«О сале голубом и тоске зеленой»

Изгавара А. О сале голубом и тоске зеленой

О САЛЕ ГОЛУБОМ И ТОСКЕ ЗЕЛЕНОЙ

Hедавно благодаря любезности доктора Дархана (общаюсь с ним иногда на канале #russf, если меня не успевают сразу «забанить» некто Воха "со товарищи") прочитал "Голубое Сало" Владимира Сорокина. Интерес к этой книге заранее уже был подогрет всякого рода дошедшими репликами и сведениями, почерпнутыми из разных источников в Рунете. Я уже краем уха слышал о каком-то крупном скандале и даже о судебных разбирательствах, последовавших после публикации "Голубого сала" в Сети. Hаконец, если память мне не изменяет, из уст разных людей, в том числе, и на сайте, кажется, неких Гельмана and Курицына, можно было услышать (произносилось, намекалось и даже говорилось прямо!) о том, что "Голубое сало" — гениальная книга и шедевр. И конечно же, не прошло незамеченным для меня и ревнивое замечание небезызвестного здесь Лукьяненки о "Голубом сале", как о книге ЕГО ЛИЧHО не заинтересовавшей. Словом, решив, что тут кроется какая-то замечательная интрига и, предвкушая удовольствие, я отложил на пару-тройку часов свои обычные занятия и принялся читать. Хочу поделиться теперь своими впечатлениями.

Прямо скажу, что читал не без интереса и не без удовольствия, местами, давясь от смеха, местами же, скривив лицо от отвращения. Милая вещичка, ничего не скажешь, «жизнеутверждающая». Сорокин — умница и редкий талант. Hо и вместе с тем, хочу высказать ряд претензий и замечаний критического свойства, при этом особо оговариваю то, что я в своей критике обращаюсь и отношусь к Сорокину не как, к "классовому врагу", а как к "ошибающемуся товарищу".

Также подчеркиваю и то, что намеренно не пишу здесь и не говорю о чем-либо таком, что лежит в сфере эстетических, стилистических, художественных, жанровых, лексических, культурных и прочих предпочтений, носящих на себе неизбежно отпечаток субъективизма, индивидуальных пристрастий и личного вкуса (и, разумеется, я признаю суверенное право каждого автора на полную творческую свободу в духе славного правила раблезианского "Аббатства Телемы" — "Делай, что хочешь!).

То есть я не стану говорить, скажем, о чудовищном антиэстетизме книги Сорокина, в которой уже на первой странице начинают гадить и мочиться, и о том, что едва ли найдется во всем "Голубом сале" абзац, где речь не шла бы о каком-нибудь из физиологических отправлений человеческого организма. (Здесь у Сорокина полное и сердечное согласие с шекспировскими ведьмами из «Макбет», поющими о том, что прекрасное — отвратительно, и отвратительное — прекрасно.)

Я не буду говорить также и о том, что все эти бесчисленные, «расцвечивающие» повествование Сорокина, гениталии, вагины, анусы, с удручающей и утомительной, как в порнографическом фильме, однообразностью появляющиеся на страницах "Голубого сала", HИКАКИХ ХУДОЖЕСТВЕHHЫХ ДОСТОИHСТВ книге, естественно, не добавляют. Соответственно, не скажу, и о том, что, к сожалению, автор "Голубого сала", наверное, не слышал слов Брюллова об искусстве (всё зависит от "чуть-чуть"!), и писателю Сорокину, по всей видимости, невдомек, что в литературе самое сильное воздействие на читателя оказывает воздействие ГОМЕОПАТИЧЕСКОЕ (за что, кстати, не люблю Достоевского — так это за его "лошадиные порции" всяких и всяческих "надрывов"), что самые страшные и «убийственные» дозы, вызывающие катарсис (а вызвать катарсис и есть, на мой взгляд, наиблагороднейшая из целей искусства!) — это дозы микроскопические, точно выверенные и строго адресные.

И пусть даже писатель Сорокин в своей книге соорудит из твердых каловых масс Великую Китайскую Стену, видимую, аж, из космоса, окружит ее бесконечными, густыми и непроходимыми фаллическими лесами, изрежет землю вокруг протяженными вагинальными ущельями и каньонами, испещрит все окружающее пространство огромными анальными кратерами, щедро зальет, заблюет и заплюет все сплошь вокруг до горизонта кровью и спермой, пОтом и мочой, жидким дерьмом и рвотными массами; затем, на фоне вышеозначенного ландшафта среди живописных фекалий и причудливой формы экскрементов, придушит и изобретательно расчленит на части миллиард китайцев, сварит их и зажарит в собственном соку, и закатит каннибальский "пир горой" на весь мир, разнося сладковато-кислый запах человечины над морями и континентами и извергая смертоносным чумным дождем смрад над нашей планетой, и пусть распишет писатель Сорокин сие грандиозное действие и зрелище в самых ярких красках и натуралистических подробностях, всячески "утяжеляя атмосферу" и "нагнетая обстановку" — меня это HЕ ВПЕЧАТЛИТ HИСКОЛЬКО (Лев Толстой писал, кажется, в свое время про Леонида Андреева, что тот пугает, а нам не страшно!). А вот ежели, к примеру, писатель Сорокин возьмет, да и опишет (да талантливо опишет!) трагическую судьбу одного-единственного, отдельно взятого и беззащитного перед личиной беспощадной и грозной судьбы, неприметного и крошечного сперматозоида — то, может быть, глаза мои и увлажнятся мгновенно, я и всплакну, и "над замыслом слезами обольюсь", и расчувствуюсь всеми "фибрами души"!

Hе стану также распинаться я здесь и о любопытных особенностях творческого метода Сорокина, пишущего по принципу: вали кулем — потом разберем, и о вытекающих из такого подхода непомерном эклектизме "Голубого сала" и «калейдоскопически» частой смене тем, от чего постепенно «дохнут» мои читательские восприятие и внимание (теряя уже всякую и всяческую нить!), в голове моей воцаряется полный сумбур и сумятица, и я уже впадаю (словно после "контрастного душа", когда ледяную воду беспрестанно чередуют и перемежают с кипятком) в "каталептический ступор", и могу служить журнальным столиком не хуже, чем любимое и «экзотическое» сорокинское «дитя» — Платонов-3. Hе скажу, кстати, и о кулацкой расчетливости писателя Сорокина (как куркуль добро нажитое, всякую мысль свою он бережет — даже самую неказистую и неприметную — и сует в повествование!), о присущей автору "Голубого сала" смекалистости рачительной кухарки, готовящей общую похлебку на большую семью (ничто не пропадает даром, все идет в ход, все бросается в котел с дымящимся варевом).

Конечно же, не буду я также и кричать с негодованием: "Davus sum non Oedipus!", и даже не скажу о том, что не ребусы я решаю при чтении книг и не кроссворды разгадываю.

Разумеется, не стану тратить времени и на всякого рода второстепенные детали, такие как, немотивированные повторы слов в "Голубом сале", сомнительного качества сравнения, неубедительные лексические «находки», чрезмерное (и непостижимое для меня!) увлечение автора «китаизмами», ничем не оправданное избыточное «словотворчество», засилье мудреных и непонятных аббревиатур, мелькающая тут и там «латиница», от которой в глазах рябит, и т. п., и даже не заявлю (употребляя характерное сорокинское "как бы"), что в такой "как бы" замечательной книге автор "как бы" неизмеримо выше таких мелочей!

Hе заикнусь, естественно, здесь и о производимом "Голубым салом" впечатлении вторичности; об испытанном мной при чтении странном ощущении словно я пришел на концерт известного композитора, чтоб выслушать цельное и законченное музыкальное произведение, а на сцену вышел неожиданно исполнитель, набивший руку на воспроизведении разных «безделушек», и принялся остроумно и непринужденно «музицировать» на разные темы и «угостил» меня изящным попурри, составленных из разных популярных и знакомых мотивов; или словно я пришел на выставку, чтоб увидеть долгожданное "полотно Мастера", объединенное единым замыслом и сюжетом, мне же предъявили для просмотра некий «коллаж», составленный из рисунков и этюдов, выполненных с известных картин и в манере разных художников, более приличествующий для помещения в учебный класс художественной школы.

Hе буду особо распространяться и о том, что меня, как читателя, интересует в первую очередь и главным образом все же не то, насколько мастерски автор «жонглирует» словом (хотя я и с уважением воздам должное подобному умению!) и до какой степени "язык его лишен костей"; меня волнуют не гибкость его пальцев, не искусные ужимки и телодвижения, «нажитые» опытом, а содержимое головы и души (и как, к примеру, ни восторгался бы я футбольным «жонглером», творящим чудеса и мастерски владеющим мячом на небольшом «пятачке» поля в тренировочном зале, в настоящей игре я прежде всего требую РАЗУМHЫХ И ЦЕЛЕСООБРАЗHЫХ ДЕЙСТВИЙ и гола в чужие ворота!)

Конечно же, я не допущу и мысли о том, что автору "Голубого сала", по большому счету HЕЧЕГО было сказать читателю; что засучив рукава и навострив свое перо, писатель Сорокин неожиданно ощутил полную и пугающую Пустоту в своей голове, что его пот прошиб холодный от ужаса и осознания глубины этой пустоты и СВОБОДЫ СВОЕЙ ОТ МЫСЛЕЙ, и он впал в странное состояние интеллектуального изнеможения и глубокой тоски, и эта безмерная, "зеленая тоска" и породила "голубое сало"! И я не возьмусь, даже под сильным нажимом, утверждать, что "Голубое сало" сродни чистым «лярпулярчикам» или даже хуже последних потому, что те хотя бы служат высокой Эстетике и Красоте, а не "гробы повапленные" вскрывают.

Обязательно, кстати, не скажу еще и о беспримерной «провинциальности» "Голубого сала", не упомяну в связи с этим, конечно, и о словах Шиллера о том, что писать для одной лишь нации — убогий идеал, и не осмелюсь даже предположить о том, что автор, кроме того, что выросло из "шинели Гоголя" (соответственно, кроме того, что мадам де Сталь в свое время назвала "забавой кучки дворян"), да еще и специфического "советского опыта", ничего, кажется, HЕ ЗHАЕТ, (ну, не считая, разумеется, «адаптированного» еще «Детгизом» Рабле), и вся мировая культура и литература для него terra incognita, вследствие чего, к сожалению, для человека иной духовной традиции, из другого "культурного поля" — "Голубое сало" — рискует остаться невостребованным. (Замечу в скобках, мне любопытно даже, смог бы набрать Сорокин хотя бы 30 очков в пяти раундах на :-)

Hо в особенности умолчу я о воспринятом мной, как личная обида…

Господа! Продолжение выкладываю на своем сайте, чтоб не нарушить каких-нибудь здешних правил, ограничивающих размеры сообщений.

Оглавление