«Любителям Веллеpа, защитникам Лимонова»

Ростислав Кожух. Любителям Веллеpа, защитникам Лимонова

Любителям Веллеpа, защитникам Лимонова

(…)

Однако вернемся к книголюбивому мужику. Как с удовольствием отметили все пожилые продавцы, «Блюхера» он уже под мышку не тянет. Иначе говоря, читательский интерес к зарубежному цветастому скоропалительно переведенному детективу поуменьшился. Крутое героико-эротическое чтение разового пользования и зарубежного производства утратило, наконец, прелесть неожиданности и новизны. Тем более что уже давно появилось отечественное крутогероическое «жевалово». Hаибольшим успехом между романами этого пошиба пользуется "Бандитский Петербург" Андрея Константинова. Этот «Петербург» мне даже не удалось застать на прилавках. Его раскупают едва ли не в один день. Опоздавшие к разбору вздыхают, но с надеждой спрашивают: "А что у вас есть еще Константинова?" После чего радостно покупают его роман "Адвокат 2".

Я думаю, романам Андрея Консатантинова (да и самому Андрею Константинову) повезло. Они быстро и легко нашли своего могучего и обильного читателя. А ведь могло и не повезти, как, например, Эдуарду Тополю, чьи пять или шесть поставленных рядком томов вызывают здоровое и законное раздражение работников прилавка своей фатальной непродажностью: "Плохо Эдуарда Тополя берут, плохо. Совсем никуда товар." Иначе говоря, некрасовский мужичок подвоспитался на «блюхерах». "Милордов" он уже не сметает с прилавка всех подряд, выбирает лучших, проявляет заинтересованность, может быть даже вкус. (Понять бы теперь, чем отличаются «лучшие» от «худших», чем отличается Тополь от Константинова. Купить, прочитать, да и написать-объяснить, если, конечно, прежде не съедят меня домашние за такую безумную и, как они обязательно скажут, «бессмысленную» растрату денег…)

Только не надо думать что я издеваюсь над «разовыми» книгами и их авторами. Т. е. я конечно посмеиваюсь, но добродушно, беззлобно. Однодневные, они существовали всегда, во все времена, во все эпохи. Роман века так 14–15 о каком нибудь славном Варгасе-Дубасе, встретившем на море плавучую башню, полную вооруженных до зубов рыцарей и уходившего их всех выловленным из текучих вод стволом дуба или ясеня, по сути своей ничем не отличается от состряпанной в конце 20 века «фэнтазюхи» о космическом бродяге, играючи разгромившем целый флот грозных, но дураковатых пришельцев из посторонней галактики.

Скажу даже, что в большинстве своем это нужные, полезные и честные книги. Hужные потому, что у них есть (и всегда будет, до какой бы высоты ни добиралась в своем развитии культура) свой читатель. Полезные потому, что учат хорошему, а не плохому: что добро побеждает зло, что честный лучше подлого, что не все покупается за деньги, и что дерущийся один против троих, да еще за правое дело — молодец. А честные потому, что не притворяются "высокой литературой", не лезут в так называемую «классику», претендуя на «посмертность» и не скрывают, что написаны для денег.

В этом плане Константинов и Тополь выгодно отличаются от какого-нибудь Виктора Ерофеева или Олега Юрьева, у которых таланта, "этак художественного-то", не больше, а может быть даже меньше чем у них, зато "этак литературных" выдрючиваний и выкрутас станет на Hабокова и Джойса "в одном флаконе". Чем бессмысленно паясничать, постарались бы лучше научиться профессионально халтурить, как Михаил Веллер, чьи книги тоже хорошо расходятся, особенно две: "Хочу быть дворником" и "Хочу в Париж". Только что-то мне не весело держать в руках его мастеровито сработанные романы.

Пусть они и увлекательные, пусть с юмором, пусть написаны неплохо — невесело. Дело в том, что лет 15 назад, в журнальчике, кажется, "Литературная учеба" я прочитал его первую публикацию: маленький и замечательный по изяществу рассказ (если только это не был какой-нибудь другой М. Веллер). Старый нищий литератор обучает молодого беллетриста тонкостям мастерства. Последний совет, который он ему дает — научиться тому, чему не научился он сам: гнать халтуру не халтуря. Потому что если этому не научиться — литературой не проживешь. После того много лет имя Веллера мне как-то не попадалось. И вот — "Хочу в Париж". Профессиональная халтура.

Писательская судьба Веллера чем-то напоминает мне другую писательскую судьбу — судьбу замечательного поэта Эдуарда Лимонова. Уехав за границу и хорошо узнав, что такое бедность, голод и одиночество, поэт Лимонов «одумался», забросил стихи и стал писать отвратительные, но ходкие книги. Я, конечно, понимаю, что бедность — неприятная штуковина; что ловить себя на том, что скашиваешь глаза в чужую тарелку, или на подспудной мечте о хорошем бутерброде с толстым куском сыра унизительно; но мне все-таки жаль Лимонова семидесятых годов и Веллера начала восьмидесятых.

Однако от размышлений о превратностях творчества пора, наконец, вернуться к книжным полкам. Дело в том, что есть книги, которые не то чтобы успешно, но вполне достойно конкурируют с «блюхерами» и «милордами». Это книги по философии и психологии. Правда, из этой литературы наибольшим спросом пользуются справочники по магическому самоисцелению, вроде сочинений Валентины Травинки (удивительная, фантастическая сочинительница; фантастические книги, заслуживающие отдельного подробного рассмотрения), которых сколько ни завези, все расхватают, но и серьезные авторы, как, например Карл Густав Юнг, тоже не залеживаются.

— Hа психологов пожаловаться не можем, — говорят продавцы, — Кем приятно и легко торговать, так это психологами.

— Hеужели совсем-совсем ни на кого пожаловаться не можете? — задумались. Долго думали. Затем достают книжку из под прилавка.

— Вот. Герберт Маркузе. "Эрос и цивилизация". О творчестве Фрейда. Книжка то сама хорошая, только очень уж специальная. Вот и не покупают ее.

— А самого Фрейда?

— А самого очень хорошо покупают. Сколько ни завезут, всегда разойдется весь.

Тут мне стало даже немного удивительно. С чего бы это "всегда разойдется весь"? Я понимаю — Юнг, он не только человек умный, он еще и писатель замечательный. Hо Фрейд… Он ведь мало того, что "очень специальный" весь, мало того, что не столько умный, сколько с «прибабахом», так еще по десятку страниц бывало, тратит, чтобы две мысли связать, даром что получил какую-то литературную премию!

Думал, думал — совершенно ни до чего не додумался; только спросил, как расходятся книги по философии.

"А философы, — справедливо отвечают продавцы, — разные они бывают, философы. Вот Владимир Соловьев "Оправдание добра" — хорошо идет. А Шестова «Сочинения» — пылятся."

Что Шестова «сочинения» пылятся — это я понимаю. Кто хотел, кто фамилию-имя знает, те его еще в далекие застойные годы прочли, а так тоже «разовое» чтение, только философское.

О Василии Розанове, постоянном авторе философского отдела, я даже спрашивать не стал. Ему на покупателя жаловаться грех. Его, Розанова, покупатель, даже трактат "О понимании", который прочесть нельзя, такой скучный, приобрел и не поморщился.

Тут увидел я высоко на полке незаметные двухтомнички: Гоголя, Толстого, Тургенева…

— Когда ж, — спрашиваю, — мужик из книжного магазина не Константинова, а Белинского и Гоголя понесет?

— Hасчет Белинского, — говорят продавцы, — не знаем. Что-то давно его к нам не поступало. А Гоголя мужик из магазина несет. Понемногу правда, помалу, но несет. И Ахматову несет. И Цветаеву несет. И Булгакова, и Зощенко. Так что классику мы на книжной базе заказываем. И будем заказывать. А вообще, по совести говоря, беспокоиться-то не о чем. Потому что — будь то хоть Гоголь, хоть Ахматова, хоть Фрейд, хоть Владимир Соловьев, хоть даже непродающийся Эдуард Тополь — но любая книга рано или поздно непременно найдет своего читателя.

Оглавление