, которая убила одну из твоих дочерей.
Начальные титры вечерних новостей по телевизору. Уже восемь. Сколько часов она безуспешно пыталась исчезнуть.
На кухне Хлоя целует мать.
– Ты так припозднилась, надо же… Видела Лизу?
Матильда замечает глубокую подавленность на этом обычно холодном лице.
– Что-то не так? Что случилось? – тревожится она, забывая про стряпню.
– Когда вы бываете у Лизы?
– Три раза в неделю. В понедельник, среду и субботу. Иногда по воскресеньям тоже…
– Но по четвергам никогда, верно?
– Нет, никогда. Папа по четвергам ходит на массаж. А я в этот день езжу за покупками… Но почему ты спрашиваешь? Что случилось?
Отец внезапно возникает в дверях кухни. Несмотря на проблемы со слухом и включенный телевизор, до него донесся их разговор.
– Случилось, что я нашла Лизу в ужасном виде!
– Что ты такое говоришь? – паникует Матильда.
– Она была…
Хлоя не находит слов.
– И этот центр просто кошмар! Как вы могли оставить ее в таком месте?
Лицо матери искажается, лицо отца мрачнеет.
– Никто ею там не занимается! Она заброшена, там грязно, воняет! У вас что, совсем нет сердца?
Матильда опирается о стол, ее усталые руки начинают дрожать.
– А ты? Можешь мне сказать, что ты сделала для нее, кроме как сбросить в пустоту? – наносит удар Анри.
На этот раз зашаталась Хлоя. Удар настолько силен, что у нее перехватывает дыхание. Однако она охотно подставит и левую щеку. Сама того не осознавая, именно затем она сюда и приехала. Именно этого и ждала много лет. Долгих двадцать шесть лет.
Она опускает глаза, молча сознаваясь в своем преступлении. Они знали, они поняли. И все равно ни разу ни в чем не упрекнули. До сегодняшнего дня.
– И ты позволяешь себе учить нас? – продолжает Анри глухим голосом. – Как ты смеешь? Если она оказалась в таком месте, то только из-за тебя!
– Анри! – вскрикивает его жена. – Остановись! Не говори такие вещи!
Хлоя не реагирует, раненная в самое сердце. Ждет, чтобы ее добили.
Отец медленно берет себя в руки, пока Матильда утирает слезы.
– Твоя мать и я, мы больше не могли держать Лизу здесь, в доме, – продолжает он. – Иначе мы никогда не отдали бы ее в центр. Для нас это было как нож острый… У нас больше не было сил за ней ухаживать. Ты можешь это понять?
Хлоя пытается не сбежать. Выдержать кару до конца. Она должна заплатить.
Она ждала этого двадцать шесть лет.
– Ее здоровье требовало ежедневного ухода! – подхватывает Матильда с рыданиями в голосе. – Там есть доктора, медсестры. Так для нас спокойнее… Мы просто больше не могли, вот и все. Помыть Лизу, одеть Лизу, покормить Лизу, постирать ее одежду, каждый день менять простыни! У меня больше не было сил. И отец, с его больной спиной…
Она снова плачет, Хлоя подходит обнять ее. Но Матильда жестко ее отталкивает. Она, которая ни разу в жизни не сделала по отношению к детям ни одного резкого жеста. Она, такая мягкая. Такая спокойная…
– А этот центр, может, и не из лучших, – снова вступает Анри, – но он единственный, который ближе чем в двухстах километрах отсюда, и в любом случае единственный, который мы способны оплатить. Вся моя пенсия уходит на это, нам почти ничего не остается на жизнь!
Хлоя вдруг понимает, до какой степени была слепа, эгоистична.
– Мы навещаем ее несколько раз в неделю, мы ухаживаем за ней, как можем. Но если у тебя есть предложение получше, я готов выслушать, – заключает отец.
– У нее… Я видела синяки у нее на теле, – пытается оправдаться Хлоя.
– Стоит к ней прикоснуться, и сразу синяк! А ты что решила? Что они ее бьют?
– Да, я так подумала, – признается она.
– Да с чего им это делать? Она их ничем не донимает, она ведь никогда не двигается! И никогда не жалуется.
Он прав. Но картины сегодняшнего дня не дают ей покоя.
– Простите меня, – тихо говорит наконец Хлоя. – Я не хотела вас ранить, но когда я ее сегодня увидела… И эта палата, такая страшная…
– Мы не можем найти что-то лучшее, Хло, – повторяет отец. – Если так пойдет дальше, нам придется продать дом, чтобы платить. И каждый вечер мы заснуть не можем, потому что тревожимся за ее будущее. Что с ней станет после нашей смерти? Можешь мне сказать?
– Я позабочусь о ней, – заверяет Хлоя едва слышным голосом.
– Правда? Так же, как ты заботилась о ней до сегодняшнего дня?
Хлоя наконец поднимает голову:
– Говорю тебе, папа, что позабочусь о ней. И я… я прошу прощения.
За то, что испортила вам жизнь. За то, что превратила ваши ночи в кошмар.
– Знали бы вы, сколько я о ней думаю… как не могу простить себе.
Матильда колеблется, потом все-таки обнимает Хлою.
– Он погорячился. Это не твоя вина, дорогая.
– Нет, моя. Я была с ней, когда она упала… Это я отвела ее туда.
Она ждет, что мать оттолкнет ее. Навсегда изгонит из этого дома.
Но Матильда продолжает прижимать ее к себе.
– Я так боялась, что соврала. Я думала, что…
Хлоя, рыдая, пытается закончить фразу. Дойти до конца этого ужаса.
– Я думала, что вы бросите меня, если я скажу правду!
– Успокойся, – тихонько говорит Матильда. – Успокойся.
– Так или иначе, слишком поздно плакать, – добавляет Анри.
Он тяжелым шагом возвращается к своему телевизору. Хлоя долгое время остается в объятиях матери. Давая волю так давно сдерживаемым слезам. Не имея сил видеть слезы отца. Которые он льет так часто.
Каждый день, вот уже двадцать шесть лет.
Меня зовут Хлоя.
Хлоя Бошан.
Мне тридцать семь лет.
Мне понадобилось двадцать шесть лет, чтобы сознаться в своем преступлении.
Думаю, что это из-за Тени я наконец обрела мужество.
Думаю, я изменилась.
Глава 23
Первая ночь за двадцать шесть лет.
Когда она не слышала крика Лизы. Когда она не видела, как та падает в пустоту.
На часах уже десять, Хлоя вспоминает, что сегодня пятница и вечером за ней должен приехать Бертран. Чтобы отвезти обратно в ее жизнь. В пасть Тени, возможно.
Но бежать не имеет смысла. Что должно вас нагнать, то нагонит.
Даже спустя двадцать шесть лет.
Хлое почти страшно снова увидеть родителей, пусть даже вчера вечером они больше не возвращались к прежней теме. Без сомнения, им стало лучше, когда вскрылся этот чудовищный гнойник. И им, и ей. И однако, ей сейчас так плохо…
Она решила оставить им чек перед отъездом. Для Лизы, конечно. Но возьмут ли они?
Надев что-то весьма легкое, на грани пижамы, и заколов волосы, она решается спуститься. Мать занята мытьем окон. Всегда в движении, как если бы это отвлекало ее от лишних мыслей. Хлое это знакомо. Вечный бег. Лишь бы не остановиться и тебя не поглотили зыбучие пески.
Преуспевать, всегда. Лишь бы забыть, как однажды потерпела крах.
– Привет, мама.
– Доброе утро, дочка. Хорошо спалось?
Кошмарная ночь; никаких падений в пустоту, но намного хуже. Отчаянное бегство, Тень несется по пятам. Смерть позади, совсем близко, и ежесекундно пытается схватить ее.
Кошмарная ночь, да. Но Хлоя спешит заверить в обратном.
Опять ложь.
– Я сегодня сделаю генеральную уборку! Твой друг приедет вечером, так что…
– Мама, не стоит!
– Вот еще. Кофе остался, хочешь?
– Только если ты выпьешь со мной.
Они располагаются в кухне, не находят нужных слов, ни даже взглядов.
– Папа еще не вернулся? – вдруг удивляется Хлоя.
– Нет. Видно, загулял!
– Знаешь, вчера вечером я…
– Не говори ничего, – просит Матильда.
– Как давно вы знаете? – все же спрашивает Хлоя.
– С первого дня, – признается мать. – Лиза никогда не пошла бы туда одна.
– Почему же… почему вы ничего мне не сказали, ни в чем не упрекнули?
Матильда разглядывает чашку с кофе, изо всех сил пытаясь сдержать слезы.
– Мы подумали… что так лучше для тебя. И для Жюльеты тоже. И потом, это моя вина. Я ни в коем случае не должна была поручать тебе Лизу, ты была слишком мала.
– Мама, я…
– Я знаю, что ты тоже страдаешь. Я знаю, что ты никогда этого не хотела. В жизни все делают глупости. Особенно в детстве. Некоторые из этих глупостей сходят с рук, слава богу. А другие… другие оказываются непоправимыми. И приходится смиряться. Приходится с этим жить. Выбора нет.
Добавить нечего, это точно.
– Если уж я не могу убедить тебя не отдраивать дом, то давай помогу, – предлагает Хлоя.
– Ты ведь приехала отдохнуть, – напоминает мать.
– Душой… Отдохнуть душой, – уточняет Хлоя.
Они еще какое-то время потягивают кофе, не говоря больше ни слова. Пока телефонный звонок не заставляет их вздрогнуть.
* * *
В отделении скорой помощи почти пусто. Хлоя и мать сидят в комнате ожидания.
Никакой точной информации. Только что с отцом произошел несчастный случай. Что он жив и им занимаются.
Телефон прозвонил полтора часа назад. Уже полтора часа, как страх и надежда сменяют друг друга, сталкиваясь в постоянном противоборстве.
Хлоя смотрит в окно. Машина «скорой помощи» только что подъехала ко входу, санитары сдают свой груз на носилках и отправляются обратно. В энный раз она смотрит на часы.
Выходит врач, она вскакивает, как и мать.
– Мадам Бошан?
Совершенно особые мгновения, когда все может снова рухнуть, как тогда.
– Как мой отец?
Лицо молодого интерна непроницаемо. Однако Хлоя уже поняла.
Реанимация, необратимая кома, паралич… История неизбежно повторяется.
– Он вне опасности, – объявляет наконец медик.
Хлоя закрывает глаза, ее лицо освещается улыбкой.
– Но что с ним случилось? – восклицает Матильда.
– Он упал. Все еще в шоке, но это пройдет. Вы сможете увидеть его через несколько минут, если хотите.
Они идут за интерном по лабиринту коридоров. Анри перевели на второй этаж, теперь он лежит в палате. На голове плотная повязка, в руку воткнута игла капельницы. Он подключен к аппарату, который следит за его пульсом и давлением. Глаза у него открыты, черты заострились.
– Его нашел один из гуляющих, – уточняет врач. – Он упал в овраг, насколько я понял. Не оставайтесь надолго, его нельзя утомлять.
Матильда целует мужа, потом черед Хлои.
– Па… как это случилось?
– Я шел по дороге над рекой… Там, где романский мост, помнишь? Я услышал шум, увидел, как со скалы падают камни. Потом не знаю… Пришел в себя уже внизу. Какой-то тип вызывал «скорую».
– Ты хочешь сказать, был камнепад и один из камней попал тебе в голову?
– Мне кажется. Все случилось так быстро.
– Господи, тебя чудом пронесло, – стонет Матильда.
– Все в порядке, – ворчит Анри. – Я же не умер.
– А мог бы! Знаешь, как ты нас напугал.
– Успокойся, мама. Он нормально себя чувствует, сама посмотри… Ладно, оставлю вас одних. Пойду предупрежу Жюльету.
– Не стоит, – огрызается отец.
Ему явно стыдно. Из-за того, что его видят валяющимся в постели.
– Нет, стоит, – твердо говорит Хлоя, целуя его в лоб. – До скорого, па.
Она торопливо покидает это место, вызывающее в ней столько дурных воспоминаний. Решает выйти подышать на паркинг, чтобы позвонить сестре. Немного заблудившись, снова проходит через приемное отделение, пытаясь найти выход из лабиринта.
Наконец показываются стеклянные двери, и Хлоя глубоко вздыхает, закрыв глаза.
Слава богу, он в порядке.
Она поднимает веки и замирает, осознавая то, что видит. Кого. Сидящим у стены прямо напротив большой стеклянной двери. В двадцати метрах от нее.
Мужчина, с головы до ног одетый в черное. С капюшоном на голове.
Хлоя в таком шоке, что не может шевельнуться.
Надо подбежать, схватить его. Но она застывает, не в силах двинуться с места.
«Скорая помощь» разворачивается перед входом в отделение, перекрывая ей поле зрения.
Когда она отъезжает, Тень уже исчезла.
* * *
– У тебя симпатичные родители, – говорит он с улыбкой. – Я не такими их себе представлял.
Машина едет на большой скорости. Кажется, Бертрану не терпится вернуться в Париж.
– А какими? – спрашивает Хлоя.
– Не знаю. Более… Менее…
Она смеется, гладит его руку, лежащую на переключателе скоростей.
– Ну же, не бойся, говори!
– Они простые. В хорошем смысле слова. Я думал, ты из буржуазной семьи, – признается Бертран.
– Ты считал, что я из семьи обедневших аристократов? Мои родители, может, и не миллионеры, но они богаты.
Какое-то время они молчат, Хлоя делает радио громче.
– Я беспокоюсь за папу, – продолжает она.
– Его выпишут в понедельник, вот увидишь.
Хлоя настойчиво предлагала, что останется еще на несколько дней, но мать и слышать не хотела.
– Не тревожься, дорогая. Он на вид крепкий.
– Это могло очень плохо кончиться… В его-то возрасте!
Снова молчание, в котором звучат «Гольдберг-вариации»[13].
– Во всяком случае, выглядишь ты лучше, – замечает Бертран. – Несмотря на вчерашнюю историю, похоже, поездка к родителям пошла тебе очень на пользу.
– И все же ничего не изменилось, – признается Хлоя тихим голосом.
– Что ты говоришь?
– Ничего…
Сквозь маску, надетую при отъезде из родительского дома, Хлоя разглядывает проносящийся пейзаж.
И Тень за каждым деревом.
Глава 24
Ее рука немного дрожит.
Подождать несколько секунд, пока сердце не успокоится и жесты не приобретут уверенность.
Одним движением вставить магазин в основание рукоятки. Поставить на предохранитель.
Теперь надо научиться им пользоваться. Чтобы в нужный момент оказаться на высоте.
Снять с предохранителя, передернуть затвор, дослать патрон. Вытянуть руку, прицелиться. Нажать на спуск.
Стоя посередине гостиной, Хлоя раз за разом отрабатывает движение.
Взять пистолет, снять с предохранителя, взвести курок, прицелиться, выстрелить.
Под Арию из «Гольдберг-вариаций», еще и еще.
Скоро она почувствует, что готова.
Защищать себя.
Стрелять. Чтобы убить.
Ты осмелился отыграться на моем отце. Ты промахнулся, мерзкая тварь.
Но клянусь, я-то не промахнусь.
Глава 25
Гомес прикуривает сигарету.
Он не торопится вернуться в свой кабинет, к своим людям. В свою прежнюю жизнь.
Прежде у него была жизнь… Ему трудно ее вспомнить. Забыл, какая дорога туда ведет.
Напротив него, словно враг, воздвиглось управление полиции. Серое унылое здание.
Он готов повернуть обратно. Укрыться в их квартире, такой же унылой, как этот проклятый комиссариат. Но там еще витает запах Софи, будто души умерших.
Раздавив сигарету и заперев машину, он наконец решается. Он обещал Лавалю, а свои обещания он всегда держит.
Приветствует постового на входе, проходит через вестибюль, автоматически здороваясь со знакомыми.
Избегать взглядов. Любопытных или сочувствующих. Искренних или фальшивых, не важно.
Он поднимается по лестнице, доходит до помещения своей бригады. Все его люди там, будто его ждали.
Конечно ждали.
При его появлении воцаряется тяжелое молчание. Чудовищно тяжелое.
– Привет, парни.
– Здравствуйте, патрон.
Никто не знает, что добавить при виде этого ледяного, как сама смерть, лица.
– Брифинг через десять минут.
Он закрывается в своем кабинете с ощущением, что впервые туда попал. Десять минут передышки. Он открывает окно и закрывает глаза.
Без тебя у меня ничего не получится.
В любом случае без тебя я и не хочу, чтобы у меня получилось.
* * *
Хлоя ставит машину на подземную парковку.
Всего одна неделя отсутствия. А у нее такое чувство, будто она не была здесь несколько месяцев.
Пять минут спустя она уже у себя в кабинете. Кипы папок на месте, разумеется. Кстати, это даже успокаивает.
Я незаменима.
Она падает в кресло с ощущением, что тащила на плечах тяжелый груз.
Это всего лишь вопрос времени. Она сумеет. Сумеет сосредоточиться на работе, которую так любит. Хотя нельзя сказать, что она по ней соскучилась.
Она еще возьмет верх. Если уж невозможно забыть про Тень, она будет рассматривать ее как еще один бой, который нужно провести. И добиться победы.
А побед на ее счету немало.
Она открывает сумочку. Он там, придающий спокойствие, завернутый в кусок простой ткани. «Вальтер Р38», тайком позаимствованный у отца. Оружие, которое досталось ему от его отца. Найденное в конце Второй мировой, а значит, официально нигде не зарегистрированное. Благоговейно хранимое дома, в шкафу, на самой верхней полке, в обычной обувной коробке.
Восемь пуль, плюс одна в стволе. Девять выстрелов, чтобы убить. И запасная обойма, на всякий случай.
Спасибо, папа. За то, что сохранил эту реликвию до сегодняшнего дня. Случайностей не бывает.
Она не способна оценить всю чудовищность своей решимости. Даже не осознает, что ступает за грань.
Враг, решение проблемы. Вот единственное доступное ей уравнение.
Хлоя решает пойти к Пардье. Старик у себя в кабинете, он всегда был утренней птицей.
– О, Хлоя! Заходите, малышка. Вам получше?
– Да, спасибо. Простите, что оставила вас на целую неделю. Но я на ногах не стояла!.. Итак, что произошло в мое отсутствие?
Хлоя садится, Пардье вкратце описывает ей ситуацию. Где застопорилось, что идет правильным ходом. Ей трудно сосредоточиться на его словах. Она просто представляет себя на его месте, в этом великолепном кожаном кресле, в просторном кабинете с прекрасным видом.
Но одна фраза довольно жестко возвращает ее к действительности.
– Мартен взял на себя досье ГМ[14].
Этот проект она вела с самого начала. Была его единственным инициатором.
– Вас это расстраивает, малышка?
– Нет, конечно же нет, – заверяет Хлоя с вымученной улыбкой. – Главное, чтобы мы получили этот контракт.
– Именно. Кстати, Филипп отлично поработал.
Еще бы, все было уже сделано!
– Контракт подписан, – добивает ее Старик.
Ярость Хлои накаляется еще на порядок. В голове проносится образ «вальтера».
– Хорошо, мне пора, – говорит она, вставая. – Я должна наверстать пропущенную неделю.
Она покидает кабинет босса и направляется к Мартену. Хотя знает, что лучше бы сначала успокоиться.
Филипп только что пришел, как раз снимает пальто.
– Надо же, Хлоя! Снова с нами? Ты выздоровела, надеюсь?
Он идет к ней с легкой саркастической усмешкой в уголках губ.
– Нам тебя не хватало…
– Правда? Во всяком случае, ты здорово этим воспользовался, сволочь ты этакая.
Мартен на мгновение немеет от грубости коллеги.
– Что ты сказала?
– Я только что от Пардье. Он рассказал, что ты украл у меня контракт с ГМ.
– Но нужно же было тебя заменить, пока ты отсутствовала, разве не так?
– А главное, нужно было этим воспользоваться, чтобы выставить себя в лучшем свете перед правлением! – бросает Хлоя. – Этот проект целиком сделала я! А ты, ты уцепился за возможность присвоить мой труд и все мои заслуги!
Филипп поворачивается к ней спиной и идет к креслу. Хлоя с удовольствием схватила бы со стола нож для разрезания бумаги и всадила ему между лопаток.
Удобно устроившись на рабочем месте, он снова смотрит на нее. На лице снова эта невыносимая улыбочка.
Отныне противостояние пойдет в открытую. Война объявлена, и исход может быть только один.
– А что ты хочешь, Хлоя: свято место пусто не бывает… Знаешь такую поговорку, а? Во всяком случае, могу тебе сказать, что наверху высоко оценили мой вклад. Они меня горячо поздравляли.
– Ты мне за это заплатишь, – цедит Хлоя.
– Угрозы?.. Хочешь войну? Предупреждаю, ты рискуешь большими потерями.
– Ты тоже. И гарантирую, что ты об этом пожалеешь. В свое время.
Почувствовав, что кто-то стоит у нее за спиной, она разворачивается и оказывается нос к носу с секретаршей Филиппа, которая завороженно на нее смотрит. Хлоя отталкивает ее и покидает ринг.
* * *
Постоянное чувство тревоги.
Несмотря на успокаивающее присутствие «вальтера» под рукой, несмотря на новый замок и дополнительный запор, возвращение домой остается испытанием.
Ночь уже наступила. И у Хлои странное ощущение, что только для нее.
Рабочий день ее вымотал, она явно выбилась из ритма.
Осторожно подходит к крыльцу, не замечает ничего подозрительного. Ни мертвого животного на коврике, ни следов крови на двери. Поворачивает ключ в замке, тут же зажигает свет в прихожей и поспешно запирает за собой. Сегодня вечером все спокойно.
Она устраивается поудобнее, звонит матери, чтобы узнать, как Анри. По-прежнему под наблюдением в больнице, но Матильда старается ее успокоить. Еще два-три дня, и все это уйдет в прошлое.
Едва повесив трубку, Хлоя набирает номер Бертрана. Она поймала его в последний момент, он как раз собирался выйти из дома. Снова вечерний покер у друзей. Хлоя против собственной воли принимается настаивать: Ты же можешь посидеть у них, а после приехать ко мне.
Потом откровенно умоляет: Я хочу тебя видеть. Приезжай, пожалуйста!
Но Бертран не уступает. Их пресловутая свобода, их драгоценная независимость.
Хлое плохо, она даже не старается это скрыть. Мне тебя не хватает…
Чтобы прервать разговор, Бертран ссылается на то, что уже опаздывает. Хлоя некоторое время неподвижно сидит на диване. Какое жестокое чувство покинутости.
Что со мной происходит?
Почти бессознательно она снова хватает мобильник и на этот раз звонит Кароль. Кратко рассказывает о поездке, о несчастном случае с отцом, не упоминая о том, что речь идет о покушении на убийство. Отныне ею владеет навязчивое стремление выглядеть нормальной в глазах всех, кто ее окружает. Сражаться в одиночку.
В тени.
– Что ты делаешь сегодня вечером? – спрашивает Хлоя.
– Я с Квентином, ему удалось освободиться. Кстати, я хотела как-нибудь пригласить тебя на ужин, чтобы ты с ним встретилась.
– С удовольствием, – отвечает Хлоя. – Сегодня вечером?
Кароль такая перспектива вроде бы не радует. Но Хлоя не оставляет ей особого выбора.
– Знаешь, я ведь не так часто бываю свободна, – добавляет она. – Воспользуемся случаем, старушка!
– Ладно… почему бы и нет!
Хлоя улыбается. Поглядеть на нового дружка Кароль, звучит заманчиво! Каро, у которой всегда был специфический вкус в отношении мужчин.
Самые тупые, самые замшелые, самые никчемные.
Хлоя уже видела пресловутого Квентина, но по-настоящему его не помнит. Наверняка потому, что он того не стоит!
Радуясь, что замаячило развлечение, она принимает душ, быстро сушит длинные волосы.
В спальне открывает шкатулку с драгоценностями, выбирает пару серег белого золота и кольцо к ним. Но никак не может найти колье, которое завершает ее любимый убор. Ищет по всем комнатам, перерывает все и в конце концов машет рукой.
Возвращается в спальню, становится перед гардеробом. Поскольку извращенность часто бывает бессознательной, Хлоя не отдает себе отчета, что выбирает особенно сексуальный наряд. Черное короткое платье с глубоким декольте.
Понравиться кому-то, пусть даже парню Каро. Даже если он жалкая личность.
Заставить других отступить в тень, даже лучшую подругу.
Квентин поднимается с кресла, идет к ней с улыбкой. Хлоя на мгновение пораженно замирает; она представляла его совсем другим. Как она могла не заметить его на той вечеринке, где они встречались?
– Рада познакомиться с вами, Кароль мне много о вас рассказывала.
У него открытое, крепкое рукопожатие. Две голубоватых льдинки вместо глаз. Он высокий, стройный. Длинные каштановые волосы стянуты в хвост. Обескураживающее обаяние.
– И я, – отвечает Квентин, – я тоже много о вас слышал! Вообще-то, мы уже виделись, вы не помните?
Его голос как нежная музыка. Немного низкий, невероятно чувственный. Хлое вдруг становится очень жарко.
– Возможно, – говорит она. – Но мы с вами даже не поговорили, как мне кажется.
– Говорили, но вы, вероятно, забыли.
– О… Я…
– Не смотрите так, это совершенно не важно! На той вечеринке было столько народа… И потом, прошло уже несколько месяцев. Так или иначе, я не считаю себя незабываемым!
Хлоя смеется от всего сердца и присаживается в гостиной. Занимает место прямо напротив него, кладет ногу на ногу. Она уловила его взгляд, его внимание. Это придает ей уверенности.
Кароль со своей стороны сделала все, что могла. Тоже красивое платье. Оригинальная прическа.
Но разве она может бороться?
Кароль приносит аперитив, пытается скрыть свои чувства. Хотя и сама их до конца не понимает.
Горда тем, что ее поклонник понравился Хлое. Унижена тем, что он не сводит с той глаз.
Она знает, что это игра и сама она в безопасности. Что Хлоя никогда не уведет у нее мужчину. И все же ей больно, несмотря ни на что.
Меркнуть, едва появляется Хлоя. Угасать в ее слепящем свете.
Они смеются на пару. Взгляд Квентина задерживается на совершенных изгибах тела гостьи.
Кароль берет его руку в свою, он не обращает внимания. Он, вообще, заметил? Покоренный женщиной, сидящей напротив, он словно улетел на другую планету.
Планету по имени Хлоя.
– Пойду приготовлю остальное, – извиняется Кароль, направляясь на кухню.
– Помочь? – предлагает Хлоя.
Удивленная Кароль глуповато улыбается:
– Буду рада, дорогая.
– Мы вас покинем на несколько минут, Квентин.
Едва они остаются вдвоем, Кароль задает ей вопрос. Взволнованная, как девочка-подросток.
– Ну, как он тебе? – шепчет она.
– Очарователен.
– Я знала, что он тебе понравится! – ликует Кароль.
– Ну да… Обидно за тебя, что он женат.
Квентина уговаривать не пришлось. Он согласен проводить Хлою до машины.
В такое время это простая предосторожность.
– Ты далеко припарковалась? – спрашивает он.
– Нет, на улице наверху. В прошлый раз какой-то тип пошел за мной… Наверняка псих. Может, сбежал из твоего заведения!
– Невозможно, – отвечает Квентин. – Оттуда никто не сбежит. Но не все больные сидят взаперти. Их полным-полно на улицах.
– Это успокаивает!
– Но не все они опасны, – уточняет Квентин.
– Я восхищаюсь тем, что ты там работаешь, – добавляет она.
– Я сам захотел, это что-то вроде призвания.
Хлое не очень верится. Работать в психиатрической лечебнице – призвание? Особенно в отделении для трудных больных.
Этот Квентин удивительный. То угрюмый, то приветливый. Открытый и загадочный.
– Все равно я тобой восхищаюсь, – повторяет Хлоя. – Наверняка работать там тяжело.
– Иногда. Понимаешь, все дело в том, что мы по-настоящему нужны этим людям. Я чувствую себя полезным. А это…
– …так важно, – соглашается Хлоя. – Я понимаю.
Показывается «мерседес», и Хлоя почти расстраивается. Присутствие этого мужчины ей приятно. И ни малейшие угрызения ее не беспокоят.
– Ну вот и пришли, – говорит она, указывая на машину.
– Красивая тачка, – улыбается Квентин. – Видно, в рекламе лучше платят, чем в психиатрии!
– Думаю, психиатр зарабатывает больше, чем я.
– Без сомнения. А вот простой медбрат вроде меня…
– А ты где припарковался?
– Совсем рядом, – говорит он, кивая на минивэн, стоящий в двух шагах от «мерседеса». – Доброй ночи, Хлоя.
Он целует ее в щеку, она кладет ему руку на плечо.
– Мне было очень приятно познакомиться с тобой. Я счастлива за мою малышку Каро…
Он довольствуется загадочной улыбкой.
– Она мне сказала, что ты женат. Думаешь разойтись с женой?
– Ты не слишком деликатна, – отвечает Квентин, не расставаясь со своей улыбкой.
– Извини меня. Ты прав. Просто я…
– Ты беспокоишься за подругу, это можно понять. Но не тревожься: я не причиню ей никакого вреда.
– Тем лучше. Могу спокойно пойти спать!
Он смотрит, как Хлоя садится в машину, ждет, пока она тронется с места, потом направляется к своей.
* * *
Бертран лежит на диване перед телевизором. Решил сегодня вечером побыть дома.
Он думает о Хлое. О том, что она недавно сказала ему по телефону. О ее мольбе, едва скрытой за повелительным тоном. Она явно готова.
Плод созрел, самое время распробовать.
Назначим на завтра, дорогая. Завтрашний вечер станет памятным…
Глава 26
Лаваль поднимает воротник куртки.
– Я уже все себе отморозил.
Гомес переводит обогрев на двадцать пять градусов.
– Спасибо. Я соскучился по работе с вами, патрон.
– Кончай свои шуточки, ладно?
Лаваль вздыхает; день был не из легких. Полное ощущение гулянья по тонкому льду. Да и то… Он оказался в лучшем положении, чем остальные парни, которых вогнало в ступор новое лицо шефа. Все такое же жесткое, непреклонное. Но без признаков юмора.
Ужасающее.
Молодой лейтенант не может без доли сочувствия думать о следующем подозреваемом, который попадет в лапы майора.
Оба копа сразу двинулись по адресу, в Кремлен-Бисетр, улица Мишле. Туда, где окопался албанец Николь, тот самый кореш Томора Башкима. Его правая рука на самом-то деле. Тот, кто ведет все дела в Малой и Большой Коронах[15]. Оставаясь под плотным наблюдением на протяжении последних недель, он, однако, еще не привел их к логову своего патрона.
Внезапно Александр спрашивает себя, зачем он здесь. Хуже того: что он здесь делает. В этой машине, на этой улице. В этой жизни.
Кажется, свою работу.
Чтобы придать себе мужества, он начинает припоминать кадры из фильма. Вечер полгода назад, берег реки. Тело молодой женщины, попавшей в руки Башкима. Той, которая попыталась избежать рабства. И послужила примером для остальных.
Александр вспоминает, что он почувствовал, склонившись над трупом. Как скрутило внутренности. Вспоминает даже лицо Пацана прямо перед тем, как тот отбежал метров на десять и его вывернуло.
Башким, говнюк из говнюков. Прожженный сутенер, который редко осмеливался сунуться на французскую территорию, потому что над ним висит ордер на арест, выданный парижским судьей в рамках расследования убийства, точнее, зверского убийства семнадцатилетней проститутки. Девушки, похожей на ангела.
Александр паркует машину метрах в пятидесяти от дома, где живет албанец Николь. Потом звонит парням, которые с самого утра дежурят в фургоне наблюдения.
– Я Первый… мы на месте, можете сваливать.
И начинается долгое ожидание. Гомес прикуривает сигарету, опускает стекло. Лаваль молчит, только снова поднимает воротник парки.
– Замерз, Пацан? Мне тоже холодно.
Знал бы ты, как мне холодно. Я заледенел изнутри.
– Хорошо, что вы вернулись, – бормочет лейтенант.
– Вам же было бы лучше, если бы я не возвращался, – предрекает Александр.
– Зачем вы так говорите? Нам правда вас не хватало.
Майор остается безучастным. Как если бы ни одно слово до него не долетало.
– Без вас мы немного потерялись.
Черная машина въезжает на улицу, двигаясь по встречной полосе, и тормозит у дома. Немецкая тачка, мощная, «БМВ» седьмой серии, с затемненными стеклами.
Минутой позже выходит Николь, садится в седан, который тут же трогается с места и проезжает мимо их «пежо». Лаваль и его шеф пытаются, как могут, сделаться незаметными, потом Александр заводит мотор. Похоже, сегодня вечером они не зря приехали.
* * *
Им пришлось немало поколесить вслед за «БМВ».
Не терять ее из виду, но не дать себя засечь. Деликатная задача, с которой Александр вроде бы блестяще справился.
Подозреваемые остановились в спокойном местечке. «Пежо» с потушенными фарами приткнулся метрах в пятидесяти позади них. Гомес и Лаваль вылезли из машины и незаметно приблизились, скрываясь за удачно высаженной шпалерой кустов.
«БМВ» стоит прямо перед ними на пустынном паркинге у хозяйственного магазина. И когда копы видят Башкима и Николя, которые спокойно курят и беседуют, стоя рядом с машиной, они глазам своим не верят.
– Черт, да вот же он! – шепчет Лаваль. – Башким тут, офигеть!
А Гомес молчит. Он смотрит на седан, стоящий с включенным мотором. Это может означать, что шофер остался за рулем и Башким принял меры предосторожности, чтобы мгновенно смыться.
– Берем его.
– Что? Нет, так нельзя!
Лаваль пытается сохранять спокойствие.
– Я уверен, что в тачке сидит третий. А нас только двое!
– Ну и что? Эффект неожиданности, дружок. Никогда не надо себя недооценивать. Иногда это срабатывает лучше, чем стволы.
– Я вызову подкрепление.
– Нет времени. Оставь телефон в покое, Пацан. Это приказ.
Лаваль подчиняется. Инстинкт велит ему делать ноги. Однако он съеживается за кустом. Может, он до сих пор боится Гомеса больше, чем Томора.
– Надень свою повязку, мой лейтенант, – приказывает майор, закрепляя свою на рукаве.
– Этот тип не в себе…
Трудно понять, кого он имеет в виду.
– Повяжем его как миленького… За мной!
Александр выскакивает из укрытия, Лаваль секундой позже следует за ним. А какой у него выбор.
Башким поднимает голову, поворачиваясь в сторону двух мужчин, бегущих по разделительной полосе. Он тушит сигарету, очевидно колеблясь, не метнуться ли в тачку.
Гомес прибавляет ходу, в несколько секунд оказываясь у машины.
– Добрый вечер, господа, Национальная полиция. Томор Башким, следуйте за мной.
Албанец не проявляет ни малейшего волнения.
– У нас нет права находиться здесь в такое время? Объявлен комендантский час?
– Я задерживаю вас на основании ордера на арест, выданного судьей Мерсье в рамках расследования дела об убийстве Ильмы Проковой.
На лице Башкима появляется отвратительная улыбка. Возможно, при воспоминании о том удовольствии, которое он получил, разделываясь с нею или наблюдая, как это делают его подручные.
Гомес возвращает ему улыбку, двое мужчин несколько мгновений меряются взглядами.
– Ильма… как? – просто спрашивает албанец.
– Прокова.
– Не знаю такой.
– Объясните это следователю.
Лаваль прикрывает тылы, метрах в пяти от машины, готовый выхватить оружие.
– Полагаю, вы меня с кем-то спутали, месье… Месье?..
– Майор Гомес, Судебная полиция.
Александр взмахивает своим удостоверением, другая рука лежит на рукояти «зиг-зауэра».
– А позади меня лейтенант Лаваль.
– Пришлите мне повестку, я с удовольствием отвечу на все ваши вопросы.
Несмотря на жуткий акцент, Башким великолепно изъясняется по-французски.
– Думаю, ты не понял, – замечает Гомес. – Я не стану посылать тебе заказные письма. Ты пойдешь со мной прямо сейчас. Ты арестован.
– Сожалею, но у меня другие планы. Меня ждет очаровательная юная дама.
– Надумал проломить ей череп железным прутом? – спокойно интересуется Гомес.
– Какая забавная мысль, майор!
Шум из кустов, которые окаймляют стоянку, на мгновение притягивает взгляд майора.
На лишнюю секунду, в которую Башким бросается на него. Александр пытается достать оружие, но не успевает.
Лаваль выхватывает пистолет в тот момент, когда преступник утыкает свой собственный в горло Гомеса.
Лейтенант застывает с пистолетом в руке.
– Стреляй! – орет Гомес, несмотря на свое сложное положение. – Стреляй!
Это не приказ. Скорее мольба.
Закончить героем. Закончить, прямо сейчас. Став причиной пожизненного срока для этой мрази. Или его смерти, если Лаваль не промажет.
Николь вступает в игру, подобрав «зиг-зауэр» Гомеса и бросив его под насыпь, чем выгоняет из кустов голодную кошку.
Черную, разумеется.
– Стреляй, черт побери! – повторяет майор.
– Бросай ствол! – приказывает Башким. – Или я прикончу твоего приятеля!
– Не слушай его, черт! Стреляй!
Лаваль еще секунду колеблется, потом кладет оружие на землю и подталкивает в сторону албанцев.
– Отпустите его, – просит он. – Отпустите его и уезжайте.
Гомес получает удар рукоятью по голове и оседает на землю, а Башким с подручным усаживаются в «БМВ».
Томор рвет с места, Лаваль устремляется к своему пистолету, наклоняется, чтобы взять его, когда Гомес поднимает голову.
Как раз вовремя, чтобы увидеть, как черная машина несется на его лейтенанта. Бьет его на полной скорости, отбрасывая на несколько метров.
У «БМВ» включается стоп-сигнал, потом огни заднего хода.
– Нет! – кричит Гомес, поднимаясь на ноги.
Машина мчится задним ходом, прокатывается по Лавалю, снова тормозит. Потом направляется вперед, на этот раз объезжая то, что осталось от Пацана, и исчезает в ночи.
Гомес падает на колени.
В мертвой тишине.
Глава 27
Смех Лизы… ее крик, когда она падает в пустоту и разбивается у ног старшей сестры.
Крик Хлои, когда она открывает глаза. Позже, чем было намечено.
Следует признать, что она опять поддалась соблазну и приняла таблетку своего чудодейственного снотворного. Потому что в два часа ночи все еще не могла заснуть. Словно сон окончательно ее покинул.
Она потягивается, машинально пытаясь нащупать тело Бертрана рядом. Но его нет.
Вечером, конечно же. И всю следующую ночь, как она надеется. Она ждет его.
Когда он здесь, она может спать без всяких таблеток. И в этот момент она принимает решение.
– Сегодня вечером я попрошу его переехать ко мне. Это будет памятный вечер…
Хлоя сама удивлена тому, что прошептала. И вдруг спрашивает себя, не вызвано ли ее решение обычным страхом. Поселить мужчину в доме, чтобы Тень держалась подальше? Нет, конечно же нет. Ее желание совершенно не связано с демоном, который рыскает вокруг нее. Она хочет, чтобы Бертран был рядом просто потому, что ей его не хватает. Может, еще потому, что ей хочется какой-то стабильности. Она стареет, это точно.
Стать настоящей парой. Строить планы, делить все, даже повседневные заботы.
Она знает, как это опасно. Но также знает, что Бертрану рано или поздно наскучит эта эпизодическая и хрупкая связь.
Скорее всего, он начнет колебаться. Может даже отказаться. Но по крайней мере, поймет, как она дорожит им. И не исключено, что согласится позже, как следует подумав.
Принятое решение придало ей сил, Хлоя откидывает простыни и раздвигает плотные шторы, впуская свет серого утра, никак не желающего разгораться. В желудке ощущается легкая изжога; Каро по-прежнему дрянная стряпуха! Зато в отношении мужчин ее вкус явно улучшился. Мелькает мысль о Квентине, немного сумрачном, немного загадочном. Не то чтобы красив, но далеко не плох. Обаятелен, без сомнения.
Хлоя накидывает пеньюар на остывшее после одинокой ночи тело. В этот момент что-то притягивает ее взгляд. К прикроватному столику, где она оставила серьги и кольцо, вернувшись ночью. Вокруг них в форме сердца выложено колье из того же набора. Хлоя хватает его дрожащей рукой.
– Господи, – бормочет она.
Она не могла не увидеть его вчера вечером.
Хлоя безвольно падает обратно на постель, не отрывая глаз от украшения, переливающегося у нее на ладони.
– Или я действительно сошла с ума, или…
Он приходил сюда. Пока я спала.
И вновь она не знает, которая из гипотез больше ужасает ее.
Ожерелье выскальзывает из пальцев Хлои и падает к ногам. Длинная сверкающая змея. Ядовитая.
Провозвестница смерти.
* * *
Ночь в отделении скорой помощи большой больницы, напоминающей гигантскую фабрику.
Гомес, сидя на черной пластиковой скамейке в сером коридоре, присутствует, того не замечая, при бесконечном коловращении белых халатов. Единственные картины, которые по кругу несутся в его голове, это сбитый Лаваль, раздавленный, сплющенный той машиной. Его бездыханное тело, его размозженные ноги. Его разбитый череп и закрытые глаза.
– Алекс? Почему ты не позвонил мне раньше?
На звук знакомого голоса Гомес поднимает голову. Перед ним стоит Маяр.
– Ты ранен?
Майор машинально трогает пальцем повязку на виске, там, куда пришелся безжалостный удар рукояткой пистолета.
– Пустяки.
– Как Лаваль?
– Умирает.
Маяр в шоке опускается на скамью рядом с ним.
– Рассказывай, – приказывает он после короткого молчания.
– Не могу…
– Я отправил команду к Николю.
Гомес не питает надежды.
– Он скрылся, – подтверждает комиссар. – С оружием и багажом. Испарился… без сомнения, он уже на пути к родным краям. Башким, полагаю, тоже. Конечно, мы обыскиваем квартиру Николя, вдруг он в спешке забыл что-нибудь интересное. Но я не питаю особых иллюзий.
На майоре лица нет от тревоги и ненависти. Лаваль умрет. К тому же понапрасну.
Второй удар. Почти такой же жестокий, как первый. Достаточно, чтобы прикончить его.
И все же его сердце еще бьется. Что же нужно, чтобы оно наконец остановилось?
– Тебе не следовало так быстро возвращаться к работе, – роняет Маяр, как если бы говорил сам с собой.
– Думаешь, вина на мне?
– Вина на Башкиме. Это же он был за рулем, верно?
– Ты прав, это я виноват, – бормочет Гомес. – Во всем виноват я.
– Нет, если уж на то пошло, ответственность на мне, – вздыхает дивизионный.
– Ты ничего не знаешь! – повышает голос Гомес. – Тебя там не было, когда…
– Это я виноват, – упорствует Маяр. – Я не должен был соглашаться, чтобы ты вернулся так быстро, после…
– Хватит! – резко обрывает его Александр. – Я убил мальчишку.
Он встает, потрясенный комиссар остается сидеть.
– Я убил мальчишку, – холодно повторяет Гомес. – И мне нет оправдания.
Вот только убить я хотел самого себя.
Смерть – дама нелегкого поведения. Она отказывает тем, кто ее хочет, и отдается тому, кто ее отвергает.
Гомес снова садится, прислоняется ноющим виском к стене. Вот если бы его череп взорвался или схлопнулся. Размазав мозги по серым стенам проклятого коридора.
Маяр колеблется несколько секунд, потом кладет руку на плечо Александра.
– Только, пожалуйста, не сорвись. Твои люди сейчас приедут, им еще этого не хватало.
* * *
Хлоя по-прежнему сидит на кровати. Она даже не оделась и не выпила кофе. Смотрит, как минуты на часах сменяют друг на друга. Красные цифры, которые больше не имеют значения.
Он приходил, пока я спала.
В конечном счете она остановилась на этом. Может, менее страшный, чем безумие.
Он пришел сюда, ко мне в спальню. Когда я была здесь. В отключке из-за снотворного.
Может быть, он меня трогал.
Конечно, он меня трогал.
Нескончаемая дрожь леденит ее кожу. Чудовищное чувство.
Чувство изнасилования.
Изнасилования у себя дома, в средоточии ее интимной жизни. Изнасилования ее ночи, ее снов.
Она даже не подумала проверить, пусто ли в доме. Она инстинктивно уверена, что его здесь больше нет. Что он ушел до того, как она проснулась. А еще она знает, что он вернется. Что он на этом не остановится. Она только не знает, чего же он хочет.
Выбить ее из колеи? Убить ее?
Она достает пистолет, держит его на коленях. Теперь она не расстанется с ним, не забудет положить ночью под подушку. Если только здесь не будет Бертрана, разумеется.
Ну да, он будет здесь.
Последняя надежда.
Хлоя вдруг вспоминает, что у нее есть работа. Что ее где-то ждут.
Но она не может вспомнить, откуда берутся силы, чтобы туда пойти. А потому остается здесь, пленницей в своей спальне.
Пленницей Тени.
* * *
Пленник больницы, этих бесконечных коридоров, Гомес так и не смог вернуться домой. Как если бы, оставив Лаваля, он подписал ему смертный приговор.
В любом случае он теперь не знает, куда идти.
К себе в кабинет? Вина и стыд помешают ему переступить порог комиссариата.
Домой? Но даже собственная квартира кажется ему сомнительным убежищем.
Единственное убежище, о котором он мечтает, это ее руки. Но ее больше нет. Улетела с дымом.
Все, чем она была, свелось к этому. Все, что они пережили, кончается вот так.
В сущности, это нормально. Смерть – единственная финальная точка, пока не доказано обратное.
Просто ее смерть пришла раньше, чем предполагалось.
Где-то недалеко от него сражается Пацан. Сопротивляется. Он хочет жить, Александр это чувствует. Как будто их связывает невидимая нить. Но о его шансах врачи высказываются пессимистично. Множественные травмы, одна из которых черепно-мозговая, открытые переломы ног, продавленная грудная клетка. Не считая перелома двух позвонков, расплющенных внутренних органов… Чудо, что он еще жив.
Или гнусность, возможно.
Потому что если он избежит компании мертвецов, то станет скорее овощем, чем человеком.
Гомес проглатывает купленную в магазинчике при приемном покое жидкость, которую почему-то называют кофе.
Ему пока что не дали повидать Пацана. Может, оно и к лучшему.
Снова усаживаясь на скамью, в конце коридора он замечает своего заместителя. Капитан Вийяр, не здороваясь, устраивается рядом.
– Какие новости?
– Никаких.
– Его сестра будет завтра, – сообщает Вийяр. – Она живет в Новой Каледонии, сядет на первый самолет.
– А родители? – спрашивает Александр.
– Отец умер, а мать в больнице… Альцгеймер. Она о нем даже не помнит.
Гомес осознает, что практически ничего не знает о Лавале.
Я последняя сволочь. Настоящий мерзавец, в конечном счете не лучше Башкима.
– У него была подружка?
– Думаю, нет, – отвечает Вийяр. – Во всяком случае, он нам ни о ком не говорил, и никто пока не проявился.
Гомес вспоминает о красивой любовной истории, рассказанной в пабе за парой кружек пива. Байка, конечно, придуманная, чтобы доставить ему удовольствие. Потому что Пацан думал о нем. Он был великодушным. Умным и забавным.
Он был хорошим парнем. И я убил его.
– Тебе стоит поехать домой, – добавляет капитан.
Он не предлагает вернуться на работу. Он им больше не нужен.
– И что там делать?
– А здесь ты сидишь, чтобы что делать? Думаешь реанимировать его, плесневея в коридоре?
Александр стискивает зубы, лицо каменеет еще больше.
– Оставь меня в покое.
И сразу же, без предупреждения – прямая атака. Та, которой Гомес ждал с самого начала.
– Что на тебя нашло вчера вечером, почему ты полез на них при таком раскладе? Почему не вызвал нас? Ты полный псих или что?
На этот раз у майора сжимаются кулаки.
– Я всегда был психом.
– Возможно. Но раньше ты не играл жизнями своих людей.
– Пошел вон.
Вийяр встает, смотрит на шефа с гневом, смягченным грустью.
– Ты слетел с катушек, Алекс.
– Убирайся, говорю тебе.
Гомес тоже встает, нависая над противником. Понимая, что они с майором в разных весовых категориях, Вийяр отказывается от борьбы. Так или иначе, если он заедет ему кулаком в морду, это не воскресит Лаваля.
– Я вернусь завтра. Мне нужно заниматься текучкой. Если будут новости, позвони. Даже если будет плохая новость и середина ночи.
– Конечно, – соглашается Гомес.
Он смотрит вслед уходящему заместителю с желанием остановить его, попросить прощения. Сказать, как плохо ему самому.
– Майор?
Александр поворачивает голову к неслышно подошедшему врачу.
– Вы можете увидеть его, если хотите, но очень ненадолго.
Его сердце подпрыгивает. Ведь он считал, что Пацан уже мертв.
Они идут по одному из этих чертовых коридоров, но уже по какому-то другому.
– Я должен предупредить, майор, вас может шокировать его вид.
– Я был с ним, когда это случилось, – напоминает Гомес.
– Но сейчас еще хуже, – заявляет медик. – Так что держитесь.
Врач открывает дверь, Гомес проходит следом.
– Внутрь нельзя, вы можете увидеть его через стекло.
Гомес подходит к стеклянной перегородке и внезапно понимает, что хотел сказать интерн.
Да, теперь хуже.
Даже чудовищно.
Лаваль неузнаваем. В его лице почти не осталось ничего человеческого. Бесформенное, страшное. Физиономия покойника, выловленного две недели спустя. Окруженный варварскими приспособлениями, с иглами в каждой руке и трубкой в горле, Пацан похож на груду освежёванной плоти. Его частично перевязанный торс колеблется в ритме, задаваемом аппаратурой.
– Ему… больно? – шепчет Гомес.
Медик тоже смотрит на своего пациента. С должным безразличием.
– Он в коме. Не могу вам сказать. В любом случае мы делаем все, чтобы облегчить боль.
– Если он выкарабкается… каким… каким он будет?
– Опять-таки не могу сказать. Одно очевидно: он никогда не будет нормально ходить. Мы были вынуждены…
Гомес на мгновение прикрывает глаза. И тут же открывает снова. Он должен смотреть на него. Не прятаться.
– Мы были вынуждены ампутировать одну ногу, – продолжает врач. – По колено. Что касается остальных повреждений, нужно ждать, пока он очнется, чтобы определить. Но не буду скрывать, что шансов на возвращение у него немного. И все же не стоит отчаиваться. Он молод, вполне здоров… Ну, был вполне здоров, я хочу сказать. Крепкое телосложение. Значит, можно надеяться на чудо.
Уже очень давно Александр забыл про веру в чудеса.
– Я должен идти. У вас десять минут. Потом будьте добры вернуться в коридор, чтобы не мешать персоналу. Держитесь, майор.
Оцепеневший Гомес остается стоять перед стеклом. Кладет на перегородку обе ладони, потом прислоняется лбом.
– Борись, Пацан. Не умирай, пожалуйста.
Приходят слезы, прокладывая бороздку человечности на каменном лице.
– Прости меня… Слышишь? Да, я знаю, что слышишь. Знаешь, это не совсем моя вина. Все из-за Софи… Нет, мне нет оправданий, ты прав. Как я хотел бы оказаться на твоем месте!
– Месье, вам больше нельзя здесь оставаться, – приказывает женский голос.
Медсестра берет его за плечо и ведет к двери. Он подчиняется, не способный ни к какому мятежу.
– Думаете, он сможет меня простить?
Женщина сочувственно на него смотрит. Потом открывает дверь и мягко подталкивает его на выход.
* * *
Легкий свежий ветерок морщит серую воду. Такую же серую, как небо.
Хлоя медленно идет по самому краю берега реки, безучастная к шуму, к суете, к жизни.
Время от времени она бросает взгляд назад. Конечно, она его не увидит. Он сам выбирает, показаться или нет. Он сам решает. Тот, кто ведет убийственную игру по своему усмотрению.
А она всего лишь пешка, добыча, дичь.
Его вещь, уже.
Она сбежала из дому в полдень. Ей и в голову не пришло поехать на работу или хотя бы позвонить Пардье. Пошли они все к черту.
Зато она отправила множество сообщений Бертрану и теперь ждет, когда он позвонит.
Он придет ее обнять. Успокоить, утешить. Он придет любить ее.
Она села в машину и поехала куда глаза глядят. Лишь бы какое-то время двигаться и оказаться в случайном месте. Если только на этот раз сюда ее привел не он.
Что она сделала, чтобы заслужить такое? Какую ошибку совершила, чтобы ее так наказывали?
Она садится на скамью, смотрит, как мимо проплывает баржа, нагруженная под самую завязку.
Я убила Лизу. Я уничтожила младшую сестру, свою собственную сестру.
Которую должна была защищать.
Значит, я так или иначе заслужила страдание.
* * *
Александр в конце концов сбежал. Ему нужно было на воздух. Срочно.
Зрелище Лаваля на больничной койке, или на смертном ложе, не шло из головы. Оно прорывалось сквозь завесу его мыслей. Становилось все рельефней, красочней, ужасней.
Он остановил машину, спустился прямо к берегу Марны.
Идти, дышать.
Однако ничто не принесет облегчения. От его вины, груза, страдания.
Он шел вперед, словно робот, с одной и той же кошмарной круговертью в голове.
И тут его ждало потрясение.
Женщина, которая казалась такой же потерянной, как и он сам. Сидела одна на скамейке.
Гомес застыл. Она так похожа на…
Может, ему показалось? Или он уже дошел до галлюцинаций?
Знак? Послание?
Незнакомка встала, взяла сумочку и медленным шагом направилась прямо к нему. Даже не видя его.
Но в момент, когда их пути пересеклись, пересеклись и глаза. Их взгляды тяжелы, их беды близко, он это чувствует.
Гомес обернулся ей вслед. Сходство с Софи так велико, что он едва не потерял сознание.
Но это не Софи.
Всего лишь ее тень.
* * *
Было уже почти шесть вечера, когда Бертран позвонил в дверь: хотя у него есть ключи, он предпочитает предупреждать о приходе. Хлоя быстро открыла, кинулась в его объятия.
– Как я рада, что ты здесь… Мне тебя не хватало, – бормочет она.
Он гладит ее по волосам, целует в шею. Она закрывает дверь, тщательно запирает замок.
– Все хорошо? – спрашивает Бертран.
Она не хотела ничего говорить по телефону, но он почувствовал, что с ней что-то не в порядке.
Хлоя не отвечает, снова обнимает его.
– На работе все нормально?
– Я не пошла на работу, – тихонько признается Хлоя.
– Да ну? Почему? Ты заболела?
Она берет его за руку, ведет в гостиную.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – предлагает она.
– Да… Но сначала скажи мне, что не так.
Хлоя делает глубокий вдох, не сводя с него глаз, пока он снимает пальто.
– Я очень хочу тебе рассказать, но сначала пообещай, что не будешь раздражаться.
Она берет бутылку виски, наливает ему в стакан.
– Слушаю тебя.
– Он приходил сюда этой ночью.
Лицо Бертрана отражает его реакцию. Но он молчит, ожидая продолжения.
– Он положил одну вещь мне в спальню, пока я спала. Колье.
– Ты хочешь сказать, что нашла что-то вроде… подарка?
– Нет. Это мое украшение. Вчера вечером я пошла к Кароль. Я искала это колье повсюду. Хотела его надеть. Знаешь, то, из белого золота, я его часто ношу.
– И что дальше?
– А дальше то, что я никак не могла его отыскать. Весь дом перерыла. А утром оно было здесь. Лежало на прикроватном столике, на самом виду. И сложено в форме сердечка.
Несколько секунд Бертран смотрит в сторону. Возможно, то, что он видит перед собой, для него невыносимо.
– Ты мне не веришь, да?
Он делает пару глотков виски, ставит стакан на журнальный столик.
– Нет, верю, – успокаивает он. – Но поговорим об этом позже.
Она видит по его глазам, что он пришел не разговаривать. Что он хочет совсем другого.
Он хочет ее.
Он внезапно и сразу воспламеняется. Ему, наверное, тоже ее не хватало, пусть даже они не были вместе всего одну ночь. Сколько времени надо наверстать.
Он обнимает ее за талию, поднимает и кружит в воздухе. Хлоя начинает смеяться.
Никогда бы не подумала, что сегодня она будет смеяться.
И Тень исчезает, побежденная чем-то куда сильнее страха и сомнений. Властное желание сметает все на своем пути, сминает все своей мощью. Хотя Хлоя не пила алкоголя, она будто пьяна. Пьяна им, тем, что их объединяет, связывает.
Танец заканчивается на диване, привычно принимающем их объятия. Он не говорит ни слова, как часто бывает. Даже не теряет времени, чтобы полностью раздеть ее. Только то, что необходимо. Она закрывает глаза, снова открывает, ослепленная слишком сильным светом.
Им.
Ощущение, что его руки наэлектризованы, что они разжигают тысячи искорок на ее коже, цепляют тысячью крючков ее плоть. В ней не остается ни одной пустой частицы.
Двое. Единое тело.
Хлоя забывает свое имя, свое прошлое, свою жизнь. Тени. Все, что не он. Единственный повелитель покоренной страны, порабощенной и послушной.
Алеющие угли превращаются в костер, в пожар.
Пекло, близкое к преисподней. Потом великий холод, близкий к смерти.
Долгие минуты они лежат сплетясь, сраженные наповал.
Пока Бертран наконец не отпускает ее. У Хлои ощущение, что она скользит по южному морю.
Однако он уже сидит рядом с ней. Она прислоняется лбом к его плечу, гладит затылок.
– Мне бы хотелось, чтобы мы больше не расставались, – шепчет она. – Чтобы мы жили вместе…
Он смотрит ей в глаза, тянет бесконечную паузу. Ту, что рождает сомнение.
– Ты ведь не против? – с мольбой спрашивает Хлоя.
Она сложила оружие и теперь похожа на маленькую девочку.
– Между нами все кончено, – бесцветным голосом наносит удар Бертран. – Точка.
Длинный кинжал погружается в живот Хлои. По самую рукоять.
– Я ухожу от тебя.
Он не спеша начинает одеваться. Накидывает пальто.
Хлоя смотрит, как он уходит, не в силах выговорить ни слова. Трудно говорить, когда в тебе лезвие, пронзившее насквозь.
Когда хлопает дверь, она даже не вздрагивает.
Пустота.
Только странное чувство. Будто смотришь, как умираешь, и ничего не можешь поделать.
Глава 28
Между нами все кончено. Точка. Я ухожу от тебя.
Слова как удары. Хуже ударов.
С гвоздями, вбитыми в ладони, распятая, Хлоя так и не шевельнулась. Хотя он ушел уже час назад. Она по-прежнему на диване, посреди привычной обстановки, которую больше не замечает. Наполовину раздетая, она чувствует, как ее пожирают невидимые ледяные челюсти; руки стиснули пустоту, оставшуюся после его ухода. Если бы не легкая дрожь, ее не отличить от мертвой.
Кинжал по-прежнему в ней, в ее внутренностях, она медленно теряет кровь, жизненные силы.
Ни слез, ни слов. Ни тени гнева. Даже ни одной мысли. Только глубокое оцепенение, ничто, похожее на бесконечность.
Это уже не жизнь, еще не смерть. Нечто промежуточное.
Словно кто-то отключил ее мозг.
Разъединенная, разбитая, сломанная.
Он ударил, когда она уже лежала на земле. Можно подумать, хотел добить.
На звонок телефона она даже не реагирует. Какой-то звук среди беззвучного грохота.
Из небытия ее вырывает голос. Голос Кароль на автоответчике.
– Ты там, Хлоя? Это я… Если ты там, сними трубку!
Голос настаивает. И в конце концов сдается.
– Ладно, ничего страшного. Ты наверняка в ресторане с Бертраном! Я перезвоню завтра. Целую.
Короткие гудки и снова тишина. Лицо Хлои превращается в разверстую гигантскую рану. Дрожь усиливается, пока не начинает сотрясать все тело. Крючки, которые он запустил в ее тело, медленно ползут наружу. Полосуя ее на мелкие кусочки. Неуправляемая волна накрывает ее с головой, душит. Из глаз наконец-то выплескивается все, что их переполняло.
Ощущение, что ее разрывает пополам.
Эта жалоба так сладка, мой ангел.
Твои рыдания, такие раздирающие, они как великолепные арии, наполняющие мое сердце глубокой радостью.
Повторяю еще раз, мой ангел: не бывает удовольствия без боли. Чем глубже погружаешься ты, тем выше воспаряю я.
Я слушаю тебя часами. Никогда не устаю и, конечно же, никогда не устану.
Ты оправдала все мои надежды и даже больше того. Ты подарок богов.
Ты открываешь для себя страдание, истинное.
Ты распробуешь все оттенки его вкуса. Я тебе это обещаю.
Но я не спешу, я смакую то, что ты мне уже даешь. Каждая секунда твоих горестей – благословение. Еще один шаг ко мне, который ты делаешь, того не зная.
Приближайся, мой ангел. Иди ко мне. Будь совсем близко.
Приближайся, мой ангел. Ты уже почти на месте.
Отныне ты почти в моих руках.
Там, где я нанесу удар. Без всякой жалости.
Ты уже занесла ногу над бездной.
Скоро ты упадешь в пустоту… В могилу, которую я терпеливо вырыл.
Ты думаешь, что пропасть будет без дна. И снова ты ошибаешься, мой ангел.
На дне буду я. Который ждет тебя.
В глубине себя ты найдешь меня.
Глава 29
Она ищет.
Кем она была. Что она делала. Что любила и ненавидела.
Она ищет.
Что был за жуткий день, испускающий дух.
Но даже дни больше не имеют никакого смысла. Ни дни, ни часы. Больше ничто не имеет смысла.
Она поползла.
Скорее поползла, чем пошла в спальню.
Она проглотила.
Все снотворное, что оставалось.
И улеглась.
На белую незапятнанную перину. Руки крестом, глаза уставлены в гладкий потолок.
Гладкий, как стены пропасти. Зацепиться не за что.
Пусть этот кинжал выдернут из моих кишок, пусть брызнет кровь. Пусть закончится жизнь, раз она прикончила меня.
– Вот и конец…
Тень, усмехаясь, наклоняется над ее могилой.
– Здесь покоится Хлоя Бошан.
Ты выиграл. Он ушел, из-за тебя. Или из-за меня. Разве это важно? Единственное, что имеет значение: чтобы ужас закончился. Чтобы страх закончился.
Она молится.
– Сделайте так, чтобы я проглотила достаточно таблеток… Сделайте так, чтобы я умерла, пожалуйста!
Ее сердце бьется быстро, слишком быстро. И идет вразнос. Глаза начинают закрываться.
Однако что-то еще борется. Удары грома, молнии. Гнев небесный, как высший упрек.
Ну вот, веки смыкаются. Тяжелые, как наковальни.
Ну вот, сознание уплывает в неизвестность. Пока агонизирует сердце, внутри взрывается страх. Слишком поздно.
Дорога в один конец.
Ну вот, свет гаснет.
Финальный хлопок.
Здесь покоится Хлоя Бошан. Почившая в тени.
* * *
Он по-прежнему слоняется по больнице. Навечно прикованный к этому месту. Может, он станет здешним призраком, бесконечно блуждающим по их продезинфицированным коридорам.
Александр натыкается на стены – хрупкое насекомое, привлеченное светом, химерой.
Быть здесь, чтобы дежурить рядом с ним. Чтобы наказать себя.
Он так умолял, что над ним сжалились и позволили войти.
Поздний вечер за стеклом. Пацан все еще борется. Гомес кладет руку на стеклянную перегородку. Пытается прикоснуться к нему. К самому сердцу. И говорит с ним едва слышным голосом.
Говорит все, что ему не хватило времени сказать.
* * *
Размытый силуэт, утонувший в густом тумане.
Еще не время, Хлоя. Пока еще нет…
Странный голос, словно идущий с небес. И холод на коже, во рту. Течет в полуоткрытые губы.
Глаза закрываются, холод усиливается.
Это и есть смерть? Где я?
Еще не время, Хлоя. Это не тебе решать…
Не подчиняясь голосу, она уплывает в тихие воды, глубокие и темные…
Веки снова поднимаются.
Слабое осознание своего тела. Того, что оно дрожит и им овладевает холод.
Хлоя приходит в себя с диким воплем. Сердце – одна сплошная боль. Оно пытается биться, оно бьется. Руки прикасаются к чему-то ледяному, влажному.
Ей требуется несколько минут, чтобы понять, что она лежит в ванне. В своей ванне.
Что по ее телу струится вода.
Струя душа бьет по ногам и животу. Она пробует подняться, чтобы увернуться от мучительного потока, но тяжело падает обратно.
Прекратить эту пытку.
Ей удается дотянуться до крана. Чувства медленно просыпаются. Глаза начинают узнавать окружающее. Ее халат валяется на полу ванной, верхний свет включен. Хлоя умудряется вылезти из ванны, оседает на пол.
Она жива и в слезах.
Хватает полотенце, наматывает на себя, дрожит все сильнее. Зубы выбивают дробь.
Нет, нет, нет!
Мозг всплывает из небытия, она бьет кулаком о стену. До крови.
Боль напоминает ей, что она жива. Возвращаются слова, не утерявшие изначальной жестокости.
Между нами все кончено. Точка. Я ухожу от тебя.
Блуждающий взгляд ищет объяснения. Почему. И как.
Она вспоминает. Спальня, таблетки, раскинутые крестом руки.
Гром, смыкающиеся веки.
Самой ей это не удалось бы. Раздеться, залезть в ванну.
Еще не время, Хлоя. Это не тебе решать…
Теперь она знает по крайней мере одно: Тень не хочет ее смерти. Тень хочет, чтобы она жила.
И правит Тень.
А у Хлои не осталось даже возможности ускользнуть. Умереть.
Ни единой лазейки.
Она снова плачет, лучший способ согреться.
Он хочет, чтобы я жила.
Чтобы убить меня собственными руками.
* * *
Выблевать собственные кишки, вывернуть внутренности, пока не начнет рвать кровью.
На коленях, голова в унитазе. Вот кошмар раннего бледного утра.
Вот все, чего она добилась.
Шах и мат.
Хлоя встает на ноги, спускает воду. Склонившись над раковиной, полощет рот.
Подняв голову, видит свое отражение в большом зеркале. Набрякшие веки, ввалившиеся щеки и мертвенно-бледная кожа. Она выглядит чудовищно. На секунду мелькает мысль: если она покажется в таком виде Бертрану, то есть шанс, что он сжалится над ней. Шанс, что он примет ее обратно.
Я хотела умереть ради тебя, любовь моя. Ты видишь?
Хлоя закрывает глаза. Она внушает себе отвращение. Ненавидит себя, как никогда и никого прежде.
Доковыляв до комнаты, снова забирается под стеганое одеяло. Пистолет лежит рядом на подушке. Совсем близко. Конечно, так было бы быстрей и надежней, чем снотворное. Ее пальцы касаются рукоятки.
Больше ни желания жить, ни желания умереть.
Парадокс блужданий.
Возможно, мужество покинуло ее. Возможно, она отдалась на волю Тени.
Между нами все кончено. Я ухожу от тебя.
– Бертран, любовь моя…
Тихо льются слезы.
– Почему ты так со мной поступил? Почему ты больше не хочешь меня?
Горе и жуткое чувство брошенности почти изгнали страх.
Страх Тени.
Все невыносимо, и ничто не важно.
Пусть приходит, хоть сейчас.
Пусть делает с ней что хочет.
Ты думала, что сумеешь от меня ускользнуть? Ты думала, у тебя есть выбор?
Еще одна ошибка, мой ангел…
Но ты все равно будешь их делать, одну за другой!
Нужно время, чтобы ты поняла. Время, чтобы ты приняла.
В этой игре есть правила. Они простые.
Я командую, ты подчиняешься.
Я накинул цепь тебе на шею, я веду тебя туда, куда хочу.
Чем сильнее ты сопротивляешься, тем сильнее цепь тебя душит.
Ты больше ничего не решаешь. Единственный хозяин положения – я.
Когда ты наконец это поймешь?
Даже твоя смерть принадлежит мне.
Я твоя судьба, мой ангел.
Глава 30
Утро среды, шесть тридцать.
Меня зовут Хлоя; Хлоя Бошан.
Я жива. И я одна. Чудовищно одна.
Мне тридцать семь лет. Сегодня ночью я хотела умереть.
Хлоя проглатывает кофе. Еще один. Следовало бы избегать кофеина, сердце никак не может успокоиться. Она принимает пилюли, берется за мобильник, обнаруживает кучу пропущенных вызовов. На мгновение рождается надежда.
Она действительно умирает последней. Глупая союзница инстинкта выживания.
Но Бертран не звонил.
Пардье, да. Три раза.
Кароль два раза. Мать один.
Она прослушивает сообщения: Старик в ярости, этого следовало ожидать.
Хлоя собирает остатки внутренней энергии, чтобы перезвонить матери, которая обычно встает рано. У нее такой тусклый голос, что Матильда не узнает ее.
Нет, мама, ничего страшного… Просто очень устала. Главное, чтобы с папой все было в порядке… А как Лиза?
Она вешает трубку, рука замирает в сомнении. Но желание слишком сильно. Непреодолимо. Она набирает номер Бертрана, который даже передоз снотворного не смог стереть из памяти. Автоответчик, конечно же. Он наверняка спокойно спит. Рядом с другой женщиной?
Как ни странно, Хлоя в первый раз задумывается над тем, что он мог дать ей отставку из-за соперницы.
А вдруг они сейчас занимаются любовью? Она представляет себе его руки на коже другой женщины. Внутренности снова скручивает, горячая жидкость подступает к самым губам.
Она ищет слова, следовало отрепетировать текст перед генеральным прогоном.
– Это я. Мы могли бы поговорить, ладно? Я не понимаю, почему ты ушел вот так вчера вечером. Мне… Мне плохо, понимаешь. Очень плохо. Пожалуйста, скажи, что мы можем повидаться. Мне нужно, чтобы ты объяснил. Чтобы мы вдвоем поговорили. Позвони мне… Я люблю тебя, ты же знаешь.
Она чувствует себя жалкой, слезливой. И конечно же, это не то, что он желал бы услышать.
Но Хлоя не знает, что он хочет услышать, что он желает. Чего он ждет от нее.
Потом она запирается – на ключ – в ванной, долго стоит под душем.
Отмыться от попытки самоубийства – на это нужно немало времени. Отмыться от неодолимого желания смерти. От попытки бросить Лизу. От нарушенного обещания.
В конце концов она закрывает кран. Ее движения медленны и настолько же не точны, насколько не элегантны.
Тишина никогда не казалась ей такой невыносимой.
В спальне она одевается, не обращая особого внимания на выбор костюма.
Возвращается в ванную и приступает к мучительной, но необходимой процедуре макияжа. Скорее уж обновления фасада, учитывая масштаб бедствия. Тональный крем, румяна, тени для век, тушь.
Результат удручающий. Ничто не может скрыть ту разруху, что воцарилась у нее внутри.
Это не я.
Это не могу быть я! Я не могла пожелать себе смерти.
Это он вел мою руку. Все он, он, он…
Кто?
Четверть часа спустя Хлоя садится в свой «мерседес».
Дорожный пейзаж мелькает, как нечто размытое и лишенное всякой художественной ценности.
Что она здесь делает? Вчера еще она попыталась исчезнуть. А сегодня отправляется на работу.
Однако она чувствует, как что-то меняется. Чувствует, что она возвращается. Что Хлоя Бошан восстает из пепла. Сначала в ней зажигается огонек. Потом пламя растет, пока не добирается до мозга. Километр за километром ее руки становятся все уверенней, машина набирает скорость.
Я всегда боролась. Бертран меня бросил, я перестану хныкать и верну его. Он принадлежит мне и будет снова моим. Как и пост генерального директора. Он тоже принадлежит мне.
Остается Тень.
Лучше бы она позволила мне сдохнуть. Потому что я ее уничтожу.
Всего полчаса дороги. А Хлоя, настоящая Хлоя, снова здесь.
Как если бы она почерпнула в разведанных глубинах небывалую порцию силы.
Как если бы занюхала дорожку кокса.
Меня зовут Хлоя. Хлоя Бошан. И я еще не умерла.
Пардье прибывает на работу ровно в восемь. Проходя мимо кабинета Хлои, он останавливается. Она здесь, за компьютером.
– Здравствуйте, месье.
Он идет к ней с суровым лицом.
– Рад вас видеть! – иронизирует он. – Мы вчера вас заждались. Пришлось срочно отменять ваши встречи! И ни звонка, ни объяснения… Вы полагаете, здесь загородный клуб?
– Разумеется, нет. И я прошу простить меня.
Он не желает садиться, переносит игру на свое поле.
– Пройдите ко мне кабинет, – приказывает он.
Она идет за ним, он устраивается в великолепном кресле, оставляя ее стоять.
– Слушаю вас.
Хлоя делает глубокий вдох, выдерживает его взгляд.
– Я не могу вам сказать, почему отсутствовала.
Лицо Пардье становится еще суровее. Он удивлен, что она не выложила ему одно из своих экстравагантных оправданий.
– И все же советую вам объясниться. И как можно убедительнее. Потому что я не склонен спускать такого рода поведение. Если все начнут сбегать с работы, когда им заблагорассудится… куда это нас заведет?
– Ладно… Я не пришла, потому что меня пытались убить.
Он был готов почти ко всему. От Хлои он ожидал самых невероятных измышлений. Но тут он должен признать, что ей удалось выкинуть нечто оглушительное. До такой степени, что он замолкает, глядя на нее.
Но Хлоя не намерена продолжать, предоставляя ему самому разбираться с этой неудобоваримой новостью.
– Кто пытался вас убить? – спрашивает он наконец.
– Я.
Такое ощущение, что Пардье уменьшается в размерах в своем огромном кресле. И каждый удар словно дубинкой вколачивает его все глубже.
– Но как же так, Хлоя… почему?
– Это вас не касается. Кстати, это никого не касается.
Пардье на секунду отводит глаза. Ему определенно не по себе.
– Хлоя, вы молоды, талантливы и умны. Вы же не сделаете подобную глупость?
– Теперь все улажено. Я не повторю попытку. И я бы попросила вас, чтобы этот разговор остался между нами.
Она смотрит на него невероятно жестким взглядом. Он явно под впечатлением.
– Разумеется, но… Признаться, я беспокоюсь. Вы уверены, что не хотите рассказать?
– Абсолютно.
Непреклонный тон, каменное лицо.
– И не беспокойтесь за меня, – добавляет она. – Страница перевернута. И я вернулась с того света еще сильнее, чем раньше, будьте уверены.
– Именно такое впечатление вы и производите, – довольно робко сообщает Пардье.
– Это не только впечатление… У меня много работы. С вашего позволения, я хотела бы вернуться в свой кабинет.
– Идите, – бормочет Старик.
Она разворачивается и уходит, оставив его ошарашенным в его роскошном кабинете. Она запирается в своей берлоге, раздвигает шторы.
Можешь разглядывать меня в бинокль, если у тебя от этого встает. Я не боюсь тебя.
Так или иначе, я больше ничего не боюсь.
* * *
Он мог бы нарисовать план больницы с закрытыми глазами. Все мерзкие закоулки этого заведения отпечатались в его извилинах, как на качественной кинопленке.
Он часами бродил по коридорам, и серые стены пропитались его тоской. Теперь он часть обстановки. Мимо него проходят, не замечая.
После недолгого визита к стеклянной перегородке и тихой мольбы, обращенной к Лавалю, Гомес решил все же поехать домой.
Его удивило, что снаружи уже занялся день. Что земля продолжает вращаться. Он готов был поклясться, что все замерло на месте в эту ночь кошмара.
Он потерял представление о времени.
Он все потерял.
Он прикуривает сигарету, садится в машину и какое-то время пытается припомнить, куда ехать.
Дорога мелькает все быстрее. Веки так и норовят закрыться. Ведь он не спал уже очень давно, разве что урывками по несколько минут на той проклятой скамейке.
Веки норовят закрыться. Окончательно.
Потому что он больше не может видеть, во что он сам превратился.
Вдовец. И к тому же мокрушник.
Нет, просто убийца. Это было совершено непредумышленно, господин прокурор.
Наконец он подъезжает к дому. Не имея сил искать свободное место, бросает машину во втором ряду, опускает противосолнечный козырек, на котором большими белыми буквами написано ПОЛИЦИЯ.
Вызывает лифт, потому что не способен подняться на пару этажей. Ключ поворачивается в замке, его встречает гробовая тишина, ухмыляясь в лицо. И добивает его.
Какое-то мгновение он неподвижно стоит посередине гостиной. Как среди развалин. Потом тащится в ванную, стаскивает одежду и забирается в душевую кабину.
Он не спал, не ел, не мылся.
Живой мертвец.
Горячая вода не сможет смыть все, что он натворил. Его преступление.
Пацан пока жив. По-прежнему в коме.
Ему двадцать пять лет. У него осталась одна нога и, скорее всего, лишь несколько часов жизни.
Приговорен к смерти или к существованию овоща.
Гомес бьет кулаком по кафелю. Еще раз. Все сильнее и сильнее.
Потом начинает биться о стену головой.
Вода становится красной. У его ног и в мозгу образуются водовороты.
Но это приносит облегчение. Вымотаться, поранить себя, наказать – от этого легче.
Он предпочел бы бить Башкима, разнести ему череп, размозжить ноги. Но Башким далеко. Тогда пусть будет стена. Этот кафель выбирала Софи, и он напрасно старается его разбить.
Он опускается на пол кабинки, одуревший от боли, и смотрит, как течет его кровь.
Потом ложится на кровать покойной. Скорчившись голым на матрасе. Умирая от усталости, холода, стыда.
Просто умирая.
И засыпает через несколько минут, убаюканный ее запахом, которым все еще пропитана комната.
* * *
Наступает ночь, Хлоя выходит из агентства.
С Пардье они в течение дня больше не виделись. Он забился в свой кабинет, как будто боялся встретить в коридоре монстра.
Холодного монстра, победившего смерть.
«Мерседес» выезжает с подземного паркинга. Хлоя машинально смотрит в зеркало заднего вида. Но машин так много… В которой из них сидит он?
«Вальтер» рядом, на пассажирском сиденье. Ждет своего звездного часа.
Километры и километры по автостраде. Едет на малой скорости, тормозит. Опять трогается с места. Наконец показывается съезд. Скоро это мучение закончится.
Хлоя замечает, что она выбрала направление на Кретей. Направление к комиссариату.
Да, именно так и следует поступить. Вернуться туда и убедить их.
Последняя попытка. Чтобы доказать себе, что у нее нет другого выхода, кроме как таскать повсюду пистолет в своей дорогущей модельной сумочке.
Она паркует «мерседес», прячет оружие в бардачок.
Если они ее не выслушают, пусть сами потом отвечают. Если они ее не выслушают, то сделают из нее убийцу.
* * *
Александр открывает дверь комиссариата и замирает.
Это она. Та незнакомка, встреченная на берегу Марны.
Идет прямо на него, как и в первый раз.
Он заходит, она выходит. Они чуть задевают друг друга.
На ее лице такая тоска… А в глазах столько гнева.
Она удаляется, он смотрит вслед и не может оторвать взгляда.
Потом направляется к стойке, спрашивает дежурного:
– Женщина, которая только что вышла, кто она?
– Приходила подавать жалобу. Она была у лейтенанта Дюкена, майор.
– Спасибо.
Вместо того чтобы подняться к себе на этаж, Гомес сворачивает к маленьким кабинетам, где принимают жалобы. Дюкен занят, Гомес делает ему знак. Тот извиняется и выходит к Александру в коридор.
– Как Лаваль?
– Живой, борется, – кратко отвечает Александр.
У него едва поворачивается язык, чтобы выговорить это.
– Тем лучше. Чем могу помочь, майор?
– Женщина, которая только что вышла из твоего кабинета… высокая, с длинными каштановыми волосами. Зачем она приходила?
Лейтенант возводит глаза к небу.
– Какая-то сумасшедшая, чтоб ее…
– Объясни, – велит Гомес, хмуря брови.
Лейтенант вдруг белеет.
– Вы ее знаете? – спрашивает он с опаской.
– Не бери в голову. Говори.
– Она уже второй раз приходит. Говорит, какой-то тип следит за ней повсюду, заходит к ней, когда ее нет. Мол, наблюдает за ней, когда она у себя в кабинете… ну и все прочее в том же духе. Только нет ни писем, ни анонимных телефонных звонков. И никакого взлома. Ничего. На нее не нападали, не угрожали. Думаю, у нее паранойя.
Гомес слушает, не говоря ни слова.
– В тот раз она мне даже принесла мертвую замороженную птицу! Представляете? Птицу, которую нашла на коврике у двери… Утверждает, что этот загадочный преследователь подложил ее на порог! Говорит, что он наполнил ее холодильник, когда ее не было, что отключил электричество… Говорю вам, она сумасшедшая. Жаль, такая красотка!
– Она живет одна?
Дюкен кивает.
– Ты спросил, у кого еще есть ключи от ее дома?
– Конечно! У домработницы и ее парня. Но она категорически отрицает, что они могут быть к этому причастны.
– Ты принял жалобу? – спрашивает Гомес.
Лейтенант смотрит на него с удивлением:
– Какую жалобу? У меня ничего нет, чтобы принять жалобу! Один пшик, майор! Сделал запись в журнале учета, как и в тот раз.
– Дай мне ее координаты, – велит Александр.
– Зачем?
Одного взгляда майора хватает, чтобы вопросы иссякли. Лейтенант все исполняет, прежде чем вернуться к очередному жалобщику. Гомес сует листок в карман, поднимается к себе в кабинет и закрывается там. К счастью, он не пересекся ни с одним из членов своей группы.
Прикуривает сигарету, открывает окно и ищет номер в контактах на своем мобильнике. Старый друг, который работает в комиссариате Сарселя, в семнадцати километрах от Парижа. Тоже майор.
Он не задает Александру ритуального вопроса: Как Лаваль? Хотя он, естественно, в курсе. Но у него хватает такта не говорить об этом.
После обмена банальностями Гомес переходит к делу:
– Ты мне как-то рассказывал одну историю, про девицу, которая уж не знаю сколько раз приходила подавать жалобу…
– Уточни?
– Девица, которая каждые два-три дня являлась в комиссариат и жаловалась, что ее изводит какой-то тип. Что он заходит к ней, когда она спит, переставляет вещи в ее квартире…
– А, ну да, припоминаю! Но это же когда было! Как минимум… год назад, верно?
– Примерно, – подтверждает Гомес. – И что с ней стало, с твоей клиенткой?
– Представления не имею, старина! Она неделями компостировала нам яйца, а потом исчезла, и мы ее больше видели.
– Можешь передать мне журналы записей и жалобы? Хочу кое-что проверить. Возможно, есть связь с другим делом.
– Ладно, я все тебе подготовлю. Заедешь завтра?
– Заеду, – обещает Александр. – Спасибо, дружище.
– Не за что. Как дела у Софи?
Гомес сжимает зубы. Когда он отвечает, у него чувство, будто он выплевывает свое сердце.
– Она умерла.
* * *
Хлоя не отводит взгляда от входа в дом. Так, что в глазах начинает рябить.
Она звонила в квартиру к Бертрану, он не ответил. Поэтому она ждет, пока он вернется.
И будет ждать всю ночь, если потребуется.
Она снова думает о копе, который упорно считает ее ненормальной и открыто насмехался над ней. Решительно, она может рассчитывать только на себя.
Силуэт приближается по тротуару. Несмотря на сумерки, Хлоя сразу узнает Бертрана. Сердце в груди делает мертвую петлю.
Едва он проходит мимо «мерседеса», Хлоя выбирается наружу. Пускается бежать, перехватывает его, пока он не исчез в доме.
– Бертран!
Он оборачивается, положив ладонь на ручку двери. Она держится на разумном расстоянии. Не бросаться на него, не умолять, не плакать. Не пугать его.
– Добрый вечер. Ты получил мое сообщение?
– Да.
Он не станет упрощать ей задачу, это очевидно.
– Я могу с тобой поговорить?
Он отвечает не сразу, холодно ее разглядывая.
– Я собирался зайти домой только ненадолго, – говорит он наконец. – И должен двигаться дальше, мне жаль.
– Удели мне несколько минут, пожалуйста.
Она не добавила дрожи в голос, лишь немного теплоты.
– Ладно, – соглашается он. – Заходи.
Она идет следом, они пересекают большой вестибюль, поднимаются на четвертый этаж. Чужак, которого ей хочется обнять, поцеловать, потрогать.
Он открывает дверь своей двухэтажной квартиры и пропускает ее вперед.
– Хочешь выпить?.. Виски?
– Нет. Лучше что-нибудь не такое крепкое.
Он идет в кухню за бутылкой вина.
– Садись, – предлагает он.
Хлоя устраивается на софе. На самом краешке, как если бы боялась побеспокоить. Все идет лучше, чем она предполагала.
Бертран открывает бутылку «Сент-Эмильона», наливает в два стакана на журнальном столике.
– Слушаю тебя.
– Я хотела бы понять, что происходит, – просто говорит она.
Он садится в кресло напротив нее, подносит стакан к губам.
– Все просто… Я решил уйти от тебя.
– Ни с того ни с сего?
Он пожимает плечами с непринужденностью, которая ранит Хлою.
– Нет, – признается он. – Если быть честным, я уже некоторое время об этом подумывал.
Она опускает глаза:
– Все из-за этой истории, да? Из-за всего, что я тебе рассказывала о типе, который повсюду меня преследует…
– Отчасти да, твоя паранойя начала здорово действовать мне на нервы.
– У меня нет паранойи. Кстати, могу тебе это доказать.
Она достает из сумочки чехол с банковской картой.
– Видишь этот чек? – говорит она. – Это от тех покупок в «Казино»… Помнишь?
Бертран кивает.
– Так вот, я сегодня проверила свой счет в Интернете и заметила, что деньги за эту покупку так и не были сняты. Что вполне логично, поскольку номер, указанный на чеке, не совпадает с моей картой! – добавляет она с ноткой триумфа.
Бертран нехотя соглашается бросить взгляд на пресловутый чек.
– Посмотри на цифры после звездочек, – настаивает Хлоя.
– Девять два четыре девять, – щурясь, читает Бертран.
– А номер моей карты заканчивается на восемь два два один!
– Ну и что?
– Как это, ну и что? Значит, это не я делала покупки в тот день. Это не я забила свой холодильник. Кто-то засунул чек в чехол, чтобы все поверили, будто я схожу с ума!
– Это не объясняет, как продукты попали к тебе на кухню, – подчеркивает Бертран, бросая клочок бумаги на журнальный столик. – Все это слишком притянуто за уши. Возможно, ты взяла чужой чек, который лежал рядом с кассой. Такое иногда случается…
Она поражена. Он ей по-прежнему не верит, хотя она представила доказательство. Доказательство, которое лейтенант в Кретее тоже посчитал не стоящим внимания.
У Хлои такое чувство, будто она попала в ледяной дворец, в зеркальный лабиринт. Стоит ей подумать, что нашелся выход, как она снова натыкается на невидимые препятствия.
Невидимые, как Тень.
– Что тебе еще нужно, чтобы убедиться? – лепечет она.
Бертран опять пожимает плечами.
– Ладно, не важно, – говорит она. – Я готова никогда больше не вспоминать эту историю и разобраться с ней сама.
– Это ничего не меняет. Все кончено, Хлоя. Кончено. Ты понимаешь, что это означает?
Ее рука сжимается на стакане. Она борется с собой, чтобы не заплакать. Чтобы не броситься к его ногам и не начать умолять. Или не выцарапать ему глаза.
Она в растерянности.
– Я думала, мы любим друг друга, – говорит она.
На лице Бертрана появляется чуть заметная усмешка. Но Хлоя улавливает ее четко и ясно.
– Во всяком случае, я тебя никогда не любил.
Нож снова погрузился в ее внутренности. А сейчас Бертран провернет его в ране, она знает.
– Я провел с тобой приятные моменты, что правда, то правда. И ни о чем не жалею, совсем наоборот. Но все имеет конец. И между нами все кончено. Я перевернул страницу.
– Поверить не могу! – говорит Хлоя чуть громче, чем нужно.
– Однако придется.
Ее губы начинают дрожать, она чувствует, как волна подкатывает к глазам.
Отчаянная борьба, чтобы не заплакать.
– Но я люблю тебя!
Он вздыхает, приканчивает свой стакан.
– Я не хотел причинять тебе страдания, – заверяет он в ответ. – Не думаю, что ты меня любишь. Тебе больно, потому что решение о разрыве принял я. А ты не привыкла, чтобы тебя бросали.
– Это не так!
– Нет, Хлоя. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь…
Он встает, давая понять, что говорить больше не о чем.
– Я пыталась покончить с собой, когда ты ушел.
Последний патрон. Что угодно, лишь бы он дрогнул. От стыда она умрет потом.
– Перестань нести чепуху, Хлоя. Вид у тебя вполне живой…
Она бросает на него взгляд, где гнев смешивается с отчаянием.
– Ты сожалеешь, что я выжила?
– А теперь уходи. Я не желаю больше это слушать.
– Я попыталась убить себя, – повторяет она. – Потому что ты меня оставил.
Он кладет руки ей на плечи. Прикосновение прожигает ее насквозь.
– Ну что ж, ты была не права, что попыталась, – говорит он. – Я того не стою, уверяю тебя. А сейчас возвращайся домой и забудь меня. Договорились?
Глава 31
У Маяра похоронная физиономия. А ведь Пацан пока жив.
Александр, сидя напротив, терпеливо ждет, пока тот все выложит.
– Алекс, я знаю, как для тебя важна работа. И я знаю, что ты сейчас переживаешь, но…
– Нет, ты не знаешь, – поправляет его майор.
– Ладно, скажем, я могу себе представить, что тебе пришлось пережить после смерти Софи. И пусть эта работа – все, что у тебя осталось, я думаю, что ты должен сделать перерыв.
– Ты думаешь?
– Я приказываю тебе сделать перерыв, – уточняет дивизионный. – Учитывая твой послужной список, Генеральная инспекция хочет допросить Лаваля, прежде чем принимать какое-либо решение. При условии, разумеется, что мальчик придет в себя. На что мы все надеемся.
– Я ведь им все рассказал, – доверительно сообщает Александр. – Когда они приезжали в больницу, я сделал полное признание. Классическая mea culpa![16] Что им еще надо?
– Версию Лаваля. А пока решено отправить тебя проветриться. Я подготовил тебе отпускную ведомость, сейчас подпишешь. А если потребуется, продлишь по больничному.
– Понимаю. Почему бы просто меня не отстранить? Было бы логичнее.
– Не имею намерения увольнять своего лучшего копа. Ты просто должен отдохнуть и постараться переварить все, что на тебя свалилось. Вийяр займется текучкой, пока тебя не будет.
– Отлично, я вижу, ты все предусмотрел.
Гомес подписывает листок, бросает ручку и направляется к выходу. Маяр вскакивает:
– Алекс! Послушай… У меня нет выбора. Я всегда тебя поддерживал, но тут я не вижу иного решения. Это лучшее, что я мог придумать на сегодняшний день. Я уверен, что ты вернешься к нам.
Алекс громко хлопает дверью, дивизионный падает обратно в кресло.
* * *
Возвращайся домой и забудь меня.
Конечно. Это же так просто. Так легко. Так подло.
Стрелка спидометра «мерседеса» не переваливает за тридцать километров в час. Трудно различить дорогу сквозь пелену слез.
Я никогда не любил тебя. Я перевернул страницу.
Хук слева, апперкот справа.
Хлоя думала, что еще остался шанс. Что все еще возможно и она победит.
Теперь она уверена, что все потеряно. Но так и не понимает почему.
В этом нет никакого смысла.
Бертран не пожелал ее слушать. Копы тоже.
Полное одиночество, глухая изоляция.
Она падает на диван и покорно ждет новой истерики. Глаза смотрят в пустоту, сердце замерло.
Я никогда тебя не любил. Слова отдаются в голове странным звоном, словно черепная коробка пуста. Хотя у нее ощущение, что она, наоборот, переполнена.
– Скотина! Сволочь…
Но от оскорблений ей не становится легче. Она встает, ноги едва не подгибаются. Открывает дверцы бара, оглядывает бутылки как набор возможностей.
Опустошить их все? Нет, я не буду начинать все сначала…
Умереть ради него. Чтобы доказать. Что я-то его любила. И что по-прежнему люблю.
Смешно. Ему плевать с высокой колокольни. Кстати, а действительно ли я его люблю?
Тебе больно, потому что решение о разрыве принял я…
Она наугад достает бутылку. Колесо неудачи указало на джин. Это наверняка ее отключит. Она наполняет стакан доверху, колеблется и выпивает до дна.
Что за пытку, что за муку она себе устроила. Ее рука цепляется за ореховый комод; взгляд останавливается на фотографиях, которые висят на стене.
Отец и она. Мать, отец и Жюльета. Лиза, прямо перед тем, как…
Хлоя хмурится. Это не алкоголь. Не так быстро!
Она берет последний снимок, медленно подносит к глазам.
Это не Лиза, на фотографии.
Это больше не Лиза. Это чудовищный труп с зияющими дырами вместо глаз и гниющей плотью, отслаивающейся кусками от костей черепа. И гнусный оскал.
Хлоя отбрасывает рамку со снимком, как будто она обожгла ей пальцы, и начинает кричать.
* * *
Хрупкий челнок опасно приближается к порогам. Он вертится вокруг собственной оси, все сильнее и сильнее раскачиваясь. Хлоя больше не чувствует себя в постели. Скорее в лодке, которая рискует разбиться в бурном течении. Ее руки хватаются за простыни, глаза пытаются сконцентрироваться на люстре, подвешенной к потолку, которая кружится и клонится в воображаемой буре.
Бутылка джина пуста. Брошена в море, без всякого послания внутри.
А что она могла бы написать?
Спасите. На помощь. Я больше не знаю, куда плыву. Я не узнаю себя.
Хлоя слышит странные звуки. Хихиканье, повторяющееся до бесконечности, душераздирающие крики. Заполняющие ее бедную голову.
И звук ее изнемогающего сердца тоже. Которое несется во весь дух и не может нащупать тормоза.
Нужно принять утренние пилюли. Хотя еще вечер.
И быстрее, пока ее движок не лопнул, как перезрелый плод.
Она пытается встать и падает на пол. Не чувствует никакой боли, на четвереньках движется по темному коридору. Добравшись до кухни, выпрямляется и достает коробку с таблетками. Две вместо одной, для надежности.
По дороге обратно в гостиную она держится за стену. Может, надо выпить больше, чтобы забыться? Забыть, что ее бросили, как кусок дерьма. Забыть, что она мишень.
Она берет с дивана пистолет, размахивает им перед собой. Теперь она снова стоит на ногах, отчасти чудом, и начинает смеяться. Жуткий смех, пришедший из ниоткуда.
– Думаешь, ты меня напугал? Покажись, трус паршивый! Выходи на бой! Ну же, выходи!.. Где ты? Я знаю, что ты там!
Она перестает смеяться, слушает издевающуюся над ней тишину.
Ей чудится шум за спиной, она разворачивается и нажимает на спуск. Отдача заставляет ее потерять неустойчивое равновесие, ее отбрасывает назад.
Голова жестко бьется об пол, зрение затуманивается, все вокруг двоится.
Она лежит посреди ковра, на спине, раскинув руки крестом.
Следующие минуты ужасны. Ощущение агонии, предваряющей смерть. Ощущение, что ее тело четвертовано, искромсано, искрошено.
Потом напряжение медленно спадает. Разноцветные бабочки заполняют чистое небо. На ее губах появляется улыбка. Ей хорошо. До странности хорошо. Она близка к экстазу. Ее снова одолевает смех.
– Не придешь, да? Ты слишком меня боишься!
Она медленно переворачивается, оказываясь снова в лодке, которую несет течением. Только она больше не боится ни порогов, ни подводных камней, ни даже Тени.
Вообще больше ничего не боится.
– Меня зовут…
Она только что забыла свое имя.
* * *
Когда она открывает глаза, вокруг темная ночь. Хлоя не знает, где она.
Ее пальцы ощупывают ковер, она понимает, что не в кровати. Лежит, вытянувшись на спине, вроде бы на полу. Голова погружена во что-то мягкое и нежное.
Она с радостью опять закрыла бы веки. Но чувствует себя в опасности.
С трудом садится, на мгновение застывает неподвижно. Мощное головокружение, ощущение, что она проглотила горящее полено и ее били молотком по голове.
Она тихо стонет, осторожно поднимается на ноги. К мигрени добавляется тошнота.
Протягивает вперед руку, исследуя пустоту. Ступая вслепую, она в конце концов натыкается на стену и идет вдоль нее. Пальцы нащупывают выключатель, вспыхивает свет. Слепящий и болезненный.
Когда ей удается открыть глаза, Хлоя с облегчением обнаруживает, что она у себя в гостиной. Она лежала на ковре, рядом с журнальным столиком. Голова на подушке.
На ее подушке.
Тошнота усиливается, желудок подступает к горлу. Она кидается в туалет, снова падает на колени. Ниже опуститься невозможно. Вусмерть пьяную, ее рвет отчаянием.
Как она попала сюда?
Вспоминает мерзкий ход событий. Комиссариат, Бертран, бутылка джина, оскверненное лицо Лизы… бешено стучащее сердце, пилюли… Это странное наслаждение… Ощущение полноты жизни… А потом ничего.
Снова встав на ноги, Хлоя нетвердой походкой идет на кухню и делает себе кофе. Настенные часы показывают три часа ночи. Сколько времени она провела без сознания? Как минимум шесть часов.
Она жадно заглатывает большую чашку арабики, мысли постепенно проясняются. Она наливает вторую чашку, уходит в гостиную. Там поднимает рамку с фотографией Лизы. Сквозь разбитое стекло видит детскую улыбку младшей сестры. Ее сияющее личико. Жуткое мертвое лицо исчезло.
– Черт, – бормочет она. – Я же ее видела…
Она кладет рамку на комод, не сводя с нее глаз, подстерегая превращение, которое так и не происходит.
Поворачивает голову, смотрит на дыру в стене. Там, куда попала пуля из «вальтера». Потом глаза опускаются на подушку, на которой несколько часов покоился ее затылок. Она пытается сосредоточиться, чтобы с точностью восстановить моменты, предшествовавшие потере сознания.
– Я была в спальне, на кровати. Я встала и упала. На четвереньках доползла до кухни…
На четвереньках, да. Она это точно помнит.
– Я не могла тащить за собой подушку, передвигаясь на четвереньках.
Хлоя кидается к входной двери, видит, что та не заперта на ключ. Поворачивает защелку, обессиленно прислоняется спиной к стене.
Он был здесь. Опять.
Он всегда будет здесь.
Я играю с тобой, как кошка с добычей. Знаешь, перед тем, как ее сожрать…
Ладно, мой ангел, признаюсь: я смухлевал с правилами игры. Чтобы ты не слишком быстро бросила партию, которую мы начали.
Я даю тебе возможность сопротивляться, находить силы для сражения, снова и снова.
Я увлекаю тебя в пучину и возношу к вершинам.
Я бужу тебя и усыпляю.
Все, чтобы выбить тебя из колеи, запутать.
Чтобы продлить твои мучения и мое удовольствие.
Ты такая трогательная марионетка, подчиняющаяся малейшему моему приказу!
Я вокруг тебя, рядом с тобой.
Я в глубине твоих мыслей и за кулисами каждого поступка.
Я в каждом решении, которое ты, как тебе кажется, принимаешь.
Я в твоей голове и в твоих венах, мой ангел…
Глава 32
Правило номер один: никогда больше не пить, всегда сохранять контроль.
Правило номер два: никогда больше не забывать запереть дверь, когда возвращаюсь.
Правило номер три: никогда больше не расставаться с пистолетом. Держать его при себе днем и ночью.
Правило номер четыре: стрелять без предупреждения. Стрелять, чтобы убить.
Хлоя раз за разом заводит про себя эту длинную литанию. Золотые правила того, кто, как она, превратился в добычу. Следовать неукоснительно, если не хочешь закончить на столе у судебного патологоанатома.
Он или я. Выбор ясен.
Вот только она продолжает сомневаться, что загадочный хищник желает ее смерти.
Ему представлялось столько случаев меня прикончить… Я уже давно была бы на том свете.
Он хочет чего-то другого. Но чего? Куда он ведет?
Или он просто тянет время…
Хлоя вздрагивает; выпивает чашку зеленого чая, на время забыв про кофе. Тахикардия больше не дает ей ни малейшей передышки. Наверняка ее сердце слишком уязвимо, чтобы выдержать такое напряжение. И уже устало.
Она смотрит на часы, понимает, что пора отправляться на работу.
Новый день начинается и может стать последним.
* * *
Александр прикладывает ладонь к стеклянной перегородке. По другую сторону Лаваль продолжает вести борьбу за выживание.
Его последний день, возможно. Сердце может остановиться в любую секунду.
Майор всматривается в него долгие минуты, почти забывая дышать.
Он совсем не спал и в эту ночь тоже. Хотя он провел ее в своей постели, вернее, в постели Софи, покинув пластиковую скамью в коридоре больницы.
Медсестра, новенькая, просит его покинуть служебное помещение, Гомес подчиняется. Толкает дверь, идет по длинному тихому коридору. Свинцовые ноги, адская мигрень.
Едва выйдя наружу, закуривает сигарету, садится в машину и ставит мигалку на крышу. Ему предстоит долгая дорога до Сарселя, и не хочется терять время в утренних пробках.
Бесконечные минуты бездействия, когда его сознание опасно заигрывает с безднами столь же мрачными, сколь и глубокими.
Он предпочитает думать о той незнакомке, которая напоминает Софи.
Он предпочитает думать, что нужен ей. Что еще может быть полезен хоть кому-то.
* * *
– Я пила кофе с Хлоей сегодня после обеда.
– И как дела у нашей дорогой Хлои? – интересуется Квентин.
Кончиками пальцев Кароль рисует воображаемые фигуры на безволосом торсе своего любовника. Сердечки, будто ей снова четырнадцать лет.
Они встретились у нее около пяти часов вечера, для короткой, но сладострастной тайной любви.
– Плохи у нее дела, – признается Кароль. – Все хуже и хуже… Если честно, она меня пугает.
– До такой степени?
– Она по-прежнему убеждена, что какой-то тип повсюду преследует ее, что он приходит к ней в дом, когда ее нет и даже когда она спит…
– А вдруг это правда! – предполагает Квентин. – Почему ты ей не веришь?
– Мне пришлось бы объяснять тебе с кучей подробностей, но в ее истории ничего не сходится, поверь! Ты можешь представить себе типа, который проникает к ней, не взломав дверь, и забивает продуктами ее холодильник?
Квентин хохочет, у Кароль хватает деликатности, чтобы не последовать его примеру.
– Конечно, если так на это посмотреть, звучит как чистый бред! Но зачем ей врать?
– Я не думаю, что она врет. Я думаю, что, к несчастью, она уверена, что это правда.
– Черт… Острая паранойя?
– На мой взгляд, очень похоже.
– Постой, параноиком в одночасье не становятся!
– Она всегда немного такой была, – заверяет Кароль. – Вечно повсюду видела заговоры, никому не доверяла…
– Не доверять людям не значит быть параноиком, – напоминает медбрат.
– Я знаю, кто такой параноик, – защищается Кароль. – И уверяю тебя, это как раз ее случай. Так или иначе, меня это тревожит. Она совершенно слетела с катушек… И еще, вдобавок ко всему прочему, ее бросил Бертран.
– Ай…
Квентин целует Кароль в плечо, потом встает.
– Ты уже уходишь?
Он отвечает на ее расстроенный взгляд улыбкой, в которой есть что-то беззастенчивое.
– Я с удовольствием остался бы подольше, но через час мне заступать на дежурство.
Он собирает свою одежду и направляется в ванную. Кароль идет за ним, продолжая разговаривать, пока он принимает душ.
– Как ты думаешь, чем я могу ей помочь? – спрашивает она.
– А? Я ничего не слышу!
Кароль повторяет вопрос, заодно позволяя своим глазам еще немного полюбоваться этим телом, от которого она с каждым днем зависит все больше и больше.
– Ей нужно проконсультироваться у психиатра, – отвечает Квентин. – У хорошего, желательно. Я могу порекомендовать тебе одного, если хочешь. Но самым трудным будет убедить ее к нему обратиться. Если она не осознает своей проблемы, она откажется.
Квентин вылезает из душевой кабины, Кароль протягивает ему полотенце.
– Спасибо… Она же твоя лучшая подруга, ты наверняка сумеешь ее уговорить, верно?
– Я уже пробовала, но ее с места не сдвинешь. Я даже уверена, что Бертран потому ее и бросил.
– Возможно. Не исключено, что он испугался.
Он обнимает Кароль, целует ее в шею. Та закрывает глаза, мечтая о продолжении.
– А ты меня не оставишь, да? – шепчет она.
– Никогда… А теперь мне действительно пора. Мои милашки-больные ждут меня!
– Как им повезло!
Он недоуменно смотрит на нее:
– Повезло? Быть запертыми в психиатрической лечебнице?
– Оставаться с тобой целую ночь…
* * *
Будет ли он там?
В тени, конечно же. Подстерегая малейшее ее движение.
Хлоя мечтала о прямом столкновении. Как бы ей хотелось, чтобы охотник показался. Пусть даже финальная дуэль неизбежно станет для нее фатальной.
Это желание сильнее, чем страх сойтись с ним лицом к лицу или не пережить этой встречи.
Она больше не может выносить, что он следит за ней исподтишка, укрывшись в темноте. Она хочет взглянуть ему в глаза. Наконец-то сразиться.
Враг из плоти и крови, имеющий лицо, кожу. Голос и запах.
Хотя она ни разу по-настоящему его не видела, теперь они близко знакомы. До ужаса близко. Странные связи, которые устанавливаются между жертвой и палачом.
Хлоя глушит мотор и берет «вальтер». Прежде чем выйти из машины, убирает его в сумочку. Фонарь по-прежнему не горит, улица погружена в тревожную полутьму.
Отныне все стало тревожным. Любая частица мрака, день, занимающийся над неизвестностью, самый незначительный шум… Таковы будни жертвы. Быть прежде всего мишенью и только потом личностью. И задавать себе леденящий вопрос среди многих прочих: как он меня убьет? Медленно? Быстро?
Бесконечная агония или мгновенная смерть?
Судя по всему, он предпочитает действовать не спеша. Что заставляет предполагать худшее…
Хлое не терпится оказаться в доме. Она оглядывает сад, опускает руку в сумочку. Ее пальцы касаются металлической рукояти. Это успокаивает.
Медленно идет к крыльцу. Несмотря на влажный холод, у нее чувство, будто она горит изнутри. Она впрыснула себе дозу мужества. Даже если он приходил, пока ее не было, то уже ушел. Давно испарился.
Но, едва поставив ногу на первую ступеньку, она видит его.
Какую-то долю секунды она задается вопросом, действительно ли он здесь или у нее видения.
Незнакомец, сидящий на каменном парапете у двери, встает. Он огромный, одет во все черное.
– Добрый вечер, – говорит он глухим голосом.
Глава 33
У Хлои чувство, будто она получила удар кулаком в живот, дыхание прерывается.
Как она ждала и боялась этого момента.
Она едва различает его лицо. Но в слабом свете видны его глаза. Ужасающие.
Правило номер четыре: стрелять без предупреждения. Стрелять, чтобы убить.
Мужчина делает шаг со ступеньки, Хлоя выставляет перед собой «вальтер».
Он тут же застывает.
– Успокойтесь!.. Меня зовут Александр Гомес, я офицер полиции. Немедленно опустите оружие.
Говоря это, он делает легкое движение рукой, чтобы достать что-то из куртки. У Хлои в голове взрывается ослепительная вспышка.
Стрелять без предупреждения. Стрелять, чтобы убить.
Он или я.
Она нажимает на спуск. Но ничего не происходит.
Гомес сбегает со ступенек и отбирает у нее оружие – Хлоя не успевает понять, каким образом.
– Вы что, сдурели?! – орет он. – Я же сказал вам, что я из полиции!
Он засовывает пистолет за ремень джинсов, сует ей под нос свое полицейское удостоверение. Хлоя видит три полосы. Триколор.
Три цвета.
Синий, белый, красный.
Три слова.
Арест, суд, тюрьма.
Она только что попыталась прикончить копа и сейчас точно потеряет сознание.
– Я ждал вас, – продолжает Александр, убирая свою карточку во внутренний карман куртки. – А поскольку ворот не было, я позволил себе войти.
Хлоя продолжает молчать, совершенно остолбенев.
Я чуть не убила полицейского. Я достала при нем оружие. Мне конец.
– Я хотел бы с вами поговорить, – добавляет майор. – Мы можем пройти в дом?
Поскольку она никак не реагирует, он берет ее за руку и подводит к входной двери.
– Откройте, пожалуйста.
Он забирает у нее из рук ключи и решительно подталкивает ее внутрь. Когда дверь захлопывается у них за спиной, Хлоя вздрагивает. Ладонь опять смыкается на ее руке, Гомес ведет ее в гостиную, нащупывает выключатель и силой усаживает на диван. Она напоминает безвольную восковую куклу.
Все еще в шоке.
Александр открывает разные дверцы, пока не находит нужную – дверцу бара. Берет стакан, наливает на два пальца «Отар 1795»[17].
– Выпейте, думаю, вам необходимо взбодриться.
Она послушно пьет, по телу проходит волна жара.
Гомес кладет «вальтер» на журнальный столик, устраивается в кресле напротив.
– Ну как, получше? Вам хоть не станет дурно?
– Я чуть вас не убила, – слабо лепечет Хлоя.
– Вот уж вряд ли, – отвечает коп с насмешливой улыбкой. – Прежде чем стрелять, следует взвести курок. К счастью для меня, вы не умеете пользоваться оружием.
Его улыбка исчезает так же быстро, как появилась. Он слегка наклоняется вперед, словно желая вбить каждое слово ей в череп.
– Иначе я был бы мертв.
– Я знаю, что следует взвести курок. Я просто забыла, запаниковала… Вы хотите меня арестовать?
Он пожимает плечами, разглядывая ее дом.
– А почему бы и нет, – непринужденно замечает он. – У меня есть за что закатать вас за решетку на неопределенный срок.
Хлоя опять едва не лишается чувств. При одной только мысли, что может оказаться в тюрьме.
– Я подумала, что это… он.
– Не сомневаюсь. Именно о нем я и пришел с вами поговорить.
Он снова смотрит на нее своими сумасшедшими глазами. Похожими на мощные челюсти, готовые ее разорвать.
– Мне очень жаль, что я вас напугал, мадемуазель. Это не входило в мои намерения.
Быстрыми и точными движениями он разряжает «вальтер», высыпает боеприпасы себе в карман.
– Другие есть?.. Другие обоймы еще есть?
Хлоя на секунду заколебалась.
– Нет, – заверяет она. – Это старое оружие, оставалась только одна обойма.
Он настаивает, не сводя с нее глаз.
– Знаете, я ведь могу и дом обыскать. Так что лучше сказать мне правду.
Его голос сочится угрозой, пламя продолжает сжигать Хлою изнутри. Однако она уперлась и стоит на своем. Раз уж она так влипла… Покушение на жизнь копа.
– Я говорю вам правду.
– Ладно, – уступает Александр, усаживаясь поглубже в кресло. – Расскажите мне все, с самого начала. Я прочитал обе записи в журнале, теперь мне нужны подробности.
– Вы заинтересовались моим делом? – удивляется она.
– А почему, по-вашему, я здесь? – парирует Александр, выдавая еще одну из своих знаменитых сардонических улыбок. – Чтобы выпить аперитив?
– Но тот коп… полицейский…
– Можете говорить коп, это не оскорбление, – соглашается Александр.
– Полицейский, который принял меня, сказал, что не может открыть дело.
– Это мне решать. Так что расскажите, ладно?
Хлоя кивает, отпивает еще один глоток коньяка, чтобы набраться мужества. Этот тип производит сильное впечатление. Его взгляд настолько выбивает из колеи, что ей не удается смотреть прямо на него. Поэтому она опускает глаза. Слова никак не приходят, ее собеседник словно выточен из камня. Не позволяет себе ни малейшего признака нетерпения.
– Как это началось? В какой момент? – спрашивает он, подбадривая ее.
– Однажды вечером он пошел за мной на улице…
Она уносится мыслями в недавнее прошлое, погружаясь в тяжелые воспоминания. И с этого момента говорит не останавливаясь. Время от времени поднимает голову и тут же снова ее опускает.
Недели снедающей тревоги, пожирающего страха. Она не упускает ни одной детали, даже разрыва с Бертраном. Даже попытки самоубийства.
Полное впечатление, что она читает монолог у крепостной стены. Но она чувствует, что он ее слушает. Пусть он не делает никаких записей, но фиксирует каждое ее слово, каждый жест.
Наконец долгая исповедь заканчивается. Последовавшее молчание длится долгие минуты. И становится тягостным.
– Вы сумасшедшая? – внезапно спрашивает Гомес.
Хлоя поднимает голову:
– Простите?
– Я спрашиваю, сумасшедшая ли вы, – спокойно повторяет Александр.
Он видит, как лицо молодой женщины меняется, становясь невероятно жестким. Силы возвращаются к ней с чудесной быстротой.
– Вы мне не верите, да? Вы думаете, я просто спятила?
– Не отклоняйтесь от темы. Ограничьтесь ответом на мой вопрос, прошу вас.
Она готова взорваться. И выставить его manu militari[18] из своего дома.
– Нет, я не сумасшедшая! – кричит она, вскакивая с дивана.
Она принимается расхаживать взад-вперед, чувствуя на коже его взгляд. И на душе.
– Я вовсе не чокнутая, черт! Этот тип действительно существует! И я по горло сыта копами, с которыми только время теряю, потому что они не способны понять, что я в опасности!
Она ждет ответной реплики, но впустую – Гомес невозмутим.
– Этот тип хочет меня прикончить, вы слышите? – чеканит Хлоя. – Он хочет убить меня или еще того хуже!
В ответ по-прежнему тишина. Тогда Хлоя дает волю гневу:
– Вы все просто сборище никчемных недоумков!.. Убирайтесь отсюда!
Он не сдвинулся ни на миллиметр, продолжая внимательно следить за каждым ее движением.
Гнев Хлои спадает сам собой, она снова усаживается напротив копа.
– Я уже ничего не понимаю, – тихо говорит она. – В конце концов, не исключено, что я действительно спятила…
Новая улыбка Гомеса. Но на этот раз без всякой иронии. Настоящая улыбка.
– Я вам верю, – говорит он. – Думаю, этот тип существует и желает вам зла.
Она в изумлении смотрит на него, пытаясь понять, что за игру он ведет.
– Зачем тогда вы спрашивали, не сумасшедшая ли я?
– Чтобы узнать, так это или нет. Но сам факт, что вы не исключаете возможность того, что вам все привиделось, доказывает, что вы в своем уме. Ну, насколько это вообще бывает.
Она делает легкое движение головой, выдающее ее раздражение, – Гомес находит его до чертиков сексуальным.
– У вас странные методы!
– Ладно, я должен задать вам несколько вопросов.
– Давайте… Хотите выпить?
– С удовольствием, – отвечает Александр.
Хлоя направляется к бару, он по-прежнему не отрывает от нее глаз. Будто глубоко зондируя ее. Она до странности напоминает Софи, оставаясь совершенно иной.
– Что вам больше по вкусу?
– Виски. Без льда.
– Я думала, что копы никогда не пьют при исполнении.
– И что у кур есть зубы?
Пока она ему наливает, он закуривает, даже не спросив разрешения. Хлоя ставит перед ним пепельницу и стакан с односолодовым виски.
– Спасибо, мадемуазель Бошан.
Она опять устраивается напротив, пытается выдержать его взгляд. Поразительно, насколько это трудно.
– У кого были ключи с того момента, как вы поменяли замки?
– У Фабьены, моей домработницы. И у Бертрана, моего бывшего.
– Вы что, дарите свои ключи на дни рождения?
Задетая за живое, Хлоя мгновенно парирует:
– С домработницей мне кажется вполне логичным…
– Допустим. А ваш бывший?
– Ну, чтобы он чувствовал себя здесь как дома.
– И вы не забрали ключи, когда он вас бросил? – удивляется Александр.
Бросил… Ранящее слово. У этого мужлана ни грана такта. Хотя Хлоя поняла, что он достаточно тонок.
– Нет, – признается она. – Я думала, мы снова будем вместе.
– Хм… Интересно, что он сам не предложил их вернуть.
– Он здесь ни при чем.
– Правда? Откуда такая уверенность?
Она не находит ответа, убедительного с точки зрения копа.
– Я знаю, и все.
– Ничего вы не знаете, Хлоя. Но вы из тех, кто считает, будто знает все.
Такими темпами он сейчас снова выведет ее из себя. Пока она худо-бедно сдерживается. Раздираемая противоречивыми желаниями – укусить или укрыться в его объятиях.
Этот человек ее спаситель, она уверена.
– Я должна забрать ключи, да?
– Слишком поздно. У него было время сделать дубликат. Придется снова поменять замки и больше не раздавать ключи налево и направо… Другими словами, не давать их вообще никому.
– Но домработнице я должна…
– Никому, понятно? Придумайте что-нибудь.
– Хорошо, – уступает Хлоя, уже прикидывая в уме нечто прямо обратное.
Как заставить понять этого упертого копа, что Фабьена не обладает даром проходить сквозь двери и совершенно исключено, чтобы она хоть пальцем шевельнула вечером или в выходные?
– Я опрошу соседей, – продолжает Александр.
– Это обязательно? – спрашивает молодая женщина.
– Я должен знать, не видели ли они, как кто-то заходил к вам в ваше отсутствие.
– А вы снимете отпечатки пальцев? Он наверняка здесь все трогал.
– На мой взгляд, этот тип похож на кого угодно, только не на идиота. Так что вряд ли он оставил визитную карточку.
– Но…
– Перчатки не для собак придуманы, – обрывает ее майор. – Зачем терять время.
Гомес прикуривает новую сигарету. Хлоя удерживается от того, чтобы открыть окно.
– Дайте мне чек от кредитной карты, от тех покупок.
– У меня его больше нет. Я достала его из сумочки, когда была у Бертрана, чтобы показать ему. И забыла там.
– Попросите, чтобы он вам его вернул, мне это может оказаться полезным… А теперь расскажите немного о вашем бывшем. Бывшем муже, я имею в виду.
Он чувствует, что даже простое упоминание об этом человеке ей глубоко неприятно. И его это устраивает. Ему хочется сбить с нее спесь, чтобы она слезла со своего пьедестала.
– Мы прожили вместе семь лет, из них пять были женаты. Он… Мы…
– Не спешите, – говорит Гомес.
Она делает глубокий вдох.
– Вначале все было чудесно. Но быстро испортилось. Он… у него начались неприятности на работе и… он начал пить.
Она замолкает, делает еще глоток коньяка.
– Мне трудно об этом говорить, – признается она.
– Я помогу вам, – предлагает Александр. – Он начал поддавать и, когда перебирал, становился грубым. Неконтролируемые жесты, угрозы… Дошло до пощечины. Вы прощали его, много раз… наверное, он даже раскаивался, клялся, что никогда больше не будет. Только всякий раз начинал по новой. Все более и более жестоко. Пока вы не оказались в больнице.
– Откуда вы все это знаете? Вы нашли мою жалобу?
Он снова улыбается, довольный произведенным эффектом.
– Нет. Но саму историю я знаю наизусть. Классический случай! Сколько времени в больнице?
– Месяц. У меня были переломы. Его посадили, он провел два месяца в тюрьме.
– Потом вы его видели?.. Не стыдитесь признаться, если так и есть. Вы с ним снова переспали после этого?
– Нет, ни за что! Мой адвокат сделал все, что нужно, для развода. Я больше его видеть не желала.
– Иначе вы бы снова поддались, да? – предполагает Гомес.
Она ерзает на диване, пальцы мнут валик.
– Не думаю, нет.
– По-вашему, это может быть он, ваш загадочный преследователь?
– Сначала я так и подумала. Но… теперь не знаю.
– Я наведу о нем справки, посмотрим, где он теперь обретается… Скажите, Хлоя, вы по-прежнему любите его?
Она сжимает челюсти.
– Нет.
– Вы совсем не умеете врать. А Бертран, его вы любите?
– С чего такие вопросы? Не вижу связи…
– Мне нужно знать некоторые вещи, чтобы определиться с ситуацией, определиться с вами.
Он на мгновение замолкает, вертя в пальцах пачку «Мальборо».
– Вам есть что скрывать, Хлоя?
Ей все хуже и хуже, она вытирает ладони о юбку. Потом смотрит ему в глаза.
– Я убила свою сестру.
Гомес воспринимает ее заявление, не дрогнув.
– Ей было восемь лет, мне одиннадцать. Я должна была приглядывать за ней, а вместо этого потащила ее играть в опасные игры. Она… Она упала, сломала себе позвоночник и разбила голову. Теперь она овощ.
Гомес размышляет, прежде чем двинуться дальше по этой скользкой дорожке.
– И как вы справляетесь с чувством вины?
Хлоя не отвечает. Да и зачем?
– Может, чтобы наказать себя, вы и согласились стать боксерской грушей для бывшего мужа, а?
– Вы коп или психиатр? Психиатр-любитель, – уточняет Хлоя оскорбительным тоном.
Он ограничивается улыбкой. Когда она становится циничной, это придает ей еще больше очарования. Заставляет вспыхнуть ее янтарные глаза.
– Моя жена ушла из жизни несколько недель назад, – внезапно бросает Александр.
– Мне очень жаль. Но зачем вы мне это говорите?
– Вы похожи на нее. Именно поэтому я и заинтересовался вашим делом.
Хлоя белеет.
– Я вспомнила вас… Мы столкнулись в комиссариате, да?
– Точно.
Он встает, Хлоя за ним.
– А я убил своего лейтенанта меньше недели назад. И плохо справляюсь с чувством вины.
Странный тип этот коп.
– Из-за моей безответственности он сейчас между жизнью и смертью. Они отрезали ему ногу, у него куча переломов и, конечно же, поражен мозг. Ему двадцать пять лет.
Хлоя не знает, что сказать. Смотрит, не двигаясь, как он идет к входной двери. Потом внезапно бросается за ним:
– Комиссар! Не оставляйте меня одну. Мне страшно.
Гомес оборачивается, улыбается:
– Я всего лишь майор. Заприте дверь и подоприте ручку спинкой стула. Или езжайте в гостиницу, если хотите… Я простой коп, не забывайте. Не психиатр и не телохранитель.
Тем не менее он протягивает ей свою визитку:
– При малейшей опасности звоните без колебаний. Мобильник у меня всегда включен.
Она берет карточку, долго ее разглядывает. Удивлена, что там обозначены все его координаты. Адрес, домашний телефон, мобильный.
– Спасибо, майор Гомес.
– Меня зовут Александр.
– А… ваша жена, вы с ней долго прожили?
– Восемнадцать лет… Доброй ночи, Хлоя.
Она смотрит, как он спускается по ступенькам крыльца, потом поворачивает щеколду. Несколько минут стоит, прислонившись к двери, с застывшей на губах грустной улыбкой.
По крайней мере, она больше не одна.
Новый игрок на поле, вмешался в партию.
И ты решила, что спасена. Думаешь, нашла союзника, достаточно сильного, чтобы побороть меня…
И опять ты ошиблась, мой ангел.
Никто и ничто не встанет между нами.
Могу тебе в этом поклясться.
Это партия для двоих. Только ты и я.
И пусть победит сильнейший.
А сильнейший – это я.
Глава 34
Устроившись в гостиной с кофе и сигаретой, Гомес заново изучил жалобы, которые старый друг передал ему в начале дня.
Лора Паоли, загадочная жалобщица, написала их четыре, не считая трех записей в книге учета. Было из-за чего прослыть чистым геморроем или клинической психопаткой.
Событиям на сегодняшний день уже около четырнадцати месяцев, судя по дате, когда Лора впервые появилась в комиссариате Ивелина.
Факты… Мужчина, который преследует ее на улице, пешком или на машине. Мужчина, которого она не может подробно описать. Который специально делает так, чтобы она его заметила. Но только заметила.
Одетый в черное, скорее высокий.
Скорее худой, вот и все приметы.
Предметы, которые перемещаются в ее квартире, пока она отсутствует, а то и пока спит. Одни из них исчезают, чтобы чудесным образом возникнуть снова несколькими днями позже. Отключенное электричество, потом телефон.
Без всякого сомнения, Лора Паоли пережила то, что сейчас переживает Хлоя Бошан.
Ремейк тех же мучений.
Главное, узнать, чем же закончилась та история. Об этом в досье ни слова. Ведь никакого серьезного расследования не было. Все жалобы подшивались и отправлялись в архив.
Но Гомес всегда не очень верил в хеппи-энды. Пессимист по натуре.
Он закрыл папку и поглубже устроился в кресле. Кофе остыл, сигарета догорела.
Завтрашняя программа ему ясна. Отыскать Лору Паоли, если только она не сбежала на необитаемый остров, и допросить ее. Найти точки соприкосновения между одинокой тридцатилетней девицей, живущей в окружении своих кошек, и Хлоей Бошан.
Возраст существенно различается, у двух жертв разные профессии и разное социальное положение, поскольку Лора на момент происшествий работала в супермаркете. Кассирша против будущего генерального директора крупного рекламного агентства…
Александру хотелось бы глянуть на фотографию Лоры. Увидеть, так ли она красива, как Хлоя.
Хлоя… Лицо которой не шло у него из головы. Оно накладывалось, словно калька, на лицо бесценной покойной жены.
Подступили слезы, и он не постарался их удержать.
Урна, полная пепла. Вот что осталось от тебя. Что останется от нас.
Этот пепел, мне кажется, у меня во рту, в горле. Он затянул весь мир мерзкой серой пеленой. Отняв у меня вкус к чему бы то ни было, вкус к жизни. Но хуже всего, наверное, боль. Которая с каждым днем тоже покрывается пеленой.
Потому что я привыкаю к твоему отсутствию. Потому что боюсь забыть, что ты была. И кто я на самом деле.
Без тебя я просто ничто.
* * *
Хлоя вешает трубку, ждет секунду, потом набирает номер снова. Она знает, что он не ответит, его мобильник явно выключен. Не важно; она не устает слушать его голос, повторяющий текст, надиктованный на автоответчик.
Отныне это все, что она может от него получить. Несколько слов, предназначенных не ей, которые она слушает раз за разом. Теплый низкий тембр, которого ей так не хватает.
Она звонит уже третий раз за ночь. Со скрытого номера, конечно. Но, ожидая с замиранием сердца, когда прозвучит: Вы позвонили на номер Бертрана, она вдруг с удивлением слышит звонок, а потом самого Бертрана, сразу снявшего трубку.
Его настоящий голос как электрошок.
– Алло?
Ее сердце взмывает ввысь, карабкаясь по крутому склону, по коже пробегает дрожь.
– Алло? – повторяет Бертран.
– Это я.
– Хлоя?
Ей кажется, что она слышит вздох, но трубку он не вешает. Хоть так.
– Мне нужно было с тобой поговорить, – добавляет она.
– Ты на часы посмотрела?
Хлоя костенеет на своем диване.
– Я хотела забрать свои ключи, – сухо говорит она. – И тот банковский чек, который оставила у тебя в прошлый раз.
– И ты мне звонишь из-за этого в полночь?
– У меня очень загруженные дни.
Он усмехается, она чувствует, как ее мускулы напрягаются еще больше.
– Ты мог бы мне их завезти? – не сдается она, добавляя немного сладости в интонацию. – Или я могла бы зайти к тебе, если хочешь…
– Ни то ни другое. Я все брошу в почтовый ящик. Завтра, обязательно.
Как ни глупо, такой вариант не пришел ей в голову.
– Тебе так тяжело меня видеть?
– Нет. Но по-моему, так будет лучше.
– А я вот с удовольствием с тобой повидалась бы. Это… действительно было бы мне в радость.
Она мгновенно жалеет, что позволила себе нечто подобное. Снова прогнуться ниже некуда.
– Ладно, – отвечает Бертран. – Я заеду к тебе. Скажи во сколько.
Она едва не кричит от восторга, лицо освещается улыбкой.
– В половине девятого, пойдет?
– Отлично. Спокойной ночи, Хлоя.
Он разъединяется, она дает волю ликованию. Она так и знала, что рано или поздно он по ней тоже соскучится. Это было неизбежно. Это было предопределено.
Хлою Бошан так не оставляют.
* * *
Ощущение, что стоит мороз. Что простыни мокрые, ледяные. Что сердце сейчас взорвется.
Руки сжимаются, ногти вонзаются в плоть. Ноги сводит судорогами. Ее мускулы напряжены, челюсти сжаты, дыхание прерывистое.
Хлоя смиряется. Она откидывает одеяло, чувствует, как холод впивается в кожу. Быстро накидывает халат, сует ноги в тапочки.
Выйдя на кухню, первым делом устремляется к дверце шкафа. Того, где лежат спасительные таблетки от тахикардии, замедлители сердечного ритма. Руки так дрожат, что она с трудом открывает тюбик.
Она запивает лекарство большим стаканом воды и остается стоять, опираясь о край раковины.
Глаза обращаются на стенные часы: половина четвертого.
Долгая бессонная ночь.
Ей дико хочется выпить.
Что угодно, лишь бы заснуть. Даже удар дубинкой по голове был бы кстати.
Отключиться любым способом.
Ей необходимо закрыть глаза, уйти в сон. Но тело категорически отвергает объятия Морфея.
Она мечтает о снотворном, уже забыв, что оно чуть ее не убило. За неимением лучшего она склоняется к успокоительному, прописанному невропатологом. Не так действенно, но выбора нет.
Принимает сразу две. Секунду колеблется и глотает еще две.
В конце концов, он же сказал, что оно не очень сильное.
Вместо того чтобы вернуться в спальню, направляется в гостиную и останавливается у бара.
Нет, Хлоя. Вспомни, правило первое: никогда больше не пить, всегда сохранять контроль.
Она отходит, возвращается. Ее словно притягивает магнитом.
– Один-единственный стаканчик!
Вместе с успокоительным это, возможно, поможет ей проспать несколько часов.
Бутылка уже в руке. Этот чертов виски.
Стакан не нужен, можно выпить и прямо из горлышка. Всего несколько глотков, не больше.
Еще один. Два, три…
Какая гадость.
Она убирает бутылку, запирает дверцу бара на ключ, вытирает губы рукавом халата. Она ненавидит себя, считает жалкой.
Старательно не глядя в зеркала, идет в спальню и забирается под одеяло.
Дрожь сотрясает ее от головы до пяток. И это длится нескончаемые минуты.
Потом происходит небольшое чудо. Тело расслабляется, хотя сердце продолжает бешено колотиться. Вот она снова в той лодке, ее несет легкий чудесный ветер. Она улыбается в пустоту.
Бертран придет завтра. Он обнимет меня. Он не сможет устоять, я уверена. Ни один мужчина не может устоять передо мной.
Мы будем вместе, снова.
Лодка вращается все быстрее. Легкий ветер медленно перерастает в тропическую бурю. В ураган, в циклон.
Вместо того чтобы заснуть, Хлое кажется, что она проснулась и теперь бодрее бодрого. Все ее чувства обострены, мозг набирает обороты со скоростью центрифуги.
Потом возвращается спокойствие. Сознание мягко отплывает. Куда-то вдаль. В неизвестном направлении.
Путешествие по вытянутой кривой. Бесконечная петля, по которой она скользит. Потом ее заносит.
Это длится часами, чего она даже не осознает.
Бертран рядом, потом его сменяет тот коп с сумасшедшими глазами. Потом мужчина в черном, чье лицо она не может разглядеть. Она балансирует на грани сна и реальности, уже не зная, спит она или бодрствует. Открыты у нее глаза или закрыты.
Она кружится, все быстрее и быстрее. Уходит, все дальше и дальше.
Так далеко, что не слышит, как открывается дверь.
Не слышит мягких шагов в коридоре. Она так далеко, что не видит, как Тень появляется на пороге ее спальни.
– Добрый вечер, мой ангел…
Глава 35
Гомесу не хватило мужества заехать в больницу.
Да и зачем, в сущности? Слышит ли Пацан его долгие молитвы, замечает ли его присутствие за стеклом?
Александр предпочел с головой уйти в новое расследование. В эту сумасшедшую историю.
Очень подходящее дело; он и сам постепенно сходит с ума.
Спасти Хлою, пока не станет слишком поздно. Спасти хоть кого-то.
За последнее время он оставил за собой столько трупов.
Он выбирается из машины, проходит несколько метров, ища нужный номер. Скромный домик в рабочем квартале Сарселя. Прилепившийся к соседним, окруженный густым частоколом высоток и скрытый в их недружелюбной тени. Крошечный дворик с тремя горшками цикламенов, которые, как могут, изображают цветущий сад.
На почтовом ящике никакой Лоры Паоли. И все же Гомес нажимает на звонок и терпеливо ждет. Никто не отвечает. Многообещающее начало поисков!
Он доходит до соседнего дома, снова пытает удачу. На пороге появляется пожилая дама в пестром халате. Цветочный рынок в одном лице.
– Что такое?
– Судебная полиция, мадам!
Он предъявляет свою карточку сквозь завитки ограды. Старушка осторожно подходит ближе.
– Я офицер полиции и хотел бы задать вам несколько вопросов.
– Полиция? Но что случилось?
– Ничего серьезного, не тревожьтесь. Не могли бы вы открыть?
– Там открыто… Замок сломался.
Гомес толкает створку, пытается улыбнуться хозяйке. Он знает, что выглядит пугающе, и, судя по лицу бабульки, она действительно в ужасе. И то сказать, она такая маленькая и сгорбленная, что едва доходит ему до пояса.
Он вдруг кажется себе косматым великаном. Этаким взлохмаченным пещерным медведем.
– Не бойтесь, мадам. Простое расследование по соседству… Можно зайти?
Она все еще в нерешительности, Александр снова улыбается с риском вывернуть себе скулы. Тренировок отчаянно не хватало, теперь ломота обеспечена.
Внутри темно и бедно, но чистенько и приятно пахнет.
– Я как раз завтракала, хотите кофе?
– С удовольствием, мадам. Большое спасибо.
Побольше меда в голосе, мягкости в движениях. Завоевать ее доверие.
– Как у вас мило, – заявляет он.
Она приносит ему свою бурду в большой, чуть выщербленной кружке. Оба устраиваются в гостиной за столом, покрытым древней клеенкой в красно-белую клетку. Гомес уже давным-давно не видел ничего подобного.
– Я ищу женщину, которую вы наверняка знали: Лору Паоли.
– Лору?
– Да, вашу соседку.
– Бывшую соседку, – поправляет его старая дама. – Она уже давно здесь не живет.
– А вы знаете, где я могу ее найти?
– Нет, месье.
– Почему она уехала?
– Она потеряла работу и больше не могла платить за аренду дома. Нашла себе маленькую студию где-то в районе вокзала. Кстати, она оставила мне своих кошек.
– А где она тогда работала?
– В супермаркете «Карфур». Который в большом коммерческом центре, на въезде в город… Представляете, где это?
Гомес подтверждает движением подбородка.
– Когда она съехала из дома?
– Погодите, дайте подумать… Уже месяцев шесть назад. Может, больше. Время летит так быстро…
Она слабо взмахивает рукой, пытаясь изобразить бешеный ход времени.
– Она давала о себе знать после того, как сменила жилье?
Старушка неловко поправляет волосы изуродованной артритом левой рукой.
– Нет, ни разу. Можете себе представить? Ни звонка, ничего. Даже не узнавала, как Митуфль. Это старшая из ее кошек. И она в плохом состоянии, между прочим. Старость не радость, знаете ли… наверно, мне нужно пойти одеться, – вдруг спохватывается она.
Она застегивает все пуговки халата, Гомес нежно ей улыбается.
– Вы в полном порядке, не беспокойтесь. Это я вломился ни свет ни заря, простите, пожалуйста… А перед тем, как Лору уволили, вы не замечали чего-то необычного? Она не изменилась? Не казалась испуганной?
– Она уже не так часто улыбалась, это верно. Я подумала, что у нее проблемы. Можно сказать, она была грустной. Я практически больше не видела ее в саду. Она закрывалась у себя даже в выходные дни.
– А она не рассказывала вам, из-за чего стала грустной?
– Нет.
– К ней кто-нибудь приходил?
– Вначале у нее был парень. Но потом я его больше не видела. Может, он бросил ее, вот она и упала духом.
– Действительно, вполне возможно.
– А почему вы разыскиваете мадемуазель Лору?
– Мне нужны ее свидетельские показания по одному старому делу, – говорит Гомес, вставая. – Во всяком случае, вы очень мне помогли. И за кофе тоже спасибо. Очень вкусный.
В рот взять невозможно, несусветная горечь. Как она умудряется выжить, вливая в себя такое каждое утро?
Александр направляется к выходу, хозяйка семенит за ним, стараясь не отстать.
– До свидания, мадам.
– До свидания, месье. Скажите… Если вы ее найдете, можете дать мне знать? Лора была такой милой…
– Постараюсь, – обещает он.
* * *
Совершенно особый момент. Извилистый путь от грез к яви. Медленное высвобождение из снов, сознание стремится взять верх. Тело Лизы в последний раз летит в пустоту и разбивается у ее ног. Только тогда Хлоя просыпается.
Боль опоясывает лоб, как будто тиски сжимали ее череп на протяжении многих часов.
Она садится на край кровати; веки как свинцом налились, ноги ватные.
Он снился ей ночью. Образы уже рассеиваются. Становятся смутными. И скоро погрузятся в мучительные архивы ее подсознания.
Но она прекрасно помнит, что Тень присутствовала в ее кошмарах и разговаривала с ней. Только она уже забыла слова. Зато осталось чувство, что она совсем рядом, ощущение ее присутствия.
Она смотрит на будильник, ей требуется целая секунда, чтобы осознать, что уже девять.
– Черт!
Хлоя кидается в ванную, окунает в воду онемевшее лицо.
В голове стучит, как будто что-то пытается оттуда выбраться. Или забраться вовнутрь. Наверняка тошнотворный результат коктейля из виски с транквилизаторами.
Большой сбор в десять часов с Пардье и высшим руководством. Ежемесячный совет директоров.
Она плюет на завтрак, только проглатывает лекарство, вихрем принимает душ и одевается как по тревоге. Взмах щеткой для волос, и вот она уже сбегает по ступенькам. Подкрасится в машине.
Половина десятого. Еще есть шанс приехать вовремя.
«Мерседес» срывается с места, его чуть заносит на повороте из-за мокрой дороги и большой скорости. Светофоры без всякой жалости раз за разом загораются красным.
Девять сорок пять. Седан выезжает на автостраду.
Через сто метров первая пробка. Вереница стоп-сигналов, уходящая за горизонт.
– О черт! – снова выходит из себя Хлоя.
Кончено: она опоздает. И еще раз выставит себя на всеобщее обозрение.
* * *
Коммерческий центр просыпается. Магазины еще не подняли шторы. Только супермаркет открыл свои двери ранним клиентам.
Гомес подходит к справочной стойке, достает свое удостоверение вместо «здравствуйте».
– Мне нужно увидеть кого-нибудь из начальства.
Администратор переводит на него глаза вареной трески.
– Какого начальства?
Гомес вздыхает. Старушкин кофе жжет ему внутренности почище любой сивухи.
– Директора, если вам так понятней. И срочно.
– Директора? Но… его нет. Еще не пришел.
– Ладно, тогда завперсоналом.
– А по какому поводу?
Спокойно, Алекс. Эта несчастная дуреха ни при чем.
Он улыбается, смотрит ей прямо в глаза. Она тут же покрывается мертвенной бледностью.
– Полицейское расследование, душа моя. Поэтому доставьте мне такое удовольствие, позвоните ему немедленно.
Она хватается за телефон, извиняется, прежде чем объявить плохую новость.
Здесь полиция, месье.
Завперсоналом незамедлительно выбирается из своего кабинета, спускается, пожимает руку Гомесу. Рукопожатие вялое, как переспелый инжир. И сопровождается пронырливым взглядом.
– Месье Пастор, заведующий персоналом, – торжественно объявляет он.
– Майор Гомес, Судебная полиция. Ничем не заведую.
Месье Пастор, заведующий персоналом, чуть отступает назад, столкнувшись с такой дерзостью собеседника.
– Чем могу вам помочь?
– У вас есть кабинет?
– Разумеется! – восклицает завперсоналом с улыбкой, которую Гомес находит омерзительной.
Решено: если уж срывать сегодня на ком-то накопившуюся злость, пусть будет этот субъект. Высокомерный, самодовольный. Безукоризненно отглаженная рубашка, чудовищный галстук и начищенные до блеска туфли.
Идеальная добыча.
– Ну что ж, показывайте дорогу, я за вами.
– У вас есть ордер?
Будь он в другом настроении, Александр расхохотался бы.
Но он не в настроении. К тому же скулам и без того досталось.
– Ордер, чтобы пройти в ваш кабинет? А почему не королевская печать?
– Но ведь…
– Ведь что? Я должен задать вам несколько вопросов. Если вы предпочитаете, я могу пригласить вас посетить мою бригаду в симпатичном белом автофургоне с синей мигалкой. У нас его зовут автозаком или мусоровозкой. Ну а мусор для вас дело привычное, верно? Впрочем, как вам будет угодно…
Администратор за стойкой отворачивается, чтобы втихаря прыснуть.
– Хорошо, идите за мной, – капитулирует завперсоналом.
Через несколько минут они уже в пресловутом кабинете, больше похожем на куриную клетку, из которой открывается вид на гигантский дворец сверхпотребления.
– Желаете кофе? – предлагает Пастор, с которого градом льет пот.
– Нет, спасибо. Стоит глянуть на ваш галстук, как меня тянет блевать.
– Вы всегда такой грубый? – возмущается завперсоналом.
– Нет, иногда куда хуже, уверяю вас.
– Понимаю… так чем я могу быть вам полезен?
– Как давно вы работаете здесь? – приступает коп.
– Скоро будет девять лет.
– Отлично. Имя Лора Паоли вам о чем-то говорит?
Завперсоналом напрягает мозги, которые из-за раннего часа пробуксовывают на холостом ходу.
– Уволена около года назад, – добавляет Гомес. – Работала здесь кассиршей.
– Возможно… Я не очень помню.
– А вы припомните, – настаивает майор. – Или найдите ее дело.
– Могу ли я узнать, почему она вас заинтересовала?
Александр чувствует, как последние крохи терпения испаряются из его организма.
– Давайте я вам объясню основной принцип: вопросы задаю я. А вы отвечаете. Это просто, верно? Даже пятилетний ребенок способен понять. Итак, если вы не помните Лору Паоли, принесите ее дело. И побыстрее.
– Не будьте так агрессивны, месье! – встает в позу завперсоналом.
– Я совершенно не агрессивен. Пока. Но если вы настаиваете, за мной не заржавеет.
Он погружает взгляд в бегающие глазки начальника отдела кадров. Пятидесятилетний извращенец с дряблыми щеками и искусственным загаром, который наверняка вдоволь тешится тем, что гоняет свою армию кассирш.
Завперсоналом осознает, что лучше как можно быстрее избавиться от этого грубого субъекта, и начинает торопливо рыться в папках, расставленных в шкафу. Наконец он находит досье Лоры, лежащее в коробке с архивами.
Кладет его на стол, торопливо пролистывает. Гомес понимает, что вся эта суета совершенно излишня. Этот паршивый лицемер прекрасно помнит Лору Паоли, хотя всячески старается уверить его в обратном.
– Да, точно, она отчислена из нашего штата одиннадцать месяцев назад.
– Под отчислена из штата вы имеете в виду, что выставили ее вон… Я правильно перевел?
– Действительно, нам пришлось от нее избавиться.
Можно подумать, он говорит о своей собаке, привязанной к дереву где-то по дороге в отпуск.
– Могу я узнать почему? – продолжает Гомес.
– Увольнение за служебную ошибку.
– Поподробнее, пожалуйста.
Завперсоналом делает вид, что изучает досье. Лишь бы не встречаться взглядом с этими дьявольскими глазами.
– Неоднократные опоздания, неоднократное необоснованное отсутствие, ошибки на кассе.
– Почему?.. С чего вдруг взялись эти опоздания, отсутствия, ошибки на кассе?
– Но откуда мне знать!
– Вы же наверняка вызывали ее, прежде чем выгнать, верно? Вы должны были спросить у нее!
– Может быть… Безусловно. Кажется, я и впрямь припоминаю, что она ссылалась на личные проблемы. Но мы не можем допускать такое. У всех свои личные проблемы.
– Действительно! – насмехается Гомес. – А до этого какой сотрудницей она была?
– Нормальной, никаких претензий, – признает Пастор.
– В деле есть фотография?
Тот кивает.
– Покажите.
Наконец-то Гомес видит лицо Лоры. Красивая шатенка с изумительной улыбкой. Он отцепляет фотографию от досье и кладет себе в карман.
– Мне нужно узнать побольше, – продолжает майор. – Я должен опросить тех коллег по работе, которые были с ней близки.
Завперсоналом становится белым, как его рубашка.
– Придется повозиться, – коварно добавляет Гомес. – Это может занять несколько часов. Если только вы мне не скажете, с кем она здесь дружила. Кто мог бы помочь ее найти.
– Ну… На самом деле мне кажется, что она была очень близка с Амандой… С мадемуазель Жуане, другой нашей кассиршей.
– Она здесь?
– Сейчас посмотрю расписание.
Завперсоналом щелкает мышью, открывает таблицу.
– Аманда… Аманда… Она как раз только что заступила.
– Отлично. Велите ей подняться.
– Невозможно. Она на рабочем месте, вам надо прийти после того, как…
– Велите ей подняться, – повторяет Гомес. – Немедленно.
Пастор на мгновение подумывает, не возмутиться ли подобным поведением копа. Вызвать охрану, выставить его вон. Но в результате решает не доводить дело до скандала.
Следует телефонный звонок, и вскоре вышеозначенная Аманда входит в кабинет. На лице тревога, ей явно не по себе от вызова к этому кровопийце.
Гомес улыбается ей и представляется. Потом поворачивается к завперсоналом:
– Оставьте нас. И, выходя, закройте дверь, будьте так любезны.
Пастор опять собирается запротестовать. Гомес буквально вытесняет его, едва не оттоптав ему ноги. Он надвигается на него, вынуждая отступить в коридор. Потом захлопывает дверь у того перед носом, предлагает кассирше сесть, а сам устраивается в кресле Пастора.
– Расслабьтесь, мадемуазель… Наверняка с ним не сладко, с этим типом! – шутит он, понижая голос.
Аманда робко ему улыбается.
– Это меньшее, что можно сказать! – доверительно сообщает она. – Настоящий фашиствующий ублюдок!
– Итак, я ищу одну девушку, которую вы знаете, она работала здесь… Лора Паоли.
– Лора?
– Вы были одной из ее подруг, так?
– Да, но…
Аманда кажется ошеломленной тем, что этот человек заговорил с ней о Лоре.
– Вы знаете, где я могу ее найти? – спрашивает Гомес.
Молодая женщина кивает.
– Ну так скажите! – проявляет нетерпение майор.
– Центральное кладбище, четырнадцатая аллея.
* * *
Выходя из автобуса, Хлоя подвернула ногу. С самого утра все пошло наперекосяк.
Стиснутая плотной толпой, она направилась к переходу. Опять опаздывает. Кароль ждала ее в их любимом ресторанчике, чтобы пообедать с глазу на глаз. Они уже виделись накануне, но Кароль настояла. Мне нужно с тобой поговорить, дорогая…
На ходу Хлоя вспоминала сегодняшнее ужасное утро.
В зал заседаний она явилась с опозданием на сорок пять минут, пробормотала какие-то извинения и уселась на свое обычное место рядом со Стариком.
Она и сейчас помнила каждое слово. Каждое слово, произнесенное Пардье.
Мадемуазель Бошан! Как мило, что вы к нам присоединились! Хорошо спали, надеюсь?
Перед всеми. Перед всеми сотрудниками агентства.
Публичное унижение, худшее из наказаний. Как он посмел?
Ухмылка Матье Ферро, креативного директора. Этого молодого самодовольного козла. И Мартен на вершине счастья… Кошмар.
Совершенно выбитая из колеи, Хлоя запуталась, представляя досье на повестке дня. Ошибалась в именах, цифрах, датах. Продемонстрировав всем собравшимся свою неспособность ни подготовиться, ни сконцентрироваться.
Являя жалкое зрелище собственной некомпетентности.
Наконец показывается светящаяся вывеска ресторана, и Хлою едва не сбивает машина, когда она в неположенном месте перебегает улицу.
Она толкает дверь ресторана, переполненного и шумного. Оглядывается по сторонам: Кароль сидит в глубине. Хлоя подходит к ней, они целуются.
– Все в порядке, дорогая? – спрашивает Кароль.
– О нет… У меня было на редкость дерьмовое утро!
Хлоя вкратце излагает все перипетии сегодняшнего дня, не упоминая только, что она встала посреди ночи, чтобы выпить виски.
– Надо же, – огорчается Кароль. – Придется тебе в оставшиеся недели быть безупречной паинькой, а то Старик может и передумать насчет места…
Подруги делают официанту заказ, затем Кароль приступает к допросу.
– А не считая утреннего фиаско, как у тебя дела?
Хлоя пожимает плечами:
– Бертран придет вечером.
– Блеск! – восклицает Кароль. – Думаешь, он?..
– Ничего я не думаю. Он должен заехать, чтобы отдать мои ключи. Но я надеюсь, нам удастся поговорить. Потому что я так и не поняла, что произошло. И потом, кто знает, может, он изменит свое решение… Я думаю приготовить хороший ужин, на всякий случай. Вдруг он не устоит!
Приносят блюда, но у Хлои нет аппетита. В последнее время она ест все меньше и меньше. Бывает, за целый день не проглотит ни кусочка.
– Я много думала над тем, что ты мне рассказала в прошлый раз, – возвращается к прежнему разговору Кароль.
Хлоя чувствует, что подруге трудно подобрать слова. Что она готовится затронуть деликатную тему. Ее мускулы напрягаются – защитная реакция. Воздвигается невидимый щит.
– Тебе по-прежнему кажется, что за тобой кто-то следит?
Кароль задает вопрос очень мягко. И все равно у Хлои ощущение, что ее жестоко оскорбили.
– Кажется? – сухо возражает она. – Мне ничего не кажется. Это реальность.
– Послушай, Хло… Честное слово, я бы очень хотела тебе поверить. Мы дружим уже двадцать лет, и ты знаешь, как ты мне дорога, но я не смогла бы тебе помочь, идя у тебя на поводу.
Лицо Хлои замыкается, но Кароль все равно не может остановиться.
– Я думаю, у тебя проблема.
– Это уж точно! – иронизирует Хлоя.
– Я не шучу. Полагаю, что ты страдаешь разновидностью паранойи.
– Час от часу не легче!.. Да будет тебе известно, вчера вечером ко мне пришел офицер полиции. Вот он мне верит и воспринимает меня всерьез. И начнет расследование.
Кароль поражена, но не убеждена. Параноики в разгар навязчивого бреда способны убедить окружающих, это известно. Значит, при помощи своего обаяния Хлое удалось провести копа.
– Знаешь, я поговорила с Квентином…
– Ты все рассказала своему парню? – вскидывается Хлоя. – Но по какому праву?
– Не надо так это воспринимать, прошу тебя, – вздыхает Кароль. – Я подумала, что по роду своей профессии он мог бы помочь мне понять. И он со мной согласен.
– Правда? Счастлива узнать, что он тоже считает меня чокнутой!
Хлоя отталкивает свою тарелку и скрещивает руки на груди.
– Мы же хотим помочь! – напоминает Кароль.
– Вот коп – да, хочет помочь. А ты…
– Не говори так.
Кароль достает из сумочки сложенный листок бумаги, кладет его рядом с тарелкой подруги. Хлоя разворачивает его, видит имя и номер телефона.
– Это координаты одного психиатра, – поясняет Кароль. – Мой парень его знает и говорит, что он один из лучших. Обратись к нему от имени Квентина, Хло. Нельзя же тебе вот так оставаться…
На губах Хлои дрожит улыбка, в которой ярость смешивается с унижением и безжалостностью.
– Это тебе надо к нему обратиться, – бросает она.
Кароль на мгновение немеет, потом добавляет:
– Ты права, всем не помешает обратиться к психиатру.
– Нет, не всем. Но тебе точно. Может, он сумеет тебе объяснить, почему ты трахаешься с женатым мужиком.
Пришел черед Кароль получить оплеуху.
– Ты не должна так говорить, – бормочет она.
– А ты не должна считать меня сумасшедшей. Потому что я ничего не придумывала. Потому что тот тип существует и хочет меня убить. Я считала тебя своей подругой.
– Я и есть твоя подруга! – защищается Кароль.
Она на грани слез. Но Хлоя неумолима.
– Предатели не друзья, – добивает она.
Она встает, надевает пиджак. Потом комкает листок бумаги, прежде чем бросить его в тарелку Кароль.
На улице ее поджидает мелкий дождь. С ветром, который кажется ледяным.
Сердце Хлои бьет сильно. Очень сильно. Слишком сильно, как всегда. Она быстро идет по тротуару, не замечая толпу, дождь, холод.
Когда она доходит до конца улицы, то уже плачет горючими слезами.
* * *
Центральное кладбище, четырнадцатая аллея.
У могилы Лоры Паоли Гомеса пробрала дрожь. Он подумал о Хлое.
Не оставляйте меня одну, я боюсь…
Вы правы, что боитесь, Хлоя.
На могильной плите букет увядших цветов. Значит, кто-то приходил сюда несколько недель назад. Нужно найти его. И быстро.
Кто-то из близких? А может, убийца?
Гомес поднял ворот куртки и направился к выходу. Он не торопясь шагал среди могил; он чувствовал себя немного как дома. Странное чувство.
Зашел в контору смотрителя, достал свои магические корочки и задал вопросы типу, который и сам казался высеченным из мрамора.
Вышел оттуда несколькими минутами позже с именем и адресом. Похоже, брат Лоры. Гомес надеялся, что тот согласится ответить на вопросы по телефону. Если удастся найти номер. Иначе придется отправляться к нему.
Слишком далеко, чтобы ехать на машине, значит, поезд. И ему это совсем не нравилось.
В последний раз он ездил на поезде вместе с Софи.
Они тогда узнали, что она скоро умрет.
* * *
Однако игра стала затягиваться, пора начинать новую партию.
Так он сказал себе перед разрывом с Хлоей.
С того момента Бертран чувствует себя отлично. Свободным. Всегда свободным играть, как ему нравится.
Найти новый цветок, собрать с него пыльцу и безжалостно выполоть.
Он снова вышел на охоту, в поисках новой добычи. Но он не спешит. Потому что партия с Хлоей еще до конца не завершена. Лучшее впереди. Кстати, оно уже началось. Когда он поставил финальную точку в их отношениях.
Самое лучшее всегда на закуску.
Он так любит слезы. Крики, страдания. Больше всего на свете он обожает причинять боль.
Каждому свой кайф.
Что он может поделать. Зачем бороться с собственной природой?..
Ранить, желательно до смерти. Иначе не так забавно. И даже представляет потенциальную опасность. Всегда приканчивать добычу, а то она может встать на дыбы и напасть в свой черед.
С Хлоей он вдоволь побаловал себя и надеется, что многое еще впереди.
История повторяется, игрок совершенствуется. День за днем, год за годом.
Прежде всего найти подходящую. Ту, которая в него влюбится.
И стать для нее наркотиком.
Сделать ее счастливой, поманить ее восхитительным настоящим и безмятежным будущим.
Действовать с нежностью. Всегда с нежностью, только так можно сделать по-настоящему больно.
Скрывать всю мерзость за завесой ласки, улыбки, внимания. Спрятать гниль под толстым ковром розовых лепестков, брошенным к ее ногам.
С Хлоей все прошло как по маслу. Пробуждение было таким жестоким… Он до сих пор упивается!
Она по-прежнему надеется. Заново покорить его. Она будет биться до конца, ползать на коленях.
Чем они сильнее, тем ниже падают. Математика.
И это наслаждение не имеет себе равных.
* * *
Хлоя заканчивает накрывать на стол. Она заставила себя просидеть на работе до шести часов, лишь бы уйти позже Старика. Все равно она успевает.
Красивая скатерть, соответствующая музыка, аппетитные запахи с кухни.
Платье немного секси, но не слишком, скромные украшения, безупречная прическа.
Идеальная западня.
Бертран с удовольствием в нее попадется, она уверена.
Ей не удается отвлечься от всех напастей этого дня. Вечером она пытается убедить себя, что все поправимо и она все наверстает. Снова обаяет Пардье, докажет ему, что может быть на высоте.
Этот полицейский майор обезвредит Тень, вернет свет в ее жизнь.
Бертран опять упадет в ее объятия.
Она станет еще сильнее, чем раньше. Скоро все войдет в колею. Без сомнения.
Хлоя вносит последние штрихи в свою бархатную ловушку. Немного духов, тех, которые особенно нравятся Бертрану.
Несколько раз она порывалась налить себе стаканчик виски. Просто чтобы расслабиться, смягчить тревогу. Но удержалась.
Временами она думает о Кароль. О разрыве, который кажется ей необратимым.
Но какие тут могут быть угрызения. Лучшей подруге не говорят, что она сумасшедшая!
И хотя она не сожалеет о своем поведении, Хлое все равно плохо. Непонятная боль накатывает волнами. Смутная дурнота, которую она списывает на счет тяжелого дня, который должен закончиться самым прекрасным образом, она уверена.
Она предпочитает загнать сомнение как можно глубже. Игнорировать его.
Тень существует, я не параноик. Кароль была не права и потеряла меня. Это больно, но неизбежно. И потом, она больше нуждается во мне, чем я в ней, думает Хлоя.
И однако, кто – хозяин или раб – более зависим?..
На часах восемь сорок, когда раздается звонок в дверь. Хлоя спешит открыть, посылает Бертрану нежную улыбку. Он очень элегантен, одет с иголочки. Первый знак грядущей победы.
Хлоя приглашает его войти, забирает у него пальто. Он протягивает ей ключи, она делает вид, что не заметила, и ведет его в гостиную.
– Налить тебе стаканчик?
– Я ненадолго, – предупреждает он, когда видит накрытый стол.
Хлоя не дает сбить себя с толку. Она ждала чего-то подобного. Легко и не могло быть, он обязательно должен оказать сопротивление, заставить желать себя. Такова игра.
– Но у тебя же есть время выпить стаканчик?
– Если ты настаиваешь, – соглашается он.
Он устраивается в одном из кресел, она приносит его любимый аперитив. Бокал белого «Сен-Жозефа». Хлоя объездила три магазина, пока не нашла.
– Как ты? – спрашивает она.
– Хорошо. А ты?
– Нормально, – заверяет она.
Она садится напротив, скрещивает ноги, обтянутые чулками телесного цвета.
– Это полиция попросила меня забрать ключи, – объясняет она. – Один офицер занялся моим заявлением. Сейчас они выслеживают человека, который не давал мне покоя на протяжении недель.
Бертран не скрывает удивления.
– Я им вполне доверяю, – заверяет его Хлоя. – Сам коп показался мне весьма энергичным. Думаю, он задержит того психа и избавит меня от него раз и навсегда.
– Он нашел зацепку?
– Он начал расследование только вчера.
Хлоя чувствует, что должна укрепить свои позиции, пусть даже приврав.
– Два его человека заходили сегодня снять отпечатки пальцев… Он мне посоветовал снова сменить замки.
– Правда? – подхватывает Бертран, ухмыляясь. – Тогда зачем тебе мои ключи? Если ты меняешь замки, они тебе ни к чему!
Хлоя смотрит на него дерзким взглядом:
– Это был предлог тебя повидать.
Он улыбается, залпом допивает свой бокал.
– Ты не изменилась, – только и говорит он.
– Неправда. Думаю, изменилась… Ты принес чек из супермаркета? Он нужен полиции.
– Я его не нашел, – признается Бертран. – Наверно, выбросил.
– Ну надо же… Досадно, но что делать.
Бертран ставит пустой бокал на журнальный столик, смотрит на часы.
– Я приготовила твое любимое блюдо. Останешься ужинать? – продолжает Хлоя.
Это не вопрос, скорее утверждение.
– Жаль, но у меня нет времени.
Хлоя старается не дать себя обескуражить. Это игра, да. Даже если впереди забрезжило поражение.
– Брось, найдется у тебя время! Мы сможем поговорить, и я покажу тебе, до какой степени я переменилась.
Бертран кладет связку ключей на столик и встает.
– Я не останусь. Я заехал отдать тебе ключи, как мы и договаривались, верно?
– Да ладно, не понимаю, почему ты боишься поужинать со мной…
Может, имеет смысл его спровоцировать?
– Я не боюсь. Но я уже опаздываю. Меня ждет женщина, и я умираю от желания ее увидеть. И эта женщина не ты.
* * *
Хлоя неподвижно стоит у застекленной двери гостиной.
Она похожа на каменную статую. Или, скорее, на песчаную скульптуру. Готовую рассыпаться от малейшего дуновения, от первой же волны.
Он с другой женщиной, уже. Нашел мне замену, уже. Вычеркнул из памяти, выгнал из своей жизни. Что в ней такого, чего нет во мне?
Обманута еще до того, как брошена. Верх унижения.
Хлоя задергивает шторы, открывает бар. Золотые правила мишени забыты. Два разрыва в один день вполне оправдывают отступление от регламента. Тем более что уже конец недели и она не рискует опоздать завтра утром. Может отсыпаться хоть весь день, если захочет.
Реветь весь день, если захочет.
Хлое, вообще-то, не нравится алкоголь. Но она заставляет себя принять солидную дозу мартини и джина. Методично продолжает, приканчивает бутылку «Сен-Жозефа», открытую на аперитив, и добавляет к этому коктейлю одну из своих пилюль от сердца, а также три таблетки успокоительного.
Две, не больше, предупредил невролог. Но в исключительных обстоятельствах…
Она разглядывает семейные фото, останавливается на лице Лизы, которая, кажется, ее осуждает.
Свечи впустую догорают на столе. Тогда Хлоя хватает скатерть и сдергивает ее с диким криком ярости и последовавшим за ним оглушительным грохотом. Фарфор и хрусталь разбиваются. С той же легкостью, что и ее сердце.
Все такое хрупкое.
Она падает на диван, ждет избавления. Забыться, забыть. Хоть на одну ночь.
Разведать глубины бездн, если уж не можешь покорить высоты.
В правой руке «вальтер», снова заряженный под завязку.
В груди концерт ударных. И рыдания, которые ее душат.
* * *
Бертран ложится на диван, включает телевизор.
Может, он переборщил. В шахматную партию вкралась небольшая ошибка в расчетах.
Ему следовало оставить ей надежду, хоть крошечную. Чтобы она ползала перед ним, снова и снова. Но он не теряет веры, убеждает себя, что в игре будет еще один раунд. Что она не в полном дауне.
Улыбаясь, рассматривает потолок.
Мальчишкой он любил обрывать крылья у бабочек. Любил потом смотреть на них, прикованных к земле, бьющихся в медленной агонии.
Став мужчиной, он начал обрывать крылья у ангелов.
* * *
Гомес не очень понимает, что он здесь делает. Зачем он пришел. Он чувствовал себя потерянным, поехал наудачу. Если только удача имеет к этому хоть какое-то отношение…
Когда он ее замечает, то едва не поворачивает обратно. Но уже слишком поздно: Валентина идет к машине. Тогда Гомес вылезает, спрашивая себя, что же ей сказать.
– Добрый вечер, Александр, – говорит она со своей притворно робкой улыбкой.
Она уже в полицейской форме, и та неплохо на ней сидит.
– Добрый вечер, Валентина. Мне захотелось вас повидать, – с лету признается он.
– Мы вроде перешли на «ты», разве нет?
– Точно, но у меня такое впечатление, что с нашей последней встречи прошел целый век!
– Это недалеко от истины! – смеется Валентина. – Я думала, ты позвонишь мне раньше.
Ни намека на упрек в ее голосе.
– Я хотел, но… Она умерла. Софи умерла.
Валентина на мгновение отводит взгляд.
– Я не знала. Мне правда очень жаль.
– Спасибо.
– Мне сказали про… про лейтенанта из твоей группы.
– Он еще жив, но, возможно, это ненадолго… Видишь, смерть бродит вокруг меня.
– Не говори так, Александр.
Молодая женщина смотрит на часы в некотором затруднении.
– Тебе следовало позвонить мне. Тогда мы встретились бы пораньше, потому что сейчас мне пора заступать. Но мы можем увидеться завтра, если хочешь. Я буду рада.
Возможно, этих слов он и ждал. За этим и приехал. Знать, что кто-то рад его присутствию.
– Завтра я не смогу. Меня не будет в Париже. Но я скоро позвоню тебе, – обещает он.
Она не поверила ему ни на секунду, но вроде бы ничуть не обиделась. Она уже поняла, что ей придется подождать. Поднимается на цыпочки в своих армейских ботинках, чтобы поцеловать его в уголок губ.
Он прикрывает глаза, привлекает ее к себе. Ему приятно держать в объятиях женщину. Возникает ощущение, что он еще живой.
– Я позвоню тебе, – повторяет он. – Ладно, ступай.
Она дарит ему последнюю улыбку и убегает в сторону комиссариата. Гомес смотрит ей вслед, пока она не исчезает в глубине здания.
В кармане джинсов начинает вибрировать его мобильник, номер незнакомый, но он все равно отвечает, хотя и с дурным предчувствием.
Слышит только дыхание. Что-то вроде стона.
– Алло?
– Он здесь! – шепчет замогильный голос.
Гомес хмурится.
– Хлоя? Это вы?
– Он здесь… Приезжайте, прошу!
– Сохраняйте спокойствие… Где вы?
– Дома! Он здесь, приезжайте скорее!
– Он в доме? Вы его видите?
– Помогите мне!
– Уже еду, – говорит Гомес, пристраивая мигалку на крышу своего «пежо». – Буду через несколько минут. Держитесь, Хлоя!
Связь внезапно прерывается, машина рвется с места, визжа шинами, и устремляется с ревущей сиреной через уснувший город.
Глава 36
Александр выключает сирену, убирает мигалку. Не снимая ноги с газа, наконец въезжает на улицу Мулен. Ставит машину в нескольких метрах от дома, выскакивает с «зиг-зауэром» в руке.
Проходит через сад, взбегает по ступенькам крыльца. Осторожно жмет на дверную ручку, та поддается без всякого сопротивления. В темном коридоре крадется вдоль стен. Слабый свет из столовой указывает ему направление.
Бесшумно двигаясь вперед, добирается до порога гостиной, где горит неяркая лампа. При виде разбитой посуды, устилающей пол, он напрягается еще больше. Несмотря на сирену, ему потребовалось время, чтобы примчаться с другого конца города.
Возможно, он приехал слишком поздно.
С крайней осторожностью он осматривает остальную часть дома. Никого на кухне и в спальне Хлои. То же в гостевой комнате.
Твою мать, где же она?
Ее похитили? Или она сбежала?
Во всяком случае, не в машине. Он заметил «мерседес» на улице.
Гомес останавливается перед последней дверью. Ванная, заперто на ключ.
– Хлоя, вы там? – шепчет он.
Приложив ухо к двери, слышит стон.
– Хлоя! Это я, Гомес. Откройте!
Напавший мог закрыться там вместе с ней.
Александр плечом бьет в дверь, та не поддается. Слышит крик с той стороны и яростно бросается на препятствие. Наконец замок вылетает под напором, и Гомес летит вперед, едва не потеряв равновесие.
– Хлоя!
Она скорчилась в углу, между ванной и раковиной. Руки зажимают уши, голова уткнулась в колени.
Он присаживается рядом, берет ее за запястья, заставляет поднять голову.
– Хлоя? Я здесь, все хорошо.
Ее лицо искажено слезами и ужасом. Зрачки расширены, губы дрожат.
– Я здесь, – повторяет он мягко. – И больше в доме никого нет. Я все осмотрел… Теперь все хорошо.
Он прижимает ее к себе, гладит волосы. Она громко дышит, вцепляется в него изо всех сил, так что ее ногти царапают ему затылок.
– Успокойтесь, – мягко говорит он. – Расскажите, что произошло…
Он помогает ей подняться, но она буквально падает ему на руки.
– Вы не ранены? – тревожится майор.
Она рыдает, не в силах выговорить ни слова. Тогда он берет ее на руки, несет на диван, садится рядом и терпеливо ждет, когда к ней вернется подобие спокойствия.
Ее блуждающий взгляд перебегает со стен на потолок, словно птица, попавшая в слишком тесную клетку. Александр с беспокойством смотрит на нее, подумывает, не вызвать ли врача.
Потом вдруг все понимает.
– Но… вы же просто под кайфом!
На журнальном столике пустые бутылки и коробки из-под лекарств. Никаких сомнений.
Лицо Гомеса меняется.
– Хлоя, вы меня слышите?
Она по-прежнему не отвечает, словно пребывает где-то в ином месте. В аду, по всей вероятности.
Бэд-трип[19]. Не повезло с улетом.
Александра отпускает. Вместо страха, что он опоздал, внутри нарастает гнев.
– Эй! Вы меня слышите?.. Нет, конечно, вы слишком далеко, чтобы услышать!
Он берет ее за плечи, трясет, может, слишком сильно.
– Ну же, Хлоя, посмотрите на меня! Да слушайте же меня, черт!
Он силой заставляет женщину сесть, ее голова свешивается набок.
– Что именно вы приняли?
Он отпускает ее, она падает на подушки. Гомес идет в кухню, вытаскивает бутылку воды из холодильника. Нужно привести ее в чувство, и как можно быстрее.
Когда на голову Хлои начинает литься холодная струя, она судорожно сжимается в комок и испускает жуткий вопль. Она отбивается, Гомес даже получает удар кулаком в челюсть.
– Убирайся! – орет она. – Убирайся!
Майор отказывается от борьбы, падает в кресло напротив и прикуривает сигарету.
Хлоя съеживается, дрожа как осиновый лист. С ее губ по-прежнему вместе со стоном срываются слова, не имеющие особого смысла.
– Только этого не хватало, – вздыхает Гомес.
* * *
Его будит какой-то шум.
Измученный, Александр не сразу вспоминает, что он не в своем кресле рядом с Софи. Потому что она умерла. И он заснул у другой женщины.
У клиентки.
Он встает, спину сводит убийственной болью. Толкает приоткрытую дверь ванной и видит печальное зрелище.
Хлоя на коленях перед унитазом. Молитва, не имеющая ничего общего ни с католицизмом, ни с православием.
– Вам получше? – негромко спрашивает он.
Сам он не пил ни капли, но ощущение, что у него такое же похмелье. Хлоя встает, спускает воду и полощет рот. Взгляд копа невыносим.
– Я приму душ. Если вы можете меня оставить…
Александр перемещается в кухню, намереваясь приготовить кофе. Он зевает, едва не выворачивая челюсти, ополаскивает лицо и затылок водой из-под крана.
Три часа. Паршивая ночь.
Ищет чашки и сахар. Ставит все на поднос, это напоминает ему, как он готовил завтрак своей дорогой Софи.
Несколько минут спустя к нему присоединяется Хлоя в пеньюаре, таком же белом, как ее лицо. Длинные мокрые волосы тяжело падают ей на плечи.
Налитой взгляд тяжело давит на него.
– Я приготовил кофе. И советую его выпить.
– Спасибо, – говорит она надтреснутым голосом. – Спасибо, что остались.
– Бросить вас в таком состоянии означало бы отказать в помощи лицу, находящемуся в опасности! Как вы себя чувствуете?
– Меня мутит…
– Неужели?
Он разливает кофе, кладет сахар себе в чашку.
– Вы морочили мне голову, мадемуазель… Вы забыли сказать, что вы алкоголичка.
Хлоя уставилась на свои босые ноги. От сокрушительного стыда мгновенно подскакивает температура. Такое впечатление, что лицо надувается водородом.
– Я не алкоголичка! – защищается она. – Я… до этого я так не пила.
– До чего?
Она едва пригубливает кофе, морщится. Очень горячо.
– До того, как он превратил мою жизнь в кошмар.
– И вы решили напиваться до потери пульса? Как умно!
Ждать от него жалости бесполезно, Хлое это ясно. Он поспал едва три часа, в неудобном кресле, должен же он на ком-нибудь отыграться. Все по-честному.
– Я знаю, что это не выход, – сухо отвечает Хлоя. – Спасибо, что напомнили, очень деликатно с вашей стороны.
– Деликатность не входит в число моих достоинств. А кроме алкоголя, что вы еще приняли?
– Абсолютно ничего.
– Вот только не надо! – приказывает майор. – Со мной эти штучки не пройдут. Когда я приехал вчера вечером, вы не просто выпили. Не держите меня за недоумка, ладно? Вы были под наркотой.
– Да нет же! – стонет Хлоя.
Тошнота уступает место тупой головной боли. Каждое слово копа раскаленным копьем вонзается в ее бедную голову.
– Кокаин? Крэк? Снежок? Спидбол?.. Обкурились или укололись?
– Да ничего из этого, – измученно отрицает Хлоя. – Я даже не знаю, о чем вы говорите.
– Быть того не может, – упорствует Александр. – Один алкоголь не может привести в такое состояние.
Она закрывает глаза, откидывает голову назад. Она так устала… А теперь должна подвергаться настоящему допросу.
– Повторяю, я просто выпила, – еле слышно говорит она. – Я даже не ужинала… Приняла свои таблетки, и все.
– Какие таблетки?
– Успокоительное, которое мне прописал врач.
Гомес издает легкий смешок:
– Успокоительное? Тут уж могу присягнуть на Библии: вы приняли что угодно, только не успокоительное! Лучше бы вы сказали мне правду, мадемуазель Бошан. Иначе в следующий раз, когда вы позвоните, я не помчусь к вам.
Хлоя делает глубокий вдох и героически выдерживает взгляд копа.
– Я выпила два стакана мартини с джином и бутылку вина, – говорит она, чеканя каждый слог. – Потом я проглотила три таблетки успокоительного и капсулу изорина.
– Что это еще за штука?
– Средство от сердца.
– У вас больное сердце?
– Тахикардия Бувре. Вообще-то, ничего серьезного.
– И что же произошло вчера вечером?
– Я снова встретилась с Бертраном. Я думала, что… Я думала, у нас еще есть шанс, но…
У Александра вырывается раздраженный жест. Он коп, а не семейный психолог. А клиентка начинает всерьез действовать ему на нервы.
– Но он дал вам понять, что все кончено и обратного хода нет, так? И чтобы забыться, вы опустошили половину содержимого вашего бара и накурились черт знает какой дряни…
У нее еще не хватает сил, чтобы вспылить, но она охотно выставила бы его вон. Вот только он единственная ее надежда. И она этого не забывает.
– Я же только что сказала вам, что пила всего лишь вино и…
– Хватит делать из меня дурака, мадемуазель Бошан! Когда я нашел вас, вы бредили, у вас были галлюцинации! Вас невозможно было успокоить… Вы несли черт знает что и даже дали мне по морде!
– Не кричите, – умоляет Хлоя. – Можете обыскать дом, если хотите. Вы не найдете здесь наркотиков. Их нет и никогда не было. Но мне, конечно, трудно это доказать. Думаю, все дело в том, что алкоголь плохо сочетается с лекарствами.
Гомес улыбается, немного нервно.
– Допустим. А почему тогда вы мне вчера позвонили? Не для того же, чтобы я вас утешил после ухода вашего дружка, надеюсь? Потому что я не оказываю такого рода услуги.
Все более и более униженная, Хлоя, однако, не позволяет себе взбрыкнуть. Слишком силен страх остаться одной. Пусть уж оскорбляет, это ничего не меняет.
– Я лежала здесь, на диване, и почти заснула. Вдруг я услышала, как открывается входная дверь… Хотя она была заперта, вы понимаете. Но я услышала, как ключ поворачивается в замке. Я думала, у меня сердце разорвется! Я спряталась в ванной комнате и услышала, как он идет по коридору. К счастью, мобильник был у меня в кармане, и я вам позвонила. Он попытался открыть дверь ванной, я закричала, что вызвала полицию… Он… он сказал мне, что вернется, что игра всего лишь отложена.
– Он говорил с вами? – удивляется Гомес.
– Да. Я вернусь, мой ангел… Игра всего лишь отложена.
– Мой ангел?.. Вы узнали его голос?
Хлоя отрицательно качает головой.
– Он был странный, словно приглушенный. Потом я больше ничего не слышала, пока вы не приехали. Вот.
– Как увлекательно! – хмыкает Александр, допивая свой кофе.
– Не вижу ничего смешного! – сердито бросает Хлоя.
– Конечно, ничего смешного… А потом вы увидели кучу ужасных маленьких зеленых домовых, которые вылезали из унитаза, верно?
Хлоя ничего не отвечает, довольствуясь тем, что испепеляет его взглядом.
– Не стоит играть со мной, мадемуазель Бошан, – предупреждает Александр.
– Он приходил, говорю вам. И ушел до вашего приезда.
– Теперь, когда я знаю, что вы наркоманка и алкоголичка, я больше не склонен вам верить… Странно, правда?
– В таком случае уходите. Покиньте мой дом.
Он поглубже устраивается в кресле и сверлит ее своими инквизиторскими глазами.
– Вы боитесь только одного: что я вас послушаюсь. Я ошибаюсь?
Она складывает руки на груди, уставившись в стену.
– На самом деле мне уже все равно. Пусть придет и зарежет меня.
– Зарежет вас? На мой взгляд, он хочет сделать с вами что-то другое, – развлекается Александр.
Хлоя чувствует, как ужас леденит ее еще влажную кожу.
– Вы поменяли замки?
Она пытается вернуть себе спокойствие, прежде чем ответить.
– Слесарь придет в понедельник ближе к вечеру.
– Отлично.
– Мне показалось, что, по-вашему, это был всего лишь ужасный маленький зеленый домовой!
Гомес наливает себе еще кофе, на этот раз добавив двойную порцию сахара.
– Домовых напрасно недооценивают, уверяю вас. Особенно зеленых. Настоящие злюки.
– Если вы не воспринимаете меня всерьез, не понимаю, что вы здесь делаете, – вздыхает Хлоя.
– Я весь день занимался расследованием вашего дела, – признается он. – Если бы я не принимал вас всерьез, стал бы я терять время, как вы полагаете?
Она пожимает плечами, не находя слов.
– Единственное, что я стараюсь вбить вам в голову, это что алкоголь делает вас более уязвимой. И что нужно остановиться. И с наркотой тоже.
– Да не принимаю я никакой наркоты, черт! – орет Хлоя. – Вы меня уже достали.
Он удивлен, что она так повысила голос.
– Держите себя в рамках. Не забывайте, что вы говорите с офицером полиции. Ладно, вы чисты, никакой наркоты, хотелось бы вам верить. Зато лекарства, смешанные с алкоголем, вгоняют вас в такое же состояние, что и доза кокса. Поэтому больше никакой выпивки, договорились?
– Договорились… Могу я узнать, что вы выяснили за день расследования?
– Я расспросил ваших соседей, но никто не видел никакого мужчину, бродящего в окрестностях.
– А под каким предлогом вы их расспрашивали?
– Я сказал, что у вас была попытка взлома… Потом я навестил вашу домработницу. Она показала, где хранит связки ключей своих нанимателей. Запертый ящик, ничего не скажешь. А муж у нее ростом метр семьдесят четыре.
– Вы выяснили у нее рост мужа? – удивляется Хлоя.
– Вы же сами мне сказали, что тот тип был высоким, верно? Муж Фабьены один из тех, у кого был доступ к ключам. Поэтому я хотел узнать. Но я предполагаю, что под высоким вы имели в виду выше метра восьмидесяти, верно?
– Да.
– Хорошо… С другой стороны, я разузнал про вашего бывшего мужа. Его можно вычеркнуть из списка подозреваемых. Потому что он снова за решеткой. Догадайтесь, по какой причине?
– Супружеское насилие, – пытает счастья Хлоя.
– Мимо!.. Он избил какого-то мужика на улице. Ладно, а теперь мне пора на боковую.
– Вы можете остаться в моей спальне, – предлагает Хлоя.
Он оторопело смотрит на нее:
– Не понял?..
– Если вы хотите спать, можете занять мою спальню. Я останусь здесь.
– Мадемуазель Бошан, я не буду располагаться у вас. Повторяю, я коп, а не телохранитель. Я не нанимался к вам в личные охранники…
– Он может вернуться.
– Нет, это маловероятно, и я не могу обосноваться здесь на всю оставшуюся жизнь. Ну же, ступайте спать, как хорошая девочка, и положите мобильник рядом, идет?
Она бросает на него умоляющий взгляд, он внезапно вспоминает о вечной квартиросъемщице на Центральном кладбище, четырнадцатая аллея.
– У меня поезд завтра утром и…
Он возводит глаза к небу.
– О’кей, хорошо, я остаюсь.
– Спасибо, майор. Спальня там…
– Я знаю, где ваша спальня. Я обошел весь дом, разыскивая вашего невидимку. Но думаю, вам кровать нужнее, чем мне. Вы действительно паршиво выглядите!
– Спасибо, вы очень любезны.
– Всегда к вашим услугам. Так что я займу диван, как и положено хорошему сторожевому псу, коим я и являюсь.
* * *
Когда глаза у него закрыты, на него легче смотреть.
И Хлоя вволю разглядывает его. Без этой циничной ухмылки и безумного взгляда у него приятное лицо, все еще молодое, несмотря на признаки усталости. Мощные руки, которые Хлое неожиданно хочется взять в свои.
Он заснул на диване в странной позе.
Чтобы не раздражать его – или чтобы не показать, до какой степени она запугана, – она дала ему время заснуть, прежде чем присоединиться к нему в гостиной. Потому что к ней самой сон, конечно же, не шел.
У нее было ощущение, будто она проглотила литры и литры кофе вместе с амфетаминами. Уже много недель, как она забыла, что значит спать. Только если она примет убойную дозу успокоительного. Но ведь Александр здесь. Она наконец-то в безопасности и могла бы закрыть глаза, позволив себе заслуженный отдых. Но у нее не получается.
Больше не получается.
Сколько времени можно прожить без сна? И когда сердце все время бьется слишком быстро?
Она воспользовалась отключкой Гомеса, чтобы спрятать завалившийся за диван «вальтер». Чтобы он не заметил, что пистолет снова заряжен, и не конфисковал его. Потому что она и на секунду не поверит, что он может ее арестовать. Теперь, когда они знакомы…
Она на цыпочках идет на кухню и выпивает пол-литра воды. Эта постоянно мучающая ее жажда.
Бросив взгляд в окно, Хлоя замечает, что скоро рассветет. Потом возвращается к спящему копу, который так и не шелохнулся. Ее глаза снова обращены на него, до бесконечности его разглядывая. Но думает она о Бертране. Постоянно.
Сволочь, грязная сволочь.
Она все сделала бы, чтобы он вернулся. Да, она под наркотой. Да, у нее ломка.
– Почему вы не в спальне?
Она чуть вздрагивает. В полутьме безумные глаза снова открыты.
– Не могу заснуть, – шепчет Хлоя.
– Чтобы заснуть, лучше лечь в постель.
– Я пробовала.
– Попробуйте еще, – ворчит коп, поворачиваясь к ней спиной.
– Я вам мешаю?
– Мне не по себе, когда вы меня так разглядываете… Я что, вам понравился?
– У меня бессонница с тех пор, как начались эти проблемы. И я все время думаю о Бертране.
Он снова поворачивается лицом к ней, испускает долгий вздох.
– Забудьте его.
– Не получается.
– Здорово вы подсели… Долго вы были вместе?
– Шесть месяцев.
Он думает о восемнадцати годах, которые разделил с Софи. Таких коротких, таких насыщенных.
– По жизни не такой уж большой срок, – замечает он.
– Какая разница. Важно не это.
– Возможно… Что он вам сказал вчера вечером?
– Что у него свидание с другой женщиной.
– Истинный джентльмен! И вам хочется глаза выцарапать, да?
– Кому? Ему или ей?
– Обоим, мой капитан!.. Лучший способ отомстить – это найти себе другого.
– Я не хочу мстить. Я хочу, чтобы он вернулся.
Александр садится, он потерял всякую надежду снова заснуть. Проводит рукой по волосам, сдерживает зевок.
– Поверить не могу! – говорит он, качая головой. – Сижу здесь в шесть утра и слушаю мучающуюся похмельем незнакомку, которая рассказывает о своих любовных неурядицах! Наверняка мне просто кошмар снится!
– Хотите вкусный завтрак? – улыбается Хлоя.
– Думаю, я его заслужил.
– Во сколько у вас поезд?
– В девять тридцать две. С Лионского вокзала.
– Решили уехать на выходные на юг?
– Я еду на один день в район Лиона. Чтобы кое-что выяснить про вашего загадочного зеленого домового.
– Вы напали на след?
– Никакого следа. Я решил съездить в Лион совершенно случайно. Симпатичный городок, верно?
Она возводит глаза к небу.
– Почему вы не хотите мне сказать?
– Когда я его возьму, тогда и скажу, – обещает Александр. – Так что там насчет завтрака?
– Считайте, он уже на столе, – говорит Хлоя, вставая.
Едва она выходит из комнаты, Александр снова ложится на диван и закрывает глаза. Она действительно похожа на Софи. Удивительное, почти пугающее сходство. Всякий раз, когда он ее видит, у него начинает кровоточить сердце.
И однако, будь его воля, он провел бы остаток жизни, не сводя с нее глаз.
Глава 37
Дорога кажется ему бесконечной. Вагон переполнен и перегрет.
Некоторые пассажиры поглощены фильмом, который смотрят на своих планшетах; другие спят, везунчики… Однако в глубине вагона, не затыкаясь, галдят четыре или пять малышей, возбужденных то ли путешествием, то ли усталостью.
И еще этот мужик, прямо у него перед носом. Он не переставая названивает по телефону, практически от самого Парижа. И рассказывает про свою жизнь, до крайности неинтересную, каждому, кто готов его выслушать, периодически разражаясь хохотом. Есть же еще счастливчики, которым хочется смеяться.
Наконец тот убирает телефон, и Александр не может сдержать вздох облегчения. Он закрывает глаза, пытаясь забыть, где находится. Думает о Хлое, неотрывно о ней думает. Мысли идут в голове по кругу, тоже перегретые.
Лаваль на смертном одре, Софи в урне, Лора в могиле. И Хлоя в подвешенном состоянии.
Александру не нужен планшет, чтобы прокрутить фильм. Фильм ужасов.
Этот больной псих убьет ее, без сомнений. Если не удастся взять его раньше.
Разумеется, он на неограниченное время мог бы засесть в засаду перед ее домом; но убийца кажется большим хитрецом и не позволит поймать себя так просто. Потребовались бы замаскированные агенты и несколько групп, но Гомес не получит подкрепления, поскольку ведет это расследование исключительно на свой страх и риск. Поскольку он отправлен в вынужденный отпуск и должен скорбеть, как выразился бы дивизионный комиссар.
Значит, нужно найти след. А единственный след – это Лора. Изучить ее жизнь в те месяцы, которые предшествовали смерти, и определить, что же убило ее, когда ей еще не было и тридцати. Найти того – или ту, – кто срежиссировал ее смерть с несомненным и редкостным криминальным талантом.
В какой-то момент он говорит себе, что следовало оставить информацию шефу, передать эстафету. Но имеющиеся данные так убоги, что никто и пальцем не шевельнет.
А может, Гомес захотел сам вести расследование, чтобы приблизиться к этой женщине и отдалиться от своей жизни. Но в этом он не хочет себе признаваться.
Он погружается в дрему, его лицо расслабляется в удовлетворенной улыбке. Именно в этот момент звонок треклятого соседского телефона бьет по барабанным перепонкам. Тот отвечает и в энный раз пускается в пустопорожний разговор, который веселит только его.
Гомес чувствует, как в нем поднимается нечто знакомое. Приступ неконтролируемой ярости.
Он трогает за плечо соседа, который поворачивает к нему физиономию вечного отличника, ставшего маклером.
– Вы бы лучше звонили из тамбура. Вон там, видите?
Субъект отвечает ему странной улыбкой, полувысокомерной, полуудивленной. Потом спокойно продолжает разговор. Да-да, извини… Нет, ничего, просто какой-то брюзга…
Александр вскакивает с места, хватает доставалу за галстук и приподнимает над креслом. Пассажир роняет свой бесценный мобильник, выпучивает глаза. Не говоря ни слова, Гомес подбирает его айфон и силой ведет владельца к выходу из вагона.
– Да в чем дело? – орет наконец пассажир. – Вы с ума сошли! Я вызову копов, они вам покажут! Они вас в психушку засадят, дебил несчастный!
Александр прижимает его к двери туалета, цедит ему прямо в лицо:
– Побереги силы: я и есть полиция. И если ты сунешься в вагон со своим сраным мобильником, клянусь, я заставлю тебя его сожрать. Понятно?
Бедолага начинает отчаянно кивать. Гомес ослабляет хватку, дает ему как бы дружеский тычок, который едва не вышибает тому плечо, и возвращается на свое место под ошеломленными взглядами пассажиров. Даже малышня заткнулась, очевидно опасаясь, что их ждет та же участь.
Ты видела, мама, у этого месье пистолет…
Женщина с соседнего ряда посылает ему легкую признательную улыбку и снова возвращается к чтению романа.
А Александр погружается в созерцание пейзажа, давая нервам постепенно успокоиться. Чуть больше получаса, и он будет на вокзале в Лионе.
Внезапно ему хочется позвонить Хлое. Узнать, как у нее дела. Только он не смеет достать свой мобильник…
* * *
За рулем своего «мерседеса» Хлоя едет куда глаза глядят. Не имея сил оставаться дома, она сбежала почти сразу после ухода Александра. Теперь она где-то в Эсоне, в местах, куда в жизни ногой не ступала. Зато она уверена, что оторвалась от Тени.
Солнце сегодня сияет. Но ей все равно очень холодно. Внутренняя вьюга, ожесточающая душу и заставляющая напрягаться мускулы. Пальцы дрожат, левое веко дергается в нервном тике.
Она снова бросает взгляд в зеркало заднего вида, но не видит ничего подозрительного. Машины есть, конечно, но ни одна из них не следовала за ней с момента, когда она выехала из Кретея.
Заметив небольшую асфальтированную дорогу, уводящую в лес, словно молчаливое приглашение, она выворачивает руль вправо и едет туда. Хочется размять ноги, погреться на солнышке.
Она выходит из «мерседеса» на паркинге, где уже стоят несколько машин, и решает пройтись немного по широкой грунтовой дороге. Сталкивается с молодой парой с двумя детьми, один из которых учится держаться на велосипеде; она улыбается при виде нормальных людей, ведущих нормальную жизнь.
Людей, которые не оборачиваются без конца, проверяя, не следит ли кто за ними.
Которые не боятся увидеть закат солнца сегодня вечером. Которые не испугаются наступающей ночи и шагов, раздающихся в их собственном доме.
Но действительно ли она что-то слышала вчера вечером? Она не вполне уверена. В приступе внезапной честности перед собой она признает, что была в таком бессознательном состоянии, что ей вполне мог примерещиться тот ночной визит.
Но все казалось таким настоящим.
Однако выглядит это совершенно невероятно. Чтобы он осмелился войти к ней в дом, когда она там. Притом что он не знал, одна она или с мужчиной.
Перед ней, угрожая и насмехаясь, снова возникает призрак безумия.
Хлоя знает, что Тень вполне реальна. Но она также знает, что идет по тонкой проволоке, как канатоходец без страховки. И малейшее неосторожное движение сбросит ее в пустоту. Туда, где разум и порядок более не существуют.
Туда, где Тень полновластный хозяин.
* * *
Хотя никто его не ждет, Гомес надеется, что не напрасно трясся два часа в поезде.
Водитель такси сообщает, что они почти на месте. Глядя на красные цифры, мелькающие на счетчике, Гомес говорит себе, что надо быть идиотом, чтобы вести расследование в одиночку и втихомолку. Сто евро за билет на поезд и теперь еще сорок за такси, которые никто ему не возместит. Не говоря об обратной дороге…
Но он знает, что ему отведена своя роль. Что он не случайно встретил эту женщину на берегу Марны, а потом в комиссариате.
Гомес чувствует, что только он может помочь ей избежать смерти. А значит, деньги, по сути, не имеют никакого значения. Тем более что после ухода Софи он не очень представляет, что с ними делать. Конечно, после оплаты квартиры и всех счетов ему остается не так уж много. Но и это «немного» кажется совершенно бесполезным. Что покупать, кому?
Себе, который утратил вкус к чему бы то ни было? Который мечтает только об одном – присоединиться к своей дорогой ушедшей, пусть и в забвении. Остается только найти верный путь.
Александр неожиданно подумал о Валентине. Эта девушка мелькает в его сознании, как нелепая и неожиданная мысль. Он даже не знает, хочет ли переспать с ней. Валентина привлекает его, это очевидно и взаимно. Однако он только и сможет, что заставить ее страдать, и спрашивает себя, готов ли совершить подобное преступление.
И потом, он так давно не занимался любовью с женщиной…
– Вот, месье, это здесь.
– Можете подождать меня? Если я увижу, что все затягивается, то выйду расплатиться, а потом вызову другое такси, чтобы вернуться на вокзал.
Александр останавливается у ворот, украшенных позолоченными металлическими пиками. Буржуазный дом, садовый дизайн. На почтовом ящике то имя, которое он искал: Ромен Паоли. Он звонит, по-прежнему надеясь на удачу, ему отвечает женский голос.
– Судебная полиция. Я хотел бы поговорить с Роменом Паоли.
Он терпеливо ждет, электрические ворота медленно открываются. За ними стоит женщина лет сорока, не больше, одетая как для воскресной мессы. Черные брюки, кремовая блузка.
– Здравствуйте, мадам, мне нужно задать несколько вопросов вашему мужу.
– Его сейчас нет. Он должен вернуться ближе к вечеру. А что случилось?
– Дело в том, что я специально приехал из Парижа, чтобы поговорить с ним, и должен успеть на обратный поезд вечером… Скажите, пожалуйста, где я могу его найти. Это по поводу его сестры.
– Вивиан?
– Нет, Лоры.
– Лоры? Но… она скончалась.
– Я знаю. Так где я могу его найти?
– Я точно не знаю. Они с другом уехали кататься на велосипедах.
Александр напускает на себя вид, какой бывает у него в неудачные дни. Даже особо притворяться не приходится.
– Может, позвоните ему? Мобильник у него с собой, полагаю?
– Да, конечно, я попробую.
Она наконец приглашает его войти и оставляет одного в просторной, идеально убранной гостиной. Ни пылинки на безделушках и мебели в стиле ампир. Место, где время замедлилось, а то и застыло. Роскошный гроб.
* * *
Ноги завели ее чуть дальше, чем она предполагала.
Хлое хорошо в этой непривычной обстановке. Прогулки по лесу никогда не были частью ее любимого времяпрепровождения, но тишина и покой действуют на нее как идеальное обезболивающее. Она теперь лучше понимает, почему отец отправлялся каждое утро на одинокую прогулку. Хотя после того несчастного случая он от нее отказался. Временно, надеется Хлоя.
Иногда ей навстречу кто-нибудь попадается, но она упивается почти полным одиночеством. Таким благотворным для ее размышлений и вопросов. Тех, что беспрестанно терзают ее.
Наконец она добирается до паркинга, где осталось всего три машины. Правда, время уже обеденное, и уже не так много желающих погулять по лесу.
Но Хлое не очень хочется есть.
Ни голода, ни сна… Внутренние часы разладились.
Она сует руку в сумку за ключами от «мерседеса», поднимает голову. На фоне солнечного света замечает силуэт, прислонившийся к капоту ее машины.
– Нет…
Мужчина в черной толстовке с капюшоном и в дымчатых очках.
* * *
– Муж скоро будет, надеюсь. Но он отъехал довольно далеко, вы же понимаете.
Александр отпустил такси и ждет в большой гостиной.
– Может, я пока приготовлю вам кофе или чай?
– Спасибо, не стоит, – отвечает Гомес.
– Вы, наверное, голодны? У вас, конечно же, не было времени пообедать…
Он разглядывает ее с легкой усмешкой. Замечает, что она заскочила в ванную, чтобы поправить прическу и макияж. И даже успела переодеться. Сменила строгий наряд на куда менее целомудренный.
– Я не хочу вас беспокоить, – говорит он. – Лучше расскажите мне о Лоре.
Она опускается в кресло, прямо напротив копа, посылает ему обольстительную улыбку.
– Бедняжка Лора, – вздыхает она, запуская руку с безукоризненным маникюром в свои густые волосы. – Она не была создана для счастья…
– А в чем счастье?
Вопрос удивляет ее, она с любопытством смотрит в глаза Александра и тут же отводит взгляд. Гомес привык. Мало кому это удается.
– Не знаю… Создать семью, обрести определенное равновесие.
– Так вы представляете себе счастье? – удивляется майор.
– Ну да… а почему бы нет!
– Действительно, а почему бы и нет… Значит, Лора была не создана для счастья?
– Она была неуравновешенной. С учебой у нее не получилось, работала кассиршей в супермаркете.
Она сказала это с оттенком жалости и отвращения. Как если бы заявила, что Лора страдала заразной болезнью.
– Я знаю, что она была кассиршей, – подхватывает Александр. – Но мне бы хотелось знать, как она умерла. Она покончила с собой, но каким образом?
– Выбросилась из окна своей квартиры, с шестого этажа. Это ужасно…
Значит, это был не просто зов о помощи. Скорее, билет в один конец.
– Как вы думаете, почему она рассталась с жизнью?
Мадам Паоли пожимает плечами, наклоняется вперед, чтобы смахнуть воображаемую пылинку с носка своей туфельки. А главное, чтобы продемонстрировать глубокое декольте. Гомес не отворачивается от зрелища, и вдруг сам испытывает подобие жалости. Буржуазная дамочка, разгоряченная тем, что оказалась в обществе копа с замашками уличного бандита.
Но и женщина, которая наверняка страдает, раз выставляет себя напоказ первому встречному.
– Она оставила какое-нибудь объяснение, письмо?
– Нет, абсолютно ничего. Но она была неуравновешенной, я же вам сказала.
– Этого недостаточно, чтобы наложить на себя руки.
– Ее бросил парень… Согласна, это был жалкий тип, неудачник, конечно, но я думаю, на нее подействовало, что она осталась совсем одна. А потом она потеряла работу, и, сказать по правде, у нее были психологические проблемы.
– Какого рода?
– Она почти сошла с ума, как мне кажется, – шепчет мадам Паоли.
– В доме еще кто-то есть? – интересуется Александр.
– Простите?
– Мы здесь одни?
– Да, одни… А почему вы спрашиваете, майор?
В ее глазах переливаются огоньки, как на рождественской елке, Александр улыбается.
– Тогда почему вы шепчете? – тихо осведомляется он.
Мадам Паоли прочищает горло.
– Да, извините, сама не понимаю…
– Итак, она почти сошла с ума?
– Она ходила к психиатру.
– Это не означает, что она свихнулась, – замечает Гомес. – Знаете, куча народа ходит к психиатру.
– Знаю, да. Я и сама ходила.
Она снова зашептала. Он придвигает свое кресло поближе к ней, смягчает взгляд. Лучше подыграть ей в ожидании возвращения отца семейства.
– И почему же, мадам Паоли?
– Ну… мой муж изменил мне, вы понимаете…
Он готов был поспорить. Поспорить, что она выдаст ему что-то интимное в первые четверть часа беседы.
– Правда? Он что, тоже с ума сошел?
Она улыбается ему, чуть смущенная; ее щеки мило розовеют.
– Только сумасшедший может изменить такой женщине, как вы.
Мадам Паоли глупо хихикает:
– Как вы любезны!
– Вовсе нет, просто у меня глаза есть.
Она не ожидала, что все сработает так легко и быстро. И внезапно чувствует себя немного обескураженной таким поворотом событий.
– Итак, Лора обращалась к психиатру?
Мадам Паоли кивает.
– Но у нее-то действительно были проблемы. Она страдала паранойей, насколько я знаю.
– Да, это серьезно. И что она себе воображала?
– Массу всего странного.
– Она думала, что ее преследует какой-то незнакомец?
– Откуда вы знаете? – поражается она.
– Догадываться мое ремесло. Стоило мне вас увидеть, и я догадался, что вы страдали.
– Правда? Вы полицейский или?..
– Хороший коп тот, у кого есть чутье. Значит, она думала, что ее преследует незнакомец, что кто-то хочет ее убить?
– Именно. Она все время утверждала, что ее преследуют. Что к ней в дом заходят, что у нее что-то крадут. Но это было не настоящее воровство! Просто вещи, которые исчезали или оказывались в другом месте. Она даже ходила подавать жалобу, много раз! Но вы, наверно, в курсе? – соображает она.
– Да, это я знаю. А когда она вам все рассказала, как вы отреагировали?
– Мы с ней не так много разговаривали, в смысле она и я. Она доверилась мужу. Он понял, что сестра слетает с катушек, и убедил ее обратиться к специалисту… Вам не очень жарко? Мне кажется, в доме слишком натоплено.
– Может, вам передается мой жар, Люси? – намекает Александр с многозначительной улыбкой.
– Ваш жар? Но… Откуда вы знаете мое имя?
Она явно взволнована, не может подобрать слов. Попалась в собственную западню.
– Оно было на почтовом ящике… С кем же ваш муж вам изменил?
– С коллегой по работе. Я их застала. К тому же прямо здесь!
– Надо же, он не слишком изобретателен! Наверняка это было ужасно, – вздыхает Александр. – Вы знаете имя?
– Аннабель.
– Я имею в виду психиатра Лоры, – поправляется Александр.
– А… Сейчас уже не припомню. Муж говорил мне, но… Женщина, кажется, у нее свой кабинет в Валь-д’Уазе. Но вы мне так и не сказали, почему вас интересует Лора?
Входная дверь открывается, очарование момента мгновенно испаряется.
– А вот и мой муж, – объявляет Люси, запахивая жилет на корсаже.
* * *
Хлоя на несколько мгновений застывает. Мужчина отделяется от капота «мерседеса», становится к ней лицом, скрестив руки. Их разделяет метров двадцать, но она уже чувствует себя в его руках, обтянутых кожей. И начинает медленно отступать.
Один шаг назад. Второй, вроде бы случайный.
Его взгляд за солнцезащитными очками направлен прямо на нее. Шарф скрывает его подбородок и даже рот.
Это он, без сомнений.
Когда он делает шаг вперед, Хлоя разворачивается и кидается прочь по грунтовой дороге. Она бежит изо всех сил и начинает кричать. На помощь! Помогите!
Но только напрасно тратит силы, потому что вокруг никого нет.
Кроме него.
Она оглядывается. Он бежит, и быстрее, чем она. Опасно приближается.
Она не чувствует ни усталости, ни одышки. Только страх. Адреналин выплеснулся в кровь, и Хлоя несется вперед. Ужас так умножил ее силы, что она бьет все рекорды скорости. Вдруг она вспоминает, что в болтающейся на плече сумке лежит «вальтер». Надо его достать, но не замедляя бега.
Еще один взгляд назад. Никого. Он исчез из поля зрения. Она останавливается, выхватывает пистолет и чуть не роняет его, так она вся дрожит. На грани обморока, она не может дышать. Но помнит, что нужно взвести курок, прежде чем стрелять.
Сердце готово разорваться, в висках словно молот стучит. Она держит пистолет двумя руками, ищет цель. Пустая дорога, полная тишина. Абсолютный ужас.
– Черт, где он? – стонет она. – Да где же он?
Она вертится во все стороны, но по-прежнему никого не видит. Она даже поднимает глаза вверх, будто он мог улететь. Колотье в боку терзает внутренности, перед глазами мельтешат светящиеся точки, вроде мыльных пузырьков. Она озирается, по-прежнему держа оружие перед собой. Мирный лес стал враждебным и безжалостным. Местом, где в высоких папоротниках скрываются монстры.
Она поворачивает голову, услышав какой-то звук. Просто с криком взлетела птица.
Хлоя опускает руки, пытается восстановить дыхание. Так и стоит неподвижно посреди дороги. Не зная, в какую сторону бежать. Не зная, где он. Должна ли она продолжить свой безумный бег, кинуться к машине или оставаться на месте.
Долгие минуты с пистолетом в дрожащих руках. Сердце чуть замедляет бешеный ритм. Оно справилось. А ведь казалось, что лопнет.
– Может, мне привиделось…
Она говорит сама с собой, витая в пустоте.
– Может, его здесь не было!
Ошибаешься, Хлоя.
Прямо позади тебя.
Глава 38
Обратная дорога показалась ему еще длиннее, чем дорога туда. Хотя поезд был не так забит, да и воздух в нем попрохладнее.
А главное, Александр не зря потерял время. То, что сообщили ему супруги Паоли, утвердило его в убеждении, что Лора прошла через те же испытания, что и Хлоя. Мучения, которые побудили ее отказаться от борьбы и покончить с жизнью, выбросившись из окна.
Если только ей не помогли и она прыгнула по собственной воле.
Однако рядом с ней никто никого не видел.
Вернее, все видели, как женщина сходит с ума.
Ни одна живая душа не поняла ее, не выслушала. Не поверила.
И в результате она умерла.
Загадочный убийца хитер, скрытен и обладает редкостным криминальным умом.
Сначала выбирается мишень. На данный момент Александр еще не знает критериев отбора. Единственное, в чем он уверен, – у парня отличный вкус на женщин… Судя по фотографиям, которые он видел у брата, Лора отличалась большим обаянием. Как и Хлоя.
Потом – неотступное преследование жертвы, пока та не теряет ориентацию, близких и работу. Так хищник отбивает жертву от стада перед финальным нападением.
Одиночество ведет к уязвимости, мерзавец хорошо это понял.
Зато Гомес совершенно не представляет другого: какова цель этого безликого убийцы. Довести жертв до того, что они кончают с собой, или убить собственными руками, замаскировав преступление под самоубийство?
Прямо в понедельник он собирается устроиться на диване у психиатра, который работал с Лорой, пока та не сиганула ласточкой. И надо будет поискать похожие случаи в том районе. Александр уверен, что у психопата это не первая проба.
Коп выстраивает свой план неторопливо, в ритме пейзажа, разворачивающегося за окном. Но продолжение расследования становится проблематичным, учитывая, что его отстранили.
Нужно подумать, имеет ли смысл делиться своими открытиями с Хлоей. Пока что она еще верит, что речь может идти о простой мести, о чьем-то недоброжелательстве. Но рассказав ей, что она имеет дело с опасным безумцем, Александр рискует окончательно ее запугать. И она может поддаться панике.
Выброситься из окна. Или кинуться под поезд.
Отправить ее отдыхать на Кергелен[20] или держать как приманку, чтобы убийца выполз из тени? Разумеется, если говорить о шансе взять этого говнюка, то второй вариант предпочтительней. Тем более что он уверен: Хлоя категорически откажется сбежать и оставить свой пост.
Он едва ее знает; но он уверен, что бегство не в ее характере.
Гомес идет в вагонный туалет, старается не вдыхать зловоние. Потом, перед тем как вернуться на место, звонит Хлое. Попадает на автоответчик, улыбается, впервые слушая сообщение.
Здравствуйте, не печальтесь, что не удалось переговорить напрямую, я обещаю скоро вам перезвонить!
– Добрый вечер, Хлоя, этот майор Гомес. Я только хотел узнать, как у вас дела. Я возвращаюсь из Лиона, уже в поезде… Перезвоните мне, если можете. Просто скажите, отстали ли сегодня от вас домовые!
Вернувшись на свое место, он смотрит, как сгущается тень, где-то между Лионом и Парижем.
* * *
Какое-то ощущение заставляет ее прийти в себя. Ощущение холода, которое становится все острее и острее. Веки медленно поднимаются и тут же смыкаются вновь. Они такие тяжелые…
Наконец Хлое удается удержать глаза открытыми. Но она ничего не видит.
Ничего удивительного, уже ночь.
Следующие секунды кажутся ирреальными. Она бредит, попадает в неизвестные измерения. И все как одно кошмарные. Спрашивает себя, опять ли ей все снится, или же она действительно здесь, в теле, которого больше не чувствует. Ей хочется снова погрузиться в забытье, лишь бы выйти из этого невменяемого состояния.
Ни малейшего представления о месте, где она находится, о времени и даже о дне.
Тогда она начинает бороться. С остервенением.
Шарит вокруг правой рукой и обнаруживает, что лежит на земле. Потом ощупывает свое лицо, оно словно картонное. Бесчувственное.
С невероятным усилием ей удается выпрямиться. И вот она сидит, свесив руки вдоль тела, с открытым ртом, втягивая в себя воздух, как будто ей его не хватает. Дрожит, заледенев с головы до пят.
Естественно, ведь она совершенно голая.
Она это осознает, коснувшись ног и живота.
И тут ей становится страшно. Холод и ужас вцепляются в нее мертвой хваткой.
Она пытается вспомнить. Видит себя в лесу, в разгар дня.
Тень рядом с ее машиной. Тень, преследующая ее. А потом пистолет, безмолвие…
Еще она вспоминает, как кто-то напал на нее сзади, как рука в кожаной перчатке внезапно зажала ей рот.
Потом пленка обрывается. Что-то вроде черной дыры.
Хлоя стучит зубами, сжимает руками грудь, чтобы защититься. Вокруг нее деревья и папоротники – она скорее угадывает их, теперь, когда глаза немного привыкли.
Она встает, ступни упираются в стылую землю.
Голая, посреди леса, посреди ночи. Совершенно потерянная, совершенно одна.
Если только… Она разворачивается, готовая увидеть блеск зловещих глаз. Глаз человека в черном.
Он еще здесь, рядом? Следит за ней, пока она тут трепыхается?
Она напрягает слух, но слышит только клацанье собственных зубов и неровный стук ее бедного перегруженного сердца. И жуткую песнь ветра в высоких ветвях.
Она снова падает на колени, ощупывает землю в поисках одежды или сумочки. В поисках знакомых предметов, за которые можно уцепиться.
Наконец левая рука натыкается на ткань. Ее тряпки здесь, как и обувь с сумочкой. Ее захлестывает великая радость. Но длится недолго, тут же сменяясь паникой.
Пытаясь сдержать дрожь, она торопливо одевается, вслепую натягивая на себя только самое необходимое. Джинсы, майку с длинными рукавами, вельветовую куртку и кроссовки. Плевать на остальное.
Быстро роется в сумке. Ключи от «мерседеса» здесь, пистолет тоже. Как и мобильник. Она включает его; он разряжен и тут же гаснет.
Бежать отсюда, быстрее.
Она идет вперед, через заросли, расставив руки, чтобы ни на что не наткнуться. Нога спотыкается о корень, она летит лицом вниз, расцарапывает ладони и колени. Тут же вскакивает, упорно продолжает пробираться через папоротники. Каждые десять секунд оборачивается назад, хотя различить ничего не может. В постоянном страхе, что он здесь, прямо сзади. Что он сейчас схватит ее за волосы и она снова окажется в его когтях.
Лодыжка подворачивается, она стонет, но не останавливается.
Ужас толкает ее вперед, все дальше и дальше.
Наконец вокруг светлеет, нога ступает на широкую дорогу. Наверняка ту самую, где он схватил ее… Она колеблется: направо или налево. Ни малейшей возможности определить направление.
Выбирает налево, бежит изо всех сил, несмотря на боль, которая ползет вверх по ноге. Прижимая сумку к животу, она несется, как шальная. Легкие горят, она начинает кричать, чтобы придать себе мужества.
Просто крик, даже не призыв о помощи.
Вдруг она замечает вдали темную массу и молится, чтобы это оказалась ее машина. Дрожащей рукой нащупывает ключи в кармане, нажимает на кнопку. Когда зажигаются огни, она чувствует неимоверное облегчение.
Наверное, это и есть счастье. Только длится оно всего несколько секунд.
Такова сама природа счастья.
Она кидается внутрь «мерседеса», тут же блокирует дверцы. Оборачивается, чтобы оглядеть заднее сиденье, и наконец заводит мотор. Часы на приборном щитке сообщают ей, что сейчас девятнадцать сорок девять. Она была уверена, что уже середина ночи.
Думала, что обречена на смерть.
Задний ход, быстрый маневр, чтобы выехать на дорогу. Хлоя ставит обогрев на двадцать семь градусов – максимум, – потом жмет на газ до отказа.
Но далеко она не отъезжает. Всего через километр ей приходится прижать седан к обочине. Долгие минуты она плачет, рыдания перемежаются криками. Она должна выплеснуть это, пока не задохнулась.
Наконец она утирает лицо рукавом куртки.
Успокойся, Хло… Надо уезжать отсюда!
Она опускает щиток, смотрит в зеркальце на свое грязное, исцарапанное лицо. И внезапно на нее накатывает дурнота сильнее всех прочих.
Что он сделал со мной?
Только теперь, оказавшись в безопасности, она осознает, что очнулась совершенно голой.
Он меня раздел. Он трогал меня. А может, и хуже.
Она расстегивает молнию джинсов, запускает руку между ляжек.
Она хочет знать.
Что эта мразь сотворила с ней, пока она была без сознания.
Снова льются слезы, ляжки смыкаются вокруг руки. Приступ тошноты выворачивает ей желудок, она едва успевает открыть дверцу и выплюнуть струю желчи.
Снова запирается в машине, продолжая дрожать.
Он меня изнасиловал.
Ощущение, что тело каменеет. Что оно умирает.
Ледяная жидкость течет в ее венах, теплая жидкость течет по щекам.
Что-то сломалось внутри.
И это необратимо.
Глава 39
Александр расплачивается за такси и выскакивает на улицу, под проливной дождь. Бежит к подъезду, набирает код и влетает внутрь, в укрытие.
Шаг у него тяжелый, он чувствует себя усталым, хотя провел почти весь день, не отрывая задницу от кресла. Когда он добирается до третьего этажа, рука вцепляется в перила. Человеческий силуэт скорчился у его двери. Уткнувшийся лбом в колени и дрожащий как осиновый лист.
– Хлоя?
Он помогает ей подняться, она падает в его объятия. На секунду замявшись, он все же прижимает ее к себе.
– Хлоя, успокойтесь… Что случилось?
Она не может говорить, только рыдает. Ее лицо в царапинах и подтеках, руки в крови. Она не разыгрывает спектакль.
Не отпуская ее, он открывает входную дверь и ведет ее в маленькую гостиную. Она цепляется за него, как за спасательный круг, дышит с трудом. Он решает не подгонять ее, а терпеливо дождаться объяснений.
– У вас совершенно замерзший вид… Сейчас приготовлю что-нибудь горячее.
Он убирает свое оружие в ящик, запирающийся на ключ, и поспешно идет на кухню.
Сердце колотится слишком быстро. Он предчувствует худшее, знает, что с этой женщиной случилось что-то серьезное. Если человек лишается дара речи, значит шок был жестоким.
Нагревает воду в микроволновке, достает чашку и чайный пакетик. Приносит все это потерпевшей.
Сидя на диване, Хлоя все еще плачет, уставившись на стену напротив. Белую стену, на которой висит портрет Софи.
– Выпейте, – приказывает он.
Она берет протянутую чашку, он замечает, что ее джинсы разорваны на правом колене. Он садится напротив, не сводя с нее глаз. Чтобы уловить малейшее выражение ее лица. Простой взгляд иногда может сказать так много…
– Что случилось, Хлоя? Расскажите мне, прошу вас.
Он снимает кожаную куртку, накидывает ей на плечи.
– Вы ранены?
По-прежнему молчание, ни слова. Она не смотрит на него, словно ей стыдно.
Стыдно чего?
Александр начинает понимать. Его охватывает глухая ярость.
– Вы правильно сделали, что пришли, – мягко говорит он.
– Я не знала, куда идти… Он повсюду!
Первые слова, наконец-то.
– Что он вам сделал?
Хлоя закрывает глаза, пытаясь рассказать невыразимое. Но рот отказывается выговаривать этот ужас. Тогда Александр берет ее за плечи, привлекает к себе. Так ей будет легче говорить. Если ей не нужно будет встречаться с ним взглядом.
– Скажите мне, прошу вас. Не бойтесь, – шепчет он.
Ничего особенного, мой ангел.
Но надеюсь, тебе понравилось.
Мне захотелось предвкусить тебя.
Я не ошибся. Выбор был хорош.
Вообще-то, я никогда не ошибаюсь. Или очень редко.
И каждая ошибка полезна, она нас учит. Заставляет нас делать новые успехи.
Ты была неосторожна, мой ангел. Так неосторожна! Решила, что лучше заблудиться в лесу, мое дорогое дитя… Какое легкомыслие!
Ты меня немного разочаровала, должен признать. Но я знаю, что ты больше так не будешь. Потому что каждая ошибка учит нас.
Хотя тебя это не спасет.
Отныне ты будешь жить с поселившимся в теле страхом.
У тебя красивое тело. Которым я мог восторгаться, не торопясь. Которое я мог трогать… Трогать и даже проникнуть в него.
И знаешь, это ведь было не в первый раз.
Ты такая красивая, когда спишь! Но я предпочитаю, чтобы твои глаза были открыты.
И в следующий раз ты будешь на меня смотреть, обещаю.
И мое лицо даже станет последним, что ты увидишь.
Последним образом, который ты унесешь в могилу.
Глава 40
– Пора идти, – мягко напоминает Александр.
Хлоя сжимает руки. Она все еще дрожит, хотя обогреватель накачивает в салон горячий воздух.
– Я не могу…
– Я буду рядом, я вас не оставлю.
Он открывает пассажирскую дверцу, Хлоя сидит неподвижно. Он берет ее руку в свою, она сопротивляется.
– Идемте, – повторяет он. – Обещаю, все пройдет хорошо.
– Я в жутком виде.
Александр грустно улыбается:
– Если вы сначала заедете в парикмахерскую и на маникюр, они вам ни за что не поверят!
Она выдергивает руку, бросает на него сердитый взгляд.
– Идемте со мной, Хлоя.
– Это ничего не даст!
Он присаживается перед ней на корточки, оставаясь на тротуаре.
– Вы мне доверяете? – спрашивает он.
Она просто кивает.
– Тогда послушайте меня… Вы должны подать жалобу, чтобы мы могли схватить эту сволочь и не дали ему больше никому навредить.
– Я уже подавала жалобу!
– Это другое дело. Сегодня вечером они отнесутся к нам всерьез, можете мне поверить.
– Но вы же коп! И я вам все рассказала…
Как объяснить ей ситуацию? Сейчас не время признаваться, что у него нет никакого права вести это расследование.
– Вот именно, я коп. И поэтому знаю, что нужно делать. А теперь идемте со мной.
Его голос стал настойчивей, и Хлоя наконец выбирается из машины. Гомес все еще держит ее за руку, опасаясь, что она сбежит. В момент, когда они уже заходят в комиссариат, она высвобождается из его хватки.
– Я должна буду пройти медицинское освидетельствование?
– Да. Иначе никак. Мужайтесь…
Не говоря ни слова, Хлоя разворачивается и идет обратно. Гомес перехватывает ее у двери, берет за плечи.
– Хватит уже, черт! Выбора нет, уверяю вас.
Она пытается вырваться, но он держит крепко.
– Хлоя, послушайте меня, пожалуйста. Если не остановить этого мерзавца, он пойдет дальше. Он от вас не отстанет. Вы слышите?
Она смотрит в сторону, стараясь сдержать слезы.
– Если вы не сделаете то, что я вам говорю, вы развяжете ему руки! Вы этого хотите? Чтобы он продолжал вас терроризировать?
Он снова подталкивает ее вглубь здания с ужасным чувством, что ведет ее на растерзание.
– Обещаю, это последнее испытание, через которое вы должны пройти, – добавляет он.
Ей хотелось бы верить. Но он и сам не выглядит вполне убежденным.
Совсем выбившись из сил, она позволяет подвести себя в стойке регистрации, дежурный внимательно ее разглядывает. Выглядит она наверняка ужасно.
– Добрый вечер. Я сопровождаю подругу, которая хотела бы подать жалобу.
Хлоя не ожидала, что он представит ее как подругу. Но благодаря этой уловке они проходят без очереди и через две минуты оказываются в крошечном кабинете напротив молодого человека, которому нет еще и двадцати пяти. Хлоя предпочла бы поговорить с женщиной, но не протестует, а послушно усаживается и протягивает свою визитку.
– Мадемуазель сегодня днем подверглась нападению, – поясняет Гомес. – Она все еще немного в шоке, но сейчас расскажет тебе, что именно произошло.
Лейтенант улыбается Хлое, начиная «входить в доверие».
– Слушаю вас, мадемуазель.
Хлоя думает прежде всего о том, чтобы не заплакать. Что угодно, лишь бы не внушать жалость. Она делает глубокий вдох, потом еще один. Несмотря на холод, пробирающий ее до костей, ей бы хотелось, чтобы открыли окно. Вот только окон здесь нет.
– Не спешите, – приветливо добавляет коп. – Я понимаю, что это не так-то легко.
– Я… я решила погулять по лесу…
Лейтенант ничего не записывает. Только внимательно слушает.
– Это был лес в Синаре, кажется. Я долго гуляла, а потом пошла к своей машине.
Она останавливается, Александр кладет ей руку на плечо.
– Продолжайте, Хлоя.
– И там я его увидела. Он облокотился на мою машину. Одет в черное, с капюшоном на голове. На нем были темные очки и что-то вроде… платка на шее, который закрывал половину лица.
Оба копа ловят каждое слово, хотя Александр уже знает всю историю. Но не исключено, что сейчас он услышит более полную версию. И более ясную. За вычетом рыданий.
– Когда я увидела его, то бросилась бежать, я кинулась в другую сторону…
– А почему? – спрашивает лейтенант.
– Почему? – повторяет Хлоя. – Но… это ведь был он!
– Кто он?
Хлоя закрывает глаза. В кабинете повисает тишина. Давящая.
Она понимает, что придется рассказывать все с самого начала. Объяснять, снова и снова. Возможно, выглядеть ненормальной.
Когда она опять открывает веки, то видит глаза Гомеса. Как ни странно, они больше не кажутся ей ужасающими. Они даже невероятно красивы.
И тогда она цепляется за этот взгляд, как за последнюю нить, которая не даст ей заблудиться. Как за последний бакен, который не даст ей утонуть. К ней возвращаются силы.
Нет, мерзавец ты этакий, со мной еще не покончено. Я еще не умерла. Ты меня так легко не уничтожишь.
Ты хочешь поиграть со мной, думаешь, я беспомощна? Ошибаешься. Я не одна и еще готова сражаться. И я тебе это докажу.
Когда Хлоя начинает говорить, перескакивая с одного на другое, на лице Гомеса появляется легкая улыбка.
Возможно, на этот раз убийца ошибся в выборе цели…
* * *
– Как все прошло? – осведомляется Гомес.
Хлоя не отвечает, как он и думал. Он гасит сигарету, открывает дверцу. Она садится в машину, но Александр не трогается с места. Сначала он хочет, чтобы она ему хоть что-то сказала. Хоть слово.
– Это было тяжело?.. Я понимаю.
– Вы не можете понять! – взрывается Хлоя.
Он немного удивлен этим приступом гнева, направленным на него. Вообще-то, он здесь ни при чем. Но если ей так легче, он готов выдержать упреки и даже нападки.
– Чего вы ждете?
Он включает первую скорость, машина удаляется от Института судебно-медицинской экспертизы.
– Что сказали медики? – спрашивает Александр пять минут спустя.
Хлоя по-прежнему сидит, сжав челюсти и уставившись в одну точку.
– Имеете полное право поплакать, – уточняет майор.
Он прибавляет скорость, надеясь, что она немного расслабится.
– Так что сказал врач? Я должен знать, это важно для дальнейшего.
– Я не желаю об этом говорить!
– Отвечайте, – приказывает Гомес, не повышая голоса.
Она прижимается виском к холодному стеклу.
– Никаких следов ударов, кроме гематом, которые я получила при падении. Никаких следов… ничего.
Гомес готов был поспорить. Этот тип слишком хитер, чтобы оставить собственную ДНК.
– Вы успокоились?
– Мне бы хотелось вернуться домой.
– Вы можете поехать ко мне, если желаете, – предлагает Гомес.
Тем хуже, если он нарушает правила. Учитывая его нынешнее положение…
Хлоя колеблется. Конечно, она боится оставаться одна у себя дома. При одной только мысли об этом ее горло сжимается до удушья.
Не исключено, что Тень может вернуться этой ночью. Но ей необходимо снова обрести свое убежище, свои вещи, свой уклад. Ухватиться за привычную обстановку, знакомые запахи.
Среди хаоса необходимы точки опоры.
– Мне завтра утром на работу, я не могу ночевать у вас. И мне нужно принять душ.
– У меня тоже есть ванная комната, – с легкой улыбкой замечает Гомес. – А завтра воскресенье.
Хлоя не знает, какой еще предлог выдумать. Лучше уж сказать правду.
– Мне нужно побыть одной. Но спасибо за предложение.
Он снова прибавляет скорость, она хватается за приборную панель. Напряжение такое, что его можно потрогать.
Хлое хочется кого-нибудь убить. Закричать. Удариться головой об стену.
Александру хочется закурить, хочется прижать психа, который только что причинил ей такую травму. Наверняка пожизненную.
Ему хочется обнять ее и утешить.
– Мне очень жаль, что вам пришлось через все это пройти, – добавляет Гомес.
Ее мучительно душат рвущиеся наружу слезы.
– Клянусь, он за все заплатит, – добавляет Александр.
Больше они не говорят друг другу ни слова, пока «пежо» не останавливается на улице Мулен.
– Я провожу вас, – заявляет майор. – Осмотрю дом.
Это предложение успокаивает Хлою, но больше всего ей не терпится остаться одной. Чтобы уже не нужно было делать вид, что она сильная.
Они заходят в дом, Хлоя направляется в гостиную. Встает у окна. Гомес осматривает каждую комнату.
– Все чисто, – сообщает он наконец.
– Доброго вам вечера, майор. И спасибо.
Александру не по себе из-за того, что он вынужден предоставить ее своей судьбе.
– Я позвоню вам завтра. И вы звоните без колебаний. В любое время, ночью и днем.
Он кладет ей руку на плечо, чувствует, как она вся сжимается.
– Он принял меня за чокнутую, – еле слышно говорит она.
– Кто?
– Врач… Он… Он сказал, что у меня ничего нет, совсем ничего. Что со мной, наверно, глупо пошутили… Глупо пошутили, вы хоть отдаете себе отчет?
– Не думайте больше об этом, – просит Гомес. – Жалобе дадут ход. И мы его схватим, поверьте мне.
– Никто его не схватит, – предсказывает Хлоя.
У Гомеса ощущение, будто ему дали пощечину, его рука сжимается на плече молодой женщины.
– Я умру, я знаю. Я это чувствую.
Он вынуждает ее повернуться; она не плачет и холодна как лед.
– Чтобы убить вас, ему придется сначала убить меня.
Наконец он покидает дом, и, едва заперев за ним дверь на два оборота, Хлоя скидывает одежду. Вернее, сдирает ее с себя, словно та жжется.
Вместо того чтобы отправить ее в грязное белье, она выбрасывает все в мусорное ведро. Будь в доме камин, она бы ее сожгла. Все, к чему он прикасался, должно исчезнуть.
Но она не может избавиться от собственной кожи, не может освежевать себя. Тогда она запирается в ванной и становится под струю горячей воды. Очень горячей.
Почти обжигающей.
Намыливается с головы до пят, раз за разом, лихорадочно трет кожу. Истерика.
Может, ей все-таки удастся все смыть. Она просидит здесь хоть целую ночь, если потребуется.
* * *
Гомес поднимает воротник куртки.
Очередная холодная ночь среди многих прочих. Ночь без сна. Среди многих прочих.
Пристроившись метрах в тридцати от дома, он наблюдает. Глаза его пока не подводят.
Если говнюк покажет хоть кончик носа, он заставит его пожалеть, что тот вообще родился на свет.
Но невидимка остается невидимкой. Вообще-то, логично. Александр опять пробует набросать его профиль, это помогает не заснуть. Он спрашивает себя, что может связывать Лору и Хлою, не считая очевидной внешней привлекательности.
Судя по портрету, который набросал ее брат, Лора была бойцом, не склонным опускать руки. Конечно, за ней не стоял карьерный взлет, как у Хлои, очевидно, потому, что в двадцать лет она в порыве чувств бросила учебу в университете, чтобы последовать за мужчиной на другой конец света. Но за некоторое время до смерти у нее хватило мужества вернуться к заочному обучению, она даже ходила на вечерние занятия. И, что еще более удивительно, свободное время она посвящала борьбе против жестокого обращения с женщинами в феминистской организации, вице-председателем которой и была.
Прикуривая очередную сигарету, майор осознает, что этот извращенец не ищет легкой добычи. Он, без сомнения, любит, чтобы они сопротивлялись, чтобы они сражались до конца. До смерти.
Он любит их красивыми и сильными. Непокорными и опасными.
Уже почти четыре утра, у Гомеса ломит поясницу. Но его боль не имеет значения. Важно только, чтобы Хлоя могла спать в безопасности.
Важно только, чтобы эта женщина вернула себе свою жизнь.
Ведь он свою потерял.
* * *
Кто-то стучит в боковое окошко, Гомес просыпается, вздрагивая. Уже светло, на тротуаре стоит Хлоя, кутаясь в большую шаль. Майор выпрямляется на сиденье, опускает стекло.
– Привет, – говорит Хлоя с легкой улыбкой.
У него челюсти свело от холода, жуткая боль словно режет лицо пополам.
– Вы провели ночь здесь?
– Похоже на то, – отвечает Александр.
– Идемте, я сделаю вам кофе.
Он не заставляет себя уговаривать, идет за Хлоей до самой кухни. Вид у нее более спокойный, чем вчера, почти безмятежный. Что совершенно не убеждает майора.
– Я увидела вашу машину, когда открыла ставни. И решила проверить, не умерли ли вы от холода!
– Очень мило. Вам удалось поспать?
– Нет, – признается она, ставя перед ним чашку с кофе. – Вы пьете с сахаром, кажется?
– Да, пожалуйста. И… как вы себя чувствуете?
Она быстро поворачивается спиной. Явно избегает его взгляда.
– Нормально, спасибо.
– Присядьте, – просит Александр.
Хлоя устраивается напротив гостя. Ей дурно, он не может этого не видеть.
– Скажите мне, как вы себя чувствуете, – повторяет коп. – И мне нужна правда, а не ложь.
Она греет руки о кружку с кофе, смотрит в стол.
– Вы наверняка голодны? Сейчас приготовлю вам завтрак.
– Ответьте мне, – велит Гомес. – Завтрак может подождать.
Наконец она поднимает на него глаза, он видит, как дрожит ее нижняя губа.
– Мне плохо. Очень плохо…
Он только хотел, чтобы она доверилась, как будто это что-то меняет.
– Любому было бы плохо на вашем месте.
– Что вы знаете о нем?
– Ничего, – заверяет Александр. – Мне пока не хватает данных, чтобы…
– Вы лжете! – обрывает его Хлоя. – Теперь ваша очередь быть откровенным.
Он отпивает глоток кофе, прикуривает сигарету.
– Вы правы. Но это может вас добить.
Ему, конечно же, следовало подобрать другое слово.
– Давайте же, – решительным голосом требует Хлоя.
– Я нашел женщину, которой пришлось пережить то же, что и вам… Около года назад.
В Хлою словно молния ударяет, Александру кажется, что она сейчас грохнется со стула и разобьется на тысячу осколков. Тысячу осколков прекрасного тонкого белого фарфора.
– Мужчина, которого видела только она одна, но была неспособна описать. Мужчина, который ее преследовал… С точностью до некоторых деталей тот же сценарий.
– Вы хотите сказать, что… что…
– Я хочу сказать, что этот человек не впервые такое делает. Речь не о мести или чем-то еще. Он душевнобольной.
Хлоя задыхается, словно ей что-то попало в горло. Александр молчит, давая ей время переварить информацию.
– И что с ней стало? – после долгой паузы спрашивает Хлоя.
– Она умерла, – сухо бросает Александр. – По официальной версии, покончила с собой.
Хлоя резко срывается со стула, ее заносит, она вцепляется в край раковины.
Гомес сидит неподвижно. Она хотела правды, значит должна ее пережить.
– Вы имеете полное право собрать чемоданы и уехать подальше, – говорит он наконец.
Она не отвечает, все еще наклонившись над раковиной. Он спрашивает себя, ее вырвет или она потеряет сознание. Или начнет скулить…
Потом она оборачивается, смотрит ему в глаза:
– Я не побегу.
– Подумайте хорошенько, – настаивает коп.
– Но вы же его остановите! Вы… посадите своих людей у моего дома и…
– Есть еще одна вещь, которую я должен вам сказать, – прерывает ее Александр. – Я не на службе.
– Как это?
На этот раз глаза опускает он. Признаваться труднее, чем он думал.
– Официально я не веду это расследование. Кстати, официально расследования вообще нет.
– Ничего не понимаю… Объясните! – кричит молодая женщина.
– Я говорил вам о лейтенанте, который сейчас в больнице между жизнью и смертью. Из-за меня. Я втравил его в слишком опасную операцию. Шеф отправил меня в вынужденный отпуск, и я даже думаю, что Генеральная инспекция потребует моей отставки.
Хлоя злобно на него смотрит, словно готова разорвать в клочки.
– Когда я прочел в журнале учета запись после вашего посещения, я отнесся к этому серьезно. Потому что один мой друг, майор, рассказал мне историю, до странного похожую на вашу. И тогда я сказал себе, что кто-то должен вам помочь. Даже если у меня нет разрешения это делать… Вот, теперь вы знаете все. Завтра я должен увидеться с психиатром, к которому обращалась Лора, та молодая женщина, покончившая с собой. Расследуя ее смерть, я стараюсь больше узнать об этом человеке, о его методах.
В конце концов Хлоя усаживается на прежнее место. Потому что ноги ее не держат. В ней кипят ярость, разочарование и растерянность. Сильные эмоции, которые почти перевешивают страх.
Этот коп что, тоже ненормальный? Или он ее последняя надежда?
– Именно поэтому нужно было подать жалобу вчера вечером, – продолжает майор. – Надеюсь, что теперь они откроют следствие. Завтра я зайду к своему начальнику. Изложу все, что узнал, все, что выяснил по поводу Лоры. И надеюсь, он поручит мне это расследование и даст возможность его вести.
– А если он откажет? – спрашивает Хлоя.
– Буду проводить ночи у вас под дверью.
– Это все, что вы можете предложить?
Сколько презрения в ее голосе…
– Больше я ничего не могу. Мне очень жаль.
– А если он появится, что вы сможете сделать?
Сколько гнева в ее глазах. Почти ненависть.
– Если он появится, я с ним разберусь.
– Раз у вас нет полномочий, то по какому праву?..
– Если я отправлю его в больницу или в морг, он больше не сможет к вам прикоснуться.
– Если вы это сделаете, то сожжете все мосты!
– Единственно важное – это вы. На остальное мне плевать. Мне совершенно безразлично, что со мной случится потом.
– Прекратите врать! Я думаю, вы не хотите потерять свою работу. Ведь это все, что у вас осталось.
– Вы ошибаетесь. – Гомес смотрит на нее леденящим взглядом. – У меня не осталось ничего. Абсолютно ничего.
Он надевает куртку и выходит из кухни. Хлоя бросается за ним, хватает за руку:
– Куда вы идете?
У Александра желание укусить ее. Наверняка потому, что она разговаривает с ним как с собакой.
– Возвращаюсь в свою конуру. Спасибо за кофе.
Хлоя становится между ним и дверью.
– Останьтесь здесь!
– Я здесь не для того, чтобы подчиняться вашим приказам. И я вам не выхлопной клапан!
Она похожа на пантеру, которая сейчас вцепится ему в горло. Софи тоже бывала прекрасна в гневе… Вот только в ней было больше элегантности.
– Ну и везет же мне! – бросает Хлоя. – Единственный коп, который заинтересовался моим делом, – изгой, самозванец!.. А может, и его сообщник!
Он сдерживает бешеное желание заставить ее заткнуться.
– Вы несете вздор! И если я для вас недостаточно хорош, найдите кого-нибудь другого.
Он не думал, что она воспримет это так тяжело. Даже надеялся, что она увидит в нем героя. И вдруг спрашивает себя, с какой стати он решил помочь ей.
– Вы меня за дуру держали! Убирайтесь!
– Если вы желаете, чтобы я ушел, то посторонитесь и дайте пройти.
Она не двигается с места, продолжая провоцировать его. Тогда он берет ее за плечи, передвигает на метр и открывает наконец дверь.
– И никогда больше ко мне не прикасайтесь!
Она на грани истерики.
– Можете не беспокоиться, – бросает в ответ Александр, сбегая по ступенькам. – И передайте от меня привет вашему другу, когда он придет вас навестить!
Хлоя теряет последние крохи самообладания и продолжает орать:
– Сукин ты сын! Неудивительно, что жена тебя послала! И правильно сделала, что смылась, козел несчастный!
Александр разворачивается. Удивленная Хлоя торопливо возвращается в дом и пытается закрыть дверь.
Слишком поздно.
Гомес наддает плечом, Хлою отбрасывает назад, она едва не падает.
– О, простите! – ухмыляется Александр. – Я не расслышал вашей последней фразы… Так что вы сказали?
Инстинктивно Хлоя отступает на несколько шагов.
– Выйдите из моего дома.
Она понижает тон, его улыбка делается еще шире. От такой улыбки содрогнулась бы преисподняя. Хлоя знает, что переступила черту. И что этот тип опасен.
Бегство не вариант, потому что дверь одна, и он ее загораживает.
– Знаете, я бы с удовольствием выпил еще кофе, – добавляет Александр. – Вы позволите?
Он задевает ее, проходя, чтобы устроиться в кухне. Хлоя остается стоять в прихожей, не очень представляя, как теперь себя вести. Она подумывает сбежать из собственного дома, пытается вспомнить, где ключи от машины.
От ее машины, припаркованной у дома Гомеса.
Если она попытается уйти пешком, он ее догонит. Лучше уж схватка.
Она идет к нему в кухню, видит, что он налил себе кофе.
– Будьте как дома! – ядовито предлагает молодая женщина.
– Спасибо, вы очень любезны.
У него такой вид, будто все это его развлекает. Если не считать ненависти, которая горит в глазах, вновь ставших безумными.
Бешеными.
Хлоя хватает нож, лежащий рядом с раковиной, и прячет его за спину. Потом поворачивается лицом к Гомесу и твердо встречает его взгляд.
– Итак, вы полагаете, что я его сообщник? Возможно даже, я и есть он! – насмехается коп. – Раз уж я сукин сын… Ах нет, я забыл, что я всего лишь козел несчастный… Так что я недостаточно умен, чтобы быть тем самым психопатом!
– Я не говорила этого, – лепечет Хлоя. – Я не говорила, что это вы.
Он кладет сахар в чашку, не спуская с нее глаз.
– Я внушаю вам страх, мадемуазель? Что вы там прячете за спиной? Нож, готов поспорить! И впрямь думаете, что способны взять верх?
– Сейчас мне бы хотелось, чтобы вы покинули мой дом.
– Сначала я допью кофе, вас это не слишком побеспокоит? Я всю ночь морозил себе яйца в своей колымаге, оберегая одну истеричку. И заслужил небольшую компенсацию, верно?
Он допивает кофе, поднимается. Но вместо того, чтобы направиться к двери, идет прямо на нее.
– А еще я проголодался, – добавляет он.
Хлоя чуть не растекается на месте. Он прижимает ее к раковине, протягивает руку, чтобы открыть шкафчик, и достает пачку печенья. Приближает губы к ее уху.
– Моя жена не послала меня, – шепчет он. – Она умерла в страшных мучениях.
Хлою внезапно охватывает леденящий холод.
– Я… мне очень жаль. Я не поняла…
Она даже не пытается высвободиться, осознавая, что у нее нет шансов.
– Вы вообще ничего не понимаете. Вы считаете себя выше всех на свете. Считаете себя совершенством… Этот псих не случайно вас выбрал, я уверен.
– Откуда вам знать? – кидается в атаку Хлоя.
– Это же очевидно.
Хлоя проглатывает оскорбление. Она знает, что стоит ей прибавить хоть одно-единственное слово, и случится непоправимое.
– Я даже могу понять желание вас уничтожить…
Сердце Хлои совершает невероятный кульбит, она задыхается.
– Что случилось, мадемуазель Бошан? Вы потеряли дар речи?
Молчать, не поднимая глаз, – она не видит альтернативы. Не раздувать пламенеющие угли его гнева. Те, что светятся в его дьявольском взгляде.
Ее молчание возвращает Александру спокойствие. Он тянется рукой ей за спину, отбирает нож и бросает его в мойку.
– Не играйте с этим, – говорит он. – Можете порезаться.
Наконец он отходит, и Хлоя снова может дышать.
– Как бы то ни было, удачи! – бросает он уже из коридора. – И еще раз спасибо за кофе.
Едва он закрывает за собой дверь, Хлоя сползает на пол. Он ее не тронул, но у нее ощущение, что ее избили.
Она оказывается далеко в прошлом, застыв в неподвижности и отупении, которые приходят на смену ярости.
Глава 41
Сумерки наступили как минимум на час раньше. Небо такое низкое, такое тяжелое, что кажется, будто оно сейчас раздавит крыши.
– Вот, с вас девятнадцать пятьдесят, мадам.
Хлоя протягивает таксисту банкноту в двадцать евро.
– Сдачи не надо, – говорит она.
Она подходит к своему «мерседесу», припаркованному сразу за машиной Александра. Подняв голову, видит светящийся прямоугольник на темном фасаде. Значит, он дома.
Хлоя нервно теребит ключи. Желание удрать, вот только…
Она думает об этом уже несколько часов. Выбора нет, придется идти. И поговорить с ним. Пусть даже одна только мысль о противостоянии с Гомесом совершенно нестерпима.
Так надо. Потому что никого больше у нее нет, а маньяк выбрал ее своей мишенью.
Потому что она смертельно одинока, а он ее единственная надежда.
Потому что все вокруг считают ее полной психопаткой. Все, кроме него.
Потому что он жестокий, сильный и умный. Мощный заслон между нею и Тенью.
Осталось найти верные слова, те, которые заставят его дрогнуть. И вести себя тише воды ниже травы. Может, даже попробовать его обаять. Средства несущественны, важен только результат: убедить его стать ее ангелом-хранителем.
Хлоя подходит к скромному, чтобы не сказать убогому, подъезду. Накануне вечером она вошла, обзвонив всех подряд. Кто-то в конце концов открыл.
Сегодня это не сработало. Поставив многое на эффект неожиданности, она ни в коем случае не желает предупреждать о своем появлении. Этот хам вполне способен оставить ее на улице.
К счастью, судьба ей улыбается, когда какая-то пара выходит из здания. Хлоя пользуется удачей, чтобы проникнуть внутрь, и взбирается на последний этаж. На каждой ступеньке ее внутренности стягиваются во все более тугой узел.
Он не может меня бросить. Он не имеет права, я этого не заслужила.
Прибыв к месту назначения, она, прежде чем трижды постучать, поправляет костюм и прическу.
Гомес не из тех, кто смотрит в глазок; Хлоя понимает это, когда он открывает дверь. Он явно удивлен.
– Ну надо же… Мадемуазель Бошан! Каким дурным ветром вас занесло?
Он, очевидно, только что из душа: волосы еще мокрые, он свежевыбрит. На нем черная майка с изображением черепа и старые заношенные джинсы.
– Добрый вечер… Я заехала за своей машиной.
– Здесь ее нет. Посмотрите лучше внизу.
Хлоя сдерживает улыбку. Скорее нервную.
– Я воспользовалась случаем, чтобы подняться и сказать вам несколько слов.
– Какая чудная мысль!
Он прислоняется к косяку, скрещивает руки.
– Вы не пригласите меня войти? Это не очень вежливо!
– А я вообще грубый тип, – мурлычет майор с мерзкой улыбкой. – И умираю от желания захлопнуть дверь у вас перед носом. Поэтому пошевеливайтесь, говорите, что хотели.
Хлоя идет ва-банк. Она отталкивает его и заходит внутрь. Он мог бы помешать ей, но не стал.
– Я не хочу разговаривать на лестничной площадке, – добавляет она.
Гомес закрывает дверь и поворачивается к Хлое лицом. Они стоят в крошечной прихожей, больше похожей на начало темного коридора, ведущего в скудно обставленную гостиную. Хлоя была здесь накануне, но сохранила лишь смутные воспоминания.
Она не осмеливается двигаться дальше.
Мне удалось войти, уже неплохо.
– Ну и?.. Что такого срочного вы хотели мне сообщить?
– Я очень сожалею о сегодняшнем утре. Я не должна была так резко реагировать. Вот, это все.
У нее ощущение, что в знак полного самоуничижения она распласталась перед ним на животе.
– Это все?.. Предполагаю, по сценарию мне положено ответить, что все забыто и я снова готов помогать вам. Так ведь?
Именно так. Ну же, скажи это!
– Вы совершенно не обязаны, – замечает она.
– И точно! Счастлив услышать это от вас.
– Но ведь это ваша работа, – неловко напоминает Хлоя. – И я уверена, что вы хотите довести до конца свое расследование.
Она улыбается дерзко, почти нагло. Какое там тише воды ниже травы.
– Что мне в вас нравится, так это полное отсутствие всяких сомнений! – бросает коп.
– Послушайте, майор, я знаю, что утром позволила себе вас одернуть, но…
– Вы меня не одергивали, – поправляет ее Александр. – Вы обошлись со мной как с дерьмом, говорили как с дворовым псом и, под занавес, оскорбили.
– Не надо преувеличивать! – вздыхает Хлоя.
– Это я-то преувеличиваю? Лихо сказано!
Он снова скрещивает руки на груди, как надувшийся малыш.
Малыш ростом в метр девяносто и весом под центнер.
– Вам следовало играть со мной в открытую с самого начала, – продолжает Хлоя. – Тогда до такого не дошло бы.
– Разумеется, я во всем виноват!
– Вы ведь мне поможете, правда?
– Вы про всех думаете, что они у вас на побегушках, или только про меня?
– Я никогда не думала, что вы у меня на побегушках! – защищается Хлоя.
Он замечает, что она теребит прядь волос. Ей жутко не по себе.
– Глубоко заблуждаетесь, мадемуазель! И по-моему, вам пора задать себе кое-какие вопросы. Похоже, вы считаете всех остальных своими слугами и пользуетесь ими, как вам вздумается… но я не из вашей челяди, принцесса!
Хлое хочется залепить ему пощечину, но это последнее, что стоит сделать.
– Ладно, так вы мне поможете, да или нет? – спрашивает она резко.
Она повысила голос и мгновенно об этом пожалела.
– Вспомните, я всего лишь изгой, даже не настоящий коп. Какой-то самозванец.
– Значит, вы бросаете меня, да?
– Именно так, – подтверждает Гомес.
– А мне что делать?
Александр оставляет ее в прихожей, а сам усаживается на диван в гостиной. Хлоя понимает, что ее пройти не приглашали.
Он спокойно допивает свой стакан, пока она смотрит на него, и в каждом глазу граната с выдернутой чекой.
– Делайте что хотите, – отвечает он наконец. – Признаюсь честно, мне плевать.
Он наливает себе новую порцию бурбона и прикуривает сигарету.
– Не буду вас провожать, дорогу вы знаете.
За извивами белого дыма Хлоя угадывает его непринужденную улыбку.
– Вы отвратительны! – словно выплевывает она.
– Вы не первая мне это говорите. Будьте оригинальнее.
Хлоя не решается уйти. Есть еще план Б. Рискованный, конечно, но терять уже особо нечего…
Она заходит в гостиную, но держится все же на расстоянии. Он насмешливо ее оглядывает:
– Вы еще здесь?
– Я могу вам заплатить, – сухо предлагает Хлоя.
Ей снова удалось его удивить. По глазам видно.
– Вы имеете в виду деньгами? – осведомляется он особенно мерзким тоном.
У нее челюсть отваливается. Александр тихонько смеется и приканчивает свой бурбон.
– Разумеется, деньгами! За кого вы меня принимаете?
– Думаете, мне нужно ваше бабло? Может, решили, что я побираюсь?
– Скажите, сколько вы хотите.
Она несгибаема, как правосудие. Гомес чувствует, что она мучается, но не может найти в себе жалости. Как ни странно, чем глубже она погружается, тем больше у него желания придержать ее голову под водой.
Если бы только она могла избавиться от брони, показать свой страх. Если бы только ей удалось его тронуть.
Вот только мало что в принципе может теперь его тронуть.
– Я для вас слишком дорог.
– У меня много денег.
Он поднимается с дивана и хватает ее за руку, чтобы отвести обратно к входной двери.
– Я не продаюсь, – чеканит майор, открывая дверь.
Резким движением она высвобождается из его хватки и проводит рукой по пальто, будто отряхиваясь от грязи.
– Раз у вас столько денег, наймите телохранителя.
– Моя смерть будет на вашей совести!
– У меня уже столько всего на совести, – вздыхает Александр. – До свидания, мадемуазель Бошан.
* * *
Александр почти прикончил бутылку бурбона.
Она была не полная, господин прокурор…
Положив ноги на журнальный столик в гостиной, он докуривает пачку «Мальборо».
Она ушла уже часа два назад. Вернее, он выставил ее вон. Он спрашивает себя, где она. А главное, почему он был с ней так резок. В конце концов, она ведь пришла просить прощения, пусть даже не знала, как взяться за дело.
Софи наблюдает за ним сквозь облако дыма. И взгляд ее суров. Беспощаден.
– Эта девица невыносима, – оправдывается Александр. – Она думает, ей все можно, а других держит за рабов!
Ну вот, теперь он разговаривает сам с собой.
После ухода Софи с ним такое случается.
Он проглатывает последние капли «Джека Дэниэлса», кидает стакан за плечо.
– Пусть выпутывается сама, раз она такая сильная!
Софи продолжает смотреть на него, и Гомес отводит взгляд. Плохо переваренные укоры вызывают у него тошноту.
Стоит ему встать, и он видит, как прямые линии искажаются, а по стене идут волны. Он хватается за спинку дивана, закрывает глаза. Ну вот, даже выпивать разучился.
Плетется, шатаясь, в ванную, подставляет затылок под струю холодной воды.
Поднимает голову, встречает свое отражение в зеркале.
– Она похожа на тебя, это правда. Но она так от тебя отличается…
В кухне готовит себе крепкий кофе. Потом еще чашку.
Кому я нужен?
Этот вопрос он задавал себе сотню раз. После ее ухода он слоняется без цели по миру, опустошенному ее отсутствием. Миру после ядерной катастрофы, где он, к несчастью, оказался среди выживших.
По миру без красок, без запаха, без вкуса. Без жалости.
Миру, похожему на ад. Каким он его себе представляет.
– Я бы так хотел, чтобы она была как ты!
Он возвращается в гостиную, падает на диван, уставившись в стену, которой нечего ему сообщить. Он сам себе невыносим, никчемный алкоголик, валяющийся на дешевом диване. Полная деградация.
Он на краю пропасти.
Нет, не на краю. Подвешенный за ноги, головой он уже там. Захватывающий вид на бездонный провал. И он осознает, что от прыжка вниз его пока что удерживает только охота на зверя.
Странно понимать, что только психопат держит веревку, не дающую ему сорваться в бездну.
Он натягивает куртку, достает «зиг-зауэр» и ключи от «пежо», потом гасит свет. Пока он спускается по лестнице, держась за перила, в мозгу, пропитанном алкоголем, звучит голос Софи.
Это еще не причина позволить ей умереть, любовь моя…
Гомес садится в машину, заводит мотор.
– Твоя взяла, дорогая, я снова выхожу на охоту. Я должен прижать ублюдка. Если не ради этой истерички, то ради Лоры.
Нетрудно найти и предлог, и железное алиби. Гомес просто боится упасть в пустоту. Оттянуть этот момент – вот единственное, что ему важно.
* * *
В жизни есть насущные потребности. Главные, изначальные. Которые напоминают нам, что мы по сути своей лишь животные.
Среди прочих это потребность в месте, где чувствуешь себя в безопасности. В укрытии, убежище. Норе, пристанище.
Когда такого места больше нет, ты становишься загнанным зверем, которым движет поселившийся в теле страх.
Когда ты больше нигде не чувствуешь себя в безопасности, ты превращаешься в простую дичь. В добычу, которая убегает, беспрестанно оглядываясь и не зная отдыха.
Теперь Хлоя это осознает. И это больно. Чудовищно больно.
Без цели и надежды проездив около часа по унылым и скользким дорогам, она вернулась домой. В исходную точку. Всегда приходится возвращаться.
Можете собрать чемоданы и бежать…
Бросить работу, отказаться от поста генерального директора. От всего, что она выстроила.
Исчезнуть, испариться в тумане холодного утра…
Она сидит в своей гостиной с «вальтером» под рукой.
Почему он мне его оставил? Он же мог забрать его, пока я была без сознания. Пока он… Он даже не опасается, что я его раню или убью. Он чувствует себя всемогущим.
Наверняка потому, что так оно и есть.
Разные почему сталкиваются в бешеном ритме. Друг за другом они скачут у нее в голове, натыкаясь на ноющие стенки черепной коробки. А главное из них, скорее всего, почему я?
Ритуальный вопрос, возникающий всякий раз, когда обрушивается беда и ты кажешься себе единственной ее мишенью.
Потому что я красива, конечно. Привлекательна. И я важная персона. А раз я преуспела, то вызываю зависть и вожделение.
Я, безусловно, редкий деликатес. Вызов, желанный приз. Или наваждение.
Каждый успокаивает себя чем может. Поиском причины, мотива.
Этот коп меня бросил. Как Бертран до него. Но я ведь старалась как могла. Я ведь попросила прощения.
Обычная сволочь.
В одном он прав, она должна обратиться в охранное агентство или к частнику. Взять наемника, крепкого парня, который будет всю ночь спать на коврике у двери. Хорошего сторожевого пса с крепкими клыками.
Звонок в дверь чуть не разрывает ей сердце. Однако Тень никогда не предупреждает о своем появлении.
Хлоя сует пистолет в карман шерстяного пуловера и медленно идет в прихожую, зажигая перед собой весь свет. Прикладывает ухо к двери, спрашивая себя, кто бы мог заявиться к ней в гости.
– Да?
– Гомес.
Удивление не имеет границ. Хотя… Хлоя нервно улыбается и поворачивает рычажок замка. Первое, что она видит, – его глаза, в которых отражается свет лампочки над входом. Две смертоносные амбразуры, уходящие в адские глубины.
– А если бы это был не я? – бросает коп.
– Простите?
– Откуда такая уверенность, что это действительно я?
– Я узнала ваш голос, – находится Хлоя.
– Правда? По одному-единственному слову?
Хлоя запирает дверь и идет впереди него в гостиную. Там он скидывает куртку и устраивается в кресле.
– Хотите что-нибудь выпить?
– Я уже пьян.
Хлою пробирает дрожь, она пытается скрыть свои чувства. Глубокое облегчение и утробный страх. Она и не знала, что они могут уживаться.
– Лучше сделайте мне кофе, – велит Гомес.
Она уходит в кухню, первым делом избавляется от «вальтера», пряча его на полке за банками с консервами. Потом торопливо готовит кофе. На губах то и дело мелькает девчоночья улыбка.
Он вернулся. Я победила, я лучшая.
Я не должна бояться его, это нелепо. Он лает, но не кусает.
Она ставит кофейник, чашку и сахарницу на журнальный столик, садится напротив. Пока он наливает кружку доверху, Хлоя пристально его разглядывает. Он не кажется пьяным, хотя утверждает обратное.
– Вы должны были удостовериться, что это я, прежде чем открывать, – заводит он ту же песню, накладывая сахар в кофе. – Завтра скажите слесарю, чтобы вставил глазок.
– Хорошо… Спасибо, что переменили свое решение.
Она сказала это триумфальным тоном. Это не благодарность. Скорее констатация факта.
Я победила, вы уступили.
– Я передумал не из-за вашей жалкой попытки. И если я соглашусь заниматься вашим делом, то на определенных условиях.
Улыбка Хлои испаряется. Она вспоминает о своем предложении, пресловутом плане Б; сейчас он попросит денег. Она прикидывает, какие суммы лежат на накопительных счетах, решает, какую максимальную выплату может себе позволить. Как если бы ее жизнь не стоила всего, что у нее есть.
– Слушаю вас, – говорит она.
Александр прикуривает сигарету, поглубже устраивается в кресле.
– Вы никогда больше не будете со мной разговаривать как сегодня утром, и вы будете слушаться, не задавая вопросов.
У Хлои ощущение, что она проглотила сортирный ершик.
– И все?
– Если у вас получится, будет уже неплохо! – усмехается коп.
– И вы не хотите денег?.. Любая работа должна быть оплачена!
– У меня уже есть зарплата. Я в отпуске, а не безработный. И повторяю, я не продаюсь.
Решительно, он не желает пользоваться ситуацией.
Решительно, он не монстр. Скорее хороший мужик.
– И попрошу вашего внимания, мадемуазель Бошан: если вы не выполните мои условия, ноги моей больше здесь не будет, это совершенно ясно?
– Яснее некуда, – заверяет Хлоя.
– Отлично. Кофе у вас отвратительный. Просто помои…
– Я могу приготовить вам покрепче, если желаете.
Он адресует ей обидную усмешку.
– Не перегибайте палку! Образ кроткой, забитой женщины вам совсем не идет.
– Решите уже, что вы хотите, месье Гомес.
– Поймать этого мерзавца, вот чего я хочу. И это единственное, что меня интересует.
– Значит, у нас общие цели.
– Расскажите мне все с самого начала, – приказывает коп, снова наполняя свою чашку кофе. – Я хочу еще раз услышать всю историю. Может, я упустил какую-нибудь деталь.
Хлоя глубоко вздыхает.
– Вы останетесь на ночь здесь? – спрашивает она.
– Вам это неприятно?.. Или соблазнительно?
Она притворяется, что оскорблена, чем вызывает у него новую усмешку.
– Мне завтра на работу, – добавляет она.
– Ну что ж, чем быстрее вы мне расскажете, тем скорее я уйду.
– Это уж точно. Скажите, а сегодня утром…
– Не стоит к этому возвращаться, – обрывает ее майор.
– Нет, стоит. Я только хотела сказать, что… Когда вы мне заявили, что больше не на службе, прямо после того, как сказали, что преследующий меня человек опасный психопат, я плохо отреагировала. Даже повела себя с вами отвратительно грубо. Но только потому, что испугалась. Очень испугалась. А когда боишься, то…
– …выпускаешь когти?
– Именно так, да, – тихо говорит Хлоя.
– Ладно, – отвечает Александр. – Принято. Но это не извиняет вашего поведения.
– Вы всегда так непреклонны?
– Это у нас общая черта, вы не находите?
Она смеется. Сдержанно. Элегантно. Гомес тоже расслабляется, хоть и против воли.
Но через секунду ее смех иссякает. Кажется, она на грани слез. Она встает с дивана, проходит позади него и встает лицом к окну, делая вид, что разглядывает улицу.
Александр допивает свой кофе, стараясь ее не торопить.
– Что случилось? – просто спрашивает он.
– Ничего, все нормально.
– Тогда сядьте и расскажите мне.
Хлоя подчиняется, но выбирает другое кресло, а не диван. Не сидеть прямо напротив него, а быть, скорее, рядом. Он слегка разворачивается, чтобы не терять ее из поля зрения. Она подогнула ноги под себя и грызет ноготь указательного пальца. Не в первый раз Гомес находит ее трогательной. Когда она складывает оружие, то становится похожа на девочку-подростка, немного капризную и ранимую. И вызывает желание защитить ее.
Столь же неодолимое, сколь и опасное.
– Хотите, перенесем это на завтра? Если вам не по себе, можно…
– Нет. Я не хочу, чтобы вы уходили. Вы нужны мне.
Он скрывает неловкость за клубом дыма от новой сигареты.
– Он ничего не боится, – еле слышно говорит Хлоя. – Он знает, что я вооружена, и мог бы забрать мой пистолет, но не стал.
Александр решает не прерывать ее, не останавливать. Как если бы он незаметно вышел из комнаты. Пусть ей кажется, что она исповедуется перед неподвижной камерой. К истории с оружием он вернется позже. А может, оставит пистолет ей, он еще не решил.
– Он ничего не боится, – повторяет молодая женщина, – он уверен в себе. Он хочет, чтобы все считали меня ненормальной. Чтобы даже я сама начала сомневаться, не схожу ли я с ума. А то и действительно рехнулась от всего этого… Он показал, что не допустит, чтобы я от него удалялась. Он наказал меня, когда я уехала так далеко, что нас разделяло несколько сот километров. Он напал на моего отца, потому что знал, какую боль мне причинит. Только чтобы заставить меня вернуться, заставить столкнуться с ним. Вернее, заставить оставаться в его власти… Можно подумать, он предвосхищает каждое мое движение, следит за мной вплотную. Как если бы он постоянно мог меня видеть. А вот я его не вижу никогда. Он появляется и исчезает… Он знает мое лицо, а теперь и мое тело. А я не знаю, как он выглядит… Только что он высокий и сильный.
Она делает паузы, Александр не отрывает взгляда от ее губ. Загипнотизированный нежным голосом, в котором боль и страх растворяются в невообразимом обаянии.
Одно точно: тип не случайно ее выбрал.
– Вчера он меня раздел. И наверняка не торопясь. На нем были перчатки, я помню. Черные перчатки. Может, он их снял после того, как вколол мне наркотик? Не знаю… Знаю только, что он получил свое удовольствие.
Она догрызла ноготь и перешла на сам палец. Александр чувствует, как в нем поднимается жаркая волна. Нечто настолько выбивающее его из колеи, что у него возникает желание сбежать.
– Я постоянно об этом думаю, – продолжает Хлоя. – О том, что он со мной сделал… У меня голова пухнет, я почти не могу дышать. Я была без сознания, он мог делать со мной все, что хотел. Может быть, он… Нет, не может быть: я уверена, что он надругался надо мной! Пусть даже не осталось никаких следов. Но я-то это знаю, чувствую…
Майор проводит рукой по губам, словно пытаясь скрыть, что чувствует он сам. Но Хлоя на него не смотрит. Она не здесь, а где-то в ином месте.
В руках того типа.
– Он хочет не убить меня, скорее разрушить. Это не одно и то же. Он вырывает из меня куски плоти при каждой встрече. И будет продолжать до тех пор, пока от меня ничего не останется…
Александру становится все хуже. Наверняка оттого, что он иногда слышит, как в ее голосе вибрируют нотки желания, а в движениях сквозит чувственность.
Тот тип победил, она хочет принадлежать ему. Вскоре она будет готова уступить, дать убить себя, даже не защищаясь. И это невыносимо.
Александр резко поднимается с места, Хлоя замолкает.
– Продолжим завтра, – говорит он, хватаясь за свою старую кожаную куртку.
– Вы уходите?
– Я буду недалеко.
Она замечает, что он на нее не смотрит. Больше не смотрит. Как если бы она вдруг превратилась в невыносимое зрелище.
Хлоя перехватывает его уже в коридоре.
– Останьтесь, пожалуйста… Мне страшно одной.
– Не забывайте, вам завтра на работу. Так что вам нужно выспаться.
– Я больше не сплю, – признается Хлоя. – Уже несколько недель.
– Не может быть! – возражает коп.
– Не больше часа, урывками… Но если вы будете здесь, я приму снотворное и смогу наконец поспать.
Александр занимает оборонительную позицию. Нельзя уступать.
– Я не ваша любимая игрушка. Купите себе плюшевого медвежонка.
– Перестаньте так со мной обращаться, майор! Я этого не заслуживаю, черт!
Он не отвечает, уставившись на входную дверь с нарастающим желанием унести ноги.
– Могу предложить вам гостевую комнату. Вам там будет удобно, уверяю вас. В любом случае вас никто не ждет.
Наконец-то он смотрит ей в глаза.
– Спасибо, что напомнили, – злобно бросает он.
– Простите, – лепечет Хлоя.
Она подходит, слишком, слишком близко. Берет руку копа в свою. Он не пытается ее высвободить.
– Ладно, – говорит он наконец. – Я останусь на эту ночь, потому что вы еще не поменяли замки. Но это в последний раз.
– Спасибо.
Она проводит пальцами вверх по его руке. Прижимается к нему, он закрывает глаза.
– Не надо, Хлоя.
– Почему? Я же знаю, что нравлюсь вам…
Опять ее вечная непоколебимая уверенность. В себе, в своем обаянии, в том, какие чувства это вызывает у другого.
– И вы мне тоже нравитесь, – добавляет она.
– Нет. Просто я вам нужен.
Он не слишком деликатно отстраняет ее, хотя больше всего ему хочется прижать ее к ближайшей стене. Или отнести сразу в постель.
Он уже не очень понимает, что с ним. Чего он хочет, что отвергает. Все настолько неожиданно.
Все было настолько предсказуемо.
И лицо Софи. Которое накладывается на ее лицо.
И нелепый страх, что у него ничего не получится.
И воображаемый запах другого на ее коже. Того мерзавца, который прикасался к ней всего лишь накануне.
Хлоя мягко продолжает начатое, обвивает руками его шею, пытается поцеловать. Он похож на бронзовую статую.
– Я пугаю вас? – шепчет она. – Это потому, что я на нее похожа?
Он снова отталкивает ее, она не подчиняется. Внезапно ей становится очень неловко.
– Простите меня, я подумала, что… Это было глупо. Я приготовлю вам комнату. Дайте мне пять минут.
Она мгновенно исчезает, он остается стоять, как дурак, посреди коридора.
Сбежать или остаться. Сопротивляться или броситься в воду.
Хлоя возникает снова, у него чувство, будто она и не уходила.
– Ваша комната готова… Вам что-нибудь еще нужно?
Он забывает ответить.
Долгие секунды смотрит ей в лицо. Она плакала, ее глаза стали от этого еще прекрасней.
Когда он подходит, она не удивлена.
Когда он берет ее лицо в свои ладони, она забывает, зачем он здесь.
Когда он целует ее и обнимает, она забывает, что должна умереть.
Место, где чувствуешь себя в безопасности. Наконец-то.
Глава 42
Проснувшись, Хлоя испытывает глубокое удивление.
Тем, что ей удалось поспать. Без снотворного, без алкоголя. Просто закрыв глаза.
Еще рано, день только занимается. Единственное, чему можно верить без сомнений.
Александр покинул жар простынь. Сидя в кресле, он смотрит на нее. С той силой, на которую способны только его глаза.
– Ты давно проснулся? – спрашивает Хлоя.
– Я не спал.
– Почему ты не лег рядом?
Она зовет его легким движением руки, дразнящей улыбкой. Он не шевелится.
– Ну же, иди сюда! – умоляет она со страстью в голосе.
Наконец он преодолевает ту малую дистанцию, что их разделяет, взбирается на кровать, как хищник подбирается к добыче.
Хлоя под одеялом, он не делает попытки туда забраться. Укладывается на бок, продолжая на нее смотреть. Потом медленно стягивает груду ткани, скрывающую ее тело.
Она вцепляется в прутья кровати, добровольная пленница.
Когда он кладет холодную руку на ее пылающий живот, она прикусывает губу.
– Закрой глаза, – приказывает Александр.
Она повинуется. Только чувствовать, еще и еще. Воображать. С закрытыми глазами видишь куда лучше.
Эта рука, невероятно нежная, которая медленно поднимается к горлу, потом спускается на бедра.
Но боль недалеко. Она прямо здесь, под кожей.
– Думаешь, что он мне сделал? – спрашивает она едва слышным голосом.
– Думаю, он сделал это, – шепчет коп ей в ухо.
Его рука становится тяжелее, когда углубляется между ее ног.
Хлоя рефлекторно сжимает ляжки. Слишком поздно, он уже в ней.
– Не шевелись. Вспомни, ты была без сознания, в его власти…
В его голосе звучат обертоны жестокости, извращения. Угрозы.
Хлоя слышит, как заметалось ее сердце, стуча все сильнее в грудь и даже в голову.
– Думаю, он сделал и это тоже…
Другой рукой Александр сжимает ей горло. Едва-едва, не мешая ей дышать.
Хлое хочется вырваться. Сопротивляться.
Уступить и даже подтолкнуть на большее.
Что-то заставляет ее подчиниться его воле. Наслаждение дать ему то, чего он ждет.
– Теперь вспоминаешь? – спрашивает Александр.
В голове молодой женщины мелькают самые разные картинки. Возвращаются ощущения, смешиваясь друг с другом.
– Тебе это понравилось?
– Не знаю… Я не знаю!
– Не открывай глаза, – снова приказывает коп. – Еще рано.
Он проводит губами по ее коже, кровь бросается Хлое в голову. Прямо под веками молнии сверкают в багровом небе.
– А мне это понравилось, – признается Гомес. – И не терпелось начать по новой!
Чудовищный раскат грома.
Хлоя открывает глаза и сразу погружается во взгляд Александра. Как в бассейн с раскаленной лавой.
– Это ты? – с ужасом лепечет она.
– А кто ты хочешь, чтобы это был?
Он улыбается, его пальцы смыкаются на горле Хлои.
– Мой бог! – стонет она.
– Твой бог – это я.
Страх берет верх над желанием. Она пытается оттолкнуть его, убежать. Он прижимает ее к матрасу и наваливается всем своим весом. Его пальцы превратились в лезвия, кромсающие ее кожу.
Она орет, отбивается. Он кусает ее до крови, вырывая кусочки плоти.
Вскоре боль становится такой сильной, что Хлоя вынуждена замолкнуть.
Вскоре она даже не может кричать.
Уступить, отдаться. Дать то, чего он желает.
Ее тело брошено на растерзание, душа на жертвенном камне.
Умереть в его руках, забыв, что когда-то она хотела жить.
Глава 43
Гомес натягивает джинсы и выходит из комнаты, закрыв за собой дверь.
В гостиной он берет свою кожаную куртку, надевает ее на голое тело и выбирается на крыльцо.
Опершись о каменный парапет, долгие минуты смакует ночную свежесть с легкой улыбкой на губах.
Он чувствует себя хорошо. До странности умиротворенным.
А ведь он был уверен, что ему станет совсем худо.
Воздух насыщен электричеством, гроза продолжает громыхать где-то вдали. Молния время от времени разрывает молочное небо, оставляя за собой постепенно затягивающийся шрам.
В конце концов Александр усаживается на верхнюю ступеньку и прикуривает «Мальборо».
Как давно он не испытывал подобного покоя… И пусть он знает, что это ненадолго, потому что надолго этого не может быть, сейчас он наслаждается каждой секундой временной передышки, столь же чудесной, сколь и эфемерной.
Стараясь не думать, что будет дальше.
Глава 44
Проснувшись, Хлоя испытывает глубокое удивление.
Тем, что ей удалось поспать. Без снотворного, без алкоголя. Просто закрыв глаза.
Еще рано, день только занимается. Единственное, чему можно верить без сомнений.
Александр покинул жар простынь. Сидя в кресле, он смотрит на нее. С той силой, на которую способны только его глаза.
Хлоя медленно выпрямляется, прижимая простыню к телу. Она дрожит, холодный пот каплями сверкает в ложбинках на пояснице.
– Я тебе приснился? – предполагает Александр.
В первых проблесках зари голос его звучит тускло, почти нечеловечески.
Хлоя дрожит все сильнее, глядя на неподвижный силуэт, скрытый в тени.
– Или, может, тебе приснился он…
Он легко поднимается, в одну секунду оказываясь рядом с ней. Хлоя отбрасывает простыни, прежде чем выпрыгнуть из кровати. Но между нею и дверью стоит Александр. И странно на нее смотрит.
Он делает шаг, она шарахается, почти наткнувшись на стену.
– Я пугаю тебя?
Он обнимает ее, прикасается губами к ложбинке у основания шеи. Она задыхается, сердце в агонии.
– Что происходит, Хлоя?
Он отводит прядь, упавшую ей на лицо, видит ужас, от которого непомерно расширились глаза.
– Это ты? – стонет молодая женщина.
– Да, это я, – отвечает Александр, нежно улыбаясь. – А ты хотела бы, чтобы это был кто?
– Господи!
Она обвисает в его объятиях, он не дает ей упасть, несет на кровать.
– Скажи мне, что с тобой, – тревожится Гомес. – Поговори со мной…
– Ты убьешь меня?
Коп ошеломленно на нее смотрит. И вдруг все понимает.
– Как ты можешь поверить в такое? – глухо упрекает он.
– Мне приснилось, что это ты… И все казалось совсем настоящим! Ты кусал меня до крови, душил меня…
Гомес подбирает свои вещи, валяющиеся на ковре, и выходит из комнаты, не говоря ни слова. Он закрывается в ванной, а Хлоя утыкается лицом в подушку и начинает кричать, колотя кулаками в матрас.
Это был всего лишь кошмар. Но такой реальный.
Она его ранила, снова. Он бросит ее, снова.
И она кидается в ванную, влетает, не постучав. Он уже под душем, но она без колебаний бросается под воду. Повиснув у него на шее, она без конца целует его. Без конца просит прощения.
– Ты совершенно сумасшедшая! – говорит Александр.
– Да!
Она хохочет, он прижимает ее к себе.
На какое-то мгновение, столь же мимолетное, сколь пленительное, он забывает, что когда-то хотел умереть.
Как ты посмела, мой ангел?
Он прикасался к тебе… И ты это позволила…
Ты напускаешь на себя важный вид, но ты просто шлюха, потаскуха.
Полное ничтожество.
Но никто не имеет права к тебе прикасаться. Никто, кроме меня.
Ты это знаешь, но решила причинить мне боль.
И у тебя получилось, должен признать! Браво, мой ангел: моя ярость отныне не знает пределов.
Мне придется напомнить тебе правила.
Увидишь, как дорого тебе придется заплатить за то, что не слушалась меня. За то, что обманула меня, предала.
Может, ты хочешь спровоцировать меня? Бросить вызов? Наверняка для того, чтобы посмотреть, на что я способен.
Ты увидишь, мой ангел.
Очень скоро, обещаю.
Глава 45
Гомес ответил на звонок, сидя за рулем.
– Это я, – сухо сообщил Маяр. – Приезжай, нам надо поговорить.
– Я как раз собирался к тебе зайти, – ответил Александр. – Но сначала мне нужно кое-что сделать…
– Немедленно! – рявкнул комиссар. – Ты приедешь немедленно, ясно?
Александр бросил взгляд на часы на приборном щитке. Психиатр Лоры консультирует только с утра, и ему не хотелось бы пропускать. Пока только девять сорок пять, можно успеть. И сейчас не лучший момент, чтобы перечить Маяру, который и так, похоже, встал с левой ноги.
– Ладно, еду.
Дивизионный нажал отбой, не заморачиваясь лишней вежливостью, Гомес поставил на крышу мигалку и развернулся прямо посреди бульвара.
Что ему от меня надо, ведь я же в отпуске?
Или Генеральная инспекция приняла решение, или до Маяра дошли слухи о расследовании, которое я тайком веду. В любом случае встреча рисковала стать взрывоопасной.
Через четверть часа Александр припарковался перед отделением полиции и сразу поднялся в кабинет шефа.
– Привет, – говорит он.
Комиссар смотрит на подчиненного с нескрываемым гневом. Но Александр привык.
– Что случилось? – спрашивает он, опускаясь на стул.
– Ты ведь в отпуске? – переходит в атаку Маяр. – Я, случайно, не ошибаюсь?
Александр вздыхает и достает из кармана рубашки пачку сигарет.
– Ты же сам отправил меня в отпуск, так что не понимаю, откуда такой вопрос.
– Тогда можешь мне объяснить, что ты делаешь с этой девицей?
– Какой девицей?
– Не держи меня за идиота, Алекс! – приходит в ярость дивизионный.
– Ты говоришь о Хлое Бошан?
– Да, я говорю о Хлое Бошан, – подтверждает Маяр. – Об этой сумасшедшей, которая…
– Она не сумасшедшая, – спокойно обрывает его Александр. – И она нуждается в нас, потому что она в опасности.
Начальник раскрывает папку у себя на столе.
– Она нуждается в психиатре. А ты не психиатр, Алекс. Психопат – возможно, но точно не психиатр!
– Спасибо за комплимент.
– Ты должен сидеть тихо и отдыхать, тебе было велено отправиться в отпуск… Чтобы о тебе забыли!
– Если все и дальше не будут воспринимать ее всерьез, она умрет. Ты этого хочешь?
Маяра, кажется, смутила уверенность друга.
– Откуда взялась такая убежденность?
– Когда я узнал, что она приходила к нам, то сразу связал это с другим делом, о котором слышал. Девушка в Девяносто пятом департаменте несколько раз подавала жалобы, у нее была такая же проблема.
– Ну и что? Немало чокнутых бродят что у нас, что в Девяносто пятом!
– Ну и что? – повторяет Александр, глядя ему прямо в глаза. – А то, что другая чокнутая уже мертва.
Комиссар делает паузу. Алекс знает, что стрела попала в цель.
– Как она умерла?
– Официально это было самоубийство. Прыжок в пустоту.
На губах дивизионного появляется насмешливая улыбка. Плохой знак.
– Говоришь, самоубийство?
– Вполне возможно, что ее толкнули в пустоту, – уточняет майор.
– Куча народа выбрасывается из окна. Такое случается каждый день. И только в редких случаях они нуждаются в помощи.
– Почему ты мне не доверяешь?
– Я всегда тебе доверял, Алекс. Но у тебя нет права вести это дело.
– Что ж, в таком случае поручи его кому-то другому.
– И речи быть не может.
– Но почему?
– А потому, что дела никакого нет! Я прочел запись в журнале учета и поданную в субботу жалобу. Позвонил врачу, у которого побывала эта девушка. Ничего нет, Алекс. Одна пустота. Полная пустота! А притом, какой у нас сейчас завал работы, я не могу подключать кого-то только потому, что у какого-то копа в отпуске возникло смутное предчувствие!
– Перестань орать, – просит Александр. – Я не просто какой-то коп, и у меня имеются определенные данные, а не только смутное предчувствие. Досье пусто, потому что тот тип – хитрая сволочь.
– Нет, Алекс. Я не поддамся. Эта девица водит нас за нос, у нее свои проблемы, пусть обращается к специалисту. Что до тебя, с тех пор как… как Софи ушла, ты творишь черт знает что.
Гомес держит удар. Он был готов к этому.
– Ты больше не веришь в мое чутье?
– Не в данный момент, – отрубает Маяр. – Во всяком случае, прокуратура отклонила субботнюю жалобу. Значит, мы не имеем права вести расследование.
Невелик сюрприз, но у Александра теплилась надежда.
– Эта девица с приветом, – повторяет его начальник. – Так что держись от нее подальше, ладно?
– Она в опасности, я знаю!
– Она думает, что в опасности, в этом вся разница.
Гомес молчит, Маяр повышает голос:
– Не вынуждай применять к тебе санкции! Мне этого совсем не хочется.
Александр несколько секунд смотрит на друга, пока тот не опускает глаза, потом хлопает дверью, не прибавив ни слова. Проходя мимо своего кабинета, он на мгновение останавливается. Странно, но у него ощущение, что он больше не у себя.
Что он здесь чужак и даже стены отталкивают его.
* * *
Хлоя открыла свою электронную почту, потягивая чашечку эспрессо. У Натали наметился прогресс, сваренный ею кофе уже можно пить.
Ее внимание привлек мейл от Пардье с пометкой СРОЧНО. Она щелкнула по нему, заметила, что он был разослан сегодня утром в восемь пятнадцать всему руководству фирмы.
Всех приглашают на внеочередное собрание сразу после полудня.
В груди поднялась жаркая волна. Великий день наступил. Он объявит о ней перед всеми.
Хлоя улыбнулась и прикрыла глаза. День коронации. Сегодня наконец она получит свою победу.
Ей надо разделить это торжество с кем-то, прокричать о нем на всех углах. Она хватает мобильник, открывает контакты. Но кому позвонить?
Естественно, она набирает номер Александра. Тот отвечает почти мгновенно.
– Это я, Хлоя. Не помешала?
– Я за рулем, но ничего страшного… Что случилось?
– Старик созывает всех на внеочередное собрание сегодня после полудня. Он назовет своего преемника… Свершилось, меня наконец-то объявят официально!
– Тем лучше, – отвечает Александр.
– Ты вроде совсем не рад!
Она вдруг осознает, что почти не знает этого человека. Но именно ему хочет довериться.
– Не в том дело, – откликается Гомес. – У меня кое-какие проблемы, расскажу вечером. А сейчас у меня встреча…
– Хорошо. Целую.
– И я тебя.
Он вешает трубку, Хлоя перечитывает мейл Пардье. Ее рука сжимается на мышке.
Странно, что Старик не поговорил с ней до того, как рассылать вызов.
А с другой стороны, зачем ему с ней говорить? Хорошую новость он уже объявил ей много недель назад. И потом, она вспоминает, как он многозначительно улыбался ей сегодня утром, когда она зашла поздороваться. У них был долгий разговор, она снова извинилась за опоздание в пятницу, прежде чем завести речь о крупном контракте, который она вот-вот заключит. Манна небесная для агентства. И у Дедули был до крайности довольный вид.
Поэтому нет, никаким сомнениям тут не место.
Она откидывается в кресле, наслаждаясь моментом. Как принцесса накануне коронации. Вскоре она станет здесь хозяйкой.
Годы бешеной работы, астрономические жертвы. И наконец вознаграждение.
Ей бы очень хотелось поделиться с Бертраном. Она провела ночь с другим мужчиной, но еще думает о нем. Ему бы следовало быть здесь, рядом с ней. Но он так далеко. Рана по-прежнему кровоточит, не желая заживать.
После радости приходят слезы.
Я бы никогда не переспала с этим копом, если бы ты меня не бросил!
И вдруг, когда она с закрытыми глазами представляет себе лицо Бертрана, нечто пронзает ее с чудовищной силой. Нечто, едва не сбивающее ее с ног.
Очевидность.
Всякий раз, когда монстр появлялся, Бертрана рядом не было.
Я уже замечала Тень на улице, когда была с Кароль. Но ни разу, когда была с Бертраном. Почему?
В первый раз этот псих пошел за мной на улице после вечеринки, куда Бертран идти отказался.
Сколько подозрительных совпадений… Мозг лихорадочно перебирает события, в памяти всплывает эпизод с гаражом.
Бертран вполне мог сам вырубить электричество, а потом подстроить мне западню. Где доказательства, что он действительно стал свидетелем столкновения машин?
В тот вечер, когда я увидела Тень в саду… Несколькими минутами позже Бертран позвонил в дверь.
Несчастный случай с отцом… Я дала ему адрес родителей и рассказала по телефону, что папа каждое утро ходит на прогулку.
События в ускоренном темпе проносятся у нее в голове, ей трудно дышать.
Нет, это невозможно!
И в то же время словно завеса раздернулась. Небо очистилось, теперь она ясно видит. Четко различает контуры каждого случая.
Тень и Бертран одно и то же лицо.
* * *
– Следует записаться на прием, месье.
Гомес достает свою карточку полицейского с ощущением, что подсовывает фальшивку.
– Мне нужно срочно увидеть доктора. Я оставлял сообщение в субботу.
– Да, я прослушала его, когда пришла, – говорит секретарша. – Но у доктора Мюра все утро консультации.
Александр посылает ей легкую улыбку – как он надеется, обворожительную.
– Я вклинюсь между двумя пациентами. Понимаете, это очень важно… Мне действительно необходимо с ней встретиться. И я не займу много времени, обещаю.
– Я поговорю с ней, как только она выйдет из кабинета, – заверяет секретарша. – А пока подождите в приемной, вон там…
– Хорошо. Спасибо, мадам.
Он послушно направляется в комнату, где уже ждет мужчина лет пятидесяти, чувствующий себя явно не в своей тарелке. Зеленое растение в кадке рядом кажется в куда лучшей форме, чем он.
С мужчины крупными каплями сбегает пот, он методично грызет ногти. Коп надеется, что на выходе из кабинета тот будет чувствовать себя комфортнее, чем на входе.
– Вы уже давно сюда ходите? – спрашивает пациент неуверенным голосом. – Она действительно очень знающий врач, сами увидите. Я вот уже пять лет хожу к ней каждую неделю.
– А… И вам лучше?
– Да. Понимаете, раньше я даже не осмелился бы с вами заговорить.
– У меня что, такой устрашающий вид? – с тревогой осведомляется Александр.
– Нет, не в том дело! Дело во мне… У меня фобии. Теперь стало лучше. А у вас? Может, вас смущает… что я спрашиваю, почему вы здесь. Я бестактен!
– Нет, меня ничего не смущает, – отвечает Гомес. – Я пришел поговорить с ней о самоубийстве.
Пациент с совершенно пришибленным видом вытаращил глаза. Гомесу стоило бы придержать язык.
– Не надо! Не надо, уверяю вас! Самоубийство не выход!
– Я майор полиции и мне нужно посоветоваться насчет одного расследования, – поспешно поправляется Александр.
– О, простите! Я подумал, что…
– Ничего страшного.
Дверь кабинета распахивается в означенное время; врач провожает молодую женщину, потом несколько секунд переговаривается с секретаршей, прежде чем обозначиться в дверях приемной. Она приветствует давнего пациента и разглядывает Гомеса.
– Майор? Я приму вас немедленно. Но при условии, что это будет быстро.
Александр пожимает ей руку, подмигивает мужчине под зеленым насаждением и проходит вслед за психиатром в просторный кабинет.
– Простите, что я не записался на прием, но мне сообщили ваше имя в субботу, и это довольно срочно.
– Садитесь, – предлагает доктор Мюра.
Гомес устраивается на единственном стуле, стоящем перед столом. Психиатр – женщина лет сорока – с достаточно непривлекательной внешностью, но смущающим взглядом.
– Я пришел поговорить с вами о Лоре Паоли. Одной из ваших бывших пациенток.
– Лора Паоли… Да, припоминаю, – кивает врачиха. – Что с ней стало?
– Она мертва, – сообщает коп.
Психиатр не кажется потрясенной.
– Я так и подумала. Иначе вас бы здесь не было…
Мюра дает себе еще несколько мгновений, чтобы осмыслить дурную новость. Провал.
– Тот факт, что она больше не приходила на прием, вас не встревожил? – спрашивает коп.
– Нет. Знаете, это часто случается… Пациенты прерывают курс, когда им вздумается. И потом, я не так долго работала с Лорой. Самое большее четыре сеанса. Но я помню эту молодую женщину, потому что такой случай не часто встретишь.
– Меня это устраивает, – улыбается Гомес. – Значит, вы сможете рассказать о ней и ее проблемах. Сначала опишите, какой была Лора, когда впервые пришла к вам. Почему вы ей понадобились…
Психиатр поудобнее устроилась в кресле и положила ногу на ногу.
– Помню, она смотрела на диван, как будто он внушал ей страх. Хотя она уже сидела на стуле. Похоже, я схожу с ума, доктор, сказала она, едва войдя. Разумеется, я была удивлена. Спросила, кто именно утверждает, что она сумасшедшая, и она ответила: Все. Друзья, родные… Потом рассказала свою историю. Невидимое присутствие, которое превратило ее жизнь в кошмар… Окна, открывающиеся в ее отсутствие, предметы, перемещающиеся с места на место в шкафах или на полках. Фотографии, исчезающие из альбомов. Шумы ночью… Вначале я подумала, что ее действительно преследуют, но потом поняла, что она страдает параноидальным бредом.
– Почему? – спрашивает Гомес.
– Ну, потому, что она мне рассказывала совершенно невероятные истории! За каким чертом кому-то проникать к ней в дом – и как бы он смог проникнуть без взлома, хотя она поменяла замки? – чтобы просто переставить безделушки на этажерке?
– А почему бы нет? – предполагает Гомес.
– Потому что это не имеет никакого смысла! – защищается психиатр.
– Если только он и впрямь не хочет, чтобы все считали ее сумасшедшей. Он делает вещи, совершенно невероятные в глазах всех, даже в глазах самой жертвы, так что никто и на мгновение не допускает, что он реально существует где-то, кроме как в голове этой бедной женщины…
– Вы намекаете, что Лору действительно преследовали? У вас есть основания это предполагать?
– Да.
Такое впечатление, что доктор Мюра получила дубиной по голове.
– В таком случае мы имеем дело с исключительно извращенным индивидуумом…
– Абсолютно верно, – подтверждает Гомес. – Один из коллег рассказывал мне о Лоре Паоли, а сейчас в комиссариат, где я работаю, обратилась женщина, чтобы подать практически идентичную жалобу. Вот я и решил, что есть связь.
– То есть вы утверждаете, что он начал снова?
– К несчастью, доктор.
Психиатр снимает очки, словно не желая видеть очевидность.
– А это не слишком притянуто? – спрашивает она. – Я хочу сказать… что вы слышали о Лоре, а теперь вам попалась вторая жертва?
– Этот тип живет где-то здесь и охотится в окрестностях. Я знаю двоих его жертв, но, если я прав, их должно быть намного больше. Учитывая его методы и время, которого они требуют, он по необходимости вынужден действовать на весьма ограниченной территории. Психопат может передвигаться по всей Франции, если он насилует или убивает своих жертв, а потом спокойно возвращается к себе. А в данном случае мы имеем дело с типом, который преследует их месяцами. Значит, он не может отдаляться от дома и работы, если она у него есть… Соответственно, его жертвы должны быть сгруппированы в одном географическом секторе.
– Поверить не могу, – признается врач. – И какова, по-вашему, его цель?
– Свести их с ума. А потом убить. По официальной версии Лора выбросилась из окна, но я думаю, что он ей немного помог.
Мюра качает головой. Она явно отказывается ему верить, даже если ее убежденности только что был нанесен удар.
– Зачем же сводить их с ума, как вы говорите, перед тем как убивать?
Гомес пожимает плечами:
– Не требуйте от меня понимания глубинных мотивов психопата. Моя специализация, скорее, дилеры, брокеры, сутенеры…
– Ясно, – улыбается психиатр. – Знаете, я диагностировала у Лоры параноидальный бред. И я искала причины, которые могли вызвать у нее такого рода патологию. К сожалению, она не дала мне времени разобраться. Она пришла всего три или четыре раза, как я вам уже говорила… Скорее всего, она не услышала от меня того, что хотела, а потому больше не вернулась.
– На самом деле вовсе не самоубийство прервало сеансы, – подтверждает ее соображения Александр. – Она покончила с собой месяца через два после того, как перестала ходить сюда.
– Скажите, а та женщина, о которой вы мне говорили, та, которая должна стать второй жертвой…
Она весьма странным образом произносит слово «жертва». Гомес понимает, что он ее не убедил.
– Мне пришла в голову одна мысль… Не могла ли она слышать о Лоре?
– Они не были знакомы, – заверяет Гомес.
– Вы уверены, что у них не было общих друзей? Что эта женщина не могла каким-либо образом узнать историю Лоры?
– И что тогда?
– Если эта вторая жертва…
– Ее зовут Хлоя, – уточняет Александр.
– Если Хлоя услышала эту историю и она ее напугала, впоследствии у нее вполне могла развиться симптоматика того же рода. Конечно, если для этого были предпосылки.
Гомес бросает на нее вопросительный взгляд.
– Выражусь яснее…
– Хотелось бы! – иронизирует Александр.
– Представим на секунду, что у Хлои наличествует определенная предрасположенность. Другими словами, что у нее параноидальный склад личности. Представим далее, что она слышит о том, что переживает Лора. Она убеждает себя, что эта женщина реально подвергается преследованию. Ее это ужасает, она говорит себе, что такого кошмара сама бы не выдержала. Она даже говорит себе, что вокруг бродит какой-то душевнобольной. И он вполне может ополчиться и на нее… А в дальнейшем достаточно любого толчка, чтобы она пошла по пути Лоры.
– Толчка?
– Человека, который идет за ней по улице, например. Знаете, такое случается каждый день.
– Именно с этого все и началось, – подтверждает Гомес. – Какой-то тип пошел за ней, когда она возвращалась к своей машине.
– У Хлои в прошлом были психиатрические проблемы? У нее параноидальный склад личности?
– Представления не имею, – признается коп.
– Следует выяснить, майор. Нужно опросить ее близких, друзей… Конечно, неспециалисту трудно такое распознать, но думаю, вашим приоритетом должна стать проверка, могла ли Хлоя, да или нет, услышать о Лоре. И если ответ будет положительным, будьте уверены, что она страдает тем же синдромом.
– Я в это не верю, но обязательно выясню.
– А теперь я должна вас покинуть. Я больше не могу заставлять пациента ждать.
Глава 46
Хлоя не пошла обедать.
У нее ощущение, что при каждом вдохе скользящая петля все туже стягивает ее внутренности.
Каждые пять минут она смотрит на часы в нижнем правом углу своего монитора. И не может понять, идет время слишком медленно или слишком быстро.
Собрание начнется через четверть часа, Хлою бьет мандраж. Как актера перед выходом на сцену.
Она оставляет кабинет, чтобы заглянуть в туалетную комнату. Перед большим зеркалом поправляет волосы, проверяет макияж, чуть более скромно застегивает блузку.
Генеральная директриса должна быть секси или строгой?
Ладони немного влажные, как и лоб. Понимает, что она переменилась. По-настоящему, глубоко. Всего несколько месяцев назад она выглядела бы куда увереннее. Единственное ощущение, которое она испытывала бы в такой момент, это вкус победы.
Но столько всего произошло и за такое малое время…
Опершись ладонями о зеленоватый кафель, она закрывает глаза.
У меня получилось, великий день настал. У меня получилось, несмотря на препятствия, несмотря на все, с чем пришлось столкнуться. Несмотря на то, что Бертран заставил меня пережить.
Но я все расскажу Александру, и он тебя в порошок сотрет!
Дверь открывается, в проеме возникает силуэт Мартена. Импозантный.
Обоим стоило избегать общих туалетных комнат.
– Нервничаешь? – насмешливо интересуется заместитель директора.
Он разглядывает ее с вечным своим самодовольным видом.
Бедняга Филипп, ты не знаешь, что тебя ждет!
– Мне не с чего нервничать.
– Действительно, кости брошены, – подтверждает Мартен с многозначительной улыбкой.
Несколько нескончаемых секунд они смотрят друг на друга в отражении в зеркале. Потом Хлоя возвращается к себе в кабинет и нос к носу сталкивается с президентом.
– Пора, Хлоя.
– Идемте, – говорит она.
Он берет ее за руку, это непривычное прикосновение ее успокаивает. Они идут вместе в большой зал собраний, где уже ждет часть руководящего состава. Они словно движутся к алтарю по кафедральному собору.
Столы и стулья сдвинуты в глубину зала. Значит, собрание или, вернее, речь будут слушать стоя.
Появляется Мартен, пожимает кому-то руки. Его взгляд в молчаливой конфронтации снова падает на Хлою. Пардье встает у окна и требует тишины. Сотрудники располагаются полукругом лицом к нему. Соборная обедня может начинаться.
– Я решил уйти в отставку через две недели.
Новость никого не удивляет. Все последнее время заключались пари, кто же унаследует трон.
– Успокойтесь, свою прощальную речь я произнесу не сегодня! Оставлю ее для заключительного банкета. Когда вы выпьете достаточно шампанского, чтобы ее выдержать!
Кто-то тихонько смеется, остальные довольствуются улыбками. Хлоя и Мартен и бровью не повели.
– Я собрал вас сегодня, чтобы сообщить, кто сменит меня на посту главы агентства. Это потребовало от меня долгих размышлений и неоднократных обсуждений с советом директоров. И могу вам сказать, что выбор был нелегким. Не то чтобы я незаменим, конечно, но… такого рода решения даются всегда непросто.
Ну же, давай, Дедуля, скажи наконец! – молча молит Хлоя.
– Начиная с первого июня агентство возглавит персона, которую вы все знаете, поскольку она работает здесь уже много лет…
Огненный шар взрывается в животе у Хлои. Ее губы невольно раздвигаются в улыбке, а глаза на мгновение устремляются на Мартена: тот бледнее трупа.
– Таким образом, эта персона приступит к выполнению своих обязанностей через две недели, – продолжает Пардье. – И надеюсь, вы будете так же верны и лояльны к ней, как были ко мне…
Он поворачивает голову в сторону Хлои и смотрит ей прямо в глаза.
– Моего преемника зовут Филипп Мартен.
Шок такой, что Хлое кажется, будто Старик всадил ей в спину кинжал.
Что, собственно, он и сделал.
– Я знаю, что с Филиппом наша компания окажется в хороших руках. Поступив к нам вот уже восемь лет назад, он приобрел солидный опыт и доказал, что умеет принимать правильные решения в нужный момент и работать в командном духе, который является отличительной чертой нашего агентства и обеспечил его успех.
Хлою как оглушили. Перед глазами пляшут разноцветные звездочки. Она почти ничего не слышит, слова потеряли смысл.
Солидный опыт… правильные решения… командный дух… успех…
Нет, в этом действительно нет смысла.
Она снова поворачивает голову к Филиппу, видит, как ее поражение отражается в глазах соперника. Ее поражение и смертный приговор.
Боль ужасная, унижение чудовищное.
Взгляды, насмешливые или сочувствующие, обжигают кожу, вгрызаются в плоть.
Когда раздаются аплодисменты, они хлещут ее, как пощечины.
И Хлоя бегом устремляется прочь.
Глава 47
В таком случае мы имеем дело с исключительно извращенным индивидуумом…
Никакой необходимости советоваться с психиатром, чтобы это понять. Гомес отметил про себя, что напрасно потерял время. А еще, что Лора должна чувствовать себя совершенно одинокой. Одной против Тени.
До такой степени, что оставался единственный выход: великий прыжок в неизвестность.
Прыжок, которого Александр равно боится и желает.
Он оставил машину на больничной стоянке, зашел в огромное здание.
Он не был здесь уже много дней. Но вовсе не чувство вины перед Пацаном привело его сюда. Скорее насущная потребность.
Потребность увидеть его, хотя бы сквозь стекло.
Зайдя в отделение, он просит у старшей медсестры разрешить посещение.
– Месье Лаваля перевели, – объявляет та. – Его состояние улучшилось, и его поместили в обычную палату, в отделение общей терапии.
– Он пришел в себя? – с надеждой спрашивает Гомес, расплываясь в детской улыбке.
– Нет, он по-прежнему в коме. Но он больше не нуждается в искусственном дыхании.
Медсестра указывает ему дорогу и возвращается к своим пациентам. Александр медленно приходит в себя. На секунду он поверил, что чудо свершилось.
Он пускается в путь по коридорам, запутывается, спрашивает дорогу.
Наконец, минут через пять, он на цыпочках заходит в палату Лаваля. Как будто боится его разбудить. А ведь ему так хотелось бы разбудить его…
Подтаскивает стул к медицинской кровати, снимает куртку и устраивается.
– Привет, Спящая красавица. Надо же, какая симпатичная у тебя новая комнатка!
Он берет руку Пацана, сжимает ее в своей.
– И верно, ты лучше выглядишь.
Лицо Лаваля стало почти нормальным, таким же тонким и породистым, как раньше. Разумеется, он все еще под капельницами. По бандерилье в каждой руке. И еще он подсоединен к аппарату, который контролирует его давление и сердечный ритм.
Уже нет трубки в горле и в носу. И даже исчезли некоторые повязки.
Но новая нога не отросла. И глаза безнадежно закрыты.
– Я принес тебе вот это, – продолжает майор, выкладывая на тумбочку небольшой блокнот. – Но не для чтения, потому что он чистый…
Гомес отпускает руку лейтенанта и достает из кармана авторучку. Открывает на колене блокнот, пишет дату на первом листке.
– Это что-то вроде бортового журнала, – объясняет он. – Я буду отмечать в нем все твои улучшения день за днем. А еще все посещения и все, что происходит, а ты не можешь увидеть. Но о чем, возможно, захочешь узнать, когда… когда ты проснешься.
Александр набрасывает несколько строк своим угловатым почерком, потом поднимает глаза на Пацана.
– Мне очень жаль, – говорит он. – Я не приходил много дней, знаю, но у меня одно горящее дело. Расследование.
Он вспоминает, как Лаваль обожал футбол. Кстати, и сам играл, по-любительски.
Когда у него было две ноги.
Горло Александра сжимается, он сдерживает слезы.
– Хотя я сижу на скамейке запасных, с тех пор как ты загремел на эту койку, я решил снова выйти на поле… Думаю, я нащупал нечто серьезное. Мразь, которая нападает на женщин, развлекается тем, что сводит их с ума, пока они не выбрасываются из окна. Психопаты не совсем мой профиль, но раз никто не желает заняться этим делом, я взялся… Думаю, это не дает сойти с ума мне самому! И даже если я не буду приходить каждый день, я хочу, чтобы ты знал, что я думаю о тебе. Каждый день. Каждую минуту. Каждую гребаную секунду…
Александр резко оборачивается, видит в дверях палаты капитана Вийяра. Тот улыбается, почти нежно.
Гомес торопливо выпускает руку Пацана и закрывает блокнот.
– Можешь продолжать держать его за руку, – говорит капитан, подходя.
Двое мужчин смотрят друг на друга несколько секунд, потом Вийяр тоже садится.
– Ему вроде получше?
– Похоже на то, – соглашается Александр. – Во всяком случае, выглядит он лучше. И дышит теперь сам.
– А как ты?
Гомес удивлен, что Вийяр задал подобный вопрос. Вместо ответа пожимает плечами.
– Чем занимаешься целыми днями? Не слишком закис?
– Вяжу шарфики для благотворительных фондов.
– Говорят, ты втихаря ведешь какое-то расследование. Это правда?
– А что ты хочешь, чтобы я еще делал! В вязании я не силен.
В конце концов майор снова берет руку Лаваля в свою.
– Думаешь, он придет в себя? – спрашивает, помолчав, Вийяр.
– Не знаю. Если бы я мог отдать жизнь, чтобы он вернул свою, я бы это сделал.
Капитан качает головой.
– Ты всегда любил высокие слова, да, Алекс?
– Но это правда. Он в таком состоянии по моей вине. И клянусь, что я хотел бы поменяться с ним местами. Не только чтобы он не терпел то, что вынужден терпеть, но и потому, что меня бы вполне устроило оказаться в коме.
Вийяру вдруг становится очень не по себе.
– Алекс, мы бы помогли тебе, когда твоя жена ушла…
– Можешь сказать «умерла», – жестко прерывает его Гомес.
– Когда твоя жена умерла, – поправляется Вийяр. – Но ты не захотел помощи. Ты окружил себя пустотой.
– Нет. Пустота втянула меня. Это не одно и то же.
– Я знаю, что ты этого не хотел. Мы все знаем, что ты этого не хотел. Что ты не хотел рисковать Лавалем. Мы не забыли, кто ты.
Гомес чувствует, как к глазам снова подступают слезы. Поэтому он натягивает куртку и наклоняется поцеловать Лаваля в лоб.
– Я вернусь завтра, малыш. Веди себя хорошо, не доставай медсестер.
Потом пожимает руку своему заместителю.
– Спасибо, старина, – говорит он.
– За что? – удивляется Вийяр.
– Спасибо, и все.
Он закрывает за собой дверь, ускоряет шаг, чтобы побыстрее покинуть проклятые коридоры, беззвучно источающие болезнь и смерть. Хоть от этого Софи была избавлена. Свои последние годы она провела в их квартире, рядом с ним.
Едва оказавшись на улице, Гомес прикуривает сигарету и втягивает в себя большой глоток кислорода, ароматизированного никотином. Наслаждение…
Закрывшись у себя в квартире, Гомес растягивается на диване и проглатывает обед, способный привести в ужас любого диетолога.
Вечером он увидится с Хлоей. Все ради обеспечения ее безопасности. Очень личная охрана…
Ему ни в коем случае не следовало спать с ней, и он это прекрасно понимает. Но ему не удается искренне об этом пожалеть. Ему даже не терпится повторить, хотя сама мысль вызывает у него дурноту. Он отвратителен сам себе.
Мобильник завибрировал, он протягивает руку, чтобы взять его с журнального столика.
– Да?
– Здравствуй, Александр, это Валентина.
– Валентина… – повторяет Александр с улыбкой. – Как у тебя дела?
– Это у тебя надо спросить, – отвечает молодая женщина.
– Лучше не надо.
Небольшая пауза, но Валентина не сдается.
– Я подумала, не увидеться ли нам сегодня вечером. Я не на дежурстве и задолжала тебе приглашение в ресторан.
– Ты мне ничего не должна, – поправляет ее майор. – А сегодня вечером я уже занят.
Он почувствовал разочарование на том конце трубки, на секунду заколебался. Наслаждение и отчаяние иногда так хорошо сочетаются…
– Но мы можем увидеться после полудня, если хочешь.
– Не лучшее время для ресторана! – смеется Валентина.
– Тогда угости меня кофе.
– Идет. Хочешь приехать ко мне?
Александр представляет себе пылкий послеполуденный перекус и предпочитает уклониться. Пока что.
– Мы могли бы встретиться в городе, – говорит он. – Знаешь паб на улице Расина?
– Нет, но я найду, – заверяет молодая женщина.
– В пять часов там, хорошо?
– Хорошо, – соглашается Валентина. – До скорого.
– Целую, – говорит Гомес перед тем, как дать отбой.
Он бросает телефон по другой конец софы, вздыхает. Берет со стола рамку с фотографией, кладет себе на колени. Грустно улыбается Софи.
– Знаю, я слетел с катушек… Но я еще здесь, я держу слово, ты же видишь. Во всяком случае, на данный момент. Между прочим, я ничего не обещал, помнишь?.. Как ты теперь можешь помнить? Помню только я… И это больно до смерти.
* * *
Больно до смерти.
Хлоя закрылась у себя в кабинете. Стоит у окна, упершись лбом в стекло, челюсти намертво стиснуты.
Как Пардье посмел так с ней поступить?
Как эта сволочь могла быть столь циничной, столь жестокой?
Натали один раз стучит в дверь и тут же заходит:
– Хлоя? Я хотела узнать…
– Выйдите, – приказывает начальница глухим голосом.
– Но…
– Выйдите! – повторяет Хлоя, не оборачиваясь.
Наконец дверь у нее за спиной закрывается. Ее губы начинают дрожать, горло сжимается.
Не плакать, потерпеть до дома.
Дверь открывается снова, Хлоя закрывает глаза.
– Я велела вам выйти!
– Я хотел поговорить с вами, – заявляет мужской голос.
Голос, который она отныне ненавидит. Она поворачивается, чтобы оказаться лицом к лицу с Пардье.
– Я понимаю ваше разочарование. Но ваша реакция, вот только что… так убежать!.. Я предпочел бы чуть больше сдержанности. Чуть больше профессионализма.
– О, я искренне сожалею, что моя реакция вам не понравилась, господин президент!
Она обратилась к нему своеобразным тоном. Оскорбительным с примесью ярости.
– Понимаю, что вы меня ненавидите, малышка, – вздыхает Пардье. – Но…
– Прекратите называть меня малышка. У меня есть имя. Меня зовут Хлоя Бошан.
Президент улыбается, довольно вызывающе. Как если бы все это было игрой.
– Вижу, что вы не в том состоянии, чтобы меня выслушать. Поговорим в другой раз.
– Как вам будет угодно, господин президент, – отзывается Хлоя.
Пардье наконец удаляется, осторожно прикрыв за собой дверь.
Ее взгляд испепеляет кучу папок, наваленных на рабочем столе. Они выглядят как издевательство.
Внезапно она хватает одну из них, с размаху швыряет о дверь. Бумаги разлетаются по полу, она яростно топчет их ногами. Потом, в мертвой тишине, одну за другой бросает свои бесценные папки через всю комнату.
И наконец падает в кресло, совершенно опустошенная.
* * *
Гомес выходит из-под душа и отправляется на поиски чистой одежды. Надо будет запустить стиральную машину, пока он не остался в одних подштанниках.
Быстро спускается по лестнице, решает пойти в паб пешком: хочется воспользоваться мягким весенним днем. Как если бы солнце было способно растопить лед.
Вопрос его толщины…
Он собирается встретиться с женщиной, которая чего-то от него ждет. И которая, без сомнения, в него влюбилась. Он собирается сказать ей, что она должна его забыть. Или же дать ей надежду, он еще не решил.
И это перед тем, как увидеться с другой, которую примет в свои объятия и с которой ночью займется любовью.
Что угодно, лишь бы не прыжок. Вцепиться во что-то, не важно во что. Заполнить пустоту, неумолимо захватывающую его. Которая втягивает его в головокружительный вихрь.
Поглощенный своими мыслями, засунув руки в карманы старой кожанки, он быстро шагает, не замечая Тени, которая в отдалении следует за ним.
* * *
Только к пяти часам Хлоя находит в себе силы, чтобы покинуть свое логово. Она больше ни минуты не может оставаться в этом месте, пусть даже ей хотелось уйти последней, чтобы не столкнуться ни с кем в коридорах.
Они наверняка все в восторге. Смеются за моей спиной.
Сборище гадин.
Хорошенькую оплеуху она схлопотала, эта Бошан. Здорово ее поставили на место!
Она представляет себе ухмылки за каждой дверью, насмешливые переглядывания. Дешевые шуточки. Ни на мгновение ей не приходит в голову, что некоторые могут ей сочувствовать.
Когда гибнет хищник, дичь ликует!..
Весь день она только и делала, что проклинала Старика. Прислушивалась к тому, как в ней растет глубокая ненависть. Представляла, как она могла бы заставить его заплатить.
Как она заставит его заплатить.
Подходя к лифту, она видит, как с противоположной стороны появляется Мартен.
Едва заметив ее, он расправляет плечи, выпячивает грудь. Так доминирующий самец желает продемонстрировать, что он самый сильный.
Они с неизбежностью пересекаются, но их взглядам удается не встретиться.
Хлоя вызывает лифт и украдкой смотрит в самый конец коридора, в сторону кабинета Пардье. Отныне ее злейшего врага.
Нет, не злейшего врага.
Потому что она знает: ее теперешняя слабость приведет в восторг мрак, превратив ее в идеальную добычу.
* * *
В результате он так и не попросил ее забыть его. Он вообще ни о чем ее не попросил.
Александр просто поплыл по течению. С ощущением, что его усталое сердце укутывается в шелковое одеяло. С ощущением, что он погружает клыки в нежную сочную плоть, утоляет жажду свежей кровью.
Однако ничто не сможет утолить его жажду. Как ничто не сможет согреть его сердце, уже бьющееся в агонии.
Это всего лишь отсрочка.
Когда Валентина взяла его руку, он ничего не сделал, чтобы отнять ее.
Когда она приблизила к нему свое лицо, он поцеловал ее.
Прежде чем бросить одну в этом пабе.
У меня работа, скоро увидимся.
Она даже не возразила. Была очевидно счастлива теми крохами, которыми он ее удостоил.
Александр дошел до дома, сразу сел в машину и поставил на крышу мигалку. Ему недолго оставалось быть копом, он знал. Так что имело смысл пока попользоваться.
Вскоре все будет кончено.
Хлоя, Валентина, его карьера.
Его жизнь.
Все вокруг лишь иллюзия. Потому что она умерла.
Он дышит, курит, есть, пьет, трахается. У него бьется сердце, иногда слишком сильно. У него пухнет голова от воспоминаний, которые всплывают среди полной разрухи.
Но все это лишь мираж.
Потому что он умер.
Глава 48
Хлоя забыла про слесаря. Тот терпеливо дожидался у дома, смоля сигарету.
Она и не подумала извиниться за опоздание, оставила его возиться с входной дверью, а сама укрылась в гостиной. Налила полстакана виски, разбавила апельсиновым соком и забилась в кресло.
Все это только сон. Кошмар. Она обязательно откроет глаза. И все окажется снова в порядке.
Второй стакан.
Ей это напомнило падение Лизы. Сразу после него она говорила себе то же самое.
Не может быть, чтобы такой ужас действительно случился. Чтобы он случился с нами.
Это ночной кошмар, я сейчас проснусь… завтра утром ничего этого не будет.
Она так и не проснулась. И Лиза тоже.
Все оказалось правдой.
Она достала ноутбук, извлекла из забвения свое служебное резюме, которому больше трех лет. В какой-то момент она подумывала уйти из агентства и подыскать что-нибудь другое. Обновить резюме, приложить письмо с предложением. И завтра направить в другую компанию.
Зрение начинает туманиться, она закрывает глаза. Начать все с нуля. Или почти. Выстроить новую карьеру, в другой фирме. С новыми коллегами, новым шефом. Перед которым снова придется лебезить. Доказывать свою ценность, доказывать, что она лучшая.
– Я не лучшая, – бормочет она. – Я теперь никто…
Утирает слезы гневным движением, приканчивает стакан.
– Они предпочли Мартена, значит я больше ни гроша не стою!
Она закрывает компьютер, вскакивает и принимается расхаживать по гостиной.
– Это ты виноват, мерзавец! – вдруг кричит она. – Все из-за тебя! Клянусь, ты мне заплатишь!
Стоя в дверях гостиной, слесарь смотрит на нее ошалелыми глазами.
– Вы меня звали? – робко спрашивает он.
Хлоя отрицательно мотает головой.
– Я говорила по телефону, – выворачивается она. – Вы уже закончили?
– Нет еще… Пойду доделаю.
Именно, доделывай. Сделай так, чтобы этот подонок не смог больше ко мне сунуться.
Бертран, подонок. Но это вполне мог быть и Мартен… В таком случае миссия человека в черном выполнена. Хлоя никогда больше его не увидит и сейчас выложит сотню евро ни за что. Но что значит сотня евро, когда разбилась мечта?
Разбилась. Как позвоночник Лизы.
* * *
Слесарь еще на месте, когда Гомес появляется у той, кого до сих пор называет своей клиенткой.
Майор пожимает руку мастеру.
– Мадам в гостиной! – шепчет тот. – И похоже, сильно не в духе.
– Мадам всегда не в духе, – уточняет Гомес с улыбкой.
Гомес действительно находит Хлою в гостиной, она стоит у окна со скрещенными на груди руками и разглядывает сад. Впечатление, что она не двигалась с места уже много часов.
– Добрый вечер…
Когда она оборачивается, Александр мгновенно понимает, что день был ужасный.
Ее взгляд как книга, открытая на кульминации трагедии.
Он подходит к ней, но не осмеливается прикоснуться. Со странным ощущением, что предыдущая ночь уплыла куда-то вдаль. Что они снова чужие.
– Что не так? – спрашивает коп.
– Налей себе выпить, если хочешь, – предлагает она и снова отворачивается к окну.
Только тогда Александр замечает на журнальном столике бутылку виски и пустой стакан.
– Вижу, ты начала без меня… А мы ведь с тобой договорились, верно?
– Если ты пришел читать мне мораль, убирайся, – бросает Хлоя.
– Я пришел обеспечить твою безопасность. И благодарю за теплый прием.
Он слышит, как она усмехается.
– Чтобы обеспечить мою безопасность? А может, ради приятного времяпрепровождения?..
Александр заставляет ее повернуться к нему лицом. Она смотрит ему в глаза. Теперь она выдерживает его взгляд. Дело привычки.
– Хочешь, чтобы я освежил твою память? – предлагает он. – Это ты меня завела, не припоминаешь?
– Мне не пришлось долго тебя уговаривать.
Александр улыбается, словно плюет ей в лицо.
– А чего ты хочешь? Ты же неотразима! Ты это пытаешься мне сказать? Тогда странно, что твой парень смылся… Понять не могу почему! Ты же сама нежность и очарование!
Хлоя высвобождается из его хватки, прислоняется лбом к стеклу.
– Пусть приходит и убьет меня, тем лучше.
Коп вздыхает и все-таки наливает себе стаканчик односолодового.
– Чудесно… Предлагаю забыть все только что сказанное, ладно?
– Ладно, – бормочет Хлоя. – Мне плохо, прости.
– Я так и понял. Ты видела его? – предполагает он, прикуривая «Мальборо».
Замкнувшись в молчании, Хлоя разглядывает пустую улицу, как небывалое зрелище.
– Ты отлично изображаешь статую… Тебе так трудно со мной поговорить?
Слесарь робко стучит в дверь гостиной.
– Я закончил, мадам. Я оставил вам две связки ключей у входа.
Хлоя берет свою сумочку, достает чековую книжку. Мастер отдает ей квитанцию и покорно ждет, поглядывая на бутылку виски в надежде, что ему предложат аперитив.
Но Хлоя ограничивается тем, что молча вручает ему чек.
– Что ж, спасибо. Надеюсь, что на этот раз вас больше не побеспокоят.
– До свиданья, – отвечает Хлоя. – Я вас не провожаю, вы знаете дорогу.
Слесарь убирает чек в сумку и пожимает ей руку.
– Приятного вечера! – бросает он ироническим тоном.
Гомес смотрит, как Хлоя наливает себе стакан. Третий.
– Ладно, теперь, когда мы остались вдвоем, можешь мне сказать, что случилось?
– Он победил! – цедит сквозь зубы Хлоя и убегает в кухню.
Гомес возводит глаза к небу и следует за ней.
– Я не люблю загадки, – замечает он.
Хлоя включает посудомоечную машину. Движения у нее порывистые, он догадывается, что она сдерживает приступ ярости.
– Так что? – настаивает майор. – Что это означает – он победил?
– Пардье отдал пост Мартену.
Вид у нее устрашающий; с какой ненавистью она произносит имена Пардье и Мартена.
– Вот дерьмо, – просто откликается Гомес. – И как он тебе это сообщил?
– Он собрал добрую половину сотрудников и произнес прекрасную речь о редкостной персоне, которая сменит его на посту! Вот только этой персоной была не я. Именно это и называется публичным унижением, на мой взгляд.
– Отвратительно, – признает майор. – Ты поговорила с ним? Я имею в виду, после…
– Мне хотелось его убить. Так что нет, я с ним не поговорила.
– И что ты будешь делать?
– Пока не знаю… Полагаю, подыщу себе работу в другом месте. После такого оскорбления не вижу возможности остаться.
– Почему ты сказала: Он победил?
– Эта должность была уже моей. И если она уплыла у меня из-под носа, то только потому, что в последнее время я была не на высоте. Опаздывала, наделала ошибок, отсутствовала в рабочее время… Поэтому да, он победил! Я не стану генеральным директором. Я никогда не стану генеральным директором!
Гомес вспомнил завперсоналом в супермаркете. Этого козла Пастора.
Неоднократные опоздания, необоснованное отсутствие, ошибки на кассе…
– Но я этого не заслужила, – продолжает Хлоя, у которой вдруг развязался язык. – Старик забыл про все те годы, когда я пахала как безумная, про все контракты, подписанные благодаря мне… Про все деньги, которые я принесла его гребаному агентству!
– У людей короткая память, когда им это выгодно.
– Я не верю в твою историю с психопатом, – вдруг выкладывает Хлоя. – Я думаю, кто-то хотел выбить меня из колеи, чтобы мне не достался этот пост.
– Кто?.. Давай, скажи мне!
– Мартен, разумеется.
Гомес усаживается и берет яблоко из корзины с фруктами.
– Он догадался, что место будет за мной, и все сделал, чтобы устранить меня! – горячится молодая женщина. – Признай, что в моей версии есть логика, а?
– Логика есть, – уступает Гомес. – Но я в нее не верю. Рынок труда безжалостен, согласен. Но чтобы кто-то пошел на такой риск… Ты могла его узнать, ведь ты каждый день видишь его в офисе.
– Грязную работу он сам не делал, это не в его стиле. Он заплатил кому надо.
– Человека, способного провернуть нечто подобное, не так-то легко найти.
– Я думаю, это Бертран, мой бывший. Меня словно осенило, ведь все очевидно. Я вдруг осознала, что его никогда не было рядом, когда ко мне приближалась Тень.
– Весьма хилая улика… И какой, по-твоему, у него мотив?
– Неужели ты не понимаешь? Деньги, конечно! Мартен заплатил Бертрану. Тот подсуетился, чтобы соблазнить меня, а потом пошел в атаку.
– Это не исключено, – признает Гомес. – Верно и то, что у Бертрана были ключи. И он знает твои привычки… Я займусь им.
– Каким образом? – вскидывается Хлоя.
– Это моя работа, должен напомнить. Так что можешь мне довериться. Он ничего не узнает.
Она смотрит в пустоту, чувствуя в стиснутых зубах вкус собственного провала. И гнева. Гомес берет ее за руку, она не сопротивляется.
– Хочешь, пойдем куда-нибудь поужинаем? – предлагает он. – Тебе надо развеяться…
– Я устала и не хочу есть. Ты просто не понимаешь, что мне пришлось пережить!
– Нет, я вполне представляю твое разочарование. Но ты не из тех, кто легко сдается. Ты сумеешь выплыть и в другом месте найти то, что тебе нужно… Ты сильная.
У нее вырывается горький смешок с призвуком отчаяния. Тот, что предшествует слезам.
– Я не сильная. Это сплошная показуха… Я боюсь тени!
– Любой бы умер от страха на твоем месте. Не будь к себе слишком сурова, ладно?
Он отпускает ее руку, которая так и осталась холодной.
– Я хочу, чтобы ты составила мне список всех своих знакомых.
У Хлои глаза лезут на лоб.
– Друзья, соседи и бывшие соседи, коллеги по работе… Короче, все.
– Ты что, шутишь?
– Вовсе нет, – заверяет Гомес. – Я понимаю, что ты наверняка знаешь кучу народа, но… это необходимо. Это может помочь мне найти человека-невидимку.
– Да ну? Но я же говорю тебе, что это…
– Мы не знаем, кто он. Пока нет. И я не хочу пренебрегать ни одним следом. Поэтому сделай, как я прошу, пожалуйста. Я сравню этот список с людьми, которые пересекались с Лорой, близко или не очень. Я должен найти связующее звено между тобой и этой девушкой.
– Но она ведь мертва! – яростно возражает Хлоя. – Не понимаю, как…
– Расспрошу ее близких, друзей, бывших.
Хлоя на мгновение замолкает, продолжая вглядываться в его лицо.
– Они поручили тебе дело?
Майор не опускает глаз под взглядом Хлои.
– Нет, – говорит он. – Мой шеф считает, что улик недостаточно. Но это не помешает мне продолжить. Вообще-то, мне ничто не помешает.
Хлоя не позволяет себе ни одного комментария. Однако он догадывается, что она на него злится.
– И у меня еще остались кое-какие связи. Если мне понадобится информация, я ими воспользуюсь. Со своей стороны, я убежден, что мы имеем дело с ненормальным, и он преследовал Лору, прежде чем взяться за тебя.
– А кем она была, твоя Лора? – неожиданно спрашивает Хлоя.
– Кассиршей в супермаркете.
– Вот как, кассиршей?.. И ты думаешь, у нас могли быть общие друзья?
Хлоя процедила это с отвратительной улыбкой.
– О, простите! – усмехается майор. – Как я только посмел предположить нечто подобное?! Как мог вообразить, что мадемуазель Бошан может иметь хоть что-то общее с простой кассиршей в супермаркете? Я действительно полный идиот!
– Прекрати! – злобно велит Хлоя.
– Это ты прекрати. Ты презираешь всех, кто ниже тебя по статусу, верно?
Звонок мешает им продолжить путь по этой скользкой дорожке. Хлоя направляется к двери, ангел-хранитель не отстает ни на шаг.
Ангел-хранитель с бандитской физиономией и девятимиллиметровым парабеллумом.
– Ты так и не установила глазок? – шепотом упрекает ее Александр.
– У него не было с собой материалов. И потом, я должна получить разрешение владельца…
Хлоя прикладывает ухо к двери и спрашивает:
– Кто там?
– Это Каро, я с Квентином.
* * *
Это больше похоже на окопную войну, чем на дружескую вечеринку.
По одну сторону журнального столика на диване Кароль и Квентин. Напротив в кресле – Александр, который беззастенчиво их разглядывает.
Обмен банальностями. Пробки на дорогах, наступившая хорошая погода, потепление.
Тогда откуда внезапный холод? Словно северный ветер гуляет по всей гостиной.
Кароль, напряженная донельзя, пытается удержать дежурную улыбку, пока Хлоя наполняет стаканы гостей и выставляет на стол какую-то легкую закуску.
– Мы были недалеко, и мне захотелось глянуть, как ты тут, дорогая…
Хлоя наконец садится рядом с Александром.
– Я тут не очень хорошо, – отвечает она ледяным тоном. – Проблемы на работе.
– Опять тебя Старик изводит?
– Долго он меня изводить не будет. Я ухожу из агентства.
– Серьезно? А директорский пост?
– Он достался Мартену, – объявляет Хлоя, пригубив свой стакан.
Четвертый.
– Вот черт, – говорит Кароль.
Долгая пауза превращается в очередной окоп. Потом Кароль проявляет интерес к незнакомцу, сидящему напротив, которого Хлоя представила просто по имени, ничего не добавив. Он не похож на обычных поклонников ее подруги по лицею. Скорее уж смахивает на уголовника. Привлекателен, но опасен.
А его глаза… Как у безумца.
– А вы, Александр? В какой области вы работаете?
Гомес смотрит на нее, Кароль тут же отводит глаза, как будто ослепленная светом.
– Я майор полиции.
– Правда? – глупо переспрашивает Кароль.
– А вас это смущает?
– Почему это должно нас смущать? – вмешивается Квентин.
Атмосфера так сгущается, что Кароль расслабляет шарф, затянутый на горле.
– Майор Гомес ведет расследование по поводу человека, который меня преследует, – добавляет Хлоя с коварной улыбкой. – Помните, того, который не существует!
Кароль вздыхает, Квентин возвращает ей улыбку.
– А мы подумали, что вы… вместе, – говорит он. – Сейчас немного поздно для расследования, разве нет? Работаете сверхурочно, майор?
Мужчины сверлят друг друга взглядом, Квентин не уступает.
– Я работаю круглосуточно, – веселится Александр.
– У нас на удивление энергичная полиция! – смеется медбрат. – Это внушает уверенность. Вы из какого комиссариата?
– Подразделение Судебной полиции в департаменте Валь-де-Марн.
– А… И как продвигается расследование?
– Большими шагами. Скоро я отправлю этого типа за решетку.
– Тем лучше, – робко говорит Кароль.
– Ни один из вас не верит в существование таинственного агрессора? – догадывается майор.
– Да, на самом деле они не верят, – подтверждает Хлоя. – Они посоветовали мне обратиться к психиатру. Надо заметить, что Квентин разбирается в душевнобольных… Он ночами напролет наблюдает за ними. Поэтому естественно, что он их видит повсюду!
– Я никогда не говорил, что ты больна, – поправляет ее Квентин с удивительным спокойствием.
– Нет, только что у меня паранойя. А разве паранойя не душевное заболевание?
– Думаю, напрасно мы сюда зашли, – вздыхает Квентин, кладя руку на бедро Кароль.
Кароль, которая с каждой секундой буквально распадается на части.
– Думаю, что Хлое не очень хочется нас видеть, – продолжает медбрат. – А значит, нам лучше откланяться и оставить майора вести свои изыскания.
Кароль поднимает глаза на подругу, она вот-вот расплачется.
– Ты не простишь меня до конца жизни? – сдавленно спрашивает она. – Я же только хотела помочь.
Хлоя секунду колеблется, потом отвечает резким тоном:
– Этот псих напал на меня. Он меня изнасиловал.
Кароль едва не роняет стакан.
– Господи, но…
Хлоя выходит из комнаты, не добавив ни слова. Они слышат, как в глубине коридора тяжело хлопает дверь. Кароль застывает на диване, держа в руке стакан.
– Вам лучше уйти, – советует Гомес. – У Хлои был очень скверный день, думаю, это не самый удачный момент для примирения. В другой раз, возможно…
– Да… Я… мы уже уходим, – лепечет Кароль.
Все трое встают, Квентин подходит к Александру.
– Нам стало спокойней, когда мы увидели, что вы здесь, – говорит он.
– Господи, – снова лепечет Кароль. – Почему она мне ничего не сказала?
Гомес провожает их до двери, пожимает руки.
– Хоть замки поменяли? – беспокоится Квентин.
– Да, слесарь только ушел. Но откуда такие вопросы, раз вы не верите в существование этого типа?
– Учитывая, что она нам сейчас сказала, должен признать, что мы, возможно, ошибались, – грустно признает медбрат.
– И такое возможно, – соглашается коп. – Во всяком случае, доброго вам вечера.
– Берегите ее, – просто заключает Квентин.
Гомес запирает дверь, потом идет в спальню, где лежит Хлоя. На животе, уткнувшись лицом в подушку. Он садится рядом, гладит ее по волосам.
– Они ушли, – говорит он мягко. – И думаю, вряд ли вернутся.
– Пошли они к черту! – звучит приглушенный голос. – Пошли они все к черту…
– Я тоже?
Она поворачивается к нему, он ожидал увидеть залитое слезами лицо. Но она не плачет, сухая и жесткая, как камень.
– Нет, ты нет, – говорит она, прижимаясь к его плечу.
– Почему ты выдала такое подруге?
– Она мне больше не подруга. И я хочу, чтобы ей было так же больно, как мне.
Глава 49
Уже неделя.
Уже неделя, как Тень не проявлялась. Как если бы она вернулась во мрак.
Или как если бы у нее больше не было ключа.
Но не нужен никакой ключ, чтобы пойти за Хлоей по улице или дождаться ее у выхода с работы.
Хитрость, западня или конец кошмара?
Это исчезновение утвердило Хлою в ее теории: дирижером этой гнусной симфонии был Мартен. Он получил что хотел и поставил точку как в контракте с Бертраном, так и в своей жестокой игре. Еще не рассвело, но Хлоя не спит. Как обычно.
Тень ушла, но сон не вернулся. Два или три часа, не больше.
Александр покинул постель, чтобы устроиться в кресле неподалеку. Как обычно.
Можно подумать, он боится спать рядом с ней.
Тень ушла, но он не покинул свой пост.
Может, потому, что не может обойтись без меня?..
Хлоя на цыпочках прокрадывается в кухню, чтобы выпить большой стакан воды и проглотить таблетку. Теперь она пьет их по четыре-пять в день. Может, и шесть, на самом деле она больше не считает.
Хотя сердцу все хуже и хуже. Оно бьется все быстрее.
Но она чувствует, что прервать лечение было бы ошибкой. Кстати, она не говорила своему терапевту об ухудшении. Только попросила новый рецепт и не забыла про снотворные, ее верных спутников, когда бессонница становится нестерпимой.
Тень ушла, да. Но не последствия. Ужасные следы, которые она переплавила в воспоминания.
– Лучше бы ты легла, еще рано…
Хлоя вздрагивает: она не слышала, как Александр подошел.
– Тем более, у тебя сегодня собеседование… Ты должна быть в форме.
Она протягивает руки, будто приглашая. Он отрывает ее от пола и кладет на кухонный стол. Его пальцы спускают бретельки ее шелковой ночнушки на шелковую кожу. Он закрывает глаза, пытаясь вспомнить нежность другой кожи. Запах другой женщины.
Его женщины.
– Я думала, мне нужно отдохнуть, чтобы быть в форме! – шепчет Хлоя.
– Я так сказал?
– Ты так сказал.
– Ты права, больше не буду! – говорит он, отступая на шаг.
Она вскидывает руки ему на затылок, снова привлекая к себе.
– Требую личного досмотра, майор!
Он смеется; она обожает, когда он смеется. Это случается так редко, что у нее такое чувство, будто он сделал ей подарок. Бесценный, потому что другим он такого не дарит.
* * *
Пора идти. Хлоя надевает пиджак, берет сумку и заходит в кабинет Натали.
– Меня не будет час или два.
– Хорошо, Хлоя. Связаться с вами можно?
– Только в случае крайней необходимости.
В коридоре Хлоя старается казаться естественной. А ведь она отправляется на собеседование, чтобы поступить на работу в конкурирующее агентство.
Все получилось так быстро… После коронации Мартена она разослала свое резюме в три агентства. Сорок восемь часов спустя раздался первый звонок.
Она уверена, что вскоре последуют остальные. В конечном счете, возможно, она еще чего-то стоит.
В конечном счете все еще, возможно, встанет на свои места.
Новый пост в другом месте, новый мужчина в ее жизни. Даже если он коп-вдовец под следствием. Который предпочитает спать в кресле, а не в кровати.
Даже если это мужчина на грани отчаяния.
Но Хлоя сумеет вернуть ему счастье, вкус к жизни. К жизни вдвоем.
Она заходит в лифт, никого не встретив, нажимает на ноль. Вместо того чтобы сосредоточиться на собеседовании, она думает об Александре. Который днем занимается расследованием, а ночи проводит рядом с ней. Пусть Тень исчезла, майор продолжает искать, кто же так ожесточенно ее преследовал. Он еще не сказал последнего слова.
Хлоя тоже…
Да, я сумею его приручить, повторяет она про себя. Сделать так, чтобы он стал моим.
Сделать так, чтобы я не была простым отражением умершей.
Она прекрасно осознает, что сейчас он у нее всего лишь проездом. Транзитом перед отплытием к неизвестным берегам.
Каждый вечер она удивляется, увидев его на пороге.
Каждую ночь она удивляется, засыпая в его объятиях.
Каждое утро ей тревожно, когда он уходит.
Не желая добираться на метро, Хлоя решает пойти на ближайшую стоянку такси. Ожидая на переходе зеленого сигнала светофора, она просматривает сообщения на айфоне.
Легкое прикосновение к плечу заставляет ее обернуться.
Светофор загорается зеленым, толпа устремляется по переходу, словно ее уносит течение мощной невидимой реки.
Но Хлоя остается на берегу.
Она не двигается. Больше не двигается. Уставившись на человека без лица.
С капюшоном на голове, в темных очках и шарфе, натянутом до рта.
Ноги Хлои начинают дрожать. Почти сразу и губы тоже.
– Ты опоздаешь, Хлоя.
– Кто… кто вы?
Даже голос у нее дрожит.
– Похоже, твой худший кошмар… Ты думала, я отступился, да? Думала, что все закончилось? Решила, что простого замка достаточно, чтобы меня отвадить? Полагаешь, что сторожевой собаки достаточно, чтобы я близко не подошел?
Хлоя стоит с открытым ртом, вдыхая ужас полной грудью. Еще немного, и она задохнется. Если только сердце не откажет раньше.
Этот зловещий голос проникает в нее все глубже, как жало, впрыскивающее смертельный яд.
– Ты влюблена в него, Хлоя? Влюблена в этого жалкого дерьмового копа? Или тебе просто нравится трахаться с ним… Да, Хлоя? Тебе это нравится?
Хлоя оглядывается вокруг. Позвать на помощь. Но голосовые связки ей не повинуются.
– Знай, что я никогда не отступаюсь, мой ангел. Никогда.
И только намного позже, когда он уже далеко, Хлоя начинает кричать.
Как безумная.
Глава 50
Александр, вздрогнув, просыпается. Понимает, что он за рулем своей машины и звонит его мобильник. Ищет его повсюду, наконец находит в бардачке. Слишком поздно.
Вот уже много часов, как он сидит перед домом Бертрана. И много дней, как он следует за ним повсюду, наблюдая за каждым движением.
Пока что тот не вызывает никаких нареканий. Идет на работу и проводит там большую часть дня. Вечером иногда отправляется на поиски приключений или сидит себе тихо дома. Поведение, которое можно считать нормальным, если понятие нормы вообще существует.
Но этот тип подозрителен, Гомес не может не согласиться. Хотя бы потому, что заставил Хлою поверить, будто у него другая женщина, а на данный момент майор не заметил рядом с ним ни тени юбки.
Конечно, Гомес ведет расследование в одиночку, а значит, не может держать Бертрана под приглядом все двадцать четыре часа в сутки. Но если бы у того в активе была новая победа, коп бы точно ее хоть раз заметил.
Тогда зачем врать Хлое? Зачем сознательно заставлять ее так страдать?
Возможно, просто чтобы от нее избавиться. Чтобы она сама отказалась от него.
Гомес наверняка теряет время, заразившись непоколебимой уверенностью Хлои.
Чтобы правильно вести расследование, он должен бы параллельно установить слежку за Мартеном и продолжить выяснение обстоятельств смерти Лоры.
А еще следовало бы покопаться в банковских счетах обоих мужчин и поставить их телефоны на прослушку. Но у него связаны руки и ноги, все его действия совершенно незаконны. У него нет ни человеческих, ни финансовых, ни технических ресурсов.
И однако, что-то ему подсказывает, что очень скоро он доберется до этого монстра.
Сегодня Бертран остался сидеть дома. В отгуле? Или заболел?
Александр прикуривает сигарету и прослушивает сообщения. Голос Хлои действует на него как удар кулака в живот.
Алекс, это я… Он вернулся! Он ждал меня на улице, он… он угрожал мне! Наговорил мне такие ужасы… После зова о помощи бесконечные рыдания.
Гомес набирает номер Хлои, та тут же подходит.
– Он тебе что-нибудь сделал?
– Нет…
– Что он тебе сказал?
Хлоя пытается вспомнить каждое слово. Она кричит в трубку.
– Постарайся успокоиться… Постарайся успокоиться, прошу тебя!
Он слышит, что она плачет.
– Ты идешь на собеседование?
– Да, но не знаю, смогу ли я…
– Постарайся успокоиться, – неустанно повторяет коп. – Сегодня он больше не появится, я уверен. А я заеду вечером за тобой на работу, хорошо?
– Да! – стонет Хлоя.
– Держись, у тебя все получится. Я уверен, что ты сможешь… будь сильной. Целую тебя.
– И я тебя.
И только тогда Гомес замечает, что, пока он спал, машина Бертрана, припаркованная метрах в тридцати от него, исчезла.
* * *
На часах шесть вечера, когда двери лифта открываются. Хлоя видит Александра, расхаживающего по холлу. Мгновение они разглядывают друг друга. Это так больно…
Страх, который снова обволакивает ее кожу. И облегает плотно, как перчатка.
Она немного забыла о нем, отставила в сторону. Сегодня он вернулся силой.
Я никогда не отступаюсь, мой ангел.
Потом Александр обнимает ее, долго прижимает к себе.
– Я здесь, – говорит он. – Все позади.
Ей бы так хотелось, чтобы он оказался прав. Однако она знает, что он ошибается. И слова неотступно звучат в голове… Тебе это нравится, Хлоя?.. Я никогда не отступаюсь.
– Идем, – говорит Гомес. – Возьмем мою машину. Завтра утром я тебя провожу.
Хлоя подчиняется, успокоенная тем, что он здесь. Что он решает за нее. Они садятся в «пежо», припаркованный во втором ряду. Александр замечает, что его пассажирка со страхом вглядывается во все вокруг.
– Я уверена, что этот гад наблюдает за нами! Уверена, что он где-то здесь…
– Возможно. Но пока я рядом с тобой, он будет держаться на расстоянии, – заверяет ее Александр.
«Пежо» вливается в поток машин, Хлоя вытягивает ноги. Такое ощущение, что мускулы как деревянные, что ей не хватает воздуха. Она опускает окно, закрывает глаза.
– Ты бы только слышал его голос, – почти шепчет она. – Ужасы, которые он мне наговорил…
– Он ведь в первый раз с тобой разговаривал, верно?
– Он говорил со мной в тот вечер, когда пришел ко мне в дом. Когда я тебе позвонила.
– На этот раз ты узнала его голос? – с надеждой спрашивает Александр.
– У него шарф закрывал рот.
– И все же он был совсем близко, ты могла увидеть его лицо! – настаивает майор. – Форму лица… У тебя не возникло впечатления, что он тебе знаком?
– Не знаю. Да, возможно. Но это только впечатление!
– Он был в нескольких сантиметрах от тебя! Ты не заметила какую-нибудь деталь, хоть что-то?
– Нет! – стонет Хлоя.
– Его телосложение, запах… его руки?
– На нем были перчатки.
– Тогда что-то другое… Постарайся вспомнить, это важно!
У Александра жесткий, властный голос. Можно подумать, он колет подозреваемого.
– Я знаю, что это важно! – выходит из себя Хлоя. – Говорю же, я его не узнала!
Она прячет лицо в ладонях, Гомес меняет тон.
– Прости меня, – говорит он. – Поговорим об этом позже, на свежую голову. Ладно?
– Да, спасибо, – лепечет она, доставая из сумочки бумажный носовой платок.
Она промокает слезы и съеживается на сиденье. Больше они не обмениваются ни словом, пока не приезжают на место.
Зайдя в дом, Хлоя падает на диван, Александр садится напротив и возвращается к разговору.
– Как прошло собеседование?
– А как ты думаешь? Учитывая мое состояние… Я имела жалкий вид.
Она трясет головой, заново переживая свой провал. Унижение.
Эта встреча была настоящим испытанием. И итогом ее будет фиаско, Хлоя уверена.
Взбудораженная и взвинченная, она запиналась на каждом слове. Трое мужчин, сидящих перед ней, наверняка приняли ее за начинающую!
Спасибо, что пришли, мы вам позвоним.
– Они никогда не позвонят. Пропало дело.
– В следующий раз ты будешь на высоте, – убеждает ее Александр, прикуривая сигарету.
– Он знал, куда я иду.
– Он тебе так сказал?
– Нет. Только что рискую опоздать… Но я уверена, что он нарочно ждал меня, чтобы выбить из колеи.
– Не обязательно.
– Он знал, куда я иду, и хотел, чтобы я завалила собеседование! Это очевидно.
Тот факт, что этот человек в курсе мельчайших подробностей ее жизни, леденит им кровь.
– Кому ты рассказывала об этой встрече? – спрашивает Александр.
– Тебе. И больше никому.
Александр встает и оглядывает комнату. Наклоняется, шарит рукой под столешницей журнального столика.
– Что ты делаешь? – удивляется Хлоя.
Майор делает ей знак замолчать и продолжает свои манипуляции. Он прочесывает гостиную мелким гребнем, заглядывает за висящие на стене рамки, под стулья, в небольшой книжный шкаф… Это длится долгие минуты; Хлоя затаила дыхание.
– Ты ищешь микрофон? – шепчет она.
– Да, но ничего нет. Знаешь, он ведь мог просто бродить вокруг в надежде тебя увидеть. Это практически обеденное время, он, конечно же, ждал, когда ты выйдешь.
Хлоя снова качает головой, отбрасывая эту версию.
– Во всяком случае, на этот раз ты видела его вблизи. Ты слышала его голос, пусть даже измененный. Так что, если бы это был Бертран, ты бы его точно узнала. По-другому и быть не могло.
– Не знаю…
– Ты бы его узнала, – настаивает майор.
Она вымотана, но крайне возбуждена. Ноги сводит судорога, веки дергаются в тике.
– Успокойся, – просит Александр.
– Он спросил, влюблена ли я в тебя.
Майору не по себе. Этого она ему по телефону не сказала.
– Он спросил: Ты влюблена в этого жалкого дерьмового копа? Или… может быть… тебе просто нравится с ним трахаться?
Она снова молча плачет.
– Откуда он про это знает? – стонет она.
– Ничего сложного. Он наверняка видел, что я заходил к тебе и оставался на ночь. И вряд ли предполагает, что я сплю на диване.
– Но откуда он знает, что ты коп? Откуда он все знает про меня, про нас? Так не бывает… Он… он должен был давно следить за мной! Он…
Она не заканчивает фразу, разразившись рыданьями. Какое-то мгновение Александр смотрит на нее, остро ощущая свою беспомощность. Потом пересаживается на диван и прижимает ее к себе.
– Что он от меня хочет? А? Что же он все-таки от меня хочет? Мартен получил свой пост, почему же он не оставит меня в покое?
– Не знаю, – бормочет Александр. – Но я найду ответ. Обещаю.
Глава 51
– Хорошего дня, – улыбается Александр.
Натянутая улыбка, не внушающая иллюзий. Он беспокоится, это видно. Беспокойство, которое утешает Хлою.
Она целует его, гладит по лицу. Этим утром он еще не брился. Но так он кажется ей еще привлекательней.
– До вечера… Я заберу свою машину.
– Ладно, но я поеду за тобой.
Она открывает дверцу, но не выходит. Снова смотрит на него необычно пронзительным взглядом.
– Целый день без тебя – это очень долго, – говорит она просто.
На сей раз он дарит ей настоящую улыбку.
– Ступай, а то опоздаешь. Увидимся вечером. Все будет хорошо, можешь мне поверить, – добавляет Александр и подмигивает ей.
Она наконец покидает машину, коп ждет, когда ее поглотит гигантская башня, прежде чем тронуться с места и направиться в сторону предместья.
В сторону Девяносто пятого департамента. В Сарсель.
Сегодня утром у него свидание с Амандой, бывшей коллегой и подругой Лоры. Попробовать узнать побольше о людях, которые общались с предыдущей жертвой. Потому что он не может отбросить гипотезу об одном и том же преследователе.
Этот тип дурачит его. Развлекается игрой на его нервах.
Он не ждет ничего особенного от этой встречи, но не хочет пренебрегать ни одним следом. Когда блуждаешь в глухом лесу, даже крохотная тропинка дает надежду.
Он уже опаздывает, так что ставит на крышу мигалку и мчится с включенными фарами.
Скорость, машины, уходящие в сторону, чтобы освободить ему дорогу. Ощущение собственной значимости. Собственной важности.
А на самом деле он теперь никто.
Всего лишь коп в отпуске, которого и начальство, да и многие бывшие коллеги списали со счетов за ненадобностью.
Вдовец, не умеющий пережить свой траур. Пусть даже он спит с другой женщиной. Потому что она похожа на Софи, он об этом не забывает. Возможно, поэтому все еще ужаснее.
И все же она поддерживает в нем жизнь. Как капельница в вене на его руке. Иллюзия надежды, видимость существования.
Секундами, а то и минутами он воображает, что останется с ней, когда расследование закончится и Тень будет уничтожена. Но слой льда вокруг его сердца становится все толще. Ему холодно. Даже когда он сжимает Хлою в объятиях. Даже когда он в ней.
Наконец он въезжает на паркинг коммерческого центра и находит место рядом с одним из входов. Торопится в закусочную, где Аманда уже ждет его.
– Простите за опоздание.
– Ничего. Моя смена только в одиннадцать, время еще есть…
Гомес заказывает себе кофе, угощает кассиршу чаем. Той около сорока, на лице многовато косметики, и уж точно перебор с духами, что раздражает Александра.
– Итак, – говорит он, – вы подумали над тем, о чем я спрашивал?
– Да, – отвечает Аманда. – Но я не знаю всех, с кем по жизни пересекалась Лора. Мы были близки, конечно, но…
– Вот и ладно, расскажите о тех, кого знаете. Любая деталь может оказаться важной.
Гомес достает из кармана блокнот и ручку, а также список, составленный Хлоей.
– Хорошо, я постараюсь… Она встречалась два года с парнем по имени Микаэль. Он был продавцом в каком-то магазине в центре. Что-то вроде спортивной лавки, понимаете?
Гомес кивает. Записывает имя и фамилию.
– Что он собой представлял?
– Ничего особенного! Никакой изюминки… Даже немного скучный. Довольно серый. А потом в один прекрасный день он ее бросил. Как раз перед тем, как ее уволили. Я правда не знаю, что вам рассказать об этом типе, мне он всегда казался пустым местом. А вот у Лоры характер был будь здоров!
– Гм… Что еще?
– Лора мало с кем общалась, она была скорее одиночкой. Многие находили ее высокомерной, отстраненной и холодной. Но понимаете, все было совсем не так. Просто она производила такое впечатление на тех, кто ее плохо знал.
Высокомерная, отстраненная и холодная. Как Хлоя, в сущности, думает коп.
Аманда называет еще несколько фамилий, имен. Ничего многообещающего для Гомеса, которому начинает казаться, что больше здесь искать нечего.
– А знаете, – продолжает Аманда, – после вашего звонка я пошевелила мозгами и вспомнила одну вещь. Наверняка это не важно, но…
– Давайте, давайте, – подбадривает ее майор.
– Так вот, я знаю, что Лора встретила одного типа на какой-то вечеринке. Типа, который произвел на нее впечатление. Она мне о нем говорила. И даже часто.
– Как его звали?
– Представления не имею! Она точно называла его имя, но, должна признаться, я никак не могу его вспомнить. Во всяком случае, она находила его красивым, загадочным, привлекательным…
– Вылитый мой портрет! – шутит Александр.
Аманда смеется, добавляет кусочек сахара в чай.
– А вы что, психопат?!
– Похоже на то… так что еще вы можете сказать о том парне?
– После той встречи она много раз о нем заговаривала, – повторяет Аманда. – Говорила, что хотела бы еще раз с ним повидаться.
– Она тогда еще была с этим Микаэлем?
– Да. Но думаю, она не была с ним слишком счастлива.
– Понимаю… Это произошло когда?
– Месяца за три-четыре до ее увольнения.
– О’кей, интересно. Итак, на какой-то вечеринке загадочный Дон Жуан производит на нее впечатление и?..
– И ей удается раздобыть номер его телефона через хозяина дома, где они встретились. Она звонит, они договариваются о свиданке. Пьют кофе, потом еще разок. Но на третьей встрече он сообщает, что женат и у него малыши.
– Ай… конец очарованью!
– Можно и так сказать! – соглашается Аманда с улыбкой, в которой сквозит немалый жизненный опыт. – Он объяснил, что не может позволить их отношениям зайти дальше, хотя она ему очень нравится. Семейный долг превыше всего… и прочие ля-ля-ля! Расклад понятен? Я про себя подумала, а на фига он три раза с ней встречался, чтобы это выложить? Она и размечталась на пустом месте. По мне, так это свинство, как вы думаете?
– Может, в какой-то момент он побоялся сделать следующий шаг. Мужчинам тоже иногда хочется доказать себе, что они привлекательны.
– Ну да, только все равно гадость! Кстати, думаю, Лоре было больно. Мне казалось, она действительно запала на него с первого взгляда, потому что с тех пор она переменилась. Конечно, тут нет никакой связи, но именно с того момента она замкнулась и начала лажаться по работе. Опаздывала, грубила клиентам…
В мозгу Гомеса замигала тревожная лампочка.
– Скажите, что помните фамилию этого парня! – взмолился он. – Или хоть имя! Любую деталь, мелочь!
– Говорю же, фамилии я никогда и не знала. А имя вылетело из головы, простите. Зато я отлично помню, чем он занимался, ведь этакую редкость не часто встретишь…
Александр затаил дыхание.
– Он был медбратом в психиатрической лечебнице.
Глава 52
Все еще не придя в себя от того, что услышал, Александр некоторое время неподвижно сидит за рулем машины.
– Невероятно! Ведь перед глазами же был… Эта сволочь была прямо перед моим носом!
Он начинает прикидывать, как лучше действовать, чтобы прижать этого психа.
Потому что Александр уверен: Тень не кто иной, как Квентин. Обольстительный и загадочный Квентин. Без сомнения, прекрасный муж и отец. Который тем не менее проводит сиесты с лучшей подругой Хлои. А в свободное время терроризирует женщину. После того, как толкнул другую на самоубийство. Вот оно, пресловутое связующее звено между Лорой и Хлоей.
Звонит его мобильник, он отвечает не сразу, все еще пребывая в шоке. Голос Хлои возвращает его к реальности.
– Что случилось?
– Ничего… Мне просто захотелось с тобой поговорить, – отвечает молодая женщина. – Ты где?
– На паркинге супермаркета.
– И что делаешь?
На мгновение ему захотелось сообщить, что он напал на след, причем серьезный. Но он сдерживается.
– Продолжаю искать.
– На паркинге супермаркета? – веселится Хлоя. – Странное место для поисков!
– Хочешь, пообедаем вместе? – вдруг предлагает он.
Хлоя удивлена, он догадывается, что она улыбается.
– Да, с удовольствием!
– Я возвращаюсь в Париж… Буду максимум через полчаса, устраивает?
* * *
– В этот ресторанчик мы часто ходили с Каро, – говорит Хлоя.
Гомес спешит воспользоваться случаем:
– Мне ее парень показался странным, не находишь?
– Квентин? Ну… Я бы не сказала. Может, немного загадочный.
– А мне он неприятен, – заявляет коп. – Чем он занимается?
– Медбрат в психлечебнице.
– Да, верно! Ты знаешь, где он работает?
– В Вильжюиф. Там такое хитрое заведение, я точно не помню, как оно называется… место, куда помещают тех, кто действительно опасен.
– Спецбольница? – предполагает Александр.
– Да, точно! Спецбольница. А что это означает?
– Закрытая психбольница для особо опасных пациентов.
– Странная все же работа. Но кажется, там у санитаров особые премии за риск, так что, на мой взгляд, у медперсонала есть свой интерес! К тому же Квентин работает по ночам, поэтому…
– Только по ночам?
– Не знаю. Он мне говорил, что часто по ночам.
– Он ведь женат и отец семейства, верно?
– Да. Но почему он тебя вдруг заинтересовал? – удивляется молодая женщина.
– Просто так. Как я уже сказал, мне он кажется своеобразным.
– В каком смысле своеобразным? Ты подозреваешь, что он и есть?..
– Нет! – поспешно заверяет Гомес. – У меня нет оснований его подозревать. Хотя все, кто имел к тебе отношение, близкое или далекое, становятся потенциальными подозреваемыми.
– Разумеется… Но вообще-то, я его едва знаю, этого Квентина. И не понимаю, с какой стати он бы… Ты правда его подозреваешь?
– Я же тебе сказал: мне важен любой след. И я еще не занимался им вплотную. Как и Кароль, кстати.
– Кароль? Надеюсь, ты шутишь!
– Ни капельки. Ты знаешь его фамилию?
– Нет.
– А адрес?
– Тоже нет, – с сожалением говорит Хлоя.
Она берет его за руку.
– Какое счастье, что ты здесь, чтобы защитить меня.
– Только поэтому? – с улыбкой спрашивает Александр. – Ну давай, расскажи мне, как Кароль познакомилась с этим типом и как влюбилась в него…
– Я обедаю с копом или с мужчиной?
– С обоими, дорогая! Ты не можешь получить одного без другого. Или в одном флаконе, или никак.
– Согласна на флакон.
– Тебе неприятно, что мы говорим о твоей подруге Кароль?
– Она мне больше не подруга.
– Но ты ведь рано или поздно простишь ее? – надеется Гомес.
– Я никогда не прощаю.
* * *
По дороге мозг Александра работал на полных оборотах. Он прокручивал в голове короткую встречу с тем, кто стал его главным подозреваемым, и все, что о нем рассказала Хлоя.
Эта мразь соблазнила лучшую подругу Хлои, чтобы проложить дорогу к ней самой. Чтобы все знать о ней. Все кусочки пазла медленно занимали положенные места.
Александр добрался наконец до Вильжюиф, оставил «пежо» на стоянке специализированного заведения.
Психиатрическая лечебница, место, внушающее страх.
Здесь находилась одна из спецбольниц, рассеянных по всей территории Франции.
Место, где изолируют тех, чья патология делает их опасными для других и для самих себя. Кстати, чаще для самих себя.
Тех, кто совершил преступление, но кого признали недееспособными и по решению префекта направили на принудительное лечение.
Тех, кому не место в тюрьме, и потому они были переведены сюда.
Или же тех, кто внушает опасения своей потенциальной агрессивностью.
За этими стенами также влачат существование те, кто склонен к самоистязанию, кто сам себя разрушает. Те, кто хочет умереть, но по невезению промахивается.
Прежде чем выйти из машины, Александр некоторое время пребывал в нерешительности. Как получить координаты Квентина, если нет никакого официального расследования? Если он представится своим настоящим именем, то рискует поставить под удар дальнейшие поиски.
Несмотря на ощущение, что он на всех парах несется прямиком в стену, Гомес решил попытать счастья.
Две минуты спустя он уже стоял в приемном отделении спецлечебницы, вооруженный самой обворожительной из своих улыбок.
– Здравствуйте, мадемуазель. Я ищу одного человека, который работает здесь. Он медбрат и дежурит по ночам… Его зовут Квентин.
– Квентин? Да, конечно. Сейчас позову.
Молодая женщина поднимает телефонную трубку, Гомес застывает. Он вроде бы все предвидел. Кроме очевидного.
– Квентин? Это Рашель… Спустись в приемную, к тебе пришли.
Она посылает Александру обезоруживающую улыбку.
– Он сейчас выйдет, месье.
Майор подумывает сбежать, но знает, что это бесполезно. У секретарши было время рассмотреть его, она опишет медбрату его детальный портрет. Лучше уж встретиться лицом к лицу.
– Спасибо большое, – просто говорит он. – Скажите ему, что я жду снаружи.
Александр снова проходит через раздвижные двери и прикуривает сигарету. Двух минут ему хватило, чтобы набросать подобие плана. Тут как раз к нему присоединяется Квентин.
– Надо же… майор! Вот уж сюрприз…
Мужчины пожимают друг другу руки.
– Простите, что беспокою в разгар работы, но мне нужно с вами поговорить.
– Сейчас все спокойно, – отвечает Квентин. – Могу уделить вам несколько минут.
– Отлично… Пройдемся немного?
Они двинулись по аллее, окаймленной рахитичными газонами. Жуткий вопль пробивается сквозь стены корпуса, Гомес бросает на медбрата вопросительный взгляд.
– Мы уже не обращаем внимания. Вопрос привычки… Чем могу вам помочь? Надеюсь, с Хлоей ничего не случилось?
– Нет. Я пытаюсь опросить по одному всех ее друзей и близких… Чтобы найти деталь, которая могла бы вывести меня на верный путь. А раз уж я был рядом, то решил попытать счастья.
– Но я не из ее друзей! – поспешно уточняет Квентин. – Не угостите сигаретой? Я не взял свои.
Гомес протягивает ему пачку «Мальборо» и зажигалку.
– Вы часто бываете у ее лучшей подруги. Так что вы часть ее окружения.
– Можно и так посмотреть. Я не очень давно знаю Кароль. А Хлою видел всего два раза. Нет, три, на самом-то деле… В последний раз вы там были!
– Как вы знаете, я разыскиваю типа, который ее преследует и…
– Какого типа? – прерывает его Квентин с циничной улыбкой. – Вы действительно верите, что он существует?
Он качает головой с видом слегка опечаленным и откровенно снисходительным.
– Только не говорите мне, что вы на это купились, Александр!
Гомес не отвечает, давая медбрату раскрыть свои карты.
– Вы его видели? Этого загадочного преследователя, вы его видели?
– Нет, – признается Александр. – Никогда.
– Одна Хлоя его видела! Откровенно говоря, мне ее жаль.
– Просветите меня, – приказывает майор. – Вы кажетесь настолько уверенным в себе…
– У Хлои приступ острой паранойи. Судя по тому, что рассказывала Кароль, это не в первый раз.
– Правда? – удивляется коп.
– Скажем так: у Хлои всегда были параноидальные наклонности. Вы понимаете, ощущение, что все плетут заговоры у нее за спиной, что люди ревнуют и завидуют ее успехам, что они хотят отомстить и желают ей зла…
Квентин сопровождает свою речь выразительной, слегка театральной жестикуляцией.
– Но тут она вступила в фазу бреда, что намного серьезней. Такое иногда случается. Как правило, субъекты, имеющие параноидальные наклонности, рискуют вступить в эту фазу ближе к сорока годам.
– А что это такое, параноидальный бред? – спрашивает майор.
– Говоря по-простому, это когда пациент создает целую систему, вполне логичную, но основанную на искаженной реальности.
– А еще яснее?
– Хлоя просто выдумала воображаемого преследователя.
– Вы хотите сказать, она лжет? Всем?
Они остановились, Квентин смотрит собеседнику прямо в глаза.
– Нет, Хлоя не лжет: она убеждена, что этот человек действительно существует. Я даже думаю, что на этой стадии она его видит. Как вы сейчас видите меня.
– А как вы объясните вещи, которые перемещаются у нее дома?
– Вполне возможно, что она сама их переставляет. Или уверяет себя, что их поменяли местами, пока ее не было. Она приписывает этому загадочному незнакомцу любое событие, пусть самое безобидное и пустячное. Мертвая птица на пороге дома? Ее точно подложил он. Рисунок на машине? Он нарисовал. Тачка, которая ехала за ней чуть ближе обычного? Опять он… Вы следите за моей мыслью?
– Но… А нападение?
Квентин присаживается на низкую ограду, тушит подошвой окурок. Гомес остается стоять рядом.
– Какое нападение?
– Хлое вкатили наркотик, и она очнулась совершенно голая посреди леса.
Медбрат опять сокрушенно улыбается:
– Готов поспорить, что не было ни одного свидетеля!
– Не было, но…
– Она была ранена? Были на ней следы насилия или… чего-то другого?
– Нет, – признает Александр.
– Не мне учить копа, что любое нападение оставляет следы, верно? Она утверждает, что была изнасилована… Она обращалась к медику, к медэксперту?
Гомес кивает.
– И что?
– И ничего, – уступает коп.
– Видите! Она все выдумала, – заверяет медбрат. – Это часть ее сценария.
– Тут, мне кажется, вы слегка перебарщиваете!
Квентин разглядывает здание-крепость за спиной майора.
– Учитывая те случаи, с которыми я ежедневно сталкиваюсь за этими стенами, могу вам сказать, что не нахожу в ее случае ничего удивительного. Я видел вещи куда более ошеломительные! Но с паранойей проблема в том, что пациент отказывается признать, что болен. Это стало бы крушением всех его убеждений, концом того мира, который он создал… Эти больные хуже всего поддаются лечению. У нас сейчас таких несколько. Я знаю, о чем говорю, можете мне поверить.
Гомес тоже присаживается.
– Хлоя яростно отталкивает всех, кто пытается объяснить ей, что она больна и должна лечиться, – продолжает Квентин. – Она считает их врагами. Именно так и случилось с Кароль. Я дал ей координаты специалиста, очень хорошего. Но когда Кароль попыталась убедить Хлою к нему обратиться, та воспротивилась. И до такой степени, что больше не желает с ней разговаривать… Хотя они двадцать лет были лучшими в мире подругами!
Александр прикуривает новую сигарету, и ему кажется, что у той странный привкус.
– Вы ведь спите с ней, не так ли? – бросает Квентин.
Коп не отвечает; медбрат воспринимает его молчание как признание и продолжает свой монолог.
– Заметьте, я вас понимаю, она и впрямь очень привлекательна! Я обратил на нее внимание в первый же раз, когда увидел. Она ослепительна. Но я тут же почувствовал, что она опасна.
– Опасна?
– Есть в ней что-то подспудное, – уточняет медбрат. – Я таких замечаю за километр! Это отчасти моя профессия, надо признать.
– Ладно… подводя итог тому, что вы мне сказали, Хлоя серьезно больна, и я ничего не могу для нее сделать.
– Вы теряете время, майор. Можете вести расследование хоть десять лет, вы никогда не найдете этого психопата. Потому что он существует только в голове у Хлои. И нигде больше. Поэтому, если вы действительно хотите ей помочь, постарайтесь убедить ее обратиться к специалисту. Желательно к хорошему.
– Судя по тому, что вы мне рассказали, эта миссия невыполнима!
– Кто знает… Любовь иногда творит чудеса!
Некоторое время они молчат, потом Гомес возвращается к теме:
– И все же в вашей теории меня смущает одна вещь… Вся эта история серьезно навредила Хлое: пост генерального директора уплыл у нее из-под носа, она потеряла своего парня, лучшую подругу…
– Верно. Хлоя причинила себе зло, вы правы. Она могла бы даже окончательно себя разрушить. Это и есть самоуничтожение.
Гомеса бросает в дрожь при мысли о попытке самоубийства, о которой Хлоя ему рассказывала.
– Но почему?
– Только хороший психиатр мог бы вам ответить! Кстати, Хлоя и сама этого не знает. Она действует бессознательно.
– Полагаю, она чувствует себя виноватой в несчастном случае, который произошел с ее сестрой, – делает попытку Гомес.
– Да, Каро мне рассказывала. На самом деле вполне вероятно. Может быть, она накладывает на себя наказание, потому что считает себя виновной. Она придумала себе палача и кару.
– Но почему сейчас? Почти тридцать лет спустя! Это не имеет смысла.
– Напротив, имеет, и еще какой. Все это случилось в тот момент, когда она должна была окончательно добиться успеха. Чудесный любовник, директорский пост… У нее было все. А у ее сестры больше ничего нет. Начинаешь понимать, Александр?
Гомес кивает, слегка удивившись этому неожиданному переходу на «ты».
– Так, мне пора возвращаться, – заявляет Квентин, глянув на часы. – Я не могу отсутствовать дольше. Но если тебе понадобится дополнительная информация, обращайся в любой момент.
Они встают, пожимают друг другу руки.
– Если я смогу помочь Хлое, то буду рад.
– Спасибо… Можешь оставить мне свои координаты?
– Да, конечно. Звони мне сюда или на мобильник.
Квентин диктует оба номера, Гомес прилежно записывает их в свой блокнот.
– А твоя фамилия?
– Варфоломей. Как святой Варфоломей! До скорого, Александр. И держи меня в курсе.
– Обязательно.
Медбрат возвращается в помещение больницы, Гомес провожает его глазами и медленно идет к машине.
Он приехал сюда, выслеживая подозреваемого. А уезжает с поселившейся в голове неуверенностью.
Глава 53
Они сидят в кухне друг против друга.
Александр задумчив и почти не открывает рта с момента, как они вернулись домой.
– Понимаю, что не очень вкусно, но у меня не было времени заехать в магазин, – извиняется Хлоя.
– Не важно. Все равно я не очень голоден.
– Ты чем-то недоволен?
– Нет, просто умотался.
Хлоя кончиком вилки вяло ковыряет содержимое своей тарелки. Она тоже не голодна.
Ни сна, ни аппетита… Батарейка под слишком высоким напряжением.
– А ты? Как день прошел? – спрашивает коп.
Хлоя пожимает плечами.
– Пора мне оттуда уходить, это становится невыносимым! Все хихикают у меня за спиной, все меня ни в грош не ставят…
Александр хмурится:
– Как это? Что они тебе сказали?
– О, ничего! – нервно улыбается Хлоя. – Они ничего не делают в лицо, ты же понимаешь! Но стоит мне повернуться спиной, тут они дают себе волю!
– Если это за твоей спиной, откуда тебе знать?
– Знаю, и все, – сухо уклоняется от ответа Хлоя. – Они так довольны, что меня унизили, просто ликуют!
– А почему бы среди них не оказаться людям, которые разочарованы назначением Мартена? Некоторые предпочли бы тебя, я уверен.
– О чем ты! Я знаю, что говорю. Они все против меня.
– Тебе так кажется.
Хлоя испепеляет его взглядом, бросает вилку.
– Нет, ничего мне не кажется, – вспыхивает она. – Они все сговорились против меня!
Слова Квентина освещают сцену иным светом. И очень жестким.
– Они не могли пережить, что я так быстро взобралась наверх, что я лучше их! Поэтому решили со мной покончить. Может даже, они заодно с Мартеном!
Слова путаются, словно Хлоя на грани истерики.
Ее глаза блестят, как в горячке.
– Кто это они? – пытается нащупать логику Александр. – Кто это все? Ну же, назови имена.
– Да откуда мне знать! Люди… люди из агентства под руководством Мартена. Они вполне могли нанять Бертрана, чтобы он меня терроризировал, заставил ошибаться.
Гомес закрывает глаза, проводит рукой по волосам.
– Послушай, Хлоя, мне кажется, ты бредишь. Ты видишь зло повсюду, ты всех подозреваешь…
Она смотрит на него с яростью, он не поддается.
– Теория заговора и наемника не выдерживает критики, можешь мне поверить. У тебя просто слишком богатое воображение! Я слабо представляю себе группу коллег по работе, подкупающих какого-то типа, чтобы он тебя соблазнил, а потом терроризировал. К тому же типа, который вполне прилично зарабатывает.
– А вот мне зато кажется, что это у тебя не хватает воображения! – парирует Хлоя.
Александр старается сохранять спокойствие. Хотя ему становится все больше и больше не по себе.
– Ты забыла про Лору, – добавляет он. – Ее толкнули на самоубийство тоже Мартен с коллегами?
Лицо Хлои превращается в неприятную маску.
– Между мной и этой девушкой нет ничего общего.
– Ты уверена? А я нет. Поэтому продолжаю копать.
– Если ты копаешь не в том месте, то никогда ничего не найдешь.
– Ты хочешь сказать, что я лузер?
Она вываливает в мусорное ведро содержимое своей тарелки и швыряет тарелку в раковину.
Разумеется, та разбивается.
– Черт! Смотри, что я из-за тебя наделала!
– Уймись! – просит майор. – Мы можем поговорить так, чтобы ты не злилась? Я здесь, чтобы помочь тебе, сколько раз я еще должен повторять? Но если я так действую тебе на нервы, то могу и вернуться к себе.
Хлоя сдерживает ярость перед лицом самой действенной угрозы.
– Я только хочу, чтобы ты мне верил! – отвечает она, понизив тон.
– Я тоже хочу, чтобы ты мне верила. Я слежу за Бертраном, и на данный момент у меня на него ничего нет… Не считая того, что я не знаю, где он был, когда тот тип напал на тебя вчера.
Хлоя снова садится, берет у него сигарету, которую якобы будет курить.
– Он не пошел на работу, оставался дома. Но я заснул в своей тачке, и разбудил меня твой звонок… Поэтому постарайся вспомнить хоть что-то.
– Я уже все рассказала, – вздыхает молодая женщина.
– Должен заметить, что я так от тебя ничего и не узнал. Какого он был роста? Маленький, высокий?
Она медлит с ответом, смотрит в сторону.
– Ну? – раздражается майор. – Ты же прекрасно видела, маленький он или высокий, верно?
– Высокий.
– Насколько высокий? – продолжает Александр, вставая. – Как я? Выше?.. Ниже?
– Приблизительно как ты.
– Скажем, в нем около метра девяносто. Не самый распространенный рост. Навскидку я бы сказал, что у твоего бывшего метр восемьдесят пять максимум. Ты согласна?
Хлоя опять вздыхает.
– Метр восемьдесят пять или метр девяносто… не вижу разницы!
– Вот уж нет! – возражает коп. – Еще какая разница.
– Он мог надеть каблуки.
– Ты хочешь сказать, шпильки? Ну вот наконец примета! – шутит Александр.
– Прекрати издеваться надо мной! – ярится Хлоя.
– Ладно, положим, что рост у него от метра восьмидесяти пяти до метра девяноста. А телосложение?..
Поскольку она молчит, он продолжает настаивать:
– Тщедушный? Широкоплечий?
– Нормальный.
– Ладно, нормальный. Знаешь, твои показания очень много мне дают. Ценю твою помощь!.. Толстый или худой?
– Нормальный, говорю же!
– Решительно, у этого мерзавца нет ни одной отличительной черты! Может, акцент?
– Да нет же! В любом случае, когда он говорит со мной, то наверняка меняет голос.
– Можно подумать, ты просто не хочешь мне помогать, – намекает коп с жестокой улыбкой. – Как если бы тебе не хотелось, чтобы я его поймал…
– Чушь какая! Вспомни, это длилось всего несколько секунд. Я не видела его лица и умирала от страха! И какого черта, я по горло сыта твоим допросом! Это же не я подозреваемая, а?
Она вылетает из кухни, хлопнув дверью, Александр падает обратно на стул.
– Я бы не был так уверен, – бурчит он.
* * *
Одна в комнате, одна в темноте, она плачет. Сидя на кровати, прижимая подушку к животу, раскачиваясь из стороны в сторону.
Он меня бросил. И другой скоро придет. Вернется. Снова и снова. Чтобы прикончить меня.
Хлоя думает об оружии, лежащем в кухонном шкафу. Не забыть положить его на прикроватную тумбочку перед тем, как заснуть. Хотя она все равно не заснет. Правда, есть еще снотворное…
Но тогда я даже не услышу, как он зайдет, а проснусь, может быть, только когда он склонится надо мной. С ножом в руке.
Рыдания становятся еще отчаянней. Она продолжает раскачиваться, как испорченный метроном.
Александр ушел, не сказав ни слова. Даже не попрощавшись.
– Какая разница, он тоже считает меня сумасшедшей! Скатертью дорога!
Ее голос странно звучит в комнате. В пустоте, которая окружает ее, втягивает. Пожирает.
И внезапно звук входной двери парализует ее. Она перестает плакать, дышать, двигаться. Почти перестает жить.
Шаги в коридоре.
Ей нужно бежать. Вылезти в окно, обогнуть дом и выскочить на улицу.
Однако она застывает на кровати. В ожидании, когда пробьет ее час.
Дверь спальни открывается со зловещим скрипом, она изо всех сил сжимает подушку. Жалкая защита.
Когда на пороге возникает силуэт, кровь стынет у нее в жилах.
– Ты спишь?
Узнав голос Александра, Хлоя возвращается из царства мертвых.
– Нет, – лепечет она.
Гомес на ощупь пытается найти выключатель, Хлоя закрывает глаза. Когда она открывает их, коп разглядывает ее со смесью нежности и гнева. Она вытирает лицо и снова начинает раскачиваться вперед-назад.
– Я подумала, что это он.
Александр становится одним коленом на матрас, откидывает ее волосы, чтобы погладить лицо.
– Ты должна доверять мне, Хлоя, – говорит он.
– Где ты был? – стонет она.
– Я занервничал. Побоялся нагрубить и решил пойти пройтись.
По Хлое проходит ледяная волна.
– А сейчас тебе лучше?
Она заговорила, как маленькая, немного провинившаяся девочка, он чувствует, как тают остатки его стойкости.
Вполне возможно, она больна. Даже опасна. Но он не может отдалиться от нее. Он ложится на кровать и мягко разворачивает ее к себе.
Глава 54
– Здравствуйте, доктор, это майор Гомес… Помните меня?
– Конечно, – говорит психиатр.
– Не могли бы вы уделить мне несколько минут? Мне нужно уточнить у вас пару моментов.
– Давайте.
– Спасибо… Так вот, я хотел бы знать, могут ли у пациента возникнуть галлюцинации во время бреда при паранойе?
– Галлюцинации? – удивляется доктор Мюра.
– Да, ну как бы видеть людей, которые не существуют.
– Невозможно. В такого рода случаях не бывает ни визуальных, ни звуковых галлюцинаций. Только деформированная реальность. Если имеются галлюцинации, это, скорее, параноидальный бред.
– Ага… А в чем разница? – теряется коп.
– Совсем другое заболевание. Параноидальный бред является синдромом, который встречается при шизофрении.
– Объясните мне в двух словах, пожалуйста.
– В двух словах это нелегко сделать!
– Тогда в двух фразах.
– В сильном упрощении, параноидный бред не следует никакой логике, он анархичен. Говоря обычным языком, он расползается во все стороны! В один из дней пациент проникается уверенностью, что его преследуют инопланетяне; назавтра он вполне может считать себя Иисусом. Вот тут бывают галлюцинации… Визуальные, звуковые, обонятельные и даже вкусовые. А в случае параноика – а не шизофреника, заметьте – бред жестко структурирован и всегда следует одной и той же логике. Она обращена только к механизму интерпретации, а не к галлюцинаторному. Я излагаю схематично, чтобы дать вам общее представление.
Уловив вопрос в молчании собеседника, психиатр терпеливо продолжает:
– Если так будет понятнее, параноик будет раз за разом проигрывать одни и те же факты. Он будет деформировать реальность, интерпретировать ее так, чтобы она соответствовала его бреду. Чтобы она идеально подходила под его теорию заговора.
– Можете привести пример?
– Ладно… возьмем сознательно упрощенный пример: если пациент-параноик считает себя чьей-то мишенью и на дороге у него лопнет шина, он будет убежден, что это его преследователь подсунул гвоздь на проезжую часть. Понимаете, куда я веду?
– Да, понимаю, – говорит Александр. – Любой обыденный случай станет актом враждебности со стороны его недруга.
– Именно! Если у него ломается стиральная машина, то это происки того или той, кого он назначил врагом. Это саботаж! Если его собака умирает от сердечного приступа, то же самое… Другой пример: если больной паранойей думает, что за ним следят спецслужбы, и замечает на тротуаре туриста с фотоаппаратом, он будет убежден, что речь идет о секретном агенте, переодетом в туриста, который его подстерегает.
– Понимаю, – говорит Александр.
– Но никаких галлюцинаций. И никакой лжи, кстати.
– Только ложная интерпретация реальности, – подхватывает Александр. – Шизофреник видит инопланетян, которые не существуют, а параноик видит вполне реального туриста, но принимает его за секретного агента.
– Совершенно точно, майор.
– Спасибо, доктор, вы мне очень помогли. И… Не согласитесь ли вы выслушать одного человека? Принять этого человека, а потом изложить мне свое мнение?
– Ну что ж… пусть этот человек запишется, я его приму. Однако я не смогу поделиться с вами результатами этой встречи, майор. Напоминаю, я обязана соблюдать профессиональную тайну.
– Конечно, но…
– Нет, никаких но! Я не могу этого сделать, если только судья не попросит у меня экспертного заключения, разумеется.
– Ладно, спасибо за помощь, доктор.
– Не за что. Доброго дня, майор… Да, и последнее: я не знаю, какая у вас складывается ситуация, но имейте в виду, что параноики в фазе бреда очень убедительны. Как правило, их теория настолько логична, что окружающие начинают им верить.
– Согласен… А что еще?
– Они могут стать опасными. И даже крайне опасными. Бред параноика, который не получает лечения нейролептиками, а то и госпитализации, может закончиться тем, что пациент перейдет к активным действиям.
– Перейдет к действиям? – глупо переспрашивает Александр.
– Да. Больной может совершить попытку самоубийства, чтобы избежать мучений. Но он также может совершить покушение на того или ту, которых считает ответственными за свои несчастья. Другими словами, попытаться их убить.
За предупреждением следует тяжелое молчание.
– Спасибо за совет, доктор.
* * *
Вода всегда цвета неба.
Потому что у самой воды цвета нет. Только тот, который ей придают.
У Александра ощущение, что он опустился на самое дно. Ощущение, что его глаза погрузились в илистые и темные глубины Марны. В уродство, присущее всякой вещи, всякому существу, всякой мысли.
Почему его взгляд всегда различает эту вечную мерзость? Почему он не скользит по поверхности вещей?
Сидя на скамейке, он курит сигарету за сигаретой. На его взгляд, рак штука слишком медленная. И кстати, ненадежная. Наверняка существует более быстрый выход. И менее болезненный тоже.
Он больше ничего не знает.
Больна ли Хлоя. Может, ее вязать пора.
Или же она говорит правду, и Квентин ее убивает.
Квентин или кто-то другой. В одном только парижском районе медбратьев из психлечебниц наверняка сотни.
Нет, он действительно больше ничего не знает. Он не эксперт в психиатрии, просто коп, который в скором времени будет уволен, в скором времени будет мертв. Беспомощный и устаревший.
Он только знает, что хочет помочь Хлое. Потребность спасти ее, будь то от собственных демонов или от настоящей опасности.
Потребность спасти, но почему?
Что она такое для меня? Я даже не знаю, кто она. Какая она.
Бросить ее? А потом?
А потом бросить себя. Отбросить обеими руками.
Сегодня вода серая, как небо. Как его сегодняшние мысли. Как и вчерашние, и позавчерашние… Как в день, когда он именно здесь встретил Хлою. И в ту секунду она словно что-то затронула в нем. Он увидел ее страдание и принял его как свое.
Он мог бы в тот день броситься в реку. Но Хлоя перешла ему дорогу.
И потому он еще здесь.
Он медленно идет вдоль реки. Звонок мобильника вырывает его из мучительного созерцания. Он узнает номер капитана Вийяра.
– Привет, старик.
– У меня информация, которую ты просил, – объявляет капитан.
– Выкладывай!
– Твой Квентин Варфоломей живет в Кретее, сейчас сброшу его точный адрес по СМС… Работает медбратом в штате психиатрической лечебницы в Вильжюиф. Холост, детей нет.
Гомес застывает на месте.
– Холост и детей нет, ты уверен?
– Ну да. И полицейского досье на него тоже нет… он чист.
– Ладно, спасибо.
– Не за что, Алекс. А что у тебя на этого типа?
– Ничего, не беспокойся.
– Когда ты вернешься?
– Представления не имею. Спроси у нашего уважаемого шефа!
– Не премину… А вообще, как дела?
– Идут. А как, и сам не знаю. До скорого, старик. И еще раз спасибо.
Александр дает отбой, поднимает глаза к небу.
Квентин Варфоломей не является ни хорошим мужем, ни хорошим отцом. Это еще не делает его убийцей. Только отчаянным вруном. И без всякого сомнения, настоящим извращенцем.
* * *
– Как дела, чемпион?
Глаза Лаваля по-прежнему закрыты. Но лицо скорее безмятежно, когда Гомес целует его в лоб.
– А вот мне плохо, – тихо говорит Александр. – Не очень представляю, что теперь делать…
Постоянные звуки, доносящиеся из аппарата, с непристойной откровенностью докладывают о биении сердца лейтенанта. Сердца, которое сопротивляется, отказываясь сдаться.
Александр смотрит на него какое-то время, убаюканный ритмичной пульсацией. Потом кладет руку рядом с рукой Пацана и в конце концов берет ее в свою.
Потом начинает говорить с ним тихим голосом. Рассказывает о своем расследовании, о своих сомнениях и слабостях.
О своей зарождающейся любви к Хлое. Любви, с которой он не знает, что делать. Которая напоминает последнюю судорогу, почти последний бой.
Говорит, какая она красивая. Какая она сильная. И в какой она опасности.
– Она бы тебе понравилась, сынок… Я уверен. Конечно, ее надо узнать получше, но… пусть у нее паршивый характер и перебор с самомнением, но думаю, она бы тебе понравилась. Она кажется высокомерной и презрительной, но это всего лишь прикрытие, ты понимаешь. На самом деле, я думаю, она так страдала после несчастного случая с сестрой, что соорудила себе панцирь, чтобы выжить. Смотрите, какая я сильная!
После долгого молчания Александр начинает говорить о Софи. Слезы набегают ему на глаза, но он этого даже не замечает. И тогда рука Лаваля сжимает его собственную с неожиданной силой. Александр расплывается в глуповатой улыбке.
– Ты меня слышишь? Я точно знаю, что слышишь, маленький поганец! Тогда почему не открываешь глаза? Не желаешь видеть мою морду, да? Заметь, я тебя понимаю. После всего, что я тебе сделал… Или же ты просто не хочешь видеть весь этот мир. Но и здесь есть кое-что приятное, вспомни…
Рука Лаваля снова становится куском неподвижной плоти. Но Александр продолжает улыбаться.
Он берет блокнот с прикроватной тумбочки, достает ручку и исписывает пару страниц.
Потом снова целует Пацана. Как поцеловал бы сына.
Две минуты спустя он уже в машине. С новой энергией. Может, Лаваль передал ему свою?
Он должен выяснить, является ли Квентин Варфоломей тем человеком, которого он преследует. Стратегия проста; нужно выманить волка из леса. Чтобы добиться этого, существует только одно решение: отдалиться от Хлои, чтобы Тень поверила, будто та осталась без защиты.
Предоставить свободу действий Квентину Варфоломею. Или Бертрану. Не важно.
Больше не изображать из себя телохранителя и наблюдать издалека.
Вот только Хлоя, скорее всего, не согласится. Она даже может умереть.
Он размышляет, как лучше привести свой план в действие, когда мобильник звонит снова.
– Привет, Алекс, это Маяр.
Их разделяет замерзшее озеро. Каждый на своем берегу. А когда-то они были друзьями, прежде.
В те времена, когда у Лаваля были обе ноги.
– Погоди, я припаркуюсь…
Александр останавливает машину у тротуара, выключает мотор.
– Ты видел Пацана в последние дни? – сразу наезжает комиссар.
– Я только что из госпиталя, – сообщает Гомес. – Он пожал мне руку. Он реагирует, думаю, это добрый знак.
– Тем лучше, – бормочет дивизионный. – Тем лучше…
– Ты ведь не для того звонишь, чтобы узнать новости о Лавале, верно?
– Нет, не для того. На самом деле тебя хочет видеть Кутюрье. Он тебя скоро вызовет.
Кутюрье. Капитан из Главной инспекции, которому поручено внутреннее расследование промаха в деле Томора Башкима.
– Вот я и решил тебя предупредить, – продолжает Маяр.
– Спасибо, очень мило.
– Я говорил с ним сегодня утром… дело для тебя оборачивается не очень хорошо.
– Неужели? – усмехается Гомес.
– Поскольку Лаваль не приходит в себя, а твой отпуск рано или поздно подойдет к концу, он…
Маяр подбирает слова, Александр решает протянуть ему руку помощи.
– Он отстранит меня от исполнения обязанностей, так?
– Да.
Гомес молчит, справляясь с ударом. Он знал, что так случится, но услышать об этом больно.
– А ты что сказал? – спрашивает он наконец.
– А что ты хотел, чтобы я сказал? – вздыхает дивизионный. – Это временное отстранение, пока не закончится расследование.
– Они меня выпрут, и ты это прекрасно знаешь. Они уже забыли про все, что я сделал раньше, верно?
– Послушай, Алекс, я всегда тебя прикрывал. Но тут я ничего не мог поделать, клянусь.
– А я вот думаю, что ты не захотел ничего делать, – наносит ответный удар майор. – Думаю, ты меня бросил на произвол судьбы. И даже думаю, что ты сказал, будто я втихаря веду какое-то расследование! Я думаю, ты меня слил.
– Кончай нести хрень! – рычит Маяр. – Ты бредишь. Я сделал все, что было в моих силах.
– Ну да, могу себе представить! Но не беспокойся, я сдам ствол и карточку и не стану качать права. Со мной у тебя никаких проблем не будет! Можешь спать спокойно, приятель.
– Алекс, не говори…
Маяр не успел закончить фразу, Александр уже отключился.
Он бьет кулаком по рулю, утыкается лбом в ладони.
Все логично. Я облажался и должен заплатить. Должен заплатить за Пацана, который валяется на больничной койке и, возможно, больше никогда не увидит цвета неба.
А потому Александр снова заводит мотор и пытается подавить всплеск ненависти.
Почувствует ли он себя менее виноватым, когда понесет наказание? Чушь собачья! Даже если ему отрежут ногу, он не перестанет чувствовать свою вину. Единственным, что могло бы облегчить этот гигантский груз, стала бы улыбка Пацана. Слова прощения.
Гомес опускает стекло и вдыхает всей грудью, стараясь снова сосредоточиться на расследовании. Последнем в его карьере, он знает.
И тут снова заявляет о себе мобильник. Гомес отвечает, предварительно удостоверившись, что это не Маяр.
– Да?
– Александр? Это Квентин Варфоломей.
Артериальное давление Гомеса мгновенно подскакивает до опасной отметки.
– Привет, Квентин… Что случилось?
– Я много думал после твоего вчерашнего визита. И мне бы хотелось с тобой увидеться.
Гомес молчит секунды три, прежде чем ответить, и Квентин продолжает:
– Я поговорил о случае Хлои с одним из лучших специалистов и думаю, что смогу тебе помочь… Ты сейчас свободен?
– Да… Хочешь, чтобы я приехал в Вильжюиф?
– Нет, я сегодня не работаю. Я могу приехать к тебе, если ты дашь адрес.
Гомес снова колеблется. Но даже если Квентин и Тень одно лицо, он не особо рискует. В конечном счете этот мерзавец просто трус, способный только терроризировать одиноких женщин.
– Мой адрес: бульвар Клемансо, сто пятьдесят шесть.
– Отлично, я найду. Скажем, через час, устраивает?
– Вполне. До встречи, – заключает Александр.
Или парень настоящий профессионал, который действительно хочет помочь Хлое, или волк решил все-таки выйти в одиночку из леса. Легко понять причины и логику: продолжить промывать мозги копу и настраивать его против Хлои. Чтобы последний ее защитник решил, что она сумасшедшая и прекратил бдеть над ней. Тактика не хуже прочих.
При условии, что виновный именно он.
Но виновный в чем? С точки зрения закона сажать его не за что. Даже не за что отдавать под суд.
Он надел на голову капюшон и преследовал Хлою. Он надел темные очки и напугал ее, господин прокурор.
Как доказать, что он забрался к ней в дом? Что он накачал ее наркотиками и раздел догола в лесу? Что он превратил ее жизнь в кошмар?
После этой встречи, с точки зрения Варфоломея, будет логично, если я брошу Хлою. Он почувствует себя в безопасности и начнет играть по-крупному.
Идеальная западня.
* * *
По дороге Александр звонит Хлое. Попадает на автоответчик.
– Привет, красавица, это Алекс. Я просто хотел узнать, как у тебя дела… Ладно, до вечера, целую. Очень крепко целую.
Он нажимает отбой, бросает мобильник на пассажирское сиденье и прибавляет скорость. Ему захотелось сказать Люблю тебя. Его это удивило. И уж конечно, он выдал себя тем, как сказал Целую…
Бульвар Клемансо, Гомес замечает Варфоломея, который уже поджидает его у дома. Он паркует «пежо», не торопясь подходит к медбрату.
– Я приехал немного раньше, – извиняется Квентин, пожимая ему руку.
– Нет проблем.
Майор набирает код, проследив, чтобы спина загораживала клавиатуру, и толкает входную дверь.
– Я живу на третьем, – уточняет он, начиная подниматься по лестнице. – Значит, ты выяснил для меня кое-что интересное?
– Думаю, да.
Поднявшись на свой этаж, Гомес открывает дверь квартиры, заходит первым.
– Не обращай внимания на бардак.
– Не беспокойся… Ты живешь один?
– Нет, – заявляет Александр. – Но моя жена следит за порядком не больше моего!
– Порядок – это инстинкт самосохранения.
– Ты решил устроить мне сеанс психоанализа?
Квентин смеется, вешает свою куртку у входа.
– Я на такое не способен! Я простой медбрат, а не психиатр.
– Тем лучше. Выпьешь что-нибудь?
– Кофе, если у тебя есть. Спасибо.
– Садись, я сейчас вернусь, – предлагает Александр, направляясь в кухню.
Квентин пользуется отсутствием хозяина, чтобы рассмотреть окружающую обстановку. Гостиная, погруженная в полумрак, скудно обставлена. И унылая до смерти.
Такое впечатление, что здесь никто не живет. Или только призрак.
– А твоя жена работает? – спрашивает он, повысив голос.
Рука Александра сжимается на пакете с кофе, он сыплет мимо фильтра.
– Да. У нотариуса, – отвечает он.
– А… Неплохо!
– А твоя? – подхватывает тему коп, возвращаясь в гостиную.
– Должен открыть тебе один секрет, – улыбается Квентин, – я не женат.
Гомес изображает полнейшее удивление. Кстати, он и впрямь удивлен. Тем, с какой непринужденностью Варфоломей выложил ему правду. Он все больше сомневается в его виновности, но остается начеку. Между прочим, изменив привычке, он не избавился от оружия, войдя в квартиру.
– Хлоя сказала мне, что…
– Я знаю. На самом деле я так сказал Кароль, но это неправда. Ты же меня не выдашь, а?
– Меня это не касается, – бросает Александр, пожимая плечами.
– Я знаю, что не проведу всю жизнь рядом с Кароль, а маленькая ложь позволяет держать дистанцию и не дает ей строить планы нашего совместного будущего.
– Все равно как-то гадко! – замечает коп.
– Конечно. Но с девицами так сложно…
Квентин садится на диван, Александр идет за кофе в кухню, потом устраивается в кресле напротив.
– Ладно, расскажи мне о Хлое, – переходит к делу майор.
– Я поговорил с профессором, который руководит нашей лечебницей. Знаешь, он крупный специалист… Я описал ему симптомы, которыми страдает Хлоя, и он подтвердил то, что я думал. С его точки зрения, у нее приступ параноидального бреда.
Александр прикуривает сигарету, предлагает Варфоломею, тот отказывается.
– Он мне еще сказал, что слышал об очень схожем случае от коллеги, женщины, у которой кабинет где-то в городе.
– Правда? – удивляется Гомес.
– Речь шла о молодой женщине, которая считала, что ее преследует мужчина… Она была кассиршей в супермаркете, кажется.
Гомес едва не роняет сигарету, но старается сохранить невозмутимое лицо.
– И что?
– А то, что она в результате покончила с собой, – продолжает медбрат, поднося чашку к губам. – Выбросилась из окна.
Этот мерзавец ничего не боится. Даже идет на провокацию.
Или же он невинен, как новорожденный агнец.
– Не думаю, что у Хлои появится желание свести счеты с жизнью, – возражает Александр.
– Самоубийства случаются без предупреждения.
Александр смотрит медбрату в глаза, пытаясь понять, что за игру тот ведет.
– Я принес тебе кое-какие материалы по этой теме, – добавляет Квентин, вставая. – Читать немного долго, но зато, как мне кажется, ты узнаешь многое о паранойе.
– Гениально! – хмыкает Гомес. – Всегда мечтал порыться в книгах по психиатрии! Может, изложишь мне вкратце?
Квентин поворачивается к входной двери, где оставил свою сумку.
– Уверен, что для тебя это будет очень увлекательно! – говорит он, смеясь.
Гомес выдавливает улыбку и допивает кофе. Повернув голову к окну, он видит отражение мужчины, стоящего у него за спиной. У того что-то в руках, воздетых к потолку.
Он чувствует, как странный озноб пробегает по его позвоночнику. Длится нескончаемая секунда.
Во время которой Гомес ничего не делает.
Во время которой Квентин замахивается.
Потом Александр резко вскакивает, оборачивается и получает удар прямо в висок.
Даже не вскрикнув, он отлетает назад и падает перед диваном.
Удар страшный, у него ощущение, что череп раскололся пополам.
Он пытается достать оружие, но его руку придавливает чужая нога, приковывая ее к полу.
Он тихо хрипит, чувствуя, как сознание покидает его.
Глава 55
– Эй, есть кто дома?
Продираясь сквозь ровный гул, голос кажется идущим издалека, почти из другого мира.
– Майор?.. Вы меня слышите?
Гомес часто моргает. Из небытия выплывает лицо. С успокаивающей улыбкой.
Но ему бы хотелось снова закрыть веки. Еще немного… еще хоть чуточку этого успокоения, этого чудесного самоотречения.
Хотя ему самому казалось странным, что он это осознает, но ему почудилось, будто он умер.
Чья-то рука сильно трясет его, он получает пощечину.
– Ну же, старина, пора просыпаться! У меня еще и других дел полно!..
Квентин, сидящий верхом на стуле. Опершись подбородком о спинку, он продолжает улыбаться.
– Ну что, порядок, ты снова с нами, приятель?
Гомес пытается всплыть на поверхность. Через несколько секунд понимает, что он у себя дома.
– Голова не слишком болит, надеюсь?
– Что такое?..
Его рот иссушенная пустыня, поросшая кактусами. Голова – дирижабль в свободном падении, уходящий в штопор. Жесткая посадка не за горами.
И у него неприятное ощущение, что он залпом высосал бутылку виски.
– Ты что, ничего не помнишь?
Гомес тоже сидит на стуле, руки в наручниках скованы за спиной. Он вспоминает, что получил удар, но помнится главным образом боль, потом падение.
Напротив него Варфоломей крутит в руках его «зиг-зауэр».
Несмотря на сумятицу в голове, майор осознает, что попал в сложное положение.
– Ты в полном дерьме, Алекс! – подтверждает Квентин. – Вообще-то, такое случается со слишком любопытными людьми. И с недостаточно хитрыми… Или и то и другое, как в твоем случае. Некоторые совмещают все разом, верно?
Гомес предпочитает пока что хранить молчание. Главное, восстановить силы. Раз уж он не умер, ему вдруг захотелось жить. Больше всего на свете.
Но сначала нужно полностью прийти в себя. Разогнать туман, заволакивающий его мозг.
Он пытается пошевелить пальцами, удается едва-едва. Он словно под воздействием мощного наркотика. Ему даже трудно сосредоточить взгляд на противнике.
– Ладно, поболтаем немного. Если ты, конечно, не возражаешь…
Коп издает болезненный стон.
– Отлично! – смеется медбрат. – Я знал, что ты открыт для дискуссии.
Он делает несколько шагов, держа полуавтоматический пистолет в руке.
– Если ты соберешься орать, я тебя заткну! – добавляет он, помахивая рулоном скотча. – Но я бы удивился, учитывая дозу, которую я тебе вкатил!
Так вот в чем дело. Этот ублюдок действительно накачал его наркотиком.
Квентин сует ему под нос шприц.
– Очень эффективное средство, чтобы превратить в послушного ягненка даже самого буйного. И знаешь что? Его молекула не оставляет в организме ни малейшего следа. А значит, если в ближайшие дни тебя нашинкуют, то ничего не найдут!
Варфоломей ликует, Гомес чувствует, как внутри шевелится страх. Конечно, из-за того, что он представил себя на нержавейке прозекторского стола. Его мозги с одной стороны, печень с другой.
Смерть вдруг предстала не такой уж романтической и привлекательной. Всего лишь отвратительной и грязной.
Кусок холодного мяса на лотке мясника.
– А поскольку медэксперты вечно завалены работой, думаю, вскроют тебя не раньше чем через пару суток. А как по-твоему, Алекс?
– По-моему, ты… ты…
Гомесу не удается связать и двух слов.
– Я кто? – веселится Квентин. – Гений? Я тебя за язык не тянул, приятель!
Коп изо всех сил старается сосредоточиться. Он должен вернуть себе ясность сознания и власть над телом. Он не желает, чтобы его прикончили без сопротивления. Не желает подыхать таким образом.
Таким жалким образом.
– Ублюдок, – удается ему выговорить.
– Давай повежливее, ладно?
– Это… убьет меня?
– Наркотик? Нет, не беспокойся! Укол только для того, чтобы ты вел себя смирно. Убью тебя я.
Александр закрывает глаза. Но все продолжает ходить ходуном. Только внутри его черепа, конечно. Потому что ему все труднее двигаться. Словно этот подонок закатал его в цемент, и тот твердеет на коже.
Ужас.
Надо держаться. Если этот наркотик не оставляет следов в организме, то и действует он очень ограниченное время.
Держаться как можно дольше.
– Видишь ли, Алекс, ты мне и вправду нравишься. Ты мне кажешься… Как бы сказать?.. Симпатичным. И трогательным. Да, именно, я нахожу тебя трогательным.
– Тем лучше, – раздается замогильный голос.
– Ага, к тебе возвращается дар речи, это хорошо. Но я обожаю солировать! Так что, главное, не старайся мне отвечать.
Квентин кладет затянутые в перчатки руки на плечи Гомеса и наклоняется. Их лбы почти соприкасаются.
– Я бы даже сказал: заткни свою пасть! – мурлычет он. – Понятно?
Он выпрямляется, Гомес снова начинает дышать. Так медленно, что у него ощущение, будто он засыпает. Тогда он до крови прикусывает себе язык.
– Так о чем я говорил? – продолжает его мучитель. – А, да, я нахожу тебя трогательным. Но слишком любопытным… Заметь, я тебя понимаю, старина. Понимаю, почему ты запал на эту девицу. И любой мужик на твоем месте ринулся бы очертя голову… Но проблема в том, что нехорошо красть чужую женщину. Это очень нехорошо. Тебе никогда не говорили? Так даже в Библии написано!
– Чужую… женщину?
– Ну да, Алекс, – вздыхает медбрат. – Хлоя моя. А не твоя.
– Я не мог… знать, что она твоя.
– Конечно мог, и прекрасно знал! С самого начала. Но ты решил, что сильнее меня. Ты взял на себя миссию по ее спасению. Ты захотел поиграть в героя!
Квентин снова приближает лицо к Гомесу.
– Герой паршиво выглядит!
– Ему на тебя насрать… герою.
Медбрат подмигивает ему и дружески треплет по щеке.
– Сдается мне, ты не в том положении, чтобы грубить.
Гомес собирает все свои силы и дергает наручники. Безнадежно. Но его ноги не привязаны, а этот дает ему шанс. При условии, что он сумеет им воспользоваться. Пока что он не шевелится. Выжидает удобного момента.
Квентин останавливается перед портретом Софи, стоящим на старом буфете тридцатых годов.
– А она была красивой, твоя жена. И верно, Хлоя на нее похожа. Просто удивительно. Для тебя это стало настоящим шоком, да?
– Чего ты… хочешь, кроме как уболтать меня до смерти?
– Я? Я хотел только Хлою. Но ты встал мне поперек дороги. Ты встал между ею и мной.
– Я делал свою работу.
Говорить с ним. Пусть даже это пытка. У безумца потребность излить душу. Выложить все, что накопилось.
Отвечать, чтобы заставить его продолжать. Признаваться в своих преступлениях и планах.
Выиграть время, еще и еще.
– Резонно. Но должен напомнить, что ты уже даже не коп.
– Неверно, – возражает Гомес. – Я все еще… коп. А убить офицера полиции – это… безумие.
Квентин хохочет, у Гомеса от этого смеха сводит внутренности. Медбрат снова устраивается на стуле. Начинает раскачиваться взад-вперед, то приближаясь, то отдаляясь от своей добычи. К мигрени добавляется дурнота.
– Спасибо, что предупредил, герой. Когда я убью тебя, то поразмыслю над этим, обещаю.
Долгая пауза, во время которой мужчины сверлят друг друга глазами. Хотя Гомесу трудно сосредоточить взгляд в одном направлении.
– Так или иначе, ты же хочешь умереть, – неожиданно утверждает Квентин.
– Откуда… тебе знать?
– Я знаю все. Тебе не хватает жены, ты хочешь соединиться с ней. Хочешь покончить со всем. Иначе ты бы не позволил свалить себя одним ударом, ты бы попытался защититься. Ты же увидел меня в стекло, верно? Ровно в тот момент ты и прекратил борьбу.
Гомес стискивает зубы; мерзавец прав.
– Умереть, – тихонько нашептывает Квентин. – Забыть про страдания, горе, боль… Это, наверное, чудесно, а?
– Хочешь попробовать? – предлагает коп в неожиданном приливе энергии.
Даже странно, сколько сил придает гнев.
Квентин снова улыбается. Улыбка немного сокрушенная.
– Очень боюсь, что очередь твоя, ищейка. А не моя. Ты сдохнешь, а я смогу спокойно заняться милой крошкой Хлоей… Тебя рядом не будет, чтобы охранять ее, как положено верному песику.
Горло Александра судорожно сжимается, он удерживает поток слез, готовых брызнуть из глаз. Которые сейчас ничем не напоминают глаза сумасшедшего. Скорее испуганного ребенка.
Глаза человека, который знает, что умрет. Не выполнив свою миссию.
– Я утешу ее в горе от твоего ухода, – обещает Варфоломей. – Я о ней позабочусь, можешь мне поверить.
– Ты просто больной, ты псих! Ты убил медбрата из лечебницы и занял его место, да?
Квентин усмехается, встает со стула. Ему явно не сидится на месте.
Александр удивлен тем, что ему удалось выговорить целую фразу, не запнувшись. Ему кажется, что силы возвращаются.
– А ты забавный… Думаю, ты заслужил объяснения. Чтобы я рассказал тебе, кто я на самом деле и что с ней сделаю.
Нет, этого я не заслужил. Выслушивать, как психопат рассказывает во всех деталях о своих планах, извращениях и мотивах.
Однако Александру придется вытерпеть и эту пытку.
– Хлою я встретил на вечеринке, куда меня пригласила Кароль. Мы обменялись парой слов, но она меня даже не видела, слишком поглощенная собственной ослепительностью. Слишком занятая тем, чтобы блистать! Сиять, как солнце… Я сразу понял, что это она. В тот момент я ее выбрал.
Майор не прерывает его, позволяя расписывать историю патологической любви. Квентин кладет пистолет на журнальный столик, Гомес испытывает легкое облегчение.
– Я начал тайком следить за ней. Отмечал каждую ее привычку, каждую причуду. Короче, я научился понимать ее. Потом я подобрался к ее лучшей подруге. Ее-то покорить ничего не стоило! Она упала к моим ногам с ошеломляющей легкостью… Заметь, я, кажется, наделен недюжинным обаянием. Ты как думаешь?.. Благодаря Каро я узнал массу всего о моей нареченной. В обмен я должен был делать вид, что люблю ее, а это было непросто. Девица скучнее осеннего дождика! Стоит на нее, как на тарелку с макаронами.
Гомес незаметно перенес вес тела вперед. Он пытается сделать несколько движений, чтобы размять мускулы. Чтобы слой цемента растрескался.
– А затем я пошел в атаку. Мой метод не знает осечек: я превращаю их в законченных психопаток.
Квентин снова приближается, Гомес откидывается назад.
– Ты чего так дергаешься?
– Писать хочу, – находится коп.
– Извини, но отложим на следующий раз. Итак, я говорил, что свожу их с ума. Это такой кайф, ты бы знал! Они повсюду рассказывают свою историю, и никто им не верит.
– Никто, кроме меня.
– Ну конечно, совсем без накладок не бывает, – уступает Варфоломей. – Но в сущности, это не так уж важно. Понимаешь, я больше всего люблю их ломать. Разбирать на кусочки! Смотреть, как они дергаются, сражаясь с невидимым врагом. Как теряют все ориентиры, все, что построили в жизни. Раздевать их донага, докапываться до самого болезненного… Это так возбуждает, представить себе не можешь.
– Да, не могу, – соглашается Гомес. – Я для этого недостаточно безумен.
– Вот и я тоже недостаточно безумен, – сокрушается Варфоломей. – Я люблю безумие. Оно меня привлекает, почти непреодолимо. Нормальность так уныла, так предсказуема. Так банальна! А безумие – дверь, открытая в новые миры, во вселенные столь изобильные, что наше воображение недостаточно богато, чтобы их постичь. Только если ты безумен!
Квентин делает короткую паузу, словно обдумывая собственные слова.
– Да, я безумен. Но лишь немного. И лишь иногда. К несчастью…
– У меня для тебя сногсшибательная новость, – возражает майор. – Ты совершенно ненормальный. Ты чокнутый, двинутый, свихнувшийся, трахнутый, буйнопомешанный! Полностью и на все времена.
Квентин его, кажется, не слышит и продолжает свой монолог:
– Благодаря мне эти девицы исследуют новые миры, набираются нового опыта. Благодаря мне они наконец узнают нечто иное, кроме безнадежности жизни незначительной, иногда убогой, а часто мрачной. Я их спаситель…
Медбрат снова отошел и принялся расхаживать по гостиной, засунув руки в карманы.
– Хлоя лакомая мишень. Она крепкий орешек! Но в ней гигантский потенциал… Благодаря тому, что рассказала мне Кароль, я быстро понял, что у Хлои всегда были параноидальные наклонности, и это намного облегчило мне задачу.
Хлоя… что она сейчас делает? – вдруг спрашивает себя Александр. Он представляет ее, в черном строгом костюме. Красивую до чертиков. До смерти.
Он думал, что готов умереть за нее. Но в конечном счете предпочел бы жить. С нею.
В это мгновение он ощущает желание. И даже бешеное желание. В этот момент Александр готов на любые клятвы и обещания. Безусловно, потому, что ему не останется времени, чтобы их сдержать.
Квентин снова уселся и продолжает свои откровения:
– Ты, конечно же, задавался вопросом, как мне удалось все это провернуть, ищейка… Очень просто, сам увидишь. Сначала я сделал дубликаты ключей от ее дома. У Хлои очень организованная домработница: она пишет имена всех своих клиентов на каждой связке и вешает их в шкафчик при входе. Видишь, Алекс, вот тут ты и совершил ошибку, тут ты не был на высоте… Если бы ты начал копать вокруг Фабьены, ты бы вышел на меня куда раньше. Ты бы заметил, что я трахаю и ее тоже! И должен признать, мне повезло: она миленькая и куда забавнее Кароль. И она до смерти скучает с мужем. Короче, я стянул связку, сделал дубликат и повесил ключи на место. И всякий раз, когда Хлоя меняла замки, я прокручивал тот же фокус. Детская игра!
Александр осознает, до какой степени Хлоя была неосторожна, ослушавшись его. И до какой степени он сам был небрежен. В его планах стояло порыться в жизни Фабьены. Но это следовало сделать в первую очередь. Если бы только у него были время и средства… Если бы только Маяр соизволил прислушаться к нему.
Если бы только я сам был более убедителен.
– Потом я проник к Хлое и установил несколько маленьких жучков. Микрофончики то тут, то там. Имей в виду, это хорошее оборудование, не какое-нибудь дерьмо… Когда хочешь преуспеть, следует вложиться. Жаль, что ты их не нашел, да, Алекс? Должен сказать, что я не пожалел времени, чтобы их замаскировать, и простого обыска было недостаточно, чтобы до них добраться… А еще я поставил маячок на машину Хлои. Поразительно, чего только сегодня не раздобудешь через Интернет!
Коп закрывает глаза. Ему хочется заснуть, но он сопротивляется, как может. Квентин решает помочь ему, отвесив новую оплеуху.
– Эй! Оставайся со мной, герой! Не хочешь узнать продолжение?
Гомес поднимает голову.
– Хорошо… Итак, я рассовал повсюду микрофоны. Знал бы ты, чего я наслушался! Могу тебе кое-что открыть: она кричала куда сильнее с Бертраном, чем с тобой.
Лицо Александра чуть заметно напрягается. Он дорого бы дал за возможность стереть того в порошок. Раздавить его в своих руках, как спелый фрукт.
– Ну, я не хотел тебя огорчать, старина.
– По крайней мере, мне не пришлось нападать на нее, чтобы она заметила, что я существую, – наносит ответный удар майор. – Мне даже никаких усилий не пришлось прикладывать.
– Да ладно тебе, – улыбается Квентин, – не передергивай. Она тебя заметила только потому, что ты ей нужен. Потому что ее бил мандраж. Только потому, что я пугал ее. Проснись: эта шлюха воспользовалась тобой, ты вовсе не в ее вкусе! Не вмешайся я, она бы на тебя и не глянула.
Гомес собирается ответить, но чувствует, что ответ пришелся бы в пустоту.
– Но поскольку микрофонов было недостаточно, – продолжает медбрат, – я установил миниатюрные камеры в стратегических точках. И таким образом получил возможность заходить в полной уверенности, что она спит. Хитро, а? И тогда я мог любоваться ею в свое удовольствие. Она и впрямь красива. Чистое наслаждение для глаз…
Александр ошеломлен. Как он умудрился просмотреть такое?
– А потом я принялся за свою любимую игру… Создать у нее впечатление, что она сходит с ума.
Квентин прикуривает сигарету, насмехаясь над майором. Пуская ему струю дыма прямо в глаза.
Глаза, которые ничего не видели. Глаза, которые раскрылись слишком поздно.
– Винт, слышал о таком?
– Метамфетамин, – машинально отвечает Гомес.
– Браво, хорошо учил уроки! Вот его я и добавил в ее таблетки от сердца. Заменил ее пилюли на это дерьмо. Ты представить не можешь, как в малой дозе эти кристаллики обостряют паранойю! А наша малышка-принцесса здорово на них подсела. К тому же она принимала и другую наркоту, думая, что глотает снотворное или успокоительное. Я опробовал разные штуки, чтобы посмотреть, какой получится эффект. Чтобы еще больше выбить ее из колеи. Up and down…[21] И она продолжает каждый день накачиваться дурью, сама того не ведая.
– Сволочь! – рычит коп.
– А тебе бы следовало восхититься моим умом, – возмущается Варфоломей.
– Ты не умен, ты только тяжело болен!
Квентин довольствуется улыбкой и тушит сигарету в уже полной пепельнице. Потом достает погасший окурок и прячет к себе в карман брюк.
– А хочешь, расскажу, что будет дальше?
– Единственное, чего я хочу, это превратить твою морду в кашу!
– Мозг, – поправляет Квентин. – Это я превращу твой мозг в кашу.
Александр громко сглатывает.
– Что, страшно, герой? – шепчет медбрат.
– Не без этого, – признается Гомес.
– Понимаю. И можешь поверить, мне жаль, что придется с тобой это сделать.
– Так не делай! В любом случае у меня на тебя ничего нет… Ты мало чем рискуешь!
Еще одна сокрушенная улыбка.
– У меня нет выбора. Еще до твоего вчерашнего визита я знал, что ты нашел связь между Хлоей и Лорой. Эти микрофончики такая практичная штука! Но реальной опасности я не чувствовал… Ладно, признаюсь, мне хотелось с тобой разделаться просто потому, что ты спал с Хлоей, но нужно уметь сдерживать желания, если хочешь добиться цели. А вчера, увидев тебя у лечебницы, я понял, что ты догадался. Тебе не следовало там показываться, приятель. Фатальная ошибка…
Гомес продолжал молча проклинать себя. Он умудрился совершить все непростительные ошибки. Как зеленый новичок. Его взгляд обращается на большой портрет Софи, висящий на стене.
Я должен напомнить о смягчающих обстоятельствах. Я был не в форме. Без нее я потерялся. Можете вы это понять, господин прокурор?..
– Думаешь, я позволю тебе разрушить дело моих рук? Пока ты там, я лишен свободы действий. Значит, тебя нужно убрать. Потому что сейчас Хлоя почти готова, и я твердо намерен этим воспользоваться.
– Как? – спрашивает Александр, стараясь не показать, до какой степени ему плохо.
На этот раз в улыбке Квентина нет никакой напускной печали. Она просто ужасает.
– Она готова сорваться по-настоящему, я чувствую. А твоя смерть, хоть и непредвиденная, только ускорит дело. Она создала вокруг себя пустоту, спалилась в глазах копов. Совсем скоро она потеряет последние ориентиры. И тогда она будет моей. Я попользуюсь ею вволю, пока не надоест, можешь мне поверить. Я смогу делать с ней все, что захочу, никто ей не поверит. Пока ей самой не станет невыносимо видеть, во что она превратилась. Пока страх и одиночество не толкнут ее положить конец столь жалкому существованию…
Александру вдруг становится холодно. Он начинает дрожать. Взгляд синих глаз леденит его ужасом.
Он представляет, как этот взгляд погружается в запуганные глаза Хлои. Он представляет молодую женщину в его лапах. Одну, в его власти.
Медбрат снова отодвигается, обойдя вокруг дивана. Потом неожиданно отправляется в кухню, и Гомес слышит, как открывается холодильник.
Сейчас или никогда.
Он собирает все малые силы, которые в нем еще есть, и пытается подняться.
Мускулы ног отказываются подчиниться, челюсти сводит, дыхания не хватает. Руки остаются скованными за спинкой стула, от которой ему не удается отцепиться.
Он падает обратно. Возвращение на исходную позицию.
Новая попытка, пока за стеной слышно, как медбрат открывает банку кока-колы, продолжая свое описание идеального преступления.
– Мне интересно, как она закончит… Думаешь, она проглотит снотворное или предпочтет броситься под поезд? Если только не пустит себе пулю… Тебе следовало забрать у нее пистолет, Алекс. Очередной твой прокол.
Гомес снова пытается вытянуть ноги, боль чудовищная.
– Хотя девицы редко кончают с собой, используя огнестрельное оружие. Хотят сохранить в целости лицо, остаться красивыми и после смерти. Помню, я смотрел, как Лора выбрасывается из окна своей квартиры… Это было так прекрасно, ты представить себе не можешь!
Колени Александра подгибаются, он падает вперед, обрушиваясь на стеклянный журнальный столик, который разлетается под его весом с ужасным грохотом. «Зиг-зауэр» падает на ковер.
Слегка оглушенному Гомесу удается избавиться от стула в тот момент, когда вбегает Квентин. Медбрат застывает с открытым ртом.
– Вот дерьмо…
Гомес наклоняется, сжимает по-прежнему скованные кулаки. Он разгоняется, как настоящий бык на арене. Головой вперед он устремляется на цель и бьет прямо в грудину. У Квентина перехватывает дыхание, он впечатывается в стену и сползает на пол.
Но у быка шансов нет, это общеизвестно.
Александр хотел бы воспользоваться положением. Его противник на полу, лучший момент, чтобы покончить с ним. Ударом ноги, ударом каблука. Ударом чего угодно.
Вот только Александр больше ничего не может. Атака лишила его последних сил.
Он тоже валится, пока Квентин с трудом поднимается.
– Вот дерьмо, – повторяет тот, прикладывая руку к груди. – Черт, ну и силища у тебя…
Варфоломей постепенно восстанавливает дыхание, продолжая разглядывать стоящего на коленях в полуметре от него копа, который цепляется за остатки сознания.
– Ты что вытворяешь, Алекс? Посмотри на это бардак! И что я теперь должен делать?.. Хорошая попытка, но с тем, что сейчас в твоих венах, у тебя не было шансов. За остальное не беспокойся, я разберусь. Они ни хрена не заметят.
Гомес не шевелится, снова пытаясь собрать силы.
Почему мускулы его не слушаются?
Он видит, как медбрат берется за шприц, наполняет его оставшейся во флаконе жидкостью.
Видит, как приближается смерть без малейшей возможности ускользнуть от нее.
Он старается встать, но мертвая хватка давит на его плечи, прижимая к полу в позе молящегося. Игла мягко входит в яремную вену.
Эффект мгновенный. Гомес складывает оружие.
Квентин хватает его под мышки и титаническим усилием тащит по ковру, чтобы прислонить к дивану. Потом берет «зиг-зауэр», ставит на боевой взвод.
– Пора заканчивать, приятель. Ты такой шум устроил, что придется ускорить темп. Жаль, я еще столько хотел тебе рассказать…
Он достает из сумки глушитель, навинчивает его на ствол.
Неподвижно сидя на полу, Александр плачет.
В жуткой тишине слезы бегут по его парализованному лицу.
Гомес плачет, думая о Хлое, которую его неминуемая смерть оставит без защиты.
Он плачет, думая о Софи, которую его неминуемая смерть отправит в забвение.
Он плачет, потому что так и не узнает, выйдет ли Пацан из комы.
Господи, сделай так, чтобы он очнулся…
В жуткой тишине Гомес плачет. Просто потому, что боится умирать.
Один, как собака.
Невозможно уговорить палача, потому что он даже не может говорить.
Квентин разглядывает его несколько мгновений. Без ненависти и без сочувствия. Пустым взглядом.
Потом расстегивает наручники, берет правую руку копа и вкладывает в нее оружие.
– Ты должен помочь мне. Сожалею, но это для твоих дружков из научного отдела. Если у тебя не будет следов пороха на руке, они что-то заподозрят.
Он заставляет Гомеса согнуть палец на спусковом крючке, подносит его руку к виску, туда, где уже налился синяк.
Майор похож на марионетку, Варфоломей дергает за ниточки.
Спектакль подходит к концу.
– А я вот готов поспорить, что она бросится под поезд, – шепчет с улыбкой медбрат.
Последним усилием Гомес пытается отвести голову от дула. Но Квентин крепко держит его за волосы.
– Счастливого пути, герой…
Глаза Александра отчаянно ищут портрет на стене.
Увидеть ее в последний раз. Уйти с ней.
Наконец Софи улыбается ему. В тот момент, когда его палец вопреки воле жмет на гашетку.
Глава 56
У нее впечатление, что этот день никогда не кончится.
Хлоя тайком в энный раз поглядывает на часы. Но стрелки с коварным удовольствием застыли на месте.
Сидя напротив нее, клиенты не выказывают ни малейшего желания ускорить ход дела. Может, им нравится у нее в кабинете? Правда, она распахнула шторы, и приятный свет заливает комнату.
Пока оба мужчины, владелец сети ресторанов быстрого питания и его советник по связям, рассматривают проект предложения во всех подробностях, Хлоя думает об Александре.
По телу пробегает приятная дрожь, в улыбке проскальзывает желание.
Оно здесь, прямо под кожей.
Она с удовольствием бы послушала еще раз сообщение, которое он оставил ей ближе к полудню. То, как он сказал Целую тебя крепко… Как если бы он хотел сказать Люблю тебя, но не напрямую.
Она тоже хотела признаться ему в любви сегодня утром. Но сначала надо признаться самой себе.
Однажды, возможно. Очень скоро, возможно.
Наконец-то сложить оружие. Наконец-то сбросить доспехи.
Желание нарастает с каждой секундой. Теперь ее кожа пылает.
Желание прикоснуться к нему, раствориться в его объятиях. Она хочет его.
В последнее время ей хорошо только в его присутствии. И даже мысль о нем, уверенность, что она увидит его через несколько часов, немного успокаивает ее.
Потому что у нее во внутренностях будто скороварка на огне, каждое утро начинается с порции тротила, а вместо сердца бешеный зверек.
И с каждым днем все хуже. Особенно ближе к полудню.
Желание орать, разнести все вдребезги.
Перегретые нервы готовы лопнуть. Мускулы сводит каждые несколько секунд, словно она вставила пальцы в розетку. Страшная мигрень превращает ее череп в кастрюлю, где булькает дьявольское зелье.
Она подносит шариковую ручку к губам и методично грызет ее, даже не отдавая себе отчета. Советник по связям поднимает блеклые глаза над полукруглыми очочками, Хлоя поспешно отводит ручку от губ.
Это пятая встреча за день. С тех пор как Мартен был возведен в сан будущего президента, Хлоя тянет на себе всю работу. Как если бы была его шестеркой.
Кстати, именно ею она и стала.
Эти клиенты уже трижды просили переделать проект. Рутина.
Однако, когда они заводят старую песню, Хлое безумно хочется всадить остатки шариковой ручки одному из них в горло. Она изо всех сил сдерживается и даже пытается улыбаться.
Только ее улыбка больше похожа на смертельную угрозу.
Очередное Мы полагаемся на вас в надежде на скорейшее получение нового проекта действует на нее, как укус шершня.
Ей бы следовало ответить, что, конечно же, они могут на нее положиться, но она хранит молчание.
Рука у советника по связям влажная, Хлоя еле скрывает гримасу отвращения. Он наконец выходит из кабинета, но его патрон задерживается.
Что ему еще нужно?
Пригласить меня на ужин. Только этого не хватало!
И почему бы не в один из его вонючих ресторанов, раз уж на то пошло!
Хлоя отказывается, пренебрегая вежливостью; мужчина удивлен, но не желает признавать поражение. Он наверняка любит легкое сопротивление. В конце концов, он же собирается выложить агентству десятки тысяч евро, а потому уверен, что имеет право на бонус. На сладкий десерт к кофе.
На подарок от фирмы.
Вот у него руки не влажные. Но шаловливые.
Может, он вообразил, что разжег чувства очаровательной молодой женщины. Но на самом деле он разжег фитиль динамитной шашки. Которая сейчас взорвется прямо ему в морду.
Эхо от полученной им пощечины разносится по всему этажу. Разве что стены не задрожали.
Он впивается в Хлою глазами, та выдерживает взгляд. И, как если бы пощечины было недостаточно, добавляет последний удар:
– Решил, что кушать подано, недоумок? Ты хоть в зеркало утром посмотрел, когда брился? От тебя блевать тянет…
Лучше бы она дала вторую пощечину, было бы не так больно.
Король сэндвичей теряет дар речи на какие-то три секунды. Потом переходит в контратаку.
– Ты еще пожалеешь об этом, стерва, – предсказывает он, разворачиваясь к выходу.
Хлоя, стоя у двери, чувствует странное облегчение. Нельзя сказать, что нечто подобное случилось впервые. Клиент иногда ведет себя навязчиво, а то и грубо. Но впервые Хлоя отвечает пощечиной и оскорблениями. В обычном состоянии она проводила бы мужчину до лифта и избавилась от него с заговорщицкой улыбкой и – почему бы и нет? – легким подмигиванием.
А тут она подвергла его унижению, которое останется в анналах.
Порке, которая войдет в историю.
Наконец она приходит в себя, бросает взгляд в коридор. И когда видит, как осмеянный мужчина выходит из кабинета Пардье, понимает, что совершила сейчас промах, который может оказаться последней каплей.
Старик пытается удержать клиента, бежит за ним. Разве что на колени не падает. Только артроз и мешает, иначе он бы пополз перед ним или вцепился в подметки.
– Можешь ему отсосать, – бормочет Хлоя. – Он только того и ждет; готов принести себя в жертву, старый козел?
Но клиент остается непоколебим и громогласно заявляет: Уж я сделаю вам рекламу, можете на меня положиться! Имея в виду, что он обращается к главе рекламного агентства, его заявление не лишено юмора. Однако ни в коридорах, ни в кабинетах никто и не думает смеяться. Гробовая тишина.
Проходя мимо Хлои, мужчина на нее даже не глядит. Безусловно, боится получить новую пару пощечин. Если только ему не стало стыдно.
Пардье делает ей знак подойти, Хлоя вздыхает. Она медленно направляется к логову Старика, который захлопывает за ней дверь.
– Может, объяснитесь?
– Он положил мне руку на задницу, я дала ему пощечину, – вкратце излагает Хлоя. – Это же нормально, верно?
– Мы только что потеряли крупного клиента! – орет Дедуля. – Вы ударили его и оскорбили, хотя он просто предложил вам поужинать!
Хлоя не может удержаться от улыбки.
– Поужинать? Да ладно вам! Напоминаю, господин президент, что мой контракт не предполагает обязанности ложиться под клиента, чтобы получить заказ.
– Замолчите! – надрывается Пардье. – Я больше слышать не могу ваше вранье!
Он разошелся, как никогда. Хлое хочется посоветовать ему успокоиться, а то и до инсульта или инфаркта недалеко. Но если он испустит дух у нее на глазах, плакать она не станет. Возможно даже, в приступе паники она на какое-то время забудет телефон «скорой».
– Вы стали совершенно невменяемой, клянусь! Вы хотите разорить агентство?
Он падает в кресло, явно на грани изнеможения. Потом поднимает свои маленькие глазки на Хлою.
– Убирайтесь отсюда. Я вас увольняю за грубую профессиональную ошибку. И чтобы духу вашего здесь больше не было, ясно?
Сидя в полной прострации в своем кабинете, Хлоя еще не осознает случившегося.
Она пытается дозвониться до Алекса, который, конечно же, посоветовал бы ей, как реагировать. Но попадает на автоответчик, изо всех сил пинает мусорную корзину для бумаг.
– Алекс, это я. Я в полном дерьме! Позвони мне, пожалуйста. Позвони поскорее!
Едва она кладет трубку, возникает Пардье.
– Вы еще здесь?
– Послушайте, я…
– Я ничего не хочу слышать! – рявкает Старик. – Забирайте свои вещи и проваливайте!
Хлоя подходит к нему, он стоически не отступает. Хотя вид у нее впечатляющий.
– Этот тип положил мне руку на задницу, – напоминает она, сдерживая собственный гнев.
– Ну и что!
– Мне за это не платят!
– Я вообще спрашиваю себя, зачем я тогда вам плачу!..
Как он смеет?
– Я принесла этой лавочке больше денег, чем кто-либо другой, – взрывается молодая женщина. – Как верно и то, что я была щедро вознаграждена за свою работу!
– Вы действительно думали, что я оставлю свое агентство в руках истерички? – усмехается Пардье.
– Мерзавец, – шипит Хлоя.
– Убирайтесь.
Пардье держит дверь, словно боится, как бы она не упала. Хлоя берет две или три вещицы, запихивает их в сумку, потом надевает пиджак.
Проходя мимо президента, она замедляет шаг.
– Вы не заберете его с собой в рай, это ваше агентство.
– Попутного ветра, мадемуазель Бошан. Биржа труда безусловно подыщет вам место в спарринге, женская борьба сейчас в моде, так что я за вас совершенно спокоен. Или же место в психушке.
– А тебя ждет место на кладбище!
Хлоя поворачивается к нему спиной и удаляется по коридору. Все покинули рабочие места, чтобы поприсутствовать на спектакле. Надо признать, что такого рода финалы случаются нечасто.
Молчаливые зрители смотрят, как Хлоя идет с высоко поднятой головой и застывшим взглядом. Может, они слышат, как бешено колотится ее сердце. В конце этой дороги бесчестья путь ей преграждает Мартен. Как последнее препятствие, конечное испытание.
– Мне очень жаль, – просто говорит он. – Но так и должно было случиться.
Он кажется искренним. Однако Хлоя видит только человека, который украл у нее пост, по праву принадлежавший ей. Человека, который пустился на самые грязные интриги, чтобы добиться своих целей.
Она пристально на него смотрит:
– И ты тоже мне за это заплатишь.
* * *
Почему ты мне не звонишь? Почему тебя здесь нет?
Хлоя плачет. Вот уже несколько часов. С момента, когда покинула подземный паркинг агентства.
Уволена за грубую ошибку. Ни выходного пособия, ни выплат по безработице.
Ничего.
Только глаза, чтобы плакать. Снова и снова.
Этот клиент точно был частью махинаций, подстроенных Мартеном. Чтобы довести ее до крайности, до ошибки.
Говнюк победил. Поле боя осталось за ним. Но возможно, он на этом не остановится. Возможно, он добивается ее смерти. И пошлет своего наемника из мрака нанести ей последний удар.
Хлоя уже проглотила три порции бурбона и две таблетки от сердца. Она ждет прихода ночи, как подстерегают грозного врага. Одного из тех, кого невозможно ни остановить, ни замедлить.
Только Алекс мог бы. Но его здесь нет. Он бросил ее, снова.
Ночь, которой она так боится, в конце концов стучится в окна.
Хлоя приканчивает четвертый бурбон и третью пачку бумажных платков.
Где ты? Что я сделала, чтобы заслужить твое отсутствие?
Она поехала к Александру, конечно же. Уперлась в запертую дверь, хотя его «пежо» был припаркован недалеко от дома.
В порыве надежды она пытается себя успокоить. Он наверняка напал на след. Может, этот след увел его далеко от Парижа. Может, он поехал на поезде, как в последний раз? А мобильник у него разрядился, и он сейчас в дороге, торопится вернуться ко мне.
Легко себе врать, когда страшно. Когда плохо.
Столько лет, проведенных в агентстве. Она не считала ни сверхурочных часов, ни своих усилий. И вот ее выбросили вон, как грязную тряпку.
Звонок телефона действует словно электрошок, она кидается к аппарату, висящему на стене.
– Алекс?
На том конце провода рыдания. И голос знакомый.
– Это я, Каро…
Разочарование так сильно, что Хлое хочется бросить трубку, не сказав ни слова.
Опять рыдания, лицо Хлои застывает.
– Чего ты хочешь?
– Квентин меня бросил! – канючит Кароль.
Сердце Хлои остается холодным.
– Ну и при чем здесь я?
Плач Кароль становится еще горше.
– У меня свои проблемы. И куда более серьезные, чем отставка, полученная от женатого мужика.
– Я думала, ты меня выслушаешь! – стонет Кароль.
– Что ж, ты ошиблась, – отрубает Хлоя. – Скорее всего, он вернулся к жене. И наверняка потому, что по-прежнему ее любит. Так что забудь его. А заодно и меня. Потому что мне есть чем заняться, кроме как выслушивать твои стенания. К твоему сведению, за мной охотится психопат, и я только что потеряла работу.
Кароль шумно всхлипывает, сморкается.
– Я не знала, – лепечет она. – Хочешь, я приеду?
Хлоя улыбается. Жуткой улыбкой.
– Ты всерьез думаешь, что можешь быть мне хоть чем-то полезна?..
Она швыряет трубку, наливает еще стакан бурбона.
Потом раздевается, оставляя одежду на полу в гостиной, и, слегка пошатываясь, идет в ванную.
Зеркало решило с ней поиграть.
Это не могу быть я. Женщина с красными, опухшими, запавшими глазами. Глядящими в пустоту.
Женщина с потрескавшимися губами и желтым цветом лица. С тусклыми волосами и лоснящейся кожей.
Уродливая до слез. И которая плачет сама.
Хлоя залезает в ванну, открывает кран и задергивает занавеску. Упершись двумя ладонями в синий кафель, по всегдашней привычке, она позволяет горячей воде смыть унижение, боль, страх, одиночество.
Но это было бы слишком легко. Обычный душ ничему не поможет. Все впечаталось в тело.
Простояв долгое время под обжигающей струей, Хлоя решает наконец вылезти. Густой туман плавает в перегретом и насыщенном влагой небольшом помещении. Она заворачивается в полотенце, становится перед зеркалом. Этим предателем.
И тогда она это видит. Наконец видит.
Послание, написанное пальцем на запотевшем стекле.
Игры кончились, мой ангел.
* * *
– Здесь никого нет, мадам. Мы все проверили.
– Но кто-то был! – стонет Хлоя.
Сержант чуть устало на нее смотрит.
– Мы обошли все комнаты. Посмотрели даже в шкафах и под кроватями. И могу вас заверить, что в доме, кроме вас и нас, никого нет.
У его коллеги довольно едкая улыбка. Он смотрит на часы.
– Он приходил сюда! – отчеканивает Хлоя. – Он даже заходил в ванную, пока я была под душем!
– Ну да, послание на зеркале, знаю. Однако дверь не была взломана…
– А алкоголь вызывает галлюцинации, знаете ли, – добавляет его коллега, глядя на бутылку бурбона на журнальном столике. – Не стоит им злоупотреблять, мадам.
– Хотите, мы вызовем врача? – предлагает сержант.
Вне себя от стыда Хлоя опускает глаза. В любом случае они недостаточно хороши, чтобы противостоять Тени. Ей нужен Александр, и никто другой.
– Спасибо, что приехали, – бормочет она.
– Заприте за нами дверь и ступайте отдохнуть, – советует сержант. – Доброго вечера, мадам.
Дверь хлопает, Хлоя остается стоять, охваченная ужасом.
Игры кончились, мой ангел.
Когда на далекой церкви бьет полночь, Хлоя открывает новую бутылку виски и принимает успокоительное. Она подумывала уехать из дома, но это бесполезно. Он найдет ее, куда бы она ни отправилась.
Гомес так и не позвонил. И не пришел.
Он больше не придет.
Не увидит, как она ползет к кровати, кладет пистолет под подушку.
Не увидит, как она падает на колени, пытаясь придумать молитву.
Господи, сделай так, чтобы он не пришел… Сделай так, чтобы с Александром ничего не случилось.
* * *
Темно. И холодно.
Хлоя уже не знает, как она здесь очутилась. Помнит только, что бежала, пока хватало дыхания, а Тень неотступно следовала за ней по пятам.
Огромный ангар.
Подняв голову, она замечает Лизу, которая ступает на балку. Слышит, как ее хрустальный смех заполняет пространство.
А потом ее трагический крик, когда она срывается в пустоту.
Тело разбивается у ее ног. Чудовищный звук ломающихся костей, разрывающейся плоти.
Тогда Хлоя прячется в комнатке без окон в самой глубине завода. Скорчившись в углу на полу, она прислушивается. Но единственное, что слышит, это удары отбойного молотка в своей груди.
Я хотела бы прийти тебе на помощь, моя Лиза. Но я должна прятаться. Всегда прятаться… Иначе он меня найдет.
Она плачет, дрожит. Пока некий звук не заставляет кровь застыть в ее венах.
Дверь.
Кто-то пытается ее открыть.
Хлипкий замок поддается, жуткий скрип подтверждает худшее. Внезапно желтоватый свет освещает всю сцену. И тогда Хлоя обнаруживает надпись, сделанную на стене: Игры кончились, мой ангел.
Гигантский силуэт возникает в дверном проеме, и Хлоя снова может дышать.
– Алекс!
Он заходит, оставляя дверь открытой, но не приближается к ней. Сложив руки на груди, он прислоняется к стене. Словно чего-то ждет.
– Иди ко мне! – умоляет Хлоя.
Он не двигается, только пристально на нее смотрит. Его глаза блестят, можно подумать, он вот-вот заплачет.
И тогда появляется другой силуэт. Силуэт Чудовища.
Тень надвигается, не обращая внимания на Александра, который ничего не делает, чтобы его остановить. Чтобы помешать ему.
Теперь монстр рядом с ней. Лица у него нет, он в перчатках.
Хватает ее запястья, поднимает с пола.
Хлоя кричит, и так сильно, что наконец просыпается.
Она прерывисто дышит, лоб и спина в ледяном поту.
Она садится в кровати, старается выровнять дыхание.
Минуты через две приступ проходит. Красные цифры на будильнике сообщают, что сейчас четыре двадцать восемь утра. Она снова ложится, закрывает глаза.
Но что-то мешает ей вновь погрузиться в мир кошмаров. Смутное чувство, стеснение в груди.
Она не одна в комнате.
Он здесь.
Глава 57
Он здесь.
Руки Хлои вцепляются в простыни. В мозгу воцаряется полная пустота, и ее заполняет паника.
Она больше ни о чем не думает.
Только о нем.
И о смерти.
Совершенно неподвижная, с открытым ртом, закрыть который не в состоянии парализованные челюсти, она стремительно погружается в глубины изначального, животного страха. Нутряного ужаса.
Она его не видит, но чувствует. А теперь еще и слышит его размеренное дыхание.
Дыхание хищника.
Страх обострил все ее чувства.
Она догадывается, что он стоит напротив. У изножья кровати, рядом с окном.
Так проходят долгие минуты. Потом ее голова снова начинает функционировать. И на бешеной скорости.
Ее рука скользит под соседнюю подушку, торопясь схватить верный «вальтер».
Но пистолета там больше нет. Может, как раз в этот момент он направлен на нее?
Успокойся, Хлоя… Успокойся и думай!
Выскочить из кровати, кинуться в ванную и запереться на два оборота.
Но для этого сначала нужно шевельнуть хотя бы ресницей.
Знает ли он, что я проснулась? Может ли меня видеть? Собирается ли убить?
А может, просто подождать, пока он уйдет?
Она закрывает глаза, сосредоточивается.
Тихонько схватить мобильник, лежащий на тумбочке у изголовья, откинуть простыни и одеяло. Без малейшего шума и шороха. Выпрыгнуть из кровати, броситься в коридор. Только по прямой, до ванной. Запереть замок. И вызвать полицию, потому что он быстро выломает дверь.
Она пытается собрать воедино силы и мужество, чтобы перейти к действию. Ее сердце долго не выдержит, она больше не может оставаться вблизи от него.
А если он поймает меня до того, как я добегу до ванной?
Может, лучше не двигаться, может, он хочет только на меня посмотреть?
Алекс, почему тебя здесь нет? Господи, ну почему же тебя здесь нет!
Внезапно он делает движение. На Хлою легкое перемещение воздуха действует, как удар хлыста.
Вспышка в мозгу.
Она хватает мобильник, выпрыгивает из постели и бросается в коридор, едва освещенный фонарем с улицы.
Она в жизни так быстро не бегала.
Так быстро, что налетает на дверь ванной, выпустив из рук телефон.
Наконец она нащупывает фарфоровую ручку, но тут же резко отлетает назад. Он схватил ее за волосы, она орет. Отбрыкивается, бьет в пустоту.
Получив мощный толчок, оказывается на паркете, лицом к полу. У нее не остается времени встать, он хватает ее за запястья, переворачивает на спину и тащит по полу до спальни.
Ощущение, что ее втягивает адская бездна.
Ногами Хлоя пытается зацепиться за все, что попадается по дороге. Она тянет за собой маленькую скамейку, на которой стоит горшок с растением; но та слишком легкая, чтобы ее удержать. Глиняный горшок разбивается об пол с глухим звуком.
Когда она оказывается в спальне, невидимая сила отрывает ее от земли и бросает на кровать. Хлоя немедленно вскакивает, чтобы укрыться в противоположном углу.
Зажигается прикроватная лампа, ее кошмар обретает человеческую форму.
Он в черном свитере с капюшоном, на лице шерстяной шлем. Перчатки, тоже черные. И платок, натянутый до самого носа.
– Добрый вечер, мой ангел.
Прижавшись к стене, с глазами, вылезающими из орбит, Хлоя смотрит на Сатану.
Он стоит между нею и дверью, никакого выхода нет. Кроме окна. Но время распахнуть шторы, открыть его… Невозможно. Всякая надежда на бегство рассыпается в прах.
Их разделяет только кровать. Меньше двух метров.
– Ты решила принять ванну в такой час? Может, ты чувствуешь себя грязной?
Его зловещий голос заполняет все пространство. Силой проникает в нее.
Вязкая смертельная субстанция.
– Или ты боишься меня? Да, мой ангел? Ты хотела убежать? Знаешь, это нормально… И ты совершенно права, что боишься.
Одним прыжком он оказывается на кровати, перебирается через нее в мгновение ока.
Хлоя бросается в сторону, он тут же хватает ее, грубо толкает к стене, сжимая пальцами ее горло. Она все еще отбивается, как разъяренная львица. Раздает удары, ей удается попасть ему в бедро и в голову. Но он крепко ее держит, все сильнее сжимая пальцы на горле. Вынуждает ее повернуться, расплющивая лицо об стену, хватает за запястья.
Она продолжает сопротивляться, кричать.
– На помощь! Помогите!
Он достает из кармана что-то вроде ленты, связывает ей руки за спиной.
Полный разворот, и она снова лицом к нему. Он стоит так близко, что она даже не может воспользоваться ногами, чтобы его ударить.
– Ты совсем разбушевалась, моя нежная Хлоя! Но я тебя успокою.
Он так сильно сдавливает ее горло, что она больше не может кричать. И дышать тоже.
– Игры кончены, мой ангел!.. Я же тебя предупредил, верно?
Хлоя замирает, мучительный стон срывается с ее губ.
Чем больше она двигается, тем сильнее он ее душит.
Взяв ее лицо в обе руки, он оттаскивает ее от стены и бросает на постель. Она ударяется об изголовье, падает на матрас.
Нет времени отползти по одеялам, он уже на ней.
Она пробует ударить коленом, он удерживает ее ноги.
– А где твой сторожевой пес, Хлоя? Похоже, ты осталась без защиты…
– Он придет с минуты на минуту! – кричит молодая женщина. – Он придет и убьет тебя!
Он смеется, достает из кармана нож. Характерный клик стопора холодным эхом отдается в ушах Хлои. Лезвие посверкивает в слабом свете, медленно приближаясь к ее лицу.
– Продолжай орать, и я изрежу тебе морду.
Она закрывает глаза, наступает тишина.
– Хорошо. Хорошо, мой ангел…
– Чего вы хотите? – стонет молодая женщина. – Кто вас послал?
– А ты не догадываешься? Я думал, ты проницательней…
Хлоя почти готова сказать, что она его узнала. Я знаю, что это ты, Бертран!
В последнюю секунду она удерживает слова. Не стоит подписывать себе смертный приговор, когда у нее еще остается шанс выжить.
– Я могу заплатить вам, у меня есть деньги!
– Правда? Прекрасная мысль…
Ей кажется, он улыбается, хотя она не может видеть его рот. Но это слышится в приглушенном платком голосе, который он старательно и артистично меняет.
– Сколько вы хотите? Я все вам отдам… Все, что у меня есть!
Он прижимает лезвие к ее губам.
– Тсс… Не говори чепухи, мой ангел. В любом случае у тебя больше ничего нет.
– Сколько он вам платит? Я могу дать больше! У меня есть деньги, клянусь!
– Верю, моя красавица. Но я тебе не по карману.
– Если вы прикоснетесь ко мне, Александр вас убьет!
– Твой маленький ручной коп? Ни малейшего риска. И знаешь почему? Потому что он мертв.
– Нет!
– Да, мой ангел. Пустил себе пулю в голову.
Он приподнимается, подносит палец к виску.
– Бум!.. Бай-бай, майор Гомес.
– Нет!
– Похоже, ты ему поднадоела. Он предпочел смерть жизни с тобой. Свинство, правда? Но ты никогда не умела удержать мужчину, Хлоя. Они от тебя все сбегают. А почему, как по-твоему?
Хлоя начинает рыдать, лезвия разрезает бретельку ее шелковой ночной рубашки.
Потом вторую.
– Но я-то знаю, почему они все уходят. Потому что слишком быстро понимают, что ты собой представляешь, мой ангел. Что ты такое…
Она предпочитает закрыть глаза, чувствуя, как стальное лезвие режет посередине то, что осталось от ее шелковой ночной рубашки.
– Хочешь, я скажу тебе, что ты такое, Хлоя?
В ответ только стон. Холодный металл скользит между ее грудями, спускается к животу.
– Или, может, хочешь, чтобы я показал?
– Оставьте меня! Оставьте меня, пожалуйста…
Теперь она плачет горючими слезами.
– Ты всего лишь маленькая эгоцентричная шлюшка. Стерва, которая любит подминать других. Которая обожает ими пользоваться… А я поставлю тебя на место.
– Алекс убьет тебя!
Снова открыв глаза, Хлоя на мгновение в луче лампы встречается взглядом с глазами своего врага. Кажется, голубые. Или серые. Светлые, в этом она уверена.
– Алекс убьет тебя! – снова кричит она.
Острый кончик ножа вдруг оказывается у нее под челюстью.
– Говорю же, он мертв, твой ублюдок-коп! Ты слышишь? Он мертв, этот мудак! Мертв! Сдох, как собака!
Его голос вдруг становится жестким. Он в ярости.
Не выводи его из себя, Хлоя! Ради всего святого, не делай этого!
– У него дырка вместо головы! Сколько раз я должен повторять? Слушай, когда тебе говорят! Он прострелил себе башку!
Хлоя снова начинает рыдать, слезы согревают шею, прежде чем намочить простыню.
Он приближает свое лицо к ней, шепчет на ухо:
– Я ему немного помог, должен признаться… Но это секрет. Наш с тобой секрет, ладно? Ты ведь никому не скажешь, верно?
– Нет! – дрожит Хлоя. – Нет, я никому не скажу, клянусь вам!
– Хорошо… потому что он меня вычислил, твой Алекс. Видишь, не такой уж он был мудак. Ты ведь и им здорово попользовалась, а? И теперь из-за тебя он мертв.
Он чувствует, как ее тело каменеет под его собственным.
– Но я тебе доверю еще один секрет, Хло: он хотел умереть. Он хотел воссоединиться с женой. Потому что ты была ему по фигу. Он решил позволить мне поиграть с тобой…
Он снова выпрямляется, смакуя эффект своих слов на лице Хлои. На котором в боковом свете, подчеркивающем каждую деталь, высветился всепоглощающий ужас. Страх в его чистом виде.
Вдруг он снимает свой платок и капюшон, Хлоя наконец угадывает его дьявольскую улыбку. Она едва не теряет сознание.
Если он снимет шлем, я труп.
Но еще больше ее ужасает, что он может снять джинсы.
Связанная на кровати, под угрозой острого лезвия, она лишена всякой возможности защититься.
И тогда она познает полное одиночество. То, которое испытывают перед лицом смерти. Перед лицом неизвестности.
Он прижимается губами к ее губам, она резко отворачивает голову. Он сжимает ее лицо рукой в перчатке, вынуждая вернуться к нему, и начинает снова.
Потом спускается к шее, к соскам. Пока его свободная рука ныряет между ее ног.
Хлое не хватает воздуха. Она чувствует его запах, древесный, с нотками мускуса, который душит ее.
Ее до предела напряженные мускулы, возможно, не выдержат. Разорвутся.
Сердце заходится в груди, как обезумевшая птица, готовая разбиться о стенки клетки. Оно колотится так быстро, что кровь заполняет мозг, сжигает тело.
Силы к сопротивлению иссякают, и она начинает кричать. Он зажимает ей рот ладонью, продолжая неторопливо пробовать ее кожу.
Очень спокойно.
И внезапно он прекращает свои жестокие игры. Приподнимает ее, как куль, она падает на живот. Чувствует, как он перерезает путы, стягивающие ее запястья. Но ей все равно не удается шевельнуть руками.
Он натягивает платок и капюшон, встает с кровати.
– Я вернусь, мой ангел, – обещает он. – У меня такое впечатление, что ты еще не вполне готова…
Он убирает нож в карман, какое-то мгновение смотрит на нее.
– При определенной настойчивости тебе удастся освободиться. Займет некоторое время, но получится. Я уже частично это сделал… Сама видишь, я, вообще-то, милый!
На секунду она поверила, что кошмар закончился. Но он берет ее за плечи, снова переворачивает на спину, заставляет сесть.
Ладонь под подбородком, чтобы она подняла голову.
Он приближает свое скрытое под маской лицо к ее голове, оставляя зазор всего в несколько сантиметров.
– Я вернусь. И прикончу тебя. Доброй ночи, мой ангел…
Глава 58
– Итак, подвожу итог: он зашел, пока вы спали, и, когда вы проснулись, бросился на вас. Потом он привязал вас за запястья и… попытался воспользоваться вашим беспомощным состоянием. Но не сделал этого. Вы подверглись только прикосновениям.
Подверглась только прикосновениям.
Довольно бесцеремонный способ описать ту пытку, которую Хлоя только что вытерпела.
– Потом он ушел, и вам удалось освободиться. И тогда вы нам позвонили. Все правильно?
Хлоя кивает. Она скорчилась на диване, а молодой лейтенант в форме устроился в кресле напротив.
Его коллега возвращается из спальни, где она давала первые показания.
– Пожалуйста, покажите мне ваши запястья.
Хлоя приподнимает рукава халата, протягивает копу руки. Они все еще дрожат.
– Я не вижу никаких следов. Обычно веревка…
– Это была не веревка, – лепечет Хлоя. – Что-то вроде ленты.
– Это? – спрашивает женщина-полицейский, помахивая куском блестящей ткани.
– Да.
– Он взял это у вас?
– Нет, не думаю. Наверно, принес с собой.
– Ладно, – продолжает офицер. – Он был вооружен ножом, как вы говорите. Какого типа?
– Откуда мне знать… Типа острым и режущим!
Спокойней, Хлоя. Они здесь, чтобы помочь.
– Думаю, со стопором.
– Лезвие какой длины?
– Не знаю. Может, сантиметров тридцать.
Лейтенант почти незаметно улыбается.
– Нет, это огромный тесак мясника, а не нож со стопором!
– Значит, меньше… Понимаете, там было мало света.
– Конечно понимаю. Он им разрезал вашу ночную рубашку, я правильно понял?
– Да.
Женщина-полицейский рассматривает кусок ткани, валяющийся на столе. Как будто он может сообщить имя преступника.
– Хорошо, – двигается дальше лейтенант, – а какого цвета рукоятка ножа?
– Представления не имею, – признается Хлоя. – Может, черная. Во всяком случае, темная.
– Довольно расплывчато… А его самого можете описать?
– Высокий, сильный. Светлые глаза.
– А волосы?
– На нем была шерстяная маска, капюшон и платок вот досюда, – отвечает Хлоя, поднося руку к середине носа. – Так что…
– Значит, описать его вы не можете. Потом он разрезал вашу ночную рубашку и…
В некотором затруднении он бросает взгляд в свои записи.
– Он попытался вас поцеловать и трогал вас. Он пробовал сделать что-то еще?
Хлоя отрицательно качает головой.
– То есть проникновения не было, верно?
– Нет.
– Ладно. Простите, мне нужно позвонить.
Он отходит к входной двери, Хлоя наливает себе очередной стакан воды. И тут осознает, что ей следовало убрать две бутылки виски, одна из которых пуста и все еще валяется на ковре. Стакан, в котором растаяли кубики льда и еще болтаются остатки янтарной жидкости. И упаковку транквилизатора тоже. Она только подумала, что следует спрятать «вальтер», найденный под кроватью. В очередной раз он ей его оставил. В голове не укладывается.
Может, его пули не берут?
Лейтенант убирает свой телефон, делает знак коллеге. Оба удаляются, Хлоя понимает, что они ушли в спальню. Наверняка, чтобы еще раз все осмотреть.
Оставшись одна, она колеблется, не налить ли себе скотча. Может, это поможет унять дрожь.
Я вернусь. И прикончу тебя.
Она берет мобильник, набирает номер Александра. Но, как и все предыдущие разы, попадает на автоответчик. Она дает отбой, закрывает глаза.
Когда она снова их открывает, оба копа снова в гостиной.
– Вы ранены? – спрашивает лейтенант, занимая свое место в кресле.
Хлоя приподнимает халатик, открывая гематому, которая уже начала наливаться на бедре.
– Это он вам сделал? Он вас ударил?
– Нет, это когда он волок меня по полу. Я попыталась зацепиться за скамейку в коридоре… И она на меня упала.
– Понимаю. Вы также говорите, что он пытался вас удушить. Не могли бы вы приподнять волосы?
Хлоя послушно выполняет, в полной уверенности, что следы нападения должны были остаться на горле. Лейтенант в форме наклоняется. От него пахнет кожей и тонким одеколоном, название которого Хлоя забыла.
– Ничего не вижу, – говорит он. – Немного красное, но чуть-чуть.
– И все же я думала, что он меня убьет, так он сжимал.
– Не сомневаюсь, – отвечает лейтенант, возвращаясь на свое место. – Что-нибудь еще?
– Нет, – признает Хлоя.
Короткая пауза, за время которой офицер готовится к атаке.
– Знаете, мадемуазель Бошан, я позвонил коллегам. Тем, которые приезжали к вам вчера вечером. Вы помните?
Хлоя хмурится.
– Конечно же помню. Это я вам и сказала, что они приезжали!
– Коллеги заверили меня, что они тщательнейшим образом проверили дом и не обнаружили ничего аномального. Но вы уже тогда думали, что к вам в дом проник посторонний.
– И что? – вздыхает Хлоя.
– Они сказали мне, что по внешним признакам вы были пьяны.
Пауза, длиннее первой, ошеломляет Хлою.
– Я не была пьяна! – вдруг взвивается она. – Я… Я выпила один или два бурбона, вот и все.
– Бутылка все еще на столе, та, которая пока не пуста, и в ней не хватает… пары больших стаканов, верно?
– Именно так я вам и сказала.
– А та, которая под столом? Она ведь пуста, так?
– Я не пьяна, черт возьми! – взрывается Хлоя.
– Ладно, успокойтесь, мадемуазель… Чем вы занимаетесь в жизни?
Безработная. Без пособия.
– Я работаю в рекламном агентстве.
– Очень хорошо… А кем вы там работаете?
– Я заместитель генерального директора.
Легкая восхищенная гримаса.
– И все в порядке? В агентстве, я имею в виду.
Хлоя колеблется, он пользуется этим, чтобы добавить:
– Если мы откроем дело, мы все проверим, вы же понимаете… Так что лучше отвечать откровенно, мадемуазель…
Хлоя смотрит на трупик бутылки виски на ковре.
Какая же я идиотка.
– Сегодня меня уволили. Ну, вернее, вчера.
– По какой причине?
– Я… я дала пощечину клиенту.
– Правда? А за что?
– За то… что он положил руку мне на задницу.
Он снова делает знак коллеге, та подходит с алкометром в руках.
– Будьте добры подуть, мадемуазель.
Хлое хочется вспылить. И даже выставить их вон. Но пока они здесь, она в безопасности.
Я вернусь. И прикончу тебя.
– Он… он заставил меня пить, – выдумывает она на ходу.
– Правда? – удивляется коп. – А почему вы об этом раньше не упомянули?
Хлоя проводит рукой по волосам.
– Я забыла.
– Ну конечно… Ладно, мадемуазель, мы не можем терять понапрасну время, вы должны понимать.
Она испепеляет его взглядом, он остается непоколебим.
– Лично я думаю, что вам приснился кошмар.
Веки Хлои смыкаются. Она только чуть покачивает головой.
– Я думаю, вы выпили больше, чем следовало, несомненно, из-за того, что вас вчера уволили. К тому же вы приняли таблетки. Судя по тому, что вы рассказали вчера вечером моим коллегам, вы не в первый раз вызываете полицейские службы из-за загадочного нападения… И мне кажется, вы в очередной раз что-то выдумали, чтобы вам пришли на помощь.
Он встает с сознательной медлительностью, садится рядом с Хлоей. Берет ее левую руку в свои, улыбается ей.
– И вы нуждаетесь в помощи, мадемуазель, – говорит он с удивительной мягкостью. – Вы не должны так оставаться.
Глаза Хлои внезапно наполняются слезами.
– Вы должны обратиться к врачу. К психологу или психиатру. Я могу вызвать «скорую», если вы пожелаете.
У Хлои больше нет сил. Ни протестовать. Ни объяснять. Ни приводить доводы.
В теле не осталось ни капли энергии.
– Мы можем отвезти вас в больницу и доверить специалисту. Хотите, я позвоню?
Хлоя колеблется; если она согласится, они ее запрут в лечебнице. Что угодно, только не это.
– Нет, – отвечает она.
– Знаете, вы не правы. Вы в опасности, как мне кажется. Но я не могу вас заставить, так что…
Он отпускает ее руку, отворачивается.
Все кончено.
Она снова добыча.
Всего лишь добыча.
Я вернусь. И прикончу тебя.
Глава 59
– Его нашла консьержка, – поясняет Маяр. – Она приходила к нему раз в неделю делать уборку.
В полном ступоре капитан Вийяр смотрит на труп Александра. Тот лежит на животе среди осколков журнального столика в гостиной со своим «зиг-зауэром» рядом с правой рукой. Его лицо повернуто к окну и купается в ясном свете. И огромная лужа крови. Его глаза открыты и несут неподдающееся расшифровке послание.
– Черт, быть такого не может, – бормочет капитан. – Алекс, быть такого не может…
Комиссар Маяр прислоняется к стене. Он тоже смотрит на друга. Вернее, на то, что от него осталось.
Прибывает медэксперт, обменивается рукопожатиями с обоими мужчинами. И тут же приступает к работе, в отвратительной тишине.
В конце концов Маяр садится. Ноги его не держат.
– Я бы сказал, что он мертв около двадцати четырех часов, – после недолгого осмотра объявляет медик. – Самоубийство, вне всякого сомнения.
– Это моя вина, – тихо говорит комиссар. – Я не должен был так ему об этом сообщать…
Вийяр вопросительно на него смотрит.
– Я позвонил ему вчера. И сказал, что Генеральная инспекция его отстранит. Что я ничего не смог сделать, чтобы прикрыть его. Он застрелился сразу после…
Капитан снова поворачивается к Александру. Хотя зрелище невыносимое.
– Вы убили его, – не церемонясь, бросает он. – Работа была всем, что ему оставалось.
– А что я мог сделать? – защищается дивизионный.
Вийяр не отвечает; он подходит к медэксперту, склонившемуся над Гомесом.
– Странно, что он надел глушитель, прежде чем покончить с собой, как по-вашему?
Коп в нем берет верх. Медик пожимает плечами.
– Может, не хотел, чтобы соседи сбежались. Чтобы его не нашли слишком быстро и не отвезли в больницу…
– Ты сейчас глупость сморозил, – нервно замечает капитан. – Когда кто-то пускает себе пулю в голову, какая важность, найдут его через тридцать секунд или через полгода? Он так и так мертв.
– Ты не хуже моего знаешь, что от пули в голову необязательно умирают мгновенно. Кстати, он умер не сразу.
– С чего ты взял? – спрашивает Вийяр.
– Количество крови… Сердце еще билось какое-то время. По крайней мере час.
Маяр убегает в другой конец квартиры. Вот уже многие годы он не плакал.
* * *
Потолок белый. Нейтральный цвет, в котором есть что-то угнетающее. Особенно если смотреть на него несколько часов подряд.
Я вернусь. И прикончу тебя.
«Вальтер» у правой руки, левая на сердце, Хлоя лежит прямо на полу, на паркете.
Лечь на кровать невозможно. Даже если она постирает простыни с хлоркой, даже если сменит матрас.
Пистолет она больше не выпустит из рук. Ни на одну секунду. Даже чтобы сходить в туалет.
Он умер из-за тебя. Сдох как собака… Бай-бай, майор Гомес!
Из-за меня.
Но нет, он не умер. Он не может умереть.
– Алекс! – внезапно кричит она.
Медленно встает и идет в ванную. Лицо у нее бледное, глаза блестят. В них страх, по-прежнему и навсегда.
Он не может умереть. Не так, не сейчас.
Она запирает замок, кладет пистолет на борт ванны и не задергивает занавеску.
Лейка душа выплевывает поток, Хлоя оставляет глаза открытыми. Хотя их обжигает.
Ты сильнее его, я знаю. Он не смог бы тебя убить.
Она долго стоит так, опершись двумя ладонями о кафель, настороженно прислушиваясь.
Добыча никогда не отдыхает. Только если хочет умереть.
После отбытия копов это ее шестой поход в душ.
Скоро у нее не будет кожи. И все равно она останется грязной. Потому что это внутри. Потому что это в глубине ее.
Вкус его губ на ее собственных. Какая мерзость. Она глотает горячую воду и выплевывает ее сильной струей.
Этой ночью она не узнала ни его улыбку, ни запах. А потому вся в сомнениях.
Было темно, я умирала от страха. Мускусный аромат скрывает запах кожи…
Наконец она закрывает кран, одевается, сушит волосы и даже дает себе время подкраситься. Попытка закамуфлировать ужас.
Но никакие тени на веках, никакие румяна не могут скрыть того факта, что она достигла дна.
Она садится в свой «мерседес» и направляется в Мезон-Альфор.
* * *
Она звонила в дверь, стучала. Снова и снова.
Через какое-то время открылась дверь напротив и на лестничную площадку вышла пожилая дама. Элегантная, одетая с иголочки. Она подошла к Хлое и мило улыбнулась:
– Вы кого-то ищете, мадемуазель?
– Я пришла к месье Гомесу. Я его друг.
– Господи… Вы не знаете?
Горло Хлои сжимается так сильно, что не пропускает воздух. Внезапно она хватает старушку-соседку за плечи и сильно трясет.
– Чего я не знаю? – кричит она.
Дама в изумлении разглядывает эту фурию на шпильках.
– Что я должна знать? – снова орет Хлоя.
– Месье Гомес умер, – робко сообщает старушка.
Хлоя отпускает ее и хватается за перила. Лестницу свело судорогой. Она движется, раскачивается, наплывает и откатывается. Далекий голос доносится до ее мозга.
Они нашли его около полудня. Пришли меня расспросить, чтобы узнать, не слышала ли я чего. Но я ведь немного глуховата… Кажется, он убил себя из своего пистолета. Это ужасно! Думаю, все из-за смерти его жены. Господи, такой молодой…
Хлоя делает шаг назад. Потом внезапно бросается бежать вниз, оставив соседку на лестничной площадке.
Глава 60
Уже ночь. Или еще не день. Я не очень себе представляю.
Я жду его уже много часов. Глаза сухие, я устала держать их открытыми.
Мне холодно.
Хотя по радио говорили, что погода теплая для этого времени года.
Это я помню. Слушала час или два назад. Точно уже не знаю.
Мне правда холодно. Можно подумать, холод исходит от меня. Что он выделяется из глубин моего существа… Что я его источник, и он распространится на всю Землю.
Шлейф изморози, который уничтожит все на своем пути.
Думаешь, такое возможно?
Нет, конечно! Я несу ерунду… Холод, он снаружи.
На радио, наверно, ошиблись. Или соврали.
С ума сойти, как люди умеют врать! Я тоже умела.
Но теперь с этим покончено. Раз и навсегда.
Больше никто мне не соврет. И я больше не буду врать. Я больше не буду прятаться.
Надо же, день занимается… Пока я с тобой разговаривала, разгорелся свет.
Тебе следовало бы это увидеть, любовь моя… Розовеющее небо так красиво.
Тебе следовало бы это увидеть, любовь моя. Но ты больше не можешь.
Ты не можешь больше видеть, не можешь улыбаться.
А у тебя была такая прекрасная улыбка. И такие прекрасные руки.
Мне бы так хотелось, чтобы они ко мне прикоснулись. Вот только ты больше не можешь ко мне прикоснуться, любовь моя.
Но я еще могу тебя любить.
Ты удивлен? Удивлен, что я называю тебя любовь моя?.. Знаешь, я понимаю. Я тоже удивляюсь.
У меня не было времени тебе признаться, ты ушел слишком быстро. Слишком рано. Он отнял тебя у меня, прежде чем я успела все осознать.
Но я знаю, что в один прекрасный день эти слова слетели бы с моих губ.
Любовь моя… Я уже говорила это раньше другим, но не тебе. Потому что я ошибалась, сбилась с дороги. Позволила другим пользоваться собой.
С тобой все по-другому. Это было жестко, испепеляюще. Ты был настоящим.
Ты единственный сумел заглянуть за наружность, за те ширмы, которые служили мне защитой. Ты единственный, кто увидел, что скрывалось за ними. Ты единственный понял.
Ты единственный защищал меня. И заплатил за это жизнью.
Поэтому прими, что я называю тебя любовь моя.
Вот он.
Я уже думала, что он никогда не покажется.
Он выходит из дома, запирает дверь подъезда на ключ.
Мне придется тебя оставить, любовь моя. Мне нужно идти. Пора, мне кажется.
Я выхожу из машины, тихо прикрываю дверцу. Перехожу улицу, чтобы оказаться на том же тротуаре, что и он. Странно, что он не оборачивается. Вообще-то, должен оборачиваться. В фильмах обычно так.
Тогда я окликаю его по имени. Наконец он оборачивается, и я вижу, что он удивлен.
За удивлением следует улыбка. Он смеет мне улыбаться. Он думает, что он сильный, а я слабая.
Как бы то ни было, он ошибается.
Потому что я сотру эту его улыбку.
– Хлоя? Что ты здесь делаешь? Хотела меня увидеть?
– Да. Я хотела тебя увидеть. Мертвым.
Когда моя правая рука поднимается в его направлении, у него меняется лицо. Его глаза округляются от страха, он роняет ключи от машины.
Я думала, что моя рука будет дрожать.
– Хлоя… Что это?..
– Игры кончились, мой ангел!
Мой палец на спусковом крючке. Я не забыла снять с предохранителя и дослать патрон, как ты меня учил.
Да, я нажму на спуск, любовь моя. Только дай мне время. Время насладиться еще немного ужасом, который искажает его лицо.
Мне бы хотелось, чтобы он описался. Как я в первый вечер.
Тем хуже.
– Ты с ума сошла!
– А ты мертв.
– Хлоя, поговори со мной! Мы можем…
– Я не разговариваю с мертвыми.
Мой палец жмет на курок. Грохот удивляет меня, как и отдача.
Его отбрасывает назад, он налетает на свою машину и падает на колени, прижимая руки к животу. Словно хочет собрать в ладони горячую жидкость, которая выплескивается из его разверстых внутренностей.
Кажется, я попала ему в печень. Пусть и не нарочно.
Тем лучше.
Я подхожу ближе, мои каблуки звонко цокают по асфальту. И это отдается в мозгу. Каждый звук усиливается, каждая секунда распадается на множество составляющих. Я так близко от него, что могу прикоснуться к его лбу стволом своего «вальтера».
– Хлоя…
– Ты мертв, а я не разговариваю с мертвыми. Разве я тебе уже не сказала?
Я опускаю оружие к его рту и стреляю второй раз.
Я же ему сказала. Что сотру его улыбку.
Он падает на тротуар. Еще несколько судорог, и он кажется мертвым.
А если еще нет, то это не за горами.
Потом я отворачиваюсь от отвратительных останков и медленно иду к своей машине.
Завожу мотор, на малой скорости проезжаю мимо только что отыгранной сцены.
Героиня – это я.
Увеличиваю скорость, шины слегка скрипят. Я не думала, что все будет так легко.
У меня кровь на руках. Но кровь можно смыть. И забыть. А вот та, что забрызгала мне блузку, не сойдет. Мне следовало подумать и одеться по-другому.
Но все это не имеет значения.
Я только что убила человека. Хозяина Зверя. А без хозяина тот ничто, я уверена.
Я выслежу его тоже. И убью. Его черед скоро придет.
Спи спокойно, любовь моя.
* * *
Я воспользовалась приходом почтальона и проскользнула вслед за ним, пока дверь подъезда была еще открыта. Поднимаюсь на три этажа, ноги слегка подгибаются.
Усталость, конечно.
Совсем недавно все казалось куда легче. Но меня преследует образ того, другого, на коленях перед своей машиной. Его искаженного, чудовищно изуродованного лица… Эта картина заполняет голову, словно нестираемое пятно перед глазами.
Нет, не беспокойся, у меня получится. Потому что ты здесь, со мной. Потому что твой голос говорит мне, что делать. Твой голос или мой собственный, я уже не знаю. Да и какая разница.
Но этот голос я слышу. Я уверена.
Держу палец на звонке. И жду.
Наконец он открывает, еще полусонный. И полуголый. Подумать только, я любила это лицо… Прижималась всем телом к его телу. Позволила ему пользоваться собой.
Подумать только, что я доставила ему это удовольствие.
Он смотрит на меня сначала с удивлением, потом с гневом.
– Хлоя… Что ты здесь делаешь?
– Хотела тебя увидеть.
– А я тебя нет.
Я не даю ему захлопнуть дверь и захожу внутрь, не дожидаясь приглашения. Полагаю, мне хочется потянуть время. Или же я колеблюсь.
В трусах, с опухшими от сна глазами он выглядит не таким уж опасным. Просто сердитым.
– Так, а теперь выйди из моего дома!
– Где твой маскарадный костюм? Черный свитер, шлем?..
Изумление на его лице могло бы показаться искренним. Если бы я не знала, кто он. Кто он на самом деле.
– Какой маскарадный костюм? Черт, о чем ты говоришь, Хлоя?
– Хочешь меня прикончить? Ты же так сказал этой ночью, а?
– Этой ночью? Ты спятила, клянусь…
Я вытаскиваю руку из кармана пиджака, он во все глаза пялится на ствол моего «вальтера».
– Видишь, это я вернулась. И это я тебя прикончу.
Он отступает, я надвигаюсь.
– Хлоя… Немедленно положи оружие. Что на тебя нашло?
Я уже сняла с предохранителя и взвела курок. Становлюсь настоящим профессионалом.
– Хлоя, кончай со своими глупостями, черт! Мы можем поговорить. Успокойся и опусти пистолет!
– Я спокойна. Ты и представить себе не можешь, как я спокойна…
Ужас искажает его голос, увеличивает глаза. Его изумительные зеленые глаза.
Этой ночью они показались мне голубыми. Или серыми. Наверняка он надел контактные линзы, чтобы меня обмануть. Чтобы я его не узнала.
Но я уже давно разоблачила тебя.
– Игры кончены!.. Сейчас ты сдохнешь.
Веские фразы предназначены для значительных моментов.
А сейчас как раз такой. Тень готовится к схождению в ад. Где ей и место.
– Остановись, Хло… Остановись, прошу тебя! Кажется, ты не соображаешь, что делаешь…
Я прицеливаюсь и нажимаю на спуск. Отдача меня не удивляет. Его отбрасывает к стене, и он рушится на пол. Я целилась в голову, но промахнулась. И попала в горло.
Я смотрю, как он захлебывается собственной кровью.
Я думала, что пистолетная пуля убивает на месте. Мгновенно и чисто. Нас пытаются в этом убедить и телевизор, и кино. Но все вранье: смерть не спешит.
Сегодня я ее посланница. Я наношу удар, я казню.
Я ее мощная длань.
Я месть.
Я правосудие.
Он безуспешно пытается вздохнуть, борется. Даже протягивает ко мне руку.
Думаю, он просит моей помощи.
Он отнял тебя у меня. А потому во мне не будет жалости. Я даже не стану его приканчивать, пусть медленно задохнется сам.
Но смерть с ним еще не наигралась. Говорить он больше не может, но молит меня взглядом.
Я делаю несколько шагов назад, мое сердце переворачивается.
Зрение затуманивается. Кажется, я плачу.
Помоги мне, любовь моя… Помоги мне!
Глава 61
– Надо же, какое красивое у тебя платье.
Я улыбаюсь ей, наклоняюсь, чтобы поцеловать в лоб. Она холодная, как смерть.
Все, к чему я прикасаюсь, леденеет, как смерть. Наверно, так и случается, когда переходишь на другую сторону.
– Видишь, я же говорила, что вернусь. И сдержала слово! Пары часов не прошло, как я приехала к папе и маме, и сразу решила навестить тебя.
Я присаживаюсь на неубранную постель, кладу руку на колени Лизы.
Моя Лиза. Моя дорогая Лиза…
– Знаешь, я в отпуске. В длительном отпуске. Я ушла из агентства, сыта была им по горло. Конечно, они не хотели меня отпускать. Но я ничего не желала слышать… И теперь я свободна. Пусть найдут кого-то другого, чтобы пахать на их грязной работенке!
У Лизы, сидящей в кресле из потрескавшейся искусственной кожи, голова опасно свисает на сторону.
Это нормально. Она же кукла. Сломанная кукла.
Это я ее испортила, это моя вина. Вот я и приехала все исправить.
Я слушаю пение птиц, доносящееся через приоткрытое окно. Смотрю на свои руки. Вижу на них кровь. Быстро прячу их, засунув между ляжками.
В конечном счете кровь не смывается. Как ни три. Всегда остается запах, ощущение.
– Может, пойдем погуляем по парку, как в прошлый раз? Уверена, ты не против! Сиди смирно, я пойду за твоим такси.
Осмотрев коридоры, я нахожу то, что мне нужно, рядом с комнатой медсестер. Именно тут и появляется начальница белых халатов.
Если она начнет меня доставать, я ее убью.
– Мадам! Что вы собираетесь делать с этой штукой?
– Я собираюсь отвезти сестру в парк. Вас что-то не устраивает?
Наверняка у меня особо устрашающий взгляд. Вижу это по отражению в ее глазах. Она быстро поняла, что лучше сдать назад. Скорее всего, почувствовала запах крови на моих руках.
Она знает, что я переменилась. Что я уже не прежняя Хлоя. Что я настоящая Хлоя.
– Нет… Нет, конечно. Берите.
Десять минут спустя мы с Лизой уже на воздухе.
Я вернусь. И прикончу тебя.
Странно, что эта фраза все еще звучит во мне. Ведь я уничтожила того, кто ее произнес.
Со временем все пройдет.
– Посмотри, какая чудесная погода, моя Лиза!
Они были правы, по радио. Для этого времени года сейчас тепло.
Ты не вернешься. Это я пришла к тебе. И прикончила тебя.
– Хочешь, пойдем к водоему, как в прошлый раз?
С Лизой надо проговаривать и вопрос, и ответ. Зато она никогда не спорит.
Кувшинки все в том же плачевном состоянии, но местечко по-прежнему приятное.
Я накидываю тонкий плед на ноги сестры. Ее взгляд встречается с моим, на мгновение задерживается. Я только что рассказала ей всю историю. И уверена, что она меня слушала.
Но вроде бы меня не осуждает.
Какое блаженство, когда кто-то тебя слушает и верит. Наконец-то.
– Мне бы так хотелось, чтобы ты познакомилась с Александром… Уверена, он бы тебе понравился.
Я сдерживаю слезы, не хочу, чтобы Лиза видела меня плачущей.
Да, я хотела бы, чтобы ты познакомилась с Алексом.
А сама хотела бы познакомиться с тобой, сестренка. Узнать женщину, которой ты могла бы стать…
– Я принесла тебе подарок.
Я открываю сумочку, долго смотрю на «вальтер».
Я принесла его для тебя, моя Лиза.
Смерть станет моим подарком. Самым прекрасным, какой я могу тебе поднести, так мне кажется.
Вот только мне нужно набраться мужества, чтобы вручить его.
Хотя это тяжко – набираться мужества. Исправлять свои ошибки. Но у меня получится, не беспокойся. Я освобожу тебя от этого тела, превратившегося всего лишь в оковы. Твоя душа воспарит к небу. Словно птица, наконец-то вольная лететь, куда ей угодно.
Да, я освобожу тебя, моя Лиза. Хотя бы это я должна для тебя сделать.
– Знаешь, я разбилась в тот же миг, что и ты… Конечно, этого было не видно. Я склеила кусочки, как могла. По правде говоря, наперекосяк. Вот уже двадцать шесть лет, как я раздроблена, расчленена. Словно пазл, понимаешь?
Разрывы в теле и в душе. Через которые медленно вытекают жизненные соки.
Сколько энергии потрачено, чтобы залатать эти бреши!
– Именно поэтому я никогда не приезжала к тебе, моя Лиза. Потому что при каждом посещении разломы опасно ширились. При каждом посещении я рисковала распасться на мелкие части.
Но никто этого не понимал. Никто не видел.
Кроме одного человека. Которого звали Александр.
Я вытираю слезы, катящиеся по моим щекам. В конце концов я так и не смогла их скрыть.
Я должна быть сильной. Потому что это моя вина, мое преступление.
Я уйду вместе с ней, я знаю. Сразу после нее, точнее. Кусочки пазла развеются по ветру. А в небе будут парить две птицы, вольные лететь, куда им угодно.
Так или иначе, я уже умерла тогда, на том заводе. В тот день настоящая Хлоя исчезла. И пора положить конец невыносимому маскараду.
Я глажу лицо младшей сестры, нежно ей улыбаюсь.
– Дай мне немного времени, пожалуйста. Я не совсем готова.
Она снова смотрит на меня. Она поняла, я знаю. Я чувствую. Она зовет меня, ободряет. Я опускаю руку в сумку, пальцы сжимают рукоять.
Две свободные птицы, вольные лететь куда хотят.
И тут я слышу шаги за спиной. Мгновенно оборачиваюсь.
Я вернусь. И прикончу тебя.
Нет, это не может быть он. Ведь я его убила. Я убила их обоих.
Я поспешно закрываю сумочку.
– Мадемуазель Бошан? Судебная полиция.
Два типа. Неприметно одетые.
– Полиция?
Я не просто делаю удивленный вид. Я и на самом деле удивлена. Так скоро?
Один из них достает свою карточку, второй следует его примеру. Капитан и лейтенант.
– Вы не могли бы вернуться попозже? Я здесь с сестрой…
– Мы предупредили медсестер, – возражает капитан. – Они сейчас придут за ней. Прошу вас следовать за нами, мадемуазель Бошан.
Я снова поворачиваюсь к Лизе, пытаюсь улыбнуться ей. Но даже это у меня не получается.
Господи, Лиза… Моя дорогая Элизабет. Мне не хватит времени!
– Я должна тебя оставить. Они отвезут тебя в палату, не беспокойся.
Я целую ее в щеку, на несколько мгновений прижимаюсь к ней. Чувствую, как учащается ее дыхание.
– Не беспокойся, я вернусь.
Нам придется опять страдать. Опять ждать.
Наконец я обнимаю ее, почти приподняв из кресла.
Не может быть, чтобы они поняли. Чтобы они знали. Мои губы дрожат от страха.
Я только что потерпела крах, во второй раз. Я только что приговорила сестру, во второй раз.
– Прости меня, Лиза!
Лейтенант кладет руку мне на плечо, я вздрагиваю.
– Пора идти, мадемуазель.
Я отрываюсь от Элизабет с чудовищным предчувствием, что вижу ее в последний раз в жизни. Думаю, и она поняла; на ее лицо, ничего не выражающее вот уже двадцать шесть лет, вдруг набегает тень страха.
Я поворачиваюсь лицом к полицейским и подумываю выхватить «вальтер». Но мои глаза опускаются на их оружие, которое они демонстративно держат на правом бедре.
Нет, я должна найти другой выход. Если они убьют меня сейчас, у Лизы не останется ни единого шанса.
Лейтенант приближается с парой наручников в руках.
– Не здесь. Я не хочу, чтобы сестра это видела.
Молодой офицер колеблется, но делает мне такое одолжение. Он отбирает у меня сумочку, крепко берет за руку и ведет к стоянке, где их машина припаркована вплотную к моей.
– Как вы нашли меня здесь?
– Мы пришли к вашим родителям, они объяснили, где вы.
– А что вам, в сущности, от меня нужно?
Он надевает на меня наручники, мое горло сжимается вместе с браслетами на руках. Такое ощущение, что я всхожу на эшафот. Потом капитан обыскивает мою сумочку. Думаю, что я бледнею до синевы. Он находит «вальтер», убирает его в пластиковый мешок.
– Я вам объясню. Я…
– Не стоит, мы и так все знаем. Вы арестованы, мадемуазель Бошан.
* * *
Я мечтаю принять душ. Или даже ванну.
Чувствую себя грязной. Чудовищно грязной, любовь моя. Мне кажется, будто запах камеры предварительного заключения пропитал мою одежду и даже кожу. Нет, саму плоть.
Кстати, ничего мне не кажется. Такова реальность.
Реальность.
Я провела ночь в мерзкой вонючей клетке.
Я была арестована на глазах младшей сестры, ты себе представляешь?
Но может быть, Лиза ничего не заметила?
Нет, я поклялась, что больше не буду лгать. Конечно, Лиза поняла. Я видела по ее глазам.
Она все поняла, я знаю. Все.
Представляю ужас моих родителей. Бедных моих родителей…
Я не хотела всего этого, так захотела Тень. У меня не было выбора.
Но знаешь это только ты. Или знал. Они ничего не знают и ничего не понимают.
Тень существовала, но они ее не видели. Слепы и глухи.
И они ее по-прежнему не видят.
Найду ли я хоть кого-то, кто меня выслушает? Есть хоть кто-то в этом мире, способный меня услышать?..
Они отправили меня обратно в столицу, допросили. Раскололи, как они говорят.
Их было четверо. И это длилось много часов, любовь моя.
Сначала я все отрицала. Говорила, что они ошиблись. Что это была не я и они совершают грубый промах.
А потом я поняла, что это напрасный труд. Похоже, ложь вообще больше не срабатывает. Наверняка потому, что я поклялась больше ею не пользоваться.
Понимаешь, у них есть свидетель. Кто-то, узнавший меня.
Я спрашивала себя, как они сумели так быстро меня найти, а теперь знаю: жена Мартена видела меня вчера утром. Через окно кухни.
Она меня опознала, как они говорят.
А что до Бертрана, они просто нашли связь. Потому что использовалось одно и то же оружие. А еще потому, что кто-то видел, как я выходила из его квартиры. Соседка, кажется. Через глазок.
Я наделала ошибок, столько ошибок. Мне не следовало торопиться, подготавливая свою месть, исполнение моего приговора. Но у меня не было времени!
Я вернусь и прикончу тебя.
Мне страшно. Так страшно, ты бы знал…
Я говорю с тобой, сидя на втором этаже Дворца правосудия. Рядом со мной коп, на запястьях наручники. Кто угодно может меня видеть.
Видеть, во что я превратилась, видеть, что Тень сделала со мной.
Кто угодно, кроме тебя, любовь моя.
Знаешь, это так больно.
Следователь – женщина, моложе меня.
Брюнетка с худым скуластым лицом и черными, глубоко сидящими глазами.
Адвокат назначенный, потому что я не знала, кого выбрать. Он тоже молодой. Точно новичок. Похоже, он вообще не понимает, что со мной случилось.
Я в очередной раз рассказываю свою историю. Не упуская ни малейшей детали.
Это занимает долгие-предолгие минуты, в течение которых следовательница внимательно меня слушает. Иногда она прерывает мой рассказ, чтобы задать вопрос или прояснить какой-нибудь момент.
И наконец я добираюсь до конца моего нелегкого повествования. Молясь, чтобы мне пришлось излагать его в последний раз.
Следовательница снимает очки, как-то странно на меня смотрит.
Каждое произнесенное ею слово неизгладимо впечатывается в мою память.
Мадемуазель Бошан, уведомляю вас, что вы находитесь под следствием в связи с предумышленным причинением смерти Филиппу Мартену. Иными словами, в связи с его убийством. А также убийством Бертрана Левассера. Я обращусь с запросом о предварительном помещении вас под стражу к судье по вопросам задержания. А также вы пройдете психиатрическую экспертизу.
Заключение под стражу. Значит, меня отправят в тюрьму.
Психиатрическая экспертиза. Значит, она считает меня сумасшедшей.
А ведь я ей все объяснила. Что это была законная самозащита. Что он убил тебя.
Майор Гомес покончил жизнь самоубийством. Голос ее холоден, когда она бросает мне это.
У кого-нибудь откроются наконец глаза?
Кто-нибудь наконец услышит меня?
* * *
Знаешь, я все перепробовала. Все.
Я повторяла сотню, тысячу раз. Я объясняла всеми словами, какие знала. А я их знаю много.
Но полагаю, дело тут не в лексическом запасе. У меня такое чувство, будто я в параллельной реальности. Они все смотрят на меня, как если бы я не принадлежала к их миру. Как если бы я не была нормальной.
Я говорила им, что он убил тебя, напал на меня и изнасиловал. Что он бы вернулся и прикончил меня. Что у меня не было выбора.
Я им говорила, что жертва – это ты. Это я. Что Мартен все организовал, срежиссировал, подготовил. Что он сделал все возможное, чтобы уничтожить меня.
Я раз за разом повторяла правду, чувствуя, что действительно скоро рехнусь.
Но никто меня не слушал. Может, они все в заговоре?
Знаешь, я начинаю всерьез об этом задумываться.
* * *
С тех пор как меня заперли здесь, дни проходят, и один неотличим от другого. Минуты тянутся, медленные, бесполезные и мучительные.
Иногда я мечтаю о том, что все это окажется кошмарным сном. Что я сейчас проснусь – и все снова станет нормальным. Как раньше.
Но я знаю, что это не кошмарный сон.
Или, скорее, да, кошмарный сон. Из тех, откуда нельзя выбраться.
Почему я? Почему ты?
Что я сделала, чтобы заслужить такое?
Теперь, когда я пообещала ей свободу, Лиза должна меня ждать, каждый день.
Сколько еще времени суждено ей страдать?..
* * *
Иногда я ненавижу тебя.
Потому что тебя нет рядом. Потому что ты бросил меня, оставил.
Потому что я одна, чудовищно одна, среди людей, которые не знают. Которые неспособны увидеть истину.
Я гнию в гнусной камере. Без конца обхожу ее по кругу. Часами, днями. Трусь об эти грязные стены, против которых бессильна.
Иногда я бьюсь о них головой.
Одна, до ужаса одна.
Ах нет, не совсем. Со мной еще страх. Он никогда не покидает меня. Как вторая кожа.
Я больше не боюсь Тени, только будущего.
Свет погасили, но я продолжаю свое хождение между окном и дверью. Между решетками и глазком. У меня даже не получается ровной окружности, не получается ходить кругами.
Наверняка потому, что я сошла с круга.
Свет погасили, но я не сплю.
Да и как я смогла бы? Ведь я не знаю, что они со мной сделают…
Глава 62
Как я смогу пережить это?
В тюрьме было тяжело. Ужасно. Неделями обдирать себе нервы о решетки, о колючую проволоку. Неделями изнывать на девяти квадратных метрах.
Это тяжело, да.
Но здесь настоящий ад.
Словно меня похоронили живой. Словно я лежу в гробу с широко открытыми глазами, чтобы ничего не пропустить в собственной агонии.
Долгой агонии.
Меня привезли сегодня утром. В фургоне, привязанную, как животное, которое отправляют на бойню.
Мне не сказали, куда везут. Только увидев здание, я поняла.
Поняла, что прибыла в конечный пункт путешествия. В свое последнее пристанище.
Сначала я увидела врача. Еще раз рассказала свою историю. С начала и до конца. У меня не очень хорошо получилось, должна признать. Из-за того, что все время приходилось повторять одно и то же, я начала сбиваться, сама себе противоречить. Я путаю даты, путаю имена и события.
Я так устала, любовь моя. Просто измотана.
Медик был вроде бы симпатичный. Улыбчивый, милый. И я опять начала молиться. Чтобы увидеть наконец в чьих-то глазах проблеск понимания. Человечности.
Чтобы услышать наконец из чьих-то уст слова освобождения. Простые слова.
Мадемуазель Бошан, вам здесь нечего делать! Вас сейчас выпустят!
Но услышала только путаные речи, вранье. Ужасы.
Параноидальный кризис… Нейролептики… Анксиолитики… Психотерапия… Прекращение дела… По решению префекта… Принудительное лечение…
Тогда я закричала.
Наверно, никогда в жизни я так громко не кричала.
Потом я захотела убежать. А поскольку психиатр отказывался открыть дверь, я ударила его. Думаю, я даже попыталась его убить.
Я больше не могла, ты понимаешь?..
Тут появились медбратья. Из было трое.
Здесь белые халаты сменили синюю форму.
Как ты хочешь, чтобы я сопротивлялась? Как бороться?
Они силой отвели меня в палату с прикованной к полу кроватью, стоящей посреди пустой комнаты. А потом, прежде чем сделать укол, привязали меня ремнями.
У меня было ощущение, что мозг вытекает из головы. Что он течет из ушей.
Ярость медленно улеглась, на смену пришло отчаяние.
С того момента я скулю. Я выплакала все слезы тела, которое скоро станет сухим и увядшим.
Вот уже много часов я плачу. Одна в своем гробу.
Где мои родители? Где мои сестры? Мои друзья? Все люди, которые знают меня, знают, что я не сумасшедшая.
Неужели они меня уже забыли? Или им не дают приблизиться ко мне?
Одна, в своем гробу. Приговоренная оставаться в нем до конца, я это хорошо поняла.
Поговорить не с кем, кроме тебя. Тебя, призрака.
Одна, в своем гробу.
Под кубическими метрами безразличия.
* * *
Они развязали меня. Но дверь по-прежнему заперта на ключ, а на окнах решетки.
Тогда я спряталась на полу, в углу этой погребальной камеры.
Я дрожу, как животное. И не от холода, потому что здесь удушливо жарко. Дело в другом.
Меня снедает страх, пожирает отчаяние. И скоро окончательно переварит.
Они заставили меня проглотить какие-то лекарства. Выпейте, или мы снова вас привяжем.
Сволочи.
Полное ощущение, что я получила дубиной по голове. Мозг превратился в ватный ком, память заволокло. Мускулы по-настоящему мне не повинуются. Энергия потихоньку иссякает, как пламя свечи при недостатке кислорода.
Я знаю, где я. Я знаю, кто я. Я все чувствую, я ничего не забыла.
Силы покидают меня, зрение затуманивается.
Почему меня приговорили, хотя я всего лишь защищалась?
Почему меня заперли среди сумасшедших, хотя я не сумасшедшая?
Что со мной случилось, любовь моя?
Господи, да что же со мной случилось?..
* * *
Кажется, я задремала.
На несколько минут или часов. Откуда мне знать?
Здесь нет ни наручных часов, ни настенных. Единственные стрелки – те, которые они вгоняют нам в вены.
Больше никаких ориентиров. Только белые стены тишины. И иногда пробивающийся сквозь них дикий крик, который леденит меня до самого сердца.
Может, я опять уплыву в сон. А какая еще лазейка, чтобы отсюда выбраться? Какой еще выход, кроме смерти?
Надеюсь, что мне приснишься ты и я услышу твой голос. Я так его любила, твой голос…
Но думаю, что скоро его забуду.
Шум заставляет меня открыть глаза.
Ключ поворачивается в замке.
Они пришли накачать меня наркотой? Мучить меня?
Тихо-тихо я зову мать. Сжав кулаки, я шепчу: Мама, мама, мама! Приди за мной, ради бога! Это был несчастный случай, клянусь! Так не позволяй же им убить меня, умоляю!
Слабый свет пробивается в небытие, кто-то подходит ко мне.
Ну разумеется, белый халат. В любом случае здесь других нет.
Только они и сумасшедшие.
Я поднимаю голову, и внезапная радость захлестывает меня, переполняя до самых краев.
Знакомое лицо. Точка опоры, наконец-то. Надежда.
– Квентин!
Ликование придает мне неожиданные силы. Я кидаюсь в его объятия, хотя едва его знаю. В одно мгновение он становится моим единственным другом, моим светом, центром вселенной.
Я обнимаю его, вцепляюсь, как в спасательный круг, когда уже думала, что тону.
Я рыдаю на его плече, он проводит рукой по моим волосам.
– Квентин, если бы ты знал, как я счастлива тебя видеть…
Он по-прежнему молчит, только утирает слезы, бегущие по моим щекам. Но он улыбается мне. И мне от этого хорошо. Так хорошо…
Я снова пристраиваю голову у основания его шеи.
– Ты ведь выведешь меня отсюда, правда? Скажи, что выведешь меня отсюда, прошу!
Никогда я не вкладывала столько надежды в простую фразу.
Я глубоко дышу, пьянея от его запаха.
Древесного. С нотками мускуса.
И только тогда мое горло сжимается, а внутренности стягиваются в узел.
Вначале я не понимаю почему. Почему этот аромат вызвал у меня в голове такие жуткие картины.
Я вернусь. И прикончу тебя.
Я поспешно от него отстраняюсь, смотрю в глаза при неверном свете.
В его серо-голубые глаза.
Его улыбка становится шире, пока я пытаюсь отодвинуться.
– Добрый вечер, мой ангел… Знаешь, мне тебя не хватало. И я рад снова тебя увидеть.
Я делаю три шага назад, лопатки упираются в стену. Рот так и остался открытым в абсолютном ужасе.
Конец света.
Заперта в собственном гробу.
Но не одна, нет.
Вместе с Тенью.
Я сползаю по непроницаемой стене, пока не оказываюсь на полу. Стоять я больше не могу.
Он склоняется надо мной, легко прикасается к лицу.
Сопротивляться, оттолкнуть его… у меня больше нет сил. Проклятые таблетки.
– Ты превзошла все мои ожидания, Хлоя. Ты действительно само совершенство.
Его рука опускается на мою шею, чуть распахивает блузу.
Мое сердце сейчас взорвется, я чувствую. И надеюсь на это.
– Ты стала убийцей, мой ангел… Бедный Мартен, бедный Бертран! Ты понимаешь, что хладнокровно убила двух ни в чем не повинных людей, моя сладкая?
Моя голова раскачивается справа налево, пытаясь сказать «нет». Чтобы уйти от очевидности.
Я не могла жестоко убить двух невиновных!..
– Уверяю тебя, они были совершенно ни при чем. Никто мне не платит, нет никакого заказчика… Есть только я! Ты и я. И теперь ты здесь, я смогу заполучить тебя. Это будет длиться месяцами, может, даже годами… А потом я от тебя устану и выберу себе другую. И буду смотреть, как ты медленно подыхаешь в этих стенах.
Он выплевывает свой жгучий яд прямо в мое заледеневшее лицо. Со своей сияющей улыбкой.
– Я скажу им, кто ты! Я скажу им, что ты сделал!
Я пыталась закричать, но с губ слетел только жалкий лепет.
– Давай, сердце мое, говори им все, что захочешь. Сумасшедшим никогда не верят, особенно таким параноикам, как ты… Они решат, что ты включила меня в свой бред, потому что мы знакомы. И просто вкатят тебе еще большие дозы.
– Нет!
– Да, Хлоя. Слово чокнутой ничего не стоит. Они сделают вид, что принимают тебя всерьез, и увеличат количество препаратов… Здесь ты никто. Всего лишь буйнопомешанная, опасная преступница, которую признали невменяемой и не отвечающей за свои действия. Психически больная, которую следует изолировать, запереть, помешать причинять вред нашему прекрасному обществу… Ты получила пожизненное, дорогая. И никому больше нет до тебя никакого дела, кроме меня.
Не знаю как, но я нахожу в себе силы оттолкнуть его. Он падает на бок, я кидаюсь к двери. Бешено дергаю ручку, зову на помощь, пока не теряю голос, стучу в дверь кулаками.
Когда я оборачиваюсь, эта мразь разглядывает меня со своим бесноватым видом. Он тихо помахивает у меня перед глазами связкой ключей.
– Тебе это нужно, мой ангел? Подойди и возьми… Ну же, подойди! Хочешь лишить меня своего общества? Разве нам с тобой здесь не хорошо?
Мой затылок откидывается назад, череп врезается в запертую дверь.
Я хотела бы разбить себе голову. Чтобы больше не видеть его улыбку. Не слышать его голос.
Чтобы отправиться в гроб, где его не будет.
Ты получила пожизненное, дорогая.
Дозы успокоительного берут верх. Разъятые нервы изменяют мне. Я падаю около двери.
Сидя на кровати, он продолжает наблюдать за мной, словно проникает в меня одними только глазами.
– У тебя изменилось лицо, Хлоя. Однако, на мой взгляд, ты стала еще красивее, чем раньше… Наверняка потому, что сбросила эту чертову маску! Наконец-то ты избавилась от чувства превосходства, от того высокомерия, которое тебя портило. Теперь ты – это действительно ты… И действительно моя. Теперь я уверен, что ты будешь меня видеть. Ты будешь думать только обо мне. Я стану твоей вселенной в одном лице, ты хоть понимаешь?
Он усмехается, засовывает ключи поглубже в карман. Потом медленно идет ко мне.
Как бы я хотела исчезнуть! Как бы я хотела никогда не появляться на свет!
– И ты скоро потеряешь разум, Хлоя. Мало-помалу ты забудешь, кем была.
– Нет…
– Да, мой ангел. И я знаю, что ты меня полюбишь, как никого никогда не любила. Потому что у тебя буду только я.
Он поднимает меня, уносит в свое логовище.
Как оказывается, прямо позади кровати.
Я лежу на полу, на холодном кафеле, уставившись глазами в потолок.
Он говорит со мной, я его слышу. Но ответить не могу.
Я могу только плакать. Снова и снова.
Пока он медленно меня раздевает, как тряпичную куклу со вспоротым животом.
– Знаешь, ты первая, кто пришел ко мне сюда. Обычно они убивают себя, чтобы избавиться от меня. Но ты… ты не такая, как другие, ты исключительная. Ты самый прекрасный мой успех.
Я зову на помощь, слова умирают в глубине моего горла.
Пока он проводит своими губами больного психа по всему моему телу. По живому. Оставляя жестокие ожоги.
– Мой шедевр…
Я умоляю сердце остановиться.
И слышу, как он смеется.
Я умоляю смерть забрать меня, но понимаю, что она не придет.
Что никто не пожелает осквернить мой гроб.
Не помешает ему осквернить мое тело. Что он и делает.
– Мое самое прекрасное побоище.
Эпилог
Год и три месяца спустя…
Ты снова сменила замки, мой ангел?
Но ты должна бы знать, что это бесполезно… Никакая дверь и никакой замок не могут меня остановить.
Впрочем, ничто и никто не может меня остановить.
И тому доказательство, что я уже у тебя. Едва ты ушла на работу. Храбрый маленький солдатик! Я смотрю, как ты удаляешься в своей форме, которая идет тебе как нельзя лучше. Но которую я скоро силой сорву с тебя.
Ты уже в растерянности.
Ты уже не спишь без снотворных. Ты думаешь только обо мне, хотя ты меня даже не знаешь.
Твоя жизнь уже превратилась в ад.
Но это ничто по сравнению с тем, что я для тебя приготовил.
Мой дорогой ангел, моя дорогая Валентина… Надеюсь, ты пойдешь по стопам Хлои. И зайдешь так же далеко, как она.
Знаешь, отчасти поэтому я тебя и выбрал.
Во-первых, потому, что ты красива. Определенно, у Алекса был хороший вкус на женщин! Надо отдать ему должное. Но я тебя выбрал не только за твою женственность и очарование. Еще и за оружие, которое ты носишь на поясе.
Однажды ты им воспользуешься. Однажды ты рухнешь. И я буду рядом.
У меня найдется для тебя местечко. Сможешь занять то, которое принадлежало Хлое. Чудесной Хлое…
Сможешь ли ты быть на ее высоте? Сможешь ли заменить ее?
Знаешь, я так и не оправился от ее ухода. Мы оставались вместе долгие месяцы. Неразлучными. Каждую ночь, или почти, она была моей. Только моей.
Я наблюдал, как продвигается безумие. Оно завораживающий артист.
Я видел, как оно день за днем меняет Хлою. Лепит ее душу, лицо и тело. Разъедает, как мощная кислота.
Хлоя, моя дорогая Хлоя… Я думал, она сдалась. Но знаешь, Хлоя никогда не сдается.
Она произвела на меня впечатление, как этого не признать?
Покончить с собой не так легко. Особенно когда у тебя так мало возможностей. Ни окна, из которого можно выброситься. Ни ножа, которым можно перерезать вены. Ни веществ под рукой, которыми можно отравиться. Только дозы, которыми тебя глушат, чтобы уничтожить твою волю.
И однако, Хлое это удалось.
Между двумя обходами она обмотала шею простыней и привязала другой ее конец к решетке на окне.
И встала на колени.
Ты, конечно, и представить себе не можешь, как это трудно. Недостаточно только перенести удушение. Его надо принять, до самого конца. Сопротивляться боли, не скинуть то, что мешает тебе дышать, не встать… Пытка, почти не имеющая себе равных.
Она выждала нужный момент. Она хотела, чтобы ее нашел я. Глаза у нее были открыты, я долго смотрел на нее.
Знаешь, я плакал. Хныкал, как ребенок. Слезы гнева, ярости. Думаю, мне тоже было больно. Из-за того, что я ее потерял.
Чудесная Хлоя. Храбрая Хлоя… Ей удалось меня ранить. Но не убить.
Тем хуже для тебя.
Какой смысл менять замки, мой ангел. Видишь, я уже снаружи.
И приготовил к твоему возвращению чудесный сюрприз. После твоей тяжелой ночи на службе закону.
Сюрприз, который не даст тебе заснуть. Заставит сомневаться. Сомневаться во всем и во всех. А главное – в себе самой.
В своем рассудке.
Скоро ты будешь готова, мой ангел…
Тень выбирается из дома. Такая же незаметная, как дикое животное. Такая же неуловимая, как ветерок.
Руки в карманах, капюшон на голове, Квентин насвистывает мелодию из оперы, которую слышал по радио. Он быстро оглядывается, потом направляется дальше по пустынной улице.
Он не замечает машину, припаркованную подальше, в нескольких десятках метров.
И человека внутри. Который нацеливает на него сверхмощный объектив, запечатлевая сцену.
Ты слишком уверен в себе, чтобы заметить меня, гнусный мерзавец.
Слишком уверен в себе, чтобы вообразить, что отныне добыча – это ты.
Я больше ничего не могу сделать для Хлои. Но Валентину ты не получишь.
Твои часы сочтены, можешь мне поверить. Скоро ты будешь гнить за решеткой. Если только тебя не запрут в твоей собственной лечебнице для буйнопомешанных. Это мне будет вполне по вкусу, должен сказать!
Но не важно. Как бы то ни было, ты огребешь пожизненное.
Пусть я больше не оперативник, пусть я всего лишь инвалид, занятый кабинетной работой, я сохранил свою душу копа.
Следует отметить, что я прошел хорошую школу. Меня учил лучший.
Его звали Александр Гомес.
Он всегда говорил мне: Следуй своему инстинкту, Пацан… Никогда не теряй свою цель из виду.
И пока я исследовал границы другого мира, он не покидал меня.
Каждый день он приходил поговорить со мной. Подбодрить. Встряхнуть.
Каждый день он поверял мне свои сомнения и надежды. Или свое отчаяние.
А еще он каждый день писал мне то, чего я не мог слышать. И однако, слышал.
А когда я вернулся из царства мертвых, то нашел рядом с кроватью маленький блокнот. При каждом посещении он описывал, как мне становится лучше, какие были прорывы, все этапы моей борьбы.
И как продвигается его расследование.
Я знаю Хлою, хотя ни разу ее не встречал. Я знаю, что ты заставил ее перенести, тварь ты последняя.
Для нее было уже слишком поздно. Но для других еще есть время.
Я дал обещание Александру.
Думаю, сегодня он гордился бы мною. Гордился тем Пацаном, которым я был.
И тем мужчиной, которым я стал.
Благодарности
Я хочу поблагодарить всех тех, кто с энтузиазмом согласился стать моими первыми читателями: прежде всего, спасибо моей матери, а также Эммануэль, Филиппу и Сильвиане за то, что они откровенно высказали свое мнение об этом романе.
Сноски
1
Гора на юге Франции, в Провансе.
(обратно)2
Имеется в виду департамент № 94, Южный округ Парижа.
(обратно)3
Парижский футбольный клуб «Пари Сен-Жермен».
(обратно)4
Бригада противодействия преступности.
(обратно)5
Игра окончена (англ.).
(обратно)6
Аналогично Большой Москве – Париж и его пригороды.
(обратно)7
Сетевая гостиница среднего уровня.
(обратно)8
Рэймонд Чандлер (1888–1959) – американский писатель, один из основателей жанра «крутого детектива».
(обратно)9
Предместье Парижа.
(обратно)10
В российском прокате «Мыс страха» (1994), фильм Мартина Скорсезе.
(обратно)11
Приступообразное увеличение частоты сердечных сокращений при сохранении их правильного ритма.
(обратно)12
Сорт пива, назван в честь фильма «Десперадо» – «Отчаянный» (или отчаявшийся).
(обратно)13
«Гольдберг-вариации» – Ария и тридцать вариаций для клавесина Иоганна Себастьяна Баха.
(обратно)14
GM или GMAO – Группа компьютерной поддержки.
(обратно)15
Условное обозначение разницы между историческим Парижем (Малая Корона) и Парижем вместе с его предместьями и пригородами (Большая Корона). Каждая Корона состоит из нескольких департаментов.
(обратно)16
Mea culpa (лат.) – «Моя вина», первая фраза покаянной молитвы.
(обратно)17
Коллекционный французский коньяк с двухсотлетней историей.
(обратно)18
Силой, силой оружия (лат.).
(обратно)19
Негативная реакция на прием наркотика, «дурной кайф».
(обратно)20
Группа островов в Индийском океане.
(обратно)21
Здесь: перепады настроения (англ.).
(обратно)
Комментарии к книге «Всего лишь тень», Карин Жибель
Всего 0 комментариев