Эйвельманс Бернар «Великий морской змей»
Глава1
В КОТОРОЙ Я ПЫТАЮСЬ УБЕДИТЬ НЕВЕРУЮЩИХ ЧИТАТЕЛЕЙ В СУЩЕСТВОВАНИИ МОРСКОГО ЗМЕЯ
В летние месяцы, которые голландцы и немцы иронически именуют "временем огурцов", а англичане со свойственной им заносчивостью — "бестолковым сезоном", в печати, как правило, появляются сообщения о морском змее. Можно допустить, что это происходит из-за нехватки обычной информации, наводняющей газеты и еженедельники в другие сезоны (список тем опускаю). На самом же деле все обстоит иначе. Просто в это время загадочное существо в самом деле является людям. А чаще видят его потому, что на каникулах у отдыхающих на море обостряется зрение или им просто ничего больше не остается, как созерцать поверхность океана. И — видеть нечто.
Гигантский морской змей стал головной болью всех зоологов. Ведь чтобы добиться истины, все обращаются прежде всего к ним. Покопавшись в научных журналах, можно обнаружить там совершенно разные по содержанию материалы о нашем подопечном. Профессор Леон Вайян из Национального музея естественной истории еще в начале века высказался так:
"Существование морского чудовища, вульгарно обозванного термином "морской змей", сегодня не представляется сомнительным".
И профессор не одинок в своих оптимистических выводах. Далеко не одинок. И до него, и после многие ученые склонялись к такому же мнению…
В компании тех, кто верит в морского змея
Обычно в деле изучения загадочных животных главный аргумент скептиков таков: "Ввиду того что профессор X., ознакомившись с историей вопроса, высказался отрицательно, можно считать, что вопрос закрыт".
К удовольствию читателей, которым предоставлена роль судей, позволим себе привести иные мнения по поводу морского змея. И вы сможете без всякого стыда присоединиться к верующим в его существование!
И вы поймете, почему в специальной литературе найти место для морского змея весьма проблематично — ведь описания такие разные! В зоологических библиотеках он проходит в разделе "Фольклор и верования коренного населения" под заголовком Insertae sedis (ситуация, сомнительная с точки зрения классификации).
К 1820 году некоторые столпы науки с международной известностью все же позволили себе высказаться в пользу морского чудища. В Лондоне сэр Джозеф Бэнкс, старый спутник Кука, стал арбитром в споре о существовании животного и сам высказался в его пользу. Во Франции в 1817 году, после появления у берегов Атлантики загадочного монстра, Дюкротэ де Бленвиль, профессор зоологии и сравнительной анатомии в Париже, вынужден был признать:
"Если сегодня мы захотим скрыть появление гигантского морского змея, то нам придется теряться в догадках, кто же появился на поверхности океана у мыса Анны — большого роста, длинный, быстро плывущий?"
А несколько лет спустя сэр Уильям Джексон Хукер, известнейший ботаник, позволил себе такое высказывание:
"Мы не можем сегодня так же, как раньше, относиться к гидрам и сиренам, потому что все они не противоречат законам науки. Их надо признать за факт в естественной истории, а не за абсурдные выдумки скандинавской мифологии. Нельзя сбрасывать со счетов такие достоверные свидетельства, которые поступают со всех концов света".
В Германии профессор Генрих Ратке недвусмысленно заявил:
"Не представляет сомнений, что в Норвежском море живет похожее на рептилию животное значительных размеров".
С годами у этого мнения нашлось множество приверженцев. Э. Д. Бартлетт, долгое время бывший директором зоопарков Британии, посчитал просто некрасивым отрицать целую цепь свидетельств только на том основании, что "на сегодняшний день не представляется возможным определить точную природу искомых существ". В 1823 году Томас Хаксли, "бульдог Дарвина", как он сам себя именовал, опубликовал в «Таймс» письмо, где недвусмысленно высказался:
"Мне не кажется возможным априори утверждать, что в наших морях не могут выжить с древнейших времен, с мела, рептилии около 15 метров длины. С геологической точки зрения это имело место вчера".
И наконец, в "библии морской биологии" — в книге Джорджа Б. Гуда и Тарлстона Бина "Океаническая ихтиология", вышедшей в 1895 году, — написано:
"Не исключено наличие в морях, на неопределенных глубинах, некоторых животных, неведомых науке, огромных размеров, которые появляются на поверхности и порождают истории подобно истории о гигантском морском змее".
Такая формулировка не должна удивлять нас — ведь это строки из классического труда! Надо признать, что все мэтры американской океанографии были того же мнения.
Среди других известных натуралистов прошлого века следует назвать Филиппа Госса и преподобного Джона Джорджа Вуда, а также доктора Антона Корнелиса Удеманса, председателя Нидерландского зоологического и ботанического общества в Гааге.
В то же время находились и другие натуралисты, не такие видные, но которые с неменьшим энтузиазмом боролись за признание морского змея: Лоренц Окен и Людвиг фон Фрорип в Германии, Эдвард Ньюмен в Англии и Бенджамин Силлимен в США.
В двадцатом веке положение ненамного изменилось. В 1903 году крупный специалист по млекопитающим из Национального музея естественной истории в Париже Эдуар-Луи Труэссар вынужден был признать, что вот уже несколько лет гигантский морской змей перестал быть мифом. Его коллега профессор Эмиль Раковица из лаборатории морской биологии в Баньель-сюр-Мер был настолько убежден в существовании животного, что настаивал в 1904 году на организации экспедиции для его идентификации и поимки, и поднял кампанию в печати.
В Парижском музее, колыбели французских зоологов и кузнице научных кадров, морской змей всегда был объектом пристального внимания и любви. На выставке в 1954 году, посвященной открытию целаканта, целая витрина была зарезервирована для нашего подопечного. Во Франции, как мы увидим дальше, большинство морских зоологов верят в существование чудовища.
И сегодня многие крупные научные силы стоят на стороне загадочного обитателя морей и океанов. У. Томпсон, анатом и профессор зоологии колледжа в Данди, надеется, что когда-нибудь не только рисунки очевидцев, но и поимка самого зверя или находка его останков позволят раскрыть тайну. Среди приверженцев монстра, кстати, и открыватель уже упомянутого целаканта профессор Дж. Смит из Южной Африки. Что же касается специалистов из Скриппсовского института океанографии, то они думают над созданием ловушки для морского змея.
Однако справедливости ради давайте заглянем и в лагерь оппозиции.
А что там, у противников?
Главным образом пожимание плечами и приверженность устоявшимся взглядам. Следует отметить, что среди оппонентов не встречается в таком множестве имен маститых ученых. Лишь Ричард Оуэн, этот английский Кювье, опубликовал длинное письмо, пытаясь обосновать саму невозможность существования морского змея. Мы еще познакомимся с его доводами. Кроме него можно назвать сэра Артура Кейта, весьма нелестно высказывавшегося в адрес лох-несского чудовища.
"Единственно когда я приму на веру его наличие, — писал Оуэн, — это при условии, если он окажется на моем препарационном столе, покинув, таким образом, мир призраков".
Ну а что касается Кейта, то последние годы жизни он посвятил изучению черепа так называемого "человека из Пилтдауна", который на поверку оказался блестящей подделкой.
Бедный мистер Кейт! Он навсегда остался в истории науки как ученый, который отказывался верить в лох-несского монстра, но крепко уверовавший в человека из Пилтдауна!
В целом отношение зоологов дня сегодняшнего к морскому змею можно выразить с помощью статьи "Морской змей" из "Британской энциклопедии":
"…При условии, что все претенденты на роль морского змея могут быть идентифицированы с помощью известных животных или других естественных объектов, зоологам остается лишь отрицать наличие такого существа несмотря ни на что".
Но все же и сегодня в стане противников находятся трезвые головы, такие, как доктор Джеймс Оливер, директор Американского музея естественной истории, который пишет:
"Некоторые неисправимые спрашивают: "Почему ученые так уверены, что в глубинах морей нет странных существ, пусть даже похожих на морского змея?" Эти люди вспоминают латимерию (целаканта), кистеперую рыбу, поднятую из глубин океана Дж. Смитом в конце 30-х годов. Конечно, ученые допускают такую возможность. Но они, эти ученые, прекрасно изучили основные тенденции эволюции животного мира, они знают границы допустимого у этих видов. Все виды, обнаруженные в наше время, являли формы, близкие к уже обнаруженным видам и зоологическим группам, известным многие столетия. Все живые ныне рептилии дышат легкими. Ни одно пресмыкающееся не может автономно обитать в глубинах, не нуждаясь в кислороде. Движения вверх-вниз от поверхности к глубинам требуют от животного колоссальных усилий, ни одно существо не может жить на разных глубинах (однако это не мешает кашалотам опускаться на глубины более километра!). Любая рептилия из подводного мира непременно вышла бы на визуальный контакт с человеком".
Короче говоря, доктор Оливер хочет сказать, что морского змея нет, потому что не может существовать гигантской подводной рептилии.
Но разве кто-нибудь утверждал, что морской змей — непременно глубоководное животное и вообще что это — рептилия?
Давайте четко поставим вопрос
Итак, главный недостаток морского змея — его название. Очень легко доказать, что большинство неведомых животных, которых снабжали этим названием, на поверку оказывались вовсе не рептилиями. Вопрос нужно поставить иначе: признавать или нет в океане наличие одного или нескольких видов гигантских животных более-менее вытянутой формы, неизвестных пока науке? Я предлагаю использовать название "морской змей" условно, не придавая ему узкого зоологического значения. В самом деле, говорят же "летучие мыши", "сумчатые кошки" и "летучие драконы", хотя все знают, что речь идет совсем не о снабженных крыльями и сумками мышах, кошках и драконах.
Кроме того, люди, верящие в морского змея, — не простофили, у них есть для этого достаточно оснований, а неверие только вредит науке. Причем данные поступают не от случайных свидетелей, а от капитанов судов, астронавтов, океанологов, морских офицеров и врачей.
"Покажите нам одну-две особи — и мы поверим", — говорят оппоненты. Мы же обращаемся здесь к тем, кто поверит нам на слово и, может быть, поможет тому, чтобы монстр занял место в морском аквариуме или, что хуже, в зале музея естественной истории.
Существуют несколько типов доказательств. Мы основываемся на трех — свидетельства, сопутствующие указания и прямое наблюдение. Конечно, речь идет о психически нормальных людях, а не тех, кто выходит во всевозможные астральные планы и видит черт знает что.
Таким образом, существование зоологического объекта может быть установлено на основании свидетельских показаний и наблюдений в конкретных условиях. Причем речь идет о целом животном, определенном визуально. К сожалению, часто видят только часть его — и это на руку оппонентам, отвергающим нечто. Между тем никто из них не видел атом и ядро Земли, не знаком лично с Навуходоносором и Жанной д'Арк и даже не видел останков их тел. Но кто возьмется на основании этого отрицать их существование в реальной жизни?
Охота на недоразумения и мистификации
Свидетельства существования морского змея будут во множестве рассыпаны по всей этой книге. Как говаривал доктор Фредерик Льюкас, двадцать лет возглавлявший Американский музей естественной истории, "есть много доказательств подлинности животного — их больше, чем попыток совершить подлог. Дадим же змею шанс, на который он имеет право".
Во всяком случае, хрупкость свидетельств тоже нельзя сбрасывать со счетов. Свидетели могут быть искренними и могут ошибаться, могут оказаться злоумышленниками, чтобы заставить заблуждаться нас. Ложная мистификация и неверная идентификация тоже не исключены.
В первом случае за неизвестное существо принимается животное, уже знакомое нам. В случае с Мировым океаном такое происходит нередко. Но чаще всего случается такое: миф о морском змее объясняют встречей с одним из следующих феноменов — морскими свиньями, плывущими цепочкой; полетом морских птиц; массой водорослей; сельдевыми акулами, скатами, кальмарами-гигантами, ушастыми тюленями и некоторыми другими персонажами. Когда следуют такого рода сопоставления, свидетельства надо сразу отводить. Не исключено, что при этом ускользнут какие-то важные показания, но лучше застраховаться от ошибок и отобрать самые стоящие.
Остается опасность мистификации. «Уток» на эту тему появляется достаточно много — слишком соблазнительный материал. Как отделить зерна от плевел? И возможно ли это вообще?
Определять процентное содержание «уток» среди прочих свидетельств — удел криминалистов. Но можно попробовать и нам. «Утки» обычно очень точны, даже категоричны, оперируют данными, которые известны узкому кругу специалистов, и еще в них описываются, как правило, драматические события, при которых случилось то или иное наблюдение…
Кому нужны «утки»? Немногим. Тем, кому хочется поразвлечь друзей таким необычным способом. Снискать недолгую славу первооткрывателя.
Надави немного — и лопнет шарик…
Один немаловажный штрих. Всегда находились люди, готовые фабриковать подделки с одной лишь целью — поддержать свою теорию, недостаточно подкрепленную реальными обстоятельствами. Так и с морским змеем. Человек старательно описывает его таким, каким он… хотел бы его видеть в жизни. Подлинный же защитник морского змея в самую последнюю очередь позволит себе придумать встречу с неведомым существом. Поэтому если в досье на морского змея и есть бесспорные свидетельства, они ни в коем случае не должны быть многочисленны.
Существование морского змея формально доказано
Из числа подлинных сообщений о морском змее можно выделить наиболее точные, которые не подвергаются никаким сомнениям. Априори эта совокупность свидетельств должна быть разнородной, ведь маловероятно, чтобы такие крупные морские животные вытянутой формы, которых наблюдали по всему миру на протяжении веков под общей этикеткой "морской змей", принадлежали к одному-единственному виду. И даже если случайно это мог оказаться один вид, должны иметься расхождения в возрасте и поле, должны учитываться географические формы, сезонные изменения и просто индивидуальные особенности. Один взгляд на в целом одинаковые показания дает все же некоторые расхождения.
Проблема в том, чтобы определить, сколько типов задействовано в этой истории и сколько черт у каждого из этих типов. Не говоря уже об установлении какого-либо зоологического порядка и иерархии. Все выделенные характеристики должны быть разложены по полочкам и классифицированы. Если это проделать, то выяснится, что у голубых животных всегда четыре лапы, а у желтых — две. После этого установим, что четырехлапые голубые водятся по всей Атлантике, а двуногие желтые — только в тропических водах этого океана. По сезонам тоже получится соответствующий расклад. И выделится целое число несомненных черт, присущих тому или иному животному. И характеристики по северу Тихого океана уже нельзя будет спутать с «атлантическими». Так что с наблюдениями все в порядке, дело в людях, которые мешают исследованиям в целом и — не верят.
Почему о монстре мало говорят?
Ничто так ярко не рисует атмосферу неверия и непризнания, в которой утонула проблема морского змея, как заявление капитана Крингла с корабля «Умфкули», который после наблюдения в 1893 году во время отпуска некоего существа описал его со всей тщательностью. Вот что из этого вышло:
"Я был с такой силой высмеян, что теперь уже сомневаюсь: может быть, это не я, а кто-то еще видел морского змея?"
Таких случаев много. Вот почему остальные, боясь мучительных последствий, предпочитают молчать или же разражаются воспоминаниями через много лет, и то не всегда. Вот так в воспоминаниях британского адмирала Л. Флита, опубликованных в 1922 году, можно найти следующий пассаж:
"Наконец мы пошли назад на Бермуды. В открытом море Моубрей и я заметили нечто, что сочли морским змеем, но предпочли скрыть этот факт ввиду скептического отношения британской общественности".
Удивительно, что такое происходит и сегодня. Создается впечатление, что на протяжении десятилетий о существах не поступало никаких свидетельств, тогда как в конце прошлого века о них говорили каждый год. Большинство специалистов даже думают, что вид находится на грани исчезновения и остались считанные экземпляры. Но это явное заблуждение. Достаточно изучить все свидетельства на протяжении столетий, чтобы в этом убедиться. Так, совершенно отсутствуют свидетельства до середины XVII века, имеются данные только за 1639 год. Между 1650-м и 1700-м — целых пять и между 1700-м и 1750-м — четыре. Далее, между 1750-м и 1800-м их число возрастает до двадцати. Но по-настоящему многочисленными они становятся со второй половины XIX века — 165 между 1800-м и 1850-м и 150 между 1850-м и 1900-м. Такая частота не уменьшается и в XX веке, а, наоборот, увеличивается до 160 с 1900-го по 1950-й. И уже более тридцати наблюдений — с 1950-го по 1960-й. Принимая во внимание ошибки и мистификации, можно установить цифру — в среднем по два в год, и так до наших дней. Так что кажущееся отсутствие сведений — иллюзия, основанная на двух факторах.
Во-первых, газеты стали крайне редко печатать подобные сообщения. Их нужно искать на последних полосах внизу колонки.
Во-вторых, до середины прошлого века наблюдения, за редким исключением, велись в Северной Атлантике — с одной стороны там Норвегия, а с другой — США и Канада. Естественно, что одним и тем же странам надоедало тиражировать одну и ту же информацию. Но зато сведения увеличивались за счет других регионов.
Распространение змея вдоль наших берегов стало фактом, который требует объяснения. Не подвергаясь преследованию, как китообразные, морской змей перестал быть угрожаемым видом. Как и остальные крупные животные, скрытный и пугливый, он, способный совершать длительные миграции, убоялся пароходов и самолетов и стал держаться удальенных от человеческой активоности мест. А места эти занимают сегодня все меньшую и меньшую площадь поверхности океанов.
Но в то же время возросли и, так сказать, наблюдательные способности человека с помощью самолетов и вертолетов, а также подводных лодок и быстроходных судов, хотя еще Пьер Дени де Монфор, крестный отец гигантского кракена, высказывался по поводу шумов, производимых современной жизнью, которая отнюдь не упрощает работу зоологов, особенно на море:
"Именно поэтому животные уходят от берегов, именно поэтому все реже встречается гигантский кракен, о котором древние натуралисты говорили чаще, чем современные".
Слова де Монфора о кракене вполне справедливы и для морского змея (к этому осталось прибавить разве что морские учения, глубоководные погружения и стрельбу из всех видов вооружений, загрязнение среды).
Все потаенные животные скрываются задолго до того, как к ним подходят какие-нибудь плавсредства: их отпугивают не только шумы двигателей и запахи, но даже громкие разговоры, смех, крики.
Так что морской змей медленно, но верно уступает цивилизации свои пространства.
Море скрывает не одного неведомого гиганта
По всему видно, что свидетельств о существовании гигантского морского змея хоть отбавляй. Мне удалось собрать около пятисот. Причем есть не только данные, полученные от наблюдателей-одиночек, но и коллективные наблюдения — от ста и более человек!
Всего более тысячи человек задействовано в истории с морским змеем за последние три столетия. К этому числу можно добавить экипажи судов, причем их показания не включают таких реальных существ, как медуз, супергигантских кальмаров, китовых акул, нарвалов и других, содержащихся в книжках по зоологии. Имеются отдельные наброски увиденного и нечеткие снимки. Но осязаемых доказательств нет, хотя и другие океанские гиганты, ставшие реальными, стали известны только благодаря визуальным наблюдениям. Есть китообразные, чье существование допускается наукой, хотя ни одного трупа не было обследовано. Такова история кита с двумя спинными плавниками, замеченного впервые франко-американским натуралистом Рафинеском, но его подлинность была доказана лишь в октябре 1819 года, когда Куа и Гаймар обнаружили в районе Сандвичевых островов целое стадо таких китов во время исследовательского вояжа на «Урании» и "Физисьен":
"Все на борту были немало удивлены, когда увидели у них спереди рог или загибающийся назад плавник, такой же, как на спине…"
До сих пор никто так и не поймал ни одного экземпляра этого вида, которого Куа и Гаймар назвали Delphinus rhiniceros.
С другой стороны, неизвестный вид кашалота (Physeter tursio), снабженный необычно высокостоящим спинным плавником, несколько раз отмечался у Шетлендских островов, причем его видел такой широко признанный авторитет, как Роберт Сибальд, основатель науки о китообразных. Но ни один натуралист не удостоился счастья исследовать скелет этого животного, достигающего длины 18 метров. Сам Филипп Госс наблюдал в Северной Атлантике на подходе к Ямайке стадо огромных дельфинов с вытянутыми розовыми мордами, длиной 9 метров, неизвестного вида. "Тело вытянутое, черное сверху, белое снизу…" Ни одно из этих существ так и не было поймано.
Напомним, что речь идет о незнакомых видах, относящихся к известным семействам или отрядам, а не о морском змее, принимаемом пока на веру!
Упомянем еще одно китообразное с очень высоким спинным плавником, появляющееся в антарктических водах. Его впервые упомянули сэр Джеймс Росс и Маккормик. Оба твердо заявили, что это не косатка, у которой плавник меньше размером. Доктор Эдуард Уилсон, ходивший с экспедицией Скотта на «Дискавери» в 1901–1904 годах, вспоминает:
"28 января 1902 года мы видели трех на широте ледника Росса, а 8 февраля — еще четырех. Они были абсолютно черные сверху, но белые вокруг рта или подбородка. Длина их — от 6 до 9 метров. Но самым примечательным был непропорционально высокий спинной плавник, острый, как сабля, высотой от 90 до 120 сантиметров".
Как было уже сказано, об этом животном собрано всего несколько свидетельств и его останки не красуются ни в одном музее, но почему-то мало кто сомневается в его существовании.
Потому что ему посчастливилось не походить никоим образом на змея!
Морской змей — вовсе не морской змей
Итак, хватит лишних слов. Да, скажете вы, если морской змей — не «утка», то что же это такое?! Единственное, что можно утверждать наверняка, — это то, что большинство существ, окрещенных как "морской змей", на самом деле вовсе не они. Нет, есть много видов морских змей в теплых водах Тихого и Индийского океанов. Их всего около пятидесяти, и они распределяются по 15 родам, образуя единое семейство Hydrophiides, а именно водяных змей. Внутри семейства есть два уровня специализации — подсемейство, приспособленное к морской среде и не выносящее жизни на суше, и промежуточное подсемейство между морскими и сухопутными рептилиями, в частности кобрами.
В то время как первые стали живородящими, вторые остались яйцекладущими и вылезают на сушу откладывать яйца. У большинства морских рептилий ноздри расположены вверху морды, что позволяет им дышать, не поднимая головы над поверхностью, а у самой примитивной змеи Laticauda ноздри расположены по бокам, как у наземных рептилий.
Большинство рептилий хорошо плавают, но в теплой и спокойной воде. Плавание в море, которое практически не бывает спокойным, требует особых способностей. Поэтому у морских пресмыкающихся тело обычно сжато с боков, что увеличивает их несущую поверхность, и они двигаются горизонтальными движениями, как все рептилии.
Вершины своего строения достигли представители подсемейства Hydrophiines, например Hydrophis fasciatus и Microcephalus gracilis, у которых голова и шея вытянуты и утончены, в то время как брюшная полость, наоборот, утолщена и достигает 4–5 диаметров шеи. Это делает их похожими на плезиозавров в миниатюре, но приводит к потере плавательных способностей, хотя при охоте на добычу позволяет им использовать большое брюхо как рычаг для нападения, в основном на угрей.
Как мы поняли, морской рептилией так просто не станешь — нужны особая анатомия и физиология. Это позволит нам внимательнее изучать проблемы больших морских змеев.
Так же как и их сухопутные родственники — кобры, гадюки, мамбы, коралловые змейки, морские змеи весьма ядовиты. Их яд еще более опасен, чем у первых. Но они не так агрессивны, и рыбаки в Индии нередко набирают их десятками в свои сети, берут их руками и спокойно выбрасывают в море. Опасны они лишь для купающихся в сезон муссонов, когда, взбудораженные штормами, сильным ветром и волнами, они заходят в реки и бросаются на все, что попадается на их пути, вгрызаясь в привлекательные для них предметы.
Превратности роста
Большинство видов морских змей не превышают длины 1 метра 30 сантиметров. Но два вида Hydropis достигают 2, 5 метра. Так что нам остается признать, что морские змеи не имеют ничего общего с так называемым морским змеем. Даже самые маленькие особи последнего, о которых сообщали свидетели, составляли в длину не менее 6 метров, а самые крупные — 75 (высота собора Парижской Богоматери!).
Но даже такие большие размеры не превышают границ возможного. Имеется скелет диплодока из Вайоминга длиной 26 метров 65 сантиметров. По отдельным фрагментам костей динозавров, достигающим 2 метров и более, можно заключить, что были особи длиной за 40 метров, например атлантозавры. А если имелись такие большие позвоночные, которые вели сухопутный образ жизни, то что говорить о морских монстрах, ведь океан — колыбель гигантов… Так что 75-метровый морской змей остается в допустимых природой границах, если учитывать его общую массу.
Даже если это существо — не рептилия в привычном значении этого слова, оно несет ее черты. Прежде всего это касается тех частей, которые выступают из воды (отсюда и заблуждения): длинная цилиндрическая шея или вытянутый хвост. У крупного животного на эти части тела приходится около четверти части длины (из 75 метров — около 20), так что чемпион среди морских змеев по массе не превышает крупное, всем хорошо известное китообразное, живущее в наше время.
Как мы видим, нет ничего невозможного в существовании гигантского морского змея априори. Ни в его размерах, ни в повадках нет ничего необычного. Он просто уклоняется от экзаменовки со стороны ученых на протяжении столетий!
Вот перед вами его история, история одного из самых загадочных, будоражащих воображение существ планеты. Может быть, это самое фантастическое, что подготовила нам природа.
Я не претендую на полноту освещения темы, но могу с гордостью утверждать, что потратил на сбор сведений около 12 лет, проведя поиски в крупнейших библиотеках мира.
Что же касается тех, кто продолжает отрицать существование гигантских существ неизвестного вида в морских глубинах, то я адресую их к предыдущей моей книге о кракене, который за это время уже перешел из объектов криптозоологии в конкретные персонажи учебников. Думаю, что такая же честь ожидает и Великого Морского Змея!
Глава 2
ВО ВРЕМЕНА МРАКА, ИЛИ ДРЕВНЯЯ ИСТОРИЯ МОРСКОГО ЗМЕЯ
Когда зоолог пытается идентифицировать то или иное животное, его волнует прежде всего оригинальное описание, желательно самое древнее, без привнесенных искажений. Это в полной мере относится и к морскому змею. Самая первая работа, которую обычно цитируют исследователи, — "История северных стран" шведского архиепископа Олая Магнуса, опубликованная в Риме в 1555 году. Там рассказывается о гигантском гаде у норвежских берегов, который не только брал выкуп у жителей, но и наводил ужас на морских обитателей. Этот монстр достигал длины 60 метров, имел гриву и нападал на суда; вставая вертикально между волн, он хватал матросов с палубы и глотал их. Эта странная бестия, если она на самом деле существовала, не могла так вдруг появиться из ничего. Должен был быть вид, дошедший до тех времен через многие поколения. И если она была столь огромна, то не могла дойти незамеченной до средних веков. Давайте, прежде чем говорить о ней подробнее, поищем в более ранних пластах истории.
Кем был библейский левиафан?
Одно из важных свидетельств мы находим в шедевре эпической литературы — "Потерянном рае" (1667) английского поэта Дж. Мильтона, где приводится образ сатаны, обитающего в озере Мрака и похожего на норвежского змея, а также библейского Левиафана. Конечно, по его строкам невозможно дать полное зоологическое описание, просто поэт изготовил коктейль из разных гигантских чудовищ. Но важно то, что он высказывает предположение, что зверем-островом может быть не только кит, но и животное вроде рептилии, названное аспидохелон (черепаха-рептилия). И еще он замечает, что, если верить священным еврейским книгам, великий змей Норвегии, оживленный Магнусом, имеет черты сходства с Левиафаном.
Имя «Левиафан» появляется в пяти местах Ветхого Завета. Немецкий лингвист Вильгельм Генезиус выяснил, что слово liviah (корона, гирлянда) вкупе с окончанием an приобретает значение "тот, кто закручивается в спираль". А при более вероятной этимологии это liviah+tan, что значит «гирлянда». A tan, в свою очередь, может означать крокодила, кита, дракона и большую рыбу.
Если внимательно прочитать отрывки из псалма Давида, где воспевается Средиземное море и говорится о Левиафане, то станет ясно, что речь идет о морском животном, а если прибавить к этому строки из книги Иова, то станет ясно, что это и не кит.
Из этого описания выходит, что у монстра гармоничные пропорции, мощная шея, пасть, набитая зубами, красноватый цвет глаз, кожа покрыта тесно прилегающей чешуей, из ноздрей выходят струи пара. Еще явствует, что зверь поднимается над волнами и обозревает все сверху. Фраза "мускулы его членов связаны" в поздних переводах превратилась в "члены его тела связаны". Возможно, речь идет о слиянии пальцев на лапах в плавательные перепонки, которые наблюдаются у многих морских животных. Вот куда могут завести такие наблюдения!
Подобные кажущиеся противоречия не должны нас обескураживать. Если и существует в океане животное впечатляющих размеров, которое напоминает рептилию (по форме головы ли, вытянутому телу или извивистым движениям), оно наверняка похоже на описанное существо. Не будем забывать, что во всех мифах змей всегда фигурировал как персонификация сил зла и, само собой, воплощение дьявола. И его подстраивали под дьявола. А так как змей первоначально был сухопутной тварью, его стали «привязывать» к воде. Так на краю океана, в море Мрака, появился новый демон. Лучше бы он, как и все монстры, был с лапами. И лапы тоже появились, лишь бы был похож!
Идентификация этого парадоксального животного интересовала многие умы мировой истории и культуры. Знаменитый теолог и филолог Самюэль Брошар (XVI в.) пытался доказать, что Левиафан не что иное, как… крокодил. Его не смущало, что крокодилы никогда не водились ни в Средиземном, ни в Красном морях; единственный вид морского крокодила (Crocodylus porosus) обитает в Индии, на Цейлоне, в Малайзии и Австралии, где не только плавает в прибрежных пресных водах, но и добирается от острова к острову, доплывая даже до островов Фиджи. Речь идет о гребнистом крокодиле.
К тому же крокодил явно не заслужил таких восторженных характеристик своего хвоста и тем более шеи. И он не поднимается "над водами". И еще — он был слишком хорошо известен египтянам и иудеям, чтобы на него навесили такой ярлык. И вообще его ловили на поросенка на Ниле!
Итак, если скандинавские традиции морского змея и иудейские наблюдения Левиафана сходятся в деталях, то выходит, что и те и другие восходят к какому-то одному крупному животному, похожему на рептилию. Это нельзя утверждать наверняка, но речь явно идет о неизвестном животном!
Черви и гигантские змеи античности
Патриархи и пророки Иудеи были не одиноки в своих описаниях морских змеев. Их следы можно обнаружить во всех мифологиях древних и примитивных народов. Халдейские надписи в Аккаде говорят о Змее-который-побивает-море, и его изображение имеется на стенах дворца в ассирийском Хорсабаде. В Упанишадах, древнем индийском эпосе, часто упоминаются морские чудовища. Там есть Басоеки, царь змей, гигант, обитающий в морях.
В популярной китайской сказке рассказывается о морском змее, который был так длинен, что джонка плыла от одного его конца к другому, пока тот спал. А когда его перерезал корабль, то известие это шло до головы очень долго.
Йормунгандр, бесконечный змей со дна океана, на которого охотился Один, играет большую роль в скандинавской и германской мифологиях. Это он сожрал человечество, когда наступили сумерки богов. Он был такой огромный, что его тело опоясало всю землю. Когда он поднимал свои кольца, океан начинал волноваться. Примечательно, что аналогичные представления живы и у индейцев, и у австралийских аборигенов. Конечно, их воображение могли подогревать самые разные морские животные, выброшенные на берег в разных уголках планеты и в разные эпохи. Среди этих наблюдений сохранилось одно из самых древних, оно принадлежит Саргону II, царю Ассирии с 722 по 705 год до н. э. Он встретил морского змея во время путешествия на Кипр.
Сохранились легенды об ужасных голубых червях индийских рек, которые по ночам выходят на сушу из тины и глотают быков и верблюдов. Эту историю Ктесий, Плиний, Филострат, Солин, Элиан и Палладий пересказывали в разных вариациях, насыщая все новыми подробностями. Первоначально речь шла о животном 3–4 метров длины, потом у Солина оно превратилось в 12-метрового угря с перьями, способного проглотить слона "не жуя".
Описания загадочного животного имеются в рассказах некоторых примитивных племен Индии. Апатанис и дафла из Ассама называют его «буру», и еще недавно оно водилось в болотах долины реки Рило. Весьма скромные параметры не позволяют отождествлять его с водными гигантами — морскими змеями. Во всяком случае, мне кажется, что пресноводным загадочным существам необходимо посвятить особую книгу, ибо налицо некоторая связь между морскими змеями и теми чудовищами, что водятся в озерах — «лохах» и реках.
Имеются и истории, относящиеся к сухопутным гигантским рептилиям, которые отдельные ученые заносят в досье морского змея. Видимо, Аристотель невольно стал ответственным за это заблуждение:
"В Ливии змеи, как сообщают, достигают невероятной величины. Путешественники говорили, что находили в прибрежных районах, где они высаживались, многочисленные скелеты быков, разорванных этими змеями; и их самих преследовали эти змеи и даже утащили нескольких матросов, прихватив лодку".
В самом деле, африканские удавы, достигающие 8 метров длины, способны проглотить барана и являются прекрасными пловцами — они могут преодолевать по воде многие километры. Солин, интерпретатор Плиния, сообщал о таких змеях в Индии, которые могут даже глотать оленей, что также представляется реальным фактом. Он писал, что они доплывают до середины Индийского океана и нападают там на острова в поисках пищи. После извержения вулкана Кракатау в 1883 году на Яве туда первыми вернулись огромные 10-метровые питоны. Откуда? С острова, расположенного в 50 километрах от Явы!
Есть свидетельства, что питоны, совершавшие такие длительные морские путешествия, забирались в лодки, чтобы отдохнуть, и повергали в ужас гребцов и пассажиров.
Можно вспомнить рассказ Диодора, упоминающего питона в 30 локтей длиной, который имел обыкновение спать в луже воды. Он был пойман охотниками с помощью сетей. В Конго в районе Себы питоны имеют привычку спать в ямах заброшенных термитников. Так что версия о гигантских питонах не так уж нереальна.
Другая история об огромных рептилиях, которая вписывается в цепочку сообщений о морском змее, поведана Титом Ливием в не дошедшей до нас 18-й книге его римской истории. Ее пересказали другие авторы, в том числе Сенека, Силий Италик и Флор. Монстр покусился на сей раз не на скот, а на легионы, которые вел консул Аттилий Регулус в Карфаген во время Первой пунической войны (255 г. до н. э.).
Легионеры пришли набрать воды в реке Баграде (сегодня — Меджерда) и увидели змея огромных размеров, спавшего на берегу. Рассерженный прерванной сиестой, он, по выражению Валера Максима, "схватил доброе число солдат своей пастью и подавил еще большее число хвостом". Тварь не реагировала на стрелы, которые в нее пускали, и понадобились тяжелые орудия — катапульты и баллисты, чтобы убить ее. Даже мертвая, она наводила ужас на римлян… страшным зловонием. Консул привез в Рим ее кожу, не меньше 120 шагов длиной. То есть 36 метров! Челюсти змея экспонировались в Риме до 133 года до н. э.!
Если даже принять во внимание явно воспаленное воображение европейцев (а обычно удлиняют на четверть), то животное все равно было очень крупное — 27 метров. Или все римские историки были отъявленными лжецами? Но эта история опять увела читателя от нашего сюжета, потому как относится к сухопутным тварям, без сомнения, к виду питонов, слегка увеличившемуся под ярким средиземноморским солнцем для вящей славы сынов Римской империи.
Палачи Лаокоона — невинные сельдяные короли
Самым интересным для нас кажется указание Плиния Старшего о том, что африканские «драконы» пересекали иногда Красное море, чтобы покормиться в Азии:
"В Эфиопии рождаются также драконы, похожие на индийских, они достигают двадцати локтей длины. Меня удивляет, почему Юба приписывал им гребни… Сообщают, что на берегах этой страны (Эфиопии) они собираются в стаи по четыре-пять и отправляются таким флотом, с поднятыми над водой головами, в сторону Аравии, чтобы найти там лучшую пищу".
Юба, упомянутый выше, был современником Плиния, царем Мавритании, писавшим на греческом труды по естественной истории. Плиния удивляет, почему Юба приписывает драконам гребни. Да потому, что видел в них самых обычных животных, похожих на питонов. Но описание Юбы наводит на размышление о другом виде живых существ — о морском змее! Дело в том, что гребень или гриву часто упоминают при описаниях крупных загадочных рептилеобразных. Вы можете вспомнить слова Вергилия в «Энеиде» о монстрах, посланных задушить Лаокоона и его сыновей: два змея, пришедших из Тенедоса, продвигались по спокойному морю, разворачивая свои гигантские кольца, и направлялись к реке. Их грудь была вровень с волнами, кроваво-красные гривы возвышались над поверхностью вод. Тела их взбивали громадную пену, порождая бездны. Глаза блистали красным светом, языки трепетали в глотках, издавая свист.
Многое здесь вызывает сомнения. Картина, написанная автором, наводит на подозрение, что речь идет об одной из самых загадочных рыб планеты — регалеке, или сельдевом (сельдяном) короле, которую англосаксы называют ribbon fish (ремень-рыба) или oarfish (рыба-весло). Это странное животное невероятной длины — до 9 метров! — имеет ремнеобразную форму. Спинной плавник начинается у нее на голове над глазом и продолжается до конца тела, в нем около 300 лучей, из которых 10–15 сильно удлинены, снабжены перепонками и образуют на голове султан.
О сельдяных королях известно мало. Они впервые были описаны в 1770 году норвежским натуралистом Петером Асканиусом и в 1788-м — его коллегой из Дании Мартеном Брюннихом. До сих пор попадались только расчлененные экземпляры, всплывшие на поверхность со средних глубин уже неживыми. Их строение настолько хрупко, что они разрываются от собственного веса, будучи вынутыми из воды. Кроме северных вод сельдяной король был найден в Средиземноморье — его знали и греки, и римляне. Вид был представлен в XVI веке в Кабинете курьезов неаполитанского фармацевта Ферранте Императо под именем "морская шпага". Я лично осматривал одну особь 210 см длиной, загарпуненную на Средиземном море. Находили «королей» до 7 метров длины. Но где гарантия, что они не достигают и больших размеров?
Около 1848 года траулер «Соверен» из Гулля наткнулся на огромную рыбину, похожую на рептилию, болтавшуюся на волнах. Матросы выловили ее и растянули на палубе. По длине рыба не поместилась на ней! Рыбаки вовсе не удивились ее размерам и сообщили, что вскоре выловили еще одну, большую, грязно-коричневого цвета. Без сомнения, речь шла о сельдяном короле. Мясо его в Скандинавии отказываются есть даже собаки, и пойманных рыб выбросили за борт. Что же касается размеров, то речь шла не более чем о 12–15 метрах, а «короли» могут достигать подчас такой длины, хотя чаще их размеры не превышают 7–8 метров (особь, пойманная в 1901 году в Ньюпорте, Калифорния).
Что касается второй рыбы, то ее идентификация представляет собой проблему. Это неизвестное животное. Может, морской змей?
Вообще-то сельдяные короли подходят к описанию некоторых морских змеев Средневековья — их плюмажи при длине тела около 7 метров достигают метра высоты, причем являют собой довольно экстравагантное зрелище. Так что гривы кроваво-красного цвета, плывущие над волнами, вполне могли принадлежать сельдяному королю. Но поэты имеют право на художественный вымысел…
"Живые бревна" Аристотеля и дельфины Плиния
Надо признать, что классическая античность не сильно пополнила досье о гигантском морском змее. Все тексты, касающиеся его, сообщали о животных скромных размеров, населявших реки Индии, или же о сухопутных гадах, или же сельдяных королях. Это и не удивительно. ибо ни римляне, ни греки не были классными путешественниками по морям. Но вот в 1913 году один голландский исследователь, профессор Дамсте, обратил внимание на пассаж в "Фактах и примечательных речах" Валера Максима (кн. 1, гл.6), где он рассказал, как в правление Тиберия несносные жрецы призывали консула Хостилиуса Манцина отказаться от экспедиции в Испанию. В Лавиниуме, как предупреждали его священные куры, у столпов Геркулеса, голос ниоткуда шептал им на ухо: "Останься, Манцин!" Испугавшись, он изменил маршрут, рассказывает Максим, и отправился в Геную. Там, едва взойдя на борт корабля, он увидел змея огромной величины, который потом исчез.
"Среди рыбаков, у которых наибольший опыт, есть такие, кто утверждают, что видели в море животных, похожих на бревна — черных, круглых…" Подобные описания часто исходят из уст тех, кто претендуют на встречу именно с морским змеем. Может, это единственный текст эпохи античности, напрямую касающийся нашего героя.
Ни к чему говорить, что этот пассаж из "Истории животных" Аристотеля не привлек ничьего внимания и не вызвал резонанса. Исследователи будущего предпочитали подчеркивать уже известные нам строки автора. И еще — Плиния Старшего, который, говоря о морском змее, явно располагал какими-то точными данными ("Естественная история", кн. 9):
"Самые крупные животные водятся в Индийском море — пила (pristis) и кит (ballaena), а также в Галльском море — дельфин (physeter), который возвышается, как великая колонна, выше парусов и испускает потоки воды".
Позже слово «дельфин» приписали кашалоту, а благодаря Плинию physeter стало латинским его названием. Законно ли это? Подниматься среди волн, как колонна, не входит в привычки этого животного. Может, он делает это, выскакивая из воды во время охоты или боя? Напротив, морской змей, по многочисленным свидетельствам, имеет такую привычку, к тому же он и воду из себя выбрасывает.
Олаф Магнус, размещая своего physeter'a на карте северных областей, показал его не как китообразное, а скорее как животное с шеей и головой лошади, с подобием двух рожков на затылке. Не любопытно ли, что морской змей нередко изображался древними то как лошадь, то как жирафа? На римском саркофаге в музее Тосканы изображена такая морская лошадь, подозрительно напоминающая морского змея…
Нашел physeter место и на страницах «Пантагрюэля» Рабле, причем Доре в прошлом веке проиллюстрировал его, воспользовавшись образом — кого бы вы думали? — змея с головой дельфина! Это заставило улыбнуться некоторых зоологов, однако Доре и Рабле оказались более прозорливыми, чем Линней и его приверженцы. Если эти последние спутали его с кашалотом, то только потому, что не знали морского змея или не хотели признать, что он мог «дуть», как кит.
А если змей на самом деле и не был змеем?
Досье на нашего подопечного — настоящая помойка
Средневековой Европе мало досталось от научных сокровищ древних греков, римлян, византийцев и Востока. Как результат смешения всех сведений, и прежде всего библейских, родился «Физиологус» — первичный бестиарий, который сегодня можно было бы наречь бестселлером средневековой зоологической литературы.
В том разделе, который нас особо интересует, содержатся сведения о гигантском питоне и Левиафане, морском страшилище иудеев. Первый, отныне именуемый драконом и обладающий гривой сельдяного короля, оказался более морским, чем является на самом деле; второй стал более рептилией, чем необходимо.
Кроме того, в средневековой писанине содержатся некоторые расплывчатые указания о змееподобных гигантах, появляющихся из моря. Но как их распознать?
В свете современных данных можно задаться вопросом: наш ли герой таинственный аспидохелон, упомянутый в «Физиологусе»? Хьюг и Сан-Виктор говорили в XV веке, что это "красивое морское животное", частью змея, а частью черепаха. Большинство современных свидетелей сообщают о сходных чертах плезиозавра и о том, что это все же морское млекопитающее с длинной шеей. Но знаете, как описывает Дин Бакленд, классик динозавро-ведения, плезиозавра? Змея, заточенная в корпус черепахи… А что подумать о драконе, который, согласно Гийому Дюрану, епископу из Менда, появился в VI веке в Риме во время разлива Тибра? Наводнение достигло таких размеров, что вода поднялась до верхних этажей дворцовых построек. В один прекрасный (если так можно выразиться) день римляне увидели гигантского змея, растянувшегося, как огромное бревно. Эпидемия чумы стала следствием наводнения, и об этом говорили больше, чем о змее. Что ж, это описание сходится с Аристотелевым змеем, "похожим на бревно, черным, круглым…".
И наконец, змей святого Брендана, отважного ирландского монаха-путешественника (VIII век) — "безразмерное чудовище на волнах, вызывающее сильное волнение вод…". Надо сказать, что каждый, кто переписывал летопись монаха, прибавлял к тексту что-то новое, поэтому восстановить первоначальный текст попросту невозможно. Думается, что Брендан-Макфинлох описал нечто схожее с Левиафаном.
Теннин арабов: с точки зрения метеорологии
Арабы и персы поступили мудро — они не только собрали все собственные достижения, но и прибавили к ним наблюдения эллинистической науки. Впрочем, и у них встречаются упоминания о морском змее как о "рыбе в форме верблюда" (персидский космограф Касвини, XII век). Что ж, верблюд был для них главным животным, и не сравнить с ним неведомого монстра они просто не могли. Куда больший интерес представляет слово tennin, которое встречается у Масуди в 954 году. Это слово, по мнению К. Барбье, восходит к иудейскому tannin. Но у арабов значение его весьма ограниченно. У евреев оно означало всех монстров пустыни, рек и морей, а у арабов это определенное животное.
"Некоторые думают, что tennin — это черный ветер, что рождается в глубине вод, поднимается в слои атмосферы и садится на тучи… а другие считают, что это черный змей, выходящий из моря".
Эта интерпретация появилась впервые в 1911 году в "Британской энциклопедии", в статье "Морской змей". А доктор Малькольм Берр нашел ей в 1934 году курьезное подтверждение в книге Э. Уортингтона "Внутренние воды Африки". После описания чудовища из озера Виктория-Ньянса, который предваряет свое появление ужасными катаклизмами, автор добавляет, что это, без сомнения, образ каких-то природных явлений. Конечно, она не лишена остроумия, эта идея, но, придавая землетрясению образ змея, не докажешь, что змея не существует.
Масуди считает, что tennin — рептилия, живущая в глубине океанов; крепчая, она становится грозой рыб, и Бог придает ей форму черного змея, блестящего и длинного, чья пасть возвышается над вершинами и чей свист вырывает с корнем деревья.
Ибн Аббас добавляет: "Эти змеи достигают возраста 500 лет и управляют всеми другими змеями Земли…" Не навеяны ли эти верования живыми гигантскими амфибиями? Не сочетает ли в себе tennin (tananin — во множественном числе) черты сразу нескольких зверей?
И не может ли так быть, что некоторые формы древних животных могли одновременно жить в двух стихиях — на суше и в воде?
Драконы средневековья
Изучение источников показало, что в целом морские змеи не являются опасными для человека, как это вначале считалось. Но в размерах они от этого не уменьшились. Интересно, что киту арабы приписывали размеры 80 метров длины, рисовали ему рога и когти и говорили, что он нападает на корабли и пожирает матросов! Если некоторые агрессивные действия и свойственны косаткам и раненым кашалотам, то не присущи китообразным в целом. Репутация норвежского змея, Левиафана и tennin'a как агрессивных животных доказана и подтверждена.
Если верить хронистам, то все Средние века были ареной кровавых столкновений героев со змеем. Не было такой провинции тогдашнего мира, где бы не воспевали какого-либо триумфатора, победившего того или иного монстра. Именно победа над змеем вывела в герои Сигурда и Зигфрида, Беовульфа и короля Артура, Тристана и Ланселота, святого Георгия и святого Федора. Но все эти шевалье и рыцари без страха и упрека — не в фальшивом ли ореоле славы купались они, подобно богу солнца Ра и его вавилонскому коллеге Мардуку или ведическому богу Индре, чьей задачей было постоянно попирать чудовищ? Во всех античных эпосах — индо-персидских, греко-латинских, ирано-славянских, франко-германских и франко-кельтских — боги, герои и святые делали одно и то же, как бы они себя ни именовали. Попрание дракона так тесно было связано с любой героической биографией, что представляется сомнительным, что там каждый раз происходили какие-то реальные и новые события.
Повадки «драконов» — городские ли это были предания или сельские — не позволяют принимать всерьез эти легенды. Все время — несколько голов, пламя из пасти, перепончатые крылья, несметные сокровища, девушки, которыми они питались…
И уже это был не Левиафан, а протей, с лапами льва или скорпиона, ядовитый, как гадюка, с крыльями, как у летучей мыши, да иногда еще и с щупальцами. Арабский историк Масуди говорил:
"Персы, не отрицая существование tennin'a, указывали, что у него семь голов".
Чтобы приобрести нормальные формы, морской змей вынужден был ждать аж до XVIII века, эпохи Просвещения. Но не будем обольщаться — свет этой эпохи оказался слабой лампочкой для нашего подопечного. Однако не прогресс ли это в сравнении с долгой средневековой ночью?
Глава 3
СКАНДИНАВСКИЙ ПЕРИОД, ИЛИ МОРСКОЙ ЗМЕЙ ПРОТИВ ЕПИСКОПОВ
Именно в 1522 году морские змеи впервые заявили о себе на севере, причем оказали непосредственное воздействие на служителей церкви. В тот год вся Скандинавия пребывала в необычном оживлении. В Дании знать Ютландии с помощью Ганзейской лиги восстала против короля Христиана III, обвинив его в деспотизме, и возвела на трон герцога Фридриха Гольштейнского. Христиан был вынужден покинуть страну и находился в изгнании подле своего брата Карла V. С этого времени для бедного монарха началась целая полоса неудач. Тем временем в Швеции утвердился протестантизм. В 1523 году, пока Христиан находился во Фландрии, шведский архиепископ Йоханнес Манссон Магнус отправился к папе в Рим. Его сопровождал брат кадет Олаф, тогда еще архидьякон, которому суждено было сыграть значительную роль во всей нашей истории.
Олаф Магнус опубликовал в 1539 году в Венеции подробную карту северных земель. В морях, населенных самыми разными существами, он поместил и двух морских змеев. Они же имеются и в более поздней его книге 1555 года. Информация, на которой он основывался, исходила из церковных источников, и некоторые из них явно заслуживали внимания:
"Те, кто плавает вдоль берегов Норвегии и кто ловит рыбу или торгует товарами в сих местах, в один голос утверждают, что здесь водится змей в 200 шагов длиной (60 м), 20 — шириной (6 м), появляется он лунными ночами и питается телятами, поросятами и ягнятами или же довольствуется морскими жителями, как то: лангустами, полипами и раками. На нем есть шерсть в локоть длиной, свисающая с шеи, острые чешуйки черного цвета, а глаза сверкают огнем. Он наносит ущерб путешественникам, бросаясь на суда и заглатывая тех, кто на них едет".
И, желая поближе познакомить желающих с существом вопроса, автор описания приводит такую историю:
"На острове Моос (остров Хоффусен, озеро Мьеза), в епархии Хамар имеется змей больших размеров, который ворочается наподобие огромного шара. Те, кто его видел, говорили, что он около 50 локтей длиной (25 м)". И далее следует сравнение его с кометой, мелькнувшей как-то на небе.
Не следует удивляться наивности монархов, соединивших в своем сознании столь разные вещи, для тех времен это было обычным делом.
Змей мягчеет
Это все были истории о морском змее, наводящие ужас, — они принадлежат перу О. Магнуса, Конрада Геснера (1560) и Эдуарда Топселла (1608), а также итальянца У. Альдрованди (1640) и некоего Джонстона (1653). Однако в своем труде 1560 года Геснер приводит две разновидности морских драконов, одна из которых почему-то не обладает "наступательными характеристиками".
"В Балтийском океане или Шведском, — пишет он, — водятся морские змеи желтоватого цвета 30–40 шагов длиной (9—12 м), которые, если их не трогать, сами не нападают. О них пишет Магнус на своей карте.
На той же карте, — продолжает Геснер, — есть еще один морской змей от 100 до 200 шагов длиной (30–60 м), так он опасен для судов и людей. Он кружит вокруг судна, пока оно не втягивается в воронку, образованную его движениями. Кольца, которые он образует, так велики, что корабль, бывает, помещается внутрь них".
Таким образом, агрессивный змей располагается значительнее севернее мирного, где-то на широте Гельголанда. Хотя верить таким картам нельзя. Вероятно, мифических животных просто располагали в тех пространствах, которые оказывались не занятыми надписями и изображениями островов и материков.
Надо отметить, что век за веком истории о морских змеях теряют свои ужасные подробности. Если в 1656 году Арент Бернтсен утверждал, что морские монстры нападают на суда, то спустя десять лет Адам Олеарий дает уже совершенно иную характеристику:
"Один шведский господин, находясь на берегу, увидел в воде большого змея, который, судя по приблизительной оценке, имел толщину бочонка из-под вина. У таких животных спокойная репутация, и они довольно редко появляются на поверхности".
Аналогичную историю поведал в 1677 году историк Йонас Рамус. Он только сожалел, что животное свернулось в кольца и нельзя было его измерить.
Змей, который змеится
В скандинавских источниках удивляет, что змей появляется при тихой погоде. Если бы он был мифическим образом, как утверждают некоторые, его не преминули бы изобразить в духе ночной грозы Гюстава Доре, как он нарисовал Левиафана. Завывания ветра, огромные волны, вспышки молний — все это лучше подошло бы к описанию ада, чем спокойное, тихое море и на нем — змей.
Это противоречит сегодняшним данным науки. В частности, двое американских герпетологов — Керрен и Каунфельд — утверждают, что на тихой воде змей не видно, а при шторме они появляются и море становится населенным. Еще одна деталь — форма животного. Естественно, при описаниях змея говорят о кольцах, спиралях и извивах. Причем рисуют чаще вертикальные извивы. Это и понятно: в примитивных рисунках нельзя изобразить горизонтальные положения тела и его изменения. На самом же деле на земле рептилии извиваются в горизонтальной проекции (исключение — амфисбены, роющие черви, которых относят к ящерицам).
Что же касается млекопитающих и птиц, то они извиваются вертикально, их позвоночный столб позволяет им делать любые движения. Особенно это наглядно у морских животных — сирен, каланов и китов. Так что, выходит, если морской змей извивается вертикально, его надо отнести к категории теплокровных животных, скорее всего к млекопитающим. Но особым млекопитающим, способным образовать около 25 вертикальных волн, в то время как выдра и утконос, например, могут сделать от силы три—четыре.
Но не являются ли эти извивы плодом фантазии художника? Ведь то, что нарисовано у Геснера, просто не может плавать с точки зрения механики!
Страшный морской зверь преподобного Ханса Эгеда
В 1740 году скандинавский священник снова выступает в роли свидетеля по делу морского змея. Датчанина Ханса Эгеда называли апостолом Гренландии. Этот честный человек оставил интереснейшие материалы, относящиеся к нашей теме:
"Что касается чудесных рыб или чудовищ, — пишет он в "Естественной истории Гренландии" (1763), — то ни одно из них не появилось с того памятного года (1734) в Колонии, под 64-м градусом, когда видели то животное огромных размеров; его голова, высунутая из воды, доставала до марса судна. Его тело было так же велико, как и судно, а по длине даже в три-четыре раза длиннее. Он пускал воду, как кит, и имел длинный вытянутый нос. У него были длинные широкие плавники, тело покрыто чешуями, кожа неровная. Хвост червеобразный. На воде он лежал навзничь…"
Надо сказать, что я интересовался оригинальным текстом и выяснил, что вытянутой была морда, а не нос, и тело покрыто не чешуями, а панцирем. Если знать обычную длину судов скандинавов, то легко вычислить, что параметры змея не превысят 30 метров. В более поздних редакциях, в частности сделанных сыном преподобного Эгеде, появляются красные глаза и гейзер, бьющий изо рта чудовища!
Свидетельство епископа Бергенского
В монументальном двухтомном труде "Естественная история Норвегии" епископ Бергенский Эрик Людвигсен Понтоппидан посвятил целую главу разным морским чудищам — сиренам, кракенам и морскому змею. Первых двух он рассматривал как реальных животных. Что же касается третьего…
В те годы не обходилось ни одного сезона без того, чтобы кто-нибудь не заметил возле берегов какое-нибудь таинственное животное. Несколько трупов было выброшено на берег Амундс-Ваагена и на остров Кармен. Каждый раз разложившееся тело страшно смердило. На крайнем севере Норвегии монстра знали под именем Со-орм, или Аале-густ. Свидетельские показания совпадали в деталях. Люди, не видевшие животных сами, ссылались на соседей, которые уж точно видели. А тех, кто не верил, поднимали на смех. То есть все наоборот!
Правда, молва приписывала монстру самые фантастические черты — лошадиную голову с крокодильими зубами, светящиеся глаза, роскошную гриву, не говоря уже о впечатляющих размерах и жутких звуках, похожих на завывание грозового ветра, испускаемых монстрами.
В то же время визуальные наблюдения были более скромные и менее сомнительные.
Самые реальные наблюдения той эпохи, без сомнения, принадлежат капитану судна Лоренцу фон Ферри. Он послал официальное письмо прокурору Йоханну Ройтцу, его прочли публично в суде в Бергене 22 февраля 1751 года, и показания подтвердили два матроса, бывшие свидетелями происшедшего.
Что же случилось?
"В конце августа 1746 года я возвращался из путешествия в Трондхейм. Была тихая теплая погода. В миле от Мольде, в момент, когда я сидел и читал какой-то том, я услышал, как что-то бормочут люди, сидевшие на веслах, и рулевой резко отвернул от земли. На мой вопрос, зачем, он ответил, что увидел морского змея. Я приказал штурману снова взять курс на берег и приблизиться к этому созданию, о котором слышал столько баек. Матросы нехотя повиновались. В это время змей проходил перед нами, и мы вынуждены были повернуть лодку, чтобы приблизиться. Он двигался быстрее нас, и я взял заряженное ружье и выстрелил в него; он тут же нырнул. Мы подплыли к месту, где он находился (на спокойной воде он четко просматривался), и осушили весла, думая, что он появится, но он не всплыл. В том месте, где он нырнул, вода была красноватая и мутная, наверное, я ранил его.
Голова этого животного, возвышавшаяся на 60 сантиметров над поверхностью моря, походила на лошадиную, была серого цвета, пасть черная и большая, круглые черные глаза и грива на шее. Кроме головы мы смогли различить несколько колец, каждое отстояло от другого на морскую сажень (1 м 62 см). Двое матросов подтвердили под присягой мои показания, присягнув на Библии".
Четки Понтоппидана
Упомянутый капитан, а позднее и комендант Бергена оказался не единственным очевидцем встречи с морским змеем. Несколько лет спустя губернатор Бенструп имел сходную встречу и даже сделал набросок чудовища:
"Тело толстое, как две бочки в шестьсот литров, не утоньшалось понемногу, как у угря или наземных змей, а как-то резко обрывалось там, где начинался хвост".
Вот и новая черта, подтверждающая, что у скандинавского морского змея мало шансов остаться настоящей рептилией: у рыб подсемейства ошибневых (Ophidiens) начало хвоста вообще никак не отмечается.
Многочисленные извивы тела, которые Ферри по наивности принимал за кольца и которые присутствуют на рисунках преподобного Стрема, некоторыми исследователями считаются выдуманными.
Понтоппидан резюмирует мнение многих свидетелей, подтверждающих, что "тело животного похоже на цепочку бочонков, разделенных некоторым пространством", — этакие четки.
В своей книге Понтоппидан высказывает мнение, что обычно чудовище держится значительных глубин, кроме конца лета — времени, которое для него является периодом нереста. В это время он показывается в спокойную погоду, но погружается при первой же опасности. Никто не смог определить точные размеры чудовища, но епископ считает, что он может достигать значительных размеров (160 м).
"Цвет змея темно-коричневый по всему телу, но кое-где имеются более светлые пятна и отражаются на солнце, как панцирь черепахи или лакированный стол, кроме тех мест, где рот и глаза, там окрас темнее и животное напоминает лошадь породы "Cap de More", или "Черная Морда".
Скорее всего, это описание включило в себя сразу несколько черт, смешанных прелатом в одно. Он добавляет:
"Что касается свиста, издаваемого посредством ноздрей, как сообщает Эгед, то я не слыхал ничего подобного".
Вспоминается история 1720 года, когда в районе Торлак Торлаксен, в заливчике, была найдена кожа или шкура какого-то неведомого животного, пролежавшая здесь около недели. Местные жители пытались приспособить ее для домашнего хозяйства, но безуспешно. В свое время высказывалось предположение, что она принадлежала гигантскому кальмару.
Следующую историю рассказал французский миссионер Жан-Батист Лаба в книге "Новое путешествие к островам Америки" в 1722 году. Члены экипажа судна, на котором он плыл, ловили "морского змея" размером всего в четыре шага — величиной с человека.
"Я полагаю, — пишет он, рассказав об обстоятельствах поимки, — что это какая-то морская гадюка, но матросы утверждали, что это рыба, хотя и необычная".
Скорее всего, речь шла о сельдяном короле, тогда еще неизвестном науке. Но давайте не будем смеяться над наивностью тех людей XVIII века! И в наше время большинство обывателей свято верят, что глубоководные рыбы, поднимаясь на поверхность, взрываются от "внутреннего давления". Это заблуждение, а то, что они бывают в плохом состоянии, когда их ловят, так это потому, что это существа в высшей степени хрупкие, и их калечат тралы и сети.
Есть морской змей и… морской змей
Немного особняком стоят два сообщения. Вот первое.
"Один рыбак рассказывал мне, что в Сундсланде, в двух милях от Бергена, он видел странное животное, крупное и длинное. Оно прошло так близко от его лодки, что плеснуло на него водой! Но быстро исчезло в волнах. Головой оно напоминало тюленя, кожа была гладкая, но тело походило на корпус 50-тонного судна, хвост около шести саженей (10 м) утоньшался к концу".
Это описание никоим образом не подходит под рассказ о "классическом морском змее" преподобного Стрема, но немного похож на "ужасное морское животное" Ханса Эгеда. Без сомнения, речь идет о каком-то млекопитающем. Оно должно было быть снабжено лапами или плавниками, напоминающими гренландского монстра. Идентифицировать это животное до сих пор не представляется возможным. На первый взгляд оно напоминает ластоногих и выдр. Но нам не известны ни тюлени с длинным хвостом, ни выдры таких гигантских размеров.
Но вспомним очень интересный факт: имя loutre (фр.) эквивалентно немецкому Otter и литовскому Udra, и все они происходят от греческого Hydra — "водяная змея". Примечательно и то, что викинги использовали два типа боевых судов — драккар и снеккер, чьи носы увенчаны соответственно драконом и змеей. Представляется вероятным, что все сообщения, собранные епископом Бергенским, в целом касались животных, схожих с описанием Ханса Эгеда.
А вот второе обещанное сообщение:
"По слухам, рыбаки Сундмора поймали сетью змею длиной шесть метров с четырьмя лапами. Она походила на крокодила. Испуганные рыбаки разбежались и дали змее возможность выбраться".
Епископ Бергенский не связывает это странное животное со «своим» змеем по причине наличия четырех лап. Но все говорит о том, что в большинстве случаев крупные рептилии моря должны иметь конечности, хотя бы пару. Возможно, это единственное сообщение о пойманном молодом морском змее.
Итак, подведем итог. Проблема гигантского морского змея в XVI веке поставлена тремя скандинавскими церковными деятелями — Олаем Магнусом, Хансом Эгедом и Эриком Понтоппиданом.
Даже самые отъявленные скептики вынуждены будут признать, что дело явно сдвинулось с мертвой точки.
Как защититься от монстра
Встает вопрос об агрессивности этих существ. Крупные китообразные в принципе довольно миролюбивые животные, но это не мешает им в какие-то моменты проявлять крайнюю агрессивность. Случалось, кашалоты таранили суда с металлической обшивкой, раненые киты переворачивали лодки китобоев, и жертва расправлялась с охотниками.
А что морской змей?
"Рассказывают, — пишет Понтоппидан, — что он делает большой круг возле барка и пытается обернуться кольцами вокруг судна, и главное для моряков — не попасться на эту уловку чудовища".
Такая техника ловли добычи, конечно, не выдерживает критики. "У берега, — продолжает автор, — можно уйти под его защиту, а вот в открытом море хуже — животное развивает в воде скорость пущенной стрелы. В этом случае надо сбросить ему на голову все, что есть у вас под рукой, ибо, если его задеть, он сразу ныряет. Недавно наши рыбаки стали использовать бобровую струю — castroreum. Если они видят змея, то выпускают ее за борт, и он бежит от этого снадобья".
Этот факт, а именно то, что змей спасается бегством от запаха мускуса, кажется чрезвычайно интересным. Профанам он может показаться проявлением мистического обряда. Но это не так.
Вспомним, что у головоногих моллюсков имеются железы, вырабатывающие секрет с запахом мускуса (он очень ценится, особенно у вида Eledone moschata). Вспомним также, что крупные китообразные устраивают смертельные схватки с кальмарами-гигантами. Вооруженный куда слабее кашалота (у того 10 — 20-сантиметровые зубы), морской змей спасается от щупальцев и… отвратительного запаха мускуса!
Отчего морской змей был поначалу скандинавским?
Если мы не остановимся на образе морского змея, описанного Геснером, а обратимся к исландским сагам и другим произведениям жителей этого острова, то заметим, что в прошлые века возле Исландии появлялось множество всевозможных чудовищ и они даже заходили во фьорды и поднимались в устья рек. И кроме того, обнаруживались в озерах вроде Лагарфьорта — древнего фьорда, сегодня отрезанного от моря. О других морских чудовищах прежде всего имеется сообщение Эггерта Олафсена от 1772 года:
"В заливе Хорнефьорд имеется некоторое число угрей, длина которых пугает жителей этой страны".
Сам Олафсен не делает никаких параллелей между этими гигантскими угрями и чудовищами, отмеченными им в реке Хвита (Hvita), впадающей в Боргарфьортур:
"В 1595 году, в воскресенье, после полудня, прихожане церкви Скальхольт возвращались домой и увидели на реке огромное существо, показавшееся из воды и плывшее в сторону моря; голова у него была как у морской собаки, спина с высокими шипами (колючками, зазубринами?)".
Спустя сорок лет крупного змея часто видели на реке Арнерболе и Оддгерсхолере. Никто не оставил описания, но его назвали Окинд — "неведомое существо".
И наконец в 1702 году на реке видели огромную скругленную фигуру, "спина ее напоминала спину морской собаки в плывучем состоянии, а голова находилась под водой".
Эти описания снова наводят на мысль о существе Ханса Эгеде — его "супервыдре".
По исландским легендам, собранным в 1860 году доктором Конрадом Мауэром, скримсл (монстр) жил на крохотном островке Гримсей к северу от Исландии. У него была сомнительная слава пожирателя тюленей и матросов. Его часто видели на поверхности воды — "как будто большая лодка болталась на воде вверх килем".
Подытоживая в который раз все свидетельства, приходится констатировать, что восточные монстры и скандинавские чудовища весьма далеки друг от друга. Но тем не менее иудейский Левиафан напоминает бочонки в виде четок Понтоппидана, а также чудовищ исландских озер.
Можно предположить, что это животное было широко распространено и известно одинаково широко как на Севере, так и на Востоке. И еще — скандинавов трудно обвинить в приукрашивании реальности. Они всегда были весьма прагматичными, деловыми людьми, которым в целом несвойственны мечтания (мы не имеем в виду сказочника Андерсена, он был совсем другим). Их мореходы привозили из дальних путешествий скупые и точные описания увиденного. До них самыми опытными мореходами считались финикийцы. Не этим ли путешественникам мы обязаны столь схожими корнями легенд о морском змее?
Невзирая на первые попытки демистификации змея со стороны Понтоппидана, до начала прошлого века никто больше не занимался этой проблемой. И вот норвежский ученый Петер Асканиус, «отец» сельдяного короля, написал:
"Летом морские свиньи приближаются в берегам и фьордам. Они часто собираются в открытом море по 20 штук и более, и когда погода тихая, выстраиваются одна за другой, чтобы поиграть, образуя цепочки. Некоторые рыбаки с севера, видя их издали, принимали их за огромных животных и дали ему имя "морской змей"".
Это было сенсацией. И век XIX сразу поверил в эту версию. Троих скандинавских епископов почти забыли и вспоминали только для того, чтобы посмеяться. Понтоппидана даже называли Синдбадом-мореходом, бароном Мюнхгаузеном и Джоном Мэндевилем. Морской монстр стал превращаться мало-помалу в символ антиклерикализма.
А между тем чудовище продолжало являться людям. Правда, те, кто его видели, не спешили заявлять об этом во всеуслышание, зачастую ссылаясь на слабое зрение… Что же касается грядущих находок, то им посвящена следующая глава.
Глава 4
НЕСНОСНЫЙ ЗВЕРЬ ИЗ СТРОНСЫ И ПРОЧИЕ ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЕ НАХОДКИ НА БЕРЕГУ
Совершенно не обязательно, что человек, не способный поведать о том, где он провел ночь с 12-го на 13-е число прошлого месяца, является отъявленным лжецом. Также не повод сомневаться в верности рассказа о деталях происшествия то, что человек с трудом может вспомнить его дату. Наконец, если вы не служащий гаража и не механик, из этого совсем не следует, что ваше описание машины, виновной в аварии, неверно. Это само собой разумеется. И, однако, именно по таким несуразным критериям некоторые эксперты оценивают свидетельства в темном деле Зверя из Стронсы.
Рассказ об этом деле необходим для лучшего понимания обстановки недоверчивости и крайней предвзятости, в которую был погружен великий Морской Змей, ибо именно из-за него позиции соперничавших сторон стали столь плачевно непримиримыми.
Ситуация в восемнадцатом столетии
До 1750 года знаменитое чудище почти нигде не обсуждалось, кроме как в Норвегии. Если скандинавы считали его представителем местной морской фауны, то весь остальной мир мог без помех представлять его как некоего буку из фольклора северных народов. Подобное мирное сосуществование двух противоположных мнений было возможно только из-за того, что их приверженцы оставались географически изолированными друг от друга.
Однако в течение второй половины восемнадцатого столетия с атлантического побережья Северной Америки пришла добрая дюжина сообщений, почти все из колонии Мэн.
Yankee Humbugs! Американские враки! — воскликнули на этот раз британцы, пожимая плечами и явно забыв, что один из таких россказней исходил от отряда англичан, экспедированных в 1782 году на Багадуз незадолго до окончания американской войны за независимость, или Восьмилетней войны. Если учесть, что британские военные оценили длину виденного ими змея в 90 метров, то еще неизвестно, кого считать большими болтунами — англичан или американцев.
В этот период отпадения колоний англичане едва ли были склонны верить в морского змея, волновавшего американские умы. Единственным именитым британцем, который публично высказался за его существование, был писатель Оливер Голдсмит. Нельзя сказать, что это было хорошей поддержкой. Автор "Викария из Уэйкфилда" имел репутацию человека доверчивого и невежественного. Самуэль Джонсон сказал о нем: "Если он и способен отличить корову от лошади, то на этом его познания в зоологии заканчиваются". Его не смущало то, что в конце своей жизни Голдсмит по заказу, за 800 гиней, составил внушительную компиляцию по естественной истории "История Земли и одушевленной природы". Она была опубликована в 1774 году, через три месяца после смерти автора. В ней можно прочесть следующее замечание весьма здравомыслящего человека: "Верить во все, что рассказывают о морском змее или кракене, было бы наивностью, но отбрасывать возможность их существования — это слишком самонадеянно".
Ознакомившись с трудом Голдсмита, Джон Уэсли, основатель методизма, тут же написал в своем дневнике, не без орфографических ошибок: "Очень часто он обвинял в легковерии других литераторов, но сам обманулся россказнями епископа Понтоппидана о кракене и морском змее, первый из которых якобы достигал целой мили в диаметре, а второй был способен возвышаться над главной мачтой военного корабля".
В это время, следует признать, британские свидетельства почти отсутствовали. И кроме наблюдений отряда, брошенного на штурм Багадуза, я едва смог отыскать еще одно-единственное, но зато чрезвычайно важное. В самом деле, этот простой отрывок из бортового журнала, заполненного со всей сухостью подобных документов, открывает череду прозаических отчетов по поводу морского змея. Первого августа 1786 года вахтенный офицер корабля "Генерал Кул", находящегося тогда под 42° 44 северной широты и 23° 10 западной долготы, записал в бортовом журнале:
"Мимо судна прошел громадный змей примерно пяти—пяти с половиной метров в длину, 90—120 сантиметров в обхвате, спина которого была цвета светлого кедра, а брюхо — желтым".
Среди британских документов XVIII века фигурирует еще одно свидетельство, правда полученное из вторых рук и восходящее к знаменитому драматургу и актеру Томасу Нолкрофту. Последний долго прожил в Париже, откуда вывез перевод "Женитьбы Фигаро" Бомарше и пристрастие к революции, чем нажил себе серьезных врагов в Англии. В одном из писем, адресованных своему другу в 1799 году, он рассказывает, как, находясь на борту корабля «Кеннет», он однажды завел беседу с капитаном и вторым помощником и что оба категорически высказались в пользу существования кракена. Осмелев, он осведомился, что им известно о "морском змее, которого некоторые называют морским червем".
"На этот вопрос, — пишет он, — я получил еще более прямой ответ. Второй помощник, месье Бэрд, которого никак нельзя назвать заслуженным лжецом, невзирая на то что его слова могут вызвать упрек в чрезмерной доверчивости и наивности, уверил меня, что лично видел, где-то на полпути в Америку, в Атлантическом океане, рыбу, довольно узкую, но достигавшую 65–80 метров в длину; ее появление повергло капитана, знакомого с этими широтами, в большой ужас, ибо он решил, что чудовище потопит судно.
Оба пересказали мне ряд схожих слухов о появлении этого морского змея, уверяя, что он может подниматься над водой на высоту главной мачты.
Если вы спросите нас, зачем мы пересказываем все это и считаем ли подобное вероятным, то мы вам ответим: нет. Но кто может считать себя в силах указать границы возможного? Некоторые моряки полагают эти рассказы лживыми и смешными; другие с серьезностью утверждают их правдивость: мы же уверены, что касательно этого вопроса и равным образом всех других необходимо собирать доказательства и сохранять их с некоторой долей скептицизма".
Определенно, нельзя высказаться более мудро.
Во Франции недоверие, можно сказать, было всеобщим на рубеже XVIII и XIX столетий. Даже Пьер-Дени де Монфор, столь жадно желавший доказать существование своего гигантского спрута, решил, что принимаемое за змея морское чудовище есть не что иное, как щупальце огромного головоногого. Однако он прибавлял:
"Это не означает, что я вовсе сомневаюсь в существовании гигантских рыб удлиненной формы, принимаемых всеми за змеев; я признаю, что подобные рыбы, даже очень опасные, встречаются в морях; и если бы мне потребовалось это подтвердить, то среди прочих я привел бы свидетельство о змее, убитом Франсуа Лега с помощью его товарищей на скале, куда они были жестоким образом высажены перед самым островом Маврикий, который управлялся в то время голландцами".
Так как "ужасный змей" Франсуа Лега, о котором у нас есть и другие сообщения, был, очевидно, разновидностью морского угря или мурены относительно скромных размеров, то к нашему Левиафану или Се-орму скандинавов он имеет весьма отдаленное касательство. И мнение Дени де Монфора по делу, которое мы рассматриваем, кажется неким завуалированным отказом участвовать в обсуждении, хотя и весьма вежливым.
Настоящая схватка между защитниками и хулителями морского змея не на шутку разгорелась в начале XIX века в связи с делом о звере из Стронсы — местности, расположенной у северной оконечности Британских островов. Множество знаменитых людей, прямо или косвенно, оказались замешаны в этом деле. Об этом можно судить хотя бы по фрагменту письма, которое шотландский поэт Томас Кэмбелл отправил 13 февраля 1809 года одному из своих друзей:
"Чтобы убедиться в том, что он реален, рассмотрим, что я узнал на протяжении последних двух недель: во-первых, некий змей (мой друг Телфорд получил изображающий его рисунок) был найден выброшенным на берег одного из Оркадских островов, настоящий морской змей с конской гривой, толщиной в четыре фута и длиной в пятьдесят футов — и это абсолютно истинно. Мальколм Ленг, историк, его видел и выслал изображение моему другу…"
Томас Телфорд был известным инженером, построившим около 1500 километров новых дорог и не менее 120 мостов. Ленг был членом парламента от Шетлендских и Оркадских островов.
Это то, что касается толков в свете. Теперь обратимся к фактам в их хронологическом порядке, который складывается перед нами по рассказам свидетелей, приведенных к присяге, тех, кто имел возможность осмотреть само чудище.
Описание и анатомия змея о шести крылах
Осенью 1808 года труп огромного животного странного вида был выброшен на берег острова Стронсы — одного из Оркадских островов. Первым человеком, который заметил диковину, был некий Джон Пис, фермер из Дунатуна. Согласно его заявлению, 26 сентября этого года он, отправившись на рыбную ловлю к востоку от косы Ротисхольм, заметил метрах в 400 от мыса нечто, выброшенное на рифы — то, что он сперва принял за мертвого кита. Его внимание было привлечено морскими птицами, которые, громко крича, кружились над самой находкой.
Он приблизился и обнаружил, что только половина туловища животного высовывается из воды. И это был совсем не кит: существо отличалось странной формой головы, длинной и тонкой шеей, заостренным и вытянутым хвостом и наличием нескольких пар плавников — или лап? Заинтересовавшись, он приподнял одну из них из воды багром. Это была одна из конечностей, расположенных в передней части туловища: она была больше и толще тех, что находились ближе к хвосту. "Тогда, — заявляет Пис, — эта лапа или плавник была еще покрыта по всей площади, от туловища до кончиков пальцев, волосами примерно 25 сантиметров длиной". Фермер вырвал несколько волосков, чтобы осмотреть их внимательней в лодке.
Другой свидетель, по имени Джордж Шерар, с удивлением заметил, как Джон Пис склонился, рассматривая нечто, находящееся в его лодке. Но, согласно ему, все это происходило 20 октября. Он же утверждал, что двумя неделями позже юго-восточный ветер усилился, превратился в бурю, и волнами выбросило на песок, уже целиком, гниющие останки странного животного.
Тотчас же по острову распространился слух, что некий морской змей с шестью «крыльями» был найден в бухточке залива Ротисхольм. Говорили, что у него очень маленькая голова, но больше, чем у тюленя, длинная шея и гибкий хвост, похожий на хвост ящерицы. По всей спине у него густая грива или волосатый гребень, который спускается от плеч до хвоста или около того. Короче, совершенный монстр, вышедший из инфернальных фантазий Средневековья.
Джон Пис вернулся, чтобы осмотреть невероятную тварь, измерил ее в локтях и обнаружил, что "длина составляет от 54 до 55 футов". Джордж Шерар тоже провел измерения, но уже линейкой с футовыми отметками, и констатировал, что "зверь точно насчитывает 55 футов в длину от дырки, расположенной на верхушке черепа, до кончика хвоста". Наконец, плотник из Кируэлла Томас Фотерингхэм, независимо от первых двух, достиг того же результата, выяснив расстояние от "места сращения головы и шеи, где, как кажется, находилась слуховая дыра, до хвоста", — и приходится признать, что уж кто-кто, а плотник вполне в силах правильно употребить свой складной метр!
В этом вопросе единодушие было совершенным. Что касается других черт зверя, то существуют некоторые расхождения между словами четырех свидетелей, которых допрашивали два мировых судьи; но, по совести говоря, они столь незначительны, что ими можно и пренебречь. Поэтому, чтобы избежать утомительного повторения, мы обратимся к самому ясному отчету, принадлежащему Джорджу Шерару. В пользу правильности такого выбора говорит особенная добросовестность этого человека, его стремление установить истину, а также то, что для подтверждения своих слов он потрудился собрать различные части тела животного, среди прочих — его череп, большую часть одной из его конечностей и несколько позвонков.
Поведав обстоятельства находки зверя, фермер, сообщая, как он его измерял, утверждал, также находясь под присягой:
"Длина его шеи точно 4 метра 57 сантиметров, от той же дырки (расположенной на макушке черепа) до начала гривы: что также он измерил, насколько возможно точно, окружность тела, которая составила около 3 метров 5 сантиметров, и определенно туловище там, где прикреплялись конечности, имело именно такую окружность; что нижняя челюсть отсутствовала, но когда он осматривал животное в первый раз, еще сохранились ткань и кости на том месте, где их уже не было, когда он измерял; что на каждой стороне шеи было по отверстию, а еще одно располагалось позади черепа; что волоски гривы достигали 35 сантиметров в длину, были серебристого цвета и светились странным образом в темноте, перед тем как высохнуть; что верхняя часть конечностей, соответствующая лопатке, была присоединена к туловищу так же, как у коровы, образуя бок; что части хвоста недоставало, его конец был случайно оторван; что там, где обнажились суставы последнего, они были от 3 до 8 сантиметров величиной; что кости были хрящеобразные, как у гигантской камбалы «алибу», исключая позвоночник — единственную часть скелета, действительно твердую; что хвост был весьма гибок и гнулся во все стороны, когда он его приподнимал; он полагает, что то же самое относится и к шее, судя по ее виду… Что на каждой лапе по пять или шесть пальцев длиной примерно 25 сантиметров из весьма мягкой ткани; что пальцы были отдельны друг от друга и не сплюснуты и, насколько он мог видеть, вся лапа была размерами в 15 сантиметров, как в длину, так и в ширину".
Остальные свидетели добавляют только немного полезных сведений, представляющих, однако, большую важность.
По словам плотника Фотерингхэма, "кожа казалась упругой, если на нее нажимать, была серого цвета и без каких-либо чешуек; она казалась шероховатой на ощупь, если проводить рукой к голове, но мягкой, как бархат, если гладить к хвосту". Не менее ценно сообщение о том, что, когда он осматривал животное, "части кости и нижней челюсти, похожей на собачью, еще сохранились… с остатками мягких зубов, которые можно было согнуть рукой".
У зверя, как утверждалось, было вспорото брюхо; обнаружилось то, что сочли желудком, к которому были присоединены еще две пары внутренних органов. Фермер из Уайтхолла на Стронсы, Уильям Фолсеттер, был настолько любопытен, что вскрыл этот орган длиной около 1 метра 20 сантиметров и слегка уплощенный. Он утверждал, что "перепонки, которые образовывали отделы, были легко различимы в том, что считалось желудком и были примерно пятисантиметровой толщины, располагались на одинаковом расстоянии друг от друга и состояли из такой же материи, что и сам желудок, а срез, который он сделал, имел вид гребешка. Вскрыв на четверть предполагаемый желудок, он обнаружил, что тот заполнен красноватым веществом, по виду — смесью воды и крови, распространяющим зловоние".
Это огромный морской змей!
Одним словом, загадочную находку осматривали со всей тщательностью на протяжении нескольких дней разные очевидцы. Следствие, проведенное весьма систематически, попыталось свести все их наблюдения воедино и придать им официальный характер.
Странного зверя выбросило на землю, принадлежащую юристу из Эдинбурга по имени Гилберт Ленг Мейсон. В момент происшествия он не был на Стронсы, но его брат, знаменитый шотландский историк Малькольм Ленг, член парламента, по счастью, находился в Киркуэлле, на том же острове. Когда до него докатились слухи о происшедшем, он весьма заинтересовался, особенно тем, как бы получить от фермера Джорджа Шерара несколько значительных фрагментов скелета животного. Плохая погода помешала ему самому отправиться в путь, но он немедленно отрядил некоего мистера Петри, чтобы тот собрал как можно больше сведений о чудовище.
Этому молодому человеку, без сомнения одаренному рисовальщику, особо предписывалось сделать несколько набросков с животного, но — увы! — буря успела прежде него добраться до останков. На этот раз костяк был разбит на мелкие кусочки яростью волн и рассеян по побережью. Шерар, который уже был сподвигнут собственной добросовестностью на собирание нескольких фрагментов загадочного существа, постарался поправить дело. Чтобы дать Петри точное представление о внешнем виде монстра, фермер неумелой рукой начертил мелом его контуры. По ним уже Петри попытался, следуя его указаниям, создать наиболее детальный и тщательный портрет. Он сделал шесть или семь различных эскизов, которые Шерар правил и отвергал, пока не получился рисунок, совершенно удовлетворивший его критика. Мало того, честный фермер даже заявил, "что готов поклясться, что этот рисунок является совершенно точным изображением рыбы, какой он ее запомнил, когда осматривал, и который соответствует во всех деталях форме, пропорциям и размерам этой рыбы".
На этом портрете, который позже скопировали с большей или меньшей верностью во многих публикациях, можно видеть необычное животное со змеевидным телом и волнообразным длинным отростком сзади, украшенное по всей длине спины и хвоста подобием гребня и оснащенного шестью лапами!
Последняя подробность заставила подпрыгнуть зоологов и анатомов. За исключением некоторых многоножек и крошечных клещей, только у насекомых признавались три пары лапок. Это было аксиомой и выходило из происхождения позвоночных и во всех случаях считалось объединяющей их анатомической чертой. Абсолютно нелепо было предполагать, что кто-то из представителей данного класса мог обладать больше чем двумя парами двигательных конечностей.
Но, без сомнения, эта несуразность и была главной причиной пробудившегося интереса к зверю из Стронсы. Как, черт возьми, могло существовать создание, столь нелепо сложенное? Заинтригованный Малькольм Ленг поспешил сообщить основные подробности описания брату Гилберту, который, в свою очередь, передал его секретарю Вернеровского общества естественной истории в Эдинбурге, Патрику Нейлу. И этот последний уже на заседании 19 ноября 1808 года перед ошеломленным ученым собранием огласил сообщение о "огромном морском змее, недавно выброшенном на берег одного из Оркадских островов". Мистеру Ленгу объявили о необходимости немедленной пересылки фрагментов животного в музей Эдинбурга и сбора более конкретных сведений относительно происшествия с помощью других местных жителей. Как бы там ни было, дело представлялось ясным, по крайней мере, одному человеку, энтузиасту-секретарю Вернеровского общества: Вот что можно прочесть в протоколе этого памятного заседания: "Мистер Нейл решительно заключил, что нет никаких сомнений, что данное животное относится к виду, описанному Рамусом, Эгедом и Понтоппиданом, сообщения которых отбрасывались учеными натуралистами до настоящего времени как апокрифичные и вымышленные".
Зверь с тонкой шеей с Гебридских островов
Без сомнения, можно только удивляться тому, с какой легкостью были сделаны подобные заключения. Но можно лучше понять импульсивность мистера Нейла, если вспомнить, что вот уже несколько месяцев с Гебрид, островов, расположенных к западу от Шотландии, поступали весьма любопытные слухи. Согласно молве, несколько рыбаков, и даже уважаемый священник по имени Маклин, наблюдали у берегов огромное животное, которое в точности соответствовало описаниям норвежского морского червя. Те, до кого дошли рассказы о находке на Оркадских островах некоего большого змеевидного животного, естественно, предполагали, что там окончил свой жизненный путь тот самый монстр, виденный на Гебридах. И мистер Нейл немедленно развил интенсивную эпистолярную деятельность, дабы получить точные и обстоятельные сведения как от тех, кто наблюдал морского зверя живьем, так и от тех, кто видел его предположительный труп.
Но только в апреле следующего года ученый секретарь Вернеровского общества получил от пастора Маклина, наконец-то решившегося ответить, подробный отчет о том, что тот видел. Приведем письмо этого важного свидетеля, поскольку происшествие, которое он описывает, сыграло решающую роль в заключении, правда, принятом априори, относительно зверя, выброшенного на берег в Стронсы:
"Остров Эйгг, 24 апреля 1809 года
Я получил, сударь, ваше письмо от первого числа настоящего месяца и ответил бы незамедлительно, если бы не счел должным умножить сведения относительно животного, чье описание вы у меня просили.
Если меня не подводит память, я наблюдал его в июне 1808 года не у берегов Эйгга, а неподалеку от острова Колл. Я совершал лодочную прогулку, когда заметил на расстоянии в полмили то, что мало-помалу вызвало у меня удивление.
На первый взгляд это был маленький утес. Зная, что на этом месте ранее ничего подобного не было, я внимательно пригляделся к сему предмету. Тогда я увидел, что он определенно поднимается над уровнем моря, и после его неторопливого движения я смог различить один глаз.
Встревоженный этим необычным зрелищем и огромными размерами животного, я поставил руль своей лодки так, чтобы не слишком удаляться от берега. Когда, таким образом, я оказался между чудовищем и побережьем, то внезапно увидел, как оно, подняв голову и направившись ко мне, нырнуло в воду. Убежденный, что иначе моя лодка станет его добычей, я налег на весла и поплыл как можно быстрее к берегу. К тому моменту, когда я приблизился к утесу насколько возможно близко и уже приготовился на него перепрыгнуть, снова показалось животное, которое скользило под водой, направляясь к носу лодки. В нескольких туазах от меня, достигнув мелкой воды, оно снова подняло свою ужасную голову и повернуло в сторону, очевидно осознав, что рискует быть выброшенным на берег. Чудовище уплыло восвояси, по-прежнему держа голову над водой, и я видел его еще с полмили, до тех пор, пока оно окончательно не исчезло из виду.
Голова эта была весьма велика, формы почти овальной, и держалась на очень худой шее. Плечи зверя, если мне позволительно их так назвать, были тоже весьма большими, а от них туловище утончалось к хвосту, чью форму разглядеть было трудно, потому что на протяжении всего этого времени он был опущен в воду. Я не заметил каких-либо плавников, и казалось, животное двигается только посредством волновых движений своего тела сверху вниз. Его длина, по моему мнению, могла быть от 21 до 24 метров. Находясь близко ко мне, животное не совсем высовывало голову из воды, целиком погрузив шею так, что я не мог наблюдать, есть ли на ней или нет светящиеся волоски. Через некоторое время после того, как чудовище приблизилось к лодке, я смог оценить скорость его движения. Каждый раз, когда его голова возвышалась над водой, скорость становилась намного меньше, а когда оно поднимало ее еще выше, казалось очевидным, что оно пытается разглядеть какие-то отдаленные предметы.
К тому времени, когда я видел этого морского зверя, его уже замечали ранее у побережья острова Канна. Команды тринадцати рыболовных шхун испытали, как мне рассказывают, такой страх при его приближении, что все, как один, бросились спасаться к ближайшему берегу. Между Румом и Канной экипаж одной шхуны видел, как зверь проплыл мимо, высунув голову из воды. Один из членов команды заявил, что голова чудовища была размерами с лодку, а глаза — как блюдца. Люди были в ужасе, но чудовище не попыталось на них напасть. Кроме всех изложенных мною здесь сведений, я не смог раздобыть ничего больше касательно встреч с чем-либо необычным и интересным в наших краях…
Дональд Маклин".
Свидетельства, экспертизы и выводы
Историк Малькольм Ленг, которого мистер Патрик Нейл тоже торопил со сбором достоверной информации о чудесном звере из Стронсы, был также и мировым судьей графства Оркадских островов. Он решил немедленно заняться добыванием свидетельств под присягой от людей, которые видели и измеряли находку. Таким образом, 10 и 19 ноября 1808 года все четыре основных очевидца по очереди предстали пред ним и доктором Робертом Гроутом, врачом из Киркуэлла. В общем показания свидетелей совпадали. Конечно же некоторые расхождения имелись относительно дня, в который впервые видели останки, но подобная неточность без труда объяснится, если только представить себе условия жизни фермера или плотника на острове в начале прошлого столетия. Я прожил на достаточно диком острове добрую часть года, читая газеты от случая к случаю, и уверяю, что мог назвать дату лишь в диапазоне семи-восьми дней.
Не стоит также удивляться тому, что плотник Фотерингхэм, осмотрев горло зверя, нашел его "слишком узким, чтобы засунуть туда руку", тогда как, по словам фермера Шерара, "устье горла казалось столь широким, что в него могла пройти нога". Один критик написал тут же: "…так как никто не сможет доказать, что рука Томаса Фотерингхэма была толще ноги Джорджа Шерара, нам следует признать, что оба ошиблись в своих измерениях". В действительности это кажущееся противоречие легко объяснить: видимо, останки находились на разных стадиях гниения во время двух осмотров. Кроме того, нижняя челюсть уже была сломана, и не могли ли свидетели принять за горло два совершенно разных отверстия?
Единственное важное расхождение касается определения длины шеи, которая, согласно Шерару, "составляла точно 4 метра 57 сантиметров", а по словам Фотерингхэма, "3 метра 12 сантиметров". Но ведь последний прибавил к своим измерениям осторожную фразу: "насколько мне помнится", в то время как первый заявил, что его измерения абсолютно верны.
В рамках очной ставки портрет, нарисованный Петри, предъявлялся каждому из опрошенных свидетелей под наблюдением двух судей. Все признали, что изображение достаточно верно в отношении некоторых деталей, особенно формы и положения так называемых "лап".
Все это время в Эдинбурге члены Вернеровского общества исходили нетерпением в ожидании обещанных останков. Но непогода на море продолжалась, и те все никак не могли прибыть в шотландскую столицу. Зато некий доктор Джон Барклай, который осматривал фрагменты на месте, прибыл на заседание 14 января 1809 года и поделился своими соображениями по поводу структуры — по его мнению, исключительной — хвостовых позвонков предполагаемого морского змея.
Это сообщение, озаглавленное "Заметки по поводу некоторых частей животного, выброшенного на берег острова Стронсы в сентябре 1808 года", было опубликовано в 1811 году и проиллюстрировано замечательными рисунками. Они представляли не только собственно позвонки, но и высохший и сморщенный череп животного, а также одно из «крыльев», соединенное с грудной костью.
Скажем без проволочек, что любой, даже начинающий, зоолог немедленно опознал бы по этим останкам рыбу вида Chondropterygien, то есть с хрящевым скелетом, а еще более конкретно — из акул. Из всех позвоночных только у рыб можно встретить скелет, не полностью окостеневший, а среди рыб только хрящевые (акулы, скаты и химеры) обладают целиком хрящевым скелетом — как раз таким, как у зверя из Стронсы; наконец, из всех хрящевых только у акул позвонки имеют лучевое обызвествление в форме звезды, что весьма характерно: они выглядят как катушки или гантели, на первый взгляд, похожие на пучок волокон.
Прочие иллюстрации, опубликованные доктором Барклаем, также примечательны. Вид плечевого пояса, к которому прикреплялись конечности, удостоверяет, без всяких сомнений, фантастический характер изображения передних «лап» животного на рисунке мистера Петри. Они никакого отношения не имеют к суставам: это плавательные перепонки, составленные из хрящевых отростков — знаменитые "пальцы"! — и прикрепленные прямо к лопаткам. Следует предположить, что все эти разоблачительные наброски не были представлены доктором Барклаем на том самом заседании Вернеровского общества, ибо иначе придется всерьез усомниться в компетенции не только самого врача, но и почтенного секретаря собрания, равно как и всего собрания в целом. В действительности, как можно прочесть в протоколе этого собрания, мистеру Патрику Нейлу в этот день пришло в голову окрестить, согласно научному ритуалу, "морского змея" из Стронсы:
"Предлагаю назвать этот новый вид «Halsydrus» (от hals — море и hydros — водяная змея), а так как он определенно напоминает морского червя, описанного полстолетия назад Понтоппиданом в его "Естественной истории Норвегии", следует прибавить к названию это имя и таким образом наречь — "Halsydrus pontoppidani"".
На следующем заседании, 11 февраля, мистер Нейл наконец смог зачитать перед членами общества свидетельства, собранные магистратом Стронсы. О каких еще более твердых гарантиях можно было мечтать? Все оказалось как нельзя лучше: загадка морского змея разрешена! Шотландских натуралистов охватил восторг, а секретарь Вернеровского общества испытывал ощущение человека, который первым научно окрестил по всем правилам самого известного из морских чудовищ, наконец-то вынырнувшего из легенд, так сказать, во плоти и кости.
Только этими костями, увы, никто, кажется, не подумал заинтересоваться, они были совершенно хрящевыми, что совсем не является нормой для змеев, даже и шестипалых. Но более тяжелые огорчения были еще впереди.
Halsydrus — не что иное как гигантская акула
Малькольм Ленг не удовлетворился посылкой свидетельских показаний о звере из Стронсы в Вернеровское общество естественной истории. Он отправил их копии разным видным людям из мира науки, среди прочих — сэру Джозефу Бэнксу. Именитый английский натуралист и меценат передал их, в свою очередь, Эверарду Хоуму, прославленному лондонскому хирургу и натуралисту на досуге, который как раз тогда составлял анатомический труд по гигантским акулам. Случай изучить одну из этих гигантских, но безобидных рыб ему представился совсем незадолго до этого, так как 13 ноября 1808 года экземпляр 9 метров 29 сантиметров длиной запутался в рыбачьей сети под Гастингсом.
Изучая присланные ему показания всех людей, имевших возможность видеть зверя из Стронсы, Хоум был поражен, обнаружив целый ряд важных подробностей: так, кожа животного была гладкой, когда по ней водили рукой к хвосту, и шероховатой, когда зверя гладили, так сказать, против шерсти. Но именно это характерно для кожи акул и других хрящевых рыб, которая оснащена крошечными зубчиками, загнутыми по направлению к хвосту.
Неопределимый зверь из Стронсы — не является ли он просто китовой акулой? — задался вопросом Хоум, поглощенный предметом своего давнего увлечения. Связанный дружбой с Малькольмом Ленгом, он попросил предоставить в его распоряжение некоторые анатомические части животного — из тех, которые сохранились. Сравнив их с соответствующими частями акулы из Гастингса, он заметил, что "они совпадают не только по форме, но и по размерам". Животное из Стронсы, таким образом, согласно Хоуму, оказалось рыбой из отряда акул, то есть существом, весьма отличным от того образа, который создался у людей, наблюдавших искалеченные и полусгнившие останки, выброшенные на берег.
"В различных свидетельских показаниях, — пишет он в дополнении к своему труду по анатомии китовой акулы, — многие части описаны вполне точно, а среди них и внутренности — спиральный клапан, принятый за желудок, и волокна, описанные как волоски гривы. Следовательно, перед нами экземпляр, обладающий как раз такими волокнами, которые образуют контуры плавника Squalus maximus… Рисунок точен в изображении головы и передней части рыбы, чья кожа, верхняя и нижняя челюсти, жабры и глотка отделились в результате разложения… Лапы вполне сносно представляют органы размножения самца Squalus maximus… и они не были бы столь невероятны, если бы к ним не прибавили еще четыре, в реальности не существующие".
На самом деле правильнее было сказать, что на рисунке, выполненном мистером Петри по воспоминаниям шестинедельной давности одного из очевидцев, изображены грудные и тазовые плавники в несвойственной им форме. Во всяком случае, похоже, то, что принимали за шесть лап, было не чем иным, как двумя парами плавников и двойным органом размножения, который существует у всех хрящевых рыб.
Хоум считал, что грива, которую наблюдали очевидцы, была образована волосками, которые напоминают внешние волокна плавников и хвоста акулы, но счел нужным заметить, что "она должна была располагаться только на месте спинных плавников, а вовсе не растягиваться по всей спине, как на рисунке". Что до изогнутости хвоста, которая невозможна при типе суставов позвоночных, она была, согласно лондонскому хирургу, исключительно плодом воображения.
Все его замечания, без сомнения, были вполне законны. Но Хоум воспользовался ошибками интерпретации свидетельских показаний, чтобы раскритиковать и результаты их измерений, совпадение которых было абсолютным:
"Говорят, — пишет он, — что два различных человека измеряли рыбу, один — локтями, другой при помощи линейки, размеченной по футам, и что последний получил длину 16 метров 75 сантиметров. Точность этих измерений весьма сомнительна, поскольку сохранившиеся части соответствуют рыбе примерно 9 метров 15 сантиметров длины".
И наш анатом сделал заключение: животное, выброшенное на берег в Оркадах, — акула. "И, — прибавляет он, — отверстия, расположенные позади глаз, сообщающиеся со ртом внутри черепа, весьма достоверно говорят, что речь идет о Squalus maximus".
Следует упомянуть, что и в самом деле одной из особенностей гигантской акулы как раз являются две крошечные отдушины с каждой стороны головы: одна сзади от глаза и другая под углом ниже глотки.
Наконец, Хоум возвестил, что его "мнение подтверждается, кроме того, еще тем фактом, что Squalus maximus, известная под именем basking shark, часто бывала замечена у побережья Шотландии".
Правильность и крайности в выводах Эверарда Хоума
По правде говоря, чтобы подтвердить мнение английского анатома, следует прибавить еще несколько аргументов, которые ускользали от глаза исследователей до настоящего времени.
Вспомним сперва, что плотник Фотерингхэм заметил над тем, что он принял за нижнюю челюсть, зубы — мягкие и гнущиеся. Стоит ли уточнять, что зубы не могут обладать подобными сомнительными достоинствами, если только они не являются чем-то совершенно бесполезным в организме? Следовательно, то были не зубы, а кость, на которой они сидели, и она не имела никакого отношения к нижней челюсти. Придется вспомнить, что жаберные щели акулы как раз оснащены длинными, твердыми, но все же гнущимися отростками костной природы, представляющими из себя остатки канальцев зубного вещества. Очевидно, это и есть знаменитые мягкие зубы! Именно они образуют жаберную щель, похожую на частокол, сравнимый с китовым усом, и именно благодаря им их владелица получила у англичан прозвище "китовая акула".
Суть в том, что, как и китообразные, эти акулы питаются почти исключительно планктоном, большей частью мелкими ракообразными. Постоянно лениво передвигаясь в воде, акулы глотают огромное количество воды, заполненной крошечными организмами, и когда жидкость выливается наружу через жаберную щель, маленькие существа удерживаются «частоколом». "Содержимое их желудков, — подчеркивает Джордж Пети из Парижского музея, — всегда представляет собой красноватый или винно-красный бульон, напоминающий томатное пюре". Вот, кстати, и объяснение того, почему фермер Фолсеттер не нашел в желудочном тракте чудовища из Стронсы ничего, "кроме красноватого вещества, похожего на смесь воды и крови".
Короче говоря, определение Эверарда Хоума было точным. Но, однако, наш хирург вел все свое расследование с преступной небрежностью. С одной стороны, он не смог обратить себе на пользу все попавшие ему в руки свидетельства, которые подтвердили бы его мнение настолько, что оно стало бы неоспоримым. С другой стороны, он весьма ослабил свое положение несправедливой критикой по части точности приведенных измерений.
Если взглянуть на перечень всех больших рыб, выброшенных на берег или отловленных с конца XVIII века, о которых до нас дошли сведения, то окажется, что подчас размеры этих акул достигали 12 метров в длину и более. Говоря только о чемпионах, можно упомянуть экземпляр, выловленный в августе 1851 года в заливе Фунди, на севере Новой Шотландии: его длина была 12 метров 19 сантиметров; в 1865-м в Повоа-де-Варзим в Португалии выбросило на берег акулу длиной более 12 метров; и в 1913-м можно было наблюдать экземпляр в 11 метров 50 сантиметров в Конкарно, в Бретани.
Подобные случаи еще не были зарегистрированы во времена Хоума, но и тогда были известны экземпляры 10 метров длиной. Епископ Гуннер еще в 1765 году заявил, что, согласно словам очевидцев, вполне заслуживающих доверия, есть экземпляры длиной больше 21 метра, а время от времени на норвежском побережье вылавливают акул и до 30 метров длиной… Но, кажется, Хоум не был расположен всерьез принимать епископские описания китовой акулы. Впрочем, это и понятно: если для данного вида позвоночных еще можно принять существование отдельных особей-гигантов, чьи размеры превышают обычные на две трети, то уж совсем трудно признать, что есть и такие, чья длина вдвое или даже втрое больше.
Размеры гигантских акул, если считать всех выловленных и выброшенных на берег, колеблются от 2 до 12 метров, а нормальная длина взрослых самцов признана в 8–9 метров. Если вполне объяснимо существование очень больших особей 11–12 метров, то почему теоретически нельзя допустить монстров от 13 до 16 метров? Не был ли зверь из Стронсы одним из таких? Так что Хоум был неправ, не желая вглядываться в отчеты: он предпочел усомниться в неоспоримой точности измерений, и в своем опусе в итоге заявил следующее:
"Для науки важно, что эта рыба вовсе не новое животное, отличное от обычных порождений природы".
Хотел ли мистер Хоум этим сказать, что, если зверь из Стронсы был бы настоящим морским змеем, то он должен был состоять "из материи, которая образует мечты" и иметь сюрреалистическое строение, как те внеземные создания, которых изобретают фантасты? Предпочтительней думать, что, следуя традициям — увы, устойчивым! — зоолога-конформиста и реакционера, Хоум пожелал подчеркнуть этим заявлением всю несуразность открытия зверя подобной величины, ранее науке неизвестного. Но он не исключал того, что животное, выброшенное морем на берег Оркад, было некой хрящевой рыбой, то есть хрящевой рыбой неизвестного вида. Нужно проникнуться мыслью, что точное определение акулы невозможно, если в распоряжении нет зубов и фрагментов кожи.
Будущее опровергло, и весьма решительно, утверждение Эверарда Хоума. Через несколько десятков лет, в 1828 году, была открыта акула еще большей величины, чем гигантская китовая (Rhineodon): в 1934 году в бухте Комметье в Южной Африке измерили экземпляр длиной 16 метров 10 сантиметров, а существуют еще и такие, чьи размеры колеблются от 18 до 20 метров, как та, которая запуталась в 1919 году в бамбуковой сети в Кох-Шике, к востоку от Сиамского залива, но которую так и не смогли квалифицированно измерить.
Добавим, что зверь из Стронсы не мог принадлежать к этому виду, который водится только в теплых водах. Но не будем забывать и то, что, невзирая на весьма сильные подозрения, точная идентификация вида хрящевой рыбы из Стронсы по-прежнему остается проблематичной.
Злополучный осмотр доктора Барклая
Но никто не лишает нас возможности обсудить эту идентификацию.
Прежде всего, категорическое определение Эверарда Хоума весьма шокировало доктора Джона Барклая, который в энтузиазме первых отчетов совсем упустил из виду свои неосторожные утверждения о структуре позвоночника предполагаемого морского змея. Его протесты, опубликованные в "Записках Вернеровского общества", только еще более тягостно подтвердили его некомпетентность в вопросах сравнительной анатомии. Так, пытаясь доказать, что черепная коробка животного из Стронсы была слишком мала для того, чтобы принадлежать 10-метровой гигантской акуле, он не переставая путал «череп» и «голову». И к тому же жаждая продемонстрировать, что в противоположность рыбам чудовище имело шею и должно было, следовательно, быть по крайней мере китообразным, он настойчиво подчеркивал тот факт, что первый позвонок, еще сросшийся с черепом, был гораздо меньше, чем у крупных гигантских акул; но тем самым он доказал еще более ясно свою неспособность отличить заднюю часть черепной коробки от передней, так как принял за позвонок то, что на самом деле было остатком носового хряща!
Наконец, потребовалось его особое незнание особенностей анатомии гигантских акул, чтобы утверждать, что наличие отдушин доказывает то, что животное вообще не было рыбой. Но верно, однако, и то, что почти полстолетия само существование этих отдушин больше отрицалось, чем признавалось самыми крупными светилами зоологии!
Доктор Барклай, очевидно, имел причины настаивать на том, что размеры зверя из Стронсы и 10-метровой акулы, с которой его сопоставлял Хоум, сравнивать нельзя. Вот критические высказывания шотландского врача, которым можно поаплодировать от всей души: это его ответ на не допускающее никаких возражений заключение Хоума:
"Что касается вашего утверждения, что для науки важно не допустить новые виды или подвиды в наши каталоги, то этого я решительно не понимаю. Но для науки совершенно точно является значительным ударом, когда натуралист основывается в своем определении вида животного на весьма смутных признаках".
К несчастью, доктор Барклай смазал это свое весьма разумное высказывание, прибавив: "Ведь, в конце концов, на каких доказательствах мистер Хоум основывает свое утверждение, что это животное — акула, и даже доходит до предположения, что это — Squalus maximus?" Мы знаем, что у Хоума были веские причины утверждать именно так; единственно, это следовало сделать чуть менее категорично. Во всяком случае, он даже не потрудился поднять брошенную ему перчатку.
Хотя преимущество было, без сомнения, на стороне Хоума, исход поединка, в который вступили два противника, представлялся весьма неопределенным. С одной стороны — именитый лондонский хирург, весьма сведущий в анатомии акул, чье определение имело все шансы оказаться точным, но который пожелал разделаться со спорным вопросом столь решительно и для вящего триумфа своих доводов несправедливо придрался к свидетельствам. С другой стороны — отважный врач из шотландской деревни, определенно невежда в зоологии, но доверившийся добросовестным и честным очевидцам и упрямо намеренный доказать слабость и противоречивость блестящих выводов своего столичного собрата. Так за кем должна была остаться победа? В действительности ни один из них не одержал блистательного триумфа. Вот почему на протяжении долгого времени людям представлялось, что они совершенно не понимают природу монстра, хотя на самом деле все было не так уж мрачно.
Большинство шотландцев и даже симпатизирующих им англичан остались верны тезисам, утвержденным кланом Вернеровского общества. Еще в 1822 можно было прочесть горделивые слова доктора Гибберта в его "Описании Шетлендских островов":
"Существование морского змея, чудовища длиной 16 метров 75 сантиметров, было неоспоримо доказано на примере животного, выброшенного на побережье одного из Оркадских островов, чьи позвонки можно увидеть в Музее Эдинбурга".
Шотландские натуралисты, не доходя до защиты проигранного процесса, все же не упускали возможности при каждой эксгумации знаменитого дела поставить под сомнение законность определения Эверарда Хоума. Их самолюбие было серьезно задето одним его тоном, этакой смесью снисходительности и презрения, и бойцовский пыл шотландцев не собирался затухать. Можно сказать, что та горячность, с которой они ныне утверждают реальность своего прославленного Лох-несского чудовища, есть не что иное, как отражение и затянувшееся продолжение старой распри по поводу зверя из Стронсы.
Химера, плезиозавр, ламия или…
Полемика относительно идентификации останков вскоре перешла границы Соединенного Королевства. Схватка продолжалась с большим пылом оттого, что заинтересованные натуралисты частенько не совсем точно представляли себе все данные по столь волновавшей их проблеме.
Во всяком случае, суждение, вынесенное в 1811 году профессором Лоренцом Океном, более склонным пофилософствовать над абстракциями, нежели выводить что-либо из конкретных фактов, совсем не послужило наведению порядка. С обычной лихостью заявив, что оркадская тварь, бесспорно, является хрящевой рыбой, двойные органы размножения которой приняли за третью пару лап, этот выдающийся немецкий натурфилософ постарался весьма путаными доводами внушить всем мысль, что он раскрыл некий секрет: это не акула! После чего заключил: "Должно быть, это химера". Нет, не создание, порожденное воображением, а одна из глубинных рыб, весьма причудливого вида, вылавливать которых доводилось редко и которым наука присвоила имя чудовищных химер.
Доводы, выдвигаемые Океном, были малоубедительными и даже неприемлемыми. Конечно, чудовищная химера, отдаленная родственница акул, обладала, как и неясное животное, изображенное мистером Петри, спинным гребнем, идущим от вздутия на конце головы и до самого кончика острого хвоста. Но явной неправдой было утверждение Окена, что "уже вылавливались экземпляры химер длиной 10 метров". Самые крупные из известных нам едва достигали 1 метра! Чудовищная химера 16 метров 75 сантиметров — потому что именно такими были размеры останков из Стронсы — это предположение без колебаний можно счесть воистину химеричным.
Доверившись, в свою очередь, описаниям доктора Гамильтона, шотландского натуралиста (весьма, кстати, предвзятого), профессор Генрих Ратке из Кенигсберга в 1841 году взял себе в голову, что зверь из Стронсы похож на плезиозавра — огромного мезозойского морского ящера, открытого немногим ранее, и что, следовательно, подозрительный зверь относится к рептилиям.
Эта гипотеза, обязанная своим появлением одним и тем же чертам в описании морского змея, впоследствии выдвигалась довольно часто. Можно сказать, что она не была неожиданностью. Вскоре после того, как профессор Ратке обнародовал ее в "Archiv fur Naturgeshichte" за 1841 год, издатель этого самого журнала, профессор В. Ф. Эрихсон, счел своим долгом подчеркнуть всю ее несуразность, опираясь на описание и вид сохранившихся частей зверя из Стронсы:
"Эверард Хоум уже объявил, что животное было акулой и, невзирая на все противоположные уверения доктора Барклая, именно ей оно и является, только, вероятно, не Selache maxima (=Cetorhinus maximus), a Lamna cornubica (=Lamna nasus), представителем вида, который достигает значительных размеров".
Как жалко, что это ясное утверждение оказалось столь очевидной ошибкой! В действительности прожорливая тварь, в просторечии называемая китовой акулой, или ламией, никогда, по нашим данным, не достигала в длину даже 6 метров.
Подобные промашки и рост количества гипотез по поводу сущности монстра только еще сильнее уверили общественное мнение в том, что эта самая сущность по-прежнему остается загадкой. Во всяком случае, в 1849 году, через сорок лет после происшествия, Эдвард Ньюмен, издатель лондонского журнала «Zoologist», совсем не был убежден в хрящевой природе зверя из Стронсы:
"…совершенно невозможно, чтобы у акулы длиной 16 метров 75 сантиметров была голова диаметром 18 сантиметров и шейный позвонок диаметром 5 сантиметров. Очевидно, настоятельно требуются еще более углубленные изыскания в этой области".
Мистер Ньюмен полагал, что еще должны оставаться целы некоторые части животного, которые могли бы стать объектом изучения каких-нибудь компетентных специалистов. Еще он предлагал обратиться к шотландским натуралистам — пусть они еще раз прольют свет на это столь щекотливое дело и дадут ответы на серию вопросов.
На самом деле выдать мистеру фонарь, необходимый для освещения, было весьма нетрудно: достаточно объяснить, что не голова таинственного животного, а его черепная коробка была размером 18 сантиметров и что не начало шейного позвонка, а оконечность носового хряща достигала толщины 5 сантиметров. Увы! Мистер Джэйсон С. Хоуден из Муссельбурга, который взялся ответить мистеру Ньюмену, предпочел отнести все очевидные противоречия в размерах зверя из Стронсы к тому, что "ни один из людей, достаточно образованных, его не видел: все, кому это удалось, были безграмотными профанами". Сам не способный отличить череп от головы, он подозревал измерительную линейку плотника в "решительной склонности ко всякого рода чудесам". Что касается частей животного, весьма досадно, но, по его словам, череп куда-то затерялся. Что до позвонков, то три из них были выставлены в королевском хирургическом колледже Эдинбурга, а четыре — в университетском Музее естественной истории этого города. Первые, сохранявшиеся в засушенном состоянии (и несколько ссохшемся!) достигали 15 сантиметров в диаметре. Но, несмотря на это, мистеру Хоудену и в голову не пришло вскрыть грубую ошибку, допущенную доктором Барклаем, принявшим кончик носа животного за начало худощавой шеи. Однако он уведомил мистера Ньюмена об авторитетном мнении специалиста, с которым он консультировался по поводу позвонков, то есть с профессором Гудсером:
"…он сказал мне, что осмотрел их и что они, несомненно, принадлежат акуле (Squalus maximus), так же, как и череп, грудная кость и лопатки, фигурировавшие в "Записках Вернеровского общества"".
Это столь решительно высказанное мнение совсем не рассеяло сомнений мистера Хоудена. Его собственные выводы характеризовались как крайней осторожностью в отношении идентификации зверя с Оркад, так и чрезвычайной дерзостью касательно определения живого создания на Гебридах, которое, очевидно, не имело ничего общего с выброшенными на берег останками:
"…если животное из Стронсы не было акулой, то определенно оно не было и великим морским змеем, который если и существует, то, судя по всему, обнаруживает сродство с плезиозаврами прошлого; именно на них кажется столь похожей тварь, виденная преподобным Маклином на острове Эйгг".
Гигантская или нет?
Этот вопрос мог только ослабить позицию эдинбургских натуралистов, которые ринулись в контрнаступление. Оно началось через несколько лет, в 1854 году, когда доктор Томас Стюарт Трайл подверг весьма резкой критике утверждение сэра Эверарда Хоума, тем временем уже успевшего давно уйти из мира сего. Определенно справедливы были упреки к покойному, отвергшему точность измерений зверя из Стронсы под предлогом того, что они были проведены "невежественными рыбаками". Доктор Трайл лично знал трех главных свидетелей: двое из них были зажиточными фермерами, и таким же был третий, впрочем являвшийся по профессии плотником, мастер — золотые руки, несомненно привыкший обращаться с измерительными приборами. "Они, — говорил он, — люди такой честности, ума и достоинств, что я не могу поставить под сомнение точность утверждений, основанных на их собственных тщательнейших наблюдениях". И прибавил, что гигантская акула, которую так часто вылавливают на Оркадах, им, без сомнения, была гораздо более знакома, чем сэру Эверарду.
У доктора Трайла были свои резоны подчеркивать несуразицу в размерах монстра и акул, никогда не достигавших 10 метров. Но и он сдобрил все свои доводы целым рядом грубых ошибок, не только повторив все, допущенные доктором Барклаем и мистером Хоуденом, но и прибавив несколько штук собственного изготовления. К примеру, он заявил, что шесть «лап» могли быть остатками плавников: грудных, брюшных и анальных; но анальный плавник — один! Он также отметил, что "оркадское животное, кажется, имело по две круглых отдушины с каждой стороны шеи… тогда как у гигантской акулы — по пять вытянутой формы отдушин с каждого бока". Ведь известно, что на самом деле у этой акулы как раз пять пар жаберных щелей и ровно две пары отдушин.
Наконец, неверно считать, как утверждал доктор Трайл, что тварь из Стронсы оставалась "в сносном состоянии на протяжении продолжительного времени"; все указывает на то, что именно прогнившие, в состоянии далеко зашедшего разложения останки выбросило на берег в 1808 году. Эта ошибка вполне объясняет отказ доктора Трайла принять определение Хоума, несовместимое с показаниями очевидцев, и утвердить собственное мнение по этому вопросу:
"Все доказывает, что оркадское животное было рыбой из хондроптеригиевых, отличной от всех описанных натуралистами; но нельзя согласиться с обозначением морского змея как некоего родича змей. Это становится понятным, если судить по его внешнему виду и, без сомнения, по способу передвижения в воде. Невозможно уверенно соотнести его с какой-либо известной нам акулой, да и вообще поместить его в само семейство акульих".
Не стоит отвечать на слишком категоричное суждение Эверарда Хоума суждением противоположным, но не менее решительным. Если нет ничего, что позволяет уверенно определить зверя из Стронсы как гигантскую акулу, то ничто не позволяет и отрицать это: в крайнем случае, он мог быть экземпляром ненормально крупных размеров.
Стоит ли удивляться, что после более чем векового парада противоречивых гипотез, очевидных ошибок и чрезвычайно решительных выводов выдающийся зоолог профессор У. Томпсон мог утверждать в 1928 году, что зверь из Стронсы "был почти несомненно большой рыбой из рода Regalecus".
"Верно, — признает он, — сэр Эверард Хоум определил два (?) сохранившихся позвонка как принадлежащие гигантской акуле, но я осмотрел позвонки двух других сомнительных рыб и полагаю, что в состоянии большей или меньшей деформации их может спутать даже профессиональный анатом".
К слову сказать, было бы гораздо действенней провести сравнительный осмотр по другим признакам: по шероховатости кожи и делению «желудка» на разделы, выдающие вероятное наличие спирального клапана, не пренебрегая и изучением анатомических таблиц, представлявших череп, грудную кость и грудной плавник, которые никак не могли быть остатками Regalecus. Но тем не менее суждение профессора Томпсона лишний раз показало хрупкость построений, основанных лишь на нескольких позвонках, которые остались от зверя из Стронсы.
Часть их была подарена, неизвестно зачем, поэтессе и драматургу Джоанне Бэйли, которая в 1815 году, в свою очередь, подарила их леди Байрон, думая, что это может заинтересовать ее прославленного и увлекающегося всем на свете мужа. Другая часть была распределена, что более понятно, между двумя эдинбургскими музеями. Во всяком случае, три позвонка, хранившиеся в спирте, окончили свой путь, навеки пристав к Королевскому Шотландскому музею, и именно поэтому у профессора Джеймса Ритчи, бывшего хранителя отдела естественной истории этого учреждения, возникла идея изучить их снова. Его выводы были опубликованы 16 декабря 1933 года в «Таймс». Они подтвердили диагноз Эверарда Хоума: позвонки, по его мнению, идентичны позвонкам гигантской акулы, и зверь из Стронсы не что иное, как эта самая рыба, неверно определенная ранее из-за разложения.
Я не нанесу оскорбления ни сэру Эверарду, ни профессорам Гудсэру и Ритчи, если предположу, что они могли и ошибиться, определив выброшенное на берег существо как акулу конкретного вида, располагая только его позвонками. Действительно, их трудно спутать с окостеневшими позвонками всех прочих видов позвоночных. В данном случае невозможно предположить, что речь идет о рептилии или млекопитающем.
Но более точная идентификация невозможна при отсутствии зубов и проб кожи. Сразу установив, благодаря звездчатой структуре позвонков, что животное относится к хрящевым, и даже к акулам гигантских размеров, можно предположить, что речь идет или о китовой акуле (которая вполне способна достигать длины 16 метров), или о гигантской, достигающей 12. Первая не встречается в теплых водах, а вторая, наоборот, привычна к Оркадам, так что чаша весов склоняется именно к ней.
Но никто не сможет утверждать, что этот выбор обязателен.
Левиафан из Нью-Джерси и флоридский плезиозавр
Ясно, что зверь из Стронсы был не единственным морским змеем, выброшенным на берег.
Французский зоолог Шарль-Александр Лесуер, участвовавший в экспедиции Бодэна вокруг света и долго проживший в Америке, в 1822 году прослышал, что морское чудище огромного размера, пойманное в заливе Раритэн (Нью-Джерси), демонстрируется американской публике под именем Левиафана или Wonderful Sea-Serpent. Этот "чудесный морской зверь" был на самом деле, говорит Лесуер, гигантской акулой. Именно он предположил, что акула этого вида, в естественном состоянии весьма массивная, может принять, будучи случайно или намеренно искалеченной, внешнее сходство со змеей.
Меньше века спустя после появления зверя из Стронсы другое существо весьма похожего вида стало объектом интереса американских обывателей. Вот факты, которые нам сообщены мистером Дж. Б. Холдером:
"Весной 1885 года преподобный Гордон из Милуоки, президент Human Socienty Американских Штатов, по долгу священнослужителя посетил одну удаленную и малоизвестную область на атлантическом побережье Флориды.
Когда он остановил свое суденышко в устье Нью-Ривер, лапы якоря зацепились за какой-то предмет на дне, на поверку оказавшийся скелетом значительных размеров. Мистер Гордон тут же определил в нем позвоночное и поначалу решил, что перед ним костяк китообразного. Но при внимательном осмотре у животного обнаружились черты, которые, скорее, заставили его подумать о ящере. Полная длина останков была 12 метров 80 сантиметров. Окружность туловища — 1 метр 80 сантиметров. Голова отсутствовала, но можно было видеть две плавательные лопасти или передние лапы, а также тонкую шею длиной 1 метр 80 сантиметров. Труп разложился, брюхо было вспорото, и внутренности вывалились наружу.
Маленькие размеры грудной клетки по сравнению с величиной остального тела и хвоста, естественно, внушили начитанному мистеру Гордону мысль о больших ящерах, чьи кости часто находили в различных местах вдоль атлантического побережья. Ни одно из китообразных, известных науке, не имело столь изящного корпуса и столь замечательной тонкой шеи. Все признаки заставляли думать о эналиозаврах, и, поняв всю научную важность открытия, мистер Гордон вытащил туловище из воды и предпринял все возможные меры предосторожности, чтобы сохранить останки до того времени, как их смогут увезти.
Далее мистер Гордон поспешил сообщить нам все эти факты и мы в срочном порядке начали готовиться к транспортировке костей в Нью-Йорк. Но — увы! — к моменту нашего прибытия их уже не оказалось на месте.
Мистер Гордон глубоко убежден, что наткнулся на останки во плоти и кости одного из последних представителей рода, раньше считавшегося вымершим. Не располагая средствами и временем, чтобы изучить свою находку более тщательно, он был вынужден оставить ее в том месте побережья, до которого, как казалось, не могло бы добраться море. К сожалению, данная местность славится весьма неустойчивой погодой и предательскими ураганами: воды "вечно сердитых Бермуд" утащили обратно странную находку".
Тут же множество людей возомнили, что пропавший скелет из Флориды — тот самый, долгожданный, точно относящийся к настоящему морскому змею. На самом деле мало что определенного можно сказать о находке, описанной в еще более общих фразах, чем зверь из Стронсы, кроме того, что они дьявольски схожи между собой. Следовательно, вполне возможно, что и на этот раз речь шла о громадной хрящевой рыбе, лишившейся из-за разложения своего черепа, жабер и большей части плоти. Однако маловероятно, что гигантская акула заплыла в теплые флоридские воды, где зато много раз отмечали китовых акул.
Змеи с лошадиной головой с острова Генри
Следующая находка из ряда «монстров», всегда описываемых в весьма похожей манере, возможно, даст нам ключ к решению загадки большей части тварей, принятых за морского змея.
В 1934 году море выкинуло на пляж острова Генри, в Британской Колумбии, гниющие останки животного примерно 9-метровой длины. Его ткани, как сообщалось, были красноватого цвета, кожу покрывали волоски с иголками, у него имелась лошадиная голова и к позвоночнику были прикреплены отростки, которые казались четырьмя плавниками или плавательными лопастями.
Животное вытащили на пристань местечка Принс-Руперт, куда сразу сбежались толпы зевак, чтобы поглядеть на диковину и даже пофотографировать ее. Доктор Нил Картер, директор экспериментальной станции рыболовства, расположенной как раз в этом городке, без колебаний заявил, что это млекопитающее, и прибавил: "Живое оно было весьма изящным и гибким". Воды Британской Колумбии частенько тревожили морские змеи: одного некий журналист даже окрестил пышным именем кадборозавр (в просторечии — Кэдди). В точности, как в деле Стронсы, немедленно нашлись люди, которые, оценив слова об изяществе и гибкости зверя при жизни, сопоставили труп со славным кадборозавром.
Но когда череп и часть позвоночника прислали для окончательной идентификации на биостанцию в Нанаимо, ее директор доктор Клеменс объявил без обиняков, что они принадлежат гигантской акуле.
Это не помешало хранителю музея провинции Виктория, со своей стороны, объявить, что перед нами — останки последней стеллеровой коровы (Hydrodamalis stelleri). Известно, что эта гигантская морская корова, которая достигала от 7 до 9 метров в длину, была открыта в 1741 году экспедицией Витуса Беринга. Считалось, что уже к концу XVIII столетия стеллерова корова исчезла с лица земли в результате систематического истребления, но в дальнейшем выяснилось, что полной уверенности в этом нет до сих пор. Чудовище с острова Генри — могло ли оно на самом деле оказаться последним из этих морских могикан?
Я уже говорил выше, что абсолютно невозможно спутать позвонки млекопитающего и хрящевой рыбы. Не только из-за различий в структуре, но и потому, что первые, оснащенные многочисленными апофизами, очень сложны по форме, тогда как у вторых они сводятся к простым цилиндрам, или к неким «гантелям». Шестилетний ребенок не смог бы принять одно за другое. Но, видимо, некоторые эксперты по разумности еще не достигли этого возраста.
В газете "Illustrated London News" в номере от 15 декабря 1934 года догадались опубликовать под фотографиями канадского монстра, точнее, его частей — черепной коробки и позвоночника, фотографии тех же частей тела стеллеровой коровы и муляж скелета гигантской акулы. Одного взгляда, брошенного на эти три скелета, хватало, чтобы понять, что нет ни малейшего сходства между первым и вторым, но вид первого и третьего удивительно совпадает. Профиль черепа, положение глазниц, форма позвонков и даже их приблизительное количество, наличие спинных сухожилий, которые их соединяют, все соответствовало совершенно неукоснительно.
Итак, волосатый монстр с лошадиной головой с острова Генри был, несомненно, большой разложившейся хрящевой рыбой, по всей видимости — гигантской акулой. Впрочем, уже в год открытия псевдокоровы-долгожительницы появился еще один таинственный скелет, который позволяет лучше понять механизмы зарождения легенд о "морских змеях".
Керкевилльское чудовище
28 февраля 1934 года огромный труп необычного животного был обнаружен рыбаками на пляже Керкевилля, к западу от Шербура. Свидетели утверждали, что его голова похожа на верблюжью и к тому же держалась на тонкой шее. У него было две большие плавательные лопасти в передней части удлиненного тела, один плавник на спине и длинный хвост с острым концом. Кожа, казалось, была покрыта мехом из беловатых волосков, коротких и густых. По размерам он достигал 6 метров в длину, из которых 90 сантиметров приходилось на шею, и был 1, 5 метра в диаметре в самом толстом месте. В 50 метрах от тела валялась куча внутренностей, среди которых, согласно журналу «Croux», различили легкие, брюшину и почки зверя.
Всякий, кто слышал о пересудах по поводу зверя из Стронсы, должен был недоверчиво отнестись к перечню примет нового скелета или к изображающим его фотографиям. Но пресса, информированная лучше всех, как ей и положено, решительно отмахнулась от воспоминаний о деле, которое сотрясало научный мир столетием раньше, и принялась изливать на читателей целые потоки разных домыслов, основанных на более или менее правдоподобных предположениях. В то время как агентство Рейтер поделилось с читателями версией, что речь идет о китообразном, его британский собрат Юнайтед Пресс заявил, что, по словам знатоков из Музея естественной истории, это морская корова. И все это — невзирая на очевидную хрящевую природу скелета животного, что было объявлено одной из самых характерных черт. Решительно никаких плодов не принес урок Стронсы!
Как и в том памятном деле, внимательное рассмотрение трупа не наталкивало ни на одно из этих предположений. Между тем капитан и владелец буксира № 117 объявил всем, что 25 и 26 января он встречал неподалеку от волнореза Керкевилля огромное морское существо, передвигавшееся со значительной скоростью. Когда внезапно животное подняло голову из воды, она показалась ему похожей на лошадиную. А когда чудище появилось снова, в 150 метрах, то на этот раз стала чуть видной его шея, и бравый моряк нашел в ней сходство с верблюжьей.
Вынужденные поделиться своими мыслями о природе существа после простого созерцания фото, три английских специалиста изложили свои воззрения по этому вопросу, в корне расходящиеся друг от друга, в одной и той же "Daily Mail". Доктор Берджес Барнетт, хранитель Дома рептилий Лондонского зоопарка, объявил, что речь, безо всяких сомнений, идет о маленьком ките, а доктор У. Т. Колман, хранитель отдела зоологии Британского музея естественной истории, предположил, что это, должно быть, гигантская акула. Их коллега Мартин Хилтон счел, что перед ним огромный тюлень. Вспомнив невероятный парад несуразных суждений насчет зверя из Стронсы, можно не удивляться тому, что один из этих специалистов мог случайно оказаться и правым.
Парижский музей ограничился официальным сообщением, что 1 марта сего года на нормандский берег выбросило "сложно определимое существо". Направленный выяснить, что же там было выброшено на самом деле, доктор Жорж Пети прибыл утром 3 марта к скелету, который "представлял из себя на первый взгляд-бесформенную массу сероватого цвета, которую сначала можно было принять за скалу, если бы она не была так вытянута в длину и если бы не был так заметен позвоночник с кусками мяса и череп, голый и беловатый".
"Я тут же понял, — заявил доктор Пети, — что передо мной никакое не морское млекопитающее, как подозревали, а хрящевая рыба.
С помощью людей, видевших животное до меня, я восстановил его общий вид. Первый отдел позвоночника еще сохранился, изрядно покалеченный; я смог обнаружить место второго, брюшного и анального, намного меньших, целиком утерянных; я смог также обнаружить и восстановить форму хвостового, отделить от прочих кости грудины. Метрах в пятидесяти от туловища находилась куча фрагментов внутренностей, среди которых сохранился спиральный клапан, характерный для хрящевых, и красноватые дольчатые железы, которые показались мне сначала яичниками, потом поджелудочными железами, но, как выяснилось, были селезенкой. Я собрал для отправки в музей несколько «доказательств», среди которых — череп и передняя часть позвоночника.
В итоге наблюдений у меня создалось впечатление, что «монстр» из Керкевилля, должно быть, гигантская акула. Известно, что точное определение вида акулы в отсутствие зубов и кожи невозможно. Мы также лишены ряда других данных, которые обеспечили бы необходимые измерения, а также всех материалов для сравнения, так как даже череп, имеющийся в нашем распоряжении, имеет повреждения.
Тем не менее наши библиографические изыскания и различные сопоставления позволили подтвердить то, что мы полагали правильным с самого начала".
Основательно допросив хозяина 117-го буксира, доктор Пети заключил, что, вероятнее всего, именно эту акулу, ныне выброшенную на берег, и наблюдал моряк месяцем раньше. По его мнению, буксирщик рассмотрел только край головы рыбы и — может быть, под влиянием вида ее предполагаемого мертвого тела! — вообразил, что она держалась на длинной шее. Но поскольку месье Пети уверял, что не видел спинного плавника — характерного органа, который сложно не заметить у акулы, плавающей на поверхности, — я лично склонен считать, что эта встреча не имеет ничего общего с находкой в Керкевилле.
После скрупулезных комментариев доктора Жоржа Пети по поводу самого скелета истина наконец-то явила себя миру.
Я не считаю чем-то особенным, что в глазах неспециалистов гигантские акулы посмертно приобретают сходство с плезиозаврами, как только их касается разложение. Без сомнения, это обусловлено весьма особенной структурой их жаберных перегородок: они такой большой длины, что практически соединяются на спине, окружая разрезами всю шею. Эти акулы, образно говоря, живут как бы в полуобезглавленном состоянии. Как только гниение охватывает рыхлые ткани, весь жаберный аппарат легко отделяется и утаскивает за собой челюсти и все мясо вплоть до начала грудных плавников, так что остаются крошечная черепная коробка и позвоночник, окруженный одними мышцами, — это-то и создает впечатление худой длинной шеи.
На другом конце тела нижняя доля хвостового плавника акулы тоже быстро отваливается, лишенная опоры: позвоночник в действительности продолжается только до верхней доли. Тогда труп приобретает длинный и заостренный хвост.
Что придает чудовищный вид этим сложенным столь экстравагантно псевдоплезиозаврам, так это их «пушистость». На самом деле, у хрящевых рыб поверхностные мышцы и волокна соединительных тканей становятся совершенно нитевидными в результате гниения и работы любителей падали, которые сдирают с них кожу. В результате рыбы оказываются покрыты густым, пышным «мехом», окрас которого варьируется от грязно-белого до рыжего, в зависимости от степени разложения или высушивания при попадании на берег. Там, где еще сохраняются бахромистые спинные плавники, этот «мех» принимает вид гривы.
Как мы видим, совсем не требуется особого полета мысли, чтобы создать монстра из того, что на деле является всего лишь останками большой рыбы. Похоже, что самой природе время от времени доставляет удовольствие мистифицировать нас подобным образом. Так что лучше не слишком ей доверять. Но урок Стронсы, повторенный в Керкевилле, кажется, не пошел впрок ни «знатокам», как вскоре доказали их фантастические выводы по поводу канадского чудища с острова Генри, ни профанам, что можно констатировать, заглянув в любую газету.
В декабре 1933 года, взволнованный слухами о Лох-несском чудовище, мистер Е. Дж. Гармсон сообщил в «Таймс», что весной 1928 года он лично созерцал на пляже в Пра-Сэндс, в Корнуолле, искалеченный труп "очень любопытного зверя". Естественно, он был волосат, у него была длинная шея и вытянутый узкий хвост и четыре ласта. Находку никогда не осматривали зоологи, но на одной из фотографий можно разглядеть позвоночник, который удивительно похож на позвоночник гигантской акулы.
Руперт Т. Гуд, который занялся этим делом, рассудительно заметил, что "в нем с удивительной точностью повторяются все детали прототипа из Стронсы".
28 января 1942 года, в разгар Второй мировой войны, радиотелеграфная станция немцев DLC выпустила в эфир следующее сообщение: "Сенсация! Лох-несский монстр действительно существует. Его труп был найден недавно детьми на побережье в Дипдэйл-Холм, на одном из Оркадских островов, у берегов Северной Шотландии. Монстр составляет в длину семь с половиной метров. Голова походит на коровью и держится на чрезвычайно длинной шее. Три горба на спине".
Можно предположить, что множество людей, уловив это послание, решили, что столкнулись с зашифрованным текстом. Но — ничего подобного. Под Рождество 1941 года действительно некий таинственный скелет выбросило на берег у Дипдэйл-Холма. Кажется даже, что подобное происшествие случилось и на Хунде, другом острове Оркад, расположенном от него в восьми километрах, в водах Скапа-Флоу.
Описание, данное первой находке местными жителями, напоминает все прочие: голова как у коровы — по мнению одних, как у шетлендского пони — по мнению других, глазницы большие и глубокие, шея удлиненная, четыре лапы, похожие на руки с раздельными пальцами, острый хвост, рыжий мех, напоминающий волокна кокосового ореха. У этого экземпляра даже сохранился спинной плавник.
Через пять недель два дипломированных натуралиста прибыли осмотреть тело и признали без всяких околичностей, что речь идет — а то мы сомневались! — о разложившихся останках гигантской акулы. Несмотря на это, оркадцы не пожелали отступиться от своего чуда: ведь они никогда не видели — и не случайно — столь странного строения у акулы!
В августе 1953 года случилось новое дело: рыбаки из Гирвана, графство Эйршир в Шотландии, оповестили о находке на берегу "морского чудища десятиметровой длины с шеей жирафа, головой верблюда и хвостом в четыре метра, покрытым конскими волосами". Можно расслышать здесь знакомый рефрен.
Фото скелета, опубликованное во многих газетах, не замедлило проявить волнующее сходство чудовища из Гирвана с его собратьями из Стронсы, с острова Генри, Керкевилля, Пра-Сэндс и Дипдэйл-Холма. Это не помешало некоторым лондонским «специалистам» объявить, и весьма решительно, что мы имеем дело "с огромным китом" (!), а журналисты тут же возвестили, что "Лох-несское чудовище воскресло", под предлогом того, что зверь, отвечавший приметам трупа из Гирвана, был замечен живьем не так давно в устье Клайда. Как если бы знаменитый монстр, являющий себя время от времени озерным жителям, вдруг вознамерился отправиться на курорт к шотландскому побережью и безо всякого труда выбрался для этой цели из своего «лоха»! Впрочем, это было весьма сомнительное воскрешение.
Загадка мохнатого морского монстра
Для натуралиста, отправившегося по следу морского змея, всегда найдется другое занятие, нежели культивация недоверия публики к делу Стронсы и его дальнейшим переизданиям.
То, что гниение способно придать рыбе пушистый вид, может внести ясность во многие загадки древности. Вспомним, к примеру, Плиния, который сообщает о волосах у некоего Pristis, в котором мы узнаем рыбу-пилу. Без сомнения, чудесное описание, которое он дает этой рыбе, всем обязано тому, что несчастная была выброшена на берег и целиком прогнила. То, что этот пристис, проживая в Индийском море, способен достигать 200 локтей и, следовательно, 90 метров (тогда как нам не известен ни один экземпляр рыбы-пилы больше 9 метров), нас не должно особо тревожить: склонность ученых античности к бахвальству проявлялась особенно ярко, когда они заводили речь о Востоке.
Рассуждая о многообразии морских животных крупных размеров, Олаф Магнус написал в 1655 году в своей "Истории северных стран":
"Эти большие рыбы, или морские красавицы, бывают нескольких видов. Одни сплошь покрыты волосами и огромны, как четверть "листа земли" (каждый такой лист имел размеры двести сорок на сто двадцать футов), другие безволосы и гораздо меньше".
Можно принять с большой долей скептицизма существование монстров 72 метра в длину и 36 в ширину. Впрочем, знаменитый скандинавский прелат здесь только ссылается на Плиния, который, в свою очередь, говорит о "китах в четыре арпана" (старофранцузская мера длины) и "рыбе-пиле в двести локтей" и сообщает даже: "Те, которые волосаты, — живородящи, как рыба-пила, кит или морской теленок".
Однако в 1658 году адмирал Этьен де Флакур передал в своей "Истории великого острова Мадагаскар" сведения о весьма похожем существе:
"А еще жители рассказывают, что есть в море чудовищная рыба, которую зовут Фанган, точь-в-точь как та, что мы называем Драконом, много больше кита, и что лет тридцать назад в бухточку Рануфучи занесло волнами такую, которая была в три раза крупнее кита, вся волосата и так воняла гниющим мясом, что никто не решился к ней подойти".
Настойчивость и неутомимость в деле возрождения подобных слухов дает повод для размышлений. То, что размеры описанных зверей были преувеличены, не оставляет никаких сомнений, но подозрительна именно упорная вера в существование морских волосатых чудовищ крупнее китов, которая распространена в очень удаленных друг от друга краях. Конечно, возможно, что основами для всех легенд служили редкие и особо памятные визиты к прибрежному населению в древности неких "морских змеев", действительно покрытых волосами, — представителей какого-нибудь неизученного вида крупного млекопитающего. Это соответствует теории, которую защищал в 1891 году доктор А. С. Удеманс. Но совсем необязательно прибегать к столь дерзкой гипотезе для того, чтобы объяснить подозрительные слухи о чудовищах: у нас есть конкретные доказательства, что в море были, по меньшей мере когда-то, существа, способные подойти под приписываемые им приметы.
В учебниках по зоологии можно прочесть, что киты — самые крупные животные, которые когда-либо жили на нашей планете. Это далеко не бесспорно. Медуза цианея капиллата имеет тело 3 метра в диаметре, а ее щупальца достигают 40 метров! Есть сведения и о гигантских кальмарах, превышающих по размерам китов. Никто не знает, какой точно величины достигали акулы вида Carcharodon megalodon, гигантские братья настоящей белой акулы (С. rоndeleti), которая часто бывает 12 метров в длину, и, кажется, может дотянуть и до 20. Исследуя драгами дно Тихого океана в конце прошлого века, знаменитое судно «Челленджер» вытащило на поверхность зубы белой акулы длиной 12 сантиметров, которые должны были принадлежать особи более 20 метров длиной. По приводящей в смятение величине зубов, которые находят в слоях земли, датируемых третичным периодом, и по реконструкции содержавших их ужасных челюстей специалисты вычислили, что Carcharodon megalodon мог достигать от 25 до 35 метров в длину. Эти оценки основаны на величине зубов, соотносимой с размерами различных родственных видов, но не следует забывать, что гигантизм почти всегда, по чисто механическим причинам, характеризуется непропорциональной удлиненностью: следовательно, самые завышенные на первый взгляд цифры могут оказаться самыми верными. И без сомнения, даже они уступают истине.
Так могли ли акулы столь большой величины дожить до исторических времен или даже — до наших? Открытие живого целаканта убедило нас, после стольких других схожих чудес, что было бы неосторожно отвергать подобное утверждение. Все кажется более правдоподобным еще и оттого, что и в настоящее время в океане существуют скорее необычайно прожорливые, чем агрессивные чудовища, превышающие 20 метров, которым удалось бы остаться невидимыми, если бы нам в руки не попались несколько раз случайно их зубы. Во всяком случае, существование в прошлом еще более крупных кархародонов пока оставляет акулам право претендовать на первенство в вопросе величины. Легенды о волосатом морском монстре, столь широко известные по всему миру, возникли при открытии прогнивших останков. Не принадлежали ли они гигантским хрящевым, способным посмертно "покрываться шерстью"? (Мы еще вернемся к гигантской белой акуле в конце нашего повествования.) Давайте вспомним, что размеры хрящевой рыбы из Стронсы сильно превышали размеры известных нам гигантских акул. И давайте спросим себя, разве так уж невозможно, что во всех этих сомнительных случаях осмотренные трупы принадлежали акулам, родственным пилигримам, но только более крупным и вытянутым?
Существует ли гигантская плащеносная акула?
Настало время напомнить, что существуют хрящевые рыбы, настолько похожие на змей, что их можно принять за гигантских угрей, такие, как плащеносная акула (Chlamydoselachus anguineus).
Открытая в прошлом столетии в глубинах Японского моря, эта архаичная рыба была описана в 1884 году Самуэлем Гарманом. С тех пор выловили еще несколько редких экземпляров, не только в японских водах, но и у берегов Европы. Площадь распространения этого вида, одного из самых скрытных, должна быть, по всей вероятности, гораздо большей, чем ее представляли, потому что в июне 1948 года рыбак из Санта-Барбары по имени Пит Метсон выловил одну рыбу на поверхности океана в Калифорнии.
Как указывает ее родовое имя Chlamydoselachus, шесть жаберных щелей этой акулы запрятаны под складками кожи, в виде ряда воротничков или плаща. Как указывает видовое имя anguineus, тело акулы напоминает угриное.
Как и прочие древние акулы, хламидоселах обладает только одним спинным плавником, но его отличает черта, редкая для всей архаической группы, а именно рот, который расположен почти на краю морды, а не под головой (то есть конечный, а не нижний). Гарман и Джилл удостоили плащеносную акулу репутации живой окаменелости, существа самого примитивного из всех рыб и даже из всех ныне здравствующих позвоночных, большей частью по причине чрезвычайной древности группы, к которой она принадлежит. Но гораздо больший знаток ее анатомии, Бертрам Дж. Смит, вынес по ее поводу в 1937 году более осторожное суждение:
"Мое основное впечатление от плащеносной акулы таково: она представляет собой странное собрание черт от чрезвычайно примитивных до очень развитых. В этом она сравнима с химерой, хотя отличается от нее весьма сильно по всему остальному. Хламидоселах — это пример глубоководной адаптации акулы очень древнего типа, и она продолжает поныне вести заранее проигранную битву в борьбе за существование".
Конечное положение рта, удлиненная и узкая форма тела, спинной треугольной плавник, расположенный далеко сзади, воротнички, которые можно принять за развевающуюся гриву, — вот те черты, которые заставляют вспомнить некоторые описания морского змея. Увы! Самые крупные известные особи плащеносной акулы не достигают и 2 метров в длину. Но расстаться с ней на этом мешает лишь то, что именно в тот год, когда Самуэль Гарман описал плащеносную акулу, он сделал следующее заявление "по поводу морского змея":
"Найдем ли мы когда-нибудь огромного ящера с легочным типом дыхания, как в начале его истории? Не имею ни малейшего понятия. Существование вымерших ящеров, появлявшихся на земле в различные геологические эпохи, возможно, но маловероятно. Геологические архивы пока очень неполны… За какие-то несколько лет мы, с нашим несовершенным научным аппаратом, извлекли из великих глубин целые толпы доселе неизвестных странных созданий, но ни одно из них не было слишком большим или слишком могучим. Конечно, в нашем распоряжении лишь простые подозрения, что подобные существуют, но, принимая их во внимание, мы не должны удивляться ничему, что может вынырнуть на поверхность. Если и есть морской змей, пока неведомый ученым, он вполне может оказаться рыбой или акулой из бездны".
Великий зоолог Теодор Джилл, который также одним из первых занялся изучением хламидоселаха, высказался в свое время еще более определенно. Он не верил в морского змея как в змея, но предполагал, что тот может оказаться гигантским представителем семейства плащеносных акул. Семейство, возникшее еще в кайнозойскую эру, могло с тех пор породить какие угодно формы, в том числе и гигантов, как другие виды хрящевых.
Я далек от мысли объяснить все случаи наблюдения предполагаемого морского змея появлением представителя какого-нибудь выжившего вида огромных плащеносных акул. Слишком много очевидцев показывают, что виденный ими монстр часто держал голову высунутой из воды, что акулы вряд ли могли бы делать достаточно долго и что, впрочем. вообще противоречит их строению — и даже, что голова располагалась под прямым углом к шее, как ручка старомодного зонтика — поза, абсолютно невозможная для любой рыбы. Бесспорно, что гипотеза, выдвинутая Гарманом и особенно Джиллом, может объяснить некоторые приметы зверя, удостоенного имени морского змея. Если бы он был рыбой, то есть существом, не наделенным свойством дышать на поверхности, и, кроме того, рыбой, чей нормальный биотип располагается в нескольких сотнях метров глубже, то редкость его явлений объяснима достаточно просто, так же как и тщетность заловить его на гарпун, его «летальные» визиты к побережью и продолжительность его явлений.
Суть в том, что время от времени вылавливают больших хрящевых рыб змеевидной формы, совершенно неизвестных ранее. Так, в августе 1880 года, американская газета "Sea-Side Press" опубликовала следующую примечательную заметку:
"С. У. Ханна из Пемакида, штат Мэн, поймал в свои сети то, что можно было бы назвать морским змеенышем. В нем было семь с половиной метров длины и двадцать пять сантиметров в диаметре в самой толстой части. Он имел форму угря. Голова его была уплощенной, а в верхней части находился рот, маленький и заполненный острыми зубами. Он был найден уже мертвым".
Дж. М. Аллен, натуралист из Хартфорда, штат Коннектикут, поспешил написать капитану Ханне, который подтвердил точность всех изложенных фактов и прибавил еще кое-что:
"Кожа у него была не как у чешуйчатой рыбы, но больше похожа на ту, что у акулы, разве только гораздо мягче. Я не очень-то глядел на эту рыбу, ибо не знал, что поймал. По совести говоря, она меня совсем не заинтересовала, я только думал, как мне не повезло, она ведь жутко изодрала сеть (из-за своего веса, конечно, так как весила она, должно быть, целую тонну), и сильно досадовал, что она сорвала мне весь лов".
Тогда был потревожен один из самых известных американских натуралистов, профессор Спенсер Ф. Бэрд, которого направила на место происшествия U. S. Fish Commission. Он снова расспросил капитана, и тот, по его просьбе, набросал по памяти рисунок своего пленника, сопроводив его новыми подробностями:
"…Тело было круглым или почти… на спине — шиферного цвета, а на брюхе — бело-сероватого… голова напоминала акулью, но более сплюснутая, то есть она не так выдавалась вперед… рот был очень маленький, ну, не такой большущий, как у акулы, а с маленькими зубами-колючками, и под самым носом".
Капитан Ханна с определенностью прибавил, что «нос» возвышался надо ртом на 1 или 2 сантиметра.
Принимая во внимание жаберные щели — несомненные признаки пластиножаберных, треугольник спинного плавника и профиль морды, напоминающий гигантскую акулу, можно предположить, что рыба имела все приметы хрящевой. Однако капитан Ханна уточнил, что плавники не были "жесткие и заостренные, как у акулы или рыбы-меча, а больше походили на боковые, как у трески или рыбы-луны". Да еще хвостовой плавник, который оборачивался вокруг хвоста, как у угря, — разве мог он принадлежать хрящевой рыбе?
Когда четыре года спустя открыли плащеносную акулу, стало очевидно: да, существуют змеевидные акулы с хвостами, как у угрей, и ртами на самом краю морды. Следует поразмыслить, не была ли подозрительная рыба капитана Ханны сродни хламидоселаху, его, так сказать, версией-переростком? Может быть, рыбак из Пемакида просто плохо запомнил расположение спинного плавника, который у плащеносной акулы находится не так далеко сзади? Может быть, речь идет к тому же о рыбе, дальше ушедшей от известного науке образца? По крайней мере, этот случай подтвердил существование змеевидных хрящевых рыб более значительных размеров, чем у маленького хламидоселаха.
В августовском номере "Shipping Gazette" я отыскал еще один факт, весьма занятный, только, кажется, ускользнувший от внимания ученого мира, поскольку история осталась без продолжения:
"Сообщают о поимке у Карабеллы во Флориде морского змея рыбацким пароходом "Crescent City", которого тащили на буксире, прежде чем убить. Пленник имел пятнадцать метров в длину и метр восемьдесят в обхвате. Он имеет угревидную форму, голову акулы и хвост с огромными плавниками. Его выловили с помощью крючка на акулу, а потом пристрелили".
Довольно странно, что гипотеза о крупной хрящевой рыбе угревидной формы, одна из наиболее правдоподобных, не рассматривалась и даже не упоминалась в трудах, посвященных целиком или полностью морскому змею: ее не найти ни у Госса, ни у Удеманса, ни у Гуда, ни у Лея, ни у Каррингтона. Неужели она слишком прозаична и настолько неромантична, чтобы удовлетворить души любителей приключений?
Может быть, наступит такой день, когда поэт, благодаря своей гениальной интуиции, первым найдет истину — или, по меньшей мере, один из ее ликов — в этой загадке. Когда в "Охоте на Снарка" Льюис Кэрролл захотел вывести тип неуловимого чудища, он составил его имя на основании того, что зовется "принципом Шалтая-Болтая": из слов «снэйк» (змея) и «шарк» (акула). Получилось: «снарк» — «акула-змея». Разве не подходящее имя для члена семейства плащеносных? А ведь это случилось в 1876 году, за восемь лет до открытия первого живого представителя этого семейства!
Не отвергайте подарков Нептуна!
Настало время подвести итог разным, но чрезвычайно схожим скелетам, приписываемым великому незнакомцу из моря. На самом деле их, очевидно, следует считать останками изуродованных акул, находки которых на протяжении многих веков исправно пополняли собой хроники появления морского змея.
Когда на берег выносит огромного зверя, покрытого волосами, с длинной шеей и головой то ли лошадиной, то ли верблюжьей, в большинстве случаев можно сразу биться об заклад, что речь идет об искалеченных или прогнивших останках крупной хрящевой рыбы. Вероятней всего, гигантской акулы, благодаря ее несуразному строению вечно «полуобезглавленной». Но наука — не игра наугад, и заклады не выигрываются без подтверждений. Каждый раз, когда море извергает очередного монстра, приходится тщательно анализировать попавшее в наше распоряжение добро Нептуна, ревнивого к своим тайнам, не пренебрегая ни одной гипотезой. Не стоит забывать историю о Гийо, кричавшем: "Волки, волки!" Люди также кричат: "Морской змей!", как только на берег выносит новую гигантскую акулу, и у зоологов всегда появляется соблазн, едва услышав о находке на берегу крупного змеевидного зверя, сразу отмахнуться, даже не потрудившись проверить, что речь идет об одной из этих акул. Конечно, я прекрасно понимаю, что тревожиться попусту тоже не стоит, но все же кое-какие меры предосторожности нелишни. Всегда есть возможность попросить людей с места находки выслать вам определенный фрагмент, или фотографию, или даже рисунок, которые чаще всего и позволят определить, нужно приезжать туда лично или нет.
Так, осенью 1959 года на северном побережье Новой Южной Галлии, в Австралии, в старой сети для рыб обнаружили останки странного животного змеевидной формы и большой величины. Его вытянули на берег, а затем перетащили в ангар. Это случилось на другом конце света, для меня было затруднительно добраться до места. По счастью, некий месье А. Р. Миртлфорд, который как раз рыбачил в тех местах, не поленился остановиться перед скелетом, начисто лишенным плоти, и потом описать все в "Australasian Post":
"Кажется, никто ничего не знал об этом предмете и никто особо не интересовался. Но, вспоминая все рисунки и иллюстрации, которые я видел о морском змее, я думаю, что это он и есть".
Также господин Миртлфорд не пожалел десяти фунтов стерлингов на приобретение шестиметровой тухлятины, которую счел совершенно уникальной.
Но покупка оказалась так себе. На любителя. Сделка явно была не слишком удачной. На фото, которое он сделал, можно весьма ясно различить звездчатую структуру позвонков: они определенно принадлежат акуле. В силу отсутствия зубов и образчиков кожи невозможно с точностью определить вид, к которому она принадлежит, но поскольку и размеры ее не были необычны, то и приезд специалиста не оправдал бы себя.
Часто удаленность не в пространстве, а во времени делает путешествие трудным и рискованным: это когда о находке вам сообщают с запозданием в несколько лет. Хотя это не обязательно означает, что точная идентификация невозможна.
Так, в в 1962 году один телезритель, вдохновленный моей передачей "Шерлок в зоопарке", господин Леон Дюкуро любезно сообщил, что десять лет назад, в одно февральское воскресенье, на берег Энде вынесло морское чудовище пяти метров в длину. У него был, как мне рассказали, "вид совершенно доисторического животного": шея плезиозавра и коричневое тело, в некоторых местах покрытое овальными чешуйками, плюс четыре сплюснутые короткие лапы, как у тюленя или морской черепахи.
Маленький набросок, сделанный — увы! — по памяти и по прошествии стольких лет, дополнял это сбивающее с толку описание.
В день находки обитатели курорта, редкие в этот сезон — в основном это были владельцы гостиниц, — были поражены необычным видом зверя, который не казался слишком разложившимся. Кто-то позвонил в Музей моря в Биарице и попросил направить эксперта, чтобы идентифицировать находку. Но получил следующий ошеломляющий ответ от дежурного (так как было воскресенье):
"Нас не интересуют мертвые животные. Мы занимаемся только живыми рыбами".
Еще один звонок, на этот раз настойчиво подчеркивающий необычный вид зверя, — и точно такой же ответ.
В довершение ни у кого из знакомых господина Дюкуро не было фотоаппарата. В понедельник мой корреспондент был занят на службе, а во вторник, когда он вернулся, чтобы еще раз осмотреть труп и, возможно, отрезать значительный его кусок, то обнаружил, что останки уже зарыты стараниями дорожных рабочих. Трое мужчин так озаботились этим вопросом, что даже одолжили быков у одного из местных обитателей, чтобы перетащить огромного зверя, который весил около двух тонн, в специально вырытую яму. Разложение на открытом воздухе такой массы поставило бы перед курортом серьезные гигиенические проблемы.
Такова была ситуация, впрочем, совершенно обычная для подобного рода дел. И весьма отчаянная.
Вырыть животное? Об этом нельзя было и думать. Его скелет по истечении одиннадцати лет мало-помалу засосало в песок на глубину пятнадцать—двадцать метров. И, кроме того, и господин Дюкуро, и рабочие, опрошенные через столько лет, могли указать место захоронения лишь с точностью до ста метров. Потребуется целый батальон рабочих с бульдозером, чтобы провести плодотворные раскопки!
Оставалось только собрать воспоминания очевидцев, как можно более точные. Я подверг господина Дюкуро хитрому письменному допросу, с незаметными ловушками, и он дал терпеливейшие ответы, с такой точностью, о которой можно было только мечтать, с изумительной добросовестностью и горячим желанием разгадать наконец тайну, которая так надолго превратила его в одержимого любителя естественной истории.
Естественно, моей первой мыслью было, что снова речь идет о повторении дела Стронсы, но большие овальные чешуйки, десятки сантиметров в длину, находившиеся повсюду на спине, никак не подходили под это объяснение. И потом — эти хрящевые рожки, которые заинтриговали меня тем более, что очевидцы указывали намалеиькие рога у морского змея…
Мое беспокойство передалось моему корреспонденту, который оценил версию о гигантской акуле как "совершенно невозможную", потому что шея найденного животного постепенно увеличивалась к грудине, и особенно — из-за наличия рожек.
Я приготовился к переписке с полдюжиной других очевидцев, адреса и имена которых сообщил мне господин Дюкуро, когда произошло чудо. Мой корреспондент, неутомимо хлопоча, вдруг узнал, что против всех ожиданий, один из сыновей владельца местного отеля, господина Виньяля, заснял находку.
Конечно, молодому человеку, господину Клоду Виньялю, потребовалось определенное время, чтобы отыскать эти фотографии, которые были для него так ценны в детстве. Но наконец настал день, когда я получил любезное приглашение от его родителей — которые даже, на счастье, жили зимой в Париже, — прийти и посмотреть на два фото.
Торжественный момент. Фотографии не были совершенны — в силу того, что съемка производилась не слишком хорошим аппаратом и ограничивалась двумя основными планами. Однако можно было различить голову, почти лишенную плоти, с неким подобием заостренного клюва и этими удивительными рожками.
Последние были просто ошеломительны и на некоторое время меня серьезно озадачили, но наконец мне удалось найти решение и разделаться с этой загадкой.
На голове гигантской акулы — «нос» более или менее удлиненный, а от возраста он становится даже курносым, почти как носок у старомодной туфли; черепная коробка вытянута вперед наподобие тонких клювов, которые поддерживаются в изогнутом виде двумя хрящами, как мачта вантами, они-то и придают морде такую твердость. Если, когда отваливается мясо, хрящи обнажаются до кончиков ростров, то они расслабляются и вытягиваются вперед, а два стержня остаются торчать, как рожки.
Впрочем, все это подтверждалось еще и тем фактом, что даже контуры головы монстра из Энде были во всем идентичны черепной коробке гигантской акулы.
Оставалось объяснить существование огромных чешуек, столь нелепых у такой рыбы, но это оказалось гораздо проще. Вполне можно представить себе дело так: чешуйки были результатом мозаичных трещин на коже, сравнимых с теми, что возникают при высыхании на слое грязи или известняке.
Во всяком случае никто не может упрекнуть господина Дюкуро, который искал истину с редкой добросовестностью и стойкостью, что он обманулся, но это не удивительно, подобные случаи загоняли в тупик и профессиональных зоологов.
Вот и все. Дело закрыто. Расследование длилось девять месяцев.
В то же самое время я сражался с похожей проблемой, которая, однако, выражалась иначе. На этот раз, по счастью, существовали анатомические фрагменты.
В январе 1962 года газета «Ouest-France» объявила под заголовком "Неужели: морской змей из Сен-Жан-де-Монт?", что в этой вандейской области, недалеко от берега Демуазелль были найдены останки таинственного морского животного.
"Речь идет о звере цилиндрической формы, диаметр которого сложно определить (около сорока сантиметров) точно, из-за того, что оно прогнило и было частично сожрано крабами.
Его длинное тело простирается почти на восемь метров, голова и хвост оторваны. Его позвонки огромны: двадцать пять сантиметров диаметром и пятнадцать толщины, они необычайно гибки (sic!) и уменьшаются к хвосту.
Все это заставляет предположить, что полная длина тела могла достигать и пятнадцати метров и что в нашем распоряжении только один его обрубок".
Статья была иллюстрирована фотографией двух девочек, держащих один из этих огромных позвонков на фоне всей кучи. Подпись сообщает, что "позвонок почти так же велик, как голова ребенка". Это правда, но в то же время очевидно, что упоминание диаметра в двадцать пять сантиметров — явное преувеличение.
И в конце статьи добавлено, что "Господин Амелино, владелец ресторана, вырезал с дюжину позвонков, чтобы сделать из них пепельницы и направить несколько образцов в Музей заморских владений Франции, в Венсан".
Так как позвонки на фотографии своей звездчатой формой ясно свидетельствовали о принадлежности зверя к хрящевым, и учитывая, что определить это для специалистов из Венсанского музея не составит большого труда, я заранее отстранился от этого дела. Ведь явно речь шла об очередной гигантской акуле, полинявшей до состояния морского псевдозмея…
Впоследствии меня начали мучить сомнения, в основном из-за большой величины позвонков на фотографии. Конечно, они не были двадцати пяти сантиметров в диаметре, но, тем не менее, казались ненормально крупными. Для очистки своей совести я решился связаться с господином Амелино, который и дал мне все требуемые сведения.
Животное вынесло на берег 24 декабря 1961 года в состоянии далеко зашедшего разложения. С помощью мясницкого ножа господину Амелино удалось вырезать дюжину позвонков, которых, по его словам, всего было шестьдесят. Раздав большую часть, он оставил себе три в формалине для сохранности.
"Я могу сообщить вам размеры тех, которые находятся на моем столе: пятнадцать сантиметров в ширину, двенадцать — в высоту и сорок пять по окружности". Господин Амелино даже передал мне те, которые были предназначены для музея в Венсане и, определенно, не дошли до него.
Таким образом, в факты, изложенные газетой, закралась ошибка — или намеренное преувеличение? Но от этого размеры позвонков не стали менее впечатляющими. Они соответствовали принадлежавшим зверю из Стронсы. Однако я убедился на примере экземпляра всего в семь с половиной метров, выброшенном на беpeг Ирландии 4-го августа 1934 г. и ставшего частью коллекции Королевского института естественных наук Бельгии, что гигантская акула и средних размеров уже обладает позвонками в пятнадцать сантиметров диаметром.
Совсем не следует думать, что этот длинный список разочарований служит одной цели — показать, как бессмысленно для зоолога волноваться по поводу сообщений о находках морского змея. Разве всегда речь идет о крупной полусгнившей акуле?
Прежде всего, это только один раздел книги, в котором я сгруппировал находки морских чудовищ, оказавшихся на поверку гигантскими акулами, и он интересен сам по себе. Есть, конечно, и другие, совершенно отличные случаи, к которым мы обратимся в свое время. Впрочем, морской змей, если он и представляет собой большую загадку океана, то далеко не единственную. Лично для меня эти частые выезды на место уже позволили сделать несколько ценных открытий, как, например, в случае с псевдокосаткой, произошедшем в 1951 году на острове Левант, потому что обнаруженное мною китообразное было доселе не замечено в открытом море у средиземноморского побережья Франции, или с китом Кювье, редчайшим экспонатом зоологических коллекций, скелет которого я сохранил для Музея естественной истории Марселя, и наконец случай 1963 года с сельдяным королем.
Конечно, весьма вероятно, что после моей двенадцатой гигантской акулы и моего третьего инфаркта я начну брюзжать при упоминании о появлении на берегу очередного волосатого плезиозавра с рожками улитки…
А что если когда-нибудь настоящий морской змей, огромное, еще никем не классифицированное животное, испустит последний вздох на одном из наших берегов, и будет лежать, никем не замеченный, и только "невежественные рыбаки" будут удивляться его диковинному виду, и только морские птицы — разрезать его плоть, и одни лишь волны станут препираться над его драгоценными костями?
Глава 5
АМЕРИКАНСКИЙ ПЕРИОД (1817–1847), ИЛИ МОРСКОЙ ЗМЕЙ ОПОРОЧЕННЫЙ, НО ПРИНЯТЫЙ НАУКОЙ
В день, когда природа морского змея будет наконец определена однозначно, многие страны, вероятно, начнут оспаривать честь считаться первыми, кто поверил в его существование, и выискивать способы обессмертить своих сыновей, которые и прежде относились к нему без общей недоверчивости. Думается, Северная Америка наверняка выдвинет кандидатуру натуралиста по имени Джон Джосслин, который еще на заре колонизации Северной Америки поделился в своих очерках занятными сведениями. В документе, озаглавленном "Сообщения о двух путешествиях по Новой Англии" (1674), можно найти самые старые из известных ссылок на появление в американских водах, чуть к северу от Бостона, нашего подопечного:
"Мне рассказывали, — отмечает доктор Джосслин в записи от 1639 года, — что морской змей повадился плавать у одной скалы мыса Энн; когда он показался рядом с судном, на борту которого были два индейца и несколько англичан, то последние вознамерились напасть на змея и застрелить его, но индейцы предупредили, что если им не удастся убить его сразу, то их жизни будет угрожать большая опасность".
На самом деле этот текст даже возвышает Джосслина до звания первого описателя морского змея по другую сторону Атлантики. Однако тут стоит вспомнить ответ знаменитого юмориста Уилла Роджерса, в жилах которого текло немало индейской крови, одному типу, который постоянно кичился древностью своих американских корней:
— Вы, может быть, не знаете, — говорил этот педант, — что мои предки приплыли сюда с пилигримами на "Мэйфлауэр"?
— Вот как? — мягко отвечал Роджерс. — Что ж, а мои поджидали их на берегу.
Само собой разумеется, что веру в морского змея первые американцы позаимствовали у индейцев. И сейчас в фольклоре многих племен можно найти след гигантского змея. Даже у индейцев из глубины континента, например у кри юго-востока, алгонкинов, ирокезов и онодагов северо-востока и оджибвеев из области озера Верхнего, ходили странные легенды об огромных змеевидных существах, которые проживали в великих озерах и реках. Но, согласно преданиям гуронов из области, расположенной между озерами Онтарио и Гурон, огромный змей, которому они поклонялись под именем Ангуб, водился не только в пресной воде, но и в морской. Прибрежные племена считали, что змей — исключительно морской житель. Шинуки из Британской Колумбии дали морскому змею, который жил, по их словам, в проливе, отделяющем остров Ванкувер от континента, имя Хиачукалук.
Увы! В фольклоре американских индейцев описания озерных и морских чудовищ так часто наделены чертами совершенно фантастическими, что, по зрелом размышлении, лучше всего опираться на свидетельства колонистов и их потомков. Впрочем, и их наблюдений в этой области было так много, что уже к середине XVIII века мало-помалу составился набор достаточно точных примет местного морского чудища. В это время центр интереса к занимающей нас проблеме переместился из Норвегии в Америку. Внезапно огромный поток свидетельств понесся вдоль атлантических берегов будущих Соединенных Штатов и Канады. Надо думать, условия в прибрежных водах между мысом Гаттерас и Новой Землей морские змеи сочли для себя самыми приятными, так как я насчитал за прошедшее время около ста тридцати отчетов, упоминавших появление подобных существ в этом районе: девять десятых из них относятся к одному столетию, между 1777 и 1877 годом, то есть ко времени первого века независимости Соединенных Штатов. Такое огромное количество сообщений с берегов Новой Англии, в особенности из Мэна и Массачусетса, очевидно, можно объяснить только тем, что нашим чудовищам эти края пришлись особенно по душе.
Американский брат скандинавского морского червя
Едва ли можно рассчитывать извлечь что-либо полезное из дюжины упоминаний о визитах, зарегистрированных в крае вдоль восточного побережья Северной Америки в течение второй половины XVIII столетия. Даты большей частью неясные: в четырех случаях не дано ни одной конкретной детали внешности зверя; в трех других не упоминается точно место происшествия. Однако укажем, что две трети встреч произошли в море у Мэна, большая часть относилась к заливу Пенобскот, а немалое их число — к Брод-Бей, на полпути к Портленду.
Вот образец наиболее подробных наблюдений, которые дал капитан фрегата «Бостон» Джордж Литл:
"…В мае 1780 года мы встали на якорь в Раунд-Понд, Брод-Бей. Наше судно было военным и несло охрану побережья. На заре я заметил большого змея, или чудовище, которое проникло в бухту и теперь плавало на поверхности. На судне было достаточно людей и оружия. Я лично спустился в шлюпку и бросился преследовать змея. Когда матросы подгребли к нему метров на тридцать, я приказал открыть огонь, но едва мы приготовились, как змей нырнул под воду. Он был не меньше четырнадцати-пятнадцати метров в длину, думаю, сантиметров сорока в диаметре в самом толстом месте; его голова, которую он держал над водой в метре двадцати или полутора, была чуть меньше человеческой. Во всем он походил на обычную черную змею".
По удивительному совпадению некоторых описаний мы узнаем, что в те дни некие животные, похожие на обыкновенного черного ужа (Coluber constrictor), только гораздо крупнее, нередко наведывались в прибрежные воды Мэна.
Я намеренно сказал «животные», чтобы подчеркнуть еще раз: это лучший способ говорить о морском змее. В противоположность мнению многих, полагающих, что всегда речь идет о своего рода уникуме, последнем из чудищ мифологии. Злоупотребление в заголовках газет и журналов единственным числом: "Морской змей появляется снова", "Встреча с морским змеем" или "Морской змей воскрес" только подтверждало эту нелепую идею, которая лишь дискредитировала в глазах натуралистов и здравомыслящих людей образ животного из плоти и кости, просто слегка пугливого и склонного к одиночеству. Несколько забавно воззрение, которое Жан Ришпен воспел еще в конце девятнадцатого века в пышных лирических стихах: в них подозрительный зверь оказывался последним представителем вымершего рода.
Полагать, что морской змей, который продолжает являться и в наши дни, не что иное как Левиафан, напугавший евреев, это значит приписывать ему удивительное долголетие!
Если и вправду есть необходимость опровергнуть веру в уникальность знаменитого морского чудовища, то достаточно упомянуть такие факты: в 1787 году некий господин Крокет наблюдал двоих сразу, одного большого и другого поменьше, в бухте Пенобскот, в окрестностях Фокс-Айленд и Лонг-Айленд, а десятью годами позднее два обитателя первого из этих островов тоже видели плывущую пару. Я, конечно, должен признать, что подобные наблюдения крайне редки: за всю историю встреч с морским змеем их насчитывается не более дюжины.
Раз морские змеи скрещиваются и размножаются половым путем, как и все остальные позвоночные — а это почти совершенно точно, — то они должны быть разных размеров. Из каких-то двенадцати американских упоминаний, датируемых второй половиной XVIII века, только две трети дают оценки приблизительных размеров встреченных существ. Конечно, некоторым преувеличением кажется длина у змея — 90 метров, данная английскими солдатами, участвовавшими в штурме Багадуза и, без сомнения, опьяненными возбуждением, которое сопутствует всем сражениям. Большая часть других свидетельств единодушно оценивают длину существа в пределах от 40 до 60 футов, то есть 12–18 метров. Уместно здесь вспомнить и то, что обычно жители Мэна считаются в Соединенных Штатах людьми исключительно молчаливыми и имеющими склонность к преуменьшениям: южане ведут себя совершенно противоположным образом. Только капитан Элеазар Крэбтри не заслужил такой репутации. В 1793 году, сразу после своей встречи с животным, он сообщил, что его длина была футов 55–60, но через несколько десятков лет он снова был спрошен о чудовище: теперь размеры уже были 100 футов; видимо, по его мнению, время растягивает. Но еще один замечательный свидетель, к показаниям которого мы еще вернемся, подтвердил, что подобная величина вполне вероятна и даже может быть большей: от 30 до 45 метров!
Многие очевидцы этого времени подчеркивают, что существо, которое они приняли за змея, держало голову поднятой над водой на метр двадцать или метр пятьдесят сантиметров; некоторые даже говорят о высоте в 2–3 метра. А те, которые удосужились оценить на глазок максимальный диаметр видимой части животного, указывают на величину в 15–22 дюйма, то есть от 38 до 55 сантиметров: "с бочонок" — это обычное сравнение.
Наконец, господин Крокет, который видел одновременно двух таинственных животных, уточнил, что "их движение в море напоминало вертикальную ломаную, но никак не горизонтальную линию", в чем можно усмотреть сходство с волнообразными вертикальными движениями Се-орма, морского червя древних скандинавских авторов, Это было подтверждено двумя молодыми людьми с Фокс-Айленда, которые заявили, что встреченные ими змеи "двигались вверх-вниз". Эта черта настолько необычна, что становится странно, как она может быть отнесена к морским животным с разных сторон океана. Ведь морской змей Понтоппидана и его коллега из Америки вели себя совершенно одинаково. Может быть, это ошибка?..
Ценные данные коммодора Пребла
Среди сообщений этой эпохи есть одно, которое, невзирая на свой очевидно преувеличенный характер, заслуживает особого внимания, так как связано с именем одного из самых уважаемых в только зародившемся американском флоте человека, коммодора Эдварда Пребла. И подвергать сомнению подлинность этого документа нет никаких оснований.
В 1779 году, в самый разгар Войны за независимость, Пребл, которому тогда было всего восемнадцать лет, был приписан в чине лейтенанта к двадцатишестипушечному фрегату «Защитник» под командованием капитана Джона Фостера Уильямса. В июне, после сражения с английским судном "Адмирал Дафф", которое случайно взорвалось, командиром корабля был получен приказ присоединиться к эскадре, брошенной против вражеской группы, расположившейся в бухте Пенобскот.
Как раз во время его вахты (рассказывал Фенимор Купер, которому мы обязаны биографией этого блестящего морского офицера) случилось значительное происшествие, записанное им в отчет. По словам Пребла все было так:
"Защитник" встал на якорь в одной из бухт восточного побережья, название которой я позабыл, чтобы наблюдать за медленным передвижением эскадры. Погода была ясная и тихая, когда вдруг рядом с судном появился огромный змей. Животное неподвижно покоилось на воде…"
Понаблюдав его некоторое время через подзорную трубу, капитан Уильямс приказал Преблу отправиться на шлюпке с вооруженными людьми к зверю и попытаться его уничтожить или, по крайней мере, приблизиться, насколько это будет возможным. Лодка была двенадцативесельной и имела пушку на носу, кроме того, вся команда была вооружена для абордажа. Пребл отплыл от судна и направился к чудищу. Как только шлюпка начала приближаться, змей поднял голову метра на три от поверхности и огляделся вокруг. Затем стал медленно удаляться от них. Пребл приказал догнать его, люди налегли на весла и, когда животное оказалось на достаточном расстоянии, в него выстрелили из пушки. Удар ядром только подстегнул зверя, и скоро он исчез из виду.
Невероятно, но впоследствии Пребл упоминал об этом происшествии только несколько раз в кругу своих близких друзей. Это был человек немногословный, и, вероятно, он стыдился рассказывать о вещах, истинность которых большинство людей поставило бы под сомнение; самолюбие не давало ему слишком распространяться на эту тему. Если вспомнить, что Пребл умер (в 1807-м) задолго до того, как слухи о похожем звере, ходившие по стране, появились на свет, то его сообщение приобретает особую достоверность. Пребл утверждал, что, по его мнению, виденный им змей был длиной от 30 до 45 метров и гораздо толще бочонка.
Подобная величина кажется чрезмерной, но она согласуется с сообщением другого морского офицера, который рассказывал Фенимору Куперу о своей встрече с чудищем — лет через двадцать:
"На этот раз змея видели совсем вблизи, и в течение долгого времени, он даже проскользнул под судном, нырнув в воду и дав возможность получше себя рассмотреть. Рассказчик говорит, что в звере было метров сорок пять, даже не тридцать, и что толщиной он был как раз с винную бочку".
Великий Фенимор Купер под видом комментариев к пересказанному записывает следующие слова, полные мудрости и иронии:
"Видимо, в самой природе человека присутствует какая-то сила, которая мешает признать, что другие могли случайно увидеть то, что ускользнуло от его собственного взгляда. Путешественников всегда порочили и осмеивали просто потому, что они сообщали о фактах, которые выходили за рамки обычного опыта; и выражение "сказки путешественников" обязано своим появлением более всего упорной зависти, а не осторожности в оценке возможных преувеличений" (Американское "traveller's stories" эквивалентно французскому "contes a dormir debout", — буквально "сказки во сне стоя").
Контуры морского змея проявляются яснее
Итак, в XVIII веке, впрочем, как и в начале следующего, сообщения о появлениях морского змея воспринимались все еще с большим скептицизмом. Надо сказать, что люди, которым посчастливилось его наблюдать, были по большей части старыми морскими волками, которых подозревали в жуткой суеверности, или же рыбаками, о которых сложилась репутация самых отъявленных хвастунов и лгунов.
В 1817 году дело приняло совсем другой оборот. Тем летом такое количество народу, и среди них многие заслуживающие доверия люди, видело, как морской змей курсировал вдоль массачусетского побережья, что американский научный мир взволновался. Самым внимательным взглядом зоологи просмотрели все сообщения прошлого столетия, и особенно 1802 года — от одного хорошо известного в Мэне миссионера, преподобного Абрахама Каммингса, который в течение долгого времени наблюдал этих чудовищ, иногда находясь в каких-нибудь пятидесяти метрах от них, когда плавал с острова на остров по своим обязанностям, в сопровождении супруги, дочери и юной родственницы. Все три женщины подтверждали его наблюдения.
До определенного момента преподобный Каммингс отказывался верить в существование морского змея, о котором сообщали ему со всех сторон люди из его паствы. На этот раз, убежденный весьма решительным образом, он принялся рассказывать о своей встрече буквально всем, и вскоре слухи достигли ушей преподобного Александра Маклина, который проявил к ним живой интерес и попросил коллегу поведать более подробно о своем замечательном приключении. Каммингс ответил ему письмом, которое было предоставлено секретарю Американской академии искусств и наук. Но прежде чем опубликовать, его положили пылиться в ящик, откуда не извлекали до самого 1820 года. Выберем самый замечательный отрывок:
"Мы видели этого необычайного монстра в один из дней июля 1802 года, по пути в Белфаст, когда проплывали между мысом Росой и Лонг-Айлендом. Именно у этого острова мы заметили его в первый раз. Поначалу я решил, что это косяк рыбы с тюленем во главе, и очень изумился, видя, что тот высовывается из воды намного больше, чем обычно; но когда существо подошло поближе к нашей лодке, то очень скоро мы поняли, что перед нами — нечто единое, одно животное змеевидной формы. Я также заметил, что его способ передвижения в воде совершенно совпадает с описанным некоторыми жителями Фокс-Айленда, которые ранее видели похожее существо, что подтверждало правдивость их рассказов. Это создание плыло не как змей — извиваясь горизонтально, но опуская и поднимая части своего тела. Также весьма вероятно, что оно никогда не отваживается приблизиться к земле и что вода — это его родная стихия. Голова этого животного была значительно больше лошадиной и по форме была сходна со змеиной. Нам показалось, что длина его тела больше двенадцати метров. Голова и все то, что открывалось нашим глазам, были синеватого цвета, исключая черные круги вокруг глаз. Вначале скорость была весьма скромной, но когда он нас покинул, отправившись в сторону открытого моря, то поплыл с огромной быстротой".
Преподобный Маклин показал это письмо своему коллеге Олдену Бредфорду из Уискассета, который, в свою очередь, не замедлил написать самому очевидцу, задав среди прочих и такой вопрос: а не принял ли он за чудовище стаю морских свиней, плывших гуськом? На что преподобный Каммингс простодушно ответил:
"Разве кому-нибудь приходилось видеть, как пятьдесят или шестьдесят морских свиней следуют друг за другом правильной линией, да так, что находящиеся в хвосте не больше трески или макрели и только первый из всех них поднимает голову? А кто видел у дельфина или кита голову змеи? Мы наблюдали, как животное плыло от Лонг-Айленда до самого мыса, покуда оно не исчезло. Его голова и шея все время были над водой. А кто видел, чтобы дельфин проплыл такое расстояние, ни разу не погрузившись?"
Если сомнения преподобного Бредфорда были вполне законны, то уточнения, данные его респондентом, свели их к нулю. Нет такого тарана, который способен пробить врата недоверчивости, и поэтому это несостоятельное и простецкое объяснение еще часто возникало в дальнейшем, несмотря на протесты всех тех, кто видел, как чудовище в течение долгого времени держало голову над водой.
Что же касается необычного способа передвижения змея — вертикально изгибаясь, — то преподобный Каммингс в ответе на то же письмо внес одно добавление в свои наблюдения, коим выказал критичность собственного ума:
"Я не совсем уверен, что это движение было вверх-вниз: все, что мы можем сказать, это что нам так показалось (так как животное наблюдал не я один, а еще три человека). Может статься, что на самом деле его движения были горизонтальны".
Эта волнообразность движений в вертикальном плане, безусловно, одна из самых поразительных черт морских змеев из Норвегии и Новой Англии. Она упоминается почти всеми свидетелями. Немного людей в Америке читали Понтоппидана, и весьма маловероятно, что различные наблюдатели влияли друг на друга или находились под впечатлением древних писаний. Например, некий У. Ли, который в 1805 году видел одного из таких змеев (по его суждению, шестидесяти метров в длину) у Кап-Бретон и Новой Земли, сообщил, что тот плескался в воде "как куча коленчатых бугорков". Видевший одного монстра в 1815 году с высоты скалы на Кэйп-Коде капитан Элкана Финней дает очень схожее описание, но более подробно:
"…Тогда он бросился с ужасной быстротой ко мне с юга и мчался до тех пор, пока не оказался со мной на одной линии, потом остановился и застыл неподвижно на поверхности воды. Благодаря этому мне удалось разглядеть его хорошенько с помощью подзорной трубы, на расстоянии в четыреста метров. В такой неподвижности он напоминал связки бакенов. Я видел, быть может, тридцать или сорок выпуклостей или горбов, которые все были размерами примерно с бочонок. Голова, кажется, была в метр восемьдесят — два сорок длины, а на том месте, где шея переходила в туловище, она была толще всего тела. Кверху она утончалась, пока не достигала размеров лошадиной головы. Я не смог различить рта. Но на том, что я полагал нижней челюстью, находилась беловатая полоса, шедшая по всей голове и шее, по крайней мере в той части, что виднелась над водой. В таком положении он целиком простирался метров на тридцать — тридцать шесть. Тело ниже плеч вроде было одинаковой толщины. Я не видел ни одной части животного, которую можно было бы принять за хвост, из чего заключил, что мне открыта не вся длина. Он был темно-коричневого или черного цвета. Мне также не удалось обнаружить ни его глаз, ни гривы, ни жаберных щелей, ни дыхательных дыр. Я не видел ни плавников, ни лап. Животное не издавало звуков и, кажется, совсем не было встревожено моим присутствием. Оно покоилось неподвижно на воде в течение пяти минут как минимум".
Итак, даже во время отдыха морской змей имеет вид "связки бакенов", и эта необычная черта совсем необязательно связана с волнообразным движением. Когда — как в приведенном отрывке — шарики многочисленны и тесно нанизаны, то, очевидно, речь идет о горбах. Это не могут быть извивы тела, иначе бы шарики казались отстоящими друг от друга гораздо дальше и, следовательно, малочисленней. А это уже кое-что. Само собой разумеется, животное и с покрытой горбами спиной вполне может делать вертикальные извивы.
На следующий день после своих наблюдений капитан Финней провел немало времени, пытаясь углядеть чудовище снова. И когда задул ветер, странное животное опять появилось. На этот раз он смотрел на него в течение пары часов: змей нырял, исчезая на пять — десять минут под водой. Капитан заключил, что тот ловит рыбу, и поэтому ничего странного не было в том, что в конце концов змей отправился именно в бухту Уоррен, где водились в изобилии все виды: и макрель, и сельдь, и другие.
Месячное пребывание в бухте Глочестера
Подробное свидетельство капитана Финнея, как и преподобного Каммингса, оставались незамеченными до 1817 года, когда все население массачусетского побережья стало, как кто-то выразился, Sea-Serpent conscious, то есть поверившими в морского змея. Чтобы убедиться в многочисленности свидетельств, относящихся к разным появлениям нашего дива, поспешим перейти к обзору показаний очевидцев обо всех забавах змея тем летом в заливе Массачусетс и его ближайших окрестностях.
6 августа 1817 года две женщины видели, как в порт Кэп-Энн, который простирался к северу от Глочестерского рейда, заплыл морской монстр, напоминавший огромного змея. Мало кто обращал внимание на их взволнованную болтовню, истинность которой подтвердили еще несколько рыбаков, но уже через неделю целая толпа, в которую затесались и люди, известные своей честностью и здравомыслием, повидала в разное время подозрительное животное недалеко от того места, где эта история начала свое волнующее странствие по всему краю.
10 августа моряк по имени Амос Стори заметил его у самого берега, рядом с островком Тен-Паунд, в центре хорошо защищенного от океана Глочестерского рейда.
12 августа морской агент Соломон Аллен наблюдал из своей лодки нечто подобное, и зрелище повторилось на следующий день, причем длилось чуть ли не целые сутки. Он утверждал, что видел существо и в третий раз, 14 августа, и теперь уже никто не мог обвинить его в хвастовстве и невоздержанности на язык, поскольку теперь еще двадцать или тридцать человек присутствовали при появлении монстра. Среди них был мировой судья Глочестера, почтенный Лонсон Нэш. В тот же день четыре вооруженных суденышка бросились преследовать чудовище, и корабельный плотник Мэттью Гаффни, без колебаний приблизившись к нему метров на десять, выстрелил почти в упор из мушкета в голову, впрочем безрезультатно.
Теперь не оставалось никаких сомнений: невероятный морской змей, ужас древних мореплавателей, повадился на Глочестерский рейд! Линнеевское общество Новой Англии решило срочно собрать заседание в Бостоне и назначить комиссию по расследованию, которой предстояло прояснить это дело. 19 августа комиссия была сформирована из тщательно отобранных членов общества: судья, почтенный Джон Девис, врач доктор Джекоб Бигелоу и натуралист Френсис Грей. Первой заботой этих господ была просьба к судье Нэшу немедленно собрать под присягой свидетельства всех тех, кому посчастливилось наблюдать чудовище.
Пока Линнеевское общество предавалось подобной деятельности, животное продолжало свои явления: во всяком случае, выстрел из мушкета совсем не отвадил его от рейда Глочестера. 15 августа купец по имени Джеймс Мэнсфилд видел его в каких-нибудь 180 метрах от берега. 16 августа зверя наблюдали не только с берега полковник Т. М. Перкинс и его друг мистер Ли, но и капитан корабля со всем экипажем. 17 августа еще четыре человека оказались в числе очевидцев: трое вышли в море в момент появления и приблизились к монстру настолько, что могли бы коснуться его веслом, а четвертый находился в самом порту. 18 августа животное долго созерцали два пассажира лодки.
22 августа все началось заново. Внимание одной женщины было привлечено неким предметом на расстоянии 800 метров, который показался ей поначалу стволом дерева, выброшенным к восточной оконечности островка Тен-Паунд: предмет покоился частью на скале, а частью в воде. Заинтригованная, она схватила подзорную трубу, и тогда перед ее глазами предмет задвигался. В этот момент какие-то домашние хлопоты помешали ее наблюдению, а когда она возвратилась, то предмет исчез. Любопытно, но из другого, совершенно независимого источника мы узнаем, что в этот же день пара, катавшаяся в экипаже вдоль рейда, ясно видела морского змея, лежавшего на беловатом песке пляжа в четырех-пяти футах от кромки прозрачной воды.
23 августа, на заре, уже известный нам моряк Амос Стори еще раз разглядел монстра, очевидно вздремнувшего на воде. В течение нескольких последующих дней команды многих каботажных судов видели змея в открытом море, в некоторых случаях даже не зная, что нечто подобное наблюдалось много раз с земли. Следовательно, о коллективном самовнушении речи идти не может. Впрочем, о морском змее в трех километрах к востоку от оконечности Кэп-Энн сообщил 28 августа капитан шхуны «Лаура» Сьюэлл Топпан и два его матроса, направлявшиеся из Ньюберипорта в Бостон. И до самого конца августа его видели то там, то здесь в окрестностях Кэп-Энн, в частности таможенники с судна береговой охраны, то есть люди, которых, как известно, не надуешь. Наконец, вполне возможно, что то же самое животное заметили дважды, 3 и 5 октября, в проливе Лонг-Айленд, почти у самого Нью-Йорка!
Расследование комиссии Линнеевского общества
Почтенный Лонсон Нэш выполнил свои обязанности судьи в естественно-научной области с такой ловкостью и добросовестностью, какую можно было только ожидать от профессионального магистрата. Не откладывая дел в долгий ящик, он опросил по отдельности разных свидетелей, особенно обращая внимание на то, чтобы они не беседовали раньше друг с другом о содержании своих показаний. Чтобы сам следователь не влиял на других свидетелей, он сначала требовал, чтобы они рассказывали о том, что видели, своими словами. Чтобы постоянно классифицировать показания, судья Нэш предлагал им особую анкету, вопросы которой были основаны на стандартном списке, присланном комиссией Линнеевского общества. Пункты, которые следовало уточнить всем очевидцам, были следующие:
1) Когда вы увидели это животное в первый раз?
2) Сколько раз и в течение какого времени вы его видели?
3) В какую часть суток?
4) На каком расстоянии?
5) На какой близости к берегу?
6) Каков был его внешний вид?
7) Оно двигалось или отдыхало?
8) С какой скоростью животное перемещалось и в каком направлении?
9) Какие части животного поднимались из воды и насколько?
10) Казалось ли оно суставным или змеевидным?
11) Если оно извивалось, то изгибы были вертикальными или горизонтальными?
12) Сколько определенных частей тела высовывалось из воды одновременно?
13) Каковы были его цвет, длина и толщина?
14) Казался ли он гладким или шероховатым?
15) Каковы были размеры и форма головы; были на ней уши, рожки или другие отростки?
16) Опишите его глаза и рот.
17) Были ли у животного жабры или дыхательные отверстия ив каких местах?
18) Были ли у него плавники или лапы и в каких местах?
19) Были ли у него грива или волосы и где?
20) Как оканчивался его хвост?
21) Издавало ли оно какие-нибудь звуки?
22) Как вам показалось, животное преследовало кого-то, пыталось убежать или наблюдало за чем-то?
23) Видели ли вы одно животное или больше?
24) Кто видел его вместе с вами?
25) Сообщите другие примечательные факты.
Можно заметить, что значительные приметы могли остаться в тени. Восемь подробных протоколов были составлены в Глочестере, а три других в Бостоне. К ним следует прибавить личные воспоминания и комментарии почтенного Лонсона Нэша, одновременно и судьи и свидетеля, сообщение преподобного Уильяма Дженкса по поводу наблюдений в 1802 году его коллеги Каммингса и отчеты о четырех других появлениях морского змея в Новой Англии прошлого века, а также два других документа: подробный рапорт капитана Элканы Финнея о его встрече в 1815 году и, наконец, старый текст епископа Понтоппидана.
Словом, комиссия Линнеевского общества предприняла расследование, начиная с того момента, до которого его довел больше чем полвека назад ученый скандинавский прелат, и на этот раз методы изучения соответствовали требованиям современного им научного поиска. В качестве примера приведем здесь одно из собранных показаний, оказавшееся примечательнее всех прочих и, на наш взгляд, живописнее других:
"Я, нижеподписавшийся, Мэттью Гафни, Глочестер, графство Эссекс, по профессии корабельный плотник, даю следующие показания и заявляю, что:
14 августа 1817 года, между четырьмя и пятью часами пополудни, я видел странное морское животное, напоминающее змея, на рейде указанного порта Глочестера. Я находился в лодке, метрах в десяти от него. Его голова была побольше бочонка в четыре галлона (около 15 литров), тело было толщиной с бочку в баррель, а длину я оцениваю по меньшей мере в двенадцать метров, одной той части, которую можно было видеть. Верх головы был темного цвета, а низ казался почти белым, как и видимая часть живота длиной в несколько футов. Я полагаю, что и весь живот был белым.
Я выстрелил в него в тот момент, когда находился ближе всего. У меня был хороший мушкет, который я всегда держал в порядке. Я целил в голову, и думаю, что попал. Сразу же, как только я выстрелил, он повернулся в мою сторону и, как показалось, двинулся на меня, но нырнул в воду и, проскользнув под лодкой, появился только через сотню метров от того места, с которого исчез. Он нырял не головой вниз, как рыба, а, казалось, пускался сразу на дно камнем.
Мой мушкет стреляет пулями в одну восемнадцатую фунта (25 грамм), и думаю, что никто в городе не побьет меня в меткости. Я видел животное еще несколько раз, но никогда так хорошо, как в тот день. Его движения были вертикальны, как у гусеницы".
Зарегистрировав это заявление, судья Нэш задал свидетелю ряд вопросов:
Вопрос: С какой скоростью он двигался?
Ответ: Ясказал бы — миля за две или три минуты, по меньшей мере (от 35 до 55 км/час).
В.: Он был гладким или шероховатым?
О.: Мне показался гладким, когда я целился в него, но я этого не утверждаю точно. Просто у меня возникло такое ощущение.
В.: Быстро ли он поворачивался, и если да, то какую принимал при этом форму?
О.: Он поворачивался быстро, и сначала это выглядело, как скоба, но потом голова приблизилась очень сильно к хвосту, и в тот момент, когда они стали параллельны, то, казалось, почти соприкоснулись.
В.: Показался ли он напуганным после вашего выстрела?
О.: Нет, он продолжал играться, как и прежде.
В.: Кто находился в лодке вместе с вами, когда вы стреляли в змея?
О.: Мой брат Даниель и Августин Веббер.
На этом опрос заканчивается, после чего свидетель клянется на Библии в правдивости всех своих показаний.
Что касается подобия стилей различных свидетельств, оно объясняется тем, что кто-то один — судья Нэш или, быть может, его секретарь — записывал их после всего рассказа. Но замечания и подчас строгая критика, следующие за некоторыми показаниями, удостоверяют, что магистрат ничуть не пытался искусственно согласовать сообщения. Между ними существуют неоспоримые расхождения и даже кое-какие противоречия, но только в том, что касается деталей. В общем, значительная часть свидетелей — людей самой разной культуры, таких, как законники и рыбаки, священники и капитаны суденышек, военные в отставке и ремесленники, торговцы и конторщики, — проявляют удивительное единодушие, что позволяет очертить основные приметы виденного ими существа.
Приметы чудовища
По своему внешнему виду монстр из Глочестера весьма походит на огромного змея. Часто оказывается, что кожа у него гладкая: темно-коричневого цвета, почти черного, иногда иссиня-черного, кроме нижней части тела, которую большинство определило как беловатую. Некоторые свидетели упоминали также пятна и полоски, отличные по цвету, более светлые на темных местах.
Животное, судя по всему, достигало длины от 12 до 15 метров в той части, которая высовывалась из воды, а в целом, без сомнения, измерялось 20 метрами. Видимая часть была толщиной от 25 до 30 сантиметров. Почти всегда животное держало голову поднятой над водой на высоте от 15 до 30 сантиметров, но никогда — в метре или двух, как у морских змеев, встречавшихся у побережья Мэна.
Он, казалось, двигался, извиваясь вертикально. Но кроме того, когда скользил по поверхности, можно было видеть множество маленьких горбов, число которых варьируется в разных показаниях от десятка до нескольких десятков. Когда же он не двигался, то и тогда оставался искривленным, хотя спина становилась гладкой. Существо должно было обладать необыкновенной гибкостью в горизонтальном плане, потому что было способно гнуться наподобие булавки. Когда зверь нырял, то делал это внезапно, идя вниз, как камень.
По всей видимости, он передвигался с большой быстротой: половина свидетелей оценивают скорость в пределах 35–55 километров в час, а некоторые — в 65–75 и даже в 110 километров в час! Заметим, что большие китообразные обычно путешествуют со скоростью 30 километров в час, но могут на коротких дистанциях ускоряться до 40, а кит-полосатик — до 48 километров в час. Майор Гевин Максвелл убежден, что косатки, когда им необходимо, разгоняются до 30 узлов — следовательно, до 55 километров в час. Быстрее их только рыбы, например, рыба-меч, способная развивать скорость до ста километров в час.
Что касается анатомических подробностей морского чудища из Глочестера, то его уплощенная голова описывалась подобно змеиной или голове морской черепахи. Никому не удалось различить глаза. Один из очевидцев видел зияющую пасть, а другой — как из головы высунулся длинный отросток, вытянутый и остроконечный, который мог быть языком. Никто не заметил ноздрей, жаберных щелей или гривы.
Животное не казалось обеспокоенным присутствием лодок, но в то же время ничем не выказывало своей агрессивности. Оно было весьма миролюбиво, — по крайней мере, с точки зрения нашего вида — и, видимо, питалось рыбами типа сельди.
Во всем этом никак нельзя углядеть ничего фантастического, ничего, что могло бы объясняться безудержным воображением. На самом деле, единственное свидетельство, которое весьма разнилось от остальных, принадлежало Соломону Аллену Третьему. Морской агент исчислял длину таинственного пришельца в 24–27 метров, сравнивал его голову по величине с лошадиной и утверждал, что она поднималась на 60 сантиметров из воды. Он видел, как поднимались одновременно около пятидесяти бугров, образующих спину монстра. Но это лишь один из двадцати свидетелей, приведенных к присяге, который счел зверя столь большим, поэтому в отношении его можно предположить склонность к преувеличениям. С подобным же подозрением следует относиться к его категорическому утверждению — оно тоже никем не разделялось! — что кожа была грубой и чешуйчатой, а извивы тела при движении — горизонтальными. Без сомнения, это замечательные черты анатомии зверя, но очевидно, что они обязаны своим появлением предвзятому суждению о природе чудовища. В высшей степени невозможно, что Соломон Аллен наблюдал некое другое неизвестное животное, принадлежащее к иному виду.
Когда комиссия Линнеевского общества высказала свое собственное мнение по поводу сущности таинственного путешественника, то оказалось, что и ее членам была не чужда удивительная слепота Соломона Аллена, которая помогла им проигнорировать все, в общем единодушные, показания очевидцев и те выводы, которые можно было бы сделать на их основе.
Исходя из способа, которым животное поворачивалось, согласно описаниям, превращаясь в некую большую петлю, так, что при этом крайние части находились почти параллельно друг другу, можно заключить, что зверь не был повсюду одинаково гибким и что его грудная клетка сохраняла твердость, а все извивы объяснялись мягкостью и подвижностью хвоста. По одному этому можно подозревать, что речь идет не о настоящем змее.
С другой стороны, та легкость, с которой животное погружалось в воду и которую подчеркивают многие наблюдатели, может объясняться лишь наличием плавников или ласт, расположенных по бокам и скрытых под водой. Увы, никто не отметил у зверя подобных членов, что сразу показало бы несостоятельность гипотезы о гигантском морском змее.
Кроме уплощенной формы головы, тонкой шеи и длинного тела именно многочисленные выпуклости, отмеченные ниже головы как некие изгибы, заставили подозревать в глочестерском визитере змея, хотя на самом деле рептилии совершенно неспособны, из-за строения своего позвоночника, на подобные судороги. Волнообразное движение животного только увеличивало иллюзию, напоминая змеиное ползание, но в силу вертикальности этого движения его нельзя отнести к пресмыкающимся.
Нет, морской змей из Массачусетса явно не мог быть змеей. И если бы Линнеевское общество заметило это вовремя, то можно было бы избежать промашки, столь тягостно отразившейся на его репутации…
Величие и закат Scoliophis atlanticus
Нетрудно представить, какой всплеск эмоций спровоцировали упорные появления в течение почти трех недель сказочного монстра на рейде Глочестера и в его окрестностях. Когда власти наконец уверились, что речь идет не о газетной «утке» и не о массовой галлюцинации, за голову зверя была назначена премия. Открыли подписку. Сумма, указанная в окончательном варианте, была так велика, что местные рыбаки, побросав все дела, бросились ловить чудовище. Обратились даже к китобоям Нантакета и попросили выслать двадцать самых славных гарпунщиков для борьбы с монстром. Но тот, видимо, забеспокоился из-за столь пристального интереса к его персоне и удалился в более гостеприимные воды.
Если неудачная охота на морского змея заняла много времени и стараний, то расследованию, проведенному по его поводу с такой мелочной тщательностью вначале, суждено было завершиться еще более плачевно.
Возникла мысль: а отчего монстр с таким упрямством кружит вдоль берега? Легкомысленно предположив, что речь идет о рептилии, эксперты из Линнеевского общества дали подобному поведению следующее логическое объяснение: как и морские черепахи, морской змей, вероятно, приплыл к земле, дабы отложить яйца. И тут же местные энтузиасты бросились на поиски предполагаемого потомства. Стоит ли говорить — безрезультатно.
Однако, примерно через месяц после того как чудовище исчезло, двое мальчишек, игравших в поле у Лоблолли-Коув, на восток от Кэп-Энн, обнаружили маленькую черную змейку в метр длиной. Они подняли крик, на зов немедленно принесся их отец и с восторгом открыл, что у рептилии по всей длине спины — множество маленьких горбиков… точь-в-точь как у морского змея! Ведь все случилось в каких-то 50–60 метрах от моря. Набравшись храбрости и вооружившись внушительного вида вилами, крестьянин пронзил голову несчастного монстра. Позднее он был продан некоему Бичу, который хотел использовать его для показа за деньги. Но прежде славный малый отослал змея в Линнеевское общество, подчеркнув, что речь, должно быть, идет о юном морском змее, который вылупился из яйца, отложенного большим чудищем во время своего недавнего пребывания.
Комиссия приняла это предположение с невероятной легкостью, счастливыми глазами оглядела любопытную находку, которую тут же вскрыли и выполнили с нее несколько изящных анатомических рисунков для «Анналов» общества. Рисунки весьма ясно показывали неоспоримое родство малыша морского змея с черным ужом, весьма распространенным в этих краях, однако в конце концов было сделано такое заключение: речь идет о некоем родственном виде, который был окрещен Scoliophis atlanticus, или горбатый змей из Атлантики. Оставалось определить, принадлежит ли новооткрытая тварь к тому виду, гигантский представитель которого резвился на рейде Глочестера. Наши эксперты открыли дискуссию, запись которой заняла три с половиной странички в «Анналах», и вывели в итоге:
"Общество со всей решительностью, принимая во внимание, что оба животных сходны в стольких чертах, как основных, так и частных, а также ввиду того, что невозможно установить между ними никакого конкретного различия, кроме размеров, определяет их как двух представителей одного вида и считает возможным обозначать одним и тем же названием, до тех пор пока в результате более тщательного осмотра большого змея не будут выявлены какие-либо различия в строении, достаточно существенные, чтобы изменить данное определение".
Когда отчет комиссии Линнеевского общества Бостона достиг Европы, Дюкротэ де Бленвилль, профессор зоологии и сравнительной анатомии на факультете естественных наук в Париже, тотчас же опубликовал сообщение об этом в "Журнале физики, химии и естественной истории". Что более всего заинтересовало профессора в этом деле, так это открытие нового вида змей, "весьма отличных от прочих рептилий, с особенно необычным расположением позвоночника, ребер и способом передвижения, которые можно увидеть лишь у немногих или вообще ни у кого из других рептилий". На это Александр Лесуер, проживавший в это время в Бостоне, написал профессору, что он лично для очистки совести препарировал одну часть знаменитого Scoliophis atlanticus и нашел, что тот не что иное, как обыкновенный черный уж, искалеченный болезнью!
"…У меня нет никаких сомнений, — пишет Лесуер, — что это животное просто калека; может быть, его сильно ударили в молодости, и ущемленные части, оставшиеся такими навсегда, не смогли развиться дальше или, по крайней мере, развиться обычным образом, тогда как неповрежденные продолжали расти, как и должно, и доразвились совершенно нормально…"
Вы себе представляете, как порадовались все скептики, юмористы и другие насмешники? Все построение, возникшее в результате столь тщательного расследования, рухнуло под бурей смеха. Некоторые решили, что эксперты, виновные в столь грубой ошибке, были просто неспособны различить истинное от ложного и их следует признать простодушными жертвами мистификаторов, ясновидящих или болтливых пьяниц. Публика клялась, правда слишком рано, что больше ее не проведешь.
Однако Лесуер не довольствовался объявлением патологического характера сколиофиса. Он прибавил: "Что до знаменитого гигантского морского змея, чьим детенышем его посчитали, если он появится следующим летом, то я намерен лично его осмотреть".
С точки зрения общественного мнения дело было закрыто. Неизвестное животное, подозрительное с самого начала, стало объектом насмешек.
Великая дата: крещение Megophias
Определенно, невзирая на все эти превратности судьбы, 1817-й стал праздничным годом для нашего героя. Кроме того, что его увидело столько людей, он именно в этот год получил то, что можно было бы назвать его дворянским титулом: научное имя. В 1817 году крупный франко-американский натуралист Константин Самюэль Рафинеск-Шмалыд опубликовал в "American Monthly Magazine" описание зверя из Глочестера, для которого предложил новое родовое имя Megophias, то есть "Большой змей".
Статья, в которой фигурировало это название, была перепечатана в 1819 году в "Philosophical Magazine" под своим изначальным названием: "Рассуждение по поводу Водяных Змей, Морских Змей и Морских Змеев".
Дав обзор новых видов настоящих морских змей, последняя из которых достигала от 2,5 до 3 метров, Рафинеск продолжал:
"Этот последний вид кажется мне самым крупным из морских змей, которых доселе осматривали натуралисты. Но экземпляры и гораздо больших размеров появлялись в разное время. Если бы у меня было свободное время просмотреть все сообщения путешественников и историков, то, без сомнения, я мог бы привлечь внимание ко многим из них, но приходится отложить эту тягостную работу, и я вынужден предупредить всех тех, кто собирается вести изыскания в данной области, об обманчивом характере этих несовершенных и преувеличенных сообщений древних и неизвестных авторов. Каждый раз, когда они забывают упомянуть о чешуе или о хвосте их морских змеев, или когда они утверждают, что чешуи вообще не было, или что у них были жабры и плавники, будьте уверены — речь идет о самых настоящих рыбах, а вовсе не о змеях. Конечно, вполне вероятно, что существуют морские змеи без чешуи, так как подобное явление встречается у наземных змей; есть рыбы, снабженные чешуей и на вид лишенные плавников; но не существует рыб без жабер и змей с жабрами! На этой важной черте базируется разграничение классов.
Почти все авторы, которых мне довелось прочесть, игнорируют это очевидное различие и, по примеру древних греческих и римских писателей, нарекают морскими змеями больших угрей и других рыб, которых им посчастливилось увидеть. Боюсь, что с подобной же невнимательностью мы сталкиваемся у Понтоппидана в его "Естественной истории Норвегии", Монжиторе в "Достопримечательности Сицилии", Лега в "Путешествиях на остров Родригес" и так далее. Их наблюдения, так же как и факты, которые они сообщают, не менее ценны, поскольку относятся к диковинным неизвестным рыбам, редко наблюдаемым человеком".
Сразу скажем, что если Рафинеск явно ошибся в своем определении работы епископа Понтоппидана, то он был совершенно прав в том, что касалось трудов Монжиторе и Лега.
В своей работе по достопримечательностям Сицилии "Delia Sicilia ricercata nelle cose piu memorabili" (1742–1743) Антонио Монжиторе дает обзор всех морских монстров Средиземноморья. Среди зверей, заимствованных из сицилийских хроник, можно найти огромного спрута, несколько крупных китообразных и рыб. Единственные морские змеи, приведенные в этой антологии, — это те, которые напали на ловцов тунца у Сарики, близ Кастореале: "Рыбаки видели в ловушке рыб гораздо крупнее тунца, покрытых разноцветными пятнами, имевших, по мнению многих, форму змеи и которые были ужасны по виду; оказавшись в сети, они стали яростно биться, разрывая ячейки и выпуская всех тунцов".
Вероятней всего, речь идет об очень больших муренах с характерными пятнами (они могут достигать трех метров в длину) и которые так же агрессивны, как и прожорливы. Какой-то вид угрей встретил и доблестно прикончил Франсуа Лега с товарищами в 1693–1696 годах на скалах у острова Маврикий, куда голландская администрация без жалости выслала эту группу французских гугенотов, искавших места для колонии.
"Это был, — сообщает Лега, — ужасный змей, весивший шестьдесят фунтов и которого мы поначалу легкомысленно сочли миногой или конгром, то есть морским угрем. Но на самом деле этот предполагаемый угорь сразу показался нам необычайным силачом, и, кроме того, у него имелись плавники, которых, как мы знали, у морских змей не бывает. Впрочем, мы так привыкли встречать нечто новое на земле и в море, что общий вид этого зверя позволил нам заключить только, что это все же был угорь, которого мы раньше никогда не видели и который больше напоминал морскую змею, а не обычного конгра.
По сути, у него была голова змеи или крокодила, вооруженная длинными и острыми загнутыми зубами… но совсем другого размера. Что за странный угорь, сказали мы; какое чудовище! Какие ужасные зубы!"
Это, может быть, был и угорь, но тем не менее именно угорь либо мурена, пусть даже и в 30 килограммов — в этом, кстати, нет ничего необычного. В 1933 году рыбаки поймали экземпляр в 33 килограмма у Дунгенесса в Па-де-Кале! А в 1879-м на рынке в Лондоне появился 58-килограммовый. В "Illustrated London News" от 17 сентября 1904 года было опубликовано фото особи на 72 килограмма, выловленной возле Портсмута: его длина равнялась 275 сантиметрам. Встречаются и трехметровые мурены.
Смысл замечаний Рафинеска нам кажется вполне очевидным, но не стоит забывать, что в начале прошлого столетия его мнение противоречило повсеместно распространенному убеждению, корни которого — в мрачных областях человеческого подсознания. Само собой разумелось, что Левиафан, изворотливый правитель царства Мрака, — змей, потому что ведь он был дьяволом! Так что чтобы разделаться со всем этим, требовалась не только ясность ума, но и определенное мужество.
Но перевороты никогда не совершаются сразу. И Рафинеск, высказав столь здравое суждение, был, безусловно, обманут некоторыми свидетельствами и не смог целиком сбросить ярмо идеи, принятой еще на заре времен, и потому, увы, поддержал классический тезис в том, что касалось природы морского змея с Глочестерского рейда:
"Из четырех разных животных, которых наблюдали последнее время американцы и названных морскими змеями, только один (змей из Массачусетса) кажется мне настоящим, второй — явно рыба, а два остальных — неясной природы".
Что это были за четыре животных?
Первый — конечно, тот зверь, которого так пристально исследовала комиссия Линнеевского общества. По правде говоря, Рафинеск проявил ту же неумелость в трактовке результатов их изысканий, как и сами бостонские эксперты. Ведь он указывал на чешую у чудовища, доверившись самому сомнительному сообщению Соломона Аллена, на "сдавленный хвост, закругленный наподобие весла", и, опираясь еще неизвестно на какую основу, без колебаний написал:
"Очевидно, это настоящий морской змей, принадлежащий к роду Pelamis, и я предлагаю назвать его Pelamis megophias, что значит: "большой морской змей пеламис". Однако он может относиться и к другому виду, на что, кажется, указывают одинаковые (?) вытянутые чешуйки, и, следовательно, здесь необходим более тщательный осмотр, поэтому ему больше подходит название Megophias monstrosus".
Второго морского змея, упомянутого Рафинеском, встретил в июле 1818 на севере от Ирландии некий капитан Браун во время своего путешествия из Америки в Санкт-Петербург.
"Когда он двигался по воде, — сообщает наш ученый комментатор, — то его голова, шея и внешняя часть туловища держались прямо, как мачта; вокруг плавали морские свиньи и рыбы. Он был гладким, лишенным чешуи и с восемью жабрами (читай: жаберными щелями) под шеей, что определенно указывает на то, что он никак не принадлежал к змеям, а являлся неким новым видом рыбы".
Капитан Браун показал, что животное было темно-коричневого цвета сверху и грязно-белого снизу, что его голова была круглой и около 60 сантиметров в длину, рот 40 сантиметров в ширину и глаза, отодвинутые за челюсти, как у лошади. Совершенно точно, что в нем было примерно 58 футов длины, то есть 18 метров.
Это существо Рафинеск сближает с некоторыми угреобразными рыбами — сфагебранхами и с родом слитножаберников, которые относятся к весьма своеобычной группе рыб — синбранхов, которые характеризуются слиянием жаберных отверстий над горлом и отсутствием грудных и тазовых плавников. Но так как рыбы из этого рода обладают только одним или двумя жаберными отверстиями, то Рафинеск выдумал для чудовища капитана Брауна и новый род и вид — Octipos bicolar.
Если бы ученые удосужились действительно заострить внимание на восьми жаберных отверстиях, то проблема морского змея из Северной Атлантики тут же бы решилась, так как подтвердилось бы, что речь идет о рыбе. Но, как впоследствии подчеркивал доктор Удеманс, эти отверстия, очевидно, только показались таковыми, будучи всего лишь складками жира, как подбородки у толстяков. Так что следует признать, что Рафинеск был первым натуралистом, определившим морского змея как очень распространенный тип существа, вид гигантского угря, и это объяснение сейчас пользуется большой известностью в научной среде.
Третье животное, упомянутое Рафинеском, он сам назвал "алый морской змей". Его наблюдала в 1816 году в Атлантике вся команда нью-йоркского судна, очень близко к поверхности воды, и, по всей вероятности, это был кальмар рода Architeuthis, так как эти огромные головоногие часто принимают именно такой цвет. Голова чудища, названная остроконечной, была не чем иным, как кончиком хвоста кальмара, который этот моллюск выставляет вперед, когда пятится, кстати довольно привычным для него способом. И длина 40 футов, то есть 12 метров, которую ему приписывают, совсем не исключительна для архитевтиса.
Но в то время знакомство с этими невероятными чудовищами было еще весьма и весьма шапочным, и Рафинеск даже не пытался вспомнить о них в своем объяснении. Он предпочел высказать предположение, совершенно необоснованное, что алый зверь был рыбой, вероятно, того же рода, что предыдущий — Octipos.
Четвертый морской змей Рафинеска — это тот, которого встретил у Новой Земли в 1805 году уже упоминавшийся У. Ли и которому он приписал "коленчатые бугорки" на темно-зеленой спине и длину в 60 метров.
"Этот, — подчеркивает Рафинеск, — кажется, самый крупный из всех, и его можно назвать Pelamis monstrosus; но если обнаружится существование других видов таких же размеров, то следует назвать его Pelamis chloronotis или "Пеламис с зеленой спиной".
Из всех поспешных диагнозов Рафинеска стоит отметить только одно радостное обстоятельство. Морской змей, которого видели и описали жители Новой Англии, получил научное имя, которое, согласно международным договоренностям по зоологической номенклатуре, ему полагалось носить впредь: Megophias monstrosus Рафинеска.
Его крестный oteц: экстравагантный Рафинеск
Сказать честно, крестник-Рафинеск не прибавил доверия, по крайней мере в то время, к знаменитому морскому чудовищу в научной среде. Среди представителей естественных наук в ту пору было несколько колоритных знаменитостей, но самым колоритным, самым живописным маргиналом, конечно, был Константэн Самуэль Рафинеск.
Люди, в общем, с сомнением относятся к тому, что выходит за рамки их традиционных представлений: считалось, что рыбы должны плавать по морям, окаменелости — оставаться в своем далеком прошлом и никак не оживать, что азиаты лицемерны и жестоки и что ученый — это существо серьезное, чопорное, занятое священнодействиями и иногда слегка балованное, а иначе и быть не может. "Ненатуральный натуралист", которым был, по словам Виктора фон Хагена, Рафинеск, ни за что не желал вписываться в тогдашние представления всего мира.
Этот карикатурный ученый вызывал смех и странным поведением, и эксцентричностью прически, и бородой анахорета, которую он время от времени отращивал, и невероятным пренебрежением собственным гардеробом, и непочитанием буквально всех авторитетов, и страстью коллекционера, который, раздобыв какой-нибудь редкий или вовсе не известный экземпляр, мог забыть обо всем, кроме самых элементарных приличий, и ошеломляющим изобилием работ абсолютно на любые темы. Его считали маньяком, глупцом, вдохновенным идиотом.
Конечно, Рафинеск был излишне нервозен. Но какие нервы выдержат каскад ужасных ударов, которые преследовали его всю жизнь? И не надо удивляться тому, что на этой почве у него взросло несколько маний.
Весьма маловероятно, что Константэн, родившийся в предместье Константинополя в 1783 году, унаследовал свой авантюрный и асоциальный нрав от отца, марсельского коммивояжера, который всегда был в разъездах и умер молодым где-то за морем. Мальчик перенес свое обожание на мать, которая сама еще была ребенком, и поэтому жестоко переживал ее новое замужество. Он сам, женившись однажды на Сицилии, уже объехав добрую часть мира, видел смерть своего первого ребенка. Затем жена бросила его ради бродячего комедианта. В 1815 году он решил бежать от своей поруганной любви, но судно, увезшее в Америку его и все его добро, напоролось на рифы у Лонг-Айленда. Рафинеску удалось добраться вплавь до берега, но все, чем он владел, поглотил океан: коллекции, которые состояли, помимо прочего, из пятидесяти коробок засушенных растений и полумиллиона раковин, внушительную картотеку, бесценное собрание книг, тысячи карточек, сотни гравюр на коже и сверх того — огромное количество неопубликованных рукописей — одним словом, итог двадцатилетних поисков и исследований.
Через несколько лет скромного существования французский натуралист, которого уже тогда считали одним из ведущих, в ряду Кандолля и Кювье, ученых, наконец был назначен профессором естественных наук в университет Лексингтона. Увы! По причине своей экстравагантности он вскоре стал мишенью для студенческих мистификаций. Он был посмешищем для коллег, которые завидовали его эрудиции и оригинальности взглядов и недоверчиво относились к той страстности, с какой он защищал свои теории, не трудясь снисходить до уровня их восприятия. В конце концов, после яростной стычки с ректором было решено, что этот натуралист со слишком кипучим темпераментом должен покинуть славное научное учреждение.
Сегодня тот же университет гордится честью называть его имя среди своего профессорского состава. И теперь уже самые известные историки американской науки называют Рафинеска замечательнейшим ее представителем. Давший описания тысячи новых видов, большая часть которых ценна и теперь, этот гигант естественных наук, как никто другой, заслуживает чести первооткрывателя флоры и фауны Северной Америки. Незадолго до Дарвина он видел теорию постоянной изменчивости видов.
Рафинеск тщетно все годы изыскивал способы получить финансовую поддержку для новых научных публикаций и удивительных открытий. В крошечной конуре, которую он занимал в Филадельфии, натуралист, изготовив растительный эликсир, который, как он полагал, излечил его от туберкулеза, начал приготовлять образцы, чтобы отправить их каким-нибудь фармацевтам, и даже ходить от дома к дому, предлагая свое изобретение.
Есть поразительное сходство в судьбах крестного отца морского змея Рафинеска и крестного отца гигантского спрута Пьера Дени де Монфора, другого проклятого натуралиста, который жил в ту же эпоху. Они оба были вспыльчивы и нервны, много путешествовали, брались за все, были эрудированны и талантливы, горды и тщеславны, обладали эксцентричными манерами, и оба были непоняты и осмеяны, и кончили оба тем, что унизились до самой неблагодарной работы, чтобы удержаться на плаву: один определял раковины для торгующих натуралистов, а другой продавал снадобья, и умерли оба в ужасающей нищете в возрасте пятидесяти шести лет.
Дени де Монфор, ставший алкоголиком, был найден в парижской сточной канаве. Конец Рафинеска, чуть более достойный, может послужить сюжетом для драмы.
После долгих страданий от рака, который поразил его печень и желудок, несчастный Константэн умер за рабочим столом 18 сентября 1840 года. В его скрюченных пальцах было зажато гусиное перо, которым он записал последние слова надежды: "Time renders justice to all alike" ("Время воздаст всем по справедливости").
Рафинеск оказался настолько нищ, что его квартировладелец продал труп в медицинскую школу, чтобы возместить себе недоданную плату за жилье. Страдалец избежал позора публичного вскрытия только потому, что два его верных друга под покровом темноты вытащили его тело на веревке через окно, чтобы по крайней мере похоронить его на кладбище для туземцев и нищих невостребованных приезжих.
Морской змей, этот пария в зоологии, неустанный странник, не дающийся в руки, осмеянный одними и напугавший других, стал крестником достойного человека. Ему остается пожелать только одно: чтобы и зверь не кончил дни, как ученый, в нищете и одиночестве, забытый всеми, чьи бренные останки были принесены в жертву корысти невеждами.
Несвоевременный расцвет "уток"
Доныне одно название морского змея вызывает только улыбку. Не дай вам бог в обществе признаться в том, что вы верите в существование этого животного, если, конечно, вы не хотите, чтобы вас приняли за простака. Разрешено верить в дома с привидениями, в угрозу марсианского нашествия, в чудесные исцеления и телекинез, но только не в морского змея. Редактор газеты, в которой каждый день публикуют подробные гороскопы, поднимет вас на смех, если вы предложите статью, лишенную иронии, на тему знаменитого монстра. И если вы — научный писатель, всерьез занимающийся этой темой, то лучше отдалить тот день, когда вам взбредет в голову написать книгу на этот сюжет. Я обещаю вам взрыв глупого хохота или пожимания плечами и покачивание головой с откровенным сочувствием.
Едва ли можно поверить теперь, что были времена — и не столь уж давние, — когда по поводу морского змея научные мнения разделились и он стал центральной фигурой в статьях специальных журналов. В ходе расследования, проводимого в 1817 году комиссией Линнеевского общества Бостона, весь ученый мир трепетал, ожидая итогов. Замечательным примером этого переполоха служит обильная переписка тех лет между будущим американским государственным деятелем, а тогда жителем Парижа Эдвардом Эвереттом и прославленным Фридрихом фон Блуменбахом, профессором зоологии в Геттингене; между генералом Девидом Хемфрисом из Линнеевского общества Бостона, который входил в штаб Джорджа Вашингтона во время Войны за независимость, и сэром Джозефом Бэнксом, президентом и основателем Королевского общества Лондона и арбитром по естественным наукам по всей Англии; между двумя выдающимися зоологами: Томасом Сэем из Филадельфии и Уильямом Е. Личем, помощником хранителя отдела естественной истории Британского музея; не считая Александра Лезуэ, бывшего товарища по путешествиям Перона и Дюкротэ де Бленвилля, профессора зоологии и сравнительной анатомии на парижском факультете. Один американский ученый, гораздо более известный в то время, чем бедный Рафинеск, — профессор У. Д. Пек, так вот, даже он в 1818 году, собрав несколько древних свидетельств, категорически высказался в пользу существования чудовища, которого он также считал настоящим змеем огромных размеров. Что тогда был перед ним Рафинеск, тридцатитрехлетний беженец с Сицилии, едва прибывший в Америку?
После грандиозной оплошности, допущенной экспертами из бостонской комиссии по расследованию, ситуация радикально переменилась. Отныне ни один натуралист не осмеливался с симпатией заговаривать о морском змее. А череда газетных надувательств, главным героем которых стал морской монстр, окончательно добила дело с глочестерским рейдом, которое тогда еще теплилось.
Сначала были слухи, невинным распространителем которых стал преподобный Уильямс Дженкс, простодушно пересказав их комиссии Линнеевского общества в 1817 году. Некий господин Степлз рассказал ему, "что в 1780 году, когда некая шхуна встала на якорь в устье реки или в бухте, одно из этих огромных созданий запрыгнуло на нее и улеглось между мачт; люди со страху попрятались в трюме, а корабль под весом змея пошел ко дну. Водоизмещение шхуны было восемнадцать тонн".
То, что это занятное сообщение было или целиком чистой выдумкой, или — того больше — искажением какого-то другого происшествия (гибель судна в торнадо, или даже — кто знает? — от «рук» гигантского кальмара), ясно потому, что оно ни в чем не сходится с бесчисленными свидетельствами о морском змее как о существе безобидном и, во всяком уж случае, неспособном на атаку без причин. По правде сказать, вся история весьма напоминает древние скандинавские саги: можно даже биться об заклад, что ее создатель был вдохновлен гравюрой из книги Олафа Магнуса. Господин Степлз вздумал обессмертить свое имя, став отцом первого воображаемого морского змея, но эта сомнительная честь могла принадлежать и кому-то другому.
Последующая история, которая заполнила весной 1818 года страницы многих газет Бостона, Нью-Йорка и других американских городов, немногим менее фантастична и, следовательно, мало кого одурачила, хотя возможно, в этом и проявился ее апокрифичный характер. Проницательные читатели не замедлили отыскать в ней серьезные противоречия. Досужие Шерлоки Холмсы, ваш выход!
"Я, нижеподписавшийся Джозеф Вудворд, капитан шхуны «Адамант» из Хингхэма, вел свое судно из Пенобскота в Хингхэм, по курсу ост-норд-ост, и находился в десяти лье от берега, когда в прошлое воскресенье в два часа пополудни заметил на поверхности воды нечто, напоминающее по размерам большую лодку. Предположив, что это может быть часть корабля, потерпевшего крушение, я приблизился к нему, но, оказавшись в нескольких локтях, обнаружил, к своему огромному изумлению и удивлению экипажа, что это чудовищный змей. Когда я приблизился еще, он свернулся, а потом тотчас развернулся и удалился с чрезвычайной быстротой. Когда мы снова подплыли, он опять изогнулся в спираль и метнулся больше чем на двадцать метров от носа судна.
Я приказал зарядить пушки ядрами, а мушкеты пулями. Затем выстрелил в чудище; и я, и моя команда отчетливо слышали, как пули и ядра чиркают по его телу, а потом отскакивают, как будто наткнувшись на скалу. Змей встряхнул совершенно необыкновенным способом головой и хвостом и двинулся, раскрыв пасть, на наше судно. Я приказал опять зарядить пушки и сам навел одну на его горло; но он оказался так близко, что весь экипаж объял ужас и мы не могли думать ни о чем, кроме как улизнуть. Змей почти коснулся корабля, и если бы я не развернул его другим боком, то он неминуемо протаранил бы борт. Чудовище нырнуло, а через мгновение мы увидели, как оно появилось вновь, голова его была по одну сторону, а хвост по другую, как будто он собирался нас приподнять и опрокинуть. Однако никакого удара мы не почувствовали. Змей оставался рядом с нами пять часов, то отплывая, то возвращаясь.
Страх, который он вызвал у нас сначала, понемногу рассеялся, и мы воспользовались возможностью оглядеть его со вниманием. Я полагаю, что длина его была сорок метров; голова — от трех шестидесяти пяти до четырех двадцати; диаметр туловища у шеи не меньше метра восьмидесяти; размеры головы были пропорциональны телу. Он был черноватого цвета; жабры располагались где-то в трех метрах шестидесяти пяти сантиметрах от макушки. Одним словом, это было собрание ужаснейших черт.
Когда он сворачивался, то располагал хвост так, чтобы тот помогал прыгать с наибольшей силой; он двигался в любом направлении с большой легкостью и удивительной быстротой.
Джозеф Вудворд, Хингхэм, 12 мая 1818 года.
Это заявление подтверждают Питер Холмс и Джон Мэйо, которые свидетельствовали под присягой перед мировым судьей".
Несмотря на официальный характер, это прибавление лишь режет ухо читателю, так как гораздо важнее было бы указать имя мирового судьи, чем свидетелей, чью личность весьма нелегко установить.
Свидетельство капитана Вудворда, однако, перепечатали, без малейших иронических комментариев, и "Quarterly Journal of Science", и "Literature and the Arts of Royal Institute of London", и уважаемый Лоренц Окен в своем «Isis». Через тридцать лет его еще раз опубликовал в Лондоне издатель «Zoologist» Эдвард Ньюмен, который со вниманием отслеживал все, что касалось морского чудовища. Именно эта последняя публикация вызвала вспышку негодования у одного из читателей, У. У. Купера из Клейнса в Ворчестершире.
Хорошенько вчитавшись в заявление капитана Вудворда, он обнаружил в нем ряд сомнительных мест, и особенно подчеркнул следующее:
"Капитан Вудворд говорит, что животное передвигалось с исключительной быстротой, или, как он выразился чуть дальше, изумительной; что когда он выстрелил в животное, то оно находилось всего лишь в двадцати метрах от носа корабля, каковая часть, по всей видимости, была самой ближней к зверю; что он зарядил пушку и прицелился в горло животному — понятное дело все это, пока чудовище приближалось. Но прежде чем он выстрелил, всю команду объял ужас, и он развернул судно другим боком, чтобы улизнуть. Следовательно, перед нами животное в двадцати метрах от корабля, способное перемещаться с изумительной быстротой и которое тем не менее оставляет время зарядить пушку, прицелиться в горло и, наконец, развернуть судно. И вправду покладистый змей! И что еще почти так же странно: даже не указано положение жабер — и это при такой дотошности измерений капитана Вудворда! — и нет никакого описания чешуи или панциря, что позволило бы понять, почему капитан Вудворд и его команда ясно слышали, "как ядра и пули чиркали по туловищу, но тут же отскакивали, как будто наткнувшись на скалу".
Господин Купер прибавляет, что он не искал в этой истории того, что было заявлено, — "правды, только правды, ничего, кроме правды", но что он лично, впрочем, убежден в существовании морского чудовища, еще неизвестного науке.
За границей мистификаторам не удалось переплюнуть историю «Адаманта». Однако в весьма разборчивой лондонской "Literary Gazette" можно прочитать от 31 января 1818 года следующее:
"По сообщениям из Марселя, морской монстр огромных размеров был замечен у побережья Калабрии. Несколько рыбаков заметили в море огонь и решили, что это терпящее бедствие каботажное судно. Но они приблизились к чудовищу, чьи движения производили фосфорическое свечение, которое они и приняли за огонь. Они также видели густой дым и слышали замогильное мычание, и поэтому судно немедленно развернули к берегу. По рассказу рыбаков, монстр поднимался до внушительной высоты, а затем нырял снова в воду, да так, что, хотя ночь была спокойной, они были все покрыты брызгами. Есть большая вероятность того, что это великий морской змей, не так давно виденный на американском берегу и пересекший Атлантику".
Если монстр-кораблекрушитель из первоначальной басни господина Степлза был плодом вдохновенного изучения Олафа Магнуса, то этот, дымящий и фосфоресцирующий, происходит по прямой линии от ужаснейшего Левиафана библейских времен!
Стоит заметить, с какой затаенной ловкостью авторы отрывка указывают источники своей информации: об итальянцах говорят французы, и, таким образом, ответственность за это экстравагантное сочинение перекладывается на совесть исконных недругов Англии. В отместку ли, нет — неизвестно, но французы тут же подхватили эстафету и состряпали бредовый анекдот о морском змее — да что я говорю? — о целой орде морских змеев, увиденных с британского брига «Элефант». Анекдот был опубликован 3 февраля 1820 года в "Европейском цензоре", предположительно по одной заметке из Дюнкерка.
Дело было 15 ноября 1819 года. На следующий день один из моряков написал своему другу, желая поставить его в известность о драматическом происшествии, которому он был свидетелем и даже стал одной из жертв:
"Вчера в пять часов утра, когда мы плыли под малыми парусами, вдруг наше судно сотряслось; вахтенные решили, что мы ударились о скалу или сели на мель. Тогда мы находились в трехстах милях от берега. В следующий момент все высыпали на мостик и когда принялись выискивать причину нашего ужаса, то свет луны озарил нескольких морских чудовищ жуткой величины, которые резвились вокруг нас. Одно из них было так близко к судну, что поднятой им волной сбило с ног двух человек на мостике. С наступлением дня мы насчитали более двадцати таких монстров рядом с нами. Мы различили среди них одного, который, казалось, был гораздо больше пятидесяти футов (15 м) в длину; он в ярости бросился к судну со стороны правого борта. Канонир, воспользовавшись мгновением, когда тот открыл пасть, направил прямо в нее ядро. Монстр отплыл и издох, а остальные бросились в бегство, напуганные звуком выстрела. Тогда мы спустили на воду шлюпку и взяли на буксир животное, которое было морским змеем, как и те, о которых столько говорили; в нем было сто футов (30 м); мы разрубили его на части, и я сохранил клыки, чтобы подарить вам по возвращении в Англию".
Бессмысленно, я думаю, добавлять, что этот бесценный трофей никогда не попал в отдел естественной истории Британского музея.
Награда за голову морского змея
Вспомним, что после волнения, произошедшего в связи с затянувшимся пребыванием морского змея на глочестерском рейде летом 1817 года, за голову монстра в этом крае, центре китовой индустрии страны, была назначена награда. Следующим летом вдоль всего побережья Новой Англии снова заговорили о морском змее. Совершенно очевидно, что, после того как чудовище приобрело подобную популярность, не замедлили появиться новые «утки», которые тут же смешались с истинными наблюдениями.
Началось все на юге, где в море у мыса Генри, в Виргинии, капитан брига «Уилсон» встретил на поверхности океана экземпляр в 190 футов (57 метров, не меньше!), которого поначалу принял за обломки кораблекрушения. Капитан отрядил лодку осмотреть их вблизи. То, что животное никак не отреагировало ни бегством, ни нападением, казалось всего подозрительней. Через несколько дней, 19 июня, гораздо более деятельный морской змей объявился в гавани Сэг, в одной из бухт Лонг-Айленда, прямо перед Нью-Йорком; после этого назначили новую премию китобоям, которым удастся завладеть монстром. Еще через два дня в море у Кэп-Энн, в Массачусетсе, капитан пакетбота «Делия» Шубаэль Уэст видел — или, по крайней мере, утверждал, что видел, — то, что он принял за морского змея и огромное китообразное: змей с шумом хлестал беднягу хвостом, поднимаясь каждый раз метров на десять из воды для размаха. Кальмар или «утка»? Без малейших угрызений совести мы можем склониться ко второму объяснению. 27 июня рыбаки сообщили, что некий морской змей свился спиралью в одном месте на Портлендском рейде, в штате Мэн, а 2 июля его наблюдали у берега миссис Дж. Вебер и Р. Гамильтон. 9 июля он снова в Массачусетсе, и капитан Спарк со всей командой шхуны «Мери» видели то, что, надо думать, было морским змеем: он нагло плавал среди восьми или десяти китов и стегал их время от времени хвостом, как ковбой, ведущий коров на пастбище. Затем, 11-го, некоторое число граждан наблюдало одну особь, которая вела себя вполне нормально на рейде того же Портленда.
Наконец, 22 июля морской змей снова объявился на Глочестерском рейде в Массачусетсе, где он отдыхал столь долго год назад. На следующий день он нагнал страху на рыбака и двух мальчишек, высунув голову на несколько метров прямо перед их лодкой и уставившись на них глазами величиной с бычьи. Наблюдения множились, и вскоре, 29-го, судно с рыбаками, вооруженными мушкетами, бросилось по следу чудовища. Тот спокойно пережил то ли семь, то ли восемь залпов и продолжал резвиться. Тогда на следующий день капитан Вебер и несколько китобоев решили попробовать приблизиться к нему хотя бы на два—три метра: на этот раз метнули гарпун, но тот отскочил от кожи животного, которое тут же скрылось, подняв такую волну, что лодка чудом не опрокинулась.
Теперь подобная агрессивность людей, казалось, напугала животное, так как, согласно многочисленным очевидцам, оно в последний раз появилось на следующий день в окрестностях Салема, в 20 километрах от берега, и его больше не видели в Глочестере до 12 августа, у гавани Сквем. В тот день его зафиксировал пятидесятилетний моряк Тимоти Ходжкинс, который возвращался на лодке из Ньюберипорта в компании двух молодых людей и некоего Джозефа Чейза из Брунсвика (Нью-Хемпшир). Представьте себе изумление моряка, который до сих пор не верил в существование морского змея, когда он увидел горбы на спине знаменитого монстра! Тот бросился прямо на их лодку и нырнул, да так, что за раз покрыл расстояние в 50 метров. Когда он появился из воды, то был уже в 10 метрах. Тогда они рассмотрели его особенно подробно: "Голова поднималась из воды сантиметров на девяносто — сто пятьдесят; от начала шеи до первого горба было где-то метр восемьдесят; мы насчитали двадцать горбов и думаем, что каждый был на расстоянии примерно в полтора метра: его длина целиком не должна быть меньше тридцати шести метров… Голова была темно-коричневого цвета, по форме — как у тюленя и как будто светилась… Туловище — толщиной с бочку галлонов на шестьдесят — восемьдесят (от 200 до 300 литров), а голова — величиной с бочонок, потому что мы могли ее видеть, даже когда он уплыл от нас больше чем на три километра. Я думаю, он был совсем безобидный и поймать его можно без труда… Я не заметил ни плавников, ни жабер. Не видели мы и хвоста. Заметили только быструю дрожь всех частей, что, возможно, и было его способом передвижения".
Из этого весьма прозаического описания, в котором только размеры могли быть преувеличены, но не более, можно выделить прежде всего сравнение головы с тюленьей — а не со змеиной! — и упоминание безобидного нрава животного.
16 августа целая толпа наблюдала этого зверя у маяка Сквем. На этот раз настоящая флотилия китобоев, соблазненных наградой, ринулась в погоню. За несколько дней многочисленные суденышки буквально избороздили залив Массачусетс.
Среди охотников находился капитан Ричард Рич из Бостона, который командовал большим китобоем, в сопровождении двух других кораблей, гораздо меньших размеров, но хорошо снаряженных. 19 августа, когда монстра заметили у дамбы Сквема, они бросились туда и начали охоту. Погоня продолжалась семь часов. Животное постоянно держалось на значительной дистанции, но в какой-то момент оно поднырнуло под нос корабля капитана Рича. Тот улучил возможность и метнул гарпун, который достиг цели и погрузился, как показалось, на два фута.
Быстро, как кит, змей размотал двадцать локтей троса до самого крепления и увлек за собой суденышко. Он до того разогнался, что в конце концов гарпун вырвался.
Свидетельство одного из китобоев, который командовал маленькой баркой, было передано его братом, Самуэлем Декстером, которому он описал все приключение в письме. Там можно найти следующие черты таинственного животного: "У него не было ни чешуи, ни горбов на спине. Напротив, кожа была гладкой и похожей на угриную".
До сих пор все, рассказанное китобоями, кроме замечательного удара гарпуном, ранившего монстра, кажется правдой. Но история продолжалась.
Через несколько дней бостонская газета "Daily Advertizer" объявила, что экспедиция, пущенная по следу морского змея, увенчалась успехом и монстр пойман. Он был величиной в сто двадцать футов, то есть тридцать шесть метров, и привезен в Глочестерский порт.
Поднятый с постели своим другом Эндрю Нортоном, профессор Пек, невзирая на преклонный возраст и скверное здоровье, немедленно бросился к месту происшествия. Но когда оба мужа прибыли в главную гавань, по разочарованной мине судьи Девиса, который их обогнал, они могли предугадать исход этой истории. "Нет, — вздохнул работник магистрата, — самого морского змея не поймали, но, кажется, привезли необычную рыбу огромной величины…"
Маленькая группа добралась до склада капитана Рича, где, пробившись через плотную толпу зевак, они наконец были допущены в маленькое темное помещение. Там уже нетерпеливо ожидали прочие господа. Торжественно внесли пленника, завернутого в кусок паруса. Казалось, что происходит открытие памятника. Стояла гробовая тишина. Но когда парус все-таки развернули, морской монстр оказался самым обычным тунцом. Конечно, весьма солидных размеров — метра три в длину, — но все же совершенно обыкновенным.
На самом деле все происходило, видимо, так: промотавшись впустую за морским змеем, который от раны только рассвирепел, капитан Рич и его компаньоны отказались от погони. Но, загарпунив большого тунца, они задумали замечательную вещь. Они сообщили в газеты, что их охота удалась. Уместно подчеркнуть, что, к чести бостонцев, виновников мистификации не линчевали на месте, а наградили премией за поимку столь впечатляющей рыбы.
Самое неприятное во всей этой истории то, что она получила в корне несоответствующую интерпретацию. Для недоверчивых вопрос был отныне решен. То, что тысячелетия принимали за огромного змея, оказалось всего лишь большим тунцом! Ведь китобои так замечательно это подтвердили: они загарпунили змея и привезли огромную рыбу… Чтобы избежать обвинения в нечестности, капитан Рич в конце концов принял такую версию. Но как только тунец мог поднимать голову и шею из воды, и куда девались его горбы?
Можно ли подстрелить монстра?
Следующим летом, 6 июня 1819 года, морской змей невозмутимо продолжил свои визиты в Массачусетс. Об этом рассказали капитан Хоукинс Уилер со шлюпа «Конкорд» и его второй помощник Гершем Беннет — все под присягой, перед судьей Теодором Имсом, — и что удивительно, их сообщение вполне соответствовало всем тем, которые скопились у комиссии Линнеевского общества.
В показаниях второго помощника даже дается дотошное описание головы животного, наблюдавшегося с расстояния менее ста метров, и длина которого была оценена в 18 метров:
"Его голова была почти такой же длины, как и у лошади, но только настоящая, змеиная: сплющена наверху и приплюснута с боков; глаза были чуть выпучены и на значительном расстоянии, будто у жабы; они находились ближе ко рту животного, чем к его затылку".
В течение всего лета 1819 года американского морского змея созерцали на досуге очень многие, и часто те люди, чье социальное положение исключало всякую возможность их недобросовестного отношения или надувательства. Так, 13 августа монстр явил себя более чем двумстам зрителям сразу, в море у людных берегов Наханта, рядом с Линном в Массачусетсе. Среди прочих достойных бостонцев, таких, как почтенный Амос Лоуренс, текстильный магнат, или полковник Т. X. Перкинс, при этом присутствовал и районный шериф Джеймс Принс, который направил судье Девису замечательное описание животного. Он даже позволил себе одно замечание необычной важности, которое свидетельствовало как о его осторожности, так и проницательности:
"Его голова, казалось, находилась в девяноста сантиметрах от воды. Я насчитал тринадцать горбов на спине; члены моей семьи полагают, что их было пятнадцать… и считают, так же как и я сам, что в животном было по меньшей мере метров пятнадцать — восемнадцать длины. Однако след на воде мог позволить вообразить его большим, чем он был на самом деле; и волнение, возникавшее при его движении оригинальным способом, не могло ли оно создать видимость выпуклостей на спине? Я оставляю это на ваше усмотрение".
Несложно разглядеть, что на спокойном море все одновременно узкие и быстрые суденышки (как лодка-канадка или байдарка, снабженные мотором, к примеру) оставляют за собой очень характерный след, который выглядит как нитка из удлиненных выпуклостей, которая движется с той же скоростью, что и лодка: глядя на них, можно вообразить себе ряд горбов, расположенных через равные промежутки и часто весьма многочисленные. Очевидно, что подобный же след может оставлять за собой и очень быстрое животное, которое рассекает поверхность воды спинным плавником или своей узкой шеей. Признайтесь, подобное явление было довольно странно для эпохи, лишенной моторов, когда еще не существовало маленьких суденышек, способных его создать.
Однако тщательные наблюдения, проведенные через несколько дней профессиональными моряками, сократили до истинных пропорций значимость этого объяснения.
26 августа того же 1819 года преподобный Чивер Фелч, священник с американского военного судна «Индепенденс» (74 пушки), направил главному редактору "Boston Sentinel" письмо, в котором описывалась, и очень подробно, интересная встреча, произошедшая этим утром при большом количестве очевидцев.
В это время шхуна «Сайенс», вспомогательное судно при «Индепенденс», встало на якорь в Глочестерском рейде, чтобы снять его план. Преподобный Фелч покинул порт в лодке с военного судна вместе с Уильямом Мелбоуном, который ей и командовал, гардемарином Блейком и четырьмя матросами на веслах, когда вдруг на поверхности воды, на расстоянии метров в 30–40, появилось нечто.
— Эге, а вот и ваш морской змей! — сострил командир, обращаясь к капеллану, который как-то признавался ему, что верит в существование чудовища.
Все разразились хохотом, но смех мгновенно сменился ужасом на их лицах, так как, сам того не желая, господин Мелбоун сказал правду. Все сидевшие в лодке вполне могли это осознать.
Животное нырнуло, затем снова появилось, уже в 20 метрах от шлюпки, и спокойно возлежало на тихой воде. Затем оно развернулось и направилось к островку Тен-Паунд. Моряки немедленно бросились в погоню, но поскольку шум и яростный плеск гребли, по их мнению, должен был раздражать чудовище, они ограничились одним кормовым веслом. Животное продолжило свои забавы между островком и Стэйдж-Пойнтом. Прибыв туда, командир и капеллан поняли, что теперь им гораздо легче наблюдать монстpa и измерить его длину с помощью инструментов с берега, а не с лодки, которой зверь, видимо, не очень-то доверял. Итак, они ступили на землю. Уже там Мелбоун вдруг принял решение, которое военные всегда принимают в том случае, когда нечто им не по душе: он приказал гардемарину Блейку отправиться на военное судно и выстрелить в змея, "чтобы попробовать, как на него подействует удар ядра в двенадцать фунтов".
Потребовать таким образом от морского чудовища раскрыть свою природу и "показать флаг" было определенно делом пропащим. Но и палить в него без предупреждения казалось невежливым. К счастью, змею стало явно не по себе в присутствии такой беспокойной свиты, и он мудро ретировался. Я говорю "к счастью", потому что глупое убийство из пушки этого зверя никак не позволило бы прояснить его таинственную природу. Раненное, оно могло также улизнуть, а убитое — тут же пошло бы ко дну без промедления. И его труп имел больше шансов затеряться в желудках тысяч морских шакалов, нежели быть выброшенным на берег. Вспомним-ка: ведь если некоторые киты и остаются на плаву после смерти, то это только за счет исключительной толщины слоя ворвани. Но это — удел настоящих китов, да и то особенно жирных. Вот почему китобои так торопятся накачать воздух в трупы загарпуненных кашалотов: чтобы не дать им утонуть.
Господин Мелбоун и его товарищи, однако, удосужились хорошенько рассмотреть чудовище за время своего получасового преследования.
— Я прилично знаком с морскими животными и их повадками и много времени провел на море, чтобы не обмануться, — заявил преподобный Фелч, который и дал следующее описание зверя:
"Он был темно-коричневого цвета, с белесостью под горлом. Его размеры нам не удалось измерить точно, но голова была примерно девяносто сантиметров в окружности, уплощенная и гораздо меньше туловища. Мы не видели его хвоста, а только тело от начала головы до самого дальнего горба: промежуток был метров в тридцать. Я указываю цифры с достаточной точностью, ибо привык измерять и оценивать размеры и расстояния.
Я насчитал четырнадцать горбов; первый был, скажем, метрах в трех — трех шестидесяти от головы, а остальные отстояли друг от друга метра на два. Их величина уменьшалась к хвосту. Эти горбы считали как с подзорной трубой, так и без нее. Господин Мелбоун насчитал тринадцать, господин Блейк утверждал, что их то ли тринадцать, то ли четырнадцать, и матросы сообщали примерно те же числа. Движения животного были иногда чрезвычайно быстры, а в другое время он мог оставаться почти совсем неподвижным. Он медленно разворачивался и нуждался для этого в большом пространстве. Иногда он плыл с большой скоростью под водой, как будто гнался за добычей. Выпуклости не имели отношения к его движению, ибо они были одинаковы, когда он двигался медленно и быстро. Его перемещения происходили в вертикальном плане и частью в горизонтальном, как у пресноводных рептилий. Я очень хорошо знаком с нашими местными змеями. Его движения были похожи.
Я укажу вам общую длину в сто футов, округляя; но могу назвать и сто тридцать (40 м), считая и его хвост… То, что существует водное животное в виде змея, ныне не вызывает сомнений. Господин Мелбоун до того момента не верил. Сейчас никто не сможет его разубедить в существовании такого зверя".
Этот важный эпизод был удостоверен через двадцать семь лет вторым помощником Мелбоуна, ставшим к тому времени капитаном корабля, — господином У. С. Болтоном.
До середины сентября 1819 года залив Массачусетс снова стал сценой для наблюдений, которые заслуживают внимания. На этот раз у морского змея заметили три желтых ожерелья по 5 сантиметров толщиной и отстоящие друг от друга на 30 сантиметров. Эта деталь заставляет подумать, что речь идет о другом животном, принадлежащем родственному виду. Другие полагают, что эта деталь как раз опровергает все прошлые свидетельства.
Доктор Удеманс попробовал в конце века дать этой тайне чрезвычайно изворотливое толкование: животное должно быть одновременно и жирным, и волосатым, и эти ожерелья указывают складки меха, высохшие на солнце. По моему мнению, это могли быть и просто валики жира, выделившиеся на более светлом горле животного.
Я не знаю, что думать по поводу морского змея, который 17 сентября следующего года атаковал галеон «Салли» у берегов Лонг-Айленда. Происшествие известно только по популярной гравюре того времени, весьма изящной, но содержащей следующую примечательную деталь: за ужасающей головой зверя, с пастью, усеянной зубами огромных размеров, — два херувимских крыла. Если рисунок выполнен по описаниям, то можно заключить, что предвзято настроенные свидетели приняли за крылья пару грудных плавников. Хотя до сих пор американским морским змеям ничего подобного не приписывали.
Но разве можно делать какие-либо выводы на основе рисунка, столь подозрительного во всех отношениях?
Верный летний визитер
В течение десяти лет с 1817-го и года не проходило, чтобы морской змей не появлялся у восточного побережья Соединенных Штатов, особенно возлюбив Массачусетс и его окрестности. Его наблюдали сотни и даже тысячи людей при различных условиях. Некоторые из свидетельств,
безусловно, преувеличены или драматизированы, другие вообще полностью выдуманы, но все они в целом, однако, производят убедительное впечатление.
В августе 1820 года морского змея видели многократно на море в штате Массачусетс. Один раз в Наханте, с террасы виллы полковника Т. Г. Перкинса, другой — у Филиппс-Бич, в Свампскотте. Здесь свидетелями явились четверо граждан Линна, которые работали в мастерской: Эндрю Рейнольдс, Джонатан Льюис, Бенджамин Кинг и Джозеф Инголс.
Едва заметив зверя, трое из них бросились в лодку и приблизились к нему на 30 метров. Тут они разглядели его очень отчетливо.
"У него была, — заявляет Рейнольдс, — голова примерно в девяносто сантиметров длины, смахивающая на яйцо, которая поднималась из воды при движении. На спине находилось много горбов, которые выступали из воды на восемнадцать — двадцать сантиметров. Он был совершенно черный".
Четверо мужчин изложили свои наблюдения перед мировым судьей Джоном Принсом-младшим, который привел их к присяге. Их показания соответствовали друг другу совершенно, кроме вечно щекотливого вопроса о размерах.
Рейнольдс сказал, что зверь был от 15 до 18 метров в длину. Кинг, который насчитал сразу двадцать три горба, утверждал, что монстр достигал примерно 21 метра, и указывал, что, находясь на самом носу лодки, он видел все гораздо лучше остальных. По Инголсу, остававшемуся на земле, животное было 6 метров, но он признал, что если бы был чуть поближе, то лучше бы смог оценить истинные размеры.
В течение лета 1821 года о морском змее снова доносят из Массачусетса: опять из Наханта от членов семьи полковника Перкинса, из окрестностей острова Нантакет от уважаемого купца Френсиса Джоя и из бухты Плимут от трех господ Уэстонов, родом из Даксбери. 2 августа, уже на Портсмудском рейде в Нью-Хэмпшире, его долго и дважды наблюдал инспектор таможни в Нью-Кастле Самуэль Дункан, который вместе со своим восемнадцатилетним сыном и неким Джонатаном Веннардом находился на одном китобойном судне. Правда, второй раз он видел змея один, и уже с другого корабля.
Этот змей, передвигаясь, одновременно приподнимал пять горбов, расположенных с промежутками но полтора метра. Сначала инспектор решил, что это пять косаток, плывущих гуськом. Но сложно представить, что эти мелкие китообразные целых полтора часа исполняли подобный балет.
Минуем наблюдения, почти каждодневные, в Наханте летом 1822 года и перескочим на год вперед, чтобы отметить: господин Френсис Джонсон-младший тоже поначалу вообразил 12 июля, что наблюдает стаю косаток.
"Но через два часа, — рассказывает он, — я услышал шум и увидел, примерно в двадцати метрах от себя, голову то ли змея, то ли рыбы, высунутую приблизительно на шестьдесят сантиметров, а вместе с ней — шесть или восемь бугров (первый около метра восьмидесяти от головы), все разделенные одинаковыми промежутками и поднятые где-то на пятнадцать сантиметров над водой. Животное направлялось на восток со скоростью пять миль в час (9 км), совершая волнообразные телодвижения, как гусеница".
Как можно понять из показаний свидетелей, часто морского змея принимают за стаю морских свиней (или ствол дерева). Впрочем, подобные заблуждения всегда исчезают при более внимательном или долгом наблюдении.
Все лето 1824 года морской змей исправно посещал Массачусетс. Его видело в море у Плам-Айленд семейство Рагглзов из графства Бристоль и у Литтл-Боарс-Хед — двое господ из Портсмута.
Конечно, удивительно, что нет никаких следов пребывания нашего героя в Массачусетсе следующим летом, но это означает только то, что он почему-то не прибыл. Во всяком случае, о нем в это время заговорили в Канаде, в Новой Шотландии, то есть в 600 километрах от привычного места. 15 июля морского змея наблюдали на рейде Галифакса, с трех независимых пунктов: из экипажа — молодой человек в компании множества барышень; из дома — хозяин кожевенной мастерской, господин Горхем, окруженный своей семьей и слугами; с лодки — господин Уильям Барри и несколько его товарищей. Последний свидетель насчитал восемь «колец» на воде. Без сомнения, это — горбы.
Однако 38 июня 1826 года морской змей доказал свою верность Массачусетсу, явив себя у Кейп-Кода целой команде одного корабля. И в 1827 году его встречали между островом Нантакет и Коннектикутом — капитан Кольман со шлюпа «Левант». Наконец, змей был поражен гарпуном в 6 лье от Маунт-Дезерт-Рок капитаном Девидом Турло со шхуны "Лидия".
Капитан Турло доложил, что он отвалил от своего судна на лодке, дабы поудить макрелей, и вдруг перед ним объявился морской змей. Так как на борту был гарпун, он приблизился к монстру и вонзил в него оружие. Ошеломленное животное потащило шлюпку за собой, но, немного проплыв, вдруг остановилось и удивленно высунуло на метр восемьдесят — два свою голову, во всем похожую на акулью. Затем чудовище снова отправилось в путь, трос оборвался, и оно удалилось с гарпуном в теле.
Когда же капитан вновь занялся рыбалкой, то змей — может быть, другой — опять вынырнул рядом с ним. Наш рыбак явно встревожился из-за столь пристального к нему интереса и поспешно погреб к кораблю, стоявшему на якоре в трех милях. Чудовище все это время эскортировало его на уважительном расстоянии.
Если верить Турло, оба зверя были от 20 до 24 метров в длину, темного цвета и с большими чешуйками.
Эта последняя черта, придающая подозрительному животному сходство с акулой, настолько расходится с обычными описаниями, что только уменьшает доверие к этой истории, во всем остальном совершенно ординарной.
Начало кампании клеветы
За редкими исключениями, многочисленные свидетельства, поступавшие целых десять лет с восточного побережья Соединенных Штатов, весьма однообразны в том, что касается и основных черт, и деталей. Поэтому в 1827 году прославленный американский химик и геолог, профессор Бенджамин Силлимен — увы, с такой досадной фамилией (silly man означает "глупец") — без колебаний написал в "American Journal of Science and Arts": "Нам кажется поразительным, что всякий, кто видел собрание свидетельств, еще может сомневаться в существовании морского змея". По другую сторону океана известный ботаник Уильям Джексон Хукер высказал подобное же мнение по поводу знаменитого морского монстра в "Edinburgh Journal of Science".
Оптимизм обоих ученых никак не учитывал естественной лени людей, которым легче без оговорок отрицать факты, чем дать себе труд тщательно проанализировать все аргументы. Отвращенная многочисленными надувательствами, следовавшими одно за другим, публика с каждым днем все более ироничным и насмешливым образом демонстрировала свое недоверие ко всем этим слухам, особенно в Америке, и бедные очевидцы превращались в мишени для шуточек и потех. В Новой Англии местный бард Джон Брейнард написал даже оду морскому змею, смысл которой можно понять по такому отрывку (стихи не рифмуются, если читать их без местного акцента):
But go not to Nahant, lest men should swear
You are a great deal bigger than you are.
Что можно перевести такими же неумелыми виршами:
Но не езди в Нахант, а то станешь знаменит,
Что, мол, больше в тыщу раз, чем ты кажешься на вид.
Ничто лучше не выражает этого нездорового состояния, созданного мало-помалу цепью досадных промашек и мистификаций, чем шутовская конференция, проведенная в октябре 1828 года профессором Самуэлем Летэмом Митчелом перед «Лицеем» в Нью-Йорке, объявленной под таким смешливым названием: "The History of Sea-Serpentism" ("История Морского Змеизма").
В своем докладе профессор сослался, с несколько тяжеловесной иронией, на все происшествия, в итоге которых морской змей оказывался или гигантской акулой, или черным ужом, или большим тунцом. Он прибавил даже несколько анекдотов собственного сочинения, поведав, как некто на озере Онтарио принял за сказочного монстра утку с утятами и как на озере Эри мертвое дерево стало объектом подобного же ошибочного определения. Наконец профессор заразил всю аудиторию весельем, напомнив читателям одну статью в журнале: там аллегорически, в виде морского змея, пожирающего мелких рыбешек, представлен первый пароход, который отправился вдоль побережья Массачусетса и побил всех своих конкурентов, шедших под парусом и на веслах! Но господин Митчел не довольствовался тем, что исказил сообщения о происшествиях, которые нам хорошо известны; кроме того, он оставил без внимания все наблюдения и свидетельства, гораздо более многочисленные, которые говорят о существовании морского змея. Ведущий заключил не без коварства:
"Одним словом, после всех ошибок, иллюзий и наглого вранья на эту тему все думающие люди должны принять, что лишь забавы морских свиней, ленивое движение гигантских акул и своеобразная внешность китообразных, которые имеют по одному плавнику на спине, могли породить эти байки, которые мы больше не будем комментировать".
Если подобные приемы и употребляют в судах, то науке все же лучше отказаться их применять.
Состояние веселого скептицизма, которое воплотил Самуэль Митчел, могло только распространиться дальше. С течением времени все сложнее и сложнее становилось отличить доброе зерно от плевел, то есть настоящие сообщения о морском змее от мистификаций. За десять лет регулярных летних появлений монстра у атлантических берегов Соединенных Штатов были опубликованы многочисленные свидетельства, и, следовательно, хорошо информированный и находчивый журналист мог отныне фабриковать драматические истории, придавая встречам с Левиафаном новый вид. Однако утешает, что хорошо информированные журналисты не теряют время на производство подобных «уток»: они осознают свой долг и знают, что в том, что касается сенсаций, реальность всегда превосходит вымысел, ведь у природы гораздо больше воображения, чем у самых находчивых людей.
Змей в «Конститюонеле»
Сначала, как всегда, была ирония. Публика, отпугнутая валом подделок и мистификаций, получила аллергию на змея. Но тут возникла та самая история с газетой, о которой неоднократно писал Бальзак о своей "Монографии о парижской прессе". В номере от 27 июня 1847 года в газете «Шаривари» (сатирической направленности) можно было прочитать о еженедельнике «Конститюонель»: "…они так и не могут примириться с гибелью морского змея, то возрождая его в виде каких-то человеко-жаб, то ящериц со словом «наполеон», написанном на левом глазу, то тыкв с физиономией человека. Другой раз был какой-то паук, обвиненный в адюльтере…"
Отношение к газете налицо. Так уже было раньше. Даже Дюма-отец, собиравший материал о рептилиях, обращался к еженедельнику и писал, что "время от времени он преподносит что-то новенькое. Есть что-то смешное в попытке возродить веру в гигантских рептилий на страницах в общем-то солидного полуофициального издания".
Между тем, к 1890 году, когда "Фигаро литерэр" сообщила о резком сокращении числа свидетельств, досье на монстра содержало уже более 700 сообщений — это из числа опубликованных! — и повторяющихся с завидной периодичностью. Многовато даже для самых искусных мистификаций. Интересно, что 60 % наблюдений приходятся на разгар лета, когда люди чаще, чем зимой находятся на море.
Как отсеять зерно от плевел?
У человека науки всегда должно возникать чувство недоверия, когда информация поступает от совершенно неизвестной личности и не подтверждается никакими другими свидетельствами. Что, к примеру, можно подумать о наблюдениях капитана Деланда со шхуны «Орел» 23 марта 1830 года? Каждый судит о его сообщении по-своему.
По прибытию в Чарльстон, штат Южная Каролина, этот моряк заявил, что видел в одиннадцать часов утра указанного дня в миле от Симонс-Бей некое крупное животное, похожее на аллигатора: оно плавало на поверхности в каких-то 300 метрах от его судна. Капитан произвел ловкий маневр и приблизился к загадочной твари на расстояние в 25 или даже 20 метров. В тот момент, когда зверь замер совсем неподвижно, бравый моряк прицелился ему в затылок из мушкета и выстрелил.
Пуля явно достигла своей цели. К ужасу всего экипажа, монстр нырнул прямо под судно и нанес ему два или три яростных удара хвостом. Один из них пришелся на форштевень и был весьма ощутим для всех на борту.
"Им всем представилась возможность разглядеть своего врага, — сообщали газеты, — и они единодушны в том, что тот достигал двадцати метров в длину. Туловище было толстым, толще бочки на шестьдесят галлонов (240 литров), серого цвета, змеевидное, безо всяких видимых плавников и явственно покрыто чешуей; спина вся в выпуклостях или горбах, а голова и «клюв» походили на аллигаторовы, причем голова была длиной метра в три и толщиной с добрый бочонок".
Кажется, еще один представитель той же породы, но гораздо меньших размеров, плескался неподалеку. Он исчез при выстреле, но потом обоих животных видели вместе.
Капитан Деланд прибавил, что неопознанный монстр, по его мнению, обладал силой вполне достаточной, чтобы повредить судну размеров «Орла», если не разрушить его целиком, и что он считает редкостной удачей, что ему удалось выжить и не испытать этой мощи в полной мере.
Немецкий медик и натуралист Людвиг Фридрих фон Фрорип перепечатал это сообщение в своем "Notizen aus dem Gebiete der Natur und Hellkunde", научном журнале весьма значительной репутации, который тогда, следуя моде, оповещал публику обо всех встречах с морским змеем. Но представители научного мира отнеслись к этому происшествию весьма недоверчиво.
Как и другие истории, в которых в морского змея стреляли, и безо всякого видимого для него ущерба, эта тоже показалась кое-кому странной. На самом деле у подобной подозрительности нет никаких оснований: ведь существует бесчисленное множество животных, на которых оружие обычного калибра не производит никакого впечатления. Даже не говоря о наземных толстокожих, таких, как слоны и носороги, по поводу которых всем известно, что их уязвимые места весьма немногочисленны и малы по размерам, можно вспомнить о такой же непробиваемости у водных животных: крокодилов считают столь же неуязвимыми, так как пули отскакивают от их толстой чешуйчатой брони. Вероятно, то же самое может быть сказано и о большинстве доисторических рептилий, если они, конечно, дожили до наших дней. Некоторые рыбы защищены не хуже. Австралийский ихтиолог Уитли упоминает о поимке огромной рыбы-луны (Mola mola), чью кожу не могли повредить даже пули из винчестера!
Впрочем, должно быть, совсем не из-за неуязвимости морского змея доктор Удеманс в 1892 году выразился по поводу приключения капитана Деланда столь резко и недовольно:
"Я воспринимаю все это сообщение как басню, так как совсем не в обычае морского змея атаковать судно после того, как в него выстрелили: он всегда ныряет и исчезает".
Вот это довод!
Конечно, во многих учебниках по зоологии можно найти кучу данных по поведению того или иного животного в различных ситуациях. Точный перечень подобных черт поведения может говорить о некоторой норме или даже свидетельствовать о специфике того или иного вида, но приписывание этим признакам абсолютного характера — это, вероятно, наследие наивного картезианского представления о животном как о машине. Ни животные, ни тем более люди не являются роботами, у которых достаточно повернуть ручку, чтобы вызвать ту или иную определенную реакцию. Поэтому суждения о постоянно агрессивной или, наоборот, безобидной природе того или иного зверя, высказываемые как бывалыми охотниками, так и некоторыми зоологами, почти всегда грешат излишней обобщенностью, основанной чаще всего на чьем-либо личном единичном опыте. В действительности, даже при всех внешне схожих условиях, животное определенного вида может понестись во весь опор, вместо того чтобы оцепенеть от ужаса, упасть в обморок или рассвирепеть. Ведь и у него есть своя внутренняя логика или же некий вид сумасшествия, который приводит к абсурдным реакциям. А кто может разобраться в его сиюминутном душевном состоянии?
Так и в случае с «Орлом»: необычное поведение морского змея может быть объяснено близостью молодняка, о котором к тому же упоминается в сообщении. И было ли это поведение так уж необычно? Животное нырнуло, а то, что оно хлестнуло пару раз корабль хвостом, как раз и могло быть чистой случайностью.
По правде говоря, кажется, что столь суровое суждение доктора Удеманса было вызвано самим описанием животного, так как оно не совсем соответствовало классическим приметам чудовища — с кожей гладкой и черноватой и с особенно короткой сплюснутой головой, похожей на яйцо. Но ведь ничто не позволяет нам утверждать, что все крупные животные змеевидной формы в море должны быть анатомически подобны. Впрочем, монстр капитана Деланда с головой аллигатора отличался и по другим параметрам от морских змеев Новой Англии. Так, последние всегда появлялись в сезон между маем и октябрем, а этот хотя и возник в 1100 километрах к югу, но все-таки рановато, уже в марте. Наконец, не в первый и не в последний раз свидетели придавали «своему» морскому змею сходство с гигантским крокодилом. Уже Понтоппидан упоминает о поимке крестьянами Зундмера "змея с лапами" 6 метров в длину, который должен был, согласно его мнению, напоминать крокодила. И в следующих главах мы еще приведем примеры свидетельств, и весьма весомых, которые окажутся очень похожи на эту историю.
А историю капитана Деланда пока примем с сомнением.
Новая и старая Англия в Северной Америке
Если огромный крокодил, встреченный «Орлом», был, может статься, не более чем плодом разыгравшегося воображения, то более классический морской змей Северной Америки по-прежнему продолжал являть все новые и новые свидетельства своего существования.
Все так же змеевидный, по-прежнему темного цвета, вытягивая голову над водой и извиваясь, как и раньше, демонстрируя те же самые многочисленные близкие друг к другу горбы, он появился в 1830 году у Кеннебека в штате Мэн перед тремя окаменевшими от страха рыбаками.
В 1831 году его заметил на рейде Бутбея капитан Уолден и экипаж корабля «Детектор», принадлежащего бдительной таможенной службе; они, не колеблясь, оценили его длину в 30 метров. В этот же год змей явил себя перед десятком наблюдателей в открытом море у Боарс-Хед, рядом с Хэмптон-Бич, одним из пляжей Лонг-Айленда, любимом месте пирушек ньюйоркцев. На этот раз его оценили в 45 метров длины, и насчитали от тридцати до сорока маленьких горбов на спине размером по 30 сантиметров. Также у него заметили то ли рог, то ли плавничок рядом с головой, что тогда было принято как некое змееведческое новшество, но впоследствии подтвердилось другими свидетельствами.
Снова бредни янки? Вряд ли с этим можно согласиться. Эволюции нашего героя в Северной Америке не ограничиваются только пределами США. Никакая граница не могла остановить морского змея, и американцы, которым любители наклеивать ярлыки уже давно приписывали особую наивность и детскую доверчивость, в данном случае — к счастью или несчастью? — никак не могут похвалиться монополией на больших змеевидных тварей по ту сторону Атлантики. Мы уже знаем, что в 1825 году змея видели в Канаде, в окрестностях Галифакса, Новая Шотландия. В 1833 году в это же место он заплыл снова, но на этот раз на глазах капитана и трех лейтенантов вооруженных сил ее величества королевы Британии, причем их сопровождал штабной кладовщик.
В заливе Махон эти господа взобрались на мостик яхты, дабы немного порыбачить, и вдруг оказались свидетелями ошеломляющего зрелища: мимо пронеслась большая стая черных дельфинов, которые, казалось, пребывали в состоянии весьма необычайного возбуждения. Восклицание одного из матросов тут же отвлекло внимание английских офицеров от дельфинов и обратило его на еще более необычное зрелище.
"На расстоянии в сто пятьдесят — двести метров по правому борту мы обнаружили голову и шею, похожие на змеиные, некоего обитателя глубин, который плыл, высоко задрав голову и вытянув ее чуть вперед, изогнув шею так, что мы даже могли видеть воду под ней. Существо передвигалось с большой скоростью, оставляя след на поверхности; от кончика головы до края задней части, которая скрывалась под водой, оно достигало, по нашим примерным оценкам, около двадцати четырех метров; и скорее это недооценки, чем переоценки…
Сложно дать точные данные по всем размерам этого объекта, особенно для частей под водой. Мы полагаем, что голова странного создания была длиной где-то в метр восемьдесят, и такой же длины — та часть шеи, которую мы могли разглядеть; общая длина, как мы уже говорили выше, была от двадцати четырех до тридцати метров. По толщине шея была со ствол среднего дерева. Голова и шея были темно-коричневого, почти черного цвета и отмечены нерегулярными беловатыми полосками".
Отчет о происшествии был подписан свидетелями, которые взяли на себя труд указать свои имена и чины, воинскую часть, к которой они относились, и даже дату получения воинского диплома, последнее, видимо, чтобы придать серьезности своему сообщению:
У. Сулливан, капитан, бригада карабинеров, 21 июня 1831 года; А. Маклахлан, лейтенант, бригада карабинеров, 5 августа 1824 года; Дж. П. Малькольм, младший лейтенант, бригада карабинеров, 13 августа 1830 года; В. О'Нил, лейтенант артиллерии, 7 июня 1816 года; Генри Инс, кладовщик главного штаба Галифакса.
Еще в этом «массовом» свидетельском показании можно обнаружить следующее категорическое утверждение:
"Здесь ни в коем случае не идет речь об обмане или же иллюзии, и мы все убеждены, что нам посчастливилось наблюдать "настоящего и подлинного морского змея", которого, по всеобщему мнению, считают существующим только в головах капитанов-янки, а сведения о нем рассматривают как нечто, мало достойное доверия".
В 1833, 1834 и 1835 годах морской змей вновь появлялся, как обычно летом, в море близ побережий Массачусетса и Мэна. Его видело множество людей — от сорока до пятидесяти единовременно! — и весь экипаж одной рыболовной шхуны.
В марте и апреле 1835-го он снова посетил Массачусетс, и на этот раз все происходило весьма необычным образом.
Капитан Шиблз с брига «Мангехан» из Томастауна прибыл в Глочестер и объявил, что видел милях в десяти от маяка на Рейс-пойнт то, что он сам и его команда приняли за морского змея. Он лично оглядел в бинокль существо, приблизившись к нему, и может утверждать, что голова того, толщиной с бочку, поднималась на метра два — два с половиной над водой. Также он смог различить глаза, что было редкостью для свидетельств по Атлантике, но, помимо всего этого, он заметил, что "на шее было нечто, напоминающее гриву. Один из моряков сказал, что видел подобное у зверя в бухте Глочестера в прошлом году".
Нелишне будет вспомнить, что и Олаф Магнус, и епископ Понтоппидан после своих расспросов норвежских прибрежных жителей и рыбаков точно так же упоминали некую гриву у скандинавского морского змея. Командир «Мангехана» оказался первым, увидевшим такое в Америке.
Обратим же особое внимание на все, что нам сообщают об этом «внесерийном» морском змее. Итак, утверждалось еще, что "его голова, шея и хвост, точно так же как и способ движения в воде, были совершенно схожи со змеиными". Это заставляет подумать, что капитан Шиблз видел, как животное высовывало из воды хвост, чего не удавалось увидеть ни одному из достойных доверия свидетелей в Америке. Наконец, Шиблз сказал нечто совершенно новое в истории нашего подопечного: каждый раз, когда животное высовывало из воды голову, "оно производило некий шум, как будто струйка пара вырывалась из котла парохода".
Итак, у этого морского змея наличествует грива, что замечательно во всех отношениях, и, кроме того, он объявился задолго до начала летнего сезона, что на первый взгляд кажется так же подозрительным, как и в случае с обладателем аллигаторовой головы, продемонстрированной экипажу «Орла». Но появление в американских водах особи подобного вида, который поначалу считали исключительно норвежским, скоро повторилось.
По правде говоря, все, что появлялось необычного в атлантических водах Северной Америки, без разбора называлось "морским змеем", даже если в животном не было ничего змеиного.
Например, что, собственно, можно подумать о "морском монстре", с которым познакомился капитан Нейл с «Робертсона» из Гринока, — все произошло южнее Новой Земли 22 июня 1834 года, — и который пополнил собой досье на морского змея еще задолго до того, как доктор Гамильтон соизволил его туда включить? Сначала, едва заметив некую возвышенность на море, ее приняли за корпус корабля, опрокинувшегося на бок, но когда этот обломок кораблекрушения припустил со скоростью в восемь узлов от любопытных шотландских моряков, тем ничего не оставалось, как признать, что они созерцали некую живую тварь и даже разглядели у нее то, что сочли "головой и мордой огромной рыбы".
"Над водой торчал его глаз, похожий на большую — глубокую дыру. Та часть головы, которая выступала, была примерно три метра шестьдесят сантиметров (в высоту?) и шириной (может быть, все же длиной?) — в семь с половиной метров. Морда (или хобот) достигала примерно метров пятнадцати в длину, и волны часто бились об одну ее часть, оставляя другую совершенно сухой и голой. Цвет видимых частей был зеленым, со светотенями; кожа была ребристой, как показано на рисунке в конце этого сообщения".
Но рисунок — увы! — не более вразумителен, чем сам текст, также полон разных светотеней, как окрас монстра, и прояснить его едва ли возможно.
Конечно, можно, если захотеть, увидеть в этом животном гигантского спрута, но спруты не умеют плавать над водой. Что до кальмаров, то у них никогда не бывает такой выпуклой головы.
Самым приемлемым объяснением кажется то, что речь здесь идет о распухшем от болезни, раздувшемся горле какого-то китообразного, потерявшего равновесие из-за такого воспаления и обреченного плыть на спине до тех пор, пока не погибнет от удушья. То, что приняли за «морду», не может быть ничем иным, как болезненной вздутостью на туловище, а его «глаз» — это или естественное отверстие, или, скорее, зияющая рана, вероятно и ставшая причиной столь ужасного состояния животного.
Я, конечно, понимаю, что такое объяснение кажется довольно натянутым, но впоследствии мы множество раз встретимся с подобными обманками. Правда, большинство из них будет не столь двусмысленной, как та, жертвой которой стали шотландские моряки с "Робертсона".
Мы уже подчеркивали выше, что вдоль атлантического побережья Северной Америки встречи с морским змеем не всегда были прерогативой исключительно американцев. Порой его видели и канадцы. Здесь можно еще упомянуть о сообщениях разных туристов, таких, как господин Уильям Уорбертон из лондонской фирмы "Барклай Брос энд К°". Путешествуя на борту нью-йоркского пакетбота "Силас Ричардс", он видел морского змея с расстояния в пятьдесят метров — это случилось 16 июня 1826 года у Джорджз-бенкс, к югу от Новой Земли. "Горбы на спине, — пишет он своему начальнику, мистеру Роберту Барклаю, который передал это письмо доктору Хукеру, — среди прочих напоминают и по размерам, и по форме дромадеровы". Можно предположить, что мистер Уорбертон желал сказать — «верблюжьи», так как у дромадера всего один горб. Набросок, который свидетель присовокупил к своему отчету, как ни примитивен, весьма красноречив и прибавляет нам новую черту к столь необычной анатомии североамериканского морского змея.
Однажды, во время ужина, господин Уорбертон поделился своими наблюдениями со старым адмиралом и британским баронетом, сэром Айзеком Коффином, который был яростным противником признания морского змея, о котором столь часто доносили с американских берегов. "Но, — прибавляет Уорбертон, — когда я уверил его, что до сих пор ни разу не слышал толков об этом монстре и что я настоящий англичанин, он мне поверил полностью".
Предубеждения сэра Айзека, уже готового поверить в существование морского змея, должно было поколебать еще сильнее сообщение Томаса Коллея Греттана, тогдашнего британского консула, видевшего в августе 1839 года в Массачусетсе, в течение двух дней подряд, подозрительного монстра с веранды своего отеля. Описание происшествия, которое он дал в своей книге "Цивилизованная Америка", не слишком точно и не дает нам ничего нового, но тем не менее его следует принять, хотя бы из уважения к самому рассказчику и достоинствам других многочисленных свидетелей, находившихся тогда в отеле и его окрестностях.
Был ли морской змей в Мексиканском заливе?
В качестве неамериканских свидетелей этого американского периода следует упомянуть кубинских и французских моряков, особенно капитана Хосе-Мариа Лопеса и команду «Нептуна» и капитана Д'Абнура с его людьми с «Виль-де-Рошфор». Но если их наблюдения и заслуживают внимания, то не столько из-за национальности самих свидетелей, сколько из-за района, в котором они случились. До сих пор все встречи сморскими змеями, о которых мы знаем, происходили на североамериканском побережье между Новой Землей и Нью-Йорком и только один раз, в сомнительном случае, у берегов Южной Каролины. И вот внезапно — в тысяче километрах к югу, на просторах Мексиканского залива, и об этой встрече сообщает множество наблюдателей.
Утром 3 января 1830 года «Нептун» покинул Матансас и двинулся по направлению к Гаване. Пробило полдень, когда команда обнаружила нечто, принятое поначалу за обломки кораблекрушения, выброшенные на мель. Но при приближении все на борту, от капитана Лопеса до пассажиров, увидели, что речь идет о "чудовище устрашающих размеров".
"Оно возвышалось из воды в почти вертикальной позе, от 4, 5 до 6 метров высотой, и было окружено бесчисленным множеством рыб разной величины, которые шныряли во всех направлениях и кишели повсюду на добрую милю вокруг него. Приблизившись к этому громадному китообразному, мы разглядели, что оно двигает челюстями, и услышали ужасный шум, похожий на грохот при землетрясении. Медленно показался плавник черного цвета футов в девять (2 м 70 см), расположенный в 60 футах (18 м) от глотки. Нам не удалось определить общую длину чудовища, так как хвост не поднимался из воды".
Возникает вопрос: а стоит ли вообще обращать внимание на этот рапорт? Именно им задался граф Жорж Готрон, включая его в 1905 году в свой "Отчет о доказательствах существования великого морского змея". Ведь и вправду все описание заставляет думать о некоем умирающем или, быть может, раненом китообразном, что объясняет скопление вокруг него всяких рыб, любительниц падали. Без сомнения, он пытался удержаться как можно выше над водой, чтобы не потонуть в тот момент, когда силы покинут его окончательно. Лишь высота, на которую он высунулся из воды, кажется экстраординарной. Может быть, его патологическое состояние способно объяснить такую странность, может быть, даже и то, что его выбросило на мель. Плавник, который столь впечатляюще вращался, должен был быть хвостовым, так как у больших китообразных спинной никогда не выполняет такого назначения.
Итак, ничто здесь не указывает на то, что речь идет о морском змее. Но как мы видим, граф Готрон не побрезговал ничем, лишь бы только подтвердить документальность своей брошюры, которую он важно называет "трудом, в котором лишь я один во всей Франции имею возможность рассказать об этом таинственном существе".
Наблюдения капитана д'Абнура едва ли стоят большего, чем история капитана Лопеса. 21 апреля 1840 года «Виль-де-Рошфор» находился почти в центре Мексиканского залива, когда люди на борту различили на море некие четки из бочек, по форме напоминавшие спину шелковичного червя. До сих пор — все как обычно. Но, приблизившись, они обнаружили оконечность огромного хвоста, разделенного на две части — черную и белую. Он казался обернутым вокруг существа и покоился на его туловище. Далее, на другом конце тела поднялась некая «мембрана» на высоту примерно в два метра над водой, наклонилась под значительным углом к основной части, и это натолкнуло капитана на мысль, что монстр оснащен дыхательным аппаратом, как у миноги. Наконец матросы увидели, что на высоте в 7–8 метров возвышается некая антенна, оканчивающаяся полумесяцем в пять метров от края до края.
Это последнее, в крайнем случае, может быть хвостом огромного китообразного. Но тогда что такое другой хвост, обернутый вокруг туловища? Щупальце огромного кальмара, душащего этого самого кита? А мембрана в двух метрах выше? Если говорится о мембране, пленке, то, значит, она была чем-то прозрачным: следовательно, это не плавник китообразного. И хотя здесь упоминается минога (конечно, у нее много всяких особенностей проторыб, всяких анатомических странностей), но все же ее жабры, заключенные в особые мешки, совсем не имеют никаких пленок, которые можно разворачивать, словно знамя.
В общем, в запутанном рассказе капитана д'Абнура и впрямь не найти ничего связного и ценного, разве что это повествование способно еще больше разделить противников и сторонников существования морского змея. Несчастье уроженцев родины Декарта в том, что их порой настолько терзает желание создать нечто литературное — поиграть как можно изящнее со словами, не заботясь об их смысле, — что подчас они просто не способны ясно изложить свои мысли.
Явно банальным наблюдениям капитана Лопеса и несуразным впечатлениям капитана д'Абнура, безусловно, следует предпочесть другое наблюдение, произведенное гораздо позже, 4 июля 1841 года, в том же Мексиканском заливе. Конечно, оно принадлежало одному из американцев, но какому американцу! Речь идет о Джоне Ллойде Стефенсе, человеке, который первым открыл миру бесценные памятники юкатанских майя.
"Вечером, — пишет археолог, — мы видели огромное чудовище с черной головой, прямо поднятой на три метра над водой, которое двигалось к нашему судну. Капитан сказал, что это не может быть кит. Другое животное той же породы появилось позади нас, и тогда мы серьезно заволновались, но вскоре успокоились, услышав тяжелое дыхание и увидев столб воды, который вырвался вверх. С наступлением ночи они остались рядом и огромными тушами неподвижно покоились на поверхности воды".
Конечно, описание весьма кратко, но именно эта сухость и доказывает, что автор совсем не намеревался приукрасить то, что он видел. Ведь ни одно из известных морских животных не плавает, задрав черную голову на три метра. В крайнем случае, так мог повести себя какой-нибудь кашалот. Определенно говоря, при отсутствии подробностей, касающихся формы тела монстра, мы никак не можем идентифицировать в нем традиционного американского морского змея, который, кстати, в это время не переставал совершать ежегодные посещения вод Новой Англии. Короче, пока ничто не позволяет думать, что зона его странствий могла распространиться до самых тропиков.
Сэр Чарлз Лайелл пополняет досье канадского монстра
В это время произошло нечто, к чему следует присмотреться повнимательнее: наш монстр-янки начал появляться гораздо севернее, у атлантического побережья Канады. И любопытно это в первую очередь из-за исключительной важности человека, который счел своим долгом собрать все свидетельства об этих визитах и опубликовать их. Речь идет о сэре Чарльзе Лайелле, который, отказавшись от остатков старой теории происхождения земного рельефа в результате катаклизмов, сыграл в геологии настолько же революционную роль, что и Эйнштейн в космологии, Ламарк и Дарвин в биологии и Фрейд в психологии.
В своей книге "Второе посещение США", где он признает, что, покидая Америку в 1846 году, уверовал в морского змея, даже не видя его ни разу в жизни, великий английский ученый рассказывает, что геолог Дж. У. Доусон из Пикту в Новой Шотландии, с которым он занимался исследованием этого полуострова, предоставил в его распоряжение доказательства появления одного экземпляра загадочного чудовища в августе 1845 года в Меригомише, на северном его побережье. Морской монстр, длиной в тридцать метров, показался перед двумя высокообразованными наблюдателями, буквально выбросившись из воды в каких-нибудь шестидесяти метрах от берега. Он оставался видимым в течение получаса, перед тем как удалиться на всех парах.
"Один из свидетелей, — рассказывает сэр Чарльз, — залез на вышку, чтобы поглядеть на него немного сверху. Оба сообщают, что иногда существо слегка поднимало над водой голову, которая напоминала тюленью. По всей спине у него шли многочисленные горбы или шишки, которые, по мнению наблюдателя, оставшегося на пляже, были самыми настоящими горбами, в то время как другой приписал их появление вертикальным изгибам тела. Между головой и первой выпуклостью находилась совершенно прямая часть спины значительной длины, которая высовывалась из воды. Цвет чудовища казался черным, хотя кожа отдавала рыжиной.
Они видели, как животное изгибало свое туловище, почти образуя кольцо, а затем распрямлялось заново с большим проворством. Оно было худощаво, если сравнивать толщину с длиной. Когда оно исчезло в глубоких водах, то след на воде продолжал виднеться еще некоторое время. Заметить какие-либо следы плавников не удалось. Другие наблюдатели на пляже, видевшие это же самое существо, сравнивали его с длинной связкой буев того типа, что вешают на рыбачьи сети, которая передвигалась с большой быстротой".
За это лето рыбаки восточного побережья острова Принца Эдуарда, в заливе Сен-Лоран, несколько раз были напуганы этим морским чудищем, а на следующий год, в октябре 1844-го, похожее существо медленно прокурсировало перед дамбой Арисаиг, у восточной оконечности Новой Шотландии. Так как в это время на море дул только легкий бриз, животное с большим вниманием созерцал мистер Барри, строитель мельниц из Пикту, который рассказал мистеру Доусону, что животное находилось метрах в тридцати шести от него и что "длина его была в восемнадцать метров при толщине в девяносто сантиметров. У него на спине находились горбы, которые показались слишком маленькими и слишком близкими друг к другу, чтобы быть изгибами тела.
Туловище, казалось, двигалось за счет волнообразных изгибов, при которых на нем образовывались другие выпуклости, гораздо большие. Вследствие этого голова и хвост время от времени появлялись в виду или же оба пропадали под водой, как показано на прилагающемся рисунке, составленном по памяти.
Голова… была округлой и чуть сплющенной спереди и никогда не высовывалась из воды больше чем на тридцать сантиметров. Хвост был остроконечный и походил на половинку хвоста макрели. Цвет видимой части был черный".
Доусону пришло в голову, что поднявшиеся волны могли создать обманчивую картину извивов тела, ведь известно, что палка, положенная на поверхность рябящей воды, кажется неровной. Но мистер Барри заметил, что наблюдал животное с большим вниманием и читал рапорты касательно морского змея и что "совершенно точно волнообразные движения не имели никакого отношения к свойствам воды".
Вот наконец недвусмысленные приметы североамериканского морского змея! Они должны лишний раз привести к согласию всех сторонников теории спинных выпуклостей и вертикальных волнообразных движений, то есть тех, чьи суждения вовсе не противоречат друг другу, а, наоборот, прекрасно друг друга дополняют. Появление горбов или многочисленных колец, безусловно, объясняется волнообразными движениями в вертикальном плане с широкой амплитудой туловища, большая часть которого покрыта маленькими горбами или жировыми складками. Вспомним еще раз, что среди позвоночных волнообразные вертикальные движения характерны для млекопитающих и птиц…
Канадское досье на морского змея американского периода было дополнено именитым натуралистом из Новой Шотландии, преподобным Джоном Амброзом. В 1864 году он сообщил, что летом 1846 года учитель Джеймс Уилсон и житель Паггис-Коув Джеймс Бехнер, оказавшись на борту шхуны у восточных берегов залива Сен-Маргарет, вдруг увидели нечто, что они поначалу приняли за поплавок сети. Каково же было их изумление, когда обнаружилось, что поплавок способен растягиваться и перемещаться с такой быстротой, что поднимал волну ничуть не меньшую, чем шхуна, на которой они пребывали, развивая полную скорость.
"Тогда они поняли, что этот объект, — пишет преподобный Амброз, — не что иное, как огромный змей, у которого голова размерами с бочку, тело пропорционально голове, а на шее болтается грива. Змей держал голову поднятой и слегка наклоненной вперед.
В этот момент появился рыбак с Милл-Коув и изо всех своих слабеющих сил погреб к шхуне; едва он запрыгнул на борт, как лишился сознания от ужаса прямо на палубе.
Уилсон подумал, что животное было от двадцати до тридцати метров в длину. Оно было какого-то серо-стального цвета".
Некий господин Джордж Дофиней, из Бонтильерс-Пойнт, тоже видел змея или существо, напоминающее змея, у Хаккеттз-Коув в том же заливе. Он не удосужился его рассмотреть, торопясь избежать столь опасного соседства.
Во всяком случае, наблюдения Уилсона и Бехнера подтверждают возможное присутствие у атлантического побережья Северной Америки морского змея с развевающейся гривой.
На сцене появляются огромные доисторические ящеры
Одним словом, в первой половине прошлого столетия можно было составить довольно детальное описание примет американского морского змея, хотя и несколько обрывочное и слегка запутанное из-за наличия, по крайней мере, двух разных его типов. Этот портрет станет чуть-чуть более полным немного позже, и, кроме того, он выиграет в изяществе и чистоте благодаря последовательным подтверждениям. Во всяком случае, преждевременно отказываться от столь значительных примет при возможной идентификации морского монстра.
Однако большая часть ученых, которые уже верят в его существование, упрямится, вопреки очевидности, и хочет видеть в нем только настоящего змея. Давно никто не подозревает у него наличие каких-либо конечностей, хотя именно вертикальные движения подсказывают о непременном участии плавников в такого рода движениях. Биологи никак не могут смириться с тем, что некий вид змей может обладать лапами. Вспомним, что еще Понтоппидан без колебаний выбросил из своего списка морских змеев не только монстра с большими плавниками Ханса Эгеде, но даже и змея с лапами зундморских крестьян, "который, вероятно, схож с крокодилом". Ведь просто невозможно вообразить себе змея, оснащенного конечностями!
Те читатели, которые в наши дни уже с детства знакомы с внешностью плезиозавра, который фигурирует во всех трудах по зоологии, появляется в мультиках и фантастических фильмах, удивятся тому, что никто не додумался сблизить морского змея с этим первобытным морским пресмыкающимся, которого геолог Уильям Букланд охарактеризовал как "змею, засунутую в панцирь черепахи". Но не стоит забывать, что огромные морские ящеры мезозоя известны нам не так уж давно.
Первым открыли мозазавра, чей скелет обнаружили в 1780 году около Маастрихта в голландском Лимбурге. Но только после невероятных перипетий Кювье смог его изучить и дал ему в 1808 году имя "ящерица из Меза", которое немного позже англичанин Конибир переделал в "мозазавра".
Как указывает его начальное имя, это животное не слишком отличалось от знакомых нам пресмыкающихся. Совсем другое дело — с ихтиозавром и плезиозавром, которых описали соответственно в 1821 и 1823 годах. Кювье, обыкновенно весьма невозмутимый, на этот раз не постыдился выказать свой восторг и изумление перед их столь странной анатомией:
"Перед нами существа, так мало похожие на всех рептилий и, может быть, даже на всех животных, которые нам известны, и обладающие такими чертами, которые удивляют натуралистов своим строением и которые, без сомнения, показались бы невероятными любому, кто лишен возможности изучить их лично. Вот ихтиозавр: морда дельфина, зубы крокодила, голова и грудная клетка ящерицы, конечности китообразного, однако в количестве четырех, и наконец позвонки рыбы; вот плезиозавр, с точно такими же конечностями китообразных, головой ящерицы и длинной шеей, похожей на змеиную… Плезиозавр, вероятно, самый удивительный из всех обитателей первобытного мира, и он один из всех них по-настоящему заслуживает названия монстра".
Так что удивляться не следует: не прошло и десяти лет с первых регулярных визитов морского змея к американским берегам, как несколько отважных натуралистов уже начали поговаривать, что подозрительное животное не что иное, как некий водный ящер первобытного вида, доживший до наших дней.
Так, в 1833 году английский геолог Роберт Бейкуэлл в четвертом, расширенном издании знаменитого "Введения в геологию" осмелился предположить, что гигантский морской змей, зачастивший к побережью Соединенных Штатов, принадлежит, без сомнения, к рептилиям, родственным вымершему ихтиозавру, или даже относится к тому же самому роду.
"Я вспоминаю, — пишет он, — одно из самых подробных описаний морского змея, данное американским капитаном, который видел, как животное поднимало большую часть своего туловища над водой: он сообщает, что существо было большой длины и едва ли толще большой бочки; у него были ласты, почти как у морской черепахи, и огромные челюсти, как у крокодила. Это описание определенно заставляет подумать об ихтиозавре, о котором, вероятно, капитан никогда ничего не слышал".
Эта идентификация была, наверное, достаточно законна в отношении таинственного животного, которого видел не менее таинственный американский капитан, но она совсем не годится для большей части описанных морских змеев. Ведь ихтиозавра никак не назовешь змеем. Это животное, чье имя означает «рыбоящер», в той же степени заслуживает прозвища «ящер-дельфин», так как удивительным образом напоминает это китообразное. Как и киты, этот морской ящер триаса и юры не имел видимой шеи, обладал вытянутой мордой, с коническими, едва разделенными промежутками, зубами, парой дольчатых грудных плавников и спинным плавником треугольной формы. Отличие между ними прежде всего в наличии второй пары плавников и, как и следует ожидать от рептилии (то есть от животного, движущегося изгибами в горизонтальной проекции), вертикальном расположении хвостового плавника. Но, с другой стороны, сходство с дельфином подкрепляется не только его диетой, основанной на рыбах и кальмарах, но и его живородящими свойствами. Действительно, иногда среди их окаменевших останков на месте живота находят отпечатки полдюжины маленьких ихтиозавров, последний из которых обращен головой назад, что свидетельствует о том, что речь идет о доношенном плоде, а не об эмбрионе, заключенном в яйце. Размеры взрослых ихтиозавров колеблются от 1 до 10 метров в зависимости от вида.
Само собой, это был совсем не тот портрет, который мог напоминать то или иное описание морского змея. Но это не могло помешать проявлению интереса к нему со стороны профессора Бенджамина Силлимена из колледжа Йеля, который был просто без ума от гигантских пресмыкающихся древности. Поэтому именно его прежде всего уведомили о находке в 1820 году в Коннектикуте первых костяков тех огромных наземных ящеров, которых Ричард Оуэн впоследствии назвал динозаврами. И именно ему принадлежит следующая поправка в предисловии к американскому изданию труда Бейкуэлла:
"Весьма толковая гипотеза мистера Бейкуэлла, по которой морской змей может оказаться ящером, еще сильнее подкрепляется предположением, что речь идет о плезиозавре, а не об ихтиозавре, так как короткая шея последнего никак не согласуется с традиционным обликом морского змея".
Через несколько лет, в 1841 году, то же самое предположение было выдвинуто известным немецким зоологом Генрихом Ратке, после того как он насобирал в Норвегии различные свидетельства о морском змее. В это время доктор Ратке уже прославился своими трудами по кровообращению позвоночных и по эволюции ракообразных, так же как и открытием жабер у эмбрионов птиц и млекопитающих. Он объяснил, почему морского змея, сиречь плезиозавра, так редко видели, несмотря на то что тот благодаря своему строению должен часто подниматься на поверхность, чтобы вдыхать воздух:
"…Весьма возможно и приемлемо, что, вытягивая свою длинную шею, обычно он не показывается из воды, выставляя лишь кончик носа, да и то на весьма короткое время, скрывая всю остальную часть туловища внизу, так что становится нелегким делом различить его среди морской ряби и волн".
В номере за 1847 год «Зоолога», где было напечатано это суждение доктора Ратке, сам Эдуард Ньюмен тоже предположил, что морской змей может относиться к группе эналиозавров, к которым принадлежит целое сообщество морских ящеров. И в следующем номере того же журнала медик-эрудит доктор Чарлз Когсуэлл даже опубликовал длинную "Речь в защиту морского змея Северной Атлантики", чтобы подчеркнуть прозорливость и убедительность гипотезы, по которой монстр может быть отнесен к плезиозаврам.
Мы хорошенько обсудим его доводы в следующей главе, ибо они вскоре стали, и остаются до сих пор, весьма популярными в среде натуралистов, верящих в существование морского змея.
Но, однако, некоторые черты неопознанного крупного змееподобного существа — такие, как волнообразные движения в вертикальном плане, способ дыхания как у китов, гладкая кожа и грива, — позволяют утверждать, и с достаточной степенью вероятности, что речь идет скорее о млекопитающем, хотя никто пока и не подумал отстаивать всерьез именно такое воззрение. Может быть, однажды откроется, что никто в то время не был так близок к истине, как автор одной бесстыдной и лживой фальшивки…
Доктор Кох и его хозяин вод
Хотя это и случилось столетие назад, Бродвей уже был пульсирующим центром Нью-Йорка: никакая другая артерия Соединенных Штатов не собирала таких густых толп, как эта прославленная улица. И именно ее выбрал в 1845 году некий доктор Альберт Карл Кох для того, чтобы выставить в "Салоне Аполлон" фантастический скелет одной окаменелости, пышно обозначенной как Hidrarchos sillimanii, то есть Хозяин Вод Силлимана. Животное было посвящено профессору Бенджамину Силлиману, потому что именно он, как мы помним, не колеблясь признал в 1827 году существование великого морского змея. И, таким образом, животное, чьи останки были продемонстрированы восхищенной нью-йоркской публике и извлеченные, по словам Коха, из земли в Алабаме, было не чем иным, как тем самым монстром, который до сих пор живьем бороздит океанские воды.
И в самом деле, этот скелет змеевидной формы, длиной 34 метра, обладавший вытянутой головой и устрашающими челюстями, с рядом ребер, образующих яйцевидное удлиненное туловище, и оснащенный парой ласт, казалось, напоминал о животном, удивительным, потрясающим образом отвечающем описаниям большинства свидетелей. Чтобы довершить это сходство, вдумчивый и тщательный Кох дошел до того, что придал скелету изогнутую форму и даже приподнял ему голову в позе, столь привычной для морского чудовища.
Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Злая судьба доктора Коха возжелала, чтобы среди нью-йоркских зевак, которые за двадцать пять центов валом валили поглазеть на удивительное существо, оказался однажды ученый анатом, профессор Джефриз Уимэн. Это был тот самый Уимэн, который два года спустя опубликовал первое научное описание другого «монстра», которого тогда также считали чем-то мифическим: гориллы. Ученому не составило большого труда «раскусить» по зубам с двумя корнями морского «ящера», выставленного на Бродвее. Тот на самом деле оказался млекопитающим, и, что гораздо серьезней, весь скелет был составлен из многочисленных частей других скелетов, ловко сцепленных. Так как Кох представлял все дело так, будто бы он нашел весь костяк сразу, и в том положении, которое он придал ему на выставке, с позвонками, образующими единый ряд, делом чести профессора Уимэна было доказать, что «отец» гидрархоса был не неловким палеонтологом, а ловким мошенником!
Уимэн не поленился даже идентифицировать животных, которые невольно поучаствовали через миллион лет после своей гибели в рождении Хозяина Вод: это были вымершие китообразные из рода зейглодонов, достигавшие длины 15 метров! Кстати, Кох не соврал, заявив, что нашел кости в Алабаме: именно там чаще всего находят останки зейглодонов, датируемые концом третичной эпохи. Но он не был так уж неопытен, предполагая, что кости млекопитающих примут за скелет ящера: незадолго до всей этой истории некий блистательный зоолог ошибся в этом вопросе.
В 1832 году доктор Ричард Харлан получил от судьи Г. Брая гигантский позвонок, весивший 20 килограммов, который судья нашел среди других двадцати семи подобных позвонков на берегу Уахиты, в Луизиане. Он отрапортовал об останках первобытного ящера из класса эналиозавров и, решив, что его размеры явно велики, создал в честь него новый род басилозавров, то есть "царей-ящеров".
Затем похожие позвонки и различные другие части скелета от того же животного были найдены на плантации судьи Джона Дж. Крифа в Алабаме, где испуганные черные рабы опознали их ничуть не хуже, приняв за останки падшего ангела… Потребовалось много времени, пока прославленный Ричард Оуэн не осмотрел все окаменелые обломки (в 1839 году) и не вынес заключения, что они не принадлежат ни гигантской рептилии, ни ангелам. Великий британский анатом был первым, кто подчеркнул, что если у животного зубы о двух корнях, то речь идет о млекопитающем. Это, вероятно, было первобытное китообразное, этакий первокашалот, для которого Оуэн предложил ввести новое имя зейглодона (то есть "зубы под коромыслом", так как зубы были соединены костным гребнем).
Оповещенный о проделке Коха, профессор Силлиман поспешил отклонить сомнительную честь, которую оказал поддельщик, посвятив ему зверя, описанного за тридцать лет до того доктором Харланом. Странный жулик-палеонтолог нимало не огорчился и воспользовался случаем, чтобы исправить орфографию в родовом имени своей сборной окаменелости: он попросту нарек ее Hydrarchos harlani.
Кох, однако, не впервые совершал подобные демарши. В 1848 году "Иллюстрейтед Лондон ньюс" сообщил о существовании окаменелого скелета морского змея, извлеченного из земли неким доктором по имени Альберт Кох. Издатель журнала определенно не осознавал, что речь идет о звучной мистификации. Но английский геолог и палеонтолог Гидеон Элджертон Мантел тут же поспешил развеять его неведение и дал подробное разъяснение истинной природы гидрархоса и его открывателя.
"Господин Кох, — утверждал он помимо прочего, — это тот самый человек, который несколько лет назад, собрав прекрасную коллекцию костей слонов и мастодонтов, составил из них огромный скелет, который выставил в Египетском зале на Пиккадилли под именем «Миссуриец». Эта коллекция была куплена администрацией Британского музея, и из нее же отобрали кости, которые ныне образуют изумительный скелет мастодонта в нашей Национальной галерее органических останков".
Итак, еще до того, как Хозяин Вод въехал на Бродвей, у Пиккадилли уже был свой "Миссурийский Левиафан".
Однако не ошибется тот, кто допустит, что доктор Кох совсем не был человеком, начисто лишенным достоинств. Наоборот, то был великий новатор, имя которого должны повсюду в Америке произносить с уважением. Ведь это он первый в 1839 году, обнаружив наконечники кремниевых стрел, глубоко ушедшие в кости мастодонта и древнего кабана, установил подлинную древность человека на североамериканском континенте, которую можно исчислять тысячелетиями.
Все тогда, и особенно коллеги, жестоко его осмеяли: в то время господствовало убеждение, что индейцы прибыли в Америку всего за несколько веков до Колумба. Без сомнения, проникнувшись отвращением к невежеству и самодовольству этих так называемых знатоков, осмеянный палеонтолог с тех пор затаил мечту обязательно отомстить и одурачить их самих… Раз они отказываются в своей слепоте от открытий, основанных на убедительных и подлинных доказательствах, то почему бы им в силу той же слепоты не принять псевдооткрытия, сфабрикованные при помощи поддельных доказательств? Может быть, он даже сможет получить кое-какую финансовую помощь на эти фальшивки, что позволит ему продолжить раскопки и свои работы, а его идеи смогут наконец обрести заслуженные признание и триумф.
Бедный, озлобленный человек, не обладавший силой характера Рафинеска, для которого поиски истины были всегда на первом месте, он забыл о существовании компетентных и сведущих ученых — и ничего не добился, кроме позора, покрывшего его на всю жизнь…
Подделка, совершенная не слишком внимательным Кохом и разоблаченная профессором Уиманом, естественно, стала объектом иронических комментариев и злобных выпадов в различных научных журналах как в Европе, так и Америке. Но вопрос всплыл еще раз в февральском, за 1846 год, номере "Neue Notizen" Фрорипа. На следующий год в июне в третьей серии «Нотицен» один из его сотрудников, который, по логике, уже должен был быть знаком с подлинной сущностью гидрархоса, сделал следующее предположение:
"А не идентичен ли случайно морской змей гидрархосу, то есть не представляет ли он живьем этот древний род, следы которого по-прежнему видны и сейчас, разве только род сократился до нескольких редких экземпляров по сравнению с ушедшими эпохами?"
Говоря яснее, это должно было означать, по крайней мере, согласно Удемансу: "Не может ли морской змей принадлежать к тому же роду, что и басилозавр (то есть зейглодон), дотянувший до наших дней?"
Автор этого оригинального предположения подписался только инициалами: М. Я. Ш., но его идентификация не представляет ни малейшей сложности, потому что главным редактором «Нотицен» в то время был ботаник Матиас Якоб Шлейден, один из двоих бессмертных защитников клеточной теории. Шлейден когда-то был адвокатом, и это объясняет вымученный и двусмысленный характер его замечания.
Если вспомнить, что тогда уже в разных по облику видах подозревали того, кто появлялся под одним названием "морской змей", то можно предположить, что гипотеза должна была привлечь особенное внимание заинтересованных кругов. Ведь почему, наконец, зейглодон (чтобы не давать ему слишком «рептильного» имени басилозавр) не может быть морским змеем?
Некоторые экземпляры зейглодонов достигали двадцати и более метров в длину. Это были животные исключительной стройности, и гораздо более змеевидные, чем нынешние китообразные. Вместо хвоста у них был хвостовой отросток, оканчивающийся острием — по крайней мере, так думали тогда. Как и у прочих китообразных, у него не было ничего, кроме передних лап, трансформировавшихся в плавники, но гораздо менее жестких, чем у рыб, так как их оконечности не совсем атрофировались; были различимы пальцы, без сомнения даже оснащенные когтями. Внимательное исследование скелетов зейглодонов показало, что у них не было даже дыхал на голове, как у нынешних китов и дельфинов, а были ноздри, расположенные обычно на краю морды. У них была очень вытянутая вперед голова, что объединяет их с дельфинами, и различные зубы, клыки и моляры, и режущие и дробящие, как у большинства тюленей. Продолговатые шейные позвонки, точно такие же, как у последних, позволяли этим примитивным китообразным свободно крутить головой на относительно короткой, но все же подвижной и гибкой шее.
Но, однако, имеются серьезные возражения против гипотезы о морском змее — зейглодоне. Во-первых, шея последнего была слишком коротка, чтобы принимать вид "ручки зонтика" или «перископа», что так часто можно видеть у некоторых больших змееподобных. Но если принять, что морской змей и не вел себя подобным образом, когда принадлежал к роду басилозавров, то разве тогда он не тот самый "ужасный морской зверь", которого Ханс Эгеде описал как некую супервыдру? И остается только мечтать о столь верном сходстве, которое есть у зейглодона со зверем на рисунке преподобного Бинга! Все тут есть: общая форма, удлиненная голова, ноздри на конце морды, посвист китообразного, гибкая шея, длинный и заостренный хвост, единственная пара плавников. К тому же этот портрет дан за век до того, как были открыты окаменелые кости басилозавров, и, следовательно, можно предположить, что тогда еще существовали животные подобного телосложения. Вот над чем действительно стоит поразмышлять.
В том, что зейглодон дожил до наших времен, на самом деле нет ничего поразительного, потому что уже доказано, что некоторые виды дотянули, по крайней мере, до начала миоцена: их останки обнаружили в геологических слоях, датируемых едва ли 30 миллионами лет. А что это по сравнению с 60 или 70 миллионами лет, в течение которых целакант оставался незамеченным в эпоху человека как натуралистами, так и палеонтологами?
Эта гипотеза настолько соблазнительна, что к ней возвращались еще несколько раз, начиная с 1880 года, даже в связи с морским змеем с шеей жирафа, что, конечно, не очень оправданно. Во всяком случае, именно такой, какой она была высказана в 1846 году Матиасом Якобом Шлейденом — в несколько уклончивой и странной форме, — эта гипотеза осталась без признания. И никого это не удивит.
Скандинавский период (продолжение)
Плачевный конец гидрархоса мог привести, без сомнения, только к одному — к дискредитации морского змея, чья репутация и без того подвергалась столь жестоким испытаниям, особенно начиная с 1817 года. Поспешные экспертизы выброшенных на берег останков, газетные «утки», промашки экспертов, надувательства, подделки… Сделавшись темой для толков в научных обществах, морской змей затем стал цирковой звездой, предметом продажи и объектом журнальных сенсаций, героем фантастических романов и разных насмешливых песенок. Искренние и подлинные свидетельства обращались в шутку, и было бы неудивительно, если бы мало-помалу морского змея окружили стеной насмешливого молчания и он вовсе исчез бы с мировой сцены.
Однако когда проблема вновь возникла в 1848 году — в то время, когда сказочного зверя в течение добрых двадцати минут наблюдала команда британского военного судна «Дедал» (известного, среди прочего, достоинствами своих офицеров, которым едва ли была присуща склонность к разного рода шуточкам), — то множество накопившихся свидетельств вновь стали объектом коллекционирования. Пришлось признать, что за последние тридцать лет — этакого темного средневековья для «змееведения» — морское чудовище показывалось очень часто: больше ста раз, если брать только те наблюдения, которые сделались темой отдельных отчетов. А ведь наверняка было много других, которые ускользнули от ока наших исследователей.
Во всяком случае, примечательно, что около семидесяти раз змей появлялся между Новой Землей и мысом Гаттерас и флегматично проплывал вдоль этого атлантического побережья Северной Америки, которому он явно отдавал некоторое предпочтение. Но не забылись при этом и старые привязанности: едва ли в два раза реже он заходил в норвежские фьорды..
Этой богатой скандинавской жатве на чудеса мы обязаны больше всего двум расследованиям (проведенным с разницей примерно в двадцать лет английским путешественником Артуром Кэйпеллом Бруком и немецким зоологом профессором Генрихом Ратке) и регулярным публикациям новых сообщений в «Нотицен» Людвига фон Фрорипа, у которого как журнал, так и эту добрую традицию унаследовал с 1847 года его сын, Роберт фон Фрорип.
В своей книге "Путешествие по Швеции, Норвегии и Финляндии летом 1820 года", опубликованной в 1823 году, капитан Кэйпелл Брук привел около десяти рассказов о летних визитах морского змея к норвежскому побережью с 1818 по 1822 год. Одно из этих посещений можно сравнить по длительности с уже упоминавшимся глочестерским 1817 года, по другую сторону океана: в июле 1819-го, в одно особо жаркое лето, морской змей мелькал долго и часто перед глазами всех жителей маленьких островков Оттерсум и Крогей, являясь буквально каждодневно в течение месяца.
Среди особо выдающихся свидетелей, отмеченных британским путешественником, следует упомянуть епископа Норвегии и Финляндии, который, незадолго до 1820 года, созерцал пару морских змеев в Тронхеймском фьорде. Летом 1820 года один юный рыбак точно так же получил возможность видеть сразу двоих у Хундхольма.
Все собранные свидетельства отличаются большим единодушием в том, что касается облика виденных зверей. Их приметы, по крайней мере характерная голова темно-серого цвета, возникавшая на поверхности воды благодаря широким вертикальным изгибам тела, заставляют вспомнить о змее, о котором сообщал епископ Понтоппидан.
То обстоятельство, что все норвежские свидетельства приписывают своему морскому змею одинаковый сероватый цвет, тогда как в Соединенных Штатах говорят о коричневато-черном, не обязательно позволяет сделать вывод о некой различности. Ведь другие норвежские наблюдатели приписывали своим монстрам как раз коричнево-черноватый цвет. Часто бывает довольно сложно с точностью определить темный цвет, тут важно, какие близкие цвета подсказывает художественное чутье, а в морских условиях, столь различных по времени и окраске самой воды, настоящий цвет объекта может изменяться.
Но можно уверенно сказать, что норвежский тип с большими изгибами весьма разнится анатомически с американским, чья спина оснащена множеством бугров. Это бросается в глаза, если, конечно, не полениться графически сопоставить оба типа, вырисовав их точные пропорции.
"Нотицен" Людвига фон Фрорипа, кажется, ничего не упустил, приведя семь норвежских наблюдений за годы с 1827-го по 1843-й, в общем, мало конкретных и неинтересных, кроме разве что намека на появление в июле 1837 года экземпляра с чрезмерно большой головой и конской гривой, усатого, как тюлень, и с характерными черными глазами, большими, как блюдца. Но восемь наблюдений за то же самое время, объединенных профессором Ратке, благодаря его личному пребыванию в Норвегии, гораздо богаче подробностями. Они, впрочем, почти такие же по своему содержанию, за исключением случая, который имел место в Кристианзундском фьорде или в соседнем. Люди, давшие свои показания, весьма отличаются друг от друга по уровню образования и культуре. Среди них, конечно же неизбежно, рыбаки и один рабочий, Нильс Ри, но еще и два купца, Вильхельм Кнудтсон и Джон Джонсон, доктор теологии Буклун, директор школы Хаммер и его помощник Крафт и «соренскривер» (сельский судья) Гешке.
Самое интересное сообщение, пожалуй, принадлежит Ларсу Йонену, 50-летнему рыбаку из Смолена. Нельзя сказать, чтобы его приключение привлекло внимание публики, падкой на сенсации. Но, очевидно, именно его относительная банальность придает ему правдивости. Это донесение отличается от прочих указанием на естественную природу гривастого «чудища», что, впрочем, характерно почти для всех безыскусных описаний: речь идет о безобидном существе, иногда напуганном или любопытном.
Вот подлинные показания Йонена, которые профессор Ратке публикует в своей книге, добавляя в скобках собственные замечания:
"Я видел морского змея много раз, только было двенадцать лет перерыва между тем временем, когда я видел его впервые, и недавним наблюдением, в фьорде, недалеко отсюда (Кристианзунд), в полдень, когда я был один и рыбачил с лодки. В этот день я видел его за два часа три раза, а один раз он был очень близко ко мне. Он подплыл к моей лодке и оказался в метре восьмидесяти сантиметрах от меня. (Йонен показал в комнате расстояние примерно в шесть футов и сказал, что вот так и было между ним и монстром.)
Я встревожился, поручил свою душу Богу и лег на дно лодки, подняв одну голову над бортом, чтобы наблюдать за змеем. Он продолжал плавать вокруг барки, которую яростно трясли волны, происходящие от его движений в воде, до того спокойной и гладкой, как зеркало, а затем удалился. Когда он отплыл от меня на большое расстояние, я обернул линь вокруг маленького инструмента, который обычно используют в наших краях (рамка, вертящаяся на оси), и снова принялся рыбачить. Но немного погодя змей снова появился в виду лодки, которая опять принялась яростно колыхаться от его движения под водой. Я опять улегся и оставался совершенно неподвижным, не спуская, однако, глаз с животного. Он снова меня покинул, отплыл довольно далеко и опять вернулся, приблизившись еще больше, чем прежде; наконец исчез, когда поднялся легкий ветер и пошли волны.
Несмотря на свой страх, я мог внимательно разглядеть животное. Его длина была около восьми — десяти метров, а туловище, такое же круглое, как у змея, было примерно шестьдесят сантиметров в диаметре (Ларс Йонен отмерил для меня руками на столе отрезок примерно в два фута). Хвост, как мне показалось, тоже был круглым. Голова — длинная и толстая, как бочка для бренди (бочка на два галлона, — 45 литров), но не заостренная, а резко закругляющаяся. Глаза были очень большие и светящиеся. Их размеры (или диаметр) были что-то около этой коробочки (13 см) и такие же красные, как мой платок (малиновый). Животное не открывало рта, так что о его размерах я не могу ничего сказать.
Зверь постоянно держал голову над водой под острым углом и так высоко, что его нос мог заехать за борт лодки. Еще сзади головы начиналась грива, похожая на лошадиную, она довольно широко расходилась по шее с каждой стороны; волосы были средней длины и развевались в воде. Грива была, точно так же, как голова и остальная часть тела, коричневая, как оправа вот этой подзорной трубы (темно-коричневой, как у потемневшего красного дерева). Я не заметил ни пятен, ни полосок другой окраски, и не было никаких чешуек: все тело казалось очень гладким.
Животное передвигалось быстрыми или медленными изгибами-крючками; когда оно приближалось к моей лодке, то они были медленные. Когда я видел его лучше всего, движения были змеиными, сверху вниз. И эти движения производили те части тела, которые скрывались в море: размеры извива были где-то метр шестьдесят. Но остальные части я не мог видеть, потому что они не поднимались, а все время оставались под водой".
Как заявил Ларс Йонен, рисунок, данный Понтоппиданом, вполне соответствует его собственному чудовищу. Он рассмотрел его и сказал, что видит между ним и животным, которое наблюдал сам, большое сходство. Он также сказал, что некоторые другие морские змеи, которых он видел раньше, за двенадцать лет до этой встречи, были гораздо длиннее, чем этот.
Само собой, по причине чрезвычайной близости наблюдателя к объекту, слова Йонена о гриве, украшавшей шею зверя, должны быть поняты буквально. И речи не может идти о предположении, будто это пучки водорослей, прилепившихся к затылку животного, или что-то другое, как, например, жабры, вылезшие из своих боковых отверстий. Рабочий Нильс Ри, который тоже видел такое животное во фьорде Кристианзунда в то же самое время, дает этой гриве почти идентичное описание. То же волосяное украшение упоминается судьей Гешке, купцом Кнудтсоном, доктором теологии Буклуном и множеством других анонимных свидетелей той же встречи.
Описание, которое дает рыбак глазам своего морского змея — сверкающие, красные, в дюжину сантиметров в диаметре, — достойно того, чтобы подчеркнуть его особо. Оно подтверждается и другими свидетелями. Нильс Ри говорит, что "глаза были очень большие и сверкали, как у кошки". Что до судьи Гешке, то он уточняет: "То, что я принял за его глаз, было, по моим оценкам, нечто величиной с окружность чайной чашки (9 см)".
Вспомним, кстати, что, в зависимости от угла, под которым на них смотрят, глаза кошек, собак и вообще всех хищников сверкают красным фосфоресцирующим светом.
Свидетельства, собранные профессором Ратке, в целом показывают, что морской змей имел гриву и огромные глаза, что является редкостью для Северной Америки, и наоборот — очень часто упоминаются в отношении змея с норвежских берегов. Он так же, как и его американский собрат, двигается вертикально-волнообразно и так же, как американец, должен относиться к млекопитающим, на что, впрочем, намекает и грива.
На первый взгляд ничего оригинального нет в том, чтобы собрать сведения о девяти визитах змея к норвежскому берегу между 1826 и 1846 годом, к тому же уже пересказанных в разных газетах и научных журналах. Именно так и может кто-нибудь подумать при упоминании о том, что некий преподобный П. У. Дейнболт, архидьякон Мольда, ручается за честность четырех людей, которые 28 июля 1845 года на рыбалке повстречали в Ромсдальском фьорде морского змея 12–15 метров длиной.
В поручительстве речь шла о книгопечатнике Я. С. Лунде и его подмастерье Кристиане Фланге, торговце Дж. С. Крофе и чернорабочем Ионе Элгенсесе. В тот чудный летний день, около семи вечера, сообщает преподобный Дейнболт, "они увидели некое длинное морское животное, которое медленно проплыло мимо них, как им показалось, с помощью двух плавников, расположенных в передней части туловища, очень близко к голове: это они поняли по бурлению воды по разным сторонам тела…".
Звучите, трубы! Это наблюдение должно быть отмечено монументом, ведь кроме невнятного упоминания у геолога Роберта Бейкуэлла только здесь морскому змею приписывают пару плавников! Конечно, их еще не видели, но о них догадались. Это уже прогресс. Неужели среди норвежцев получило популярность описание плезиозавра и оно подсказало им кое-какие идеи?
Что удивляет сильнее всего в собрании норвежских свидетельств за период с 1818 по 1848 год, так это крайние расхождения в оценках длины разных виденных животных. Из шестнадцати версий, предложенных свидетелями, одиннадцать настаивают на цифрах от 10 до 45 метров, что еще можно принять, но ведь еще есть те, которые говорят о 170, 200, 400 и даже 500 метрах. Могильщик из Маасоя дошел даже до утверждения, что животное растянулось от острова Магерой до континента. Если же кто-нибудь подсчитает среднее арифметическое от всех указанных оценок, то получит длину примерно 100 метров! Это вам не «россказни» врунов-янки, в которых животные едва достигали 22 метров в Массачусетсе и 18 у "строптивых южан" Мэна. Конечно, в Норвегии речь идет о другом животном, может быть и большей величины. Но все же 100 метров…
Кстати, надо отметить, что указанный могильщик, более привычный к обращению с трупами, а не с живыми чудовищами, был охвачен паническим ужасом, едва завидев морского змея, и удрал от него во всю прыть, яростно загребая веслами. В подобных условиях едва ли можно рассчитывать на трезвые оценки. Замечательно также, что оценки длины змея, превосходящие 45 метров, практически всегда давались анонимами, и причем теми, кто находился на берегу.
Первые плоды британского периода: морской змей покоряет мир
Между 1818 и 1848 годом морские змеи продолжали появляться у Стронсы или, по крайней мере, в водах, омывающих северо-восточные берега Британских островов. Животные подобного вида особенно часто наблюдались на западе Шотландии, особенно на Гебридах. В июле 1848 года капитан Браун встретил между этим архипелагом и Фарерами тот вид, который Рафинеск описал как гигантского морского угря под именем Octipos bicolor. В своем "Описании Шетлендских островов", опубликованном в 1822 году, доктор Гибберт отметил, между прочим: "Я слышал толки на Шетлендах, что морского змея видели в море у островов (Оркады), у Стеннесса, у Уэйлея и Дунросснесса".
Впрочем, еще Вальтер Скотт, неплохо разбиравшийся в шотландском фольклоре, заметил в своем романе «Пират» (1822): "Известен также и морской змей, который поднимается из глубин океана, вытягивает к небесам свою огромную шею, покрытую гривой, как у боевой лошади, и, достигая высоты мачты, внимательно поводит огромными сверкающими глазами вокруг себя в поисках добычи или жертвы".
Благодаря британской склонности к мореплаванию вскоре заговорили и о звере в открытом море.
Так, в 1820 году морской змей 20 или 30 метров длиной, который пыхтел, как кит, появился прямо посреди Атлантики, под 46° северной широты, около Баренктис-рокс, на глазах лейтенанта королевского флота Джорджа Сэнфорда, который тогда командовал торговым судном "Леди Комбермер". В столь южных краях встреча с ним кажется чем-то экстраординарным — ведь до сих пор о монстре слышали только в Норвегии и на севере Британских островов. Еще можно вспомнить, что 1 августа 1786 года экипаж "Генерала Кула" наблюдал некоего «змея» длиной 5–6 метров, серо-пепельного цвета на спине и желтого на брюхе, и все это под 42° 44 северной широты и 23° 10 западной долготы, то есть к северо-западу от Азорских островов. Но напомним, что большая часть американских встреч проходила на широтах еще более фантастичных: ведь Нью-Йорк находится примерно там же, где Мадрид, а Массачусетс — на широте Лазурного Берега!
Если крупных змеевидных не встречали в слишком холодных водах Северной Атлантики, то явно поспешным будет вывод о том, что они водятся исключительно в Северном полушарии. На самом деле в течение американского периода четырежды доносили о встречах со змеем в Южной Атлантике. Уточним, что все наблюдения, за исключением одного, исходят от англичан: дважды у мыса Доброй Надежды (в 1829 году посчастливилось капитану Петри с "Королевского саксонца" и главному хирургу британских колониальных войск доктору Р. Дэвидсону; в 1845-м и 1846-м — двум колонистам из Кейптауна, Дж. Д. Брунетту и Чарлзу А. Фейрбриджу), а одна встреча произошла совсем в другом конце океана — у берегов Уругвая (в 1824 году, у бостонского корреспондента профессора Силлимана, пожелавшего остаться анонимным), и наконец между этими двумя (вероятно между 1825 и 1828 годом монстра увидел достойный моряк, капитан королевского флота Фредерик У. Бичи, который тогда проходил через Атлантику на борту "Блоссома").
К несчастью, весьма неточные описания этих разных свидетелей напоминают приметы как американского морского змея, так и его норвежского собрата, так что разделить их невозможно. Капитан Бичи поначалу решил, что видит огромный ствол дерева, но тот нырнул, прежде чем он успел схватить свою подзорную трубу. Бостонский свидетель описывает свой экземпляр, который он наблюдал с расстояния в три метра, как увеличенную копию «сухопутного» ужа темного цвета: будучи длиной 12 метров и толстым, как бочка, он поднимал голову на 60 сантиметров от поверхности воды и устремлял свой взор на его судно. Что до южноафриканских колонистов, то они прибегли к традиционному сравнению: их морской змей, который, оказывается, достигал длины от 45 до 60 метров, двигался вертикальными извивами и представлял из себя "нитку с нанизанными большими бочками, плывущую на поверхности воды".
Все это, кажется, раздвигает границы распространения морских змеев до всего бассейна Атлантики, по крайней мере начиная от тропических поясов к полюсам. Можно даже предположить, что для того времени место обитания знаменитого чудовища не ограничивалось одним этим океаном.
Первый морской змей Тихого океана или последняя гигантская сирена?
В 1821 году прославленный русский исследователь Отто фон Коцебу опубликовал в Веймаре рассказ о своем первом кругосветном плавании (с 1815 по 1818 год), во время которого он в поисках северо-западного прохода попал в Берингов пролив. В своей книге он рассказывает, среди прочего, что познакомился на Уналашке, одном из Алеутских островов, с господином Крюковым, агентом американской компании, основанной в 1795 году. Этот коммерсант поведал ему, как однажды некий огромный морской монстр погнался за ним вблизи острова Беринга, куда он направлялся на охоту. Животное, в котором некоторые алеуты, плававшие вместе с агентом, признали виденное когда-то раньше животное, был, согласно его описанию, красноватым змеем огромных размеров. Его голова напоминала голову ушастого тюленя, а два непропорциональных глаза придавали ему ужасающий вид.
"Нам повезло, что земля оказалась рядом, иначе бы чудище обязательно нас проглотило: оно хищно высовывало голову из воды, выискивая добычу вокруг себя, а затем исчезло. Его голова вскоре появилась снова, и гораздо ближе: мы налегли изо всех сил на весла, и слава богу, нам посчастливилось достичь берега раньше змея. Морские львы были так напуганы его видом, что некоторые со страху полезли в воду, а другие скрылись на том же берегу. Море часто выбрасывает куски мяса, которые, как говорят, принадлежат этому змею и к которым никакой зверь, даже вороны, не притрагиваются. Некоторые алеуты, которых он кусал, умирали на месте. Если и вправду видели морского змея в море у Северной Америки, то он должен принадлежать к той же жуткой породе".
Само собой разумеется, что страхи Крюкова не обязательно подтвердились бы: ужасный внешний вид большого неизвестного животного еще не означает его хищнических намерений и даже того, что он вообще опасен. Что до ядовитых свойств мяса, приписываемых чудовищу, то это, совершенно очевидно, обычное суеверие, которое традиционно сопровождает все истории о страшных и таинственных зверях.
Впрочем, как можно вообще доказать, что эти куски плоти принадлежали подозрительному зверю? И, кроме того, употребление в пищу попорченного водой мяса может иметь фатальные последствия — в этом нет ничего особенного…
Что бы это ни было, короткая история все же кое-как, но подтверждает существование некоего вида морских змеев в северной части Тихого океана; и она должна найти подобающее ей место в досье сказочного монстра.
По правде говоря, неточный характер описаний Крюкова не позволяет утверждать, что речь идет о змеевидном животном, похожем на тех, что часто посещали норвежские фьорды и залив Массачусетса. Она лишь заставляет задуматься о некоем большом морском существе, которое проживало некоторое время в море у острова Беринга, но потом, судя по всему, исчезло и о котором многие местные жители вообще никогда не слышали. Вспомним знаменитую стеллерову корову, историю которой кажется уместным здесь вкратце привести.
В 1741 году датчанин Витус Беринг, который командовал флотом, направленным Петром I, чтобы выяснить, соединяется ли Сибирь с Америкой или нет, потерпел крушение на своем "Святом Петре" и попал на пустынный и негостеприимный остров, расположенный между Камчаткой и Алеутскими островами. Этот остров, на котором Беринг и умер от цинги, холода и истощения, получил впоследствии его имя. Вместе с островом Медным, своим соседом, он образует архипелаг Командорских островов.
И именно в окрестностях этих островов в мелких прибрежных водах немец-хирург и экспедиционный натуралист Георг Вильгельм Стеллер обнаружил колонию огромных морских коров, вялых и миролюбивых, которые проводили все время, ковыряясь в водорослях, поглощая рачков или морскую капусту. Стеллер объявил этих усатых млекопитающих с рыбьими хвостами, которые могли достигать от 7 до 9 метров в длину и весить четыре тонны, дальними родственниками ламантина тропических вод Атлантики и дюгоня Индийского океана. Открытие этих гигантских сирен в ледяных водах Берингова моря немедленно возмутило некоторых зоологов, которые тогда из осторожности не верили в возможность существования «чудовищ» в тех местах, в которых им не подобало проживать.
Стеллерова морская корова, как ее следует называть, была как манна небесная для потерпевших крушение: ее мясо обладало всеми качествами хорошей говядины или телятины, в зависимости от возраста, их лярд походил на свиное сало, а жир был по вкусу, как сладкий миндаль. И что сильно упрощало оценку всех этих достоинств — коровы были так по-детски доверчивы к своим убийцам! Они не убегали от человека и позволяли себя загарпунить, не оказывая никакого другого сопротивления, кроме как нескольких яростных шлепков хвостом по земле.
Местное население, сразу же после того как выжившие члены экспедиции достигли континента, быстро прознало про открытых животных. Словно в дополнение к описанному лакомству, Стеллер обнаружил на тех же островах колонию каланов (морских котиков). Командоры тут же заполнились жадными охотниками: там им было всегда гарантировано мясо — благодаря постоянному присутствию гигантских сирен. По оценкам американца Леонарда Стейнегера, в ту эпоху поголовье коров вокруг острова Беринга составляло около тысячи пятисот особей и еще пятьсот вокруг Медного. С 1743 по 1763 год девятнадцать групп по тридцать — пятьдесят охотников на каланов являлись туда на зимовку. Уже в 1754 году горный инженер Яковлев определил, что вследствие неразумной бойни и безумного расточительства морские коровы были истреблены в окрестностях Медного. Эта новость распространялась столь неспешно, что уже и на самом острове Беринга последняя особь была убита в 1768 году неким Поповым. Прошло менее двадцати семи лет с того времени, как открыли несчастного зверя…
Однако уже давно некоторые криптозоологи ставят под сомнение факт полного уничтожения стеллеровой коровы на острове Беринга.
Так, ссылаясь на рассказы двух русско-алеутских поселенцев, высадившихся на острове в 1830 году, профессор А. Э. Норденшельд пытался убедить всех, что одну морскую корову видели еще в 1854 году. Но анализ рассказов свидетелей доказал, что на самом деле речь шла о самке нарвала, то есть морского единорога, и что, увы, версия не подтверждается.
Однако с 1879 по 1885 год польский зоолог Бенедикт Дыбовский, оказавшийся в качестве врача на Камчатке, собрал на острове Беринга не только скелеты исчезнувшего животного, но и различные свидетельства, доказывающие, что колонисты по прибытии на остров знали о морской корове. Следовательно, где-то в 30-х годах XIX века еще были живы несколько экземпляров.
Итак, весьма вероятно, что огромный зверь, который так напугал Крюкова и его товарищей где-то между 1795 и 1818 годом, был одной из выживших коров. Конечно, глаза морской коровы не имеют никаких пугающих особенностей, но они лишены век и, конечно, кого-нибудь могут напугать. Коровы имели привычку высовывать голову из воды и бесстрашно приближаться к людям. Их черноватая кожа в складках напоминала кору дуба, и могла навести на мысль о чешуйчатой коже рептилии. Наконец, морская корова вполне могла так разбухнуть от жира, что ее тело покрылось множеством складок, опоясывающих все туловище, от одного конца до другого, так что, когда она поднималась над водой, спина ее становилась на вид усеянной большими буграми. Люди, малосведущие в анатомии, вероятно, могли увидеть в этом и кольца змеи…
Короче говоря, если наблюдения Крюкова и не позволяют установить присутствие морского змея в водах северной части Тихого океана, то в них все же остается много важного для истории зоологии. Они, вероятно, на самом деле представляют собой последнее свидетельство, которое дошло до нас о проживании стеллеровой коровы на острове Беринга.
Поучительная история Чакона, разоблаченного морского змея
Самое время задаться вопросом: а не посещал ли в то время морской змей Индийский океан? И действительно, 25 ноября 1834 года лейтенант британской морской разведки У. Фолей прислал в "Журнал азиатского общества Бенгалии" письмо, повествующее об одной его весьма странной встрече в Бенгальском проливе.
"Во время моего путешествия в Мадрас (в мае сего года) я видел очень странную рыбу, которую раньше не встречал ни один моряк из находившихся на борту, хотя многие офицеры и матросы раньше участвовали в плаваниях китобоев. Эта рыба была величиной с кита, но совершенно другой формы и вся покрыта пятнами, как леопард: она прошла почти под носом корабля, во время штиля, и нам, по счастью, удалось ее разглядеть. У нее было три больших спинных плавника, которые задвигались очень споро, когда ее стали тревожить те камни, которыми мы по глупости ее засыпали: эта рыба на самом деле была вполне способна сломать нам руль и котел, который находился на носу. Множество других рыб примерно в локоть величиной, а то и больше (приблизительно вида морской собаки) крутились вокруг чудища, тыкаясь лениво ему в рот и тут же отскакивая. Хотелось бы дать вам представление обо всем ее виде. Рот был очень велик; спинные плавники черного или темно-коричневого цвета, как и хвост; туловище покрыто коричневыми пятнами, как у леопарда; голова той же формы, что и у ящерицы. Не может ли это быть плезиозавр или один из тех видов рыб, которые сочтены давно вымершими?"
Как видим, люди начали уже размышлять о существовании плезиозавра. Это даже стало неким наваждением. Еще десять лет назад лейтенант Фолей скорее бы подумал о большом морском змее. Впрочем, его наблюдения были приведены во множестве статей, посвященных нашему герою, что вполне естественно, так как и его самого уже начали подозревать в принадлежности к плезиозаврам.
Однако ни форма тела животного, ни его столь необычная окраска, ни даже место встречи не соответствовало тому, что тогда знали о морском змее. Так о чем здесь идет речь на самом деле? О газетной "утке"?
Это маловероятно, ведь и другие люди тоже видели этого же самого монстра. Только это произошло в 5500 километрах оттуда, и в другом океане…
Вдохновленный письмом лейтенанта Фолея в "Журнале азиатского общества Бенгалии", один любитель-натуралист из Калькутты, Г. Пиддингтон, отписал в тот же журнал, что он сам видел в декабре 1816 года пятнистое животное, очень похожего вида, у входа в бухту Манилы, на Филиппинах, когда он заводил туда один маленький испанский бриг. Рыба была, судя по всему, размерами от 21 до 24 метров в длину и по крайней мере девяти — в ширину.
Когда его испанские моряки заговорили о похожем звере, которому они, впрочем, давали имя «чакон», Пиддингтон подверг их строгому допросу. Он узнал, что чудовище хорошо известно в этих местах. О нем говорили с нескрываемым ужасом, ибо у того была привычка, по их словам, нападать на маленькие рыбачьи суда и крушить их. Однажды оно даже проглотило человека, упавшего в воду, когда тот из любопытства слишком далеко высунулся за борт.
Моряки залива Манилы подтверждали эти тревожные слухи. Наконец, Пиддингтон узнал, что в 1820 или 1821 году шлюпка с одного американского корабля, с офицером и несколькими матросами, пересекая залив Манилы, внезапно оказалась лицом к лицу с пятнистым чудовищем. Перепуганные матросы выпустили весла из рук. И второй помощник, который был на руле, увидел, повернувшись, как почти перед ним распахнулась пасть рыбы. Не найдя ничего другого под рукой, несчастный сунул штуртрос руля в зиявшую глотку монстра. Тот сомкнул челюсти с ужасным хрустом и, нырнув под шлюпку, больше не появлялся.
"Нам не хотелось болтать об этой истории, чтобы не стать посмешищем, — признавался капитан американского судна, — но моему второму помощнику можно доверять, и к тому же от здешних рыбаков мы слышали о странной породе большой рыбы, которая всегда гналась за их суденышками, едва завидев их".
Судя по хищным повадкам монстра, Пиддингтон отнес его к родственникам акул или скатов. Услышав от своего друга Харлана из Филадельфии (того самого, который описал зейглодона) об открытии окаменевших останков гигантской акулы, он даже заключил, что "рыба, которую видел лейтенант Фолей, и чакон манильской бухты могут оказаться представителями того же рода, что и те, которых мы знаем только по их окаменевшим останкам".
Вся эта история кажется мало правдоподобной: одно и то же неопознанное животное видят в столь отдаленных друг от друга местах, как Бенгальский залив и бухта Манилы. Одно это уже подозрительно. Рыба-леопард около 25 метров в длину, с головой ящерицы, которая покушается на суда, — это напоминает жуткие истории каких-нибудь старых сказок, вроде рассказов о гомеровской Сцилле или об Се-орме — разрушителе судов Олафа Магнуса. Что касается эпизода с американской шлюпкой, то эту историю следует признать одной из самых бесстыжих выдумок, которые только бросают тень на проблему морского змея.
Невзирая на столь очевидные вещи, стоит признать, что у большей части всех этих страшилок была какая-то основа. Мистер Пиддингтон даже не слишком удалился от правды в своем «диагнозе». В пору его наблюдений монстр, которого он созерцал, действительно был еще неизвестен зоологии. Но через двенадцать лет такое чудовище загарпунили в Столовой бухте, рядом с мысом Доброй Надежды. Некий военный врач, доктор Эндрю Смит, исследовал его труп, ободрал кожу и даже отправил ее в Парижский музей, где, натянутая на муляж, она по-прежнему изумляет обывателей. Вы уже угадали: речь идет о китовой акуле, описанной доктором Смитом под именем Rhineodon typus в 1829 году.
Можно простить и мистеру Пиддингтону, и лейтенанту Фолею, что в 1834 году они еще ничего не знали об этом важном добавлении к морской фауне. На самом деле в 1829 году доктор Эндрю Смит упомянул о своем открытии весьма кратко в одной заметке, неброско озаглавленной: "Вклад в естественную историю Южной Африки". И только через двадцать лет он опубликовал расширенное и проиллюстрированное описание своей необычной рыбы. Что, впрочем, не помешало ей оставаться неизвестной в течение нескольких десятилетий большей части зоологов и конечно же гораздо дольше — неспециалистам.
"Ужасная" китовая акула, судя по всему, может достигать величины (и, вероятно, даже, превышать) 20 метров, но это весьма миролюбивая рыба, очень робкая и безобидная. Она питается исключительно планктоном, и некоторые даже подозревают ее в сплошном вегетарианстве, что уж слишком для акулы!
Но это не значит, что нужно быть настолько простодушным, чтобы при встрече с незнакомой акулой подобных размеров начинать интересоваться у нее, что она предпочитает на завтрак, или ощупывать ее зубы. Что немного портит впечатление от этого плавучего ангела, так это скверная манера обстукивать все корабли: это стоит монстру жизни, если корабль велик и быстроходен, но, напротив, иногда кончается катастрофой судна, если оно мало и неторопливо. Вот чем она заслужила свою дурную репутацию.
Вы только позвольте народным страхам и фантазиям разгуляться, и вот уже у вас на глазах безобидный поедатель креветок и водорослей превращается в кровожадного монстра-людоеда.
Как и судьба стеллеровой коровы, история открытия китовой акулы весьма поучительна для тех, кто ищет великого морского змея. Она учит не отбрасывать сразу, как фантастичные, описания, которые явно отличаются от традиционных списков примет некоего еще неопознанного зверя, так как, быть может, речь идет об открытии совсем нового следа. Она учит не отмахиваться легкомысленно от рассказов, которые "слишком искусны, чтобы быть правдой".
Она учит не доверять чрезмерному недоверию.
Боязливый политик и мужественные ученые
Итак, в середине прошлого столетия была открыта акула, чьи размеры были почти в два раза больше, чем у самых крупных доселе известных рыб; пестрая рыбина, известная во всех тропических морях; существо, которое слишком лениво, чтобы убегать, но которое, впрочем, никогда не упустит случая попреследовать кого-нибудь самолично. Было чем оправдать сторонников морского змея и пристыдить его непримиримых врагов! Наш герой, однако, представляет собой живой контраст с китовой акулой: он настолько же быстр и проворен, насколько та ленива, настолько же пуглив и недоверчив, как та нахальна, и настолько же скрытен по характеру, как та открыта; и, очевидно, у него было гораздо меньше шансов оказаться замеченным и тем более пойманным. Удивительная деталь: кажется, он в ту пору ограничивался лишь водами умеренных широт, куда акула никогда не имела доступа, и наоборот, не проникал в тропики, где китовая акула открыто пользовалась своим господством. Создается впечатление, будто они — этот открытый гигант и гигант неизвестный — просто поделили друг с другом обширные океанские пастбища.
Но всего этого в то время еще не знали. Морской змей был жертвой заговора молчания. Все более и более редки становились Рафинески, Пеки, Силлиманы, Хукеры и Ратке, то есть те натуралисты, которые вопреки всему упорствовали в своей вере в его существование и которые, быть может, и верили-то в него лишь потому, что слишком мало знали обо всех его проявлениях. Зато ряды маловеров росли день ото дня и с ними — количество шуточек и острот. Боясь насмешек, свидетели морского змея предпочитали молчать.
Кстати, по этому поводу можно процитировать замечание одного ВИПа (Very Important Person — очень важного человека), как говорят американцы: знаменитого юриста и политика Даниэля Уэбстера, который провалился на президентских выборах 1840 года и вынужден был довольствоваться постом госсекретаря США. Мы обязаны своим знанием об этом философу-натуралисту Генри Торо: под датой 14 июня 1857 года он записал в своем дневнике, что из верных источников узнал, будто бы Уэбстер видел морского змея за несколько лет до того:
"Истории вздумалось, чтобы Уэбстер встретился с некоторыми господами из Плимута в Маномете и провел с ними весь день, рыбача. Ловля кончилась, и он направился обратно на своем паруснике в Даксбери с Петерсоном, которого затащил на этот пикник почти насильно; по дороге они видели морского змея, который соответствовал обычным описаниям этого существа. Животное прошло у правого борта на расстоянии в тридцать — тридцать пять метров и затем исчезло. Во время дальнейшего пути Уэбстер, поразмыслив хорошенько о происшедшем, сказал наконец Петерсону: "Ради бога, не говорите об этом никому ни слова, ведь если станет известным, что я видел морского змея, то до конца своей жизни, куда бы я ни уехал, я буду вынужден рассказывать эту историю каждому встречному". И тот так и делал до настоящего момента".
Если эта история — выдумка, то очень удачная, так как сам Уэбстер не может ее подтвердить. Но если она подлинна, то молчаливость государственного мужа, очевидно, плачевно сказалась на развитии науки. Вот еще почему стоит восхититься поведением в ту же эпоху двух британских ученых: в тот момент, когда знаменитый морской монстр практически потерял всякое к себе доверие, они уделили ему почетное место в важных научных публикациях.
Первым был доктор Роберт Гамильтон, которому сэр Уильям Джардин доверил редакцию одного тома своей "Библиотеки натуралиста", посвященного ластоногим. Говоря о морских чудищах в предисловии к этой книге, вышедшей в 1839 году, он писал:
"…так случилось, что даже в наши дни кое-кто настаивает на том, что существуют подобные чудовища, о внешнем виде которых натуралисты пока не могут проинформировать общественность достаточно внятно: их соображения и составляют последнюю часть сего тома. Самыми замечательными из этих животных были морской змей и кракен; и, так как вполне естественно искать кое-какие намеки на этих животных в "Библиотеке натуралиста", мы решили воспользоваться столь благоприятной возможностью. На самом деле ластоногие и травоядные китообразные (сирены), морские змеи и кракены образуют вполне естественную комбинацию".
Поскольку доктор Гамильтон писал в этой книге и о сиренах, прототипах сказочных персонажей, то ему было очень соблазнительно поговорить под тем же соусом и о кракене с морским змеем: так у него составилась некая трилогия о монстрах, ставших классическими со времен Понтоппидана.
Эта достойная попытка нашла свое продолжение через несколько лет по инициативе мистера Эдварда Ньюмена, главного редактора лондонского «Зоолога», замечательного научного журнала викторианской эпохи. В 1847 году этот уважаемый джентльмен предоставил все полосы журнала для сообщений, связанных с осмеянным морским змеем. Наверняка именно этот акт дал толчок британскому периоду морского змея, которому посвящены последующие главы. Подогреваемые доброжелательным интересом научной общественности, свидетельства собирались в течение почти полувека. Темпы их накопления кажутся чуть менее стремительными, чем раньше, но иногда они предлагали такое богатство деталей и столь серьезные гарантии подлинности, что могли подтвердить наконец необходимость углубленных исследований и законных попыток идентификации.
Позиция Эдварда Ньюмена по отношению к проблеме, определенная со всей строгостью, — это вызывающий восхищение урок научной добросовестности.
"В течение стольких лет считалось хорошим тоном осмеивать все доклады, связанные с этим очень известным монстром, и я не без колебаний рискую опубликовать следующие параграфы в свою защиту…
Натуралисты, или скорее те, которые считают возможным для себя хвалиться этим титулом, относятся с большим уважением к авторитетам, чем к весомым фактам или наблюдениям: основное в их исследованиях — установить, может ли такая вещь быть или не может. Натуралисты, уважающие факт, выбирают другую дорогу для достижения знания: они спрашивают себя — есть ли эта вещь или ее нет… Вот почему единственное, что должны здесь установить натуралисты — приверженцы фактов: могут ли все описания, собранные до сих пор, относиться к китообразным, рыбам или другим морским животным, которых мы уже знаем?"
В качестве заключения
Точка зрения была ясна. Но ведь как легко отрицать явление, даже не дав себе труда его проанализировать! Святой Фома убедился бы в существовании морского змея, только увидев его своими собственными глазами. В пору, когда журналисты не жалели сарказма на комментарии по поводу несчастий, постигавших нашего героя, для одного из самых известных представителей этой корпорации, редактора "Нью-Йорк геральд" француза Бенедикта-Анри Ревуаля, было совсем не просто подавить свою недоверчивость по давлением событий. Во всяком случае, он нашел способ дать нам это понять, и это доказывало, что ветер переменился.
Так как эпизод, изложенный в его книге "Рыбная ловля в Северной Америке", достаточно верно передает атмосферу недоверчивости, насмешек, шарлатанства и скандалов — может быть, даже и мистификаций! — которые характеризовали американский период, именно им мы и закончим эту главу.
Находясь в августе 1846 года в Ньюпорте, штат Массачусетс, Ревуаль однажды услышал, что некий китобой за день до того встретил морского змея у острова Нантакета и следил за ним, пока тот не исчез из виду, направившись к Кэйп-Коду. Убежденный своим другом ступить в компании двухсот самодеятельных охотников за морскими змеями на палубу парохода, бросившегося на поиски монстра, журналист провел первую ночь на борту, подтрунивая над доверчивостью и бахвальством американских нимродов. На заре, когда пароход подошел к Кэйп-Коду, любопытные господа и дамы высыпали на мостик, и тут внезапно раздался крик:
"Боже правый! Я его вижу! Смотрите туда, на восток, где Кэйп-Код, вот эта движущаяся масса, которая напоминает нитку бочек, связанных вместе дно к дну. Смотрите!"
Ревуаль решил, что это шутка, направил свой бинокль в указанном направлении и вдруг в ошеломлении увидел, что в звере нет ничего мифического.
Капитан направил пароход на всех парах вдогонку морскому змею, и через четверть часа тот был наконец настигнут.
"Мы могли, — сообщает писатель, — приблизительно измерить его длину и различить строение тела, которое напоминало гигантского морского угря, только расширенного в середине туловища, снабженного весьма длинными плавниками и чем-то, похожим на руки. Только голова скрывалась под водой, и так как она была в стороне, наиболее удаленной от нас, то понять в целом ее форму было нельзя.
Мы устроили целую канонаду, когда вдруг один из охотников, находившихся в передней части парохода, имел неловкость выстрелить в него. Этот дурной пример стал словно сигналом для прицельной пальбы. Но прежде чем каждый сумел разрядить свое оружие, кракен (sic) исчез у нас на глазах, погрузившись в море и оставив от себя лишь борозду на воде, которая разгладилась через несколько секунд.
В течение пяти часов наш пароход рыскал вокруг Кэйп-Кода и отслеживал все изгибы между островками и рифами берега Массачусетса, но мы только зря истощили силы нашего судна: змей ушел в глубокие подводные долины, выстланные густыми водорослями, где всегда царит покой".
Глава 6
НАЧАЛО БРИТАНСКОГО ПЕРИОДА (1848), ИЛИ ДОИСТОРИЧЕСКИЙ ЯЩЕР "ДЕДАЛА"
Морской змей получил свое научное крещение в Европе от американского чудака, хотя и французского происхождения. Но это не сделало его persona grata в научных кругах прошлого века. Сотни свидетельств, собранные за океаном, нисколько не убедили и человека с улицы. Там, где не верили многочисленным рассказам жителей побережья древней Норвегии, могли ли рассчитывать на успех потерявшие корни переселенцы из Северной Америки, рассказы об эксцентричности которых переполняли газеты? Свидетельство капитана 19-пушечного военного корабля флота ее величества королевы Виктории Питера Мак-Куа и его команды первым придало неожиданный вес историям о пресловутом морском чудовище, уже в течение нескольких веков гулявшим в народе. Перед точными фактами и неоспоримыми достоинствами свидетелей даже скептики отступили, по крайней мере в Великобритании.
Корвет «Дедал» прибыл в Плимут из Индии 4 октября 1848 года. Постепенно по порту поползли слухи, что корабль вроде бы встретил между мысом Доброй Надежды и островом Святой Елены морского змея длиной около тридцати метров. По рассказам очевидцев, его видели в течение двадцати минут капитан, большинство офицеров и членов команды. Сообщение об этом вскоре появилось во многих вечерних газетах и даже было напечатано в респектабельной «Таймс», в номере от 10 октября.
У тех, кто интересуется морским змеем или даже просто обладает здравым смыслом, текст сообщения не мог вызвать никакого подозрения. Часть животного, находившаяся над водой, говорилось в нем, была не более 50 сантиметров в диаметре, но "когда змей открывал пасть, полную острых зубов, она казалась достаточно широкой, чтобы в ней стоя поместился человек".
Рапорты капитана Мак-Куа и лейтенанта Даймонда
Адмиралтейство, конечно, было раздосадовано поднявшейся шумихой и потребовало от офицера или официального опровержения, или подробного доклада. В ответ капитан Мак-Куа направил адмиралу сэру Гейджу следующее письмо, написанное сухим, официальным языком и представляющее факты в их прозаической простоте, но от этого не становящиеся менее захватывающими.
"Корвет «Дедал», 11 октября 1848 г.
Сэр!
Этим посланием я отвечаю на ваше письмо, датированное сегодняшним днем, в котором вы просите от меня объяснений по поводу сообщения, появившегося в газете «Таймс», согласно которому экипаж корвета флота ее величества «Дедал», находящегося под моим командованием, на пути из Вест-Индии видел морскую змею необычайно больших размеров. Имею честь Вам сообщить, что в 5 часов пополудни 6 августа мы находились в точке с координатами 24°14 южной широты и 9°22 западной долготы. Было пасмурно и облачно, с сильным северо-западным ветром и крупной зыбью с юго-запада. Корабль шел курсом норд-ост-норд, когда гардемарин г-н Сарторис заметил какой-то необычный объект, быстро приближавшийся к кораблю, пересекая его курс. Он сразу же доложил об этом вахтенному офицеру лейтенанту Эдгару Даймонду, который вместе со штурманом Уильямом Барретом и мной находился на палубе.
Объект, привлекший наше внимание, напоминал огромную змею, голова и плечи которой возвышались над поверхностью воды почти на 1 м 20 см. Часть змеи на поверхности воды была длиной, по крайней мере, 18 метров. Казалось, что никакая видимая ее часть не служила для передвижения по воде, не было видно ни вертикальных, ни горизонтальных колебаний. Змея проплыла мимо с очень большой скоростью, но так близко от кормы, что если бы это было какое-нибудь знакомое мне морское животное, я без труда узнал бы его даже невооруженным глазом. Не приближаясь к кораблю, не миновав его и не удаляясь, неизвестное существо ни на градус не отклонилось от своего курса, по которому оно двигалось со скоростью от 12 до 15 миль в час (22–27 км/час), как будто с какой-то определенной целью.
Диаметр змеи был сантиметров 40–50 сразу за головой, которая имела несомненно змеиные черты. Ни разу за те двадцать минут, что она была в поле зрения наших биноклей, она не скрылась под водой. Цвет ее был темно-коричневый сверху и бело-желтый на горле. У нее не было плавников, но что-то напоминающее лошадиную гриву или, скорее, охапку водорослей плыло за ее спиной. Змею также видели боцман и рулевой, кроме меня и вышеназванных офицеров.
По наброскам, сделанным сразу же после встречи, я сейчас рисую портрет змеи и надеюсь, он будет закончен к тому моменту, когда это письмо будет отправлено по почте в Адмиралтейство.
Питер Мак-Куа, капитан корабля".
Когда письмо было 13 октября опубликовано в «Таймс», британскую публику, обычно флегматичную и невозмутимую, охватил лихорадочный интерес. Подумать только: если офицеры флота ее величества, желающие продолжать свою карьеру, без тени сомнения сообщают в официальном рапорте Адмиралтейству о существовании подобного морского чудовища, возможна ли в этом случае какая бы то ни было ирония? Большинство англичан ответили бы, что нет. Надо было видеть, с каким неистовством джентльмены в цилиндрах, рединготах и бриджах выхватывали у разносчиков номер "Иллюстрейтед Лондон ньюс" от 28 октября, в котором были напечатаны изображения неизвестного животного! Они были выполнены профессиональным художником по наброскам и описаниям капитана Мак-Куа и свидетельствам других очевидцев.
Эдвард Ньюмен, главный редактор журнала «Зоолог», который так смело встал на сторону гипотезы о существовании морского змея, попытался получить разрешение на публикацию подлинных эскизов капитана «Дедала». Не достигнув успеха — все права на этот документ были у лондонской газеты, — он, однако, смог добыть не изданные до сих пор записи из личного дневника лейтенанта Эдгара Драймонда, который был в момент встречи вахтенным офицером. Этот текст в основном подтверждает рассказ капитана Мак-Куа и даже в чем-то дополняет его.
"Во время вахты с 4 до 6 часов, примерно около пяти, — писал лейтенант — мы заметили с подветренной стороны необычную рыбу, которая пересекала наш курс за кормой в юго-восточном направлении. Ее голова, которая вместе со спинным плавником только и возвышалась над поверхностью воды, была вытянутой формы, заостряющейся к передней части и приплюснутой в верхней. Длина головы была около 3 метров (эта длина относится, очевидно, ко всей видимой над водой части существа — голове и части шеи) и окружена клоками пены. Плавник находился метрах в шести позади и появлялся время от времени. Капитан утверждал, что видел вроде бы и хвост и еще один плавник, на таком же расстоянии, что и первый. Верх головы и плечи казались темно-коричневого цвета, а нижняя часть головы и нижняя челюсть — светло-коричневые. Существо двигалось прямо, не отклоняясь от направления своего движения, держа голову параллельно поверхности океана, немного выступая из воды и иногда исчезая под волной на короткое мгновение. Оно двигалось со скоростью примерно 12–14 миль в час (22–25 км/час) и в момент максимального сближения находилось от кормы корабля примерно в 100 метрах. Животное было похоже или на огромную змею, или на огромного угря.
Никто на борту до сих пор не видел ничего подобного, настолько это было необычное зрелище. Животное оставалось видимым невооруженным глазом в течение пяти минут, и еще пятнадцать минут его можно было наблюдать в бинокль. Погода в этот момент была облачная, и грозовые тучи закрывали небо, на море было сильное волнение".
Нет ничего удивительного в том, что лейтенант Драймонд указывает на наличие спинного плавника в отличие от капитана Мак-Куа: то, что один принял за "что-то напоминающее лошадиную гриву", другой мог воспринять как спинной плавник. Если спинной плавник или гребень состоял из отдельных элементов, он вполне мог походить на гриву.
Могла ли идти речь о гигантской водоросли?
Чтобы рассматривать совокупность всех свидетельств, относящихся к этой встрече, следует добавить к уже рассмотренным документам письмо, которое другой офицер «Дедала» отправил десять лет спустя в газету «Таймс», опровергая одного из капитанов торгового флота по имени Фредерик Смит, рассказ которого лондонская газета напечатала 12 февраля 1859 года на первых полосах. Посмотрим, о чем же сообщил капитан Смит.
Капитан пишет, что 28 декабря 1848 года, то есть чуть позднее случая с «Дедалом», его корабль «Пекин» попал в штиль в районе Южной Атлантики недалеко от того места, где произошла описанная выше встреча. Он и его люди заметили примерно в 800 метрах очень странный предмет больших размеров. "С помощью бинокля, — говорит капитан, — мы могли явно различить огромную голову и шею, покрытую лохматой, всклокоченной гривой". Экипаж единодушно решил, что это морской змей. Чтобы удостовериться в этом, капитан приказал спустить шлюпку, в которую сели его помощник и четверо матросов. С собой они взяли тонкий длинный линь — "на всякий случай". Нам неизвестны детали того, каким образом чудовище было поймано, но мы узнаем, что охотникам понадобилось около получаса, чтобы доставить пленника к кораблю. С помощью талей, закрепленных на рее, добыча была поднята на борт. "Предмет казался слишком гибким и был сплошь покрыт подобием вьющихся волос длиной до 45 см, так что только через некоторое время стало очевидно, что это был кусок гигантской водоросли длиной 6 м и диаметром 10 см".
Не будем слишком акцентировать внимание на этой истории. Так же как и не будем обсуждать размеры найденной водоросли. Некоторые бурые водоросли семейства ламинарий в южных морях могут достигать 300 метров и более. В 1886 году капитан Джон Стоун, командир корабля «Клевер», встретил на широте экватора экземпляр Macrocystis pyrifera, от одного до другого конца которого они плыли более 500 метров. Но мне трудно поверить, что капитан Смит отправил своих людей преследовать то, что они приняли за морского змея, вооружив их снаряжением, годным лишь для ловли плотвы. И я сомневаюсь, что матросы с легким сердцем согласились бы отправиться с такими снастями, если бы они хоть немного сомневались относительно природы того, что они должны были поймать. За двадцать лет изучения проблемы морского змея — а половину из них я провел на морском побережье — я ни разу не видел плавающих стволов деревьев, даже с корнями и ветками, бревен, покрытых водорослями, или других подобных предметов, силуэтом напоминавшими то существо, о котором идет речь. Да, и меня иногда охватывало волнение, когда игра волн оживляла какой-нибудь обломок, но при внимательном и продолжительном рассмотрении их невозможно перепутать, тем более если расстояние до предмета не более ста метров. Надо быть или недобросовестным человеком, или очень близоруким, чтобы утверждать обратное.
Отсюда следует, что правда состоит в том, что капитан Смит вскоре понял свою ошибку и решил узнать, что же за предмет он принял за морского змея, и поэтому отправил за ним шлюпку с людьми, приказав выловить его и доставить на корабль. После всего этого он заключил, вероятно, что объект, который ввел его в заблуждение, — естественно, мог обмануть и остальных, в частности капитана и команду «Дедала». Что, впрочем, свидетельствует лишь о том, как мало скромности в этом человеке. Но можно обвинить капитана Смита и в более тяжком грехе, так как, возможно, он совсем и не пережил того, о чем рассказал. Действительно, задолго до него капитан Гарриман с торгового судна «Бразилия» рассказал о том, как стал героем похожей истории. Если быть точным, это случилось 24 февраля 1849 года, то есть почти два месяца спустя после случая с «Пекином», но Гарриман не стал ждать десять лет, чтобы об этом поведать. Его сообщение появилось в номере лондонской «Сан» от 9 июля 1849 года.
Описания происшествий, данные Смитом и Гарриманом, настолько похожи, что нам простительно заподозрить одного в том, что он списал у другого. Маловероятно, чтобы два торговых судна попали в штиль почти в одном и том же месте, в один и тот же сезон (лето 1848–1849 года для южного полушария); что оба капитана заметили примерно в полумиле от корабля что-то, что они приняли за морское чудовище; что была послана шлюпка в погоню; что они оба удостоверились в том, что речь идет о пучке гигантских водорослей, когда добыча была поднята на борт; и наконец, что они оба выбросили их, не дойдя до берегов Англии, — это, конечно, слишком замечательная цепь совпадений.
Что отличает приключение капитана Гарримана от случая капитана Смита, так это то, что первый отправился на встречу с предполагаемым чудовищем, сам вооружившись солидным гарпуном, и убедился в ошибке, уже подплыв на более короткое расстояние. Эти детали придают рассказу Гарримана отпечаток правдивости, на что повествование капитана Смита не может рассчитывать.
Как бы там ни было, но то, что кто-то попал пальцем в небо, еще не означает, что обжегшись на молоке, надо дуть на воду. Сам капитан Гарриман не решился сделать те обобщенные выводы, к которым с легкостью пришел его коллега Смит: то есть заявить, что морской змей, встреченный экипажем «Дедала», — тоже, и без всякого сомнения, просто пучок водорослей.
Третья деталь в наше досье
Это наглое нападение на морского змея со страниц «Таймс» сразу же получило энергичный отпор в виде нижеприведенного письма главному редактору.
"Я прочитал в вашей вчерашней газете сообщение, касающееся животного, называемого в обществе "морским змеем". Из него вытекает заключение, что предмет, наблюдавшийся с борта корабля «Дедал», был не чем иным, как морской водорослью. Я имею честь решительно заявить, что объект, встретившийся на пути корабля флота ее величества, был живым существом, которое передвигалось с большой скоростью в воде против движения волн и под углом к очень свежему ветру. Скорость его была такой, что грудь его поднималась из воды, когда он несся, делая не менее 10 миль в час (18 км/час).
Первым желанием капитана Мак-Куа было повернуть и начать его преследование. Но, оценив ситуацию, он понял, что мы не сможем ни пересечь ему путь из-за направления ветра (не забывайте, что речь идет о парусном корабле. — Прим. авт.), ни догнать, принимая во внимание его скорость. Нам не оставалось ничего другого, как наблюдать за ним в бинокли как можно дольше, пока он приближался к нам и затем удалялся. В момент наибольшего сближения с кораблем он находился не далее чем в 200 метрах, его глаз, пасть, ноздри, цвет и форма могли быть ясно различимы всеми находившимися на борту.
Мы все были поражены тем, что увидели, хотя среди нас были моряки, которые уже по тридцать—сорок лет занимались этим ремеслом, избороздили большую часть морей и океанов и повидали разные чудеса. Капитан первый воскликнул: "Это, должно быть, животное, которое называют "морским змеем", — и к этому выводу мы все присоединились.
Со своей стороны, могу сказать, что мне он показался больше похожим на ящерицу, чем на змею. Его движение было прямолинейным и равномерным, как если бы движущей силой были ласты или плавники, а не колебания тела.
Начиная с того момента, как мы его увидели, и до того, как он скрылся из поля зрения, прошло минут десять, мы ведь двигались в противоположных направлениях, а ветер свежел и волнение усиливалось". Под письмом стояла подпись: офицер корвета "Дедал".
Этим письмом заканчивается ряд свидетельств в деле морского змея «Дедала». Все три свидетельства сходятся в основных чертах при описании встречи с неизвестным животным. То, что они немного различаются, описывая само существо, совершенно естественно. Когда капитан Мак-Куа говорил о животном, похожем на "огромную змею", он наделял ее и чем-то вроде «плеч»; лейтенант Даймонд более осторожно говорил, что оно ему напоминает большую змею или огромного угря, а безымянный офицер считал, что существо больше походило на ящерицу. В этом нет никакого противоречия: речь ведь идет о животном, которое со стороны могло напоминать змею, но не обязательно должно было ею быть. В "Литерари газетт" от 21 октября 1848 года какой-то эрудит не упустил возможности напомнить произведения Понтоппидана и привести обширные выдержки из его классического труда о морском змее вместе с сопровождавшими их иллюстрациями и сделать следующие выводы:
"Нам остается только подчеркнуть бросающееся в глаза сходство описаний капитана Мак-Куа и Понтоппидана. Можно подумать, что бравый капитан прочитал старого датчанина и скопировал его, так похожи его описание и темно-коричневой головы, и светлого горла, и шеи, покрытой чем-то, напоминающим лошадиную гриву или пучок водорослей, все это почти в одних и тех же выражениях с древним историком".
Корреспондент английской литературной газеты указывал, надо отдать ему должное, и на отличия в рассказах капитана Мак-Куа и Понтоппидана: "Движения животного не были извивающимися или змееобразными! Для этого оно должно было обладать мощными ластами! Должно же было что-то приводить его в движение".
Сбор сил и укрепление позиций
Публикации, касающиеся "дела «Дедала», вызвали самую различную реакцию в обществе, часто диаметрально противоположную. Появилось множество сообщений, подтверждающих существование морского змея, но среди них — и новые грубые мистификации. Пока одни натуралисты искали объяснение этой встрече среди уже известных представителей морской фауны, другие бросились на поиски самых невероятныхгипотез природы таинственного зверя. Неожиданно морской змей снова вошел в моду.
Прочитав сообщения уважаемых в обществе очевидцев, развязали языки те, кто до сих пор публично не решался рассказать о своих наблюдениях. Из архивов были извлечены многие свидетельства, уже опубликованные ранее, но оставшиеся похороненными под толстым слоем недоверия, пренебрежения и насмешек. Оказалось, что не первый раз офицеры британского военного флота свидетельствовали в пользу существования сказочного чудовища. В 1820 году, как вы уже знаете, это был лейтенант Сандфорд с "Леди Комбермер", затем, в 1826 году, — капитан Фредерик Бичи с «Блоссома», в 1829-м — капитан Петри с "Ройял Саксон", в 1833 году — четверо офицеров и штабной интендант, расквартированные в Канаде, и, наконец, между 1836-ми 1840-м — лейтенант корабля «Флай» Джордж Хоуп, с которым мы еще встретимся в дальнейшем. А как можно поставить под сомнение слова доктора Дэвидсона, главного хирурга вспомогательных сил Нагпура в Индии, находившегося на "Ройял Саксон" во время встречи со змеем?
Все это было очень убедительно, во всяком случае с точки зрения британцев. Однако даже небольшая мистификация могла бросить новое подозрение на сам факт существования морского чудовища, в реальность которого уже все почти поверили.
Едва сообщение капитана Мак-Куа было опубликовано, как через неделю в «Глоуб» появилось письмо, датированное 19 октября прошедшего года и посланное с якорной стоянки около Глазго неким Джеймсом Хендерсоном, капитаном судна "Мэри Энн". Этот капитан утверждал, что 30 сентября встретился на рейде Лиссабона с капитаном брига из Бостона «Дафна» Марком Трелони, который ему рассказал, что за десять дней до этого в точке с координатами 4°11 южной широты и 10° 15 восточной долготы он заметил "огромного змея с головой дракона", в которого он разрядил с расстояния 40 метров пушку, поспешно заряженную гвоздями и мелкими металлическими предметами. Тварь длиной около 100 футов (около 30 м) выразила свое недовольство бешеными извивами тела, а затем удалилась со скоростью 15–16 узлов (27–28 км/ч)!
Когда «Таймс» легкомысленно опубликовала это сообщение, один из читателей с тонким чутьем, подписавшийся "Н. W"., ехидно заметил, что капитан Хендерсон забыл уточнить: как «Дафне» удалось пройти за 10 дней от берегов Гвинеи до Лиссабона расстояние в 8 тысяч километров? Для этого потребовалось бы идти с невероятной для того времени скоростью порядка 20 узлов (37 км/ч)!
"Вероятно, — предположил насмешник, — морской змей взял бриг на буксир".
Эта публикация поставила под огонь критики, совершенно несправедливой, и свидетельство капитана Мак-Куа.
Проведенное расследование показало, что в Глазго за последние несколько месяцев не было никакой "Мери Энн", а также и капитана Хендерсона, а вся история оказалась провокацией. Конечно, эта грубая шутка поколебала уверенность некоторых людей, уже поверивших в существование змея «Дедала». Но капитан Мак-Куа и его офицеры не были плодом воображения порочного ума, и можно с уверенностью надеяться, что не будут, фигурально выражаясь, свалены в одну кучу с «капитанами-фантомами» и их кораблями.
Официальная точка зрения сэра Ричарда Оуэна
Даже в то время хорошо информированные люди не могли ставить под сомнение факт наличия корвета «Дедал» и его офицеров: это то же самое, что в наши дни сомневаться в существовании крейсера "Джон Барт" и его экипажа. Но ошибки, например доктора Коха, и грубые розыгрыши, подобные истории с «Дафной», которая была только последней из целого ряда подобных, сделали ученых недоверчивыми. Так, когда стали появляться на свет свидетельства британских моряков, именно их соотечественник, знаменитый зоолог-анатом сэр Ричард Оуэн, встал во главе разнузданной кампании выступлений против морского змея.
Сорокалетний Оуэн пользовался в то время громадным авторитетом в научных кругах благодаря своим блестящим работам. Но при этом он довольно бесстыдно воспользовался своим авторитетом, чтобы категорично пресекать все вопросы и предположения, касающиеся зоологии.
Естественно, большинство сторонников Оуэна обратились к нему, чтобы услышать мнение светила зоологии по делу морского змея «Дедала». Среди них оказался и один знаменитый писатель, увлеченный наукой, которому мэтр ответил пространным и подробным письмом. Но так как к нему обращались со множеством подобных просьб, Оуэн предложил «Таймс» опубликовать это письмо как ответ всем заинтересованным читателям.
Письмо сопровождалось рисунком, который газета не воспроизвела, но подробно описала в следующих выражениях: "Это изображение головы животного, увиденного капитаном Мак-Куа, венчающей тело огромного тюленя, полупогруженного в воду, и завихрения воды сзади, оставленные работой задних ласт".
Но вернемся к самому письму. Мы процитируем здесь только отрывок, правда довольно большой, относящийся к личному мнению сэра Ричарда об идентификации животного, встреченного экипажем "Дедала":
"Рисунки как будто подсказывают нам очевидный ответ на ваш вопрос — чудовище, увиденное людьми с «Дедала», не что иное, как ящер?" Если бы это был верный ответ, он придал бы этому происшествию налет романтизма и оказался бы самым приемлемым вариантом для тех, кто предпочитает плоды возбужденного воображения строгой логике рассуждения.
Я сам бы получил большое удовольствие от открытия неизвестного животного, но, чтобы, получить повод для радости, требуется выполнение некоторых необходимых условий. Среди них должны быть убедительные доказательства его существования или хотя бы указания на них. Я также далек от того, чтобы ставить под сомнение информацию, которую капитан Мак-Куа предоставил нам об увиденном. Если ее проанализировать соответствующим образом, она ставит это явление в довольно узкие рамки, но мое знание животного мира позволяет мне сделать совершенно другие выводы по сравнению с теми, что бравый капитан поспешно высказал публично.
Он, конечно, видел движущееся в воде большое животное, сильно отличавшееся от тех, которых он когда-нибудь знал ранее. Это не был ни кит, ни дельфин, ни большая акула, ни аллигатор (стоит заметить, что аллигатор, плывущий по поверхности воды в открытом океане, действительно необычный феномен), ни какое другое большое морское существо, какое можно встретить во время морских путешествий. Капитан пишет: "Наше внимание привлек объект, напоминавший огромную змею (читайте — животное), голова и плечи которого поднимались на 4 фута над поверхностью воды. Диаметр змеи (животного) составлял от 40 до 50 сантиметров сразу же за головой, цвет ее был темно-бурый и бело-желтый на горле". Не было никаких плавников (капитан утверждает, что их не было, но, по его же словам, он не видел большую часть тела животного и, следовательно, не имеет права настаивать на этом). "Что-то похожее на конскую гриву или, скорее, на пучок водорослей развевалось у него за спиной. Ничто на видимой части тела не служило для движения в воде, существо не совершало колебаний ни в вертикальной, ни в горизонтальной плоскостях". Оценка длины животного была сделана, исходя из подобия неизвестного животного змее. Однако змея была бы последним видом животного, которое назвал бы опытный натуралист, глядя на форму и черты головы на рисунках капитана Мак-Куа, переданных в адмиралтейство и опубликованных в "Иллюстрейтед Лондон ньюс" 28 октября 1848 года.
Капитану существо сразу же напомнило змею, но при пристальном наблюдении части тела, находившейся над водой, не было обнаружено ни малейших колебаний его, в то время как подобные движения являются характерной особенностью, отличающей морских змееобразных от представителей других видов морских обитателей. Поэтому выводы, сделанные относительно длины тела животного — "около 18 метров" — на основании его принадлежности к морским змеям, кажутся мне наименее соответствующими действительности и являются неприемлемыми при попытке правильно определить природу животного.
Признаки, о которых можно с уверенностью говорить, следующие: голова с выпуклым черепом средних размеров, морда короткая и тупая, разрез пасти не выходит за линию глаз, маленьких и круглых, почти скрытых в складках кожи; цвет темно-коричневый в верхней части и бело-желтый снизу; кожный покров гладкий, без чешуи и роговых пластин; нет никаких других особенностей твердой и голой на вид кожи. Форма ноздрей не упоминается, но, судя по рисунку, они находятся на конце носа или морды.
Все эти признаки характерны для млекопитающего, существа теплокровного, и ни один из них не подходит к змеям или рыбам, существам холоднокровным. Продолговатое тело, темно-коричневое, не извивающееся, без очевидных спинных плавников, с "чем-то похожим на конскую гриву на спине". Знание о кожном покрове имеет очень большую важность для зоолога при определении класса, к которому может принадлежать описанное выше существо. Из приведенного описания можно вывести, что существо обладает шерстью, которая слишком короткая и частая на голове, чтобы ее можно было различить, и становится видимой там, где она обычно длиннее — на загривке или в верхней части спины. В свете приведенных рассуждений это животное, скорее, не китообразное, а большой тюлень".
Морской слон с растаявшей льдины?
"Но, — продолжает свои рассуждения профессор Оуэн, — какой тюлень таких или любых других размеров мог встретиться на 24°44 южной широты и 9°22 восточной долготы, то есть примерно в 300 милях от западного берега Южной Африки? (В действительности эта точка находится в 300 милях от берега, но в 1000 милях от южной оконечности континента. — Прим. авт.) Животное, которое мы можем встретить в этих водах, принадлежит к самому большому из ушастых тюленей и известно китобоям под именем морской слон или Phoca proboscidea и достигает длины 6–9 метров. (В своей работе авторитетный современный ученый Виктор Б. Шеффер (1958) приводит данные о самом большом из зарегистрированных экземпляров морского слона — 22 фута (около 6 м 70 см, включая и задние ласты. — Прим. авт.) Эти огромные тюлени обитают в больших количествах на антарктических островах, и некоторые особи иногда дрейфуют вместе с айсбергами. Прошедшей весной в Лондоне показывали экземпляр молодого представителя Phoca proboscidea, который был пойман в подобной ситуации. Его плавучий ледяной дом течениями отнесло далеко на север, в сторону мыса Доброй Надежды, где временное убежище начало быстро таять.
Когда крупные экземпляры Phoca proboscidea или Phoca leonina таким образом удаляются от родного берега, они вынуждены периодически возвращаться на свое временное пристанище для отдыха после ежедневных плаваний в поисках рыбы и кальмаров, служащих им пищей. В таких случаях животное может быть снесено течением до широты мыса Доброй Надежды или даже еще севернее, пока ледяная гора полностью не растает. После чего несчастное животное вынуждено пуститься вплавь в поисках берега и плыть до полного истощения сил. Я подозреваю, что именно в таком затруднительном положении находилось существо, которое г-н Сарторис заметил быстро приближающимся к «Дедалу».
Оно, несомненно, надеялось получить возможность для отдыха, приняв корабль за плавучий остров. При таком повороте событий животное должно было высоко держать над водой голову, имеющую форму и цвет, описанные и изображенные на рисунках капитаном Мак-Куа, и размещенную на шее, диаметр которой совпадает с приведенными размерами. Мощная шея продолжается негибким телом, шерсть которого, более длинная и редкая, могла создать впечатление "конской гривы". Органы, приводящие животное в движение, не могли быть видны: грудные ласты находились глубоко под водой, а основную долю в передвижение вносят задние ласты и хвост, также находящиеся под водой и создающие тот характерный след, который легко мог быть принят за продолжение тела наблюдателем, встретившим незнакомое животное и принявшим его за морскую змею.
Более чем вероятно, что никто на борту «Дедала» никогда ранее не видел гигантского тюленя, свободно плавающего в открытом океане. Появившись внезапно в этой обширной водной пустыне, обычно необитаемой, подобное животное представляло собой странное и захватывающее зрелище и вполне могло быть принято за чудо. Но возможности человеческого воображения оказались довольно ограниченны, и во всех случаях, когда настоящий прототип "великого Незнакомца" становился известен, это оказывались или стая резвящихся морских свиней, или пара огромных акул. Гривастый морской змей Понтоппидана считался в высшей степени плохим предзнаменованием до того момента, как завеса тайны была поднята".
Так профессор Оуэн объяснил происхождение чудовища, встреченного экипажем «Дедала». Надо, однако, признать, что сам он неточно придерживается своей версии в изложении фактов. "Я не уверен на сто процентов, — продолжает он далее, — что мое объяснение увиденного моряками феномена является единственно верным. Я отдаю себе отчет в том, что при столь сильном волнении, какое описано очевидцами, и при той большой скорости передвижения животного невозможно получить достаточных сведений для точного определения вида живого существа. Принимая во внимание только те детали, которые можно с уверенностью признать достоверными, любой зоолог может только определить класс неизвестного животного, и это, очевидно, не китообразные и не морские змеи".
Несмотря на упорное желание великого анатома отнести рассматриваемое животное к известному виду, его доводы необходимо признать разумными. Но сэр Ричард решил продолжить свое послание и попытаться доказать невозможность в принципе существования морского змея. Должны были быть найдены какие-нибудь вещественные его признаки в виде останков — или ископаемых, или современных. Профессор придает этому доводу больший вес, чем всем сообщениям людей, которые видели этих чудовищ собственными глазами. Свое письмо он заканчивает следующим аргументом: "Можно собрать больше свидетельств очевидцев в пользу существования привидений, чем морского змея".
Ответ капитана Мак-Куа
Капитан Мак-Куа не оставил без внимания саркастические слова знаменитого ученого. Он обмакнул в чернила свое гусиное перо, и 21 ноября 1848 года в «Таймс» появился его энергичный ответ на критику:
"Профессор Оуэн справедливо утверждает, что я совершенно ясно видел движущимся в воде большое животное, отличающееся от всех, прежде виденных мной. Это был не кит, не дельфин, не большая акула, не аллигатор и никакое другое из крупных созданий, которые можно иногда встретить в обычном плавании на поверхности океана. Со всей ответственностью я утверждаю, что это ни в коем случае не мог быть простой ушастый тюлень или морской слон. Его большие размеры и необычная голова исключают возможность, чтобы он оказался представителем рода Phoca. Существо имело плоскую голову, а не "широкую и выпуклую", и у него не было "твердое и негибкое" тело, как поспешно заключил уважаемый профессор Оуэн. Это не подтверждается и простым утверждением, что ничто на видимой нами 18-метровой части тела не служило для передвижения в воде.
Он также утверждает, что оценка длины тела существа была сделана на основании сравнения его со змеей, но и это замечание противоречит фактам. Только после того, как животное приблизилось к кораблю на минимальное расстояние, и после внимательного его рассмотрения и бурного обсуждения, насколько это возможно было сделать за тот небольшой промежуток времени, который у нас был, мы пришли к выводу, что это змея. Для тех, кто привык определять расстояния и величину предметов в море, не представляет труда на такой незначительной дистанции распознать истинное состояние объекта и не спутать его с гигантским тюленем, который, по словам профессора Оуэна, принял корабль за свой растаявший айсберг.
Возможно, что воображение человека достаточно ограниченно. Поэтому не случайно я сразу же сделал наброски. Моим единственным желанием было предоставить в руки натуралистов, таких, как уважаемый профессор, точные факты, а не какие-то преувеличения, вызванные оптическим обманом. Я прошу мне поверить, но тот факт, что старый Понтоппидан украсил своего змея гривой, не мог дать мне идею прибегнуть к подобному приему, так как я до своего возвращения в Лондон не читал его трудов и не слышал о его морском змее. Таким образом, чтобы объяснить это чудесное совпадение в наших наблюдениях, надо поискать другие объяснения.
Также я отрицаю возможность какого бы то ни было чрезмерного возбуждения или оптического обмана. Что касается формы, цвета и размеров животного, то я изложил их в своем рапорте адмиралтейству и настаиваю на них как на фактах, по которым ученые могли бы потренировать свое воображение до тех пор, пока более благоприятный случай не позволит нам ближе познакомиться с "великим Незнакомцем", который совершенно очевидно не является привидением".
Ни глубоководная "плавающая пасть", ни дрейфующий питон
После такого форменного разгрома профессора Оуэна нельзя, однако, считать, во всяком случае по всем позициям, что победа в матче против ученого мужа осталась за капитаном Мак-Куа. Капитан, конечно же, не мог принять за целое животное только его часть, расположенную над поверхностью воды. Тем более такой опытный моряк не мог сделать выводы о размерах животного произвольно, лишь продолжив видимую часть тела под воду. Хотим мы этого или нет, никогда морской слон, даже 9 метров длины, не мог бы выставить из воды часть тела, в два раза большую! Но, с другой стороны, еще менее вероятно, что змееподобное существо, увиденное бравым моряком, могло быть настоящей змеей. Ни ее способ перемещения в воде, ни форма и черты ее головы не позволяют допустить такую возможность.
Но тогда кем мог быть этот таинственный незнакомец? Рассмотрим сначала некоторые предположения, сделанные в то время анонимным корреспондентом одной из лондонских газет. Этот человек ставит следующие вопросы: во-первых, не мог ли этот монстр быть одним из взрослых представителей Saccopharynx flagellum доктора Митчела или Ophiognathus ampullaceus д-ра Говарда? Это та гипотеза, которая очень понравилась журналистам и была наиболее широко ими распространена в прессе. Напомним, что под этими научными названиями скрываются близкие родственники глубоководных рыб с червеобразными телами и пастью такой огромной, такой безразмерной и чудовищной, что они могут за раз проглотить добычу, в сорок раз превосходящую их по весу. Однако эти "плавающие пасти" глубин не превышают двух метров в длину. Даже если бы существовал гигантский экземпляр этой твари, в десять раз больше обычного, его необычный вид сразу же привлек бы внимание и не было бы допущено ошибки.
Подобное предположение, вероятно, исходило от профана, который мог случайно услышать о существовании подобных странных существ и немедленно применил свои «познания» к завязавшейся дискуссии вокруг дела "Дедала".
Другой такой же любитель-натуралист выдвинул гипотезу, что речь могла идти о какой-нибудь гигантской наземной змее, унесенной в море. Действительно, Лансдаун Гильдинг в декабрьском номере "Зоологического журнала" за 1827 год приводит случай, когда огромный удав боа—констриктор оказался у берегов острова Святого Винсента, из группы Малых Антильских островов. Он был принесен ветрами и течениями вместе с деревом, вероятно вырванным с корнем во время бури на берегу одной из южноамериканских рек, которое он обвил своим телом. Отметим, что Антильские острова находятся в 300 километрах от ближайшего континента. Морской змей «Дедала» был замечен в 500 километрах от африканского берега. Не мог ли это быть гигантский питон, унесенный с Черного континента?
Конечно, мы знаем, что питоны — отличные пловцы, и были случаи, когда их видели в нескольких десятках километрах от берега на больших африканских озерах и даже в море, но сомнительно, что они способны совершить большое путешествие в океане. Во-первых, он не может утолять жажду в соленой воде, с другой стороны, у него нет органов для стабилизации тела и беспрепятственного передвижения в постоянно волнующихся водах открытого моря. Морские змеи имеют для этой цели сплюснутый с боков хвост, которым они пользуются, как рулем, при плавании в горизонтальной плоскости, и его боковые колебательные движения создают движущую силу. Без сомнения, можно считать с уверенностью, что в нашем случае питон не мог плыть своими силами в открытом океане — так же, как и морской слон Оуэна, предательски увлеченный в океан своим растаявшим айсбергом. Он мог бы лишь проплыть некоторое время, зацепившись за какой-нибудь обломок дерева, а затем продолжить путь своими собственными силами и в этот момент встретиться с кораблем.
Все так. Но в любом случае — мы уже об этом упоминали — у неизвестного животного голова не была приплюснутой и треугольной, как у питона. В этом ручаются различные очевидцы. Кроме того, питоны, самые крупные известные экземпляры которых (Python reticulatus) не превосходили 10 метров, имеют характерный яркий рисунок на коже, который невозможно не заметить. Наконец, они плавают, извиваясь в горизонтальном направлении, что не наблюдалось в нашем случае.
Ученый спор вокруг гипотезы о плезиозавре
Прямолинейное движение монстра сбивало с толку всех, кто хоть немного знаком с анатомией. Уже выдвигались версии, что он обладал большими ластами — ведь что-то должно было его толкать вперед! Один из корреспондентов "Иллюстрейтед Лондон ньюс" подписавшийся "F.G.S" (эти инициалы могли означать Fellow of the Geological Society, то есть член Геологического общества, решивший остаться анонимным), сделал самые смелые выводы из описания капитана Мак-Куа:
"Самая большая трудность, встающая перед исследователем и способная свести на нет любую аналогию между движением предполагаемого "морского змея" и любого известного змеевидного существа или угревидной рыбы, состоит в том, что наблюдатели видели, по крайней мере, 18 метров тела, перемещавшегося со скоростью 12–15 миль в час, и не заметили при самом пристальном наблюдении с очень небольшого расстояния никакого колебательного движения, которому можно было бы приписать движущую силу. Едва ли необходимо говорить, что ни змея, ни угорь не могут передвигаться в воде с высоко поднятой головой, а также плыть без того, чтобы передняя часть его тела не извивалась под действием колебаний хвоста.
Но если животное, увиденное капитаном Мак-Куа, не было ни морской змеей, ни угрем, то к какому классу оно могло принадлежать? На это я могу сказать, что огромная рептилия могла бы принадлежать, несмотря на всю невероятность этого, к гигантским ящерам, считавшимся до сего времени вымершими, а конкретно — к плезиозаврам.
По своему анатомическому строению, которое нам известно по изучению ископаемых останков, эти животные могли поднимать из воды головы на длинных шеях (которые могли быть похожи на змеиные), в то время как передвигались они при помощи огромных ласт, находящихся под водой, а короткий, но мощный хвост служил им рулем. Хотелось бы подчеркнуть, что реконструкции учеными этих доисторических ископаемых ящеров удивительно совпадают с описаниями неизвестного животного, сделанными очевидцами с борта «Дедала». В них много внешне совпадающих деталей, о которых можно судить по остаткам окаменевших скелетов. Короткая голова, змеевидное тело с несколькими лапами, расположенными ниже поверхности воды, — все это вызывает назойливую мысль о давно исчезнувшем животном. Даже развевающаяся грива, не похожая ни на что подобное у змей, имеет свой аналог в гребне игуан, которых палеонтологи считают родственниками доисторических ящеров. Но я хотел бы обратить особое внимание на характер движения животного. Наблюдаемую прямолинейность и скорость передвижения могли обеспечить только огромные ласты, которых у змей нет, но которыми обладали плезиозавры".
Мы уже знаем, что идея скромного "F.G.S", согласно которой "морской змей" является гигантским ящером, считавшимся вымершим, не нова, и даже конкретно имели место ссылки на плезиозавра.
Несколько десятилетий назад гигантские доисторические рептилии уже были в большой моде, и наш "F.G.S" имеет знаменитых предшественников в лице Роберта Бакуэлла, профессора Силлимена, доктора Ратла, Эдварда Ньюмена и доктора Когсуэлла. Впрочем, и многие другие наступали им на пятки на этом пути. Доводы, выдвигаемые ими, были, да и сейчас остаются, самыми популярными среди сторонников существования морского змея.
Они исходят из того, что из всех известных представителей животного мира плезиозавры — как раз те существа, чей силуэт наиболее отвечает описаниям монстра «Дедала». Морское чудовище действительно имеет бочкообразное тело, передвигается при помощи четырех мощных ласт, у него маленькая змеиная голова на длинной тонкой шее и мощный хвост, возможно снабженный ромбовидным плавником, расположенным, естественно, вертикально. В общем, за исключением этих лап, похожих на конечности черепахи, он должен производить впечатление змеи, проглотившей бочку. Но эта змея должна быть огромной, так как его длина достигает в некоторых случаях 13 метров!
Такие черты, кажется, являются общими как для морского змея из Норвегии, так и из Новой Англии.
Увы! Если за плезиозавра приняли змею, проглотившую бочку, то эта змея слишком прожорлива, ее обед проскользнул слишком далеко, а хвост оказался как раз нужной длины. Из многочисленных описаний морского змея следует — по крайней мере, по доктору Удемансу, — что хвост существа составляет половину общей длины. А у плезиозавра хвост занимает не более пятой части длины тела.
Если же предположить, что речь действительно идет о плезиозаврах, которые жили в юрский период, то детали описаний указывают, скорее, на его "внучатого племянника" — эласмозавра из следующей геологической эпохи. Конечно, шея этого представителя рода плезиозавров была еще длиннее, чем у его предка, но зато хвост еще более уменьшился и составлял уже почти седьмую часть длины тела.
К этой эволюционной черте пришли все морские ящеры группы Sauropterygiens к началу мелового периода на пути гигантомании…
Нотозавры третичного периода, самые вероятные предшественники плезиозавров, были небольшими земноводными ящерицами едва больше метра в длину. В юрском периоде плезиозавры, уже полностью адаптировавшиеся к морской жизни, имели представителей от 3 до 5 метров и разделились на две главных ветви: на Pliosaroides с короткой шеей, но с удлиненной и крупной головой, и на Plesiosauroides с, наоборот, длинной шеей, но короткой и маленькой головой. К концу мелового периода первая линия достигла вершины своей эволюции в виде ужасного кронозавра из Квинсленда, с огромным черепом длиной около 3 метров при общей длине 13 метров. Вторая ветвь завершилась эласмозавром из Канзаса, который при почти таких же размерах тела имел череп, не превышающий 25 сантиметров.
Если верить Удемансу, большой морской змей имеет размеры от 15 до максимум 50 метров (о 75 метрах говорят некоторые экзальтированные очевидцы, но подавляющее большинство оценивает величину существа гораздо скромнее). Размеры плезиозавров не превышали 13 метров даже к концу мелового периода. Но если бы эволюция их вида продолжалась до нашего времени, не стали бы они еще более огромными и длинными? Не стали бы они похожи в конце концов на нашего морского "великого Незнакомца", который воплощает логическое и нормальное развитие специализации морских ящеров?
Подобные вопросы не вставали в 1848 году, поскольку идеи Ламарка были еще мало популярны и даже непризнаваемы и Дарвин еще не опубликовал свой основной труд. Но уже и в то время выдвигались серьезные возражения против самой возможности выживания гигантских ящеров мелового периода до наших дней. Каждому свое, и позволим сэру Оуэну представить нам аргументы, на которых основывались эти возражения. Для этого процитируем другой отрывок из его пресловутого открытого письма относительно морского змея "Дедала":
"Морские ящеры мелового геологического периода были заменены в третичных морях морскими млекопитающими. Как никаких останков китообразных не найдено в отложениях юрского периода, так и никаких останков плезиозавров, ихтиозавров или других рептилий мелового периода нет в эоцене или с конца третичного периода до наших дней. Выводы, которые можно сделать из этого факта, подтверждаются полным отсутствием любых следов их останков в третичных слоях.
Спросим себя: если бы животные, заслуживающие названия "морской змей", существовали или какой-нибудь морской ящер мог продолжать жить в наше время, могло ли случиться так, что никаких останков подобных рептилий не было найдено до сих пор? Это мне кажется менее вероятным, чем то, что люди могли ошибиться, наблюдая промелькнувшее животное, полускрытое под водой и плывущее с большой скоростью. Оно могло показаться странным только с их точки зрения. Иначе говоря, отрицательное доказательство, состоящее в полном отсутствии недавних останков морского змея, кракена или эналиозавра, должно иметь больший вес на весах общественного и научного мнения, чем категоричные утверждения любых очевидцев".
Морские ящеры не обязательно исчезли
Для внимательного читателя аргументы сэра Ричарда Оуэна основаны, по его же словам, на спорных фактах. Он считает, что его негативное доказательство больше весит, чем свидетельства очевидцев. Можно ему совершенно логично возразить, что априори верно как раз противоположное мнение. Если человеческие наблюдения требуют доказательств — чего никто не отрицает — и вследствие этого имеют малый вес, то его отрицательные доказательства весят меньше, чем ничего.
Совершенно верно то, что никогда не находили в геологических слоях, датировавшихся позднее 70 миллионов лет, ископаемых останков доисторических ящеров: динозавров, ихтиозавров или Sauropterygiens. Но это почти ничего не значит, кроме того, что эти виды стали гораздо менее многочисленными в третичный период. Ископаемые останки есть только результат случайности, достаточно редкое совпадение обстоятельств, и открытие окаменелых костей во многих случаях — дело удачи. Во всяком случае, наименее вероятна, без всякого сомнения, находка останков морских существ, обитающих в открытом океане, что потребовало бы раскопок в больших объемах донных отложений.
Мы могли уже много раз убедиться, чего стоят "негативные доказательства" профессора Оуэна. В наши дни известно множество "живых ископаемых", представителей реликтового мира, характерных для видов животных всех эпох, даже самых древних. Выдающийся американский натуралист, Луис Агасси, который ни в малейшей степени не сомневался в существовании морского змея, говорил еще в 1849 году, что он не видел бы ничего удивительного, если бы открыли живого плезиозавра. Он отмечал, что достаточно часто доисторические виды животных представлены в настоящее время своими близкими родственниками. Такова черепаха Chelydra serpentina, большие лягушки и саламандры Северной Америки, даже обычные щуки. В эпоху, когда щуки плавали в реках Западной Европы, в прибрежных водах водились плезиозавры и ихтиозавры. И вообще, разные континенты пережили различные геологические потрясения, и можно о них говорить, что они разного возраста. Отсюда и фауна на них имеет различный возраст. Поэтому животные разных эпох могут быть современниками.
Мы видим, что даже во времена профессора Оуэна ученые, не менее видные, чем он, могли иметь по этому вопросу противоположное мнение.
Были предложены различные гипотезы для объяснения почти полного исчезновения больших групп рептилий в конце мелового периода. Все эти гипотезы в той или иной степени хромают, потому что не объясняют, почему приводимые факторы не подействовали на другие, соседние группы животных, таких, например, как крокодилы или черепахи. Наиболее широко распространена теория изменения климата. Но совершенно очевидно, что морские животные были наименее подвержены этим изменениям. Условия жизни в океане претерпели наименьшие изменения в течение геологической жизни Земли. Даже если поверхностные слои воды изменяли свою температуру со временем, то это могло серьезно отразиться только на неподвижных или малоподвижных видах организмов, которые могли стать жертвами этих изменений. Действительно, даже при достаточно резких изменениях мигрирующие животные, или те, кто был просто хорошим пловцом, могли без труда найти в других местах более благоприятные условия для жизни.
Хорошо известно, что как раз плезиозавры не отличались оседлым характером жизни. Это можно определить по едва уловимым признакам, которые легко могут заметить любители детективов.
Среди окаменевших скелетов плезиозавров часто находят большие камни, тщательно отполированные и закругленные. Ученые долго думали, что они служили для растирания пищи, что большие морские рептилии имели привычку глотать камни, чтобы, как жерновами, перемалывать ими пищу, как это делают курицы, используя гравий в своем зобу. Плезиозавры, однако, являются родственниками крокодилов. Исследуя жизнь крокодилов Уганды, доктор Хьюго Котт пришел к выводу, что крокодилы заглатывают камни, чтобы нагрузиться и облегчить погружение под воду. Совершенно так же, как аквалангист или ныряльщик надевает свинцовый пояс. Это косвенно доказывает, что умершие особи морских рептилий должны были тонуть!
Как бы то ни было, но однажды, исследуя кости плезиозавров, найденные в Канзасе, и обследовав камни, ученые выяснили, что они могли попасть в Канзас только из Северной Дакоты. Отсюда вытекает совершенно ясный вывод, что если в прошлом океан доходил до этого штата, то рептилии могли осуществлять плавания на расстояния не менее тысячи километров. Существо, которое имело силы и вкус к подобным путешествиям, не могло так просто отдаться на милость менявшегося климата. В море даже резкая смена климата не могла иметь таких бедственных последствий, как на суше, ибо вода сохраняет тепло более продолжительное время, чем земля. А слои воды, расположенные в десятках метрах от поверхности, почти не чувствуют внешних влияний.
Отсюда вывод: неизвестны точные и бесспорные причины полного и бесповоротного исчезновения некоторых видов рептилий юрского периода. Вероятно, как все зоологические группы, они после долгого периода расцвета должны были пережить естественный закат. Их ряды мало-помалу становились все малочисленнее, пока наконец не канули в небытие. Их конец мог быть ускорен в конце мелового периода несчастным стечением неблагоприятных факторов, особенно климатических изменений. Однако, по примеру некоторых других животных, могли остаться какие-нибудь реликтовые виды, и, естественно, наибольшие шансы выжить имели представители морской фауны.
Если априори допустить, что представители плезиозавров могли дожить до нашего времени, то мы могли об этом и не знать. Недавние открытия крупных морских — животных, считавшихся вымершими десятки, а то и сотни миллионов лет назад, доказывают это.
Теперь вернемся к конкретным доводам сэра Ричарда Оуэна. Надо признать, что у него оказалась определенно «нелегкая» рука, когда он привел в качестве довода полное отсутствие останков кракена, или "гигантского слизня", как доказательство невозможности его существования. А теперь ни один зоолог не сомневается в реальности животного, получившего в свое время имя Architeuthis. Существование гигантских беспозвоночных не признавалось наукой вплоть до конца прошлого века, хотя уже было много встреч с множеством чудовищ в предшествующие столетия. И даже некоторые фрагменты этих монстров находились в музеях. По иронии судьбы, сам Оуэн был одним из первых исследователей, описавших огромное щупальце кракена, заспиртованное с давних пор в Британском музее. Но ослепленный своей идеей фикс, он даже не подумал применить эту анатомическую деталь к мифическому монстру северных легенд…
Возможно, все ошибаются
А если случайно морской змей или, по крайней мере, одно из тех животных, которых называли этим именем, были китообразными типа зейглодона, как предположил Шлейден накануне происшествия с «Дедалом»? Тогда тот же ученый, который категорически отрицал существование легендарного чудовища, в конце концов сам дал ему научное название, признав его млекопитающим. Именно Ричард Оуэн в 1839 году установил первым, что ископаемое, названное Харланом Basilosaurus, оказалось в действительности китообразным, и он же предложил его назвать зейглодоном.
Вся история о морском змее, казалось, была задумана и приведена в действие со злым умыслом. Развязка этого дела вызвала бы взрыв смеха еще больший, чем на различных ее этапах. Ибо могло случиться, что ученые, твердо убежденные в существовании странного существа, ошиблись бы в определении его природы, а те, кто в него не верил, оказались бы правы.
Если решение этой проблемы так долго остается ненайденным, не является ли это результатом ослепления борьбой противоборствующих сторон? Подумайте, с одной стороны в деле «Дедала» капитан Мак-Куа, не зоолог, но доверяющий своим глазам человек, с другой — профессор Оуэн, опытный анатом, но который ничего не видел и может только высказывать предположения. Первый своими глазами видел животное длиной, по крайней мере, 18 метров, которое ему показалось похожим на змею. Второй заявил, что, по этим описаниям, встреченное животное скорее является млекопитающим и, как самое большое из известных морских млекопитающих с удлиненной шеей, — морским слоном. Отсюда он заключил, что речь могла идти только о большом представителе отряда ластоногих, размеры которого были преувеличены очевидцами.
Поскольку невозможно ни опровергнуть слова моряка, ни отвергнуть положительные стороны в рассуждениях зоолога, не разумно ли будет поискать в их мнениях точки соприкосновения, а не расхождения? Как дважды два — четыре ясно, что экипаж «Дедала» встретил в океане змееподобное животное двадцатиметровой длины, по внешним признакам похожее на млекопитающее. И так как до наших дней не известно ни одно животное, отвечающее такому описанию, то речь, возможно, идет о виде млекопитающего, не известного науке.
К такому логичному выводу пришли почти одновременно в 1880 году один английский любитель-натуралист и один голландский зоолог. Но до того времени общественное мнение оставалось расколото на два лагеря с непримиримыми позициями. По одну сторону находились те, кто совершенно не верил в существование подобных существ, — для них все свидетельства были или розыгрышем, или оптическим обманом, или коллективной галлюцинацией, или, наконец, встречей с известным животным, но которое не удалось хорошо рассмотреть. В этом лагере мнения различались только по одной из этих причин. На другой стороне — почти все сходились в том, что речь идет о виде огромного доисторического ящера, скорее всего плезиозавра, дожившего до наших дней.
Новые обширные и сенсационные открытия палеонтологами останков гигантских рептилий меловой эпохи объясняют исключительную популярность в то время этой гипотезы. Но нельзя не учитывать и бросающуюся в глаза схожесть реконструкций вымерших чудовищ с описанием очевидцами морских змеев. Эта схожесть стала еще более разительной, когда еще одному британскому морскому офицеру повезло увидеть сквозь прозрачные воды Калифорнийского залива животное, совпадающее с образом как морского змея, описанного ранее, так и с некоторыми видами плезиозавров.
Калифорнийский эналиозавр "Флай"
Упомянутый выше офицер однажды рассказал об этой встрече своему другу, который поспешил передать сообщение Эдварду Ньюмену. Тот немедленно опубликовал этот рассказ в февральском номере «Зоолога» за 1849 год под интригующим заголовком "Огромное неизвестное животное, возможно принадлежащее к роду эналиозавров, видели в Калифорнийском заливе":
"Капитан военного английского корабля «Флай» Джордж Хоуп утверждает, что в Калифорнийском заливе при спокойном море и прозрачной воде он видел на глубине большое морское животное, головой и телом похожее на крокодила, только шея была гораздо длиннее, и вместо лап создание имело две пары широких плавников-ласт, как у морской черепахи, причем задняя пара была больше, чем передняя. Существо и его передвижения можно было ясно разглядеть сквозь толщу воды. Казалось, оно преследовало свою добычу около морского дна. Движения его напоминали змеиные, и было заметно деление его тела на кольца или сегменты".
Рупперт Т. Гуд, который пытался разобраться с этой историей, проверил и выяснил, что Джордж Хоуп в период с 1836 по 1840 год служил на корабле «Флай» лейтенантом и был назначен капитаном корвета позднее. Но в этот период корабль действительно часто крейсировал в Калифорнийском заливе.
Если бы подобное животное плыло по поверхности, не могли бы мы его принять или за змею из-за длинной шеи, или за вереницу небольших горбов из-за сегментированности его тела? На первый взгляд вторая черта характерна только для некоторых беспозвоночных, таких, как примитивные моллюски, собственно черви и артроподы. Но в то время никого не удивила их несовместимость и никто не попытался это объяснить. Противники морского змея в этой необычной анатомической детали увидели только часть фантастического чудовища, созданного необузданной фантазией. А горячие сторонники плезиозавроподобного морского змея не обратили на нее внимание, тем более что в остальном их гипотеза как будто подтверждалась.
Однако история не закончилась сообщением, полученным из вторых рук и не дающим даже никаких размеров животного. Не мог Ньюмен не попытаться получить дополнительные сведения и подробности от самого капитана Хоупа. Вот что он сам говорил по этому поводу: "Когда я услышал эту историю от человека, которому она была рассказана, я загорелся желанием узнать, видел ли капитан Хоуп изображения вымерших животных — ихтиозавров и плезиозавров, предполагаемый облик которых так разительно похож на существо, увиденное им живьем, своими глазами. Я догадывался, что он ничего о них не знал, так как аллигатор оказался единственным животным, с которым он смог сравнить своего морского незнакомца".
Это еще не все. Когда в конце 1849 года бесстрашный издатель «Зоолога» подводил итоги прошедшего года, он без обиняков заявил, что сообщение, "объявлявшее о существовании огромного морского животного, близкого родственника эналиозавра", является "выдающимся событием в естественной истории и самым интересным в этом столетии, ввиду того что оно опрокинуло некоторые общепринятые и "самые модные" гипотезы геологической науки".
Конечно, это слишком сильно сказано, учитывая, что утверждение базируется на сообщении сомнительной точности. Но после всех насмешек, которые претерпели сторонники большого морского змея почти за столетие, не приятно ли увидеть их получившими чудесную поддержку и радостно попирающими ногами догму науки об окаменелостях, саму превратившуюся в окаменелость?
Глава 7
БРИТАНСКИЙ ПЕРИОД (ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: 1848–1870), ИЛИ МОРСКИЕ ЗМЕИ ФЛОТА ЕЕ ВЕЛИЧЕСТВА
Если правда, как поется в известной патриотической песне, что "Британия правит морями", то было бы вполне естественно получить большинство сообщений о встречах с морскими чудовищами от британских моряков. Однако, хотя превосходство британцев на море восходит к древним временам, это становится справедливым, только начиная со второй половины XIX века. До этого времени преобладали свидетельства американские и норвежские. Но с 1850 по 1900 год мы внезапно обнаруживаем, что более двух третей всех сообщений приходит из Британии.
И, по-моему, этому есть великолепное объяснение. В 1848 году бесспорное свидетельство офицеров корвета «Дедал» круто повернуло общественное мнение Великобритании. После него в этой стране стало не стыдно выступить свидетелем в пользу морского змея — имелся достойный прецедент. Возражения некоторых научных кругов уже не могли этому помешать. Может быть, даже подвергнув сомнению истинность наблюдений капитана Мак-Куа и его команды, профессор Оуэн, сам того не желая, сослужил добрую службу морскому змею. Действительно, он покусился на узы солидарности, связывающие моряков флота, и заставил их отныне сплотиться и во всех возможных случаях занимать сторону товарища, обливаемого грязью. Теперь со всех концов Британской империи посыпались сообщения.
Важно подчеркнуть вот еще что: если можно разбить историю морского змея на периоды с национальной окраской, то не потому, что морское чудище гостило попеременно в разных национальных водах — идея, которая поддерживает абсурдную легенду об единственном экземпляре существа, — но потому, что в некоторые эпохи разные народы не особенно интересовались подобными животными из-за более значительных событий.
Для престижа морского змея британский период, который прошел полностью в правление королевы Виктории, имел определяющее значение. Действительно, англичане, а еще более шотландцы считались людьми спокойными, уравновешенными, флегматичными, мало склонными к розыгрышам и другим развлечениям эмоциональных и страстных натур. Если наблюдения, относящиеся к этому периоду, не намного более многочисленны, чем в предыдущее пятидесятилетие, то они более точны, подробны и в большинстве случаев дают большую гарантию правдивости. Казалось, что на этот раз морской змей поймал ветер в свои паруса. Он медленно, но верно стал проникать в сознание людей вообще и в научные круги в частности. Своего апогея этот период достиг, когда голландский зоолог доктор Удеманс посвятил ему монументальную монографию в 1892 году. Поэтому я ограничил плодотворный для змея период годом, предшествовавшим этой публикации.
Свидетельства в морском ежегоднике
За период с 1849 до 1891 год я могу привести сотни случаев наблюдения змея, достойных интереса, в разных частях света. Среди них почти половина сообщений приходит из традиционных зон: большинство из прохладных районов Северной Европы, от берегов Норвегии, но особенно много — и это новое в нашей истории — из британских вод и даже, в двух случаях, с мыса Финистерре. Некоторое число сообщений пришло из областей, примыкающих к атлантическому побережью Северной Америки, несколько наблюдений были сделаны в открытом океане между двумя этими континентами.
Но, с другой стороны, существо, которое получило название морского змея, позволяло себя наблюдать и в более теплых водах. Его видели вблизи атлантического побережья Европы, у берегов Португалии и Азорских островов, и даже — вот неожиданность! — в Средиземном море. Змей появлялся и еще южнее. Много раз большое змеевидное существо наблюдали у западного берега Африканского континента от Канарских островов до Габона, то есть почти на экваторе. Сообщения стали приходить и из района от острова Святой Елены до мыса Доброй Надежды.
В американской части Атлантического океана морской змей заставил говорить о себе также гораздо южнее обычного: в Карибском море и даже в Мексиканском заливе. Его видели и у экватора, напротив мыса Сан-Роке в Южной Америке. Сообщения о встречах с морским змеем в новых районах земного шара поступали почти отовсюду. Морские змеи появились и у восточного побережья Африки, в Индийском океане. Одно сообщение пришло из Аденского залива, из Красного моря. Другое — из Бенгальского залива. Еще дальше на восток его видели у Сингапура, затем за Малаккским проливом, уже в Тихом океане. И — почти замыкая круг — у берегов Панамы.
Казалось, что старый скандинавский монстр решил так или иначе завоевать весь мир. В действительности, в сообщениях очевидцев фигурирует достаточно много разновидностей этого животного.
Во всяком случае, не было больше никаких оснований считать морского змея мифологическим персонажем северных легенд, так же как и любимой мистификацией трепачей янки.
Из сотен случаев наблюдений, полученных за британский период, добрых два десятка происходили у берега или в непосредственной близости от него, в основном с рыбачьих шхун или прогулочных яхт. Но большинство исходит от настоящих моряков, которым придало смелости дело «Дедала». Начиная с этого прецедента стали появляться и другие доклады, в том числе официальные, поступавшие как с военных кораблей, так и с торговых судов. В период 1849–1891 годов над двумя третями из них развевался британский флаг. На таких кораблях военного флота служили многие известные офицеры и даже будущие адмиралы.
В конечном счете морской змей мало-помалу перестал быть сюжетом разговоров простых рыбаков или пьяных матросов, любителей таинственного или желающих удивить сухопутных жителей. Он занял свое место в корабельных журналах, в метеорологических бюллетенях и даже в архивах Адмиралтейства.
Отметим однако, что и среди сухопутных граждан нашлось в этот британский период много достойных доверия свидетелей, которых нельзя заподозрить в розыгрышах. Среди них такие естествоиспытатели, как, например, профессор Мэтью Фостер Хэдл из Сан-Эндрю (США), врачи доктор Сутар и доктор Биккар из Кейптауна, уважаемые граждане, как мистер Барфут, мировой судья из Лейстера, Ф.Дж. Марлоу, нотариус из Манчестера, инженер Джордж Парк, офицеры капитан Стил из 9-го уланского полка и майор Джеймс Хардинг из колониальных войск в Индии, писательница леди Зепи Колвил, а также такие аристократы, как лорд Макдональд Армадал и леди Флоренс Льюисон Гоув, плюс многие служители церкви.
Такое ощущение, что читаешь справочник "Кто есть кто".
Аристотелевский морской змей "Плампера"
Обозначив таким образом космополитический, почти всемирный характер периода в жизни морского змея с 1848 по 1891 год, мы внимательно рассмотрим наиболее замечательные из случаев, особенно отмеченные детальным описанием, и понаблюдаем, какую реакцию они вызвали в обществе и какие были предложены объяснения. Не забудем обратить внимание и на ошибки, и на грубые шутки, которые во множестве появлялись вокруг этой проблемы.
Сообщение офицера военного корабля «Плампер», опубликованное всего через несколько месяцев после нашумевшего дела «Дедала», показывает нам, во-первых, заразительность серьезных свидетельств и, во-вторых, дает в то же время представление о стиле большинства сообщений этой эпохи: подчеркнутая строгость изложения, почти сухость.
Под нажимом своих друзей (очевидно, взволнованных развернувшейся борьбой мнений вокруг дела "Дедала") один из офицеров «Плампера» послал 10 апреля 1849 года следующее сообщение в "Иллюстрейтед Лондон ньюс":
"Утром 31 декабря 1848 года, в точке с координатами 41°13 северной широты и 12°ЗГ западной долготы, я увидел темное длинное существо с вытянутой головой, медленно перемещавшееся в воде со скоростью примерно два узла (3,7 км/ч) в северо-западном направлении при довольно сильном холодном ветре и неспокойном море. Я не мог точно оценить его длину, но, судя по части спины, он мог достигать 6 и более метров, в зависимости от того, какая его часть находилась под водой. Его голова была, насколько я мог судить, от 1,5 до 2,5 метра. Я не успел рассмотреть ее более подробно, так как корабль шел со скоростью 6 узлов (11 км/ч) в противоположном направлении. Существо пересекло курс корабля за кормой в направлении какого-то торгового судна, паруса которого виднелись по правому нашему борту чуть сзади. Я надеюсь, что они его тоже заметили. Офицеры и матросы нашего экипажа, которые плавали в разных морях Мирового океана, где водятся киты и тюлени, заявили, что они никогда ничего похожего не видели и не слышали о чем-нибудь подобном. У него на спине было что-то, напоминавшее конскую гриву, которая при погружении существа в воду плавала на поверхности. Но прежде чем я сумел рассмотреть незнакомца внимательно, он был уже слишком далеко позади".
Письмо было подписано: "Офицер морского флота". Спустя восемьдесят лет капитан Руперт Т. Гуд проверил эти сведения по корабельному журналу «Плампера», и оказалось, что в обозначенный в письме день корабль как раз находился в названном месте. Но факт встречи с неизвестным существом — увы! — не был зафиксирован, однако было записано, что в 9 часов утра на юго-западе наблюдались паруса торгового судна, что также косвенно подтверждает правдивость сообщения.
Это описание, хотя и очень похожее на правду, не имеет большой ценности. Не добавляет ясности и рисунок, который его сопровождал. Сделанное по наброскам офицера изображение показывает животное, имеющее форму обломка дерева. Но вряд ли стоит иронизировать по этому поводу, так как сомнительно, чтобы морской офицер мог принять обломок дерева, плывущий по воле ветра и волн, за живое существо. А ведь еще Аристотель говорил о животных, "похожих на бревно"!
Две ошибки, более или менее грубые
Шум, поднятый вокруг дела «Дедала», имел благоприятные последствия. Появилась возможность говорить о морском змее как о зоологической загадке, достойной научного разрешения. Многие люди добровольно спешили сообщить, что видели его, хотя часто это было что-нибудь совсем иное. Да и сами ученые иногда дополняли досье о морском змее деталями, относящимися к нему постольку-поскольку. Так, доктор Удеманс приписал сюда случай, происшедший весной 1849 года с британским кораблем «Альфа». Само место встречи — Индийский океан южнее Австралии — может показаться достаточно необычным. Этот случай заслуживает более подробного рассмотрения, так как базируется на записях из личного дневника капитана корабля Эдвардса:
"Среда, 30 мая, после полудня. Сильный северо-северо-западный бриз, большая волна. Около 1 ч. 15 мин. я почувствовал странный толчок в борт корабля. Г-н Томпсон, мой старший помощник, и г-н Джордж Парк, инженер, пассажир судна, выбежали на мостик одновременно со мной, и мы сразу же увидели у правого борта чудовище огромного размера. Оно не имело ни плавников, ни широкого хвоста, как у кита. Тело его было светло-бурого цвета с большим коричневым пятном на спине, позади головы. Голова заостренная, как у морской свиньи, и большие блестящие глаза. Шея была его самой темной и самой толстой (примерно 6 м в окружности) частью тела, которое затем постепенно утоньшалось к хвосту до 60 см в диаметре. Существо сделало полный круг около корабля и удалилось со скоростью около 30 миль в час (55 км/ч)".
Отметим для себя, что здесь нет и намека на животное, хотя бы отдаленно похожее на змею. Мы не получили никаких сведений о его длине, а его самая впечатляющая деталь — толщина тела (6 м!) — почти равна параметрам самых больших китов и в два раза больше толщины самого фантастичного из морских змеев. Трудно поверить, что эта величина не преувеличена. По крайней мере, если внешний вид животного нельзя интерпретировать каким-нибудь особенным образом…
Вероятно, из того, что хвост чудовища не имел расширения, как у китообразных, следует вывод, что он заострялся к концу. Однако утончающийся хвост не встречается ни у одного известного вида рыб большого размера… за исключением гигантских скатов. Не одного ли из них, плавающего на поверхности моря, видел капитан Эдварде? Скат, скорее всего, был в шоке от столкновения с судном, а может быть, потому и наткнулся на него, что был ранен или умирал?
Таким образом можно объяснить очень большую ширину монстра на уровне шеи: самые большие скаты из известных науке достигали и даже превосходили шестиметровую величину. Таковы манта, или большой морской дьявол (Manta birostris), которая широко распространена в Атлантике, и малый морской дьявол (Mobula). Эти два вида рогатых скатов, конечно, не имеют голов, "заостренных, как у морской свиньи": у манты передняя часть заканчивается огромной пастью, похожей на радиатор гоночного автомобиля и украшенной по бокам головными плавниками, похожими на рога; другой вид имеет пасть, расположенную нормально снизу, но голова такая же рогатая и почти такой же ширины. Возможно, именно один из рогов и был принят за остроконечную голову. По свидетельству ученых, которые изучали этих животных, они часто соединяют плавники вместе при плавании.
Кроме того, эти два типа скатов имеют бурую окраску, которая с возрастом темнеет. Если у таинственного животного действительно была описанная окраска и оно принадлежит к названному виду, то это еще неизвестный науке экземпляр.
Аргументация, как видите, не очень убедительна, но она более похожа на истину, чем у доктора Удеманса, который в своей классической работе поместил его в один ряд с морскими змеями Норвегии и Новой Англии.
По моему мнению, если в исследованиях по криптозоологии есть малейшая возможность представить таинственного монстра известным науке животным, надо воспользоваться этой возможностью без колебаний. И искать другие объяснения только тогда, когда очевидно, что животное неизвестно науке!
Такой случай произошел с "молодым морским змеем", которого рыбаки принесли в том же, 1849 году в один из шотландских музеев. Приведем отрывок из местной газеты, описывающей эту чудесную рыбалку:
"Животное, как бы оно ни называлось, все еще живое, и мы можем хорошенько его изучить. Право определить, является ли оно молодым морским змеем или нет, мы оставляем людям, больше нас разбирающимся в зоологии. Пойманный экземпляр представляет из себя существо длиной 6 метров 10 сантиметров, толщиной 2,5 сантиметра, темно-шоколадного цвета. В спокойном состоянии его тело округляется, но в движении оно собирается в складки и сплющивается. На свободе его движения медленные и плавные, но когда его вытащили из воды, он сжался подобно каучуковой ленте, свернулся в спираль и скоро начал выделять через кожу липкую беловатую жидкость, которая склеивала различные части тела, как если бы существо хотело занять и сохранить наименьший возможный объем пространства".
Всегда наготове, Эдвард Ньюмен воспроизвел это сообщение в своем «Зоологе» со следующим комментарием: "Это существо, вероятнее всего, представитель вида Gordius maximus".
Как справедливо заметил доктор Удеманс, Ньюмен имел в виду не Gordius maximus Линнея, кишечного червя-паразита, едва достигающего в длину 1 сантиметра, a Gordius maximus Монтегю, более правильное название которого Lineus longissimus. Это чемпион по длине тела среди червей. Благодаря своей потрясающей эластичности он может за секунды увеличивать вчетверо свою длину: самый большой экземпляр может достигать 30 метров в вытянутом состоянии. И в то же время этот «гигант» не превышает 0,5 сантиметра в диаметре! Понятно, что такой живой "гордиев узел" больше напоминает спагетти, облитые шоколадным кремом, чем грозного морского змея, даже молодого.
Чтобы увидеть всю сложность проблемы изучения морского змея, надо понять, что за него можно принять таких непохожих животных, как этот червь и гигантская манта.
Пузырь, принятый за морского змея
Приведенные примеры ошибок являются продуктом незнания. Перед тем как перейти к преднамеренным мистификациям, совершенным из злого умысла, надо сказать несколько слов об отличии даже грубой ошибки от умышленного введения в заблуждение окружающих. В основе искреннего, но ошибочного вывода, сделанного даже компетентным человеком, лежит неправильное истолкование обычного явления, иногда замаскированного необычными обстоятельствами.
Такой случай — морской змей, встреченный 12 марта 1870 года в Карибском море капитаном Слокамом и экипажем американской шхуны «Саладин». Портрет этого зверя, воспроизведенный Френком Баклендом со слов очевидцев в его журнале "Ленд энд уотер", по меньшей мере, фантастичен и сбивает с толку:
"Это 30-метровое существо с 12-метровым телом и хвостом в 18 метров. Его характерной особенностью было огромное, твердое, хрящевидное на вид туловище высотой 4 метра и шириной около 12, совершенно пустое и представлявшее из себя большую емкость, наполненную воздухом. Этот пузырь и держал «змея» на поверхности. Его поверхность была покрыта равномерно расположенными бороздами, идущими от головы (пузырь находился в передней части тела) до того места, где пузырь соединялся с остальной частью тела. Расстояния между бороздами составляли около 10 сантиметров, а глубина их была около 5 сантиметров. Поверхность пузыря была эластичной и прогибалась под ударами волн. Толщина ее была не менее 5 сантиметров, но она была настолько твердой и непроницаемой, что не поддавалась ни ударам ножа, ни ружейной пуле. С каждой стороны этого плавучего купола находились два больших массивных плавника длиной по 1,5 метра каждый, с помощью которых это чудовище, вероятно, передвигалось. Собственно рыба, которая была только придатком этого морщинистого воздушного пузыря, представляла собой массивную массу бурого цвета. На голове, почти в 3 метрах от пузыря, располагались два глаза, с двух сторон от большого рога. В задней части ее тело утончалось и переходило в раздвоенный хвост, такой же твердый и тяжелый, как железо. Капитан Слокам утверждал, что хвост на вид должен был весить не менее 100 фунтов на 1 куб. фут. Его лопасти располагались в горизонтальной плоскости под водой на глубине 1,5 метра, в то время как остальная часть тела легко плавала на поверхности".
Животное, обрисованное в таком виде, абсолютно непонятно, и Фрэнк Бакленд лишь посмеялся над чрезмерным воображением бравого капитана. Но тот клялся, что видел это странное существо собственными глазами. О чем он не подумал — впрочем, как и такой знаток морской фауны, как Бакленд, — так это о том, что животное просто могло быть умирающим или уже погибшим и потому плавало вверх брюхом!
Если мы это предположим, сразу же приходит на ум кит-полосатик, горло которого, расчерченное характерными полосами, могло покрыться морщинами в процессе разложения или от болезни. Тогда все объясняется: и большой размер животного, и расположение его плавников, и форма раздвоенного хвоста. Даже «рог» с «глазами» по бокам может получить простое объяснение: это, без сомнения, пенис, выступающий из толстых складок кожи, часто облепленный паразитами.
Но непонятно, как такой достаточно банальный вид, который сейчас часто можно увидеть в книгах, журналах или кинофильмах, посвященных ловле китов, не был сразу же распознан? Может быть, потому, что в то время еще не привыкли видеть мертвых китов? Охотились только на живых китов и кашалотов и только к концу прошлого века, в результате усовершенствования оружия китобоев норвежцем Свендом Фойном начали систематически охотиться на китов-полосатиков. Слишком опасно было на них охотиться с ручным гарпуном. Чтобы туши не утонули, их догадались надувать воздухом. Насколько бы было меньше разговоров о морских чудовищах, если бы точное наблюдение не получало бы неправильное объяснение!
Было и как бы второе издание истории со шхуной «Саладин». Десять лет спустя, 5 июня 1880 года, когда капитан М. Д. Инголс и экипаж его судна «Калцедон» заметили очертания чудовищного животного вблизи острова Монеган. Вот как капитан описывает то, что он принял за морского змея: "Он был мертв и плавал вверх брюхом, грязно-серого цвета. Голова его была около 6 метров длины и в самой толстой части достигала 3-метрового диаметра. Примерно в середине 12-метрового туловища виднелись два плавника белого цвета длиной около 3,5 метра. Тело уменьшалось от головы к хвосту до размеров строительного бруса, что отличало это животное от других китообразных. Я повидал множество животных, обитающих в этих водах, но ничего подобного не встречал".
Очевидно, капитан Инголс никогда до этого не видел плавающих кверху брюхом полусгнивших китов, хвостовые лопасти которых объедены хищниками…
Впрочем, этот случай не достоин того, чтобы его приводить в работе о морском змее.
Горсть шуток
Другим следствием громкого резонанса дела «Дедала» стали сообщения о встречах с морскими чудовищами с целью обратить на себя внимание или в других корыстных интересах. Британский период в истории морского змея был переполнен подобными грубыми мистификациями. Доктор Удеманс приводит в своей работе не менее двух десятков неопровержимых примеров, то есть одну мистификацию в два-три года за вторую половину девятнадцатого столетия. Это рекорд в истории морского змея, поскольку за два последних столетия я едва насчитал около пятидесяти подобных случаев. Это не значит, что их не было больше, но я далек от общего мнения, что каждое лето журналисты во всем мире выдумывают множество морских змеев, чтобы заполнить газетные страницы в мертвый сезон!
Мы должны, однако, признать, что сами британцы, а точнее, англичане, не особенно приложили руку к периодическому созданию этих мистификаций. Наибольшее их число имеет американское происхождение, причем газетные утки остаются одним из любимых занятий наших заокеанских друзей. А кто в этом сомневается, имея перед глазами яркий пример в лице Эдгара По и Марка Твена? Не меньше полудюжины из них появились из-под пера ирландских журналистов, которые таким образом, возможно, хотели посмеяться над своими английскими угнетателями, и в частности над моряками военного флота королевы Виктории.
Не заботясь о хронологии, пробежимся по самым ярким мистификациям всего британского периода (1848–1892), чтобы не слишком затемнять и без того сложную историю морского змея. Мы, впрочем, увидим, что фальшивых морских змеев достаточно легко отличить. Во-первых, экстравагантные анатомические детали, которыми их награждают, или описание каких-то необычайных приключений делают их сразу же подозрительными. И, конечно, различные dramatis persone — свидетели, корабли и трофеи, которые рассыпаются в дым, как только к ним подойдешь поближе.
Сначала вернемся на несколько лет назад. 15 марта 1850 года американская респектабельная газета "Кристчен меркьюри" сообщила, что в проливе Порт-Ройял в Южной Каролине был замечен морской змей длиной 50 метров, который поднялся вверх по течению Брод-Ривер и исчез при входе в Скалл-крик, около Бофорта, после долгого преследования и обстрелов из ружей и пушек на протяжении многих миль. Надо думать, что он разложился на атомы, так как никто не видел его трупа.
Похожий случай произошел и с ирландским монстром, который летом того же года сначала оставил часть своей шкуры на прибрежных камнях у маяка, а затем был пойман и убит около Иола в графстве Корк. Перед смертью он отрыгнул целую кучу мелкой рыбешки, наэлектризованной после пребывания в его желудке. Этот экземпляр, вероятно, сам смог разложить себя на атомы.
В 1858 году еще один морской змей плыл девять дней у борта голландского корабля "Хендрик Идо Амбахт", обдавая его время от времени зловонной жидкостью и потрясая его корпус ударами хвоста. В правдивости этой истории заставляет усомниться то, что первая встреча с этим змеем произошла на 27°27 северной широты и 14°5Г восточной долготы — в самом центре Ливийской пустыни!
Другое существо этой же породы было встречено в еще более удивительном месте, по крайней мере для земной географии: на 12°7 восточной широты и 93°52 южной долготы!
Морской змей, который, как рассказывают, атаковал английский корабль "Бритиш баннер" 18 марта 1860 года, был, наверное, самым прожорливым из когда-либо описанных. Сначала он заявил о своих намерениях, вцепившись зубами в бушприт, а затем "проглотил без видимого труда кливер и бом-кливер, перекусывая самые толстые канаты, как гнилые нитки". После того как он убрался восвояси, предварительно ударом хвоста пробив дыру в корме, его больше никто не видел. Но через несколько часов был пойман молодой экземпляр. Во всяком случае, так все это описывал капитан Уильям Тейлор после прибытия в Ливерпуль. Он даже любезно сообщил, что малыш был передан в Мельбурнский музей. После соответствующих запросов оказалось, что в музее находится взрослый экземпляр Pelamis bicolor, то есть обыкновенная морская змея. Простое описание раздраженного и прожорливого дракона было бы более убедительным…
В том же году мир был удивлен сначала сообщением об ирландском морском змее. Это довольно необычное существо с крупной желтой и блестящей чешуей. Упоминавшиеся очевидцы, казалось, были серьезными, заслуживавшими доверия людьми: среди них мировой судья и один профессор. Но когда проверили место встречи, "рейд Уайтхолла", оказалось, что речь идет о городке, расположенном в Килкенни в 20 милях от побережья, далеко от каких бы то ни было серьезных водных пространств.
Нет смысла, я думаю, объяснять, почему не заслуживают доверия слова г-на Дж. Корбина из Дурбана, который вроде бы видел 30 декабря 1871 года около Силвери Вейв уже своего третьего змея. Это была, однако, настоящая бестия: "Он имел, по крайней мере, 1000-метровую длину, треть которой оказывалась над водой при каждом ударе огромного веерообразного хвоста. С помощью хвоста он и передвигался, высоко поднимаясь над волнами и изгибая свое тело наподобие наземной змеи или гусеницы. Формой тела и его пропорциями змей напоминал кобру, он также имел узловатое расширение сразу за головой, напоминающее капюшон пресмыкающегося. Это была самая толстая часть чудища. Его морда была похожа на морду быка с большими блестящими глазами и округлыми, расположенными над глазами ушами. Вся голова была окружена роговидным гребнем, который он поднимал и опускал по желанию. Змей очень легко плавал, и вода вокруг него вспенивалась, как вокруг скалы во время прибоя. Солнце блестело на его чешуе, и в бинокль я видел отдельные чешуйки, открывавшиеся и закрывавшиеся при каждом повороте его извилистой спины цвета радуги".
Невозможно удержаться от аплодисментов.
Чтобы усилить впечатление, можно ввести трагические элементы, что, впрочем, ничего не меняет. 4 сентября 1879 года норвежский корабль «Колумбия» под командованием капитана Ларсена столкнулся, как говорят, между Лондоном и Квебеком с морским змеем: монстр стал истекать кровью, корабль получил пробоину, и в трюм начала поступать вода. Точно неизвестно, не на трупе ли именно этого животного, носимого волнами по океану, девятью месяцами позже танцевали, вопреки всяким приличиям, матросы «Халцедона». Нам только известно, что капитан решил не брать на буксир труп животного, которое он все же считал морским змеем, и не захотел обессмертить свое имя или, по крайней мере, без особого труда стать богатым. Вот это самое удивительное в этой истории для того, кто хоть немного знает природу человека и его слабости.
Французские мистификаторы предпочитают трагедии комедию.
Так, 8 октября 1881 года парижская "Монд иллюстре" опубликовала письмо одного из своих читателей, некоего Ренара, о морском змее, которого видели 10 августа этого года многие пассажиры парохода «Дан». Редакция крупного французского журнала прошлого столетия посчитала необходимым предварить сообщение следующим предисловием:
"Мы оставляем за автором письма и рисунков, в нем содержащихся, всю ответственность за утверждения, которые нам кажутся очень странными и детали которых мы представляем нашим читателям со всей полнотой".
Действительно, письмо, о котором пойдет речь, следовало опубликовать полностью, так как это ряд забавных, едва прикрытых шуток, но я приведу лишь выдержки. Одна только чрезмерная подробность деталей не оставляет сомнений в природе сообщения:
"…Из глубины пасти появился твердый заостренный язык, снабженный присосками и отбрасывающий голубоватый, фосфоресцирующий свет, который бывает на море в некоторые часы; глаза у него круглые, светящиеся и очень подвижные, создавалось впечатление, что они могли смотреть назад, настолько движения чудовища были быстры и разнообразны".
Местами язык письма походил на пародию:
"…От него исходило такое зловоние, что, возможно, животное было больным. Этот запах казался смесью операционной госпиталя Лезажа, большого канализационного коллектора в Асньере в жаркую погоду и дюжины скотобоен Билланкура. Чтобы его устранить, понадобилось бы все лучшие французские духи из нескольких парфюмерных магазинов. Монстр казался старым, судя по его размерам и по цвету и состоянию его твердой кожи.
Не первый раз происходят встречи с подобным чудовищем. Сначала его видели в 1847 году моряки португальского корабля «Лиссабон», капитан Жуан Алфонсу Зарко-и-Капеда. Эта дата совпадает со сроком наблюдений с «Шаривари» и "Конститюсьонеля".
Последняя насмешка над доверчивым читателем — место, где якобы произошла встреча: 29°60 северной широты, долгота — 42°40. Для несведущего человека 29°60 звучит серьезно и точно, но любой знаток прочитал бы просто 30°…
Что касается рисунков самого змея, для автора которого г-н Ренар требовал удостоверения корреспондента журнала "Монд иллюстре" в качестве вознаграждения за великолепную точность и образность, — это, без сомнения, прехорошенький портрет чудовища, который когда бы то ни было появлялся на свет. Надо только заметить, что он воспроизводил портрет монстра, который, пожалуй, чаще всего появлялся в печати, во всяком случае во Франции. Правда, это не добавляет достоверности описанию.
Чудовище, напавшее 18 мая 1882 года на рыболовное судно «Берти» у берегов Шетлендского архипелага, сразу же пробуждает множество подозрений. Длиной 45 метров, оно имело толстую, как бочка из-под селедки, голову, и пару длинных, около 2,5 метра каждый, усов "веселенького зеленого цвета". Если внимательно рассмотреть свидетельские показания хозяина шхуны, который уверял, что монстр мог бы и проглотить посудину ("конечно, без мачты"), сомнения превращаются в уверенность. Артур Стрейдлинг, читатель "Ленд энд уотер", в котором появилось это сообщение, справедливо спрашивает, что же это за шхуна «Берти», если она под парусом три часа могла убегать от преследовавшего ее разъяренного чудовища. Он также обратил внимание на странный, отточенный стиль рассказа бравого моряка.
"На Шетлендских островах, — язвительно замечал читатель, — вероятно, в избытке водятся такие редкие птицы, как хозяева рыболовных шхун, которые называют свой корабль "хрупкой скорлупкой", а морское чудовище — "наш незваный гость". Они применяют и другие эвфемизмы, а также выражения типа "положение, которое не могло долго сохраняться" или "признаюсь со всей откровенностью" и подобные светские обороты. Но что же случилось дальше? О, да и сам морской змей убит!"
Без всякого сомнения. Однако если хочешь обмануть людей, лучше представить себя убегающим от воображаемого разъяренного зверя, чем объявлять себя его победителем и хвастаться трофеями. Ибо трофеи могут попросить и показать.
Так, если верить "Сан-Франциско кроникл", 16 октября 1884 года китобойное судно «Аляска» загарпунило морского змея и с трудом, но подняло его на борт.
"На первый взгляд пойманное существо показалось отвратительным. Его голова была очень похожа на крокодилью, в то время как телом он был похож на ящерицу [?]. Длиной он был 10 метров, одна голова — 3 метра. Храбрые китобои обрубили хвост чудовища, выпотрошили его и привезли в Сан-Франциско, где он и находится сейчас".
Я не знаю, что можно сделать с обрубком хвоста во Фриско, но одно совершенно ясно: если кто-нибудь хочет предъявить доказательства поимки огромной рептилии, слишком большой, чтобы привезти ее целиком, то, конечно, не хвост следует предъявлять в качестве трофея.
В 1886 году многие газеты объявили о том, что 11 октября этого года морской змей был пойман матросами шхуны "Хатти Ф. Уолкер" и, на этот раз целиком, доставлен на берег. Из него сделали чучело, которое можно увидеть в Пик-Айленде, в порту Портланда.
Он был длиной 14,5 метра и весил 320 кг. Можно сказать, что он был довольно тощеньким, так как питон размерами в половину этой длины, легко превышает 90 кг. Сохраняя все пропорции, гипотетический питон той же длины должен был бы весить 730 кг. Однако 22 кг в среднем на метр длины — это действительно слабовато для большого змееобразного животного. Можно подумать, что чудовище еще больше похудело после того, как его препарировали, вплоть до полного исчезновения, так как все попытки узнать о его местонахождении остались без ответа.
Почему же бесстрашные рыбаки не передали свой трофей в руки знаменитого Тэйлора Барнума? Незадолго до этого, после очередного сообщения о большом морском змее, цирк «Наполеон» предложил вознаграждение в 20000 долларов тому, кто предоставит "экземпляр, подобный описанному". Сомневаюсь, что рыбаки с "Хатти Ф. Уолкер" могли надеяться заработать такие деньги, показывая свой улов на городской площади…
Здесь же можно упомянуть о морском змее, которого видели 20 августа 1888 года безмятежно спящим на рейде Джорджтауна, в Британской Гвиане. Того, который развлекался, гоняясь за лодками аборигенов у Сент-Джонса. И наконец, змея шотландских рыбаков из Питерхеда, поднявшего 22 сентября 1891 года свой колоссальный корпус на 90 метров над водой, каждый зуб которого был величиной с четырех человек, вставших на плечи друг другу!
Как я уже сказал a priori в первой главе, такие шутки с трудом поддаются анализу. Для этого требуется еще и желание. Они содержат почти всегда подделку или очень грубую ошибку, чтобы усилить смешное положение, в которое попадет простофиля, достаточно наивный, чтобы проглотить наживку без критического ее осмысления.
Обладатель «Оскара» среди мистификаций: дело "Мононгахелы"
Единственная история о поимке морского змея, обманувшая даже некоторых специалистов, была преподнесена в 1852 году капитаном Сибери с китобоя «Мононгахела». Письмо, которое этот морской волк — или, скорее, писатель-юморист — прислал в феврале того года в "Нью-Йорк трибюн", является настоящим шедевром этого жанра, достойным соперником мистификаций Эдгара По. По правде говоря, отточенность стиля этой подделки выдает ее, рассказ слишком ловок, слишком драматичен, наполнен выразительными деталями, чтобы не выйти из-под пера профессионала. Даже рядом с "Моби Диком" он не выглядел бы фальшивым. Если бы письмо не было так пространно (2700 слов), его стоило бы привести полностью и позволить читателю насладиться настоящими морскими приключениями. Я позволю себе показать на нескольких отрывках, какой высоты может достигать столь деликатное искусство и в таком хрупком деле, как газетная утка.
Утром 13 января, если верить подписи под письмом, сигнальщик с «Мононгахелы» сообщил о фонтане. Корабль находился в точке с координатами 3°10 южной широты и 131°50 западной долготы. Когда китобой приблизился, раздался пронзительный вопль выходца с Маркизских островов Оннету Ваньаи, который привлек внимание капитана. "О! Смотрите! Смотрите! — кричал он. — Я вижу… слишком большой!.. слишком большой!" На вопрос капитана он уточнил: "Не кит… очень много… слишком толстый… слишком длинный. Моя никогда не видел такой большой животный… моя боюсь".
Через несколько мгновений капитан и сам увидел "самое странное создание", которое он когда-либо встречал в океане. По описанию, это был совершенно классический морской змей. Его шея время от времени вертикально поднималась над волнами, и это был первый подобный экземпляр в тропическом районе Тихого океана.
Капитан приказал спустить шлюпку, но почувствовал колебания людей, а его помощник прямо сказал, что гоняться за морским змеем — только время терять! В ответ наш герой показал чудеса красноречия. Он убеждал их, что они будут выглядеть смешными, когда, вернувшись домой и рассказывая о встрече с морским змеем, окажется, что даже не попытались его поймать. Что на кон поставлена их репутация, смелость и даже честь всех американских китобоев! Он обольщал матросов возможным вознаграждением, так как патриотические чувства должны быть хорошо накормлены. "Я никому не приказываю садиться в шлюпку, — сказал он наконец, — но, может быть, есть добровольцы?"
"Могу сказать в их оправдание, — писал капитан Сибери в письме, — все американцы, находившиеся на борту, вышли из строя, за ними все остальные, за исключением одного аборигена и двух англичан". (Заметим между прочим эту маленькую шпильку, характеризующую англо-американские отношения в то время.)
После долгого преследования несколько гарпунов настигли монстра, и он забился в страшных конвульсиях.
"Чудовищные черты его головы, — продолжает капитан свое повествование, — наполнили матросов ужасом, и, когда он приблизился к лодке, три человека выпрыгнули за борт. Инстинктивно я выставил гарпун вперед, и его острый наконечник попал монстру прямо в глаз. Зверь дернулся, я от удара потерял равновесие и упал в воду, которая кипела вокруг меня".
Когда все — мужественный капитан и его совестливые матросы — были вытащены обратно на борт лодки, морской змей, без сомнения смертельно раненный, уже пошел на дно, но с множеством гарпунов, застрявших в его шкуре. В течение шести драматичных часов, когда все со страхом ждали, укроются они или нет от чудовищных конвульсий раненого животного, натяжение канатов стало ослабевать, и вскоре морской змей появился на поверхности и забился в предсмертной агонии. После новых ударов он испустил дух под радостные возгласы измученных людей.
"Это был самец длиной 103 фута 7 дюймов, окружность шеи — 19 футов 1 дюйм, в плечах — 24 фута 6 дюймов и 49 футов 4 дюйма в самой толстой части туловища, которое казалось немного растянутым (как оказалось, в желудке у него были куски кальмара и большой глобицефал)".
Эти невероятной точности размеры сопровождались описанием обычной змеи, но необычных размеров. Были даже очень характерные для анатомии змей детали: "Кости нижней челюсти разделены… Одно легкое змеи больше другого на 3 фута".
Однако это была змея, не похожая на других.
"…Рассматривая ее шкуру, мы с удивлением обнаружили, что она была покрыта жиром, похожим на китовый, но толщиной 10 см. Жир был такой же прозрачный, как и вода, и горел почти так же хорошо, как скипидар. Мы разрубили змею и с большими трудностями содрали с нее шкуру. Кожа была очень эластичной; когда ее растянули на 6 метров с помощью блоков, а затем отрезали, она сократилась почти до 1,5 метра. Животное, кроме того, "имело четыре ласта или, скорее, имитацию лап, которые были как мясо, твердые и неплотные".
Кости были тщательно очищены, сердце и один глаз заспиртованы, а голова помещена в рассол, что не предотвратило потом распространение тяжелого запаха. Капитан геройски отмечал: "Но я был уже так близко от берега, что считал своим долгом ее сохранять, пока она не угрожала распространением болезней".
Наконец 6 февраля «Мононгахела» встретила другой корабль, который держал путь в к берегам Соединенных Штатов.
"Я просигналил кораблю, — пишет далее капитан, — это оказался бриг «Джипси» капитана Стерджа, вышедший восемь дней назад из Понса (Пуэрто-Рико) с грузом апельсинов и товаров и направлявшийся в Бриджпорт. Он любезно согласился доставить эти записки в ближайший порт. После того как я вернусь сам, я смогу вам передать более подробный отчет".
Подпись: "Чарлз Сибери, капитан, китобой «Мононгахела», Нью-Бедфорд".
Естественно, никакой "более подробный отчет" об этом происшествии никогда больше не появился. Формальное доказательство ложного характера письма мы получили от Роберта фон Фрорипа из "Тагсберихте".
"Как и предполагалось, мы узнали, что история о поимке морского змея фиктивна. Члены экипажа судна, которое, если верить "Нью-Йорк трибюн", встретило в море корабль капитана Сибери и якобы привезло на берег его письмо, заявили, что никогда не встречали ни корабля под названием «Мононгахела», ни капитана Сибери".
Происшествие можно смело занести в графу газетных уток высокого полета. (Что, впрочем, не означает, что судно под таким названием и его капитан никогда не существовали. Кусок носовой части судна и портрет его капитана даже выставлены в одном из американских музеев, свидетельством чему фотография, опубликованная в 1960 году в медицинском журнале "МД".) С нескрываемым удивлением мы видим, что его рассматривают как правдивый такие достаточно известные писатели-натуралисты, как Айвен Т. Сандерсон (в декабре 1948 года) и Хайатт Веррилл (в 1951-м).
Второй, вероятно, узнал от первого. Но где первый почерпнул эту информацию?
Так как мой коллега и друг Сандерсон был любезен и добр, предоставив мне свои досье на "морского змея", когда я работал над этой книгой, я не мог не открыть ему, насколько он ошибся.
В своей первой статье о морском змее, опубликованной в 1947 году в "Сатерди ивнинг пост", Сандерсон справедливо сокрушался, что непостижимым образом люди, которые имели самые большие шансы встретить неизвестных морских животных и были достаточно вооружены для того, чтобы их поймать, — то есть китобои — никогда за целое столетие не видели ни одного.
На что один журналист, который в свое время был главным редактором "Нью-Бедфорд стандард таймс", Харольд Дуан Якобс, возразил в своем письме:
"Г-н Сандерсон просто недостаточно искал. В историческом музее в Нью-Бедфорде, штат Массачусетс, находятся сотни корабельных журналов со старых китобоев, которые никогда не были исследованы на интересующий нас предмет. Среди них один из моих журналистов нашел самую удивительную историю морского змея, какую я когда-либо встречал".
Это и была история «Мононгахелы», и журналиста, нашедшего ее, звали Филом Парингтоном. Он еще в 1932 году написал отлично документированную статью о морском змее. Г-н Якобс уточнил, что он основывался в основном на старых досье из «Меркьюри», утреннего приложения к "Стандард таймс", основанной в 1803 году. Скорее всего, среди старых газетных вырезок из этого досье, а не в судовых журналах исторического музея Паррингтон и отыскал историю "Мононгахелы".
Увы! Когда Якобс понял свою ошибку и попытался ее исправить, отправив письмо Сандерсону, приславшему ему на апробацию рукопись своей новой статьи о морских змеях, которая должна была появиться на этот раз в «Тру», ошибка уже произошла. Как бы то ни было, письмо с исправлениями нашло Сандерсона, который много путешествовал, но слишком поздно, чтобы он мог внести поправки, касающиеся истории «Мононгахелы», в текст статьи.
"Возможно, судовые журналы китобоев действительно не были внимательно изучены, поскольку в 1932 году издатель "Нью-Бедфорд стандард таймс" провел соответствующие исследования в историческом музее Олд-Дармута, и десятки сообщений со множеством иллюстраций увидели свет. Среди них находился и доклад о поимке морского змея".
Мораль: всегда надо добираться до первоисточников. Самые честные люди могут ошибаться. Дорога в зоологический ад также вымощена благими намерениями.
Когда вмешивается литература
Рядом с грубыми ошибками и розыгрышами, явными или очень вероятными, надо оставить место некоторым сообщениям, которые неизвестно к какому классу отнести. То ли их нельзя разобрать из-за их косноязычия, то ли наоборот, они написаны слишком выспренным языком. Иногда эти описания не подходят ни к уже известному виду животных, ни к существам, не известным науке, но описанных другими свидетелями. Часто от них исходит такой подозрительный аромат, что хочется без зазрения совести кричать об обмане. К этой категории надо, пожалуй, причислить свидетельство французского писателя Ивастока О'Парка, настоящее имя которого Йоаннис Моргон, автора книги "Эхо из-за моря". Издатель в предисловии опубликовал отрывок из письма, полученного от автора, прекрасно характеризующий его довольно своеобразный стиль:
"8 марта 1854 года в 2 часа после полудня на рейде Сингапура я увидел морскую змею почти в 2 метрах от клипера «Бенжамин», на котором вместе со мной плыл из Гонконга в Сингапур русский дипломат из Санкт-Петербурга Александр Базилевский. Я первый увидел его и указал экипажу этого нового трехмачтового парусника, отличающегося своей новой формой и металлическим корпусом, на присутствие этой необычной змеи. Она нам показалась длиной, не менее 17 метров и была очень похожа на большого питона боа. Ее голова, которую она держала приподнятой, была приплюснута и из пасти иногда появлялся вибрирующий острый и гибкий язык. Ее тело внушительной толщины состояло из двух серий колец или узлов и было испещрено по поверхности черными и бледно-желтыми пятнами. Один ряд колец, на нижней части ее поднятой шеи, отделялся от другого ряда колец, которых я насчитал одиннадцать, гладкой частью ее величественного тела" и т. д. и т. п.
Плод воспаленного писательского воображения или высокопарное и утрированное описание большого сетчатого питона, обычного для тех мест? Трудно сказать определенно.
Издатель добавил свой комментарий, который может показаться ученическим с точки зрения литературы:
"Серьезные ученые озабочены исследованием феномена этой гигантской змеи. Многие газеты дали о ней сообщения. Среди них "Франс литерер", "Пропагатор дю Вар", "Контампорен де Бордо" и др. После этого [sic] нельзя больше сомневаться в правдивости нашего автора".
Нас поймут, я надеюсь, если мы обойдем вето г-на издателя на сомнения и не примем в расчет откровения писателя Ивастока О'Парка.
Вернемся к изучению досье
Разобравшись без особого труда с сообщениями, относящимися к британскому периоду и основанными на очевидных ошибках или рожденными воображением, не важно с какой целью, мы можем продолжить с легким сердцем рассмотрение правдивых свидетельств или тех, которые имеют некоторые шансы ими быть.
Это рассмотрение, надо признаться, начинается не очень удачно и не очень относится к британскому периоду.
Первое в хронологическом порядке свидетельство является американским, и оно получено из вторых рук. Как сообщил "Бостон атлас", 18 февраля 1849 года капитан Адаме со шхуны "Люси и Нэнси" как будто бы видел у Сэнт-Джонсон во Флориде морского монстра, похожего на змею. "Много раз она поднимала над водой свою змеиную голову, и вместе с ней появлялась большая часть ее тела и пара ужасных ластообразных когтистых лап в несколько футов длиной". Эта серо-бурого цвета бестия имела около 27 метров в длину, а самая толстая часть спины была примерно 2 метра в диаметре.
Описание внешности монстра довольно правдоподобно — он напоминает морское чудовище Ханса Эгеде, — но движения его менее правдоподобны. Трудно представить морское животное, которое, поднимаясь над водой, обнажает большую часть своего тела, если только не выпрыгивает из воды. Напрашивается вопрос: не было ли это пересказом описания чудовища Ханса Эгеде, а не реальной встречей.
Если монстр "Люси и Нэнси" уж очень похож на один из известных типов морского змея, то следующий, напротив, полностью отличается от любого змея, когда-нибудь виденного.
Летом 1849 года четыре канадских рыбака из Новой Шотландии, среди которых были некто Джозеф Холленд и Джекоб Кедди, находились на маленьком острове Саут-Уэст, в западной части залива Святой Маргарет, когда внезапно они увидели у самого берега очень большое животное. Приблизившись на лодке к неизвестному существу, они увидели, что оно было похоже на змею длиной 6 метров и толщиной с бочонок из-под рома.
"Она была похожа на угря (уточняет преподобный Джон Амброз из Маргарет-Бей, который и предал гласности эту историю), то есть тело ее утончалось к хвосту, но не было видно никакого хвостового плавника. Однако высокий плавник или ряд игл, каждая 2,5 сантиметра толщиной в нижней части, торчали по всей длине хребта, образуя настоящий спинной плавник. Этот плавник из торчащих иголок, казалось, занимал почти треть длины спины почти на одинаковом расстоянии от головы и хвоста. По внешнему виду он издали напоминал парус лодки. Спина змеи была покрыта чешуей длиной 15 и шириной 7,5 сантиметра, расположенной рядами вокруг тела животного. Цвет животного — черный. Рыбаки не имели случая увидеть его брюхо, но им удалось познакомиться с содержимым пасти. Это создание, заметив лодку, подняло свою голову почти на 3 метра над водой и разинуло пасть, которая оказалась красного цвета и вооружена зубами длиной около 7,5 сантиметра, похожими на зубы сома. Рыбаки решили в этот момент, что пора заканчивать свидание, быстренько развернули лодку к берегу и следовали за змеей уже на значительном расстоянии, пока та не оторвалась от преследователей и не скрылась".
Это очень детальное описание на первый взгляд относится к рыбе, но к какой?
Несмотря на ряд высоких игл, торчащих на спине, это точно не рыба-ремень. Рыбы этого вида не такие толстые, как бочонок из-под рома, и цвета они не черного. Единственно, представители угрей могут на некоторую высоту поднимать голову из воды. Они даже могут почти наполовину высовываться из воды и продвигаться вперед, работая своим приплюснутым хвостом, как кормовым веслом. Но у них нет ни чешуи, ни твердых игл. Иглы, если они действительно были у рассматриваемого существа, скорее наводят на мысль о паруснике (Istiophorus), виде меч-рыбы, высокий спинной плавник которой оправдывает такое название. Но, во всяком случае, если рыба и поднимется на трехметровую высоту, то она не может повернуть голову так, чтобы показать внутреннюю часть свой пасти.
Если описание правдиво и точно, оно относится, скорее, к рептилии, способной крутить головой на шее. Но так как подобное животное — какой-то морской вид диметродона — никогда и никем не было описано, даже в палеонтологических работах, настоящее описание невозможно никуда применить, и оно вызывает очень большие сомнения.
В любом случае морской змей из залива Святой Маргарет имеет мало общего с гривастым морским змеем, которого видели в 1846 году учитель Джеймс Уилсон и его друг Бонер, оба из Паггис-Коув, и с другим змеем, встреченным также обитателями этого местечка мистером Уильямом Круксом и его сыном Генри несколькими годами ранее. Это был не очень крупный экземпляр темно-бурого цвета длиной около 5 метров и 60 сантиметров в обхвате. "Он плавал у самого берега и, казалось, пытался выбраться из воды. По-видимому, цель его усилий не была желательной для мистера Крукса, который, вместе со своим сыном, тотчас же убежал и почувствовал себя в безопасности только среди домов Паггис-Коув".
Следующее сообщение, если двигаться в хронологическом порядке, касается более «нормального» (если можно так сказать) морского змея. Мы нашли его в работе испанского натуралиста Россенда Серры-и-Пагеса "Фантастическая зоология", опубликованной в Барселоне в "Бюллетене общества естественных наук". Автор приводит рассказ одного из своих родственников, капитана корабля, который, в свою очередь, услышал его от коллеги и друга, командира испанского фрегата.
Это, конечно, свидетельство из третьих рук, и, возможно, сильно преувеличенное по известному принципу "испорченного телефона". Если ему верить, корабль вроде бы встретил в 1850 году в Атлантическом океане по пути в Гавану морское чудовище, колоссальная шея которого вздымалась на высоту марселя, что, ясное дело, чересчур высоко. Видно было его тело, похожее на тело кита, и два плавника. Странное животное следовало около корабля почти сутки, что в конце концов привело экипаж в состояние панического ужаса.
Этой истории можно предъявить почти те же претензии: монстр был слишком любезен, показывая свое тело. Но, повторимся, угреобразные способны поднимать над водой почти половину тела, правда только на очень короткое время.
Змея с собачьей головой «Клеопатры» и змей с петушиным гребнем "Бархама"
Следующие случаи переносят нас в Индийский океан, где до сих пор морские чудовища, достойные называться морским змеем, неизменно оказывались чем-то другим. Тот, что был встречен 15 сентября 1849 года экипажем английского военного корабля «Клеопатра», был сначала лишь скромно упомянут в сообщении одного из офицеров для "Иллюстрейтед Лондон ньюс". Известно было, что длина его составляла около 9 метров. Но, к счастью, в 1882 году Джордж Льюкас, служивший когда-то на «Клеопатре», отправил в британский журнал «Ансерс» некоторые подробности той встречи с морским змеем, который не очень напоминал рептилию: "Голова чудовища была сильно похожа на собачью, тело имело около 2, 5 метра в окружности. Цвет ее был зеленовато-бурый…"
Еще более необычным был змей, который встретился на пути английского корабля «Бархам» у берегов Мозамбика. Два совпадающих свидетельства делают событие очень вероятным, но Удеманс посчитает позднее, что опубликованные свидетельства описывают животное, уже известное науке. Так ли это?
Первое сообщение принадлежит кавалерийскому капитану Стилу, который в то время возвращался в свой полк в Индию. Он упоминает о змее в письме, которое получил его брат и передал в руки уважаемого натуралиста Альфреда Ньютона, профессора зоологии и сравнительной анатомии и вице-президента Королевского общества, который, в свою очередь, передал его в редакцию лондонского "Зоолога":
"28 августа на 40° восточной долготы и 37° 16 южной широты, около 2 часов пополудни, мы все спустились с палубы, чтобы приготовиться к обеду. Вдруг второй помощник капитана позвал нас, чтобы поприсутствовать на необычайном спектакле. Примерно в 500 метрах от корабля появилась голова и шея огромной змеи. От 5 до 6 метров ее тела были над водой, и фонтан воды при дыхании разлетался на порядочное расстояние от ее головы. Вдоль спины у нее тянулся гребень, похожий на петушиный. Она медленно двигалась в воде, но, однако, за ней тянулся заметный след длиной 15–18 метров, как если бы под водой имелось продолжение ее тела. Капитан изменил курс корабля и направил его к змее. Но когда мы приблизились, она погрузилась в воду. Кожа ее была зеленой со светлыми пятнами. Ее видели все находившиеся на борту". Все — увы! — не взяли на себя труд сообщить о своих впечатлениях, но нашелся еще один офицер, отметивший происшедшее в письме, отрывок из которого напечатала «Таймс» 17 ноября:
"Вы удивитесь, узнав, что мы действительно видели морского змея, вокруг которого столько споров. Новость капитану сообщил матрос в тот момент, когда мы собирались обедать. Я находился в это время в своей каюте и узнал об этом по шуму и восклицаниям, даже подумал, что на корабле пожар. Я бросился на палубу и, посмотрев за борт, увидел действительно удивительное зрелище, которое буду помнить до конца дней. Голова чудовища находилась на высоте около 4 метров над водой и не переставая поднималась и опускалась, иногда открывая мощную шею с высоким гребнем в форме пилы. Вокруг нее вились птицы, и мы сначала подумали, что это мертвый кит. За ним тянулся след, как за кораблем, и, оценивая его и принимая во внимание размер головы и видимой части шеи, можно заключить, что его длина была не менее 18 метров, а может быть, и больше. Капитан изменил курс, чтобы приблизиться к нему. Но когда мы были уже на расстоянии около 100 метров, змей медленно скрылся под водой. Когда мы обедали, он появился еще раз, и один гардемарин сделал рисунок, копию которого я вам посылаю".
Этот рисунок, насколько известно, к большому сожалению, никогда не был опубликован. В нашем деле он стоил бы гораздо больше длинных разговоров, и по нему можно было бы составить более определенное мнение.
Ф. Госс справедливо написал по поводу этих двух свидетельств:
"Эти описания сильно отличаются от описания чудовища, виденного с «Дедала», и не могут служить его подтверждением, но могут доказывать, что в океане водится немало крупных животных, неизвестных еще науке".
Видный английский натуралист был менее удачлив, однако, в своей попытке идентифицировать животное:
"Если бы не фонтан — который мог быть выдуман одним из наблюдателей или явиться результатом иллюзии, — я склонялся бы к мнению, что речь идет о рыбе-ремень (сельдяном короле), среди некоторых видов которых встречаются в океане огромные экземпляры (в действительности это не совсем точно: самые большие из известных экземпляров этой рыбы не превышают 7-метровой длины). У них на спине высокий зубчатый плавник, и плавают они с головой, поднятой над водой".
Доктор Удеманс также готов присоединиться к этому мнению, но с оговорками, которые совершенно все меняют:
"Вероятно, разъяснения, которые дал г-н Госс, являются самыми правдоподобными, и это рыба-ремень, или рыба-лента. Спинной плавник, который у этого вида рыб начинается прямо на затылке, красного цвета и зубчатый и может создавать впечатление петушиного гребня или гребня в форме пилы. Но сельдяной король — глубоководное существо. И если оно появляется на поверхности, то оно или умирает, или уже мертвое. Никогда они не плавают "с головой, поднятой над водой"! Кроме того, зеленый цвет не согласуется с серебристым цветом этих рыб".
По-видимому, здесь доктор Удеманс совершил психологическую ошибку, считая, что спинной плавник рыбы-ремень мог быть описан подобным образом. Красный цвет слишком бросается в глаза, чтобы его не заметил ни один из свидетелей. Мы еще далее увидим, что существуют и другие описания существ с зубчатыми гребнями, не имеющими никакого сходства с этой рыбой.
Приходится принять, что морской змей «Бархама» не относится ни к классическому типу, ни к рыбам-ремням, а является большой морской змеей, до сих пор никому не встречавшейся.
Объяснение неизвестного через малоизвестное
Когда 26 марта 1849 года странное морское животное, которое "Иллюстрейтед Лондон ньюс", не колеблясь, окрестило "морским змеем", было поймано у побережья графства Нортумберленд, сомнения длились недолго. Скоро животное 3,75 метра длиной осмотрели два натуралиста — Олбани Ханкок и доктор Деннис Амблтон — и заключили, что это новый вид Gymnetrus (одно из имен, которым называют сельдяного короля). Этот случай показывает, что вполне можно принять подобную рыбу-ленту за морского змея.
Только в 1856 году некий господин А. Дж. Мор впервые ясно высказал гипотезу, согласно которой во многих случаях, когда речь шла о морском змее, за него принимали какой-нибудь вид сельдяных королей, животных крайне редких.
Мы знаем также, что эти рыбы часто плавают по поверхности и поэтому постоянно находятся под угрозой быть выброшенными на берег. Так как единственный живой экземпляр, находящийся в "добром здравии", достоверное сообщение о котором у нас имеется, плавал с головой, высунутой из воды, и передвигался, извиваясь всем телом, не могут ли существовать другие виды этой рыбы, еще более огромные, колебания спинных плавников которых можно было бы принять за «гриву» большого морского змея?
Конечно, мистер Мор имеет право предположить, что есть еще неизвестные виды рыбы-ремня. Но трудно представить, как такая глубоководная рыба может нормально плавать с поднятой над водой головой. Какого дьявола она это делает? В действительности, когда такая рыба по каким-то ненормальным причинам поднимается на поверхность, она попадает а слои воды, более теплые и насыщенные кислородом. Она начинает задыхаться. Удушье может ее заставить высунуть голову из воды, чтобы — напрасно — глотнуть воздуха. Вот почему «короля» иногда видели в таком абсурдном положении. Это, естественно, не является для них признаком "доброго здравия"!
С другой стороны, эти рыбы настолько отличаются от других, что каждый раз, когда ее видят на поверхности (конечно же умирающую), когда ее ловят или она выброшена на берег, по этому поводу не возникает никаких сомнений, даже если для большего развлечения толпы ее обзывают "настоящим морским змеем". Частично это демонстрирует рассказ капитана британского военно-морского флота Хаутена, который направил в январе 1860 года письмо в журнал «Зоолог». Оно было опубликовано под заголовком: "Морской змей на Бермудах".
"Имею честь отправить вам настоящий отчет о поимке у этих берегов странного морского монстра, — пишет капитан, — который не иначе как тот самый огромный морской змей, которого видел капитан Мак-Куа с корабля «Дедал» несколько лет назад. Два господина из рода Тримингем прогуливались по берегу острова Гамильтон в воскресенье вечером, примерно в 11 часов, когда их внимание привлек сильный шум падающего в воду предмета. Когда они подошли ближе, то увидели огромное морское чудовище, выброшенное на камни и умирающее в бессильных попытках вернуться в воду. Господа набросились на него с вилами, предназначенными для сбора морских водорослей, которые были в их руках, и — увы! — сильно повредили его, но все же захватили. Рептилия (sic) была длиной 4, 75 метра, и тело ее было вытянуто, как у змеи. Оно было овальной, приплюснутой с боков формы и в самой своей высокой части, примерно во второй трети от головы, достигала 28 сантиметров. Шкура ее была серебристого цвета и блестящей. Она лишена чешуи, но шершавая и бородавчатая. Голова чем-то напоминала голову бульдога, но пасть без зубов. Глаза большие, плоские и сверкающие. У нее были небольшие грудные плавники, крохотные брюшные и огромные жабры. Ряд спинных плавников располагался почти по всей длине тела и состоял из мелких иголок, соединенных тонкими прозрачными перепонками. Существо не имело костей, но был хрящ, который тянулся вдоль всего тела. Вдоль туловища располагались кольца, которые были более гибкими, чем остальные места, и это, вероятно, позволяло змею сворачиваться в спираль. Самой замечательной особенностью создания была серия из восьми тонких ярко-красных иголок, которые торчали на голове и располагались друг от друга на расстоянии дюйма. Самая длинная находилась в середине. Теперь она у полковника Манро, помощника губернатора колонии, и я имел возможность рассмотреть ее вблизи. Она длиной 69 сантиметров и окружностью 1 сантиметр у основания, к вершине она равномерно утоньшается и на конце становится плоской, как лопасть весла".
Надо ли продолжать дальше? Невозможно вообразить более точного описания сельдяного короля! Именно его и узнал натуралист Мэтью Джонс в останках «змея», которые ему были представлены.
Спрашивается, какое заблуждение могло заставить кого-нибудь принять эту рыбу-ленту с ярким гребнем за морского змея, которого видели капитан Мак-Куа и его команда? Но такова опасная склонность большинства людей к обобщениям, когда приходится объяснять явление, непонятность которого их беспокоит. Если морской змей оказался пучком водорослей, значит, все морские змеи — пучки водорослей. Другой "морской змей" — сельдяной король, и, значит, все решают, что и в остальных случаях это был он. Таким образом устанавливается настоящая мода в объяснении необычных явлений и каждый раз последняя гипотеза становится в глазах общественного мнения единственной и самой верной. Мы уже видели, что морской змей оказывался и цепочкой морских свиней, и толстым тунцом, и удавом, и морским слоном и т. п. Будьте уверены — на этом не остановятся, мода переменчива и не любит стоять на месте. Но из всех гипотез гипотеза о рыбе-ленте оказалась самой живучей. Так ум, пытаясь объяснить Неизвестное, в нашем случае — феномен морского змея, легко перескакивает на Очень Мало Известное (у нас — на сельдяного короля).
От суперугря «Пегги» до злобного монстра "Альбионы"
Во всяком случае, определенно не сельдяного короля видел капитан Уильям Тейлор с корабля «Пегги» из Ливерпуля в конце 1852 года, почти в миле от своего корабля, который шел, груженный маслом, из Лагоса (Нигерия) вдоль западного берега Африки. Это также не был какой-нибудь известный науке вид животного, перечисленный нами ранее. Этот случай напоминает, скорее, объяснение гениального Рафинеска, который превратил сказочное чудовище в неизвестного и огромного члена семейства угрей.
"Сначала я подумал, — рассказывал капитан Тейлор в письме, адресованном в журнал «Ансерс», — что это плавучие водоросли, но, направив на них бинокль, увидел быстро двигающийся объект. Я позвал нашего хозяина, который находился внизу, в каюте, на мостик, и он приказал изменить курс корабля, чтобы приблизиться к объекту, который был — мы его уже хорошо различали — огромной рыбой, похожей на змею. Она передвигалась частью погруженная в воду, частью над поверхностью.
Ее голова была примерно в 1, 5 метра над водой, и я бы назвал ее огромным угрем с головой змеи, длиной 30 метров, а может быть, и больше".
Достаточно похожим, но более классическим по характеру движения был морской змей, появившийся в то же время у шотландского берега, прямо на глазах уважаемого джентльмена мистера Эндрю Стренга. Вот что рассказал об этом в 1854 году его лучший друг доктор Т. С. Трайл:
"Однажды, во время рыбной ловли в открытом море, он увидел проплывающую под его судном, на глубине 2,5–3 метров, рыбу огромной длины, по форме похожую на угря. Она медленно плыла, извиваясь, и ее длина была около 6 метров".
Напротив, кажется возможным отнести к известному виду животных другого морского монстра, которого бриг «Альбеона» из Ливерпуля встретил в 1854 году на 13° восточной долготы и 38° южной широты, то есть огибая южную оконечность Африки на пути в Китай. Точность наблюдения, которое капитан Чарльз Ричардсон записал в судовом журнале, достойна подражания:
"4 сентября, 5 часов после полудня, ветер слабый, море спокойно. Наблюдаю водяные брызги сзади по левому борту, примерно на расстоянии трех корпусов судна. Внезапно появилась из воды и поднялась на высоту около 9 метров и под углом 60° голова и часть туловища огромного чудовища. Голова длинная и узкая, глаз не видно. От носа по обеим сторонам головы примерно на 3, 5 метра тянется белая полоса 30 сантиметров шириной; считаю, что это закрытая пасть. Почти в 2 метрах от окончания этой полосы на спине видно отверстие, похожее на воронку. Его тело, находящееся над водой, почти такой же толщины, что и корпус корабля.
Под нижней челюстью у него виднеется мешок из складок кожи, как карман у пеликана. Этот мешок имеет более светлый цвет, чем остальная часть тела, которое казалось черным и покрытым шерстью или волосом, но в то же время выглядело гладким. Длина животного составляла около 55 метров. Брызги взлетали в нескольких местах вдоль тела, что, по-моему, могло производиться такими же фонтанирующими отверстиями, что и за головой. Существо оставалось на виду почти пятнадцать минут, во время которых оно погружалось три раза, каждый раз оставаясь под водой около одной минуты. Оно постоянно крутило головой и двигалось в воде не по прямой, а зигзагом, все время находясь рядом с кораблем. По его положению в воде и наблюдая за ним с такого близкого расстояния, я ни секунды не колебался и сказал, что это знаменитый морской змей, которого видели в 1849 или 1850 году с военного корабля "Дедал".
В действительности рассматриваемое животное не так уж и похоже на морского змея «Дедала». Если нарисовать его портрет со слов капитана, то, скорее, увидим силуэт, очень похожий на кита — обыкновенного синего кита, поднявшего голову и часть тела из воды.
Этот вид китообразных имеет некоторые характерные особенности: его левая и правая половины нижней губы окрашены в разный цвет, в серый и белый соответственно, и может казаться издали светлой полосой длиной 3,5–4 метра и шириной до 30 сантиметров. И когда чудовище «Альбеоны» плыло по левому борту от корабля, то его правая сторона с белой «полосой» и была представлена для обзора.
Примерно в 2 метрах от пасти у кита расположено дыхало, края которого образуют воронку, похожую на фонтанирующее отверстие, увиденное капитаном. Наконец множество складок на горле могут навести на мысль о мешке, похожем на карман пеликана. Таковы совпадающие детали.
Кроме того, этот кит — относительно стройный, и когда он поднимает голову над водой, кажется еще тоньше, так как нижняя часть тела у него светлая, и только верхняя отчетливо просматривается на фоне воды. Наверное, это и заставило капитана Ричардсона принять кита за змею и отсюда предположить, что она длиной 55 метров.
Возвращение к классицизму
Классического морского змея мы вскоре снова найдем в той же части Южной Атлантики, где голландский капитан встретил в 1854 году морского змея с конской гривой в худших традициях Понтоппидана. Об этом позднее рассказал графу Дж. А. Бентинку, которому мы и обязаны этой информацией, капитан Де Вердт, внук свидетеля и сам моряк.
Еще об одном морском змее 1854 года нам стало известно благодаря представительнице аристократии, леди Амелии Матильде Мюррей. В своих письмах, опубликованных в виде книги, она сообщает, как весной этого года капитан Пит на пароходе "Уильям Скалрук" поднимался вверх по течению реки Саванны на юге Соединенных Штатов, когда все находившиеся на борту увидели гигантскую змею, внезапно появившуюся перед носом судна. На следующий день, в устье той же реки, капитан Роллинс с парохода «Изабель», в свою очередь, видел, как это животное подняло из воды голову почти на высоту дымовой трубы парохода…
Через два года подобная тварь внезапно появилась в самом центре Северной Атлантики около британского корабля «Иможен». Его командир, Джеймс Ги, проявил счастливую для нас инициативу, сообщив об этом событии в "Иллюстрейтед Лондон ньюс" и передав копию записи в бортовом журнале:
"Иможен" следует из залива Алгоа в Лондон. Воскресенье 30 марта 1856 года, 29°11 северной широты, 34°34 западной долготы. На юге и западе видны четыре корабля.
В 11 ч. 5 мин. утра сигнальщик обратил наше внимание на что-то, двигающееся в воде и создающее сильную волну почти в 400 метрах от корабля по правому борту.
Через несколько секунд стало ясно, что это существо примерно 12 метров длиной (видимая в воде часть). Мистер Стэтхем сразу же поднялся на рею мачты, а капитан Ги и мистер Харрис с мостика следили за животным в подзорную трубу.
Обогнув корабль на расстоянии около 800 метров, змея изогнулась в нашу сторону и подняла голову, вероятно, чтобы нас рассмотреть. После чего удалилась в северном направлении, возможно направляясь к Азорским островам, с высоко поднятой головой. След ее был виден с мачты почти до самого горизонта, а на мостике мы потеряли ее из вида к 11 ч. 45 мин. утра.
Нет никаких сомнений, что речь идет о громадной змее, так как были явственно различимы зигзагообразные движения ее тела. Погода была хорошая, и зеркальная поверхность океана лишь изредка морщилась под легким дуновением ветра, поэтому мы могли легко видеть ее движения".
Под записью стояли подписи капитана Джеймса Ги и трех пассажиров: Дж. М. Стэтхема, Джулиана Б. Харриса и Д. Дж. Уильямсона.
Так же великолепно выполненные наброски подкрепляют и даже в чем-то поправляют словесное описание. Рисунки представляют животное, движущееся при помощи колебаний тела в вертикальной плоскости, и показывают серию фонтанирующих отверстий на спине. Как думают свидетели, змея не может двигаться таким образом. Но это ничуть не умаляет ценность их наблюдений, ведь мало кто из людей имел случай в своей жизни видеть плывущую змею, и можно извинить их незнание того, как это пресмыкающееся передвигается в воде.
Китообразная сколопендра "Принцессы"
Через несколько месяцев в "Иллюстрейтед Лондон ньюс" получили новое свидетельство о морском змее из Южной Атлантики — и о каком морском змее! В письме, отправленном 25 сентября 1856 года, некто Эдмонд Дж. Уиллер с друзьями сообщает из Лондона:
"Мы передаем вам фрагменты записей в судовом журнале нашего корабля «Принцесса», который под управлением капитана Тремирна прибыл в Лондон из Китая 15 сентября этого года:
"Среда, 8 июля 1856 года. 34°56 южной широты, 18° 14 восточной долготы. В 1 час пополудни увидели очень большую рыбу с головой, похожей на голову моржа, и с 12 плавниками, подобными плавникам глобицефала, но развернутых в обратную сторону. Длина спины от 6 до 9 метров и очень длинный хвост. Нет ничего невероятного в том, что этого монстра можно принять за большого морского змея. По нему выстрелили из карабина, и пуля попала в область головы".
Затем следуют длинные комментарии судовладельцев, расписывающие честность капитана Тремирна и его шестилетнюю безупречную службу, и даются все возможные гарантии правдивости его рассказа. И в конце приводится рисунок этой необычной рыбы.
Сразу скажем, что не хватит никаких гарантий, чтобы заставить нас поверить в существование такого экстравагантного создания. На первый взгляд это помесь сколопендры с картины художника-юмориста и кита в момент выдоха.
В своем ненасытном желании добавить как можно больше свидетельств о морских змеях к своему собственному морскому змею, имеющему четыре лапы-плавника, доктор Удеманс принял в эти ряды и "очень большую рыбу" «Принцессы», несмотря на ее "12 плавников". Он оправдывает это тем, что капитан Тремирн якобы "стал жертвой оптической иллюзии в результате большой скорости, с которой животное размахивало своими передними плавниками".
Кажется, что видный голландский зоолог, ослепленный собственным энтузиазмом, еще раз совершил ошибку, не разобравшись в тонкостях психологии. Если бы, что само по себе необычно, скорость движения пары плавников могла бы создать иллюзию, что их больше, чем есть на самом деле, свидетель говорил бы о множестве плавников, но никогда не назвал бы точное число.
Уважаемый мореход был не первым, кто описал подобное чудовище. Его экземпляр полусколопендры-полукита напоминает существо, до сих пор не определенное современной наукой, которое Гийом Рондоле в своей знаменитой книге XVI века "Полная история рыб" называл сколопендрой китообразной:
"Есть два вида сколопендр, — писал отец ихтиологии, — одна маленькая, из числа тех, что имеют множество вырезов на теле. О них мы поговорим позднее. Другие — китообразные, которых называют сколопендрами за множество ног, как и у земной сколопендры. Ноги этой сколопендры служат ей веслами, которые приводят ее в движение. Моряки рассказывают, что видели ее несколько раз поднимавшейся на поверхность и наблюдали у нее на носу очень длинный волос, похожий на хвост лангуста. Остальная часть тела по своим размерам сравнима с трехрядной галерой с ногами, висящими с одной и другой стороны".
Вполне вероятно, что "очень длинный волос" на носу есть одна из характерных черт, роднящая ее и монстра капитана Тремирна, и, следовательно, "очень большая рыба" с 12 плавниками могла быть китообразной сколопендрой Рондоле.
Не будем торопиться определять природу этого странного животного. Позднее мы получим более подробные сведения о ней. Удовлетворимся констатацией, что оно существует в истории морского змея, чтобы в дальнейшем дополнить ее. Какой бы фантасмагорической она ни казалась, мы не можем ее игнорировать, если хотим без предвзятости пролить максимум света на это темное дело.
Перестановки в южной Атлантике, но на востоке опять ничего нового
Следующие наблюдения снова приводят нас в южную часть Атлантического океана.
Что можно подумать о морском змее, увиденном 16 февраля 1857 года доктором Биккаром и его родственниками с высоты старого маяка Грин-Пойнт на мысе Доброй Надежды? Перед нами — врач, открывший некоторые новые интересные черты морского монстра, но, без сомнения, он был слишком поглощен стрельбой из карабина в бедное животное, пока полностью не опустел магазин. Свидетельство этого очевидца состоит из следующих скупых деталей:
"…Расстояние, которое отделяло животное от берега, не превышало 200 метров. Его длина была около 60 метров, но я не могу ничего сказать о его толщине, была видна только его передняя часть. Голову он лишь моментами приподнимал, поэтому я видел ее неясно. Я видел гребень в верхней части головы, но не смог разглядеть глаз, несмотря на близкое расстояние и превосходный бинокль. Цвет его был темный, лишь на голове различались белые пятна".
Что могло заставить доктора Биккара принять так называемый «гребень» за голову животного, ведь он похож на все, что угодно, только не на голову? Что касается тела, которое на рисунке изображено странно скрученным, действительно ли оно было видно, или его местонахождение определялось по волнам?
Надеемся, что доктор Биккар знал анатомию человека лучше, чем строение змей.
Предоставим лучше слово судовым журналам британских кораблей с их уверенной четкостью. В конце 1857 года, ободренный, как и многие другие, прецедентом «Дедала», капитан Джордж Генри Харрингтон отправил выписку из своего судового журнала сначала в министерство сельского хозяйства, а затем в министерство торговли, которое дало добро на пересылку ее в лондонскую "Таймс":
"Корабль «Кастилия», 12 декабря 1857 года, северо-восточная оконечность острова Св. Елены, 10 миль на северо-запад.
Когда я и мои офицеры (Уильям Девис и Эдвард Уиллер) находились на мостике и смотрели в сторону острова, мы заметили большое морское животное, которое высунуло голову из воды примерно в 20 метрах от борта. Затем оно исчезло на минуту-две и снова появилось, открыв нашим взорам свою голову и 3–4 метра шеи. Голова его имела форму буя, и я думаю, она была диаметром около 2,5 метра в самой широкой части. Что-то похожее на сверток или комок мягкой кожи обвивало голову примерно в 60 сантиметрах от вершины.(…)
Корабль шел слишком быстро, и не было возможности точнее определить его размеры, но, насколько мы могли видеть с мостика, оно могло быть длиной не менее 60 метров. Боцман и некоторые матросы, которые наблюдали за животным с мачты, утверждали, что оно было почти в два раза длиннее корабля, из чего следует, что его длина должна быть не менее 150 метров. Как бы то ни было, я убежден, что животное было змеей. Голова ее была темного цвета с белыми пятнами".
Не будем задерживаться на оценках длины животного, очевидно слишком преувеличенных. Самое интересное в этом сообщении — даже интереснее того, что змею видели с расстояния 20 метров, — то замечание, что какой-то "свиток или комок мягкой кожи" обвивал ее голову и образовывал венец на затылке. Вероятно, речь идет о том же, что многие другие очевидцы называли «гривой» или описывали как пучок водорослей, но мы в этом далеко не уверены.
Несмотря на точность описания и несомненную честность свидетельства, сообщение капитана Харрингтона и его офицеров было поднято на смех. Более того, это сделал их коллега. В своем письме в «Таймс» капитан корабля «Пекин» Фредерик Смит заявил, что морской змей «Кастилии», так же как и «Дедала», не что иное, как гигантская водоросль, которую и он сам однажды принял за неведомое чудовище. Возмущенный контр-адмирал Хамильтон сам встал на защиту капитана Харрингтона, чтобы прояснить вопрос. В частности, он сам расспросил главного свидетеля после его прибытия в Лондон. Тот охотно согласился, подробно ответил на все поставленные вопросы и предоставил все желаемые гарантии своей искренности и полнейшей невозможности мистификации. Это не помешало капитану Смиту выразить новый сарказм по этому поводу. Мы уже убедились выше, что из двух капитанов плут не тот, на которого могут подумать незнающие люди.
Еще через шесть недель морской змей, отличный от предыдущего, а скорее всего вообще новый, был замечен между островом Святой Елены и Кейптауном капитаном Саклингом с корабля «Карнетик». Капитан описывает змея как "большой шест, выступающий над водой на 9 метров". Настоящее змееподобное существо никогда бы не могло подняться на эту высоту!
А затем — смена декораций: два следующих сообщения пришли из Индийского океана. Неужели мы скоро сможем увидеть героя нашего исследования в океанариуме? До этого, правда, еще далеко. Один из описанных случаев (змей "Бритиш Баннера") оказался, как мы уже показали ранее, явной мистификацией. И до нас не дошло никакого описания второго, которого вроде бы видели в Малаккском проливе, между сторожевыми бригами индийского военного флота «Кришна» и «Менкс». Этот объект длиной от 15 до 30 метров мог быть и чем-нибудь другим, а не только морским змеем…
Большие писатели и научные журналы признают монстра
Британский период морского змея достиг своего апогея в 1860 году с публикацией книги видного естествоиспытателя викторианской эпохи Филиппа Генри Госса "Роман естественной истории". Этот классический труд, произведение ученого и поэта, так же хорошо написан, как и документирован.
Этот романтический, исключительно тонкий ум посвятил целую главу своей книги существованию того, кого называют "Great Unknown", "великим Незнакомцем". Никто не пожалеет, что крайний шовинизм заставил его отбросить все иностранные свидетельства и привлечь только "свидетелей английского происхождения, известных своей честностью и положением в обществе, большинство из которых были офицерами военного флота ее величества" (он цитирует и семерых офицеров, свидетельства которых мы уже рассмотрели). Нет нужды представлять здесь произведение Госса как апологетику морского змея. Действительно, все приведенные им аргументы нашли место в нашей книге. Часто нам достаточно только его точки зрения при идентификации чудесного зверя.
Рассортировав различные свидетельства и отделив вероятные появления именно морского змея от ошибочных наблюдений или известных объектов, рассмотрев также возможность существования очень больших китообразных и огромных угрей, писатель-натуралист пишет:
"Нам остается рассмотреть гипотезу, выдвинутую г-ном Э. Ньюменом, г-ном Моррисом Стерлингом и "F.G.S", согласно которой морской змей является близким родственником таких необычных животных, как эналиозавры или морские ящеры, окаменевшие скелеты которых находятся в таком множестве в отложениях юрского периода".
И после вполне здравых рассуждений автор делает вывод: "Я должен признаться, что сам склоняюсь к этой гипотезе больше, чем к какой-нибудь другой".
Поставив вопрос, не может ли морской змей быть "в основном плезиозавром, который являлся бы далеким и огромным потомком плезиозавров", он продолжает:
"Я не нахожу такое предположение невозможным, если иметь в виду, что свидетели, которые утверждают, что видели морского змея, часто указывают на наличие у него «гривы» или другого колышущегося украшения. Трудности получаются скорее от незнания, чем от противоречия реальности. Мы не знаем, была ли снабжена гладкая кожа эналиозавра подобным украшением, и я не вижу непреодолимых причин ее наличия. Самый ближайший пример, который я могу привести, — хламидозавр, большая наземная австралийская ящерица, шея которой снабжена воротником из тонкой мембраны. Она может складываться и расправляться, подобно крыльям или плавникам, на значительном расстоянии от тела животного".
Вот, во всяком случае, сравнение, которое превосходно объясняет "что-то вроде свитка или комка мягкой кожи" капитана Харрингтона.
Мы обязаны Чарлзу Гуду, сыну известного зоолога и художника-анималиста австралийской фауны Джона Гуда, описанием встречи с морским змеем, также имевшим подобный воротник. Этот случай приведен в другой известной книге британского периода — "Мифические чудовища" (1886). Автор этого произведения пытался доказать, что "многие животные, считающиеся мифическими и в течение столетий являвшиеся основой для легенд и сказок почти всех народов мира, являются в действительности субъектами естественной истории и могут рассматриваться не как плод возбужденного воображения, но как животные, которые действительно существовали и от которых — увы! — остались только неясные и искаженные описания, дошедшие до наших дней сквозь толщу веков".
В этой замечательной книге одна глава полностью посвящена морскому змею, который, по идее автора, не только существовал когда-то, но и живет сейчас. Эта глава исключительно хорошо документирована: кроме многочисленных свидетельств, взятых из больших статей или монографий по этой проблеме, приводится десяток случаев, больше не встречающихся нигде в другом месте. Это происходило потому, что многие сообщения были направлены прямо автору во время его длительного пребывания на Дальнем Востоке. Так, когда он находился в Сингапуре в 1880 году, он получил сообщение от капитана Андерсона, в то время служившего в компании Р. & О. первым помощником на корабле "Плуто".
"Капитан меня уверяет, — пишет автор, — что два раза видел большого морского змея. Один раз у берегов Уэссана, когда служил помощником капитана на корабле «Дельта» в 1861 году. Из-за опасений насмешек не было сделано никаких записей в судовом журнале и ничего не сообщалось в газеты. В тот раз вся команда корабля видела монстра. Он находился на расстоянии 5 (?) миль (8 км) от корабля, и выступающая из воды часть его тела составляла примерно 5 метров. Он был похож на змею, но с большим воротником вокруг шеи. Он, вероятно, плыл вперед, и голова его совершала движения взад-вперед, как у змеи. Виден был он в течение четверти часа".
Присоединимся к удивлению Гуда насчет расстояния, на котором этот монстр был виден (конечно, здесь ошибка). Кроме того, если при своем движении змея покачивает головой, то это движения в боковые стороны, а не "взад-вперед".
Еще один раз змея с воротником была описана у западного берега Африки офицером почтового судна «Афинянин». Это сообщение попало к нам из письма, которое этот офицер отправил своему другу в Лондон:
"Можно теперь отбросить всякий скептицизм, — пишет он, — что касается существования морского змея. 6 мая (1863 г.) королевское почтовое судно «Афинянин» встретило его на траверзе Тенерифе. Примерно около 7 часов утра боцман корабля Джон Чейпл, находясь на мачте, увидел что-то, двигающееся в направлении корабля. Он указал на этот объект священнику Смиту и еще одному пассажиру, которые находились на палубе. Приблизившись к пароходу, существо оказалось огромной змеей 30-метровой длины, темно-бурого цвета. Голова и хвост ее выступали из воды, а тело находилось под водой. На голове у нее было нечто, похожее на гриву или пучок водорослей. Толщина тела была примерно как у нашей главной мачты. Разрешаю вам опубликовать это письмо в газете, если захотите".
Что и было сделано (в «Зоологе» и в "Иллюстрейтед Лондон ньюс"), к величайшему нашему удовлетворению. Действительно, это один из редких случаев, когда хвост животного был виден. Не считая чудовища «Альфы», которое, скорее всего, было огромным угрем, до тех пор не насчитывалось и шести подобных случаев.
Замечательно, что в пяти из семи этих случаев хвост описывается как змеиный, то есть длинный и тонкий. В тех же пяти случаях и многие другие подробности описывались достаточно одинаково. Три раза тело было утолщенным, в отличие от шеи и хвоста. Это исключает возможность того, что речь действительно идет о змее или даже об угре. Кроме того, грива была упомянута три раза, а в четвертом случае кожа описывалась покрытой шерстью, что выдает млекопитающего. Еще два раза животное выпускало фонтан, как кит.
Короче, в этих пяти случаях очевидцы имели дело с гривастым морским змеем типа супервыдры, с относительно короткой шеей, но длинным хвостом, о которой певец Гренландии Ханс Эгеде оставил нам великолепное описание и замечательные наброски.
Можно ли говорить, что другие виды морских змеев не имеют таких хвостов? Было бы дерзостью утверждать это до сего дня, так как трудно описывать форму этой части тела морского животного, если она никогда или очень редко появляется над водой. Но надо признать, что в двух оставшихся случаях, когда морской змей показывал свой хвост над волнами, он имел немного другой вид и каждый раз сильно отличался.
Единственный вывод, который можно сделать, — это то, что морские монстры типа супервыдры более расположены показывать свой хвост над водой, без сомнения, потому, что он у них длиннее, чем у других. Этим свойством обладают и животные, более гибкие во всех плоскостях, то есть млекопитающие, что согласуется и с их такой особенностью, как наличие шерсти.
В Великобритании к тому времени, под давлением множества ясных и тщательно собранных свидетельств, предоставленных уважаемыми людьми, честность которых не подлежала сомнению, многие естествоиспытатели втягивались в изучение тайны морского змея. Отныне невозможно было отделаться простым пожатием плечами или шуточками. Все эти свидетели не могли врать. И даже если они случайно ошиблись, что же тогда они видели? Надо было найти удовлетворительный ответ хотя бы на этот вопрос.
Среди британских журналов, освещающих вопросы естествознания, «Зоолог» Эдварда Ньюмена недолго оставался единственным, постоянно и серьезно обсуждавшим на своих страницах проблему морского змея. С 1870 года к нему присоединился журнал "Ленд энд уотер", который издавал уважаемый натуралист, сын великого геолога Уильяма Бакленда, Френк Т. Бакленд, в то время инспектор министерства рыболовства. Еще через два года примеру «Зоолога» последовал и великолепный «Нейчур», процветающий до наших дней. В номере от 5 января 1878 года в "Ленд энд уотер" другой именитый писатель-натуралист, доктор Эндрю Вильсон, опубликовал небольшую статью о морском змее. И в ней мы находим историю поимки в 1863 году змееподобного чудовища, которая — о чудо! — имеет все признаки правдивости.
Морской змей, пойманный в Китае
Настоящее сообщение является частью записи в судовом журнале шхуны «Бевер», принадлежавшей Адаму Смиту и находившейся под командой капитана Бойля. Запись сделана 2 августа 1863 года. Все произошло "на восточном побережье Китая около Хамаи" (скорее всего, на юго-восточном).
"Я бросил якорь почти в полночь, примерно в 2 милях от порта, — пишет капитан. — В половине третьего, сегодня утром, я сошел на берег с пятью китайцами. Люди в деревне, находившейся почти в 3 милях вверх по реке от нашей стоянки, были возбуждены. Я никак не мог понять, что случилось. Немного позднее у реки я увидел местных жителей, окруживших что-то, но я не мог разглядеть, что именно. Сначала я подумал, что они вытащили на берег ком грязи из реки, которая в этом месте была шириной не более 6 метров. Но когда я немного приблизился к толпе местных жителей и присоединившимся к ним китайцам, которые пришли со мной, то увидел, что предмет, который там был, похож на большую рыбу. Она была еще жива. Я подошел еще ближе и некоторое время с любопытством рассматривал морское чудище. Вокруг собралось не менее 3000 местных жителей вместе с детьми, каждый был вооружен — кто топором, кто копьем, ножом или гарпуном. Большая часть из них наносила удары своим оружием по монстру. Пока я обошел эту толпу с другой стороны, им удалось отрезать часть, примерно 12-метровой длины, со стороны хвоста, похожего на змеиный, где была самая маленькая толщина. Я попросил отрезать для меня ее голову, сказал, что дам им за это 500 монет (около трети доллара в то время), чтобы рассмотреть его пасть. Это предложение было с радостью принято, хотя некоторые стояли около меня, тяжело дыша от такой нелегкой работы. Я спросил у них, как эта рыба попала сюда. Они ответили, что она сама приплыла, а они уже увидели ее на мелководье, бьющейся в страшных конвульсиях, поднимающей фонтаны песка и воды. Сначала все испугались, но затем самые смелые из рыбаков решились подойти к ней и крикнули остальным, что это большая рыба и она в их власти. Это ободрило присутствовавших, и они бросились на нее, вооружившись всем, что попало под руку, чтобы отрезать себе кусок. Пока я разговаривал с местными жителями, голова чудовища была отрезана, но при этом сильно обезображена. Я выволок ее на берег и открыл пасть, чтобы ознакомиться с ее содержимым.
Я увидел, что она совершенно такая же, как у змеи, но несет в себе три ряда мягких, как казалось, зубов. Все они были одинакового размера. Они были подвижными, то есть я мог легко отогнуть их к губам. Около входа в глотку я обнаружил странную субстанцию в форме колосников, очень твердую. Она была покрыта чем-то вроде красноватой кожицы, что заставило меня подумать, что это чудовище питалось планктоном. Морда была плоская, глаза похожи на поросячьи, кожа толщиной около 4 сантиметров и чрезвычайно твердая, серо-голубого цвета. Я думаю, в этой рыбе было несколько тонн жира. Длина ее была около 27 метров. Так как моя обувь промокла, да и солнце палило нещадно, я вынужден был уйти, иначе бы остался до самого конца, пока туша не была бы разделана и взвешена, но это было выше моих сил. Поэтому я не знаю ее истинного веса".
15 августа капитан Бойль сделал еще одну запись: "Я сошел на берег в сопровождении боя и не нашел ни малейшего следа морского монстра".
Предоставим доктору Вильсону возможность прокомментировать это сообщение:
"Что касается природы животного, о котором идет речь, трудно сказать что-нибудь определенное. Упоминавшиеся детали мало что говорят с зоологической точки зрения, одно исключение — зубы. Примечательно: капитан Бойль отметил, что зубов было много, они были одинаковыми и подвижными. Эти черты указывают на несомненную принадлежность существа к рыбам, а "твердая субстанция в виде колосников" в пасти, вероятно, являлась частью дыхательной системы или языка или, скорее, их развитием".
Вот мы и опять возвращаемся к гипотезе большой змееобразной рыбы. Идет ли речь снова о неизвестной рыбе класса хрящевых, как это предполагалось в случае со зверем из Стронсы? Некоторые детали наводят на эту мысль: во-первых, огромная длина, едва ли не самая большая из всех у этой группы животных; плоская морда; три ряда зубов; питание планктоном, которое мы видим уже у гигантской и китовой акул, самых больших из известных представителей этого класса, живущих до сих пор. Глаза выпуклые и похожие на глаза свиньи (глаза акулы не такие круглые и безразличные, как у других рыб).
Но хвост у акул не такой простой, как у змей, а с двумя лопастями. Хотя у некоторых видов верхняя лопасть такая большая, а нижняя такая маленькая и неразвитая, что хвост животного мог показаться таким же утончающимся к концу, как у змеи.
Отметим это и, несмотря на три ряда зубов, не будем окончательно отбрасывать идею об огромном угре, которая хорошо согласуется с общими чертами пойманного животного. Кажется, что киты и акулы приговариваются самой природой питаться планктоном, как только они превзойдут определенный размер. Возможно, что и угри, и мурены длиной больше 25 метров переходят на такой же режим питания, чтобы выжить.
Внук мятежника с «Баунти» открывает дверь в южную часть Тихого океана
После 1863 года девять лет морской змей не напоминал о себе, за исключением одной ошибки и одной мистификации. Между тем начиная с 1815 года его регулярно встречали почти каждый год, а то и по два раза. И вот внезапно его окутывает длительное молчание.
В действительности такое молчание объясняется только отсутствием информации. Так, в научном годовом отчете философского общества в Ливерпуле за 1877 год появилось сообщение, что морского змея вроде бы видели в 1870 году в южной части Тихого океана. Это произошло в совершенно новом районе, в окрестностях острова Норфолк, а главным свидетелем является китобой Джон Адаме, внук боцмана с «Баунти», того самого мятежника, который основал вместе с местными жителями на острове Питкерн небольшую колонию, существующую и в наши дни. Нет ничего удивительного в том, что эта встреча, происшедшая на обратной стороне Земли, так долго оставалась неизвестной в западном мире. Известие о ней пришло с письмом, отправленным 7 января 1874 года одному из членов военного совета королевского флота мистеру Дж. Л. Палмеру:
"Что касается морского змея, которого видели в этих местах, я вам расскажу, как было на самом деле. Должен вас предупредить, что здесь, при охоте на китов, когда ничего нет в поле зрения, мы идем под парусом, внимательно осматриваясь. 15 октября 1870 года легкий ветер дул с юго-востока и наше судно находилось примерно в миле от берега, когда наблюдатель заметил теленка (так здесь зовут молодых китов) примерно на расстоянии полутора миль от нас с левого борта. Мы взяли курс к нему, и, когда оставалось около 100 метров до предполагаемого теленка, наблюдатель сказал: "Я не могу разобрать, что это такое. Я до сих пор ничего похожего не видел, но это, несомненно, животное. Его спина виднеется из воды, и от него расходятся волны". — "Прекрасно, — ответили ему, — следи за ним хорошенько". Судно продолжало движение и приблизилось уже на расстояние нескольких десятков метров, как вдруг наблюдающий закричал: "Смотрите! Это морской змей!" И было на что посмотреть. Корабль прошел почти в метре от него, и это был настоящий морской змей. Профессор Оуэн или любой другой профессор естественной истории может сколько угодно заявлять, что ничего подобного не может быть, но в метре от борта, прямо перед нашими глазами, находилось живое опровержение его теории. Когда мы его увидели в первый раз, я подумал, что оно спит. Голова лежала на поверхности воды, а тело кольцами оборачивалось вокруг. Я ясно различал хвост монстра, опускавшийся на 4 или 6 метров под воду. Когда мы вплотную приблизились к зверю, если его можно так назвать, он поднял голову над водой, посмотрел на нас, затем медленно вытянулся и легко поплыл в сторону. Я не могу точно назвать его длину, но, на мой взгляд, она была от 9 до 12 метров. Кожа у него была рыжеватого цвета, а толщина тела составляла 30–45 сантиметров в диаметре. Мы плавали вокруг острова почти каждый день в течение 18 лет, но никогда не видели подобного существа ни до того, ни после этого случая".
Подтверждение истинности этого происшествия пришло с совершенно другой стороны. 21 августа 1883 года капитан военного флота Маркус Лоутар послал капитану Древару, который только что сообщил о встрече со змеем, письмо со словами поддержки (они требовались в тех обстоятельствах). Он и передал ему историю, которую когда-то услышал от своего друга Джона Адамса, и добавил: "Я его знаю, он неспособен на ложь".
Надо признать, что рассказ потомка мятежника с «Баунти», если принять его за правду, немного сбивает с толку. Ведь существо, способное сворачиваться кольцами и без лап, которых наш свидетель не видел в прозрачной воде, должно быть, скорее всего, настоящей змеей! Неужели в самом деле существуют морские змеи десятиметровой длины?
Конечно, можно было бы обвинить Джона Адамса во лжи и грубых инсинуациях по принципу: "Разве внук мятежника с «Баунти» может заслуживать доверия?" Но было бы нечестным обвинять кого-то во лжи только потому, что его слова не соответствуют каким-то нашим представлениям.
Можно посчитать, что Джон Адамс ничего не видел, и оставить морского змея в его длительном молчании. Так же, как и он, отдохнем, переведем дыхание и прокрутим в уме череду неизвестных науке морских чудовищ, которых мы повстречали за первую половину британского периода: доисторических ящеров с воротниками или развевающимися гривами, гигантских угрей, монстров с зобами и китообразных сколопендр, мант, пятнистых, как леопард, и супервыдр, морских коней и рыжих змей…
Лучшие художники, рисовавшие "Искушение змеем св. Антония", не обладали таким богатым воображением, как простые моряки.
Или как само море, кишащее самой разнообразной живностью…
Глава 8
БРИТАНСКИЙ ПЕРИОД (ВТОРАЯ ЧАСТЬ: 1871–1891), ИЛИ МОРСКОЙ ЗМЕЙ-КОСМОПОЛИТ
Хорошо быть морским змеем. Нет никакой гордыни, не надо заботиться о своем престиже. Девять лет молчания и забытья — это слишком много для звезды, которая не сходила с афиш почти полвека. Особенно если ее вспоминают только в связи с какой-нибудь ошибкой или мистификацией. Как в тот день 1870 года, когда капитан Слокам со шхуны «Саладин» увидел то, что, несомненно, было мертвым китом, плававшим по воле волн вверх брюхом, наполненным газами, выделяющимися при разложении. Тот случай пресса, конечно не без усмешек, объявила возрождением морского змея. Надо же до такого дойти: принять этот надутый пузырь за его величество повелителя океанов!
Было и хуже. В 1872 году директор Лейденского музея Герман Шлегель пошел еще дальше и заявил, что еще в 1837 году он «доказал» принципиальную невозможность существования такого гигантского животного, как морской змей! Действительно, в 1837 году в своей книге "Эссе о видах змей" он с видимым удовольствием несколько раз повторил, что наш герой не что иное, как иллюзия, основанная на наблюдениях стаи морских свиней, плывущих гуськом.
Такое положение не могло долго продолжаться. Пора было готовить триумфальное возвращение. Первая попытка — увы — была не очень убедительной.
Весной 1872 года известный судовладелец и уважаемый в Ливерпуле торговец мистер Дж. Ф. Уолтью передал в новый английский журнал «График» следующее сообщение, полученное им от капитана Хасселя, командовавшего норвежским барком "Св. Олаф", который шел из Ньюпорта в Техас.
"За два дня до прибытия в Гальвестон, — сообщал капитан, — мы находились в точке с координатами 26°52 с. ш. и 91°20 з. д. В 4 ч. 30 мин. пополудни 13 мая, когда погода стояла тихая и море было спокойно, я увидел стаю дельфинов, обгоняющую корабль. Примерно через две минуты один из матросов закричал, что наблюдает с подветренного борта что-то, похожее на перевернутую бочку. Затем другой сообщил, что видит что-то, похожее на поднимающегося из воды человека огромного роста. Когда мы приблизились, перед нами предстала огромная змея, которая подняла голову из воды примерно в 60 метрах от корабля. Она спокойно лежала на поверхности воды, и движения ее были как у обыкновенной змеи. Мы не могли видеть ее целиком, но та часть тела, что была открыта нашим взглядам, растянулась примерно на 20 метров и была везде одинаковой толщины, за исключением головы и шеи, которые были тоньше. На спине у нее виднелись четыре плавника, а вся спина была желто-зеленоватого цвета с коричневыми и белыми пятнами. Весь экипаж наблюдал за ней почти десять минут, пока она не удалилась. Диаметр ее был не менее 1,8 метра. Один из офицеров сделал карандашные наброски змеи, которые дают ясное о ней представление".
Доктор Удеманс оценил это сообщение как мистификацию или, по крайней мере, оптический обман. По его мнению, то, что капитан Хассель и его команда видели — если они вообще что-нибудь видели! — было четверкой дельфинов, плывших друг за другом, и только первый из них время от времени поднимал над водой голову. Подобное поведение, правда, не является обычным для дельфинов. Более того, если бы какие-нибудь дельфины, двигаясь гуськом, действительно могли некоторое время изображать морского змея, свидетели, которые только что видели их стаю, были бы последними из тех, кто ошибся. Поэтому предположение о простой и чистейшей воды мистификации наиболее вероятно.
Возможно, голландский зоолог имел основания не поверить капитану Хасселю, но аргументы его не совсем справедливы. Это не потому, что морской змей с четырьмя спинными плавниками не соответствует теории, что он похож на мифическое чудовище, что он обязательно плод воображения или иллюзии. Мы должны признать, что монстр "Св. Олафа" очень похож на змея со множеством крылышек, которого уже дважды видели у берегов Южной Африки, с борта «Бархема» в 1852 году и с «Принцессы» в 1856-м. Подобных мы встретим еще не раз и в дальнейшем.
Надо честно признать, что карибской неудачей наш герой немного подпортил свое возвращение. К счастью для него, он вскоре с лихвой реабилитировал себя, появившись в августе перед глазами одного английского лорда, совершавшего морскую прогулку на своей паровой яхте. Конечно, это случайное появление не было таким длительным, как представление, какое он дал летом 1819 года у побережья Массачусетса, на глазах большой толпы зрителей (в Америке, надо заметить, все самое большое). На этот раз его появления в ряде заливчиков западного побережья Шотландии продолжались только пять дней, но зато его там видели очень важные персоны.
Эти посещения морского змея имеют для нашей истории крайнюю важность, так как открывают новую фазу в британском периоде морского змея: этап его вторжения на территорию самой метрополии, или, точнее, фазу признания его достаточно частого присутствия в водных пространствах, омывающих Великобританию. До 1872 года, за исключением свидетельства его преподобия Маклина, который видел морского змея во внутренних водах Гебрид, ходили только неясные слухи о якобы появлении странных животных в территориальных водах Британии. И вот в течение 16 лет вдруг поступает в общей сложности 16 достаточно подробных сообщений.
В надлежащим образом описанном прорыве большого змееподобного существа в пролив Слит надо видеть не только начало нового, более «домашнего» этапа в британском периоде, но и первые решительные шаги шотландского периода, который мы переживаем сейчас и звезда которого — лохнесское чудовище.
Божьи слуги выступают на стороне морского змея
Для нового слушания вызовем к барьеру сначала главных свидетелей: преподобного Джона Макрая, пастора из Гленельга, и преподобного Девида Твопини, викария из Стокбери в Кенте. Предоставим им слово:
"20 августа 1872 года мы покинули Гленельг на маленьком суденышке «Леда» для посещения Лох-Урна. В нашей группе, кроме нас, были две дочери пастора Макрая — мисс Форб и мисс Кэтти, его внук мистер Джильберт Богль и слуга. Наш путь пролегал через пролив Слит, который разделяет остров Скай и Большую землю. Средняя его ширина в этом месте около трех километров. Погода стояла тихая, солнечная и безветренная, море было совершенно спокойным.
Когда мы плыли на веслах по проливу, мы заметили темную массу в воде, примерно в 200 метрах позади, в северном направлении. Пока мы рассматривали ее в бинокли (на борту их было три пары), еще одна темная масса, похожая на первую, поднялась слева от нее на небольшом расстоянии, затем третья и еще одна, все через равные интервалы. Мы ни минуты не сомневались, что речь идет о живом существе. Оно пересекло наш след и исчезло. Вскоре первая масса, которая, наверное, была головой, появилась снова, и затем возникли другие массы, как и в первый раз.
То их появлялось три, то четыре, пять или шесть, а потом они опять погружались в глубину. Когда существо всплывало, сначала показывалась «голова», а затем остальные темные массы появлялись через равные промежутки, постепенно проявляясь в толще воды. Когда же оно погружалось, эти массы пропадали одновременно и сразу, иногда оставляя лишь одну голову.
Создавалось впечатление, что чудовище изгибало спину, подставляя ее солнцу. Не было видно никаких признаков зигзагообразного движения: когда массы погружались, другие в просветах между ними не появлялись. Самое большое число этих масс, которое нам удалось насчитать, было равно семи, то есть всего восемь вместе с головой(…). Разные части отделялись друг от друга расстоянием, равным собственной длине, голова была меньше и более плоская, чем остальные, а нос животного едва показывался из воды. Мы не видели, чтобы голова полностью поднималась над водой, ни в тот день, ни в следующий и поэтому ничего не можем сказать о глазах. У нас не было возможности точно определить и длину существа, но приблизительно, если считать, что расстояние между соседними массами было около 1,8 метра, вся длина видимой части тела могла быть 14 метров.
Пока мы рассматривали существо, оно вдруг двинулось в нашу сторону, разведя на воде большую волну. Почти все его тело скрылось под водой, и лишь голова быстро приближалась к нам в окружении облака брызг. Не видно было ни с помощью чего оно плыло, ни как дышало. Мисс Форб Макрай испугалась и спряталась в каюте с криком, что чудовище напало на нас. Когда существо подошло к нам на расстояние примерно 100 метров, оно внезапно нырнуло и удалилось в направлении острова Скай, все время находясь под водой, так что мы могли следить за его передвижением только по волнам, которые поднимались на гладкой поверхности воды. Отплыв на расстояние около мили, оно снова появилось на поверхности и продолжило свои эволюции до тех пор, пока мы находились в этой части пролива. Но в этот день мы не видели его больше так близко и четко, как в первый раз. В один из моментов мисс Форб и мистер Богль вроде бы заметили появившийся позади головы плавник, но мы в это время не смотрели.
Возвращаясь на следующий день, мы снова попали в штиль в северной части Лох-Урна, там, где ширина его достигает примерно 5 километров. День стоял такой же теплый и солнечный, как и накануне. В тот момент, когда мы медленно плыли во второй половине дня, существо снова появилось с южной стороны, у берега, но дальше, чем вчера. Теперь оно казалось тремя или четырьмя продолговатыми(…) линиями и длина его представлялась гораздо большей. По нашему мнению, она была около 18 метров. Вскоре существо начало движение и, оставляя на поверхности только небольшую часть спины, как и прежде, поплыло в сторону Лох-Урна.
Еще немного позднее, когда мы на веслах дошли почти до острова Сандайг, эта тварь внезапно преградила нам путь примерно в 150 метрах впереди. Она плыла с большой скоростью, и только черная голова виднелась сквозь прозрачную воду да позади тянулся след потревоженной воды".
Во второй половине дня, пока экскурсанты плыли в северном направлении проливом Слит, животное оставалось в поле зрения до самых сумерек. К рассказу о том, что они видели своими глазами, наши два священнослужителя добавили несколько случаев, наблюдавшихся другими людьми, правдивость слов которых они гарантируют:
"В Кайлере прохожие видели его с обоих берегов пролива плывущим с большой скоростью вечером 21 августа, и очевидцы слышали, как он плескался в воде. Они сначала подумали, что это стая дельфинов, но их удивила скорость, с которой они плыли. Мистер Финли Макрай находился 21 августа на корабле в проливе Лох-Урн и вместе с другими пассажирами видел существо с расстояния 150 метров.
23 августа Александр Макмиллан, инженер с верфи в Дорни, ловил рыбу у входа в залив Лох-Дич между Драйдагом и Кастледонаном, когда увидел животное достаточно близко, чтобы слышать, как оно плещется, и видеть след на воде. Он утверждал, что позади головы виднелись три или четыре темные массы или «полусферы», как он их назвал, которые то поднимались, то опускались одновременно. Он оценил длину существа от 18 до 24 метров. Он также встречал его в два последующих дня. Во всех этих случаях вместе с ним был его брат Фаркуар. Они оба сильно испугались и поспешили пристать к берегу.
Одна дама из Дьюсдала, расположенного на побережье пролива Скай, говорила, что рассматривала море в бинокль, когда увидела странный предмет, похожий на цепочку из восьми тюленей, плывущих один за одним. Это случилось почти в то же время, когда его видели и мы.
Мы также узнали, что похожее существо видели у острова Эйг, примерно в 32 километрах от Лох-Урн".
Чтобы покончить со свидетельствами этого появления морского змея около острова Скай, добавим, что 22 и 23 августа лорд Макдональд и его гости, приглашенные им на борт своей паровой яхты — среди гостей был преподобный Мак-Нейл, пастор со — Скай, — видели зверя еще два раза в Лох-Урн.
Кроме свидетельства этих двух очевидцев, которое появилось в «Зоологе» в мае 1873 года, каждый из них, сразу же после происшествия, опубликовал свои собственные показания: пастор Макрай — в августовском номере "Инвернесс курьер" за 1872 год, преподобный Тупени под скромной подписью "Т. Т". — в "Ленд энд уотер" в следующем месяце.
Первый из них, которого его коллега называл "большим знатоком зоологии", предпослал своему рассказу критические замечания относительно ценности своего свидетельства и предложенного им вывода о возможной природе существа:
"Ни его вид, ни способ передвижения ни в малейшей степени не указывают на его принадлежность к китообразным, акулам или другим известным науке рыбам. В случае, если кто-нибудь из ваших читателей вообразит, что я рассказываю сказки, вы можете поставить под этим сообщением мое полное имя. Я думаю, что среди очень большого круга людей, которые меня знают, не найдется ни одного, кто сможет заподозрить меня в том, что я могу выдать за истинную правду то, в чем сомневаюсь. Все подтвердят, что я достаточно хорошо знаком с обитателями моря, чтобы не узнать кита, акулу, морскую свинью или плавающую бочку, если я их увижу".
Другие свидетели также предоставили прессе короткие описания своих наблюдений. Мисс Кэтти Макрай и ее сестра мисс Форб позднее передали свои наблюдения доктору Удемансу. Мистер Богль напечатал свои впечатления в номере "Ньюкастл уикли кроникл" от 23 декабря 1877 года.
Можно не приводить полностью эти различные сообщения, впрочем достаточно короткие, тем более что они почти повторяют друг друга в мельчайших деталях.
Перед такой кучей совпадающих свидетельств инспектор Фрэнк Т. Бакленд вынужден был признать, что обнаруженное животное не может быть помещено ни в одну категорию известных науке животных, к которым причислял морского змея профессор Оуэн, его идол в вопросах зоологии: ни к тюленям, ни к морским свиньям, ни к морским черепахам, ни, наконец, к плавающим стволам деревьев, облепленным ракообразными. На этот раз он не считал также, что это был огромный морской угорь, как он предположил предыдущий раз, но все еще не отбросил идею, что это могла быть рыба-ремень или сельдяной король, с той оговоркой, что: "Рыба-ремень и угорь при движении совершают зигзагообразные движения в горизонтальной плоскости, а все свидетели утверждают, что животное изгибалось в вертикальной. Однако плоские рыбы совершают похожие движения, поэтому это мог быть какой-нибудь вид глубоководных рыб".
Свидетели не могли с уверенностью сказать, что "не было никакого зигзагообразного движения". Предполагаемые вертикальные изгибы могли быть следствием как анатомического строения животного, так и способа его передвижения. Но Бакленд, который, казалось, был настроен видеть в любом появившемся морском чудовище только разновидность известного научному миру животного, не принимал это во внимание. Он предпочитал верить в пьяную или полупарализованную рыбу-ремень, плавающую на боку, или в рыбу, являющуюся плодом воображения страдающего манией величия рыбака, только потому, что эта рыба не вписывается ни в одну категорию животных, подлежащих его инспектированию.
В любом случае описанное существо не имеет ничего общего ни с рыбой-ремнем, ни с какой другой плоской рыбой, что является достаточным доводом, чтобы не продолжать рассматривать эту безосновательную гипотезу.
Эдвард Ньюмен, издатель «Зоолога», как обычно, был гораздо более осторожен. В 1860 году, после поимки на Бермудах морского змея, оказавшегося совершенно новым видом сельдяного короля, его вера в существование живого плезиозавра была, казалось, несколько поколеблена и он готов был согласиться, что чудовище «Дедала» могло быть все же рыбой-ремнем. Но новая серия наблюдений вернула ему более оптимистический взгляд на проблему:
"Я и раньше считал, что существует большое морское животное, неизвестное науке, теперь я уверен в этом больше, чем когда бы то ни было".
Преподобный Джойс защищает «своего» плезиозавра
Спустя год после памятного появления морского змея в Лох-Урне другое подобное создание четыре раза было замечено у другой стороны Шотландии. Сначала — у берегов Сазерленда. Это был первый случай, когда такое животное появилось у восточного побережья Великобритании.
В середине сентября 1873 года леди Флоранс Левесон Гоув и миссис Кок проезжали по берегу в экипаже примерно в 8 милях к северу от Данробина, когда они заметили в море то, что казалось большим морским животным. "Это определенно морской змей", — решили дамы.
На следующий день, в 7 часов утра, одеваясь к завтраку, доктор Сутар из Голспи увидел плывущее вдоль берега существо длиной 12–15 метров. Оно подняло над водой голову на длинной шее примерно на 1,5 метра. За завтраком доктор заявил своим домочадцам: "Если бы я верил в морского змея, я бы сказал, что видел одного сегодня утром".
Затем настала очередь преподобного Джеймса Джойса, местного пастора, археолога-любителя и человека с научным складом ума, встретиться с чудесным гостем. Узнав, что он не первый, с кем это случилось в эти дни, он сообщает об этом своему другу доктору Мейнарду, который также знаком и с доктором Сутаром, следующее:
"На следующий день, в полдень, я увидел в бинокль, примерно в 800 метрах от берега, нечто, плавающее на поверхности моря. Это, скорее всего, была туша мертвого или умирающего животного. Ее медленно сносило течением вдоль берега. За все время наблюдения существо не поднимало свое тело над водой выше, чем в момент, когда я его заметил, а через некоторое время оно внезапно исчезло под водой. Масса была коричневого и светло-желтого цвета, видимая часть достаточно велика — примерно 2,5–3 метра. Я наблюдал за ней почти полчаса и сделал несколько набросков на листе бумаги".
Преподобный Джойс указывает, что название "морской змей", по его мнению, не очень подходяще, поскольку "существо напоминало ящероподобное создание, родственное плезиозавру". И затем защищает свою идею следующими доводами:
"Хрящевые рыбы австралийских морей (например, акула Порт-Джексона) имеют зубы того же типа, что были у пресмыкающихся юрского периода, и питаются они моллюсками, ракообразными и червями, не изменившимися с каменноугольного периода. Почему бы ящеру той эпохи или какому-нибудь его близкому родственнику не дожить до наших дней в неисследованных районах океана?"
Письмо преподобного Джойса попало в руки мистера Френсиса, главного редактора газеты «Филд», и было переправлено им в «Таймс», в Лондон, с комментариями, из которых ясно, что он ничего не понял об упоминавшейся акуле Порт-Джексона, этого уцелевшего ископаемого юрского периода.
"Было бы удивительно, — пишет он, — если бы животное, о котором идет речь, оказалось в действительности чем-то вроде чудовищного ящера. Кроме того, если бы оно питалось теми мелкими живыми существами, о которых упоминает мистер Джойс, ему понадобилось бы немало времени, чтобы насытиться".
Публикация письма преподобного Джойса вызвала приступ сарказма у Френка Бакленда, в который раз принявшегося объяснять, на этот раз читателям «Таймс», что увиденный морской змей представляет собой на самом деле стадо морских свиней, морскую черепаху, морского угря, рыбу-ремень, стаю птиц, гигантскую акулу, полузатопленный ствол дерева или, наконец, обломок корабельной мачты.
"Я не могу, — добавляет он, — согласиться с теорией мистера Джойса, по которой его морской змей — доживший до наших дней представитель доисторических ящеров-плезиозавров. Мистер Френсис сообщает, что на рисунке у существа видны уши, похожие на лошадиные, но согласно реконструкции мистера Хокинса в "Кристал пэлес", плезиозавры не имели ушей".
Сразу же уточним, что реконструкции мистера Хокинса изобилуют множеством грубых и даже забавных ошибок. Следовательно, они не могут служить доказательством того, что плезиозавры или другие известные науке рептилии не имели наружных ушей. Но, так или иначе, у всех встреченных и принятых за морского змея животных не было ушей. Однако преподобный Джойс никогда и не собирался украшать подобным органом «своего» плезиозавра, это он и подтвердил в категорической форме в своем ответе. Он также выразил удивление, что было опубликовано письмо, которое не предназначалось для печати.
"…Эти два джентльмена говорят, — писал он, — что наш змей имел уши, похожие на лошадиные, и ссылаются на рисунок из моего письма — торопливый набросок, сделанный неопытной рукой. По моему мнению, обсуждаемые выступы больше похожи на рот или полупрозрачные, полукруглые створки расположенных на конце головы ноздрей. Глазные впадины отстоят гораздо дальше сзади, и их блеск вместе с внезапным исчезновением были единственными признаками жизни этого существа за все то время, что я за ним наблюдал".
Не ставя под сомнение очевидную компетентность преподобного Джойса в вопросах зоологии, стоит обратить внимание на то, что он назвал створками ноздрей. У некоторых типов морских змеев они описываются часто как уши или рога, но мы встретим однажды и очень изобретательное объяснение: это дыхательная трубка, шноркель, позволяющая дышать животному, оставаясь под водой.
Через месяц после встречи пастора-натуралиста со змеем, 18 ноября 1873 года (время необычно позднее для этого вида живых существ), отличный от предыдущего морской змей появился примерно в 250 километрах южнее, в заливе Ферт-оф-Форт, где за его перемещениями наблюдала целая толпа зевак числом в 120 человек.
Один из них, которого позвал возбужденный приятель, воспроизвел происшествие в том порядке, в каком его впоследствии описала газета "Скотсмен":
"Почти на середине залива Белхавен, примерно в 400 метрах от того места, где мы находились, в воде виднелось "черное, длинное и большое животное", похожее на ящера, описанного мистером Джойсом. В первый момент, когда его заметили, оно двигалось в сторону берега. Его голова и некоторые части тела были видны над водой. Подплыв к берегу, оно развернулось на запад и продолжало движение в этом направлении довольно долгое время. Иногда казалось, что оно вытягивается во всю длину. В эти моменты его голова и хвост одновременно показывались из воды, и только небольшая часть тела в середине оставалась погруженной. Однако гораздо чаще движения его были волнообразными, на поверхности тогда были видны одновременно два или три кольца тела. Для наблюдателей, находившихся на том расстоянии, эти кольца казались извивами змеи, так как между водой и нижней поверхностью тела ясно был виден просвет. Время от времени существо ныряло и тогда скрывалось полностью под водой, но оставалось там каждый раз не более двух минут, не показывая над поверхностью ни одной части своего тела. В вытянутом состоянии его длина достигала, вероятно, 30 метров при толщине 60–90 сантиметров. Возможно, размеры его были и больше. Оно оставалось в поле зрения почти четверть часа, и все окружающие имели прекрасную возможность следить за его движениями".
Знаменательные свидетели: два будущих адмирала
Чтобы представить проблему в истинном свете и без предвзятости, надо иметь смелость приводить факты, содержащие имеющие значение детали, независимо от того, подтверждают они или нет личную теорию автора. Правда, одна только правда, ничего, кроме правды. А теперь бегло просмотрим остальную часть британского периода, по пути отмечая все интересные свидетельства, касающиеся предполагаемого морского змея. Иногда этим именем, словно в насмешку, обзывали животных самого неподходящего вида. В нужный момент мы каждый раз будем обращаться к мнению экспертов.
Перед тем как высунуть нос у восточного берега Шотландии, великий "морской Незнакомец" 20 марта 1873 года появился у Антильских островов. Происшествие это стало достоянием широкой публики только в 1906 году. В этом году редактору "Иллюстрейтед Лондон ньюс" пришла замечательная идея обнародовать недавнюю встречу с морским змеем двух профессиональных зоологов и опубликовать, кроме того, письмо ученого-натуралиста В. П. Пикрафта, подтверждающее существование чудовища. Ободренный свидетельствами таких компетентных специалистов, капитан в отставке Реджинальд Йонг отыскал на дне своего старого сундука судовой журнал фрегата «Оронт» и отправил следующую выписку из него в адрес лондонского журнала:
"20 марта 1873 года, 3 ч. 15 мин. утра. Поломка тяги клапана воздушного насоса. Двигатели остановлены в 7 ч. 20 мин. утра. Когда капитан корабля Перри и я находились на палубе, мы увидели нечто, привлекшее сначала наше внимание своей белизной, постепенно поднимавшееся из воды и затем оставшееся в этом положении несколько секунд. Это оказалась голова огромного монстра, своими очертаниями она мне показалась похожей на голову угря. Эта тварь возвышалась над поверхностью воды примерно на 1,5 метра, но я не могу сказать, какая часть его тела оставалась под водой. Капитан направил корабль в его сторону. Я спустился в штурманскую каюту, чтобы взять ружье. Пока я за ним ходил, чудовище погрузилось (как потом сказал мне капитан), чтобы через несколько секунд снова появиться вблизи корабля, почти касаясь его борта, и капитан смог его разглядеть еще лучше. Рыба, казалось, совсем не была обеспокоена близостью корабля, она спокойно развернулась и поплыла в юго-западном направлении, показавшись еще раз или два на поверхности океана до того, как капитан выстрелил в нее из ружья, которое я ему принес. Больше мы чудовища не видели. Из экипажа его видели также боцман Флеминг, сигнальщик Рэнсон и лейтенант Лэнг, находившийся в своей каюте. Он потом говорил, что его внимание зверь привлек сначала звуками своего дыхания. Очевидцы оценивают его длину примерно в 12 метров. Задняя часть головы была черная, горло и брюхо — белые, глаза также белые и расположены глубоко в задней части головы".
В своем письме, отправленном в журнал, капитан Йонг добавляет следующие интересные подробности:
"В этот момент мы только что прошли проход Мона между островами Доминика и Пуэрто-Рико. Погода стояла великолепная.
Капитаном фрегата был Джон Перри, ставший потом адмиралом, имя которого и теперь можно найти в Морском ежегоднике, с припиской — "в отставке". Лейтенант Лэнг — теперь Уильям Меткалф Лэнг, также адмирал в отставке.
Я хорошо помню, что когда адмирал сэр Родней Абанди инспектировал в Портсмуте корабли, он отозвал меня в сторону и подробно расспросил о морском чудовище. Я показал ему и рисунки, которые сделал. Я уверен, что должен существовать его доклад Адмиралтейству об этом происшествии, ведь сохранился же судовой журнал фрегата".
Письмо капитана Кохрейна, также в тот момент находившегося на борту фрегата, отправленное несколько лет спустя своему коллеге капитану торгового флота Джорджу Древару, стало единственным эхом того события. Кохрейн тоже претендует на то, что видел морского змея. Только отношением прессы, которая осмеивала очевидцев, можно объяснить и извинить упорное молчание очевидцев…
Морской боа-констриктор "Полины"
В начале лета 1875 года барк «Полина», которым командовал Древар, покинул Англию и отправился в длительное двадцатимесячное плавание. 8 июля в 20 милях от мыса Сан-Роке в Южной Америке весь экипаж корабля явился свидетелем смертельной дуэли кашалота с существом, которое было похоже на огромную змею. Пять дней спустя другое подобное чудовище — все решили, что то же самое, — было замечено в 200 метрах от корабля.
О происшествии стало известно, когда судно с грузом угля прибыло на Занзибар. О нем узнал и преподобный Д. Л. Пенни, капеллан военного корабля «Лондон». Этот образованный священник расспросил многих свидетелей, составил отчет по их словам и даже по описаниям изобразил морское сражение на бумаге. Все эти сведения он отправил в "Иллюстрейтед Лондон ньюс".
Позже капитан Древар сам отправил подробный рассказ о случившемся, и мы приводим это свидетельство из первых рук, записанное в судовом журнале «Полины» 8 июля 1875 года:
"Погода хорошая, солнечная, ветер и волнение умеренные. Видели несколько темных пятен на воде и белесую колонну высотой примерно 10 метров над ними. Сначала я принял пятна за подводные скалы, так как вокруг них море кипело от брызг и пены, а колонну — за вершину скалы, белеющую под солнечными лучами. Но колонна вдруг обрушилась в море, а на ее месте поднялась другая. Они поднимались и падали поочередно во все возрастающем темпе. В хороший бинокль я рассмотрел, что это огромный морской змей обвил двумя кольцами тело кашалота. Голова и хвост чудовища, каждые длиной 10 метров, действовали, как огромные рычаги, и заставляли крутиться с большой скоростью змея и его жертву. Иногда они скрывались под водой почти на две минуты, чтобы снова появиться на поверхности, постоянно вращаясь. Конвульсивные движения кита и его двух сородичей, которые находились рядом с местом битвы, превратили участок моря в кипящий вулкан. Это странное и ужасное зрелище длилось около пятнадцати минут, и, в конце концов, хвост кашалота взметнулся в последний раз вертикально вверх, затем качнулся вперед-назад, хлестнул по воде в предсмертных конвульсиях, и затем несчастное животное исчезло с наших глаз, уйдя головой вперед под воду, где, несомненно, будет сожрано морским змеем. Возможно, после такого обеда этот монстр из монстров будет оставаться в неподвижности, переваривая свою добычу, в течение нескольких месяцев. Два оставшихся кашалота — наверное, они были самыми большими из тех, которых я когда-либо видел, — медленно удалились от места трагедии. Они двигались бесшумно и не выбрасывая фонтанов, вероятно парализованные страхом. Правда, и по моему телу пробежала дрожь, когда я смотрел на предсмертную агонию бедного кита, который казался таким же бессильным в железных объятиях страшного чудовища, как голубь в когтях ястреба. Говоря о двух кольцах, обвивавших тело кашалота, я думаю, что змея должна была быть не менее 50 метров в длину и около 2, 5 метра в окружности. Цветом она была похожа на морского угря, а голова, может быть из-за зияющей пасти, казалась самой толстой частью тела".
Капитан Древар не думал, очевидно, что еще когда-нибудь встретится с ужасным монстром, но"…в 7 часов утра 13 июля почти в 80 милях восточнее мыса Сан-Роке (каково же было мое удивление!) я опять увидел этого монстра или существо, ему подобное. Он вытянул свою голову и примерно 12 метров тела почти горизонтально над поверхностью воды и пересек наш курс позади корабля".
Моряк пришел к выводу, что белая полоса на борту шириной два фута могла обмануть змея и заставить его принять корабль за родственника. Размышляя, он отвлекся, когда вдруг раздался крик: "Вот он опять!" И на небольшом расстоянии от корабля снова появилось морское чудовище, со свирепым видом уставившееся на корабль.
"Так как я не был уверен, что он удовлетворится обзором нашего такелажа, — признался капитан, — мы приготовили все наши топоры, багры и другое оружие, настроенные, в случае нападения бестии на «Полину», перебить ей хребет. Возможно, единственный раз в своей жизни чудовище встретило бы достойного противника".
Опасения и самые худшие предположения капитана были оправданы в его глазах тем фактом, что "почти три года назад в Индийском океане один из кораблей был перевернут каким-то морским чудовищем". Это, несомненно, намек на трагический конец шхуны «Перл», увлеченной в пучину 10 мая 1874 года гигантским кальмаром (капитан немного ошибся в датах, но ошибка вполне простительна, так как он вспоминал об этом факте, не имея под рукой никаких документов и литературы).
Рассказ капитана Древара заставляет сначала подумать о животном того же рода. Мы знаем, что кашалот и гигантский кальмар — естественные и смертельные враги. Кольца, которыми предполагаемый морской змей обвивал тело кита, — не могли ли они быть двумя щупальцами огромного кальмара, а хвост — третьим? Что касается головы, "которая казалась самой толстой частью тела", — не была ли она просто оконечностью одного из двух щупалец с присосками? Обозначенные размеры не намного превышают габариты самых больших экземпляров этого вида из известных и измеренных. А мы знаем, что они не самые большие из существующих. Многие авторы приводят в пример щупальца кальмара, обнаруженного в желудке кашалота, длина которого была около 10 метров и окружность превышала 2 метра.
Не забудем, что в 1875 году мир едва только стал узнавать о существовании чудовищных головоногих, после того как несколько раз на берегах Северной Атлантики находили их выброшенные на берег умирающие тела. Капитан Древар мог и не знать о последних открытиях океанографической науки. Его практичному уму "гигантский слизень" древних мореходов казался менее вероятным существом, чем морской змей. Поэтому он предпочел увидеть соперником кашалота фантастических размеров морского боа — констриктора, чем представить кальмара, пожирающего кашалота. Его выводы выглядят, впрочем, достаточно обоснованными.
Надо признать, что обсуждаемое животное имело, по крайней мере, две характерные особенности, которыми не обладает кальмар: с одной стороны, "широко разинутая пасть", с другой — темный цвет тела сверху и светлый — снизу. Это очень четко представлено на рисунке преподобного Пенни и свидетельствует в пользу истинности рассказа. Действительно, большинство людей попытались бы изобразить удава, обвившего свою жертву, прильнувшим к добыче животом, что совершенно невозможно, потому что рептилия душит, всегда приникая к телу жертвы боком!
Способ передвижения чудовища при следующем появлении также нехарактерен для кальмара. Можно, конечно, предположить, что это совсем другое животное, но встретить в течение пяти дней, почти рядом, двух таких необычных животных, как гигантский кальмар и морской змей, было бы слишком необычно.
Был ли монстр «Полины» действительно змеей? В 20 милях от берега, вероятно, можно встретить большого удава, унесенного течением в открытое море. Вторая встреча, в 80 милях от берега, уже менее вероятна, но тоже возможна. Однако его расцветка совсем не сочетается с цветом знаменитой анаконды, самой большой южноамериканской змеи, как, впрочем, и других змей (даже если допустить, что они могут достигать 14-метровой длины).
По моему мнению, речь может идти, скорее, о гигантском угре, его окрас вполне соответствует описанию. Эти змееподобные рыбы действительно обладают огромной сдавливающей силой. Можно вспомнить, что раненая мурена может погнуть металлический гарпун аквалангиста-охотника. Известно, что кашалоты ныряют на большую глубину, чтобы открытой пастью, как драгой, собирать кальмаров и подобную добычу. Может быть, какой-нибудь огромный экземпляр мурены был извлечен кашалотом из глубин, но кит переоценил свои силы?
В будущем мы, возможно, узнаем больше о существовании гигантских видов угрей. Во всяком случае, было бы абсурдным предположить, что два кольца, которыми морской змей капитана Древара обвивал свою жертву, могли быть шеей животного, обладавшего еще и телом типа плезиозавра или млекопитающего неизвестного вида. Гибкость шеи всегда относительна. Ни гигантский ящер мелового периода, ни птица, подобная лебедю, не могли бы своей шеей образовать полный круг, не говоря уже о двойном кольце, в каком бы то ни было виде. Именно поэтому я не понимаю, как доктор Удеманс мог включить морского змея «Полины» в свое личное досье.
Нет ничего удивительного в том, что пресса с радостью накинулась на сообщение капитана Древара: некоторые газеты добавляли к нему еще более сногсшибательные подробности. Большинство окатило бедного моряка целым градом насмешек. Поэтому этот смелый человек взорвался, в конце концов, возмущенным письмом, которое напечатала 15 января 1876 года индийская газета "Калькутта инглишмен". Следует сказать, что в то время «Полина» находилась в Бирме.
"Я тоже могу смеяться, — писал капитан Древар, — и отпускать шуточки поэтому поводу не хуже других. Но мне непонятно, почему люди, которые не в состоянии аргументированно опровергнуть мой честный рассказ, должны для этого использовать насмешки, ложь и подтасовки. Так, "Дейли телеграф" утверждает, что я вроде бы слышал, как лопались один за другим ребра несчастного кита, и звуки эти были похожи на выстрелы пушки, что рев жертвы затем прекратился и "это всех нас наполнило ужасом". Если бы тот, кто писал эту статью, хоть немного был знаком с моряками, он никогда не написал бы этот бред. Страх и ужас не ведом морскому волку, эти красноречивые понятия мы оставляем на совести резвых репортеров, набивших руку на описаниях "смертельных схваток" человека с собакой. Случай, который я описал, так же реален, как то, что в Лондоне на каждом углу можно услышать, что у «Телеграф» самый высокий тираж в мире. Для такой газеты легко сделать из любого простого человека посмешище. Ничего удивительного, что мне мои близкие пишут, что ничего никому не сказали бы, если бы увидели хоть сотню змеев. А одна дама даже написала мне, что ей жаль родственников того, кто видел морского змея".
Капитан Древар на этом не остановился. Решительно настроенный доказать свою честность, он отправился, по прибытии «Полины» в Ливерпуль, к мировому судье, и 10 января 1877 года он и члены его команды под присягой подтвердили истинность своих слов. Нет необходимости приводить здесь эту торжественную процедуру, она в точности повторяет предыдущий рассказ капитана в чуть более сжатой форме и изложена протокольным, юридическим языком. Под присягой подписались: Джорж Древар, капитан; Уильям Леварн, стюард; Горацио Томпсон, первый помощник; Джон Хендерсон Ланделл, второй помощник; Оуэн Бейкер, матрос.
Морской змей из Массачусетса (новое издание)
После этого волнующего эпизода, который, правда, не может служить доказательством существования классического морского змея в западном секторе тропической Атлантики, мы снова узнаем, как бы в новом издании, о появлении так называемого морского змея образца 1819 года у берегов Массачусетса. Но на этот раз, чтобы остаться в атмосфере британского периода, мы посмотрим на него глазами англичанина — знатока и популяризатора естественной истории, преподобного Джона Джорджа Вуда. Он опубликовал в 1884 году в бостонском журнале "Атлантик мансли" одну из лучших статей, когда-либо написанных о морском змее. Уважаемый священник прибыл в Америку в августе 1883 года, чтобы совершить ознакомительную поездку, к тому же он давно интересовался этой проблемой. Находясь в Англии, он очень сожалел, что не мог присутствовать на месте происшествия, в Бостоне, во время памятного посещения его морским змеем. "Однако в то время, — писал он, — я собирался поехать в Америку не более, чем отправиться к Полярной звезде. Поэтому, оказавшись в Бостоне, я не вспомнил о связи этого места с морским змеем. Но когда через несколько дней доктор Дж. С. Уоррен показывал мне свою великолепную коллекцию, спрятанную в тихом доме на боковой улочке, вместо того чтобы находиться в сияющем дворце на центральной площади, я наткнулся на портрет этого морского змея".
С этого момента началась волнующая игра по отысканию очевидцев происшествия и сбору снова их показаний, которые они уже давали почти восемь лет назад. Преподобный Вуд преподносит нам факты с юмором, который выдает их происхождение:
"Происшествие, которое взволновало весь зоологический мир, было следующим: некие люди, находившиеся на борту яхты «Принцесса», имели счастье видеть, между Нагантом и Эггроком, морское существо, аналогичное тому, что посетило эти места двадцать четыре года назад. Они были так дерзки, что наблюдали за ним почти два часа и приближались к нему настолько, что могли заглянуть ему в пасть. Самое главное, они его тщательно зарисовали, написали отчет о своем приключении и украсили этот документ своими подписями. Документ и рисунок находятся сейчас передо мной.
Самое непростительное в этой истории для некоторых то, что очевидцы — не какие-то неизвестные и суеверные матросы, а уважаемые и благопристойные граждане. Это, в частности: мистер Френсис В. Лоуренс и миссис Лоуренс; преподобный Артур Лоуренс, пастор церкви Св. Петра в Стокбридже; миссис Мери Фосдик. А также два матроса: Альбион Рид и Роберт Рид".
Через один или два дня после случившегося преподобный Артур Лоуренс записал свои впечатления в следующем виде:
"30 июля 1875 года наша компания находилась на борту яхты «Принцесса», и мы плыли где-то между Свампскоттом и Эггроком, когда увидели очень странное создание. Насколько мы смогли рассмотреть с расстояния около 150 метров, его голова была похожа на голову черепахи или змеи. Она была черная сверху и белая снизу. Существо поднимало время от времени голову на высоту от 1 метра 80 сантиметров до 2 метров 40 сантиметров над поверхностью воды, оставаясь на виду каждый раз 5—10 секунд. Позади головы виднелся плавник, похожий на плавник глобицефала, а снизу, на некотором расстоянии от горла, виднелся какой-то выступ, похожий на начало пары плавников или ласт, подобных тюленьим. Диаметр его головы был около 75 сантиметров. Мы не можем ничего сказать о длине существа, поскольку из воды появлялись только его голова и шея. Мы следовали за ним, почти два часа. Несколько раз мы стреляли в него из карабина, но без видимого успеха, хотя, по крайней мере, одна пуля в него явно попала. Животное видели все, кто находился на борту яхты".
Под письмом — подписи.
Бостонское общество изучения естественной истории опубликовало тогда статью об этом происшествии, содержавшую 34 конкретных вопроса для определения с наибольшей точностью возможных характеристик животного. Один экземпляр был предложен преподобному Лоуренсу, который ответил на все вопросы очень осторожно, избегая делать малейшие предположения. Нет смысла приводить здесь эти ответы, они в точности повторяют его свидетельство. Приведем лишь его мнение о природе животного:
"Я склоняюсь к мнению, что существо, встреченное нами, принадлежит к ящерам. Оно не показалось мне ни рыбой, ни змеей, ни черепахой. Если бы существовало какое-нибудь животное типа ихтиозавра, я бы подумал, что это именно оно". (Очевидно, слово «ихтиозавр» должно здесь рассматриваться не в буквальном смысле, а в значении «ящер-рыба», то есть ящер, живущий в воде.)
Кроме того, преподобный Вуд узнал, что кроме пассажиров яхты «Принцесса» были и другие очевидцы этого появления морского змея.
"Мистер Дж. Келсоу из Свампскотта, — сообщает Вуд, — ловил рыбу неподалеку, и животное, преследуемое яхтой, проплыло от него в нескольких сотнях метров. Он почти дословно подтвердил слова мистера Лоуренса. Расстояние от создания было достаточно близким, чтобы рассмотреть на его темной коже два продолговатых белых пятна примерно 1,5 метра длиной и 15 сантиметров шириной. Еще один рыбак, мистер Дж. П. Томас, также видел этого змея и рассказал, что он медленно появлялся из воды и был похож на большую мачту".
В архиве одной из газет Бриджтауна (штат Нью-Джерси) преподобный Вуд откопал письмо читателя, который любопытным образом подтверждает различные свидетельства, приведенные выше. Оно было подписано капитаном парохода «Норман» мистером Гартоном и содержало его рассказ о встрече с похожим животным в 50 километрах южнее бухты Свампскотта двумя неделями раньше.
Вечером 17 июля 1875 года его пароход проходил мимо Плимута, когда капитан увидел странное змееподобное существо, быстро плывущее в его сторону: было похоже, что оно преследовало какую-то большую рыбу, возможно меч-рыбу.
"Голова чудовища, — писал капитан Гартон, — поднималась над водой не менее чем на 3 метра, но оставалась в таком положении лишь несколько секунд, так как змея была в постоянном движении, то ныряла в волну, то снова внезапно появлялась, поднимаясь на прежнюю высоту. Морской левиафан был раскрашен черными и белыми полосами различной длины от головы до хвоста. Горло его было чисто белым, а голова, очень большая и массивная, совершенно черной. Над головой, похожей на голову ящерицы, возвышалась на 2 или 3 сантиметра (может, чуть больше) пара глубоких черных глаз величиной с чайное блюдце. Тело его было округлой формы, как бочка для рыбы, и его длина превышала 30 метров. Движения животного были червеобразными, с той лишь разницей, что голова змея поднималась над водой, а голова червя все время прижата к земле".
В этом описании, несколько более туманном, чем предыдущие, есть, однако, детали, в основном совпадающие с теми, вплоть до полосатой окраски, о которой говорил мистер Келсоу. Самое интересное в этом свидетельстве — сравнение его движений с движением червяка.
Капитан Гартон также был не единственным свидетелем этого появления. Один из пассажиров парохода «Ромэн», следовавшего в тот день из Бостона в Филадельфию, видел змея, находясь от него на расстоянии примерно 400 метров, и дал его описание, довольно похожее. Но ему показалось, что это совсем не змей преследовал меч-рыбу, а совсем наоборот.
"Когда меч-рыба нападала на него, — писал очевидец, — змей поднимал голову почти на 3 метра над водой, затем снова погружался. Он так много раз повторял это движение, что мы отлично его рассмотрели. Голова его была приплюснута и похожа на черепашью. На спине, в нескольких футах от головы, находился плавник, еще два, меньшего размера, виднелись по бокам. Тело было около 2 метров в диаметре, блестящим и покрытым крупной толстой чешуей. Когда он вертел головой, вода около него вспенивалась и вокруг расходились волны, как будто еще большая часть его тела оставалась под водой. Мы считаем, что длина его была не меньше 18 метров, но штурман нам сказал, что за несколько недель до этого животное вынырнуло недалеко от парохода и его длина была 36 метров".
В 1884 году, спустя девять лет, в руки преподобного Вуда попало, совершенно независимо от первых, еще одно свидетельство встречи с морским змеем у берегов Массачусетса. Художник-маринист Джордж С. Уоссон сообщил ему, что 15 июля 1877 года вместе со своим другом Б. Л. Фернальдом они наблюдали с борта яхты «Гюльнар» за подобным монстром у берегов Глочестера:
"День был пасмурный, дул легкий северо-восточный бриз. Когда мы находились, по нашим расчетам, примерно в 2 милях от входа в порт Глочестера, в 300 метрах от нас вынырнуло это чудовище. Я как раз смотрел в этом направлении и видел его появление. Мистер Фернальд его сначала не заметил. Он почувствовал шум от потревоженной воды, обернулся и закричал: "Какой прибой на этой скале". Именно на шум разбивающейся о рифы воды был похож звук, сопровожавший появление монстра. Само чудовище своей формой и цветом было больше похоже на обросший ракушками камень, чем на что-нибудь другое. Из-за крайней неровности поверхности его кожи мы нашли, что он очень похож на аллигатора. Но не только кожа была неровная — все его тело состояло из бугров различной величины, некоторые были величиной с 70-литровую бочку. Ближе к крайней точке виднелось некоторое сужение, которое мы приняли за шею. Впереди была голова, которая возвышалась над водой раза в два ниже, чем тело, но мы не заметили ни глаз, ни пасти, ни плавников, ни малейших следов хвоста. Животное произвело на нас впечатление огромной бесформенной массы. Я предполагаю, что его тело поднималось на высоту около 3 метров, во всяком случае не меньше, а когда оно снова погрузилось со страшным шумом, брызги разлетелись на многие футы от него. Там, где монстр исчез, вода еще долго была белой от пены. По тому, как вода сомкнулась над ним, и по волнам, поднятым при его погружении, мы думаем, что масса его должна была быть огромной и что он круто пошел ко дну. Самый большой кит, которого я видел, не производил столько шума и такого волнения, сколько это существо. В заключение я хочу добавить, что мистер Фернальд ловит рыбу в море уже пятнадцать лет и прекрасно знает всех китообразных, появляющихся у наших берегов".
Отвечая на вопросник Бостонского общества изучения естественной истории, который ему предъявил преподобный Вуд, мистер Уоссон уточнил еще, что видимая часть тела существа была от 12 до 18 метров, что она была черно-бурого цвета и передвигалось оно со скоростью 5–6 узлов (9—11 км/ч).
Нельзя, естественно, поклясться, что монстр, встреченный господами Уоссоном и Фернальдом, был тем же самым, за которым наблюдали пассажиры «Принцессы», капитан «Нормана» и пассажир «Ромэна». Нельзя даже с уверенностью утверждать, что он принадлежал к тому же виду. Самое большее, что можно сказать, — есть некоторая вероятность этого, исходя из близости этих мест и особенно если предположить, что некоему змееподобному животному очень странного вида понравилось по каким-то причинам жить в заливе Массачусетса.
Правда, мистер Уоссон сожалел, что его описание не совсем совпадает с рассказами предыдущих очевидцев. На что преподобный Вуд справедливо заметил, что речь идет не о совпадении теории, а о представлении фактов. Однако противоречия между рассказами очевидцев были в действительности только кажущимися. "Первые, — рассуждал преподобный Вуд, — видели только голову, второй — только спину".
Совокупность собранных английским священником-натуралистом свидетельств имеет огромную важность для пополнения наших знаний о морском змее атлантического побережья Северной Америки, так как позволяет разрешить два больших противоречия.
Шкура монстра была гладкой или покрытой чешуей? Гладкой, отвечали одни очевидцы; чешуйчатой, отвечали другие. В действительности, кажется, она может быть где-то гладкой, например на голове и шее, а где-то бугорчатой или покрытой крупной чешуей (а может быть, роговидными или костяными пластинами), например на спине и на боках.
На хребте находится плавник или горб (горбы)? Ряд горбов, говорят одни; один плавник, возражают другие. Теперь, кажется, трудно отрицать, что вдоль спинного хребта есть иногда горбы, иногда плавник, иногда даже то и другое. В дальнейшем мы подробнее остановимся на выводах, которые преподобный Вуд сам сделал из этих различных наблюдений.
Полосатая суперсаламандра "Нестора"
Было бы слишком просто и слишком хорошо, если бы каждое новое появление большого змееподобного существа добавляло новые черты к его портрету и он постоянно уточнялся, как становится отчетливым удаленный предмет при направлении на него бинокля. В случае с монстром, встреченным в 1876 году британским пароходом «Нестор» ливерпульской пароходной компании "Лампорт и Хольт", мы снова удаляемся от классического типа морского змея. Это не должно нас удивлять, ведь встреча произошла в Индийском океане, где до сих пор мы ни разу не встречали приемлемого вида морского змея. Но, так как главный свидетель имел несчастье произнести вслух это вещее имя, данный сюжет отныне приговорен заполнять страницы большинства монографий и статей, посвященных вопросу, являющемуся темой нашего исследования.
Едва «Нестор» в середине сентября 1876 года бросил якорь в порту Шанхая, как корабельный врач и еще один пассажир судна поспешили сообщить в местные газеты, что они видели необычайного морского монстра между Малаккой и Пенангом. Информация появилась в газетах 18 сентября. После чего капитан парохода Джон К. Уэбстер отправил в газету письмо, в котором заявил, что готов поручиться за истинность этого сообщения, ибо сам находился на мостике с первым и третьим помощниками в момент встречи с морским чудовищем, отвечающим общепринятому представлению о морском змее. Затем следовало краткое описание этого монстра, которое — увы! — совершенно непохоже на обычного морского змея, но не становится от этого менее интересным.
Владелец газеты мистер Камерон был так любезен, что предупредил бравого капитана, что его сообщение может вызвать серьезные сомнения. Но это того не остановило, и он настаивал на опубликовании своего сообщения. К тому же его свидетельство подтвердили известный торговец из Сингапура мистер Бовер и некоторые другие пассажиры судна. Чтобы придать своим словам более официальную форму, сам капитан и судовой врач доктор Джеймс Андерсон сделали под присягой следующее заявление:
"11 сентября в 10 ч. 30 мин. утра, находясь в 15 милях от маяка Нортсэнд в Малаккском проливе, в хорошую погоду и при спокойном море капитан увидел объект, который его помощник определил как «мель». Удивленный тем, что обнаружена неизвестная мель в таком хорошо изученном месте, я пристальнее присмотрелся к объекту и обнаружил, что он двигается, и скорость его была равна скорости корабля, так что он находился все время от нас на том же расстоянии, что и в момент его обнаружения. Неизвестное животное напоминало своей формой гигантскую лягушку. (Судя по описанию, капитан Уэбстер хотел сказать "гигантского головастика"). Над водой возвышалась часть головы светло-желтого цвета длиной около 6 метров и высотой 1, 8 метра. Я напрасно пытался различить глаза или рот, вероятно, они находились под водой. Туловище начиналось сразу же за головой, без какого-либо намека на шею. Тело, длиной от 14 до 15 метров, было овальной формы и совершенно гладким, но, возможно, вдоль спинного хребта тянулся небольшой гребень. Спина выступала из воды на 1, 8 метра. Огромный хвост, длиной почти 45 метров, также возвышался на несколько футов над поверхностью воды. Этот хвост — я его прекрасно рассмотрел от начала до конца — был, похоже, цилиндрической формы и слегка утоньшался к концу. Его толщину я оцениваю в 1, 2 метра. Тело и хвост были расчерчены полосами или кольцами черного и светло-желтого цвета. Эти полосы различались до самого кончика хвоста. Ничего не могу сказать, заканчивался хвост плавником или нет. Мы также не смогли различить ни плавников, ни ласт, ни чего-нибудь похожего на лапы. Казалось, что животное передвигается при помощи колебаний хвоста в вертикальной плоскости (то есть вверх-вниз)".
Мистер Андерсон, судовой врач, подтвердил слова капитана по всем основным позициям. Он определил создание как огромную морскую саламандру: "Она была явно мягкой на вид. Хотя она не отставала от корабля, то есть двигалась со скоростью около 10 миль (18 км/ч), ее движения казались вялыми и замедленными. Я не видел ни плавников, ни лап и уверен, что дыхание ее не было похоже на дыхание китообразных. Мне и в голову не пришло сравнить ее со змеей. Единственными живыми существами, с которыми можно ее сравнить, могли бы быть тритоны или лягушки".
Совершенно очевидно, что это полосатое животное не имеет ничего общего ни своей формой, ни расцветкой с нашим старым добрым знакомым морским змеем. Это вполне понятно, так как наивно было бы думать, что океан не мог бы спрятать в своей толще еще одно неизвестное животное, кроме нашего "великого Незнакомца". Но если подобная ошибка простительна моряку, слабо разбирающемуся в этом вопросе, то непростительна такому знатоку, как доктор Удеманс, который и на этот раз включил это сообщение в досье «своего» морского змея.
Такая попытка потребовала от него некоторой акробатической гибкости. Заметив, что это довольно редкий случай, чтобы морской змей появлялся над поверхностью воды на всю свою величину, голландский ученый объясняет отсутствие всяких следов шеи тем, что она была «втянута». Трудно объяснить такое поведение для животного, имеющего длинную цилиндрическую шею. Представляете себе жирафа, втянувшего шею и похожего на окапи, или же лебедя, принявшего форму утки? Что касается полосатости, то Удеманс объясняет это следующим образом: "…животное плавало некоторое время на поверхности моря, и частично его кожа обсохла на солнце".
Если выражение "притянуто за волосы" имеет какой-нибудь смысл, то это как раз нужный случай. Представьте себе спину, высохшую от долгого пребывания на солнце, которую случайные брызги воды раскрасили в полосы, как у зебры. Это объяснение не согласуется с длительностью наблюдения, что исключает всякую возможность сохранения случайной раскраски.
"Животное, или как его там еще можно назвать, — пишет капитан, — казалось, не беспокоила близость нашего корабля. Оно некоторое время плыло по правому борту, а затем обогнуло судно, и его можно было видеть с левого борта. Всего оно находилось рядом около получаса".
Если полосатое чудовище «Нестора» не могло ни в коем случае быть классическим видом морского змея, одо тем не менее оставило нам нерешенную загадку. Доктор Эндрю Вильсон увидел в нем громадного кальмара, "способ плавания которого, расцветка, отсутствие органов и т. п. соответствуют деталям описания", а длинный хвост являлся не чем иным, как одним из щупальцев головоногого, обычно передвигающегося пятясь. Но капитан Уэбстер видел только один хвост цилиндрической формы, а не пучок хвостов. И кроме того, кто когда-нибудь видел полосатого, как зебра, Architeuthis?
Корреспондент шанхайской газеты "Селестиэл эмпайр" предложил еще более нелепое объяснение:
"Чудовище, встреченное «Нестором», было, вероятно, одним из видов черепах, "Отцом всех черепах", как его называют местные жители Суматры, которые верят в существование чудовища. Действительно, Бомгартен в своей книге «Малайзиец», вышедшей в Амстердаме в 1829 году, описывает монстра, длина и ширина которого равны 60 и 15 метрам (размеры соответствуют описанию капитана Уэбстера)".
Хотелось бы посмотреть на черепаху с таким длинным хвостом, как у чудовища «Нестора»! Но все же давайте не будем приплетать к истории морского змея еще и "Отца всех черепах" под суматранским соусом. Действительно, черепаха-змея древности была в некотором роде морским змеем, и мы в дальнейшем много раз успеем сравнить чудовищ такого рода с гигантской черепахой.
Единственным достаточно разумным предположением, сделанным в то время по поводу загадочного животного, была гипотеза английского астронома Ричарда Проктора, для которого изучение историй о морском змее было любимым занятием:
"Животное могло принадлежать к классу, родственному скатам. Огромный экземпляр существа типа ската, без иголок и с маленькими глазками, представляет из себя довольно точный прототип чудовища, описанного капитаном Уэбстером. Рот и жаберные щели находятся у этих животных на брюшной части туловища, а хвостовой плавник часто имеет совершенно ничтожные размеры. Но все же скат общей длиной более 60 метров является такой же новацией в зоологии, как и огромная морская саламандра".
Все правильно. Кроме того, длина животного, замеченного в море, может показаться гораздо больше, чем истинная, из-за производимых им при движении завихрений воды. Однако намек на гигантского ската может нам напомнить еще об одном обитателе моря — китовой акуле. Ведь ни одна рыба не имеет головы, похожей на. голову саламандры, кроме пресловутой Rhineodon. Ее спинной плавник, относительно невысокий, может быть описан как "небольшой гребень". Ее хвост очень вытянут и при движении создает след, способный ввести в заблуждение наблюдателя и представить ее намного длиннее, чем она есть на самом деле. Наконец, на теле и хвосте этой акулы есть светлые, регулярно расположенные пятна, из-за которых она получила на Кубе прозвище pez dama (рыба-шахматы). Если смотреть со стороны, то пятна могут сливаться в поперечные полосы и создавать впечатление светлых колец на темном фоне.
Конечно, китовая акула не может достигать длины 60 метров, она намного меньше, но, возможно, хвост длиной 45 метров — это след вспененной воды? Или несколько особей этого вида, но меньшего размера, следовали один за другим?
Не будем забывать, что в 1876 году Rhineodon был еще почти неизвестен. Еще десять лет назад американский ихтиолог Теодор Джилл описывал как неизвестную рыбу ее экземпляр, пойманный в Калифорнийском заливе! Впрочем, то, что суперсаламандра «Нестора» могла быть китовой акулой, — это только предположение. Возможно, это было действительно неизвестное науке животное, еще более таинственное, чем сам морской змей… Это, пожалуй, все, что мы можем извлечь из многих подобных историй.
Если следующее морское чудовище, наблюдавшееся в Индийском океане, определенно не китовая акула, то это и не морской змей обычного типа. Оно было встречено экипажем барка «Джорджина» 21 мая 1877 года к западу от Суматры и описывалось как "громадная, серо-желтого цвета змея 15 метров длиной и 25–30 сантиметров толщиной".
Если судить по его пропорциям, особенно по относительно небольшой толщине, можно спросить: не является ли он просто «заблудившимся» питоном или, может быть, это хвост такого же чудовища, что в предыдущем случае?
Смешанное чудовище "Осборна"
Для непредубежденного человека, серьезно изучающего проблему классического морского змея, туманные чудовища «Нестора» или «Джорджины» не могут долго занимать место в досье. Эти сомнительные случаи тем более неудобны, что непонятно, являются ли эти монстры животными, которых так часто встречали по ту и другую сторону Северной Атлантики норвежцы, шотландцы и натуралисты Новой Англии. Но вот случай с чудовищем «Осборна» ценен не менее, чем история с «Дедалом», из-за личности тех людей, которые его видели.
В мае 1877 года капитан Гуго Персон с королевской яхты «Осборн» направил в адрес британского адмиралтейства через адмирала сэра Джорджа Эллиота рапорт о своей встрече с "морским чудовищем" у мыса Вито на Сицилии. В самом центре Средиземного моря, самого «населенного» и, вероятно, наиболее изученного места в мире! Трудно представить, что человек, составивший официальную бумагу такой важности, разыгрывает балаганный фарс. Рапорт содержал четыре свидетельства: самого капитана, лейтенанта Уильяма Хейна, лейтенанта Дугласа Форсифа и механика Уильяма Мура. Самым подробным среди них был, без сомнения, доклад лейтенанта Хейна, который в момент встречи, 2 мая 1877 года, стоял на вахте.
"Вечером этого дня, — пишет он, — море было спокойным, словно озеро. Мое внимание сначала привлек ряд плавников, напоминающих гребень, выступавших из воды на высоту 1, 5–1, 8 метра и длиной около 9 метров. Рассмотрев их в подзорную трубу — расстояние до них было примерно полторы мили, — я ясно различил голову, пару боковых плавников или ласт и почти 9-метровой длины хребет животного. Голова, насколько я могу судить, была толщиной около 1, 8 метра, шея более тонкая — 1, 2–1, 5 метра. Ширина туловища составляла примерно 4, 5 метра, а длина плавников-ласт была также около 4,5 метра. Движения этих плавников напоминали движения морской черепахи, а само животное было похоже на огромного тюленя, особенно в задней части головы. Я не могу оценить длину головы, но от самой ее крайней точки до того места, где хребет появлялся из воды, я думаю, было не менее 15 метров. Я не видел задней части существа — она находилось под водой, если только тот ряд спинных плавников, который привлек мое внимание и исчез под водой к тому моменту, когда я взял бинокль, не был продолжением тела животного. Голова создания не поднималась полностью над волнами, но время от времени появлялась на поверхности на несколько секунд и затем снова скрывалась под водой. Не было видно никаких признаков "дыхания".
Другие сообщения только подтверждали этот рассказ и отличались незначительными деталями в оценке некоторых величин.
30 июня в журнале «График» появились два рисунка этого существа, сделанные лейтенантом Хейном, которые он прислал в сопровождении подробного рассказа. Через некоторое время «Тайме» также опубликовала отчет об "исторической встрече", составленный по словам других очевидцев. В нем можно прочитать следующее:
"Осборн" шел на запад со скоростью 10,5 узла, и, так как предстояло проделать еще длинный путь, он не мог сделать остановку, чтобы внимательно рассмотреть животное. Плавники (замеченные вахтенным офицером) перемещались в восточном направлении и, когда корабль подошел ближе, превратились в верхнюю часть спины гигантского морского чудовища. Ее поверхность, насколько можно было видеть, не имела никакой чешуи и своим блеском напоминала кожу тюленя. Голова имела веретенообразную форму и заканчивалась остроконечной частью, похожей на морду тюленя. Ее диаметр составлял около 1,8 метра. Черты ее рассмотрел только один из офицеров и определил их как крокодиловые…"
В газетной статье была сделана даже попытка объяснить (?) появление чудовища:
"…Монстра из морских глубин выгнало извержение подводного вулкана, которое произошло в Тунисском заливе в середине мая(…). Вероятно, глубинные потрясения заставили его покинуть "родные места", так как извержение произошло всего в 180 километрах от места появления чудовища".
Как справедливо заметил Р.Т. Гуд, который не без успеха отражает атаки на морского змея, "предположение относительно подводного вулкана — это чистой воды post hoc, ergo propter hoc" (после этого, следовательно, по причине этого — лат.).
Слово берут эксперты
Адмиралтейство передало документы, касающиеся морского монстра «Осборна», на рассмотрение А. Кроу, государственного секретаря при правительстве. Тот спросил уже известного нам мистера Бакленда, все еще инспектора министерства рыболовства, что он думает по этому поводу. Бакленд, в свою очередь, собрал мнения целой кучи различных специалистов: конечно же профессора Оуэна, до сих пор считавшегося главным авторитетом в зоологии, А. Д. Барлетта, директора зоологического сада, капитана Дэвида Грея с китобоя «Эклипс», который охотился на китов и тюленей вот уже тридцать лет, и, наконец, исследователя-натуралиста Генри Ли, смотрителя Аквариума в Брайтоне. Результаты опроса были опубликованы 8 сентября в журнале "Ленд энд уотер", который возглавлял, как мы знаем, сам Френк Бакленд.
Что же думают все эти господа? По мнению профессора Оуэна, здесь вообще не о чем говорить. Двадцать девять лет назад, по поводу дела «Дедала», знаменитый ученый по крайней мере взял на себя труд проанализировать описание животного, чтобы попытаться определить его происхождение. На этот раз он просто отмел все показания свидетелей. Не решившись поставить под сомнение их честность, он обвинил их в полной некомпетентности и небрежности. С возрастом он стал еще более нетерпимым к чужому мнению и сварливым стариком. Профессор, нападавший на Дарвина за его религиозные позиции, в свое время воздержался от комментариев по поводу змея Лох-Урна в 1872 году. Он никогда бы не позволил себе поставить под сомнение честь и даже компетентность в зоологии двух священников. Но в этом случае он не стал церемониться. Тон его критического выступления выдавал его несомненную склонность к профессии жандарма или судьи:
"Противоречия в показаниях свидетелей указывают на трудности точного наблюдения этого животного с расстояния и в предложенных условиях. Корабль и животное или животные находились в движении, и замечания на его счет, сделанные людьми некомпетентными в зоологии, не позволяют составить мнение, достойное обсуждения, о природе объекта или объектов наблюдения. Но хотя деталей и недостаточно для серьезного ученого, чтобы определить происхождение так называемого объекта, они никоим образом не оправдывают вывода о том, что встреченное существо является неизвестным и не описанным наукой животным. Нет никаких оснований называть его и "морским чудовищем". (Кювье, которого Оуэн называет своим учителем, однако, не колебался, когда сказал, что плезиозавр более чем кто-либо заслуживает названия "монстр".)
В тексте, выдержанном в духе военной инструкции, Оуэн говорит, между прочим, что, если человек наблюдает объект, плавающий в море, но "не обладает надлежащими знаниями в области зоологии и не имеет времени для проведения точных исследований, которые требуются для правильного определения природы объекта, он обязан воздержаться от присвоения животному какого-нибудь специального названия".
Френк Бакленд признался вначале, как хороший ученик Оуэна, что он не из тех, кто верит в морских змеев (заявление, совершенно не относящееся к делу, так как речь идет не о вере, а о фактах). Затем он приводит аргумент, согласно которому если бы такое животное существовало, то время от времени люди находили бы его останки. (Мы ответим подробнее на это заявление в заключительной главе, а сейчас заметим, что существует множество морских животных, мертвых тел которых никто не видел). После чего он напомнил, что множество объектов, принятых вначале за морского змея, оказывались впоследствии или плавающими стволами деревьев, или водорослями, или рыбой-ремнем, другие же случаи могут быть объяснены ошибкой при встрече с кальмаром, с гигантским осьминогом, плавающими на поверхности дельфинами, морскими черепахами, тюленями или морскими угрями. Наконец, он посчитал себя вправе заявить, что любую встречу с "морским чудовищем" можно объяснить через известное науке животное. Какое же — в случае с морским змеем "Осборна"?
"Я могу ошибаться, — пишет он, — но по моей версии, это три или четыре акулы-парусника, плывущих друг за другом. Спинные и боковые плавники этих больших рыб, торчащие из воды, могут создать впечатление гребня, о котором говорили очевидцы".
В действительности, чтобы объяснить это явление, нет никакой необходимости привлекать гипотезу о нескольких известных животных, акулах или дельфинах. Достаточно представить, что ряд треугольных плавников, выглядывавших в первый момент из воды, был расположен не на спине, а на боковой части животного. Морские животные, особенно млекопитающие, часто переворачиваются на бок, чтобы совершить разворот, иногда они даже крутятся «штопором» — особенно это характерно для выдр и ластоногих.
Здесь можно вспомнить непонятного морского змея «Принцессы» (1856), то странное существо с множеством боковых плавников, которое Рондоле уже описал под именем "китообразной сколопендры", а Элин, еще до него, как "большую морскую сколопендру".
Продолжим рассмотрение доводов других экспертов.
Критические высказывания капитана Грея не только противоречили рассуждениям Бакленда, но часто и самим себе. Так, бравый китобой утверждал, что рассматриваемое животное похоже "на гренландского кита, удаляющегося от наблюдателя". Но этот кит в два раза меньше описанного, он не может так поднимать плавники, которые к тому же имеют другую форму и размеры.
Капитан Грей рассказывал, что он встречал опытных моряков, совершавших грубые ошибки: принимавших моржа, тюленя или нарвала за кита. И делает отсюда вывод, что офицеры «Осборна», вероятно, ошиблись, наблюдая несколько плывущих рядом животных, поднимавших в воздух различные части своих тел.
Мнение директора Лондонского зоопарка мистера Барлетта не кажется на первый взгляд таким уж невероятным, даже наоборот. Последовательно отбросив всех известных науке животных, которые могли бы быть похожи на обсуждаемое, он был вынужден признать, что речь идет о совершенно незнакомом ученым существе. И задал вопрос: нельзя ли предположить, что "на обширных пространствах огромного и бесконечного океана и в его необъятных глубинах могут существовать животные, может быть ведущие ночной образ жизни (поэтому никогда не встречавшиеся, за исключением чрезвычайных случаев), которые своей формой напоминали бы вымерших рептилий, останки которых мы в таких количествах находим в древних геологических слоях земли"?
В подтверждение мистер Барлетт приводит следующий аргумент (очень спорный и даже излишний, обязанный своим происхождением "огромному и бесконечному океану"):
"Очевидно одно: многие рептилии могли приспособиться оставаться долгое время (может быть, месяцы) под водой, на глубине, или в спячке в мягком иле и иметь органы кровообращения и дыхания, позволяющие не подниматься на поверхность за воздухом". (Барлетт, вероятно, намекает на некоторые виды амфибий. В XIX веке только едва-едва начала вырисовываться, а затем утвердилась картина различий между рептилиями и амфибиями.)
Мнение мистера Генри Ли имеет много общего с мнением Барлетта. Он говорит, что приписывать все встречи с морским змеем неточным наблюдениям — значит "допустить, что кабинетный ученый великолепно знает обо всех существующих больших морских животных, а очевидцы, плавающие по морям, такие неопытные и невежественные, что когда они утверждают, что видели что-нибудь, то это ничего не значит и не имеет никакого значения". Но, напоминает мистер Ли, при проведении недавних исследований «Лайтингом», «Покьюпайном» и «Челленджером» было поднято с глубин множество совершенно новых видов живых существ, некоторые из которых считались исчезнувшими еще в меловой период.
"Таким образом, — заключает он, — я считаю, что, во-первых, могут существовать неизвестные науке гигантские морские глубоководные животные, которые только иногда и случайно поднимаются на поверхность, избегая дневного света; во-вторых, кроме того, могут существовать, хотя их и считают давно вымершими, некоторые виды древних рептилий, о которых мы знаем по их окаменевшим останкам, или другие какие-нибудь виды, неизвестные даже палеонтологам".
Эти различные мнения прекрасно иллюстрируют отношение к проблеме морского змея в научных кругах в середине британского периода. Для скептиков он только какой-нибудь плавающий предмет или известное животное, но плохо рассмотренное и неправильно интерпретированное. Для тех, кто верит в морского змея, как в неизвестное науке животное, это, с большой вероятностью, крупная рептилия древних времен, но живущая на значительных глубинах.
Уверенность сторонников морского змея в его существовании, надо честно признать, поддерживается и модой на него. Открытие в XIX веке древних захоронений останков гигантских ящеров — в Великобритании в первой половине и в Северной Америке — во второй — живо подстегнуло воображение исследователей. И вот теперь новые океанографические исследования как будто открыли огромное окно в таинственный мир океанских глубин.
Морской крокодил "Сакраменто"
Сами морские змеи изменчивы, как мода. 20 октября 1877 года американский корабль «Сакраменто» бросил якорь в порту Мельбурна. Его капитан Нельсон вскоре сделал заявление австралийской прессе, что 30 июля на 31°59 северной широты и 37° западной долготы, то есть в центре Атлантики, Джон Харт, впередсмотрящий, вызвал его на мостик, передав, что видит морского змея. Не очень поверив, капитан не стал спешить, и когда наконец он поднялся на палубу, то еще успел с удивлением увидеть чудовище, удалявшееся от судна. Но рулевой смог его хорошенько рассмотреть. Видимая часть животного составляла примерно 12 метров. Оно было желтоватого цвета, с приплюснутой головой и толстым, как бочка из-под рыбы, телом. Ясно можно было различить глаза. Во всяком случае, так он описан в газете «Аргус». Но газете "Острелиэн скетчер" удалось получить рисунок, сделанный Джоном Хартом, который был опубликован 24 ноября вместе с комментариями автора.
"Это точное изображение морского змея, — пишет Харт, — которого я видел с борта корабля «Сакраменто» во время нашего перехода из Нью-Йорка в Мельбурн. Он имел тело большой змеи, и его длина была, по-моему, 15–18 метров. Голова похожа на голову аллигатора, и примерно в 3 метрах от нее находилась пара ласт-плавников. Цвет его был рыже-коричневый. В момент, когда я его впервые заметил, он был совершенно неподвижен, и голова его возвышалась над поверхностью воды примерно на 90 сантиметров".
Голова аллигатора? Это серьезная новинка в описаниях больших змееобразных существ, в дополнение к тюленьей голове чудовища «Осборна», в которой один из очевидцев увидел что-то «крокодилье». На рисунке Харта голова существа также, без всякого сомнения, похожа на крокодилью.
Может ли речь идти о настоящем крокодиле? Единственный из известных крокодилов, который иногда выплывает в море, — это гребенчатый крокодил (Сгосоdylus porosus). Эта большая рептилия может достигать 7 метров длины и иногда даже больше. Его часто встречают в прибрежных водах Индийского океана у Малайского архипелага, северных берегов Австралии и даже у островов Фиджи, что доказывает его способность совершать длительные морские путешествия. Говорят, что его видели у островов Кокос-Килинг почти в тысяче километров от ближайшей земли. Но невероятно, чтобы он оказался в центре Атлантики более чем в 15 тысячах километров от мест своего обитания!
Однако можно напомнить, что с конца юрского периода и почти весь меловой период существовали крокодилы, еще лучше приспособленные к жизни в морской воде, чем гребенчатый крокодил. Передние лапы этих Thalattosuchiens, или морских крокодилов, трансформировались в ласты, хвост изгибался книзу, как у ихтиозавров, расширялся к концу и был двухлопастной, как у рыб. Возможность дожить до нашего времени у Thalattosuchiens тем более вероятна, что многие крокодилы перевалили порог мелового периода и даже третичного. К этому времени некоторые виды достигали поистине великолепных размеров. Так, Ramphosuchus — индийский гавиал плиоцена — мог превышать 15 метров, а некоторые собственно крокодилы (Crocodylus) того же района также могли не завидовать ему по этому поводу.
Возможно, раньше крокодилов ужасающих размеров уже встречали в Индийском океане. В своей книге "Four Years in Burmah" ("Четыре года в Бирме") У. Маршалл, бывший главный редактор "Рангун кроникл", писал в 1860 году: "Когда «Немезис» держал курс к пункту нашего назначения, мое внимание привлек аллигатор огромных размеров, плывший против течения (в этом месте очень сильного) с необычайно большой скоростью. Я еще не встречал подобного чудовища. Он проплыл очень близко от корабля, и его голова и почти половина тела выглядывали из воды. Я думаю, его длина была не менее 14 метров от головы до хвоста, а скорость — около 55 км/ч".
Никакой из известных крокодилов не плавает с поднятой из воды частью туловища и с такой скоростью. Но, возможно, Thalattosuchiens, благодаря своему рыбьему хвосту, был способен на такие трюки. И, без сомнения, наклон оси его тела указывает на наличие такой анатомической особенности, которая позволяет ему плавать с высоко поднятым над водой телом.
Если эволюция Thalattosuchiens продолжалась в третичный период, то она могла привести, среди других изменений, к увеличению размера, подобно большинству крокодилов, оставшихся в меловом периоде.
Короче, нет необходимости призывать на помощь ящеров, чтобы объяснить встречи с морскими змеями, похожими на огромных крокодилов с перепончатыми лапами.
Несколько встреч в Красном море
Почти никому не известные встречи с морскими змеями в Красном море, возможно, могут пролить свет на таинственное существо «Осборна» или на еще более таинственного Левиафана с Гебрид. В октябре или ноябре 1877 года первое чудовище, так названное, но — увы! — не описанное, увидел капитан Андерсон (который уже встречался со змеем у британских берегов, когда командовал «Дельтой» в 1861 году). Чарлз Гуд утверждает, что похожее животное было замечено через некоторое время с военного корабля недалеко от Суэца.
Еще через год, в декабре 1878 года, миссис Тернер, жена банкира из Калькутты, возвращалась в Индию на борту корабля «Пуна», и, когда корабль бросил якорь в Суэце или Адене (она точно не помнит), она заметила на расстоянии около 45 метров странное морское животное, неподвижно лежащее на поверхности воды. Через пять-шесть секунд оно медленно погрузилось в воду, чтобы больше не появиться.
Описание его, сделанное миссис Тернер, и схематичный набросок фигурируют в письме Роберта Грега доктору Удемансу, которое я нашел в его архиве.
"Миссис Тернер говорит, что он был очень похож на животное, встреченное «Осборном» 2 июля 1877 года у Сицилии, за исключением того, что не имел плавников (он находился в неподвижном состоянии). Она видела только голову и 7 или 8 спинных плавников. Дама не помнит точное количество плавников, но они были очень большие, слегка изогнутые и неодинакового размера. Она не заметила ни глаз, ни рта. С первого взгляда ее только удивили его размеры. Голова была около 2 метров в диаметре, а тело, как толстое бревно, растянулось на 45 метров. Оно было очень толстое и массивное и напоминало ствол пушки, как на рисунке капитана Хейна, но без боковых плавников. Цвет животного был почти черный, как у кита".
На рисунке, приложенном к письму, спинные плавники изображены "такими же, как у глобицефала, но повернутые в другую сторону" — почти такие же, какие описывал капитан «Принцессы» Тримерн (1856). Кроме того, у этого чудовища, как и у встретившегося «Осборну» (1877), была круглая голова и короткая шея. Такое единодушие свидетельских показаний кажется знаменательным и серьезно подкрепляет возможность существования невероятной китообразной сколопендры древних мореходов.
Не это ли животное видел майор колониальных войск в Индии по фамилии Сеньор в Аденском заливе 28 января 1879 года с палубы корабля "Сити оф Балтимор"? Несмотря на почти совпадающие место и время, можно с уверенностью сказать, что нет, поскольку в этом случае мы снова имеем дело с морским змеем с очень длинной шеей.
"Его передвижение было настолько быстрым, — сообщал британский офицер, — что когда он приблизился сзади к кораблю и я стал доставать бинокль, чтобы рассмотреть его получше, то не смог этого сделать — так быстро он исчез из поля зрения. Поэтому я не видел, был ли он покрыт чешуей или нет, но, насколько я мог судить с расстояния 3 кабельтовых (около 500 м), кожа его казалась гладкой. Но я не могу это утверждать с уверенностью. Голова и шея, диаметром примерно 60 сантиметров, поднимались над водой на высоту 6–9 метров. Чудовище широко разевало пасть, когда голова его поднималась, и закрывало, опуская голову вниз и вперед, ныряя в волну, чтобы почти сразу же появиться в нескольких сотнях метрах впереди. Тело не было видно совсем и, очевидно, находилось на некоторой глубине, так как возмущение воды на поверхности было едва заметным, хотя и расходилось на значительное расстояние от головы. Форма головы отдаленно напоминала дракона на рисунках, которые я часто видел. Лоб его и брови были как у бульдога".
Под сообщением майора Сеньора стояли еще две подписи: мисс Гринфильд, пассажирки, и доктора Холла, корабельного врача.
Этот морской змей вызывает удивление, скорее, своим появлением в Аденском заливе, чем длиной и толщиной шеи. Такое анатомическое строение не должно быть неожиданным для того, кто по-настоящему верит в существование гигантского морского змея. Правда, их представители с длинными шеями, к которым мы мало-помалу уже начали привыкать, были в то время еще малоизвестны. По логике, они должны были бы казаться более необычными, чем вид со множеством спинных плавников, один из представителей которого вскоре снова появился около юго-западного берега Австралии.
Воскресным вечером 30 марта 1879 года местный священник, преподобный отец Браун, возвращался в Локвилл по берегу океана с верховой прогулки, когда повстречался со своими знакомыми — мистером Макгиром и его женой, которые шли в противоположном направлении. Через некоторое время он заметил в море, на расстоянии броска камня, нечто, похожее на ствол черного дерева. Вскоре он понял, что предмет двигается в сторону Локвилла, оставляя за собой длинный тонкий след. Священник развернул лошадь и попытался догнать чету Макгиров, чтобы привлечь их внимание к странному животному.
"В тот момент, когда я их догнал, — рассказывает он, — эта рыба появилась на поверхности, постепенно выставив для обозрения большую часть своего тела. Так как она находилась достаточно близко и была вся на виду, я думаю, ее длина была не менее 18 метров. Тело было совершенно прямым и постепенно сужалось к хвосту, как длинная палка с толстым концом (ее голова и загривок), приподнятым над водой.
Ее голова была остроконечной, толщиной около 60 сантиметров. На спине можно было хорошо различить гребенку из множества спинных плавников, прямоугольных(…) в верхней части (такое впечатление могли создать свесившиеся мягкие треугольные плавники). Я не видел ни боковых плавников, ни хвоста этой рыбы".
Это сообщение, предварительно заверив в несомненной порядочности проповедника, прослужившего 27 лет в Австралии, отправил в научный журнал «Нейчур» его друг, местный хирург мистер Барнет.
В общем, эти последние наблюдения показывают, с одной стороны, что морской змей с длинной шеей, уже встречавшийся в Южной Атлантике, появляется также и в водах Индийского океана и, с другой стороны, что морского змея с короткой шеей и множеством плавников можно увидеть как в Мексиканском заливе, так и в Средиземном море, то есть по обе стороны Атлантического океана, а также как в Красном море, так и около Южной Африки, то есть почти в любом месте Индийского океана. Это, наверное, будет неприятным ударом для тех, кто хотел бы систематизировать различные виды морских рептилий по географическому признаку. Дело еще более осложнится, когда мы перейдем к рассмотрению сообщений из почти нового для нас района — северных областей Тихого океана.
До сих пор нам были известны только два случая наблюдения в этих районах морских змеев. Первый — змея с головой тюленя и большими глазами, виденная Отто фон Коцебу, и, ближе к тропикам, крокодил с плавниками, повстречавшийся в Калифорнийском заливе капитану Джорджу Хоупу.
Там также скоро все перепутается.
Морские змеи появляются снова и снова, но похожи они друг на друга все меньше и меньше
1879 год начался с повторения в северной части Тихого океана истории морского змея «Полины». Произошел новый бой между большим китом и морским змеем — во всяком случае, так это показалось очевидцам: капитану Девидсону с японского парохода «Кюсю-Мару» и его помощнику мистеру Маккекни:
"В субботу 5 апреля в 11 ч. 15 мин. утра мы находились в 9 милях от мыса Сатано, когда старший офицер и я увидели кита, выпрыгнувшего из воды примерно в 400 метрах от судна. Немного погодя он снова совершил прыжок, и я заметил, что к нему было что-то привязано. Я взял бинокль и при следующем прыжке ясно увидел какой-то предмет, прилипший к животу животного. В очередной раз я и мой помощник различили, что этот предмет был крупным змееподобным созданием, появляющимся из воды почти на 9 метров. Толщина его была как у мачты парусной лодки. Постояв несколько мгновений в напряженном состоянии над водой, он снова падал в воду, концом вперед. В бинокль я рассмотрел его цвет, который был, как у рыбы-шкипера".
Это сообщение сопровождалось двумя рисунками, которые были опубликованы журналом «График». На них виден кит в объятиях некоего червеобразного существа, которое могло быть морским змеем с лебединой шеей, или чудовищным морским угрем, или щупальцем гигантского кальмара.
Я склоняюсь скорее к последней гипотезе. Это объяснило бы, почему капитан Девидсон смог увидеть змееподобное существо "прилипшим к животу кита". Животное, имеющее челюсти и зубы, подобное угрю, вцепилось бы в плавники.
Доктор Удеманс, в который раз готовый признать, что это — милый его сердцу морской змей, был озадачен предложенной окраской чудовища: "Цвет, как у рыбы-шкипера" — это очень расплывчато. Различные виды рыбы-шкипера (Naucrates) имеют разную окраску, от серого с голубоватым отливом до пурпурного". Здесь можно напомнить, что и гигантский кальмар часто окрашен в серый цвет с бурым или пурпурным отливом.
Морской змей, которого 5 августа 1879 года увидел в 100 милях от Бреста капитан Кокс с британского парохода «Приватир», был, скорее, классического типа ("он был похож на гигантского угря или громадную змею, но черный, как битум!"). Но змей, увиденный офицерами и экипажем британского военного корабля «Филомел» 14 октября этого же года, был снова довольно необычен… для морского змея, во всяком случае. Это случилось опять в Суэцком заливе.
"Когда он был замечен первый раз, то находился почти в миле от корабля с правого борта. Его морда, возвышавшаяся над водой, и отчетливо видимые расходящиеся волны отмечали положение его тела. Он несколько раз открыл и закрыл пасть, рассыпая в разные стороны фонтаны брызг. Время от времени часть спины и спинного плавника показывались из воды на некотором расстоянии от головы. В таком положении он плыл некоторое время, затем исчез. Снова появившись на поверхности, он опять приподнял голову и несколько раз открыл и закрыл пасть, медленно поворачиваясь из стороны в сторону.
Когда корабль приблизился, чудовище быстро поплыло прочь, оставляя за собой широкий след вспененной воды, и вскоре исчезло из виду.
Цвет той части тела, которая была доступна наблюдению, был черным, как и верхняя челюсть. Нижняя челюсть была серой около пасти, но светло-розовой внизу, как это бывает у некоторых ящериц, становясь все более красной ближе к горлу. Внутренняя часть пасти казалась серой с белыми, четко очерченными полосами вдоль краев челюстей. Это могли быть ряды зубов или что-нибудь похожее на китовый ус. Морда твари поднималась над водой на высоту около 4, 5 метра, а с открытой пастью — и на все 6 метров".
Чарлз Гуд считал, что речь может идти об одном из видов крупных рыб, близких родственниках Eurypharynx pelecanoides (большерогов), удивительных глубоководных созданиях. Один экземпляр этой рыбы в 1883 году был поднят с глубины 2300 метров на борт французского парохода «Травайер» при глубоководном тралении для океанографических исследований. Но, как все глубоководные жители, которых мы знаем, болынероги имеет тонкое слабое тело, и сомнительно, чтобы такое существо, приспособленное к жизни в морских глубинах, могло иметь крупных родственников у поверхности. Очевидно также, что этот морской змей не является каким-нибудь китообразным известного вида, среди которых есть виды и с красным горлом.
Гораздо более необычен монстр палевого (соломенного) цвета, о встрече с которым в самом центре Тихого океана сообщил капитан Томас Блокхерст в письме своему другу, переадресованное тем, в свою очередь, доктору Удемансу:
"11 августа 1880 года море спокойно. Солнце в зените. 48°37 северной широты, 180° восточной долготы. Корабль следует из Японии в Сан-Франциско. Я сидел один на носу парохода и наблюдал за летающими рыбами, когда увидел в воде, на глубине 30 или 60 сантиметров, длинную морскую змею, плывущую рядом с кораблем, — светло-желтого цвета, 12 метров длины и от 60 сантиметров до 1, 2 метра толщиной. По спине и бокам проходили темные линии, голова была немного толще остального тела. Я не видел никаких плавников".
Следующая встреча произошла также в Тихом океане, но на этот раз у берегов Китая. В 1881 году мистер Дж. М. Хор, лоцман из Шанхая, рассказал Чарлзу Гуду, как во время пребывания в Нинбо, южнее устья Янцзы, он заметил на поверхности воды змею длиной 30–40 метров, похожую на "две мачты джонки, приставленные друг к другу концами, но с небольшим интервалом между ними". У нее были большие, величиной с блюдце, глаза и плоская голова.
К какому типу морского змея можно ее отнести? Трудно сказать. По величине ее глаз и длинному хвосту можно предположить, что она близка к морскому змею с гривой, но этого украшения у нее не видели. По мере того как осваивались все новые и новые области океанов, появлялись различные виды морских чудовищ, которых неизвестно к какому типу морских змеев надо было причислять. Мало-помалу положение так запуталось, что стало нетерпимым. Это — увы! — неизбежно вытекает из самой природы нашего вопроса и может прекрасно объяснить приступы отчаяния, периодически охватывающие исследователей. (За семь лет, что занимаюсь этой проблемой, сколько раз хотел я бросить все с чувством, что пытаюсь разгадать тайну, которая выше моих сил!)
Но не будем терять уверенности, что в конце концов увидим свет. Очевидно, что старание сделать какие-то глобальные выводы и выстроить общую классификацию может сбить с правильного пути и даже завести в тупик. Стоит вспомнить здесь метод Шерлока Холмса, которым он пользовался в моменты отчаяния. "Это грубая ошибка, — говорил он, — выстраивать теорию до того, как собраны все факты. Тогда, неосознанно, факты будут деформироваться и подгоняться под теорию, вместо того чтобы теорию строить на фактах".
Именно так, к сожалению, поступают многие из тех, кто занимается проблемой морского змея.
Несколько особей более привычного вида
После серии странного вида существ мы снова встречаем нашего старинного гривастого змея Понтоппидана у южной оконечности Африки. Мы уже знаем, что этот вид змея встречается почти во всех районах Атлантического океана.
12 ноября 1881 года мистер Хансен, портовый служащий из Кейптауна, копался в своем саду на берегу океана, когда увидел морского змея на том месте, где утонули «Афины». Он позвал свою жену, детей и всех соседей, чтобы они могли посмотреть на чудовище, спокойно разглядывавшее побережье. Так продолжалось около получаса, затем животное так же спокойно удалилось в открытое море.
Как писала газета "Зюйд африкаан" 17 ноября, мистер Хансен описывает змея в виде морского чудовища длиной 23 метра, темного цвета, с головой размером с 250-литровую бочку и мордой, похожей на бульдога, с длинной свисающей рыжей гривой.
Скептики рассказывают множество историй о том, как моряки, встретившие морского змея, при ближайшем знакомстве убеждаются, что это были или ствол полузатонувшего дерева, или другой какой-нибудь неодушевленный предмет. В действительности происходит как раз наоборот. Обычно то, что издали принимают за ствол дерева или обломок, оказывается, при ближайшем рассмотрении, живым существом. Так случилось и с капитаном Вейцем с немецкого парохода "Кати".
"Перед закатом солнца 31 мая 1882 года, на пути из Нью-Йорка в Ньюкастл, — рассказывал он, — пароход находился в 8 милях от мыса Бат-оф-Льюис (Гебриды), когда мы увидели, примерно в 2 милях от правого борта, темный предмет, покачивавшийся на волнах. Сначала мы приняли его за обломок корабля, так как один конец его был похож на сломанный бушприт, а остальная неровная часть напоминала выглядывавший из воды борт полузатопленного судна. Когда мы подплыли ближе, то в бинокль рассмотрели, что у левой стороны предмета вода движется, как если бы он продолжался под водой. След на воде был равен по длине видимой части предмета. Поэтому мы не стали подплывать слишком близко из опасения повредить наше днище обломками. Но вскоре, подплыв еще ближе, увидели, что это не обломки корабля. Если бы мы не видели, что вокруг и под предметом в воде ничего не было, можно было принять эту темную, неровную цепь зубцов за вершину рифа. Вдруг, когда уже мы обогнули этот странный предмет, остававшийся все это время совершенно неподвижным, мы заметили, как из воды, примерно в 24 метрах от видимого конца, появился плавник высотой около 3 метров, который несколько раз шевельнулся, пока тело постепенно погружалось. В результате этого медленного движения в глубину та часть, которая была на поверхности, поднялась над водой и превратилась в хвост рыбы огромных размеров.
Длина видимой части животного, не имевшего ничего общего с китом, была почти 45 метров, зубцы высотой от 90 сантиметров до 1,2 метра находились друг от друга на расстоянии около 2 метров и уменьшались от передней части к концу".
Сообщение капитана Вейца сопровождалось рисунком, сделанным с его слов американским художником-анималистом Эндрю Шульцем. На нем мы узнаем бугорчатую спину морского змея американского типа, но гигантского размера и с двумя плавниками, один посередине тела, другой — на хвосте.
Доктор Удеманс считает, что капитан Вейц неправильно понял то, что увидел. Бурление воды у левой стороны вызывалось движением не головы, а хвоста. Он также принял боковой плавник за хвостовую лопасть, а спинной плавник — за боковой. Все это для того, чтобы не допустить возможность наличия раздвоенного китового хвоста у морского змея. И все же…
Во всяком случае, это рядовое наблюдение должно убедить еще раз тех, кто не был еще убежден, в том, что существуют, и не только у атлантических берегов Америки, представители крупных змееобразных с бугристым хребтом. Так же как и следующее наблюдение подтверждает еще раз, что при своем движении такое животное или ему подобное может совершать вертикальные колебания.
На этот раз большой морской змей появился у берегов Великобритании, около Карнарвоншира, перед удивленными глазами мирового судьи, нотариуса с супругой и еще нескольких человек. Это произошло 3 сентября 1882 года в 3 часа дня. Все эти дамы и господа находились на дамбе и любовались Ирландским морем, когда заметили объект, двигающийся в сторону мыса Грейт-Ормс со страшной скоростью — около 30 миль в час (48 километров в час!).
Перед нами описание «объекта», или скорее животного, которое мистер Ф. Т. Мотт отправил в журнал "Нейчур":
"Он был величиной с большой пароход, то есть около 60 метров, а скорость его движения была больше, чем любого обычного корабля. Он казался черным, и движения его были то ли змееобразными, то ли штопо-рообразными, с вертикальными колебаниями.
Трое из очевидцев позднее по памяти, независимо друг от друга, сделали рисунки животного и затем сравнили их. В основном они совпали, за исключением некоторых деталей. В эту группу очевидцев входили: У. Барфут — мировой судья из Лечестера, мистер Марлоу — нотариус из Манчестера и его жена миссис Марлоу, а также еще некоторые лица".
Как будто в подтверждение этого сообщения похожее животное появилось месяцем позже, 11 октября, в Бристольском заливе (Корнуолл) перед глазами местного викария преподобного Е. Хайтона. Еще одно видели спустя год в проливе у Бристоля двигавшимся в сторону Атлантического океана со скоростью почти 45 километров в час. За ним тянулся длинный след, похожий на тот, который иногда оставляют тюлени.
Монстр с двойным хвостом, двурогий единорог, гигантская черепаха, розовая змея и K°
В этот период англичане, конечно, не были монополистами в наблюдениях за морскими змеями, как нам только что показал капитан Вейц. В 1883 году змееобразное чудовище было замечено еще с одногонемецкого корабля, на этот раз военного — корвета «Элизабет» под командой капитана Хольмана, впоследствии ставшего адмиралом. 26 июля его корабль стоял на рейде Либревиля, у западного побережья Африки. Вот запись, сделанная им в бортовом журнале:
"5 часов. Замечена группа китов различной величины и среди них животное, формой и способом передвижения напоминающее змею. Оно было белого цвета и часто поднимало голову на высоту от 3 до 5 метров над поверхностью воды. Остальная часть тела оставалась под водой в виде неясных извилистых форм".
Один из офицеров «Элизабет», капитан-лейтенант Вислисен, наблюдал за странным зверем в бинокль почти двадцать минут. По его словам, длина животного была от 15 до 20 метров, голова — заостренной формы, и — о чудо! — у него был раздвоенный черно-белый шестиметровый хвост.
После этого описания нам есть от чего прийти в замешательство. Действительно, трудно поставить под сомнение искренность и честность адмирала Хольмана, которая является гарантией и слов его подчиненных. Поэтому придется считать, что данный змей является альбиносом и, сверх того, награжденным природой раздвоенным хвостом, как некоторые представители семейства ящериц. Подобное двойное уродство было бы, пожалуй, слишком необычным. Однако черно-белая раскраска хвоста исключает возможность альбинизма. Вероятнее всего, будущий адмирал видел поднявшего переднюю часть тела морского змея со стороны горла. Уже не первый раз очевидцы издали описывают его как белую колонну. Что касается "раздвоенного хвоста", увиденного офицером, то, может, это просто был двухлопастный, как у кита, хвост, который мог быть черным сверху и белым снизу?
Все, кто изучает эту проблему, находятся под прессом традиционного названия — иногда таким неподходящим, которое получили эти животные, — и не могут даже вообразить, что большое змееподобное существо может иметь хвост, отличающийся от змеиного. И все же, наряду с тем, что некоторые виды морских змеев имеют длинный и утончающийся к концу хвост, мы много раз встречали сообщения о многогорбых змеях с двухлопастным хвостом и даже вообще лишенных всякого хвоста.
Это как раз случай первого из двух необычного вида чудовищ, встречи с которыми произошли в 1883 году. Животное увидел осенью этого года капитан Сеймур с американского китобойного судна "Хоуп Он" около архипелага Лас-Перлас на юге Панамы, то есть в тропической области Тихого океана. Шлюпка была спущена на воду, чтобы загарпунить кита. Но тот оказался совершенно неожиданным существом, если верить описанию Ричарда Проктора, опубликованному многими газетами:
"…Голова, похожая на лошадиную, поднялась из воды, затем медленно погрузилась. Этого монстра видел весь экипаж. По словам капитана Сеймура, у шестиметрового животного была симпатичная лошадиная голова, на которой возвышались два рога. Существо имело две пары лап или ласт, рыжеватую шкуру, густо усыпанную большими черными пятнами, и хвост, который казался разделенным на несколько частей".
Затем появились сообщения, что моряки "Пасифик мейл компани" много раз встречали этого двурогого морского монстра, очень похожего на плод возбужденного воображения. Однако было бы удивительно, если бы оказались придуманными все детали, так как в дальнейшем мы несколько раз встретим описание морских чудовищ, в той или иной мере совпадающих с этим. Только его рога не имеют ничего общего с рогом единорога (как в случае с индийским носорогом или нарвалом), они небольшого размера, и их можно сравнить скорее с рожками жирафа. А может быть, это совсем не рога, а выдвижные дыхательные трубки? И хвост, состоящий из множества частей, возможно, в действительности образован задними, широко расставленными перепончатыми лапами?
Последнее сообщение о необычном морском чудовище 1883 года появилось в декабре в "Нью-Йорк таймс". Если ему верить, то некая американская шхуна встретила в океане морскую черепаху размеров действительно необычных. Моряки приняли сначала ее панцирь за днище перевернувшегося корабля. Его размеры — 18 метров в длину и 12 метров в ширину. Без всякого сомнения, это "Отец всех черепах" из легенд аборигенов Суматры!
В 1884 году, недалеко от Дурбана, морской змей, немногим менее экзотический, поднял 2–2,5 метра своей шеи над водой на глазах капитана Веллингтона с парохода «Черчилль». Затем его еще видели с берега армейские офицеры. На рисунках, опубликованных в то время в "Саут африкен иллюстрейтед ньюс", которые обнаружил недавно профессор Смит, у него была густая борода и кожа, покрытая огромными бородавками или, возможно, крупной чешуей.
В следующие годы ситуация едва ли стала лучше. Мы будем узнавать о морских змеях всех цветов радуги в прямом и переносном смысле. В самом деле, что можно подумать о розовом морском змее, встреченном 5 августа 1885 года в Северной Атлантике у Азорских островов канадским пароходом «Эмблем» под командой капитана Робертса? Можно, конечно, успокоить себя тем, что этот морской змей — родственник такого же цвета слонов, которых, говорят, часто видят алкоголики в бреду. Но рассказ, представленный капитаном прессе, выдает в нем большого трезвенника. Началось с того, что помощник сообщил о предмете, торчащем из воды:
"Когда корабль подошел ближе, предмет превратился в большое чудовище со змеиной головой, которая возвышалась на 3–3,5 метра над поверхностью воды, как будто существо спокойно осматривало окрестности. Когда «Эмблем» подошел почти вплотную, чудище опустило голову и спрятало ее под воду, но тело осталось на поверхности. Сравнивая его длину с размерами своего корабля, капитан сделал вывод, что змея была не меньше 18 метров длины и толщиной с бочку для солонины. Цвет спины был розовым и белым, а брюха — чисто белым".
4 октября уже желтую змею видели с берега 8 или 9 человек в заливе Морвуд, в Южной Африке:
"Ее сначала заметили (читаем мы в сообщении) в 7–8 милях от берега плывущей очень странным способом. На первый взгляд показалось, что плывут две рыбы, но при более близком рассмотрении выяснилось, что вторая «рыба» была хвостом змеи. По словам очевидцев, монстр передвигался со скоростью 15 км/ч и время от времени нырял под воду с шумом, который производят волны прибоя, накатывающиеся на берег. При движении она вспенивала воду вокруг себя на расстоянии двух десятков метров. Иногда змея поднималась над водой на 5–6 метров, а ее общую длину свидетели оценили в 27–30 метров. Видны были и ласты-плавники, похожие на огромные весла, ударяющие о воду с обоих боков. По спине тянулась темная полоса, остальная часть тела была грязно-желтого цвета".
Таким цветом, довольно необычным, и полосой вдоль хребта эта змея непреодолимо напоминает нам ту, что встретил пять лет назад в Тихом океане капитан Блокхерст, и даже суперсаламандру «Нестора». Маловероятно, чтобы три каких-нибудь шутника могли выдумать независимо друг от друга такие необычные и в то же время столь прозаические отличительные черты морского змея. Остается только еще раз сказать, перефразируя слова Гамлета, что нет в океанах животного, которое не было бы описано в нашей зоологии.
Привычная смесь
В течение лета 1886 года морских змеев неоднократно видели вдоль восточного побережья США, но их описания страдают отсутствием точности. Так, у монстра с длинным спинным плавником, устроившим охоту на двух молодых людей, совершавших прогулку на лодке, и преследовавшим их до самого Гудзона, были "зеленые дьявольские глаза, и он плевался пеной, похожей на длинную стружку, вылезающую из-под ножа рубанка". В следующем году поступило сообщение о схватке еще одного змея с "большой рыбой" недалеко от Форт-Попхэма. На следующий день якобы даже нашли на берегу труп кита со следами укусов на теле.
Благодаря исследованию, проведенному в 1922 году французской газетой "Уэст эклер", мы узнали о следующей встрече с морским змеем, поведанной Полем Кадью, отставным чиновником морского департамента:
"Мне пришлось встретиться с морским змеем в Красном море, — рассказывает он. — Я направлялся в Индокитай на посыльном корабле «Парсеваль», чтобы занять место помощника комиссара. Это произошло в декабре 1886 года. Стоя на палубе вместе с вахтенным офицером, я увидел появляющуюся из воды гигантскую змею, похожую на морского угря, с плоской головой темного цвета. Голова и его длинная шея, изогнутая, как у лебедя, поднялись над водой на 1,5 метра. Он исчез через десяток секунд. Плыл он рядом с кораблем с такой же, как у нас, скоростью — около 9 узлов (17 км/ч). Его также видели другие члены экипажа".
Это наблюдение, такое простое и в то же время заслуживающее доверия, тем более ценно для нас, что сделано в Красном море, принадлежащем бассейну Индийского океана, откуда мы очень редко получали недвусмысленные сообщения о длинношеих морских змеях, то есть «классического» типа.
В следующем сообщении мы находим не только еще один привычный тип морского змея, но и хорошо знакомые нам моря вокруг Шотландии. Очевидцами в этом случае были не случайные люди, а два ученых-натуралиста. Правда, если их отчеты в основном совпадают, то выводы они сделали совершенно разные.
Факты были сначала представлены доктору Удемансу в письме, которое послал в 1882 году один из очевидцев, профессор Мэтью Форстер Хедл, видный геолог и минералог университета Святого Эндрю. Второе свидетельство попало к голландскому ученому позднее, от мистера Харви Брауна, автора нескольких книг по орнитологии Шотландии. Он прислал выписку из своего журнала наблюдений, касающуюся этого происшествия. Два ученых джентльмена путешествовали на яхте мистера Брауна вдоль западного побережья Шотландии, когда однажды утром, 30 июля 1887 года, в почти полный штиль, стюард потревожил их за завтраком:
— Мистер Браун, не подниметесь ли вы на мостик?
Хозяин яхты ушел. Через некоторое время его гость услышал на палубе над своей головой возбужденные голоса и зов Брауна:
— Хедл, быстрее идите к нам, если хотите увидеть морского змея!
Профессор знал, что Браун всегда поднимал на смех всех, кто верил в мифического монстра. Однако он не заставил просить себя дважды. И каково же было его изумление, когда он увидел всего в 450 метрах от яхты животное, вызывающее столько споров в обществе!
Кроме его друга Брауна за ним наблюдали стюард Коуэлл и матрос Джон Кэмпбелл. Хозяин яхты, настоящий научный ум, сразу предложил: "Мы не должны сейчас обсуждать что-нибудь. Каждый из нас запишет свои наблюдения, и мы пошлем наши четыре свидетельства трем самым большим авторитетам в области зоологии в Великобритании".
Когда позднее профессор Хедл прочитал эти записи, он увидел, что его описание полностью совпадает с описанием Брауна, и их рисунки почти точно повторяют друг друга, за исключением некоторых размеров. Так, например, горбы были на рисунке Брауна чуть выше, чем у Хедла.
"Я хочу сказать, — писал профессор Хедл, — что, по моим оценкам (конечно, приблизительным), длина животного была метров 18–20. У него была плоская, очень приплюснутая голова и на спине десять горбов, высота и массивность которых увеличивались при приближении к центральному, хотя и незначительно. Затем был пробел величиной в два горба и следовали еще три горба: в центре — самый высокий, последний — самый маленький.
Я видел три появления животного. Так как первый раз я наблюдал его мельком, наблюдение не имеет большой ценности, за исключением того, что в тот раз было видно, как оно передвигалось под водой. Два других раза оно почти не двигалось. Животное просто скрывалось из виду под водой в один момент и снова появлялось в другой, примерно через две секунды, уже впереди на величину длины своего тела, как будто оно делало под водой молниеносный прыжок. Погружение и появление его происходили без всякого шума, только во второй раз, в момент погружения, два первых горба из трех слились в один.
Во время одного из появлений я так настроил бинокль, что ясно различал потоки воды, стекающие с горбов в моем направлении. Не было видно никакого изменения расстояния между горбами, как и появления впадин на их месте. Совершенно точно не было и змееобразного движения ни в вертикальной плоскости, ни в горизонтальной.
По-моему, за исключением плоской головы, я не видел никакой твердой субстанции — кроме, может быть, того момента, когда горбы на хвосте появились на мгновение, — а то, что я видел, было потоками воды, расходящимися в стороны под ударами длинного спинного плавника темного цвета, который делал волну непрозрачной.
Я не могу приписать «горбы» волнам, образующимся при движении короткой рыбы, так как тогда невозможно объяснить, почему волны оставались всегда одинаковыми по числу и расположению. Я не смог бы также объяснить появление явно твердой головы и явно протяженного хвоста.
Все вышеизложенное написано по памяти".
Нельзя и мечтать о наблюдении более точном и комментариях более осторожных и взвешенных.
Совершенно независимые описания других очевидцев полностью совпадают в мельчайших деталях с рассказом Хедла. Это видно и из записей в журнале наблюдений мистера Харви Брауна, который, подчеркнем это, не только не верил в существование морского змея до этого случая, но не больше поверил и после него.
"В бинокль я насчитал 12 или 13 горбов, — пишет мистер Браун, — расположенных друг от друга почти на совершенно одинаковом расстоянии. Первый из них быстро двигался в поле зрения по воде, а остальные 11 или 12 (я успел их пересчитать только один раз) сохраняли свое положение относительно друг друга и все вместе относительно первого. Мне казалось, что они не двигаются, хотя небольшая рябь была видна на воде почти по всей длине. Они исчезали и появлялись по крайней мере 4 раза (напомним, что мистер Браун поднялся на палубу раньше Хедла), каждый раз одновременно, или почти одновременно, по всей длине".
Смущает только вывод, сделанный уважаемым мистером Брауном на основании своих наблюдений:
"Я считаю справедливым добавить к представленному отчету, написанному на месте происшествия, что после долгих размышлений и ознакомления с материалами, касающимися этой проблемы, я пришел к заключению, что речь идет просто о морской приливной волне, пришедшей со стороны Корриврашана и перемещавшейся сначала на восток, затем на северо-восток по спокойной поверхности воды. Она явилась результатом встречи поверхностной и глубинной воды".
На это предположение профессор Хедл уже ответил в своем отчете. Совершенно очевидно, что стоячие волны не могут сохранять, не двигаясь, относительное, почти правильное, расположение. Мистер Браун сам признает, что первый горб не был похож на остальные и вел себя не как они.
Иногда, явившись свидетелем какого-нибудь события, очевидец, часто неосознанно, позволяет своему воображению приукрашивать то, что он видел, додумывая детали, которых не было. В данном случае произошло обратное. Мистер Браун позволил своему воображению опустить некоторые детали, которые он, однако, прекрасно описал. Это говорит о том, что недоверие часто обладает такой же силой, что и вера.
Дамам тоже есть что сказать
Скорее по причине хронологической последовательности, а не из галантности предоставим теперь слово двум женщинам: обе жены офицеров, обе страстные любители путешествий и обе — писательницы.
Первая — миссис Флоранс Кэдди, опубликовавшая в 1889 году рассказ о своем путешествии в Сиам и Малайзию на яхте герцога Сазерлендского «Бесстрашная». Вот как она описывает в своей книге морского змея, которого она видела с расстояния 200 метров 22 января 1888 года, когда яхта находилась в спокойных голубых водах у берегов Траванкора, на юге Индии:
"…большая змеевидная и светлая фигура медленно появилась из воды в виде двух широких дуг (как две арки низкого моста). Мне не удалось ясно рассмотреть узорчатый рисунок, проступавший на серебристых приплюснутых боках огромной змеи".
В конце своего произведения она еще раз повторила, что самой удивительной чертой этого создания "был приплюснутый характер его боков, светло-серебристый цвет и изгиб его тела с небольшими, но очевидными вертикальными перемещениями".
Не очень понятно, как существо, сплющенное с боков, может совершать вертикальные колебания, если только оно не плавает на боку. Во всяком случае, сведения, предоставленные путешественницей, заставили специалистов лондонского Музея естественной истории подумать, и вполне обоснованно, что речь идет о рыбе-ремне.
Миссис Кэдди сообщила также, что ее змей был величиной с яхту, то есть намного превышал длину рыбы-ремня. Но внешний вид настолько узнаваем, что трудно предположить другой вариант.
Описание почти такого же зрелища, но которое не может служить безоговорочным основанием для идентификации существа с сельдяным королем, мы находим в книге второй нашей свидетельницы, мадам Зели Колвил, активного члена Королевского географического общества. 30 сентября 1888 года эта дама находилась на борту корабля «Мессир» в Красном море, когда в 6 часов 30 минут утра"…началась какая-то суета, экипаж бросился к борту корабля, возбужденно показывая на что-то в воде. Нас позвал капитан, и мы поспешили к нему, и вовремя. Мы успели увидеть выгнувшуюся дугой над водой часть тела огромного морского чудовища, похожего на гигантского угря.
Если это не наш добрый знакомый морской змей, то, несомненно, его близкий родственник. Капитан нам рассказал, что недавно видел его вытянувшимся во весь рост на воде, метров на тридцать, вдоль корабля. Та часть, которая выступала из воды, позволяла сделать вывод, что еще большая находится под водой".
Нельзя придавать очень большую ценность анонимным свидетельствам, но сообщение, появившееся в ноябре 1892 года за подписью «Капитан», заслуживает, однако, нашего внимания. С одной стороны, потому что редко когда мы получаем описание двух змеев, плавающих вместе. С другой — это произошло в Средиземном море, что также случается достаточно редко:
"Три года назад (в 1889 г.?) мой корабль шел по Средиземному морю между Гибралтаром и Алжиром почти в 20 милях от берега, когда я увидел, как мне показалось, две мачты или два обломка потерпевшего крушение корабля, торчавшие из воды. Но поняв, что они двигаются и являются, очевидно, живыми существами, я стал внимательно за ними наблюдать. Мало-помалу они приблизились и оказались на расстоянии 800 метров.
В этот момент я понял, что это два больших морских змея. Они плыли параллельно с нами добрых полчаса (корабль шел со скоростью около 8,5 узла (16 км/ч)). Затем они удалились в противоположном направлении.
Я смог бы их хорошо рассмотреть и невооруженным глазом, но в бинокль я их видел так ясно, как будто они находились на палубе. Один из них был немного длиннее другого. Большой был не менее 9 метров, второй на 1,5 метра короче. Первый поднимал голову над водой на 1,5 метра, второй — на 30 сантиметров ниже. Головы их были похожи на собачьи, только без ушей. Тело, толщиной 25–30 сантиметров, было темно-коричневого цвета сверху и серого снизу".
Средиземноморские морские змеи нашего скромного «Капитана», может быть, не были огромными, хотя и не самыми маленькими из известных морских змеев, особенно если они принадлежали к типу длинношеих.
Сложнее сказать что-нибудь определенное о существе, встретившемся французскому посыльному кораблю «Мерт» 1 сентября 1889 года у острова Мадагаскар. Офицер гидрографической службы, находившийся на борту, принял его за акулу, но, по словам других очевидцев, у чудища была голова не акулы и тело его было более длинным.
А что подумать о морском змее, которого капитан Девид Тайте со шхуны "Анни Харпер" встретил в начале лета 1890 года около Лонг-Айленда? Капитан утверждает, что его длина была 30 метров, а коричневого цвета хвост поднимался из воды почти на 12 метров. Маловероятно, чтобы морское животное плавало со своим главным движущим органом, высунутым из воды. Не принял ли очевидец за хвост голову и шею животного?
Моха-Моха: "очаровательный труп" или целозавр?
Этот большой период в истории морского змея, который мы обозначили как «британский», закончился в южной части Тихого океана, но он едва не завершился, мы это увидим, полным конфузом, абсурдом и посмешищем.
Мы уже отчасти проникли в южную область Тихого океана еще в 1870 году, с рыжим морским змеем Джона Адамса, внука знаменитого мятежника с "Баунти".
Чарльз Гуд также сообщал о трех морских змеях, встреченных в местах чуть севернее этой зоны океана. Первый, 9-метровый, был замечен в феврале 1878 года у острова Неровоз с борта парохода «Дьюрам». Второй поднял из воды голову, украшенную гривой, на глазах капитана Вильнева и офицеров французского военного корабля «Седр» у коралловых рифов Новой Каледонии, а третий проплыл в нескольких метрах от лодки майора Джеймса Хардинга у одного из островов Фиджи (1881).
Наконец, как написала "Дейли экспресс" 14 сентября 1903 года, мистер Мастард, шкипер из Сингапура, тоже видел морского змея длиной около 14 метров у Борнео в 1890 году.
Все это достаточно неопределенно, но тем не менее мы узнали, что гривастый морской змей встречается и на юге Тихого океана. Иногда трудно получить точное свидетельство, особенно когда оно претендует на гарантии в подлинности. С этой стороны самый озадачивающий в деле морского змея случай — это Моха-Моха с Большого Барьерного рифа.
Все началось с письма, в котором мисс С. Лавелл, учительница из Сандикейпа в Квинсленде, рассказала о произошедшем с нею странном случае. Получателем письма оказался читатель журнала "Ленд энд уотер", и общественность смогла ознакомиться с обстоятельствами встречи в номере от 3 января 1891 года:
"…Мы пережили визит чудовищной рыбы-черепахи, рисунок которой я прилагаю. Мне удалось провести рядом с нею, в 1,5 метра, почти полчаса. Когда она удовлетворила мое любопытство, то погрузила голову и длинную шею в воду, развернулась в сторону моря. При этом она приподняла на 1,5 метра над водой свое огромное тело в форме купола и задрала к небу над песком пляжа свой огромный, длиной 3, 5 метра, рыбий хвост. Затем, крутанув хвостом, исчезла с быстротой молнии, и я увидела вскоре ее хвост почти в 450 метрах, там, где пароходы бросают якорь.
Существо имеет то ли зубы, то ли костяные челюсти. Местные жители зовут ее Моха-Моха и говорят, что они любят ее есть и что у нее есть лапы с пальцами. Правда, сама я не видела ее конечностей, они были погружены в воду. Та часть животного, которую я видела, была длиной 8,5 метра, но я думаю, что ее полная длина достигала 9 метров. Когда ее голова поднималась из воды, показывалась открытая пасть. Ноздрей не было, и я думаю, что она дышит ртом. Челюсти ее достигали 45 сантиметров в длину. Голова и шея были зеленовато-белого цвета с большими белыми пятнами на шее и белыми кругами вокруг черных глаз и вдоль челюстей. Тело имело форму купола высотой 1,5 метра и шириной 2,5 метра, оно было совершенно гладкое и серо-голубого цвета. Рыбий хвост, примерно 3,5 метра длины, был остроугольным, а его лопасти были треугольной формы и шоколадного цвета. Кроме того, чудесные серебристые блестки сверкали на белых, величиной с ноготь, чешуйках".
Что же за невероятное животное, так похожее на одного из мифических монстров Индии, обычно имеющих хвост рыбы, представила нам мисс Лавелл? Или это то, что сюрреалисты называют "очаровательным трупом", результат игры, когда участники рисуют разные части тела, не зная, что нарисовали другие? В нашем случае один нарисовал голову и шею змеи, другой пририсовал тело черепахи, третий — хвост рыбы.
Но у главного редактора "Ленд энд уотер" происхождение монстра не вызвало никакого сомнения:
"По мнению компетентных специалистов Музея естественной истории, эта морская черепаха не что иное, как Carettochelys, чудовищная черепаха, имеющая длинную шею и встречающаяся в пойме реки Флай в Новой Гвинее. Единственный ее экземпляр есть в Сиднейском музее". Удивительная беспанцирная черепаха Новой Гвинеи остается до наших дней самой большой загадкой в мире, но ученые уже в 1891 году знали, что ее размеры совсем не были чудовищными — ее длина не превышала 75 сантиметров! Возможно, специалисты из Лондонского музея видели только рисунок мисс Лавелл, но не читали ее описания. Но как они могут объяснить рыбий хвост?
Редактор журнала также заметил:
"Длина и форма хвоста, во всяком случае в том виде, как они описаны, абсолютно невозможны, потому что никакая черепаха не имеет подобного хвостового отростка, и очевидец, вероятно, ошибся в описании этой части животного".
На что мисс Лавелл резко ответила:
"Вы говорите о невозможности хвоста описанной величины. Я смею утверждать, что такое суждение удивительно слышать от человека, который никогда не видел это чудовище, полурыбу-получерепаху. Ее хвост лежал на песке пляжа, вне воды, целых полчаса так близко от меня, что, сделав всего пять шагов, я могла бы до него дотронуться".
Отчитанный таким образом главный редактор остался все-таки при своем мнении, но, похоже, уверенный тон дамы привел его в замешательство, так как запал его следующей статьи стал менее решительным:
"Не желая бросить ни малейшей тени на искренность и тщательность наблюдения нашей уважаемой корреспондентки, мы вынуждены остаться на позициях нашего редакционного комментария, сделанного в номере от 3 января, и подчеркнуть, что с научной точки зрения существование животного, представляющего из себя комбинацию рыбы и черепахи (sic), абсолютно невозможно".
Последняя фраза стала причиной саркастического замечания со стороны капитана Руперта Т. Гуда:
"Его (редактора) познания в палеонтологии, очевидно, очень слабы. Вымершие виды Pterichthys и Drepanaspis, кажется, специально существовали, чтобы опровергнуть это «смелое» утверждение".
Не подлежит сомнению, что некоторые панцирные рыбы девона — особенно Placodermes отряда Antiarches — имели такое анатомическое строение, что сначала их относили к ракообразным или черепаховым. Pterichthyodes поразительным образом похожи на Моха-Моха. Но только телом и хвостом. Никогда никакая рыба не имела настоящей шеи, то есть части, соединяющей голову и туловище (то, что можно принять за шею у угря, в действительности является частью туловища). Намек на панцирных рыб совершенно не разрешает загадку чудовища. Мисс Лавелл в своем новом письме добавила некоторые детали о репутации этой твари среди местного населения, которые только еще более осложнили дело:
"Местные жители, которые не видели ее в тот день, сразу же назвали ее имя, как только увидели мой рисунок. Они назвали ее Моха-Моха. Они смеялись и восклицали: "Она была неосторожна, meebee", что означало "опасная черепаха".
Девять лет назад это животное напало на одну местную деревню. Она могла встать на задние лапы, положить передние на плечи даже высокого человека и повалить его. В тот год она проникла в деревню и схватила одного мужчину за ногу. После этого случая местные жители несколько месяцев скрывались в глубине материка".
После этих достаточно туманных разъяснений мисс Лавелл снова заявила: "Это была не морская черепаха, а чудовищная полурыба-получерепаха".
На это потрясенный редактор отвечал еще более запутанно и несмело:
"Существование в Новой Гвинее большой и кровожадной морской черепахи (Triolix) хорошо известно (sic), и известно несколько случаев, когда они нападали на человека (sic!)".
Может, не Triolix (такого названия нет в природе), а Trionix? Но и это было бы удивительно, так как ни одна черепаха этого вида не могла бы достигнуть Австралии. В любом случае, если какая-нибудь морская черепаха и может сильно укусить человека, особенно когда ее пытаются поймать, она никогда еще не нападала на него! Правда, в Австралии есть змеиношеяя черепаха (Chelodina longicollis), но это достаточно миниатюрная черепашка. Ее пример, однако, доказывает, что анатомически существует возможность для черепахи иметь и длинную шею.
В общем, у такого "очаровательного трупа", как Моха-Моха, тело и хвост могут сочетаться, как у панцирной рыбы Pterichthyodes, а голова, шея и тело могут присутствовать вместе, как у Chelodina. Но все сразу — совершенно невозможно. Это и заставило редактора "Ленд энд уотер" написать, чтобы не спорить с мисс Лавелл: "Наша корреспондентка не должна подумать, что мы сомневаемся, что она видела некоего ненормального монстра, но мы не можем поверить, что он мог быть такой "полурыбой-получерепахой", как она его описывает. Единственно возможное объяснение этому состоит в том, что чудовищных размеров черепаха схватила и втащила под свой панцирь большую рыбу, передняя часть которой была таким образом скрыта от глаз, а хвост торчал наружу, и это создавало впечатление, что у черепахи был рыбий хвост…"
Это объяснение явно притянуто за уши, но совершенно неправильно, что оно "единственно возможное". Можно предложить другое, еще более нелепое, но также возможное с точки зрения анатомии. Речь идет о гигантской панцирной рыбе, пожирающей, начиная с хвоста, какого-нибудь гигантского морского угря.
Боюсь, что мисс Лавелл не примет и этого объяснения, как она отвергла и предыдущее. Вероятно обидевшись, она больше не подавала признаков жизни, хотя редактор и просил сообщить еще что-нибудь, что могло бы пролить свет на эту зоологическую загадку.
Но история на этом не закончилась. Собирая материал для своей книги "Большой Барьерный риф Австралии", знаменитый английский зоолог Уильям Сэвилл Кент, помощник директора лондонского Музея естественной истории, попросил мисс Лавелл представить ему подробнейшее описание увиденного. Зачем? Просто затем, чтобы научно окрестить Моха-Моха.
Новый отчет неудержимой учительницы заслуживает быть приведенным полностью, так как позволяет пролить некоторый свет на это темное дело.
"Прогуливаясь по пляжу, — пишет учительница, — я восхищалась великолепием моря, которое было совершенно спокойным, когда мой взгляд вдруг наткнулся на голову и шею создания, которого я никогда прежде не видела.
Я подошла к воде и увидела огромное животное, вытянувшееся во всю свою длину и совершенно не прореагировавшее на мое приближение. Поэтому мне удалось с близкого расстояния рассмотреть лоснящуюся кожу головы и шеи, гладкую и блестящую, как сатин. Его пасть была открыта все время, пока голова лежала на песке.
Через полчаса чудовище сомкнуло челюсти и медленно погрузило голову и шею в воду. Тогда я увидела, насколько его шея была длинной: она изогнулась и почти образовала полукруг. Когда голова потянулась к воде, животное приподнялось, вытащив из воды хвост рыбы, который взвился над песком всего в 1,5 метра от меня. Хвост не касался земли, и под его лопастями я могла бы стоять в полный рост.
Единственная часть его тела, на которой был какой-то рисунок (похожий по форме на кирпичную кладку), находилась также на сухом берегу, но лежала на песке. Огромный куполообразный панцирь голубовато-серого цвета возвышался примерно на 1,5 метра над землей и скрывал от меня голову и шею животного. Панцирь был гладким и не имел никаких отметок на поверхности. Хвост был длиной около 3,5 метра. Рыбообразная часть хвоста была такой же блестящей, как голова и шея, серо-серебристого цвета с белым отливом. Она была покрыта то ли метками, то ли крупными чешуйками с белыми каемочками. Но если это была чешуя, то она располагалась не как у рыбы, в горизонтальном направлении, а в перпендикулярном к оси тела, каждая размером с ноготь человека. Животное имело толстый мясистый плавник в задней части тела, примерно в метре от хвостовых лопастей. Эти лопасти, как и плавник, были шоколадно-коричневого цвета и полупрозрачные, я могла видеть сквозь них солнечный свет. Одна из местных девочек спросила меня, не откусила ли часть хвоста акула, а другая хотела узнать — не аллигатор ли это?
Все время, пока животное находилось на берегу, оно было совершенно неподвижно. Наконец оно странно махнуло хвостом и без шума исчезло в воде. Оно вынырнуло, казалось, чтобы сделать вдох, уже далеко в море. Я снова увидела его хвост, мелькнувший над водой и выбросивший в воздух несколько рыбешек в месте, где корабли бросают якоря. Один из местных мальчиков говорил, что видел его в предыдущий понедельник.
Так как я находилась почти полчаса совсем близко от странного животного, у меня была возможность внимательно изучить его форму и раскраску. Когда оно передвигалось, можно было видеть его голову и хвост, поочередно появлявшиеся над водой, но не было и видно тени его тела, так что со стороны можно было подумать, что голова и хвост принадлежат разным существам, особенно учитывая их различный цвет. Чего я не видела у него, так это лап. Я даже наклонилась и пыталась их рассмотреть, но напрасно, хотя Моха лежала в воде на мелководье, где глубина была не более 30 сантиметров. Местные жители говорят, что они похожи на лапы крокодила".
В придачу к этому отчету учительница прислала Сэвиллу Кенту документ, подтверждающий, что животное видели или в тот же день, или в ближайшие дни еще семеро белых и один местный житель.
Таковы основные пункты досье этой Моха-Моха.
Меня удивляет в этой истории не столько экстравагантность анатомических деталей монстра, сколько наивность и необдуманность комментариев. Как главного редактора научного журнала, так и капитана Руперта Гуда и Уильяма Сэвилла Кента. Капитан Гуд к тому же посвятил Моха-Моха целую главу своей книги о морском змее.
В то время как во всех случаях при анализе сообщений о морском змее эксперты проявляли крайнюю недоверчивость, иногда даже излишнюю, здесь они, очевидно из вежливости, не проявили никакой. Наоборот, выразили полное доверие искренности и наблюдательности мисс Лоуэлл. Что касается меня, при всем уважении к дамам я могу считать ее только отъявленной лгуньей. Различные версии ее рассказа сотканы из очевидных противоречий и абсурдных деталей. Этот случай относится скорее не к зоологии, а к психиатрии как яркий пример мифомании.
Я еще мог бы, для смеха, допустить, что, совершенно невозможная для земного животного анатомически (на треть змея, на треть черепаха, на треть рыба), эта Моха-Моха была позабыта когда-то летающей тарелкой с Марса или Венеры. Но меня никто не убедит, что существует, хотя бы и на другой планете, животное, невозможное чисто механически.
Апофеоз антиподов
Благодаря развенчанию этого неуместного и нелепого монстра британский период в истории морского змея имеет возможность закончиться в Тихом океане встречей более достоверной, являющейся настоящим апофеозом. Появившись в разных местах земного шара, не только вокруг метрополии, но почти у всех берегов британских колоний, сказочное чудовище было наконец замечено в самом дальнем уголке империи, на противоположной от Англии стороне земного шара. "Великий Незнакомец" океана замкнул круг. Теперь мы знаем, что его империя простирается на весь мир!
Так вот, инспектор из Джизборна (Новая Зеландия) Альфред Форд Метьюз возвращался домой в Окленд на борту парохода «Манапури», когда 24 июля 1891 года он заметил в море, у мыса Восточный, морского змея.
"Монстра, — сообщала 22 сентября того же года газета «Стандарт», получившая его сообщение, — видел также один из офицеров корабля. Чудовище время от времени поднимало голову и переднюю часть туловища почти перпендикулярно к поверхности коды и на большую высоту. В этом положении оно странным образом поворачивалось, показывая черную спину и белое брюхо, а также два длинных плечевых отростка, похожих на культи инвалида. Затем его тело обрушивалось в воду, поднимая водопад брызг. У него была плоская голова, и он находился примерно в полумиле от корабля".
Мистер Мэтьюз сначала никому не сказал о происшествии, стараясь избежать насмешек. Но через неделю такое же животное было замечено недалеко от острова Портленд помощником капитана и боцманом другого парохода, «Ротомахана», и эти очевидцы сразу же сообщили о случившемся прессе. Это заставило заговорить и Метьюза.
В своем интервью помощник капитана Александр Керр, в частности, рассказал:
"Воскресным утром 1 августа, около 6 ч. 30 мин., мы находились у острова Портленд, между Джизборном и Напьером. Я стоял на мостике и смотрел в сторону земли, когда увидел предмет, поднявшийся из воды на 9 метров. Его форма была чертовски похожа на огромного морского угря, за исключением двух больших плавников, почти по 3 метра каждый. Создание находилось от меня не далее 100 метров, и, я думаю, его толщина была 3–3,5 метра. Я не видел его спины, он двигался прямо на корабль, но его живот и плавники были чистого белого цвета. Голова твари не казалась особенно выделяющейся, его шея переходила прямо в голову, как у угря. В этот момент светило солнце и было очень светло. Когда существо нырнуло, оно не опустилось вперед головой, как прыгает рыба, а как бы втянулось назад. Я видел его поднявшимся последний раз.(…) Что касается его длины, я не могу сказать ничего определенного, но так как оно поднялось на 9 метров из воды, я думаю, что еще не менее двух третей тела должны были остаться под водой, хотя это просто мое предположение".
Боцман Питер Нельсон в своем свидетельстве повторяет слова офицера в мельчайших деталях. Плюс несколько следующих дополнений:
"Трехметровые плавники располагались в 6 метрах от головы. Их свисающие концы почти касались воды. Там, где они соединялись с туловищем, тело казалось сморщенным. Я не видел плавников, когда животное появилось первый раз, но потом видел их при каждом его подъеме. Брюхо и плавники были чисто белого цвета. Я видел также и спину. Она была такого же цвета, как и у морского угря".
К этим свидетельствам, тем более замечательным, что они представляют нам длинношеего морского змея, совершающего кульбиты и показывающего нам свои передние конечности, мы можем добавить только единственное замечание. Речь здесь не может идти о животном, родственном угрям, так как у этих рыб боковые плавники располагаются сразу же за головой, у них нет собственно шеи, как в нашем случае.
Морской змей как стая птиц!
Пока перед нами появлялись морские змеи разных видов: с гривами и рогами, с лебедиными шеями или коренастые, с множеством горбов и с высокими кружевными гребнями, черные, желтые и розовые, пятнистые и полосатые, как зебры, а люди, с ними встречавшиеся, называли их самыми различными именами, — так вот, пока все это происходило, чем занимались эксперты?
Мы уже видели, как многие из них пускались во все тяжкие, пытаясь идентифицировать тот или другой из появлявшихся объектов или чаще всего — увы! — смесь разных их типов. Мы также слышали их обычные объяснения — то со стороны упрямых скептиков, то со стороны сторонников, вера которых часто базировалась на предвзятых идеях. Но перед все увеличивающейся массой свидетельств, достоверность которых бесспорна, большинство ученых уже больше не осмеливались отмахиваться от проблемы без строгих доказательств, причем до такой степени, что астроном Ричард Проктор смог написать уже в 1877 году: "Ученые-натуралисты теперь меньше подвержены недоверию, чем даже публика с улицы".
Так, когда судовой врач Артур Адаме понял, что предмет, который он принял издали за морского змея, оказался всего лишь стволом старого дерева, он увидел источник возможных ошибок, но воздержался от обобщений. И когда капитан Тейлор стал жертвой подобной ошибки — он вместе со своей командой полчаса яростно расстреливал пучок огромных водорослей, а пресса с удовольствием растиражировала рассказ этого современного Дон Кихота, — никто не отважился на издевательские комментарии.
Да, закончилось время ученых-натуралистов, которые, подобно Стрикленду и Мелвиллу в 1848 году, осмеливались заявлять, что морской змей — лишь эхо старых норвежских мифов. Редко кто теперь с легкостью решал этот вопрос, не видя во всех морских змеях прошлого и настоящего ничего необыкновенного. Одним из таких был некий доктор Джозеф Дрю, который 5 сентября 1878 года опубликовал в журнале «Нейчур» следующее письмо:
"В понедельник, 5 августа, группа геологов, среди которых был и я, плыла на корабле в Булонь из Фолькстоуна, когда, находясь в 3 или 4 милях от французского берега, один из них вдруг закричал: "Посмотрите на этот странный объект, плывущий впереди по правому борту от корабля!" Повернувшись в указанном направлении, его товарищи увидели огромную змею длиной не менее 200 метров, которая неслась вперед со скоростью 15–20 миль в час (27–37 км/ч). Она была темного цвета спереди и светлее сзади. Ее длинное тело скользило по поверхности воды, изгибаясь и подрагивая.
Конечно, было сразу выдвинуто несколько разных гипотез для объяснения необычного феномена, но вскоре все сошлись на том, что объект не может быть ничем иным, кроме как самим морским змеем…
Однако со мной был великолепный театральный бинокль Бейкера, и через несколько секунд все разрешилось самым простым образом: «монстр» представлял собой огромную массу низко летящих птиц. Те птицы, которые были посильнее, сбились в более плотную и кажущуюся более темной группу впереди, а остальные, более слабые, растянулись в длинный хвост. Это были Pelecanus cristatus, возвращавшиеся, вероятно, к гнездовьям из мест дневной охоты…
Я боюсь, что некоторые из товарищей не поверили моему биноклю и предпочли верить в любимого ими морского змея. Но я считаю своим долгом сообщить вам о случившемся, чтобы ваши читатели, совершая морское путешествие, всегда имели при себе хороший карманный театральный бинокль и могли сами проверить, при случае, природу такого феномена, как морской змей".
Можно напомнить доктору Дрю, что моряки, когда им нужно рассмотреть какое-нибудь неизвестное чудовище, не удовлетворяются театральным биноклем, хотя бы и фирмы Бейкера. Может быть, это убедит его, что его советы ничего не стоят в случаях, приведенных нами ранее. С трудом можно представить, что стая птиц может принять форму перископа или цепочки полукруглых бугров, плавать в полупогруженном состоянии или исчезать время от времени под волнами, образовывать глаза, пасть или ряд треугольных плавников. А с расстояния 100 метров летящих птиц вообще нельзя перепутать с чем-то другим.
Наконец, перед тем как высказывать свое суждение о морском змее, доктор Дрю лучше бы немного подучил зоологию. Так, если бы птицы, которых он видел, были хохлатые бакланы, то почему бы не назвать их настоящим научным именем Phalacrocorax aristotelis? Или, может быть, они принадлежали к виду пеликанов, тогда в этом случае это первый случай, когда пеликанов видели над Ла-Маншем! Я не знаю, откуда он взял Pelecanus cristatus, вид, незнакомый зоологической науке! Может быть, речь идет о Pelecanus crispus, то есть пеликане кудрявом, но, конечно, не о белом пеликане (Pelecanus onoctoralis): эта птица водится в теплых странах и никогда не добиралась до Ла-Манша…
В самом деле, достаточно предложить для объяснения необычного феномена — будь то морской змей, знаменитый снежный человек или летающая тарелка — совершенно неприемлемую гипотезу, даже бредовую, но позволяющую превратить явление в банальность, как тут же газеты, радио и телевидение с энтузиазмом подхватывают ее, и публика принимает ее с жаром и облегчением.
Едва мистер Дрю послал свои рассуждения в «Нейчур», как хлынул поток таких же свидетельств. Первое появилось в номере от 15 сентября и исходило от мистера Берда. С такой фамилией (Bird — птица (англ.)) он должен хорошо разбираться в вопросе. Однажды между Гримсби и Роттердамом он увидел предмет, похожий на "низкий корпус корабля без мачт и труб, который передвигался по воде со значительной скоростью". Через одну или две минуты он стал колебаться, а затем поднялся в воздух, превратившись в стаю птиц. "Иллюзия была такой полной, — писал мистер Берд, — что, я думаю, многие истории о морском змее имеют в основе ту же ошибку". И тут же простодушно добавляет: "…Но я не уверен, что все случаи можно этим объяснить".
Еще через неделю некто мистер Инглби признался — к своему стыду, конечно, — что сам принял за морского змея стаю буревестников. 8 февраля следующего года мистер Стедман Аль-дис уже бил себя в грудь и каялся в такой же ошибке. Потом ряды этих близоруких пополнил и мистер Дж. Ра.
Но подозревать подобную близорукость у моряков, привыкших распознавать издали любой объект на поверхности воды и даже оценивать с большой точностью его размеры, было бы слишком. Можно понять возмущенную реакцию моряков, таких как капитан Остин Купер, который видел «дракона» на пути в Мельбурн. Его сообщение напечатала одна из австралийских газет. Когда новость достигла Лондона, там был "мертвый сезон", и один из "молодых львов" журналистики из "Дейли телеграф" набросился на нее и разодрал в клочья, не пощадив и моряка.
"Теперь, — признавался тот своему другу, — я больше не вижу никаких морских змеев. Если двадцать морских змеев появятся с левого борта, я прикажу экипажу смотреть через правый. Больше никакой лондонский писака не сможет сказать, что капитан Купер не может отличить пучок водорослей от живого существа, что он обманщик или сумасшедший".
Точка зрения доктора Уилсона
В конце большого британского периода в истории морского змея можно найти гипотезы более интересные, чем только что рассмотренные. Например те, что появились в двух прекрасных научно-популярных произведениях.
В 1879 году доктор Эндрю Уилсон опубликовал первое из них — "Изучение наук на досуге". В нем целая глава была посвящена морскому змею. Как все авторы, которые не удовлетворились критикой одного-двух сообщений о встречах с морским змеем, а потрудились изучить проблему во всей ее полноте, доктор Уилсон был убежден в существовании в океане гигантских, не известных науке животных. Он полагал, что свидетельства сотен достойных и находящихся в здравом уме людей не позволяют считать их жертвами оптического обмана. Следует признать, что они "что-то видели".
Это «что-то», и доктор Уилсон это последовательно показывает, без сомнения живое, принадлежит к животному миру и, наконец, относится к типу позвоночных. Птицам здесь делать нечего, остаются три группы животных: рыбы, рептилии (включая и амфибий) и млекопитающие. В каждой из этих трех групп, особенно в первых двух, можно найти виды, соответствующие в той или иной степени описаниям морских чудовищ. Но здесь появляются два аспекта. Первый — желание представить морского змея животным, уже известным науке, например «змееобразным»; оно зашорило взгляд многих ученых и увело их исследования в сторону. Второй — зоологи никогда не рассматривали возможность анормального развития в сторону гигантизма обыкновенных животных. Доктор Уилсон считает, что на этих двух путях находится ключ к разгадке. Чтобы доказать существование морского змея и объяснить его истинную природу, термин "морской змей", который обычно используется, необходимо расширить и включить в него другие формы позвоночных с вытянутым телом.
Мало что можно добавить к этим справедливым рассуждениям, полным здравого смысла. Но мы не можем согласиться с доктором Уилсоном, когда он представляет свою личную точку зрения на природу морских змеев. Большинство из них, считает он, не что иное, как гигантские экземпляры… морских змей. Мне кажется, будет трудно, подумайте сами, разместить все известные нам виды морских змеев среди обычных змей или змееобразных животных!
"Я не знаю никаких фактов, — пишет доктор Уилсон, — противоречащих теории, по которой может сформироваться при случае гигантский экземпляр морской змеи. Надо признать, что законы, по которым растет и развивается человек, а иногда среди людей появляются настоящие гиганты, должны быть справедливы для всего животного мира".
Хорошо. Но тогда какого размера могут достигнуть особи морских змей, подверженные гигантизму, если строго следовать этим законам? Доктор Морис Бартон, ученый из Британского музея (секция естественной истории), установил, что "действительно гигантское животное превышает на 68 % средний рост и на 40 % — очень большой".
Гиганты среди самых крупных морских змей, не превышающих в норме 3 м, едва достигли бы 5 м! Это намного меньше, чем у самого маленького из когда-либо описанных морских змеев. Но доктор Уилсон не останавливается на этом в своих аргументах:
"…Наша позиция становится еще прочнее, когда мы вспомним, что у нас есть прямое и абсолютное доказательство — возможность появления гигантских особей у кальмаров. Их размеры сравнимы с размерами морских змеев".
Приехали! Доктор Вилсон в 1879 году все еше считает, как доктор Питер Хартинг, господа Гросс и Фишер за тридцать лет до него, что супергигантские кальмары принадлежат к тому же виду, что и кальмары обычных размеров. Но это раньше верили, что головоногие растут всю свою жизнь. В действительности, за это время было уже доказано доктором Стинстрапом и профессором Верриллом, что эти морские великаны принадлежат к особому виду Architeuthis. Это лишнее доказательство того, что законы, по которым развивается какой-нибудь вид, "справедливы для всего животного мира", как провозгласил выше сам доктор Уилсон.
Мы видим, что первое объяснение автора "Изучения наук на досуге" уже a priori не выдерживает критики. Нет даже необходимости приводить здесь факты, что во многих случаях так называемый морской змей плыл «по-змеиному», как обыкновенная змея. Гипотеза в пользу гигантского экземпляра собственно морской змеи, еще не известной науке, также не имеет подтверждения, во всяком случае в большинстве сообщений.
Конечно, доктор Уилсон не собирался считать всех морских монстров морскими змеями, охваченными гигантизмом. Поэтому он считал необходимым расширить толкование термина "морской змей" и распространить его на "все другие виды позвоночных с удлиненным телом". С сожалением вынужден признать, что здесь он, очевидно, имеет в виду ремень-рыбу и является сторонником этой старой абсурдной идеи. Гипотеза о регалеке может объяснить только загадочный высокий, ажурный гребень чудовища «Осборна». Но как совместить совершенно плоскую форму этой рыбы с описаниями многих неизвестных животных? Только следующей словесной акробатикой:
"Эти сообщения явились результатом наблюдений животных в условиях плохой видимости. Описание их тел, "похожих на тело гигантской морской черепахи", заставляет сомневаться в их правильности".
Нет слов.
Морской змей как воплощение кракена
Много раз я показывал, как влияли модные идеи в зоологии на гипотезы о происхождении морского змея. Стоило стать популярными гигантским кальмарам, которые постоянно выбрасывались на берег в 1871–1879 годах в новых землях, как, по мнению обывателей и самих зоологов, они стали прототипами неизвестных чудовищ. Вы скажете, что нет никакого сходства между морским змеем, во всяком случае обычного вида, и Architeuthis. Но для того, чтобы вернуть легендарного монстра на столбовую дорогу наших знаний, некоторые ученые готовы на любую эквилибристику. Как в случае с ремень-рыбой, была сделана попытка объяснить неизвестное малоизвестным, так в случае с гигантским кальмаром пытались объяснить сегодняшнее неизвестное неизвестным вчерашним.
Смотрителю Аквариума в Брайтоне Генри Ли, который после смерти Фрэнка Бакленда в 1880 году сменил его во главе журнала "Ленд энд уотер", принадлежит эта неудачная инициатива в книге с гордым названием "Sea Monsters Unmasked" ("Морские монстры без маски"). Опубликованная в 1883 году, она рассматривает историю двух легендарных и самых престижных чудовищ: кракена и морского змея. Образ первого автор объясняет реальным существованием гигантского кальмара. Появления второго… тем же.
Генри Ли во многом изменился за три года, прошедших с тех пор, как высказался очень здраво о морском змее в деле «Осборна»! Заметим, что он не был первым, кто захотел причислить нашего героя к Architeuthis. Это уже пытался сделать в начале века Пьер Дени де Монфор, хотя и очень осторожно. И доктор Эндрю Уилсон сделал то же, но только для единственного случая — полосатой саламандры «Нестора». А Генри Ли хотел всех морских змеев, за редким исключением, превратить в гигантских кальмаров.
Но самое интересное, что в одном из редких случаев, когда можно с уверенностью предположить, что речь идет о гигантском кальмаре, когда экипаж «Полины» наблюдал за схваткой морского змея с китом, мистеру Ли не удалось найти удовлетворительного объяснения. Он даже пришел к невероятному в его устах выводу: "Возможно, они видели настоящего морского змея".
Но если существует «настоящий» морской змей, значит, его природа еще не разгадана и маска с него далеко не сорвана, как заявлял мистер Ли. Но попробуйте убедить автора отказаться от такого многообещающего заголовка!
Несмотря на их не очень удачные объяснения и даже благодаря им, книги доктора Уилсона и Генри Ли показали, что отношение к морскому змею решительно изменилось в течение британского периода. Чудовище стало предметом научных дискуссий и бесед серьезных людей. Самое яркое тому доказательство появилось в 1886 году: морской змей получил самое престижное признание, возможное в Великобритании, — статья о нем появилась в Британской энциклопедии (9-е издание)!
При написании ее были использованы материалы 89 книг и публикаций, в которых говорилось о морском змее. В том же году в отчете Эдинбургского королевского физического общества была напечатана библиография о морском змее. Разве можно было представить себе, что когда-нибудь так серьезно будут относиться к тому, что принимали за американскую газетную "утку"?
В научных кругах эпоха упрямого неверия закончилась 18 декабря 1892 года, в тот момент, когда умер сэр Ричард Оуэн. За несколько недель до этого увидел свет капитальный труд доктора Удеманса "Великий морской змей", где животное, которое великий английский зоолог считал фантомом, было описано со всеми научными характеристиками: анатомическими, физиологическими, психологическими и этологическими. Может быть, между этими двумя событиями есть мистическая связь?
Глава 9
МЛЕКОПИТАЮЩИЙ МОРСКОЙ ЗМЕЙ ДОКТОРА УДЕМАНСА
История морского змея полна парадоксов. Так получилось, что специалист по самым крошечным из земных беспозвоночных оказался автором первой серьезной монографии о самом, без сомнения, большом из морских позвоночных. Да, голландский энтомолог, который должен хорошо разбираться в анатомии и нравах блох, клопов и пауков, стал в конце прошлого века главным биографом великого морского змея. И он мастерски сделал это в своем монументальном труде "Великий морской змей". Руперт Т. Гуд назвал это внушительное, 592-страничное произведение "собранием любопытных фактов и в не меньшей степени любопытных английских выражений".
На первый взгляд связь между микроскопическими блохами и огромными змееподобными не кажется такой уж очевидной, однако она существует. Обширнейшая группа причудливых, исчезающе малых созданий распылена по всему земному шару и прячется в самых невероятных местах: на поверхности земли и в почве; на листьях растений и в глубине их стеблей; в шерсти животных, под их кожей и даже в их дыхательных путях, как в живых существах, так и в мертвых телах; в пресной воде рек и озер и в соленых толщах морей и океанов — везде, где можно найти хоть какую-нибудь пищу. И всех этих неуловимо-микроскопических живых существ надо поймать, изучить, описать и классифицировать. Для этого требуется такое же терпение, аккуратность, методичность, упорство и даже научная смелость, как и для изучения досье морского змея, этого на первый взгляд хаотического нагромождения фактов, рассказов и свидетельств очевидцев, всего того, что море веками, часто в самом нелепом виде, периодически являло человеку с тех пор, как он обосновался на его берегах.
Все эти качества счастливо оказались собраны воедино в личности одного человека — Антона Корнелиса Удеманса, родившегося 12 ноября 1858 года в Батавии, на острове Ява, в семье ведущего инженера департамента географии нидерландской Индии (Индонезии), известного астронома профессора Дж.-А. Удеманса. Перед нами, несомненно, яркий случай удачной наследственности. Удемансы представляли собой пример настоящей династии ученых-эрудитов. Дед маленького Антона Корнелиса носил такое же имя и был знаменитым филологом, одним из авторов "Дополнения к словарю староголландского языка". Один его дядя — профессор А.-К. Удеманс (все те же инициалы), известный химик, другой — профессор Корнелис Антон Ян Авраам Удеманс, знаменитый ботаник и специалист по грибам, сын которого, д-р Дж.-Ф. Удеманс, станет позднее президентом голландского энтомологического общества. Глядя на такое множество Антонов Корнелисов и Корнелисов Антонов, можно понять, почему наш любитель зоологии добавил к своему имени приставку Jongzoon (т. е. младший), — возраст его, во всяком случае, это позволял.
Сразу отметим оригинальность выводов, к которым пришел д-р А.-К. Удеманс-младший после углубленного изучения обширного досье морского змея. С его точки зрения, прототипом сказочного монстра мог быть какой-нибудь вид огромного тюленя с шеей жирафа и очень длинным хвостом. Как он пришел к такому поистине революционному заключению? Именно в этом мы и попытаемся разобраться. Мы также увидим, что этот вывод он смог сделать не без помощи некоторых уловок.
Путь в науку молодого Тони и его предшественники
В раннем возрасте Тони (уменьшительное от Антона) был отправлен в метрополию для продолжения обучения. Там он в 1871 году поступил в лицей города Арнема. Давно уже интересующийся естественной историей — ведь зоологами не становятся, ими рождаются, — он не только коллекционировал насекомых, но и читал в огромном количестве все, что касалось животного мира.
Несомненно, именно в это время, в книгах, он впервые встретил упоминания о морском змее и, может быть, даже сделал первые выписки, посвященные этому животному, несомненно самому загадочному среди обитателей Земли.
Свои занятия биологией Тони продолжил в 1878 году в университете города Утрехта. Уже через год, в возрасте двадцати одного года, он сделал в голландском энтомологическом обществе научное сообщение о видах альбиносов среди бабочек, коллекцию которых он давно собирал. Это было скромное начало, но к концу этого же года оно было продолжено интересной работой о клещах. Этот вид паукообразных сильно интересовал молодого студента, и он мечтал посвятить ему свою докторскую диссертацию. Но его также еще очень молодой преподаватель и руководитель темы диссертации д-р Амброзиус Арнольд Виллем Убрехт решил иначе. Это достаточно распространенное явление среди всех «учителей»: торопясь увидеть решенной задачу, которая их самих занимает больше всего в данный момент, они нацеливают усилия своих учеников именно в этом направлении, что происходит иногда не без некоторого морального давления. Д-р Убрехт, считавший себя ученым высокого полета, занимался в то время червями немертинами. И в 1895 году Удеманс представил на суд научной общественности свою диссертацию о системе кровообращения этих червей — работу, которая была высоко оценена специалистами.
Но несколькими годами ранее, в ноябре 1881 года, подающий надежды зоолог явил миру доказательство своей научной самостоятельности и крайней независимости ума, опубликовав в журнале по естественной истории "Album der Natuur" статью под названием "Мифы о морском змее и возможность его существования в действительности". К этому моменту молодой Тони был знаком не больше чем с полусотней свидетельств о морском змее. Он тогда наивно полагал, что "Зверь Стронсы" был реальным живым существом, и еще не знал, что история «Мононгахелы», о которой он прочитал в "Иллюстрейтед Лондон ньюс", была просто ловкой мистификацией. Это, правда, не помешало ему уже в то время сделать вывод, что морской змей является представителем одного из отрядов млекопитающих, с длинной шеей, двумя парами конечностей-ластов и продолговатым заостренным хвостом. С точки зрения зоологии это животное должно было находиться где-то между дельфином и тюленем. Могло ли существовать когда-либо подобное животное? В свете знаний того времени он отвечал утвердительно: существовал же в третичном периоде зейглодон китообразный (Zeuglodon cetoides), описанный самим сэром Ричардом Оуэном. Однако речь не могла, очевидно, идти именно об этом животном — ведь у морского змея имелась длинная шея, а зейглодон был, скорее, короткошеим. Так как сказочное чудовище поразительно напоминало силуэтом плезиозавра, Удеманс-младший отважно предложил, назвать его Zeuglodon plesiosauroides (зейглодон плезиозавроподобный).
На самом деле смелый молодой ученый встал на защиту не совсем новой идеи. Можно вспомнить вопрос, поставленный почти за тридцать лет до этого Шлейденом, о возможной идентичности морского змея и Hydrarchos, образ которого был реконструирован из ископаемых костей нескольких зейглодонов. Не забудем также, что Ф. Госс высказал еще в 1860 году гениальную догадку, рассуждая о морском змее Дедала:
"Нет ничего невозможного в том, что это создание может иметь некоторые черты китообразных. Я не вижу препятствий для существования среди китообразных какого-нибудь вида с более удлиненным и «стройным» телом. Свидетельство полковника Стила, представившего своего змея с фонтаном, похожим на фонтан выдыхающего кита, возможно, подтверждает это".
По правде говоря, сам Госс не придавал очень большого значения этому своему высказыванию: лично он гораздо больше склонялся в пользу гипотезы о доисторическом ящере, потомке плезиозавров. Может быть, он еще не знал, что китообразный с "более удлиненным и «стройным» телом", возможность существования которого он мимоходом предположил, уже был в то время известен палеонтологам под именем зейглодона.
Но, по мнению самого Удеманса, первым эту идею предложил, всего годом раньше, почти месяц в месяц, некий смельчак Сирл В. Вуд-младший, тоже натуралист-любитель, но другого поколения и не такой юный, как можно заключить из его имени. В нашем деле его единственной заслугой стало письмо, посланное им в британский журнал «Нейчур» и опубликованное в номере от 18 ноября 1880 года.
Больше чем за тридцать лет до этого, читая в газетах комментарии профессора Оуэна к делу морского змея Дедала, мистер Вуд, в то время более соответствовавший имени «младший», был поражен убедительностью доводов, доказывавших принадлежность чудовища к млекопитающим. Но, ознакомившись с описанием монстра, он не смог поверить, что речь шла об обыкновенном морском слоне. А затем однажды…
"Два или три года спустя, — сообщает он в своем письме, — когда я читал описание китообразного зейглодона, найденного в третичных отложениях Алабамы (предположительно верхнего эоцена), мне внезапно пришла на ум мысль, что существо, встреченное Дедалом, могло быть потомком вида животных, к которому принадлежал и зейглодон. С тех пор я внимательно слежу за всеми появляющимися сообщениями о морском змее".
В поддержку своей гипотезы мистер Вуд привел несколько случаев, которые, по его мнению, могли служить иллюстрацией к его словам. Но выбрал для этого, пожалуй, самые неподходящие примеры. Такие, как история морского змея — душителя кашалота, рассказанная капитаном «Полины», и чудовища, жонглировавшего китом на глазах экипажа «Кушу-Мару». В последнем случае Вуд даже предположил, что упоминавшийся в рассказе очевидцев китовый хвост принадлежал вовсе не жертве, а самому монстру с "лебединой шеей", и отсюда следовал вывод о родстве морского змея с китообразными.
Все вышесказанное выдавало очень странное представление мистера Вуда о зейглодоне, во всяком случае о его анатомии. И действительно, как оказалось, он мало был знаком с существом вопроса и сам честно признавался в этом:
"Хотя я не смог найти никакого описания скелета зейглодона, — писал он редактору, — я все же рискую привлечь внимание читателей вашего журнала к этой теме с надеждой, что среди ваших многочисленных читателей в Америке мое письмо будет замечено теми, кто сможет нам сказать, совпадает или нет строение зейглодона китообразного с описаниями морского змея".
Все знания мистера Вуда о зейглодоне, а знал он о нем только со слов сэра Чарлза Лайела, ограничивались тем, что длина его достигала 70 футов (т. е. около 20 метров) и что строение его зубов наводило на мысль о принадлежности животного к хищникам. Этого было достаточно, как думал Вуд, чтобы он превратился в "ужас океана".
Насколько я знаю, никто не откликнулся на призыв, брошенный мистером Вудом со страниц «Нейчура», но, даже после того, как он сам ознакомился со статьей «Палеонтология» в Британской энциклопедии, наш натуралист-любитель упорно не хотел видеть, что оставалось неустранимое противоречие между длинношеим морским змеем и зейглодоном с короткой шеей. Честь устранить это несоответствие принадлежит другому Буду, преподобному Джону Джорджу Буду, который в 1884 году сделал это способом, одновременно оригинальным и простым: "Короткая шея зейглодона? — спрашивает он. — А не ошибка ли это реставратора?"
Аргументы преподобного Вуда
Именно Вуду мы обязаны блестящим расследованием, проведенным в Бостоне. Результатом явился замечательный по точности и подробности отчет о морском змее Массачусетского залива. Это был внимательный и осторожный натуралист, не позволявший себе неточностей. Выводы ученого священника совпали с мнением молодого Удеманса и его однофамильца Сирла В. Вуда-младшего. Только святой отец защищал свою точку зрения с несравненно большей ловкостью и опирался на гораздо более солидные аргументы.
"Кем могло быть животное, — задавал он вопрос, — описанное, среди других свидетелей, преподобным Артуром Лоуренсом и художником-маринистом Джорджем Вэссоном?
Совершенно очевидно, — отвечал он далее, — что оно не подходит под описание ни одного современного животного, известного зоологам. Мистер Артур Лоуренс предположил, что оно могло быть плезиозавром, дожившим до наших дней, — идея, которую уже однажды изобретательно разыграл лорд Литтон в одном из своих романов. Но пропасть времени, отделяющая огромных ящерообразных, известных нам по своим окаменевшим останкам, от их современного потомка слишком велика, чтобы ее можно было заполнить каким-то одним выжившим видом.
Но если это не ящер, то это может быть представитель какой-нибудь другой группы доисторических животных, также доживших до наших дней, но находящихся на стадии вымирания. Скорее всего, это не настоящие змеи. Те характерные движения, о которых говорили многочисленные свидетели, не могла бы совершать ни одна змея: строение ее позвоночника этого не позволит.
В океане существует несколько видов морских змей, но никто не видел змею больше нескольких футов длиной и все они имеют хвост, сплюснутый с боков, с помощью которого и передвигаются в воде, совершая волнообразные колебания в горизонтальной плоскости, совершенно так же, как и угри. Напротив, тело нашего чудовища изгибается в вертикальной плоскости, вверх-вниз, как у гусеницы. Однако единственными морскими животными, которые могут совершать подобные движения, являются китообразные. Если рассмотреть строение их позвоночника, то он позволяет им изгибаться вверх и вниз, но не в сторону — боковые отростки позвонков слишком тесно примыкают друг к другу в этой плоскости. Теперь представьте себе на минуту, что существует китообразное животное с очень вытянутым в длину телом, которое занимало бы среди других китообразных такое же место, какое занимает угорь среди рыб. Это существо вело бы себя совершенно так же, как наш морской змей. Каждое движение его было бы движением китообразного. Привычка высовывать голову из воды — совершенно как у китов: например, кашалот это часто и охотно проделывает.
Изгиб тела наподобие гусеницы также можно видеть у китообразных — достаточно посмотреть на стаю дельфинов, резвящуюся в волнах. Внезапное поднимание передней части тела над водой, совершенно так, как это описал мистер Вэссон, тоже характерная особенность китообразных. Киты, когда их легкие наполнены воздухом, становятся немного легче воды. Но они же обладают способностью так напрягать свое тело, что могут камнем пойти на дно — умение, которое часто приводит в отчаяние китобоев. Когда они расслабляют мышечный корсет, с помощью которого проделывают этот трюк, их буквально выбрасывает на поверхность.
Миролюбивость, даже неожиданная в какой-то мере беззащитность со стороны такого мощного животного также является, к счастью для человека, отличительной чертой китообразных — киты почти никогда не нападают на человека, может, только в исключительных случаях. Сейчас науке известны несколько видов китообразных, значительно отличающихся друг от друга по размерам. Можно с уверенностью предположить, что могут быть в океане и еще неизвестные виды. Так, один из них известен нам только — по фрагменту верхней челюсти, особенностью которой является то, что она имеет только по одному зубу с каждой стороны. Никто не знает, на что похожа остальная часть этого существа. Но если существует один экземпляр, то, очевидно, должны быть и другие. Однако места их обитания остаются покрытыми тайной, и, если бы не эта находка, мы не знали бы даже о их существовании.
До сих пор ученым не известен ни один вид современных китообразных, имеющий змееобразную или угреподобную форму. Но такое существо прекрасно и без проблем существовало в прошлом — ученым оно известно под именем зейглодон. В Бостоне находится полный скелет зейглодона, по-моему единственный в мире. В других местах есть отдельные кости, даже фрагменты скелета, — с помощью которых можно попытаться реконструировать животное и представить его любой длины, но позвоночник бостонского экземпляра принадлежит одному существу и его длина может быть определена с большой точностью. Останки относятся к третичному периоду, они были найдены в Алабаме мистером Бакли Кларком. Кроме позвонков хребта он нашел еще и части черепа, нижней челюсти и множество других костей.
Длина живого животного составляла около 21 метра, это как раз средняя длина морского змея. Хотя позвонки были серьезно повреждены за прошедшие тысячелетия, многие из них достаточно хорошо сохранились, чтобы можно было заметить их особенное строение, которое не позволяет китообразным изгибаться в боковую сторону. (Это небольшое преувеличение. Если вертикальный изгиб позвоночника более естествен и удобен для таких морских млекопитающих, как киты, то и боковой изгиб тела все же возможен. Более того, у крупных китообразных винтовое движение хвоста, создающее движущую силу, является комбинацией колебаний в вертикальной и и горизонтальной плоскостях. — Авт.) Однако, хотя и очень похожее на китообразных, существо, о котором мы ведем речь, не есть настоящий кит. Об этом можно судить по дыхательным отверстиям, отличающимся от таких же у китообразных. В то же время они похожи на те, которые заметил мистер Лоуренс у морского змея, встреченного им.
Рассмотрим теперь переднюю часть зейглодона, какой она видится, исходя из строения сохранившегося скелета. Если мы вообразим эти кости покрытыми мышцами, наполненными кровью, то должны будем признать, что такое животное очень похоже на морского змея, изображенного на рисунках мистера Лоуренса и известного по описаниям других очевидцев. Вот вытянутая, продолговатая голова, резкое расширение тела после шеи и ласты, которые скрыты под водой и почти не видны. Что касается спинного плавника, мы не можем получить никаких определенных сведений, изучая только скелет. Шея кажется довольно короткой, но, возможно, это ошибка реставратора. Так, например, Paleotherium в реконструкции тоже представлялся в виде коротконогого тапира, а теперь достоверно установлено, что это было существо ростом с высокую лошадь. Форма черепа зейглодона также похожа на рисунок Лоуренса. Не собираясь ничего категорически утверждать, я могу предположить, что теория мистера Лоуренса о дожившем до современности животном, принадлежащем. к вымирающему виду, может быть верной, но это существо не какой-нибудь ящер, а один из видов китообразных, скорее всего зейглодон или по крайней мере очень к нему близкое животное".
Зейглодоны были покрыты чешуей и имели спинной плавник. Мало что можно добавить к выводам преподобного Вуда. Сегодня, с высоты современных знаний, можно лишь подкрепить их новыми доводами.
Так, американец Артур Ремингтон Келлог, который в 1936 году поставил решающую точку в наших знаниях о древнейших китах Archeocetes, напомнил, что знаменитый палеонтолог Эдвард Дринкер Коуп считал, что строение суставов у Basilosaurus указывает на его способность поднимать переднюю часть тела над поверхностью воды. Это предположение подтверждалось, до некоторой степени, строением позвоночника. Но как раз такое поведение является обычным и для морского змея Новой Англии.
Вспомним, что если кожа на шее и голове массачусетского животного казалась гладкой, то его спина была покрыта крупной чешуей. Однако теперь ученые склоняются к мнению, что и тела зейглодонов были, хотя бы частично, защищены роговыми пластинами. Такая «кираса» была очень распространенным явлением у доисторических китообразных! Ряды бугорков, украшающих спину морских свиней вида Neomeris, не имеющих спинного плавника, и иглы, торчащие из спинного плавника другого вида морских свиней (Phocana spinipinnis), являются, как заявил Кукенталь в 1893 году, современными признаками, указывающими на наличие такого защитного органа в прошлом. Что характерно, эти бугорки распространены больше у эмбрионов, чем у взрослых особей. Ископаемый дельфин миоцена, найденный в Хорватии, Delphinopsis freyeri, обладал кирасой, полностью закрывавшей кожный покров. Об этом можно судить по отпечатку, оставленному его телом. Около скелетов зейглодонов находили даже многоугольные костяные пластинки, которые такие выдающиеся ученые, как Йохан Мюллер, Вильгейм Дамс и Фредерик Лукас, считали фрагментами их защитного панциря.
Впрочем, эти пластины, скорее всего, принадлежали животному типа морской черепахи третичного периода (Psephophorus). Но, однако, никто особенно не пытался разрушить гипотезу о существовании доисторических панцирных китообразных.
Альфред Хоуэлл показал в 1927 году с помощью гистологического исследования, что кожные бугорки Neomeris не что иное, как утолщенный слой эпидермиса без малейших следов окостенения. Но так как никому до сих пор не удалось объяснить происхождение бугорков на отпечатках поверхности кожи, оставленных дельфинопсисом, идея, согласно которой доисторические китообразные были покрыты костяным панцирем, сохраняет сильные позиции.
Частичный чешуйчатый покров некоторых морских змеев в этом случае мог бы подтвердить их возможную принадлежность к некоторым типам археоцетес — доисторических китообразных, из которых зейглодоны только самые известные.
Свидетели, опрошенные преподобным Вудом, говорили также об одном спинном плавнике треугольной формы, расположенном в нескольких футах от головы. На первый взгляд это расходится с тем, что мы знаем (или думаем, что знаем) о зейглодонах. Во всяком случае, на всех реконструкциях они изображаются с совершенно гладкой кожей на спине.
Что касается меня, я, скорее, считал бы, что здесь кроется ошибка и эти змееподобные китообразные все же имели спинной плавник или что-нибудь подобное. И вот почему.
Считается, что все водные позвоночные, особенно морские, должны иметь органы, обеспечивающие стабилизацию тела в трех взаимоперпендикулярных плоскостях, чтобы сохранять равновесие в неспокойной воде и передвигаться, не рискуя закрутиться в какой-то момент вокруг своей оси. Природа действует так же, как современные конструкторы самолетов и судов, которые стараются минимизировать, насколько возможно, неконтролируемое движение во всех трех плоскостях. Есть несколько способов, позволяющих решить эту проблему чисто механическим путем, в зависимости, главным образом, от плоскости, в которой осуществляется основное движение тела: более или менее увеличенные размеры некоторых плавников, удлинение хвоста, сплющивание всего тела или его части, придание телу обтекаемой формы.
Так у рыб можно различить: во-первых, органы, расположенные в вертикальной плоскости симметрии тела, — это непарные плавники, а именно спинной, хвостовой и анальный; во-вторых, органы, расположенные также вертикально, но перпендикулярно плоскости симметрии, т. е. в поперечной плоскости, — это грудные плавники; в-третьих, наконец, органы, расположенные горизонтально, или, точнее, в плоскости, называемой фронтальной, — это задние плавники.
Эти основные анатомические черты, конечно, могут изменяться, редуцироваться, даже исчезать для некоторых плавников, но при обязательном компенсировании другими средствами: удлинением тела, сопровождающим его сильным уплощением с боков, как у угрей, или со спины, как у скатов; формированием тела обтекаемой формы у «скоростных» рыб, например акул, тунцов и макрели; наконец, широкими колебательными движениями хвоста, служащими для создания движущей силы, и т. д. и т. п.
У китообразных, конечно, такое же строение, ориентированное по трем плоскостям. Но у них отсутствие задних плавников — или, если хотите, задних конечностей — компенсируется горизонтальным расположением широких лопастей хвоста. Если сказать точнее, ширина лопастей и горизонтальное расположение хвоста (совершенно нормальное для млекопитающих, потому что тело их изгибается в вертикальной плоскости) делает бесполезным наличие задних плавников. Доктор Серж Фрешкоп считает, что лопасти хвоста китообразных являются изменившимися задними конечностями. Действительно, есть примечательное сходство в форме и функциях между расширенным хвостом китообразных и задними конечностями ластоногих, таких, как тюлени.
У той и другой группы животных это расширение задних органов в горизонтальной плоскости служит одновременно рулем глубины и стабилизатором при движении. Но каким образом движение вверх и вниз, а также стабилизация тела достигались у зейглодонов, ведь они не обладали ни широким хвостом китообразных, ни задними конечностями того типа, которые есть у ластоногих?
Прежде всего, обратим внимание на расхождение между современными реконструкциями зейглодона и реконструкциями прошлого века. Сегодня ученые допускают, что зейглодоны могли иметь хотя бы небольшой хвостовой плавник: "По различным признакам, — писал большой голландский специалист по китообразным, профессор Слайпер, — можно предположить, что они, вероятно, уже имели горизонтально расположенный хвостовой плавник, хотя еще и очень небольшой по сравнению с современными животными".
С этим, правда, согласны далеко не все. Так, Хоувелл, рассматривая анатомическое строение хвоста, считает, что "мускулатура вдоль спинного хребта у зейглодона не была настолько развита, чтобы могла управлять раздвоенным хвостом, подобным хвосту современных китообразных". Она, скорее, должна была иметь очень большую подвижность и придавать хвосту животного колебательные, извивающиеся движения в вертикальной плоскости. Кроме того, "механизм движения должен был поддерживаться парой боковых симметричных складок, расположенных почти по всей длине хвостовой части тела".
Эта гипотеза кажется более правдоподобной, так как наличие двух очень небольших лопастей на конце достаточно длинного хвоста почти не увеличивает эффективность его работы. Такое «техническое» решение природы не встречается ни у одного известного животного, ведущего водный образ жизни и имеющего длинный, утончающийся к концу хвост: ни у рыб (угри), ни у амфибий (тритоны), ни у рептилий (плезиозавры), ни у млекопитающих (гигантская вьщра Pteronura). Все эти животные имеют хвосты или заостряющиеся, или приплюснутые с боков, или совершенно плоские. Вероятно, такое же строение мог иметь и хвост зейглодона. Но, скорее всего, среди Archeocetes, которых было множество видов и которые были очень разнообразны, одни пошли по пути удлинения хвоста, другие по пути его расширения.
Всего этого, однако, было бы недостаточно, чтобы достигнуть отличной стабилизации. Надо заметить, что у всех современных китообразных спинной плавник тем более развит, чем более узок хвост, и наоборот. Так, у косатки, у которой из всех китообразных самый высокий плавник, лопасти хвоста самые маленькие, а у кашалота, имеющего самый широкий хвост, спинной плавник почти исчез. Прекрасная стабильность в продольной оси может быть достигнута увеличением соответствующего органа в вертикальной плоскости так же хорошо, как и в горизонтальной.
Но применение одного из этих вариантов не решает проблем стабилизации в других плоскостях. Надо признать, что даже у китообразных, которые имеют такой эффективный орган стабилизации в горизонтальной плоскости, как широкий хвост, полное отсутствие спинного плавника все же компенсируется другими средствами: иногда строением самой головы (как у гренландского кита, голова которого настолько огромна, что занимает почти третью часть длины всего тела), иногда присутствием целого ряда горбов, как у серого кита или кашалота-мегацефала. Это не дает животному без конца опрокидываться, когда оно медленно передвигается при помощи своих передних плавников, а также позволяет ему сохранять прямолинейный курс. Здесь достаточно вспомнить о превосходстве мореходных качеств лодки с выпуклым дном перед плоскодонкой, например надувной.
Все вышесказанное подчеркивает большое значение для морских животных органов, приводящих их в движение и обеспечивающих стабилизацию во всех трех плоскостях без исключения. Важность этого принципа уменьшается, конечно, для животных медлительных и вялых, которые чаще всего живут в спокойной воде. Так, например, ластоногие млекопитающие, спокойно и неторопливо пасущиеся в зарослях водорослей в устьях рек, могут обходиться совсем без спинного плавника.
Но это совсем не тот случай, который мы встречаем у зейглодона. Эти древнейшие китообразные имели довольно небольшой рот, не позволявший удовлетвориться собиранием пищи, как драгой, наподобие современных синих китов. Они должны были преследовать свою добычу — рыбу и кальмаров — с большой скоростью, поэтому были сконструированы природой для гонок. Для них, с их длинным заостренным хвостом, несущая поверхность которого достаточно мала, отсутствие всякого спинного плавника кажется немыслимым. Из всех известных китообразных они являются как раз теми животными, для которых хорошо развитый спинной плавник совершенно необходимая вещь! Может быть, это был один плавник, высокий и короткий, или низкий, но длинный, могла быть также и комбинация двух предыдущих случаев — спинной плавник средней величины, но расположенный вдоль спины на значительной длине, или сериями небольших зубцов. В последнем случае перед нами окажется совершенно такая же картина, как у морского змея из Массачусетса.
Существовали ли зейглодоны с длинной шеей?
Все идет к тому, что подтверждается точка зрения преподобного Вуда. Остается рассмотреть, каким образом он избавился от очевидного несоответствия между короткой шеей зейглодонов и ее поразительной длиной у большинства морских змеев.
Конечно, преподобный Вуд имел основания подвергнуть сомнению справедливость многочисленных реконструкций этого животного палеонтологами. У него перед глазами был пример зейглодона, принятого сначала за огромного ящера и названного базилозавром. Вспомним и историю с игуанодоном. В середине прошлого века Ватерхаус Хоукинс решил населить парки Кристал Пэлейса в Сайденхейме гигантскими реконструкциями динозавров в полный рост, выполненных точно в соответствии со знаниями того времени. Звездой этого доисторического стада из армированного бетона был огромный полый игуанодон, внутри которого 31 декабря 1853 года состоялся памятный обед в честь цвета британской зоологической науки. На нем председательствовал сам сэр Ричард Оуэн, которого никак нельзя назвать шутником и любителем розыгрышей. Он произнес по этому случаю речь, полную восхвалений в адрес Кювье, Бакленда и Мантелла.
Однако, дело в том, что игуанодон был представлен в виде чудовищного носорога с толстым хвостом. Но в 1878 году в Бельгии, в каменноугольных породах, был найден почти полный скелет. И тогда оказалось, что игуанодон имел вытянутый и поднятый силуэт, скорее похожий на силуэт кенгуру, а рог, который обычно располагали на его носу, в действительности оказался пальцем ноги в виде шпоры! Самые знаменитые представители британской науки пировали в чреве абсурдного монстра, место которого — на страницах фантастического комикса…
Вся история палеонтологии заполнена промахами подобного рода. Сам великий Кювье совершал ошибки, и достаточно фундаментальные. Так, из-за своих зубов игуанодон казался ему не рептилией в форме носорога, а, что еще хуже, настоящим носорогом. Он же считал халикотерия, парадоксального травоядного с когтями, гигантским ящером!
Но — оставим в стороне тяжелые воспоминания — с зейглодоном, а теперь это точно известно, не могло быть таких грубых ошибок в реконструкции, как в случае с игуанодоном Хоукинса. Было найдено множество костей зейглодона и даже несколько полных скелетов в слоях эоцена по всему миру: в Англии и Новой Зеландии, Северной Америке и Египте. Здесь ошибка невозможна: зейглодон имел гибкую, но относительно короткую шею, сравнимую, скорее, с шеей тюленя (и я здесь еще щедр).
Такое строение зейглодона позволяет, конечно, сравнивать его с описаниями множества морских змеев. Но не с теми, где фигурируют особи с лебедиными шеями, или теми, которых видели поднявшимися из воды в виде огромной ручки от зонтика. Надо ли говорить, что эти морские змеи, так часто встречаемые в океане, не могли никоим образом быть родственниками зейглодонам. Но нет пока и никаких доказательств, что не существовали раньше и не могут существовать сейчас в семействе зейглодоноподобных или в родственных семействах (Doradontites или Protocetides), виды с вытянутой шеей. Бросается в глаза, что во всей этой группе животных имеется тенденция к увеличению длины тела. Р. Келлог подчеркивал даже, что удлинение поясничных позвонков у некоторых видов зейглодонов — уникальный случай среди млекопитающих. На первый взгляд кажется, что эта тенденция к удлинению распространяется только на хвост, который становится поистине безразмерным. Но не надо заблуждаться: когда все тело вытягивается, шейные позвонки также становятся необычно удлиненными. Сам череп вытягивается: формируется даже продольный костяной гребень (у современных китообразных иногда наблюдается увеличение челюстей в форме клюва, но черепная коробка всегда как бы приплюснута, чтобы иметь лучшую гидродинамическую форму). Поэтому не надо удивляться тому, что у некоторых видов археоцетес сама шея могла присоединиться к общей тенденции к удлинению.
Не будем забывать, что нам известно ничтожное количество существ, живших в то время на суше, еще меньше в морях и еще меньше в океанах. Это подтверждается тем, что мы до сих пор не знаем, от кого произошли китообразные, которые должны были бы первоначально обитать в реках и озерах. Мы также ничего не знаем об их последующей эволюции. Возможно, как писал известный американский палеонтолог Джордж Гейлорд Симпсон, "некоторые главные исторические события происходили только в больших океанских бассейнах и напрямую не затрагивали прибрежные воды и периферийные моря, в которых найдены все известные нам останки древних китообразных". Говоря языком геологии, современные китообразные кажутся внезапно возникшими из ниоткуда со всеми свойственными им признаками высокой специализации.
Archeocetes сохранили некоторые первичные черты, такие, как различающиеся зубы, ноздри, расположенные на конце морды, гибкую, подвижную шею и конечности, трансформировавшиеся в ласты. Они составляют независимую линию, значительно отличающуюся от зубатых и усатых китов, которые тоже как бы появились уже достигшими совершенной специализации. Их история так же неполна и фрагментарна, как и история дельфинов и китов.
Слуховой аппарат зейглодонов очень похож на аппарат современных китов, и похоже, что они также могли нырять на большую глубину: это были животные открытого океана, и они почти не имели шансов совершенно исчезнуть. Только отступление моря с обширных пространств суши позволило нам найти их останки в осадочных породах, когда-то составлявших дно моря. Кто знает, если их эволюция и специализация продолжилась и в дальнейшем, не могли ли они стать еще более уникальными хозяевами океанских просторов?
Может, по одной и той же причине мы не можем найти ни останков предков современных китообразных в доступных для нас геологических слоях, ни останков морских змеев на наших берегах. Не в обиду будь сказано профессору Симпсону, который неосторожно заявил в 1945 году: "Совершенно очевидно, что почти все виды существующих сейчас млекопитающих открыты", но он сам в то же время предоставил в наше распоряжение аргументы, не позволяющие в это поверить.
Перемена в мнении д-ра Удеманса
Все эти доводы в пользу идентификации зейглодона с морским змеем не были известны молодому Удемансу, когда он писал свою первую статью в 1881 году.
Более того, он вскоре уже находился под впечатлением других аргументов, которые, наоборот, указывали на невозможность их идентифицировать.
В своей большой монографии о великом морском змее, опубликованной одиннадцать лет спустя, он даже сильно потрепал Сирла В. Вуда-младшего за это предположение, которое направило его самого на ложный путь. Он высмеял его за идею, что зейглодон мог иметь не только длинную шею, но и двухлопастный хвост, похожий на хвост современных китообразных. Когда Удеманс наконец познакомился со статьей преподобного Вуда, его собственный труд был уже в основном написан, но он уделил ей несколько строк в послесловии, подчеркнув ее большой интерес, но также и ее "неточность с точки зрения зоологической науки" и сопроводив ироническими замечаниями по поводу мнения автора о том, что короткая шея базилозавра могла быть просто следствием "ошибки реставратора". Что касается собственных прошлых заблуждений, он отнес их на счет своей в то время крайней молодости и недостатка информации: "…мне, как и множеству авторов, писавших на эту тему, казалось, что можно разрешить эту сложную проблему, не прочитав всего, что было написано до меня о морском змее, или, по крайней мере, воспользовавшись только несколькими редкими сообщениями!"
Что же должно было произойти, чтобы оправдать такой резкий поворот во мнении? Конечно, наш молодой зоолог имел возможность познакомиться со множеством новых сообщений о встречах с морским змеем. После систематических поисков он довел их число в своем архиве с 65 до 187, не считая тех, которые он посчитал следствием ошибок или результатом фальсификаций.
И конечно, он стал старше, образованнее и мудрее. (Но это не всегда благоприятствует появлению революционных теорий). В 1885 году, после того как он посвятил несколько лет скрупулезным исследованиям морских червей, оттачивая руку на препарировании этих существ и долгими ночами рассматривая их в микроскоп, он завершил работу над докторской диссертацией о системе кровообращения и пищеварения червей немертинов. Его авторитет в научном мире настолько вырос, что вскоре ему предложили встать во главе Зоологического и ботанического общества Гааги. С этого момента он мог ближе познакомиться с животными более внушительных размеров в зоологических садах самого богатого города Голландии, которые также оказались под его попечением. Судя по его записям, интересы Удеманса в то время делились между совсем недавно исчезнувшими нелетающими птицами Маскаренского архипелага, гигантскими кальмарами, выброшенными на берег, и — заметьте это — тюленями.
За всем этим явно маячит тень морского змея. Она, должно быть, неотступно преследовала его и будоражила воображение, когда он бродил по просторному пляжу Шевенингена и наблюдал за играми тюленей в бассейнах «своего» зоологического сада. Он стал к тому времени видным красивым мужчиной с усами и окладистой бородой. Ясный и слегка сдержанный взгляд его глаз говорил об интеллигентности и наличии юмора.
И вот однажды решение было принято. Он публикует углубленное исследование по этому вопросу, который занимал его столько времени. С 1889 по 1892 год он посвящал этой теме все свое свободное время, отдаваясь ей телом и душой. На этот раз из его исследований и размышлений выходило, что морской змей был не чем-то вроде зейглодона, как он считал раньше, но представителем ластоногих: иначе говоря, длинношеим кузеном тюленей и моржей.
У морского змея две или четыре лапы?
На самом деле доктор Удеманс не так уж радикально изменил свое мнение, как может показаться с высоты наших дней. Действительно, в конце прошлого века в научных кругах некоторое время считалось, что зейглодоны были близкими родственниками ластоногих. Решающее значение в зарождении новой гипотезы доктора Удеманса сыграло исследование профессора Арчи У. Томпсона, опубликованное в отчетах парижского международного зоологического конгресса, прошедшего в 1889 году под лозунгом: "Надо ли причислять зейглодонов к китообразным?"
Профессор зоологии из "Юниверсити колледж" в Данди (Шотландия) отвечал отрицательно на этот вопрос. В то время зейглодона считали переходным этапом эволюции между ластоногими и китообразными, а Томас Хаксли пытался представить его связующим звеном между первыми и вторыми. Но большинство все же видели зейглодона среди китообразных. Профессор Томпсон попытался доказать, что необходимо было отделить их от последних, что они отличались от китообразных множеством примитивных особенностей, и предложил причислять их к ластоногим. Удеманса эта идея настолько воодушевила, что он пошел еще дальше и предложил классифицировать зейглодона как настоящего ластоногого. Он придумал даже вид мифического протоластоногого с длинным хвостом, принадлежавшего к группе выдр, который и дал рождение, с одной стороны, зейглодонам, с другой — остальным ветвям ластоногих. Эти ластоногие, как и зейглодон, вначале тоже имели длинный хвост. Затем, в то время как одни теряли мало-помалу свой хвост, трансформируясь в тюленей и моржей, другой вид сохранил его и достиг гигантских пропорций: это великий морской змей, столь близкий сердцу Антона Корнелиса Удеманса.
Сразу же оговоримся, что подобное генеалогическое древо сегодня, в свете современных знаний, совершенно неприемлемо. В результате многочисленных открытий палеонтологов зейглодоны воссоединились с отрядом китообразных, который разделяется на три подотряда, отличающихся друг от друга некоторыми особенностями: Archeocetes, Ondontocetes, или зубатые киты, и Mysticetes, или усатые киты. Больше нет вопроса о существовании родственных связей между китообразными и ластоногими. Лучшие знатоки китообразных сходятся в мнении, что они приближаются скорее к копытным, чем к хищникам, к которым, без сомнения, относятся ластоногие.
В 1926 году профессор Рауль Антони вслед за Джоном Хантером рассматривал китообразных как животных более близких к непарнокопытным (тапиры, носороги и лошади) по их анатомическим признакам. В 1950 году американские микробиологи Боуден и Джемерой нашли, что они более близки к парнокопытным (свиньи, гиппопотамы, жвачные), проведя исследования крови. Вероятно, более осторожным было бы, подобно Сержу Фречкопу (1944), принять, что "их отделение от общих для всех млекопитающих корней должно было предваряться разделением травоядных и хищников". Во всяком случае, произошло ли это отделение до или после разделения травоядных от хищников, оно должно было произойти задолго до того, как ветвь ластоногих отделилась от ствола плотоядных.
Чтобы не углубляться дальше в споры специалистов по филогенезу, подчеркнем фундаментальное отличие, которое разделяет теорию, причисляющую морского змея к зейглодонам, и теорию, причисляющую их к ластоногим. Согласно первой, речь идет о животном, имеющем только пару передних конечностей, по второй — животное имеет две пары конечностей.
Одна или две пары лап — that's the question (вот в чем вопрос).
За монстром надо охотиться так, как когда-то охотились за метеорами
Что касается метода, д-р Удеманс применил в своей работе метод, использованный Кладни в классическом труде о метеоритах, появившемся в Вене в 1819 году. Удеманс сам сказал об этом в предисловии.
Во все времена метеориты, или, как их называли, небесные камни, падали на Землю. Кое-кто систематически их подбирал, и таким образом были собраны любопытные частные коллекции. Некоторые эрудиты допускали космическое происхождение метеоритов, но большинство ученых открыто высмеивало их доверчивость и наивность и не жалело для них сарказма: "Неужели они представляют, — издевались они, — что жители Луны решили забросать камнями несчастных землян?" Боясь насмешек, обладатели небесных камней часто вынуждены были скрывать собранные коллекции или даже выбрасывать свои находки. Это положение могло длиться долго, и истина никогда не пробилась бы сквозь свинцовую стену догматизма.
Винт Эрнст Флоренс Фредерик Кладни был одним из тех, кто твердо верил в космическое происхождение метеоритов. И он занялся тем, что принялся собирать все сообщения, касающиеся падающих с неба камней, начиная с древности и до XIX века и скопил, с одной стороны, просто огромное количество фактов, с другой — впечатляющий ряд совпадающих свидетельств во многих независимых наблюдениях. Пелена упала с глаз неверящих. Началась настоящая охота за метеоритными камнями, которые оказались отличными от камней, имевших земное происхождение. С той поры казавшееся невероятным существование камней, падающих с неба, было установлено раз и навсегда.
То, что Кладни сделал для метеоритов, Удеманс собрался сделать для морского змея и принялся за дело таким же образом.
Сначала он приступил к систематическому, кропотливому, неустанному и тщательному исследованию всех публикаций в журналах и газетах, в которых говорилось о морском змее или упоминалось о морском чудовище, которое могло им быть. Его библиография содержала не менее 300 названий, из которых около 200 он изучил сам, а с остальными познакомился из вторых рук.
Тщательно переписав наиболее интересные фрагменты, он расположил все наблюдения в хронологическом порядке. Затем собранный таким образом материал Удеманс разделил на три части.
Сначала он отбросил все грубые мистификации и абсурдные или фантастические истории, которые могли бы только дискредитировать дело. В большинстве случаев это было не так уж и сложно, мистификаторы часто сами выдавали себя. Но были и очень неясные случаи. Надо признать, что Удеманс, с одной стороны, отбрасывал некоторые факты, кажущиеся достойными доверия, по непонятным и несправедливым мотивам, с другой стороны, он принимал за достоверные отдельные очень сомнительные случаи. И все потому, что он уже давно имел настолько ясное представление о внешности морского змея, что принимал за образец истинности что-то вроде фоторобота, сложившегося в его голове. И по тому, совпадало ли описание неизвестного животного или нет с его собственным представлением, он принимал его или отбрасывал. Это самый большой недостаток работы Удеманса: она основывается на той предвзятой идее, что в океане существует только один-единственный вид крупного змееподобного существа, еще неизвестного науке.
Вдумайтесь: это то же самое, что заявить о существовании в океане единственного вида крупного животного с веретенообразным телом. В действительности их несколько, и они принадлежат к совершенно разным, достаточно далеким друг от друга группам животных: акулы, костистые рыбы (тунец), зубатые и усатые киты, тюлени. Если мы оглянемся в прошлое, то к рыбам и млекопитающим мы сможем добавить и рептилий, например ихтиозавров. Почему должно быть иначе у змееподобных? В водной стихии удлиненная форма тела так же распространена, как и веретенообразная. Мы знаем, что раньше существовали и живут сейчас в морях различные виды змееобразных животных: костистые рыбы (угри и рыба-ремень), рептилии (плезиозавры или мозозавры), наконец, китообразные, например зейглодоны. Действительно, было бы странно утверждать, что в безбрежном океане может существовать один-единственный вид крупного змееподобного существа, кроме тех, которые были уже надлежащим образом зарегистрированы.
Однако наш директор всех зоопарков Гааги заслуживает извинения. В то время надо было иметь особенное мужество, чтобы заявить о существовании хотя бы единственного вида морского змея. Несмотря на свой авторитет, на добросовестное выполнение обязанностей, Удеманс стал объектом жестоких нападок. Но, вообще говоря, можно признать, что он в какой-то мере поколебал скептицизм ученых мужей по отношению к проблеме морского змея. Кто знает, может, еще более смелая идея лишила бы его всякого доверия и поставила в один ряд с теми сумасшедшими учеными, которых Раймон Кено описал в своем романе "Les Enfants du limon".
И герой должен знать меру. Продвижение ученых в неизведанное можно сравнить с рейдом разведчиков по вражеской территории, с героическим прорывом нескольких подразделений во вражеские укрепления. Но разведывательный отряд не должен заходить слишком далеко и терять контакт с основными силами армии.
Фоторобот морского змея по Удемансу
Отсеяв то, что он считал ошибками, розыгрышами и злостными фальсификациями, Удеманс продолжал отделять зерна от плевел, отбрасывая все сообщения, может быть, искренние и правдивые, но относящиеся, совершенно очевидно, к уже известным животным: сверхкрупным кальмарам, гигантским акулам, сельдяным королям, морским червям, большим угрям и настоящим морским змеям. Закончив наконец эту работу, зоолог оставил в качестве достоверных только 162 сообщения за период наблюдений с 1522 по 1890 год. В послесловии он добавил еще 25, полученных перед самой передачей книги в печать, что довело общее количество случаев, рассматриваемых им в качестве достаточно убедительных, до 187.
Среди них есть несколько, которые надо отбросить из-за их сомнительного характера или слишком туманных описаний, но они скорее исключения. Во всяком случае, количество достоверных наблюдений огромно, если представить, насколько может быть скудной информация о некоторых морских гигантах, существование которых вполне доказано. Так, в 1936 году, приступив к изучению огромной китовой акулы (Rhineodon), доктор П. Чеви из океанографического института Индокитая установил, что огромную рыбу, размеры которой могли достигать 16 метров в длину, наблюдали к этой дате всего 78 раз, еще 11 раз с очень большой вероятностью это была тоже она, но абсолютной уверенности не было.
Таким образом, к 1936 году было только 89 достоверных наблюдений, которые можно отнести к китовой акуле, этому крайне медлительному, вялому, с мягкими, граничащими с тупостью повадками животному, к которому очень легко приблизиться. Ее смогли сфотографировать и даже загарпунить несколько экземпляров; с некоторыми из этих акул даже сталкивались корабли.
Заметим здесь же, что к этому времени Удеманс, который продолжал собирать свидетельства о морском змее и после опубликования своей книги, имел уже в своем архиве не менее 250 случаев! Этому изобилию сообщений о морском змее, который относится к очень резвым, подвижным и ловко уклоняющимся от встречи животным, можно дать только два объяснения: или наш подопечный принадлежит к виду чрезвычайно распространенному, или к нескольким, но менее многочисленным.
Доктор Удеманс старался показать, что в большинстве описаний морского змея нет серьезных противоречий, в общих чертах они похожи и могут дополнять друг друга. На их основе можно составить не только очень точное представление о внешнем виде животного, но и вообразить многие детали его физиологии, поведения и даже психологии. Можно представить себе аргументированность и тщательность этих выводов, если знать, что они занимают 77 книжных страниц!
Было бы нескромно с моей стороны предложить лучшее резюме книги, чем то, что дал большой специалист по морской биологии французский профессор румынского происхождения Эмиль Раковитца. Вот в каких выражениях он кратко изложил суть выводов д-ра Удеманса относительно великого морского змея:
"Размеры, упоминаемые различными авторами, варьируются от 20 до 250 футов (от 6 до 76 м), но наиболее часто говорится о тех, длина которых составляет 50—100 футов (19–30 м). Голова очень маленькая по сравнению с телом (1/25 от общей длины) и формой похожа на голову змеи, но иногда ее описывают похожей на голову собаки, моржа, настоящего тюленя или ушастого тюленя. Морда вытянута, и несколько раз на ее кончике были замечены вибриссы (усы). Под горлом и по бокам шеи имеются складки кожи, пасть поперечная, широкая, расположенная на конце морды, глаза очень большие, блестящие, черного цвета с красным отблеском. Шея очень длинная (почти 1/5 общей длины тела), более тонкая, чем голова, и явно отделяется от тела расширением на уровне плеч, где расположена пара плавников, похожих на плавники черепахи или тюленя. Округлое тело более широкое в передней части и оканчивается заостренным хвостом, огромным по длине. Он составляет почти половину общего размера животного. Этот задний отросток имеет цилиндрическую форму и гораздо более тонкий, чем остальное тело, даже у основания. Кожа описывается как гладкая и блестящая, и только два раза упоминается о чем-то похожем на чешую. Удеманс считает, что раз животное имеет вибриссы, то его кожа должна быть обязательно покрыта шерстью, и своим блестящим и гладким видом она обязана тому, что шерсть мокрая и прилипла к телу. Шкура тюленя имеет такой же вид, когда он вылезает из воды.
Цвет морского змея некоторые наблюдатели называют желто-серым, но большинство сходится на том, что он бурый. Во всяком случае, цвет более темный на спине, чем на брюхе, который несколько раз указывался как чисто-белый. В некоторых сообщениях говорится о гриве, тянущейся от вершины головы до начала хвоста, вдоль всего тела по середине спины. Она более густая на шее и на плечах, и ее часто сравнивают с гривой лошади или с пучком водорослей. Но другие наблюдатели ее не замечали или твердо заявляли, что виденные ими животные гривы не имели. Удеманс объясняет это расхождение половым различием, только самцы обладают таким украшением, а самки нет.
Пищей морского змея должна, по всей видимости, служить рыба, так как его иногда видели преследующим их стаи. Он нападает даже на тюленей и дельфинов, судя по тому ужасу, который вносит в стада этих млекопитающих близкое присутствие морского змея.
Появляясь на поверхности, он испускает фонтан, по всей вероятности, из ноздрей, во всяком случае, очевидцы иногда видели фонтаны пара, вырывающиеся из окончания морды, а не из макушки головы, как у китообразных. Его появлению на поверхности предшествует грязно-серое пятно, а сам он распространяет сильный и зловонный запах. Он часто плавает с высоко поднятой над поверхностью воды головой, и подвижность всей видимой части его тела очень велика. Морской змей передвигается, совершая волнообразные извивающиеся движения в вертикальной плоскости, но может легко изгибаться полукругом в любом направлении, и тогда на его теле появляются большие складки, как у животных, имеющих толстый слой подкожного жира. Его передние плавники работают попеременно, как у черепахи, когда он плывет медленно, но, набирая скорость и двигаясь с помощью колебательного движения тела, он прижимает плавники к бокам. Во время движения над водой видна только небольшая часть его тела, а хвост не показывался никогда.
Характер морского змея кажется довольно миролюбивым: не было случая, чтобы этот колосс напал на наблюдавших за ним людей, даже если в него стреляли из ружей. Нрав у него игривый и жизнерадостный, очевидцы часто наблюдали за его прыжками и кульбитами. Он часто появлялся на виду в хорошую погоду и встречался, пожалуй, во всех морях и океанах, за исключением прибрежной части Антарктиды".
Почему его встречают только летом?
Таким образом, морской змей представляется настоящим космополитом. Если его чаще встречали в Атлантике и реже в Тихом океане или Индийском, то Удеманс объясняет это тем, что Атлантический океан является настоящей "столбовой дорогой народов". Я сам должен признать, что по мере того, как проходили столетия и появлялись новые морские пути, сообщения о неожиданных встречах из недавно еще мало посещаемых, удаленных районов становились все более частыми. Эта тенденция, как мы увидим в дальнейшем, будет только усиливаться в течение XX века: в то время как сообщения о новых встречах стали немного более редкими из морей с оживленными морскими торговыми путями, их число из новых зон морского судоходства, в частности из Тихого океана, увеличилось.
Морской змей, хотя и космополит, имеет свои предпочтения. Особенно это касается климатических условий. Удеманс показал, что монстр явно неравнодушен к хорошей погоде. Его практически всегда встречали в теплое время года при ярком солнце и спокойном море. Кроме того, изучение мест, где он попадался на глаза очевидцев, показывает, что он отдает предпочтение теплым океаническим течениям. Короче, он явно выражает склонность к теплу. И именно поэтому его летом встречали в основном в Северном полушарии, а зимой он мигрирует в Южное полушарие, где в это время наступает лето. Так как большинство оживленных морских путей находятся в Северном полушарии, понятно теперь, почему в основном только летом морской змей заставляет говорить о себе!
После всего, что мы узнали, Удемансу остается только уточнить, что же в точности представляет собой этот морской монстр.
Согласно гипотезе зоолога, морской змей, за которым он сохраняет, уважая приоритет, название Megophias, предложенное в 1817 году Рафинеском, является не рептилией, а млекопитающим, чем-то вроде гигантского тюленя с вытянутой шеей.
По его реконструкции, животное имеет, как и тюлень, четыре перепончатые конечности-ласта, горбы — утолщения на спине, обязанные своим происхождением слою подкожного жира, и веретенообразную голову. Но Удеманс строит свои выводы на довольно шатком основании: во-первых, на том факте, что животное было несколько раз описано выбрасывающим фонтаны пара при дыхании. Отсюда предполагается его теплокровность и принадлежность к млекопитающим. Так как никто не оспаривает, что иногда эти фонтаны сдвоенные и исходят, во всех известных случаях, из окончания морды, а не из вершины головы, делается вывод, что животное дышит ноздрями. Следовательно, это не китообразное. Все киты имеют только одну пару плавников. Отсюда вывод, что мегофиасы должны принадлежать к другой большой группе морских млекопитающих, возможно ластоногим.
"С другой стороны, — замечает Удеманс, — зверю приписывают гладкую на вид, за редким исключением, кожу, во всяком случае лишенную чешуи. Кроме того, очень часто очевидцы указывают на наличие гривы, которая характеризует самца, и особенно вибрисс, т. е. усов, которые также свидетельствуют в пользу гипотезы, указывающей на его принадлежность к млекопитающим, а точнее — к ластоногим".
Голландский ученый не останавливается на этом, он идет дальше и закрепляет за морским змеем место в генеалогическом древе млекопитающих — на ветви ластоногих, где другие ответвления занимают моржи, настоящие тюлени и ушастые тюлени.
Мы уже знаем судьбу этой гипотезы Удеманса. Было бы нечестным с нашей стороны придираться к деталям его генеалогической теории, ведь она вполне согласовывалась со знаниями того времени, которые теперь устарели. Но в главном его гипотеза не потеряла своей ценности и сегодня: мегофиас вполне может быть и ластоногим. Но действительно ли это так? Больше того, является ли мегофиас вообще млекопитающим?
Могли ли морские пресмыкающиеся иметь гладкую кожу и теплую кровь?
Станем на мгновение адвокатами самого дьявола. Признаем, что, хотя и очень тщательно выполненное, исследование Удеманса далеко от того, чтобы быть абсолютно убедительным и доказательным, особенно в том, что касается определения природы морского змея.
Во-первых, своим внешним обликом мегофиас скорее похож на плезиозавра, чем на любого из млекопитающих. Но это не все. Некоторые из свидетелей, наблюдавшие эту змееподобную бестию достаточно близко, говорят о наличии у нее чешуи. "Ошибка в наблюдении", — утверждает Удеманс. Даже если это допустить, то надо признать, что нет никаких доказательств тому, что такие прекрасно адаптировавшиеся к водной стихии рептилии, как плезиозавры, не могли иметь совершенно гладкой шкуры, потеряв чешую в процессе эволюции. Среди рыб наблюдается иногда подобный феномен, примером могут служить угри. В то же самое время у наиболее приспособившихся к морской жизни млекопитающих, таких, как китообразные, совсем нет шерсти. Наконец, не забудем одного из самых редких сейчас представителей морских рептилий, кожистую черепаху (Dermochelys coriacea) — она уже не имеет чешуи ни на голове, ни на шее, ни на плавниках, а все, что осталось от панциря, превратилось в нечто вроде толстой, как бы выдубленной кожи.
Во-вторых, мы совершенно определенно знаем, что некоторые крупные рептилии мелового периода были лишены чешуйчатого покрова. В 1908 году натуралист из Канзаса Чарлз Стернберг обнаружил в слоях песчаника, относящихся к верхнему мелу, мумифицированные останки траходона, морского родственника игуанодона, с утиноподобным клювом. Его кожа была тонкой, усеянной бугорками, как мяч для игры в гольф, но совершенно лишена чешуи.
Остается, конечно, вопрос с усами. Но, по размышлении, можно заметить, что до Удеманса только старик Понтоппидан недвусмысленно говорил о них. Что касается пресловутой гривы, то она могла состоять и из материала, отличного от шерсти или волоса: кожные выросты некоторых земноводных (например, странная бахрома волосатой лягушки) и гибкие лучи плавников некоторых рыб могут вполне сойти за гриву. Удеманс объясняет, что это украшение, замеченное у одних особей и не наблюдавшееся у других, является признаком полового диморфизма, как у львов, например. Но отметим, что у гривастых тюленей, к которым, по Удемансу, морской змей значительно ближе, самки имеют это украшение так же, как и самцы! Напротив, у многих современных видов ящериц кожные наросты — такие, как спинные гребни, подгрудки, шипы, зоб, — почти всегда более развиты у самцов. Это особенно бросается в глаза у игуан, анолисов, драконов и василисков.
Удеманс считает присутствие пресмыкающихся в холодных водах Скандинавии почти недопустимым. Но что мы знаем о физиологии гигантских рептилий мелового периода? Нет никаких доказательств того, что у них была холодная кровь или, точнее, что они были холоднокровными, то есть что их внутренняя температура тела следовала за всеми изменениями внешней температуры, как у современных рептилий. Однако и у последних этот процесс не всегда так жестко связан и зависит от размеров тела. Опыты Эдвина Колберта, Р. Б. Коула и Чарлза Богерта над аллигаторами во Флориде показали, что скорость изменения температуры обратно пропорциональна их размерам. Можно предположить, что у доисторических гигантских ящеров мелового периода колебания температуры тела вслед за ее изменением в окружающей среде должны были иметь очень небольшую амплитуду. В некоторой степени рептилии могли иметь качества теплокровных животных, сравнимые с теми, которыми обладали птицы и млекопитающие.
У некоторых доисторических рептилий мелового периода эта «теплокровность» могла основываться на системе регуляции почти такой же совершенной, как и у существ с так называемой "горячей кровью". Напомним: с одной стороны, некоторые палеонтологи считали, что наличие полых и наполненных воздухом костей у динозавров должно было быть связано, как, например, у птиц, с постоянством температуры тела. С другой стороны, на отпечатках летающих рептилий мелового периода были найдены следы сальных желез и даже шерстяного покрова, что указывает на наличие у них процесса и системы терморегулирования.
Короче, с очень большой вероятностью можно утверждать, что плезиозавры были способны сопротивляться температурам более низким, чем те, которые могут переносить современные рептилии — такие, как крокодилы. Кроме того, аргументация Удеманса содержит еще одно противоречие на этот счет: с одной стороны, он отказывает мегофиасу в принадлежности к рептилиям на том основании, что они часто заплывали в прибрежные шотландские и норвежские моря, но, с другой стороны, сам же подчеркивает, что морской змей предпочитает именно теплые воды и активно ищет более благоприятных климатических условий, совершая для этого впечатляющие миграции.
На основании аргументов самого Удеманса можно также легко показать, что у мегофиаса довольно мало шансов оказаться родственником ластоногих: большинство из этих животных обитает в приполярных водах арктических и антарктических морей, и если они по каким-либо причинам покидают их, то при этом стараются воспользоваться холодными течениями, выходящими из этих районов. Напротив, мегофиасы никогда не встречались, за редким исключением, ни в холодных водах Ледовитого океана на севере, ни ниже 45-й параллели на юге, что еще более примечательно. Изучение географии встреч с морским змеем показывает, что он практически никогда не покидает теплых течений.
Аргументация, основанная на выбрасывании при дыхании фонтана теплого пара из ноздрей, теряет большую часть своей убедительности, если принять, что крупные доисторические рептилии могли быть теплокровными. С другой стороны, даже отклоняя это предположение, мы видим, что контакт между выдыхаемым воздухом и окружающим, более холодным, играет лишь вторичную роль в конденсации пара при дыхании китов. Если бы это было иначе, как можно было бы видеть фонтан у кашалотов в тропиках? В действительности, дыхание становится видимым, как след самолета, летящего в стратосфере, в результате снижения температуры, вызываемого резким падением давления сжатого газа: воздух, накопленный в легких и находящийся в них под повышенным давлением, резко вырывается наружу при открывании дыхательного отверстия, давление быстро падает, и содержащиеся в нем пары воды конденсируются. Следовательно рептилии, поднявшиеся из глубины, также могут иметь "видимое дыхание". Из современных водных рептилий только морские игуаны с Галапагосских островов иногда выбрасывают небольшие струйки пара из ноздрей. В таком случае…
Как видите, вопрос о «млекопитающей» природе мегофиаса далек от разрешения абсолютно определенным образом. По всей видимости, самым сильным доводом в пользу теории доктора Удеманса являются очевидные волнообразные колебания тела морского змея в вертикальной плоскости при движении, и это единственное, что строго поддерживает гипотезу голландского ученого.
Действительно ли речь идет о тюлене с лебединой шеей?
Ахиллесовой пятой работы Удеманса является его навязчивая идея породнить мегофиаса с ластоногими, и только с ластоногими.
Наличие растительности вокруг пасти змея далеко не доказано. К тому же ластоногие не обладают монополией на усы среди морских обитателей. Нет ничего невозможного и в том, что усы могли иметь Arheocetes и особенно зейглодоны.
Мегофиас, по Удемансу, имеют целых две пары ластообразных конечностей, и это не позволяет причислить их к китообразным. Но на каком количестве наблюдений, приведенных в его книге, основано такое предположение? На двух — ни больше ни меньше!
Первое из них относится к поимке в середине XVIII века четырехлапого морского змея длиной 6 метров норвежскими крестьянами у Сандмора. Вторым мы обязаны капитану Хоупу, который с борта военного английского корабля «Флай» сквозь прозрачные воды Калифорнийского залива увидел подобного монстра, плывущим у самого дна. Однако одна деталь в описаниях этих двух существ должна привлечь наше внимание. В первом случае уточнялось, что чудовище "похоже на крокодила", во втором — что голова и общие контуры тела монстра "напоминали аллигатора". Это совсем не те признаки, по которым можно узнать лебединошеего тюленя доктора Удеманса. Отметим, кроме того, что из всех, выбранных голландским ученым как достоверные, свидетельств, это практически единственные, где неизвестные животные описываются похожими на крокодилов! Возможно, в этот ряд входят еще "морской крокодил" «Сакраменто», о котором Удеманс не знал, и морской змей «Игла», отвергнутый им за агрессивное поведение.
Все эти нестыковки должны бросаться в глаза непредвзятому читателю. Те редкие экземпляры морских змеев, у которых очевидцы видели четыре конечности, определенно могли быть рептилиями. Что касается тех, чья «млекопитающая» природа не вызывает больших споров, то они могли иметь только передние конечности и принадлежать, следовательно, к китообразным, но не к ластоногим.
Удеманс сам себя сбил с пути, отказавшись допустить, что может существовать несколько видов морского змея. Все указывает на то, что он ошибся и, в конце концов, его метод «фоторобота», который он составил для себя перед началом работы, стал причиной, помешавшей ему разрешить проблему, — по крайней мере, надо было провести тщательный отбор фактов перед составлением фоторобота.
Представьте на минуту, что по показаниям свидетелей сделан фоторобот преступника, но они приняли за злоумышленника различных людей. Можно обвинить одних свидетелей в близорукости, других в ошибке или в лжесвидетельстве только потому, что их описание не похоже на того, кто им действительно является, по мнению большинства. И это было бы правильно, если бы был только один преступник. Но если преступление было совершено несколькими злоумышленниками? В этом случае оказались бы отброшенными не только некоторые совершенно верные описания, но и возникла бы опасность сильно исказить портрет личности, описываемой большинством наблюдателей, деталями, относящимися к некоторым из его сообщников, что привело бы в итоге к созданию фоторобота, не похожего ни на одного из преступников. Нет смысла говорить, что это сделало бы почти невозможным арест любого из них, даже того, в описании которого наблюдалось бы некоторое согласие. Если бы последний и попал в руки полиции, поскольку его силуэт, рост, некоторые основные черты лица оказались похожими на распространенный фоторобот подозреваемого, его пришлось бы отпустить, когда заметили бы отсутствие некоторых характерных, слишком бросающихся в глаза примет (например, шрам на лице или ампутированный палец), на наличии которых настаивало большинство свидетелей. И совершенно напрасно, просто эти приметы принадлежали соучастникам…
Доктор Удеманс совершил такую же фундаментальную ошибку, считая, что на бескрайних просторах океанов существует только единственный вид морского змея. Это заставило его отбросить некоторые заслуживающие доверия свидетельства и, напротив, принять за истинные очень сомнительные, а потом выдвигать предположения, часто притянутые за уши, чтобы согласовать описания с собственным представлением. Его мегофиас оказался прокрустовым ложем, на котором были искалечены многие морские змеи.
Я думаю, что Удеманс, без сомнения выдающийся ученый, в глубине души сознавал непрочность, хрупкость своей позиции, — он должен был это чувствовать хотя бы подсознательно. Но он знал, что в главном он прав: морской змей существует и является не тем, чем-его обычно считают. Но он не мог быть уверен в правильности методов, с помощью которых пытался установить его природу. Этим чувством неуверенности можно было бы объяснить его агрессивность по отношению к противникам своей теории и даже к авторам, идеи которых ненамного отличались от его собственных. Он часто был несправедлив и совсем не признавал заслуг предшественников, подготовивших почву для него самого. "Сами ученые-естествоиспытатели, — писал астроном Ричард А. Проктор о проблеме морского змея, — оказались гораздо менее расположены к недоверию, чем простая публика". Когда это прочитал Удеманс, он аж подпрыгнул от возмущения и его губы сложились в горестно-ехидную улыбку. "Если бы только это было правдой! — отвечал он. — До сих пор ученые, во всяком случае зоологи, не приняли даже саму возможность существования неизвестного еще вида животных, называемого морским змеем".
Я считаю, что смогу достаточно, убедительно и полно доказать обратное и пбказать, что Проктор был прав: многие ученые-естественники, в том числе и зоологи, еще до Удеманса верили в существование морского змея как в еще не описанный вид. Простим этот небольшой каприз голландскому ученому, который хотел быть первым зоологом, поверившим в существование морского змея. Ему было недостаточно иметь славу автора, первым посвятившего ему такое смелое и блестящее, насколько возможно, полное и тщательно систематизированное исследование!
"Великий морской змей" перед общественным мнением
Честно говоря, резкие выражения и преувеличенный сарказм д-ра Удеманса можно также частично объяснить и опасением, что его скандальная в научном мире книга будет, без сомнения, враждебно встречена общественным мнением.
Опасения Удеманса, однако, были не беспочвенны. Еще до выхода в свет его книги ее готовы были уже разорвать на клочки на основании только анонса, в котором лишь проскользнуло упоминание о несчастном животном. Там, в частности, было написано, что автора увлекла эта проблема после сообщения о морском змее, появившегося в журнале «Нейчур» 8 ноября 1880 года (это была опечатка — надо читать 18 ноября).
"Так как «Нейчур» не выходил 8 ноября 1880 года, — издевался один из авторов этого журнала, — многие люди будут считать, что эта опечатка относится и к природе самого мифического животного, о котором она сообщает".
Когда же книга увидела свет, на нее свирепо набросились со всех сторон.
"На первый взгляд, — писал один анонимный критик в газете «Таймс», — она похожа на серьезное научное исследование, этому способствует то, что сам ее автор рассматривает проблему очень серьезно. Но присмотревшись внимательней, замечаешь, что перед нами скорее неудавшаяся и неуклюжая шутка, хотя, может быть, и неосознанная".
Как и прежде, в хор хулителей добавили свои голоса и не самые проницательные журналисты, снова затянув ту старую песню, которая раздается каждый раз, когда появляется сообщение о животном, еще неизвестном науке: "Мы поверим в его существование, когда его останки будут найдены и исследованы компетентными учеными. Выражение "Сначала поймайте вашего зайца" всегда было справедливым и даже необходимым советом всем тем, кто любит полакомиться заячьим рагу".
Не надо доказывать очевидное, это совершенно антинаучная позиция, кастрирующая науку, делающая невозможной любой прогресс в наших познаниях. Конечно, есть ученые мужи, которые готовы ее принять без колебаний; кроме того, мы должны признать, что имеются ученые, которые просто не обладают необходимым мышлением. Критикам, любящим приводить в пример мудрость народа, или сказочникам, заворачивающимся в медвежью шкуру господина Фонтена, или потрясающим кроликам мистера Гласса мы напомним, что можно и умереть от голода, если ограничиваться открыванием рта в ожидании дождя из жареных голубей.
В общем же ученый зоологический мир более благосклонно, чем можно было ожидать, принял дерзкое произведение доктора Удеманса. В 1894 году австрийский океанограф доктор Эмиль фон Марензеллер опубликовал небольшую брошюру под названием "Die Grosse Seeschlange" ("Великий морской змей"), чтобы представить и защитить в основных чертах точку зрения доктора Удеманса в Австрии. Через несколько лет шведский профессор доктор Петер Ольссон сделал еще лучше. В Емтланде, в самом сердце Швеции, находится большое озеро Стурсен. По слухам, в нем обитал «монстр». Шведский ученый провел опрос среди местного населения и получил таким образом 22 свидетельских показания, достойных доверия. Из них следует, что какое-то огромное животное, размеры которого колеблются от 4 до 14 метров, на самом деле живет в озере. Было оно серого цвета, имело голову собаки, перепончатые лапы и гладкую блестящую шкуру и, наконец, плавало, волнообразно изгибаясь в вертикальной плоскости. "Это должно быть, — делал вывод Ольссон, — и есть неизвестное ластоногое, очень похожее на мегофиаса доктора Удеманса".
Затем, в 1903 году, ведущие французские зоологи, такие, как профессор Эмиль Раковица и профессор Э. Л. Труссар, посвятили книге Удеманса большие хвалебные статьи, чтобы привлечь внимание и ознакомить с ней во Франции ученых и публику. Еще через десять лет профессор Эдмон Перрье продолжил эту пропагандистскую кампанию, заявив, среди прочего, что книга Удеманса "была настоящим проявлением научной смелости". Произведение сегодня является классическим и никто больше не осмеливается насмехаться над ним. Много воды протекло под палубами кораблей с 1892 года, и в этой воде многие морские змеи имели неосторожность появиться перед глазами любопытных наблюдателей, среди которых были и "компетентные зоологи"…
Наследство доктора Удеманса
В 1895 году, через три года после появления книги, доктор Удеманс вынужден был покинуть пост директора Зоологического и ботанического общества. Как пишет его биограф Дж. Л. Ван Эйндховен, "по некоторым вопросам его точка зрения расходилась с мнением его начальников". Это легко можно представить. Его начальники должны были, без сомнения, с глубоким сожалением узнать, что их самый главный зоолог настолько экстравагантен, что опубликовал огромную монографию о животном, которое не имело никаких шансов, по их мнению, пополнить ряды обитателей аквариума.
Немного позднее Удеманс, приблизившийся к своему сорокалетию, стал преподавать биологию сначала в Снике, затем в Арнеме, в том самом лицее, где он сам когда-то учился. Там он работал в течение почти двадцати семи лет и оставил о себе память как об учителе, необъятная культура и эрудиция которого не переставали восхищать и изумлять.
За эти долгие годы преподавания голландский натуралист опубликовал кроме многочисленных научно-популярных произведений на такие разные темы, как ботаника и глубоководная фауна, множество оригинальных статей о клещах и истории зоологии, ставших классическими, о птице додо (дронте), этом крупном медлительном голубе Маскаренского архипелага, исчезнувшем еще в прошлые века. Ему удалось по нескольким костям, которые были в его распоряжении, рассказам моряков и рисункам местных жителей восстановить облик дронта, принятый, так или иначе, многими учеными во всем мире, а это было не простое дело. И все же это были детские игры для того, кто когда-то, не колеблясь, погрузился в запутанные лабиринты проблемы морского змея.
В 1923 году, в шестьдесят пять лет, Удеманс ушел в отставку и принялся за свое основное произведение ("Историко-критический обзор акарологии"), для которого успел окончить только три первые части, всего девять томов. Любопытная вещь: в то время как в вопросе о морском змее он страдал непреодолимым желанием все унифицировать, здесь он, не колеблясь, взорвал сложившееся представление об единстве клещей и разделил их на два вида, которые оказались даже не близкими родственниками. Затем он всю свою жизнь посвятил задаче еще больше углубить этот раздел и буквально расколол целый класс паукообразных.
Погрузившись в эту каторжную работу, достойную монаха-бенедиктинца, Удеманс не прекращал параллельно обогащать новыми сведениями свое досье на морского змея. После появления его книги последовало множество новых сообщений или увидели свет старые, которые раньше не попали в поле его зрения. Они приходили со всех концов света. Британский геолог и минералог Роберт Филиппс Грег прислал ему даже свой собственный архив материалов о морском змее. И наконец, английское агентство, специализирующееся на подборке газетных вырезок, предоставило в его распоряжение все, что было опубликовано прессой Великобритании об этой вечно живой проблеме.
Удеманс долго надеялся дать своей книге продолжение и включить туда все новые или пропущенные в свое время сообщения, но был слишком занят своим трудом о клещах и, в конце концов, был вынужден от этого отказаться. Однако, когда в 1933 году разразилось дело чудовища из озера Лох-Несс, он опубликовал несколько статей на голландском языке и одну брошюру на английском, чтобы показать, что животное, о котором шла речь, не кто иной, как вид Megophias megophias, заблудившийся в шотландском озере. Для Удеманса, к тому времени полысевшего, с совершенно белой мефистофельской бородкой, но по-прежнему живо блестевшими за стеклами пенсне глазами, это была уникальная возможность разрешить проблему, интригующую человечество уже столько веков. Морской змей оказался, если можно так сказать, на расстоянии вытянутой руки!
Но время шло, а никто не собирался с помощью современных технических средств изучать пресловутого монстра или хотя бы попытаться его поймать. Старый ученый потерял всякую надежду увидеть реализованной свою мечту. Об этом можно судить по тем полным разочарования строкам, которыми он в 1938 году отказался продлить подписку на вырезки из прессы, касающиеся его любимого Megophias:
"Я начинаю понемногу отдавать себе отчет, что даже этот самый молодой из морских змеев, появившийся в озере Лох-Несс, никогда не станет экспонатом зоологического музея. Английские зоологи не предпринимают ни малейших усилий, чтобы стать обладателями хотя бы одного экземпляра. Следовательно, как и многие его предшественники, он скоро умрет в своем озере, опустится на дно и будет безвозвратно потерян для науки.
И даже если бы зоологи решили предпринять какую-нибудь попытку в этом направлении, она бы обязательно провалилась: во-первых, потому что местные чиновники сделали бы все, чтобы помешать его поимке; во-вторых, любопытствующие и журналисты провалили бы любую попытку поймать животное. Даже если запретить всякое движение вокруг озера в радиусе километра от берега, газеты, которые обладают большими средствами, наняли бы аэропланы, чтобы днем летать над озером на самой низкой высоте, ночью же они освещали бы его поверхность прожекторами с вершин окружающих сопок, что сделало бы еще более пугливым и так не очень общительное животное".
Как видно, восьмидесятилетний ученый не питал больше никаких иллюзий. Но надо почти не иметь чувства реальности, чтобы вообразить, что можно легко поймать пугливое животное, даже такое большое, как кит, в просторном водном бассейне шириной в среднем почти в 2 тысячи метров, но длиной больше 35 километров! В таком случае — почему не допустить эту идею? — проблема морского змея может быть разрешена определенным образом только в результате удачного стечения обстоятельств: вероятно, если какой-нибудь случайный экземпляр выбросится на берег. Очевидно, в руках ученых пока находится только одна часть головоломки, и понятно, что окончательное решение может иметь варианты.
А пока зоологи, достойные этого звания, могут только снова и снова кропотливо пытаться составить анатомический и физиологический портрет, представить себе поведение животного, которое стало легендой. Великолепный пример этому показал доктор Удеманс. Если однажды появится возможность получить достаточные средства, чтобы попытаться поймать морского змея, то его работы увеличат шансы на удачный исход дела, так как будет известно точно не только, где искать, но и какое животное надо стараться поймать. Каждый знает, что разные средства требуются для ловли кальмара и акулы, тунца и угря, морской черепахи и крокодила, тюленя и кита.
Красота и гармоничный строй, сладострастье, роскошь и покой…
"Будущее покажет, насколько я был прав или ошибался". Эту фразу Удеманс произнес в 1937 году на юбилейном собрании Энтомологического общества, посвященном рассмотрению его концепции по систематизации клещей, но она, без сомнения, в полной мере относится и к его работам о морском змее. Если она и напоминает последние слова Рафинеска, то звучит гораздо менее оптимистично. Бедный Рафинеск был убежден, что время поможет доказать его правоту, Удеманс не был так уверен в конечном исходе дела. Этот певец морского змея стал к концу жизни скептиком: он знал хрупкость человеческих теорий, и особенно своих собственных.
Но даже если он поставил неправильный или слишком общий диагноз природе самого знаменитого из морских монстров, он взял на себя этот нелегкий труд, терпеливо создавая для тех, кого захватила эта тайна, идеальный рабочий инструмент — свою книгу, прекрасно документированную, — и бесценные архивы.
Антон Корнелис Удеманс умер 14 января 1943 года в Арнеме, в возрасте восьмидесяти пяти лет, после короткой болезни. За четыре дня до смерти он еще работал над материалами для четвертой части своего огромного труда о клещах. Все свои досье о морском змее он завещал нидерландскому Зоологическому обществу.
В мае 1959 года я просмотрел эти бесценные архивы и сделал с них микрофильмы в очаровательном маленьком городке Гуда, где их любезно предоставили в мое распоряжение. Никогда я не забуду то волнение, которое охватило меня, когда я склонился над наследством д-ра Удеманса, плодом труда и исследований его жизни. В большом сером сундуке стояли девять ящиков с архивами: в двух первых находились документы, касающиеся морского змея, в остальных семи — лох-несского чудовища. Вообще, с самого начала было десять ящиков, но первый содержал материалы, уже опубликованные в "Великом морском змее".
Во всех этих пронумерованных ящичках теснились неслыханные документальные богатства: журнальные статьи, вырезки из газет, брошюры, письма свидетелей и очевидцев, сообщения других корреспондентов. Все было рассортировано в хронологическом порядке и зарегистрировано в маленьких, кокетливых тетрадках. Большинство текстов было тщательно переписано рукой самого Удеманса, его мелким, правильным, аккуратным почерком.
Над этими сокровищами, поступившими со всего света и так прекрасно классифицированными, витал неясный и туманный фантом Левиафана. Я не мог отогнать от себя строки из "Приглашения к путешествию" Бодлера, воспевающие прелесть Голландии:
Там красота, там гармоничный строй,
Там сладострастье, роскошь и покой…
Да, я испытывал само сладострастье, когда ласкал эти богатства, познакомиться с которыми мечтал столько времени, в течение тех лет, что меня занимала проблема морского змея.
Многие документы сопровождались замечаниями Удеманса на полях — на рафинированном голландском языке, немного хромающем английском и забавном французском. Можно проследить все его чувства и волнения по этим заметкам. Еще были оригинальные замечания, точные указания на то, каким способом документы оказались в архиве, подсказывались пути к сообщениям, к которым еще не найден доступ. Чувствовалось, что он страстно желал, чтобы кто-нибудь продолжил его дело, и у меня появилось чувство, что, когда я читаю материалы, он склоняется над моим плечом, дает советы, подбадривает и добродушно улыбается в бороду, глядя на мое восхищение.
Все эти весенние дни его большая, дружелюбная тень сопровождала меня, когда я шел на работу или возвращался домой вдоль каналов, по берегам которых теснились дома, украшенные цветами.
В каналах корабли В дремотный дрейф легли, Бродячий нрав их — голубого цвета, Сюда пригнал их бриз, Исполнить твой каприз, Они пришли с другого края света. — А солнечный закат Соткал полям наряд, Одел каналы, улицы и зданья, И блеском золотым Весь город одержим В неистовом предсумрачном сияньи. Там красота, там гармоничный строй, там сладострастье, роскошь и покой. (Пер. Ирины Озеровой)Спасибо, д-р Удеманс. С выходом в свет вашей книги история морского змея получила новый поворот. С некоторых пор ученые уже отдавали себе отчет в том, что крупные змееподобные существа не могут быть обычными змеями. Благодаря Вам стало ясно, что по крайней мере в большинстве случаев они не могли быть также и рептилиями.
Но сила старых идей такова, что заставляет многих ученых упрямо сопротивляться. Тем более, что в глубине человеческого сознания ваша гипотеза наталкивается на образ Дракона как символа темной силы зла, сидящего там уже тысячелетия.
Глава 10
БЛАГОСЛОВЕННОЕ ВРЕМЯ (1892–1914), ИЛИ ЛЮДИ НАЧИНАЮТ ЗАДУМЫВАТЬСЯ ВСЕРЬЕЗ
Пароход «Ратминес», вышедший из Кейптауна несколько дней назад, неторопливо бороздил море, когда стали происходить довольно странные вещи. К счастью, на этот раз трое журналистов, находившихся на корабле, подробно описали все события: Мечфилд, американец из Дайтона, Огайо; один наполовину голландец, директор и главный редактор одного из журналов в Йоханнесбурге, и английский репортер, пожелавший остаться неизвестным, которому мы и обязаны изложением этой истории.
Море вдруг вздулось, и на водной глади образовалось что-то вроде жидкого темного холма; видимо, этот внезапный прилив был вызван извержением подводного вулкана. В ту же секунду резко похолодало, затем на море лег густой туман. Очевидно, глубинные слои воды были подняты на поверхность и влажный тропический воздух начал охлаждаться.
Но эта мистическая картина, столь неожиданная в тех широтах, была лишь фоном. Глазам изумленного экипажа предстало странное видение: футах в шести-семи над фальшбортом из тумана появилась голова настоящего чудовища. Впрочем, предоставим слово очевидцам:
"Огромная пасть была раскрыта, там виднелся до смешного миниатюрный язык, похожий на слоновий. Попробуйте представить длинные губы с бледноватыми складками кожи по углам, белые усы, свисающие как у усача (пресноводная рыба семейства карповых — Авт.), и беззубый рот.
Но самыми ужасными были глаза — совершенно слепые пустые зрачки на белом фоне, словно кости, опаленные солнцем".
Когда волны улеглись, стала видна длинная шея морского чудовища. Оно, видимо, было ранено во время катаклизма, агонизирующее чудовище извивалось кольцами на поверхности. Страшные крики животного привлекли к нему кого-то из сородичей. Похоже, это была самка: с душераздирающим стоном она обвилась вокруг умирающего монстра и исчезла вместе с ним в пучине.
Американец и его коллега из Южной Африки бросились писать отчеты, чтобы не забыть ничего из увиденного, что же касается английского журналиста, то он не торопился и лишь заметил своим товарищам, что их статьи обречены на скорую смерть, ибо никто им не поверит. Поразмыслив хорошенько, южноафриканец порвал свои записки; американец же был более упрям и принужден был убедиться в правоте своего друга уже на суше, безуспешно пытаясь "пробить статью". Даже в Штатах нечего было и думать о публикации, не переделав ее в фантастический рассказ.
— Увы, истина подобна обнаженной купальщице, — заметил его собеседник. — Настоящий джентльмен либо должен помочь ей одеться, либо обязан отвернуться и сделать вид, будто ничего не видел.
Отчаявшемуся американцу пришлось уступить и накинуть на свою даму яркие наряды вымысла. Что до меня, я сейчас сделал как раз обратное. Вместо обнаженной я показал вам красотку в очаровательном трико телесного цвета. Говоря попросту, изложил как действительное происшествие событие из новеллы Р. Киплинга. Похоже на правду? Вряд ли. Вы наверняка почувствовали некоторую "литературность".
Надо сказать, я сделал это совсем не из озорства, а лишь потому, что рассказ этот, появившийся в 1893 году, как нельзя лучше передает атмосферу всеобщего скепсиса, который царил повсюду к моменту выхода книги. Впрочем, это будет видно и по, тем свидетельствам, которые я собирал вне владений литературного вымысла.
Вечный скепсис
23 сентября 1892 года Габриэль Хальфорсен Нордмарк, норвежский крестьянин, работал в поле на побережье Сульдаля вместе со своими товарищами, когда их внимание привлек какой-то странный предмет, который несло течением в их сторону. Вода за ним пенилась, словно за пароходом. Долгое время ничего нельзя было разобрать, пока наконец необычное существо — ибо это было какое-то животное — не показалось на поверхности примерно в двухстах локтях (около 140 м). Оно было похоже на опрокинутую лодку с торчащим вверх килем. Гладкая черная кожа, ни хвоста, ни плавников не видно. Само чудовище было бы вроде бы не столь огромно — примерно восемь-девять локтей (около 6 м), но вода вокруг него так и кипела, вздыбленная мощным туловищем, о размерах которого можно было только догадываться.
Кое-кто, возможно, возразит, что история эта, появившаяся в номере "Бергенс тигенде" от 14 октября, не имеет никакого отношения к феномену морского змея. Ведь это вполне мог быть обыкновенный кит. Случай этот тем не менее был не совсем обычным (возможно, кстати, что в газетной публикации были опущены некоторые детали), ибо 7 октября по представлению музея Ставангера основной свидетель и один из его родственников были вызваны в Верховный суд Сульдаля для засвидетельствования аутентичности своего рассказа.
…Ничего, пожалуй, и не изменилось в Норвежском королевстве со времен старого Понтоппидана — в этой стране к клятвам относятся всерьез.
Несколько дней спустя еще более необычное зрелище представилось глазам изумленных рыбаков из Броути-Ферри, предместья Данди, что в устье Тея, Восточная Шотландия. Томас Гэлл и четыре человека команды, находившиеся на борту «Катрин», увидели метрах в 30 от их шлюпа что-то вроде извивающегося змеиного хвоста. Он был голубовато-аспидного цвета, к концу светлее, почти белый. Секунду спустя он исчез, и метрах в 30 появилась из воды тяжелая темно-коричневая голова чудовища. Оно было не слишком огромным — около 12 метров, да и вообще вся эта история не вполне заслуживала титула фантастической и тем не менее принята была с редкостным недоверием. В шотландских водах уже не первый раз встречалось подобное чудовище, но на сей раз никто не поверил в морского змея, да еще возле самого Данди.
"Надо меньше пить!" — таков был общий глас.
Несколько времени спустя еще более колоритное существо было обнаружено офицерами и экипажем парохода «Ангола» в Гвинейском заливе. "Добро тому врать, кто за морем бывал" — их рассказу не поверил ни один человек. Минут десять, не меньше, они наблюдали плывущее примерно в миле от них чудовище, которое плескалось в нигерийских водах между Бич-Беем и Лагосом. Оно передвигалось со скоростью 10 километров в час и длиной было метров 60 (прочие размеры нам остались неизвестны). В какое-то мгновение оно подняло голову над водой, и людям на борту показалось, что ужасные зеленые глаза разглядывают корабль. Потрясение невольных свидетелей было столь велико, что они подписались под рапортом всем экипажем. "Глазго уикли" заметила 29 октября по поводу рассказа моряков: "Увы, наивность наших корреспондентов стала объектом бесчисленных шуток".
Ни поручительство Всевышнего, ни обилие свидетелей и свидетельств — ничто не поколебало угрюмой подозрительности общественности. Интервью директора Британского музея Уильяма Флауэра в "Дейли грэфик" стало своеобразным манифестом официальной науки. "В существовании морского змея нет ничего невозможного, ибо слишком ничтожны наши сведения о мире, чтобы мы могли отвергать что-нибудь априори, — говорит Флауэр, — но проходит год за годом, а нашим знаниям по-прежнему недостает конкретности".
— Пусть мне принесут, — патетически восклицает сэр Уильям, — чешуйку или зуб, словом, хоть что-то, действительно принадлежащее ему, и тогда я буду готов рассуждать о том, что он из себя представляет, а не о том, есть он или нет.
Но убедят ли закоренелых скептиков "вещественные доказательства"? Тоже вопрос.
Как раз в это время редакция лондонской «Таймс» получила письмо от доктора У. Расселла, врача из Шотландии. Речь шла как раз о пресловутых чешуйках морского змея.
"В 1851 году я гостил некоторое время в доме госпожи Эвандю М'Ивер, матери известного режиссера, здравствующего и поныне. Из ее уст я услышал подробный рассказ о недавнем появлении огромного морского змея в небольшой бухточке Грейс, неподалеку от ее виллы на побережье Шотландии. Она подарила мне несколько чешуек — размерами и формой они напоминали раковины морских гребешков, — найденных на скалах, о которые чудовище терлось головой. Надо заметить, что госпожа М'Ивер рассказывала не понаслышке: она собственными глазами видела странное существо, лениво плывущее вдоль отмели, и косяк рыб, в ужасе выбрасывающихся на берег. Почтенная дама, чьи слова не вызывали ни малейших сомнений ни у кого из знавших ее, утверждала, что чудовище направлялось к скале, на которой удили рыбу обитатели поместья; оправившись от изумления, они выстрелили и, по всей вероятности, ранили змея. Некоторое время он отдыхал на скалах — была видна голова и трехметровая шея, затем скользнул в воду и исчез, оставив за собой внушительный бурун. Рыбаки обнаружили чешуйки, о которых идет речь, среди камней и подарили несколько госпоже.
Много лет спустя, беседуя с сэром Ричардом Оуэном в Ист-Шине, я коснулся этого происшествия. Он спросил, не могу ли я показать ему чешуйки. Каково же было мое отчаяние, когда, перерыв всю коллекцию своих диковин, я убедился, что вещественные доказательства исчезли! Это было тем ужаснее, что сэр Оуэн, ныне профессор, всегда слыл человеком недоверчивым. Что касается меня, то я никогда не сомневался в существовании морского змея. Коль скоро существуют змеи 5–6 футов длиной, то почему не вообразить, что бывают экземпляры в десять раз длиннее? На это сэр Оуэн возразил мне: "Бог мой, если вы скажете, что видели человека 7 или 8 футов ростом, я охотно вам поверю, но боюсь, не сумею вас понять, если вы станете рассказывать о двадцатипятифутовых людях". Вероятно, его не убедили бы и чешуйки".
Нам следует оговориться. Ничто не доказывает, что чешуйки, найденные в скалах, были оставлены раненым животным. Просто так они вряд ли могли бы выскочить, для этого требуется все же некоторое усилие. Не исключено, правда, что они были выбиты пулями или что чудовище, пытаясь избавиться от боли, царапало боками камни… Но ведь это вполне могла быть и рыбья чешуя или, к примеру, гребешки, выброшенные приливом еще до появления монстра.
Кроме того, надо заметить, что к рассуждениям доктора Расселла, которыми он оправдывает существование восемнадцатиметровых чудовищ лишь потому, что встречаются змеи длиной 6 футов, никак невозможно относиться всерьез, и реплика сэра Оуэна, без сомнения, разумна.
Тем не менее нельзя не восхититься честностью и искренностью шотландского врача, не побоявшегося поставить на карту свою репутацию, изложив столь щекотливое дело профессору Оуэну, человеку весьма влиятельному и не склонному верить в небылицы. В том же, что бесценные чешуйки были утеряны, нет, пожалуй, ничего удивительного — они просто были слишком тщательно упрятаны доктором.
Ученые, подобные покойному сэру Оуэну, всегда сдерживали развитие науки. У них всегда есть наготове абсурдные аргументы, вроде этой странной аналогии с 25-метровым человеком. (Как будто есть нечто общее между человеком и рептилией!) Не следует, впрочем, впадать и в другую крайность: мистики благословили бы меня, если бы я заявил, что чешуйки испарились как раз тогда, когда чудовище было убито, и будто ними между и умирающим монстром имелась некая связь.
Полный отчет об этой истории можно найти в подшивке "Глазго ивнинг ньюс".
Достоверное свидетельство доктора
Великий Оуэн с пренебрежением относился ко всем сообщениям о морском змее по одной лишь причине: они всегда принадлежали — используем здесь его выражение — людям неквалифицированным. Но что значит «квалификация»? Неужели это должен быть зоолог? Да еще специализирующийся в области крупных морских животных? Мне кажется, куда лучше подошел бы для этой цели какой-нибудь моряк, наделенный практическим интересом к океанской фауне, нежели ученый, посвятивший жизнь мотылькам и ленточным червям. Доверия достоин всякий свидетель, какой бы ни была область его собственной деятельности. Пусть только он будет искренен и лишен иллюзий. А уж зоологи смогут интерпретировать сами рассказанное им!
Увы, сэр Ричард Оуэн умер слишком рано. В 1893 году, спустя меньше года после его смерти, некто доктор Ф. Матесон, лондонский врач, пусть и не дипломированный зоолог, но человек, которого сложно было заподозрить в незнании анатомии, обнаружил огромное морское чудовище у берегов Шотландии, катаясь на лодке со своей женой в Киле, как называется узкий вход в гавань Лох-Алш.
"Был чудесный день, — рассказывал он, — о каком можно только мечтать, солнце светило вовсю, на небе не было ни облачка. Час, не то два часа дня. Наша лодка резво идет под парусом, как вдруг прямо перед нами нечто огромное будто бы вырастает из воды: выше нашей мачты, гладкое, словно длинная шея. Я сначала не понял, что происходит, и бросил жене: "Видишь?" Она спросила, что это такое, голос у нее был несколько испуганный.
Нас разделяло метров двести, и расстояние неумолимо сокращалось. Вдруг шея опустилась, и я понял, что перед нами огромное морское чудовище, что-то вроде громадного ящера. У него была коричневая кожа с отливом и черная полоска под головой. Оно было похоже на жирафа, разве что длиннее и голова расположена несколько иначе, не под прямым углом к шее, а скорее как продолжение ее. Голова покачивалась из стороны в сторону и видно было, как блестит на солнце влажная кожа".
Животное скрылось в воде, минуты через две появилось вновь и стало удаляться. Доктор Матесон плыл за ним около мили, пока оно наконец не исчезло в пучине.
"Туловища я не видел, — продолжает рассказчик, — только волны там, где оно должно было находиться, но размеры его, вероятно, внушают уважение. Мне кажется, это была не просто морская змея, а какой-то невиданный зверь, большой и мощный, наподобие гигантской ящерицы. И, насколько я знаю, ни угорь, будь он столь велик, ни змея так не поднимают шею".
Интересно, как отнесся бы сэр Оуэн к подобному свидетельству человека явно образованного? Увы, не исключено, что скептически. Даже близкие друзья доктора выслушали его рассказ с недоверием. И хотя ученый недвусмысленно заявил, что никоим образом это не могло быть оптическим обманом, много лет спустя его сын, тоже доктор Матесон, полагал, что отец принял за чудовище обычный вихрь. Воистину: "Кого любить? Кому же верить? Кто не изменит нам один?"
Кошмар капитана "Умфули"
Многие читатели полагали, что Киплинг ничего не выдумывал, что в образе английского журналиста он описал самого себя. Впрочем, разве не напоминает Киплинга следующий сюжет?
В 1905 году английский писатель возвращался с Капа на борту "Армадейл Кастл", когда корабль наткнулся носом на огромное морское чудище метров 20 длиной. Туловище его свесилось с форштевня с одной стороны, голова — с другой. Матросы явственно расслышали, как бьется хвост умирающего монстра о переборки судна. Капитан отдал приказ остановить машину и дать полный назад, чтобы освободить раненого зверя. Как только корабль остановился, чудовище скрылось в пучине.
— Надо было втащить его на борт лебедкой, — крикнул кто-то из команды. — Ведь нам никто не поверит!
Умирающая неизвестная рептилия, писатель, путешествующий морем, и боязнь непонимания — все это более чем напоминало новеллу "A Matter of Fact". Вся разница состоит в то, что у Киплинга это было существо из отряда китообразных. Эти существа настолько неповоротливы, что мы знаем множество случаев, когда они сталкивались с кораблями подобным образом.
На самом деле Киплинг просто перевел в литературную плоскость вполне реальную ситуацию — случай столкновения с морским змеем, о котором иначе как со скептической усмешкой никто и не говорил. Одна из самых замечательных историй произошла с капитаном Р. Кринглом в декабре 1893 года, когда он, командуя пароходом «Умфули», принадлежащим компании "Натал лайнз", имел возможность наблюдать целых полчаса морского змея.
Тридцать пять лет спустя, в январе 1929 года, Р. Гуд обратился к Кринглу в надежде услышать все подробности из первых уст, но капитан не был склонен обсуждать с ним все подробности давно минувших дней:
— Меня столько раз поднимали на смех, что мне не хотелось бы касаться этой темы.
Гуд сумел, однако, убедить его в своей заинтересованности, старый моряк смягчился и рассказал, как все было.
Итак, 4 декабря 1893 года. «Умфули» шел на всех парах на юг, держа курс к мысу Доброй Надежды. Корабль бороздил воды Мавритании под 21° северной широты и 17°30 восточной долготы, когда произошло событие, послужившее поводом к записи в бортовом журнале:
"5 ч. 30 мин. пополудни. Замечено в 500 метрах от корабля морское животное в виде змеи, около 24 метров длиной. Кожа влажная, короткие плавники (на эскизе, сделанном капитаном, плавников нет, но на спине явственно различимы горбы, покрытые шерстью, причем средний расположен выше остальных. Возможно, именно их помощник принял за «плавники» — Авт.), на спине метров через шесть друг от друга; обхват туловища не меньше, чем у крупного кита. В бинокль я ясно видел, как животное открывало и закрывало пасть. Нижняя челюсть около двух метров, ряд больших зубов. Чудовище очень похоже на морского угря.
Подпись: Пауэлл, корабельный помощник".
Этот официальный рапорт, сделанный сухим, казенным языком, капитан дополнил несколькими деталями, которые позволяют нам представить, как выглядело таинственное существо:
"Когда мы заметили его, оно было метрах в 400. Оно двигалось довольно быстро, его грудь пенила волну, как корабельный форштевень. Шея вместе с головой составляла около 4,5 метра — у меня было время хорошо рассмотреть монстра… Хвост, или, вернее, туловище было куда толще шеи, вот почему я не назвал бы это чудище змеей. Бриза не было, вода совершенно спокойная, как в пруду, видимость прекрасная, и вряд ли я сумел бы ошибиться, разглядывая существо. А кроме того, оно не уплывало, пока совсем не стемнело".
Хотя вскоре после события на «Умфули» вышла книга профессора Удеманса, бедный Крингл сделался мишенью бесчисленных насмешек и попыток кабинетных умников растолковать ему, что же он видел "на самом деле".
"Мне говорили, что это был выводок морских свиней, что это плавучие островки из водорослей, что это… да мало ли что еще! Но если водоросли способны делать 14 узлов, если выводок свиней может подниматься на 4,5 метра над водой, то я, пожалуй, готов признать себя сумасшедшим. Но ведь от этого не легче!"
В оправдание неверующих следует сказать, что время от времени в прессе появлялись, мягко говоря, экстравагантные сообщения. Вот что, к примеру, пишет "Дейли курант", выходящая на Суматре (от 17 февраля 1897 г.): "Капитан парохода «Умфули» и его рулевой наблюдали змея длиной с их судно и толщиной 5,5 метра. Туловище его было покрыто крупной зеленой чешуей и утыкано множеством плавников. Шея вздымалась дугой над волнами. Арка эта была (не взыщите, читатель!) высотой около 45 метров".
В течение периода, начало которого наметилось с появлением книги Удеманса, а конец наступил вместе с началом Первой мировой войны, весь мир, казалось, уверовал в существование морского змея. Эта перемена отношения произошла сразу в трех странах: Нидерландах, Великобритании и Франции.
Не следует, конечно, думать, что морские змеи и раньше никогда не заглядывали на побережье самой Франции. В 1861 году, как мы помним, одного видели с каким-то «воротничком» напротив Уэссана, а в 1870 году в ста милях к западу от Бреста, но в обоих случаях наблюдения проводились с британских кораблей. В 90-х годах — появление у атлантического побережья Франции, но снова свидетелями оказались одни британцы. Мы о нем знаем благодаря запоздалому отчету одного английского иезуита, Р. П. Эдварда Роклиффа. Тогда еще четырнадцатилетний подросток, он возвращался в Бордо со своим отцом на корабле "Мосс и компани", и однажды из воды взвился столб брызг — капитан сперва решил, что это проделки кита. Но, как повествует отец Роклифф, все очень скоро убедились, что это совсем не так:
"Длинная шея примерно 45 сантиметров в диаметре была поднята над водой почти перпендикулярно. Затем она плашмя рухнула на поверхность воды, как ствол дерева, с жутким шумом. Эта операция повторялась через определенные интервалы, во время которых «чудище» продвигалось к французскому берегу… Создавалось впечатление, что оно преследует что-то под водой.
За все эти сведения я ручаюсь. Может быть, сам я и был мал, чтобы точно оценить подлинные размеры. Мои родители говорили, что монстр поднимался над водой на высоту где-то от 4,5 до 6 метров. Цвета он был как спина у макрели. Голова — не толще обычного ствола. И не было никаких признаков наличия хвоста, ни возможности определить величину той части туловища, которая оставалась внизу".
Этот случайный спектакль разыгрался, можно сказать, под носом у французов, но они даже не осознали всю важность проблемы, до тех пор пока животные весьма похожего вида не стали появляться в Индокитае, и весьма часто.
Французский флот охотится на монстра
5 марта 1896 года в колонке хроники "Курьера Хайфона" впервые упоминается о "встречах с одним или несколькими доселе неизвестными животными — настоящими морскими чудовищами, выпавших на долю канонерки «Лавина» в бухте Файшилонг". Эта бухта, которая находится к северу от залива Алонг возле Тонкина, состоит из настоящего сонма островков, отделенных друг от друга проливчиками, пробившимися в известняке. Богатство их фауны исключительно, да это и понятно: вокруг сплошь лужи с тепловатой и холодной водой, морские гроты, узкие проливы, рытвины — в общем, невероятный водный лабиринт, покрытый кораллами и водорослями, среди которых кишат разные безвредные организмы, время от времени тревожимые не слишком многочисленными хищниками. Так что же удивительного, что эти тайные кущи, полные дичи, привлекли зверей, чьи размеры придают им буквально пантагрюэльский аппетит!
Но предоставим лейтенанту Лагресиллю, бывшему тогда капитаном военного судна, право поведать нам поподробней о своих волнующих наблюдениях:
"В июле прошлого (1897) года с «Лавины» впервые заметили в море в заливе Алонг двух животных странной формы и огромных размеров; их длина достигала 20 метров, а диаметр был от 2 до 3 метров. Особенностью этих животных было то, что их туловище совсем не обладало твердостью известных китообразных, но постоянно извивалось волнообразно, как змеиное, но только вертикально. Была заряжена пушка, и с 600 метров произвели выстрел. Тут же чудовища нырнули, шумно засвистев, а на поверхности пошли бурунчики, как при приливе. Больше они не появились, но, кажется, удалось разглядеть голову одного, которая, видимо, была небольших размеров.
15 февраля этого года (1898) при пересечении бухты Файшилонг я снова заметил похожих зверей. Я тут же решил начать на них охоту и приказал зарядить орудия. Мы выстрелили в одного несколько раз с расстояния от 300 до 400 метров, и по крайней мере два снаряда достигли цели, но, кажется, не причинили ему ни малейшего вреда — снаряды взрывались на поверхности тела. Я также пытался догнать их, но их скорость была гораздо больше, чем у «Лавины». Конечно, каждый раз, когда животное утыкалось в мель, оно разворачивалось, что позволяло его догнать и оценить размеры на взгляд. Оно часто выныривало, и всегда при этом можно было наблюдать волнообразные движения тела. Каждое выныривание предварялось фонтаном воды, или, скорее, распылением воды, производимым шумным выдохом. В противоположность обычным китам, которые всасывают воды и выбрасывают ее на большую высоту.
Окрас животного был серым со множеством черных пятен. Его было легко отслеживать из-за этого дыхания, которое образовывало на поверхности моря, тогда совершенно спокойного, круги диаметром 4–5 метров. Однажды, мне кажется, почти удалось его загнать. Охота длилась без успеха в течение полутора часов и была оставлена из-за наступления ночи".
Неделей позже, 25 февраля 1898 года, лейтенант Лагресилль был приглашен на прием, данный адмиралом Жиго де ла Бедольером в честь М. Поля Домье, будущего президента Франции, а тогда генерал-губернатора Индокитая. Само собой, адмиралу ужасно не терпелось услышать рассказ лейтенанта о встрече с гигантским змеем, и тот удовлетворил любопытство собравшихся. Нужно ли говорить, что слушатели проявили большое недоверие, а некоторые офицеры даже обменялись многозначительными взглядами и несколько насмешливо посматривали на рассказчика.
Последний не замедлил взять реванш, и довольно убедительно. На следующий день после приема лейтенант Лагресилль пригласил на свое судно лейтенанта Жоанне и девять офицеров с другого судна, «Байяра», дабы и они посетили чудесный архипелаг Файшилонг. Все господа с воодушевлением взялись завтракать, когда появился человек из команды с сообщением, что в виду показались два морских змея. Все бросились на мостик, подозревая какую-то шутку, устроенную лейтенантом для увеселения общества. Но им пришлось смириться с очевидностью: два странных зверя действительно плавали в нескольких сотнях метров от судна.
"Мы охотились за одним из них в течение получаса, — сообщает лейтенант Лагресилль, — и однажды наблюдали его ясно примерно с 200 метров, когда он плыл горизонтально. Он без перерыва совершал три волнообразных движения, и они заканчивались в начале головы, которая больше всего напоминала тюленью, только раза в два большую. Нельзя было разглядеть, есть ли у монстра шея и как голова связана с туловищем, чьи размеры были весьма значительны: мы поняли это, когда осознали, что изгибы происходят без перерыва. До сих пор нам казалось, что эти изгибы — лишь видимость от горбов, которые следуют друг за другом на правильном расстоянии; но, по признанию всех свидетелей, подобное сомнение неправомерно, так как количество этих горбов, когда зверь извивался и когда он вынырнул во всю свою длину, оставалось одним и тем же. У двоих из присутствующих офицеров были фотоаппараты: они могли бы сослужить хорошую службу, но оба остались настолько удивлены всем зрелищем, что когда им пришло в голову прицелиться камерой, животное нырнуло и появилось вновь лишь очень далеко, в условиях плохой видимости, при которых сделать снимок было совершенно невозможно.
Подводим итог: животные, виденные с «Лавины», неизвестны науке. Их длина примерно 20 метров (по меньшей мере), окрас серый и черный, голова напоминает тюленью, а туловище способно на очень ярко выраженные волнообразные движения; наконец, их спина покрыта подобием зубчиков пилы, что придает им большое сходство с известными китообразными; как и эти последние, они выдают свое присутствие шумным дыханием, но не выбрасывают фонтаны воды при выдохе, как китообразные; скорее, при их судорожном дыхании вода испаряется и потом сбрасывается не фонтаном или струей, а дождем. Безусловно, именно эти животные, известные аннамитам, которые их очень боятся, были прототипом дракона, который, модифицированный и дополненный легендами, если так можно сказать, «геральдизировался» и стал национальной эмблемой".
Вернувшись на борт «Байяра», лейтенант Жоанне поставил адмирала Бедольера в известность обо всем, что видел. Последний немедленно направил лейтенанту Лагресиллю письмо, в котором говорилось, что он приносит свои глубочайшие извинения и больше не сомневается в правдивости рассказа подчиненного. Также он телеграфировал генеральному губернатору Полю Домье, сообщив, что "десять офицеров, среди которых был командир «Байяра», находясь на борту «Лавины», наблюдали двух очень чудных зверей". Наконец, он настолько увлекся всем делом, что вознамерился организовать конкурс среди канонерок и пароходов, некую большую охоту с целью загнать одно из этих животных на мель и заставить его оттуда выброситься на берег, где с ним можно будет получше разобраться.
Но военные действия в провинции Гуандун, которую Франция захотела прибрать к рукам, не позволили — увы! — привести этот замысел в исполнение.
Некоторое время, однако, животное продолжали видеть в заливе Алонг, на этот раз с мачт старого линкора «Вобан», которым командовали вице-адмирал Бонниньера де Бомонт и капитан Буте. И только в 1922 году вскрылись обстоятельства той встречи. В то время некто Жан-Батист А. был артиллеристом на борту «Вобана» и 11 июля 1898 года стоял на вахте у выхода на трап правого борта:
"Я глядел на море под трапом, и мое внимание привлекло одно странное животное, которое проплыло примерно в 3 метрах от основания лестницы, извиваясь совершенно как змея.
Это животное достигало метров 10–12 в длину и казалось в 40–50 сантиметров толщины в середине туловища. На нем были чешуйки размерами с черепашьи; шея была гораздо тоньше тела, а голова — пропорциональна туловищу, как у змеи; хвост заострялся на конце. Глаза, кажется, располагались несколько ниже на голове, чем у обычных змей; две хорошо различимые дыры обозначались немного ближе к задней части морды. Окраска животного вероятно, была серо-зеленоватая, но этот цвет, без сомнения, создавался под влиянием окраски морской воды и неба. Животное находилось на глубине 1,5–2 метра".
Впервые речь идет о чешуе на спине у драконов, но ведь и впервые одного из них видят на столь близком расстоянии! Впрочем, другой свидетель впоследствии подтверждает эту характеристику, но с оговоркой. Этот второй говорит о "желто-мраморных пятнах", которые, конечно, можно принять за чешуйки, особенно глядя сквозь толщу воды. Итак, вопрос по-прежнему остается открытым.
Французские зоологи устраивают мегофиасу жаркий прием
Однако лишь несколько лет спустя наблюдения в заливе Файшилонг пробудили эхо во французской научной среде. Конечно, они никак не могли не взволновать ученого, уже охваченного идеями доктора Удеманса, — профессора Эмиля Дж. Раковицу, в то время заместителя директора лаборатории Араго в Баниульс-сюр-Мер.
Никто не мог подозревать этого ученого в бахвальстве и легковерии. Он первым разоблачал открытия и россказни моряков, которые, по его мнению, все склонны поболтать о фантастических зверях. Но он прибавлял при этом:
"Зоологи так привыкли не доверять, что, мне кажется, уже потеряли чувство меры. На самом деле есть две категории описаний, которые следует четко различать. Есть те, которые ясно и просто возникают из воображения их открывателей; но есть и другие — результат плохих наблюдений реальных животных. И не так уж сложно отличить первых от вторых, а с некоторым опытом можно научиться делать это немедленно и без ошибок".
Конечно, профессор Маковица решил, что из труда Удеманса не обязательно следует, что мегофиас — это тюлень.
"Очень возможно, — говорит он, — но также нет ничего, что позволило бы утверждать это категорически. Во-первых, наличие задних лап весьма сомнительно. Присутствие волосков — это обязательный результат наличия волосков в ноздрях; но эти последние встречаются в описаниях очень редко. Наконец, что касается гривы, ее тоже следует оставить из осторожности. Генеалогическое древо, установленное Удемансом, никак не совпадает с данными, которые мы имеем о потомках ластоногих…"
Именно с таким убеждением Эмиль Раковица отправился в качестве натуралиста в 1898 году в антарктическую экспедицию на «Бельжике» под командованием лейтенанта Адриена де Герлаха. Как он признавался своему начальнику, это предприятие для него "представляет собой очень полезную возможность встречи с морским змеем".
Но судьба — увы! — не была к нему благосклонна.
"Я хочу напомнить, — замечает тем не менее Раковица, — что у Пунта-Аренас многие рассказывали мне о гигантском звере, который появляется время от времени у мыса Дев, при входе в Магелланов пролив; но так как я сам не видел ни одного непосредственного свидетеля, то и не хочу нести никакой ответственности за эти слухи".
В Антарктике бельгийская экспедиция попала в затруднительное положение. Затертый льдами «Бельжик» оказался обездвиженным на целый год. Эта критическая и тревожная ситуация не могла не закончиться драмой: один из лейтенантов умер от истощения сил, один матрос сошел с ума, а цинга добила многих членов команды, в том числе ее начальника, Герлаха, и его помощника Лекуанта. Профессор Раковица вернулся цел и невредим во Францию и только через два или три года случайно заглянул в номер "Курьера Хайфона", вышедшего точно через четыре дня после того, как «Бельжик» попал в тиски льда!
"Каково же было мое удивление, когда, ознакомившись с содержимым статьи, — пишет он, — я обнаружил, что автор называет животных, которые имели все характерные черты, описанные Удемансом в заключении своей книги, мегофиасами. Ведь М. Лагресилль, тот офицер, который наблюдал животное в 1898 г., совершенно не был знаком с книгой Удеманса, вышедшей в 1893-м. Его наблюдения, следовательно, прекрасное подтверждение исследований, проанализированных выше. И одновременно — это одно из наиболее точных описаний, которое у нас имеется".
Живо заинтересовавшись, Раковица тут же написал Лагресиллю, прося у него дополнительных сведений. Тот ответил, что сожалеет, но не может дать "более точных" деталей.
Между тем донесся слух, что офицер с «Байяра» заснял чудовище фотокамерой. Эмиль Раковица принялся молить своего коллегу, доктора Неве-Лемэра, который имел связи на флоте, начать расследование по этому поводу, и благодаря его настойчивости врач наконец послал господину де Линьи, тому самому офицеру, письмо, датированное восьмым февраля 1903 года.
"Я действительно видел, — пишет лейтенант, — то, что мы тогда назвали "великим змеем", но я его не сфотографировал. Попытки, предпринятые лейтенантом, теперь уже в отставке, по фамилии Бюиссон, не дали никакого результата. Аппарат был слишком мал, животное слишком далеко, и его перемещение слишком непредсказуемо".
Но его описание подтверждало до последней детали то, которое дал командир "Лавины":
"Мы видели его вблизи один-единственный раз, и сомнений никаких здесь быть не может. Зверь имел следующий внешний вид: толстое, черное туловище, круглое, как у больших китообразных, затем некая извилистая часть, которая не высовывалась из воды целиком, но, казалось, соединяла туловище с головой. Последняя была достаточно крупной, плавно выходила из шеи, формы скорее овальной, с двумя зияющими дырами. Наконец, был некий спинной плавник, напоминающий зубчики пилы".
Вооруженный всеми этими ценными сообщениями, профессор Раковица стал готовить для Зоологического общества Франции сообщение, которое вошло в анналы этого учреждения. В нем профессор, явно отталкиваясь от выводов, изложенных в книге своего голландского коллеги Удеманса, твердо призывает зоологов быть более решительными в отношении мегофиаса, столь малоизученного, и приводит в дополнение весомое свидетельство командира «Лавины» по поводу драконов бухты Файшилонг. Наконец, он завершает все целой серией советов:
"Мегофиас, как и почти все морские млекопитающие, может удерживаться на поверхности только плавая: он должен двигаться до самой смерти. Следовательно, совершенно бесполезно стрелять по морскому змею, так как, даже если удастся его убить, то трупа потом никак не достать!"
А вот что следует попытаться делать, если кто-либо его заметит, говорит профессор, так это приблизиться насколько возможно и только тогда пробовать его загарпунить. Если это невозможно, то надо постараться его заснять на пленку или, по крайней мере, зарисовать. Отметить, прежде всего, форму головы, вид кожи, наличие или отсутствие гривы, гребня или плавника, форму плавников и соотношение между длиной разных частей туловища, а также место, через которое животное дышит (ноздри или жаберная щель).
Если зверя все же можно убить, то его все равно следует сфотографировать или, за отсутствием камеры, зарисовать, отметив расположение возможных молочных желез, форму половых органов, тщательно измерить все члены. Так как очевидно, что речь идет о весьма громоздком звере, то нужно законсервировать, по крайней мере, его голову, один плавник, несколько позвонков, взятых из различных мест туловища, фрагмент кожи и, если возможно, его внутренние органы.
Сообщение профессора Раковицы имело потрясающий успех среди зоологов. Было даже решено отпечатать некоторое дополнительное количество текстов его доклада, чтобы распространить их в Индокитае, особенно среди моряков. К своей вящей славе, французская зоология первой признала существование морского змея (или, более точно, некоего крупного животного змеевидной формы).
Словно выражая свою благодарность в связи с этим событием, животное скоро еще раз явило себя в водах Французской империи, теперь у берегов Аннама, в 500 километрах от залива Алонг.
В 1922 году Рене Лабрюйер опубликовал в "Журналь де деба" статью о морском змее, в которой рассказывалось про эту встречу со слов одного капитана дальнего плавания, чье имя не было сообщено, но которое вполне возможно установить. Известно, что он был вторым капитаном на судне «Шарль-Ардуин», из компании "Кантонская контора по перевозкам", когда судно шло из Нанта в Гонконг, с ноября по декабрь 1903 года. Из-за повреждений, нанесенных тайфуном, кораблю пришлось войти на рейд Турана, когда рулевой обратил внимание второго капитана на некую темную массу неподалеку.
"В 15 или 20 метрах от борта, — рассказывает капитан, — вынырнула какая-то двойная масса, длина каждой части которой составляла от 7 до 8 метров, а промежуток между ними был метров 5–6. Толщину каждого витка можно сравнить примерно с толщиной среднего бочонка. Стоящая дыбом грива придавала виткам весьма необычный вид.
Все это тело извивалось, как змеиное, при движении, и его скорость была ощутимо больше, чем у нашего судна, которое давало в этот момент 9 узлов. Цвет был грязно-черный. Через несколько секунд животное нырнуло горизонтально, производя бурное волнение на воде".
Едва прибыв в Гонконг, капитан узнал, что похожих животных уже наблюдали в бухте Алонга. И свое письмо к Лабрюйеру он заканчивает предположением, в точности совпадающим с выводом лейтенанта Лагресилля:
"…То, что мне довелось услышать во время моего долгого пребывания на берегах к югу от Китая, заставляет предположить, что речь идет об амфибиях (в смысле — о животном с воздушным дыханием), чьи появления в прежнее время были очень часты у побережья китайских морей, и я думаю, что дракон, которого вышивают на китайских и аннамитских тканях, — не кто иной, как стилизованный зверь именно этого вида".
Дракон бухты Алонг
12 февраля 1904 года настал черед лейтенанта Перона, командира «Шато-Рено», встретиться с морским змеем в бухте Алонга, чье название в переводе с вьетнамского "Бухта Дракона" наконец стало очевидным для французского флота.
Ранним утром этого дня лейтенант отправился на моторной лодке изучать западную часть рейда Крапо. Лодку сопровождал старый рыбак-туземец, который очень точно указывал расположение подводных скал. И как же был удивлен наш капитан, расслышав, как кричит с носа лодки матрос: "Скала впереди справа!" Но предоставим слово ему самому:
"Я поднялся и приказал тормозить, а затем увидел, не очень далеко впереди, сероватую массу в форме черепашьей спины, чьи размеры мы оценили метра в 4; почти сразу она исчезла. Я предположил, что мы имеем дело с кашалотом. Лодка продолжила ход, мы придвинулись к тому месту, где масса появлялась из воды, и я обнаружил на воде маслянистое пятно.
Я приказал снова застопорить мотор и верно сделал: немного позже мы услышали клокотание воды к востоку от нас и увидели почти у самого берега, который был от нас совсем недалеко (немного к югу от скалы Сретенья) два огромных кольца, которые, как я предположил, принадлежали чудовищному угрю диаметром, по меньшей мере, 1 метр. Затем, к своему большому удивлению, я обнаружил, что кожа этого зверя и скала на берегу были одного цвета: темно-серого с пятнами грязно-желтого. С расстояния, на котором я был, кожа показалась мне единообразной, без неровностей. Но все длилось недолго, и два кольца исчезли, произведя уже слышанный нами шум.
Мы снова принялись глядеть по сторонам: не было ни малейшего дуновения ветерка, и поверхность воды застыла; наконец, нам удалось разглядеть рябь довольно далеко по направлению к Крапо. Видимость была не самая лучшая, но мы разглядели некое возвышение. Однако у меня создалось впечатление, что животное передвигалось почти в уровень с водой вертикальными извивами".
Офицер приказал развернуть моторку и попытался догнать животное, но все было напрасно, так как его скорость намного превышала скорость лодки и была, вероятно, около 9 узлов.
Заметив также, что "время от времени из его головы вырывалась струя воды", лейтенант Перон добавляет:
"Во время погони я снова несколько раз видел пятна масла как раз на следе зверя. По его извивам я оцениваю общую длину в 20 метров".
Лейтенант Перон прибавил, что он, может быть, и забыл бы про эту встречу, если бы через четырнадцать дней не узнал, что лейтенант Л'Уосст, командир канонерки "Ла Десиде", совсем недавно наблюдал похожее животное при выходе из бухты Алонг. Этот офицер даже составил чрезвычайно детальный рапорт контрадмиралу Жонкьеру, командующему 2-м дивизионом дальневосточной эскадры, который, судя по всему, с абсолютной точностью передавал суть дела. Ведь в конце концов, какой военный станет рисковать навсегда потерять уважение к себе, привирая или просто искажая факты в сообщении о происшествии, свидетелями которого были также и его собственные подчиненные?
"Адмирал, после полудня 25 февраля прошлого года, следуя заданным курсом к выходу из залива Алонг, "Ла Десиде" встретил поблизости от скалы «Орех» странное животное, которое, судя по всему, относилось к тому же виду, что и те, которых наблюдал у тех же берегов в 1897 и 1898 годах лейтенант Лагресилль с борта «Лавины», чьи наблюдения были опубликованы в "Бюллетене Зоологического общества Франции" (в 1902 г.) и с которым я познакомился только после своей встречи.
Сначала я видел спину животного примерно в 300 метрах впереди по правому борту в форме черноватой округлой массы, которую я по очереди принимал сначала за скалу, а потом, увидев, что она движется, за огромную черепаху диаметром 4–5 метров.
Немного позже я увидел, как эта масса удлиняется, и постепенно, серией вертикальных волнообразных извивов, выныривают все части тела животного, которое имело вид уплощенной змеи, общую длину которой я оцениваю в 30 метров, а ширину в 4 или 5 метров.
Животное нырнуло, и я прекратил наблюдать, мое внимание было отвлечено маневром нашего судна.
Наблюдения, которые я даю далее, собраны из показаний разных людей из офицерского состава и команды.
Животное появилось во второй раз примерно в 150 метрах и даже поднырнуло под судно, проплыв под задним трапом. В это второе появление сначала была видна лишь его спина. Его тело было полукруглое в поперечнике, и ничем не напоминало тело китообразных (доктор Лоуитц). Его кожа была черной, с редкими желто-мраморными пятнами (рулевой Суриман); по словам помощника старшины рулевых Легуэна, кожа была темно-желтой и совершенно гладкой.
Спина тут же исчезла, оставив широкий кильватер, и теперь лишь голова вынырнула около трапа.
Вот наблюдения старшины механиков Пино, который находился в том месте. (Все его товарищи, бывшие там, подтверждают его слова по всем пунктам): услышав шум голосов со сходен, он посмотрел наружу и увидел большие борозды на море, какие бывают, когда вода перехлестывает через скалу на одном уровне или которые производит подлодка при погружении. Он обернулся, чтобы позвать своих товарищей, и все прибежали поглядеть.
Голова и шея уже выступали над водой, примерно на 40 метров. Эта голова была цвета скал в заливе (сероватые, они бывают еще с примесью белого и желтого). Она напомнила черепашью; кожа казалась шероховатой, и эта шероховатость представляла скорее чешую, чем волосы.
Диаметр, который указывают свидетели для самой широкой части головы, варьируется от 40 до 80 сантиметров; этот диаметр слегка превышал окружность шеи.
От головы вылетели две струи распыленной воды. Остальная часть туловища появилась на уровне воды. Оно двигалось волнообразно в горизонтальном плане. Животное перемещалось со скоростью, оцененной в восемь узлов (15 км в час).
Оказавшись вблизи борта, голова погрузилась в воду, и мы увидели, что вдоль тела, которое едва выступало, прошла серия извивов в вертикальном направлении.
Животное возникло опять у правого борта судна. Там находились артиллерист Лекубле и помощник марсового Ле Галл.
Туловище перемещалось вертикальными изгибами. Одновременно были ясно различимы пять или шесть волновых движений по телу. Его длина, по словам этих двоих свидетелей, превышала 10 метров. Они описывают голову как более широкую сзади, чем спереди, и более удлиненную, чем у тюленя.
Все туловище показалось им одинакового вида по всей длине. Они сравнивают его с телом «суфлера» (вульгарное название дельфина Tursiops truncatus, хотя многие именуют так почти всех китообразных, чье дыхание можно разглядеть. — Авт). Эта оценка, дающая, по моему мнению, чересчур заниженные измерения длины туловища, заставляет меня думать, что свидетели видели только какую-то одну его часть.
Кожа была гладкой. Никто не видел плавников. Животное в тот момент не дышало.
Оно снова нырнуло и появилось довольно далеко позади. Теперь нельзя было различить ничего, кроме черноватого тела, вытянутого с движущимися изгибами и фонтанчиками распыленной воды.
Согласно наблюдениям свидетелей от трапа животное дышало скорее ноздрями, чем макушкой головы.
Деталей головы никто не мог разглядеть".
Когда адмирал Жонкьер получил отчет и понял, что это таинственное животное совсем недавно видел лейтенант Перон, то он приказал тотчас же послать за его показаниями и показаниями его команды.
Стоит добавить, что и другие подразделения французского флота тоже встречали дракона бухты Алонг. В конце декабря 1908 года несколько членов экипажа линкора «Гвидон» видели его в первый раз. Но когда судно (которое находилось под командой капитана Гудо и помощника капитана Фату, будущего адмирала) вернулось в бухту Алонг в марте 1904-го, то уже сотни людей на борту смогли созерцать чудовище.
И стоит ли удивляться, как написал однажды капитан фрегата Э. Плесси, что "в штабе морской дивизии в Индокитае все офицеры верят в его существование!".
Может ли морской змей быть мезозавром?
27 июня следующего года профессор А. Жиар, член института, зачитал рапорт Л'Уосста перед Академией наук. Газета "Le Temps" в своем выпуске на следующий же день уделила этому памятному собранию много внимания и даже опубликовала интервью, данное отважным профессором, в котором он, среди прочего, объявлял:
"Итак, вполне позволительно предположить, что морской змей принадлежит к одному из отрядов, которые мы считали полностью вымершими, например мо-зозавров или ихтиозавров".
Напомнив о случае с окапи, прежде считавшемся исчезнувшим, а затем найденным живьем в лесах Конго, он ставит такой вопрос:
"Почему таким же образом не может найтись живой мозозавр или ихтиозавр, которые, если они до сих пор существуют, выжили лишь в тайных глубинах морей и являлись на поверхность в редких случаях и случайно?"
Идея столь радующего душу выживания зверей с легочным дыханием в морских глубинах тут же вызвала справедливую критику. На самом же деле гипотеза, по которой дракон из бухты Алонг может оказаться дотянувшим до настоящего времени мозозавром, основана исключительно благодаря изучению сохранившихся останков ящера в музее естественной истории Парижа, проведенному по инициативе профессора Леона Вайана. Говоря о животном, которого столь часто видели французские моряки, он замечает:
"Его внешний вид не наводит на мысль о китообразных, и шероховатая кожа кажется покрытой скорее чешуей, чем волосами. Голова, которую никто не смог разглядеть подробно, по одним показаниям очевидцев, сравнима с тюленьей, но только более вытянута, а по другим — с черепашьей и держится на очень узкой шее, длина которой, по различным оценкам, варьируется от 40 до 80 сантиметров. Животное перемещалось извивами, обычно в вертикальном плане и реже в горизонтальном. И одно явно примечательно: животное испускало две струйки распыленной воды из ноздрей, а не из верхней части головы.
Эти особенности, как мне кажется, говорят против млекопитающих, то есть той группы, к которой был склонен приписать зверя Удеманс, и скорее подтверждают, что мы имеем дело с рептилией, весьма вероятно, с питонообразной и более или менее родственной мозазавру, который в доисторические времена тоже представлял собой морского змея".
Эта версия заслуживает особого внимания, ибо из всех крупных рептилий, предложенных в качестве прототипов для морских змеев, мозазавр, без сомнений, один из самых правдоподобных кандидатов.
Мозазавры — это гигантские ящеры мезозоя. Еще в 1770 году их окаменелые останки были обнаружены на берегах реки Мезы, давшей им имя. Некоторые из них были огромной величины: около 10–15 метров. Внешне они представляли собой громадных ящериц с неким подобием ручищ вместо лап. Их глотка поднималась до самого нёба, оснащенного ужасающими крючковатыми зубами, и таким образом они могли "зевать во весь рот до отвисания челюсти" и заглатывать крупную добычу целиком, совсем как змеи.
Одна анатомическая подробность мозазавров заслуживает особого интереса. Тогда как у плезиозавров позвонки двуплоскостные (то есть по обеим сторонам плоскость), что придавало их туловищу и шее большую твердость, то у мозозавров они выпукло-вогнутые и поэтому могут вполне свободно заходить один за другой. Двигая суставами (по типу коленного), эти огромные ящеры были способны совершать змеиные движения, что позволяло им с легкостью передвигаться простым извивом своего тела, без помощи плавников. Впрочем, именно из-за этого приспособления в некоторых классификациях им присвоено наименование — питономорфов, то есть "змеевидных".
Возможно, что мозазавровые имели на всем позвоночнике или на его части что-то вроде высокого плавника, мягкого и хрупкого, как у некоторых угрей, или гребень с фестонами и бахромой, как у тритонов или ящериц. Подобные образования, очевидно, могли быть приняты на первый взгляд за «горбы», за "хвостовой плавник" или за "гребень в виде зубцов пилы", столь часто приписываемый разным морским змеям.
Факт выживания мозазавровых до нашей эпохи гораздо более вероятен, чем плезиозавров. Они на самом деле принадлежат к более современной группе. Так, если семейство зауроптерикиев, к которому относятся плезиозавры, исчезло уже где-то между триасовым и меловым периодами, то семейство мозазавридов, как кажется, только-только возникло в меловом.
Впрочем, мозазавры и не принадлежат к совсем вымершему отряду, как ихтиозавры, плезиозавры и динозавры, которые, вероятно, зачахли по анатомическим или физиологическим причинам. Мозазавров относят — и с совершенным единодушием — к разряду завриев, туда же, где находятся нынешние ящерицы и змеи. В некоторых недавних классификациях они даже включены, вместе с варанами, лантанотидами (одна таинственная ящерка с Борнео) и хелодерматидами (хелодермы) в одно подсемейство вараноидов. По своей анатомии мозазавры и вправду чрезвычайно близки к варанам: о них можно говорить как о варанах, адаптировавшихся к воде. Знаменитые драконы острова Комодо, которые частенько достигают трех метров в длину, дожили до наших дней благодаря изоляции на некоторых из Зондских островов, где они никогда не встречали ни конкуренции, ни естественных врагов. Кое-кто предполагает, что гигант всей этой группы австралийский Varanus priscus, достигавший 10 метров в длину, исчез уже в историческое время вследствие вторжения на континент европейцев. Наконец, существует устойчивый слух, изначально возникший на Новой Гвинее, что до сих пор жив в "затерянном мире" некий варан больше 6 метров длиной, в чем нет ничего невероятного. Почему же не могли выжить в океанах водные вараны, то есть мозазавры?
Вот что весьма благоразумно сказал по этому поводу Хайатт Веррилл: "Океаны не так уж и изменились со времен начала мира, разве только уменьшились в размерах и испытали некоторое количество перепадов температуры. Конечно же в глубинах всегда остается одна постоянная температура, около нуля; и нет никаких достаточно веских доводов предполагать, что она когда-то была другой. То же можно сказать и о созданиях, проживавших в глубинах в далеком прошлом: нет никаких оснований считать, что не осталось их потомков или близких родственников, существующих и сегодня в тех же местах".
Кстати, всегда ли водные ящеры держатся около поверхности? И только ли потому, что они должны часто всплывать подышать, или из любви к теплой воде? Или потому, что не созданы для глубин? Вовсе нет. Есть даже серьезные основания предполагать противоположное, по крайней мере в случае с мозазаврами. Их четырехугольные кости так огромны и устроены таким образом (можно найти точно такое же устройство у кашалотов), что способны выносить поразительное давление бездны. Огромные китообразные, как известно, могут погружаться по меньшей мере на тысячу метров.
Следовательно, вполне вероятно, что и мозазавры должны были иметь столь же видимое дыхание, как у кашалотов. Мы знаем, что внешне это дыхание выглядит как беловатая струя, или, точнее, облачко, и объясняется это резким разложением легочного воздуха, попавшего в глубинах под жесточайшее давление. Все это тем более соответствует тому, что мы знаем о таинственном звере из бухты Алонг.
Тем не менее стоит признаться, что у мозозавра отсутствовали некоторые части, важные для идентификации морского змея, по крайней мере для "морского змея с шеей в виде ручки зонтика". У этого ящера шея была относительно короткой и такой же толстой, как тело и голова у морского угря. Кроме того, его голова совсем не была такой крошечной, как у мегофиаса Удеманса: она была удлиненной, как у крокодила.
На это можно ответить, что нужно быть очень самонадеянным, чтобы считать, будто мы знаем все до одной формы или, во всяком случае, основные формы. Каждый год приносит все новые открытия окаменелостей, и подчас совершенно неожиданные, которые требуют постоянной переработки установленных классификаций или принятых критериев. Так, может, следует все-таки признать, что не все плезиозавровые обладали маленькой змеиной головой на длинной шее жирафа, как собственно плезиозавры и эласмозавры? Некоторые, как кронозавры и брахаузениусы, напротив, имели относительно короткую шею и огромную крокодилью голову, сравнимые скорее с головой и шеей мозазавра. А раз существуют плезиозавровые с головой и шеей мозозавра, то почему не может быть мозозаврового с головой и шеей плезиозавра?
Можно прибавить, что гипотеза, предложенная профессором Байяном, основана прежде всего на наблюдениях «драконов» бухты Алонг, которым ни один из свидетелей не приписал слишком длинной шеи. Это так, но ведь существуют и описания «драконов», основная черта которых совершенно не подходит для рептилий: речь идет об их волнообразных движениях в вертикальном плане. У мозозавров же (а также и у плезиозавров) вся анатомия базируется на перемещениях посредством волнообразных извивов в горизонтальном плане.
И еще эта чешуя, которую некоторые наблюдатели приписывали индокитайским чудовищам… Но еще в 1904 году Шарль Перес написал по этому поводу в "Revue des Idees": "Даже наличие кожи, по виду чешуйчатой, не достаточно для категорического утверждения в пользу ящерной природы". Напомнив, что "кожная броня была характерной чертой первобытных китообразных и что мы сегодня присутствуем при последних стадиях ее исчезновения". Перес замечает весьма разумно:
Эти экзоскелетные образования развиваются под воздействием жизни в прибрежных водах, и их исчезновение связано с внешней адаптацией к действительно морской жизни. Следовательно, этой черте нельзя придавать решающего значения. Ихтиозавр хотя и ящер, но имел гладкую кожу; а животное из бухты Алонг могло обладать спинными чешуйками и быть не более чем млекопитающим".
Одним словом, если мозазавр дожил до наших дней, то не будет ничего удивительного в том, что он окажется совсем другим, неизвестным науке монстром, скажем морским змеем, которого описывали как огромного крокодила с плавательными лопастями или лапами. Мы уже говорили выше, что речь может идти, в частности, и о некоем зажившемся на планете типе морских крокодилов. Но, учитывая еще более совершенную адаптацию мозазавров к морской жизни, вплоть до больших глубин, гораздо правдоподобнее предположить, что именно эту группу следует сближать с таинственным морским змеем с внешностью крокодила!
Но монстры этого типа, кажется, совсем не наблюдались французами, и встречи с ними никак не комментировались французскими натуралистами. Следовательно, ничего нет удивительного в том, что перед Первой мировой войной научное мнение во Франции благоволило скорее к гипотезе о морском змее — млекопитающем Удеманса, которая, впрочем, и по сей день собирает в этой стране большинство голосов.
Французский период заканчивается на французских же берегах
Каждый раз, когда в некоей стране начинают проявлять интерес к проблеме морского змея, то после наблюдений, проведенных достаточным количеством людей или же внушительных заявлений прославленных ученых, можно встретить одно и то же явление. Растет число как подлинных, так и ложных свидетельств, и случается конфуз: оказывается, описываемых типов-то несколько!
Во Франции, впрочем, последствия дела о бухте Калонг ощутились довольно не скоро и весьма слабо. Можно было видеть, как появлялись год от года статьи разных знаменитостей, по большей части зоологов, но в обществе почти никаких реакций не было. Без отважной инициативы провинциального ежедневника «Уэст-эклер» в 1922 году досье французского морского змея вообще осталось бы тощим.
Но свидетельства тем не менее имелись.
Так, 13 апреля 1905 года капитан П. Гюйю, возвращавшийся из Чили на борту «Роны», перед тем как миновать мыс Горн, имел весьма странную встречу:
"…Я увидел, как метрах в двадцати по кильватеру на высоту метра в полтора из воды высунулась голова животного, которого я, скорее всего, могу сравнить с теми, которыми украшались носы кораблей скандинавских пиратов и больших джонок на Нигере. Животное, казалось, было в растерянности. Я видел лишь шею и голову, которые вздымались в ответ на извивы туловища, которое мне показалось довольно большим. Оно двигалось с весьма значительной скоростью".
Вот и первое сообщение о морском змее из южного полушария, с широты столь же далекой, как Южная Америка, из мест, редко посещаемых кем-либо, кроме моряков. Впрочем, должен подчеркнуть, что это единственное донесение. Я не нашел ни одного наблюдения морского змея с морских просторов Чили и Перу, как, впрочем, и со всего восточного побережья Южной Америки.
Последующие наблюдения происходили в Средиземном море, недалеко от берегов Корсики. В октябре 1907 года рыбаки из Кальви видели в заливе Порто то, что они поначалу приняли за связку плывущих тел, но что впоследствии оказалось морским чудовищем метров в 60. Объятые ужасом, люди поспешили к берегу, где переполошили всех своих коллег. Тут же все население побережья облепило скалы, чтобы увидеть, как морской змей плавает на поверхности.
В течение нескольких последующих дней рыбаки не осмеливались выходить в море, они даже требовали от коменданта морского округа Аяччо выслать миноносец для устрашения монстра.
Среди свидетельств, появившихся благодаря дознанию, проведенному «Уэст-эклер», одно из самых ценных снова приводит нас в бухту Алонг. Его автор, капитан дальнего плавания из Гранвилля, — увы! — отказался, боясь показаться смешным, позволить опубликовать свое имя. Но точность деталей, которые он дает, позволяет установить его без особого труда:
"В июне 1908 года я был капитаном парохода «Ханой», принадлежавшего А. Р. Мартии из Хайфона, и находился в шесть часов утра приблизительно в 5 милях к востоку от острова Норвей, расположенного при входе в бухту Алонг (Тонкин). Я стоял у руля и правил между островом и землей, когда вдруг увидел это самое.
Я заметил довольно далеко впереди некую черную массу, которую поначалу принял за корпус опрокинувшегося судна. Приблизившись и всмотревшись в бинокль, я обнаружил, что у него странная форма. Это напоминало скелет, на который кто-то туго натянул ткань. Бока были очень четко видны, и спинной хребет сильно выступал. При взгляде на него сбоку мне казалось, что он представляет из себя что-то зазубренное, так как ребра слишком выступали. Я лично видел его почти в три четверти оборота, что позволяет мне дать достаточно точные оценки размеров.
Окрас был черный: длина примерно 5 метров и ширина полтора. Оно было совершенно недвижно.
Пока я спрашивал себя, что же это может быть, мы продолжали приближаться, и я стал ясно различать все детали. Когда мы оказались метрах в 30, вынырнула огромная голова.
Хотя и изумленный этим внезапным появлением, я все же разглядел ее весьма хорошо — больше всего она напоминала черепашью, но только была более вытянута и величиной от 60 сантиметров до метра; она имела два больших черно-белых сверкающих глаза и крепкие ноздри. Голова была черноватая, как и все остальное. Я не видел челюстей, рот был закрыт, но этот рот был ясно различим и больших размеров.
Голова повернулась в сторону судна. Раздался шумный выход без выброса воды, и она тут же погрузилась, увлекая остальную часть тела и вызвав сильное волнение на поверхности.
Прибыв на место, где находилось животное, я не увидел ничего, кроме ряби на воде.
При всех размерах и пропорциях этого животного его невозможно спутать с черепахой. Во-первых, не было никакого панциря или чешуи, в этом я уверен. Кожа напоминала скорее старую дубленую телячью, и в свой бинокль я это хорошо разглядел.
Голова высунулась лишь на несколько секунд, и я не успел навести бинокль, но она была очень близко, может быть, в 25 метрах; и что меня больше всего поразило, так это глаза. Морская черепаха имеет маленькие глазки, прикрытые пленкой, а совсем не огромные светящиеся, как здесь. И потом, насколько я знаю, черепах таких размеров не бывает.
От головы до видной части тела было около 10 метров, следовательно, это было необычайно большое животное.
Судя по волнению воды в момент его нырка, и по той части туловища, которую я видел, форма этого зверя должна быть следующей: очень удлиненная и гибкая шея, определяемая по расстоянию от головы до видимой части туловища и еще по тому, как голова поворачивалась без всякого изменения положения средней части; затем сильное вздутие в середине, эту часть я видел; и затем хвост, достаточно длинный, который не появлялся наружу, но был очень четко обозначен волнением воды.
Наблюдения были слегка затруднены тем, что солнце частично находилось за облаками и отбрасывало слепящие белые отблески на поверхности воды, которые мешали глядеть в глубину".
Последняя фраза может, вероятно, объяснить некоторые расхождения между этим и другими свидетельствами касательно дракона из бухты Алонг. Подробность относительно явно выступающего характера боков и спинного хребта — это, безусловно, самое изумительное во всем описании. Она заставляет думать о параллельных гребнях, которые украшают часть панциря черепахи Люта и часть туловища китовой акулы и которые служат для устойчивости этих пловцов. Но наш зверь не мог быть ни тем ни другим, так как у рыб, как и у рептилий, эти гребни располагаются вдоль тела. Кроме того, черепаха Люта намного меньше размерами, а у китовой акулы нет ярко выраженной шеи. И к тому же будет несколько натянутым предположение, что подобный выступающего вида позвоночник мог быть принят другими наблюдателями за зубчатый гребень.
Следует спросить: а было ли это нормальное животное? Морские млекопитающие обычно жирны, они защищаются от подводного холода толстым слоем «лярда». Или здесь речь идет об экземпляре, исхудавшем по болезни или по старости? Это маловероятно. Объяснение может быть таково: этот явно истощенный вид дракона из бухты Алонг может создаваться неким панцирем из поперечных полос, таким же, какой существует у броненосцев.
У нас в распоряжении очень мало сведений относительно встречи с морским змеем в августе 1910 года одного славного мореплавателя, капитана ле Льевра, который за свою долгую карьеру двадцать два раза огибал мыс Горн. В 25 милях от Мозамбикского пролива он еще в молодости видел, как рядом, прямо на поверхности воды, проплыл морской монстр, несколько раз разинувший свою огромную пасть. По словам моряка, животное достигало 70 метров в длину, а в диаметре было с 800-литровую бочку. Эти данные, конечно же, несколько преувеличены.
В течение лета 1911 года некий морской монстр более скромных размеров показался, наконец, в самой Франции. Все произошло в море у Сен-Ке-Портрье в бухте Сен-Брие, свидетелями тому были Франсуа Же-ляр, главный редактор "Земли и Жизни", с двумя сестрами — его статья по этому поводу была опубликована в 1934 году:
"Мы закончили завтракать, и было примерно час пополудни, когда моя сестра, вдова Оливье, закричала: "Смотрите, вон собака купается!" В направлении, которое она указала, мои глаза различили сначала скольжение некой яхты под парусом, потом я заметил между лодкой и берегом, но гораздо ближе к берегу, животное, на которое она призывала посмотреть и которое я, не особенно всматриваясь, принял за собаку одного из членов экипажа. Однако она приближалась к нам, и я не переставал удивляться одновременно и той скорости, с которой она плыла, и длине шеи, которую она высовывала из воды.
Я навел на странного пловца морской бинокль, который оказался под рукой, и тотчас обнаружил, что он не имеет ничего общего с собакой. Также мне не приходили на ум никакие другие сравнениями только при дальнейшем приближении зверя меня внезапно осенило, что я наблюдаю лишь часть тела, а точнее, шею и голову, которые внешне весьма походили на жирафьи.
Однако, двигаясь, зверь оказался еще ближе ко мне, и тогда я различил странные особенности его анатомии. Наблюдался некий купол или горб, который торчал наружу на некотором расстоянии от шеи. Полное неведение относительно строения остальной части туловища, погруженного в воду, заставило меня вообразить, что передо мной колоссальная змея, и я поэтому решил, что эта сферическая выпуклость является просто одним из ее колец. Однако вскоре я с удивлением обнаружил, что эта выпуклость остается недвижной в водной борозде, которую прорывала на воде шея животного, как нос корабля, и никак не участвует в этих движениях, а только им подчиняется.
Прочие части тела были совершенно скрыты в море, но на небольшой глубине, что было заметно по сильному волнению на воде. На некотором расстоянии от головы, которое, как мне показалось, было не меньше 10 метров, бурление указывало расположение хвостового плавника, который, вероятно, и был основным инструментом передвижения".
Животное плыло с такой скоростью, что, когда оно рванулось к группке скал, продолжающих мыс, свидетели на секунду решили, что оно собирается броситься на них. Но на самом деле, проплыв с сотню метров, оно резко развернулось и направилось в открытое море. Немного позже еще одно животное, во всем схожее, присоединилось к первому, и оба чудища удалились от берегов.
Удручающее участие американцев
В течение этого периода можно насчитать очень незначительное количество сообщений американского происхождения. Закончились времена многогорбого морского змея из Новой Англии, которого местное население описывало с таким единодушием и, следует отметить, с такой радующей трезвостью! С тех пор достаточно часто стали появляться американские морские змеи откровенно фантасмагорические!
Так, очень сложно принять всерьез морского монстра, о котором донес смотритель маяка и его семейство из Стретфорда в проливе Лонг-Айленда в 1898 году. Он достигал 60 метров и задирал шею, как трубу парохода, на 6 метров над водой. Еще у него были усы, как велосипедный руль, прекрасного густого зеленого цвета.
Заслуживает большего доверия наблюдения, сделанные в 1901 году мистером Чарлзом Джеем Сейбертом из Вашингтона, когда он возвращался из Нью-Йорка в Белем на борту парохода «Гронгенс» под командой капитана Спеллинга. Однако свидетель осмелился на разглашение своего приключения лишь полвека спустя, под влиянием убедительной статьи зоолога Айвена Сандерсона, напечатанной в "Сатердей ивнинг пост" в 1947 году.
Одним погожим утром мая 1901 года вахтенный офицер вдруг ткнул пальцем в сторону моря и закричал: "Боже правый, глядите-ка!"
"Поглядев в указанном направлении, — рассказывает мистер Сейберт, — мы увидели некое животное-амфибию, серовато-коричневого цвета. В передней части, то есть в единственной, что мы могли видеть, он был в точности похож на чудовище, представленное в «Пост»; однако его шея не была ни так толста, ни так длинна. Голова была чрезмерно вытянута, больше, чем у крокодила. Когда монстр открыл рот, мы смогли увидеть ряд прямых зубов, может быть, сантиметров в 10–15 длины. Он, казалось, играл на поверхности и крутился колесом, выгибая шею, чтобы поглядеть в направлении своего хвоста, если, конечно, у него таковой был. Так он поразвлекался с полминуты, а затем нырнул. Все это он проделал три раза. Мы спросили у капитана, намерен ли он записать это происшествие в бортовой журнал. "Ни за что, — ответил он, — тогда все решат, что мы все спятили, и я вас, господа, заклинаю ничего об этом не говорить нашим людям в Пара или Манаосе".
Здесь вполне можно опознать нашего морского змея с внешностью крокодила, то есть выжившего мозозавра. Его шея не слишком длинна, и речи нет о извивах в вертикальном плане: перед нами животное, которое изгибается горизонтально и с большой легкостью, что, следовательно, позволяет отнести его к рептилиям.
Совсем другим представляется морской змей, которого американский генерал Г. С. Мерриам видел в 1906 году у берегов штата Мэн, рядом с Вуд-Айлендом. Бравый генерал явно не рассчитывал на подобную встречу. Когда за два года до того ему сообщили, что группа неких дам, взволнованных морской прогулкой, утверждает, что они якобы видели морского змея в тех же водах, он разразился оскорбительным смехом. И позже горько сожалел о своей развеселой несдержанности.
Это случилось 5 августа 1905 года. Он совершал прогулку по морю со своими двумя сыновьями, старшим — капитаном артиллерии Г. М. Мериамом и младшим, Чарлзом, и с двумя их друзьями, когда их парусник застыл в безветрии рядом с маяком Вуд-Айленда. Все, что происходило, пока они дожидались ветра, генерал описал в письме, направленном доктору Фредерику А. Лукасу, тогдашнему хранителю национального музея Соединенных Штатов.
"Раздался шумный всплеск воды на некотором расстоянии от носа нашей лодки, от которого все вздрогнули, и, обратив взгляды в этом направлении, мы увидели то, что походило на чудовищного змея. Его голова была поднята на несколько футов над поверхностью, удлиненное тело было ясно видно: он лениво плыл к нашему судну извивающимися «серпантинными» движениями… Животное проследовало своим курсом и обогнуло наше судно, выдержав расстояние примерно в 300 метров… Оно плыло с постоянной скоростью, примерно 19 километров в час, и держало голову вздернутой на метр двадцать над водой с явным намерением оглядеть со всех сторон наше судно. У него не было спинного плавника по крайней мере постоянного.
Его спина, кажется, была коричнево-пестрого цвета, переходя в ярко-желтый на брюхе. Голова напоминала змеиную, и в видимой над водой части, то есть на шее, имела примерно 38–45 сантиметров в диаметре.
Я оцениваю его длину в 18 или чуть более метров. Животное довольно долго плавало вокруг нас, а это было по меньшей мере десять минут, и держало все время голову поднятой, а затем спокойно нырнуло и исчезло в глубине".
Когда поднялся ветер и парусник прошел примерно с полмили по направлению к берегу, таинственное животное появилось снова и, все еще любопытствуя, плыло параллельно лодке довольно долго, пока не исчезло окончательно.
Это устойчивое любопытство является психологической чертой, которая гораздо более свойственна млекопитающим, чем рептилиям. Следовательно, когда мы видим, что генерал Мериам говорит о "серпантинных змеиных" движениях, позволительно усомниться, что они действительно происходили без перерыва, в одном вертикальном плане. На самом деле столько людей не знают, что змеи — и рептилии вообще — извиваются только таким образом, что военному, какого бы он ни был высокого звания, вполне извинительна подобная неосведомленность.
В следующем году в августе господа Спайсер и Каминг, соответственно — первый и третий помощники с трансатлантического судна "Святой Андрей" американской компании "Феникс лайн", сообщили, что в момент, когда они проходили мимо Лэндс-Энд, оконечности Коруэльса, им посчастливилось разглядеть некоего морского змея. Его тело поднималось над водой на высоте около 5 метров 40 сантиметров. "Его челюсти, — говорится в отчете для нью-йоркской «Америкен», — были вооружены огромными зубами, похожими на плавники, а туловище, вероятно, было в полтора метра диаметром".
Не совсем понятно, как зубы могут напоминать плавники. Может быть, моряки хотели сказать, что у животного были китовые усы? Но этого мы, без сомнения, никогда не узнаем.
Последнего американского морского змея довоенного времени описала Айвену Сандерсону одна из его корреспонденток миссис Ф. В. Саундерсон в письме, которое она направила 15 марта 1947 года по поводу его статьи в "Сатердей ивнинг пост". Эта дама вспоминает, что в течение лета то ли 1912, то ли 1913 года, когда она путешествовала со своими родителями на пароходе между Нью-Йорком и Портлендом (штат Мэн), один из пассажиров, который находился на мостике, вдруг издал вопль изумления.
"По правому борту, — рассказывает миссис Саундерсон, — показалась огромная голова на громадном угревидном туловище или на длинной шее толщиной с бочонок. Она поднималась на высоту до 6 метров, напоминая голову гигантского угря, который встал на хвост, наполовину погрузившись. Голова оставалась поднятой в течение полминуты, а потом начала медленно вращаться, как будто монстр захотел хорошенько оглядеть окружающий его ландшафт. Затем она лениво скользнула обратно в море, оставив едва заметную рябь на поверхности".
Среди скандинавских свидетелей обер-егермейстер шведского короля
В Скандинавии, на родине старого Се-орма, любимого дитяти епископов, на рубеже веков можно констатировать ту же нехватку новых сообщений, но те редкие, которые имеются, отличаются прежними качествами: точностью и серьезностью.
В июле 1894 года, когда было исключительно жарко (что примечательно), два морских змея были замечены в море к северу от Норвегии. Один из них подверг настоящей блокаде рыбацкую деревушку Эрвикен, едва ли в 1200 метрах от Хаммерфеста, оставаясь целый день в пределах досягаемости с берега. Его наблюдали семеро рыбаков, но они не осмелились ни выйти в этот день в море, ни отправиться в Хаммерфест на лодке, чтобы вызвать китобоев и загарпунить зверя.
"Морской змей, — сообщает «Финмаркпостен», — был темно-желтого цвета, с округлым туловищем и длиной не меньше 55 метров. Он передвигался с огромной скоростью, по-змеиному извиваясь. Голова была примерно размером с бочку, но чуть заостреннее спереди, и сразу же за ней существо имело большое кольцо (от ущемления? — Авт.), расположенное между головой и телом, которое было гладким и без плавников".
Это чудовище было в тот же день замечено экипажем трех кораблей из Хаммерфеста и из одного соседнего района.
Это был морской змей с тремя горбами, что обычно для длинношеих экземпляров, вроде того, что появился 4 августа 1902 года на другом краю Норвегии, то есть у входа в Осло-Фьорд, и которого видели несколько человек с парусной яхты «Тонни». На борту было одиннадцать человек, среди которых — владелец судна, преподобный Ганс Давидсен, которому мы и передаем труд описать существо, замеченное в полчетвертого пополудни:
"Мы сразу же поняли, что это неизвестное морское животное: оно приближалось, насколько мы могли судить, со скоростью примерно 4 мили в час. Оно находилось в одном-двух кабельтовых от нас (200 или 400 м).
Время от времени три больших горба показывались из воды, и трое из нас ясно видели голову существа, округлой формы, длину которой они оценили примерно в 90 сантиметров. Горбы образовывали сплошную серию и были темного цвета, с блестящей поверхностью. Они, вероятно, были сантиметров 60 в диаметре. Сбоку движения животного казались волнообразными. Невозможно дать точную оценку длины существа. По тому, что мы видели, голова и три видимых горба, без сомнения, составляли в сумме 6 метров. Учитывая расстояние между головой и горбами и длину и ширину этих последних, общая длина создания могла быть около 15–16 метров. Мы все видели, что горбы были соединены друг с другом, и они не могли принадлежать нескольким животным, плывущим гуськом.
По причине большой скорости животное оставляло за собой большую борозду. Мы не видели пены, но отметили, что передняя часть туловища поднимает значительную волну. Голова держалась близко к поверхности воды, в наклонном положении. Один из пассажиров уверяет, что различил плавник на спине у существа. Мы наблюдали его в течение пяти — десяти минут, иногда невооруженным глазом, а иногда с помощью бинокля".
Морское чудовище, виденное в октябре 1906 года около курорта Сальтсьобаден, в часе хода от Стокгольма, представляется менее «классическим», но личность его главного наблюдателя гарантирует точность показаний. Это был не кто иной, как Виктор Анкаркрона, обер-егермейстер шведского двора, близкий друг короля Оскара II, внука Бернадотта.
Прогуливаясь вдоль берега с тремя друзьями, этот джентльмен увидел в каких-нибудь 200 метрах некое животное длиной от 15 до 20 метров, которое мчалось со скоростью доброй моторки. Движения животного были похожи на извивы червяка. Его голова, которая напоминала черепашью, была, как он сообщает, чрезвычайной величины по отношению к окружности туловища. Относительно спины он уверяет, что она была округлой и не имела ни плавников, ни других каких-либо отростков. Весь зверь был одинакового серовато-коричневого цвета.
Это описание, во всяком случае, как оно было повторено в прессе, кажется отрывочным и очень плохо представляется зрительно; как бы хотелось увидеть хоть маленький набросок! Тогда бы никто не стал придираться, настаивая на том факте, что визуальный образ почти не передаваем простыми словами.
Можно вспомнить об очень ярком описании морского змея с длинной шеей по наблюдениям 1910 года в море у Ингей (Финляндия) учителя из Сандвикера, М. Р. Элиассена. В течение двадцати пяти лет он не осмеливался предать огласке эту встречу, опасаясь быть осмеянным: наконец, в 1934 году он поведал о ней в "Tidens Tegn" в Осло, под влиянием интереса, возникшего из-за дела лох-несского чудовища.
Одним погожим летним днем господин Элиассен рыбачил с лодки со своим отцом, когда на расстоянии в какие-нибудь 50 метров…
"…Длинная шея с маленькой головой на конце поднялась из воды примерно на метр пятьдесят — метр восемьдесят. За шеей располагался длинный горб примерно такой же длины. За ним короткая часть туловища была погружена в воду, но затем оно снова поднималось в виде еще большего горба, внушающего мысль, что часть, скрытая под водой, должна была быть значительных размеров…"
Вот почему Элиассен-отец в спешке смотал свои удочки и счел более предусмотрительным удалиться, налегая на весла изо всех сил.
"Через короткое время существо стало плашмя погружаться и море вновь сделалось таким же гладким, как и прежде. Я должен прибавить, что мы не видели никакого перемещения этого зверя, ни вообще никаких других движений, кроме легкого наклона головы".
Невозмутимые британские наблюдатели
Всегда именно у жителей Британских островов можно найти наиболее подробные описания морского змея. За описываемый период мы насчитали добрых пять десятков свидетельств британского происхождения, то есть больше двух в год. По правде говоря, мы могли бы сказать: их было еще больше, чем в прошлом. Ведь когда в какой-нибудь стране газеты принимаются регулярно публиковать описания морского змея, у кого-то тут же появляется страстное желание изобрести что-то новое, просто скопировав кое-что с предыдущих сообщений, но можно также говорить и о неосознанной деформации сообщений свидетелей. Это придает порой причудливый и мало заслуживающий доверия характер британским наблюдениям. Перейдем к обзору самых примечательных.
Один морской змей вполне правдоподобной длины, 20 метров в виде двух «извивов» на расстоянии 3 метра, появился в январе 1895 года в Бернере, у одного из Гебридских островов — Льюиса. Господин Ангус Макдональд из Тобсона описал это животное как "огромного быка без рогов".
Через несколько дней, 7 февраля, англиканский пастор господин Бернерс у северной оконечности того же острова обнаружил в 200 метрах от себя шею, похожую на жирафью, которая поднималась над водой на 4,5 метра: на голове имелся изгиб сантиметрах в 60 ниже ушей.
"У зверя было, — доносит священник, — два огромных ужасающих глаза, похожих на бычьи, которыми он уставился на меня. Я разглядел три сегмента его туловища общей величиной 36 метров, соединенных друг с другом, как сегменты на хвосте лангуста".
Это уже не первое упоминание о сегментации туловища у некоторых крупных змеевидных. Мы еще вернемся к этому в случае более тщательного наблюдения.
Следующее сообщение сопровождается рисунком, только относится он к не слишком вероятным, так сказать, наблюдениям, проведенным в шотландских водах в начале 1898 года капитаном шлюпа «Дарт» из Данди Джоном Матчем Доусоном и пятью людьми из его экипажа.
"Животное, — повествует капитан, — было более 15 метров в длину — по крайней мере то, что мы видели, — и большая часть тела скрывалась в море. По внешнему виду оно не напоминало ничего, что можно описать, кроме древних доисторических зверей, которых иногда изображают ученые.
В целом он, должно быть, достигал 55 метров. Его голова была вытянутой и заостренной на конце. Рот был открыт, и мы могли видеть его во всю ширь. Рот был достаточно велик, чтобы проглотить, по меньшей мере, корову или лошадь. Зубы светились слабым отблеском и придавали животному ужасающий и зловещий вид. Длинный отросток в виде плавника, казалось, свисал с его тела метрах в 4,5–6 от головы. Его глаза сияли зеленым огнем, иногда переходящим в синий и даже временами в алый, пробуждая ужас в наших сердцах. На его туловище имелся плавник, похожий на гриву, обвивавший спину от края до края и грудь. Он был темного цвета и не походил ни на одно чудовище, которое мы могли бы вообразить".
Единственное, что можно сказать об этом звере, приподнявшемся над водами весьма малоправдоподобным образом, так это то, что он не похож ни на "древних доисторических животных", ни на одного из когда-либо описанных морских змеев.
Встретить какого-нибудь монстра из этой категории стало почти обычным делом для британских моряков. Теперь, чтобы произвести впечатление на публику, требовалось нечто большее.
8 июля 1898 года целое семейство морских змеев, как рассказывают, наблюдал в Саргассовом море капитан Джозеф Донован и все офицеры «Сельмы». Первое из замеченных чудовищ достигало дюжины метров, имело удлиненную голову с каким-то клювом, похожим на тот, что у спрутов, и из этого клюва выпускало громадные струи воды. Немного позже к первому присоединился второй, длиной уже 60 метров, с роскошной гривой и огромным плавником на спине. Наконец, появился и третий монстр, совсем маленький, едва трех метров в длину: у него также имелся спинной плавник и можно было различить четыре плавательных лопасти.
Неужели речь идет о папе и маме — змеях, которые выгуливали своего малыша?
После всех этих отчасти рядовых, отчасти фантастических сообщений появилось другое, которое отличалось от прежних.
В начале октября 1898 года морское чудовище совершенно необычайной наружности было встречено на морских просторах у Стоунхейвека, в Шотландии, Александром Тейлором, хозяином рыбацкого баркаса «Лили» и людьми его экипажа. С расстояния 100 метров животное напоминало корпус опрокинувшегося судна, но когда корабль приблизился еще на 50 метров, то объект проявил свою истинную природу, частично вытянув над водой голову, более плоскую, чем у кита. После чего таинственный зверь скрылся из виду.
У животного на голубоватого цвета спине имелись два плавника, расположенных с промежутком 6 метров и похожих размерами и формой на парус маленького корабля. За первым плавником находилась некая выпуклость, схожая с горбом верблюда.
Время от времени животное высоко вздымало голову, причем дышало как кит, с той только разницей, что его дыхание было гораздо короче. Хозяин «Лили» заявил, что видимая часть звериного тела была в два раза больше, чем его судно, которое достигало 10 метров длины.
Не мог ли этот шумно дышащий зверь быть китовой акулой, высунувшей из воды спинной и хвостовой плавники? Или речь здесь идет об одном из гигантских дельфинов с двумя спинными плавниками, о которых иногда писали как Рафинеск, так и Куа с Гаймаром и которых до сих пор не могут идентифицировать точно? Что очевидно, так это то, что загадочный зверь не походил ни на один из известных типов морских змеев, попавшихся на глаза до сих пор, и что, следовательно, гораздо разумнее вообще исключить его из нашего списка.
Следующее сообщение перемещает нас в края-антиподы Британских островов, а более точно — в Новую Зеландию, где общественное мнение еще не было так развращено непрекращающимся потоком свидетельств, более или менее приемлемых для рассудка. На заседании 13 декабря 1904 года Литературно-философского общества Манчестера доктор У. Е. Хойл зачитал следующее письмо, полученное от С. Говарда Триппа и датированное 16 сентября того же года:
"Примерно шесть лет назад (то есть в 1898-м?), в понедельник, я отправился к утреннему восьмичасовому поезду, чтобы ехать в Тимару, Новая Зеландия, когда вдруг нечто, что я поначалу принял за альбатроса черно-сажистого цвета, рухнуло на воду, произведя оглушительный шум в каких-нибудь пяти десятках метров от меня. Море было спокойным, но я смотрел немного против солнца. Конечно, поскольку я никогда не видел альбатросов, падающих подобным образом на воду, то я остался стоять, поджидая, и вскоре увидел, как странное существо объявилось снова. Теперь я понял, что то, что я вижу, совсем не альбатрос, но хвост какого-то морского зверя, так как он был соединен с неким тонким туловищем. Хвост снова забился, расплескивая в разные стороны воду, затем исчез, чтобы снова подняться, но тут же скрыться, из виду. По моему мнению, туловище, к которому относился этот хвост, было примерно 45 сантиметров в диаметре у места соединения и далее утолщалось до 60 сантиметров — это было уже в 4 или 5 метрах от кончика самого хвоста, если учитывать и высоту, на которую тот поднимался из воды.
Естественно, я был ужасно удивлен и поражен тем, что только что видел, и продолжил свое наблюдение. Через несколько минут после окончательного исчезновения из виду хвоста я увидел змеиную голову, ясно различимую, которая поднялась из воды на расстоянии метров 50 от того места, где скрылся хвост: она высунулась из моря вместе с частью туловища примерно на 3–4,5 метра. Ее ширина, практически одинаковая всюду, составляла от 90 сантиметров до метра двадцати. Затем животное исчезло, и больше я его не видел. Место, на котором я его разглядывал, было мелкое — глубиной не более 5,5 метра, и находилось у оконечности мыса. Может статься, что это был Hyperoodon. Мне немного мешало слепившее солнце, но первым моим впечатлением в тот миг было — и таким оно и осталось, — что я видел некое змеевидное существо. Впоследствии я услышал толки о каком-то змее, виденном за два дня до моей встречи в каких-нибудь 10 милях к югу от Тимару, а еще позже я прочел некоторые публикации касательно змея, которого видели примерно за год до того в море у острова Северного в Новой Зеландии".
Закончив чтение письма, доктор Хойл предположил, что мистер Трипп действительно видел нечто, что скорее всего было китообразным. Ведь и сам наблюдатель признавал, что, впрочем, доказывает его усердие и беспристрастность, что то мог быть гипероодон, то есть "кит с клювом". Но для чего китообразному понадобилось так выгибаться, чтобы вытянуть над водой более чем на три метра некое худощавое цилиндрическое тело?
Ни одна из черт внешнего вида не позволяет идентифицировать трех «змеев», которых встречал 10 мая 1899 года с интервалом в один час капитан Джон Б. Мартин с барка «Опана», принадлежащего Новозеландской компании морских перевозок. Первое существо, если судить по промежутку между его хвостом, иногда появлявшимся на поверхности, и огромным спинным плавником, показалось новозеландскому моряку размерами более 12 метров. Оно имело, как он сообщает, "большой кусок мяса, прикрепленный к плавнику ближе к его верхушке". Образовывающаяся при этом впадина так характерна для хвостового плавника китовой акулы, что нет никаких оснований предполагать, будто здесь речь идет о чем-то другом. И почему капитан Мартин решил, что это не так? "Увидев первое существо, я подумал, что то была огромная акула", — пишет он. И правильно подумал.
В 1899 году, опять в этих дальних краях, кое-кто еще тешился надеждой хотя бы чуть-чуть разобраться в проблеме морского змея. В феврале английский пароход «Эмю» по пути в Сидней зашел в гавань Суварроу крошечного острова, затерявшегося между Самоа и Гаити, где туземцы сообщили капитану, что некий змеевидный монстр был выброшен волной на берег. Несмотря на то, что процесс гниения тела зашел довольно далеко, моряки затащили часть останков на борт. Согласно сиднейским газетам, кожа животного, покрытая волосками, была коричневатого цвета; его голова походила на лошадиную; длина в целом была около 18 метров, а вес 60 тонн; голова была 90 сантиметров длиной, окружность тела достигала 75 сантиметров, а позвоночник был 10 сантиметров диаметром. На оконечности нижней челюсти были видны зубы двух видов.
Эта последняя деталь позволяет зоологу сразу же предположить, что речь, должно быть, идет о том или ином представителе клюворылых китов, ставшего неузнаваемым благодаря гниению, что, впрочем, вскоре подтвердил анализ, проведенный доктором Уэйтом из Австралийского музея.
21 мая 1899 года, после того как «Нарцисс» обогнул мыс Фалькон, расположенный у Мерс-эль-Кабира в Алжире, судовой лейтенант Бутби, который стоял вахту, около пяти часов отметил в вахтенном журнале нечто, что впоследствии перешло в бортовой:
"По левому борту замечено морское чудовище, достигавшее 45 метров в длину, которое, кажется, передвигалось с помощью больших плавников и затем ушло в глубину".
На мостике в момент, когда таинственное животное плыло в течение получаса параллельно судну, скопилось множество моряков. Когда некий журналист спросил сигнальщика, уверен ли он, что речь идет не о косяке макрели, матрос высказался весьма определенно:
"Мы видели макрелей неподалеку, и их движения совсем не были похожи. Можно было разглядеть, как макрели прыгали и развлекались кульбитами, в то время как это существо пребывало прямо на поверхности, легко скользя сквозь воду… Чудовище, казалось, перемещалось благодаря движению множества плавников. Можно было различить, как они продвигали его вперед со скоростью, близкой к скорости судна. Плавники находились по обоим бокам и, казалось, вертелись без перерыва. Эти плавники имелись и внизу, до самого начала хвоста…"
На другой вопрос журналиста сигнальщик ответил, что головы никак нельзя было различить по причине волн, которые она поднимала, двигаясь вперед, и прибавил:
"Еще одна любопытная вещь: животное дышало, выбрасывая воду, как кит, только струйки воды были очень маленькие, и, казалось, они выходят из разных частей тела".
Из двух вариантов возможен только один: или эти маленькие струйки воды не были дыханием, а простыми всплесками, которые поднимались при движении плавников, и в этом случае перед нами китообразная сколопендра, как та, которую наблюдали с «Принцессы» и которая существует в действительности. Или эти струйки были на самом деле дыханием, выходящим из разных частей тела, и в этом случае, невзирая на все нестыковки в показаниях свидетелей, существо оказывается «сборищем» нескольких китообразных, причудливо сплотившихся в одно.
Внимание читателя может задержаться на несколько озадачивающем деле: речь идет о чудовище со множеством плавников, которого наблюдали 13 июля 1902 года у берегов австралийской провинции Виктория все члены экипажа пакетбота «Чиллаго» во главе с капитаном и его помощниками.
"Судя по всему, животное достигало от 9 до 11 метров в длину и имело на туловище четыре плавника длиной от метра двадцати до полутора метров, расположенные на расстоянии 1,5 метра друг от друга. Его голова напоминала тюленью, за исключением того, что она была больше — около 60 сантиметров в диаметре. Когда судно приблизилось к монстру по меньшей мере на 100 метров, он приподнял голову, поглядел на корабль и исчез. Все свидетели сходятся в одном — чудище походило на змея, виденного людьми с «Принцессы», с одной только видимой разницей: плавники нашего зверя были расположены под гораздо большим углом, чем у представленного в журнале".
Кстати, ничто не мешает причислить к этому монстру и других, которых считали плохо описанными: чудовища «Бархама» (1858), которого Удеманс полагал выдуманным, и барка «Сент-Олаф» (1872), которого считали составленным из многих, и «Осборна» (1877), и «Пуны» (1878), о которых могли думать, что они списаны с предыдущих, и, наконец, чудище преподобного Брауна (1879), в которое вообще мало кто верил. Все в действительности были описаны очень схожим образом и решительно заставляют нас поверить в существование некоего сверхтюленя с гривой стегозавра.
Следующий морской змей, встреченный посреди экваториальной Атлантики пароходом "Форт Солсбери", кажется гораздо фантастичнее, если бы не явная трезвость, с которой второй помощник капитана А. Г. Реймер сделал о нем запись в судовом журнале:
"Октябрь 23 (1902), три часа пять минут утра. Темный предмет с длинным светящимся следом возвышался над фосфоресцирующим морем впереди, немного по правому борту. Сигнальщик заметил два огонька впереди. Эти два огонька, почти столь же сияющие, как и огни парохода, казалось, исходили из двух точек, располагавшихся на одной линии на верхней поверхности темной массы.
Мы решили, что перед нами некое китообразное, а огоньки — следствие свечения на его теле. При нашем приближении предмет исчез с поверхности. Я приготовился рассмотреть в бинокль след, когда мы окажемся ближе.
Пройдя примерно 40 или 50 метров слева от следа, мы обнаружили, что это были спинные чешуйки некоего огромного монстра, который медленно погружался. Ночная темнота мешала определить его природу точно, но чешуйки, по виду 30 сантиметров диаметром и местами усеянные мелкими выступами, были ясно различимы. Толщина тела, выступавшего на поверхности воды, уменьшилась примерно с 9 метров, немного спереди того места, где появилась темная масса, до 90 сантиметров у видимой оконечности. Его длину можно было грубо оценить примерно в 150–180 метров.
Мы решили, что темная масса, видневшаяся вначале, была головой существа. Рябь на воде, производимая движениями чудовища, была явственно различима, как и сильный запах, похожий на тот, что ощутим на мелководном пляже в летний день при неподвижном воздухе. В двух местах по длине животного волнение воды и расширение светящейся зоны, которая окружала все туловище, выдавали присутствие огромных плавников, шевелящихся под водой.
Влажная и светящаяся спина была обозначена мерцающими фосфорическими огоньками и окружена беловатой каймой мерцающего моря.
Таковы были простые факты касательно прохождения морского змея под 5°31 ю. ш. и 4°42 з. д., какового я, будучи вахтенным офицером, видел лично. Его видели также рулевой и сигнальщик".
Вполне законно жгучее желание отбросить "простые факты" всей этой истории на основании их безумной экстравагантности. Но не были ли они столь нелепы по причине необычного характера условий, в которых все действие протекало? Не будем забывать, что все это происходило ночью. Длина животного могла быть, что очевидно, излишне преувеличена, хотя бы потому, что о ней судили по длине светящегося следа, производимого, вероятно, кишащими в море фосфоресцирующими существами. Но ширина — не менее экстравагантная — туловища животного, определенная по кайме фосфора в данном месте, должна убедить нас в том, что все это абсолютная чушь.
Британская жатва нелепиц 1903 года
Пароход под командой капитана У. Г. Бартлетта покинул Филадельфию 28 мая 1903 года и через два дня находился примерно в девяноста милях от мыса Гаттерас, когда мистер Грей заметил вдалеке большое волнение на воде. Оно производилось стаей в добрых сорок акул, которые совершенно непривычным для себя образом выстроились в шеренги и, казалось, бежали от некоей опасности, в тот момент невидимой.
Только часом позже проявилась причина их паники. Сперва все решили, что перед ними дрейфует обломок кораблекрушения, но, направив судно прямо к нему, пришлось признать очевидное: речь явно шла о животном. Показалась могучая голова, помещавшаяся на столь же мощной шее, похожей на колонну собора. Зрелище было таким ужасающим, что поначалу людей, собравшихся на мостике, охватила паника. Опустив детали всеобщего безумия, описание которого, как кажется, вышло из-под пера ученика Эдгара По или Амбруаза Бирса, мы сфокусируем внимание собственно на звере. Он представлен нам как неожиданное воплощение фантастического китайского дракона или как доисторический ящер, соскользнувший со страниц устарелых научных трудов — "не совсем рептилия, не совсем млекопитающее, но соединяющее в себе разом обоих".
Этот несуразный гибрид держался на одном месте, но не переставал двигать головой, так же как, впрочем, и хвостом, похожим на змеиный. Его длина, казалось, была метров 30, а диаметр доходил до 2,5 метра там, где туловище вздувалось необычным для настоящих змей образом. В этом месте располагался и сильно выступающий горб, украшенный высоким спинным плавником, а по бокам его имелись другие плавники, похожие на веера.
Но особое внимание привлекала голова: она не походила вообще ни на что известное. Это, впрочем, слабо сказано. Нос был изогнут в трубу. На удлиненной морде не различались ни ноздри, ни жаберные щели. Под выступающей нижней челюстью висела надувшаяся губа. Из пасти высовывались два "длинных и ужасных зуба", похожих на моржовые, и постоянно текла грязная слюна.
Точно так же, как и низ рта, глаза была пламенно-красного цвета. Они были в форме миндалин, но — не падайте! — расположены вертикально. И чтобы представить все в терминах самого рассказчика: "В их тусклой глубине виднелся зловещий и мрачный свет, как если бы за ними скрывался грозный жестокий дух".
Голова и туловище были покрыты огромными чешуйками, круглыми или овальными на плечах (восхитимся точности определения!), "достигавшими двадцати сантиметров в длину и двенадцати с половиной в ширину и выступавшими на десять сантиметров, причем их вершина образовывала различимый гребень". Общий окрас кожи лучше всего сравнить с цветом старой окисленной бронзы.
Но как будто и этого всего было не достаточно. Чудовище, вызвавшее ужас у созерцавших его людей, вдруг принялось яростно стегать воду хвостом. Его глаза засверкали яростью, и по всему телу вздыбился высокий гребень. Но, когда все уже решили, что он ринется в атаку, монстр вдруг отвернулся и удалился, к большому облегчению наблюдателей.
Несмотря на ужасные подробности рассказа мистера Грея и невзирая на многочисленные оправдательные документы, которые сопровождают его донесение, ни одному из свидетелей не удалось убедить кого-либо в правдивости хоть малейшей детали этой истории.
"Чудовище", встреченное в начале июня того же года у Шетлендских островов мистером Ж.-П. Жемисоном, покажется до смешного малым и прозаическим в сравнении с предыдущим. Мистер Жемисон покинул Скаллоуэй в шесть часов утра, чтобы добраться до дому по морю, и спокойно плыл себе, когда вдруг увидел, как неподалеку от его лодки поднялся из воды "морской монстр" в дюжину метров величиной. Его внешний вид заставлял вспомнить парус корабля, на голове у него имелось нечто рогоподобное, а на теле — отросток в форме плавника. Обозрев все это, мистер Жамисон не стал дожидаться появления остальных частей и поспешил туда, откуда приплыл. Его свидетельство полностью подтверждают показания экипажа рыбацкого судна «Делонг», члены которого видели то же животное в течение последующих четырех ночей у места под названием Бурра-Хааф. Оно настолько быстро приближалось к их судну, что моряки были вынуждены отпихивать его багром. Две их сети зверь порвал. Его кожа, как они доносят, казалась покрытой толстым слоем пахучей слизи.
Все эти детали: морда, заканчивающаяся подобием рога, треугольный спинной плавник, размеры, наглый нрав, кожа, покрытая вонючей слизью, — полностью соответствуют внешним признакам и повадкам китовой акулы.
Это животное, должно быть, видели еще на морских просторах у Шетлендов 3 и 17 октября. В последний раз его наблюдали четыре человека на пляже Симбистер и сообщили, что «монстр» высовывал из воды маленькую голову и два больших плавника. Именно это можно увидеть у акулы, когда она плавает на поверхности: острый край морды, хвостовой и спинной плавники.
Настаивать бесполезно. Но по крайней мере все свидетели этого дела хоть сами и не поняли, что именно видели, но ничего не придумали.
Относительно змееподобного зверя, которого наблюдал экипаж траулера «Роза» в 10 милях к юго-востоку от Монстроза, на северном побережье Шотландии, мы располагаем очень малым количеством сведений. Единственное, что нам сообщают, так это то, что животное подняло над волнами примерно на 1,5–1,8 метра то, что напоминало голову. Может быть, наконец, это был настоящий морской змей?
В тот год список сюрпризов на этом не закончился. В начале сентября рыбаки с шотландского траулера «Гленгарнт» из Фрезенбурга поставили сети в открытом море в 125 километрах от берега, довольно далеко к северу, когда некое неистовое движение взбурлило воду в 40 метрах от судна. Нет, это не был кит, как все подумали поначалу. Из воды поднялся огромный темный корпус и бросился к судну, раскачиваясь весьма тревожащим образом. Приблизившись на расстояние едва ли не в 6 метров, животное поднялось еще выше, а затем вдруг нырнуло под траулер, издав шумный свист. От движения образовалась волна, которая зашвырнула огромную массу воды на мостик, в машинный зал, каюты и кубрик. Ужас и растерянность десятерых людей на борту еще увеличились, когда животное появилось вновь, и, как смерч, опять бросилось в атаку. Виземан, один из рыбаков, казалось, был единственным, кто не потерял хладнокровия. Он схватил ружье и разрядил его в монстра с расстояния 15 метров. И тут же, задетое или нет, животное погрузилось в воду, позволив на мгновение разглядеть свое длинное изогнутое тело, которое извивалось, как змеиное.
По общему мнению, животное было в два раза длиннее судна и, следовательно, достигало 60 метров. Вероятно, это был близкий родич морского змея «Треско». Он обладал головой, похожей на голову морского конька, с длинной гривой или плавником вдоль всего позвоночника, огромными, сверкающими зелеными глазами и громадной пастью, ощетинившейся зубами.
Британские морские змеи 1903 года сильно поколебали веру в себя их самых верных сторонников. Злорадство окружающих, извращенное чувство юмора — все это не было столь уж странной реакцией в создавшейся ситуации.
Два зоолога на скамье очевидцев
А затем — неожиданная развязка! До тех пор все свидетельства, даже самые прозаические, по поводу встреч с морским змеем еще могли, исходя из уст «непрофессионалов», попадать под посмертную критику Ричарда Оуэна. Но вот внезапно и зоологи присоединились к хору свидетелей легендарного монстра! И тогда уже никто не мог требовать в качестве доказательств предоставить ему описание морского змея из уст какого-нибудь специалиста.
И действительно, в 1905 году два британских натуралиста, Е. Дж. Б. Мид-Вальдо и Майкл Джон Николл, активные члены Зоологического общества и хорошо известные люди в среде орнитологов, приняли участие в научном круизе на борту «Валгаллы», яхты лорда Кроуфорда. Они находились примерно в 15 милях от устья реки Параиба, в море у берегов Бразилии, когда вдруг… Но предоставим самому Е. Дж. Б. Мид-Вальдо право рассказать нам все, что тогда произошло:
"7 декабря 1905 года в десять часов пятнадцать минут я находился на носу «Валгаллы» с мистером Николлом, когда он обратил мое внимание на какой-то предмет, находившийся в 100 метрах от яхты; он сказал: "Неужели это — плавник крупной рыбы?" Я посмотрел и увидел, как шевелится в воде огромный плавник или гребень темно-коричневого цвета, слегка сморщенный по краю. Он, казалось, был длиной метр восемьдесят и возвышался над водой примерно на 45–60 сантиметров. Я навел на него свой бинокль (мощный прибор Герца-Триедера) и только поймал в поле своего зрения этот гребень, как из воды появилась огромная голова и шея. Шея не соприкасалась с гребнем на поверхности, но выступала вперед, по крайней мере, на расстояние 45 сантиметров, а может быть, и больше. По толщине шея была едва ли меньше тела худощавого человека, и от двух десяти до двух с половиной метров ее длины выступало из воды: голова и шея были повсюду, или почти повсюду, одной и той же толщины. Голова сильно напоминала голову морской черепахи, так же как и глаза. Я мог видеть ротовую щель, но мы плыли на большой скорости и быстро удалялись от объекта, который сам перемещался весьма медленно. Он двигал головой и шеей из стороны в сторону очень странным образом. И та и другая была темно-коричневого цвета сверху и беловатого снизу — почти белого, на мой взгляд".
В своем письме, много позже посланном Руперту Т. Гуду, мистер Мид-Вальдо дает дополнительные детали описания зверя:
"Передвигаясь, он поднимал волну, и под водой, позади шеи, я мог различить туловище больших размеров. Когда мы приблизились, то увидели, как его шея болтается из стороны в сторону и вспенивает море.
Ухо и очертания шеи заставили нас обоих подумать о некой морской черепахе. Но в тот момент мы были настолько поражены, что не могли говорить — ни один, ни другой! Мы тотчас отправились к лорду Кроуфорду, который сказал, что охотно остановит яхту, если это послужит чему-либо; но так как судно делало примерно четырнадцать узлов (26 км в час), то мы были вынуждены признать, что это будет напрасной тратой времени.
Существо, которое наблюдали с «Дедала», весьма вероятно, было тем же самым".
Отчет мистера Николла почти не отличается от рапорта его компаньона, а выполненный им рисунок дает возможность лучше понять внешний вид встреченного ими животного. В его книге "Три странствия натуралиста" можно обнаружить весьма категорическое суждение о природе зверя:
"Это существо было, по моему мнению, представителем тех, которых столь часто именуют как "великий морской змей" за отсутствием лучшего названия. Конечно, у меня возникло твердое ощущение, что то, что мы видели, было не рептилией, а млекопитающим. Очевидно, нельзя утверждать это наверняка, но общий внешний вид существа, и особенно его мягкий плавник, почти резиновый, создавал именно это впечатление".
Можно видеть, что наблюдения двух наших зоологов не прибавляют почти никаких по-настоящему новых данных к проблеме морского змея и оставляют нас в очевидном недоумении касательно сущности виденного животного: тогда как первый свидетель настаивает на его сходстве с черепахой, второй решительно склоняется к мысли, что видел животное, относящееся к млекопитающим. Конечно, если довериться рисунку Николла, который, кажется, был одобрен Мид-Вальдо, последнее объяснение на первый взгляд кажется наиболее правомерным. Действительно, можно заметить, что углы рта не заходят за глаза, что говорит скорее в пользу предположения о млекопитающем, чем о рептилии. Но эту же анатомическую подробность можно встретить у большинства рыб, и при удлиненной голове, расположенной на единообразной шее, со странным спинным плавником — мягким и квадратной формы — этот морской змей явно неизвестного типа запросто может относиться именно к этому классу животных.
Как бы то ни было, два опубликованных свидетельства экспертов по зоологии подтвердили, и весьма убедительно, существование в океанах некоего большого животного, змеевидного и еще неопознанного: нужно было признать себя маловером и невеждой, чтобы посметь отрицать это. Об этом можно судить по комментарию, который написал в то время ученый хроникер "Иллюстрейтед лондон ньюс", У. П. Пайкрафт, зоолог, мало склонный к доверчивости:
"Отныне мы не можем считать "морского змея" мифом. Неоспоримо, что океан скрывает в себе загадки, в которые мы пока не проникли".
Несколькими годами позже, в 1924 году, один путешественник — британец по имени С. Г. Проджерс — подтвердил в своих мемуарах "Приключения в Перу" существование некоего типа морского змея в районе, где производились наблюдения на «Валгалле». В 1905 году — день и месяц не указывались — он видел в море у острова Фернандо де Норонья, в каких-нибудь 250 милях от мыса Сан-Роке, "морское чудо", которое он уже встречал почти на том же месте четырьмя годами раньше. На этот раз животное находилось едва ли в 50 метрах впереди парохода компании "Пасифик стим навигейшн К°", на котором и путешествовал тогда Проджерс. "У него, — рассказывал наш путешественник, — голова была величиной почти с целую корову, а туловище в обхвате, казалось, было с мучную бочку". Свидетель видел только "одну выпуклость, которая находилась в каких-то 8—10 метрах от головы и поднималась примерно на 30 сантиметров над водой".
Краткий голландский период
Нет пророка в своем отечестве. Из всех европейских стран, без сомнения, только Нидерланды занимали последнее место по силе воздействия на читателей книги Удеманса. В то время как в 1905 году французы и британцы уже оставили сомнения, голландцы только начали собирать свои свидетельства. Они касались не только встреч в открытом море нидерландских грузовых кораблей, которые бороздили океаны всего мира, но и того, что случалось у песчаных берегов самой Голландии. Количество наблюдений заметно росло с 1904 по 1911 год.
Первое свидетельство, дошедшее до нас, весьма неопределенно. Мистер П. У. Демс просто сообщил доктору Удемансу, что во второй половине июля 1904 года, когда он сидел на пляже в Катвейке, то увидел в море на расстоянии 300 или 400 метров некое животное темного цвета, которое плыло мимо со скоростью, превышающей скорость проезда. Над водой неясной вырисовывалась продолговатая масса примерно метр длиной.
Второе сообщение, напротив, изобилует деталями. Оно касается наблюдений того же года в Баб-эль-Мандебском проливе, который соединяет Красное море с Аденским заливом, проведенных экипажем парохода «Амбон» под командой капитана Г. Зейланга. Вот показания третьего помощника Й. Фоллевенса, какими они были получены Удемансом (в несколько иной, отличной форме они были опубликованы в газетах):
"22 октября 1904 года в одиннадцать часов утра, когда мы пересекали малый Баб-эль-Мандебский, или Восточный, пролив, то заметили странное животное, которое подняло примерно на полминуты голову над водой. Эта голова была во многом схожа с кайманьей, но вся была гладкой, как сверху, так и снизу; верх был черным, а низ совершенно белым; глаза, очень мало выступающие, были темнее. На двух челюстях, нижней и верхней, располагались длинные острые на концах зубы, около дециметра длиной. Голова поднималась примерно на 2,5 метра над поверхностью.
Туловище было темное сверху, брюхо белое; на спине можно было на мгновение различить начало плавника. Животное поднялось из воды, как указано на рисунке, и погрузилось обратно точно таким же образом. Окружность шеи в самом ее верху была около 75 сантиметров. Зверь был окружен косяком маленьких коричневых животных длиной от 50 сантиметров, которые сильно напоминали молодых акул. Мы видели зверя примерно шесть раз".
На прекрасном рисунке, выполненном мистером Фоллевенсом, можно обнаружить, что виденное животное неоспоримо относится к млекопитающим: рот, который не заходил за начало глаз, это подтверждает. По своей форме голова наводит на мысль о клюворылом ките, но у того нет такого количества зубов, которые имеются только на нижней челюсти. Однако здесь и речи не может идти об одном из членов дельфиньего семейства, которые часто имеют похожие зубы. Особи таких размеров среди них неизвестны. Ясно, что здесь можно видеть неопознанного китообразного: гигантского представителя одонтоцетов или археоцетов. Судя по количеству зубов и их расположению в тесных рядах, скорее, можно подумать о каких-то дельфинах, нежели об архаических китообразных, таких, как зейглодон, у которого зубы расположены гораздо теснее и в передней части рта. Мы знаем так мало о многообразии археоцетов, что было бы неосторожно отбрасывать сразу такое предположение. Но что точно, так это то, что чудовище «Амбона» напоминает, как по виду головы, так и спинного плавника, портрет морского змея из Массачусетса, открытого преподобным Вудом. Следовательно, оно может относиться к этому типу со множеством горбов, известному ранее только в Северной Атлантике.
Но в 1906 году морской змей заставил о себе много говорить даже в самой Голландии. В январе, вскоре после одной встречи, о которой сообщили с морских просторов у Зандвоорта, директор местного отделения писем и телеграмм мистер С.-Ж. де Б. открыл корреспонденту "Утрехт харлемше курант", что это было, по его мнению, вполне банальное событие. Несколькими годами ранее он сидел от часа с половиной до двух дня перед кафе «Германия», когда его хозяин, мистер Ристиг, указал ему на нечто проплывавшее по морю с ошеломительной быстротой.
— Что это могло быть? — спросил торговец. — Я вижу это каждый день примерно в полдень, и к четырем оно возвращается снова.
— Может быть, какая-нибудь субмарина? — осмелился предположить почтовый служащий, который напрасно пытался рассмотреть объект через маломощный бинокль, когда весьма малая его часть промелькнула на поверхности.
Он полностью забыл об этом инциденте и вспомнил, лишь когда пресса занялась недавними наблюдениями загадочного животного в море у Зандвоорта.
В начале июня 1906 года с одной из высоких дюн на берегу у Зандвоорта несколько рабочих наблюдали неподалеку от выброшенного на берег корпуса «Альбы» то, что они описывали как некоего гигантского угря 20 метров в длину. Он исчез через несколько мгновений, и когда появился вновь, то уже в компании своего собрата.
Несколько позже один из учеников Удеманса, Ф. Дж. Кнупс, рассказал ему, что в июле того же года он видел некое животное метров 15 в длину на расстоянии в полкилометра в море у Катвийка, то есть в 15 километрах к югу от Зандвоорта. Животное показало две или три выпуклости над поверхностью воды, а затем умчалось со скоростью курьерского поезда.
Следующим летом, 7 августа 1907 года, П. У. Диммс снова видел такое же животное. Он созерцал его с третьего этажа пансиона «Зееруст» в пять часов сорок пять минут утра и смог разглядеть около четырех метров его туловища. Скорость движения монстра была, по его словам, больше скорости поезда.
Можно представить, как все эти свидетели с голландских пляжей были поражены необычной быстротой животного! Впрочем, она, кажется, была слегка преувеличена. В то время курьерский поезд уже мог развивать скорость 100 км/час, то есть ту, до которой разгоняются все настоящие рыбы (а среди них встречаются и более проворные: меч-рыба, бониты и тунцы) и которая в два раза превышает скорость самых быстрых млекопитающих. Возможное преувеличение объясняется, без сомнения, аномальным характером проявления на море больших скоростей. Впрочем, это должно подтвердить природу виденного объекта: он никак не мог быть подводной лодкой, как предположил директор зандвоортской почты, так как до второй мировой войны эти корабли в полупогруженном состоянии едва развивали десять узлов, то есть восемнадцать км/час.
Голландский сбор в Атлантическом и Индийском океанах
В то время как население голландского побережья пристально всматривалось в морские дали, надеясь засечь сверхугря, чемпиона по скорости, некоторые из их соотечественников привозили с океанов иные свидетельства.
Сначала Дж. Фоллевенс, которому мы уже обязаны сообщением о его личном наблюдении, заметил в бортовом журнале парохода «Ява» за 1906 год строки, которые, за недостатком других, подтверждают его собственные показания:
"Под 10°7,5 с. ш. и 59°23 в. д. (следовательно, в Индийском океане, в тысяче километрах от Сомали) 15 октября 1906 года в пять часов пополудни матрос Й. А. Спрюйт заметил голову морского чудовища, поднятую над водой примерно на 2 метра. По оценкам, сделанным с расстояния 200 метров, она походила по форме на голову каймана, коричневого цвета, с гладкой кожей и переходила прямо в начало туловища того же цвета".
Годом позже настала очередь офицеров парохода «Вондел» встретиться с морским чудовищем, который, по их словам, им напомнил описание Фоллевенса. Однако животное было совсем иное, форма его была более змеевидной, и оно, скорее, походило на гигантского угря, которого наблюдали в море у берегов их родины. Но мы ведь знаем, с каким предубеждением люди относятся к предположению о существовании нескольких типов морского змея…
А вот что произошло 8 сентября 1907 года около десяти часов утра, опять-таки в Индийском океане, под 8°30 с. ш. и 67°15 в. д.:
"С неправильными промежутками животное несколько раз поднимало голову над водой и затем опускало ее обратно с большим шумом. В два первых своих появления оно показало хвост, который то возникал, то исчезал почти в то же время, что и голова. Так как чудовище было видно анфас, а расстояние было достаточно велико, более одной английской мили, то голова и хвост казались очень сближенными, и не было никакой возможности оценить общую длину тела. Равным образом мало что можно сказать определенно относительно других измерений. Во всех прочих случаях, когда животное показывалось из воды, была видна лишь голова, и она виднелась до тех пор, пока расстояние не сделало невозможным всяческое наблюдение. Окрас головы и хвоста был черным".
Этот отчет, с прибавлением двух рисунков, был подписан капитаном С. С. Виссмером и третьим помощником Й. В. У. Солгдрагером.
Орган, описанный как хвост, был, более вероятно, спинным плавником, что частично объясняет, почему он поднимался и исчезал в то же время, что и голова, и, с другой стороны, почему он оказался столь близким к ней. В таком случае здесь мы имеем дело с животным, без сомнения, из рыб, родственным тому, что наблюдали натуралисты с "Валгаллы".
Еще один монстр, безусловно тоже чудовищный угорь с белым брюхом, показался во время путешествия по Норвегии одному голландскому туристу в 1906 году — он четыре раза видел, как тот выпрыгивал перпендикулярно к поверхности из вод Согнефьорда на несколько метров в высоту и затем сразу же погружался.
Прошло два года, прежде чем появились новые голландские свидетельства, на этот раз из Северной Атлантики.
Сперва дадим слово мистеру Ф. У. ван Эрпу, третьему помощнику капитана Б. Й. Бруинсма с парохода "Потсдам":
"13 декабря 1910 года, в час пополудни, под 49°20 с. ш. и 24°8 з. д. при смене вахты, немного впереди по траверсу, мы увидели по правому борту странную рыбу. Вблизи мы обнаружили, что она, скорее, имеет форму гигантского змея, длиной от 35 до 40 метров и с окружностью примерно 60 сантиметров. Змей перемещался довольно быстро. Время от времени его голова поднималась почти перпендикулярно над водой, на высоту 2,5–3 метра; она оставалась в таком положении в течение некоторого времени, затем скрывалась снова. Оба эти движения проходили при мощном выбрасывании воды на высоту примерно 6 метров, между тем как хвост поднимал не менее мощную волну (хвост был сплющенной формы с расширением и с раздвоенным концом). Кроме того, был заметен некий изгиб на туловище. Окрас был темно-серый сверху и белый на исподе, то же самое наблюдалось на голове. Животное оставалось в виду примерно три минуты".
Этот отчет, с его официальной сухостью, представляет большую важность. Конечно, длина животного, весьма вероятно, была преувеличена из-за предвзятого мнения о его змеиной природе. Но он подтверждает, что морской змей с длинной шеей, иногда сравниваемой с шеей жирафа, которая являлась на поверхности в виде ручки колоссального зонтика или гигантского перископа, на самом деле имеет двудольный хвост, который, впрочем, можно объяснить складкой двух задних лап. Именно потому, что почти никогда и никто не видел задней оконечности этого животного, его считали сначала змеем, затем плезиозавром и всегда воображали и представляли его с хвостом, заостренным на конце. Это совсем неправильная экстраполяция, потому что у настоящих морских змеев хвост уплощенный, в форме весла, а плезиозавры, по крайней мере некоторые, имели удлиненные хвосты ромбовидной формы на конце.
Следующим летом другой голландский пароход, «Амстельдейк» из "Холланд-Америка лийн", встретил похожее животное, опять-таки в Северной Атлантике, под 47°30 с. ш. и 27°11 з. д. Может быть, это был тот самый, которого в это же время наблюдали с бретонского берега. Его видел, среди прочих, второй помощник капитана Дж. А. Либау, что и дало повод для следующего замечания в бортовой журнале:
"В субботу 19 августа (1911 года) в час тридцать минут пополудни было замечено некое животное, которое являлось, весьма вероятно, морским змеем. Наше внимание внезапно было привлечено шумом удара достаточной силы по воде; примерно в 60 метрах по левому борту появилась масса пены, в центре которой и находилось морское животное темного цвета. Оно во всем напоминало Noordkaper (кита басков), но только было без спинного плавника.
Через несколько минут над водой неожиданно показалось туловище и приподнялось примерно на 2,5 метра над поверхностью; десятью метрами дальше можно было видеть спину морского зверя. После этого он оставался в течение каких-нибудь десяти секунд в описанном положении, а затем с бешеным ударом вновь опустился в воду, исчез в глубине и больше не показывался.
Колосс был в диаметре примерно три четверти метра (в той части, которая выступала из воды). Большая часть высунутого над водой тела относилась к голове и плавно переходила в туловище. Диаметр головы был, на мой взгляд, чуть-чуть большим, чем у остальной видимой части. Спина была темного цвета, тогда как брюшная часть окрашена более светло. По причине внезапности его появления и достаточно быстрого удаления было невозможно осмотреть животное более подробно".
В письме, которое главный свидетель отослал 19 декабря доктору Удемансу, отвечая на некоторые его вопросы, дано еще несколько дополнительных подробностей:
"…Общее впечатление было таким, будто перед нами совсем не рыба, а форма головы напоминала, довольно явственно, тюленью. На голове можно было различить пятно и темную линию, которые, по моему мнению, обозначали глаз и рот".
В Голландии в это время стало все более обычным делом отправлять сведения о морском змее в какой-нибудь зоологический журнал, такой, как "Nijdschrift van de Nederlandsche Dierkunde Vereeniging" или в морские, такие, как "Het Nederlandsche Zeewesen" или "De Zee". У доктора Удеманса появилась своя школа. Врачи и биологи — доктор Витус Бруинома, доктор Й. Б. Ван Леент и доктор А. Й. Ван Пеш активно занялись защитой столь часто осмеиваемого чудовища. И эта волна симпатии перехлестнула через границы Голландии и дошла до Германии, где сделала знаменитым географа доктора Рихарда Хеннига, который еще раньше проявил себя как горячий приверженец теории о существовании мегофиаса.
Однако нельзя сказать, что в мире воцарилось единодушие в том, что касалось внешнего вида и сущности сказочного чудовища. Профессор Вайян во Франции, вдохновленный событиями в бухте Алонг, обозначил морского змея как мозозавра; орнитолог Николл в Великобритании объявил, что он убежден: животное с маленькой головой и длинной шеей «Валгаллы» было млекопитающим, а Дж. Фоллевенс в Нидерландах дважды сообщил о наблюдениях морского монстра с головой каймана на короткой шее, которого без экивоков считал млекопитающим. Было отчего стать в тупик!
Рогатый монстр сэра Артура Рострона
Столкновение мнений назревало необратимо. Разношерстные наблюдения, которые британцы продолжали флегматично накапливать после дела «Валгаллы», могли только обострить ситуацию. Об этом можно судить по целой галерее гигантских улиток, волосатых мумий, колоссальных чаек, хамелеонов-титанов, невероятных размеров кобр, суперпитонов и гривастых жирафов, которая проходит перед нашими глазами между 1906 и 1914 годами.
Все началось 31 июля с описания некоего "странного создания" невеликих размеров, данного мистером А. Дж. Батлером из Торквея, который видел, как тот поизвивался некоторое время на поверхности в 10 метрах от его парусника в море у Берри-Хеда (к юго-востоку от Девона).
"Насколько я могу судить, оно было длиной примерно метр восемьдесят и шириной 10–12 сантиметров, сокращаясь до не более чем 5 сантиметров у начала хвоста, и все очень сплющенное, как лезвие длинной сабли. Оно было не более чем 2,5 сантиметра толщиной и рыжеватого цвета. Края были иззубренными; создавалось впечатление, что по всей длине они были усеяны маленькими плавничками".
Речь идет, по всей очевидности, о каком-то представителе семейства регалеков (сельдяных королей), которые действительно похожи на ленты и достигают как раз полутора метров в длину.
Но последующие показания приводят нас к чудовищам более впечатляющим. В марте 1907 года журналы сообщают, что во время траления в Ла-Манше рыбаки из Тенби видели "чудовищную рыбу в шестьдесят метров длиной, с четырьмя плавниками величиной с парус". К чему прибавлялось: "Судя по общему внешнему виду, это был морской змей". Можно заметить, что подобные утверждения обычно сопровождают описания морских монстров, которые вовсе не напоминают классических морских змеев. Данный же заставляет думать, именно на основании его наружности, о типе с многими плавниками, но даже если принять, что его размеры были плохо оценены или намеренно преувеличены, то все равно это попахивает газетной уткой.
Невозможно уклониться от встречи и со следующим свидетелем. Это один из самых героических и самых уважаемых моряков нашего времени, сэр Артур Г. Рострон — тот самый человек, который в апреле 1912 года, командуя «Карпатией», выловил и спас более семисот погибавших после катастрофы на «Титанике», бросившись в ночную тьму сквозь плавучие льды.
А 26 апреля 1907 года сэр Артур, тогда еще штурман на пакетботе «Кампания», встретил «своего» морского змея. Предоставим ему самому возможность изложить все обстоятельства, как это было сделано много позже в его книге мемуаров "Домой с моря":
"Вечером в пятницу мы прибыли в Квинстаун (ныне Кобх в Ирландии), и тут в море у Гэллей-Хеда я заметил, как что-то торчит над водой.
— Впереди справа плавучее дерево! — крикнул я унтер-офицеру, который находился со мной вместе на мостике. (Этот юный моряк впоследствии стал капитаном корабля королевского флота Г. С. Берни. Он полностью подтвердил Руперту Гуду показания Рострона.)
Мы повернули на один градус, но постепенно все же приблизились к этому месту так, что стало возможным различить природу необычного предмета. То был морской монстр! Он находился не более чем в 15 метpax сбоку от судна, когда мы проходили мимо него, так, что я и унтер-офицер могли видеть его очень ясно. Он был столь странен, что я, помню, закричал: "Да он живой!" Тогда многие слышали всякую болтовню об этих чудовищах и всегда с подозрением относились к рассказчикам, так что я впервые в жизни пожалел, что у меня не оказалось в руках камеры. Несмотря на ее отсутствие, я сделал лучшее, что было возможно в подобной ситуации: на белом листе, который лежал передо мной, я набросал несколько портретов этого животного, в фас и в профиль, ибо он вращал головой из стороны в сторону, как какая-нибудь пичуга на лужайке в поисках завтрака.
Было невозможно четко разглядеть черты чудовища, но мы находились достаточно близко, чтобы понять, что его голова поднимается где-то на два метра сорок — два семьдесят над водой, а столб шеи был в добрых 30 сантиметров толщиной".
В своем первом отчете о наблюдениях, который тогда же опубликовала "Дейли мейл", сэр Артур, однако, описывал следующие признаки:
"У него имелось два бугра там, где должны были находиться глаза, но их самих я не видел… У него были очень маленькие уши по сравнению с общими размерами огромного тела".
На рисунке, который выполнил прославленный моряк, эти "маленькие уши" напоминают крошечные рожки улитки и заставляют думать о носовых клапанах, которые преподобный Джоасс якобы видел у своего «плезиозавра» на Лох-Гурне, так же как и "рога единорога" некоторых панамских монстров.
Когда Рострон доложил о происшествии командиру, тот поспешил поинтересоваться, не пил ли он за обедом. При виде рисунков его недоверие чуть поуменьшилось, но он не поверил до конца до тех пор, пока показания не подтвердил унтер-офицер.
История имела продолжение. «Кампания» пришла в Ливерпульскую гавань, и экипаж в следующую пятницу сошел на берег. Тем же вечером кто-то постучался в дверь Рострона. Это был его командир.
— Вы и вправду его видели, Рострон? — спросил он.
— Да, мистер, — ответил офицер, и на том беседа закончилась.
Что же случилось?
"Вечером прошлого понедельника, — рассказывает Рострон, — пролистывая у себя в каюте газету, я наткнулся и с интересом прочел рассказ о приключениях одного человека из Бристоля. Он был найден совершенно истощенным в своей лодке, которая дрейфовала безо всякого управления, так как он потерял и весла, и багор. Он рассказал, что отправился рыбачить в прошлую субботу и вечером был атакован огромным морским чудищем, которого он пихал и веслами, и багром, из-за чего их и лишился. Его описание в точности совпало с тем животным, которого я видел, и так как я наблюдал его направляющимся к югу Ирландии, к Бристольскому проливу, то безусловно, что речь шла о нем же. Мой командир больше не сомневался в реальности чудовища".
Если обратиться к тогдашней прессе, то вряд ли нам удастся разделить энтузиазм Рострона и его начальника. Действительно, по сообщению "Ливерпульского эха" за 30 апреля, некий мистер Нофтон оказался жертвой чудовища, которого он описал как "огромную мумию с углубленными глазами, завернутого в какое-то волосатое полотнище". Это пугало из фильмов ужасов жутким прыжком взобралось в лодчонку несчастного рыбака, что, конечно, неудивительно для мумий.
"Я не помню точно, что происходило, — докладывал мистер Нофтон. — Вялый монстр, казалось, выпрыгнул из воды, прямой как стрела, и бросился на меня. Я не знаю, что я делал дальше. Думаю, что я был повален на дно лодки и обрушил весло на существо; во всяком случае, затем я был грубо сброшен в воду. Снова всплыв на поверхность, я умудрился вскарабкаться обратно в лодку. Мой ужасный противник исчез из виду".
Это доказывает, что он вовсе не был так ужасен, каким мистер Нофтон желает его представить. На самом деле, можно без труда восстановить, что же там происходило. Без сомнения, бравый рыбак, тихо посиживая с удочкой, вдруг заметил вблизи лодки некое неизвестное животное и был так этим напуган, что свалился за борт, растеряв и весла, и багор. Чтобы не потерять лицо, он был вынужден поведать о своих злоключениях, явно преувеличив ужасный вид и агрессивность своего "противника".
На самом деле, рассказ вряд ли был выдуман целиком. И происшествие случилось через день или два и на расстоянии в каких-нибудь 350 километров от того места, где сэр Артур Рострон встретил своего морского монстра необычайной наружности. Совпадение было тем более странным, что и другие люди сообщают о похожей встрече в том же районе и в то же время.
Так, вдогонку статье, которую Руперт Гуд посвятил морскому змею ("Таймс" за 9 декабря 1933 года), миссис Дж. С. Адкинс из Аппингхема послала ему письмо, в котором сообщала, что они с кузеном некогда видели одного морского монстра в море у Падстоу, в Корнуолле. Он поднимал над волнами длинную шею, которая заканчивалась маленькой головой, и высовывал из воды несколько маленьких горбов в линию. Миссис Адкинс не могла вспомнить точную дату своей встречи, но она указала, что тогда же прочла отчет одного офицера с «Кампании», который намекал и на схватку в Бристольском проливе. "В этот момент я вспомнила и, подсчитав, убедилась, что все случилось почти в одно время".
Суперпитон "Тайюаня"
В том же 1907 году другой британский моряк, по имени С. Клэйтон, был третьим помощником на борту «Тайюаня», одного из четырех маленьких пакетботов "Чайна навигэйшн компани" которая отправляла суда из Иокогамы в Мельбурн. Одним чудесным летним утром, когда пароход плыл по Целебесскому морю, спокойному, как масло, Клэйтон заметил справа впереди то, что он поначалу принял — классический случай — за ствол плавучего дерева. Он нес вахту на мостике и слегка изменил курс судна, чтобы обломок не повредил корпус. Рассмотрев объект в бинокль, он был поражен тем, что дерево было совсем лишено коры. Это его заинтриговало. В то время как пароход приближался на всех парах к обломку, он нацелил бинокль на его переднюю часть и ясно увидел, как сначала появилось, а потом скрылось пятно, относительное маленькое, розового или алого цвета, как если бы открылась чья-то глотка.
Потеряв объект из виду, Клэйтон опустил бинокль, и тут его глазам предстало самое захватывающее в его жизни зрелище.
"Распрямившись почти до нашей высоты, а не в прежнем сжатом виде, извивался огромный змей сказочных размеров. Но как он ни был чудовищен, его пропорции были утонченными, как у нашего английского ужа, только голова более угловата и с более ясными контурами".
Именно в таких словах капитан Клэйтон описал в 1960 году по просьбе своих друзей эту встречу, когда сам уже был в возрасте семидесяти четырех лет.
Уточнив, что речь ни в коем случае не могла идти об оптической иллюзии, так как животное, когда оно максимально сблизилось с судном, находилось в каких-нибудь 25 метрах от него, старый моряк продолжал:
"Насколько я мог видеть, существо было точной копией наземной змеи. В нем было 20 метров длины, при соответствующему змее диаметре. Она была «тростникового» цвета, скорее темного (само собой, что низ туловища я не видел) с такими пятнами или темно-коричневыми разводами, неправильно расположенными, которые при более тщательном осмотре казались сильно приближенными друг к другу. Его извивы были не вертикальны, как принято изображать на большинстве иллюстраций, но горизонтальны, в плоскости водной поверхности, и змей был весь над ней. Кроме этих извилистых движений, я не мог различить больше никаких средств передвижения… Он не казался испуганным близостью судна, но следовал точно своему курсу вдоль нашего, и его направление было прямо противоположным".
Описание капитана не оставляет никаких сомнений в том, что касается змеиной природы виденного животного, вероятно, какого-то огромного питона, о которых известно, что они иногда пересекают тропические моря, направляясь к дальним островам. Сам свидетель, впрочем, тоже разумно замечает:
"…Я спросил себя, а не питон ли это ошеломляющих размеров, немного похожий на южноамериканскую анаконду, только гораздо больше, который, может быть, плыл с одного острова на другой?"
Питон в 20 метров? Это было бы двойным рекордом длины, принятой за максимальную для этого рода змей!
Однако капитан Клэйтон весьма уверен в точности изложения всех фактов.
"На самом деле, мои личные оценки длины того змея были 25 метров, но я поставил здесь 20, чтобы избежать возможного преувеличения".
Не мог ли наш морской волк ошибаться, несмотря на все свои оценки и прикидки, и не видел ли он обычного питона не больше 10 метров в длину? Или действительно существует питон в 20 метров? Если это так, то он точно не принадлежит ни к одному известному виду, по крайней мере из наземных. Ведь ни в Азии, ни в Америке не услышать толков о змеях действительно огромных размеров.
Тогда что, это была действительно морская змея, только гигантских размеров? Если судить по нашему досье, такие рассказы очень редки. Очень вероятно, что речь в данном случае идет о каком-то гигантском угре неизвестного вида, с раскраской как у средиземноморской мурены, столь ценимой римлянами. Однако не следует вовсе исключать первого объяснения. Ведь в конце концов, вид десятиметровой змеи, толщиной с человека, должен произвести весьма сильное впечатление, и, если дело происходит в открытом море, необычный характер встречи может заставить удивленного наблюдателя изменить точности глазомера.
То, что капитан Клэйтон был искренен, не подлежит никакому сомнению: "Я никогда сам не придавал этой истории большой важности. Ведь у меня, увы, нет никаких доказательств ее подлинности, я единственный человек, кто видел этого монстра".
Описываемый случай произошел во время завтрака, все были внизу, и даже старшина находился не на своем посту. Так что Клэйтон напрасно побежал к мостику в надежде привлечь чье-нибудь внимание к странному животному. Он никого не нашел. А когда он рассказал о происшествии боцману, то тот посоветовал ему сильнее разбавлять водой местные напитки.
У этой истории был примечательный эпилог.
Кажется, в действительности чудовище капитана Клэйтона видели другие пассажиры, о чем он и не подозревал. Именно это следует из письма одного читателя, которое опубликовала "Дейли телеграф" 15 июня 1961 года. В этом письме мистер О.-Дж. Расмуссен из Тонбриджа (Кент) уверял, что одним погожим летним днем в Целебесском море он с семьей, равно как целый корабль пассажиров и моряков, плывших на борту "С.-С. Тайуена", видел некоего морского монстра, похожего на змея с темной кожей, который прокурсировал параллельно их судну в каких-нибудь восьмистах метрах по левому борту.
"Его шея скрывалась ниже уровня воды, но были видны два горба, разделенные водой, которая таким образом оставляла видимыми три части. За ними тянулся «след», едва заметный, который может быть, расходился на расстояние ширины крикетного поля.
Это создание плыло параллельно нам в течение примерно получаса, затем свернуло налево, к западу, и полностью исчезло приблизительно за то же время".
Между этими показаниями и неизданным, подчеркнем это, рапортом капитана Клэйтона почти нет совпадений: ни в том, что касается числа свидетелей, ни по продолжительности встречи, ни по расстоянию, на котором она произошла, ни по маршруту, которым следовал морской змей, — короче, никаких соответствий. Даже описания животного слегка отличаются друг от друга, но это вполне объясняется разной удаленностью наблюдателей от объекта.
Короче говоря, показания мистера Расмуссена подтверждают, и весьма весомо, сообщение капитана Клэйтона и одновременно опровергают их не менее разительным образом. Этому, однако, есть несколько возможных объяснений.
Прежде всего, очевидно, что за полвека воспоминания свидетелей сильно стерлись, перепутались и дополнились воображаемыми чертами. Однако маловероятно, что наблюдения велись не в одно и то же время. Хотя, может быть, отстояв вахту, офицер отправился спать в свою каюту, и только после этого мистер Расмуссен и остальные увидели вернувшегося зверя. Но тогда весьма удивительно, что отголоски этого последующего наблюдения не достигли ушей Клэйтона.
В действительности самое приемлемое объяснение таково: две встречи произошли не в одно и то же плавание и имели отношение к двум совсем разным животным. «Тайюань» регулярно ходила между Иокогамой и Мельбурном и регулярно пересекала Целебесское море. Встреча, о которой сообщил в 1961 году мистер Расмуссен, не была им как-либо датирована. Следовательно, не исключено, что оба наблюдения были сделаны с борта одного и того же судна, но, вероятно, с разницей в дюжину лет.
Морской змей с лебединой шеей
Опять-таки летом 1907 года несколько англичан — служащих фирмы «Хаккер» в Сераваке, на Яве, отправились на паровом баркасе охотиться на крокодилов в Кали-Маринге. И именно во время этой охоты, неподалеку от восточного берега, в устье реки, они увидели, как поднялось нечто, похожее на длинную шею лебедя, что они поначалу приняли — вы уже догадались — за изогнутый древесный ствол. Но с помощью бинокля они разглядели, что у этого «нечто» там, где кончалась «шея», имеется пасть, которая открывалась и закрывалась и в которой виднелись зубы. В этот момент рулевой сообщил, что по правому борту, то есть с другой стороны судна, возвышается над водой полукруглая арка толщиной с человеческое бедро. Если это был хвост животного, чью голову они наблюдали у борта, то все в целом оно должно было достигать 10 метров в длину. Когда же они принялись стрелять в странное существо, то оно медленно погрузилось в воду.
Опрошенные местные рыбаки сказали, что это уже второе появление животного, но, поскольку оно не причиняло им никакого вреда, за ним не охотились. Они называли его словом «зеегангса», возможно, искаженное голландское «зеегансс», то есть "морской гусь".
Было ли это то же животное, то есть морской змей с длинной шеей, которого видел капитан парохода «Султан» Харборд в 1909 году? Он был на мостике вместе с первым помощником и старшиной, когда они увидели и примерно полчаса наблюдали крупное змееобразное, которое двигалось к югу.
"Его длина, — докладывает он, — была, вероятно, около дюжины метров: он возвышался на пять с половиной метров над собственной спиной, находившейся на одной высоте с уровнем моря. Его размеры были весьма значительны, а туловище окрашено в светло-коричневый цвет".
Увы! Сообщение об этой встрече с морским змеем цвета кофе с молоком, опубликованное в декабре 1924 года в "Уорлд уайд мэгэзин", в общем весьма многословное, совершенно умалчивает о месте действия.
Зато именно нашего морского змея с гусиной или лебединой шеей заметил в 1910 году мистер Говард Сент-Джордж с одним из своих сыновей. Они видели его в море у дикого берега залива Килкеррин в Коннемаре, на западе Ирландии. По словам их рассказа, опубликованного в книге Дж. Корнуоллис-Уэста "Эдварды идут на рыбалку", и по дополнительным показаниям, отосланным Руперту Гуду, животное было захвачено отливом и благодаря этому предоставило взгляду наблюдателей свое волосатое коричневое туловище "тех же примерно размеров, что и крупный грузовик" и, переваливаясь из стороны в сторону и настороженно озирая окрестности, приподнимало голову на длинной шее на высоту метр восемьдесят.
Хамелеон Чау-чау вице-адмирала Анструтера
Удеманс, конечно, был очарован вестью о появлении волосатого морского змея, столь соответствующего его научным построениям. Но в его досье морских чудовищ ни за что не найти следов другого монстра, который в то же самое время показывался в тех же ирландских водах, на этот раз чуть к востоку, между Ирландией и островом Мэн. Если бы голландский натуралист знал о нем, то конечно же отказал ему в чести считаться мегофиасом. Но, как и в уже пересказанном случае с капитаном Ростроном, необходимо признать особую ценность этого свидетельства из-за персоны основного наблюдателя, который впоследствии стал британским вице-адмиралом Робертом Г. Анструтером. Тогда еще он был простым капитаном, командовал с 1907 по 1912 год кораблем «Цезарь» и именно в этом качестве однажды присутствовал в открытом море у берегов Ирландии при исключительно необычном спектакле:
"Во время первой из четырех малых вахт я находился на полуюте, когда вдруг что-то выскочило из воды прямо передо мной, на расстоянии примерно в половину длины судна, и поднялось в воздух на высоту штанги бом-брамселя фок-мачты, то есть на 15 метров.
Естественно, у меня был при себе бинокль, и я поспешно направил его на четвероногое, так как речь, безусловно, шла о животном с четырьмя лапами. Его наружность заставила меня подумать о собаке чау-чау со снятой кожей, как те, которые можно видеть висящими на крюках в кантонских лавках мясников. По форме животное напоминало хамелеона, но более коренастого; голова, так же как и короткий хвост, имела вид хамелеоньей.
Он опускал или, скорее, погружал в воду свою шею и распростертые лапы.
Я никогда еще не видел подобного существа за все время моей долгой морской карьеры и поэтому поспешил попросить штурмана, который находился у компаса, прийти ко мне на полуют, туда, откуда рептилия — или что это было — была видна.
Едва офицер приблизился ко мне, как животное прыгнуло еще раз; я снова смог хорошенько его рассмотреть, и теперь и штурман, и капитан корвета Г. Дж. Л. У. К. Уиллкокс тоже его увидели. У животного кожа не была покрыта чешуей, а скорее, влажно блестела, как у рептилии. Его ноги напоминали когтистые лапы, какие можно видеть у изображений китайских драконов. Мы долго ждали, но больше он не появлялся.
Я никогда не слышал и не читал ничего, относящегося к подобным животным, до тех пор, пока много позже не оказался в старинном городке Ри, где присутствовал при смотре войск. Здесь я увидел флаг, на котором были изображены три головы льва и три носа корабля, окруженные тремя существами, называемыми «виверна», которые очень сильно смахивали на моего знакомца из Ирландского моря".
Следует быть законченным маловером, чтобы отбросить из-за ошибок зоологического характера показания прославленного моряка. Его делом были корабли, а не звери. Но его ошибки ничего не прибавляют к правдивости его слов: они просто подают неверное представление о том, что именно он видел. Попытаемся же его исправить.
Во-первых, у хамелеонов всегда исключительно длинный хвост: короткий хвост никак нельзя отнести к характерной черте "хамелеоньего вида". Впрочем, ни у одной рептилии (кроме черепах) нет короткого хвоста. Без сомнения, свидетель хотел подчеркнуть эту черту, так как сомневался, что речь идет именно о рептилии.
С другой стороны, пресмыкающиеся четко характеризуются наличием чешуи, и нелепо говорить, что животное имело кожу "скорее влажно блестевшую, как у рептилии". Здесь также выдает себя тенденция объявить априори, что животное было именно ящером, невзирая на все его нерептильные черты.
Вообще в душе неспециалиста всегда существует неистребимая склонность причислять морских монстров, то есть неидентифицированных морских животных, к рептилиям. А на самом деле очень немногие пресмыкающиеся проживают в морях: кроме одного-единственного вида крокодилов и одной игуаны, которые являются прибрежными жителями Галапагосов, еще можно вспомнить всего несколько черепах и змей. Следовательно, когда кто-то видит перед собой неопознанное морское животное, считать его рептилией — самая маловероятная гипотеза.
Отметим, что первое животное, о котором подумал капитан Антсрутер, приблизившись к таинственному монстру, была ободранная собака. Итак, речь шла о млекопитающем? Во всяком случае, это наиболее вероятно.
При современном состоянии наших знаний единственные морские млекопитающие, имеющие четыре ноги, которых мы можем назвать, — это морская выдра и различные ластоногие. Они все когтисты, но только последние имеют короткий хвост, почти незаметный. Этот факт может стать ценным указанием на возможную природу загадочного зверя.
Виверна была видом дракона, описываемым чаще всего как "крылатый змей с колючим хвостом", оснащенным одной парой лап (а не четырьмя, как «обычный» дракон). Конечно же ничто лучше змея не наводит на мысль о длинной шее.
В конечном счете странное животное, столь плохо описанное будущим адмиралом, вполне могло быть морским змеем с длинной шеей, то есть достаточно распространенного типа. И если оно не получило этого своего обычного наименования, то, очевидно, потому, что в этом случае было видно, целиком поднявшись над водой!
Слишком много змееподобных морских змеев
Одним погожим августовским деньком 1910 года мистер У. Дж. Хатчисон вместе со своими отцом и кузеном отправился поохотиться на диких уток в Скеррис-оф-Уорк, к группе рифов в заливе Мейл. Приблизившись на паруснике к месту охоты, они внезапно увидели, как стая китов спешно покидает залив, просто выпрыгивая из воды. Когда же они удалились, то охотники заметили некое существо, которое поднималось из воды как раз на том месте, с которого так стремительно бежали киты: у него была шея змеи и голова, сильно смахивающая на конскую или верблюжью.
В то время как старик из осторожности поспешил направить суденышко к прибрежной мели, сын, полный юношеского безрассудства, приготовился разрядить в монстра свой карабин. От этого намерения его отвратил лишь поспешный выговор отца, понимавшего, что гнев животного может привести к серьезным последствиям.
Удаляясь, охотники могли наблюдать животное примерно пять минут, после чего оно лениво погрузилось в воду и ушло вертикально вниз, не подняв даже малейшего волнения на поверхности.
"Расстояние на море бывают весьма обманчивыми, — говорит полстолетия спустя бывший мальчик-задира, — но я оцениваю так: мы находились метрах в 100–150 от животного. Мы определили, что его голова находится приблизительно в 5,5 метрах над водой. Первое впечатление было таковым: как будто кто-то вытянул из воды огромную водоросль ламинарию в форме головы лошади, в окружении листочков. Она казалась темно-коричневого цвета, какой как раз и бывает у ламинарии, с поперечными более светлыми полосами, чье наличие, может быть, объясняется влажностью поверхности тела. Голова была темного цвета и напоминала издали голову лошади или верблюда: она казалась слишком большой для худой шеи и утолщалась постепенно к поверхности воды, где, должно быть, достигла толщины человеческого туловища, а может быть, и больше".
Продолжим наше путешествие в поисках змея вокруг Великобритании. Теперь нам предстоит услышать еще одно, уже не британское свидетельство: это единственное немецкое сообщение того периода.
Капитан Рузер, который командовал в то время пакетботом "Императрица Августа-Виктория", пометил в бортовом журнале за 5 июля 1912 года, под шестью часами тридцатью минутами, что его первый помощник, он сам и лоцман видели морского змея поблизости от их судна, когда проплывали мимо Праул-Пойнта.
Монстр был 6 метров в длину и толщиной от 30 до 45 сантиметров. Он бешено бил по воде хвостом. Его окрас был серо-голубым на спине и беловатым на брюхе. По словам капитана Рузера, чудовище просматривалось во всю длину, и никак нельзя было спутать его «рептильную» форму с какой-то другой. Возможно, он имел в виду, скорее всего, змеиную форму, так как не упоминает о наличии плавников. Можно подумать о некоем чудовищном угре, ибо у этих рыб грудные плавники иногда закреплены на теле так, что совсем неразличимы: у мурен они даже вовсе отсутствуют.
Теперь удалимся от Великобритании. В 1961 году Морис Браун и Мартин Чисхольм устроили на Би-би-си горячие дебаты, посвященные нашему герою. Эта передача принесла ее устроителям огромную корреспонденцию и помогла извлечь из безвестности большое количество показаний по поводу морского монстра, до сих пор не опубликованных. Одно из них исходило от бывшего капитана А. Ф. Роджера из Глазго.
Весной 1912 года, когда он был еще третьим помощником на пароходе "Квин Элеонор", то видел некоего морского змея в Эгейском море у мыса Матапан, у южной оконечности Пелопоннеса.
"Существо шло курсом, параллельным нашему, почти с той же скоростью и поэтому оставалось видимым достаточно долго, чтобы позволить нашему главному механику спуститься в свою каюту, принести карабин и выстрелить в него. Достигла его пуля или нет, я не знаю, но в тот же момент зверь исчез. Он показался нам существом обычной угревидной формы, голова которого была плохо различима, но хорошо виднелась длинная шея и два кольца или горба за ней".
На просьбу о более подробных сведениях капитан Роджер ответил, что животное наблюдалось примерно пять минут, с расстояния приблизительно один кабельтов. Его приблизительная длина была около 9 метров, а диаметр где-то 45 сантиметров. Что касается окраса, то он был, как он пишет, "тем, что мы привыкли обозначать именем «защитный». Наконец, он прибавляет следующую удивительную деталь:
"Я не уверен, что могу говорить о волнообразных движениях, при том, что животное находилось под солнцем со стороны нашего наблюдательного пункта, то есть по правому борту. Я всегда был уверен, что встретил тогда какого-то гигантского угря или морскую змею, о которой известно, что они не достигают таких размеров".
Принимая во внимание близкий вес всех упомянутых животных, можно легко вычислить, что им невозможно заныривать так неглубоко в воду, при этом еще вертикально извиваясь. Следовательно, есть искус отбросить это свидетельство по причине его неправдоподобия.
Расцветка типа «защитной» или «камуфляжной» со всей очевидностью заставляет подумать об окраске мурен, и сам свидетель к тому же настаивает на угревидности животного. Кое-кто сразу может подумать о змеевидных животных "с пятнами разных цветов", которые, по словам Монгитора, часто рвут сети сицилийских ловцов тунца. И вполне уместно будет уточнить, что вплоть до настоящего времени со Средиземного моря поступают сообщения о муренах действительно феноменальных размеров. Но не будем спешить.
Само собой разумеется, что существа, в течение нескольких веков удостаиваемые названия "морские змеи", должны были обладать какими-то чертами, присущими змееобразным: либо треугольной головой, либо волнистыми движениями тела, либо длинной шеей. Именно эту последнюю черту наблюдали очевидцы 17 октября 1912 года, когда пароход "Дувр Кастл" находился в экваториальной Атлантике, у берегов Габона. С высоты главного мостика один из пассажиров, мистер Джон Флеминг, инженер из Наталя, заметил "голову и шею чудовища, определенно — змеи, которые поднимались, по крайней мере, на 4 метра 25 сантиметров над уровнем моря". В течение последующих двух минут он видел, как животное высовывалось еще шесть раз, продолжая следовать своему курсу. Когда другие пассажиры узнали о происшествии, пять из них признались, что уже видели такого монстра либо в этот день, либо в один из предыдущих. Краткий рапорт, указывавший имена и адреса различных свидетелей, был тогда же составлен неким мистером А. Улмотом, президентом комиссии, образовавшейся тут же, прямо на борту.
Молодой мегофиас на твердой земле?
Следующее происшествие не фигурирует ни в одном из трудов, посвященных морскому змею, и очевидно, на то были свои причины. Действительно, описанное животное было сказочных размеров, не змеевидной формы, и к тому же его наблюдали на твердой земле. И однако, оно, вероятно, одно из тех, что больше прочих может пролить свет на наше дело…
Эта история стала известна благодаря мистеру Хартуаллу Кондеру, австралийскому инженеру-горняку, который был направлен для геологической разведки в малоизвестный район, расположенный между Макарией и портом Дави, на восточном берегу Тасмании. Двое из его сотрудников однажды явились к нему с вестью, что они только что видели животное, настолько странное, что инженер счел своим долгом тотчас же телеграфировать своему начальнику, мистеру Оуллесу, главе геологической службы в Тасмании. Мистер Кондер не питал особых иллюзий насчет приема, который получит его сообщение: "Люди, которые его видели, с легким сердцем воспримут все улыбки и недоверие тех, кто прочтет данный рапорт". И прибавил: "Никто и не ждет доверия к нашим словам".
Телеграмма была передана во многие австралийские газеты, которые поспешили ее опубликовать, а затем эти публикации перепечатали лондонские ежедневники, и так она разошлась по всему миру. Вот ее краткое содержание:
"Животное видели Оскар Девис, главный изыскатель экспедиции, и его помощник (У. Харрис), которые работали под моим руководством… Я знаю их обоих уже много лет и абсолютно гарантирую их трезвость, здравый рассудок и доверяю полностью их оценкам. 20 августа (1913 года), незадолго до захода солнца, они прогудивались вдоль берега. На расстоянии примерно 800 метров они заметили у подножия дюн некий темный предмет, который их озадачил, ибо проявлял признаки жизни. Они двинулись на него и приблизились на расстояние выстрела. Когда же они прошли еще примерно 40 метров по направлению к нему, то объект внезапно поднялся и двинулся к морю. Удалившись едва ли на 30 метров, он остановился и обернулся, продемонстрировав в течение нескольких секунд одну голову над водой, а затем нырнул и исчез.
Его черты можно в общем описать так: он был длиной в 4,5 метра. У него была очень маленькая голова, величиной с голову собаки (типа борзой). У него была длинная изогнутая шея, которая постепенно сливалась с туловищем, напоминавшим бочонок. Не имелось ни ярко выраженного хвоста, ни плавников (подразумевается — спинных). Животное было покрыто мехом, и его шкура по виду напоминала кожу дикой лошади, хорошо очищенную и блестящую. Были различимы четыре лапы. Зверь передвигался прыжками, то есть сгибая спину и подбирая вперед все тело, таким образом, что отпечатки его передних лап находились на том же уровне, что и задних.
Он оставил не слишком ясные следы, диаметром 23 сантиметра, с отпечатками когтей примерно 18 сантиметров длиной. На них не было никаких следов наличия плавательных перепонок.
Животное перемещалось очень быстро. Собака следовала за ним до воды, и посуху он пробежал 9 метров. Когда он был потревожен в первый раз, то поднялся и повернулся на задних лапах. Его рост в положении стоя на четырех ногах был, вероятно, от метра до метра двадцати.
Оба свидетеля хорошо знакомы с тюленями и с морскими леопардами, которые водятся на этом берегу. Они также много раз видели впоследствии изображения морских котиков и других животных и не нашли между теми и виденными ими никакого сходства".
Это последнее утверждение имеет исключительную важность, так как животные, о которых сразу же вспоминаешь при прочтении данного описания, — это как раз котики. Что отличает котиков (и моржей) от других тюленей, так это их способ передвижения. Способные вертеться на задних лапах, котики могут подниматься на лапы и даже ходить, или, более точно, передвигаться прыжками, как это делало тасманийское животное. Тюлени же вынуждены подгибать под себя свои задние конечности и не могут передвигаться по земле, иначе как извиваясь, причем довольно неуклюже.
В Тасмании не водятся котики, но есть два вида ластоногих из рода неофока, родственные им: один проживает на берегах Западной и Южной Австралии (Neophoca cinerea), а другой в Новой Зеландии (Neophoca kookeri). Но свидетели настаивают: речь идет не о котике. Впрочем, те никогда и не достигают 4,5 метров в длину, не могут оставлять такие крупные отпечатки и не имеют особенно маленькой головы.
Но тогда не идет ли здесь речь о морском змее, о мегофиасе? Конечно, у тасманийского зверя не имелось хвоста, но, как мы уже подчеркивали, огромный хвост мегофиаса вообще не обязательно когда-либо существовал. С другой стороны, таинственное животное имело шею «выгнутую», и никто не настаивал на ее особенной длине. Однако не будем забывать, что у всех млекопитающих с длинной шеей она гораздо менее развита, когда особь еще молода.
Как бы то ни было, удовлетворимся констатацией того, что с Тасмании было сообщено о некоем виде огромного морского котика с длинной шеей и маленькой головой, который мог быть юной особью мегофиаса.
Мы собрали достаточно доказательств существования этого странного животного. Гораздо менее странного, чем большинство тех, которые фигурируют в наших учебниках и даже в зоопарках. По чисто хронологическим соображениям в наш список требуется включить наблюдение, проделанное дочерью знаменитого романиста сэра Генри Райдера Хаггарда.
Мисс Райдер Хаггард находилась в Кессингланд-Грандж, отцовском поместье, расположенном на морском берегу в Норфолке, когда с ней произошло, равно как и другими членами семьи, то, что она тотчас же описала своему отцу в письме:
"Когда я сидела на лужайке, то случайно подняла глаза и увидела, как нечто, что имело вид тонкой черной линии с шаром на конце, двигалось по воде с ужасающей скоростью, которая казалась едва возможной для чего-то живого. Зверь находился на некотором расстоянии от песчаной мели и двигался параллельно берегу.
Я побежала в комнату матери и схватила бинокль, и уже в тот момент, когда существо почти скрылось вдали, нам всем удалось различить подобие головы у него на конце, затем серию, штук в тридцать, вытянутых шариков, которые уменьшались в размерах от головы к хвосту. Двигаясь, оно, казалось, постепенно погружалось в воду, а затем исчезло. Ты не можешь себе представить скорость, с которой оно плыло. Я полагаю, что оно было метров 18 в длину".
Сэр Генри Хаггард, отец свидетельницы, поспешил отправить это сообщение в "Истерн дейли пресс". Но, надо думать, что его статус романиста-фантаста не вызвал особого доверия, так как никакой комментатор по морскому змею об этом свидетельском показании никогда не упоминал.
Морской жираф мистера Бэтчелора
Теперь мы переходим к истории "морского жирафа", которого пакетбот «Коринфянин» встретил 30 августа 1913 года у Большой Ньюфаундлендской банки, по пути из Лондона в Монреаль. Животное видел не только старшина Айрес, который давал показания, но и второй помощник капитана Дж. Бэтчелор, который набросал акварелью его портрет с исключительной тщательностью. Этот маленький шедевр наивного искусства представляет погрузившегося в воду жирафа, чьи передние лапы расставлены наподобие японского веера, а морда украшена усами и бородкой опереточного мандарина. Несколько писем, которыми мистер Бэтчелор обменялся в то время с доктором Удемансом, демонстрируют его неоспоримую искренность, несмотря на всю наивность и, может быть, именно благодаря ей. Впрочем, об этом можно судить по отрывкам отчета, который составил бравый моряк по просьбе "Монреаль стар" и лондонского "Скетча":
"Когда «Коринфянин» взял курс на запад, я находился на своем посту как вахтенный офицер. В четыре тридцать утра, на холодной заре 20 августа 1913 года, у Большой Банки, только что сменился сигнальщик, и третий помощник покинул главный мостик, чтобы убедиться, что все идет как надо. А я, озирая взглядом горизонт, неожиданно наткнулся на некий объект примерно в миле впереди. Лучшее, что я мог предположить в тот момент, — это то, что речь идет о рыболовном судне, нос которого обращен в нашу сторону. В густом и далеко растекшемся тумане, который покрывал даже косяки рыб, часто случается, что моряки теряют свою базу и многие из них гибнут от голода и жажды. Я думал именно об этой возможности, смотря на предмет впереди, когда внезапно он исчез с поверхности. Поскольку все еще было темно, я подумал о какой-то трагедии. Но вдруг, после того как я уже перебрал в уме разные тяжкие предположения, нечто удивительное поднялось метрах в 60 от нашего корабля.
Сначала показалась огромная голова, чьи длинные уши походили на плавники, и с большими голубыми глазами. Эти последние были нежными и влажными, без каких-либо признаков жестокости во взгляде. Вслед за этими глазами показалась шея примерно 6 метров длиной, которая напоминала жирафью.
Чудовище продолжало подниматься все выше, так, что я даже забеспокоился — когда же это прекратится? Шея, казалось, поднималась на подшипниках: так она была гибка, при том еще легко и ритмично раскачивалась, в то время как большие голубые глаза животного обводили судно удивленным, обиженным и испуганным взглядом. Существо было оснащено боковыми конечностями. Три плавника, похожие на рога, украшали его костистую голову, что было, без сомнения, оружием защиты или нападения. Туловище было почти такой же длины, как и шея, и очень смахивало на тело чудовищной морской собаки или морского льва, с коротким мехом, приглаженным водой. Хвост скрывался в разрезе между двух больших плавников.
Его тип расцветки был красив, хотя кто-нибудь мог счесть его просто нелепым: светлый, желто-зеленоватый, повсюду запятнанный разводами более темного цвета.
В течение некоторого времени существо рассматривало «Коринфянина» блуждающим взглядом, а затем исчезло, продемонстрировав свою заднюю часть во время нырка. Весь его внешний вид и отношение к происходящему, когда он был в виду судна, лучше всего описывается словами "не от мира сего". Казалось, оно сдерживало свое любопытство, которое в этой ситуации и следовало слегка приуменьшить ввиду возможности новой опасности.
Внизу в своей каюте я держал фотографический аппарат и карабин, но, за исключением старшины у штурвала, я был один на главном мостике. Я не боюсь признаться, что был раздираем между долгом и желанием нацелить на существо что-нибудь — объектив камеры или карабин… Когда я смотрел на существо, то оно взбивало на воде пену своими мощными передними плавниками. Удаляясь, оно издало пронизывающий крик, похожий на крик новорожденного. Его голос был совершенно неподходящим к размерам".
Хотелось бы уберечь своих читателей от зоологических комментариев мистера Бэтчелора, но:
"…или это странное существо естественным образом спустилось из арктических районов вместе с дрейфующими льдами, или оно происходит из морских глубин, расположенных на многие мили под водой. Во всяком случае для него это было не больше, чем маленькое путешествие.
По общему внешнему виду я предполагаю, что оно пожирает медуз и глубоководную растительность. Но нельзя сказать точно, что образует основу его диеты, ибо оно представляет собой нечто совершенно новое и его питание, может быть, не менее странно, чем оно само. С точки зрения зоологии я могу описать его только как нечто схожее с завроптеригием, который описывается в учебниках по зоологии…"
В целом за 1914 год морской змей все больше и больше теряет свое сходство со змеем. Конфуз просто исключительный. Все громче и громче рассуждают там и тут о драконе, о гигантском угре, о морском лебеде, о колоссальной черепахе, о морском жирафе и о многом другом! Что же это было на самом деле, никто уже точно не знает.
Глава 11
С ОДНОЙ ВОЙНЫ НА ДРУГУЮ (1914–1945), ИЛИ МОРСКОЙ ЗМЕЙ — ЖЕРТВА РАЗЛИЧНЫХ КОНФЛИКТОВ
В зависимости от настроения людей и от обстоятельств морской змей на протяжении веков то попадал в милость, то в опалу. То пугающий, то смешной, то незаметный, он то становился в ранг кинозвезды, то вдруг его яростно обругивали или забывали. История морского змея всегда как бы вкратце отражение всей истории человечества. Наш герой был замешан во многих военных операциях, и в частности, в морских сражениях, где, впрочем, он часто бывал невинной жертвой.
Торпедирование немецкой подлодкой
Первая битва, в которой участвовал морской змей безо всякой на то охоты, случилась в 1915 году на морских просторах у атлантического побережья Франции. В то время немцы искали способы пробить блокаду, которая угрожала отсечь их страну от остального мира. Инцидент стал известен спустя много лет, когда разразилось дело лох-несского чудовища, по запоздалому рапорту командира подлодки «У-28» корветтен-капитана Георга Гюнтера Фрайхерра фон Форстнера:
"30 июля 1915 года, — рассказывает этот господин, — наша «У-28» торпедировала в Северной Атлантике британский пароход «Иберия» (5223 тонны), нагруженный ценными товарами. Пароход, который имел примерно 180 метров в длину, стал быстро тонуть, нос задрался почти перпендикулярно поверхности, а дно под ним находилось во многих тысячах метров. Когда примерно через двадцать пять минут пароход исчез, из глубины раздался сильный взрыв, причину которого мы не могли понять, но который донесся, по нашим оценкам, с глубины в тысячу метров. Немного позже из воды показались обломки. Среди них бесновалось гигантское морское животное, которое вместе с ними подскочило в воздух примерно на 20–30 метров!
В этот момент со мной в рубке были вахтенные офицеры, главный механик, штурман и рулевой. Мы все одновременно принялись указывать друг другу на это морское чудо. Так как ничего подобного не было ни у Брокгауза, ни даже у Брема, то, увы, никак идентифицировать его мы не могли! В нашем распоряжении не было достаточно времени, чтобы сфотографировать животное, так как оно исчезло в воде через десять — пятнадцать секунд… Оно достигало примерно 20 метров в длину и по форме напоминало крокодила, имело четыре конечности, снабженные мощными плавательными перепонками, и длинную голову, заостренную на конце.
То, что животного исторгло с большой глубины, показалось мне весьма объяснимым. Вследствие взрыва, который и был причиной всего, "подводный крокодил", как мы его прозвали, был выброшен вверх под действием невероятного давления и даже поднят над водой, задыхающийся и напуганный".
Сразу скажем: то, что взрыв произошел на глубине в тысячу метров, совсем не доказывает, что данное животное проживало где-то на краю бездны. В воде ударные волны обладают повышенной силой и смягчаются лишь на очень большом расстоянии, что, кстати, и позволяет глушить огромное количество рыбы с помощью одной-единственной гранаты или динамитной шашки. "Подводный крокодил" плавал, быть может, совсем близко к поверхности и под действием взрывной волны, все еще ощутимой в пределах одного километра, был выброшен из воды.
У нас мало шансов еще раз увидеть целиком и с такой ясностью неизвестное морское чудовище. Вот почему это свидетельство представляет для нас значительную ценность: оно описывает нам данное животное как существо, неудержимо вызывающее образ некоего морского крокодила или, может быть, мозозавра (но не плезиозавра). Примечательно, что капитан Джордж Хоуп с английского военного корабля «Полет», один из немногих свидетелей, которые тоже имели возможность видеть морское чудовище целиком (сквозь прозрачные воды Калифорнийского залива), описывает его довольно похожим образом — как аллигатора с плавательными лопастями морской черепахи. Но он настаивает на необычайно удлиненной шее у зверя — подробность, которой нельзя пренебречь.
Мишень для британского крейсера
Но вернемся к нашему морскому змею. Встреча, которая произошла у него с морскими силами союзников, была не менее драматической, чем взрыв, который выбросил его из воды на глазах изумленной команды немецкой субмарины. Но на этот раз он стал жертвой не несчастного случая, но простого убийства.
22 августа 1917 года крейсер британских ВМС «Хилари», который участвовал в блокаде Германии, вошел в воды Северного моря, находясь в 100 километрах к юго-востоку от Исландии. Погода была солнечной, море спокойным, и пик горы Ораэфайокулл на севере блистал на горизонте. В девять утра командир корабля капитан Ф. У. Дин сидел за рабочим столом в своей каюте, когда до его ушей донесся крик: "Объект сзади по правому борту!"
В несколько прыжков командир ворвался на мостик:
— Это перископ? Где?
— Нет, это не перископ, — ответил вахтенный офицер. — Скорее это что-то живое, но не кит.
И он указал пальцем на предмет, который смутно напоминал ствол плавучего дерева, у которого были видны торчащие с двух концов ветки и корни. Но, наведя на него бинокль, командир заметил, что объект действительно живой, а то, что он принял за переднюю часть ствола, на самом деле является головой и спинным плавником.
"Мы в то время ни разу не упускали случая потренироваться в стрельбе по субмаринам, — писал впоследствии капитан Дин, — и мне тут же пришло в голову, что перед нами идеальная мишень".
Он попросил своего второго помощника, капитана Чарлза М. Рэя, немедленно вызвать на мостик три расчета канониров, в распоряжении которых находилось по две пушки в шести точках на каждом борту от кормы до главного мостика.
Прежде чем открыть стрельбу, командир все же счел, что неплохо бы немного поглядеть на эту живую мишень.
— Курс на зверя, — бросил он штурману, лейтенанту Фредерику С. П. Харрису.
Когда судно находилось в одном кабельтовом от животного, оно спокойно уклонилось от своего маршрута, и капитан Дин смог насмотреться на него вдосталь, по правому борту, с расстояния около 30 метров.
"Голова была такой же формы, что и у коровы, только гораздо больше, кроме того, на ней нельзя было видеть никаких выпуклостей, вроде рогов или ушей. Она была черной, исключая место впереди морды, где можно было очень четко видеть полоску беловатой плоти между ноздрями, в точности как у коровы. Когда мы проходили мимо, животное поднималось два или три раза, чтобы получше рассмотреть наше судно. За головой до самого спинного плавника больше не было видно, ни одной части тела, а из шеи — только то, что было над ее гребнем, находившемся на одном уровне с поверхностью, и еще ясно наблюдались его змеиные движения (оно свивалось почти в полукружье, поворачивая голову, словно чтобы следить за нами взглядом, уточнил впоследствии капитан Дин).
Спинной плавник был, кажется, в форме черного треугольника, и когда существо оказалось перпендикулярно к нам, то можно было видеть, что он очень тонок и определенно мягок, так как его верхняя часть иногда сгибалась, как кончик поднятого уха у фокстерьера. Высота этого плавника была примерно метр двадцать".
Желая определить с наибольшей точностью длину шеи животного, то есть расстояние, отделяющее голову от спинного плавника, капитан Дин попросил каждого из свидетелей написать на клочке бумаги, не обсуждая это с другими, свою личную оценку. Это принесло следующие результаты:
Второй помощник: "Длина одной нашей шлюпки".
Штурман: "Не меньше четырех с половиной метров".
Вахтенный офицер: "Длина одной нашей шлюпки".
Командир: "Шесть метров".
Учитывая обычную длину спасательной шлюпки, можно заключить, что шея достигала, без сомнения, от 5 до 6 метров. Предположив, что спинной плавник должен был начинаться сразу же позади соединения шеи с туловищем, капитан Дин оценил общую длину примерно в 18 метров. Эта оценка, очевидно, не столь ценна, в силу того что она возникла благодаря предвзятому мнению о форме животного: чтобы так уверенно утраивать величину видимой части, надо было предполагать наличие длинного хвоста.
Животное, казалось, никак не было обеспокоено присутствием корабля. Оно продолжало тихо извиваться на поверхности, время от времени ныряя так, что над водой оставались лишь край морды и кончик плавника, а иногда выныривая до того, что последний становился виден целиком.
Миролюбивое поведение «монстра», который искренне излучал жизнерадостность, не помешало командиру начать исполнение своего замысла. Когда животное удалилось на расстояние 1200 метров, в него выстрелили тремя залпами по пять зарядов. Второй заряд третьего залпа настиг несчастное животное. В течение нескольких секунд оно бешено билось, разбрасывая в разные стороны каскады воды, а затем замерло и исчезло навсегда.
Эта жестокая и бесполезная бойня не принесла «Хилари» счастья. Через два или три дня крейсер был торпедирован немецкой субмариной и пошел на дно. Капитан Дин и его экипаж погрузились на спасательные шлюпки и избежали смерти, и именно это позволило нам, уже после войны, увидеть опубликованным рассказ об этом любопытном приключении.
Акула задом наперед или морской крокодил
То, что рассказ капитана Дина впервые появился в альманахе для юношества, конечно, не вызвало к нему большого доверия. Что, однако, в ней убеждает? Вся история была тщательно выверена и подтверждена капитаном Рупертом Т. Гудом. Он обменялся по данному поводу целой серией писем с капитаном «Хилари». Для очистки совести он даже поинтересовался у своего корреспондента, не принял ли тот за монстра какое-то известное животное, например китовую акулу? Для этого он даже предложил капитану Дину, дабы просветить его в данном вопросе, рисунок, сравнивающий внешний вид животного, каким его изобразил ранее сам капитан, с изображением этой акулы, какой она видна на поверхности, когда едва высовывается из воды. На что капитан Дин ответил категорически: "Совершенно точно, что это не была акула".
Это не помешало в 1955 году одному заядлому охотнику за китовыми акулами, майору Гэвину Максвеллу, автору нескольких книг, утверждать совершенно обратное. Он поиздевался, с полным на то основанием, над совершенно фантастическим изображением, которое Гуд придал этому типу акулы, и показал, как необходимо подправить — и весьма легко — силуэт монстра «Хилари», чтобы тот совпал с настоящим силуэтом этой хрящевой рыбы, которая обычно едва виднеется над поверхностью. Голова морского змея капитана Дина, согласно Максвеллу, на самом деле была краем верхней доли хвоста китовой акулы, и вообще, как он утверждает, "в этом сообщении я не могу разглядеть портрета никого иного, кроме как своего старого знакомого — китовой акулы".
Однако остается совершенно неясным, где отважный майор встречал акулу, какого бы она ни была вида, чей хвост был бы в форме головы коровы, да еще с "полоской беловатой плоти между ноздрей". Ведь, в конце концов, здесь сравниваются не силуэты, а трехмерные объекты. И майор Максвелл, кажется, вовсе упустил из виду, что капитан Дин и его люди долгое время следили за перемещениями животного и они конечно же были способны различить, как оно двигалось — задом или передом.
Животное, которое наблюдали с военного судна «Хилари», совершенно очевидно, не имело ничего общего с тем, которое совершило свой кульбит на глазах немецких моряков с «У-28». Со своей коровьей головой, лишенной и ушей и рогов, умеренно длинной шеей и треугольным спинным плавником оно никак не походит на крокодила. Это, весьма вероятно, было млекопитающее, а если учитывать спинной плавник, то скорее всего — примитивное китообразное. В общем, это наш знакомый морской змей Новой Англии, столь прекрасно описанный преподобным Вудом, а это еще одна приятная неожиданность.
Следует вернуться в немецкий лагерь, чтобы ознакомиться с новым показанием по поводу таинственного морского крокодила с перепончатыми лапами, существование которого уже много раз было нами подтверждено. В 1933 году, через десять дней после того, как барон фон Форстнер опубликовал свои воспоминания в "Дойче альгемайне цайтунг", один из его боевых товарищей, тоже командовавший субмариной во время войны, корветтен-капитен Вернер Левиш дал во всем похожее сообщение в "Бремен нахрихтен".
28 июля 1918 года, в десять часов вечера, вместе с одним из членов экипажа субмарины «У-109» он видел в Северном море некое животное, которое имело "продолговатую голову, челюсти, как у крокодила, и лапы, снабженные, без всякого сомнения, настоящими ступнями". Его размеры были оценены примерно в 30 метров.
Следует отметить, что оба командира субмарин, кажется, сходятся в определении одной очень важной детали. Тогда как первый приписывает своему морскому крокодилу не плавательные лопасти, как у морских черепах, а просто перепончатые лапы, то слова второго определенно указывают на точно такую же структуру. Мы уже спрашивали себя: не имеют ли морские змеи, описываемые как крокодилы, больше шансов оказаться мозозаврами, чем плезиозаврами? Если у них на самом деле были перепончатые лапы, а не плавательные лопасти, то эта вторая гипотеза самая приемлемая. И она также самая правдоподобная с точки зрения палеонтологии, но этот аргумент едва ли значим в нашем деле.
Сомнительный морской змей нейтралов
Итак, во время первой мировой войны морской змей, будучи внешне вполне миролюбивым, рассматривался, разумеется, как строго нейтральная сторона и нашел новых и горячих защитников в обоих воюющих лагерях. По крайней мере в этом вопросе противники пришли к согласию друг с другом. Но остался ли бы от него хоть след, когда б они в тот момент обменялись впечатлениями по поводу внешнего вида сказочного зверя?
Разногласия были бы даже острее в случае, если бы они прибегли к арбитражу нейтралов, таких, например, как голландцы. Ведь морские монстры, которых они имели возможность наблюдать в течение всех лет невзгод, были совсем другими! А впрочем, были ли вообще эти животное неизвестными науке?
Что может прийти в голову по поводу зверя, которого некий голландский моряк, подписавшийся инициалами П. В., наблюдал 22 июля 1916 года в 600 километрах к северу от берегов Суринама, под 10°54 с. ш. и 58°25 з. д.? На расстоянии 50 метров от корабля тот предстал в виде ствола дерева, плавающего на поверхности. Его расцветка была «светло-серой», ширина — 60 сантиметров в самом толстом месте, а длина от 20 до 25 метров". Однако, судя по рисунку, который прикладывался к описанию, толщина зверя должна была быть гораздо больше. Мистер П. В., кроме того, уточняет: "Там, где толщина достигала своего максимума и где можно было подозревать голову, у него имелась пара выпуклостей, которые производили впечатления ушей".
По истечении примерно двух минут животное совершило как будто бы вертикальное движение и исчезло, нырнув камнем.
Мистер П. В. осторожно озаглавил статью, которую опубликовали в "Het Nederlandsche Zeewesen", так: "Это был морской змей?" Доктор Удеманс именно таким образом классифицировал этого зверя в своем досье, касающемся встреч с легендарным монстром, и сопроводил его описание личным рисунком со следующей подписью: "Вот что, по моему мнению, видел мистер П. В.". Рисунок — нужно ли говорить? — изображал контуры мегофиаса, плавающего на поверхности воды.
Голландский ученый решительно следовал своим идеям, но, однако, ничто не оправдывает его корректировки рисунка мистера П. В. Ведь совсем не в компетенции ученых решительно противоречить утверждениям свидетелей, обосновывая это своим личным предвзятым мнением! На самом деле, животное, виденное мистером П. В., не имело ни длинной, ни вообще различимой шеи. Его описание может подходить для какого-то кита без спинного плавника. Но какого? Настоящие киты не встречаются в тропиках, а серый кит (Rachianectes glaucus), который может достигать 15 метров и чей силуэт и окраска совершенно соответствуют описанию мистера П. В., вообще не встречается в Атлантическом океане. Однако есть определенные основания полагать, что этот вид проживал в ледниковую эпоху в Северной Атлантике, и, следовательно, не так уж невероятно, что он еще сохранился в каких-то тропических водах. Не будем забывать, что к 1890 году серого кита вообще полагали вымершим даже в Тихом океане, и только в 1911 году американский натуралист Рой Чепмен Эндрюс заново открыл его — и в большом количестве — в море у Кореи.
Впрочем, Мур и Кларк продемонстрировали в 1963 году, что даже некоторые особи истинного черного кита (Balaena austtralis) время от времени показываются в Мексиканском заливе. Так как кожа этих китовых может быть покрыта белыми пятнами, за счет паразитов, то издали он может показаться и серым.
Сведения о морском змее, сообщенные в 1917 году тремя членами экипажа голландского парохода «Хазен-винд», стоят столько же, что и предыдущие.
В письме, отправленном 28 ноября этого года главному инспектору флота в Белтевредене (Ява), командир судна X. Кьевит повествует о следующих фактах. 24 ноября судно пересекало Макассарский пролив, между Борнео и Целебесом. В полтретьего дня оно находилось под 0°10 ю. ш. и 11°51 в. д., когда некто Ойсман увидел то, что он принял за змея, в 35 метрах по правому борту. Завидев судно, животное нырнуло, и его еще можно было заметить плывущим под водой едва ли в 15 метрах от борта. Оно явственно извивалось в горизонтальном плане.
Едва заметив зверя, Ойсман подал криком знак третьему лоцману Г. Е. Гертмансу, который тотчас же привлек внимание вахтенного, Амата. Этот первым бросился к релингам и еще успел разглядеть под водой голову животного, которое продолжало погружаться. Красная линия, которая помечала эту голову, была примерно 3 сантиметра в ширину и 12 в длину. Когда подбежал третий лоцман, он не увидел под водой ничего, кроме беловатого и волнистого пятна "змея".
Согласно оценкам Ойсмана, животное было около 21 метра длиной и 80 сантиметров в толщину; Амат дает ему не больше 15 метров в длину и 60 сантиметров в толщину, а Гертманс, самый щедрый, говорит, что в нем было от 20 до 25 метров, а окружность — только 90 сантиметров.
Учитывая определенное искажение формы туловища под водой и естественное стремление людей к преувеличению, следует думать, что «змей» не достигал больше 12 метров. Что до его природы, ее под сомнение ставить нечего. Беловатый окрас животного, красная линия, отмечавшая голову и которая была не чем иным, как сверкающим хохолком, его пропорции, волнистые горизонтальные движения — все выдает сельдяного короля, регалека.
Бесхвостый мегофиас мистера Макинтоша Белла…
И вот наконец подписан мирный договор. Вновь установился покой, все вернулись к своим делам и к менее смертоносному времяпровождению, каковым является рыбалка с удочкой. Из всех демобилизованных удильщиков мы обратим свое внимание только на одного, мистера Дж. Макинтоша Белла, нотариуса второго разряда в Раундстоунфуте (Моффат), что у границы Англии с Шотландией. В 1919 году, вернувшись к гражданской жизни, этот достойный джентльмен проводил, как это и было у него заведено еще до войны, свой отпуск в Брим-Уолле, на Оркадах, где и предавался радостям своего любимого занятия в компании друзей — местных рыбаков. 5 августа он вышел в полдесятого утра в море с экипажем в четыре человека, чтобы проверить клетки на лангустов, расставленные между Бримс-Нессом и Тор-Нессом, а затем половить треску. По пути его товарищи сказали ему:
— Интересно, а встретим ли мы на этот раз то морское чудище, которое здесь часто видели? Может быть, хоть ты сможешь сказать, что это такое.
После того как они подняли на борт несколько клеток, один из рыбаков вдруг сказал очень спокойным голосом:
— А вот и оно.
"Я посмотрел, — рассказывал мистер Макинтош Белл Руперту Гуду, который тогда готовил книгу о морском змее, — и действительно, в каких-то двадцати пяти или тридцати метрах от лодки высилась длинная шея толщиной со слоновью ногу и с такой же, как у этого зверя, шероховатой кожей. В самом верху находилась голова, которая была весьма изящных пропорций и того же цвета. Утончаясь к носу, она напоминала собачью. Глаза были черные и маленькие, имелись также и черные усы. На мой взгляд, шея высовывалась из воды на высоту примерно метра полтора — метр восемьдесят.
Животное было очень пугливо и беспрестанно то поднимало, то опускало голову, но никогда не скрывая ее совсем. Тогда я не мог видеть его туловище.
Животное кончило тем, что нырнуло.
— Если оно вернется, то я сделаю снимок, — сказал нотариус, дрожащими руками выхватывая свой фотоаппарат".
"Оно" вернулось. Но, по злой иронии судьбы, никакого снимка не вышло, так как затвор, разбухнув от влаги, отказался функционировать. В досаде мистер Макинтош Белл вздумал взяться за свой карабин (скажем в его оправдание, что он только недавно вернулся с войны), но владелец лодки запретил стрелять из страха, что раненое животное обернет свою ярость против напавших. Даже не подозревая, чего он только что избежал, зверь в этот самый момент проплыл совсем близко от суденышка, примерно на глубине в три метра.
"Мы могли видеть его очень отчетливо, — говорил мистер Белл, — и мои друзья заметили, что его вообще часто наблюдали плавающим именно таким образом после того, как он показывался на недолгое время на поверхности. Они сказали еще, что видели его в прошлом году как раз рядом с этим самым местом. И вообще его появления для них не редкость.
Тот год (1919) был последним в длинной череде, когда его видели подряд несколько раз. Он не показывался более трех лет, а затем его видели лишь один раз. Что касается туловища, то оно было, на взгляд сквозь воду, темно-коричневого цвета, который переходил в более светлый по краям или становился почти серым. У него было два ласта или плавника по бокам и два сзади. Мои друзья оценили его вес примерно в две или три тонны, некоторые думали, что четыре или шесть.
Кроме моих друзей наблюдать его много раз имели возможность другие ловцы лангустов".
По просьбе Руперта Гуда мистер Белл прислал следующие точные цифры:
"Размеры. Шея: в том положении, которое мы наблюдали, ее длина была около от метра восьмидесяти до двух метров десяти сантиметров и сантиметров тридцать толщиной. Туловище: никогда не было видно поднятым, как шея, но всегда слегка прикрытым водой. Сквозь рябь на поверхности можно было различить плавники. Когда он плавал под водой, туловище, до края хвостовых плавников, достигало, как мне кажется, длины в три метра шестьдесят пять сантиметров; и если вытянутая шея могла быть длиной, скажем, два метра сорок сантиметров, то тогда туловище и шея вместе достигали пяти с половиной метров или, в крайнем случае, шести метров десяти сантиметров. Владелец барки заметил, что иногда верх головы, если смотреть на нее вертикально, с высоты лодки, был ярко-красным. Голова: очень похожа на голову черного ретривера: около пятнадцати сантиметров длиной и более десяти шириной. Усы черные и короткие. Окружность туловища: примерно три метра — три метра тридцать, но я не уверен, так как не разу не видел его целиком; спина, во всяком случае, была шириной от метра двадцати до полутора метров".
Все это одновременно и сдержанно, и точно. Нечего и мечтать о более благоприятных условиях для тщательных наблюдений за неизвестным морским животным. Сперва замеченное высунувшимся из воды на расстоянии в какие-нибудь 30 метров, затем оно целиком наблюдалось под водой на очень маленькой глубине. Наконец, мистер Белл передал Руперту Гуду два прекрасных рисунка зверя, которые иллюстрируют и как нельзя лучше дополняют его описание.
Сам же зверь относится, судя по всему, к некоему виду огромных тюленей или морских котиков с маленькой головой и относительно тонкой и длинной шеей. Его размеры не превышают размеров самого крупного морского слона, когда-либо измеренного (6 м 70 см), но речь, конечно, не идет об особи из этого рода. Во-первых, потому, что, насколько мы знаем, морские слоны (Mirounga leonina) водятся только в Южном полушарии, у тихоокеанского побережья Северной Америки (Mirounga angustrirestris); кроме того, морские львы, даже сильно вытянувшись, никак не могут иметь шею, слегка сплюснутую и необычно длинную. Без сомнения, речь идет о каком-то еще неизвестном виде ластоногих, и очевидно, что к нему принадлежит и чудовищный котик с маленькой головой, которого видели сотрудники мистера Хартуэлла Кондера прыгающим по тасманийскому пляжу.
Итак, доктор Удеманс был прав? И да, и нет. Да — так как здесь еще раз подтвердилось существование в морях крупного котика с лебединой шеей. Нет — потому что этот зверь не имеет длинного заостренного хвоста мегофиаса: у него вообще нет хвоста!
Теперь нам совершенно ясно, что морской змей имеет очень разных прототипов, весьма отличающихся как по наружности, так и по повадкам. Если мегофиас позаимствовал свои основные черты у некоего неизвестного морского котика с лебединой шеей, то складывается впечатление, что он незаслуженно присвоил себе хвостовой отросток, принадлежащий совсем другому морскому змею или даже многим другим.
И также кажется ясным, что его огромные размеры во многом обязаны другим типам.
Если мегофиас без хвоста мистера Макинтоша Белла, который достигал 4 метров и имел морду на самом конце туловища, принадлежал к одному из видов, которые послужили источником для легенды о морском змее, то надо думать, что здесь речь идет об очень молодой особи — как на Тасмании. Ведь, судя по коллекции показаний, собранной и изученной Удемансом, морские змеи достигали, в зависимости от возраста и пола, от 3 до 40 метров в длину, не считая хвоста.
Однако заметим: Удеманс конечно же признавал, что размеры самых крупных могли быть и преувеличены, но если морской змей является, как он верил, ластоногим, то это преувеличение в самом деле чрезмерно. Нет оснований полагать, что в этой группе может существовать один-единственный вид, у которого разница величины у новорожденных и взрослых мужских особей превышает тройную. Следовательно, если один мегофиас при рождении имеет 3–4 метра от кончика морды до кончика хвоста, то едва ли возможно, чтобы он перерос размеры в 9 — 12 метров, когда становился зрелым. А 12 метров — это действительно много меньше, чем 40…
Поскольку почти бесспорно, что кое-кто наблюдал в морях неизвестных змееподобных животных с размерами гораздо большими, чем 12 метров, то это лишний раз подтверждает, что образ мегофиаса Удеманса основан на многочисленных, очень разнящихся друг от друга типах, в особенности по размерам. Это и есть очевидная причина непрекращающихся разногласий.
…И другие британские морские змеи после войны
Именно Руперту Гуду мы обязаны возможностью ознакомиться со следующим отчетом по поводу еще одного морского змея, гораздо более крупных размеров, чем предыдущий. Вслед за статьей, которую наш горячий защитник чудовищ опубликовал в июле 1929 года в лондонской "Ивнинг ньюс", он получил от некоего мистера Томаса А. Р. Муира письмо, в котором рассказывалось следующее:
В 1920 году автор был третьим помощником капитана на борту «Тин» из "Ройал мейл стим пэкет компани", которая занималась почтовыми перевозками из Великобритании в Южную Америку. Однажды, в конце апреля, когда судно находилось под 1°30 с. ш. и 28°0 з. д., на широте скал Сент-Поль — группы вулканических рифов, расположенных в 800 километрах от южно-американского побережья, в три часа пополудни мистер Муир увидел, как из воды вдруг высунулся некий длинный шест или мачта. Рассмотрев его в бинокль, он заметил, что объект перемещается со скоростью 12 узлов (23 км в час) и что на конце у него маленькая вертлявая голова. Шест оказался не чем иным, как шеей некоего существа!
"Голова, похожая на ручку от зонтика, повернулась и уставилась на корабль, затем существо приблизилось к нам на дистанцию примерно 400 метров. Оно двигалось с той же скоростью, что и судно и, казалось, разглядывало нас. В течение пяти минут оно курсировало параллельно с нами, затем его шея изогнулась, как у лебедя, и оно, нырнув, исчезло с наших глаз.
В момент появления, — продолжает мистер Муир, — я спросил себя, как же выглядит его туловище, ведь позади шеи шла большая волна пены и можно было заметить темную массу, как у кита; но я не могу ответить, было ли оно длинным и извилистым, как у змеи, или округлым, как у китообразных".
К своему рассказу мистер Муир прибавил весьма примечательный по качеству рисунок и уточнил, что шея поднималась на каких-нибудь 9—10 метров над водой.
Второй помощник тоже присутствовал при появлении, но когда мистер Муир предложил ему отметить это происшествие в судовом журнале, то тот отказался, "под предлогом того, что нас обвинят в излишнем увлечении вином".
В начале 1921 года разнесся слух, что морского змея выбросило на берег: инцидент произошел на песчаном пляже Джехуу, в десяти-двенадцати милях от Бомбея. И на этот раз речь шла не о гниющем трупе, но о вполне живом звере, который и после сорока восьми часов после случившегося все еще был способен издавать крики отчаяния. Но на кого походил этот монстр?
Британская пресса сообщила, что он имел 8 метров в длину и что его пасть, глубиной по крайней мере в метр, была оснащена рядами ужасных зубов: он, без сомнения, мог заглотить трех человек разом. Его кожа, под которой выступали ребра, была черной. И глаза, похожие на слоновьи, вертелись в орбитах таким образом, что ничего доброго наблюдателям на сулили. Но что было самым замечательным, так это его голова, которая заставляла подумать о человеческой…
По правде говоря, ничто во всем этом не напоминает хотя бы один из вариантов наружности нашего знакомого. Зато это описание вполне подходит к наружности огромного черного дельфина-глобицефала с мощными зубами, мужские особи которого могут достигать 8,5 метра в длину. Его лоб, причудливо выпуклый, придает голове некоторое сходство с человеческой. И как раз один его вид водится в водах Индийского океана (Globicephalus indica). Так что это была ложная тревога.
От Руперта Гуда исходит и сообщение о том, что в октябре 1921 года морской змей, исключительно "змеиной наружности" — что не слишком обычно, — был замечен недалеко от тех же мест, в Бек-Бее под Бомбеем. Его наблюдал один из корреспондентов ученого, но который был — увы! — совершенно один, и, следовательно, некому было удостоверить правдивость его слов. Он также просил не называть своего имени. "Это прискорбное для меня условие, — комментировал Гуд, — но вместе с тем я должен признаться, что его понимаю".
Когда наш аноним плыл на маленьком паруснике, едва ли в миле от берега, то внезапно увидел, как из очень тихой воды вдруг вынырнуло то, что он впоследствии сравнивал с изображением морского змея, данным у доктора Матесона.
"Прямая шея поднималась, по моему мнению, на 3 метра перпендикулярно поверхности моря. Диаметр этой колонны был, кажется, сантиметров 45 в месте соприкосновения с водой. Шея казалась покрытой большими чешуйками; цвет животного на спинной части был светло-железно-оливковым, переходящий в грязно-желтый по приближении к передней части. Голова походила на голову гигантской черепахи, но туловище, которое вполне соответствовало этой голове и шее, должно было быть, по моим оценкам, не меньше 15 метров в длину".
Сразу скажем, что эта оценка не имеет никакого значения, если речь идет о настоящем змее. Если у данного животного грудина и брюхо была выпуклыми и массивными и если это был плезиозавр или, скорее, черепаха, на что намекала голова, то туловище едва ли могло достигать в длину 5 метров, и все же существо могло поднимать над водой на три метра шею. Даже если это и была морская черепаха длиной 8 метров, то все равно — неизвестное науке животное. Мы еще к нему вернемся в свое время.
Если в морях существуют гигантские неизвестные черепахи или котики с длинной шеей, то вполне вероятно, что они время от времени подплывают к земле, одни — чтобы отложить яйца, другие — чтобы выпустить своего малыша в белый свет. Во всяком случае, морские черепахи, которых мы знаем, откладывают яйца на песчаных пляжах, и, кажется, то же самое делают морские крокодилы. Кроме того, все настоящие ластоногие спят на твердой земле.
Само собой, совершенно необязательно, чтобы все было так. Некоторые морские рептилии, особенно ихтиозавры, были живородящими и начинали жизнь прямо в открытом море, как и китообразные, а морские выдры даже и сейчас анатомически менее приспособлены к водной жизни, чем тюлени и котики. Следовательно, мы можем ясно себе представить, что животные, называемые морскими змеями, которые принадлежат к черепахам, крокодилам или ластоногим, могут быть гораздо более адаптированными, чем их родичи, к жизни исключительно в воде.
Это значит, что есть по крайней мере один тип морских змеев, которые вполне способны приблизиться к земле: это мегофиас без хвоста с длинной шеей. Тасманийская интермедия уже нам это подтвердила, и то же следует из другого свидетельства, которое миссис Хильда Бромлей из Кенсингтона (Лондон) передала Тиму Динсдейлу для его книги "Лох-несское чудовище" (1961).
Миссис Бромлей, ее муж и двое юных сыновей в августе 1923 года гостили у лорда и леди Перри на острове Херме, одном из английских островов Ла-Манша. В это время года там очень сильны приливы и отливы, и вот как-то за завтраком гости решили сходить на берег посмотреть, не вынесло ли что-нибудь интересное на пляж после отлива. Леди Перри посоветовала им пойти в компании моряка или рыбака, и лорд Перри (который еще не был в то время сэром Персивалем) предоставил в их распоряжение некоего Баннистера. И вот четырнадцать человек отправились в путь, каждый вооруженный палкой с крюком в надежде отловить лангуста.
"Пройдясь и побегав некоторое время, — рассказывала миссис Бромлей, — мы достигли большей лужи: но что нас особенно очаровало, так это следы на грязи, как будто нечто огромных размеров выбралось из этой лужи и потащилось по песку, покрытому подсыхавшими водорослями, в правую сторону от нас. Все, как один, мы двинулись в этом направлении по следам (если я правильно помню) и прошли довольно большое расстояние, а потом набрели на другую лужу, огромную, гораздо больше первой, в которой и терялся этот след, шириной метра в полтора или метр восемьдесят! Мы все, четырнадцать человек, застыли на месте, остолбенев. Что бы это могло быть?
Из самой середины лужи медленно появилась большая голова и огромная шея, но туловища мы не увидели; животное оставалось сидеть там, глядя на нас без страха большими черными глазами, а потом снова лениво нырнуло в воду. Было очевидно, что никогда раньше человека оно не встречало. Мы взялись за руки и все вместе вошли в воду, чтобы узнать, возможно ли потревожить существо и заставить его снова показаться, но лужа была слишком обширной и глубокой, так что особо ощутимого волнения мы создать не могли".
Баннистер в тот момент заметил, что было бы разумно вернуться, так как лужа начала колыхаться явно по воле животного. Но заинтригованные гости были настроены оставаться на месте и, может быть, еще раз увидеть зверя. Согласно показаниям, переданным Тиму Динсдейлу, у животного была черная кожа, толстая шея — 90 сантиметров или метр двадцать — и большой рот, как у котика. Одним словом, это был бесхвостый мегофиас, который уже успел стать нашим добрым знакомым.
Мы закончим обзор британских послевоенных свидетельств, собранных большей частью благодаря старанию Руперта Гуда, поведав о морском змее, который имел наглость в это самое время заплыть в бассейн самой Темзы. Надо сказать, что область, называемая Блек-Дин, где его заметили, была закрыта для навигации в течение всей войны и оставалась таковой до 1923 года, то есть до времени встречи. Следовательно, прошло уже по меньшей мере восемь лет, как тамошние воды не тревожил ни один корабль, пока судно английского флота «Келлетт» не заплыло туда в ходе патрульной операции. Как рассудительно заметил один из свидетелей, капитан Ф. Д. Б. Хэйзеелфут, который командовал судном, "здешние воды в течение всего времени были, попросту говоря, оставлены морскому монстру в его полное распоряжение".
Показания, к несчастью, не были записаны сразу же после встречи. И некоторые данные оказались неточными. Все произошло летним августовским днем, около девяти утра. Капитан Р. М. Сутерн дважды видел, как высовывалась из воды, в каких-нибудь двухстах метрах от корабля, длинная змеиная шея, которая поднималась над поверхностью на высоту от метра восьмидесяти до двух десяти. Каждый раз она оставалась на виду примерно четыре или пять секунд. Капитану Сутерну не удалось невооруженным взглядом различить, имелась ли голова на конце шеи или нет. Но капитан Хэйзелфут, у которого, бесспорно, зрение было лучше (или не зрение, а воображение, скажут злые языки) вполне рассмотрел голову и даже зарисовал ее. По его мнению, эта голова поднималась на 2 метра 40 сантиметров или даже на 3 метра над водой.
Британским свидетельствам послевоенного периода мы обязаны целой серией отчетов, описывающих морского змея, в общем, весьма единообразно, по крайней мере, в том, что касается силуэта. Каждый раз таинственное животное имеет длинную шею, которая вытягивается перпендикулярно воде, как огромный перископ, и которую сравнивали с ручкой зонтика, мачтой или колонной. Конечно же довольно сложно идентифицировать тюленя с лебединой шеей, которого видел мистер Белл, и чудовище анонимного корреспондента Гуда — пресмыкающееся скорее по расцветке, чем по чешуе.
Несколько голландских монстров с более или менее длинной шеей
Британские наблюдения скоро закончились, но с 1922 по 1928 год они были хорошо компенсированы двумя параллельными потоками свидетельств: голландских, с одной стороны, и французских — с другой.
Итак, что нам сообщают навигаторы Нидерландов?
В первую очередь, это отчет о встрече с длинношеим животным 31 октября 1922 года, случившейся у парохода «Бали» под 7°28 с. ш. и 77°52 з. д., то есть в Маннарском проливе, который отделяет Цейлон от Индии. Вот в нескольких словах суть того, о чем писал в бортовом журнале четвертый помощник П. Крюйт:
"Примерно в полпятого дня на расстоянии в полмили по левому борту на воде началось бурное волнение, которое продолжалось до тех пор, пока на поверхности не показались части тела некоего животного, которые напоминали голову и шею жирафа, но только гораздо крупнее. Чудовище оставалось на виду примерно две минуты, а затем снова нырнуло, головой вниз. Потом на месте, где исчезло животное, ничего больше нельзя было обнаружить, кроме большого количества морских птиц. Змей был почти везде одинаковой толщины, круглый, тогда как голова заканчивалась затуплением. Толщина эта достигала примерно полуметра в диаметре, тогда как длина видимой части была примерно 5 метров. Расцветка была зелено-сероватой".
Затем следует описание гораздо более массивного зверя, мельком виденного двумя офицерами с парохода «Мария» в Индийском океане, у побережья Сомали, под 11°50 с. ш. и 57°37 в. д. Четвертый помощник Г. ван Нугюйс следующим образом зафиксировал происшедшее:
"1923, 11 февраля, в четыре часа пятнадцать минут пополудни я находился на мостике правого борта вместе со вторым помощником А. де Вилдом, когда нас заставил вздрогнуть внезапный мощный шлепок по воде. Это было так близко к левому борту судна, что мы не могли видеть, что это и где точно произошло. Когда мы перебежали на левый борт, то услышали еще более яростный всплеск (чья сила была несравнима даже с тем шумом, который обычно поднимает косатка, выпрыгивая из воды), и увидели, на расстоянии метров в тридцать, как колоссальное морское животное медленно исчезает с поверхности: оно было приблизительно 2 метра в толщину, цилиндрической формы и, насколько мы смогли разглядеть, изначально высунулось из воды на 2,5 метра. Оно все блестело и было наполовину влажно-серого цвета, а наполовину коричневого".
На третьем месте в нашем списке — встреча команды танкера «Индия», который регулярно ходил из Тампико (в Мексиканском заливе) в Лос-Анджелес мимо мыса Горн. Инцидент произошел 30 октября 1923 года, в совершенно исключительном месте — под 9°24 с. ш. и 86°26 з. д., то есть у тихоокеанского побережья Коста-Рики. Капитан Ф. Ван де Бисен так описал все в своем отчете:
"Внезапно по левому борту, почти на траверсе, в 300 метрах от нас из воды показалось что-то неясное, какая-то гигантская колонна, длиной от 8 до 10 метров и большой толщины, которая, по нашим приблизительным оценкам, была то ли метр, то ли два.
Затем это нечто рухнуло обратно в воду с оглушительным шумом и всплеском, несравнимым по силе с тем волнением, которое поднимает на воде кит. Затем оно ненадолго появилось опять, в то время как мы в течение нескольких минут ощущали на себе качку взбудораженного моря.
Моей первой мыслью было, что мы только что видели гигантскую "морскую иглу", но только с более тупой по форме головой. Задний конец тела не был виден, но диаметр животного превышал диаметр наших мачт. Его расцветка была гораздо светлей, чем у китов.
Хотя остальные четыре свидетеля не наблюдали никакого «дыхания», первый лоцман настаивает, что он его заметил. И наоборот, я, который глядел на все очень внимательно, никаких признаков «дыхания» не разглядел.
У существа не было ни китового хвоста, ни даже ничего похожего, а передняя часть его в разрезе была более или менее круглой, но никаких больших выпуклостей, в которых можно бьщо бы подозревать плавники, видно тоже не было".
Четвертое наблюдение животного с умеренно длинной шеей произошло 23 июля 1925 года. Его видел капитан П. де Хаан вскоре после того, как его судно, пароход «Бавеан», двинулось с местным лоцманом у руля вокруг мыса Моретон у Бриссена и затем взяло курс на Сидней.
"Внезапно мы заметили по правому борту бурное волнение воды. Немного позже под углом в сорок пять градусов поднялось длиное черное тело, длиной примерно 8 метров, и затем снова рухнуло в море с ужасающей силой, что вызвало уже виденное нами волнение. Это явление повторилось еще четыре раза, чуть-чуть ближе к нам; поднялось неясно видное тело, диаметром примерно полтора метра и почти цилиндрическое, которое, как казалось, оканчивалось удлиненной головой, с клювом и глазом, закругленное на конце. Когда животное снова погрузилось, поднялся, примерно на 4 метра, плавник, находившийся на правом боку, за головой, а во время этого падения все тело изогнулось. В нескольких метрах дальше поднялось из воды нечто, похожее на хвост, гораздо тоньше, чем передняя часть. На верхней поверхности головы кожа была черная, гнойничкового вида, а на нижней поверхности — светлая и гладкая. Торчавший «плавник» был еще светлее: почти белый с черными пятнами. Было ясно видно и слышно дыхание животного. К моему большому сожалению, никто не имел под рукой фотоаппарата, и было очень сложно навести на животное бинокль, так как оно двигалось совершенно непредсказуемо. Самое малое расстояние, с которого мы его видели, было примерно 300 метров.
Таковы были мои наблюдения, которые вполне совпадают с наблюдениями вахтенного офицера, с той только разницей, что указанный «плавник» ему показался нижней челюстью открытой пасти. Это, однако, не кажется мне правдоподобным, так как мне лично удалось разглядеть морду, и нижняя челюсть никак не могла оказаться в том месте. Наличие одного-единственного плавника с правой стороны мне кажется настолько же невероятным".
Наконец, пятым по счету был рапорт Дж. Р. Я. Сванна, первого лоцмана парохода «Бенгалис»; рапорт был подписан капитаном Дж. Ф. Страакенбреком. Эта встреча с морским змеем, похожим на нитку четок, произошла 15 августа 1928 года к западу от Суматры, под 2°28 с. ш. и 95°47 в. д. Был час пополудни, когда в каких-то 400 метрах впереди по правому борту они заметили плавающий объект, напоминавший ствол огромного дерева, некоторые части которого высовывались из воды. Так как вокруг него море волновалось, они решили, что объект окружает стая каких-то рыб. Но когда судно приблизилось еще…
"…Мы заметили, поглядев через бинокль, что это был совсем не ствол дерева, а живое существо, которое двигалось и у которого высовывались четыре участка туловища (вероятно, спины). Эти части не походили на плавники: они блестели на солнце, были гладкими и немного выпуклыми и их цвет очень походил на окраску тюленя.
Внезапно из воды высунулась одна часть, которая походила на огромную ветку, примерно 70 сантиметров в диаметре и 2 метра в длину, которая пребывала под углом тридцать градусов к поверхности моря; ее край был закруглен. Очень медленно эта часть вернулась в воду, причем море снова заволновалось. На этой торчавшей части мы не заметили ничего особенного — никаких глаз, ничего похожего, — а ее цвет был таким же, как и у остальных частей. Расстояние до нас тогда было 250 метров.
Старшина, родом из индийских англичан, который стоял за рулем, тоже увидел, как что-то поднялось из воды, и закричал мне: "Варра махли (большая рыба)".
Все эти различные показания отличаются достаточным сходством. Почти всегда речь идет о поднятой из воды цилиндрической шее, затем о ее шумном падении обратно в воду. Но если мы вчитаемся в эти свидетельства повнимательней, то заметим, что в одном случае — с животным «Бали» — шея была длинная и тонкая, тогда как в трех остальных — толстая и умеренно длинная. Вопрос о длине шеи не может быть выяснен в случае с животным «Индии», которое целиком являлось как бы одной шеей или вовсе ее не имело и, следовательно, вполне могло оказаться гигантским угрем.
Океанийское отступление
Серия французских свидетельств, которые, наряду с голландскими, сменили британские наблюдения с 1922 по 1928 год, почти все касались Океании, то есть южной части Тихого океана. Создается впечатление, что движение судов стало в Атлантике чрезмерно активным, и морские змеи покинули обжитые области и нашли приют в более тихих водах. Арена «подвигов» наших существ мало-помалу сдвинулась на восток. Но, вероятнее всего, это впечатление не более чем иллюзия: если морские змеи все чаще стали появляться на юге Тихого океана, то это оттого, что вообще увеличились шансы на встречу с неизвестными морскими животными — благодаря активизации торговли, захватившей теперь новые морские пространства.
Кроме точных наблюдений, сделанных у острова Норфолк в 1870 году, у Новой Зеландии в 1891, 1897 и 1899 годах, до французских отчетов 1923 года нам не найти ничего, кроме достаточно несуразных слухов о присутствии морских змеев в остальной части юга Тихого океана. Однако следует сделать оговорку для одного британского наблюдения, о котором отрапортовал в 1924 году Реджиналд Паунд и которое само проходило, конечно же, раньше.
Это наблюдение принадлежит мистеру Эрнесту Девису, англичанину из Бристоля, который жил долгое время на архипелаге Туамоту, где основал весьма выгодную для себя торговую контору. Это джентльмен, которого газеты называли "Самым одиноким британцем в мире", одним знойным вечером вышел покурить на нос шхуны «Нуадор», стоявшей на якоре в Ниухире, когда, в уже мало-помалу наступающей темноте, его внимание привлек громкий шум, донесшийся из воды на расстоянии примерно 40 метров.
"Поглядев в том направлении, — говорит он, — я увидел некое темное пятно. Это было странного вида животное, которое приближалось к судну. Оно беззаботно плыло, высовываясь из воды, затем стукнулось о бок судна и взвилось на высоту почти первого мостика. Никогда в своей жизни я не был так изумлен и напуган. По своей форме голова этого странного гостя напоминала лошадиную: имелись зеленые глаза, а на морде застыло выражение, которое мне показалось весьма угрожающим. Три туземца (из экипажа), которые тоже заметили его появление, окаменели от ужаса… Чудовищный морской змей рассматривал нас довольно долго, а затем рухнул обратно в воду и не спеша удалился.
Той ночью туземцы не были в состоянии обсуждать происшедшее: они полагали, что речь идет о злобном духе! Но на следующее утро старые туземцы, которым я рассказал об инциденте, не выказали никакой особой взволнованности. От них я узнал, что морской змей — если это был он — довольно часто появлялся и бывал замечен в этих водах. Немного позже я узнал из источника, достойного доверия, что один морской змей был даже выброшен приливом на риф, который находился неподалеку. Его длина была примерно 16 метров, а окружность тела — 3 метра 70 сантиметров".
Последующие морские змеи появились во время заседания Зоологического общества Франции, проходившего 23 ноября 1923 года. Именно в этот день был зачитан отрывок из письма месье Эрубеля, младшего преподавателя из Сорбонны.
"В течение 1923 года о "великом морском змее" сообщалось дважды:
1. 28 июня, в шестнадцать часов, его видел между островами Верности и Новой Каледонией капитан и весь экипаж судна «Пасифик» из компании "Морские почтовые перевозки". Животное появилось внезапно в 60 метрах от борта.
2. 22 сентября, в семнадцать часов, змея видели на рейде рыбаки в Нумеа.
Два свидетеля сходятся в описании следующих фактов: большой морской змей достигал от 30 до 40 метров в длину; он с шумом выскочил из воды; его голова напоминала лошадиную, но на ней был некий гребень; его окрас был очень темный — цвета красного дерева. Эти детали извлечены из письма одного представителя морской и колониальной лиги в Нумеа, датированного 8 октября 1923 года.
"19 июня мы покинули Порт-Вила (Новые Гебриды) и направились к Нумеа. Только-только мы прошли мимо мыса Пине, к югу от острова Аифу. Было примерно четыре часа дня, погода стояла изумительная. Вдруг примерно в трехстах метрах от корабля и приблизительно в тридцати градусах спереди по правому борту на море началось страшное волнение. Я увидел, как некое странное животное высунуло голову, шею и начало туловища из воды и застыло прямо как змея, когда она поднимается, а затем рухнуло обратно, ударившись о поверхность и подняв огромный сноп воды. Это длилось буквально мгновение. Рядом со мной работали над покраской шлюпки матросы Пико, Вардо, Куантро и Виаль. "Вы видели это животное?" — спросил я их. И в тот же миг оно поднялось во второй раз, и тогда уже мы все пятеро его увидели, очень ясно, но теперь оно нырнуло не падая, но погружаясь".
Месье Мартин уточнил, что окрас животного был как "у только что сделанной пробки", но его форму не удалось различить точно по причине быстроты его движений. Голова, во всяком случае, не имела ничего общего с китовой, кроме разве что размеров.
В свою очередь один из матросов говорит, что туловище было удлиненным и огромным, а высунувшаяся часть размером с дымоходную трубу кочегарки. Голова в форме конуса была немного заострена на конце. Цвет был белый, немного грязноватый.
Журналисту А.Фрэйссу мы обязаны деталями по происшествию 22 сентября и еще 30 числа того же месяца:
"22 сентября в семнадцать часов туземная женщина Фелсс и ее подруга возвращались из Гаджи на шлюпке и находились поблизости от местечка Абел, когда услышали позади себя "разрыв, похожий на выстрел из ружья".
Это совсем не испугало двух женщин, они обернулись и заметили примерно в шестидесяти метрах позади странное животное, которое издавало протяжный свист и выбросило вертикально вверх, на большую высоту, сначала струю огня, а потом сноп воды.
Животное, чья голова поднималась на десяток метров, имело наружность морской лошади (?) с гребнем, который тянулся достаточно далеко по спине. Его окрас был коричневый, цвета красного дерева, почти черноватый.
Монстр создавал большое волнение и извивался на поверхности. Он поднимался и падал в море с ужасным шумом, а затем снова вздымался — головой и хвостом — высоко над водой… Животное казалось способным развить огромную скорость и вздымалось так пять раз".
Две женщины, совершенно испуганные, попытались найти себе прибежище на островке Фрэйсинет, но прежде чем они достигли земли, еще три раза видели, как поднимался ужасный монстр, который затем направился к рейду Нумеа.
Показания женщин были случайно подтверждены жандармом в отставке Мийсом, сторожем на Фрэйсинете, который направил подробный отчет в "Южную Францию":
"22 сентября в шестнадцать часов, находясь в своем саду, я увидел струю воды в направлении Пуэнт-о-Лантан. Эта струя показалась мне высотой с холм, который возвышался над этим краем; затем возникла другая струя, чуть поменьше, затем еще — на западе".
Это случилось три раза за несколько минут, и мне показалось, что делать такое может лишь какое-то очень крупное животное, крупнее косатки и сильнее; затем с сожалением я потерял из виду эти занятные явления, когда вдруг глухой, ужасный шум, а вслед за ним — другой, более протяжный — не насторожил меня снова.
Я увидел множество «кусков», каждый крупнее кашалота, а затем черную массу, то был хвост, представлявший из себя тогда щит в два метра высотой и более трех шириной.
Шум и все эти явления стали чаще и различимей, а черный цвет таким и остался.
Животное проплыло между Фрэйсинетом, островком О'Шевр и рядом с островом Дюко. Это была самая красивая картина, какую я когда-либо видел: мимо один за другим прошли три купола многометровой высоты, каждый из которых, как мне показалось, занимали места больше чем мой дом.
Я очутился от всего этого в каких-то ста пятидесяти метрах; три глыбы мяса напоминали трех китов, плывущих один за другим. Я не могу точно определить вид этого монстра, который мне показался скорее рыбой, чем змеем.
Его длину было сложно измерить на глаз. Три части, которые я видел с такого расстояния, были в сумме больше двадцати метров, и можно только гадать, какой величины было продолжение тела под водой. (Или, в крайнем случае — целого семейства, плывущего гуськом.)
Я не видел головы, но при каждом появлении слышал этот ужасный гул, похожий на рев слона, сопровождаемый шумом волн, сравнимым с тем, что производит, падая, большая куча листового железа.
Чудовище казалось мне совершенно спокойным".
В следующее воскресенье, 30 сентября, оно появилось снова, но уже с другого края, в трех километрах от порта Нумеа, между островками Мэтр и Табу. Именно там его заметили месье и мадам Бэйи, которые в сопровождении одного туземца по имени Эмиль проехали на рыбалку к острову Мэтр на маленьком автомобиле.
Месье Бэйи рассказал А. Фрэйссу, что несколько раз, между восемью и десятью часами утра, при прекрасной погоде, животное вертикально поднимало свое тело над водой, как мачту (как маяк, сказал Эмиль). Иногда поднимались сразу две части одновременно, будто бы голова и хвост одного и того же животного. Эти две части бились, перемежаясь, обвивая друг друга, и все это время стоял ужасающий шум.
Мадам Бэйи скупо подтвердила все детали показаний своего мужа, удовольствовавшись лишь одним добавлением, что животное "часто выбрасывало струйки дыма".
Это последнее упоминание, явно параллельное описанию двух частей-веток, поднимаемых одновременно, вызвало у некоторых специалистов подозрение, что новокаледонский монстр был не чем иным, как сверхгигантским кальмаром. Иногда он, видимо, вытягивал свои два длинных щупальца над поверхностью, а иногда выбрасывал воду или пар из своего сифона.
Эта параллель, конечно, законна, но она не объясняет довольно точного описания, которое дали две женщины-туземки, изобразив морского змея с гривой, чей внешний вид нам уже знаком.
Томпондрано, или малагасийский "хозяин воды"
В 1930 году доктор Жорж Пети в своей книге "Рыболовство на Мадагаскаре" поведал о легендарном "хозяине воды" малагасийцев.
Автор, в то время помощник руководителя лаборатории в зоологическом музее, уверяет, что сам видел это мифическое животное, рождающееся, по словам аборигенов, из фананины — еще одной мифической змеи.
Здесь надо сделать несколько пояснений. Сакалавы (одна из этнических групп, населяющих Мадагаскар) верят в «трансформаторское» происхождение рыб. Так, по их понятиям, мурены — это результат метаморфозы наземной змеи пелофилы после ее ухода в море, а морские черепахи — это наземные черепахи, немного изменившиеся и адаптировавшиеся к жизни в воде. Не будем смеяться над этими представлениями — рыбаки на юге Франции, например, совершенно серьезно утверждали, что мурены появляются от любовной связи угрей с наземными змеями. Что касается верований относительно происхождения морских черепах, вы можете найти их во всех учебниках зоологии…
Генеалогическое древо томпондрано (что означает "хозяин воды"), по убеждению жителей Мадагаскара, гораздо более сложное. Черви, поедающие внутренности человека знатной касты, превращаются в особый вид змеи — фананину. Затем эти змеи вырастают до чрезвычайно больших размеров и, когда уже не могут из-за большого веса своего тела передвигаться по земле, они погружаются в море и становятся томпондрано.
"А тот "хозяин воды", который наводит ужас на рыбаков юго-восточного побережья Мадагаскара, — спрашивает доктор Пети в своей книге, — тоже мифическое существо? Или его описания, переданные теми, кто видел его, содержат, хотя бы частично, правду о таинственном и неизвестном науке животном? Нельзя ли причислить томпондрано к морским змеям, во всяком случае к одному из видов морского змея?"
"Мы сами были, — продолжает доктор Пети свой рассказ, — очевидцами происшествия настолько замечательного и необычного, что стоит привести здесь его основные моменты.
В ночь с 20 на 21 января 1926 года, обеспокоенные падением барометра, указывавшего на приближение циклона, мы вынуждены были покинуть наш лагерь в Лавеномбато на левом берегу Онилахи. Мы решили на пироге доплыть до Тулеара, расположенного в 50 километрах от лагеря. Погода была очень плохая, очень темная ночь и сильная зыбь на море. Около половины первого ночи, когда мы только что миновали Сародрано и взяли курс на Анкилибе, мое внимание привлек сильный, но непостоянный свет, вспыхивающий с промежутками в несколько секунд над водой, примерно в миле от нашего суденышка. Его можно было бы сравнить с лучом морского прожектора, хотя он и был несколько слабее. Казалось, этот свет излучал предмет, вращавшийся вокруг своей оси. Позади источника этого странного света виднелся фосфоресцирующий след, длину которого было трудно оценить в тех непростых для наблюдения условиях. Гребец, находившийся на носу лодки, бросил свое весло и повернулся к нему спиной, чтобы его не видеть. Наш капитан низко опустил голову и уставился в дно лодки, а рулевой на корме дрожал, как осиновый лист.
Только через много времени после того, как странный свет погас, скрывшись позади нас за утесом, мы смогли продолжить путь. Члены нашей команды объяснили нам, что это был томпондрано, что мы подвергались смертельной опасности и что нас еще ожидают различные несчастья. Они приписали этой встрече и надвигающийся ураган. А наш капитан отнес также на его счет и недавнюю смерть дальнего родственника".
Происхождение томпондрано от наземной змеи, пагубный характер встреч с ним, его способность предвещать природные катаклизмы и гибель людей — все это поразительным образом напоминает скандинавского Се-орма, но в то же время показывает универсальность человеческой реакции перед похожими феноменами. Этому не надо придавать такое уж большое значение. Действительно, тело раненого или мертвого крупного морского животного, плавающее на флюоресцирующей поверхности моря или облепленное какими-нибудь люминесцирующими рыбами или кальмарами, могло бы создать подобный эффект, несомненно производящий сильное впечатление. Аборигены автоматически приписали этот необычный спектакль томпондрано, как представители западных народов сразу же вспоминают о морском змее, если встречают в волнах крупное животное, которое они не могут, по той или иной причине, идентифицировать.
Обратим внимание на описание внешнего вида и повадок томпондрано, собранные доктором Пети у местных жителей в результате проведенного им расследования:
"Хозяин моря появляется очень редко. Но появляется он, где бы это ни было, всегда двигаясь против ветра. Длиной он 20–25 метров, и его тело, широкое и плоское, покрыто твердыми пластинами, очень похожими на роговые пластины, покрывающие спину крокодила. Хвост его похож по внешнему виду на хвост креветки. Пасть широкая и расположена на нижней половине головы, почти на брюхе. Что-то вроде капюшона, который животное могло по желанию открывать и закрывать, защищает глаза, расположенные спереди, но широко расставленные. Голова блестящая, светящаяся и испускает огонь, приближаясь к поверхности. Передвигается он при помощи волнообразных колебательных движений тела в вертикальной плоскости.
По словам одних, зверь не имеет лап. Другие очевидцы наделяют его парой передних конечностей, похожих на ласты кита. Наконец, тело его расчерчено продольными полосами различного цвета, беловатого, красноватого, зеленоватого или еще более темного. Никакого запаха нет. Встречи с ним чаще всего происходят в районе Анкилибе, Нози Be, Ланивато (провинция Тулеар).
Чтобы избежать несчастий, которые сулит встреча с томпондрано, на носу лодки прикрепляют топор и серебряное кольцо".
На основании размеров, приписываемых "хозяину воды", доктор Пети считает его близким родственником мегофиаса, что подтверждается, по его мнению, и вертикальными колебаниями тела животного — признаком, который часто отмечают и очевидцы, наблюдавшие появление морского змея. Что касается роговых пластинок на теле томпондрано, Пети сравнивает их с такими же у чудовищной тысяченожки вьетнамских легенд.
Морской змей — членистоногое?
В описании томпондрано остаются многочисленные черты, позволяющие отнести его к определенному типу морского змея, в частности к чудовищу вьетнамских вод. Во всяком случае, наличие роговых пластинок и хвоста, напоминающего хвост креветки, бесспорно, объединяет малагасийского "хозяина воды" и чудовищную вьетнамскую тысяченожку. С другой стороны, очевидная сегментация тела и боковые отростки последней сближают ее с китообразной сколопендрой европейских авторов прошлых веков. Благодаря совпадающим деталям в описаниях морского монстра трех настолько далеких друг от друга народов в нашем распоряжении имеется богатая информация об этом особенном типе морского змея. Теперь мы можем попытаться порассуждать о его природе со знанием дела…
Может ли этот морской змей действительно оказаться, как предположил доктор Кремпф, членистоногим? Насколько это позволяют допустить некоторые из его народных названий и различные анатомические признаки?
Ветвь членистоногих, напомним, занимает одно из самых важных мест в животном мире. Она объединяет всех беспозвоночных, защищенных подвижным панцирем, и включает в настоящее время, кроме нескольких совсем небольших по численности видов, бесчисленные отряды ракообразных, паукообразных, многоножек и насекомых. Надо упомянуть также две группы морских членистоногих, имевших крайнюю важность в палеозойскую эру, но считающихся полностью исчезнувшими еще 250 миллионов лет назад: речь идет о трилобитах и эриптеридах.
Трилобиты названы так потому, что их тела кажутся сформированными из трех частей. Это — одни из самых древних известных ископаемых животных, их останки находят в слоях нижнего кембрия и датируют 500 миллионами лет. Остававшиеся исключительно морскими обитателями, трилобиты, похожие на больших приплюснутых мокриц, буквально наводняли все океаны Земли в течение почти 250 миллионов лет перед тем, как угаснуть к концу пермской эпохи. Размеры их составляли от 0, 5 сантиметра до максимум 70 сантиметров, а в основной массе они колебались между 2 и 7 сантиметрами.
Не таковы были эриптериды — бесспорные великаны империи членистоногих. Поэтому их иногда называют гигантострасами. Они были похожи на чудовищных скорпионов, пара лап которых (шестая) трансформировалась в мощные весла — откуда и название эриптериды, что означает "с широкими плавниками". Хвост у некоторых видов служил рулем. Их размеры кажутся огромными, во всяком случае для панцирных животных. Так, Pterygotus, "большой Серафим", как его назвали шотландские каменоломы, которые его первыми нашли, достигал 2 метров в длину, а вид Stylonurus превышал даже 3 метра!
В момент их появления в ордовикский период, почти 400 миллионов лет назад, эриптериды вели морской образ жизни. Своего расцвета они достигли в горьковато-соленых водах мелководных лагун к концу силура и постепенно приходили в упадок в течение девона, после того как заселили пресные водоемы. Исчезли они в конце перми, 220 миллионов лет назад.
То, что этот гигантский морской скорпион мог дожить до наших дней, априори нельзя исключить. И в наше время можно видеть прекрасно здравствующими не менее древние виды животных, таких, как брахиоподы, морские лилии или моноплакофоры, и даже такие близкие родственники эриптеридов и трилобитов, как лимулы. Но с большим трудом можно представить, что может существовать сейчас или когда-либо существовал экземпляр двадцатиметровой длины.
Самые огромные из эриптеридов, возможно, превосходили по своей массе современных членистоногих, но их размеры были того же порядка, что и у крупных современных ракообразных. Так, гигантский краб Японского моря достигает в окружности 4 метров с вытянутыми ногами. Кажется, что сам принцип анатомического строения членистоногих, в частности хитиновое покрытие, которое должно быть полностью подвижным, препятствует увеличению размеров тела сверх некоторых пределов, ограниченных законами механики. Зоолог не может даже представить себе какую-нибудь сколопендру длиной 20 метров. Богомолы ростом с жирафа и огромные, как дом, тарантулы — плод воображения писателей-фантастов.
Однако, даже не принимая во внимание законы механики, нельзя допустить, что в любой зоологической группе мог бы существовать экземпляр, в десять раз превосходящий самого крупного представителя этого вида. Всегда можно найти все промежуточные размеры между самыми маленькими и самыми крупными. Если Природа иногда и позволяет себе делать скачки, то никогда они не бывают гигантскими!
Если вьетнамская тысяченожка, она же малагасийский "хозяин воды", она же китообразная сколопендра, не может все же быть членистоногим, это совершенно не означает, что она не может вообще существовать. Действительно, ее отдельные характерные черты не обязательно должны указывать на членистоногого. Ведь крылья летучей мыши или птеродактиля не превращают их в птиц.
Итак, что мы имеем: во-первых, хвост таинственного животного сильно напоминает хвост креветки или лангуста, так как состоит из нескольких частей и расположен горизонтально. Но горизонтальное расположение хвоста у позвоночных мы видим у млекопитающих (и у птиц, но здесь мы исключаем их из рассмотрения). Напомним, что ламантины, обитающие по ту и другую сторону Атлантического океана, имеют хвост в виде широкого округлого лопатообразного весла, и что у некоторых китообразных хвост на концах также имеет бахрому. Вообще же хвост морских млекопитающих часто состоит из одной или нескольких лопастей, как и хвосты различных ракообразных.
Во-вторых, горизонтальное расположение хвоста обязательно должно быть связано с вертикальными колебаниями тела, также являющимися характерной чертой морских млекопитающих.
В-третьих, по словам некоторых малагасийцев, животное имело единственную пару передних плавников, таких же, как у китов.
В-четвертых, пора вспомнить, что некоторые млекопитающие тоже имеют экзоскелет, или, если хотите, панцирь. В наше время самые известные из них — броненосцы, панцирь которых имеет хорошо видимую сегментацию. Она сформирована из нескольких колец роговых щитков и опоясывает в основном среднюю часть тела. Некоторые виды имеют до 12–13 таких поясов. Вымершие гигантские родственники броненосцев, глиптодонты, имели подобным образом сегментированный хвост.
Известно — мы об этом уже говорили, — что древние китообразные, среди них и зейглодоны, бесспорно, имели похожую кирасу. Само собой разумеется, что, для того чтобы позволить телу этих очень длинных животных совершать волнообразные колебательные движения, необходимые для передвижения, их защитный панцирь должен быть очень подвижным, а для этого — разделенным на поперечные сегменты, как хитиновый покров гусеницы или тысяченожки. Уточним, что кираса древних китов у некоторых видов могла быть не очень заметной со стороны и даже выродиться в костяную арматуру, скрытую под кожей, как у гигантских ленивцев типа милодона — троюродного кузена броненосца.
В очередной раз мы пришли к мысли, что некоторые морские змеи могут быть потомками древних китов, более или менее родственными зейглодонам. Может быть, именно из-за наличия панциря или остатка панциря от шкуры некоторых морских змеев и отскакивали гарпуны китобоев, ружейные пули и пушечные ядра их случайных преследователей. Также, может быть, из-за веса этого защитного кожуха они так быстро тонут после смерти, что значительно уменьшает их шансы быть выброшенными на берег и стать объектом изучения для человека.
Остается объяснить наличие боковых отростков, которым неизвестное животное обязано своими названиями — «тысяченожка» и "китообразная сколопендра".
Сразу же скажем, что эти отростки, описанные как ноги, двигающиеся наподобие весел галеры, могли стать доступными для обозрения только в результате кульбитов животного, и в этом случае их можно было принять за длинный зубчатый спинной плавник. В противном случае они никогда не были бы замечены в работе, так как всегда должны оставаться под водой у плывущего животного. Их способ действия был определен при рассмотрении тела, выброшенного на берег. Известно, что очевидцы говорили о китообразной сколопендре как о животном, "на мертвое тело которого нельзя было смотреть без ужаса". И вероятно, портрет чудовищной тысяченожки из вьетнамских сказок тоже основывался на описании выброшенного на берег мертвого тела.
Первая мысль, которая приходит в голову: описываемые отростки длиной до 80 сантиметров — просто боковые части тела, обезображенного разложением. Но эта версия не согласуется с очень точным описанием сегментации тела. Также можно предположить, что они являются продолжением внешнего экзоскелета.
Вспомним, что, по Альфреду Ховеллу, механизм движения зейглодона "должен был обеспечиваться парой боковых складок, симметрично и непрерывно протянувшихся спереди назад почти по всей длине хвоста". Если мы представим эти складки с бахромой — а они очень даже могли ее иметь, — то перед нами окажется анатомическое строение, очень похожее на изображенное на портрете китообразной сколопендры, опубликованном Ронделе. Зейглодон был покрыт панцирем. Возможно, продолжение его сегментированного покрытия простиралось под боковыми складками, придавая им большую жесткость, и, следовательно, делало их более эффективными.
Такая гипотеза позволяет сразу же разрешить загадку стабилизации тела зейглодона в воде. А также объяснить некоторые близкие проблемы, такие, как странные анатомические особенности китообразной сколопендры и непонятные сегменты боковых отростков, образующих защитный покров вьетнамского дракона.
Чтобы закончить портрет животного, основанный на совпадающей информации, пришедшей из трех совершенно различных источников (западного, вьетнамского и малагасийского), вспомним, что, по словам Эльена, в свою очередь цитировавшегося Ронделе, "очевидцы у него видели густую растительность в ноздрях". Современные киты и дельфины совершенно не имеют волос, но при рождении у них есть несколько волосков вокруг рта. Это указывает, что их предки должны были их иметь в большем количестве. Очень вероятно, что древние китообразные имели усы. Возможно, именно отсюда происходит ошибка, приписывающая к ластоногим различных морских змеев, имеющих подобное украшение из шерсти и волоса.
Желтый морской змей "Св. Франсуа Ксавьера"
Шел 1925 год, год безумного увлечения чарльстоном, коктейлем и сигаретами с примесью опия. Время бледных молодых девушек в широких шляпах и наглухо закрытых платьях с талией, опущенной на ягодицы. Время молодых людей в расклешенных брюках, с глазами, как у китайских рыб, окруженных чешуей. Дада и сюрреалисты развеяли семена безумия по всем видам искусства, а психоаналитики открыли окно в кошмарные пропасти души. Это было как раз то время, когда можно было принять морского змея за чудовищную тысяченожку, вообразить, как сколопендра, такая же толстая, как прогулочный вагончик из Ботанического сада, прогуливается по подводным лужайкам. Никто не вспоминал о зейглодоне, так страстно защищаемом сорок лет назад преподобным Вудом и благополучно забытом друзьями морского змея с тех пор, как его отверг сам Удеманс. Можно было, для смеха, поговорить об экстравагантном тюлене с длинной шеей и хвостом еще более необычным, чем у мегофиаса, казалось сошедшем с картины Сальвадора Дали. Но низвести морского змея до уровня какого-то прозаичного предка кита, скелет которого можно увидеть в любом музее, не приходило на ум в ту сумасшедшую эпоху.
А в это самое время наш сказочный монстр заставлял говорить о себе в самых прозаических местах. Его встречали и описывали государственные деятели, его возможная природа живо обсуждалась учеными господами. Так, не позднее 13 мая 1924 года, на заседании Зоологического общества Франции, доктор Пеллегрин зачитал письмо, которое ему только что прислал М. Ж. Юранвиль, инспектор общественных работ с Корсики. За неделю до этого, 6 мая, в 9 часов утра он заметил в заливе Аяччо морское змееподобное животное длиной около 30 метров. "Он выставил из воды свою голову, — сообщал инспектор, — а его остальное тело казалось опоясанным вертикальными светящимися полосами".
Много лет спустя доктор П. Чеви, сменивший доктора Кемпфа у руля индокитайского океанографического института, перед таким же ученым собранием познакомил собравшихся с другим сообщением, гораздо более подробным, относившимся к тому же периоду, но полученным из Океании. На этот раз встреченное животное действительно совершенно отличалось от всех других, по крайней мере по внешнему виду.
Пароход "Св. Франсуа Ксавьер", который через некоторое время был выброшен на скалы в Южно-Китайском море, в 1925 году ходил на линии Тонкин-Новая Каледония-Австралия. Именно в этом году произошел инцидент, о котором капитан сообщил в следующем письме:
"Пароход "Св. Франсуа Ксавьер", Хайфон, 18 марта 1925 г.
Г-н Джайяр г-ну капитану-командору порта Ланессара.
Г-н капитан, посылаю Вам небольшой рисунок, выполненный в море через несколько минут после появления пресловутого морского змея. Первый помощник, лейтенант корабля и третий механик единогласно готовы подтвердить нижеследующее сообщение.
2 февраля 1925 года, во время перехода Нумеа—Ньюкастл, пароход шел со скоростью 10 узлов (18 км в час), когда в 18 ч. 30 мин. на траверзе Порт-Стефан, у побережья Австралии, мы увидели плывущими по правому борту примерно в 10 метрах от корабля две похожие массы с панцирями, как у черепахи.
Когда он поравнялся с машинным отделением, из-под панциря высунулась толстая голова, похожая на голову верблюда на длинной гибкой шее, очень напоминавшей шею лебедя. Шея была длиной примерно 2,5 метра. Его тело, толщиной с большую бочку, образовывало цепь из пяти колец. На четвертом кольце находился черного цвета высокий плавник, как у большой акулы, и длиной у основания около 1,5 метра. Цвет самого животного грязно-желтый, кожа гладкая, без шерсти и без видимой чешуи.
Обогнув корабль сзади, на уровне правого винта его голова дернулась взад-вперед, возможно, зверь был задет лопастью винта. Его движения стали неуверенными и не были похожи на движения тех небольших змей, которых часто можно встретить в прибрежных водах.
Животное оставалось в поле зрения в течение пятнадцати минут, и ни о какой оптической иллюзии не может идти речи. Кроме европейцев его видели негры из Каледонии, находившиеся на борту в качестве матросов, бои-вьетнамцы и китайские кочегары. Все они в один голос закричали, увидев чудовище: "Это Дракон!" Китайцы даже сделали ему приношения.
Так как ночь на этих широтах наступает очень быстро, мы не смогли рассмотреть других деталей, все были очень удивлены и взволнованы этим фантастическим появлением.
Подпись: Рауль Джайяр".
Отметим, что приведенное свидетельство исходит от человека, который не ищет никакой возможности прославиться. В частном письме (которое было опубликовано без его ведома больше чем десять лет спустя) капитан просто ставил свое начальство в известность о необычной встрече в море, и его слова могли быть подтверждены офицерами корабля. Он не пытался ни литературно обработать этот сюжет, ни придать ему привкус сенсационности. Можно только гордиться такой скромностью. Капитан Джайяр не пытался также блеснуть эрудицией, попытавшись сделать какие-нибудь выводы относительно природы этого животного. Его слова очень выразительны. Действительно, он удивляется, что морской змей не имеет ничего общего с морской змеей, встречающейся в прибрежных водах. Его также поразило, что «змей» двигает головой взад-вперед — характерная особенность плывущего млекопитающего, — и предполагает, что он ранен. Это не тот человек, которого можно заподозрить в искажении (даже неосознанном) того, что он встретил, с целью представить увиденное в образе уже известного животного! Он рассказал именно то, что он видел в течение пятнадцати минут. Это достаточно долго — пятнадцать минут!
К письму капитана Джайяра был приложен рисунок, представлявший любопытный силуэт горбатого монстра с лебединой шеей. Этот рисунок требует небольшого комментария. В то время как в тексте говорится о "цепи из пяти колец", на рисунке показаны только четыре. Плавник, который в письме располагается на четвертом «кольце», на рисунке изображен на третьем. Это можно легко объяснить, если предположить, что наблюдатель рассматривал голову с шеей как первое «кольцо» морского змея.
Доктор Чеви подчеркнул, насколько этот рисунок похож на изображения, опубликованные Рупертом Т. Гудом после наблюдений, сделанных в Норвегии в 1910 году, на Оркадах в 1919 году и на скалах Сент-Пола в 1920 году. Это, очевидно, справедливо для верхней части внешнего вида животного. К этим вышеперечисленным случаям можно добавить список тех, в которых говорится о лебединых шеях, шеях жирафа, змеях, похожих на "ручку зонтика" или «перископ». Но в описании капитана Джайяра есть деталь, противоречащая остальным наблюдениям: это высокий треугольный спинной плавник. Если рисунок точен, если это не реконструкция, собранная из различных частей животного, появлявшихся в разное время из воды, и если, следовательно, "спинной плавник" действительно спинной, а не боковой, который показался из воды во время переворота вокруг оси, то перед нами доказательство существования нового типа морского змея, явно отличающегося от других. В самом деле, не может быть, чтобы спинной плавник такого размера остался бы незамеченным у животного, плывущего на поверхности воды. Кроме того, цвет монстра — «грязно-желтый» — позволяет также предположить, что речь идет о типе, значительно отличающемся от классического морского змея, который, скорее, черного, бурого или серого цвета. В действительности не стоит придавать преувеличенное значение цвету — и у других типов чудовищ он достаточно разнообразен и часто зависит от оттенков окружающей обстановки. И все же морской змей "Св. Франсуа Ксавьера" может быть длинношеим морским змеем традиционного типа, высунувшим из воды одну из задних конечностей.
Продолжение приключений в Океании
Хронологическая последовательность событий заставляет нас снова вернуться в Европу, но, раз уж мы все равно в Океании, останемся там еще ненадолго и обратим внимание на Новую Каледонию, где мы уже один раз были. Это нам нужно для того, чтобы показать, что если морские змеи и кажутся принадлежащими в общем к одному и тому же типу, это не всегда вызывает у очевидцев одинаковые комментарии.
"В сентябре 1929 года, — сообщает господин Рейнелл Беллами, — я жил на затерянном островке у берегов Новой Каледонии. Там, в маленьком мелком заливчике с песчаным дном, расположенном недалеко от моей плантации, однажды мне посчастливилось увидеть большую морскую змею. Сначала мое внимание привлек темный предмет, перемещавшийся в воде метрах в 200–300 от берега. Я указал на него своей жене, считая, что это или большая черепаха или дюгонь, которые во множестве населяли эти воды. Но пока мы смотрели, у поверхности появились второе и третье темные пятна, расположенные сразу же за первым, затем другие массы такого же рода. Наконец, первая показалась из воды, превратившись в типичную голову змеи, покоящуюся на длинной шее и с телом, которое можно ожидать у подобного животного.
Увидев это, мы поняли, что встретили гигантскую морскую змею, и быстро забрались на деревья, растущие на пляже, чтобы лучше рассмотреть гостью. К тому времени она пересекла залив, и с высоты моего наблюдательного пункта я мог видеть ее всю, одновременно ту часть, которая находилась над водой, и ту, которая была под водой. Вода в заливе была прозрачной, как стекло. Змея плыла медленно, и голова ее была поднята над поверхностью воды примерно на 1,5 метра. Другие части ее тела то появлялись над водой, то погружались попеременно по всей длине. Ее голова качалась взад-вперед, как будто змея искала что-то. Затем, заметив стаю рыб, она резко нырнула и бросилась преследовать добычу. Через секунду змея скрылась в середине стаи, среди тучи брызг и выпрыгивавшей от ужаса из воды рыбы.
В этот момент я оценил ее длину примерно в 18 метров, а ее голову — величиной с голову собаки. Но, когда через несколько недель одна из моих охотничьих собак переплывала залив как раз в том месте, где я видел морскую змею, я понял, что сильно преуменьшил настоящие размеры ее головы.
Когда я рассказал об этой встрече своим знакомым, кто-то предположил, что на самом деле я принял за морского змея стаю дельфинов, плывущих один за другим. И только первый из них высовывал голову из воды. Также было сказано, что морские змеи не плавают описанным мной способом. С тех пор я внимательно наблюдал за движением множества морских змей длиной от 90 сантиметров до 17 метров, которых у берегов Новой Каледонии водится великое множество. Они плавали совершенно так же, как их огромный родственник".
Так как мистер Беллами, без сомнения, приписывает своему морскому змею вертикальные волнообразные колебания тела (что также подтверждается качанием головы взад-вперед и появлением из воды многочисленных горбов), а обыкновенные морские змеи передвигаются в воде, как все змеи, извиваясь в горизонтальной плоскости, можно сделать вывод не в пользу очевидца: мистер Беллами никогда не видел настоящую морскую змею, и, следовательно, он лжет. А почему тогда ему можно верить в случае с огромным морским змеем?
На самом деле можно не применять к мистеру Беллами такое жестокое и неприятное суждение. Очевидно, если он долго жил в Новой Каледонии, можно не сомневаться, что он должен был много раз встречать морских змей, которыми буквально кишат местные прибрежные воды. Ему, пожалуй, можно предъявить обвинение в ошибке при толковании увиденного и в предвзятости во мнении. Скорее всего, он правильно описал движения морского змея, очевидно млекопитающего, но был настолько убежден в традиционном, общепринятом мнении о движениях змеи и был настолько уверен, что перед ним настоящая морская змея, что его поведение можно считать естественной человеческой реакцией. Когда ему возразили, — и это соотносится с его очевидной наивностью, которая, в свою очередь, свидетельствует о его искренности, — что морские змеи не плавают так, как он рассказал, он подумал, что его честность подвергают сомнению или что окружающие думают, что он видел какое-то обычное морское животное. Тогда он заупрямился, против всякого здравого смысла, заявив, что его огромный морской змей был на самом деле, потому что плавал так же, как и другие морские змеи.
Расспросите людей вокруг вас. Вы мало кого встретите, кто никогда не видел ползущую змею, хотя бы в кино, и, однако, вы будете удивлены тем, сколько людей думают, что змея при движении извивается в вертикальной плоскости, как гусеница. Это заблуждение особенно часто можно увидеть на юмористических рисунках…
Выслушаем же мистера Беллами внимательно, когда он сообщает нам о встречах других людей с морским змеем на островах Океании. Это не должно нам мешать относиться к ним с крайней осторожностью, особенно к справедливости описаний, полученных им из вторых рук, и к его собственным комментариям, которые могут также быть искажены его предвзятым мнением.
"Я далеко не единственный белый в южных морях, — сообщает он далее, — который говорит о своих встречах с большой морской змеей. Я лично знаю одного плантатора с острова Апи на Новых Гебридах, который однажды был застигнут в море штилем на своей шхуне и оказался свидетелем появления огромной змеи длиной 24 метра, проплывшей рядом с его суденышком. Тварь подняла голову почти на 3,5 метра над водой, чтобы разглядеть шхуну, которая, казалось, ее сильно заинтересовала, но окончилось все тем, что она мирно удалилась, не попытавшись напасть на экипаж. Местные жители, находившиеся на шхуне, были очень напуганы появлением чудовища. Но потом они говорили, что уже слышали о его существовании. По словам плантатора, она была желтого и бурого цвета, со слаборазличимыми полосами. У змеи была густая, мягкая грива за головой.
Другой раз подобное существо появилось недалеко от Нумеа, где оно поднялось из воды перед лодкой, в которой сидел директор местной почтовой конторы, решивший половить рыбку. С ним была его жена: с тех пор и до конца своей жизни в колонии она отказывалась еще раз выходить на небольших суденышках в море.
Эту морскую рептилию еще раз видели около Нумеа. Когда «Эфрозина», яхта британской колониальной администрации на Новых Гебридах, стояла там на ремонте, ее капитан, выбрав свободное время, решил совершить прогулку по морю в компании нескольких своих матросов из местных жителей. Они поплыли на веслах в сторону соседнего заливчика, славившегося как рыбное место.
Внезапно во время рыбалки огромный морской змей поднял свою голову перпендикулярно поверхности воды на такую высоту, что казался нависшим над суденышком, чем привел в ужас рыбаков. Чудовище долго разглядывало рыбаков, затем медленно опустилось в воду и удалилось в сторону открытого моря.
Капитан описал его внешний вид британскому консулу в Новой Каледонии. По его словам, тело чудовища было толстым, как ствол дерева, голова была похожа на лошадиную, но гораздо больше размером. Он также заметил гриву, и его описание подтверждало слова плантатора с Апи. По всей видимости, этот экземпляр был гораздо крупнее, чем тот, что видел я или плантатор".
Нам остается пожалеть, что мистер Беллами не указал более точно даты этих встреч. И нас не должно слишком удивлять, что он рассматривал как "морскую змею" животных, имевших голову лошади и густую гриву. Тем более после того, как он посчитал естественным для змеи извиваться при движении в вертикальной плоскости…
Воспользуемся нашим пребыванием в Океании, чтобы отметить несколько встреч с морским змеем у побережья Австралии. По мнению известных американских специалистов по змеям Куррана и Коффельда, "ни один год не проходит без того, чтобы не заходили разговоры о встречах с одним или несколькими экземплярами морского змея у берегов этого континента". Но, кажется, эти сообщения не оставляют каких-нибудь заметных следов, за исключением, может быть, страниц местных газет, так как не часто можно найти упоминания о них в научной литературе.
Во всяком случае, в июне 1930 года четыре рыбака, отправившиеся на промысел к рифам Белламби, у северо-восточного побережья Новой Галлии, были очень удивлены, заметив неоднократное появление на поверхности воды животного большой длины, которое им показалось морским змеем. Подавив страх, они приблизились к нему на веслах, чтобы рассмотреть поближе. По их словам, голова его была похожа на голову пеликана. Специалист по морской фауне Австралии Девид Стид из их описания заключил, что речь могла идти о клюворылом ките-полосатике. Этот вид китов очень распространен в тропических водах Австралии и может достигать 10-метровой длины.
Но история на этом не кончается. Через несколько дней снова появилось сообщение о морском змее, на этот раз из Скарборуга, находящегося в нескольких километрах от места предыдущей встречи. Множество свидетелей наблюдали, как он медленно, лениво извиваясь, двигался в сторону скал Белламби. Длина его достигала приблизительно 25 метров, и плыл он с вытянутой вперед головой на длинной змеиной шее.
Трудно представить кита, передвигающегося подобным образом, если только перед этим на его долю не выпали тяжелые испытания, выбившие его из колеи. Но мистер Стид не позволил вывести себя из равновесия такой малостью. Он посчитал, что этот морской змей не имеет ничего общего с предыдущим, описание его достаточно понятно и позволяет идентифицировать его с гигантским кальмаром…
Конечно, можно предположить, что этот гигантский кальмар явился на свидание к клюворылому киту к скалам Белламби и, чтобы извиниться за небольшое опоздание, он поднял над водой щупальце, издали приветствуя своего нетерпеливого приятеля. Красивая сказка могла бы получиться!
Британцы снова берут дело в свои руки
Пора вернуться немного назад по времени, чтобы восстановить хронологический порядок в наблюдениях морского змея в период между двумя войнами.
После передачи Би-би-си, прозвучавшей во Франции в 1961 году, некто мистер Ходгсон прислал письмо одному из авторов передачи, Морису Брауну:
"Я с интересом прослушал вашу программу "Великий морской змей". Хочу вам сообщить, что также видел одного плезиозавра".
На просьбу рассказать подробнее очевидец, человек очень простой, 67 лет, поведал, что во время этой встречи, приблизительно в 1925 году, он служил механиком на маленьком каботажном суденышке. Чтобы доказать свою добрую репутацию, он привел огромное количество сведений о других людях, служивших с ним, и кто, по его сведениям, к тому времени был еще жив. Но пришлось обратиться к нему еще раз, чтобы он потрудился дать более подробное описание животного, чем просто «плезиозавр» или "то, которое сейчас известно под названием лох-несское чудовище". Приведем его сообщение в том виде, как оно было получено:
"Сразу хочу сказать, это была не обычная морская змея. Она была очень массивная, толщиной с корабль водоизмещением 500 тонн, с длинной шеей и маленькой головой. Голова, видимо, была отвернута в сторону от меня (я ее видел похожей на футбольный мяч). Этот зверь передвигался со страшной скоростью.
Посылаю вам его набросок. На нем не очень правильные пропорции, но это все, что я мог сделать. Я хотел бы встретиться с кем-нибудь, кто нашел бы других членов экипажа, которые подтвердили бы мои слова. Считаю, что мне повезло встретить совершенно необычное животное".
23 апреля 1928 года, около 5 часов вечера, пассажирский пароход «Оронсэй» вышел из Аденского залива и шел мимо мыса Гуардафуй — западной оконечности Сомали, когда пассажиры увидели двух морских монстров. В этот момент пассажиров на палубе было человек 30–40, среди них австралийский колонист мистер У. П. Джонс со своей женой. Когда шесть лет спустя сэр Эдвард Маунтэн напечатал в "Иллюстрейтед Лондон ньюс" несколько фотографий появившегося на поверхности воды лох-несского чудовища, мистер Джонс был поражен сходством этого животного с теми странными существами, которых он имел случай наблюдать в море. Об этом он рассказал сэру Эдварду в письме, которое он отправил 25 октября 1934 года:
"Я разговаривал, стоя у борта, с комиссаром корабля «Оронсэй». Мы обсуждали с ним постройки, видневшиеся на бесплодных отвесных скалах берега, когда мое внимание привлекло находившееся спереди по правому борту то, что сначала показалось огромной рыболовной сетью с большими поплавками. Я сразу же обратил на нее внимание своих собеседников. Комиссар принес бинокли, и мы стали свидетелями замечательного зрелища. Два огромных монстра, казалось, просто отдыхали на поверхности воды, примерно в миле от нашего корабля. Не похоже было, чтобы их беспокоило наше присутствие. Мы прошли мимо них на всех парах и смогли прекрасно их рассмотреть.
Выступающие над водой части тела были больших размеров, гораздо больше, чем просто складки кожи, о которых можно подумать, глядя на ваши фотографии. Животное, находившееся спереди, выставило из воды явно змеиную голову, намного более толстую, чем шея. Головы второго не было видно, оно плыло вслед за своим товарищем примерно в 200 метрах позади".
Всегда интересно изучать подобные сообщения, которые настаивают на массивном и неподвижном характере горбов морского змея в виде "цепочки холмов". Можно, однако, только сожалеть, что очевидец не догадался указать ни числа видимых горбов у каждого из животных, ни их точной формы.
Свидетельство, которое будет приведено ниже, может вызвать некоторые подозрения, потому что оно принадлежит знаменитому романисту, к тому же с богатым воображением. Имя его известно всем. Он является не только отцом Шерлока Холмса, но и автором "Затерянного мира", в котором воплотились все мечты криптозоологии.
В 1929 году, всего за год до своей смерти, сэр Артур Конан Дойл находился на борту парохода у побережья острова Антикитира (Греция), когда необычное явление привлекло его внимание.
"Я увидел, — писал он, — плывущее под водой, параллельно кораблю, любопытное существо примерно 1,2 метра длиной, с длинной шеей и большими плавниками. По-моему (также считает и моя жена, которая тоже его видела), это был молодой плезиозавр. Один из моих корреспондентов из Квинсленда писал мне, что еще один молодой плезиозавр попался в рыбацкие сети у Маджи-Бич, в Австралии. Он мне прислал рисунок. На нем изображено существо, похожее на то, что я видел своими собственными глазами у побережья Греции".
Неизвестно, кем в действительности является "молодой плезиозавр", пойманный в Австралии. Очевидно, животным, уже известным науке — возможно, какой-нибудь черепахой, — иначе об этом стало бы известно… Что же касается животного, замеченного сэром Артуром и его женой, можно скорее подумать о мегофиасе без хвоста, которого мистер Макинтош Белл также видел плывущим в похожих условиях сквозь слой прозрачной воды. Судя по незначительным размерам, это действительно был младенец.
Четверо следующих очевидцев погружают нас в воды, омывающие собственно Британские острова.
Сначала майор Пир Гроувс, почетный консул Японии в Манчестере, опубликовал в октябре 1933 года письмо в "Дейли мейл". В нем он сообщает, что пять лет назад, то есть в 1928 году, он видел странного "морского монстра" у острова Мэн, где он проводил отпуск с женой и детьми.
"Животное, — пишет он, — было необычайно огромным — многие футы в длину, — хотя над водой виднелась только его голова. Эта голова была почти такой же величины, как у крупного быка, но еще шире и заканчивалась вытянутой, как у собаки, мордой".
История эта имела продолжение. 13 октября 1961 года, я должен был обедать с моим старым другом Джеральдом Расселом, имя которого связано с поимкой гигантской панды и с первыми попытками поймать "снежного человека" в Гималаях. Джеральд привел с собой одного из своих английских друзей, находившегося в Париже проездом. Но, как это часто бывает при первом представлении, я плохо разобрал имя этого джентльмена, который оказался большим любителем путешествий, влюбленным в зоологию. Он к тому же занимался исследованиями в природном заповеднике в Восточной Африке. Почти не надеясь на удачу, просто чтобы поддержать разговор, я спросил его в упор:
— А не встречался ли вам морской змей?
Сначала он отрицательно качнул головой, но вдруг задумался:
— Если… может быть, только один раз…
И он рассказал, как много лет назад с борта корабля ему удалось наблюдать достаточно — долго и близко голову и шею неизвестного морского чудовища, с которого он сделал небольшой рисунок. Анфас голова животного была ромбовидной формы. Она имела огромные, направленные вперед глаза, широкую пасть и цилиндрическую шею. На голове можно было рассмотреть длинную, но не густую гриву. Но больше всего поразил моего собеседника вид, с каким животное смотрело на него и членов его семьи, находившихся на палубе: чрезвычайно добрый и приветливый.
Рассказчик обещал позднее передать мне не только короткий отчет об этой встрече, но и его портрет, нарисованный тоже очевидцем, который владеет кистью лучше него. Он даже вроде бы вспомнил, что его сестра сфотографировала животное (мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди), но фотография как будто не очень получилась, но он все же попытается прислать мне отпечаток.
Надо ли говорить, что я был переполнен надеждами, когда расставался с моим новым знакомым. Не получив никаких известий от моего очевидца, возможно забывшего о своем обещании или поглощенного своими заботами, я, в конце концов, после нескольких месяцев ожидания, обратился к Джеральду Расселу с просьбой сообщить мне имя и адрес его друга. Именно тогда я узнал, что его звали «Мики» (Michael) Пир Гроувс и что я могу сопоставить его рассказ с публикацией в "Дейли мейл" 1933 года. Он, очевидно, был одним из сыновей майора Пира Гроувса. Увы! К этому времени он уже уехал в отпуск куда-то в южные страны. Затем сам Джеральд, в свою очередь, уехал на несколько месяцев в Индию, чтобы там предаться своей любимой игре в поло. И сейчас, через четыре года, я все еще жду подробного сообщения об одном из наших героев… и, может быть, единственную его фотографию, сделанную в море.
8 марта 1934 года мистер Л. М. Уилкс из английского Дандерленда отправил доктору Жоржу Пети, в то время главному редактору журнала "Земля и жизнь", следующее свидетельство о происшествии, которое произошло также в британских водах:
"Может быть, вас заинтересует случай, который произошел со мной четыре года назад, в июне 1930 года. Я служил стюардом на небольшом пароходе, который каждые две недели совершал регулярный рейс между портами Блиф в Нортумберленде и Квинборорух в устье Темзы.
В то утро я вышел из каюты, чтобы приступить к своим обязанностям. Ярко светило солнце. Как раз в тот момент, как я поднялся на палубу и начал осматриваться, чтобы определить наше местоположение. Мы были немного севернее Норфолка. Оглядывая окрестности, я заметил странное существо примерно в 200–300 метрах от корабля, и ничто не мешало мне его рассмотреть. У него была длинная шея и голова верблюда, но без ушей. Если животное и имело уши, то они были такие маленькие, что я их не заметил.
Я бы оценил длину шеи в 1,2–1,8 метра. Животное, казалось, равнодушно смотрело на пароход. Если честно, я не очень хорошо видел его над водой, но я наблюдал за ним все время, что он находился у поверхности, примерно в течение двух минут. Затем животное медленно погрузилось, причем когда голова скрылась в глубине, не было ни водоворотов, ни брызг".
Может ли морской змей быть птицей
Еще через год, в июне 1931 года, другой морской монстр позволил наблюдать за собой немного южнее, вдоль того же берега, около Торпнесса, в Саффолке. В номере «Таймс» от 12 декабря 1933 года было опубликовано короткое сообщение миссис Сибил Армстронг о появлении этого странного животного. Она видела его вместе со своей гувернанткой и своей поварихой между 8 и 8.30 часами вечера.
Солнце еще не зашло, море было спокойным. Животное очень быстро плыло у самой поверхности воды, почти в 400 метрах от берега, параллельно песчаной отмели. Сначала виден был только один полукруглый, темный горб, который, возможно, был головой, и еще один, более плоский, расположенный довольно далеко от первого. Время от времени между ними появлялись промежуточные горбы, указывающие, что речь идет об одном животном. Общая длина тела, судя по видимой части, была, по словам миссис Армстронг, в четыре — пять раз больше обычной лодки, проплывающей на том же расстоянии (15–18 м). Что касается головы, то она казалась круглой, качалась с боку на бок и была в три раза больше головы плывущего человека.
Проскочив на большой скорости песчаную отмель, животное направилось в открытое море. При этом оно производило сильный шум, шлепая по воде своими огромными конечностями, похожими на пару серых ласт. Миссис Армстронг призналась позже капитану Гуду: "Если бы мы не видели продолжения его тела сзади в воде, то подумали бы, что это какая-то колоссальных размеров птица".
Довольно странная вещь — никто даже не воспользовался этим сравнением, чтобы предложить новую оригинальную гипотезу о природе морского змея. А если подумать: не могла ли это действительно быть птица?
На самом деле, это не такая уж нелепая идея, как может показаться с первого взгляда. Она, во всяком случае, более правдоподобна, чем предположение, что морской змей может быть просто стаей низко летящих птиц! Немного воображения и познаний в зоологии — и можно было бы найти серьезные доводы в ее защиту.
Существовал же в прошлом, в меловой период, вид гагары или нырка длиной более 1 метра, не умеющего летать: Hesperornis. В Новой Зеландии даже были обнаружены относительно недавние останки пингвина, размеры которого достигали двух метров. Какая еще птица лучше приспособлена к жизни почти исключительно в воде и даже под водой? Недавно было выяснено, что пингвины Антарктиды могут нырять на глубину до 200 метров…
Защитник гипотезы о птицеобразном морском змее мог бы даже привести серьезный аргумент в пользу своей точки зрения. В 1948 году на одном из пляжей Флориды были найдены огромные следы, ведущие из моря. Длиной 45 см, они представляли собой отпечаток перепончатой трехпалой лапы, похожей на след гигантской птицы. По глубине отпечатка во влажном песке Айвен Сандерсон подсчитал, что невероятный двуногий зверь должен был весить от 2 до 3 тонн.
Если существовали в прошлом или существуют до сих пор гигантские птицы, достигающие размеров 2–3 метра, то надо признать, что их тоже можно считать морским змеем, хотя и более мелким. Но даже в этом случае нельзя найти объяснение монстру миссис Армстронг, который в 5–6 раз крупнее!
Любопытное совпадение: в следующем сообщении речь идет также о птице — на этот раз попугае! — с которым сравнили животного, встреченного с другой стороны Великобритании, у западного побережья острова Арран, расположенного на западе Шотландии около устья Клайда.
Вечером 28 июля 1931 года доктор Джон Патон из Глазго, отдыхавший на острове вместе с семьей, поехал на велосипедную прогулку вместе со своей четырнадцатилетней дочерью. Стоял теплый солнечный вечер, и отец с дочерью спокойно ехали по тропинке, петлявшей по пустынному берегу моря, когда доктор увидел в нескольких метрах от каменистого обрыва то, что он сначала принял за перевернутую лодку, лежащую на камнях. Заинтригованный господин Патон слез с велосипеда, чтобы посмотреть на предмет поближе.
"Я не успел сделать и несколько шагов, — сообщал он в письме Руперту Гуду, — как, к моему удивлению, в мою сторону повернулась голова и уставилась на меня с того места, которое я принял за нос лодки… Взмахом руки я указал на существо своей дочери, а сам попытался подойти как можно ближе. Лап или плавников не было видно, и я хотел рассмотреть, чем же заканчивалось его тело. Но меня ждало разочарование: мое приближение его испугало, и он, извиваясь, соскользнул с камней в море. Оказавшись в воде, животное быстро удалилось от берега, оставляя за собой заметный след расходящихся волн и вспененной воды.
Голова его была похожа на голову попугая — впереди было что-то, похожее на клюв. Животное было светло-серого цвета. Тело было длиннее, чем у крупного слона, и похоже по цвету, но совершенно бесформенное".
Доктор Патон, считающий себя хорошим знатоком тюленей, акул и китов, уверяет, что видел совершенно отличное от них животное. Единственно, с кем неизвестное существо можно было бы сравнить, по словам доктора, — это с антарктическим морским слоном, но он добавляет:
"Я уверен, что хотя голова была маленькая и, казалось, низко сидела на теле, существо возможно могло значительно ее вытягивать… Голова поворачивалась так, что между ней и массивным телом должна была быть тонкая шея".
Все вышесказанное указывает, до малейших деталей, на какое-то ластоногое, поэтому почти не остается сомнений относительно природы животного. Но идет ли речь о неизвестном виде ластоногого? Во всяком случае, не о длинношеем мегофиасе Удеманса…
Конечно, это и не морской слон. Никто и никогда не встречал ни одного экземпляра этого ластоногого в водах Северной Атлантики. И наоборот, на прибрежных скалах британских островов иногда видели представителей другого вида ластоногих — тюленя Cystophora cristata, внешний вид которого прекрасно отвечает описанию доктора Патона. Его длинный нос, иногда причудливо изогнутый, придает ему вид, похожий на попугая, а светло-серая шкура напоминает шкуру слона. Взрослый самец может весить до 400 килограммов и достигать размеров 3, 5 метра, что сравнимо с размерами крупного слона и представляет собой впечатляющую массу. Этот тюлень размножается на островах Новая Земля и Ян-Майен, и его обычный ареал простирается от Шпицбергена через Гренландию до залива Сен-Лоран. Но некоторые экземпляры иногда совершали экскурсии к северному побережью Сибири, мысу Канаверал во Флориде и даже добирались до берегов Португалии в Европе. Очевидно, что, встретившись в нашем районе с такого редкого вида животным, имеющим странной формы носовой отросток, есть от чего поднять крик о морском монстре.
Этот случай показывает, что «слишком» обширные познания в зоологии, даже такого аккуратного автора, как Руперт Гуд, добавляют в досье морского змея нежелательные элементы. Но нельзя приготовить яичницу, не разбив яиц, а Гуд оставил нам действительно вкусную "яичницу".
Жесткий контроль Руперта Гуда
Нет ничего удивительного во внезапном увеличении в 30-х годах частоты появления сообщений о новых встречах с "морским монстром" в британских водах. Регулярные встречи во всем мире с крупными змееподобными существами — вполне естественная вещь. Но эти встречи не всегда оставляют следы: или очевидцы не считают эту встречу настолько необычной, или не дают себе труда заявить о ней на весь мир, или у них нет связи ни с прессой, ни с натуралистом, которого могла бы заинтересовать эта новость, или, наконец, они просто боятся стать объектами недоверия и насмешек. Обычно требуется какое-то особое обстоятельство — систематический опрос, благоприятное мнение какой-нибудь знаменитой персоны, появление в печати или на радио серии репортажей и т. п., — чтобы языки начали развязываться. И тогда начинается целый концерт, поднимается местный или национальный ажиотаж вокруг этой проблемы. По-видимому, два элемента благоприятно повлияли на запоздалую словоохотливость британцев: с одной стороны — появление в Англии серьезной, прекрасно документированной книги о морском змее, с другой — сообщение о таинственном морском змееподобном животном в одном из внутренних озер в Шотландии. Книга, появившаяся в 1930 году, принадлежала перу лейтенанта-командора Руперта Томаса Гуда, офицера королевского военно-морского флота в отставке. Что касается животного, которое заставило громко говорить о себе в августе 1933 года, это никто иной, как чудовище озера Лох-Несс, знаменитое сегодня на весь мир.
Капитан Гуд далеко не так знаменит, как шотландский монстр, первым биографом которого он стал. Но, однако, он сыграл выдающуюся роль в деле изучения крупных змееобразных животных, неизвестных науке.
В 1930 году этот импозантный гигант (рост 1,95 м) имел уже блестящую карьеру за плечами, несмотря на свои 40 лет. Родившийся в 1890 году в Портсмуте, Руперт Т. Гуд поступил на службу в королевский флот после окончания мореходной школы в Дартмуте и служил почти во всех уголках мира вплоть до 1915 года. Нельзя сказать, что он прославился в боях, — во всяком случае, не в морских сражениях. Сражения, которые его ждали, были другого рода и требовали качеств, редко встречающихся в одном человеке.
Назначенный в гидрографическую службу адмиралтейства, Гуд начал свою деятельность с организации проверки морских карт канадской Арктики и морей Антарктиды. Он также издал новые навигационные инструкции для плавания в антарктических морях. Через некоторое время молодой офицер стал мировым авторитетом в области истории мореплавания в приполярных областях. Одновременно он погрузился в изучение истории и механики морских хронометров, что вылилось, в конце концов, в монументальное издание "Морские хронометры" (1923). Его интенсивные библиографические исследования — это был неутомимый читатель, одаренный чрезвычайной способностью к поглощению знаний, — постоянно сталкивали его с таинственными происшествиями, с белыми пятнами, с неразгаданными тайнами. Любознательный от природы и исследователь в душе, скрупулезный до маниакальности, он проводил все свое свободное время в поисках первоисточников сведений, показавшихся ему чем-то странными, в попытках проверить точность всех непонятных фактов со всех сторон самым тщательным образом. Вскоре он оказался перед целым набором неразрешенных тайн и необъясненных происшествий. Решив полностью посвятить себя анализу этих проблем и их скорейшему решению, он в 1927 году ушел в отставку.
В числе бесчисленных предметов интереса неутомимого капитана можно было встретить такие разные объекты, как марсианские каналы и вечный двигатель, движущиеся гробы острова Барбадос и пророчества Нострадамуса, проблема вечной молодости, алхимические превращения элементов и следы "копыт дьявола" в Девоншире. Тщательное исследование всех этих аномалий принесло нам две совершенно замечательные книги, названные «Странности» (1928) и «Загадки» (1929).
Одним из главных увлечений молодого моряка, интересовавшегося необъяснимыми фактами, фатально должна была стать история большого морского змея. Он атаковал ее со всей своей эрудицией и с присущей ему добросовестностью. Со времени появления книги Удеманса в 1892 году никто больше даже не думал серьезно разобраться с загадочными зоологическими тайнами. Дело великого голландского ученого было продолжено простым любителем натуральной истории, любителем, который, однако, как превосходный математик, дал всем настоящий урок научной точности в своей книге "В защиту морского змея" (1930). До этого, 24 марта 1925 года, Гуд впервые выступил с сообщением на эту тему перед членами клуба любителей любопытных книг. Это сообщение было затем отпечатано в 167 экземплярах только для членов клуба.
Нельзя сказать, что Гуд полностью принял и лишь дополнил произведение Удеманса. Он рассмотрел проблему под совершенно другим углом зрения. Тогда как Удеманс искал свидетельства, имеющие наибольшие возможные совпадения, и поэтому принял к рассмотрению многие очень сомнительные случаи, взятые из непроверенных, даже откровенно подозрительных источников, Гуд нацелен был на качество. Он решил отобрать только верные наблюдения, проверенные самым строгим образом, благодаря способам контроля, которыми может обладать морской офицер, привыкший к точности навигационного искусства и вооруженный всеми знаниями своей богатой специализированной библиотеки. У него каждый случай прошел сквозь сито беспощадной критики. Он просмотрел в морских архивах корабельные журналы и рапорты, имевшие отношение к морскому змею. Он проверил существование и личности предполагаемых очевидцев, связался с корреспондентами — еще живыми или с потомками тех, кто умер. Он дошел до того, что проверил метеорологические данные, чтобы посмотреть, соответствовали ли описываемые в сообщениях погодные условия — температура, состояние моря, направление ветра, видимость и т. д. — тем, которые были в действительности. Короче, он взял под контроль все.
Можно почти не глядя довериться точности четвертой части наблюдений, которые Гуд приводит в своей книге. Это сильно укрепляет позиции защитников морского змея. Однако с точки зрения зоологии его труд не несет ничего по-настоящему нового. Как мог бы это сделать любой человек, обладающий здравым смыслом и честными намерениями, наш отважный капитан без труда отбросил различные объяснения, предлагавшие признать некоторых морских змеев, а то и почти всех тем или иным известным видом животного. Но, когда речь зашла об определении природы крупных змееподобных, Гуд полностью ориентировался на гипотезу о плезиозавре, так популярную в Великобритании уже с середины прошлого века. Таким образом, его позиция была гораздо более конкретной, чем его предшественников. Во-первых, он отмечает, и вполне справедливо, что собранные свидетельства, которые были в его распоряжении к моменту написания книги, "давали основания утверждать, что существовал больше чем один тип животных, еще неизвестных науке". Далее он продолжает:
"Я бы сказал, что можно считать установленным существование по крайней мере трех типов: тюленя с длинной шеей, подобного монстру мистера Макинтоша Белла; гигантского существа в форме черепахи (Моха-Моха и, может быть, монстр "Валгаллы") и (этот вывод можно сделать из большинства сообщений) животного, самого большого из всех и похожего силуэтом на мезозойского плезиозавра. Я не утверждаю, что последний действительно является плезиозавром, но, возможно, это его потомок, если он эволюционировал в том же направлении".
Последнее утверждение не очень понятно, но Гуд, казалось, хотел указать таким образом на некоторых рептилий, не плезиозавров, которые внешним видом очень его напоминают.
Конечно, наш капитан не обладал в зоологии знаниями Удеманса, которые позволяли тому предлагать в качестве прототипов морского змея виды доисторических ящеров, малознакомых широкой публике. Он не обладал и его научным гением, который, возможно, привел бы его, по примеру своего знаменитого предшественника, к идее создания на базе различных деталей нового вида животного типа Megophias…
Несмотря на эту фору, его интеллект, его здравый смысл и его изобретательность были таковы, что он не колеблясь, после нескольких лет размышлений, дискуссий и обмена идеями и после расследования случая с появлением незнакомца в озере Лох-Несс, изменил свое мнение и встал на сторону идеи гораздо более оригинальной, по настоящему революционной. Мы скоро к этому вернемся.
Пара прелестных кадборозавров из Канады.
Перед самым моментом, когда разразилось дело лох-несского чудовища, еще один морской змей настойчиво заставил говорить о себе, уже под другими небесами — в проливе Джорджия, который отделяет остров Ванкувер от Британской Колумбии. На наш взгляд, это новая зона появления крупных морских змееподобных. До этого времени мы имели только неясные слухи о присутствии подобных животных в прибрежных водах западного побережья Северной Америки, или, если угодно, в северо-восточной части Тихого океана. Нам известна лишь встреча с морским змеем корабля «Флай» капитана Хоупа, происшедшая в Калифорнийском заливе. Новое событие случилось много севернее, в холодных приполярных водах.
Как очень часто это бывает, костер снова раздуло (в октябре 1933 года) свидетельство знаменитой персоны. Оно исходило от секретаря избирательной ассамблеи Британской Колумбии майора Лэнгли, знаменитого адвоката. Разговоры, касавшиеся этого случая, породили вскоре другое свидетельство о подобной встрече, происшедшей больше чем за год до этого в том же месте со служащим архива провинциальной библиотеки в Виктории, мистером. Ф. У. Кемпом. Вот в нескольких словах отчет этого чиновника о происшествии, направленный им в редакцию газеты "Виктория дейли таймс":
"10 августа 1932 года я находился с женой и сыном на острове Чэтхем в проливе Хуан-де-Фука. Моя жена обратила мое внимание на странный предмет, плывущий между островами Чэтмен и Стронгтайд. Вообразите мое изумление, когда я увидел огромное создание, двигавшееся против течения со скоростью примерно 5 километров в час с поднятой над водой головой. Даже при этой скорости от него расходились высокие волны, разбивавшиеся о прибрежные скалы. Это дало мне основание подумать, что животное было скорее рептилией, чем змеей (конечно, правильно было сказать "скорее ящерицей или ящером, чем змеей"), чтобы развести такую волну.
Ширина пролива в этом месте около 500 метров. Подплыв к скалистому берегу лежащего напротив острова, существо вытянуло голову над камнями и завертело ею из стороны в сторону. Казалось, оно пытается сориентироваться. Затем на поверхности воды одно за другим появились кольца его тела до самого хвоста, который показался как бы окаймленным бахромой, с чем-то, похожим на коромысло на конце. Движения его напоминали движения крокодила.
Вокруг головы виднелось что-то вроде гривы, которая плавала вокруг тела, как пучок водорослей.
Присутствие «этого», казалось, изменило все вокруг. Даже трудно описать все, что я видел. Животное не было похоже ни на что привычное и скорее принадлежало далекому прошлому, эпохе, когда мир был еще в своем начале. В таком положении оно находилось на скалах только несколько секунд. Моя жена и шестнадцатилетний сын бросились к самому краю берега нашего острова, чтобы лучше его рассмотреть. Мне кажется, что шум, который они произвели, спугнул его. Море было спокойным, и существо, казалось, просто соскользнуло в воду хвостом вперед. Вода забурлила и животное исчезло со скоростью молнии.
По-моему, скорость его была очень высокой, а чувства — обоняние, зрение и слух — довольно хорошо развиты. Я думаю, сфотографировать его было бы трудно, настолько его движения отличались от всего, что я когда бы то ни было видел или о чем слышал. Длина его тела была не менее 24 метров. На острове Стронгтайд валялось несколько стволов деревьев, сравнение с которыми дало мне прекрасную возможность оценить его размеры, когда животное проплывало мимо них. На следующий день я переплыл на остров и измерил одно из них. Оно было больше 18 метров, а существо было длиннее. Я положил газету на то место, где находилась его голова, и посмотрел с места нашего предыдущего наблюдения. Голова животного была гораздо больше двух развернутых газетных листов.
Толщина тела должна была быть не менее полутора метров. Тело зеленовато-белого цвета и блестело на солнце, я не могу точно описать форму головы, но она была гораздо толще тела.
Я не рассказал о моем приключении никому, кроме двух самых близких друзей, из-за опасения насмешек и недоверия. Примерно год спустя настала очередь майора Лэнгли увидеть этого же монстра или, по крайней мере, очень похожего, и тоже в местах, соседних с островом Чэтхем. К письму прилагаю рисунок".
Перед тем как прокомментировать это письмо, посмотрим, что же сообщает со своей стороны высокопоставленный канадский политический деятель:
"В воскресенье я и моя жена отправились на морскую прогулку на парусной яхте «Дороти» вокруг островов Чэтхем и Дискавери. Стоял великолепный солнечный день, с легким северным бризом. Едва мы вошли в пролив между северной оконечностью Чэтхема и скалами Фулфорда, ветер немного стих, и наша яхта медленно двигалась почти с той же скоростью, что и приливная волна. Тогда и произошло происшествие, которое, для большей точности, я представил в следующих пунктах:
1. Было около 1 ч. 30 мин. после полудня.
2. Мы плыли очень медленно и тихо, когда мое внимание привлек очень сильный шум, смесь громовых раскатов и ворчания, сопровождаемых сильным свистом.
3. Я посмотрел в сторону, откуда исходил звук, и позвал жену. Мы оба увидели огромный предмет почти в 30 метрах впереди, немного справа, в прибрежной, заросшей водорослями полосе острова Чэтхем. Он оставался в поле зрения только несколько секунд, но то, что мы рассмотрели, можно описать следующим образом:
а) оно было абсолютно таким же большим, как спина крупного кита, но совершенно отличалось от него по многим признакам;
б) цвет его был темно-зеленый, я бы даже сказал, темно-оливковый. На боках и хребте виднелись какие-то пятна. Они казались похожими на бахрому.
4. Мы очень ясно различили его окраску, так как солнце светило ярко и хорошо освещало его мокрую спину, а животное было так близко, что не могло быть никакой ошибки на этот счет.
5. На том месте, где оно погрузилось, на поверхности воды образовался водоворот.
6. Моя жена видела, как существо через некоторое время снова показалось из воды с другой стороны скал Фулфорд. Оно имело такой же вид, но находилось гораздо дальше, чем в первый раз, и двигалось с большей скоростью.
7. Единственная часть тела, которую мы видели, похожая на гигантский купол, была, без сомнения, частью его спины.
Могу к этому добавить, что я вот уже сорок лет плаваю под парусом в ближних морях. Я видел десятки китов. Корабль, на котором я находился в 1911 году, убил трех китов — гренландского кита, голубого кита и малого полосатого — и отбуксировал их на киторазделочную станцию в Сешарте. Когда мы туда прибыли, там разделывали кашалота. Неизвестное животное не имело ничего общего, за исключением размеров, с этими китообразными. Дельфин рядом с ним был бы похож на сардину. Сравнив мои записи с воспоминаниями мистера Кемпа, можно увидеть, что наше существо почти точно соответствует внешнему виду создания, которое он и другие видели в этих местах около года назад".
Можно, не искажая факты, предположить, что эти два наблюдения, сделанные с интервалом в один год в одних и тех же местах, относятся к одному и тому же виду животного или даже к одному и тому же экземпляру. Но, на самом деле, ни одно из двух сообщений, на первый взгляд подробных, не очень «говорящие». Хотя они и содержат множество деталей, но — увы! — не те, что могли бы прояснить для нас зоологическую природу странного гостя.
К счастью, мистер Кемп догадался сделать рисунок того, что он видел, иначе мы оказались бы в совершенных потемках. Благодаря ему мы можем попытаться прочитать его сообщение между строк.
Он говорит, что движения животного были похожи на "движения крокодила", но на рисунке явно видны вертикальные изгибы. Я думаю, что, когда мистер Кемп сравнивает движения неизвестного существа с крокодильими, он имеет в виду их резкий или их прерывистый характер, но не форму. Действительно, дальше он пишет: "…его движения отличались от всех, которые я когда-либо видел или слышал". Очевидно, создание, которое принимаешь за рептилию, а оно двигается, как млекопитающее, должно представлять сбивающее с толку зрелище.
Мистер Кемп нигде не говорит о тонкой шее, но она отчетливо изображена на рисунке. Надо сказать, что это подразумевается и в его утверждении — "животное было скорее рептилией1, чем змеей, чтобы развести подобную волну". По-видимому, это означает, что животное похоже на змею, но по тому количеству воды, которое пришло в движение, средняя часть тела должна была быть более широкой и массивной, как у животных, имеющих лапы. То, что канадский архивист отметил на своем наброске пунктиром, он, очевидно, считал силуэтом его тела.
Описание майора Лэнгли еще более туманно. Нам остается только удовлетвориться его заявлением, что внешний вид его монстра совпадает "почти точно" с описанием мистера Кемпа и других очевидцев.
Другие очевидцы? Оказывается, были и другие свидетели появления этого зверя? Да, и некоторые должны были дать о себе знать вскоре после того, как "Виктория дейли тайме" опубликовала сообщение майора Лэнгли и мистера Кемпа. Так и произошло. Уже к концу недели после этой публикации шеф информационного отдела журнала Арчи Уилс получил дюжину писем от людей, утверждавших, что видели животное, о котором идет речь, но не осмеливались до сих пор об этом говорить, опасаясь насмешек.
Есть прямое подтверждение этому. Один из канадских журналистов-натуралистов Джервис Блумфилд был знаком в 30-х годах с неким «Расти» Витлом из Порт-Анджелес, местечка на острове Ванкувер, который в то время был студентом-медиком в университете штата Вашингтон, в Сиэтле. Однажды они в разговоре затронули тему морских тайн, и молодой человек рассказал о случае, происшедшим с ним несколько лет назад, но о котором он никому с тех пор не рассказывал. В тот раз он ловил рыбу с лодки в северной части пролива Хуана де Фука. Внезапно перед ним появился морской змей. Его тело было змеевидной формы, длиной около 12 метров. Голова представляла что-то среднее между головой лошади и головой верблюда с гривой. Перед тем как исчезнуть, животное медленно плавало вокруг лодки минут пять — десять. Когда «Расти» вернулся на берег и, очень взволнованный, рассказал эту историю хозяину лодки, тот только посмеялся. "Расти, — сказал он, — не надо брать с собой на рыбалку бутылку, особенно когда плывешь один!" Немного остывший, но все еще полный энтузиазма, молодой человек встретился со знакомым журналистом из местной газеты. Когда реакция и этого слушателя оказалась аналогичной, «Расти» решил впредь хранить молчание о своем приключении. В последующие годы он проштудировал множество книг по зоологии морских животных, пытаясь выяснить, действительно ли он встретил что-то неизвестное.
Сообщения посыпались одно за другим, и их число росло как снежный ком. И этот снежный ком вызвал настоящую лавину. Очевидно, среди множества сообщений были и различные розыгрыши, шутки и мистификации, но Арчи Уилс решил публиковать только сообщения неанонимных авторов, искренность которых можно было проверить. В конце концов у него набрался список из почти сотни имен очевидцев появления «монстра» в заливе Джорджия, среди них оказались и три капитана кораблей: капитан Вальтер Прингель, командовавший пароходом «Санта-Лючия», капитан Артур Слейтер, с почтового парохода "Принцесса Джоана" и капитан У. Б. Девис, инспектор морского департамента из Виктории.
4 октября 1933 года, через три дня после майора Лэнгли, известный яхтсмен Р. К. Росс в свою очередь рассказал о встрече с чудовищем, и опять около острова Чэтхем. Об этом случае сообщили по радио. И вскоре нельзя было выйти на улицу, чтобы у вас не поинтересовались: "Вы видели Кэдди?" За это время монстр получил собственное имя. Увидев такой интерес публики к таинственному животному, Арчи Уилс организовал конкурс в "Виктория дейли таймс" на лучшее название для него. Большинством голосов было выбрано вполне научное — Cadborosaurus (кадборозавр), которое включало в себя название бухты Кэдборо около Виктории, где животное видели в первый раз.
Но действительно ли тогда впервые увидели Кэдди, как его уже вскоре называли попросту? Оказалось, что капитан парохода "Принцесса Шарлотта", который ходил между Ванкувером и Викторией, уже встречал его. Его также видел и пилот почтового самолета Перси Барнс, совершавший рейсы между Сиэтлом (штат Вашингтон) и Викторией. Кроме того, с ним встречались три охотника на уток в дельте реки Чеменус, в 65 километрах севернее Ванкувера. Некто Джек Норд из Уэстер-Бэй утверждал даже, что встречал кадборозавра еще восемь лет назад, в 1925 году, когда возвращался с мыса Мадж в залив Мензис вместе со своим приятелем Питером Андерсоном. Морской змей, как он его назвал, находился не далее как в 35 метрах, и они его хорошо рассмотрели. По словам Норда, длина его тела была около 30 метров и почти 75 сантиметров в диаметре. Голова похожа на голову верблюда. Можно было различить глаза, цвет которых менялся от зеленого до красного, клыки длиной 15–20 сантиметров, бороду под нижней челюстью и гриву, расположенную вдоль хребта. Дальше на спине находился плавник высотой 90 сантиметров. Питер Андерсон выстрелил в монстра, но, к счастью, не попал, после чего тот погрузился под воду и исчез.
В конце концов оказалось, что индейцы местного племени чинук хорошо знали это животное уже несколько веков. Они его называли Хиачукалук.
Надо признать, что одно и то же животное не могло там жить несколько сот лет и речь, скорее всего, должна идти о представителе целой популяции неизвестных животных, которые обитали в заливе или более-менее регулярно заплывали туда. Можно, конечно, удовлетвориться объяснением, что у Кэдди есть подружка, какая-нибудь Энни. Она была, по рассказам, немного меньше, чем самец, и скорее серо-бурого цвета, чем зеленая. Голова у нее была лошадиная, без видимых ноздрей и ушей. Также не было у нее ни бороды, ни усов, как и следует даме, и даже отсутствовала грива.
Сомнительно, что следует принимать слишком буквально эти половые отличия, но, очевидно, супружеская пара монстров вызвала к себе волну симпатии среди местного населения. Их называли прелестными и приписывали им "теплые и ласковые глаза", которые, будучи добавлены к их волосяному украшению, явно выдают природу млекопитающего. Почему же монстра упрямо продолжали называть кадборозавром и подразумевать, что это ящер? А просто потому, что дело происходило в Британской Колумбии, а у британцев уже давно сложилась традиция считать морского змея доисторической рептилией, предположительно плезиозавром. Если бы эти животные появились в голландских морях, они бы считались, под влиянием работ Удеманса, супертюленями. А если бы их увидели у побережья Франции, вероятно, были бы выдвинуты более разнообразные гипотезы, включая самые безрассудные, вплоть до колоссальной сколопендры.
Положение змея в момент появления Несси
Таким образом, не только разные очевидцы часто описывают морского змея очень непохоже (искренне считая, что имеют дело с различными типами), но и комментаторы склонны сверх меры, в зависимости от собственного представления, классифицировать их в соответствии с уже сложившимся собственным мнением (особенно что касается природы животного).
Такое разночтение не могло мало-помалу не вызвать раскола среди защитников сказочного монстра. Едва в начале века было достигнуто согласие о его существовании, как появились основания для споров по поводу как его внешнего вида, так и происхождения. Своими внутренними раздорами сторонники морского змея усиливали позиции противников, которые видели в разногласиях знак внутренне присущих самой гипотезе мифического существа противоречий. Новая волна опустошительного неверия грозила разрушить все попытки прояснить проблему, когда весной 1933 года сенсационное сообщение породило огромные надежды среди верных сторонников морского змея: один из этих монстров оказался пленником шотландского озера! Считалось, что он, вероятно, проник в него молодым по реке и теперь, достигнув зрелости, не может больше покинуть его. Во всяком случае, ходили упорные слухи, что его видели многие очевидцы. Морской змей, запертый в замкнутом бассейне, как в огромном аквариуме! Казалось, что его легко будет найти, понаблюдать за ним, даже, при желании, поймать…
По крайней мере, так воображали себе дело те, кто не знал, что такое озеро Лох-Несс, и представлял его похожим на пруд где-нибудь в Булонском лесу. В действительности это самое большое хранилище пресной воды на Британских островах. Аквариум длиной 36 километров и шириной 2 километра, средняя глубина которого 150 метров (но есть места и в 225 метров), полный неспокойной, непроницаемой для взгляда воды!
Те, кто надеялся на скорое разрешение проблемы, были быстро разочарованы. Лох-несское чудовище, как вскоре его окрестила вся мировая пресса, не могло быть поймано, как простая плотва.
Правда, учеными было установлено, что крупные морские животные имеют зону обитания, относительно ограниченную, совершенно так же, как их наземные родственники. Похоже, различные морские змеи не исключения. Сколько можно вспомнить случаев, когда их видели бороздящими одни и те же воды в течение нескольких лет. Вспомним морского змея Массачусетского залива, дракона бухты Алонг и кадборозавра залива Джорджия. В дальнейшем мы узнаем еще по крайней мере о трех монстрах, частых посетителях калифорнийских вод: «Бобо» в районе мыса Сен-Мартин, «Старике» из бухты Монтерей и "Монстре из Сент-Клемента" между одноименным островом и островом Каталина. Это определенно наталкивает на мысль, что условия поиска, наблюдения и поимки крупного змееподобного в каком-нибудь морском заливе не хуже, чем в озере Лох-Несс, и — увы! — в шотландском озере они не намного лучше, чем в других местах…
Чтобы не прерывать ход истории морского змея в период между двумя войнами, не будем долго останавливаться специально на случае лох-несского чудовища. Это тема отдельной книги. Но, конечно, нельзя идти дальше, совсем не упомянув это замечательное событие — сенсационное открытие большого змееподобного в озере. Действительно, это сообщение произвело, с одной стороны, переворот в общественном мнении и, с другой стороны, вызвало в обществе живой резонанс. К несчастью, этот резонанс привел не к тем последствиям, о которых можно было мечтать после первых сообщений. Дурно пахнущие мистификации и розыгрыши в стиле закоренелых алкоголиков с их способностью везде видеть чертиков, статьи в газетах, часто не очень компетентные, серия очевидных ошибок, сенсационная шумиха в прессе, иногда очень подозрительная, безапелляционные заявления нескольких так называемых «экспертов» скоро так загадили атмосферу вокруг этого дела, что сделали почти невозможным проведение какого-либо систематического расследования. Им занимались, может быть, только несколько святых от науки. Несколько месяцев раздувалась история морского змея, и вскоре лох-несское чудовище без труда отобрало у своих старших братьев официальный титул "расхожей шутки". Отныне не о морском змее говорили, что он "манна небесная для журналистов, которым не о чем писать" — эта сомнительная честь перешла к его шотландскому отпрыску.
Морской змей — это амфибия?
Одним из счастливых последствий дела лох-несского чудовища было появление многочисленной литературы на эту тему, иногда очень даже интересной. Семидесятилетний профессор Удеманс взял свое самое лучшее перо и без промедления написал несколько статей и даже целую брошюру, чтобы показать, что монстр из Лох-Несс являлся не кем иным, как заблудившимся мегофиасом, т. е. огромным тюленем с длинной шеей и безразмерным хвостом. Капитан Руперт Т. Гуд купил мотоцикл и, взгромоздив на него свои 110 килограммов, отправился проверить все на месте. Он вернулся убежденный, что монстр не что иное, как заблудившийся в пресноводном озере морской змей. Но он изменил свое мнение относительно зоологической природы героя своей предыдущей книги. Это он вскоре и продемонстрировал публично 9 декабря 1933 года в респектабельной "Таймс":
"К огорчению сторонников теории выжившего плезиозавра, это дело и другие "морские змеи" заставляют меня склоняться к мысли, что речь идет об очень увеличенной форме обыкновенных тритонов с удлиненной шеей. Но окончательно это установить может только квалифицированный зоолог с широким взглядом".
Морской змей типа гигантского тритона? Это было действительно ново. Мы уже рассматривали гипотезы, по которым он мог быть рыбой, рептилией или млекопитающим, были даже предположения, что он мог быть ракообразным, но никто до сих пор не смог увидеть в нем амфибию! Конечно, доктор Джеймс Андерсон, корабельный врач «Нестора», принял необычного морского монстра, встреченного этим кораблем в 1876 году, за "огромную морскую саламандру", но это казалось тогда просто термином для сравнения.
Доводы, которые Руперт Гуд привел в защиту своего тезиса, не очень оригинальны. К счастью, скоро взял слово как раз "квалифицированный зоолог с широкими взглядами" и развернул эту оригинальную гипотезу, основываясь на аргументах таких же хрупких, как и блестящих. Это сделал доктор Малкольм Барр в своей большой статье в "Найнтинс сенчури".
Малкольм Барр был далеко не первым встречным. Профессор английского языка в Школе политической экономии в Стамбуле, он объездил весь Ближний Восток, опубликовал много сообщений о своих путешествиях и перевел множество книг с французского, русского, турецкого и сербского. Это не помешало ему остаться британским джентльменом, тонким знатоком охоты на лисиц и великолепным игроком в крикет. Но нас интересуют не его спортивные трофеи, а его квалификация доктора наук и компетентность в геологии и зоологии. Один из учредителей Международного конгресса по энтомологии в Брюсселе, он был выбран в 1912 году вице-президентом Королевского энтомологического общества за многочисленные исследования, которые он посвятил насекомым. Короче, это был ученый, глубоко знающий зоологию, великий путешественник и полиглот, обладающий достаточным искусством, чтобы объяснить неизвестное.
Поэтому неудивительно, что доктор Барр прекрасно знал проблему морского змея. Процитировав самые знаменитые работы, посвященные ему, и отбросив суждения, которые подвергали сомнению само его существование, он сделал краткий исторический обзор проблемы, напомнив самые знаменитые случаи. Он отбросил гипотезу о плезиозавре: "Я отказываюсь переварить идею еще менее удобоваримую, чем сам морской змей". Наоборот, он отмечает, что собранные факты содержат некоторые решающие пункты, на основании которых можно построить совершенно новую гипотезу. Вот эти пункты, представленные им самим:
"1. Понтоппидан, капитан «Дедала» Мак-Куа, доктор Матесон и большинство норвежских свидетелей говорят о существовании гривы, жабо или воротника вокруг шеи, которые напоминают пучок водорослей.
2. Капитан Пирсон с «Осборна» видел ряд треугольных выступов, похожих на спинной кружевной гребень. Капитан Крингл видел ряд коротких плавников на спине. Капитан Дин видел треугольный спинной плавник. Господа Мид-Вальдо и Николс видели огромный помятый плавник, мягкий, как резина. Сообщения из Новой Шотландии говорят о рядах небольших горбов на спине. Упоминания о спинном плавнике относятся всегда к самым крупным экземплярам. Этот плавник не стоит лучами прямо и жестко, как у рыб, он, как правило, мягкий и гибкий.
3. Животное Эгеде имело боковые плавники. Мэтьюз видел два боковых отростка. Белл видел боковые плавники, и, наконец, Матесон и он говорят о теле, напоминающем ящерицу.
4. Самых маленьких оценивают в 5,5–6 метров длиной, но во многих сообщениях говорится о длине порядка 20 метров, а в некоторых случаях и 30 метров. Трудности при определении размеров в море хорошо известны. Но ведь и морской змей начинает свою жизнь молодым.
5. Наличие плавника на спине редко соседствует с бахромой на шее, и она не замечена у самых маленьких экземпляров.
6. Животное Эгеде, которое дышало, "как кит", не имело бахромы на шее.
7. Они часто встречались у берега, как это можно было бы ожидать от животных, похожих на ящериц и имеющих лапы или ласты.
8. В основном все очевидцы сходятся во мнении, что цвет его был черный или темно-бурый с более светлой нижней частью тела. Отмечались белые пятна. Поверхность тела без чешуи, но иногда на вид шершавая.
9. Крупные существа из пролива Слит, длиной от 18 до 20 метров, не имели ни спинного плавника, ни гривы.
10. В основном все утверждают, что у животного очень гибкое тело с длинной шеей, маленькой головой и большими глазами.
Теперь вопрос: есть ли в природе известное науке существо, обладающее всеми этими признаками? Существует ли животное, похожее на рептилию, имеющее две пары лап или ласт, живущее в воде, но дышащее, как существо с легочным дыханием, которое иногда имеет жабо или гриву на шее, иногда зубчатый гребень вдоль хребта? Некоторые ученые склоняются к выводу о его принадлежности к рептилиям. Но существуют ли в мире рептилий виды с такими странными украшениями вокруг шеи, поражавшими многих наблюдателей? Здесь кроется ключ к решению проблемы.
Видели ли вы головастиков? Головастики — это личинки или молодь лягушек и жаб. Они живут в воде и дышат внешними жабрами, которые похожи на пару развевающихся пучков бахромы, расположенных сразу за головой. Лягушки и жабы — это не рептилии. Они принадлежат к классу амфибий или земноводных и характеризуются в основном тем, что жабры молодых заменяются у взрослых особей легкими. Обычно они имеют четыре лапы с пятью пальцами на каждой. Конечно, нет оснований утверждать, что морской змей — это лягушка, но существуют и другие земноводные, в том числе имеющие хвост — например, саламандры, удивительный мексиканский аксолотль, слепой протей и обычные тритоны наших болот. Если исключить морское обитание и большие размеры, описание морского змея почти не отличается от внешнего вида тритона.
Нет причин, по которым наш морской змей не может оказаться неизвестным родственником тритонов, адаптировавшимся к жизни в морской соленой воде, развившимся до относительно больших размеров, ведущим преимущественно ночной образ жизни и, вследствие этого, не часто попадавшимся на глаза".
Пожалуй, нельзя было найти лучшего защитника гипотезы капитана Гуда, чем доктор Барр:
"Тритоны похожи на ящериц, имеют четыре лапы, передняя пара их развивается в первую очередь. На лапах по пять пальцев, которые, во всяком случае у британских видов, соединены перепонками. Во время движения лапы прижаты к бокам, чтобы уменьшить сопротивление, — это могло бы придавать особи большого размера очертания змеи. Движение обеспечивается хвостом, который вызывает своими колебаниями прерывистое перемещение вперед, совершенно такое, как описывают очевидцы. Головастики тритонов имеют три пары длинных внешних жабер, бахромящихся на концах, которые исчезают только на последней стадии роста, но могут и сохраняться у некоторых взрослых особей. Цвет тритонов обычно зеленоватый или шоколад-но-коричневый, нижняя часть тела более светлая, но расцветка часто очень яркая, особенно у самцов в брачный период. Поверхность кожи иногда грубая, но без чешуи. Наконец, взрослый самец имеет вдоль спины мягкий плоский гребень, который достигает своей максимальной величины в брачный период и почти исчезает летом.
Таким образом, наш морской змей с воротником — это молодой экземпляр, змееподобный — взрослый, а те, что имели плавники и гребень на спине, — это самцы в пору свадебных игр.
Ни в одном из сообщений о морском змее нет ничего, что противоречило бы этому описанию. Разница между тритонами наших прудов и морским змеем только в том, что последний живет в море и у него длиннее шея. Таким образом, у нас появилась надежда увидеть миф без его таинственного покрывала, истину открытой, репутации восстановленными и гипотезы, превратившимися в факты".
Эти аргументы заслуживают того, чтобы мы их рассмотрели здесь. Не имея правдоподобия ни Megophias Удеманса, ни зейглодона преподобного Вуда, гипотеза о гигантском тритоне доктора Барра одна из самых изобретательных из всех, до сих пор выдвинутых для объяснения зоологической природы морского змея. Она, пожалуй, единственная пытается объяснить очевидные различия в описаниях крупных змееподобных без необходимости предполагать существование различных типов. Правда, нельзя сказать, что это объяснение совсем не имеет слабых мест.
Могут ли амфибии жить в море?
Не вопрос размеров смущает здесь. Конечно, класс амфибий представлен в наше время видами в основном небольших размеров, среди которых гигантская японская саламандра кажется монстром. Но так было не всегда.
Амфибии, эти «эмансипированные» рыбы, вышли на твердую землю в конце девона, почти 275 миллионов лет назад. В то время они были представлены стегоцефалами, или крышеголовами, названными так потому, что кости черепа у них были сварены в виде выпуклой крыши. Эти первобытные земноводные пережили расцвет в карбон и пермь, затем постепенно вырождались в триасе, 180 миллионов лет назад. В течение этого времени они буквально царствовали на планете, их было великое множество видов, и они дали рождение типам, имевшим значительные размеры, и часто были покрыты чешуей и роговыми пластинами, как у крокодилов. Так, Eogyrinus карбона был похож на тритона, но с пятиметровым телом!
В пермь развились некоторые формы, полностью приспособившиеся к жизни на суше, такие, как Eryops, который возвращался в воду только для размножения. Он был похож на коренастого крокодила и достигал двухметровой длины. Наконец, в триасе жили амфибии с еще более внушительными размерами тела, такие, как Paracyclotopfurus, имевший силуэт обыкновенного крокодила, и достигал он трех метров в длину. Что касается Mastodonsaurus, то они, казалось, явились плодом невообразимой любви крокодила и жабы. Его образ можно представить, если знать, что у этой амфибии длиной 3,5 метра только череп составлял 1,2 метра.
Короче, были времена, когда земноводные достигали размеров 2–5 метров.
Вопрос необычного вытягивания шеи не должен нас останавливать, если мы пытаемся увидеть морского змея амфибией. Если бы мы знали из рептилий только ящериц и крокодилов, то нам было бы почти невозможно представить плезиозавров и диплодоков. Но еще существовали черепахи с относительно удлиненными шеями и, конечно, змеи, шеи которых продолжаются вплоть до кончика хвоста. Среди земноводных существовало множество змееподобных. Из современных это червяки, похожие на толстых земляных червей, а пермская Dolichosoma longissimum имеет вид почти точной копии морской змеи. Тенденция к удлинению, бесспорно, существует у этого класса, поэтому ничто в принципе не мешает существованию амфибий с длинной шеей.
Суть в том, что, по-видимому, не существует земноводных, живущих в морях. Можно сказать, что амфибии — это животные, предназначенные самой природой жить в пресных водоемах, и этому есть серьезная причина: у всех земноводных голая кожа. Кожа — это полупроницаемая мембрана, через которую происходит биохимический обмен. Известно, что земноводные частично дышат кожей: у некоторых видов саламандр этот тип дыхания даже преобладает над другими, так как жабры и легкие у них почти полностью атрофированы.
В соленом море такое положение привело бы к губительным последствиям. Осмотическое давление морской воды больше, чем воды в организме. Чтобы восстановить равновесие, молекулы воды имели бы тенденцию покидать клетки, и животное вскоре погибло бы от обезвоживания.
Некоторые земноводные, однако, могут жить в морской воде или постоянно, как лягушки Rana cancrivora, или в течение нескольких месяцев, как многие жабы и зеленая лягушка. Рэй Теркафс и некоторые другие исследователи показали, что это умение связано, с одной стороны, с развитием механизма осмотической регуляции, при котором концентрация сыворотки в мочевине и в аминокислотах играет главную роль, с другой стороны, с электрическими характеристиками клеточных мембран, которыми регулируется степень проницаемости различных ионов, и, наконец, с общим метаболизмом азота.
Некоторые стегоцефалы нижнего триаса (трематозавры) уже имели прекрасно отрегулированную подобную систему и довольно успешно пытались завоевать соленые воды морей, точнее, возвратиться в море, так как они напрямую произошли от рыб. Их останки были найдены по всему миру, но особенно много их на Шпицбергене, в месте, где находились также кости многих морских рыб. Это позволяет предположить, что они жили в морях. Но так как современные головастики земноводных не могут развиваться в соленой воде, никто не осмеливался подумать, что амфибии могли вести полностью морскую жизнь. Они, очевидно, поднимались по рекам в пресные водоемы, чтобы произвести потомство. Там появлялись и развивались до превращения во взрослые особи их головастики.
У всего вида трематозавров была очевидная тенденция к удлинению, которая приводила к тому же к вытягиванию их треугольного черепа. Так, у Lyrocephalus треугольник черепа почти равнобедренный, у Trematosaurus он уже вытянутый, у Tertrema еще больше, а у Alphaneramma вообще похож на леденец. Тела самых развитых из них должны были бы иметь почти змееподобную форму или, по крайней мере, быть похожими на крокодила с острой, как у гавиала, мордой.
Если существовали в морях амфибии большого размера, они обязательно должны были происходить от крупных стегоцефалов начала мелового периода. Трематозавры не были особенно большими, но, так как у них тяга к морской жизни была такая же большая, как тенденция к удлинению, можно представить их дальнейшее развитие и предположить, что доживший до наших дней трематозавр мог стать великаном.
Правда, отсутствие ископаемых останков в геологических слоях позднее триаса делает его еще менее правдоподобным, чем потомка плезиозавра, который вымер всего 100 миллионов лет назад. Однако доживший до наших дней трематозавр, возможно, не большая редкость, чем живой целакант — рыба, которая была его современницей. Понятно, какие интересные выводы могут следовать за таким любопытным предположением.
Отметим, что в любом случае гипотеза доктора Барра не применима к тем морским змеям, у которых очевидцы ясно видели вертикальные извивы тела. Как все рыбы и рептилии, между которыми они находятся на эволюционной лестнице, амфибии изгибаются при движении в горизонтальной плоскости, о чем говорит, среди прочего, и сплюснутый с боков хвост тритонов.
В свое время гипотеза о морском змее-амфибии не вызвала никакой реакции в заинтересованных кругах, и до сих пор различные апологеты Великого Незнакомца никогда не утруждали себя ее рассмотрением, даже как объект для критики. В любом случае доктор Малкольм Барр не смог бы на нее ответить. Он умер спустя шесть месяцев после появления на свет его гипотезы, едва отпраздновав свое пятидесятишестилетие.
Морской змей — кузен морской иглы?
В то время, как один из британских сторонников морского змея, не колеблясь, открыл огонь по старой доброй английской гипотезе о дожившем до наших дней плезиозавре и покинул ее ради идеи еще более невероятной, во Франции доктор Жорж Пети предложил гипотезу также совершенно новую, но не менее оригинальную.
Под сильным впечатлением рассказанной сайгонским рыбаком истории, описывавшей дракона бухты Алонг в виде гигантской сколопендры, он нарисовал в феврале 1934 года следующий портрет Великого Незнакомца:
"Его тело покрыто роговыми пластинами, не сочлененными друг с другом, что создает впечатление об их отсутствии, откуда проистекает вид голой и блестящей кожи животного.
На плоской спине находится длинный спинной плавник, представленный на многих рисунках очевидцев, который иногда принимают за гриву. Более того: а что, если необычные извивающиеся движения тела мегофиаса являются просто мягкими и элегантными деформациями этого плавника в момент, когда животное выныривает на поверхность? Форма животного, представленного таким образом, кажется, вполне соответствует внешнему виду некоторых рыб из отряда Syngnathes. Мегофиас может быть ее гигантским и обитающим на больших глубинах видом".
Невероятно, но пришлось ждать 1934 года, чтобы кто-нибудь — все же зоолог, признаем это — обратил внимание на то, что волнообразное колебание тела в вертикальной плоскости может быть результатом движений гибкого и длинного спинного плавника животного, извивающегося в горизонтальной плоскости.
Доктор Жорж Пети, конечно, не был первым, кто увидел в морском змее неизвестную гигантскую рыбу, но до него говорили только о гигантском угре. Представить морского монстра кузеном гиппокампа — этой маленькой тоненькой рыбки, обитающей в прибрежных зарослях водорослей и более известной под именем морская игла, — это совершенно ново. Кажется, именно описание зоологами с «Валгаллы» формы встреченного этим кораблем морского монстра и роговые пластинки вьетнамского дракона привели доктора Пети к такому выбору. В самом деле, Syngnathes, с их длинным негнущимся телом и небольшим колеблющимся спинным плавником, имеют такой же силуэт, как неизвестное животное, встреченное господами Мид-Вальдо и Николл, и, кроме того, их тело заключено в корсет из роговых пластинок.
Что привело доктора Пети к поиску прототипа морского змея среди рыб? Прежде всего его упорное нежелание допустить, что он может дышать воздухом.
Киты могли оставаться под водой без пополнения запасов воздуха не более двух часов. "Каким бы ни была чрезвычайная редкость Megophias, — утверждает французский ученый, — невозможно представить, что в эпоху, когда многочисленные корабли бороздят моря, его, при необходимости периодически подниматься на поверхность, не видели бы чаще".
Этот довод справедлив. Но на самом деле, если вспомнить о площади Мирового океана, кораблей не так уж и много, и они чаще всего следуют по вполне определенным маршрутам. Несмотря на это, крупных змееподобных животных встречали по нескольку раз в год в течение почти полутора веков: их видели гораздо чаще, чем, например, клюворылых китов! Наконец, доктор Пети, кажется, забыл, что многие морские животные совсем не появляются на поверхности, чтобы набрать в легкие воздуха, — настолько скрытно они это делают. Так, когда ламантин или морская черепаха возобновляют запас воздуха, не только сами животные не показываются на поверхности, но и на воде часто не появляется ни морщинки, даже если она гладка, как зеркало! Также и некоторые китообразные не выбрасывают никакого фонтана, а просто открывают свое дыхательное отверстие, едва достигнув поверхности. Только появляется над водой их спинной плавник, да и то его можно заметить, если море спокойно.
Аргументы доктора Пети имеют не большую ценность и тогда, когда он пытается доказать, что змей "не может быть морским животным". По его теории, обычной зоной обитания животного должны были быть "большие океанские глубины". Не только нет никаких оснований для подобного утверждения, но все, что мы знаем о глубоководной фауне, этому противоречит: под страшным давлением могут развиваться только существа небольшого размера и хрупкой конструкции. Вероятно, это необходимое условие выживания в этой негостеприимной среде. Для морского змея нет места в этих пропастях!
Многогорбый змей Большого Барьерного рифа
Другим счастливым следствием шума, вызванного делом лох-несского чудовища, было появление серии новых свидетельств о встречах с морским змеем. Как и следовало ожидать, пресса сразу же назвала их «соперниками» Несси, как вскоре фамильярно стали называть пленника шотландского озера. И в основном именно из англоговорящих стран посыпались эти новые свидетельства. Мы последовательно рассмотрим развитие событий в период между 1934 годом и началом войны, сначала на территории Британской империи, затем в США.
Первая встреча произошла почти на противоположной от Шотландии стороне Земли, в зоне, отделяющей северо-западное побережье Австралии от Большого Барьерного рифа. Рассказ об этом стал известен научной общественности из публикации в журнале "Викториан нейчуралист" благодаря заботам мистера Мэттинглея, который получил его от главного свидетеля — мистера Оскара Свенсона из Таунсвилла в Квинсленде.
В воскресенье 18 августа 1934 года тот отправился в море на рыбалку вместе со своим сыном Гарольдом и мальчиком Уильямом Куином из Шотландии. Едва они миновали мол порта Таунсвилла на моторной лодке, как кто-то из них заметил четыре темных массы в воде недалеко от маяка Фервэй, находившегося на полпути между портом и островом Магнетик. Заинтригованные, рыбаки решили подплыть поближе и с изумлением обнаружили, что это был морской монстр. Они приблизились к нему почти на 150 метров, когда животное медленно погрузилось, почти как подводная лодка. Посчитав, что монстр готовится напасть на них, и внезапно осознав всю свою неосторожность, они поспешно взяли курс на маяк, находившийся в полутора километрах, чтобы найти там временное убежище. Море было спокойным, как озеро. Через несколько минут чудовище появилось на том же самом месте, где нырнуло, опять всплыв, как субмарина.
Когда лодка наконец достигла маяка, рыбаки взобрались для пущей уверенности на сигнальную площадку, наблюдая за реакцией животного. Оно оставалось на одном месте и вертело головой, как будто пыталось их найти. Через полчаса они решили отвезти ребенка в порт и вернуться с фотоаппаратом.
Вернувшись в порт, Свенсон позвонил мистеру Джиббарду, заместителю редактора местной газеты "Таунсвилл бьюллетин", который поспешил присоединиться к ним вместе с фотокорреспондентом мистером Эллисом и двумя фотоаппаратами.
В момент, когда журналисты садились в лодку, мистер Свенсон увидел пароход «Марелия», выходивший из-за острова Магнетик, и понял, что их шансы увидеть неизвестного зверя на прежнем месте уменьшаются. Если тот нырял уже при приближении их утлой лодчонки, то шум винтов большого парохода должен был напугать его еще больше. И точно, на предыдущем месте они никого уже не нашли, но, когда они покидали акваторию порта, мистер Эллис вроде бы заметил два темных предмета на расстоянии примерно 6 метров друг от друга. Возможно, это и был монстр, так как в половине четвертого дня он снова высунул голову из воды — перед рыбаком, ловившем рыбу с маленькой лодки у самого мола. Испуганный рыбак поспешил вернуться домой, не дожидаясь его дальнейших действий. Мистер Свенсон, как мог, описал внешний вид животного Мэттинглею:
"На рисунке, который я вам посылаю, вы в общих чертах видите, что из себя представлял этот монстр. Голова его поднималась примерно на 2, 5 метра над водой и была похожа на черепашью, пасть все время оставалась закрытой. У него была голова длиной около 2, 5 метра от затылка до конца морды и выгнутая дугой шея. Цвет его казался серо-зеленым, глаз (мы могли видеть только один, так как смотрели на него с боку) был маленьким относительно остального тела. Другая часть животного состояла из трех горбов, расположенных один от другого на расстоянии примерно 6 метров. Первый из них возвышался над поверхностью на 1 метр 80 сантиметров, остальные немного меньше. Горбы были покрыты крупной чешуей размером почти с блюдце, и, кроме того, к ним прилепились морские желуди. Мы не смогли увидеть его хвост, он, очевидно, находился под водой".
Мистер Свенсон еще уточнил, что не видел ни плавников, ни лап. Животное лежало неподвижно на воде, и он не мог видеть, каким образом оно передвигалось. Чудовище не имело гривы, но вдоль хребта тянулась какая-то темная полоса. Его чешуйки блестели на солнце и казались перекрывающими друг друга и расположенными в перпендикулярном направлении. На его спине виднелось много ракообразных паразитов, некоторые были такими же большими, как чешуйки.
Дополнительное расследование установило, что за неделю до этого совершенно такое же существо было замечено около Мурильян-Харбор группой рыбаков, находившихся на большой лодке. Чудовище с шумом кружило вокруг лодки примерно на расстоянии 50 метров от нее. Еще через неделю появилось сообщение, что его видели в окрестностях Боувена. Затем капитан парохода «Тренкбанк», который шел с грузом сахара в Канаду, передал по радио в Таунсвилл, что встретил его у побережья Маккая. Прошло несколько недель, и моторная шхуна «Рената», отправившаяся на лов рыбы, встретила монстра у Большого Барьерного рифа. Некто Миле, находившийся в то время на палубе, утверждал, что змей проплыл почти в нескольких футах от борта корабля. Он сообщил, что видел только два горба, расположенных друг от друга на расстоянии 8 метров: они были, по его словам, серо-зеленого цвета и покрыты чешуей величиной с блюдце.
Рисунок мистера Свенсона очень наивен и полон невольных несуразностей, достойных какого-нибудь средневекового художника или современного карикатуриста. Но мы не можем требовать от него талантов живописца-реалиста. В рассказе мистера Свенсона о его попытках сфотографировать монстра и о многочисленных последовавших свидетельствах чувствуется искренность. В его описании есть детали, которые ему трудно было бы выдумать. Он, например, говорит о присутствии на чешуйчатой спине монстра большого количества морских желудей — этих ракообразных паразитов, которые облепляют скалы и подводные части молов и дамб. Лишь натуралисты знают — и то не все, — что некоторые из этих ракообразных, коронулы, часто прицепляются и к коже китов. Нет ничего удивительного в том, что они могли быть на спине морского змея. (Впрочем, самые большие коронулы не превышают 5 сантиметров в диаметре. Если действительно существуют экземпляры размером с тарелку, то это тоже своего рода неизвестное науке чудовище.)
В то же время рассказ мистера Свенсона содержит и достаточно нелепые детали. На его рисунке чешуя располагается в поперечном направлении к оси тела. Но, как мы уже отмечали при обсуждении Моха-Моха, у всех животных чешуя должна обязательно располагаться продольными рядами, иначе изгиб тела будет затруднен или даже невозможен.
Можно было бы попытаться приписать эту странную деталь неопытности художника, если бы он не подтвердил в своем письме мистеру Мэттинглею, что "они были перекрывающимися и перпендикулярными". Перпендикулярными чему? Оси тела животного, по всей видимости. Чтобы выполнялось это условие, они должны
располагаться в поперечном направлении, как и нарисовано на рисунке.
Похожее расположение чешуи можно увидеть только на спине черепахи, по крайней мере по внешнему виду, но в этом случае речь идет о жестком панцире.
Если чешуйки описанного мистером Свенсоном чудовища на самом деле расположены так, как он говорит и рисует, то они покрывают массивные горбы, расположенные на значительном расстоянии друг от друга. И, если это так, надо признать, что морской змей не только не может быть идентифицирован с каким-то известным морским животным, но даже приблизиться к любому из них.
Комментарии, которыми мистер Мэттинглей сопроводил странное сообщение, полученное от Свенсона, не менее удивительны, по крайней мере на взгляд зоолога:
"Несколько раз встречал я в тропических морях Австралии, — пишет он, — различного вида морских змей размером до 2,5 метра в длину. Известно, что наземные змеи Австралии в основном имеют размеры меньше 2 метров и большинство из них ядовитые. Впрочем, ядовиты и морские змеи, хвост которых отличается от хлыстообразного хвоста сухопутных родственников своей плоской формой в виде весла и похож на хвост угрей. С его помощью осуществляется движение змеи и обеспечивается равновесие в воде. В этом пункте мы сталкиваемся с противоречием относительно формы хвоста морского змея, и встает вопрос: ядовито или нет это создание, если оно, конечно, существует. По всей вероятности, у него сплюснутый хвост, который служит рулем и средством передвижения, и принадлежит он, без сомнения, к какому-нибудь виду удавов".
Таким образом, в 1934 году еще находятся натуралисты, которые воображают, что животное, выставляющее над водой ряд горбов, может быть змеей. Даже если бы животное двигалось и эти горбы представляли собой изгибы тела, то и тогда оно не могло быть змеей из-за характера его движения. В самом деле, кто и когда видел змею с горбами на спине?
Хоровод чудовищ вокруг Британских островов
В самой Шотландии с августа 1934 года странное морское животное встречали в Лох-Кэмпбелтаун. Этот «лох» является не озером, как Лох-Несс, а фиордом на полуострове Кинтайр. Местный натуралист Джон Мак-Коркиндаль разговаривал с фермером Чарлзом Кейтом на дороге, идущей вдоль бухты Килкерран, когда раздался сильный шлепок — звук упавшего в воду массивного тела, — который привлек их внимание. Почти в 300 метрах от берега они увидели огромное существо, взбивавшее в пену поверхность воды передней частью своего тела. Несколько раз животное поднималось на 4-метровую высоту над волнами и резко бросалось вперед, поднимая тучу брызг, пока совсем не исчезло.
Мистер Мак-Коркиндаль, имевший репутацию опытного наблюдателя, сообщил в газете «Скотсмен», что передней частью животное было похоже на жирафа: оно имело длинную тонкую шею и маленькую головку, украшенную небольшими ушками. Животное было серебристого переливающегося цвета с тонкими темными полосками вокруг тела. Можно было различить что-то похожее на спинной плавник, но больше никаких плавников не было видно.
Свидетели не смогли увидеть ни тела, ни хвоста животного, но по величине находившейся над водой части мистер Мак-Коркиндаль оценил его общую длину в десяток метров.
Ни рептилии, ни млекопитающие никогда не имели серебристого цвета с переливами. Среди морских позвоночных монополией на этот цвет обладают рыбы. Поэтому встреченное животное может принадлежать именно к этому классу животных. Из-за мимолетного характера наблюдения его голова, возможно, была плохо рассмотрена, и, вероятно, свидетели присутствовали просто при последних приступах агонии рыбы-ремня или какого-нибудь другого близкого вида, также очень редко появляющегося на поверхности. Во всяком случае, такой вывод можно сделать на основании расцветки животного и упоминания о спинном плавнике.
Следующий случай заслуживает внимания хотя бы из-за личностей очевидцев: среди них лорд-мэр и два члена британского парламента! Мы не хотели бы сказать, что политики являются эталоном искренности и правдивости, но, согласитесь, представитель народа не может без достаточных оснований утверждать, что видел морского змея, не рискуя дискредитировать себя в глазах избирателей.
Итак, 5 августа 1936 года бывший лорд-мэр Норвича, мистер Уитард, председатель наблюдательного комитета этого города, находился на отдыхе в местечке Экклес, в Норфолке, в компании мистера Чарлза Аммона, члена парламента, мистера Гозлинга, бывшего члена парламента, и трех других персон. Оставим за мистером Уитардом право поведать нам о том, что произошло, так как он это сделал в своем сообщении в "Дейли миррор":
"Мы находились вечером на пляже, когда я заметил темную массу странной формы, быстро двигавшуюся на север примерно в миле от берега. Я сам старый моряк и не мог быть введен в заблуждение стаей дельфинов. Это, без сомнения, была змея.
Издали ее длина казалась метров 9—12, и она разрезала волны червеобразными движениями. Скорость ее была ужасной. Не будет преувеличением сказать, что она составляла 140–160 километров в час.
Вечер был светлый, и мы все шестеро видели ее плывущей по прямой линии параллельно берегу".
Прочитав это описание можно, без большого риска ошибиться, сделать следующие выводы:
1) автор его искренен;
2) его слова переданы со всей возможной точностью журналистом, который слышал их от него самого;
3) его мнение о зоологической природе животного ошибочно;
4) его оценка скорости животного слишком завышена.
Первый пункт справедлив по факту самой личности свидетеля и его товарищей, второй — по той же причине.
Третий пункт вытекает из того, что даже зоолог с трудом точно распознал бы тип незнакомого животного в воде с такого расстояния. Однако если свидетель приписывает своей змее "червеобразные движения", значит, здесь что-то ненормально: ведь змея всегда ползет, совершая "змееобразные движения". Можно держать пари: свидетель имел в виду, что животное двигалось "как гусеница", изгибаясь вертикально, и тогда это определенно не змея.
Что касается четвертого пункта, он становится очевидным, если знать, что самые быстрые из крупных морских животных никогда не развивали скорость и в половину меньшую. Косатки, которые, по-видимому, самые быстроходные из китообразных, могут плыть со скоростью 55 километров в час, может, чуть больше, когда преследуют добычу, но, конечно, не 70 и тем более не 80 километров в час. Что очень далеко от 140 или 160 километров в час! Этот монстр, странным образом "разрезавший волны", не мог ли он быть — один раз можно допустить — летящей низко над морем стаей птиц?
Стоит, однако, уточнить, что в тот день плывущего вдоль берега монстра видели и другие свидетели. Прочитав заявление мистера Уитарда в газете "Истерн ивнинг ньюс", мистер Колин Н. Кинг написал в эту газету, что в этот же день он находился со своей женой и дочерью на дюнах у берега моря, когда между 2 и 3 часами дня увидел "черную змею или предмет червеобразной формы, плывший со страшной скоростью на поверхности воды, примерно в 800 метрах от берега в направлении Хэпписбурга". Свидетели считают, что она была не меньше 10 метров в длину, и их поразила скорость ее передвижения. Но они не приводили таких невероятных цифр, как экс-лорд-мэр из Норвича.
Следующий случай произошел через два года, немного южнее по тому же берегу, но на этот раз не у Норфолка, а у Суффолка.
В пятницу утром 21 октября 1938 года два старых рыбака из Сауфволда Эрнест Уотсон и Уильям Херрин-гтон забросили сети около бакена Сауф Барнар. Море было спокойно. На берег же они вернулись в крайне возбужденном состоянии. Из их взволнованных рассказов, которые были воспроизведены во многих газетах по-разному, но сходились в главном, можно извлечь следующее.
Внезапно из воды, едва ли в 40 метрах от лодки, поднялась большая голова чудовища. Казалось, она нависла над испуганными рыбаками. Затем животное погрузилось и, как торпеда, удалилось с "ужасной скоростью" — примерно 30 узлов (около 55 км в час). Это, однако, более разумная скорость, чем ужасные скорости лордов-мэров и других политических деятелей из Норвича! Животное, плюхнувшись в воду, развело такую волну, что они не видели больше ничего, кроме его горбатой спины, похожей на спину верблюда. Оно было серого цвета и длиной около 18 метров.
Новый случай произошел на этот раз севернее, по тому же берегу, у побережья Йоркшира. Свидетельница миссис Джоан Борджист дату не уточнила. Вот все, что она смогла сообщить: "Это случилось перед самым началом Второй мировой войны, в тот год произошло сильное землетрясение… которое чувствовалось во многих регионах страны".
Надо отметить, что только в 1961 году, после известной передачи Би-би-си о морском змее, миссис Борджист решилась рассказать о том, что она видела, в письме, адресованном автору передачи Морису Брауну.
В означенное время миссис Борджист жила в Скиффинге, примерно в 4 километрах от местечка Изингтон. Бесконечные пляжи белого песка в окрестностях были в то время еще пустынны. Однажды она сидела на берегу и смотрела на море, пока дети, за которыми она присматривала, играли неподалеку.
"Внезапно, — пишет она, — я увидела поднимающееся из воды огромное существо. Оно было зеленого цвета, с плоской головой, выпуклыми глазами и широкой пастью, которая открывалась и закрывалась в такт дыханию. Животное было очень большим и двигалось скользящими волнами".
Последнее замечание означает, по-видимому, что животное перемещалось, извиваясь в вертикальной плоскости. Так это показано на рисунке свидетельницы, который Заставляет вспомнить морского змея Пира Гроувса.
Когда миссис Борджист закричала, стараясь привлечь внимание находившихся неподалеку редких дачников, ее крик, наверное, испугал животное. Оно нырнуло и больше не появлялось. Над ней только посмеялись, когда она сообщила, что видела всего в 100 метрах от берега морское чудовище, и она с тех пор не осмеливалась никому об этом рассказывать. И только публичное обсуждение этой проблемы известными учеными заставило ее прервать молчание.
Сенсационная передача Мориса Брауна и Мартина Чисхольма вызвала из небытия и другое свидетельство о встрече, происшедшей перед самой войной.
В 1939 году мистер Уэймарк из Танбридж-Велс, графство Кент, проводил свой отпуск вместе с женой и дочерью во Франции, в деревушке Этабль на бретонском побережье. Однажды он стоял на балконе своей комнаты, ожидая, когда его дамы приготовятся к выходу. Вдруг они услышали его возбужденный крик: "Идите быстрее, смотрите!"
"Мы выбежали на балкон, — рассказывала миссис Уэймарк Морису Брауну, — и увидели то, что участники вашей программы "Великий морской змей" описывали с такой точностью, и похожее на иллюстрацию на пятнадцатой странице журнала "Радио таймс" (там приводился портрет морского змея "Дедала"). Теперь, после стольких лет, я помню лишь, что у него было белое брюхо. Это огромное, похожее на змею существо быстро плыло по воде, ныряя в волны, как иголка в ткань, и оставляя за собой длинный пенистый след. Мы считали, что его длина была около 6 метров, и следили за ним, пока оно не скрылось из виду, уплыв в сторону океана".
В то же лето 1939 года многие шотландцы видели морского змея у восточного побережья британских островов, в заливе Ферт-оф-Форт.
Рыбаки рассказывали, что в начале июля видели у Западного Уэмисса большое бурое животное с лошадиной головой и большими выпуклыми глазами. В тот же день одна девочка из Дунбара рассказала своему отцу, что что-то большое шевелилось в воде в 400 метрах от берега. Отец пошел посмотреть, что бы это могло быть, и увидел странное животное, которое оставалось на месте почти полтора часа. В следующие дни многие рабочие соседнего завода также видели странное животное.
Пресса решила: лох-несское чудовище просто сменило квартиру…
Морские змеи трансатлантических линий
Чтобы собрать воедино несколько действительно исключительных, но похожих происшествий с участием морского змея, сделаем небольшое отступление от хронологического порядка в британских наблюдениях. Так, на следующий день после разразившегося шума по поводу лох-несского чудовища пароход «Мавритания» трансатлантической пароходной компании "Кунард лайн" встретил морского змея в трех разных местах во время зимнего круизного рейса 1933–1934 года на Антильские острова. (Мир тесен, даже для морского змея. «Мавританией» до, во время и после Первой мировой войны долго командовал капитан сэр Артур Рострон, которому мы уже обязаны одним интересным наблюдением.)
Первый монстр, черный, как вороново крыло, был замечен 30 января 1934 года в 13 ч. 20 мин. двумя вахтенными офицерами примерно в миле от острова Св. Усташ. Его длина превышала 20 метров, а толщина была около 2 метров. На 2 метра он поднимал свою голову на длинной шее над водой. Почти 14 метров его изогнутого тела угадывались почти у самой поверхности воды.
Второго монстра увидели 2 февраля недалеко от Гуэры. Он, казалось, не превышал 7, 5 метра в длину, но его ширина, боковые плавники и широкая разинутая пасть позволяют узнать в нем гигантского ската манту.
Что касается третьего монстра, восемнадцатиметровой длины, выставившего из воды четыре горба, украшенных каждый треугольным плавником, то его встретили в марте почти в 100 километрах восточнее Нассау, на Багамах. Его внешний вид напоминает нам целый ряд морских змеев с многочисленными плавниками.
Все три встречи были занесены в бортовой журнал, который можно найти в архиве компании "Кунард лайн". Отметив относительную редкость такого рода встреч, можно удивиться, что один корабль три раза встретил морского змея за один сезон. Но этому можно найти множество вполне логичных объяснений.
Во-первых, отдадим должное первым свидетелям: помощнику капитана С. У. Моугтину и третьему помощнику О. Дж. У. Консу. Их искренность не может быть поставлена под сомнение. О случившемся они сообщили как пассажирам, так и членам экипажа. И к тому же очевидно, что внимательные и опытные наблюдатели, какими должны быть вахтенные офицеры на корабле, имеют больше шансов заметить что-нибудь необычное, особенно в течение многих часов вынужденного бездействия во время круизного рейса.
Еще более вероятно, что частота встреч связана с самим кораблем и его функциями. Количество пищевых отходов большого пассажирского корабля, выбрасываемых в море, огромно. Поэтому за ним часто следует орда различных голодных животных, особенно, конечно, акул. Но эта манна небесная может, в конце концов, заинтересовать и крупных змееподобных разного рода.
Наконец, можно допустить, что некоторые технические характеристики «Мавритании» могли благоприятствовать встрече с большими, еще неизвестными видами морских животных. Во-первых, палуба большого океанского парохода расположена на высоте 10, а то и все 20 метров над уровнем воды, а ведь гораздо проще что-нибудь заметить в море, если наблюдатель находится на такой высоте. Затем, известно, что шум винтов корабля отпугивает большинство морских обитателей, но, возможно, звуковые волны, генерируемые его лопастями, могут нравиться им больше или меньше — в зависимости от скорости вращения. Кто знает, может быть, глухой, почти бесшумный рокот гигантских винтов такого парохода, как «Мавритания», лучше воспринимается морской фауной, чем пронзительный визг пароходов меньшего тоннажа?
Экспериментами установлено, что звук сверхвысоких частот отпугивает некоторых морских животных: замечено, что, когда включается гидролокатор корабля, то есть излучатель ультразвука, сразу же исчезают китообразные — дельфины и другие, которые следовали до этого за кораблем. Это происходит потому, что они общаются между собой при помощи ультразвуковых волн и их собственный гидролокатор забивается "пиратскими радиопередачами" человека. Они как бы слепнут.
Во всяком случае, вскоре другой большой пароход, на этот раз французский, «Куба», принадлежащий "Компани женераль трансатлантик", также встретил морского змея в июле 1934 года в 1200 километрах северо-западнее Азорских островов. Тогда капитан «Кубы» передал для прессы короткое сообщение по радио. Но мы никогда не узнали бы подробностей этого происшествия, поскольку главный свидетель, помощник капитана П. Магерез испытывал панический страх перед газетной шумихой…
Сегодня можно, наконец, рассказать все детали этого очень интересного случая благодаря обязательности Жана Делаборда, главного комиссара Военно-морского флота. Кроме необычной склонности к посещению самых негостеприимных и труднодоступных мест на планете (он привез интереснейшие наблюдения с Огненной Земли и из фиордов Патагонии) этот неутомимый путешественник всегда разделял со своим английским коллегой Рупертом Т. Гудом вкус к тайнам и загадкам природы. Когда до него дошел слух о встрече с морским змеем французского парохода, он поспешил написать капитану Магерезу письмо, чтобы получить подробности. Его письмо нашло адресата 21 октября 1934 года в Колоне (Панама), где капитан Магерез только что принял командование небольшим пароходом водоизмещением 800 тонн. Он в тот же день отправил ответ Жану Делаборду "потому и только потому, — писал он, — что вы тоже морской офицер, и ваше письмо позволяет мне думать, что вы не шутите".
Как видно, этот суровый нормандский морской волк знал об участи тех, кто признавался, что видел морского змея и не хотел давать почву для насмешек, предпочитая хранить молчание. Из своих тридцати пяти лет он плавал уже восемнадцать и, как поется в песне, "три раза обогнул земной шар" под парусами. Двенадцать лет он служил в "Компани женераль трансатлантик". Таким образом, у него были все основания говорить: "Я не новичок в море и не склонен путать дельфина с китом". Он прекрасно знает, что он видел, и, упрямый, как истинный нормандец, предпочитает молчать, но не давать повод «экспертам» порассуждать о том, что он видел "на самом деле".
"Я не говорил об этом никому, — писал он, — кроме капитана «Кубы». Я ненавижу шумиху: то, что мы видели, существует, и мне плевать на ученых, болтающих о коллективных галлюцинациях и т. п. Довольны они или нет, верят они или не верят, мне все равно". Ясно и понятно. Во всяком случае, капитана Магереза нельзя обвинить в распространении моряцких баек, чтобы привлечь к себе внимание. Содержащийся в письме рассказ не был предназначен для публикации. Он категорически настаивал на этом в письме Жану Делаборду:
"Если этот наспех написанный рассказ может представлять интерес для ваших товарищей, сообщите о нем им, но ни в коем случае не журналистам".
Извиним немного беспорядочный стиль рассказа, написанного на скорую руку в частном письме. Это отсутствие всякой заботы о литературности — составная часть истинности документа, который мы приводим, как он есть.
"Вот точные факты.
В один из июльских дней, точно не помню дату, я нес вахту с 4 до 8 часов утра и заканчивал определение нашего места по звездам (это запрещено делать вахтенному офицеру, но ночь была ясная и звездная). В 5 ч. 20 мин. было уже светло. Я стоял перед окном рубки, склонившись над тетрадью, и производил вычисления, когда вахтенный рулевой закричал: "Капитан, впереди пароход!" Однако всего несколько секунд назад ничего не было. Я поднял голову и увидел зверя, целиком поднявшегося из воды и затем погрузившегося, не подняв даже малейшей волны. Я обратил на это внимание, потому что, когда кит выпрыгивает из воды подобным образом, к небу поднимаются брызги, как от двенадцатидюймового снаряда. Я взял бинокль и стал за ним следить. Море было гладким, как зеркало. Животное нырнуло в сторону корабля и через несколько секунд появилось впереди по правому борту, примерно на расстоянии одной мили, и быстро двигалось уже в противоположную сторону. Его скорость я оцениваю приблизительно равной нашей, около 15 узлов.
В момент прыжка его длинная шея и два горба прекрасно были видны над водой. На крик рулевого прибежал, также с биноклем, его свободный от вахты товарищ. Животное четыре раза ныряло таким образом с очень короткими интервалами и в одно из своих очередных появлений на поверхности оказалось на траверзе правого борта на расстоянии около 800 метров. Мы смогли без труда рассмотреть зверя: он некоторое время находился на поверхности, выгнув шею и готовясь к прыжку. Его голова поворачивалась в сторону корабля, но черное тело оставалось абсолютно негибким — ни малейшего колебания. Если бы у меня был фотоаппарат или кинокамера, я смог бы снять фильм секунд на тридцать, так как с 17-метровой высоты 800 метров дистанции — это совсем близко. Хотя все происходило очень быстро, он показался мне имеющим форму, изображенную мной на рисунке, который я прилагаю к письму. Но это определенно не змея, для которой его тело было слишком толстым по отношению к длине. Диаметр его был 4–5 метров, и, я вас уверяю, это был не мираж.
Затрудняюсь дать вам другие детали, так как животное быстро удалилось на север. Все произошло слишком быстро, я даже не успел поднять капитана.
Дорогой господин Делаборд, вы понимаете, что в 5 ч. 20 мин. утра вахтенный офицер и двое рулевых не могут быть ни пьяны, ни настолько заспанными, чтобы принять муху за слона. Сообщение о происшествии было передано капитаном после того, как он расспросил меня и матросов и удостоверился, что наши показания совпадают — мы не обсуждали случившееся между собой, — и уверяю вас, что мои товарищи, которые меня хорошо знают, так же как и я, убеждены, что существует животное такое же странное, как и огромное".
Добавим, что в другом месте своего письма капитан Магерез уточнил: "…я служил на этом корабле только неделю и не знал этих рулевых. После этой странной встречи я с ними не разговаривал".
Можно отметить, что в запале наш свидетель совершенно забыл оценить длину животного, но, зная его приблизительную толщину и соблюдая пропорции, показанные на рисунке, можно оценить ее в 20 метров.
Так как чрезвычайно редко крупное змееподобное животное можно увидеть целиком — то ли сквозь очень прозрачную воду, то ли на берегу, то ли выпрыгивающим над волнами, — данное наблюдение имеет огромную, первостепенную и решающую ценность. Оно позволяет нам точно установить, что один из типов морского змея обладает следующими чертами:
1. Маленькая острая головка на длинной тонкой шее;
2. Объемное, толстое тело овальной формы;
3. На спине расположены два отдельно стоящих горба;
4. Отсутствие всякого хвоста или, по крайней мере, остаточно длинного.
Строго говоря, придраться можно только к последнему пункту. Возможно, конечно, что во время своего прыжка тело животного закрывало хвост от глаз наблюдателей, но это маловероятно. Оно "ныряло в направлении корабля" и поэтому должно было быть видно в профиль.
Жаль, что, указав дистанцию до животного и скорость прыжков, капитан Магерез не дал никаких указаний ни о форме, ни о количестве конечностей. Очевидно, если они, конечно, были, то были прижаты к телу во время прыжка.
Во всяком случае, перед нами еще одно подтверждение существования какого-то вида мегофиаса, не имеющего хвоста.
Затем настала очередь парохода «Америка» компании "Датско-американские линии" встретить морского змея. Это произошло 26 октября 1937 года, когда корабль приближался к острову Сент-Томас архипелага Виргинских островов. Среди множества пассажиров, облокотившихся о перила прогулочной палубы, находился английский турист мистер Дж. Купер из Бадлейг-Салтертона. Он в 1953 году и направил свое описание события в радиожурнал "Листенер":
"Погода стояла хорошая и солнечная. На расстоянии примерно 400 метров навстречу кораблю двигалась какая-то вытянутая масса длиной от 18 до 24 метров. Вокруг нее пенилась вода и поднимались тучи брызг. Животное имело длинную змеиную шею и плоскую, опущенную вниз голову, что придавало существу сходство с лошадью. За шеей виднелись шесть последовательных горбов шоколадного цвета. Движения его были извивающимися, что оздавало иллюзию высокой скорости, которая, однако, не превышала 15–20 узлов (27–36 км в час)".
Мистер Купер сразу же записал свои впечатления в записную книжку, и его слова подтверждали не только жена, но и многие другие очевидцы.
На первый взгляд трудно найти сходство между этим животным и монстром капитана Магереза. В самом деле, животное, имеющее два солидных горба на спине, не может, если только у него есть позвоночник, извиваться таким образом, что у него появятся шесть или больше горбов над поверхностью воды. Но, может быть, из этих шести горбов только два являлись настоящими, а за другие были приняты волны, поднятые его телом при движении с большой скоростью…
Но такое внезапное увеличение горбов у бесхвостого мегофиаса можно объяснить и другим феноменом: если допустить, что это животное — родственник ластоногих. Изучение фотографий плывущих моржей и тюленей показывает, что их толстое тело может показывать то один небольшой горб, то несколько более крупных, образованных складками кожи, заполненных слоями жира. Иногда видна серия частых и подвижных складок, которые появляются при механическом трении о воду на значительной скорости и вызываются турбулентными возмущениями.
Наблюдения на побережье Америки
После таких важных наблюдений, сделанных с высоты палуб трансатлантических лайнеров, американское досье между двумя войнами может показаться нам наполненным случаями, приводящими в замешательство и иногда даже совершенно нелепыми. Стараясь представить его в полном объеме, перелистаем все же его страницы так быстро, как возможно.
Сначала бывший офицер торгового флота Чарлз М. Блэкфорд сообщил Айвену Сандерсону, что за свою жизнь слышал о двух случаях встречи с неизвестным морским существом от моряков кораблей, на которых служил. Он даже вспомнил, как очевидцы описывали внешний вид того, что встретился в июле 1920 года пароходу «Крейгсмер» между Майами и Форт-Лодердаль, вблизи берега:
"Капитан, вахтенный офицер, рулевой и другие члены команды видели его. Из того немногого, что я запомнил, они говорили о длинном теле с несколькими спинными плавниками, похожими на дельфиньи, и с головой, расположенной впереди на некотором расстоянии от частично погруженного тела".
Речь здесь, вероятно, идет об одном из представителей того типа морского змея с многочисленными плавниками (скорее всего, боковыми) и круглой головой, которого очевидцы часто описывают именно таким образом. Теперь мы не можем себе позволить игнорировать этот тип. Нет ничего удивительного в том, что животное такого необычного вида видели у атлантического побережья Соединенных Штатов. Встреча произошла в теплых водах у берегов Флориды, достаточно далеко от Новой Англии, где местный вид морского змея имеет обычно один спинной плавник и несколько горбов, плоскую голову и впечатляет вертикальными изгибами.
Именно этот тип, очевидно, видели в 1934 году два студента Гарвардского университета, когда морской змей снова появился в Массачусетсе, в проливе Вайнь-ярд, около Вудс-Холла. Эти два молодых человека, Томас Ратклиф и Эрик Уарбас, говорят о существе 9-метровой длины и 75 сантиметров в диаметре. Они настаивают, что у него были огромные глаза и длинный, утончающийся к концу хвост. Это заставляет нас считать, что он не принадлежит к обычному для Новой Англии типу, у которого глаза почти неразличимы и хвост имеет две лопасти.
В следующем году у берегов Норфолка, в Виргинии, то есть на полпути от Массачусетса до Флориды, произошло новое свидание с морским змеем. На этот раз его увидел лейтенант У. К. Хоган, командир корабля береговой охраны «Электра». Это было длинное, 12 — 15-метровое животное с шестью спинными плавниками, высотой 60 сантиметров и длиной 75 сантиметров у основания каждый. Когда в него выстрелили, таинственное животное даже не попыталось скрыться.
По своему внешнему виду этот монстр продолжает ряд морских змеев с множеством спинных плавников, уже часто встречавшихся, особенно в теплых водах Западной Атлантики.
Змей, которого видел в том же году (1935) недалеко от Говернер-Айленд, в штате Нью-Йорк, солдат Сайлас Смит, плывший на военном корабле "Генерал Чарлз Хамфрейз", относится, пожалуй, к самым коротким морским змеям. Когда из воды извлекли его тело, оказалось, что это обыкновенный питон. Неизвестно, что он делал так далеко от своих родных мест.
Шумным было возвращение в 1937 году массачусетского морского змея, но, в который раз, он опять был не похож на те описания, которые почти единодушно давали сотни очевидцев в течение столетия. Внезапно он оказался серо-зеленым и рогатым, длиной около 36 метров, поднявшим из воды почти десятую часть своего тела. По крайней мере, так утверждают три свидетеля: радиотехник Эдвард Крокер, бизнесмен по имени Джилберт Мантер и жена местного адвоката миссис Рейнор Гардинер, которые его видели у маяка Грейт-пойнт. Первые двое утверждают, что видели даже на песке след размером 66 на 45 дюймов (почти 1 м 65 см на 1 м 10 см). Вроде бы в природе существует и фотоснимок этого следа.
В 1939 году пресса снова забила во все колокола по поводу морского змея из Массачусетса: таинственный скелет длиной 12 метров был выброшен на пляж Херринг-Коув, в Провиданстауне. Некий капитан Энос сообщил, что хорошо знал покойного еще в те времена, когда ловил рыбу на Большой банке у берегов Новой Англии. Он даже вспомнил, что тому тогда дали прозвище «Rover», то есть «бродяга», «пират», "морской разбойник". А некто по имени Джордж Вашингтон Реди заявил, что, когда он впервые увидел монстра в 1886 году, тот переползал через дюны, чтобы погрузиться в пруд Пастюр.
Если верить всем этим господам, то это совсем не тот морской змей, которого увидел немного спустя старый янки, давно устроившийся в Сиднее, где он содержал скаковое поле. После появления статьи А. Сандерсона в "Сатердей ивнинг пост" этот джентльмен по имени Чарлз Баллард написал 6 марта 1947 года ее автору, чтобы сообщить, что семь или восемь лет назад он имел запоминающуюся встречу, когда ехал на автомобиле из Сиднея к себе на ипподром. В спокойной воде акватории порта, разделяющего две части города, он увидел в сотне метров от берега морского змея, плывущего со скоростью 8—11 километров в час. Сравнив мысленно его размеры с длиной своей рыбачьей шхуны (45 м), он оценил его метров в 25. "Змей напоминал внешним видом угря, — писал он, — настоящий угорь, только огромного размера и такой же толстый, как 10-галонная бочка (45 литров). Ни одна часть его тела не была погружена под воду больше, чем на один фут, и он извивался всем своим телом… как маленький угорь, которого я видел в речках. Только один или два первых изгиба поднимались из воды от 1 метра 80 сантиметров до 2 метров 40 сантиметров, а задняя часть его извивающегося тела поднималась из воды на 1 метр 20 сантиметров — 1 метр 50 сантиметров". И уточнял далее: "Его пропорции были такие же, как у угря. Не было видно никаких плавников. Просто толстый угорь".
Конечно, у угря есть плавники. Конечно, плывущий угорь никогда не поднимает из воды части своего извивающегося тела. Когда он просто плывет, тело его колеблется в горизонтальной плоскости. Но, несмотря на эти ошибки, вполне понятные со стороны дилетанта, и даже именно благодаря им, письмо господина Балларда заслуживает доверия.
Вопреки тому, что могут подумать некоторые простаки, морской змей Новой Англии не умер. Крупные змееподобные, населяющие воды Атлантики у берегов Северной Америки, процветали всегда. Были, однако, и такие, кто предпочитал западное побережье США. Вскоре там тоже с помпой объявили о кончине мифического монстра. Во всяком случае, в ноябре 1925 года именно это утверждалось в журнале "Уорлд уайд мэгэзин". Две фотографии очень ясно показывали то, что, казалось, было морским змеем, выброшенным на прибрежные камни Санта-Крус в Калифорнии. Любопытные зеваки толпились вокруг мертвого тела. Его даже охранял человек с карабином.
Это было странное существо, огромная голова которого, на вид больше лежащего человека, отличалась маленькими глазками и рылом, напоминающем утиный нос. Она была связана с телом тонкой длинной шеей почти 12-метровой длины.
Никакой зоолог в мире не мог бы по фотографии точно определить, что это за животное. Но изучение его черепа в музее Академии наук Калифорнии показало, что речь идет о клюворылом ките, очень редком животном бассейна северной части Тихого океана. Это Berardius bairdi, описанный в 1883 году Леонардом Стейнеджером. Об этом китообразном известно очень мало, он даже не имеет обиходного названия.
Представленный экземпляр был примерно 11-метровой длины. Возможно, под действием процесса разложения и ударами волн куски шкуры отделились от тела и создали иллюзию вытянутой шеи. Нет ничего невозможного и в том, что рука человека могла немного помочь природе в этом превращении клюворылого кита в морского змея для нескольких сенсационных снимков. Это, правда, было лишним, так как выброшенный на берег монстр был едва ли не меньше известен ученым, чем тот же Кэдди, любезный кадборозавр с острова Ванкувер.
Тот, по крайней мере, был жив и здоров. Его еще раз увидел в 1934 году Сирил Б. Эндрюс с Пандер-Айленд, когда он охотился на уток. Его увидели еще через три года калифорнийские туристы, которые никогда раньше о нем не слышали. Но только после статьи Айвена Сандерсона миссис Таймюс из Уильмара, что в Калифорнии, отправила зоологам письмо с подробным описанием того существа, что она и ее муж встретили во время посещения Британской Колумбии в 1937 году.
"Возвращаясь в сумерках с рыбалки и подплывая к пляжу Сансет-Бич, что в 35 километрах севернее Ванкувера, мы увидели огромное млекопитающее или монстра примерно в 8 метрах от нашего суденышка. У него была толстая голова, похожая на голову свиньи с длинным рылом, расширенным на конце, два огромных плавника и массивное тело. Мы наблюдали за ним в течение нескольких минут: казалось, его не беспокоило наше присутствие, и он оставался на месте, пока мы не вышли на берег. Потом мы посмотрели энциклопедию, и единственным животным, которое мы нашли на него похожим, оказался ламантин.
Затем, когда два брата ловили рыбу, они увидели то, что могло быть только "морским змеем". Он был достаточно близко, и можно было хорошо рассмотреть голову, похожую на голову верблюда, короткую шею и тело толщиной с большую бочку и длиной примерно 15–18 метров. Хорошо зная этих людей, мы уверены, что они не преувеличили ни на йоту. Это произошло почти на том же самом месте, чуть дальше по берегу.
Похожий монстр был замечен в ближайших окрестностях многими рыбаками, некоторые из них уверяли, что он приближался к ним почти на 30 метров.
С тех пор как мы видели ламантина своими собственными глазами, мы убеждены, что морские монстры не вымерли, и он навсегда останется для нас морским змеем".
Мистер и миссис Таймюс, очевидно, плохо знают зоологию, но их бесхитростный рассказ от этого становится только ценнее, так как он не искажен никакими предубеждениями.
В Тихом океане не водится ни один вид ламантинов, нет и других родственных ему животных… по крайней мере с тех пор, как в прошлом веке последняя морская корова Стеллера была истреблена в Беринговом море. Могло ли быть животное, встреченное калифорнийскими туристами, дожившим до наших дней каким-нибудь видом этих гигантских животных, достигавших, по нашим сведениям, 7—9-метровой длины?
Воскрешение морской коровы
Действительно, явно выраженной шеей, хотя и не длинной, закругленной мордой с коровьей пастью, двумя боковыми плавниками и раздвоенным хвостом с бахромой по краям, горбатой, затянутой в корсет спиной и шкурой, похожей на собачью, стеллерова корова очень похожа на многогорбого морского змея. Однако никто и никогда не возлагал на нее ответственность за некоторые его появления. Лишь однажды смотрители провинциального музея в Виктории, на острове Ванкувер, вспомнили о ней, да и то не к месту, когда в 1934 году на берег был выброшен скелет акулы-пилигрима. Но, конечно, не из-за этого неудачного случая никто не рискует выдвигать подобную гипотезу. А ведь она достаточно защищаема и должна была бы логично приходить на ум. В самом деле, существует три типа морских млекопитающих: ластоногие, китообразные и сиреновые. Megophias Удеманса и зейглодоны связывают морского змея с первыми двумя типами. Тогда почему такая дискриминация для третьего? Только Сирл Вуд в своей статье в «Нейчур» (1880), где он причисляет морского змея к родственникам зейглодона, делает исключение для монстра «Осборна», который, по его словам, "мог быть ламантином". Предположение вдвойне сомнительное, если принять во внимание зубчатый гребень животного и тот факт, что в Средиземном море никогда не было ламантинов.
Эта гипотеза одновременно слишком смелая и недостаточно смелая. Слишком — для консервативного ума, знающего, что корова Стеллера исчезла почти сто лет назад. А недостаточно смелая — для мечтательного и авантюрного ума, который считает слишком банальным найти животное, считающееся так недавно вымершим, в то время как цел аканта считали вымершим 70 миллионов лет назад, а неопилину все 280 миллионов лет назад.
Может ли морская корова жить в настоящее время? Мы уже говорили, что некоторых вроде бы еще встречали у острова, Беринга после его колонизации в 1830 году. Сомнительно, чтобы животное, замеченное там в 1854 году и о котором было сообщено профессору А. Е. Норденшельду, оказалось действительно морской коровой. Скорее всего, это была самка нарвала. Во всяком случае, когда на острове находились польский натуралист Бенедикт Дыбовский (с 1879 по 1885 год), а затем его американский коллега Стейнеджер (1887 год), никто из них не нашел никаких следов живой морской коровы.
Но ограничен ли ареал распространения гигантских сиреневых только Командорскими островами? И больше их нигде нет? По этому поводу есть обоснованные сомнения.
Сам Стеллер, когда достиг Камчатки, не без удивления узнал от местных жителей, что странное животное, которое он только что открыл на островах, водится также на восточном побережье полуострова, от мыса Кроноцкий до Авачинского залива. Речь не могла идти о каком-нибудь другом животном. Камчадалы прозвали его «капустник» — очевидный намек на его пристрастие к морской капусте, обычному корму морской коровы. Натуралист посчитал, что на Камчатке морские коровы были известны только по трупам, которые прибой выбрасывал иногда на берег. С другой стороны, он был готов допустить, что эти животные могли обитать еще севернее, на сибирском побережье Ледовитого океана, так как стало известно, что чукчи использовали их шкуры, обладавшие невероятной прочностью, для постройки своих лодок.
Вообще Стеллер считал, что морские коровы распространены больше у побережья Америки и на островах, которые он называл «Chenal». Под этим названием он, по-видимому, подразумевал Командорские острова. Но в 1958 году советский исследователь В. А. Греков предположил, что Стеллер имел в виду острова Св. Матвея и Св. Лаврентия, расположенные севернее, в зоне, прилегающей к Беринговому морю.
С другой стороны, когда Ф. А. Кульков с 1759 по 1762 год совершал коммерческое путешествие на острова Ближние (Атту и Агатту, самые близкие к Азии из Алеутских островов), он отметил в отчете о поездке: "Здесь редко встречаются киты и еще реже морские коровы, которых охотники называют командорскими коровами, так как они во множестве водятся у островов Беринга или Командора".
Наконец, когда с 1803 по 1806 год великий русский мореплаватель Иван Федорович Крузенштерн совершал свое кругосветное путешествие, натуралист экспедиции Вильгельм Готлеб Тилезиус писал в отчете, что возвращавшиеся из Калифорнии путешественники говорили иногда о морских коровах, встреченных ими.
Греков постарался собрать все исторические документы, чтобы показать, что ареал распространения морской коровы простирался гораздо шире, чем думали раньше, и что животное могло встречаться в том или ином месте еще в XVIII веке. Но были и более поздние свидетельства.
Так, Дж. Свердлапу один русский в 1910 году сообщил, что труп морской коровы был выброшен на берег мыса Чаплин, на севере Анадырского залива.
Несмотря на все это, советские исследователи из НИИ океанографии никогда не придавали большого значения слухам о встречах в северных районах океана с животными, похожими на исчезнувшую морскую корову, периодически доходившим до них уже многие годы. Эти сведения исходили от рыбаков или местных жителей, населяющих побережье Камчатки, Чукотки, а также северных островов Курильской гряды… Короче, в зоне, протянувшейся на 2500 километров от Берингова пролива почти до ворот Японии.
Сдержанное отношение научных кругов однажды было серьезно поколеблено сообщением, поступившим в июле 1962 года от экипажа китобойного судна «Буран» из района мыса Наварин, расположенного на юге залива Анадырь.
Однажды рано утром корабль находился вблизи берега, когда полдюжины толстых животных незнакомого вида были замечены в 80—100 метрах от борта. На следующий день такое же животное увидели снова в том же месте, где мелководье образует нечто вроде лагуны, в которую впадает река. Этот природный бассейн зарос морской капустой и водорослями и — следует это уточнить — зимой, за исключением узкой прибрежной полосы, никогда не покрывается льдом.
По единодушному мнению очевидцев, в большинстве своем охотников и опытных китобоев, встреченные животные не были похожи ни на кита, ни на любое известное ластоногое. Их размеры достигали 6–8 метров. Шкура у них была темного цвета, голова маленькая. Раздвоенная верхняя губа нависала над нижней (это впечатление могли произвести и густые усы). Хвост животного удивлял бахромой на его конце.
Животные плыли медленно, время от времени погружаясь на очень короткое время, затем появляясь на поверхности совершенно особым образом. Они держались тесной группой, плыли синхронно в одном направлении.
Эти животные были поразительно похожи на морских коров, вплоть до деталей головы и хвоста. Единственным животным, у которых можно найти некоторые похожие черты, является морж, но он никогда не превышает размеров 4 метров в длину. Наконец, эти животные были встречены в такой специфической биологической зоне, что эти неповоротливые морские травоядные определенно были морскими коровами.
Не надо было больше ничего, чтобы наполнить надеждой сердца советских натуралистов, которые обнародовали эти факты в журнале «Природа», издаваемого Академией наук СССР. Они добавили к тому вполне разумные замечания:
"Как известно, морская корова была полностью истреблена на Командорских островах охотниками. Однако в других регионах, если верить полученным нами сведениям, морские коровы могли выжить. Эти районы могли быть малопосещаемыми, да и теперь там не много народу. Можно предположить, что морская корова могла там существовать, если были собраны воедино необходимые экологические условия, но у нас нет об этом достаточных сведений. Если все так и было, то морские коровы имели хорошие шансы долго оставаться незамеченными".
Конечно, советские ученые соглашались, что наблюдения моряков с «Бурана» требуют подтверждения и необходима организация специальной экспедиции.
Казалось, это подтверждение будет нетрудно получить. Стеллерова корова, из-за ее режима питания и неспособности глубоко погружаться, имела узкую среду обитания: мелководье с большим количеством водорослей и морской капусты, расположенное обычно в устье реки. Эти животные, казалось, предпочитали более пресную воду. Кроме того, они были не очень боязливыми, медлительными и неспособными к бегству. Повторяем, они не могли погружаться глубоко и таким образом спасаться.
Может быть, они лучше приспособились к жизни в море, чем другие, стали более подвижными и быстрыми, более дикими и научились лучше нырять. Может быть также, их рацион стал более разнообразным и они начали употреблять в пищу водоросли и другую растительность более глубоководных мест, а может быть, даже — кто знает? — планктон. Корова Стеллера очень специализированный вид животного — если хотите, дегенеративный, плохо вооруженный для борьбы за существование, и это — результат продолжительной изоляции в прибрежных районах островов Беринга и Медный. Так чаще всего происходит с островными формами животных, слишком долго не имевших естественных врагов.
Небольшие глубины прибрежных районов Командорских островов, куда не могли проникнуть крупные морские хищники, составляли, без сомнения, безопасную гавань для коров, и они становились существами все более неповоротливыми и, в конце концов, потеряли всякий инстинкт самозащиты. Эта дегенерация ускорила их исчезновение, которое произошло всего через несколько десятилетий после того, как они вступили в первый контакт с самым свирепым из современных хищников — человеком.
Именно расслабляющим прелестям замкнутого островного обитания, которых их братья дюгони и ламантины были лишены, коровы Стеллера обязаны своей гибелью. И вероятно, потому морские коровы где-то дожили до наших дней, что не уступили этому предательскому очарованию островов, что им удалось до сих пор избегать обнаружения и, следовательно, уничтожения.
Вторая мировая война: мораторий на морского змея
Стоит ли говорить, что монстр, которого увидели в 1937 году севернее Ванкувера мистер и миссис Таймюс, мог быть морской коровой? Но было бы слишком рискованно двигаться дальше по этому пути. Британская Колумбия отделена от Камчатки и от сибирского побережья всем пространством Тихого океана, то есть между ними лежит больше чем 5 тысяч километров водного пространства! Нельзя предположить и местный вид морской коровы, так как неизвестное животное, похожее на нее, было замечено всего один раз в окрестностях острова Ванкувер. Там даже ни разу не видели морского змея с несколькими горбами. Кадборозавр, то есть морской змей с развевающейся гривой и огромными глазами, который, напротив, кажется завсегдатаем этих мест, имеет совершенно другой вид.
Однако животное длиной 15–18 метров, описанное двумя знакомыми рыбаками супругов Таймюс, без сомнения, является нашим «Кэдди» и совершенно не похоже на то, которое они сами видели. Таймюсы назвали свое животное огромным, но его размеры не были уточнены. Длина его, скорее всего, не превышала 7 метров — это, кстати, обычный размер самки морской коровы. В этом случае животное легко можно идентифицировать. Вероятно, речь идет о северном морском слоне, хобот которого можно принять за расширяющееся рыло свиньи.
Появление этого мексиканско-калифорнийского животного у канадского берега также достаточно удивительно. Кован и Гиге упоминают в 1956 году, в своей работе о млекопитающих Британской Колумбии, что некоторые особи этого вида иногда заплывают в прибрежные воды острова Ванкувер, где однажды были пойманы двое. Дж. Уиллет отмечал, что труп еще одного был выброшен на берег еще севернее, на остров Принца Уэльского, около Аляски.
В 1939 году экипаж рыбацкого судна, ловившего палтуса, видел в устье реки Колумбия, около Астории (штат Орегон), морского змея, поднявшего голову над водой на три метра и уставившегося на них. Так как это произошло всего в 300 километрах от обычного места обитания «Кэдди», можно подумать, что тот отправился с дружеским визитом к американцам.
А затем разразилась Вторая мировая война. Никто больше не думал заниматься морскими змееподобными. Впервые с 1817 года морской змей, который практически каждый год напоминал о себе, исчез из новостей на пять следующих лет.
…Когда в ноябре 1941 года два рыбака из Мулулабака, севернее Брисбена, заметили змееподобное существо примерно 18-метровой длины, они решили, что это была рыба-ремень (сельдяной король). Натуралист Чарльз Барретт, который сообщил об этой истории, рассказал, что, по мнению очевидцев, "его тело имело красные пятна и у него была красная борода". Конечно, эти детали заставляют подумать о рыбе-ремне, но не согласуются с тем, что мы знаем о ее размерах. Самые крупные экземпляры этой рыбы никогда не достигали 7 метров. Но на этот раз никто не произнес имени морского змея. О нем больше не говорили.
Между тем очевидно, что встречи с морским змеем должны были происходить и во время войны. Но, уступив место жгучим проблемам другого рода, сообщения о них появились много позднее.
Так, только в 1962 году в своей книге "Монстры глубин" Томас Хельм поведал историю встречи, которая произошла в бухте Сент-Эндрю у северо-западного побережья Флориды, то есть в Мексиканском заливе.
Прослужив четыре года в американском военном флоте, получив 17 пуль в Перл-Харборе и оставшись без части левой руки и с раздробленным коленом, Хельм был демобилизован. В то время его жена Дороти и он работали дикторами на радиостанции в Панама-Сити.
Они увлекались прогулками под парусом и однажды в марте отправились на небольшой 5-метровой парусной яхте вдоль западного берега Флориды. Внезапно, около 4 часов после полудня, на поверхности воды, гладкой, как зеркало, они увидели странное создание, направлявшееся прямо в их сторону. Оно имело "голову размером с баскетбольный мяч, покоящуюся на шее, высунувшейся из воды на 1 метр 20 сантиметров".
Направляя яхту так, чтобы не столкнуться с этим странным существом, Хельм и его жена старались, однако, проплыть как можно ближе от него.
"Это было, бесспорно, живое существо, — писал Хельм. — Вся его голова и шея были покрыты мокрой шерстью, прилипшей к телу и блестевшей в лучах солнца. Когда оно проплывало у борта яхты, голова повернулась и животное посмотрело прямо на нас. Первой моей мыслью было, что перед нами какой-то гигантский экземпляр выдры или тюленя, но я сразу же понял, что это была морда не выдры и не тюленя".
С детства увлекавшийся зоологией, а позднее избороздивший весь северо-запад Тихого океана, Хельм, конечно, хорошо знал морских животных.
"Голова этого существа, — говорит он, — за исключением отсутствующих ушей, была очень похожа на голову кошки чудовищных размеров. Морда была покрыта шерстью, и глаза направлены вперед.
Цвет мокрой шерсти был шоколадно-коричневый. Глаза, хорошо очерченные, были круглыми, размером почти в серебряный доллар и черного блестящего цвета. У него был приплюснутый нос, а там, где должен был быть рот, на обе стороны спускались густые черные усы".
Несколько секунд зверь рассматривал суденышко, затем отвернулся, как будто потерял к нему всякий интерес. Вдруг голова внезапно откинулась назад, погрузилась в воду и исчезла. Только большой круг вспененной воды и водоворот обозначали место, где только что находилось его огромное тело.
Интересовавшийся, как большинство моряков, проблемой морского змея, Томас Хельм был совершенно дезориентирован внешним видом неизвестного животного: "…большая голова дракона, с челюстями, усеянными острыми зубами. Это было бы легче объяснить, чем голову кошки величиной с бенгальского тигра. Увиденное мною не вписывалось в рамки того, что я когда-нибудь слышал или читал о морских неопознанных существах".
Очевидно, Хельм не очень много читал, так как животное давало повод сравнить его со многими описаниями, и его черты кажутся похожими на молодого морского змея с гривой — короче, на морского жеребенка, если можно так выразиться.
Первое, о чем подумал моряк, — что перед ним какой-то ластоногий, но он сразу же отбросил эту мысль. Никакой из известных ластоногих, по его мнению, не имеет ни длинной шеи, ни такой большой головы (что не всегда верно — вспомним морского слона). К тому же в Мексиканском заливе их давно уже нет — с тех пор, как двести лет назад был уничтожен последний антильский тюлень.
Но Хельм также делает одно очень интересное замечание. Он отмечает черту, которая поражала многих очевидцев, встречавшихся с гривастым морским змеем:
"Настоящие и ушастые тюлени имеют вытянутые морды и расположенные по бокам головы глаза, как у белки или крысы. Существо, что встретили мы с женой, смотрело на нас глазами, посаженными почти на передней стороне лица, как у кошки".
Другая встреча со змеем произошла в конце войны, на противоположной стороне Земли. Она также должна была дожидаться почти двадцать лет, чтобы мы о ней узнали, и стала достоянием гласности в июне 1965 года после публикации первых фотографий морского змея. Француз Робер Ле Серрек, который сделал их у берегов Квинсленда, затем жил некоторое время в Нумеа, где пресса и заговорила впервые о его необычном приключении. После этого свое затянувшееся молчание прервали еще несколько очевидцев. Среди них был и Артур Фере, коммерсант из Каналы, что на Новой Каледонии.
Однажды утром в 1945 году — точную дату он уже не помнил — около 9 часов он отправился на рыбалку на моторной лодке вместе с женой и местным полицейским по имени Монтини, который был тоже с женой и тремя детьми:
"Когда мы вошли в залив Уэнгхо, то увидели предмет странной формы, возвышавшийся над водой. Сначала мы подумали, что это дерево и его большая ветка торчит из воды прямо вверх, так как предмет оставался неподвижным. Присутствие странного предмета нас заинтересовало, и мы взяли курс на него. Когда мы приблизились, то начали различать что-то вроде большой головы на длинной шее, покрытой желтыми пятнами. Это напоминало жирафа.
Проследив взглядом за шеей, мы различили массивную продолговатую форму, едва скрытую водой. Мы продолжали приближаться. Когда до существа оставалось не более 200 метров, оно внезапно зашевелилось и нырнуло, подняв целый фонтан брызг. Естественной нашей реакцией было быстрее развернуться и поспешить к берегу".
Глава 13
ЗАГАДКА ВОТ-ВОТ БУДЕТ РАЗГАДАНА
Морского змея разрубает пополам пакетбот "Санта-клара"
В 1947 году весть о гибели морского змея распространилась по всей мировой прессе.
Все началось с радиотелеграфного сообщения, которое получило гидрографическое бюро Соединенных Штатов 30 декабря с парохода «Санта-Клара», который курсировал по линии Нью-Йорк — колумбийский порт Картахена.
"34.34 СЕВ.ШИР 74.07 ЗАП. ДОЛГ 17.00 ПО ГР. ПРОИЗОШЛО СТОЛКНОВЕНИЕ С МОРСКИМ ЧУДОВИЩЕМ УБИТЫМ ИЛИ СЕРЬЕЗНО РАНЕННЫМ — ТОЧКА — ДЛИНА 13.50 М С ГОЛОВОЙ И ТЕЛОМ УГРЕВИДНОЙ ФОРМЫ ПРИМЕРНО 9 °CМ ДИАМЕТРА — ТОЧКА — ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ВИДЕЛИ БЬЮЩИМСЯ ПОСРЕДИ КРОВАВОЙ И ПЕННОЙ ЗОНЫ ВТОРОЙ ПОМОЩНИК УИЛЬЯМ ХАМФРИС И ТРЕТИЙ ПОМОЩНИК ДЖОН ЭКСЕЛЬТОН".
Можно представить себе, какое волнение возбудило это лаконичное сообщение, которое пресса поспешила растиражировать — правда, с прибавлением надоевших шуточек относительно исконно моряцкого пристрастия к алкоголю. По счастью, капитан парохода, Джон Фордан, счел своим долгом составить точное донесение по поводу происшедшего, которое было распространенно через Ассошиэйтед Пресс. И тогда каждый смог ознакомится через газеты с тем, что действительно случилось.
Итак, 30 декабря «Санта-Клара» следовала вдоль берега Северной Каролины по гладкому, как зеркало, морю и при ярком солнце. Только что пробили полдень (то есть было 17.00 по Гринвичу), и пароход находился в 118 милях к востоку от мыса Лукаут. Уильям Хамфрис, второй помощник, штурман Джон Ригни и третий помощник Джон Эксельтон — все трое находились в левом крыле главного мостика, отмечая координаты, когда…
"Внезапно Джон Эксельтон увидел змеиную голову, которая поднялась из воды в 9 метрах по правому борту. Его крик изумления привлек внимание двух других офицеров к чудищу, и все трое уставились на него, не веря своим глазам, а оно за один миг проплыло мимо мостика и оказалось позади них.
Голова существа достигала, по-видимому, 75 сантиметров в ширину, 60 в толщину и 1,5 метра в длину. Цилиндрическое туловище было примерно 90 сантиметров в толщину, а шея диаметром 45 сантиметров.
Когда чудовище проплывало мимо мостика, то наблюдатели заметили, что вода вокруг него окрашивается красным на площади примерно в 3–4 квадратных метра. Видимая часть туловища была приблизительно 11 метров в длину. Предположительно, такая окраска воды объясняется кровотечением, и, вероятно, форштевень судна разрезал чудовище надвое, но так как на другом борту не было наблюдателей, то нет никакой возможности оценить величину той части тела, которая могла быть видна оттуда.
Все то недолгое время, что чудовище было видно — от первого мгновения до полного исчезновения позади, оно билось, как будто в агонии. Кожа животного была темно-коричневой, гладкой и мягкой. Не было видно ни плавников, ни волос, никаких выступающих частей, кроме головы и шеи".
Когда в середине января «Санта-Клара» прибыла для швартовки на Норт-ривер в Нью-Йорке, журналисты поднялись на борт, чтобы взять интервью у свидетелей драмы и добиться от них еще каких-нибудь дополнительных деталей. Но к донесению капитана нельзя было прибавить ничего важного. Им лишь удалось заглянуть в бортовой журнал, чтобы убедиться, что весь инцидент был зафиксирован красными чернилами, как это предписано для катастроф и прочих необычайных происшествий. Принимая во внимание, что за любое вымышленное описание такого рода налагался штраф 500 долларов, никому и в голову не пришло, что речь идет о какой-то шутке. Впрочем, совершенно невозможно представить себе, чтобы три офицера намеренно выдумали все до последнего слова. Бесспорно, что-то они все-таки видели.
Но можно ли с уверенностью утверждать, что это «что-то» было морским змеем, то есть тем самым животным, про которого все знают, что "его не существует"? И снова дело оставили распутывать "экспертам"…
Кристофер Коатс из аквариума Зоологического общества Нью-Йорка заявил без обиняков, что чудовище — жертва маршрута (морское выражение) был, без сомнения, регалеком (сельдяным королем).
"Весьма часто, — сказал он, — двое, видевшие одно и то же, описывают его по-разному. Моряки говорят, что туловище было округлое, но плоская поверхность издалека может показаться выпуклой. Регалек — это то, что мы называем "сплюснутой рыбой": узкая с боков, но широкая сверху вниз.
Возможно, что они видели гигантского дельфина, но более вероятно, что это был именно регалек".
Можно указать мистеру Коатсу, что как раз в данном случае разные свидетели не описывали по-разному то, что они видели, и также поинтересоваться у него — а нет ли в его аквариуме дельфина со змеиной головой на ярко выраженной шее или регалека темно-коричневого цвета длиной в 11 метров, без плавников и выпуклостей на голове. Ведь тогда бы в его коллекции, без его ведома, оказался настоящий морской змей!
У датчан есть свой морской змей!
Конечно же, в нью-йоркском аквариуме не было морского змея. Но немного погодя оказалось, что один из них вот уже двадцать лет пребывал в банке, среди экспонатов Лаборатории морской биологии в Шарлот-тенлунде, что в предместье Копенгагена.
Не улыбайтесь: это вовсе не шутка. С 1930 года у нас есть экспонат, законсервированный в спирте, — твердое несомненное доказательство, которое даже можно потрогать, существования, по крайней мере, одного типа морского змея.
Это знали несколько посвященных — узкоспециализированных зоологов, — и факт не был открыт широкой публике вплоть до 1949 года, до того момента, пока пресса не объявила о подготовке датского океанографического судна «Галатея» к выходу в плавание.
Эта экспедиция, планировавшаяся пятнадцать лет и финансировавшаяся датским правительством, должна была в течение двух лет исследовать морские глубины, практически неизвестные — более 4 тысяч метров. Ведь две трети земной поверхности покрыты слоем воды толщиной, превышающей 4 тысячи метров! Задействованное судно было бывшим кораблем береговой охраны, 30 метров в длину, которое должно было перевозить научный экипаж из десяти человек. Управлял ими один из самых выдающихся океанографов и специалистов по морской биологии нашего времени, доктор Антон Ф. Бруун, директор университетского зоологического музея Копенгагена и ученик знаменитого Йоханнеса Шмидта. Именно этому последнему мы обязаны открытием, что все угри Европы и Северной Америки рождаются в Саргассовом море, куда они и возвращаются, чтобы произвести потомство.
Перед представителями прессы доктор Бруун, с достоинством потомка грубых и энергичных викингов, не стал вести уклончивых речей:
"Я принадлежу к той группе ученых, которые не отбрасывают «миф» о морском змее. Очень вероятно, что он существует в таких глубинах океана, которые никто никогда не исследовал. Кроме того, никто никогда не пытался его выловить. Я надеюсь, что нам удастся поймать хотя бы одного".
Доктор Бруун больше кого бы то ни было имел право на такой оптимизм. В 1930 году, когда он был еще юным ассистентом профессора Шмидта, то принял участие в океанографической экспедиции «Даны», которой руководил его учитель. 31 января, когда судно находилось между мысом Доброй Надежды и островом Святой Елены, сеть притащила с глубины примерно 300 метров огромного угря длиной в 1 метр 84 сантиметра!
Следует знать, что угри, как и земноводные, являются животными превращений. Точно так же, как лягушки проходят стадию головастиков, которые почти совсем не походят по виду на взрослых особей, так и все угри, перед тем как стать такими, какими мы их знаем, проводят часть своей жизни под видом маленькой морской рыбы, сплющенной с боков, прозрачной, как стекло, почти невидимой: из-за этого в воде они кажутся сократившимися до двух черных точек — своих глаз. Этих личинок называют лептоцефалами, то есть «малоголовыми» или, скорее, «узкоголовыми». Полное первоначальное имя, которое в 1788 году дал Гмелин, продолжатель Линнея, этой маленькой рыбке, открытой в 1763 году близ Холихеда англичанином Уильямом Моррисом, — лептоцефалус морриссии (лептоцефал Морриса). И когда доктор Г. Кауп впоследствии выловил похожую рыбу, которая, очевидно, являлась каким-то другим видом, то он в 1856 году окрестил ее как лептоцефалус бревирострис. И только в конце предыдущего столетия итальянские ихтиологи Грасси и Каландруччо случайно заметили, что второй — не что иное, как личиночная стадия обычного угря, а французский биолог Ив Делаж установил, что лептоцефал Морриса на самом деле личинка морского угря.
Каждому виду угрей соответствует лептоцефал одной формы и одного особого размера. Лептоцефал обычного угря едва достигает 7–8 сантиметров перед тем, как преобразиться во взрослую особь, которая уже вытягивается до 1 метра 40 сантиметров, то есть увеличивается в восемнадцать раз. У морского угря индекс роста еще выше. Его личинка, лептоцефал Морриса, 10 сантиметров в длину, а взрослая особь, по крайней мере женская, может вырастать до трех метров, то есть она в тридцать раз больше.
Датчанин Антон Бруун вычислил по лептоцефалу, имеющему размеры рослого человека, что соответствующая взрослая особь, сохраняя все пропорции, должна, по логике, достигать от 33 до 55 метров. При индексе роста, который может быть меньше, чем у обычного или морского угря, Бруун вычислил, что даже по самой консервативной оценке, можно все же признать существование угря, по крайней мере, 15 метров длиной во взрослом состоянии.
Явившись на поверхность, не становился ли такой угорь вполне приличным морским змеем? Ведь сказочный монстр сравнивался — и неоднократно — как по своей форме и внешнему виду, так и по движениям с неким гигантским угрем…
Настало время припомнить, что еще в 1830 году гениальный Рафинеск предположил, что некоторые морские змеи могли быть родичами угрей-синбранхов, которые, не будучи буквально угрями, имеют точно такую же внешность. Со своей стороны, Чарлз Гуд в своих "Мифических чудовищах" собрал множество показаний о наблюдениях угрей более 6 метров длины в море у Сингапура. Если послушать писателя-натуралиста Айатта Веррилла, то его отец, профессор Эддисон Е. Веррилл, слава которого связана с первым полным описанием сверхгигантского кальмара, верил в существование двух типов морского змея, одного — похожего на плезиозавра и другого — относящегося к морским угрям.
И вправду, по очень многим чертам, описанным в литературе, некоторые морские змеи напоминают больших угрей, которых плохо разглядели: тут и округленная голова, продолжающая змеевидное тело без каких-либо переходов, обозначающих шею, и темная окраска верха туловища и светлая — нижней части, и гребень или очень вытянутый спинной плавник, и грудные плавники в форме лопаточек, невидимые, когда они поджаты к телу, и удлиненный хвост, заостренный на конце.
Все это заставило призадуматься Брууна. Но сперва его насторожило и взволновало то, что гигантский лептоцефал был пойман в том самом месте, где в 1848 году морского змея видели офицеры и экипаж корабля британского королевского флота «Дедал», — змея, весьма похожего на большого угря. Под влиянием этого впечатления доктор Бруун написал в 1959 году: "Я прочел большую часть рассказов о путешествиях древности и был потрясен тем, что огромное количество наблюдений так называемого морского змея были сделаны как раз в том районе Южной Атлантики, где мы нашли нашего лептоцефала".
Это так и есть: с начала столетия около двадцати встреч произошло в этом океанском бассейне. Но настолько ли это значимо на фоне сотен наблюдений того же рода, проведенных в совершенно иных местах? Не слишком ли предвзято обобщать, как это делает доктор Бруун, полагая, что именно вдоль западного побережья Африки больше всего шансов выловить морского змея?
Другая область, которую датский ученый счел наиболее благоприятной для его обитания, была полоса океана, которая тянется по западному берегу Южной Америки, но где, увы, ни разу не видели морского змея.
Почему выбраны именно две эти области? Потому что, говорит доктор Бруун, воды, самые богатые питательными веществами и разной дичью, и есть те самые, где моряки ловят крупнейших рыб. А для такого крупного зверя, как морской змей, требуется исключительно богатая с точки зрения пропитания область.
Сразу скажем, что этот аргумент малоубедителен, если доктор Бруун полагает длину чудо-угря от 10 до 20 метров максимум, то есть это животное, чей вес должен измеряться 1–5 тоннами. Но животные равной массы и даже гораздо большей — такие, как большие китообразные, китовые акулы, гигантские скаты или сверхкрупные кальмары, — вовсе не избрали себе дом в указанных водах.
Применяя к земным пространствам те же аргументы доктора Брууна, можно легко заключить, что именно на зеленых пастбищах Нормандии и Миннесоты больше всего шансов поймать слона или носорога!
Однако признаем, что некоторые крупные змееподобные могли бы найти себе пропитание именно в этих двух океанских зонах, указанных датским ученым, и позволим ему объяснить, отчего, по его мнению, морских змеев в общем-то столь редко встречали:
"Существуют маленькие морские угри, весьма близкие по размерам к пресноводным, которые появляются на свет в слоях океанских вод, прогретых солнцем, в тропических и субтропических районах, но которые погружаются в холодные бездны, как только становятся взрослыми. Мы находили их на глубине больше трех тысяч метров, живущих там, где температура почти постоянно держится на отметке едва ли в два-три градуса выше нуля.
Я полагаю, что гигантские угри, происходящие из личинок, как та, которую мы обнаружили в море к юго-западу Африки, точно так же могут проживать в этих потаенных районах. Когда они мечут икру на глубине примерно 60 метров и затем умирают, то их огромные тела обычно погружаются на дно океана, совершенно не замеченные нами. Но вполне понятно, что время от времени кто-то из них, умирая и сбившись с пути, может после нереста подняться и биться некоторое время в агонии на поверхности. По мере того как животное поднимается, его потребности в кислороде сильно превышают возможности его абсорбировать, а температура на поверхности становится для него невыносимо большой. Он буквально задыхается, достигнув открытого воздуха".
Это и есть те впечатляющие агонии, которые время от времени мы, люди, видим.
Гипотеза доктора Брууна, очевидно, вполне способна удовлетворить самых недоверчивых зоологов и сломить дух самых консервативных из них, и на это есть целых три причины:
1. Детеныш морского змея в икринке имеет совершенную гарантию своего дальнейшего существования: это очень твердое доказательство, которое желательно для всех новых зоологических описаний.
2. Предложенный прототип принадлежит не к группе, признанной вымершей миллионы лет назад, но к семейству животных, у которого и ныне имеются многочисленные представители: его открытие ничего не перевернет в современных палеонтологических представлениях.
3. Животные названы глубоководными, а их исследование едва ли возможно: это объясняет, как им удавалось избегнуть до настоящего времени пронырливых исследователей и коллекционеров животных.
Одним словом, ничто в этой гипотезе не покушается на косные ментальные привычки этих господ. Но точка зрения крупного датского ученого, однако, вовсе не защищена от критики.
Может ли морской змей быть гигантским угрем?
Доктор Бруун объясняет редкость появлений морского змея в основном его случайными внешними признаками. На это можно предложить два весомых возражения.
Во-первых, появления крупных змеевидных гораздо менее редки, чем большинства других крупных морских животных, официально признанных: весьма сложно насчитать, к примеру, сотни свидетельств по поводу наблюдений на море таких существ, как сверхкрупный кальмар, китовая акула или клюворылый кит.
Далее, если некоторые свидетели и описывают морского змея бьющимся в судорогах на поверхности, то такие показания, по правде говоря, исключительны. Большинство наблюдателей настаивает, наоборот, на спокойствии, легкости, гибкости и даже величавости движений чудовищ, которых они видели и которые тихо скользили по водной глади или сами их с любопытством рассматривали. Те, кто описывают быстроту движений морских змеев, подчеркивают регулярность и прямизну их курса или замечательную живость последовательных погружений. Эти черты и повадки вряд ли можно отнести к умирающему животному.
Впрочем, а обязательно ли, что гигантские угри — обитатели бездн? Это вероятно, но никак не подтверждено. Сходным образом уже пытались представить целаканта как глубоководную рыбу, чтобы уменьшить позор ее необнаружения раньше, но все показывает, что это не так. Это, скорее, имеет отношение к человеческой психологии, чем к зоологии — желание поселить именно в бездне морского змея и прочих "чудовищ глубин".
Наконец, на самом ли деле гигантские угри так уж велики? Леон Бертин, профессор ихтиологии из Музея естественной истории, так отвечает на этот вопрос:
"Из того факта, что некий европейский угорь может достигать максимума величины 140 сантиметров, происходя из лептоцефала длиной 8 сантиметров, можно ли заключить, что, соответственно, личинка 180 сантиметров совершенно обязательно превращается во взрослую особь 30 метров длиной? Употребление простого правила переноса в вычислении размеров абсолютно бессмысленно, когда мы переходим от одного вида к другому".
Изучение формы гигантского лептоцефала дает несколько ценных указаний на индекс роста, который следует применить. Ведь, на самом деле, личинки-лептоцефалы в зависимости от своего вида имеют очень разные формы. Личинки обычного угря походят на лист оливкового дерева, а личинки морского угря и мурены напоминают довольно короткую ленту. На самом деле, существуют все промежуточные формы от лептоцефалов рода Суета, похожих на большой диск, и до рода Nemichthis, схожих с длинной узкой лентой.
Обозначив форму гигантских лептоцефалов, скорее, как ленточную, профессор Бертин констатирует: "…следует признать, что они не имеют ничего общего с обычными угревидными рыбами, такими, как угри, мурены и так далее… Зато они легко сближаются с Nemichthis и родственными формами. А ведь самые крупные известные личинки этой группы достигают 38 сантиметров, а самые крупные известные взрослые особи — примерно 100 сантиметров. Соотношение, скорее, один к трем, а не один к восемнадцати, как у угря. Если два пойманных гигантских лептоцефала принадлежат к группе Nemichthis, то, следовательно, весьма возможно, что взрослые будут от 5 до 6 метров в длину, а совсем не 30, как кто-то может ожидать".
Великий французский специалист по угрям пошел еще дальше:
"Тот факт, что лептоцефала и взрослую особь отделяет превращение (метаморфоза), приводит к глубокой неуверенности относительно их величин. Что, например, можно подумать о происходящем с Batracien anoure, у которых очень часто головастик гораздо крупнее взрослой особи; головастик Pelobates fuscus 18 сантиметров дает, после метаморфозы, взрослую особь 6 сантиметров. И так далее. Другими словами, размеры личинки не позволяют делать никаких заключений о размерах взрослого животного. Ничто не доказывает, что лептоцефалы 180 сантиметров обязательно являются моделью угревидной рыбы очень крупного размера".
Приходится уточнить, что если эрудированный автор "Жизни животных" так упорствует в своем стремлении разрушить единственное конкретное доказательство существования морского змея, то совсем не для того, чтобы отрицать его самого. Наоборот, его мнение по этой проблеме весьма ясно выражено так: "…чудовище существует. Другое дело — узнать, какова же его природа".
Но профессор Бертин решил, что "гипотеза о "морском змее — угревидной рыбе" не имеет ничего общего с теми тремя чертами, о которых с редкостным постоянством твердят те, кому посчастливилось видеть животное: с четырьмя лапами в форме плавников, вертикальными волнообразными движениями тела и со струйками пара, выбрасываемыми из ноздрей".
Написав так, профессор Бертин пал жертвой общей ошибки, посчитав, что все наблюдения морского змея относятся к одному и тому же виду. Совершенно очевидно, что морские чудовища, у которых можно различить четыре лапы или которые выбрасывают из ноздрей струйки пара, никак не могут быть гигантскими угрями. Но это совсем необязательно для тех случаев, когда у них различают вертикальные извивы туловища.
К совершенно умопомрачительному выводу пришел в 50-х годах доктор Морис Бертон — другой энциклопедист-зоолог.
Прозанимавшись проблемой морского змея тридцать лет, доктор Бертон заключил, что и тот, и лох-несское чудовище, столь часто описываемое похожим образом, не могут быть никем иным, как гигантскими угрями:
"Это единственные известные животные, чувствующие себя одинаково хорошо как в соленой, так и солоноватой или даже порой в пресной воде, и которые сохранили черты амфибий, для того чтобы держать голову над водой достаточное время, и которые обычно живут, затаившись на дне, и появляются на поверхности редко и спорадически".
Напомнив о поимке гигантского лептоцефала, он прибавляет: "Вопрос о размерах не должен служить помехой тому, чтобы принять эти настойчивые истории. Существует только проблема горбов — единственное препятствие для восприятия всех этих историй".
Раз угри не способны извиваться в горизонтальном плане, они конечно же не могут никогда представать в виде нитки буйков. Но, спрашивает себя английский натуралист, а не случается ли иногда так, что угри плавают на боку? Если они делают это на поверхности, то проблема горбов решена!
Доктор Бертон принялся настойчиво расспрашивать всех рыбаков, которых знал, но — увы — тщетно. Никто не видел, чтобы угорь вел себя столь странным образом. Никто даже и не вспомнил, что видел угря, плавающего на поверхности. Но немного позже, когда он уже в который раз показывал фильм "Вокруг рифа", который ему было поручено комментировать, доктор Бертон был просто ошарашен. Хотя он и видел фильм множество раз, но только тут он заметил, как некий угорь плавает — и быстро — под коралловым рифом, приняв для этого положение на боку! И, извиваясь в вертикальном плане, он может стремительно перемещаться, не приподнимая ни одну из частей тела больше, чем на несколько сантиметров от дна. Можно сказать, что он скользит над дном, примыкая к малейшим изменениям рельефа. Конечно, его извивающееся тело никогда не принимало более чем две выпуклости — горба, но быстрые волнообразные движения плавников, обернутых вокруг тела, создавали впечатление целой серии горбов, проходящих от края до края.
Во всяком случае, ответ на первый пункт был найден: угри способны плавать на боку. Чтобы попытаться проверить, обычно ли для них такое поведение и могут ли они продемонстрировать его на поверхности, доктор Бертон при первой же возможности отправился в аквариум Лондонского зоопарка, где и застыл перед «домом» угрей.
Наблюдать животных в надежде увидеть, как они совершают какое-нибудь особое движение, — это исключительно утомительная задача: все зоологи — и, может быть, еще фотографы-анималисты — прекрасно это знают. В течение первого получаса ничего особенно интересного не произошло, но в последующие случились очень странные вещи.
"Один из самых маленьких угрей, длиной в сорок пять сантиметров, поднялся со дна бассейна и стал медленно раскачиваться до тех пор, пока не оказался подвешенным вниз головой под водой. Затем он заскользил к поверхности, да так, что 23 сантиметра его хвоста оказались вертикально торчащими из воды, и в такой позе он принялся медленно плавать туда-сюда. Какой-нибудь крупный угорь, сделав такое и вытянув на метр восемьдесят хвост из морских вод, приобрел бы вид, который трудно интерпретировать, и даже поверить в него нелегко.
Немало произошло вещей подобного рода, но самое главное еще только предстояло. Когда я собрался уходить, морской угорь в полтора метра, который до тех пор очень спокойно сидел в дренажной трубе на самом дне аквариума, выбрался оттуда и принялся медленно плавать под водой в течение десятка минут. Затем внезапно он поднялся на поверхность, повернулся на бок и стал бешено извиваться всем телом, производя на воде сильную рябь и выставляя над ней череду горбов. Затем он медленно погрузился к своей трубе, где и засел опять отдыхать.
Угорь действительно больших размеров, осуществив такой же маневр, вполне мог навеять образ морского змея".
В том, что можно назвать "войной трех Б" (Брууна, Бертина и Бертона), преимущество, в конце концов, оказалось у сторонников гипотезы, согласно которой гигантское угреподобное существо могло послужить прообразом морского змея. Первый тур был выигран Брууном, когда он оповестил об открытии гигантского лептоцефала. Бертин одержал верх во втором туре, подчеркнув, что гигантскому лептоцефалу совершенно не обязательно соответствует большой взрослый экземпляр. Прийдя на помощь Брууну, Бертон дал ему новое преимущество, увеличив вес его гипотезы. Но Бруун хорошо знал, что не выиграет весь поединок, если не привезет на своем океанографическом крейсере взрослого представителя сверхугря.
В октябре 1950 года «Галатея» покинула Плимут, отправившись в странствие на сто тысяч километров, которое длилось двадцать девять месяцев. До ее отплытия все, что мы знали о глубоководной фауне, живущей ниже шести километров, сводилось к нескольким губкам и нескольким голотуриям, поднятым примерно с семикилометровой глубины. Некоторые даже сомневались в том, что вообще возможна какая-то жизнь в мире, сжатом огромным давлением. Все, что тогда добывалось с глубины 9 тысяч метров, — это немного глины и пробы воды…
В июне 1952 года сирена порта Копенгаген возвестила о триумфальном возвращении «Галатеи», исследовавшей самые глубокие бездны океана, в том числе знаменитую впадину Минданао у Филиппин, которая опускается до 10,5 километра. Экспедиция установила, что жизнь существует в самых глубоких местах океанского дна. В первый же раз, когда трал был опущен ниже 9 километров, он вынес со дна анемоны, голотурии, вид песчаной блохи (ракообразную амфиподу) и множество видов двуклапанных моллюсков, то есть представителей четырех разделов зоологии! Впоследствии даже одна рыба (Bassogigas) была извлечена с глубины почти 7 километров (в Яванской впадине). В общем, доктор Бруун и его коллеги привезли сто сорок видов животных с глубин, превышающих 5,5 километра. Один из ученых, доктор Хеннинг Лемпше, привез даже — что было предано огласке лишь в 1957 году — десять экземпляров маленьких моллюсков, Neopilina, размерами с пятифранковую монету, выловленных живыми с глубины 3,5 километра рядом с тихоокеанским побережьем Коста-Рики и которые принадлежали к группе, считавшейся исчезнувшей на 200 миллионов лет раньше плезиозавров! Но увы! Датские океанографы не привезли, как надеялись, взрослую особь морского змея…
Змей из Соай
В июне 1956 года моряки с канадского сухогруза «Рапсодия» донесли, что к югу от Новой Шотландии они видели огромную морскую черепаху более 13 метров в длину, с целиком беловатым панцирем. Встревоженная канадская служба береговой охраны предупредила все суда, которые проходили через местные воды, о появлении невероятного чудища, которое они описали как гигантскую рептилию с ластами 5 метров в длину, способную поднимать голову на 2,5 метра над водой.
Вспомним, что в 1883 году из окрестностей Банки Новой Земли, то есть из тех же вод, уже сообщалось о чудовищной черепахе, которая, по словам очевидцев, достигала 18 метров в длину и 12 в ширину.
Вот и пришел момент припомнить "отца всех черепах" из фольклора Суматры, то есть Aspidochelone из древних «Физиологии». На этот счет имеются и другие показания, гораздо более современные и не из столь дальних мест, в которых описывается гигантская черепаха, очень похожая по виду, хотя и много меньше их размеров. "Зверь из Соай" — так ее называют. Ее видели в течение часа с лишним в сентябре 1959 года в море близ Соай, одного из островков Гебрид. Очевидцы — два человека, совершенно разных по образованию. С одной стороны — Текс Геддс, грубый сорокалетний туземец, настоящий морской волк, охотник на акул, короче, человек, который не слишком привык долго рассматривать всякую морскую фауну, и, с другой стороны, Джеймс Гэвин, главный инспектор общественных работ из Лондона, образованный горожанин, который приехал провести отпуск на диком острове за любимым занятием — рыбалкой.
Внимание публики было привлечено к этому наблюдению лишь в 1960 году, когда Текс Геддс опубликовал автобиографию "Гебридский охотник за акулами". Позже Геддс пересказал все доктору Морису Бертону, который со всей своей тщательностью и пунктуальностью учинил целое расследование по поводу этих свидетельств, подсовывая очевидцам по отдельности разные опросники и другие тесты. Его заключение было следующим: "Я убежден, что отчеты, данные Геддсом и Гэвином, объективны и правдивы".
Какие же факты изложили в своих показаниях эти два человека?
Утром 13 сентября Текс Геддс собрался отправиться в море на маленьком корабле, чтобы половить макрель, когда заметил сидящего на скале мистера Гэвина, которого весьма ценил за его умение рыболова. Он спросил его, не желает ли тот составить ему компанию, на что Гэвин с восторгом согласился. Море было тихое и спокойное, и видимость была отличной на несколько километров вокруг. Так что не следует удивляться, что два компаньона по рыбалке сперва заметили китовую акулу, потом стаю косаток, а затем и нечто гораздо менее знакомое.
Сперва Гэвин приметил черноватое пятно на поверхности воды примерно в 3 километрах от места, где они рыбачили, и указал на него Тексу Геддсу. Хотя предмет и находился совсем рядом с тем берегом, где они недавно видели косаток, Геддс ни на секунду не допустил мысли, что речь идет об одной из них, так как у этого объекта и форма, и поведение были совсем другие.
"Сначала, — объясняет он, — оно выбрасывало тучу воды и каждый раз оставалось несколько минут на поверхности. Когда это нечто, как показалось, поспешило к нам, мы оба поднялись, чтобы получше его разглядеть. Я не могу точно вспомнить, на каком расстоянии я услышал его дыхание, но я точно уловил его еще до того, как смог уверенно определить, что предмет действительно живое существо. Оно двигалось не быстро, может быть, со скоростью три или четыре узла (5–7 км в час). Вскоре мы смогли даже различить два объекта, один гораздо крупнее, чем второй, и стали строить различные предположения, что бы это могло быть. И каков же был наш ужас и изумление, когда это нечто приблизилось к нам: ведь то, что неторопливо плыло в нашем направлении, было совсем как адское чудище доисторических времен!
Голова его была совершенно «рептильной», с огромными выпученными глазами. Она поднималась на высоту примерно семьдесят пять сантиметров. Не было никаких видимых ноздрей, а большой красный рот, похожий на шрам, казалось, разрезал голову надвое и, по видимости, был украшен губами. Между шеей, которая была видна сантиметров на тридцать, и спиной создания, которая поднималась очень круто вплоть до самой верхушки, было сантиметров шестьдесят промежутка, а спина возвышалась над водой на сантиметров девяносто — метр двадцать, а затем постепенно снижалась назад. Я думаю, что мы видели часть спины размерами в два сорок или три метра".
Окаменев, два человека смотрели, как к ним приближается странный зверь, пока он не остановился параллельно шлюпке, примерно в 20 метрах от них. Существо, не переставая, крутило головой из стороны в сторону, озирая окрестности.
"…в профиль, — уточняет Геддс, — голова казалась округлой и гораздо темнее, чем остальные части туловища, которые были покрыты чем-то вроде чешуи. На вершине спины возвышался ужасный гребень из зубцов… животное, казалось, дышало ртом, который регулярно открывался и закрывался, и на один момент, когда оно повернулось к нам, я смог бросить взгляд внутрь этой красной пасти и увидел кончики зубов".
Еще Геддса поразило, что животное почти не поднимается из воды ни когда плывет, ни когда ныряет и все это делает с удивительным изяществом.
"…оно изгибало шею и окунало голову в воду: та целиком исчезала, и затем, почти без ощутимого движения туловищем, оно уже скользило под водой как тюлень… Через несколько секунд голова выныривала снова и вытягивалась из воды до тех пор, пока не появлялось тело".
Во время одного из этих выныриваний оба человека ясно разглядели большую заднюю часть, которая раньше всегда оказывалась под водой, но они не смогли определить, было ли это чем-то вроде плавника, ласта или лапы.
"И только когда оно удалилось от нас, — говорит Гедцс, — мы смогли увидеть туловище существа шириной от метра двадцати до полутора метров, сужающееся на краях до того, что оно становилось почти столь же острым, как лезвие на уровне позвоночника".
Описание, которое по просьбе доктора Бертона послал ему мистер Джеймс Гэвин, в целом подтверждает версию Текса Геддса и даже кое в чем ее дополняет. Маленькие расхождения, которые при этом проявились, прекрасно объясняются, если вспомнить, что речь идет о животном в движении, которое постоянно то появлялось, то исчезало: скорее, они доказывают, что оба очевидца никак не сговаривались.
"На уровне воды туловище было от метра восьмидесяти до двух метров сорока длиною. Оно было в форме купола и поднималось до центральной вершины на высоту примерно в шестьдесят сантиметров. Спина была украшена серией треугольных игл, большинство которых находилось на верхушке, и их величина уменьшалась по мере приближения к воде. Эти иголки казались массивными и твердыми — они не походили на плавники рыбы. Я видел животное только сбоку, но у меня создалось впечатление, что поперечный отдел туловища был по форме очень угловатым. Кроме скольжения вперед, я не заметил никакого движения.
Шея казалась цилиндрической, и ее диаметр был сантиметров двадцать. Она поднималась на тридцать сантиметров впереди туловища. Я не смог разглядеть, где они соединяются: были видны лишь тридцать восемь — сорок пять сантиметров шеи. Голова походила на черепашью, с плоским змеиным гребнем, который переходил в округлую морду. Размерами она была относительно велика — с ослиную. Я различил глаз, расположенный сбоку, тоже большой и круглый, как у коровы. Когда рот открывался, то казалось, что его обрамляют толстые сальные губы, и я даже мог видеть некоторое количество наростов в форме буравчиков, торчащих из нёба. Голова и шея приподнимались на высоту шестьдесят сантиметров. Иногда они наклонялись вперед и погружались в воду. Затем они снова выныривали, огромная пасть открывалась и зияла (что заставляло думать о какой-то большой дыне, прорезанной на четверть), а из нее вырывался весьма мощный мычащий свист, когда животное дышало. Через пять минут животное погрузилось, нырнув вперед, и мне кажется, что тогда я видел что-то, следующее за туловищем. Много позже оно снова появилось на поверхности метрах в четырехстах дальше по, направлению к открытому морю, и я наблюдал за ним, пока оно не исчезло вдали. (Я слышал толки, что экипажи двух охотников за лангустами, которые рыбачили к северу от Маллаига, точно так же видели это животное, к своему большому удивлению)".
В статье, посвященной этому делу в "Иллюстрейтед Лондон ньюс", доктор Бертон проиллюстрировал очень подробные описания неумелыми рисунками, исполненными каждым из двоих свидетелей, и добавил реконструкцию, сделанную одним художником исключительно на основе рассказа Текса Геддса. При виде последнего рисунка, явственно уклонившегося в сторону фантастики, мистер Гэвин сказал, что туловище было представлено хорошо, только он сам не может высказаться утвердительно насчет чешуи, и кроме того, голова должна быть более похожа на черепашью.
Стоит подчеркнуть тот факт, что на рисунке Геддса зубчики гребня начинаются лишь после первой гладкой области. Это дает основания предположить, что они, может быть, являются большими плоскими чешуйками, уложенными по направлению книзу, как черепица, а совсем не гребнем из треугольных чешуек, проходящих от края до края, как на реконструкции художника.
Может ли морской змей оказаться гигантской черепахой?
Ознакомившись с досье, которое было заведено на зверя из Соай, доктор Бертон сперва едва не поддался мысли, что два свидетеля просто видели "некую черепаху-лютню необычных размеров". И в самом деле, эта огромная морская черепаха, самая крупная из всех, иногда летом заплывает в британские воды, и ее спина, покрытая тугой кожей, отмечена семью продольными гребнями. По словам Бертона, "настоящие размеры самой крупной из черепах-лютней были всего лишь два метра тридцать от начала до конца, но не слишком точные отчеты говорят о длине и в три метра".
Немного поразмыслив, доктор Бертон решил, что точно так же, как в отношении размеров, есть еще много других расхождений между описанием, данным этому животному, и черепахами: особенно его спинной гребень, явственно зубчатый, в то время как у черепахи на кожистой спине нет никаких чешуек. Затем — удлиненная и четко различимая шея, которая весьма контрастирует с коренастой и массивной шеей у черепахи-лютни.
Английский натуралист напомнил в своем очерке, что в течение ста пятидесяти последних лет трижды сообщалось о необычных животных в этих же водах и, говорит он, "все трое, кажется, имеют некоторое сходство с тем зверем, который обсуждается здесь". Доктор Бертон, очевидно, имел в виду, во-первых, животное, которое видел в 1808 году среди прочих преподобный Маклин в море у острова Колла; затем, того, которого видели в 1872 году преподобные Туопени и Макрэ в проливе Слит, позже в Лох-Гурне они же плюс лорд Макдональд, затем еще в Лох-Дюйхе — братья Алекс и Фаркуар Макмилланы; и, наконец, того, которого наблюдал доктор Фаркугар Матесон в Лох-Элше в 1893 году. Но, по правде говоря, нельзя однозначно описать сходство, объединяющее этих животных со зверем из Соай.
Ловушка для змея
В разные эпохи увлеченные змеем люди прилагали все усилия, чтобы выловить его всеми возможными средствами. Но даже в таких сравнительно небольших озерах, как Лох-Несс и Оканаган, дело это оказалось не простым. Что же говорить о необозримых просторах и глубинах океана?
Одним из научных центров, одержимых идеей поимки морского змея, является Скриппсовский институт океанографии в Ла-Джолле, Калифорния. Его директор, доктор Роджер Ревел, в свое время считал, что, хотя число сообщений о "нашем подопечном" заметно сократилось в последние десятилетия, наблюдать его можно теперь уже и с нефтяных платформ, и с быстроходных судов и катеров. Просто ученые не ставят перед собой такую цель, считая все сообщения шарлатанством.
В Скриппсовском институте разработано несколько ловушек для крупных морских животных, известных и неизвестных науке. Одна из таких ловушек сделана из алюминия в виде пирамиды с прямоугольным основанием. Огромное отверстие как бы манит любопытное животное заползти внутрь, а дыра повыше приглашает заплыть в пирамиду добычу помельче. Нагруженная стальной плитой, прикрепленной к днищу, клетка сбрасывается в открытом море в воду и погружается, увлекая за собой наполненные бензином поплавки и сигнальный буй. Тяжелое металлическое дно соединяется с клеткой эластичным тросом с магниевым замком. Через определенное время, которого должно хватить для поимки животного, этот замок разрушается под действием коррозии, и клетка, внезапно освобожденная от груза, увлекается поплавками на поверхность. Вместе с плитой ее днище теряет свою жесткость и прямоугольную форму, захлопывается, и животное, оказавшееся в ней, становится пленником. На поверхности сигнальный буй, снабженный отражателем радарных лучей, вымпелом и мигающим маячком, может быть быстро обнаружен.
Первые опыты были проведены с уменьшенным прототипом ловушки со стороной 1 метр 80 сантиметров. Чертежи модели вдвое большей были готовы к началу 1959 года. Планировалось построить и еще более просторные ловушки, рассчитанные на самую крупную добычу, в частности на гигантских лептоцефалов доктора Брууна, которые, как всякие уважающие себя угри, должны были охотно залезать в пустоты таких конструкций, как эти пирамидальные клетки.
Чтобы поймать животное действительно больших размеров, вроде супергигантского кальмара или крупного морского змея, Джон Исааке предложил использовать плоскую сеть диаметром в несколько сотен метров. К ее центру должен был крепиться балласт, а по периметру — поплавки. На заданной глубине балласт сбрасывается, и устремившаяся к поверхности гигантская сеть в форме обратного парашюта должна была собирать попадающуюся по пути добычу, вплоть до самой крупной.
Институт Скриппса не был единственным американским научным заведением, которое лелеяло мечту поймать морского змея. Хотя это многим казалось бессмысленным занятием: как можно поймать что-нибудь, чего нет в природе? И все же это пытались делать самые серьезные, с наилучшими репутациями люди…
15 октября 1958 года «Вема», океанографическое судно Колумбийского университета, покинуло Нью-Йорк и отправилось в десятимесячное плавание с целью детального изучения морских глубин у западного побережья Южной Америки и в южной части Атлантики. Из глубокой океанской впадины, тянущейся вдоль берегов Перу и Чили, примерно в 320 километрах от Лимы, специальные сети скоро подняли с глубины 5 тысяч метров четыре экземпляра неопилины, но вида, непохожего на тот, что был открыт экипажем «Галатеи». (Экземпляр, пойманный в 1952 году датчанами, получил название Neopilina galathea, новый вид был назван Neopilina palaebzoica.)
Но кое-кто на борту не удовлетворился этой добычей, самой по себе достаточно сенсационной. Специалист по морской биологии из Южно-Калифорнийского университета доктор Роберт Дж. Мензис желал большего: поймать самого морского змея!
За свою карьеру доктор Мензис имел частые профессиональные контакты с доктором Антоном Брууном и был очарован его концепцией относительно зоологической природы мифического животного. Как и его датский коллега, он считал, что перуано-чилийская впадина, одна из богатейших планктоном зон океана, должна была быть одним из предпочтительных районов для обитания гигантских угрей, личинки которых были известны ученым.
В судовых мастерских «Вемы» был выкован огромный стальной крючок длиной почти в метр, который закрепили на конце кабеля, используемого для глубинного гидрографического зондирования и траления. Американский ученый решил поймать своего морского змея на удочку!
Кабель мог выдерживать нагрузку 2,5 тонны и крепился к мощной лебедке. Операция должна была производиться в холодную безлунную ночь, так как, по мнению доктора Мензиса, вполне справедливому, животное, привыкшее к сумеркам и прохладе глубин, не должно было подниматься к поверхности, если условия там сильно отличались от привычных.
"Нанизав на крюк большого кальмара, пойманного накануне, — рассказывал доктор Мензис — я прицепил к тросу в качестве грузила 15-килограммовую свинцовую болванку. Моим единственным помощником в этой рыбалке был Том Доу, который должен был управлять лебедкой. В два часа ночи он привел в действие нашу «удочку», пожалуй, самую большую в мире. Лебедка быстро опустила приманку на глубину 360 метров — несомненно, самую большую глубину, на которой когда-нибудь ловили рыбу с помощью крючка и наживки".
После долгого ожидания, во время которого волнение двух рыболовов, не переставая, возрастало, мощный рывок со страшной силой натянул кабель.
"Мы с удивлением переглянулись. Что бы там ни было на противоположном конце троса, но оно с силой дергало за метровый крючок пятнадцатикилограммовый груз и стальной трос почти в треть километра длиной!
Тотчас же была приведена в действие лебедка, и туго натянутый трос пошел наверх. Через несколько секунд после начала подъема мы заметили, что натяжение троса ослабло. Когда крючок появился из воды, судовые огни осветили его погнутое тело… и больше ничего.
Кое-кто может посчитать мои слова обычными рыбацкими байками. Я, конечно, не могу этого доказать, но считаю, что рыба, которая могла сотворить такое на глубине 360 метров, должна была быть первым морским змеем, попробовавшим наживку, приготовленную человеком. Теперь я буду возвращаться с крючками все более и более мощными, и, надеюсь, в конце концов мы поймаем этого самого неуловимого монстра в мире".
Хотя все мои симпатии на стороне д-ра Мензиса, и его оптимизм согревает мое сердце, я считаю его самоуверенность несколько преувеличенной. На самом деле в океане существует множество достаточно известных науке животных, способных совершить подобное.
Совершенно очевидно, например, что кашалот в сотню тонн весом мог без труда заглотнуть крючок длиной 1 метр с нанизанным на него в качестве приманки кальмаром и натянуть почти 400-метровый трос, как струну. Он, конечно, не пропустил бы свою любимую добычу — крупного головоногого. Да и другой любитель кальмаров среди китообразных, дельфин гринда, взрослая особь которого может достигать веса 3 тонн при длине 9 метров, без сомнения, имеет силы, чтобы согнуть крючок из кованой стали.
Среди акул, на которых также может пасть подозрение в покушении на подобную наживку, можно вспомнить белую акулу, размеры которой могут превосходить 20 метров, и даже тигровую акулу, не превышающую 9 метров. Обе они прожорливы и свирепы, а их мускулистые многотонные тела обладают титанической силой.
Для крупных головоногих, в частности для гигантского кальмара весом в несколько десятков тонн, такая мелкая кража, бесспорно, является детской игрой.
Отметим также, что если бы одно из упомянутых выше животных действительно попалось бы на крючок, то сомнительно, что самоуверенный рыбак смог бы его хотя бы поднять на борт. Многотонное тело рано или поздно оборвало бы трос.
Мы знаем, что угорь длиной 1,5 метра весит около 10 килограммов, следовательно, экземпляр в два раза крупнее будет весить в восемь раз больше (два в кубе). Таким образом, угорь или мурена 3-метровой длины должна весить около 80 килограммов.
Элементарные вычисления показывают, что при сохранении всех пропорций змееподобная рыба 7-метровой длины должна весить около 3430 килограммов и будет слишком тяжелой, чтобы ее можно было поднять с помощью использованного троса. Эта относительная непрочность троса заставляет подозревать доктора Мензиса в том, что он сильно недооценивал размеры морского змея, которого сам считал гигантским угрем.
А какие шансы были у доктора Мензиса поймать экземпляр 15-метровой длины и весом 10 тонн? Ведь это как раз и есть предполагаемый размер взрослого гигантского угря, по самым скромным расчетам доктора Брууна.
Очевидно, еще не завтра можно будет легко поймать на удочку морского змея. Положение мало изменилось с тех пор, как Джоб иронизировал по поводу Левиафана.
Будущее за "таинственными островами"
Это не значит, что попытки поймать крупного змееподобного, особенно с помощью сетей и специальных ловушек, не могут дать хороших результатов, конечно если они будут производиться систематически.
Но у нас не должно быть на этот счет слишком много иллюзий. До сих пор таким способом не удавалось поймать более или менее крупного морского животного, такого, как кашалот. Их добывали загарпунивая, но только если речь шла о животных, регулярно появлявшихся на поверхности для дыхания. Дело представляется совершенно иначе, когда имеем дело с животными с легочным дыханием, но более скрытно ведущими себя у поверхности или имеющими жабры: никогда еще не удавалось загарпунить гигантского головоногого в открытом море, кроме того, который попался «Алектону», да и то найденного умирающим.
В любом случае надеяться поймать на удочку или сетью крупного неизвестного змееподобного, в то время как это не удалось сделать хотя бы с одним китом или супергигантским кальмаром, значит хотеть начать бегать не научившись ходить.
По-моему, самую большую надежду увеличить количество наших знаний о неизвестных морских чудовищах может дать использование подводных аппаратов улучшенной конструкции, которые позволили бы заставать их на месте, фотографировать, снимать на кинопленку. С этой точки зрения профессор Август Пиккар показал своим батискафом путь, по которому стоит идти. Вскоре подобные аппараты различных конструкций, разработанные гением французской морской мысли и военно-морским ведомством США, спустились до самого дна глубочайших океанских пропастей.
Чтобы изучать крупных морских еще неизвестных животных — и даже тех, которые считаются известными, но их частная жизнь мало изучена, — нет необходимости и даже совсем нежелательно погружаться очень глубоко: уровень 1200 метров, достигаемый иногда кашалотами, кажется исключительным рекордом.
Зона патрулирования располагается, по-моему, между поверхностью и порогом полной темноты, находящимся между 350 и 550 метрами в зависимости от прозрачности воды.
Гению командора Жака-Ива Кусто мы обязаны появлением автономного скафандра, позволившего начать использование тонкого слоя моря толщиной около 60 метров. Чтобы использовать более глубинные слои, тот же командор Кусто сделал двухместный аппарат — легко управляемую "погружающуюся тарелку": небольшой стальной эллипсоид с реактивным движителем. Этот аппарат начал функционировать в 1960 году и без проблем мог погружаться на глубину до 400 метров. Аппарат сферической формы, большей прочности мог достигать тысячеметровой глубины.
Недостатком всех автономных подводных аппаратов, используемых для наблюдения за крупными представителями океанской фауны, являлся шум их двигателей, включенные прожектора (хотя полная темнота наступает на глубине около 450 метров, в общем случае приходится включать освещение уже на глубине 50 метров). Вторжение такого рода в дикое состояние природной среды обитания заставляло морских животных скрываться раньше, чем удавалось их заметить.
В подобных случаях на суше для лучшего наблюдения за естественной жизнью животных устраиваются фиксированные наблюдательные посты — к их присутствию животные в конце концов привыкают и не обращают на них внимания. В идеале надо было бы создать подобную постоянную обсерваторию и в океанских глубинах. Поэтому мы должны с особым интересом рассмотреть последний проект командора Кусто, современного конкистадора малых и средних океанских глубин. Он планирует создать на полпути между Корсикой и материком первую океанографическую фиксированную станцию, позволяющую вести постоянные наблюдения на глубинах до 50 метров. Названный "таинственным островом", этот буй-лаборатория похож на гигантский спиртометр: широкая герметичная труба длиной 69 метров плавает вертикально в воде благодаря грузу, расположенному на нижнем конце, и только «голова» ее располагается на поверхности. Чтобы трубу не сносило течением, — она должна быть поставлена на якорь с помощью нейлоновых или полипропиленовых тросов. Автоматическое устройство должно нейтрализовать действие волн, но проблемы полной стабилизации станции на практике ставят значительные трудности.
Я считаю, что, устанавливая такие станции наблюдения насколько возможно глубже и в разных частях океана — специально выбранных на основании не только частоты появления в этом месте морского змея, но и прозрачности воды, — можно увеличить шансы практически разрешить проблему, смущающую ученых-натуралистов столько времени.
Морской змей на Би-би-си
В ожидании этого следует готовить мнение общественности и особенно научных кругов, поворачивать его в сторону подобного проекта, распространяя анкеты, организуя обмен мнениями между специалистами и знакомя с ними публику через прессу, радио и телевидение.
С этой точки зрения достойна всякой похвалы инициатива Мориса Брауна и Мартина Чисхольма, организовавших на Би-би-си страстные дебаты по проблеме морского змея, которые прошли в эфире 12 февраля 1961 года.
Выбор десяти участников обсуждения был сделан достаточно справедливо, за столом встретились разные мнения, в том числе прямо противоположные. Кроме трех очевидцев (одного морского офицера и двух ученых-биологов) присутствовали скептически настроенный палеонтолог, совершенно не верящий биолог, морской офицер и биолог, убежденные, что морской змей — это результат ошибки из-за плохих условий наблюдения известных науке животных, и, наконец, три зоолога, защищавших идею существования морского змея в виде плезиозавра, гигантского угря или более эклектичную гипотезу. Во всяком случае, равновесие сил очевидно.
Сразу же скажем, что сообщения, сделанные свидетелями, были не лучшего качества, но, если они и не были ни достаточно детализированы, ни во всем убедительны, нельзя ставить под сомнение их искренность.
Сначала выступил Джон Драммонд, который служил вторым помощником на военном корабле «Батсер», когда произошла странная встреча около Золотого берега — в начале 1944 года. Корабль рыскал в море в поисках немецкой подводной лодки, замеченной в том районе. Драммонд находился на мостике, когда увидел внезапно
выпрыгнувшего из воды большого ската почти двух метров в диаметре. Несмотря на свои размеры, он так взвился над волнами, как какая-нибудь вульгарная форель, охотящаяся за мухами. "Что могло так напугать его? — подумал офицер. — Как крылья у него выросли". В тот же момент вахтенный сигнальщик закричал: "Огромный предмет по правому борту!"
"Это было слабо сказано, — утверждал Драммонд. — Я потом видел что-то похожее, но в фильме ужасов. Это «нечто» медленно поднялось из глубины, 4–5 секунд постояло, возвышаясь над волнами, затем упало вперед с громовым шумом, как обрушивается стена многоэтажного дома во время бомбежки Лондона. Оператор акустической станции… зарегистрировал четкий сигнал от предмета на своем аппарате и потерял с ним контакт, когда тот погрузился на большую глубину".
Офицер тотчас же занес факт этой встречи в бортовой журнал. Он был убежден, что это не был какой-либо крупный кит. Что вскоре ему подтвердил другой опытный наблюдатель, норвежский корвет-капитан Оли Бернхардт Эдьяр из Тонсберга, прикомандированный в то время к резервным силам Британского Королевского флота, который до войны плавал на китобойном судне в Антарктике.
"Тогда кто это мог быть? — спрашивал Драммонд. — При определении размеров в море можно ошибиться. Наша главная мачта имела высоту 18 метров. Объект казался примерно такой же высоты. В сумерках я не смог ясно различить, но предположительно это было похоже на хвост. Что больше всего в нем поражало — это его необычайно малая толщина".
Гораздо менее удивительным, чем этот гигантский угорь, но тоже приводящим в замешательство своим внешним видом было существо, замеченное Финном Девольдом, норвежским биологом из Института морских исследований Бергена, во время проведения гидрографических работ на борту океанографического судна "Йохан Хьерт". Закончив серию измерений в 100 км севернее мыса Норд, корабль взял курс на восток и шел параллельно берегу. В 3 часа утра море было спокойным как зеркало, когда Девольд заметил на поверхности воды, на расстоянии 500–600 метров странный предмет.
"Что-то, высотой примерно 1 м, торчало из воды, — рассказывал ученый, — я указал на него рукой и спросил у капитана, что бы это могло быть. Когда капитан его увидел, он приказал рулевому взять курс на неизвестный предмет. Едва мы приблизились к нему на 200 метров, как он исчез под водой. Когда мы достигли того места, где его видели, на поверхности ничего уже не было.
Мы много обсуждали на корабле происшествие, гадая о природе существа. Оно было толщиной около 20 см и поднималось над водой примерно на 1 м. Это не мог быть тюлень, я уже много к тому времени видел этих ластоногих. Тюлень имеет форму бутылки шампанского или чего-то подобного, а данный предмет был одинаковой толщины от вершины до поверхности воды. Я не могу сказать, что это было но, определенно оно имело вид живого существа. Издали это было похоже на конец дерева, торчащий из воды, но, если бы это было так, мы затем нашли бы его на месте".
Другой биолог, П.-Дж. Корбин из Морской биологической лаборатории в Плимуте, также видел животное, которое ему показалось незнакомым, когда он работал на борту военного океанографического судна «Дискавери». Он уже не помнил точно дату, то ли в сезон 1952-го, то ли 1954-го года, но произошло это в Атлантике, в районе Азорских островов.
Было раннее утро, и погода стояла пасмурная. На мостике была только вахтенная смена. Корбин занимался со снастями на корме, когда, случайно взглянув за борт, увидел то, что он называл потом своим "особенным монстром". Так как существо находилось уже позади, а корабль быстро продолжал плыть вперед, Корбину осталось удовлетвориться лишь наблюдением за ним в бинокль в течение 4 или 5 минут, пока тот не скрылся из виду вдалеке.
"Я не могу сказать, к какому определенному виду принадлежало это животное: оно навсегда останется моим особенным морским монстром. Я убежден в одном: это было животное, потому что шевелилось. Все это время оно находилось на поверхности. Контуры его большого серого тела были прямоугольной формы, примерно 3 м в длину и около 2 м в ширину — размеров, обычных для монстров, находящихся у самой поверхности воды".
По словам Корбина, прекрасно знающего морской животный мир, это не могло быть ни китообразное, ни черепаха, ни гигантский скат, ни пучок водорослей, ни обломок любого вида.
"Из всех крупных морских животных, — добавляет он, — это могла бы быть только какая-нибудь громадная луна-рыба, но, когда я вспоминаю самые крупные известные ее экземпляры, неизвестное животное слишком велико, чтобы оказаться этой рыбой".
Боюсь, нам придется не согласиться с мистером Корбином относительно размеров самых больших представителей рыбы-луны, но в то же время поздравить его с большой вероятностью правильности его предположения. Действительно, как у вида этих рыб с закругленным хвостом (Mola mola), так и у очень редкого вида с заостренным хвостом (Masturus lanceola-tus) были зарегистрированы размеры до 3 м 35 см длиной. Так как эти огромные рыбы в форме мельничного жернова имеют обычай отдыхать на боку на поверхности воды в теплую, спокойную погоду, в этом состоянии они могут являть собой существо, похожее на то, что видел британский биолог. Поэтому в данном случае нам, пожалуй, не стоит сильно рассчитывать на это свидетельство.
Но возможная ошибка не должна быть причиной глобального негативного вывода. Тем более что "особенный монстр" мистера Корбина не имеет ничего общего с крупными змееподобными. В тот день было упомянуто и о совершенно очевидной ошибке. Не будем придавать большого значения выступлению д-ра Гуннара Данневига, директора норвежской биологической станции в Флодевингене. Однажды его отец, биолог Альф Данневиг, подумал сначала, что увидел морского змея, который в действительности оказался большим лососем. Д-р Данневиг под этим предлогом утверждал, что большинство историй о морском змее — это похожие ошибки и они имеют своим происхождением, по его мнению, крайне неблагоприятные для наблюдения погодные условия на море. И такое несправедливое обобщение нельзя оправдать и сообщением капитана Арне Гроненгсетена, принявшего сначала за морского змея супер-гигантского кальмара, который, казалось, собрался напасть на его танкер.
Заключительное слово
Если из огромного досье морского змея и нужно выкинуть множество неправильных и ошибочных наблюдений, там, однако, остается еще достаточно много случаев, которые никоим образом нельзя объяснить появлением известного науке животного. Утверждение обратного выдает крайне слабое знакомство с материалами настоящего дела.
Основная масса наблюдений крупного морского змееподобного животного интерпретировалась по-разному видными зоологами, собравшимися у микрофонов Би-би-си.
Д-р Денис Таккер, который защищал в основном свою точку зрения относительно лох-несского чудовища, заявлял со своей обычной горячностью, что свидетельства, собранные Удемансом и Гудом, доказывают, что морской змей — это плезиозавр. Д-р Антон Бруун, чья козырная карта — открытие существования гигантского лептоцефала, убежденно доказывал, что речь идет о гигантском угре. Только Джон Колман, директор станции морской биологии в Порт-Эрине, на острове Мэн, осторожно склонялся к более эклектичной идее. Порядка тридцати заслуживающих доверия сообщений могут быть разумно объяснены, по его мнению, существованием одного или нескольких видов неизвестных науке крупных морских животных. Гигантский угорь или плезиозавр? Колмен считал, что существуют как минимум два вида.
Противники морского змея не испытывали больших трудностей в поисках аргументов, ослабляющих позиции его защитников. По двум причинам, очевидным для тех, кто хорошо знает всю сложность проблемы: сторонники морского змея придерживались в основном слишком исключительных гипотез, во всяком случае, они не приняли к рассмотрению самую убедительную из них: идею о млекопитающей природе большинства крупных змееподобных (о забывчивый Альбион!)
В самом стане защитников морского змея не было единства.
Д-р Таккер доказывал, что морской змей не может быть гигантским угрем, потому что множество свидетелей подчеркивали, что у него была явно видна шея и расширяющееся тело; кроме того, голова его составляла иногда прямой угол с телом, что невозможно для рыб. Наконец, угри не имеют на спине так часто описываемых горбов, которые, по д-ру Таккеру, во всех случаях казались массивными и поэтому не могут быть результатом извивающихся движений. Если только за морского змея не принимали пучок водорослей, качающихся на волнах!
Д-р Бруун возражал, что плезиозавры — это животные, обитающие у поверхности, более того, около берега, и их существование было бы давно доказано. А наименее спорные наблюдения морского змея были сделаны, по мнению датского биолога, в открытом океане и очевидцы его описывали как громадного угря, во всяком случае как существо, лишенное каких бы то ни было горбов. Если же, в редких случаях, речь и шла о горбах, то они могли быть изгибами тела плывущих на" боку гигантских угрей — обитателей глубин, очевидно в состоянии предсмертной агонии, погибающих от декомпрессии…
П.-Дж. Корбин считал, что нет необходимости видеть в морском змее только гигантского угря, плезиозавра или гигантского кальмара, главное — присутствие в океане одного или нескольких видов крупных неизвестных животных, этого достаточно. Такие споры завязались в лагере сторонников морского змея, и его противники извлекали из этого пользу.
Д-р Уильям Свинтон, знаменитый палеонтолог, признавая, что ничто не противоречит самой идее существования в морях крупных животных, еще не известных науке — их многие видели! — направил свои атаки на гипотезу плезиозавра. Правда, его аргументы не всегда были достаточно убедительными.
"Плезиозавры, — говорил он, — животные, обитающие на поверхности. Однако никто их никогда не видел". (Довод очень интересный, особенно когда речь идет о необходимости объяснить свидетельства сотен очевидцев, видевших животное, силуэт которого напоминает плезиозавра.)
"Плезиозавры, — продолжает Свинтон, — яйцекладущие существа. Поэтому они должны выходить на сушу для выведения потомства, но опять никто и никогда не видел их за этим занятием и не находил ни одного яйца". (На что д-р Таккер справедливо заметил, что как их родственники ихтиозавры, плезиозавры могли эволюционировать в сторону живорождения.)
"Плезиозавры, — настаивал д-р Свинтон, — являются, скорее, пресноводными животными. Конечно, — соглашается он, — их кости находили в морских отложениях, но они жили только в устьях рек. Каким образом они могли бы выжить в открытом океане? Приспособление к исключительно морской жизни потребовало бы коренной перестройки всего образа жизни и самой физиологии животного". На что можно ответить, что нет никаких доказательств того, что некоторые виды плезиозавров не претерпели подобных изменений. К тому же большинство палеонтологов считают плезиозавров морскими животными.
"Плезиозавры, — продолжал д-р Свинтон, имея в виду, несомненно, скандинавские и шотландские случаи, — не европейцы, а американцы". Это, однако, полная чепуха. Останки плезиозавров находили по всему миру, самые известные как раз найдены в Германии и Англии.
Очевидно, д-р Свинтон был загипнотизирован внешним видом эласмозавра, более длинношеего и более похожего на морского змея, чем европейский плезиозавр. Но кости и эласмозавров находили не только в Америке, айв Австралии и Новой Зеландии, что доказывает обширность ареала его обитания. Один малорослый скелет его (Brancasaurus) был даже найден по другую сторону Атлантики, в Германии. В любом случае, палеонтология, основывающаяся почти исключительно на изучении найденных окаменелостей может дать только приблизительную оценку географии распространения древнейших животных.
Таким образом, д-р Свинтон отказал в праве на существование морскому змею только потому, что он его никогда не видел. Это достаточно неудачный аргумент. Действительно, можно ли надеяться увидеть все, в существование чего ты веришь? Правда, он тут же поправился, что не верит, потому что никто никогда не видел, не фотографировал плезиозавра и до сих пор не находил его недавних останков. Но ни одного слова не было им произнесено против морского змея какого-нибудь другого вида.
Д-р Карлисль принялся за гипотезу гигантского угря. Он подсчитал, что лептоцефал (личинка гигантского угря) размером 1 м 80 см может дать взрослую особь 3–3,5 м длиной, а это совершенно недостаточно для морского змея. К тому же, если на спине у животного есть горбы, то это, очевидно, не угорь.
"Но были ли горбы у морского змея? — задает следующий вопрос д-р Карлисль. — Название "морской змей" — это только слова. Если люди говорят о змее, то обычно они имеют в виду извивающееся тело, но «горбы» предполагают изгибы вертикальные, что невозможно для змеи. Поэтому все это плод разыгравшегося воображения". (Если речь, конечно, не идет о млекопитающем!)
Как видим, д-р Карлисль нападает на слабые места то той, то другой гипотезы присутствовавших сторонников морского змея.
Перескакивая с одного на другое, английский биолог вскоре запутался в противоречивых и сбивчивых аргументах, с трудом находя связь между ними!
"Морской змей, — говорил он, например, — представляется животным с легочным дыханием, а не рыбой. Однако рыбаки никогда бы не перепутали китовую акулу или морского угря с морским змеем. Если змей дышит легкими, то это, скорее всего, рептилия. (Почему?) Но дышащие легкими животные не могут нырять глубоко: кашалот не погружается больше чем на 1200 м". (Не правда ли, достаточно глубоко?) И, кроме того, что это доказывает? Короче, морской змей должен, по мнению д-ра Карлисля, жить на поверхности. Но тогда почему его не видели китобои, избороздившие все океаны, или профессиональные зоологи с океанографических судов, за исключением случая с «Валгаллой». (Этого недостаточно?) Следующий аргумент: морского змея в основном встречали в спокойную погоду, которая в тропиках обычно туманная. (А в других местах?) Туман деформирует размеры, и небольшая морская змея длиной 45 см, находящаяся вблизи корабля, может показаться огромным морским змеем, плывущим вдалеке. (Кто в это может поверить?) Многие сообщения можно объяснить встречей с известным животным. Что касается нескольких случаев, указывающих на неизвестных животных, дышащих легкими и похожих на плезиозавров, д-р Карлисль хотел бы увидеть хотя бы его труп, чтобы поверить в его существование. И добавляет; "Нельзя доказать преступление, если нет мертвого тела жертвы".
Очевидная ложность и догматический характер аргументов д-ра Карлисля — характерный, впрочем, прием для многих очернителей морского змея — ярко проявляются в этой последней фразе. Она является искажающим смысл переводом латинского выражения corpus delicti. Нет никакой необходимости иметь мертвое тело морского змея, чтобы доказать его существование. Мы знаем, что есть доказательства трех видов: свидетельские показания, косвенные улики и вещественные доказательства. Если вещественные доказательства необходимы для установления факта совершения преступления, то самого тела для этого не требуется. То, что справедливо для Права, справедливо и для Естественной Истории.
Можно только сожалеть, что великолепная радиопередача Мориса Брауна и Мартина Чисхолма заканчивалась почти пораженческим выступлением Джона Колмана, похвальная осторожность которого в данном случае кажется чрезмерной.
"Я не могу, — говорил он, — поклясться на Библии, что верю в морского змея. Я в него верю, но я не могу поклясться, что знаю о его существовании. Конечно, я считаю, что эти истории нельзя удовлетворительным образом объяснить ничем, кроме как действительными встречами с какими-то неизвестными крупными животными. Но это все, что мы имеем в качестве доказательств, нет никаких вещественных останков. Нам же нужна по крайней мере хотя бы одна-единственная кость. Думаю д-ра Свинтона удовлетворила бы и одна кость".
На самом деле вопрос не в том, чтобы доказать существование морского змея. Это уже давно сделано. Свидетелями, косвенными доказательствами и (для некоторых избранных счастливчиков) прямым наблюдением. Остается только определить еще неизвестную природу этих животных, своим появлением способствовавших рождению легенд. Здесь необходимо подчеркнуть, что находка одной кости или даже случайная поимка какого-нибудь крупного змееобразного разрешит только один аспект этой многообразной проблемы.
Я бы закончил обмен мнениями, представленный слушателям Би-би-си проникновенным выступлением д-ра Дени Таккера, который поставил проблему морского змея в ту единственную плоскость, в которой ее и надо рассматривать, и надо было рассматривать всегда:
"Использование слова «верить» к вопросу о морском змее меня всегда смущало, — говорил бывший заведующий секции рыб Британского музея, — оно привносит что-то напоминающее о религиозной вере, нечто, что невозможно проверить опытом. Оно означает, что человек может внезапно поверить в результате какого-нибудь акта обращения, как будто некая религиозность верования здесь уместна. Я не считаю, что можно рассматривать какую-нибудь научную проблему в мире с этих позиций.
Если взять наши обычные учебники зоологии — большинство из нас по ним учились, и только потом мы стали к ним относиться с недоверием, — то мы найдем там множество утверждений, которые мы принимаем на веру, в том смысле, что их невозможно проверить личным наблюдением. В случае морского змея мы имеем дело с людьми с большим опытом в наблюдении различных объектов в море и видевших нечто отличающееся от всего прежде встречавшегося и превышающее их знания. Они описывают его очень детально, и часто это были независимые свидетельства с
очень высокой степенью совпадения. Думаю, мы должны относиться к этим сообщениям точно так же, как к утверждениям из наших учебников. Мы должны, если надо, смотреть на них скептически, должны искать дополнительные доказательства, но не можем отбрасывать их как моряцкие байки, не заслуживающие доверия, или что-нибудь подобное".
Нечего добавить к этим словам человека, глубоко изучившего проблему морского змея и защищавшего свою точку зрения с горячностью, может быть, немного чрезмерной, но понятной.
Последняя новость: чудовище со спинным плавником в Исландии
Однако жизнь продолжалась. И морской змей будет появляться все последующие годы в разных видах, напоминающих какого-нибудь из появлявшихся уже когда-то за долгую историю морского змея.
Сначала в 1963 году произошла встреча в Исландии, откуда к нам приходили самые странные сообщения о морском змее.
В пятницу 13 февраля два рыбака из Вопнафиорда, что на северо-восточном побережье острова, братья Эпост и Сигурьон Йонссоны, возвращались проверить поставленные приманки на акул, когда заметили около скал Скаласкера существо большого размера, которое привлекло их внимание сбоим поведением. Оно не ныряло вперед, как это делает кит, поднимаясь на поверхность для дыхания, а высовывалось из воды вертикально. И то, что показывалось из воды, являло собой, если верить сообщению газеты «Морганблатет», по крайней мере странный вид!
Появились два гребня или горба. Передний был короче и ниже, чем задний, который был длинным и высоким и к концу постепенно сходил на нет.
На конце заднего гребня можно было различить слабую бахрому примерно метр длиной. Часть животного, которая возвышалась над водой, была пятиметровой длины. Задний гребень поднимался над поверхностью почти на метр.
Черная спина животного блестела как у кита. На глазах рыбаков чудовище появилось на поверхности пять раз, но, хотя они приблизились к нему на 12 морских саженей (около 22 метров), они не увидели, как оно дышит. Животное только медленно всплывало и снова погружалось.
Ионссоны считали, что между первым его появлением и окончательным исчезновением прошло не меньше 15 минут.
В тот момент они находились недалеко от берега, где глубина едва достигала 4,5 м. Преследуя животное, братья следили за его передвижениями по волнам, поднимаемым плывущим монстром.
Почти через час это существо появилось пару раз на поверхности чуть дальше от того места, где его видели братья, вдоль того же берега. Очевидцем был Асгримур Кристиансон, шофер, проезжавший на автомобиле по берегу.
С тех пор его больше не видели. Когда о его возможной природе спросили ихтиолога Иона Йонссона, он ответил, что это могла быть серая акула (Notidanus griseus). Этот хищник, который может достигать длины 5 метров, обычно живет в Средиземном море и южной части Атлантического океана, но иногда заплывает и севернее, вплоть до берегов Исландии. В ее силуэте больше всего поражает чрезвычайно вытянутая верхняя лопасть хвоста, составляющего почти треть общей длины хищника. Когда это объяснение передали двум нашим рыбакам и показали изображение Notidanus griseus, они заявили в один голос, что это была ни в коем случае не серая акула. И что они отвечают за свои слова! Существо, которое они видели, было гораздо больше и, кроме того, его задний плавник (или горб) имел совершенно другую форму, а передний плавник (или горб) был во много раз больше, чем хвостовой.
И чтобы не было никаких сомнений на этот счет, они попытались изобразить внешний облик того, что они видели в положении, когда существо слегка изогнулось, перед тем как нырнуть, выставив свой горб (или передний гребень).
Увидев этот рисунок, ихтиолог Ионс Йонссон изменил свое мнение и стал утверждать, что речь могла идти о гигантском кальмаре (Architeuthis). С этим предположением согласился и его коллега Ингимар Оскарссон. Задний гребень должен был, по их мнению, быть частью лопасти хвоста этого головоногого, а передний — одним из щупальцев, изогнутым дугой.
Эту гипотезу, однако, трудно защитить. Во-первых, горизонтально расположенный хвост Architeuthis не ромбовидный, как у обыкновенных кальмаров, а стреловидный, в форме сердца. Поэтому, когда он плывет на боку, этот гигантский кальмар никогда не сможет показать над водой плавник треугольной формы. Кроме того, если еще можно представить кальмара плывущим на боку, то совсем невероятно, чтобы он нырял в этом положении семь раз подряд! Хотя плавать на боку для кальмара тоже совершенно ненормальная вещь. Это одно из тех редких водных животных, которому не надо ложиться на бок, чтобы сделать поворот, потому что он двигается при помощи реактивной силы и может повернуть в любую сторону лишь изменив ориентацию своего сифона или сопла.
Что же это было за странное создание? Во всяком случае, оно не могло быть никаким из известных в зоологии животным. Со своим вторым горбом (или плавником), имеющим на задней части бахрому, оно похоже на "Зверя Соай", и, если его можно идентифицировать с ним, тогда первый горб может быть верхней частью его круглой головы. С другой стороны, оно напоминает также морского змея с высоким спинным плавником, служившего мишенью для «Хилари» во время первой мировой войны, у тех же берегов Исландии.
Чудовищ такого типа, однако, мы обычно встречали у Атлантического побережья Северной Америки и их характерной особенностью является то, что они на поверхности воды плавают как ящерицы и имеют длинный ряд горбов на спине.
В Массачусетсе: настоящий морской змей и ложный плезиозавр
Бесспорно, животное именно такого типа — пресловутый морской змей Новой Англии! — снова заставило говорить о себе весной 1964 года в Массачусетском заливе, что свидетельствует о присущей ему трогательной приверженности к традициям.
Четырнадцатого мая экипаж рыболовного судна из Нью-Бедфорда сообщил о происшедшей два дня назад встрече с морским змеей очень приятной наружности, заплывшим к берегам Нантакета, в 30 милях на юго-восток от маяка Раунде Шоулс.
Механик Эльф Уильхемсен сообщал, что в начале они приняли животное за кита и устремились за ним в погоню, но, когда приблизились к нему, увидели — ничего похожего.
Описание существа в том виде, как его передало агентство Ассошиэйтед Пресс, содержит очень несуразные подробности:
"Змея черного цвета, длиной, по крайней мере 50 футов [15 метров], весом от 35 до 40 тонн. Она поднимала свою голову аллигатора почти на 26 футов [8 метров] над водой. На ее спине виднелись несколько горбов, а на макушке головы можно было различить дыхательное отверстие.
Рыбаки утверждали, что «змея», казалось, скользила по волнам и некоторое время плыла рядом с кораблем, примерно на расстоянии 50—100 футов [15–30 метров] от него, со скоростью 15 км/час.
Не было бы сказано о той высоте, совершенно невероятной, на которую поднималась его голова, перед нами был бы классический и точный образ многогорбого змея, так часто встречавшегося у Атлантического побережья Северной Америки. Возможно, речь идет о типографской опечатке или ошибке при передаче сообщения. Многое на это указывает.
Действительно, нигде в тексте не упоминается о длинной шее, и, очевидно, если бы животное поднимало голову на 8-метровую высоту, рыбаки никогда бы не приняли его за кита. Кроме того, точность, с которой эта высота указывалась в сообщении, вызывает подозрения. Остальные размеры свидетели указывали гораздо более расплывчато: "по крайней мере 50 футов" или "на расстоянии 50—100 футов". Если бы животное на самом деле подняло голову, как это передано в сообщении, очевидцы сказали бы, скорее, "почти на 20–30 футов над водой" или "около 25 футов". 3а очень редким исключением, все многочисленные свидетели из Новой Англии говорили, что местный морской змей поднимал голову на 2–3 фута над водой. Поэтому я убежден, что надо читать "2,6 фута", то есть 2 фута 6 дюймов (75 см), что для англосаксов является также приблизительным размером.
Отметим, кроме того, что в французском переводе этого сообщения агентство не колеблясь написало, что животное подняло голову "на 10 метров над поверхностью". Это показывает, насколько журналисты могут исказить факты, только чтобы поразить воображение читателя. Именно поэтому, наверное, один из них предпочел написать 26 футов вместо 2,6, в которых не было ничего впечатляющего.
Несколько месяцев спустя у берегов Массачусетса произошла новая, почти ставшая уже обыденной встреча со знаменитым "зверем из Стронсы", сообщение о котором буквально взорвало научный мир в 1808 году. Перед самым Новым годом странный скелет длиной 5 м 50 см был обнаружен двумя рыбаками, одного из них звали Эльмер Коста, на пляже у Орлеана.
Корреспондент газеты "Кэйп Коядер", посланный на место происшествия, описывает его следующим образом:
"Он лежал на берегу, и его змеиный хвост был направлен в сторону от воды. Его маленькая голова (размером едва с череп енота-полоскуна) на цепочке позвонков длиной около 1 м 20 см и змеиный позвоночник были чертовски похожи на скелет детеныша птеродактиля, а расширяющиеся на середине тела остатки кожи могли быть крыльями, обезображенными разложением".
Несмотря на упоминание о крыльях, хотелось бы знать, что делал там птеродактиль, эта маленькая, размером не больше голубя летающая рептилия мелового периода. Уверен, репортер хотел сказать «птерозавр», имея в виду, конечно, плезиозавра.
Прибывшему на место специалисту Океанографического института в Вудсхолле д-ру Ричарду Бакусу одного взгляда на эти останки было достаточно, чтобы вынести приговор:
— Акула-пилигрим.
Действительно, на рисунке, опубликованном вскоре газетой, легко узнавалось это животное. В очередной раз, обезображенный совершенно естественным процессом разложения, труп акулы-пилигрима был принят за плезиозавра.
Ничего нового под этим солнцем.
В Австралии: морской змей наконец сфотографирован и снят на пленку
Другой эпизод конца 1964 года может бросить новый свет и даже придать сенсационный блеск проблеме, которой мы занимаемся. Он основывается на документах, возможно впервые содержащих опубликованные фотографии неизвестного большого морского змееподобного. Автором этих снимков был француз, тридцатисемилетний бретонский фотограф Робер Ле Серрек.
Он покинул Францию в 1960 году, на борту своей яхты "Сент-Ив д'Армор", в сопровождении жены Раймонды и пятилетней дочери Анны. За время долгого путешествия, которое в конце концов привело семью любителей приключений в Австралию, во время большой остановки на Антильских островах родились еще двое детей, один в Касабланке, другой в Нассау, на Багамах. Настал момент возвращения во Францию, но, увы, 4 июня 1964 года яхта затонула у Большого Барьерного рифа, недалеко от Маккая, в Квинсленде.
Купив небольшое пятиметровое моторное суденышко, Ле Серрек решил не возвращаться домой, не посетив волшебные острова, образующие коралловую цень, и особенно архипелаг Уитсанди. Он решил провести три месяца с семьей и молодым приятелем из Сиднея Хенком де Йонгом на острове Хук и, кроме того, написать книгу. Именно тогда и произошли события, сообщения о которых были переданы прессе в следующей версии.
В 9 часов утра 12 декабря 1964 года путешественники пересекали залив Стоунхевен, отправившись за пресной водой, когда мадам Ле Серрек указала мужу на "что-то странное в глубине под водой". Тот в это время находился в рубке, разбираясь со снаряжением для подводного плавания, вместе со своим молодым приятелем Хенком.
Мужчины поднялись на палубу. Младший сначала подумал, что это ствол дерева, перекрученный буквой S, лежит на двухметровой глубине на белом песке дна. Но вскоре оба различили сквозь прозрачную воду нечто похожее на колоссального головастика. За огромной головой следовало тонкое, гибкое тело около 20 метров длиной.
Ле Серрек бросился за кинокамерой, а его жена принесла фотоаппарат, де Йонг встал к рулю. Нетрудно представить волнение, смешанное со страхом, которое охватило всех троих. Только дети оставались в олимпийском спокойствии, с удовольствием и любопытством наблюдая за монстром, как за многими другими морскими животными, которых им случалось встречать во время путешествия.
Сделав несколько фотографий животного, сняв его на кинопленку и увидев, что оно не пытается ни убежать, ни даже пошевелиться, они решили медленно приблизиться к нему с надеждой увидеть наконец, как оно двигается. Прошло полчаса, за это время они хорошо рассмотрели животное и заметили, что у него на спине белеет большое, примерно 1 м 50 см длиной, пятно, возможно рана, а голова его очень похожа на змеиную. Услышав это слово, дети, воспитанные в страхе перед змеями, испугались, и их пришлось отвезти на берег, в лагерь.
Без детей взрослые почувствовали себя свободнее и решили вернуться и сфотографировать животное с более близкого расстояния. Они смогли рассмотреть два белых глаза на голове и темные поперечные полосы, окольцовывающие через равные расстояния его гигантское тело. Монстр оставался все это время неподвижным. Появилась даже идея кинуть в него камень, чтобы заставить пошевелиться, но потом посчитали более благоразумным этого не делать, опасаясь, что реакция его могла быть слишком резкой. Существо подобных размеров могло бы без труда превратить в щепки их хрупкое суденышко одним движением хвоста.
Тогда мужчины решили осмотреть чудовище под водой и попытаться снять его на кинопленку с помощью подводной камеры. Зияющая рана и белые глаза говорили им, что животное, возможно, мертво. Под водой они бы смогли в этом удостовериться.
Хенк де Йонг взял с собой специальное подводное ружье 12-го калибра, очень эффективное средство против акул, но которое, вероятно, могло бы лишь немного толкнуть этого колосса. Однако присутствие оружия создавало некий моральный комфорт.
Ле Серрек погрузился первым, за ним — его молодой товарищ. Как это обычно бывает около тропических островов, вода, которая кажется с поверхности прозрачной, в действительности оказывается более мутной. Им пришлось приблизиться на расстояние 6 метров к монстру, чтобы различить его черты, которые французский путешественник описывает следующим образом:
"Его череп казался очень плоским и, по крайней мере, метровой высоты. Кожа выглядела гладкой, но в то же время матовой".
Сцепив зубы, чтобы унять невольную дрожь, Ле Серрек запустил камеру и еще продвинулся в сторону животного.
"Внезапно, — рассказывал потом он, — пасть открылась угрожающим образом, как у побеспокоенной мурены. Затем наполовину закрылась и снова открылась. И так несколько раз. С видимым трудом зашевелившись, передняя часть чудища начала поворачиваться в нашу сторону (мы снимали его в это время сбоку)".
Ни жив ни мертв, Ле Серрек еще некоторое время продолжал снимать, а затем они быстро развернулись и поплыли прочь.
Когда смельчаки поднялись на борт яхты, лежащей в дрейфе, — мотор заглох, и мадам Ле Серрек не смогла его завести, — они узнали от нее, что монстр уплыл. Он тронулся с места, подняв со дна облако песка, потом тяжело, медленно, с небольшой амплитудой извиваясь в горизонтальной плоскости, двинулся в сторону кольца рифов и скрылся в голубой глубине.
Несмотря на интенсивные поиски в течение всего дня, его больше не видели.
Подводя итоги происшествия, Ле Серрек и де Йонг оценили длину чудовища в 20–25 метров. Голова его была похожа на голову змеи, только верхняя часть черепа была более выпуклой, более округлой. Она была шириной почти 1 м 20 см и такой же в высоту, длина головы была от 2,5 до 3 м. Кроме того, его тело на длине почти 8 метров имело диаметр около 60 см, затем утончалось и заканчивалось хлыстообразным хвостом.
Не было ни плавников, ни каких-нибудь игл или лучей. Не было заметно и дыхательных отверстий, но свидетели признались, что все их внимание было приковано в основном к угрожающе раскрытой пасти. Они также не видели и зубов, — возможно, зубы были очень мелкими. Рот располагался на нижней части головы, его внутренняя часть была белого цвета, с верхней челюсти спускался клок какой-то темной субстанции.
Тело животного было черного цвета. На голове видны были более светлые пятна. Бурые кольцевые полосы на теле, сантиметров по тридцать шириной, расчерчивали монстра на расстоянии полутора метров друг от друга. Так как животное лежало на дне и даже немного зарылось в песок, нельзя было рассмотреть цвет его брюха, которое казалось плоским.
Его глаза, диаметром 5 см имели светло-зеленый, почти белый цвет и вертикальный зрачок.
Внешний покров был похож больше на шкуру акулы, чем на кожу угря, не было видно никаких признаков чешуи.
Мореплаватели считали, что огромное животное было ранено, очевидно винтом парохода, и был, вероятно, задет позвоночник. Поэтому оно не могло защищаться от атак более мелких хищных рыб, привлеченных кровью, вытекающей из открытой раны, в открытом море и нашло убежище на мелководье у самого берега, куда заплывало очень мало рыб.
Существовал ли в действительности гигантский головастик Уитсанди?
Форма головастика, в которой предстал морской змей с Уитсанди, для нас не является чем-то совершенно новым. Она напоминает очертания самых странных монстров из истории морского змея, например черно-желтых полосатых чудовищ, встреченных в 1925 году г-ном Журданом на Змеином острове в Южно-Китайском море, которые в свою очередь казались уменьшенными версиями полосатого колосса «Нестора» 1876 года, из Малаккского пролива. Правда, мелкие чудища господина Журдана имели четыре отростка в районе головы, но это мог быть, хотя и плохо объяснимый, результат временных изменений (может быть, края более глубокой раны?). Правда, огромный монстр «Нестора» перемещался, извиваясь в вертикальной плоскости, но мы знаем, что угри, например, могут достаточно долго плыть на боку.
Короче, перед нами три встречи со странными, неизвестными животными, происшедшие в относительно соседних областях тропической части Тихого океана. Форма головастика, расчерченного желтыми и черными или коричневыми полосами, имеет для нас большое значение, так как свидетельствует в пользу достоверности последней встречи.
Возвращаясь к замечательному приключению семейства Ле Серреков и их австралийского друга, добавим, что они решили из предосторожности — у них уже похищали ценные кадры — ничего не говорить о своих впечатлениях, до того как получат из австралийской лаборатории проявленные фото- и кинопленки. Они боялись, что в противном случае нахлынут толпы журналистов и помешают им спокойно закончить фильм, который они снимали на островах Уитсанди до начала сезона дождей.
Поэтому только 4 февраля 1965 года Робер Ле Серрек сообщил в местные газеты о том, что произошло с ним и его близкими. Надо сказать, новость спровоцировала вскоре интенсивный обмен телефонными звонками между Парижем и Нью-Йорком, между мной и Иваном Сандерсоном. Ле Серрек, который хотел получить за свои кадры хорошую цену, согласился послать их вместе со своим рассказом в Соединенные
Штаты Сандерсону, самому большому американскому специалисту по криптозоологии, чтобы тот подтвердил подлинность документов и прокомментировал их с научной точки зрения.
Со своей стороны я провел во Франции нечто вроде "расследования морального облика" Серрека, оказавшегося, увы, изрядным авантюристом, которого разыскивали толпы кредиторов. Иван проверил фотографии — прекрасные цветные снимки 24 х 36 — с помощью технических средств. Специалисты не нашли никаких признаков фальсификации (ретуширования, монтажа или передержки).
Перебрав все возможные простые объяснения (затонувший ствол дерева, пучок гигантских водорослей, участок подводного нефтепровода, телефонный кабель и т. п.), Иван оставил только три:
1) потерявшаяся пластиковая емкость; такие емкости несколько лет назад американцы в экспериментальном порядке пытались использовать для транспортировки больших количеств топлива, буксируя их по воде;
2) оболочка метеорологического зонда Скайхук, сдувшегося, упавшего в море и обросшего водорослями;
3) огромный кусок материала, например цирковой тент, свернутый в рулон, перекрученный и брошенный в воду.
Первая гипотеза может быть сразу отброшена. Информационная служба флота сообщила, что такие резервуары имели металлическую оболочку и плоскую форму очень длинного надувного матраса и ни один из них не пропадал ни у американских берегов, ни в каком-нибудь другом месте.
Вторая гипотеза также не выдерживает критики. Когда зонд Скайхук взрывается, он полностью разрушается еще в воздухе. Если его оболочка только порвалась или получила пробоину, то зонд опускается медленно и за ним легко следить, поэтому его всегда подбирают. К тому же такой зонд не мог бы долго находиться под водой — достаточно долго, чтобы обрасти водорослями, — не разорвавшись на клочки об острые грани коралловых рифов.
Остается третья гипотеза — версия о преднамеренном обмане.
Стоит уточнить, что бухта Стоунхевен на острове Хук находится недалеко от нескольких часто посещаемых киторазделочных станций, размещающихся на соседнем острове Хеймен, расположенном как раз напротив, и на побережье самого континента. Эти воды бороздят каждый день множество моторных и парусных судов. Привезти на место материал, необходимый для фабрикации фальшивого чудовища длиной больше 25 метров (шлюпка, которую можно видеть на одной из фотографий, подтверждает эти размеры), придать ему требуемую форму, нарисовать глаза и кольца, а затем отбуксировать на некоторое расстояние от берега и затопить — это не простое дело. Еще труднее сделать это незаметно для постороннего глаза. Можно было бы изготовить макет морского змея на специализированной фирме, но невозможно его сделать надувным или из пластика. Если бы он был надут воздухом, он бы всплывал и не мог бы оставаться на дне. Чтобы удержать его под водой, требуется такая же плотность наполнителя, как у воды, или большая, и, следовательно, игрушка таких размеров должна весить около 6 тонн…
Отбуксировать 6-тонную конструкцию по воде, даже на небольшое расстояние от берега, не могут три человека, даже имея в наличии что-то вроде морского бульдозера. А подобный бульдозер не спрячешь под палубой пятиметрового суденышка!
В самом деле, если бы речь шла о мистификации, можно было бы принять к рассмотрению единственный вариант: на месте был случайно найден подходящий обломок, змееобразный силуэт которого мог натолкнуть на мысль о розыгрыше. Оставалось бы только каким-нибудь образом усилить сходство его с живым существом, расположив определенным образом и подрисовав глаза и кольца, что легко сделать на глубине 2 метра.
Я больше склоняюсь к этому объяснению, особенно если принять во внимание расположение глаз монстра, которое кажется мне слишком ненормальным. У большинства позвоночных — особенно это заметно у рыб — глаза расположены по бокам головы, у некоторых, например приматов, они направлены вперед, но почти неизвестны животные, у которых они направлены вверх, как у морского змея- с острова Хук. Правда, такое расположение можно найти у некоторых морских позвоночных (камбала, скаты), живущих у самого дна и даже часто зарывающихся в песок, что похоже на наш случай. Но глаза у них расположены ближе к передней части морды.
Было бы хорошо, если бы кинопленка, запечатлевшая чудовище в движении, получилась качественной, тогда гипотезу о мистификации можно было бы и не рассматривать. Но в момент, когда я пишу эти строки, я еще не видел фильма, а мои корреспонденты из Новой Зеландии, которым повезло его увидеть, сообщили мне, что подводные кадры настолько расплывчаты и неясны, что ничего нельзя уверенно утверждать. Все это более чем подозрительно.
Рафинеск, возможно, был прав…
Если допустить, просто в качестве рабочей гипотезы, что семья Ле Серреков и их приятель неповинны в обмане и действительно видели живое существо (еще живое, было бы правильнее сказать), то к какому зоологическому виду его можно причислить?
По поводу рассказа Ле Серрека директор Квинслендского музея, д-р Дж.-Т. Вудс заявил, не слишком рискуя ошибиться:
"Если описание точное, оно не может быть применимо ни к одному существу, известному науке".
Д-р Ф.-Х. Талбот, смотритель секции рыб Австралийского музея, был более решителен. Он нашел это происшествие "одним из самых необычных" и выдвинул теорию, по которой неизвестное животное могло быть "гигантским угрем, показавшимся еще более громадным из-за эффекта рефракции в воде".
Мнение д-ра У.-Х. Даубина, с факультета зоологии Сиднейского университета, было, напротив, полностью негативным: "Строение головы животного совершенно не похоже на угря". И добавил: "Это, конечно, не кит и не дельфин, изучение которых — моя специальность".
Тогда что же это было?
Самое простое объяснение было предложено подводным охотником и исследователем, по фамилии Линклатер. Он считал, что Ле Серрек, возможно, видел массу рыб catfish (т. е. «рыба-кот», семейства морских сомов) в процессе миграции. "Я не сомневаюсь, — заявил он, — что скопление большой массы таких рыб издали можно принять за монстра вытянутой формы".
Мистер Дж.-М. Сантер считал в свою очередь, что «монстр», скорее, был образован скоплением огромного количества мелких кальмаров. Эта гипотеза базировалась на фильме Ханса Хасса, который видел подобное образование, состоявшее из миллионов крошечных кальмаров.
На что ихтиолог Талбот и его коллега Дж. Уитли, его предшественник на посту смотрителя музея, ответили, что оба не знают в австралийских водах о подобном феномене, касалось ли это catfish или кальмаров. "Однако, — соглашается д-р Талбот, — эта версия не выходит за пределы возможного. Некоторые морские животные могут собираться в большие скопления".
В Лондоне, в департаменте естественной истории Британского музея, д-р Гринвуд, эксперт по морской биологии, восстал более категорично против теории о скоплении рыб, указывая, что они собираются обычно в форме сферы, а не в форме змеи. Д-р Гринвуд также добавил, что, когда маленькие животные собираются подобным образом в большие скопления, вне их всегда остается множество отдельно плавающих особей, которых можно было бы различить на фотографии.
Нет необходимости говорить, что и сам Ле Серрек, различивший у животного глаза, рот и кольца на теле, не принял эту гипотезу.
По его мнению, речь могла идти, скорее, о каком-то случае гигантизма неузнанного малоизвестного животного.
Правда, после тщательного изучения и анализа описания удалось сузить круг возможных претендентов на роль этого обескураживающего вида существа.
Мы с Иваном Сандерсоном сделали это, каждый со своей стороны (Атлантического океана), без взаимных консультаций.
Мы оба посчитали установленным, что речь идет о позвоночном (хотя это, конечно, не абсолютно точно). Из позвоночных это не могла быть птица, но это, скорее всего, и не млекопитающее (ввиду полного отсутствия конечностей и белого цвета внутренней поверхности пасти). Только незначительный шанс есть у этого существа оказаться рептилией (из-за его высокого лба) и еще меньше шансов — амфибией (из-за его морского места жительства — по Сандерсону, из-за своих размеров, по-моему. Короче, мы оба пришли к убеждению, что речь идет о рыбе. Все черты, упомянутые в рассказе, можно найти у того или другого вида рыб. Но затем наши пути разошлись.
Приняв во внимание общую форму монстра и вспомнив очень кстати о гигантском лептоцефале «Даны», Иван подумал сначала об угре. Но у угря дыхательные отверстия явно обозначены и их легко заметить, а голова совсем не шире тела. Тогда мой заокеанский коллега вспомнил о семействе змееподобных рыб, которых иногда называют по-английски "swamp eels" (болотные угри), но на самом деле угрями (отряд безногих) не являющихся. О месте этих рыб в классификации ученые еще спорят. Они обитают практически во всех тропических водоемах со стоячей водой в Америке, Африке и Азии, но существует и морская форма очень небольших размеров (Macroterna caligans) в малайзийских водах. Их самая характерная черта: жаберные щели расположены на нижней части головы, а у некоторых видов вообще сливаются в одно отверстие. Отсюда их название — одножаберные".
Своим внешним видом — увеличенной головой, за которой следует более тонкое цилиндрическое тело, заканчивающееся утончающимся хвостом; полным отсутствием парных плавников; вырождением спинного и брюшного плавников в рудиментарный гребень; гладкой кожей и, наконец, невидимым со стороны дыхательным отверстием, особенно когда лежит на дне, она почти полностью соответствует описанию морского змея Ле Серрека.
Единственное несоответствие в этой гипотезе — никто еще не видел ни одного экземпляра болотного угря размером больше одного метра (морские виды едва достигают 20 см!). Сандерсон попытался отмести это препятствие: "Если небольшие речные дельфины пресных рек размером 1 м 80 см (Inia и т. п.) могут иметь гигантских родственников в океане (как, например, великана голубого кита 30 метров длиной), почему маленький болотный угорь (Monopterus albus) Юго-Восточной Азии не мог бы иметь гигантских кузенов в море?" Эта параллель между китообразными и одножаберными мне кажется некорректной и трудно защитимой. Ведь если можно найти виды китообразных всех промежуточных размеров между дельфинами длиной 1 метр и тридцатиметровым китом, то в нашем случае неизвестен ни один вид ни живой, ни вымерший, от одного метра до предполагаемого гиганта в 25 метров. Как я уже говорил, Природа не делает больших скачков…
Свои собственные исследования я начал, приняв во внимание размеры животного, а не его форму. Конечно, я тоже подумал об угрях — змееподобных существах, лишенных иногда конечностей и с гладкой кожей, — но вспомнив не только о гигантском лептоцефале «Даны», но также и о том, что среди них встречаются экземпляры длиной до 3 метров. Потом я обратился к классу животных, среди которых встречаются настоящие великаны в царстве рыб, — к хрящевым рыбам.
У этих рыб не только явно просматривается тенденция к гигантизму (вспомните китовую и гигантскую акул, ската манту и т. п.), но и стремление к приобретению змеевидной формы. С другой стороны, по словам очевидцев, кожа монстра была скорее похожа на шкуру акулы, чем угря, а рот находился на нижней части головы, что очень характерно для хрящевых рыб. Наконец, из всех рыб некоторые акулы (в частности Белая акула) единственные имеют вертикальные щелевидные зрачки.
Любопытная форма чудовища острова Уитсанди в виде головастика также встречается у хрящевых рыб. Ее мы видим не только у рыбы-торпеды (Torpedo), но и у рыбы-гитары (Rhinobatus), вид которой, обитающий у берегов Индокитая, достигает 3-метровой длины. Заметим также, что у них у всех жаберные щели расположены на нижней половине тела и не видны, когда рыба прижимается ко дну.
Единственная серьезная нестыковка в этой гипотезе — хрящевые рыбы, в отличие от нашего монстра, все имеют плавники, хотя у некоторых видов они и не очень большие.
Пункт, в котором точки зрения Ивана и моя снова сошлись, — это вероятный пищевой рацион морского змея Уитсанди. Не имея зубов или с очень неразвитыми зубами он, скорее всего, должен питаться планктоном, как большинство из морских гигантов и среди китообразных, и среди рыб или, точнее, среди хрящевых рыб (очко в мою пользу!)
Несмотря на мои личные предпочтения, я бы хотел, из сентиментальных соображений, чтобы победила точка зрения Ивана Сандерсона. Вспомним, что первый человек, который предположил (в 1817 г.), что один из видов морского змея мог принадлежать к одножаберным, был не кто иной, как наш старина Рафинеск…
Я бы хотел, чтобы появилось новое доказательство гениальности первого зоолога в мире, признавшего в морском змее объект, достойный изучения наукой.
Глава 14
МОРСКОЙ ЗМЕЙ, НАКОНЕЦ, КЛАССИФИЦИРОВАН И РАЗЛОЖЕН ПО ПОЛОЧКАМ (1965)
Наконец вы познакомились с полным досье морского змея. Теперь вы знаете о нем больше, чем кто бы то ни было до этого. До сегодняшнего дня, за исключением Понтоппидана и Удеманса, все авторы, рассматривавшие эту проблему, оказывались слишком фрагментарными, то ли из-за отсутствия достаточной информации, то ли из-за того, что находились в плену предвзятой идеи. Они использовали только те факты, которые подтверждали их собственную идею, что приводило к расколу общей картины.
Много воды протекло под палубами кораблей с героического времени Понтоппидана, и много морских змеев проплыли в той воде, так что за три прошедших века научная документация о нем святого прелата оказалась намного богаче. Даже такому монументу, как книга Удеманса, исполнилось уже больше семидесяти лет и он грозит разрушиться. Мне удалось еще немного обогатить его и так богатую информацию сведениями, поступившими после 1892 года.
Цели настоящей книги
Чтобы предупредить любую возможную критику, я пытался придать своей книге исчерпывающий характер по двум понятным причинам.
Во-первых, я старался базировать свои выводы на возможно большем количестве наблюдений. Сэр Артур Конан Доил очень справедливо показал в своих книгах, что для человеческого разума степень достоверности того или иного объекта или события является функцией от количества свидетельств. "Если бы, например, — писал отец Шерлока Холмса, — окапи был бы убит всего один раз в Африке, его существование, основанное на свидетельстве одного охотника, можно было бы поставить под сомнение. Если бы десять человек говорили, что они убили окапи, доказательства его существования были бы уже серьезными. Если бы об этом сообщили пятьдесят человек, они бы стали убедительными".
Я смог собрать на этих страницах в десять раз больше свидетельств о морском змее, и исходили они как от одиночных очевидцев, так и от целых групп наблюдателей, иногда насчитывавших до ста человек, зато эти многочисленные свидетельства относятся к в десять раз большему числу различных типов животных. Если посылка сэра Артура верна, мы должны принять, что мои доказательства не менее убедительны.
Я также старался быть исчерпывающим, чтобы оградить мою работу от всяческих подозрений в предвзятости. Полная объективность достигается только в результате публикации всех без разбору известных сообщений, без какой бы то ни было предварительной цензуры; всех случаев, трудолюбиво собранных вместе за долгие годы упорного труда. Таким образом, в ваше распоряжение предоставлены все сведения, относящиеся, по-моему, к проблеме морского змея, и даже те, которые могли бы к нему относиться.
"De omni re scibttb, — заявлял Пико из Мирандоля, когда хотел сказать о широте своих интересов, на что Вольтер отвечал иронически: "…et quibusdam aliis". To же самое и в этом случае. Я рассказал вам все, что мне известно, не только о морском змее, но также и о "некоторых других" морских чудовищах, о всех крупных морских неопознанных животных. Потому что всегда, когда очевидцы встречали подобное животное, они считали, что видели великого морского змея. Почему змея? Ведь ни один из них не является настоящей змеей. Во-первых, потому, что они казались змееподобными, но и потому, что обычно человек подсознательно почти все неизвестное считает враждебным, а змея всегда казалась самим воплощением Зла.
Я сказал, что они «казались» змееподобными, но были ли они таковыми на самом деле? И если были, то в какой мере? Действительно, до какой степени это сходство простиралось?
Иногда, оно ограничивалось только общим контуром тела, крайне вытянутого, как у змеи, но такое тело и у червей, у моллюсков вроде гигантского кальмара, у рыбы-ремень, у различных угрей или некоторых видов акул, а также у амфибий типа доликосомы, у рептилий, например мезозавра, эласмозавра или морского крокодила, и, наконец, у млекопитающих вроде выдры или зейглодона. Иногда сходство со змеей ограничивалось головой и шеей (остальная часть тела была скрыта под водой). На этом основании можно было бы считать, что некоторые черепахи, плезиозавры, птицы, например лебеди, и даже жираф тоже являются змееподобными. Иногда только хвост напоминал змею, как у некоторых скатов. Наконец, во многих случаях сходство между неизвестным животным и змеей состояло только в извивающемся движении или в иллюзии такого движения, производимой рядом спинных горбов, — как оказалось, большинство свидетелей даже не знали, что змеи никогда не «змеятся» в вертикальной плоскости…
Известно, что увеличение размеров водного животного обязательно сопровождается крайним удлинением его тела, поэтому можно уверенно утверждать, что ВСЕ самые крупные морские животные в какой-то мере змееподобные, хотя бы частично. И попытки представить их чудовищными змеями должны быть очень понятны, когда происходит встреча с животным незнакомым или неузнанным. Вот почему настоящая книга, которая, судя по названию, должна ограничиваться изучением только одного неизвестного морского животного, на самом деле дополняет и продолжает в морской сфере мою предыдущую работу.
Если вспомнить, что в этой книге на самой солидной базе доказывалось существование на континентах и островах почти тридцати достаточно крупных животных различных видов, еще неизвестных официальной науке, то можно с меньшим недоверием и подозрением смотреть на мою попытку установить здесь существование едва десятка видов больших неизвестных животных в океанских, практически неисследованных, глубинах. Правда, разумные люди имеют полное право принимать мои выводы с крайней осторожностью и осмотрительностью.
Я не претендую здесь на окончательное решение проблемы великого морского змея, но по крайней мере надеюсь, я ее серьезно затронул. Пятно света лучше, чем потемки, сказал бы, быть может, Мильтон. Чтобы по-настоящему залить светом проблему во всей ее сложности, даже не имея возможности рассмотреть останки различных животных, о которых идет речь, надо было бы собрать еще больше новых свидетельств, достоверных и точных. Я, однако, далек от того, чтобы считать, что мне удалось собрать все наблюдения за прошлые годы. Когда приступаешь к такой теме, почти безграничной во времени и пространстве, по крайней мере в масштабах нашей планеты, надеяться на исчерпывающий результат было бы утопией. Многие читатели, без сомнения, мне еще напишут и сообщат о встречах с морским змеем, ускользнувших от моего внимания. Я их настоятельно к этому приглашаю, так как в работе, основанной на статистике, ценность результатов зависит от объема собранных сведений. Таким образом, и в криптозоологии чем больше наблюдений собрано, тем точнее будет портрет еще неизвестного животного. Это в конечном счете и есть цель данной книги, которую мы и старались реализовать в свете нашего досье.
Анализ информации
Я не только пытался найти в этом деле золотую середину между тем, что отец Жак д'Отун уже в XVII веке называл "ученым недоверием и невежественной верой". Я хотел бы отличить то, во что можно было бы разумно поверить и в то же время избежать влияния всякой предвзятой идеи, способной исказить выводы нашего расследования. Для этого надо проанализировать все собранные материалы, затем их систематизировать, чтобы можно было проводить сортировку автоматически, поручить ее, если можно так сказать, машине.
Довольно литературы! Хватит рассказов о драматических историях, красочных описаний фантастических, иногда вызывающих смех созданий, бесконечных дискуссий! Пришло время точности и сопровождающих ее сухих фактов, сводных таблиц и статистических выкладок. Читатель, на которого научные выкладки навевают скуку, а методология не кажется важным делом, может с легким сердцем сразу перейти к результатам. Конечно, в этом случае он должен полностью довериться мне. "Вы знаете, дорогой Ватсон, мои методы".
Мы должны выделить в каждом случае все детали, которые могут пролить хоть какой-нибудь свет на неизвестных животных, а затем классифицировать их таким образом, чтобы можно было затем эти сведения закодировать и подвергнуть машинной обработке. В нашей книге мы рассмотрели 548 случаев наблюдений неизвестного крупного животного.
Сначала следует отметить точное место встречи, время года и количество увиденных одновременно животных. Для каждой особи показать общий внешний вид, который, кстати, не всегда напоминает, как можно было бы подумать, змею, а иногда — червя, гусеницу, угря, крокодила или черепаху, тюленя, собаку, иной раз даже птицу. Затем следует указать предполагаемую длину животного, уточнив, видели его полностью или частично, размеры определены в сравнении с каким-нибудь предметом или это приблизительная оценка; кроме того, необходимо сказать об относительной длине и пропорциях различных частей тела. Затем внимательно рассмотреть каждую деталь.
Начать с головы. Указать ее размеры, пропорции и форму, вспомнить, какое из известных животных могло бы послужить образцом при описании. Потом зафиксировать следующие важные подробности. На какую высоту животное поднимало голову и какой угол она образовывала с шеей и с остальной частью тела. Видны ли были глаза. Если да, то какого они были размера. Какой формы, цвета и их расположение. То же самое для ноздрей или дыхательного отверстия, а также рта. Какой он формы — узкий или его разрез достигает уровня глаз. Был ли он открыт и видны ли были зубы и какие. Виден ли был язык. Были ли на голове уши, рога или какое-нибудь другое украшение: гребень, усы, борода, зоб.
Следующая деталь — шея, если она была, конечно. Определить ее форму, расположение, в частности наклон относительно поверхности воды, изгиб и гибкость, и, наконец, пропорции. (Можно условиться, что шея считается короткой, если ее длина не превышает ее диаметра; средняя — когда длина в 2–3 раза больше диаметра, и длинная — если первый размер в 4 или более раз превышает второй.) И последнее: были или нет на шее жаберные щели, грива, длинная и развевающаяся или короткая и торчащая, зубчатый гребень или воротник.
Какого вида тело? Его размеры, пропорции и форма. Спина покрыта панцирем или с длинным плавником. Была ли она украшена гребнем, или рядом из нескольких зубчатых плавников, или горбами, более или менее многочисленными. Из чего могли состоять по внешнему виду эти органы и украшения.
Видны ли были конечности. Сколько их было, одна или две пары, а может быть, больше. Были они суставчатыми, имели ли пальцы и перепонки, когти или одновременно и то и другое. Или, может, они полностью трансформировались в ласты-плавники.
Этот анатомический обзор заканчивается, конечно, хвостом, если он есть. Указываются его размеры, пропорции и форма. Утончается ли он к концу и заканчивается ли острым углом или закруглением. Приплюснутый он или раздвоенный в виде вилки. Имеет на конце две лопасти или несколько. Наконец, если хвост уплощенный и расширяющийся, расположен он вертикально или горизонтально.
Затем определяется внешний вид кожного покрова. Казался ли он гладким, шершавым или изборожденным морщинами. Покрыт ли редкими волосами или густой шерстью, закрыт ли панцирем или чешуей. Если есть чешуя, то какого она размера, как расположена, какой формы. Какого цвета кожа. Цвет везде одинаковый, или были видны пятна, разводы, полосы. Одинаков ли он на верхней и нижней части тела.
Сформулировав таким образом анатомические особенности каждого животного, следует приступить к анализу его физиологии. Среди других деталей необходимо отметить характер его движения. Двигалось оно прямолинейно — и, следовательно, движение обеспечивалось только конечностями — или более или менее заметно извивалось. Тело извивалось в вертикальной или горизонтальной плоскости или, возможно, в обеих этих плоскостях. Голова раскачивалась с боку на бок или вперед-назад. Какова была скорость животного. (Ее также можно разделить на три категории: медленную — меньше 10 км/час, среднюю — от 15 до 20 и быструю — больше 25 км/час.)
Сюда надо добавить некоторые менее значимые физиологические детали, которые иногда упоминаются в отчетах очевидцев: выбрасывало ли животное при дыхании фонтан пара, как большой кит? Испускало ли животное крики. Распространяло ли специфический запах. Гналось ли оно за добычей или, может быть, его видели в процессе поглощения пищи.
Осталось отметить некоторые черты животного, которые могли бы указать на его психологические особенности (убегает ли оно при встрече, что говорит о его боязливости или дикости, или оно пыталось, наоборот, приблизиться, что указывает или на агрессивность, или на любопытство); а может, были видны какие-нибудь признаки патологического состояния (некоординированные извивы, спазматические движения, рвота и т. п.).
Чистка, синтез и кодирование
Покончив с анализом сообщений, приступаем к поиску и исключению из них фальсификаций. В общем случае это нетрудно сделать с первого взгляда. Мы уже говорили, что они легко выдают себя. Противоречия в многочисленных деталях. делают некоторые сообщения слишком неправдоподобными, слишком отклоняющимися от всяческой нормы (выходящими за кривую Гаусса, говоря языком статистики) или представляют собой набор несовместимых друг с другом черт. Однако необходимо заметить, что некоторая экстравагантность, например в размерах, может не обязательно означать, что животное было выдумано от начала до конца: ошибка могла быть результатом неопытности наблюдателя — особенно это относится к определению расстояний и размеров в море — или просто неосознанного стремления к преувеличению (очень человеческое качество, слишком человеческое).
Таким образом были выявлены 54 более или менее явные фальсификации. Так как две из них включают несколько наблюдений (один раз — 6, другой — 3) можно считать, что только 47 бесспорных мистификаций закралось в наше досье.
После мистификаций необходимо избавиться от ошибок. В нашем досье их можно насчитать 52. В это число входят не только очевидные ошибки, когда за морского змея принимают известное животное, но также и возможные ошибки, которые могут, смешавшись с достоверными данными, исказить окончательные выводы.
Поэтому придется с такой же подозрительностью отнестись к группе, увы слишком большой, неконкретных наблюдений, лишенных каких-либо деталей: ко всем тем, где сообщается только о встрече с "морским змеем" или "морским чудовищем, похожим на гигантскую змею". В лучшем случае сообщается о его размерах. Таких наблюдений 116 из 548. Но все же очень маловероятно, чтобы среди этих сообщений было много умышленных фальсификаций: настоящая мистификация всегда чрезмерна, переполнена конкретными деталями, чтобы казаться достоверной и ввести в заблуждение, она по природе своей должна быть очень детализирована (часто «слишком» подробна, что ее и выдает). Нет, эти сообщения обычно делаются с добрыми намерениями. Отчеты об этих встречах не содержат слишком много сведений, скорее, потому, что сделаны они людьми, неспособными правильно оценить или передать то, что видели, а иногда потому, что мы их получили из вторых или третьих рук. Я уверен, многие случаи могут еще быть дополнены. Свидетельства, относящиеся к ним, возможно, находятся в публикациях, к которым я не нашел доступа, или они касаются недавних случаев и сами очевидцы, посчитав это своим долгом, скоро могут прислать мне необходимые уточнения.
Среди этих 116 неясных случаев будет некоторое число, в которых неизвестное животное невозможно отнести к определенному типу морского змея. Они не могут дать нам новые элементы ни для каждого из морских змееподобных в отдельности, ни всем им вместе, но, так как в них часто сообщается о времени и месте встречи, они могли бы, если нет явных противоречий другим свидетельствам, помочь пролить свет, хотя бы в качестве побочного подтверждения, дать дополнительные сведения о географической зоне распространения неизвестных крупных морских животных. А также о благоприятном времени года для наблюдений за ними, о возможных путях миграции.
Таким образом, вся наша работа по классификации будет основываться на 326 случаях, оставшихся после отсева мистификаций, ошибок и туманных сообщений. В описаниях этих животных всегда содержатся некоторые значимые детали. Среди них есть и очень подробные, позволяющие получить ясное представление, и даже в некоторых случаях рассказы сопровождались рисунками, более или менее удавшимися. Их синтез должен позволить устранить видимые противоречия, среди прочих и такие, как наличие или отсутствие каких-либо характерных особенностей, и, с другой стороны, выявить черты всегда присутствующие. Машинный анализ сводных таблиц, в которых отображены различные признаки, автоматически выявит существование различных отличающихся друг от друга типов морского змея.
Разделяя неизвестных животных на типы на основании только внешнего вида, надо отдавать себе отчет, что животные, даже одного рода, могут иметь анатомические отличия, иногда довольно значительные, в зависимости от возраста или пола. Только имея перед собой общую картину, включающую множество других общих деталей (элементы физиологии, поведения, география распространения и т. п.), можно увидеть то, что является следствием возрастных метаморфоз или полового диморфизма.
Каким же образом происходит разделение на определенные типы? В каждом из них выявляется то, что мы называем определяющими признаками, то есть оригинальные черты, принадлежащие только этому животному, по которым его можно сразу узнать. Эти особенности могут быть как позитивными, так и негативными, то есть указывать на наличие или отсутствие каких-либо признаков. Другие черты, которые присутствуют у двух или нескольких типов, считаются дополнительными признаками. Отметим, однако, что два дополнительных признака — или больше — могут стать основными, когда они присутствуют вместе у одного животного, и в этом случае они образовывают сложный определяющий признак (двойной, тройной и т. д.).
Опираясь на определяющие признаки, простые или сложные, нам удалось выявить 9 типов неизвестных науке крупных морских животных, которых очевидцы описывали или которых можно было бы описать как морского змея. Эта работа выполняется механически, если предварительно все данные занести на перфорированные карточки. На основании простых и двойных определяющих признаков мы разделили неизвестных животных на 9 различных типов.
Самое поразительное, что полученные результаты открывают перед исследователем множество сюрпризов, которые идут иногда вразрез с выводами, полученными после самого тщательного изучения досье. Но надо понимать, что невозможно держать в голове все аспекты и все стороны такой огромной и сложной проблемы. Так, для меня лично удивительным оказалось то, что тип с длинной шеей и тип с гривой не могут быть различными формами одного вида, отличающимися полом или возрастом, так же как и многогорбый морской змей, известный в Новой Англии, не может быть родственником супервыдры норвежского побережья. Напротив, оказывается, что животное, появляющееся, на поверхности в виде рада треугольных плавников, не кто иной, как морской змей, известный нам под названием Дракон бухты Алонг.
Девять типов морского змея
Я хотел бы предварительно обозначить отдельным именем каждый из 9 различающихся типов и перечислить определяющие признаки, послужившие для их определения.
Ничего удивительного, что среди них нет признаков, относящихся к географическому месту: очевидно, что определенные типы были замечены в ограниченных океанских зонах. Но если география места встречи, возможно, и поможет в двусмысленных случаях узнать некоторых животных, плохо виденных или плохо описанных, такая деталь не может служить критерием. Действительно, когда нельзя опереться на достаточно большое число наблюдений, было бы неосторожно строго утверждать, что животное обитает именно в этом районе. В океане мы привыкли встречать время от времени представителей известных животных достаточно далеко от их обычной зоны обитания.
Перед вами результат сортировки 326 наблюдений морского змея, которые могут быть приняты к рассмотрению и содержат значимые детали. В этой классификации типы морского змея расположены в порядке убывания числа наблюдений, относящихся, по всей видимости, к тому или другому животному.
Змей с длинной шеей (42 случая наблюдений)
Шея длинная или очень длинная, составляющая тупой угол с головой.
Большой жирный горб вдоль спины, который может состоять из двух или трех близкорасположенных горбов.
Отсутствие хвоста или хвост такой короткий, что кажется обрубком.
Два рога на голове (и то не всегда).
Цвет пятнистый + длинная шея.
Большая скорость (больше 25 км/час).
Морской конь (33 случая)
Длинная развевающаяся грива.
Тонкая, средней длины шея + спина с единственным изгибом.
Очень большие глаза. Густая шерсть на морде, усы.
Многогорбый змей (30 случаев)
Ряд спинных горбов приблизительно равных размеров.
Тонкая, средней длины шея + спинной плавник (не всеща присутствующий).
Глаза маленькие, но выпуклые + овальная голова с широкой мордой.
Цвет с явно различимой контрастностью (почти черная верхняя половина и белая нижняя).
Белые полосы по бокам шеи.
Двухлопастный хвост + тонкая, средней длины шея.
Многоплавниковый змей (21 случай)
Множество треугольных плавников, собранных в очень длинный гребень.
Тонкая короткая шея + видимый фонтан при дыхании. Глаза маленькие, но выпуклые + глаза круглые. Ажурный гребень на спине + короткая шея. Цвет пятнистый + короткая шея.
Супервыдра (13 случаев)
Тонкая, средней длины шея + длинный, утончающийся к концу хвост.
Множество вертикальных изгибов тела (от 3 до 6, плюс расходящийся волнистый след).
Цвет равномерный светлый (серый или бежевый).
Гигантский угреподобный змей (12 случаев)
Длинная шея (по-настоящему змееподобное тело), переходящая в голову.
Длинный утончающийся хвост + длинная шея.
Большие, заметные глаза + длинная шея.
Выскакивает из воды, потом падает, поднимая тучу брызг.
Океанский ящер (4 случая)
Внешний вид крокодила + обитает в океане.
"Отец-Всех-Черепах" (3 случая)
Внешний вид черепахи + огромное тело.
Желтый змей (3 случая)
Желтый цвет + черные полосы (одна продольная, вдоль хребта, другие — поперечные, по бокам).
Нет ничего удивительного в том, что, как можно заметить, у типов, основанных на меньшем числе наблюдений и поэтому имеющих мало деталей, число определяющих черт крайне мало. Отсюда понятно, почему такие типы морского змея могут быть самого странного вида, — просто они могут включать черты нескольких различных животных, к тому же не обязательно родственных между собой.
Причины для сомнений и общие выводы
Как видим, наблюдения, относящиеся с большой долей уверенности к одному из девяти различных типов, составляют только 161 случай, едва половину от общего количества. Из-за неполного, неясного или неудачного характера многих описаний остальные оказались двусмысленными и с трудом поддаются классификации. Причины неуверенности различны, и ниже мы приводим основные из них.
Впечатление цепочки горбов может быть произведено:
1) изгибами тела в вертикальной плоскости очень длинного животного;
2) изгибами в горизонтальной плоскости длинного животного, плывущего на боку;
3) наличием на спине, вдоль хребта, массивных горбов или воздушных мешков;
4) образованием поперечных складок на очень жирном теле;
5) возникновением складок на теле животного, плывущего с большой скоростью, в результате турбулентных процессов.
Впечатление «перископа» может быть произведено:
1) очень длинной шеей, возвышающейся над массивным телом;
2) змеевидным телом, вертикально поднявшимся из воды.
Впечатление раздвоенного в горизонтальной плоскости хвоста может быть произведено:
1) таким хвостом, обычным для китообразных;
2) парой задних перепончатых конечностей, расположенных горизонтально.
Впечатление раздвоенного в вертикальной плоскости хвоста может быть произведено:
1) таким хвостом, обычным для рыб;
2) парой задних перепончатых конечностей, развернутых вертикально.
Упоминание о лошадиной гриве может означать:
1) наличие длинной плавающей гривы, похожей на гриву у большинства пород домашних лошадей;
2) короткой и торчащей гребенки жесткого волоса, вроде стриженой гривы у скаковых лошадей или природной у диких (лошадь Пржевальского).
Упоминание о больших глазах может означать:
1) действительно большие глаза, как у многих животных, ведущих ночной образ жизни (например, среди морских обитателей такие глаза у гигантских кальмаров);
2) глаза небольшие, но выступающие над головой, выпуклые (как у крокодилов и гиппопотамов).
Упоминание об одном спинном плавнике может означать:
1) действительно наличие одиночного спинного плавника;
2) передний или задний боковой плавник, появившийся над водой в результате переворота вокруг оси;
3) верхнюю лопасть раздвоенного, вертикально расположенного хвоста;
4) одну из лопастей раздвоенного, горизонтально расположенного хвоста, появившегося над водой во время переворота вокруг продольной оси.
Вид гладкой кожи может быть произведен:
1) действительно гладким и голым кожным покровом;
2) короткой густой шерстью, мокрой и прилипшей к телу.
Вид шершавой кожи может быть произведен:
1) морщинистой кожей или кожей, покрытой бугорками;
2) гладкой кожей, облепленной паразитами.
Вид кожи, покрытой чешуей, может быть произведен:
1) настоящими чешуйками;
2) поверхностными роговыми пластинками;
3) рисунком на коже или шерсти.
Цвет может изменяться:
1) в зависимости от географического места обитания;
2) в зависимости от оттенков цвета воды или неба.
В большинстве случаев эти причины не могут играть принципиальной роли, — решающим является наличие одного или нескольких простых и сложных определяющих признаков. Но дополнительные признаки нам помогают рассеять те или иные возникающие сомнения. Так, в некоторых двусмысленных случаях география места встречи может склонить чашу весов в сторону одного типа, часто встречающегося в данном месте, а не в сторону другого, совершенно чужого в этих водах. Иногда поведение встреченного животного позволяет отбросить сомнения с более или менее твердой уверенностью. Но рядом со случаем явной принадлежности к определенному типу возможно состояние «вероятной» принадлежности.
Таким образом, неизбежно некоторое число сообщений совершенно смешанных, и особенно в случае морского змея, описываемого в виде «перископа». В самом деле, очень трудно, особенно если этот «перископ» не имеет сгибов, определить, является ли поднявшаяся из воды часть животного передней частью тела большой угреобразной рыбы или животного с длинной шеей (млекопитающего или рептилии), голова которой случайно вытянута по оси шеи. Эти разные случаи будут классифицированы под названием "различного вида перископы".
В конце концов останется только небольшое число непонятных случаев, необъяснимых или очень сомнительных, для которых не удалось найти ответа на вопрос: относятся они к мистификациям, ошибкам или встрече с особенным, может быть, единственным видом животного, которое не подходит ни под один из 9 определенных нами типов.
Вот как выглядит сводная итоговая таблица всех наблюдений, принятых нами к рассмотрению после сортировки и классификаций.
Результат сортировки
116 наблюдений неясных, сомнительных?
54 сообщения, относящихся к 47 мистификациям
52 очевидные или вероятные ошибки
71 Тип с длинной шеей (42 ясных + 29 вероятных)
66 Морской конь (33 + 33)
53 Многогорбый (30 + 23)
39 Разного вида "перископы"??
25 Супервыдра (13 + 12)
24 Многоплавниковый (21 + 3)
20 Гигантский угреобразный (12 + 8)
9 Океанский ящер (4 + 5)
6 Желтый (3 + 3)
3 Отец-Всех-Черепах (3 вероятных наблюдения)
10 наблюдений непонятных, необъяснимых или подозрительных??
ВСЕГО: 548
Остается теперь тщательно описать различные типы морских неизвестных животных, существование которых автоматически выявлено статистическими методами. На этот раз здесь будут фигурировать ВСЕ их признаки — анатомические, физиологические, психологические, это-логические и т. д., — отмеченные очевидцами, короче, все характерные черты, названные нами определяющими. И чем больше наблюдений имели совпадающие пункты, тем выше уровень вероятности.
В описании этих типов мы будем придерживаться порядка, смысл которого станет понятен в дальнейшем.
Супервыдра
Анатомия
Морское животное значительных размеров, сравнимых с размерами крупных китообразных, но форма тела которых, скорее, напоминает выдру, что, конечно не означает близкое родство с этим видом животных с точки зрения зоологии.
Голова приплюснута сверху, но вытянутая морда придает ей заостренную форму. Она иногда похожа на голову ушастого или настоящего тюленя. Глаза маленькие и почти неразличимые, а зубы, наоборот, иногда видны, так как животное достаточно часто открывает пасть.
Шея тонкая, но не очень длинная (средней длины). Хвост, напротив, очень длинный и кончается острым концом. Все тело животного чрезвычайно вытянутое. Его позвоночник должен иметь очень большую гибкость; ведь когда животное плывет, извиваясь в вертикальной плоскости с относительно частыми изгибами, на поверхности показываются от 6 до 7 «волн» тела, включая голову. Некоторые свидетели говорят о еще большем числе изгибов (10, иногда 25 или даже 70), но, вероятно, они приняли за изгибы тела волны, поднятые животным, и в этом случае его размеры преувеличены сверх всякой меры (до 60, 100, 200 и даже 400 м).
Две пары его лап имеют ясно различимые пальцы, с мощными перепонками между ними. Очевидцы иногда их видели благодаря кульбитам животного.
На спине нет никаких украшений: ни гребня, ни плавников, ни горбов.
Кожа кажется шершавой или морщинистой. Некоторые свидетели считали, что она покрыта панцирем: однако один из очевидцев, который наблюдал змея с близкого расстояния, назвал его «мохнатым». Она должна была быть похожа на шкуру моржа или морского слона. Цвет ее к тому же такой же коричневато-серый, относительно светлый и равномерный, как и у этих двух видов ластоногих.
Длина животного колеблется между 20 и 30 метрами, но из-за поднимаемой им волны трудно рассмотреть заднюю часть тела, поэтому ему часто приписывают экстравагантные размеры.
Поведение и образ жизни
Один раз было описано, как животное дышит. Это сделал Ханс Эгеде, и он же единственный, кто встретил его в северных водах. Воздух выходил не из дыхательного отверстия на макушке головы, а из пары ноздрей на конце морды. Дыхание становилось видимым, скорее всего, только благодаря конденсации пара при контакте теплого выдыхаемого воздуха с холодным атмосферным этого района. (У китообразных «фонтан» виден на всех широтах из-за быстрого падения давления выдыхаемого воздуха, сжатого в легких при нырянии на большую глубину, и содержит капельки жира.)
Исходя из анатомии, его способ плавания должен быть похож на тот, которым передвигается выдра. Обладая большой гибкостью и при отсутствии органов стабилизации животное должно двигаться извиваясь. Главная составляющая колебаний, очевидно, находится в вертикальной плоскости; иногда животное может продвигаться вперед "штопором".
Так как оно имеет четыре лапы, претерпевшие мало изменений за время морской жизни, можно предположить, что животное ведет преимущественно прибрежный образ жизни в верхних слоях океана или над континентальными плато. Его однородная Окраска указывает на морской образ жизни.
География обитания
Супервыдра — самый северный из всех видов крупных змееподобных. Ее встречали в основном вдоль побережья Норвегии, от мыса Норд до Нордфиорда, один раз даже в фиорде Осло, а также ее видели вблизи Гренландии. Все встречи без исключения произошли летом.
В северном полушарии это животное видели только в области океана, расположенной между изотермами +5 °C и -5 °C, чаще когда стояла наиболее высокая температура.
В общем, возможно, речь идет о животном, обычно обитающем в холодных водах — его значительные размеры, без сомнения, это ему позволяют. В более теплые места он заплывает только летом, вероятно для- размножения. Для выживания потомства, хуже приспособленного к борьбе с холодом из-за своих небольших размеров, нужны, очевидно, более благоприятные условия. Здесь надо заметить, что в трех случаях у берегов Норвегии видели одновременно двух животных.
Вероятно, именно благодаря этим летним миграциям, связанным с продолжением рода и похожим на такие же у китообразных, удалось встретить этих супервыдр. Почти полное отсутствие сообщений о встречах с ними в местах их обычного обитания без труда объясняется редкостью появления кораблей в зоне плавучих льдов.
Четвероногое строение указывает на недостаточно высокую адаптацию ее к морской жизни, не такую, например, какая видна у китов и даже у ластоногих, поэтому ее обитание в самых холодных морях очень логично. Из-за таяния льдов полярные моря наименее соленые и вода в них наиболее приближается по своим свойствам к пресной; кроме того, они наиболее насыщены кислородом. Эти воды представляют собой самую благоприятную среду, чтобы наземное животное могло приспособиться к водной жизни наиболее легко, и нет ничего удивительного, что именно здесь можно увидеть наименее приспособившегося к морской жизни, наименее изменившегося из всех морских млекопитающих — белого медведя.
Супервыдру видели после 1848 года только один раз, и, возможно, этот вид к сегодняшнему дню уже вымер.
Многогорбый змей
Анатомия
Морское, вытянутое в длину животное очень больших размеров. Легко узнаваемое по многочисленным горбам, украшающим спину по всей длине.
Голова овальная, приплюснутая в верхней части, закругленная, расширяющаяся впереди в толстую морду, похожую на морду быка.
Шея тонкая, средней длины. На загривке иногда расположен небольшой треугольный плавник, который может являться отличительной чертой самца (или вырастать с возрастом, так как его обычно замечали у особей самого большого размера).
Хвост расширяется на конце и раздваивается, как у китообразных. Одна из его лопастей иногда появляется над водой, что заставляет считать, что он расположен вертикально, как у рыб, но на самом деле он, бесспорно, расположен горизонтально, так как двигается в вертикальной плоскости.
Основания единственной пары грудных плавников иногда появляются из воды, когда животное поднимает шею на некоторую высоту над водой или совершает переворот вокруг оси.
Кожный покров описывается чаще всего гладким, но некоторые очевидцы говорят о нем как о неровном. Может быть, он покрыт паразитами, как спина кита-горбача. В некоторых случаях даже упоминается чешуя: может, она есть и на самом деле, но только на небольшом участке тела несколько ороговевших пластин, какие, возможно, были у Archeocetes.
Цвет нижней и верхней частей тела резко контрастный, что очень часто используется для маскировки у некоторых морских животных. Это характеризует их как обитателей морских плато. Голова и спина у них темно-коричневая, почти черная (цвета шоколада без признаков молока), а горло и брюхо чисто белого цвета. Есть также одна или две белые полосы по бокам шеи.
Размеры животного колеблются в основном между 18 и 30 метрами, в исключительных случаях он может достигать 35 метров, совершенно как у самых больших китов.
Поведение и образ жизни
Нет видимого дыхания.
Извивающееся в вертикальной плоскости тело с горбами производит эффект ползущей гусеницы — очень обескураживающая картина. Отсюда, очевидно, и название — животного "морской змей", — хотя и совсем несправедливое по причине вертикальных изгибов."
Скорость передвижения многогорбого на поверхности воды впечатляющая: она может достигать 35–55 км/час, иногда до 65 км/час, что очень значительно для животного таких размеров.
Иван Сандерсон полагает, что горбы животного в действительности являются гидростатическими органами — воздушными мешками, соединяющимися с гор* танью, которые животное может по своей воле надувать и сдувать. Они расположены между кожей и мышцами, как у орангутангов и гиббонов. Число этих воздушных мешков, размеры которых не могут по механическим причинам превышать определенные пределы, растет вместе с размерами животного. Таким образом объясняется большое различие в описаниях очевидцами как числа, так и относительных размеров пресловутых горбов.
Что касается их назначения, они могут служить, во-первых, емкостью для кислорода при нырянии на большую глубину, затем для компенсации огромного веса этих животных и, наконец, судя по их продольному расположению, — обеспечивать стабилизацию в воде и помогать избегать «заносов» и "бортовой качки".
Эта изобретательная теория очень соблазнительна, потому что все объясняет.
География обитания
Многогорбый змей встречается чаще всего вдоль восточного побережья Северной Америки, от Новой Земли на севере до Нью-Йорка, заметное предпочтение отдавая Массачусетскому заливу. На поверхности его видели по всей западной части северной Атлантики между изотермами +5 °C и +10 °C, но иногда встречался он и у западного побережья Шотландии (изотерма +10 °C), а также на юге Исландии (изотерма +5 °C). Возможно, его туда заносил Гольфстрим. Не будем включать сюда два наблюдения тем более сомнительных, что они были сделаны в открытом океане, далеко от берега, на широте Тропика Рака (изотерма +20 °C): первое, неточное (могло относиться к типу с длинной шеей), — у Канарских островов, куда заворачивает одна из ветвей Гольфстрима; второе, менее двусмысленное, но правдивость его сомнительна, — в самом центре Мексиканского залива, где заканчивается еще один рукав Гольфстрима. Если очевидцы не лгут, речь, возможно, идет о заблудившемся животном, унесенном течением.
У берегов Новой Англии практически все наблюдения сделаны в разгар лета, в районе, где средняя температура не опускалась ниже +22 °C. Севернее, как с одной стороны Атлантики, так и с другой, его встречали чаще весной, один раз — в начале осени и еще один раз — в середине зимы, во всяком случае НЕ ЛЕТОМ. Южнее, его, может быть (без полной уверенности), два раза видели в конце зимы и в начале весны, также не в летний сезон.
Все, что можно сказать на настоящий момент, не имея достаточного количества наблюдений: многогорбый — частый гость прибрежных вод Северной Атлантики, где он старается держаться теплого течения Гольфстрим. Летом он по каким-то причинам, пока неизвестным, откочевывает в умеренно холодные воды Новой Англии, перед тем как отправиться иногда еще севернее, иногда южнее, очевидно следуя за одной из выбранных им ветвей Гольфстрима.
Исключительный характер встреч с этим животным после начала XX века выдает редкость вида.
Многоплавниковый змей
Анатомия
Морское животное с вытянутым телом, характерной особенностью которого является особая форма боковых отростков, имеющих вид многочисленных плавников.
Голова круглая, похожая на голову моржа, тюленя или коровы. Глаза маленькие, но выступающие, расположены достаточно высоко на голове, как у гиппопотама. Ротовое отверстие находится на нижней части головы и имеет такой широкий разрез, что его иногда сравнивают с черепахой. Ноздри явно выражены, располагаются на конце морды и окружены волосами.
Шея тонкая, но короткая. Тело очень вытянутое, и вдоль спины по хребту тянется невысокий пилообразный, зубчатый гребень.
Грудные плавники видны только в исключительных случаях. Хвост сплющен в горизонтальной плоскости, но не очень длинный. На конце имеет три лопасти и похож на хвост креветки или лангуста.
Животное часто показывает из воды ряд из 4—12 треугольных плавников, наклоненных вперед. Их наклон, совершенно ненормальный, указывает, что это не спинные плавники, так как это противоречило бы законам гидродинамики. Вероятнее всего, речь идет о боковых отростках на теле, таких же, какие, возможно, были у некоторых Archeocetes. Эта боковая бахрома почти необходима для обеспечения стабилизации животного, довольно быстрого, но не имеющего задних конечностей, а кроме того, лишенного достаточно широкого хвоста и мощной спины.
Кожа животного гладкая и похожа на дубленую, но покрыта или, скорее, местами обтянута роговыми наростами, образующими, по крайней мере на спине животного, сегментированный подвижный панцирь, похожий на покров броненосца. Возможно, такой же имели и древнейшие киты. Это кольчатое одеяние, без сомнения, и образует зубчатый гребень на спине.
Цвет кожного покрова бурый с грязно-желтыми разводами, издали создающий впечатление серо-зеленого. Эта раскраска с разводами характерна для прибрежных животных.
Все очевидцы указывали, что размеры животного колеблются между 10 и 30 метрами; в действительности они вряд ли намного превышают 20-метровый рубеж.
Поведение и образ жизни
Многоплавниковый тип передвигается с помощью вертикальных волнообразных колебаний тела, для чего ему очень будут полезны боковые отростки на теле. Эти органы, однако, должны мешать ему при поворотах. Поэтому животное должно на поворотах ложиться на бок, и в этих случаях над водой можно было бы видеть ряд зубчатых плавничков.
Многоплавниковый морской змей может плыть, по единодушному мнению всех очевидцев, со скоростью 15 км/час.
Из ноздрей его при выдохе с шумом вырывается сильный поток воздуха, что является отличительной чертой этого типа неизвестных животных. Защитная оболочка указывает, что он часто плавает у скалистых или коралловых рифов. Это подтверждается и его раскраской, обычной для такого образа жизни.
География обитания
Многоплавниковый змей встречается в течение всего года в тропических водах Атлантического, Индийского океанов и в западной части Тихого, но может заплывать и в умеренно теплые области океана. В общем, он обитает в наиболее теплых зонах земного шара, там, где среднегодовая температура воды близка к +30 °C, и никогда не покидает зону, ограниченную изотермой +15 °C.
Два раза свидетели встречали одновременно двух особей, в заливе Алонг в феврале и около мыса Гуардафуй (Сомали) в апреле, каждый раз ранней весной.
Морской конь
Анатомия
Крупное морское животное вытянутой формы, характерной особенностью которого является нечто вроде густой гривы, плавающей вокруг шеи.
Голова в профиль вытянутая, напоминает голову лошади или верблюда, но в то же время более широкая и сплюснутая, имеющая ромбическую форму, если смотреть спереди. В этом плане похожа на змеиную. Глаза огромные и направлены вперед. Черного цвета, они могут казаться красными или зелеными в зависимости от угла падения света, точно как у хищников, в том числе и у ластоногих. Пасть широкая, окаймленная толстыми губами светлого цвета. На морде видна густая шерсть, образующая усы.
Шея, средней длины, украшена длинной ниспадающей гривой. На спине очевидцы иногда различали ажурный гребень, вероятно образованный слипшимися от воды волосами.
Хвост описывался то в виде змеиного, то в зубчиках и с острым концом. Без сомнения, это, скорее всего, псевдохвост, образованный сложенными вместе вертикально задними перепончатыми лапами, и только концы пальцев выглядывали из воды. Остальная часть конечностей никогда не видна. Исходя из общего строения животного, можно предположить, что у него должно быть две пары конечностей. По крайней мере если вторая пара не превратилась в двухлопастной хвост с бахромой на конце — тогда именно его изогнутый край и могли видеть.
Кожный покров кажется гладким и блестящим. Он, вероятнее всего, покрыт короткой и густой шерстью, похожей на шерсть тюленя.
Окраска животного однотонная, темно-коричневого или черно-стального цвета, иногда с синеватым или зеленоватым отливом, очевидно в зависимости от оттенков воды, отражающейся на коже. Темно-коричневой ее описывают в теплых или умеренно теплых районах. Грива всегда рыжая.
Длина животного колеблется от 10 до 30 метров. Но, вероятно, действительная длина не превышает 20 метров.
Поведение и образ жизни
Морской конь передвигается при помощи вертикальных колебаний тела, так поражавших наблюдателей.
Чрезвычайно большие глаза заставляют вспомнить о лемурах или, среди морских обитателей, о гигантском кальмаре и указывают на глубоководный образ жизни животного, которое должно улавливать самые слабые лучи света. Это предполагает, что морской конь обычно живет в сумерках, но, конечно, не в полной темноте, где самые большие глаза не принесут никакой пользы. В разгар дня он должен находиться на глубине 100–200 метров, там же, кстати, где обитают и гигантские кальмары, и на поверхность он может подниматься только ночью. Однородный характер окраски согласуется с жизнью на средних глубинах. Появление его в разгар дня, при ярком солнце, на поверхности должно происходить очень редко, в исключительных случаях или при необходимости возобновлять запас воздуха. Колебания тела в вертикальной плоскости выдают его млекопита-ющую природу.
Конечно, существование млекопитающего, обитающего на такой значительной глубине, вызывает удивление. Однако отметим, что кашалоты могут погружаться на 1000 м и оставаться под водой почти полтора часа. Возможно, морской конь еще лучше адаптировался к морской жизни, чем кашалот, и может нормально жить на глубинах между 100 и 200 метрами. Именно здесь может иметь значение их грива, которая кажется такой ненормальной для морского животного. Известно, что чем лучше приспособились к жизни в океане животные, тем более гладкая у них кожа: так, например, у китообразных она более гладкая, чем у ластоногих. Иван Сандерсон в письме ко мне также указывал, что грива у некоторых морских змеев может представлять собой измененные дыхательные органы, подобные тем, что имеют «волосатые» лягушки (Trichobatrachus), и являться дополнением к легким. (Отметим, что как у морского коня, так и у волосатой лягушки цвет «гривы» рыжий, что, вероятно, зависит от их природы и особого строения.) В таком случае это был бы исключительный для млекопитающих орган.
Мало кто из свидетелей говорил о скорости движения этого типа морского змея, и неудивительно — ведь в нормальных условиях он не появляется на поверхности. Можно, однако, предположить, что он может развивать большую скорость: в самом деле, как морской хищник, он должен преследовать подвижную добычу. Не имея такой широкой и объемной пасти, как у усатых китов, китовой акулы или ската манты, он не может собирать планктон в достаточном количестве; его обычной пищей должны быть морские рыбы и кальмары — существа достаточно резвые. По этому случаю Иван Сандерсон сообщил мне интересные детали из жизни морских змеев Арафурского моря, которое сообщается с Коралловым морем, где несколько раз видели морского змея типа морской конь:
"Аборигены Арафурского моря, в частности с островов Ару, дали ему имя, которое в переводе означает "пожиратель кальмаров", и утверждали, что, если аго обвивало длинное щупальце гигантского кальмара, прячущегося в расщелине вблизи какого-нибудь атолла, он запросто откусывал его и съедал или просто вытаскивал несчастного головоногого из укрытия, используя грубую силу".
Можно предположить, что репутация врага кальмаров основана и на случайных наблюдениях за битвами на поверхности моря между морским конем и супергигантским кальмаром, в пылу битвы поднявшихся наверх из океанских глубин, где они оба обитают. Во всяком случае, в 1923 году очевидцы достаточно близко наблюдали такое сражение в заливе Нумеа, когда противники на несколько мгновений показались из воды.
География обитания
Морской конь — настоящий космополит: за исключением арктических областей и Индийского океана, его видели повсюду. Он появлялся в основном недалеко от берега, как в умеренных северных водах, так и в южных. Чуть чаще у побережья, чем над океанскими плоскогорьями. Его почти никогда не встречали в открытом океане. Он привязан, несомненно рационом питания, к некоторому уровню континентального плато, которое характеризуется определенной температурой и уровнем солености. Чем выше температура внешней среды, тем глубже он должен погружаться в поисках «подходящего» морского климата и тем дальше удаляться от берега.
Первая серия прибрежных наблюдений сделана в умеренно холодных водах Северной Атлантики (с одной стороны — у берегов Массачусетса и Новой Шотландии, с другой — у Британских островов и у побережья норвежских провинций Ромсдал и Тронделаг) и в умеренно холодных водах Тихого океана (вблизи Британской Колумбии и юго-восточного побережья Аляски) — короче, между изотермами +5 °C и +10 °C.
Другая серия наблюдений приходится на районы, расположенные дальше от берега и находящиеся около изотермы +20 °C как в Северной Атлантике (между Канарскими островами и Португалией, там Гольфстрим расходится веером), так и в северной части Тихого океана (там они локализованы в районе Южной Калифорнии).
В южном полушарии почти не встречали его между изотермами +5 °C и +10 °C, несомненно по той причине, что в этой температурной зоне мало населенных земель. Наблюдения начинаются выше изотермы +20 °C в Южной Атлантике (район Рио-де-Плата, с одной стороны, и Капской провинции — с другой) и в Тихом океане (от Квинсленда в Австралии до Туамоту, проходя через остров Норфолк, Новую Каледонию, Новые Гибриды и острова Фиджи).
Некоторые наблюдения, сделанные у западного побережья Африки, похоже, указывают на путь миграции этого типа морского змея в Атлантическом океане между северной и южной зонами. Возможно, то же самое и в Тихом океане (между Туамоту и Калифорнией), но для уверенности пока нет достаточного количества наблюдений. До сих пор морского коня не видели в Индийском океане.
У этого типа морского змея есть очевидная склонность к эвритмии, то есть он способен легче приспосабливаться к различным температурам, чем другие виды морских змеев. Поэтому в умеренных широтах наблюдения не ограничиваются летним сезоном, а распространяются на весь год как в Атлантике, так и в Тихом океане. На севере Тихого океана встречи с ним происходили летом даже реже, чем в остальные сезоны. Очевидно, что это чисто морское животное, с ночным и глубоководным образом жизни, находящее оптимальные для себя условия обитания на глубине, вдоль склонов континентальной платформы, почти не зависит от сезонных колебаний температуры. В южных районах, где разность температур между поверхностью и глубинными слоями весьма велика, эта способность к эвритмии является жизненной необходимостью.
Змей с длинной шеей
Анатомия
Морское животное с достаточно большим телом, гораздо крупнее самых больших ластоногих. Его легко узнать по длинной шее. Внешний вид из-за наличия подкожного слоя жировой ткани очень разнообразен в зависимости от условий наблюдения: его веретенообразное, почти змееобразное во время движения тело кажется толстым и затянутым в корсет, когда он подбирает его, подтягивая хвост к голове. Голова относительно маленькая, круглой формы, с более или менее вытянутой мордой, напоминающей иногда собачью, иногда верблюжью или морду жирафа. Эта явная противоречивость в свидетельских показаниях происходит, вероятно, из-за известного вытягивания головы с возрастом, характерного для всех млекопитающих.
Глаза очень маленькие, почти неразличимые, они видны, только если животное находится совсем близко. У молодых особей на конце морды торчит пучок редких волос. На голове иногда видны два маленьких рога — это могут быть выдвижные дыхательные трубки на концах ноздрей. Так как глаза практически не видны, трудно определить расположение этих трубок по отношению к ним, во всяком случае, они находятся на передней части головы. Они позволяют животному дышать у поверхности, не высовывая голову из воды. Этот орган можно сравнить по назначению с шноркелем подводной лодки. В частном письме ко мне Иван Сандерсон предположил, что «рожки» могут иметь и другое назначение. Вспомнив об опасности, которую представляют для подводного пловца в автономном гидрокостюме выдыхаемые им пузыри воздуха, он считает, что эти трубки могут служить для удаления пузырей выдыхаемого воздуха из поля зрения животного.
Шея длинная, цилиндрической формы, очень гибкая, может изгибаться во всех направлениях, особенно вперед, как у лебедя. Она также может подниматься над водой перпендикулярно поверхности и стоять, как телеграфный столб. Гривы нет, но иногда говорят о чем-то вроде воротника, — может быть, это складки кожи сзади головы.
Тело массивное, толстое, подкожный слой жира может образовывать складки; в зависимости от угла поворота тела можно увидеть один, два или три горба на спине, средний из них имеет самые большие размеры. Некоторые натуралисты считают, что эти горбы не что иное, как воздушные мешки. Возможно, это и так, нельзя исключить и такое объяснение, но мне кажется, нет никакой необходимости в случае с длинношеим змеем прибегать к такой гипотезе.
На хребте, по всей длине, есть небольшой выступ, который, возможно, образован волосяным гребешком или подчеркивается им. У него имеются две пары перепончатых лап, передняя пара которых часто видна, когда животное поднимает переднюю часть тела над водой, как это часто делают ластоногие. Широкие ласты-лапы задней пары, расположенные в горизонтальной плоскости, иногда могут быть похожи на двухлопастный хвост китообразных. Однако когда они прижаты друг к другу в вертикальной плоскости, как это часто делают ластоногие, то принимают вид рыбьего хвоста.
Не думаю, что хвост у него значительной длины; если он есть, то ничтожных размеров.
Кожный покров кажется гладким и блестящим, когда он мокрый, а с близкого расстояния выглядит скорее морщинистым и шершавым, как у моржей (или у слонов, если использовать для сравнения более знакомый объект). Цвет его темно-коричневый, более темный на спине, с черными, серыми или беловатыми разводами, а нижняя часть животного грязно-желтая и гораздо более светлая.
По сравнению с другими крупными змееподобными длина животного не очень большая. За исключением редких случаев, одного или двух, когда речь шла о размерах порядка 60 метров, основная масса свидетелей говорит о длине между 5 и 20 метрами — оценка в 18 метров встречается наиболее часто (для англичан это круглое число — 60 футов!). В некоторых свидетельствах длина колеблется от 20 до 30 метров и даже приближается к 40 метрам, но мне кажется, это влияние той предвзятой идеи, — что рассматриваемый морской змей — это плезиозавр, или Megophias (по Удемансу), что он имеет длинный хвост, не уступающий размерами шее. Это приводит к неосознанной экстраполяции видимой части тела.
Поведение и образ жизни
Змей с длинной шеей, без сомнения, единственный из морских змеев, будучи амфибией, имеет очень большую гибкость. Главная составляющая его движения находится в вертикальной плоскости. Для наблюдателя она проявляется в качании. — головой взад-вперед, когда голова поднята над водой. Поразительно также, что, когда животное короткими прыжками вылезало на берег, оно последовательно приближало задние лапы к передним, затем выбрасывая передние вперед, как это делают тюлени.
Очевидцев часто ошеломляла скорость животного: ее иногда сравнивали со скоростью курьерского поезда. Но достойные доверия свидетели знающие море и морских обитателей, оценивают ее обычно от 25 до 55 км/час. Подобная скорость выдает в животном хищника, добычей которого являются быстрые рыбы. Во время охоты это животное должно пользоваться и своей гибкой шеей, которая позволяет ему резко выбрасывать пасть на некоторое расстояние от траектории движения тела.
Так как животное перемещается очень быстро, на его жирном теле образуются морщины от турбулентных потоков при трении о воду; это явление происходит и с самыми жирными ластоногими; такие складки могут создавать впечатление наличия небольших частых горбов, похожих на те, что есть у многогорбых.
Видимого дыхания не было замечено. Когда животное появляется на поверхности, оно, как и ластоногие, оставляет жирный след на воде.
Тщательное исследование сообщений об этом типе неизвестных животных, которые обитают во многих озерах с труднодоступными берегами в умеренно холодных районах, как в северном полушарии, так и в южном, показывает, что шанс увидеть его должен быть достаточно малым. Во всяком случае, в не очень прозрачной воде, в том числе и в озере Лох-Несс, он охотится главным образом при помощи сонара, как это делают все ластоногие.
География обитания
Змей с длинной шеей — настоящий космополит: за исключением покрытых льдом областей Ледовитого океана, он встречается повсюду. В умеренно холодных зонах и в южном и в северном полушариях (между изотермами 0 °C и +10 °C) очевидцы практически всегда находили его на небольшом расстоянии от берега, в то время как в теплых районах его встречали чаще в открытом океане. И все же длинноший — тот тип змееподобного, который встречается чаще в открытом океане, далеко от всех берегов. По-видимому, это большой любитель путешествий, для чего он использует свою исключительно высокую крейсерскую скорость.
Самое большое число наблюдений было сделано вокруг Британских островов, но это, очевидно, происходило потому, что берега этих островов, как и соседних стран (Франции и Нидерландов), густо заселены. Много встреч с ним произошло по другую сторону северной Атлантики (у островов Новая Земля и Мэн) и на востоке Тихого океана (у берегов Британской Колумбии). В южном полушарии наблюдения сконцентрированы вокруг Тасманова моря (северо-восток Австралии, Новая Каледония, Новая Зеландия и Тасмания). Сообщения, пришедшие из Индийского океана сомнительны и относятся, скорее, к гигантскому угреобразному типу.
Длинношеего змея почти всегда встречали в теплое время года в умеренных широтах северного полушария, с конца апреля по октябрь, с очевидным максимумом в августе (два исключения в декабре). В тропиках встречи происходили круглый год, за исключением весенних месяцев с марта по май. Наконец, в умеренных широтах южного полушария его видели именно в эти месяцы или в соседние (в феврале—апреле).
Если делать выводы из недостаточно большого числа наблюдений, по крайней мере что касается тропических областей и южного полушария, можно было бы сказать, что этот тип морского змея предпочитает с начала весны и весь летний сезон проводить в умеренно холодных водах северной части океанов. За лето он мигрирует к тропической зоне, где проводит конец августа и осень. Затем он спускается в умеренные широты южного полушария и наслаждается там хорошей погодой южного лета. В общем, он ищет теплого климата, но не знойного.
Первые бесспорные сообщения о змее с длинной шеей относятся самое раннее к 1846 году, но в последующие годы становятся все более частыми. Можно с уверенностью предположить, что речь идет о «восходящем» виде, то есть пребывающим в процессе роста популяции и расширения зоны обитания. Это животное скорее похоже на недавно появившийся вид, находящийся на стадии становления, специализации, чем на древний. Не было бы ничего удивительного в том, что он своим распространением способствовал бы исчезновению супервыдры, с которой они спорят за одну и ту же экологическую нишу.
Гигантский угреобразный змей
Анатомия
Невозможно точно определить признаки гигантских угреобразных животных, описываемых в виде крупного морского змея. Существуют различные их виды; эти виды могут даже принадлежать к достаточно удаленным друг от друга зоологическим группам животных.
Общими для всех гигантских угреобразных чертами являются достаточно длинная шея (в действительности само цилиндрическое тело) и длинный, утончающийся и заостряющийся к концу хвост. Животные этого типа являются среди морских змеев единственными змееобразными от головы до хвоста.
В остальном они имеют достаточно разнообразный вид.
У одних закругленная голова обыкновенного угря; у других голова заостренная, как у морского угря, мурены или у некоторых акул. У одних ротовое отверстие — на конце морды, у других — на нижней части головы. С другой стороны, одни окрашены в черно-бурый с синевой цвет на спине и белый на брюхе, как обычные угри; другие, встречающиеся в основном в Средиземном море, имеют пятнистую окраску, типа «камуфляжа» парашютистов; еще одни, скорее, рыжие.
Глаза значительных размеров и всегда хорошо различимы.
Очень часто очевидцы отмечают наличие длинного спинного плавника, мягкого и слегка просвечивающегося, начинающегося на некотором расстоянии от головы. В нескольких случаях свидетели замечали пару грудных плавников, но чаще всего о них ничего не сообщалось, то ли потому, что они были прижаты к телу, то ли потому, что просто отсутствовали, как у мурены.
Для этого типа животных длина тела описывалась, скорее, как незначительная, чаще всего не более 15 м. Оценки выше 30 м, очевидно, основаны на ошибочной экстраполяции тела. В основном указываются размеры, группирующиеся вокруг двух величин — 10 м и 30 м. Это косвенно подтверждает существование, по крайней мере двух видов животных различной длины.
Поведение и образ жизни
Гигантского угреобразного часто видели свернувшимся кольцами на поверхности воды, что является привычной позой для крупных морских угрей, или волнообразно извивающимся в вертикальной плоскости у самой поверхности, вероятно при плавании на боку, так как, скорее всего, он способен совершать колебания только в горизонтальной плоскости своего тела. Чаще всего его видели поднявшимся почти на половину длины из воды (иногда так делают и угри) или внезапно выскакивающим из воды и затем обрушивающимся плашмя в волны. В это время пасть его спазматически открывается и закрывается.
Наконец, в нескольких случаях гигантские угреобразные были замечены на поверхности сражающимися с китообразными, кашалотом или каким-нибудь другим, которых они стегали своим хвостом или вокруг тела которых обвивались и, вероятно, душили.
В общем, животные этого типа кажутся обитателями больших глубин, где царят низкие температуры. На поверхности их видели только в экстремальных обстоятельствах, иногда извивающихся, как в предсмертных судорогах. Возможно, это происходило из-за удушья, наступающего из-за быстрого подъема с большой глубины к поверхности; этим можно объяснить конвульсивно открывающуюся на воздухе пасть в тщетной попытке глотнуть кислорода.
География распространения
Этот странный тип морского змея кажется одновременно обитателем больших глубин и космополитом. Если его видели по всему миру и во все времена года, то, очевидно, это были случайные встречи.
Конечно, в средних широтах этот тип видели чуть чаще летом, но это, скорее всего, зависело от сезонных миграций наблюдателей, чем самого животного. Значительная часть представителей человеческого рода, называемая курортниками, проводит лето на берегу моря.
Следует отметить, что пятнистый тип обитает, вероятно, в Средиземном море.
Океанский ящер
Анатомия
Морское животное в форме ящерицы или крокодила, но гораздо крупнее, чем самый большой из морских крокодилов (Crocodylus porosus).
Голова очень вытянута и напоминает голову крокодила: и выступающими глазами, и широким разрезом пасти, и густым частоколом острых зубов. У него две пары перепончатых лап с различимыми пальцами и длинный, мощный хвост. Кожа в основном гладкая, но местами есть чешуя, которая образует, возможно, круговой пояс вокруг тела. По спине тянется невысокий гребень.
Цвет животного серо-бурый или рыжеватый. Длина его может достигать 20 м, во всяком случае около 15 м.
Поведение и образ жизни
Движения океанского ящера происходят только в горизонтальной плоскости. Его скорость, вероятно, может быть значительной.
Этот тип морского змея встречался несколько раз у берега, но так же часто и в открытом океане: речь, очевидно, идет о животном с исключительно морским образом жизни, гораздо лучше адаптировавшемся к жизни в море, чем гребенчатый крокодил Юго-Восточной Азии.
География распространения
Этот достаточно редкий тип встречался только в тропических областях океана как в Атлантике, так и в Индийском и Тихом океанах, или в разгар лета в умеренно теплых областях Северной Атлантики (ниже изотермы +10 °C), то есть, в общем, там, где царят температуры выше плюс 20 °C.
Отец-Всех-Черепах
Анатомия
Этому редко встречающемуся типу приписывают внешний вид гигантских размеров черепахи и специфические черепашьи черты, например рот с таким широким разрезом, что почти разделяет голову на две половины, когда раскрыт; большие навыкате глаза и очень крупная чешуя на спине. Но, возможно, свидетели сравнивали животное с черепахой только на основании общих контуров его тела, которые также могли быть похожи на силуэт длинношеего змея или морского коня (средней длины шея, круглая широкая спина, две пары конечностей). Так, экземпляр небольшого размера, встреченный на Гебридах в 1959 году, мог бы быть, со своими большими глазами, толстыми губами и небольшим спинным гребнем, морским конем, грива которого не попала в поле зрения наблюдателя. Два других, встреченных в районе Новой Земли, могли быть типами с длинной шеей.
География обитания
Это животное, если оно существует как отдельный тип, известно в фольклоре аборигенов Суматры под именем Отец-Всех-Черепах. Но если исключить одно сомнительное сообщение (оно пришло из Бомбея, где его видели в миле от берега), это мог быть обычный питон, снесенный в море — этот тип встречался всегда в умеренно холодных областях и в плохую погоду, особенно в декабре около Новой Земли и в сентябре на запад от Франции, то есть в холодных или очень холодных водах. Кажется, это не очень согласуется с образом жизни рептилий и бросает тень подозрения на этот тип. Этот змей, возможно, родился из наблюдения или ошибочного описания какого-нибудь другого крупного змееобразного, силуэт которого также напоминает черепаху.
Желтый змей
Описание анатомии
Морское животное очень большого размера с телом в форме головастика, в основном пронзительно желтого цвета с черной полосой на спине и такими же черными лентами по бокам. Возможно, с возрастом или в зависимости от пола черный цвет мало-помалу облезает и сквозь него начинает просвечивать желтая основа. Животное покрывается темными пятнами на теле и голове, а также бурыми кольцами по всему хвосту.
Голова огромная и приплюснутая, близко сидит около веретенообразного тела, также сжатой формы. Хвост у него чрезвычайно длинный и заостряющийся к концу.
Общая длина должна быть от 20 до 30 метров. Размер в 60 метров, предложенный для монстра «Нестора», основан, скорее всего, чистой воды преувеличении. Наблюдатели иногда путают продолжение тела под водой и его след, образованный волнами; иногда в заблуждение могут ввести два плывущих друг за другом животных.
География распространения
Желтый морской змей кажется животным в основном тропическим, только иногда заплывающим в умеренно теплые воды. Вероятно, его зона обитания — Индийский и Тихий океаны. Его встречали только в летний сезон (с мая по сентябрь) в тропических водах плюс один раз (в октябре) у берегов провинции Наталь (изотерма +10 °C) и один раз (в августе) в северной части Тихого океана (изотерма +10 °C). Короче, это животное явно предпочитает достаточно высокие температуры.
Зоологическая классификация и научное название
Теперь нам осталось найти место этих типов морских змеев в зоологической классификации или по крайней мере попытаться сделать это.
Исходя из вертикальности колебаний их тела при движении, первые пять — супервыдра, многогорбый, многоплавниковый, морской конь и длинношеий, — бесспорно, являются млекопитающими. Встречающийся часто в состоянии агонии или по крайней мере плохо себя чувствующий на поверхности, гигантский угреобразный является, очевидно, позвоночным с жаберным дыханием, вероятнее всего рыбой. Только океанский ящер может быть, по всей видимости, настоящей рептилией. Скорее всего, нам придется похоронить наши надежды на Отца-Всех-Черепах — сведения о нем слишком туманны и подозрительны. Что касается желтого, сведения о нем слишком неясны и недетальны, чтобы можно было поставить достаточно точный диагноз его природе. Если его можно отнести к морскому змею, скорее темного цвета, острова Хук, снятому на фото-и кинопленку (при условии что это не мистификация!), то это, несомненно, рыба, и с большой вероятностью принадлежащая к классу хрящевых. Но она также может быть и амфибией, хотя и с меньшей вероятностью. Все эти предположения очень проблематичны. Пока не появятся дополнительные сведения, лучше держать желтого в запасе.
Рассмотрим теперь каждый из оставшихся семи типов и расставим их с наиболее возможной точностью на генеалогическом дереве животного мира. Начнем с пяти типов млекопитающих. Среди них есть один, который сразу может быть помещен среди ластоногих, — это змей с длинной шеей. Со своими двумя парами перепончатых лап-ласт и отсутствующим хвостом, а также принимая во внимание его способ передвижения по суше, он, очевидно, должен рассматриваться как некий вид ластоногого с чрезвычайно вытянутой шеей и еще более приспособленный к жизни в воде, чем даже ушастые тюлени. Конечно, эти морские животные не потеряли еще способности передвигаться по земле, но кажется маловероятным, чтобы они сохранили необходимость выходить на сушу для размножения, что является очевидным прогрессом по сравнению с тюленями.
Морской конь также, бесспорно, ластоногий, хотя это и менее очевидно: у нас мало сведений о его задних конечностях. Неизвестно, есть ли они или в процессе эволюции их заменил раздвоенный хвост, наподобие китового. Однако выпуклые фосфоресцирующие глаза, наличие шерсти на теле и длинные волосы на морде сближают его скорее с ластоногими, чем с китообразными или даже с си реповыми, у которых нет светящихся глаз хищников. В общем, это также ластоногий, еще более адаптировавшийся к морской жизни, чем длинношеий, потому что его зона обитания кажется более глубоководной. Он представляет собой конечную стадию эволюции группы животных, характеризующихся все возрастающим разрывом с твердой землей предков.
Этим двум ластоногим, прекрасно узнаваемым, следует теперь дать научное название, чтобы их можно было отныне безошибочно определять.
Название Megophias monstrosus должно быть, по-моему, отброшено. С самого начала оно означало для Рафинеска морского змея Массачусетского залива, то есть многогорбого змея, но он не был описан достаточно подробно, чтобы его можно было узнавать. И когда это название использовал Удеманс, изменив его на Megophias megophias, оно оказалось основанным на описании многих достаточно различных животных.
Длинношеего я предлагаю назвать Megalotaria longicollis, что означает "большой тюлень с длинной шеей". Морского коня я бы назвал Halshippus olai-magni, то есть "Морской конь Олафа Магнуса", чтобы напомнить, что норвежский прелат был первым, кто описал его на страницах книги.
С этими двумя типами ластоногих стоят в ряду наших млекопитающих морских змеев два бесспорных китообразных — многогорбый и многоплавниковый. Их обоих можно приблизить к вымершим Archeocetes, китообразным, которые еще имели тонкую шею.
Основанием для такого вывода являются у много-горбого характерный двухлопастный хвост, заменивший заднюю пару конечностей, полностью исчезнувших; гладкая кожа, в некоторых местах покрытая ороговевшими пластинами, и даже расцветка, резко контрастная, верха и низа тела. У многоплавникового — гладкая, но покрытая панцирем кожа, широкий горизонтальный хвост, боковая бахрома, а его шумное дыхание еще более усиливает сходство.
Зоологическая природа супервыдры особенно запутана. Животное слишком большое, чтобы можно было его с какой-то достоверностью поставить в один ряд с обыкновенными выдрами. С другой стороны, его хвост слишком длинен, чтобы поместить его среди ластоногих, хотя мы мало знаем о точном происхождении последних. Точно неизвестно, происходят ли они напрямую от бесхвостых млекопитающих, таких, как медведи, или хвостатых, как выдры. На самом деле змеевидный характер и чрезвычайная гибкость ее позвоночника заставляют вспомнить о зейглодоне, самом известном из Archeocetes.
Но у зейглодонов была только одна пара конечностей, передних, и мы доказали, что, для того чтобы компенсировать потерю, этот первобытный китообразный должен был иметь сплюснутый и широкий хвост или значительного объема тело, а для передвижения "на веслах", при помощи ласт-плавников, не рискуя перевернуться обладать, кроме того, по крайней мере еще и спинным плавником.
Очевидно, зейглодон прошел в своей эволюции через вид, еще не потерявший свои задние конечности, имевший тонкое тело и длинный утончающийся хвост. Этот первичный Arceocetes должен был иметь внешность гигантских размеров выдры, точно такой же, как наша супервыдра. Таким образом, она бы оказалась самым древним из китообразных — китообразным, окаменелых останков которого мы еще не имеем и гигантская разновидность которого развивалась в ледяных водах Ледовитого океана.
Совершенно логично, что на базе древнейшей супервыдры по мере постепенной потери задних конечностей должна была появиться вся гамма Archeocetes, у которых различные органы, обеспечивающие движение и стабилизацию тела и расположенные в трех пространственных плоскостях, развивались по-разному.
С одной стороны, можно представить тип, у которого хвост широкий и длинный и на спине один не очень высокий спинной плавник, за которым следует ряд горбов, — это наш многогорбый тип, вероятно близкий родственник вымершего зейглодона.
Можно вообразить, с другой стороны, тип, у которого только небольшой кружевной гребень располагается вдоль хребта, но зато не только хвост расширяется на конце, но и вдоль боков развиваются мощные бахро-мящиеся выросты, — это наш многоплавниковый тип.
Эти три древнейших кита, надо это подчеркнуть, занимают совершенно определенные географические зоны. Супервыдра обитает в Северном Ледовитом океане и путешествует только летом, очевидно чтобы произвести на свет потомство в более теплых водах у норвежского побережья. Там уже начинается территория многогорбого, который держится умеренно холодных вод Северной Атлантики. В субтропической и тропической зонах Атлантического океана живет многоплавниковый морской змей, владения которого простираются в Индийском океане и в тропических областях Тихого.
Надо ли говорить, что изучение этих трех типов Archeocetes с различной специализацией значительно осветило бы тайну рождения и развития отряда китообразных, который остается одним из самых обширных белых пятен среди млекопитающих.
Каждый из этих трех древнейших китообразных достаточно хорошо определен, и, я надеюсь, можно в равной степени дать им с сегодняшнего дня научное название, чтобы избежать в будущем кривотолков.
Супервыдре, впервые описанной Хансом Эгеде, я предлагаю дать имя Hyperhydra egedei, что означает "супервыдра Эгеде"; многогорбому — имя Plurigibbosus novae-angliae, то есть "существо с множеством горбов из Новой Англии"; а многоплавниковому — имя Cetanioscolopendra aeliani — "китообразная сколопендра Эльена", потому что речь идет о животном, уже описанном греческим писателем раньше, чем это сделал Рондоле. Напомним, что этот тип известен малагасийцам под именем "хозяин воды" (томпондрано), а вьетнамцам — как «тысяченожка» (конри), — по всей видимости, он и стал прототипом восточного Дракона. Он, возможно, послужил прототипом и западного Дракона, и именно его евреи называли Левиафаном.
Океанский ящер не кто иной, мы уже об этом говорили, как переживший века талатозухий, настоящий древний вид крокодила, адаптировавшийся к жизни исключительно в океане. Расцвет этих животных пришелся на период юры и мела. Но это огромное создание в форме вытянутой ящерицы может оказаться и потомком мозазавра, этого морского кузена гигантских варанов, наших современников. Нет ничего сверхъестественного в том, что они могли бы выжить в океане с тех давно прошедших времен, тем более что они как будто созданы для глубоких погружений и могли долго оставаться инкогнито.
Во всяком случае, единственный морской змей, бесспорно являющийся рептилией, не принадлежит, как это обычно считалось, к полностью вымершей группе ящеров. Очевидно, на эту роль больше подходит змей с длинной шеей, который на самом деле похож силуэтом на плезиозавра и, таким образом, явился причиной возникновения легенды о дожившем до наших дней динозавре — гипотезы тем более ошибочной, что он, без сомнения, является млекопитающим.
Неуверенность, в которой мы пребываем относительно положения океанского ящера среди большого отряда рептилий, — неуверенность, к которой нас приговорило отсутствие определенных сведений, — делает преждевременным, мне кажется, присвоение ему научного имени.
Гигантский угреобразный или, более правильно, гигантские угреобразные заслуживают особого внимания. Они являются единственным типом морских змеев, экземпляр которого у нас есть, хотя бы и в виде личинки: тот самый лептоцефал почти двухметровой длины, пойманный «Даной». Это открытие много сделало для становления той гипотезы, по которой морской змей принадлежит к угрям, — настолько бесспорно доказанной, что ее часто неправильно распространяют на все другие типы.
Кроме того, кажется очевидным, что по крайней мере два различных вида безногих рыб подходят под описание этого типа. Но не надо отбрасывать и другие возможности: например, огромных змееподобных глубоководных рыб, которые иногда случайно появляются на поверхности и тем способствуют созданию легендарного образа морского змея. Так, рыба-ремень, известная науке, не подтверждает ли эту идею? Возможно, существуют и гигантские виды одножаберных рыб. Кроме того, есть основания считать, что в океанских глубинах существуют и крупные змееподобные виды акул, родственные, может быть, семейству Chlainydoselachus, странной небольшой акуле, а также скатам.
Число крупных неизвестных рыб, не открытых наукой на средних глубинах океана, вероятно, еще очень велико, — возможно, так же велико, как число неизвестных рыб средней величины, которые осталось открыть на больших глубинах. Но о их внешнем виде и точной природе сейчас мы не можем ничего сказать, и у нас нет ни одного по-настоящему достоверного описания.
Почему морской змей не выбрасывается на берег
Теперь наконец мы можем ответить на вопрос, неотвязно стоящий перед нами на протяжении всего настоящего расследования: почему морской змей практически никогда не выбрасывается на берег? Различные останки, найденные на берегу и принятые за морского змея, сообщения о которых мы рассмотрели, почти каждый раз приносили нам разочарование: они постоянно оказывались трупом какого-нибудь известного животного, обезображенным до неузнаваемости в результате процесса разложения или какой-нибудь мутации. Кроме того, можно с уверенностью принять, что в отдельных случаях это были тела крупных змееподобных акул: в частности, китайский «змей» 1863 года капитана Бойля; монстр, выловленный в 1880 году капитаном Ханном, и пойманное экипажем рыболовного судна "Крессант Сити" в 1896 году у берегов Флориды чудовище.
Есть, однако, некоторое число случаев, в которых присутствует большая доля двусмысленности относительно природы выброшенного животного. Вспомним пресловутый скелет с длинной шеей, найденный на берегу Флориды в 1885 году. Он в этом конкретном случае, кажется, был не похож на разложившийся труп акулы. Можно вспомнить и несколько других подобных случаев.
Так, 20 марта 1906 года капитан Ратбон с корабля «Троппер» видел около Данженесса в Кенте труп животного длиной 15 метров, с маленькими ушами и белыми полосами на боках, который он посчитал морским змеем.
25 октября 1924 года на берег провинции Наталь в ЮАР волны выбросили труп морского монстра длиной более 14 метров; он был покрыт белой шерстью, похожей на шкуру белого медведя.
В середине июня 1928 года на пляже залива Фонсека в Сальвадоре было обнаружено тело змееподобного животного длиной 27 метров, сразу же названого "доисторической рептилией". В телеграмме, переданной в "Нью-Йорк геральд трибюн", говорилось, что оно "было отмечено черными и белыми полосами, казалось очень толстым и с рогом на голове". Его клыки были 4 сантиметров в длину.
В ноябре 1930 года новое морское чудовище, покрытое шерстью, было выброшено на берег одного из островов на Аляске. Его длина была только 7 м 30 см, из них 1 м 50 см составляла голова, у которой в свою очередь только клювообразный нос был длиной 1 м.
В мае 1932 года после нескольких случаев отравления воды у острова Новая Земля берега острова покрылись мертвой рыбой. Там оказался и огромный зверь с вытянутым рылом и острыми зубами, похожий на змею.
2 октября 1944 года на берег шотландского полуострова Кинтайр опять был выброшен монстр, покрытый шерстью. Он был длиной 6 метров, с глазами и огромными лапами и собрал вокруг себя толпу зевак. Признаем: в большинстве случаев подобные монстры не были описаны с необходимой детальностью. Нас не должно смущать описание шерстяного покрова, совершенно анормального для морского животного. Известно, что при разложении тело животного быстро принимает вид покрытого густой шерстью, едва только оно теряет кожный покров и подкожный слой жира; так происходит с китообразными и хрящевыми рыбами. Внешний слой мяса становится чрезвычайно пористым, оголяется и подсыхает. Удивительно, скорее, другое, эти случаи, в которых должны были фигурировать достаточно убедительные детали, никогда не имели продолжения. Вероятно, они оказывались обманчивыми, раз в печати не появлялось никаких публикаций. Вспомним по этому поводу, что каждый раз, когда скелеты морского монстра осматривали по-настоящему компетентные специалисты, они практически все оказывались или рыбой-ремень, или акулой-пилигрим, или каким-нибудь китообразным, более или менее известным.
Не будем останавливаться на этих сомнительных случаях. Примем, что животные, за исключением угреобразных акул, которых называют морским змеем, практически никогда не выбрасывались на берег. Теперь довольно легко объяснить эту ситуацию.
Для гигантских угреобразных, которые, несомненно, являются глубоководными рыбами, такой вопрос почти не стоит. Обитатели океанских глубин идут ко дну сразу после смерти и почти не имеют шансов быть выброшенными на берег, если только они не поднимаются случайно на поверхность в силу исключительных обстоятельств. Крайняя редкость находок тел рыбы-ремень свидетельствует об этом.
Более того, если бы какая-нибудь рыба из семейства угрей оказалась выброшенной на берег живой, она без особого труда вышла бы из этого затруднительного положения и рано или поздно вернулась в родную стихию. Угри хорошо передвигаются по твердой земле, а некоторые иногда даже делают это добровольно. Во всяком случае, видел ли кто-нибудь когда-нибудь угря любого известного вида, выброшенного на берег?
То же самое относится к океанскому ящеру. Похожий внешним видом на крокодила или на ящерицу, он должен без труда передвигаться по земле, извиваясь как змея в горизонтальной плоскости и опираясь на свои четыре лапы, хотя бы и трансформировавшиеся в ласты-плавники.
Таким образом, надо подойти к проблеме с другой стороны и поставить следующий вопрос: кто те морские животные, которых чаще всего находят выброшенными на берег?
Среди них есть, конечно, те, которые дышат жабрами и погибают от удушья, попадая на открытый воздух. Но чаще всего удушье наступает не сразу, и есть время возвратиться в воду. Смертельным это обстоятельство является для тех существ, которые, будучи выброшенными на сушу, не способны механически вернуться в море или испытывают, большие трудности в этом. Так, кальмары, созданные для скоростного передвижения в воде, не могут, в противоположность осьминогам, привыкшим грести щупальцами, приподняться на своих. Оказавшись на суше, они обречены. Так же обстоят дела и со всеми рыбами, тела которых сильно сплюснуты с боков. Они становятся беспомощными на берегу, где просто опрокидываются на бок. Правда, надо признать, им удается иногда, выгибаясь дугой и резко распрямляясь, совершать прыжки и таким образом вернуться в воду, особенно если они находятся у самой кромки. Рыбаки хорошо знают эту их способность. Но это удается только самым легким рыбам. Превысив некоторый размер, морские животные становятся неспособными силой своей мускулатуры оторваться от земли. Поэтому, кстати, в такое критическое положение попадают киты, выбросившиеся на берег, хотя они дышат легкими и в принципе могут достаточно долго жить на берегу. Самые большие из них, раздавленные своим весом, начинают задыхаться — само дыхание становится невозможным, легкие не в силах расшириться.
Все китообразные двух современных отрядов, даже самые маленькие, слишком специализированные животные, чтобы у них осталась способность передвигаться по суше. Они не могут это делать с помощью конечностей, например выбрасывая их вперед: у них только одна пара, и расположена она часто слишком высоко на теле, чтобы опереться ими о землю.
Можно ли сказать, что все морские млекопитающие с атрофированными или измененными конечностями не способны передвигаться по земле? Совсем нет. Не говоря уже о тюленях, которые благодаря подгибающимся вперед задним ластам могут подниматься на своих конечностях и легко передвигаться небольшими прыжками. Возьмем нерпу и других подобных ластоногих, которые из-за своих задних ласт, всегда ориентированных назад и почти превратившихся в раздвоенный двухлопастный китообразный хвост, обречены передвигаться на животе. На самом деле они совсем не чувствуют себя парализованными на земле, как киты, и по одной простой причине: у них еще есть тонкая шея. Это позволяет им, откидывая голову назад и затем выбрасывая ее вперед, придавать всему телу качательное движение в направлении перемещения. Посмотрите на них, когда они все вдруг устремляются с берега к воде: очевидно, что это мощное маятниковое движение головы вперед-назад помогает им передвигаться.
А как передвигаются наши морские змеи? Для длинношеего нет никаких проблем. Для морского коня, лучше адаптировавшегося к морской жизни, дело обстоит так же: он может ползком добраться до воды в случае непредвиденного попадания на берег, что само по себе кажется невероятным.
Беспокоиться, по-видимому, нужно по поводу наших трех Arheocetes. Но на самом деле положение его отличается от того, в котором находятся современные китообразные. Еще не превратившись в почти жесткую торпеду, имея тонкую шею и достаточно гибкий позвоночник, они должны сохранить способность грести плавниками по крайней мере не менее легко, чем большие тюлени. С телом гораздо более вытянутым, чем у современных китообразных, они должны к тому же иметь меньше трудностей из-за большого веса, так как вес распределен более равномерно.
Для супервыдры, не потерявшей еще свои четыре лапы, не должно возникать никаких трудностей. Для китообразной сколопендры (она же многоплавниковый морской змей) достаточно жесткие боковые отростки, возможно увеличивая количество точек опоры, лишь облегчают ползание.
Обладание тонкой шеей, что является отличительной чертой по крайней мере пяти типов крупного морского змееобразного, не только дает возможность ползти в случае попадания на берег, — оно позволяет также избежать его. Работы голландского специалиста У.-Х. Дудока ван Хила, опирающиеся на изучение 133 случаев массового выбрасывания китов на берег, установили в 1964 году, что киты теряют ориентацию из-за неспособности вести эхолокацию на мелководье. Возможно, их эхолоты расстраиваются потому, что сигнал возвращается слишком быстро, чтобы можно было оценить дистанцию до дна, или потому, что от дна у берега, имеющего малый наклон, отраженные от него звуковые волны приходят почти одновременно от участков, находящихся на различных расстояниях. Их гидролокаторы, очевидно, перестают функционировать и тогда, когда на мелководье животные вынуждены высовывать головы из воды. В любом случае, дезориентированные, обезумевшие, как внезапно ослепший человек, они могут броситься к берегу, а не в открытое море. Таким образом наконец объясняется массовое самоубийство некоторых видов китов.
С животным, имеющим тонкую шею, ничего подобного произойти не может. Даже если оно обычно пользуется гидролокацией для обнаружения добычи или врагов, чтобы избежать столкновения с препятствием и для ориентации относительно рельефа дна. В самом деле, если сонар выходит из строя и становится бесполезным на мелководье, ему достаточно поднять голову над водой, чтобы визуально определить свое положение относительно берега и скал.
В общем, если крупные змееподобные семи хорошо различимых типов не были еще до сих пор найдены выброшенными на берег, то просто потому, что по своей природе принадлежат к животным, которые почти не имеют шансов быть выброшенными на берег или, если случайно это все же произойдет, способны сами вернуться в воду.
Заключение
В заключение скажу, что легенда о великом морском змее родилась в результате многих случайных встреч с крупными морскими животными, имеющими в той или иной степени змееобразное тело. Некоторые, как, например рыба-ремень, китовая акула и корова Стеллера, были разоблачены за последние столетия. Однако большинство из них остались еще неизвестными науке. Они могут все же быть определены с некоторой точностью, пропорциональной числу и достоверности их описаний.
Среди этих неизвестных находятся три типа Archeocetes, или примитивных китообразных (или, возможно, два типа Archeocetes и один сиреневых), которые, занимая определенные области обитания, разделили между собой пространство океана по горизонтали (по широте). Супервыдра живет в Северном Ледовитом океане, многогорбый — в умеренных широтах Северной Атлантики, и многоплавниковый — в тропиках и субтропиках по всей Земле.
С другой стороны, два представителя ластоногих, в разной степени адаптации к водной стихии, и множество видов угреобразных рыб — все они космополиты и, обитая на различных глубинах, делят океаны по вертикали. Змей с длинной шеей живет на небольших глубинах; морской конь — на средних, и угреобразные рыбы обитают на больших глубинах. Наконец, большой крокодилообразный морской ящер кажется, облюбовал для себя пояс теплых вод с еще не определенной глубиной. Во всяком случае, родственные типы занимают всегда экологические ниши хорошо разделяющиеся и не могут соперничать, разве только на границах своих зон, что прекрасно согласуется с законами природы.
К этим выводам, явившимся результатом напряженных семилетних исследований, я хотел бы добавить только один комментарий — его мог бы сделать, очевидно, мой высокочтимый учитель Шерлок Холмс: "It was a piece of very simple reasoning, Watson". ("Это же элементарно, Ватсон".)
Вместо послесловия
Бесспорно, никакому из «несуществующих» животных, не признанных пока наукой, не посвящено столько печатных страниц, книг и всевозможных рассказов, как загадочному Гигантскому Морскому Змею. С античных времен, все средневековье и до наших дней о нем пишут, о нем говорят — кто с раздражением и неприязнью, кто с искренней верой и надеждой. С верой в то, что «зверь» этот не миф, с надеждой — поймать или хотя бы сфотографировать его.
Справедливо также и то, что верят в реальность Змея не только шкиперы, матросы, журналисты — люди, по образованию и интересам от науки весьма далекие, — но и некоторые профессиональные зоологи. Правда, таких немного. Несколько человек в мире. Среди коллег приобрели они из-за той странной, необоснованной, как полагают, своей веры славу людей весьма легкомысленных, наивных, несерьезных.
Но людям, не искушенным в зоологических тонкостях, людям, которые хотят верить в то, что еще не оскудела наша планета тайнами и загадками, эти чудаки-энтузиасты симпатичны — поиск волнует, а вера а тайну привлекает больше скептического неверия.
И тут слышим недовольные голоса: "Эти ученые! Дайте им кости, дайте им шкуру! Тогда только поверят, они в то, что и так очевидно. что множеством свидетельств подтверждено, что косвенными уликами доказано!"
Да, зоологическая наука действует только так: нужны кости, хотя бы одна, нужна шкура. В атом смысле зоология точнее физики: электроны, протоны никто не измерял линейкой, никто в руках не держал, но достоверность их существования доказана иными методами, принятыми в физике и математике.
У зоологии свои методы, в бытовом смысле более «осязаемые», реальные, определенные. Пусть они примитивны технически, но других нет. Слухи, впечатления очевидцев ничего не доказывают. Верить им или не верить может каждый — это его личное дело. Зоологическая наука оперирует только вещественными доказательствами — кости, зубы, шкура, на худой конец следы.
Верно: многие народные легенды и предания, нередко самого невероятного свойства, не только не были опровергнуты современной наукой, но, исследуя их, пошла она в иных случаях еще дальше, раскрыла еще более «фантастические» секреты природы, чем могли вообразить себе сочинители легенд. Утверждали старые мифы — был потоп на Земле. Археологи нашли в Месопотамии его следы. Говорили народные сказки — плачут крокодилы. Доказано — «плачут», во всяком случае льют слезы, и весьма обильные, но не от жалости — "егда иметь человека ясти, то плачет и рыдает, а ясти не перестает", — а по другой причине. Но это уже, так сказать, академические детали.
Был слух: живут где-то на Зондских островах драконы. Драконов тех нашли в начале нашего века на острове Комодо: гигантские вараны. Молва утверждала: живут в Индокитае неведомые ученым дикие быки — коупреи. И это не оказалось обманом: в 1937 году живого коупрея поймали и привезли в Парижский зоопарк.
Но верно и то, что многие слухи и мифы — пустое сочинительство. Наука, найдя время и средства, доказалаэато. Например, давно и весьма определенно утверждалось (печатно и авторитетно!), будто перелетные птицы, покидая осенью северные страны, улетают зимовать на… Луну. Говорили (и экспериментально проверяли возможность такого!), веками повторяя басню за Аристотелем: ласточки, мол, находят зимнее пристанище не на Луне, а в иле рек. Аристотель полагал, и ему верили безусловно, что жирафа — результат преступного мезальянса верблюда и пантеры. В единорога верили тоже веками и тоже безусловно — разных рассказов и легенд о нем, свидетельств «очевидцев» пропорционально, пожалуй, не меньше, чем о Морском Змее! Мы знаем теперь, что эти слухи ("косвенные доказательства") ложны, миф — не больше.
Молва утверждала — падают с неба вместе с дождем рыбы и мыши (тем и объяснялось внезапное их массовое размножение). Первое — верно: падает рыба (мелкая), занесенная в облака смерчами. Второе, насчет мышей — басня. Верили и сейчас верят, будто оттого верблюд не пьет неделями, что носит в желудке много воды на крайний случай. Следуя поверью, томимые жаждой в пустыне убивают верблюдов, надеясь напиться из их желудков. Но, увы, не там верблюд запасает резервы влаги.
Чтобы застраховать себя на ночь от ядовитых пауков — каракуртов, выжигают траву вокруг места стоянки, много раз прогоняют по нему скот, стелют на землю кошму, окружают себя волосяным арканом — только так, уверяет опыт людей бывалых, и можно оградиться от каракуртов. Наука доказала, что эти меры не только бесполезны, но и вредны.
Итак, не за всяким слухом кроется истина, не всякому очевидцу можно верить, не всякий опыт надежен. Бывает, в этом смысле, дым и без огня…
Но вернемся к Морскому Змею. Неверно и такое утверждение, хотя оно нередко служит аргументом в споре: раз наука не доказала, что он есть, нет и не может быть никакого Морского Змея. Почему? Возможно, что и есть. Сколько раз за последние 50–60 лет неожиданно находили и в море и на суше неведомых науке зверей, птиц, рыб, рептилий! И довольно крупных: окапи, лесная свинья, варан из Комодо, сомалийский павиан, горная ньяла, коупрей, белый дельфин, африканский павлин, новый ремнезубый кит, наконец, латимерия и погонофоры (которые представляют собой новый тип — высшую категорию классификации животного царства!). Даже всем известные ныне горные гориллы, суданские белые носороги и карликовые бегемоты открыты в начале нашего века.
Значит, зоологические открытия (даже «крупные», если судить по размерам открываемых животных) еще возможны.
Возможно (но необязательно), Морской Змей не миф. Мне, однако, кажется: допущение, будто Змей — млекопитающее, нереально. Нереально потому, что млекопитающие слишком привязаны свойствами, данными им от природы, к поверхности моря. Периодически, и довольно часто, они должны всплывать, чтобы подышать. И конечно, люди за всю историю свою видели бы редкостного морского зверя куда как чаще! Сослаться как на контрверсию на недавнюю находку (в 1957 году) нового вида ремнезубого кита с полным правом нельзя. Кита этого, бесспорно, много раз замечали и китобои и моряки, но они, в зоологии не искушенные, просто путали его с другими ремнезубыми китами. Внешне и повадками он похож на них, а различий с корабля не видно, так как коренятся они лишь в мелких деталях — зубах и пр.
Гигантский Морской Змей, как его представляют довольно противоречивые описания, — «зверь» и внешне уникальный. Если это кит, то очень древний, резко отличающийся по внешности от привычных силувтов известных китов.
Я полагаю: если Гигантский Морской Змей существует, то скорее всего это пережившая свою эпоху рептилия, обитающая достаточно глубоко и лишь в редких случаях обнаруживающая себя на поверхности океана. Обмен веществ у рептилий не так интенсивен, как у млекопитающих, и кислорода для питания им требуется меньше. Кроме того, мог развиться у них и механизм потребления кислорода прямо из воды (слизистой рта), как у мелких морских змей.
И. Акимушкин, кандидат биологических наук
("Техника-Молодежи", 1969, № 7, стр. 28–29).
Комментарии к книге «Великий морской змей», Бернар Эйвельманс
Всего 0 комментариев