«Смерть вне очереди»

Мэри Барретт Смерть вне очереди

Склонившись над клумбой в своем саду, мисс Уитерспун маленьким совком взрыхляла землю вокруг, цветов, стараясь не повредить нежные корни. Она очень заботливо ухаживала за садом, о чем свидетельствовали плоды ее трудов. Цветы и лекарственные растения были лучшими в городе и вызывали всеобщую зависть, в чем могли бы признаться даже соседи, будь они великодушнее.

Бритомар потерся о ноги мисс Уитерспун, и она рассеянно провела левой, одетой в перчатку рукой, по его черной шерстке.

— Хэллоу, мисс Уитерспун! — окликнула ее женщина из-за забора. Это была миссис Лорел, элегантная дама в разводе, поселившаяся здесь недавно. — Вы составляете свои майские корзины, о которых я столько наслышана? — поинтересовалась она наигранно дружеским тоном, который, однако, не скрывал насмешки.

Мисс Уитерспун выпрямилась, оторвавшись от своего занятия.

— Совершенно верно, — подтвердила она с холодной вежливостью.

Миссис Лорел снисходительно улыбнулась и пошла дальше. Мисс Уитерспун вновь занялась цветами, как будто ее и не прерывали. У нее было слишком много неотложных дел, чтобы обращать внимание на бестактное вмешательство миссис Лорел.

К тому же, мисс Уитерспун привыкла к насмешкам. За многие годы она снискала репутацию эксцентричной дамы. Конечно, в городе были и другие, образ жизни которых выбивался из общепринятых норм, — пьяницы, слабоумные, даже один убийца, если можно считать таковым Джейка Холби, который избил до смерти свою худосочную жену, застав ее в сарае с наемным работником. Но ни одно из этих отклонений от нормы не шло ни в какое сравнение со странностью, отличавшей мисс Уитерспун — ее феноменальной необщительностью. Ни один человек ни разу не входил в ее дом; только наиболее отчаянные мальчишки, не устояв перед искушением риска, осмеливались ступить на ее вылизанный газон, проникнув в сад через калитку или перемахнув через белую изгородь, и то только ночью, когда старая женщина уже спала. Несколько лет назад городские мальчишки сочинили дразнилку, которую весело распевали до сих пор, — «Мисс Уитерспун — на голове колтун». Однако мало кто из них осмеливался сделать это, когда она была неподалеку, — потому что боялись ее, хотя никогда бы не признались в этом ни себе, ни друг другу.

Никто не помнил случая, чтобы мисс Уитерспун мимоходом заговорила с кем-нибудь или поприветствовала кого-то из соседей из-за изгороди. Она никогда не приносила чашку бульона заболевшему или кусок пирога соседу-вдовцу. Короче говоря, она пренебрегала всеми элементарными правилами общежития. Рискни кто-то интересоваться причиной и соблаговоли она ответить, выяснилось бы, что всем людям она предпочитала растения, ибо они безгрешны и не способны на зло. Была и еще одна причина. Отстранившись от людей, она могла пристальнее наблюдать за окружающими, с особой пристрастностью подмечая их проступки.

Однако у мисс Уитерспун был один, в некотором смысле общественный, обряд, который она неукоснительно выполняла раз в год в Вальпургиеву ночь. Именно его и имела в виду миссис Лорел. Но ни она, и никто другой не знали истинного смысла этого ежегодного ритуала.

В этом году, впервые, мисс Уитерспун подумывала несколько изменить процедуру. В конце концов, она старела, артрит все больше давал себя знать. Еще не известно, хватит ли ей оставшейся жизни на то, чтобы полностью выполнить намеченную программу. Может быть, на этот раз ей следует охватить сразу двоих. Но нет, решила она в результате. Уж коль выработался определенный порядок, который до сих пор обеспечивал удачу, то следует придерживаться его и дальше.

Вальпургиева ночь была единственной датой в году, которая имела для мисс Уитерспун какое-то значение, единственной, которую она подчеркивала в своем календаре. Ночь под первое мая, названная в честь английской миссионерки и аббатисы, снискавшей известность за изгнание ведьм. Как знает каждый, читавший работы сэра Джеймса Фрэзера, это ночь, когда непременно появляются ведьмы.

Ежегодно в канун первого мая мисс Уитерспун составляла ровно десять корзин. И каждый год в эту ночь она развешивала их на ручки дверей десяти домов. Каждый раз дома были разные, хотя за многие годы ей иногда приходилось повторяться. Среди этих корзин избиралась одна, которая должна была содержать особый презент.

Горожане, разумеется, знали, кто был этим первомайским дарителем. У кого, как не у мисс Уитерспун, в саду росло такое разнообразие трав и цветов. Для них было своеобразным развлечением пытаться отгадать, кто на сей раз будет облагодетельствован маленькими корзиночками с цветами и травами. В корзинке непременно обнаруживалось стихотворение или пословица, написанная аккуратным почерком мисс Уитерспун. Все посмеивались над регулярностью эксцентричного жеста старой дамы. Вот только от их внимания ускользало, что каждый год получателя одной из корзин постигала странная и необъяснимая судьба.

Это, однако, не огорчало мисс Уитерспун. Она не стремилась к славе.

Солнце приятно пригревало спину старой женщины, в то время как она подбирала и срезала цветы для корзинок. Приятно было произносить их красивые латинские названия: Zathyrus odoratus (душистый горошек), Zobularia maritima (сладкий бурачок), Convalaria majalis (горная лилия) и, конечно же, сказочный гиацинт, возникший из крови умирающего друга Аполлона, «кровавый цветок скорби».

Наконец, все корзинки были наполнены, и она поставила их в прохладное место в тени клена. Теперь оставалось последнее, самое важное. Что выбрать для особой, десятой корзины? Можно было бы воспользоваться побегом подофила; но он не настолько красив, чтобы привлечь внимание. Подошел бы и шпорник. Но для этого нужно сушить семена, а это слишком хлопотно.

Символики ради, было бы соблазнительно использовать цветок белладонны, «прекрасной дамы», или аконит, второе название которого «монах». Но нет. Самое лучшее — Digitalis purpurea — наперстянка. Правда, у нее в саду была только американская разновидность, Phytolacca americana, или лаконос — название, вызывавшее у нее отвращение. Но у него были прекрасные темно-пурпурные ягоды, казавшиеся очень аппетитными. Они хорошо выполнят свое назначение.

Она положила ягоды лаконоса в корзину вместе с листком бумаги, на котором аккуратным почерком написала две строки из Редьярда Киплинга:

И уже от себя добавила: «Пурпурные ягоды, съеденные в любом виде, самого вялого мужчину превращают в пылкого любовника».

Мисс Уитерспун сожалела, что пришлось прибегнуть к столь явной лжи. Она занималась своим делом с истинным артистизмом и хотела бы, чтобы ее ритуал был во всех отношениях безупречен. Но придется простить себе эту фальшивую деталь ради успеха всего предприятия.

Той ночью мисс Уитерспун отправилась на выполнение своей миссии в сопровождении Бритомара. Ярко светила луна, во влажном воздухе ощущалось дыхание весны. Мисс Уитерспун, несколько возбужденная, нашептывала себе строки из «Венецианского купца»: «…в такую ночь Медея собирала волшебные травы…»

Она разнесла по домам девять корзин и, наконец, десятую надела на ручку двери миссис Лорел.

Два дня спустя мучительной и непонятной смертью умер портной Эдвард Джонстон. Он стал жертвой какого-то сильного рвотного, попавшего в пищу, которую ему приготовила и подала хорошенькая миссис Лорел, разведенная дама. Ибо самое странное, что умер он не у себя дома, в окружении жены и четверых детей, у очаровательной соседки мисс Уитерспун. Единственной, кого этот факт не удивил, была мисс Уитерспун, потому что только она заметила тайные визиты портного и только она догадалась, какая из десяти заповедей нарушается в доме миссис Лорел.

На следующее утро после того, как эта поразительная новость потрясла город, к мисс Уитерспун, как обычно, мирно работавшей в саду, зашел необычный посетитель. По выложенной камнем дорожке к ней приближался шериф.

— Доброе утро, мисс Уитерспун, — окликнул он ее через аккуратно подстриженный газон.

Старая женщина подняла голову от клумбы.

— Доброе утро, шериф, — ровным голосом отозвалась она. — Вы хотите поговорить со мной?

— Да, хотел бы. — Неуверенный голос шерифа выдавал его смущение и сомнения. Сейчас, когда он смотрел на нее, она казалась ему совершенно безобидной, неспособной причинить кому-либо неприятность. И все же, когда сегодня утром его версия окончательно выстроилась, она обрела до странности убедительную форму.

— Давайте войдем в дом, — пригласила мисс Уитерспун. — Там беседовать будет удобнее.

Они вошли в прохладную, несколько сумрачную гостиную и сели друг против друга за чайный столик. Бритомар прыгнул на колени мисс Уитерспун, и, поглаживая его, она заговорила.

— Я уже несколько лет ожидаю вашего прихода.

— Несколько лет? — Шериф был поражен.

— Ну да. Я знала, что вы неглупый человек и должны когда-нибудь понять смысл моего ритуала.

— Вы хотите сказать, что и… э-э-э… раньше делали это?

Мисс Уитерспун кивнула.

— Вы знали, что когда-нибудь вас изобличат, и тем не менее продолжали?

— Конечно продолжала. Ведь вы же не отказались бы так просто от своей миссии, от своего предназначения в жизни, не правда ли, шериф? — старая женщина помолчала, хотя ее вопрос был явно риторическим.

— Конечно, не отказались бы, — ответила она сама на свой вопрос. — Вот и я тоже. В конце концов, мы служим одному делу и не можем его бросать. Человечество нуждается в наших усилиях.

Шериф, начиная кое-что понимать, мягко спросил:

— Ив чем же, по вашему мнению, состоит наше дело?

— Конечно же в том, чтобы избавить город от зла, — уверенно заявила она. — Одному вам не справиться. Город кишит злом, и все его проявления вы не в состоянии заметить. Вот почему каждый год я выбираю по одному кандидату на уничтожение.

Шериф не нашел что ответить.

Мисс Уитерспун сбросила с колен кота и поднялась.

— Извините меня. Я приготовлю чай.

Через несколько минут она вернулась из кухни с подносом в руках, на котором стояло все необходимое для чая. В ее отсутствие шериф сумел собраться с мыслями и придумать следующий вопрос.

— Как вы выбираете своих… э-э-э… кандидатов на уничтожение?

— Я замечаю, кто и какую из десяти заповедей нарушает, и по очереди избавляюсь от них, только и всего. В этом году я дошла до седьмой заповеди. — Она опустила глаза на скрещенные на коленях руки, смущенная необходимостью произнести вслух при мужчине греховное слово: «Не прелюбодействуй».

— Вы хотите сказать, что… э-э-э… уже избавились от шестерых?

— Да, — в голосе мисс Уитерспун явно прозвучало торжество, — начиная с Джона Леджера, президента банка, который откровенно нарушал первую заповедь — деньги были для него кумиром, он поклонялся им. И дальше я шла по списку вплоть до седьмой заповеди.

Она помолчала, как будто ожидая похвалы. Ее не последовало, и тогда она продолжала:

— В прошлом году возникла серьезная трудность — найти кандидатуру для шестой заповеди. Дело в том, что виновных в убийстве вы добросовестно выявляете сами, — теперь она говорила тоном профессионала. — Но в конце концов я вышла из положения. Видите ли, заповедь не уточняет, кого именно «не убий», а ведь всем известно, что Эдна Феербанкс подкладывала кошкам отравленное мясо.

— Так вот оно что! — воскликнул шериф с облегчением. Наконец-то найдено объяснение загадки годичной давности. И поинтересовался: — Ну а вы сами, мисс Уитерспун? Разве вы не нарушаете шестую заповедь?

— Вовсе нет, — ответила старая женщина. Ее глаза светились радостью от того, что наконец-то она может поделиться с кем-то хитроумностью своего замысла. — Я над этим много думала. Дело в том, что ведь сама я никого не убиваю. Всего лишь помещаю инструмент смерти в пределах их досягаемости. А против этого никакой заповеди нет.

«Старуха-то спятила еще больше, чем я думал», — подумал шериф. Вслух он сказал:

— Но вы делали все возможное, чтобы этим инструментом наверняка воспользовались. Именно записка в майской корзине миссис Лорел и навела меня на мысль о вас.

— Это правда, мои записки подталкивали этих людей испытать действие трав. Но преуспела я только потому, что послания взывали к худшим сторонам их натуры — к той самой греховности, за которую они и понесли наказание.

— Что ж, — произнес шериф с недобрым восхищением, — вы сделали свое дело. Но тем не менее мы не можем оставить вас на свободе.

— О, я прекрасно вас понимаю, — беззаботно отозвалась мисс Уитерспун. — Вы должны выполнять свой долг.

Шериф с облегчении вздохнул. Это будет легче, чем он опасался.

— Соберитесь с мыслями и приготовьтесь. А я зайду попозже с ордером.

— Очень хорошо, — согласилась мисс Уитерспун, провожая его до двери.

Не было причин волноваться. Измельченная ядовитая петрушка, которую она добавила в чай шерифа, действует быстро и эффективно. Она столь же смертоносна, как и болиголов — напиток Сократа.

Она только сожалела, что эта смерть будет вне очереди. Но в конце концов, чрезвычайная ситуация вынуждает. Шерифу она, конечно, не сказала, что из-за него ей приходится пропустить одну заповедь. Насколько ей было известно, он ничего не крал. Но не вызывает сомнений, что он был готов нарушить девятую. Ибо то, что он собирался сделать, было не чем иным, как лжесвидетельством против нее. Это-то она сразу поняла.