«Зеленый пруд»

Виталий Бианки ЗЕЛЕНЫЙ ПРУД

— Помните, девочки, — говорила мать, уходя из дому, — можете бегать, где хотите — и во дворе и в саду, только к Зеленому пруду не подходите.

Девочки и сами побаивались ходить к Зеленому пруду: про это место рассказывали страшное.

Зеленый пруд был в самом дальнем, в самом темном углу сада. Кругом него стояли великаны-ели. Они растопырили над прудом мохнатые лапы и не пропускали к нему солнечный свет. Мать говорила, что вода в Зеленом пруду вредная: напьешься — заболеешь и умрешь. Говорила, что на дне пруда ил и тина: попадешь ногой — и начнет тебя всасывать, всасывать — и засосет с покрышкой. По вечерам из пруда поднимался серый косматый туман. Он медленно пробирался между деревьями, полз к дому. Тогда мать загоняла девочек домой — спать. К Зеленому пруду никто не ходил, даже взрослые. А девочкам строго-настрого было запрещено бегать в тот темный, сырой угол сада.

Мать ушла. Алла и Нонна уселись на скамейке. Долго сидели молча. Потом Нонна вздохнула:

— Скучно! мамы нет… Хоть бы тетя прислала за нами крысиную коляску.

— Какая тетя? — удивилась Алла.

— Какая, какая!.. Ну, волшебная. Помнишь, Золушке коляску прислала, а вместо лошадей — крысы.

— Фу, глупая! — рассердилась Алла. — Золушка — ведь это в сказке. И тета-фея в сказке.

— Что ж такого… — начала Нонна, но вдруг смолкла: за спиной что-то зашуршало.

Девочки обернулись. На клумбе, на большом белом цветке сидела стрекоза-красотка. Она была похожа на игрушечный, красиво раскрашенный аэропланчик. Крылья у нее были темно-синего цвета, а блестящее длинное тельце изумрудно-зеленое.

— Чересчур маленький самолетик, — прошептала Нонна. — Как же мы на него усядемся?

Алла вскочила и хотела поймать стрекозу. Но стрекоза — порх! — и полетела. Девочки побежали за ней. Стрекоза — за деревья, — и села на куст. Девочки — к ней. Только протянули руки, а она опять полетела — и дальше, дальше, в глубь сада. Лети, летит — и присядет. Вспорхнет, полетит — и опять сядет: будто ждет, будто за собой манит.

Бегали, бегали за ней девочки. Наконец совсем уж было настигли, но стрекоза увернулась от них и вдруг пропала в тени, под елями. Девочки смотрят, — она на берегу пруда. Сумрак и тишина кругом. Молча стоят темные великаны-ели. Густые ветви кустов обвисли с берега в воду. А пруд, как зеленой чешуей, покрыт маленькими круглыми листочками ряски. Только у берега вода чистая, и в ней что-то темнеет — с детский кулачок, круглое, — головка будто чья-то.

Алла схватила Нонну за руку:

— Бежим скорее отсюда! Нам попадет!

— Ведь мы не нарочно, — шепчет Нонна. — И… видишь, видишь!..

Над прудом быстро светлело. По воде побежала темная тень и спряталась в прибрежные кусты. И вдруг сверху хлынул веселый золотой свет: солнце встало над елями. Кусочек чистой воды у берега осветился, и стало видно, чья это круглая головка, там пряталась водяная лилия. Лилия медленно поднималась из воды на длинной, гибкой зеленой ножке. Когда вся головка вышла на воздух, лепестки, закрывавшие ее, стали раскрываться, раскрываться… Венчик зеленых лепестков лег на воду, — и засияло на солнце белое-белое лицо — чашечка. Приоткрылась чашечка, и в ней, как жар, загорелись тонкие золотые язычки. Тогда откуда-то сверху спустилась и села на белую лилию стрекоза-красотка, — та самая.

— Видишь, видишь! — шепчет Нонна. — Это красавица Белая Лилия посылала за нами Стрекозу! Видишь, Стрекоза говорит Лилии, что привела нас…

— Глупости! — отвечает Алла. — Стрекозы не разговаривают с цветами!

Из кустов послышался тоненький звонкий треск, будто заводят крошечный патефон. И вдруг весь воздух зазвенел, точно в кустах грянул целый оркестр скрипочек.

— Я знаю, шепчет Нонна, — это красавица Белая Лилия устроила бал в нашу честь!

— Просто кузнечики, — гововрит Алла.

— А вот и танцовальщики! — радуется Нонна.

Откуда ни возьмись, залетали над прудом разноцветные стрекозы. Были тут зеленые, с темно-синими крылышками, точь-в-точь такие, как та, что прилетала на клумбу. были и другие стрекозы-красотки, с дымчатыми пятнами на белых крыльях. Были и большие коричневые коромысла с толстым телом и прозрачными крыльями. Были и прямые легкие стрекозы-стрелки, ярко-голубые и желтые. Все они с шелестом носились взад и вперед над белой лилией, неожиданно поворачивали или вдруг неподвижно останавливались в воздухе, шурша крылышками.

— А в воде!.. — шепчет Нонна. — Гаденят-то, гаденят, водолазтиков!

— Не водолазиков, а головастиков, — поправляет Алла.

Теперь всю воду пронизал солнечный свет. В ней плавало множество смешных хвостатых головастиков разного роста. У самых маленьких всего и было — голова да хвост. Они собирались под лежащие на воде круглые листья лилии, тыкались носами все в одно место, хвостиками врозь. У других — побольше — были голова, хвост и ножки с очень тонкими пальчиками. У третьих были ручки, и ножки, и хвост. Ручки короткие, хвост и ножки длинные. Эти головастики ручками цеплялись за края листьев и высовывали из воды носы. Некоторые из них наполовину вылезали из воды на листья. А другие совсем вылезли из воды, сидели на листьях и грелись на солнце. У них на месте хвоста был только пупырышек. Но это были уже не головастики, а настоящие маленькие лягушки. Они пучеглазились на летавших над ними стрекоз. По воде, между листьями, бегали тонкие водомерки. Расставив ножки, они оскользили по воде и прыгали по ней, как по твердому стеклу. Но всех забавнее были капельные жучки вертячки. Целая стая их без отдыха, без передышки кружилась у берега в быстром-быстром-быстром вальсе.

Глядя на них, Алла забыла даже, что что перед ней страшный Зеленый пруд. Она нагнулась над водой, чтобы получше рассмотрнеть вертячек. Но в тот же миг они вдруг исчезли под водой. Это тень от Аллиной головы упала на веселых жучков и напугала их.

— Не мешай им, не мешай! — зашипела Нонна. — И смотри, какие гладыши… кувырканчики… Верх ногами бегают!

Под водой вверх и вниз носились гладкие, как очищенное подсолнечное семечко, клопики. На переднем круглом конце их тельца были, точно нарисованные, глаза. Пониже шевелились четыре крошечные ручки, а посредине тела торчали будто воткнутые в бока булавочные весла-ножки. Гладыши махали ножками-веслами и толчками неслись вниз ко дну. Потому вдруг переставали работать ножками, и их разом подкидывало кверху. Они стукались острым кончиком тела в водяной потолок да так и оставались висеть вверх тормашками, широко раскинув ножки в стороны.

— Фокусники какие! — недовольно соказала Алла, — Пусть как следует плавают.

Она сунула руку в воду, схватила одного. На ощупь он был гладкий и жесткий. Он шевелил ножками, вырывался из пальцев. Алла положила его на воду плашмя, на грудь, и сказала:

— Вот так плавают. Понимаешь?

Но гладыш мигом перевернулся опять головой вниз и сильными толчками ног помчался ко дну.

— Ай, паук! — вскрикнула Нонна.

С берега на воду, как на лед, сошел мохнатый паучок. Он нырнул — и вдруг сзади у него оказался серебряный воздушный шарик. Шарик полетел вверх, но сейчас же запутался в густой сетке паутины, сплетенной между водорослями. Тут он и остался, сверкая в темной воде, как маленькая полная луна. Паучок деловито поднялся вверх, вылез на лист. Он посучил задними ножками в воздухе и опять нырнул. И опять у него на брюшке оказался серебряный воздушный шарик с горошину. Паучок выпустил второй шарик под паутинную сетку. Шарик стукнулся о первый шарик, оба лопнули и превратились в один шар, — уже с боб величиной.

— Догадалась! — говорит вдруг Алла. — И совсем никакой здесь не бал, а все работают. Паучок таскает воздух в паутинных мешках.

— Ничего не работает! — говорит Нонна. — Он играет воздушными шариками.

— Нет, не играет: он строит себе под водой дом. Гляди!

Алла схватилась за ветку, свисавшую с берега, Нонна ухватилась за Аллу, и обе девочки наклонились над водой. Вдруг — трах! — ветка сломалась. Алла и Нонна вскрикнули — и полетели в пруд. Вода с шумом всплеснула под ними, пошли круги, и во все стороны от них поскакали перепуганные водомерки.

Мать вернулась домой поздно: солнце уже садилось. Она стала у всех расспрашивать, где девочки. Оказалось, никто не видел, куда они пошли. Мать выбежала на крыльцо, звала, кричала, — девочки не отвечали. По саду между деревьями медленно пробирался тяжелый туман. Мать побежала в самый темный, самый страшный угол сада. Раздвинула руками колючие лапы елей-великанов и остановилась, глядя на пруд, не в силах вымолвить слова. В тумане на берегу двигались две фигурки. Одна фигурка говорила Аллиным голосом:

— И стрекозы не танцевали: они гонялись за мухами. Одна поймала на лету муху, опустилась на куст и съела ее.

Другая фигурка отвечала голосом Нонны: — А гладыши кверх ногами бегали? Бегали, бегали!

— Дети! — крикнула мать.

Девочки бросились к ней, обняли, и Нонна быстро-быстро заговорила:

— Мамочка, мамочка, ты не брани нас: мы не нарочно! За нами стрекоза прилетела. А потом мы полетели в воду, и надо же было высушить платья, пока солнышко.

— Упали в пруд?! — мать ахнула и руками всплеснула.

— И вовсе он не страшный, Зеленый пруд! — заговорила Алла. — Совсем и не сосучий и не очень глубокий: только до пояса. Она строго посмотрела на мать и прибавила: — А ты говорила — с покрышкой…

— И, знаешь, — говорила Нонна, — когда солнце ушло за елки, красавица Белая Лилия закрыла зеленый венчик, свое белое личико в нем спрятала и — вот хитрая! — утянулась под воду. И бал кончился…

— И неправда! — перебила Алла. — Никто и не танцевал: тут все работали. Правда ведь, мама?

— Нет, танцевали, танцевали!

— Ах, погодите вы, дети! — сказала мать. — У меня от вашей трескотни голова разболелась. Марш отсюда, живо! — И, схватив девочек за руки, повела их домой. Так и не узнали Алла с Нонной, играли в пруду головастики, водомерки, жучки вертячки, гладыши и водяной паучок или занимались делом.

Придется уж вам самим разузнать это, когда настанет лето и в каждом пруду, в каждой канаве, в каждой зеленой луже около вашего дома закопошатся маленькие чудаки, которых видели Алла и Нонна в Зеленом пруду.