Ричард Адамс
Потрясающее, незабываемое чтение.
Sunday TimesПрекрасный взрослый роман для детей.
The TimesШедевр. Лучший роман о диких животных. Очень смешные, захватывающие, динамичные истории.
Evening StandardВеликая книга. В ней воссоздана, по сути, модель мира.
GuardianБлагодарность
Выражаю самую глубокую признательность моему секретарю, миссис Элизабет Эйдон, которая не только тщательнейшим образом напечатала рукопись этой книги, но и оказала мне неоценимую помощь в выявлении несообразностей, а также подала несколько весьма ценных идей в ходе обсуждения материала.
Введение
Сказки в этой книге разделены на три группы. В первую входят обычные истории, которые известны каждому кролику: это легенды о герое Эль-Ахрейре (Принце, у которого Тысяча Врагов) и о его деяниях и приключениях. Две из них — «Лиса в воде» и «Дыра в небе» — мельком упомянуты Одуванчиком и Ястребиным Носом в конце 30-й главы «Уотершипского холма»; Лохмач во время сражения с Генералом Зверобоем (глава 47) краем уха тоже слышал историю про «Лису в воде», которую у него за спиной рассказывал Колокольчик крольчихам. В часть первую также включены две истории: «Кроличья история о привидениях» и «Рассказ Вероники». Мне казалось, две последние сказки следовало включить в книгу как пример того, какой дурью кролики забивают себе голову.
Часть вторая содержит четыре истории из многих других, в которых описываются приключения Эль-Ахрейры и его верного приспешника, Проказника, во время их долгого путешествия домой после ужасной встречи с Черным Кроликом из Инле.
В части третьей собраны истории про Ореха и его соплеменников. В них повествуется, что происходило с кроликами зимой, весной и в начале лета, после того как они одержали победу над Генералом Зверобоем.
Заметка о произношении
Многие обращались ко мне с вопросом, как правильно произносить имя «Эль-Ахрейра», поэтому мне показалось необходимым написать короткую пояснительную заметку.
Первые два слога произносятся в точности как женское имя «Эля» (от полного имени Элеонора). Потом следует односложный элемент — хрей, который рифмуется со словом «рей» (повелительное наклонение от «реять»), за которым следует еще один слог — «ра», рифмующийся со словами «пора», «гора», «мура» и т. д.
На все слоги падает ударение, кроме, пожалуй, «ля» из «Эля», где гласная подвергается первой степени редукции. Оба «р» в этом имени — не ретрофлексные, а раскатистые, многоударные.
Словарь кроличьего языка
Эфрафа — название колонии, основанной Генералом Зверобоем.
Эль-Ахрейра — герой кроличьего фольклора. Имя образовано из трех слов: Элиль-Хрейр-Ра, что в переводе с кроличьего означает Враги-Тысяча-Принц (Князь), то есть «Принц, у которого тысяча врагов».
Элиль — кроличьи враги.
Эмблир — резкий запах, вонь, например лисий дух.
Флей — пища, например трава или любая зелень.
Флейра — очень вкусная еда, например зеленый салат.
Фрис — солнце, кроличий Бог. «Господин Фрис!»-используется кроликами как восклицание.
Фу-инле — время после восхода луны.
Хлесси — кролик, живущий на открытых просторах, бродяга. Он не роет нор и не является членом кроличьей колонии. Обычно это странствующий кролик (множественное число хлессили).
Хрейр — очень много. Неисчисляемое количество, любое число более четырех. У Хрейр — тысяча (врагов).
Храка — кроличьи экскременты, испражнения, попросту какашка.
Хизентлей — буквально Сиять-Роса-Мех, то есть мех, сверкающий, как капля росы. Имя крольчихи, в обиходе называемой Росинка.
Инле — луна, также ночь. У слова есть дополнительное значение, выражающее совокупное понятие тьмы, страха и смерти.
Лендри — бродяга.
Нарн — милое, приятное. Также вкусная еда.
На-Фрит — полдень.
Аусла — самые сильные кролики в колонии. Правящая верхушка.
Ра — принц, князь, вождь или же Главный Кролик. Обычно используется как суффикс. Например, «Орех-ра», что означает «Господин Орех».
Ру — используется в качестве уменьшительного суффикса. Например, Хрейр-ру, что значит «тысчонка» (пренебр.) или же «меньше тысячи».
Крест — то же самое, что «Крестовник». Имя кролика.
Силф — наверху, на поверхности земли, не в норе.
Силфли — выходить из подземных нор ради трапезы. Буквально «питаться наверху». Используется и как существительное, обозначающее питание, поглощение пищи. Заниматься силфли — щипать травку.
Тсарн — потерявший рассудок, обезумевший, оцепеневший от страха. Также может иногда означать «придурковатый», «убитый горем» и «несчастный».
Тлей — мех.
Тлейли — «заросший мехом». Имя Лохмача на кроличьем языке.
Треар — рябина, дерево.
Треннион — гроздья рябины или ягоды.
Вэр — в выражении «сделать вэр» означает «испражняться, оставлять помет».
Йона — еж, множественное число йонили.
Зорн — разрушенный, уничтоженный. Убитый. Обозначает катастрофу.
СКАЗКИ УОТЕРШИПСКОГО ХОЛМА
Элизабет с любовью и признательностью
Часть первая
1. Чувство обоняния
…есть у них ноздри, но не обоняют.
Псалом 113В бою побеждает смелый.
Девиз особого отряда военно-воздушных сил.— Одуванчик, расскажи нам какую-нибудь историю!
Стоял прекрасный майский вечер; это была первая весна после того, как эфрафанцы вместе с генералом Зверобоем потерпели поражение на Уотершипском холме. Орех и несколько ветеранов из его гвардии, что всегда следовали за ним с тех самых пор, как оставили Сэндлфорд, валялись на теплой земле среди зарослей травы. Нежась на солнышке, они отдыхали. Рядом суетился Кихар: он рыскал между кочек, поклевывая семена, — не то чтобы он был голоден, просто ему некуда было девать неуемную энергию, не истощившуюся даже к концу дня.
Кролики болтали о том о сем, вспоминая невероятные приключения, выпавшие на их долю в прошлом году: как они покинули Сэндлфордскую колонию после того, как Пятый (в просторечии называемый Пятик) предупредил их о надвигающейся опасности; как впервые появились на Уотершипском холме и, вырыв новые норы, внезапно поняли, что среди них нет ни одной крольчихи. Орех вспомнил свой неудачный поход на Каштановую ферму, где он чуть не расстался с жизнью. Нескольким кроликам это навеяло воспоминания о путешествии на Великую реку, и Лохмач снова поведал всей компании о временах, которые он провел в Эфрафе, служа офицером в штабе генерала Зверобоя, и как он сумел убедить крольчиху по имени Росинка (по-кроличьи Хизентлей) сформировать отряд из крольчих, потерявшихся во время грозы. Смородинка попытался объяснить, как ему удалось забраться в лодку и спастись, плывя вниз по реке, но в результате ничего вразумительного у него не получилось. А Лохмач вопреки ожиданиям наотрез отказался говорить о своем подземном сражении с генералом Зверобоем, настаивая на том, что хочет поскорее забыть об этом происшествии. Итак, вместо него слово взял Одуванчик: он поведал о том, как собака с Каштановой фермы, спущенная с поводка Орехом, преследовала их со Смородинкой по пятам и наконец загнала в самую гущу эфрафанцев, собравшихся на холме. Не успел Одуванчик закончить рассказ, как над колонией разнесся дружный кроличий хор:
— Расскажи нам какую-нибудь сказку, Одуванчик! Расскажи нам сказку!
Одуванчик ответил не сразу: он явно задумался. Пощипав травку, кролик сделал несколько прыжков, чтобы перебраться на залитый солнцем участок, и только после этого уселся на лужайке. Наконец он проговорил:
— Пожалуй, сегодня вечером я расскажу вам одну историю, — вы ее никогда раньше не слышали. Это повесть о самом великом приключении Эль-Ахрейры.
Сделав паузу, Одуванчик выпрямил спинку и потер лапкой кончик носа. Никто не торопил искусного рассказчика, который, казалось, нарочно оттягивал начало своей речи, чтобы покрасоваться в кругу обступивших его кроликов. Дул легкий ветерок, колыхавший стебли травы; в небе кружил жаворонок: внезапно спорхнув на землю рядом с компанией, он замешкался на минуту и снова взмыл в вышину.
— Давным-давно, в стародавние времена, — начал рассказ Одуванчик, — у кроликов не было обоняния. Они жили так же, как и мы сейчас, но не чуяли ничего, и это была большая беда для всех них. Половина прелести летнего утра была для них потеряна, и находить по нюху вкусную травку они тоже не могли — рыскали в зарослях, пока не утыкались носиком во что-нибудь съедобное. И самым скверным было то, что кролики не чуяли запаха врага, и поэтому многие становились жертвами горностаев и лисиц.
И тогда Эль-Ахрейра подумал, что у всех других зверей, даже у птиц есть обоняние, и только кролики лишены этого дара, и поэтому твердо решил во что бы то ни стало помочь своему племени. И он начал спрашивать всех встречных и поперечных, где можно отыскать нюх для своих сородичей. Но никто не мог дать ему толкового ответа. И вот однажды Эль-Ахрейра повстречал одного мудрого старого кролика из своей колонии по имени Сердечник.
— Вспоминается мне одна история, — сказал Сердечник. — Случилось это, я был еще совсем молодым. Как-то раз наша колония приютила раненую ласточку; она прилетела откуда-то издалека. Ласточка пожалела нас, потому что мы совсем ничего не чуяли, и сказала, что путь к обонянию лежит через страну, где царит вечная тьма, и что границы ее охраняют полчища свирепых и кровожадных существ, называемых илипсами, которые живут в пещере.
Больше Сердечник ничего не знал.
Эль-Ахрейра поблагодарил старого кролика и, раскинув мозгами, наконец отважился пойти к Принцу Радуге. Он сообщил принцу, что собирается отправиться в эту страну, и попросил у него совета.
— Оставайся-ка лучше дома, Эль-Ахрейра, — ответил Принц Радуга. — Как ты будешь передвигаться по стране, где царит вечная тьма, если ты там ни разу не был и не знаешь, куда идти? Даже я никогда не забредал в те места, и, более того, у меня даже в мыслях не было совершить такое путешествие. Ты только погубишь себя понапрасну.
— Я иду туда ради моего народа, — возразил Эль-Ахрейра. — Мне тяжко видеть, как люди и звери охотятся на кроликов, и те погибают ни за грош каждый день, — а все потому, что у кроликов нет обоняния. Может, вы хотите дать мне еще какой-нибудь совет?
— Могу сказать только одно, — промолвил Принц Радуга. — Кого бы ты ни встретил на пути, не говори никому ни слова, зачем отправился так далеко. В этой стране ты можешь встретить очень странных существ, и если они узнают, что носом ты ничего не чуешь, это может обернуться для тебя плохо. Лучше придумай заранее какую-нибудь легенду. Я дам тебе звездный ошейник, и носи его, не снимая. Это подарок мне от нашего Господина Фриса. Возможно, он поможет тебе.
Эль-Ахрейра поблагодарил Принца Радугу и на следующий день отправился в путь. Долго ли, коротко ли, он шел и шел, и наконец добрался до границы страны вечной тьмы. Уже у самой кромки было сумрачно, и чем глубже он заходил, тем темнее становилось вокруг. Ни зги не было видно, и Эль-Ахрейра даже не понимал, куда идет: возможно, он петлял кругами. В кромешной мгле он слышал шаги неведомых зверей, пробиравшихся куда-то по своим делам. Дружелюбны ли они? Безопасно обратиться к кому-нибудь из них? Долго Эль-Ахрейра бродил во мраке и, вконец отчаявшись, сел на землю и молча стал ждать. Вскоре он услышал какой-то шорох: рядом мелькнуло какое-то существо. Тогда Эль-Ахрейра произнес:
— Я заблудился и не знаю, что делать дальше. Помогите мне, пожалуйста, выбраться отсюда.
Он услышал, как непонятный зверь остановился. Прошло несколько секунд, прежде чем незнакомец заговорил. Говорок его звучал странновато, но Эль-Ахрейра сумел разобрать, что он ему ответил.
— А почему это ты заблудился? Откуда ты идешь и куда хочешь попасть?
— Я пришел из страны, где есть дневной свет, — пояснил Эль-Ахрейра. — Я потерялся, потому что не привык бродить в темноте.
— Ты что, на нюх определить не можешь, куда идти? Мы все так делаем.
Эль-Ахрейра чуть было не проболтался, что у него нет обоняния, но вовремя прикусил язык, вспомнив, о чем его предупреждал Принц Радуга. Поэтому ответил:
— Здесь запахи совсем не такие, как у нас. Они только сбивают меня с толку.
— Значит, ты не знаешь, кто я такой? Даже не догадываешься?
— Представления не имею, кто ты. Похоже, ты не кровожадный, благодарение небесам!
Эль-Ахрейра услышал, как незнакомец присел. Помолчав, он заявил:
— Я — пестрячок. А у вас водятся пестрячки?
— Нет. Боюсь, мы даже не слышали о том, что такие звери есть на свете. А я — кролик.
— Кролик? Я даже не знал, что есть такие существа. Дай-ка я тебя обнюхаю.
Эль-Ахрейра замер: он старался не шевелиться, пока странное создание, пушистый зверек примерно такого же роста, как и он, обнюхивало его с головы до кончика хвоста. Наконец незнакомец объявил:
— Вроде мы с тобой похожи. Ты явно не хищник, и у тебя очень хороший слух. А чем ты питаешься?
— Травкой.
— Ну, здесь ты ее не найдешь. Трава не растет в темноте. Мы едим корешки. Право, у нас с тобой очень много общего. А ты не хочешь обнюхать меня?
Эль-Ахрейра притворился, что тщательно обнюхивает своего собеседника. Тыкаясь носом в шерстку пестрячка, он обнаружил, что у того совсем нет глаз, хотя, быть может, глазки у него были совсем крохотные и глубоко утопали в густом мехе. Но это было единственным отличием.
«Если это не кролик, тогда я — барсук!»
Вслух Эль-Ахрейра сказал:
— Я полагаю, что между нами нет больших различий, кроме одного… — Он уже совсем собирался сказать «я ничего не чую носом», но вовремя осекся, и вместо этого произнес:
— Я сбился с пути и заблудился во тьме.
— Но если ты живешь там, где землю освещает солнце, зачем ты пришел сюда?
— Я хочу поговорить с илипсами.
Услышав такие слова, пестрячок подпрыгнул на месте: его пронзила дрожь.
— Ты сказал «с илипсами»?
— Да.
— Здесь все их боятся. Никто не осмеливается даже приближаться к илипсам. Они тебя убьют.
— А зачем им меня убивать?
— Во-первых, они плотоядные. Во-вторых, очень злые и свирепые. Но даже не в этом дело: их у нас боятся больше всех на свете, потому что они владеют черной магией и могут тебя околдовать. Зачем тебе говорить с ними? Если хочешь погибнуть ни за грош, лучше сразу броситься вниз головой в Черную Реку.
И тогда Эль-Ахрейра, понимая, что у него не остается никакого иного выхода, рассказал пестрячку всю правду о том, зачем он пришел в Страну Тьмы и что он хочет сделать для спасения своего народа. Новый знакомец молча выслушал все до конца, а затем сказал:
— Ты добрый и храбрый зверек. В этом тебе не откажешь. Но ты затеял невозможное. Отправляйся-ка лучше восвояси.
— А ты можешь проводить меня к илипсам? — спросил Эль-Ахрейра. — Я сделаю, что задумал, и ничто не сможет мне помешать.
После долгих споров и уговоров пестрячок все же уступил Эль-Ахрейре и согласился вести его до тех мест, где обитали илипсы, покуда у него хватит храбрости идти вперед. До илипсов было дня два пути, дорога лежала по непривычной местности, и к тому же пестрячок никогда не бывал в тех краях.
— А как ты узнаешь, куда идти? — поинтересовался Эль-Ахрейра.
— По нюху, конечно! Тут вся местность насквозь пропахла илипсами. А ты что, сам ничего не чуешь?
— Ничего, — сокрушенно признался Эль-Ахрейра. — Абсолютно ничего.
— Ну вот! — воскликнул пестрячок. — Теперь я точно знаю, что у тебя нет обоняния. Я даже тебе немножко завидую: по крайней мере, ты не чувствуешь той вони, которая исходит от илипсов.
И вот они вместе отправились дальше. По дороге пестрячок, не закрывая рта, без устали рассказывал Эль-Ахрейре об обычаях и повадках его народа, и принцу показалось, будто образ жизни его племени мало чем отличается от жизни кроликов.
— Похоже, вы живете так же, как и мы, — заключил Эль-Ахрейра. — То есть большими колониями. А как так получилось, что ты был совершенно один, когда я встретился с тобой?
— Это печальная история, — потупился пестрячок. — Я нашел себе подругу, прекрасную пестрячку. Ее зовут Златолапка, и ее все любят и уважают. Мы вместе собирались вырыть норку, чтобы там воспитывать наших маленьких пестрячков. Но вдруг откуда ни возьмись явился один громила — пестрячище из другой колонии по прозвищу Дампомордам — и заявил, что будет драться со мной за Златолапку. Мы сошлись в бою, и он победил. Мне пришлось уйти прочь. Сердце мое разбито, теперь я сам не свой. Не знаю, что делать, куда деваться. Когда я встретил тебя, я бесцельно бродил взад-вперед по лесу… Вот почему я согласился стать твоим проводником. Мне было все равно, чем заниматься.
Эль-Ахрейра всем сердцем пожалел его.
— Какая знакомая история! — посокрушался он. — У нас такое тоже сплошь и рядом встречается. Ты не единственный в своем роде, хотя я и знаю, что для тебя это слабое утешение.
Пестрячок обещал, что ходу им «суток двое», не больше, но в этой треклятой стране Эль-Ахрейра потерян счет дням. Он то и дело оступался во тьме, натыкаясь на разные предметы, потому что он их не чуял и не видел, куда идет. Вскоре все его тело покрылось царапинами, ссадинами и синяками. Пестрячок был терпелив, проявлял к принцу сочувствие, но Эль-Ахрейра понимал, что его провожатый был бы рад двигаться побыстрее. Его новый друг явно нервничал, желая как можно скорее закончить путешествие.
Они долго шли вперед, Эль-Ахрейре показалось, что дорога заняла несколько дней и ночей, — и наконец пестрячок остановился в каком-то месте, где на земле дыбились в беспорядке набросанные груды камней.
— Дальше я идти не могу, — заявил пестрячок. — Отсюда ступай сам. Держи нос по ветру. Здесь он не меняется — дует, как правило, в одном направлении.
— А что ты сам теперь собираешься делать? — поинтересовался Эль-Ахрейра.
— Подожду тебя здесь денька два — вдруг ты вернешься. Но я уверен, что прощаюсь с тобой навсегда.
— Я обязательно вернусь, — пообещал новому другу Эль-Ахрейра. — И непременно отыщу эти камни, даже в кромешной мгле. Поэтому я говорю тебе «до свидания», мой дорогой друг пестрячок.
И Эль-Ахрейра снова устремился во мглу, стараясь идти по направлению легкого ветерка. Идти по новому маршруту было очень трудно, и двигался принц очень медленно. Тьма обступила его со всех сторон. Он не видел ничего вокруг — хоть глаз выколи — и ему от этого становилось тяжело на душе. Его измотала, измучила непроглядная темень, и он уже начал сомневаться, не зря ли пообещал пестрячку, что у него достанет сил вынести все до конца и целым и невредимым вернуться домой. Глаза ничем не могли помочь в этой стране, и бедный Эль-Ахрейра пугался и вздрагивал каждый раз, как слышал в зарослях какой-то странный звук. Кроме того, он спотыкался и падал каждую минуту. Дела были плохи, но больше всего кролика угнетала тишина. Он чувствовал, что темнота живая и что она ненавидит его лютой ненавистью. Темнота никогда не менялась: она не спала, но и не разговаривала с ним. Она только ждала, притаившись, когда он окончательно сойдет с ума, сломается, сдастся… Тогда он проиграет бой, а неумолимая мгла одержит над ним победу.
Не только страхи и сомнения терзали Эль-Ахрейру: его мучили голод и жажда. Он не сгрыз ни травинки с тех самых пор, как зашел на эту зловещую землю. Конечно, с голоду он не умирал, потому что пестрячок объяснил, что его народец питается в основном бриром — кореньями, напоминающими дикую морковку. Новый товарищ даже вынюхал и вырыл принцу несколько таких корнеплодов. Они оказались сочными и сытными, так что на время Эль-Ахрейре удалось утолить голод и жажду. Но теперь, без помощи пестрячка, ему никогда не удастся найти ничего съедобного! Он помолился, прося Фриса придать ему стойкости; но в то же время Эль-Ахрейру одолевали сомнения: в самом ли деле Господин Фрис сильнее этой тьмы?
Тем не менее Эль-Ахрейра шел вперед и вперед; он понимал: если остановится хоть на минутку, ему конец. Кролику было ужасно одиноко, и он страшно жалел, что рядом с ним нет Проказника.
Проказник упрашивал Эль-Ахрейру взять его с собой, но тот отказался наотрез.
Прошли долгие часы. К счастью, ветерок дул, не переставая, но Эль-Ахрейра и понятия не имел, где он находится и сколько еще нужно пройти. Возвращаться уже не имело никакого смысла: дорога назад будет ничуть не легче, подумал он.
Пока в голове у него проносились такие мрачные мысли, он услышал, как в чернильной мгле зашевелилось какое-то существо: оно направлялось к кролику.
Эль-Ахрейра почувствовал, что зверь большой, намного крупнее его самого; двигался незнакомец уверенно, считая себя в полной безопасности. Кролик замер, боясь дохнуть, в тайной надежде, что зверь — кем бы он ни был — пройдет мимо.
Однако животное, как ни мечтал Эль-Ахрейра остаться незамеченным, обратило на него внимание. Оно подошло прямо к нему и, помедлив несколько секунд, толкнуло в грудь огромной мягкой лапой. Эль-Ахрейра почувствовал сильный удар, хотя когти у нападавшего были поджаты. Затем странный зверь заговорил со своим спутником, и Эль-Ахрейре, хоть и с трудом, удалось разобрать его речь.
— Я поймал его, Журон! Только не знаю, кто это такой.
Эль-Ахрейра услышал, как к нему приближаются другие звери. Через несколько секунд его уже окружили со всех сторон и по очереди обнюхали и пощупали огромными лапищами.
— Похож на пестрячка, — заметил один.
— А что ты тут делаешь? — спросил другой. — Отвечай, зачем пришел.
— Сэр, — пробормотал Эль-Ахрейра, еле шевеля языком от страха. — Я пришел из солнечной страны, и я ищу илипсов.
— Мы и есть илипсы. И мы убиваем всех чужаков. Разве тебя не предупреждали?
И тут вмешался еще один илипс:
— Посмотри-ка! На нем ошейник.
Четвертый илипс ткнулся толстой мордой прямо в шею Эль-Ахрейры и обнюхал ошейник, который подарил ему Принц Радуга.
— Это звездный ошейник, — заметил он.
И Эль-Ахрейра сразу же почувствовал, что кольцо илипсов вокруг него стало менее плотным.
— А где ты это взял? — снова вмешался первый. — Украл, что ли?
— Нет, сэр! — возразил Эль-Ахрейра. — Мне его вручили перед самым путешествием. Это подарок Господина Фриса в знак дружбы, и этот ошейник должен оберегать меня от врагов, таких, как вы, например.
— От Господина Фриса, говоришь?
— Да, сэр. Принц Радуга собственноручно надел его мне на шею.
Наступила долгая пауза. Зверь убрал тяжелую лапу, которой придавил Эль-Ахрейру. Кто-то из толпы илипсов спросил:
— Ну и зачем ты пришел к нам? Чего ты хочешь?
— Сэр, — ответствовал Эль-Ахрейра, — мой народ, который называет себя «кроликами», не имеет обоняния. То, что мы ничего не можем учуять, делает нас жалкими и беззащитными. Жить становится все опаснее, мы глубоко страдаем от этого несчастья. Я узнал, что ваш народ обладает способностью передавать этот дар другим, и пришел просить, чтобы вы поделились вашим богатством с моим народом.
— Ты главный у этой братии, которую ты называешь «кроликами»?
— Да, сэр.
— И ты пришел сюда один?
— Да, сэр.
— Значит, храбрости тебе не занимать?
Эль-Ахрейра не стал отвечать. Снова воцарилось молчание. Звери обступили его, зажав в кольцо, и Эль-Ахрейра почувствовал на себе их горячее дыхание. Наконец тот, кто говорил с ним последним, произнес:
— Скажу тебе правду: много-много лет подряд мы охраняли Обоняние. Но мы не понимали, что толку его стеречь, потому что им обладают все животные, которые нам известны. Эта обязанность лежала на нас тяжким грузом, и мы были рады передать сокровище в другие руки.
— А кому вы его отдали? — тревожно поинтересовался Эль-Ахрейра.
— Конечно же, Королю Прошлого. Больше некому, кроме него.
Эль-Ахрейра чуть не умер от огорчения. Проделать такой путь, попасть в лапы илипсам и остаться живым, и в конце концов выяснить, что все его усилия были напрасны! Какое несчастье: у илипсов не было того, что он так долго искал! Но Эль-Ахрейра старался не подавать виду, насколько расстроен, — он быстро взял себя в руки, то есть в лапы, и сказал:
— Сэр! Где живет этот Король и как я могу найти его?
Илипсы посовещались, и, наконец, первый из них заявил:
— Ты сам туда не дойдешь, это слишком далеко. Ты можешь заблудиться или умереть от голода и жажды. Я тебя отвезу Садись-ка ко мне на спину.
Преисполненный благодарности, Эль-Ахрейра низко поклонился илипсам и каждому сказал «спасибо» по много раз. Наконец один из них проговорил:
— Ну, поехали!
Он осторожно подцепил Эль-Ахрейру зубами и усадил на спину первому илипсу. Спина у зверя была сплошь покрыта густой шерстью, так что Эль-Ахрейра смог крепко уцепиться за своего конька, чтобы не упасть с верхотуры.
И вот они поскакали, и, как показалось Эль-Ахрейре, неслись они во весь опор. По дороге Эль-Ахрейра сообщил илипсу, что на границе, где лежит поле с грудами валунов, его дожидается друг, маленький пестрячок, и спросил, не могут ли они проехать мимо этого места.
— Конечно же, мы сможем остановиться там на минуточку. Но боюсь, что как только твой приятель меня учует, тотчас убежит сломя голову.
— Если вы, сэр, спустите меня на землю неподалеку от этого места, я сам найду его и объясню, что к чему. А потом вы подойдете к нам и заберете нас обоих.
Илипс согласился. Вскоре Эль-Ахрейра отыскал пестрячка, который поначалу жутко перепугался: он пришел в ужас от мысли, что ему придется ехать верхом на спине у илипса. Но, в конце концов, Эль-Ахрейре удалось уговорить приятеля, и илипс снова пустился в путь, неся обоих маленьких зверушек на спине.
Илипс мчался как ветер, и теперь для Эль-Ахрейры огромное расстояние до того дерева, где он впервые встретился с пестрячком, показалось совсем ничтожным. Когда они втроем добрались до этого памятного места, Эль-Ахрейра поведал илипсу печальную историю, как его друг потерял свою прекрасную подружку.
— А далеко это от того места, откуда ты ушел куда глаза глядят?
— Ах нет, сэр! Это совсем близко!
Пестрячок показал илипсу, куда идти, и громадный зверина отнес их обоих прямо к жилищу соперника. Когда Дампомордам, крупный пестрячище, который захватил Златолапку, учуял илипса, он выскочил из норы и опрометью бросился бежать. Только его и видели… Златолапка была спасена. Она очень обрадовалась, увидев прежнего друга. Пестрячок поведал ей о своих приключениях; она была счастлива воссоединиться с ним. Златолапка призналась, что всегда ненавидела Дампомордама, но у нее не было никакого выбора…
Итак, Пестрячок и Эль-Ахрейра, еще раз поблагодарив друг друга, сердечно распрощались, а илипс, усадив к себе на спину Эль-Ахрейру, опять отправился в путь, чтобы доставить его ко двору Короля Прошлого.
— Замок Короля лежит неподалеку отсюда, — молвил он. — Здесь я тебя оставлю — дальше пойдешь один. Рад был тебе помочь.
И с этими словами илипс исчез в лесу, а Эль-Ахрейра двинулся к замку Короля.
Выйдя на опушку, он увидел перед собой поле, сплошь заросшее сорняками. На дальней стороне пустоши виднелась живая изгородь из беспорядочно перепутавшихся кустов боярышника и сломанные ворота, которые болтались на одной петле. Скользнув сквозь ворота, Эль-Ахрейра натолкнулся на незнакомое существо примерно такого же роста, как и он сам. Уши у зверька были такие же, как у всех кроликов, но хвост — намного длинней. Эль-Ахрейра вежливо поздоровался с дальним родичем и спросил, где он может найти Короля Прошлого.
— Я могу отвести тебя к нему, — предложил зверек. — А ты случайно не английский кролик? Да? Я всегда знал, что когда-нибудь встречусь со своими собратьями!
— А ты кто такой?
— Я — Протокроль. Нам сюда, вниз по реке. Государь, наверное, будет в большом внутреннем дворе.
Они вместе пересекли запустевшее поле и, нырнув сквозь проем в живой изгороди, оказались на берегу тихой речушки — Эль-Ахрейре даже поначалу показалось, что вода в ней стоячая. Его новый знакомец перекинулся несколькими словами с какой-то птицей, напоминавшей цаплю: ее черную голову венчала корона из буроватых перьев. Переступая длинными ногами, птица важно вышагивала по отмели. Цапля подошла к ним поближе и уставилась на Эль-Ахрейру, который под ее пристальным взглядом почувствовал себя весьма неуютно.
— Английский кролик, — представил Протокроль Эль-Ахрейру. — Только что прибыл. Веду его к Королю.
Цапля ничего не ответила, только продолжала бесцельно шлепать туда-сюда по отмели. Эль-Ахрейра вместе со своим спутником пошли дальше по берегу реки. Тропка привела их к мрачноватым зарослям: за тенистым участком, поросшим тисами и лавровыми деревьями, громоздились старые сараи, образуя что-то вроде трех стен внутреннего двора. Почва, по которой они шли, была вся в колдобинах и рытвинах: то ли истоптана, то ли разбита копытами, повсюду на земле валялись какие-то животные, неизвестные Эль-Ахрейре. Среди них, в центре, возлежала огромная рогатая скотина, смахивавшая на гигантскую корову; выглядела она облезлой и неухоженной.
Когда они вошли во внутренний двор, эта образина тяжело поднялась с места и, волоча ноги, приблизилась к ним. Эль-Ахрейра, перепугавшись насмерть, сделал рывок, чтобы бежать.
— Не бойся, — успокоил принца спутник. — Это наш Король. Он тебя не обидит.
Эль-Ахрейра распростерся на земле и лежал недвижно, дрожа с головы до пят, пока гигантское животное обнюхивало его, обдавая паром из широких ноздрей. Наконец Эль-Ахрейра почувствовал, что знакомство окончено. Животное заговорило глубоким густым голосом, но тон его не показался Эль-Ахрейре враждебным.
— Пожалуйста, встань и расскажи мне, кто ты и откуда пришел.
— Я — английский кролик, Ваше Величество.
— Как, разве не все еще отдали концы?
— Простите, Ваше Величество, я не вполне понял, что вы имеете в виду.
— Неужели ваш народ все еще существует? А я думал, кролики давно вымерли…
— Ну конечно, нет, Ваше Величество! И с радостью могу сказать, что наше племя очень многочисленно. Я проделал очень долгий и опасный путь, чтобы прийти к вам. И хочу просить вас, чтобы вы сделали нам большое одолжение.
— Но здесь Королевство Прошлого. Разве ты не знал этого, когда отправлялся сюда?
— Я слышал, как называется ваше Королевство, но не понимал, что это значит.
— Все животные в моем Королевстве давно вымерли. А как ты попал сюда, если ты еще жив?
— Меня принес сюда илипс на своей спине через лес, где царит кромешная тьма. От этой темени я чуть с ума не сошел.
Король кивнул, опустив свою огромную голову.
— Да, понимаю. Другого пути сюда нет. А почему илипсы не убили тебя? Ты что, волшебник?
— Что-то в этом роде, Ваше Величество. Я получил благословение и защиту нашего Господина Фриса, — как видите, на мне звездный ошейник. Простите, а могу я спросить вас, кто вы?
— Я орегонский бизон. И я правлю этой страной, как повелел мне наш владыка Фрис. Когда ты появился здесь, я как раз собирался пройтись, посмотреть, как живет мой народ. Ты можешь сопровождать меня, если хочешь.
И они вышли вместе со двора и проследовали в близлежащие поля. Им встретилось множество животных, и все они были разных видов и пород, а над головой у них кружилось множество птиц. Эль-Ахрейре это место показалось тусклым и печальным, но, разумеется, он ни слова не сказал Королю. Он остановился, придя в восхищение от небольшой птички с черным в пятнышках туловищем и ярко-красными крыльями, хвостом и щеками. Скорее всего, это был дятел: он трудился, долбя кору на ближайшем дереве. Эль-Ахрейра спросил, как называется эта птица.
— Это гваделупский всполох, — сообщил Король. — У нас тут развелось слишком много дятлов. Даже чересчур много.
Они шли дальше; навстречу попадалось все больше животных и птиц: многие из них останавливались, чтобы побеседовать с Королем и расспросить его про Эль-Ахрейру. В окрестностях водились львы и тигры, а один раз встретился даже ягуар, который потерся головой о ногу Короля и какое-то время шел с ними рядом.
— А кролики у вас есть? — поинтересовался Эль-Ахрейра.
— Ни одного, — отвечал Король. — То есть до сегодняшнего дня не было.
Услышав Короля, Эль-Ахрейра восторжествовал и в глубине души испытал глубокую благодарность Господину Фрису, который давным-давно обещал ему, что народ его будет существовать вечно, даже если у него будет тысяча врагов. И Эль-Ахрейра рассказал все это Королю.
— Если мой народ гибнет, то это исключительно из-за человека, — пожаловался ему Король, когда они остановились побеседовать с крупным медведем гризли и выразить ему свое восхищение. Они полюбовались его роскошной светло-коричневой с проседью шерстью с серебристым оттенком.
— Некоторые виды животных навсегда исчезли с лица земли, как, например, один мой мексиканский друг; люди безжалостно убивали их, травили и заманивали в капканы, но многим суждено было погибнуть потому, что человек уничтожил среду их естественного обитания, и они не смогли приспособиться к новым местам.
Теперь они подходили к лесу, где высоченные деревья, перевитые ползучими растениями и Лианами, заслоняли своими кронами небо. Эль-Ахрейре стало не по себе: ему с лихвой хватило блужданий по чаще. Но Короля, казалось, обстановка совсем не беспокоила: его интересовали только птицы, порхавшие вокруг них. Пернатые были удивительно красивы: зяблики, медовики, молокаи с темным оперением, пестрые попугаи ара — все они жили в мире и согласии, верные и преданные своему Королю.
— Этот лес, — пояснил Король, — ширится день ото дня. Если войти в него, то можно никогда не найти дороги назад. Он состоит из всех лесов, когда-то вырубленных и уничтоженных человеком. За последние годы он так разросся, что Господин Фрис стал задумываться, не назначить ли ему еще одного короля… — Бизон улыбнулся. — Королем может быть и дерево, Эль-Ахрейра. А ты что об этом думаешь?
— Я думаю, что наш мудрейший Господин Фрис справедлив во всех своих решениях, Ваше Величество.
Король засмеялся.
— Очень хороший ответ. А теперь пойдем назад. На закате состоится собрание всех зверей, и там ты сможешь попросить меня сделать одолжение для твоего народа. Если это будет в моих силах, я помогу тебе.
Они вернулись к реке, и Король показал Эль-Ахрейре нескольких рыб: новозеландского хариуса, толстохвостого голавля, черноперого атлантиса — ни одна из них больше не водится в морях и океанах. Вернувшись ко дворцу, они увидели, что животные и птицы уже спешат на ассамблею, и когда солнце закатилось за горизонт, Король объявил собрание открытым.
Начал он с того, что представил Эль-Ахрейру всем собравшимся, сообщив, что тот прибыл к ним, во Дворец Прошлого, чтобы просить об одолжении ради своего народа, о котором он печется и заботится, как их глава. Затем попросил Эль-Ахрейру встать перед собравшимися и рассказать, зачем он пришел.
И Эль-Ахрейра поведал всем о своем народе — о том, какие они умные, смелые и быстроногие, и о том, что им недостает только одного качества, без которого они не могут противостоять другим животным, — Обоняния. Когда он закончил свою речь, все животные и птицы поддержали его, изъявив готовность помочь ему.
Затем слово взял Король.
— Мой дорогой друг, — проговорил он, — ты отважный и достойный уважения кролик. С какой радостью я выполнил бы твою просьбу! Но увы! Наше королевство больше не хранитель Обоняния. Да, так было когда-то: много лет тому назад илипсы передали это чувство нам, чтобы мы стерегли и оберегали его, но здесь, в Стране Прошлого, мы не могли найти ему никакого применения. И вот, однажды утром к нам пришла газель, которую послал к нам Король Будущего. Он просил временно передать ему Обоняние и обещал скоро его вернуть. Но ты же знаешь, что вещи, одолженные на короткий срок, почти никогда не возвращаются. И поскольку от Обоняния нам не было никакого проку, мы начисто о нем забыли. Боюсь, они тоже запамятовали, что брали когда-то у нас это чувство. Должно быть, оно до сих пор находится у Короля Будущего. Мой драгоценный кролик, могу дать тебе только один совет: ищи его в той стране. Мне очень жаль, что так получилось: я никак не хотел тебя огорчать.
— А это далеко? — задал вопрос Эль-Ахрейра. Он подумал, что если его опять пошлют за тридевять земель, то сердце его разорвется от горя. Но что он мог поделать?
— Боюсь, это действительно очень далеко, — отозвался Король Прошлого. — Для маленького кролика такой путь займет немало дней и ночей. И по дороге его может подстерегать множество опасностей.
— Ваше Величество! — воскликнул пестрый волк с тяжелой челюстью. — Я донесу его туда на своей спине! Для меня такое расстояние — сущие пустяки!
Эль-Ахрейра с радостью принял предложение волка, и в тот же вечер они вместе отправились в путешествие, потому что кенайский волк предпочитал рыскать по ночам, а днем отдыхать.
И мчались они вперед три ночи подряд, преодолев многие мили пути, но Эль-Ахрейра плохо рассмотрел местность, по которой нес его волк, потому что двигались они в полной темноте. Волк рассказал, что когда-то его товарищи по стае были самыми крупными хищниками среди всех волков. Они обитали на земле, которая называлась Кенайским полуостровом, — в далекой стране, где зимой лютуют морозы, — и жили они, охотясь на гигантских оленей, которых еще называют американскими лосями.
— Но человек истребил нас всех до единого, — заметил он.
На рассвете после третьей ночи пути волк осторожно спустил Эль-Ахрейру на землю, сказав:
— Дальше я идти не могу, мой друг кролик. Наш род вымер, поэтому мне нет хода в Страну Будущего. Ты сам можешь спросить дорогу до королевского дворца. Удачи тебе! Надеюсь, все кончится хорошо, и они дадут тебе то, что ты ищешь, мой храбрый друг!
Итак, Эль-Ахрейра вступил в Страну Будущего и принялся расспрашивать каждого встречного и поперечного, как пройти к королевскому дворцу. Он задавал этот вопрос енотам, бурундукам и суркам — одним словом, всем, кто попадался на пути.
Прохожие дружелюбно отвечали ему, стараясь помочь, и путешествие было легким и приятным. И вот, пройдя долгий путь, однажды утром Эль-Ахрейра услышал странные звуки, от которых на душе у него стало тревожно. Ему показалось, будто все животные мира затеяли вселенское побоище.
— Что это за шум? — спросил он медвежонка коала, устроившегося на соседнем дереве.
— Этот, приятель? Это всего лишь собрание зверей при королевском дворе, — отвечал коала. — Голосистый народ, правда? Ну, скоро ты к нему привыкнешь. Кое-кто тут рыжий и зубастый, но публика в целом вполне безобидная.
Эль-Ахрейра пошел дальше и, сделав еще десяток шагов, увидел большие створки узорчатых ворот из чистого золота, врезанных в аккуратно подстриженную живую изгородь, которая была сплошь усыпана белыми бутонами. Пока Эль-Ахрейра рассматривал цветущий сад сквозь проем в воротах, к нему подошел павлин и, распустив пышный хвост, спросил, что ему нужно. Кролик отвечал, что прошел долгий и полный опасностей путь, чтобы попросить аудиенции у Короля.
— Я с радостью впущу тебя внутрь, — пригласил его павлин, — но тебе будет трудно приблизиться к Королю и поговорить с ним. Здесь тысячи живых существ жаждут обратиться к Королю. Король принимает своих подданных каждый день. Аудиенция начнется через несколько минут. Попробуй, может тебе улыбнется удача. — И павлин настежь распахнул ворота.
Войдя в сад, Эль-Ахрейра оказался в толпе зверей, птиц и пресмыкающихся: все они оживленно переговаривались, и каждый намеревался во что бы то ни стало пробиться к Королю. Эль-Ахрейра пал духом: он и вообразить не мог, как ему удастся проникнуть к правителю страны в такой давке. Но все же он изо всей силы стал проталкиваться вперед.
Он добрался до длинного травянистого склона, который полого скатывался к зеленой лужайке. На склоне уже собралось несколько животных, и Эль-Ахрейра обратился к рыжей рыси — узнать, что там будет происходить.
— Как что? — переспросила хищница. — Скоро появится Король, чтобы выслушать просьбы подданных, решивших обратиться к нему за помощью.
— А много там будет народу? — спросил Эль-Ахрейра.
— Его всегда осаждает целая толпа, — сообщила рысь. — Просителей больше, чем Король может выслушать за один день. Некоторые звери приходят сюда по несколько дней подряд и все никак не могут добиться аудиенции.
Вскоре на склоне яблоку было некуда упасть. Эль-Ахрейра оглядел бесконечную череду зверей, и сердце у него упало. Ему никогда, никогда не удастся пробиться к Королю — ведь столько животных жаждет говорить с ним! Конкуренция была слишком велика, и Эль-Ахрейра решил, что единственный способ попасть на прием — это придумать какую-нибудь штуку… Но какую? Он стал шевелить мозгами: только хитрость, кроличья хитрость сможет ему помочь!
«Господин наш Фрис, — думал он, — только кроличья хитрость!»
Вдруг Эль-Ахрейра заметил, что неподалеку, на самой вершине холма, на каменном основании установлена резная овальная чаша, которая возвышалась над колышущейся густой травой. Судя по ее размерам, в ней спокойно могло поместиться два кролика. Эль-Ахрейра направился к ней. Чашу наполняла какая-то жидкость, но это была не вода: внутри сверкал и переливался серебристый раствор, которого Эль-Ахрейра никогда раньше не видел. Жидкость была непрозрачной. Как ни старался принц, ему ничего не было видно сквозь этот сосуд, но зато гладкая зеркальная поверхность отражала лившиеся с неба солнечные лучи и фигуры проходивших мимо животных.
— А для чего она? — поинтересовался Эль-Ахрейра у хвостатого зверька, похожего на кошку.
— А ни для чего, — довольно резко оборвал его зверек. — То, что внутри, называется ртуть. Когда-то эту штуку подарили нашему Королю, и он поставил ее здесь на всеобщее обозрение.
Эль-Ахрейра ринулся вперед со скоростью молнии. Поставив лапки на краешек чаши, подтянулся — и прыгнул внутрь. Он сразу почувствовал разницу между ртутью и водой: жидкое серебро было намного плотнее и буквально выталкивало его на поверхность. Даже при огромном желании он никак не смог бы утонуть. Эль-Ахрейра немного побарахтался, несколько раз перекувырнувшись в ртути. Вскоре вокруг чаши собрались зеваки, и каждый стремился заглянуть через край бассейна.
— Кто это?
— Что это он там вытворяет?
— Вытащите его оттуда. Нечего ему там делать.
— А… это один из тупоумных кроликов… Вылезай сейчас же!
Не без усилий Эль-Ахрейра выбрался наружу. Он не промок насквозь, но крохотные капельки ртути проникли меж тонких волосков, застряв в его шерстке. Эль-Ахрейра отряхнулся на ходу, рассыпав тучу серебристых брызг. Несколько зверей попытались задержать его, но кролик выскользнул из их лап и, развернувшись, стремительно понесся к подножию холма. Сбежав по склону, Эль-Ахрейра прорвался через толпу и сел в первом ряду как раз к тому моменту, когда в окружении придворных на площадке появился Король, оглядывая своих подданных.
Перед народом стоял красавец олень. Его гладкая шкура сияла на солнце, как у хорошо ухоженного коня, черные копыта сверкали, а на голове гордо ветвились могучие рога. Весь его торжественный вид и великолепие сразу заставили замолчать гудевшую толпу зверей. Подойдя к середине лужайки, он медленно обвел взглядом всех собравшихся.
Заметив Эль-Ахрейру, сидевшего не более чем в тридцати футах от него, Король обратил внимание на блестящую серебристую шерстку неизвестного животного и принялся внимательно разглядывать чужака.
— Что ты за зверь? — спросил он густым приятным голосом, голосом, не допускающим торопливости, но требующим беспрекословного подчинения.
— Ваше Величество, — отвечал ему Эль-Ахрейра. — Я английский кролик, и я пришел издалека. Уповая на вашу безграничную щедрость, хочу просить вас оказать мне милость.
— Приблизься ко мне, — повелел Король.
Эль-Ахрейра сделал несколько шагов вперед и сел по-кроличьи прямо у сверкающих передних копыт Короля.
— Чего же ты хочешь? — поинтересовался Король.
— Я пришел сюда, чтобы просить за свой народ, Ваше Величество. У нас нет Обоняния — буквально ни у одного кролика. А отсутствие нюха не только мешает нам находить пищу и ориентироваться в пространстве, но и ставит нашу жизнь под угрозу, поскольку мы не можем издали учуять подбирающихся к нам хищников, наших врагов. О, благородный Король, умоляю вас, помогите нам.
Снова воцарилась тишина. Король повернулся к своей свите и обратился к одному из сопровождавших его слуг:
— Скажи, обладаю ли я властью сделать это?
— Да, Ваше Величество.
— А использовал ли я когда-либо данное мне право?
— Никогда, Ваше Величество.
Казалось, Король погрузился в размышления. Потом спокойно и задумчиво проговорил:
— Но это будет означать, что я беру на себя полномочия, которыми обладает только Господин наш Фрис: подарить целому народу отсутствующую у них способность.
Внезапно Эль-Ахрейра закричал во весь голос:
— Ваше Величество! Заклинаю вас, подарите нам Обоняние, и перед всеми собравшимися зверьми я торжественно обещаю вам, что мой народ станет страшным бедствием и наказанием господним для всех людей во всем мире! Мы станем для них бичом, горем-злосчастием и докукой! Мы будем грызть траву, прорывать норы под заборами и портить посевы, досаждая им день и ночь!
Все зверье откликнулось на эти слова радостными возгласами и смехом. Кто-то в толпе заорал во всю глотку:
— Дайте им то, что они просят, Ваше Величество! Пусть кролики станут злейшими врагами человека, так же как человек стал нашим злейшим врагом!
Шум и крики не стихали еще довольно долго, пока Король не положил конец всеобщему гомону, обведя взглядом собравшихся и потребовав тишины. Затем непобедимый олень наклонил свою прекрасную голову и дотронулся носом до Эль-Ахрейры. Могучие ветвистые рога нависли над кроликом, накрыв его на несколько секунд плотным частоколом.
— Да будет так! — провозгласил Король. — Передай мое благословение своему народу, и вместе с ним — Обоняние. Отныне и навеки вы будете владеть им!
И в ту же секунду Эль-Ахрейра почувствовал, что у него появился нюх! Он чуял благоухание влажной травы, запах животных, окружавших его, чувствовал теплое дыхание Короля. Он был настолько преисполнен радости, что с трудом нашел слова благодарности для Короля. Звери дружно зааплодировали Эль-Ахрейре и пожелали ему счастливого пути.
Золотой орел на своих крыльях отнес Эль-Ахрейру домой. Когда кролика опустили на землю и он снова оказался на родном лужке, к нему первым делом подбежал Проказник и еще несколько солдат из его верной Ауслы.
— Какой же ты молодец! Ну какой же ты молодец! — хором кричали они, обступив Эль-Ахрейру со всех сторон. — Теперь у нас у всех есть нюх! У всех без исключения!
— Ну, пошли, хозяин, — потянул его за собой Проказник. — Вы, должно быть, проголодались. Разве вы не чуете сладкий аромат капусты в огороде? Идите за мной — поможете сгрызть ее на корню. Я уже прорыл лаз под забором.
Ну, вот и всё. Но я хочу, чтобы те, кто слушал мой рассказ, крепко запомнили одну вещь: когда будете воровать флейра, то есть зеленые побеги из огорода, знайте, что вы делаете это не только для того, чтобы набить себе брюхо. Вы выполняете торжественную клятву, которую Эль-Ахрейра дал Королю Будущего, и вы поступаете правильно, как и полагается всякому доброму кролику.
2. Сказка о Трех Коровах
Коровы — моя страсть.
Чарлз Диккенс, «Домби и сын»— Не говори ерунды, Пятичка, — сказал Лохмач. Четверо кроликов — Пятик, Лохмач, Виллина и Росинка — беседовали, сидя в «Улье». Стоял прохладный вечер, какие обычно бывают в самом начале лета, и воздух был пропитан влагой. — Ну конечно же, Эль-Ахрейра тоже когда-нибудь станет глубоким стариком — как ты да я, да другие кролики. Иначе и быть не может. Разве он не такой, как все?
— Нет, не такой. Он всегда остается молодым, — ответил Пятый.
— А ты когда-нибудь его видел?
— Ты же знаешь, что нет.
— А кто его родители?
— Нам этого никто не говорил. Но ты, должно быть, помнишь древние предания про те далекие времена, когда мир был еще так молод. Давным-давно, когда Господин Фрис создал животных и птиц и все они еще дружили друг с другом, Эль-Ахрейра тоже был среди них. И что отсюда следует? А то, что Эль-Ахрейра никогда не стареет, — во всяком случае, если и стареет, то не так, как мы.
— А я считаю, что стареет. Еще как стареет! Он не может не стареть.
Спор в «Улье» продолжался так долго, что вокруг маленькой компании собралось множество кроликов. В конце концов, Лохмач подвел итог затянувшейся дискуссии.
— Если он никогда не стареет, как он может быть настоящим кроликом?
— Сдается мне, про это есть какая-то сказка. Только я никак не припомню, о чем она. Напомни-ка мне, Одуванчик, что это за история?
— Ты имеешь в виду сказку об Эль-Ахрейре и Трех Коровах?
— О Трех Коровах? — перебил кроликов Лохмач. — А какое, черт возьми, отношение имеют коровы к Эль-Ахрейре? Ты, наверно, что-то путаешь.
— Ну, если хотите, я могу поведать вам эту историю, — отозвался Одуванчик. — Расскажу ее слово в слово, в точности так, как сам услышал ее в те далекие времена, когда мы еще не перебрались в эти места. Клянусь, что ничего не прибавлю и не убавлю, но даже не буду пытаться объяснить вам, в чем там смысл. Просто послушайте — а выводы уж делайте сами, если хотите. Ничего больше я не могу вам предложить.
— Ты совершенно прав! — воскликнул Лохмач. — Ну давай, рассказывай свою сказку. Ничего себе: Три Коровы!
— Вы все, конечно, знаете, — начал рассказ Одуванчик, — что когда-то Эль-Ахрейра жил на этих самых заливных лугах. Жизнь его мало чем отличалась от нашей: он веселился, грыз зеленую траву и время от времени, если ему хотелось стащить немножко свежей флейра — салата или капусты, — совершал дерзкие набеги на огороды, что располагались у подножья холма неподалеку от большого дома. Счастье, казалось, будет длиться вечно, но вскоре Эль-Ахрейра стал замечать, что с ним творится что-то неладное… Он хорошо понимал, в чем было дело. Он старел. Эль-Ахрейра почувствовал, что его острый слух стал не таким чутким, как в молодости, а правая передняя лапа стала неметь.
И вот однажды поутру, когда Эль-Ахрейра грыз на завтрак свежую сочную траву, он увидел птичку-овсянку, которая кружила над колючими кустами боярышника и можжевельником. Наконец Эль-Ахрейра догадался, что птичка хочет ему что-то сказать. Птичка-невеличка то порхала у него над головой, то молча прыгала с ветки на ветку — она явно робела, не осмеливаясь заговорить с кроликом.
Эль-Ахрейра терпеливо ждал, пока птичка наберется храбрости, чтобы обратиться к нему. И наконец — или это ему показалось? — овсянка ясным и чистым голосом пропела:
Эль-Ахрейра, Эль-Ахрейра, хочешь, дам тебе совет: Как остаться вечно юным и дожить до тыщи лет? Пусть всегда холодной, ясной остается голова, Сердце ж пусть горячим будет и бесстрашным, как у льва.— Подожди, птичка, не улетай! — попросил Эль-Ахрейра. — Объясни мне, что все это значит и что мне нужно делать?
Но овсянка упорхнула прочь, повторив напоследок свою незамысловатую песенку:
Эль-Ахрейра, Эль-Ахрейра, хочешь, дам тебе совет: Как остаться вечно юным и дожить до тыщи лет? Пусть всегда холодной, ясной остается голова, Сердце ж пусть горячим будет и бесстрашным, как у льва.Эль-Ахрейра присел на траву и задумался. Храбрости ему не занимать, рассуждал кролик про себя, но где он должен найти себе применение? И в чем? Какие великие дела его ждут? Как он может проявить свою смелость? В конце концов Эль-Ахрейра решил, что пора ему отправиться в путешествие и найти ответ.
Он спрашивал всех, кто попадался ему на пути, — и птиц, и жуков, и пауков, и даже желто-коричневую гусеницу, — и задавал им один и тот же вопрос: что нужно сделать, чтобы не стареть? Но никто не мог дать ответа. Много дней бродил Эль-Ахрейра по белу свету, и как-то раз повстречался ему на пути старый заяц, который сидел, подогнув задние лапы, на клочке зеленой травы. Был этот заяц весь в каких-то шишках и бородавках. Не говоря ни слова, он долго смотрел на путешественника; наконец Эль-Ахрейра, собравшись с духом, решился к нему обратиться.
— Попробуй слетать на Луну, — буркнул в ответ старый заяц, косо взглянув на него.
Эль-Ахрейра понял, что старый заяц знает больше, чем говорит, и подумал, что надо надавить, чтобы тот сказал ему всю правду. Подойдя к зайцу поближе, Эль-Ахрейра произнес:
— Ты больше меня и бегаешь быстрее меня, но я обязательно заставлю тебя рассказать мне все, что ты знаешь, чего бы мне это ни стоило. Наверное, ты думаешь, что я один из глупых, любопытных кроликов, который пришел попусту отнимать у тебя время. Но это не так. Я хочу найти ответ загадки, которая, как заноза, глубоко засела у меня в сердце.
— Мне тебя жаль, — посочувствовал заяц. — Ты сам себе поставил невыполнимую задачу: пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Зря только силы тратишь на дурацкие поиски.
— Нет, ты все-таки скажи, что мне следует делать, и я выполню все в точности, как ты велишь.
— Ну, есть один способ узнать то, что ты хочешь. Можешь попробовать. Тайну эту хранят Три Коровы, и никто, кроме них, о ней никто ничего знать не знает и ведать не ведает. Слышал когда-нибудь о Трех Коровах?
— Нет, — отвечал Эль-Ахрейра. — У нас, кроликов, с коровами нет ничего общего. Я, конечно, видел коров, но никогда не имел с ними дела.
— Я понятия не имею, где их можно найти, — продолжал старый заяц. — Но если тебе удастся узнать тайну, которую скрывают Три Коровы, — твои поиски обязательно увенчаются успехом.
И на этом старый заяц, прекратив беседу с Эль-Ахрейрой, погрузился в сон.
Где бы ни оказался Эль-Ахрейра, везде и всюду он пытался разузнать, где найти Трех Коров, но в ответ слышал лишь издевки и насмешки. И тогда Эль-Ахрейра понял, что своими вопросами он выставляет себя на посмешище. Иногда его нарочно вводили в заблуждение, посылая в такие места, где коровы отродясь не водились, и тогда он огорчался, что его обвели вокруг пальца, приняв за простачка. Но, несмотря ни на что, Эль-Ахрейра и не собирался сдаваться.
Однажды, в начале мая, когда день стал клониться к вечеру, Эль-Ахрейра отдыхал в тени цветущей дикой сливы. Небо было безоблачным, но закатное солнце уже тонуло в серебристой сумеречной дымке. И вдруг прямо над головой Эль-Ахрейра услышал знакомый щебет маленькой певуньи, прятавшейся в густых нижних ветвях дерева.
Эль-Ахрейра, глянь вокруг: Зеленеет пышный луг, Одуванчики цветут… Отдохни немножко тут После долгого пути — Дальше незачем идти. Под холмом темнеют ели — Значит, ты почти у цели.— Ах, что ты такое говоришь, маленькая птичка-овсянка! — тотчас же вскочив, воскликнул Эль-Ахрейра. — Скажи мне, где это место? В какой стороне?
Перья, лапки, клюв и хвост! Ключ к отгадке очень прост! Ты окинь окрестность взглядом: Под холмом, почти что рядом, От тебя наискосок — Заколдованный лесок. Там — одна из трех корю в. Все. Счастливо. Будь здоров.Допев свою песенку, овсянка улетела прочь, и Эль-Ахрейра опять остался один посреди цветущего луга, где распускались первоцветы: кровохлебки и дикие пурпурные орхидеи. Кролик пребывал в недоумении: он точно знал, что никакого леса рядом с холмом не было. Он решил спуститься к подножью холма — и вдруг, к своему огромному удивлению, у самой кромки занивных лугов увидел густой черный лес! А на опушке, там, где начиналась непроходимая чаща, лежала огромная пестрая корова — бурая с белыми пятнами! Таких больших коров Эль-Ахрейра сроду не видел!
Кролик сразу понял, что это та самая волшебная корова, которую он так долго искал, и что лес этот — тоже заколдованный. Иначе и быть не могло! Он же своими собственными глазами видел, что никакого леса тут вовсе не было! Что ж, решил Эль-Ахрейра, если он хочет найти то, что ищет, придется войти в этот зачарованный лес.
Медленно и осторожно Эль-Ахрейра подошел к лежавшей корове. Он ведь не знал, что у нее на уме: а вдруг корове придет в голову наброситься на него, тогда ему придется улепетывать со всех ног (что-что, а уж это он умел делать намного лучше других!) Но корова, ничего не говоря, лишь уставилась на него своими круглыми, как плошки, глазищами.
— Да благословит вас Господин Фрис, матушка! — приветствовал ее Эль-Ахрейра. — Не скажете ли вы мне, как пройти через лес?
Корова молчала так долго, что Эль-Ахрейра уже начал сомневаться, слышит ли она вообще. Наконец она произнесла:
— Через этот лес прохода нет.
— Но я должен пройти! — отвечал Эль-Ахрейра.
Оглядевшись, Эль-Ахрейра заметил, что чаща и впрямь была непроходимой: уже на подступах к лесу опушка поросла густо переплетенными колючими кустарниками, стоявшими такой плотной стеной, что даже маленькому лесному жучку было бы трудно найти крохотную лазейку в сплошном зеленом месиве. Только за спиной у коровы виднелся проем, но животное занимало его целиком. «Может, она подвинется?» — подумал Эль-Ахрейра, но его сразу же одолели сомнения: разве корова не сказала ему, что прохода нет?
Наступила ночь, но корова так и не сдвинулась с места. И на следующее утро она лежала там же, не меняя позы. Эль-Ахрейра давно понял, что перед ним — волшебная корова, потому что она не нуждалась ни в еде, ни в питье. И тогда он решил придумать какую-нибудь уловку Корова продолжала молча смотреть на него своими темно-карими глазами, но Эль-Ахрейра встал и медленно отошел в сторону. Немного побродив по опушке, он наконец увидел одно местечко, где купы деревьев, под которыми цвела ежевика, отступали от прямой линии, образуя изгиб. Эль-Ахрейра надеялся найти точку, где обрывается лесная стена, чтобы завернуть за угол и обогнуть чащу, но деревьям не было конца и края. Он прошелся вдоль леса до впадины и бегом вернулся назад, к огромной пестрой корове.
— Вы уверены, что никто не ходит по вашему лесу, матушка? — поинтересовался кролик.
— Никто не м-м-м-может войти в м-м-м-мои владения, — промычала корова. — Это священный заповедный лес, я берегу его во имя нашего Господина Фриса, он заколдован Солнцем и Луной.
— Ну, про это я ничего не знаю, — храбро отвечал Эль-Ахрейра, — а знаю вот что: тут, неподалеку, сразу за углом, я видел парочку барсуков, и они явно пытались войти в лес. Они рыли землю, как бешеные, и клянусь, не пройдет и нескольких минут, как они…
— Ничего у них не выйдет, — перебила Эль-Ахрейру пестрая корова. — Впрочем, пойду посмотрю, что они там делают, и велю им сейчас же перестать!
Не успела гигантская буренка завернуть за угол, как Эль-Ахрейра, не теряя ни минуты, бросился в открытый проем. Вскоре он очутился в каком-то странном месте.
Таких диковинных зарослей кролик еще никогда не видел. Прежде всего, лес был полон загадочных звуков, и эти вздохи и шорохи его пугали. Может, он слышал шелест деревьев в чаще, а может, там ходили какие-то звери, но кто скрывался в тени, он никак не мог определить. Более того, он не обнаружил ни единой тропинки или дорожки. Пару раз Эль-Ахрейре померещилось, что он чует запах воды, но, подойдя поближе к заветному месту, кролик обнаруживал, что ошибся. Итак, Эль-Ахрейра совсем запутался. Раньше ему казалось, что кролику с такими знаниями и опытом, как у него, очень просто сориентироваться даже в незнакомом лесу, но теперь он понял, что лишь впустую ходит кругами. Он постоянно слышал гул, шепот и ропот, хотя прекрасно понимал, что никого рядом с ним нет: ни птицы, ни зверя, ни насекомых.
Четверо суток, а может, и целую тысячу — хрейр по-кроличьи — бродил Эль-Ахрейра без маковой росинки во рту, потому что в этом жутком лесу не росла трава. Не раз приходило ему в голову, что хорошо бы вернуться назад, да он не знал, как пройти. Одним словом, Эль-Ахрейра попал в западню: ни туда, ни сюда. И вот однажды вышел он к крутому склону одиноко высившейся горы, у подножья которой тек крохотный, почти заросший ручеек. Кролик решил идти по течению, держась тонкой струйки, в надежде, что рано или поздно ручей выведет его из леса, хотя и неизвестно, с какой стороны.
Двое суток подряд кролик шел вдоль ручейка и так ослабел, что ноги его подкосились, он рухнул на землю и провалился в глубокий сон. Проснувшись, Эль-Ахрейра заметил, что где-то впереди, дальше по течению ручья, виднеется просвет. Еле передвигая ноги, принц пошел к тусклому белому пятну, еле различимому во мраке, и наконец добрался до болотистого места, а дальше, за трясиной, где ручей выбегал из леса, расстилались бескрайние заливные луга, на которых росла сочная зеленая трава. Такой вкусной калужницы Эль-Ахрейра еще никогда не пробовал! Наевшись и напившись, кролик отыскал себе норку на берегу речки, забрался в нее и крепко заснул. Проспал он целые сутки.
Очнувшись от сна, Эль-Ахрейра походил по широкому лугу. Каких цветов и трав там только не было! Лютики и колокольчики, разноцветные орхидеи и маргаритки, калган и кровохлебка! Силы начали возвращаться, и кролик задумался, в какую сторону теперь ему нужно идти. Он прилег отдохнуть у журчащей воды и снова задремал под кустом пахучей валерианы. Его разбудил знакомый голос. Эль-Ахрейра очень удивился, увидев у ручья маленькую овсянку, кружившую над молодой порослью.
— Эль-Ахрейра! Эль-Ахрейра! — звала его птичка.
Эль-Ахрейра, хватит спать! Собирайся в путь опять! Не отлеживай бока! Лучше поищи быка!Услышав такие слова, Эль-Ахрейра удивился еще больше. Он думал, что теперь ему надо найти Вторую Корову, хотя он даже не представлял себе, где ее можно сыскать. Но кролик доверял своей маленькой помощнице — птичке-невеличке, поэтому отправился в новое путешествие. Шел он по цветущей равнине, чувствуя себя в полной безопасности, поскольку никаких других животных на этих зеленых просторах не водилось. Он был так спокоен и уверен в себе, что даже рискнул заночевать под открытым небом.
Прошло двое суток. На третий день кролик добрался до пастбища, где вся трава была истоптана и обгрызена. Эль-Ахрейра поднял глаза и прямо перед собой увидел Белого Быка. Никогда в жизни кролик не встречал такого красивого и благородного создания! Его огромные глаза были синими, как небо, длинные изогнутые рога сверкали на солнце, будто отлитые из чистого золота, а шкура сияла белизной, напоминая легкие перистые облачка, проплывающие над головой в погожий летний день.
Эль-Ахрейра дружески поздоровался с величественным животным — он был уверен, что Белый Бык не причинит ему зла. Сидя рядом на травке, они болтали о пустяках: о цветах и о солнечном свете.
— Вы здесь один живете? — спросил быка Эль-Ахрейра.
— Увы! — воскликнул Белый Бык. — Я одинок! Но я так мечтаю о подруге! Господин Фрис давным-давно обещал познакомить меня с той, кого называют Второй Коровой, но мне никак не добраться до нее: место, где она живет, окружено широкой каменной грядой: сплошные остроконечные скалы и угловатые валуны. Я лишь пораню ноги да сломаю копыта, пытаясь преодолеть препятствие. Много-много месяцев живу я здесь в полном одиночестве! Ах, как жестока моя судьба! Я никак не могу перебраться через эту ужасную каменную преграду!
— Покажите мне, где она находится, — попросил Эль-Ахрейра. — Там, где бык не пройдет, кролик точно проберется.
Белый Бык долго вел его по равнине, и наконец они подошли к ложбине, о которой говорил его новый друг. Там кролик увидел вздыбленную груду гигантских ребристых каменюк, растянувшуюся на многие мили.
— Ни один бык не сможет здесь пройти, — печально вздохнул белый гигант. — Увы! Это единственный путь ко Второй Корове!
— Говорю вам, — повторил Эль-Ахрейра, — кролик проберется там, где быку не пройти. Я пойду туда один, мой дорогой друг, и вскоре принесу вам известие о том, что видел.
И вот Эль-Ахрейра пустился в путь. Он переползал через зубчатые обломки гранита, петлял среди неровных грубых валунов, часто останавливаясь, чтобы выбрать более удобный маршрут. Три дня и три ночи карабкался он на каменные глыбы, обдирая себе бока, или протискивался в узкие щели меж скалистых громад. И вот под конец четвертого дня кролик увидел перед собою равнину, расстилавшуюся за каменной грядой, на которой стояла Вторая Корова.
Она была стройная и грациозная, но вид у несчастного животного был такой печальный, что Эль-Ахрейра не мог ее не пожалеть. Он весело поздоровался с коровой, но та едва кивнула в ответ. Унылым голосом промямлила, что кролик может угоститься тощей травой, которая здесь растет, а затем, если хочет, прилечь и отдохнуть на берегу. Утром кролик снова пытался заговорить с ней, но корова была настолько погружена в свои горестные мысли, что почти его не слышала.
Эль-Ахрейра несколько дней гостил у несчастной коровы, но не смог придумать ничего, чтобы развеять ее тоску-печаль. И вот однажды, гуляя со своей угрюмой подругой по тощему лужку, он заметил, что прямо у нее из-под ног, в тех местах, где ступали копыта, вырастают острые каменные обломки! И тогда Эль-Ахрейра догадался, в чем секрет! Корова была заколдована! Сердце у коровы было каменное, и все булыжники, глыбы и валуны, что топорщились вокруг, создавая непроходимую гряду, становились отражением ее жесткого сердца.
Эль-Ахрейра, не жалея ни времени, ни сил, пытался утешить и подбодрить несчастную Вторую Корову. Он рассказывал ей о красоте заката, которым можно любоваться на берегу ручья, где кружит мелкая рыбешка; говорил о том, как наливаются стебли травы и распускаются бархатцы у пруда, описывал вкус зеленого щавеля и сочных лютиков, растущих на пышных лугах, где долгими летними днями пасутся коровы, отмахиваясь от мух хвостом. И еще он поведал о том, как резвятся телята, прыгая и играя на траве. Эль-Ахрейра рассказывал обо всем светлом и радостном, чтобы хоть немножко поднять корове настроение.
Поначалу Вторая Корова почти не обращала внимания на кроличью болтовню, но дни шли за днями, лил дождь и светило солнце — и мало-помалу сердце коровы смягчилось. И вот, наконец, настал тот вечер, когда Вторая Корова попросила Эль-Ахрейру вывести ее из этого гнетущего места. Кролик с радостью пообещал ей помочь. И тут произошло настоящее чудо! На следующее утро, когда они подошли к границе каменной стены из валунов, твердая порода внезапно начала крошиться и буквально на глазах разваливаться на куски — и прямо под ногами у них из земли показалась зеленая трава! Это значило, что сердце коровы оттаяло навсегда.
Медленно и осторожно вел Эль-Ахрейра Вторую Корову через каменную насыпь, и неподъемные скальные обломки, веками слагавшие ее, тотчас рассыпались перед путешественниками в прах. Спустя сутки оба они выбрались из глубокого оврага на поляну, утопавшую в буйных зарослях травы: повсюду были рассыпаны синие колокольчики, вился по земле вьюнок, а посреди этого яркого, цветущего островка, с нетерпением ожидая свою невесту и кролика, стоял Белый Бык.
Все были счастливы. Эль-Ахрейра долго жил на бескрайней равнине: он провел там всю следующую зиму и лето. А когда наступила осень, Вторая Корова родила прелестную телочку, которую назвали Белорожкой.
Белорожка очень подружилась с Эль-Ахрейрой, и по вечерам кролик рассказывал ей истории про колонию, где когда-то жил, и про приключения, выпавшие на его долю, прежде чем он отправился искать молодость. И вот однажды, когда Эль-Ахрейра говорил маленькой телочке о том, как ему удалось провести огромного и свирепого пса по имени Волкодав, над зарослями можжевельника снова пролетела птичка-овсянка. Сев на ветку, она запела:
Лето быстро пролетело, Скоро выпадет снежок. Нечего сидеть без дела — В путь пора тебе, дружок!— А-а, это опять ты, птичка-невеличка! — отозвался Эль-Ахрейра. — Неужели ты хочешь, чтобы я бросил своих друзей? Мне здесь так хорошо!
Но овсянка продолжала петь свою песенку.
Холода не за горами, — В зиму лютую снегами Запорошен будет луг: И замерзнет все вокруг. Эль-Ахрейра, не сдавайся! Собирайся! Отправляйся! В дождь, в жару и в холода Будь настойчивым всегда!Итак, Эль-Ахрейра, опечаленный тем, что ему скоро придется расстаться с друзьями, подошел к ним и сказал, что пришла пора ему пуститься на поиски Третьей Коровы.
— Будь осторожен, Эль-Ахрейра, — напутствовал его Белый Бык. — Будь очень осторожен. Я много слышал о Третьей Корове и должен сказать, что она совсем не похожа на других. Третья Корова живет на Краю Света, и если захочет, может проглотить весь земной шар вместе с теми, кто на нем живет. Зачем подвергать себя такой страшной опасности? Оставайся лучше с нами и будь счастлив.
Эль-Ахрейра задумался: его подвергали искушению; но, поразмыслив, кролик решил, что овсянка совершенно права: настало время приниматься за поиски Третьей Коровы.
— Если ты все-таки решил идти, возьми с собой Белорожку, — посоветовала Вторая Корова. — Она будет тебе верным другом и товарищем. Кроме того, наша дочка может охранять тебя и делить с тобой все тяготы путешествия. Прошу только об одном: береги ее. Она очень дорога нам, но для тебя, мой милый кролик, я готова сделать все, что в моих силах!
И вот кролик и телочка отправились в путь вместе. Как мне рассказывали, эта часть путешествия была для Эль-Ахрейры самой трудной: путь их лежал через крутые высокие горы и наводящие ужас пустынные равнины, покрытые глыбами вздыбившихся льдин. Там лютовала зима, и наши путешественники часто страдали от голода и холода.
Эль-Ахрейра, прижимаясь к теплому боку Белорожки, думал, что без нее он давно бы замерз и умер. Даже птичка-овсянка вынуждена была покинуть их, потому что она не смогла бы выжить в трескучие морозы, свирепствовавшие по ночам.
Еще много месяцев тянулась жестокая зима, но наконец Эль-Ахрейра и Белорожка, от которых остались лишь кожа да кости, спустились с пологого холма и оказались в стране Третьей Коровы.
Нужно заметить, что Третья Корова и была Концом Света. В той местности, где они оказались, все было занято Третьей Коровой: ее копытами, рогами, ушами и хвостом. Куда бы они ни пошли, везде и всюду лежала Третья Корова, ибо она заполняла весь мир и сама была этим миром. Несколько суток подряд путешественники искали коровью голову, и наконец им удалось ее отыскать: гигантские глазищи, пялившиеся на них, ноздри чудовищной величины и широченный, зияющий провал вместо пасти, напоминавший разверстую пропасть.
— Чего ты хочешь, Эль-Ахрейра? Что ты ищешь?
— Я ищу свою молодость, — признался кролик.
— Я давно проглотила ее, — отвечала Третья Корова. — Я проглотила твою молодость, как и все остальное в этом мире. Имя мое — Время, а время пожирает всех, и ни одному живому существу этого не избежать. — Тут корова, зевнув, проглотила полсуток.
Эль-Ахрейра молча повернулся к Белорожке: телочка, трясясь от страха, стояла подле него.
— Я пришел за своей молодостью и хочу ее обрести.
— Не ходи, Эль-Ахрейра! — взмолилась юная телочка. — Ты заблудишься! Я точно знаю! Оставайся со мной! Давай лучше вернемся обратно к моим добрым родителям и будем жить счастливо на зеленом лугу!
Эль-Ахрейра не сказал больше ни слова. Как только корова разинула пасть, кролик бросился вперед и исчез в ярко-красном зеве, подобном огненной пропасти.
Никто не знает и не узнает никогда, что делал Эль-Ахрейра, путешествуя по коровьим внутренностям — кишкам, сердцу и желудку, — поскольку история об этом умалчивает. Я думаю, нет таких слов, которыми можно было бы описать те мрачные странствия, бесформенные, как сны, что выпали на его долю, поскольку он бродил по прошлому, по тому, что Третья Корова сглотнула за долгие годы. Какие опасности встречались ему на пути? Каких чудовищ сумел он победить или перехитрить? Чем он питался? Мы этого никогда не узнаем. Он сам стал мимолетным сном, бродячим фантомом прошлого. История также умалчивает, смог ли Эль-Ахрейра вспомнить, кем он был когда-то. Третья Корова — это то, что лежит далеко за пределами понимания кроликов.
Наконец, измученный и ослабевший от бесконечных странствий по кишкам Третьей Коровы, Эль-Ахрейра добрался до склона холма, у подножья которого мерцал призрачный тусклый свет. А дальше плескалось озеро — светящийся изнутри водоем, полный золотого молока. Место это оказалось не чем иным, как коровьим выменем; и молоко Третьей Коровы было наполнено благодатью многих прошедших лет и теплом всех солнц, когда-либо сиявших на свете. Это и было Молоко Молодости.
Как зачарованный, Эль-Ахрейра глядел на удивительное озеро и не мог наглядеться. Внезапно у него закружилась голова, лапки подкосились, и — сам не зная как — Эль-Ахрейра оказался в купели юности, полной золотого молока!
Окунувшись с головой, кролик чуть не пошел на дно. Но он не собирался сдаваться без боя. Сражаясь с незнакомой стихией, Эль-Ахрейра отчаянно барахтался, колотил лапками по молоку, однако выплыть ему никак не удавалось. Силы оставили его: он начал тонуть. Кролик уже приготовился к самому худшему, как вдруг в самый последний момент он почувствовал, что его засосало в гладкостенную трубу, а из нее он попал в теплую и влажную коровью пасть. Через несколько секунд Эль-Ахрейра, задыхаясь и отплевываясь, уже лежал на зеленой лужайке, а над ним, склонившись, стояла Белорожка. Эль-Ахрейра, дохнув свежего воздуха, огляделся вокруг. Рядом с ним вздымалось необъятное, округлое коровье вымя. Он понял: это Белорожка спасла его, втянув в себя молоко через один из гигантских сосков Третьей Коровы.
Эль-Ахрейра почувствовал прилив новых сил: он опять стал молодым! От радости кролик пустился в пляс, топча траву. Он скакал по камням как бешеный, орал песни, сам не понимая, что поет, а Белорожка вторила ему. И вскоре они, весело распевая, повернули обратно к дому.
Дорога домой оказалась короткой. Наступило лето, и они могли передвигаться раза в три быстрее, чем зимой, тем более что их приключения, к счастью, подошли к концу. Но в самом конце путешествия произошла одна очень странная штука. Когда Эль-Ахрейра вместе со своей подружкой подошли к тому месту у подножия холма, где раньше лежала Первая Корова, оказалось, что никакого заколдованного леса там нет и в помине! Он просто-напросто исчез. Вот уж действительно, будто корова языком слизала! И самой Первой Коровы они не обнаружили. Она испарилась так же таинственно, как появилась, и с тех самых пор ее никто и никогда больше не видел. Но птичка-невеличка там была! Усевшись на колючем кусте боярышника, овсянка напоследок спела вот такую песенку:
Эль-Ахрейра! Друг сердечный! Тайну молодости вечной Разгадал ты наконец! Поздравляю! Молодец!— Ну и дела! — воскликнул Лохмач. — Коровы и впрямь оказались чудесными! Как глупо с моей стороны было думать, что Эль-Ахрейра пустился в путешествие ради обыкновенных коров! А что стало с Белорожкой? Она тоже осталась вечно юной?
— История об этом умалчивает, — с важным видом заключил Одуванчик. — Но я уверен, что Эль-Ахрейра никогда не забывал и не забудет свою верную подругу, которая так много для него сделала.
3. Сказка о короле Кро-Кро
Известно всем, что слава быстротечна:
Ее расцвет не может длиться вечно.
И — признаюсь — лишь тем был славен я,
Какие были у меня друзья.
У. Б. Йейтс, «Повторное посещение городской галереи»Над Уотершипским холмом шел дождь. Все небо было обложено дымными тучами, и струи воды хлестали по зеленой лужайке и по кронам берез. Орех и его друзья, укрываясь от непогоды, уютно устроились в подземном «Улье». Все кролики были заняты делом: одни приводили себя в порядок, чистя шерстку, другие беседовали, вспоминая теплые солнечные дни. Кихар, прилетевший с юга несколько дней назад, сидел неподалеку от кроликов, светясь тихой радостью.
— А кто будет рассказывать сказку? — спросил Лохмач, перекатываясь с боку на бок. — Одуванчик?
— Только не я! Пусть для разнообразия это будет кто-нибудь другой, — запротестовал Одуванчик. — Колокольчик, расскажи нам историю, которую ты рассказывал мне в прошлом году: как Эль-Ахрейра воевал с королем Кро-Кро. Я точно знаю, они ее не слышали.
— Эль-Ахрейра вел войну один-единственный раз в жизни, — сказал Колокольчик. — Первый и последний.
— А кто победил? — поинтересовался Серебристый.
— Ну конечно, он! Эль-Ахрейра смог выиграть войну только потому, что он очень умный и хитрый кролик. Не будь он таким умным, нас бы тут не было.
— Как известно, — продолжал повествование Колокольчик, — кролики никогда не воюют, и Эль-Ахрейре тоже никогда не приходилось вести войну, просто не было никакой необходимости. Жизнь текла безмятежно и счастливо, но вот однажды, когда он лежал на зеленой травке, греясь на солнышке, неожиданно грянула беда. К нему, задыхаясь, прибежал Проказник, и по его виду Эль-Ахрейре сразу стало ясно, что случилось что-то ужасное.
— Мой господин! — еле переводя дух, пробормотал Проказник. — На нас идет целая туча незнакомых кроликов — их тысячи тысяч! Они сожрут всю траву на нашем холме и выселят нас из наших нор! Нужно уносить ноги! Другого выхода нет! Бежим!
— Я никогда и никуда не бегу, — лениво потягиваясь, отвечал Эль-Ахрейра. — Я должен сам увидеть, что это за кролики. Пусть идут сюда.
И несколько секунд спустя он увидел целые полчища кроликов, поднимавшихся по Уотершипскому холму. Они шли сплошной стеной: под их серыми шубками даже не было видно зеленой травы. А в центре кроличьего войска Эль-Ахрейра заметил гигантского кролика — ростом никак не меньше зайца. Приблизившись к Эль-Ахрейре, предводитель кроличьей армии оскалился, обнажив острые клыки.
— Это ты — Эль-Ахрейра? — грозно спросил великан. — Выметайся-ка отсюда подобру-поздорову, покуда цел! Теперь это мой холм, и мои кролики будут жить здесь!
Эль-Ахрейра внимательно оглядел кролика с головы до хвоста.
— А ты кто такой? — задал ему встречный вопрос Эль-Ахрейра. — И как тебя зовут?
— Я король Кро-Кро, — так меня называют. А полное мое имя — КРОвожадный КРОлик! Я главнокомандующий огромной армией, предводитель кроликов, а также крыс, мышей, горностаев и куниц. Теперь все твои кролики перейдут в мое подчинение!
Эль-Ахрейра понимал, что в тот момент не имело никакого смысла вступать в схватку с королем Кро-Кро, поэтому, не сказав ни слова, развернулся и пошел прочь, тем самым дав себе время хорошенько обдумать план действий. Не прошел Эль-Ахрейра и нескольких шагов, как к нему, топча траву, снова подскочил взбаламученный Проказник.
— Ой-ой-ой! Хозяин! — заорал Проказник. — Этот подлец, король Кро-Кро, захватил вашу подругу крольчиху Нураму! И хочет навсегда оставить ее у себя!
— Что? — с негодованием воскликнул Эль-Ахрейра. — Нураму? Я разорву его на клочки!
— Только как вы это сделаете? Не представляю себе. Его кролики заполонили весь холм, в его армию входят даже крысы, мыши, куницы и горностаи, которых он когда-то захватил в плен. Боюсь, никаких шансов у вас нет, мой господин Эль-Ахрейра.
Сердце у Эль-Ахрейры упало — никогда раньше не слышал он таких слов от своего верного слуги. Поразмыслив, Эль-Ахрейра решил отправиться к Принцу Радуге за советом; ведь принц давным-давно отдал Уотершипский холм ему и его кроликам в вечное владение, обещав, что они могут спокойно жить там до конца времен.
Эль-Ахрейра пришел к Принцу Радуге вскоре после полудня — На-фрита по-кроличьи — и поведал ему свою печальную историю.
— Боюсь, я ничем не могу помочь тебе, Эль-Ахрейра, — проговорил Принц Радуга, выслушав кролика до конца. — Ты должен сам одолеть короля Кро-Кро. Другого способа нет.
— Но как? — растерялся Эль-Ахрейра. — У короля Кро-Кро воинов больше, чем маргариток на нашем лугу! Но скоро там ни одного цветочка не останется, потому что они сожрут всю траву.
— Хочешь совет, Эль-Ахрейра? — спросил Принц Радуга. — Не ты один ненавидишь тиранов. У этого Кро-Кро наверняка есть множество врагов не только среди кроликов. Чтобы побороть его, тебе нужны друзья и союзники.
Слова Принца Радуги мало успокоили Эль-Ахрейру, но он был так зол на короля Кро-Кро из-за похищения красавицы Нурамы, что готов был пойти на все, лишь бы одолеть врага. Победа или смерть! — решил кролик и отправился обратно к родному холму.
По дороге домой Эль-Ахрейра заметил кошку, гревшуюся на солнышке. Вид у кошки был вполне дружелюбный, и когда Эль-Ахрейра проходил мимо, она спросила:
— А куда это ты идешь, Эль-Ахрейра?
— Иду к этому мерзавцу, королю Кро-Кро. Душу из него вытрясу, но заставлю вернуть мне мою ненаглядную крольчиху, чего бы мне это ни стоило.
— Тогда я иду с тобой! — решила кошка. — Я слышала, что этот Кро-Кро любит топить котят.
— Прыгай ко мне в ухо! — предложил кошке Эль-Ахрейра. Кошка, прыгнув к нему в ухо, свернулась калачиком и задремала, а Эль-Ахрейра двинулся дальше.
Шел он, шел — и вскоре встретил колонию муравьев.
— Куда это ты направляешься, Эль-Ахрейра? — спросили муравьи.
— Хочу свернуть шею этому подлецу, королю Кро-Кро. Пусть вернет мою любимую крольчиху Нураму!
— Мы тоже пойдем с тобой, — заявили муравьи. — С королем Кро-Кро давно пора кончать. Его наглые кролики ни с того ни с сего разворошили наш муравейник.
— Ну, тогда прыгайте ко мне в ухо, — скомандовал Эль-Ахрейра. — Оп-пля!
Муравьи быстренько запрыгнули в ухо Эль-Ахрейры, и все вместе они пошли дальше.
Через некоторое время Эль-Ахрейра увидел парочку крупных черных ворон.
— Куда это ты идешь, Эль-Ахрейра? — остановили его вороны.
— Хочу разорвать на клочки одно гнусное чудовище — короля Кро-Кро — и освободить мою драгоценную подругу, крольчиху Нураму.
— Ну, тогда мы идем с тобой, — заявили вороны. — Об этом Кро-Кро мы не слыхали ничего хорошего. Он тиран и отъявленный негодяй.
— Тогда прыгайте ко мне в ухо! — предложил воронам Эль-Ахрейра. — Мне без вас не обойтись! — И они пошли дальше.
Долго ли, коротко ли шли они, шли и вышли к реке.
— Здорово, Эль-Ахрейра! — сказала река. — Куда это ты идешь? Вид у тебя такой свирепый!
— Я и вправду трясусь от злости, — откликнулся Эль-Ахрейра. — Хочу вышибить мозги у этого вонючего придурка, короля Кро-Кро. Пускай возвращает мою милую крольчиху Нураму!
— И я пойду с тобой, — молвила река. — До меня дошли слухи об этом так называемом короле. Мне даже имя его произносить неохота. Он слишком много о себе воображает.
— Ну, давай прыгай ко мне в ухо! — обрадовался Эль-Ахрейра. — Нет, не в левое, а в правое! Вот сюда! Я просто счастлив, что ты тоже идешь со мной!
Вскоре после этого Эль-Ахрейра подошел к холму, занятому королем Кро-Кро и его жирными кроликами, которые жадно пожирали чужую траву.
— А-а, это опять ты, Эль-Ахрейра, — чавкая, пробормотал король Кро-Кро, рот у него был набит ворованными лютиками и ромашками. — Я же попрощался с тобой сегодня утром. Чего тебе надо?
— Ты — мерзкая, гнусная тварь! — рявкнул Эль-Ахрейра. — Сейчас же отдавай мою крольчиху Нураму и выметайся с моего холма!
— Ах ты наглец! — взорвался король Кро-Кро. — Хватайте его и заприте на ночь с Мышами-Крепышами и Крысами-Загрызами! Посмотрим, что от него к утру останется!
Как только стемнело, Эль-Ахрейра завел вот такую песенку:
Выходи из уха, кошка! Поохотишься немножко! Здесь полным-полно мышей, Прогони их всех взашей! Вылезай скорей, кис-кис! Загрызи противных крыс!И кошка тотчас выпрыгнула из уха! Мыши и крысы немедленно разбежались во все стороны, но киска, не теряя ни минуты, набросилась на них и передушила всех до единой. Затем она залезла обратно в ухо Эль-Ахрейры и улеглась спать. Эль-Ахрейра тоже спокойно заснул.
Когда настало утро, король Кро-Кро приказал своим кроликам:
— Пойдите принесите мне обглоданный скелет Эль-Ахрейры! Посмотрим, что от него осталось! А потом выбросите кости на траву.
Каково же было удивление кроликов, когда вместо скелета они увидели самого Эль-Ахрейру, целого и невредимого! Напевая песенку, он сидел посреди груды дохлых мышей и крыс.
— Где этот мерзкий король? — спросил Эль-Ахрейра. — Передайте ему, что я требую вернуть мою крольчиху!
— Ты ее не получишь! — объявил король. — Хватайте его и заприте вместе с куницами-убийцами из моей гвардии! Пусть получит по заслугам! Будет знать, как приставать ко мне с наглыми требованиями!
И вот стражники, схватив Эль-Ахрейру, заперли его вместе с куницами-убийцами.
Но когда наступила полночь, Эль-Ахрейра спел вот такую песенку:
Вызываю я ворон Нанести врагам урон. Одолеет пара птиц Злое полчище куниц! Наступило ваше время: Клюйте их с размаху в темя, Не жалея головы! Скоро будут все мертвы!И вороны тотчас же вылетели из уха Эль-Ахрейры и до смерти заклевали куниц-убийц. Покончив с ними, вороны спокойно вернулись в ухо, и Эль-Ахрейра лег спать.
На следующее утро король Кро-Кро сказал своим приспешникам:
— Думаю, куницы разделались с этим нахальным кроликом. Пойдите посмотрите, что от него осталось.
Жирные воинственные кролики пошли смотреть на труп Эль-Ахрейры. Но к изумлению своему, увидели, что он, живехонек-здоровехонек, танцует над телами дохлых куниц, громко требуя вернуть ему его ненаглядную крольчиху.
— Я не потерплю такой дерзости! — взорвался король Кро-Кро. — Сегодня же ночью я покончу с ним раз и навсегда! Хватайте его и заприте со свирепыми горностаями!
Стражники схватили Эль-Ахрейру и заперли его со свирепыми горностаями.
Дождавшись полуночи, Эль-Ахрейра запел:
Муравьишки, ваш черед! Всем отрядом — марш вперед! Кто там первый? Налетай! Ждет расправы горностай! Я прошу о малости: Жальте их без жалости! Пусть скорей помрут от яда, Так им, стервецам, и надо!И по команде Эль-Ахрейры из его уха вылезла целая туча муравьев. Они тихо подползли к свирепым горностаям и дружно ужалили их со всей силы! Горностаи, взвыв от боли, тут же упали замертво.
На следующее утро, как и во все прошедшие дни, король Кро-Кро послал слуг с заданием: принести ему тело убитого Эль-Ахрейры. Но Эль-Ахрейра сам пришел к королю и сказал:
— Ты сопливое ничтожество, а не король! Сейчас же, негодяй, отдавай мою крольчиху!
«Как у этого хитрюги Эль-Ахрейры все так здорово получается? — подумал король. — Выясню это любой ценой».
— На ночь привяжите этого кролика рядом с моей постелью, — велел король Кро-Кро своим охранникам. — Я сам послежу за ним. И покончу и с ним, и с его фокусами раз и навсегда.
Итак, в ту ночь Эль-Ахрейру крепко связали и оставили рядом с местом, где улегся король Кро-Кро.
Ровно в полночь Эль-Ахрейра запел вот такую песенку:
Речка! Выходи из уха! Без тебя тут слишком сухо: Помертвела вся земля С появленьем короля. Хлынет пусть вода живая, Нечисть мерзкую смывая, Пусть раздольно плещут воды, Чтобы гнусные уроды Окунулись с головой, — Пусть утонет недруг твой! Вместе — поздно или рано — Уничтожим мы тирана!И речка тотчас же вытекла из уха Эль-Ахрейры, затопив все вокруг. В одно мгновение король оказался по горло в воде. От испуга он закричал:
— Забирай свою крольчиху! Только убирайся отсюда поскорее и оставь меня в покое!
— Нет, это ты убирайся отсюда! — приказал ему Эль-Ахрейра. — Сейчас же освободи Нураму и выметайся с моего холма вместе со своими кроликами! Чтобы духу твоего здесь не было!
В то же утро Эль-Ахрейра воссоединился со своей любимой крольчихой, и на Уотершипском холме снова воцарился мир. А вскоре все забыли и о свирепом короле Кро-Кро, и о его гвардии, потому что от них не осталось и следа. Вот так Эль-Ахрейра выиграл войну — единственную войну в своей жизни.
В одном из длинных подземных ходов послышался шорох — и мгновением позже в норе появился Крушина. Шкурка его блестела от дождя.
— Орех-ра! — закричал он. — Какая красота! Небо уже прояснилось! Дождь прекратился, и вечер обещает быть прекрасным.
В минуту в «Улье» не осталось никого, кроме Колокольчика. Он вылизывал мокрую от пота спинку — кролику требовалось перевести дух после долгого рассказа.
4. Лиса в воде
Тут Братец Лис скумекал, что кто-то со всей силы треснул его по башке.
Джоэл Чандлер Харрис, «Сказки Дядюшки Римуса»— Лисы, — как-то вечером сказал Одуванчик, отодвигаясь подальше в тень, — это очень плохо. Я всегда это знал, — продолжал кролик, догрызая стебелек кровохлебки. — Но особенно плохо, если они решат поселиться неподалеку от вас. Хвала Господину Фрису, с тех пор, как мы обосновались на этом холме, нас не тревожила ни одна лиса, и надеюсь, что и дальше так будет.
— У лис очень хороший нюх, — заметил Лохмач. — И они такие хитрые! Но все же они часто попадаются на глаза: их легко узнать по ярко-рыжему меху.
— Знаю-знаю, сам видел. Но если лиса вздумает околачиваться рядом с кроличьей норой — это очень скверно, потому что кролики не могут круглые сутки быть начеку!
— Рассказывают, — начал повествование Одуванчик, — что Эль-Ахрейру и его кроликов как-то побеспокоила лиса, устроившая нору неподалеку от колонии. Вообще-то, там была не одна лиса, а целое семейство: мама-лиса, папа-лис и маленькие лисята. Родители, чтобы прокормить детенышей, должны были постоянно охотиться, и у кроликов не было ни минуты покоя. Дело даже не в том, что хищники сожрали многих наших собратьев — хотя действительно несколько кроликов было убито, — но постоянный ужас, охвативший кроликов, мог погубить всю колонию.
Все бросились к Эль-Ахрейре в надежде получить мудрый совет, но он пребывал в такой же растерянности, как и все сородичи. Большей частью он отмалчивался и лишь твердил, что ему нужно хорошенько подумать.
Но шли дни, и ничего не менялось к лучшему. Всю колонию охватила тревога, и у крольчих начали сдавать нервы.
И вот однажды утром Эль-Ахрейра исчез: его никто не мог найти. Даже Проказник, капитан из Ауслы, не мог понять, куда он девался. Когда Эль-Ахрейра так и не появился, ни на следующий день, ни через неделю, злые языки начали поговаривать, что он, должно быть, сбежал, навсегда покинув сородичей, и отправился искать себе другое пристанище. И от этого настроение у всех было самое что ни есть препоганое, тем более что за последние дни случилось еще одно трагическое событие: лиса убила одного из кроликов.
Эль-Ахрейра ушел побродить в одиночестве: он находился в таком подавленном состоянии, что не замечал никого и ничего вокруг. Ему нужно было решить, что делать. И чем больше он думал, тем сильнее он понимал необходимость изобрести что-то такое, чтобы разрешить острейшую проблему: как спасти его колонию.
Двое суток он провел на околице ближайшей деревушки. Никто ему не мешал, но от этого в голове не прояснялось. Однажды вечером, когда Эль-Ахрейра лежал в канаве у чьего-то сада, он внезапно услышал шелест листвы и шорохи. Это был не хищник — враг кроликов, а всего лишь ежик, Йона, охотившийся за слизняками. Эль-Ахрейра по-дружески поздоровался с ним, и они разговорились.
— Найти еду теперь становится все труднее и труднее, Эль-Ахрейра, — пожаловался еж. — Слизняков становится меньше и меньше с каждым днем, особенно с наступлением осени. Не понимаю, куда они все подевались!
— Я скажу тебе, — объяснил Эль-Ахрейра. — Они ушли в сады и огороды. Деревья в садах ломятся от яблок, а на грядках созрели овощи и зеленый салат — все, что привлекает слизняков. Если хочешь быть сыт, иди в деревню, Йона, залезай в сады и огороды, и там ты найдешь своих слизняков.
— А как же люди? — испугался еж. — Они меня убьют!
— А зачем им тебя убивать? — возразил Эль-Ахрейра. — Наоборот, люди обрадуются твоему появлению — ведь они понимают, что ты пришел охотиться на слизняков, которые поедают свежие овощи и фрукты. Они в лепешку разобьются — лишь бы ты остался у них навсегда! Вот увидишь, я прав.
Итак, Йона отправился в сады и огороды, туда, где жил человек, и с тех пор все пошло как по маслу: настала у него не жизнь, а малина! Каждый день ежик забирался в сельские угодья, а люди, вместо того чтобы сердиться и негодовать, охотно его привечали.
А Эль-Ахрейра пошел дальше, и ум его все так же был омрачен тяжкими думами. Он вышел из деревни и вскоре оказался в полях, где колосилась пшеница, зрели капуста и горох. И там, у кромки одного поля, Эль-Ахрейра увидел кроликов. Он не был знаком с этой колонией, но кролики понаслышке о нем знали и тотчас же стали просить совета.
— Послушай, Эль-Ахрейра, — сказал Главный Кролик. — Здесь неподалеку есть одно поле, где растет чудесная капуста. Она уже созрела, и мы бы очень хотели ею полакомиться. Но там живет фермер, и он хорошо знает, какие мы умные. Поэтому он обнес свои посадки колючей проволокой и так глубоко вкопал забор в землю, что мы никак не можем под него подлезть. Мои лучшие землекопы пытались прорыть лазы под колючей оградой, но ничего не получилось. Что нам делать?
— Никакого толку продолжать это бессмысленное занятие. Вы зря теряете время. Оставьте фермера в покое.
Как раз в тот момент над кроличьей колонией пролетала стая грачей. Главарь, сделав вираж, сел на землю рядом с Эль-Ахрейрой, чтобы спросить совета.
— Мы хотим полететь вон на то поле и склевать весь горох, — заявил Главный Грач. — Кто нас остановит?
— В засаде будет ждать человек, — отвечал Эль-Ахрейра. — Он сидит в кустах с ружьем на изготовку. Как только вы появитесь на поле, он начнет стрелять. От вас только пух и перья полетят.
Но Главный Ворон не послушался Эль-Ахрейру, и вся стая, перелетев через колючую проволоку, приземлилась на гороховом поле. Тотчас же началась стрельба: двое фермеров принялись палить из ружей, и прежде чем стая грачей успела подняться в воздух, несколько птиц замертво упало на землю. Эль-Ахрейра, указав кроликам на то, что произошло, еще раз велел им никогда не приближаться к капустному полю. И кролики вняли его словам.
Рассказывают, что после этого Эль-Ахрейра отправился в странствия и ушел далеко-далеко от родного дома. И где бы он ни оказывался, у него всегда находилось доброе слово для всех зверей и птиц — он помогал каждому своим мудрым советом.
И вот как-то раз Эль-Ахрейра очутился на бескрайней пустоши, где на бурых торфяниках, на многие мили поросших вереском и можжевельником, одиноко стояли серебристые березки. Кроме них, в этих топких местах лишь цвели невзрачные болотные цветочки да плотоядные растения, пожирающие насекомых. Изредка мимо кролика проскакивали каменки, но они даже не останавливались, чтобы поздороваться с незнакомцем.
Эль-Ахрейра, чувствовавший себя чужаком, брел и брел и, наконец, так вымотался, что прилег отдохнуть, не думая о том, что его может схватить случайно пробегающая мимо куница или горностай.
Эль-Ахрейра было задремал, но, почувствовав чье-то присутствие, сразу же открыл глаза. И увидел змею: она пристально смотрела на него. Конечно же, Эль-Ахрейра не боялся змей, поэтому он вежливо поздоровался и стал ждать ответа.
Воцарилось долгое молчание. Наконец змея произнесла одно слово:
— Холодно, — проговорила она. Сделав паузу, она добавила: — Ужасно холодно.
Стоял теплый летний день, и Эль-Ахрейре, который всегда носил меховую шубку, было изрядно жарко. Не без опаски Эль-Ахрейра вытянул лапку и легонько коснулся длинного чешуйчатого тела. Зеленая шкура змеи и впрямь оказалась холодной на ощупь! Кролик задумался, но никак не мог найти этому объяснения.
Они долго лежали рядом на траве, и наконец Эль-Ахрейра нашел ответ. Раньше он на это просто не обращал внимания!
— У тебя все устроено не так, как у нас! — объяснил кролик змее. — У тебя что, пульс не бьется?
— А что такое пульс? — спросила змея.
— Вот, пощупай пульс у меня и поймешь.
Змея подползла поближе к Эль-Ахрейре, потрогала его за лапу и сразу почувствовала, как бьется у него пульс.
— Вот почему ты всегда мерзнешь, — продолжал кролик. — У тебя кровь холодная. Тебе надо побольше лежать на солнышке. Если ты в тени, тебя, наверно, сразу клонит в сон. Солнце согреет твою кровь, и к тебе сразу вернется жизненная сила. Вот что тебе нужно — солнечные лучи!
Они несколько часов повалялись на солнышке, и змея почувствовала прилив энергии. У нее даже аппетит разыгрался: пришла пора отправляться на охоту.
— Ты очень хороший друг, Эль-Ахрейра, — отметила змея. — Я слышала, что ты спас многих птиц и зверей, дав им разумный и добрый совет. Я хочу сделать тебе подарок. Глаза мои обладают гипнотической силой. И в благодарность за то, что ты для меня сделал, я поделюсь с тобой этим даром. Но сила, которой ты будешь наделен, не может длиться вечно. Используй ее как можно скорее! А теперь посмотри мне прямо в глаза!
Эль-Ахрейра сделал, как ему велела змея, и, пристально глядя ей в глаза, почувствовал, что теряет не только силу воли, но и способность двигаться. Под взглядом змеи он просто оцепенел. Спустя какое-то время змея перестала на него таращиться.
— Вот так, — подытожила она, отворачиваясь от кролика. Эль-Ахрейра встал и, попрощавшись, отправился домой, в свою родную колонию.
Дорога была неблизкой, и он добрался до знакомых мест только к вечеру следующего дня.
Вот что с ним было потом: на пути Эль-Ахрейры лежал небольшой ручей, через который был перекинут узенький мостик. И вот на этом самом мостике Эль-Ахрейра остановился и стал ждать, потому что сердце его подсказывало ему, что должно случиться дальше.
Внезапно из леса, что стоял над ручьем, выскочила лиса. Эль-Ахрейра заметил рыжую хищницу, но убегать не стал: спокойно стоял на мосту, пока лисица, плотоядно облизываясь, не подбежала к нему.
— Да это кролик! — воскликнула лиса. — Какая удача! Жирненький, молоденький кролик! Вот это повезло!
И тогда Эль-Ахрейра сказал лисе:
— Ты лиса, была лисой и будешь лисой. И пахнет от тебя лисьим духом. Но я могу предсказать твое будущее по воде.
— Ха-ха-ха! — рассмеялась лиса. — Предсказать мое будущее по воде? Ну, и что же ты там видишь, дружочек мой? Жирных кроликов, бегающих по зеленой травке?
— Нет, я не вижу там никаких жирных кроликов, — отвечал Эль-Ахрейра. — А вижу я в воде свору собак и рыжую хищницу с длинным хвостом, улепетывающую от них со всех ног.
Эль-Ахрейра повернулся и уставился лисе прямо в глаза. Лиса в оцепенении смотрела на Эль-Ахрейру и не могла отвести глаз. Казалось, она съежилась, скрючилась под его взглядом. Перед мысленным взором Эль-Ахрейры по холму пронеслись сотни гончих, взявших лисий след. Кролику даже показалось, что он слышит их ожесточенный лай.
— Беги! — скомандовал лисе Эль-Ахрейра. — Беги и никогда сюда не возвращайся.
Словно зачарованная, лиса встала и, шатаясь, подошла к краю мостика. Эль-Ахрейра даже не понял, прыгнула она сама в воду или свалилась: он только смотрел, как лису уносит вниз по течению. С усилием лиса выбралась на берег и исчезла — только рыжий хвост мелькнул среди кустов.
Эль-Ахрейра, изнемогший после разговора с лисой, повернулся и пошел к дому. Завидев его, все кролики радостно бросились навстречу.
И лисица и лис бесследно исчезли, и больше в этих местах их никто никогда не видел. Лисица, должно быть, рассказала товаркам, что с ней приключилось, и ни одна рыжая бестия с тех пор не осмеливалась даже нос сунуть в кроличью колонию. С этого времени на Уотершипском холме воцарился мир и покой, и мы — благодарение и хвала Господину Фрису — спокойно живем на нашем лугу.
5. Дыра в небе
Тогда скажет им в ответ: «истинно говорю вам: так как вы не сделали этого одному из сих меньших, то не сделали Мне».
Матф., 25:45Теперь наши добродетели являют собой чудовищное зло, истекающее из гноящейся раны.
Рой Фуллер, «Осень 1942»Говорят, Эль-Ахрейра частенько навещал нашу колонию, по несколько дней гостил у Главного Кролика и его Ауслы и давал мудрые советы по всем вопросам, тревожащим кроликов. Даже самые старые и опытные кролики внимали наставлениям Эль-Ахрейры и всегда были рады его видеть. Эль-Ахрейра никогда не начинал беседу с рассказов о себе: сначала выслушивал других, сочувствуя их бедам и горестям и выслушивая повествования об их приключениях, а затем, если считал нужным, удостаивал кроликов похвалы. Я давно мечтаю, чтобы Эль-Ахрейра когда-нибудь появился у нас, и советую всем держать ухо востро, потому что узнать его будет нелегко. У него есть много причин не появляться в своем собственном обличье: про это я вам сейчас и собираюсь рассказать.
Ну так вот: была когда-то одна кроличья колония, которая называла себя «Распрекрасные удальцы». Все ее обитатели были от себя без ума. Послушать их, то ни у кого в мире не было таких пышных и густых шубок, как у них, и они самые-самые храбрые, и самые-самые быстроногие, и самые-самые умные… Другим кроликам, случайно забредшим к «Удальцам», следовало — ни больше ни меньше — иметь при себе личную рекомендацию Принца Радуги, иначе гостей не пускали. Главного Кролика звали Хваст, и подойти к нему просто так никто не мог — вас обязательно должен был представить ему один из гвардейцев Ауслы. Крольчиха его звалась «Фу-ты ну-ты», и с виду она была прелестна, но при более близком знакомстве тут же выяснялось, что у нее нет ни одного достоинства, которым должна обладать всякая порядочная крольчиха, и к тому же она постоянно заставляла других бегать туда-сюда ради собственного удовольствия.
И вот однажды двое кроликов из Ауслы этой миленькой колонии — Верзила и Громила — шли домой, совершив успешный опустошительный набег на соседские огороды, что располагались неподалеку от колонии «Распрекрасных удальцов». На подступах к дому они заметили одного кролика — хлесси, бродяжку. Пребывал этот чужак в плачевном состоянии: еле дыша, он лежал под кустом терновника. Разодранное ухо кровоточило, передние лапки были измазаны в густой грязи, а на голове вырван клок меха. Когда Аусла приблизилась к бедняге, он, сделав попытку подняться, снова без сил рухнул на землю. Верзила и Громила, подойдя поближе, убедились, что он не из «Распрекрасных удальцов». Пока стражи из Ауслы обнюхивали незнакомца, хлесси обратился к Верзиле:
— Сэр, мне очень плохо. Сил у меня совсем не осталось, и бегать я не могу. Если я останусь здесь, то один из тысячи моих врагов непременно схватит меня. Не могли бы вы дать мне приют в вашей колонии хотя бы на одну ночь?
— Дать тебе приют? — возмутился Верзила. — Да ты только посмотри на себя! Жалкий, грязный кролик! С какой стати я буду…
— Неужели это кролик? — перебил Верзилу Громила. — А я никак не мог понять, кто это тут вякает…
— Ступай, откуда пришел, — продолжал Верзила. — Мы не желаем, чтобы всякий сброд околачивался рядом с нашей колонией. Ты позоришь наш род. Только представь себе: ведь кто-то может подумать, будто ты — один из нас!
Бедняга хлесси совсем впал в отчаяние. Он тщетно умолял сытых, пышущих здоровьем кроликов смилостивиться над ним и отвести в свою колонию — это был его единственный шанс выжить. Но ни один из них не захотел ему помочь: ведь опустившийся бродяга только опозорит их чудесную колонию. Несчастный кролик продолжал испускать жалобные стоны, но Распрекрасные Удальцы, бросив раненого под кустом, ушли прочь. Никто из них даже не задумался, что будет дальше с их полумертвым собратом.
Два-три дня спустя Эль-Ахрейра зашел к «Распрекрасным Удальцам», поскольку в долгие летние дни имел обыкновение навещать своих сородичей. Хваст с большим уважением поклонился ему и выразил надежду, что Эль-Ахрейра задержится у них погостить на несколько дней, чтобы погрызть свежего клевера, который только-только начал цвести. Эль-Ахрейра принял приглашение, сообщив, что был бы рад встретиться с Ауслой, которую давно не видел.
Вся Аусла гордо вышла ему навстречу, выстроившись в ряд. Их холеные шкурки сверкали на солнце, а белоснежные кончики хвостов сияли чистотой. Эль-Ахрейра похвалил доблестных солдат за прекрасный внешний вид, заметив, что они все кажутся бравыми молодцами. Затем он обратился к Аусле, переводя взгляд с одного гвардейца на другого.
— Вы все в отличной форме — красавцы-кролики, на которых приятно посмотреть. Но я бы хотел, чтобы и сердца ваши были бы такими же прекрасными, а дух высоким — под стать внешности. Вот, например, ты, — продолжил Эль-Ахрейра, обращаясь к рослому самцу по имени Усердный, — что бы ты сделал, если бы однажды вечером, возвращаясь домой, наткнулся на раненого хлесси, умоляющего о помощи? Отвел бы ты его к себе в колонию? Приютил бы на ночь?
— Ну, конечно, я бы помог ему! — воскликнул Усердный. — Привел бы к нам и разрешил бы жить, сколько захочет, пока его силы не восстановятся.
— А ты? — спросил Эль-Ахрейра, повернувшись к другому кролику.
— Я поступил бы точно так же, сэр, — ответил кролик.
Все остальные единодушно отвечали то же самое, что и первый кролик.
И тут у всех на глазах Эль-Ахрейра съежился, усох и вскоре превратился в того несчастного кролика, которого несколько дней назад нашли в лесу Верзила и Громила. Эль-Ахрейра рухнул на землю и, лежа на боку, взглянул на Верзилу и Громилу.
— А вы что скажете? — поинтересовался он. Но кролики, оцепенев, не промолвили ни слова.
— Вы узнаете меня? — задал им вопрос Эль-Ахрейра. Все кролики из Ауслы молча глядели на Верзилу и Громилу, не понимая, что происходит, но догадываясь, что поникших кроликов и Эль-Ахрейру связывает какая-то тайна.
— Мы… мы вас не узнали… — пробормотал наконец Верзила. — В жизни вы совсем другой… Нам даже в голову не пришло…
— Вам даже в голову не пришло, что я тоже кролик! — с издевкой проговорил Эль-Ахрейра. — Но теперь-то вы в этом не сомневаетесь?
И прежде чем вернуть свой истинный облик, Эль-Ахрейра позволил каждому подойти поближе и рассмотреть его.
— Это на будущее, — подытожил он. — На тот случай, если вы снова не признаете меня.
Верзила и Громила решили, что Эль-Ахрейра жестоко накажет их за провинность, но тот лишь рассказал всю правду Хвасту и всем, кто стоял вокруг него. Эль-Ахрейра поведал, что случилось с ним в тот вечер, когда он, приняв вид раненого несчастного хлесси, беспомощно лежал под кустом терновника. В глубине души каждый подумал, что тоже прошел бы мимо, не оказав раненому никакой помощи… Каждый, кроме самого Хваста и еще одного старого кролика по имени Теммерон, которого Главный Кролик представил Эль-Ахрейре.
— Единственное, что я хочу сказать, милорд, — дрожащим от старости голосом пробормотал Теммерон, — если бы мне пришлось встретиться с вами в тот вечер, я сразу бы понял, что вы не тот, за кого себя выдаете. Хотя, быть может, я бы не смог узнать в вас Принца, у Которого Тысяча Врагов, но мне сразу бы стало ясно, что встреченный принял чужое обличье.
— А как бы вы это поняли? — изумился Эль-Ахрейра. Он был слегка обескуражен ответом дряхлого кролика, поскольку считал, что никто лучше его не смог бы сыграть роль несчастного раненого хлесси.
— Я бы сразу почувствовал, милорд, что вы не похожи на кролика, который видел Дыру в Небе. И сейчас вы ничем не напоминаете кролика, имевшего такой опыт.
— Дыру в Небе? — удивленно воскликнул Эль-Ахрейра. — А что это такое?
— Это невозможно объяснить, — отвечал Теммерон. — Никак невозможно. Я не хочу выказать неуважение к вам, милорд, но…
— Ничего страшного, — ответил Эль-Ахрейра. — Я просто хотел спросить, что вы называете Дырой в Небе. Разве такое бывает?
Вместо ответа древний кролик обвел Эль-Ахрейру туманным взглядом, как бы не понимая, о чем вообще речь. Мотнув головой на прощание, он повернулся и захромал прочь.
— Оставьте его в покое, милорд, — посоветовал Хваст Эль-Ахрейре. — Он вполне безобидный старик, никого не трогает, живет сам по себе, и мы даже подозреваем, что он день от ночи отличить не может. А ведь когда-то был одним из самых храбрых и отважных солдат в Аусле!
— А про какую Дыру в Небе он говорил?
— Если вы этого не знаете, милорд, то мы и подавно не знаем, — ответил Хваст.
Он до сих пор чувствовал себя неловко: ведь двое кроликов из его Верной Ауслы оказались отъявленными негодяями.
Эль-Ахрейра больше не возвращался к этому неприятному происшествию.
Он погостил в колонии несколько дней и вел себя так, будто ничего и не случилось. Собравшись уходить, он, как всегда, пожелал колонии всех благ: счастья, здоровья и процветания.
Эль-Ахрейра долго думал о том, что сказал ему старик Теммерон, и где бы ни оказался, спрашивал всех и каждого, что им известно про Дыру в Небе. Но никто ничего путного ему не ответил. Долго Эль-Ахрейра бродил, пытаясь разузнать хоть что-нибудь о мучившей его загадке, и, наконец, поняв, что окружающие принимают его за сумасшедшего, оставил расспросы. Эль-Ахрейра терялся в догадках. Он пришел к заключению, что, несмотря на свой высокий титул Кроличьего Князя, лишен чего-то весьма значительного и важного: ему недоступна какая-то тайна. Возможно, многие знали ответ на эту загадку, но просто не желали поделиться сокровищем. Должно быть, это такая замечательная штука — Дыра в Небе! Ах, если бы он смог ее найти! Быть может, она оказалась бы самой большой драгоценностью, встретившейся ему на жизненном пути! Эль-Ахрейра решил не сдаваться и во что бы то ни стало отыскать заветную Дыру в Небе.
Ну, как вы знаете, странствия по белу свету заводили Эль-Ахрейру в самые отдаленные уголки Земли — гораздо дальше, чем обычно забредают обычные кролики вроде нас с вами, которые счастливы тем, что есть зеленые лужайки, где распускаются цветы, папоротники и прочая травка, которой можно наесться вволю. Он привык к высоким холмам и дремучим лесам и даже научился переплывать реки не хуже водяной крысы. И, конечно же, в таких долгих путешествиях он встречал самых невероятных и любопытных существ, многие из которых были небезопасны для кроликов. И вот однажды вечером, говорится в этой сказке, когда солнце уже близилось к закату, Эль-Ахрейра шел по узкой тропинке, петлявшей среди холмов. И вдруг навстречу ему вышло весьма странное животное — тимблер, зверь, о котором нам ничего не известно, кроме того, что он очень злобный и агрессивный.
— Что ты тут делаешь? — сердито спросил тимблер Эль-Ахрейру. — Убирайся отсюда сейчас же, грязный вонючий кролик!
— Я ничего плохого тебе не сделал, — отвечал Эль-Ахрейра. — Я просто иду по тропинке и никого не трогаю.
— Вон отсюда! — рявкнул зверь. — Разворачивайся и топай восвояси!
— И не подумаю, — возразил Эль-Ахрейра. — У тебя нет никакого права командовать мной.
Тут тимблер набросился на Эль-Ахрейру, и Эль-Ахрейра сцепился с ним, и они, лупя и колошматя друг друга что было сил, покатились по зарослям крапивы и полыни. Свирепый тимблер оказался сильнее и крепче Эль-Ахрейры, и противнику удалось нанести несколько тяжелых ранений нашему кролику, так что тот начал истекать кровью. Но Эль-Ахрейра и не собирался сдаваться. Он так отчаянно сражался, что охромевший тимблер, получив сполна, позорно бежал с поля брани, проклиная на ходу соперника.
Эль-Ахрейра очень ослабел после драки. У него кружилась голова. Рухнув на траву, он пытался устроиться поудобнее, чтобы хоть немного передохнуть после тяжелого боя, но никак не мог найти себе места: у него ныла каждая косточка, нестерпимо болели свежие раны. Пришла ночь, не принесшая облегчения его страданиям. Напротив, боль только усилилась. Должно быть, Эль-Ахрейра провалился в сон, потому что, открыв глаза, он увидел, что уже настало утро, а на соседней березе радостно распевает дрозд. Кролик попытался встать, но ноги его подкосились, и он снова упал на землю. Каждое движение причиняло невыносимые муки: идти дальше он не мог и вынужден был беспомощно лежать на траве, ожидая самого худшего. Он уже было решил, что жизни его пришел конец.
Вскоре кролик впал в забытье и весь день пролежал, не шевелясь и не замечая течения времени. Иногда он проваливался в тяжелый сон, но и во сне боль ни на секунду его не оставляла. Один раз ему привиделся Проказник, и во сне Эль-Ахрейра молил о помощи. Но облик Проказника вскоре померк, растворившись в воздухе, а видение превратилось в можжевеловый куст, под которым лежал Эль-Ахрейра. Затем ему примстилось, что он — Орех и что будто бы он говорит Росинке, чтобы она хорошо присматривала за колонией, пока они с Лишайником будут дежурить в спецотряде «Всеобщего Патруля». Все эти видения либо распадались на фрагменты, либо растворялись в тумане, а иногда и сливались в несусветную чехарду отдельных образов, за которыми Эль-Ахрейра следил вполглаза, путая сон с явью. Весь день напролет кролик пытался повернуть голову, чтобы лучше различить фигуры, мелькавшие перед ним, но ему так и не удалось четко определить границы размытых пятен, мельтешивших перед ним. И еще какой-то кролик нашептывал ему анекдоты, смысла и сути которых Эль-Ахрейра не понимал. Он был измучен болью и отчаяньем. Однажды ему померещилось, что кролик зовет на помощь Проказника, и внезапно Эль-Ахрейра понял, что это был он сам!
Не двигаясь с места, Эль-Ахрейра погрыз травку, но не почувствовал ни вкуса, ни запаха.
— Это особенная травка, хозяин, — объяснил ему Проказник, который стоял где-то у него за спиной. — Погрызите ее, и вы поправитесь! А теперь спите!
На следующее утро Эль-Ахрейра четко увидел зеленую лису, приближавшуюся к нему по тропинке. Он еще раз попытался встать, но ноги не слушались, и он снова плюхнулся на землю. Лиса исчезла, а Эль-Ахрейра остался лежать на спине, тупо глядя в небо.
И вдруг Эль-Ахрейра задрожал от страха: в голубом куполе небес он увидел огромную прореху, провал, зияющий, как открытая рана. Рваные края этой щели были такими лохматыми, будто кто-то, сделав небольшой надрез, затем с силой разорвал ткань, которая трещала и разъезжалась как попало. Из-под разорванных краев клоками торчала живая плоть, то ли мясо, то ли нити жил, за которыми скрывалось что-то неведомое. В зловонном гнойнике Эль-Ахрейра видел лишь черную кровь и зеленую слизь, поблескивавшую на поверхности гниющего, разлагающегося болота. На рваных краях раны копошились навозные мухи. Эль-Ахрейра застыл от ужаса, когда из черной дыры, источавшей зловоние, выпал мертвый кролик и растворился в воздухе, не долетев до земли.
В искаженном сознании Эль-Ахрейры вся эта дыра медленно двигалась: две огромные губы, располагавшиеся по краям этого зияющего провала, сомкнулись и, приблизившись к нему, всосали нашего кролика внутрь. Визжа от ужаса, он скатился на обочину, перекувырнувшись несколько раз, полетел вниз по склону холма, а потом потерял сознание.
Когда Эль-Ахрейра очнулся, сознание его было ясным, боль утихла. Он понял, что теперь сможет добраться до дому, где его будут выхаживать его преданная подруга Росинка и верный слуга Проказник, пока он снова не встанет на ноги. Он медленно сделал несколько шагов и прилег на солнышке погреться и привести себя в порядок после тяжелой болезни.
И вот, пока Эль-Ахрейра отдыхал на склоне холма, он вдруг сердцем почувствовал, что с ним говорит Господин Фрис.
— Эль-Ахрейра, — сказал Господин Фрис, — тебе больше не нужно пускаться в опасные путешествия. На твою долю и так выпало немало приключений. Пора успокоиться. Тебе больше не надо завоевывать сердца твоих сородичей, совершая героические подвиги. Ты давно заслужил их любовь и уважение — ведь ты сделал им столько добра! Теперь ты можешь вести ленивую, праздную жизнь и радоваться лету, как это делают все остальные честные кролики. Ты всей своей жизнью доказал, что тебе не страшны никакие трудности и ты одолеешь всех, кто встанет у тебя на пути.
— Милорд, — отвечал Эль-Ахрейра. — Я никогда не задавал тебе вопросов, ибо неисповедимы пути твои, хотя деяния твои порой бывают загадочны и непонятны. Но как, как ты мог допустить, чтобы среди творений твоих существовала такая жуть, как небесная зияющая рана, зловещая дыра, наводящая леденящий ужас на всех, кто ее видит?
— Я не создавал ничего подобного, Эль-Ахрейра. Погляди на небо! Никакой прорехи там нет.
В страхе Эль-Ахрейра поднял глаза на небесный свод. Раны не было видно.
— Даже если мы допустим, милорд, что она действительно существовала, хотя бы одно мгновение…
— Дыры в небе не было никогда, Эль-Ахрейра.
— Как это не было? Ведь я видел ее своими собственными глазами!
— То, что ты видел, Эль-Ахрейра, — лишь плод твоего больного воображения, кошмар, привидевшийся в бреду. Я не мог остановить работу твоего воспаленного сознания, но в действительности такой дыры никогда не существовало.
— Но старик Теммерон из «Распрекрасных Удальцов» говорил…
— Он лишь сказал, что ты никогда не видел Дыру в Небе. Забудь о том, что видел, и никогда не упоминай о ней. Кролики, видевшие Дыру, обычно не желают говорить о ней. А те, кто не знает, что это такое, подумают, что ты не в себе.
Эль-Ахрейра, вняв советам Господина Фриса, сразу почувствовал, что стал мудрее. Он больше никогда не видел Дыру в Небе и никогда попусту не чесал языком, рассказывая о своем ужасном опыте. С тех пор Эль-Ахрейра стал молчалив и за версту обходил тех кроликов, которые, как ему казалось, могли пройти через те же муки и страдания, что и он сам.
6. Кроличья история о приведениях
В этих краях ни один человек и ни одно животное не осмеливается пить из Стонущего Колодца, и я тоже не приближался к нему ни разу за все те годы, что живу здесь.
М. Р. Джеймс, «Стонущий колодец»Из пятерых эфрафанцев, что сдались в плен Пятику в разоренном «Улье» в то утро, когда генерал Зверобой потерпел поражение, четверо вскоре завоевали симпатию Ореха и его друзей.
Крестовник, обладавший недюжинными способностями к патрулированию — даже большими, чем у Черноуха, несмотря на свою преданность памяти генерала, оказался для колонии необыкновенно ценным приобретением, а юный Чертополох, когда его избавили от вечной муштры, вскоре превратился в веселого добряка, вызывавшего симпатию своим дружелюбным отношением к окружающим.
Исключением из всех был Мать-и-Мачеха. Никто не знал, что с ним делать. Суровый и непреклонный, он предпочитал одиночество и тишину. Он проявлял почтение по отношению к Ореху и Лохмачу, но с другими был резок и не мог нормально общаться даже со своими соратниками — эфрафанцами. Во время силфли — кроличьей трапезы на лугу — он старался держаться от всех подальше и грыз траву в сотне ярдов от остальной компании, и, конечно, никому и в голову не приходило попросить его рассказать какую-нибудь историю. Орех, которому Лохмач однажды пожаловался на «вредного зануду с вытянутой физиономией, напоминающей длинный клюв грача», посоветовал приятелю оставить этого себялюбца в покое.
Колокольчик, обычно воздерживавшийся от шуток по отношению к Мать-и-Мачехе, заметил однажды, что взгляд этого дикаря чем-то напоминает ему печальные глаза коровы, попавшей под дождь.
Осень и первая половина зимы, наступившие за быстро пролетевшим летом, оказались на редкость мягкими и теплыми. Ноябрь порадовал чередой солнечных дней, желтым цветением куриной слепоты, белыми пятнышками пастушьей сумки, а ниже, за лугом, на ветвях орешника набухали и лопались гладкие черные почки, из которых на свет показывались крохотные темно-красные завязи.
Как-то раз, к всеобщему удовольствию, в колонию залетел Кихар, притащив с собой друга Леккри, чья речь, как заметил Серебристый, побила все рекорды по непонятности и нечленораздельности. Кихар, конечно же, ничего не знал о том, что произошло в колонии с момента сокрушительного поражения Эфрафы. Как-то раз осенним вечером, когда небо обложили серые тучи, а злой ветер срывал листья с берез и гнул жухлую траву, Кихар выслушал повесть Одуванчика, после чего сообщил на своем тарабарском наречии с трудом понимавшему его слова рассказчику, что «чем меньше обжор, тем лучше». С этим полностью согласился Леккри, издавший в знак одобрения хриплый вопль, от которого один молодой кролик в ужасе подпрыгнул и, сорвавшись с места, опрометью бросился к своей норе.
Очень часто, если утро выдавалось ясным, на северной стороне холма видели пару чаек: сверкая белыми крылами в рассветных лучах, они в поисках червей садились на распаханные борозды, где из земли, зеленея, начинали пробиваться озимые — урожай следующего лета.
Однажды вечером, когда день клонился к закату, Черноух взял с собой в учебный поход Медуницу и Ниточку, сынишку Пятого. Они решили прогуляться до сада, разбитого вокруг человечьего Дома на Поварешкином холме, который лежал примерно в миле от колонии кроликов («Первая проба», — так Черноух назвал это путешествие). Орех забеспокоился, узнав, что молодняк отправляется так далеко, но предоставил Лохмачу, как капитану Ауслы, взять всю тяжесть ответственности за эту экспедицию на себя (что напоминало слова Эдуарда III, сказанные в битве при Греси: «Que l’enfant gagne ses eperons»[1]) Но путешественники не вернулись домой с наступлением сумерек, и Ореха, дежурившего вместе с Лохмачом до прихода ночи, охватила глубокая тревога.
— Не волнуйся, Орех-ра, — подбодрил напарника Лохмач. — Скорее всего, Черноух продержит ребят при себе всю ночь, чтобы они набрались побольше опыта.
— Он же сказал, что не собирается задерживаться, — ответил Орешек. — Разве ты не помнишь, что он тебе обещал?
В это мгновение зашуршала трава: прибежал Кихар, а за ним появились и трое путешественников, усталые, изгвазданные с головы до ног, но, на первый взгляд, целые и невредимые.
Все с облегчением вздохнули: на этот раз обошлось… Медуница, чем-то явно расстроенный, молча лег в изнеможении на траву.
— Отчего вы так задержались? — сурово спросил Орех.
Черноух ничего не ответил. У него был вид начальника, который не желает говорить плохо о своих подчиненных.
— Это моя вина, Орех-ра, — судорожно подергиваясь, пробормотал Медуница. — Я попал в переделку, возвращаясь домой по холму. Даже не знаю, что это было и как это объяснить. Вот Черноух говорит…
— Глупыш, наслушался всяких историй, — успокоил его Черноух. — Ты только погляди: ты дома и в полной безопасности. Ничего особенного не произошло. Выкини все это из головы.
— А что с ним приключилось? — уже более дружелюбным тоном спросил Орех.
— Ему показалось, что на Холме он встретился с призраком генерала Зверобоя, — нетерпеливо вмешался Черноух. — Я же говорил ему…
— Я действительно видел призрака, — подтвердил Медуница. — Черноух дал мне приказ пойти посмотреть, что там за кустами, и там я его и увидел. Огромный, страшный, черные пятна на морде… Именно такой, как мне рассказывали…
— Я же говорил тебе, — недовольным тоном повторил Черноух, — что это был заяц.
— Господин Фрис свидетель, я его своими глазами видел! Неужели ты считаешь, что я не знаю, какие бывают зайцы?
— Он с места не мог сдвинуться от страха, пока я не дал ему хорошего пинка, — сказал с раздражением Черноух, обращаясь к Лохмачу, и шепотом добавил: — Болтает всякую чушь…
— Это был призрак, — настаивал Медуница, но уже не с такой уверенностью, как раньше. — Может, это был призрак зайца…
— Про заячьих призраков мне ничего не известно, — откликнулся Колокольчик, — но могу тебе сказать, что буквально на днях мне повстречался призрак блохи. Это точно был призрак, потому что я проснулся искусанный с головы до ног. Наверно, он меня принял за кровохлебку… Я стал шарить по всем углам, но нигде ее не нашел. Вы только представьте себе: белая, прозрачная, блестящая на солнце блоха-фантом! Должно быть, жуткое было бы зрелище!
Орех пододвинулся к Медунице и ласково обнюхал его плечо.
— Послушай! — сказал он. — Это было не привидение! Я никогда в жизни не видел кролика, повстречавшего привидение в обличье зайца!
— Ты видел такого кролика, — раздался чей-то голос из другого угла «Улья».
Это сказал Мать-и-Мачеха. Он сидел, укрывшись меж березовых корней, и как всегда молчал. Он как бы находился в компании других кроликов и в то же время был сам по себе, что еще больше подчеркивало его отстраненность и значительность. Даже Орех, утешавший юного Медуницу, внезапно проглотил язык и стал с нетерпением ждать, что случится дальше.
— Ты хочешь сказать, что видел привидение? — спросил Одуванчик в предвкушении нового повествования.
Но Мать-и-Мачеха не нуждался в понуканиях. Внезапно у него развязался язык — он созрел, чтобы поведать миру свою историю. Подобно Старому Моряку[2], он прекрасно знал тех, кто намеревался выслушать его рассказ, но аудитория Мать-и-Мачехи была более восприимчивой, чем у героя английской поэмы, и к тому же подпав под влияние его мрачного гипнотизма, весь «Улей» погрузился в молчание, чтобы кролик мог начать свое повествование.
— Я не знаю, известно ли вам, что я родился не в Эфрафе. Я родом из Ореховой рощи — колонии, которую уничтожил генерал Зверобой. Там я служил в Аусле. И я бы сражался, как и они, до последней капли крови, но во время внезапной атаки мне случилось очутиться далеко от того места; я отправился заниматься силфли и потому сразу же был взят в плен эфрафанцами. На мне, как вы видите, есть Шейная метка… Затем, если вы помните, меня отобрали для наступления на Уотершипском холме. Но все это не имеет ни малейшего отношения к тому, что я только что сказал вашему Главному Кролику, — продолжил Мать-и-Мачеха и затем снова погрузился в молчание.
— А что же имеет? — поинтересовался Одуванчик.
— Недалеко от Ореховой рощи, если пройти наискосок через поле, есть одно место, — продолжал Мать-и-Мачеха. — Это небольшая неглубокая лощина, сплошь заросшая ежевикой и колючими кустарниками и к тому же изрытая старыми кроличьими норами. Все ходы и лазы там заброшенные и холодные, и ни один нормальный кролик никогда и не подумает сунуться в это место, даже если его преследуют тысячи — хрейр — куниц и горностаев.
Нам всем было давно известно — потому что история об этом месте передается из поколения в поколение с незапамятных времен, свидетель тому наш Господин Фрис, что там с кроликами случаются всякие нехорошие вещи: что-то, связанное со взрослыми людьми или мальчишками, — но, так или иначе, место это испокон веков считалось зловещим, потому что там можно было встретиться с призраками. Аусла верила в древнее предание, и все остальные кролики в колонии, конечно, тоже боялись забредать в это дурное место. Насколько я помню, ни один кроличий хвостик не мелькнул в этой мрачной лощине ни в мою бытность, ни до моего появления на свет. Хотя в колонии поговаривали, что в сумерках или в туманные дни оттуда доносятся чьи-то пронзительные крики. Нельзя сказать, что я задумывался над тем, что там происходит, — просто я, как и все, старался держаться подальше от этого места.
Весь первый год после того, как меня захватили в плен, я чувствовал себя в Ореховой роще изгоем: на душе у меня было тяжело. В таком же положении оказались и мои товарищи. Долго ли, коротко ли, мы собрались вместе и решили, что пришла пора уносить ноги и поискать себе другое пристанище. Со мной бежали два молодых самца: мой друг Стежок и еще один очень застенчивый и робкий кролик по имени Овсянник. Среди нас была крольчиха, которую, если я правильно помню, звали Миан. Мы выступили на рассвете, то есть в пору На-фрита. Стоял холодный апрельский день.
Мать-и-Мачеха погрузился в молчание: задумчиво пожевывая траву, он долго собирался с мыслями, подыскивая нужные слова, и, наконец, продолжил свой рассказ:
— Наше предприятие не задалось с самого начала. Ближе к вечеру резко похолодало: хлынул проливной дождь. Потом мы столкнулись с кошкой, рыскавшей в поисках добычи, и еле унесли от нее ноги. Опыта у нас не было никакого: мы не знали, в какую сторону идти, и к тому же потеряли всякий ориентир. Вы, конечно, понимаете, почему мы заблудились: солнце скрылось за тучами, а когда пришла ночь, звезд тоже не было видно. А на следующий день с нами приключилось еще одно несчастье: на наш след напал горностай — огромный, не меньше собаки.
Не знаю, какую угрозу они представляют для вас — хвала Эль-Ахрейре, мне не довелось сталкиваться ни с одним после того чудовищного случая, — но тогда мы все, оцепенев, беспомощно смотрели, как он убивает нашу подругу Миан. Пока горностай душил ее, крольчиха даже не издала ни звука. Не помню как, но нам все же удалось выбраться из того места. Бедняга Овсянник пришел после происшествия в ужасное горе; он плакал, не переставая, но упорно тащился за нами, на него жалко было смотреть. В конце концов, на следующий день, после На-фрита, мы решили, что пора возвращаться домой, в свою колонию.
Проще сказать, чем сделать. Кажется, мы долго бродили кругами. Так и не найдя дороги обратно, к вечеру мы окончательно заблудились и, потеряв надежду выбраться из тех гиблых мест, шли, куда глаза глядят. И вдруг я вышел к пологому склону и там, сквозь папоротники, увидел незнакомого кролика. Он был совсем рядом: по-видимому, занимался силфли — поисками еды, рыская в густой траве. За спиной у кролика я даже разглядел его нору — вообще-то там была не одна, а несколько нор, прорытых по другую сторону узкой долины, где остановилась наша компания.
Наконец-то я с облегчением вздохнул и порадовался встрече с собратом. Но в миг, когда я уже собирался заговорить с незнакомцем, что-то меня остановило. Я замедлил шаг, взглянув на него, и понял, что претило мне двигаться дальше.
Виной всему был ветер. Я стоял с подветренной стороны, и ветер дул мне в морду. Незнакомый кролик, ощипав молодые побеги, переступил через храку — испражнения. Я находился в двух прыжках от него, но не чувствовал никакого запаха! Он ничем не пахнул! Вообще ничем! Мы, спотыкаясь и наталкиваясь на ветки папоротника, попытались пробиться к кролику сквозь заросли, но он ни разу на нас не взглянул. Он даже не подал знака, что заметил сородичей! И тут я увидел нечто такое, что до сих пор наполняет мою душу леденящим ужасом. Я никогда не забуду это зрелище: мимо меня пролетела муха, большая сине-зеленая навозная муха. И она села ему прямо на глаз. Но кролик даже не моргнул и не попытался стряхнуть с себя назойливое насекомое. Он продолжал поглощать зеленые листья и стебли. А муха… муха исчезла… как сквозь землю провалилась. Мгновение спустя кролик сделал длинный прыжок — во всю длину его тела, — и там, где раньше находилась голова кролика, я увидел муху, сидевшую на траве.
Овсянник стоял рядом со мной, и я услышал, как он испустил сдавленный крик. И тут я понял, что стон его прозвучал в мертвой тиши: никаких других звуков в этой долине не было слышно. Стоял прекрасный вечер, дул легкий ветерок, но не хватало пения дрозда или шелеста листвы. Земля вокруг кроличьих нор была холодной и сухой: ни единой свежей метки или царапины. Я уже тогда понял, куда мы попали, хотя все мои чувства были обострены: и зрение, и обоняние. К горлу медленно подступала тошнота: я чуть не упал в обморок. Казалось, весь мир уходит у меня из-под ног, оставив меня одного в жутком, зловещем месте, где царила могильная тишина и отсутствовали запахи. Мы попали в Никуда. Я бросил взгляд на Стежка: он был похож на загнанного зверя, угодившего в капкан.
И тут мы увидели мальчика. Он полз на животе меж кустов, пробираясь не к нам, а к кролику, сидевшему в траве. Это был рослый мальчик — могу сказать, что такими когда-то были взрослые мужчины. Хотя я мало их видел в последние годы, могу твердо сказать, что род их изрядно измельчал. Мальчишка казался запущенным и диким, под стать тому месту, где находился. На ногах у него болтались стоптанные грубые башмаки не по размеру, одежда была рваной и грязной. У него были гнилые зубы и гигантские бородавки на одной щеке. На его глуповатой физиономии запечатлелась злобная ухмылка. И он тоже передвигался совершенно беззвучно и абсолютно ничем не пах!
В одной руке мальчишка держал двурогую палку с привязанной к ней петлей. Я увидел, как он, приспособив к веревке большой камень, оттянул ее назад, прицелился и пустил свой снаряд прямо в правую заднюю ногу кролика. Затрещали кости, и кролик, отпрыгнув в сторону, завыл от боли. Да, я слышал леденящий душу крик — и этот вопль до сих пор стоит у меня в ушах! Даже по ночам мне снится кроличий вой!!! Можете ли вы представить себе беззвучный, немой визг? Он исходил не от кролика, подергивавшегося в судорогах на траве. Крик стоял в воздухе, молчаливо оглашая все окрестности, тихими стенаниями пронизывая все то место.
Парень, злорадно ухмыляясь, встал; теперь вся ложбина казалась заполненной невидимыми кроликами, выскочившими из холодных, мертвых нор.
Мальчишка радовался своей удаче. Он ликовал, но не потому, что ему удалось подстрелить кролика, а потому, что раненое животное корчилось от боли, издавая ужасные вопли. Он подошел к кролику, но не стал его убивать. Он только смотрел, как тот извивается в муках. Земля была залита кровью, но грубые башмаки мальчишки не оставляли никаких следов — ни на траве, ни на глинистой почве.
Что было дальше? К счастью, я не знаю этого и, хвала Господину Фрису, никогда не узнаю. Еще мгновение — и сердце мое остановилось бы навсегда. Я мог умереть от ужаса. Но внезапно я услышал чьи-то голоса. Они доносились издалека и звучали глухо, будто я находился глубоко под землей. Голоса приблизились, и я почуял запах горящей белой палочки. Как я обрадовался звуку человечьего голоса! Я был счастлив, как щегол, что поет свою песню, раскачиваясь на высокой траве. Люди прошли мимо, раздвигая ветки цветущего терновника, и белые лепестки, падая с кустов, как снег, усыпали землю. Мужчин было двое, и от них исходил грубый запах живой плоти. Они увидели мальчика, и его они окликнули.
Как объяснить вам разницу между двумя мужчинами и всем остальным в том гиблом месте? Только когда я увидел живых людей, ломившихся сквозь дикие заросли и обдиравших одежду о колючие кустарники, я понял, что кролик и мальчишка, как, впрочем, и все остальное, были подобны желудям, падающим с дуба. Однажды мне довелось увидеть хрудудиль, съезжающий с холма. В кабине никого не было: водитель, сидевший за рулем, зачем-то вышел из машины, и она начала сползать по холму. Хрудудиль докатился до ручья и застрял в воде.
Те, кого я видел, были похожи на этот хрудудиль. Они делали то, что нужно было делать, — выбора у них не имелось. Они поступали так раньше и повторяли свои движения снова и снова, но в глазах у них не было света. Они не были живыми существами, которые могут видеть и чувствовать…
Задохнувшись от волнения, Мать-и-Мачеха прервал рассказ. В мертвой тишине Пятый встал со своего места и, перебравшись к рассказчику, лег рядом с ним, между корней березы, и стал что-то нашептывать ему на ухо — так тихо, чтобы никто другой не мог его услышать. Мать-и-Мачеха выпрямился и, пошевелив ушами, продолжил:
— Эти… эти видения… эти жуткие образы… кролик и мальчишка — они растаяли, как только мужчины начали перекидываться словами. Они испарились, исчезли, как исчезает иней на траве, если на нее дохнуть. А люди… не заметили они ничего странного. Теперь я думаю, что они все-таки видели мальчика и даже разговаривали с ним, но решили, что это мираж, видение, легкое, как сон, и они тотчас же позабыли и о нем, и о кролике, несчастной жертве злого мальчишки. Быть может, люди появились в том месте потому, что услышали жалобные крики кролика, и вы сразу же поймете, почему они это сделали.
Один из мужчин нес тушку кролика, погибшего от Белой Слепоты. Я видел его больные глаза и чувствовал тепло еще не остывшего тела. Не уверен, известно ли вам, как люди поступают с мертвыми кроликами. Они делают свое черное дело, забрасывая еще не остывшее тело мертвого кролика глубоко в нору, прежде чем блохи успеют выбраться из его ушей. И когда тело кролика похолодеет, блохи перепрыгивают на других кроликов. Эти зловредные твари и есть переносчики заразы, Белая Слепота передается через них. И с этим ничего не поделаешь: разве что нужно стремглав бежать, если вы вовремя поймете, что опасность рядом.
Мужчины стояли, оглядываясь вокруг и показывая пальцами на заброшенные норы. Они не были похожи на фермеров — мы прекрасно знали, как те одеваются. Должно быть, один из фермеров позвал их унести тело мертвого кролика, а сам поленился их сопровождать, и теперь мужчины засомневались, правильно ли выбрали место для погребения. Мне стало понятно, что мужчины колеблются, потому что они в нерешительности смотрели по сторонам.
Один из них затоптал горящую белую палочку и зажег другую, а затем они подошли к одной из нор и пропихнули тело кролика внутрь с помощью длинного шеста. После этого они ушли прочь.
Мы тоже поспешили оттуда — уж не помню, как мы выбрались. Овсянник был в жутком состоянии: он чуть не свихнулся от страха. Когда мы, наконец, добрались до Ореховой рощи, он спрятался в первой попавшейся норе и не выходил из нее весь день. На следующий день его тоже не было видно. Я не знаю, что с ним случилось: с тех пор я его больше не встречал. В конце лета нам со Стежком удалось найти свободную нору, и мы долго жили в ней вместе. Мы никогда не вспоминали о том, что нам довелось пережить, даже когда оставались с ним наедине. Позже Стежка убили, когда эфрафанцы напали на нашу колонию.
Вы думаете, я враждебно настроен к вам. Вы, наверно, считаете, что я вообще никого не люблю, что я ополчился против всех. Это не так. Теперь вы понимаете, почему я такой. Меня преследует одно и то же страшное видение. Я постоянно думаю: неужели этот злосчастный кролик должен являться мне снова и снова? Неужели так будет всегда? Этот камень… Эта боль… И я бы тоже мог…
Большой и сильный кролик рыдал, как малое дитя. Горшочек заливался слезами вместе с ним. Орех почувствовал, что Смородина, примостившийся рядом с ним в темном уголке «Улья», тоже весь дрожит. И тут заговорил Пятый. В голосе его звучало тихое спокойствие; сразу же исчезло ощущение кромешного ужаса, царившего в кроличьей норе: слова Пятого сразу же подбодрили кроликов, как ясное пение ржанки над стерней в ночи.
— Нет, Мать-и-Мачеха, так нельзя… В одном ты прав: на свете есть много ужасных, страшных вещей, и с ними можно встретиться в чужих землях, куда тебе темной ночью случилось забрести вместе с друзьями. Вспомни об Эль-Ахрейре: всякий раз, в самом конце пути, каким бы далеким тот ни казался, Фрис выполняет данное ему обещание. Я это твердо знаю, и, поверь мне, я прав. Те, кого ты видел, — не реальные существа. Такое может происходить в каких-то местах, где когда-то случались стихийные бедствия или другие необычные природные явления. Иногда там властвуют странные силы, к примеру, глубокие лужи, оставшиеся после дождя, кое-кто из нас даже может утонуть в такой луже. То, что ты видел, был мираж. Ты сам это сказал. Ты слышал только эхо, а не живой голос. И вспомни: это эхо спасло в тот вечер твою колонию! Где же еще могло быть захоронено тело кролика? И кто из нас может понять все пути и мысли Господина Фриса?
Пятый замолчал и, хотя Мать-и-Мачеха не проронил ни звука в ответ, больше не сказал ничего. Мудрый кролик понял, что Мать-и-Мачеха сам должен справиться со своими страхами, и повторять ему все сначала или пытаться разубеждать его больше незачем. Спустя некоторое время кроличья компания разошлась по спальным норам, оставив Пятого и Мать-и-Мачеху вдвоем.
Мать-и-Мачеха сумел-таки перебороть себя. Уже через несколько дней его видели на силфли вместе с Пятым: он спокойно грыз траву, слушая советы нового друга.
Миновала суровая зима, и состояние Мать-и-Мачехи понемногу улучшилось, характер стал мягче. А к следующей весне угрюмый одиночка превратился в веселого и разговорчивого кролика; теперь его часто можно было застать на берегу ручья в шумной компании крольчат, которым он рассказывал сказки.
— Пятик, — раз апрельским вечером, когда запах первых фиалок витал под березами, на которых распускались зеленые листочки, обратился Колокольчик к товарищу. — А ты можешь познакомить меня с каким-нибудь милым, добрым и совсем не страшным привидением? Я тут подумал, что они в конечном итоге принесли нам много пользы. Мы победили на самом финише!
— Да, — откликнулся Пятый. — Но до этого финиша нам пришлось долго бежать.
7. Рассказ Вероники
Гораздо лучше стоять в тихой бухте, бросив якорь глупости, чем безрассудно пуститься в плавание по бурному морю мыслей.
Дж. К. Колбрейт, «Общество богатых»— О-хо-хо, — вздохнул Одуванчик, сидевший в «Улье» в окружении своих друзей. Шел сильный апрельский ливень, и вся компания сгрудилась вокруг известного рассказчика в ожидании новой истории. — Ну почему всегда я? Пусть для разнообразия это будет кто-нибудь другой. Вот, например, Вероника. Он знает кучу баек, не меньше, чем Колокольчик, но я никогда не слышал от него ни одной сказки. Я уверен: если он сложит все байки вместе, получится неплохой сюжет, надо умело свести концы с концами. Ты согласен, Вероника?
— Ну же, Вероника, давай рассказывай! — загалдела вся компания.
— Хорошо, — согласился Вероника, и, когда шум немного улегся, заговорил снова: — Я расскажу вам о том, что со мной приключилось прошлым летом. Но пока я буду излагать все по порядку, очень прошу всех собравшихся не перебивать меня и не задавать вопросов. Первого, кто нарушит это правило, тотчас же выставят под дождь. Договорились?
Конечно же, все согласились молчать — отчасти из-за любопытства, потому что никто не знал, о чем Вероника поведет речь. И вот, когда все устроились поудобнее, Вероника начал:
— Это произошло в самом конце прошлого лета. Стояла изнуряющая жара, сухой горячий воздух обжигал легкие. Я решил пройтись, чтобы хоть немного освежиться. Я всегда жалел, что во время жары кролики не могут снять с себя меховую шубку, но зато они всегда могут укрыться в Царстве Прохлады.
Лохмач уже открыл рот, чтобы задать вопрос Веронике, но вовремя прикусил язык. Вероника, заметив порыв Лохмача, остановился, и тот сразу же потупился. Вероника продолжил рассказ:
— Ну так вот… Я спустился вниз по холму к полю, посреди которого росло Железное Дерево, и обнаружил, что оно буквально усыпано голубыми бабочками — наверно, кто-то их нарочно туда посадил. Из-за них мне не удалось заставить дерево сделать то, что я хотел, поэтому, оставив свою затею, я приказал самым крупным бабочкам выстроиться в ряд и перенести меня на ферму.
Когда мы долетели до фермы, еще с воздуха я увидел кое-что интересное. Как вы думаете, что это было? Там, во дворе, сидела рыжая лиса и уплетала салат за обе щеки! Я велел бабочкам ее атаковать, но они испугались. Тогда я спрыгнул на землю и отправился искать ведро, чтобы засунуть в него лису. Наконец я нашел ведерко для лисы: оно болталось на бельевой веревке — сушилось на солнышке. К несчастью, скворцы приспособили ведерко под гнездо, и мне пришлось забрать его вместе с птенчиками, широко раскрывавшими клювики и громко требовавшими пищи. Я сказал им, что тут, неподалеку, их ждет вкуснейшая еда, и пообещал им на обед свежую и вкусную лису. От нетерпения птенцы тотчас же выскочили из ведра, но лиса, до смерти перепугавшись, бросилась от крылатых преследователей наутек. Я отпустил птенцов на свободу, а ведро взял себе.
Ну, потом я немножко поиграл с ведерком, катая его взад-вперед по двору, пока на меня из ведра внезапно не выскочил барсук. Он спросил, чем это я таким занимаюсь, что тревожу его сон. Я ответил, что он, должно быть, совсем недавно залез в ведро, ведь еще несколько минут тому назад оно было пустым. «Это мы еще посмотрим, кто тут хозяин!» — воскликнул барсук, вылезая из ведра и пускаясь за мной в погоню. Я мог спастись единственным способом: открутил себе башку и, как мячик, пустил ее катиться по дороге. Барсук тяжело потрюхал за ней: тум-тум! Бум-бум! А я уселся на землю отдыхать. Потом из домика вышла маленькая девочка, фермерская дочка, и принесла мне целую миску морковки.
Колокольчик, не выдержав, открыл рот и произнес:
— Но…
Вероника немного подождал, но Колокольчик сделал вид, что внезапно закашлялся, поэтому рассказчик решил, что можно продолжать.
— Когда я сгрыз всю морковку, то услышал какое-то странное топанье и скрежет неподалеку и решил пойти посмотреть, что происходит. В канаве, что была от меня в двух шагах, я увидел целую стаю ежей — огромный выводок. Все они ожесточенно спорили, кто из них самый колючий. Я сказал им, что самый колючий из них Я, и, услышав такую дерзость, они гурьбой бросились за мной в погоню, крича и блея от ярости, как стадо баранов. Я бросился бежать со всех ног, и они точно бы меня настигли, если бы я внезапно не увидел собственную голову, уютно устроившуюся в луже. Я приставил обратно свой котелок и свирепо поглядел на преследовавших меня ежей. Перепугавшись до смерти, ежики бросились врассыпную, унося подальше от меня колючки. В панике они даже перекатывались друг через друга, стараясь поскорее удрать. Я не стал гнаться за ними, решив, что мне пора передохнуть.
Вы не поверите: не успел я пару раз глотнуть свежего воздуха, как откуда ни возьмись с неба слетел Кихар с тремя приятелями. Птицы хотели, чтобы я расспросил их про то, где они побывали. А они поинтересовались, куда подевался Лохмач. Я сразу же сообщил, что Лохмач влез на дерево, чтобы укрыться от жары, но они мне не поверили. Подойдя поближе, все четверо обступили меня и стали допытываться, говорю ли я чистую правду. Такое недоверие чуть не вывело меня из себя: я честно ответил, что еще никогда в жизни никому не соврал. Я по-настоящему рассердился и захотел поскорее с ними расстаться. Поэтому я поднял себя за уши и вскарабкался на салатное дерево, что росло неподалеку от меня. Обглодав все листочки свежайшего зеленого салата — и те, что были на виду, и даже те, что скрывались от меня, — я решил спуститься вниз.
После плотного обеда я почувствовал себя втрое тяжелее, чем прежде, и мне захотелось вздремнуть. Неподалеку протекал очень красивый ручеек с чистой прохладной водой, он вился лентой меж зарослей розовых кустов и крокусов. Итак, я сорвал один крокус — большой желтый цветок, вскочил в него, как в лодочку, и беззаботно, позабыв обо всем на свете, поплыл по течению ручья. Но вдруг я вспомнил, что давно собирался охладиться, — мне стало жарко в меховой шубке. До Царства Прохлады было недалеко, и я, причалив к берегу и приказав цветку крокуса никуда не уплывать и дожидаться моего возвращения, побежал через поле. Там паслись две лошади: одна — зеленая, а другая — небесно-голубого цвета. Я подошел к Зеленой и попросил ее довезти меня до Царства Прохлады. Голубая тоже с готовностью предложила мне помощь, поэтому мы отправились в путь втроем.
В эту секунду случился приступ кашля у Ястребиного Носа. Сквозь хрипы и задыхания можно было расслышать отдельные слова: «вздор», «кто бы стал» и «небесно-голубая лошадь». Вероника вежливо подождал, пока Ястребиный Нос придет в себя, и, вопросительно пробормотав: «Ну, на чем это я остановился? Ах да…» — продолжил свой рассказ.
— Никогда в жизни не было мне так хорошо, как в тот раз, когда я скакал верхом на Голубой Лошади. И черные дрозды, и красные раки — все слетелись, чтобы посмотреть на нас. В одно мгновение мы добрались до Царства Прохлады, и я велел Голубой Лошади подождать меня у ворот.
В Царстве Прохлады было так красиво, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Стряхнув со своей шкурки осколки льдинок и снега, я вышел наружу. И кого, вы думаете, я встретил за воротами? Лису и Барсука! Они сидели рядышком и говорили гадости обо мне! Я столкнул их лбами, чуть не вышибив им мозги, и теперь они стали немножко «ку-ку». Ну и черт с ними, пусть кукуют до конца дней своих, как кукушка в апреле. Затем я снова вскочил на спину небесно-голубой лошади, и мы галопом унеслись прочь.
«Куда скакать, хозяин?» — спросила меня она. «Ну, — отвечал я, — пожалуй, нам стоит проверить, цела ли еще моя лодочка из цветка крокуса. Давай съездим, если это не слишком недалеко». «О чем вы говорите, хозяин! — засмеялась моя кобыла. — Да мы уже здесь!» Лошадь оказалась права. Мы были на месте. Только мы скакали не вперед, как обычно, а пятились назад, но я этого почему-то не заметил.
Моя лодочка, целая и невредимая, качалась у берега. Сначала в нее села Голубая Лошадь, потом влез и я. И вот мы поплыли вверх по течению, по горам, по долам… И конечно же, маленькая девочка, дочка фермера, поджидала нас на берегу, и я взял ее покататься на Голубой Лошади. Потом мы отправились на собрание кроликов — ах, там была их тьма-тьмущая — тысячи и тысячи… И, увидев нас с девочкой на Голубой Лошади, они хором воскликнули:
— Пусть он будет нашим Королем, а Люси — нашей Королевой!
И вот мы стали Королем и Королевой. Люси принесли груды цветов, а меня засыпали одуванчиками с головы до ног! Все было, как в песенке:
Если ты пойдешь направо, Я сверну налево, Ты станешь черным королем, Я — белой королевой.Я сам вырыл уютную нору, чтобы мы могли там устроиться на ночлег с моей Королевой, и каждый вечер на сон грядущий рассказывал ей сказки. Лошадь тоже засыпала под мои россказни, но однажды за ней пришел хозяин, который уже давно разыскивал ее, а за Люси пришел отец, фермер, и увел девочку с собой. Хозяин кобылы притащил с собой целый мешок сена, чтобы лошадь не умерла от голода, и моя милая Люси ехала верхом на ней всю дорогу домой, до фермы. Я пообещал, что буду приходить навещать ее каждый раз, когда будет идти дождь. Дождик тоже был необыкновенный: для Люси с неба падали капли меда, а для меня на землю сыпались листья салата. Вот так мы и жили, как настоящие Король и Королева.
Кролик отважен, хитер и умен! Он не погибнет во веки времен! Он не растает, как призрачный дым: Синее небо сверкает над ним, Кролики — это большая семья. Кролик — сородич мой, кролик и я.— Вот и сказочке конец, — заключил Вероника.
Часть вторая
8. Поле чудес
Но когда наступила ночь, он начал замечати (sic!), что какое-то существо идет следом за ним, не отставая ни на шаг, и, подумавши немного, свернул в соседний переулок, чтобы посмотреть из-за угла, кто это такой.
М. Р. Джеймс, «Мистер Хамфриз и его наследство»Эта история, как сказал Одуванчик, одна из многих, описывающих приключения Эль-Ахрейры и Проказника на их долгом пути домой после того, как они побывали в каменной норе Черного Кролика из Инле.
Шли они медленно: оба приятеля были измождены, и к тому же им никак не удавалось оправиться от пережитого шока. Хорошо еще, что погода в то лето была чудесная: стояли теплые солнечные дни. Эль-Ахрейра имел привычку вздремнуть после обеда, и пока он отдыхал, верный друг стоял на карауле, охраняя Эль-Ахрейру от всяких бед. Но дни текли мирно и спокойно. Никто на них не нападал, и им не приходилось стремглав уносить ноги от врага. Мало-помалу Эль-Ахрейра вернул себе былую силу: как и в прежние времена, он снова был бодр и полон энергии.
Как-то ясным, безоблачным вечером, когда солнце клонилось к закату, кролики, подняв уши, прыгали по холму в поисках уютного местечка для ночлега. Добравшись до вершины, они остановились, чтобы сверху взглянуть на окрестности и найти самый безопасный путь вниз.
Под ними расстилались сельские угодья — пейзаж, к которому они сызмальства привыкли: зеленевшие поля, поскольку было самое начало лета, а за ними — лесные заросли с пробивавшейся молодой листвой, которая блестела и переливалась в солнечных лучах. Где-то вдалеке мелькнул человек: кролики услышали, как дребезжит его хрудудиль. Все было как обычно, за исключением одного: кролики сразу же почувствовали, что там творится что-то странное и необычное, чего ни один из них в жизни не видел.
У нехоженой дороги стоял совершенно пустой и заброшенный дом: труба, из которой давно не поднимался дым, открытые глазницы окон с выбитыми стеклами, прохудившаяся крыша… Любой кролик с первого взгляда мог определить, что в этих развалинах уже давно никто не живет, потому что никаких людей там не было видно. Эль-Ахрейра увидел заглохший сад с перепутанными ветками и поросшие сорняками тропинки. Повсюду стояли сараи и амбары, и Эль-Ахрейра уже начал прикидывать, какой из них лучше выбрать для ночлега, как вдруг заметил какое-то диковинное сооружение.
Неподалеку от сада лежал участок земли, отгороженный невысокой стеной. Размерами эта площадка была не больше обычного лужка, но у нее имелась одна странность: всю ее пересекали расходившиеся в разные стороны зеленые дорожки, по обе стороны которых, переплетаясь ветками, теснились кусты, образовывавшие живую изгородь. На площадке не было ни души — только заходящее солнце играло в листве, и сколько Эль-Ахрейра ни вглядывался, не заметил там ни животных, ни птиц.
— Как ты думаешь, что это такое? — спросил он Проказника. — Нет сомнений, что это дело рук человека, но я никогда в жизни не видел ничего подобного. А ты?
— Я знаю не больше, чем вы, хозяин, — отвечал Проказник. — Но, сдается мне, нам там делать нечего. Пойдем-ка лучше отсюда, покуда целы.
— Нет, я бы хотел изучить это местечко получше, — возразил Эль-Ахрейра. — Давай зайдем внутрь. Ничего нам от этого не будет. Мне непонятно, зачем эта штука и кому все это нужно. Лично я не вижу в ней никакого проку, даже для людей.
Кролики медленно спустились с холма, то и дело останавливаясь, чтобы погрызть травки, перепрыгнули через пару зеленых ограждений и вскоре оказались у непонятной штуковины, которую Эль-Ахрейра назвал «Поле чудес». Они не нашли никакого входа, что вел бы внутрь, ни ворот, ни калитки, и Эль-Ахрейра, с каждой минутой удивляясь все больше и больше, решил обойти живую изгородь кругом…
— Не может быть, чтобы не было никакого прохода, — загорелся Эль-Ахрейра. — Иначе для чего эта штука тут стоит?
Проказник еще не отказался от мысли, что игра не стоит свеч и лучше всего убраться подобру-поздорову. Но, с другой стороны, он был рад, что его хозяин снова воспрянул духом и снова готов к новым приключениям и проказам, — ведь после свидания с Черным Кроликом из Инле Эль-Ахрейра много дней пребывал в весьма скверном настроении. Поэтому Проказник ничего не сказал хозяину и послушно поплелся за ним. Не успели они завернуть за угол изгороди, как увидели незнакомого кролика, который закусывал стеблями невысокой травы. Незнакомец стоял к ним спиной и поэтому не заметил приближения Эль-Ахрейры и его верного товарища. Увидев чужаков, он тотчас же вскочил и настороженно на них уставился. Однако убегать он не стал: лишь дрожал с головы до хвоста, пока Эль-Ахрейра, поздоровавшись с ним, желал ему доброго здоровья. Вблизи наши кролики увидели, что незнакомец стар. Мех у него был седовато-серым, глаза — подслеповатыми, а движения — медленными. С первого взгляда этот кролик Эль-Ахрейре не понравился, но эту неприязнь он приписал тому, что после посещения Черного Кролика часто подпадал под влияние каких-то странных чар, которые находили внезапно, как приступ. Эль-Ахрейра понимал в такие минуты, что не в себе, поэтому привык не обращать внимания на быстро проходившие спазмы, волнами накатывавшие на него.
Старый кролик сообщил, что его зовут Дрок и что он давно обитает в этих местах. Других кроликов здесь нет, поэтому он живет здесь совсем один. Эль-Ахрейра спросил, не боится ли он, что с ним может приключиться какая-нибудь беда, ведь рядом никого нет, но старик ответил, что до сих пор его никто не беспокоил.
— Я думаю, на меня никто не будет охотиться — я слишком старый и мясо у меня жесткое. Оно никому не придется по вкусу.
Эль-Ахрейра задумался: ему было непонятно, говорит кролик всерьез или шутит.
После заката, когда все кролики расположились на ночлег, Эль-Ахрейра принялся расспрашивать нового приятеля, не знает ли тот что-нибудь о большом полуразвалившемся доме и не помнит ли времена, когда усадьба была еще обитаема.
— Конечно, я очень хорошо помню старые времена, — кивнул кролик. — Когда-то здесь жило очень много людей.
— А почему они все уехали? — поинтересовался Эль-Ахрейра.
— Вот этого сказать я не могу, — признался старый кролик. — Сдается мне, они не все сразу уехали. Сначала одни, потом другие. И наконец не осталось никого.
— А что это за странное место? Настоящее поле чудес. Везде зеленые дорожки… Ты не знаешь, для чего оно? Какая от него польза?
— Никакого проку от него нет, — согласился старый кролик. — Мне приходилось видеть, как люди заходили туда, бродили по дорожкам, пока не добирались до центра, а потом старались изо всех сил найти дорогу обратно, чтобы выйти наружу. Они развлекались: это у них была такая игра. Хочешь, тоже попробуй, погуляй там, пока ты здесь.
Эль-Ахрейра не на шутку удивился.
— Игра? Но в ней нет никакого смысла! Глупость какая-то!
— Что поделаешь! — вздохнул старый кролик. — Каких только глупостей не делают люди, чтобы хоть немного развлечься. Если бы ты жил так близко от людей, как я, ты бы это хорошо понимал. Но все равно тебе стоит туда сходить.
— А ты сам когда-нибудь был там, внутри? — полюбопытствовал Эль-Ахрейра.
— Да, в молодости мне частенько приходилось заходить туда, но для кроликов там ничего полезного нет.
— Ну хорошо, — задумался Эль-Ахрейра. — Может, завтра и заглянем туда перед дорогой, если дождя не будет.
Следующее утро было таким же ясным, как и все предыдущие в то лето. Эль-Ахрейра вместе с Проказником начали день с обследования заросшего, опустевшего сада в надежде отыскать хоть что-нибудь съедобное. Они обшарили весь огород, но и там ничего не нашли.
— Похоже, до нас здесь побывала целая толпа кроликов, хозяин. Нам здесь делать нечего. Даже птицам и мышам ничего не оставили.
— Давай вернемся назад, — предложил Эль-Ахрейра, — пойдем посмотрим, может, найдем что-нибудь на Поле чудес.
— Что-то мне не нравится это место, — заявил Проказник. — Сам не знаю почему, но не нравится.
— Тебя пугает все новое, — возразил ему Эль-Ахрейра. — И это естественно: обычная кроличья подозрительность. Обещаю: мы там долго не задержимся. Нам надо двигаться дальше.
Дрок решил проводить их немного: чтобы подбодрить приятелей, он показал вход и даже прошел вместе с ними несколько метров внутрь странного Поля чудес.
— А как пройти к центру? — спросил Эль-Ахрейра. — По какой тропинке надо идти?
— Не могу сказать, — отвечал Дрок. — В том-то и весь фокус. Людям это нравится — они так забавляются. Они сами должны отыскать середину. А если заблудятся, что тоже бывает, — так это тоже часть игры.
И с этими словами старый кролик ушел, оставив приятелей в недоумении. Они долго решали, какую дорожку выбрать, и, наконец, решили, что это все равно, поскольку каждая была ничем не лучше и не хуже другой. Они свернули на первую попавшуюся тропинку, вившуюся меж зеленых стен. Долго ходили по кругу, пока им это до смерти не надоело. Кролики уже совсем было решили повернуть назад, как вдруг совершенно неожиданно для самих себя очутились в центре Поля чудес. Посреди лужайки, на квадрате земли, поросшем травой, стоял крупный валун, и к одной из сторон камня была прислонена старинная деревянная скамейка.
— Тут точно центр. Сомнений нет, — заключил Эль-Ахрейра. — Все правильно: один вход, одна середина. Давай полежим немножко на солнышке, прежде чем идти назад.
Они немного пощипали травку, а затем уснули, пригревшись на солнышке. Вокруг было тихо и спокойно, и Эль-Ахрейра, всего лишь раз приоткрыв глаза, снова провалился в сон.
Когда кролики проснулись, день уже клонился к вечеру: солнце опускалось за горизонт, и становилось прохладно.
— Пора выбираться отсюда, да поскорей, — сказал Эль-Ахрейра. — Дрок уже, наверно, беспокоится, куда мы пропали. Давай переночуем на холме, рядом со стариком, а утром двинемся дальше.
Кролики думали, что выйти обратно с Поля чудес будет проще простого, но они глубоко заблуждались. Они и понятия не имели, в какую сторону идти, и без конца кружили по зеленым дорожкам, не находя выхода. Эль-Ахрейра пришел в замешательство.
Они то и дело останавливались, раздумывая, куда на этот раз свернуть, как вдруг Эль-Ахрейру охватило странное чувство. Ему даже показалось, что он уже не раз испытывал такое ощущение тревоги. На Поле чудес явно был кто-то еще! И этот кто-то двигался по полю кругами, в точности как они. Эль-Ахрейра чуял его присутствие совсем неподалеку, и это его беспокоило, поскольку кролики, как вы все хорошо знаете, пугливы по натуре и терпеть не могут незнакомых вещей, особенно неизвестных существ, которых они не слышат или не видят прямо перед собой. Кролики застыли, пристально глядя друг другу в глаза. Они впали в панику.
— Может, нам стоит с ним встретиться? — задал вопрос Эль-Ахрейра. — Может, он знает, как выйти отсюда?
— Вы сделаете большую ошибку, хозяин, если попытаетесь найти его, — предупредил Проказник. — Мы не знаем, кто это такой, но я думаю, он идет за нами по следу, и если он нас найдет, то нас ждет смерть. Он на нас охотится.
И тут они оба побежали что есть духу, только пятки засверкали. В панике прижав уши, они неслись, не разбирая дороги и не видя перед собой цели, что, как правило, кроликам не свойственно. Вы все прекрасно знаете, что нужно делать, если кролику грозит опасность: когда он видит перед собой врага, то уносит ноги, убегая в противоположном направлении. Но запутавшись в дорожках Поля чудес, друзья не могли определить, с какой стороны их поджидает опасность, и убежать по прямой от своего преследователя они тоже не могли: все дорожки вились и пересекались, то заводя кроликов в тупик, то делая петлю и возвращая их к прежнему месту. Охваченные паникой, они даже могли бежать навстречу своему неизвестному врагу, страх перед которым с каждой минутой все больше пронизывал их сердца. Взад-вперед, туда-сюда, направо-налево! Они метались, как очумелые, чувствуя беспомощность и ужас перед неизвестным. Силы кроликов были на исходе.
И вот, когда на землю опустились густые сумерки, они нырнули в какой-то проем, где заканчивалась живая изгородь и открывалась прямая дорожка.
— Я дальше идти не могу, — выдохнул Проказник. — Я в полном изнеможении. Кроме того, посмотрите сами: мы же ходим кругами! Мы здесь уже были. Вон, гляньте, на земле лежит храка — чья-то какашка. Мы ее не раз проходили.
Тут Эль-Ахрейра понял всю бессмысленность и бесцельность их побега. Он повернул голову, чтобы посмотреть, откуда они пришли, — и впервые увидел своего преследователя!
Впоследствии Эль-Ахрейра никогда не рассказывал, как выглядел тот, что гнался за ними. И историю, что произошла с ним и Проказником, он рассказал всего один раз. Тогда-то один из кроликов, услышавший рассказ о Поле чудес, и сказал ему:
— Но вы же видели Черного Кролика из Инле и даже говорили с ним! Неужели это было еще страшней?
— Черный Кролик, — отвечал Эль-Ахрейра, — внушал священный ужас, неимоверный страх. Мы ощущали полную беспомощность и трепет перед лицом вечной тьмы, или вселенского зла. — И больше не добавил ни слова.
Итак, Эль-Ахрейру, который увидел нечто, преследовавшее его, охватил неслыханный и невиданный страх, пронзивший насквозь все его существо. От этого зрелища кролик в панике нырнул в первый попавшийся проем, и Проказник, конечно, бросился следом за ним. И вдруг прямо перед собой они увидели выход! Должно быть, они просто не заметили хода наружу, наматывая круги по Полю чудес.
— Похоже, тропинка к выходу двигалась куда-то сама по себе, поэтому мы никак не могли ее отыскать, — говорил впоследствии Проказник. — Готов поверить, что там все дорожки ходили ходуном, разбегаясь куда попало. В том клятом месте и не в то еще можно поверить!
Выскочив на волю, кролики живенько пересекли травяную лужайку, но уже без опаски, что за ними гонятся.
— Оно не станет покидать отведенные ему пределы, — заметил Эль-Ахрейра.
Вскоре они повстречали Дрока, занимавшегося силфли в сгущающихся сумерках. Когда наши кролики подошли к нему поближе, старик вскочил и, округлив от ужаса глаза, недоверчиво уставился на товарищей. Он уже приготовился дать деру, но Эль-Ахрейра остановил его.
— На этот раз не сработало, Дрок, — заявил Эль-Ахрейра. — Ты мерзкий лжец, и я тебя презираю. Теперь мне все ясно. То гнусное отродье с Поля чудес позволило тебе жить здесь, пообещав защиту от злых врагов, если ты будешь верно служить ему. Ты должен был привечать всех кроликов, случайно заглянувших в эти края: ты советовал им посетить одно забавное местечко — исключительно для развлечения. И когда они заходили внутрь, ты сообщал об этом хозяину.
Дрок, потупившись, не сказал ни слова в ответ. Он, наверное, думал, что Эль-Ахрейра собирается его убить.
— Больше ты не будешь заниматься этим мерзким делом, — объявил Эль-Ахрейра. — Завтра ты пойдешь с нами, и мы подыщем тебе какую-нибудь кроличью колонию, где бы ты мог спокойно дожить до конца своих дней, как и полагается всякому приличному кролику.
На следующее утро Дрок отправился в путь вместе с Эль-Ахрейрой и Проказником; они оставили старика в первой же кроличьей колонии, попавшейся им на пути. Эль-Ахрейра не стал ничего рассказывать Главному Кролику о предательстве и коварстве Дрока, лишь заметил, что кролик слишком стар, чтобы пускаться вместе с ними в долгое путешествие.
Больше они никогда о нем не слышали.
9. История о Великой Топи
Извлек меня из страшного рва, из тинистого болота и поставил на камне ноги мои, и утвердил стопы мои.
Псалом 39:2Солнце уже давно взошло, и наступило утро, предвещавшее ясный день, какие обычно бывают в середине лета. Эль-Ахрейра и Проказник, направляясь к дому, шли по узкой долине, утопавшей между двумя зелеными холмами. По лугу то там, то здесь были разбросаны островки ярких полевых цветов: качали головками крупные маргаритки и розовато-лиловые колокольчики. Кролики остановились, чтобы подкрепиться свежей травкой, и поднявшийся легкий ветер донес до них новые запахи: потянуло овечьей шерстью с фермы и водяными лилиями с реки.
Перед ними лежал привычный ландшафт. С той стороны, где заходило солнце, поля граничили с большим болотом, простиравшимся на север до самого горизонта. Друзья заметили фермера, срезавшего тростник, но в целом долина дышала тишиной и спокойствием.
Неспешно спустившись вниз, кролики добрели до поля, граничившего с болотом. С другой стороны поля протекала река, ее длинный берег сплошь порос боярышником и бузиной. На этом берегу было прорыто множество кроличьих ходов, и когда Эль-Ахрейра вместе с Проказником приблизились к норам, из какого-то лаза выскочили два кролика и застыли, поджидая незваных гостей. Эль-Ахрейра, поздоровавшись с кроликами, отметил, что стоит прекрасная погода.
— Вы — хлесси, верно? — поинтересовался один из кроликов, а другой лишь молча уставился на порванные уши Эль-Ахрейры.
— Наверное, да, — отвечал Эль-Ахрейра. — Мы давно путешествуем, но теперь нам хотелось бы немного отдохнуть. Как вы думаете, можно остановиться у вас на несколько дней? Мне нравится ваша колония, и если у вас не слишком тесно, надеюсь, никто не будет возражать, если мы на какое-то время задержимся.
— Об этом вам надо поговорить с Главным Кроликом, только он может дать такое разрешение. Может, вы сами у него спросите? Думаю, он будет рад гостям. У него вообще легкий характер, и с ним нетрудно будет договориться.
Все четверо пошли вдоль берега и остановились на окраине колонии, где в песке было прорыто несколько ходов.
— Как правило, нашего вождя можно застать именно здесь, — заметил первый кролик. — Пойду скажу, что вы здесь. Между прочим, его зовут Лопух.
Не успел Лопух вылезти из норы, как Эль-Ахрейра сразу же почувствовал к нему расположение. Хозяин был приветлив и дружелюбен, стараясь всячески показать, что колонии не составит никакого труда принять парочку хлесси.
— Мы тут живем спокойно, без всяких проблем. И никакие враги нас не тревожат, даже человек оставил нас в покое. Наверное, вы пришли издалека? Насколько мне известно, во всей округе больше нет кроличьих колоний. Вы можете жить у нас, сколько хотите, я совершенно не возражаю.
Итак, Эль-Ахрейра и Проказник поселились в новой колонии. Они уютно устроились, и новое место до того пришлось им по вкусу, что они решили задержаться там подольше — спешить-то им было некуда. Они завязали приятельские отношения со всеми кроликами и получали большое удовольствие от общения. Особенно старался Лопух — он всячески выказывал свое расположение к чужестранцам, часто составлял им компанию и расспрашивал про житье-бытье в другой земле, откуда они пришли. А по вечерам, в часы силфли, и самого вождя, и его Ауслу частенько видели вместе с гостями. Те приходили послушать рассказы Эль-Ахрейры о его приключениях и странствиях за «тридевять земель» от их колонии.
Эль-Ахрейра охотно отвечал на все вопросы, но при этом вел себя очень осторожно, чтобы ненароком не обмолвиться о Черном Кролике из Инле. Поскольку те, кто навещал его, были вежливыми и деликатными кроликами, никто ни разу не осмелился задать ему прямой вопрос об искромсанных ушах, а сам Эль-Ахрейра избегал разговоров о причинах своих странствий и о цели, лежавшей перед ним. Оседлые кролики явно испытывали огромное уважение и к Эль-Ахрейре, и к Проказнику, как к представителям своего вида, которые, в отличие от них самих, посвятили себя путешествиям и много раз сумели избежать верной гибели.
— Я бы никогда так не смог, — как-то вечером заметил Чистотел, капитан Ауслы, когда кролики валялись на солнышке на берегу ручья. — Я люблю чувствовать себя в безопасности. У меня никогда не было желания бросить родной дом и отправиться бродить по белу свету.
— Это потому, что вас никто к этому не побуждал. Правильно я говорю? — ответил ему Проказник. — Вам повезло: живете здесь в тиши и спокойствии.
— А вас кто-нибудь побуждал? — переспросил Чистотел.
Проказник, перехватив предупреждающий взгляд Эль-Ахрейры, понял намек, поэтому дал обтекаемый ответ:
— Ну, можно сказать и так.
И поскольку Чистотел не стал дальше развивать эту тему, замолчал.
Прошло несколько дней. Однажды вечером, после захода солнца, когда все кролики, закончив вечерний силфли, стали располагаться на ночлег, в колонии появился совершенно незнакомый кролик — хлесси: тяжело хромая, он еле плелся по песчаному берегу. Незнакомец тотчас же потребовал, чтобы его отвели к Главному Кролику. Его стали уговаривать немного передохнуть и поесть, но на все предложения полубезумный на вид бедняга отвечал решительным отказом, убеждая кроликов, что дело не терпит отлагательств и речь идет о жизни и смерти. Сказав все это, он рухнул на траву в полном изнеможении. Кто-то сразу побежал за Лопухом, и тот немедленно пришел в сопровождении Эль-Ахрейры, Проказника и Чистотела. Долгое время никак не удавалось привести в чувство несчастного хлесси, но в конце концов он открыл глаза и спросил, кто здесь Главный Кролик. Лопух ласково заговорил с ним, советуя не торопиться с рассказом. Но от слов вождя незнакомец впал в еще большее возбуждение, будто его подстегнули.
— Крысы, — еле дыша, прошептал он. — Сюда идут крысы. Полчища крыс. Убийцы.
— Ты говоришь, они идут к нам? — переспросил Лопух. — Интересно, откуда они взялись? Значит, ты считаешь, что крысы представляют для нас опасность? Обычно кролики не боятся крыс.
— Да, — подтвердил хлесси. — Опасность очень велика. Вашей колонии грозит беда. Все кролики до единого могут погибнуть. Это массовая миграция крыс. И они будут здесь меньше чем через сутки. Они убивают всякое живое существо, которое попадается им на пути. Сегодня утром, еще до рассвета, они напали на нашу колонию. Кролики проснулись и увидели, что крысы среди нас. Никто не слышал и не чуял их приближения. Некоторые из нас пытались бороться с ними, но все было бесполезно. На каждого кролика приходилось до тысячи крыс. Кое-кто попытался вырваться из окружения и бежать. Наверно, это удалось только мне одному. В темноте я плохо вижу, но когда я оказался вдалеке от нашей колонии, я не слышал шагов и не чуял запаха никого из моих собратьев. Крысы были везде. Они буквально заполонили окрестности. У меня не было возможности пуститься на поиски других кроликов, мне пришлось бы пробираться сквозь толпы грызунов. Вот, посмотрите — у меня все лапы искусаны. Сам не знаю, как мне удалось бежать. Я кусался и лягался, как безумный, не думая ни о чем — я был до смерти напуган. Сам не знаю как, но я сумел унести ноги и выжить. Я остался на лугу один. Я был в таком жутком состоянии, что не мог искать других кроликов, да и вы бы не стали, окажись вы на моем месте. Но позже, намного позже, я глянул вниз с холма, на который взобрался, и посмотрел на мою старую обитель. Там были только крысы. Под их серыми телами не видно было ни клочка зеленой травы: сплошным ковром они закрывали землю, и вся эта масса шевелилась и двигалась вперед. Завтра они будут здесь. Ваше единственное спасение — уносить отсюда ноги, и чем скорее, тем лучше.
В смятении и нерешительности Лопух посмотрел на Чистотела.
— Что же нам делать?
Но у Чистотела был такой же обескураженный вид.
— Не знаю. Что вы скажете, то и будем, Главный Кролик.
— Может, нам устроить собрание Ауслы и поставить вопрос перед ними?
Тут вмешался Эль-Ахрейра, который до того момента не сказал ни единого слова. Он почувствовал, что пора принимать командование на себя.
— Главный Кролик, у вас нет времени созывать собрание. Крысы будут здесь еще до На-фрита. Вам надо спешить. Промедление смерти подобно.
— Не знаю, согласятся ли наши кролики, — задумался Лопух. — Скорее всего, они не захотят никуда идти. Они и слыхом не слыхивали ни о каких крысах.
— У вас нет выбора, — отрезал Эль-Ахрейра.
— Но куда же нам идти? — растерянно спросил Чистотел. — Перед нами — река, и она такая широкая, что мы не сможем ее переплыть. А с той стороны, где заходит солнце, лежит болото.
— Болото большое?
— А кто его знает — никто там сроду не хаживал. Его невозможно перейти, — тропок нет. Там только омуты да гиблая трясина. Мы все утонем в этой грязной жиже. А крысы не утонут. Они гораздо легче нас.
— Из того, что вы сказали мне, я кое-что понял. Думаю, нам стоит попробовать. Главный Кролик, если вы будете меня поддерживать и мне помогать, я возьмусь за дело. Я переведу всех ваших кроликов через болото. Только велите им следовать за мной.
— Ах, Господин наш Фрис! — раздраженно воскликнул Чистотел. — Что ты, безмозглый хлесси, об этом знаешь? Ты гостил у нас дней пять, не более, и берешь на себя смелость судить обо всем?
— Как вам будет угодно, — отвечал Эль-Ахрейра. — Но вы пока не предложили ничего лучшего. Я приложу все силы, чтобы помочь вам.
Тут Лопух и Чистотел затеяли пустую перебранку. Как понимал Эль-Ахрейра, ими обоими овладел страх, и они пустились в бесконечную перепалку, втайне надеясь, что решение найдется само собой.
Видя бессмысленность происходящего, Эль-Ахрейра вмешался в их беседу.
— Проказник, — тихо заявил он, — быстро обойди все норы и предупреди кроликов об опасности. Скажи, что сюда идут крысы и что я собираюсь перевести их через болото. Мы выходим сразу после Фу-инле, то есть после восхода луны. Сообщи всем, что я буду ждать их под старым платаном. И смотри не теряй времени попусту, у нас нет ни минуты. Если кто-то откажется идти, не вступай в пререкания. Придется оставить их и идти дальше. И еще: не показывай им, что тебе страшно. Веди себя спокойно и уверенно.
Проказник, прикоснувшись кончиком носа к носу Эль-Ахрейры, стремглав понесся исполнять поручение. Отослав своего верного товарища, Эль-Ахрейра снова повернулся к спорщикам и сообщил им о своих действиях. Он ожидал, что Лопух и Чистотел набросятся на него с обвинениями, будут его бранить на все корки и даже, может быть, поколотят, но, к его удивлению, ничего подобного не произошло. Они стояли, мрачно уставившись в землю, не соглашаясь с ним, но и не возражая. Эль-Ахрейра почувствовал, что они даже рады снять с себя ответственность за принятое решение. Если все пойдет наперекосяк, в чем они были уверены, всю вину можно будет возложить на него. Но если все-таки вопреки ожиданиям предприятие увенчается успехом, они смогут сказать, что это они уполномочили Эль-Ахрейру стать во главе.
Эль-Ахрейре показалось, что прошла целая вечность, пока новости распространились по кроличьей колонии, а затем на него свалилось еще больше забот. Со всех сторон к Лопуху, к Чистотелу и к нему самому ринулись толпы кроликов. Многие не верили в опасность и отказывались присоединиться к согласившимся на переход через болото. Некоторые — в основном крольчихи — говорили, что у них новорожденные крольчата, которых никак нельзя взять с собой. На что Эль-Ахрейра вынужден был отвечать, что если они сами хотят уцелеть, придется оставить помет в норах, — и, услышав такое, крольчихи, естественно, впадали в ярость. Одни спрашивали его, сколько времени займет переход, другие интересовались, велико ли болото. Эль-Ахрейра признался, что не знает ответов, но объяснил, что он твердо намерен спасти всем жизнь.
Спустя некоторое время Эль-Ахрейра встретился с Проказником, и они вместе пошли к старому платану. Они даже удивились, увидев там огромное множество, ожидавших их появления. Среди них были Лопух и Чистотел. Желая подбодрить собравшихся, Эль-Ахрейра похвалил их за мудрый выбор — согласие пойти вслед за ним. И вот, когда на небе взошла луна, Эль-Ахрейра без колебаний начал прокладывать путь через большое болото.
По правде сказать, Эль-Ахрейра знал о болотах чуть больше, чем другие кролики: когда-то ему пришлось жить неподалеку от места под названием Гибельная Топь. Он прекрасно понимал: у кроликов не было другого шанса остаться в живых, и если Главный Кролик не может перевести их через болото, то ему придется взять на себя роль проводника. Но он никогда не представлял себе, как выглядит настоящая трясина. Теперь придется узнать это на собственном опыте.
Эль-Ахрейра прошел несколько шагов и, собираясь пересечь участок суши, внезапно почувствовал, что его передние лапки уходят в осклизлую жижу. Пока кролика не засосало в болото с головой, он успел резко отпрянуть и налетел спиной на Лопуха, которому сам дал приказ следовать за ним по пятам, чтобы у колонии сложилось впечатление, будто тот остается их предводителем. Помедлив, Эль-Ахрейра сделал несколько осторожных шажков влево. И снова его лапки ушли в воду. Значит, нужно идти направо? Он заставил себя свернуть, надеясь, что на этот раз ему повезет. Ему удалось немного продвинуться вперед, и опять почва под ним просела. С трудом освободив лапки, Эль-Ахрейра лег и, перекатившись с боку на бок несколько раз, снова попытался встать. На этот раз почва оказалась твердой.
Дождавшись Лопуха и Чистотела, Эль-Ахрейра стал осторожно продвигаться вперед по узкой кромке суши, стараясь обойти то место, где начал тонуть. Потом он снова свернул влево, шаг за шагом ощупывая передней лапкой место, на которое собирался ступить. На этот раз он не провалился в болото ни разу. У кролика даже появилась надежда, что он по краю обошел самое гиблое место в трясине. Он решил, что теперь снова может двигаться по прямой, — так, чтобы луна светила ему в спину.
Эль-Ахрейра, продолжая ощупывать почву, прежде чем встать на нее, настойчиво шел в заданном направлении. Иногда лапки у него проваливались в вязкую хлябь, но он вовремя успевал их вытащить. Полная луна освещала ему путь, и в ее свете, внимательно глядя перед собой, он лучше различал опасные и безопасные участки болота. Но глаза часто подводили. На нюх Эль-Ахрейра разбирался в маршруте гораздо лучше. Суша пахла совершенно иначе, чем болотистые участки, и по запаху он мог определить, куда идти дальше. Вот так он и шел, медленно и осторожно, делая крюки, чтобы обогнуть подозрительные места. В целом, путь его лежал на запад, но двигался он зигзагами, сворачивая то направо, то налево, делая шаг вперед и два назад. Так, петляя, он набрел на грязный, заросший тиной пруд, в его стоячей затхлой воде отражалась круглая луна. Пруд пришлось обойти по широкой дуге: Эль-Ахрейра сразу же заподозрил, что берега у него вязкие и топкие, и решил держаться от него подальше.
Не прошло и полночи, а кролик уже устал. Ведь ему приходилось выверять каждый шаг, пробуя лапкой почву, вытаскивать ноги из топкого месива и снова идти вперед. Его терзали вопросы: сколько они уже прошли? Сколько еще осталось? Теперь он начал понимать, что они и к рассвету не доберутся до другого берега. А быть может, им придется потратить на переход и весь следующий день, и всю следующую ночь… Кроликам требовался отдых, но на болоте не было ни деревца, ни кустика, чтобы путешественники могли укрыться в тени. Как они выдержат путешествие? А что, если они задумают свернуть с пути, чтобы выбраться из болота? Что их тогда ждет? Куда они попадут?
Эль-Ахрейру терзали тревожные мысли, но он перестал думать о плохом и сосредоточился на движении: шаг, еще шаг и еще. Вытянуть ногу из топи, поставить на другое место, и еще один шаг… Раза два он нечаянно спугнул куропаток: шумно захлопав крыльями, те в гневе улетели прочь. Им было непонятно, что сухопутные грызуны делают на их родном болоте. Подумать только! Кролики! Да еще и посреди ночи!
Впоследствии, когда Эль-Ахрейра рассказывал о своих приключениях, он признался, что самым страшным и опасным из всех был этот ночной переход через болото. Пока кролики перебирались через болото, ему не раз казалось, что они никогда не выберутся из топи. Он даже радовался тому, что у него не имелось выбора: все его кролики хотели жить, а значит, им оставалось только бороться со стихией. Ах, если бы только у него был выбор, он, не задумываясь, принял бы другое решение! Лунный свет озарял болотистую глушь, где не было ни души, но со всех сторон им грозила лютая смерть, и даже воздух, казалось, пропитан ощущением тревоги. Укрыться было некуда, и никто не мог защитить их. В любую минуту его может засосать жуткая трясина. И что тогда? Разве Проказник может встать во главе кроличьего отряда?
«Надо, — подумал Эль-Ахрейра, — дать ему инструкции. На всякий случай…»
Когда кроличий отряд вышел в путь, Эль-Ахрейра поставил Проказника в арьергарде, чтобы тот следил за теми, кто тащился в самом хвосте. Ведь некоторые могли отстать и заблудиться. Теперь он отдал приказ, который передали по рядам назад, чтобы Проказник встал рядом с ним во главе колонны. Казалось, прошла целая вечность, пока Проказник не появился рядом с ним. Эль-Ахрейра спросил, как обстоят дела в хвосте колонны. Все ли кролики справляются с трудностями перехода?
— Дела идут лучше, чем я ожидал, — отвечал Проказник. — Никто не сошел с дистанции, и никто не потерялся. Все твердо намерены добраться до другого берега — как бы далеко он ни был. К счастью, среди них оказался один очень хороший рассказчик. Его зовут Цикорий. Он постоянно сыплет шутками, рассказывает одну байку за другой. И все кролики не отстают от него — им любопытно, чем кончится та или иная история. Ну так чем я могу помочь вам, хозяин?
Эль-Ахрейра подробно объяснил Проказнику, в чем состоит его задача, и не отпускал до тех пор, пока не убедился, что тот все хорошо понял. Затем он предоставил своему помощнику на нюх определить верную дорогу, а сам отошел в сторонку, чтобы дать кроликам пойти. Эль-Ахрейра понял, что Проказник был прав. Переход вовсе не оказался трудным делом для кроликов — они с легким сердцем шли за теми, кто вел их вперед. Его собственную тревогу и усталость можно было объяснить только грузом тяжелой ответственности, которая легла на его плечи. Нелегко оказалось превратиться в первопроходца и постоянно ощупывать лапкой каждое место, прежде чем встать на нее всем весом. Эль-Ахрейра дождался Цикория и с удовольствием послушал рассказ о Королевском Салате. В самом конце колонны он увидел маленького, очень молоденького кролика, которому было трудно поспевать за всеми. Эль-Ахрейра, как мог, подбодрил и утешил его и, прежде чем вернуться в начало колонны, к Лопуху и Проказнику, некоторое время шел рядом с ним.
Проказник идеально подходил для трудной задачи и к тому же очень хорошо справлялся с неприятной обязанностью — намного лучше, чем он сам, подумал Эль-Ахрейра. Верный помощник Эль-Ахрейры лишь изумлялся, когда его передние лапки проваливались в мутную жижу: скорее всего, он не осознавал грозившей опасности, а может быть, умело скрывал свои чувства. Более того, у него сложились прекрасные отношения с Лопухом и Чистотелом, и на короткое время Проказник даже позволил Чистотелу встать во главе колонны.
— Ничего страшного, ничего страшного, — приговаривал Проказник. Лишь один раз воскликнул «Оп-ля-ля!», когда Чистотел по плечи провалился в болото.
Вскоре посветлело, взошла заря, и после короткой летней ночи снова наступил день. Когда солнце выкатилось на небо, Эль-Ахрейра стал пристально вглядываться в даль, пытаясь разглядеть очертания берега, но перед ним расстилалась все та же унылая топь.
«Сколько они еще протянут без пищи? Хватит ли у кроликов сил добраться до суши?» — беспрерывно думал Эль-Ахрейра. Если кроликам предстоит еще один день пути, то вскоре они сами разобьются на группы: в одной будут только сильные и выносливые, в другой — старые и слабые. Или, что еще хуже, некоторые могут отколоться от общей массы и поодиночке пуститься на поиски пропитания, блуждая по вязкой пустоши. И тогда им конец!
Эль-Ахрейра поведал о своих опасениях и страхах Лопуху и Чистотелу и предложил им снова влиться в колонну, чтобы сплотить дух кроликов.
— Не знаю, послушают ли они меня, — засомневался Чистотел. — Они привыкли делать, что хотят. Скажу вам правду: слишком долго они жили безо всяких забот и хлопот.
Эль-Ахрейра не нашел, что сказать ему в ответ. Он уже собирался сменить Проказника на посту, как вдруг на болото села цапля и, хлюпая по болотной жиже, принялась разгуливать рядом с кроликами. Настроена она была далеко не дружелюбно.
— Какого черта вы приперлись сюда, недоумки? — надтреснутым голосом гаркнула цапля. — Это мое болото! И принадлежит оно только мне и моей семье! Нам не нужны здесь никакие кролики! Убирайтесь отсюда немедленно!
Эль-Ахрейра попытался объяснить злобной птице, что именно этого они и хотят. Он рассказал цапле о нашествии крыс и о вынужденном бегстве посреди ночи.
— Значит, вы хотите как можно скорее выбраться отсюда? — прохрипела цапля. — Если вам здесь больше ничего не надо, я, так и быть, покажу вам дорогу к берегу.
— Мы были бы счастливы, если бы вы взяли на себя роль проводника, — попросил птицу Эль-Ахрейра. — Но не забывайте, что кролики не умеют плавать. И шлепать, как вы, по болоту они тоже не могут, потому что ноги у вас длинные, и те места, где вода вам по колено, для них смертельно опасны. А далеко ли до берега?
— Да нет, не очень, — буркнула цапля.
— Это самая радостная весть, которую я когда-либо слышал! — воскликнул Эль-Ахрейра.
Цапля возглавила колонну, а Эль-Ахрейра пошел за ней по пятам. Как он и ожидал, маршрут оказался полным опасностей. Несмотря на предупреждение Эль-Ахрейры, цапля так и не поняла, что кролики не умеют шлепать по воде, высоко поднимая ноги. Сначала она злилась, когда он снова и снова пытался объяснить ситуацию, а потом впала в ярость. Наконец, спокойно выслушав брань и оскорбления в свой адрес, Эль-Ахрейра убедил глупую птицу вести их по твердой земле, где они могли бы спокойно идти, не подвергая себя риску. Казалось, цапля поняла, что там, где она может с легкостью пройти, кролики не могут. Уловив, наконец, разницу между собой и кроликами, она стала неплохим проводником, хоть и не всегда надежным. Отношение ее к кроликам оставляло желать лучшего: цапля была резка и груба, и, считал Эль-Ахрейра, ее бы ни капли не расстроило, если бы три-четыре кролика, оступившись, утонули в ее болоте. Она глубоко презирала их всех, и Эль-Ахрейра с трудом сдерживался, чтобы не отвечать на оскорбления.
Но они все же двигались вперед, и намного скорее, чем раньше. Эль-Ахрейре пришлось признать, что с помощью цапли они успешно преодолели участки, которые ему самому показались бы подозрительными. Несмотря на заявление цапли, что до берега совсем недалеко, путь оказался долгим. К На-фриту — то есть к полудню — они все еще продирались сквозь густые заросли тростников и перепрыгивали через кочки с колючей высокой травой. Конца путешествия не предвиделось. Эль-Ахрейру терзали угрызения совести: он сожалел, что позволил посторонним встать во главе колонны. Он не решился перекладывать свои обязанности даже на Проказника, находившегося чуть не на последнем дыхании от усталости, и не стал во второй раз оставлять авангард и нестись в хвост процессии, чтобы подбодрить отстающих. Сам он настолько утомился, что едва не падал с ног. Если Проказник скрывал свое изнеможение, то Эль-Ахрейра был готов признать, что сил у него совсем не осталось. Никогда в жизни он не был так изможден! Если он сам держался из последних сил, то что говорить об остальных? Он велел Проказнику дождаться последних и сообщить ему, как обстоят дела в хвосте процессии.
Эль-Ахрейра попросил Цаплю остановиться хоть ненадолго, чтобы кролики могли передохнуть, но сделал это так неловко, что цапля чуть не бросила их насовсем.
— Почему эти чертовы кролики не умеют летать? — гневно воскликнула цапля. — Если бы у вас были крылья, как у всех нормальных существ, вы бы уже давно были на месте!
— Нам бы тоже этого хотелось, — согласился Эль-Ахрейра. — Но на все воля нашего господина Фриса. Он не дал кроликам крыльев.
В этот момент появился Проказник.
— Хозяин, два кролика пропали без вести. И теперь все, кто идет в хвосте, в жутком состоянии. Они очень подавлены и не знают, что им делать.
Неужели вся колонна разбредется кто куда? Лучше продолжать путь не останавливаясь. Поэтому Эль-Ахрейра вежливо попросил цаплю двигаться вперед.
Очень скоро, как показалось Эль-Ахрейре, он увидел купу конских каштанов, громоздившихся на противоположном берегу. Несколько минут спустя кролики уже карабкались вверх по склону. Наконец-то они оказались на суше! Под лапами была твердая земля.
— Мы перебрались через болото? — спросил цаплю Эль-Ахрейра.
— Да, — сухо ответила цапля. — Больше никогда сюда не возвращайтесь.
И, не дожидаясь благодарностей, цапля медленно взмахнула тяжелыми крыльями и улетела прочь.
В одно мгновение Эль-Ахрейра оказался на крутом берегу. Он с удовольствием потрогал лапкой обнаженные корни большого платана: они были твердые и сухие, как косточки. Проказник тоже поднялся и встал рядом с ним. Никогда в жизни Эль-Ахрейра не чувствовал такого облегчения! Следующим на берегу показался Лопух. Он тоже встал рядом с Эль-Ахрейрой, чтобы посмотреть, как колонна кроликов выбирается из трясины и карабкается на высокий берег. В момент катастрофы Главный Кролик оказался слабым и никчемным вожаком, но он обладал и некоторыми положительными чертами. Например, он помнил всех своих кроликов по именам и каждого лично поздравлял с успешным переходом через болото, хваля героев за решительность и отвагу. И они отвечали ему взаимностью. Эль-Ахрейра прекрасно понимал, что кролики любят и уважают своего вождя. Лопух выразил огромное сожаление по поводу исчезновения двух кроликов и сказал, что глубоко скорбит об утрате.
— Их звали Тысячелистник и Калужница, — с горечью сообщил он Эль-Ахрейре. — Они были самыми лучшими кроликами в нашей колонии. Какое горе, что мы потеряли их! Лучше бы это был кто-нибудь другой.
Эль-Ахрейра, которому никогда в голову не приходило запоминать тысячи кроличьих имен, устыдился.
Оказавшись на высоком берегу, кролики увидели расстилавшийся перед ними медовый луг с высокой, еще не скошенной травой. Голодные и усталые кролики доползли до пышной июльской травы и, наевшись до отвала, сразу же провалились в глубокий сон.
— Пусть делают, что хотят, — заметил Лопух. — Они заслужили свое счастье.
И Эль-Ахрейра не нашел причин для возражений.
10. История об ужасном сенокосе
В природе не существует ни наказания, ни вознаграждения: есть только последствия.
Хорас Эннесли Вэчелл, «Лицо глины»Почти все кролики, укрывшись в высокой траве, проспали до утра на зеленом лугу. Но предыдущим вечером, перед тем как устроиться на ночлег, Эль-Ахрейра и Проказник решили осмотреть окрестности. Оценивая ситуацию, они оба увидели, что неподалеку от поляны, где расположились беглецы, стоит ферма с сараями и амбарами.
— Не знаю, что они думают, но здесь нельзя оставаться. Это точно. Внезапное нашествие кроликов может не понравиться людям, живущим на ферме. И ты прекрасно знаешь, что это значит: охота, ружья, собаки, даже ядовитые порошки или массовая травля. Нужно поскорее уходить отсюда.
— Как? Обратно, через болото? Нет, хозяин, на это никто не согласится.
— Ну, если они на это решатся, то мы тут ни при чем. Второй раз я этого не выдержу. Давай лучше пойдем потихонечку домой.
Вскоре они повстречали Лопуха и Чистотела. Они оба бросились к Эль-Ахрейре и Проказнику, рассыпая похвалы и горячо благодаря их за помощь при переходе через топь.
— Мы сами никогда бы не справились без вас, огромное вам спасибо! — восторженно затарахтел Лопух.
— Вы что, хотите вернуться обратно? Наверно, крысы уже пересекли вашу лужайку, и их там больше нет.
Лопух категорически заявил, что не собирается возвращаться назад: ничто на свете не заставит его снова пройти через болото.
— Кроме того, нам и тут неплохо, — добавил Главный Кролик. — Идти назад не имеет никакого смысла. Я еще не обошел все окрестности, но, как мне кажется, здесь полно еды — на всех хватит, и еще останется. О чем еще можно мечтать? Для начала скажу, что здесь неподалеку есть огород, где растет много вкусных овощей.
— Не мне советовать вам, что делать. Мы с Проказником — всего лишь два бродячих хлесси. Но позвольте спросить: вы когда-нибудь сталкивались с Человеком? Знаете ли вы, что он может сделать с кроликами?
— Нет, я никогда не имел дела с Человеком, — покачал головой Лопух. — Я и видел-то его только мельком, да и то издалека. Но кролики умеют быстро бегать, и кролики умеют хорошо прятаться. Человек их никогда не догонит. Вот и все.
— В этом вы правы, — подтвердил Эль-Ахрейра. — Но тем не менее мы сейчас находимся в опасной близости от фермы, и если вы позволяете вашим кроликам совершать набеги на огород за морковкой, то вы сами ставите их под удар. Люди ненавидят кроликов и готовы убивать их везде и всегда, где бы те ни появились, и уж тем более если ваша колония начнет опустошать их огороды. Люди перебьют всех, до единого, поверьте мне на слово.
— А как я смогу их остановить? — пожал плечами Лопух. — Они что хотят, то и творят. Что я, по-вашему, должен делать?
— Послушайте, — продолжал Эль-Ахрейра. — Я не Главный Кролик и не хочу им быть. Я прохожий, случайно оказавшийся у вас. Но если вы хотите получить добрый совет, уводите их поскорее отсюда, куда-нибудь подальше от человеческого жилья. Кролики и люди на ферме несовместимы. Живите на опушке леса, на склоне холма — где угодно, но только не здесь. Если вы останетесь, вы навлечете на себя большую беду. Я в этом совершенно уверен. А сейчас, — продолжил Эль-Ахрейра, заметив, что к ним подошел Чистотел, — давайте все вместе прогуляемся, поглядим по сторонам, узнаем, что здесь и как.
Тем утром четверо кроликов обошли все сельские угодья вдоль и поперек. Фермерское хозяйство было идеально налаженным: цветущие сады имели ухоженный вид, и на аккуратных грядках зрели овощи. За фермерским домиком расстилались луга: там, за крепко сколоченными оградами, паслись тучные стада коров и овец. За пышными лугами виднелось еще одно, пустынное, поле. Трава там была скошена, и сено уложено в стога. А еще дальше, за скирдами, раскинулись протянувшиеся до самой кромки леса поля, где колосилась пшеница и ячмень.
Кролики вернулись домой не огородами, а через сад, где цвели молодые вишневые деревца. Лопух стал выискивать проем в живой изгороди, чтобы проскочить через него, как вдруг кролики учуяли крепкий запах табака и услышали шаги фермера. Он шел прямо на них вдоль ограды; путешественники еле успели спрятаться в ближайших зарослях орешника. Человек вышел из сада через калитку и направился к тому самому травяному лугу, где кролики провели ночь. Фермер бросил потушенную белую палочку в кусты, и прятавшийся в высокой траве кролик выскочил прямо ему под ноги. Человек остановился, задумчиво глядя вслед кролику, шмыгнувшему в кусты на границе вишневого сада.
— Теперь ты убедился? Кролики умеют быстро бегать, и кролики умеют хорошо прятаться.
Вечером того же дня, когда Эль-Ахрейра остался наедине с Проказником, его товарищ и слуга заметил:
— Не думаете ли вы, хозяин, что нам лучше оставить этих кроликов сейчас, пока они не попали в беду? Беда нагрянет, это уж точно. И произойдет это очень скоро, поверьте мне. Не хочу ввязываться в это дело. Меня это не касается, да и вас тоже.
— Возможно, ты прав, — ответил Эль-Ахрейра. — Но я еще не оставил надежды их вразумить. Если мне это не удастся, обещаю тебе: мы сразу же уйдем отсюда, и как можно скорей.
Не прошло и нескольких дней, как кролики, понятно, сами обнаружили огород. Туда можно было проникнуть тремя различными путями, с разных сторон живой изгороди — и очень скоро кролики прорыли тайные ходы, ведшие прямо к грядкам. Однажды вечером, когда солнце клонилось к закату, Эль-Ахрейра, строго-настрого запретивший Проказнику даже приближаться к посадкам, сам решил посмотреть, что творится на участке. Он увидел, что листья салата обгрызены, а от цветной капусты остались лишь обглоданные кочерыжки. Разор и запустение, которое он увидел, было явным следствием частых кроличьих визитов на огород. Как он и предполагал, большая часть овощей была не съедена, а попорчена. Обнаружив молодняк, поедавший морковку, Эль-Ахрейра попытался объяснить неопытным юнцам, какой опасности они себя подвергают, но они не желали его слушать.
— А что такого? — возмущался один из них. — Даже Чистотел здесь! А мне что, нельзя? Мы умеем быстро бегать и всегда сможем удрать, если здесь покажется Человек. Мы нашли такое замечательное место, а вы говорите, что нам надо отсюда уходить. Я никогда не думал, что вообще бывает такая вкусная флейра!
Ночью кролики спали на лужайке неподалеку от болота, прячась в высокой траве. Стояла прекрасная погода, ни намека на дожди. Никто и не думал рыть себе норы, кроме двух-трех крольчих, ожидавших появления потомства. Рыхлая земля вокруг кроличьих ходов и другие признаки, указывавшие на присутствие кроликов, Эль-Ахрейру весьма беспокоили. Кроличьи следы на берегу, у края болота, тоже были очень хорошо заметны. Эль-Ахрейра также заметил, что Лопух и Чистотел перестали водить дружбу с ним, и причина была ему совершенно ясна. И если он не говорил открыто о налетах на фермерское хозяйство, то в его манере появилась настороженность и сосредоточенность — результат поселившейся в его сердце тревоги. Эль-Ахрейра погрузился в тяжкие думы, тогда как все кролики, кроме Проказника, пребывали в прекрасном расположении духа, радуясь жизни.
Как-то раз, после полудня, когда Эль-Ахрейра лежал на солнышке, он заметил двух кроликов, целеустремленно направлявшихся куда-то. Но шли они не к огородам, а в прямо противоположном направлении. Озадаченный, Эль-Ахрейра решил последовать за ними. Приняв беспечный вид, Эль-Ахрейра зашагал по берегу. Он увидел, как кролики дошли до вишневого сада и нырнули под деревья. Подождав немного, Эль-Ахрейра тоже проник в сад, но другим путем. Вскоре он обнаружил, чем занимались его сородичи: они обдирали кору с молодых вишен. Два-три деревца были уже обглоданы до древесины. Но это было еще не все, что он увидел. В дальнем конце сада, беседуя друг с другом, прогуливались двое мужчин.
Эль-Ахрейра вернулся на луг, где стал расспрашивать каждого встречного и поперечного, не видели ли они Лопуха. Наконец он нашел предводителя кроликов: он сладко спал, как в гнездышко, зарывшись в густую траву. Разбудив Главного Кролика, Эль-Ахрейра рассказал ему, что видел.
— Ну и что? — отозвался Лопух. — Чего ты от меня хочешь? Я не смогу остановить их, даже если очень захочу. Они не перестанут глодать кору только потому, что я отдам им приказ.
— Но вы же прекрасно понимаете, — попытался объяснить Эль-Ахрейра, — что кролики портят деревья. Люди непременно заметят это и примут меры.
Лопух вышел из себя. Встав, он с негодованием посмотрел Эль-Ахрейре прямо в глаза.
— Неужели ты думаешь, что я позволю командовать собой всяким приблудным кроликам вроде тебя? Ты оборванец, хлесси, и должен знать свое место! Еще неизвестно, где тебе оторвали хвост и разодрали уши! Ты боишься собственной тени и поднимаешь шум из-за всего, что тебе взбредет в голову. Ты нам всем до смерти надоел. Не приставай ко мне со всякой дурью, а то скажу Чистотелу. Он-то уж покажет тебе, где раки зимуют! Поставит тебя на место! Неужели ты думаешь, что можешь указывать всем, что делать, если помог нам перебраться через болото? Ты нам не закон, мы и сами с усами.
— Очень хорошо, — спокойно отвечал Эль-Ахрейра. — Больше я не собираюсь иметь с вами никакого дела.
Как Эль-Ахрейра сказал, так и сделал. Но разговор этот произошел еще до истории с кошкой.
Кошка появилась дня два спустя, еще до начала сумерек. Она была черно-белая, с короткой шерстью. Кошка медленно обходила ферму, то и дело останавливаясь и замирая на мгновение, если что-то особенно привлекало ее внимание. Вскоре она добралась до поля с высокой травой и осторожно пошла по самому краю. Она явно бродила без цели, потому что двигалась не спеша, переставляя лапку за лапкой. На кошке был тоненький ошейник, и была она упитанная и гладкая. Судя по лоснящемуся виду, кошка явно вышла на прогулку, а не на охоту.
Эль-Ахрейра и Проказник, дремавшие на берегу, у болота, почуяли приближение кошки. Они оба вскочили, готовые в любой момент броситься в бегство. Однако кошка равнодушно прошла мимо, не обратив на кроликов ни малейшего внимания. Эль-Ахрейра подумал, что появление зверя — сигнал к тому, чтобы они отошли подальше от того места, где имеют обыкновение прогуливаться кошки. Он уже совсем было собрался подыскать себе новый укромный уголок, как вдруг увидел рядом с собой Чистотела.
Чистотел был очень возбужден. Он часто и прерывисто дышал, следя за кошкой злобными глазами. Спустя несколько секунд он нервно буркнул:
— Ты видишь эту гадкую тварь?
— Да, конечно, — отвечал Эль-Ахрейра.
— Мы ее грохнем, — заявил Чистотел.
— Прямо сейчас? А может, лучше подождать годик-другой? — с иронией проговорил Эль-Ахрейра, считая себя участником веселой игры.
— Ты что, мне не веришь? — возмутился Чистотел. — Ты ведь знаешь, что Аусле уже приходилось убивать кошек. Так что мне это не впервой.
— Никогда в жизни не слышал, чтобы кролики нападали на кошек, — удивился Эль-Ахрейра. — Разве что крольчихи, защищающие свой выводок.
— Ты помнишь ту колонию, в которой мы жили, когда ты впервые появился у нас? — продолжал Чистотел. — Ну так вот, там жила одна кошка. Она нередко навещала нас, и, в конце концов, нам все это порядком надоело. Вот Аусла и убила ее. В то время я был еще совсем молодым, а капитаном Ауслы был кролик по имени Буквица.
— А что было дальше?
— Не понял… Как это, что было дальше? На том все и кончилось, — недоуменно ответил Чистотел.
— Скажи, а люди искали кошку? Может, кто-нибудь нашел ее тело и унес хоронить?
— Да нет, ничего такого не было, — вспомнил Чистотел. — Думаю, ее сожрали крысы. Или еще кто-нибудь…
— Значит, теперь ты хочешь доказать, что ты ничем не хуже Буквицы? Что ты тоже можешь запросто убить кошку?
— Ну конечно! — подтвердил Чистотел. — Двое-трое моих друзей из Ауслы твердо намерены с ней покончить.
— Ну-ну, — заметил Эль-Ахрейра. — Послушай, прежде чем ты предпримешь хоть какие-нибудь шаги, умоляю, просто заклинаю тебя: выслушай внимательно все, что я тебе скажу. Кошка, которую убил Буквица, по всей вероятности, была бродячей. Я понял это из твоего рассказа. Она никому не принадлежала, то есть была ничьей. Она гуляла сама по себе. Но эта кошка — с фермы. Она носит специальный ошейник, и кормят ее очень хорошо. Она пахнет Человеком. Я этот запах всегда чую издалека. Если хочешь прогнать ее отсюда — пожалуйста, но если ты убьешь фермерскую кошку, не жди пощады. Все люди с фермы придут сюда, вооружившись всем, что попадется под руку, и тогда вам несдобровать. Это будет последней каплей, переполнившей чашу их терпения. Вы ведь и так уже разорили их огороды и перепортили все деревья в вишневом саду. Просто удивляюсь, как они все это терпят и не перестреляют вас до единого. Послушайся моего совета, Чистотел. Оставь кошку в покое и не выводи из себя Господина нашего Фриса.
— Хорошо, я подумаю, — ответил Чистотел. — Но эта кошка сама напросилась. Ты и сам это понимаешь.
В течение двух-трех следующих дней Чистотел и трое его приятелей из Ауслы терпеливо сидели в засаде, поджидая черно-белую кошку. Но она так и не появилась. Они увидели ее только три дня спустя. Как всегда, лениво переставляя лапки, кошка фланировала по краю поля. Время от времени она останавливалась и замирала на мгновение, если что-то привлекало ее интерес.
С точки зрения Чистотела, такой шанс нельзя было упускать. Кошка разлеглась погреться на солнышке как раз напротив того места, где Чистотел и его компания прятались в высокой траве. Она легла на спинку и принялась вылизывать себе живот. И вдруг, совершенно неожиданно для кошки, на нее набросились четверо разъяренных кроликов.
Кошка сопротивлялась что было сил. Она фырчала и царапалась, стараясь укусить кроликов побольнее. Когти у нее были острые, не то что у кроликов, и она сразу же пустила их в ход. И если бы не дерзкая самоуверенность Чистотела, сумела бы вырваться на свободу. Но когда кролики напали на нее, кошка лежала на спине и не смогла противостоять самому грозному оружию — прицельным ударам задних лап. Прыгнув с размаху на живот, Чистотел принялся колотить кошку. Вонзив когти в кошачью грудь, Чистотел нанес решающий удар и отклонился назад. Из вспоротого брюха на землю вывалились кишки. Тяжело раненная кошка взвыла и вцепилась Чистотелу в горло. Казалось, перевес был на ее стороне, и кролику неминуемо пришел бы конец, если бы силы внезапно не оставили кошку. Испустив последний вздох, кошка перекатилась набок и застыла. Перепачканные своей и кошачьей кровью, Чистотел с приятелями бросили тело кошки и удалились под сень густой травы.
Уже совсем стемнело, когда фермерская дочка обнаружила труп своей любимицы. Заливаясь слезами, девочка унесла окровавленное тело домой.
Сам Эль-Ахрейра не видел, как кролики напали на кошку, но его верный слуга Проказник случайно оказался рядом, когда произошло убийство. Он-то и рассказал Эль-Ахрейре все подробности. Он видел и плачущую девочку, которая несла на руках мертвую кошку.
— По-моему, пора уходить отсюда, хозяин, — заключил Проказник. — Не хочу иметь с этими кроликами ничего общего. А вы как считаете? Нас могут пристрелить или… или… Даже подумать страшно, что Человек может с нами сделать после всего этого…
— Да, ты прав. Мы, конечно же, уйдем. Но не сейчас, — ответил Эль-Ахрейра. — Я еще не готов. А покамест пойди посмотри, что там творится, и если увидишь что-либо необычное, сразу же сообщи мне.
Но ничего необычного не происходило. И на следующий день, и позже все шло своим чередом. Только на третьи сутки после убийства кошки Проказник спозаранку разбудил Эль-Ахрейру и сообщил ему, что по направлению к их полю с высокой травой движется большая компания мужчин с палками в руках, а у одного из них даже есть ружье. Эль-Ахрейра с Проказником забрались под куст боярышника, чтобы оттуда наблюдать за происходящим. Поначалу кролики не заметили ничего особенного. Мужчины кучкой стояли у края поля, сунув во рты белые горящие палочки, и беседовали.
Через некоторое время двое из них ушли. Вскоре они вернулись на хрудудиле, который тащил за собой сенокосилку. Они подвезли ее к самому краю поля и принялись косить траву, объезжая поле по кругу. Каждый раз круги сужались, приближаясь к центру. Пока шел сенокос, другие мужчины, разойдясь по одному, стали медленно двигаться к центру поля, где оставался еще участок нескошенной травы. Круг сужался. И хотя Эль-Ахрейра прекрасно знал, что на поле было полным-полно кроликов, ни один из них не рискнул выскочить из зарослей. Все кролики, естественно, хотели спрятаться от Человека. По мере того как сенокосилка срезала траву, кролики перебирались от края к центру, в еще оставшиеся заросли.
Наконец хрудудиль остановился, перестав дребезжать и рычать. В центре высился лишь маленький островок нескошенной травы, и его мужчины обступили со всех сторон.
— Ну, теперь пора, — сказал Эль-Ахрейра, и двое кроликов опрометью бросились бежать подальше от этого злосчастного места, оставив позади и поле, и ферму. Эль-Ахрейра несся первым, а Проказник улепетывал вслед за ним, не отставая ни на шаг. Они долго бежали, прежде чем решили остановиться и перевести дух. Эль-Ахрейра не желал слышать окрики мужчин, лупящих изо всей силы палками по траве. Он не хотел смотреть, как Лопух и его колония, пытаясь скрыться, разбегаются в разных направлениях, покидая последнее пристанище — островок травы посреди поля, — и как люди встречают кроликов с дубинками, чтобы забить их до смерти. Может, двум-трем кроликам и удастся вырваться из круга, но человек с ружьем ни за что их не пропустит. Он умеет бить без промаха.
— Не оглядывайся, — приказал Эль-Ахрейра дрожавшему от страха Проказнику. — И никогда в жизни никому об этом не рассказывай. Мы идем домой. Помни об этом. И что-то подсказывает мне, что до дома не так уж далеко.
11. Эль-Ахрейра и Лендри
У Томми Брука были ужасные привычки. Он пожирал осиные гнезда, лягушек и червей, а еще он бродил по ночам: рыл землю при лунном свете, надеясь отыскать клад.
Беатрикс Поттер, «История о мистере Ттоде»В условиях тирании гораздо проще действовать, чем думать.
Ханна Арендт. Цит. по: У. Х. Оден «Некий мир»В течение нескольких дней (рассказывал Одуванчик) Эль-Ахрейра и Проказник, оставив позади беднягу Лопуха и его кроликов, мирно шагали по заливным лугам и полям. Стояла прекрасная летняя погода.
И вот однажды вечером, устроившись поудобнее на выстеленном соломой полу в старом сарае, который кролики отыскали для ночлега, Проказник заметил:
— До дома уже совсем близко. Я это чувствую всем своим телом. А вы это тоже чувствуете, хозяин?
— Ну, твоим телом я этого никак не могу чувствовать, — с усмешкой отметил Эль-Ахрейра, который частенько не мог удержаться, чтобы не подшутить над верным товарищем. — Но я тоже чувствую близость дома. И все же мне сдается, нам придется преодолеть немалые трудности, прежде чем мы до него доберемся. Будь всегда начеку и не забывай посматривать по сторонам. Будет обидно, если мы попадем в переделку в двух шагах от родных мест.
На следующий день, когда только начало смеркаться, кролики увидели, что перед ними маячит густая и темная чаща. Они сразу поняли, что это не обычный лес. Он уходил в бесконечность и справа, и слева, высясь сплошной непроницаемой стеной. Между тесно перепутавшихся ветвей деревьев и сросшихся в единую массу кустов не было видно ни щелочки, ни лазейки, и на опушку не выходила ни одна, даже самая узенькая, тропка.
— Н-да, — задумался Эль-Ахрейра, оглядев зеленый массив со всех сторон. — Эти заросли не обойти и не объехать. Придется нам идти насквозь, через это жуткое место. Боюсь, ничего другого нам не остается. А ты как думаешь?
— Все ясно, хозяин. Но я боюсь, — промямлил Проказник, усевшись на траву. Умывая мордочку обеими передними лапками, он продолжал: — Но сами мы никогда не проберемся через лес. Надо найти кого-нибудь, кто согласился бы показать дорогу. Отправляться в дорогу самим, без посторонней помощи — чистое безумие. Не пройдет и получаса, как мы заблудимся, а к концу дня нас наверняка уже не будет в живых.
— А кто нам может помочь? — задумался Эль-Ахрейра. — Давай начнем с того, что поищем кого-нибудь, кто лучше нас ориентируется в этих местах.
Кролики устремились к непроходимой чаще. Не прошли они и нескольких шагов, как на глаза им попалась огромная крыса, ростом с Эль-Ахрейру. Крыса сидела на солнышке и, по мнению кроликов, замышляла что-то недоброе. Она явно строила коварные планы. Обоим кроликам крыса не понравилась, но, поскольку нападать она не стала, только пристально разглядывала их со злобным и хитрым блеском в глазах, Эль-Ахрейра решил, что стоит поговорить. Вежливо поздоровавшись, кролик присел рядом с крысой на краю канавы.
— Не могли бы вы дать нам добрый совет? — обратился к крысе Эль-Ахрейра. — Мы хотим пройти через лес, но не знаем, как это сделать.
— А зачем это вам? — неприязненно буркнула крыса. У нее даже усики задрожали от гнева.
— Чтобы попасть домой, — ответил Эль-Ахрейра.
— А как, гром и молния, вы сюда попали? — полюбопытствовала крыса.
— По приказу Господина Фриса, — объяснил Эль-Ахрейра. — Он послал нас выполнить трудное задание. Мы прошли долгий путь и, к счастью, остались в живых. Теперь мы идем домой.
— Ну, до дома вам еще далеко, — ухмыльнулась крыса. — Еще очень-очень далеко.
Эль-Ахрейра не проронил ни слова в ответ, и на какое-то время в воздухе повисла тревожная тишина.
— Вам никогда не перебраться через лес, — наконец заговорила крыса. — Насколько мне известно, еще никому это не удавалось.
— А вы никого не знаете, кто согласился бы помочь нам? — полюбопытствовал Эль-Ахрейра.
— Единственный, кто мог бы помочь, — это Старый Барсук, — фыркнула крыса. — Но я не думаю, чтобы он согласился. Он скорее проглотит вас живьем, чем будет вам помогать.
— А как его найти? — спросил Эль-Ахрейра.
— Отыскать его не так-то просто, — заметила крыса. — Он вечно бродит туда-сюда по опушке, роет землю в поисках пищи. Если вы походите вдоль опушки, может, и встретите его. Искать Старого Барсука — это все равно что искать собственную смерть. Он ведь и убить может ни за что ни про что. И с какой стати, вы думаете, он будет вам помогать?
Внезапно оборвав разговор, крыса шмыгнула в кусты и исчезла в зарослях.
Кролики добрались до нужного места только на следующий день, после На-фрита, то есть за полдень. Опушка была унылой и безрадостной. Больших деревьев там не было — кролики поняли, что здесь они просто не росли вверх, и никто никогда их не вырубал. Дальше деревья стояли сплошной стеной, за которой начиналась непролазная глушь и дичь. Даже ясным днем в лесу стояла темень — хоть глаз коли, — потому что ветви сплетались друг с другом, образуя сросшуюся зеленую массу. Папоротники тоже росли так густо, что кролики, привыкшие находить даже самые крохотные лазейки, не могли найти между стеблями и листьями ни единого просвета.
Эль-Ахрейра и Проказник прошли немного вперед по краю лесного массива, но и дальше дела обстояли так же скверно. Эль-Ахрейра всегда отличался настойчивостью, его не так-то просто было обескуражить или сбить с толку, но, побродив бесцельно вокруг темной чащи, ему пришлось признать свою полную растерянность.
— Думаю, все-таки стоит отыскать Старого Барсука, о котором говорила крыса, — признался он Проказнику.
— А что, если он нас съест? — вздрогнув, пробормотал Проказник.
— Ничего он нас не съест, — возразил Эль-Ахрейра. — Во-первых, такие дела наспех не делаются, а во-вторых, я твердо решил пройти через этот лес, и пройду. Если Старый Барсук — единственный, кто может мне помочь, значит, я должен найти его во что бы то ни стало. Да, вот еще что: я тут подумал, что больше шансов встретить его ночью, чем днем. И провались все в тартарары!
Кролики не любят бродить по ночам: они боятся темноты. Больше всего они любят гулять на рассвете или в вечерних сумерках. В ту ночь, когда кролики отправились на поиски барсука, даже у Эль-Ахрейры было неспокойно на сердце. Смутная тревога росла с каждой минутой. Мутная луна тускло светила сквозь облака, и кролики вздрагивали даже от малейшего шороха, пугаясь ночных теней. Шли они очень медленно, останавливаясь каждую минуту от страха.
Наконец им повезло (если, конечно, неожиданный поворот дела можно назвать везением). Эль-Ахрейра, сжавшись в комочек, в очередной раз примостился меж корней какого-то дерева, поднял уши и стал прислушиваться к незнакомым звукам. И вдруг, совершенно неожиданно, кролика прижала к земле чья-то тяжелая лапа, и кто-то низким густым голосом спросил:
— Что ты тут делаешь? И как ты сюда попал?
Эль-Ахрейра, которого чуть не задушили насмерть, не смог вымолвить ни слова. Надо отдать должное Проказнику: в тот ужасный миг он нашел в себе мужество остаться рядом с хозяином. Преодолевая страх, Проказник ответил вместо Эль-Ахрейры:
— Мы ищем… э-э-э… Господина Барсука. Это случайно не вы, милорд?
Огромный барсук, продолжая сжимать горло Эль-Ахрейры, пробурчал в ответ:
— Даже если это и я, тебе-то что? Зачем ты меня ищешь?
— Нам нужно пройти через лес, милорд. Войти в него и выйти с другой стороны. Это единственный способ вернуться домой. Нам говорили, что только вы можете нам помочь.
Услышав такие слова, барсук приподнял лапу, позволив Эль-Ахрейре ползком выбраться из плена. Эль-Ахрейра сел, стараясь отдышаться. Барсук, хмурясь, неприветливо взглянул на кроликов.
— А с какой стати, вы думаете, я буду вам помогать?
— Мы прошли долгий и нелегкий путь, преодолев много трудностей. Повсюду нас подстерегали опасности, но мы остались в живых. Мы знаем, что вы — хозяин этого леса и вольны убивать или миловать любого, кто встретится вам на пути. Заклинаю вас, милорд, проявите терпение и выслушайте мою историю. Я расскажу вам, что нам пришлось пережить, пока мы не попали сюда.
Произнеся такие слова, Эль-Ахрейра устроился у ног Лендри и при слабом свете луны рассказал ему все, что с ним произошло. Он поведал Барсуку и о Короле Дарзине, и о бедственном положении его кроликов, и о том, как они с Проказником повстречали Черного Кролика из Инле, и о невероятных и опаснейших приключениях, выпавших на его долю.
— И теперь, милорд, — заключил Эль-Ахрейра, — мы умоляем вас о помощи. Мы просим защитить и оберечь нас, чтобы мы могли преодолеть последнее препятствие, стоящее перед нами на дороге домой. Мы — мирные кролики, и если есть хоть какая-нибудь возможность отплатить вам добром за то, что вы сделаете для нас, мы с радостью будем служить вам верой и правдой. Только скажите, что вам нужно, и мы тотчас выполним поручение.
— Моя берлога неподалеку отсюда, — недовольно проворчал Лендри. — Идите за мной.
И кролики, продираясь сквозь спутанные колючие ветви кустарника, росшего на подступах к чаще, потащились за барсуком. Они долго шли и наконец приблизились к неглубокому овражку, с одной стороны которого зияла огромная дыра. У входа валялись комья сухой земли, перепутанные с жухлой травой и листьями папоротника. Лендри спустился в нору, и кролики последовали за ним.
Место, куда их привел барсук, было унылым и даже жутковатым. От входа в разные стороны разветвлялись десятки длинных тоннелей, уходивших вглубь на многие мили. Это был настоящий лабиринт, по которому изнемогавшие от усталости кролики тащились так долго, что совсем выбились из сил. Они стали просить Лендри остановиться хоть на минутку, чтобы дать им передохнуть. Но Лендри, разозлившись от постоянных просьб еще больше, перестал отвечать и шел вперед без остановки, так что Эль-Ахрейра и Проказник вынуждены были поспевать за ним, чтобы не заблудиться в кромешной мгле.
Наконец они остановились в месте, которое на первый взгляд практически не отличалось от других подземных лазов. Приглядевшись, кролики заметили, что пол в тоннеле выстелен соломой и сухой травой. Эль-Ахрейре в нос сразу же ударил резкий запах: пахло барсуком. Лендри, расположившись на вонючей подстилке, подождал, пока кролики не подойдут к нему, и затем спросил:
— Ну и какая мне от вас будет польза? Что вы собираетесь делать?
— Мы можем обеспечивать вам пропитание, милорд, — сказал Эль-Ахрейра. — Скажите нам, что вы едите, и мы будем приносить вам пищу.
— Я ем все подряд. В основном я питаюсь червяками, жуками, гусеницами, личинками, слизняками и змеями, если только их удается найти.
— Мы принесем вам сколько угодно еды, милорд, если вы только покажете нам, как пройти через лес.
— Приступайте сейчас же.
Лендри снова вывел кроликов на опушку леса. И с этого момента у кроликов началась очень странная жизнь. В такую переделку они еще никогда не попадали. Каждую ночь они таскали Лендри еду: для того чтобы заготовить питание для барсука, кроликам приходилось то рыскать по лесу, то обшаривать поля, а иногда и залезать в окрестные огороды. Поиск продуктов был тяжелым и нудным делом, тем более что Лендри оказался прожорлив. Эль-Ахрейра и Проказник работали всю ночь напролет, до самого рассвета, а иногда и позже. Чего только кролики не натерпелись! Им приходилось копаться в сырой земле, где ползают черви, или собирать их на поверхности, где они кишмя кишели после дождя. Кролики приносили червяков своему хозяину во рту. Они таскали во рту даже слизняков, и змей, и прочих гадов, каких только удавалось найти. Хотя лето уже кончалось, но изредка кролики натыкались на фазаньи гнезда, и тогда Лендри со смаком чавкал свежими яйцами. Иногда им удавалось поймать мышь — ведь мыши обычно не боятся кроликов. Поначалу кроликам было противно таскать во рту червяков и слизняков, но постепенно они привыкли к своим обязанностям, и тошнота больше не подступала к горлу.
Переносить издевки и насмешки других зверей оказалось гораздо тяжелее, чем добывать пропитание для барсука. Вскоре Эль-Ахрейра и Проказник стали известными личностями в окрестных полях и рощах: своим униженным положением они вызывали только ненависть и презрение окружающих. Несколько ночей подряд за ними гонялась белка. Перепрыгивая с дерева на дерево, она дразнила кроликов, громко вереща:
— Рабы! Рабы! У барсука появились рабы! Давайте, работайте, не ленитесь! А то хозяин рассердится!
Как-то раз кролики наткнулись на тяжело раненную, умирающую крысу. Оскалившись, она сказала им перед смертью:
— Я буду рада завещать мое тело бездарным и трусливым кроликам.
Совы ухали, почувствовав их приближение, а мышки-полевки, попискивая из норок, бросали оскорбления им вслед. Но кролики — не хищники. Они никогда не ели живых существ и охотились не по своей воле. Кролики были удручены и подавлены: такая жизнь не подходила их радостной, общительной натуре. Постепенно Эль-Ахрейра и Проказник стали мрачными и раздражительными. Очень часто они хотели бросить ненавистную работу и бежать куда глаза глядят. Тем не менее они хорошо знали, что Лендри — их единственная надежда на спасение.
Вначале им казалось, что, познакомившись с барсуком поближе, они смогут наладить с ним дружбу. Но барсук не шел ни на какие компромиссы. Он оставался равнодушен и холоден в обращении с кроликами. Говорил он мало — только давал короткие приказания или окриками предупреждал об опасности. Он ни разу не удосужился похвалить кроликов — наоборот, только придирался к своим рабам.
Эль-Ахрейра не раз пытался заговорить с Лендри, но вместо ответа получал лишь молчаливое неодобрение. Мало-помалу кролики притихли, стали медлительными и невнимательными к многочисленным сигналам, которые подавала им природа: они перестали понимать, что значит дуновение ветра, шумы и запахи, распространявшиеся вокруг них.
Однажды холодным дождливым утром, когда оба кролика еле держались на ногах — ведь они, как всегда, всю ночь ловили и таскали барсуку червей, — Проказник спросил у Эль-Ахрейры:
— Хозяин, как вы думаете, не пора ли спросить у Лендри, когда он нас отпустит? И когда он собирается провести нас через лес? Признаюсь, я очень устал от всего этого, и не знаю, сколько еще смогу выдержать. Да и у вас, если честно, вид не ахти какой здоровый.
Набравшись духу, Эль-Ахрейра в тот же вечер обратился к Лендри, задав ему прямой вопрос: когда же наступит конец их службе. Но барсук ничего вразумительного не ответил.
— Когда я буду готов, — сказал Лендри. — А пока работайте. Старайтесь угодить мне: может, я и надумаю что-нибудь.
Как-то ночью кролики повстречали на поле зайца. После обычных оскорблений и брани в адрес кроликов заяц сказал:
— Не понимаю, зачем вы все это делаете. И никто этого понять не может.
Эль-Ахрейра объяснил, зачем они ублажают барсука.
— И вы действительно думаете, что он когда-нибудь вас отпустит? Или окажет хоть какую-нибудь помощь? — изумился заяц. — Не ждите от него ничего хорошего. Да он просто заставляет вас работать на себя. Вы будете его рабами до самой смерти, если только не надумаете бежать отсюда без оглядки.
От этих слов Эль-Ахрейра совсем приуныл. Но он решил никому не показывать, что чуть не впал в отчаянье: он надеялся на Господина Фриса, который еще никогда не оставлял своих верных кроликов в беде.
И вот, два-три дня спустя, когда кролики копали землю в поисках червей, они заметили, что недалеко от входа в барсучье жилище фунт не такой плотный, как в других местах. Им показалось, что кто-то совсем недавно рыл землю.
— Вы только поглядите, хозяин, — удивился Проказник. — Земля здесь рыхлая, пушистая. Значит, кто-то тут рылся, и совсем недавно. Убедитесь сами: почва совсем не такая твердая, как вчера. Наверно, здесь мы найдем много червей.
И они оба принялись раскапывать мягкий пласт дерна. Вырыв неглубокую ямку, Эль-Ахрейра перестал копать. Остановившись в нерешительности, кролик стал принюхиваться.
— Подойди ко мне, Проказник, и скажи, чем тут пахнет.
Проказник тоже втянул в себя воздух.
— Здесь кого-то зарыли, хозяин, причем совсем недавно. Когда-то это было живое существо, но теперь оно больше не дышит. Может, оставим его в покое?
— Нет, — ответил Эль-Ахрейра. — Будем рыть дальше.
Они покопали еще немного.
— Хозяин, там чья-то рука. Человеческая.
— Да, — сказал Эль-Ахрейра. — Это женская рука. И если я не ошибаюсь, там закопано чье-то тело. Иначе здесь не было бы такого жуткого запаха.
— Может, все-таки оставим его в покое? — настаивал Проказник.
— Нет, — отрезал Эль-Ахрейра, — будем рыть дальше.
Они продолжали раскапывать землю до наступления темноты, пока им не стало ясно, что там зарыта мертвая женщина.
— Теперь можно оставить все, как есть. Пусть тело покрывает только тонкий слой земли. А пока мы пойдем искать червяков в другом месте. Я хочу, чтобы люди нашли тело этой женщины, и как можно скорее.
Однако прошло не менее двух суток, пока у опушки леса не появились двое мужчин в тяжелых сапогах, и каждый держал в руках автомат. Кролики, примостившись у входа в барсучью нору, наблюдали за тем, как люди прогуливаются вдоль лесной кромки. Внезапно они остановились, заметив участок рыхлой, свежевскопанной земли. Пристальнее рассмотрев яму, припорошенную землей, один из вооруженных мужчин подошел поближе и носком сапога поковырял рыхлый пласт. Как только люди обнаружили, что там было спрятано, они отметили это место сломанной веткой и стремительно, насколько позволяли тяжелые сапоги и увесистые автоматы, куда-то понеслись.
— Пойдем, расскажем об этом Лендри, — предложил Эль-Ахрейра.
Выслушав эту жуткую историю до конца, барсук решил пойти вместе с Эль-Ахрейрой и Проказником, чтобы понаблюдать за событиями. Они устроились у входа в барсучью нору и стали ждать, что будет дальше.
Ждали они недолго. Через несколько минут прикатил хрудудиль и остановился неподалеку от них. Из него повыскакивали люди и, окружив место, где лежало тело женщины, понаставили столбиков, а между столбиками натянули бело-голубые полосатые ленточки. Потом приехала еще куча людей. Вскоре люди заполонили всю местность: они ходили повсюду, перекрикиваясь громкими голосами.
Лендри, перепугавшись насмерть, развернулся и бросился наутек. Эль-Ахрейра и Проказник помчались следом за ним. Барсук свернул в какой-то тоннель с такой скоростью, что кролики едва успевали за ним.
— Не отставай, — задыхаясь, шепнул Эль-Ахрейра своему слуге. — Беги вслед за Лендри по тоннелю, куда бы он нас ни привел.
Протискиваясь сквозь узкий лаз, спотыкаясь и падая, кролики неслись вслед за барсуком. Никогда раньше они не бывали в этом боковом ответвлении тоннеля и не знали о его существовании. Скорее всего, тайный ход не использовался по назначению уже очень давно: стенки лаза наполовину обрушились, и проход завалили крупные блоки спекшейся земли. Чтобы не застрять в узком проеме, Лендри вынужден был мощными ударами лап разбивать комья, преграждавшие путь, и кроликов, спешивших вслед за барсуком, осыпало землей с головы до ног. Иногда на Эль-Ахрейру и Проказника обрушивался град мелких камней, но кролики, превозмогая боль, старались не отставать от насмерть перепуганного барсука. Лендри, казалось, совсем обезумел от страха: он думал только о том, как унести ноги от своего лютого врага — Человека.
Некоторое время спустя (кроликам показалось, что прошла целая вечность) тоннель медленно пополз вверх, и, в конце концов, кролики оказались на свежем воздухе. У выхода из тайного лаза барсук остановился. Он принюхался, повертел головой, огляделся и осторожно направился в ближайший лесок. Вскоре он исчез в густых зарослях кустов.
— Думаю, он даже не заметил, что мы бежали следом за ним, — шепнул Эль-Ахрейра. — Подождем, пока он совсем не уйдет.
Пока они ждали, ветер донес до них звуки человеческой речи, хотя гул голосов раздавался где-то очень далеко.
— Похоже, мы попали невесть куда, — еле слышно проговорил Эль-Ахрейра. — Давай выбираться отсюда, да поскорей. И старайся не шуметь. Здесь нельзя оставаться. Если люди напугают Лендри, он бросится обратно в нору и затопчет нас насмерть.
Кроликам удалось тихо улизнуть и пройти несколько шагов вперед по лесу. Вскоре они остановились у просвета между деревьями. Осторожно сунув голову в проем, Эль-Ахрейра увидел то, что хотел: следы колес на влажной земле. Колеи от шин тянулись до пологого спуска, и кролики, шедшие вдоль отметин, оставленных хрудудилем, услышали мужские голоса. Тотчас же пахнуло резким запахом от белых палочек, которые люди держали во рту.
Кролики долго сидели в укрытии под кустом, пока люди не завели свой хрудудиль и не укатили прочь.
Рев хрудудиля постепенно затих вдали.
— Выходи, — приказал Проказнику Эль-Ахрейра. — Нужно выбираться отсюда, пока еще светло.
Они прошли немного вперед и вскоре оказались на опушке леса. Перед ними расстилался зеленый луг.
— Мы разве сюда хотели попасть? — засомневался Проказник. — То есть я хотел спросить, здесь кончается лес, или мы вернулись обратно, к тому краю, где он начинается?
— Посмотри на солнце, — ответил Эль-Ахрейра. — Оно светит нам прямо в глаза. И ветер дует в нашу сторону. Все правильно, это та сторона леса, где виден закат.
Эль-Ахрейра оказался прав. Кролики переночевали, укрывшись в густых зарослях ежевики. На этот раз их никто не беспокоил. На следующее утро они добрались домой, в свои родные места.
— Значит, Черный Кролик сдержал слово, — отметил Эль-Ахрейра, оглядываясь по сторонам. — Врагами не пахнет, погода хорошая, и все этим тихим вечером — за силфли. И выглядят наши кролики преотлично! Какие же мы с тобой молодцы, Проказник!
— Ну какие же мы молодцы! — поддержал Эль-Ахрейру Проказник, и кролики прикоснулись носиками друг к другу. — Послушайте, хозяин, — продолжал Проказник. — Вон там, неподалеку, растет клевер. Пойдем сначала подкрепимся немного, а потом уже займемся другими делами.
Итак, кролики снова были дома; как говорят, все хорошо, что хорошо кончается. Теперь можно было пожалеть лишь о том, что путь домой оказался труднее, чем хотелось бы Эль-Ахрейре и его верному другу.
Часть третья
12. Таинственная река
Имя второй реке — Гихон. Река эта берет начало в Раю, и сразу же после истока она исчезает в глубинах моря… Пройдя тайными путями под толщей земли и воды, река эта снова выходит на поверхность в горах Эфиопии.
Мозес Бар Сифа. Цит. по: Джон Л. Лоуэс «Дорога в Ксанаду»Одна из крольчих по имени Виллина, которой Лохмач помог бежать из Эфрафы, всегда казалась ему недоступной для понимания, странной и загадочной особой. Не то чтобы она держалась особняком или проявляла недружелюбие по отношению к другим кроликам, — наоборот, была накоротке со всеми обитателями колонии. Она охотно беседовала о таких безобидных вещах, как погода, травка или лошади, что паслись на лугу, — обо всем, что не могло вызвать даже малейших споров и разногласий. Она была хорошей матерью и всегда проявляла заботу о Пятом, с которым она прекрасно уживалась. Они с Пятым, Пятиком, как она его называла, почувствовали взаимное притяжение сразу после возвращения из Эфрафской экспедиции. В ту ночь, когда на кроликов напал генерал Зверобой и Пятик сначала лежал без сознания в норе в «Улье», а потом очнулся и победил Вербену, не нанеся ему ни единого удара, Виллина пребывала в расстроенных чувствах и очень беспокоилась о судьбе друга.
Те, кому приходилось общаться с Виллиной, чувствовали ее сдержанность: все знали, что они с Пятиком замкнулись в своем внутреннем мире — мире мистики. Никто не возражал: кролики инстинктивно понимали значение такой сосредоточенности. Как однажды обмолвился Колокольчик, если уж Пятый смог ненадолго выйти за стены своего воображаемого замка, чтобы разбить наголову таких кроликов, как Вербена, значит, с ним все в порядке.
Не то чтобы Виллина не умела говорить серьезно: если она хотела, с легкостью могла привлечь внимание и завоевать любовь слушателей, но чаще всего ей не требовалось никакого общения. Когда крольчиха проходила мимо, все обычно замолкали, чтобы поглазеть на живую, настоящую Виллину, впоследствии с удовольствием вспоминая об удаче, выпавшей на их долю.
Однажды вечером, когда все кролики собрались в «Улье», Виллина обратилась к Ореху. Спокойно, будто рядом никого не было, кроме него, Виллина заметила:
— Скажи, Росинка тебе когда-нибудь рассказывала о Подземной Реке в Эфрафе?
— О чем? О чем? — изумился Орех, на секунду выйдя из обычного состояния уравновешенности.
— О подземной реке в Эфрафе, — повторила Виллина тем же невыразительным, будничным голосом.
— Нет. Она точно ничего мне не рассказывала, — ответил Орех, больше думая о сохранении нейтралитета, чем о загадочном явлении. — Лохмач, — обратился он к соседу, — а ты ничего не слышал о подземной реке в Эфрафе? Вроде ты был на берегах этой реки, а я нет.
— Провались я на этом месте, если я там хоть раз был. Я и слыхом не слыхивал о такой штуке. Никто не докажет мне, что эта подземная река вообще есть в природе.
— Она действительно есть. Но только трое из нас знают о ее существовании.
— Росинка, — поинтересовался Орех. — А ты знаешь про такую реку?
— О да, — отозвалась Росинка. — Мы с Тычинкой обе хорошо знаем про нее. Мы промеж себя называем ее Таинственная Река. Продолжай, Виллина. Расскажи им все, что тебе известно про тайную реку. Именно Виллина знакома с ней дольше, чем мы. Она первой обнаружила ее, — добавила Росинка, обращаясь к Лохмачу и Ореху. — Такая уж она восприимчивая. Она сумела настроиться на течение реки и поняла ее лучше, чем все остальные, вот и все.
Наступила тишина: Виллина сосредоточилась, собираясь начать свою повесть.
Наконец она заговорила.
— Тот, кто не попадал в лапы Эфрафы, не поймет, что это значит — быть там. Я же испытала все на собственной шкуре. Мы жили в глубоких тоннелях, и нас выпускали на силфли всего два раза в день. Это вообще была не жизнь, а так, жалкое подобие жизни. Офицеры — если им случалось заходить в норы за Отметиной — не ограничивали нас в передвижении. Но какой был в этом смысл? Прежде всего, ходить было некуда: норы были битком набиты, и к тому же одно место в подземелье мало чем отличалось от другого. Существовали и другие запреты: например, кроликам не позволялось беседовать друг с другом. Но и без запретов разговаривать нам, как правило, было не о чем. Я всегда чувствовала, что офицеры принуждают нас к безделью: мы должны были сидеть тихо, не разговаривать и даже не думать. Так и проходило время от силфли до силфли, если только нас не вызывали для спаривания, но и в этом было мало радости. Кролик, не побывавший в Эфрафе, никогда не сможет понять, какую ужасную жизнь мы вели.
И вот как-то раз — не могу точно сказать, было это днем или ночью, потому что я спала, вернее, не спала, а дремала в самом дальнем углу тоннелей за Отметиной, то есть в стороне от центрального прохода, который ведет на поверхность, — я внезапно почувствовала, что происходит что-то странное. Такого я никогда раньше не испытывала. Сквозь стенки тоннеля просачивался поток. Это был не воздушный поток и не водный. Он не был ни теплым, ни холодным. Но что-то явно проникало через стены, текло дальше по подземному ходу, не образуя ни лужи, ни озера — оно устремлялось вдаль по собственному невидимому руслу.
Я немного подвинулась и легла прямо на пути у этой струи — для простоты я буду называть ее Рекой, потому что не знаю, что это было, — и повернулась всем телом против течения. Теперь сомнений не оставалось. Поток, исходивший из стены, омывал меня и уносился прочь. Струя текла медленно, но непрерывно. И, кроме меня, ни один кролик в норе даже не подозревал о существовании реки.
Я долго оставалась на месте, омываемая потоком; если так можно выразиться, я отдалась его власти. И постепенно до меня дошло, что эта мощная струя, исходившая от стены, была не чем иным, как потоком знаний. Я получала сведения о том, чему никогда не была свидетелем и что лично ко мне не имело отношения. Нет, это нельзя было назвать ни игрой моего воображения, ни бурными фантазиями. Передо мной проходила череда событий, случившихся далеко-далеко, вне Эфрафы. Поток нельзя было ощутить, как мы ощущаем вкус еды или питья, нельзя было почуять, потому что у знаний нет запаха, и сведения, которые приходили ко мне, не были ни горячими, ни холодными. Но зато в этой реке можно было плескаться — заходить и выходить из нее. И поверьте мне, я делала так не один раз.
Поток пытался что-то передать: либо мне, либо любому другому кролику, способному воспринять информацию. Я лежала, омываемая струями реки, и пыталась освободить свой ум от всяких посторонних мыслей. И вскоре я поняла, что где-то, далеко от Эфрафы, есть две взрослые крольчихи и что они очень одиноки. Как только мне было передано это сообщение, я решила узнать еще что-нибудь. И поток незамедлительно послал мне следующую порцию новостей. Я получила известие, что эти крольчихи покинули свою колонию, желая основать новую — такую, где крольчихам была бы отведена главенствующая роль. То есть колонию, в которой править будут не кролики, а крольчихи.
Конечно, такие идеи никак не могли появиться в моей голове. Ничего подобного я не могла бы себе вообразить. Я просто узнала о существовании двух крольчих и об их намерениях. Я не могла увидеть их внутренним взором, но зато выяснила их имена: Мушка и Пушинка. Они были где-то далеко от меня, но я была твердо уверена, что они есть на самом деле и что они полны сил, пытаясь убедить кроликов и крольчих следовать за ними. Но куда они собирались идти? Единственное, что я поняла, — это то, что они намереваются отправиться на какой-то песчаный пологий склон.
Должно быть, я пролежала в потоке знаний долго, потому что, выйдя из подземной реки, почувствовала полное изнеможение. Я крепко заснула и спала до следующего силфли для тех, кто жил за Отметиной, что было уже в самом конце дня. Мне хотелось поговорить с кем-нибудь о том, что обнаружила, вернее, о том, что нахлынуло на меня. Но говорить в Эфрафе с кем попало было опасно. Любой мог оказаться наушником — шпионом Совета, или, что еще хуже, собеседники могли передать информацию другим, и вскоре мои тайные сведения превратились бы в легенду, в молву, ставшую всеобщим достоянием.
Я решила рассказать обо всем Росинке. Я знала, у нее сложились плохие отношения с Советом после того, как она попросила позволения покинуть Эфрафу. Во время силфли я поведала Росинке обо всем, и она выразила желание пойти со мной и испытать действие потока на себе.
Она пришла в условленное место и тоже почувствовала влияние Реки Знаний, хотя и не так остро, как я; впрочем, мне это могло только показаться. Теперь нас было двое, и мы обе задумались: а не найдут ли эту реку и другие кролики? Подумав о том, что с нами будет, если о потоке узнают офицеры Эфрафы, мы пришли в ужас. Мы боялись, что нас убьют, потому что Совет не захотел бы разглашать сведения о подземной реке. С другой стороны, Совет мог счесть, что мы все придумали. Кроме того, надо было принять во внимание, что Росинка и так уже попала под подозрение Совета. В результате мы никому не стали рассказывать о том, что знали.
В следующую ночь поток сообщил мне, что Мушка и Пушинка окончательно убедили кроликов и крольчих организовать новую колонию, где во главе будут стоять крольчихи, и перейти на новое место на песчаном склоне. В тот раз мне удалось узнать еще кое-что. Как ни удивительно, Росинка тоже узнала новости, но не через меня. Таким образом, мы обе поняли, что Река Знаний — не выдумка.
На следующий день, когда мы с Росинкой возвращались в нору после силфли, в самом конце тоннеля, на моем привычном месте, мы обнаружили Тычинку. Мы с Росинкой подумали, что ей вполне можно доверить наш секрет, но решили подождать, пока она сама не откроет тайную реку. Вскоре нам стало ясно, что она столкнулась с чем-то странным и необычным, но беседу мы отложили до следующего дня. Во время очередного силфли мы поведали Тычинке о том, что узнали. Она тоже почувствовала силу таинственной реки, но впечатление оказалось более размытым, и нам пришлось долго объяснять, что это — Река Знаний.
С того дня мы старались хотя бы раз в сутки окунаться в поток. Как правило, мои товарки не получали таких четких сведений, как я, но впоследствии, обсуждая с ними полученные сведения, я обнаружила, что они, сидя в реке, тоже улавливали немалую толику происходящего где-то извне.
Некоторое время спустя мы трое почувствовали, что хорошо знакомы с Мушкой и Пушинкой. Не знали только двух вещей: первое — имеют ли эти крольчихи какое-то отношение к отсылке информации, и второе — несется ли поток знаний дальше, за пределы Эфрафы, в другие кроличьи колонии. Неизвестно было и то, доступны ли эти знания еще каким-нибудь кроликам. Понимаете, мы не могли никак связаться с теми, с кем познакомились заочно, не могли сообщить о себе. Мы только получали сведения по таинственной Реке Знаний и впоследствии обсуждали то, что нам стало известно. Мы знали, что Мушка и Пушинка основали новую колонию и назвали ее «Грядущее» — так они сами захотели. И кролики в этой колонии, казалось, были довольны, что ими всеми правит крольчиха. Тем, кому не понравилось господство крольчих, ушли, и никто не стал их удерживать насильно. Там появилась и своя Аусла, сплошь из крольчих, которая нравилась поголовно всем обитателям колонии — ведь они были самыми умными из всех и никогда не доводили своих подданных до возмущения и бунта.
Пушинка дважды приносила крольчат, и, как мы узнали, ее детеныши выросли крепкими и сильными.
Долгое время мы не получали никаких новостей. Думаю, потому, что новая колония, окончательно обосновавшись на новом месте, стала процветать, и больше нечего было сообщить, так что река знаний самым естественным образом потихоньку иссякла. Нельзя сказать, чтобы я была сильно этим опечалена. Меня пугали обстоятельства. Я всегда боялась, что генерал Зверобой так или иначе узнает о существовании реки. И все же я упорно приходила к реке каждую ночь. Поток знаний вдохновлял и удивлял меня: я не могла удержаться, чтобы вновь и вновь не окунуться в таинственную реку.
И вот однажды ночью я пришла в смятение: меня охватила сильная тревога, перевернувшая всю мою душу. Однако повода для таких волнений я никак не могла найти. Подруги мои пребывали в такой же растерянности, что и я.
Наконец все встало на свои места. Мы получили еще одну важную информацию. Это было известие о Белой Слепоте. Никто из нас еще никогда не видел кролика, умирающего от Белой Слепоты, но каждый знает об этой ужасной смертоносной болезни. Известно, как она протекает: зараженный кролик бредет, спотыкаясь и ничего не видя перед собой, пока не упадет в воду и не утонет. Эта зараза передается от одного к другому, так что от нее могут погибнуть целые колонии. Белая Слепота — долгая и мучительная болезнь, и до наступления смерти на долю больных кроликов выпадает немало страданий.
Вот так мы — все трое — узнали о Белой Слепоте. Мы для этого ничего не делали: вести о бедствии пришли к нам сами. Мы просто узнали о катастрофе, как знаем о существовании камня или дерева. Мы выяснили, что Белая Слепота не передается через невидимые воды таинственной реки — поток знаний не переносил заразу, — но само понимание того, что на свете существует такой чудовищный недуг, такая безобразная хворь, вогнало нас в страх и трепет.
Через двое суток мы получили еще больше информации об этой напасти. Мушка, гуляя в окрестностях колонии «Грядущее», натолкнулась на кролика-бродягу, хлесси, умирающего от Белой Слепоты. В ужасе от увиденного крольчиха опрометью бросилась домой, но вскоре снова увидела калеку, приближавшегося к ее колонии. Вскоре бедняга уполз прочь.
Это было все, что принесла нам Река Знаний в ту ночь.
Несколько дней мы не узнавали новостей, за исключением все нарастающей тревоги Мушки по поводу Белой Слепоты. Крольчиха прекрасно понимала: стоит заразе появиться среди ее кроликов, колонии придет конец.
— Росинка первая узнала, — продолжала Виллина, — что Мушка готова пойти на все, что угодно, лишь бы не допустить Белую Болезнь в колонию «Грядущее». Больше всего на свете она боялась, что какой-нибудь бродячий кролик-одиночка, зараженный Белой Слепотой, может заглянуть к ним в колонию. Как вы, наверное, знаете, эта болезнь имеет свои особенности: она не мешает инфицированным кроликам спариваться, что и происходит довольно часто.
Мушка рассказала Аусле о своих страхах, и они договорились сделать все возможное, чтобы не пускать больных кроликов в колонию. И уже на следующий день вход в «Грядущее» закрылся для всех посторонних, независимо от того, больны они или нет, что до того определяли не только по внешнему виду, но и на нюх. Ночью, однако, бороться с чужаками было сложнее. Они могли проникнуть в колонию незамеченными. Взрослые кролики решили организовать дружину, и вскоре появился ночной патруль. Дежурили четверками, сменяя друг друга — лишь бы не допустить чужаков.
Много дней мы не получали никаких известий. А потом до нас дошли сведения, что один зараженный кролик тайно, под покровом ночи, проник в новую колонию и спарился с одной из крольчих, которая теперь ждет появления потомства. Один из охранников, стоявших на посту в ту ночь, сообщил, что он пытался противостоять незнакомцу, но тот одолел его и проник в колонию. Вполне понятно, что дружинник сразу ничего не сказал, надеясь, что происшествие не будет иметь последствий. Беременная крольчиха по имени Милли, у которой не было в то время постоянного спутника, впустила к себе незнакомца. Как она рассказала Аусле, чужак, переночевав в ее норе, ушел прочь.
Случай мог бы остаться незамеченным, если бы Милли не заболела Белой Слепотой. Когда выяснилась горькая правда, Мушка и Пушинка сделались непоколебимыми. Хотя Милли вызывала сочувствие у многих, Аусла выдворила ее из колонии, грозно приказав никогда не возвращаться.
Но Милли не ушла. Она осталась жить неподалеку от колонии, постоянно умоляя всех, кому случалось проходить мимо, сделать так, чтобы ей позволили вернуться. По какой-то странной причине болезнь ее перестала прогрессировать. Она сама вырыла нору в песке и там растила свое потомство. Родила она всего лишь четверых крольчат — слепых, глухих и безволосых. Когда крольчата подросли и перестали нуждаться в материнских заботах, Белая Слепота снова возобновила свое течение, на этот раз стремительное, и вскоре Милли скончалась.
С того дня мы втроем получали одну и ту же информацию из Таинственной Реки. Шли дни, но не было никаких новостей. Мы узнали, что четверо детенышей Милли живут сами по себе, в полях неподалеку от колонии «Грядущее». И хотя у них не обнаружилось признаков Белой Слепоты, Главная Крольчиха категорически запретила им помогать и предоставлять пищу и кров. Никто не желал оспаривать ее правоту, хотя мало кому нравились такие жестокие меры.
Думаю, многие кролики в колонии считали, что потомство Милли станет добычей Тысячи Врагов, но они не стали жертвами Злых Сил и остались в живых — об этом мы тоже узнали от Таинственной Реки.
Затем мы стали получать совершенно новые сведения, которыми раньше река не делилась с нами. Сначала факты были путаными и фрагментарными, и мы ничего не могли понять, но Тычинка подсказала нам, что в колонии назревал бунт: кролики Грядущего восстали против Мушки. Как только мы поняли ситуацию, из лоскутных сведений возникло целое. Дело было в том, что Милли была всеобщей любимицей, друзей у нее было хоть отбавляй, включая двух-трех кроликов из Ауслы. Друзья Милли ничего не могли сделать, когда ее выдворили из колонии из-за Белой Слепоты, — ведь она была обречена, и никто не мог ей помочь. Но после смерти Милли осталось четверо крольчат, которые, как было очевидно всем, не страдали ужасным заболеванием. И тут старые друзья Милли возвысили голос: они твердили Мушке и Пушинке, что нельзя оставлять молодняк на верную погибель за пределами колонии, что они против таких ненужных жестоких мер. Мушка уперлась: она отказывалась менять точку зрения. Для нее благополучие и безопасность колонии были превыше всего. Обеспечение здоровья колонии, за которое она боролась, оправдывало любые, даже самые крутые меры.
Однако все больше кроликов стало от нее отдаляться. Обитатели колонии собственными глазами видели страдания юных кроликов, отвергнутых обществом сородичей, но не могли предвидеть эпидемию Белой Слепоты. Кое-кто даже навещал потомство Милли — жалостливые кролики пытались убедить молодняк, что они хотели бы помочь и способствовать их возвращению в колонию, тем самым положив конец безобразию, творимому Ауслой.
И вот река снова принесла мне обрывки новостей. Как-то раз, летней ночью, я ждала известий, задыхаясь в углу тесной норы, переполненной скученными кроликами. Я выяснила, что несколько кроликов, объединившись, привели несчастное потомство Милли обратно в свою колонию и предоставили им пустующую нору вопреки распоряжениям Ауслы. Когда Мушка сама явилась к ним с приказом о выселении, ее встретили разгневанные крольчихи из числа тех, что когда-то первыми пришли на это место и основали вместе с ней новую колонию. Они стояли насмерть, протестуя против изгнания крольчат. Между крольчихами завязалась потасовка, и Мушка, крупная и грузная самка, побила двух-трех противников. Впрочем, она не могла в одиночку бороться против всех.
Много дней подряд река молчала. Мы узнали только о тщетном негодовании Мушки, которая обходила кроличьи норы и увещевала соплеменников одуматься, желая восстановить свой авторитет. Наш тройственный союз — и я, и Росинка, и Тычинка — подумали, что следовало бы спустить все на тормозах. Но Мушка была настолько испугана угрозой Белой Слепоты, что уже не могла спокойно взвешивать все за и против. Она решила идти напролом, только бы не допустить повторной вспышки ужасной болезни в «Грядущем». Шли дни за днями, но никаких событий не происходило. Таинственная Река несла нам только известия о пустых хлопотах и гневной решимости Главной Крольчихи.
Никогда не забуду, как я лежала без сна у стены длинного тоннеля в Эфрафе, сопереживая и наполняясь яростью Мушки, переливавшейся в меня. Я не могла не удивляться, что другие не чувствуют прилива мощной волны. Такого бурного потока знаний я еще никогда не получала.
Итак, позиции Мушки чрезвычайно ослабли из-за происшествия с Милли и ее крольчатами — особенно потому, что Главная Крольчиха отказалась идти на уступки.
Вся эта история разворачивалась как раз в то время, когда сама Мушка в третий раз ждала прибавления семейства. Она вынуждена была отойти от своих обязанностей Главной Крольчихи, чтобы ухаживать за новорожденными крольчатами. Детеныши ограничивали ее передвижения, и постепенно Мушка теряла власть и влияние.
В колонии то и дело раздавались голоса требовавших свергнуть Главную Крольчиху, поскольку она отказалась пойти на уступки и вернуть обратно помет Милли.
После этого мы больше не получали никаких вестей, и нам неизвестно, что дальше стало с колонией «Грядущее» и с их Главной Крольчихой, находившейся на грани отчаяния. Но прекращение потока знаний я никак не связываю с Таинственной Рекой. Это произошло сразу после того, как в Эфрафе появился Лохмач, и его назначили офицером в Тоннеле на Задворках, за Отметиной. Это та самая Отметина, за которой поселили нас. А когда ты впервые заговорил с Росинкой о побеге, Лохмач?
— Тем же вечером, после прибытия в Эфрафу, — отвечал Лохмач. — Это было в моей норе. Ты помнишь, Росинка? Мы разработали план, и ты решила организовать группу крольчих для побега. Мы решили сообщить крольчихам о наших планах в тот же день, а вечером отправиться в путь. Чем меньше будет у них времени на размышления, тем лучше, подумали мы.
— Но в тот вечер побег не состоялся. Тебя задержал генерал Зверобой.
— Да, мы отложили побег до следующего вечера. Была ужасная гроза. Это было в тот вечер, когда арестовали Нелл.
— А сколько дней ты прослужил в Эфрафе? — спросила Виллина.
— Три.
— Я прекрасно помню свои страхи, — вмешалась Росинка. — Меня пугала мысль, что крольчихи будут думать о побеге целые сутки. Я боялась, что нашу тайну раскроют, и тогда нам конец. И я оказалась права. Если бы Нелл арестовали чуть позже, нам было бы очень плохо.
— Это была моя последняя ночь в Эфрафе, — продолжала Виллина. — Я уже все знала о побеге, но мне пришлось ждать. И вот в ту самую ночь я решила напоследок сходить к Реке Знаний. Я пошла туда одна, без подруг.
— Я не решилась отправляться к реке в последнюю ночь, — сказала Росинка. — У меня просто не было сил. Мы с Тычинкой переволновались: до смерти боялись, что наши планы будут раскрыты.
— В ту ночь никаких известий не было, — сообщила Виллина. — Я не узнала ничего нового. Все та же информация о растущей оппозиции и негодовании Мушки. Интересно, чем все закончилось?
— Самое странное во всей этой истории, — проговорила Росинка, — что мы до сих пор ничего не знаем ни о колонии «Грядущее», ни о Главной Крольчихе, ни о потомстве Милли. Что с ними всеми сталось? Где они? Быть может, все это происходит совсем рядом, а может, далеко-далеко, куда не добраться даже за много дней пути.
— Какая дикая история! — воскликнул Орех. — Ничего подобного в жизни не слышал!
Ни Орех, ни другие кролики, слушавшие рассказ Виллины, ни на секунду не усомнились в существовании подземной реки. Когда кролики сталкиваются с каким-нибудь необычным явлением, никто из них не задумывается, объяснимо оно или нет. Идея сверхъестественности никогда не посещала их головы. Многое на свете необъяснимо: например, различные фазы Луны. Загадочен мир, лежащий вокруг, но кролики воспринимают его как часть своей жизни. Точно так же и подземная Река Знаний — они не испытали ее влияние на собственном опыте, но ведь и многое другое осталось по ту сторону их жизни! Из ряда вон выходящим в истории с Виллиной было только одно: они не понимали, как Виллина могла узнать всю эту историю, получить информацию о кроликах, которые обитали где-то в далеких краях, тех, кого она в жизни не видела. Как рассказывала Виллина, эти кролики не вступали с ней в контакт, не общались с ней: она получала сведения обо всем, что происходило в чужой колонии, так, будто сама присутствовала среди них. И если бы она не получила информацию через Таинственную Подземную Реку — ведь нет сомнения, что в мире насчитывается немало таких подземных потоков, несущих струю знаний, — сведения пришли бы к крольчихе каким-нибудь иным способом. Каким же? Любым другим, ответили бы кролики. Наверное, информация витает в воздухе, плывет по воде или распространяется иными способами, и совершенно случайно ее перехватывают такие одаренные и восприимчивые кролики, как Пятый и Виллина. И в этом-то и странность. Многие, впрочем, считают, что ничего странного здесь нет. Ведь всем известно, каким сверхъестественно обостренным восприятием обладают оба кролика — и Пятый, и Виллина.
Кролики долго спорили, не соглашаясь друг с другом. Последнее слово осталось за Смородинкой. Ему предоставили возможность сделать вывод, который удовлетворил бы все собрание.
— Мы еще не раз вернемся к этому вопросу, — подытожил он.
13. Новая кроличья колония
Хлад сошел на них… Выбрали они худшее время для путешествия: погода стояла ненастная, дни были короткими, и солнце не выглядывало из-за туч.
Епископ Ланселот Эндрюс. Проповедь 15: «О Рождестве Христовом»Кихар, черноголовая чайка, пролетал над Цезаревым Поясом и Уотершипским холмом, направляясь на запад. Летел он низко, делая зигзаги то вправо, то влево и спускаясь, когда ему вздумается, чтобы подкормиться на приглянувшемся ему участке земли.
Настроение у Кихара было самое что ни на есть препоганое. Он был агрессивен и раздражителен, как все птицы его породы, что живут в вечной борьбе друг с другом и с мириадами других пернатых, и к тому же ему совершенно не хотелось выполнять бесконечные поручения обитателей Уотершипского холма. Одно дело — драться, атакуя кроличьих врагов, но летать туда-сюда на посылках — совсем другое. Пять месяцев тому назад он с удовольствием вмешался в конфликт с Эфрафой, спорхнув прямо на голову генералу Зверобою и прикрыв собой Лохмача, бежавшего из плена вместе с пятью крольчихами. Тогда он помог им скрыться, показав путь вдоль берега реки. Кихару нравились бешеные атаки. Когда-то кролики спасли ему жизнь, когда он, тяжело раненный и беспомощный, лежал на склоне холма. После этого Кихар охотно соглашался летать на разведку. Один из таких вылетов кончился для чайки печально: он обнаружил Эфрафу.
И теперь, когда Кихара снова попросили слетать на разведку, он сильно разнервничался. Ему не хотелось заниматься этим делом, но отказать кроликам он не мог. К нему обратились очень вежливо и тактично. Орех знал, что Кихар — большой друг и почитатель Лохмача, поэтому именно Лохмачу было со всей предусмотрительностью поручено объяснить Кихару цель разведочного полета.
— Мы собираемся основать новую колонию, Кихар, — сказал Лохмач, кружа возле оранжево-красных лап чайки, шагавшей по жухлой ноябрьской траве. — А то здесь уже изрядно тесно. Половину кроликов заберем отсюда, а другая половина придет из Эфрафы. Мы хотим, чтобы ты нашел для нас подходящее место, а затем слетал в Эфрафу — попросить капитана Лишайника встретиться с нами, чтобы мы вместе взглянули на новый участок.
— А какой место вы хотеть? — спросил Кихар, мало искусный в кроличьем наречии. — И куда хотеть пойти?
— Нам нужно такое место, чтобы оттуда был виден закат и чтобы было оно где-нибудь на полдороге между здешней колонией и Эфрафой. И рядом не должно быть ни человечьих домов, ни садов и огородов. Это очень важно. Нам нужна сухая почва, где будет легко копать норы. Мы бы предпочли песчаный берег реки у какой-нибудь рощицы, куда люди не ходят и где есть кустики, чтобы скрыть проходы в норы.
— Я его найти, это место, — коротко согласился Кихар. — Затем я приходить и показать, где. Кихар показать место ребята из Эфрафа?
— Это было бы просто отлично, Кихар! Ты замечательная птица! Ты такой хороший друг! Мы бы без тебя никогда не обошлись!
— Ждать нет. Лететь я сейчас. Назад завтра. Вы приходить здесь, слушать, что я сказать.
— Я обязательно приду. Будь осторожнее, берегись кошек, Кихар.
— Арра, арра, — прокричала чайка. — Проклятый кошка! Он не поймать меня снова!
Хрипло гаркнув, Кихар поднялся в воздух и улетел к югу, навстречу холодному солнцу.
Перелетев через Кроличью Ферму, он спустился на землю на узкой лесистой полоске земли, известной под названием Цезарев Пояс. Там Кихар слегка подкормился и потрещал со своими пернатыми собратьями, тоже примостившимися на этом клочке суши.
— Жди плохой погоды, Кихар, — сказала одна из чаек. — Очень плохой погоды. С запада идет холод и снегопад. Раньше такого не было. Если не хочешь погибнуть, Кихар, поищи себе какое-нибудь укрытие.
Вскоре Кихар, направлявшийся далее к западу, совершенно непонятным и необъяснимым образом почувствовал приближение леденящего урагана, о котором предупреждала случайно встретившаяся ему чайка. Бормоча себе под нос «Чертовы кролики не уметь летать», Кихар добрался до Клювообразного Холма, а затем развернулся и полетел обратно на север. Вскоре он увидел участок, идеально подходивший для кроличьего поселения. О таком месте можно было только мечтать: дикий песчаный берег, граничащий с юго-западной стороны с серебристой березовой рощей. Перед чайкой расстилался зеленый луг, где паслись три-четыре лошади.
Кихар спустился вниз, чтобы оглядеть местность вблизи. Чайке было ясно, что люди довольно часто появляются здесь, чтобы присмотреть за лошадьми, но бросилось в глаза, что луг не скошен и никаких следов косы или плуга незаметно. Кихар также не обнаружил здесь никаких следов пребывания кроликов: ни нор, ни храки. О лучшем месте и мечтать было невозможно! Участок располагался не на полпути между колониями, как просили Кихара кролики, а немного ближе к Эфрафе, но таким пустяком можно было пренебречь в свете явно перевешивающих достоинств новой территории.
На следующий день Кихар встретился с Лохмачом, Орехом, Крестовником и Тычинкой, чтобы рассказать им о находке. Орех, горячо поблагодарив и похвалив своего пернатого приятеля, попросил его слетать в Эфрафу. Кихар должен был выяснить, когда Лишайник сможет встретиться с ними на новой территории.
Организация такой встречи была нелегким и опасным делом. Лишайник сам не смог бы добраться до неизвестного места, значит, Кихар должен был стать его проводником. Но чайка и так была зла на кроликов за многочисленные поручения, и просить птицу еще об одном одолжении было бы уже чересчур. Не только обитатели Эфрафы, но и кролики с Уотершипского холма нуждались в проводнике. Значит, одной группе кроликов пришлось бы ждать другую, пока их не приведет Кихар. А это подставило бы первую партию под удар: неизвестно, откуда могли появиться Силы Зла.
Прошло немало времени, пока стороны пришли к соглашению. Наконец все уладили. Лишайника предупредили, чтобы он был готов выйти в путь, как только узнает от Кихара, что другая группа кроликов ждет его на берегу. Это означало, что кроликам с Уотершипского холма придется провести не менее суток на открытом пространстве.
— Ну, с этим уж ничего не поделаешь, — сокрушался Орех. — По крайней мере, с нами будет Кихар, если на нас нападут Силы Зла. Я готов выйти завтра. Надеюсь, что за день мы туда доберемся.
— Угу, за одна день, — подтвердил Кихар. — Я брать вас, следующий день лететь Эфрафа и приводить Мастера Лишайника до темнота.
Кролики пришли на новое место еще засветло, в самом начале вечера, и после силфли на лугу улеглись на покой в высокой траве.
Ночью при тусклом свете луны на кроликов напал горностай. Это был крупный самец, решивший, что кролики — легкая добыча. Но хищник просчитался. Горностай не учел, что рядом с кроликами спал Кихар. Чайка, пробудившись от испуганного верещания, спорхнула на землю с ясеня, где устроилась на ночь, и со всего маху клюнула горностая в голову. Раненый хищник, еле унеся ноги, скрылся в рощице.
Кролики рассыпались в благодарностях.
— Я горностай не убить, — с грустью в голосе произнес Кихар. — Но очень удивить. Больше горностай сюда не приходить.
На следующее утро Крестовник решил поговорить с Орехом и Лохмачом.
— Меня не так-то легко испугать Силами Зла, — сказал он. — И генерал Зверобой это знал. Вот почему он выбрал меня для нападения на вашу колонию. Но меня не очень-то привлекает идея жить в месте, где кишмя кишат горностаи и куницы.
— Все будет в порядке, когда мы выроем норы, — откликнулся Лохмач. — А ты как думаешь, Орех-ра? Может, прямо сейчас начнем?
Но в этот миг к кроликам подлетел Кихар, явно подслушивавший их беседу.
— Сейчас рыть нет, — отрывисто прокричала чайка, как будто отдавала Ореху приказ. — Сейчас брать кроликов и быстро бежать домой.
— Но почему, Кихар? — удивился Орех. — Я думал, что мы уже готовы собраться все вместе и начать устраивать новую жизнь.
— Сейчас нет устраивать жизнь, — обрубила чайка. — Сейчас начинать — потерять все кролики, черт вас побрать.
— Как это?
— Холод. Мороз. Лед. Идти сюда, черт побрать. Скоро здесь. Очень плохо.
— А ты в этом уверен?
— Арра, арра! Спросить любая птица, если хотеть. Любой кролик оставаться здесь, на открытом месте, замерзать до смерти. Мастер Орех, зима приходить. Холод, холод. Очень плохо. Вы сегодня брать ваш много кролик домой, весь колония. Черт побрать.
— Но ты же только вчера привел нас сюда! Ты ничего нам не говорил о холодах!
— Я вчера не чувствовать. Вчера я думать время начинать. Но сегодня чувствовать иначе. Время не оставаться. Холод очень скоро приходить здесь.
Кролики хорошо знали Кихара и доверяли ему, поэтому тотчас же отправились домой. А Кихар полетел в Эфрафу — сказать Лишайнику, что их предприятие откладывается. Лишайник скептически отнесся к словам чайки.
— Что-то не похоже на мороз.
— Ты ходить туда, сейчас же превращаться в ледяной кролик, — изрек Кихар и, не говоря больше ни слова, улетел прочь.
14. Мушка
Ах, если бы женщина была довольна лишь тем, что она мать! Но где вы найдете такую женщину, которую удовлетворяла бы только эта роль?
Элиас Канетти, «Auto da Fe»От зимы, от чумы и от бедствия
Упаси меня, добрый Господь!
Томас Нэш, «Завещание Саммера»Как и обещала чайка, скоро наступили лютые холода. Морозы грянули в тот же вечер, когда кролики вернулись домой. Холодно было и на следующий день, а ночью мороз просто свирепствовал. Теперь всем кроликам, которых Орех собрал для переселения в другую колонию, стало ясно, что пришла суровая зима, о которой предупреждал Кихар. Погода стояла ясная, небо было безоблачным, но на Уотершипском холме царил вечный мороз, и ночью холода усиливались. До самого горизонта по всему небесному куполу, как льдинки, сверкали звезды, и на земле все застыло в холодном оцепенении. Птицы и звери, обитавшие на холме, либо умерли от холода, либо покинули его, чтобы спастись в лежавших в низине долинах, полях и садах Экчинсуэлла и Кингслера. Закоченевшие совы и пустельги поневоле вылетали за добычей, но в горах от Бикон-Хилла до Коттингтон Кламп уже давно не осталось ни души.
Орех и его компания сроду не помнили таких чудовищных и долгих морозов. Сто раз обгрызенная мерзлая трава не насыщала страдальцев, и голодные звери, чтобы хоть немного согреться, жались друг к дружке в ледяной норе. Их одолела лень и дремота, двигаться не хотелось никому. Некоторые даже начали думать, что зима никогда не кончится, и Ореху нелегко было убедить своих сородичей в том, что только терпение поможет преодолеть все трудности, как учил Господин Фрис.
И вот однажды морозы слегка ослабли. На западе показалось облако; оно медленно потянулось к Уотершипскому холму. Вскоре небо заволокло серой пеленой. Тяжелая туча нависла над холмом, и все живое помертвело — в округе воцарилась грозная тишина. Царил полный штиль, не было ни дуновения ветерка, но черный полог, занавесивший небесную синь, продвигался на восток, разрастаясь вширь и делаясь все плотней.
Начался снегопад: сначала на землю слетали легкие снежинки, припорашивая траву и кусты, затем поднялся легкий ветер, и закружилась вьюга. И вдруг снег повалил стеной: он превратился в белую завесу, сквозь которую никого и ничего не было видно — только крупные хлопья, сливавшиеся в одну массу, кружившие и закручивавшиеся спиралью на лету. И вскоре белое покрывало укутало землю: сначала горки снега образовались вокруг кочек, на которых топорщилась сухая трава, но постепенно и они скрылись под необъятной белой простыней. К началу сумерек весь Уотершипский холм был засыпан пушистым снегом, и на белую гладь продолжали падать все новые и новые хлопья.
Выглянув из норы, Орех увидел, что запорошило все вокруг. На протяжении всех прошедших дней он вел беседы со всеми кроликами из своей компании, чтобы подбодрить их дух. Но теперь настал час, когда пришла пора вести отряд к зимним норам, которые еще осенью прорыли Колокольчик, Горшочек и несколько крольчих. Орех страшно ругал себя за то, что не удосужился взглянуть на норы еще до наступления холодов. Одно ему было совершенно ясно: мерзлая почва не годилась для рытья — она сделалась твердой, как камень. Теперь им придется устраиваться в готовых норах и оставить все, как есть, до весны.
Орех решил, что сперва он сам, в одиночку, спустится по холму и проверит, пригодны ли норы для жилья. Затем передумал, вспомнив про Колокольчика — ведь именно Колокольчик убеждал его, что норы совершенно обустроены и хорошо замаскированы, так что без посторонней помощи Ореху будет их не найти. В конечном итоге Орех решил взять с собой Колокольчика, Горшочка и одну из крольчих — любую, кто согласится пойти с ними.
Когда кролики собрались и приготовились двинуться в путь, к ним присоединился Лохмач, недоумевавший, куда они все отправляются и почему. Узнав цель путешествия, Лохмач упросил взять его с собой, и Орех, глядя на непрекращающийся снегопад, был даже доволен, что к их отряду присоединился еще один боец.
Снег не мешал им найти верный маршрут: направление кроликам было известно. Нужно было сделать короткий бросок до северной стороны холма, а затем по крутому склону спуститься к подножью. Однако сквозь густую снежную пелену ничего не было видно. Кроме того, ни Колокольчик, ни Горшочек не могли вспомнить, где именно находятся зимние норы и сколько нужно идти до них вдоль подножия холма. Через некоторое время Горшочек сказал, что, возможно, они забрели слишком далеко: норы, как ему кажется, были вырыты на берегу какой-то реки. Он оказался прав: очень скоро кролики наткнулись на вход в одну из нор, прикрытый кустиком чертополоха.
Орех и Лохмач увидели, что Горшочек, изогнув шею, неуверенно заглядывает в нору, всем своим видом выражая удивление.
— Орех-ра, — с изумлением произнес Горшочек, — здесь явно кто-то есть. Нора обитаема, и по запаху мне совершенно ясно, что здесь живут кролики. — Горшочек отстранился, пропуская Ореха вперед. — Посмотри сам.
Орех не был уверен в правоте Горшочка, но решил сам узнать, так ли это. Вытянув переднюю лапку, он прорыл отверстие в пушистом снеге и увидел следы чьих-то лап на мерзлом грунте. Нижний край лаза был истерт, и на Ореха пахнуло свежим кроличьим запахом. Он обернулся к Лохмачу.
— Думаю, Горшочек не ошибается. Там действительно живут какие-то кролики. Пойдем лучше сами посмотрим, кто это такие.
И, сказав это, Орех не без колебаний углубился в нору. Он был уверен, что Лохмач последует за ним и затем к ним присоединится весь отряд. Лаз оказался очень длинный, но никаких препятствий кролики не встретили: по нюху они знали, что в тоннеле не встретят врагов.
Орех вошел внутрь первым и стал ждать Лохмача. Не прошло и минуты, как перед ним выросла плотная, дородная крольчиха, которую он не встречал никогда в жизни. Настроена она была враждебно. За ее спиной, сбившись в кучу, толпились детеныши.
— Что это ты тут делаешь? — огрызнулась крольчиха. — Сейчас же убирайся отсюда, а то как дам!
Увидев Лохмача, выросшего за спиной Ореха, крольчиха отступила на шаг. Пока она раздумывала, что делать дальше, в норе оказались Колокольчик и Горшочек, а за ними появились еще четыре крольчихи.
— Кажется, лучше тебе объяснить, кто ты такая и что ты тут делаешь, — спокойно, но твердо проговорил Орех. — Это наша нора. Мы ее вырыли.
Крольчиха все еще стояла в нерешительности.
Внезапно Лохмача озарило:
— А ты случайно не Мушка? Ведь так тебя, кажется, зовут? И ты пришла из колонии «Грядущее»?
Незнакомая крольчиха, оцепенев от изумления, молча уставилась на кроликов. Вся ее агрессия внезапно сменилась страхом: теперь от головы до хвоста крольчиху била крупная дрожь. Лохмач молча ждал, и, наконец, незнакомка решилась заговорить:
— А вы кто такие? И откуда вы про меня… — она осеклась.
И тогда Лохмач переспросил ее, но уже с большей уверенностью:
— Так тебя зовут Мушка?
— Вы пришли из «Грядущего»? — спросила крольчиха.
— Нет, мы не оттуда, — отвечал Лохмач. — В третий раз спрашиваю: тебя зовут Мушка?
В разговор вмешался Орех.
— Давайте-ка присядем, устроимся поудобнее и объяснимся друг с другом.
Когда все расселись, Орех продолжил:
— Мы обычно роем норы немного выше по холму, это недалеко отсюда. А эту нору, как и несколько других, мы выкопали еще осенью, чтобы было где укрыться, когда придут холода и выпадет снег. Мы не хотим ссориться с тобой, но, честно сказать, мы были немало удивлены, найдя тебя здесь.
Крольчиха обратилась к Лохмачу:
— А откуда ты знаешь мое имя и откуда я пришла?
— Сейчас я не смогу этого тебе объяснить, — отвечал Лохмач. — Как-нибудь потом, при случае. А можешь ли ты остаться здесь, или нет, решать не мне. У нас есть Главный Кролик: что он скажет, то и будет.
Крольчиха настаивала на своем:
— Уверена, вы были в «Грядущем». Иначе откуда вы обо мне знаете?
— Не будем об этом, — сказал Орех. — Мы хотим, чтобы ты понимала одно: мы тебе не враги. Можешь пока оставаться здесь. Мы с Лохмачом собираемся подняться по холму, а затем вернуться сюда и привести остальных наших кроликов.
— А можно мне пойти с вами? — спросила крольчиха. — Я еще ни разу не поднималась на вершину холма, и я как можно скорее хочу познакомиться с вашей колонией.
— Хорошо, — согласился Орех. — Только сегодня я не смогу тебе все показать. Я хочу, чтобы наши кролики побыстрее спустились сюда, устроились в зимней норе и легли спать.
— Я вам не помешаю, — продолжала крольчиха. — Чтобы не быть обузой, я пристроюсь в хвосте и пойду за вами следом. Сегодня полнолуние, так что дорога будет хорошо освещена.
— Идти недалеко, — подтвердил Орех. — Мы долго не задержимся. А ты, Колокольчик, ты, Хлоя, и все остальные крольчихи останьтесь здесь и подождите нашего возвращения. Мы ненадолго. И если две другие норы так же хороши, как эта, тогда, Колокольчик, нам всем хватит места.
— Эти норы легко расширяются, Орех-ра, — проговорил Колокольчик. — Чем больше кроликов в них влезет, тем лучше. И теплее.
Пока Орех, Лохмач и Мушка собирались, наступила ночь. Тучи слегка рассеялись, и в прорехе между дымными клочьями на небе показалась круглая луна. Лучи ее, падая на белый снег, хорошо освещали путь. Кролики поднялись по крутому склону и взобрались на вершину холма. На самой макушке Лохмач остановился и, принюхавшись, огляделся вокруг.
— Подожди-ка минуточку, Орех-ра, — сказал он. — Там происходит что-то странное.
Орех тоже застыл на месте.
— Ты прав. Там что-то нехорошее, и мне это совсем не нравится, так же, как и тебе. И все же нам нельзя застревать здесь надолго. Пойдем дальше. Только не спеши и держи ухо востро.
Три кролика осторожно обогнули лесные заросли по опушке. Пройдя несколько шагов, Лохмач снова остановился.
— Там на тропинке что-то лежит. Большое и черное. Ты видишь?
Орех прошел немного дальше, всматриваясь вдаль.
— Да, теперь вижу. Только я понятия не имею, что это такое.
— Странная штука. И совсем не двигается. Как ты думаешь, она на нас глядит?
— Думаю, нет. И вообще она не шевелится.
— А что же это такое? Ловушка?
— Не похоже на капкан. Пусть себе лежит. Не трогай лиха, покуда тихо. Давай лучше пройдем мимо. Нам давно пора домой.
Кролики медленно зашагали дальше, шаг за шагом продвигаясь вперед. Мушка неуверенно следовала за Орехом, стараясь не отставать. Внезапно они оба остановились как вкопанные.
На обочине тропинки, освещаемый яркой луной, лежал человек. Он не шевелился и не дышал. Был он в зимней одежде, на ногах у него были сапоги, а на голове — вязаная шапочка. По двум бороздам на свежем снегу было понятно, что человека оттащили с проторенного пути и бросили в сторонке. Лежал он на боку, глаза его были закрыты, а лицо искажено гримасой.
— Оставьте его в покое, — посоветовал Лохмач. — Мне все равно, живой он или мертвый. Лучше оставим его в покое.
Мушка, разнервничавшись, осталась стоять с Лохмачом, а Орех, нюхая воздух, подошел к человеку поближе.
— Он жив, — сообщил Орех. — Я чувствую его дыхание. Но я согласен с Лохмачом: давайте оставим все, как есть.
— Посмотрите на снег, — продолжал Лохмач. — Здесь следы от двух пар ног. Видите? Двое шагали рядом, потом один из них, вот этот, внезапно упал, а другой оттащил его в сторону. Один остался лежать, а другой пошел своей дорогой, туда, куда они раньше направлялись вдвоем.
— Может, нам лучше вернуться? — заверещала Мушка. — Наверно, это очень опасно. Люди — даже такие, как вот этот сейчас — всегда очень опасны.
— Да нет, ничего страшного, — разуверил ее Лохмач. — Тем более мы уже пришли.
Они отвернулись от лежавшего мужчины и прошли несколько шагов вперед. Перед ними был их родной «Улей», и, миновав его, кролики оказались в глубоких спальных норах. Первым, кто вышел им навстречу, был Ястребиный Нос.
— В долине все спокойно, Орех-ра?
— Да, все нормально. Между прочим, знакомься. Это Мушка. Она только что присоединилась к нам. А сейчас мне срочно надо переговорить с Виллиной и Пятым. Ты можешь их привести?
Как только Виллина и Пятый подошли к ним, Орех и Лохмач сразу же забрал их в «Улей», чтобы вновь прибывшие ни кем не встречались, пока Орешек не подготовит почву. Мушка пошла вместе со всеми.
— У меня для тебя сюрприз, Виллина, — сказал Орех. — А знаешь какой? Ни за что не догадаешься. Ну ладно, я сам скажу. Я привел Мушку из колонии «Грядущее».
Пятик был удивлен не меньше Виллины.
— А что она тут делает? — спросил Ястребиный Нос. — Разве она знает о нас?
— Нет. А о себе она как-нибудь потом расскажет. Я разрешил ей остаться. Она привела с собой несколько подросших крольчат, и им я тоже разрешил остаться с нами. А сейчас нужно всех собрать, чтобы подготовиться к переходу в зимние норы внизу, под холмом. Ты сможешь предупредить всех?
Колония кроликов собралась в «Улье». Кролики узнали о появлении Мушки, и теперь каждого распирало от любопытства.
— А что это за кролики с ней? — поинтересовалась Росинка.
— Точно не знаю, но, похоже, все — ее дети. Последний помет.
— А она рассказала, как попала сюда? И вообще, что ее сюда привело?
— Это слишком длинная история, и сейчас не время ее рассказывать. Давай лучше спустимся вниз по холму.
Он вошел в один из длинных тоннелей, и Мушка вместе с Лохмачом последовали за ним. Дойдя до конца лаза, Орех высунул голову наружу, но тотчас же остановился как вкопанный. Кролик напряженно прислушивался.
— Что там такое, Орех-ра? — спросил Лохмач. — Что случилось?
— Хрудудиль, — ответил Орех. — И он едет сюда очень быстро. Ты видишь фары?
Орех, Лохмач и Мушка, высунув головы из тоннеля, внимательно наблюдали за приближением рычащего чудовища, громыхавшего колесами по дороге. Мушка, дрожа от страха, приготовилась бежать обратно по тоннелю и сорвалась было с места, но Орех и Лохмач ее задержали.
— Нам не грозит опасность, — резко сказал Лохмач. — Сейчас же соберись. У нас нет времени идти обратно, и к тому же все будут удивляться, что тут происходит. Сиди тихо.
Мушка, обезумевшая от ужаса, подчинилась приказу, а автомобиль тем временем домчал до деревьев и остановился в нескольких ярдах от кроликов.
— Это из-за человека, который лежит на снегу, — прошептал Лохмач. — Они приехали за ним. Вот и все.
Еще до того, как хрудудиль остановился и начал разворачиваться, из него на ходу выпрыгнули двое и побежали к лежавшему на снегу мужчине.
— Бери его за руки, Дэвид, а я возьму за ноги.
— А он живой?
— Пока не знаю. Давай тащи его в джип, и поскорей.
Наконец двум мужчинам удалось дотащить тяжелую ношу до машины.
— Не спеши, Алан. Я хочу взглянуть на него. Если он еще дышит, не надо его сильно трясти.
Хрудудиль отбыл в обратном направлении, и на холме снова воцарилась тишина. Однако Ореху и Лохмачу потребовалось немало времени, чтобы прийти в себя. Наконец они забрали остальных кроликов и повели их к подножью холма. Мушка брела еле-еле, спотыкаясь и отставая от колонны, и только благодаря стараниям Росинки, постоянно подбадривавшей ее, крольчихе удалось добраться до тайных нор в низине, под холмом.
Орех пригласил нескольких старожилов колонии в нору, где он раньше оставил Колокольчика и Горшочка. Росинка и Мушка последовали за ними. Теперь, вместе со всеми обитателями, зимняя нора оказалась битком набита, но никто не жаловался на тесноту и не пытался уйти.
Орех устроился на ночь под боком у Росинки. Некоторое время спустя, в кромешной мгле, Росинка тихо спросила у него:
— А правда, что Мушка в самом деле здесь?
— Да. Она легла с другой стороны от меня. Ты что, хочешь рассказать ей про свою Таинственную Реку в Эфрафе?
— Нет, не сейчас. Будет лучше, если я попозже ей все рассказу. А ты как думаешь?
— Да, наверно, ты права. Сейчас лучше оставить ее в покое. На сегодня с нее и так хватит сюрпризов.
Если кролики надеялись, что Орех расскажет им всю подноготную о новых обитателях зимней норы, то они были глубоко разочарованы. Ни Орех, ни Лохмач и словом не обмолвились о причинах появления Мушки в колонии. Орех сразу же отправился спать, и все остальные вскоре последовали его примеру. Сначала Мушка тревожно вертелась на месте, но постепенно разомлела в тепле норы, согретая множеством тел своих пушистых сородичей. Постепенно на нее сошел мир и покой, и крольчиха крепко уснула. Орех внезапно проснулся посреди ночи, выскочил наружу и проверил, все ли спокойно в двух других зимних убежищах. Убедившись, что там все в порядке, он не стал возвращаться назад, под бок своей подружки Росинки: устроившись, где сумел, он снова провалился в сон.
На следующий день Орех даже не делал попыток подступаться к Мушке с расспросами — вместо этого он без особой надежды найти что-либо съедобное выполз из норы на силфли, но ему пришлось вернуться обратно в унылую нору, как и всем остальным кроликам, зимовавшим вместе с ним. На следующий день Ореха обступили его сородичи, и кролики, и крольчихи. Они теребили его, интересуясь, не собирается ли он рассказать им хоть что-нибудь о таинственном появлении Мушки в их колонии, но на все бесконечные расспросы Главный Кролик отвечал, что кролики могут сами подойти к Мушке и получить у нее ответ. Так будет лучше и для новенькой, и для старожилов, убеждал он своих соплеменников, поскольку, как ему представлялось, Мушка ничем не отличалась от других кроликов. Однако с Пятиком он решил поговорить наедине.
— Что ты о ней думаешь? — спросил Орех.
— В ней есть что-то странное и необычное, — отвечал Пятый. — Она не такая, как все. И явно себе на уме. Ей есть что нам сказать, но она предпочитает молчать. Во всяком случае, пока она еще не готова объясниться с нами. Но она не сделает нам вреда. Она не безумна, как несчастный Лапчатка из колонии Калужницы. Я думаю, лучше оставить ее в покое и не приставать с расспросами. Поживем — увидим. Но что-то необычное обязательно произойдет. Я в этом совершенно уверен, и Виллина того же мнения. Одно ясно: Мушку нельзя выгонять в такой мороз и снег. Поглядим, сможет ли она ужиться с нашими кроликами. Это многое нам объяснит для начала. Не нужно к ней относиться как к чему-то особенному. Пусть живет среди нас, как самая обыкновенная крольчиха.
В тот же вечер Мушка сама подошла к Ореху.
— Орех-ра, почему вчера вы с Лохмачом не испугались Человека? Я была так напугана, как никогда в жизни.
— Ну, как тебе сказать… Мы более или менее привыкли к людям, — ответил Орех. — Я был более чем уверен, что они не причинят нам зла.
— Но это были мужчины. И они подошли так близко к кроликам. Я к этому не привыкла. Это было очень и очень опасно.
Орех больше ничего не сказал в ответ. Некоторое время спустя Мушка задала ему еще один вопрос:
— Все кролики спустились в нору?
— Да, — подтвердил Орех. — Наверху больше никого не осталось. Теперь мы больше не выйдем отсюда, пока не потеплеет.
— Я, конечно, мало что видела вчера ночью. Может, ты сводишь меня наверх? Кое-кто из ваших уже описал мне колонию, но я бы хотела увидеть все своими глазами.
— Как? Прямо сейчас? — сонно пробормотал кролик.
Мушка проявила настойчивость.
— Да, прямо сейчас. Пока еще не стемнело.
Орех, отличавшийся добродушным нравом, согласился и позвал с собой Лохмача.
Все трое вышли на воздух, вскарабкались по крутому склону и пересекли тропинку, вившуюся между деревьями. Снег, превратившийся в твердый наст от мороза, лежал вокруг, и Мушка принялась внимательно рассматривать следы, оставленные людьми, и колеи от хрудудиля.
— А люди часто ходят по этой дороге? — полюбопытствовала Мушка.
— Летом — довольно часто.
Мушка прошла несколько метров вперед вслед за кроликами. Дальше был вход в нору, ведшую к «Улью». Мушка пришла в неописуемый восторг, увидев ход, где Лохмач бился с генералом Зверобоем и победил его.
— Кролики из Эфрафы пришли завоевать вас и увести всю вашу колонию с собой?
Кролики рассказали Мушке о большой собаке и о том, как Ореха принесли с фермы на холм.
— Как здорово! — восхитилась Мушка. — Какой ты храбрый! А ты разве не испугался?
— Мы все были до смерти напуганы, — признался Орех. Он не хотел, чтобы кролики считали его хвастуном.
— По правде говоря, нас спас Эль-Ахрейра. Обо всем этом тебе может рассказать Одуванчик, если его попросить. Он у нас златоуст. Лучше него никто этого не сделает.
Проверив зимние норы, кролики собрались спуститься вниз по холму, но Мушка, ненадолго задержавшись у входа в жилище Кихара, снова стала оглядываться по сторонам.
— Вы говорите, что по этой тропке ходят люди. Неужели они идут мимо вас? Как может быть, чтобы они разгуливали так близко от кроликов, не причиняя им никакого вреда?
— А зачем им это? — спросил Лохмач. — Здесь они не выращивают никакой флейра, которой могли бы заинтересоваться кролики.
— Но люди, должно быть, знают, что вы поселились здесь. Слепота, разве вы не боитесь Белой Слепоты?
— Нет. Я думаю, люди не против того, чтобы кролики жили здесь.
— Люди могут вас всех уничтожить, подарив вам Белую Слепоту. Вы знаете про это?
— Наверное, могут, — согласился Орех. — Но не будут этого делать.
Больше Мушка не разговаривала на эту тему. Когда они вернулись к подножью холма, она снова спросила, как Лохмач узнал ее имя и название ее колонии — «Грядущее». Крольчиха понимала, что Лохмач знает больше, чем говорит, и хотя кролик не отказывался продолжать с ней беседу, она больше ничего не смогла из него выжать.
Позже, когда Орех остался наедине с Лохмачом, он стал расспрашивать приятеля, откуда ему известно имя крольчихи и название колонии, откуда она пришла.
— Ну, в общем, когда Виллина рассказывала нам на днях о «Грядущем» и крольчихе, которая взяла на себя роль вожака, у меня сформировалось очень ясное представление о ней, — отвечал Лохмач. — А когда мы натолкнулись на совершенно незнакомую крольчиху в нашей норе, я сразу же подумал, что это она. Она выглядела и пахла именно так, как я себе это представлял.
— Слава Господину Фрису, ты не выболтал ей сразу же наши тайны, — обрадовался Орех. — Теперь она думает, что мы чародеи — умеем читать чужие мысли.
— Вот такие дела, — подытожил Орех. — А все это благодаря Виллине. Пусть Мушка думает, что мы волшебники и можем совершать чудеса. Вреда ей это не принесет, я в этом уверен. Я знаю, что она сильно испугалась прошлой ночью, но тем не менее чувствую, что она обладает очень сильным характером. Если бы мы не были осторожны с ней, она бы сразу взяла над нами верх.
Мороз крепчал день ото дня, и снега выпало еще больше. Кролики стойко переносили холода, но сильно страдали от голода, даже Колокольчик не мог обратить это в шутку. Черноух организовал экспедицию на ферму и отправился на поиски пищи, взяв с собой несколько крольчих. Поход оказался неудачным: им практически ничего не удалось добыть из-за живших там кошек. Большинство кроликов даже не выходило наружу: все сидели под землей, тесно прижавшись друг к другу. Даже Ястребиный Нос и Лохмач предпочитали прятаться в норе, чтобы сохранить хоть толику тепла.
Однажды ночью, когда Росинка, Виллина и Тычинка сидели бок о бок с Орехом, Пятиком и Лохмачом, обогревая друг друга, Виллина вдруг сказала:
— А Мушка не рассказывала вам, как она бросила свою колонию и оказалась здесь?
— Нет, не рассказывала, — ответил Лохмач. — Я как раз собирался ее спросить, прямо в лоб. Но Орех посоветовал мне подождать, пока она не привыкнет к новой обстановке.
— Ну, а мне она все рассказала, — продолжила Виллина, — и не просила делать из ее рассказа тайну. Полагаю, она была бы даже рада, если бы ей не пришлось самой рассказывать вам эту историю с самого начала. Мне показалось, что ей стыдно за свои поступки, но на самом деле в том, что она сделала, ничего постыдного нет. Так я ей и сказала.
— А ты ей говорила что-нибудь про Таинственную Реку? — поинтересовался Орех.
— Пока нет. Но мне бы хотелось, чтобы она узнала о подземной реке от одной из нас, одной из тех, кто на собственном опыте знает, что эта река в Эфрафе действительно существует. Сейчас же Мушка не имеет ни малейшего представления, откуда мы о ней узнали. Складывается неловкая ситуация: мы знаем о ней все и делаем из этого фигуру умолчания.
— Да, лучше ты расскажи ей все сама, — посоветовал Орех. — А почему она бросила колонию «Грядущее»? Как это получилось?
— Дело было так, — сообщила Виллина. — Помнишь, я рассказывала, как мы узнали от Таинственной Реки, что как-то раз Мушка ужасно рассердилась? Она вышла из себя, узнав, что кролики привели обратно в колонию потомство одной бедной крольчихи… Как ее звали?
— Милли, — подсказала Росинка.
— Ах да, конечно, Милли. Ну так вот, кролики решили вернуть крольчат в колонию и даже выделили им нору. Мушка пыталась выгнать молодняк вон, но у них оказалось столько сторонников, что Главная Крольчиха не могла им противостоять. Вот так: из-за одного-единственного несогласия Мушка потеряла свой авторитет. Это было последнее, что принесла мне река.
Теперь она сама рассказала мне, что было дальше. С каждым днем она теряла свое влияние, даже не из-за истории с крольчатами Милли, а потому что она не могла думать ни о чем, кроме Белой Слепоты. Боязнь страшной заразы превратилась в манию: Мушка постоянно говорила только об угрозе эпидемии, стараясь внушить обитателям колонии мысль о том, как страшен и опасен этот недуг. Обитателей «Грядущего» вовсе не занимала угроза болезни: они относились к ней не более чем к досадной помехе, ненужным хлопотам, которые создали только одни неприятности в здоровой и процветающей колонии. Если бы Мушка перестала постоянно твердить об опасности кроличьей чумы, они бы смогли забыть о размолвке.
Но Мушка не пошла на уступки и продолжала твердить об одном и том же. И вот однажды, когда Аусла наотрез отказалась снова выслушивать ее безумные идеи, Главная Крольчиха сделала ужасную вещь, которая роковым образом отразилась на ее судьбе. Она заявила, что в том случае, если обитатели «Грядущего» не будут к ней прислушиваться, она, взяв с собой детенышей, покинет колонию навсегда. Все понимали, что уход Мушки станет большой потерей для колонии, но принять ее линию поведения не могли. Итак, ей пришлось уйти.
Стоял конец лета, было еще тепло, поэтому Мушка и ее семейство ночевали на открытом воздухе. Что касается Сил Зла, то Мушка умела им противостоять. Как-то раз она обмолвилась, что сама задушила горностая. Однажды она случайно узнала об Эфрафе и решила отправиться прямо туда. Конечно, она не представляла себе, что это такое. На самом деле слышала только, что в этой колонии очень строгие порядки, и поэтому подумала, что ей это подойдет. Она надеялась, что там ее примут.
Вскоре она узнала, что генерал Зверобой и все его эфрафанцы потерпели поражение. Она поменяла свои планы и решила примкнуть к нам, победителям. Вскоре она добралась до подножья Уотершипского холма и собиралась подняться со своим семейством вверх по склону, но ее малыши пожаловались, что очень устали и не могут идти дальше. Они находились в пути хрейр дней, и поэтому она решила обосноваться в одной из пустых нор у подножья. В норе было тепло и сухо, и Мушка осталась со своими крольчатами на зимовку. Когда мы ее обнаружили, она провела там уже несколько дней и привыкла к мысли, что эта нора — ее собственность. Как бы то ни было, у нас ей хорошо. Как она сказала, «жду не дождусь, когда отпустят эти жуткие холода».
— Нам всем она очень нравится, — вставила Тычинка. — Она милая и добрая — ну просто лучше всех. У нее появилось столько новых друзей, и это неудивительно, ведь у нее такой хороший характер!
— Только она зациклилась на Белой Слепоте, — заметила Росинка. — Как-то раз я спросила ее, не пора ли забыть об этой страшной болезни и переключиться на что-нибудь другое. И знаете, что она мне ответила? «А ты когда-нибудь видела кролика, пораженного „Белой Слепотой?“»
— А ты видела такого кролика?
— Ты же знаешь, что нет.
— Я тоже боюсь этой заразы, если честно, — сказал Орех. — Но нельзя же думать о ней все время! А Мушка только этим и поглощена. Это ее единственный недостаток. А ты что об этом скажешь, Пятик?
— Я с ней совершенно согласен, — ответил Пятый. — Я тоже жду не дождусь, пока отпустят холода. Мы живем в ужасных условиях. И как только мы вернемся к нормальной жизни, то сможем сказать, что она собой представляет.
— А у меня уже давно сложилось мнение о ней, — заключила Росинка. — Я считаю, что она самая умная и самая рассудительная крольчиха из всех нас. Как говорят, «кто-то теряет, кто-то находит». Колония «Грядущее» ее потеряла, зато мы приобрели. И это очень ценное приобретение.
Несколько дней спустя произошло печальное событие: скончался Желудь, ветеран старой гвардии. Он был одним из первых, кто пришел вместе с Орехом из Сэндлфорда. Холод и голод подкосили его, став причиной смерти. Даже Лохмач, который никогда не водил дружбы с Желудем, тяжело скорбел об утрате.
— Всю жизнь мы шагали рядом, Орех-ра. Вместе с ним мы сражались с эфрафанцами плечом к плечу, вместе с ним спустились на лодке по реке, а теперь он перестал бегать. Мне будет не хватать его. Честно говорю вам: мне будет его не хватать.
— Нам всем будет его не хватать, — поддержал Лохмача Орех. — Хотелось бы думать, что он — наша единственная утрата. Наши кролики такие худющие и такие замерзшие — не удивлюсь, если многие из них перестанут бегать.
Опасения Ореха, к счастью, не подтвердились: через несколько дней началась оттепель. Снег и ледяные наросты растаяли, и с вершины холма потекли тонкие ручейки талой воды, которые вскоре превратились в широкую реку, спустившуюся в долину. Все кролики были за немедленное возвращение, но Орех решил выждать хотя бы еще один день: он хотел убедиться, что оттепель наступила окончательно и бесповоротно и что снова не грянут морозы.
Давным-давно он прислушался к совету Кихара и оказался прав. Но теперь его первой мыслью было возобновление проекта создания новой колонии. С помощью Кихара, который снова согласился выступить в роли посредника, Орех с Лохмачом встретились с Лишайником в условленном месте. Лишайник горячо одобрил выбор своих собратьев, и кролики договорились через двое-трое суток привести туда отряды из обеих колоний.
Крестовник (один из бывших офицеров Эфрафы, которого приняли в колонию Ореха после победы над генералом Зверобоем) должен был стать Главным Кроликом, а Крушина, Земляничка и эфрафский капитан Авенс сформировали ядро его Ауслы.
Десять-двенадцать кроликов, возглавляемых Лохмачом, пустились в путешествие, покинув Уотершипский холм. По возвращении Лохмач сообщил Ореху, что эти кролики сразу же наладили хорошие отношения с эфрафанцами и прекрасно уживаются с ними. Силы Зла больше никого не трогали. Никого не убили, и кролики успешно приступили к рытью новых нор на песчаном берегу. Орех был рад передать руководство Крестовнику хотя бы на время, чтобы иметь возможность уделять больше внимания своей колонии.
Орех заметил, что Мушка сделалась душой компании молодых крольчих — тех, кто бежал из Эфрафы во главе с Росинкой. Мушка была счастлива в новом окружении, где добилась уважения и любви. Юные крольчихи почтительно относились к ней, и она отвечала им теплом и заботой. Разговорившись с молодой крольчихой по имени Флеска, Орех спросил, как она уживается с Мушкой.
— Мы с ней очень подружились, Орех-ра, — ответила Флеска. — Она рассказала нам, как она и еще одна крольчиха основали новую колонию. Она стала Главной Крольчихой, и ее Аусла тоже состояла сплошь из крольчих. Ты когда-нибудь слышал о чем-нибудь подобном?
— Признаюсь, нет, — проговорил Орех. — Но я ни капельки не удивлен. Рад, что тебе она так нравится.
— Она просто замечательная, — восторгалась далее Флеска. — И ей очень приятно быть здесь, среди нас. Мы рассказали ей о нашем побеге из Эфрафы и о том, как Кихар налетел на генерала Зверобоя, чтобы помочь нам бежать. Мушка даже пожалела, что ее не было там, и сказала, что хотела бы иметь крылья, как у Кихара. «Летающий кролик — это было бы что-то новенькое», — заявила она. А затем в шутку спросила, не могу ли я достать ей пару крылышек. А еще лучше — две пары, для нее и для меня. Тогда мы могли бы вместе слетать в Эфрафу. Конечно же, я смеялась до упаду.
После долгих морозов рядом с кроличьими норами совсем не осталось травы, и вот однажды Орех решил организовать что-то вроде поисковой партии, пригласив всех желающих пройтись по холму, чтобы найти что-нибудь съедобное. Мушка с готовностью вызвалась в поход и привела с собой еще двух-трех крольчих вкупе со своим семейством.
Даже наверху, у самой высокой точки холма, почва была влажной, и кролики то и дело проваливались в лужи. Но на вершине им удалось найти много жесткой травы, не очень аппетитной, но, по крайней мере, съедобной. Все разошлись по сторонам в поисках новых участков, но никто не задумывался об опасности. На Уотершипском холме было пусто, Сил Зла не было ни видно, ни слышно, и ни с одной стороны ветер не доносил до них посторонних запахов, кроме ароматов можжевельника и чабреца.
После многих голодных дней, проведенных в мерзлой норе под землей, все пришли в буйный восторг, увидев широкие лужайки на просторах холмов. Кролики тотчас же начали скакать и прыгать и гоняться друг за другом. Напряжение отпустило Ореха, и он радостно вступил в потешный бой с Вероникой и Серебристым, ныряя и прячась в кустах можжевельника. Унося ноги от Вероники, он помчался по северному склону, резко остановился перед колючим кустом боярышника и, потеряв равновесие, упал на кочку, где пучками торчала волглая трава.
Поднявшись, Орех застыл от ужаса: прямо на него, заливаясь лаем, вниз по холму неслась собака. Это был гладкошерстый фокстерьер, белый с коричневыми подпалинами, но шерсть у него была мокрая, в грязных подтеках от колдобин и рытвин в низине, под холмом. Орех повернулся и опрометью бросился бежать. Он летел с бешеной скоростью, понимая, что бежит недостаточно быстро. Собака преследовала его по пятам, еще секунда — и все будет кончено!
В отчаянии Орех сменил направление. Петляя и делая зигзаги, он мчался сломя голову, но собака настигала его, дыша ему в хвост.
Внезапно еще один кролик метнулся по холму наискосок и, не останавливаясь и не сбавляя скорости, врезался в левый бок бегущей собаки. Оба упали и, вступив в драку, смешались в единую массу. Наконец кролик высвободился, а собака, встав на ноги, остолбенела от удивления. Не удержавшись на крутом склоне, собака снова рухнула на землю и кубарем покатилась вниз. Незнакомый кролик припустился бежать, и Орех, пользуясь моментом, тоже стремглав понесся прочь. Он смог отдышаться, только когда удалился на приличное расстояние от врага.
Собака снова встала и с изумленным видом принялась оглядываться по сторонам. Послышался человеческий оклик, и фокстерьер, не имея больше ни желания, ни сил преследовать свою жертву, медленно потрусил вниз по холму.
Орех был едва ли не в большем изумлении, чем собака. Потрясение от внезапного нападения смешалось с радостью внезапного освобождения, и кролик был смущен неожиданным исходом дела. Хромая, он сделал несколько шагов вверх по склону. Он толком не понимал, куда идти, но одно было ясно: жизнь его спасена. Некоторое время спустя он почувствовал, что в ногу с ним шагает еще кто-то. Это была Мушка!
— Вы в порядке, сэр? Можно, я провожу вас немного? — спросила она.
— Это ты сшибла собаку с ног? — удивился Орех.
— Да, я. Нам повезло, что склон оказался таким крутым.
— Я никогда в жизни не видел, чтобы кролик нападал на собаку! — воскликнул Орех.
— Разве ж это было нападение? Сбить собаку на склоне не составляло большого труда, и я не собиралась вступать с ним в драку. Не хватало только, чтобы этот пес меня покусал! Нам повезло, что хозяин позвал его.
— Ты спасла мою жизнь.
— Не будем так говорить. Но я рада, что смогла тебе помочь в трудном положении. Давай вернемся на вершину холма! Думаю, нам давно пора домой.
Оказавшись в своей норе на Медовом Лужку, Орех поспал немного, а потом отправился на поиски Лохмача и Пятика. Он отыскал обоих в норе Лохмача. Там же сидели Росинка и Виллина.
Орех сразу же рассказал им о том, что с ним приключилось и как его спасла Мушка.
— Да, такие поступки требуют смелости, — задумался Лохмач. — Не знаю, отважился бы я на такой подвиг даже ради тебя, Орех-ра. Конечно, Мушка — очень крупная крольчиха и много весит. Но все же… Ах, гром и молния, и Господин Фрис во время дождя! Напасть на собаку! Генерал Зверобой как-то раз пытался это сделать, и сам знаешь, что из этого получилось.
— Та собака была гораздо больше, — ответил Орех. Повернувшись к Виллине, он спросил:
— Ты хотела задать ей пару вопросов, помнишь? Насчет твоей Таинственной Реки. Пойду поищу ее.
— Главный Кролик никогда не ходит сам: он всегда посылает кого-нибудь другого, — заметил Лохмач.
Ничего не ответив приятелю, Орех нырнул в один из длинных ходов и исчез.
Когда Мушка появилась в компании кроликов, Орех произнес:
— Я уже рассказал всем, что ты сегодня совершила настоящий подвиг. Ты спасла мне жизнь, и я никогда этого не забуду.
— Мы все запомним твой героический поступок, — поддержал Ореха Лохмач. — А ты часто приходишь на помощь в трудный момент?
— Раньше мне не приходилось этого делать, — призналась Мушка. — Я поступила так исключительно под влиянием момента. На меня как будто нашло что-то. Думаю, такое мне никогда не повторить. Ну, хватит об этом, — заключила крольчиха.
— Знаешь, мы пригласили сюда Виллину, и она хочет тебе что-то сказать. Разговор пойдет совсем о другом, — заявил Орех. — Скажи, что тебе известно о такой вещи, которая у нас называется «Таинственная Река в Эфрафе»?
— Практически ничего, — ответила Мушка. — Пару раз я слышала, как упоминали это название, но никто толком не понимает, что это такое.
— Вот сейчас Виллина тебе все и расскажет.
Крольчиха рассказала Мушке всю историю о том, как она обнаружила подземную реку. Виллина поведала, как она вместе с Росинкой и Тычинкой, совершенно случайно вступив в невидимый поток, узнали о Мушке и о Пушинке, и об основании колонии «Грядущее», где основная роль отведена самкам. Виллина практически ничего не сказала о безумной мании Мушки: ее панической боязни Белой Слепоты, но упомянула Милли и ее несчастных крольчат, которых после смерти матери вернули в колонию против воли Главной Крольчихи.
— Ты, наверное, помнишь, как сама рассказала мне, что ты со своими крольчатами покинула «Грядущее», потому что твоя Аусла отказалась принимать меры, чтобы оградить колонию от страшной болезни. Ты решила искать убежища в Эфрафе, но, благодарение Господину Фрису, оказалась здесь.
Некоторое время Мушка молчала. Казалось, она не могла осознать чудесных сил природы, создавших Таинственную Реку, о которой рассказывала ее новая подруга. Наконец она заговорила:
— Я не сомневаюсь, что ты говоришь правду. Иначе как еще ты могла узнать о «Грядущем», о бедной Милли и о моей ссоре с Ауслой? Но… Но все же как это может быть? Я никогда в жизни не слышала о Таинственной Реке. Честно говоря, ты потрясла меня до глубины души.
— Это передача мыслей на расстоянии, — вмешался Пятик. — Кихар все знает об этом. Он говорил мне, что это распространено среди птиц, живущих стаями, таких, как морские чайки.
— Но между нами были многие километры пути…
— Кихар рассказывал, что у людей есть самые невероятные способы общения на расстоянии. Они могут сообщать друг другу новости, даже если между ними лежат хрейры километров.
Мушка была озадачена не на шутку. Орех, слегка раздосадованный тем, что Мушка, в отличие от других кроликов, не может сразу принять на веру мысль о существовании тайной реки знаний, сказал:
— Давайте оставим эту тему. Честно говоря, я в таком же неведении, как и все остальные. Я хочу задать тебе, Мушка, только два вопроса, хотя, думаю, мы и без тебя знаем ответ, по крайней мере, на один из них. Скажи, посылал ли нам кто-нибудь информацию из колонии «Грядущее»? Я говорю о тех сведениях, которые наши кролики получали из реки. Мне кажется, что ответ будет отрицательным: «Нет, не посылал». И второй вопрос: «Как далеко отсюда находится колония „Грядущее“? В какой стороне она лежит?»
— Должно быть, она лежит очень далеко отсюда, — ответила Мушка. — Надо идти отсюда к закату. Я со своей семьей шла сюда хрейр дней.
— Значит, ни ты сама, ни кто-нибудь другой не сможет добраться обратно?
— Ах, нет. Путь далек, и нам его не осилить.
— Вероятно, Кихар сможет найти вашу колонию, — вставил Лохмач.
— Колония меня не интересует, — продолжал Орех. — Я хотел узнать только одно: могут ли здесь оказаться другие кролики из вашей колонии. Теперь ответ ясен: это чрезвычайно маловероятно.
— Орех-ра, — обратилась к Главному Кролику Мушка. — А почему ты не спросил меня, не хочу ли я присоединиться к тем кроликам, которых увел за собой Крестовник, чтобы основать новую колонию? Я бы с радостью ушла с ними. Жаль, теперь уже поздно. Они ушли сразу же после наступления оттепели.
— Знаешь, мне и в голову не приходило спрашивать тебя об этом, — удивился Орех. — Видишь ли, вопрос был решен еще до наступления холодов и до того, как мы тебя нашли. Мы бы давно ушли, если бы не грянули морозы. Когда пришла оттепель, дело было продолжено без дополнительного обсуждения, вот и все.
— С Крестовником ушло так мало кроликов, — вздохнула Мушка. — На его месте я бы забрала с собой всю колонию.
— Но ты — не на его месте. Главный Кролик — он, а не ты, не так ли? — заметил Лохмач.
— Ах, я бы с радостью ушла с ним, — вздохнула Мушка, делая паузу. Помолчав, она продолжила:
— Орех-ра, я хотела бы сказать что-то очень важное тебе и твоей Аусле. Только в вашей колонии я никак не могу понять, кто входит в Ауслу, а кто — нет.
— Ну, это наша вина, — ответил Орех. — Понимаешь, мы пришли сюда вместе и вместе преодолели много трудностей. Вместе мы побили генерала Зверобоя. Поэтому нам никогда не нужна была Аусла, чтобы отдавать приказы и следить за порядком. Мы все поголовно в Аусле, и наш метод оправдывает себя. Так лучше всего.
— Да, действительно, так лучше всего, — подтвердила Мушка. — Вы довольны и сыты и прекрасно ладите друг с другом. И, как мне показалось, ни у кого здесь нет врагов.
— А что для тебя самое главное в жизни? — спросил Орех. — Говори, не стесняйся. Это очень серьезный вопрос, и мы выслушаем тебя до конца.
— Я уже говорила, что тревожит меня больше всего, — объяснила Мушка. — Это Белая Слепота. Никто из вас не понимает, что это такое, и не чувствует реальной угрозы. Никто из вас не видел кроликов, страдающих от Белой Слепоты, и не был свидетелем эпидемии, распространяющейся в колонии. Это ужас, которому нет названия. Белая Слепота — самая страшная болезнь для кроликов, самое кошмарное бедствие, которое может нагрянуть на них. Эта чума даже хуже Тысячи врагов, вместе взятых. Пораженные этим чудовищным недугом, кролики продолжают жить, превращаясь в жалких, несчастных калек. Я знаю, вы думаете, что у меня мания. Вас бы тоже мучили кошмары, если бы вы видели то, что довелось видеть мне. Я просто не представляю себе, как люди могут быть такими жестокими! Ведь это они наслали на кроликов Белую Слепоту! Вот что я скажу вам: ничего нельзя делать, ничего нельзя планировать, не думая о Белой Слепоте и о том, как ее избежать.
Мушка говорила так страстно и с таким напором, что ее слушатели впали в немое оцепенение.
Наконец Орех спросил:
— Ну, так что же ты нам посоветуешь? Что мы должны делать?
— Вы все в ужасной опасности! — воскликнула Мушка. — Ваша колония находится рядом с тропой, по которой ходит Человек! Никогда в жизни я не видела кроликов, которые сами нарываются на беду!
— О чем это она, Пятый? — спросил Орех.
— Тебе лучше знать, — отвечал Пятый. — Ты сам был на этой тропе. О том же самом я когда-то говорил Главному Кролику Сэндлфордской колонии, но он мне не поверил. А что из этого получилось, ты сам видел.
— Значит, Мушка права?
— Конечно, права. Но есть разница между той ситуацией и нынешней. Тогда я знал, что беда неминуема, что она грянет с минуты на минуту. А теперь я ничего подобного не чувствую. Нашему будущему ничего не угрожает. Но, по большому счету, она права.
— Так что же нам делать, Мушка? Что ты можешь посоветовать?
— Оставить это место, и чем скорее, тем лучше. Нужно немедленно перебраться в более спокойный и тихий уголок и там основать колонию. И чтобы рядом не было никаких людей! То, что случилось на днях — когда человек лежал на снегу, а за ним пришли двое других, — больше не должно повториться. Я бы не поверила, что такое бывает, если бы не видела все собственными глазами. Еще раз хочу подчеркнуть: кроликам нельзя жить в таком месте. Как только вы этого не можете понять?
— Послушай, Мушка, — сердито вмешался в разговор Лохмач. — Ты здесь без году неделя, а уже пытаешься всеми командовать. Кто ты такая, чтобы так себя вести?
— Простите меня, — извинилась Мушка. — Вы просили меня сказать, что меня беспокоит. И вы спрашивали моего совета. Я только ответила на ваш вопрос.
— Не приставай к ней, Лохмач, — отмахнулся Орех. — Я рад, что она высказала все свои мысли.
Обращаясь к Мушке, Орех произнес:
— Боюсь, моя дорогая, я никого не смогу отправить в новую колонию к Крестовнику — ни тебя, ни какого-нибудь другого кролика. Все было договорено с Лишайником уже давным-давно. Пока оставим этот разговор до лучших времен. Чувствую, что сегодня немножко потеплело, но предлагаю вам снова улечься всем вместе в одной норе, как и прежде.
Устроившись между Пятым и Лохмачом, Орех закрыл глаза. Однако он долго не мог уснуть, обдумывая слова Мушки.
15. Мушка покидает колонию
Abiit, excessit, evasit, erupit (Он ушел, удалился, бежал, вырвался).
Cicero. In Catilinam[3]— Орех-ра, она изо всех сил старается вырваться в лидеры, — сказал Лохмач. — Сейчас она этим занимается в «Улье», рассказывая кроликам о человеке на снегу и двух других, которые пришли за ним. Она без конца вдалбливает молодым, что они в большой опасности. Она грозит им Белой Слепотой и предлагает организовать новую колонию в другом месте, которую она будет возглавлять. Может, мне убить ее, пока она не успела нанести большего вреда?
— Нет, не делай этого, — оборвал его Орех. — Пока не надо.
— Ну и что же получается? — кипятился Лохмач. — Она привыкла быть лидером. Однажды она даже была Главным Кроликом, вернее сказать, Главной Крольчихой. Тьфу! Только представьте себе: крольчиха в роли главы колонии! Ее выкинули вон, и теперь она пришла к нам, чтобы снова занять такое же место.
— Скажи мне, а кролики из Сэндлфордской колонии прислушиваются к ее словам? — спросил Орех.
— Нет. Черноух не обращает никакого внимания. Но молодняк ходит за ней по пятам, и некоторые крольчихи из Эфрафы тоже развесили уши.
— Я бы хотел переговорить с Пятым и Смородинкой, — проговорил Орех. — Пускай Виллина и Росинка тоже присутствуют. Пойдем их поищем.
Лохмач и Орех обнаружили Виллину, Росинку, а также Тычинку в норе у Пятого. Они лежали рядом, фея друг друга телами.
— Лохмач, — обратился к приятелю Орех, — расскажи им все, что знаешь про Мушку.
Лохмач начал излагать факты, которые были ему известны, с каждым следующим словом распаляясь все больше.
— С ней надо кончать, — в ярости заключил он. — И чем скорее, тем лучше, пока она не наделала нам кучу бед.
— Постой, замолчи на минуточку, — вмешался Смородина. — Орех-ра, можно я скажу?
— Ну конечно, — поддержал его Орех. — И Пятый пусть говорит.
— Весь этот шум, как я понимаю, из-за Белой Слепоты. Вот Лохмач, например, думает, что Мушка намерена захватить место Главного Кролика, ведь когда-то она уже стояла во главе колонии и снова хочет командовать всеми. Но мне так не кажется. Даже если она никогда не встречалась с Белой Слепотой, но все же покинула свою колонию и пришла к нам, на то были причины. Между прочим, здесь она прекрасно уживается, не доставляя нам никаких хлопот.
— Да она уже была Главной Крольчихой в колонии «Грядущее», когда встретилась с Белой Слепотой, — добавил Лохмач. — А теперь снова стремится быть Главной. И вся ее болтовня о Белой Слепоте — чистый вздор. Она лишь хочет получить поддержку.
— Как я понимаю, она хочет убедить как можно больше кроликов покинуть здешние места, — проговорил Смородина. — Причина тому, как она утверждает, — угроза Белой Слепоты. А теперь слушайте внимательно. Я выяснил, что Человек заражает кроликов Белой Слепотой, только когда они начинают ему докучать: едят зеленые побеги салата, обгрызают кору с плодовых деревьев, топчут посадки и прочее. Если бы мы позволяли себе что-либо подобное, нас давно бы уже всех отравили. Но люди ничего плохого нам не сделали, потому что мы не досаждаем им и не наносим ущерб их садам и огородам. Мы поселились далеко от их фермерских хозяйств и ничего не можем испортить. Мы не вредители.
Но есть и другая сторона вопроса. Люди ополчаются на кроликов, когда их становится слишком много, и они начинают путаться под ногами. Это грозит бедой. Если весь молодняк и эфрафские крольчихи в придачу останутся здесь, то очень скоро весь Уотершипский холм будет кишмя кишеть кроликами, которые станут и дальше плодиться и размножаться. Людям это вряд ли понравится — ведь нельзя будет и шагу ступить, чтобы не наткнуться на кролика.
Мушка хочет, чтобы мы все переселились в новое место, куда-нибудь подальше от людей. Но если нас будет слишком много, люди обязательно узнают о нашем существовании, как далеко бы мы ни забрались.
— Пусть уходит, — решил Пятый. — Пусть уходит и забирает с собой весь молодняк; пусть все, кто захочет, идут с ней. Чем больше кроликов она возьмет с собой, тем лучше для нас. Тогда мы будем в большей безопасности. Если хорошенько подумать, она оказывает услугу, покидая нас по собственной воле, — иначе пришлось бы принудить ее к этому силой.
— А что будет с теми, кто не захочет уходить отсюда? Они смогут остаться?
— Конечно, — подтвердил Орех. — До тех пор, пока наша популяция снова не разрастется до чрезмерности. Но не будем сейчас об этом думать, в ближайшее время нам это не грозит. Пятик и Смородинка совершенно правы: пусть Мушка идет, куда хочет, на все четыре стороны!
В тот же вечер Мушка ненадолго покинула колонию на Уотершипском холме, сообщив, что идет искать подходящее место для нового поселения. Она отправилась одна, никого не взяв с собой.
Крольчихи не было трое суток. Вернувшись, она объявила, что нашла безопасное и уединенное место, и пригласила Ореха взглянуть на него. Орех добродушно, но твердо ответил ей, что посещение новой колонии на данный момент не входит в его планы, но она вольна приглашать туда любого, кого пожелает.
Крольчиха, однако, не стала повторять разведочную операцию, а сразу отправилась на постоянное поселение с большой группой молодых кроликов — тех, кого она сумела убедить в грозящей им опасности. Она сказала, что не собирается возвращаться.
Погода налаживалась с каждым днем, становилось теплее. Однажды вечером Орех и еще несколько кроликов, включая Росинку, Виллину и Тычинку, мирно валялись на солнышке.
— Интересно, а как там наша Мушка и ее потомство? — задумалась Холли. — И где они теперь?
— Со дня на день ждем Кихара, — заметил Лохмач. — Он их разыщет, а потом расскажет нам, как там Мушка управляется с ролью Главной Крольчихи.
— Думаю, неплохо, — вмешался Одуванчик. — Честно говоря, она мне была очень симпатична. С ней всегда было интересно поговорить: у нее возникала целая куча самых разных идей.
— А мне она жизнь спасла, — заметил Орех. — И никогда этим не хвасталась. Вообще-то мне нравится ее мысль, что крольчиха может стать лидером. «Главная Крольчиха» — в этом что-то есть, — проговорил Орех. — Я даже думаю о том, что нам тоже нужна Главная Крольчиха. Росинка, а ты не хочешь занять эту должность?
— Ну конечно же, это место должна занимать ты, и только ты. Мы все этому были бы очень рады, — поддержал Ореха Черноух.
Росинка сначала отказывалась, приняв предложение за шутку, но, обведя взглядом всех собравшихся, она поняла, что все смотрят на нее с надеждой и ожиданием, — кролики с одобрением встретили предложение Ореха.
— Скажи, что ты согласна, — настаивал Пятый.
— Ну только если Орех тоже останется за Главного, — засомневалась Росинка, — тогда, пожалуй, я соглашусь. И я обещаю вам…
— Что? Что? — хором воскликнули три-четыре кролика.
— Я обещаю вам, что я во всем буду противоречить Главному Кролику, не соглашаясь с ним ни в одном вопросе. Он еще пожалеет об этом! Он еще узнает, какая я страшная зануда!
— Ну, значит, все в порядке! Ты просто камень сняла с моего сердца! — воскликнул Орех, прикладывая нос к носику своей подруги.
Новости быстро распространились по кроличьей колонии, и ни один не выказал неодобрения или недовольства. Все были только за. Даже Лохмач верил в Росинку, не говоря уже о тех эфрафских крольчихах, которые решили остаться, а не уходить из колонии с Мушкой во главе.
Наступила весна, дни стали длиннее, а дождей почти совсем не было. Кролики с нетерпением ждали лета, несущего тепло, свободу и радость. Однажды прекрасным солнечным днем, когда Колокольчик, Ястребиный Нос и несколько других кроликов усердно занимались силфли, на склоне появился совершенно незнакомый кролик. С усталым видом он допрыгал до обитателей Уотершипского холма по высокой траве.
— У меня есть сообщение из Эфрафы, — сказал он. — Отведите меня к Главному.
— Ну, конечно, отведем, — согласился Колокольчик. — А вам к кому? К Главному Кролику или Главной Крольчихе? Выбор за вами, ведь на вкус и цвет товарищей нет.
16. Росинка берется за дело
Есть у меня простой расчет:
Тебе он счастье принесет,
Готов я жертвовать собой,
Но долг отдам любой ценой.
У. С. Гилберт, «Капитан Рис»Однако случилось так, что у гонца из Эфрафы не оказалось выбора, несмотря на заверения Колокольчика, что он может предпочесть любого из вождей колонии — кролика или крольчиху. Ореха в тот вечер не было на месте: он, взяв с собой для компании Серебристого и Смородину, отправился навестить Ореховую Ферму, чтобы со всей осторожностью обойти ее кругом и выяснить, что там происходит. С того дня, как генерал Зверобой потерпел поражение, у Ореха всегда теплилась иррациональная, нелепая идея, что ферма так или иначе может быть богатым источником питания для него и его кроликов. Конечно, это никак не означало, что Орех пренебрегал вечной опасностью, связанной с внезапным появлением кошек и собак, но кролик интуитивно чувствовал, что все фермерское хозяйство, тщательно ухоженное и процветающее, звало его к себе. То же самое, вероятно, испытывает опытный моряк, слышащий зов моря — не враждебный зов, а многообещающий, дарящий радость. Орех любил наблюдать за тем, что делается на ферме, даже несмотря на то, что многие процессы лежали за пределами его понимания. Летом кролик постоянно совершал подобные визиты, приглашая с собой двух-трех верных товарищей. Возвращался он всегда в приподнятом настроении, считая, что день прошел не зря и что он заработал еще несколько очков, приобретя новый опыт в исследовании непонятных вещей.
Вот чем занимался Орех в тот вечер, когда в «Улье» появился посланник из Эфрафы. Оставив на посту Росинку — на случай, если случится что-нибудь непредвиденное, — Главный Кролик с беззаботным видом отправился вниз по холму, и поэтому посетителя пришлось принимать Росинке.
Дело, с которым прислали гонца, нельзя было назвать срочным. В Эфрафе наблюдалось перенаселение, особенно по части крольчих, и Лишайник отобрал нескольких, которые сообщили ему, по собственной воле приняв решение, что хотели бы воспользоваться случаем расширить горизонты и посмотреть, как течет жизнь на Уотершипском холме. Лишайник не возражал — крольчихам была предоставлена свобода выбора: они могли либо остаться на холме, либо вернуться назад. Чувствуя поддержку Ореха, который не возражал против визита, Лишайник разрешил крольчихам отбыть в любой момент, по их желанию. И тогда выяснилось, что ни одна из крольчих не знает дороги. Правда, в Эфрафе был один молодой кролик по имени Рябой: когда-то его прислал с поручением Орех, но юный самец решил остаться в новом месте, потому что там нашел себе пару и впоследствии обзавелся потомством. Лишайник решил, что парень прекрасно справится с ролью проводника для переселяющихся крольчих. Хорошенько подумав, Главный Кролик решил, что следовало бы заранее известить Ореха о визите крольчих, поэтому велел Рябому довести их до Пояса, где путешественницы смогли бы отдохнуть, после чего продолжить путь до Уотершипского холма, а самому поспешить дальше, чтобы уведомить Ореха о скором появлении гостей.
Все это Рябой и сообщил Росинке, сидя в «Улье» в компании Тычинки, Лохмача и еще нескольких кроликов, случайно оказавшихся неподалеку.
Росинка, которая только недавно приступила к исполнению роли Главной Крольчихи, очень тщательно отнеслась к своим новым обязанностям: она хотела как можно лучше справиться с выпавшими на ее долю хлопотами. Стараясь быть гостеприимной, она сказала Рябому, что облечена властью приветствовать гостей (тем более что несколько крольчих отбыло из колонии с Мушкой). Узнав, что Рябой оставил крольчих у Пояса, Росинка забеспокоилась, заметив, что это очень опасно.
— Во-первых, — сказала она, — несмотря на все инструкции, данные Рябому, они могут заблудиться и потеряться. А во-вторых, ночуя на открытом поле, они могут погибнуть, подвергшись нападению Злых Сил.
Росинка решила сама пойти за крольчихами и привести их в колонию до наступления темноты. Она отказалась от помощи Рябого — по очевидным причинам. Гонец устал после долгого пути, и ему необходимо было сразу же заняться силфли, а затем отдохнуть.
Лохмач, слышавший Росинку, сразу же начал возражать против ее плана. Откуда такая уверенность, что она обязательно найдет крольчих? Более того, кролика-одиночку на Уотершипском холме подстерегает множество опасностей, и в первую очередь ему грозят Силы Зла. Рябому повезло. К тому же он, Лохмач, никому бы не посоветовал пускаться в такое путешествие без провожатых, да еще на ночь глядя. Он настоятельно требует, чтобы Росинка осталась дома и никуда не ходила одна.
Росинка велела Лохмачу не прекословить: она считала, что без труда обнаружит крольчих, устроившихся на привал. Путь по холму был только один — человеческая тропа — и сбиться с нее нельзя. Что касается Сил Зла, то кролики бегают быстрее, чем они, и к тому же вероятность встречи с ними чрезвычайно мала, особенно днем.
Лохмач тогда стал настаивать, что он с Холли пойдут вместе с ней, но Главная Крольчиха категорически отказалась. Она не хотела, чтобы другие кролики рисковали жизнью из-за нее.
Тут Лохмач вышел из себя:
— И ты еще называешь себя Главной Крольчихой! Как ты можешь пускаться в путь в одиночку ради каких-то жалких эфрафских крольчих! И ты еще говоришь, что надо всегда взвешивать все за и против! Будь здесь Орех, он точно запретил бы тебе предпринимать такие шаги, и ты прекрасно знаешь это сама. Глупая, толстолобая крольчиха, а еще называет себя Главной! Ты скорее Главная Полевая Мышь!
Росинка, подойдя поближе к Лохмачу, посмотрела ему прямо в глаза.
— Лохмач, я сказала, что пойду, и пойду непременно. И покончим на этом. Если ты меня не уважаешь и не считаешься со мной, то завтра у нас в колонии вообще не будет никаких авторитетов, и тебе это хорошо известно. А теперь, пожалуйста, дай мне пройти. Пока меня не будет, приготовь несколько сухих и чистых нор для эфрафских гостей, чтобы было где их разместить.
Лохмач, клокоча от гнева, пулей выскочил из «Улья» и напустился на первого же кролика, попавшегося ему навстречу: к несчастью, им оказался Ястребиный Нос.
А тем временем Росинка отправилась в путь по направлению к Поясу, предварительно попросив Тычинку сообщить обо всем Ореху, когда тот вернется.
Она никого не встретила на тропинке и только диву давалась, куда могли подеваться эфрафские крольчихи. Вечерело. На склоне холма стояла тишь и благодать — ни малейшего дуновения ветерка. Тени от осоки становились длиннее, и заходящее солнце таяло в дымном облачке на западе. В недоумении крольчиха продолжала двигаться вперед. Пройдя еще немного, она оказалась у Пояса, но не нашла там никаких кроличьих следов. Она начала рыскать вокруг, петляя и кидаясь то вправо, то влево, но о кроликах не было ни слуху ни духу. Тем временем начало смеркаться. Росинка в полной растерянности не знала, что делать дальше. Внезапно она набрела на заячью нору, где зайчиха кормила своих отпрысков. Оторвавшись от зайчат, зайчиха первой обратилась к Росинке:
— Ты ищешь заблудившихся кроликов? То есть крольчих? Вон там их целая толпа. Сидят под буком.
Буквально через несколько секунд Росинка обнаружила всю компанию.
— Я крольчиха с Уотершипского холма, пришла забрать вас отсюда. Рябой сказал мне, что вы решили самостоятельно добраться до нас, но вы так и не пришли. Что у вас случилось?
— Это из-за Нуримы, — сказала одна из крольчих. — Она поранила заднюю лапку и совсем не может ходить. Поэтому мы остались с ней. Мы не хотели оставлять ее одну на всю ночь, ведь на нее могут напасть Силы Зла.
Росинка осмотрела больную крольчиху. Лапа у нее распухла и болела так, что к ней было невозможно прикоснуться. Однако открытой раны не было, поэтому Росинка пришла к выводу, что для поправки крольчихе нужен только покой и отдых. Об этом она и сообщила остальным.
— Покой? Здесь? — испугалась одна из крольчих. — А сколько ей нужно лежать?
— Пока не поправится, — ответила Росинка.
— Но уже ночь! Что будет, если придут враги? Она не может защитить себя, не может бежать…
— Я останусь с ней, — решила Росинка. — А все остальные как можно скорее выходите в путь. Идите вверх по этой тропке, она доведет вас до самого Уотершипского холма. Там вас ждут. И никаких возражений! Немедленно уходите!
Крольчихи, которые не видели ничего в своей жизни, кроме Эфрафы, и не удалявшиеся более чем на сто метров от своей колонии, подчинились приказу с большой неохотой. А Росинка улеглась подле больной Нуримы на траву. Нурима была трогательно юной и неопытной крольчихой. Она дрожала от страха, и Росинке, которая сама чувствовала тревогу, пришлось уговаривать и подбадривать ее. Чтобы отвлечь бедняжку, Главная Крольчиха рассказала ей все истории, что могла припомнить, и уложила спать к себе под бочок, обогревая несчастную своим теплым телом.
Вскоре Росинка начала клевать носом, но продолжала бороться с дремотой, встряхиваясь каждый раз, когда ее клонило в сон. Заухали совы, на небе показалась луна, зашелестели травы, полнясь таинственными звуками ночи: шорох, трепетание, чьи-то легкие шаги во тьме. Быть может, шепотов и стонов этих и вовсе не существовало, а жили они только в воображении испуганной крольчихи, которая вслушивалась в ночную тишь стоявшими торчком ушами. Росинка молилась всем сердцем, обращаясь к Эль-Ахрейре. Она просила оберечь ее и оградить от зла, пытаясь почувствовать присутствие Эль-Ахрейры среди длинных лунных теней.
Для Росинки это была самая страшная ночь в ее жизни. Застыв в неудобной позе, чтобы не потревожить спящую Нуриму, Росинка начала размышлять о Силах Зла, перебирая в памяти все, что когда-то о них слышала. Она с ужасом вспомнила, что Силы Зла появляются бесшумно, двигаясь против ветра, и мгновенно хватают свою жертву. Кролик даже пискнуть не успеет, как уже оказывается в лапах хищного зверя или в когтях у крупной птицы. Она видела, как извиваются червяки в клюве грача, видела дроздов, раскалывающих о камень морские ракушки или добывающих улиток из скорлупы. Неужели и с ней так будет? Она видела, как жуки-мусорщики откладывают яйца, закапывая их в ямки, и туда же кладут трупики мелких насекомых, чтобы вылупившиеся детеныши сразу же были обеспечены пищей. Летучие мыши и совы тоже охотятся на мотыльков и полевок, питаясь своей добычей. Кроты, как ей было известно, до смерти забивают друг друга, встречаясь в подземных переходах. Неужели кролики — единственные безобидные существа на свете, которые ни на кого не охотятся и никого не убивают? Одолеваемая гнетущими мыслями, Росинка пришла к выводу, что это так. Генерал Зверобой сделал все, что мог, чтобы кролики стали свирепыми, и что с ним стало, если подумать? Она вспомнила всех эфрафанцев, которых генерал обрек на верную смерть. Она всей душой хотела бы, чтобы генерал оказался на ее месте в этот час. И если то, что она испытывала в ту минуту, не отчаяние, как иначе можно это назвать? Юная крольчиха спокойно спала рядом. Если только удастся довести Нуриму до Уотершипского холма целой и невредимой, у Росинки будет оправдание: значит, не зря она настаивала на путешествии в одиночку. Но чтобы сохранить жизнь раненой крольчихе, ей самой придется бороться за свое существование, и ради этой цели стоит рискнуть.
Росинка с удивлением обнаружила, что на ночном небе растаяла луна. Значит, она все-таки уснула, против своей воли, и, к счастью, ничего плохого за это время не произошло. Это ее обрадовало, и постепенно она пришла в хорошее расположение духа. Эль-Ахрейра, подумала она, никогда не бросит своего верного подданного в беде.
Время тянулось медленно. Сидя под деревом, Росинка внезапно почувствовала на себе чей-то взгляд. Прежде чем она успела сообразить, что опасность рядом, трава раздвинулась, и перед крольчихами возникла крыса.
В тусклом свете лунного заката крольчиха и крыса изучали друг друга. Крыса не была гигантской, но она казалась достаточно упитанной. Хищница явно рыскала в поисках очередной добычи, Росинка даже увидела на ее клыках остатки свежего мяса. Крыса моргнула два-три раза и, растопырив усы, придвинулась к кроликам. Она все еще находилась в нерешительности.
Росинка заговорила с ней на местном общепонятном диалекте, принятом среди зеленых холмов:
— Эта крольчиха есть мой. Я мать. Ты приходить убивать. Я бороться не на жизнь, а на смерть.
Росинка инстинктивно даже приподнялась на задних лапах, чтобы предстать перед крысой во всю мощь. Она хотела показать хищнице, что крупнее и сильнее ее. Как раз в этот момент Нурима проснулась и сразу принялась хныкать.
Росинка встала, чтобы грудью закрыть молодую крольчиху от врага. В это мгновение откуда ни возьмись с неба на крысу камнем упал пахнущий кровью шар. Перед крольчихой мелькнул комок перьев с острыми когтями. Безмолвно подхватив грызуна, тяжелый ком взмахнул крыльями и исчез. Росинка даже не успела испугаться — так быстро все произошло.
— Что случилось? Что это было? — заверещала Нурима, крепче прижимаясь к Росинке.
— Это сова, — ответила Росинка. — Она уже улетела. Тебе нечего бояться, деточка. Спи дальше.
Росинка тоже провалилась в сон. Перед тем как снова заснуть, она с угрюмым безразличием подумала, что все самое плохое, что могло случиться, наверное, позади.
Когда Главная Крольчиха проснулась, солнце уже встало, и черный дрозд вовсю распевал свои песни, укрывшись в кроне букового дерева. В такое прекрасное утро казалось, что страха в мире вообще не существует. Нурима тоже открыла глаза, первым делом попросив Росинку взглянуть на ее лапу. Действительно, отек начал спадать, и Нурима даже смогла, прихрамывая, сделать несколько шагов. Росинка велела ей лежать, пока нога не заживет, и отправилась на поиски щавеля и кровохлебки, которые они после сгрызли вдвоем, греясь на теплом солнышке.
Росинка стала расспрашивать Нуриму, почему та решила присоединиться к крольчихам, ушедшим из Эфрафы. Молодая крольчиха ответила, что она хотела во всем походить на Королеву — крольчиху постарше, всегда вызывавшую ее восхищение.
— Знаешь, как я повредила ногу? — спросила Нурима. — Королева спрыгнула с высокого берега, и я решила сделать то же самое. Но у меня ничего не получилось. Сначала мне даже показалось, что я сломала ногу. Теперь я понимаю, что вела себя глупо, но крольчихи меня не ругали. Все они были очень добры ко мне. Надеюсь, вчера вечером они благополучно добрались до вашей колонии.
Солнце на небе уже стояло в зените — На-фрит по-кроличьи. Росинка задумалась. Стоит ли давить на Нуриму и заставлять ее идти? Она ни за что не хотела ночевать под открытым небом еще раз. Трудно было принять единственно верное решение, но у крольчихи не оставалось выбора. Наконец она объявила, что они останутся на месте до вечера. Весь день она подбадривала Нуриму, уговаривая ее собраться с силами. Зарывшись в траву и низко опустив голову, Росинка стала терпеливо ждать, наблюдая за жизнью насекомых. Она не понимала, какую цель преследуют жучки и букашки, карабкаясь по высоким стеблям травы. Сама она лежала так тихо, что даже дрозд, летавший над склоном в поисках пищи, без опаски приземлился рядом с ней и пару раз клюнул червяков, прежде чем снова подняться в воздух.
День тянулся очень медленно, все вокруг будто застыло. Двигались только тени от высоких трав да легкие облачка в небесной сини. Их скольжение никак не нарушало воцарившуюся тишь. Ближе к вечеру жара немного спала, и Росинка прикорнула еще на часок. Она встрепенулась, когда безмолвие лугов было нарушено появлением парочки щеглов. С громким щебетом они сели на землю, склевали семена высоких трав и шумно упорхнули прочь.
Прошло еще несколько минут. Вдруг Росинка встрепенулась и, подняв чуткие уши, стала прислушиваться. Широко раскрыв глаза, она смотрела по сторонам. Внезапно она увидела, что по траве крадется какое-то животное размерами муть больше ее самой. Она стояла с подветренной стороны и поэтому ничего не могла учуять; неотрывно следила, как расступаются высокие стебли и незнакомый зверек с каждым шагом приближается к ней. Инстинктивно крольчиха съежилась в комок, поджала ноги и, напружинив мускулы, приготовилась к прыжку.
Вдруг трава раздвинулась, и к своему изумлению Росинка увидела перед собой Лохмача!
— Лохмач! Это ты! — воскликнула Росинка, и у нее вырвался вздох облегчения. Сразу же появилась уверенность, что все ее проблемы будут решены. — Лохмач! А что ты тут делаешь?
— Ну, как бы это сказать… — замялся кролик. — Я тут вышел прогуляться и вот… — в замешательстве бормотал Лохмач. — Я вообще-то подумал, что ты где-то рядом, ну и… Скажи, как ты себя чувствуешь? — обратился он к Нуриме. — Как твоя нога? Получше? Твои подруги из Эфрафы ждут тебя не дождутся и надеются, что ты увидишься с ними сегодня же вечером. Посмотри, можешь ли ты передвигаться, потому что нам пора уходить.
— О, я в полном порядке! Я уверена, что смогу идти с вами, сэр! — воскликнула Нурима. — Если мы не будем торопиться, я выдержу дорогу. Не беспокойтесь за меня, я дойду сама.
— Отлично! — обрадовался Лохмач. — Ну, тогда пошли! Я пойду слева от тебя, а… — кролик, замявшись, сделал паузу, — а Росинка-ра пойдет справа. Ты молодчина и, конечно, справишься!
Они медленно отправились в путь. Нурима изо всех сил старалась не отставать и не хныкать, жалуясь на боль. Она уже догадалась, что рядом с ней шагал не кто иной, как Тлейли, он же Лохмач, знаменитый капитан уотершипской Ауслы, тот самый, кто в подземном сражении победил страшного генерала Зверобоя. Она искоса взглянула на него: да, это был точно он! Неужели он пришел за ней? Нет, скорее всего, он отправился на поиски Росинки, которая сейчас беседовала с ним, рассказывая о крысе и сове. Как поняла Нурима, Лохмач бросился на поиски крольчих, потому что забота о ближних была его офицерским долгом. Воины Ауслы считали, что несут ответственность за каждого кролика в колонии, каким бы малым и незначительным он ни был. Неужели это и значит быть уотершипским кроликом? И тогда Нурима решила, что будет стараться изо всех сил, лишь бы стать достойным членом этой кроличьей колонии.
Кролики прибыли домой поздним вечером, когда уже сгущалась тьма. Они увидели Ореха и Серебристого, которые, делая вид, что заканчивают вечерний силфли, ждали путешественников на лугу. Нурима, благоговейно взирая на своих спасителей, была слишком смущена, чтобы поблагодарить их. Она встретилась со своими подружками и без утайки поведала о своих приключениях. Все были под впечатлением от ее рассказа, даже Королева сочувствовала спасенной крольчихе. Нурима вздохнула с облегчением: новый этап в ее жизни начался не так уж плохо.
17. Песчаник
И эти сыны с огрубелым лицем и с жестоким сердцем.
Иезекииль. 2:4Прошло два-три дня, и нога у Нуримы совершенно прошла. Войдя в уотершипскую колонию, она легко освоилась в новой обстановке, как и все крольчихи, прибывшие из Эфрафы. И до поры до времени все шло хорошо, пока Нурима не стала большой поклонницей Песчаника.
Песчаник, рослый своенравный самец всего нескольких месяцев от роду, начал вызывать недовольство у старшего поколения.
— Тебе стоит приглядывать получше за своим юным отпрыском, — заметил как-то Серебристый, беседуя с матерью молодого кролика, тихой крольчихой по имени Мелисса, прямым потомком Клевера, одного из выходцев с Ореховой Фермы. — Он мне нагрубил сегодня утром. Мне даже пришлось дать ему подзатыльник.
— Не могу найти на него управы, — пожаловалась Мелисса. — Он со мной совершенно не считается. Мой сынок не имеет уважения ни к кому из кроликов, если уж об этом зашла речь. Беда в том, что он слишком крупный и сильный для своего возраста. Поэтому у него появилась масса поклонников, особенно среди крольчих, они все считают его своим главарем.
— Думаю, тебе надо поговорить с ним: скажи ему, что не нужно так зарываться, если он не хочет окончательно испортить отношения с Орехом-ра и Лохмачом. Я уж не говорю о себе, меня он тоже бесит.
На этом Серебристый поставил точку, поскольку любил Мелиссу и предпочел в тот момент оставить ее в покое.
Однако Песчаник не собирался ставить точку: вскоре он еще раз отличился. Ветераны колонии уже давно жаловались на его поведение. Он проигнорировал слова Холли, которая велела ему спрятаться в высокой траве, когда вверх по холму поднимались люди. Он наотрез отказался подчиниться Веронике, спокойному и добродушному кролику, который попросил его увести своих шумных и скандальных товарищей из «Улья», когда те затеяли перебранку и драку под его предводительством.
— Я имею полное право находиться здесь. Чем я хуже тебя? — оборвал Песчаник Серебристого, и тот, потупившись, предпочел сам покинуть «Улей», не вступая в лишние пререкания с наглецом.
Вскоре всем стало ясно, что Песчаник не желает подчиняться ни одному кролику в колонии. В таком демократичном обществе, как уотершипская колония, его назойливая бесцеремонность могла бы остаться безнаказанной, если бы он не начал подстрекать других юных кроликов. Он подстрекал их к вылазкам далеко за пределы колонии и при этом никогда никому не сообщал, где они были и что видели.
— Я не обязан никому ничего докладывать, — объявил он как-то вечером Серебристому, когда он и два-три его приятеля вернулись из долгого утомительного путешествия. — Это не твое дело, где я был. Хожу куда хочу.
Однако в тот раз он зря так хорохорился. Не только Серебристый, но и другие кролики заметили, что в возвратившейся компании стало на одного кролика меньше.
— А где же Кашка? — спросил Серебристый, который утром пытался убедить юную крольчиху не бегать хвостиком за Песчаником.
— А я почем знаю? — буркнул Песчаник. — Я не отвечаю за каждого кролика, которому придет в голову выйти за пределы колонии одновременно со мной.
— Но разве она не была в твоей компании?
— Может, была, может, и нет. А мне-то что?
— Ты хочешь сказать, что Кашка не имеет к тебе никакого отношения и что тебе все равно, что с ней случилось, хотя она ушла отсюда вместе с тобой?
— Насколько мне известно, каждый имеет право свободно входить и выходить за пределы колонии, — заявил Песчаник. — Надеюсь, она объявится позже.
Однако Кашка так и не пришла назад ни вечером, ни на следующий день. Через неделю ее друзья вынуждены были признать печальный факт, что их подружка никогда не вернется обратно. Песчаник продолжал ходить гоголем и уверял всех, что пропажа молодой крольчихи не имеет к нему никакого отношения. Что бы с ней ни случилось, он ни в чем не виноват. Тогда Орех пришел к выводу, что ему пора вмешаться в это дело. В тот же вечер, во время силфли, он решил серьезно поговорить с юным грубияном.
— Ты приглашал Кашку принять участие в путешествии? — спросил Орех.
— Нет, сэр, — отвечал Песчаник, продолжая грызть травку. — Это она попросила меня взять ее с собой.
— И ты разрешил ей?
— Я сказал: пусть поступает, как знает.
— Но тем не менее ты видел ее среди других, когда вы вышли из колонии? Ты знал, что она была с вами. Когда ты заметил, что ее нет?
— Да не помню я. Наверно, на пути назад.
— И ты утверждаешь, что ее исчезновение — не твое дело?
— Конечно, не мое. Мне все равно, сколько кроликов таскается за мной. Это их дело. А я-то тут при чем?
— Говоришь, ты ни при чем? Даже в таком случае, как этот? В одной компании с тобой была совсем юная неопытная крольчиха, почти дитя.
— Многие крольчихи в колонии моложе меня.
— Не увиливай от ответа, — рассердился Орех. — Отвечай прямо: ты считаешь, что исчезновение Кашки тебя совершенно не касается? Да или нет?
Помедлив с ответом, Песчаник сказал:
— Нет. Не касается.
— Это все, что я хотел узнать, — подытожил Орех. — А Нурима тоже была с тобой в тот день?
— Похоже, что так.
— Совершенно неопытная юная крольчиха, только что прибывшая из Эфрафы? И к тому же с поврежденной ногой?
Песчаник не произнес ни звука.
— За нее ты тоже не несешь никакой ответственности?
— Пожалуй, никакой.
Орех, не говоря ни слова, развернулся и ушел прочь.
Тем же вечером Орех обсудил ситуацию с Пятым и Лохмачом.
— Какую славную крольчиху мы потеряли! Это он стал причиной ее смерти. Мне очень нравилась Кашка, такая милая и славная, со всеми ладила. А теперь, насколько я понимаю, этот негодяй собирается повторить свой подвиг!
— А что, если я вытащу его из норы и поучу уму-разуму? — спросил Лохмач.
— Нет, не надо, — возразил Пятый. — Это ни к чему хорошему не приведет. Если его поколотить, он станет у молодняка настоящим героем! Видишь ли, по большому счету он ничего плохого не сделал. У нас существует правило: каждый кролик может свободно входить и выходить из колонии в любое время и бродить, где ему вздумается. Песчаник ничего не нарушал. Если какой-нибудь кролик вздумал пойти прогуляться одновременно с Песчаником — это действительно не его дело. Он не должен был запрещать ему что-то или останавливать его. Дело в том, что ни один здравомыслящий кролик не стал бы вести себя так, особенно когда пропадают те, кто ушел вместе с ним.
— Нужно во что бы то ни стало пресечь эти вылазки! — заключил Лохмач.
— Мы можем сделать это единственным способом, — сказал Пятый. — Давайте запретим ему выходить из колонии. Разрешен будет только силфли: туда и обратно!
— Я не сторонник таких крутых мер, — возразил Орех. — Это больше смахивает на методы генерала Зверобоя. Придется оставить наглеца в покое. Но только до тех пор, пока он не затеет что-либо подобное. Если еще кто-нибудь из его компании пропадет без следа, он будет иметь дело со мной.
Следующий неблаговидный поступок Песчаник совершил двумя днями позже. Провинность его не была так велика, как в случае с Кашкой, но поведение граничило с откровенной наглостью. Дело было так.
Серебристый и Черноух отправились к подножью холма по каким-то делам. Когда они возвращались домой, к ним примкнула веселая компания из трех-четырех молодых кроликов с Песчаником во главе. Серебристый и Черноух подошли к рытвине, которая была незаметна с первого взгляда, так как поросла густой высокой травой. Кролики остановились перед ямой в раздумье: обогнуть ли препятствие или попробовать перескочить через него. В этот момент к старшим кроликам подскочил Песчаник.
— Ну что, старики? Будете прыгать или нет?
Не дожидаясь ответа от Серебристого и Черноуха, Песчаник объявил:
— Вы как хотите, а я прыгну.
И, растолкав старейшин, перескочил через яму. За ним радостно последовали другие юные кролики, которых весьма забавляла сложившаяся ситуация.
Подобные мелкие происшествия случались чуть не каждый день. Всем, наконец, стало ясно, что Песчаник нарочно вытворяет разные фокусы при первой же возможности отличиться, особенно в присутствии юных крольчих, которые разносили слухи о его доблести по всей колонии. Однажды Песчаник даже вступил в драку. Он был сильнее и крупнее противника, старого кролика, который пострадал от побоев. В другой раз Холли услышала, как один из молодых кроликов хвастался тем, что входит в Ауслу Песчаника. Когда эти слова передали Лохмачу, он впал в такую ярость, что даже хотел немедленно броситься на поиски наглеца и всыпать ему по первое число.
— Это не он сказал про Ауслу, — отметил Орех. — Просто у него с давних пор на тебя зуб, вот и пользуется любым случаем, чтобы хоть как-то отомстить.
Песчаник был бы неминуемо наказан за свое ужасное поведение, но случилось происшествие, которое затмило собой все прочие выходки юного грубияна.
Однажды утром, через часа два после восхода солнца, в колонию ворвались двое приятелей Песчаника — Лютик и Наперстянка. С выпученными от ужаса глазами они потребовали, чтобы их тотчас же отвели к Главному Кролику.
— Мы были в саду, — затараторили они, обращаясь к Ореху. — Вон там, где стоит дом у подножья холма. Мы пошли поискать флейра, как вдруг на нас напала огромная собака. Она бросилась на нас с таким громким лаем, что мы до смерти перепугались. Песчаник велел нам разделиться, и мы что было мочи понеслись в разные стороны. Собака не стала нас преследовать, поэтому мы скоро вернулись посмотреть, где Песчаник. Знаете, что с ним случилось? Он упал в глубокую яму и не может оттуда выбраться.
— В яму? — переспросил Орех. — А что это за яма?
— Ее вырыли люди, — ответил Наперстянка. — Большая яма, и вширь и вглубь не меньше человеческого роста. Стенки и дно у нее гладкие и ровные. Ни выемки, ни дырочки, куда можно было бы поставить ногу. Вот на дне этой ямы и лежит Песчаник.
— Он ранен?
— Думаю, нет. Должно быть, он убегал от собаки и несся так быстро, что не смотрел себе под ноги. Вот и свалился в яму. Воды на дне вроде нет. И он лежит там совсем один, не зная, как выбраться наружу.
— Так ты говоришь, что стенки у этой ямы ровные и гладкие? — уточнил Орех. — Что ж тебе сказать… Если он сам не может выкарабкаться оттуда, то мы вряд ли сможем ему помочь. Впрочем, пойду погляжу, что там делается. Смородинка, ты пойдешь со мной. И ты тоже, Пятый. Остальные будут ждать меня здесь. Мне не хочется, чтобы толпа кроликов снова привлекла собаку.
Итак, трое кроликов отправились к подножью холма: быстро пересекли безлюдное пшеничное поле, затем перебежали через дорогу и осторожно перебрались сквозь живую изгородь в большой фруктовый сад. Им пришлось немало поплутать среди деревьев, прежде чем они нашли ту самую злосчастную яму, о которой говорил Лютик. Посмотрев на нее, они убедились, что дела обстоят довольно скверно. Это была длинная траншея, примерно пять футов в длину и три в ширину. Вглубь яма уходила фута на четыре, не меньше. Отвесные стенки и дно были сплошь залиты цементом. Этот котлован должен был, вероятно, служить резервуаром для воды. Ступенек вниз не было, но рядом лежало ведерко, прицепленное к веревке. На дне стояла вода. Вот там, посреди ямы, в луже лежал Песчаник, задрав голову повыше, чтобы не захлебнуться. Он не заметил кроликов, пришедших к нему.
Кролики постояли немного у края ямы, вырытой на открытом месте. Там даже спрятаться было негде. Чтобы обсудить тяжелую ситуацию, они предпочли укрыться в лавровой рощице.
— Нам его оттуда не вытащить, — произнес Смородина. — Это невозможно.
— Ни один из твоих гениальных планов не поможет? — спросил Орех.
— Боюсь, что нет. У меня нет идей, как его можно извлечь из этой ямы. Если человек придет сюда за водой, он его точно убьет. Но вряд ли сюда кто-нибудь явится, воды там почти нет.
— Значит, он там умрет?
— Увы, да. Но не сразу.
Трое кроликов вернулись в колонию в очень скверном настроении. Орех всегда очень сильно переживал из-за утраты любого кролика, но теперь ситуация была еще грустнее. Было невыносимо думать, что Песчаник погибает на дне ямы, и никто не может ему помочь. Новости быстро облетели колонию. Набралось столько любопытных кроликов, желающих посмотреть на страдания Песчаника, что Ореху пришлось категорически запретить все попытки выхода из колонии. Главный Кролик отдал распоряжение, чтобы никто не смел заходить дальше Железного Дерева у подножья холма.
— Значит, мы бросим его на произвол судьбы? — спрашивала Тиндра, юная крольчиха, с которой Песчаник водил дружбу. — И он будет медленно умирать там? Скажите, сколько он будет мучиться?
— Точно не знаю, но боюсь, что долго, — отвечал Орех. — Может, два дня, может, три. Я никогда не встречался с подобным случаем, так что ничего предсказывать не буду.
Все последующие дни кролики не могли думать ни о чем, кроме как о Песчанике, лежавшем на дне резервуара для воды.
Даже Серебристый и Лохмач, имевшие все основания для злорадства, жалели Песчаника: они с готовностью бросились бы на выручку, если бы могли вызволить его из беды.
На третий день, после того как слухи о несчастном кролике облетели всю колонию, Тиндра и Нурима, намеренно ослушавшись Ореха, украдкой выбрались за пределы колонии и спустились с вершины к подножью холма. Они были молоды и неопытны и, конечно, сразу заблудились. Совершенно случайно они набрели на живую изгородь, за которой лежала усадьба с большим домом.
Пройдя еще немного по саду, они наткнулись на то, что искали: перед ними разверзлась огромная яма. На дне ее, по горло в воде, лежал Песчаник. Он не шевелился. Туча мух роилась над кроликом, садясь на его веки и уши, но по пузырькам, выходившим у него изо рта каждые несколько секунд, крольчихам стало ясно, что Песчаник еще дышит. Рядом с ним плавала размокшая храка.
Подруги неотрывно смотрели на своего предводителя, не зная, что делать. В отчаянии застыли они у края ямы. Тиндра и Нурима долго стояли, не шевелясь, пока их не спугнули звонкие человеческие голоса. Бросившись врассыпную, крольчихи укрылись в лавровых зарослях неподалеку. Из засады они увидели трех-четырех ребятишек, пробиравшихся к резервуару сквозь гущу азалий. Один из них, живой мальчишка лет десяти-одиннадцати, разбежался и перепрыгнул через яму. Он обернулся и, стоя на краю, заглянул внутрь.
— Ребята! — воскликнул он. — Там лежит дохлый кролик.
Его товарищ, подойдя поближе, тоже заглянул в яму.
— Да нет, он еще живой.
— Нет, дохлый!
— Нет, живой!
— Ну, ладно. Сейчас я тебе докажу, что дохлый.
Поставив руки на края ямы, мальчишка спрыгнул на дно. Наклонившись, он подобрал кролика, положил его на край бетонированной ямы, подтянулся и вылез на поверхность.
— Ну что! Я же говорил, что он сдох!
— Ничего не сдох! Сейчас мы его оживим. Погоди, я сбегаю за соломинкой.
— Да оставьте вы его в покое! — прикрикнула на сорванцов девочка, которая казалась самой старшей в компании. — Посмотрите на себя! Вы же все руки испачкали! Брось эту гадость немедленно, Филипп, я кому говорю! Мы скажем Хэммингсу, и он сам заберет вашу дохлятину отсюда. Э-ге-гей! — громко позвала она. — Мы идем!
Оставив кролика на бетонном бортике ямы, мальчики обогнули калину, перепрыгнули через несколько кустиков и исчезли из вида. Минуты две-три спустя Тиндра и Нурима осторожно вылезли из лавровых зарослей и приблизились к краю ямы.
— Песчаник, — тормошила Тиндра приятеля, дыша ему в нос. — Песчаник! Он живой! — шепнула она Нуриме. — Он дышит, и кровь бежит по жилам! Полижи ему ноздри и веки, может, он очнется. Вот так, хорошо.
Несколько минут крольчихи возились с Песчаником, приводя его в чувство. Наконец кролик пошевелился и, повернув голову, раскрыл глаза. Несчастный попытался встать, но ноги его не слушались.
— Что со мной случилось? Где собака? И где Наперстянка?
— Пойдем, спрячемся в кустах. Ты можешь идти? — спросила Тиндра. — Собаки здесь нет. Идем же! Тебе надо отдохнуть.
Только поздним вечером крольчихи вернулись на холм. За ними, прихрамывая, ковылял Песчаник. Первым, кого они встретили по возвращении, был Пятый. Он обнюхал рухнувшего на траву Песчаника и отправился к Ореху, чтобы сообщить ему новости.
— Пусть хорошенько выспится, — сказал Орех. — Отведи его в ближайшую нору, — приказал он Нуриме. — А ты, — обратился он к Тиндре, — останься. Я требую от тебя объяснений. Что вы делали около ямы, когда я категорически запретил подходить к ней?
Бедняжка Тиндра была так напугана суровым выговором, полученным от Главного Кролика, что ничего вразумительного объяснить не смогла, лишь несла какую-то околесицу в свое оправдание. Орех задал ей хорошую взбучку за своеволие, но факты говорили сами за себя. Если бы Тиндра и Нурима не пошли против воли Ореха, Песчаника уже не было бы в живых. И Орех в итоге оценил самоотверженность молодой крольчихи.
Что касается Песчаника, то после этого случая он совершенно изменился. Он никогда не говорил о том, что ему пришлось испытать, но с тех пор стал чрезвычайно уважительно относиться к старшим. Как-то раз — это было через несколько недель после истории с ямой — Одуванчик принимал у себя хлесси, который на несколько дней остановился погостить в их колонии. Во время вечернего силфли гость, указывая на парочку кроликов, спросил:
— А что это за жалкий кролик, который так испуганно жмется к своей подружке?
— Где? — спросил Одуванчик. — А-а, этот… Его зовут Песчаник, и он чудесным образом избежал смерти. Было это так…
18. Очиток
Омерзительно не то, что смердит, резко ударяя в нос, а запахи, исходящие от человека и выдающие его сущность.
Фрэнсис Бэкон, «Естественная история»Как-то замечательным летним утром, сразу после восхода солнца, Орех вылез из норы и, миновав «Улей», пошел прогуляться по холму — подышать свежим воздухом. Заря и сумерки — самое хорошее время для кроликов, и на полянке уже собралось много обитателей колонии. Рассеявшись маленькими группками — по двое, по трое, — по склону холма, они грызли короткую свежую траву, не обращая внимания друг на друга. Мирная картина порадовала Ореха: кролики, знавшие, что им ничего не угрожает, спокойно завтракали, греясь в лучах восходящего солнца. Главный Кролик, мысленно возвращаясь к тем временам, когда его колония переселилась в новое место, почти у самой вершины холма, снова и снова благодарил Пятого за его мудрость и чудесное ясновидение: ведь именно он посоветовал основать новую колонию в этой глуши, где все было бы видно далеко кругом и где кролики не боялись бы внезапного нападения врагов. Все запахи, привычно умиротворяющие и тревожно незнакомые, приносил им западный ветер, а своими чуткими ушами они улавливали все малейшие шорохи, не говоря уже о поступи зверя или человека, вторгшегося в их владения. За последнее время, с удовлетворением думал Орех, ни один кролик в его колонии не пал жертвой хищника. Места, где обитали кролики, были труднодоступными для охоты на кроликов. Тысяча врагов, лисы, куницы, собаки, даже бродячие кошки не захаживали на их территорию, не говоря уже о Человеке. Люди, несмотря на то что их приближение было заметить проще всего, оставались злейшими врагами кроликов. Приходя на холмы, они приносили с собой ружья. Одним выстрелом они могли убить кролика с далекого расстояния, а зрение у них было таким же острым, как у их жертв. «Хвала Господину Фрису, — думал про себя Орех, блаженно греясь на солнышке, — нам теперь не нужно бояться Человека, думая об опасности каждый день. К счастью, наш молодняк даже не знает, что такое Человек».
Внезапно умиротворение покинуло его: он вскочил, будто ужаленный, и в полной боевой готовности стал оглядывать окрестности. Неподалеку, за купой деревьев, он услышал воинственные крики. Похоже, там началась настоящая потасовка: рассвирепевшие кролики с оглушительным визгом дрались не на жизнь, а на смерть, и самое удивительное, что, кроме кроликов, там не было никаких других зверей. Так не могли бороться соперники из-за приглянувшейся им крольчихи, и, кроме того, Орех слышал голоса трех-четырех, а не двух кроликов.
Обычно, кроме ритуальных боев молодых кроликов, сражающихся из-за одной крольчихи, в уотершипской колонии не бывало баталий. Для ссор просто не имелось никакого повода: нор хватало для всех, и травы в округе было полным-полно. И все же Орех ясно слышал, что рядом с ним шло настоящее сражение, бурное и жестокое. Он чувствовал ненависть, с которой наступала одна сторона, и отчаянное сопротивление противника. Орех развернулся и стремительно помчался к месту побоища, откуда доносились громкие крики.
Выскочив из-за деревьев на открытое место, Главный Кролик сразу понял, что происходит. Три-четыре кролика из его колонии избивали чужака. Незнакомца повалили на землю, и кролики осыпали его новыми ударами. Но, как понял Орех, чужак вовсе не был слабаком: это был могучий, крепкий самец, в котором скрывалась недюжинная сила.
Орех бросился разнимать сцепившийся комок, и ему удалось оттащить двух самых агрессивных драчунов. Остальные двое перестали тузить незнакомца и, сев на задние лапки, уставились на Ореха.
— Что тут происходит? — грозно спросил Орех. — Ты, Овсянник, и ты, Ячмень, что это вы тут вытворяете?
— Мы хотим его убить, Орех-ра, — задыхаясь, проговорил кролик по имени Овсянник, которому в драке вывихнули переднюю лапу. — Не мешайте нам. Он долго не продержится.
— А за что вы его так? В чем дело?
— А вы не чувствуете? От него не просто пахнет человеком, от него разит его духом, — сказал Ячмень. — Дикие кролики всегда убивают домашних кроликов, от которых воняет человеком. Вы это сами прекрасно знаете.
Да, Орех знал, что существует такой обычай. Это был непреложный закон для всех диких кроликов, но Орех еще ни разу не видел, чтобы этот закон осуществлялся на практике. Кролики инстинктивно проводили этот закон в жизнь, не задавая лишних вопросов.
Теперь, когда драка была приостановлена, Орех сам почувствовал тяжелый дух, исходивший от незнакомца. Запах был настолько резким, что Ореха передернуло от страха, и он чуть не пустился в бегство. С усилием собрав всю волю, он остался на месте. Четверо кроликов внимательно наблюдали за его реакцией.
— Разве мы делаем что-то плохое, Орех-ра? — спросил Ячмень. — Дайте нам разобраться с ним до конца.
— Нет, — ответил Орех, все еще колеблясь, какое решение принять. Наконец он сделал выбор. — Я должен поговорить с ним. Мне нужно знать, отчего он так пахнет. Быть может, нам всем грозит большая опасность.
Орех обвел взглядом драчунов, но встретил лишь недовольство. Его авторитет в тот миг висел на волоске. Если бы он продолжил разговор, излагая новые доводы, то тем самым признал свою слабость. Поэтому он молча выжидал, что будет дальше.
Орех пользовался огромным уважением в колонии, его авторитет был непререкаем. Никто не осмеливался возражать ему, и у него не было врагов. Но в такой ситуации он мог все потерять. Наконец после долгого молчания Овсянник произнес:
— Ну что ж, Орех-ра. Ты прекрасно понимаешь, что делаешь. Думаю, нашей колонии это не понравится.
Орех продолжал молчать, считая, что последнее слово остается за ним. Овсянник, по очереди взглянув на товарищей, напоследок сказал:
— Ну-ну. Скоро все об этом узнают, — и пошел прочь. Остальные, не скрывая возмущения, последовали за ним.
— Вставай, — сказал чужаку Орех, — тебе лучше пойти со мной. Если ты еще не догадался, кто я такой, я тебе скажу: я Главный Кролик в этой колонии. Со мной ты будешь в полной безопасности.
Чужак не без труда поднялся на ноги. Через всю спину у него тянулась большая царапина, уши были порваны. Орех, оценив незнакомого кролика взглядом, заметил, что тот, хоть и был молод, обладал недюжинной силой и статью. Ростом он был не меньше Лохмача.
— Как тебя зовут? — спросил Орех.
— Очиток, что значит Заячья Капуста, — ответил кролик.
— Ну хорошо, — задумался Орех. — Пойдем-ка в мою нору. Мне надо с тобой поговорить. — Кролик замялся, не решаясь двинуться с места. — Держись! — подбодрил его Орех. — Никто больше тебя не обидит.
Они вместе прошли по тропке, вьющейся между деревьями, и спустились в «Улей», где собралась целая толпа кроликов: все они шумели, радуясь наступлению нового прекрасного дня. Когда перед ними возник Очиток, кролики в тревоге отпрянули, почувствовав отвратительный запах. В ограниченном пространстве «Улья» вонь, исходившая от гостя, была нестерпимой. Даже кролики, которым никогда не доводилось сталкиваться с человеком, сжались в комок от ужаса.
Орех обвел собравшихся взглядом.
— Вот кролик, которого я подобрал на лугу. Я прекрасно понимаю ваши чувства, но мне обязательно нужно поговорить с ним. Я хочу знать, откуда он пришел и почему от него так мерзко пахнет.
— Слепень и навозная муха! — выругался Ястребиный Нос. — Какого черта, Орех-ра…
— Заткнись! — грубо оборвал его Главный Кролик. — Ты слышал, что я сказал. Оставь его в покое. Росинка, не могла бы ты пройти в мою нору?
У Ореха снова создалось впечатление, что кролики были в шоке и с большой неохотой подчинились его приказу. Кроличий инстинкт и вековые традиции были против него. Орех принудил себя медленно пересечь «Улей», велев Росинке и до смерти напуганному Очитку следовать за собой.
— А теперь расслабься, — сказал Орех чужаку, как только вся троица оказалась в норе Главного Кролика. — Тебе надо отдохнуть. Хочешь — поспи немного. Как ты себя чувствуешь?
— Могло быть хуже, — ответил Очиток. — Я готов побеседовать с тобой, если ты этого хочешь.
— Итак, — проговорил Орех, — ты, конечно, знаешь, что от тебя очень сильно пахнет Человеком. Вот почему все кролики ополчились против тебя и собираются убить. Мы с Росинкой хотели бы знать, как ты сюда попал и почему от тебя так сильно разит. Нам очень важно понять, не грозит ли нам опасность от людей, с которыми ты раньше был.
Очиток долго молчал в задумчивости. Наконец он произнес:
— Мне никогда в жизни не приходилось встречаться с дикими кроликами.
— Как же так получилось, что ты забрел к нам? — поинтересовался Орех.
— Я родился в клетке, — отвечал Очиток. — Нас было четверо в помете — два кролика и две крольчихи, включая меня, конечно. Как только мы открыли глаза и обросли мехом, наша мать рассказала нам, что когда-то ее сбил хрудудиль, и она пролежала без сознания много дней. Это было задолго до того, как у нее родились крольчата. Люди из хрудудиля подобрали ее и отнесли к себе домой. Они думали, что моя мать погибнет, но она выжила, вот ее и поместили в клетку, где мы и появились на свет. В той семье было двое ребятишек, обе девочки, и они приходили кормить и поить нас. Наша мама была очень крупной и сильной, вот почему она сумела выжить после того, как оказалась под колесами хрудудиля, и не умерла, попав в клетку.
— А как ее звали? — спросила Росинка.
— Рябинка, Треннион по-кроличьи, — сказал Очиток. — Она говорила нам, что это такая красная ягода, которая поздней осенью растет на деревьях. Но сам я никогда ее не встречал. Надеюсь, что еще увижу.
В конце концов мама поправилась, ну, почти поправилась. Она даже смогла выкормить нас, так что мы все выросли здоровыми и крепкими. Девочки очень хорошо ухаживали за нами, пока мы росли. Они приносили нам листья одуванчиков и порезанную на кусочки морковку — все эти названия мы узнали от матери. Я был самым крупным и сильным среди крольчат, и одна из девочек привязалась ко мне больше всех. Она постоянно вынимала меня из клетки, тискала меня, брала на руки и тащила показывать своим подружкам. Наверно, она втайне надеялась, что я стану совсем ручным, превращусь в живую игрушку. Но я не хотел этого. Я всегда пытался вырваться из ее рук и убежать, но она крепко держала меня. Более того, когда девочка вынимала меня из клетки, она крепко-накрепко запирала все окна и двери, чтобы я не мог улизнуть. Я уже потерял всякую надежду удрать.
Вообще удивляюсь, что мы смогли хоть как-то существовать в неволе, — настолько мы были подавлены и угнетены. Мы всегда чувствовали себя несчастными. Мать рассказывала нам о жизни на природе и учила не упускать шанса, если будет хоть малейшая возможность бежать.
Мама умерла. Она просто усохла, и когда ее не стало, мы пришли в еще большее отчаянье. У меня было больше шансов бежать, чем у брата и сестер, потому что я был любимчиком у хозяйской дочки, и меня чаще других вытаскивали из клетки.
И вот однажды, когда девочка в очередной раз вынула меня из клетки, я увидел, что в стене, на уровне пола, виднеется дырка. У них в доме был работник, который часто мыл пол — тер жесткой щеткой гладкие, ровные доски, а воду сгонял через это отверстие. Я постарался хорошо запомнить, где расположен слив.
Совсем недавно, несколько дней тому назад, у клетки появились две сестрички, которые привели третью девочку, свою подружку, посмотреть на наш выводок. Я случайно услышал, как чужая девочка просит у сестер позволения меня подержать, хотя бы несколько минут. Она была старше, чем обе хозяйские девочки, поэтому сестры подумали, что нехорошо будет ей отказывать в таком пустяке.
Одна из сестер, которая в тот момент тискала меня, решила передать свою живую игрушку старшей девочке, но не удержала. Она на секунду ослабила хватку, и я почувствовал, что у меня освободились задние лапы. Я рванулся и лягнул девочку так сильно, что на ее обнаженных руках остались глубокие царапины до самого локтя. Девочка истошно закричала, а я, воспользовавшись моментом, спрыгнул на пол. Все трое бросились меня ловить, но я увернулся и как сумасшедший бросился к сточной трубе. Проскочил через водосток и оказался во дворе.
Я не имел ни малейшего понятия, куда бежать. Нужно было как можно скорее уносить ноги из этого места. И мне повезло. Я выбрался из двора и оказался на пастбище, где бродило множество крупных животных с рогами, кажется, они зовутся коровами. Дальше я стремглав пересек широкий луг, а затем попал в место, где росли высокие деревья. Там я и укрылся на ночь. Никто меня не трогал, и теперь я понимаю почему.
Я долго бродил по лесу, прячась под ветками и выходя из укрытия, только чтобы поесть. Как-то ночью мне встретился ежик, но тому было безразлично, как от меня пахнет. Ежик рассказал, что неподалеку есть холм, на котором живет много кроликов. Я переночевал рядом с ежиком, а утром попросил указать мне дорогу.
— Иди прямо вверх, по холму, — посоветовал еж.
Вот я и пошел.
Дойдя до вершины холма, я решил отдохнуть на травяной лужайке, но тут на меня налетели кролики — это твои кролики, верно? Обнюхав меня со всех сторон, они сразу же принялись колотить меня что было силы. Я дрался, как лев, но как я мог справиться с ними, если их было четверо против одного? Все они злобно кричали: «Убей его! Убей его!» И они бы точно прикончили меня, если бы вы не пришли мне на помощь.
Что теперь будет со мной? Неужели все остальные кролики тоже хотят убить меня? И вы тоже считаете, что меня нужно убить?
— Нет, — ответил Орех. — Мы с Росинкой так не считаем. Мы обещаем, что здесь ты будешь в безопасности. В моей норе тебя никто не тронет. Но ни в коем случае не выходи отсюда! Один из нас на всякий случай останется здесь, а там видно будет.
— Но что ты собираешься с ним делать? — в недоумении спросила Росинка. — Ты знаешь кроличий закон. Колония никогда его не примет.
— Я это знаю, — кивнул Главный Кролик. — Но не могу же я позволить его убить! Если я могу помочь, я всегда помогу, тем более после того, как я услышал его историю. Теперь я целиком и полностью на его стороне.
— Тогда ему придется всегда сидеть в норе. Он не будет в безопасности в любом другом месте. И если мы выгоним его вон, он сам не сможет противостоять Силам Зла.
— Это понятно. Я не знаю, что еще я могу для него сделать. Если он будет безвылазно сидеть в норе, то вскоре умрет с голоду. Придется выводить его на силфли по ночам, пока все кролики будут спать. Сходи-ка ты, Росинка, поговори с кроликами и выясни, смогут ли они его принять. Поговори с Лохмачом и, конечно, с Пятым, если получится.
Росинка отправилась выполнять поручение, а Орех остался с Очитком и просидел с ним весь день. Очиток после всех передряг совершенно обессилел и большую часть времени проспал. Пока Росинка не вернулась в нору Главного Кролика, до самого вечера никто туда не заходил.
— Боюсь, его дела плохи, Орех-ра, — сообщила Главному Кролику Росинка. — Овсянник и его приятели разгуливают по колонии и убеждают всех и каждого, что давно пора покончить с ним. Они говорят, что, если мы преступим закон и не убьем Очитка, это навлечет беду на всю колонию. Кроме Виллины и Тычинки, не нашлось никого, кто пожелал бы даже выслушать меня. Даже Лохмач весь в сомнениях. Он упорно не желает признавать твою правоту.
Как только стемнело, оба Главных Кролика вывели Очитка заняться силфли на склоне холма. Он не привык к такой грубой пище и, кроме того, был слишком испуган, чтобы много есть. Вздрагивая и прислушиваясь, кролик все же сгрыз несколько травинок. По его поведению и манерам было ясно, что этот домашний кролик во многом отличается от своих сородичей, обитающих в дикой природе, не понимает их образа жизни и не знает повадок. Орех, заметив это, чуть не впал в отчаянье, думая о судьбе несчастного. Никогда Очитку не стать диким кроликом, ни за месяцы, ни за годы. Однако Главный Кролик ничего не сказал — наоборот, он старался, как мог, подбодрить Очитка и заставить его поверить, что у него есть по меньшей мере двое друзей. На обратном пути они, к счастью, никого не встретили.
На следующее утро в норе Ореха появился Пятый. Как он выразился, ему захотелось взглянуть на друзей и, в частности, «получить представление» об Очитке. Ни словом не обмолвившись о жутком запахе, Пятый долго беседовал с Очитком, и они почувствовали взаимное расположение и симпатию друг к другу. Очиток смягчился и стал более отзывчивым, чем в первые часы после своего появления в колонии.
— Ну, так что будем делать, Пятик? — спросил Орех, видя, что Пятый устраивается поудобнее рядом с Очитком, вовсе не собираясь уходить.
— Не знаю. Дай мне время. Орех. Дай мне время. Ты, как всегда, слишком нетерпелив.
— Ты бы тоже занервничал, если бы тебе пришлось целый день сидеть взаперти и чувствовать, как вся колония злобно дышит тебе в спину! — ответил Орех. — Впервые в жизни мои кролики ополчилась против меня, и мне это не нравится.
Пятый присоединился к Ореху и его подопечному во время полночного силфли и во время трапезы еще больше подружился с ним. Пятик настолько завоевал доверие Очитка, что даже начал указывать ему на ошибки в поведении и давать советы, рассказывая, что принято и что не принято у диких кроликов.
— Выше нос, — сказал он. — У нас уже есть две-три крольчихи, сбежавшие из клетки прошлым летом, и они отлично у нас прижились. Конечно, тогда был совсем другой случай. Нам в колонии катастрофически не хватало крольчих, и мы должны были получить их любой ценой. Вот так беглянки и вошли в нашу среду. Правда, от них не так смердело, как от тебя. Но не волнуйся: все будет в порядке.
И с этими словами Пятый улегся спать, потому что стояла уже глубокая ночь.
На следующее утро в норе Ореха неожиданно появился Лохмач. Его сразу же передернуло от резкого человечьего запаха, которым насквозь пропитался беглец.
— Фрис на хрудудиле! — выругался Лохмач. — Не думал, что от него так разит! Как ты можешь терпеть эту вонищу?
— Надеюсь, ты пришел дать мне хороший совет, — обрадовался другу Орех. — Я не видел тебя уже дня два и соскучился по тебе.
— Да, я пришел дать тебе совет. Но тебе он не понравится, — отвечал Лохмач. — Послушай, Орех-ра, ты зря надеешься, что колония примет чужака, от которого пахнет человеком. Об этом речи не идет. Твои кролики не станут его терпеть, чего бы ты им ни наобещал. Овсянник с приятелями уже позаботились об этом. Но даже без Овсянника его бы никогда не приняли в колонию. Нельзя плевать против ветра, Орех. Я думаю, даже сам Эль-Ахрейра не смог бы настоять на своем — при условии, что он захотел бы его принять. Кролик, пахнущий человеком, должен быть убит. Это непреложный закон, и ему надо подчиниться. Так было всегда и будет во веки веков.
Орех ничего не ответил, и после долгой паузы Лохмач продолжал:
— Но я думаю, что во всем этом деле есть еще один, более серьезный вопрос. Он касается тебя лично. Скажу правду: твое положение как Главного Кролика сейчас довольно шатко. Тебе угрожает реальная опасность. Ты теряешь авторитет с каждым днем: наши кролики не видят тебя, потому что ты сидишь здесь взаперти с этим чертовым вонючкой. Если ты что-то задумал, немедленно остановись, пока еще не поздно, а то попадешь в беду. Будет еще хуже, чем с Мушкой, это я тебе говорю. Так дальше продолжаться не может. Прошу тебя, ради нас, ради всей нашей колонии, оставь свои затеи.
Орех продолжал молчать. Следующим заговорил Пятый.
— Я скажу тебе, что надо делать, Орех. Отведи Очитка в новую колонию и попроси Крестовника принять его. Вот ответ на твой вопрос.
— Но это же очень глупо, Пятик, — с раздражением оборвал приятеля Лохмач. — Кролики Крестовника не примут его точно так же, как и наши кролики.
— Нет, примут, — спокойно возразил Пятый.
— С какой это радости? Почему ты считаешь, что они согласятся его взять?
— Сам не знаю, — ответил Пятый. — Я знаю только, что с Очитком все будет в порядке, если он попадет в колонию Крестовника. Больше я ничего не вижу.
— Ха-ха-ха! — глумливо рассмеялся Лохмач. — Значит, нашего ясновидящего снова озарило?
— Подожди минуточку, Лохмач, — вмешался Орех. — Разве ты еще не понял, что Пятому нужно верить? Разве он не был прав в случае с колонией Калужницы и расставленными ловушками? И насчет вылазки на ферму? И еще он мне подал идею натравить собаку на эфрафанцев. А про Вербену помнишь? Пятик победил его, не нанеся ни одного удара. Давай спросим у Пятого еще раз: Пятик, ты уверен, что именно так нужно поступить?
— Да, Орех, — подтвердил Пятый. — Я в этом совершенно уверен. Я еще не знаю, как это произойдет — может, случится что-то непредвиденное или ужасное, — но я это нутром чую. Именно так мы и должны поступить. Вот и все.
— Такой вариант меня устраивает, — обрадовался Орех. — Мы выйдем завтра утром, еще затемно, до того, как проснутся кролики. Лохмач, ты пойдешь с нами? Мне станет спокойнее, если ты будешь рядом со мной.
Лохмач ответил не сразу. Помолчав, он с большим сомнением в голосе сказал:
— Ну, хорошо. Я пойду. Да поможет тебе Господин Фрис, Пятый, если ты ошибаешься.
— Росинка останется здесь. Завтра утром она сообщит колонии, что мы ушли, — произнес Орех. — Не могу сказать точно, когда мы вернемся, но все то время, пока меня не будет, Росинка остается за Главного.
На следующее утро все трое вышли в путь, и к восходу солнца Уотершипский холм уже остался далеко позади. Сначала они шли в хорошем темпе, но вскоре кроликам пришлось замедлить ход, потому что Очиток, хоть и был крупным и сильным, не привык путешествовать на большие расстояния. Ореху и Лохмачу приходилось делать привалы, чтобы дать Очитку передохнуть. Лохмач был терпелив с домашним кроликом и по-дружески подбадривал его всю дорогу, но Орех, знавший Лохмача вдоль и поперек, понимал, чего это ему стоило. Лохмачу было не по себе оттого, что они проводили слишком много времени на открытых пространствах. К тому же они оказались в компании с совершенно неопытным существом, который ничегошеньки не знал о повадках и образе жизни диких кроликов, не говоря уже о мелких знаках, в основном неосознанных, которые кролики обычно подавали друг другу во время переходов.
Один раз, когда путешественники прилегли отдохнуть в тени густого куста боярышника, Очиток сказал Лохмачу:
— Меня удивляет, что вы оба так боитесь врагов — элилей, как вы их называете.
— Наверно, ты с ними в жизни не встречался, — заметил Лохмач.
— Пока что нет, но если встречу, я ни за что не стану убегать. Я буду драться. Я буду драться не на жизнь, а на смерть с любым, кто посмеет на меня напасть.
— Тебе еще многому надо научиться, — сказал Лохмач. — С некоторыми элилями, нашими врагами, нельзя вступать в драку. Они слишком крупные для кролика. Тебе придется либо прятаться, либо бежать от врага. Я не допущу, чтобы ты отдал свою жизнь понапрасну.
— А мне не нравится прятаться, и я не считаю, что кролики должны убегать от врага, — возразил Очиток. — Хотя, конечно, не буду спорить с вами — вы так много для меня делаете: сразу бросились на помощь, невзирая на неприятности.
— Ты бы лучше слушал, что тебе говорят. Целее будешь, — заметил Лохмач. — Во всяком случае, во время нашего похода. Ну, если ты передохнул, пошли дальше. Нам еще далеко идти.
Днем они ползли еле-еле, и кроликам удалось добраться до колонии Крестовника только к вечеру. Увидев издали место обитания своих сородичей, Орех и Лохмач внезапно остановились. Они сели на задние лапки и стали чутко прислушиваться. Их охватила тревога.
— Там что-то происходит, — проговорил Орех.
— Да, там какая-то беда! — воскликнул Лохмач. — Что, черт побери, там творится? Посмотри, они все спасаются бегством!
Наблюдая за происходящим, уотершипские кролики увидели, как из нор выскакивают тучи кроликов и опрометью несутся по берегу, разбегаясь в разных направлениях. В глазах у них застыл ужас: они думали только о том, как спасти свою жизнь.
— Посмотри, вон и сам Крестовник дал деру, как все остальные, — проговорил Орех.
— Я его остановлю, — сказал Лохмач. — Нужно разобраться, в чем дело.
Бросившись влево, Лохмач перерезал путь Крестовнику, пока тот стремглав уносил ноги из злополучного места, не видя ничего перед собой. Крестовник, на бегу столкнувшись с Лохмачом, чуть не сбил его с ног. Лохмач прыгнул на него и прижал к земле.
— В чем дело, Крестовник? — спросил Орех. — Что случилось?
— Пустите меня! Пустите сейчас же! — завопил Крестовник. — Не держите меня! Мне надо бежать!
— Только сначала расскажи, что тут творится, — возразил Орех. — Вы что, все с ума посходили? Давай поговорим.
— Там горностаи! — задыхаясь, пробормотал Крестовник. — Разве вы не видите? Они залезли к нам в колонию, охотятся на нас! Пустите меня! Черт вас всех побери!
Орех и Лохмач посмотрели на норы, прорытые на склоне. Там действительно рыскали горностаи — их явно было больше, чем кролики могли сосчитать, — это значит, больше четырех. Они охотились стаей, в поисках добычи прочесывая колонию из конца в конец. Это было жуткое зрелище. Хищники обшаривали нору за норой, распаляясь и озлобляясь все больше. Выстроившись в цепочку, как муравьи, они стремительно пробегали короткий отрезок, потом, обыскав участок со всех сторон, снова начинали погоню за добычей. Они нагнетали ужас продуманной системой охоты, ее схематичностью. Рыжие бестии на секунду засовывали свои острые морды в нору, пропадали в ее глубинах и тут же выскакивали из другого лаза, перекликаясь друг с другом коротким отрывистым тявканьем.
Орех и Лохмач, беря пример с перепуганных кроликов, тоже подверглись панике. Они уже собирались пуститься в бегство вслед за остальными, как вдруг Очиток, отодвинув их в разные стороны, бросился вперед.
— А я не боюсь! — закричал он. — Мне не страшны эти мерзкие рыжие твари, эти Силы Зла или как еще вы их называете! Айда за мной! В атаку!
Очиток с воинственными воплями рванулся к откосу.
— Эй, Очиток, остановись! — воскликнул Лохмач. — Вернись сейчас же! Они тебя убьют!
— Пусть только попробуют! — оскалился Очиток, на бегу врезаясь в самую гущу горностаев, шаривших на берегу.
Орех с замиранием сердца увидел, как хищники повернулись, чтобы разорвать кролика на части. Но что это? Два рыжих зверька, что были поближе к кролику, внезапно отскочили от него, поджав хвосты, и с омерзительным визгом в страхе понеслись прочь. Остальные тоже пустились в бегство, пронзительно вереща:
— Человек! Человек! Бежим! Человек!
Вся орава кубарем скатилась по насыпи. Оказавшись внизу, хищники вскочили на ноги и, испуганно тявкая, скрылись в ближайшей рощице.
— Вы видели? — спросил Очиток Ореха и Лохмача, которые, все еще дрожа, встречали его у подножья насыпи. — Мерзкие рыжие твари! Я уж подумал: «Ну, теперь вам крышка!» — но они успели удрать от меня.
Медленно, по одному, все кролики колонии вернулись домой. Они окружили Очитка, взирая на него снизу вверх, как на сверхъестественное существо. Последним возвратился Крестовник в сопровождении двух-трех гвардейцев из его Ауслы. У всех был изрядно потрепанный вид.
— Я видел, что ты сделал! — сказал один из гвардейцев Очитку. — Собственными глазами я видел, как ты разогнал горностаев! Я до сих пор не могу поверить, что это правда!
— Не о чем говорить, — отвечал храбрец. — На моем месте так поступил бы каждый. Нужно просто верить в себя. Вот и все.
— Нет, не все, — заговорил Орех, обменявшись церемониальным салютом с Крестовником, как положено Главным Кроликам. — Крестовник-ра, можно мне объяснить, кто этот кролик и почему мы с Лохмачом привели его сюда?
К тому времени вернулось еще несколько гвардейцев из Ауслы, и Орех, усевшись в их тесном кругу, рассказал своим собратьям все с самого начала: и об Очитке, и о волнениях на Уотершипском холме, и о совете Пятого привести кролика в колонию Крестовника и попросить разрешения оставить его там.
— Попросить разрешения? — воскликнул Крестовник, когда Орех закончил свое повествование. — Ты хочешь просить у меня разрешения остаться? — сказал он, обращаясь к Очитку. — Это мы должны просить тебя остаться. Ты же спас всю нашу колонию. Живи у нас сколько тебе вздумается, многие-многие годы! Ты можешь выбрать себе самую лучшую нору и взять любую крольчиху, какая тебе понравится. А в ответ я хочу просить тебя каждое утро и каждый вечер обходить все тоннели и лазы в нашей колонии, чтобы они правильно пахли.
Орех и Лохмач несколько дней провели в колонии Крестовника в качестве почетных гостей. Стояла прекрасная погода, но кроликов радовало не только это: они были счастливы, что Очиток нашел себе новый дом и к тому же стал знаменитостью среди местных кроликов.
— Значит, Пятый оказался прав, — заметил Лохмач как-то вечером во время силфли, глядя на багровый закат.
— Он всегда прав, — откликнулся Орех. — Но нам от этого только лучше, не так ли?
19. Лишайник
Хоть кажется мне это старомодным,
В валлийце нашем храбрость есть и сила.
Уильям Шекспир, «Генрих V»Стояли прекрасные летние дни, и кролики Крестовника, более или менее оправившись от потрясения, связанного с нападением куниц на их жилища, снова вошли в обычный ритм жизни. Колония, получившая название «Победа», процветала. Большую часть обитателей колонии составляли крольчихи, ожидавшие появления потомства; следуя природному инстинкту, они занимались рытьем нор. Самцы же прокладывали длинные ходы — тоннели, соединявшие под землей отдаленные точки кроличьего поселения. Любой охотник, которому приходилось выгонять пушного зверя из норы, знал, как невероятно далеко уходили эти лазы в старой колонии. Впрочем, на основателей «Победы» никто не собирался ни охотиться, не хотел ни вытравливать их из нор — кроликам казалось, что опасения Крестовника совершенно напрасны, несмотря на то что по соседству с кроличьей колонией обосновались горностаи и ласки.
Орех не стал утруждать себя повторным посещением колонии «Победа» — его вполне устраивали сообщения Кихара, что у Крестовника и его кроликов все идет хорошо. Он никогда не встречался с Авенсом, главой Эфрафы, но не видел причин не верить Крестовнику, что тот прекрасно подходит для своей должности.
Старожилы уотершипской колонии, чувствовавшие огромное облегчение от того, что численность их популяции сократилась и жизнь стала гораздо лучше, разделяли точку зрения Ореха.
— Говорят, «отсутствие новостей — это хорошие новости», Орех-ра, — заметил как-то раз Лохмач. — Если бы там случилась какая-нибудь беда, нам тотчас дали бы знать. Два-три кролика из нашей колонии спрашивали меня, можно ли им переселиться туда. Мне бы следовало сначала послать гонца и спросить разрешения у Крестовника, но я был уверен, что он и без предварительной договоренности не станет возражать. Поэтому я отпустил их, велев, чтобы они попросили Кихара указать им дорогу.
Лето уже было в самом разгаре, и вот однажды вечером, когда все кролики спокойно занимались силфли, на лугу появился не кто иной, как Крушина с поручением от Крестовника, который просил Ореха срочно прийти и дать ему совет.
— А в чем дело? Там что-то случилось? Грянула беда?
— Ну, пока настоящей бедой это не назовешь. Но что-то в этом роде, если так можно сказать, Орех-ра. Мы все очень волнуемся и не знаем, что с этим делать. Пока не могу сказать больше, я обещал Крестовнику молчать как рыба. Он сам тебе все расскажет, когда ты придешь. Он еще велел тебе передать — на случай, если нужно будет тебя уговаривать, — что дело касается Эфрафы.
— Эфрафа! — воскликнул Орех. — Да пропади она пропадом! Мне казалось, что мы давным-давно все уладили. Ну что ж, я полагаю, что мы с Пятым выйдем отсюда завтра утром, если не будет дождя. Если тебе не надо возвращаться сейчас же, можешь погостить у нас несколько дней. Поживешь в моей норе, отдохнешь, повидаешь старых знакомых, а когда наберешься сил, пойдешь обратно. Между прочим, ответь мне на один вопрос: почему это я должен идти туда? С чего бы это Крестовнику не прийти ко мне, если он хочет повидаться со мной?
— Он не может прийти сам. Он устраивает большую сходку, — отвечал Крушина. — Я думаю, капитан Лишайник явится туда собственной персоной.
— Лишайник? Ах, великий и всемогущий Фрис, тогда точно без неприятностей не обойтись. Где бы он ни появился, жди беды! Я это уже давно выучил, на собственном опыте.
Орех и Пятый отправились в колонию «Победа» на следующее утро, под защитой Кихара, описывавшего над ними круги. Они добрались до колонии Крестовника только к вечеру, и Главный Кролик был несказанно рад их появлению.
— Как я рад, что вы оба здесь! — воскликнул он. — Теперь дела пойдут на лад. Проходите, располагайтесь. Устраивайтесь поудобнее на солнышке и расскажите мне, как там мои друзья — из тех, кто остался дома. Как дела у несчастного Песчаника? Почему вы не прислали его к нам? Перемены пошли бы ему на пользу.
— Сейчас он не сможет до вас добраться, он еще очень плох, — ответил Пятый. — Он еще долго будет приходить в себя. Надеюсь, он поправится. Многие кролики не смогли бы пережить то, что выпало на его долю.
— Давайте пройдемся, посмотрим на колонию, — предложил Орех. — Мне интересно, что ты из нее сделал. Здесь так уютно! Надеюсь, вам всем тут хорошо.
— Ты прав, — согласился Крестовник. — Нам тут очень хорошо: здесь много места, и по сравнению со старой колонией это огромная разница. Я даже пригласил сюда нескольких старых друзей из Эфрафы — я с ними познакомился в ту пору, когда сам еще был эфрафанцем. Знаешь, они считают, что без генерала Зверобоя гораздо лучше.
Орех и Пятый заночевали в норе у Крестовника. Рано утром, их разбудил ворвавшийся в нору юный кролик, принесший Главному Кролику известие:
— Капитан Лишайник здесь, Крестовник-ра, — объявил гонец, — и говорит, что готов говорить с вами в любое удобное для вас время.
— Откуда это у тебя? Почему ты зовешь его капитаном? Для тебя он Лишайник-ра!
— Прошу простить меня, сэр, — оправдывался молодой кролик. — Просто все называют его капитаном, вот и я так говорю, как все.
Они вышли наружу, в свежее ясное утро. Вскоре кролики увидели Лишайника: он сидел у подножья горы, греясь на солнышке. Орех и Лишайник сдержанно и неохотно поздоровались друг с другом. В тот ужасный вечер, когда они в последний раз встречались на Уотершипском холме, Лишайник спросил генерала Зверобоя, не пора ли ему навсегда покончить с Орехом. Ни один из них не забыл этого случая, и теперь каждый беспокоился, что собеседник может вспомнить о давнем неприятном происшествии. Орех обрадовался, когда к ним подошел Земляничка, — он сразу же бросился расспрашивать старинного друга и соратника о том, как ему живется в новой колонии, и неловкость момента была сглажена. Земляничка хвалебно отзывался о кроликах: все они работали, не жалея сил, и поэтому дела в колонии шли очень хорошо. Кролики из Эфрафы и кролики с Уотершипского холма, судя по всему, отлично уживались друг с другом.
— Лишайник, — начал разговор Крестовник, — хотя ты давно стал Главным Кроликом Эфрафы, с тех самых пор, как прошлым летом исчез генерал Зверобой, ты все время ходишь к нам, в мою колонию. Большую часть времени ты проводишь здесь.
— Да, это так.
«Он слишком горд и занимает слишком высокое положение, чтобы приносить извинения или оправдываться, — подумал Орех. — С чем бы это ни было связано, мы не сможем выдавить из него никаких сведений или доказать, что он лжет».
— Тот, кто захочет идти со мной, — продолжал Лишайник, — будет служить в Большом Патруле.
— А почему ты никогда не ставишь в Патруль своих же эфрафанцев?
— Потому, что никто из них не желает вступать в него, — резко и без колебаний ответил Лишайник. — Ни один не решается.
— А почему? Тебе известна причина?
— Потому, что Большой Патруль ассоциируется у них с генералом Зверобоем, — пояснил Лишайник. — Они не хотят иметь дело ни с чем, что хоть отдаленно касается Зверобоя.
— Скажи, а разве Большой Патруль не имеет никакого отношения к Зверобою? Разве они не правы?
— Несомненно правы, — заключил Лишайник и погрузился в молчание, предоставив слово Крестовнику.
— Генерал создал Большой Патруль?
— Да.
— И теперь ты приходишь к нам и вбиваешь в головы моих кроликов идеи Зверобоя?
— Нет, это не так. Просто я отбираю в Большой Патруль тех, кто хочет вступить в него.
— И это все? А ты никогда не рассказывал кроликам, кто такой генерал Зверобой и что он натворил?
— Нет, я никогда не упоминал генерала Зверобоя.
— Разве ты не укрепляешь свое влияние на моих кроликов, не вдохновляешь их сражаться за твое дело, желая в конечном итоге захватить мою колонию?
— Конечно же, нет!
— А я думаю наоборот.
— Ни один кролик из тех, кого я назначил в Большой Патруль, не скажет тебе этого.
— Отчего ж?
— Оттого, что я всегда убеждал их, что не имею никаких захватнических планов. У меня нет намерений подмять под себя «Победу».
— Зачем ты тогда приходишь к нам и призываешь моих кроликов вступить в Большой Патруль?
— Никого я не призываю. Они сами ко мне идут.
— Я думаю, они попадают под обаяние твоей личности. Они хотят думать, что ты им друг.
Лишайник промолчал.
— Разве не так?
— Возможно, так.
— Ты кролик, пользующийся уважением. Ты был лучшим офицером у Зверобоя. Ты вел атаку на Каштановую Рощу. Ты сделал все, что было в твоих силах, помогая генералу бросить эфрафанцев на колонию Ореха, желая разорить ее дотла. Ты же привел всех, кто сумел остаться в живых, обратно в Эфрафу, когда никто другой не смог этого сделать. Неужели ты считаешь, что кролики не будут восхищаться тобой, желая во всем походить на своего кумира?
— Пусть восхищаются, если хотят. Но я уже сказал, что я не имею никаких далеко идущих планов. Я просто набираю в Большой Патруль тех, кто хочет идти за мной.
— А для чего?
— Мне это приносит радость, а им — пользу.
— И это все?
— Да.
Наступила долгая пауза, во время которой к Крестовнику подошел молодой кролик, желая что-то спросить. Главный Кролик отослал его прочь, коротко бросив:
— Не сейчас. Не сейчас.
Следующим заговорил Пятый.
— Ты сказал, тебе это приносит радость, а им — пользу. Может быть, расскажешь об этом чуть подробнее? Какую радость тебе это принесет? И что именно пойдет кроликам на пользу?
Лишайник помолчал несколько минут, будто глубоко задумался над ответом. Он заговорил уже совсем другим тоном: речь его текла свободно и без напряжения, что создавало резкий контраст с обрывистыми грубыми репликами.
— Я родился и вырос в Эфрафе. С самого раннего детства я восхищался генералом Зверобоем, о чем, конечно, он ничего не знал. Затем я вырос и стал офицером. Прошло немало времени, прежде чем я понял, что генералу без меня не обойтись: я был одним из немногих, кого он уважал и на кого мог положиться даже в свое отсутствие. Я всегда ревностно исполнял его приказы, и все это сделало меня таким, какой я есть, — не знаю, хорошо это или плохо. Жизнь научила меня полагаться только на себя, нести ответственность и за себя и за других, думать самостоятельно. Я принимал решения вместо генерала Зверобоя, когда его не было рядом, и он не мог приказывать мне, — этому я посвятил все годы своей верной службы. Теперь его нет с нами, но я его никогда не забуду, потому что он всем своим существованием оказал огромное влияние на формирование моей личности. Конечно, теперь, по прошествии времени, я понимаю, что во многом он был не прав — и в действиях, и в мыслях. Я даже не должен теперь говорить об этом.
Кролик прервал свой монолог. Никто не сказал ни слова во время паузы, и вскоре капитан продолжил:
— Прошлым летом на меня легла тяжелая задача, которую мне пришлось выполнять одному, поскольку генерала уже не было с нами: я сам привел в Эфрафу с Уотершипского холма тех, кто остался в живых. Мне пришлось собрать все свои силы, потому что мне не на кого было положиться, кроме как на самого себя. Я чуть не погиб, выполняя эту трудную работу, но я справился. Мы вернулись назад, и я постепенно пришел в норму. Так скажите мне, почему я не должен гордиться тем, что сделал? Я знал, что справлюсь, когда начинал это тяжкое предприятие.
Но я никому не показывал своей гордости. Я все время ждал, что меня убьют кролики, которые ненавидели генерала Зверобоя. Единственное, что их удерживало от насилия, — это авторитет Вербены и самого генерала Зверобоя.
Я остался жив; они не убили меня, а сделали Главным Кроликом. Я был нужен им, чтобы думать за них, действовать за них. Постепенно образ генерала померк в их сознании, но я заставил их придерживаться тех здравых идей, которые он развивал.
Одной из этих идей, кажущейся мне наиболее разумной, было создание Большого Патруля. Генерал Зверобой всегда говорил, что кролики не должны убегать от врага или забиваться глубоко в норы. Они могут победить элилей — кроличьих врагов — только если поставят перед собой цель и будут твердо добиваться ее осуществления. Нужно развивать чувство ответственности, учиться быть осторожным, уверенным в своих силах, настойчивым и отважным. Всем этим качествам я мог обучить кроликов только в Большом Патруле.
Нет ничего прекраснее, чем рано поутру выйти на дежурство в Большом Патруле! Как замечательно вести молодых кроликов за собой, зная, что они верят в тебя и готовы повсюду следовать за своим предводителем! Как сладко чувствовать перед собой опасность и не бояться битвы, видеть, что юных бойцов вдохновляет твой пример! А если угроза становится реальной — противостоять Силам Зла или, применяя весь свой ум и опыт, уйти от врага. Вы не знаете, что это значит, когда три-четыре кролика — твои воспитанники растут и совершенствуются с каждым днем и, наконец, становятся лидерами, которые сами могут возглавить Патруль! Все это и приносит мне радость, честно говорю вам. В Большом Патруле кролики становятся прекрасными следопытами, быстрыми бегунами и отважными бойцами. Ты это знаешь, Крестовник. Ты ведь когда-то сам был офицером Эфрафы и часто выходил на дежурство в патрулях.
Лишайник прервал речь. Он молча взирал на своих слушателей в ожидании новых вопросов.
— А бывало ли так, что кролики гибли во время патрулирования? — спросил Орех.
— Были отдельные случаи, но мы потеряли немного бойцов, не больше допустимого, — ответил Лишайник. — Когда я наладил жизнь в Эфрафе, вернув колонию в нормальное состояние, я пытался возродить патрули, но ни один кролик не пожелал участвовать в них. Они сказали, что уже «сыты по горло безумными идеями Зверобоя», и мне пришлось оставить эту затею. Продолжать в том же духе и давить на кроликов было для меня смерти подобно.
Но я не переставал мечтать о создании Большого Патруля. Мне он нужен был для вдохновения, самореализации и больше ни для чего. Но нельзя же дежурить в Большом Патруле одному! И создать его в одиночку невозможно. Вы бы это поняли, если бы попробовали сами. Чувство локтя и товарищеские взаимоотношения здесь самое главное.
Поэтому я и пришел сюда, посмотреть, как обстоят дела у вас, в колонии «Победа». Может, здесь все иначе, думал я. Так и оказалось. Здесь никого не пришлось уговаривать или обхаживать, заманивая лестью. С первой минуты я набрал бойцов для трех или четырех отрядов. Вот это я и имел в виду, когда говорил о радости для себя и пользе для них. Кролики, которых я отобрал, становятся лучшими из нас.
— Однако в твоих патрулях гибнет много кроликов, — продолжал настаивать Орех. — Разве это не так?
— Я бы не сказал, что много, — отвечал Лишайник. — Несколько кроликов мы действительно потеряли. Но это та цена, которую нужно платить за то, чего мы добились.
— Почему ты сразу не обратился ко мне? — возмутился Крестовник. — Я здесь Главный Кролик, если это случайно ускользнуло от твоего внимания.
— Не смей так разговаривать со мной! — вспыхнул Лишайник. — Я хорошо помню то время, когда ты еще был никем. Хочешь, я дам тебе честный ответ? Я не обращался к тебе, потому что мне не нужны милости от младшего офицера Эфрафы.
— Мы сейчас не в Эфрафе, — возразил Крестовник. — Мы сейчас в «Победе», и я тут Главный Кролик.
Шерсть у Лишайника встала дыбом, но он не успел ничего ответить Крестовнику — в разговор вовремя вмешался Пятый.
— Давайте прервемся ненадолго, — предложил он. — Пойдем попробуем твоих одуванчиков, Крестовник. Они так ароматно пахнут, ничего подобного нет у нас на холмах. Похоже, что одуванчики не любят нашу почву.
Взяв с собой Ореха, он прошелся немного вперед по склону, где, оставшись с глазу на глаз, они углубились в серьезную беседу. Присоединившись к остальным, Орешек сразу же предложил:
— Лишайник-ра, не хочешь ли ты погостить некоторое время у нас в колонии? Ты сможешь ходить в патруле сколько тебе захочется, и я уверен, найдется немало молодых кроликов, которые с радостью ухватятся за возможность дежурить вместе с тобой. Я уверен, всем это очень понравится, и теперь дело только за тобой — ведь надо положить начало движению и все организовать.
И Крестовник, и Лишайник просто оторопели от такого предложения. Никто не смог вымолвить ни слова, поэтому Орех продолжал:
— Я знаю одного кролика, который будет необыкновенно рад встрече с тобой. Это Лохмач. Он часто говорил о тебе с восхищением и, конечно, хотел бы познакомиться с тобой поближе.
Судя по реакции, кроликам стало ясно, что Лишайник благосклонно относится к новой идее. Поскольку он продолжал молчать, Пятый добавил:
— Я уверен, что в твоей колонии найдется кто-нибудь, кто смог бы заменить тебя в Эфрафе на время отсутствия. Конечно, никто не сравнится с тобой на месте Главного Кролика. Но если грянет беда, ты немедленно вернешься обратно, при твоей подготовке дорога не займет у тебя более полутора дней. Кихар даст тебе знать, если ты понадобишься.
— Ну хорошо, — наконец проговорил Лишайник. — Я буду рад погостить у вас. И, конечно же, с нетерпением жду встречи с Лохмачом — на этот раз как друг, а не противник. Что касается молодых кроликов из твоей колонии, Крестовник, мне кажется, им будет не хватать меня. И это чистая правда.
— Ты всегда можешь навестить их вместе с твоим Большим Патрулем, — полусерьезно откликнулся Крестовник. — Мы не так уж далеко находимся.
Когда Лишайник сообщил эту новость своим поклонникам и последователям в «Победе», его слова были встречены с глубоким разочарованием. Два кролика, Дербенник и Василек, упросили Ореха позволить им идти с ними, и Крестовник не стал возражать.
Они вышли в путь на следующий день и добрались до Уотершипского холма без всяких приключений. Даже Силы Зла оставили их в покое. Росинка, немало удивленная происходящим, приветствовала Лишайника и его свиту, а Орех приготовил для гостей уютное жилище — нору, где раньше обитала Мушка.
Лишайник разумно начал с малого: организовал Местный Патруль — короткие вылазки, которые Колокольчик назвал «бросками туда-сюда». Песчаник с готовностью вступил в Патруль и стал одним из первых и наиболее активных новобранцев. Лишайник, впрочем, пытался сдержать его пыл, считая, что тот поначалу должен ограничить себя несложной работой. Лохмач, принимавший участие в долгих и изнурительных экспедициях в земли, лежащие за Клювообразным Холмом, говорил потом Ореху и Лохмачу, что Лишайник — отличный командир, гораздо лучше его самого.
— Какое счастье, что они сошлись характерами, — заметил Пятый. — Я боялся, что у них будут сплошные противоречия.
Первый несчастный случай произошел в середине лета, когда крольчиха по имени Травинка повредила себе переднюю лапу. Травинку загрызла собака, прежде чем Лишайник смог отогнать ее от жертвы. Орех расстроился из-за гибели несчастной, но Лохмач, как и Лишайник, считал, что ее смерть — та цена, которую нужно платить за всеобщую безопасность.
— Когда кролик делает свое дело, да еще и с полной отдачей, — говорил Лохмач, обращаясь к Ореху, — всегда может случиться что-то непредвиденное, в том числе и несчастный случай. В этом наши кролики ничем не отличаются от всех прочих, — заявил Лохмач.
— Нет, отличаются, — возразил Орех. — Они совсем другие, если познакомиться с ними поближе. Советую тебе лично поговорить с каждым из них, и ты увидишь большую разницу.
Но Орех не стал контролировать Лишайника или менять его программу, — в этом не было никакой необходимости. Молодые кролики обожали капитана, и врагов у него не было. Кролики считали, что он необыкновенно ценное приобретение для всей колонии. Еще больше они начинали уважать Лишайника, несколько раз сходив с ним на дежурство по патрулированию окрестностей.
В конечном итоге Лишайник стал своего рода непререкаемой школой знаний: поджарый серый кролик, вставший во главе Патруля, блистательно справлялся со своими обязанностями. Он стал лидером, опиравшимся на своих горячих и самых надежных последователей: каждый желал учиться у него и только у него.
— Любой может этим заниматься после того, как пройдет курс обучения, — скромно говорил Лишайник. — Многие кролики теперь делают это лучше меня.
Но все знали, что это не так, и его авторитет оставался непоколебимым.
У Лишайника было еще одно замечательное свойство, за которое его любили еще больше: он никогда не брюзжал. Никто не слышал, чтобы он ворчливо говорил что-то вроде «теперь молодняк пошел совсем не тот, что прежде, — а вот в мои годы они были совсем другие». Как раз наоборот: всегда горячо хвалил молодых кроликов, поддерживая их энтузиазм.
— Но только не задавайтесь, — добавлял он, — не мне судить, кто хорош, а кто плох. Вот когда придут элили, вы на деле сможете доказать, что вы собой представляете. Здесь нельзя ошибаться, вам это понятно?
Лишайник погиб на боевом посту, во время патрулирования — именно так он и хотел умереть. Дождливым апрельским вечером, обходя территорию в окрестностях Кингслера, патруль столкнулся с двумя бродячими кошками, которые напали на него. Все пять кроликов, бывших в отряде Лишайника, стояли насмерть, и после ожесточенной схватки кошки позорно бежали с поля боя. Лишайник был смертельно ранен в битве и скончался на месте.
Как и генерал Зверобой, он со временем стал культовой фигурой среди кроликов. Темными дождливыми вечерами, когда заблудившийся патруль теряет уверенность в себе, в сердце вожака загорается отвага, и кролик, вспомнив о бравом капитане, благополучно находит дорогу домой. Этот легендарный храбрец, вселяющий уверенность в кроликов, известен под именем капитан Лишайник, и его считают героем не только в Эфрафе, но и на Уотершипском холме.
Примечания
1
Как ребенок получает свои первые шпоры (фр.). — Здесь и далее примеч. перев.
(обратно)2
Герой поэмы английского поэта Сэмюэла Тейлора Кольриджа (1772–1834) «Поэма о Старом Моряке», опубликованной в сборнике «Лирические баллады» в 1798 году.
(обратно)3
Cicero. In Catilinam (лат.) — Цицерон «К Каталине». Цитата из «Второй речи против Луция Сергия Каталины» Марка Туллия Цицерона.
(обратно)
Комментарии к книге «Сказки Уотершипского холма », Ричард Адамс
Всего 0 комментариев