«Марш Смерти Русского охранного корпуса»

Марш Смерти Русского охранного корпуса (fb2) - Марш Смерти Русского охранного корпуса 4708K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Андреевич Самцевич

Андрей Самцевич Марш Смерти Русского охранного корпуса

Введение

Октябрьская революция 1917 г. и последовавшая за ней Гражданская война раскололи российское общество на два непримиримых лагеря: сторонников и противников новой власти. Сотни тысяч наших соотечественников были вынуждены покинуть родину и осесть в самых разных уголках мира – от Китая и Японии на востоке до государств Латинской Америки на западе. Но наибольшее их количество проживало в европейских странах, практически в каждой из которых к 1939 г. имелись русские колонии различной численности. Немалая часть эмигрантов отнюдь не смирилась с поражением, все эти годы мечтая о реванше и уничтожении советского режима. Поэтому неудивительно, что начало Германией войны против СССР вызвало широкий отклик и радость в их рядах. Тысячи из них не ограничились моральной поддержкой и влились в состав Вермахта, войск СС, многочисленных военизированных или вспомогательных организаций Рейха, армий его союзников.

Определенное количество русских граждан Германии служило в рядах ее армии на призывной или профессиональной основе еще в довоенный период. Наиболее известен среди них молодой офицер-связист 116-й танковой дивизии гауптман Алексей Стахович, участник аншлюса Судетской области, польской и французской кампаний, боев на Восточном фронте и в Нормандии[1].

До нескольких тысяч эмигрантов служили на Восточном фронте в качестве переводчиков, имея статус «зондерфюреров» – прикрепленных к армии гражданских специалистов[2]. Несколько десятков воевало в рядах различных добровольческих частей, набранных из граждан оккупированных и нейтральных стран Европы: порядка 20–25 – в 250-й испанской «Голубой» дивизии Вермахта, примерно столько же – в 638-м французском полку. Русские, самым высокопоставленным из которых был СС-штурмбаннфюрер Георгий Чехов, служили в валлонских формированиях Вермахта (373-й пехотный батальон) и войск СС (5-я бригада и 28-я гренадерская дивизия «Валлония»), а также в 33-й французской дивизии СС «Шарлемань» (ваффен-штандартенюнкер Сергей Протопопов, ваффен-штурман Николай Самосудов, ваффен-шарфюрер Николай Шумилин и другие). Несколько человек (в том числе полукровок) воевало в Норвежском легионе СС (например, сын бывшего российского морского атташе в Норвегии СС-унтершарфюрер Николай фон Веймарн) [3].

Список армейских частей, служб и различных организаций (Абвер, СД, Национал-социалистический автокорпус, Немецкий Красный крест) Германии, в которых служили эмигранты, можно продолжать и далее. Но во всех этих случаях речь идет о единичных лицах или небольших группах лиц, не объединявшихся в рамках обособленных формирований (хотя, в ряде случаев, руководивших частями и подразделениями из граждан СССР). Особняком стоит действовавший на территории оккупированной Сербии Русский охранный корпус Вермахта (далее – РОК)[4], являвшийся до передачи в состав немецкой армии военизированным формированием, известным как Русская группа заводской охраны (РГЗО). Хотя позже он был пополнен большим количеством добровольцев, не относившихся к категории эмигрантов первой волны, его уверенно можно называть в первую очередь эмигрантским формированием.

Второй отличительной особенностью корпуса является его достаточно высокий статус, связанный с местом, которое он занимал в немецкой оккупационной системе в Сербии. Русские, части которых были разбросаны по всей ее территории, не только выполняли важные функции в интересах военного командования и хозяйственных властей, обеспечивая бесперебойную добычу и вывоз стратегически важных видов сырья, но и в некоторые периоды составляли костяк германской военно-полицейской группировки в стране.

Первой целью нашей работы будет являться создание максимально подробной картины истории данного формирования, особенностей его функционирования и обстоятельств ведения боевых действий в различные периоды. Второй же мы выбрали определение его места и роли в составе сначала оккупационной армии в Сербии, а затем – в объединенной немецко-хорватской группировке, участвовавшей в защите территории Независимой Державы Хорватии на заключительном этапе войны.

Актуальность выбранной темы исследования объясняется высоким интересом отечественного читателя к проблеме коллаборационизма русской эмиграции в целом и истории РОК в частности. В то же время, как в России, так и за рубежом наблюдается отсутствие достаточного количества работ, рассматривающих проблему и наличие большого числа домыслов и подтасовок фактов в имеющихся источниках. Насколько же изучена история выбранного нами формирования в отечественной и зарубежной историографии?

В советский период о корпусе если и писалось, то, как правило, в самых скупых фразах. Например, Михаил Семиряга упоминал РОК, «который участвовал в карательных акциях против партизан», буквально одним предложением[5]. В монографии Леонида Шкаренкова вопросу было уделено четыре абзаца. Наряду с ошибочными («12 сентября [1941 г. – А.С.] в Белграде, на Банице, немецко-фашистское командование устроило смотр «охранного корпуса») или откровенно выдуманными (о принудительной мобилизации эмигрантов) утверждениями, в ней давалась и вполне точная информация. Например, называлась фамилия командира корпуса, генерал-лейтенанта Бориса Штейфона и даже упоминался «квислинговский газетный листок» «Ведомости Охранной группы»[6].

В другой работе давались сведения о вербовке в ряды формирования в Протекторате Богемия и Моравия, приводилась вырванная из контекста и не имеющая из-за этого смысла цитата неизвестного респондента и утверждалось, что «белогвардейцы из Охранного корпуса проявляли жестокость в карательных операциях против югославских антифашистов, ни в чем не уступая германским частям с которыми сражались бок о бок»[7]. Исключением можно назвать лишь работу Раисы Абловой, в которой приводились конкретные факты, касавшиеся вербовки в формирование на территории Болгарии [8].

Отрывочные упоминания по интересующему нас вопросу можно найти и в мемуаристике того периода. Например, генерал-полковник Владимир Толубко и полковник Николай Барышев коротко упоминали, что осенью 1944 г. в полосе действия 57-й советской армии вели бои, в том числе 2-й и 4-й полки «русского белогвардейского охранного корпуса»[9].

В постсоветской историографии рассмотрению вопроса были посвящены в основном фрагменты ряда монографий по проблематике русского коллаборационизма и эмиграции[10]. Несмотря на их многочисленность, они были написаны в первую очередь на основе различных мемуарных и публицистических источников, изданных в среде русской эмиграции, в том числе объединением ветеранов корпуса. В основном они повторяют друг друга и грешат различными существенными недоработками. Достаточно сказать, что ни в одной из них не говорится, что до включения в состав Вермахта формирование в течение года официально являлось группой заводской охраны.

В 2008 г. увидели свет статьи Константина Котюкова и Михаила Шкаровского, впервые полностью посвященные вопросу. Первая рассматривала историю формирования в целом и была почти полностью идентична упомянутым выше исследованиям, но при работе над второй, посвященной институту военных священников в эмигрантских частях, историком был использован ряд архивных документов[11].

Наиболее ценна из работ подобного уровня, на наш взгляд, статья петербургского исследователя Кирилла Александрова, впервые подробно рассмотревшего историю создания корпуса[12].

Крайне интересна также переводная статья болгарской исследовательницы Цветанны Кьосевой, написанная на основе документов из болгарских архивов и рассказывающая о вербовке добровольцев в рассматриваемое формирование на территории Болгарии, а также материал венгерского специалиста Юдит Пихурик, частично затрагивающий аналогичный вопрос касательно Венгрии[13].

Очень слаба статья московского историка Андрея Мартынова, посвященная службе в рядах формирования советских граждан: написанная практически исключительно на основе ряда мемуаров, она освещает вопрос крайне поверхностно и сумбурно. Так, в тексте перепутаны эпизоды дезертирства бывших красноармейцев из 10-й и 11-й рот 2-го полка в Бырнице (причем откровенно искажается содержание указанного в сноске источника), а заведомо промежуточная цифра в 5067 добровольцев из Румынии выдается за итоговую. Присутствует в работе и целый ряд других фактических ошибок и логических выводов, доказывающих полное незнание автором рассматриваемого вопроса[14].

Наиболее крупной работой по теме на данный момент является биографический справочник, выпущенный известными публицистами Сергеем Волковым и Павлом Стреляновым (Калабуховым)[15]. Так как он получил большую известность в отечественных научных и читательских кругах, видится необходимым рассмотреть данное издание подробнее.

Справочник написан исключительно на основе эмигрантских источников, в первую очередь ветеранского журнала «Наши вести» и нескольких сборников мемуаров. Данную источниковую базу следует признать недостаточной и однобокой для исследования подобного масштаба. При этом авторы, насколько можно понять из-за отсутствия в работе ссылок на источники, восполняли недостаток сведений собственными домыслами. Например, многие военнослужащие, не относившиеся к категории эмигрантов, в тексте снабжены соответствующей пометкой[16].

В работе используется крайне спорный понятийно-категориальный аппарат и подход к рассмотрению вопроса. Сложно комментировать, что «чины и звания корпусников указаны русские, по немецкой линии они поставлены в скобках»[17], причем как немецкое звание в тексте фигурирует «рядовой» (правильно – «стрелок» или «солдат»). Вызывает недоумение использование архаичного термина «чины», вместо «военнослужащие» или «личный состав». Служившие в полулазарете корпуса сестры-хелферин называются «сестрами милосердия». Само утверждение об их службе в корпусе является несостоятельным – сестринский персонал любых медицинских учреждений армии и войск СС относился к служащим невоенной организации Немецкого Красного креста и не мог числиться в составе воинских частей и соединений[18].

В тексте упомянуто значительное число лиц, никогда не служивших в формировании. Так, бывший офицер парагвайской армии и бразильской полиции эмигрант Святослав Голубинцев, в интересующий период проживавший в Бразилии и работавший представителем в ликерной фирме «Дубар»[19], фигурирует как «ротмистр» корпуса[20]. Бывший летчик российских и югославских

ВВС Георгий Янковский так же значится военнослужащим РОК. Свою смерть он якобы нашел в 1943 г. в Сараево[21] (в действительности погиб в звании бойника ВВС Хорватии при катастрофе самолета 9 сентября 1944 г. на аэродроме Залужаны под Баня-Лукой[22]). Авторов, вероятно, не смущали даже логические нестыковки, что в пехотных частях, к которым относился корпус, не было кавалерийского звания «ротмистр», а в 1943 г. военнослужащему РОК было достаточно трудно погибнуть в районе Сараево, отделенном от его зоны действия государственной границей и расстоянием в несколько сотен километров.

И, наконец, удивляет крайне странный подбор информации, отобранной авторами для включения в справочник. Например, говоря о немецком военном формировании, участвовавшем во Второй мировой войне, они достаточно скрупулезно переписывают сведения о полученных его солдатами и офицерами за 20 и более лет до рассматриваемых событий некоторых российских орденах (Св. Георгия, Св. Владимира и Св. Николая Чудотворца). Однако ни словом не упоминаются многочисленные награды Германии и Хорватии, которыми те были отмечены в интересующий период. Принимая во внимание, что подобная информация присутствует даже в использовавшихся ими источниках, мы не беремся найти логику в подобном выборе.

Частично рассматриваемый нами вопрос затрагивается в ряде отечественных диссертационных исследований. В качестве наиболее характерного примера приведем работу Сергея Дычко (научный руководитель – доктор исторических наук Виталий Ершов), рассматривающую историю русской военной эмиграции в Югославии. Об уровне данного «научного труда», в числе прочего, красноречиво свидетельствуют откровенно нелепые утверждения, что «Корпус был придан 65-му немецкому армейскому корпусу генерала Фельбера (поэтому корпус именовался «группой Фельбера»)» и «немецкое командование стало препятствовать работе вербовочных комиссий, и приток пополнений сократился»[23].

Зарубежными историками вопрос рассматривался крайне скупо.

В бывшей Югославии была опубликована статья Драголюба Петровича, посвященная частям РГЗО и РОК в восточной Сербии, а также затрагивающая некоторые общие аспекты истории формирования. Она содержит целый ряд не выдерживавших критики утверждений: например, пассаж, что в июне 1943 г. в рядах РОК числилось лишь 800 эмигрантов из «Югославии», а все остальные были набраны в Болгарии, Румынии и среди советских военнопленных. В том же году корпус, согласно данной статье, был расформирован и распределен отдельными полками по трем немецким дивизиям[24].

В современной Сербии издана книга Алексея Тимофеева, содержащая определенный объем сведений по интересующему нас вопросу, но она в основном повторяет работы российских историков, со всеми свойственными им рассмотренными выше огрехами[25].

Кроме того, на Западе издана брошюра о РОК американского историка Антонио Муньеза[26]. Вопросу посвящены и фрагменты ряда обзорных работ, среди которых необходимо выделить книгу немецкого исследователя Ханса Нейлина: она является первой известной нам монографией, где говорится, что до включения в состав Вермахта формирование носило название Русской группы заводской охраны[27].

Кроме нее данное принципиально важное обстоятельство освещено в немецкоязычной книге упомянутого выше историка Михаила Шкаровского[28].

Затронута рассматриваемая тема и документальным кинематографом: в 2013 г. в ограниченный показ вышел шестисерийный фильм «Русский корпус: свидетельства» (режиссер – Михаил Ордовский-Танаевский). Он фактически не добавил почти ничего нового к истории формирования, лишь повторив и развив разного рода мифы и домыслы[29]. Его авторам удалось взять интервью у целого ряда ветеранов корпуса, проживающих в различных странах Запада, но задававшиеся им вопросы не носили сколь-нибудь научного и системного характера. В итоге была упущена возможность собрать уникальный материал, касающийся конкретных аспектов боевой деятельности и повседневной службы формирования.

Исходя из всего вышесказанного, максимально подробное рассмотрение истории РОК представляется насущной и актуальной задачей для развития исторической науки в России и за рубежом. Для этой цели мы использовали, кроме рассмотренных исследований, ряд документов из отечественных и зарубежных архивов, мемуары бывших военнослужащих корпуса и других очевидцев и участников описываемых событий, материалы периодической печати периода войны, а также ряд других источников.

Автор считает своим долгом выразить искреннюю и сердечную благодарность всем, помогавшим ему в работе. В первую очередь, разумеется, он благодарит унтер-офицера ВС КОНР Александра Янушевского (Буэнос-Айрес, Аргентина), любезно согласившегося дать интервью о своей службе в рядах формирования. Настоятель буэнос-айресского православного храма Святой Троицы протоирей Александр Ивашевич предоставил доступ к материалам из архива церкви. И то, и другое стало возможно благодаря неоценимой помощи проживающей в Буэнос-Айресе исследовательницы Марии Кублицкой. Константин и Ольга Пио-Ульские (Нью-Йорк, США) подробно ответили на вопросы автора и предоставили для публикации ряд фото и документов из семейного архива. Ценные документы и литературу предоставили историки Олег Бэйда (Сидней, Австралия) и Клемен Коцянчич (Любляна, Словения). Эдвард Садовский (Вильнюс, Литва) любезно предоставил ряд фото из своей коллекции. Кроме того, автор выражает глубокую признательность за помощь, предоставленный материал и консультации Татьяне Пушкадия-Рыбкиной (Загреб, Хорватия), Сергею Чуеву (Москва, Россия), Алексею Зуеву (Белгород, Россия), Амиру Обходжашу (Загреб, Хорватия), Алексею Арсеньеву (Нови-Сад, Сербия).

Глава 1 Предпосылки создания русских частей в Сербии

Русская колония в начальный период оккупации Сербии

В последние годы перед Второй мировой войной Югославия обладала одной из наиболее крупных общин русских беженцев в мире – по данным Нансеновской канцелярии Лиги Наций на 1937 г. их число достигало 27150 человек. Для сравнения, в соседней Болгарии годом позже эта цифра приблизилась к 16500[30]. При этом нельзя забывать, что в данное число не входили лица, получившие иностранное гражданство.

«Апрельская война» 1941 г., разумеется, не могла не коснуться наших соотечественников. Достаточно широко известен факт участия русских солдат и офицеров королевской армии в боях против войск Германии и ее союзников. Несколько из них, например, командиры 112-й истребительной и 216-й бомбардировочной эскадрилий капитаны Константин Ермаков и Сергей Воинов, погибли в боях. Инженерный подпоручник запаса Борис Алексеев был убит уже после захвата в плен – военнослужащие сдавшейся в полном составе роты сидели без охраны у обочины дороги, когда с вершины холма за ними кто-то открыл огонь по немецкой колонне. Ответные пулеметные очереди задели пленных[31].

Вместе с тем это не меняло факта, что югославские власти и значительная часть русской эмиграции, особенно после мартовского антигерманского переворота, были настроены друг к другу крайне антипатично. По свидетельствам ветерана РОК Дмитрия Персиянова, в последние предвоенные дни властями составлялись списки наших соотечественников, подлежавших превентивному аресту и заключению в концентрационные лагеря – только по Белграду в них были внесены до 800 человек. Будущий редактор шуцкоровских газет «Ведомости Охранной группы» и «Русское дело» Евгений Месснер писал про реакцию русских на начало боевых действий: «она была «их», сербской войной, масонской, еврейской войной тех, по чьему наущению бесчинствовавшая чернь оплевала на улице подле Соборного храма германского посла»[32].

Алексей Сомов, ребенком видевший немецкие бомбардировки Ниша, также свидетельствовал: «Урусских настроение было приподнятое, они чувствовали грядущие перемены. Ходили упорные слухи, что под руководством Германии Европа пойдет крестовым походом против безбожного большевизма, будет освобождать, как раньше святой город Иерусалим от мусульман, Святую Русь от кровавого большевистского режима»[33].

В первые же дни оккупации руководитель Делегации по защите русских беженцев в Югославии Василий Штрандтман официально выразил немецкому командованию в Сербии заверения в лояльности русской эмиграции. Но практически сразу же он все равно был снят с должности из-за своих компрометирующих его в глазах оккупационных властей международных связей, в первую очередь в Великобритании[34].

Но в целом немцы относились к эмигрантам вполне нейтрально, в ряде случаев даже привлекая их к обеспечению безопасности, как это было, например, в Белой Церкви. Там, вскоре после занятия города, армейское командование поручило персоналу и не разъехавшимся по домам кадетам I Русского корпуса охрану участка дороги перед их зданием. Сменявшийся каждые два часа пост состоял из одного преподавателя или воспитателя и одного воспитанника со старой винтовкой и двумя патронами к ней. Разумеется, он выполнял скорее демонстративную, нежели реальную охранную функцию[35].

Война закончилась менее чем за две недели полным разгромом и капитуляцией Югославии. На ее руинах возникли два новых государства – Независимая держава Хорватия и Сербия, а значительные территории отошли Болгарии, Венгрии, Италии и Германии. Но мира это отнюдь не принесло – в стране возникли две крупные силы, поставившие своей целью борьбу против оккупации. Первой из них стало движение четников, возглавляемое югославским полковником Драголюбом Михайловичем (известное также как Равногорское движение или Югославская армия в отечестве (ЮАвО)) и выступавшее в качестве сторонников бывшего короля Петра II. Фактически оно возглавлялось местными воеводами, пользовавшимися высокой автономией, что сыграло впоследствии заметную политическую роль, которая будет рассмотрена нами ниже. Основа движения была заложена еще в 1940 г., когда правительством Югославии были созданы четницкие батальоны, предназначенные для ведения партизанской и диверсионной деятельности. Их военнослужащие в первую очередь обучались ориентированию на местности, чтению карт, преодолению водных преград, тактике организации засад и противодесантных действий, действиям в горной местности, владению холодным оружием и взрывчатыми веществами[36].

Второй повстанческой силой, сформировавшейся позже предыдущей, но достаточно быстро ставшей гораздо сильнее и популярнее у населения, была Народно-освободительная армия Югославии (НОАЮ), официально созданная политбюро Коммунистической партии Югославии (КПЮ) 27 июня 1941 г. Во главе нее бессменно стоял Йосип Броз (псевдоним «Тито»)[37].

Вместе с тем первые 2,5 месяца оккупации прошли без заметных акций подполья и перед русской эмиграцией в этот период в первую очередь стояла задача налаживания связей с новыми властями. Эту миссию взял на себя белградский журналист Александр Иванов, который, после переговоров с различными инстанциями, 7 мая подал в органы оперативной команды СД «Белград» проект создания единого русского представительства на территории страны. В итоге идея была одобрена и после различных согласований и переговоров приказом Уполномоченного командующего в Сербии от 22 мая было создано Бюро по защите интересов русской эмиграции в Сербии, во главе которого встал бывший генерал Михаил Скородумов. Данный орган структурно включал шесть отделов: финансовый (канцелярию), секретариат, культурно-просветительский, научно-образовательный (включавший Русский красный крест), административный, а также регистрации и печати. Одной из первых задач Бюро стала начавшаяся 11 июня перепись проживавших на территории страны русских, определившая в итоге их численность примерно в 20 000 человек[38].

О биографии начальника русского бюро можно сказать, что он был кадровым офицером российской армии и участником первой мировой войны. Тяжело-раненным попал в плен, трижды совершив попытки побега. В Россию вернулся в рамках обмена в 1917 г. Активно участвовал в белом движении и был ранен при штурме Киева[39]. Гораздо более важен для нашей работы факт того, что Скородумов являлся членом Корпуса императорской армии и флота (КИАиФ). Эта небольшая организация была создана 24 мая 1924 г. из числа офицеров, отколовшихся от Русского общевоинского союза (РОВС) – основной военной структуры русской эмиграции, и возглавлялась генерал-лейтенантом Константином Апухтиным. Группа стояла на позициях «легитимизма» – монархического течения, возглавляемого великим князем Владимиром Романовым[40].

Из ближайших приближенных Скородумова особо следует выделить журналиста Александра Ланина, руководителя отдела регистрации и печати, а также редактора информационного органа бюро – газеты «Русский бюллетень». С германскими спецслужбами он активно сотрудничал еще в довоенный период, а во время оккупации, действуя под шифром «М-12», являлся агентом аппарата руководителя ЗИПО и СД Белграда. Причем задания данного органа он выполнял и за пределами Сербии, как, например, в ноябре 1942 г. в Софии[41].

Первая попытка создания русского формирования, лето 1941 г

Начавшаяся 22 июня 1941 г. советско-германская война сразу же нашла свое отражение в деятельности бюро по делам русской эмиграции – уже на следующий день Скородумов отправил в неустановленную инстанцию в Берлине ходатайство о разрешении формирования русской дивизии для отправки на Восточный фронт с приложением проекта развертывания[42].

Наличие данного проекта свидетельствует о том, что подготовка к созданию формирования была начата в значительно более ранний срок. Кирилл Александров относит эти события к концу мая – началу июня, когда по приглашению Скородумова в Белград прибыл бывший генерал-майор Борис Штейфон[43], ранее работавший весовщиком-счетчиком вагонов на руднике Ртан в районе Бора. Ему было поручено немедленное составление штатного расписания и разработка плана развертывания дивизии, исходя из численности военнообязанных эмигрантов примерно в 5000 человек. Ее командиром Скородумов видел себя, начальником штаба – Штейфона, старшими офицерами – генерал-майоров Бориса Гонтарева, Ивана Кириенко, Николая Голощапова, полковников Николая Неелова, Якова Яковлева, других членов КИАиФ. Информацию о скором начале войны руководитель русского бюро, как предполагает Александров, мог получить от эмигрантов Петра Дурново (сотрудничавшего с Абвером в довоенный период) и Федора Вальдмана (руководителя объединения российских немцев в Сербии)[44].

Практически одновременно с отправкой скородумовского ходатайства группа известных в Сербии русских общественных деятелей во главе с Александром Ланиным опубликовала «Обращение к русскому народу и русской эмиграции», в котором выражала поддержку Германии в борьбе с СССР. В нем, в частности, содержался призыв к эмиграции быть готовой к возвращению на родину для «участия в построении Русского Будущего в союзе двух величайших Империй: Российской и Германской». Среди подписавшихся были Михаил Соломахин, Евгений Месснер, Василий Пронин, Евгений Шелль, Виктор Гордовский, Николай Тальберг, Николай Рклицкий, Дмитрий Персиянов, Николай Чухнов, Владимир Гриненко[45].

Однако из Берлина в кратчайшие сроки пришел вежливый, но отрицательный ответ[46]. Данное решение представляется вполне закономерным – германское военно-политическое руководство в тот период официально выступало против использования русских эмигрантов на Восточном фронте, что подтверждается нормативными актами и распоряжениями высших инстанций Рейха, изданными в этот период. Так, 18 июня руководитель гестапо Генрих Мюллер разослал во все отделения государственной полиции указ о препятствовании возвращению эмигрантов из России на Восток. За неразрешенное оставление места проживания или работы предусматривался арест. Официальное решение не принимать на службу русских эмигрантов и чехов было принято 30 июня[47].

Одиночные люди и небольшие группы русских успешно обходили подобные запреты и смогли попасть на фронт уже в первые месяцы войны преимущественно в качестве переводчиков немецких армейских частей. Но об официальном согласии на развертывание и отправку на фронт целиком русской части речи быть не могло.

Несмотря на то, что ответ из Берлина вызвал раздражение и неприятие Скородумова, своей «подготовительной» деятельности он не прекратил. 20 июля в театральном зале Русского дома состоялась первая лекция на тему «Ведение современной войны и боя» с объявленным обязательным присутствием для всех бывших военнослужащих. Бюро был открыт ряд специальных курсов по подготовке военных, административных, педагогических, полицейских и инженерных кадров. Из числа бывших российских офицеров были назначены начальники мобилизации по родам войск: Александр фон Аккерман (артиллерия), Вячеслав Ткачев (казаки), Дмитрий Коссиковский (кавалерия) и Дмитрий Шатилов (гвардейская пехота)[48].

Данная активность встретила неоднозначную реакцию даже в прогерманских кругах русской эмиграции. Например, журналист Николай Февр саркастически писал о «генералах-сорвиголовах», которые «устраивали какие-то пробные мобилизации и учения, вместо того, чтобы устроить курсы по изучению современных методов политической борьбы и пропаганды. Это, конечно, им трудно было сделать, т. к. за эти годы они не потрудились прочесть ни одной соответствующей книжки. Впрочем, и строевые учения они производили по уставу 1898 г.»[49].

Русская эмиграция в Сербии и массовое восстание лета 1941 г

Тем временем события в Сербии стали стремительно развиваться. 7 июля 1941 г., когда в Белой Церкви партизанами Вальевского отряда были убиты два сербских жандарма, принято считать днем начала масштабного антинемецкого восстания. Практически одновременно по всей территории страны пришли в действие 23 отряда НОАЮ (восемь – в западной Сербии, семь – в южной, по четыре в восточной и в Шумадии). Они наносили удары по немецким частям и местным полицейским подразделениям, прерывали железнодорожное и шоссейное сообщение, устраивали диверсии на промышленных объектах и складах. В короткие сроки повстанцами были заняты обширные районы, в частности, большая часть территории к востоку от Дрины в направлении Великой Моравы, вместе с городами Чачак, Ужице, Ужичка Пожега, Ариле, Иваница, Байна-Башта, Любовия, Крупань, Горни-Милановац и Врнячка-Баня. При этом, хотя основную силу восстания составляли именно коммунисты, они повсеместно действовали совместно с четниками Михайловича[50].

В этой обстановке ненависть повстанцев была обращена, в том числе на русских эмигрантов, которых вырезали целыми семьями. Скородумов в своих мемуарах приводил промежуточную цифру погибших примерно в 300 человек, в том числе женщин и детей. «В Русском доме, где находилось Бюро, все подвалы были забиты голодными русскими беженцами. С большим трудом была создана бесплатная столовая, но это не решало проблему»[51].

Данные оценки числа погибших представляются завышенными, но оно действительно было велико. Известны имена убитых священников Сергия Булавина, Вячеслава Яковлева (оба под Пожаревацем) и Вячеслава Зяпина (Жагубица), судьи, бывшего ротмистра Константина Шабельского (Пожаревац), капитана Рулева и инженера Троянова (рудники в Лисани), есаула Максима Каледина, инженеров Розанова и Казанского (Крупань), фотографа Попова (Баня Ковиляча), младшего унтер-офицера Юстина Мельника и поручика Севостьяна Годиенко[52].

Уже в первый месяц восстания партизанскими группами в районе Пожареваца были расстреляны девять фольксдойче, «белогвардейцев» и «пятоколоновцев»[53]. Дочь священника Сергия Булавина, Нина, оставила описание произошедшего в деревне Кула зверского убийства ее отца. Согласно ему, в 21.00 три вооруженных человека пришли в канцелярию общины и заставили казначея отвести их на квартиру отца Сергия. Когда священник открыл им, двое нападавших вошли в дом, а третий остался снаружи. Через час первые двое вышли, ударами прикладов заставляя Булавина идти с ними. При этом один из них нес большой сверток с вещами, замотанными в простыню. Священник пытался убежать, но третий повстанец схватил его и жестоко избил прикладом, после чего отца Сергия увели в сторону и вскоре селяне услышали выстрел. При осмотре на теле были найдены несколько проникающих ножевых ран в область груди, сквозная огнестрельная рана, а шея была перерезана на глубину 5–6 см[54].

Информацию об убийстве русского священника можно найти в сентябрьском отчете Пожаревацкого окружного комитета КПЮ: «2-я рота, которая оперировала в Пожаревацком уезде обошла 9 сел, подожгла архивы и провела митинги. В селе Малый Цернич они расстреляли попа-русского эмигранта, который передал немцам список наших товарищей»[55]. В том же месяце Майданпекским партизанским отрядом в районе Райкова был убит русский – кассир шахтерской кассы взаимопомощи, а в Благоев Камене немец – директор фабрики и еще двое русских (вероятно, из числа сотрудников). В Пожареваце повстанцы бросили гранату в квартиру «русской-сотрудницы Гестапо» (sik), убив ее отца и ранив мать («так же шпионку»)[56].

9 сентября, после захвата партизанами и четниками Гучи, на горе Елице были расстреляны среский начальник Радивой Хайдукович и председатель среского суда эмигрант Николай Скрипкин (по другим данным – Скрипин). Около 8.30 утра 20 сентября в канцелярии шляпной фабрики в Ягодине коммунист Предраг Павлович застрелил из револьвера ее управляющего, русского эмигранта Викентия Иванова, после чего скрылся.

2 октября 35 повстанцев из Краинского отряда заняли село Рготина, убив председателя общины Влайко Илича, общинного делопроизводителя Живана Илича и «белогвардейцев» Александра Мотведера и Тимофея Шевченко. В партизанских донесениях можно найти сообщения об убийствах русских эмигрантов при захвате Андриеваца, а в занятой 24 октября Сокобанье был расстрелян Михаил Погодин[57].

Эмигрант Евгений Герценштейн писал своему дяде, что Шевченко был убит 18-тилетним Драголюбом Голубовичем, когда, пытаясь спастись, выпрыгивал в окно. Перед немецким военным судом Голубович признался, что русского планировалось похитить, а убийство предусматривалось только при попытке побега. Впоследствии убийца был расстрелян вместе с остальными участниками налета на центральной площади Бора. Так же, по сведениям Герценштейна, при первом нападении на Рготину, 20 августа, был убит инженер Юрий Филиппов, легко ранен другой эмигрант – Сергей Ольденборгер, стреляли в Андрея Куксина. «Случаев издевательств было больше», в частности над начальником станции Метовница Шабельским и священником из Влаоле Вячеславом Зейном. В Лознице (под Жагубицей) стреляли в отца Иосифа Брагина, после чего тот уехал в Белград[58].

Сын русского врача Льва Мокиевского-Зубка из Лешницы, Олег, вспоминал о покушении на своего отца, которое 11 августа пытался совершить местный мясник Момчило. Отцу и сыну удалось повалить и разоружить серба. «Отец спросил: «Почему ты хотел меня убить?». Он ответил: «Ты служил в Белой Армии – Ты мой враг». Уходя, он сказал: «В другой раз я лучше рассчитаюсь». Мокиевские отнесли отобранную винтовку в участок и заявили о нападении, но полицейский начальник сказал им, что ничего сделать не может. На следующий день тот же Момчило с товарищем разоружил 14 жандармов и, раздав оружие повстанцам, перешел через Дрину, где убил четырех работавших в поле мусульман, принеся в город их отрезанные головы. Были и другие случаи убийств в округе, в том числе русского кузнеца из села Текериш, а после нападения на врача еще один русский житель Лешницы, Сергей Саливон, с семьей бежал в Шабац[59].

Для подавления восстания у Вермахта просто не хватало сил – на территории Сербии были развернуты лишь три (704-я, 714-я и 717-я), а в прилегающей восточной Боснии – одна (718-я) пехотные дивизии двухполкового состава. Численность каждой едва превышала 6000 человек. Оставляло желать лучшего и качество личного состава – части были укомплектованы в основном резервистами (например, в 714-й и 717-й дивизиях количество призывников составляло лишь 20 % от общей численности). Большая часть солдат имела от четырех до восьми недель подготовки, военнослужащие с боевым опытом были в меньшинстве (в 704-й дивизии – 30 % от общей массы)[60].

В этой ситуации немецкое командование, отчаянно запрашивавшее подкреплений для усмирения воспламенившейся страны, сделало ставку на привлечение на свою сторону местных сил. Причем речь идет не только об официальном сербском правительстве генерала Милана Недича – германские военные (в лице начальника штаба командующего в Сербии оберста Эриха Кевиша) и политические власти приняли решение расколоть ряды четников, направив их против коммунистов, вступив с этой целью в переговоры с одним из самых влиятельных воевод – Костой Пачанацем.

Пачанац с подчиненными ему людьми весь период с начала оккупации размещался в Топлице, не предпринимая никаких враждебных действий против немцев. Свою позицию он объяснял бессмысленностью сопротивления, приводя в пример подавленное германско-австрийскими оккупационными силами Топлицкое восстание 1917 г. Конфликтуя на этой почве с Михайловичем, Пачанац согласился признать правительство Недича и открыто призвал всех четников переходить под его командование для борьбы с коммунизмом[61]. Вплоть до своего расформирования в начале 1943 г. подчиненные ему группы так называемых «легализованных» четников несли службу в качестве коллаборационистской милиции, являясь важной частью оккупационной системы.

К этому периоду относится и возникновение другого, меньшего по масштабам, но крайне важного в контексте рассматриваемого вопроса формирования – действовавшего совместно с оккупационной армией отряда из русских жителей Шабаца. Согласно наиболее распространенной версии событий, после убийства пяти казачьих семей, проживавшие в городе казаки создали отряд численностью 124 человека под командованием есаула Павла Иконникова. Совместно с немецким гарнизоном (II батальон 750-го пехотного полка 718-й дивизии и полицейская рота «Шабац») он держал оборону против наступающих партизан и четников до момента деблокады города частями 342-й дивизии Вермахта и переброшенными с территории Хорватии усташскими подразделениями[62].

По другим данным, после ряда жестоких убийств русских, проживавший в городе бывший капитан Александр Погорлецкий предложил немецкому коменданту сформировать из эмигрантов вооруженный отряд, который усилил бы гарнизон города, насчитывавший на тот момент 180 человек (в том числе 60 местных фольксдойче) с одним танком. Погорлецкий сформировал взвод в 45 человек, который вскоре продемонстрировал свою надежность в бою с повстанцами, потеряв двух бойцов убитыми. Несколько русских получили ранения. После этого отряд был развернут до пяти взводов, общей численностью более 150 человек [63].

Шабацкий священник Григорие Бабович 18 сентября оставил в своем дневнике запись, в том числе про эмигрантов: «В город как подкрепление немецкому гарнизону прибыла одна рота хорватских усташей. Кроме них есть и около 50 вооруженных русских»[64].

В опубликованной спустя год статье (написанной, вероятно, одним из бойцов данного отряда) говорилось, что представители местной казачьей станицы уже на второй день войны прибыли к коменданту города со списком из 30 добровольцев, предоставив себя «в распоряжение немецкого командования для борьбы с коммунизмом». Оружие первый отряд, по тем же сведениям, получил 12 июля[65]. Стоявший во главе русской колонии Шабаца Павел Иконников, вместе со своим помощником есаулом Монастырским, вероятно, представлял скорее политическую фигуру. Здесь уместно вспомнить, что в одном из партизанских донесений от 14 августа отмечалось, что председатель Шабацкой общины подал в отставку, а на его место был поставлен «русский-белогвардеец»[66].

Бюро по делам русской эмиграции не осталось в стороне от данного прецедента и оказало помощь русскому отряду – во время приезда Иконникова и доктора Николая Мокина в Белград они имели встречу со Скородумовым, который передал им 5000 динаров на питание бойцов самообороны[67].

Шабчанин Мара Йованович вспоминал: «Железнодорожная станция опустела, лишь несколько «классов» [классные вагоны, вероятно приспособленные под огневые точки. – А.С.] стояло на путях вне станции по направлению к фабрике «Зорка». Стражу несли белогвардейцы». Одна группа русских, по данным югославского историка Драгослава Пермаковича, укрепилась в кафе на левой стороне улицы Масарика, а на территории химического завода «Зорка» в составе сформированного из рабочих отряда (усиленного немецким пехотным отделением) держали оборону около 30 фольксдойче и 10 русских[68].

Масштабный штурм города партизаны и четники начали в ночь с 22 на 23 сентября. К 4.00 гарнизон города удерживал только городскую комендатуру и территорию радиусом в примерно 200 метров вокруг нее. Нападавшие совершили ошибку, выключив во всем городе электричество (по данным Бабовича, это произошло около 3.00), что дало возможность обороняющимся в темноте перебрасывать на автомашинах группы бойцов на наиболее опасные участки.

Два командира русских взводов к этому времени были убиты, а все остальные ранены, но Погорлецкий, несмотря на ранение (у него было выбито 14 зубов и перебит нос) остался в строю и возглавил контратаку вдоль одной из улиц. Его отряд примерно из 70 человек шел вдоль домов, выбивая оттуда повстанцев, а посередине улицы двигался танк. Рассеяв партизан на церковной площади, они развили удар в двух противоположных направлениях. В итоге к 9.00 утра город был полностью очищен от повстанцев, но ожесточенный бой продолжался в течение всего дня. Среди погибших при обороне русских можно назвать казачьих есаулов Храмова, Коченгина, Наумова и хорунжего Пилипенко.

Пропали без вести подпоручик Гирко и стрелок Григоров[69].

24 сентября к Шабацу подошли части 342-й пехотной дивизии Вермахта (698-й пехотный полк, III дивизион 342-го артполка, 342-я противотанковая рота, 1-я рота 342-го саперного батальона), II батальон 750-го полка и части хорватской милиции. Они начали зачистку города и прилегающей местности, включавшую в том числе интернирование и заключение в специально созданный концентрационный лагерь всего сербского мужского населения[70]. В записи от 27 сентября Бабович снова упоминает русских: «немцы грабили магазины. Их помощники, русские белогвардейцы и усташи, так же грабили и жгли дома на Камичке, так как, якобы, из них стреляли»[71].

Переговоры русского бюро с германским командованием в Сербии, подготовка к развертыванию формирования

На фоне общей ситуации в стране, в течение лета Скородумов продолжал попытки осуществить идею создания русского формирования, но переговоры он вел уже с представителями различных сил внутри Сербии, а основной целью была заявлена защита русского населения. Контакты с сербским политиком Димитрие Льотичем, занимавшимся в этот период созданием добровольческой команды из сербских коллаборационистов, не принесли результатов: в ее состав, как и в подразделения Сербской державной стражи (СДС), русские могли вступать лишь в частном порядке[72].

Больший интерес проявил германский Уполномоченный командующий в Сербии генерал Пауль Бадер – 31 августа Скородумов встретился с оберстом Эрихом Кевишем для обсуждения перспектив развертывания подразделений из эмигрантов. Посредником при этом выступал унтершарфюрер Ханс Бок – руководитель курировавшей национальные вопросы референтуры III В оперативной команды СД «Белград»[73].

Чем объяснить этот интерес к русскому проекту? Вероятно, ответ можно найти в докладе германского офицера для поручений ритмейстера Кампе, прибывшего в Белград 5 сентября для участия в подавлении восстания. Он констатировал недоверие Бадера и Кевиша к четникам Пачанаца, ввиду вскрывшихся фактов их сотрудничества с коммунистами, и повсеместное недовольство новыми союзниками на низовых уровнях: «Неясно, не поддерживают ли четники, несмотря на договоренности, постоянно растущую бандитскую активность. Поэтому войска жалуются на невозможную путаницу и неопределенность, так как они должны противостоять коммунистическим бандам, но не могут ничего делать с четниками, хотя во многих случаях нет никакой разницы между коммунистами и четниками»[74].

Вероятно, инородные для Сербии и вызывавшие ненависть повстанцев русские эмигранты представлялись командованию оккупационных сил гораздо более надежными кадрами, чем сербские коллаборационисты.

Встреча длилась около двух часов, сам Скородумов впоследствии писал, что выдвинул на ней следующие условия:

– немецкому командованию подчиняется лишь командующий формирования, а остальные служащие – ему и назначенным им русскими начальникам;

– ни одно подразделение не может быть придано немецкими частям. Формирование должно действовать как единое целое;

– служащие должны быть одеты в собственную униформу;

– никто из служащих не приносит присяги, кроме командира;

– после подавления коммунистического движения в Сербии немецкое командование обязуется перебросить часть на Восточный фронт;

– формирование не может быть использовано ни против четников Михайловича, ни против иных государств[75].

Но почти все из них следует отнести к послевоенным домыслам самого автора. Так, сторонами однозначно не мог подниматься вопрос о неучастии русских в боях против четников: как уже писалось выше, весь период с начала восстания до поздней осени 1941 г. равногорцы и коммунистические партизаны действовали объединенными силами. До открытых столкновений между ними дело дошло лишь в последние дни октября, а окончательный разрыв произошел в конце ноября. Достаточно сказать, что менее чем через три недели после переговоров Кевиша и Скородумова, 19 сентября, в селе Струганек состоялась встреча Йосипа Тито и Драголюба Михайловича. В ее результате была достигнута договоренность (фактически утверждено существующее положение) о ненападении и разделе трофеев. Вторая подобная встреча состоялась в еще более поздний период – 27 октября в селе Браичи[76].

Немногим менее нереальными выглядят пункты о непринесении добровольцами присяги и использование корпуса как единого целого. Присяга, по общему правилу, является обязательным условием зачисления на службу служащего военных или милицейских формирований в любой стране мира. Отказ от подчинения русских частей немецким военным инстанциям был бы неосуществим в условиях военных действий, что Скородумов как кадровый офицер с боевым опытом должен был отлично понимать.

Относительно предпоследнего пункта, согласно которому немецкое командование якобы должно было перебросить часть на Восточный фронт, точную картину дают свидетельства эмигранта Юрия фон Мейера, присутствовавшего на встрече в качестве переводчика. В числе прочего он изложил принятые Скородумовым условия Кевиша, который подчеркнул, что формирование будет именоваться группой заводской охраны и будет находиться в подчинении уполномоченного по хозяйству в Сербии группенфюрера Национал-социалистического авиационного корпуса Франца Нойхаузена. Он же сообщил, что никакая отправка формирования на Восточный фронт не планируется, так как он нужен для охраны промышленных объектов в Сербии. Кевиш также исключил возможность проведения какой-либо мобилизации – запись могла осуществляться лишь на добровольной основе[77].

Версия о якобы имевшем место обмане добровольцев со стороны германского военного руководства, не отправившего, вопреки обещаниям, корпус на Восточный фронт, стала широко озвучиваться в середине второй половины XX века, вполне возможно под влиянием изданных Скородумовым мемуаров. Но в более ранних публикациях она не встречается. Так, в августе 1947 г. в «Вестнике» американского отдела РОВС был опубликован ответ неназванного компетентного русского эмигранта (бывшего российского старшего офицера, на 1941 г. проживавшего в Белграде) на письмо начальника союза Алексея Архангельского с просьбой разъяснить обстоятельства создания шуцкора. Респондент прямо писал, что «немецкие оккупационные власти в Сербии объявили о формировании Русской «охранной группы» с очень скромными задачами местного характера»[78]. В мае 1950 г. ветеран корпуса, скрывавшийся под инициалами «Б.В.» также свидетельствовал, что «цель создания корпуса была ясно сформулирована в немецком приказе: «для охраны объектов в Сербии»[79].

Полную несостоятельность утверждений об «обмане» доказывает и одно из сентябрьских донесений шефа полиции безопасности и СД обергруппенфюрера Рейнхарда Гейдриха. В нем он, на основании донесения оперативной команды «Белград», сообщал про достигнутую на переговорах со Скородумовым договоренность, что формирование будет использоваться для защиты хозяйственных объектов, в том числе, по просьбе групенфюрера Нойхаузена, рудников. После нормализации ситуации в Сербии русские части должны были быть расформированы. Так же до сведения Скородумова было доведено, что они ни при каких обстоятельствах не могут быть использованы на Восточном фронте[80].

Бесспорен только пункт, касавшийся необходимости введения для бойцов группы собственной формы. Фактически она представляла собой переделку старой югославской, в достаточных количествах захваченной на складах (впоследствии появилась сделанная на ее основе униформа темно-коричневого цвета). Самым интересным ее элементом (декоративного характера) являлось ношение имитации старых погон российской армии, обозначавших последнее звание служащего в вооруженных силах Российской республики или же в белогвардейских армиях. Ситуация с ними подчас доходила до по-настоящему анекдотических случаев. Например, Владимир Бодиско (родившийся в 1912 г. и в российской армии, соответственно, не служивший), вспоминал, что начальник ветеринарного отдела доктор Василий Истомин приказал ему нашить погоны капитана на основании того, что в дореволюционной России все имевшие высшее образование при зачислении на государственную службу автоматически получали соответствующий ему ранг губернского секретаря[81].

Актуальные звания офицерского состава должны были отмечаться на петлицах: лейтенант имел узкую серебряную полоску, обер-лейтенант – такую же полоску с одним, а гауптман – с двумя ромбиками. Майор – две серебряные полоски, у оберст-лейтенанта они дополнялись одной, а у оберста – двумя ромбиками. У генерал-майора была одна золотая полоска, а так же красный генеральский лампас на брюках и красная подкладка шинели. Звания остальных служащих определялись количеством углов из серебряной тесьмы, нашитых на рукаве выше локтя (один – у ефрейтора, два – у унтер-офицера, три – у фельдфебеля)[82]. Единственным изменением в покрое старой югославской униформы стала переделка стоячего воротника полевого кителя в отложной. На него нашивались петлицы из шинельного сукна. В частях группы в основном использовались чехословацкие стальные шлемы vz.32, но встречались и старые немецкие М16, в обоих случаях, как и форма, доставшиеся «в наследство» от югославской армии. С передней стороны на них белой краской наносились знаки так называемого «ополченческого» креста.

После встречи Мейер советовал Скородумову распространить информацию о добровольном, а не обязательном характере формирующейся группы, а также о ее задачах, но последний ответил, что в таком случае он не сможет выполнить данное Кевишу обещание о наборе не менее 1500 добровольцев. Даже ближайшим приближенным Скородумов сообщил о результатах переговоров с искажением ряда моментов «в желательную для себя сторону»[83].

Что же представляла из себя заводская охрана в системе милитаризированных организаций Третьего рейха? Непосредственно на территории Германии это были небольшие группы полицейского типа, создаваемые на заводах и фабриках в первую очередь с целью предотвращения краж и саботажа. Они так же нередко привлекались к обеспечению ПВО своих объектов.

Административно данные подразделения находились в подчинении министерства авиации. Как правило, служащие заводской охраны носили темно-синюю или серую униформу с открытым или закрытым воротником и фуражки армейского образца. Символика отличалась разнообразием, но обычно использовались фуражечный и нарукавный знак заводской охраны. Первый – овальной формы, носившийся на левом рукаве, был вышит серебристо-серой нитью на черном или сером фоне и имел такой же серебристо-серый кант. Он состоял из стилизованного изображения фабрики, располагавшегося между крыльями и над половиной шестерни. Сверху, с наклоном влево, располагался щит, украшенный черной свастикой. Алюминиевый знак на фуражке был в форме орла со щитом. Иногда так же носились петлицы с эмблемой компании. Манжетные ленты бывали разных цветов с выполненными печатными буквами надписями «Werkchutz»[84].

После победы над Польшей и создания на ее территории Генерал-Губернаторства в заводской охране появились иностранцы – поляки и украинцы. Из последних в конце 1939 г. были даже созданы три отдельных подразделения в Сталёвой Воле, Страховице и Скаржинско, численность которых к весне следующего года достигла 1000 человек. Их командирами были немцы при заместителях-украинцах[85]. Другие славяне поступали на службу поодиночке или небольшими группами. Так, например, на оружейную фабрику Штаера в Варшаве в 1943 г. на непродолжительное время устроились работать охранниками украинцы Леонид Муха и Юрко Слива, а на одном из предприятий немецких железных дорог во Львове служил местный житель Димитрий Сенчук. Один из украинских сотрудников охраны, Дмитро Бойко, вспоминая о своей службе в Варшаве, писал, что в отличие от сотрудников, охранявших электростанции, газо- и водопроводы и другие объекты, он и его сослуживцы, обеспечивавшие безопасность административных учреждений, были одеты не в униформу, а несли службу в штатском. Каждому выдавался носившийся за поясом пистолет[86].

Договоренность о начале формирования группы быстро достигла представителя МИД Германии при командующем в Сербии посла Феликса Бенцлера, выступившего резко против нее – Скородумов был вызван в посольство, где имел беседу с послом и советником миссии доктором Герхардом Файне, которые объявили ему о своей позиции. В ответ начальник бюро сразу же воспользовался протекцией Кевиша, который был крайне раздражен позицией дипломатических работников и в течение суток смог разрешить возникшую конфликтную ситуацию[87].

Штаты группы были готовы в первой декаде сентября. При этом от дивизионной структуры было решено отказаться в пользу бригадной. Согласно плану формированию подлежали: штаб, два стрелковых полка (по штатам стрелковых полков российской армии, существовавших до 1915 г.), два кавалерийских эскадрона, две батареи, саперная рота и авиазвено связи (два самолета Fi-156 «Шторьх»).

4 сентября начальник военно-училищных курсов РОВС Михаил Гордеев-Зарецкий пообещал Скородумову предоставить 18 юнкеров из состава роты допризывной подготовки, которые должны были составить комендантский взвод и принимать казармы бывшей югославской королевской гвардии в Топчидере, отведенные Кевишем для приема и размещения добровольцев. Один из этих юнкеров, Владимир Гранитов, впоследствии вспоминал, что Гордеев-Зарецкий в тот день был вызван к начальнику бюро прямо во время занятий и вернулся после них «радостно-возбужденный», сообщив оставшимся взводным, о необходимости формирования команды для назначенной на 7 сентября приемки казарм. В состав взвода, командиром которого был назначен Гранитов, вошли также Владимир Бабушкин, Геннадий Жеромский, Игорь Игнатьев, Владимир Кашкаров, Игнатий Копанев, Валентин Лагус, Владимир Мартыненко, Владимир Миролюбов, Эльмурза Мистулов, Петр Мономахов, Георгий и Николай Назимовы, Иван Пиноци, Олег и Юрий Плескачевы, Николай Секанов, Борис Тархан-Муратов, Георгий Шефер[88].

По-настоящему поворотным днем стала пятница 12 сентября, когда Кевиш вручил Скородумову приказ, разрешающий начать формирование группы. После этого начальник бюро отправился в Русский дом, где им были составлены свой приказ о формировании и сопровождавшая его агитационная «Информация» (содержание которой остается неизвестным). Месснер после войны утверждал, что их авторами на самом деле были Николай Чухнов и Александр Ланин. Чухнов же, не отрицая своего участия в работе, приписывал основное авторство Штейфону. В конечном итоге оба материала немедленно были отправлены в «Русский Бюллетень» для публикации, а их копии вывешены на стене Русского дома. Сдавая их в набор, Чухнов заявил немецкому военному цензору гауптману Танглу, что содержание полностью одобрено Кевишем, что, разумеется, не соответствовало действительности[89].

В приказе, подписанном Скородумовым и Штейфоном, среди прочего, говорилось, что «12 сего сентября мною получено распоряжение германского командования за № 1 с согласия сербских властей о призыве русской эмиграции в Сербии для формирования Отдельного русского Корпуса.

Командиром Русского Корпуса назначен я».

Далее Скородумов объявил набор всех военнообязанных в возрасте от 18 до 55 лет, оговорившись, однако, что «в первую очередь подлежат набору лица, проживающие в Белграде и его окрестностях» и что «охраняя личные интересы каждого эмигранта, я разрешаю явиться в первую очередь всем желающим и свободным».

Для медицинского освидетельствования новобранцев приказывалось создать пять врачебных комиссий. Бывшие военнослужащие пехоты и кавалерии должны были явиться в Топчидерские казармы к 9.00 18, артиллеристы и ранее не служившие лица – 19, казаки – 20, а военнослужащие технических войск и авиации – 21 сентября. Все, кто не мог прибыть на сборный пункт в указанные сроки, были обязаны, указав причины, зарегистрироваться в те же дни в Русском доме. Всем поступающим в корпус была обещана постановка на все виды довольствия по нормам германской армии, а ставки для обеспечения семей должны были быть объявлены дополнительно. Каждому рекруту надлежало принести с собой две смены белья, постельные и умывальные принадлежности, нож, ложку и кружку. Заканчивался приказ фразой «С Божьей помощью, при общем единодушии, и, выполнив наш долг в отношении приютившей нас страны, я приведу вас в Россию»[90].

Как можно видеть, приказ был выполнен в очень «обтекаемой» с юридической точки зрения форме: с одной стороны, объявлялась всеобщая мобилизация эмигрантов, а с другой – присутствовало разрешение о явке в первую очередь желающих и свободных. По нашему мнению, Скородумов использовал своеобразный психологический прием, внедряя в среду эмиграции мысль, что так или иначе, мобилизованы будут все годные для прохождения службы лица, но в начале желающим предоставляется право добровольной явки. Не менее «обтекаема» и фраза «я приведу вас в Россию»: не содержащая в себе прямого указания на отправку корпуса на Восточный фронт, она была призвана сыграть на чувствах эмигрантов, желающих участвовать в боях против Красной армии. И, наконец, сообщение о формировании «Русского корпуса» вместо группы заводской охраны и сокрытия истинной цели его создания следует признать прямой дезинформацией и обманом потенциальных добровольцев.

Определенный эффект среди эмиграции данные приемы действительно возымели. Например, эмигрант Сергей Афанасьев желал вступить в ряды формирования именно в надежде попасть на восток и изменил свои планы, записавшись в ряды Организации Тодта (ОТ), после разговора с немецким оберстом, объяснившим тщетность этих надежд[91].

Другой русский беженец, Сергей Смирнов (сын которого служил в корпусе), 1 октября писал своему племяннику, уже упоминавшемуся Сергею Герценштейну: «еще далеко не известно назначение корпуса: есть разговоры, что он идет в Россию, чтобы там, в тылу у немецкой армии, быть помощным органом, т. е. держать гарнизоны и т. п. Это национальное дело, и каждый должен в нем участвовать. Но есть или, вернее, была определенно другая версия: что это для работы против повстанцев. В таком случае, мое мнение, что это не наше дело, не русских гостей здесь в течение 20 лет»[92].

Кирилл Александров приводит утверждение Скородумова, что финансовые средства на развертывание формирования поступили не только от группенфюрера Нойхаузена, но и от американского консула в Белграде (50000 динаров)[93]. Но, так как все дипломатические органы США прекратили работу на территории бывшей Югославии еще в апреле, речь идет лишь об очередных домыслах бывшего генерала.

14 сентября произошло событие, которое сам начальник русского бюро описывал как свой трехдневный арест. По его словам, кроме приказа о его задержании из Берлина было прислано распоряжение о снятии с должности оберста Кевиша[94]. Налицо, по крайней мере, логическая нестыковка, как Кевиш мог продолжать оставаться на своей должности, если приказ о его смещении был отдан на таком высоком уровне?

На самом деле, Скородумова пригласили в СД для дачи объяснений перед комиссией во главе с оберштурмбаннфюрером Карлом Краусом. На допросе присутствовали и офицеры Вермахта, мягко пытавшиеся убедить бывшего генерала в невозможности формирования какого-либо «Русского корпуса». Затем руководителя бюро отвели в одну из комнат в канцелярии СД, объявили почетным гостем и предложили располагаться как дома. В знак протеста Скородумов отказался от приема пищи. 16 сентября с него взяли расписку о неразглашении сведений о немецкой политике на востоке и отвезли домой, запретив какую-либо политическую деятельность. Тогда же он был снят с поста начальника бюро по делам русской эмиграции[95]. Приглашенный вместе с ним Ланин просидел под арестом 22 дня, а сразу после освобождения, вместе с Чухновым, был командирован в Кладово [96].

Противники формирования, узнав об этих событиях, резко активизировали свою деятельность, начав забрасывать немецкие инстанции доносами, обвинявшими Скородумова в уголовных преступления дореволюционного периода и принадлежности к масонской ложе Великого Востока, а Штейфона в его еврейском происхождении. Было получено даже еще более странное ходатайство с требованием смещения Скородумова с должности за «авантюрные действия испортившие отношения с сербами». В Русском доме несколько бывших генералов и старших офицеров устроили бурный митинг, дошедший до срывания со стены приказа о призыве. Остановить его смог генерал Кириенко, в самый острый момент скомандовавший «смирно», произнесший патетическую речь и попросивший всех «трусов» удалиться из зала. Штейфон объявил, что продолжает формирование, а приказ был водворен на прежнее место. Вместе с тем, чуть позже он официально отказался от своей подписи под ним[97].

Несмотря ни на что, развертывание формирования было слишком необходимо оккупационной администрации, поэтому демарш Скородумова привел лишь к отстранению самого начальника русского бюро, но никак не сказался на продолжении акции.

Таким образом, мы можем заключить, что будущий РОК возник в сентябре 1941 г. как локальное формирование полицейского типа. Его создание представлялось немецкой оккупационной администрации необходимой мерой в виду крайне тяжелой ситуации в Сербии, благодаря чему была обойдена официальная негативная позиция руководства Германии по вопросу привлечения на службу русских эмигрантов. С другой стороны, надо отметить, что его создание происходило в атмосфере интриг в эмигрантской среде, некоторые проявления которых представляются однозначным манипулированием сознанием и попыткой ведения собственной политической игры со стороны Михаила Скородумова.

Глава 2 Формирование и развертывание первых частей русской заводской охраны

18 сентября к Топчидерским казармам стали стекаться добровольцы, большинство из которых находилось в приподнятом и возбужденном состоянии. От стола для регистрации прибывших распределяли в зависимости от наличия или отсутствия опыта военной службы: не имеющих такового направляли в I батальон, а остальных – во II. Говоря о строгости предъявляемых к новобранцам медицинских требований, можно привести свидетельство записавшегося 19 сентября Алексея Полянского, который называл осмотр «очень поверхностным»[98]. Есть и более подробные воспоминания о процедуре медицинского освидетельствования. Согласно одному из них, немецкий врач отказывался утверждать добровольца Ивана Недригайло из-за последствий крайне тяжелых ранений, полученных тем во время гражданской войны: одна его рука была прострелена выше локтя и не разгибалась из-за поврежденных сухожилий, а через всю грудь по диагонали шел глубокий шрам от удара шашкой. «Скажите этому добровольцу, – обратился к русскому коллеге немец – что его место в военном музее, а не на фронте!». Тем не менее Недригайло в конечном итоге был зачислен на службу[99].

Анатолий Рогожин приводил сведения, что средний возраст добровольцев был около 50 лет, но было среди них и несколько человек старше 75. Основной контингент рекрутов составляли ветераны Первой мировой и Гражданской войн, многие из которых являлись инвалидами, в том числе более 20 человек с ампутированными конечностями[100]. Например, на фотографии в личной карточке ефрейтора Александра Фадеева (бывший российский подполковник, поступил на службу 1 ноября 1941 г. в возрасте неполных 63 лет) хорошо видно отсутствие у него левого глаза[101].

Гауптман Андрей Невзоров в своих мемуарах описывал эпизод, произошедший при проверке постов в декабре 1941 г. в зоне антипартизанских действий под Крупанем и дающий, на наш взгляд, наиболее точную характеристику боевой «ценности» подобных кадров: «На следующем посту был юнкер Русет. Он бывал уже в боях в гражданскую войну и был ранен в голову. Рана его страшно уродовала. С левой стороны была удалена часть челюсти. На левое ухо он ничего не слышал, да и на правое плохо слышал. Подхожу к нему, спрашиваю:

– Как у вас, Русет, ничего не слышно?

– А? – Не слышит. Повторяю вопрос, все равно без толку. Кричать громко не могу. Ночь. Должна быть тишина. Плюнул и пошел обходить дальше»[102].

Можно сделать вывод, что вербовщиков в первую очередь интересовали чисто математические показатели роста численности формирования и крайне мало заботили реальные боевые качества набранного контингента. Недостатка в добровольцах не было – уже 1 октября число служащих достигло 893 человек, а несколькими днями раньше, 26 сентября, в составе Русского корпуса был развернут Стрелковый полк двухбатальонного состава. Его командиром был назначен оберст Иван Кириенко, командиром I батальона – майор Дмитрий Шатилов, II – майор Виктор Зборовский, а командирами пяти рот – Гауптманы Михаил Гордеев-Зарецкий, Владимир Гранитов (отец принимавшего казарму юнкера Гранитова), Михаил Тихонравов, Василий Скляров и Василий Игнатьев. Полковым врачом стал штаб-арцт Николай Мокин[103].

Оберст Кириенко, долгое время бывший правой рукой Штейфона, стал одним из немногих офицеров, заслуживших неприязнь у большинства подчиненных. Отмечалась его грубость и заносчивость, а также крайний монархизм, под влиянием которого он требовал от бывших офицеров элитных «марковских», «дроздовских», «корниловских» и «алексеевских» частей армии Врангеля отказаться от упоминания о своей принадлежности к ним[104]. Сергей Вакар писал: «Очевидно, генерала Кириенко после долгого жалкого беженского существования интересовало только собственное величие на новой должности и ничто больше»[105].

Первые недели формирования характеризовались, с одной стороны, большим количеством различных проектов и предложений, которыми Штейфона «заваливали» просители (так, генерал Ткачев предлагал создать «штаб российских ВВС», а Общество офицеров-артиллеристов требовало развертывания артбригады из шести батарей), а с другой – продолжающейся борьбой различных политических группировок вокруг будущего формирования. Начальник IV отдела РОВС генерал-лейтенант Иван Барбович требовал смещения Штейфона и гарантий отправки корпуса на Восточный фронт. В случае отказа от выполнения своих требований он угрожал издать приказ, запрещающий членам союза вступать в формирование. Штейфон, в свою очередь, отвечал на это агитацией с использованием уже записавшихся РОВСовцев. Национально-трудовой союз запретил вступление своим членам, но некоторые из них ослушались этого распоряжения[106].

Важен с политической точки зрения был факт полной поддержки формирования со стороны руководства Русской православной церкви за рубежом во главе с митрополитом Анастасием (Грибановским). Именно он 26 сентября назначил протоиерея Иоанна Гандурина корпусным священником, а иеромонаха Антония (Медведева) из монастыря преподобного Иова Почаевского в Словакии капелланом 1-го полка. Все дальнейшие назначения капелланов осуществлялись так же по его представлению[107].

2 октября введенное Скородумовым спорное название «Отдельный Русский корпус» было официально заменено более нейтральным «Русский охранный корпус» (нем. Russisches Schutzkorps), начальником которого, с присвоением чина генерал-майора, стал Борис Штейфон. Тем временем, с притоком новых добровольцев развертывание формирования шло все ускоряющимися темпами. 8 октября Стрелковый полк был переименован в Сводный полк трехбатальонного состава: I юнкерским батальоном (две роты) руководил майор Афанасий Егоров, II (три роты: стрелковая, техническая и артиллерийская) – майор Дмитрий Шатилов, III (три роты, в том числе 6-я, развернутая позже в конный эскадрон и две казачьи) – майор Виктор Зборовский. 16 октября закончил развертывание IV батальон, через два дня выделенный на формирование 2-го Сводного полка (получив, соответственно, номер I, а его роты стали 1-й, 2-й и 3-й). 23 октября был сформирован штаб бригады (командир – оберст Иван Кириенко, командир 1-го полка – майор Виктор Зборовский, 2-го – майор Афанасий Егоров)[108].

10 октября в состав корпуса влились бывшие русские защитники Шабаца. Штейфон лично посетил отряд и выразил благодарность его бойцам, а Погорлицкому обещал чин лейтенанта. Но тот был зачислен лишь стрелком и к концу войны смог дослужиться до фельдфебеля. В дневнике шабчанина Бабовича говорится, что русские, уезжая, продавали имущество, в итоге к началу ноября закрылись все русские магазины (Иконникова, Щербакова, Павлова, Монастырского и других) в городе. Надо отметить, что по каким-то причинам в будущем имел место антагонизм между бывшими людьми Иконникова и другими служащими. В июле 1942 г. газета «Ведомости Охранной группы» писала, что редакцией было получено письмо, в котором говорилось, что разбросанные по различным ротам участники обороны «служат предметом уколов и насмешек» со стороны сослуживцев и выражалось недовольство, что они не сведены в одну часть со своими офицерами[109].

Особняком стоит русский шабчанин Степан Кузнецов. В обороне города он не участвовал и оказался интернирован вместе с другими жителями, поэтому в корпус вступил непосредственно из лагеря «Черный Яр». Впоследствии Кузнецов служил в различных частях 2-го полка до последних дней войны[110].

Вооружение и материальное снабжение формирования шло за счет трофейного имущества бывшей югославской армии и поэтому зачастую оставляло желать лучшего. Так, например, Андрей Невзоров писал, что 7,92-мм винтовки «Маузер» М-24 и ручные пулеметы ZB-26/30 чехословацкого и лицензионного югославского производства были «очень высокого качества», но в I батальоне 2-го полка ZB были заменены на пулеметы «Шоша». «Более неудачного пулемета встречать не приходилось – тяжел, неудобен, имел сильную отдачу, плохую точность стрельбы и были очень капризны – «хочу – стреляю, хочу – нет»[111]. Револьверы первоначально приобретались в частном порядке и имелись преимущественно у офицеров, причем самых разных типов.

На основе свидетельств бывшего юнкера 1-й роты 1-го полка Александра Янушевского к названным выше образцам можно добавить тяжелые пулеметы «Максим». О качестве винтовок он отзывается не так положительно, как Невзоров, называя его средним (хуже немецких аналогов). В период его службы[112] отсутствовали не только некоторые предметы снаряжения, как, например, бинокли («вероятно, были старые русские бинокли у офицеров») и ракетницы, но даже гранаты [113].

В донесении уполномоченного командующего в Сербии от 5 декабря 1941 г. сообщалось, что формирование русских охранных частей проходило трудно. Отмечалась нехватка в первую очередь униформы и обуви[114]. Про крайне плохое снабжение обувью в начальный период существования формирования писал и уже упоминавшийся нами ветеран с инициалами «Б.В.». По его свидетельствам, к этому времени относился приказ, согласно которому сапоги могли носить лишь офицеры, но никто не обратил на него внимания [115].

Показателен пример с формированием ветеринарной службы штаба корпуса. По свидетельствам делопроизводителя ветеринарного отдела Владимира Бодиско, к концу 1941 г., кроме его начальника, Василия Истомина, было еще шесть врачей и лишь один опытный фельдшер – унтер-офицер Оглуздин. На фельдшерские должности назначали инженеров и студентов агрономии, студентов ветеринарных факультетов, несмотря на то, что их знания были лишь теоретическими при полном отсутствии практического опыта обращения с лошадьми[116].

Отдельно необходимо остановиться на I «юнкерском» (в немецких документах – «кадетском») батальоне 1-го полка[117]. Приказом майора Егорова он был разделен на роты по признаку образовательного уровня: 1-я рота (командир – гауптман Гордеев-Зарецкий) комплектовалась лицами, получившими среднее образование, а 2-я (гауптман Владимир Гранитов-старший) – имеющими дипломы высших учебных заведений. Не имеющие среднего образования молодые люди и подростки предназначались для развертывания 3-й роты батальона (командир – гауптман Алексей Семенов). Но на практике данный принцип соблюдался далеко не всегда: в первых двух ротах зачастую оставались младшие братья соответствующих установленным требованиям юнкеров и наиболее способные из числа молодежи, а в 3-ю роту, наоборот, отправляли показавших себя худшим образом лиц из первых двух категорий. Личный состав 2-й роты был неоднороден – по воспоминаниям Андрея Невзорова, возраст служащих колебался от 20 до 34 лет, все были выпускниками русских кадетских корпусов. Многие были с высшим техническим образованием, но были и студенты[118].

Также можно подробнее остановиться на 4-й «технической» роте II батальона (с развертыванием роты гауптмана Семенова ставшей 5-й), начальником которой был гауптман Евгений Лукин. Алексей Полянский писал, что кроме бывших офицеров железнодорожных и инженерных войск среди солдатского состава были и люди с техническим образованием без опыта военной службы. 4-й взвод состоял практически исключительно из бывших военнослужащих летного состава под командованием лейтенанта Константина Антонова (офицера российских и югославских ВВС) и в обиходе именовался «авиационным». Подготовка личного состава велась по дореволюционным российским уставам и исключительно силами русского командного состава[119].

11 ноября 1-й полк принял присягу, после чего состоялся парад, на котором присутствовали генерал Бадер, оберст Кевиш и группенфюрер Нойхаузен. Спустя семь дней, 18 ноября, германское командование решило наконец окончательно покончить с последствиями скородумовского демарша, и Русский охранный корпус был переименован в Русскую группу заводской охраны (нем. Russisches Werkschutzgruppe). Во внутреннем делопроизводстве на русском языке, а также материалах периодической печати периода войны эмигранты именовали формирование «Русская охранная группа»[120]. Одновременно продолжало использоваться и прежнее название, причем не только на разговорном уровне – даже печать штаба группы сохраняла надпись «Russisches Schutzkorps». Во избежание путаницы в нашей работе мы будем использовать вышеприведенное официальное название. Штаб бригады был расформирован (Кириенко стал помощником Штейфона). Кроме того, состоялось переименование частей: полки стали отрядами (нем. Abteilung), батальоны – подотрядами (нем. Unterabteilung), а роты – сотнями (нем. Hundertshaft)[121]. Общий состав группы к этому времени достиг численности 2950 человек[122].

Кроме идеологического, финансовый аспект следует так же считать одним из немаловажных факторов, обеспечивавших приток добровольцев – кроме собственно жалованья, семьи служащих получали пособие: 1600 динаров в месяц на жену и по 400 на каждого несовершеннолетнего ребенка. На 800 динаров могли рассчитывать пожилые и нетрудоспособные матери добровольцев. Периодически имели место и различные разовые акции поддержки со стороны немецкого командования. Например, к Пасхе 1942 г. семьям служащих РГЗО властями был выдано по 0,5 кг смальца по цене 44 динара за кг[123].

Владимир Бодиско писал про корыстные мотивы, двигавшие многими добровольцами, и негативные последствия, к которым они приводили: «Это побудило многих глубоких стариков и даже инвалидов, вступить в Корпус, отнюдь не из моральных, а чисто из меркантильных соображений. […] на основании своего прошлого и чинов добивались они командных должностей, препятствуя продвижению достойных и превращая свои подразделения в нечто подобное инвалидным командам»[124].

Довоенный спектр занятости добровольцев отличался разнообразием. Например, среди них была группа русских сотрудников белградского народного театра, пополнивших ряды РГЗО в октябре-ноябре 1941 г. – служащие оперы Георгий Рот, Виталий Лебедев, Александр Студенцов, оружейник Евгений Дукшинский и статист балета Николай Машеров[125]. По крайней мере один из рекрутов – бывший югославский подпоручник Владимир Вишневский, записанный стрелком – успел некоторое время послужить в формированиях Недича[126]. Но в целом число лиц, имевших современное военное образование и актуальный опыт службы, было невелико.

Среди эмиграции были и лица, негативно воспринявшие факт создания РГЗО. Показания одного из них, некого П. Иванова, можно найти в документах советской контрразведки СМЕРШ, касающихся начальника подотдела по формированию РОК по Жабальскому району Ильи Перекопского[127]: «Перекопский активно занимался вербовкой в «Русский добровольческий корпус», при этом проводил антисоветскую агитацию. Так, например, еще летом 1941 года, он лично мне предлагал записаться в корпус, при этом пропагандировал следующее: корпус создается для освобождения России от большевизма и установления там прежней власти, пришло время, нужно записываться в корпус, с помощью немцев будем освобождать Россию от большевиков. Когда я ответил, что подожду, то Перекопский мне заявил: «Ждать нечего, нужно использовать момент и выступить на борьбу против большевиков за освобождение Родины»[128].

Алексей Тимофеев утверждает, что постоянным явлением при вербовке были угрозы и шантаж по отношению к не желавшим записываться в группу эмигрантам[129]. Подобные утверждения можно найти и в ряде других источников. Например, Михаил Шкаровский приводит слова бывшего служащего Шевченко, в 1946 г. показавшего на допросе советскому следствию, что его вступление в РГЗО было вызвано угрозой Штейфона предать его полевому суду за отказ[130]. Югославский автор Сима Бегович писал об уроженце Ялты Сергее Компанийце, находившемся в заключении в нескольких лагерях на территории Сербии (в том числе в белградской «Банице») и Норвегии за отказ вступить в ряды рассматриваемого формирования[131].

Однако значительное количество мужчин-эмигрантов (в том числе призывного возраста) в период оккупации не состояло на службе в РГЗО и РОК. На фоне этого приводимые выше утверждения выглядят спорно. Вместе с тем косвенно почва для них была. Так, агенты разведштаба «Белград» имели задачу в числе ряда других приоритетных групп лиц уделять внимание и уклоняющимся от вступления в группу русским эмигрантам[132].

Вербовка за пределами Сербии, 1941 г

Ресурсы потенциальных добровольцев среди русской эмиграции в Сербии стали постепенно подходить к концу. В этой обстановке все большую роль для развертывания новых подразделений стали играть рекруты из других стран юго-восточной Европы. В числе первых среди них 29 октября из хорватского Осиека в Белград прибыли казаки бывшего дивизиона Императорского конвоя. Военнослужащие этой лейб-гвардейской части весь период эмиграции держались вместе и организованно прибыли в корпус в собственной форме и со своими штандартами. Там они были зачислены в 1-й полк как 7-я рота III батальона под командованием Гауптмана Николая Галушкина, а хор трубачей дивизиона стал оркестром полка. Интересен факт, что германское командование разрешило бывшим казакам-гвардейцам сохранить свою старую униформу, которую они носили в небоевой обстановке вплоть до включения в состав Вермахта[133].

Основным органом, осуществлявшим вербовку на территории Хорватии, был военный отдел Представительства русской эмиграции при правительстве НДХ под руководством генерал-лейтенанта Даниила Драценко. В начале 1942 г. он сам вступил в РГЗО и покинул территорию Хорватии, назначив своим заместителем генерал-майора Ивана Полякова. Известно, что перед отъездом Драценко поручил своему представителю в Травнике капитану Шмарову сбор группы рекрутов в жупах Лашва Глаж, Плива Рама, Усора и Соли, Посавье. Ее отправка в Сербию была назначена на 28 февраля [134].

Вербовка добровольцев велась при помощи хорватских властей, причем, по некоторым свидетельствам, имели место случаи принуждения. Так, в послевоенных югославских документах есть упоминание о русском эмигранте из Карловаца Стогарове, арестованном властями (вероятно, Усташской надзорной службой). В тюрьме его посетил другой эмигрант, Евгений Борделиус (в 1934–1938 гг. занимавший пост председателя местной русской колонии), и предложил Стогарову свободу в обмен на вступление в РГЗО. Последний принял данные условия и был немедленно освобожден, но в ту же ночь бежал к партизанам. В том же источнике говорится, что вербовкой в Карловаце руководил Леонид

Иванов, уполномоченный генерала Полякова в городе. В корпус записались русские карловчане Михаил Цертов и Гречкин[135].

Среди добровольцев были и офицеры хорватской армии Всеволод Колюбакин, служивший в штабе одного из военных округов Домобранства, и подполковник инженерных войск Всеволод Лавров, оставившие службу ради вступления в ряды русского формирования[136]. Но в целом поток рекрутов из Хорватии был относительно невелик и состоял в основном из представителей неквалифицированных профессий. Этому способствовала высокая занятость русских граждан НДХ, в том числе на неплохо оплачиваемой военной и государственной гражданской службе.

Еще одной соседней с Сербией страной, где осенью 1941 г. активно велась вербовка в РГЗО, была Венгрия, получившая после апрельской войны, в дополнении к ранее проживавшим на ее территории русским эмигрантам, значительную их колонию в бывших югославских районах Баната с центром в городе Нови-Сад. Впоследствии в одном из донесений «СМЕРШ» 3-го Украинского фронта говорилось, что: «Ближайшим его [Штейфона – А.С.] помощником являлся генерал Апухтин, именовавший себя «русским военным представителем при королевстве Венгрии». Апухтин руководил формированием «корпуса» в пределах провинции города Нови Сад». Имеются в донесении сведения и о других участниках набора русских в южной Венгрии. Например, 19 ноября 1944 г. СМЕРШ 17-й воздушной армии в Нови-Саде был задержан бывший полковник инженерных войск армии Врангеля Александр Сахновский, отвечавший в аппарате военного представителя за комплектование саперных частей РОК. Тем же органом был арестован и начальник штаба Апухтина – бывший руководитель канцелярии штаба КИАиФ Алексей Мариюшкин[137].

Русское военное представительство являлось структурой, объединившей в своих рядах все эмигрантские организации югославского периода. Апухтин поддерживал тесный контакт с оперативной командой СД «Нови-Сад» в лице ее руководителя унтерштурмфюрера Карла Памера, который докладывал в Белград обо всех его связях[138].

Согласно данным Юдит Пихурик, в одном из адресованных министру внутренних дел Венгрии донесений сообщалось, что осенью 1941 г. немецкое командование в Белграде провело переговоры с Апухтиным на предмет набора проживавших в Венгрии русских в возрасте от 18 до 50 лет. Отмечалось, что многие эмигранты протестовали против этой акции, кроме того в венгерских силовых структурах существовали подозрения, что эти недовольные могут донести о вербовке в английские и американские дипломатические органы, представив ситуацию в «тенденциозном виде». Говорилось также о возможной политической борьбе и интригах за право распоряжения 1 500 000 пенге, выделенных венгерским Генеральным штабом на проведение набора. Вместе с тем необходимо отметить, что немецкая сторона брала на себя все расходы, связанные с вербовкой и транспортировкой добровольцев. Совершенно беспрецедентным является тот факт, что об этой акции первоначально не имели представления ни Министерство иностранных дел, ни премьер-министр Венгрии[139].

По воспоминаниям Владимира Черепова, он был первым из русских, отправленных Апухтиным в сербскую столицу для проведения переговоров о вербовке. Там апухтинский курьер имел встречу с оберстом Кевишем, который обещал полное содействие венгерской акции. Черепов взял на нее своего друга-эмигранта, бывшего капитана югославской авиации, выполнявшего функции переводчика с немецкого. По нашему предположению, речь может идти о бывшем югославском майоре Борисе Климовиче. Свое последнее звание он получил перед самой войной, 31 декабря 1940 г., поэтому Черепов мог не знать об этом производстве. В довоенный период семья Климовича проживала в Нови-Саде. В заводской охране Борис прослужил очень недолгое время, уволившись, чтобы перейти на службу в ВВС Хорватии[140].

В конечном итоге Апухтин получил одобрение премьер-министра Венгрии вербовки. Известно, что русский военный представитель выдвинул немецкой стороне условия обеспечить бесплатный проезд, возможность увольнения со службы желающим и одобрение акции со стороны начальника Генерального штаба Венгрии. Определенные трудности вызывало то, что большинство добровольцев не являлись венгерскими гражданами. В Нови- Саде из стекающихся русских формировали группы по 125 человек и после медицинского освидетельствования транспортировали в Сербию. Первая из них планировалась к отправке 15 декабря[141].

Один из добровольцев, Леонид Трескин, в своих мемуарах дает более подробную картину переброски пополнений. По его словам, непосредственно на месте был сформирован подотряд, командиром которого стал Александр Черепов (отец Владимира Черепова). В 1-ю сотню отбирали исключительно бывших офицеров (ее командиром был назначен сам Трескин), во 2-ю (Пантелеймон Козинец[142]) – кавалеристов (преимущественно бывших солдат) и в 3-ю – во главе с Михаилом Зозулиным – казаков. Первой в Белград на грузовиках отправили 3-ю сотню, за ней – 1-ю и, наконец, последней – 2-ю. Вербовка в Нови-Саде проходила в снятом специально для этой цели доме на улице Царя Николая II, где поместилось представительство РГЗО, которое возглавил Апухтин, а начальником канцелярии стал бывший гвардии полковник Георгий Дворжицкий[143].

Акция по вербовке русских получила освещение в венгерской печати. 8 апреля 1942 г. в «Ведомостях Охранной группы» был помещен краткий обзор данных публикаций: «Уже некоторые венгерские газеты приводят сведения о Гоуппе и даже помещают фотографии. Одна из газет пишет, что с формированием частей Группы эмиграция активно включилась в борьбу против коммунистов. Даже упоминается казак Жарков – он и все его 4 сына вступили в ряды бойцов»[144].

Вместе с тем были и обстоятельства, затрудняющие работу вербовщиков: среди эмиграции прошел слух, что сформированные части немцы не задействуют в боях с коммунистами, а отправляют для несения службы в Голландию. Имел место эпизод, когда трое рекрутов из одного из сел в Южном крае, заявили, что в ноябре они поступили на службу, полагая, что набор обязательный и лишь в декабре им объяснили про его добровольный характер[145].

Подразделение Черепова по прибытии с Сербию положило начало формированию 3-го отряда в качестве его I подотряда. Но набор русских жителей Венгрии на этом не закончился. Доброволец Николай Коровников вспоминал: «ввиду того, что я говорил по-венгерски – меня не взяли сразу на Ванницу, а оставили при Апухтине. Там был у нас этап: приезжали русские из других мест, останавливались на этапном пункте и оттуда ехали дальше в Корпус»[146].

Согласно свидетельствам Анатолия Янушевского, уже осенью 1941 г. в ряды группы были зачислены несколько эмигрантов из Франции, которых он называет своими знакомыми, из чего можно сделать косвенный вывод, что это были люди среднего возраста, вероятно ветераны Гражданской войны [147].

Рассмотрение обстоятельств вербовки подтверждают сделанный выше вывод о большом значении, которое имело развертывание частей из эмигрантов в глазах немецкого командования. В то же время качество личного состава вспомогательного формирования, уровень его подготовки и вооружение оставались на втором месте: осенью 1941 г. ставка делалась лишь на набор в кратчайшие сроки максимального числа добровольцев.

Глава 3 Первые бои, конец 1941 г

В период развертывания РГЗО командованием германских вооруженных сил был принят целый ряд других мер для подавления восстания. 18 сентября 1941 г. в Сербию из Афин вместе со своим штабом был командирован командующий XVIII горного армейского корпуса генерал Франц Бёме, перед которым были поставлены три основные задачи:

– обеспечить работу железнодорожной связи между Белградом через Ниш на Солун и Софию, а также сообщение по Дунаю;

– обеспечить добычу меди на Борском руднике, а также сурьмы в Митровице и к западу от Вальево;

– используя свежие немецкие силы, переброшенные в страну, подавить партизанское движение и очистить Сербию от повстанцев.

Для их решения Бёме были подчинены 342-я и 113-я пехотные дивизии[148]. Кроме того, на протяжении осени немецкая группировка в Сербии усиливалась за счет поступления тяжелого вооружения, в частности, танков. Так, в дневнике начальника генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковника Франца Гальдера записано, что 17–18 сентября в Сербию были отправлены 75 трофейных французских танков «Рено»[149].

Для сдерживания партизанской активности были приняты и меры устрашения – приказом генерала Бёме от 10 октября 1941 г. была введена практика расстрелов сербских заложников в ответ на убийства повстанцами представителей оккупационных сил и администрации. Отныне за каждого убитого немецкого военнослужащего подлежали расстрелу 100 человек из числа местных жителей и захваченных боевиков, а за каждого раненого – 50 (на практике данные цифры часто варьировались в большую или меньшую сторону). Массовые казни начали осуществляться уже спустя несколько дней военнослужащими блокированного немецкого гарнизона Кральево. Первые 300 арестованных сербов были расстреляны 15 октября, а на следующий день, за погибших накануне при отражении партизанско-четницкого штурма 25 солдат и офицеров (в том числе сербского поручника), казни подверглись еще 1755 заложников (в том числе 19 женщин) [150].

На прошедшей 14 и 17 ноября в Белграде конференции руководителей немецких штабов и служб в Сербии было определено, что ликвидация занятой партизанами зоны на западе страны вдоль реки Морава с центром в Ужице (так называемой «Ужицкой республики») является первостепенной задачей из-за огромного хозяйственного значения богатого стратегическим сырьем региона. Окончательный план по ее зачистке и разгрому потрепанных в предыдущие месяцы партизанских отрядов был утвержден 18 ноября, а сама операция должна была начаться 25 числа того же месяца[151].

Основная роль в ней отводилась частям 342-й дивизии (113-я перешла в наступление лишь 27 ноября), разделенным на три боевые группы (БГ):

– «Запад», в составе I и II батальонов и штаба 699-го пехотного полка, двух артиллерийских дивизионов и 1-й батареи и взвода горных орудий 342-го артиллерийского полка, 3-й роты 342-го саперного батальона, связных и санитарных подразделений, 2-й и 6-й дивизионных колонн снабжения. Общая численность – примерно 3100 солдат и офицеров. В задачу группы входило наступление по направлению Вальево – Любовия – Байна Башта, а затем – от Рогачицы и Байна Башты через перевал Кодиньяче на Ужице;

– «Север А», в составе 698-го пехотного полка, 2-й роты I батальона 202-го танкового отряда, 342-го противотанкового батальона (без одного взвода), 342-го саперного батальона (без 3-й роты), III дивизиона, 7-й батареи и 2-го взвода горных орудий 342-го артиллерийского полка, роты тяжелых минометов, I батальона 697-го и III батальона 699-го пехотных полков, подразделений 342-й роты связи, хирургической группы, 5-й и 10-й дивизионных колонн снабжения. Общая численность – около 4000 человек. Задача – наступление по линии Вальево – Косерич – Ужице;

– «Север Б», в составе штаба и II батальона 697-го пехотного полка, 3-й роты I батальона 202-го танкового отряда, подразделений 342-й роты связи, 1-й и 4-й дивизионных колонн снабжения. Общая численность – примерно 1500 военнослужащих. БГ оперировала в районе Вальево, осуществляя тыловое прикрытие группировки и являясь ее оперативным резервом[152].

1-й отряд РГЗО, по замыслу немецкого командования, в ходе операции должен был усилить БГ «Север А». Кроме того, 21 ноября уполномоченный командующий в Сербии выпустил распоряжение, согласно которому РГЗО с начала декабря передавались под охрану хозяйственные объекты белградского акционерного общества «Антимон». То есть русский отряд должен был сначала принять участие в освобождении промышленных объектов в Подринье, а затем приступить к их охране, что позволяло высвободить части Вермахта для непосредственного решения задач по окончательной очистке территории от партизан[153].

1-й отряд против Ужицкой республики, ноябрь 1941 г

Переброска в район предстоящей операции отряда Зборовского была произведена тремя эшелонами в период 20–23 ноября: железной дорогой по хорватской территории подразделения отправлялись на станцию Кленак, откуда пешим маршем доходили до Шабаца. Общая численность части на тот момент составляла 1318 человек (73 офицера), а материальное имущество включало 161 лошадь, 13 повозок, четыре автомобиля и 157 велосипедов (1-я сотня была велосипедной)[154]. Другие подразделения и штаб группы в эти дни «переехали» из Топчидера в новое место дислокации – бывшие югославские казармы в белградской Банице.

Многие служащие оставили воспоминания об отправке на ту, первую для них, антипартизанскую операцию. Например, очень подробно описывал события служащий II подотряда Алексей Полянский: «20-го все люди уходящего батальона были отпущены на весь день для прощания с семьями.

В 4 часа утра 21 ноября мы были подняты звуками «Старого Егерского марша», столь знакомого всем служившим в Русской армии. Полковые трубачи играли под окнами нашей казармы. В 7 час[ов] ясного осеннего утра этого дня батальон в походной колонне, имея впереди хор трубачей, выступил из Топчидерских казарм на товарную станцию Белград для погрузки. Шли через «Топчидерско брдо», Сараевской и Караджорджевой улицами. Мы уже знали, что идем для очищения от коммунистов Подринского края. После погрузки, состав был переведен на пассажирскую станцию, где собралась большая толпа родственников и близких провожать нас. Последние поцелуи, пожатия рук, пожелания, слезы, сигнал отправления и поезд тронулся. Было около 10 часов утра».

В Кленаке выгрузились около 18.00. Дальнейшее движение могло осуществляться лишь пешком, так как железнодорожный мост был взорван и по нему с трудом проезжали даже конные подводы. На другой его стороне подотряд встретил Зборовский с оркестром, под звуки марша подразделение вступило в город. Вдоль тротуаров стояли толпы горожан. «Темнота не позволяла видеть – выражали их лица симпатию или ненависть». 6-я сотня разместилась в помещении городской гимназии, а 4-я и 5-я были отправлены в находящееся за чертой сторожевого охранения здание сельскохозяйственного училища[155]. Григорие Бабович оставил в своем дневнике запись о прибытие в Шабац 2000 «русских белогвардейцев». В воскресенье 23 ноября их хор пел в местной церкви[156].

Ill подотряд был выделен для участия в общем наступлении 25 ноября, поэтому накануне узкоколейкой был переброшен на станцию Лешница, откуда перешел в Лозницу. Остальные два выдвинулись пешим маршем, и утром 26 ноября развернулись в курортном поселке Баня-Ковиляча.

Основные силы повстанцев в районе Крупаня составляли три роты Вальевского отряда, усиленного Подринским. Из-за рассредоточенности и отсутствия возможности для переброски каких-либо подкреплений на данный участок эффективного сопротивления германским частям они оказать не могли. В итоге немцы в течение первого дня наступления продвинулись на 25 км и достигли населенных пунктов Става и Иве. Отступая, партизаны пытались замедлить продвижение противника, уничтожая дороги. Так, командующий БГ «Север А» докладывал в штаб дивизии, что под населенным пунктом Ластре путь был разрушен на протяжении 300 метров, которые было невозможно ни обойти, ни восстановить, так как участок находился под постоянным огнем[157].

Ill подотряд совместно с III батальоном 697-го пехотного полка при поддержке двух танков наступал на Заячу. Продвижение проходило тремя колоннами: две немецкие роты по горам обходили поселок с севера, 7-я и 8-я сотни, тяжелый взвод немецкого батальона и танки двигались по главной дороге, а 9-я сотня и рота 697-го полка – по горам в обхват с юга. В конечном итоге, Заяча была взята в тот же день после достаточно ожесточенной перестрелки в районе высот к западу от города. Как говорилось в донесении командира III батальона, наступающие сблизились с противником на 100 м, но повстанцы не приняли ближний бой и отступили, оставив 25 трупов. Потери немцев составили одного раненого, а трофеи – две винтовки. Чуть позже партизаны, двигаясь с юга, попытались контратакой отбить фабрику, но были отброшены. Рудник был занят русскими, а на прилегающих высотах выставлено охранение[158]. На следующий день в донесении генерала Бадера командующему юго-востока в числе прочего сообщалось и о том, что одно из подразделений РГЗО впервые было задействовано в акции[159].

Остальным силам отряда возможность принять участие в боевых действиях представилась позже – они вошли в состав группировки, собранной для наступления на Крупань. II подотряд покинул Баня-Ковилячу уже утром 27 ноября, имея задачей занять исходное положение у села Радаль, чтобы на следующий день совершить бросок на высоту Мачков Камен и 29 числа атаковать Крупань с юга. В свою очередь юнкера, двигаясь горным массивом Гучево, в течение 28 ноября должны были достичь села Горня-Борина и на следующий день наступать на город с запада. 9-я сотня III подотряда, высланная из Заячи, осуществляла охранение на пути движения I подотряда. В Баня-Ковиляче оставался 3-й взвод 1-й сотни.

С севера, по главной дороге Лозница – Столица – Крупань, наступала колонна III батальона 697-го полка с артиллерийской батареей. При ней же находился майор Зборовский со штабом отряда. Замкнуть кольцо окружения вокруг партизан должен был немецкий мобильный отряд в составе трех танков, саперного и конного взводов, в задачу которого входило, продвинувшись до села Мойкович, долиной реки Ликодры наступать с востока[160].

В течение 28 ноября II подотряд дважды имел столкновения с повстанцами: 5-я и 6-я сотни у высоты 645 под Миатовичами, а 4-я – у Турски Гроба (получил ранение, но остался в строю унтер-офицер Алексей Дуброва). Первую засаду устроила партизанская рота Живорада Любичича. Партизаны пропустили вперед передовой отряд примерно в 20 человек и атаковали основные силы, заставив их отступить к Радалю. Решив, что противник не станет наступать снова, партизаны занялись готовкой пищи, но русские атаковали людей Любичича, занимавших позиции в окопах времен Первой мировой войны и отбросили их к Столице. На высоте Турски Гроб в засаде было уже не только прежнее подразделение, но и подошедшая на помощь рота Бука Цвияновича. Партизаны снова планировали пропустить авангард колонны и атаковать основные силы, но на этот раз это у них не вышло. К вечеру подотрядом было занято село Планина, где служащие расположились в школе и прилегающих к ней домах. Два человека были арестованы как партизанские агенты, а еще одна женщина – как курьер (при ней была найдена записка с информацией о действиях РГЗО) [161].

Ill батальон 697-го полка смог в течение дня продвинуться до высоты 253. Его командир дважды докладывал об ожесточенном сопротивлении противника по обе стороны дороги. Продвижение осложнялось завалами на пути и разрушением трех мостов. Потери за сутки составили три человека ранеными, а урон повстанцев (на участке держали оборону Лозницкая и Баяличинская роты) был оценен примерно в 40 убитых. Основные силы группы заночевали в центре села Костайник. При этом противники находились в непосредственной близости – дошло до того, что в деревне Петрич, рядом с селом, в 500–600 м друг от друга остановились на ночь немецкий и партизанский отряды, не знавшие об этом соседстве. Местные жители бежали от боев в леса, поэтому репрессивные меры со стороны Вермахта ограничились отправкой в Шабацкий лагерь нескольких подозрительных лиц, а также поджогом стогов и двух-трех хлевов. Во дворе молодой селянки Виды Стефанович были обнаружены боеприпасы, несколько ранцев и котел, брошенные жившими там партизанами, за что она, по утверждению Драгослава Пармаковича, была изнасилована и убита[162].

I подотряд перед началом наступления столкнулся с проблемой отсутствия проводников, решить которую было поручено унтер-офицеру 1-й сотни Анатолию Янушевскому. Тот нашел достаточно хитрый способ: «Надо сказать, что каждую пятницу приходили на базар мужики соседних деревень. Тащили на продажу древесный уголь и всякую всячину. И вот я подумал, что они были бы великолепными проводниками.

Пошел на базар, у трех сербов купил древесный уголь и привел их в казармы, где им уплатили и сказали: завтра будете нашими проводниками»[163].

В течение дня подотряд полностью выполнил задачу, достигнув Горня-Борино, где встретился с 9-й сотней. Последняя, выполнив свою функцию, отступила в Заячу, а юнкера расположились на ночлег в районе села.

Наиболее тяжелый бой в тот день имел наступавший с востока мобильный отряд. Партизаны заранее располагали данными разведки относительно его состава и численности и основательно подготовились к засаде. В течение ночи ими был разрушен деревянный мост на реке Ступница между Бризьяком и Драгинцами, а силы роты Лале Станковича заняли позиции на высотах вдоль пути по линии: высота 144 – высота 214 – правый берег реки, имея отличный обзор всей местности. Сигналом к началу атаки должен был стать огонь тяжелого пулемета с правого фланга, где находился взвод под командованием Йозефа Антоловича «Хорвата» и ротного комиссара Радоицы Ненезича. Утром, когда отряд был вынужден остановиться перед разрушенным мостом, люди были прижаты к земле плотным огнем с трех сторон. Ситуацию осложняло отсутствие связи с другими наступающими подразделениями. В итоге выйти из-под обстрела удалось лишь к сумеркам. Один солдат погиб, семеро получили ранения, было потеряно 12 лошадей[164].

Этот бой имел важное значение для истории РГЗО благодаря тому, что в его ходе отличился находившийся при группе врач 1-го отряда Николай Голубев. Получив ранение, он под огнем противника продолжал оказывать помощь раненым немецким солдатам, сделав в общей сложности 22 перевязки, пока не был ранен вторично, на этот раз – тяжело. Германское командование не обошло вниманием его поступок, наградив медалью заслуг Ордена Германского орла с мечами[165].

Эта медаль (в данном случае, вероятно, серебряная), как и сам Орден Германского орла, представляла собой «дипломатическую» награду, предназначенную для награждения иностранных граждан за различные заслуги перед Рейхом[166], чем и объясняется ее вручение, в то время как боевых наград Германии служащие группы получать не могли. Само вручение состоялось 15 мая 1942 г., когда группенфюрер Нойхаузен, в сопровождении ряда германских офицеров и Штейфона, посетил в госпитале продолжавшего лечение Голубева [167].

29 ноября наступление на Крупань было продолжено. В некоторых послевоенных эмигрантских публикациях приводятся противоречивые описания перестрелки, которую якобы имел в тот день I подотряд. Но более правдоподобными представляются слова Александра Янушевского, по которым: «Никакой перестрелки не было вообще. Выстрелы, может быть, один-два, были где-то вдали, но не рядом с нашей колонной». Зато не вызывает сомнений другой эпизод, произошедший в тот день. Снова предоставим слово Янушевскому: «Я шел в этой колонне, сзади. Шли, курили, разговаривали, не строем. Партизан вышел сзади, и говорит: Братья русские (по-сербски). Он был с красной звездой – мы догадались, что он партизан, и вызвали начальство, как раз был корнет А. И. Янушевский, и рядом с ним был Константин Дрейлинг. Отец велел какому-то юнкеру: Чтоб партизан не удрал, срежь с него пояс и отрежь пуговицы со штанов. Его должны были передать в штаб. Но когда юнкер вынул перочинный нож, партизан подумал, что его будут резать, закричал: Не надо, не надо! Рядом был овраг, и партизан побежал туда и покатился в овраг. Юнкера, 2–3 человека, которые стояли рядом, стали в него стрелять и его убили. Его обыскали и нашли документы. Я документов не видел, и потому его фамилии и имени не знаю»[168].

Захваченный повстанец был уверен в заявлениях коммунистической пропаганды о скором прибытии советского десанта и принял бойцов I подотряда именно за этот мифический «десант»[169].

Все очевидцы однозначно сходились на том, что пленный был не рядовым, а «комиссаром» или «главарем местных партизан», в том числе основываясь на найденных при нем документах и записной книжке. На участке наступления I подотряда действовала партизанская рота Петра Савича, отступившая на Боранью, при этом сам командир роты погиб[170]. Вероятно, именно он и был тем партизаном, совершившим роковую для себя ошибку, выйдя к русской колонне.

В конечном итоге примерно к 16.00 подотряд вышел на заданный рубеж – к высотам на западной окраине Крупаня, а 2-я сотня смогла установить связь с II подотрядом. Примерно в это же время с северо-востока появилась белая сигнальная ракета, обозначавшая подход немецкого батальона[171].

По воспоминаниям Алексея Полянского, II подотряд в тот день начал наступление еще до восхода солнца. Под селом Кржава, отделявшим их от Крупаня, одна из сотен огнем отогнала разведку повстанцев, после чего русские ускорили марш и вошли в этот, расположенный на перевале, населенный пункт. Партизаны не оказали сопротивления и отступили, бросив две подводы (на одной из которых были котлы с пищей, а на другой – коммунистические газеты и литература) и четырех запряженных в них лошадей (одна пара была передана штабу подотряда, а другая оставлена в обозе захватившей трофеи 5-й сотни). После выхода на позиции и установления связи с соседними частями 4-я и 6-я сотни были брошены во фронтальную атаку на Крупань, а 5-я – через Томню на Баньевац, с целью отрезать партизанам пути отступления. Задача по занятию обоих сел ею была выполнена, но предотвратить отход противника все же не удалось[172].

Крупань был взят немецким батальоном, а позже под его контроль с боем перешел и Толисавац, на чем завершилась двухдневная операция по овладению важным в промышленном отношении районом Крупань-Столица [173].

Начало несения 1-м отрядом оккупационной службы в Подринье, декабрь 1941 г

Для 1-го отряда РГЗО наступил период несения в первую очередь гарнизонной службы: 4-я и 5-я сотни, усиленные двумя взводами 2-й[174], разместились в районе Крупаня, 1-я и два других взвода 2-й были переброшены на рудник Столица, 3-я и 6-я – в Лозницу, a III подотряд в полном составе остался в Заяче[175].

Вместе с тем, бои в районе были отнюдь не окончены – на 1 декабря партизанское командование назначило общее контрнаступление по линии Пецка – Крупань – Столица. Информации о тех боях имеется мало, и в источниках с обеих сторон она отличается крайней неточностью. По имеющимся сведениям, партизанская рота Лале Станковича должна была атаковать гарнизон РГЗО, размещавшийся в школе в Раджевской Ставе, а роты Живорада Любичича и Мике Вуйковца получили задачу захватить Томню (первая должна была наступать фронтально, а вторая – зайти с тыла через Кржаву). Кроме уничтожения гарнизонов все эти части имели цель забрать запасы муки, хранившиеся на сельских мельницах. О роли других повстанческих групп в этом нападении информации найти не удалось.

В Ставе партизаны вечером 30 ноября скрытно подобрались и заняли позиции на высотах вокруг школы, а утром 1 декабря с пением «Интернационала» открыли огонь по вышедшим на построение «белогвардейцам». Последние, однако, смогли контратаковать и отбросить нападавших. Получив подкрепление (вероятно из состава Раджевского батальона), повстанцы вновь вынудили бойцов РГЗО укрыться в школе, но, понимая бесперспективность продолжения боя, были вынуждены отступить в село Царина, потеряв одного человека – командира отделения Миле Сремковича – убитым. Томня была взята партизанами, но утром части РГЗО предприняли три контратаки и заставили их отступить на Рупавце [176].

Насколько можно понять, в последующие несколько дней установилось затишье, которое было прервано 8 декабря атакой повстанцев на Столицу. В послевоенных эмигрантских источниках этот эпизод описывался достаточно часто и подробно, обрастая подчас имеющими мало общего с реальными событиями подробностями. Наиболее правдоподобную картину боя оставил его участник Владимир Гранитов-младший, который приводит и подробное описание самого рудника. Его наземная часть размещалась в лощине и состояла из нескольких промышленных строений на гребне с юго-восточной стороны, каменного дома директора у поворота дороги к западу и двух бараков, нескольких домиков и электростанции вдоль идущей недалеко от дна дороги.

Основной состав гарнизона расквартировался в бараках, а также в строениях между ними и электростанцией, за исключением 2-го взвода 1-й сотни, разместившегося в домике директора. План обороны был составлен с учетом, что ключевыми позициями являлись перевал и гребни юго-восточнее и западнее его, в случае занятия которых атакующие могли беспрепятственно забрасывать гранатами бараки и вести прицельный обстрел всей территории рудника. Для их удержания были созданы сторожевые посты № 1 (на гребне над электростанцией), № 2 (на перевале) и № 3 (над директорским домом). В штабелях дров были оборудованы стрелково-пулеметные гнезда. Занятие противником доминировавшей с запада вершины Козья стена рассматривалось как второстепенная угроза, так как огонь там мог вестись лишь с большой дистанции[177].

Ударную силу партизан во время атаки составляла рота одного из лучших командиров Подринского отряда Вука Цвияновича, которую должны были поддерживать Лозницкая рота того же отряда (к месту боя не прибывшая) и рота Богослава Митровича по прозвищу «Лесник» из Раджевского батальона. Около 4.00 утра 8 декабря рота Цвияновича (два взвода общей численностью примерно 70 человек и два ручных пулемета) выдвинулась из Узовнице на Бораню. По пути, у Мачванского камня, они соединились с ротой «Лесника» (около 30 человек с одним ручным пулеметом) и сделали примерно получасовой привал. Там же их ждали четыре человека из руководства Подринского отряда, во главе с заместителем командира Данило Лекичем «Испанцем»[178]. От Борани объединенный отряд выдвинулся на Столицу.

Для атаки партизаны разделились на четыре группы: 1-й взвод роты Цвияновича под командованием Живана Витомировича наступал на нависающую над бараками косу, а 2-й (командир – Милорад Спасоевич) занимал позицию на расположенной справа от протекавшего по дну лощины ручья горе, юго-западнее бараков. Сам Цвиянович с несколькими партизанами из 1-го взвода занял гребень с левой стороны от ручья. Эта позиция позволяла ему управлять действиями обоих взводов, и с нее открывалась возможность ведения флангового огня по баракам. И наконец, рота Митровича разместилась на Козьей стене, что давало возможность эффективного огня по территории рудника. Но, с другой стороны, протяженный крутой и хорошо простреливаемый склон и овраг, по дну которого протекало русло ручья, крайне затрудняли активные действия на данном участке.

Лозницкая рота, согласно плану, должна была, наступая вдоль ручья и дороги, занять северо-восточный гребень и развивать атаку на рудник. Их же командир должен был голубой ракетой известить о готовности и дать сигнал к началу атаки, которая была запланирована примерно на 15.00. Но, как было сказано выше, в район развертывания рота не вышла, хотя партизаны продолжали напряженно ждать ее[179].

Сказать точно с чего начался бой – достаточно сложно, известно только, что это произошло вскоре после 16.00. Гранитов вспоминал, что первым выстрелом незаметно подползших к посту № 2 партизан был ранен юнкер 2-й сотни Александр Редькин, но пуля лишь скользнула по скуле, не причинив серьезной травмы и тот сразу выпустил пулеметную очередь по нападавшим. По словам же Анатолия Янушевского, первым с близкой дистанции был атакован пост № 1, с которого открыли ответный пулеметный огонь. После этого начался обстрел бараков, но прицел был взят слишком высоко и пули летели с перелетом[180].

В югославских источниках утверждается иначе: партизаны на Козьей стене были замечены часовым, который поднял тревогу, после чего «Лесник» и его люди открыли огонь. Перед бараками возникла сутолока, но затем «белогвардейцы» перешли в атаку на гребень, занимаемый взводом Витомировича. Винтовочно-пулеметным огнем и гранатами с дистанции в 30 м партизаны смогли остановить первую контратаку, но затем русские, усилив натиск, повторили удар[181].

4-й взвод 1-й сотни получил задачу занять небольшой загон юго-западнее рудника, но во время наступления попал под фланговый огонь с севера, заметно замедливший атаку. Вырвавшийся вперед командир одного из отделений Петр Гатенбергер и сопровождавший его юнкер Сергей Шауб, в свою очередь, натолкнулись на группу партизан (вероятно, из взвода Спасоевича). Последние, отступая, произвели несколько выстрелов по ним, одним из которых был ранен Шауб, но до ближнего боя дело не дошло[182]. По собственным воспоминаниям Шауба, он был ранен пулеметной очередью (партизаны особо отмечали действия в тот день пулеметчика взвода Спасоевича Станимира Марьяновича)[183]. Но более правдоподобной представляется версия о винтовочном выстреле. Ее подтверждает и Александр Янушевский[184].

На перевале, по воспоминаниям Гранитова, залегший за кустом на гребне косогора партизанский пулеметчик вел «дуэль» с укрытым в дровах пулеметом поста № 2. Сам мемуарист оказался отрезанным огнем от своего отделения и залег в 30–40 шагах левее и ниже данной позиции: «Откуда-то оттуда умело работает пулеметчик противника. То с одной, то с другой стороны куста появляется кончик его пилотки, в тот же миг оттуда раздается короткая очередь и снова нет никого. Я выпустил по нему три патрона, но безрезультатно. По-видимому, он тоже заметил меня, т. к. в полутора метрах передо мной легла очередь; следующая просвистела над головой». Чтобы заставить пулеметчика отступить, Гранитов решил занять вершину косогора, куда поднималась углубленная тропа, на которой он лежал. Приняв на себя командование несколькими оказавшимися рядом юнкерами 2-го взвода, он смог, не встретив сопротивления, осуществить свой замысел, чем заставил бежать пулеметчика и еще нескольких партизан. Развивая успех, Владимир начал атаку цепью вдоль тропы к плато, по которому беспорядочно бежали преследуемые 1-м и 2-м взводами 1-й сотни повстанцы[185].

Именно в это время получил ранение пулеметчик взвода Витомировича Живан Васич. Взводный подобрал его пулемет (трофейный немецкий MG) и вместе с четырьмя другими бойцами короткими очередями прикрывал отход к пункту сбора у Капитановой воды. На этом же участке оказался Цвиянович. По словам партизана Драги Баетовича, в хаосе панического отступления они с начальником остались вдвоем и вскоре оба были легко ранены. Баетович смог спрыгнуть в ближайший овраг и таким образом спастись, а Цвиянович остался и погиб[186].

Гранитов описывал его гибель иначе: «Будучи на середине плато, я заметил впереди метрах в 200, небольшую, но компактную группу партизан.

– «Цепь, стой! С колена по группе на дороге у домика, одиночным огнем, три патрона… огонь!». Выстрелы грянули почти одновременно. Как стая воробьев, партизаны прыснули в разные стороны. Одна фигура осталась лежать на дороге. Было видно, как два партизана повернулись и бросились к лежащему.

– «Не давай вынести! Огонь!» Снова захлопали выстрелы и, бросив лежащего, партизаны скрылись за забором».

Первый же подбежавший к убитому солдат радостно показал своим подобранный офицерский «браунинг» (наличие пистолета и хорошая рубашка сразу дали понять русским, что перед ними партизанский командир). На следующее утро недалеко от места гибели Цвияновича был найден брошенный немецкий пулемет[187], а в лесу под перевалом – еще один убитый партизан. Через несколько дней, во время оттепели, обнаружились несколько брошенных винтовок, а на дне оврага, на месте перевязочного пункта партизан, – обрывки белья и бинтов [188].

Драгослав Пармакович писал о том, что кроме Цвияновича партизаны потеряли трех человек ранеными, один из которых, уже упоминавшийся Васич, вскоре скончался на пункте сбора[189]. Подтверждают эти сведения и слова партизана Милорада Мандича, спустя три дня записавшего в своем дневнике: «Вчера утром, когда мы возвращались с позиции, встретился с товарищем Шишаком. Я удивился и был рад расспросить о своей бывшей роте. Последней новостью было то, что на Столице погиб командир Вук. Несколько дней назад роты Лесника и Вука атаковали Столицу. «Белые» упорно оборонялись. Сделали сильную контратаку. Наши были вынуждены отступить. При этом погиб Вук и еще один товарищ, а один был ранен. Говорят, что Вук сам себя убил. Был ранен и не мог бежать. Просил товарищей добить его. Никто не мог этого сделать, поэтому он сам себя убил»[190].

Потери РГЗО 8 декабря свелись к одному раненому, которым был, как уже говорилось выше, 17-летний юнкер Сергей Шауб из 4-го взвода (не считая оставшегося в строю на протяжении всего боя и после него Александра Редькина). Пуля попала в левое легкое и застряла в 3–4 см от сердца. Из-за большой потери крови Шауб неделю находился без сознания, а затем год лежал в белградском военном лазарете (размещавшемся в реквизированной германским командованием хирургической клинике). После выписки был комиссован[191].

Достаточно большую известность получил факт награждения Шауба солдатским Георгиевским крестом

4-й степени, полученным им из рук Штейфона 19 декабря 1941 г. Во многих источниках это трактуется как единственный факт награждения данной российской наградой в рядах РГЗО. Но это не так: в тот же день крест этой же степени был вручен и другому раненому в Подринье – врачу Николаю Голубеву[192].

В оставшиеся недели декабря бои с участием РГЗО носили характер спорадических перестрелок при прочесывании местности. Это было связано с общим ослаблением партизанской активности в районе и отходом основных сил Подринского и Вальевского отрядов. Известно, что 9 декабря у Старой Судницы и Кика взвод 5-й сотни и группа легализованных четников из отряда Райко Марковича были вынуждены отойти, попав под сильный огонь противника, но смогли захватить одного пленного. 13 декабря у села Гуньяк русские из гарнизона Крупаня при поддержке четников атаковали Раджевский партизанский батальон. По утверждениям послевоенных югославских источников атака была отбита. Повстанцы якобы даже предприняли контрудар двумя ротами на Ставе и Шливова, а одной – на Томань[193].

Нападения на улицах Белграда, зима 1941–1942 гг

Первые безвозвратные потери РГЗО понесла уже в конце года, но произошло это не в зоне боевых действий, а на улицах Белграда. Сергей Волков и Павел Стрелянов (Калабухов) пишут, что белградскими подпольщиками якобы уже в сентябре был убит С. Кутенко, позже до конца года – доброволец Константин Холяро (правильно – Холяров) и 5 января 1942 г. – Алексей Нестеренко из 4-й сотни 1-го отряда[194].

По данным югославских источников, с июля по декабрь 1941 г. в Белграде было совершено 32 политических убийства (13 – германских военнослужащих, шесть – агентов полиции, четыре – «белогвардейцев», по два – «шпионов и изменников», фольксдойче и «усташей», одного сербского офицера, жандарма и представителя органов власти) и 15 покушений на убийство (пять – на немецких солдат и офицеров, четыре – на полицейских агентов, три – на «шпионов и предателей», по одному – на функционера местной власти, «белогвардейца» и фольксдойче). Среди погибших были агенты Специальной полиции Виктор Томич, Петар Симич и Милош Пайич. Покушение было совершено на управляющего концентрационного лагеря «Баница» Светозара Вуйковича. Планировалось даже убийство Милана Недича, но от этой идеи заговорщики все же отказались[195]. Под «белогвардейцами» в данном случае, вероятно, подразумевались не только служащие РГЗО, но и обычные эмигранты.

0 Кутенко удалось найти информацию, что он служил в звании стрелка в музыкальной команде 2-го отряда и был убит в Белграде 9 декабря 1941 г[196]. Холяров стал жертвой членов так называемой «среднешкольной группы», созданной в Белграде еще в начале ноября. В ее задачу входило отбирать оружие у встреченных на улице представителей оккупационных сил, но воздерживаться от убийств. Первой такой акцией по разоружению и должно было стать нападение на Холярова, совершенное в середине декабря на улице Господаря Вучича, рядом с домом 45 [197].

При этом, согласно донесениям командующего в Сербии, потери РГЗО в период с 6 по 25 декабря составили трех погибших и одного раненого[198], но, вероятнее всего, смерть третьего служащего произошла по не боевым причинам. Нападения продолжились и в следующем году – 1 января на Краинской улице двое неизвестных молодых людей подошли к стрелку 1-й сотни

2-го отряда Мстиславу Барбовичу и приказали ему поднять руки вверх. Барбович случайно зацепил рукой револьвер в руке одного из нападавших, в результате чего произошел выстрел. Испугавшись, несостоявшиеся убийцы скрылись, выпустив, убегая, еще одну пулю[199].

5 января при нападении коммунистов был убит 15-летний (родился 6 марта 1926 г. в Белграде) стрелок Алексей Нестеренко из 1-го отряда[200]. Убийство было совершено группой в составе учащегося Драгана Родича, студента агрономии Момчило Митровича и студента-юриста Михайло Анджелковича. Непосредственно перед акцией Родич получил два револьвера и бомбу от члена КПЮ Обрада Пелемиша, после чего отправился на Новопазарскую улицу, где его ждали двое остальных.

Их заданием было убийство первого «белогвардейца», которого бы они встретили.

Один из револьверов взял Митрович, который затем ушел, а Родич и Анджелкович пошли вдоль улицы Престолонаследника Петра. В 16.15 им удалось встретить идущего навстречу добровольца РГЗО с девушкой. Когда они поравнялись, студент слегка толкнул своего товарища на Нестеренко. Солдат, ругаясь, пошел на Родича, а последний дважды выстрелил ему в грудь. Сразу после убийства оба подпольщика скрылись с места нападения, при этом Родич еще дважды выстрелил в пытавшихся задержать его очевидцев. Но уже на следующий день он был арестован на Крунской улице и доставлен сначала в 8-е квартальное отделение, а затем – в Специальную полицию, где сознался в убийстве и выдал своих сообщников. Все трое были казнены на территории концлагеря «Баница»: Родич – повешен 14 января в присутствии представителей РГЗО, а остальные двое расстреляны.

Во время следствия над убийцами Нестеренко была вскрыта подпольная сеть, состоявшая из членов КПЮ и Союза коммунистической молодежи Югославии (СКМЮ) (под руководством Обрада Пелемиша и Ружицы Шойич). Пелемиш покончил с собой 25 января, выпрыгнув из кабины лифта городской управы, а остальные 14 арестованных были заключены в концентрационный лагерь[201]. Кроме того, как было сообщено в прессе, в ответ на смерть Нестеренко были приняты репрессивные меры как за убийство немецкого военнослужащего. Всего по свидетельствам Александра Янушевского, были расстреляны 35–40 заложников из числа гражданского населения [202].

Арест большого числа подпольщиков, а также меры, принятые белградской полицией для борьбы с нападениями на улицах значительно снизили их число, хотя общая настороженность при перемещении по улицам была характерна для служащих РГЗО и в более поздний период.

В целом итоги первого боевого применения подразделений группы следует признать достаточно успешными – несмотря на ограниченное количество боестолкновений, ее служащие продемонстрировали способность эффективно противостоять партизанам и доказали свою стойкость под огнем, что наиболее ярко проявилось в бою за Столицу. Подсчитать потери повстанцев в ходе этих боев не представляется возможным. С одной стороны, они были не очень велики, но, с другой, однозначно превосходили потери РГЗО, а уничтожение двух партизанских ротных (особенно Вука Цвияновича, заслужившего репутацию талантливого и любимого подчиненными командира), без сомнения, является заметным достижением русского формирования.

Глава 4 Деятельность и особенности функционирования РГЗО, январь – ноябрь 1942 г

Начало нового года характеризовалось развитием центральных структур группы: 20 января был развернут запасной подотряд (командующий – гауптман Вениамин Пулевич) в составе ремесленной, рабочей и этапной сотен, сотни выздоравливающих, оркестра и топографического взвода. Его численность на конец января составляла 600 человек, в то время как в формирующемся 3-м отряде (командир – оберст Дмитрий Шатилов) – лишь 300[203].

Важным событием следует считать создание в этот период Специального штаба «Лихтенеккер», названного по имени первого германского офицера связи при штабе группы – майора Люфтваффе Лихтенеккера (назначен 1 марта). Вместе с тем первые представители данного института при частях РГЗО появились чуть раньше – так, 24 февраля офицером связи при 1-м отряде стал лейтенант-резервист Гельмут Ран из I батальона 741-го полка 714-й пехотной дивизии. В приказе о его назначении подробно описаны функции офицера связи, которые включали:

– доведение до русского командования приказов штаба дивизии и передача обратно донесений и запросов;

– анализ сообщений противника;

– координация действий по борьбе с партизанами;

– обеспечение бесперебойного снабжения заводской охраны;

– решение вопросов обучения, расквартирования и продовольственного обеспечения личного состава, функционирования санитарной и ветеринарной служб, антиэпидемиологических действий[204].

Назначение на должность представителя командующего в Сербии при штабе группы офицера ВВС объясняется тем, что заводская охрана, как мы помним, находилась в ведении Министерства авиации, в то время как офицеры при отрядах были от сухопутных частей, которым те были приданы. Различный немецкий вспомогательный персонал (переводчики, казначеи) назначались управлением уполномоченного по хозяйству [205].

Надо упомянуть и появившуюся уже в этот период негативную тенденцию, характерную для рассматриваемого формирования: 28 марта 1942 г. на одной из встреч с руководителем немецкой военной администрации в Сербии группенфюрером СС Харальдом Турнером Милан Недич жаловался ему на грабежи населения со стороны РГЗО[206].

2-й отряд, восточная Сербия, январь-октябрь 1942 г

9-11 января 1942 г. состоялась переброска окончившего развертывание 2-го отряда в район Бора, Неготина и Пожареваца для осуществления охраны стратегических объектов в этом секторе с подчинением 704-й пехотной дивизии (командующий – генерал-майор Хайнрих Боровский)[207].

К этому времени у отряда сменился командир – прежний, майор Егоров, 4 января был уволен по болезни, а его место занял оберст Борис Мержанов, пользовавшийся большой популярностью у солдат. Он родился в 1887 г. и этнически был полукровкой – украинцем по матери. Окончил Михайловское артиллерийское училище и Императорскую Николаевскую военную академию, дослужившись в российской армии до звания капитана. После революции Борис продолжал службу в армии Украинской державы, где получил повышение до войскового старшины, с 1 апреля 1918 г. занимая должность помощника начальника части по службе и обучению войск Генерального штаба. При этом, по его анкетным данным, украинским языком он владел слабо, а из иностранных знал немецкий. После антигетманского переворота Мержанов перешел на службу в Действующую армию УНР, с января 1919 г. занимая должность заведующего обучением Киевской инженерной школы[208].

Один из ее бывших курсантов, Иван Зварич, впоследствии вспоминал, что хотя Борис и уступал по популярности начальнику школы атаману Олександру Гетенко, но так же пользовался уважением подчиненных. В конце марта личный состав школы был переброшен на фронт под Проскуров, где участвовал в боях с Красной армией. В эти дни, в числе других офицеров, Мержанов получил из рук генерала Михаила Омельяновича-Павленко ленточку ордена Св. Архистратига Михаила (самих крестов в наличии не было)[209]. 16 мая 1919 г. он попал в польский плен под Луцком. После освобождения, по состоянию на сентябрь того же года, – офицер для поручений Главного управления Генерального штаба УНР. С 28 ноября 1919 г. Мержанов числился в рядах ВСЮР[210]. В эмиграции – председатель офицерского суда чести IV отдела РОВС[211].

Переброска русского подразделения заметно изменила расстановку сил в регионе. Зона ответственности 704-й пехотной дивизии простиралась от болгарской границы вдоль всего сербского берега Дуная до самого Белграда на 120 км в длину и 60 – в ширину. При этом ее личный состав на 15 января 1942 г. насчитывал лишь 5860 человек (170 офицеров, четыре зондерфюрера, 50 чиновников, 868 унтер-офицеров, 4768 солдат). Входившие в состав дивизии 724-й пехотный и 654-й артиллерийский (без одной батареи) полки, а также приданный ей III батальон 433-го пехотного полка были выделены для обеспечения безопасности Белграда и прилегающих районов. Всю остальную территорию номинально контролировал лишь один 734-й полк (2084 человека личного состава).

На I подотряд 2-го отряда (его 2-я сотня была конной, а 4-я – артиллерийской и имела на вооружении два 75-мм полевых орудия) была возложена задача обеспечения работы угольного рудника в районе Костолац – Кленовик – Чириковац. При этом он был придан батальону 734-го полка, который служил усилением при выполнении данной функции. Основные же силы Мержанова – II и III подотряды, усиленные двумя немецкими ротами – были сосредоточены для защиты рудника в Боре и прилегающего района. Штаб немецкого батальона и две другие его роты были выделены для охраны Дуная в районе Железных ворот. Еще один батальон 734-го полка располагался западнее Пожареваца, где охранял магистраль и служил полковым резервом[212].

Передислокация отряда РГЗО не осталось незамеченной со стороны партизан, но их разведка в разы завышала численность прибывших. Так, 26 января в одном из донесений пожаревацкого окружного комитета КПЮ говорилось о размещении в Пожареваце и окрестностях примерно 2000 русских. Кроме того, указывалось, что в том же районе дислоцировалось 600–700 немцев, 100–150 «недичевцев и льотичевцев» и около 150 жандармов. Нишский окружной комитет в конце зимы оценил численность войск на борском руднике в 400 немцев и 1500 русских[213].

По нашему мнению, завышение подпольем данных именно о частях РГЗО, при вполне точных оценках немецких, может свидетельствовать об умышленном распространении командованием Вермахта дезинформации о вновь прибывших подразделениях для сдерживания активности повстанцев в регионе.

После некоторых перемещений к началу весны штаб, штабная сотня (конный, велосипедный, саперный, санитарный, рабоче-технический, связной взводы) и III подотряд дислоцировались в Боре, штаб I подотряда, 2-я и 4-я сотни – в Пожареваце, 1-я сотня – в Костолаце, а усиленный 3-й сотней II подотряд – в Неготине[214].

Первые месяцы нахождения в восточной Сербии отметились лишь единичными патрульными рейдами (в том числе совместными с германскими частями), закончившимися без боестолкновений. Значимым событием в этот период стала инспекция подразделений отряда генерал-майором Штейфоном, начавшаяся в субботу 21 марта с посещения Бора. В посвященном событию репортаже говорилось, что за время пребывания в городе командующий посетил штаб отряда, осмотрел все помещения казарм, медпункт и гарнизонный лазарет, в котором находилось несколько больных добровольцев, посты вокруг города. Также он присутствовал на богослужении в церкви отряда и дважды побывал в Солдатском доме, произнеся речь перед солдатами и офицерами, имел встречи с директором рудника и начальником гарнизона. В полдень 23 марта Штейфон, в сопровождении Мержанова, отбыл в Неготин. Согласно статье, «от зоркого ока начальника не ускользнули, как естественные недочеты так и положительные стороны», командующим были высказаны как общая удовлетворенность от инспекции, так и «ценные указания и замечания»[215].

Воспоминания о ходе инспекции и содержании некоторых «ценных замечаний» оставил унтер-офицер конного взвода штабной сотни Сергей Вакар: «К приезду высокого начальства казармы и конюшни вычищены до отказа, и лошади стоят на аршинном слое сосновых опилок, полученных с рудника, в конюшне душистый запах сосны. […]

Генерал Штейфон, не вступая ни с кем в разговоры, но успевший обнаружить в казарме одну случайно оставленную паутинку – единственное, что его там заинтересовало, и к чему он успел придраться, – молча обходит конюшни, где придраться буквально не к чему. Случайно его взгляд падает на крохотный пучок сена, лежащий в проходе конюшни. Генерал указывает на него пальцем, и говорит полковнику [его российское звание – АС.] Попову:

– Полковник, что это за безобразие? […]

На этом все разговоры и опросы генерала окончились, и никаких ожидаемых благоприятных результатов [служащие надеялись, что по итогам инспекции будут решены проблемы со снабжением. – А.С.] от приезда командира корпуса в Бор не получилось»[216].

Вторая, более высокая, инспекция прошла 10 июня, когда 2-ю сотню осмотрел командующий на юго-востоке генерал Вальтер Кунце. Как говорилось в приказе по группе, он не только внимательно ознакомился с состоянием конского состава, снаряжением, оружием и обмундированием, но и подробно расспросил служащих о жизни в России и в эмиграции. По окончании проверки генерал выразил свою благодарность командующему сотни гауптману Евгению Иванову, сказав, что «видно, что люди и лошади в опытных и умелых руках»[217].

Обстановка в зоне ответственности 2-го отряда отличалась стабильностью и отсутствием крупных столкновений с повстанцами. Но в некоторых районах за ее пределами ситуация была иной, из-за чего 16 июня именно с подчиненными Мержанова произошел самый кровавый инцидент с момента создания группы. Согласно данным сербской полиции, около 5.00 утра группа партизан, общей численностью от 80 до 100 человек, одетых преимущественно в униформу бывшей югославской армии и вооруженных, в том числе автоматическим оружием, захватила железнодорожную станцию Мала Сувайа (линия Парачин – Зайчар). Ограбив станцию, они уничтожили около 200 м рельсового полотна за шлагбаумом на выезде. В 7.46 на станцию прибыл пассажирский поезд из Парачина, который был сразу же окружен коммунистами, приказавшими всем имеющим оружие сложить его и выходить из вагонов. Всего в составе, по тем же данным, находились шесть стражников полевой стражи из Парачина, семь вооруженных болгарских солдат, шесть служащих РГЗО, четыре сербских унтер-офицера из зайчарской роты, возвращавшихся с медицинской комиссии и поэтому бывших без оружия, и подпоручник уездного пограничного отряда из Зайчара. Они ехали в разных вагонах, в окружении обычных пассажиров, и поэтому не могли оказать организованного отпора, тем более что нападавшие объявили, что в случае оказания сопротивления закидают вагоны гранатами, после чего среди пассажиров, особенно женщин и детей, началась паника.

После того как сдались все представители силовых структур, повстанцы приказали пассажирам выйти, а машинисту – пустить поезд полным ходом в сторону разрушенного полотна, в результате чего произошло крушение локомотива и трех вагонов. Забрав с собой пленных и ряд гражданских, нападавшие скрылись. Позже в лесу в нескольких километрах севернее места нападения были обнаружены 15 трупов похищенных[218].

Атака была осуществлена группой из состава Тимокского партизанского отряда, под командованием Милана Цоича. Большая часть партизан, после занятия станции была распределена в засаду по обе стороны дороги, ударная группа была выделена для захвата паровоза, а комиссар отряда Момчило Сибинович находился на станции, контролируя, чтобы ее начальник принял поезд. Сразу же, как только состав оказался на станции, один из нападавших запрыгнул в кабину машиниста [219].

24 июня в «Ведомостях Охранной группы» было сообщено, что при данном нападении погибло пять служащих 2-го отряда: ветеринарный врач гауптман Михаил Шиллеров, а также Александр Барсуков, Александр Легкий[220], Феодосий Нагорный и Фридрих Радецкий-Микулич. В той же статье содержалось опровержение «волнующих слухов» о существовании приказа, запрещавшего брать в командировки и отпуска оружие, а также говорилось, что ветка считалась небезопасной и ездить по ней служащим РГЗО не рекомендовалось. Гауптман Шиллеров незадолго до этого был переведен в Белград, но настоял, чтобы ему разрешили вернуться во 2-й отряд. Вместе с ним должен был ехать обер-лейтенант Григорьев, уговаривавший его воспользоваться дорогой через Ниш, но врач предпочел более короткий путь через Парачин[221].

Насколько же необоснованными были слухи, опровергавшиеся в статье? Один из ветеранов впоследствии писал, что после произошедшего в начале года эпизода, когда при неосторожном обращении с винтовкой был ранен находившийся в командировке молодой служащий, действительно был издан приказ, запрещающий отпускникам и командированным брать с собой оружие. Он же приводит подробности расправы над похищенными – по его словам трупы были найдены подвешенными вниз головой[222].

Инцидент, связанный с неосторожным обращением с оружием находит полное подтверждение – 10 апреля 1942 г. под Пожаревацем сослуживцем при чистке винтовки был застрелен солдат 2-го отряда, грузин князь Игорь Химшиев[223].

Дерзкая акция партизан имела большой пропагандистский успех, на который и была нацелена. Здесь можно сказать, что сразу после совершения нападения Цоич приказал начальнику Малой Сувайи сообщить о произошедшем на соседнюю станцию. Сообщение о нападении было распространено и радиостанцией «Свободная Югославия»[224].

Период до конца осени в полосе 2-го отряда другими значительными событиями или крупными антипартизанскими акциями не отметился, поэтому будет оставлен за рамками настоящей работы. На 25 октября 1942 г. численность отряда составляла 1296 человек (из общего числа 9765, входивших в состав 704-й пехотной дивизии и приданных ей частей) [225].

1-й отряд, сербское Подринье, январь – начало марта 1942 г

Пока 2-й отряд обживался на рудниках в восточной Сербии, подразделения Зборовского на протяжении всей зимы продолжали прочесывание местности в Подринье. Один из служащих, Павел Овчинников, 5 января писал своей жене о двухдневной экспедиции русского отряда из 18 человек в район Майкова Камня. В течение первых суток ими были арестованы 32 партизанских дезертира (которые после возвращения были отпущены). На второй день произошло столкновение с группой повстанцев, командир которой, ветеран испанской гражданской войны Влатко Ковач, был убит первой же пулеметной очередью, а остальные 15 человек (включая четверых раненых) захвачены и впоследствии переданы в Шабац. В качестве трофеев были взяты винтовки и боеприпасы[226].

1-й отряд (общая численность – 1600 человек) оперативно подчинялся 714-й пехотной дивизии и, по состоянию на 28 января, дислоцировался следующим образом: штаб отряда и III подотряд – Заяча, штаб I подотряда и 2-я сотня – Лозница, 1-я сотня – Столица, 3-я – Мойкович, II подотряд – Крупань[227].

В феврале произошло значительное усиление части за счет развертывания трех новых сотен – 4-й, 8-й и 11-й, из-за чего старая 4-я сотня, стала 5-й, 5-я – 7-й, 7-я – 12-й, а 8-я – 10-й. 6-я сотня была переформирована в кавалерийскую [228].

Затишье закончилось в конце того же месяца – начальник Вальевского округа сербской жандармерии 24 февраля доложил в Белград: «Майор Йованович ведет борьбу у села Драгиевицы. Результат боев, которые продолжались до 20 часов вчерашнего дня, еще не известен. Четники из Крупаня двинулись в направлении Лопатня, а русские части на Майкович по дороге Осечина – Вальево, чтобы перекрыть пути отступления коммунистам, которых преследует майор Йованович»[229].

Так началась крупная акция чистки, целью которой было окружить и уничтожить Вальевский партизанский отряд (с влитыми в него остатками Мачванского). Его численность на тот момент составляла примерно 250 человек: около 120 в трехротном Раджевском и 90 – в двухротном Подгорском батальонах, около 40 – в Мачванской роте[230].

Участие в данной операции подразделений 1-го отряда подробно описано в докладе лейтенанта Гельмута

Рана в штаб 714-й дивизии от 3 марта. Согласно ему, 24 февраля штабом отряда был получен приказ о проведении зачистки от повстанцев района Мойковича – Осечины – Крупаня. Для этого были выделены три сотни: 2-я должна была совершить марш из Лозницы на Мойкович и охранять переправу через Ядар у Мойковича и Комиреца, 3-я – выступить из Мойковича на Осечину и блокировать дорогу Осечина – Комирец, а 7-я из Крупаня – прочесывать местность к востоку от Белой Церкви, Белотича и Осечины. Аналогичную задачу получили части вспомогательной полиции (то есть легализованные четники) майора Пантелича, двигавшиеся из Пека на Осечину[231].

Именно подразделения сербских коллаборационистов – Каменицкий (210 человек), Лозницкий (200 четников), Ядарский (175 бойцов) и Мачванский (120 человек личного состава) четницкие отряды, 77 человек из 9-го добровольческого отряда, 21 стражник СДС – составляли основу брошенной против партизан группировки.

25 февраля 40 человек с автоматическим оружием из состава 3-й добровольческой роты под командованием наредника Стевана Штетера были направлены к селу Букора. Усиленный каменицкими четниками взвод стражи выдвинулся к Градоевичу, а Текеришская рота Лозницкого четницкого отряда перекрыла дорогу на Текериш. Драгининская рота того же отряда заняла позиции у Комиреца. Четники из Мачванского отряда были переброшены к Текеришу. Подпоручник Максимович совместно с Осечинской ротой перекрыл хребет Влашича[232].

Части заводской охраны выступили 25 февраля в 4.00 утра и к 13.00 2-я и 3-я сотни заняли отведенные рубежи. В тот же день вспомогательная полиция из Осечины доложила, что группа партизан в 300–400 человек была обнаружена в населенном пункте Кисель-Вода, куда выдвинулись осеченские четники. Из расположенной в 3 км севернее Мойковича Завлаки пришло сообщение о занятии повстанцами села Цветуля. Для разведки ситуации в район последнего был выслан взвод 2-й сотни, не обнаруживший на месте никаких признаков партизан.

Для поддержки сил четницкого воеводы Тесмановича, получившего приказ заблокировать окруженным доступ к перевалу Цер, заняв Драгинац, Горни-Бада-нью, Текериш и Румску и наступая на юг, из Лозницы был выслан взвод 9-й сотни. Согласно очерку одного из служащих, подразделение было неожиданно поднято в 4.00 утра и, после быстрых сборов, выдвинулось вдоль «горного массива Ц[ер] на Т-ешти [сокращение от искаженного «Текериш» – Л.С.]». В качестве проводников его сопровождало отделение СДС, а связь обеспечивали трое кавалеристов. Движение проходило под дождем по залитой талой водой (доходившей в некоторых местах лошадям по брюхо) дороге. Связь с другими подразделениями была потеряна довольно быстро. По дороге к ним присоединилась «какая-то сборная команда четников, предводительствуемая сельским кузнецом в военной шинели». Пройдя около 30 км, к ночи взвод остановился на отдельном дворе, не доходя до «Т-ешти». Партизаны обнаружены так и не были, хотя впереди была слышна стрельба, в том числе из тяжелых пулеметов. Благодаря кавалеристам, к утру удалось восстановить связь и получить распоряжения командира отряда, еду и сигареты, а вскоре соединиться с идущей с юга сотней (вероятно 7-й), во главе со Зборовским. Чуть позже взвод занял переправу на шоссе и в течение четырех дней патрулировал район, а на пятый вернулся к месту расположения[233].

К месту событий они опоздали: в 8.00 26 февраля четники из Текериша доложили, что имели столкновение с повстанцами, которые отступили, свернув в сторону Румски. Для предотвращения прорыва в тот район из Шабаца был выслан еще один русский взвод, на этот раз конный из 6-й сотни. 3-я сотня получила приказ немедленно вернуться в Мойкович, а 7-я – свернуть в направлении того же населенного пункта. В 21.00 произошло столкновение 3-й сербской добровольческой роты с партизанами в Румске. Последним также удалось захватить и перебить патруль Каменецких четников[234].

Когда на следующий день пришло сообщение, что повстанцы опять сменили маршрут движения и возвращаются на юг, наперерез им были брошены русские части: 7-я сотня получила приказ достичь хребта у Сипульи, а по одному взводу от 2-й и 3-й были отправлены в Цветулю, в дополнение к развернутому там ранее. Наступающих повстанцев они встретили в 11.45 и сразу же вступили с ними в бой[235].

По словам Андрея Невзорова, при прочесывании местности на подходе к селу, русские заметили двигавшуюся по горной возвышенности длинную колонну с обозом. Командир 2-й роты Александр Эйхгольц принял решение атаковать ее: два взвода начали фронтальное наступление, а третий, под командованием Невзорова, был послан во фланг. Партизаны, пропустив повозки вперед, заняли оборону и открыли огонь по юнкерам. Двигаясь по колено в снегу, фланговый взвод смог через некоторое время выйти на сравнительно ровный участок, обнаружив там залегшую цепью группу примерно из 20 мобилизованных властями и вооруженных винтовками крестьян из ближайшего села, один из которых предложил Невзорову 100 динаров, чтобы тот не отправлял их в бой. Последний нецензурно обругал мобилизованных и продолжил движение.

Вскоре взвод попал под партизанский огонь: «Нас заметили. Начали посвистывать пули и все чаще. Впереди лощина. Командую:

– Цепь, вперед, бегом!

Проходим лощиной, поднимаемся в гору и видим: цепь партизан с колена стреляет по нашим 1-му и 2-му взводам. Надо открывать огонь. На беду Валабин с пулеметом задержался. Стоят мои «бойцы» и кричат:

– Валабин! Давай пулемет!

Валабин бежит с пулеметом, теряет в снегу один сапог и портянку. Одна нога в сапоге, другая босая, подбежал к нам. Тут я набросился на юнкеров – почему они не стреляют!

– Ложись в цепь, постоянный, часто, начинай!

Открыли мои бойцы огонь, а тут еще Валабин дал очередь и партизан как ветром сдуло».

Соединившись с атаковавшими по фронту взводами, Невзоров увидел, что Эйхгольц был ранен в кисть руки. Рядом лежали смертельно раненый юнкер Андрей Якимов и получивший ранение в пах Михаил Суботин. Все трое были срочно отправлены в Лозницу. Наступление под командованием лейтенанта Георгия Котляра продолжалось и дальше, но недолго – огонь был несильный и скоро прекратился, партизаны ушли в горы. Шедшему рядом с Невзоровым юнкеру Завьялову в щеку попала находившаяся, вероятно, на излете (она вошла только наполовину, и раненый сам смог вытащить ее) пуля[236].

В послевоенной югославской литературе можно найти свидетельства, что атака «белогвардейцев» в тот день была наиболее сильна. Упорство русских было «равно фанатизму» и резко контрастировало с поведением четников, в основной массе панически бежавших под ударами партизан[237].

Дорогу отступающим партизанам должен был перекрыть четницкий майор Пантелич с двумя своими ротами. Но в районе Кисель-Воды Вальевский отряд прорвал их оборону и продолжил движение на юг. В боях того дня РГЗО потеряла двух человек легко и двух – тяжело ранеными, один из которых – Андрей Якимов – скончался 9 марта. Четники лишились двух убитых и 14 раненых, а повстанцы, как удалось установить впоследствии со слов крестьян из Оглаченоваца, – 21 убитого и 28 раненых (из них шесть, включая поручника Йовановича, – тяжело)[238].

Командир отделения 2-й сотни Наливайко описывает момент ранения Якимова. Это произошло, когда их отделение, наступавшее впереди основных цепей, залегло и вело огневой бой с партизанами на короткой дистанции: «Во время нового затишья Якимов продолжает: «Помоги, брат, вон за тем стогом какая-то сволочь взяла меня на мушку».

Я передал его просьбу Диме и мы открыли огонь в указанное Андреем место. Позднее я посмотрел в сторону Якимова, но его на месте не было. Стал искать его глазами и увидел лежащим в снегу головой вниз, разгребающим снег вокруг себя. На мой отклик Андрей не отвечал. Я пополз к нему. Приподнял голову, увидел его затуманенный взгляд и опять никакого ответа не получил. Кто-то снял с его головы шлем – в нем не было крови, только белая жидкость, а на самой каске небольшая дырочка. Мы поняли, что пуля осталась в голове»[239].

28 февраля действия против партизан взял под свое руководство лейтенант Ран, которого известие об их прорыве под Кисель-Водой застало в Осечине. Кроме размещавшегося там взвода I батальона 741-го полка (офицер, 38 унтер-офицеров и солдат) и 7-й сотни РГЗО, он принял командование над ротами Пантелича (200 человек). На Оглаченовац была выслана разведка, которая в 20.30 доложила, что измотанные повстанцы заночевали там. Все наличные силы были грузовиками переброшены в Каменицу с расчетом достичь занятой Вальевским отрядом деревни до рассвета. Благодаря местным проводникам задача была выполнена к 5.00 1 марта. При подходе к населенному пункту они услышали четко различимые звуки винтовочно-пулеметной стрельбы. Зная, что в районе находятся другие отряды четников и опасаясь расстрелять своих, Ран велел ждать до утра.

На рассвете Пантелич доложил, что ночная перестрелка произошла между столкнувшимися в темноте отрядами вспомогательной полиции. На разведку была отправлена 7-я сотня, которая, подойдя на 200 м к окраине, попала под огонь со стороны деревни. Русские сразу же перешли в атаку, которую поддержал Ран, наступая четниками на левом фланге и немецким взводом – на правом. Партизаны не приняли боя и быстро покинули Оглаченовац, прежде чем атакующие успели сомкнуть кольцо. Из-за плохих дорог и сложного рельефа местности Ран не счел возможным продолжать преследование бегущих силами немцев и русских, отправив только людей Пантелича. Взвод 741-го полка к 23.30 того же дня автотранспортом вернулся в Лозницу, а 7-я сотня, переночевав в Каменице, на следующий день на грузовиках была перевезена в Майковичи, откуда пешим маршем дошла до Крупаня.

Потери при атаке Оглаченоваца составили один убитым и три ранеными из 7-й сотни; партизаны, судя по найденным следам крови, имели нескольких раненых[240]. Погибшим русским был стрелок Алексей Алферьев, скончавшийся от полученных ран на следующий день в военном лазарете Шабаца[241].

В общей сложности из состава РГЗО в боях участвовали 160 человек (в том числе 10 офицеров). Среди партизан находились их известные руководители – Момчило Джурич, «поп Влада» Чечевич и поручик Мартинович. На вооружении они имели тяжелый пулемет (по утверждениям четников – немецкий) и большое количество легких[242].

Вследствие занятия высоты у Яутины отрядом наредника Штетера из 3-й добровольческой роты, повстанцы были вынуждены в ее районе разделиться на две группы, одна из которых продолжила отступление к Донья Буковице, а другая – к Слатине, где они были разбиты немецкими частями. По немецким и сербским правительственным данным, потери партизан до 2 марта составили 62 убитыми, 18 пленными и 34 ранеными, были захвачены 42 ящика с боеприпасами. Среди наиболее известных коммунистов был убит шабацкий учитель Селимир Йованович, пойманы журналист из Сремкой Митровицы Радич, учитель Миливоевич и студентка Вера Благоевич, а ранен поручник Мартинович[243]. Очевидцами захвата четниками секретаря шабацкого окружного комитета СКМЮ Благоевич (впоследствии расстрелянной) стали участвовавшие в блокировании района служащие 9-й сотни. В уже приводившемся нами очерке безымянного казака она названа «известной коммунисткой, дочерью адвоката» («лицо молодое, а, говорят, была зверем, хорошим организатором и каким-то главкомверхом») [244].

По итогам операции 1-й отряд был отмечен в мартовском донесении командования на юго-востоке, где говорилось о проводимых им совместно с сербской вспомогательной полицией успешных акциях чистки северо-западнее от Вальева[245].

Основная цель операции – полное уничтожение Вальевского партизанского отряда – достигнута не была: в ночь с 5 на 6 марта в районе села Оклетац, между Любовней и Байной Баштой около 70 последних его бойцов перешли через Дрину в Хорватию[246]. Но это означало прекращение организованного сопротивления коммунистов в Подринье. Тяжелые боевые потери, а также проводимые немцами и их союзниками массовые карательные акции в населенных пунктах, привели к тому, что в районе к середине марта не осталось ни одной сколь-нибудь крупной группы НОАЮ.

1-й отряд и I подотряд 3-го отряда, сербское Подринье, весна 1942 г

Ситуация в соседней с сербским Подриньем Боснии была иной – ряд приграничных районов продолжал удерживаться равногорцами. Это побудило немецкое командование ввести в действие I подотряд 3-го отряда, не дожидаясь развертывания остальных двух. Данное подразделение, предназначенное для усиления отряда Зборовского, 6 марта было переброшено в Кленак и дальше через Шабац в Лозницу. В составе подотряда под командованием майора Александра Черепова служило 347 человек, включая 19 офицеров. На вооружении состояло 12 минометов, имелся также грузовой автомобиль, получивший личное имя «Марица». Зато стрелковое оружие оставляло желать лучшего: Владимир Черепов, например, свидетельствовал о наличии устаревших ручных пулеметов «Шоша»[247].

В дневнике Бабовича в воскресенье 8 марта появилась запись, что накануне утром, еще до рассвета, в Шабац вошли 2000 русских «белогвардейцев» в форме кофейного цвета. По городу говорили, что они были набраны в Болгарии и Венгрии. Вечером многие из них были в церкви на бдении, а утром подразделение с песнями выступило дальше («в села, «на землю»)[248].

Согласно документам 714-й дивизии, подотряд закончил сосредоточение 10 марта, а на следующий день все дислоцированные рядом с русскими группы четников получили приказ немедленно покинуть эти районы. Причиной этого стало крайние недоверие к бойцам сербских милиционных формирований и желание предотвратить возможность их внезапных нападений на рудники. В итоге четники передислоцировались в район Драгинаца и Црнлявы (28 км северо-восточнее Вальево)[249].

К 15 марта русские подразделения в районе располагались следующим образом: штаб 1-го отряда, штабная сотня и три сотни I подотряда – Лозница, штаб II подотряда, 4-я, 5-я, 7-я, 8-я сотни – Крупань, штаб III подотряда и 12-я сотня – Мойкович, 9-я – Лешница, 10-я – Столица, 11-я – Белая Церковь, 6-я – Шабац, а I подотряд 3-го отряда охранял рудники сурьмы в Заяче [250].

18-19 марта в Майковиче служащими РГЗО были арестованы пятеро четников во главе с недавним союзником Райко Марковичем. Вероятно, он был заподозрен в нередком для легализованных воевод сговоре с равногорцами Михайловича. Акции чистки во второй половине марта так же сопровождались захватом пленных и арестами. Так, 21 марта при проведении разведки в районе Цветули русскими были захвачены пять повстанцев, на следующий день в районе Коморица и Букова (16 и 22 км северо-восточнее Крупаня) – еще девять. Вооруженный повстанец был схвачен 23 марта под Липовачей (11 км севернее Крупаня). 26–27 числа массовые аресты были проведены РГЗО в районе Крупаня и Майковича – были задержаны 55 «вернувшихся повстанцев» (вероятно, дезертиров из партизанских отрядов)[251].

Ситуация в сербско-хорватских приграничных районах осложнялась запутанными политическими отношениями с боснийскими четниками майора Ездимира Дангича, которые вели боевые действия против хорватских войск. В то же время сам Дангич с января 1942 г. находился в Сербии, ведя переговоры о сотрудничестве с представителями Абвера и сербским правительством. В начале апреля в Белграде даже состоялась его встреча с Миланом Недичем. Но переговоры по требованию посла Бенцлера сначала были приостановлены для консультаций с хорватской стороной, а затем, после категорического отказа хорватского руководства и немецких военных властей в Хорватии от сотрудничества с четниками, полностью прекращены [252].

22 марта была отмечена попытка перехода группы примерно из 200–300 равногорцев на территорию Сербии в районе Любовии, отраженная силами сербских коллаборационистов. Так как угроза повторных попыток прорыва сохранялась, что было связано также с активизацией действий хорватских войск на противоположном берегу Дрины, командование 714-й дивизии приняло решение о развертывании непосредственно в районе реки подразделений РГЗО, которые, осуществляя постоянное разведывательное патрулирование вдоль берега, должны были воспрепятствовать пересечению границы силами теснимых хорватами четников. Приказом штаба дивизии от 26 марта 1-я (которой было приказано не брать с собой велосипеды) и 3-я сотни 1-го отряда под командованием майора Щукова (он же осуществлял общее руководство выделенными для охраны берега подразделениями) должны были передислоцироваться в Любовию, 5-я и 1-я сотни

3-го отряда во главе с гауптманом Всеволодом Маслашевским – в Рогачицу, а конный взвод штабной и один взвод 6-й сотни под руководством лейтенанта барона Андрея де Боде – в Цилину. Им предписывалось координировать действия с разместившейся в Любовии моторизированной разведгруппой I батальона 202-го танкового отряда (26 человек, включая одного офицера, пять легких пулеметов, автомобиль повышенной проходимости, по два мотоцикла с колясками и легких грузовика)[253].

Владимир Альбрехт после войны описывал характерный эпизод, произошедший во время марша 5-й сотни к Рогачице, когда ее передовое охранение под командованием лейтенанта Сергея Флегинского неожиданно столкнулось с четниками Дангича: «Вдруг, невесть откуда, как горохом посыпались четники. Боже, что это было за зрелище! Ни дать, ни взять – банда батьки Махно! А уж, относительно их оружия – любой коллекционер позеленел бы от зависти. Тут было представлено буквально все известное, малоизвестное и вовсе неизвестное огнестрельное оружие, от девятимиллиметрового маузера до австрийского карабина «манли-хер» включительно. И уж, конечно, у всех без исключения «камы» (специальные ножи).

Здоровенный бородач, явно на взводе, рявкнул:

– Стой! Ко иде? (Кто идет?)

Наш командир в свою очередь спрашивает:

– Кто вы такие! – на что ражий детина ответил:

– Мы – четники воеводы Дангича.

Поручик Флегинский потребовал проводить его к воеводе. Твердый и решительный тон русского офицера произвел должное впечатление на четника, понявшего, что его «молодцеватый» вид никого не испугал». Флегинский сообщил Дангичу о необходимости заготовки сена для целого батальона, следующего за дозором, после чего подтянувшаяся сотня начала устраиваться на ночлег, имитируя приготовления к прибытию более крупных сил. Утром выступили задолго до рассвета, предварительно выслав в село разведку, которая доложила, что четники ушли, побоявшись встречи с крупными силами[254].

Тем временем на территории Хорватии успешно развивалась операция «Трио II», начатая по личной инициативе командующего элитного подразделения Усташской войницы – «Черного легиона» – усташского подполковника Юре Францетича. Немецкое командование, первоначально отнесшееся к ней негативно, позже решило присоединиться к действиям против четников: 4 апреля наступавший из Зворника германский III батальон 737-го полка без боя занял село Дриняча, обстрелянное перед этим с сербского берега 3-й сотней 1-го и шестью минометами 3-го отряда РГЗО[255].

Наличие у повстанцев на противоположной стороне Дрины трех сильных станций постановки помех крайне затрудняло связь между передовыми частями и штабом отряда в Лознице – осуществлять ее можно было, лишь постоянно меняя частоты. Одна из радиостанций четников позже была уничтожена в результате обстрела из противотанковых орудий[256].

9 апреля произошел инцидент, связанный с тем, что некая группа, именуемая в послевоенных эмигрантских публикациях «усташами», по неизвестной причине обстреляла сербский берег в районе Любовии. Патрулями РГЗО был открыт ответный огонь, в результате которого стрелявшие отступили. Благодаря стараниям ряда послевоенных политически ангажированных публицистов, скупое описание данного эпизода «дружественного огня» было достаточно широко растиражировано и использовано для создания утверждений о крайне напряженных отношениях РГЗО с хорватами в районе границы. Что же действительно представляло собой данное происшествие? Командующий в Сербии сообщал о событиях того дня: «Из-за беженцев, которые бегут через Дрину в Сербию, на сербско-хорватской границе дошло до единичных стычек. Хорватские милицейские единицы неоднократно открывали огонь по немецким вооруженным силам, русским частям заводской охраны и гражданским лицам. Немецкие части, которые сразу же ответили на огонь, разогнали милицейские единицы»[257]. В оперативной сводке 714-й дивизии уточняется, что «хорватские легионеры» вели огонь по взводу 202-го танкового отряда в Любовии и частям РГЗО в Грабовице и Верхополе (5,5 и 8 км юго-восточнее нее) [258].

На основе этих документов можно сказать, что речь идет, вероятнее всего, не о военнослужащих усташских частей Францетича, а о действовавших в том же районе милиционных частях Добровольческой бригады Народного восстания бойника Мухаммеда Хаджиэфендича (так же известный как Легион Хаджиэфендича). Известно, что ранее в одном из разговоров с генералом Бадером Францетич обвинял милиционеров Добровольческой бригады в преступлениях против местного сербского гражданского населения, а также неоднократно требовал их разоружения[259].

Легион Хаджиэфендича был создан 22 декабря 1941 г. и относился к частям Домобранства, а не Усташской войницы. Он насчитывал до 6000 человек личного состава, структурно включал несколько отрядов, разделенных на роты, и использовался преимущественно для обороны мусульманских селений от партизан и четников. Домобранскую униформу носили лишь офицерский и частично младший командный составы, остальные бойцы были одеты в гражданское. Формирование отличалось слабой дисциплиной и не очень высокой надежностью; достаточно сказать, что в 1943 г. было отмечено массовое дезертирство и переход милиционеров к партизанам из-за нежелания быть включенными в состав формируемой 13-й дивизии войск СС «Ханджар» [260].

Насколько была сложна и запутанна ситуация в районе, можно понять и на основе отправленной Францетичем на следующий день в Главную квартиру Поглавника телеграммы, описывавшей события 9 апреля. Согласно ей, в 12.00 патруль «Черного легиона» двигавшийся от Братунца в Беловац (участок напротив Любовии, северо-западнее мест обстрелов русских подразделений) попал под пулеметный огонь со стороны Сербии. В результате два усташа, а также мужчина и женщина из местных селян-сербов получили ранения. Хорваты открыли ответный огонь, в том числе с применением минометов, после чего огневые точки на сербском берегу замолчали. Под Беловацем, на хорватской стороне границы, был захвачен начальник сербской пограничной стражи из Буковицы курсант наредник Божидар Радивоевич, который признался, что его стража имела приказ прикрывать огнем переход повстанцев из Хорватии в Сербию. В числе прочего Радивоевич сообщил, что командующий четницких отрядов в восточной Боснии свободно находится в Рогачице, а также признался, что сербские правительственные части крадут оружие у размещенных вдоль границы подразделений РГЗО и передают его через Дрину в Хорватию[261].

10 апреля разведка 7-й роты 741-го полка обнаружила в селе Асцерицы (10 км северо-западнее Зворника) 150 раненых четников Дангича, переправленных из Боснии. Все они были арестованы и отправлены в шабацкий лагерь. В тот же день группа служащих РГЗО под командованием лейтенанта Рана севернее Рогачицы арестовала и самого майора Дангича, этапированного затем в Белград[262]. Можно предположить, что данное задержание стало реакцией на инциденты предыдущего дня и было призвано положить конец хаосу на границе. Впоследствии воевода был отправлен в один из лагерей военнопленных на территории Генерал-Губернаторства[263].

Но иногда попытки боснийских четников проникнуть на сербскую территорию заканчивались для них удачно. Так, 13–14 апреля группа из 30 человек смогла прорваться под Дрлячей. Предпринятое русскими преследование в восточном от Любовии направлении результата не принесло[264].

Пересечение границы служащими группы строго запрещалось. Владимир Альбрехт описывает эпизод, когда он и его друг Сергей Телечеев заключили пари на папиросный паек с другим своим сослуживцем, Юрием Кучиджи, поспорив, что тот не сможет переплыть Дрину. Но последний, не боясь быстрого течения и торчащих из воды острых камней, разделся и полез в воду. Пока Кучиджи плыл, на противоположном берегу появились двое солдат Домобранства, которые заметили его. Они, явно удивленные храбростью русского, помогли ему выбраться и сели с ним на берегу, угостив папиросой. Менее дружелюбно отнеслось к этому начальство: все трое участников пари понесли дисциплинарное взыскание [265].

15 апреля огневая мощь 1-го отряда была усилена благодаря получению пяти минометов, 12 тяжелых и 20 ручных пулеметов. Накануне 9-я сотня была перебазирована в Лозницу, чтобы заменить там 2-ю, которая 17 апреля выступила в Аранжеловац[266]. По воспоминаниям Андрея Невзорова, целью данной передислокации было прохождение юнкерами обучения обращению с современным оружием. Оно, по его же словам, свелось к курсу стрельбы по немецким уставам, а в основном сотня несла охрану города, а также осуществляла патрулирование окрестностей. Немецкого гарнизона, кроме армейского лазарета, в населенном пункте не имелось[267].

В связи с намечавшимся усилением боев на хорватском берегу, 1-м отрядом 22 апреля была получена задача не допускать переправы беженцев в Сербию (до этого она происходила массово). Для координации действий сосредоточенных вдоль Дрины русских подразделений, в Любовию прибыл командир III подотряда майор Рогожин, который подчинялся назначенному двумя днями ранее начальнику линии обороны оберст-лейтенанту барону фон Гойзе. Участок отряда был разделен на две части: Северную (от Зворника до Любовии, командующий – гауптман Семенов) и Южную (до Рогачицы, гауптман Маслашевский). 1 мая он был расширен вплоть до слияния Дрины и Савы[268].

Заводская охрана полностью справилась с поставленной задачей недопущения переправы беженцев, отправив назад всех желающих, благодаря чему к 27 апреля их поток полностью прекратился. В эти же дни части отряда в 25 км северо-западнее Вальево осуществили операцию по разоружению и аресту группы легализованных четников, отказавшихся подчиняться властям. Кроме того, из немецких документов следует, что в течение апреля 1-й отряд имел две стычки с повстанцами в районе Зворника и Крупаня[269].

На 1 мая дислокация отряда выглядела следующим образом: штаб, штабная сотня (кроме конного взвода в Цилине), штаб I подотряда и 9-я сотня – Лозница, 1-я сотня – Любовия, 2-я – Аранжеловац, 3-я – повзводно в Чрнче, Узовнице и Мичичах, 4-я, 7-я, 8-я и штаб II подотряда – Крупань, 5-я – Рогачица, 6-я (за исключением одного взвода в Великой Реке) – Лешница, штаб III подотряда и 12-я сотня – Мойкович, 10-я – Столица, 11-я – Белая Церковь. I подотряд 3-го отряда: штаб, 2-я и 3-я сотни – Заяча, 1-я сотня – повзводно в Козяке, Больевице и Бачевцах, а недавно созданная 4-я – в Лознице[270].

Вербовка добровольцев в Болгарии и других европейских странах, 1942 г

Развертывание и отправка к местам службы новых частей РГЗО имели немаловажное значение для германской оккупационной администрации. Так как поток добровольцев из числа русских жителей Сербии продолжал сокращаться, к вербовке приходилось привлекать все новые страны. Вполне естественно, что взгляды вербовщиков к весне 1942 г. обратились в сторону обладательницы наибольшей, наряду с Сербией, русской общины на Балканах – Болгарии. На ее территории набор было решено осуществлять силами III отдела РОВС, руководимого генералом Федором Абрамовым, который 12 марта опубликовал воззвание к начальникам частей и групп организации по всей территории Болгарии, а также к казачьим атаманам. В нем разъяснялось положение РГЗО, права и обязанности ее служащих, условия приема и предъявляемые к рекрутам требования («физически здоровые лица, годные к военно-полевой службе, в возрасте от 18 до 55 лет, служившие или нет в царской армии»). По просьбе германской стороны, активную помощь вербовщикам оказывало правительство Болгарии во главе с премьер-министром Богданом Филовым. По его распоряжению, записавшиеся в группу русские освобождались от призыва в болгарскую армию, а срок службы в РГЗО засчитывался им как действительная военная служба[271].

Имели место даже переводы в группу эмигрантов уже находившихся в рядах царской армии. Один из них, солдат зенитной батареи Анатолий Максимов, вспоминал построение, на котором был зачитан приказ о переводе: «Командир батареи вынул из кармана сложенный вчетверо лист, развернул его и надел очки.

– Приказ по полку №… С санкции начальника Генерального штаба… солдат… освобождается от военной службы в Болгарской армии и переводится в Русский Корпус в Белграде. Срок службы в Русском Корпусе будет зачтен как сверхсрочная служба в Болгарской армии. Данный приказ входит в силу с 24-го марта 1942 года»[272].

Кроме РОВС, акция была официально поддержана болгарским отделом скаутской Национальной организации российских разведчиков[273]. В целом Дирекция полиции Болгарии констатировала, что вербовка вызвала большой энтузиазм среди русских – с 20 марта 1942 по январь 1943 г. было отправлено 43 партии численностью около 50 человек каждая. Гражданское население так же не осталось в стороне: колонии в Бургасе, Софии и Хаскове организовали акции сбора помощи семьям зачисленных и отправку подарков несущим службу в Сербии[274].

В Скопье наиболее активным вербовщиком и агитатором РГЗО был Андрей Могила – местный руководитель Русского национального союза участников войны (фашистской организации генерала-майора Антона Туркула). После того как он, вместе с представителем Абрамова в городе Борисом Ковалевским, вступил в группу, вербовку взял на себя руководитель русской колонии и местного отделения РОВС Георгий Эвер [275].

С Болгарией связана значимая пропагандистская акция, когда 10 апреля 1942 г. бывшим командующим 2-го Корниловского ударного полка полковником Иваном Кондратьевым в Белград было торжественно доставлено знамя этой, одной из лучших во ВСЮР и Русской армии, части. В присутствии Штейфона, Кириенко и представителей германского командования оно было торжественно передано в церковь РГЗО. При этом воинские почести отдавал II подотряд 3-го отряда, куда были зачислены ранее прибывшие болгарские добровольцы, в том числе бывшие корниловцы[276].

Но среди русской эмиграции нашлись и лица, открыто агитировавшие против вербовки. Так, например, в Харманлие подобные разговоры вели рабочий Герасим Беседин и его жена Ирина Цыбуникова. Врач из Варны Владимир Матвеев при отправке в Сербию двух добровольцев открыто выкрикивал просоветские обвинения в их адрес перед собравшимися эмигрантами. В итоге в мае 1942 г. за деятельность в пользу чужой пропаганды он был интернирован на шесть месяцев с отправкой во Враначскую область. Агитацию вел так же плотник Ивань Рябоконь из Бистрицы, которого его бывший командир трижды приглашал вступить в РГЗО. Этот уроженец современной Запорожской области Украины с 1917 г. служил в Красной армии, попал затем в плен к белым и вступил в армию Деникина. В 1919 г. оказался в Турции, а еще через три года – в Болгарии. В конце 1942 г. Рябоконь был осужден на 15 лет за участие в подпольной деятельности[277].

По свидетельствам некоторых русских жителей Болгарии, имели место факты давления на нежелающих записываться в группу. Так, София Букасова-Богословова утверждала, что ее отца, Николая Букасова, из Варны отправили на каменоломные работы в исправительно-трудовой лагерь в селе Раковец за отказ вступать в РГЗО[278]. Но, вероятно, речь все же шла о наказании не за сам отказ, а за разговоры или действия, направленные против вербовки.

Не осталось в стороне от попыток срыва акции Заграничное бюро болгарской компартии, весной 1942 г. организовавшее в эфире радиостанции «Христо Ботев» передачу «Белогвардейский полицейский корпус у нас»[279].

Новые рекруты прибывали также из Греции. Например, в «Ведомостях Охранной группы» была помещена заметка о случайной встрече на земунском вокзале одного из служащих с 14 греческими русскими, ехавшими на работу в Германию. Узнав о существовании РГЗО, они изъявили желание вступить в нее, а германским военным властям удалось урегулировать вопрос с подписанными контрактами[280].

Распространилась вербовка и на ряд удаленных от Балкан государств и территорий. Так, 30 января 1942 г. Константин Ефремов, Уполномоченный Начальник Управления делами русской эмиграции в Протекторате Богемия и Моравия, в письме руководителям всех русских организаций Протектората сообщал о создании Русского охранного корпуса под руководством генерал-лейтенанта Штейфона. Далее в письме говорилось, что по поручению Штейфона и с согласия германских властей запись добровольцев осуществлялась подполковником И. Белаевым. Начальники русских организаций были обязаны довести информацию о вербовке до своих членов. Любые действия, направленные против осуществления этой акции или на ее задержку должны были рассматриваться как саботаж со всеми вытекающими последствиями [281].

Идет ли в случае с данным письмом речь о случайной ошибке в названии формирования Штейфона? Документами и мемуарными свидетельствами подтверждается, что при проведении вербовки формирование действительно, как правило, именовалось корпусом.

Так, доброволец из Болгарии Павел Соколов впоследствии вспоминал, что первоначально солдатам объясняли, что оно называется «Стрелковый (!) корпус», и лишь потом «из писарских сфер пришли сведения, что полное название нашей богадельни Веркшутцкор (Werkschutz Korps)»[282]. В данном случае использовалась игра слов «стрелок» (нем. Schutze) и «охрана» (нем. Schutz).

Интересно отметить, что начальник Объединения русских военных союзов фон Лампе имел самое общее представление о наборе в РГЗО, так как в начале июня 1942 г. писал, что вербовка «разрешена, по-видимому, в пределах Сербии, Хорватии, Венгрии, Румынии [где в тот период она не осуществлялась – А.С.], Греции и Болгарии. Вербовка в пределах Германии (рейха) и Западной Европы не разрешена». При этом формирование он так же называл «Русским охранным корпусом»[283].

Самой малоизвестной группой добровольцев, влившихся в состав РГЗО в первой половине 1942 г., являются бывшие польские военнопленные, в основном из числа украинцев-галичан. Но среди них был и молодой поляк «корнет» (вероятно, подпоручик) Чеховский. Павел Соколов вспоминал о нем: «Был это ладный, небольшой паренек, со звонким задорным голосом. Он занимался с нами строевой подготовкой, и его голос разносился по всему плацу: «Голова до горы, ронка до пасу. Раз, два, тши!» Он тщательно проверял чистоту оружия, и выговаривал, обнаружив непорядок: «Ты мусить винтувку як дивчину кохать/»[284].

Имели место случаи вербовки в РГЗО среди эмигрантов-военнопленных бывшей югославской армии. Например, в январе 1942 г. для поступления на службу в Белград прибыл бывший подполковник югославской медицинской службы Петр Бычков, во время апрельской войны попавший в итальянский плен в Сплите [285].

3-й и 4-й отряды, юго-западная Сербия, апрель – ноябрь 1942 г

Принимаемые меры по набору новых добровольцев, в конечном итоге принесли результат – к 10 апреля численность 3-го отряда достигла 841 человека, из-за чего командование уже с середины апреля планировало использовать его II подотряд для охраны работников на руднике Трепча[286].

17 апреля подразделение под командованием Бориса Гескета действительно было отправлено железной дорогой из Топчидера на юго-запад, в Косовскую Митровицу, куда прибыло спустя два дня. По воспоминаниям служащих, маршрут движения поезда шел кружным путем – через Ниш и болгарское Скопье, так как прямое сообщение еще не было до конца восстановлено после многочисленных диверсий периода восстания. Как и предполагалось, после прибытия подотряд выделил одну сотню, которая развернулась на руднике Трепча. Один ее взвод нес ночной караул на перерабатывающем заводе Звечан, кроме того, сотня отвечала за линию фуникулера Трепча – Звечан[287].

Что же представлял контингент работников, которых предстояло охранять служащим РГЗО? По некоторым сведениям, в 1942 г. 70 % персонала данного оловянного и цинкового рудника составляли профессиональные рабочие, 17 % – лица, выполнявшие повинность в рамках трудовой службы, а 13 % являлись «военнопленными»[288].

В случае со второй категорией речь идет о мобилизованном гражданском населении, которое, согласно распоряжению сербских властей от 29 декабря 1941 г. (изданному «с подачи» оккупационной администрации), было обязано нести трудовую повинность в рамках Обязательной трудовой службы. Призыву в ее ряды подлежали лица мужского пола от 17 до 45 лет, в течение нескольких месяцев задействовавшиеся на работах в различных отраслях промышленности и хозяйства[289]. Под «военнопленными» же понимаются захваченные в различных районах страны повстанцы, а также лица, признанные виновными в пособничестве им.

Фактически на руднике функционировал концентрационный лагерь, известный под названием «Первый туннель». В работах послевоенных югославских авторов описывались крайне тяжелые условия труда, постоянные избиения осужденных со стороны охраны, частые случаи заболевания тифом и цингой, приводившие к высокой смертности. Новые партии политических заключенных поступали в лагерь регулярно. Известно, например, о переводе в «Первый туннель» в 1943 г., по крайней мере, двух групп из фильтрационного лагеря Саймиште, использовавшегося для содержания пленных и арестованных сторонников Тито и Михайловича.

Об отправке в более ранний период – 31 октября 1942 г. – из того же Саймиште еще одной группы в 120 заключенных имеются свидетельские показания. Отец одного из входивших в ее состав коммунистов, Драгутина Цуцича, Неманя, вспоминал: «В октябре 1942 года ушел транспорт на Трепчу. Тогда я видел его [сына – А.С.] на железнодорожной станции в Топчидере. Конвоировали их белогвардейцы»[290]. Из этого можно сделать вывод, что этапирование работников также было возложено на русскую заводскую охрану.

В общей сложности в подотряде было четыре сотни: 5-я юнкерская, 6-я, 7-я, укомплектованная бывшими кавалеристами и 8-я артиллерийская, с четырьмя легкими полевыми орудиями. Основные силы разместились в городских казармах, о которых юнкер Павел Соколов вспоминал: «Наши казармы оставались заброшенными со времени войны, и были в таком состоянии, как они были брошены своими прошлыми обитателями, а может и грабителями из местного населения. Кругом было запустение, разруха, в некоторых помещениях были кучи тряпья, окровавленные бинты, каски, предметы снаряжения»[291].

10 мая генерал Бадер издал распоряжение о сосредоточении всех сил 3-го отряда в полосе 717-й пехотной дивизии, то есть в районе албанской границы.

Согласно ему, I подотряд должен был передислоцироваться в Косовскую Митровицу немедленно, a III – после окончания развертывания, 16 мая. Немецкие части, до этого обеспечивавшие охрану промышленных и хозяйственных объектов, переключались на проведение активных акций против повстанцев, а их функции ложились на плечи РГЗО[292].

Подотряд Черепова сдал свои позиции людям Зборовского 14 мая и отбыл в Вучитрн, где занял местные казармы [293]. Штаб отряда и III подотряд прибыли из Топ-чидера в Косовскую Митровицу 20 мая и разместились в Сокольском доме, казармах и в ряде других мест в городе. Чуть раньше, 15 мая, в Белграде прошел парад подразделения, который принимали Нойхаузен, Кевиш, Штейфон, Лихтенекер, Крейтер и другие высокопоставленные лица. Оно заслужило «двойную похвалу» начальства. На смотре была также торжественно зачитана «грамота Вождя Рейха по поводу награждения доктора Голубева» (которое, как писалось выше, состоялось в тот же день)[294].

Несмотря на то, что основной задачей отряда была охрана вверенных ему объектов, периодически практиковались прочесывания местности в поисках повстанцев, а также несение службы у албанской границы с целью борьбы с контрабандой (осуществлялось попеременно одной сотней из Косовской Митровицы и одной – из Вучитрна). Павел Соколов вспоминал об одном из таких приграничных дежурств, в котором участвовала его 5-я сотня, усиленная немецким отделением связи с радиостанцией и несколькими вьючными лошадьми: «Когда подошли к сельцу, которое должно было стать нашим опорным пунктом, лежащему в небольшой котловине, то заметили там фигурки людей в незнакомой военной форме. Оказалось, что там итальянцы.

Немецкий офицер, руководивший отрядом, отправился на переговоры. Видимо, разговор происходил на высоких тонах, т. к. вернувшись он приказал занять позиции на охватывающих котловину склонах и находиться в боевой готовности. Через полчаса колонна «союзников» потянулась из села»[295].

Иногда такие дежурства заканчивались стычками с криминальными группами. В одной из них осенью 1942 г. «арнаутскими разбойниками» был убит юнкер Осташкин. Родившийся в Смоленской губернии, окончивший русскую гимназию в Праге и пражскую академию художеств, он работал учителем в Подкарпатье (ныне – Закарпатская область Украины). Данная входившая в состав бывшей Чехословакии территория в марте 1939 г. была захвачена венгерскими войсками и включена в состав Венгрии. Через апухтинское представительство Осташкин поступил на службу в РГЗО, оставив в Закарпатье годовалого сына, мать которого умерла при родах [296].

В конце июля русским была поручена охрана одной из основных железнодорожных линий оккупированной Сербии: участок от албанской границы до станции Ушче занял III подотряд 3-го отряда, а от Ушче до Крушеваца – I подотряд нового 4-го отряда. Личный состав первоначально расквартировывали по железнодорожным станциям, реквизированным зданиям школ, вагонам и палаткам. Рядом с мостами, туннелями и важными дорожными развязками стали спешно возводиться бункеры. Данные укрепления, обеспечивавшие их гарнизонам защиту от огня пехотного оружия, стали основным средством удержания охраняемых объектов для частей РГЗО, а затем и РОК до самого конца оккупации[297].

Один из служащих писал: «Заборы из колючей проволоки закрывают подступы к бункеру. Узенькая тропинка с резкими переломами ведет к массивным железным дверям. Запираются они большим, тяжелым замком, напоминающим средневековье. Да и само помещение своими толстыми стенами, узкими прорезями окон похоже на внутренность замковой башни. Бункер рассчитан на большую команду, но так как в окрестностях все мирно, а неприятеля нет и в помине, то для команды хватает места на втором этаже. Это большая, хорошо оштукатуренная комната, в центре которой стоят нары. Крутая лесенка ведет наверх, а люк, в случае опасности закрываемый тяжелой плитой, ведет в нижний этаж. Стол, несколько стульев, стойка для винтовок и железная печка, вот и вся обстановка. На одной из стен сделано что-то вроде гардероба: висят шинели. Другие украшены фотографиями и картинками из «Сигнала» [немецкий иллюстрированный журнал – А.С.]. На столе лежат несколько истрепанных книг: они давно прочитаны всеми, но других добыть трудно, а поэтому перечитываются по нескольку раз»[298].

В целом слова респондента об отсутствии угроз в полосе развертывания русских подтверждаются сводками не только по району, но и по стране. Например, в период с 26 июля по 5 августа 1942 г. германская армия в Сербии потерь не понесла, а РГЗО потеряла лишь одного человека раненым. Вся тяжесть потерь – 21 убитый и 26 раненых – пришлись на сербских коллаборационистов. Урон повстанцев был оценен в 32 убитых, 15 раненых и 462 пленных (кроме 184 арестованных в Белграде). Кроме того, в плен попали два английских офицера. Трофеями стали 32 винтовки, четыре ручных пулемета, 615 патронов, 10 пулеметных магазинов, 300 волов [299].

В сентябре 1942 г. началась масштабная перегруппировка оккупационных сил в Сербии – в юго-западные районы страны была переброшена сформированная в Банате добровольческая горная дивизия СС «Принц Ойген», укомплектованная этническими немцами – жителями балканских стран (командир – оберфюрер Артур Флепс). Штабы дивизии и артполка, саперный батальон, разведывательный и санитарный отряды разместились в Кральево, штаб 1-го полка, его II и IV батальоны, а также I дивизион артполка заняли Ужице (часть сил IV батальона была отправлена в Пожегу), I и III батальоны – Иваницу, III артиллерийский дивизион – Чачак. Штаб, II и IV батальоны 2-го полка дислоцировались в Рашке, I батальон – в Митровице, a III – в Нови Пазаре[300].

В задачу дивизии входило обеспечение безопасности района Косовской Митровицы, железнодорожной магистрали Лапово – Кральево – Митровица – Скопье и юго-западной границы Сербии от нападений повстанцев, а также проведение акции по очистке района Копаоника и Гольи от четников Михайловича. В «наследство» от переброшенной в Подринье 717-й пехотной дивизии ей достались подразделения 3-го и 4-го отрядов РГЗО, которые перешли в оперативное подчинение оберфюрера Флепса[301]. Последние к этому времени были немного усилены: 15 августа была сформирована и переброшена в Ниш 5-я сотня 4-го отряда.

28 сентября произошло новое увеличение зоны ответственности подразделения Гескета – штаб II подотряда, 6-я и 7-я сотни были переведены в район Иошаничка Баня и заступили на охрану рудников Ушче, Ярандо и Кремичи, а 5-я сотня приняла под свою ответственность аэродром в Милошево [302].

Первая крупная операции в истории «Принца Ойгена», проводившаяся совместно с частями болгарской 9-й пехотной дивизии, началась 9 октября и преследовала своей целью зачистку района Копаоника от четников Расинского корпуса майора Драгутина Ке-серовича, центр которых находился, как предполагалось, в районе деревни Крива Река. Во время нее две русские сотни входили в состав БГ «Запад» под командованием штурмбаннфюрера Дезидериуса Хампеля – будущего командира 13-й горной хорватской дивизии войск СС «Ханджар». Кроме них, в боевом расписании группы значилась усиленная егерская рота из 1-го горно-егерского полка дивизии, горная гаубичная батарея и небольшие санитарные части. Задачей БГ было наступление из района Раковаца и Великих Катичей на восток, для занятия нескольких высот и отвлечения сосредоточенных в том районе сил повстанцев[303].

Операция своей цели не достигла – четникам удалось ускользнуть из окружения, а единственным успехом стал захват одного четницкого курьера[304]. Наибольшую известность акция получила благодаря сожжению в ее ходе деревни Крива река и практически поголовному истреблению ее жителей, ответственность за которое зачастую целиком возлагается на военнослужащих «Принца Ойгена». Югославский историк Венцеслав Глишич приводил данные, по которым убийства людей и поджоги домов начались утром 11 октября. 70 селян были заперты в церкви, а утром следующего дня убиты и сожжены в ней. Большое число женщин и детей было убито в домах, которые затем так же были подожжены. Среди них были и месячные дети, как в доме Александра Трифуновича. По этим данным, общее число убитых в селе оценивается в 320 человек, в том числе 15 детей до пяти лет. Целыми остались лишь 20 домов[305].

Согласно расписанию задействованных в акции сил, в районе деревни действовала блокирующая группа «Восток» в составе трех батальонов 36-го болгарского пехотного полка и двух горных батарей 9-й болгарской дивизии. Тот же Глишич в другой, совместной с Боро Митровским и Томо Ристовским, работе признает, что в резне принимал участие болгарский полк[306].

На 25 октября 1942 г. совокупная численность подразделений русской заводской охраны в зоне ответственности «Принца Ойгена» составляла 1367 служащих (при общей численности группировки 21851 человек) [307].

1-й отряд, сербское Подринье, май – октябрь 1942 г

В начале мая основной задачей отряда по-прежнему оставалась охрана берега Дрины. При этом русскими было арестовано большое число повстанцев, пытавшихся перейти в Сербию. Одна из попыток перехода крупного отряда была предотвращена с применением оружия[308].

10 мая произошел скоротечный пулеметный обстрел патруля РГЗО с хорватского берега у Оклетац Поля (6 км северо-западнее Рогачицы). Стрелявшие успели быстро и незаметно скрыться. В первой же половине месяца были проведены закончившиеся без боестолкновений разведпоиски в районе Цера и восточнее Крупаня, где русскими были арестованы два повстанца. Имели место и другие успехи отряда в борьбе с подпольем: в одном из газетных репортажей сообщалось, что «хорунжий Бибик умудрился поймать агитатора попа Мину, попа с револьвером под рясой»[309].

Вообще же, в течение 1942 г. практика привлечения служащих РГЗО к проведению арестов как в Лознице, так и в селах по всей зоне ответственности отряда была повсеместна. Представить примерное число этих эпизодов можно на основе документов Государственной комиссии Народной республики Сербия по установлению преступлений оккупантов и их пособников. Так, бывшему служащему РГЗО Павлу Овчинникову[310] инкриминировалась причастность к аресту в 1941–1942 гг. восьми местных жителей и беженцев из Боснии. Один из них, Сретан Будимирович из села Циконе, был арестован за оставление работы на руднике Заяча, причины остальных задержаний неизвестны. Командиру отряда, майору Зборовскому, в декабре 1945 г. заочно вменялась в вину причастность к арестам в 1942 г. еще 10 человек (часть текста обвинительного заключения в имеющемся у нас варианте документа отсутствует). Все арестованные передавались «Гестапо» в Лознице или заключались в тюрьму там же. Впоследствии большая часть из них была отправлена в концлагеря в Шабаце, Банице и в Германии, многие были расстреляны или умерли в заключении[311].

Орган, с которым активно сотрудничали подчиненные Зборовского, именовался «Гестапо» не только в ряде послевоенных югославских источников, но и в эмигрантской литературе. Вместе с тем на территории Сербии структуры гестапо не действовали и речь идет о подразделении ЗИПО и СД в Лознице. Оно было создано аппаратом Руководителя ЗИПО и СД Белград в апреле 1942 г. в числе первых подразделений на местах и просуществовало вплоть до оставления города оккупационными войсками. Все это время его бессменно возглавлял оберштурмфюрер Йохан Маркуарт. Орган имел в подчинении тюрьму в Лознице и распространял свою деятельность не только на сербское Подринье, но и на сопредельную территорию Хорватии, в частности, через разведцентр в Зворнике[312].

Милорад Бертолино – во время оккупации ученик лозницкой гимназии – вспоминал, что городская СД, несмотря на небольшую численность, была «немилосердно активна», постоянно осуществляя аресты, отправку в лагеря и расстрелы. Сотрудников знали в лицо, так как они не скрывались и любили заводить разговоры с жителями в кафе. Их звали Эрих, Андреас, Франц, Фриц, Ханс и Миша. Последний, русский эмигрант, «был склонен к кровопролитию»[313].

В дневнике Григорие Бабовича описывается произошедший в субботу 10 октября 1942 г. эпизод, связанный с участием служащих РГЗО в конвоировании в шабацкий лагерь нового контингента заключенных: «Сегодня в 15.30 по главной улице прошла одна необычная процессия из примерно 50–60 наших селян, по три в ряд. Впереди шел немецкий солдат с автоматической винтовкой [пистолетом-пулеметом – А.С.], по сторонам русские солдаты, а сзади – один наш жандарм. В середине процессии один человек на высокой палке нес табличку, на которой было написано на немецком и нашем языке: «Мы лентяи и не работаем». Так их провели по городу и отвели в лагерь. Говорят, что они не хотели работать в руднике, куда их недавно доставили»[314].

Говоря об отдаленном гарнизоне Аранжеловаца, необходимо упомянуть, что 22 мая в городе разместился штаб 1-й бригады РГЗО (командир – генерал-майор Даниил Драценко), сформированный приказом обер-ста Кевиша 11 днями ранее. Согласно данному распоряжению, группа была разделена на две бригады, но штаб другой сформирован так и не был. Сама данная структура представляла собой орган скорее номинальный, чем выполнявший какие-то принципиально важные функции. В донесении местного окружного комитета КПЮ от 2 июня, дислоцированные в городе оккупационные силы оценивались в 200 немцев, 100 четников, 150 «белогвардейцев» и 30 жандармов. Отдельно говорилось, что «русские еще ни разу не показались на территории» [315].

Единственная антипартизанская акция 2-й сотни, сведениями о которой мы располагаем, относилась к 22 июня, когда в районе села Горни Трешневица оккупационные силы, по партизанским данным, насчитывавшие около 250 четников и стражников и 60 русских и немцев на девяти грузовиках, окружили небольшой Шумадийский партизанский отряд. Последний смог прорваться, нанеся потери одной из сербских групп[316]. Уже 26 июня 2-ю сотню в Аранжеловаце сменила 3-я. Вообще же, в тот период перемещения частей отряда происходили постоянно: например, за три дня до того 6-я и 9-я сотни перебазировались соответственно в Лешницу и Лозницу. 3 июля 9-я была переброшена уже из Заячи в Крупань, а 8-я – из Лозницы на смену ей[317].

Говоря о ситуации в местах постоянной дислокации отряда, приведем воспоминания дочери унтер-офицера Владимира Кравченко, Валентины, летом 1942 г. вместе с сестрой и матерью приезжавшей к отцу в Лозницу: «Помню, что мы особенно любили прогулки и пикники. Также помню, как полковой оркестр на главной площади устраивал концерты. Мне очень нравились ярко начищенные трубы – они сверкали на солнце. Собиралось всегда много народу, в большинстве, конечно, это были сербы»[318].

Милорад Бертолино вспоминал о русских: «Все это время она [гимназия – А.С.] работала нерегулярно, работа постоянно останавливалась, так как войска занимали гимназическое здание. Чаще всего в ней жили русские-белогвардейцы. Через окно видел большую надпись «Гитлер-освободитель». Это их луч света! Написано было старой, царской орфографией». Среди «белогвардейцев» «были молодые, рожденные на нашей земле, которые чисто говорили по-сербски». Они пытались гулять, как в мирное время, знакомиться с девушками[319].

Запутанная политическая обстановка приводила, подчас, к нелепым ситуациям внутри РГЗО. 23 июня генерал-майор Драценко докладывал об одной из них в своем рапорте Штейфону: во время пребывания в Аранжеловаце священник 1-го отряда на службах «молился за Патриарха Сербского Гаврилу, короля и королеву. Является странным, что наши отрядные священники молятся за тех, кто поддерживает безбожников большевиков – разрушителей России, за тех, кто по радио поддерживает восстания в Сербии, т. е. против немцев и нас» [320].

С начала августа 1-й отряд сменил подчиненность: началась передислокация частей 714-й дивизии на территорию Хорватии с заменой их перебрасываемой из юго-западной Сербии 717-й пехотной дивизией. В оперативное подчинение ей, кроме русского отряда, перешли I и II батальоны вспомогательной полиции («хипо»), 447-й, 923-й и 977-й батальоны земельных стрелков, 3-й и 4-й взводы легких бронеавтомобилей, часть штаба I батальона и 2-я рота 202-го танкового отряда. В прежней зоне действия «до особого распоряжения» были оставлены III батальон 741-го пехотного полка, 1-я батарея 661-го артдивизиона и 1-я рота 713-й колонны снабжения. Гельмут Ран, 1 июля повышенный в звании до обер-лейтенанта, также временно оставался офицером связи при отряде[321].

На 25 октября 1942 г. общая численность русской части составляла 1329 человек (всего 717-я дивизия вместе с приданными частями насчитывала 7221)[322].

Моральная модернизация частей и повышение уровня индивидуальной подготовки служащих РГЗО

Германское командование не ограничивалось простым развертыванием новых подразделений – с середины года были приняты меры по общей моральной и технической модернизации группы, в частности, развертывание в ее рядах взводов противотанковой артиллерии. По штату каждый должен был состоять из одного офицера, трех унтер-офицеров (ефрейторов) – командиров орудий, 15 солдат в трех расчетах и шести ездовых. Вооружение состояло из трех 37-мм противотанковых пушек Pak-37 (t), конский состав – шести лошадей. Отобранным для службы в них служащим надлежало явиться в Белград 11 июля 1942 г. к 18.00 вечера, чтобы со следующего дня приступить к прохождению учебного курса, который должен был закончиться 1 августа [323].

Предназначенное для вооружения взводов орудие Pak-37 (t) являлось устаревшей 37,2-мм чехословацкой пушкой Skoda vz.34. Длина ее ствола составляла 1,34 м, максимальная дальность стрельбы – 5000 м, максимальная высота ведения огня – 5,8 м, вес снаряда – 0,85 кг, его начальная скорость – 675 м/с, максимальная скорострельность – 12 выстрелов в минуту[324].

Командиром взвода 1-го отряда был назначен Владимир Гранитов-младший, 2-го – Николай Сомов, 3-го – Николай Лепехин, а 4-го – Михаил Осипов (все – обер-лейтенанты). Начальником группы инструкторов был обер-лейтенант фон дер Буш, про которого Гранитов впоследствии вспоминал: «черная форма танкиста с розовыми кантами «панцерэгер» (истребители танков) и Железный крест 1-й степени сразу внушали уважением к нему. Строгий и требовательный, но всегда корректный и доброжелательный, он вскоре же завоевал общую любовь»[325].

Один из солдат взвода 4-го отряда, Анатолий Максимов, отмечал умение, с которым велись курсы – крайние нагрузки на расчеты чередовались с периодами, когда они уменьшались, чтобы люди в случае необходимости могли выложиться по максимуму. Он же вспоминал, что во время обучения произошел инцидент с самоубийством солдата-калмыка, ездового его отделения – тот вышел из конюшни, чтобы не напугать лошадей, вырвал чеку ручной гранаты и прижал ее к животу. Причины его поступка остались неизвестными[326].

Ни партизаны, ни четники в тот период бронетехникой (даже легкой) не располагали. Чем же объясняется развертывание противотанковых частей в составе РГЗО? В данном случае германским командованием был учтен положительный опыт использования противотанковых пушек против небронированных целей в труднодоступных местностях. Например, советский генерал-полковник Константин Провалов, описывая боевые действия на туапсинском направлении во второй половине 1942 г. писал: «Несмотря на отсутствие у нас танков и другой бронированной техники, нельзя сбрасывать со счетов эффективное использование противником своих многочисленных противотанковых орудий. Легкие, а потому в горах сравнительно мобильные, они поднимались гитлеровцами на высоты и оттуда вели огонь осколочными гранатами по амбразурам наших дзотов, по огневым точкам»[327].

Это же подтверждают и данные о штатном боекомплекте каждого орудия: из 84 выстрелов 72 были осколочными и лишь 12 – бронебойными [328].

Еще одним подразделением принципиально нового типа стала созданная 21 октября в рядах 1-го отряда «охотничья команда» под командованием лейтенанта Сергея Флегинского[329]. Подобные команды стали появляться в составе Вермахта и войск СС в конце 1941 г. как ответ на активную партизанскую войну на востоке. По своей сути, они соответствовали современным подразделениям специального назначения: небольшие отряды (чаще всего взводного уровня), насыщенные автоматическим оружием и пулеметами, действовали обособленно, находясь в режиме «свободной охоты». Активно используя снайперов и применяя глушители, они вели разведку, уничтожали небольшие партизанские отряды, захватывали пленных и ликвидировали командный состав повстанцев[330].

Уместно провести параллель между русской заводской охраной, в тот момент уже готовившейся к передаче в Вермахт, и крупным иностранным формированием вооруженных сил Германии – 638-м французским пехотным полком. Он в 1942–1944 гг. также действовал на антипартизанском фронте, но на оккупированной территории Белоруссии. Несмотря на несравнимо большую интенсивность действий, в составе французского полка охотничья команда (взвод лейтенанта Жака Сево из 34 человек) была создана лишь 16 октября 1943 г[331].

Антонио Муньез утверждает, что в 1942 г. в состав русского формирования был введен взвод из пяти легких французских танков R-35, а другой западный историк, Стивен Залога, пишет о передаче Вермахтом нескольких машин Н-39[332]. Но ни то, ни другое не подтверждается ни одним из серьезных источников.

На повышение уровня индивидуальной подготовки служащих была направлена издательская деятельность штаба РГЗО. Всего в течение 1942 г. тиражами от 10 до 515 экземпляров была выпущена 31 различная брошюра, преимущественно по инженерно-саперному делу (включая переводные с немецкого). Кроме того, среди них были различные уставы и ряд пособий по тактике и оружию[333].

Шпионаж повстанцев против частей РГЗО. Надзор за группой со стороны германских спецслужб

С самого начала существования рассматриваемое формирование привлекало внимание разведки повстанцев. Так, по имеющимся сведениям, начальник «команды северных областей» движения Михайловича Жарко Тодорович «Вальтер» (бывший майор разведывательной службы югославской армии) поддерживал связь с неизвестными служащими русской охраны. Михаил Шкаровский утверждает, что на четников работал начальник хозяйственного отдела штаба РГЗО Алексей Протопопов, передававший им вооружение и сообщавший о движении машин с оружием, так как являлся противником национал-социализма и «проявлял симпатию к России» (то есть к СССР). За это он, якобы, был снят с должности и понижен в звании с майора до лейтенанта[334].

Однако хозяйственным отделом он руководил с 11 января по 9 июня 1942 г. в звании гауптмана, а не майора, после чего без понижения в звании был переведен на должность начальника рабочей роты Запасного подотряда[335]. То есть сам факт применения к данному офицеру каких-либо штрафных санкций не находит подтверждения. Вопрос о достоверности утверждений Шкаровского, основанных лишь на словах сына Протопопова, остается открытым. Но с полной уверенностью можно говорить о том, что если бы о подобных действиях действительно стало известно начальству и органам контрразведки, ни о каком понижении в должности и звании в качестве наказания за подобный факт измены и помощи противнику речи идти, разумеется, не могло – дело закончилось бы расстрелом.

Коммунистические партизаны также осуществляли шпионаж против группы. Например, вплоть до своего разоблачения с этой задачей успешно справлялся житель Белграда Влада Миркович (русский по матери), тесно общавшийся с рядом служащих. Он сообщал подполью информацию о передвижениях русских и о получаемых ими распоряжениях СД[336].

Вместе с тем, кроме разведки повстанцев, русское формирование на всех этапах своего существования привлекало пристальное внимание со стороны германских спецслужб. Сразу же после развертывания в рядах группы появился ряд агентов IV отдела Управления полиции безопасности и СД, среди которых был даже адъютант Штейфона майор Яков Яковлев[337].

Не осталась в стороне и армейская разведка – Абвер. Наиболее интересен среди агентов разведштаба «Белград» служащий группы Олег Лепехин, родившийся в 1915 г. в Ташкенте. В эмиграции он окончил югославскую военную академию (выпуск 1936 г.) и служил сначала наблюдателем, а затем – пилотом королевских ВВС. При посредничестве другого эмигранта – Керим-бека – Олег, вместе со своим отцом Николаем, в октябре 1941 г. стал агентом Абвера, а затем был завербован и со стороны итальянский разведки. Уволившись из рядов русского формирования уже после передачи в Вермахт, в марте 1943 г., Лепехин выехал в Италию, а затем вернулся в Белград, где продолжал свою «двойную игру». После капитуляции Италии он был арестован СД, но затем освобожден благодаря вмешательству Абвера и в дальнейшем, после завершения радиокурса, работал в Албании и Италии. В конце мая 1944 г. был заброшен за линию фронта в южную Италию, где предложил свои услуги британцам, на которых работал и после завершения войны, в частности забрасываясь в Югославию.

На абверовскую референтуру III С работал также некий Березецкий (нам не удалось установить, был ли он завербован до или после передачи формирования в Вермахт). В его функции входил сбор агитационных материалов (листовок, газет и брошюр), распространяемых повстанцами, а потом – и разбрасываемых самолетами англо-американской авиации. Кроме того, он доносил референту о настроениях и разговорах среди своих сослуживцев по корпусу. Еще один служащий, бывший железнодорожник Вадим Кишлянский, оказался в тюрьме за неустановленный проступок и был завербован тем же разведорганом при помощи другого арестованного эмигранта, Александра Фисенко. После этого он как агент, был направлен на работу в дирекцию железных дорог[338].

Краткий анализ безвозвратных потерь РГЗО

В конце рассмотрения истории РГЗО видится необходимым остановиться на вопросе безвозвратных потерь, понесенных группой в период до включения в состав Вермахта. Выше нами уже приводились данные о 11 погибших в боях и иных нападениях служащих (10 – от действий повстанцев и один – в столкновении с криминальной группой), а также убитом при неосторожном обращении с оружием стрелке Игоре Химшиеве и покончившем с собой солдате-калмыке.

Если данные о боевых потерях, по нашему мнению, следует считать исчерпывающими, то вопрос с небоевыми представляется более сложным. Из офицеров в их число входит гауптман 3-го отряда Алексей Кривский, родившийся 17 марта 1895 г. в Острогорске и погибший 16 сентября 1942 г. при аварии мотоцикла в Косовской Митровице[339].

Данные по солдатскому и унтер-офицерскому составам нуждаются в уточнении. В документальных источниках нам удалось найти имена 13 человек (11 стрелков, ефрейтора и фенриха) из всех четырех отрядов и запасного подотряда. Они умерли или погибли в период с 29 января по 4 ноября 1942 г. по различным причинам: один – из-за травм, полученных в автоаварии, по одному – из-за энцефалита, дегенерации миокарда, миокардита, причина смерти еще одного указана просто как «болезнь». Особняком стоит стрелок 3-го отряда Владимир Кудинов (родился 28 июля 1900 г. в станице Кисловодской), покончивший с собой 21 июня 1942 г. в казарме 10-й сотни в Косовской Митровице. Причины смерти остальных не указаны, но они однозначно носят не боевой характер. Самому молодому из них было 35, самому старшему – 70 (!) лет [340].

Имена восьми служащих, умерших и погибших с первой половины мая по 25 октября 1942 г., мы можем установить благодаря публиковавшимся в прессе некрологам. Они в основном также относились к старшим возрастным категориям: возраст половины из них был от неполных 41 до 65 лет, еще трое были бывшими российскими военнослужащими. Исключение составлял лишь один молодой человек, родившийся уже в эмиграции. Один из них погиб при неосторожном обращении с оружием, один – попал под поезд, один стал жертвой молнии, трое скончались в результате болезней (воспаление легких, болезнь сердца и не уточненный диагноз)[341]. Гибель 8 ноября при несчастном случае еще одного стрелка отображена в послевоенном сборнике ветеранов 1-го полка [342].

Как видно из этих данных, количество умерших от болезней и погибших в несчастных случаях служащих РГЗО более чем в два раза превышало боевые потери. Говоря о причинах столь высокого уровня смертности, следует обратить внимание на возраст большинства рассматриваемых.

Кроме того, необходимо отметить, что в рядах формирования в этот период были отмечены случаи дезертирства. Определенное их количество среди прибывших из Болгарии добровольцев подтверждается, в частности, болгарскими документами[343]. Одним из них был солдат противотанкового взвода 4-го отряда Анатолий Максимов, оставивший описание своего бегства в составе целой группы служащих, среди которых он называет по имени лишь некого Дмитрия. Причиной их поступка, по его словам, было нежелание оказаться в рядах Вермахта, информация о передаче в который появилась осенью 1942 г[344]. Но нам данный мотив в их действиях представляется сомнительным. Вероятно, причиной дезертирства и бегства в Германию стало все же обычное недовольство условиями службы.

1942 г. характеризовался для рассматриваемого формирования в первую очередь постоянным увеличением его численности и, хотя и в меньшем масштабе, вооруженности. Это можно объяснить тем, что Сербия являлась второстепенным театром боевых действий, по сравнению даже с соседней Хорватией, и поэтому военному руководству Германии в регионе приходилось рассчитывать в первую очередь на местные силы, а не ждать подкреплений из регулярных воинских частей с родины.

Также можно констатировать, что формирование доказало свою способность не только выполнять первоначально возложенную на него задачу охраны подотчетных объектов, но и целый ряд других военно-полицейских функций: проведение боевого патрулирования, акций зачистки территорий, сопряженных с выявлением враждебных оккупационным властям элементов, осуществление массовых арестов и боевое противодействие небольшим повстанческим группам.

Глава 5 Передача формирования в состав Вермахта

Переформирование РГЗО в Русский охранный корпус, подготовка к переводу в состав Вермахта

Во многих послевоенных эмигрантских источниках передача РГЗО в состав Вермахта с переименованием его в Русский охранный корпус представляется как некое неожиданное событие. Так ли это было на самом деле и благодаря чему было принято данное решение? Его корни надо искать в позиции командования в Сербии и в первую очередь шефа группы оберста Кевиша, последовательно выступавшего за увеличение и усиление русского формирования. Еще 6 мая 1942 г. на конференции генералов Вермахта в Сараево, он просил разрешить расширение зоны вербовки до Франции и предсказывал возможность увеличения численности группы до 25000 человек[345].

Смерть Кевиша 11 июля 1942 г. не изменила ситуацию. Присутствовавший во главе делегации РГЗО на проходивших в Берлине похоронах и возложивший венок на могилу Штейфон встретил со стороны представителей военных кругов, с которыми он общался, внимание и интерес к русскому формированию, благодаря чему вернулся с радужными надеждами на будущее[346].

Вопрос о дальнейшем развитии группы решался на самом высоком уровне: за ее расширение и передачу в ряды вооруженных сил Германии ходатайствовал рейхсмаршал Герман Геринг. Результаты не заставили себя ждать и 16 сентября 1942 г. его предложения были одобрены Гитлером, согласившимся в том числе на проведение вербовки в ряды формирования среди военнопленных Красной армии и обещания земли его солдатам и офицерам. Генерал Бадер, благодаря данному решению, получил карт-бланш от командующего на юго-востоке на реализацию своих планов усиления эмигрантских частей[347]. Интересно, что в одном из его приказов от 24 сентября рассматриваемое формирование упоминается как «будущий Русский Легион»[348].

Официальное распоряжение Главного командования сухопутных войск о переформировании и возвращении РГЗО прежнего названия «Русский охранный корпус» появилось 29 октября 1942 г[349]. В тот же день вышел целый ряд других документов, регулирующих новый статус формирования и правовое положение его солдат и офицеров. В первую очередь здесь следует отметить введение новых штатов частей, соответствующих нормам Вермахта. Предусматривалось сокращение числа полков до трех (при увеличении штатной численности рот и батальонов). Каждый из них должен был включать штаб, три батальона и пять отдельных взводов: артиллерийский (два легких полевых орудия и два ручных пулемета), противотанковый (три противотанковые пушки и ручной пулемет), саперный, конный и связи. В состав каждого батальона входили три пехотные роты (по 12 ручных пулеметов в каждой) и тяжелый взвод (по четыре тяжелых пулемета и 81-мм миномета). При штабе корпуса надлежало развернуть три отдельные роты (запасную, караульную и снабжения), транспортную колонну и полевой полулазарет[350].

При этом 1-й полк, по ходатайству войсковых атаманов, предусматривалось сделать целиком казачьим. 15 ноября бывшим генерал-майором Михаилом Соламахиным было выпущено обращение к казакам, сообщавшее о его назначении шестью днями ранее заведующим развертыванием казачьих частей корпуса. Соламахин не только писал про приказ о переводе всех служивших в формировании казаков (1360 кубанских, 750 донских, около 100 терских и астраханских) в один полк, но и призвал явиться на службу всех способных носить оружие представителей данной категории в возрасте от 18 до 55 лет[351].

Однако в ноябрьском донесении командующего на юго-востоке констатировался крайне медленный ход реорганизации. Действительно, все фактические изменения в штатной структуре до конца осени свелись лишь к переводу 1-й и 2-й сотен 1-го отряда в Неготин и получению вместо них 3-й и 4-й из 3-го. Штаб II подотряда, 5-я и 6-я сотни 2-го отряда 21 ноября так же были переведены в 1-й, но в Баня Ковилячу они прибыли лишь 2 декабря[352].

Изменения в положении личного состава нашли отражение в сфере финансового обеспечения и снабжения. Так, 29 октября был установлен порядок начисления жалованья в зависимости от занимаемой должности: солдат ежемесячно получал 30 рейхсмарок (750 динаров), помощник командира отделения – 36 (900), командир отделения – 42 (1050), помощник командира взвода – 45 (1125), сам взводный – 54 (1350), ротный – 72 (1800), а командир батальона – 96 (2400). Данные нормы денежного довольствия полностью соответствовали ставкам, установленным двумя месяцами ранее для легионеров «восточных» частей Вермахта.

Женатые, независимо от количества детей, получали фиксированное месячное пособие в объеме 80 рейхсмарок (так же как и жалованье, не облагавшееся налогом). Все прочие виды выплат упразднялись. Продовольственное довольствие предоставлялось по нормам Вермахта, причем предусматривалась возможность отказа от него с выплатой 90 динаров компенсации. Снабжение обмундированием должно было предоставляться за счет наличного запаса германской армии[353]. В то же время, Штейфону удалось добиться значительного послабления режима начисления семейных пособий: по его ходатайству возможность их получения к началу декабря была распространена на престарелых и нетрудоспособных родителей холостых военнослужащих, а также на внебрачных детей[354].

Кроме того, важным нововведением являлось утверждение 29 октября штатов рамочного персонала – немецких военнослужащих, на постоянной основе прикрепленных к русским частям. При штабе каждого полка должны были находиться штаб-офицер, лейтенант и два солдата-писаря, при батальоне – гауптман, лейтенант и писарь, в ротах по одному фельдфебелю и унтер-офицеру в качестве инструкторов. Кроме того, в каждом батальоне и полку должен был быть один немецкий казначей, а в каждой роте – счетовод [355].

Передача корпуса в Вермахт

Долгожданная официальная передача формирования в Вермахт состоялась 1 декабря 1942 г., что в числе прочего означало, что его солдаты и офицеры должны были быть приведены к новой присяге. Полученный в тот же день приказ Бадера гласил: «Фюрер, в вознаграждение за работу Русского Охранного Корпуса в Сербии, по предложению Рейхсмаршала, изъявил свое согласие на то, чтобы чинам корпуса, в подходящий, по мнению Правительства Рейха, момент была предоставлена возможность возвращения на Родину, причем они будут пользоваться преимуществами при распределении земли в границах нового аграрного закона»[356].

Процесс реорганизации структуры РОК пошел гораздо быстрее: кроме штабов бригады и 4-го отряда, были расформированы Запасной подотряд, различные мелкие части отрядов. Роты разных полков перетасовывались, в связи с увеличением их штатной численности и некомплектом личного состава сводились вместе. Темп переформирования подхлестывался тем, что намеченный на начало 1943 г. вывод с территории Сербии двух немецких дивизий (717-й пехотной и «Принц Ойген») должен был, как ожидалось, вызвать рост активности повстанцев. Одной из мер ее парирования Бадер видел как раз развертывание РОК [357].

Из-за ликвидации большого числа структур и подразделений произошло и сокращение количества офицерских должностей, многие из офицеров были понижены в званиях. Так, например, сохранивший свой пост начальника штаба корпуса Борис Гонтарев и переведенный на должность корпусного интенданта Иван Кириенко[358] стали майорами. Порядка 150 офицеров были переведены в унтер-офицерский состав[359].

Как уже говорилось выше, подразделения корпуса, по мере введения в строй, приводились к новой присяге. Первым из них стала 7-я рота 2-го полка (сформированная из бывших 1-й и 2-й сотен 1-го отряда). Церемония прошла 29 января 1943 г. во дворе казарм Баницы, в присутствии Бадера, Штейфона, Лихтенек-керра и других представителей командования. Слова присяги военнослужащие в данном случае повторяли вслед за иеромонахом отцом Никоном: «Клянусь свято перед Богом, что я в борьбе против большевиков – врагов моего отечества и сражающихся на стороне большевиков неприятелей Германской армии, буду оказывать Верховному Вождю Германской армии, Адольфу Гитлеру, всюду, где бы это ни было, безусловное послушание и буду готов, как храбрый воин во всякое время пожертвовать мою жизнь за эту присягу»[360].

В газетном репортаже о данной церемонии говорилось, что личный состав роты был одет в форму Вермахта стандартного цвета «фельдграу» [361]. По имеющимся свидетельствам, переобмундирование началось в более ранний период: например, Бабович еще 30 ноября записал, что многие русские в Шабаце были одеты в немецкую униформу. В то же время даже 27 августа 1943 г. оперативный отдел штаба командующего в Сербии констатировал, что часть военнослужащих РОК все еще носила старую темно-коричневую униформу[362], что свидетельствует о плохом снабжении.

Право получения германских наград (даже знаков отличия для восточных народов) в тот момент на солдат и офицеров корпуса распространено не было. Исключением, насколько можно понять, был лишь знак «За ранение». Так, на основе имеющегося фотоматериала можно говорить, что черные знаки имели гауптман Александр Эйхгольц и обер-лейтенант Алексей Дуброва, получившие за время войны по одному ранению, оба, как мы помним, в первые месяцы службы. Знаки были вручены, вероятнее всего, в период службы в РГЗО.

Вместе с тем, германское командование регламентировало ношение на немецкой униформе иностранных наград. Первоначально разрешен был лишь российский орден Св. Георгия и Георгиевский крест, а чуть позже, в начале весны 1943 г., к ним прибавился знак 1-го Кубанского «Ледяного» похода[363]. Но на практике бывали и «неуставные» исключения. Например, унтер-офицер конного взвода 2-го полка Борис Вакар вспоминал, что носил на кителе знаки Елисаветградского кавалерийского училища и 1-го гусарского Сумского полка, а также колодку с лентами российских наград[364].

На основе имеющихся фотоматериалов можно говорить, что эпизоды ношения неразрешенных российских наград действительно встречались, но крайне редко[365].

В рамках развертывания отдельного казачьего полка немецкое командование вступило в контакт с еще одной политической силой, стоящей особняком от содействовавших вербовке ранее – Казачьим национальным движением (КНД) инженера Василия Глазкова. Представитель этой казачьей националистической организации и атаман Всеказачьего союза в Сербии Павел Поляков в начале января 1943 г. издал приказ, предписывающий всем годным к службе казакам явиться в Белград для прохождения медицинского осмотра и зачисления в полк. Его военнослужащие, согласно приказу, должны были получить «особую форму с казачьими национальными знаками». Начальником мобилизационного отделения был назначен Петр Недбаевский. Вербовка должна была проходить не только в Сербии, но и в Хорватии (куда 8 января для организации набора был командирован инженер Мерзликин), Болгарии и Венгрии. В качестве офицерского кадра подразделения сторонников казачьей независимости командованием Вермахта, по представлению КНД, на службу в звании лейтенантов были приняты Недбаевский, Андрей Бойко и Александр Протопопов[366].

Одним из таких казаков-националистов был молодой доброволец Григорий Нестеров, вспоминавший, что записался в ряды 1-го полка по призыву Полякова для борьбы за независимое казачье государство во главе с выборным атаманом. Но в целом отклик был невелик – КНД удалось сформировать лишь одно подразделение из 133 человек, получившее название «Сотня вольных казаков», 7 апреля 1943 г. включенное в состав 1-го полка как 7-я рота. Из-за этого все масштабные планы потерпели крах – в августе того же года Поляков образно говорил о ситуации в РОК: «трудно казаку под лаптем». По его словам, немецкие военные круги не уделяли вопросу никакого внимания, масса казаков осталась в русских полках, зато 1-й полк использовали, чтобы «показать товар лицом» начальству [367].

Не все служившие в формировании положительно восприняли переход в Вермахт. Известно, что в феврале 1943 г. болгарское посольство в Белграде получило письмо от записавшегося на службу в мае добровольца из Болгарии по фамилии Калугин, просившего уволить его из рядов РОК. В нем он жаловался на то, что условия службы не соответствуют обещанным Абрамовым, требование давать немецкую присягу не оговаривалось при записи, а несогласным давать клятву угрожали тяжелыми последствиями[368].

Как уже писалось в конце предыдущей главы, немецкое военное командование в Сербии было вынуждено рассчитывать в немалой степени на формирования местных союзников и коллаборационистов. Наиболее надежные кадры вливались непосредственно в состав силовых структур Рейха, усиливая таким образом костяк военно-полицейской группировки в стране. Если руководство СС и полиции в регионе сделало ставку на набор добровольцев из числа местных немцев, то армейское командование увеличило свои силы за счет включения в Вермахт русского формирования. В определенной степени это, по нашему мнению, может свидетельствовать о неплохой оценке, полученной русскими эмигрантами в глазах штаба оккупационной армии.

Глава 6 Несение частями РОК оккупационной службы в Сербии, 1943 г

21 января 1943 г. генералом Бадером был выпущен приказ, согласно которому должность командира корпуса отныне именовалась «Инспектор русских воинских частей в Сербии», а штаб корпуса был переименован в штаб инспектора. Уже в начале февраля название сменилось вновь – Штейфон стал «Инспектором-ге-нералом Русского охранного корпуса», оставаясь им до 9 августа, когда было восстановлено прежнее название – «командующий РОК». Тем же приказом от 21 января все центральные структуры корпуса были административно сведены в батальон «Белград», подчинявшийся начальнику оперативного (la) отдела штаба инспектора[369].

12 марта в сербскую столицу прибыла партия предназначенных для пополнения корпуса военнопленных красноармейцев в количестве 297 человек. Из них были сформированы две роты, которые после курса обучения 30 апреля были включены в состав 2-го (как 11-я, командир – гауптман Иван Кондратьев) и 3-го (как 9-я, гауптман Викентий Гетц) полков. При этом весь их офицерский и унтер-офицерский состав был укомплектован исключительно эмигрантами. Уже в марте выходивший в Софии русский журнал «Потешный» писал о советских добровольцах РОК, как о хорошо обученных, здоровых и красивых молодых людях, с которыми у эмигрантов сразу нашелся общий язык. Летом данный репортаж был перепечатан в «Парижском вестнике»[370].

Что же конкретно известно об этой группе? Одну из версий обстоятельств их вербовки можно найти в докладе министра внутренних дел Сербии Танасие Динича начальнику полиции безопасности и СД Белграда от 1 апреля 1943 г. Согласно ему, данные пленные были захвачены незадолго до этого в ходе третьего сражения за Харьков. Отправку в Сербию им объясняли потребностью в рабочей силе, и лишь по прибытии в Белград было объявлено, что они будут включены в состав шуцкора. Со стороны эмигрантов они встретили самый радушный прием: многие обнимали их и даже плакали от волнения. Вместе с тем на расспросы о ситуации в СССР прибывшие отвечали положительно, чем вызывали удивление у своих новых сослуживцев[371]. По другим данным, пленные были набраны в начале года в лагере военнопленных под Ровно (вероятно, шталаг 360). К этой же версии склоняется и пасынок гауптмана Гетца, Константин Пио-Ульский, лично общавшийся с этими солдатами. Их средний возраст был 20–25 лет и среди них были не только славяне – Пио-Ульский вспоминает, по крайней мере, одного грузина или армянина[372].

Прибытие пополнения с востока партизанами, похоже, было замечено с опозданием. Так, в июньском донесении сербского комитета КПЮ сообщалось о нескольких сотнях бывших красноармейцев в немецкой униформе, замеченных в Белграде (хотя к лету они уже покинули сербскую столицу)[373].

Отношение к акции со стороны местного и центрального руководства германской армии и спецслужб было достаточно прохладным. Здесь можно упомянуть рапорт командующего полицией безопасности и СД Белград и командира оперативной группы «Сербия» оберфюрера Эммануэля Шефера руководителю СС и полиции в Сербии группенфюреру Августу Эдлеру фон Майсцнеру от 24 марта 1943 г. В нем не только высказывались опасения касательно негативного влияния на новобранцев находившихся в шуцкоре монархистов, демократов, «ортодоксальных православных» и «представителей либерально-массонских взглядов», но и констатировались конфликты между ними и казаками-националистами. Тревогу Шефера вызывал горячий интерес к бывшим красноармейцам со стороны местного населения, которое постоянно расспрашивало тех об СССР. Имели место побеги из транспортного эшелона. Себя новобранцы называли крещеными, но разговоров о религии избегали, а в церкви зачастую крестились неправильно [374].

Крайне настороженно к включению в РОК советских военнопленных отнесся и начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель. В мае 1943 г. в официальной переписке с Рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером он писал, что решение о пополнении формирования для омоложения личного состава тремя сотнями советских военнопленных было принято в сентябре предыдущего года после положительной характеристики, полученной корпусом в одном из докладов Рейхсмаршала Геринга Фюреру в порядке эксперимента. Но Кейтель запретил дальнейший набор военнопленных и распорядился, чтобы солдаты «экспериментальной» группы были уволены, если опыт окажется неудачным[375].

Для повышения уровня подготовки личного состава РОК немецким командованием организовывались многочисленные учебные курсы. Среди них особо следует выделить курсы радистов, первый выпуск которых состоялся 16 января 1943 г. – благодаря им корпус перестал зависеть в вопросах радиосвязи от других частей[376]. Командование не обошло вниманием и идеологическое воспитание русских военнослужащих. На полковых курсах пропагандистов, кроме основ национал-социализма, изучались такие темы, как «расизм», «Новая Европа», «новый мир», «идеализм и материализм», «еврейство и масонство», «основы либерализма, социализма и коммунизма», «основные пути русской культуры», «национальное мировоззрение», «армия и пропаганда»[377].

Отдельно нужно остановиться на вопросе касательно репутации, заработанной РОК у германского командования к данному периоду. Здесь уместно привести донесение генерала Бадера командующему на юго-востоке от 5 мая 1943 г., в котором он писал, что «корпус в охранной службе, а частично и в борьбе с бандами доказал свою надежность», а поведение офицеров, унтер-офицеров и солдат называл «безупречным». Старшие офицеры, по его словам, еще полностью не избавились от надежд на возвращение старых царских порядков, но молодежь связывала свои надежды с будущей новой Россией под германским руководством. Говоря о невозможности на практике оценить боевые качества советского пополнения, Бадер констатировал, что их внешний вид и поведение в период обучения производили положительное впечатление. В то же время он отмечал два случая неповиновения с их стороны[378].

В целом, говоря о дисциплине и уровне внутренней преступности в РОК в период 1943 г., мы склоняемся к выводу, что данные показатели находились в пределах нормы, что, разумеется, не отменяет целого ряда дисциплинарных эксцессов и правонарушений. Например, 27 февраля военнослужащий Владимир Гречишкин (19 лет) был осужден судом 704-й пехотной дивизии к году тюремного заключения за самовольную отлучку, кражу и растрату. Часть наказания он отбыл до 20 октября, остаток срока был заменен условным лишением свободы. Александр Бараненко из 3-й роты 3-го полка (21 год) судом 610-й полевой комендатуры 27 августа был приговорен к четырем месяцам заключения за подделку документов, а 6 ноября – еще к шести за самовольное оставление места службы. По приговору суда военного командования в Сербии 18 сентября, так же за самовольную отлучку, получил четыре месяца тюремного заключения Агафангел Уваров, 50-летний доброволец из Болгарии, служивший в батальоне «Белград»[379].

При этом наличие судимости не означало невозможность дальнейшего продвижения по службе. Так, осужденный судом 704-й дивизии от 15 февраля 1943 г. к восьми месяцам тюремного заключения стрелок 2-го полка Петр Бородин спустя ровно год был произведен в ефрейторы [380].

Во второй половине 1943 г. на военнослужащих РОК было распространено право награждения знаками отличия для восточных народов «За храбрость» и «За заслуги»[381]. Первые награды были вручены во время торжественной церемонии в честь двухлетия существования формирования, прошедшей 12 сентября на Банице. Один из ее эпизодов в прессе описывался следующим образом: «После молебна ген[ерал] Штейфон приветствует троекратным «Зиг» германскую армию и ее вождя Адольфа Гитлера. В ответ раздается громовое «Хайль». Оркестр исполняет немецкий гимн. Выходит полк[овник] Шредер [командующий немецким штабом связи с 15 июля 1943 г. – А.С.] и докладывает командиру Корпуса, от имени главнокомандующего, о награждении орденом за самоотверженную службу»[382].

1-й полк, сербское Подринье, 1943 г

Казачий полк в начале года вновь сменил подчиненность и был придан 704-й пехотной дивизии (позже переформированной в 104-ю егерскую). Ее зона ответственности была расширена в связи с передислокацией 717-й (так же ставшей 117-й егерской) дивизии в Грецию. На 1 февраля в составе полка числился 1701 военнослужащий, включая 57 офицеров, при штатной численности 2213 человек (60 офицеров). На вооружении находилось три противотанковых орудия, 10 81-мм минометов, 12 тяжелых и 108 легких пулеметов. 12 марта прибыл немецкий рамочный персонал во главе с майором Воасом. Всю первую половину года часть продолжала несение гарнизонной службы, практически ежедневно осуществляя разведпоиски и аресты (в основном сторонников Михайловича)[383].

Из-за слабого развития железнодорожной сети в западной Сербии сообщение с Белградом осуществлялось через территорию Хорватии. При этом дороги в Среме были небезопасны – партизаны периодически нападали на пассажирские и грузовые поезда, в том числе транзитные из Сербии. Одно из нападений произошло в 16.30 27 февраля, когда группа из 12–18 повстанцев атаковала станцию Буджяновцы (11 км южнее Румы), на которой в тот момент находился шедший из Кленака в Руму состав. Атакующие были встречены огнем ехавших в нем немецких и хорватских военнослужащих и отступили. В результате боя ранения получили два немецких солдата и лейтенант 1-го полка князь Мстислав Голицин, а партизаны лишились одного убитым[384]. Атака была осуществлена диверсионной группой из состава 4-го батальона III партизанского отряда III оперативной зоны Хорватии [385].

Самая масштабная за этот период акция чистки была осуществлена подчиненными Зборовского, по югославским данным, 24 апреля, когда в селах в районе Цера были арестованы сразу 70 человек. В дневнике Бабовича можно прочесть, что, по рассказам, русские в ее ходе действовали крайне жестоко. Арестованные были доставлены из Лозницы в Шабац в середине дня 7 мая, причем все они были сильно избиты солдатами РОК[386]. Ходили слухи и про повальные грабежи в том районе, в ходе которых шуцкоровцами «из домов выносится все, что можно найти»[387].

В действительности рейд произошел 25 апреля: 11-я рота и конный взвод в Текерише действительно арестовали 70 человек, в том числе отца и мать некого Еремича (возможно, четницкого командира Душана Еремича) и сожгли его усадьбу. Одновременно 1-я рота произвела аресты в Сипуля и Цветуля. Двое из числа задержанных в Текерише, у которых было найдено оружие, через два дня были расстреляны в Лознице, их имена остались неустановленными.

Аресты заподозренных в связях с четниками затронули и ряды сербских коллаборационистов. 30 апреля в Крупане военнослужащие РОК арестовали людей среского начальника Райко Марковича, но его самого и его сына найти не удалось. Вскоре он прислал письмо, что переходит на сторону Михайловича, но обязуется не действовать против германских частей. Через два дня в Дони Баданья были арестованы 15 служащих СДС (в том числе один офицер), а в Буковице – некий Радомир Шеич. 29 мая к ним прибавились еще трое стражников, в том числе капитан I класса Милош Драгичевич. Среди предполагаемых коммунистов солдаты РОК провели аресты еще 24 человек. 15 мая в Комияце русскими после проведения конфискации был сожжен дом, хозяйственные постройки и пекарня Живко Спасоевича, а 20 мая в Буковице, в ответ на поджог дома председателя общины, учебной командой полка – два «подозрительных» дома[388].

В мае имело место и боевое соприкосновение с противником – четниками «Горной королевской гвардии» Николы Калабича. 11–12 мая в районе горного массива Заполье разведку боем осуществила 5-я рота с приданными ей тяжелыми пулеметами II батальона, под общим руководством батальонного командира майора Федора Головко. На второй день она имела столкновение с повстанцами, потеряв трех человек легкоранеными и двух пропавшими без вести. Один из них на следующий день вышел к своим, судьба второго – унтер-офицера Максима Шеремета – осталась неизвестной. По словам батальонного адъютанта Константина Подушкина, в бою четники лишились пяти убитых, а отличившиеся лейтенант Дмитрий Вертепов, унтер-офицер Иван Коломиец, стрелки Филипп Беседко и Тимофеев впоследствии попали в число первых награжденных в полку[389].

19 мая около 15.00 на 11-м км от Вальево в засаду, устроенную людьми Калабича, попал ехавший в Лозницу автобус с шуцкоровцами 1-го полка. Машина была расстреляна насквозь разрывными пулями из двух пулеметов. Погибли гауптман Петр Бузун, унтер-офицер Иван Драгунов, ефрейтор Антон Говорухин, стрелки Григорий Никонов и Иван Белоус [390], шесть военнослужащих получили ранения, а трое, в том числе немецкий обер-лейтенант Рудольф Шольц, – захвачены. Еще пять казаков, отстреливаясь, смогли отойти. Кроме того погиб один, получили ранения два и были похищены трое гражданских. Все захваченные были избиты, но впоследствии отпущены. На месте нападения карательная экспедиция в составе учебной команды и взвода 1-й роты под личным командованием Зборовского провела обыски, аресты и сожгла три двора. По данным вальевского окружного комитета КПЮ, основной целью четников был ехавший в том же автобусе председатель Буковацкой общины Ранислав Малешевич[391].

В ответ на это нападение, согласно приказу 816-й полевой комендатуры (Шабац), были расстреляны 250 заложников. Бабович в пятницу 28 мая писал: «Сегодня до полудня по городу расклеили большие белые плакаты с красной рамкой, что расстреляно 250 человек за погибших русских. В списке есть имена 20 человек из окрестностей Шабаца и Лозницы. Граждане читали имена и, в основном, со страхом шли дальше. Везде шепот и мрачные лица. Расстрел осуществлен в понедельник 24 мая на рассвете в Великом Забране [лес под Шабацем – А.С.]. Земля над жертвами хорошо утрамбована и над ними посажены сосны. Когда окрестные селяне на следующий день пытались найти место, где похоронены жертвы, они смогли его узнать только по роям мух, слетавшимся на кровь»[392].

Количество казненных соответствовало требованиям инструкции генерала Бадера от 28 февраля 1943 г. Согласно ей, за каждого убитого немецкого или болгарского военнослужащего, а также гражданского немца-рейхсдойче расстреливалось 50 заложников, а за каждого раненого – 25. За гибель и ранение сотрудника оккупационной администрации, а также представителя сербских властей или коллаборационистских формирований надлежало казнить 10 и пять заложников соответственно. 100 жизней стоило нападение на воєнно- и хозяйственно-значимые объекты. Непосредственное исполнение приговора было возложено на понесшее потери подразделение (за смерть гражданских лиц и нападение на объекты казни осуществляла полиция). То есть можно уверенно сказать, что данные 250 человек были расстреляны военнослужащими РОК[393].

Конец июня ознаменовался новым обострением ситуации в Боснии: три бригады НОАЮ (I Пролетарская, I и II Воеводинские) начали массированное наступление в направлении Дрины. 26 июня они атаковали и захватили населенный пункт Власеница, открыв себе дорогу в направлении границы. В тот день в районе Братунаца два посланных в разведку на хорватский берег германских пограничника оказались в партизанском окружении и были отрезаны от своей лодки. Видя это, на помощь им пришли стрелки 5-й роты Афанасий Солиенко и Василий Попов, несмотря на бурное течение вплавь добравшиеся до лодки и подобравшие на ней разведчиков[394].

Понесшие тяжелые потери хорватские части, ряд из которых даже пришлось вывести на восстановление, с трудом сдерживали напор противника, рвавшегося к городу Зворник, где находился крупный мост в Сербию. В этой обстановке на боснийский берег был срочно переброшен артиллерийский взвод 1-го полка под командованием лейтенанта Максима Бугураева. Несмотря на то что его развертывание не было полностью завершено, подразделение, имевшее на вооружении два 75-мм французских полевых орудия М1912, 27 июня на двух хорватских грузовиках было переброшено в населенный пункт Цулине и с наступлением темноты открыло огонь по повстанцам. На следующий день русские поддерживали контратаку усташских и домобранских частей на Дринячу, в результате которой из окружения были освобождены 130 хорватов[395].

Партизан Любо Джокович из Белградского батальона I Пролетарской бригады вспоминал: «Атака на Дринячу – село в 15 домов – длилась дольше, чем мы ожидали. Выбитые из бункеров, усташи отступили к нескольким зданиям, к которым было трудно подойти. С группой бойцов, как разведгруппа, мы перешли дорогу между Дринячей и Зворником и отрезали Дринячу. Когда мы готовились к атаке, усташи пробились из района Зворника и соединились со своими в Дриняче». В результате часть партизан оказалась прижата к берегу и смогла уцелеть лишь потому, что отходившие из села хорваты не имели времени уничтожить их, а с сербского берега они, вероятно, были приняты за своих [396].

По мере приближения повстанцев к Зворнику взвод Бугураева был выведен на сербский берег, но продолжал оказывать артиллерийскую поддержку хорватам. Тот же Любо Джокович писал: «В полдень, перед атакой на Зворник, когда мы находились в одном из фруктовых садов, вражеский самолет разведывал наши позиции. Временами по нам била и артиллерия. Несколько гранат упало в саду. Одна из них убила нашу кобылу Белку»[397].

Массированная атака на город началась в 21.00 4 июля. Для участия в ней партизаны выделили I Пролетарскую бригаду, усиленную двумя батальонами из I и II Воеводинских при поддержке шести минометов, 60-мм горного орудия, четырех тяжелых и примерно 100 ручных пулеметов. Атакованный на всех участках гарнизон оказывал ожесточенное сопротивление, цепляясь за каждую позицию, но был вынужден постепенно отступать. После занятия нападавшими господствующих над городом высот улицы оказались как на ладони. К 11.00 началось паническое бегство солдат и жителей по единственному мосту в сторону Сербии, на котором толпы беженцев и отступающих войск попали под огонь более чем 50 пулеметов 1-го, 3-го и 6-го батальонов Пролетарской бригады[398].

Впоследствии усташский штаб Усора и Соли возлагал ответственность за огромные жертвы (в общей сложности в уличных боях и при переправе погибло 400–500 человек, в том числе много гражданских) и разграбление партизанами города в первую очередь на усташского сатника Жличарича, который запретил заблаговременную эвакуацию населения, но сам благополучно скрылся. Отмечалось также, что многочисленные просьбы о подкреплении остались без ответа, а разбитые в предыдущих боях части из состава I усташской бригады и не имевшая автоматического оружия добровольческая рота Домобранства, укомплектованная местными жителями старше 50 лет, не могли выполнить возложенные на них задачи [399].

К этому времени в сербской части города (так называемом Малом Зворнике) под общим командованием майора Василия Морозова был собран ряд подразделений 1-го полка: штаб и тяжелый взвод III батальона, 6-я (около 70 человек личного состава) и 9-я (до 100 солдат и офицеров) роты, артиллерийский, противотанковый, конный и саперный взводы. В резерве находилась 5-я рота 523-го полка 297-й пехотной дивизии. С самого начала боя артиллерийский взвод огнем пытался поддержать обороняющихся, а несколько русских отделений были приданы им в надежде, что присутствие солдат Вермахта укрепит боевой дух гарнизона. После начала бегства остатков войск и беженцев в Сербию, подразделения Морозова делали все возможное для прикрытия отступающих и подавления пулеметных точек противника. Ситуация усугублялась тем, что накануне, из-за опасений прорыва повстанцев через водную преграду, часть настила моста была разобрана, что задерживало движение, многие люди срывались в реку.

Раненых сносили в один из близлежащих домов, где санитары РОК едва справлялись с их потоком. Тех, чье состояние позволяло, после быстрой перевязки грузовиками отправляли в Баня Ковилячу, где медицинская служба полка развернула пункт оказания помощи. Многие остались лежать на мосту, сильный огонь партизан мешал вынести их. Но когда среди тел неожиданно показался мальчик, несший на спине другого ребенка, один из солдат бросился к нему. Вместе, под огнем партизан, они смогли донести раненую девочку до ближайшего парапета. Около 1.00 6 июля несколько русских попытались вытащить с моста хотя бы ближайших раненых. Несмотря на периодические пулеметные очереди и пуски осветительных ракет, до утра они смогли спасти еще несколько человек, трое из которых, однако, вскоре умерли от потери крови. Уже перед рассветом партизаны подорвали часть моста у хорватского берега, после чего стоны раненых прекратились – вероятно, они были добиты взрывной волной[400].

На протяжении всего дня 5 июля продолжался крайне ожесточенный огневой бой. По свидетельствам офицера штаба полка Константина Николаева, партизаны вели огонь из окон, с балконов и крыш выходивших на реку домов, обстреливали казармы РОК и СДС из минометов[401]. Обороняющиеся так же отвечали сильным обстрелом. Известно, например, про упорный огонь противотанковой пушки по занятому одной из рот 3-го батальона Пролетарской бригады дому. Повстанцы потеряли в нем двух человек и «едва не понесли более тяжелых потерь»[402]. Но наиболее тяжелым ударом для партизан в тот день стала гибель комиссара I Пролетарской бригады Филиппа Фича Кляича, убитого пулей с сербского берега, когда он шел по теснине вдоль дороги на Тузлу[403].

6 июля около 12.00 на сербском берегу погиб хорватский офицер, командир взвода оружнишства (жандармерии) в Зворнике поручник Йосип Вукдин. Согласно хорватским документам, это произошло в момент, когда он выставлял охранение у моста. По словам Константина Николаева, караул там с момента выхода партизан к реке держали девять человек из 6-й роты во главе с лейтенантом Владимиром Третьяковым, которые, несмотря на тяжелые потери ранеными (включая командира), были сменены лишь через 26 часов – то есть как раз примерно в районе полудня 6 июля. С другой стороны, он же утверждает, что хорватский жандармский поручник входил в группу разведчиков под командованием все того же Третьякова, попавших под огонь при попытке переправиться на противоположный берег. Данная версия представляется несостоятельной и, вероятно, эпизод действительно произошел в момент, когда хорваты пытались сменить людей из 6-й роты. Так или иначе, под партизанским огнем были потеряны двое – военнослужащий РОК и поручник Вукдин – оставшиеся лежать на берегу. Подползший к ним стрелок Семен Клищ обнаружил, что хорват еще жив, но в одиночку вынести его под обстрелом противника солдат не мог. Видя это, на помощь Клищу бросился лейтенант Третьяков. Вдвоем они смогли вытащить офицера, но из-за большой кровопотери спасти его жизнь не удалось[404].

После подрыва повстанцами моста функции РОК на участке свелись к ведению позиционного огневого боя с оставленным в занятом городе 3-м батальоном I Пролетарской бригады. Основные события последующих дней развивались на хорватском берегу, где вели контрнаступление части 369-й «Дьявольской» немецко-хорватской легионерской дивизии, усиленные рядом других подразделений Вермахта и Домобранства. В итоге 8 июля им удалось вернуть город, на чем для шуцкоровцев бои закончились[405]. Их потери 1–8 июля составили двух человек убитыми (унтер-офицер Павел Елисеев и стрелок Василий Рябухин из 9-й роты) и 17 ранеными. Медицинская помощь была оказана 379 хорватским военнослужащим и гражданским лицам[406].

Многие отличившиеся русские солдаты и офицеры были награждены не только германскими знаками отличия для восточных народов, но и хорватскими орденами и медалями. В частности, майор Василий Морозов получил Военный орден Железного трилистника неустановленного класса. Известен ряд других военнослужащих 1-го полка, имевших хорватские награды, полученные, вероятно, за бои в Зворнике: «Трилистником» был отмечен командир 6-й роты гауптман Михаил Скворцов, а орденами Короны короля Звонимира – лейтенанты Бугураев (неустановленного класса), Третьяков (III класса с дубовым венком) и Соламахин (III класса с мечами). Стрелок Клищ получил медаль Поглавника Анте Павелича «За храбрость»[407].

Несмотря на подобные эпизоды, практика привлечения военнослужащих полка к выполнению полицейских функций в виде проведения регулярных арестов, продолжала доминировать. Одно из свидетельств массовых задержаний относится к 23 августа, когда Бабович записал про доставку двумя днями ранее в Шабац из Лозницы 27 заключенных. «Всех арестовали русские»[408].

В июне произошел несколько выделяющийся из общего ряда эпизод, когда солдатами полка была задержана в полном составе футбольная команда «Будучность» из Вальево. По пути на гостевую встречу с лозницкой «Србадией» футболисты, представители руководства клуба и сопровождавшие их болельщики (всего около 40 человек) заехали в Ковилячу. Во время прогулки по парку они были окружены примерно взводом русских. Крича, ругаясь и подгоняя прикладами, те построили сербов и бегом, с поднятыми руками, погнали в находившуюся в 6 км Лозницу. В лозницкой тюрьме они провели пять часов, где их по одному вызывали на допрос. В итоге начало встречи было перенесено на час[409].

В уже упоминавшихся нами выше обвинительных заключениях югославских властей на Овчинникова и Зборовского поименно названы 40 человек, арестованных с 4 января 1943 по 28 апреля 1944 гг. военнослужащими 1-го полка. Все они были переданы СД в Лознице, в ряде случаев солдатами РОК руководили его сотрудники, в том числе русские эмигранты – упоминавшийся выше Миша и некий Тоша (вероятно, Антон). По крайней мере, один раз в операции участвовала также полевая жандармерия. Среди военнослужащих РОК фигурирует обер-фельдфебель Дмитрий Персиянов из разведки штаба полка. В большинстве случаев причина ареста не указывается, иногда оговаривается, что она неизвестна. Три человека были задержаны за связь с коммунистами, а семь – с людьми Михайловича, четыре – за уклонение от трудовой повинности, один – за то, что найдя на дороге листовку, стал показывать ее другим лицам. Из второй категории выделим священника Петра Трифуновича из Липницы, арестом которого 14 октября 1943 г. руководили Персиянов и Миша. Последний допрашивал Трифуновича в лозницком лагере, после чего тот не мог держаться на ногах из-за побоев (впоследствии был переведен в лагерь «Баница» и освобожден 21 декабря того же года).

Определенное количество из их числа впоследствии было расстреляно или умерло в лагерях. Один, Боголюб Анджелич из села Помяро, согласно документу был переведен из Лозницы в шабацкий лагерь, а оттуда автомобилем «Марица» (который, как мы помним, был машиной РОК) увезен в неизвестном направлении, после чего его судьба неизвестна. В других источниках есть прямые указания на казнь задержанных людьми Зборовского. Так, в августе 1943 г. в Текерише при выходе из трактира шуцкоровцами и сотрудниками СД был схвачен, а затем убитЖивадин Златарич. В следующем месяце на основании донесения агента в Велико Село русскими как сочувствующий НОАЮ был арестован и расстрелян Видойе Джурджевич[410].

Особое внимание послевоенных органов государственной безопасности Югославии привлекало действовавшее в Подринье и активно сотрудничавшее с СД подразделение корпуса под командованием Игоря Змунчиллы. Согласно их сведениям, в его состав не ранее середины 1943 г. вошла группа военнослужащих, прошедших обучение в одной из организованных Абвером школ (занятия проходили на территории гольф-клуба в Кошутняке), где они освоили методы диверсионной деятельности, после чего были переброшены в Ковилячу. Кроме того, известно, что Змунчиллой в интересах лозницкого СД был завербован торговец из Зворника Мустафа Мустафич (в качестве вознаграждения за сотрудничество из плена был освобожден его брат)[411].

В эмигрантских источниках Змунчилла (бывший офицер российских ВВС) упоминается лишь как служивший в РОК и переведенный затем в ряды немецкой конной полиции, в звании фельдфебеля которой погиб у озера Балатон в 1945 г[412]. По нашему предположению, он, вероятно, некоторое время руководил охотничьей командой 1-го полка, информация о деятельности которой крайне скупа.

Летом 1943 г. полк снова был переподчинен – по состоянию на 27 августа он был тактически придан 17-му полку 173-й резервной дивизии [413].

Примерно в этот же период в связи с активизацией четников ситуация в районе снова начала накаляться. 15 сентября в Любовии повстанцами был застрелен солдат штаба II батальона Иван Фортель[414]. Спустя пять дней, 20 сентября, во всех частях полка были получены угрозы равногорцев с требованиями перехода на их сторону. Одновременно в районе Коретины был атакован находившийся в разведке взвод 9-й роты. В ожесточенном бою погибли стрелки Данилов и Федот Никитин и был ранен лейтенант Дмитрий Колышкин. По немецким данным, нападавшие потеряли семь человек убитыми и 20 ранеными. К 30 сентября дело дошло даже до блокады четниками Любовии. Все атаки были отражены удерживавшим город II батальоном, но деблокировать его удалось лишь 2 октября, после чего гарнизон отступил в Малый Зворник. В тот же день у села Брезняк подвергся атаке обоз I батальона – четниками были уведены четыре подводы и убит стрелок Василий Яценко. В качестве ответных репрессий за трех убитых русских солдат, 4 октября были расстреляны 150 сербских заложников[415].

2-й полк, восточная Сербия, 1943 г

Полк Мержанова также оставался в прежнем районе развертывания (от Бора и Неготина на юге до Пожареваца на севере), продолжая выполнять те же задачи. Подразделения в течение указанного периода периодически передислоцировались: из наиболее заметных изменений здесь можно назвать создание гарнизонов на руднике Майданпек и в Доньи Милановаце. Но ситуация в районе стала гораздо более напряженной. Первое известное нападение на русских в 1943 г. произошло уже 31 января, когда в Доньи Милановаце неизвестные бросили гранату в дом Йозефа Борчевича, где в этот момент находился патруль РОК. В итоге один солдат получил ранение и был переправлен через Дунай в госпиталь в румынской Оршаве, а дом сгорел[416].

В ответ были осуществлены аресты ряда лиц из местного коммунистического подполья, о чем один из их сотоварищей вспоминал: «Белогвардейцы арестовали Йосипа Борчевича и его жену Стану. В Доньи Милановаце один гестаповский капитан арестованного Йосипа Борчевича пытал непрерывно в течение 24 часов. Белогвардейцы и немцы арестовали Ивана Стояновича и его жену Персу, а Михайло Николич успел сбежать. Тогда немцы арестовали дочь Михайло Цвету и сыновей Живоина и Димитрия, подожгли его дом, хлев и угнали весь скот». Впоследствии все эти лица были расстреляны[417].

Спустя два дня, 2 февраля, в селе Клокочевац группа солдат корпуса во главе с немецким офицером наткнулась на вооруженную группу из восьми человек, которые при виде их попытались скрыться. Огнем два повстанца были убиты, а третий ранен[418].

Еще с начала ноября предыдущего года дислоцировавшиеся в Пожареваце русские части привлекались к чисткам в районе города, направленным в первую очередь против сильно досаждавших оккупационным силам и особенно местным властям партизан Пожаревацкого отряда НОАЮ. В данном случае операция свелась преимущественно к повальным грабежам: немецкие, русские и сербские силы обыскивали населенные пункты вдоль Млавы и Моравы, наиболее интенсивно зачищая район Пародии – Тичевац – Мириево. Некоторые села проверялись по несколько раз. При этом из домов выносилось мясо, сало, другие продукты питания. Так продолжалось до февраля 1943 г., когда интенсивность рейдов стала падать[419]. Подобная практика была характерна для антипартизанских операций германских вооруженных сил в самых разных странах. Здесь видится уместным снова провести параллель с действиями 638-го французского пехотного полка в Белоруссии. Один из бывших легионеров, Эрик Лаба, в своих мемуарах писал, что операции по захвату продуктов у населения преследовали цель лишить партизан фуража и питания, которое те у крестьян все равно бы отняли[420].

Более масштабная акция с участием шуцкоровцев была запланирована на февраль: вместе с частями 704-й дивизии, отрядами СДС и Сербского добровольческого корпуса (СДК)[421] они должны были принять участие в зачистке района восточнее Петровца [422].

Согласно плану операции, наступление должно было вестись пятью боевыми группами. БГ «Юг» имела задачу в ночь в 5.30 17 февраля начать наступление из Седлары и Лукавицы на север и северо-восток. Русские подразделения должны были провести обыски в Купиноваце, Тичеваце, Буеру, Джуринцах и Буроваце, a III батальон 724-го полка – в Бубово, Оскорише, Бритинаце и Дубнице. БГ «Восток» должна была выдвинуться раньше на полчаса, перекрыть дороги Петровац – Велико Лаоле – Шетонье и Шетонье – Човдин – Везичево, а также обыскать эти населенные пункты (за исключением Петроваца). БГ «Север» перекрывала участок Жабари – Брзоход – Петровац и зачищала эти села, то же самое делала группа «Фриц» на линии Ракинац – Жабари – Пародии, а БГ «ІЦ» – на пути Свилайнац – Кушельево – Пародии.

Но замысел оказался спутан из-за захвата 15 февраля партизанами Моравской роты Пожаревацкого отряда командира 734-го полка оберста Ханзеля и трех сопровождавших его военнослужащих. Все они были убиты, а в руки повстанцев попали подробные планы предстоящей операции, включавшие в том числе интернирование всего мужского населения района старше 15 лет. Наступление пришлось начинать в тот же день. Первый удар был нанесен по селу Топонице, рядом с которым было совершенно нападение, и ближайшим населенным пунктам. В них было арестовано 239 и убито 10 селян, а также сожжено несколько домов. Успехом операции стало поражение, нанесенное немцами Стишской роте Пожаревацкого отряда в Сиракове: погибло пять партизан (в том числе командир роты, его заместитель и секретарь ротной партийной организации) и был ранен ротный комиссар. Кроме того, в селе были сожжены семь домов и расстреляны три местных жителя[423].

Из подразделений 2-го полка для участия в акции была выделена 2-я рота, оперировавшая 16 и 18 февраля западнее Пожареваца. На счету ее солдат другой успех зачистки – поименно известны не менее 11 четников из отряда воеводы Жарко Костича, захваченных русскими в ее ходе и отправленных в концентрационный лагерь «Красный крест» в Нише. Спустя три месяца все они были расстреляны. По свидетельствам безымянного военнослужащего полка, при прочесывании местности повстанцы, оказавшись запертыми между ротой СДК с фронта и совместной русско-немецкой разведгруппой из 12 человек с тыла, без боя сдались последним: при виде первого дозора из четырех солдат они просто положили оружие и сели на землю. «Между ними был, по-видимому, один поп (имел длинные волосы), совсем еще молодой, один учитель, тип, одетый сербским жандармом (может быть, и на самом деле быв[ший] жандарм)» — всего 22 человека при двух пулеметах [424].

Не достигнув полностью своей цели, операция была свернута, а проведение окончательной зачистки сектора предоставлено сербским частям, которые в течение последующих нескольких месяцев осуществляли массовые расстрелы, поджоги и отправку в лагеря заподозренных в связях с повстанцами. Итогом акции стал расстрел 400 местных жителей и, в ответ на убийство оберста Ханзеля и его сопровождающих, такого же числа заключенных «Баницы» и Главной тюрьмы Белграда[425].

Избежавший разгрома Пожаревацкий отряд продолжал ведение активных действий. Кроме атак на сельские управы и отряды СДС, иногда партизаны решались и на открытое противостояние с оккупационными силами. Так, 6 марта, при проведении разведки у села Десине под огонь Пекской роты отряда попало отделение 1-й роты 2-го полка. Стрелок Николай Руденко (родился 19 июля 1903 г. в Казинском на Ставрополье) получил смертельное ранение и скончался спустя два дня (похоронен в Белграде), а второй солдат был ранен легко [426].

22 мая частями III батальона была предотвращена попытка четников[427] освободить политических заключенных из тюрьмы в Неготине. В результате ожесточенной перестрелки в различных частях города атакующие были вынуждены отступить, но в самом ее начале был убит находившийся в карауле у тюрьмы стрелок из штаба батальона. Карательные меры не заставили себя ждать – в начале июня по распоряжению 809-й полевой комендатуры за гибель солдата были расстреляны 50 сторонников Михайловича из нишского концентрационного лагеря «Красный крест»[428].

В начале лета удар четникам нанесли уже шуцкоровцы. Согласно официальному сообщению, 13 июня взвод из состава I батальона под командованием лейтенанта Михаила Левандовского (53 человека с шестью пулеметами) напал на хутор в районе Трстеника, где, по данным разведки, размещался штаб противника. В итоге местными, якобы, были захоронены 10 убитых повстанцев, среди которых был их командир, а на сожженном затем хуторе был найден полевой госпиталь[429]. По донесению Поречской четницкой бригады события выглядят иначе. Вечером 10 июня на хутор, ранее выбранный для размещения штаба 4-го батальона бригады, прибыл его командир подпоручник Томо Вуйкович со штабной группой. Около 7.15 следующего утра они неожиданно увидели на ближней дистанции приближавшихся цепью русских и бросились бежать, провожаемые криками и выстрелами, причем двое сопровождавших Вуйковича четников даже не потрудились взять свое оружие (еще двое были посланы за едой и, услышав стрельбу, скрылись в лесу). Вторая группа шуцкоровцев находилась в засаде, но повстанцам удалось избежать ее. Еще раз ускользнуть из-под обстрела беглецам удалось около 4.00 следующего дня. На хуторе были брошены две винтовки, пять гранат и около 200 патронов[430].

В течение лета потери 2-го полка продолжали расти. В первой половине июня из Майданпека дезертировали и перешли на сторону равногорцев четверо русских – Константин Животовский, Семен Земцов, Евгений Шиловский и Петр Дурников (до войны все проживали в Югославии). 17 июня под Имерией в перестрелке погиб стрелок 9-й роты Владимир Химшиев. На следующий день за его гибель, убийство трех немецких таможенников и нападение на болгарский поезд на линии Ниш – Лесковац было расстреляно 400 заложников. 29 августа в бою с коммунистами в районе Жагубицы список безвозвратных потерь пополнил стрелок 10-й роты Алексей Куканов [431].

Зачастую операции «на земле» проводились с крайней жестокостью по отношению к местному населению. Здесь особо следует выделить акцию в деревне Рудна Глава, в которой летом 1943 г. приняли участие части 2-го полка. Поводом для рейда послужило разоружение в селе группы СДС. После этого значительная часть жителей, опасаясь репрессий (ранее при схожих обстоятельствах уже были расстреляны четверо местных), оставила населенный пункт. 26 июня со стороны Неготина в село въехали 400–500 русских и немецких солдат на 24 грузовиках. Там они разделились на две группы, одна из которых осталась в Рудной Главе, а другая начала обыски прилегающих хуторов. Не обнаружив жителей, оставшиеся в селе начали поджигать пустые дома, то же самое делали и солдаты, обыскивавшие окрестности. Некоторые селяне, увидев это, начали убегать,

после чего по ним был открыт огонь, многие были убиты. В довершении всего в помещении общинной управы каратели уничтожили архив и подорвали гранатой сейф. После двухдневного пребывания в селе, экспедиция отбыла тем же путем, что и приехала, забрав с собой 35 человек в качестве заложников[432].

В источниках югославского периода итоги этой акции оцениваются в 18–20 убитых и по крайней мере 15 уничтоженных домов[433]. Какие же русские подразделения участвовали в зачистке села? В изданной после войны объединением ветеранов 2-го полка «Памятке» можно встретить информацию, что спустя ровно месяц – 26–27 июля – имел место рейд 6-й роты и конного взвода в район сел Влаоче, Рудна Глава, Лесково, Ясиково[434].

Принимая во внимание совпадение многих деталей (район проведения акции, ее двухдневный срок, числа), мы можем сделать вывод, что взвод и рота принимали участие в описываемых выше событиях. Название месяца в послевоенном источнике, вероятно, было случайно или намеренно изменено[435]. Эту версию подтверждает и наличие в «Памятке» значительного числа других ошибок такого же рода (например, ровно на месяц, с 17 июня на 17 июля, была перенесена упоминавшаяся выше перестрелка под Имерией, в которой погиб стрелок Химшиев). Многочисленные ошибки в написании фамилий, географических названий и дат в данном издании легко объяснить тем, что оно было написано и размножено от руки.

Уместно добавить, что в первой половине июня из плена Поречской бригады бежали четыре человека (наредник пограничной стражи Тадия Митич, два мусульманина и словенец). Они смогли добраться до Майданпека и, по информации, ставшей известной равногорцам, на допросах показали, что население Рудной Главы поголовно вооружено, в том числе автоматическим оружием[436]. Именно этим, вероятно, объяснялась значительная численность карательной партии и предельно жесткие действия ее солдат.

Имели место и другие случаи убийств гражданских в ходе проведения акций 2-м полком. Например, в конце августа 1943 г. его военнослужащие убили Александра Марковича, учителя из села Голубинье [437].

Несмотря на регулярное проведение патрулирования и «акций возмездия», важнейшей задачей мержановских подразделений продолжала оставаться охрана рудников, в первую очередь Борского, и надзор за их работниками. Фактически, Бор представлял собой огромный по размерам промышленный комплекс, разделенный на целый ряд лагерей, в том числе штрафной (куда помещались лица, пытавшиеся совершить побег или саботировать работу) и концентрационный (для содержания привлеченных к работам повстанцев и их пособников). Около кладбища, на пути к Кривелю, располагался лагерь «Берлин», в районе Сеняка – «Сименс», на так называемом «втором километре» – «Функе», в Новой колонии – «Дрезден», а рядом с Топионицей – «Брин». Вдоль строившейся силами ОТ дороги на Цырны Верх и по сторонам от нее через каждые 5-10 км располагались лагеря «Инсбрук», «Вин», «Мюнхен», «Грац», «Брегенц», «Форальберг», «Бавария», «Франкия», «Вестфалия», «Тироль», «Линц», «Гольдштейн», «Гессен», «Вюртемберг» и другие.

Состав рабочих, в разное время задействовавшихся для работы на руднике и постройке дороги, отличался разнообразием. В начале осени 1942 г. в Бор было отправлено 11000 лиц, мобилизованных в рамках Обязательной трудовой службы из разных районов Сербии. В первой половине следующего года только из Белграда было передано еще 3560 представителей данной категории[438]. В одном из репортажей журнала «Сербский народ» от апреля 1943 г. приводились некоторые цифры, касающиеся мобилизованных. Так, в удаленном на 2 км от Бора лагере «Берлин» размещалось свыше 1000 работников, в том числе 150 представителей интересующей нас категории из Белграда. Еще примерно 120 белградцев находилось в лагере «Форальберг» и 169 – в «Брегенц» (25 и 32 км от Бора соответственно). 179 мобилизованных числилось в «Граце» (15 км от Бора)[439]. Четырьмя партиями были доставлены 7000 евреев (составивших основной контингент лагеря «Берлин») из Венгрии, Протектората и Румынии. После капитуляции Италии ряды заключенных пополнили до 8000 интернированных итальянских солдат. Кроме того, в лагере находилось несколько сотен фракийских греков[440].

С 6 июля 1943 г. район Бора, после непродолжительного периода нахождения в зоне ответственности 297-й пехотной дивизии Вермахта[441], перешел под контроль болгарской 25-й дивизии. Ей были тактически переподчинены 5-й специальный штаб охраны железной дороги, 288-й, 923-й и 977-й батальоны земельных стрелков, размещавшиеся в районе части РОК и СДК [442].

Говоря о деятельности подполья на руднике и в его районе, можно отметить, что в ней также участвовали русские эмигранты: подряда на укладку рельсов узкоколейки от Бора до Пожареваца добился Б. Дубровин. В возглавляемую им и активно помогавшую партизанам группу вошли также инженер Борис Рядов, техник Лев Петров и другие русские[443]. Вообще же, подрывная работа в Боре координировалась в основном Зайчарским партизанским отрядом и доставляла немало проблем оккупационным силам. Так, в октябре 1943 г. двое подпольщиков осуществили поджог «белогвардейской» казармы в лагере «Дрезден», в результате чего она была частично уничтожена. Затем они же помогли осуществить побег с «четвертого километра» 15 советским военнопленным-служащим рабочей команды, которых через Рготину переправили в Зайчарский отряд[444].

Если в случае с обладавшим большим и хорошо вооруженным гарнизоном Бором повстанцы были вынуждены ограничиваться лишь диверсиями и шпионажем, то на других объектах, защищенных меньшими силами, ситуация была сложнее. 30 сентября Стишская рота Пожаревацкого отряда даже предприняла атаку на охраняемый 10-й ротой Костолац. Целью партизан в данном случае было разоружение шуцкоровцев и освобождение заключенных лагеря в Острово. Но группа, выделенная для устранения караула, не справилась с задачей и была вынуждена застрелить часового. Охрана лагеря была поднята по тревоге, нападавшие лишились фактора внезапности, а выигранного времени хватило, чтобы к русским подошла помощь из Пожареваца. В итоге партизаны отступили, потеряв в бою убитым ротного комиссара Еленко Джокича. В 10-й роте погиб военнослужащий Николай Малинин, еще один человек получил ранение. В качестве ответных репрессий 5 октября было казнено 75 заложников-коммунистов[445].

За несколько дней до нападения на Костолац другие заметные и крайне неприятные для немецкого командования события произошли в укомплектованной бывшими красноармейцами 11-й роте, дислоцировавшейся в придунайском селе Брница. 26 сентября выстрелом из засады был ранен ее командир гауптман Кондратьев, а следующей ночью 32 солдата бежало к повстанцам. После этого происшествия подразделение было расформировано, а оставшийся личный состав распределен в основном между 1-й и 2-й ротами полка[446].

Вероятно, именно эпизод перехода на сторону противника в 11-й роте вызвал изменение в судебной системе РОК: уже в следующем месяце распоряжением командования в частях были введены военно-полевые суды, которым предписывалось на месте разбирать факты особо опасных преступлений, в том числе дезертирства и неисполнения приказов[447].

Дезертировавшие заранее установили связь с местным командиром равногорцев капитаном Вукчевичем и после побега вошли в состав созданного четниками русского подразделения. В ряде мемуаров, в частности, одного из британских офицеров связи при частях Михайловича майора Джаспера Рутама, приводятся некоторые касающиеся данной группы подробности. Во главе нее стоял бывший советский офицер – старший лейтенант Акимов (по другим данным – майор Михаил Абрамов), бежавший из немецкого плена в Македонии[448]. Насколько можно понять, она включала и определенное число других лиц, ранее не служивших в РОК, хотя бывшие солдаты 11-й роты однозначно составляли ее костяк. Рутам положительно отзывался об антинемецких настроениях перебежчиков, но констатировал плачевное состояние их обмундирования, нехватку оружия и плохое отношение к ним четников, видевших в них коммунистов[449].

Равногорцы активно использовали факт перехода для пропаганды среди других советских военнослужащих РОК. Так, для разложения солдат использовались листовки на ломаном русском языке[450], в которых сообщалось, что «Ваши товарищи которие пришли к югословенской войскам Драже Михаиловича в реону Голубачком [районе Голубаца – А.С.] отлично чувствуют. Между нами они отлично имают задоволствие между своим братям, которие находятся в свободи их всесловенских лесах». Далее в листовке содержались призывы быть «неповяремы к руским емигранты, потому что они вас предадут немцом» и дезертировать «да у том случаю возмете что болше муниций [патронов – А.С.] и пулимлотов»[451].

Еще до конца года настроения перебежчиков изменились и в начале декабря «поручник» Иван Седых вышел на связь с Пожаревацким отрядом, сообщив о готовности русских перейти к ним в случае атаки на село Буковска [452].

15 декабря 1-я рота отряда осуществила демонстративную атаку на населенный пункт, и к ним действительно присоединился 21 русский (из них лишь восемь вооруженных). 23 декабря, при атаке на лагерь четников в Криваче, ряды партизан пополнили еще 29 бывших красноармейцев. Уже 25 числа они участвовали в отражении атаки равногорцев под Дольяшницей, потеряв пять человек убитыми, еще три перебежали назад. После боя и из-за продолжавшегося марша настроение перебежчиков претерпело очередную метаморфозу и они стали проявлять уныние («нас мало, четников много», «боеприпасов мало», «фронт далеко»). В итоге после тщательных разговоров, в которых русские выражали желание уйти в Румынию и нежелание участвовать в боях с четниками, командованием отряда 29 декабря было принято решение отпустить их. С партизанами осталось 11 человек, а ушло 32, которым выдали два фунта стерлингов, 10000 динаров, карту и пистолет-пулемет МР. В Румынию они пробиваться не стали, а вновь присоединились к равногорцам. Как констатировалось в партизанском донесении, «от советских людей мы ожидали большей революционности». Отмечалась их невнимательность и недисциплинированность на марше в сочетании с крайне плохим состоянием обуви[453].

3-й полк, юго-западная Сербия, 1943 г

Для полка, чьим новым командиром 17 марта вместо уволенного Дмитрия Шатилова стал оберст Борис Гонтарев, период характеризовался гораздо менее активными действиями по сравнению с рассмотренными выше частями. С первых чисел апреля район его дислокации находился в зоне ответственности 1-й горной дивизии – еще одного формирования, в 1943 г. кратковременно оперировавшего в Сербии, – и II русский батальон (штаб – в Косовской Митровице) непосредственно подчинялся 98-му горно-егерскому полку дивизии. По состоянию на 6 мая 3-м полком оперативно руководила 610-я полевая комендатура. Данный орган возглавлялся генерал-майором Теодором Фишером и размещался сначала в Врнячка Баня, а затем – в Чачаке[454].

Прибывшая в начале мая 9-я «советская» рота полка разместилась на руднике Лиса, повзводно заняв здания старой и новой фабрик и непосредственно сам рудник. Для оценки ситуации в районе практически ежедневно высылались разведпатрули, один из которых, в составе двух отделений 1-го взвода, 21 мая попал в засаду и был разгромлен четниками. По свидетельствам Гауптмана Викентия Гетца, командующий патрулем, лейтенант Сергей Флегинский, был предупрежден местными жителями, что село Шелубари занято крупной группой повстанцев, но решил лично убедиться в этом. Одно отделение он разместил на прилегающих высотах, а с другим вошел в населенный пункт, где попал под огонь и был вынужден укрыться за штабелем балок. Активно используя гранаты, русские смогли пробиться, но на открытом скате, по которому шла дорога к лесу, попали под фланговый огонь и стали нести большие потери. Среди раненых был молодой эмигрант унтер-офицер Александр Редькин, командир 1-го отделения. Понимая, что с перебитым позвоночником будет обузой для своих солдат, он покончил с собой, положив под голову ручную гранату.

На руднике о бое узнали лишь к вечеру, когда к своим смог выйти раненый в ногу унтер-офицер Сергей Теличеев. К 3.00 была собрана спасательная экспедиция. Примерно в то же время стало известно, что Флегинский с несколькими выжившими смог пробиться к занятой болгарами Иванице, откуда был срочно отправлен в госпиталь. По дороге к Шелубари людьми Гетца был встречен уцелевший солдат патруля Колесников, который и привел их на место боя. Четники уже скрылись, в селе были обнаружены лишь трупы нескольких партизан-монархистов, стреляные гильзы и окровавленные бинты. Был осмотрен и двор, рядом с которым шел бой – «возмездие за участие хозяина на стороне врага и нахождение штаба тут же было исполнено поджогом и уничтожением этого осиного гнезда». На опушке леса были найдены сначала тело солдата Еременко, а затем – четверых других, которые были спрятаны в ямках и присыпаны листьями и хвоей[455].

В донесении Кесеровича от 25 мая говорилось о гибели в бою шести и захвате в плен пяти русских. Четники потеряли трех убитыми и пять ранеными [456]. По нашему мнению, причиной этого – первого в истории РОК – поражения в открытом бою явилась исключительно самоуверенность лейтенанта Флегинского, приведшая в итоге к тяжелым и неоправданным потерям. Но в приказе генерала Бадера он, наоборот, получил благодарность. Урон патруля был оценен в девять убитыми и четверо ранеными[457].

После боя повстанцы продолжили свое движение вглубь Сербии, и вечером следующего дня недалеко от Кральево ими была перебита группа военнослужащих 3-й роты (унтер-офицер Александр Биро, стрелки Мазараки и Мазур), возвращавшихся к месту дислокации со станции Матурашка Баня. Обстоятельства их гибели удалось восстановить на основе показаний сербского стражника, во время перестрелки успевшего спрятаться в канаве, и местного крестьянина, мимо дома которого прошли солдаты. Согласно им, все трое шли, распевая песни и куря в темноте (охраняемый ротой район вдоль железной дороги Кральево – Косовская Митровица считался спокойным и появления противника там не ожидали). Вероятно, четников они обнаружили уже слишком поздно, поэтому не смогли спастись бегством. В расположенном примерно в 2 км бункере № 119 слышали стрельбу, но людей на место боя выслали лишь утром, узнав о произошедшем от того же служащего СДС. Трупы были найдены сильно изуродованными, рядом с каждым лежало большое количество гильз. Так же были обнаружены следы большого числа людей и скота, указавшие место переправы нападавших через Ибр, и, далее, брошенный труп четника[458].

Ожесточенное сопротивление солдат РОК подтверждается и данными повстанцев – в донесении Кесеровича говорилось, что «при переправе через реку Ибр отделение охраны вошло в огневой контакт с русским патрулем в немецкой униформе, в результате чего погибли 3 русских. Собственные потери: 1 убитый и 3 раненых» [459].

Похороны погибших в обоих эпизодах состоялись 24 мая на германском воинском кладбище в Кральево. На них были делегированы представители всех немецких военных учреждений, присутствовали генерал Штейфон, командир и начальник штаба болгарской дивизии, а в погребальном обряде участвовали болгарские солдаты. Тела были преданы земле под троекратный залп и исполнение гимна «Коль славен»[460].

Следующее столкновение с ЮАвО в полосе 3-го полка произошло в ночь с 3 на 4 октября, когда четниками была атакована старая фабрика рудника Лиса. По свидетельствам Викентия Гетца, о готовящемся нападении он был заранее предупрежден СДС, поэтому охранявший объект взвод Флегинского встретил атакующих в полной готовности и смог взять своеобразный реванш за свое майское поражение, отбив атаку[461].

Несмотря на столь ограниченное количество боевых эпизодов в течение года, немецкое командование сочло необходимым произвести награждения в полку. Так 12 ноября знаки для восточных народов «За храбрость» и «За заслуги» получила группа военнослужащих II батальона [462].

Увеличение численности РОК: вербовка в Румынии, Генерал-Губернаторстве, новые добровольцы из СССР

К 10 сентября 1943 г. численность личного состава РОК достигала 5960 человек (231 офицер, 960 унтер-офицеров, 4769 солдат) при штате в 7468 военнослужащих (258 офицеров, 1111 унтер-офицеров и 6099 солдат). Немецкий рамочный персонал насчитывал 22 офицера, 34 унтер-офицера и 43 солдата[463].

Принимая во внимание, что корпус к этому времени был укомплектован добровольцами из 14 стран[464], можно сделать очевидный вывод, что русская эмиграция уже не могла дать необходимых людских ресурсов даже для комплектования трех имеющихся полков, не говоря о развертывании новых частей.

В этот же период в Берлине на высшем уровне снова был поднят вопрос о дальнейшем развитии корпуса.

В итоге Гитлером совместно с Рейсхфюрером СС было принято решение о немедленном усилении и принятию мер к повышению надежности русского формирования. Советских военнопленных в его ряды было решено больше не принимать, а при наборе добровольцев теперь следовало учитывать мнение высшего руководителя СС и полиции Сербии. Вместе с тем последнее слово в данном вопросе оставалось за армейским руководством. В телеграмме генерал-фельдмаршала Кейтеля от 11 сентября, сообщавшей об этом решении командующему на юго-востоке, говорилось и то, что снабжение РОК должно было отныне осуществляться за счет трофейного итальянского имущества, в частности, должны были быть приняты меры к обеспечению формирования складскими запасами итальянской униформы[465].

Объяснение увеличения интереса к РОК следует искать в обострении обстановки на Балканах после заключения 8 сентября 1943 г. Италией перемирия с США и Великобританией. Сразу же после этого началось разоружение немецкими и хорватскими войсками итальянских воинских подразделений на территории от Греции до Словении, что вызвало резкое сокращение задействованной против повстанцев группировки во всем регионе, а в некоторых районах – увеличение численности и вооруженности самих партизан за счет перехода на их сторону итальянских военнослужащих [466].

Для пополнения корпуса было решено распространить вербовку на еще одну балканскую страну – Румынию. Несмотря на отсутствие значительной колонии русских эмигрантов, в ее состав к этому времени входил целый ряд населенных славянами областей: некогда входившая в состав России Бессарабия, Буковина (ныне – Черновицкая область Украины) и Трансистрия, то есть территория присоединенной в 1941 г. Одесской области СССР. Надо отметить, что первые две области с августа 1940 г. до начала войны также успели побывать в составе советского государства. Именно на этих землях и было решено организовать вербовку новых рекрутов. Принципиально новым моментом здесь было то, что их жители не только не относились к эмигрантской среде, но даже в значительной части вообще не были русскими. Особенно это касалось целиком украинской Буковины.

Первая группа вербовщиков в составе шести военнослужащих корпуса (по два офицера, унтер-офицера и ефрейтора) в начале осени отбыла в южно-бессарабский Аккерман, а вторая чуть позже развернулась в Кишиневе и Бельцах[467].

Их работа шла быстро, и уже в сентябре на Банницу начали прибывать партии добровольцев, из которых формировались учебные роты, первая из которых 28 числа того же месяца была укомплектована и отправлена во 2-й полк. К концу года две подобные роты были распределены в 1-й, четыре – во 2-й и три – в 3-й полк. После прохождения курса обучения они вливались в состав частей, заменяя в штатной структуре ранее существовавшие, личный состав которых шел на доукомплектование других. 15 декабря 1943 г., благодаря прибывающим «румынам», началось формирование 4-го (командир – оберст Борис Гескет), а 15 февраля 1944 г. – 5-го (оберст-лейтенант Анатолий Рогожин) полков. Причем их командный кадр из эмигрантов прошел организованные немецким рамочным персоналом офицерские и унтер-офицерские курсы[468].

Кроме эмигрантов к вербовке привлекались и местные жители. Например, в Хотине ею активно занимался бывший комсомолец О. Павлюк (1925 г.р.), которому удалось привлечь на службу семерых земляков. После окончания набора в городе, в конце декабря 1943 г. он вместе с другими рекрутами был отправлен в Бухарест. Там они прошли медкомиссию и через семь-восемь дней выехали в Белград. После санобработки им выдали обмундирование и распределили по подразделениям (Павлюк попал в тяжелый взвод пятым номером расчета тяжелого пулемета)[469].

В Кишиневе в вербовке участвовал житель города Андрей Лобачев. Вскоре после прихода Красной армии он был арестован советской контрразведкой и в ходе следствия показал, что был завербован в ноябре 1943 г. полковником Котяну и лично набрал в корпус около 300 человек. Задержан он был с помощью другого арестованного – Павла Ветрова (родился в 1925 г.), в течение более чем пяти месяцев прослужившего в РОК [470].

К слову, из Кишинева командующим корпусом в подарок был получен художественно выполненный портрет Адольфа Гитлера с подписью «Генерал-лейтенанту Штейфону от матерей бессарабских добровольцев»[471].

Ближе к концу осени аккерманская группа рекрутеров передислоцировалась в Одессу. 16 ноября в городских газетах появилось обращение штаба вербовки, в котором сообщалось, что прием желающих производится ежедневно с 8.00 до 12.00 и с 14.00 до 17.00, по адресу: ул. Короля Михая I, 23, на углу Дерибасовской[472].

Активную помощь вербовщикам оказывала Одесская группа воинских чинов русской армии. Данная организация была сформирована в период оккупации полковником Николаем Пустовойтовым и включала проживавших в Одессе бывших военнослужащих российской или белогвардейских армий. По свидетельствам жителя города Михаила Мануйлова основной ее целью была заявлена взаимопомощь участников. Также осуществлялась благотворительная деятельность, в том числе среди советских военнопленных. Вместе с тем Пустовойтов сотрудничал и с румынскими спецслужбами, предоставив нескольких офицеров для работы в контрразведке [473]. Известно, что начальник штаба группы, бывший гвардейский корнет Кирилл Батюшков, в декабре 1943 г. ездил в Белград для переговоров со штабом РОК о проведении дальнейшего набора[474].

Призывы нашли отклик среди жителей города и уже в 9.00 18 ноября, после молебна в церкви св. Марии Магдалины, первая группа рекрутов-одесситов была отправлена в Сербию[475]. Упоминавшийся выше Мануйлов вспоминал, что вербовочный штаб занимал помещение бывшего кафе Либмана. Про офицеров РОК он говорил, что «наши старые военные действительно ничему не научились и совершенно не понимали современной подсоветской молодежи». Первый начальник штаба, обер-лейтенант Борис Залевский, по его словам, был «типичный военный пшют, носивший монокль и тросточку и обращавшийся с добровольцами как прежде офицер со своим денщиком. Появление этого типа и его высокомерное поведение вызвало всеобщее возмущение, в частности, полковник Пустовойтов принял участие в том, чтобы этого пшюта немедленно убрать». Приток добровольцев Мануйлов объяснял, в том числе тем, что многие молодые люди видели в этом альтернативу отправке на работу в Германию и спасение от прихода советских войск[476].

Вечером 22 ноября выехала вторая маршевая партия, а 11 декабря в газете «Молва» был помещен репортаж об отправке уже восьмой. Перед ней выступал представитель румынского командования дивизионный генерал Трынку, пожелавший новобранцам «с честью и славой выполнить свой долг перед Родиной и перед государствами Оси, борющимися за осуществление идей Новой Европы». Среди одесских добровольцев встречались бывшие офицеры российской армии, лица пострадавшие от советских репрессий, но большинство все же составляла молодежь. Среди них были и несовершеннолетние, которым требовалось принести заверенное управдомом согласие родителей. Некоторые, как, например, рекрут по фамилии Вырубов (чья мать как вдова офицера в свое время была выслана из города), успели послужить в Красной армии. Семьи добровольцев получали не только денежное содержание и пайки, но и скидку по квартплате. Интересно отметить, что имели место случаи мошенничества (суть которых выяснить пока не удалось), когда неизвестные лица ходили по квартирам, выдавая себя за вербовщиков РОК[477].

Отличную от официальной характеристику набранного контингента давал беженец Владимир Петров. Спасаясь от наступающей Красной армии, он по пути на запад проезжал Одессу, где встретился с одним из сотрудников пункта вербовки, который за год до этого служил начальником полиции во время оккупации Северного Кавказа. На вопрос, много ли удается набрать добровольцев, тот ответил: «Ну не слишком много —

10 или 15 человек в неделю. Жизнь в Одессе хорошая, так что немного людей, кто хочет идти и сражаться. Те, кто записывается, как правило, имеют какие-то мотивы быстро покинуть Одессу. Например, криминальный элемент: воры, иногда бандиты или просто бездомные.

– Вы думаете, они поблагодарят вас за таких волонтеров?

Он махнул рукой:

– Да мне плевать. Я не жду наград за эту работу. Моя задача – отправить их в Белград. Обычно примерно половина из них дезертирует по дороге, но не я за это отвечаю»[478].

Один из участников вербовки вспоминал «анекдотический» случай, связанный с желавшим записаться бездомным, примерно 19 лет. Ни своего возраста, ни точного имени он не знал, предложив звать его Ванькой, на вопрос где он живет, ответил «у бочки» и сказал, что мечтает плавать на подводной лодке. На это унтер-офицер Глеб Сперанский пообещал «что эта возможность будет предоставлена ему на Дунае, где у нас, мол, эти лодки плавают»[479].

Родившийся в 1922 г. буковинец Микола Билик из села Михальча-Спаська, служивший в 6-й роте 4-го полка впоследствии утверждал, что в декабре 1943 г. он, вместе с другими молодыми селянами, записался на курсы шоферов, токарей и слесарей и лишь в Белграде узнал, что ему предстоит служба в РОК. Но в данном случае его слова об обмане вызывают у нас определенные сомнения [480].

«Подсоветские», как их называли эмигранты, добровольцы зачастую встречали в Сербии отнюдь не тот прием, на который рассчитывали. По свидетельствам Мануйлова, были даже случаи дезертирства, когда солдаты-одесситы бежали домой, не выдерживая издевательств офицеров[481]. Одновременно в одном из отчетов штаба РОК от 15 января 1944 г. говорилось и о многочисленных случаях ареста немецкими военными властями новобранцев с востока за прокоммунистическую деятельность[482].

Подтверждения этому можно найти в мемуарах ветеранов корпуса. Унтер-офицер Олег Плескачев, например, писал про раскрытие в начале лета 1944 г. просоветской группы среди военнослужащих 5-й роты 5-го полка – шестеро солдат во главе со стрелком Адамовым («здоровенный, крепкий дядя лет тридцати, с боевым прошлым, с тяжелым взглядом из-под низко нависшего лба») вели разлагающие разговоры среди сослуживцев. При этом бессарабцы и буковинцы оказались менее подвержены агитации, чем одесситы[483].

Вместе с тем зачастую пополнения производили гораздо лучшее впечатление на немецкое командование. Например, 13 января 1944 г. оберст Шредер проинспектировал новую 3-ю роту 2-го полка в Доньи Милановаце и наблюдал за ее «экзаменационной» учебной операцией в горных условиях. В итоге он заявил, что даже немецкая рота за 12 недель обучения не могла бы добиться таких успехов [484].

Среди «румынских» добровольцев встречались лица, которых можно отнести к категории эмигрантов первой волны. В качестве примера назовем родившегося 15 февраля 1919 г. в Могилеве-Подольском (современная Винницкая область Украины) Анатолия Ятцена из Бельцов. На службу в РОК он поступил в январе 1944 г. в звании стрелка (на протяжении войны служил в разных частях 4-го полка, дослужившись до унтер-офицера). В его удостоверении (солдатской книжке) профессия указанна как «служащий», но согласно послевоенным эмигрантским источникам он окончил Королевское морское училище и служил на единственной румынской подводной лодке «Дельфин»[485]. Мы можем подтвердить лишь сам факт его службы на данном корабле в неустановленный период на призывной или профессиональной основе. Также известен родившийся в 1892 г. полтавский крестьянин Григорий Маляр. В эмиграции он работал на одном из заводов Бухареста и смог снова нажить хозяйство. В ряды РОК вступил в 1943 г[486].

Насколько можно понять, коснулась вербовка и содержавшихся в румынских лагерях советских военнопленных. Среди них оказался даже один 22-летний испанец. Во время гражданской войны в Испании он, как тысячи других испанских детей и подростков, был вывезен в СССР. Там, в Одессе, он учился на слесаря, а с началом войны поступил в авиашколу. В 1942 г. даже, якобы, летал над Берлином, но затем был переведен в диверсионные части и дважды забрасывался в немецкий тыл, во второй раз – попав в плен, откуда бежал. Третья заброска, на этот раз на территорию подконтрольную румынам, снова закончилась пленом, в котором он записался в РОК. Известно, что он был женат на советской девушке-враче[487].

В рядах Красной армии, в том числе в авиации и диверсионных подразделениях НКГБ воевали сотни испанцев, многие из которых погибли, пропали без вести или перешли на сторону противника[488], поэтому, не зная даже имени этого солдата, восстановить его судьбу точнее не представляется возможным.

Исходя из общих статистических данных и некоторых известных персоналий, можно сделать вывод, что кроме жителей восточных областей Румынии в 1943–1944 гг. в рядах РОК появлялись и другие советские граждане. Можно предположить, что большая часть из них была набрана среди отступавших вместе с немецкими войсками беженцев и находившихся в европейских странах «восточных рабочих». В качестве примера приведем биографию безымянного добровольца, «кулацкого сына», родившегося в августе 1924 г. в станице Ловлинской на Кубани. В 1942 г., будучи студентом института механизации, он был мобилизован в Красную армию. Не в силах переносить голод и морозы, при первой же возможности сдался немецким войскам. Через полгода был освобожден из плена и вместе с семьей бежал от наступающих советских частей в Буковину, где и вступил в ряды РОК[489].

Известны также подробности биографии родившегося в 1926 г. колхозника Василия Горы из села Арнаутка Николаевской области. Согласно советским документам, он был «угнан» в сентябре 1943 г., а с января следующего года служил в частях РОК в Ягодине. В мае 1945 г. Гора перешел к партизанам и после войны был репатриирован в СССР. Еще одним служившим в корпусе советским гражданином-украинцем был старший стрелок Олександр Конюшенко. Он родился в 1924 г. в Полтаве и погиб в последние месяцы войны под Бусовачей [490].

В середине 1944 г. на имя Штейфона писала русская «восточная работница» из Германии, просившая принять ее на службу. О себе эта девушка с инициалами «А.К.» писала, что ей 22 года, в возрасте 18 лет она была подсудимой, на работу в Германию отправилась добровольно. Старшим врачом РОК были приняты меры для зачисления ее медсестрой в полулазарет корпуса[491].

Примечателен эпизод, когда агитаторы РОК вели работу в придунайских селах Болгарии, населенных переселенцами из России и Бессарабии. Многие из них имели советское гражданство. 3 августа 1943 г. посол СССР Александр Лаврищев подал по этому поводу представление в МИД Болгарии, на которое получил разъяснение, что это были одетые в немецкую форму «власовцы», нелегально перешедшие границу с Румынией[492].

6 июня 1944 г. через территорию Румынии прибыла и влилась в ряды корпуса особая группа Петра Голофаева, ранее действовавшая под эгидой СД в южных и юго-восточных областях Украины. Подразделение целиком было включено в состав 5-го полка, став его конным взводом (фактически – охотничьей командой) [493]. В числе прибывших оказалась и жена командира группы, Нина, которая, по ее собственным славам, совмещала функции санитарки и пулеметчицы. В своем послевоенном интервью Голофаева высказывала совершенно неправдоподобные утверждения, что она имела звание унтер-офицера (нисколько не смущаясь, что в Вермахте и войсках СС женщина не могла иметь какого-либо звания в принципе) и была награждена Железным крестом I класса[494]. Ее действительный правовой статус в рядах РОК остается открытым. Очень вероятно, что она не имела его вовсе.

В украинской эмигрантской литературе можно найти записанные со слов сослуживцев имена, по крайней мере 11 украинцев-галичан (стрелки и один ефрейтор), служивших в РОК и погибших в последние два года войны. Речь идет об уроженцах современных Львовской (в том числе львовянин Илько Клилюс), Тернопольской, Хмельницкой областей Украины и Подкарпатского воеводства Польши. Большая часть из них однозначно не могла относиться к группе бывших польских военнопленных, о которых вспоминал Соколов – лишь один из них, стрелок Володимир Придивус, родился 1 июня 1916 г., а девять других были молодыми людьми 1921–1927 гг. рождения. Исключение составляет уроженец польского Ярослава стрелок Петро Цихоцкий (погиб 27 февраля 1945 г. в Боснии), дата рождения которого не известна. По нашему мнению, речь, возможно, идет об упоминавшемся выше молодом офицере Чеховском[495].

Как проходила их вербовка и кто ее осуществлял, выяснить на данный момент не удалось. Совершенно очевидно, что данная акция, если она была, в любом случае была обречена на провал хотя бы потому, что

28 апреля 1943 г. на территории Генерал-Губернаторства начался набор добровольцев в состав украинской дивизии войск СС «Галиция». Он вызвал высокий энтузиазм среди украинцев – к началу июня было подано почти 82000 заявлений (включая отклоненные) [496].

Ряды РОК пополняли также некоторые эмигранты, ранее служившие в частях Вермахта на Восточном фронте. Среди них известен, например, бывший подпоручник югославской зенитной артиллерии Леонид Казанцев, из плена вступивший в ряды 800-го полка специального назначения «Бранденбург», вместе с которым дошел до Северного Кавказа, откуда был командирован в качестве переводчика во Львов, а 29 сентября 1943 г. перевелся в РОК. Первые несколько месяцев он прослужил связным мотоциклистом при штабе корпуса[497]. Сюда же можно добавить и другого «бранденбуржца» – Николая Краснова (так же бывшего югославского подпоручника), добившегося перевода, чтобы служить ближе к своей проживавшей в Белграде девушке – Лидии Вербицкой [498].

По некоторым данным, уже в январе 1943 г. в рядах формирования проходил службу русский парижанин, ветеран Восточного фронта, Иван Васильев. Вероятно, речь идет о «Йоханне» Васильеве – цугфюрере 7-й роты антипартизанской группы обер-лейтенанта Георга Титьена, подчинявшейся 582-й тыловой комендатуре. В распоряжение последней он прибыл 4 июня 1942 г[499].

Еще один ветеран Восточного фронта – Ян Яренко – являлся членом «внутренней линии» (контрразведки) РОВС в Болгарии. Свою деятельность в межвоенный период он вел под прикрытием джаз-оркестра Новожилова. С 1938 г. возглавлял разведотдел болгарского отделения организации и участвовал в подготовке и заброске агентов в СССР. Кроме того, Яренко и его людьми было организовано наблюдение и психологическое давление на сотрудников советского посольства в Софии. В годы войны служил в Абвере, являлся резидентом АНСТ «Юг Украины» в Таганроге и Кривом Роге[500].

Можно сделать вывод, что в 1943 г. интенсивность и масштабность боевых действий, в которых участвовал РОК, заметно возросла. В то же время активность коммунистических партизан и подполья на территории Сербии оставалась невысокой. Этим объясняется, что столкновения русских солдат Вермахта с четниками в данный период были несравнимо более часты и масштабны, чем с отрядами НОАЮ.

Немецкое командование от чисто математического увеличения численности формирования перешло к его усилению в моральном отношении, повышая уровень подготовки личного состава, приводя структуру и снаряжение частей в соответствие с требованиями времени, а также «омолаживая» контингент новобранцев.

Глава 7 НОАЮ переходит в наступление, январь – сентябрь 1944 г

Несмотря на рост численности и общее усиление формирования, следует отметить и появление негативных тенденций в его развитии. Так, арестованный советскими войсками после занятия Одессы Кирилл Батюшков на допросах показал, что среди офицерского состава РОК присутствовало некоторое недовольство немцами, вызванное неудачами на Восточном фронте и неотправкой формирования против СССР, а в настроении ряда офицеров чувствовалась «идейная опустошенность»[501].

Документами подтверждается значительное число суицидов среди военнослужащих. Кроме двух случаев в марте и апреле 1943 г. (стрелки 3-го полка), они свидетельствуют о, по крайней мере, семи подобных эпизодах с 15 августа 1943 по 23 апреля 1944 гг. (два – в 1-м полку, один – в штабе 3-го, три – в батальоне «Белград» и один – в 12-й учебной роте). В трех случаях речь идет о молодых солдатах из Одессы, Кишинева и Черновцов, а в четырех – об эмигрантах (самый старший по званию – обер-ефрейтор). Согласно послевоенным источникам, в августе 1943 г. в Зайчаре застрелился еще один военнослужащий 2-го полка, а в марте и мае 1944 г. покончили собой двое из 1-го[502].

Что стало причинами данных эпизодов, выяснить точно не представляется возможным. Речь, вероятно, идет о бытовых факторах – недовольстве условиями службы, неуставных взаимоотношениях, конфликте с начальством, тоске по дому, расставании с девушкой и так далее. Иногда психика людей не выдерживала и жестокую реальность антипартизанской войны. Бабович описывал эпизод, произошедший 7 июня 1943 г., когда в районе Думачи русскими был осуществлен массовый расстрел 39 заложников (в том числе трех женщин), которые предварительно были раздеты до белья. Окрестные жители слышали сначала пулеметные очереди и крики расстреливаемых, а затем – несколько одиночных выстрелов. У одного из участвовавших солдат случился нервный срыв, приведший к попытке зарезать себя. Дойдя до деревни Еленча, он зашел в амбар, а затем вышел оттуда в крови и упал на дороге. Опасаясь репрессий, селяне начали оказывать ему помощь, но избежать разбирательства не удалось. Ситуацию усложняло то, что русский то ли симулировал помешательство, то ли действительно сошел с ума. Все это время комендант Шабаца угрожал сровнять деревню с землей, если окажется, что солдат стал жертвой нападения[503].

16-17 апреля 1944 г. корпус впервые встретился и понес потери от действий нового и крайне опасного для себя противника – в те дни состоялись первые удары американской авиации по Белграду. На второй день несколько бомб поразили здание полулазарета РОК. Персонал, рискуя жизнью, делал все возможное для спасения раненых и больных, но потерь избежать не удалось. Тяжелое ранение, приведшее к ампутации ноги, получил старший врач штаб-арцт Михаил Ермаков, а смертельные – находившийся на лечении гауптман 4-го полка Георгий Пащенко и сестра-хелферин Марина Уляновская. Погибли еще восемь (в том числе ефрейтор 1-го полка Аполлон Радзеловский и стрелок 4-го – 19-летний буковинец Виктор Стальчун) и получили ранения 11 военнослужащих[504].

В общей сложности жертвами бомбардировки стали 174 солдата и офицера германских вооруженных сил. Из значимых военных объектов 16 апреля пострадал штаб СДК (среди убитых был дежурный офицер капитан I класса Антон Мохор). Гораздо серьезнее были разрушения в городе и жертвы среди гражданского населения – по некоторым данным, погибло до 3800 жителей и 1200 человек в Земуне, по другую сторону границы. Было нарушено водо- и электроснабжение, повреждена железнодорожная станция – фактически жизнь в городе была парализована [505].

Для создания общей картины можно добавить, что среди наших соотечественников, погибших 17 апреля в Белграде, есть еще по крайней мере два хиви – киевлянин Анатолий Федотов из 23-го полевого железнодорожно-эксплуатационного отделения и Василий Деев из 3-й батареи 885-го легкого зенитного дивизиона. Погиб и служивший в ОТ русский немец-менонит Иван

Реймер: бомба под углом попала в одну из нижних или подвальных комнат 14-этажного здания «Албания», где работала группа тодовцев. Погибли все находившиеся в этом единственном пострадавшем помещении[506].

По свидетельствам начальника радиостанции штаба корпуса Сергея Маркова, в первый день налетов русскими был захвачен в плен американский летчик со сбитого бомбардировщика. При этом им пришлось отбивать его у озверевшей толпы, растерзавшей несколько других спасшихся. Жертвами зенитного огня над городом 16 апреля стали два самолета: В-24 из состава 461-й бомбардировочной группы с собственным именем «Маленький Иисус» (пилот – лейтенант Флойд Вудвард) иВ-17 «Эль Дьябло» из 99-й бомбардировочной группы (пилот – Уильям Хендрик, восемь членов экипажа погибли, двое попали в плен) [507].

На следующий день для оказания помощи пострадавшим при бомбардировке по инициативе обер-лейтенанта Ростислава Васильева были организованы мобильные команды под руководством лейтенантов Владимира Дормана и Бориса Сементовского, ефрейтора Михаила Потоцкого и унтер-офицера Михаила Ромашкевича[508].

До конца оккупации американская авиация нанесла еще несколько ударов по Белграду. Во время одного из них, 13 мая, погиб стрелок 5-го полка Григорий Могилевский[509]. Действия авиации союзников доставляли частям РОК, как и всей оккупационной группировке, огромные проблемы. 27 июля жертвой одного из налетов едва не стал сам Штейфон: тройка летевших на малой высоте истребителей обстреляла пассажирский поезд, в котором он находился. Кроме того что были пробиты котлы паровоза и смертельно ранен машинист, большие человеческие жертвы (преимущественно среди штатских) были в вагоне-ресторане. Командира корпуса спасло то, что перед налетом он встал со своего места в купе: оно было буквально изрешечено пулями. Ранение получил стоявший рядом с генералом немецкий солдат[510].

Летом 1944 г. личный состав батальона «Белград» стал привлекаться к охране контингента концлагеря «Баница». В частности, в этот период его солдаты осуществляли конвоирование и надзор за одной из групп заключенных, использовавшихся для работ по разбору завалов на Космайской улице и постройке, вместе с привлеченными для этого евреями, бункеров для укрытия автотехники. В конце лета русские участвовали в пресечении попытки побега 11 заключенных-комму-нистов из того же лагеря – именно «белогвардейцем» был убит один из них, Милош Жак[511].

Германское командование продолжало уделять внимание повышению уровня подготовки офицерского состава РОК. Для этой цели были организованы офицерские курсы под руководством оберст-лейтенанта Карла Макса графа дю Мулен. Этот заслуживший любовь курсантов офицер-ветеран Первой мировой войны (в рядах 1-го Баварского кирасирского полка) в межвоенные годы служил в МИД Германии (в 1924–1932 гг. – секретарь миссии посольства в Польше, затем в Португалии). В штаб связи при РОК был переведен с фронта по собственному желанию[512]. Программа курсов была тяжела и насыщенна, что привело к отсеву определенного числа слушателей старших возрастов, один из которых – Евгений Тихоцкий – вспоминал, что обучение, кроме лекционной части, включало проводившиеся три раза в неделю полевые занятия. Накануне их тактические примеры отрабатывались теоретически и с песочницей, а во время выходов из числа курсантов назначались арбитры (по одному на взвод и отделение), разбиравшие замеченные недостатки. Всего три выпуска курсов (9 марта, 12 мая и 7 сентября) дали корпусу 116 новых лейтенантов, преимущественно из числа молодежи. Еще 14 офицеров завершили курсы ротных и 22 – батальонных командиров[513].

Развертывавшиеся 4-й и 5-й полки, как и планировалось, получали на вооружение трофейное итальянское вооружение – 65-мм горные гаубицы, 81-мм минометы, станковые и ручные пулеметы «Бреда», винтовки и карабины М.91. Именно с карабинами возникало больше всего проблем – их прицельная дальность стрельбы не превышала 500 шагов. Точность огня, по свидетельствам обер-лейтенанта Андрея Невзорова, была «такова, что для того, чтобы попасть в мишень, надо было целиться на два-три метра ниже ее». Итальянские винтовки также были крайне плохого качества, поэтому в частях их старались заменить на «Маузеры». В 1944 г. в РОК, наконец, были выданы пистолеты – австрийские «Штайер» М. 1912 для унтер-офицеров и итальянские (вероятно, «Беретты») для офицеров. Но пистолеты-пулеметы МР-38/40 появились на вооружении лишь осенью[514].

3-й полк, юго-западная Сербия, январь-июль 1944 г

Первые дни января 1944 г. ознаменовались крупнейшим с момента подавления восстания нападением НОАЮ в Сербии – перешедшая границу со стороны Черногории 2-я Пролетарская дивизия (II Далматинская, II Пролетарская и I Шумадийская бригады) всеми силами атаковала городок Иваница и рудник Лиса. Последний объект обороняли две русские роты: на фабрике размещалась 7-я 3-го полка, под командованием Гауптмана Владимира Ангилеева, а на руднике – 5-я 1-го[515].

Начало атаки было намечено на полночь с 8 на 9 января, при этом силы партизанской дивизии были разделены на три колонны:

– правая (два батальона Далматинской бригады с минометом) должна была нанести удар по болгарским опорным пунктам в черте города на правом берегу Моравици;

– центральная (по одному батальону Далматинской и Пролетарской бригад с двумя минометами) имела задачу захватить левобережную часть города;

– левая (оба батальона Шумадийской и батальон Пролетарской бригады с минометом) осуществляла атаку на рудник. После его захвата и выведения из строя, «пролетарский» батальон должен был присоединиться к силам на правом берегу и принять участие в уничтожении очагов сопротивления там.

Кроме того, в резерве находился еще один батальон Пролетарской бригады. Силы гарнизона атакующие оценивали в 200 болгар с несколькими минометами, 150 сотрудников СДС с двумя тяжелыми пулеметами и 30 немцев в городе, а также 70 русских на руднике[516]. Но эти оценки были занижены – только болгарские силы составляли целый батальон.

На практике планы повстанцев оказались спутаны, и в силу различных обстоятельств колонны атаковали позже запланированного времени. Так, нападение на Лису началось только около 3.00 утра. В нем участвовал лишь 2-й батальон Шумадийской бригады, а остальные подразделения осуществляли охранение и перекрывали путь на Арилье. При этом они разбили случайно встреченную группу четников и захватили село Прилики, где сожгли архив управы и уничтожили средства связи на местной почте.

Само нападение было крайне плохо организовано – проводники, согласно югославским источникам, были «неподготовлены, трусливы и плохо знали территорию». Ночь была очень темной, что крайне затрудняло ориентирование и подготовку к атаке. Одну из групп проводник вывел прямо на часового. Неприятным сюрпризом для коммунистов стало и заграждение из колючей проволоки вдоль всего периметра, обвешанное пустыми консервными банками и другими создававшими шум предметами. К его преодолению партизаны были не готовы. Гарнизон, наоборот, не только оказался более многочисленным, чем ожидалось, но и был хорошо обучен, обладал хорошо отлаженной системой разведки и предупреждения. Согласно тем же источникам, одной из штурмовых групп, несмотря на сильный огонь, удалось пробиться на территорию фабрики, а другой – захватить небольшое количество еды и запчастей с одного из складов, но развить успех они не смогли и командир колонны Ратко Софьянич отдал приказ об отступлении. Потери составили четыре ранеными[517].

По описаниям другой стороны, партизаны незаметно накопились на северо-западном участке и резко бросились в атаку, пытаясь закидать проволочное заграждение плетнями и матрацами. Ситуацию спас поднявший выстрелом тревогу часовой Николай Дунаев, а первым выскочивший во двор ефрейтор Александр Михайловский пулеметной очередью отбросил уже перелезавших на территорию повстанцев (в ходе боя он получил тяжелое ранение кисти). За ночь были отбиты несколько атак, а взвод лейтенанта Елисея Смоло-Смоленко неоднократно наносил контрудары. К утру нападавшие отошли на ближайшие высоты, с которых продолжали вести обстрел [518].

По воспоминаниям начальника радиостанции штаба РОК Сергея Маркова, в ту ночь он был разбужен дежурным радистом, который передал ему срочное сообщение, что Лиса атакована и не имеет связи ни с полком, ни с батальоном, так как время очередной проверки не наступило. Достаточно долгое время, пока штаб корпуса по телефону связывался со штабом 3-го полка, связь поддерживалась радиостанцией Маркова. «Во время нашей связи с Иваницей, оттуда было сообщено, что у них есть один тяжелораненый, нуждающийся в немедленной операции. Штаб Корпуса снесся с немцами, а немцы со своей аэробазой в Кральево и через какие-либо 30–40 минут мы передали ответную радиограмму в Иваницу с вопросом: могут ли они утром отогнать партизан и тем дать возможность спуска санитарного аэроплана. О дальнейшем результате я не знаю, т. к. радиосвязь была нами передана 3-му полку»[519].

В Иванице партизанам удалось захватить левобережную часть города, но взять опорные точки на правом берегу они не смогли, несмотря на упорные двухдневные бои. Особенно ожесточенно части гарнизона обороняли школу, которую нападавшие пытались поджечь, забросав горящей соломой. Но ее защитники сумели сбить пламя, бросив в вязанки несколько гранат. В итоге в 5.00 11 января повстанцы покинули город. За время боев обе бригады потеряли трех убитыми и 20 ранеными, в том числе одного смертельно, и захватили 23 пленных – девять болгар, «белогвардейца», пять немцев и восемь перешедших к ним стражников СДС [520].

По документам сербской стражи их собственные потери составили восемь погибшими, пять ранеными, семь пленными. Болгары потеряли 11 погибшими (в том числе одного офицера), 15 ранеными (включая командира батальона), девять пропавшими без вести. Погибли двое и был ранен один немецкий пограничник, а другой пограничник и четыре фельджандарма попали в плен. Ранения получили семь военнослужащих РОК. Четники лишились семи погибшими и 15 ранеными[521].

Один из шуцкоровцев – унтер-офицер 7-й роты Николай Лавришин – от полученного ранения грудной клетки скончался 13 января в Чачаке. Подтверждается и факт захвата в плен одного военнослужащего – им был стрелок 5-й роты 1-го полка Николай Ширай, официально числившийся пропавшим без вести[522].

Насколько можно понять, русский солдат в момент нападения по каким-то причинам оказался в Иванице. Например, партизанка Анка Мезич из Далматинской бригады впоследствии упоминала группу из трех пленных немецких солдат и пяти (sik) русских «белогвардейцев»[523]. Есть и описание захвата этих пленных, сделанное другим партизаном, Вицко Пеовичем: «Неожиданно на противоположной стороне, чуть ниже нас, начали рушиться заборы и через огороды побежали немцы, вооруженные ручным пулеметом и автоматами. Рядом со мной находился товарищ Яворчич Анте с ручным пулеметом. Я приказал ему: «Яворчич! Обстреляй их очередью!». Яворчич обстрелял, немцы залегли, но оружия не сложили. Мы осторожно приблизились к заборам и приказали им бросить оружие. Они этого не сделали. Мы выпустили еще очередь в их сторону и приказали идти к нам и бросать оружие. Они сделали вид, что не поняли, однако встали и с поднятыми руками положили оружие перед нами. Мы вбежали в огород, сломали забор и отвели их в гостиницу. Это было какое-то подразделение фельджандармерии из трех немцев и одного поляка. Поляк был капитаном I класса и хорошо говорил на нашем языке. Плакал, что его мобилизовали немцы, что он рад оказаться у нас и нес еще какие-то глупости»[524]. Соотнося это свидетельство с предыдущим, можно заключить, что хорошо говорившим по-сербски «поляком» был стрелок Ширай.

В целом мы можем сделать вывод, что, несмотря на потери, части РОК смогли не только удержать вверенный объект, но и сковали силы повстанцев, ослабив натиск на правобережную часть городка.

Данное нападение стало возможным в результате капитуляции Италии, изменившей конфигурацию сил в регионе: на территории Черногории оказались сосредоточены крупные партизанские силы, переброшенные с территории Хорватии и удерживавшие целые районы этой адриатической страны. К началу марта командованием НОАЮ был разработан масштабный план, предусматривавший использование этой зоны в качестве плацдарма для наступления на Сербию. Согласно ему, 2-я Пролетарская и 5-я Краинская дивизии должны были, перейдя Лим, через долину Ибра прорваться в Топлицу и Ябланицу, соединившись с сербскими, косовскими и македонскими партизанскими формированиями, создав «свободную территорию» между Ибром, Западной Моравой, Болгарией и Косово. Конечной целью было, во-первых, наступление против Восточной Сербии, Шумадии и Македонии, а во-вторых, оказание помощи болгарскому коммунистическому подполью. С другой стороны, удар готовился и из восточной Боснии: 16-я и 17-я дивизии совместно с другими частями 3-го ударного корпуса должны были прорваться в сербское Подринье и создать плацдарм для наступления на Шумадию [525].

В качестве ответной меры на переход границы и продвижение крупных партизанских сил в сторону Ибра приказом командующего юго-востока для обороны района была создана боевая группа под командованием оберста Шредера, в которую, кроме дислоцировавшихся в районе немецких и сербских частей, вошли и подразделения 3-го полка РОК. В долине реки была объявлена первая степень боевой готовности, а по гарнизону Рашки – вторая. Всего к концу марта, кроме русских добровольцев, против ударной партизанской группы были сосредоточены: 696-й моторизированный отряд полевой жандармерии, два батальона СДС, шесть батальонов 1-го, 2-го и 3-го полков СДК, три батальона немецкой вспомогательной полиции, 205-й взвод охраны железной дороги, два бронепоезда[526].

Согласно партизанским планам, 2-я (II и IV Пролетарские, III Сербская бригады) и 5-я (I, IV и X Краинские бригады) дивизии в 22.00 30 марта должны были начать наступление и форсировать Ибр на участке между Пустым Полем и селом Богаш. Для обеспечения плацдарма им предстояло с ходу атаковать противника, в частности, I бригада имела задачу уничтожить одиночный бункер на железнодорожном мосту у Больяновца, вывести из строя станцию и само полотно дороги, а один из батальонов IV Краинской – захватить и уничтожить рудник угля в Яранде. Два батальона IV Пролетарской должны были захватить рудник в Ушче, а третий – железнодорожный мост Целепе. Мост у станции Лозно был целью II бригады. Оба рудника, а также все мосты в районе (прикрытые, в большинстве случаев, двумя бункерами по обеим сторонам), по данным повстанцев, оборонялись маленькими гарнизонами русских[527].

На практике партизаны снова не смогли начать синхронное наступление, а на некоторых участках и не проявляли особого упорства в бою. Так, II бригада атаковала лишь в 2.30 утра и до рассвета не выполнила поставленной задачи, без потерь отступив под огнем гарнизона двух русских бункеров [528].

Наиболее ожесточенный бой завязался за городок Ушче, обороняемый III батальоном 3-го полка РОК[529] и I батальоном 4-го полка СДК. Первоначально 3-й батальон IV Пролетарской бригады смог сбить взвод 3-й сербской роты с высоты 345. Тот отступил в город, где вместе с людьми из штаба полка усилил русские части у моста. Партизаны смогли отбить контратаку на высоту и заняли село Кукавицу, но прорваться через мост до рассвета им не удалось. 4-й партизанский батальон завяз в боях со 2-й и тяжелой ротами СДК за высоту 471. Она неоднократно переходила из рук в руки, пока не была занята нападавшими. Утром при поддержке огня с нее повстанцы смогли выбить гарнизон из бункеров на левой стороне реки, но развить успех им не удалось – оборону поддерживал огнем бронепоезд, а около 3.00 в город прибыл III батальон 61-го болгарского пехотного полка, сразу после высадки из вагонов вступивший в бой. В итоге к 9.00, как и на других участках, партизаны были вынуждены отступить. Неудачей закончилась и попытка прорыва через Ибр и захвата станции Целепе 2-м батальоном бригады.

Общие потери двух партизанских дивизий в течение ночи составили, по югославским данным, 30 убитыми и 64 ранеными[530]. Точный урон оборонявшихся нам установить не удалось. I батальон 4-го полка СДК потерял за ночь семь человек (включая командира) убитыми, 32 ранеными и 36 пропавшими без вести [531]. Заместитель командира II Пролетарской бригады Средойе Урошевич записал в своем дневнике про захват партизанами Краинской дивизии в плен нескольких русских, румын и «недичевцев». Уверенно можно говорить об одном потерянном РОК военнослужащем – получившем ранение гауптмане Александре Аквилонове[532].

Ударная группа НОАЮ после неудачной попытки прорыва сменила направление движения и стала удаляться от района дислокации 3-го полка. В следующие четыре месяца столкновения в его полосе носили спорадический характер. Свидетельства об одном из них, вероятно, содержатся в письме Гани Круезиу[533] в партизанский главный штаб Косово от 18 июня. В нем он, не называя даты, говорит, что его людьми был атакован отряд примерно из 20 человек, проводивший аресты в Пацин бреге. В ходе боя без потери со своей стороны албанцы убили четверых противников (в том числе одного немецкого солдата) и взяли в плен еще девять, троих из которых они отпустили по домам. Трое других пленных были «немцы (русские)»[534]. Вероятно, речь идет о совместной операции РОК и местных коллаборационистов.

Об общей спокойной обстановке может свидетельствовать, например, тот факт, что к гауптману Викентию Гетцу даже приехала его будущая жена (поженились 24 июля) с сыном, поселившиеся в частном доме под охранявшимся 5-й ротой Звечаном. Вместе с тем пасынок Гетца, Константин Пио-Ульский, вспоминал и эпизод, когда в него стрелял неизвестный – пуля обожгла щеку. Отчим иногда разрешал ему наблюдать за местностью в бинокль[535].

По воспоминаниям обер-лейтенанта Николая Любомирова, 1-я и 2-я роты полка, с начала апреля до начала октября дислоцировавшиеся на руднике Лиса, за все это время осуществили лишь два рейда. В первом случае взводу обер-лейтенанта Бориса Рябухина было поручено произвести разведку дороги от Иваницы до Чачака. Через 10–12 км они попали в засаду и были вынуждены отходить, бросив грузовик и потеряв трех человек, включая командира, ранеными. Во второй раз целью отправленного в горы взвода самого Любомирова (22 человека) было выяснение принадлежности упавшего самолета противника. Благополучно добравшись до места, они обнаружили, что крупные обломки уже были растащены повстанцами, занимавшими, по данным местных жителей, ближайшее село, но смогли собрать детали с заводскими надписями и так же без происшествий вернулись в Иваницу[536].

Можно добавить, что 25 июля при воздушной бомбардировке в Ораховаце был убит ефрейтор 1-й роты Илья Тимунешин[537].

Командир 10-й роты обер-лейтенант Дмитрий Франк вспоминал о захвате патрулем 3-го полка на железнодорожной линии Рашка – Косовска-Митровица трех английских парашютистов. Они были доставлены в Митровицу, где размещены в караульном помещении, занимаемом 10-й ротой, а на следующий день под конвоем солдат из ее состава отправлены в Белград. Франк, обходя караул, застал англичан разговаривавших с солдатами «на невозможной смеси языков и жестов», удостоверился, что пленные накормлены и отдал им свои папиросы. На следующий день перед отправкой парашютистов стало известно, что один из бессарабцев украл у британца безопасную бритву. За это он был избит своими же сослуживцами, а вещь возвращена владельцу. Но на этом инцидент не исчерпался: «Какими-то путями случай с кражей бритвы стал известен немецкому офицеру связи при 3-м полку и этот солдат был предан военному суду. Никакие заступничества командира роты за этого молодого бессарабца, хорошего строевика, не помогли»[538].

В целом можно провести параллель между отношением военнослужащих РОК к местному населению и военнопленным западных держав. Последнее однозначно представляется гораздо более дружелюбным. Например, «Русское дело» в апреле 1944 г. описывало эпизод с захватом в плен британского офицера. Командир захватившего его русского подразделения отменил приказ об обыске, поверив данному честному слову офицера Его Величества, что у него нет ни оружия, ни документов. Однако впоследствии у пленного был найден револьвер, спрятанный в кармане на спине[539].

4-й полк, южная Сербия и район Бора, январь-сентябрь 1944 г

В отличие от трех ранее созданных, развертывание 4-го полка проходило не в белградских казармах, а на территории Поморавского округа – в Ягодине (штаб полка и I батальон), Парачине (II батальон и все тяжелые взводы) и Чуприе (III батальон).

Уже в начальный период в полной мере проявились описанные выше моральные качества значительной части «румынского» контингента. Негативные моменты в дисциплинарном плане доходили до уголовных преступлений, в частности, на сексуальной почве. Так, городская полиция Ягодины зафиксировала, что 29 и 31 декабря 1943, а также 1–2 января 1944 гг. четверо солдат РОК пытались вломиться в дом вдовы Радмилы Чуринкович, с целью изнасилования четырех ее дочерей. Прогнать их удалось, лишь позвав на помощь соседей и после прибытия русских унтер-офицеров. Окружное начальство просило МВД в Белграде обратиться к немецкой окружной комендатуре для привлечения солдат к ответственности. Около 11.00 6 февраля 1944 г. в той же Ягодине солдат РОК пришел в квартиру рабочего Драгутина Саратлича и пытался изнасиловать его 20-летнюю дочь Милосию [540].

Документы сербских органов власти фиксировали и инциденты, связанные с русскими военнослужащими, находившимися в состоянии алкогольного опьянения. Например, около 19.00 13 февраля шесть солдат устроили пьяный дебош на улицах Парачина[541]. 23 марта в Ягодине пьянство привело к кровавым последствиям, когда около 9.00 утра двое шуцкоровцев конвоировали двоих посланных за водой заключенных из немецкой тюрьмы в подвал Винодельческого кооператива. Там солдаты устроили распитие вина и ракии, чем подконвойные не преминули воспользоваться и совершили побег. Обнаружив это, конвоиры на территории кооператива убили винодела Адама Милошевича, а выйдя на улицу – тяжело ранили учителя Животу Стояновича [542].

Владимир Черепов, ставший взводным фельдфебелем 7-й роты полка, вспоминал: «Прибыв в нашу казарму, мы застали там Содом и Гоморру. Кох и его помощники сбились с ног, пытаясь угомонить прибывшее пополнение, среди которого началась настоящая «гражданская война». Буковинцы, бессарабцы и добровольцы из района Одессы, составлявшие наше пополнение, что-то не поделили между собой и все время лезли в драку друг на друга.

Общими усилиями начали приводить эту банду в порядок. Несколько головорезов являлись зачинщиками этих дебошей. Несмотря на запрещение выходить со двора и на расставленных часовых, они умудрялись какими-то путями добывать водку (вернее, сербскую ракию), напиваясь до бешенства и начинали дебоширить. Ни уговоры, ни приказания не действовали. Начали сажать их в импровизированный карцер, а они стали выламывать в нем двери. Связали одного такого молодца, а он зубами грызет дверь так, что щепки летят». Взять ситуацию под контроль удалось, лишь предав зачинщиков беспорядков военно-полевому суду[543].

Немецкими военными властями принимались меры по борьбе как с преступностью внутри русских частей, так и с самочинными грабежами населения в местах постоянной дислокации. В качестве примера приведем оглашенный в приказе по РОК от 15 июня 1944 г. приговор суда при 809-й полевой комендатуре (Ниш, командующий – оберст Ерих Фен), по которому стрелки Иосиф Мельничук и Иван Елисеев были приговорены к трем годам тюрьмы (второй – с лишением воинского звания). В первом случае осужденный, будучи часовым, вымогал вещи у местных жителей, а во втором – продал казенное белье и одеяло, а также украл часы у сослуживца [544].

В Парачине II батальон оставался недолго – уже 9 января он был переведен в Бор. Переброска не прошла незамеченной для разведки ЮАвО: в тот же день адъютант Парачинской четницкой бригады капитан II класса Димитриевич докладывал ее командиру Йовану Бокичу о двух эшелонах с русскими, которые должны были пройти через Метовницу в 9.00 утра и после полудня, предлагая атаковать их с целью захвата оружия. Бокич дал ответ, характерный для многих равногорских командиров, предпочитавших не ввязываться в открытое противостояние с оккупационными силами: «Русские нас не трогают. Кроме оружия не вижу резона менять положение. Если бы на нас напали, мы бы поступили как нужно. Поэтому не трогать их»[545].

В Боре, кроме прохождения трехмесячного курса обучения, русские роты посменно несли охрану 14 окружавших город и рудник бункеров. По воспоминаниям Черепова, имели место несколько нападений: 20 января был убит часовой у бункера № 8, а 7 мая дважды открывался огонь из двух винтовок по военнослужащим у бункера № 14, прикрывавшего боковой вход на рудник. Причем обстрел, вероятно, велся с чердаков построек на самом объекте.

Использовавшиеся при обучении итальянские холостые патроны были крайне опасны, так как, в отличие от большинства своих бумажных или деревянных аналогов, изготавливались из тонкой латуни. Из-за этого 6 июня произошел несчастный случай, когда во время занятий в небе показались американские самолеты, и была подана команда «полное укрытие». 18-летний стрелок 7-й роты Василий Костенюк из буковинских Вашковцев при залегании убрал карабин подмышку, но забыл поставить его на предохранитель и случайно зацепил курок. Остановить кровотечение из раны, «в которую можно было всунуть два кулака», с помощью индивидуальных пакетов не удалось, а санитарная машина прибыла слишком поздно, из-за чего солдат умер, не приходя в сознание[546].

В течение зимы 1943–1944 гг. в южных областях Сербии положение для оккупационных сил заметно усложнилось – фактически вдоль всей болгарской границы на востоке и юго-востоке почти до нынешней границы Косово на западе и до линии южнее Крушеваца, Алексинаца, Соко Баньи и Княжеваца на севере простиралась контролируемая партизанами НОАЮ «свободная территория». Противостоящие им болгарские (усиленная 27-я пехотная дивизия) и немецкие (1-й полицейский добровольческий полк «Сербия») подразделения удерживали внутри нее крупные города Ниш, Лесковац, Прикуплье, Грделица, Бела Поланка, Лебане, Власотинцы, а также полосы безопасности вдоль железнодорожных и шоссейных магистралей. В труднодоступных горных районах повстанцы фактически установили коммунистическую власть, проводили мобилизацию населения и развертывали на основе отдельных отрядов бригады и дивизии. Их снабжение активно осуществлялось по воздуху британской авиацией[547].

Для действий против этой территории немецким командованием весной 1944 г. было решено привлечь части I батальона 4-го полка (командир – майор Михаил Голубев). Первой в акции в конце марта приняла участие только что закончившая обучение 1-я рота, переброшенная в Прикуплье. Она имела задачу занять располагавшийся юго-восточнее города перевал Белый Камень и размещавшуюся на нем одноименную маленькую деревню, обеспечив этим один из путей отхода проводившего основную зачистку немецкого полицейского батальона.

28 марта русские захватили Белый Камень и, несмотря на огонь роты партизанской комендатуры Бучинцев, начали укрепляться, выбрав как основной опорный пункт здание школы. На склонах гор рылись окопы. Чуть позже партизаны перебросили к перевалу II Южноморавскую бригаду, которая с ходу перешла в наступление, надеясь сбить уступавшего численно и не успевшего укрепиться противника. Наибольшую опасность для атакующих представляли русские, расположившиеся на высотах у Йовиных ливад и обстреливавшие их винтовочно-пулеметным огнем. Бой проходил в условиях метели и обледенения склонов, по югославским данным «белогвардейцы» располагали не только ручными, но и тяжелыми пулеметами и минометами. По центру наступал 2-й батальон бригады, имевший задачей занять высоту 822 (гора Орлов Вис) восточнее перевала. 3-й батальон на правом фланге под прикрытием леса старался взять плоскую горную вершину и подавить пулеметные точки обороняющихся, а 1-й на левом – действовал против Йовиных ливад. Несмотря на то, что повстанцам удалось выбить русских с высоты 822, после чего те отступили и на флангах, заняв оборону вокруг школы, развить успех им не удалось. В итоге штаб бригады отдал приказ отступать к Житни Потоку[548]. Кроме роты РОК в бою участвовало отделение СДС, потерявшее двух человек убитыми и шесть ранеными. Численность атакующих сербская полиция оценивала в 300 человек, а их потери – в 10 убитыми и 40 ранеными [549].

Партизаны повторили атаку 30 марта, на этот раз объединенными силами двух бригад – с юга наступала II, а с запада – IV Южноморавская. Вокруг перевала в тот день они видели небольшие колонны беженцев из выжигаемых антипартизанской экспедицией окрестных деревень. Несмотря на то, что атака началась одновременно с обеих сторон, русским удалось отбить первый натиск ударных групп атакующих. Но затем повстанцам все же удалось пробить оборону на одном из участков II бригады, где атаку возглавил заместитель комиссара роты Любомир Ковачевич. Там же было нейтрализовано пулеметное гнездо обороняющихся: командир отделения Жорже Жугич смог подобраться к пулеметчику сбоку и убить его, но второй номер расчета тяжело ранил его ударом штык-ножа, до того как был заколот двумя другими партизанами. Несмотря на неослабевающий натиск, обстреливаемые со всех сторон шуцкоровцы упорно отбивались, отступая на возвышенности в центре села. Из превращенных в амбразуры окон здания школы не переставая вели огонь пулеметы. Стреляли и из ближних домов.

Повстанцы бросили в атаку все свои силы и в конце концов вынудили окруженных русских начать прорыв в сторону Прикуплья, который удался им благодаря хорошо организованному тыловому и фланговому охранению. Но больше всего шуцкоровцев погибло, выбегая именно из школы (в которой было найдено брошенное снаряжение и котел с горячей едой), на ее дворе и рядом с дорогой. Кроме того, во время боя партизанское отделение смогло подавить, забросав гранатами, еще одну укрытую за камнями пулеметную точку. Во время преследования, при попытке отрезать одну из групп русских, тяжелое ранение получил комиссар 3-го батальона II бригады Предраг Коцич, а на участке 2-го батальона огнем с небольшого холмика был убит командир той же бригады Владимир Букилич, «Поп Мича», не успевший пробыть на этой должности и суток[550].

По свидетельствам адъютанта штаба I батальона обер-лейтенанта Владимира Гранитова, рота держалась до темноты, а при прорыве смогла вынести всех раненых (что подтверждается и данными противоположной стороны, по которым, брошены были лишь трупы). Общие потери составили семь убитыми и восемь ранеными, среди которых был ротный командир гауптман Георгий Пащенко, погибший, как мы помним, спустя 17 дней при бомбардировке Белграда [551].

Потери повстанцев оценить сложно, но, согласно поименному списку, только II Южноморавская бригада 28 и 30 марта потеряла не менее восьми человек (включая командира) убитыми и шести ранеными. В числе последних были командир одной из рот и батальонный комиссар, оставшийся парализованным инвалидом[552]. При этом данные заведомо неполны: в них отсутствует, например, упоминавшийся выше Жугич.

Занятие и удержание Белого Камня рассматривалось немецким командованием как одна из важнейших задач, в том числе для обеспечения работы расположенного между ним и Прикупльем рудника слюды в Добротиче. В первых числах апреля данный населенный пункт был занят 1-й ротой, ожидавшей переброски в район остальных сил батальона для возвращения перевала. Командование над ней принял обер-лейтенант Рубен Ротинян (Ротинов) – бывший сотрудник белогвардейской контрразведки, а в эмиграции – хозяин белградского ночного ресторана «Казбек» (одного из самых посещаемых в городе). Кроме того, до войны армянин активно сотрудничал с Абвером. В период оккупации «Казбек» пользовался различными льготами со стороны немецких властей и посещался преимущественно германскими военнослужащими [553].

Утром 19 апреля 1-я и 2-я роты, усиленные тяжелым взводом III батальона (остальные подразделения еще не закончили обучение), двумя колоннами выступили на Белый Камень и без боя взяли его. Ключевую высоту Орлов Вис заняла 2-я рота с тяжелым пулеметом и минометом, а 1-я, штаб батальона и тяжелый взвод разместились на самом перевале вокруг школы и плоской высоты, левее ее. В кратчайшие сроки была организованна круговая оборона. 24 апреля неустановленная партизанская часть безуспешно попыталась вернуть позицию. Силой около 250 человек они атаковали Орлов Вис, в первую очередь на участке взвода лейтенанта Павла Четыркина, но у самой колючей проволоки были встречены огнем и отошли в лощину, где были обстреляны из миномета («судя по доносившимся крикам, довольно удачно»). Перестрелка продолжалась до темноты.

Для противодействия охранению противника и оценки ситуации в районе, майор Голубев организовал ежедневные разведки силами взвода. По свидетельствам Гранитова, во время одной из них, 27 апреля, им был захвачен в плен партизанский командир: дозор повстанцев, увидев цепь разведчиков, поспешно отступил, сделав несколько выстрелов, а их начальник решил выяснить, что произошло. Не слыша ответного огня, он шел не скрываясь и понял, что попал в засаду только когда оказался между залегшими отделениями, и был окликнут поднявшимся Гранитовым[554].

Вместе с тем, насколько можно понять, далеко не всегда эти рейды заканчивались так успешно. Известно, например, о гибели 1 мая в бою под Белым Камнем стрелка 2-й роты Димитрия Цветкова (неполных 22 лет, уроженца и жителя бессарабского Болграда)[555]. На следующий день 1-я рота понесла тяжелые потери уже от «дружественного огня» Люфтваффе. По словам Гранитова, истребители были направлены для нанесения удара по селу Житни Поток, но, вероятно, имели неверные целеуказания. Самолеты сделали круг над расположением и на Орловом Висе, по всем правилам, был расстелен большой немецкий флаг. Но летчики, вероятно, решили, что позиции ниже, на перевале, принадлежат уже партизанам, и головная машина выпустила очередь по школе. Увидевший выбегающих солдат пилот понял свою ошибку слишком поздно – погиб ординарец роты Долгополов, смертельное ранение получил умерший до утра лейтенант Алексеев, ранены были еще шесть военнослужащих, в том числе лейтенант Ротинян[556].

В случае с Петром Алексеевым речь идет о старом эмигранте из болгарского Пловдива (родился 14 октября 1889 г. в Ставрополе, был женат на болгарке Пиляне, судя по номеру личного знака, ранее служил в 3-м полку). Более интересна личность стрелка Владимира Долгополова – 17-летнего (родился 27 июля 1926 г.) уроженца и, исходя из адреса его отца, Федора, жителя Новороссийска[557]. Известно также о гибели в тот день 18-летнего стрелка 1-й роты Якова Хаджима из Кишинева. Как и предыдущие двое, в документах он был записан как погибший в борьбе с партизанами, поэтому не ясно, идет ли речь о третьей жертве ошибки пилота или он действительно погиб в бою[558].

В начале мая наконец прибыли закончившие обучение 3-я рота (распределена для усиления позиций на перевале и Орловом Висе) и тяжелый взвод батальона, сменивший взвод лейтенанта Алексея Дубровы. В Добротиче был развернут саперный взвод 4-го полка под командованием фельдфебеля Михаила Колосова, а к концу месяца его усилил конный. Тем временем партизанским командованием готовилась сильная атака на Белый Камень силами 1-го Южноморавского партизанского отряда, значительно усиленного благодаря британским поставкам, в частности, ручными пулеметами «Брен». К рассвету 12 мая он сосредоточился в районе предстоящего удара[559].

При подходе к перевалу у Йовиных ливад партизаны напоролись на высланный в разведку взвод 3-й роты. После получасовой перестрелки они перешли в наступление и стали теснить его и подошедшие на помощь несколько отделений 1-й роты во главе с гауптманом Алексеем Нагоровым, замещавшим командированного Голубева. Отступающих удалось остановить лейтенантам Гранитову и Генрици, благодаря чему большую часть дня бой шел на этой импровизированной оборонительной линии. Лишь после наступления темноты и отступления русских на свои позиции партизаны смогли начать атаки на перевал. Их попытки прорваться через проволочные заграждения начали слабеть после полуночи и прекратились примерно к 2.00 ночи, перейдя в интенсивный обстрел. При этом батальон находился в полном окружении, телефонная связь с Добротичем была прервана [560].

Основное наступление разворачивалось против Орлова Виса («высота 1154»). По свидетельствам Натрова, с 20.00 до 2.00 там было отбито более 10 атак. Им каждый раз предшествовал массированный огонь стрелкового оружия и минометов, а затем «протяжное завывание, крики ура, истерические выкрики партизанок, и 1-я N. бригада партизан идет в очередную атаку». Во время одной из них повстанцам удалось прорваться сквозь проволочное заграждение и подойти к позициям, но один из обороняющихся (старший стрелок) вскочил в полный рост на бруствер и гранатами вынудил их отступить. Чуть позже группе партизан удалось просочиться между позициями, но они попали под огонь тяжелого пулемета со стороны перевала и снова были отброшены. Это спасло положение, так как сразу после этого с 1154 передали, что у них заканчиваются патроны. В прорыв по лесистому участку в 800 м был отправлен один из взводов с двумя груженными боеприпасами мулами. «Стучит станковый пулемет, а еще сильнее стучит сердце… «дойдут или не дойдут?»… А «11–54» по-прежнему кипит как в котле. И стараешься по звуку определить, не усиливается ли огонь на нашем скате, не заметили ли нашу вылазку?

Но вдруг как камень падает с сердца – «Господин хауптман, передают с «11–54», патроны прибыли». Снимаешь шапку и крестишься»[561].

С рассветом бой стих, повстанцы были вынуждены отступить. Статья Нагорова заканчивалась фразой про троекратный залп в честь погибших, но мы не располагаем точными данными об их числе. По свидетельствам Василя Вистюка, 10 мая 1944 г. под «Займарой» погибли стрелки 4-го полка буковинцы Дмитро Берчула и Йордакий Боянський (родились в 1925 и 1923 гг.) [562]. Вероятно, речь идет именно об убитых при обороне перевала 12–13 мая. О потерях повстанцев можно сказать, что только в одной Косовской роте (участвовала в атаках на Орлов Вис) насчитывалось девять раненых, в том числе один – смертельно[563].

Партизаны больше не предпринимали атак на перевал, но регулярно осуществляли нападения в окрестностях. Так, утром 20 мая под Белым Камнем попал в засаду патруль СДС из Прикуплья. В результате винтовочно-пулеметным огнем примерно 20 коммунистов были ранены три наредника стражи (один – тяжело)[564].

Гранитов писал, что в мае и июне подразделения I батальона принимали участие в болгарских антипартизанских рейдах вглубь «свободной территории». К сожалению, информации о них удалось найти мало, но югославские источники подтверждают, что в ночь с 24 на 25 июня XVII Сербская бригада атаковала «белогвардейцев» в районе Богуеваца и Житни потока. На следующий день те вернулись на исходные позиции на перевале[565].

Если на остальной территории Сербии карательные акции регламентировались оккупационными властями, то в случае с рассматриваемым нами районом, насколько можно судить, какие-либо ограничители отсутствовали, и на его примере видна вся кровавая картина антипартизанской войны. Это находило свое отражение в практике проведения рейдов частями РОК. Известен эпизод, когда в расположенном севернее перевала селе Балчак во дворе активно помогавшей НОАЮ селянки Буки Стоянович русскими были замечены двое партизан, которые успели бежать. Хозяйку дома подвергли допросу и, после пыток, убили на месте.

Непосредственно в районе дислокации частей 4-го полка в этот период были и другие эпизоды жестоких убийств местных жителей, в том числе женщин. Так, в Йовиных ливадах в хлеву были заживо сожжены 80-летняя Канда Бьелица и Мария Маркович. После побоев была расстреляна Ружа Крунич, а Стану Бьелицу избили прикладами за попытку погасить подожженный дом. Один из солдат наставил на нее штык-нож, а когда она ухватилась за него, отсек кисть. Ружу Йованович ранили выстрелом из винтовки. В самом Белом Камне были убиты еще две и арестована одна местная жительница[566].

В начале июля произошла ротация – на перевал прибыл II батальон, а люди Голубева отбыли в Бор. Подробный план дислокации новых подразделений приводит обер-лейтенант Андрей Невзоров: штаб, тяжелый взвод и 7-я рота (на 60 % состоявшая из одесситов и бывших красноармейцев) разместились на высоте 883, 5-я – на 1154, а 6-я повзводно на высоте 890, впереди и в тылу лагеря. К этому времени перевал представлял собой укрепленный лагерь с блиндажами, окопами полного профиля и заграждениями из колючей проволоки. По ночам от каждой роты назначался дежурный взвод, не покидавший окопов. Повстанцы, хоть и не пытались нападать, но иногда практиковали ночные обстрелы и периодически вырезали большие куски телефонного кабеля, нарушая связь с Добротичем и Прикупльем. «Партизаны были кругом нас. Вечером, когда выйдешь на крыльцо хаты, кругом нас были видны огни костров и ракеты всех цветов. Вокруг нас шла какая-то ночная жизнь. У нас же было тихо и темно». Регулярно в небе появлялись британские самолеты, сбрасывавшие сербам различные грузы. Шуцкоровцы знали условный сигнал из костров и пытались обмануть англичан, но неудачно[567].

9 июля русские части имели один из самых крупных и ожесточенных своих боев в районе Белого Камня: выступившей до рассвета 7-й роте, усиленной двумя тяжелыми пулеметами и минометом, была поставлена задача произвести разведку юго-восточнее высоты 1154 и выявить сосредоточенные там силы противника. Около 8.00 о движении «белогвардейцев» через село Ябучево на Мрляк стало известно штабу XV Сербской бригады НОАЮ. Ее командованием было решено перебросить все три батальона бригады в район последнего населенного пункта и при возвращении атаковать русских. Но командир 7-й роты лейтенант Николай Тимченко проявил осторожность, в частности, выставил охранение на возвышенности Йованова глава. Тогда партизанами был составлен новый план, согласно которому 1-й батальон, с которым шел командир бригады Мирко Перович, наступал вдоль восточного склона возвышенности, а 2-й, под руководством его заместителя Владо Симича «Шваба», – параллельно ему вдоль западного, в направлении безымянного холма, обеспечивая левый фланг. Крайним справа на Стари Джуревац для прикрытия со стороны Житни потока двигался 3-й.

Первым с противником столкнулся «Шваб», в сопровождении пулеметчика шедший примерно в 150 м впереди цепи. Взобравшись на холмик, они обнаружили, что тот уже занят отделением русских. По воспоминаниям Симича, один из них, статный, с закатанными по локоть рукавами, стоял в полный рост и что-то говорил. Партизанский замкомандира успел сразу же открыть огонь и броситься под прикрытие высокого дерева. Сопровождавшему его пулеметчику Саве Поповичу повезло меньше – он был убит. «Шваб» вспоминал: «Я развернулся, чтобы лучше видеть, откуда стреляет неприятель. Прямо передо мной примерно в 10 шагах был десяток вражеских солдат, которыми командовал тот статный парень. Я выстрелил из пистолета и попал в их старшего, упавшего замертво. Когда он упал, солдаты бросились на землю. Я использовал момент и побежал к лесу, но был ранен вражеской винтовочной пулей в левое бедро. Бедренная кость сломана не была, поэтому я смог добрести до леса, где был подхвачен бойцами 2-го батальона и спасен от неминуемой смерти»[568].

16-летний стрелок 7-й роты Владимир Ремисевич позже свидетельствовал, что наступление на высоту велось отдельными группами. В ходе боя он оказался в нескольких десятках шагов от партизанского пулеметчика: «Подпустил бандита метров на 5 и открыл огонь. После нескольких выстрелов он упал. Я подбежал к нему, он был едва живым. У меня в обойме оказался еще один неизрасходованный патрон.

Захватил пулемет, и, повернув его в сторону неприятеля, стал действовать его же оружием. Теперь почувствовал себя бодрее: в руках пулемет! Из-за пригорка показывается второй пулеметчик, открывший по мне огонь. Я отвечаю. После короткой перестрелки мой противник замолкает. Взял второй пулемет. В это время подоспел один из товарищей, с которым мы и взяли по пулемету и оттянулись к общей цепи»[569].

Обе стороны сходятся на том, что бой носил затяжной характер и проходил с переменным успехом. По партизанским данным, русским удалось отбить две атаки и лишь после третьей они не выдержали и стали отступать, оставив на поле боя своих погибших. Официально НОАЮ оценивало собственные потери тремя убитыми и пятью ранеными, а урон противника – в 26 погибшими и большое количество раненых[570]. В послевоенных источниках можно даже найти утверждения о захвате 32 винтовок, 1200 патронов и «снаряжения и медикаментов небольшой походной амбулатории». Среди погибших повстанцев были два пулеметчика (оба из 1-й роты 2-го батальона), а среди раненых – командир бригады[571].

В действительности 7-я рота потеряла погибшими четверых (в том числе лейтенанта Тимченко, санитара унтер-офицера Загоскина и двух стрелков), а ранеными восемь (включая унтер-офицера Леонида Голубчикова) человек. Согласно официальному описанию боя, потери партизан были оценены в более чем 35 погибшими, трофеи – в пять легких и один тяжелый пулемет, а также 10-зарядную автоматическую винтовку[572]. Нам представляются завышенными не только данные обеих сторон о вражеских потерях, но и оценки трофеев. Похоже, русским, благодаря действиям Ремисевича, действительно удалось взять пару ручных пулеметов, но захват какого-либо оружия партизанами не подтверждается даже их собственными документами военного периода.

Крайне важной вехой в истории РОК этот бой стал благодаря тому, что трое отличившихся в нем военнослужащих – унтер-офицер Леонид Голубчиков, обер-ефрейтор Николай Ермолаев и стрелок Владимир Ремисевич – 26 июля приказом командующего юго-востока генерала Ханса Фельбера первыми в корпусе были награждены Железными крестами II класса [573].

Данная разведка боем стала прелюдией к крупной немецко-болгарской антипартизанской операции «Триумф», начавшейся на следующий день и продолжавшейся до 17 июля. На разных участках против партизанской зоны вели наступление части немецкой полиции, 27-й болгарской пехотной дивизии, СДК и четников, из-за своего безвыходного положения в данном районе заключивших перемирие с Вермахтом. В дневном донесении командующего юго-востока сообщалось про бои болгар, четников и батальона 4-го полка РОК с отступившими к югу группами 24-й дивизии НОАЮ южнее Топлицы. Потери повстанцев в них были оценены в 46 убитыми и пять перебежчиков[574].

Вторым этапом наступления стала операция «Кераус»[575], в которой так же принял участие II батальон. Подчиненный 27-й болгарской пехотной дивизии, он должен был оставить небольшой гарнизон на Белом Камне, а основными силами ко дню начала акции, 19 июля, развернуться в районе Йовановой главы – высоты 830 – высоты 710 – высоты 593, установив связь с 69-м пехотным полком на высоте 803 и разместив штаб на высоте 880[576].

По воспоминаниям Невзорова, в операции были задействованы 6-я и 7-я роты, усиленные 1-м взводом 5-й, тремя тяжелыми пулеметами и тремя минометами. Ими было занято село Нова Москва, рядом с которым был захвачен размещавшийся в двухэтажном кирпичном доме партизанский штаб. На первом этаже находился зал с большим столом, а на втором – хорошо оборудованный госпиталь на 20 кроватей. Там же размещался склад продовольствия, причем все найденное – продукты, кровати, белье, мыло, смалец – было английского производства. Часть еды была реквизирована, а здание и окружающие постройки сожжены. Батальон прочесывал местность до 27 июля, когда вместе с остальными задействованными в чистке частями вернулся на исходные позиции. За время операции погиб один стрелок и получили ранения шесть военнослужащих, в том числе гауптман Михаил Левандовский, а потери противника на основе показаний местных жителей были оценены примерно в 40 убитыми и 100 ранеными[577].

Какое же партизанское подразделение противостояло русским? Уверенно можно говорить, что это был один из батальонов XIX Сербской бригады (25-я дивизия), который с утра 19 июля должен был прикрывать направление Белого камня. Насколько можно судить, бригада действовала на участке и ранее. Например, известно о гибели 15 июля под перевалом ее бойца Любодрага Ристича[578].

В августе на Белый Камень был переброшен артиллерийский взвод 4-го полка, который вел огонь по прилегающей местности, в частности, по горе Пасьяча, где снарядами были подожжены дома, в которых жили повстанцы. Но к концу месяца ситуация все больше усложнялась в основном из-за ускоряющегося разложения болгарских частей. 31 числа гарнизоном укрепрайона было получен ультиматум на чистом дореформенном русском с требованием сдаться в течение 24 часов. Заменявший в тот момент командира батальона Невзоров ответил на него отказом и пообещал принесшему письмо старому сербу повесить его на ближайшем буке, если тот еще раз что-то принесет. В те же дни пришел приказ об оставлении перевала, который был исполнен 2 сентября (конечная точка – Ниш). Испытывая нехватку транспортных средств, русские предприняли ставшую неожиданностью для повстанцев акцию, когда взвод 6-й роты под командованием унтер-офицера Михаила Невзорова (сына обер-лейтенанта Невзорова), совершил 4-км бросок, выбил противника из ближайшего села и реквизировал там 21 воловью подводу, с помощью которых с перевала было вывезено все имущество [579].

В отличие от других частей полка, III батальон (командир – майор Леонид Трескин) большую часть года нес достаточно спокойную службу севернее партизанской зоны. Штаб батальона и 9-я рота дислоцировались в Чуприи, а 10-я и 11-я в начале мая заняли Сеньский рудник (примерно в 30 км северо-восточнее города). Штаб полка продолжал оставаться в Ягодине. Четники в районе были слишком слабы, чтобы проводить атаки на гарнизоны, но периодически осуществляли мелкие диверсионные акции и нападения. Так, ночью 24 апреля в Ягодине были похищены шесть принадлежащих полку коней с седлами и сбруей.

21 мая повстанцы окружили и разоружили патруль из трех солдат (кишиневцы Николай Артерчук и Николай Раевский, а также Йозеф Миц из польского Велипковца). 29 мая все трое смогли бежать из плена, а на следующий день встретить патруль СДС, который передал их русскому командованию в Чуприи.

2 июля в селе Миатовичи под Чуприей трое вооруженных неизвестных разоружили одиночного солдата РОК (вероятно, разыскивавшего пропавшего коня), забрав у него винтовку, штык и подсумки с патронами, после чего скрылись в неизвестном направлении. На следующий день в населенный пункт пришло русское отделение и арестовало 40 местных жителей. Около 9.30 16 июля четверо в крестьянской одежде напали на русского военнослужащего в Ягодине, ранив его ножом в руку и похитив револьвер. Примерно в 10.00 7 августа в Чуприе неизвестный крестьянин отобрал винтовку у солдата РОК и скрылся. С одобрения немецких властей русские арестовали девять горожан и селянина из окрестностей, у которого при обыске нашли штык[580].

Слабое сопротивление солдат при подобных нападениях вызывало жесткие меры со стороны командования. Например, когда 31 мая 1944 г. неизвестными «в районе П.» (возможно, Парачин) были уведены несколько лошадей, а также без боя разоружены коноводы, последние были отданы под суд, о чем было сообщено в приказе по корпусу[581]. Но были эпизоды, когда солдаты действовали упорно. Так, например, «ефрейтор Вячеслав Б.», на велосипеде возвращавшийся в свою часть, подвергся нападению трех прятавшихся на сельской мельнице вооруженных повстанцев. В завязавшейся драке он смог убить двоих и, несмотря на ранение ноги, добраться до расположения, откуда немедленно выслали карательную экспедицию к мельнице [582].

В конце июля в районе Равной Реки четниками была захвачена группа немецких военнослужащих. В ответ был произведен арест в качестве заложников 60 рабочих Сеньского рудника. Впоследствии состоялся их обмен на захваченных солдат. Вероятно, эта акция возмездия была осуществлена силами охранявших объект рот 4-го полка[583].

Имели место и случаи дезертирства из рядов батальона. Иван Аколзин из Равной Реки вспоминал, что однажды к нему домой пришли двое дезертиров-бессарабцев, одного из которых так же звали Иван. Они рассказывали, что около 15 дней провели у четников, а затем сбежали и от них, недовольные их жестокостью по отношению к населению. Покинув дом Аколзина, они отправились искать партизан, но были схвачены и убиты равногорцами[584]. Вероятно, эти солдаты сбежали с Сеньского рудника. В одном случае побег сопровождался кровопролитием: в 16.00 11 июля на дороге Дестоповац – Чуприя произошла ссора двух ехавших в грузовике шуцкоровцев. В итоге один из них застрелил сослуживца и ранил троих ехавших с ними гражданских, а затем скрылся, прихватив обе винтовки (свою и убитого). Жертвой инцидента стал стрелок штаба III батальона Николай Анисимов (20 лет, уроженец и житель Хотина)[585].

Житель Равной Реки Драгослав Радивоевич вспоминал эпизод, когда в августе «белогвардейцы» совместно с болгарами принимали участие в охоте на экипаж сбитого самолета. В итоге один американец был захвачен военнослужащими царской армии, которые передали его немецкой полевой жандармерии, а остальные попали к четникам [586].

Спокойный период для подразделения закончился в конце лета – командование перебросило III батальон на юг, в район партизанской зоны. Рудник и Чуприю он покинул 18 августа, а 25 числа того же месяца прибыл в Лесковац[587], где перешел под командование оберста Дизнера (по воспоминаниям Трескина – «вылитый второй Гинденбург» с наградной лентой «Африка» на рукаве). Отведенный батальону участок находился на юге города и имел по фронту 8 км. Его центр представлял собой поросший лесом горный хребет, вдававшийся в контролируемую НОАЮ территорию, правый фланг проходил по виноградникам, а левый, протяженностью 3 км, – представлял собой сплошные заросли камыша, где прикрытие осуществлял конный взвод 2-го полка, перешедший под командование Трескина. В Лесковаце произошло перевооружение подразделения – вместо итальянских карабинов с помощью коменданта города оберст-лейтенанта Купфершлегера удалось получить немецкие винтовки «Маузер».

Партизаны 24-й дивизии в последние дни лета неоднократно атаковали город, но командир русского батальона писал, что эти атаки на его участке не носили серьезного характера: попадая под огонь на короткой дистанции, повстанцы отступали. Отдельно он выделяет лишь продолжавшийся с 23.00 1 до 3.00 2 сентября бой, особенно сильный на центральном горном участке, занимавшемся 9-й ротой обер-лейтенанта Игоря Лабинского, которому он принес Железный крест II класса. По данным противоположной стороны, в ходе этого неудачного штурма только 15-я сербская бригада лишилась трех человек погибшими и девять ранеными. Но мы не беремся утверждать, наступала ли она на участке III батальона. 7 сентября шуцкоровцы покинули город и разместились гарнизонами вдоль постоянно атакуемой повстанцами железнодорожной линии от станции Сталач до Ниша. При этом Трескину были подчинены шесть «черепах» – приспособленных для езды по рельсам бронеавтомобилей[588].

Возвращаясь к I батальону, снова обратимся к воспоминаниям лейтенанта Гранитова, по которым, после передислокации в Бор подразделение длительное время не участвовало в активных действиях, неся охрану внешнего периметра города и отдыхая после боев. Во второй половине августа батальон (без 2-й роты) был задействован в крупной зачистке под общим командованием коменданта Зайчара оберст-лейтенанта полиции Заупе, а позже 2-я рота под командованием лейтенанта Алексея Рышкова была выслана для поддержки четников поручника Петровича, с которыми чуть ранее германским командованием было заключено перемирие. В последнем случае речь идет о масштабных боях 26–27 августа против частей 25-й Сербской дивизии НОАЮ в районе населенных пунктов Больевац, Валаконье и Планиница юго-западнее Бора. Первые сутки они шли с переменным успехом, в основном благодаря получению четниками подкреплений из состава СДК, однако к ночи партизанам (XVI, XVIII и XX Сербские бригады) удалось добиться успеха на основных направлениях[589].

По свидетельствам Гранитова, 2-я рота прибыла к месту боя уже в темноте и заняла позицию на правом фланге четников. Утром русские на дистанции в 100 м от себя увидели атакующих повстанцев, которые, используя посадки кукурузы, смогли обойти их фланг. Лейтенант Рышков принял решение немедленно перейти в штыковую атаку, которая заставила не ожидавшего появления регулярной немецкой части противника хаотично отступать. Бегство перекинулось и на другие участки [590].

Послевоенные югославские данные подтверждают не только общее успешное контрнаступление четников, обеспеченное прибытием крупных подкреплений, в том числе «белогвардейцев», но и ожесточенную рукопашную схватку 3-го батальона XVIII бригады с немцами в виноградниках под Больевацем, в ходе которой прикладом был убит один партизан. По официальным данным НОАЮ за два дня 25-я дивизия потеряла 15 человек погибшими и 32 ранеными, в том числе шесть мертвых и 18 раненых пришлись на XVIII бригаду. Поданным сербского историка Крстивойе Милосавльевича, последние цифры были иными – 10 и 14 человек соответственно, а еще один был захвачен в плен и впоследствии расстрелян четниками[591].

Ситуация в восточной Сербии резко изменилась в последние дни лета, что было связано с произошедшим в Бухаресте вечером 23 августа государственным переворотом, в ходе которого был арестован фактический правитель Румынии премьер-министр Ион Антонеску, а королевское правительство страны перешло на стороны СССР и союзников [592].

После этого появление частей Красной армии у границы Сербии стало вопросом ближайшего времени, что вызвало резкую активизацию повстанцев. Вместе с тем первая декада сентября отметилась двумя успешными операциями батальона. В первом случае противником выступали четники Михайловича, атаковавшие крупный лагерь ОТ в Жагубице. 3 сентября для прикрытия его эвакуации был выслан один из русских взводов, который полностью справился с задачей, но, отходя к машинам, не досчитался одного стрелка, вероятно, отставшего от своих в темноте. На следующий день для выяснения его судьбы, а также разведки ситуации в районе, на грузовиках была выслана 3-я рота обер-лейтенанта Ротиняна, усиленная двумя автоматическими зенитными орудиями. Четники, в свою очередь, решили произвести налет на располагавшиеся вдоль дороги лагеря, используя для этого захваченные накануне немецкие машины.

Гранитов вспоминал: «Оба отряда неожиданно вылетели из-за поворота один на другого и, резко затормозив, остановились у противоположных обочин шоссе, поравнявшись головными машинами. Наши очнулись первыми и, спрыгнув с машин, бросились с ручными гранатами на штурм грузовиков противника, а орудие «флак», приняв в сторону, выпустило очередь в головную машину партизан». В итоге бой закончился после короткой рукопашной схватки, и отряд повстанцев был уничтожен ценой потери лишь трех легкораненых. Возглавивший атаку командир головной машины молодой лейтенант Николай Шемчук-Залещинский получил Железный крест II класса[593]. 3-й ротой были захвачены 30 пленных, два грузовика, два пулемета и 46 винтовок, 22 равногорца были убиты[594]. Таким образом, этот бой можно назвать самым удачным для частей РОК с момента создания формирования.

Во втором бою той же 3-й роте пришлось столкнуться с партизанами 23-й Сербской дивизии НОАЮ (VII, IX и XIV Сербские бригады), 6 сентября начавшей наступление на Зайчар. Численность данного формирования составляла примерно 2350 бойцов, а на вооружении имелось около 200 ручных пулеметов «Брен», некоторое количество старых ZB-26/30 и немецких пистолетов-пулеметов МР-38/40, 36 противотанковых ружей, по шесть 81-мм минометов и английских противотанковых гранатометов PIAT, 45-мм советская противотанковая пушка и трофейная болгарская 105-мм гаубица. Сломив в течение дня сопротивление размещавшихся вокруг города четницких отрядов и плотно окружив Зайчар, около 3.00 7 сентября повстанцы начали его общий штурм – положение гарнизона, несмотря на упорное сопротивление, становилось все более критическим[595].

На совещании у коменданта Бора было решено отправить на прорыв к городу 3-ю роту, усиленную взводами зенитных орудий и танков (последний, вероятно, из состава 12-го танкового отряда специального назначения). Командовать ротой вместо заболевшего оберлейтената Ротиняна вызвался Гранитов. Кроме того, на рассвете у станции Метовница к отряду должна была присоединиться большая группа четников. По прибытии к месту встречи обнаружилось, что местные союзники решили от нее уклониться, что, однако, не заставило Гранитова отказаться от продолжения операции[596].

По югославским данным, двигавшаяся со стороны Бора колонна в составе семи танков, 12 грузовиков и примерно 250 немцев и русских вступила в бой с частями прикрытия около 9.30 утра у горы Була. При этом ее основным противником была 3-я «русская» рота[597] 4-го батальона XIV бригады, усиленная частью сил бригадной роты тяжелого оружия. По тем же сведениям, после ожесточенного ближнего боя, в котором огнем повстанцев были подожжены шесть грузовиков, танки смогли пробиться в город, а пехота, якобы, отступила к Гамзиграду, откуда предприняла еще несколько безуспешных попыток прорыва[598].

Но подобные утверждения ложны: 3-й роте удалось выполнить задачу и, по воспоминаниям Гранитова, «прибыв к зданию комендатуры на центральной площади, мы были встречены овациями раненых моряков, находившихся в окружавших площадь зданиях». К этому времени в городе оставалось лишь три очага обороны: район комендатуры, вокзал и интендантский складу северной окраины, удерживавшиеся одной полицейской ротой, а также казармы батальона СДК на юге. Перейдя в наступление, 3-я рота при поддержке двух танков смогла очистить весь северо-восток города и деблокировать вокзал. Но комендант Зайчара, опасаясь за жизни сотен раненых, принял решение об эвакуации, отдав шуцкоровцам приказ держать занятую позицию 3–4 часа, после чего, по его приказу, отходить к северо-западному выходу из города[599].

Источники с противоположной стороны подтверждают, что около 10.00 немецкие части свежими силами, при поддержке танков, предприняли хорошо организованную контратаку и смогли отбросить 1-й батальон XIV бригады к городской окраине. Но затем партизаны смогли снова перейти в наступление и к 13.00 заставили оборонявшихся отступать. В 16.00 началась проходившая под сильным огнем эвакуация гарнизона в Бор, которая была облегчена тем, что часть сил НОАЮ была переброшена для борьбы с четниками, весь день пытавшимися деблокировать город [600].

3-я рота оказалась в окружении, так как не получив предупреждения о начале отхода, прибыла к выезду из города через полтора часа после отступления основных сил и была вынуждена с боем пробиваться на протяжении 2 км. «Появившиеся раненые замедляли движение. Впереди, у с[ела] Звездан, партизаны атаковали хвост колонны и захватили мост. Было видно, как немецкая рота, не успевшая проскочить, повернула и стала отходить, поднимаясь на хребет вправо от нас. Мы повернули туда же. Лишь ночью, пройдя между постами противника, мы вышли из окружения и на рассвете пришли в Бор. За день 7 сентября] 3-я рота потеряла 25 человек»[601].

Потери, нанесенные русскими повстанцам, оценить не представляется возможным – всего, по югославским данным, захват Зайчара стоил им 41 убитыми и 99 ранеными [602]. Основным успехом 3-й роты следует считать фактическое спасение окруженного гарнизона от полного разгрома, а 700 находившихся в городе раненых – от гибели в случае захвата противником. Командовавший операцией лейтенант Гранитов был награжден Железным крестом II класса[603].

2-й полк, восточная Сербия, январь – сентябрь 1944 г

Для полка Мержанова год начался с произошедшего 12 января сокращения района его ответственности – русским подразделениям было приказано оставить Бор, который они занимали на протяжении двух лет, передав его охрану II батальону 4-го полка. При этом штаб 2-го полка, а также санитарная часть и взвод связи передислоцировались в Пожаревац[604]. Исключением стали лишь артиллерийский и конный взводы, по настоянию коменданта оставленные в Боре. Последнее, хорошо зарекомендовавшее себя подразделение, неоднократно привлекалось к сопровождению немецких частей во время акций и, по свидетельствам Сергея Вакара, ценилось за отличное знание солдатами сербского и румынского языков, что было крайне полезно при проведении разведрейдов[605].

На первое место среди задач полка вышла охрана сербского берега Дуная. Для этой цели к концу января были задействованы:

– I батальон, развернутый в Доньи Милановаце (штаб (32 человека), тяжелый взвод (44 военнослужащих), 3-я рота (203 солдата и офицера)), Добре (1-я рота (105 человек) и Больотине (2-я рота численностью 184 военнослужащих);

– сводная рота [606] (74 человека, Брница);

– саперный и противотанковый (47 и 34 человека) взводы, дислоцировавшиеся в Голубаце и Милановаце соответственно.

Таким образом, наши соотечественники составляли более 1/3 привлеченной к охране военно-полицейской группировки (723 из 2070 человек)[607].

Русские периодически привлекались к операциям по прочесыванию местности. Так, 7 января группа в 80 человек из Милановаца совершила рейд к высоте Мироц, разыскивая двух пропавших немецких солдат-зенитчиков, а 28 числа того же месяца взвод I батальона обыскал село Голубинье, где, по информации агента, находился спрятанный паром. В результате были найдены и сожжены целых четыре. Нападения повстанцев в начале года были достаточно редкими и слабыми.

Например, в 4.55 утра 2 февраля в Доньи Милановаце под огонь попал русский часовой, отделавшийся в результате простреленной полой шинели. Но слабость оккупационных сил и недостаточная система охранения приводили к усилению активности подполья. Например, в конце марта – начале апреля в районе Брницы и Милановаца повстанцы (вероятно, четники Петара Илича) в течение пяти ночей группами по 10–12 человек подбирались к позициям пехоты (в том числе РОК) и зенитчиков и обстреливали их из винтовок и даже пистолетов[608].

II батальон полка с января до августа 1944 г. дислоцировался в районе Велика Плана. При этом с апреля по июль имел место целый ряд нападений на небольшие группы и патрули, в результате трех из которых четниками были захвачены в общей сложности 10 солдат. Летом тяжелый взвод батальона был откомандирован на юг для действий против «свободной территории». По одним данным, это произошло 5 августа, но, по свидетельствам командира взвода обер-лейтенанта Константина Гавликовского, в районе Лесковаца и Лебане они действовали в течение шести недель с конца июня, входя в состав группы сербского майора Топаловича, взаимодействуя также с конным взводом полка.

В одном из ночных боев в районе болгарско-албанской границы два пулеметных отделения, поддерживавших сербскую роту, вместе с ней попали в окружение. Прорыв стоил потери обоих тяжелых пулеметов и одного стрелка пропавшим без вести, а еще одного раненым. В окружении (так же вместе с сербским батальоном) побывали и минометчики, потерявшие свой обоз. Но их командир, фельдфебель Нестор Пчельников, отказался выполнять приказ командовавшего отрядом сербского офицера бросить все имущество, кроме стрелкового оружия, и смог сохранить минометы. С потерями батальон смог пробиться в Коршумлию[609].

К концу апреля для усиления охраны Дуная в Велико Градиште, Голубац и Брницу из Костолаца были переброшены основные силы III батальона (штаб, 10-я и 11 – я роты). При этом, если численность только что сформированной 10-й роты составляла 157 человек (три офицера), то штаб батальона и один взвод 11-й в Градиште насчитывали лишь 57 (четыре офицера), а два других взвода 11-й, занявших Голубац, – 64 военнослужащих (один офицер) [610].

9-я рота продолжила дислоцироваться в Майданпеке, где 20 апреля отбила нападение на шахту. Также известно, что 4 апреля «белогвардеец» убил Ранку Кривича – секретаря подпольной комсомольской организации на руднике[611].

Весной стычки с равногорцами становились все более частыми. В 16.00 28 апреля под Браничево произошло нападение на обоз 10-й роты из двух конных подвод. Его охрана (пять стрелков под командованием фельдфебеля Антония Пио-Ульского) смогла занять оборону в придорожной канаве и заставить отступить группу примерно из 30 повстанцев. Впоследствии на месте боя были найдены гильзы не только от румынских винтовочных патронов, но и от американских к пистолетам-пулеметам. В середине мая патруль под Милановацем столкнулся с группой четников, состоявшей из подростков 14–15 лет. Последние при виде солдат бежали, побросав деревянные винтовки. 10 мая в районе Раденки был атакован другой русский патруль из Брницы. В перестрелке один повстанец был убит, второй ранен. Убитый был опознан как один из бежавших осенью солдат 11-й роты[612].

Далеко не всегда нападения на части 2-го полка заканчивались для них так же удачно. 20 июня четниками были атакованы фуражиры и обоз сена тяжелого взвода II батальона у села Аджибеговац. Потери составили трех убитыми и одного раненым. 9 июля при нападении на обоз 10-й роты под Велико Градиште погиб немецкий счетовод роты унтер-офицер Курт Волленберг. Ранее, 6 июня, у Осипасницы равногорцами был захвачен автомобиль штаба полка, а ехавшие в нем военнослужащие разоружены. Лейтенант Леонид Казанцев впоследствии писал, что четники «совершенно безнаказанно «работали» в районе Пожареваца. Про нападение на штабной автомобиль он уточнял, что в нем ехал лейтенант Петр Гатенбергер, фельдфебель Яковлев и несколько солдат. Они были разоружены обманом, а впоследствии все отданы под суд, причем Гатенбергер был приговорен к расстрелу, замененному пожизненной каторгой[613]. Так как он служил в рядах РОК до капитуляции, можно предположить, что отбытие наказания ему было отсрочено до конца войны.

Говоря о многочисленных рейдах, предпринимаемых частями полка, можно сделать вывод, что грабежи и поборы местного населения при них не являлись чем-то из ряда вон выходящим. Унтер-офицер Сергей Вакар писал: «Конный взвод имел обыкновение во время разъездов завтракать с вином и водкой за счет благодарного населения, причем хозяина дома или сельского старосту предупреждали, что если он только попробует за угощение взять деньги, то он увидит, что будет…

Полковник Попов, как щепетильно честный и порядочный человек, всегда предлагал хозяину дома деньги за угощение, но, видя напоминающий кулак из-за спины полковника, хозяин всегда наотрез отказывался брать деньги. Это кончалось тем, что полк. Попов с искренней благодарностью жал руку хозяину дома, а при докладе немецкому коменданту Бора о результате разведки убедительно говорил, что местное население к нам отлично относится и даже не знает, как и угостить «дорогих гостей»[614].

Лейтенант Казанцев так же вспоминал о том, как проходили зачистки: «Экспедиция» заключалась в следующем. Маленький отряд человек 30 с офицером отправлялся рано утром километров 20–30 от Милановца. Конечным пунктом давалось обыкновенно какое-нибудь село, в котором по непроверенным данным собирались четники или партизаны. Задача – выяснить это, найти и отобрать оружие, а также председнику сделать «заказ», то есть чтобы это село к такому-то числу прислало или дров, или там корову, пару кабанов и т. д.

В этом же селе председник на наше косвенное или точное замечание «на брзу руку» устраивал завтрак или обед, с ракией, конечно. Плотно покушав, но воздержавшись от ракии, (конечно не совсем), отправлялись обратно.

Помню мою первую экспедицию, в которой я был гостем. Вел ее Коля Гамбурцев. Ему как-то удалось найти в селе несколько деревянных винтовок, которыми обучались молодые рекруты. Собственники этих винтовок поплатились физиономиями, а председник забран с собой на «суд». Потом выпущен»[615].

На протяжении всего рассматриваемого периода в полку остро стояла проблема дезертирства. Например, 29 января стрелок I батальона Кирицев, следовавший вместе с тремя другими солдатами в Белград, сбежал во время остановки в румынской Оршове. С собой он унес карабин, 60 патронов и штык. Из-за этого эпизода командованием даже не рекомендовалось впредь отправлять русских транзитом через румынскую территорию. 1 мая из Больетина и Милановаца так же с оружием и боеприпасами дезертировали по двое бывших красноармейцев. Спустя восемь дней командующий обороной Железных Ворот обращал внимание, что в I батальоне все еще остаются 25 советских русских и требовал вывести их из состава подразделения, так как дезертиры не только могли способствовать снабжению повстанцев, но и послужить для них источником разведданных. Но 9 июня один из пропавших, обер-ефрейтор 2-й роты, вернулся. По его словам, он был в плену и содержался в заброшенной хижине, где с ним находилось шестеро четников. Они забрали его форму и сапоги, а затем отпустили. На следующий день после обнаружения данный военнослужащий прибыл в свою часть. Летом новые случаи дезертирства коснулись бессарабцев: 25 июня из Милановаца бежали двое солдат из их числа, а на следующий день из Градиште – еще один[616].

Говоря о большей части беглецов, особенно тех, кто присоединился к четникам, мы не можем сказать что-то более подробное об их дальнейшей судьбе. Но в рядах НОАЮ некоторые из них смогли сделать карьеру. Например, заместителем командира обновленного Пожаревацкого партизанского отряда «Велько Дугошевич» 31 августа 1944 г. стал бывший лейтенант Красной армии по имени Миша, ранее служивший в РОК[617].

Летом 1944 г. частям 2-го полка удалось провести несколько успешных акций против повстанцев. Так, 2 июля патруль I батальона, вышедший из Милановаца смог захватить штаб IV батальона равногорцев в Буковой Главе – четники бежали, не оказав сопротивления. При осмотре помещения, состоявшего из спальной комнаты на 30 кроватей, умывальной, канцелярии и кухни, кроме сербской ручной гранаты, 18 патронов и семи деревянных винтовок были захвачены различные документы, в том числе списки сторонников Михайловича в селе. Благодаря им были арестованы 16 молодых сербов, задействованных на строительных работах военного назначения в Милановаце. После обыска помещение штаба было сожжено[618].

14 июля на железнодорожной линии Бор – Метовница бой с небольшой группой коммунистов имела «охотничья команда РОК». В результате семь партизан было убито, а один захвачен [619]. По нашему мнению, речь в данном случае идет о конном взводе 2-го полка, выполнявшем присущие «охотникам» функции.

Сергей Вакар описывает бой, произошедший в указанном районе примерно в этот период. По его словам, кавалеристы были атакованы в труднодоступной местности рядом с дорогой в момент, когда готовились к привалу. В первые минуты боя один из русских смог застрелить пулеметчика противника, которого партизаны, по каким-то причинам, не могли заменить. Командир взвода обер-лейтенант Сергей Попов фактически бежал с поля боя, забрав почти всех лошадей. В этой обстановке принявший командование унтер-офицер Николай Трипольский решил отходить к железнодорожной линии, а Вакар с одним из солдат на двух оставшихся лошадях под перекрестным огнем смогли прорваться на станцию Метовница. Оттуда он по телефону связался с комендантом Бора оберстом Вундерлихом, который немедленно поездом выслал на 12-й километр дороги немецкую роту, которая рассеяла нападавших и спасла занявших оборону в одном из туннелей русских. Вакар по представлению Вундерлиха был награжден крестом «За военные заслуги» II класса[620].

Как уже писалось выше, обстановка для оккупационной армии резко ухудшилась после начала Румынией войны против Германии, что вызвало немедленную активизацию повстанцев. Так, 9-я рота в Майданпеке была блокирована численно превосходящими силами четников. В итоге, 27 августа, согласно приказу командования, рудник был оставлен, а русское подразделение, подорвав склады с боеприпасами, прорвалось в Милановац. Гарнизон этого города, также как Добры и Больетина, спешно укреплял свои позиции – были возведены бункеры, созданы минные поля и проволочные заграждения. Захватив Майданпек, четники начали грабеж рудника, продолжавшийся, однако, не долго – уже 12 сентября члены подпольной коммунистической ячейки разоружили людей Михайловича и установили связь с переброшенной в район 25-й дивизией НОАЮ[621].

Большую проблему для немцев представляли и располагавшиеся на противоположном берегу румынские войска, периодически осуществлявшие обстрелы сербской территории. Одним из них 27 августа было разрушено здание штаба I батальона. Спустя два дня произошел первый известный бой частей РОК против регулярных войск противника: четыре отделения 3-й роты и два из тяжелого взвода под командованием лейтенанта Николая Гамбургцева совершили высадку на румынском берегу и захватили село Свинице, обеспечив тем самым эвакуацию размещавшихся там немецких зенитных батарей. Всего через Дунай были переправлены 17 зенитных орудий и 33 захваченных десантниками румына. Три счетверенных зенитных автомата, две легковые и одна грузовая машина были подорваны. 8 сентября отряд Гамбургцева в том же составе вновь высадился и под огнем обороняющихся взял Свинице. У королевской армии были захвачены три орудия и четыре тяжелых пулемета[622].

В первые дни осени ЮАвО перешла в наступление по всей территории придунайских районов, в том числе попытавшись захватить Пожаревац и Велико Градиште. В первом случае, 4–5 и 8 сентября в ожесточенных атаках участвовали четники Млавской группы бригад (из Млавского корпуса) и перешедший на их сторону отряд СДС, а в обороне принял участие саперный взвод (защищавший городскую электростанцию) и личный состав штаба 2-го полка. Все попытки захвата города были отбиты в основном силами 468-й роты бронеавтомобилей[623] и двух рот СДК – первый же день боя, по немецким данным, стоил равногорцам 50–60 человек убитыми[624]. В то же время, по воспоминаниям одного из ветеранов, пять человек из саперного взвода, которых он называл бывшими красноармейцами, перешли на сторону противника[625].

В Велико Градиште численно превосходящими силами четников оказались окружены 72 военнослужащих 4-й учебной роты полка. По свидетельствам лейтенанта Казанцева, в 8.00 4 сентября был получен ультиматум о сдаче, а в 11.00 начался бой, длившийся около полутора часов. Русские потеряли одного человека убитым и семерых ранеными, но в самый критический момент положение спасли две прибывшие немецкие автомашины с 20-мм зенитными орудиями, огонь которых заставил отступить партизан-монархистов[626].

Коммунисты, в свою очередь, предприняли попытку масштабного наступления на занимаемые частями РОК позиции в Доньи Милановаце. Первоначально, в ночь на 11 сентября, силы 25-й дивизии атаковали придунайское село Мосна, которое было занято 9-й ротой, усиленной тремя зенитными орудиями. По партизанским данным, они без потерь со своей стороны захватили две 20-мм зенитки, автомобиль и другие трофеи, взяли в плен шесть русских, немца и шесть итальянцев (вспомогательный персонал из числа интернированных). Потери вермахта, по тем же данным, составили 10 убитыми (в том числе восемь «белогвардейцев») и 15 ранеными. Вопрос о достоверности этих цифр остается открытым. 12 сентября на подкрепление в Мосну были высланы два отделения 3-й роты на подводах, которые попали в засаду и были вынуждены повернуть назад, потеряв двух убитыми и трех ранеными. В результате 9-я рота была вынуждена отойти в Милановац, но предпринятая в тот же день XIX бригадой НОАЮ атака самого города закончилась безуспешно. Один партизан был убит, три ранены[627].

1-й и 5-й полки, западная Сербия, январь-август 1944 г

Первые в 1944 г. потери казачий полк понес уже 5 января. Причем инцидент произошел на территории Хорватии: в тот день около 11.00–11.30 на перегоне между Кленаком и Платичевом повстанцами-коммунистами был подорван и атакован шедший из Белграда в Шабац пассажирский поезд. С обеих станций немедленно были высланы домобранские патрули, которые попали в засаду, причем группа из Платичева была частично уничтожена, а частично захвачена. В итоге, когда помощь смогла пробиться к поезду, он уже был разграблен, а все выжившие пассажиры уведены нападавшими. На месте погибли девять немецких и восемь хорватских военнослужащих, а также трое гражданских. Чуть позже партизаны убили еще восемь захваченных немецких солдат и офицеров и много гражданских, а остальные хорватские военнослужащие (кроме одного домобрана) и штатские – всего 14 человек – были ими освобождены. Насколько можно понять, многие представители оккупационной армии были отпускными, как, например, СС-манн фольксдойче Вильгельм Принц. Значительную часть убитых гражданских составляли местные немцы, среди которых были двое функционеров немецкой Народной группы Хорватии, студент, учитель, рабочий, почтовый чиновник, машинист и кондуктор состава[628].

В числе погибших оказались солдаты 1-го полка Григорий Сурядный, Константин Привродский и Василий Сахаров. Евгений Тихоцкий писал, что в Шабаце слышали взрыв и стрельбу на противоположном берегу Савы, но почему не пришел ожидавшийся поезд с почтой, стало известно лишь вечером, когда из Хорватии прибыли другие солдаты полка, один из которых участвовал в опознании и привез личные знаки погибших[629].

Нападение было осуществлено 2-м и 3-м батальонами 1-го Сремского партизанского отряда. По их отчетам, большая часть состава при взрыве не пострадала, за исключением уничтоженного паровоза и багажного вагона. Среди гражданских были расстреляны 13 «изменников народа». В списке трофеев и награбленного имущества, кроме оружия (из числа которого следует, что не все находившиеся в поезде военнослужащие были вооружены), униформы и обуви, большой денежной суммы в хорватских кунах, часов, чемоданов, велосипеда, снятого с убитых нижнего белья, фигурирует гражданская почта, в том числе, вероятно, адресованная и солдатам 1-го полка. В бою со спасательными партиями получил смертельное ранение один партизан[630].

В дневнике Бабовича можно прочесть, что звуки винтовочной и пулеметной стрельбы из-за реки были слышны около часа. Убитых солдат доставляли в Шабац, где немецкими властями были срочно мобилизованы плотники, которые должны были сделать 26 гробов. Погибших русских поместили в больничной часовне[631].

В составе 2-го партизанского батальона (командир – Вукашин Биволаревич «Вольф») в нападении участвовал отряд примерно из 16 человек бывших советских военнопленных под командованием интенданта 3-го ранга еврея Петра Оранского. В своих послевоенных мемуарах он датировал этот эпизод предыдущим месяцем и представил его как нападение на эшелон, на котором 150 немецких офицеров спешили на Рождество в Германию. При этом шел он, по словам Оранского, из Румы в Белград (то есть получается, что отпускники направлялись в обратную своей цели сторону). Количество погибших он исчислял «десятками», а пленных – в 96 человек[632].

К этому периоду относится усиление негативных тенденций дисциплинарного плана среди личного состава полка. Например, в начале 1944 г. стрелок 1-го полка Степан Кофанов был приговорен к трем годам и трем месяца каторжных работ за угрозы в отношении начальника и нарушение правил караульной службы. Член верховного штаба НОАЮ Сава Орович 13 января переписал в свой дневник данные одной из партизанских разведсводок о частях 1-го полка. В числе прочего там говорилось об их очень слабом моральном состояним и неверии в конечную победу Германии. Нам данные утверждения представляются необоснованно обобщенными и граничащими с пропагандой, но заслуживают внимания сведения о пьянстве личного состава и что «солдаты воруют все, что им попадается под руку, и продают гражданским»[633].

Представление о настроениях другой части военнослужащих дает письмо гауптмана Александра Шмелева (командира дислоцировавшейся в Заяче 10-й роты), написанное им жене и дочери в Болгарию. «По-прежнему, продолжаем добросовестно исполнять ту службу, которая определена нам фюрером. Появляются новые части из молодежи, приезжающей из освобожденных областей. Казачьи полки молодых дивизий соперничают между собой в доблести. Бог даст, здравый смысл в сербском народе победит и он вернется на свой национальный путь. Тогда и нам будет легче, а может быть даже получим другие, более близкие нашему сердцу задачи. Мы рассуждаем так. Лишь бы Бог благословил победу нем[ецкого] оружия над большевизмом, а [неразборчиво] благополучие, а особенно наши семьи и Родину, мы обретем безусловно»[634].

Интересно и его свидетельство о ситуации в районе: «Ввиду того, что начиная с Нового года мы ждали «гостей» которые нас обещали на праздничках «посетить», мы постоянно находились под «касками»[635]. Возможно, повышенная готовность была следствием одного из «ультиматумов», периодически получаемых частями от четников. 1944 год характеризовался тем, что немецкое командование в районе стало заключать перемирия с некоторыми группами равногорцев. Но даже с ними отношения оставались крайне натянутыми. Например, Милорад Бертолино вспоминал, что в середине года в личном конфликте с шуцкоровцами в Лознице был убит четник Милан Доскович, на похоронах которого звучали завуалированные антиоккупационные призывы[636].

Насколько можно судить, боестолкновения с повстанцами в первой половине года происходили редко, но в ряде случаев достаточно успешно. 30 марта 1-я учебная рота и охотничья команда осуществили рейд против четников в район Мошево. В бою погиб стрелок Петр Марьян и получил ранение ефрейтор-охотник» Василий Агрызков, но были взяты в плен четыре равногорца[637].

Ночью 15 апреля «тройка» коммунистических партизан из возрожденного Мачванского отряда пыталась убить селянина Момчилу Глишича из Лозницкого поля. Но в доме жертвы их ждала засада пограничной стражи, и двое нападавших получили ранения. После розысков русским и СДС удалось арестовать одного из них, Георгие Якшича, изъяв при этом немецкий пистолет-пулемет и семь магазинов к нему [638].

22 апреля в засаду того же Мачванского отряда попал двигавшийся в Заячу обоз III батальона. У Кривого потока колонну ждали 14 партизан, вооруженных английскими пистолетами-пулеметами «Стен» и двумя ручными пулеметами, расположившихся в окопах периода Первой мировой. Когда около 14.00 показались пять или шесть телег обоза, они поняли свою ошибку – вместо ожидавшихся двух человек на подводу, на каждой ехало пятеро. После войны один из участников атаки, Стеван Пантелич, утверждал, что они убили двух русских и ехавшего с ними немецкого оберста. Но в действительности Вермахт в этом бою потерь не понес, зато ответным огнем был уничтожен один из нападавших – Станое Симич[639].

В начале года юго-восточнее зоны ответственности полка Зборовского начал разворачиваться новый 5-й полк. К 25 марта его продолжавшие формирование подразделения дислоцировались в Обреноваце (где размещался полковой штаб), Вальево, Умке, Забреже и активно привлекались к акциям чистки, направленным против оперировавших в районе многочисленных групп ЮАвО. Так, 15 апреля три взвода из состава 5-й, 6-й и 7-й рот провели операцию в селе Велика Моштаница, названную в приказе командующего на северо-западе оберста Хуга «блестящей». Олег Плескачев (на тот момент – ефрейтор 5-й роты) вспоминает лишь о том, что в ее ходе солдаты-одесситы активно грабили дома, останавливать их приходилось с применением физической силы[640].

В докладе начальника Авальского четницкого корпуса майора Светислава Трифковича события, наоборот, были представлены как тяжелый бой, в ходе которого 2-й батальон Липовацкой бригады был окружен силами противника до 1000 человек и прорывался из двойного кольца окружения. Потери составили одного убитым, одного раненым и 11 попавшими в плен. 200 местных жителей были арестованы, но после побоев и допросов отпущены. По информации же сербского историка Драгослава Димитриевича, операция была ответом на нападение равногорского батальона на неохраняемый рудник в Печанах и, кроме русских, в ней участвовали немцы – 20 солдат и мастера работ с пострадавшего объекта. Командир батальона наредник Йован Станкович и 12 других четников были без сопротивления захвачены во сне и отправлены в концлагерь Баница, а похищенное имущество найдено и возвращено на склады[641].

Также активно действовал размещавшийся в Вальево I батальон (командир – гауптман Николай Галушкин).

В «Русском деле» уже 2 апреля был помещен репортаж об успешной стычке патруля «молодого» батальона под командованием унтер-офицера «Юры Губ.» (возможно, Юрий Губарев из 2-й роты) с группой повстанцев на окраине неназванного города. В итоге сербы оставили на поле боя труп, при котором были найдены документы, ручной пулемет и винтовку. Статью сопровождала фотография отличившихся солдат с трофеями. Ближе к концу месяца появилось и сообщение, что этот унтер-офицер стал первым в батальоне раненым, когда ночью патруль попал в засаду. Несмотря на ранение руки, он ручной гранатой уничтожил огневую точку и продолжал оставаться со своими людьми до конца боя[642].

Первый крупный бой 5-го полка произошел 26 и 27 апреля, когда четники Вальевского корпуса воеводы Нешко Недича две ночи подряд всеми силами атаковали Вальево. В первую ночь оборону на участке батальона удерживала 3-я рота, потерявшая двух стрелков убитыми [643].

Тем временем командование НОАЮ наконец решило приступить к реализации своего плана осуществления вторжения в Сербию со стороны Боснии. 21 апреля 16-я и 17-я партизанские дивизии выступили через район Сребренницы на Дрину, имея задачу после ее форсирования выйти в район горы Повлен и оказать поддержку частям 2-й и 5-й дивизий, которые после провала попытки переправы через Ибр с боями продвигались на север. Но в хорватском Подринье партизаны столкнулись с частями 13-й и 7-й горных дивизий войск СС «Ханджар» и «Принц Ойген», двигавшихся навстречу друг другу для создания заслона повстанцам. Ожесточенные бои продолжались до 4 мая, когда коммунистам удалось оторваться от эсэсовских частей. Их повторное наступление так же захлебнулось[644].

В этой обстановке немецкое командование приняло решение о переброске к границе частей 5-го полка. 27 апреля I батальон был передислоцирован в Лозницу, а 5-я рота – непосредственно в район Дрины. Если последняя оставалась на новом месте до 28 мая, после чего вернулась в Забреж, то в Лознице солдаты полка дислоцировались лишь до вечера 30 апреля: 2-я и 5-я дивизии НОАЮ ускорили марш к Вальево, ожидая прорыва партизан из Боснии, и I батальон было решено задействовать для действий против них. Непосредственно ликвидацию партизан в районе села Варда должны были осуществить БГ «Хольман» (основные силы 4-го полка дивизии «Бранденбург», 4-й полк и II батальон 1-го полка СДК) и «Вайль» (II батальон 4-го полка «Бранденбурга», 696-й моторизированный отряд полевой жандармерии, II батальон 63-го болгарского пехотного полка и две болгарские батареи). Их усилили присоединившиеся к оккупационным силам четники. Батальону Галушкина была поставлена задача занять позиции в селе Мравинци в районе горы Повлен и перекрыть дорогу на Вальево[645].

В ночь с 1 на 2 мая русским пришлось столкнуться в ожесточенном бою с партизанами уже известной нам II Пролетарской бригады. Основные ее силы (2-й, 3-й батальоны и 3-я рота 4-го) атаковали разместившиеся на горе Чекер отряды четников. Под неожиданным ударом с тыла те начали в панике разбегаться и в итоге были разбиты. Остальные силы 4-го партизанского батальона атаковали Мравинци и завязали ожесточенный бой с русскими, чьи основные опорные пункты размещались в школе и местном трактире. К утру повстанцам удалось подавить последний очаг сопротивления в школе и вынудить русских отступать к Вальево[646].

Несмотря на поражение и большие потери (11 убитыми и 25 ранеными, включая одного офицера – лейтенанта Владимира Сахаровского), спустя несколько дней в приказе Штейфона действия солдат и офицеров описывались положительно: «Повстанцы 16 раз атаковали участок, обходя его с флангов и даже с тыла. Бой проходил накоротке и обе стороны действовали ручными гранатами. Шесть раз батальон переходил в контратаки. Несмотря на значительные потери, молодые солдаты дрались с большим мужеством»[647]. В оперативном дневнике II Пролетарской бригады говорилось о захвате в плен в ту ночь 18 «белогвардейцев» и 26 четников, трофеи оценивались в шесть ручных пулеметов, 30 винтовок, 3000 патронов, а собственные потери в пять погибшими и восемь ранеными[648].

Однако эти цифры и факт, что количество захваченного оружия уступало даже числу пленных, вызывает у нас большие вопросы. Сколько партизан погибло и получило ранения при штурме Мравинцев, а сколько – в бою с четниками, установить не удалось. Известно лишь, что именно русскими был убит гранатометчик Сава Йованович[649].

После боя люди Галушкина были сменены I батальоном 1-го полка СДК и больше в действиях против Ударной группы НОАЮ не участвовали[650]. Несмотря на неутешительные результаты, 17 мая награды из рук Штейфона и Шредера получил целый ряд солдат и офицеров подразделения. Кроме награжденных знаками для восточных народов русских, Железные кресты получили германские военнослужащие штаба связи – лейтенант «Б.» и унтер-офицер Хенке[651].

Попытка весеннего прорыва НОАЮ в Сербию закончилась в ночь с 20 на 21 мая, когда в районе Лима последние части 2-й и 5-й дивизий перешли границу с Черногорией, куда на соединение с ними была переброшена 17-я партизанская дивизия[652].

31 мая в бою побывали солдаты 7-й роты. В тот день между Малой Моштаницей и Баричем четники напали на пассажирский состав, идущий из Белграда в Обреновац. В поезде находился караул из девяти человек под командованием унтер-офицера Андрея Подрезова, сопровождавший оберцалмейстера полка и вагон с боеприпасами. Караул немедленно открыл огонь и заставил нападавших бежать. При преследовании в плен были взяты четверо четников (в том числе двое раненых), еще один был убит, трофеями стали оружие, ручные гранаты и документы. Бой был отмечен в приказе по корпусу, в котором Штейфон распорядился представить Подрезова и наиболее отличившихся солдат к наградам[653].

Насколько можно судить, это был последний боевой эпизод с участием частей 5-го полка в западной Сербии – согласно приказу командующего юго-востока, 1 июня полевой штаб полка, а также I и II батальоны были переброшены в район долины Ибра. Ill батальон оставался в прежнем районе большую часть лета, будучи 19–20 июля переведен к Дрине, где занял участок от Зворника до Црнице. 9 августа он так же был снят с позиций и отправлен в район развертывания полка[654].

Части РОК в долине Ибра и центральной Сербии, август-сентябрь 1944 г

Неудача весеннего наступления на Сербию отнюдь не заставила командование НОАЮ отказаться от реализации планов прорыва. 9 июля им была издана директива о подготовке нового масштабного вторжения большими силами. Кроме того, что со стороны Хорватии удар предполагалось нанести сразу шестью дивизиями, с территории Черногории наступление должны были начать не только прежние 2-я Пролетарская и 5-я Краинская, но и новоприбывшая 17-я (II Краинская, VI Восточно-боснийская (впоследствии – Пролетарская) и XV Маевинская бригады) дивизия. Повстанцами были приняты все меры к их вооружению и оснащению на должном уровне, а также к созданию надежной тыловой базы [655].

Развертывание в районе Ибра двух батальонов 5-го полка значительно укрепило оборону долины и располагавшейся там железнодорожной линии, но судить о достаточности собранных в районе сил для отражения прорыва партизанской группировки вглубь Сербии сложно. Подразделения Рогожина на протяжении лета периодически меняли места своей дислокации, а в период с 11 до 18 июля были даже переброшены в восточную Сербию (в Зайчар и Боговину), где вошли в подчинение 22-й болгарской дивизии. Закончился этот маневр их возвращением в долину Ибра[656].

В итоге 20 июля для усиления подразделений (в первую очередь 3-го полка РОК), несших гарнизонную службу вдоль железнодорожной линии и ведения активных действий в случае начала прорыва партизан через водную преграду, была создана БГ «Ибр» под командованием оберст-лейтенанта полиции Графа. В ее состав, кроме штаба и двух батальонов 5-го полка, вошел так же III батальон 3-го полка РОК, бронепоезд № 205, 1-я рота 12-го танкового отряда специального назначения и подразделения 3-го полицейского добровольческого полка «Сербия»[657].

К 2 августа партизанская оперативная группа смогла преодолеть сопротивление немецко-коллаборационистских частей в Черногории и развернулась в районе Ибра, а ее командующий Пека Данчевич издал приказ, предписывавший всем повстанческим силам начать форсирование реки вечером следующего дня. В качестве основных задач определялось выведение из строя железнодорожных коммуникаций в Ибрской долине и оказание помощи партизанским силам в Топлице, после чего все три дивизии должны были продолжить марш в южную Сербию. Переправу предполагалось вести тремя колоннами:

– правая (5-я дивизия) наносила удар на фронте от участка южнее Липосавичей до Рамне, уничтожая всю железнодорожно-шоссейную инфраструктуру и все силы противника, сосредоточенные в районе;

– средняя (2-я дивизия) имела те же задачи на участке южнее станции Лешак по Лепосавичи включительно;

– левая (17-я дивизия) получила приказ захватить станции Рудница и Лешак и зачистить территорию между ними.

На флангах временем начала атаки устанавливалось 21.00, на центральном участке – на час позже. Частям предписывалось оказание поддержки соседям, а после выполнения поставленных задач – немедленное движение в сторону Копаоника. Для уничтожения дорожного полотна предусматривалась срочная мобилизация местного населения[658].

Нельзя сказать, что день перед началом форсирования проходил для партизан спокойно – они неоднократно подвергались атакам немецких сил, в числе которых были и подразделения РОК. Так, после полудня группа из 50 «белых русских» осуществила разведку боем, наступая от станции Лешак на село Требиче. В бою с патрулем Маевинской бригады они, по партизанским данным, потеряли одного убитым и пять ранеными и были вынуждены отступить. Один из раненых, «поручник», был захвачен в плен и впоследствии расстрелян[659]. Речь идет о командире 6-й роты 3-го полка оберлейтенанте Владимире Коженкове – бывшем мичмане и морском летчике российской и советской авиации (зачислен в состав Красного Воздушного флота приказом от 17 сентября 1920 г. и недолгое время числился в его составе). В эмиграции Коженков служил контрактным чиновником в метеорологической службе югославской армии, а во время войны вступил в ряды РГЗО. На основе имеющегося фотоматериала известно, что за время службы он не менее трех раз награждался знаками отличия для восточных народов «За храбрость»[660].

Примерно в 17.00 немцы силами 250–300 человек при поддержке артиллерийско-минометного огня атаковали позиции той же XV бригады, сковав ее боем до 20.30 и заняв гребень Липовице. Погибли три и были ранены четыре партизана. В результате бригада не могла оставить позиции и участвовать в переправе, дабы не оголить фланг дивизии[661]. По воспоминаниям одного из комиссаров II Краинской бригады Перо Кнежевича, подразделения III батальона 5-го полицейского полка СС в ходе этого боя были усилены шуцкоровцами[662].

Буквально перед началом атаки численность противостоящих 17-й дивизии на восточном берегу немецких сил выросла благодаря переброске из района Липосавичей II батальона 5-го полка. По дороге он подобрал часть людей разгромленного 2-й дивизией НОАЮ у Црни Врха II батальона 14-го полка горно-егерской дивизии СС «Принц Ойген», прикрыв огнем их отступление. По свидетельствам Олега Плескачева, чуть позже головная 7-я рота попала под сильный обстрел с противоположного берега, в результате чего ее ряды смешались, и люди хаотично бросились в сторону Дрена[663].

Но это не помешало 6-й роте с присоединившимися к ней эсэсовцами ускоренным маршем достичь и занять Лешак, а 5-й продвинуться дальше на север, в сторону Донья Яринье. Вскоре после этого, в установленное первоначальным партизанским планом время, началось наступление двух бригад 17-й дивизии. В течение ночи 1-й и 3-й батальоны VI Пролетарской бригады трижды атаковали Лешак, но добиться успеха не смогли, а крайний с севера 2-й батальон постоянно находился под сильным огнем с левого фланга, где по первоначальному плану должна была действовать Маевинская бригада. Около 6.00 он даже подвергся контратаке у деревни Спасовицы, но смог отбить ее. В итоге перед рассветом повстанцы были вынуждены отступить, продолжая вести минометный обстрел станции. Повторная атака Лешака теми же силами была произведена в ночь с 4 на 5 августа, но она носила уже демонстративный характер[664].

II Краинская бригада атаковала Рудницу, которую обороняли 6-я рота и конный взвод 3-го полка: 2-й батальон партизан, усиленный одной ротой 1-го наносил удар по самой станции и окружающим огневым точкам, 3-й отсекал район от Лешака, уничтожая дорожное полотно, а две роты 1-го заняли окружающие Рашку высоты с целью блокировать переброску подкреплений оттуда. По Руднице вели огонь противотанковая пушка и тяжелый миномет, установленные на гряде у Планкова. Но фактор внезапности был сорван тем, что партизаны обстреляли грузовой поезд, шедший из Рашки в Косовскую Митровицу. Из состава открыли ответный огонь и он успел проскочить, а гарнизон станции был предупрежден – в небо постоянно запускались осветительные ракеты, на позициях были готовы к нападению. Несмотря на то, что атакующим удалось отбросить русских к станционному зданию, на этом их успехи закончились, в том числе благодаря огню трех немецких танков[665].

Южнее партизаны 3-го батальона Краинской бригады всю ночь пытались захватить несколько мостов на линии железной дороги, но не смогли преодолеть сопротивления гарнизонов защищавших их бункеров, прикрытых рядами колючей проволоки и минными полями. С рассветом повстанцы были вынуждены прекратить атаки на Рудницу и отступить на окружающие ее высоты. В течение 4 августа они сами неоднократно подвергались контратакам: от Рашки немцы ударили по позициям 1-го батальона, а с юга группировка силой до 200 человек при поддержке артиллерии дважды атаковала 3-й. Среди убитых в многочасовых боях был батальонный комиссар Милош Обранович[666]. В последнем случае наступал I батальон 5-го полка РОК, который также понес потери – по свидетельствам Петро Славнича под Рудницей погибли три молодых стрелка-украинца: бессарабец Михайло Скварцов, а также буковинцы Володимир Кирнос и Михайло Устенко[667].

Ночью на восточный берег переправился последний, 4-й, батальон II Краинской бригады. При этом гужевой батальонный обоз был расстрелян неожиданно появившимися у реки танками – погибли шесть лошадей, а на дно Ибра отправился легкий миномет, 30 выстрелов к нему, два тяжелых пулемета «Бреда» и радиостанция. В итоге утром 5 августа обе переправившиеся бригады оставили плацдарм и выдвинулись вглубь Сербии[668].

Действовавшая на левом фланге повстанцев 5-я Краинская дивизия также начала атаку без опоздания. Согласно первоначальному плану, I бригада, усиленная одним батальоном X, после переправы должна была осуществлять охранение на самом южном участке – со стороны Косовской Митровицы. Два ее батальона были выделены для уничтожения железнодорожной инфраструктуры в районе от Донья Каменицы до Рамны, одновременно имея задачу прикрыть направление со стороны Копаоника. X Краинской бригаде двумя батальонами предписывалось разорить участок железной дороги севернее предыдущего отрезка, включая станцию Слатина. При этом первостепенное значение имел железнодорожный мост рядом с ней. Наконец IV бригада должна была тремя батальонами атаковать опорные пункты от станции Придворица до участка в 1 км южнее Липосавичей, а две роты оставить для прикрытия со стороны Нового Пазара. Можно отметить также, что в приказе штаба дивизии прямо запрещалось отбирать у сдающихся солдат противника что-либо кроме оружия, так как на участке, якобы, находились части из бывших красноармейцев – командование партизан надеялось, что те перейдут на их сторону [669].

Но активные действия немецких частей спутали планы повстанцев и здесь: около 5.00 утра 3 августа батальон 99-го полка 1-й горно-егерской дивизии, наступая со стороны Митровицы, нанес удар по частям I бригады у Кодиньячи. В результате длившегося весь день ожесточенного боя обороняющиеся понесли значительные потери и были вынуждены податься назад. Из-за возникшей угрозы флангу первоначальный тактический рисунок атаки был спутан и оперативный участок IV бригады был расширен: в ее задачу вошел захват Слатины и Слатинского моста[670].

Последний оборонялся бункерами № 179 и № 180, в каждом из которых находился русский гарнизон из пяти человек с ручным пулеметом. Второй бункер, по воспоминаниям Н. Иванова (вероятно, его бывшего командира), с западной стороны был прикрыт железнодорожной насыпью, по которой в один ряд была натянута колючая проволока, не доходившая до воды на несколько метров. Запас боеприпасов составлял 20000 патронов, но отсутствовали ручные гранаты и, за исключением одного индивидуального пакета, медикаменты. Из пожарных средств имелось одно ведро воды.

Начавшаяся атака не застала гарнизон врасплох, но пулеметчик был убит в самом ее начале, не успев сделать и нескольких очередей. В итоге пулемет перенесли на первый этаж и перемещали от одной амбразуры к другой, что создавало видимость наличия больших сил. Ожесточенный огневой бой продолжался до рассвета, усиливаясь при появлении луны. Несколько пытавшихся подобраться к двери партизан были отогнаны пулеметной очередью, а двое, хотевших достичь моста по насыпи, попали под огонь стрелка с первого этажа. Было видно, как один из них упал. Бункер № 179 обстреливали из миномета, но мины попадали в насыпь. Со стороны партизан кто-то кричал на чистом русском, призывая сдаваться в плен. Около 5.00 утра повстанцы, наконец, отступили. В итоге атака была отбита ценой потери двух человек убитыми (на обоих бункерах[671]), также стало известно о гибели шести немцев с размещавшегося на станции пункта воздушного наблюдения – они погибли, пытаясь добежать до моста. На насыпи, рядом с бункером № 180 и в посадках кукурузы за заграждением, были найдены следы крови, окровавленные бинты и тряпки, оставленные партизанами[672]. Среди его защитников отличился стрелок Лепехин, голыми руками схвативший и сбросивший вниз упавший на верхнюю площадку неразорвавшийся минометный выстрел[673].

Противником шуцкоровцев в данном случае был 1-й батальон IV Краинской бригады, 1-я рота (командир – Воин Ярич) которого должна была атаковать мост, а 2-я и 3-я захватить станцию, выставить охранение и оказывать поддержку при штурме бункеров. По свидетельствам Ярича, огневое прикрытие при атаке на мост осуществляло отделение с двумя ручными пулеметами, усиленное приданным роте противотанковым ружьем. Уже при отступлении его наводчик Никола Янич решил сделать еще несколько выстрелов, но был смертельно ранен при попытке добежать до удобной позиции. Тяжелое ранение в бою получил также взводный 2-й роты Живко Срдич[674]. Согласно отчетам штаба бригады, кроме них были ранены еще семь партизан, а один погиб при самопроизвольном подрыве своего же миномета[675].

На участке наступления 5-й дивизии повстанцев располагался еще ряд бункеров, оборонявшихся военнослужащими II батальона 3-го полка РОК. Рядом со Слатиной размещался № 181, недалеко от нее у реки – № 178, располагавшийся в 2 км мост обороняли № 176 и № 177, под командованием лейтенанта Николая Лабинского, а самым южным очагом обороны стал № 184 у Серебряного моста. Лучше всего было положение участка Лабинского, так как на мосту оказался транзитный поезд с солдатами-отпускниками из Греции, которые усилили гарнизон. Будучи слабо вооруженными, они понесли за ночь большие потери – в бункере № 177 был оборудован перевязочный пункт, куда сносили многочисленных раненых[676].

Действовавшие на юге партизаны I Краинской бригады использовали в первую очередь группы гранатометчиков, пытавшихся забросать амбразуры бункеров с близкой дистанции. Но подавить ожесточенное сопротивление русских и немцев им не удалось. На одном из участков атакующие попали под огонь во фланг со стороны подошедшего подкрепления, которое в югославской литературе было отнесено к 1-й горной дивизии. Это сорвало очередную атаку, хотя и стоило Вермахту потерь – на полотне дороги осталось лежать несколько убитых солдат. Но урон повстанцев также был значителен – при попытке подавить одну из огневых точек, например, погиб ротный комиссар Бошко Боривоевич [677].

Атаковавшим партизан подкреплением, возможно, были солдаты одной из учебных рот 3-го полка, четыре отделения которой тем же вечером пешим порядком выдвинулись для усиления от станции Баньска. Кроме того, из Косовской Митровицы был выслан немецкий бронепоезд, но он не смог проехать из-за подрыва участка рельсового полотна и поваленных на пути телеграфных столбов. Несмотря на это, одному из русских отделений удалось прорваться к бункеру № 184[678].

В итоге 4 августа 5-я Краинская дивизия оставила попытки захвата объектов и перешла к их блокированию, одновременно сдерживая фланговые контрудары немецких частей. К ночи переправа партизан была завершена и дивизия начала марш к Топлице и Брусу [679].

Наиболее тяжелая для частей РОК обстановка сложилась на центральном участке, где они были атакованы 2-й Пролетарской дивизией. Это объяснялось отсутствием возможности оказать помощь окруженным с флангов, что, в свою очередь, так же высвобождало партизанские силы. II Пролетарская бригада была оставлена командованием повстанцев во втором эшелоне – два ее батальона вели бои со II батальоном 14-го горно-егерского полка «Принца Ойгена», как уже писалось выше, разбив и отбросив его на восточный берег Ибра, а три других осуществляли тыловое охранение или находились в резерве[680]. IV Пролетарская бригада действовала широким фронтом: ее 1-й и 2-й батальоны были брошены против Липосавичей, 5-й пытался уничтожить обороняемый бункером № 171 мост у Дрена, 3-й осуществлял прикрытие со стороны Копаоника, а 4-й со взводом подрывников выводил из строя железнодорожную линию и подавлял огневые точки по всей полосе наступления. Кроме того, поддержку партизанам оказывала тяжелая рота бригады[681].

Ожесточенное сопротивление у Липосавичей оказали бункеры № 172–174. Первые два располагались с двух сторон железнодорожного туннеля, а третий (под руководством командира участка, лейтенанта 7-й роты 3-го полка Акима Шевченко) прикрывал небольшой мост в стороне от них. Партизан 1-й роты 2-го батальона IV бригады Мило Анджелич вспоминал, что их рота занимала позицию рядом с кладбищем села Твчане и всю ночь вела перестрелку с гарнизонами бункеров. После рассвета засевшие в них снайперы открыли прицельный огонь по повстанцам и убили двоих, в том числе пулеметчика Крсто Елича из 2-го взвода. Пулеметный огонь русских исключал переправу батальонного обоза, поэтому роте был отдан приказ во что бы то ни стало уничтожить опорные точки. Под огневым прикрытием они смогли подобраться на короткую дистанцию к одной из них и предложили защитникам сдаться, на что те ответили выстрелами. Пробить бетонные стены из имеющегося оружия не удавалось, поэтому кто-то предложил с помощью лестницы попытаться забраться на крышу бункера и забросать его гранатами через верхний люк. Одному повстанцу (вероятно, его звали Миомир Йованчевич) удалось воспользоваться «мертвой зоной» и сделать это, но русские были надежно защищены внутренними перегородками, поэтому гранаты не причиняли никакого вреда. Подавить сопротивление удалось, лишь протолкнув с помощью каната в вентиляционное отверстие солому, которую затем подожгли. Когда защитники начали задыхаться от дыма, двое «белогвардейцев» выбежали наружу и сдались, но остальные предпочли плену самоубийство. Два других бункера вместе с командами были сожжены бутылками с керосином [682]. Последни был уничтожен бункер с восточной стороны туннеля, но перед самой гибелью кто-то из находившихся в нем солдат сумел убить командира роты тяжелого оружия IV бригады Симу Симоновича[683].

Впоследствии имена лейтенанта Шевченко и четверых других погибших защитников бункера № 184 – ефрейторов Николая Маслаковеца и Аркадия Журавского, старшего стрелка Ильи Болтенкова и стрелка Георгия Черевчина – были отмечены в приказе по корпусу как образец упорства и верности воинскому долгу [684].

К югу от уничтоженных бункеров, на товарной станции Липосавичи оказалась группа военнослужащих 7-й роты 5-го полка, оставленных там до утра для охраны личных вещей и запаса патронов ушедшего подразделения – около 10 человек под командованием фельдфебеля Николая Тоскуева. Заняв окружавшие станцию высоты и несколько домов примерно в 100 м от станции, партизаны первоначально воздерживались от активных действий против нее. У реки находился еще один бункер 3-го полка – № 175, и унтер-офицеры Журавлев и Андреев, а также стрелок Легонький, вопреки приказанию фельдфебеля, решили попробовать прорваться к нему. В итоге все трое были убиты, возможно, даже став случайными жертвами огня гарнизона. На рассвете повстанцы дважды отправляли на станцию местного жителя с предложением сдаться, на что оба раза получали отказ, после чего начали ее обстрел из минометов. Тогда русские решили, что «пора смываться» и под защитой кукурузного поля смогли добежать до берега Ибра (при этом был ранен Тоскуев), где перешли реку вброд и добрались до бункеров Лабинского[685].

Сама 7-я рота, как уже писалось выше, отбилась от колонны II батальона и заняла позиции рядом с бункером № 171 у Дрена. Его начальник, обер-лейтенант 3-го полка Георгий Яблоков-Ханзорьян, принял на себя командование ею и до утра 5 августа удерживал находившийся в полном окружении и постоянно атакуемый объект. При этом он сам был дважды ранен, а общие потери 7-й роты в эти дни составили до 40 % личного состава, в числе погибших были унтер-офицеры Игорь Думбадзе, Алексей Воскресенский и Бачинский. На неоднократные предложения сдаться окруженные отвечали огнем и криками «идите и возьмите». 4 августа в атаках на Дрен стали участвовать подразделения завершившей переправу III Сербской бригады. Их потери при этом так же были велики – особо в послевоенной югославской литературе выделялись получившие тяжелые ранения партизан Владимир Еркович и поручник Кнежевич[686]. Отдельно надо отметить, что за свои действия обер-лейтенант Яблоков-Ханзорьян стал первым офицером РОК, награжденным Железным крестом II класса[687].

Около полуночи 4 августа началась переправа партизан II Пролетарской бригады, закончившаяся после 6.00 утра. При этом две роты 3-го батальона до 19.00 участвовали в блокаде неликвидированного бункера, взяв в плен одного «белогвардейца». Кроме того, по югославским данным, ими были захвачены боеприпасы, две вьючные лошади и две полевые кухни. Вероятно, они так же действовали против бункера № 171 – известно о захвате партизанами кухни 7-й роты 5-го полка и взятии в плен сопровождавшего ее унтер-офицера Сергея Малинникова[688]. Но речь может идти и о бункере № 175, который так же смог выдержать все атаки повстанцев.

Вечером 4 августа на участке 2-й дивизии перешла Ибр XV Маевинская бригада, которая стала последним формированием Оперативной группы НОАЮ, покинувшим западный берег. 5 августа район Липосавичей и Дрена был, наконец, оставлен повстанцами, выдвинувшимися к Копаонику[689].

Каковы же были потери сторон в ходе этих тяжелых боев? На основе различных югославских источников, можно говорить о гибели 3–5 августа 54 и ранении примерно 135 партизан[690]. Урон немцев нам установить не удалось, но он однозначно был выше.

Известно, что совокупные потери РОК за август 1944 г. составили 35 убитыми или умершими, 47 ранеными, по девять пропавшими без вести и дезертиров. Подавляющее большинство из них приходится на период рассматриваемых боев[691]: только 5-й полк в их ходе лишился 18 человек убитыми и 32 ранеными, в том числе несколько военнослужащих 7-й роты получили ранения при налете пары английских истребителей у Дрена утром 5 августа (один из них – унтер-офицер Алексей Леонтьев – смертельное)[692].

В целом после прорыва Оперативной группы НОАЮ через Ибр активность британских ВВС в южной Сербии выросла. В первую очередь это было связано с прямым запросом усиленной поддержки с воздуха, переданной командованием повстанцев представителям английской военной миссии 6 августа. Первостепенными целями при этом определялись Приштина, Коршумлия, Подуево, Прикуплье, Сталац, Крушевац, Косовская Митровица, Кральево и Рашка[693]. Английская авиация доставляла немалые проблемы и размещавшимся в долине Ибра частям РОК. Так, 12 августа шесть бомб упали на Звечан, повредив заводское оборудование, а 1–2 сентября при бомбардировке Косовской Митровицы понес потери 3-й полк – было убито восемь и ранено пять военнослужащих (вероятно, из 5-й роты)[694].

Иногда шуцкору удавалось добиться успеха в борьбе с королевскими ВВС. Точно известно, что 11 августа пулеметчиками одного из тяжелых взводов (вероятно, II батальона) 3-го и 6-й роты 5-го полков был сбит истребитель противника[695]. Кроме того, безымянный ветеран 3-го полка впоследствии утверждал, что он лично пулеметным огнем из бункера под Липосавичами, смог сбить низколетящий английский самолет. В горы была немедленно выслана экспедиция, к вечеру нашедшая обломки и взявшая в плен трех англичан, двое из которых были ранены[696]. Но надо отметить, что многие детали его описания представляются спорными.

В течение августа части 5-го полка неоднократно передислоцировались, наиболее заметным перемещением можно назвать переброску в последние дни месяца II батальона в Крушевац. В районе сосредоточения полка появились закончившие формирование артиллерийский и связной взводы, тяжелые взводы батальонов и, как уже писалось выше, III батальон из Подринья. Наиболее сильный III батальон 3-го полка 18 августа покинул Косовскую область и отбыл в район Дуная, а вместо него прибыл II батальон 2-го полка, развернувшийся в районе Ушче и занявший бункеры № 128–148, № 178–179 и станцию Баньска.

Представление об условиях службы шуцкоровцев в Крушеваце дают достаточно подробные воспоминания Олега Плескачева. В числе прочего можно отметить напряженные отношения с четниками Кесеровича, которые были вынуждены пойти на локальное перемирие из-за ставшей катастрофической для них обстановки в районе[697]. В 6-й роте 5-го полка в сентябре произошло несколько случаев дезертирства. Среди беглецов Плескачев называет стрелка Карманникова, при побеге оставившего в казарме свое оружие и снаряжение.

Но наибольший резонанс вызвало исчезновение унтер-офицера Петра Кирилюка (полукровки – серба по матери), унесшего с собой ручной пулемет. Впоследствии он был пойман сослуживцами, когда пытался склонить находившихся в увольнении солдат к переходу на сторону четников (при аресте получил ранение). Информацию о перебежчике-«белогвардейце», бежавшем в начале второй декады сентября из Крушеваца можно найти и в одном из донесений 2-й Пролетарской дивизии НОАЮ[698].

Партизанская активность в районе Ибра на протяжении августа была незначительна, чем объясняется небольшое количество столкновений частей РОК с ними. Исключениями стали бои 5-го полка у Липосавичей 24 (когда были атакованы расположение его II батальона, бункер № 171 и немецкая автоколонна) и в ночь с 30 на 31 августа. Во втором случае атаке 200 повстанцев также подвергся транспортный конвой 1-й горной дивизии, на помощь которому пришли 9-я и 10-я роты, а также позиции конного взвода у Рудницы. Потерь избежать не удалось – два военнослужащих в колонне были убиты, четверо ранены, один грузовик полностью сгорел, три были повреждены[699].

7 сентября III батальон участвовал в совместной с четниками II Косовского корпуса капитана Живадина Марковича акции у Локвица. Ее целью было уничтожение недавно появившегося в районе Ибрского партизанского отряда. Согласно донесению штаба последнего, в атаке, кроме русских и четников, были задействованы около 150 немецких полицейских, а также силы СДК и СДС. Борьба длилась с 6.00 до 14.20 и закончилась отходом немцев и коллаборационистов к Лепосавичам. Потери повстанцев составили одного убитым и одного раненым, но им удалось захватить ручной пулемет. Принимая во внимание, что несмотря на солидную численность (345 человек по состоянию на 9 сентября), большая часть партизан отряда не имела не только оружия, но даже обуви, можно предположить, что сопротивление было незначительно, и они просто уклонились от боя.

В том же документе сообщалось, что ранее, 1 сентября, патруль отряда подорвал (при помощи охранявших его «красноармейцев») железнодорожный мост недалеко от станции Баньска[700]. Безымянный ветеран 3-го полка называл этих перебежчиков (вероятнее всего, из 7-й роты 2-го полка) ранее служившими в Красной армии одесситами. При этом при побеге они не убили своего начальника-эмигранта, лишь связав его и надев на голову противогаз, чтобы тот не мог кричать. Сам мост был восстановлен на следующий день[701].

Ситуация на широком фронте накалилась поздним вечером 7 сентября, когда части Оперативной группы НОАЮ снова осуществили переправу через Ибр, на этот раз на западный берег с целью нанесения удара в сторону Иваницы и дальнейшего наступления на Шумадию. Теперь в состав группы, кроме 17-й и 5-й Краинской, входила 21-я Сербская дивизия, в составе знакомой нам II Пролетарской, а также IV и V Сербских бригад.

Участок переправы был выбран севернее района августовского прорыва: 17-я дивизия наступала на правом фланге от Пусто Поля до Маглича, 21-я – южнее по фронту до Ушче и 5-я – отдельно от них, южнее Биляноваца. Хотя командованием повстанцев и предписывалось по возможности уничтожать силы противника и дорожную инфраструктуру, бригадам было приказано воздерживаться от затяжных боев, дабы избежать тяжелых потерь[702].

17-я партизанская дивизия переправилась достаточно успешно, исключением стала VI Восточно-боснийская бригада, в задачу которой входил захват железнодорожной станции Полумир. Поданным разведки повстанцев, на ней находились лишь 40 шуцкоровцев (из 6-й роты 2-го полка) и санитарный поезд с ранеными, поэтому проблем для бригады численностью около 600 человек не предполагалось. Но в эшелоне оказались солдаты и офицеры перебрасываемой в восточную Сербию 1-й горной дивизии: в самом начале атаки партизаны двух батальонов попали под шквальный огонь выпрыгивавших из вагонов егерей и начали отступление. Их потери составили восемь убитыми, 22 пропавшими без вести и 17 раненых бойцов и командиров. Горная дивизия потеряла восемь погибшими и 45 ранеными [703].

Чуть южнее наступала V Сербская бригада, которая, несмотря на то что отбросила противостоящие немецкие силы на западный берег Ибра, сама осуществить переправу не смогла. Ночной бой стоил повстанцам трех погибшими и семи ранеными, но их ряды пополнили четверо перебежчиков – «военнопленных красноармейцев». Перейти реку бригаде удалось около 17.00 следующего дня, при этом минометным огнем был убит еще один партизан[704].

Хуже всего для 6-й роты 2-го полка положение сложилось на участке наступления двух других бригад 21-й дивизии. Бункер № 139 был захвачен (обер-ефрейтор Владимир Мастицкий и стрелок Змиев застрелились, а еще один солдат попал в плен), № 140 отбил атаки ценой потери одного убитым и одного тяжелораненым, № 141–142 сгорели, но их гарнизоны смогли отойти к № 138 и 143[705].

Повстанцам IV Сербской бригады удалось захватить впоследствии подорванный ими железнодорожный мост у Зечевича и два охранявших его бункера: по воспоминаниям командира 1-го батальона бригады Радмана Савича, гарнизон одного из них был уничтожен выстрелом из PIAT, после чего солдаты оставили и второй. Большую часть ночи на участке шел бой между переправлявшимися партизанами и подошедшими немецкими подкреплениями. По югославским данным, за ночь погибло не менее шести немцев, а повстанцы потеряли 10 человек ранеными, захватив одного пленного, пять винтовок и другие трофеи.

5-й батальон II Пролетарской бригады, потеряв двух легкоранеными, взял другой железнодорожный мост, расположенный южнее, – два бункера рядом с ним были уничтожены огнем 45-мм советской противотанковой пушки. Но взрывчатки для его подрыва у них не было. Потери оборонявшихся составили двух убитыми и трех пленными, в руки партизан попал миномет, тяжелый и ручной пулеметы, еще два ручных были уничтожены. 3-й батальон до 5.00 пытался уничтожить еще один бункер у моста, но не смог этого сделать и был вынужден отступить, потеряв двоих ранеными[706].

По нашему мнению, речь в данном случае, вероятно, идет о бункерах № 139–140 и № 138 соответственно, то есть отчеты о взятии двух из них преувеличены. Можно добавить, что все восемь захваченных 21-й дивизией пленных были «белогвардейцами», а противостояли ей не только военнослужащие 6-й роты, но и штаба, и тяжелого взвода II батальона[707]. Вероятно, именно последнему (укомплектованному добровольцами из Румынии) принадлежали миномет и тяжелый пулемет «Шварцлозе», захваченные Пролетарской бригадой.

Ожесточенный бой с участием шуцкора в ту ночь завязался и в районе села Биляновац, где держали оборону 1-я и 2-я роты 5-го полка, усиленные артиллерийским взводом 3-го (командир – обер-лейтенант Николай Мурзин). Их противником выступала IV Краинская бригада[708], прикрывавшая переправу остальных сил 5-й дивизии. Участок был усилен двумя ротами четников воеводы Васковича, одна из которых развернулась между взводами 1-й роты на южном берегу ибрского притока Йошаницы, а другая – южнее позиций 2-й на северном. Штабы размещались в Биляноваце, между которым и Ибром располагались занятые артвзводом бункера № 159–160 и стоявшие рядом с ними орудия.

По воспоминаниям обер-лейтенанта Мурзина, сообщения о выдвижении крупных сил повстанцев начали поступать еще днем 7 сентября, а около 21.00 ими была обстреляна разведгруппа у высоты Буков Колац. Часом ранее четники неожиданно покинули свои позиции и скрылись в неизвестном направлении.

Бой вспыхнул в 22.15: одна из партизанских колонн атаковала позиции 1-й роты на высоте 451, а другая сбила слабое охранение на занимавшемся ранее четниками участке между взводами и зашла русским в тыл, вынудив роту отступать на противоположный берег Йошаницы. Получив информацию, что повстанцы занялись грабежом брошенного лагеря, Мурзин принял решение обстрелять его территорию, рассчитывая на скопление противника там. В итоге югославы были рассеяны, успев захватить лишь чемодан с личными вещами командира роты и сундук канцелярии (найденный затем брошенным у переправы), не тронув даже склад с продовольствием. Тем временем третья колонна нападавших смогла перейти реку и атаковать бункер № 159, достигнув линии проволочных заграждений. Мурзин, успевший подавить ряд огневых точек повстанцев, перенес огонь орудий на лощину реки, где поражающий эффект усиливался отбиваемыми от скалистого берега кусками породы. В итоге Краинская бригада была вынуждена отступить и на этом участке[709].

Во время боя наперерез переправляющимся силам партизан со станции Воевода Степа оберстом Рогожиным был выслан болгарский бронепоезд с посаженной на него 3-й ротой 5-го полка, но у села Корлаче пути оказались минированы. После остановки рота спешилась, однако за первым поворотом была вынуждена залечь и вступить в перестрелку с партизанским охранением. Помешать закончившийся еще до рассвета переправе она не смогла[710]. Потери I батальона за ночь составили трех человек убитыми и восемь ранеными, а IV Краинской бригады – столько же убитыми и 13 ранеными. Кроме того, по данным НОАЮ, повстанцы захватили девять винтовок и радиостанцию [711].

Прорыв и движение в сторону Иваницы крупных сил НОАЮ вынудили немецкое командование начать срочную эвакуацию гарнизона рудника Лиса (1-я и 2-я роты 3-го полка и вооруженная команда немецких шахтеров). Но единственный маршрут отступления – ущелье Клисура – был блокирован четниками II Косовского корпуса (недавними союзниками шуцкоровцев по зачистке у Локвица). В результате переговоров с последними, было достигнуто соглашение о свободном проходе в обмен на запасное оружие и часть боеприпасов. Колонна выступила в 19.00 8 сентября, с расчетом добраться до Пожеги в темное время суток, чтобы избежать налетов с воздуха. Но когда отряд втянулся в ущелье, он попал под сильнейший винтовочно-пулеметный и минометный огонь с обоих склонов. За ночь были отбиты четыре атаки ЮАвО, причем, по свидетельствам обер-фельдфебеля Николая Любомирова, потери равногорцев, как потом удалось узнать от них самих, составили 60 человек убитыми и ранеными, а русские лишились двух убитыми и восьмерых ранеными. К утру гарнизон смог прорваться к Пожеге, а оттуда – передислоцироваться в Чачак[712].

В эти же дни II батальон 5-го полка принимал участие в отражении партизанского наступления на Крушевац. Оно началось в ночь с 9 на 10 сентября и осуществлялось силами IV Пролетарской бригады. Непосредственно в черту города смогли прорваться лишь ее 3-й и 5-й батальоны, а остальные, задействованные в атаке части, взяли несколько окружавших город населенных пунктов, но были остановлены огнем оборонявшихся, поддерживавшихся несколькими танками. В итоге повстанцы были вынуждены отступить, а гарнизон города в течение дня предпринял ряд контратак, которые, однако, не помешали повторному штурму. Он произошел следующей ночью и закончился аналогично первому. Общие потери «пролетариев» составили 10 убитыми и примерно столько же ранеными[713].

В 21.00 12 сентября нападению подверглись бункеры № 132–133 на железнодорожной линии Полумир – Кральево. Командир 5-й роты 2-го полка запрашивал поддержки, но, насколько можно понять, нападение было отбито достаточно легко[714].

Днем ранее 9-я рота 5-го полка пришла на помощь атакованному у Лешака германскому грузовику и смогла отбросить нападавших. В ночь с 13 на 14 сентября (по другим данным – на сутки позже) она сама подверглась атаке Ибрского партизанского отряда и после ожесточенного, доходившего до применения ручных гранат, боя оставила Лешак, и отступила на противоположный берег Ибра. По данным повстанцев, в его ходе ценой потери одного раненым они смогли убить девять и взять в плен 15 русских, захватить два ручных пулемета, 15 винтовок, а также уничтожить большое количество единиц вагонного состава. Двое пленных были впоследствии расстреляны за попытку к бегству.

Обстоятельства их убийства стали известны командованию полка 27 сентября, когда двое других солдат – стрелки Димитрий Шемберко и Николай Танасичук – смогли совершить побег и вернуться в свою часть, прихватив с собой при этом груженного боеприпасами мула повстанцев. По их словам, пленные сразу же договорились соглашаться на переход к противнику, чтобы воспользоваться первой возможностью бежать. Но когда на пятый день все они были выведены на допрос, стрелки Иван Многолитный и Семен Баштан на вопрос, желают ли они перейти на сторону НОАЮ или вернуться в свою часть, уверенно выбрали второе. За это они были сразу же расстреляны в присутствии других пленных и повстанцев командиром партизанского батальона. Их имена были оглашены в приказе по 5-му полку как пример «огромной твердости духа и бескомпромиссной верности долгу», а осуществившие побег солдаты-украинцы были произведены в ефрейторы[715].

21 сентября II батальон 5-го полка совместно с другими частями оккупационной армии и СДК был задействован в крупной операции северо-восточнее Крушеваца. Ее целью было окружение и разгром IV Пролетарской и части III Сербской бригад НОАЮ, ранее завязавших ожесточенные бои с четниками. По воспоминаниям Олега Плескачева, подразделение было неожиданно поднято по тревоге и во дворе казармы повзводно погружено в крытые грузовики. При этом соблюдалась скрытность – полы брезента были подняты, лишь когда колонна отъехала на значительное расстояние от города. После выгрузки и непродолжительного марша правофланговая 5-я рота заняла позиции вдоль крутого берега Моравы – отделению Плескачева досталась выдающаяся мыском позиция с хорошим полукруговым обзором. С противоположной, отлогой и покрытой негустым лесом стороны доносились приближающие звуки боя – немецкие части теснили повстанцев в сторону образовывавшейся ловушки. «Одна за другой появляются яркие точки летящих параболой в нашем направлении ракет [сигнальных – А.С.] – белые, зеленые… Уже видны фигуры, сбегающие к реке по гребням холмов.

– Партизаны!.. Партизаны! – слышно, как кричат на нашей стороне реки.

– Огонь по противнику!

Застрочило несколько наших пулеметов. Мой Червинский пристреливается, пускает очередь и с недовольным видом смотрит на меня. Мне все ясно: с бредой пристреляться нелегко, трассирующих пуль не существует. Чтобы ему помочь, пристреливаюсь из маузера трассирующими патронами. Четыреста – недолет, на пятьсот легло хорошо. […]

Число спускающихся с холмов партизан значительно увеличилось. Уже все пулеметы нашего взвода в работе.

– Целиться хорошо, ребята! Прицел на пятьдесят! – заговорили винтовки. Партизаны уже у реки. Те из них, кого не сразил наш огонь, бросаются в реку живыми, а плывут по течению мертвыми. Остальные же принимаются бежать вдоль берега под прикрытием отстреливающихся от немцев цепочек своих».

В итоге ловушка «захлопнулась» – повстанцы отошли вниз по течению, а на противоположный берег выбежали радостно махавшие шуцкоровцам немцы.

Но в этот момент в небе неожиданно появилась пара истребителей, на бреющем полете атаковавшая пехоту. Сделав несколько заходов и нанеся большие потери, особенно находившимся на открытом месте немцам, они исчезли так же быстро, как появились[716].

Самолеты принадлежали советской 17-й воздушной армии: в тот день штурмовики Ил-2 9-го смешанного авиакорпуса и истребители Як-9 288-й истребительной авиадивизии осуществили десятки вылетов на штурмовку (в том числе в режиме «охоты») на участке от Кральево до Ниша [717].

Оказавшиеся под перекрестным огнем партизаны были из 4-го батальона III Сербской бригады, которые, будучи атакованными с нескольких направлений, отступали к Мораве через село Зологовац. В итоге, сбив охранение, они смогли переправиться вброд у Мзрнице. Потери батальона составили четверых убитыми (в том числе командира роты), столько же ранеными и 18 пропавшими без вести, двое из которых попали в плен к четникам и были расстреляны на месте, а двое дезертировали. Также повстанцы лишились трех ручных пулеметов[718]. Плескачев подтверждает, что партизаны смогли собраться в ударный кулак ниже по реке и, воспользовавшись авианалетом, прорвать оборону роты СДК, разбив ее. РОК потерял нескольких человек тяжелоранеными, а одного из солдат бомбой буквально разорвало на куски[719].

Подводя итог, можно сказать, что активизация действий НОАЮ на территории Сербии привела к тому, что части РОК, кроме выполнения охранных и полуполицейских функций, стали привлекаться к проведению антипартизанских операций на местности, что наиболее хорошо заметно на примере 4-го полка, и участию в активной обороне (5-й полк). Основным противником, в отличие от предыдущего периода, выступали уже не четники, а партизаны-коммунисты. Эффективность действий при этом была различна – на счету РОК был как ряд заметных тактических побед, так и ряд чувствительных поражений.

Глава 8 РОК в боях против Красной армии и ее союзников, сентябрь – ноябрь 1944 г

Последние недели германской оккупации Сербии одновременно являлись периодом наибольшего развития РОК. На 21 августа 1944 г. в его рядах служили 11188 военнослужащих, что составляло почти половину всей немецкой военно-полицейской группировки в стране. Для сравнения все остальные части Вермахта насчитывали 5810, 5-й полицейский полк СС – 1619, три полицейских добровольческих полка и полицейский добровольческий полк специального назначения «Сербия» – 5783 человека. Кроме того, в стране размещались стремительно разлагавшийся болгарский оккупационный корпус и Сербский добровольческий корпус (33635 и 9886 солдат и офицеров соответственно). Вместе с тем командование юго-востока считало боеспособными лишь «молодые» части шуцкора, а старые, из эмигрантов – пригодными только для охраны объектов, хотя опыт предыдущего боевого использования формирования был признан удовлетворительным[720].

В последующие дни, благодаря экстренной переброске на территорию Сербии дополнительных частей Вермахта и СС, РОК перестал составлять костяк оккупационной армии, но при этом его численность, несмотря на потери, даже незначительно возросла, достигнув к 12 сентября 11197 человек (362 офицера, чиновника и капеллана, 1295 унтер-офицеров и 9540 солдат). Только 5436 из них относилось к возрастной категории от 17 до 30 лет, 381 – от 31 до 40, 5326 – от 41 до 60, а 54 – от 61 до 73 (!) лет. В рядах формирования проходили службу жители и граждане 12 стран (5067 – Румынии, 3198 – Сербии, 1961 – Болгарии, 314 – СССР, 288 – Венгрии, 272 – Хорватии, 58 – Греции, 19 – Генерал-Губернаторства, восемь – Латвии, семь – Германии, три – Италии и два – Франции)[721].

Слабыми местами формирования следует считать наличие ограниченного количества автоматического оружия и слабую механизацию частей. Например, во 2-м полку на конец сентября 1944 г. вообще не имелось ни одного пистолета-пулемета и насчитывалось лишь семь легковых и четыре грузовые автомашины. Зато лейтенант Владимир Бодиско из ветеринарного отдела штаба корпуса вспоминал, что его личным оружием был советский пистолет-пулемет ППД[722].

Общая политическая обстановка на Балканах продолжала развиваться стремительными темпами: на фоне начала войны СССР против Болгарии, 9 сентября в Софии произошел государственный переворот, приведший к власти коммунистическое правительство и вылившийся к занятию частями Красной армии всей территории страны без какого-либо сопротивления. Тремя днями ранее в Сербии началась массовая эвакуация в Германию членов семей военнослужащих РОК. Обратимся к рассказу пасынка гауптмана Викентия Гетца, Константина Пио-Ульского, эвакуированного вместе с матерью Александрой. Их путь в Берлин пролегал с пересадкой в Маутхаузене, где беженцы проходили мимо одноименного концентрационного лагеря, заключенные которого выкрикивали оскорбления в их адрес. В германской столице Константин и его мать жили у ее сестры, не испытывая финансовых трудностей и будучи полностью обеспеченными властями Рейха. Миновали их и ужасы ковровых бомбардировок – за время жизни в Берлине в дом попали 16 фосфорных бомб, которые пробивали крышу, но были вовремя потушены, не причинив вреда. На новый 1945 г. к ним домой приходили генералы Андрей Власов и Андрей Шкуро. Успев покинуть Берлин перед началом боев за город, семья гауптмана Гетца добралась до Зальцбурга, где их застал конец войны, а оттуда прибыла в Келенберг, где размещался лагерь демобилизованных частей корпуса[723].

Некоторым членам семей военнослужащих удалось покинуть и Болгарию до переворота и прихода советских войск. Среди них были жена и дочь гауптмана 1 – го полка Александра Шмелева. Свидетельство об эвакуации из Софии в Белград, с предписанием всем службам оказывать всю необходимую помощь и защиту, было выдано им германским военным атташе 31 августа[724].

К числу других важных событий, произошедших в этот период, надо отнести переименование формирования 10 октября в Русский корпус в Сербии (РКвС). Вероятно, командование при принятии этого решения руководствовалось тем, что части корпуса уже не несли охранной службы, а повсеместно участвовали в ожесточенных фронтовых боях против партизан и Красной армии.

1-й полк в обороне западной Сербии, сентябрь-октябрь 1944 г

Как говорилось выше, прорыв в Сербию намечался командованием НОАЮ не только в долине Ибра, но и западнее Белграда – в районе Зворника, Шабаца, Лозницы и Вальево. Этот сектор оставался спокойным до начала осени, но удар повстанцев был нанесен большими силами, чем в предыдущем случае – в нем были задействованы 1-й Пролетарский (1-я Пролетарская, 5-я Краинская, 6-я Ликская, 17-я и 21-я дивизии) и 12-й (11-я, 16-я, 36-я дивизии) корпуса, объединенные в 1-ю армейскую группу. Первый наступал на Шумадию и Вальево, а второй – на Подринье. Часть сил переправлялась через Дрину из восточной Боснии, часть двигалась по территории Сербии с юга[725].

Первое столкновение в этот период полк Зборовского имел с 27-й Восточно-боснийской дивизией, выполнявшей вспомогательную функцию – XX бригада из ее состава в ночь с 12 на 13 сентября атаковала приграничный Зворник, где размещался единственный на территории Хорватии гарнизон РОК. Он был усилен штабом и 1-й ротой II батальона 8-й гарнизонной бригады хорватского Домобранства и местной милицией. Повстанцы из 2-го батальона смогли заколоть часового и без выстрелов разоружить остальную стражу на въезде, после чего беспрепятственно продвинулись в центр города. Для соблюдения тишины они шли босиком. В это же время в атаку перешел 1-й батальон бригады. В возникшем хаосе шуцкоровцы отступили через Дрину в Малый Зворник, а хорваты – к Козлуку. Партизаны сразу же уничтожили мост, из-за чего противостояние свелось к ожесточенной перестрелке из стрелкового оружия и минометов. 1-й полк лишился двух человек убитыми и трех ранеными[726].

Между тем ситуация в обороняемом ограниченными немецкими и сербскими коллаборационистскими силами районе складывалась крайне сложная. 5 сентября оккупационными силами[727] было заключено соглашение о ненападении и совместных действиях с четниками, но те, демонстрируя внешнюю лояльность, периодически пытались склонить военнослужащих 1-го полка к дезертирству. Равногорцами была фактически захвачена административная власть даже в Лознице. Рудники сурьмы в Белой Церкви, Крупане и Столице в начале месяца прекратили работу, а задействованные для их охраны части II батальона 1-го полка оставили эти объекты и к 17 сентября сосредоточились в Радале[728].

В связи с наступлением повстанцев на Вальево, для усиления оборонявших его сил из состава гарнизона Малого Зворника 13 сентября была выделена группа оберст-лейтенанта Морозова – 2-я, 3-я и 9-я роты, усиленные тяжелым взводом III батальона и частями СДК. Но к моменту начала штурма 15 сентября в город они прибыть не успели: утром того же дня в 7 км западнее Вальево отряд напоролся на партизанское прикрытие. После длившегося весь день ожесточенного боя, русские смогли вырваться из окружения и отойти к Кику, потеряв двух стрелков убитыми и двух ранеными[729]. Их противником был поддерживаемый артиллерией 6-й батальон I Пролетарской бригады, вступивший в бой с наступающими у Златарича. К вечеру на внешний сектор из уличных боев были выведены еще пять партизанских батальонов[730].

17 сентября в районе Кика люди Морозова, ценой потери девяти раненых, отбросили противостоящие им силы партизан и к вечеру отступили для ночлега в село Каменица. В 4.00 утра группа подверглась повторной атаке и была вынуждена отходить к Завлаке. При этом погибли двое, в том числе обер-лейтенант 9-й роты Василий Маркин, были ранены 14 и пропали без вести 10 военнослужащих[731]. Против них действовал 2-й батальон II Воеводинской бригады 16-й дивизии НОАЮ, не насчитывавший, по свидетельствам его командира Глиши Опатича, и 100 штыков. Он же подтверждал ожесточенность длившегося весь день боя, в ходе которого повстанцы находились под сильнейшим минометным огнем. Передышка была не долгой: штаб бригады приказал атаковать Каменицу, для чего 2-й батальон был усилен ротой из 3-го. Были выданы и два ящика патронов, но итальянских, вместо необходимых немецких. С минимальным запасом боеприпасов партизаны после полуночи все же достигли села и, окружив его, начали атаку с обоих въездов. Поджигая грузовики и хватая лошадей, они смогли создать панику и отступить, захватив 12 ящиков со столь ценными патронами. Среди убитых был «неприятельский командир» (вероятно, речь идет о Маркине), у которого повстанцы нашли чемодан с наградами. Ночной бой стоил им одного контуженным, которым был бывший советский старший лейтенант-танкист по имени Георгий из штаба батальона (попал в плен в первые дни войны и служил затем в немецких вспомогательных частях, откуда перешел на сторону НОАЮ). Разрыв гранаты над головой стоил ему полной потери слуха. Кроме того, среди потерь предыдущего дня известен получивший тяжелое ранение батальонный комиссар Никола Вуняк[732].

Тем временем к 19 сентября без боя были эвакуированы немецкие гарнизоны Заячи и Малого Зворника, в результате чего части 1-го полка начали концентрироваться в районе Лозницы и Баня Ковилячи, где в тот же день вспыхнули бои с наступающими повстанцами. Положение усугублялось напряженными отношениями с союзными четниками. Дошло до того, что люди воеводы Леки Демьяновича во время перестрелки с партизанами разоружили одно из отделений 6-й роты. Когда солдаты возвращались к своим, по ним был открыт огонь. В итоге 20 сентября шуцкоровцы из Ковилячи отступили в Лозницу, куда прибыл и отряд Морозова – все силы 1-го полка были собраны вместе [733].

По данным противоположной стороны, в ночь с 19 на 20 сентября на коммуникациях между Ковилячей и Лозницей действовал Подринский батальон 11-й дивизии (95 человек, 16 ручных пулеметов, 21 пистолет-пулемет, 38 винтовок, пять пистолетов). В его задачу входило уничтожение железнодорожного и шоссейного мостов и организация засад на дороге. В результате оба моста были ликвидированы, а в одну из засад попали два направлявшихся в сторону Лозницы грузовика с «белогвардейцами» — солдаты были рассеяны, а машины уничтожены. Бой с отступавшими из Ковилячи и высланными для их прикрытия частями продолжался всю ночь, а к утру повстанцы отступили не понеся, по утверждениям Драгослава Пармаковича, потерь. Русские, по тем же данным лишились четырех убитыми, шести ранеными и одного пленным. В действительности их потери свелись лишь к двум погибшим стрелкам 10-й роты. После этого на участке установилось относительное затишье, нарушенное 22 сентября, когда местный житель, подойдя с тыла к охранению 1-й роты, огнем из пистолета-пулемета убил ефрейтора и ранил стрелка[734].

Партизаны тем временем укреплялись на прилегающей территории и готовились к штурму города, назначенному на вечер 23 сентября. Для атаки были выделены все силы 16-й дивизии:

– I Воеводинская бригада тремя батальонами должна была наступать с юга вдоль проселочной дороги правее пригородного района Краишник к зданию среского начальства в центре города. Один батальон оставался в резерве для последующего захвата занятой четниками Ковилячи;

– с юго-восточного направления от Плочи планировалась атака двумя батальонами IV Воеводинской, а два других оставались в дивизионном резерве;

– два батальона II Воеводинской бригады имели задачу наступать на город с востока, в частности, в районе железнодорожной станции. Третий батальон должен был осуществлять прикрытие со стороны Цера, а еще один – прикрывать позиции артиллерии на Тршицком холме[735].

По воспоминаниям офицера для поручений штаба полка обер-лейтенанта Константина Николаева, в тот день русские изначально получили приказ об отступлении на Шабац в 18.00, затем время было перенесено и Лозницу надо было оставить лишь с наступлением темноты. Но высоты вокруг города с расположенными на них бункерами были уже покинуты, что дало повстанцам возможность вести огонь по улицам[736]. Когда начался бой, точно неизвестно. В приказе штаба 16-й дивизии общее наступление было назначено на 20.00, но, согласно большинству послевоенных югославских источников, оно началось на час позже. По данным противоположной стороны, наоборот, выходит, что время было соблюдено точно. Это же подтверждает и лозничанин Мирослав Бертолино, по словам которого стрельба и взрывы начались в восемь вечера и длились около двух часов[737].

Под огневым прикрытием партизаны «тройками» стали растекаться по городу, уличный бой постепенно сдвигался к его центру. Из окон и с крыш по оборонявшимся стреляли многие местные жители. Прорвавшиеся к шабацкому шоссе повстанцы у железнодорожной станции атаковали ожидавшую погрузки автоколонну, но были отброшены сходящимся ударом 2-й шуцкоровской роты с фронта и роты «тодовцев» с фланга. После этого, примерно в 22.00, части гарнизона начали отходить из города. Прикрытие осуществлялось 1-й русской ротой северо-западнее шоссе и 10-й – юго-восточнее. В общей сложности бой стоил РОК семь убитыми и 23 ранеными солдат и унтер-офицеров[738].

Воспоминания о событиях той ночи оставил молодой солдат 1-го полка Олег Мокиевский-Зубок, поступивший на службу во взвод связи днем ранее. В связи с эвакуацией тыловых частей ему успели выдать лишь винтовку с подсумками, пилотку и плащ-палатку, временно оставив переводчиком при его отце – полковом враче штаб-арцте Льве Мокиевском-Зубок. «Стрельба вокруг города все усиливалась. Только мы уселись, как была объявлена тревога и дан приказ всем стягиваться в районе вокзала. Уже стемнело, и трассирующие пули со всех сторон стали прорезать пустынные улицы города.

Мы с отцом направились на вокзал, к грузовым машинам (одна из них – санитарная), гуськом стоявшим вдоль дороги. Казалось, будто никого вокруг нет и только мы одни движемся по неглубокой канаве, вырытой вдоль дороги. Неожиданно я на что-то наступил. Ступил дальше – снова. Присмотрелся – вижу лежат люди. Оказалось, что здесь залегли чины Сербской стражи (по их темно-зеленого цвета форме в народе их называли «зеленбачи» – это вид зеленой ящерицы).

Когда мы уже приблизились к грузовикам, в шагах тридцати от нас раздался клич: «Напред, другови!» (Товарищи, вперед!), – и затрещал автомат, но, к счастью, очередь прошла выше наших голов. Я «обновил» свою винтовку, стоя дав три выстрела в направлении вспышек. Ответа оттуда не последовало. «Зеленбачи» же не сделали ни одного выстрела. Остановившись у какого-то забора, мы были начеку»[739].

Югославские источники подтверждают ожесточенное сопротивление в городе, особенно в северо-западной его части и у железнодорожной станции. Наиболее упорно сражались именно русские. Как следствие, потери наступавших были значительны – I бригада лишилась около 15 человек убитыми и ранеными, IV – двух убитых и пять раненых, полных данных об уроне II нам найти не удалось[740].

Следующий оборонительный рубеж люди Зборовского заняли у городка Лешница (куда заблаговременно был эвакуирован полковой обоз), используя в качестве естественного прикрытия реку Ядар. Бой пришлось принять практически сразу – к обороняемому русскими мосту вышли партизаны V Воеводинской бригады 36-й дивизии. В ночном бою их задачей было обеспечение действий 16-й дивизии посредством захвата станции Липница и уничтожения железнодорожного моста рядом с ней. Объект защищался группой четников и небольшой немецкой командой, поэтому выполнение задачи для повстанцев труда не составило. К рассвету их передовой взвод вышел к мосту, а одно из отделений без опаски вступило на него, где сразу же попало под огонь залегших на противоположном берегу шуцкоровцев. В числе погибших был политический руководитель («делегат») взвода Йован Яковлевич, убитый первыми же выстрелами[741].

Вступившая в упорное противостояние с 1-м полком V бригада была достаточно сильным формированием.

На 15 сентября она насчитывала 342 человека личного состава и имела на вооружении 135 винтовок, 120 пистолетов-пулеметов, 40 пулеметов (33 «Брен», четыре единых MG, два ZB и один авиационный), 23 пистолета, четыре противотанковых ружья, тяжелый и три легких миномета[742].

В течение всего дня 24 сентября стороны активных действий не предпринимали и лишь в 23.00 повстанцы атаковали позиции 1-го полка. Упорный бой длился до 4.00 утра, когда русские отступили к окраинам Лешницы. Но уже в 6.40 шуцкоровцы перешли в контратаку и отбросили противника за Ядар, захватив два ручных пулемета и противотанковое ружье. Потери составили пять убитыми, 13 ранеными и контуженными (включая лейтенантов Дмитрия Колышкина и Николая Тропинина) и одного пропавшим без вести[743]. Партизанский удар наносился тремя батальонами, два из которых наступали на мост фронтально, а третий, переправившись через реку, атаковал левый фланг окопавшихся русских. Даже несмотря на это, «воеводинцы» смогли захватить и разрушить мост лишь после четвертой атаки. Им неудачное наступление стоило шести убитыми и восьми ранеными[744].

Обер-лейтенант Николаев писал о тактике повстанцев, массово применявшейся в этих боях и сильно досаждавшей подразделениям Вермахта: «Они разбивались на тройки, вооруженные автоматическими пистолетами. Тройки, пользуясь темнотой и зарослями, проникали всюду. Они просачивались сквозь фронт, и короткими очередями поражали нас с флангов, создавая жуткую картину окружения. Это нервировало казаков, бессильных найти и уничтожить эти тройки, которые комариными укусами жалили уставших бойцов»[745].

Вечером 25 сентября размещавшиеся на левом фланге оборонительной линии (в районе Цера) четники без предупреждения оставили свои позиции. Стоявшие между ними и русскими части СДК были вынуждены отступить к железнодорожной станции Лешницы – фронт фактически развалился. Причиной бегства равногорцев стало начавшееся наступление 11-й и 16-й дивизий НОАЮ, которое, в свою очередь, было частью общего наступления 12-го корпуса на Шабац.

Утром следующего дня пришла в движение 36-я партизанская дивизия – в 7.30 свежая III Воеводинская бригада атаковала Лешницу всеми четырьмя своими батальонами (3-й и 4-й наступали с юга, вдоль шоссе и железной дороги на Шабац, 1-й – с востока, а 2-й – с северо-востока). Около 10.00 в бой вступила V бригада, но даже объединенными усилиями повстанцам не удалось добиться результата: ожесточенный бой местами доходил до рукопашной, особенно упорно отбивались немцы и русские. В середине дня, под прикрытием артиллерийско-минометного огня, обороняющиеся даже перешли в контратаку, отбросив части III бригады на 400 м. Но около 13.00 на ее правом фланге появилась II бригада 16-й дивизии, что стало переломным моментом боя – под прикрытием массированного огня автоматического оружия повстанцы перешли в общую атаку[746].

В 15.00 НОАЮ был занят населенный пункт Ново-Село, лежащий на шабацком шоссе, а также горнолесистый массив между ним и Лешницей – 1-й полк оказался в окружении. Спустя час командованием был отдан приказ оставить город, а примерно в 18.00 блокированные части пошли на прорыв. В авангарде двигалась 9-я русская рота, в ближнем бою расчищавшая дорогу гранатами[747].

Одним из военнослужащих полка, оставивших воспоминания о прорыве, был унтер-офицер конного взвода Георгий Бурдаков: «Меня ударило в полном карьере, и я упал в канаву. Пуля прошла возле сонной артерии и вышла в левую лопатку. Ко мне склонился – это помню хорошо – командир полка ген[ерал][748] Зборовский и спрашивает: «Что с тобой, Жорж?» – «Не бросайте меня» – прошептал я. Генерал распорядился положить меня на подводу. […] Подвода, на которой я лежал, была тоже обстреляна – упал вожатый, упали кони, подвода перевернулась, и я снова очутился в канаве. Кто-то еще вывалился с подводы. Тут я решил, что пришел конец.

Вдруг, увидел проходящую артиллерию и командира артиллерийского взвода полка донца полковника Вугураева. Слабым голосом крикнул ему: «Не оставляйте меня!» Он услышал. Соскочив с коня, приказал положить меня на лафет, сам укладывал, чтобы не свалился. Я был спасен!»[749].

Момент вступления в Ново-Село, которое он называл «цыганским поселком», описывал Олег Мокиевский-Зубок. По его словам, пехота шла вдоль дороги, по которой двигался обоз и машины, многие из которых ехали с разбитыми стеклами и пробитыми шинами. У села партизаны занимали выступавшую в сторону дороги высоту, а несколько «троек» рассеялись между домами. За стеной кирпичного завода залегли и вели перестрелку с повстанцами добровольцы СДК. Одна из пуль пробила приклад винтовки Олега, а другая, трассирующая, чуть не задела голову его отца. Неожиданно они услышали крики «Доктора! Доктора!» и узнали, что оберст Зборовский ранен. Как оказалось, заметив перебегавших между домами партизан, он успел выпустить по ним очередь из пистолета-пулемета, но ответными выстрелами был ранен в живот. Его положили на заднее сиденье легковой машины, где ему оказывал помощь штаб-арцт Мокиевский-Зубок и срочно отправили в Шабац, в сопровождении переполненного грузовика с ранеными, на передних крыльях которого для охраны разместили по солдату, третий сел в кабину шофера[750].

Позиции на участке за кирпичным заводом занимал 2-й батальон II Воеводинской бригады. Уже упоминавшийся Глишо Опатич вспоминал, что батальон снова испытывал нехватку боеприпасов, из-за чего захваченные с разбитых двуколок патроны тут же использовались в бою. В довершение всего вышел из строя единственный в батальоне тяжелый пулемет: какие-то проблемы были с прицеливанием. Из потерь он упоминает раненого пулеметчика MG-34 Гавру Цацича[751].

Командование полком временно принял оберст-лейтенант Морозов, под началом которого подразделения к ночи достигли села Зминьяк, где остановились на ночлег. Около 3.00 населенный пункт подвергся атаке повстанцев, в результате чего русские были отброшены, оставив на поле боя убитых и раненых. Часть солдат была блокирована в домах. Но Морозов не растерялся и немедленно организовал удачную контратаку силами 6-й роты гауптмана Владимира Третьякова, усиленной двумя взводами 10-й и 11-й. По словам Константина Николаева, в ее ходе была не только подавлена огнем партизанская пулеметная точка, размещавшаяся у трубы паровой мельницы, но и заколоты штыками несколько повстанцев, один из которых в момент смерти пытался отнять винтовку у раненого солдата. Окруженные были деблокированы, а полк продолжил отступление к Дублью[752].

Сутки боя дорого обошлись обеим сторонам. 1-й полк лишился 10 убитых, 48 раненых и контуженных (включая лейтенанта Игоря Кравченко и гауптмана Николая Хохлачева), четырех пропавших без вести[753]. Ill партизанская бригада потеряла одного бойца убитым и 13 ранеными (среди которых были бригадный и два батальонных комиссара, два командира рот). В V бригаде за три дня боев не менее 16 повстанцев погибло (включая трех командиров и двух комиссаров рот, а также батальонного офицера разведки), а 38 получили ранения (среди которых: командир и помощник командира батальона, батальонный секретарь СКМЮ, санитарный референт батальона, три командира и один комиссар роты). Оценить потери II бригады в этот, как и в предыдущие дни, сложно, но точно известны имена двух партизан из ее состава, погибших под Лозницей и Лешницей. НОАЮ были захвачены 14 пленных (вероятно, в основном сербов), два коня, две двуколки, 14 винтовок, пистолет и боеприпасы[754].

После падения Лешницы последним немецким опорным пунктом в западной Сербии оставался Шабац, который должен был стать следующей целью партизанского наступления. Обстановку в городе 27 сентября описывал в своем дневнике Григорие Бабович, по словам которого, на улицах царил хаос. В течение всего дня из громкоговорителей передавался приказ о мобилизации всего мужского населения от 14 до 60 лет для рытья окопов, вводился комендантский час с 18.00. Город заполонили бежавшие с фронта четники, а на станцию утром прибыл выведенный из боев батальон СДК. На улицах перемешались «вооруженные до зубов» немецкие и сербские отряды, отправляющиеся «на территорию». Броневики, грузовики с немецкими войсками, автобусы с четниками и танки сновали в разные стороны. С фронта были доставлены 60 раненых русских. Лишь около 17.00 громкоговорители сообщили: «Шабчане, спите спокойно. Партизаны отброшены от города»[755].

В тот же день командующий районом Северо-Запад оберст Хуг посетил в лазарете оберста Зборовского и вручил ему Железный крест II класса – первый в полку. От боли тот не мог говорить, но поблагодарил Хуга кивком головы. Ранение оказалось очень серьезным – в нескольких местах был пробит кишечник, но срочная операция прошла успешно. Состояние офицера ухудшилось позже, при перевозке из лазарета на аэродром, для дальнейшей транспортировки для лечения в Грац – раны открылись, вероятно, от сотрясения машины на городской мостовой[756].

В 4.30 28 сентября позиции полка на станции Дублье подверглись новой атаке – наступали два батальона II и два – I Воеводинских бригад. По данным Вермахта, им удалось потеснить левый фланг обороняющихся, а по данным партизан – после двухчасовой упорной борьбы заставить последних оставить станцию. В любом случае русские получили подкрепление в виде двух танков, благодаря которому смогли к 12.00 восстановить положение. Повстанцы, как и раньше, предпочли не действовать днем и ограничились блокадой, ожидая темноты. В 20.00, под прикрытием прибывшей горной артиллерии, партизаны перешли в наступление и «тройками» стали просачиваться в тыл полка. После непродолжительной борьбы шуцкоровцы оставили позиции и отступили к селу Майур под Шабацем. Их эффективное прикрытие осуществляли немецкие танки. Потери РОК составили девять убитыми (в том числе лейтенанта Леонида Донскова), 43 ранеными и контуженными (включая майора Михаила Скворцова, Гауптмана Кузьму Дубину, обер-лейтенанта Константина Зерщикова, лейтенантов Николая Шрамко и Виктора Черняева) и пять пропавшими без вести. По официальным данным НОАЮ, при захвате Дублья и разгроме отряда СДК под Богосавцем в тот день они лишились двух убитыми и 10 ранеными, захватив 15 пленных, три пулемета ZB-26/30 и две двуколки с патронами[757].

К утру следующего дня I и III батальоны полка прибыли в Шабац, а II занял позиции в Майуре. Боеспособность русской части резко упала: общие потери с 12 по 29 сентября составили 240 солдат и офицеров, в результате чего средняя численность рот составляла 60 человек. Люди были измотаны затяжными боями и маршами, многодневным отсутствием ночного сна и погодными условиями (с 25 сентября шел постоянный дождь). В этой обстановке немецкое командование приняло решение свести состав 1-го полка в два трехротных батальона. Командиром I стал майор Федор Головко, а II – гауптман Александр Шмелев. Сформированной ротой тяжелого оружия руководил обер-лейтенант Иван Звездин[758].

Эти силы имели принципиальное значение для обороны Шабаца: кроме подразделений СДК и СДС, основу немецкого гарнизона составляли лишь 250 человек из состава 5-го полицейского полка СС и порядка 28 итальянских средних танков М-15/42 202-го танкового отряда (без 2-й роты)[759].

Отказавшись от идеи общего штурма города, повстанцы приступили к его блокаде, в основном силами 16-й дивизии. В ночь с 30 сентября на 1 октября они попробовали «прощупать» оборону – II Воеводинская бригада при поддержке артиллерии атаковала Майур. Несмотря на то, что партизанам удалось потеснить противника с первой линии обороны, прибытие танков спасло положение и гарнизон смог контратакой вернуть утраченные позиции. Потери атакующих составили трех убитыми и 19 ранеными[760]. Бабович записал: «Вчера вечером, около 20 часов, началась борьба. Все рода оружия в действии. А дождь льет… Борьба длилась до полуночи. Сегодня утром узнал, что погиб один доброволец [СДК – А.С.], а еще двое ранены»[761]. Ночью 2 октября демонстративную атаку на Майур повторили 1-й и 3-й батальоны I Воеводинской бригады. Итог был аналогичен предыдущему – под огнем танков и пехоты, потеряв одного убитым и трех ранеными, «воеводинцы» отступили на исходные позиции. 1-й полк в обоих этих боях лишился одного военнослужащего погибшим и 13, включая лейтенантов Владимира Старицкого и Ивана Малахова, ранеными[762].

3 октября в атаку перешли уже силы гарнизона – 15 танков при поддержке 300–400 солдат РОК наступали на Богосавац, западнее города. Огнем из противотанковых ружей партизаны 4-го батальона II Воеводинской бригады повредили две бронированные машины, одна из которых была отбуксирована в Шабац, а другая – из-за невозможности эвакуации сожжена своей же пехотой. Успехи атаки свелись к одному убитому и двум раненым повстанцам, а также уничтоженному противотанковому ружью[763]. Вероятно, имела место плохая координация действий пехоты и танков.

Согласно дневнику Бабовича, 4 октября немецкая артиллерия хаотично обстреливала окраины города со стороны Майура, сея опустошение по селам. «Все луговоды [здесь, вероятно, хуторяне – А.С.] и селяне из округи бежали, а немецкие солдаты, особенно русские, тащат в город награбленных толстых свиней, кур, гусей и горды этим. Сегодня волочат ковры и постельное белье. Русские распродают вещи по городу»[764].

На следующий день под Майуром Вермахт перешел в атаку, но около 13.00 3-й батальон все той же II бригады контратаковал и ценой одного убитого восстановил положение, уничтожив, по партизанским данным, еще один танк[765]. 2-я рота 1 – го полка потеряла одного стрелка погибшим и ефрейтора раненым.

В связи с тем, что 7 октября 16-я партизанская дивизия прекратила блокаду Шабаца и передислоцировалась к Обреновацу, интенсивность боев под городом резко спала, но в силу общей ситуации в стране положение гарнизона продолжало ухудшаться. 9 октября в Граце умер оберст Зборовский. Спустя три дня, в 10.00, в Шабаце в присутствии представителей местной власти была отслужена панихида по нему. Церковь была заполнена русскими солдатами, пел их же хор, а службу вели русские священники.

14 октября Бабович писал: «Всю ночь русские стояли бдение, а сегодня литургию, так как некоторые их батальоны празднуют Покров Богородицы. Служили два их священника. После литургии построили солдат на церковном дворе, а их командир произнес перед ними речь, стоя у памятника погибшим шабчанам. В конце сказал им: «Нашему и германскому верховному вождю Адольфу Гитлеру троекратное «Ура!».

Он и его офицеры, кто был около него, подняли руки в гитлеровском приветствии, а солдаты прокричали «Ура, ура, ура!»[766].

Эвакуация города началась сразу же после этого. Вместе с войсками уходили многие гражданские – члены семей служащих СДК и СДС, девушки, встречавшиеся с солдатами оккупационной армии и коллаборационистами. Русские отступали в числе последних: 23 сентября подразделения 1-го полка в общей колонне перешли в Срем.

РОК в боях против Красной армии в восточной Сербии, сентябрь-октябрь 1944 г

Согласно разработанному советским командованием стратегическому плану Белградской наступательной операции, перед задействованными в ней силами были поставлены две основные задачи: занятие территории восточной Сербии со взятием Белграда и выход на коммуникации с отсечением путей отхода германских войск (армейской группы «Е») из Греции. Основной удар должен был наноситься войсками 3-го Украинского фронта из района западно-болгарских Видина, Братца и Лома. Но первыми на сербскую территорию вступили части 75-го стрелкового корпуса 2-го Украинского фронта, 22 сентября 1944 г. начавшие переправу через Дунай юго-западнее румынского Турно-Северина[767].

На их пути оказались и подразделения РОК, в частности, III батальон 3-го полка (командир – майор Николай Петровский). В начале месяца он вошел в состав БГ «Рехе», созданной для проведения операции «Русалка», целью которой было обеспечение эвакуации различных грузов баржами по простреливаемому советскими и румынскими войсками Дунаю. Но начальником группы майором Рехе русские были сочтены непригодными для участия в боях с регулярными войсками противника и оставлены в Прахово в составе группировки под командованием майора Шютце. Кроме шуцкоровцев, в нее входил импровизированный батальон из моряков Дунайской флотилии. На 9 сентября в его рядах насчитывался 631 (включая семь офицеров, 99 унтер-офицеров и 525 матросов), а в подразделении Петровского – 399 (девять офицеров, 51 унтер-офицер и 339 солдат) человек[768].

Но в связи с подчинением группы 2-му полку дивизии «Бранденбург» (который, в свою очередь, подчинялся штабу 1-й горной дивизии) положение III батальона изменилось, и примерно в это же время он был переброшен в Кладушницу. По воспоминаниям гаупт-фельдфебеля Алексея Вильперта, при передислокации десантная баржа, на которой находились штаб, тяжелый взвод и 10-я рота, попала под сильный обстрел с румынского берега. В итоге погиб 31 и было ранено 29 человек, а также перебиты все лошади тяжелого взвода. Утром 22 сентября подразделение заняло село Слатина, а на следующий день состоялся, вероятно, первый бой шуцкора и Красной армии[769]: 9-я и 11-я роты в 13.00 вступили в боевой контакт с противником, а русские минометы поддерживали огнем немецкие части. К вечеру батальон отступил к Якубовацу, где простоял последующие дни[770].

26 сентября оперативная ситуация изменилась – части 1-й горной дивизии Вермахта перешли в контрнаступление на большей части фронта 75-го стрелкового корпуса. Советские войска оказались не готовы к такому повороту событий и начали хаотичное отступление, оставив многие занятые ранее населенные пункты. По немецким данным, их потери за два дня составили 468 человек убитыми, были захвачены 185 пленных, три 122-мм и два 76-мм полевых орудия, 20 противотанковых пушек (12 76,2-мм, по четыре 47-мм и 37-мм), 174 пулемета, 89 пистолетов-пулеметов, 34 миномета, 37 противотанковых ружей, счетверенное зенитное орудие, 680 винтовок[771].

Батальон Петровского на рассвете второго дня контрнаступления совместно с батальоном моряков принял участие в атаках на самом южном участке советского плацдарма, получив задачу взять село Малая Каменица, занятое 2-м батальоном 960-го полка 299-й стрелковой дивизии. Удар был нанесен после полного окружения населенного пункта (находившегося впереди основной линии фронта), советская оборона была быстро прорвана, после чего бой перешел в резню: по официальным советским данным, 2-й батальон потерял 36 человек убитыми (включая пять офицеров), 59 ранеными (шесть офицеров) и 148 пропавшими без вести (12 офицеров). По словам Вильперта, в бою погиб командир 1-го взвода 9-й роты фельдфебель Карпинский, но в общем нападавшие практически не понесли потерь, так как радостно встреченные сербами красноармейцы поголовно перепились и даже не выставили охранения[772].

Донесения штаба 299-й дивизии подтверждают, что командир батальона не учел условий горной местности и, «не встречая сопротивления противника, не предпринял мер охраны, даже не организовал разведки. В результате батальон был захвачен врасплох и разбит. Более 60 солдат и офицеров были пленены немцами, до 100 человек убиты, остальные разбежались. Жертвой беспечности стали также командир батальона майор Калашников, адъютант батальона и зам[еститель] комбата по политчасти. Все они были зверски избиты и расстреляны противником»[773].

Согласно советским документам, в Малой Каменице в тот день понес потери не только стрелковый батальон, но и подразделения 843-го артполка, вероятно, приданные ему в качестве усиления. Точно известно о, как минимум, шести погибших, среди которых один офицер – начальник разведки полка лейтенант Александр Пырьев – и 25 пропавших без вести военнослужащих из его состава. 19 человек непосредственно являлись номерами орудийных расчетов, что позволяет предположить, что трофеями шуцкоровцев и моряков стали несколько орудий, скорее всего 76,2-мм ЗИС-3[774].

Через несколько дней, при повторном занятии села Красной армией, в одной из ям были обнаружены носившие следы пыток трупы трех советских офицеров. Согласно протоколу, у майора Ивана Калашникова были проткнуты штыком все пальцы, на груди было шесть ран, нанесенных раскаленными щипцами, на шее – следы веревки, левое ухо было отрезано, а левая щека – рассечена, разрублен нос и выколот правый глаз, три пулевые раны были на голове и одна – на правом бедре. На теле лейтенанта Алексея Шаталина имелось шесть пулевых ранений в область живота, ног и груди, отсутствовал правый глаз, были рассечены губы. На трупе лейтенанта Валаршака Нариньяна кроме трех пулевых ранений (в том числе в область переносицы) имелись многочисленные следы ударов на груди и спине[775].

К сожалению, мы практически не располагаем сведениями об участии III батальона в дальнейших атаках на занявшие круговую оборону части 299-й дивизии.

Известно лишь, что в ночь на 28 сентября советскими разведгруппами в районе Малой Каменицы были захвачены 14 пленных из состава РОК, 1-й горной дивизии, 214-го десантно-саперного и 18-го строительного батальонов[776].

30 сентября подразделение Петровского отступило к Ябуковацу, где заняло позиции фронтом на Слатину (то есть на северо-восток), а 2 октября участвовало в ожесточенном бою с возобновившими наступление светскими частями. На следующий день село было оставлено, причем потери, по словам Вильперта, составили 116 человек убитыми и ранеными. В числе погибших был командир 9-й роты гауптман Георгий Думбадзе. С советской стороны в наступлении участвовали 958-й и 960-й стрелковые полки. Первый к вечеру 2 октября был остановлен пулеметно-минометным огнем обороняющихся в 2,5 км северо-восточнее, а второй – в 3 км восточнее Ябуковаца. На следующий день они возобновили атаку и после трехминутного артналета красноармейцы 958-го полка ворвались в село. Советские потери в этих боях точно не известны, но они также были велики: удалось найти данные о гибели на северной окраине Ябуковаца семи человек рядового и сержантского состава из обоих полков, еще четверо получили смертельные осколочные и пулевые ранения. Кроме того, 2 октября в районе села пропал без вести находившийся в разведке лейтенант 958-го полка Николай Ткачев.

Известно также, что частями 233-й стрелковой дивизии 3 октября в районе Ябуковаца были захвачены пятеро пленных – «румын, принадлежащий 8-й [вероятно, 9-й – А.С.] роте и 4 русских, принадлежащих 10-й роте» батальона Петровского. После этих боев остатки шуцкоровского подразделения начали отступление в сторону Пожареваца. На 6 октября в его рядах насчитывалось лишь четыре офицера, неизвестное количество унтер-офицеров и 137 солдат[777]. В отличие от предыдущих боев, под Ябуковацем русские, похоже, действовали отдельно от «морского» батальона. Корреспондент советской газеты «Красная звезда» Константин Симонов писал в эти дни: «Поражает непривычное обмундирование некоторых убитых немцев. Оказывается, это немецкие моряки. В числе прочих войск немцы тянут из Греции отряды морской пехоты. Один из этих отрядов несколько раз ходил вчера в контратаки на Брзу Паланку и почти целиком полег здесь»[778].

Севернее, на правом фланге наступающих советских частей, в этот период разворачивались ожесточенные бои за Доньи Милановац, который обороняла смешанная группировка частей Вермахта. Немалую часть гарнизона составляли подразделения 2-го полка: штаб I батальона (37 человек, командир – майор Иван Севрин), тяжелые взводы I (58 военнослужащих, четыре тяжелых пулемета, три миномета) и III (32 человека, два тяжелых пулемета) батальонов, противотанковый взвод (34 человека, три пушки, ручной пулемет), 3-я и 9-я роты (121 и 69 солдат и офицеров, 12 и 10 ручных пулеметов соответственно). Кроме того, город защищали потрепанный в предыдущих боях I батальон 2-го полка дивизии «Бранденбург» (командир – гауптман Курт Штейдл), горная батарея обер-лейтенанта Рейсингера и 7-я рота 99-го горно-егерского полка 1-й горной дивизии, зенитная батарея Люфтваффе и экипажи нескольких оказавшихся в порту кораблей Дунайской флотилии[779].

Милановац был фактически блокирован частями 25-й дивизии НОАЮ еще до начала советского наступления. В ночь с 24 на 25 сентября батальон XVI партизанской бригады даже предпринял стоившую ему одного убитым демонстративную атаку на позиции вокруг него. Но по-настоящему опасная для гарнизона ситуация сложилась после выхода к оборонительным рубежам советского 109-го стрелкового полка 74-й дивизии: штурм города начался в 14.00 25 сентября, когда его 3-й батальон попробовал с ходу захватить порт. До утра следующего дня им было предпринято девять безуспешных атак, напарывавшихся на упорное сопротивление шуцкоровцев, поддерживаемых огнем артиллерии и бронекатеров. Пробить оборону и взять порт, прикрытый многочисленными бункерами и ДЗОТами, батальону не удалось и в последующие дни, хотя 27 сентября в атаках снова участвовала XVI бригада НОАЮ, потерявшая двух убитыми и четырех ранеными. Советские потери за первые четыре дня составили 11 погибшими и 53 ранеными (в том числе два офицера), было убито 12 лошадей [780].

Потерпев неудачу в попытках штурма, Красная армия перешла к блокаде города, сосредоточив против него все силы 109-го полка и ведя постоянный обстрел. Блокированная группировка также отвечала редким артиллерийско-минометным огнем. 1 октября основные силы батальона «Брандебурга» под командованием обер-лейтенанта Киффера переправились на румынский берег и в течение следующих суток действовали северо-восточнее Свинице. Благодаря этому, ночью гарнизон смог отправить в Белград сопровождаемую канонеркой десантную баржу с ранеными и больными на борту. В Милановаце продолжала оставаться одна рота «бранденбуржцев» (три офицера, 12 унтер-офицеров и 105 солдат, включая 16 легкораненых). По свидетельствам гауптмана Штейдла, советский артогонь, как и налеты авиации, хоть и продолжались в ночное время, но существенного ущерба не наносили – за ночь со 2 на 3 октября урон от них составил лишь два легкоранеными и две поврежденные автомашины[781].

3 октября советские части возобновили наступление в районе порта – двум ротам 3-го батальона удалось к 14.00 подойти на 300 метров к позициям обороняющихся, но в итоге атака захлебнулась. Ночью разведкой был захвачен солдат РОК, на допросе показавший, что порт удерживался группировкой в составе двух усиленных русских рот общей численностью до 400 человек (включая 50 немцев), имевшей шесть автоматических зенитных пушек, три 81-мм миномета, восемь тяжелых и 10 ручных пулеметов. Вечером следующего дня, после 10-минутного артналета и 2,5 часов боя 3-й батальон к 20.00 смог занять доминировавшие над позициями шуцкоровцев высоты. Это стоило ему двух убитыми (включая командира взвода противотанковых ружей лейтенанта Сергея Моторина) и трех ранеными[782].

Тем временем южнее Милановаца шли ожесточенные бои с пытавшимися прорваться к окруженному городу частями 1-й горной дивизии. В этой обстановке блокированный гарнизон не только продолжал оказывать упорное сопротивление, но 6 октября даже предпринял попытку прорыва навстречу своим. По воспоминаниям командира тяжелого взвода I батальона лейтенанта Георгия Черниченко, 3-я русская рота и рота «бранденбуржцев» осуществили атаку на высоты по направлению Мосны и, ценой больших потерь, заняли их, захватив 90 пленных (в том числе трех офицеров), четыре орудия, противотанковые ружья и несколько тяжелых пулеметов[783].

Согласно журналу боевых действий 109-го полка, наступление началось в 9.00 из района порта. В результате немцы значительно продвинулись вдоль идущего параллельно Дунаю шоссе и заняли северные склоны высоты 283 у поворота дороги на Мосну. Против высоты и для перекрытия путей подхода подкреплений к ней были задействованы 1-й и 2-й батальоны полка, но их многочисленные контратаки, как и попытки развить успех со стороны прорвавшихся, закончились безрезультатно. 6–7 октября советские потери составили 43 убитыми и 105 ранеными, были разбиты пять станковых пулеметов и убиты восемь лошадей. По нашему мнению, наступавшими действительно могли быть захвачены трофеи, в том числе пулеметы, записанные штабом 109-го полка как уничтоженные, но если кто-то из красноармейцев и попал в плен, то практически наверняка был расстрелян на месте.

7 октября на румынском берегу в районе Свиньице появились части 734-го стрелкового полка Красной армии, оказывавшие огневую поддержку советским частям под Милановацем. Известно, что в тот день напротив порта утонули трое красноармейцев-саперов полка, вероятно, наводившие под огнем переправу через Дунай[784].

К 8 октября попытка деблокады города провалилась, а положение гарнизона становилось все хуже. «Бранденбуржец» Штефан Рещ вспоминал, что на высоте 283 противники находились на расстоянии 50, а местами и 30 м друг от друга. В общей сложности 7–8 числа ценой больших потерь было отбито 12 советских атак, последняя из которых (в 8.00) – перед самыми немецкими позициями. В итоге в полдень 8 октября 3-я рота шуцкора и 2-я рота «Бранденбурга», под прикрытием обер-лейтенанта Киффера и нескольких солдат, начали отход к Милановацу. В этой обстановке командование гарнизона приняло решение ночью прорываться вверх по течению, оставив для демонстрации взвод 3-й роты РОК (нагнавший колонну на следующее утро). План удался: следуя вдоль самого берега, русские и немцы смогли выйти из котла. В городе пришлось бросить все тяжелое имущество, по возможности уничтожив его. Раненых везли на мулах и ослах, пересадив затем на найденные воловьи повозки[785].

Наступая всеми силами 109-го полка, Красная армия взяла город к 3.00 9 октября. Ее потери за предыдущие сутки составили шесть человек убитыми (в том числе три офицера, включая комсорга полка) и 36 ранеными. Советские документы подтверждают, что большое количество имущества и снаряжения было сброшено отступавшими в Дунай, но говорят и о захвате четырех зенитных пушек, восьми 75-мм орудий, 100 автомашин (все неисправны), 10 тяжелых и 14 ручных пулеметов, 600 винтовок и другого имущества. Некоторое количество солдат, в основном «белогвардейцев», переодевшись в гражданское, осталось в городе, укрываясь на чердаках и в подвалах. В итоге в плен попало 45 человек – военнослужащих РОК, 214-го десантно-саперного батальона, итальянцев и румын. Ответственность за прорыв советское командование возлагало на 6-й батальон XVI бригады НОАЮ, без предупреждения покинувший свой участок – заменившая его советская 9-я рота не смогла перекрыть все пути отхода[786].

В тот же день, около 15.00, между Болетином и Доброй прорвавшиеся попали под сильный минометный огонь преследовавших их советских войск. Несмотря на большие потери, майор Севрин повел своих людей в атаку, но был убит осколком. Принявший командование гауптман Штейдл решил оставить дорогу и увел свой отряд в горы, бросив все оставшееся тяжелое имущество (по советским данным, 70 подвод, шесть тяжелых пулеметов и пушку). На следующий день им удалось соединиться с отступающей на Пожаревац 1-й горной дивизией и приданными той частями [787].

Выше по течению Дуная располагалось еще несколько гарнизонов 2-го полка: два взвода 11-й роты численностью 96 человек при восьми ручных пулеметах дислоцировались в Голубаце, 10-я рота (82 человека, семь пулеметов) – в Бырнице, 1-я (72 военнослужащих, 10 пулеметов) – в Добре и 2-я (89 солдат и офицеров с 10 пулеметами) – в Лепене[788].

30 сентября в Бырнице, спустя ровно год после массового дезертирства бывших красноармейцев из 11-й роты, ситуация повторилась – бежали 18 их товарищей, служивших теперь в 10-й. Организационно они были сведены в один взвод под командованием лейтенанта Игоря Рычкова, с унтер-офицерами из своего числа. Остальной личный состав роты был укомплектован добровольцами из Румынии. В ночь с 29 на 30 сентября дежурный «советский» взвод с оружием покинул позиции, а около 23.00 атаковал своих вчерашних сослуживцев. Через несколько часов прибывший монитор огнем отогнал нападавших, и ночной бой стоил роте лишь одного раненым[789].

Тяжелое положение четырех малочисленных и фактически блокированных подразделений вынудило немецкое командование в первых числах октября срочно эвакуировать их судами в Белград. После этого в долине Дуная остался только один русский гарнизон в Велико Градиште, где размещались штаб III батальона (49 человек, ручной и тяжелый пулеметы, два миномета без прислуги), 4-я учебная рота (172 человека и восемь ручных пулеметов) и взвод 11-й роты (30 человек и четыре пулемета). Связь с ним могла осуществляться лишь по рации в дневное время, а запас патронов составлял 150 штук на человека. В целом штаб 2-го полка к 5 октября полностью утратил связь и управление всеми своими подразделениями за пределами Пожареваца [790].

Хотя первый советский удар был нанесен с территории Румынии, болгарская граница южнее также оставалась спокойной не долго: видя критическое положение частей 75-го корпуса, командование 3-го Украинского фронта решило начать наступление силами 68-го стрелкового корпуса раньше намеченного срока, не дожидаясь развертывания всей своей группировки. В итоге ожесточенные бои на участке вспыхнули в ночь на 28 сентября[791]. Отсутствие достаточных для обороны немецких сил (сосредоточенных для контрудара против 75-го корпуса) привело к быстрому продвижению частей Красной армии.

Одним из подразделений, защищавших район, был I батальон 4-го полка шуцкора (без тяжелого взвода), в первые дни октября усиленно готовившийся к обороне Бора. Оперативно он был включен в состав БГ «Фишер», в которую так же входили конный (31 человек) и артиллерийский (41 солдат и офицер, по два орудия и ручных пулемета) взводы 2-го полка РОК, 2-я и 4-я роты 592-го батальона земельных стрелков (110 человек), «тревожная» (импровизированная) рота лейтенанта Крека, некоторые части 1-й горной дивизии (половина 54-го горного разведотряда, мелкие группы из состава 99-го горно-егерского полка и 54-го батальона), две роты V полицейского добровольческого батальона (80 человек, из мусульман), большая часть горного артдивизиона Куна и девять бронеавтомобилей 468-й роты. Представляется, что среди этих малочисленных и разномастных подразделений русский батальон численностью в 390 человек, представлял одну из основных единиц[792].

На рассвете 4 октября пришел приказ ввиду невозможности переброски подкреплений оставить Бор. На совещании командиров подразделений было решено отходить на Болевац и Парачин. На следующий день отступающая колонна достигла района Злота и разделилась – все небоевые части под командованием коменданта Бора оберст-лейтенанта Вундерлиха и под защитой бронетехники выдвинулись вперед, а остальные остались для их прикрытия. По свидетельствам лейтенанта Гранитова, «немецкий батальон» (вероятно, разведывательный отряд горной дивизии) занял Злот, штабы БГ и I батальона разместились в Подгораце, 2-я и 3-я русские роты заняли высоты восточнее и западнее его, а 1-я рота выдвинулась на юг, к руднику Боговина, для прикрытия моста через Тимок.

Для шуцкоровцев бои начались около 16.00 6 октября, когда советская часть, скрытно проведенная партизанскими проводниками со стороны Метовницы, атаковала 3-ю роту и сбила ее с занимаемого гребня, отбросив на обращенный к Подгорацу скат. Для исправления положения 3-й роте было приказано немедленно вернуть утраченные позиции, для чего ей был придан взвод 2-й роты под командованием лейтенанта Александра Измайлова и импровизированное отделение Гранитова, собравшего всех свободных от дежурства телефонистов, ординарцев и других военнослужащих штаба батальона. Сам он описывал контратаку следующим образом: «Подползши на 20 шагов к засевшим на гребне автоматчикам, мы с громким «ура» бросились в штыки. Не приняв удара, советчики показали тыл. Правее так же раздалось «ура» – это перешел в атаку взвод лтн[енанта] Измайлова, посланный в обход фланга. Повернув отделение и ближайший взвод пол-оборота влево, я скатился в балку и на плечах отходивших оказался на следующем гребне, откуда противник еще продолжал вести огонь. В этот момент откуда-то сбоку я получил пулю в грудь. Позже, уже на перевязочном пункте, я узнал, что красные были отбиты повсюду, и 3-я рота преследовала их около 1 км и захватила станковый пулемет»\ [793]

Наблюдавший в бинокль за контратакой генерал Фишер представил Гранитова (эвакуированного после этих боев на лечение в Германию) к Железному кресту. Так как предыдущий орден, полученный тем за прорыв в Зайчар, вручен еще не был, при награждении произошла накладка и в итоге Владимир ошибочно получил два креста II класса[794].

Кто же был противником шуцкоровцев в этом бою? На позиции БГ «Фишер» вели наступление части 223-й советской дивизии. В тот день шестью батальонами они атаковали Злот, а 2-й батальон 1037-го стрелкового полка, пройдя через Николичево и Метовницу, достиг Сумраковаца и «вел разведку» на Подгорац. На следующий день он продолжил атаки и завязал бой на рубеже 1 км восточнее села. Замкнуть окружение вокруг БГ пытались 1-й и 3-й батальоны 1039-го стрелкового полка, с севера и юго-востока обходившие Боговину. В крайне ожесточенных боях 223-й дивизии удалось заставить немецкие части начать отступление к последнему населенному пункту и к вечеру овладеть Злотом, а к 3.00 8 октября – Подгорацем. Атака на Боговину была осуществлена всеми тремя полками дивизии (1037-м, 1039-м и 1041-м), и к исходу дня 8 октября городок был взят.

В советских документах неоднократно встречаются упоминания о I батальоне. Так, согласно им, в Подгораце был убит «командир роты (белогвардеец)» (вероятно, речь идет о Гранитове), а из 49 захваченных в боях пленных 10 были «власовцами» [795].

Вопреки победным реляциям штаба 223-й дивизии части БГ «Фишер» в этих боях отнюдь не были разгромлены и смогли выйти из намечавшегося котла. Кроме обороны Подгораца, 2-я русская рота в те дни участвовала в ожесточенном бою у Боговины, а 1-я – у Валаконье и 8 октября – в Больеваце. В последнем она потеряла треть своего состава, но смогла удержать позиции и обеспечила прикрытие прорыва остальных частей. Благодаря свидетельствам Дмитро Литвы, нам известны имена погибших при этом стрелков-украинцев Михайло Андрущака, Стефана Залиско, Дмитро Панькивского, Миколы Попова и Миколы Тараса. Общие же потери батальона с момента начала отступления до выхода в долину Моравы 10 октября составили 95 человек[796].

В Больеваце людям Фишера пришлось столкнуться с частями 52-й стрелковой дивизии, 431-й и 439-й стрелковые полки который при поддержке артиллерии вели наступление на город. Бой завязался поздним вечером 7 октября, при этом, по советским данным, удерживавшие оборону немцы оказывали ожесточенное сопротивление и в полночь перешли в контратаку, отбросив наступавших. В течение всей ночи шел ожесточенный огневой бой, к 8.00 утра красноармейцам удалось восстановить положение. Тяжелейшие уличные бои за «каждый дом, кустик, канаву» продолжались до самого вечера, и лишь в 19.00 город и железнодорожная станция были оставлены Вермахтом[797].

Советские потери в этих боях были значительны, хотя крайне сложно сказать, какой их процент был нанесен шуцкоровцами. Точно известно, что в Подгораце были похоронены 29 красноармейцев 1037-го полка, погибших при штурме села. Не менее 20 военнослужащих разных частей 223-й дивизии (в том числе два офицера) были убиты или смертельно ранены 7–8 октября под Боговиной. И, наконец, 17 человек рядового и сержантского состава, среди которых два номера орудийных расчетов 1041-го стрелкового и 818-го артиллерийского полков, в те же дни пропали без вести (в том числе под Подгорацем). Один из пропавших позже вернулся в часть, а двое были освобождены из плена после войны. Принимая во внимание, что район боев полностью остался за советской стороной, можно предполагать, что в случае с остальными речь так же идет о пленных или перебежчиках. Штурм Больеваца, по неполным данным, стоил 52-й дивизии 16 погибшими, включая трех офицеров[798].

Ситуация на белградском направлении тем временем продолжала стремительно развиваться в худшую для немецких войск сторону, из-за чего генералом Фельбером было принято решение об эвакуации ставки командования на юго-востоке в Кральево[799]. Туда же предполагалось передислоцировать и штаб РОК со всеми оказавшимися в сербской столице русскими подразделениями. Первый эшелон с караульной, запасной и рабочей ротами батальона «Белград», а также 1-й и 2-й ротами 2-го полка был отправлен удачно, но дальнейшая реализация плана была сорвана: по мере выхода на оперативный простор и приближению к Белграду советское командование вводило в действие многочисленные танково-механизированные части. На их пути оказались и шуцкоровцы.

С началом советского наступления в Пожареваце на базе штаба 2-го полка была сформирована сводная группа в 70 человек с двумя ручными пулеметами и минометом без прислуги из всех «оказавшихся под рукой» русских военнослужащих, включавшая 18 слушателей унтер-офицерских курсов, 14 человек из взвода выздоравливавших и 14 этапных. Кроме того, имелись саперный взвод (57 солдат и офицеров, два ручных и тяжелый пулемет) и взвод связи из 24 человек[800].

Чуть позже к ним присоединился тяжелый взвод I батальона 4-го полка под командованием лейтенанта Владимира Вишневского. Служивший в его рядах буковинский комсомолец Павлюк впоследствии давал достаточно путаные показания, из которых можно сделать вывод, что после ротации на Белом Камне подразделение отправили в Белград, а потом – на фронт, но в Пожареваце сняли с поезда и выдали новое немецкое оружие. Тогда же стало известно о положении на фронте, что привело к дезертирству. Сам Павлюк, в составе группы из 12 беглецов попал к четникам, которые передали их румынским пограничникам, а те после допроса отправили пленных в штаб 94-го пехотного полка в Оршаве. Оттуда они попали в распоряжение советского военного коменданта[801].

6 октября саперный и тяжелый взводы совместно с подразделениями 4-го полка СДК участвовали в рейде на Петровац (32 км юго-восточнее Пожареваца) и, рассеяв партизан, заняли его[802]. Спустя два дня город был захвачен внезапной атакой усиленного 3-го батальона 5-й гвардейской мотострелковой бригады

и 226-го стрелкового полка 93-й стрелковой дивизии Красной армии. В советских документах можно найти крайне противоречивые сведения об участии РОКовцев в этом бою. Так, согласно журналу боевых действий мотострелковой бригады, в 10.00 наступающие завязали бой с «группой противника численностью до 500 солдат и офицеров (состав из калмыков, итальянцев и русских белогвардейцев)». После часового боя обороняющиеся, потеряв около 100 человек убитыми и 50 пленными, были выбиты из города и рассеяны. В журналах вышестоящих инстанций (57-й армии и 3-го Украинского фронта) говорится о том, что 40 захваченных пленных были из состава 4-го полка РОК. Но в аналогичном документе 93-й дивизии говориться лишь о разгроме «банды Михайловича в 100 человек», хотя и подтверждается взятие 40 пленных[803].

По данным сербских источников, в городе находился III батальон 4-го полка СДК под командованием капитана Аце Стойковича. Накануне, во время возвращения с акции на базу в Пожареваце, он получил сигнал о помощи от группы четников Синиши Оцокольича (вероятно, союзников), блокированных в Петроваце партизанами. Деблокировав окруженных, батальон, вместо продолжения марша, заночевал в городе. Ночью четники скрылись, а добровольцы утром были атакованы и разбиты советскими частями. В числе пленных оказался и капитан Стойкович[804]. Похоже, что русских к моменту начала боя в городке уже не было. В тот же день штаб 2-го полка вместе со взводом Вишневского получил приказ срочно покинуть Пожаревац. Бросив в хаосе эвакуации архив, они вечером следующего дня прибыли в Белград.

С другой стороны, того же 8 октября в шумадийском Марковаце 3-й батальон 5-й мотострелковой бригады действительно столкнулся с шуцкоровцами – вероятно, описания этих двух боев в журнале боевых действий «наложились» друг на друга. Их противником была сводная группа из 10-й и 11-й рот 2-го полка, роты связи и транспортной колонны батальона «Белград» (начальник – гауптман Николай Мамонтов), утром покинувшая сербскую столицу и железной дорогой отправленная в район Кральево. Поздним вечером поезд подошел к Марковцу, где люди были выгружены и получили приказ коменданта станции контратакой отбросить наступающие советские войска. Русские смогли очистить село, но поняв, что имеют дело с авангардом механизированной колонны, отступили к станции. Эшелона там уже не было – один из цальмейстеров, ехавших в составе, приказал машинисту уводить его в Лапово. Уехали и около 50 шуцкоровцев, в основном ездовые транспортной колонны и те, кто успел заскочить в уходящий состав. В данной ситуации группа отступила к Велика Плана. 10-я рота лишилась четырех человек пропавшими без вести (включая счетовода роты немецкого унтер-офицера Бестфалена)[805].

В наградном листе на орден Красной Звезды лейтенанта мотострелковой бригады Василия Татаренко можно прочесть, что при штурме станции он со своим взводом атаковал железнодорожный состав, где погибли 20 и были захвачены в плен 10 солдат противника, сам он при этом был ранен [806]. Возможно, именно этот эпизод побудил цальмейстера уводить состав.

Вечером 9 октября русские перешли в Паланку, а следующим утром выступили из нее на Младеновац – 10-я и 11-я роты шли на флангах колонны, прикрывая противотанковую артиллерию и ведя постоянную перестрелку с партизанами. Лейтенант Алексей Полянский впоследствии вспоминал: «После полдня стал накрапывать дождь, переросший в ливень. Недостроенная дорога превратилась в глинистое месиво. Гусеницы тракторов, тянущих орудия, тонули в грязи, моторы перегревались. Людям рот часто приходилось приходить на помощь артиллеристам и руками вытягивать завязшие в грязи орудия. Огонь партизан в таких случаях усиливался»[807].

Противником в данном случае выступала IV Краинская бригада НОАЮ, к концу дня силами двух батальонов при поддержке батальона III Сербской бригады начавшая наступление на Младеновац. В обороне участвовали и русские, 11 октября занимавшие участок по обе стороны от дороги на Оклетац и к вечеру отбившие четыре партизанские атаки, а на следующий день передислоцированные в район кладбища и продолжавшие вести огневой бой с повстанцами[808].

По утверждениям Полянского, начавшийся вечером 12 октября отход гарнизона стал для шуцкоровцев сюрпризом и был замечен в последний момент, причем ушел и штаб русской группы. Перед самым выходом на белградское шоссе отступающие солдаты 2-го полка были неожиданно ослеплены светом фар и услышали окрик на немецком. Это были арьергардная группа бронетехники, которую Полянский называет «танками «Тигр». Ее командир не ожидал их появления, вероятно, полагая, что город уже пуст, но поняв, кто перед ним, приказал всем немедленно запрыгивать на броню. Через 10–12 км они смогли догнать хвост моторизированной колонны, но в это же время пришло сообщение, что сзади приближаются советские танки. Русским было приказано немедленно покинуть технику, после чего солдаты кинулись вперед, на ходу запрыгивая в автомашины[809].

Кто был этот немецкий офицер, вывезший шуцкоровцев из Младеноваца? Речь идет о 22-летнем оберштурмфюрере Гарри Палетте – командире 1007-го дивизиона штурмовых орудий 7-й дивизии СС «Принц Ойген». Эта часть в тот день выполняла функции «пожарной команды», пытаясь сдержать стремительный бросок рвущейся к Белграду советской 36-й гвардейской танковой бригады. Несмотря на то, что ему были подчинены 200-й танковый дивизион и разведывательный отряд 21-й дивизии СС (в общей сложности около 20 машин), реально Палетта мог рассчитывать лишь на девять своих штурмовых орудий StuG III Ausf. G: приданные легкие французские танки с их 37-мм пушками не могли противостоять Т-34. Умело маневрируя этими немногочисленными силами, он дважды в течение 12 октября (у Грабоваца и в Младеноваце) атаковал советские части, нанося им тяжелые потери [810].

Однозначно можно говорить, что солдаты 10-й и 11-й рот пережили ту ночь только благодаря действиям Палетте: ссадив своих «пассажиров» у Рилье, молодой офицер с подчиненными несколько часов сдерживали напор 36-й бригады, прикрывая отход колонны. Эффективность их действий показывают воспоминания с противоположной стороны: «Бригада снова несла потери, снова горели наши танки. Санитары и местные жители, невзирая на стрельбу, выносили с поля боя раненых, оказывали им помощь и укрывали в своих домах.

В бою погиб вместе с экипажем командир 2-го танкового батальона гвардии майор П.И. Трофимов. Он находился в боевых порядках атакующих танков и погиб в самый разгар наступления. Его молодая жизнь оборвалась мгновенно, на полуслове. Что-то хотел он сказать по радио командиру первой танковой роты гвардии старшему лейтенанту П.В. Мазуру и тут же замолк. Больше его голоса в наушниках танковых шлемофонов никто уже не слышал. […]

Вместе с Петром Ивановичем Трофимовым в бою за Ралью сложили свои головы и многие другие отважные его боевые соратники. Среди них командир танкового взвода гвардии старший лейтенант Петр Исакович Енисеев. Он, как и гвардии лейтенант А.Г. Григорьев в районе Младеноваца, сгорел в танке вместе со всем своим экипажем»[811].

13 октября остатки группы гауптмана Мамонтова собрались в Банице. Бои предыдущих дней стоили 10-й и 11-й ротам двух убитыми, одного раненым и 62 пропавшими без вести. В начавшейся на следующий день обороне Белграда они не участвовали, так как вместе с другими находившимися в сербской столице подразделениями корпуса были выведены через Саву в хорватский Земун [812].

Со стороны Пожареваца и Смедерово тем временем приближалась многотысячная масса отступавших из восточной Сербии войск, объединенных в БГ «фон Штеттнер». В ее состав, помимо частей 1-й горной дивизии, 2-го полка «Бранденбурга» и других немецких подразделений, входили остатки III батальона 3-го полка, гарнизона Доньи Милановаца и присоединившиеся шуцкоровцы из Велико Градиште. Известно, что они участвовали в боях с партизанами X Краинской бригады, периодически атаковавшими фланги колонны, и несли потери от огня советской артиллерии с банатского берега. Но люди гибли не только в бою. Например, по воспоминаниям лейтенанта Павла Тихонова из 4-й учебной роты, 23-летний солдат Соколовский (бывший советский лейтенант) из-за чего-то застрелил сослуживца, своего односельчанина. Военно-полевой суд над ним длился несколько минут, приговор был приведен в исполнение лейтенантом Владимиром Фишером[813].

Командованием армейской группы «Сербия» командиру БГ генерал-лейтенанту Вальтеру Риттеру фон Штеттнеру была поставлена задача прорыва из окружения и выхода на территорию Хорватии, для чего существовало два пути: короткий, через Белград, и длинный, через переправы западнее его. Несмотря на большие сложности из-за необходимости прорыва через сильные боевые порядки противника, был выбран первый, так как наличного запаса горючего для броска к Шабацу не хватало[814].

Но тяжелейшие бои 17 октября показали, что несмотря на некоторые первоначальные успехи, прорыв группировки к Белграду невозможен. Занимавшие оборону на участке части Красной армии и НОАЮ поддерживались огнем артиллерии и реактивных минометов БМ-13, а также получили значительные подкрепления из состава подразделений, выведенных из уличных боев в Белграде. В этой ситуации фон Штеттнер принял решение прорываться на Шабац, уничтожив весь автотранспорт и тяжелое вооружение[815].

Прорыв частей БГ на узком участке у горы Авала превратился в настоящий «марш смерти», когда тысячи солдат и офицеров в считаные часы погибли под перекрестным огнем, арт- и авиаударами. Лейтенант Черниченко впоследствии вспоминал о событиях 18 октября: «Не обращая внимания на жесточайший огонь, наши части, потеряв несколько человек убитыми, перекатились через полотно жел[езной] дороги и по глубокому оврагу вышли на поле перед Авалой. По всему полю, насколько хватал глаз, шли немецкие цепи. Огонь советских бомбометов [минометов – А.С.] не причинял почти никакого вреда. Но опушка леса у подножия Аваль/ опоясалась дымовой завесой – строчили советские автоматы и пулеметы. Во что бы то ни стало нужно было прорвать эту линию и уйти в лес. На нашем участке, например, цепи двигались перебежками, не стреляя, молча. И это было страшно. Люди решили идти на смерть, но добиться своей цели».

Прорвав советскую линию и пройдя Авалу, части Вермахта свернули влево через шоссе и под сильным обстрелом спустились в узкое ущелье. Там взвод Черниченко и остатки 1-го взвода 9-й роты присоединились к отряду из Велико Градиште под командованием майора Евгения Иванова. Совместно с «бранденбуржцами» русские заняли позиции по обе стороны ущелья, в течение всего дня сдерживая атаки и прикрывая отход основной колонны. Оба ординарца майора Иванова в этом бою были убиты, а сам он ранен и 40 минут пролежал на простреливаемом участке, прежде чем лейтенанту Леониду Казанцеву удалось вытащить его. По большинству свидетельств, именно за эти бои последний 4 апреля 1945 г. приказом командующего армейской группой «Е» генерал-оберста Александра Лёра был награжден Железным крестом II класса[816].

Меньше повезло III батальону 3-го полка – из его состава не прорвался практически никто. Гаупт-фельдфебель Алексей Вильперт вспоминал, что майора Петровского он последний раз видел на рассвете 18 октября. Они остановились, рассматривая тела нескольких убитых, когда попали под огонь партизан. Петровский приказал Вильперту оставаться с раненым ординарцем Худенко, а сам побежал нагонять ушедший вперед батальон. Это спасло Алексею жизнь: он прорывался через Белый поток в составе группы из 13 военнослужащих батальона, в основном обозных, позже присоединившихся к отряду из 25 немцев во главе с обер-лейтенантом. Лишь на рассвете 20 октября они встретили более крупную группу «окруженцев» и с ней, спустя еще три дня, вышли к своим. Сам Петровский пропал без вести – во время прорыва его видели сидящим на бревне со стеком в руках[817].

Другой выживший в письме матери пропавшего сослуживца описывал прорыв остатков III батальона: «Когда рассвело, мы оказались у подножия Авалы и попали под сильный орудийный и гранатометный огонь со стороны советских войск и пулеметный и ружейный огонь титовских партизан. В дыму обстрела я увидел падающего лейт[енанта] П[едашен]ко. Юра же лежал на земле и полз в маленький овраг, где, казалось, можно было еще укрыться. Я успел переброситься с ним двумя фразами, спросив все ли с ним в порядке. Его ответ был: «Задело меня, бьют из кустов…»

Я начал стрелять по кустам и приказал открыть стрельбу по кустам нашим солдатам, которые были возле меня. Вблизи от нас упало еще несколько гранат, и я скатился на дно оврага, на время потеряв всех из вида»[818].

В общей сложности к 21 октября в Шабац смогли прорваться около 12000 солдат и офицеров. Ими руководил командир 117-й егерской дивизии генерал-лейтенант Август Виттман – фон Штеттнер пропал без вести. Несмотря на крайнее утомление людей, эти силы были немедленно переброшены для прикрытия фронта на Дрине[819].

Части РКвС в долине Моравы, октябрь-ноябрь 1944 г

Если первую свою задачу на территории Сербии – взятие Белграда – советские войска выполнили достаточно быстро и относительно легко, то в случае со второй – отсечением армейской группы «Е» от путей отступления в Хорватию – дело обстояло гораздо сложнее. При этом в составе войск, противостоявших удару Красной армии на запад, оказались несколько отдельных групп РКвС, на начало второй декады октября разбросанных от Чачака на северо-западе до Ниша на юго-востоке. Среди них был III батальон 4-го полка (усиленный учебной командой и противотанковым взводом), продолжавший нести охрану участка железной дороги Сталач – Ниш. Активные боевые действия для него начались 10 октября, когда несколько охраняемых станций были атакованы III Сербской бригадой НОАЮ.

По воспоминаниям майора Трескина, сообщения о нападениях стали поступать практически одновременно в 11.00. Гауптман Иван Патаридзе докладывал, что он с основными силами своей 11-й роты окружен на станции Джунис, боеприпасы заканчивались. Трескин приказал держаться сколько возможно, а затем отходить через Крушевац на Кральево. Первый натиск был отбит – 3-й партизанский батальон не смог сломить сопротивление защитников и, потеряв двух убитых и трех раненых, отступил, ограничившись уничтожением 70 м дорожного полотна и повреждением ближайшего моста. Но в конечном итоге гарнизон Джуниса был вынужден отойти к Кральево (точные обстоятельства установить не удалось).

Иной была ситуация южнее: станция в Донья Любеше была захвачена 4-м батальоном бригады ценой ранения одного повстанца. Охрана объекта из состава 10-й роты потеряла несколько человек ранеными, включая лейтенанта Владимира Шатилова, а когда закончились патроны, вплавь отошла на другой берег Моравы. По партизанским данным, в здании станции остались шесть трупов, был захвачен один пленный, несколько итальянских винтовок и униформа итальянского образца. Взвод 11-й роты, оборонявший следующую станцию Корман, израсходовав патроны, также переплыл Мораву и оставил объект 1-му батальону повстанцев[820].

Раненый в этом бою лейтенант Шатилов был эвакуирован в лазарет в Салониках, откуда в том же месяце морем отправлен в Италию. Но госпитальное судно было перехвачено английской подлодкой и отконвоировано в Александрию – офицер находился в британском плену до 1948 г[821].

В 16.00 11 октября батальон получил приказание 809-й полевой комендатуры отходить в Ниш и к 22.00 того же дня сосредоточился в заполненном войсками и обстреливаемом советской артиллерией Алексинаце. По утверждениям Трескина, утром 13 октября он по собственной инициативе, якобы, предпринял атаку на занятые Красной армией Рутовцы, с целью дальнейшего прорыва на Кральево (то есть в сторону, обратную указанной в приказе). Красноармейцы были застигнуты врасплох и опомнились, лишь когда юго-западная окраина села была захвачена взводом 9-й роты под командованием лейтенанта Владимира Березина. Ценой потери шести ранеными III батальон заставил обороняющихся хаотично отступать на восток, бросив 32 груженные оружием подводы. Реализации дальнейших планов Трескина помешал новый категорический приказ 809-й комендатуры, в результате чего шуцкоровцы к 10.00 вернулись в оставляемый Алексинац [822].

Эти утверждения представляются крайне сомнительными. Накануне Рутовцы были заняты 1-м батальоном 32-го стрелкового полка 19-й стрелковой дивизии. В советских документах достаточно подробно описаны атаки на только что занятый населенный пункт, осуществлявшиеся немецкими частями с 20.00 12 до 2.00 13 октября, но ни слова не говорится об описанных выше событиях. Наоборот, в 8.00 батальон перешел в наступление на Алексинац и занял село Бабовиште[823].

В конечном итоге люди Трескина прибыли в Ниш и на следующий день приняли участие в общем прорыве немецкой группировки (костяк которой составляли части дивизии «Принц Ойген») из блокированного города в сторону Прикуплья. Ожесточенный бой разгорелся около 11.00, когда после переправы колонны через Мораву, на всем протяжении шоссе, она была атакована повстанцами и попала под шквальный огонь болгарской артиллерии. От реки до села Александрова с юга наступала XV Сербская, а дальше до Югбогдановаца – XXIX Сербская бригада НОАЮ, на фланге перекрывал дорогу болгарский танковый полк [824].

Ill батальон успел «проскочить» горящий мост и практически сразу развернулся в боевой порядок: 9-я (понесшая особенно тяжелые потери от артогня) и остатки 11-й роты вступили в бой с наступающими, 10-я как резерв залегла в посадках кукурузы с другой стороны шоссе, учебная команда под руководством лейтенанта Николая Назимова была выслана на северо-запад в сторону гор, а противотанковый взвод развернут в сторону Ниша для предотвращения атак с тыла. Около 14.00 ситуация для прорывающихся усложнилась еще больше, так как в небе появились советские штурмовики, раз за разом атаковавшие и наносившие огромный ущерб открытой колонне. В таком положении шуцкоровцы вели бой до 18.00, когда, под прикрытием сумерек, вместе с остальными войсками отступили в горы[825].

Воздушные удары по колонне в тот день наносили в общей сложности 24 штурмовика Ил-2 из состава 189-й штурмовой авиадивизии, один из которых был сбит зенитным огнем под Прикупльем, а другой не вернулся из боевого вылета[826].

Преследования со стороны занявших Ниш болгар немцам удалось избежать, так как те занялись грабежом брошенных в городе складов. Несмотря на тяжелые потери при прорыве (около 1000 человек, в том числе много попавших в плен), к ночи к горному массиву Ястребац все же пробились около 4000 солдат и офицеров с 1200 лошадьми. Авангард колонны прорвался к Прикуплью. Партизаны, по их данным, захватили 700 пленных и большие трофеи, еще 400 участников прорыва погибли. Собственные потери составили 19 убитыми и 40 ранеными, потери болгар неизвестны [827].

Урон III батальона был огромен. В частности, в плен попала вся санитарная часть, включая батальонного врача Василия Тимченко и сестру-хелферин Злату Четыркину. Ее судьба неизвестна, а Тимченко смог через год освободиться из болгарского плена и выехать в Мюнхен. Известно, что врач был среди пленных, захваченных в тот день 4-м батальоном XV партизанской бригады[828].

В течение следующих дней люди Трескина в числе остальных прорвавшихся безостановочно (и днем, и ночью) шли по горам с целью выйти к долине Ибра. Отсутствовала еда, многие раненые не выдерживали и стрелялись. Вероятнее всего, с собой покончил и командир 10-й роты гауптман Николай Голеевский (точно установить причину его смерти не удалось). Физическое истощение привело к тому, что по ночам многих мучили галлюцинации: «представлялось, что двигаешься по какому-то древнему храму, принимая вековые стволы деревьев за колонны, то вдруг все кругом «исчезало» и погружаешься в какое-то небытие». Завершился переход 20 октября выходом к занятому немецкими войсками Брусу[829].

14 октября советскими и партизанскими частями был взят и Крушевац, чему предшествовали события, наглядно показывающие всю запутанность политической ситуации в Сербии. Четники Расинско-топлицкой группы корпусов под командованием Драгутина Кесеровича решили воспользоваться немногочисленностью немецкого гарнизона и накануне неожиданно потребовали его капитуляции. Заняв город до прихода Красной армии (с которой они одновременно вступили в контакт) и доказав свою антинемецкую ориентацию, они рассчитывали вести собственную политическую игру, в чем им должен был помочь американский офицер связи при штабе Кесеровича лейтенант Элсфорд Крамер. К равногорцам присоединилась городская СДС. Но ультиматум был отвергнут, и утром 14 октября началась срочная эвакуация немецких войск.

5-я и 7-я роты 5-го полка выдвинулись на Кральево, сопровождая гужевой обоз «Принца Ойгена» из 50 подвод. Лейтенант Александр Политанский вспоминал, что у казармы СДС они были остановлены потребовавшими капитуляции стражниками. Командир 5-й роты обер-лейтенант Николай Протопопов смог отвлечь внимание сербов переговорами, а отправленный в обход взвод лейтенанта Юрия Драценко быстрой атакой захватил здание, взяв в заложники командира стражи. Забрав пулемет и легкий итальянский миномет, русские продолжили движение.

На выезде из города были встречены немецкие танки, командиру которых было сообщено о произошедшем. Позже он прислал на усиление одну машину, экипаж которой сообщил, что танкистам также предложили сдаться, на что те ответили огнем, нанесшим равногорцам тяжелый урон. В районе Стопаньи был обнаружен подорванный поезд и окопавшиеся рядом четники, открывшие огонь по шуцкоровцам. В скоротечном бою нападавшие были разбиты, в том числе благодаря помощи танка, который расстрелял несколько домов, заставив сдаться укрывшихся в них повстанцев. Потери русских составили пять человек ранеными, были освобождены около 80 пленных[830].

Олег Плескачев вспоминал: «Вдруг во главе колонны послышались выстрелы и крики, заставившие нас рассыпаться в цепь. Выстрелы перешли в перестрелку, а крики в команду:

– Примкнуть штыки! Примкнуть штыки!

С винтовками наперевес прочесываем сливовую рощу («шливар»). В поле зрения попадает опрокинутый паровоз, перевернутые вагоны и… разбросанные вокруг трупы солдат. А на опушке рощи видны окопчики с засевшими в них нашими коварными «союзниками» – сербами-четниками. Встречают нас жидким огнем, а мы с налету берем их в штыки. Ни выстрела – бьем прикладами, слышны лишь стоны да тяжелое дыхание со свистом вырывающееся из груди.

Не выдержав рукопашного боя, четники бегут, бросая оружие, и исчезают в ближайшей роще. Нас окликают по-русски. На лужайке с радостными лицами сидят и лежат солдаты».

Среди погибших и освобожденных пленных были и немцы, и шуцкоровцы, некоторые были ранены. Позже на марше произошел эпизод, когда пленные четники пытались воспользоваться возникшей суматохой из-за того, что увиденный в небе собственный истребитель был принят за советский, и совершить побег. Удалось это далеко не всем: многие были убиты перекрестным огнем до того, как достигли посадок кукурузы, где они, в довершение, были обстреляны истребителем, который улетел, приветственно покачав крыльями пехоте[831].

Всего в братской могиле у Стопаньи были похоронены семь погибших при нападении на поезд солдат. Согласно докладу Кесеровича, потери четников в этом бою только убитыми составили 21 человек, включая начальника штаба Расинского корпуса капитана I класса Божидара Божовича [832]. Колонна прибыла в Кральево ранним утром 15 октября, в то время как 6-я рота вышла из окружения к Рашке только спустя пять дней.

В самом Крушеваце, благодаря появлению танков, большая часть немецкого гарнизона благополучно покинула город, хотя четникам удалось захватить некоторое количество пленных и большие трофеи с военных складов. Но после прибытия советских частей ситуация с самого начала пошла не так, как рассчитывали равногорцы. Кесерович вспоминал комментарий одного из красноармейцев, разглядывавших символику четников, примерно звучавший как: «Ё… твою мать монархистскую, это нужно разоружить и зарезать [вероятно «перерезать» – А.С.]». Последующие переговоры в гостинице «Париж», на которых он требовал передать город под контроль англо-американских войск, закончились задержанием лейтенанта Крамера (позже переданного американской миссии в Софии) и бегством через черный ход самого четницкого воеводы. В это же время по городу красноармейцы и партизаны, не мешкая и действуя предельно жестко, разоружали и арестовывали его людей – всего 52-й дивизией было захвачено 1390 равногорцев и 386 немцев[833].

Среди пленных были и русские, вероятно, из числа отставших от своих или оставшихся в городе дезертиров (одного из них упоминает Плескачев). Лейтенант Крамер в своем официальном докладе писал, что в тот же вечер видел промаршировавшую мимо него группу пленных шуцкоровцев, а затем слышал выстрелы, доносившиеся с той стороны, куда их отвели[834].

К этому времени Драголюбом Михайловичем был издан приказ всем силам ЮАвО отступать из Сербии в Боснию. Предписывалось по возможности взаимодействовать с Красной армией и ни в коем случае не вступать с ней в конфликт[835]. Соединение колонн произошло на высотах в районе Чачака. При этом немецким командованием четники продолжали считаться, по крайней мере, нейтральной, если не союзной силой. Но это было не так: равногорцами был получен приказ их командующего в Сербии Мирослава Трифуновича всеми силами атаковать и захватить город. Насколько можно судить, не все командиры отступающих были настроены вступать в борьбу и, согласно докладу поручника Стевана Войновича, в нападении 16 октября участвовали лишь Южно-моравская группа корпусов (1500 человек) и штабная рота IV группы ударных корпусов майора Драгослава Рачича. Им удалось захватить немецкие опорные пункты в окрестностях города, но на этом успехи закончились[836].

В тот день в полном составе и без сопротивления были взяты в плен 1-я и 2-я роты 2-го полка, как уже писалось выше, переброшенные в район из Белграда. Первая из них размещалась в селе Коневичи юго-восточнее города, а другая – за мостом в 1,5 км северо-восточнее его. Точные потери нам установить не удалось, но известны имена 33 пропавших без вести из их состава (включая гауптмана Николая Бреннеке, лейтенанта Василия Кутузова и военного чиновника Владимира Рыбушкина)[837].

Часть пленных (обер-лейтенант Алексей Кубаркин, солдаты и унтер-офицеры Дмитрий Ляшенко, Евгений Андреев, Александр Жилин и другие) впоследствии смогла бежать и присоединиться к своим. Один из них, молодой радист 1-й роты Юрий Доманский[838], в своих воспоминаниях объясняет, почему подразделение сдалось так легко: по его словам, село было заполнено четниками еще до их нападения («куда ни глянешь, всюду торчат бородищи»). При захвате он успел сжечь радиошифры. Доманский точно называет номер штаба равногорского соединения – «110» (Южно-моравская группа корпусов) и вспоминает, что по приказу его командира (майора Младена Младеновича) за попытку побега были расстреляны ротный фельдфебель и еще один пленный[839].

Накануне в Чачак прибыли I батальон и штаб 4-го полка. Замещавший командира 1-й роты лейтенант

Алексей Рышков вспоминал: «Я проснулся от толчка, кто-то меня будил. Открыв глаза, я увидел перед собой наклоненное лицо офицера для связи, кричавшего: «Schnell! SchnęII/»[840]

Не прошло и нескольких минут, как рота, поднятая по тревоге, бежала вдоль улицы. На ходу хауптман объяснил мне, что четники разоружают 2-ю роту 2-го полка, полковника Бреннеке. Когда мы перебежали по мосту через речку, отделявшую Чачак от села Любичево [правильно – Любич – А.С.], с той стороны застучали автоматы, но хауптман не остановился, он только чуть присел и побежал еще быстрее. Я бежал за ним. […] Вдали по склону горы, сплошь покрытой высоким кустарником, по узкой тропинке уходили четники, уводя с собой нашу роту. Нам было видно, как хвост колонны скрывается за поворотом.

Несколько очередей из пулемета заставило их рассыпаться, но только пара вьючных лошадей, принадлежавших раньше роте, вернулась домой. В это время открылась дверь вагона и оттуда выглянула испуганная физиономия продовольственного унтер-офицера, звали его Гришей, фамилии не помню. На радостях освобождения он стал раздавать нам продукты»[841].

Группа шуцкоровцев была захвачена в тот день в плен и при другом эпизоде. 15 октября к коменданту Чачака прибыли четницкие представители из только что отбитой равногорцами у НОАЮ Пожеги с просьбой о немедленном оказании помощи. В ту же ночь им на помощь были высланы 1-я и 2-я роты и тяжелый взвод I батальона 3-го полка под командованием майора Адольфа Ендржеевского. Достигнув города, походная колонна неожиданно оказалась окруженной четниками на центральной площади – все прилегающие улицы были перекрыты пулеметами, огневые точки были и в окнах домов. К командиру равногорцев были отправлены батальонный адъютант обер-лейтенант Федор Думский и немецкий офицер связи гауптман Фукс-Эгер. По показаниям их шофера, находившегося в соседнем помещении, услышав требование о сдаче, оба офицера схватились за пистолеты и были расстреляны в упор.

Ендржеевский принял решение сдаться, после чего военнослужащие отряда были разоружены и ограблены (в первую очередь отбирали часы и обувь). Вечером следующего дня они были освобождены и вернулись в Чачак, за исключением 50 человек, перешедших на сторону четников или отставших на обратном пути и вынужденных вернуться в Пожегу. Эти последние, включая обер-лейтенанта Николая Любомирова, бежали спустя 10 дней в Сиенице, присоединившись к немецким частям, где были немедленно поставлены на довольствие и обуты[842]. Засада была организована Авальским корпусом ЮАвО. Согласно докладу его командира Светисла-ва Трифковича, корпус захватил два тяжелых и четыре легких миномета, а также три тяжелых и один ручной пулемет. Остальное оружие взяли другие части, не участвовавшие в нападении[843].

Немецкое командование смогло быстро оценить возникшую угрозу – в тот же вечер в Чачак была выслана 5-я рота 5-го полка РКвС, усиленная штабом II батальона и двумя тяжелыми пулеметами. В Кральево остались 7-я рота обер-лейтенанта Яблокова-Ханзорья-на, два взвода которой охраняли продовольственные склады, и командир батальона, майор Сергей Шебалин, разместившийся в казармах с восемью солдатами и тремя автомашинами[844].

Накануне в Кральево прибыл прорвавшийся под Марковцем эшелон с остатками этапной группы гауптмана Мамонтова. Эти немногочисленные солдаты и офицеры, в основном из транспортной колонны, усилили 5-ю роту, а гужевые повозки облегчили марш. По воспоминаниям участников прорыва, бой начался около 22.00, когда колонна попала под перекрестный, но не эффективный обстрел четников. Удачнее вели огонь шуцкоровцы – «слышны были крики, стоны и характерное для сербов «яуканье». От взрыва бомб [выстрелов взводных минометов – А.С.] загорелся дом, стоящий у шоссе, потом сарай». Рядом с горящими постройками были видны трупы повстанцев, а, по словам лейтенанта Политанского, в расстрелянном доме его взводом был найден труп четника и захвачен немецкий пулемет. У равногорцев был также отбит немецкий санитарный грузовик и освобождены два ехавших в нем солдата. Около 2.00 началась повторная и более сильная атака («очевидно, две банды соединились»), но и она не помешала русским примерно через три часа достичь Чачака. Известно, что в ночном бою ранение руки получил лейтенант Беззабава, а перевернувшейся повозкой был придавлен ездовой Василий Пасульченко [845].

Потери четников установить не удалось, но упоминавшийся выше поручник Войнович, сам получивший тяжелое ранение, писал в своем докладе о «напрасных и ненужных жертвах» в этих боях. Можно предположить, что они были достаточно велики. В итоге колонна ЮАвО продолжила отступление на Гучу и Иваницу, оставив под Чачаком «дожидаться» соединения с Красной армией лишь II Равногорский корпус капитана Предрага Рачича[846].

Штаб советской 93-й стрелковой дивизии вступил в контакты с сербскими монархистами еще 14 октября, сразу после занятия Горни Милановаца. При этом окружной комитет КПЮ в известность о них поставлен не был. Дошло до того, что когда в город вошла группа четников, его секретарь приказал командиру Чачакского партизанского отряда Адаму Бабичу разоружить их, но акции помешали красноармейцы. 18 октября в селе Брчаны прошли переговоры Рачича с замполитом 93-й дивизии подполковником Григорием Беловым. Обязательным условием Рачич ставил сохранение за собой права на самостоятельное руководство и принятие решений. Санкция на совместные действия с советскими силами была получена им лично от Михайловича, и на следующий день, несмотря на протесты НОАЮ, соглашение о сотрудничестве было заключено. Всего Рачич предоставил Красной армии 2200 человек, имевших на вооружении легкую пушку, 17 минометов, 170 пулеметов и 41 пистолет-пулемет. Советским офицером связи при штабе четников был назначен капитан Точиев[847]. Также, по собственным утверждениям Рачича, его люди передали командиру 129-го стрелкового полка 93-й дивизии подполковнику Муллояну Гадельшину 340 пленных немцев и «белогвардейцев» (вероятнее всего, военнослужащих 2-й роты 2-го полка)[848].

В регионе оперировал также II батальон 4-го полка, после отступления с Белого Камня задействованный для охраны железнодорожной линии Кральево – Лапово и по состоянию на 8 октября занимавший в общей сложности 12 объектов (станции, мосты и туннели) на участке с 3-го до 75-го км магистрали. Его общая численность составляла 16 офицеров, 40 унтер-офицеров и 366 солдат. 14 октября зона ответственности была перенесена на юг – на участок от Милатоваца до Витановаца, а еще спустя два дня подразделение участвовало в отражении атаки 1-го батальона VI Восточно-боснийской бригады НОАЮ на станцию Книч. По югославским данным, всего в ходе боев в районе Крагуеваца 14–21 октября ею были захвачены в плен 12 «белогвардейцев»[849].

Так как батальон оттягивался к Кральево, более активного участия в боях ему удавалось избежать. Следующее боестолкновение произошло 19 октября у Витановаца, где противником русских выступали уже не только повстанцы, но и красноармейцы. В тот день 2-й и 3-й батальоны III Сербской бригады атаковали село и высоту 251, но не сумели сломить немецкое сопротивление, а усиленный 4-й батальон той же бригады и одна советская рота, наоборот, сами отражали атаки в районе Чукойвацкого кладбища. В общей сложности партизаны лишились 11 бойцов погибшими и 25 ранеными[850]. Действовавшая на участке советская рота была из состава 431-го стрелкового полка 52-й стрелковой дивизии или из 16-го отдельного штурмового стрелкового батальона, а с немецкой стороны, кроме русских, оборону держала БГ «Хан» – саперный батальон дивизии «Принц Ойген»[851].

22 октября II батальон занял позиции для охраны дороги Чачак – Кральево, а его 6-я и 7-я роты в тот же день отбили атаку повстанцев на немецкий обоз в селе Слатина. Командный пункт подразделения развернулся в том же населенном пункте[852].

Затишью, установившемуся в районе Чачака, пришел конец вечером 21 октября, когда 2-й батальон 129-го стрелкового полка 93-й советской дивизии вышел на южную окраину села Прельина и стал готовиться к штурму города. Понимая, что столкнулось с крупным узлом обороны, советское командование срочно перебрасывало в район дополнительные силы: 23 октября на помощь 129-му полку был отправлен 51-й. Из числа местных союзников, кроме четников, юго-восточнее города была задействована II Краинская, а чуть позже и VI Пролетарская бригада НОАЮ. Они поддерживались группировкой артиллерии, причем речь идет не только о 100-м артполку 93-й дивизии, но и о реактивных минометах БМ-13 фронтового подчинения. Также штаб 3-го Украинского фронта предоставил для участия в штурме 23-й огнеметный батальон[853].

Противостоявшие им силы представляли собой объединенные в рамках отдельных групп разрозненные и немногочисленные подразделения ротного и батальонного уровня, в том числе ряд «тревожных» рот, две из которых насчитывали 39 и 40 человек. Они имели на вооружении максимум несколько десятков полевых и зенитных орудий и некоторое количество легких танков 12-го отряда специального назначения. К слову, шуцкоровцы были не единственными русскими среди обороняющихся – 35 наших соотечественников числилось в группе подносчиков боеприпасов 1-й горной дивизии.

Насколько можно судить, большая часть сил РКвС осталась в подчинении комендатуры Чачака и находилась во второй линии. Исключение составляли 11 – я рота и артиллерийский взвод 4-го полка. Первая числилась в составе группы «Даниель» (включавшей также 696-й отряд полевой жандармерии с отправленной на его доукомплектование «тревожной» ротой оберцалмейстера Хелларда и 3-ю роту 33-го отряда дальней разведки Люфтваффе), которая, в свою очередь, входила в БГ «Зонтаг». Артвзвод непосредственно подчинялся штабу «Зонтага» и два его 65-мм горных орудия составляли половину артиллерии группы[854].

23 октября ожесточенные бои развернулись за пригородное село Любич. Информация сторон об их ходе сильно отличается. Согласно эмигрантским источникам, немецкая атака на населенный пункт была назначена на 8.30 утра. В числе выделенных для участия в ней подразделений была 1-я рота 4-го полка, усиленная двумя отделениями 2-й. Первые потери русские понесли еще за 20 минут до нее, когда артиллерийский снаряд разорвался рядом с наблюдательным пунктом, где находилась группа офицеров. На месте были убиты командир

4-го полка оберст Борис Гескет и обер-лейтенант Алексей Дуброва, смертельное ранение получил обер-лейтенант Николай Протопопов и легкое – майор Михаил Голубев. Под обстрелом находились и центральные районы города, где размещалась большая часть шуцкоровцев, которые понесли значительные потери в личном и конском составе [855].

По советским же данным, днем красноармейские саперы смогли под минометно-пулеметным огнем подобраться к мосту между Любичем и Чачаком и, перерезав провода, предотвратить его подрыв. Лишь вечером немцы начали сильную атаку и заняли село, отбросив части 129-го полка на северо-восток. Точные потери Красной армии не известны, но есть информация о гибели одного ефрейтора-сапера[856].

Алексей Рышков вспоминал, что кроме его роты с приданными отделениями под командованием лейтенанта Измайлова, для атаки были выделены две «сборные» немецкие роты. Он подтянул своих людей к переправе утром, разместив их в подвалах ближайших домов, а немцы скрытно перешли на другой берег с вечера. «С рассветом противник начал обстрел, а ко времени начала наступления открыл такой ураганный огонь, что услышать, сидя в подвале, свистящие ракеты [сигнальные – А.С.], мне было бы совершенно невозможно. Захватив связных и переводчика, я выскочил из подвала и, пробежав шагов полтораста по открытому месту, прыгнул в окоп. Еще во время бега я видел, как снарядом сбило телеграфиста, тянувшего провода. Окоп был небольшой, человека на четыре. На его дне лежало трое убитых, я упал прямо на них, мне на голову свалился Д[роздовский] и кто-то из связных, остальные прыгнули в соседний окоп.

Снаряды падали так часто и так близко, что нас все время засыпало землей. Мы сидели, прижавшись друг к другу. Первого убитого я узнал сразу, это был ординарец подполковника Голубева, он лежал вниз лицом вдоль окопа у задней его стенки. Сбившиеся шлемы закрывали лица других. Отодвинув их, я к ужасу узнал в них полковника Гескета и обер-лейтенанта Дуброву. […] Захватив автомат у убитого ординарца, мы перебежали в соседний окоп.

Ровно в назначенное время наша артиллерия открыла огонь. Вся гора сразу осветилась разноцветными огоньками, которые, разрываясь, оставляли маленький дымок. Скоро противник был принужден замолчать и мы вздохнули свободней». Целью атаки был выход к расположенной за Любичем горе с большим памятником[857]. 1-я рота действовала во втором эшелоне и участвовала лишь в одной перестрелке. Но при этом была потеряна связь с отделениями лейтенанта Измайлова (через реку они переправлялись по пешеходному, а люди Рышкова – по железнодорожному мосту) [858].

На следующий день приказом командующего XXXIV корпуса генерал-лейтенанта Фридриха-Вильгельма Мюллера во временное командование 4-м полком вступил майор Евгений Шелль[859].

Тем временем советская сторона, используя подошедший 51-й стрелковый полк, 24 октября организовала контратаку на Любич. Бои носили крайне ожесточенный характер – немцы дважды переходили в наступление: в 13.00 атаке подвергся 3-й батальон 51-го полка, а в 16.00 до 200 пехотинцев при поддержке артогня нанесли удар по 2-му 129-го, стремясь прорваться в стык между советскими частями и зайти ему в тыл. К концу дня Любич был взят 51-м полком, советские потери под ним и южнее, под Прельиной, за сутки составили 12 убитыми и 47 ранеными[860].

По воспоминаниям Рышкова, 1-я рота занимала позицию у горы с памятником, упиравшуюся правым флангом в обрыв. Ночью было слышно, как красноармейцы накапливались в овраге, а на рассвете они перешли в наступление, стремясь вклиниться между русским 2-м взводом и левофланговой немецкой ротой. Примерно через четыре часа боя им это удалось, немцы начали отступать, а 2-й взвод фактически оказался в окружении, из которого ему удалось вырваться только через час. Отстреливаясь, рота Рышкова отошла к Любичу, где получила новую задачу: «ночью, карабкаясь по горе, мы вышли на позицию, которую без особых усилий удерживали пару дней». По истечении этого срока подразделение снова вернулось в Чачак и заняло позицию у моста.

Вечером 26 октября 51-й полк снова был выбит из Любича, причем его командир, полковник Василий Ухабатов, в это время пьянствовал и пренебрегал своими обязанностями, дезинформируя штаб дивизии ложными донесениями. По словам Рышкова, село фактически представляло собой нейтральную полосу, а 1-я рота занимала берег со стороны Чачака и бункер у моста с другой стороны[861].

К этому времени дислоцировавшиеся в городе русские части подверглись переформированию. Приказом генерал-лейтенанта Мюллера от 25 октября 1-я, 2-я и 11-я роты 4-го, 5-я рота 5-го, караульная, запасная и транспортная роты батальона «Белград» переформировывались в I и IV батальоны 4-го полка. Первый из них (четыре роты, командир – майор Шелль, немецкий офицер связи – лейтенант Крек) тактически подчинялся БГ «Зонтаг» и должен был пополняться молодыми военнослужащими, а второй (три роты, командир – майор Шебалин, офицер связи – обер-лейтенант Штенбреде) – переходил под командование комендатуры Чачака и комплектовался лицами старших возрастов. Состав и задачи II батальона (командир – майор Николай Попов-Кокоулин, офицер связи – лейтенант Шёне) остались прежними, подразделение находилось в подчинении штаба XXXIV корпуса. При этом фактически 4-й полк прекратил существование как организационная единица – его штабная рота была расформирована, а люди так же отправлены на укомплектование частей. Высвободившийся немецкий рамочный персонал во главе с гауптманом Вагнером был переведен в структуры БГ «Зонтаг»[862].

Не упомянутая в приказе 3-я рота 4-го полка, вероятно, была расформирована ранее. В то же время причина, по которой в нем не фигурируют остатки I батальона 3-го, а также штаб и 7-я рота II батальона 5-го полков остается не ясной – все эти подразделения так же пополнили упомянутые выше батальоны. Интересно, что Штейфон был недоволен реорганизацией и 26 октября радировал Шеллю: «Прошу доложить генералу Мюллеру, что 4-й полк не может быть расформирован до назначения нового командира полка»[863]. Данное требование осталось без удовлетворения.

2 ноября I батальон был переброшен на северо-запад от Чачака и занял городок Овчар Баня на берегу Западной Моравы. Задачей была поставлена охрана одной из основных дорог, по которой шло отступление войск из Греции. Русские разместились по всему населенному пункту – штаб, например, занял уцелевшую часть большого полуразрушенного здания у дороги, а команда связи и радиостанция – дом из нескольких комнат на горе Овчар. Часть шуцкоровцев укрепилась и в монастыре «Благовесштенье» на западном выезде из города. Ефрейтор-радист Михаил Лермонтов приводит сказанные в тот же день слова их командира, молодого лейтенанта барона Константина де Боде: «У меня все ребята «оттуда», Бессарабия, Буковина и одесситы, теплая компания, но солдаты хорошие. Если бы не фельдфебель Никущенко, я бы с ними не справился. Он был боцманом на каком-то военном корабле. Ты бы его послушал, когда он их отчитывает на «литературном» русском языке. Они уже успели «достать» бочонок вина [монастырского – А.С.], они все «достают». Никущенко отобрал и выдает по порциям и себя не забывает»[864].

На 24 ноября в рядах I батальона насчитывалось 17 офицеров, 95 унтер-офицеров и 583 солдата, на вооружении имелось две 37-мм противотанковые пушки, четыре миномета, 45 пулеметов, а из материального имущества – два мотоцикла, пять легковых и три грузовых автомашины. Потери за месяц с 25 октября составляли одного унтер-офицера и семь солдат ранеными, еще четыре стрелка дезертировали, а один был расстрелян. Оперативно батальон подчинялся штабу 81-го полка земельных стрелков, который оценивал моральное состояние его личного состава как хорошее, но констатировал целый ряд сложностей и недостатков. Так, вооружение продолжало оставаться целиком трофейным, преимущественно итальянского, чешского и сербского производства, из-за чего снабжение боеприпасами представлялось крайне затруднительным. Отсутствовало снаряжение для горной войны, и ощущалась нехватка средств связи. Крайне необходимы были дополнительные мулы и средства перевозки[865].

Относительно действий в этот период II батальона информации удалось найти немного. Партизан Мирослав Йович из XVIII Сербской бригады вспоминал про ожесточенные бои у Малой Борчи под Кральево во второй половине ноября: «В один из дней вместе с красноармейцами отбили контратаку немцев, в которой немцы имели большие потери: мы насчитали на позициях нашей роты десяток погибших немцев. Мы имели одного погибшего и десять раненых. Было захвачено и несколько белогвардейцев, которых русские сразу расстреляли»[866].

Вывод немецких войск из Греции был успешно завершен к началу зимы, поэтому 30 ноября немцами было оставлено Кральево, а 3 декабря – Чачак. Части 4-го полка начали отступление в Боснию: согласно приказу штаба XXXIV корпуса от 4 декабря, они должны были быть в кратчайшие сроки переброшены в Сараево с подчинением армейской группе «Е»[867].

В эти же дни произошло, вероятно, последнее столкновение РКвС с Красной армией: для выяснения намерений советской стороны в уже оставленный Чачак была выслана разведгруппа. В нее входили радист Лермонтов, ефрейтор Алексей Смирый и Сергей Яценко («лет 25-ти, высокий, в плечах «косая сажень», мешает русские и украинские слова») под командованием лейтенанта де Боде. Ночью им удалось подобраться к городу с южной стороны и поймать пьяного красноармейца (в одном из трактиров шла попойка). Он сообщил, что советские части покидают город и движутся к Белграду. Это подтверждалось и визуальным наблюдением за передвижениями колонн. Передав по рации результаты, разведчики уже начали отходить, когда были атакованы двигавшейся со стороны города цепью советских солдат.

В завязавшейся перестрелке Смирый получил ранение, но смог уйти, а Лермонтов был контужен разрывом гранаты и потерял сознание. Красноармейцы в темноте не заметили его, упавшего на дно оврага и одетого в камуфляжную куртку. Сам он воспоминал, что был найден советской радисткой по имени Анна, голос которой он до этого часто слышал в эфире. Она не выдала его, спрятав в сарае, где несколько дней ухаживала за ним, а накануне передислокации ее части помогла уйти. Догоняя немецкие войска, Лермонтов натолкнулся на трупы двух солдат I батальона, отставших от своих в Ужице и убитых партизанами: «Один, более крупный, с сплошной массой мяса и раздробленных костей вместо лица, и размозженным черепом, из которого вываливался мозг, лежал полуголый, с перебитыми ногами и без пальцев на руках. Другой, меньше и худой, с седеющими висками, с посиневшим окровавленным лицом, весь в зияющих ранах и с распоротым животом, лежал на первом. У обоих были перевязаны руки и голые ноги веревкой». Чуть позже он встретил двух партизан-мусульман, одного из которых застрелил из данного ему радисткой револьвера. Забрав пистолет-пулемет МР и сумку с личными вещами убитых солдат, Лермонтов к вечеру того же дня смог выйти к своему батальону[868].

Части РОК/РКвС в долине Ибра, Черногории и юго-восточной Боснии, октябрь – начало декабря 1944 г

В начале октября в юго-западной Сербии продолжалось противостояние оккупационной армии и Ибрского партизанского отряда. Активное участие в нем принимал и РОК. Так, «ибрцы» докладывали, что 4 октября одна из их рот без потерь со своей стороны нанесла поражение группе из 100 шуцкоровцев и четников в селе Казновичи. Погибли шесть русских и четник[869]. Как и в случае со многими другими партизанскими отчетами, заявленные цифры вызывают у нас большие вопросы.

Гораздо более масштабный бой произошел в ночь с 7 на 8 октября, когда повстанцы пытались захватить Рудницу, удерживаемую конными взводами 3-го и 5-го полков. Штаб Ибрского отряда перед нападением оценивал силы обороняющихся в 100 человек русских и шесть немцев, имевших на вооружении 15 пистолетов-пулеметов, легкий миномет, 10 ручных и четыре тяжелых пулемета. Узлы обороны, по их данным, размещались на станции (25 «старых белогвардейцев» с четырьмя ручными пулеметами), в церкви (пять «бессарабцев» с тяжелым и двумя ручными пулеметами), школе и здании общинной управы (по 20 «бессарабцев» и одному тяжелому пулемету). Миномет находился у дома № 3, посты прикрытия были выставлены на двух участках (15 «бессарабцев» с тяжелым и двумя ручными пулеметами и до пяти «старых белогвардейцев» с двумя ручными соответственно). Повстанцы были хорошо осведомлены о позициях часовых, участках, прикрытых колючей проволокой и минировании. Моральное состояние русских оценивалось как плохое, «бессарабцы», якобы, были склонны к сдаче. 1-й и 2-й батальоны отряда были выделены непосредственно для подавления очагов сопротивления и захвата села, а 3-й для прикрытия. Временем начала атаки устанавливалось 23.00[870].

По словам жены командира конного взвода 5-го полка Петра Голофаева, Нины, на церковной колокольне был размещен советский пулемет «Максим», а в школе напротив – тяжелый итальянский и единый MG. Окна школы были заколочены досками и заложены мешками с песком, лошади стояли в классах, укрытые двойными стенами. Глубоких окопов русские вырыть не успели, как прикрытие использовались снопы пшеницы. В бою организованная оборона довольно быстро рассыпалась – пулемет на колокольне неожиданно замолчал (его или заело, или пулеметчик запаниковал), а итальянский в школе был разбит. Из-за этого повстанцы подошли вплотную к стенам здания, огонь из MG по ним пришлось вести отвесно, из-за чего его эффективность была не высока. Окруженные уже ждали, что противник ворвется внутрь, когда неожиданно «ожил» пулемет на колокольне, а со стороны железной дороги атаковали немцы, находившиеся в стоящем на путях эшелоне. На поле боя остался один труп партизана[871].

По докладу штаба Ибрского отряда, в результате ожесточенного двухчасового боя были захвачены все опорные точки в селе, кроме одного здания и «заночевавшего» на станции немецкого эшелона, который постоянно находился под шквальным огнем, и из вагонов были слышны крики раненых. Трофеи нападавших составили три пистолета-пулемета, 15 винтовок, ракетница и восемь коней, а потери – двух убитыми и восемь ранеными[872].

Спустя неделю в приказе по 3-му полку оберст Борис Гонтарев отметил «исключительную доблесть и выдержку» в бою фельдфебеля конного взвода полка Александра Гарденина и стрелка Георгия Панаглюка, которых он представил к Железным крестам II класса. За ночь погибли пять (включая командира конного взвода 3-го полка лейтенанта Владимира Леонтьева) и получили ранения 11 шуцкоровцев[873].

10 октября один из батальонов Ибрского отряда подорвал, обстрелял и забросал гранатами шедший из Кральево в Рашку поезд. Среди раненых был и возвращавшийся из лазарета командир III батальона 5-го полка майор Евгений Шелль [874].

В течение месяца, на фоне общей обстановки, ситуация для шуцкоровцев продолжала ухудшаться. В качестве примера приведем донесение командира 6-й роты 2-го полка гауптмана Евгения Христофорова, 21 октября сообщавшего о критическом положении подразделения. Накануне вечером станция в Богутовачкой Бане была без предупреждения оставлена немецкими частями, а русский гарнизон в 30 человек без тяжелого вооружения был не в состоянии удерживать ее. Его командир просил прислать пару самоходных зенитных орудий. Рота численностью 150 человек была рассосре-доточена по бункерам и двое суток не имела ни снабжения, ни железнодорожной связи с Кральево и Ужице. Бункер № 131 уже четыре дня находился под обстрелом повстанцев, а сербские агенты докладывали о намерении двух партизанских бригад атаковать село[875].

Эвакуация войск из Греции изменила положение частей РКвС в долине Ибра: 22 октября они были объединены в рамках БГ под командованием оберста Гонтарева и получили задачу принять участие в очищении от партизан пути эвакуации от Рашки до Сараево. Все силы были переформированы в сводный полк в составе четырех батальонов (в том числе запасной, 2 ноября выведенный из его состава с подчинением штабу БГ) под командованием оберста Анатолия Рогожина. При этом семь рот и три тяжелых взвода 5-го полка, а также остатки III батальона 4-го были сведены в I и II батальоны, а 5-я, часть 7-й роты, тяжелый взвод II батальона 2-го полка и две учебные роты 3-го – в III. Во всех трех было по четыре роты, в том числе одна – тяжелая. Трехротный запасной батальон составили оставшиеся силы 2-го и 3-го полков. Две полковые роты (артиллерийская и противотанковых орудий), а также конный, саперный и связной взводы были созданы путем объединения соответствующих подразделений 3-го и 5-го полков[876].

25 октября I батальон выступил из Рашки. Кроме него в первый эшелон БГ «Шойерлен», призванной расчистить путь на Сараево, вошли полицейский батальон «Нови-Пазар» и полк «Бёмер» – два частично моторизированных батальона, укомплектованных наземным персоналом и связистами Люфтваффе. Полк имел на вооружении авиапулеметы, но не располагал ни одним минометом. Артиллерийскую поддержку оказывали две зенитные батареи – 20-мм железнодорожная и 88-мм армейская. В качестве саперов действовал железнодорожный отряд. За ними двигались еще шесть батальонов (два переброшенных из Греции полицейских, два полевых и запасной РКвС, и практически не готовый к боевым действиям железнодорожный), а замыкал колонну охранный полк оберста Августа Риттера фон Эберлейна – два немецких охранных и один северо-кавказский батальоны[877].

Основной проблемой на марше служили разрушенные однополосные дороги в горных теснинах, где колонны растягивались на огромные расстояния. Активность партизан в первые дни была низкой, но ситуация изменилась после перехода на территорию Санджака, входившего на тот момент в состав Королевства Черногория – в районе реки Лим повстанцы попытались преградить путь отступавшим. Частям прикрытия пришлось вступить в бой со всеми силами 37-й дивизии НОАЮ, которая, после взятия 29 октября немцами Приполья, развернула III Санджакскую бригаду на противоположном берегу реки, а силами IV и V Санджакских угрожала переправе с севера и северо-запада [878].

Через реку переправился полк «Бёмер», отбивавший у партизан одну высоту за другой. На восточном берегу из Приполья на Бистрицу наступал русский батальон, а полицейский полк (сформированный из упоминавшихся выше трех полицейских батальонов) безуспешно атаковал гору Златар[879]. Бои носили крайне ожесточенный характер, повстанцы постоянно переходили в дневные и ночные контратаки. Штаб V партизанской бригады ежедневно победно докладывал о сотнях убитых и раненых со стороны противника и захвате больших трофеев (легких минометов, ручных и тяжелых пулеметов), которые, однако, почему-то почти никак не сказывались на увеличении вооружения частей, что представляется крайне странным при высочайшей интенсивности боев. Собственные потери только за 31 октября, 1,2, 5 и ночь на 6 ноября они оценивали в 11 убитыми (включая комиссара бригады и командира 4-го батальона) и 26 ранеными (в том числе командира 2-го батальона)[880].

В результате длившихся с 31 октября по 5 ноября боев I батальон смог взять село Быстрица, где оставался до 12 ноября. Известно, что в этих боях погиб лейтенант Владимир Березин и получил ранение обер-лейтенант Зуземиль. Кроме того, среди захороненных на военном кладбище в Приполье известны военнослужащие Иван Пашанов (умер 10 ноября в полевом лазарете 6/592) и Михаил Чуб [881].

На территорию Хорватии отступающие войска проходили через мост в Вишеграде. Следующая попытка помешать эвакуации была предпринята на участке между ним и Рогатицей 27-й Восточно-боснийской дивизией. Теперь возможность поучаствовать в боях представилась оказавшемуся передовым III батальону. Согласно плану НОАЮ, атаку должна была осуществить XVI Мусульманская бригада, 13 ноября занявшая позиции вдоль дороги. Она представляла собой сильное и многочисленное формирование. Так, в сентябре того же года ее ряды пополнили 200 бывших военнослужащих 13-й дивизии войск СС «Ханджар», имевших хорошую подготовку и дезертировавших вместе с оружием[882].

1-й батальон бригады организовал засаду у села Сьемеч, а 2-й и 3-й – у Стырмаца и горы Малый Тмор. В их задачу входил фланговый удар, а 1-й должен был атаковать немцев с тыла. 4-й батальон осуществлял прикрытие со стороны Рогатицы и служил бригадным резервом. На следующий день в засаду попал передовой батальон «Шлуттербах», но окружения не вышло – 1-й партизанский батальон атаковал авангард колонны и завязал с ним ожесточенную борьбу. «Шлуттербаху» удалось прорваться через первый заслон, вскоре огневой бой на дистанции 50-100 м шел вдоль всего блокированного участка дороги. С наступлением темноты немцы были вынуждены отступить в сторону Вишеграда, а партизаны в течение ночи дважды атаковали их, но оба раза были отброшены, в том числе огнем автоматических зенитных орудий[883].

Первая половина дня 15 ноября прошла относительно спокойно – партизаны отдыхали и пополняли боеприпасы, а немцы укрепляли оборону. Активный бой возобновился после полудня: повстанцы под прикрытием леса перешли в новую атаку, борьба шла на дистанции 30–50 м. В решающий момент, когда обороняющиеся начали отступать, прибыли русские. Они смогли отбить атаку противника и сами нанесли мощный контрудар – колонна во главе с несколькими танками и бронемашинами, прикрытая сильным фланговым охранением, двигалась вдоль дороги, преодолевая и расчищая преграды на пути. Партизаны, поддерживаемые огнем нескольких противотанковых ружей и 47-мм противотанковой пушки, оказывали упорное сопротивление – то и дело вспыхивали ожесточенные схватки, некоторые позиции переходили из рук в руки по два-три раза. Но в итоге после 40-часовой борьбы «мусульмане» были отброшены от дороги[884].

По воспоминаниям безымянного ефрейтора-телефониста штаба батальона, утром того дня в район боя на грузовиках была отправлена 9-я рота, а за ней выдвинулись остальные. К моменту прибытия на место штаба, доходившая до штыковой схватка, в которой русские понесли потери убитыми, уже была закончена[885]. Партизаны оценивали свой урон за два дня в шесть погибшими, 25 ранеными и пять пропавшими без вести, а также заявляли о захвате в плен пяти «белогвардейцев»[886].

Миновав 18 ноября Рогатицу, батальон утром следующего дня подвергся воздушному нападению. Тот же телефонист вспоминал, что часть личного состава бросилась к лесу, другие залегли на том месте, где их застал налет. Самолеты бомбили автоколонну и расстреливали метавшиеся группы боснийских беженцев. Денщик командира батальона оберст-лейтенанта Зинкевича, ефрейтор Николай Ляхницкий, остался стоять на дороге. Рядом с ним был убит командирский конь, а его винтовка была разбита, но сам он не пострадал. В штабе батальона получили ранения санитар и ефрейтор Олег Чиркин, лишившийся правой ноги»[887].

24-27 ноября III батальон участвовал в отражении партизанских атак на Козадар и Моровцы, а подтянувшийся I – на Рабар. Против них действовала XX Романийская бригада 27-й дивизии, которая, по партизанским отчетам, в ожесточенных боях уничтожила до 20 солдат противника, потеряв одного убитым и одного раненым. Иное свидетельствует безымянный телефонист: «Каждую ночь, ровно в 11 часов, партизаны начинали атаку наших позиций. Наши тяжелые пулеметы были готовы к бою, но молчали. Одно орудие ПАК'а [противотанковая пушка – А.С.] било прямой наводкой на голоса кричащих «товарищей», и вторым снарядом попадало в цель. Партизаны не рисковали продолжать атаку. Пехота в это время мирно дремала с оружием наготове»[888].

27 ноября полк Рогожина был переподчинен штабу V горного корпуса СС и на следующий день начал движение на северо-запад от Сараево. В первых числах декабря I батальон развернулся в Висока, a III – в Громуляке (II шел с отставанием и лишь к 7 декабря достиг городка Пале). Потери полка за время перехода от Рашки составили 27 погибшими, 112 ранеными и 33 пропавшими без вести. Последние из них пришлись на 2 декабря, когда 4-м батальоном VII Краинской бригады НОАЮ у горы Кобылья Глава был атакован отставший обоз III батальона и его прикрытие. В итоге погибли четверо и получили ранения пятеро военнослужащих. По данным партизан, они также захватили трофеи и двух пленных без потерь со своей стороны [889].

Чуть ранее, 29 ноября, приказом генерал-лейтенанта Мюллера, оберсты Гонтарев и Рогожин были награждены Железными крестами II класса[890]. В отечественной литературе встречается утверждение, что данное награждение было осуществлено приказом командира по БГ «Гонтарев» от 28 декабря (то есть получается, что Гонтарев наградил сам себя!)[891]. В действительности последний приказ лишь сообщал личному составу о состоявшемся месяцем ранее событии.

Запасной батальон действовал отдельно от других русских частей и боев с противником не имел. Но первые потери он понес уже в самом начале марша – 7 ноября – во время дневки в Сиенице. Первый воздушный налет на село осуществила группа истребителей, попавшая под винтовочно-пулеметный огонь русских и скрывшаяся, не нанеся вреда. Повторный удар был нанесен уже четырехмоторными бомбардировщиками и вызвал огромные разрушения и потери среди войск и гражданских. В числе погибших шуцкоровцев выделяется видный антикоммунистический идеолог профессор Владимир Даватц. Этот известный своими либеральными взглядами ветеран гражданской войны ранее служил в 3-м полку, к лету 1944 г. дослужившись до обер-ефрейтора и будучи дважды награжденным знаками для восточных народов[892].

На следующий день батальон снова подвергся атаке английской или американской авиации. По воспоминаниям гауптмана Викентия Гетца, сначала над колонной появились тяжелые бомбардировщики, вид которых оказывал гнетущее впечатление, несмотря на отсутствие прямой угрозы с их стороны. «Бомбы на нас не посыпались, а стройные звенья эскадрильи точно вихрем были сметены в разные стороны, попав под меткий огонь нашей зенитной батареи. Ликование было общее, когда на наших глазах 2 бомбардировщика были сбиты и объяты пламенем. Нигде так часто не происходит смена впечатлений, как на войне – еще догорали сбитые самолеты, а нас уже обстреливали верткие «ястребки». Прыжком, по-кошачьи, они на низком полете из-за леса спустились на колонну. Мы открыли ответный огонь. Начался бой, но преимущество было на стороне врага, нам помог опустившийся густой туман»[893].

12 ноября запасной батальон сменил части I из сводного полка в Бистреце и продолжал оставаться на этих позициях до первых дней января. В другой своей статье Гетц вспоминал о плачевном окончании эксперимента с «советской» ротой. За время несения оккупационной службы из ее рядов дезертировали 20 человек, оставшиеся солдаты при формировании запасного батальона были сведены в один взвод (1-й 1-й роты). На марше произошел еще один случай побега, а затем (вероятно, во время пребывания в Бистрице) скрылись и все остальные бывшие красноармейцы[894].

Подводя итоги участия частей корпуса в обороне территории Сербии и прикрытии немецкой группировки, отступающей из Греции, следует, с одной стороны, констатировать, что во многих случаях русские проявляли высокое упорство в боях, показав себя серьезным противником для регулярных частей Красной армии. Вместе с тем, в большинстве случаев, они не смогли добиться заметных результатов в этом противостоянии, что можно объяснить в том числе рядом объективных факторов – малочисленностью, недостатками в вооружении и общей обстановкой.

Против повстанцев (как коммунистов, так и монархистов) русские зачастую действовали достаточно успешно, но в то же время имели место и эпизоды, когда они демонстрировали себя не с лучшей стороны. К ним можно отнести и ряд успешных атак НОАЮ, и, разумеется, захват в плен четниками 16 октября 1944 г. большого числа военнослужащих без сопротивления с их стороны.

Глава 9 РК в Хорватии и Германии, конец 1944 – май 1945 гг

31 декабря 1944 г. рассматриваемое формирование получило новое, последнее в своей истории, название – Русский корпус (РК). Его штаб после эвакуации из Белграда разместился в хорватской Сибинье под Славонским Бродом.

Ранее, 14 ноября 1944 г., в Праге состоялось важнейшее событие для всего русского коллаборационистского движения – в торжественной обстановке прошло первое заседание Комитета освобождения народов России (КОНР) генерала Андрея Власова. На нем был провозглашен манифест, закрепивший цели организации: «а) свержение сталинской тирании, освобождение народов России от большевистской системы и возвращение народам России прав, завоеванных ими в народной революции 1917 года;

б) прекращение войны и заключение почетного мира с Германией;

в) создание новой свободной народной государственности без большевиков и эксплуататоров»[895].

В числе прочих Власов получил приветственное обращение от размещавшейся в Вене редакции «Русского дела» в лице главного редактора фельдфебеля Евгения Месснера [896].

Создание комитета послужило началом процесса объединения различных русских формирований Вермахта в единые Вооруженные силы КОНР, что не преминул поддержать Штейфон. В конце декабря он выехал в командировку в Берлин для обсуждения с Верховным командованием Вермахта возможности вывода частей РК из зоны боевых действий для восстановления. Без помощи Власова это представлялось невозможным. Командование юго-востока в свою очередь решительно воспротивилось плану, рассчитывая оставить формирование в своем распоряжении[897].

В январе 1945 г. в Берлине действительно произошла встреча Штейфона и Власова, на которой командующий корпуса заявил о готовности передать его в состав ВС КОНР. В конечном итоге 29 января в части РК была передана радиограмма о включении его в состав власовской армии, а с 16 февраля солдатам и офицерам было приказано нашить нарукавные щитки «РОА». Командующим формированием предполагалось назначить генерал-майора Владимира Боярского (настоящая фамилия – Баерский, бывший полковник Красной армии), а Штейфона сделать инспектором по квартирному довольствию и обеспечению семей военнослужащих РК. Но эти планы остались нереализованными.

25 марта приказом Власова формирование было номинально включено в состав отдельного корпуса генерал-майора Антона Туркула, который тот формировал в Зальцбурге[898]. Вместе с тем все эти переподчинения имели лишь политическое, а не военное или военно-административное значение. Ни о каком отводе РК с балканского театра военных действий в сложившейся обстановке речи идти не могло, а его солдаты и офицеры вплоть до самого конца войны оставались обычными военнослужащими Вермахта.

«Конкурирующей» с армией Власова (хотя и несравнимо более слабой) силой являлась находившаяся на стадии формирования 1-я Русская национальная армия (РИА) генерал-майора Бориса Смысловского. Широкую известность получили воспоминания ее командира, согласно которым в апреле 1945 г. командованием Вермахта РК был подчинен ему. Приказ об этом, якобы, был отправлен Штейфону нарочным, а части Смысловского в течение 10 дней до 26 апреля безрезультатно ждали подхода корпуса у Меммингена[899]. По нашему мнению, в данном случае можно говорить лишь о личных домыслах респондента, не подтвержденных какими-либо конкретными данными.

По сведениям отечественных историков Ивана Грибкова, Дмитрия Жукова и Ивана Ковтуна в РИА проходил службу ряд бывших военнослужащих корпуса. Так, начальником оперативного отдела и комендантом штаба в званиях майора и оберст-лейтенанта служили все тот же Евгений Месснер и Иван Колюбакин. Также они называют лейтенанта графа Николая Коновницына, Александра Войнаховского, Сергея Донскова и, ошибочно, Василия Жукова[900]. По мнению упомянутых историков, это дает повод говорить, что Смысловский через Верховное командование подбирал кадры для своей армии, обходя при этом ВС КОНР[901]. Подобные выводы представляются слишком смелыми. Вполне возможно, имели место эпизоды перевода на основании личных заявлений военнослужащих, написанных под влиянием личных контактов и предложений знакомых. Примером такого рода может служить обер-фельдфебель Анатолий Янушевский, с повышением в звании до лейтенанта перешедший в ряды еще одного русского формирования – особого полка СС «Варяг» – благодаря личному знакомству с его командиром, штандартенфюрером Михаилом Семеновым[902].

Восточно-хорватская группировка корпуса, ноябрь 1944 – апрель 1945 гг

Покинув Шабац, части 1-го полка были отведены от линии фронта к Товарнику и Илинцам. Все вышедшие из окружения под Авалой военнослужащие 2-го и 3-го полков (180 человек) были влиты в состав 4-й учебной роты гауптмана Александра Нестеренко и к концу месяца переброшены в Стари Янковцы, где для отдыха и восстановления сосредоточились остатки 2-го полка. Там рота, насчитывавшая после эвакуации раненых и больных 115 человек, была переименована в 9-ю и вместе с 10-й и 11-й вошла в состав заново сформированного III батальона полка (командир – гауптман Николай Мамонтов). Кроме него под командованием Мержанова оставались саперный и связной взводы, учебная команда и приданный тяжелый взвод I батальона 4-го полка[903].

К началу ноября территория юго-восточной Боснии находилась под постоянными ударами НОАЮ, имевшей базу в Травнике. В то же время именно через этот район вдоль берега Дрины предстоял дальнейший марш армейской группы «Е», чьи части были остро необходимы в восточной Хорватии. На данном фоне немецкое командование решило задействовать 1-й и 2-й полки (с приданной частью транспортной колонны штаба корпуса) для удержания территории на западном берегу Савы в районе города Брчко (на современной границе Боснии и Хорватии). В район они прибыли 12–15 ноября и заняли населенные пункты Челич (I батальон 1-го полка), Брка (III батальон 2-го), Омербеговача, Пукиш и Шокчичи (II батальон 1-го). Штабы и полковые обозы развернулись в самом Брчко и в Гунье на противоположном берегу[904].

Оперативно русские вошли в состав БГ генерала Йозефа Кюблера, имевшей задачу удерживать Сремский фронт и плацдарм у Брчко. На 5 декабря она также включала 118-ю егерскую дивизию (две усиленные полковые группы), дивизию специального назначения «Штефан» (три полицейских полка), 18-й полицейский полк СС и восемь полицейских добровольческих батальонов, сведенных в еще два полка. Кроме того, в районе размещалась 12-я хорватская дивизия (XII регулярная оперативная бригада Усташской войницы и 3-я горная бригада, штаб в Брчко)[905].

Боевые действия на новом участке вспыхнули практически сразу: в ночь с 15 на 16 ноября XVIII Хорватская бригада НОАЮ атаковала Брку. При этом гарнизон села оказался ослаблен: накануне днем 9-я и 11-я роты осуществили рейд на юго-запад и заночевали в населенных пунктах Горни Рахич, Паланка и Мусульманская Маоча. Они были усилены парой минометов и тремя тяжелыми пулеметами из приданного батальону взвода тяжелой роты 1-го полка. Около 1.30 партизаны легко прорвали охранение на участке транспортной колонны и отрезали 10-ю роту. Организованного сопротивления в селе не было – люди прорывались хаотично и поодиночке, оборону удалось организовать лишь на северной окраине. К утру повстанцы сами оставили село. В ту же ночь ими была предпринята атака на Рахич, но 9-я рота смогла отразить ее. Выдвинувшись на помощь в Брку, она отбила часть захваченного там противником обоза и партизанский пулемет[906].

При 9-й роте от самого Велико Градиште неофициально находился и участвовал в боях 16-летний Юрий Иванов, пасынок погибшего под Авалой военнослужащего Александра Копыля. О событиях той ночи он вспоминал: «Ночь уже была на исходе, но вдруг собаки залаяли, раздалась очередь пулемета на посту. Слышу крик Лени Казанцева: «Все вон, нападение партизан!» В такие моменты он был – кипяток, внутри ледяной оболочки. Кинулись вон, в сады, слышим вой партизан. Бедный наш старик-командир, Нестеренко, заикаясь, кричит: «Четвертая рота, в штыки, ура!» Бедняга забыл, что мы теперь девятая. […]

Мы ринулись вперед, а враг – драпать! У нас убили пулеметчика. Стало тихо вокруг, рассвело. Мы осторожно выступили, идя гуськом, и наткнулись на отряд партизан, который – оказалось – одновременно атаковал наш штаб в Брко. Опять залпы: ихние, наши. Снова русское «Ура!» Хорошо запомнились убитые – наши и вражеские – лежавшие у мечети. Бойцу Прокофьеву пуля попала в сердце, прострелила фотографию, где он был изображен с женой: он носил ее на груди. Мне повезло. В комнату, где я ночевал, боснийцы закинули гранату, но меня уже там не было»[907].

По воспоминаниям лейтенанта Полянского, накануне днем гауптман Мамонтов и командир 10-й роты обер-лейтенант Николай Якубовский сочли, что какая-либо угроза Брке отсутствует и усиление охранения не требуется. Нападение, по его словам, началось в полночь, когда на улицах неожиданно раздались очереди и разрывы гранат. Выскочив из дома, Полянский примерно в 50 шагах от себя увидел перебегающих партизан и понял, что организовать оборону уже невозможно. На выезде из села в сторону Брчко бегущих собирали Мамонтов и Мержанов, там же находился батальонный врач, оказывавший помощь раненым. Взводу 1-го полка удалось спасти минометы, из которых немедленно был открыт огонь по селу[908].

Подробный рассказ о событиях той ночи оставил и командир 4-го батальона XVIII бригады Джоко Тадич. В задачу его подразделения входила атака села с западного направления, а 2-й батальон должен был перекрыть дорогу на Рахич. Развернувшись, партизаны выслали разведгруппы, одна из которых захватила двух находившихся в патруле русских, не соблюдавших элементарных мер осторожности – куривших и разговаривавших в темноте. Темная и дождливая ночь благоприятствовала атаке, а шуцкоровцы, хоть и освещавшие иногда территорию, не обнаружили сосредоточения повстанцев. Пленные не только сообщили тем все необходимые сведения, но и, обманув часового, провели передовую группу гранатометчиков вплотную к единственному бункеру на окраине села. Весь его гарнизон был уничтожен разом, а ворвавшиеся на улицы партизаны начали забрасывать дома гранатами, практически не встречая отпора. Застигнутые врасплох русские выбегали из домов в нижнем белье, многие попали в плен. Единственный очаг организованного сопротивления находился в здании школы в центре села, но и он под огнем противотанковых средств продержался не долго. Там же был захвачен немецкий офицер (вероятно, из рамочного персонала)[909].

Потери III батальона за ночь составили девять убитыми, 30 ранеными и 25 пропавшими без вести, еще двух погибшими и двух ранеными потеряла тяжелая рота 1-го полка. По официальному партизанскому рапорту, за ночь оба батальона имели трех убитых и семерых раненых, а захватили 40 пленных, французский пулемет (возможно, подразумевается 7,5-мм М1924/29 «Шательро»), шесть коней, 3000 патронов и другие трофеи. Число пленных однозначно завышено – по воспоминаниям партизана Мехмеда Зонича из 2-го батальона, их было 24 человека, примерно о таком же количестве говорил Тадич [910].

Причиной поражения III батальона, по нашему мнению, стали в первую очередь пренебрежение элементарными мерами предосторожности и крайне плохая организация обороны со стороны гауптмана Мамонтова – по большинству свидетельств, работы по укреплению села начались уже после нападения. Тогда же были расформированы приданная часть транспортной колонны, тяжелый взвод I батальона 4-го полка, учебная команда и саперный взвод 2-го, а их личный состав отправлен на пополнение рот III батальона. Это же касается части людей и имущества штаба 2-го полка, остаток которого был отведен в Гунью[911].

Об отношениях русских с населением Брки можно привести доклад усташского лагеря (местной партийной ячейки) Брчко от 5 декабря, согласно которому в селе солдаты уничтожали частную собственность, валили заборы и разрушали дома (вероятно, для укрепления оборонительной линии). Имели место попытки изнасилований, на минарете был размещен наблюдательный пункт, а листы из Корана использовались в уборной[912].

Ситуация в районе Брчко и Челича в последующие недели оставалась спокойной, поэтому возможность «взять реванш» за поражение представилась 2-му полку лишь в первые дни зимы: 29 ноября с территории Сербии через Дрину переправились два (позже усиленные третьим) батальона XVII Славонской бригады 28-й дивизии НОАЮ. Следующей ночью они без сопротивления захватили ключевой город Биелину, перекрыв этим путь отступления войскам группы «Е». Попытки восстановить положение со стороны немецких частей, «Зеленого кадра» (мусульманской милиции) и союзных четников в последующие три дня не увенчались успехом [913].

2 декабря два взвода 9-й роты и один из 11-й были подняты по тревоге и под командованием гауптмана Нестеренко отправлены для атаки на Биелину. На следующий день под прикрытием танков 202-го отряда русские начали наступление из Брезова Поля и, сбив лобовой атакой противника, к вечеру отбили город. Коммуникации были полностью разблокированы, шуцкоровцы захватили пленных и пулемет[914].

По воспоминаниям лейтенанта Павла Тихонова, награжденного за этот бой Железным крестом II класса, русских поддерживал лишь один танк. «Справа был большой холм, слева лес. И вот на нас обрушились со всех сторон. Лейтенант Казанцев приказал одному из унтер-офицеров занять положение под холмом, но вместо этого тот каким-то образом оказался в тылу. Там тяжелые пулеметы стояли и не давали нам проходу. Подъем был весьма крутой. С одним отделением я «на ура» атаковал холм – и мы его взяли. […] Только Бог знает, как нас не скосили. Метров 90 надо было подняться, чтоб пробить себе дорогу. Мы взяли один пулемет, здесь же его повернули и начали стрелять по сбегавшим с холма партизанам и болгарам. Помню, пулемет, который я захватил, я передал моему заместителю, Судко. Он стрелял, пока не произошла осечка»[915].

В рапорте штаба XVII бригады, отступившей после поражения обратно в Сербию, количество поддерживавших начавшуюся около 9.00 атаку танков выросло до 12. Всего операция стоила повстанцам шести погибших, 17 раненых (включая ротного комиссара) и 11 пропавших без вести. Были потеряны противотанковый гранатомет (брошенный своим наводчиком), авиационный пулемет и 11 винтовок[916]. Можно предположить, что большая часть урона пришлась именно на 3 декабря. Захваченный Тихоновым пулемет (оставшийся на вооружении 9-й роты) был немецким: вероятно, речь идет о 7,92-мм MG.81.

В тот же день началось советско-югославское наступление на всем протяжении Сремского фронта. Подразделениям БГ «Кюблер» противостояли четыре дивизии и 1-я конная бригада НОАЮ, а также 68-й стрелковый корпус Красной армии при поддержке авиации и кораблей Дунайской флотилии. Кроме того, 17-я и 28-я дивизии партизанской Южной оперативной группы должны были перейти через Дрину в восточную Боснию и действовать, в том числе против Брчко[917].

До этого времени 1-й полк активных действий на вел, ограничиваясь регулярными разведрейдами. 24 ноября II батальон сменил I в Челиче, а спустя два дня там подорвались на мине и получили тяжелые ранения три офицера – гауптман Александр Шмелев, обер-лейтенант Иван Звездин и лейтенант Иван Чупрына. Развивающееся советско-партизанское наступление на противоположном берегу изменило ситуацию – в ночь с 7 на 8 декабря XXXI Сербская бригада НОАЮ атаковала населенные пункты Врбанья, Дреновцы и Рачиновцы. Хорватские гарнизоны оказывали ожесточенное сопротивление, но отбить атаку им удалось только в Дреновцах. В Врбанье к утру они удерживали лишь железнодорожную станцию, в Рачиновцах бой шел в центре села. Появилась угроза выхода повстанцев к переправе и изоляции Брчко. В этой ситуации на помощь хорватам были направлены усиленные танками подразделения 1-го полка: 1-я рота смогла отбить Врбанью, а 3-я – отбросила партизан от Рачиновцев[918]. Пехота высаживалась из грузовиков и разворачивалась в цепи прямо на огневой линии, сразу же переходя в контратаку. В итоге потери НОАЮ составили 14 погибшими, 20 ранеными и 13 пропавшими без вести бойцов и командиров.

Новая атака Врбаньи двумя батальонами партизанской бригады началась в 5.00 11 декабря и первоначально имела успех – русские и хорваты были отброшены к станции и северной окраине села. Но позже они смогли организовать контратаку и к вечеру отбить утраченные позиции. Повстанцы потеряли девять погибшими, 10 ранеными, пять пропавшими без вести, единый пулемет MG, пистолет-пулемет и три винтовки. 15 декабря действия 1-й роты и ее командира Гауптмана Павла Луговского (так же как 9-й роты 2-го полка под Биелиной) были отмечены в приказе по БГ «Брчко»[919].

12 декабря немцы и хорваты сами перешли в наступление от Врбаньи на село Сольяни, но встретили упорное сопротивление 1-го батальона XXXI бригады и отступили, потеряв шестерых ранеными. Партизаны лишились трех убитыми и восемь ранеными. Вероятно, шуцкоровцы так же принимали участие в атаке, но потерь, как и в предыдущие дни, не понесли [920].

Каковы же были силы БГ «Брчко»? На 14 декабря, кроме русских, в нее входили I батальон 21-го егерского полка, 670-й полевой запасной батальон и взвод связи 117-й егерской дивизии, один саперный взвод, штаб и штабная рота 202-го танкового отряда (три итальянских танка). Из тяжелого вооружения имелись также 18 легких орудий (в том числе два русских) и два 20-мм зенитных автомата из состава 13-й дивизии СС[921].

15 декабря началась переправа через Дрину 17-й и 28-й партизанских дивизий, первоочередной задачей которых было препятствование отходу немецких войск через Саву. Между ними и Брчко лежал Челич, удерживаемый II батальоном 1-го полка (без 6-й роты, командир – майор Михаил Скворцов) и небольшими силами «Зеленого кадра». Для укрепления обороны в районе 11-я рота 2-го полка 18 декабря была снята с позиций в Рачиновцах и переброшена в Мртвицу (северо-восточнее Челича), а непосредственно скворцовскому батальону были приданы два танка[922].

Партизанское наступление на участке началось 21 декабря, и в нем принимали участие четыре из пяти батальонов II Краинской бригады, усиленные противотанковой пушкой. 11-я рота была сбита с позиций 4-м повстанческим батальоном и отступила в Челич, потеряв одного убитым и трех (включая лейтенанта Игоря Рычкова) ранеными. Вместе с тем ею были захвачены пулемет и один пленный [923].

По воспоминаниям майора Скворцова, атака на Челич началось в 20.00 с юга, востока и севера, партизанами была захвачена господствующая высота 371, с которой был открыт огонь по населенному пункту. Около 22.00 русские отошли с окружающих холмов на позиции в самом селе. В это же время к ним смогла пробиться рота 670-го полевого запасного батальона, усилившая огневую линию и оказавшая большую помощь при обороне, особенно своим действенным пулеметным огнем. Атаки повстанцев продолжались всю ночь с небольшими перерывами, но каждый раз безрезультатно. Наибольшую опасность представляли их «тройки» с автоматическим оружием, которые, благодаря пересеченной лесистой местности и малочисленности защитников, просачивались сквозь боевые порядки. Одна из них вышла едва ли не к самому штабу батальона и открыла огонь по санитарному пункту и позициям в селе. Положение спасли артиллеристы лейтенанта Бугураева, удачным выстрелом подавившие пулемет[924].

Сам Бугураев, награжденный за этот бой Железным крестом II класса, писал, что в его ходе артогнем был тяжело ранен командир одной из партизанских частей. Партизан Паун Цесаревич, в свою очередь, вспоминал, что взводный из его роты Пека Попович был убит разрывом осколочного снаряда, когда наблюдал в бинокль позиции защитников Челича. Вероятно, в обоих случаях речь идет об одном эпизоде. Цесаревич также утверждал, что 5-й батальон (наступал с востока, вдоль дороги на Корай) смог продвинуться до первых домов села, но был вынужден отступить, потеряв трех погибшими[925].

По официальным партизанским данным, в продолжавшемся с 8.00 21 до 5.00 22 декабря наступлении и бою они потеряли двух человек убитыми, двух пропавшими без вести и 22 ранеными, а также ручной пулемет. В 10.00 началась контратака гарнизона при поддержке танков на 2-й батальон бригады в Пукише. Противотанковый огонь «краинцев» был неэффективен – танкисты умело маневрировали и вели обстрел обороняющихся. В итоге те были вынуждены отступить, а II батальон был разблокирован. Согласно официальному рапорту штаба 17-й дивизии, в тот день урон Краинской бригады составил 11 убитыми и 12 ранеными без потерь в материальной части, но югославский историк Милорад Гончин писал про два утраченных ручных пулемета и снаряжение[926].

Наступление шло не только со стороны Челича – от Брчко в 6.30 выдвинулся II батальон 13-го горно-егерского полка «Принца Ойгена», вступивший в первое столкновение с противником в 4 км севернее Пукиша. К 14.00 дорога была полностью расчищена, а окруженная группировка деблокирована. Собственные потери при этом составили два ранеными (немцы), а за предыдущий день Вермахт потерял в районе пять человек – один немец погиб, еще два и двое русских получили ранения. Были найдены трупы девяти повстанцев, захвачены трое пленных, два пулемета (MG-34 и MG-42), противотанковое ружье и 10 винтовок. Деблокада сопровождалась перегруппировкой сил: 670-й батальон был переброшен в Гунью, в Челиче и Пукише развернулся II батальон 13-го полка СС. Севернее I батальон того же полка занял Градицу, Станови, Горне Бодериште и Поточари. Командование обороной Челича и Пукиша принял командир 13-го полка штандартенфюрер СС Эрнст Дойч[927].

По воспоминаниям Скворцова, вечером атака на позиции русских и эсэсовцев повторилась. Это же продолжалось и в последующие дни – перестрелки в светлое время суток чередовались ночными нападениями. Повстанцев он характеризует как «прекрасно вооруженных и дравшихся очень упорно, причем ясно были слышны команды на русском языке. Им было приказано овладеть Челичем и наши радисты перехватывали донесения красных о том, что Челич ими уже взят». Здесь уместно вспомнить, что начальником штаба II Краинской бригады был русский эмигрант Ирфан Крылов – бывший офицер Домобранства и ветеран Восточного фронта в составе 369-го хорватского полка (командовал его 3-й ротой, был награжден Железным крестом II класса и вернулся в Хорватию после ранения). Возможно, именно его голос слышали шуцкоровцы[928]. Среди наступавших были и другие русские. Например, в охранной роте штаба бригады в этот период служил бывший солдат РОК по имени Александр, перешедший к партизанам еще на Ибре[929].

Рапорт штаба 17-й дивизии подтверждает бои у Челича и в его окрестностях 23–25, 27 и 29 декабря, но, насколько можно понять, они не носили ожесточенного характера. Исключение составляет 27 декабря, когда позиции II бригады со стороны села атаковали «белогвардейцы и четники» (в действительности последние там не дислоцировались). Бой шел 11 часов, в результате нападавшие отступили, а «краинцы» потеряли по семь убитыми и ранеными, и один пулемет (в остальные дни погиб один и получили ранения 12 партизан)[930].

В этот же период в Челич (по другим данным – в Пукиш) вернулась 6-я рота, а 11-я 2-го полка перешла в Брку. Важно отметить, что с 21 декабря русские части сменили подчиненность и находились под оперативным руководством 13-го полка СС. Другой значимой передислокацией стало развертывание 24 декабря на восточном берегу Савы I батальона в полном составе, поротно занявшего Рачиновцы, Сольяни и Дреновцы[931].

В 22.00 2 января началось новое масштабное наступление 1-го, 4-го и 5-го батальонов Краинской бригады на позиции русских и эсэсовцев. Челич был атакован с юго-западной и западной, а Пукиш – с юго-западной, восточной и северной сторон. Действия повстанцев были плохо синхронизированы (некоторые подразделения задержались с началом атаки на два часа) и напоролись на ожесточенное сопротивление. В итоге к 5.00 партизаны отошли на исходные позиции. Русскими, ценой потери ранеными двух унтер-офицеров из 5-й роты, за ночь были отбиты пять атак и захвачены пистолет-пуле мет и две винтовки[932].

Утром немецкие части предприняли контратаку из Пукиша сразу на двух участках. Согласно рапорту штаба 17-й дивизии, в 9.00 450 «белогвардейцев» и четников атаковали батальон XV Маевинской бригады в селе Пиперцы, а спустя час 250 русских нанесли удар по батальону II Краинской в Смильевцах. Вторая атака была отбита через два часа, но «маевинцам» пришлось хуже – они были отброшены и только спустя пять часов контратакой вернули утраченные позиции, потеряв шестерых человек погибшими, девять ранеными и семь пропавшими, легкий итальянский миномет и ручной пулемет. Краинской бригаде этот день в общей сложности стоил пяти убитых и 10 раненых[933].

По нашему мнению, основу наступающих составляли эсэсовцы – большинство свидетельств не подтверждают информацию об активных действиях шуцкоровцев после отражения ночного штурма. Так, согласно мемуарам Скворцова, 3–5 января действия русских сводились к перестрелкам и разведпоискам. В то же время он упоминает наступление 6 января, когда три роты из гарнизона Челича (в том числе 7-я 1-го полка) отбили высоту 371, но к вечеру по приказанию штандартенфюрера Дойча отошли на исходные позиции. Одновременно в тот же день 5-я рота заняла хребет с высотой 400, а саперный взвод, усиленный «Зеленым кадром», осуществил рейд к Кораю, где участвовал в перестрелке с повстанцами. За день были ранены девять русских[934]. Данные противоположной стороны полностью подтверждают длившуюся с 8.00 до 14.00 атаку тремя колоннами на позиции 2-го и 4-го батальона II бригады, в ходе которой высота 371 и ряд других позиций были ими оставлены, но возвращены контратакой при поддержке минометов. Потери партизан составили одного или двух убитыми и восемь ранеными [935].

Бои вокруг прикрывавшего коммуникации Челича не стихали и в последующие дни. Вечером 9 января русские и немецкие солдаты гарнизона двумя колоннами (одна из них наступала фронтально, другая обходила с севера) атаковали высоту 371. Партизаны 2-го батальона Краинской бригады были сбиты с позиций и отступили к сельскому кладбищу. Предпринятая ими в районе полуночи контратака захлебнулась. Второй удар на доминирующую возвышенность был нанесен вечером

10 января 2-м и 5-м батальонами «краинцев» и одной ротой XVII Славонской бригады. Благодаря сильному огню минометов он был более удачен – партизанам удалось захватить часть окопов, но дальше они не прошли. Обе стороны неоднократно атаковали и контратаковали, немцев активно поддерживала артиллерия. В течение всего следующего дня шла ожесточенная перестрелка, а гранатометчики повстанцев безуспешно пытались подобраться к позициям обороняющихся[936].

Одновременно, 11 января, I батальон 1-го полка сменил на позициях II – две новоприбывшие роты были немедленно высланы на высоту. Это наращивание сил объяснялось необходимостью оставления Челича и Пукиша, так как отвод частей группы «Е» за Саву был завершен. Перед уходом штандартенфюрер Дойч выразил глубокую благодарность всем подчиненным Скворцова и дал им «самую лестную оценку, особенно подчеркнув, что, несмотря на возраст чинов батальона, в боевом отношении его можно сравнить с лучшими частями германской армии». Свои сожаления об их уходе и опасения за свое будущее высказывали и местные жители – «вообще селяки босанцы относились к нам на редкость хорошо, выражали нам свое сочувствие и всегда старались помочь, чем только возможно». К 16.00 12 января гарнизон покинул Челич, в прикрытии шел I батальон[937].

В целом 10–12 января русские потеряли одного солдата убитым и двух ранеными, потери «Принца Ойгена» нам установить не удалось. Краинской бригаде бои за высоту 371 и попытки преследовать отступающих стоили 13 погибших (включая ротного комиссара и двух командиров взводов) и 57 раненых [938].

13 января вспыхнули бои на участке 2-го полка – около 11.00 два взвода 9-й роты, один из 10-й и два из 11-й были высланы в направлении Улович – Чосети с целью двумя группами атаковать с тыла Горни Рахич. Операция проводилась совместно с частями XII усташской регулярной оперативной бригады, в частности, из гарнизона Уловича, чьи солдаты отличились в тот день. Рахич был взят в 12.00, но через 2,5 часа люди неожиданно услышали стрельбу у себя в тылу, со стороны Брки. Как оказалось, опорный пункт подвергся массированной атаке VI Пролетарской бригады с юговосточного направления. Адъютант батальона, лейтенант Николай Бялковский, смог организовать оборону и сдерживать нападавших до подхода подразделений из Рахича. Ударив в тыл партизан, те прорвались к своим и заняли круговую оборону в селе.

Новое наступление повстанцев началось в 21.00 с северной стороны и отличалось крайней ожесточенностью. Так, на участке 9-й роты ручными гранатами было отбито до 16, а 11-й – 17 атак, ранение получил командир последней гауптман Александр Бочевский, которого заменил обер-лейтенант Дмитрий Самылов. Попытки прорыва повторялись каждые 15–20 минут, но заканчивались только новыми трупами повстанцев на колючей проволоке[939].

По воспоминаниям командира тяжелого взвода лейтенанта Владимира Вишневского, на вооружении батальона состояли только что полученные советские ручные пулеметы ДП. К ним, в отличие от винтовок, боеприпасов хватало, но личный состав был не обучен обращению с ними. В 11-й роте это привело к тому, что все пулеметы вышли из строя из-за перекошенных патронов в дисковых магазинах. Их передали для исправления взводу Вишневского (к тяжелым «Бредам» которого боеприпасов не было вообще), а Самылов дошел до того, что велел роте вести огонь залпами в три шеренги [940].

Наконец ситуация с боеприпасами сложилась для русских критическая – оставалось по пять патронов на винтовку и по 200 на пулемет, одна ручная граната на семь человек и 10 мин на все три миномета. В итоге в 0.25 14 января батальон пошел на прорыв в сторону Брчко: первой двигалась 9-я, за ней 11-я рота, затем шел обоз и тяжелый взвод, а прикрытие осуществляла развернувшаяся в цепь 10-я рота, последовавшая за основными силами спустя 10 минут. Прорыв удался и к 2.00 ночи русские смогли достичь занятого немцами села Брод. Батальон потерял двух убитыми и 10 ранеными[941].

По партизанским данным, VI бригаде противостояли в общей сложности 400–500 русских и усташей, ее потери за день составили 17 погибшими и 47 ранеными, были захвачены четверо пленных, полевая кухня, семь винтовок, 10000 патронов и 100 ручных гранат[942].

Новая позиция III батальона отлично подходила для обороны и обеспечивала обстрел всего сектора. Она располагалась на небольшом гребне, перед которым простиралось покрытое снегом ровное поле шириной около 1 км. Недостатком было отсутствие в ближнем тылу каких-либо построек. На левом фланге батальона в селе Брод размещалась рота «Принца Ойгена», а на правом – хорватские домобранские части. Лейтенант Полянский утверждал, что первый бой на этой линии произошел уже 14 января – около полудня партизаны перешли в наступление от села Липовац на участке 11-й роты. Но та, при огневой поддержке соседних частей, контрударом отбросила противника. В действительности партизанская атака произошла на следующий день, в бою участвовали 9-я и 10-я роты, а 11-я находилась в резерве. Один солдат был убит и один ранен[943].

По партизанскому рапорту, в тот день около 300 русских и хорватов при поддержке двух зенитных орудий и нескольких минометов вели наступление на позиции VI бригады по линии Хан-Ябучик – Липовац. Бой длился до 20.00, погибли 16 и получили ранения 28 повстанцев, гранатой был разбит их ручной пулемет[944].

Части II батальона 1-го полка после отступления из Челича передислоцировались на противоположный берег Савы (ситуация на котором считалась спокойной ввиду стабилизации фронта), а I батальон занял позиции южнее Брчко. 16 января он участвовал в наступлении на высоту 117 и смог занять ее, но позже был вынужден отступить. По данным противоположной стороны, позиции одного из батальонов XV Маевинской бригады под Омербеговачей в 8.00 атаковали около 100 солдат противника. После первоначального отступления, при поддержке роты II Краинской бригады, партизаны смогли восстановить положение. На следующий день в 7.00 атака, в которой участвовали русские, хорваты и небольшое число немцев, повторилась. Бой шел целый день, а ночью повстанцы двумя батальонами сами атаковали Омербеговачу и Чаджявцы, заняв оба села. Эти бои стоили «маевинцам» 22 убитых, 60 раненых и двух потерянных противотанковых ружей [945].

Потери русских 16 января составили одного убитым и пять ранеными, 17 – трех ранеными, а 18 – трех убитыми (включая лейтенанта Иосифа Ткаченко) и 10 ранеными. Немецкие потери на плацдарме Брчко за эти дни свелись к четырем раненым, а хорватские – к трем погибшим, 29 раненым и 10 пропавшим без вести. Оговоримся, что в эти цифры входит и урон в боях на участке севернее – против VI Пролетарской бригады. Немецкие документы подтверждают захват под Омербеговачей 16 января двух противотанковых ружей, но мы не можем сказать, были ли эти трофеи на счету 1-го полка[946].

В целом на фронте плацдарма установилась ситуация позиционной войны – активных действий русские, как и другие подразделения БГ, до конца марта не вели, но практически ежедневно участвовали в небольших боях и перестрелках. Потери в них были невелики, их подробное описание останется за рамками нашей работы. Батальон 2-го полка продолжал занимать прежние позиции, а I и II батальоны 1-го периодически меняли друг друга на позициях под Брчко и на восточном берегу Савы. Сам полк 11 февраля получил почетное наименование «1-й казачий генерала Зборовского».

Ситуация изменилась 29 марта, когда в преддверии оставления плацдарма немецко-хорватскими войсками было предпринято общее наступление, с целью отбросить части Югославской армии (ЮА)[947] и выиграть время для эвакуации госпиталей и тыловых учреждений. В нем приняли активное участие II батальон 1-го и III – 2-го полков, которые к 31 марта взяли Бодариште, Дубравицу, Православную Дубраву и Вражичи, где оба батальона оставались до 4 апреля. По воспоминаниям ветеранов, сопротивление повстанцев при наступлении было слабым, хотя затем последовала серия контратак на Вражичи[948]. На основе анализа партизанских документов можно сказать, что каких-либо действий на этом участке в первые дни апреля ими не предпринималось.

Тем временем на восточном берегу 1-я партизанская армия начала новое наступление с целью «подрезать» плацдарм у переправы и блокировать немецко-хорватскую группировку в Брчко. 4 апреля ожесточенные бои развернулись за села Ямена и Страшинцы, которые оборонялись 2-й и 3-й ротами 1-го полка соответственно. В некоторых источниках можно встретить информацию, что 3-я рота гауптмана Владимира Третьякова в тот день была атакована западнее Страшинцев двумя батальонами болгарской пехоты и лишь после трех контратак смогла вырваться из окружения, потеряв до 30 % личного состава[949]. Так ли это?

В действительности наступление осуществила VIII Черногорская бригада 11-й дивизии ЮА, подавившая сопротивление в обоих населенных пунктах к 17.00. Потери дивизии в тот день составили семь убитыми и 22 ранеными (северо-западнее рассматриваемого участка V Козарская бригада так же захватила село Соляни), в плен попал один шуцкоровец. В вечерние часы «черногорцы» развивали успех, к утру ими были взяты Рачиновцы [950]. Партизан Василие Кральевич вспоминал, что Ямену штурмовал его 2-й батальон, а Страшинцы – 1-й. Последний встретил ожесточенное сопротивление противника, четыре раза переходившего в контратаку. Потери бригады, по словам Кральевича, составили восемь погибшими и 21 ранеными. Рачиновцы были заняты 2-м и 3-м батальонами и ротой автоматчиков VIII бригады[951]. В тот день русские потеряли 10 человек убитыми, 18 ранеными и одного пропавшим без вести. Среди погибших были лейтенант 3-й роты Дмитрий Литвинов и молодой врач штаба батальона обер-арцт Орест Вагнер [952].

Немецкое командование смогло быстро среагировать на прорыв. В 10.00 5 апреля повстанцы подверглись мощной контратаке: части из состава 22-й авиа-полевой дивизии при поддержке хорватов нанесли удар на Соляни, вернув село и нанеся большие потери ЮА, а I батальон 1-го полка РК, также совместно с усташами, атаковал VIII бригаду у Рачиновцев. Обе стороны заявляли, что в ожесточенном бою им удалось отбросить противника. Общие потери «черногорцев», по партизанским данным, при этом составляли около 210 человек. Среди погибших были 11 офицеров, включая четырех командиров и двух комиссаров рот. Русские претендовали на захват миномета, тяжелого пулемета, девяти пистолетов-пулеметов и одного пленного. Их потери за день составили 11 убитыми, 48 ранеными и контуженными, и три пропавшими, но в данном случае учтен урон II батальона под Брчко и тыловых частей полка при нападении на Думовцы под Загребом, которое будет рассмотрено ниже[953].

Эта контратака не смогла помешать наступлению VIII бригады на село Джуричи, ставшее основным узлом обороны перед переправой и обороняемое, в том числе I русским батальоном. Первый день боя – 6 апреля – описан в воспоминаниях многих партизан. Например, по свидетельствам Радослава Стийовича из 2-го батальона (получившего в тот день осколочное ранение головы), атака началась около 2.00, к утру повстанцы смогли подойти на 500–600 м к населенному пункту, но понесли большие потери и были остановлены противником, поддерживаемым огнем артиллерии и многочисленных снайперов. Вызванная штабом бригады авиация нанесла удар по ее же позициям, а минометный огонь, хоть и вызвал многочисленные пожары в селе, был недостаточно эффективен из-за большой дистанции. Попытки передислоцировать минометы ближе пресекались огнем артиллерии.

Милорад Якич служил в 1-й роте 1-го батальона, которая смогла вклиниться в немецко-хорватскую оборонительную линию. Но на захваченных позициях она попала под шквальный огонь, а огневые точки поддерживавших ее пулеметного и противотанкового взводов были подавлены. Лишь с наступлением темноты рота смогла отступить на исходные позиции, потеряв за день 17 человек только убитыми (включая ее комиссара и командира одного из взводов)[954].

На следующий день VIII бригада атак не предпринимала, действия на участке свелись к разведпоискам и ожесточенной артиллерийско-минометной перестрелке. Наиболее тяжелые бои велись на самом плацдарме, где шуцкоровцы, в числе остальных немецко-хорватских сил, под обстрелами и атаками югославов оттягивались к переправе. В числе подразделений, утром занявших оборону на заранее подготовленных позициях вокруг города, был III батальон 2-го полка. В течение суток наступление партизан удавалось сдерживать, а к 20.30 все части, оставив позиции, пересекли Саву. Потери батальона составили пять убитыми и 18 ранеными [955].

Бой на участке 10-й роты описывал лейтенант Полянский. Ее позиции на мусульманском кладбище у шоссе на Брку были под угрозой атаки и с фронта, и с фланга, располагались на небольшой возвышенности и отлично выделялись на местности благодаря белым надгробным памятникам. Затишье закончилось после полудня, когда под прикрытием артиллерийско-минометного огня повстанцы перешли в наступление. Партизаны пользовались многочисленными домами, разбросанными перед фронтом русских и затруднявшими обстрел, занимая их один за другим. Медленно продвигаясь вперед, они однако не переходили в решающую атаку. Положение оборонявшихся осложнялось отсутствием ходов сообщения в тыл, что затрудняло вынос раненых.

Один из снарядов пробил стену дома, где размещался командный пункт роты, но не взорвался, а около 15.00 другой уничтожил наблюдательный пункт, с которого корректировался огонь приданного тяжелого пулемета. Полянский писал: «мы увидели потрясшую нас картину, навсегда запечатлевшуюся в памяти: в дверях бункера, весь в крови, буквально лишь с верхней половиной лица, так как нижняя была оторвана, держа винтовку в руках, стоял Александр Скарно [унтер-офицер – А.С.]. Обе его челюсти и язык были вырваны, образуя ужасную рану. Из раны водопадом хлестала кровь. Поразило присутствие в его руках винтовки. Этот удивительный человек как бы олицетворял нашу решимость не класть оружия и вести борьбу до конца. Истекая кровью, без посторонней помощи поднявшись с земли, он вспомнил о солдатском долге и нашел в себе силы взять винтовку в руки. На другой день этот герой скончался и был похоронен, если не ошибаюсь, в хорватском селе Вошнаци» [956].

Насколько можно понять, на позиции батальона наступали подразделения II Пролетарской бригады, а конкретно район кладбища атаковал ее 1-й батальон. Наступление она начала в 9.00, но войти в город смогла лишь около 20.00, потеряв за день восемь убитыми и 34 ранеными[957].

В 6.00 8 апреля началась новая атака на Джуричи – под прикрытием артиллерийского и минометного огня в наступление перешли 1-й и 3-й батальоны Черногорской бригады. Русские, немцы и хорваты снова оказали ожесточенное сопротивление. По воспоминаниям партизана Василие Радуловича, 1-й батальон, усиленный парой пулеметов «Максим», понес большие потери и был вынужден залечь в 300 м от позиций обороняющихся. Около 17.00 он сам подвергся контратаке со стороны Савы, при отражении которой тяжелое ранение получил командир 2-й роты Митрович. В 4.00 9 апреля началась третья атака (1-й батальон наступал с востока, 2-й и 3-й – с юга), захлебнувшаяся с большими потерями, как и две предыдущие. Лишь на следующий вечер, перейдя после сильной огневой подготовки в общее наступление, партизаны смогли, наконец, ворваться в окопы и к полуночи занять село[958]. Причиной этого было то, что дав отступившим из Брчко частям возможность отойти на север, его защитники под огневым прикрытием оставили населенный пункт. Потери 1-го полка с 6 по 10 апреля составили 19 военнослужащих убитыми, 61 – ранеными и контуженными и 13 – пропавшими без вести. Среди погибших был один офицер – лейтенант Дмитрий Колышкин[959].

Отступив из Брчко и Джуричей, русские в составе остальной группировки начали марш на северо-запад вдоль Савы. Преследование вела 5-я дивизия ЮА, I Краинская бригада которой 13 апреля атаковала городок Жупанья. Ее передовой разведдозор после полудня появился у восточной окраины населенного пункта, но быстро отступил, встретив сопротивление обороняющихся. Немецко-хорватские позиции были открыты, и после 15-минутной артподготовки в наступление перешли 1-й и 2-й батальоны партизан. Ожесточенный бой длился до вечера, но прорвать оборону «краинцы» не смогли. Лишь после возобновления артобстрела город был оставлен защитниками и к 22.00 перешел в руки повстанцев. Общие потери 5-й дивизии за день составили 20 человек убитыми и 81 ранеными[960].

В обороне участвовали I батальон 1-го и, более активно, III – 2-го полков. По записям в документах 2-го полка, бой шел с 8.00: наступая под прикрытием высокой дамбы вдоль Савы, партизаны обошли фланг крайней к реке 9-й роты, вынудив ее податься вбок. Отступила и стоявшая к востоку 10-я рота, но контратака резервной 11-й в 10.00 купировала прорыв повстанцев. В итоге, несмотря на сильный минометный обстрел, русские смогли удержать позиции до 20.30, когда началось общее отступление. Батальон за день потерял четверых убитыми, столько же пропавшими без вести и 20 ранеными, включая оставшегося в строю Гауптмана Мамонтова. В последующие дни он находился в резерве в Канонице [961].

1-й полк, напротив, всеми силами занял участок фронта с населенными пунктами Яруга и Беравцы. Во второй половине дня 14 апреля наступавшие части 5-й Краинской дивизии, усиленные танками Т-34/85 2-го батальона 2-й танковой бригады – одной из первых югославских регулярных частей, сформированной в СССР по штатам Красной армии – с ходу ворвались в село Гундинцы, почти без боя отбросив охранение Вермахта. Но развить успех у них не получилось – за 500–600 м до Беравцев прямо перед передними танками взлетел на воздух мост через небольшую речку, машины остановились. После осмотра было решено забросать данную естественную преграду стволами деревьев, но когда мотодесантники приступили к этому, двое из них погибли, подорвавшись на противопехотной мине. Со стороны села был открыт минометный и пулеметный огонь, заставивший югославов отступить.

После подхода пехоты и проведения разведки был найден подходящий для танков брод и разработан план атаки. Командование 5-й дивизии сочло, что Беравцы удерживаются лишь слабым прикрытием, поэтому для их захвата был выделен один батальон, усиленный танковым взводом (три машины). Танки должны были идти в боевых порядках пехоты и прикрывать огнем ее продвижение через простреливаемый участок, а на той лежала задача зачистки села. Но в 200–300 м от окраины Беравцев оказался еще один канал, перед которым атакующие попали под сильный пулеметный огонь и залегли. Танки попытались пересечь его, но два из них при этом застряли, после чего наступление было свернуто[962].

Согласно оперативному дневнику 5-й дивизии, атака началась в 18.30 и была осуществлена силами I Югославской бригады при поддержке артиллерии. Потери за день составили четыре погибшими и 54 ранеными[963]. Эта бригада была еще одной регулярной частью, сформированной в СССР. Ее личный состав был набран в основном из военнопленных: хорватских легионеров (369-го полка и легкой автотранспортируемой бригады, интегрированных в состав Вермахта и итальянской армии соответственно), словенцев – призывников немецкой армии, банатских хорватов и сербов, ранее призванных венграми. Весь офицерский состав первоначально так же был укомплектован хорватскими военнопленными. Бригада отличалась низким боевым духом и большим количеством дезертиров и перебежчиков [964].

15 апреля I бригада осуществила две ночных и две дневных атаки на Беравцы, закончившиеся безрезультатно. К ней присоединилась и IV Краинская, которая смогла занять хутор Моравик и пересечь одноименную речку, но затем залегла под сильнейшим огнем обороняющихся. Тем временем под прикрытием ночи югославам удалось вытащить из канала застрявшие танки, а саперы провели разминирование и инженерную подготовку местности. В итоге последнюю атаку Югославской бригады поддерживали танки. План остался прежним, но после того как выстрелами башенных орудий были подожжены несколько ближайших домов, командир взвода на полной скорости повел свою машину вперед и ворвался в село. Остальные танки последовали за ним, несмотря на то что пехота не могла поддерживать такой темп. Первым из противотанковых гранатометов «Панцерфауст» шуцкоровцами был сожжен танк командира, за ним – еще один, третья машина смогла отойти. Потери югославской пехоты составили 18 убитыми, 114 ранеными и контуженными и один пропавшим без вести[965].

По воспоминаниям лейтенанта Бугураева, в ночном бою артиллерийский взвод расстрелял весь боекомплект, но продолжал оставаться на позиции под огнем противника, так как шум подаваемых передков мог создать у пехоты впечатление начала отхода [966].

Следует заметить, что в современной литературе можно найти ошибочные утверждения (заимствованные из эмигрантских источников) об атаке восьми советских танков, из которых русскими были уничтожены три или даже шесть. Потери 1-го полка составили четверых убитыми и 12 ранеными, среди которых был и оставшийся в строю майор Скворцов[967]. На следующий день упорный бой продолжался, потери атакующих, по их данным, увеличились еще на 11 погибшими и 43 ранеными. Лишь с наступлением темноты 1-й полк оставил позиции и продолжил отступление через Славонский Брод на Загреб. Русским два дня боя стоили восемь убитых, 28 раненых и контуженных, и двое пропавших без вести[968].

Необходимо добавить, что в этот период люди Морозова побывали в бою и за пределами восточной Хорватии: 5 апреля транспортная колонна штаба корпуса и обозы 1-го полка, размещавшиеся в селе Думовцы под Загребом, подверглись сильной ночной атаке. Унтер-офицер Александр Скопинский (переводчик, прикомандированный к транспортной колонне из штаба РК) вспоминал, что русские несли потери в том районе и ранее – его прислали вместо зондерфюрера-латы-ша, в конце зимы или начале весны пропавшего вместе с одноногим унтер-офицером во время прогулки по окрестным селам. Выяснить, были ли они захвачены или дезертировали сами, не удалось, около Савы была найдена только фуражка зондерфюрера.

Про само ночное нападение он вспоминает, что партизаны смогли перебить караул 1-го полка (из солдат старших возрастов) и неожиданно ворваться в село. Там они захватили пленных, которых затем удалось отбить, за исключением капеллана отца Василия Виноградова (из СССР). Встретив сопротивление, партизаны начали отступать и напоролись на занятый взводом трубачей 1-го полка бункер на выезде, но смогли прорваться. Попытка атаки с другой стороны была пресечена Скопинским и подчиненными ему людьми с ручным пулеметом. Окончательно повстанцы отступили после появления немецкого подкрепления с ближайшей станции. В лесу рядом с селом были найдены брошенный пистолет-пулемет, пилотки, бинты и следы крови. На следующий день русские передали Думовцы хорватским частям и выдвинулись в Сибинье[969].

Нам не удалось установить партизанскую часть, осуществившую атаку. Неясными остаются и потери РК в этом бою. По данным исследовательницы Татьяны Пушкадия-Рыбкиной, на загребском кладбище Миригой похоронены три солдата 1-го полка, погибших в его ходе (53, 58 и 60 лет). К слову, всего в немецком военном секторе Миригоя находятся захоронения 11 солдат и унтер-офицеров корпуса (даты смерти – со 2 декабря 1944 по 24 апреля 1945 гг.), служивших, судя по номерам личных знаков, в основном в 1-м и 2-м полках[970].

Боснийская группировка корпуса, декабрь 1944 – апрель 1945 гг

В районе Сараево, куда стягивались русские части из западной Сербии, ситуация для немецко-хорватских войск к концу года складывалась критическая: после занятия партизанами 22 октября 1944 г. Травника, коммуникации в центральной Боснии были перерезаны или поставлены под угрозу. Для его возвращения была предпринята начавшаяся 9 декабря операция «Снежинка». В ней были задействованы полк Рогожина, 505-й разведывательный отряд, 105-я охранная рота, 505-й зенитный и 505-й артиллерийский дивизионы V горного корпуса СС, 811-й охранный и 782-й туркестанский батальоны, три танка, подразделения I регулярной оперативной бригады Усташской войницы.

В назначенный день III русский батальон начал наступление из Бусовачи, куда был передислоцирован накануне, и занял район Ковачице. В то же время I батальон, который должен был атаковать от Зеницы, прибыл на исходные позиции с опозданием. В течение 10 декабря он без боя достиг села Плана, но на следующий день встретил упорное сопротивление и вернулся в Зеницу. Ранения получили сразу пять офицеров: майор Николай Галушкин, гауптман Александр Лекторский, лейтенанты Юлий Мариюшкин, Валентин Ермаков и Николай Генрици [971].

По воспоминаниям унтер-офицера тяжелой роты Константина Грудзинского, батальон попал под прицельный минометный обстрел во время марша на узком и поросшем кустарником участке тропы. Одним из попаданий было выведено из строя все первое отделение головной роты. Шуцкоровцы вступили в перестрелку, но из-за тяжелых потерь спешно отошли. Убитых похоронная команда захоронила прямо во время отступления, не закапывая, а лишь наспех засыпав сверху[972]. Основным противником русских была VIII Краинская бригада

4-й дивизии НОАЮ. Батальону Галушкина пришлось столкнуться с ее 2-м и 4-м батальонами, прикрывавшими обороняемый район с севера и северо-востока. От железнодорожной станции Бусовача наступал подтянувшийся накануне II батальон майора Трескина, против правого фланга которого действовал 3-й, а против левого – 1-й батальоны «краинцев». Последний противостоял и атаковавшим еще южнее эсэсовцам [973].

Наступление II батальона началось в 7.00 после сильной артиллерийско-минометной подготовки, первый рубеж – село Топола – был взят достаточно быстро. Но затем русские попали под сильный огонь справа (где по плану должен был находиться I батальон), в бинокль были хорошо видны спускавшиеся с гор партизаны. Для предотвращения охвата с фланга Трескин отправил 7-ю роту на Кратину, а сам продолжил наступление силами 5-й и 6-й. После занятия Ахмичей, по его утверждениям, был получен приказ отступать, так как атака левофланговых немецких частей захлебнулась. Потери составили шесть ранеными[974]. В действительности II батальон оставил позиции без приказа, его остановила 3-я рота 505-го разведотряда. Наступавшие левее, сильно потрепанные 1-я рота данного подразделения и 105-я охранная рота, добившись первоначально определенных успехов, были вынуждены отступить. 2-я рота разведчиков останавливала в тот день и III батальон шуцкоровцев. Отмечался сильный огонь двух повстанческих минометных батарей по трассе Бусовача – Витезь[975].

Наступавшим из Бусовачи противостояла XI Краинская бригада 4-й дивизии. В течение 9-11 декабря на этом участке ожесточенные бои с переменным успехом шли в основном вокруг Ковачицы и высоты 649. В ночь с 11 на 12 3-й партизанский батальон смог сбить немцев с высоты, а следующим утром общей атакой повстанцы отбросили их к Бусоваче. После этого накал боевых действий стал спадать, наступление закончилось 13 декабря, когда около 300 усташей провели разведку боем на Ковачицу. Всего с 9 по 13 декабря потери партизанской бригады составили 12 убитыми, 52 ранеными, девять пропавшими без вести и двое дезертировавшими[976].

По донесению штаба V корпуса СС, повстанцы в течение 12 декабря вели сильный артиллерийский обстрел, также были отбиты их атаки на Густи Граб. Все потери немецкой группировки в течение 12–13 декабря пришлись на РКвС и составили двух погибшими и 34 ранеными (включая гауптмана Георгия Котляра и лейтенанта Николая Гоженко). После этого была получена новая задача: сдерживать активность партизан против железной и шоссейной дорог, одновременно подготавливая позиции для нового наступления на Травник. Как писал впоследствии командующий армейской группой «Е» генерал-майор Эрих Шмидт-Рихберг, одной из причин провала «Снежинки» стало использование измотанных и плохо одетых русских в суровых зимних условиях[977].

15 декабря полк Рогожина был вновь переименован в 5-й, все его силы к этому времени были собраны под Бусовачей. Отступившие от Кральево и Чачака русские батальоны сосредоточились в Киселяке и также вошли в состав БГ «Гонтарев» (расформирована 28 декабря). 22 декабря они были объединены в 4-й полк под командованием майора Александра Эйхголыда в составе трех трехротных батальонов, артиллерийского, противотанкового, конного, саперного, связного взводов и охранной роты [978].

Во второй половине месяца оба полка имели регулярные стычки с повстанцами, но до серьезных боестолкновений дело доходило редко. Например, вечером 18 декабря было отбито слабое нападение на левый фланг III батальона 5-го полка. При этом шесть партизан перебежали на немецкую сторону, в качестве трофеев была захвачена винтовка и две английские мины. На следующий день части РКвС осуществляли разведпоиски, а подавленная ответным огнем батарея НОАЮ вела беспокоящий артобстрел Бусовачи. Общие потери составили 51 погибшими и четыре ранеными, было убито не менее четырех партизан[979].

Новое наступление на Травник – операция «Лавина» – началось 29 декабря. К этому времени район перешел в зону ответственности XXI горного армейского корпуса, а непосредственное осуществление акции было возложено на подразделения 104-й егерской дивизии, усиленные БГ «Эберлейн» (командир – оберст Август Риттер фон Эберлейн). В состав последней, кроме частей РКвС, вошел ряд охранных и земельнострелковых батальонов (включая 845-й немецко-арабский), несколько артиллерийских батарей, I батальон усташской XI регулярной оперативной бригады и IV батальон 18-й гарнизонный бригады 8-й хорватской дивизии. Оборону по-прежнему держала 4-я дивизия НОАЮ (VI, VIII и XI Краинские бригады). На 15 декабря она насчитывала 7530 человек и имела на вооружении 15 артиллерийских орудий, 13 противотанковых пушек, 38 тяжелых и 24 легких миномета, 13 гранатометов PIAT, 29 тяжелых и 328 ручных пулеметов, 411 пистолетов-пулеметов, 4166 винтовок, 663 пистолета[980].

В первый день операции 5-й полк смог достичь линии Топола – Горни Ровна, а на следующий день в оперативное подчинение Рогожина перешел I батальон 4-го полка, так же принявший участие в наступлении. В это время III батальон 4-го полка размещался в районе Бусовачи, а II действовал под Зеницей, упорно атакуя Високовец и высоту 592. Его потери были значительны – до конца года погибли шесть (включая лейтенанта Игоря Чеславского и стрелка Петро Купрака) и получили ранения 16 (в том числе гауптман Михаил Левандовский, обер-лейтенант Владимир Орлин и лейтенант Сергей Мошин) военнослужащих. В 5-м полку тяжелое ранение получил лейтенант Борис Акаловский [981].

Майор Трескин вспоминал, что II батальон 5-го полка атаковал на прежнем участке и смог взять Тополу, но, достигнув рубежа Ахмичи – Пиричи, получил приказ остановиться. Потери только убитыми составили шесть человек. Противником в этом секторе по-прежнему была VIII Краинская бригада. По данным югославского историка Изидина Чаушевича, наступавшим около 14.00 30 декабря удалось отбросить ее 1-й батальон от Ахмичей и Видовичей, но через три часа повстанцы контратакой смогли восстановить положение. Он же писал, что по состоянию на 1 января высота 592 находилась в руках немцев[982].

В конечном итоге к первым дням января наступление на Травник снова пришлось отложить, на этот раз из-за сильных снегопадов [983]. Командир 104-й егерской дивизии генерал-лейтенант Хартвиг фон Людвигер, 6 января принявший оперативное руководство операцией, констатировал, что партизанские формирования оказались сильным противником, «во многом приблизившимся к регулярным русским частям». Сопротивление повстанцев отличалось крайним ожесточением. Про подразделения своей дивизии и БГ «Эберлейн» он писал: «Командование и личный состав показали свою боевую готовность, отчаянной волей и самопожертвованием снова доказали, что невозможное на первый взгляд может стать возможным». Итоги операции были оценены как минимум в 600 убитых (найдено 307) партизан, 21 был захвачен в плен. Были уничтожены две противотанковые пушки, захвачены один тяжелый и 17 ручных пулеметов (частью так же уничтоженных), 48 винтовок, большое количество ручных гранат, взрывчатки и боеприпасов. Собственные потери составили 34 убитыми, 134 ранеными, четверо пропавшими без вести и 87 обмороженных[984].

В послевоенных югославских источниках людские потери 4-й дивизии за четыре дня боев были оценены в 58 погибших и 243 раненых бойца и командира, а материальные – в два миномета (тяжелый и легкий), семь ручных пулеметов и 12 винтовок. При этом не упоминается значительное число пропавших без вести и не учтен урон перешедшей в ее оперативное подчинение VII Краинской бригады 10-й дивизии[985].

Установившееся затишье закончилось 20 января, когда проведение «Лавины» было возобновлено. Пятью днями ранее в район Бусовачи прибыл запасной батальон РК, остававшийся до этого в Черногории. Ему был выделен участок обороны у Баре и Ковачичей, а чуть позже подразделение было переброшено к Купресу. 4-й и 5-й полки наступали достаточно активно, достигнув в первый день рубежа Риска – Гачичи – Махала (смертельное ранение получил лейтенант Георгий Таргони), затем русскими был занят еще ряд населенных пунктов. Но непосредственно во взятии Травника 22 января они не участвовали. Можно добавить, что успешное завершение операции выразилось в награждении большого числа военнослужащих, в том числе Железными крестами II класса. Например, 25 января этот орден получил майор Эйхгольц, а спустя четыре дня – группа военнослужащих его полка, включавшая лейтенантов Виктора Дзярского, Виталия Коха и Константина де Боде [986].

Вместе с тем общее моральное состояние русских (как и других немецких и хорватских военнослужащих) было не на высоте. Командир тяжелого взвода II батальона 4-го полка И. Попов вспоминал: «Отсутствие теплого обмундирования, нужного вооружения, транспорта, а также и идей «за что же мы боремся?», делало цели непостижимыми и движения вялыми. Мы наступали только потому, что этого от нас требовали. О том, что мы проиграем войну никто не думал и никто себе не представлял настоящее политическое положение»[987].

НОАЮ не смирилась с поражением, практически сразу начав готовить ответный удар на Травник. Для этого 4-я партизанская дивизия дополнительно получила в оперативное подчинение XIII Краинскую бригаду 39-й дивизии и Влашицкий партизанский отряд. Последний на 14 февраля насчитывал 233 человека и имел на вооружении по одному миномету и тяжелому пулемету, по 15 ручных пулеметов и пистолетов-пулеметов, 127 винтовок и 23 пистолета [988].

Немецкое командование, наоборот, ослабило сектор, отдав 25 января распоряжение о переброске 104-й дивизии в район Зворника. Зона Травника вновь перешла под ответственность БГ «Эберлейн» в составе 4-го, 5-го полков и запасного батальона РК, нескольких охранных и земельно-стрелковых батальонов, и нескольких батальонов Усташской войницы. Поддержку осуществлял ряд артбатарей и до девяти танков. Все эти немногочисленные и слабые части не только обороняли Травник с севера, запада и востока, но и размещались вдоль коммуникаций до самой Бусовачи.

На основе анализа имеющихся источников, мы можем восстановить картину дислокации частей РК на момент начала партизанского наступления:

– 4-й полк в основном размещался восточнее Травника (штаб II батальона в Мосоре, его роты – в селах к северо-востоку; III батальон, за исключением 10-й роты, в самом Травнике, в районе Бандола; а I – дальше на юго-восток, в Букве);

– 5-й полк удерживал сектор юго-западнее города, в частности, районы Бучичи – Горни Баличи и Ранковичи – Лазине;

– запасной батальон прикрывал Бусовачу с юго-западного направления, занимая позиции у Крнячи, Одмеки и Купреса.

Общий удар НОАЮ был нанесен в 22.00 15 февраля, с первых минут тяжелые бои завязались на центральном участке позиций 5-го полка. Там район доминирующей горы Хум (высота 744) удерживал батальон Трескина: 5-я рота занимала саму возвышенность, 7-я – село Подхумлье, находясь на стыке с сектором правофлангового I батальона, а 6-я – высоту 566 и Баскаради. По воспоминаниям самого майора, партизаны начали упорные ночные атаки горы, каждый раз заставляя защитников скатываться вниз. С рассветом положение восстанавливалось контратаками при поддержке немецкой батареи, стоявшей под Дивьяком, и артроты 5-го полка из-под Витезя. При этом большая часть снарядов последней не разрывалась, давая «клевки». 21 февраля на склонах Хума смертельное ранение в живот получил командир 5-й роты гауптман Иван Кондратьев[989].

Людям Трескина противостояла VII бригада, имевшая задачу перерезать дорогу между Бусовачей и Травником. В первую ночь наступления ее 1-й, 2-й и 3-й батальоны, усиленные разведротой, к 3.00 смогли сбить русских с Хума и захватить Подхумлье, Велику Мошунь, Кальварию и Горни Вечериску. Но утром шуцкоровцы перешли в контратаку, бои продолжались до вечера 17 февраля, высота 744 несколько раз переходила из рук в руки. В итоге повстанцы оставили первоначально захваченные позиции, потеряв четверых бойцов погибшими, 22 ранеными и одного пропавшим без вести. В плен попало шесть русских.

18 февраля на прежнем участке действовал только 1-й батальон бригады, в 16.00 отразивший атаку шуцкоровцев, двумя группами наступавших от Малой Мошуни. 2-й и 3-й партизанские батальоны в это время вели разведку боем на Черкез, удерживаемый силами левофлангового III батальона. На следующий день они, совместно с разведывательной ротой, атаковали село и заставили отступить около 100 удерживавших его русских. Бой длился всего 20 минут, но вскоре повстанцы подверглись контратаке и были вынуждены отступить к Горни Вечериске[990].

На фланге VII бригады, ближе к Травнику, наступала VIII. Вечером 15 февраля она при поддержке двух минометных и одной артиллерийской батарей завязала бои с подразделениями 273-го охранного батальона в районе Ранковичей и I батальона 5-го полка у Лазине. Русские отбивались крайне упорно и отступили лишь к вечеру. Развивая успех, повстанцы в 21.00 16 февраля 1-м батальоном атаковали шуцкоровцев в Бучичах. Им удалось занять несколько домов села, но к рассвету они были вынуждены отступить. Наступательные действия 17–19 февраля также не принесли партизанам успеха: обороняющиеся неоднократно переходили в контратаки. В целом прикрывавшие дорогу части выполнили свою задачу, не дав противнику тактически отрезать Травник, но общей ситуации это не изменило – вечером 19 февраля город был захвачен после фронтальных атак VI и XI бригад НОАЮ. Это привело к началу общего отступления: в ночь на 20 февраля I батальон скрытно отошел непосредственно к шоссе, а на следующий день – к Витезю[991].

20-21 февраля II батальону пришлось столкнуться с частями обеих наступавших с запада бригад – ожесточенные бои шли у Хума, Велики Мошуни и Баскаради. В итоге люди Трескина отступили к Донья Вечериске и Риске. В это же время VII партизанская бригада атаковала позиции III батальона оберст-лейтенанта Зенкевича, заставив его также начать отход. Общие потери VIII бригады с начала наступления составили 28 убитыми, 106 ранеными и три пропавшими без вести, а VII 18–21 февраля лишилась семи убитыми и 40 ранеными. Но урон Вермахта в живой силе и материальном имуществе так же был велик[992].

Отступив от Крушчиче, III батальон закрепился в селах Горни Ровно (11-я рота), Доньи Ровно (10-я и штаб батальона) и Ковачица (9-я как резерв), где в ночь на 23 февраля подвергся новой атаке. Снежные завалы крайне затрудняли маневрирование: противники были вынуждены пользоваться узкими, обледенелыми дорожками, протоптанными в снегу. Из-за морозов смазка итальянских пулеметов загустевала, и те начинало заедать. По словам санитара Михаила Федоровского, усталость людей привела к тому, что отступление превратилось в паническое бегство, в ходе которого батальон потерял убитыми, ранеными и пропавшими около половины состава. Зинкевичу с трудом удалось восстановить порядок и организовать оборону на новом рубеже у Баре. Атаку осуществили 1-й и 3-й батальоны VII бригады, к 21.00 сбившие русских с позиций и продолжавшие преследование до 2.00 ночи[993].

Утром 23 февраля повстанцы открыли сильнейший артиллерийско-минометный огонь на всем фронте 5-го полка (Границе – высота 513 – Язвине). Прикрывавший правый фланг северокавказский батальон[994] отошел, в результате чего лично выехавший на место оберст Рогожин обнаружил, что партизаны беспрепятственно заходят русским в тыл. Положение удалось спасти лишь штыковой атакой учебной команды из 70 человек под командованием лейтенанта Николая Назимова. Последнему она стоила жизни – взрывом офицеру буквально оторвало голову. Впоследствии он был захоронен местными жителями в братской могиле недалеко от католического кладбища, вместе со своим ординарцем унтер-офицером Георгием Протопоповым и еще 27 шуцкоровцами[995].

Под обстрелом VII и VIII партизанских бригад 5-й полк нес тяжелейшие потери. Оказавшееся смертельным ранение получил и оберст-лейтенант Зинкевич. Санитар Федоровский вспоминал, что у него были перебиты обе ноги и он истекал кровью, постоянно в полусознательном состоянии повторяя: «Федоровский, передайте «паку», чтобы он открыл беглый огонь». В трех шагах от него лежал командир 11-й роты обер-лейтенант Тихон Чибирнов: «Меня поразило выражение нечеловеческого страдания на его лице. Он весь был залит кровью и я сравнительно долго не мог обнаружить рваную рану в паху и раздробленную кисть левой руки. Накладывая повязки потуже и тем стараясь приостановить кровотечение, я сдавливал пораненные места.

– Доктор, ведь я еще человек! – несколько неожиданно для меня произнес полковник Чибирнов, не издававший до этого ни одного стона».

Раненых на импровизированных носилках (приставной лестнице и куске плетня) отправили в Бусовачу, где оба офицера к утру скончались. В строю батальона к вечеру оставалось 97 человек[996].

24 февраля натиск партизан не ослабевал. Около полудня под сильным обстрелом начал отступать правофланговый I батальон, из-за чего позиции III у кирпичного завода оказались под пулеметным обстрелом с трех сторон. Но он продолжал держаться до 16.00, когда попал под «дружественный огонь» своей же артиллерии. После этого начался общий отход по всему фронту, грозивший перерасти в полный разгром из-за деморализации солдат. В этой ситуации Рогожин, стоя на перекрестке дорог, лично командовал отступлением, распределяя роты по новым позициям на северных и западных окраинах Бусовачи. За день 5-й полк лишился 15 человек убитыми, 53 ранеными и пяти пропавшими без вести, было уничтожено одно противотанковое орудие[997].

Несмотря на ухудшение морального состояния личного состава, многие солдаты продолжали боевые действия с фанатическим упорством. Так, в тот день ранение получил командир отделения тяжелой роты II батальона унтер-офицер Константин Сафаревич – осколком была перебита кость выше колена. Не желая покидать поле боя, Сафаревич ножом сам ампутировал себе ногу, перетянул артерии и наложил временную повязку. После этого он продолжал выполнять обязанности командира тяжелого пулемета, указывая номерам расчета цели и руководя переменой позиций. После эвакуации, на перевязочном пункте, он подбадривал других раненых и руководил их погрузкой на сани. Впоследствии Константин был отмечен в приказе командующего XXI горного армейского корпуса генерала Эрнста фон Лейзера, награжден Железным крестом II класса и произведен в фельдфебели[998].

Днем ранее, 23 февраля, бои вспыхнули на спокойном до того момента участке запасного батальона, атакованном 2-м и 3-м батальонами VII Краинской бригады. У Одмеки 2-я русская рота, оказавшись в полном окружении и расстреляв все патроны, была вынуждена пробиваться штыками. На следующий день повстанцы попытались обойти батальон с флангов, вынудив его отступить к высотам 527–529 у Бусовачи. Наступавшим удалось захватить несколько повозок обоза[999]. Согласно рапорту 4-й дивизии, захвату Купреса и Царицы в первый день помешал в том числе сильный артиллерийский огонь немцев. Общие потери VII и VIII бригад за 23–24 февраля, по тем же данным, составили семь человек убитыми и 51 раненым[1000].

По воспоминаниям лейтенанта Вадима Диаковского из 1-й роты, атака на соседнюю Одмеку началась после полудня 23 февраля, бой длился до 15.00. К 18.00 было сбито боевое охранение на одной из возвышенностей перед фронтом 1-й роты, но она продолжала удерживать позиции, пока партизаны не стали обтекать их с флангов. К Царице русские оттянулись в районе полуночи. На следующий день взвод Диаковского был послан на разведку в сторону утраченных накануне позиций, но попал под сильный обстрел и отступил, потеряв одного пулеметчика, получившего тяжелое ранение плеча.

В Бусоваче к моменту прибытия запасного батальона ситуация для немцев и хорватов становилась критической. «Дух борьбы заметно падает. По улицам движутся непрерывные вереницы раненых, одни идут, других везут на тачках, несут на носилках. Вид их ужасен. Особенно благодаря пятнам крови на белых маскировочных халатах». Люди Черепова заняли оборонительные позиции на западных окраинах города: основные силы 1-й роты вместе со штабом батальона укрепились в бункерах, а взвод Диаковского развернулся у высоты 527. Левым флангом он упирался в овраг, по другую сторону которого развернулась 2-я рота. Справа находились остатки III батальона 5-го полка – 10-я (11 человек во главе с унтер-офицером) и 11-я (14 человек, включая одного офицера) роты, командир тяжелой роты лейтенант Игорь Зипунников с одним тяжелым пулеметом, приданным взводу Диаковского[1001].

К этому времени БГ «Эберлейн» фактически прекратила существование как боевая единица. Ее штаб был блокирован на железнодорожной станции Бусовача, к северо-востоку от города, а 25 февраля уничтожен при попытке прорыва. Сам оберст фон Эберлейн попал в плен. Собранные в Бусоваче остатки группировки (русский полк, северокавказский и усташский батальоны, штаб и часть сил противотанкового дивизиона 369-й «Дьявольской» дивизии, немецкие зенитные и артиллерийские части) возглавил майор Хюммель[1002]. План обороны был срочно разработан поздним вечером 24 февраля на совещании командиров всех оказавшихся в городе подразделений. Согласно ему, на позициях развернули две гаубичные батареи, артиллерию 5-го полка, 10 противотанковых пушек «дьяволов» и 12 зенитных орудий. Из расчетов 20 других зениток были сформированы две роты, перешедшие под командование Рогожина.

С вечера 24 до утра 26 февраля непрерывно продолжалась ожесточенная артиллерийско-минометная перестрелка вдоль всей линии обороны (за 25 февраля по городу было выпущено не менее 2000 различных выстрелов – вдвое больше, чем со стороны гарнизона). Положение оборонявшихся спасали подготовленные заранее окопы полного профиля, частично прикрытые колючей проволокой и обеспеченные ходами сообщения. Повстанцы дважды неудачно атаковали обозы 5-го полка в селе Полье и смогли выбить усташей из Кулы, полностью окружив город, но в полноценное наступление не переходили [1003].

Положение окруженных во многом спасла прорвавшаяся в город утром 26 февраля немецкая механизированная колонна из Сараево[1004]. Она не только усилила гарнизон и доставила остро необходимые боеприпасы и продовольствие, но и произвела положительный психологический эффект. Вечером того же дня колонна выехала обратно, забрав с собой 93 раненых военнослужащих 5-го полка. При этом машины попали под обстрел партизан. Отличился находившийся при раненых штаб-арцт Федор Вербицкий: получив ранение плеча, он, несмотря на кровопотерю, продолжал одной рукой оказывать помощь пострадавшим. Шофер машины был убит, но одному из легкораненых удалось взять управление. Конец войны Вербицкий встретил в лазарете на территории Рейха, где ему было сделано семь операций. Ранее, при нападении на обоз в Полье, не желая попасть в плен, застрелился находившийся среди раненых лейтенант Георгий Трубицын[1005].

Из донесения 4-й дивизии следует, что с 25 февраля до конца месяца VII и VIII бригадами был отбит целый ряд контратак блокированного гарнизона, что представляется крайне сомнительным. Сами повстанцы силами обеих бригад атаковали город с северной, западной и восточной сторон в ночь с 25 на 26 февраля. На одном из участков им даже удалось занять несколько крайних домов, но с рассветом они были вынуждены отойти. Потери за четыре дня составили не менее пяти погибшими, 33 ранеными и двух пропавшими без вести [1006].

В действительности в атаку 5-й полк перешел лишь 1 марта: для поддержки контрнаступления 7-й дивизии СС от Зеницы русским было приказано продвинуться до высоты 375 южнее Каоника. В результате к 15.00 они достигли указанного рубежа, но так как эсэсовцы не появились, партизаны перешли в контратаку, а артиллерия в Бусоваче осталась без прикрытия, к вечеру Рогожин отвел своих людей на исходные позиции. Потери с 26 февраля составляли 12 погибшими, 64 ранеными и одного пропавшим без вести, а с момента начала наступления НОАЮ полк лишился трех противотанковых орудий, которые были взорваны из-за невозможности эвакуации. 2–3 марта слабый обстрел Бусовачи продолжался, но ее окрестности партизанами были оставлены. Полная деблокада города состоялась 4 марта, когда «Принцем Ойгеном» был возвращен район до Витезя. По данным югославского историка Йована Клянча, потери VII бригады непосредственно на линии огня 1 марта составили лишь двух человек ранеными, но на наблюдательном пункте погиб командир 1-го батальона Джорже Йович[1007].

Еще 28 февраля Рогожин получил радиограмму, сообщавшую о его награждении генералом фон Лейзером «за выдающееся командование, примерное мужество и личную храбрость» Железным крестом I класса, а 2 марта приказом по БГ «Хюммель» он был отмечен бронзовым знаком «За борьбу с бандами» [1008].

Первая награда, распространенная сама по себе, являлась нечастой для РК – кроме Рогожина, семью днями ранее, ее получил обер-лейтенант Петр Голофаев (согласно приказу командующего армейской группы «Е»). Знак «За борьбу с бандами», более редкий вообще, в рядах корпуса встречался чаще. По крайней мере, на основе имеющихся фотоматериалов можно судить о том, что им были награждены гауптманы 5-го и 1-го полков Георгий Котляр и Владимир Третьяков (серебряным и бронзовым соответственно).

4-й полк также участвовал в попытках отражения партизанского наступления. Наибольшим ожесточением отличались бои за францисканский монастырь Святого Франьо в селе Гучья Гора к востоку от Травника. Противником немецко-хорватских войск на этом секторе первоначально была XIII бригада (1290 человек, 128 ручных и 12 тяжелых пулеметов, семь противотанковых ружей, четыре легких и восемь тяжелых минометов, четыре противотанковых пушки), усиленная Влашицким отрядом. Первая масштабная партизанская атака на Умац, прилегающую высоту 1350 и Гучью Гору произошла в ночь с 17 на 18 февраля и закончилась неудачно. В частности, 4-й батальон бригады, не сумев взять школу и монастырь в Гучьей Горе, отступил, потеряв убитым командира взвода и еще двух партизан ранеными[1009].

Село удерживали два взвода 6-й роты и артвзвод (три орудия[1010]) 4-го полка под общим командованием гауптмана Ивана Роговского. В ближнем ночном бою погибли два солдата из взвода обер-лейтенанта Арсения Низовцева, один из которых ранее был награжден Железным крестом. Утром на подкрепление им был переброшен тяжелый взвод II батальона, занявший позицию ниже располагавшегося рядом с монастырем кладбища[1011]. Новая атака не заставила себя ждать: в 17.00 18 февраля в наступление на село перешел 2-й батальон XIII бригады, которому удалось к вечеру полностью блокировать русских в монастыре. Согласно анонимным свидетельствам одного из партизан, школа была взята после короткого пулеметного обстрела.

Сложнее пришлось с кладбищем – первая атака НОАЮ была отбита, после чего повстанцы ввели в действие минометы и гранатометы PIAT. Под их прикрытием «краинцы» перешли в новое наступление и захватили часовню и домик, служившие опорными точками обороняющихся. На кладбище среди могил завязалась ожесточенная «дуэль» гранатометчиков. Русские оказывали упорное сопротивление, но в итоге были вынуждены отступить под защиту монастырских стен[1012].

Командир тяжелого взвода И. Попов вспоминал про удачное попадание 75-мм бронебойного снаряда, после которого партизаны стали выбегать из здания школы, попав под выстрелы бывшего советского снайпера Романова. Затем «начался ад»: под прикрытием огня тяжелых минометов повстанцы перешли в атаку, ведя сильный огонь трассирующими пулями. Прямое попадание мины пришлось в часовню, затем был подожжен дом в 10 м от минометчиков. Ответный огонь орудий и минометов сдерживал атакующих, но постепенно боеприпасы стали подходить к концу – на момент отступления у Попова оставалось всего девять мин. На запросы командира роты был получен абсурдный ответ (вероятно, майора Попова-Кокоулина): «У вас есть штыки, примкните и идите в атаку!»[1013].

Сразу же после занятия села, командир XIII бригады Перо Касапович, найдя в одном из домов телефон, позвонил в монастырь и предложил взявшему трубку командиру-«белогвардейцу» сдаться, на что тот ответил отказом. Комиссар 2-го батальона Владо Баньяц попробовал обстрелять здание из PIAT'a, но не смог пробить стены, а сам получил ранение в голову. Всего повстанцы, по их утверждениям, нашли трупы семи русских, захватили тяжелый пулемет и три винтовки, потеряв шестерых убитыми и 24 ранеными[1014]. В последний момент перед полной блокадой в монастырь успел прорваться саперный взвод 4-го полка, всего в окружении оказались от 150 до 180 шуцкоровцев и 11 усташей. С ними были несколько монахов, во главе с настоятелем отцом Иво Марковичем, и местных жителей. Само кольцо блокады быстро расширялось – в 23.00 Влашицкий отряд атаковал Мосор и, потеряв одного убитого, заставил его гарнизон отступить к Путичево[1015].

Около 10.00 19 февраля местные привели в монастырь раненого в мочевой пузырь ефрейтора Сергея Гвоздевича, которому допрашивавший его комиссар сказал: «Ты все равно сдохнешь, иди передай ультиматум». В письме на сербском языке, с печатью 5-го корпуса, выдвигалось требование сложить оружие и выйти с поднятыми руками до 14.00 следующего дня. В этом случае гарантировалась жизнь. Роговской решил не распространять информацию о партизанских требованиях, чтобы не подрывать боевой дух еще больше: по словам Попова, среди солдат многие выражали желание сдаться. Другие, наоборот, предпочитали смерть плену. К ним относились и усташи, все время призывавшие идти на прорыв. Обстрел монастыря действительно прекратился, но шуцкоровцы продолжали вести огонь из окон при малейшем признаке движения. Позже появилось двое крестьян, якобы втайне от повстанцев принесшие окруженным еду. Один из них, кмет села, просил настоятеля, чтобы тот уговорил русских сдаться, иначе партизаны разрушат монастырь[1016].

Анонимный партизан подтверждал, что к русским с очередным предложением капитуляции был отправлен «уважаемый старик» Степан Грганович (его дочери в это время находились в монастыре). Требования снова остались без ответа, а на обратном пути посыльный был убит выстрелами окруженных. По информации священника Мирослава Джайа, Грганович, наоборот, был убит по дороге к монастырю, неся на палке письмо[1017]. Кроме того, в течение 19 февраля ранения получили двое партизан продолжавшего блокаду 2-го батальона XIII бригады[1018].

Точно по истечению оговоренного срока начался новый штурм. Вновь обратимся к записям Попова: «Ранеными уже заполнены 2 комнаты, четверо убитых, один был убит при мне, пулеметчик неосторожно высунулся головой выше, чем этого позволяла обстановка, я даже не успел предупредить, вижу как он откинулся назад, пуля попала прямо в лоб. Помощник хватает пулемет, с приглушенной злобой устанавливает с левой стороны окна и дает очередь в 20 патронов, затем со злой улыбкой поворачивается ко мне, глаза воспалены и горят решимостью и радостью исполненной мести. «Посмотрите, обращается он ко мне, вон там около дерева, видите, лежат двое, это вот им я заплатил за него»[1019]. Точно известно, что в тот день погиб, по крайней мере, один партизан-командир взвода[1020].

Утром 21 февраля произошла смена партизанских сил – XIII бригада была отправлена для ведения наступательных действий на Зеницу, в районе Гучьей Горы ее сменила XI, чей 1-й батальон был выделен для штурма монастыря. Огонь противотанковых пушек по внешней стене оказался неэффективен, поэтому саперному взводу было приказано произвести ее минирование и подрыв. Предварительно осажденным было отправлено очередное предложение сдаться, под угрозой взлететь на воздух, на которое Роговской ответил местному селянину: «Скажи бандитам – пусть попробуют». В образовавшуюся после взрыва широкую брешь устремилась 2-я рота, отброшенная огнем с внутреннего двора.

Этот день едва не стоил жизни исполняющему обязанности командира XI бригады Микану Марьяновичу и командиру 1-го батальона Мирко Башичу: когда они вели наблюдение, пулей снайпера был убит стоявший между ними бригадный связной. Русского, вероятно, обманули пистолет-пулемет, полевая сумка и хорошая одежда последнего. Отказавшись от идеи взять монастырь штурмом и с помощью огня артиллерии, командование повстанцев решило сжечь его – добровольцу Микану Малешу с помощью лестницы удалось взобраться на крышу и поджечь ее. Уже в темноте кровельная конструкция рухнула, все здание было объято пламенем, изнутри слышались одиночные выстрелы[1021].

Попов подробно описывает события того дня: по его словам, ровно в 8.00 начался артобстрел со стороны Мосора, судя по размерам пробоин – орудиями до 105-мм. Первые снаряды поразили церковь, затем огонь был перенесен на лицевой фасад. «Снаряд попал в комнату с ранеными, их перетягивают на северную сторону, несколько человек получили вторичные ранения уже от снарядов. Перевязывают наспех, не очищая раны. Солдаты мечутся из стороны в сторону вызывая этим еще больший хаос и панику. Раздаются крики и команды: «по местам, с мест не сходить», но кто их слушает, каждый ищет более защищенного места, а его нет сейчас нигде».

Атак повстанцы, по его словам, не начинали, но ожесточенный огневой бой шел весь день. Несколько выпущенных по кладбищу мин из-за плохой позиции и короткой дистанции урона, вероятно, не нанесли. Поджог крыши, похоже, произошел после 14.00: «чувствуется запах бензина, крыша охватывается гудящим пламенем, капает растопленный фосфор, дым его страшно душит. Дело явно приближается к концу.

Западная часть с колокольнями в огне; он гудит и захватывает алтарь, и всю северную часть. Мы пробуем локализовать пожар, но это невозможно. Поток огня неудержим. Над моей головой лопается мина. Крыши и верхних этажей уже нет, и она попав в пол 1-го этажа рвется и обдает нас сверху огнем, щепками и пылью, к счастью раненых нет». В 17.00 раненный в язык Роговской передал руководство командиру артвзвода обер-лейтенанту Владимиру Егорову. Началась подготовка к прорыву[1022].

Уходя, шуцкоровцы добивали всех нетранспортабельных раненых. Спустя неполных две недели один из участников событий, скрывавшийся под инициалами «Ан. Б.», описывал это, в частности, как он лично застрелил своего друга Лелика (вероятно, Алексея или Олега). По его словам, причиной было желание избавить раненых, некоторые из которых убивали себя сами, от мучительной смерти в руках повстанцев, которых «Ан. Б.» называл «полузверьми»[1023]. Здесь уместно вспомнить, что партизаны 4-й дивизии несли ответственность за массовые убийства военнопленных и гражданских при первом захвате Травника в октябре 1944 г. В ответ на упорное сопротивление хорватского гарнизона тогда были убиты все попавшие в плен усташи и многие военнослужащие Домобранства. В городской больнице были перебиты 70 раненых солдат, несколько гражданских пациентов и две медсестры, а около 400 гражданских были заперты и подорваны в туннеле табачной фабрики. В Витязе два 14-тилетних партизана по приказу комиссара убили 40 пленных домобранов[1024]. Поэтому, вероятно, несмотря на свою жестокость, действия русских были оправданы логикой войны.

В 19.42 люди Попова выпустили последние три мины, после чего разбили панорамы минометов и присоединились к остальным. Сам он принял под командование отделение с двумя ручными пулеметами. Первой из ворот в южном направлении вырвалась ударная группа лейтенанта Евгения Головко, огнем двух ручных пулеметов, ручными и дымовыми гранатами расчищавшая путь остальным. «За ним выбегают 11 усташей с примкнутыми штыками, бросаясь в темноту. Хаос. Стрельба с обеих сторон не смолкает. Слышны крики. Выбегает I отделение артиллерии во главе с фельд[фебелем] Л[еонидом] Романовым, его поглощает темнота и неизвестность. Жутко стоять и ожидать своей очереди. II отделение] унт[ер-офицера] Пекарского выбегает образуя в дверях пробку, люди жмутся и боятся темноты. Ун[тер-офицер] Козлов держа во рту гранату принуждает палкой миновать опасную зону. Максим с характерным ему ритмом бьет прямо в дверь. Очередь за мной. […] В селе явно шла рукопашная со всеми ее ужасами. Открываю железную дверь рывком. «За мной!» крикнул рядом стоящим и собрав в комок все силы я бросился вперед. […] Помню как католический священник нас благословлял и удивлялся спокойствию идущих на смерть. «Это могут сделать только русские», сказал он».

В хаотичном бою основная масса русских и хорватов смогла прорваться и к утру достичь немецких позиций у Зеницы, но партизанам удалось отрезать от своих ехавших на уцелевших лошадях и мулах раненых. На падавших и отстававших не обращали внимания. Так погиб, например, унтер-офицер Лев Мартьянов, которому осколком или пулей сбило очки и он, ничего не видя, остался стоять с залитыми кровью глазами. Попов лично убил из своего пистолета-пулемета не менее трех повстанцев: одного в селе, прежде чем сам получил ранение ноги, и двух пулеметчиков, от страха прекративших огонь, уже за ним[1025].

Когда партизаны подошли к монастырю, из подвалов с поднятыми руками вышла группа оставшихся русских, гражданские и монахи, которые, согласно утверждениям Башича, участвовали в обороне с оружием в руках. От пленных удалось узнать, что во время осады они подбадривали и призывали к стойкости солдат. По данным НОАЮ погибло 42 (в том числе 10 убито своими или покончило с собой) и попало в плен 28 человек из числа окруженных, было захвачено три орудия, четыре миномета, тяжелый пулемет «Бреда», два ручных пулемета и 43 винтовки. Собственные потери XI бригады были оценены (вероятно, занижены) в двух убитых и пять раненых[1026]. Эмигрантские же источники называют число безвозвратных потерь 4-го полка примерно в 50 военнослужащих.

Можно сказать, что оборона Гучьей Горы в определенной степени сковала действия НОАЮ на всем участке и позволила немецким частям, в том числе основным силам 4-го полка оттянуться к Зенице. Кроме того, люди Эйхгольца приняли участие в ряде других серьезных боев. Например, известно о гибели 17 февраля лейтенанта 2-й роты Александра Измайлова. 21 февраля I батальон вел бой за Букве и отступил к Толовичам, в тот же день получил ранение командир конного взвода лейтенант граф Николай Коновницын. На Букве наступали 3-я и тяжелая роты 4-го батальона VI бригады, начавшие атаку на западную окраину села еще на рассвете. По воспоминаниям партизана Николы Япунца, русские выждали и встретили атакующих шквальным огнем с ближней дистанции. Понеся потери, рота обратилась в бегство, но примерно в 30 м перед позициями шуцкоровцев остались лежать ее командир Никола Вучкович и ротная санитарка Муньиза Зора. Именно она закричала своему растерявшемуся начальнику: «Возвращай роту и атакуй!», а сама начала забрасывать гранатами ближайший бункер. Вторая атака оказалась успешной[1027].

Тяжелые потери в февральских боях привели к сокращению структуры 4-го и 5-го полков до двух батальонов. Если во втором случае III батальон к началу марта, как писалось выше, фактически прекратил существование, то в первом его личный состав 24 февраля был отправлен на доукомплектование остальных двух, но штаб во главе с гауптманом Христофоровым организационно был сохранен.

Активные и упорные действия частей РК принесли награды большому количеству солдат и офицеров. Например, приказом генерала фон Лейзера от 15 марта Железными крестами II класса были награждены сразу девять военнослужащих 4-го полка: обер-лейтенанты Арсений Низовцев и Владимир Егоров, лейтенант Евгений Головко, фельдфебель Павел Соловьев, ефрейторы Василий Михейкин, Петр Вототелов, Петр Старощук, Иван Самарский и стрелок Нарпи Урасов[1028].

Не обошло наградами своих союзников и хорватское командование. Так, 6 апреля за «отважное и жертвенное исполнение служебных обязанностей» в числе других военнослужащих бывшей БГ «Эберлейн» медалями Короны короля Звонимира с дубовым венком были награждены 12 шуцкоровцев. Серебряные медали получили фельдфебели 5-го полка Павел Мезенцев и Владимир Гурский, а также фельдфебель артвзвода 4-го Леонид Романов. Бронзовые – унтер-офицеры 4-го полка Иван Бастрицов, Илья Листов и Анатолий Рибас (из тяжелого взвода II батальона, 9-й и 10-й рот соответственно). Железные – еще шесть военнослужащих 4-го полка: обер-ефрейтор Иван Больянин и ефрейтор Михаил Мудрин из 1-й роты, ефрейторы Петр Вототелов, Иван Филиппов и Димитрий Душняк (из 2-й, 5-й и 6-й рот), а также стрелок Михаил Билинский из штаба полка [1029].

Практически сразу же после стабилизации фронта русские части получили новую задачу – охрану железнодорожной линии от Каканя до Жепче, вдоль течения Босны. К 12 марта сосредоточение в новом районе развертывания завершилось: от Каканя до Зеницы расположились гарнизоны II батальона, в самой Зенице – остальные силы 5-го полка, севернее города развернулся запасной батальон, а дальше, до Жепче, – 4-й полк. Обстановка, несмотря на постоянные рейды по окрестностям, оставалась спокойной, серьезных столкновений до конца месяца отмечено не было.

Ситуация изменилась вечером 29 марта, когда 4-я и 10-я дивизии ЮА с боем переправились через Босну в районе Каканя для последующего наступления на Сараево. На их пути оказался и самый южный из удерживаемых шуцкоровцами укрепленных пунктов «Долови», на левой стороне реки. Оборонявшие его 30 человек из 7-й роты 5-го полка во главе с унтер-офицером Георгием Ланио были перебиты до последнего. Точные обстоятельства выяснить не удалось – между 21.00 и 22.00 Ланио успел сообщить, что слышна стрельба у моста на Какань, а затем, что он находится под обстрелом со стороны многочисленного противника. Через 15 минут связь прервалась. Трупы были найдены вне опорного пункта, в основном на берегу или выловлены вниз по течению, вероятно русские пытались спастись вплавь. Некоторых явно добивали прикладами, других перед смертью пытали[1030].

Скорее всего, «Долови» атаковали партизаны VI Краинской бригады. Один из них, Триво Йокич из бригадной зенитной батареи вспоминал, что уже на рассвете 30 марта был окружен бетонный бункер, по которому открыли огонь зенитки. Около полудня его защитники выбежали наружу и бросились в сторону повстанцев, но, попав под огонь, повернули в обратную сторону, преследуемые югославской пехотой[1031].

Сараєво было взято частями ЮА после ожесточенных боев ранним утром 6 апреля. В итоге, вся немецко-хорватская группировка в центральной Боснии в первых числах апреля начала общее отступление на Славонский Брод. 7 апреля район развертывания покинул 5-й полк, 11 – запасной батальон, а 15 – 4-й полк. Но за пять дней до этого людям Эйхгольца пришлось поучаствовать в их последнем крупном бою: в ночь с 9 на 10 апреля XIV Центрально-боснийская бригада ЮА при поддержке авиации атаковала и перерезала перегруженную дорогу у Жепче. Для разблокирования коммуникации были задействованы II батальон 4-го полка и подразделения 14-го полка «Принца Ойгена». Задача была ими выполнена и партизаны отступили, потеряв только в дневном бою 10 человек убитыми и 45 ранеными. Ранение при этом получил лейтенант Виталий Кох[1032].

Отступление РК на территорию Германии и его капитуляция, апрель – май 1945 г

Всю вторую половину апреля обе группы корпуса пешим маршем двигались на Загреб. Несмотря на отсутствие боев, движение по переполненным отступающими войсками и беженцами дорогам проходило медленно. 27 апреля в двухдневных переходах от хорватской столицы, впервые с момента создания формирования, все его части (за исключением находившегося в Самоборе штаба корпуса) объединились воедино; командование маршевой колонной принял оберст Рогожин. 29 апреля она прошла Загреб. Северо-западнее города подразделения были погружены в железнодорожные эшелоны и отправлены в район Любляны, а оттуда на территорию центральной Словении, с 1941 г. входившей в состав Рейха.

Добавим, что в период марша состоялся ряд награждений отличившихся военнослужащих. Так, 23 апреля, согласно приказу командующего XXI горного корпуса, Железные кресты II класса получили фельдфебель Герасим Сергеев и ефрейтор Антон Амангалдиев (из 1-й и 3-й рот 5-го полка)[1033].

30 апреля в 17.30 в Загребе от паралича сердца умер генерал-лейтенант Штейфон. В тот же день устным распоряжением командующего армейской группы «Е» временным командующим РК был назначен оберст Рогожин, о чем немедленно было сообщено в приказе по корпусу[1034]. К 3 мая русские части сосредоточились в Лаакена-Цайере (ныне – Шкофья-Лока) и населенных пунктах северо-западнее его в сторону современной австрийской границы. Таким образом, корпус прикрывал основную дорогу, по которой шло отступление всей балканской группировки войск. Тогда же произошла последняя реорганизация структуры формирования: 2-й полк был расформирован, его III батальон с сохранением номера вошел в состав 5-го полка (чьим командиром стал майор Попов-Кокоулин), а запасной батальон (223 человека, 27 ручных пулеметов) стал III батальоном 1-го[1035].

В тот же день эшелон 1-го полка подвергся воздушной атаке на станции Крениц, погиб один и получили ранения и контузии 12 военнослужащих, потери в конском составе составили 13 убитых и пять раненых лошадей. При погрузке двумя днями ранее полк насчитывал 1101 человек (32 офицера, два чиновника, 137 унтер-офицеров и 930 солдат). Более внушительно выглядело его вооружение, практически соответствовавшее штатному: два 75-мм орудия М1912, три 37-мм противотанковые пушки, по 12 81-мм минометов и тяжелых пулеметов «Максим» MG-08, 106 ручных пулеметов ZB-26/30 и четыре MG-42, 27 пистолетов-пулеметов[1036].

Последняя антипартизанская акция в истории корпуса состоялась 4 мая, в ней были задействованы подразделения, развернутые накануне в Леесе (Лешче): II и III батальоны 1-го полка, 9-я и взвод 10-й роты 5-го под общим командованием майора Скворцова. Целью была деблокада тюрьмы (фактически – концентрационного лагеря) в Видауне (Бегунье), окруженной силами 2-го и 3-го батальонов (128 и 163 человека) Кокршского партизанского отряда. По воспоминаниям лейтенанта Полянского, наступление на Видаун шло по двум горным гребням: левым двигалась группа немецкой полиции (менее 200 человек), а правым – шуцкоровцы. По шоссе между ними был отправлен тяжелый взвод из 1-го полка под прикрытием двух отделений 10-й роты 5-го, которые после полудня отбили неожиданную атаку партизан[1037].

Предотвратить захват объекта не удалось: в 13.00 его охрана и администрация сложили оружие, всего по партизанским данным было освобождено 632 заключенных и взято в плен 80 полицейских. Но, обеспечивая эвакуацию освобожденных и захваченного имущества, повстанцы столкнулись с ожесточенным натиском спасательной экспедиции. Особенно он усилился, когда над тюрьмой был поднят флаг с красной звездой. Самый тяжелый бой развернулся на участке 3-го батальона, против которого наступали русские. В схватке на дистанции в несколько метров тем удалось захватить в плен двух партизан, третий погиб, а еще один – пулеметчик – получил тяжелое ранение живота (всего за день были ранены четверо «кокршцев»). После того как партизаны оставили объект, русские начали повальные обыски в близлежащих селах, разыскивая бежавших и забирая всю еду, которую могли найти[1038].

Тюрьма была взята штурмом одной из рот 1-го полка при поддержке огня артвзвода лейтенанта Бугураева примерно через час после капитуляции, причем были спасены 50 пленных полицейских. В бою корпус понес свои последние боевые потери: погиб ефрейтор Федор Малашихин и получили ранения еще шесть военнослужащих III батальона 1-го полка, включая гауптмана Викентия Гетца [1039].

В последующие дни имели место еще несколько стычек шуцкоровцев с небольшими группами местных партизан. Так, вечером 6 мая под Копривником теми был обстрелян патруль из 30 русских, отступивший не открывая ответного огня. Утром следующего дня нападению подвергся другой патруль РК в 20 человек, двигавшийся из Селца на Чешньице, так же отступивший на исходные позиции[1040].

Рогожин пытался установить связь со структурами ВС КОНР, которым номинально было подчинено формирование. Молодой радист Василий Жуков из взвода связи штаба корпуса вспоминал, что 6 мая в командировку с этой целью была отправлена группа из четырех человек – его самого с радиостанцией, командира взвода лейтенанта Николая Пестриченко, переводчика унтер-офицера Николая Дроздовского и шофера-одессита – на штабном «опель-кадете». В их задачу входило явиться в штаб генерал-майора Туркула в Зальцбурге и доложить о местоположении РК, а затем – найти генерала Власова, так же доложить ему о дислокации, планах идти на соединение с частями его армии и получить от него дальнейшие указания.

Преодолев заторы на перегруженных магистралях, они смогли добраться до Филлаха и по рации доложить командованию о хаосе в районе: по дорогам двигались колонны британской бронетехники, в оказавшемся на их пути концлагере свободно перемещались заключенные. Окончательно миссия провалилась, когда стало известно, что путь на Зальцбург перекрыт, город захвачен американскими войсками, а Германия капитулировала. При этом Пестриченко дезертировал, отправившись на поиски семьи и попав в плен к французам, а остальные присоединились к штабу одной из кавказских частей в Шпиттале[1041].

7 мая начался последний марш корпуса через Крань и Тржич на Клагенфурт, который он осуществлял в составе корпусной группы «фон Зеелер» (командующий – оберст Вернер фон Зеелер). В рамках нее был собран целый ряд разрозненных частей и формирований: 17-й, 19-й и 28-й полицейские полки СС, одна полицейская танковая рота, части из состава 19-й зенитной дивизии, подразделения обеспечения армейской группы «Е», РК, а также два крупных балканских коллаборационистских формирования – Словенское Домобранство и СДК. Лишь 11 мая группа смогла выйти на территорию Австрии, а на следующий день ее части перешли Драву и капитулировали перед английскими войсками, разместившись лагерем у Виктринга под Клагенфуртом.

Алексей Полянский вспоминал: «Миновав один из поворотов шоссе, мы увидели справа и слева от него груды наваленного в беспорядке разнообразного оружия. Каждый проходивший бросал в ближайшую груду свое оружие. За всем наблюдало несколько английских солдат при офицере. Не могу пожаловаться, что процедура разоружения сопровождалась грубостью, какими-либо выходками или неуместными шутками со стороны англичан.

Подошел тяжелый момент превращения из вооруженного воина в бесправного пленника и для меня. Отстегнул и бросил в кучу револьвер, обоймы от автомата, бинокль и пошел дальше. Сделав несколько шагов, услышал сзади оклик. Оглянулся и увидел смеющегося английского солдата, показывавшего на висевший за моим плечом автомат. Охваченный волнением, переживая происходящее, я забыл о его существовании.

Метрах в трехстах дальше, на небольшом плато, стояло несколько английских танков. Их орудия были направлены навстречу разоружающимся войскам. Может быть, это была случайность, но вероятнее для нашего устрашения. Не доходя танков, услышал позади сухой звук револьверного выстрела и через несколько минут нас обогнал английский автомобиль с раненым. Кто-то, чьи нервы не выдержали, решил оборвать свою жизнь» [1042].

На следующий день оберстом фон Зеелером был издан приказ, гласивший: «Солдаты всех частей Вооруженных сил, союзные товарищи Русского Корпуса, Особого полка «Варяг», сербских и словенских национальных соединений! Большое походное движение из района Любляны на север через перевал Лойбль в котловину Клагенфурта окончено. Для всех участников это представляет подвиг и почетный конец войны. А также, что самое главное для всех нас, спасение от большевизма. Даже враг должен проявить к нам свое уважение за то, что мы продолжали сражаться, пока нам не удалось сдать оружие англичанам, как честным солдатам. Таким образом, мы, правда, разоружены, но любовь к народу и отечеству, непоколебимая вера в будущее и свободу наших народов, будут духовным оружием, с которым мы, с солдатской дисциплиной и порядком, будем исполнять и дальше наш долг.

Я в особенности благодарю Командира Русского Корпуса оберста Рогожина, который при поддержке старших начальников с лучшей походной дисциплиной провел свой Корпус через перевал»[1043].

Некоторое количество солдат и офицеров, из числа находившихся в командировках или проходивших лечение в лазаретах после капитуляции Германии оказались в плену у Красной армии. Одним из них был гауптман 1-го полка Александр Шмелев, до 1955 г. находившийся в советских лагерях. После освобождения он жил в доме инвалидов в поселке Сергино Иркутской области, работая там же старшим санитаром до своей болезни и смерти 2 мая 1960 г. В последние месяцы жизни за ним ухаживал его друг, бывший пациент и работник дома инвалидов, Дмитрий Сахаров и его жена-литовка Аия. Связи с семьей Шмелев не поддерживал, боясь, чтобы они не «попали в бездну», в этом, по словам Сахарова, «боязнь его преодолела чувство реальности»[1044].

Подробное рассмотрение обстоятельств функционирования структур корпуса после капитуляции останется за рамками нашей работы. Остановимся лишь на нескольких фактах.

К 18 мая РК вместе с немецкими частями группы «фон Зеелер» перешел в лагерь под Кляйн-Санкт-Файт. Двумя днями ранее приказом по группе среди военнослужащих формирования состоялись последние производства офицеров по выслуге (лейтенантов – в обер-лейтенанты и оберлейтенантов – в гауптманы) и по представлению (фельдфебелей – в лейтенанты). К первой половине июня относятся и последние награждения различными орденами и знаками[1045]. Среди отмеченных известен унтер-офицер 4-го полка Анатолий Ятцен, 12 июня получивший крест «За военные заслуги» II класса с мечами[1046].

28 июля приказом оберста Рогожина был утвержден нагрудный знак Русского корпуса, вручавшийся военнослужащим формирования и германского «рамочного персонала». Проектно он представлял собой покрытый белой эмалью «ополченческий» крест размером 45x45 мм, наложенный на круглый терновый венец диаметром 35 мм. По вертикали на кресте золотом были нанесены даты «1917» и «1921», а по Горизонтали – «1941» и «1945» (годы начала и конца гражданской войны в России и периода действий корпуса). В центре знака помещался еще один крест 18x18 мм, на этот раз прямоугольный, черной эмали, с нанесенными на него выполненными славянской вязью буквами «РК». На практике знаки выпускались размером меньшего предусмотренного[1047].

Часть солдат-граждан СССР после капитуляции решила вернуться домой. Буковинец Микола Билик вспоминал: «Прибыли представители Союзной контрольной комиссии. Предложили тем, кто хочет ехать домой, подавать заявления. «Родина прощает вам все грехи» – сказали. Нас набралось человек 50–60 желающих». После передачи советской стороне всех репатриантов немедленно арестовали, в течение двух месяцев их допрашивал СМЕРШ. Затем они были отправлены в карельское село Повенец, где работали на ремонте 1-го шлюза Беломорканала. В 1947 г. бывшие шуцкоровцы были расконвоированы и переведены в категорию поселенцев[1048]. Константин Грудзинский вспоминал, что из лагеря под Виктрингом ночью в советскую зону ушло его минометное отделение из I батальона 5-го полка во главе с трактористом Соловьевым. С командиром остался только бывший милиционер Батюта, который впоследствии, опасаясь выдачи, бежал и спрятался у местных. Когда Грудзинский встретил его в следующий раз, солдат был доволен своей новой жизнью, имел «вид австрийца» и сошелся с немкой [1049].

1 ноября 1945 г. приказом британского командования военнослужащие формирования были официально демобилизованы и получили статус «перемещенных лиц». Для их размещения был выделен лагерь Келленберг. Четырехлетняя история эмигрантского формирования подошла к концу.

Каково же было общее число добровольцев, в разные периоды откликнувшихся на призывы и пополнивших ряды частей Шуцкора? В одном из послевоенных изданий объединения ветеранов корпуса приводится подробная таблица, если верить которой, в формировании служили 17090 человек, не считая некоторого количества уволенных до конца 1941 г. (документы на них были утеряны в конце войны). В таблице даются данные об убыли личного состава по всем частям, трем периодам (с 12 сентября 1941 до 12 сентября 1944 гг., до 12 марта и 12 мая 1945 г.) и категориям потерь.

Из нее следует, что за все время погибло и умерло 1132 военнослужащих, ранения получили 3280 (вероятно, здесь также учтены не боевые потери), пропали без вести 2297, дезертировали 1057, а «эвакуировано по болезни и увольнению» (то есть комиссовано, уволено и переведено в другие части Вермахта, полиции и СС) – 3740. На момент капитуляции в строю оставалось 4500 солдат и офицеров (вероятно, цифра округленная), а 1084 находились в командировках и лазаретах[1050]. Сложив данные всех этих категорий, авторы таблицы вывели указанную выше цифру в 17090 солдат и офицеров. Это число считается едва ли не официальным и повсеместно используются современными историками. Исключение составляют не подкрепленные ссылкой на источник информации утверждения Сергея Волкова и Павла Стрелянова (Калабухова), что «около 18 тыс. человек прошли через ряды Корпуса, свыше 1 тыс. было убито, 3,5 тыс. ранены, около 2 тыс. пропало без вести»[1051].

Нам данные таблицы представляются заведомо неверными, так как раненых, по понятным причинам, нельзя ставить в один ряд с безвозвратными потерями и исключать из находившихся на службе в конце войны военнослужащих. Выздоравливая, они впоследствии пополняли одну из других категорий учета – погибали, дезертировали, увольнялись, переводились в другие части или же продолжали службу до конца войны.

Кроме того, так как цифра получивших ранения была получена путем простого математического сложения соответствующих показателей по трем указанным выше периодам, одни и те же люди учитывались по два и более раза.

Выше уже приводились данные о численности личного состава РОК на 12 сентября 1944 г. – 11197 человек. Общая убыль за предыдущие три года, согласно рассматриваемой таблице, составила 2813 военнослужащих (282 погибших и умерших, 183 пропавших без вести, 468 дезертировавших и 1870 уволенных и переведенных). Складывая эти цифры, а также принимая во внимание, что число записавшихся на службу в последующие восемь месяцев, как, вероятно, и число уволенных до конца 1941 г. было крайне невелико, можно заключить, что всего через ряды рассматриваемого формирования прошло не более 14500 человек. Сказать, была ли в эмигрантских источниках допущена ошибка или итоговая цифра завышалась умышленно – сложно. В случае же с утверждениями Волкова и Стрелянова (Калабухова) речь однозначно идет лишь об очередных голословных домыслах публицистов.

Заключение

На всем протяжении своей истории РОК активно действовал против практически всех противников Германии в Балканском регионе: партизан-коммунистов НОАЮ и монархистов ЮАвО, советской Красной и румынской королевской армий, оказывал противодействие английским и американским ВВС и силам специальных операций. В его рядах служили представители самых разных политических групп русской эмиграции – от крайних монархистов-легитимистов до сторонников создания независимого от России казачьего государства. Их объединяло одно: ненависть к советской власти, за 20 лет до того лишившей их дома и родины.

Корпус возник, с одной стороны, как политический проект Михаила Скородумова и КИАиФ в целом, а с другой – как вынужденная и временная мера немецкого командования в Сербии в условиях ставшей почти катастрофической для него ситуации в оккупированной стране. Но достаточно быстро вокруг формирования объединились усилия значительного числа общественных и политических организаций русской эмиграции, видевших в этом залог своего положения в будущем послевоенном мире, а оно само прочно вошло в немецкую оккупационную систему в Сербии, став ее важной и неотъемлемой частью. Основной функцией частей РГЗО и РОК до осени 1944 г. оставалась охрана объектов добычи сырья и путей его транспортировки. При этом в корне неверно приуменьшать значимость этой задачи. Только за первый хозяйственный год, с июля 1941 до июля 1942 гг., Германия получила из Сербии в общей сложности 10455 т меди, 33900 т свинца, 15800 т цинка, 12600 т хрома, 800 т металлической сурьмы, 34 т висмута, 33100 т серного колчедана, 15 т серебра и 498 кг золота[1052].

Неплохо зарекомендовавшее себя формирование было включено в состав Вермахта и стало активнее привлекаться к проведению боевых и карательных акций на местности. Это потребовало от немецкого командования проведения целого ряда мероприятий по повышению его боеспособности и приведению в соответствие с современными требованиями: были организованы различные учебные курсы, уволены наиболее немолодые и замешанные в политической деятельности офицеры, а самое главное – ряды РОК пополнил большой контингент молодых солдат из Румынии. При этом он перестал быть в прямом смысле эмигрантским и даже полностью русским формированием.

Говоря непосредственно о боевой эффективности действий подразделений РОК, по нашему мнению, важно воздерживаться от проведения параллелей с какими-либо аналогичными формированиями, участвовавшими в антипартизанской войне на оккупированной территории СССР, Италии или даже соседней Хорватии. Это объясняется несравнимо меньшим масштабом повстанческого движения на территории Сербии в течение большей части периода оккупации и боевой истории РОК. В акциях против небольших и легковооруженных групп, в первую очередь, четников и реже – НОАЮ, в течение 1943–1944 гг. корпус добился целого ряда тактических успехов, в частности, отразив ряд атак на охраняемые объекты хозяйственной и транспортной инфраструктуры. Из эпизодов участия в операциях против крупных сил противника особо следует выделить действия I и II батальонов 4-го полка в районе Прикуплья и Бора в марте-сентябре 1944 г.: они обеспечили удержание значимого перевала Белый Камень, внесли заметный вклад в ряд операций оккупационной армии и нанесли существенные потери повстанцам. Бесспорно, что в последние месяцы войны русские сыграли заметную роль в обеспечении эвакуации частей армейской группы «Е» из Греции и срыве планов их стратегического отсечения от основной подконтрольной странам «Оси» территории.

В целом ряде эпизодов отдельные солдаты и целые группы военнослужащих корпуса (в первую очередь из числа эмигрантов) демонстрировали граничащее с фанатизмом упорство в боях, как против повстанцев, так и против регулярных частей Красной армии. Это подхлестывалось тем, что плен, в подавляющем большинстве случаев, означал смерть. С другой стороны, очевидно, что дезертирство, переход на сторону противника и разнузданное поведение в отношении гражданского населения были повсеместным явлением, в первую очередь «благодаря» добровольцам из Румынии и СССР. Участвуя в войне с повстанцами, в которой все стороны проявляли крайнюю жестокость, русские так же действовали предельно жестко, подавляя любое сопротивление с помощью всего арсенала методов и средств, использовавшихся немецкими, хорватскими и сербскими коллаборационистскими войсками.

Такова краткая история Русского охранного корпуса – сложного и нестандартного явления в русской и немецкой военной истории. Данная работа ответила лишь на наиболее важные вопросы, оставив за рамками целый ряд других. Остается надеяться, что в будущем историки продолжат изучение темы, для более полного раскрытия всей картины тех далеких событий.

Приложение

Создание и деятельность группы Петра Голофаева до включения в состав РОК

Хотя рассмотрение аспектов деятельности данного подразделения в южных областях Украины в период 1942–1944 гг. напрямую выходит за рамки работы, оно является необходимым для создания более полной картины истории рассматриваемого формирования.

Сам Петр Голофаев, по данным журналиста Николая Казанцева, родился 8 декабря 1921 г. на Донбассе, в семье бывшего купца, впоследствии репрессированного большевиками. Вместе с отцом была арестована и его мать, проведшая в заключении два года. Все это время подросток зарабатывал на жизнь продажей на улице спичек и папирос. Когда Петр был призван в Красную армию, Казанцев не уточняет, но пишет, что он был участником советско-финской «Зимней» войны, а в начале войны с Германий перешел на сторону немцев и возглавил созданную на Донбассе охотничью команду, привлекая в ее состав в основном своих бывших одноклассников и друзей [1053].

Согласно же советским источникам, Голофаев (по другим данным – Голофеев[1054]) руководил Особой группой «Петер», первоначально действовавшей в его родном Красном Луче Ворошиловградской (ныне – Луганской) области Украины. По тем же сведениям, к немцам он добровольно перешел весной 1942 г. под Харьковом, будучи командиром танка Т-34, предварительно застрелив остальных членов экипажа [1055].

Официально командир взвода 263-го танкового батальона 131-й танковой бригады лейтенант Голофеев числился сгоревшим в танке 19 мая 1942 г. в районе совхоза Степок Харьковской области. В тот день бригада вела бой с наступавшими со стороны Грушевахи танками противника, примерно в 9.00 начавшими атаку с обходом с правого фланга. Танки 262-го батальона с хутора Коробовка вели огонь с места, а машины 263-го – вышли в лощину близ совхоза. Ожесточенный трехчасовой бой завязался в 11.00. В результате бригада, потеряв один танк Т-34, пять Mk.NI и два Т-60, девять человек убитыми и пять ранеными, была вынуждена отойти и занять оборону северо-восточнее Ново-николаевки. С немецкой стороны в бою участвовали части 14-й или 16-й танковых дивизий. Накануне вечером они, наступая с юга и востока, соединились у Грушевахи и смогли с ходу захватить плацдарм на северном берегу Берека[1056].

По словам бывшего начальника Краснолучского горотдела НКГБ Геннадия Немцова, Голофаев прибыл в город сразу после занятия его немцами в июле 1942 г. и по заданию начальника городской СД Пауля Бехерера сформировал группу для борьбы с партизанами и подпольем. Она действовала не только в черте города, но и в прилегающих Ивановском, Боково-Антрацитовском и Ровеньковском районах: «Зондергруппа наделялась большой властью. Начальники городских и районных полицейских органов обширной прилегающей территории обязаны были ежедневно докладывать Голофаеву о происшествиях, всех задержанных и арестованных полицией, беспрекословно выполнять его приказания.

Голофаев руководил массовыми арестами и облавами, плодил сеть провокаторов, вместе со своими подручными истязал советских патриотов, санкционировал массовые казни».

В состав группы входило около 20 человек. Следственным отделением руководил бывший начальник связи треста «Донбассантрацит» Пашкин, а оперативным – бывший начальник отдела капитального строительства того же треста Щукин. На должности следователя служил бывший сотрудник отдела снабжения завода имени Петровского Кнутов, перед оккупацией входивший в состав оставленной в городе подпольной сети (в его доме даже была устроена явочная квартира). Но он предпочел пойти на сотрудничество с новой властью и выдал немцам явки и базы Ивановского партизанского отряда [1057].

«Особая группа «Петер», по всей видимости, было неофициальным названием подразделения. Упоминавшийся нами выше Николай Коровников, оказавшийся в конечном итоге в рядах СД, называл его «особой группой «W» («Sonder Eine Heite «W»)[1058]. По мнению известного историка Сергея Чуева, в данном случае речь идет об аналоге охотничьей команды – небольшом мобильном антипартизанском подразделении СД. Подобные части специализировались на уничтожении и захвате небольших партизанских групп, разведчиков-парашютистов и оказании силовой поддержки сотрудникам органов СД при арестах, конвоировании и сопровождении. Подобные боевые «летучки», зачастую имевшие в своем составе не только боевиков, но и дознавателей, создавались из местных жителей, при этом могли передаваться для операций в хорошо знакомой им местности представителям армейских либо полицейских структур. Возможно, такое положение могло быть следствием передачи района их постоянных действий различным администрациям – военным либо гражданским в зависимости от обстановки [1059].

После оставления германскими частями Красного Луча, группа отступила с ними и действовала в целом ряде южных областей Украины. В частности, некоторое время они дислоцировались в городе Никополе, на юге Днепропетровской области. Там Голофаев познакомился со своей будущей женой и санитаркой группы – 19-летней актрисой местного театра Ниной Горицкой, о которой мы уже писали выше. По ее свидетельствам, подразделение впоследствии было переброшено в областной центр: «Он когда уезжал из Никополя – их перевели в Днепропетровск – сказал: «Сейчас я не могу тебя взять с собою, но потом пришлю Юру (его солдата) с бумагами и ты должна приехать туда ко мне»[1060].

Действовали люди Голофаева и в Запорожье. В одной из советских публикаций приводятся цитаты из документов Особой группы «Петер» по делу арестованного в сентябре 1943 г. служащего полиции города Кружнова, в которых говорилось, что «бывший полицейский Кружнов Ф.В. на самом деле является связным партизан» и что он «е период арестов членов ВКП (б) предупреждал их. Сам бежал из-под стражи, будучи арестованным за организацию побега Силина»[1061]. Немцов так же подтверждает, что после оставления Красного Луча подчиненные Голофаева оперировали на территории Донецкой, Днепропетровской, Запорожской и Николаевской областей Украины. Он же пишет о награждении командира подразделения Железным крестом, из чего мы можем сделать вывод, что данный орден II класса был получен им еще на Восточном фронте[1062].

К сожалению, мы располагаем лишь небольшим объемом отрывочных биографических сведений о лицах, входивших в состав группы. Нина Голофаева вспоминала, что в ее рядах оказался, например, 14-летний подросток, пойманный ее мужем, когда пытался снять затворы с немецких противотанковых пушек. Впоследствии он, вместе с остальными, служил в РОК. Упоминавшийся выше бывший инженер Щукин первоначально возглавлял украинскую криминальную полицию Красного Луча. Отметившись на данной должности, он был переведен в Особую группу, а чуть позже – получил под свое начало концентрационный лагерь, размещавшийся на территории шахты № 17–17 бис, до конца оккупации города совмещая обе должности. В лагере служили и двое свояков Щукина – один охранником, другой – завхозом. Уйдя на запад вместе с другими служащими группы, Щукин, вероятно, территорию СССР решил не покидать – он был арестован в мае 1946 г. в Курске, где в звании майора служил в одной из инженерных частей советской армии и занимался восстановлением разрушенных мостов [1063].

Источники и литература

Архивные материалы

1. National Archives of the United States:

– T. 311. R. 191, 192, 193, 194, 195, 196.

– T. 314. R. 849, 850, 851, 1544.

– T. 315. R. 2258.

– T. 354. R. 146.

– T. 501. R. 255.

2. Arhiv republike Slovenije:

– F. AS 1851.

– F. AS 1931.

3. Архив храма Святой Троицы, Буэнос-Айрес.

4. Hrvatski drzavni arhiv:

– Elaborat. Beloemigranti u Jugoslaviji. U period od okupacije /1941-1945.g./ do osvobodjenja. Zagreb, septembra 1950.g.

5. Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации:

– Картотека ФЗСП и АЗСП.

– Картотека военнопленных офицеров.

– Ф. 33.

– Ф. 58.

– Ф. 243.

– Ф. 413.

– Ф. 500.

– Ф. 961.

– Ф. 968.

– Ф. 1261.

– Ф. 1604.

– Ф. 3344.

– Ф. 3418.

– Ф. 6184.

– Ф. 6424.

– Ф. 7071.

– Ф. 7614.

6. Российский государственный военный архив:

– Ф. 1525.

7. Государственный архив Российской Федерации:

– Ф. Р-5796.

8. Архив Центра изучения истории Белого движения:

– Фонд «Союз чинов Русского корпуса».

9. Материалы экспозиции Музея антибольшевистского сопротивления, Подольск.

10. Личные архивы Андрея Самцевича, Сергея Чуева.

Мемуары, интервью, дневники, письма

На русском языке:

11. Альбрехт В.П. Корпусные этюды // «Наши вести». – Июль-сентябрь 1983 г. – № 392. С. 15; Декабрь 1984 г. – № 397. С. 21; Июнь 1986 г. – № 403. С. 22.

12. Ан. Б. «Маленький Альказар» // «Часовой». – 1 сентября 1954 г. – № 300 (8). С. 26.

13. Б.А. Воспоминания о генерале М.М. Зинкевиче // «Наши вести». – Апрель-июнь 1979 г. – № 375. С. 17–18.

14. Бандурка Ф. Записки казачьего врача. – Краснодар: Вишера, 2013. – 272 с.

15. Б.В. О Русском Охранном Корпусе // «Часовой». – Май 1950 г. – № 297 (5). С. 15–17.

16. Бертельс-Меньшой А. «Румынское» пополнение корпуса// «Наши вести». – Январь-март 1981 г. – № 382. С. 18–19.

17. Бодиско В. Зауряд-ветеринары // «Наши вести». – Сентябрь 1985 г. – № 400. С. 22–25.

18. Бодиско В. И воистину светло и свято дело величавое войны // «Кадетская перекличка». – Февраль 1982 г. – № 30. С. 60–84.

19. Букасова-Богословлева С. Воспоминания о жизни родителей и белой русской эмиграции в Варне // Белоэмигранты в Болгарии. Воспоминания / Под ред. В.В. Чумаченко, П.В. Чумаченко, С.А. Рожкова. – М.: Новые печатные технологии, Синержи, 2013. С. 89–106.

20. Вакар С.В. Наша генерация, рожденная в конце прошлого столетия // Материалы по истории Русского Освободительного Движения: Сб. статей, документов и воспоминаний. Вып. 2 / Под общ. ред. А.В. Окорокова. – М.: «Архив РОА», 1998. С. 349–385.

21. Вербицкая И. Сам истекал кровью – перевязывал раненых/ «Наша страна». – 19 сентября 2009 г. – № 2876. С. 3.

22. Вертепов Д. Первый бой Русского корпуса // «Под белым крестом». – 1951 г. – № 1. С. 9–12.

23. В.Ж. На последнем этапе войны // «Наши вести». – Декабрь 1995 г. – № 441. С. 18–19.

24. В.И.Г. Забытый батальон // «Часовой». – Ноябрь 1955 г. – № 359 (11). С. 11–12.

25. Вишневский В. «Малозначащие» события // «Наши вести». -Декабрь 1995 г. – № 441. С. 16–17.

26. В Русском корпусе полвека назад (из письма командира 3-го батальона 2-го полка генерала Е.В. Иванова) // «Наши вести». – Декабрь 1994 г. – № 437. С. 23.

27. В.С. Герои бункеров долины Ибра // «Часовой». – Апрель-май 1975 г. – № 586–587 (4–5). С. 7–9; Октябрь 1975 г. – № 592 (10). С. 12–13; Ноябрь 1975 г. – № 593 (11). С. 13–15.

28. Вюстер В. «Будь проклят Сталинград!»: Вермахт в аду. – М.: Яуза-пресс, 2013. – 320 с.

29. Гальдер Ф. Военный дневник (Июнь 1941 – сентябрь 1942). – М.: ACT: Астрель; Владимир: ВКТ, 2010. – 704 с.

30. Гранитов В.В. Первые выстрелы // «Наши вести». – Июнь 1998 г. – № 451. С. 11–13; «Наши вести». – Сентябрь 1998 г. – № 452. С. 15–17.

31. Григорьев-Путилин В.А. Из корпусных воспоминаний // «Наши вести». – Декабрь 1995 г. – № 441. С. 11–12.

32. Грудзинский К. Празднуем юбилей Корпуса // «Наши вести». – Январь-март 1982 г. – № 386. С. 20.

33. Доманский Ю.М. В плену у четников // «Наши вести». – Весна 1984 г. – № 394. С. 18–19.

34. Записка об обстоятельствах возникновения Русского корпуса // «Наши вести». – Март-июнь 1988 г. – № 410–411. С. 41–42.

35. Иванов Б. Из прошлого охранной службы // «Наши вести». – Январь-март 1979 г. – № 374. С. 10–11, 15.

36. Иванов Ю. С 14-ти лет – в рядах 2-го полка / «Наша страна». – 3 сентября 2011 г. – № 2923. С. 2.

37. Исправление //«Наши вести». – Декабрь 1985 г. – № 401. С. 25.

38. Казанцев Л. Записки из плена о буднях Русского корпуса / «Наша страна». – 3 сентября 2011 г. – № 2923. С. 3–6.

39. Квятковский И. На Ибре // «Наши вести». – Январь-март 1982 г. – № 386. С. 15.

40. К.Гр. Пропавший батальон // «Наши вести». – 1 июня 1973 г. – № 324. С. 8–9.

41. Кравченко В.В. В Лознице – летом 1942 года // «Наши вести». – Декабрь 1995 г. – № 441. С. 23.

42. Курганский В. Начало конца // «Кадетская перекличка». – 1975 г. – № 13. С. 49–57.

43. Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений. Том 4: проза, письма. – М., Ленинград: Издательство Академии наук СССР, 1962. – 826 с.

44. Личные воспоминания о генерале Власове // Хольмстон-Смысловский Б.А. Избранные речи и статьи. – Буэнос-Айрес: Российское военно-национальное освободительное движение им. ген. А. И. Суворова, 1953. С. 16–39.

45. Максимов А. Так было, . asp?id=3506

46. Мануйлов М.Д. Одесса в период Второй мировой войны 1941–1944 // Одесса: жизнь в оккупации. 1941–1944 / Сост., отв. ред. и автор вступ, статьи О.В. Будницкий. – М.: Политическая энциклопедия, 2013. С. 91–198.

47. Марков С. «Индейцы» // «Наши вести». – 1 октября 1969 г. – № 280. С. 7–9; «Наши вести». – 1 ноября 1969 г. – № 281. С. 6–8.

48. Марков С. На радиослужбе 1943–1945 гг. // «Наши вести». – 1 октября 1972 г. – № 316. С. 2–4; 1 декабря 1972 г. – № 318. С. 4–9.

49. Мокиевский-Зубок О.Л. В Русский Корпус при начавшемся отступлении 1-го полка и ранение генерала Зборовского // Материалы по истории Русского Освободительного Движения: Сб. статей, документов и воспоминаний. Вып. 2 / Под общ. ред. А.В. Окорокова. – М.: «Архив РОА», 1998. С. 343–348.

50. Мокиевский-Зубок О.Л. Сербия в 1941-м году: война, восстание и белая русская эмиграция в районе города Шабац // Материалы по истории Русского Освободительного Движения: Сб. статей, документов и воспоминаний. Вып. 2 / Под общ. ред. А.В. Окорокова. – М.: «Архив РОА», 1998. С. 338–343.

51. Мордвинкин Ю.Б. Белогвардейцы. – Б.м.: б.и., 1997. – 243 с.

52. Мурзин Н. Бой артиллерийского взвода 3-го полка // «Под белым крестом». – 1951 г. – № 1. С. 28–32.

53. Назимов Г.В. В рядах Русского корпуса / «Наша страна». – 6 июня 2009 г. – № 2869. С. 7.

54. Н-в П. В боях под Авалой // «Наши вести». – Июль-сентябрь 1980 г. – № 380. С. 17.

55. Николаев К. Герой-командир // «Наши вести». – Декабрь 1984 г. – № 397. С. 18–19.

56. Невзоров А. Пулеметчик Балабин // «Наши вести». – 1 августа 1972 г. – № 314. С. 3–6.

57. Немцов Г. Перевертыши // Единожды приняв присягу. – Донецк: Донбасс, 1990.

58. О «Варяге» – то, что никогда не было сказано / «Наша страна». – 8 мая 2010 г. – № 2891. С. 3–6.

59. Оранский П.М. «Рус, друже!» // Советские люди в освободительной борьбе югославского народа 1942–1945 (воспоминания, документы и материалы). – М.: Наука, 1973. С. 101–113.

60. Пагануцци П. Как мы воевали в сорок первом // «Кадетская перекличка». – Сентябрь 1982 г. – № 31. С. 35–53.

61. Плескачев О. Перекати-поле // «Наши вести». – 1989. – № 416. С. 19–20; 1990 г. – № 420. С. 26; 1992 г. – № 426. С. 24–25; декабрь 1994 г. – № 437. С. 7–8; март 1996 г. – № 442. С. 15–16; июнь 1996 г. – № 443. С. 20–21; декабрь 1996 г. – № 445. С. 18–20.

62. Полковник Гавликовский. Взаимодействие с сербскими частями // «Наши вести». – Март-июнь 1988 г. – № 410–411. С. 43.

63. Полковник Рогожин. Генерал Н.А. Петровский //«Наши вести». – Апрель-май 1982 г. – № 387. С. 17.

64. Полянский А. Из воспоминаний // «Наши вести». – 1 декабря 1972 г. – № 318. С. 9–10; 1 мая 1973 г. – № 323. С. 4–6.

65. Полянский А. Как это произошло // «Наши вести». – 1 марта 1974 г. – № 333. С. 8–9.

66. Попов И. Маленький Альказар – Гучья Гора // «Кадетская перекличка». – Май 1986 г. – № 40. С. 74–88.

67. Провалов К.И. В огне передовых линий. – М.: Воениздат, 1981. – 351 с.

68. Пустовойтенко А. Фельдфебель Сафаревич. Памяти героя-друга // «Наши вести». – Июль-август 1976 г. – № 359. С. 7–8.

69. Рогожин А.И. Доклад об обстоятельствах, вызвавших и сопровождавших формирование и деятельность Русского корпуса в Сербии // «Наши вести». – Декабрь 1984 г. – № 397. С. 10–12.

70. Русский корпус на Балканах во время II Великой войны 1941–1945 гг. Исторический очерк и сборник воспоминаний соратников / Под редакцией Д.П. Вертепова. – Нью-Йорк: Издательство «Наши вести», 1963. – 416 с.

71. Русский корпус на Балканах (1941–1945). Сборник воспоминаний и документов / Под ред. Н.Н. Протопопова, И.Б. Иванова. – СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1999. – 460 с.

72. Скопинский А. Глубокий тыл // «Первопоходник». – Октябрь 1973 г. – № 15. С. 41–42.

73. Скородумов М.Ф. История образования Русского корпуса в Сербии // Мемуары власовцев / Сост. А.В. Окороков. – М.: Вече, 2011. С. 113–130.

74. Соколов П. Ухабы, / sokolov/0. htm

75. Стефановский. Корниловцы в Русском корпусе // Корниловцы 1917 – 10 июня – 1967. Юбилейная памятка. – Париж: Издание Объединения чинов Корниловского Ударного полка, 1967. С. 137–140.

76. Тихонов П.П. Воспоминания лейтенанта / «Наша страна». – 28 мая 1994 г. – № 2286. С. 1–3.

77. Толубко В.Ф., Барышев Н.И. От Видина до Белграда. – М.: Наука, 1968. – 240 с.

78. Федоровский М. Последний бой генерала Зинкевича // «Наши вести». – Март-апрель 1978 г. – № 369. С. 13.

79. Франк Д. О рыцарях и о «джентельменах» // «Наши вести». – Сентябрь и декабрь 1986 г. – № 404–405. С. 27–28.

80. Чета Голофаевых: бок о бок в боях и походах / «Наша страна». – 28 апреля 2012 г. – № 2938. С. 3–6.

81 .Черепов В. Русский Корпус // «Часовой». – Январь 1954 г. – № 338 (1). С. 20–22; Февраль 1954 г. – № 339 (2). С. 10, 15–16.

82. Чухнов Н.Н. В смятенные годы // «Наши вести». – 1991 г. – № 422–423. С. 30–32; «Наши вести». – 1991 г. – № 424. С. 17–18.

83. Шауб С. Воспоминания и мысли бойца Русского корпуса / «Наша страна». – 14 мая 2005 г. – № 2771. С. 4.

84. Янушевский А. Боевое крещение юнкеров / «Наша страна». – 20 августа 2011 г. – № 2922. С. 3.

На сербском языке:

85. Анђелић М. Приjелаз преко Ибра // Четврта пролетерска црногорска бригада. Зборник сjећања. Књига друга. – Београд: Војноиздавачки завод, 1975. С. 400–405.

86. Бабовић Г. Летопис Шапца: 1933–1944. – Београд: Институт за новиjу историjу Србиjе; Шабац: Библиотека шабачка, 2010. – 232 с.

87. Бабовић Г. Шабац под окупациjом (дневник од 1941–1944. године) // «Годишњак историјског архива». – 1965. – II. С. 49–126; 1966. – III. С. 277–344.

88. Башић М. Прво ослобаћање Травника // Козара у народноослободилачком рату. Записи и сјећања. Књ. VI. – Београд: Војноиздавачки завод, 1978. С. 390–392.

89. Бертолино М. Сећање на Шабац и Лозницу. – Шабац: РНИРО «Глас Подриња»; Лозница: Радио Подриње, 1981. – 199 с.

90. Јакић М. Тежак jе био таj дан за чету // Осма Црногорска НОУ бригада. Зборник сјећања. – Београд: Војноиздавачки завод, 1978. С. 411–412.

91. Јокић Т. Напад на Какањ // Шеста Краjишка НОУ бригада. Ратна сјећања. – Београд: Одбор за припрему и издаване едициjе «Борбени пут Шесте краjишке НОУ бригаде», 1985. С. 688–689.

92. Јапунџа Н. Јуриш болничарке Зоре // Шеста Краjишка НОУ бригада. Ратна сјећања. – Београд: Одбор за припрему и издаване едициjе «Борбени пут Шесте краjишке НОУ бригаде», 1985. С. 687–688.

93. Краљевић В. У завршним операциjама // Осма Црногорска НОУ бригада. Зборник сјећања. – Београд: Војноиздавачки завод, 1978. С. 399–404.

94. Мандић М. Партизански дневник 1941. // «Годишњак мећуопштинског историјског архива». – 1981. – XV. С. 4–80.

95. Оровић С. Ратни дневник 1941–1945. – Београд: Хронометар, 1972. – 650 с.

96. Радишић Д. У Првом баталаону 11. крајишке НОУ козарске бригаде од Приједора до слободе // Козара у народноослободилачком рату. Записи и сјећања. Књ. VI. – Београд: Војноиздавачки завод, 1978. С. 393–401.

97. Радуловић В. Неприjатељ jе огорчено бранио село Ђурић е // Осма Црногорска НОУ бригада. Зборник сјећања. – Београд: Војноиздавачки завод, 1978. С. 409–411.

98. Стијовић Р. Тешке борбе // Осма Црногорска НОУ бригада. Зборник сјећања. – Београд: Војноиздавачки завод, 1978. С. 407–409.

На хорватском языке:

99. Ćesarević P. Od Valjeva do Bij eljine // Druga krajiška NOU brigada: ratna sećanja. – Beograd: Vojnoizdavački i novinski centar, 1988. S. 793–802.

100. Đoković L. Sa Pericom od Čelebića do Zvornika // Beogradski bataljon prve proleterske brigade 1941–1945. – Beograd: Eksport pres, 1981. S. 279–284.

101. Egić O. Ratni put Anke Mezić // Druga Dalmatinska proleterska brigada. Sjećanja boraca. – Split: Koordinacioni odbor sekcij a Druge dalmatinske NOU brigade, 1989. S. 575–580.

102. Jarić V. Prešli smo Ibar // Četvrta krajiška narodnooslobodilačka udarna brigada. Zbornik sećanja. Knjiga 2. – Beograd: Skupština opštine Bosansko Grahovo, 1984. S. 418–421.

103. Jovanović M. «Wir packen, wir auspacken» // Šabac i Jevreji u susretu. – Beograd: Beogradska knjiga, Miodrag Nikolić, 2003. S. 17–52.

104. Knežević P. Sa operativnom grupom divizij a u Srbij u // Druga krajiška NOU brigada: ratna sećanja. – Beograd: Vojnoizdavački i novinski centar, 1988. S. 703–716.

105. Mešanović H. U kući četničkog vojvode // Druga krajiška NOU brigada: ratna sećanja. – Beograd: Vojnoizdavačkii novinski centar, 1988. S. 828–829.

106. Morača M. Ratni dnevnik. – Beograd: Vojnoizdavački zavod JNA «Vojno delo», 1962. – 327 s.

107. Peović V. Napad na Ivanjicu // Druga Dalmatinska proleterska brigada. Sjećanja boraca. – Split: Koordinacioni odbor sekcij a Druge dalmatinske NOU brigade, 1989. S. 410–412.

108. Tadić Đ. O borbama na Sibovcu i Brki // 18. Hrvatska Istočnobosanska narodnooslobodilačka udarna brigada. – Tuzla: IGTRO «Univerzal», 1988. S. 520–525.

109. Zonić Đ. Drugi bataljon od Orzena do Drine // 18. Hrvatska Istočnobosanska narodnooslobodilačka udarna brigada. – Tuzla: IGTRO «Univerzal», 1988. S. 481–485.

На украинском языке:

110. Бойко Д. «Веркщуц» у Варшаві // «Вісті Комбатанта». – 2011. – № 4. С. 92–93.

111. Гірняк Л. На стежках історичних подій. Карпатська Україна і наступні роки. – Нью-Йорк: б.в., 1979. – 339 с.

112. Зварич І. Київська Інженерна юнацька школа // За державність. Матеріали до исторії війська українського. Зборник 10. – Торонто: Український воєнно-историчний інститут, 1964. С. 91–107.

113. МухаЛ. З Австрії на Колиму. – Львів: Ліга-Прес, 2010. – 196 с.

Периодическая печать

На русском языке:

114. Агабеков Л. Исправить неправды / «Наша страна». – 4 августа 2012 г. – № 2945. С. 4.

115. А.И. Гоголь / «Вѣдомости Охранной Группы». – 5 августа 1942 г. – № 33. С. 3.

116. Альбрехт В. Гора смерти / «Русское дело». – 5 августа 1944 г. – № 47. С. 4.

117. Альбрехт В. Один против трех / «Русское дело». – 19 августа 1944 г. – № 51. С. 4.

118. Андерс В. Два года тому назад / «Русское дело». – 12 сентября 1943 г. – № 15. С. 3.

119. Андерс В. Оружейная мастерская / «Русское дело». – 24 июня 1944 г. – № 35. С. 4.

120. Братья казаки! / «Вѣдомости Охранной Группы». – 25 ноября 1942 г. – № 49. С. 3.

121. Б.Ч. Погибшие / «Вѣдомости Охранной Группы». – 24 iюня 1942 г. – № 27. С. 3.

122. Б.Ч. Смотр / «Вѣдомости Охранной Группы». – 20 мая 1942 г. – № 22. С. 4.

123. Верно служить / «Наша страна». – 17 марта 2001 г. – № 2639–2640. С. 3.

124. Газета «Русское дело» (Вена) – генералу Власову / «За Родину». – 3 декабря 1944 г. – № 6. С. 2.

125. Генерал-майор М.А. Скворцов, некролог // «Вестник первопоходника». – Июнь-июль 1967 г. – № 69–70. С. 3–4.

126. Герои обороны Шабца / «Вѣдомости Охранной Группы». – 22 iюля 1942 г. – № 31. С. 6.

127. Г. Кудин / «Вѣдомости Охранной Группы». – 26 августа 1942 г. – № 36. С. 4.

128. Голубов М. Некролог // «Казак». – Февраль 1970 г. – № 250. С. 23.

129. Гр. К. Штрихи / «Вѣдомости Охранной Группы». – 19 марта 1942 г. – № 13. С. 2–3.

130. Гр. К. «Црна Бара» / «Вѣдомости Охранной Группы». – 3 iюня 1942 г. – № 24. С. 3.

131. Доброволец. Почему я стал добровольцем / «Русское дело». – 2 августа 1944 г. – № 46. С. 4.

132. Знаменательная годовщина / «Русское дело». – 5 декабря 1943 г. – № 27. С. 3.

133. Знамя Корниловскаго полка / «Вѣдомости Охранной Группы». – 15 апрѣля 1942 г. – № 17. С. 4.

134. И.В. Встрѣча на вокзалѣ / «Вѣдомости Охранной Группы». – 3 iюня 1942 г. – № 24. С. 4.

135. Ивко Ант. И.П. Белоус / «Казачий вестник». – 15 июня 1943 г. – № 12 (43). С. 2.

136. Извещение / «Одесская газета». – 9 января 1944 г. – № 6 (586). С. 1.

137. Извещение штаба Русского корпуса / «Одесская газета». – 14 января 1944 г. – № 10 (590). С. 4.

138. Из жизни корпуса / «Русское дело». – 17 октября 1943 г. – № 20. С. 3.

139. Изъ венгерской печати / «Вѣдомости Охранной Группы». – 8 апрѣля 1942 г. – № 16. С. 2.

140. Казанцев Н. Сменивший автомат на кадило воин святой Руси / «Наша страна». – 18 февраля 1995 г. – № 2323. С. 3.

141. Капитан Гапон. Трагическая смерть / «Вѣдомости Охранной Группы». – 7 октября 1942 г. – № 42. С. 3–4.

142. Карпатская-Волгина А. Среди русских добровольцев / «Молва». – 30 декабря 1943 г. – № 321. С. 1.

143. К.Гр. В патруле ночью / «Русское дело». – 29 апреля 1944 г. – № 19. С. 4.

144. К.Гр. Молодой батальон / «Русское дело». – 2 апреля 1944 г. – № 14 (44). С. 4.

145. К.Гр. Первый батальон / «Русское дело». – 14 июня 1944 г. – № 32. С. 4.

146. Командир и чины 7-й роты 3-го полка РОК Н.Ф. Лавришин / «Русское дело». – 6 сентября 1943 г. – № 6 (36). С. 3.

147. Красныя яички / «Вѣдомости Охранной Группы». – 8 апрѣля 1942 г. – № 16. С. 4.

148. К смерти Привродского / «Русское дело». – 24 июня 1944 г. – № 35. С. 4.

149. К 40-летию гибели проф. В.Х. Даватца // «Наши вести». – Декабрь 1984 г. – № 397. С. 12.

150. К 74-летию основания Русского корпуса на Балканах и 70-летию завершения его эпопеи / «Наша страна». – 19 сентября 2015 г. – № 3021. С. 4.

151. Лавина тронулась… / «Молва». – 30 ноября 1943 г. – № 297. С. 1.

152. Питай Н. Пятидесятилетний доброволец / «За Родину». – 3 декабря 1944 г. – № 6. С. 6.

153. Лукич. Как я получил Железный Крест / «Русское дело». – 19 августа 1944 г. – № 51. С. 4.

154. М.В.Г. Курсы радiо-телеграфiи / «Вѣдомости Русскаго Охраннаго Корпуса в Сербiи». – 30 января 1943 г. – № 58. С. 4.

155. М.И. Не люди, а дьяволы / «Русское дело». – 23 августа 1944 г. – № 52. С. 4.

156. Награжденiе д-ра Н.А. Голубева / «Вѣдомости Охранной Группы». – 20 мая 1942 г. – № 22. С. 4.

157. Новый Председатель Союза // «Наши вести». – Сентябрь и декабрь 1986 г. – № 404–405. С. 33–34.

158. Оберст Шредер К.М. граф дю Мулен (некролог) // «Наши вести». – Ноябрь-декабрь 1976 г. – № 361. С. 15.

159. Облава / «Вѣдомости Русскаго Охраннаго Корпуса в Сербiи». – 24 февраля 1943 г. – № 62. С. 4

160. От КНД / «Казачий вестник». – 15 января 1943 г. – № 2 (33). С. 3.

161. Отправка 8-й маршевой команды Русского корпуса / «Молва». – 11 декабря 1943 г. – № 307. С. 1.

162. Отправление второй маршевой команды Русского корпуса / «Одесская газета». – 25 ноября 1943 г. – № 272 (551). С. 3.

163. Памяти о. Владимира Шатилова // «Наши вести». – Сентябрь и декабрь 1986 г. – № 404–405. С. 43.

164. Памяти юнкера Осташкина / «Ведомости Охранной Группы». – 25 ноября 1942 г. – № 49. С. 4.

165. Первая маршевая команда Русского корпуса / «Молва». – 19 ноября 1943 г. – № 288. С. 1.

166. Плавинский Н. Испанец / «Русское дело». – 16 января 1944 г. – № 3 (33). С. 3–4.

167. Портрет Фюрера / «Русское дело». – 2 апреля 1944 г. – № 14 (44). С. 4.

168. Присяга / «Ведомости Русскаго Охраннаго Корпуса в Сербіи». – 17 февраля 1943 г. – № 61. С. 3.

168. Присяга / «Вѣдомости Русскаго Охраннаго Корпуса в Сербiи». – 17 февраля 1943 г. – № 61. С. 3.

169. Пропагандная работа / «Вѣдомости Русскаго Охраннаго Корпуса в Сербiи». – 17 февраля 1943 г. – № 61. С. 4.

170. Полковник Кевиш / «Вѣдомости Охранной Группы». – 22 iюля 1942 г. – № 31. С. 1.

171. Поручик В.П. Соколов / «Вѣдомости Охранной Группы». – 20 мая 1942 г. – № 22. С. 4.

172. Прiѣзд Начальника Группы в расположенiе штаба 2 Отряда и 3 Дружины / «Вѣдомости Охранной Группы». – 8 апрѣля 1942 г. – № 16. С. 3.

173. Редакция. В наряде по постам / «Парижский вестник». – 1 июля 1944 г. – № 106. С. 8.

174. Редакция. «Нашей страны». Вместо цветов / «Наша страна». – 10 ноября 1984 г. – № 1789. С. 3.

175. Русская девушка / «Русское дело». – 21 июня 1944 г. – № 34. С. 4.

176. Русскiя войска на Балканахъ / «Парижскiй вѣстникъ». – 3 июля 1943. – № 55. С. 6.

177. «Русское дело». – 22 августа 1943 г. – № 12. С. 3.

178. С. Скромная годовщина / «Вѣдомости Охранной Группы». – 5 августа 1942 г. – № 33. С. 2.

179. Савельев П. Глазами белого мальчика / «Наша страна». – 24 апреля 1999 г. – № 2541–2542. С. 5.

180. Свежие могилы // «Наши вести». – Март-апрель 1977 г. – № 363. С. 15.

181. Свежие могилы // «Наши вести». – Декабрь 1996 г. – № 445. С. 24.

182. «Сводка». – 27 января 1942 г. – № 26. С. 1. 183. Симонов К. В югославских селах / «Красная звезда». – 5 октября 1944 г. – № 237. С. 3.

184. Скромное торжество на Банице / «Русское дело». – 19 сентября 1943 г. – № 16. С. 3.

185. Скорбный листок / «Вѣдомости Охранной Группы». – 14 октября 1942 г. – № 43. С. 4.

186. Слово офицера британской армии / «Русское дело». – 8 апреля 1944 г. – № 16 (46). С. 4.

187. Сослуживец по Корпусу Некролог // «Наши вести». – 1 апреля 1974 г. – № 334. С. 12.

188. Тихоцкий Е. Военно-училищные курсы / «Русское дело». – 27 февраля 1944 г. – № 9 (39). С. 6.

189. Тихоцкий Е. Памяти павших / «Русское дело». – 27 февраля 1944 г. – № 4 (34). С. 3.

190. Унт. – оф. Сучко Награждение чинов III полка / «Русское дело». – 28 ноября 1943 г. – № 26. С. 3.

191. Февр Н. «Прощай, Белград!» / «Новое слово». – 31 августа 1941. – № 36 (365). С. 6.

192. Хауптман А. Н-в «Белый камень» / «Русское дело». – 27 мая 1944 г. – № 27. С. 4.

193. Чудесное спасение командира корпуса / «Русское дело». – 2 августа 1944 г. – № 46. С. 4.

194. Штаб вербовки Русские люди! / «Одесская газета». – 16 ноября 1943 г. – № 264 (543). С. 3.

195. Штейфонъ Б.А. Національная идея и Корпус И.А. и Ф. / «За Веру, Царя и Отечество». – 15/28 іюля 1939 г. С. 4.

196. Юнкер Н. Садовский / «Ведомости Охранной Группы». – 5 августа 1942 г. – № 33. С. 3–4.

197. Якимовъ Андрей / «Ведомости Охранной Группы». – 19 марта 1942 г. – № 13. С. 4.

198. Van. de R…S Бункер (Корреспонденція из 3-го отряда) / «Ведомости Охранной Группы». – 2 декабря 1942 г. – № 50. С. 3.

На сербском языке:

199. Како се живи у Борском руднику // «Српски народ». – 3 април 1943. – № 13. С. 6.

Опубликованные документы

На русском языке:

200. Выписка из приказа / «Русское дело». – 23 января 1944 г. – № 4 (34). С. 3.

201. Генерал Власов: история предательства. Т. 1: Нацистский проект «Aktion Wlassow». – М.: Политическая энциклопедия, 2015. – 1160 с.

202. Москва – Сербия; Белград – Россия. Сборник документов и материалов. Том 4. Русско-сербские отношения 1917–1945 гг. / Авторы-составители: Алексеі Тимофеев, Горан Милорадовић, Александр Силкин. – М.; Белград: Главное архивное управление города Москвы; Центральный государственный архив города Москвы; Архив Србије, 2017. – 1008 с.

203. Приказ / «Русское дело». – 21 июня 1944 г. – № 34. С. 4.

204. Приказ Всеказачьему Союзу в Сербии / «Казачий вестник». – 15 января 1943 г. – № 2 (33). С. 1.

205. Приказ Инспектора-генерала Русского Охранного Корпуса № 2, 8 февраля 1943 г. / «Вѣдомости Русскаго Охраннаго Корпуса в Сербiи». – 10 февраля 1943 г. – № 60. С. 1.

206. Приказ Охранной Группѣ № 200. 15 iюня 1942 г. / «Вѣдомости Охранной Группы». – 24 iюня 1942 г. – № 27. С. 3.

207. Приказ Охранной Группѣ № 268 / «Вѣдомости Охранной Группы». – 7 октября 1942 г. – № 42. С. 4.

208. Приказ Русскому корпусу № 57, 30 апреля 1945 г. // «Наши вести». – Апрель-июнь 1980 г. – № 379. С. 10.

209. Приказ Русскому корпусу № 63, 13 мая 1945 г., Клагенфурт (Австрия) // «Наши вести». – Сентябрь-октябрь 1976 г. – № 360. С. 2.

210. Приказ Русскому Охранному Корпусу № 5, 1 декабря 1942 г. / «Вѣдомости Охранной Группы». – 9 декабря 1942 г. – № 51. С. 2.

211. Приказ Русскому Охранному Корпусу № 5, 23 января 1943 г. / «Вѣдомости Русскаго Охраннаго Корпуса в Сербiи». – 3 февраля 1943 г. – № 59. С. 1.

212. Приказ Русскому Охранному Корпусу № 7, 4 декабря 1942 г. / «Вѣдомости Охранной Группы». – 9 декабря 1942 г. – № 51. С. 1.

213. Приказ Русскому Охранному корпусу № 102, 22 апреля 1944 г. / «Русское дело». – 6 мая 1944 г. – № 21. С. 4.

214. Приказ Русскому Охранному Корпусу, 3 июня 1944 г. – № 139 – М.Р. / «Русское дело». – 10 июня 1944 г. – № 31. С. 4.

215. Приказ Русскому охранному корпусу, 26 июля 1944 г. – № 204 – М.Р. / «Русское дело». – 5 августа 1944 г. – № 47. С. 4.

216. Приказ Русскому Охранному Корпусу, 17 августа 1944 г. – № 227 – М.Р. / «Русское дело». – 19 августа 1944 г. – № 51. С. 4.

217. Приказ Русскому Охранному Корпусу, 19 августа 1944 г. – № 231 – М.Р. / «Русское дело». – 23 августа 1944 г. – № 52. С. 1.

218. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. V. Кн. 2. Границы СССР восстановлены (1 июля – 31 декабря 1944 г.). – М.: Кучково поле, 2007. – 896 с.

219. Уголовный кодекс РСФСР. – М.: Государственное издательство юридической литературы, 1950. – 256 с.

На сербском языке:

220. Белоемиграциjа у Jугославиjи: 1918–1941. Том I. Приређивачи Миленковић Т., Павловић М. – Београд: Институт за савремену историjу, 2006. – 506 с.

221. Документи о издајству Драже Михаиловнћа. Књига I. – Београд: Државна комисиjа за утврђивање злочина окупатора и њихових помагача, 1945. – 735 с.

222. Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 3. Борьбе у Србиjи 1942 год. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народне армнjе, 1953. – 541 с.; Књига 5. Борьбе у Србиjи 1943 год. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народне армнjе, 1954. – 524 с.; Књига 6. Борьбе у Воjводине 1941–1943 год. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народне армнjе, 1955. – 564 с.; Књига 7. Борьбе у Србиjи 1944 год. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народ- не армнjе, 1955. – 503 с.; Књига 8. Борьбе у Воjводине 1944 год. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народне армнjе, 1956. – 649 с.; Књига 9. Борьбе у Србиjи 1944 год. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народне армнjе, 1956. – 577 с.; Књига 10. Борьбе у Воjводине 1944 год. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народне армнjе, 1955. – 728 с.; Књига 11. Борьбе у Србиjи 1944 год. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народне армнjе, 1955. – 535 с.; Књига 12. Борьбе у Србиjи 1944 год. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народне армнjе, 1956. – 637 с.; Књига 13. Борьбе у Србиjи 1944 год. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народне армнjе, 1956. – 557 с.; Књига 14. Борьбе у Србиjи 1944 год. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народне армнjе, 1957. – 675 с.; Књига 19. Борьбе на Косову 1941–1944 год. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народне армнjе, 1969. – 819 с.; Књига 20. Борьбе у Србиjи 1941–1944 год. Документа партиjских организациjа, народноослободилачке воjске и партизанских одреда. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народне армнjе, 1965. – 771 с.; Књига 21. Борьбе у Србиjи 1941–1944 год. Документи квислиушких jединица и установа. – Београд: Воjноисторискн институт jугословенсне народне армнjе, 1965. – 834 с.

223. Извештаjи Команде Српски Државне Страже за округ Моравски 1941–1944. – Јагодина: Историjски архив, 2001. – 172 с.

224. Извештаjи недић евих органа власти у округу Моравском 1941–1944. Приредили Јовановић Д., Танић Д. – Јагодина: Историјски архив, 2005. – 317 с.

225. Лопичић Ђ Немачки ратни злочини 1941–1945. Пресуде југословенских војних судова. – Београд: Музеј жртава геноцида, 2009. – 528 с.

226. «Службени воjни лист». – 6 септембра 1937. – № 27. С. 1103–1104.

На хорватском языке:

227. Dokumenti iz istorij e Jugoslavij e. T. 3, Propisi, saopštenja, odluke i spiskovi pripadnika okupacionih snaga Italij e, Bugarske i neokupacionih naroda Jugoslavij e koje je Državna komisij a proglasila za ratne zločince i spiskovi ljudi koje je Komisij a Ujedinjenih nacij a proglasila za ratne zločince za zločine izvršene u Jugoslavij i / Državna komisij a za utvrđivanje zločina okupatora i njegovih pomagača iz Drugog svetskog rata; priredili Miodrag Đ. Zečević i Jovan P. Popović. – Beograd: Arhiv Jugoslavij e, 1999. – 720 s.

228. Pavlović M. Očevidac Građanskog rata u Srbij i // «Istorij a 20. veka». – 2007. – № 1. S. 167–184.

229. Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom I. Knjiga 1. Borbe u Srbji 1941. godine. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1949. – 729 s.; Knjiga 17. Borbe u Vojvodine 1941–1944. god. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1958. – 670 s.; Tom IV. Knjiga 15. Borbe u Bosni i Hercegovini 1943. god. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1956. – 605 s.; Knjiga 29. Borbe u Bosni i Hercegovini 1944. god. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1968. – 835 s.; Knjiga 30. Borbe u Bosni i Hercegovini 1944. god. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1968. – 1022 s.; Knjiga 31. Borbe u Bosni i Hercegovini 1944. god. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1968. – 952 s.; Knjiga 32. Borbe u Bosni i Hercegovini 1945. god. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1968. – 838 s.; Knjiga 33. Borbe u Bosni i Hercegovini 1945. god. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1970. – 911 s.; Tom XI. Knjiga 1. Operacij e Jugoslovenske armij e 1945. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1971. – 796 s.; Tom XII. Knjiga 1. Dokumenti nemačkog rajha 1941. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1973. – 934 s.; Knjiga 2. Dokumenti nemačkog rajha 1942. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1976. – 1242 s.; Knjiga 3. Dokumenti nemačkog rajha 1943. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1978. – 941 s.; Knjiga 4. Dokumenti nemačkog rajha 1944–1945. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1979. – 1330 s.

Диссертации

На русском языке:

230. Александров K.M. Генералитет и офицерские кадры вооруженных формирований Комитета освобождения народов России 1943–1946 гг. Диссертация доктора исторических наук. – СПб.: Санкт-Петербургский институт истории, 2015. – 1145 с.

231. Дычко С.Н. Российская военная эмиграция в Югославии в 1920–1945 гг.: институционализация и деятельность. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. – М.: Московский государственный университет сервиса, 2006. – 210 с.

На сербском языке:

232. Мирковић Е. Благојe Нешковић (1907–1984). Политичка биографија. Докторска дисертација. – Београд: Универзитет у Београду, Филозофски факултет, 2016. – 443 с.

Исследования

На русском языке:

233. Аблова Р.Т. Сотрудничество советского и болгарского народов в борьбе против фашизма (1941–1945 гг). – М.: Высшая школа, 1973. – 447 с.

234. Александров К. Армия генерала Власова 1944–1945. – М.: Яуза, Эксмо, 2006. – 576 с.

235. Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса // Труды II международных исторических чтений, посвященных памяти профессора, Генерального штаба генерал-лейтенанта Николая Николаевича Головина. Белград, 10–14 сентября 2011 года. Сборник статей и материалов / Составители К.М. Александров, О.А. Шевцов, А.В. Шмелев. – СПб.: Скрипториум, 2012. С. 82–121.

236. Альбом Русского корпуса. – Нью-Йорк: Б.и., 1960. – 96 с.

237. Богданович Б. Первый югославский спецназ и его оружие //«Оружие». – 2015 г. – № 11. С. 1–3, 12–17.

238. Бэйда О.И. Французский легион на службе Гитлеру. 1941–1944 гг. – М.: Вече, 2013. – 336 с.

239. Вербицкая И. Кинематографическая жизнь хорунжего Краснова (о том, чего нет в книге «Незабываемое») / «Наша страна». – 20 января 2007 г. – № 2812. С. 5–6.

240. Гетманенко О.Д., Юшко А.А. Черная белая гвардия // «Военно-исторический журнал». – 1989 г. – № 11. С. 41–48.

241. Гончаренко О.Г. Белоэмигранты между звездой и свастикой. – М.: Вече, 2005. – 352 с.

242. Граме Р. 14-я танковая дивизия. 1940–1945. – М.: ЗАО Издательство Центрполиграф, 2014. – 446 с.

243. Гоибков И.В., Жуков Д.А., Ковтун И.И. Особый штаб «Россия». – М.: Вече, 2011. – 464 с.

244. Дробязко С.И. Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооруженных сил 1941–1945 гг. – М.: Изд-во Эксмо, 2004. – 608 с.

245. Дробязко С.И., Романько О.В., Семенов К.К. Иностранные формирования Третьего рейха. – М.:АСТ: Астрель, 2011. – 830 с.

246. Дубина Н.К. Как формировался Русский Корпус // «Наши вести». – Сентябрь-октябрь 1977 г. – № 366. С. 5–7.

247. Елпатьевский А. В. Испанская эмиграция в СССР. Историография и источники, попытка интерпретации. – Тверь: Издательство «ГЕРС», 2002. – 290 с.

248. Йованович М. Русская эмиграция на Балканах: 1920–1940. – М.: Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»; Русский путь, 2005. – 488 с.

249. Казак В.Н. Побратимы: Советские люди в антифашистской борьбе народов балканских стран, 1941–1945. – М.: Мысль, 1975. – 176 с.

250. Калинин К.А. Награды для «восточных народов». – СПб.: «ГезаКом», 1999. – 32 с.

251. Ковалев Б. Испанские партизаны в болотах России или Гражданская война продолжается // «Родина». – Июнь 2013 г. – № 6. С. 108–111.

252. Ковалев Б. На службе у Франко. Коллаборационисты в «Голубой дивизии» // «Родина». – Апрель 2013 г. – № 4. С. 105–109.

253. Ковтун И. «Охотники»: спецподразделения вермахта по борьбе с партизанами // «Братишка». – Февраль 2009 г. – № 2 (131). С. 56–59.

254. Коновницына Е. Коновницыны в изгнании / «Наша страна». – 18 декабря 2010 г. – № 2906. С. 3.

255. Котюков К.Л. Формирование и боевая деятельность Русского Охранного корпуса в Югославии в 1941–1945 годах // «Отечественная история». – Май 2008 г. – № 3. С. 86–94.

256. Кравчук П.Т. Запорожское подполье // Герои подполья. О подпольной борьбе сов. патриотов в тылу нем. – фашист. захватчиков в годы Великой Отечеств, войны. Вып. 2. – М.: Политиздат, 1970. С. 217–252.

257. Крикунов П. Казаки. Между Гитлером и Сталиным. – М.: Яуза, Эксмо, 2005. – 608 с.

258. Кузнецов Н. Русский флот на чужбине. – М.: Вече, 2009. – 464 с.

259. Кузнецов Н., Семенов К. Три войны русского моряка Г.В. Чехова // Войска СС без грифа секретности. – М.: Вече, 2010. С. 274–284.

260. Кьосева Ц. Русские эмигранты из Болгарии в Русском охранном корпусе в Югославии (По документам болгарских архивов) // Русская эмиграция и фашизм: Статьи и воспоминания / Отв. редактор и составитель В.Ю. Жуков; Науч. редактор В.Ю. Черняев. – СПб.: СПбГАСУ, 2011. С. 100–114.

261. Львов А., Мошанский И. На земле Югославии. Белградская стратегическая наступательная операция. – М.: БТВ-МН, 2005. – 86 с.

262. Мартынов А. Красные в рядах белых: к вопросу о службе советских граждан в Русском корпусе // История отечественной коллаборации: Материалы и исследования. – М.: Старая Басманная, 2017. С. 284–289.

263. Н.П. Георгиевских кавалеров было двое // «Наши вести». – Сентябрь 1995 г. – № 440. С. 12.

264. Окороков А.В. Русские добровольцы. – М.: Яуза, Эксмо, 2007. – 368 с.

265. Пихурик Ю. Русская эмиграция в Южном крае в Венгрии в 1941–1944 годах // Российская белая эмиграция в Венгрии. – М.: Архивный институт КНИЦ, 2012. С. 142–154.

266. Русские в Сербии [авторы Тимофеев А.Ю., Арсеньев А.Б…. и др.; ответственный редактор А. А. Максаков]. – Белград: Весна инфо: Координационный совет российских соотечественников в Сербии, 2009. – 356 с.

267. Самаржич М. Кто был кто в Королевстве Югославия в 1941–1945 годах? // Труды II международных исторических чтений, посвященных памяти профессора, Генерального штаба генерал-лейтенанта Николая Николаевича Головина. Белград, 10–14 сентября 2011 года. Сборник статей и материалов / Составители К.М. Александров, О.А. Шевцов, А.В. Шмелев. – СПб.: Скрипториум, 2012. С. 65–81.

268. Свириденко Ю.П., Ершов В.Ф. Белый террор? Политический экстремизм российской эмиграции в 1920-45 гг. – М.: МГУ сервиса, 2000. – 198 с.

269. Семиряга М.И. Советские люди в европейском Сопротивлении. – М.: Наука, 1970. – 351 с.

270. Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 1. – М.: ИНКОМ-НВ, 1991. – 544 с.

271. Стругар В. Югославия в огне войны 1941–1945. – М.: Наука, 1985. – 343 с.

272. Тимофеев А.Ю. Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. 1941–1945. – М.: Вече, 2010. – 400 с.

273. Тимофеев А.Ю. Сербские союзники Гитлера. – М.: Вече, 2011. – 272 с.

274. Тимофеев А.Ю. Четники. Королевская армия. – М.: Вече, 2012. – 304 с.

275. Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка Русского Охранного Корпуса / сост. Мамонтов. – Валенсия: б.и., 1958. – 61 с.

276. Ульянов В., Шишкин И. Предатели. Облик. – М.: Рус-фронт, 2008. – 544 с.

277. Цурганов /О. Белоэмигранты и Вторая мировая война. Попытка реванша. 1939–1945. – М.: ЗАО Центрполиграф, 2010. – 287 с.

278. Черкасский О. Они сражались за Францию? Русские во французских частях СО // «Эхо войны». – 2011 г. – № 1 (4). С. 22–31.

279. Чуев С. Власовцы – пасынки Третьего Рейха. – М.: Яуза, Эксмо, 2006. – 608 с.

280. Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. – М.: Мысль, 1981. – 231 с.

281. Шкаровский М.В. Духовенство Русского корпуса в Югославии в 1941–1945 годах // «Вестник церковной истории». – 2008 г. – № 1 (9). С. 179–200.

282. Юрадо К. Иностранные добровольцы в вермахте. 1941–1945. – М.: ACT: Астрель, 2005. – 62 с.

283. «Я – марковец!» // «Наши вести». – Декабрь 2000 г. – № 461. С. 16–17.

На сербском языке:

284. Аврамовић М. Друга пролетерска бригада: улустрована монографија. – Београд: Одбор оекције бораца Друге пролетерске бригаде, 1992. – 280 с.

285. Атанацковић Ж. Друга воjвоћанска НОУ бригада. – Београд: Војноиздавачки завод, 1978. – 542 с.

286. Беловуковић Р. Драгутин Цуцић // «Годишњак историјског архива». – 1975. – XII. С. 77–110.

287. Беловуковић Р. Од илегалных группа до окружног комитета // «Годишњак историјског архива». – 1974. – XI. С. 3–368.

288. Београд у рату и революциjи 1941–1945. Књига 1. – Београд: Историјски архив Београда, 1984. – 381 с.; Књига 2. – Београд: Историјски архив Београда, 1984. – 349 с.

289. Босиљчић С. Тимочка краjина. – Заjечар: Историјски архив Тимочка крајина, 1988. – 342 с.

290. Виторовић А. Централна Србиjа. – Београд: Нолит, Просвета, 1967. – 691 с.

291. Глишић В. Терор и злочини нацистичке Немачке у Србиjи 1941–1944. – Београд: Издавачко предузеће «РАД», 1970. – 292 с.

292. Гончин М. Четврта српска ударна бригада. – Београд: Институт за савремену историју, 1996. – 824 с.

293. Група аутора 16. муслиманска НОУ бригада. – Тузла: Историjски архив Сараjево, 1981. – 291 с.

294. Давидовић Г. Чачани на опсади Краљева октобра 1941. године // Краљево, октобра 1941. Округли сто / уредници Драган Драшковић, Радомир Ристић. – Краљево: Народни музеј: Историjски архив, 2003. С. 111–160.

295. Димитријевић Б. Војска Недић еве Србије: оружане снаге српске владе 1941–1945. – Београд: Институт за савремену историју, 2011. – 579 с.

296. Димитријевић Д. Где је моја мама? Прилози за историју Авалског корпуса Југословенске војске у отаџбини (равногорски четници Драже Михаиловић а у околини Београда 1943–1944). – Београд: Ведес, 2009. – 541 с.

297. Динчић А. Припадници Југословенске војске у отаџбини у нацистичком концентрационном логору на Црвеном Крсту у Нишу (1941–1944). – Београд: Народни музеј, 2014. – 78 с.

298. Друловић Ч. 37. санџачка НОУ дивизија. – Београд: Војноиздавачки завод, 1983. – 281 с.

299. Жены Србиjе у НОБ. – Београд: Нолит, 1975. – 1003 с.

300. Зорић М. Битка за Србиjу 1944. године // «Војно дело». – Jесен 2014. – № 3. С. 266–350.

301. Зорић Р. Чтврта Краjишка бригада. – Београд: Војноиздавачки завод, 1980. – 426 с.

302. Ивановић М. 23. српска дивизија. – Београд: Републички одбор СУБНОР-а Србије, Савет Едиције Србија у рату и револуцији: Секције 7, 9. и 14. српске бригаде, 1994. – 439 с.

303. Jанковић Б. Четврта пролетерска црногорска бригада. – Београд: Војноиздавачки завод, 1975. – 653 с.

304. Jевтић А. Одважни до краjа // «Гласник». – 1972. – № 7. С. 126–144.

305. Јовановић С., Мирчетић Д. Пета српска HOУ бригада. – Београд: Војноиздавачки и новински центар, 1989. – 517 с.

306. Jоксимовић З. Хронологиjа 1941–1945. // «Гласник». – 1971. – № 6. С. 89–156.

307. Карапанџић Б. Грађански рат у Србији 1941–1945. – Ваљево: ВАЉЕВО ПРИНТ, 2010. – 445 с.

308. Лагатор Ш. Чтврта воjвоћанска бригада. – Београд: Војноиздавачки завод, 1973. – 337 с.

309. Латас Б., Џелебџић М. Четнички покрет Драже Михаиловић а 1941–1945. – Београд: Београдски издавачко-графички завод, 1979. – 422 с.

310. Љубичић Н. Ужички народноослободилачки партизански одред «Димитриjе Туцовић». – Београд: Војно дело,1981. – 424 с.

311. Мајданац Б. Позоришна политика у Србији 1941–1944: студија и документи. – Београд: Алтера, 2011. – 868 с.

312. Матовић И. Повратан ратника. – Београд: Народна армиjа, 1968. – 211 с.

313. Миленковић П. Седамнаеста српска НОУ бригада. – Београд: Војноиздавачки и новински центар, 1989. – 378 с.

314. Миладиновић С. Четрнаеста српска НОУ бригада. – Београд: Војноиздавачки завод, 1982. – 550 с.

315. Милосавлевић Б. Спортисти у револуциjи // «Гласник Мећуопштинского историјског архива». – 1981. – № 15–16. С. 201–221.

316. Милосављевић К. Осамнаеста српска бригада. – Београд: Војноиздавачки и новински центар, 1989. – 431 с.

317. Николић К. Ослобођење Крушевца октобра 1944. у свету односа четника и немаца // Ослобођење Крушевца 1944. године: Зборник докумената, студија и сећања учесника и савременика / приредио Душан Миљојковић. – Крушевац: Координациони одбор секција ратних бригада Општинског одбора СУБНОР-а, 1997. С. 260–271.

318. Никчевић В. Петнаеста српска НО бригада. – Београд: Институт за савремену историју, 1991. – 210 с.

319. Паjовић Љ, Узелац Д., Џелебџић М. Сремски фронт 1944–1945. – Београд: Београдски здавачко-графички завод, 1979. – 422 с.

320. Пантелић М., Маринковић Р., Никшић В. Чачански народноослободилачки партизански одред «Др Драгиша Мишовић». – Чачак: Чачански глас, 1982. – 462 с.

321. Пантелић М. 25. Српска НОУ дивизиja. – Београд: Војноиздавачки завод, 1977. – 399 с.

322. Панић Р. Трећа воjвоћанска НОУ бригада. – Београд: Војноиздавачки завод, 1980. – 653 с.

323. Пармаковић Д. Мачвански партизански одред. – Шабац: Фонд народноослободилачке борбе Подриња,1973. – 1308 с.

324. Пејчић П. Деветнаеста српска бригада. – Београд: Војноиздавачки и новински центар, 1989. – 614 с.

325. Перовић М. Jужна Србиjа. – Београд: Нолит, Просвета, 1961. – 438 с.

326. Петровић Д. Квислиншке формациjе русских белоемиграната на териториjи Источне Сербиjе током другог светског рата // «Развитак». – Новембар-децембар 1966. – № 6. С. 77–79.

327. Петовар Р., Трикић С. Шеста Пролетерска ИсточноБосанска бригада. – Београд: Војноиздавачки завод, 1982. – 698 с.

328. Пироћанац С. Српски добровољци 1941–1945: у речи и слици. – Ваљево: Удружење српских добровољаца, 2010. – 344 с.

329. Поповић Д. На обронцима Бељанице. – Нови Сад: Савез удружеша бораца народноослободилачког рата СР Србије, 1969. – 280 с.

330. Прица Д., Радоjковић J. Мијајлова јама. – Деспотовац: ОО СУБНОР-а; Самоуправна интересна заjедница куљтуре; Историjски архив Светозарово, 1984. – 102 с.

331. Самарџић М. Генерал Дража Михаиловић и општа историја четничког покрета. Кнь. 5. – Крагујевац: Погледи, 2010. – 900 с.

332. Стрезовски В., Андрић М. Тређа Пролетерска (Српска) бригада. – Београд: Војноиздавачки завод, 1976. – 270 с.

333. Сшошић А. Под небом Крушевца // Ослобођење Крушевца 1944. године: Зборник докумената, студија и сећања учесника и савременика / приредио Душан Миљојковић. – Крушевац: Координациони одбор секција ратних бригада Општинског одбора СУБНОР-а, 1997. С. 247–256.

334. Тимотијевић М. Седамдесет година од победе над фашизмом (1945–2015). – Чачак: Народни музеј, 2015. – 94 с.

335. Тимофејев А. Руси и Други светски рат у Југославији: утицај СССР-а и руских емиграната на догађаје у Југославији 1941–1945. – Београд: Институт за новију историју Србије, 2011. – 460 с.

336. Ђуковић И. Прва Шумадиjска бригада. – Београд: Војноиздавачки завод, 1978. – 463 с.

337. Ђуковић И. Тридесет прва Српска НОУ бригада. – Београд: Војноиздавачки и новински центар, 1987. – 280 с.

338. Урошевић С. Друга Пролетерска бригада. – Београд: Пословна политика, 1988. – 661 с.

339. Филиповић С. Филип Кљаjић // «Годишњак историјског архива». – 1967. – IV. С. 3–97.

340. Чачански краj у народноослободилачкой борби 1941–1944. – Чачак: Историjский архив, 1968. – 443 с.

На хорватском языке:

341. Aralica T., Čopec R., Jeras M., Kinjerovac Z., Haraminčić T. Sto godina ratnog zrakoplovstva u Hrvatskoj. – Zagreb: Grafi ka Markulin d.o.o., 2012. – 419 s.

342. Babac D. Specijalne Jedinice Jugoslovenske Vojske u Aprilskom Ratu. – Beograd: Evolita, 2006. – 47 s.

343. Begić M.K. HOS: 1941–1945. – Split: Laus, 1998. – 248 s.

344. Begović S. Logor Banjica 1941–1944. Kniga 2. – Beograd: Institut za sovremenu istorij u, 1989. – 358 s.

345. Borković M. Kontrarevolucij a u Srbij i. Kvislinška uprava 1941–1944. Knjiga 2. – Beograd: Sloboda, 1979. – 399 s.

346. Cvetković Z. Sedamnaesta Slavonska NOU brigada. – Beograd: Vojnoizdavački zavod, 1978. – 332 s.

347. Čaušević I. Osma Krajiška NOU brigada. – Beograd: Vojnoizdavački zavod, 1981. – 492 s.

348. Džaja M. Borbe kod Guče Gore // «Dobri Pastir». – 1960. – I–IV. S. 307–324.

349. Dimitrij ević B. Oružane snage Vlade generala Nedića // «Magazin za vojnu povij est». – Veljača 2015. – № 47. S. 16–23.

350. Dimitrij ević B., Savić D. Oklopne jedinice na jugoslovenskom ratištu 1941–1945. – Beograd: Institut za savremenu istorij u, 2011. – 500 s.

351. Druga Dalmatinska proleterska brigada. – Split: Institut za historij u radničkog pokreta Dalmacij e, 1982. – 716 s.

352. Đonlagić A. Dvadeset sedma divizija. – Beograd: Vojnoizdavački zavod, 1983. – 541 s.

353. Đonlagić A. Proleteri Istočne Bosne. – Beograd: Narodna armija, 1970. – 233 s.

354. Gligorij ević I-D. Krajinski partizanski odred // Ustanak naroda Jugoslavij e. 1941. Knjiga 4. – Beograd: Vojnoizdavački zavod JNA «Vojno delo», 1964. S. 353–378.

355. Glišić V. Užička republika. – Beograd: Nolit, 1986. – 288 s.

356. Gončin M. Druga Krajiška narodnooslobodilačka udarna brigada. – Beograd: Vojnoizdavački zavod, 1984. – 478 s.

357. Gončin M. Rauš S. Prva Krajiška udarna proleterska brigada. – Beograd: Vojnoizdavački zavod, 1981. – 445 s.

358. Grozdenović D. Otpor stanovništva u gradovima i drugim mestima Srbij e // Užička republika. Kniga 2. – Beograd: NIRO «EKSPORT-PRES», 1978. S. 407–420.

359. Grupa sovjetskih i jugoslovenskih autora Beogradska operacij a. – Beograd: Vojnoistorij ski institut, 1964. – 282 s.

360. Jevtic A. Borbe Valjevskog partizanskog odreda u vreme Užičke republike // Užička republika. Kniga 2. – Beograd: NIRO «EKSPORT-PRES», 1978. S. 225–236.

361. Karasij ević D. Četvrta Krajiška NOU divizij a. – Beograd: Vojnoizdavački i novinski centar, 1988. – 436 s.

362. Kljajić J. Sedma krajiška brigada. – Beograd: Vojnoizdavački i novinski centar, 1990. – 422 s.

363. Mandić G. 17. Istočnobosanska NOU divizij a. – Beograd: Vojnoizdavački zavod, 1976. – 358 s.

364. Marković M. Požarevački okrug u ustanku 1941 // Ustanak naroda Jugoslavij e. 1941. Knjiga četvrta. – Beograd: Vojnoizdavački zavod JNA «Vojno delo», 1964. S. 8–27.

365. Mikulan K., Pogačić S. Hrvatske oružane snage 1941.– 1945. – Zagreb: P. C. grafi čke usluge d.o.o., 1999. – 192 s.

366. Milinović Đ., Karasijević D. Jedanaesta Krajiška NOU brigada. – Bosanska Gradiška: Savez udruženja boraca NOR-a opštine, 1982. – 470 s.

367. Milovanović N. Kontrarevolucionarni pokret Draže Mihailovića. Knjiga 4: Slom. – Beograd: Slove ljubve, 1983. – 408 s.

368. Mitrovski B., Glišić V., Ristovski T. Bugarska vojska u Jugoslavij i 1941–1945. – Beograd: Međunarodna politika, 1971. – 263 s.

369. Morača M. Peta Krajiška divizij a. – Beograd: Vojnoizdavački zavod, 1985. – 349 s.

370. Mraović N. Peta Vojvođanska brigada. – Novi Sad: Institut za istorij u, 1985. – 616 s.

371. Obhođaš A. Bitka za Žljebove // «Magazin za vojnu povij est». – Ožujak 2012. – № 12. S. 10–16.

372. Obhođaš A., Mark J. Hrvatska legij a. 369. pojačana (hrvatska) pješačka pukovnij a na Istočnom bojištu 1941.-1943. – Zagreb: Despot Infi nitus d.o.o., 2012. – 491 s.

373. Obhođaš A., Wernas M., Dimitrij ević B., Despot Z. Ustaška vojnica. Knjiga 1. – Zagreb: Despot Infi nitus d.o.o., 2013. – 464 s.; Knjiga 2. – Zagreb: Despot Infi nitus d.o.o., 2013. – 430 s.

374. Pojić M. 1. Jugoslavenska brigada // «Magazin za vojnu povij est». – Listopad 2011. – № 7. S. 18–25.

375. Predoević D. Oklopna vozila i oklopne postrojbe u drugom svjetskom ratu u Hrvatskoj. I. dio – Saveznička oklopna vozila. – Rij eka: Adamić, 2002. – 110 s.

376. Puškadij a-Ribkin T. Emigranti iz Rusij e u znanstvenom i kulturnom životu Zagreba. Rukopis. – 244 s.

377. Salajić M. Staro Belišće. Kulturno-povij esni vodič. – Belišće: Matica hrvatska, Ogranak Belišće, 2012. – 160 s.

378. Samcevič A. Rusi i Ukrajinci u oružanim snagama Nezavisne Države Hrvatske 1941. – 1945. – Zagreb: Despot Infi nitus d.o.o., 2015. – 382 s.

379. Samardžij a D. Jedanaesta Krajiška NOU divizij a. – Beograd: Vojnoizdavački i novinski centar, 1987. – 320 s.

380. Samardžij a S. Četrnaesta Srednjobosanska NOU brigada. – Banja Luka: Skupština opstine Prnjavor, 1983. – 483 s.

381. Šaković E. Podsjećanje na 16. muslimansku udarnu brigadu (u povodu 70. obljetnice formiranja) // «Gračanički glasnik». – Maj 2013. – № 35. S. 12–19.

382. Terzić M. Jugoslovenska Kraljevska vlada, general Dragoljub Mihailović i Savezničko bombardovanje ciljeva u Jugoslavij i 1942–1944. godine // «Tokovi istorij e». – 2005. – № 1–2. S. 81–111.

383. Tihić E. Posavsko-Trebavski NOP odred. – Beograd: Vojnoizdavački zavod, 1983. – 408 s.

384. Uzelac D. Grmečke bij ele noći. – Beograd: Narodna armija, 1969. – 180 s.

385. Vasić Đ., Savić S. Prva Vojvođanska brigada. – Novi Sad: Institut za istorij u, 1979. – 617 s.

386. Vuksanović M. Prva Proleterska brigade. – Beograd: Narodna kniga, 1981. – 537 s.

387. Višnjić P. Prodor Druge i Pete divizij e u Srbij u 1944. – Beograd: Vojnoizdavački zavod, 1968. – 428 s.

388. Werhas M. Nedićeva Srbij a // «Magazin za vojnu povij est». – Veljača 2015. – № 47. S. 6–15.

389. Zorić M. XIII Krajiška brigada. – Beograd: Vojnoizdavački zavod, 1968. – 418 s.

На словенском языке:

390. Jan I. Kokrski odred. Kniga III: narodnoosvobodilni boj pod Karavankami. – Ljubljana: Partizanska knjiga, 1980. – 567 s.

На немецком языке:

391. Hnilicka К. Das Ende auf dem Balkan 1944/45. – Gottingen, Zurich, Frankfurt: Musterschmidt, 1970. – 404 s.

392. Hurter J. Wilhelm Groener: Reichswehrminister am Ende der Weimarer Republik (1928–1932). – Munich: R. Oldenbourg verlag, 1993. – 401 s.

393. Kumm O. «Vorwarts Prinz Eugen!» Geschichte der 7.SS-Freiwilligen Gebirgs Division «Prinz Eugen». – Osnarbruck: Munin-Verlag GmbH, 1978. – 406 s.

394. Kaltenegger R. Totenkopf & EdelweiB: General Artur Phleps und die siidosteuropaischen Gebirgsverbande der Waffen-SS im Partisanenkampf auf dem Balkan 1942–1945. – Graz: Ares-Vertag, 2008. – 376 s.

395. Neulen H.W. An deutscher Seite. Internationale Freiwillige von Wehrmacht und Waffen-SS. – Munchen: Universitas Verlag, 1992. – 518 s.

396. Schmidt-Richberg E. Der Endkampf auf dem Balkan. – Heidelberg: Scharnhorst Buchkameradschaft, 1955. – 163 s.

397. SchramlF. Kriegsschauplatz Kroatien. Die deutsch-kroatischen Legions-Divisionen – 369, 373, 392 Infanterie – Divisionen (kroat.) – ihre Ausbildungs – und Ersatzformationen. – Neckargemund: Kurt Vowinckel Verlag, 1962. – 312 s.

398. Schuster P., Tiede H. Die Uniformen und Abzeichen der Kosaken in der Deutschen Wehrmacht. – Norderstedt: Verlag Patzwall, 1999. – 157 s.

399. Shkarovskij M. Die Kirchenpolitik des Dritten Reiches gegeniiber den orthodoxen Kirchen in Osteuropa. – Munster: Lit Verlag, 2004. – 286 s.

400. Suppan A. Hitler – Benes – Tito. Konflikt, Krieg und Volkermord in Ostmittel- und Sudosteuropa. Teil 2. – Wien: Verlag der Ósterreichischen Akademie der Wissenschaften, 2014. S. 775-1765.

401. Abbott Р., Thomas N. Partisan Warfare 1941-45. – London: Osprey Publishing, 1983. – 40 p.

402. Adams H. Italy at war. – Alexandria: Time-Life Books, 1982. – 207 p.

403. Axworthy M., Scafes С., C гасіи no іи C. Third Axis, Fourth Ally. Romanian Armed Forces in the European War, 1941–1945. – London: Arms and Armour Press, 1995. – 368 p.

404. Beyda O. A Different Russian Perspective or «Their Long Defeat»: White emigres and the Second World War // Moss T, Richardson T. New Directions in War and History: Debating Military History. – Newport, N.S.W.: Big Sky Publishing, 2016. P. 72–87.

405. Beyda O. «Iron Cross of the Wrangel’s Army»: Russian Emigrants as Interpreters in the Wehrmacht // «Journal of Slavic Military Studies». – 2014. – № 27. P. 430–448.

406. Hehn P.N. The German struggle against Yugoslav guerrillas in World War II: German counter-insurgency in Yugoslavia, 1941–1943. – Boulder: East European Quarterly; New York: distributed by Columbia University Press, 1979. – 153 p.

407. Julia X. M. The Blue Division: Spanish Blood in Russia, 1941–1945. – Brighton: Sussex Academic press, 2015. – 525 p.

408. Lepre G. Himmler's Bosnian Division. – Atglen: Schiffer Military History, 1997. – 378 p.

409. Littlejohn D. Foreign Legions of the Third Reich. Vol. 3: Albania, Czechoslovakia, Greece, Hungary and Yugoslavia. – San Jose: R. James bender publishing, 1994. – 315 p.

410. Lodieu D. Panther in Normandy: The 116 Panzer Division’s Battalion Odyssey, July – August 1944. – Paris: Histoire & Collections, 2012. – 128 p.

411. Lumsden R. Medals and Decorations of Hitler's Germany. – Shrewsbury: Airlife, 2001. – 191 p.

412. Munoz A. For Czar and Country: a history of the Russian Guard corps 1941–1945. – N.Y.: Axis Europa Books, 1999. – 53 p.

413. Shepherd B., Pattinson J. War in a Twilight World. Partisan and Anti-Partisan Warfare in Eastern Europe, 1939-45. – Hampshire: Palgrave Macmillan, 2010. – 262 p.

414. Shores C., Cull B., Malizia N. Air War for Yugoslavia, Greece and Crete 1940-41. – London: Grub Street, 1987. – 445 p.

415. Tomasevich J. War and Revolution in Yugoslavia, 1941–1945: occupation and collaboration. – Stanford: Stanford University Press, 2001. – 842 p.

416. Vuksic V. Tito’s Partisans 1941-45. – Oxford: Osprey Publishing, 2003. – 64 p.

417. Williamson G. World War II German Police Units. – Oxford: Osprey Publishing, 2006. – 48 p.

418. Williamson G. World War II German Women’s Auxiliary Services. – Oxford: Osprey Publishing, 2003. – 48 p.

419. Załoga S. Tanks of Hitlers Eastern Allies 1941-45. – Oxford: Osprey Publishing, 2004. – 48 p.

На чешском языке:

420. Janouśek J. Ceskoslovenske delostrelectvo 1918–1939. – Praha: Corona, 2007. – 193 s.

421. Kurowski F. Baulehr-Bataillon 800 z.b.V. Brandenburg. II cast. – Praha: Svojtka, 2006. – 238 s.

На украинском языке:

422. Боляновський А. Українські військові формування в збройних силах Німеччини (1939–1945). – Львів: Лівівський національний університет ім. Ивана Франка; Канадський інститут українських студій Альбертського університету, 2003. – 686 с.

423. Гунчак Т. У мундирах ворога. – Броди: Просвіта, 2005. – 192 с.

424. Фостій І. П. Північна Буковина і Хотинщина у Другій світовій війні 1939–1945 рр. – Чернівці: Чернівецьке обласне відділення Пошуково-видавничого агентства «Книга Пам'яті України», 2004. – 368 с.

На французском языке:

425. Mavournel J.-P. Le chasseur des Balkans // «Batailles & Blindes». – Avril/Mai 2016. – № 72. P. 76–81.

426. Schweizer J. Les auxiliaries de la Deutsches Rotes Kreuz. Uniforme et equipement, 1938–1945 // «Armes Militaria Magazine». – Septembre 2011. – № 314. P. 28–33.

427. Redo Cardona R. Espańoles en la Segunda Guerra Mundial (El frente del este). – Madrid: Vandalia, 1999. – 198 p.

На норвежском языке:

428. Legionsminner. Trekk av den Norske legions historie. – Oslo: Utgitt at frontkjemperkontoret i kommisjon hos Viking forlag, 1943. – 160 s.

Энциклопедии и справочники

На русском языке:

429. Александров К.М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А.А.Власова 1944–1945. – М.: Посев, 2009. – 1120 с.

430. Великая Отечественная война 1941–1945 гг. Кампании и стратегические операции в цифрах. Том II. – М.: Объединенная редакция МВД России, 2010. – 784 с.

431. Волков С.В., Стреляное (Калабухов) Н.П. Чины Русского корпуса. Биографический справочник в фотографиях. – М.: Рейтар, «Форма-Т», 2009. – 528 с.

432. Награды и знаки белого движения. Автор-составитель А.И. Рудиченко; Отв. ред. С.В. Волков, Ю.В. Мухачев. – М.: Парад, 2008. – 408 с.

433. Окороков А.В. Знаки русской эмиграции 1920–1990. – М.: Collector’s Book, 2005. – 174 с.

434. Рутыч Н.Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных Сил Юга России: Материалы к истории Белого движения. – М.: ООО «Издательство Астрель»: ООО «Издательство АСТ»: АНО «Редакция альманаха «Российский архив», 2002. – 381 с.

На украинском языке:

435. Список поляглих вояків 1-ої Української дивізії УНА та українців інших військових формацій в ІІ-ій світовій війні / Упорядн. Є. Шипайло. – Нью-Йорк: Видання Братства «Броди-Лев», 1992. – 149 с.

436. Тинченко Я. Офіцерський корпус Армії Української Народної Республіки (1917–1921). – Київ: Темпора, 2007. – 536 с.

На хорватском языке:

437. Nemačka obaveštajna služba. II. Nemačka obaveštajna služba u staroj Jugoslavij i. – Beograd: Uprava državne bezbednosti, 1955. – 793 s.; IV. Nemačka obaveštajna služba u okupiranoj Jugoslavij i: Srbij a, Makedonij a, Crna Gora. – Beograd: Uprava državne bezbednosti, 1959. – 1179 s.; VIII. Zbirka dokumenata: Srbij a. – Beograd: Uprava državne bezbednosti, 1956. S. 529–1060.

438. TKO je tko u NDH: Hrvatska 1941–1945. – Zagreb: Minerva, 1997. – 484 s.

На сербском языке:

439. Качаки J. Руске избеглице у Краљевини СХС – Југославији. Библиографија радова 1920–1944. – Београд: Универзитетска библиотека «Светозар Марковић»; Књижара «Жагор», 2003. – 452 с.

440. Озимић Н., Динчић А., Милентијевић И.Г., Симовић Б., Митић И. Жртве лагера Ниш (1941–1944). – Ниш: Народни музеј Ниш; Нишки културни центар; Медивест КТ, 2014.

На английском языке:

441 .Drain R. 5th Bomb Wing: History of Aircraft Assigned Springfield. – OH: Richard E. Drain, 1990. – 195 p.

442. Hill M., Beitlirig J. B-24 Liberators of the 15th Air Force/49th Bomb Wing. – Atglen: Schiffer Military History, 2006. – 158 p.

443. Hoskins R. 461st Bomb Group Aircraft Losses 1944-45 // «The 461st Liberaider». – December 1998. – Vol. 15. № 2. P. 18–20.

444. Mitcham S.W. Hitlers Legions. The German Army Order of Battle, World War II. – New York: Stain and day, 1985. – 540 p.

Иллюстрации

Удостоверение добровольца РГЗО Викентия Гетца, 1942 г.

Обращает на себя внимание печать с российским орлом и надписью «Русский охранный корпус», а также подпись генерал-лейтенанта Бориса Штейфона.

Документ предоставлен Константином Пио-Ульским.

Публикуется впервые.

Добровольцы РГЗО. Слева – Александр Шмелев, 1942 г.

Архив храма Святой Троицы, Буэнос-Айрес. Публикуется впервые.

Добровольцы РГЗО. На униформе видны российские наградные знаки и нарукавные нашивки за ранения образца 1916 г., 1942 г.

Архив храма Святой Троицы, Буэнос-Айрес.

Публикуется впервые.

Гауптман Викентий Гетц. На фото хорошо видны характерные петлицы, использовавшиеся в РОК в первый период после передачи формирования в состав Вермахта.

Фото предоставлено Константином Пио-Ульским.

Публикуется впервые.

Гауптман Александр Шмелев.

София, сентябрь 1943 г.

Архив храма Святой Троицы, Буэнос-Айрес.

Гауптман Александр Шмелев с женой и дочерью. София, 1943 г.

Архив храма Святой Троицы, Буэнос-Айрес. Публикуется впервые.

Будущий унтер-офицер 4-го полка РОК Анатолий Ятцен в форме члена экипажа подводной лодки «Дельфин» ВМФ Румынии.

Архив храма Святой Троицы,

Буэнос-Айрес. Публикуется впервые.

Визит донского атамана Григория Татаркина (сидит слева) в 1-й казачий полк, не ранее осени 1943 г.

Рядом с Татаркиным сидит майор Василий Морозов.

Стоят (слева направо): первый – лейтенант Максим Бугураев, третий – обер-лейтенант Василий Лаврухин, пятый – гауптман Александр Шмелев, крайний справа – лейтенант Дмитрий Колышкин.

Майор Морозов обут в неуставные ботинки с обмотками.

Архив храма Святой Троицы, Буэнос-Айрес. Публикуется впервые.

Офицеры Зворникского отряда 1-го полка с неизвестным русским священником, вероятно – капелланом. Стоят (слева направо): первый – лейтенант Максим Бугураев, третий – лейтенант Дмитрий Колышкин, пятый – лейтенант Евгений Лашин, шестой – обер-лейтенант Лев Киреев, восьмой – гауптман Александр Шмелев.

Сидят (слева направо): первый – гауптман Владимир Третьяков, второй – обер-лейтенант Константин Николаев (?), третий – майор Василий Морозов, пятый – гауптман Кузьма Дубина. Зворник, 1944 г.

Фото предоставлено Эдвардом Садовским.

Обер-фельдфебель Анатолий Янушевский и его жена, сестра-хелферин немецкого Красного креста Ирина Янушевская, вторая половина 1944 г.

Фото предоставлено Александром Янушевским, публикуется впервые.

Железный крест II класса, полученный гауптманом Викентием Гетцем.

Фото награды предоставлено Константином Пио-Ульским.

Гауптман 1-го полка Владимир Третьяков, вероятнее всего – вторая половина 1944 г. На кителе хорошо видны ленточки бронзового знака для восточных народов «За храбрость» II класса (первая на колодке и в петлице) и креста «За военные заслуги» II класса.

На кармане офицер носит немецкий черный знак «За ранение» и знак 1-го Кубанского «Ледяного» похода.

Фото предоставлены Эдвардом Садовским, публикуются впервые.

Свидетельство, подтверждающее, что гауптман Викентий Гетц является русским эмигрантом за подписью оберста Анатолия Рогожина. Печать в послевоенном, так называемом «денацифицированном» варианте.

Документ предоставлен Константином Пио-Ульским. Публикуется впервые.

Свидетельство о работе бывшего гауптмана Викентия Гетца в администрации лагеря перемещенных лиц Келленберг.

Документ предоставлен Константином Пио-Ульским. Публикуется впервые.

Примечания

1

Lodieu D. Panther in Normandy: The 116 Panzer Division’s Battalion Odyssey, July-August 1944. Paris, 2012. P. 11.

(обратно)

2

Подробнее см.: Beyda О. «Iron Cross of the Wrangel’s Army»: Russian Emigrants as Interpreters in the Wehrmacht // «Journal of Slavic Military Studies» № 27, 2014. P. 430–448.

(обратно)

3

Julia X. M. The Blue Division: Spanish Blood in Russia, 1941–1945. Brighton, 2015. P. 384–386; Черкасский О. Они сражались за Францию? Русские во французских частях СС // «Эхо войны» № 1 (4), 2011 г. С. 22–31; Ковалев Б. На службе у Франко. Коллаборационисты в «Голубой дивизии» // «Родина» № 4, апрель 2013 г. С. 105–109; Кузнецов Н., Семенов К. Три войны русского моряка Г.В. Чехова // Войска СС без грифа секретности. М., 2010. С. 274–284; Legions-minner. Trekk av den Norske legions historie. Oslo, 1943. S. 51; Бэйда О.И. Французский легион на службе Гитлеру. 1941–1944 гг. М., 2013. С. 273–293.

(обратно)

4

В обиходе широко использовался так же термин «шуцкор» (сокращение от «охранный корпус» (нем. Schutzkorps)).

(обратно)

5

Семиряга М.И. Советские люди в европейском Сопротивлении. M., 1970. С. 119–120.

(обратно)

6

Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. M., 1981. С. 185–186.

(обратно)

7

Гетманенко О.Д., Юшко А.А. Черная белая гвардия // «Военноисторический журнал» № 11, 1989 г. С. 47.

(обратно)

8

Аблова Р.Т. Сотрудничество советского и болгарского народов в борьбе против фашизма (1941–1945 гг). М., 1973. С. 321, 329, 333–338.

(обратно)

9

Толубко В.Ф., Барышев Н.И. От В иди на до Белграда. М., 1968. С. 89.

(обратно)

10

См. например: Свириденко Ю.П., Ершов В.Ф. Белый террор? Политический экстремизм российской эмиграции в 1920-45 гг. М, 2000. С. 183–184; Гончаренко О.Г. Белоэмигранты между звездой и свастикой. М., 2005. С. 207–208; Крикунов П. Казаки. Между Гитлером и Сталиным. М., 2005. С. 517–539; Чуев С. Власовцы – пасынки Третьего Рейха. М., 2006. С. 115–129; Цурганов Ю. Белоэмигранты и Вторая мировая война. Попытка реванша. 1939–1945. М., 2010. С. 119–134; Дробязко С.И., Романько О.В., Семенов К.К. Иностранные формирования Третьего рейха. М., 2011. С. 520–528.

(обратно)

11

Котюков К.Л. Формирование и боевая деятельность Русского Охранного корпуса в Югославии в 1941–1945 годах //«Отечественная история» № 3, май 2008 г. С. 86–94; Шкаровский М.В. Духовенство Русского корпуса в Югославии в 1941–1945 годах // «Вестник церковной истории» № 1 (9), 2008 г. С. 179–200.

(обратно)

12

Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса // Труды II международных исторических чтений, посвященных памяти профессора, Генерального штаба генерал-лейтенанта Николая Николаевича Головина. Белград, 10–14 сентября 2011 года. Сборник статей и материалов / Составители К.М. Александров, О.А. Шевцов, А.В. Шмелев. СПб., 2012. С. 83–121.

(обратно)

13

Кьосева Ц. Русские эмигранты из Болгарии в Русском охранном корпусе в Югославии (По документам болгарских архивов) // Русская эмиграция и фашизм: Статьи и воспоминания / Отв. редактор и составитель В.Ю. Жуков; Науч. редактор В.Ю. Черняев. СПб., 2011. С. 100–114; Пихурик Ю. Русская эмиграция в Южном крае в Венгрии в 1941–1944 годах // Российская белая эмиграция в Венгрии. М., 2012. С. 142–154.

(обратно)

14

Мартынов А. Красные в рядах белых: к вопросу о службе советских граждан в Русском корпусе // История отечественной коллабо-рации: Материалы и исследования. M., 2017. С. 284–289.

(обратно)

15

Волков С.В., Стреляное (Калабухов) Н.П. Чины Русского корпуса. Биографический справочник в фотографиях, M., 2009.

(обратно)

16

Наиболее ярким примером здесь можно назвать молодого добровольца из СССР Владимира Долгополова (подробнее рассмотренного нами ниже), голословно записанного авторами в эмигранты (Там же…С. 125).

(обратно)

17

Там же… С. 11.

(обратно)

18

Williamson G. World War II German Women’s Auxiliary Services. Oxford, 2003. P. 33. Подробнее об институте хелферин Немецкого Красного креста см.: Schweizer J. Les auxiliaries de la Deutsches Rotes Kreuz. Uniforme et equipement, 1938–1945 // «Armes Militaria Magazine» № 314, septembre 2011. P. 28–33.

(обратно)

19

Окороков А.В. Русские добровольцы. M., 2007. С. 134.

(обратно)

20

Волков С.В., Стреляное (Калабухов) Н.П. Чины Русского корпуса… С. 101.

(обратно)

21

Там же… С. 501.

(обратно)

22

Aralica Т., Ćopec R., Jeras М., Kinjerovac Z., Haraminćić T. Sto godina ratnog zrakoplovstva u Hrvatskoj. Zagreb, 2012. S. 96.

(обратно)

23

Дычко С.Н. Российская военная эмиграция в Югославии в 1920–1945 гг.: институционализация и деятельность. Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук. М., 2006. С. 142–143.

(обратно)

24

Петровић Д. Квислиншке формациjе русских белоемиграната на териториjи Источне Сербиjе током другог светског рата // «Развитак». – Новембар-децембар 1966. – № 6. С. 77–79.

(обратно)

25

Тимофејев А. Руси и Други светски рат у Југославији: утицај СССР-а и руских емиграната на догађаје у Југославији 1941–1945. Београд, 2011. С. 46–65.

(обратно)

26

Munoz A. For Czar and Country: a history of the Russian Guard corps 1941–1945. N.Y., 1999.

(обратно)

27

Neulen H.W. An deutscher Seite. Internationale Freiwillige von Wehrmacht und Waffen-SS. Munchen, 1992. S. 231–232; Littlejohn D. Foreign Legions of the Third Reich. Vol. 3: Albania, Czechoslovakia, Greece, Hungary and Yugoslavia. San Jose, 1994. P. 257–260.

(обратно)

28

Shkarovskij M. Die Kirchenpolitik des Dritten Reiches gegeniiber den orthodoxen Kirchen in Osteuropa. Miinster, 2004. S. 88–89.

(обратно)

29

В качестве наиболее очевидного примера подтасовки фактов, никак не опровергнутой авторами, можно привести прозвучавшие в третьей серии слова ветерана формирования Алексея Легкого, утверждавшего, что, семьи добровольцев якобы не получали никакой материальной поддержки со стороны немецких властей (с 22.04 до 22.40).

(обратно)

30

Йованович М. Русская эмиграция на Балканах: 1920–1940. М., 2005. С. 122.

(обратно)

31

Shores С., Cull В., Malizia N. Air War for Yugoslavia, Greece and Crete 1940-41. London, 1987. P. 181, 212; Пагануцци П. Как мы воевали в сорок первом // «Кадетская перекличка» № 31, сентябрь 1982 г. С. 46.

(обратно)

32

Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса // Труды II международных исторических чтений… С. 83–84.

(обратно)

33

Савельев П. Глазами белого мальчика / «Наша страна» № 2541–2542, 24 апреля 1999 г. С. 5.

(обратно)

34

Nemačka obaveštajna služba. IV. Nemačka obaveštajna služba u okupiranoj Jugoslavij i: Srbij a, Makedonij a, Crna Gora. Beograd, 1959. S. 730–731.

(обратно)

35

Курганский В. Начало конца // «Кадетская перекличка» № 13, 1975 г. С. 54.

(обратно)

36

Подробнее см.: Babac D. Specijalne Jedinice Jugoslovenske Vo-jske u Aprilskom Ratu. Beograd, 2006. S. 18–24; Богданович Б. Первый югославский спецназ и его оружие // «Оружие» № 11, 2015 г. С. 1–3, 12–17.

(обратно)

37

Vuksic V. Tito’s Partisans 1941-45. Oxford, 2003. P. 10–11.

(обратно)

38

Тимофејев А. Руси и Други светски рат… С. 26, 34, 37–38.

(обратно)

39

Чуев С. Власовцы – пасынки Третьего Рейха… С. 121.

(обратно)

40

Белоемиграциjа у Jугославиjи: 1918–1941. Том I. Приређивачи Миленковић Т., Павловић М. Београд, 2006. С. 381–382; Штейфонъ Б.А. Нацiональная идея и Корпус И.А. и Ф. / «За Веру, Царя и Отечество», 15/28 iюля 1939 г. С. 4.

(обратно)

41

Nemačka obaveštajna služba. IV… S. 541; Качаки J. Руске избеглице у Краљевини СХС – Југославији. Библиографија радова 1920–1944. Београд, 2003. С. 338.

(обратно)

42

Дубина Н.К. Как формировался Русский корпус // «Наши вести» № 366, сентябрь-октябрь 1977 г. С. 6.

(обратно)

43

Родился в 1881 г. Окончил Чугуевское пехотное училище и Николаевскую военную академию. Участник Русско-японской и Первой мировой войн. После революции возглавлял подпольную офицерскую группу в Харькове, затем служил во ВСЮР. В эмиграции сначала в Болгарии, затем – в Югославии. Был исключен из рядов РОВС (Рутыч Н.Н. Биографический справочник высших чинов Добровольческой армии и Вооруженных сил Юга России: Материалы к истории Белого движения. M., 2002. С. 362–364).

(обратно)

44

Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса // Труды II международных исторических чтений… С. 92–93.

(обратно)

45

Русские в Сербии [авторы Тимофеев А.Ю., Арсеньев А.Б…. и др.; ответственный редактор А. А. Максаков]. Белград, 2009. С. 273.

(обратно)

46

Дубина Н.К. Как формировался Русский Корпус // «Наши вести» № 366, сентябрь-октябрь 1977 г. С. 6.

(обратно)

47

Beyda О. «Iron Cross of the Wrangel’s Army»: Russian Emigrants as Interpreters in the Wehrmacht // «Journal of Slavic Military Studies». № 27, 2014. P. 432–433.

(обратно)

48

Александров K.M. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса // Труды II международных исторических чтений… С. 97, 99.

(обратно)

49

Февр H. «Прощай, Белград!» / «Новое слово» № 36 (365), 31 августа 1941. С. 6.

(обратно)

50

Карапанџић Б. Грађански рат у Србији 1941–1945. Ваљево, 2010. С. 61–62; Стругар В. Югославия в огне войны 1941–1945. М., 1985. С. 37.

(обратно)

51

Скородумов М.Ф. История образования Русского корпуса в Сербии // Мемуары власовцев. М., 2011. С. 114.

(обратно)

52

Тимофеев А.Ю. Русский фактор. Вторая мировая война в Югославии. 1941–1945. М., 2010. С. 31; Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса // Труды II международных исторических чтений… С. 98.

(обратно)

53

Marković M. Požarevački okrug u ustanku 1941 // Ustanak naroda Jugoslavij e. 1941. Knjiga 4. Beograd, 1964. S. 13.

(обратно)

54

Русские в Сербии… С. 274–275.

(обратно)

55

Izveštaj okružnog komiteta KPJ za Požarevacki okrug od septembra 1941 god. // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom I. Knjiga 1. Borbe u Srbji 1941. godine. Beograd, 1949. S. 157.

(обратно)

56

Izveštaj instruktora Pokrajinskog komiteta KPJ za Srbij u od septembra 1941 god. iz Požarevačkog okruga // Isto. S. 126.

(обратно)

57

Чачански краj у народноослободилачкой борби 1941–1944. Чачак, 1968. С. 78–79; 1941. година // Извештаjи Команде Српски Државне Страже за округ Моравски 1941–1944. Јагодина, 2001. С. 38–39; Gligorij ević I-D. Krajinski partizanski odred // Ustanak naroda Jugoslavij e… S. 372; БосиљчићС. Тимочка краjина. Заjечар, 1988. С. 20, 39.

(обратно)

58

Писмо Е.Е. Герценштеjна С. Смирнову о убиствима и нападима на руске емигранте // Москва – Сербия; Белград – Россия. Сборник документов и материалов. Том 4. Русско-сербские отношения 1917–1945 гг. / Авторы-составители: Алексеј Тимофејев, Горан Милорадовић, Александр Силкин. М.; Белград, 2017. С. 883–884.

(обратно)

59

Мокиевский-Зубок О.Л. Сербия в 1941-ом году: война, восстание и белая русская эмиграция в районе города Шабац // Материалы по истории Русского Освободительного Движения: Сб. статей, документов и воспоминаний. Вып. 2 / Под общ. ред. А.В. Окорокова. M., 1998. С. 340–341.

(обратно)

60

Suppan A. Hitler – Benes – Tito. Konflikt, Krieg und Volkermord in Ostmittel- und Sudosteuropa. Teil 2. Wien, 2014. S. 959–960.

(обратно)

61

Hehn P.N. The German struggle against Yugoslav guerrillas in World War II: German counter-insurgency in Yugoslavia, 1941–1943. Boulder; New York, 1979. P. 29–30; КарапанриЛ Б. Гра?)ански рат у Србији… С. 37–38.

(обратно)

62

Тимофеев A/О. Сербские союзники Гитлера. М., 2011. С. 77–78, 80–81.

(обратно)

63

«Я – марковец!» // «Наши вести» № 461, декабрь 2000 г. С. 16.

(обратно)

64

Бабовић Г. Летопис Шапца: 1933–1944. Београд; Шабац, 2010. С. 104.

(обратно)

65

С. Скромная годовщина / «Вѣдомости Охранной Группы» № 33, 5 августа 1942 г. С. 2.

(обратно)

66

Izveštaj instruktora Pokrajinskog komiteta KPJ za Srbiju od 14.VIII.1941 god. iz Šabačkog okruga // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom I. Knjiga 1… S. 42.

(обратно)

67

Александров K.M. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса // Труды II международных исторических чтений… С. 98.

(обратно)

68

Jovanović M. «Wir packen, wir auspacken» // Šabac i Jevreji u susretu. Beograd, 2003. S. 43; Пармаковић Д. Мачвански партизански одред. Шабац, 1973. С. 401.

(обратно)

69

«Я – марковец!» // «Наши вести» № 461, декабрь 2000 г. С. 16–17.

(обратно)

70

Izveštaj štaba 342 nemačke p. divizij e od 24 IX 1941 god. // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom I. Knjiga 1… S. 466–467.

(обратно)

71

Бабовић Г. Летопис Шапца… С. 113.

(обратно)

72

В ряды команды действительно записалось несколько русских (Пироћанац С. Српски добровољци 1941–1945: у речи и слици. Ваљево, 2010. С. 18).

(обратно)

73

Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса // Труды II международных исторических чтений… С. 99–100; Nemačka obaveštajna služba. IV… S. 280.

(обратно)

74

Hehn P.N. The German struggle against Yugoslav guerrillas… P. 39.

(обратно)

75

Скородумов М.Ф. История образования Русского корпуса в Сербии // Мемуары власовцев… С. 116–117.

(обратно)

76

Тимофеев А.Ю. Четники. Королевская армия. М., 2012. С. 91–97.

(обратно)

77

Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса // Труды II международных исторических чтений… С. 102.

(обратно)

78

Записка об обстоятельствах возникновения Русского корпуса // «Наши вести» № 410–411, март-июнь 1988 г. С. 41.

(обратно)

79

Б.В. О Русском Охранном Корпусе // «Часовой» № 297 (5), май 1950. С. 15.

(обратно)

80

Izveštaj šefa Policije bezbednosti i službe bezbednosti od 12. sep-tembra 1941. o dejstvima partizana i o formiranju ruskog korpusa za zaśtitu privremenih objekata na teritoriji Srbije // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 1. Dokumenti nemackog rajha 1941. Beograd, 1973. S. 382.

(обратно)

81

Юрадо К. Иностранные добровольцы в вермахте. 1941–1945. M., 2005. С. 59; Бодиско В. И воистину светло и свято дело величавое войны // «Кадетская перекличка» № 30, февраль 1982 г. С. 70–71.

(обратно)

82

Abbott Р., Thomas N. Partisan Warfare 1941-45. London, 1983. P. 35.

(обратно)

83

Александров K.M. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса // Труды II международных исторических чтений… С. 102.

(обратно)

84

Williamson G. World War II German Police Units. Oxford, 2006. P. 34.

(обратно)

85

Боляновський А. Українські військові формування в збройних силах Німеччини (1939–1945). Львів, 2003. С. 39–40; Гірняк Л. На стежках історичних подій. Карпатська Україна і наступні роки. Нью-Йорк, 1979. С. 297–303.

(обратно)

86

Муха Л. З Австрії на Колиму. Львів, 2010. С. 30; Центральный архив Министерства обороны Российской Федерации (ЦАМО РФ). Ф. 58. Оп. 977527. Д. 91. Л. 159; Бойко Д. «Веркщуц» у Варшаві // «Вісті Комбатанта» № 4, 2011. С. 92.

(обратно)

87

Скородумов М.Ф. История образования Русского корпуса в Сербии // Мемуары власовцев… С. 116–117.

(обратно)

88

Гранитов В.В. Караульный взвод // Русский корпус на Балканах (1941–1945). Сборник воспоминаний и документов / Под ред. H.H. Протопопова, И.Б. Иванова. СПб., 1999. С. 57–58.

(обратно)

89

Чухнов Н.Н. В смятенные годы // «Наши вести» № 422–423, 1991 г. С. 32; Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса //Труды II международных исторических чтений… С. 104.

(обратно)

90

Приказ № 1 отдельному Русскому Корпусу, Белград. 12 сентября 1941 г. // Чуев С. Власовцы – пасынки Третьего Рейха… С. 505–506.

(обратно)

91

Beyda О. A Different Russian Perspective or «Their Long Defeat»: White emigres and the Second World War // Moss T., Richardson T. New Directions in War and History: Debating Military History. Newport, N.S.W., 2016. P. 84.

(обратно)

92

Писмо С. Смирнова свом сестрићу Е.Е. Герценштеjну о разочарењу у деловању Руског заштитног корпуса // Москва – Сербия; Белград – Россия… С. 882.

(обратно)

93

Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса // Труды II международных исторических чтений… С. 106.

(обратно)

94

Скородумов М.Ф. История образования Русского корпуса в Сербии // Мемуары власовцев… С. 117.

(обратно)

95

Позже на него был назначен генерал Владимир Крейтер.

(обратно)

96

Чухнов Н.Н. В смятенные годы // «Наши вести» № 424, 1991 г. С. 17; Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса // Труды II международных исторических чтений… С. 107–108.

(обратно)

97

Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса //Труды II международных исторических чтений… С. 107–108.

(обратно)

98

Полянский А. Наш первый поход // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны 1941–1945 гг. Исторический очерк и сборник воспоминаний соратников / Под редакцией Вертепова Д.П. Нью-Йорк, 1963. С. 42.

(обратно)

99

Альбрехт В.П. Корпусные этюды // «Наши вести» № 392, июль-сентябрь 1983 г. С. 15.

(обратно)

100

Рогожин А.И. Доклад об обстоятельствах, вызвавших и сопровождавших формирование и деятельность Русского корпуса в Сербии // «Наши вести» № 397, декабрь 1984 г. С. 12.

(обратно)

101

Послужная записка Фадеева Александра (копия) / Личный архив автора (ЛАА).

(обратно)

102

Невзоров А. Пулеметчик Балабин // «Наши вести» № 314, 1 августа 1972 г. С. 4.

(обратно)

103

1941 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 38–39.

(обратно)

104

Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса // Труды II международных исторических чтений… С. 109.

(обратно)

105

Вакар С.В. Наша генерация, рожденная в конце прошлого столетия // Материалы по истории Русского Освободительного Движения… С. 354.

(обратно)

106

Александров К.М. Белая военная эмиграция в Сербии: к истории создания 12 сентября 1941 года Отдельного Русского Корпуса //Труды II международных исторических чтений… С. 111–112.

(обратно)

107

Шкаровский М.В. Духовенство Русского корпуса в Югославии в 1941–1945 годах // «Вестник церковной истории» № 1 (9), 2008 г. С. 182.

(обратно)

108

1941 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 39–40.

(обратно)

109

Бабовић Г. Летопис Шапца… С. 113, 119; «Я – марковец!» // «Наши вести» № 461, декабрь 2000 г. С. 17; Герои обороны Шабца / «Вѣдомости Охранной Группы» № 31, 22 іюля 1942 г. С. 6.

(обратно)

110

Свежие могилы // «Наши вести» № 363, март-апрель 1977 г. С. 15.

(обратно)

111

Невзоров А. Как нас вооружали немцы // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 23.

(обратно)

112

Янушевский, кадет I Русского кадетского корпуса, оставил службу в группе в середине 1942 г., чтобы вернуться в учебное заведение. Дальнейшую свою службу он описывает следующим образом: «В конце 1943 года, попав в Германию, поступил в подофицерскую школу РОА в Германии, в Мюнзингене. К концу апреля 1945 года все части РОА должны были собраться около города Грюнвальда, и генерал (фамилию не помню) объявил, что война уже заканчивается. Ходят слухи, что США и Англия продолжат войну – против СССР. Вы можете или остаться в РОА здесь, или уходить куда угодно. Всем была дана полная свобода действий. Наш командир роты капитан Семенов (или Смирнов?) нам сказал: Кто хочет со мной – уйдем в горы в Чехию и будем ждать конца войны, какие будут события. Нас пошло с ним примерно 18 человек. В местечке, где мы были, вошли американцы (примерно 7 мая). Мы сидели в доме какого-то чеха. Капитан Семенов (или Смирнов) послал меня, как единственного из всех старого русского эмигранта, в американскую комендатуру, чтобы выяснить ситуацию. Я по-немецки, показывая на значок РОА, объяснил, что мы Русская Армия и воевали только против коммунизма и Сталина. На это американец мне ответил, что он знает единственную Русскую Армию – это Армию Сталина. Он велел передать, что мы все находимся в плену и должны к 16 часам собраться на площади в плен. Наш капитан сказал: Мы должны маленькими группами расходиться. Чехи нам помогли с штатской одеждой. Наша группа 4 человека пошла по шоссе в направлении немецкой границы, чтобы скорее ее перейти. Американская демократия: по дороге никто нас не остановил и не спросил, кто мы и куда идем и что делали раньше. В результате мы попали в Регенсбург, потом я попал в Мюнхен, там работал в Немецком музее, в котором был транзитный лагерь для перемещенных лиц. Узнал, что мои родители находятся в Италии у генерала Андерса. С помощью польского отдела в Германии меня переправили в Италию» (Письмо Александра Янушевского автору от 2 июля 2014 г./ЛАА).

(обратно)

113

Там же. За все время службы Янушевского в группе так и не была организованна выдача ни личных знаков, ни даже каких-либо личных документов.

(обратно)

114

Izveštaj Operativnog odeljenja opunomoćenog komandanta u Srbiji od 5. decembra 1941. komandantu oružanih snaga na Jugoistoku o vojno-političkoj situaciji i rezultatima operacija protiv ustanika u Srbiji i situaciji u NDH // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 1… S. 723.

(обратно)

115

Б.В. О Русском Охранном Корпусе 11 «Часовой» № 297 (5), май 1950 г. С. 16.

(обратно)

116

Бодиско В. Зауряд-ветеринары // «Наши вести» № 400, сентябрь 1985 г. С. 22–25; Исправление // «Наши вести» № 401, декабрь 1985 г. С. 25.

(обратно)

117

12 сентября 1942 г. 186 прошедших курс обучения юнкеров батальона были номинально произведены в подпоручики. Но никакого служебного значения данное производство, разумеется, не имело.

(обратно)

118

Марков С. «Индейцы» // «Наши вести» № 280, 1 октября 1969 г. С. 9; Невзоров А. 2-я юнкерская рота 1-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 61.

(обратно)

119

Полянский А. Наш первый поход // Там же… С. 43–44.

(обратно)

120

Примером использования одновременно официального и неофициального вариантов названия может служить основной информационно-пропагандистский орган формирования – газета «Ведомости Охранной группы», первый номер которой вышел 23 декабря 1941 г. На первой полосе данный вариант наименования соседствовал с «Ведомости Группы заводской охраны при Генеральном уполномоченном по хозяйству в Сербии» (нем. Nachrichten fur die Werkschutz-Gruppe des Generalbevollmachtigten fur die Wirtschaft in Serbien).

(обратно)

121

Подразделения батальонного уровня эмигранты называли «дружинами». Мы будем использовать закрепленный в большинстве известных нам немецких документов термин.

(обратно)

122

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка Русского Охранного Корпуса / сост. Мамонтов. Валенсия, 1958. С. 1.

(обратно)

123

Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-5796. Оп. 1. Д. 9. Л. 77; Красныя яички / «Ведомости Охранной Группы» № 16, 8 апрѣля 1942 г. С. 4.

(обратно)

124

Бодиско В. И воистину светло и свято дело величавое войны // «Кадетская перекличка» № 30, февраль 1982 г. С. 70.

(обратно)

125

Мащанац Б. Позоришна политика у Србији 1941–1944: студија и документи. Београд, 2011. С. 64.

(обратно)

126

Верно служить / «Наша страна» № 2639–2640, 17 марта 2001 г. С. 3.

(обратно)

127

Родился в 1888 г. в станице Ново-Николаевской. Бывший офицер армии Врангеля, задержан отделом СМЕРШ 9-го района авиационного базирования 12 ноября 1944 г.

(обратно)

128

Из спецсообщения УКР «СМЕРШ» 3-го Украинского фронта № 30341/3 в военный совет фронта о выявлении и задержании на территории Югославии активных участников антисоветских белоэмигрантских организаций // Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. V. Кн. 2. Границы СССР восстановлены (1 июля – 31 декабря 1944 г.). М., 2007. С. 739–740.

(обратно)

129

Тимофејев А. Руси и Други светски рат… С. 47.

(обратно)

130

Шкаровский М.В. Духовенство Русского корпуса в Югославии в 1941–1945 годах // «Вестник церковной истории» № 1 (9), 2008 г. С. 183.

(обратно)

131

Begović S. Logor Banjica 1941–1944. Kniga 2. Beograd, 1989. S. 49.

(обратно)

132

Nemačka obaveštajna služba. IV… S. 280.

(обратно)

133

Вертепов Д. Первый бой Русского корпуса // «Под белым крестом» № 1, 1951 г. С. 10; Salajić М. Staro Beliśće. Kulturno-povijesni vodic. Beliśće, 2012. S. 72.

(обратно)

134

«Сводка» № 26, 27 января 1942 г. С. 1.

(обратно)

135

Elaborat. Beloemigranti u Jugoslaviji. U period od okupacije /1941-1945.g./ do oslobodjenja. Zagreb, septembra 1950.g. S. 74.

(обратно)

136

Подробнее о них см.: Samcevič A. Rusi i Ukrajinci u oružanim snagama Nezavisne Države Hrvatske 1941. – 1945. Zagreb, 2015. S. 52–55.

(обратно)

137

Из спецсообщения УКР «СМЕРШ» 3-го Украинского фронта № 30341/3 в Военный совет фронта о выявлении и задержании на территории Югославии активных участников антисоветских белоэмигрантских организаций //Органы государственной безопасности… С. 739–741. По свидетельствам писателя Александра Солженицына, общавшегося с Мариюшкиным во время пребывания во внутренней тюрьме на Лубянской площади, последнему инкриминировались пп. 1 («измена родине»), 3 («сношение в контрреволюционных целях с иностранным государством или отдельными его представителями, а равно способствование каким бы то ни было способом иностранному государству, находящемуся с Союзом ССР в состоянии войны или ведущему с ним борьбу путем интервенции или блокады»), 4 (оказание помощи «международной буржуазии» и «находящимся под влиянием или непосредственно организованным этой буржуазией общественным группам и организациям», в деятельности против СССР), 13 (активные действия или борьба против революционного движения на ответственной или секретной должности в дореволюционный период или во время Гражданской войны) ст. 58 Уголовного кодекса РСФСР. Говоря о правомерности обвинений, можно сказать, что например, в п. 1 прямо говорилось, что субъектом мог быть лишь гражданин СССР, которым Мариюшкин не являлся (Солженицын А. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 1. М., 1991. С. 240–241; Уголовный кодекс РСФСР. М., 1950. С. 35–38, 43).

(обратно)

138

Nemačka obaveštajna služba. IV… S. 438.

(обратно)

139

Пихурик Ю. Русская эмиграция в Южном крае в Венгрии в 1941–1944 годах // Российская белая эмиграция в Венгрии… С. 148–149.

(обратно)

140

Черепов В. Белое воинство // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 66–67; Samcevič A. Rusi i Ukrajinci u oružanim snagama Nezavisne Države Hrvatske… S. 314–316.

(обратно)

141

Пихурик Ю. Русская эмиграция в Южном крае в Венгрии в 1941–1944 годах // Российская белая эмиграция в Венгрии… С. 149–150.

(обратно)

142

Родился в 1879 г. Бывший полковник российской, а после революции – украинской армии. С 7 декабря 1917 г. был придан политическому отделу Генерального войскового секретариата Центральной рады Украины, а в следующем году вошел в состав Генеральной рады Украинского казачества. С 5 января 1919 г. – командующий 1-й конной дивизии Действующей армии Украинской народной республики (УНР). Вскоре после этого перешел к Деникину (Тинченко Я. Офіцерський корпус Армії Української Народної Республіки (1917–1921). Київ, 2007. С. 205).

(обратно)

143

Трескин Л. Новосадская дружина // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 84–85.

(обратно)

144

Изъ венгерской печати / «Вѣдомости Охранной Группы» № 16, 8 апркпя 1942 г. С. 2.

(обратно)

145

Пихурик Ю. Русская эмиграция в Южном крае в Венгрии в 1941–1944 годах // Российская белая эмиграция в Венгрии… С. 150. Согласно источнику, данный эпизод имел место в ноябре 1942 г., но, по нашему мнению, речь идет об ошибке в датировке и эти события относятся именно к первым неделям набора.

(обратно)

146

О «Варяге» – то, что никогда не было сказано / «Наша страна» № 2891, 8 мая 2010 г. С. 3.

(обратно)

147

Янушевский А. Боевое крещение юнкеров / «Наша страна» № 2922, 20 августа 2011 г. С. 3.

(обратно)

148

Hehn P.N. The German struggle against Yugoslav guerrillas… P. 49; Izvod iz sasluśanja generała Bóhme-a u Niimbergu 1947 god. // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom I. Knjiga 1… S. 682–683.

(обратно)

149

Гальдер Ф. Военный дневник (Июнь 1941 – сентябрь 1942). М.; Владимир, 2010. С. 371.

(обратно)

150

Shepherd B., Pattinson J. War in a Twilight World. Partisan and Anti-Partisan Warfare in Eastern Europe, 1939–45. London, 2010. P. 194; Давидовић Г. Чачани на опсади Краљева октобра 1941. године // Краљево, октобра 1941. Округли сто / уредници Драган Драшковић, Радомир Ристић. Краљево, 2003. С. 143, 145.

(обратно)

151

Glišić V. Užička republika. Beograd, 1986. S. 249.

(обратно)

152

Љубичић Н. Ужички народноослободилачки партизански одред «Димитриjе Туцовић». Београд,1981. С. 290–291.

(обратно)

153

Naredenje opunomoćenog komandanta u Srbiji od 21. novembra 1941. potcinjenim komandama za obezbedenje najvažnijih rudnika i fabrika u Srbiji // Zbornik dokumenata i podataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 1… S. 665.

(обратно)

154

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу 1941–1961. Найак, 1961. С. 40.

(обратно)

155

Полянский А. Наш первый поход // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 44–45.

(обратно)

156

Бабовић Г. Летопис Шапца… С. 119.

(обратно)

157

Jevtic A. Borbe Valjevskog partizanskog odreda u vreme Użicke republike 11 Użićka republika. Kniga 2. Beograd, 1978. S. 234; ГЬубичи?) H. Ужички народноослободилачки партизански одред «Димитриjе Туцовић»… С. 291.

(обратно)

158

Вертепов Д. Первый бой Русского корпуса // «Под белым крестом» № 1, 1951 г. С. 11; ПармаковиИ Д. Мачвански партизански одред… С. 679.

(обратно)

159

Izveštaj nemaćkog vojnog zapovednika u Srbiji od 26 XI 1941 god. // Zbornik dokumenata i podataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugo-slovenskih naroda. Tom I. Knjiga 1… S. 610.

(обратно)

160

Гранитов В.В. Первые выстрелы // «Наши вести» № 451, июнь 1998 г. С. 12–13.

(обратно)

161

Пармаковић Д. Мачвански партизански одред… С. 684; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 40–41; Полянский А. Наш первый поход // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 49.

(обратно)

162

Пармаковић Д. Мачвански партизански одред… С. 681–682.

(обратно)

163

Янушевский А. Боевое крещение юнкеров / «Наша страна» № 2922, 20 августа 2011 г. С. 3.

(обратно)

164

Пармаковић Д. Мачвански партизански одред… С. 682–683.

(обратно)

165

Знаменательная годовщина / «Русское дело» № 27, 5 декабря 1943 г. С. 3; Н.П. Георгиевских кавалеров было двое // «Наши вести» № 440, сентябрь 1995 г. С. 12.

(обратно)

166

Lumsden R. Medals and Decorations of Hitler's Germany. Shrewsbury, 2001. P. 124–127.

(обратно)

167

Награждение д-ра H.A. Голубева / «Ведомости Охранной Группы» № 22, 20 мая 1942 г. С. 4.

(обратно)

168

Письмо Александра Янушевского автору от 7 августа 2015 г. / ЛАА.

(обратно)

169

Шабчанин Бабович 17 марта 1942 г. записал в своем дневнике ходивший в городе рассказ, что в одном из сел местная крестьянка спросила служащих РГЗО, чьи они солдаты. Те ответили, что они русские. Несколько раз переспросив и получив ответ, что это действительно «русские из России», селянка заявила: «Слава Богу, что мы вас дождались. А наш учитель целое лето говорил нам, что придут русские и освободят нас» (Бабовић Г. Шабац под окупантом (дневник од 1941–1944. године) //«Годишњак историјског архива» II, 1965. С. 66). Вероятно, подобные слухи действительно находили благодарную почву среди малограмотного населения и партизан.

(обратно)

170

Пармаковић Д. Мачвански партизански одред… С. 680, 683–684. Пармакович утверждает, что боевое соприкосновение с наступающими и гибель Савича относятся к 28 ноября, однако на основе анализа имеющихся свидетельств можно уверенно сказать, что это произошло именно на следующий день. Утверждения о бое в данном случае следует, вероятно, списать на желание предать смерти партизанского ротного более «достойный» вид.

(обратно)

171

Гранитов В.В. Первые выстрелы // «Наши вести» № 452, сентябрь 1998 г. С. 17.

(обратно)

172

Полянский А. Наш первый поход // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 49–50.

(обратно)

173

Пармаковић Д. Мачвански партизански одред… С. 685.

(обратно)

174

По воспоминаниям Андрея Невзорова, оставшиеся в Крупане 3-й и 4-й взводы 2-й сотни насчитывали в общей сложности 46 человек и размещались в большом здании сильно пострадавшей от боев больницы [Невзоров А. Пулеметчик Балабин // «Наши вести» № 314, 1 августа 1972 г. С. 4).

(обратно)

175

1941 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 41.

(обратно)

176

Пармаковић Д. Мачвански партизански одред… С. 687–688.

(обратно)

177

Гранитов В.В. Боевое крещение 1-й юнкерской // Верные долгу… С. 75.

(обратно)

178

В третьей части документального фильма «Русский корпус. Свидетельства» Алексей Тимофеев, похоже, путая Лекича с Цвияновичем, утверждает, что последний был ветераном Гражданской войны в Испании (46:35), но каких-либо подтверждений данной информации из серьезных источников нам найти не удалось. Цвиянович родился в 1917 г. в Земуне, серб, сын адвоката. До войны работал сельскохозяйственным техником в Загребе и имел звание подпоручника запаса югославской армии. Член КПЮ.

(обратно)

179

Пармаковић Д. Мачвански партизански одред… С. 694–695.

(обратно)

180

Янушевский А. Боевое крещение юнкеров / «Наша страна» № 2922, 20 августа 2011 г. С. 3; Гранитов В.В. Боевое крещение 1-й юнкерской // Верные долгу… С. 80.

(обратно)

181

Пармаковић Д. Мачвански партизански одред… С. 696.

(обратно)

182

Гранитов В.В. Боевое крещение 1-й юнкерской // Верные долгу… С. 80.

(обратно)

183

Шауб С. Воспоминания и мысли бойца Русского корпуса / «Наша страна» № 2771, 14 мая 2005 г. С. 4; Пармаковиб Д. Мачвански партизански одред… С. 696.

(обратно)

184

Письмо Александра Янушевского автору от 17 апреля 2015 г. / ЛАА. Непосредственного участия в бою Янушевский не принимал, так как находился в командировке, но после возвращения, сослуживцы рассказывали ему именно о винтовочном выстреле, ранившем Шауба. Принимая во внимание короткую дистанцию, с которой велся огонь, сложно не согласиться с его мнением о том, что при пулеметной очереди имело бы место не одиночное поражение.

(обратно)

185

Гранитов В.В. Боевое крещение 1-й юнкерской // Верные долгу… С. 78–79.

(обратно)

186

Пармаковић Д. Мачвански партизански одред… С. 696.

(обратно)

187

Был опознан по номеру и возвращен в прежнюю часть.

(обратно)

188

Гранитов В.В. Боевое крещение 1-й юнкерской // Верные долгу… С. 79, 81.

(обратно)

189

Пармаковић Д. Мачвански партизански одред… С. 696.

(обратно)

190

Мандић М. Партизански дневник 1941. // «Годишњак мећуопштинског историјског архива» XV, 1981. С. 53.

(обратно)

191

Шауб С. Воспоминания и мысли бойца Русского корпуса / «Наша страна» № 2771, 14 мая 2005 г. С. 4.

(обратно)

192

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 41.

(обратно)

193

Там же; Jоксимовић З. Хронологиjа 1941–1945. // «Гласник» № 6, 1971. С. 122.

(обратно)

194

Волков С.В., Стрелянов (Калабухов) Н.П. Чины Русского корпуса… С. 231, 308, 457.

(обратно)

195

Grozdenovic D. Otpor stanovnistva u gradovima i drugim mestima Srbije // Užička republika. Kniga 2… S. 410.

(обратно)

196

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 3.

(обратно)

197

Београд у рату и революции 1941–1945. Кіьига 1. Београд, 1984. С. 304.

(обратно)

198

Hehn P.N. The German struggle against Yugoslav guerrillas… P. 69.

(обратно)

199

Београд у рату и революции 1941–1945. Кььига 1… С. 303.

(обратно)

200

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977526. Д. 65. Л. 15.

(обратно)

201

Begović S. Logor Banjica… S. 108–109; Београд у рату и революции 1941–1945. Кнъига 1… С. 304–405.

(обратно)

202

Arhiv republike Slovenije (ARS). F. AS 1931. В. 1053; Письмо Александра Янушевского автору от 17 апреля 2015 г. / ЛАА.

(обратно)

203

1942 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 76; Desetodnevni izvestaj opunomoćenog komandanta u Srbiji od 30. januara 1942. komandantu oružanih snaga na Jugoistoku o vojnopolitičkoj situaciji na teritoriji Srbije, rezultatima operacije 342. i 718. peśadijske divizije, daljini merama, obostranim gubicima i plenu u istocnoj Bośni // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslov-enskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 89.

(обратно)

204

National Archives of the United States (NARA). T. 315. R. 2258. F. 407.

(обратно)

205

ГАРФ. Ф. P-5796. On. 1. Д. 9. Л. 77.

(обратно)

206

Tomasevich J. War and Revolution in Yugoslavia, 1941–1945: occupation and collaboration. Stanford, 2001. P. 185. Со ссылкой на: NARA. T. 501. R. 257. F. 1229–1230.

(обратно)

207

Desetodnevni izvestaj opunomoćenog komandanta u Srbiji od 20. januara 1942. komandantu oružanih snaga na Jugoistoku o operaciji protiv partizanskih i ćetnićkih snaga u istocnoj Bośni i obostranim gubicima i o bro-jnom stanju i naorużanju Nedicevih oružanih formacija u Srbiji // Zbornik do-kumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 2. Dokumenti nemaćkog rajha 1942. Beograd, 1976. S. 53.

(обратно)

208

Тинченко Я. Офіцерський корпус Армії Української Народної Республіки… С. 277, 530.

(обратно)

209

Зварич І. Київська Інженерна юнацька школа 11 За державність. Матеріяли до исторії війська українського. Зборник 10. Торонто, 1964. С. 95, 98.

(обратно)

210

В данный период армия УНР была разбита, а ее поредевшие в боях и в результате эпидемии тифа части отступали на территорию Польши. Вероятно, Мержанов вступил во ВСЮР, оказавшись в плену или будучи интернированным в Румынии.

(обратно)

211

Тинченко Я. Офіцерський корпус Армії Української Народної Республіки… С. 277–278.

(обратно)

212

Izveštaj 704. peśadijske divizije od 26. januara 1942. Visoj komandi 65 za naroćitu upotrebu o aktivnosti partizana, i o zadacima, iskustvima i nameri ove divizije na podrucju Beograda i istocne Srbije // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 73, 77–78.

(обратно)

213

Извештај Окружног комитета КПЈ за Пожаревац од 26 јануара 1942 год. Покрајинском комитету КПЈ за Србију о стању партиске и војне организације // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 3. Борьбе у Србиjи 1942 год. Београд, 1953. С. 32; Извештај Окружног комитета КПЈ за Ниш од 28 фебруара 1942 год. Покрајинском комитету КПЈ за Србију о акцијама Топличког НОП одреда на прузи Ниш – Прокупље и зверствима бугарских фашистичких окупатора у Топлици // Исто. С. 93.

(обратно)

214

Dislokacij a nemačkih jedinica i ustanova u Srbij i van formacij e komandanta oružanih snaga na Jugoistoku kao i 1. kraljevskog bugarskog okupacionog korpusa od 3. marta 1942. Godine // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 196–197.

(обратно)

215

Прiѣзд Начальника Группы в расположенiе штаба 2 Отряда и 3 Дружины / «Вѣдомости Охранной Группы» № 16, 8 апрѣля 1942 г. С. 3.

(обратно)

216

Вакар С.В. Наша генерация, рожденная в конце прошлого столетия // Материалы по истории Русского Освободительного Движения… С. 352–353.

(обратно)

217

Приказ Охранной Группѣ № 200. 15 iюня 1942 г. / «Вѣдомости Охранной Группы» № 27, 24 iюня 1942 г. С. 3.

(обратно)

218

Преглед дејстава партизанских јединица у Србији јуна 1942. године // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 21. Борьбе у Србиjи 1941–1944 год. Документи квислиушких jединица и установа. Београд, 1965. С. 286–287.

(обратно)

219

БосиљчићС. Тимочка краjина… С. 61.

(обратно)

220

Ефрейтор III подотряда. Родился 22 февраля 1897 г. Похоронен в Зайчаре (ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977527. Д. 91. Л. 439).

(обратно)

221

Б.Ч. Погибшие / «Ведомости Охранной Группы» № 27, 24 іюня 1942 г. С. 3.

(обратно)

222

Б.В. О Русском Охранном Корпусе // «Часовой» № 297 (5), май 1950. С. 16.

(обратно)

223

Родился 3 января 1903 г. в Тифлисе, похоронен на Новом кладбище в Белграде (ЦАМО РФ. Картотека военнопленных офицеров. Л. 881; Коновницына Е. Коновницыны в изгнании / «Наша страна» № 2906, 18 декабря 2010 г. С. 3).

(обратно)

224

БосиљчићС. Тимочка краjина… С. 62.

(обратно)

225

Izveštaj komandanta oružanih snaga na Jugoistoku od 25. Oktobra 1942. Komandi kopnene vojske o brojnom stanju potćinjenih jedinica i kp-mandi po rodovima i specijalnostima na teritoriji Srbije, NDH i Grćke // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslov-enskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 810.

(обратно)

226

Писмо П. Авчиникова супрузи o служби у Руском заштитном корпусу // Москва – Сербия; Белград – Россия… С. 890–891.

(обратно)

227

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 226, 330.

(обратно)

228

1942 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 79.

(обратно)

229

Извештај Команде жандармерије од 26 фебруара 1942 год. министру унутрашњих послова Недићеве владе о борби против партизанских одреда // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 3… С. 353.

(обратно)

230

JевтићА. Одважни до краjа // «Гласник» № 7, 1972. С. 126.

(обратно)

231

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 383.

(обратно)

232

Извештај Команде жандармерије од 26 фебруара 1942 год. министру унутрашњих послова Недићеве владе о борби против партизанских одреда // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 3… С. 367–368.

(обратно)

233

Гр. К. Штрихи / «Вѣдомости Охранной Группы» № 13, 19 марта 1942 г. С. 2–3; NARA. Т. 315. R. 2258. F. 383.

(обратно)

234

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 384; Извештај Команде жандармерије од 26 фебруара 1942 год. министру унутрашњих послова Недићеве владе о борби против партизанских одреда // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 3… С. 368.

(обратно)

235

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 384.

(обратно)

236

Невзоров А. Пулеметчик Балабин // «Наши вести» № 314, 1 августа 1972 г. С. 4–5.

(обратно)

237

Пармаковић Д. Мачвански партизански одред… С. 765; Jeernfi А. Одважни до Kpaja // «Гласник» № 7, 1972. С. 129–130.

(обратно)

238

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 384–385; Якимовъ Андрей / «Ведомости Охранной Группы» № 13, 19 марта 1942 г. С. 4.

(обратно)

239

Наливайко В. Первые потери (2-я юнкерская рота 1-го полка) // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 105–106.

(обратно)

240

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 384–385.

(обратно)

241

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977525. Д. 119. Л. 69. Родился 16 февраля 1910 г. в Туле. Похоронен на Новом кладбище в Белграде.

(обратно)

242

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 386.

(обратно)

243

Извештај начелника Округа шабачког министру унутрашњих послова Недићеве владе од 6 марта 1942 год. о борбама белогардејаца, четника и жандарма против партизана // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 3… С. 368–369.

(обратно)

244

Гр. К. Штрихи / «Вѣдомости Охранной Группы» № 13, 19 марта 1942 г. С. 3.

(обратно)

245

Izvod iz mesećnog izvestaja Operativnog odeljenja komandanta oružanih snaga na Jugoistoku od 31. marta 1942. о vojno-političkoj situaciji u Srbiji, Hrvatskoj, Bośni і Hercegovini i o pripremi nemaćko-italijanske-ustaśke operacije «Trio» protiv NOP i DV Jugoslavije u istocnoj Bośni // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 73, 77–78.

(обратно)

246

Беловуковић Р. Од илегалных группа до окружног комитета // «Годишњак историјског архива» XI, 1974. С. 6.

(обратно)

247

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 42; Черепов В. Русский Корпус // «Часовой» № 338 (1), январь 1954 г. С. 21.

(обратно)

248

Бабовић Г. Шабац под окупациjом (дневник од 1941–1944. године) //«Годишњак историјског архива» II, 1965. С. 64.

(обратно)

249

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 419.

(обратно)

250

1942 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 79.

(обратно)

251

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 563–564.

(обратно)

252

Латас Б., Џелебџић М. Четнички покрет Драже Михаиловића 1941–1945. Београд, 1979. С. 127–132.

(обратно)

253

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 420, 467.

(обратно)

254

Альбрехт В.П. Корпусные этюды // «Наши вести» № 402, июнь 1986 г. С. 22.

(обратно)

255

Obho&aś A., Wernas М., Dimitrijevic В., Despot Z. Ustaśka vojnica. Knjiga 1. Zagreb, 2013. S. 426. Со ссылкой на: HR HAD 1450, mikro-filmski svitak D-2127 (ZM 53b/7), snimak 380., MINDOM, Glavni stożer, Dnevna izvjesca, 4.IV.1942; 1942 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 79.

(обратно)

256

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 420.

(обратно)

257

Desetodnevni izvestaj komandujućeg generała i komandanta u Srbiji od 20. aprila 1942. komandantu oružanih snaga na Jugoistoku o vojno-političkoj situaciji, aktivnosti partizana i obostranim gubicima u Srbiji i u Bośni // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 308.

(обратно)

258

NARA. T. 315. R. 2258. F. 529.

(обратно)

259

Obhođaš A., Wernas М., Dimitrijevic В., Despot Z. Ustaśka vojnica. Knjiga 1… S. 433.

(обратно)

260

Mikulan K., Pogaćić S. Hrvatske oruźane snage 1941.-1945. Zagreb, 1999. S. 64; TKO je tko u NDH: Hrvatska 1941–1945. Zagreb, 1997. S. 148–149.

(обратно)

261

Obhotfaś A., Wernas М., Dimitrijevic В., Despot Z. Ustaśka vojnica. Knjiga 1… S. 427–428. Со ссылкой на: HR HAD 1450, mikrofilmski svi-tak D-2212 (ZM 53b/92), snimak 249., Brzojav od 10.IV.1942. Факты сотрудничества формирований Недича с боснийскими четниками были отнюдь не единичны. Причем дело не ограничивалось передачей орудия и снаряжения – 4 марта 1942 г. во время боев в районе сел Мачковац и Крам в восточной Боснии частями «Черного легиона» было разбито пришедшее из Сербии подразделение Сербской добровольческой команды. Его командир Боривое Мирич в бою был убит, а не менее пяти служащих захвачено в плен (Obhođaš A. Bitka za Zljebove // «Magazin za vojnu povijest» № 12, ożujak 2012. S. 16; Ka-рапанриЬ Б. ГраГ)ански рат у Србији… С. 201–202).

(обратно)

262

NARA. T. 315. R. 2258. F. 419, 507.

(обратно)

263

Тимофеев А.Ю. Четники… С. 264.

(обратно)

264

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 530.

(обратно)

265

Альбрехт В.П. Корпусные этюды // «Наши вести» № 397, декабрь 1984 г. С. 21.

(обратно)

266

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 510; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 42.

(обратно)

267

Невзоров А. 2-я юнкерская рота 1-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 64.

(обратно)

268

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 42.

(обратно)

269

Izvod iz nemačkog izveštaja komandanta oružanih snaga na Jugoistoku od 30. aprila 1942. o toku operacij e «Trio» i daljim namerama u istočnoj Bosni, izmeni dogovora u Opatij i, odnosu s četničkim majorom Jezdimirom Dangićem i obostranim gubicima // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 331; Desetodnevni izveštaj komandujućeg generala i komandanta u Srbij i od 30. aprila 1942. komandantu oružanih snaga na Jugoistoku o vojno-političkoj situacij i, aktivnosti partizana, protivmerama sopstvenih jedinica i obostranim gubicima u Bosni i u Srbij i // Isto. S. 349–350.

(обратно)

270

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 626.

(обратно)

271

Кьосева Ц. Русские эмигранты из Болгарии в Русском охранном корпусе в Югославии (По документам болгарских архивов) // Русская эмиграция и фашизм… С. 102. Со ссылкой на: ЦДА. Ф. 264 К. Оп. 1. Д. 188. Л. 83; Ф. 370 К. Оп. 6. Д. 1616. Л. 67.

(обратно)

272

Максимов А. Так было, . asp?id=3506 Режим доступа: 17.08.2014.

(обратно)

273

Цурганов Ю. Белоэмигранты и Вторая мировая война… С. 128.

(обратно)

274

Кьосева Ц. Русские эмигранты из Болгарии в Русском охранном корпусе в Югославии (По документам болгарских архивов) // Русская эмиграция и фашизм… С. 103. Со ссылкой на: АМВР. Оп. 11039. Л. 107, 121; ЦДА. Ф. 264 К. Оп. 6. Д. 1438. Л. 7; Ф. 370 К. Оп. 6. Д. 1396. Л. 2.

(обратно)

275

ARS. F. AS 1931. В. 1053.

(обратно)

276

Знамя Корниловскаго полка / «Ведомости Охранной Группы» № 17, 15 апрѣля 1942 г. С. 4; Стефановский Корниловцы в Русском корпусе // Корниловцы 1917—10 июня – 1967. Юбилейная памятка. Париж, 1967. С. 137–138.

(обратно)

277

Аблова Р.Т. Сотрудничество советского и болгарского народов… С. 321, 335, 337–338.

(обратно)

278

Букасова-Богословлева С. Воспоминания о жизни родителей и белой русской эмиграции в Варне // Белоэмигранты в Болгарии. Воспоминания / Под ред. В.В. Чумаченко, П.В. Чумаченко, С.А. Рожкова. М., 2013. С. 101.

(обратно)

279

Аблова Р.Т. Сотрудничество советского и болгарского народов… С. 334.

(обратно)

280

И.В. Встрѣча на вокзалѣ / «Вѣдомости Охранной Группы» № 24, 3 iюня 1942 г. С. 4.

(обратно)

281

Циркулярное письмо Уполномоченного Начальника Управления Делами Русской Эмиграции (УДРЭ) в Протекторате Богемия и Моравия всем начальникам русских военных организаций Протектората о формировании Русского Охранного Корпуса в Сербии // Мемуары власовцев… С. 124–125. Со ссылкой на: ГАРФ. Ф. 5796. Д. 58. Л. 45.

(обратно)

282

Соколов П. Ухабы, -lov/O.htm Режим доступа: 06.04.2015.

(обратно)

283

Циркулярное письмо начальника Объединения Русских Военных Союзов генерал-майора А.А. фон Лампе начальникам отделов Объединения о русских военных формированиях в германской армии // Дробязко С.И. Под знаменами врага. Антисоветские формирования в составе германских вооруженных сил 1941–1945 гг. М., 2004. С. 353. Со ссылкой на: ГАРФ. Ф. 5853. Оп. 1. Д. 70. Л. 144.

(обратно)

284

Соколов П. Ухабы, -lov/O.htm Режим доступа: 06.04.2015.

(обратно)

285

Кузнецов H. Русский флот на чужбине. М., 2009. С. 362.

(обратно)

286

Desetodnevni izvestaj komandujućeg generała i komandanta u Sr-biji od 10. aiprila 1942. komandantu oružanih snaga na Jugoistoku o vojno-političkoj situaciji, aktivnosti partizana i obostranim gubicima u Srbiji i Bośni i o kolaboracionistima // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 280.

(обратно)

287

Григорьев-Путилин В.А. Из корпусных воспоминаний // «Наши вести» № 441, декабрь 1995 г. С. 11; 1942 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 82.

(обратно)

288

Тимофеев А.Ю. Сербские союзники… С. 99.

(обратно)

289

Borković M. Kontrarevolucij a u Srbij i. Kvislinška uprava 1941–1944. Knjiga 2. Beograd, 1979. S. 60–61.

(обратно)

290

Беловуковић Р. Драгутин Цуцић // «Годишњак историјског архива» XII, 1975. С. 97–98; Глишић В. Терор и злочини нацистичке Немачке у Србиjи 1941–1944. Београд, 1970. С. 145.

(обратно)

291

Соколов П. Ухабы, -lov/O.htm Режим доступа: 06.04.2015.

(обратно)

292

Naredenje komandujućeg generała i komandanta u Srbiji od 10. maja 1942. god. 714. i 717. peśadijskoj diviziji da suzbije NOP u juźnoj Srbiji // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslov-enskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 394.

(обратно)

293

1-я сотня, спустя непродолжительное время, заступила на охрану Трепчи и выполняла эту функцию в течение 2,5 месяцев.

(обратно)

294

Б.Ч. Смотр / «Ведомости Охранной Группы» № 22, 20 мая 1942 г. С. 4.

(обратно)

295

Соколов П. Ухабы, -lov/O.htm Режим доступа: 06.04.2015. Об отношении части немецких военнослужащих к итальянцам на Балканах обер-лейтенант Виганд Вюстер вспоминал: «Ездить через Югославию не нравилось никому. Там все время что-то происходило. Наемники и так называемые бандиты устраивали засады и подрывали мосты и туннели. Макаронникам нельзя было доверять по-настоящему. Иногда они даже крутили какие-то дела с балканцами. Только хорваты были достаточно тверды, чтобы сохранять порядок и пресекать любое сопротивление» (Вюстер В. «Будь проклят Сталинград!»: Вермахт в аду. М., 2013. С. 164).

(обратно)

296

Памяти юнкера Осташкина / «Вѣдомости Охранной Группы» № 49, 25 ноября 1942 г. С. 4.

(обратно)

297

1942 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 82–83.

(обратно)

298

Van. de R…S Бункер (Корреспонденция из 3-го отряда) / «Вѣдомости Охранной Группы» № 50, 2 декабря 1942 г. С. 3.

(обратно)

299

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 823.

(обратно)

300

Kumm О. «Vorwarts Prinz Eugen!» Geschichte der 7.SS-Freiwilligen Gebirgs Division «Prinz Eugen». Osnarbriick, 1978. S. 44.

(обратно)

301

Naredenje komandujućeg generała i komandanta u Srbiji od 24. sep-tembra 1942. potcinjenim divizijama o odredivanju granica divizijskih zona u Srbiji i NDH // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 735–736.

(обратно)

302

1942 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 82–83.

(обратно)

303

Kaltenegger R. Totenkopf & Edelwei.: General Artur Phleps und die sudosteuropaischen Gebirgsverbande der Waff en-SS im Partisanenkampf auf dem Balkan 1942–1945. Graz, 2008. S. 120–121.

(обратно)

304

Китт О. «Vorwarts Prinz Eugen!» Geschichte der 7.SS-Freiwilligen Gebirgs Division «Prinz Eugen». Osnabriick, 1978. S. 52.

(обратно)

305

Глишић В. Терор и злочини нацистичке Немачке… С. 128, 130.

(обратно)

306

Kaltenegger R. Totenkopf & EdelweiB… S. 121; Mitrovski В., Gliśić У., Ristovski Т. Bugarska vojska u Jugoslaviji 1941–1945. Beograd, 1971. S. 104.

(обратно)

307

Izveštaj komandanta oružanih snaga na Jugoistoku od 25. Oktobra 1942. Komandi kopnene vojske o brojnom stanju potcinjenih jedinica і kp-mandi po rodovima i specijalnostima na teritoriji Srbije, NDH i Grcke // Zbornik dokumenata i podataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslov-enskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 811–812.

(обратно)

308

Desetodnevni izveštaj komandujućeg generala i komandanta u Srbij i od 10. maja 1942. komandantu oružanih snaga na Jugoistoku o vojno-pohtičkoj situacij i, aktivnosti partizana, sopstvenim protivmerama i obostranim gubicima na teritorij i Srbij e // Isto. S. 399.

(обратно)

309

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 572, 637; Гр. К. «Црна Бара» / «Вѣдомости Охранной Группы» № 24, 3 іюня 1942 г. С. 3.

(обратно)

310

Проживал с семьей в Панчево. Служил в РГЗО в 1941–1942 гг. В 1944 г. был арестован НКГБ и передан югославским властям.

(обратно)

311

Odluke Drzavne komisije za Utvrdivanie zlocina okupatora i njihova pomagaca Demokratske Federativne Jugoslavije // Dokumenti iz istorije Jugoslavije. T. 3, Propisi, saopśtenja, odluke i spiskovi pripadnika oku-pacionih snaga Italije, Bugarske i neokupacionih naroda Jugoslavije koję je Drzavna komisija proglasila za ratne zlocince i spiskovi Ijudi koję je Komisija Ujedinjenih nacija proglasila za ratne zlocince za zlocine izvrsene u Jugoslaviji / Drzavna komisija za utvrdivanje zlocina okupatora i njegovih pomagaca iz Drugog svetskog rata; priredili Miodrag D. Zecevic i Jovan P. Popovic. Beograd, 1999. S. 313–315, 334.

(обратно)

312

Nemačka obaveštajna služba. IV… S. 509, 524–525.

(обратно)

313

Бертолино М. Сећање на Шабац и Лозницу. Шабац; Лозница, 1981. С. 92–93.

(обратно)

314

Бабовић Г. Шабац под окупациjом (дневник од 1941–1944. године) //«Годишњак историјског архива» II, 1965. С. 86.

(обратно)

315

Извештај Окружног комитета КПЈ за Аранђеловац од 2 јуна 1942 год. Покрајинском комитету КПЈ за Србију о јачини непријатељских снага и о стању Првог шумадиског НОП одреда // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 3… С. 248–249.

(обратно)

316

Извештај Милорада Лабудовића, команданта 1. шумадијског НОП одреда, од 1. септембра 1942. Главном штабу Србије о разбијању делова одреда који су остали на свом терену и дејствима обновљеног одреда у пролеће и лето 1942. године // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 20. Борьбе у Србиjи 1941–1944 год. Документа партиjских организациjа, народноослободилачке воjске и партизанских одреда. Београд, 1965. С. 213.

(обратно)

317

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 654, 746.

(обратно)

318

Кравченко В.В. В Лознице – летом 1942 года // «Наши вести» № 441, декабрь 1995 г. С. 23.

(обратно)

319

Бертолино М. Сећање на Шабац и Лозницу… С. 90, 93.

(обратно)

320

Предлог команданта 1. бригаде Руског заштитног корпуса Д.П. Драценка команданту корпуса Б.А. Штеіфону о престанку молитве у корпусу за српског Кратьа и Патріарха // Москва – Сербия; Белград – Россия… С. 854.

(обратно)

321

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 866, 793.

(обратно)

322

Izveštaj komandanta oružanih snaga na Jugoistoku od 25. Oktobra 1942. Komandi kopnene vojske o brojnom stanju potcinjenih jedinica i kp-mandi po rodovima i specijalnostima na teritoriji Srbije, NDH i Grekę // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslov-enskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 811.

(обратно)

323

NARA. T. 315. R. 2258. F. 720.

(обратно)

324

Janouśek J. Ceskoslovenske delostrelectvo 1918–1939. Praha, 2007. S. 179.

(обратно)

325

Гранитов В. Формирование взводов ПАК (Полковые взводы противотанковых орудий) // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 103–104.

(обратно)

326

Максимов А. Так было, . asp?id=3506 Режим доступа: 17.08.2015.

(обратно)

327

Провалов К.И. В огне передовых линий. М., 1981. С. 184.

(обратно)

328

NARA. Т. 315. R. 2258. F. 720.

(обратно)

329

1942 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 80.

(обратно)

330

Подробнее см., например: Ковтун И. «Охотники»: спецподразделения вермахта по борьбе с партизанами // «Братишка» № 2 (131), февраль 2009 г. С. 56–59.

(обратно)

331

Бэйда О.И. Французский легион… С. 221.

(обратно)

332

Munoz A. For Czar and Country… P. 38; Załoga S. Tanks of Hitlers Eastern Allies 1941-45. Oxford, 2004. P. 45.

(обратно)

333

Качаки J. Руске избеглице у Краљевини СХС… С. 87, 107, 113, 119, 195–197, 266.

(обратно)

334

Београд у рату и революции 1941–1945. Кіьига 2. Београд, 1984. С. 81; Шкаровский М.В. Духовенство Русского корпуса в Югославии в 1941–1945 годах // «Вестник церковной истории» № 1 (9), 2008 г. С. 183.

(обратно)

335

1942 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 76, 78.

(обратно)

336

Мирковић Е. Благојe Нешковић (1907–1984). Политичка биографија. Докторска дисертација. Београд, 2016. С. 205; Београд у рату и революциjи 1941–1945. Књига 1… С. 280.

(обратно)

337

Nemačka obaveštajna služba. IV… S. 542.

(обратно)

338

Isto. S. 260, 280, 287, 336–337.

(обратно)

339

Скорбный листок / «Вѣдомости Охранной Группы» № 43, 14 октября 1942 г. С. 4; ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977526. Д. 114. Л. 229.

(обратно)

340

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977542. Д. 277. Л. 6; Оп. 977525. Д. 78. Л. 130; Д. 119. Л. 199; Д. 390. Л. 131; Оп. 977526. Д. 32. Л. 198; Д. 114. Л. 391,541; Оп. 977527. Д. 4. Л. 232, 531; Д. 91. Л. 421,441, 513; Оп. 977528. Д. 100. Л. 109.

(обратно)

341

Поручик В.П. Соколов / «Ведомости Охранной Группы» № 22, 20 мая 1942 г. С. 4; А.И. Гоголь / «Ведомости Охранной Группы» № 33, 5 августа 1942 г. С. 3; Юнкер H. Садовский / «Ведомости Охранной Группы» № 33, 5 августа 1942 г. С. 3; Г. Кудин / «Ведомости Охранной Группы» № 36, 26 августа 1942 г. С. 4; Капитан Гапон Трагическая смерть / «Ведомости Охранной Группы» № 42, 7 октября 1942 г. С. 3; Скорбный листок / «Ведомости Охранной Группы» № 43, 14 октября 1942 г. С. 4.

(обратно)

342

Список умерших чинов 1-го казачьего генерала Зборовского полка // Верные долгу… С. 74.

(обратно)

343

Кьосева Ц. Русские эмигранты из Болгарии в Русском охранном корпусе в Югославии (По документам болгарских архивов) // Русская эмиграция и фашизм… С. 103. Со ссылкой на: AMBP. Об. 11039. Л. 176; Ф. 17. Оп. 1. Д. 6849. Л. 123–124.

(обратно)

344

Максимов А. Так было, . asp?id=3506 Режим доступа: 17.08.2015.

(обратно)

345

Zabeleška s konferencij e nemačkih generala u Sarajevu 6. Maja 1942. o vojno-političkoj situacij i, o saradnji s ustašama i Ita lij anima i o daljim merama u istočnoj Bosni // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 393.

(обратно)

346

1942 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 78.; Полковник Кевиш / «Ведомости Охранной Группы» № 31, 22 іюля 1942 г. С. 1. В день похорон в казармах на Баннице прошла торжественная поминальная церемония во главе с заменявшим Штейфона Кириенко. Она закончилась исполнением «Коль славен» и отданием воинских почестей.

(обратно)

347

Izvod iz mesecnog izvestaja Operativnog odeljenja komandanta oružanih snaga na Jugoistoku od 30. septembra 1942. o delatnosti і pred uzetim merama protiv partizanskih snaga u Srbiji i NDH // Zbornik doku-menata i podataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 745.

(обратно)

348

Приказ Охранной Группѣ № 268 / «Ведомости Охранной Группы» № 42, 7 октября 1942 г. С. 4.

(обратно)

349

Neulen H.W. An deutscher Seite… S. 231. Со ссылкой на: BA/MA RW 4/ V. 709 I2.

(обратно)

350

ЦАМО РФ. Ф. 500. Оп. 12450. Д. 166. Л. 7.

(обратно)

351

ГАРФ. Ф. Р-5796. Оп. 1. Д. 9. Л. 77; Братья казаки! / «Вѣдомости Охранной Группы» № 49, 25 ноября 1942 г. С. 3.

(обратно)

352

Mesećni izvestaj komandanta oruźanih snaga na Jugoistoku od 29. novembra 1942. Vrhovnoj komandi Vermahta o vojno-političkoj і privrednoj situaciji, cetnistvu Draże Mihaiiovica, sopstvenoj aktivnosti, і borbi s jedini-cama NOV i PO Jugoslavije u Hrvatskoj, Bosni, Hercegovini. Srbiji і Crnoj Gori // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Ju-goslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 2… S. 897; 1942 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 80–81.

(обратно)

353

ЦАМО РФ. Ф. 500. Оп. 12450. Д. 166. Л. 8; Приказ ОКХ вермахта № 800 о создании добровольческих формирований из населения временно оккупированных территорий СССР // Генерал Власов: история предательства. Т. 1: Нацистский проект «Aktion Wlassow». М., 2015. С. 142.

(обратно)

354

Приказ Русскому Охранному Корпусу № 5, 1 декабря 1942 г. / «Ведомости Охранной Группы» № 51, 9 декабря 1942 г. С. 2.

(обратно)

355

ЦАМО РФ. Ф. 500. Оп. 12450. Д. 166. Л. 5.

(обратно)

356

Munoz A. For Czar and Country… P. 38. Со ссылкой на: NARA. T. 501. R. 253. F. 78; Приказ Русскому Охранному Корпусу № 7, 4 декабря 1942 г. / «Вѣдомости Охранной Группы» № 51, 9 декабря 1942 г. С. 1.

(обратно)

357

Desetodnevni izvestai komandujućeg generała i komandanta u Srbiji od 9. januara 1943. komandantu Jugoistoka o vojno-političkoj situaciji, ak-tivnosti jedinica NOV i POJ, sopstvenim protivmerama i obostranim gubic-ima u Srbiji // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 3. Dokumenti nemackog rajha 1943. Beograd, 1978. S. 521.

(обратно)

358

Был уволен со службы вместе с целым рядом других старших офицеров – членов КИАиФ 13 марта 1943 г.

(обратно)

359

ГАРФ. Ф. Р-5796. Оп. 1. Д. 9. Л. 77.

(обратно)

360

Присяга / «Ведомости Русскаго Охраннаго Корпуса в Сербіи» № 61, 17 февраля 1943 г. С. 3.

(обратно)

361

Цвет рода войск – светло-зеленый (горные егеря).

(обратно)

362

Бабовић Г. Шабац под окупациіом (дневник од 1941–1944. године) //«Годишньак историіског архива» II, 1965. С. 89–90; Podsetnik Operativnog odeljenja vojnoupravnog komandanta Srbije od 27. avgusta 1943. о vojnoupravnoj organizaciji, snagamaVermahta і policije kao i kolaboracionista, о narodno-oslobodilackom pokretu, stavu prema stanovnistvu i merama obezbedenja u Srbiji // Zbornik dokumenata і po-dataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 3… S. 521.

(обратно)

363

Награды и знаки белого движения. Автор-составитель А.И. Рудиченко; Отв. ред. С.В. Волков, Ю.В. Мухачев. М., 2008. С. 163–164.

(обратно)

364

Вакар С.В. Наша генерация, рожденная в конце прошлого столетия // Материалы по истории Русского Освободительного Движения… С. 368.

(обратно)

365

См. например: Альбом Русского корпуса. Нью-Йорк, 1960. С. 84.

(обратно)

366

Приказ Всеказачьему союзу в Сербии / «Казачий вестник» № 2 (33), 15 января 1943 г. С. 1; От КНД / Там же… С. 3.

(обратно)

367

Крикунов П. Казаки… С. 530. Со ссылкой на: ГАРФ. Ф. 5762. Оп. 1. Д. 9. Л. 240; Документальный фильм «Русский корпус. Свидетельства», часть 4. 35.30–36.45.

(обратно)

368

Аблова Р.Т. Сотрудничество советского и болгарского народов… С. 335–336.

(обратно)

369

Приказ Русскому Охранному Корпусу № 5, 23 января 1943 г. / «Ведомости Русскаго Охраннаго Корпуса в Сербіи» № 59, 3 февраля 1943 г. С. 1; Приказ Инспектора-генерала Русского Охранного Корпуса № 2, 8 февраля 1943 г. / «Ведомости Русскаго Охраннаго Корпуса в Сербіи» № 60, 10 февраля 1943 г. С. 1; «Русское дело» № 12, 22 августа 1943 г. С. 3.

(обратно)

370

Русскія войска на Балканахъ / «Парижский вестник» № 55, 3 июля 1943 г. С. 6.

(обратно)

371

Nemačka obaveštajna služba. VIII. Zbirka dokumenata: Srbija. Beograd, 1956. S. 839.

(обратно)

372

Тимофејев А. Руси и Други светски рат… С. 48. Со ссылкой на: BA МА, Freiburg, RW 40/40; Письмо Константина Пио-Ульского автору от 31 августа 2016 г. / ЛАА.

(обратно)

373

Извод из извештаjа Покраjнског комитета КПJ за Србиjу од jуна 1943 год. ЦК КПJ о воjно-политичкоj ситуациjи и стању у НОП одредима у Србиjи // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 5. Борьбе у Србиjи 1943 год. Београд, 1954. С. 216.

(обратно)

374

Шкаровский М.В. Духовенство Русского корпуса в Югославии в 1941–1945 годах // «Вестник церковной истории» № 1 (9), 2008 г. С. 187. Со ссылкой на: IfZ, МА304. BI. 542.

(обратно)

375

ЦАМО РФ. Ф. 500. Оп. 12450. Д. 166. Л. 3.

(обратно)

376

М.В.Г. Курсы радіо-телеграфіи / «Ведомости Русскаго Охраннаго Корпуса в Сербіи» № 58, 30 января 1943 г. С. 4.

(обратно)

377

Пропагандная работа / «Ведомости Русскаго Охраннаго Корпуса в Сербіи» № 61, 17 февраля 1943 г. С. 4.

(обратно)

378

Izveštaj komandujućeg generała i komandanta u Srbiji od 6. maja 1943. komandantu Jugoistoka o ulozi, zadacima i angazovanju Ruskog zaśtitnog korpusa i Srpskog dobrovoljackog korpusa u Srbiji // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 3… S. 263–264.

(обратно)

379

Российский государственный военный архив (РГВА). Ф. 1525. Оп. 1. Д. 477. Л. 73, 109, 128.

(обратно)

380

Послужная записка Бородина Петра (копия) / ЛАА.

(обратно)

381

Учреждены 14 июля 1942 г. Награждаться ими могли не только русские, украинские, туркестанские и другие военнослужащие германских вооруженных сил из числа «восточных» народов, но и служащие вспомогательной полиции, гражданской администрации и местные жители, внесшие свой вклад в военные усилия Германии (Калинин К.А. Награды для «восточных народов». СПб., 1999. С. 1–6).

(обратно)

382

Скромное торжество на Банице / «Русское дело» № 16, 5 декабря 1943 г. С. 3.

(обратно)

383

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 46–48.

(обратно)

384

Bojna relacija Sremskog zdruga od 14 marta 1943 god. Drugom domobranskom zboru o dejstvima nemackih i ustaśko-domobranskih jedinica protiv partizana // Zbornik dokumenata i po-dataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom I. Knjiga 17. Borbe u Vojvodine 1941–1944. god. Beograd, 1958. S. 376; Petnaestodnevni izvestaj Cetvrte orużnicke pukovnije od 14 marta 1943 god. Glavnom zapovednistvu oruznistva NDH о dejstvima partizana u Sremu // Isto. S. 382; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 47.

(обратно)

385

Извештаі штаба Четвртог бататьона Требег НОП одреда Требе Оперативне зоне Хрватске од 7 марта 1943 год. о борбама и акциіама баталэона од 1 новембра 1942 до 1 марта 1943 године // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Зугословенских народа. Том І. Кіьига 6. Борьбе у Воіводине 1941–1943 год. Београд, 1955. С. 279.

(обратно)

386

В изданной в наши дни версии дневника приводится запись от 7 мая: «Русские-белогвардейцы доставили в лагерь 60 человек, арестованных в Великую субботу в селах около Цера. Среди них 5 священников и 10 учительниц» (Бабовић Г. Летопис Шапца… С. 174).

(обратно)

387

Глишић В. Терор и злочини нацистичке Немачке… С. 186; Бабовић Г. Шабац под окупациjом (дневник од 1941–1944. године) //«Годишњак историјског архива» II, 1965. С. 103–104, 107.

(обратно)

388

ARS. F. AS 1931. B. 1053; Билтен Бр. 101 Обавештаjног отсека команде СДС од 30 април 1943 год. о немачким репресалиjама у Београдском, Крагуjевачком и Шабачком округу // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 5… С. 498; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 48.

(обратно)

389

Подушкин К. Заполье // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 130–135.

(обратно)

390

Казак-националист из Крагуеваца (Ивко Ант. И.П. Белоус / «Казачий вестник» № 12 (43), 15 июня 1943 г. С. 2).

(обратно)

391

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977525. Д. 119. Л. 204; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 49; Извод из извештаја Окружног комитета КПЈ за Ваљево од 24. јуна 1943. Покрајинском комитету за Србију о војно-политичкој ситуацији, јачини и дејствима Ваљевског НОП одреда // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 20… С. 352.

(обратно)

392

Димитријевић Б. Војска Недићеве Србије: оружане снаге српске владе 1941–1945. Београд, 2011. С. 291; Бабовић Г. Шабац под окупациjом (дневник од 1941–1944. године) //«Годишњак историјског архива» II, 1965. С. 106.

(обратно)

393

Упутство командуjућег генерала и заповедника Србиjе од 28 фебруара 1943 год. о извершењу одмазде убиjањем људи // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 5… С. 439–445.

(обратно)

394

Vuksanovic М. Prva Proleterska brigade. Beograd, 1981. S. 253–254; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 49–50.

(обратно)

395

Бугураев М. Артиллерийский взвод 1-го казачьего ген. Зборовского полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 275.

(обратно)

396

Dokovic L. Sa Pericom od Ćelebića do Zvornika // Beogradski batal-jon prve proleterske brigade 1941–1945. Beograd, 1981. S. 284.

(обратно)

397

Isto. S. 284.

(обратно)

398

Vuksanovic М. Prva Proleterska brigade… S. 256–257.

(обратно)

399

Izvjestaj Ustaśkog stożera Usora i Soli od 22 jula 1943 god. o zauzi-manju Zvornika od strane jedinica Narodnooslobodilaćke vojske // Zbornik dokumenata i podataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 15. Borbe u Bośni I Hercegovini 1943. god. Beograd, 1956. S. 530–531.

(обратно)

400

«Мост ужаса» // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 235–238.

(обратно)

401

Николаев К.Н. Слава казачья // Верные долгу… С. 27–28.

(обратно)

402

Vuksanovic М. Prva Proleterska brigade… S. 258.

(обратно)

403

ФилиповиТ) С. Филип Кіьа\\лЬ // «Годишньак историіского архива» IV, 1967. С. 93.

(обратно)

404

Izvjestaj Velike żupę Usora i Soli o akcijama i borbama jedinica NOV na podrućju Zupę u mjesecu julu 1943 godine // Zbornik dokumenata i po-dataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knji-ga 15… S. 572; Николаев K.H. Слава казачья // Верные долгу… С. 29.

(обратно)

405

Schraml F. Kriegsschauplatz Kroatien. Die deutsch-kroatischen Le-gions-Divisionen – 369, 373, 392 Infanterie – Divisionen (kroat.) – ihre Ausbildungs- und Ersatzformationen. Neckargemiind, 1962. S. 56–57.

(обратно)

406

1943 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 117.

(обратно)

407

Генерал-майор М.А. Скворцов, некролог // «Вестник первопоходника» № 69–70, июнь-июль 1967 г. С. 4; Александров К.М. Генералитет и офицерские кадры вооруженных формирований Комитета освобождения народов России 1943–1946 гг. Диссертация доктора исторических наук. СПб., 2015. С. 1080, 1089; Бугураев М. Генерал-майор В.И. Морозов // Верные долгу… С. 18; Награды военнослужащих РОК / ЛАА; Голубов М. Некролог // «Казак» № 250, февраль 1970 г. С. 23; Schuster Р., Tiede Н. Die Uniformen und Abzeichen der Kosaken in der Deutschen Wehrmacht. Norderstedt, 1999. S. 94.

(обратно)

408

Бабовић Г. Шабац под окупациjом (дневник од 1941–1944. године) //«Годишњак историјског архива» II, 1965. С. 115. В редакции дневника 2010 г. уточняется, что среди них были три женщины и священник Вучкович из Горни Баданьи (Бабовић Г. Летопис Шапца… С. 184).

(обратно)

409

Милосавлевић Б. Спортисти у револуциjи //«Гласник Мећуопштинского историјског архива» № 15–16, 1981. С. 207.

(обратно)

410

ARS. F. AS 1931. В. 1053; Odluke Drzavne komisije za Utvrdivanie zlocina okupatora i njihova pomagaća Demokratske Federativne Jugo-slavije // Dokumenti iz istorije Jugoslavije… S. 314–316, 334–336.

(обратно)

411

Nemaćka obavestajna służba. IV… S. 335, 547.

(обратно)

412

Волков С.В., Стреляное (Калабухов) Н.П. Чины Русского корпуса… С. 161.

(обратно)

413

NARA. Т. 314. R. 1544. F. 249.

(обратно)

414

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977526. Д. 32. Л. 107.

(обратно)

415

Там же. Оп. 977525. Д. 394. Л. 90; Самарџић М. Генерал Дража Михаиловић и општа историја четничког покрета. Кнь. 5. Крагујевац, 2010. С. 697; 1943 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 117–118; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 50.

(обратно)

416

Билтен бр. 31 обавештаjног отсека СДС од 4 фебруара 1943 год. о борби са jедном партизанском десетином у с. Суботинцу код Алексинца // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 5… С. 482.

(обратно)

417

Босиљчић С. Тимочка краjина… С. 73.

(обратно)

418

Извештај Окружног начелства из Зајечара од 17. фебруара 1943. шефу Недићеве СДБ о дејствима партизана у зајечарском округу // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 21… С. 378.

(обратно)

419

Виторовић А. Централна Србиjа. Београд, 1967. С. 440.

(обратно)

420

Бэйда О.И. Французский легион… С. 266.

(обратно)

421

Создан 1 января 1943 г. путем переформирования Сербской добровольческой команды. На основе 12 ее отрядов были сформированы пять батальонов общей численностью 3680 человек (Dimitrijevic В. Oruźane snage Vlade generała Nedića // «Magazin za vojnu povijest» № 47, veljaca 2015. S. 22).

(обратно)

422

Desetodnevni izvestaj komandujućeg generała i komandanta u Srbiji od 31. januara 1943. komandantu Jugoistoka o vojno-političkoj i privred-noj situaciji, aktivnosti jedinica NOV i POJ i obostranim gubicima u Srbiji // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslov-enskih naroda. Tom XII. Knjiga 3… S. 74.

(обратно)

423

Виторовић А. Централна Србиjа… С. 443–445.

(обратно)

424

Озимић Н., Динчић А., Милентијевић И.Г., Симовић Б., Митић И. Жртве лагера Ниш (1941–1944). Ниш, 2014; Облава / «Вѣдомости Русскаго Охраннаго Корпуса в Сербiи» № 62, 24 февраля 1943 г. С. 4.

(обратно)

425

Suppan A. Hitler – Benes – Tito… S. 1007; Извод из извештаjа Покраjнског комитета КПJ за Србиjу од jуна 1943 год. ЦК КПJ о воjнополитичкоj ситуациjи и стању у НОП одредима у Србиjи // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 5… С. 220.

(обратно)

426

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977524. Д. 277. Л. 102; 1943 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 119; Извештаі Штаба Пожаревачког НОП одреда од 20. марта 1943. Главном штабу Србије о неприіателзскоі офанзиви на територій округа и о іачичи и деіствима одреда // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Зугословенских народа. Том І. Кіьига 20… С. 213.

(обратно)

427

В целом, в отличие от других районов развертывания РОК, в придунайских областях в этот период равногорцы действовали менее активно. Сергей Марков, служивший радистом при 1-й роте 2-го полка в Добре, вспоминал об их ночном нападении на это село в начале августа 1943 г., но об общей обстановке писал: «Район занимали четники, предпочитавшие сидеть в горах на положении врага немцев, но на них не нападать, а поэтому и немцы их не трогали, т. к. они своим сидением в горах обеспечивали этот район от красных партизан. Сидели они в горах смирно и лишь изредка проявляли свою враждебность, видимо, для того, что бы оправдаться в получении помощи (оружием, обмундированием и т. д.) от союзников» (Марков С. На радиослужбе 1943–1945 гг. // «Наши вести» № 316, 1 октября 1972 г. С. 3–4).

(обратно)

428

Динчић А. Припадници Југословенске војске у отаџбини у нацистичком концентрационном логору на Црвеном Крсту у Нишу (1941–1944). Београд, 2014. С. 66; 1943 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 119.

(обратно)

429

ARS. F. AS 1931. В. 1053.

(обратно)

430

Извештај команданта поречке четничке бригаде М. Ратковића команданту крајинског четниког корпуса ЈВуО В. Пилетићу о сукобима са Руским заштитним корпусом // Москва – Сербия; Белград – Россия… С. 919–920.

(обратно)

431

Исто… С. 920, 958; ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977527. Д. 4. Л. 551; Глишић В. Терор и злочини нацистичке Немачке… С. 186.

(обратно)

432

Извештај Окружног начелства из Зајечара од 7. јула 1943. шефу Недићеве СДБ о злочинима Немаца које су починили у с. Рудној Глави // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 21… С. 459–460.

(обратно)

433

Глишић В. Терор и злочини нацистичке Немачке… С. 187; Босиљчић С. Тимочка краjина… С. 77.

(обратно)

434

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 3, 16.

(обратно)

435

К слову, точно такая же ошибка была допущена судебными органами социалистической Югославии при составлении обвинительного заключения по делу бывшего командующего СС и полиции в Сербии группенфюрера фон Майсцнера. Датой рассматриваемой нами акции там так же названо 26 июля (Пресуда Војног суда у Београду, суд. бр. 725/46, од 22. децембра 1946. Вилхелму Фуксу (Wilhelm dr Fuchs) и другима // Лопичић Ђ Немачки ратни злочини 1941–1945. Пресуде југословенских војних судова. Београд, 2009. С. 106).

(обратно)

436

Извештај команданта поречке четничке бригаде М. Ратковића команданту крајинског четниког корпуса ЈВуО В. Пилетићу о сукобима са Руским заштитним корпусом // Москва – Сербия; Белград – Россия… С. 920.

(обратно)

437

Босиљчић С. Тимочка краjина… С. 115.

(обратно)

438

Исто. С. 129; Глишић В. Терор и злочини нацистичке Немачке… С. 193.

(обратно)

439

Како се живи у Борском руднику //«Српски народ» № 13, 3 април 1943. С. 6.

(обратно)

440

Глишић В. Терор и злочини нацистичке Немачке… С. 145–146, 191; Босиљчић С. Тимочка краjина… С. 282, 298.

(обратно)

441

297-я дивизия (второго формирования) была создана летом того же года. После непродолжительного пребывания на территории Сербии в сентябре 1943 г. была переброшена в Албанию (Mitcham S.l/І/. Hitlers Legions. The German Army Order of Battle, World War II. New York, 1985. P. 213).

(обратно)

442

Naredenje komandujućeg generała i komandanta u Srbiji od 29. juna 1943. godine 297. peśadijskoj diviziji da njene delove u Srbiji sme-ni bugarska 25. peśadiiska divizija // Zbornik dokumenata і podataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 3… S. 407–408.

(обратно)

443

Казак B.H. Побратимы: Советские люди в антифашистской борьбе народов балканских стран, 1941–1945. Москва, 1975. С. 70.

(обратно)

444

Босиљчић С. Тимочка Крейна… С. 113.

(обратно)

445

Виторовић А. Централна Србиjа… С. 532–533; Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 35, 57; Глишић В. Терор и злочини нацистичке Немачке… С. 228.

(обратно)

446

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 43.

(обратно)

447

Из жизни корпуса / «Русское дело» № 20, 17 октября 1943 г. С. 3.

(обратно)

448

Вероятно, бывший хиви, дезертировавший из одного из дислоцировавшихся на территории Болгарии немецких вспомогательных подразделений или из следовавшего в Грецию транзитного эшелона.

(обратно)

449

Тимофејев А. Руси и Други светски рат… С. 289–291.

(обратно)

450

Владимир Черепов вспоминал, что для распространения листовок повстанцами использовалась, в частности, линия фуникулера от рудника в Майданнеке до Доньи Милановаца. «Партизанам иногда удавалось стащить что-либо из открытых вагонеток, т. к. линия в нескольких местах проходила низко над землей. Там же они бросали в вагонетки письма, написанные на русском языке. В них они уговаривали нас переходить к ним, не боясь репрессий, угрожая в противном случае разделаться с нами» (Черепов В. Русский Корпус // «Часовой» № 339 (2), февраль 1954 г. С. 10).

(обратно)

451

Летак који је ЈВуО упутио војницима Руског заштитног корпуса у јесен 1943. године // Москва – Сербия; Белград – Россия… С. 921–922.

(обратно)

452

Виторовић А. Централна Србиjа… С. 535.

(обратно)

453

Извештаі штаба Пожаревачког НОП одреда од 11 jainyapa 1944 год. Главном штабу НОВ и ПО Србі/ije о воіно-политичкоі ситуации у Пожаревачком округу и акц^ама Одреда у новембру и децембру 1943 године // Зборник докумената и података о народноо-слободилачком рату Зугословенских народа. Том I. Кньига 7. Борьбе у Србији 1944 год. Београд, 1955. С. 26–29.

(обратно)

454

Werhas М. Nediceva Srbija // «Magazin za vojnu povijest» № 47, veljaca 2015. S. 14; Zapovest 1. brdske divizije od 6. aprila 1943. potcinjenim jedinicama za posedanje, obezbedenje і pacifikaciju prostorije Novi Pazar – Raśka – Brus – Kurśumlija – Kos. Mitrovica // Zbornik dokumenata i podataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 3… S. 220; Izveštaj komandujućeg generała i ko-mandanta u Srbiji od 6. maja 1943. komandantu Jugoistoka о ulozi, za-dacima і angazovanju Ruskog zaśtitnog korpusa і Srpskog dobrovoljackog korpusa u Srbiji // Isto. S. 264.

(обратно)

455

Гетц В.И. Третий полк // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 184–185.

(обратно)

456

Самаржич М. Кто был кто в Королевстве Югославия в 1941–1945 годах? //Труды II международных исторических чтений… С. 78. Со ссылкой на: Военный архив Белграда. Четнический архив. К-278. Per. № 19/1.

(обратно)

457

ARS. F. AS 1931. В. 1053.

(обратно)

458

Полянский А. Как это произошло // «Наши вести» № 333, 1 марта 1974 г. С. 8.

(обратно)

459

Самаржич М. Кто был кто в Королевстве Югославия в 1941–1945 годах? //Труды II международных исторических чтений… С. 78. Со ссылкой на Военный архив Белграда. Четнический архив. К-278. Per. № 19/1.

(обратно)

460

ARS. F. AS 1931. В. 1053.

(обратно)

461

Munoz A. For Czar and Country… P. 23–24; Гетц В. «Советская рота» // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 206–207. Муньез относит это нападение к 10 октября.

(обратно)

462

Унт. – оф. Сучко Награждение чинов III полка / «Русское дело» № 26, 28 ноября 1943 г. С. 3.

(обратно)

463

ЦАМО РФ. Ф. 500. Оп. 12450. Д. 166. Л. 1.

(обратно)

464

Андерс В. Два года тому назад / «Русское дело» № 15, 12 сентября 1943 г. С. 3.

(обратно)

465

ЦАМО РФ. Ф. 500. Оп. 12450. Д. 166. Л. 2.

(обратно)

466

Adams Н. Italy at war. Alexandria, 1982. P. 160–162.

(обратно)

467

Бертельс-Меньшой А. «Румынское» пополнение корпуса // «Наши вести» № 382, январь-март 1981 г. С. 18.

(обратно)

468

1943 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 115–116, 142.

(обратно)

469

Фостій І. П. Північна Буковина і Хотинщина у Другій світовій війні 1939–1945 рр. Чернівці, 2004. С. 199–200. Со ссылкой на: ДА СБУ ЧО. Спр. 222.

(обратно)

470

Из докладной записки УКР «СМЕРШ» 3-го Украинского фронта № 25328/2 Военному совету фронта об изъятии группы официальных работников, агентуры и документов румынских и немецких разведывательных органов // Органы государственной безопасности… С. 441.

(обратно)

471

Портрет Фюрера / «Русское дело» № 14 (44), 2 апреля 1944 г. С. 4.

(обратно)

472

Штаб вербовки Русские люди! / «Одесская газета» № 264 (543), 16 ноября 1943 г. С. 3.

(обратно)

473

Мануйлов М.Д. Одесса в период Второй мировой войны 1941–1944 // Одесса: жизнь в оккупации. 1941–1944 / сост., отв. ред. и автор вступ, статьи О.В. Будницкий. M., 2013. С. 172–175.

(обратно)

474

Спецсообщение командира 91-го Краснознаменного погранполка подполковника Иванова Военному совету 8-й гвардейской армии о русском добровольческом корпусе, сформированном в Сербии // Дробязко С.И. Под знаменами врага… С. 396.

(обратно)

475

Первая маршевая команда Русского корпуса / «Молва» № 288, 19 ноября 1943 г. С. 1.

(обратно)

476

Мануйлов М.Д. Одесса в период Второй мировой войны 1941–1944//Одесса… С. 179–180.

(обратно)

477

Лавина тронулась… / «Молва» № 297, 30 ноября 1943 г. С. 1; Отправка 8-й маршевой команды Русского корпуса / «Молва» № 307, 11 декабря 1943 г. С. 1; Карпатская-Волгина А. Среди русских добровольцев / «Молва» № 321, 30 декабря 1943 г. С. 1; Отправление второй маршевой команды Русского корпуса / «Одесская газета» № 272 (551), 25 ноября 1943 г. С. 3;Извещение / «Одесская газета» № 6 (586), 9 января 1944 г. С. 1; Извещение штаба Русского корпуса / «Одесская газета» № 10 (590), 14 января 1944 г. С. 4.

(обратно)

478

Munoz A. For Czar and Country… P. 25–26.

(обратно)

479

Бертельс-Меньшой А. «Румынское» пополнение корпуса // «Наши вести» № 382, январь-март 1981 г. С. 18.

(обратно)

480

Фостій І. П. Північна Буковина і Хотинщина… С. 200. Со ссылкой на: АЧОВПВАКПУ. Ф. 2. Спр. 1. Крк. 1–2.

(обратно)

481

Мануйлов М.Д. Одесса в период Второй мировой войны 1941–1944 //Одесса… С. 180.

(обратно)

482

Munoz A. For Czar and Country… P. 25.

(обратно)

483

Плескачев О. Перекати-поле // «Наши вести» № 420, 1990 г. С. 26.

(обратно)

484

NARA. Т. 501. R. 255. F. 983.

(обратно)

485

Удостоверение Анатолия Ятцена / Архив храма Святой Троицы, Буэнос-Айрес; Редакция «Нашей страны» Вместо цветов / «Наша страна» № 1789, 10 ноября 1984 г. С. 3.

(обратно)

486

Питай Н. Пятидесятилетний доброволец / «За Родину» № 6, 3 декабря 1944 г. С. 6.

(обратно)

487

Плавинский Н. Испанец / «Русское дело» № 3 (33), 16 января 1944 г. С. 3–4.

(обратно)

488

Подробнее см.: Redo Cardona R. Espańoles en la Segunda Guerra Mundial (El frente del este). Madrid, 1999. P. 140–171; Елпатьевский А. В. Испанская эмиграция в СССР. Историография и источники, попытка интерпретации. Тверь, 2002. С. 159–184; Ковалев Б. Испанские партизаны в болотах России или Гражданская война продолжается // «Родина» № 6, июнь 2013 г. С. 108–111.

(обратно)

489

Доброволец Почему я стал добровольцем / «Русское дело» № 46, 2 августа 1944 г. С. 4.

(обратно)

490

ЦАМО РФ. Картотека ФЗСП и АЗСП. 107 ЗСП. Д. 13036; Список поляглих вояків 1 – ої Української дивізії УНА та українців інших військових формацій в ІІ-ій світовій війні / Упорядн. Є. Шипайло. Нью-Йорк, 1992. С. 70.

(обратно)

491

Русская девушка / «Русское дело» № 34, 21 июня 1944 г. С. 4.

(обратно)

492

Аблова Р.Т. Сотрудничество советского и болгарского народов… С. 329.

(обратно)

493

Подробнее об истории группы и личности Петра Голофаева см. приложение.

(обратно)

494

Чета Голофаевых: бок о бок в боях и походах / «Наша страна» № 2938, 28 апреля 2012 г. С. 3. Откровенные домыслы и инсинуации Голофаевой, изложенные в интервью, вылились в то, что с резкой критикой в ее адрес выступил ветеран РОК Леонид Агабеков (Агабеков Л. Исправить неправды / «Наша страна» № 2945, 4 августа 2012 г. С. 4).

(обратно)

495

Список поляглих вояків… С. 64, 85, 90, 95, 106, 113, 119, 136, 140–141, 143.

(обратно)

496

Гунчак Т. У мундирах ворога. Броди, 2005. С. 19, 34.

(обратно)

497

Сослуживец по Корпусу Некролог // «Наши вести» № 334, 1 апреля 1974 г. С. 12.

(обратно)

498

Вербицкая И. Кинематографическая жизнь хорунжего Краснова (о том, чего нет в книге «Незабываемое») / «Наша страна», № 2812, 20 января 2007 г. С. 5.

(обратно)

499

Письмо Олега Бэйды автору от 29 августа 2016 г. / ЛАА.

(обратно)

500

Личный архив Сергея Чуева.

(обратно)

501

Спецсообщение командира 91-го Краснознаменного погранполка подполковника Иванова Военному совету 8-й гвардейской армии о русском добровольческом корпусе, сформированном в Сербии // Дробязко С.И. Под знаменами врага… С. 399.

(обратно)

502

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977525. Д. 91. Л. 37; Д. 366. Л. 43; Оп. 977526. Д. 114. Л. 428, 649, 689; Оп. 977527. Д. 4. Л. 562; Оп. 977527. Д. 91. Л. 139, 150; Оп. 977528. Д. 11. Л. 13; Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 56; Список умерших чинов 1-го казачьего генерала Зборовского полка // Верные долгу… С. 74.

(обратно)

503

Бабовић Г. Шабац под окупациjом (дневник од 1941–1944. године) //«Годишњак историјског архива» II, 1965. С. 107–108.

(обратно)

504

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977526. Д. 8. Л. 428; Оп. 977527. Д. 91. Л. 529; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 142–143.

(обратно)

505

Пироћанац С. Српски доброволен… С. 63; Terzić М. Jugoslovenska Kraljevska vlada, general Dragoljub Mihailovic і Saveznicko bombar-dovanje ciljeva u Jugoslaviji 1942–1944. godine // «Tokovi istorije» № 1–2, 2005. S. 108–109.

(обратно)

506

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977526. Д. 114. Л. 608; Оп. 977528. Д. 23. Л. 116; Письмо Александра Янушевского автору от 15 сентября 2014 г./ЛАА.

(обратно)

507

Марков С. На радиослужбе 1943–1945 гг. // «Наши вести» № 318, 1 декабря 1972 г. С. 6; Hill М., Beitling J. В-24 Liberators of the 15th Air Force/49th Bomb Wing. Atglen, 2006. P. 91; Hoskins R. 461st Bomb Group Aircraft Losses 1944-45 // «The 461st Liberaider» Vol. 15. № 2, december 1998. P. 18; Drain R. 5th Bomb Wing: History of Aircraft Assigned Springfield. OH, 1990. P. 94.

(обратно)

508

Приказ Русскому Охранному корпусу № 102, 22 апреля 1944 г. / «Русское дело» № 21, 6 мая 1944 г. С. 4.

(обратно)

509

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977527. Д. 91. Л. 3.

(обратно)

510

Чудесное спасение командира корпуса / «Русское дело» № 46, 2 августа 1944 г. С. 4.

(обратно)

511

Begović S. Logor Banjica… S. 222, 237.

(обратно)

512

Оберст Шредер K.M. граф дю Мулен (некролог) // «Наши вести» № 361, ноябрь-декабрь 1976 г. С. 15; Hurter J. Wilhelm Groener: Reichswehrminister am Ende der Weimarer Republik (1928–1932). Munich, 1993. S. 169.

(обратно)

513

Тихоцкий E. Военно-училищные курсы / «Русское дело» № 9 (39), 27 февраля 1944 г. С. 6; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 142–143.

(обратно)

514

Невзоров А. Как нас вооружали немцы // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 23.

(обратно)

515

Переброшена из Подринья 1 октября 1943 г. и возвращена обратно 10 февраля 1944 г. Это был первый эпизод передислокации подразделения РОК на столь отдаленный от основного района развертывания участок.

(обратно)

516

Заповест штаба Друге пролетерске дивизиіе од 8 jainyapa 1944 год. штабовима бригада за напад на Иваньицу и Лисаньски рудник // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату иугословенских народа. Том I. Кньига 7… С. 11–17.

(обратно)

517

Ђуковић И. Прва Шумадиjска бригада. Београд, 1978. С. 375–377.

(обратно)

518

Гетц В.И. Третий полк // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 180–181.

(обратно)

519

Марков С. На радиослужбе 1943–1945 гг. // «Наши вести» № 318, 1 декабря 1972 г. С. 5–6.

(обратно)

520

Druga Dalmatinska proleterska brigada. Split, 1982. S. 233; Извештај штаба Друге пролетерске бригаде Друге пролетерске дивизије од 10 јануара 1944 год. Штабу дивизије о нападу на Ивањицу // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 7… С. 17–19.

(обратно)

521

Извештај Одељења за државну заштиту Недићевог Министарства унутрашњих послова од 20. јануара 1944. о догађа јима у Србији од 13. до 20. јануара // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 21… С. 593.

(обратно)

522

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977527. Д. 137. Л. 144; Командир и чины 7-й роты 3-го полка РОК Н.Ф. Лавришин / «Русское дело» № 6 (36), 6 февраля 1944 г. С. 3; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 62.

(обратно)

523

Egić О. Ratni put Ankę Mezić // Druga Dalmatinska proleterska brigada. Sjećanja boraca. Split, 1989. S. 578.

(обратно)

524

Peovic V. Napad па Ivanjicu // Isto. S. 411.

(обратно)

525

Visnjic P. Prodor Druge і Pete divizije u Srbiju 1944. Beograd, 1968. S. 21.

(обратно)

526

Izveštaj vojnoupravnogkomandanta Jugoistoka od 27. Marta 1944. Grupi armija «F» o prodoru 2. i 5. NOLI divizijei preduzetim protivmerama u operaciji «Kamerjeger» kao i o odbijanju zahteva kvislinske crnogorske vlade za pripajanje Sandżaka Crnoj Gori // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih narada. Tom XII. Knjiga 4. Dokumenti nemačkog rajha 1944–1945. Beograd, 1979. S. 171; Стрезовски В., Андрић М. Тређа Пролетерска (Српска) бригада. Београд, 1976. С. 62–64.

(обратно)

527

Наређење штаба Пете НОУ дивизије од 30 марта 1944 год. штабовима Друге пролетерске дивизије, Четврте и Десете крајишке НОУ бригаде за форсирање реке Ибра // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 7… С. 165–167; Наређење штаба Друге пролетерске дивизије од 30 марта 1944 год. штабовима бригада за напад на Ушће и форсираше р. Ибра // Исто. С. 168–170.

(обратно)

528

Урошевић С. Друга Пролетерска бригада. Београд, 1988. С. 401–402.

(обратно)

529

Сформирован 6 марта 1944 г. на основе трех рот из «румынских» добровольцев (командир – гауптман Николай Петровский). 9-я «советская» рота были переименована в 5-ю, а прежняя 5-я расформирована и отправлена на доукомплектование 6-й.

(обратно)

530

Višnjić P. Prodor Druge і Pete divizije… S. 113–115, 124.

(обратно)

531

Димитријевић Б. Војска Недићеве Србије… С. 428–429.

(обратно)

532

Урошевић С. Друга Пролетерска бригада… С. 401; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 155.

(обратно)

533

Командир албанского националистического отряда, выступавший, однако, союзником НОАЮ.

(обратно)

534

Писмо Гани Круезија од 18. јуна 1944. Фадилу Хоџи о борби с Немцима // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 19. Борьбе на Косову 1941–1944 год. Београд, 1969. С. 581.

(обратно)

535

Письмо Константина Пио-Ульского автору от 31 августа 2016 г. / ЛАА. Зимой 1942–1943 гг., до развода родителей, семья проживала в Пожареваце, где служил отец Константина, фельдфебель Антоний Пио-Ульский.

(обратно)

536

Любомиров Н.И. Ночной бой в ущелье Клисура // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 189–190.

(обратно)

537

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977528. Д. 69. Л. 564.

(обратно)

538

Франк Д. О рыцарях и о «джентельменах» // «Наши вести» № 404–405, сентябрь и декабрь 1986 г. С. 28.

(обратно)

539

Слово офицера британской армии / «Русское дело» № 16 (46), 8 апреля 1944 г. С. 4.

(обратно)

540

1944 // Извештаjи недићевих органа власти у округу Моравском 1941–1944. Приредили Јовановић Д., Танић Д. Јагодина, 2005. С. 273; Извештај о општој ситуацији за прву половину месеца фебруара 1944 год. // Исто. С. 280.

(обратно)

541

Извештај о општој ситуацији за другу половину месеца фебруара 1944 г. // Исто. С. 284.

(обратно)

542

1944. година // Извештаjи Команде Српски Државне Страже… С. 117–118.

(обратно)

543

Черепов В. 7-я рота 4-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 188–189.

(обратно)

544

Приказ / «Русское дело» № 34, 21 июня 1944 г. С. 4; Werhas M. Nediceva Srbija // «Magazin za vojnu povijest» № 47, veljaca 2015. S. 14.

(обратно)

545

Дражин командант Србије одбија предлог да се разоружају белогардејци // Документи о издајству Драже Михаиловнћа. Књига I. Београд, 1945. С. 672–673.

(обратно)

546

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977525. Д. 91. Л. 151; Черепов В. 7-я рота 4-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 190.

(обратно)

547

Перовић М. Jужна Србиjа. Београд, 1961. С. 319–326.

(обратно)

548

Гончин М. Четврта српска ударна бригада. Београд, 1996. С. 106–107.

(обратно)

549

Извештај Одељења за државну заштиту Недић евог Миниетарства унутрашњих послова од 6. априла 1944. о догађајима у Србији од 31. марта до 6. Априла // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 21… С. 658.

(обратно)

550

Гончин М. Четврта српска ударна бригада… С. 108–109.

(обратно)

551

Гранитов В. С I батальоном 4-го полка на Белом Камне // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 208.

(обратно)

552

Гончин М. Четврта српска ударна бригада… С. 410, 430, 473, 556, 641, 681, 684, 706, 754, 770, 774, 814–815.

(обратно)

553

Nemačka obaveštajna služba. II. Nemaćka obavestajna służba u staroj Jugoslaviji. Beograd, 1955. S. 233.

(обратно)

554

Гранитов В. С I батальоном 4-го полка на Белом Камне // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 209–210.

(обратно)

555

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977527. Д. 4. Л. 587.

(обратно)

556

Гранитов В. С I батальоном 4-го полка на Белом Камне // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 210–211.

(обратно)

557

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977528. Д. 11. Л. 124; Картотека военнопленных офицеров. Л. 294.

(обратно)

558

Там же. Ф. 58. Оп. 977528. Д. 13. Л. 145.

(обратно)

559

Никчевић В. Петнаеста српска НО бригада. Београд, 1991. С. 23.

(обратно)

560

Гранитов В. С I батальоном 4-го полка на Белом Камне // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 211–213.

(обратно)

561

Хауптман А. Н-в «Белый Камень» / «Русское дело» № 27, 27 мая 1944 г. С. 4.

(обратно)

562

Список поляглих вояків… С. 18, 23.

(обратно)

563

Никчевић В. Петнаеста српска НО бригада. Београд, 1991. С. 24.

(обратно)

564

Извештај Одељења за државну заштиту Недићевог Миниетарства унутрашњих послова од 22. маја 1944. о ситуацији у Србији // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 21… С. 690.

(обратно)

565

Миленковић П. Седамнаеста српска НОУ бригада. Београд, 1989. С. 64.

(обратно)

566

Жены Србије у НОБ. Београд, 1975. С. 670, 689.

(обратно)

567

Невзоров А. Белый Камень // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 221–222.

(обратно)

568

Никчевић В. Петнаеста српска НО бригада… С. 55–56.

(обратно)

569

Лукич Как я получил Железный Крест / «Русское дело» № 51, 19 августа 1944 г. С. 4.

(обратно)

570

Извод из Операциског дневника Главног штаба НОВ и ПО Србије за време од 11 јула до 20 августа 1944 године // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 9. Борьбе у Србиjи 1944 год. Београд, 1956. С. 408

(обратно)

571

Никчевић В. Петнаеста српска НО бригада… С. 56, 170, 173.

(обратно)

572

Альбрехт В. Гора смерти / «Русское дело» № 47, 5 августа 1944 г. С. 4.

(обратно)

573

Приказ Русскому охранному корпусу, 26 июля 1944 г. – № 204 – М.Р. / «Русское дело» № 47, 5 августа 1944 г. С. 4. Чуть раньше солдат и офицеров корпуса стали награждать крестом «За военные заслуги». Первым, 17 июня, этот орден (II класса с мечами) получил Штейфон.

(обратно)

574

NARA. Т. 311. R. 191. F. 887.

(обратно)

575

Кераус – немецкий народный танец, традиционно завершающий праздник.

(обратно)

576

Перовић М. Jужна Србиjа… С. 417.

(обратно)

577

Невзоров А. Белый Камень // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 222–223.

(обратно)

578

Пејчић П. Деветнаеста српска бригада. Београд, 1989. С. 28, 468.

(обратно)

579

Невзоров А. Белый Камень // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 223–225.

(обратно)

580

1944. година // Извештаіи Команде Српски Државне Страже… С. 131, 134, 139, 141–142, 145.

(обратно)

581

Приказ Русскому Охранному Корпусу, 3 июня 1944 г. – № 139 – М.Р. / «Русское дело» № 31, 10 июня 1944 г. С. 4.

(обратно)

582

Альбрехт В. Один против трех / «Русское дело» № 51, 19 августа 1944 г. С. 4.

(обратно)

583

Поповић Д. На обронцима Бељанице. Нови Сад, 1969. С. 163.

(обратно)

584

Прица Д., Радоjковић J. Мијајлова јама. Деспотовац, 1984. С. 55.

(обратно)

585

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977528. Д. 69. Л. 12; 1944. година // Извештаіи Команде Српски Државне Страже… С. 141.

(обратно)

586

Прица Д., Радоjковић J. Мијајлова јама… С. 57–58.

(обратно)

587

NARA. Т. 311. R. 192. F. 638, 742, 833.

(обратно)

588

Трескин Л. III батальон 4-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 171–175; Никчевић В. Петнаеста српска НО бригада… С. 99.

(обратно)

589

Пантелић М. 25. Српска НОУ дивизиja. Београд: Војноиздавачки завод, 1977. С. 64–66.

(обратно)

590

Гранитов В. I батальон 4-го полка. Стоянка в Бор и уход из него // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 239–240.

(обратно)

591

Милосављевић К. Осамнаеста српска бригада. Београд, 1989. С. 84, 87; Пантелић М. 25. Српска НОУ дивизиja… С. 67.

(обратно)

592

Подробнее см.: Axworthy М., Scafes С., Craciunoiu С. Third Axis, Fourth Ally. Romanian Armed Forces in the European War, 1941–1945. London, 1995. P. 178–179.

(обратно)

593

Ранее Шемчук получил два знака для восточных народов «За заслуги» и один – «За храбрость», а в январе 1945 г. был награжден отпуском (Свежие могилы // «Наши вести» № 445, декабрь 1996 г. С. 24).

(обратно)

594

NARA. Т. 311. R. 193. F. 241; Гранитов В. I батальон 4-го полка. Стоянка в Бор и уход из него // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 240.

(обратно)

595

Ивановић М. 23. српска дивизија. Београд, 1994. С. 123, 131.

(обратно)

596

Гранитов В. I батальон 4-го полка. Стоянка в Бор и уход из него // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 241.

(обратно)

597

Основной состав роты – 40 советских граждан, работавших ранее в железнодорожных мастерских Ниша и бежавших во время налета на город английской авиации. Почти все командные должности – командир, комиссар, его помощник – занимались сербами, исключение составлял лишь помощник командира роты Александр Коваленко. Среди партизан роты известен некий Василий Манаев из бессарабского Болграда, возможно, в ее рядах воевали и перебежчики из РОК (Казак В.Н. Побратимы… С. 17; Миладиновић С. Четрнаеста српска НОУ бригада. Београд, 1982. С. 200).

(обратно)

598

Миладиновић С. Четрнаеста српска НОУ бригада… С. 214.

(обратно)

599

Гранитов В. I батальон 4-го полка. Стоянка в Бор и уход из него // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 241.

(обратно)

600

Иванович М. 23. српска дивизиіа… С. 137–138.

(обратно)

601

Гранитов В. I батальон 4-го полка. Стоянка в Бор и уход из него // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 242.

(обратно)

602

Ивановић М. 23. српска дивизија… С. 140.

(обратно)

603

Новый Председатель Союза // «Наши вести» № 404–405, сентябрь и декабрь 1986 г. С. 33.

(обратно)

604

NARA. Т. 501. R. 255. F. 1010–1011.

(обратно)

605

Вакар С.В. Наша генерация, рожденная в конце прошлого столетия // Материалы по истории Русского Освободительного Движения… С. 367–368.

(обратно)

606

Сформирована 29 сентября 1943 г. из части личного состава 1-й, 2-й и 11-й рот после массового дезертирства в последней. Расформирована 21 апреля 1944 г., причем бывшие солдаты 11-й роты переведены в 10-ю (Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 8).

(обратно)

607

NARA. Т. 501. R. 255. F. 1014–1015.

(обратно)

608

Ibid. F. 982, 1028–1029, 1131, 1134.

(обратно)

609

Полковник Гавликовский Взаимодействие с сербскими частями // «Наши вести» № 410–411, март-июнь 1988 г. С. 43; Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 13–18.

(обратно)

610

NARA. Т. 501. R. 255. F. 1187, 1191, 1193.

(обратно)

611

Босиљчић С. Тимочка краjина… С. 168; Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 28.

(обратно)

612

NARA. Т. 501. R. 255. F. 1193, 1201, 1206; 1944//Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 151–152.

(обратно)

613

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 4, 14, 36; Казанцев Л. Записки из плена о буднях Русского корпуса / «Наша страна» № 2923, 3 сентября 2011 г. С. 4.

(обратно)

614

Вакар С.В. Наша генерация, рожденная в конце прошлого столетия // Материалы по истории Русского Освободительного Движения… С. 370.

(обратно)

615

Казанцев Л. Записки из плена о буднях Русского корпуса / «Наша страна» № 2923, 3 сентября 2011 г. С. 4.

(обратно)

616

NARA. Т. 501. R. 255. F. 1028, 1034, 1191, 1244, 1248.

(обратно)

617

Виторовић А. Централна Србиjа… С. 654.

(обратно)

618

NARA. Т. 501. R. 255. F. 1248.

(обратно)

619

Ibid. Т. 311. R. 191. F. 931.

(обратно)

620

Вакар С.В. Наша генерация, рожденная в конце прошлого столетия // Материалы по истории Русского Освободительного Движения… С. 371–372.

(обратно)

621

Босиљчић С. Тимочка краjина… С. 216; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 152.

(обратно)

622

NARA. Т. 311. R. 192. F. 996; Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 7, 12.

(обратно)

623

Переброшена в Сербию из Загреба 25–26 августа и сразу же отправлена в Пожаревац (Dimitrijevic В., Savic D. Oklopne jedinice na jugoslovenskom ratiśtu 1941–1945. Beograd, 2011. S. 297).

(обратно)

624

NARA. T. 311. R. 193. F. 174, 202; Зорин M. Битка за Cp6njy 1944. године // «BojHO дело» № 3, jeceH 2014. C. 331; Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 4.

(обратно)

625

Б.В. О Русском Охранном Корпусе // «Часовой» № 297 (5), май 1950. С. 16.

(обратно)

626

Казанцев Л. Записки из плена о буднях Русского корпуса / «Наша страна» № 2923, 3 сентября 2011 г. С. 6.

(обратно)

627

Извод из Операциског дневника Главног штаба НОВ и ПО Ср-6nje од 11 до 30 септембра 1944 године // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Оугословенских народа. Том I. Кньига 12. Борьбе у Србији 1944 год. Београд, 1956. С. 506, 508; Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 12, 28.

(обратно)

628

Izveštaj Oblasnog rukovodstva Nemaćke narodne grupę za istoćni Śrem od 4 februara 1944 god. o dejstvima jedinica NOV // Zbornik doku-menata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom I. Knjiga 17… S. 557; Bojna relacija Sremskog zdruga od 9 februara 1944 god. Zapovednistvu Drugog zbornog podrućja o dejstvima jedinica NOV // Isto. S. 559–560.

(обратно)

629

ЦАМО РФ. Ф. 58. On. А-71744. Д. 5. Л. 64; Тихоцкий Е. Памяти павших / «Русское дело» № 4 (34), 23 января 1944 г. С. 3; К смерти Привродского / «Русское дело» № 35, 24 июня 1944 г. С. 4.

(обратно)

630

Ратни извештај Главног штаба НОВ и ПО Војводине бр. 1 од 7 јануара 1944 год. о акцијама Ударног диверзантског батаљона и јединица Првог сремског НОП одреда // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 8. Борьбе у Воjводине 1944 год. Београд, 1956. С. 18–19; Извештај Штаба Првог сремског НОП одреда од 14 јануара 1944 год. Главном штабу НОВ и ПО Војводине о акцијама Трећег батаљона // Исто. С. 23.

(обратно)

631

Бабовић Г. Шабац под окупациjом (дневник од 1941–1944. године) //«Годишњак историјског архива» III, 1966. С. 281–282.

(обратно)

632

Оранский П.М. «Рус, друже!» // Советские люди в освободительной борьбе югославского народа 1942–1945 (воспоминания, документы и материалы). М., 1973. С. 104.

(обратно)

633

Выписка из приказа / «Русское дело» № 4 (34), 23 января 1944 г. С. 3; ОровићС. Ратни дневник 1941–1945. Београд, 1972. С. 466.

(обратно)

634

Письмо гауптмана Александра Шмелева от 19 января 1944 г. Л. 3–4 / Архив храма Святой Троицы, Буэнос-Айрес.

(обратно)

635

Там же. Л. 1.

(обратно)

636

Бертолино М. Сећањена Шабац и Лозницу… С. 99.

(обратно)

637

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 51.

(обратно)

638

Пармаковић Д. Мачвански партизански одред… С. 963.

(обратно)

639

Исто. С. 966; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 145.

(обратно)

640

Плескачев О. Перекати-поле // «Наши вести» № 416, 1989 г. С. 19; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 160.

(обратно)

641

Димитријевић Д. Где је моја мама? Прилози за историју Авалског корпуса Југословенске војске у отаџбини (равногорски четници Драже Михаиловића у околини Београда 1943–1944). Београд, 2009.

(обратно)

642

К.Гр. Молодой батальон / «Русское дело» № 14 (44), 2 апреля 1944 г. С. 4; К.Гр. В патруле ночью / «Русское дело» № 19, 29 апреля 1944 г. С. 4.

(обратно)

643

Карапанџић Б. Грађански рат у Србији… С. 264; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 160.

(обратно)

644

Lepre G. Himmler's Bosnian Division. Atglen, 1997. P. 187–193; Стругар В. Югославия в огне войны… С. 218, 220.

(обратно)

645

Višnjić P. Prodor Druge і Pete divizije… S. 260.

(обратно)

646

Урошевић С. Друга Пролетерска бригада… С. 427–428

(обратно)

647

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 161.

(обратно)

648

Извод из Операцијског дневника 2. Пролетерске дивизије од 1. јануара до 1. jуна 1944. године // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 20… С. 616.

(обратно)

649

Аврамовић М. Друга пролетерска бригада: улустрована монографија. Београд, 1992. С. 233.

(обратно)

650

Карапанџић Б. Грађански рат у Србији… С. 264–265.

(обратно)

651

К.Гр. Первый батальон / «Русское дело» № 32, 14 июня 1944 г. С. 4.

(обратно)

652

Višnjić P. Prodor Druge і Pete divizije… S. 375–376; Стругар В. Югославия в огне войны… С. 220.

(обратно)

653

Приказ Русскому Охранному Корпусу, 3 июня 1944 г. – № 139 – М.Р. / «Русское дело» № 31, 10 июня 1944 г. С. 4; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 161.

(обратно)

654

NARA. Т. 311. R. 192. F. 415; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 161–162.

(обратно)

655

Стругар В. Югославия в огне войны… С. 231.

(обратно)

656

NARA. Т. 311. R. 191. F. 874, 916; R. 192. F. 49, 62.

(обратно)

657

Ibid. R. 192. F. 77.

(обратно)

658

Заповест Штаба Оперативне трупе диаизиіа од 2 августа 1944 год. штабовима Друге пролетерске, Пете и Седамнаесте НОУ дивнзиіе за рушегье железничке пруге Рашка – Косовска Митровица на сектору Рудница, Рамне // Зборник докумената и података о на-родноослободилачком рату Зугословенских народа. Том I. Кгьига 9… С. 131–137.

(обратно)

659

Извод из Операциског дневника Седамнаесте НОУ дивизиіе за време од 1—20 августа 1944 године // Исто. С. 508.

(обратно)

660

Кузнецов Н. Русский флот на чужбине… С. 361. Со ссылкой на: РГА ВМФ. Ф. 3-68. Оп. 1. Д. 3. Л. 47–47 об., 89–89 об.; ГА РФ. Ф. 6792. Оп. 2. Д. 428. Л. 3; «Службени BOjHH лист» № 27, 6 септембра 1937. С. 1103–1104; Альбом Русского корпуса… С. 60.

(обратно)

661

Извод из Операциског дневника Седамнаесте НОУ дивизиіе за време од 1—20 августа 1944 године // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Зугословенских народа. Том І. Кіьига 9… С. 509.

(обратно)

662

Knezevic Р. Sa operativnom grupom divizija u Srbiju 11 Druga krajiśka NOU brigada: ratna sećanja. Beograd, 1988. S. 712.

(обратно)

663

Плескачев О. Перекати-поле // «Наши вести» № 426, 1992 г. С. 25.

(обратно)

664

Петовар Р., ТрикиИ С. Шеста Пролетерска Источно-Босанска бригада. Београд, 1982. С. 515.

(обратно)

665

Gonćin М. Druga Krajiśka narodnooslobodilacka udarna brigada. Beograd, 1984. S. 275.

(обратно)

666

Gonćin M. Druga Krajiśka narodnooslobodilacka udarna brigada… S. 275–276.

(обратно)

667

Список поляглих вояків… С. 62, 124, 135; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 162. Датой гибели солдат в справочнике называются 7–8 августа, но уверенно можно говорить, что речь идет о 4–5.

(обратно)

668

Извод из Операциског дневника Седамнаесте НОУ дивизиіе за време од 1—20 августа 1944 године // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Зугословенских народа. Том I. КнэИгаЭ… С. 511–512.

(обратно)

669

Запопест штаба Пете НОУ дивизије од 3 августа 1944 год. штабовима Прве, Четврте и Десете крајишке НОУ бригаде за напад на комунакацију Косовска Митровица – Рашка на сектору Рамне – Лепосавићи // Исто. С. 142–145.

(обратно)

670

Moraća М. Ratni dnevnik. Beograd, 1962. S. 262; Зориfi P. Чтврта Краешка бригада. Београд, 1980. С. 260.

(обратно)

671

В бункере № 179 погиб стрелок 7-й роты 3-го полка Георгий Наумов. Он родился 12 июля 1897 г. в Одессе и, судя по адресу некой Марии Саповой, указанной в категории родственников, до вступления в РОК проживал там же (ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977526. Д. 8. Л. 438).

(обратно)

672

Иванов Б. Из прошлого охранной службы // «Наши вести» № 374, январь-март 1979 г. С. 10–11.

(обратно)

673

М.И. Не люди, а дьяволы / «Русское дело» № 52, 23 августа 1944 г. С. 4.

(обратно)

674

Jarić V. Presli smo Ibar // Cetvrta krajiśka narodnooslobodilacka udarna brigada. Zbornik sećanja. Knjiga 2. Beograd, 1984. S. 420–421.

(обратно)

675

Зорић Р. Чтврта Краjишка бригада… С. 261.

(обратно)

676

М.И. Не люди, а дьяволы / «Русское дело» № 52, 23 августа 1944 г. С. 4; Квятковский И. На Ибре // «Наши вести» № 386, январь-март 1982 г. С. 15.

(обратно)

677

Gonćin М. Rauś S. Prva Krajiśka udarna proleterska brigada. Beograd, 1981. S. 228–229.

(обратно)

678

В.С. Герои бункеров долины Ибра // «Часовой» № 592 (10), октябрь 1975 г. С. 13; № 593 (11), ноябрь 1975 г. С. 14.

(обратно)

679

Moraća М. Ratni dnevnik… S. 263.

(обратно)

680

Урошевић С. Друга Пролетерска бригада… С. 465.

(обратно)

681

Jанковић Б. Четврта пролетерска црногорска бригада. Београд, 1975. С. 425–426.

(обратно)

682

Анђелић М. Приjелаз преко Ибра // Четврта пролетерска црногорска

(обратно)

683

Jанковић Б. Четврта пролетерска црногорска бригада… С. 426.

(обратно)

684

Приказ Русскому Охранному Корпусу, 19 августа 1944 г. – № 231 – М.Р. / «Русское дело» № 52, 23 августа 1944 г. С. 1.

(обратно)

685

Квятковский И. На Ибре // «Наши вести» № 386, январь-март 1982 г. С. 15.

(обратно)

686

М.И. Не люди, а дьяволы / «Русское дело» № 52, 23 августа 1944 г. С. 4; Стрезовски В., Андрић М. Тређа Пролетерска (Српска) бригада… С. 138–139.

(обратно)

687

Выпускник юридического факультета Московского университета, Александровского военного училища и бельгийской академии Генерального штаба. В РОК служил с 18 сентября 1941 г. В начале апреля 1945 г. переведен в «национальные части» – возможно, Кавказское соединение войск СС (Аттестация на обер-лейтенанта Русского Корпуса Яблокова-Ханзорьяна от 4 апреля 1945 года. Сек.№ 1034 М.Р. / Архив Центра изучения истории Белого движения. Фонд «Союз чинов Русского корпуса»).

(обратно)

688

Урошевић С. Друга Пролетерска бригада… С. 465; Квятковский И. На Ибре // «Наши вести» № 386, январь-март 1982 г. С. 15.

(обратно)

689

Mandić G. 17. istocnobosanska NOU divizija. Beograd, 1976. S. 216.

(обратно)

690

Jанковић Б. Четврта пролетерска црногорска бригада… С. 427; Moraća М. Ratni dnevnik… S. 262–263; Извод из Операциског дневника Седамнаесте НОУ дивизиіе за време од 1—20 августа 1944 године // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 9… С. 512.

(обратно)

691

Nemačka obaveštajna služba. VIII… S. 918. Среди погибших исключения составляют стрелок 3-й роты 5-го полка Иосиф Величук (16 марта 1922 г., Буковина – 3 августа 1944 г., Белград), унтер-офицер караульной роты батальона «Белград» Михаил Ромашкевич (30 сентября 1893 г., Елец – 14 августа 1944 г., Белград) и фельдфебель саперного взвода 2-го полка Александр Воробьев (22 октября 1881 г., Оренбург – 16 августа 1944 г., Пожаревац). Причины смерти всех трех неизвестны (ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 977525. Д. 91. Л. 36.; Оп. 977527. Д. 4. Л. 159; Оп. 977528. Д. 18. Л. 117).

(обратно)

692

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 163; Квятковский И. На Ибре // «Наши вести» № 386, январь-март 1982 г. С. 15.

(обратно)

693

Писмо Главног штаба НОВ и ПО Србије од 6 августа 1944 год. енглеској војној мисији при Главном штабу НОВ и ПО Србије у вези са тражењем авиона за бомбардовање непријатељских гарнизона у Србији // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 9… С. 190.

(обратно)

694

Nemačka obaveštajna služba. VIII… S. 915; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 156.

(обратно)

695

Приказ Русскому Охранному Корпусу, 17 августа 1944 г. – № 227 – М.Р. / «Русское дело» № 51, 19 августа 1944 г. С. 4.

(обратно)

696

В.С. Герои бункеров долины Ибра // «Часовой» № 586–587 (4–5), апрель-май 1975 г. С. 8.

(обратно)

697

Соглашение о совместных действиях между оккупационными войсками и Расинским четницким корпусом было подписано в комендатуре Крушеваца 12 апреля 1944 г. (Николић К. Ослобођење Крушевца октобра 1944. у свету односа четника и немаца // Ослобођење Крушевца 1944. године: Зборник докумената, студија и сећања учесника и савременика / приредио Душан Миљојковић. Крушевац, 1997. С. 262).

(обратно)

698

Плескачев О. Перекати-поле // «Наши вести» № 437, декабрь 1994 г. С. 7; № 442, март 1996 г. С. 15; Извештај Штаба Друге пролетерске дивизије од 14 септембра 1944 год, Главном штабу НОВ и ПО Србије о борбама против Немаца, недићеваца и четника на прилазима Крушевца // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 12… С. 92.

(обратно)

699

NARA. Т. 311. R. 193. F. 15; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 163–164.

(обратно)

700

Извештај Штаба Ибарског НОП одреда од 9 септембра 1944 год. Главном штабу НОВ и ПО Србије о војно-политичкој ситуацији на подручју Косовске Митровице, Рашке и Новог Пазара и о стању у Одреду // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 11. Борьбе у Србиjи 1944 год. Београд, 1955. С. 399–401

(обратно)

701

В.С. Герои бункеров долины Ибра // «Часовой» № 586–587 (4–5), апрель-май 1975 г. С. 8–9.

(обратно)

702

Наређење Штаба Оперативне групе дивизија од 5 септембра 1944 год. штабовима Пете, Седамнаесте и Двадесет прве НОУ дивизије за форсирање Ибра између Маглића и Биљановца // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 11… С. 280–282; Извештај Штаба Пете НОУ дивизије од 7 септембра 1944 год. Штабу Оперативне групе дивизија о промени места прелаза преко комуникације Рашка – Краљево // Исто. С. 330.

(обратно)

703

NARA. Т. 311. R. 193. F. 359; Donlagić A. Proleteri Istocne Bosne. Beograd, 1970. S. 213–215.

(обратно)

704

Јовановић С., Мирчетић Д. Пета српска HOУ бригада. Београд, 1989. С. 129–130.

(обратно)

705

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 17; Б.А. Воспоминания о генерале M.M. Зинкевиче // «Наши вести» № 375, апрель-июнь 1979 г. С. 17.

(обратно)

706

Гончин М. Четврта српска ударна бригада… С. 204–206; Урошевић С. Друга Пролетерска бригада… С. 493.

(обратно)

707

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 14; Извод из Операциског дневника Оперативне трупе дивизиіа за време од 21 августа до 10 септембра 1944 године // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Зугословенских народа. Том І. Кіьига 11… С. 464.

(обратно)

708

Зорић Р. Чтврта Краjишка бригада… С. 265.

(обратно)

709

Мурзин Н. Бой артиллерийского взвода 3-го полка // «Под белым крестом» № 1, 1951 г. С. 29–31.

(обратно)

710

Там же… С. 31; Moraća М. Peta Krajiśka divizija. Beograd, 1985. S. 266.

(обратно)

711

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 164; Извештаі Штаба Пете НОУ дивизиіе од 9 септембра 1944 год. Штабу Оперативне трупе дивизиіа о борбама приликом прелаза преко комуникациіе Рашка – Кратьево и о нападу на с. Рудно // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Зугословенских народа. Том I. Кньига 11… С. 375.

(обратно)

712

Любомиров Н.И. Ночной бой в ущелье Клисура // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 191–193.

(обратно)

713

Jанковић Б. Четврта пролетерска црногорска бригада… С. 445–446; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 164.

(обратно)

714

NARA. Т. 311. R. 193. F. 540.

(обратно)

715

Извештаі Штаба Ибарског НОП одреда од 20. септембра 1944. Штабу 13. корпуса HOBJ о деіствима у Ибарсщ долини // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Зугословенских народа. Том І. Кіьига 19… С. 635; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 164–165.

(обратно)

716

Плескачев О. Перекати-поле // «Наши вести» № 443, июнь 1996 г. С. 20–21.

(обратно)

717

ЦАМО РФ. Ф. 243. Оп. 2900. Д. 302. Л. 146.

(обратно)

718

Извештаі Штаба Требе српске ударне бригаде од 23 септембра 1944 год. Штабу Друге пролетерске дивизиіе о борбама против четника око Крушевца од 18 до 22 септембра // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Зугословенских народа. Том I. Кньига 12… С. 306–307.

(обратно)

719

Плескачев О. Перекати-поле // «Наши вести» № 443, июнь 1996 г. С. 21.

(обратно)

720

NARA. Т. 311. R. 195. F. 974–975.

(обратно)

721

Сведения о наличном составе // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 405.

(обратно)

722

NARA. Т. 311. R. 849. F. 71, 110; Бодиско В.В. Уехать могли все // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 279. Первое известное нам упоминание о наличии в РОК (вероятно в батальоне «Белград») советского оружия – ручного пулемета ДП – относится к июню 1944 г. (Андерс В. Оружейная мастерская / «Русское дело» № 35, 24 июня 1944 г. С. 4).

(обратно)

723

Письмо Константина Пио-Ульского автору от 31 августа 2016 г. / ЛАА.

(обратно)

724

Эвакуационное свидетельство Антонины и Натальи Шмелевых / Архив храма Святой Троицы, Буэнос-Айрес.

(обратно)

725

Стругар В. Югославия в огне войны… С. 236–237.

(обратно)

726

Donlagić A. Dvadeset Sedma Divizija. Beograd, 1983. S. 255; Izvod iz operacijskog dnevnika śtaba 27. divizije od 30. septembra 1944. dostav-Ijen Śtabu 3. korpusa NOVJ о dejstvima u prvoj polovini septembra // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslov-enskih naroda. Tom IV. Knjiga 29. Borbe u Bośni і Hercegovini 1944. god. Beograd, 1968. S. 573; Pregled rasporeda jedinica 3. zbornog podrucja na dan 4. septembra 1944. godine // Isto. S. 674; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 53.

(обратно)

727

На 1 сентября списочный состав 1-го полка насчитывал 1929 человек (включая 56 офицеров), против 2211 (63 офицера) по штату. Налицо было еще меньше – 1749 военнослужащих и чиновников, из них 51 офицер.

(обратно)

728

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 146–147.

(обратно)

729

NARA. Т. 311. R. 193. F. 645; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 54.

(обратно)

730

Vuksanovic М. Prva Proleterska brigade… S. 370–371.

(обратно)

731

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 54.

(обратно)

732

Матовић И. Повратан ратника. Београд, 1968. С. 157–158; Атанацковић Ж. Друга Воjвоћанска НОУ бригада. Београд, 1978. С. 235.

(обратно)

733

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 148.

(обратно)

734

ПармаковиИ Д. Мачвански партизански одред… С. 1071; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 54.

(обратно)

735

Заповест Штаба Шеснаесте НОУ дивизіф од 23 септембра 1944 год. штабовима бригада за напад на Лозницу // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Зугословенских народа. Том I. Кгьига 12… С. 315–318.

(обратно)

736

Николаев К. Герой-командир // «Наши вести» № 397, декабрь 1984 г. С. 18.

(обратно)

737

Бертолино М. Сећањена Шабац и Лозницу… С. 149.

(обратно)

738

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 148.

(обратно)

739

Мокиевский-Зубок О.Л. В Русский Корпус при начавшемся отступлении 1-го полка и ранение генерала Зборовского // Материалы по истории Русского Освободительного Движения… С. 344–345.

(обратно)

740

Vasic В., Savic S. Prva Vojvodanska brigada. Novi Sad, 1979. S. 316; Лагатор Ш. Чтврта воівобанска бригада. Београд, 1973. С. 171.

(обратно)

741

Mraovic N. Peta Vojvodanska brigada. Novi Sad, 1985. S. 271–272.

(обратно)

742

Isto. S. 266.

(обратно)

743

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 54.

(обратно)

744

Mraovic N. Peta Vojvodanska brigada… S. 273–274.

(обратно)

745

Николаев К. Герой-командир // «Наши вести» № 397, декабрь 1984 г. С. 18.

(обратно)

746

Панић Р. Трећа воjвоћанска НОУ бригада. Београд, 1980. С. 342–343; Mraović N. Peta Vojvođanska brigada… S. 275–276.

(обратно)

747

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 55.

(обратно)

748

Его российское звание.

(обратно)

749

Грудзинский К. Празднуем юбилей Корпуса // «Наши вести» № 386, январь-март 1982 г. С. 20.

(обратно)

750

Мокиевский-Зубок О.Л. В Русский Корпус при начавшемся отступлении 1-го полка и ранение генерала Зборовского // Материалы по истории Русского Освободительного Движения… С. 345–346.

(обратно)

751

Матовий И. Повратан ратника… С. 158.

(обратно)

752

Николаев К.Н. Слава казачья // Верные долгу… С. 30.

(обратно)

753

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Там же… С. 55.

(обратно)

754

Панић Р. Трећа воjвоћанска НОУ бригада… С. 343, 550–551, 555, 563, 576, 581, 585, 594, 617, 620, 624, 644; Mraović N. Peta Vojvođanska brigada… S. 277–278, 475, 502, 540; Атанацковић Ж. Друга Воjвоћанска НОУ бригада… С. 416, 461.

(обратно)

755

Бабовић Г. Шабац под окупациjом (дневник од 1941–1944. године) //«Годишњак историјског архива» III, 1966. С. 327–328.

(обратно)

756

Николаев К. Герой-командир // «Наши вести» № 397, декабрь 1984 г. С. 19.

(обратно)

757

NARA. Т. 311. R. 193. F. 1128; Извештаі Штаба Шеснаесте НОУ дивизі/ije од 29 септембра 1944 год. Штабу Дванаестог корпуса HOBJ о борбама против четника, недиЛеваца, белогардеіаца и Немаца на просторий Цер – Шабац // Зборник докумената и података о народ-ноослободилачком рату Зугословенских народа. Том I. Кньига 12… С. 469–470; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 55.

(обратно)

758

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 149–150.

(обратно)

759

NARA. Т. 311. R. 194. F. 373; Dimitrijevic В., Savic D. Oklopne je-dinice… S. 297, 301.

(обратно)

760

Извештаі Штаба Шеснаесте НОУ дивизиіе од 3 октобра 1944 год. Штабу Дванаестог корпуса HOBJ о борбама против Немаца, недиЛеваца и белогардеіаца код Шапца // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Зугословенских народа. Том І. Кіьига 13. Борьбе у Србији 1944 год. Београд, 1956. С. 76–77.

(обратно)

761

Бабовић Г. Шабац под окупациjом (дневник од 1941–1944. године) //«Годишњак историјског архива» III, 1966. С. 330.

(обратно)

762

Vasic В., Savic S. Prva Vojvodanska brigada… S. 325; Список убитых и умерших от ран 1-го казачьего генерала Зборовского полка // Верные долгу… С. 60; Список раненых и контуженных чинов 1-го казачьего генерала Зборовского полка // Там же… С. 63.

(обратно)

763

Bimitrijevic В., Savic D. Oklopne jedinice… S. 302; Извод из Операциског дневника Штаба Шеснаесте НОУ дивизиіе за октобар 1944 године // Зборник докумената и података о народноослободи-лачком рату Зугословенских народа. Том І. Кіьига 14. Борьбе у Србији 1944 год. Београд, 1957. С. 486.

(обратно)

764

Бабовић Г. Шабац под окупациjом (дневник од 1941–1944. године) //«Годишњак историјског архива» III, 1966. С. 331.

(обратно)

765

Извод из Операциског дневника Штаба Шеснаесте НОУдивизиіе за октобар 1944 године // Зборник докумената и података о народ-ноослободилачком рату Зугословенских народа. Том І. Кіьига 14… С. 487.

(обратно)

766

Бабовић Г. Шабац под окупациjом (дневник од 1941–1944. године) //«Годишњак историјског архива» III, 1966. С. 335.

(обратно)

767

Великая Отечественная война 1941–1945 гг. Кампании и стратегические операции в цифрах. Том II. M., 2010. С. 504, 518.

(обратно)

768

NARA. Т. 311. R. 193. F. 341.

(обратно)

769

С советской стороны в нем участвовал, вероятнее всего, 78-й стрелковый полк 74-й стрелковой дивизии.

(обратно)

770

Вилперт A. Ill батальон 3-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 255–256; NARA. Т. 314. R. 849. F. 1417.

(обратно)

771

NARA. Т. 311. R. 193. F. 1102.

(обратно)

772

Вилперт А. Ill батальон 3-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 256; ЦАМО РФ. Ф. 7614. Оп. 91910. Д. 10. Л. 2.

(обратно)

773

ЦАМО РФ. Ф. 968. Оп. 1. Д. 195. Л. 30.

(обратно)

774

Там же. Ф. 33. Оп. 11458. Д. 436. Л. 38; Ф. 58. Оп. 18002. Д. 1135. Л. 219–220.

(обратно)

775

Grupa sovjetskih і jugoslovenskih autora Beogradska operacija. Beograd, 1964. S. 96.

(обратно)

776

ЦАМО РФ. Ф. 968. Оп. 1. Д. 195. Л. 32.

(обратно)

777

NARA. Т. 314. R. 849. F. 120; ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 11458. Д. 693. Л. 287; Ф. 58. Оп. 18002. Д. 1135. Л. 212, 217, 221; On. А-71693. Д. 1409; Ф. 968. Оп. 1. Д. 139. Л. 22; Ф. 1604. Оп. 1. Д. 27. Л. 11–12; Вилперт A. Ill батальон 3-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 256.

(обратно)

778

Симонов К. В югославских селах / «Красная звезда» № 237, 5 октября 1944 г. С. 3.

(обратно)

779

NARA. Т. 311. R. 194. F. 72; Т. 314. R. 849. F. 111; Kurowski F. Baulehr-Bataillon 800 z.b.V. Brandenburg. II cast. Praha, 2006. S. 193.

(обратно)

780

ЦАМО РФ. Ф. 6424. On. 186560. Д. 2. Л. 135–137; Извод из Операциског дневника Главног штаба НОВ и ПО Србије од 11 до 30 септембра 1944 године // Зборник докумената и података о на-родноослободилачком рату Зугословенских народа. Том І. Кіьига 12… С. 530, 534.

(обратно)

781

Kurowski F. Baulehr-Bataillon 800 z.b.V… S. 193.

(обратно)

782

ЦАМО РФ. Ф. 6424. On. 186560. Д. 2. Л. 139; Ф. 413. Оп. 10372. Д. 397. Л. 6.

(обратно)

783

Черниченко Г. Крестный путь Русского корпуса // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 260.

(обратно)

784

ЦАМО РФ. Ф. 6424. Оп. 186560. Д. 2. Л. 140–141; Ф. 968. Оп. 1. Д. 195. Л. 41; Ф. 58. Оп. 18002. Д. 1246. Л. 46.

(обратно)

785

Kurowski F. Baulehr-Bataillon 800 z.b.V… S. 194; Черниченко Г. Крестный путь Русского корпуса // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 260–261.

(обратно)

786

ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 11458. Д. 436. Л. 275–276; Ф. 968. Оп. 1. Д. 215. Л. 76; Ф. 6424. Оп. 186560. Д. 2. Л. 142–143.

(обратно)

787

Там же. Ф. 6424. Оп. 186560. Д. 2. Л. 143; Kurowski F. Baulehr-Bataillon 800 z.b.V… S. 194; Черниченко Г. Крестный путь Русского корпуса // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 261.

(обратно)

788

NARA. Т. 311. R. 849. F. 111.

(обратно)

789

Полянский А.Н. Предательское нападение дезертиров // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 168–169; Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 36.

(обратно)

790

NARA. Т. 311. R. 849. F. 111, 1250.

(обратно)

791

Львова., Мошанский И. На земле Югославии. Белградская стратегическая наступательная операция. М., 2005. С. 32–34.

(обратно)

792

NARA. Т. 314. R. 849. F. 110, 1112, 1400.

(обратно)

793

Гранитов В. I батальон 4-го полка. Стоянка в Бор и уход из него // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 243–244.

(обратно)

794

Новый Председатель Союза // «Наши вести» № 404–405, сентябрь и декабрь 1986 г. С. 33.

(обратно)

795

ЦАМО РФ. Ф. 961. Оп. 1. Д. 39. Л. 1191; Д. 44. Л. 517; Д. 77. Л. 290–292.

(обратно)

796

Гранитов В. I батальон 4-го полка. Стоянка в Бор и уход из него // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 244; Список поляглих вояків… С. 13, 54, 110, 112, 130.

(обратно)

797

ЦАМО РФ. Ф. 961. Оп. 1. Д. 77. Л. 249; Ф. 7071. Оп. 87513. Д. 1. Л. 13–16.

(обратно)

798

Там же. Ф. 33. Оп. 11458. Д. 434. Л. 283; Д. 441. Л. 2; Д. 456. Л. 41; Ф. 58. Оп. 18002. Д. 1137. Л. 111–112; Д. 1220. Л. 179, 183; Д. 1230. Л. 130–132, 134; Д. 1236. Л. 89; Д. 1241. Л. 162; Д. 1381. Л. 89, 146; Д. 1408. Л. 104; Д. 1615. Л. 140; Оп. 18003. Д. 500. Л. 17; Д. 1388. Л. 1499.

(обратно)

799

Hnilicka K. Das Ende auf dem Balkan… S. 71.

(обратно)

800

NARA. Т. 311. R. 849. F. 111.

(обратно)

801

Фостій І. П. Північна Буковина і Хотинщина… С. 200. Со ссылкой на: ДА СБУ ЧО. Спр. 222.

(обратно)

802

NARA. Т. 311. R. 849. F. 1269; Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 4.

(обратно)

803

ЦАМО РФ. Ф. 243. Оп. 2900. Д. 870. Л. 23; Ф. 413. Оп. 10372. Д. 435. Л. 49; Ф. 1261. Оп. 1. Д. 24. Л. 166; Ф. 3344. Оп. 1. Д. 25. Л. 45.

(обратно)

804

Пироћанац С. Српски добровољци… С. 38.

(обратно)

805

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 36; Редькин А. Из Кральева в Чачак. 1944 год // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 293–294.

(обратно)

806

ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 686196. Д. 1371. Л. 260.

(обратно)

807

Полянский А. Из воспоминаний о 2-м полку // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 251.

(обратно)

808

Moraća М. Peta Krajiśka divizija… S. 284; Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 37, 44.

(обратно)

809

Полянский А. Из воспоминаний о 2-м полку // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 252–253.

(обратно)

810

Mavournel J.-P. Le chasseur des Balkans // «Batailles & Blindes» № 72, avril/mai 2016. P. 80–81.

(обратно)

811

Толубко В.Ф., Барышев И.И. От В иди на до Белграда… С. 136–138.

(обратно)

812

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 37, 44.

(обратно)

813

Тихонов П.П. Воспоминания лейтенанта / «Наша страна» № 2286, 28 мая 1994 г. С. 2.

(обратно)

814

Hnilicka К. Das Ende auf dem Balkan 1944/45. Gottingen, Ziirich, Frankfurt, 1970. S. 75.

(обратно)

815

Grupa sovjetskih і jugos/ovenskih autora Beogradska operacija… 241–243.

(обратно)

816

Черниченко Г. Крестный путь Русского корпуса // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 262–263; В Русском корпусе полвека назад (из письма командира 3-го батальона 2-го полка генерала Е.В. Иванова) // «Наши вести» № 437, декабрь 1994 г. С. 23; К 74-летию основания Русского корпуса на Балканах и 70-летию завершения его эпопеи / «Наша страна» № 3021, 19 сентября 2015 г. С. 4 (по иллюстрации).

(обратно)

817

Вильперт A. Ill батальон 3-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 257–258; Полковник Рогожин Генерал H.A. Петровский // «Наши вести» № 387, апрель-июнь 1982 г. С. 17.

(обратно)

818

Н-в П. В боях под Авалой // «Наши вести» № 380, июль-сентябрь 1980 г. С. 17.

(обратно)

819

Hnilicka К. Das Ende auf dem Balkan… S. 80–81.

(обратно)

820

Извештај Штаба Треће српске бригаде од 11 октобра 1944 год. Штабу Друге пролетерске дивизије о борбама код Ђуниса // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 13… С. 263–264; Трескин Л. III батальон 4-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 176–177; Стрезовски В., Андрић М. Тређа Пролетерска (Српска) бригада… С. 182.

(обратно)

821

Памяти о. Владимира Шатилова // «Наши вести» № 404–405, сентябрь и декабрь 1986 г. С. 43.

(обратно)

822

Трескин Л. Ill батальон 4-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 178–180.

(обратно)

823

ЦАМО РФ. Ф. 6184. Оп. 580855. Д. 1. Л. 36.

(обратно)

824

Никчевић В. Петнаеста српска НО бригада… С. 121–124.

(обратно)

825

Трескин Л. Ill батальон 4-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 182.

(обратно)

826

ЦАМО РФ. Ф. 243. Оп. 2900. Д. 302. Л. 185.

(обратно)

827

Китт О. «Vorwarts Prinz Eugen!»… S. 284; Извод из операциског дневника Главног Штаба НОВ и ПО Србије од 1 до 15 октобра 1944 године// Зборник докумената и података о народноослободи-лачком рату Зугословенских народа. Том I. Кгьига 13… С. 459.

(обратно)

828

Бандурка Ф. Записки казачьего врача. Краснодар, 2013. С. 125; Никчевић В. Петнаеста српска НО бригада… С. 125.

(обратно)

829

Трескин Л. Ill батальон 4-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 182–184.

(обратно)

830

Политанский А.С. Коварство наших «союзников» // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 255–256.

(обратно)

831

Плескачев О. Перекати-поле // «Наши вести» № 445, декабрь 1996 г. С. 19.

(обратно)

832

Сшошић А. Под небом Крушевца // Ослобођење Крушевца… С. 252.

(обратно)

833

ЦАМО РФ. Ф. 961. Оп. 1. Д. 77. Л. 254; Тимофејев А. Руси и Други светски рат… С. 449–353.

(обратно)

834

Pavlovic М. Ocevidac Gradanskog rata u Srbiji // «Istorija 20. veka» № 1, 2007. S. 180.

(обратно)

835

Тимофеев А.Ю. Четники… С. 150–151; ЗориТ М. Битка за Cp6njy 1944. године // «BojHO дело» № 3, jeceH 2014. С. 339.

(обратно)

836

Milovanovic N. Kontrarevolucionarni pokret Draże Mihailovica. Knjiga 4: Slom. Beograd, 1983. S. 222.

(обратно)

837

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 9–11, 54–61.

(обратно)

838

При прохождении четников через село Сиеница, часть которого была занята немецкими войсками, Доманский воспользовался отсутствием охраны и присоединился к ним.

(обратно)

839

Доманский Ю.М. В плену у четников // «Наши вести» № 394, весна 1984 г. С. 18–19.

(обратно)

840

Быстро! Быстро! – нем.

(обратно)

841

Рышков А. Чачак // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 298–299.

(обратно)

842

Полянский А. Мы и четники // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 251–253.

(обратно)

843

Димитријевић Д. Где је моја мама…

(обратно)

844

NARA. Т. 311. R. 849. F. 518.

(обратно)

845

Политанский А.С. Коварство наших «союзников» // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 257; Редькин А.С. Из Кральево в Чачак. 1944 год // Там же… С. 295–296.

(обратно)

846

Milovanovic N. Kontrarevolucionarni pokret Draże Mihailovica… S. 222–223.

(обратно)

847

ЦАМО РФ. Ф. 961. Оп. 1. Д. 287. Л. 322, 324; Пантелић М., Маринковић Р., Никшић В. Чачански народноослободилачки партизански одред «Др Драгиша Мишовић». Чачак, 1982. С. 373–374.

(обратно)

848

Писмо капетана Предрага Раковића, команданта 2. равногорског корпуса, Штабу 93. пешадијске дивизије Црвене армије о сарадњи и борби против Немаца, 15. новембар 1944. године // Тимотијевић М. Седамдесет година од победе над фашизмом (1945–2015). Чачак, 2015. С. 92.

(обратно)

849

NARA. T. 311. R. 849. F. 672, 740; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 159; Петовар Р., Трикић С. Шеста Пролетерска Источно-Босанска бригада… С. 563, 566.

(обратно)

850

Стрезовски В., Андрић М. Тређа Пролетерска (Српска) бригада… С. 189.

(обратно)

851

ЦАМО РФ. Ф. 961. Оп. 1. Д. 77. Л. 255; Kumm О. «Vorwarts Prinz Eugen!»… S. 306.

(обратно)

852

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 159; NARA. Т. 311. R. 849. F. 406.

(обратно)

853

ЦАМО РФ. Ф. 1261. Оп. 1. Д. 24. Л. 171–172; Mandić G. 17. Istocnobosanska NOU divizija… S. 270–271.

(обратно)

854

NARA. Т. 311. R. 849. F. 164–165, 265, 350–351.

(обратно)

855

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 158. О потерях РКвС в боях за Чачак известно, что тяжелое ранение при артобстреле получил гауптман Патаридзе, а в артиллерийском взводе 4-го полка, на момент его передислокации в Кральево 29 октября, оставалось лишь одно орудие (NARA. Т. 311. R. 849. F. 156).

(обратно)

856

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 18002. Д. 1235. Л. 167; Ф. 1261. Оп. 1. Д. 24. Л. 172.

(обратно)

857

Имеется в виду открытый в 1938 г. монумент Танаско Раичу, расположенный к северо-востоку от Чачака.

(обратно)

858

Рышков А. Чачак // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 300–301.

(обратно)

859

NARA. Т. 311. R. 849. F. 194.

(обратно)

860

ЦАМО РФ. Ф. 1261. Оп. 1. Д. 24. Л. 172.

(обратно)

861

Рышков А. Чачак // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 302–303; ЦАМО РФ. Ф. 961. Оп. 1. Д. 287. Л. 363.

(обратно)

862

NARA. Т. 311. R. 849. F. 218.

(обратно)

863

Ibid. F. 196.

(обратно)

864

Мордвинкин Ю.Б. Белогвардейцы. Б.м., 1997. С. 102.

(обратно)

865

NARA. Т. 311. R. 850. F. 896–897.

(обратно)

866

Милосављевић К. Осамнаеста српска бригада… С. 147.

(обратно)

867

NARA. Т. 311. R. 850. F. 1090.

(обратно)

868

Мордвинкин Ю.Б. Белогвардейцы… С. 106–122.

(обратно)

869

Извештај Штаба Ибарског НОП одреда од 8 октобра 1944 год. Главном штабу НОВ и ПО Србије о борбама против Немаца, белогардејаца и четника у долини Ибра // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 13… С. 180.

(обратно)

870

Заповест Штаба Ибарског НОП одреда од 7. октобра 1944. за напад на непријатељску посаду у с. Рудници // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 19… С. 663–665.

(обратно)

871

Чета Голофаевых: бок о бок в боях и походах / «Наша страна» № 2938, 28 апреля 2012 г. С. 3–4.

(обратно)

872

Извештај Штаба Ибарског НОП одреда од 8 октобра 1944 год. Главном штабу НОВ и ПО Србије о борбама против Немаца, белогардејаца и четника у долини Ибра // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 13… С. 180.

(обратно)

873

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 157.

(обратно)

874

Там же… С. 165; Извод из операциског дневника Главног Штаба НОВ и ПО Србије од 1 до 15 октобра 1944 године // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Jугословенских народа. Том I. Књига 13… С. 450.

(обратно)

875

NARA. Т. 311. R. 849. F. 375.

(обратно)

876

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 165–166.

(обратно)

877

Schmidt-Richberg Е. Der Endkampf auf dem Balkan. Heidelberg, 1955. S. 56–57.

(обратно)

878

ДруловиЬ 4. 37. сандачка НОУ дивизі/ija. Београд, 1983. С. 189.

(обратно)

879

Schmidt- Rich berg E. Der Endkampf… S. 57.

(обратно)

880

Извештаі Штаба Пете сандачке бригаде Тридесет седме НОУ дивизиіе од 31 октобра 1944 год. Штабу дивизиіе о борби с Немцима на положаіима Дренова-Бистрица // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Зугословенских народа. Том I. Кньига 14… С. 452–453; Извештаі Штаба Пете сандачке бригаде Тридесет седме НОУ дивизиіе од 1 новембра 1944 год. Штабу дивизиіе о борби с Немцима на положаіима Седобро-Расно-Бистрица-Кукаїьа (код Приіеполза) // Исто. С. 460–462; Извештаі Штаба Пете сандачке бригаде Тридесет седме НОУ дивизиіе од 2 новембра 1944 год. Штабу дивизиіе о борби с Немцима код Приіепотьа // Исто. С. 508–509; Извештаі Штаба Пете сандачке бригаде Тридесет седме НОУ диви-3nje од 5 новембра 1944 год. Штабу дивизиіе о борби с Немцима на положаіима Бистрица-Пилатовац-Биіуково Брдо // Исто. С. 540–541; Извештаі Штаба Пете сандачке бригаде Тридесет седме НОУ дивизиіе од 6 новембра 1944 год. Штабу дивизиіе о нападу на Немце на положаіима Внуково Брдо-Седобро-Кукаїьа-Бистрица // Исто. С. 550–551.

(обратно)

881

ЦАМО РФ. Ф. 58. On. А-71744. Д. 2. Л. 416; Д. 3. Л. 408; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 166.

(обратно)

882

Sakovic Е. Podsjećanje па 16. muslimansku udarnu brigadu (u po-vodu 70. obljetnice formiranja) // «Gracanićki glasnik» № 35, maj 2013. S. 17.

(обратно)

883

Група аутора 16. муслиманска НОУ бригада. Тузла, 1981. С. 200–201.

(обратно)

884

Donlagić A. Dvadeset Sedma Divizija… S. 321–322.

(обратно)

885

Б.А. Воспоминания о генерале М.М. Зинкевиче // «Наши вести» № 375, апрель-июнь 1979 г. С. 18.

(обратно)

886

Izvjestaj Śtaba 27. divizije od 16. novembra 1944. Śtabu 3. Korpusa NOVJ o dejstvima na prostoriji Sokolac, Rogatica, Visegrad // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 30. Borbe u Bośni i Hercegovini 1944. god. Beograd, 1968. S. 544.

(обратно)

887

Б.А. Воспоминания о генерале М.М. Зинкевиче // «Наши вести» № 375, апрель-июнь 1979 г. С. 18.

(обратно)

888

Там же… С 18; Izvjestaj Śtaba 27. divizije od 1. decembra 1944. Śtabu 3. Korpusa NOVJ o borbama u drugoj polovini novembra na komu-nikaciji Visegrad – Rogatica – Sokolac // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 31. Borbe u Bośni i Hercegovini 1944. god. Beograd, 1968. S. 23.

(обратно)

889

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 166–167; Izvjestaj Śtaba 7. krajiśke brigade od 28. decembra 1944. Śtabu 10. NOU divizije о dejstvima na prostoru Kresevo – Kiseljak // Zbornik dokumenata і podataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 31… S. 573–574.

(обратно)

890

Наградной лист на Железный крест II класса оберста Анатолия Рогожина / Музей Антибольшевистского Сопротивления, Подольск. Ранее Рогожин был награжден бронзовым знаком для восточных народов II класса «За заслуги» и крестом «За военные заслуги» II класса с мечами (Наградные листы на бронзовый знак для восточных народов II класса «За заслуги» и крест «За военные заслуги» II класса с мечами оберст-лейтенанта Анатолия Рогожина / Там же).

(обратно)

891

Александров К.М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А.А. Власова 1944–1945. М., 2009. С. 716.

(обратно)

892

Редакция В наряде по постам / «Парижский вестник» № 106, 1 июля 1944 г. С. 8; К 40-летию гибели проф. В.Х. Даватца // «Наши вести» № 397, декабрь 1984 г. С. 12.

(обратно)

893

В.И.Г. Забытый батальон // «Часовой» № 359 (11), ноябрь 1955 г. С. 11.

(обратно)

894

Гетц В. «Советская рота» // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 207.

(обратно)

895

Манифест Комитета освобождения народов России // Генерал Власов… С. 757.

(обратно)

896

Газета «Русское дело» (Вена) – генералу Власову / «За родину» № 6, 3 декабря 1944 г. С. 2.

(обратно)

897

NARA. Т. 311. R. 195. F. 439.

(обратно)

898

Александров К.М. Генералитет и офицерские кадры… С. 510–511. Со ссылкой на: HIA. Dallin A. Collection. Box 1. Folder 1-16. HIP. В 6. Case 433. Munich, 1951. Feb. 8, 15. P. 2; BAR. Shatoff M. V. Collection. Box 25. Folder «Ген. Туркул. Переписка с Гордеевым». Письмо от 31 авг. 1952 ген.-м. А. В. Туркула – полк. А. Д. Архипову. С. 1.

(обратно)

899

Личные воспоминания о генерале Власове // Хольмстон-Смысловский Б.А. Избранные речи и статьи. Буэнос-Айрес, 1953. С. 32–33.

(обратно)

900

Его служба и роль в последние дни войны будут рассмотрены нами ниже.

(обратно)

901

Грибков И.В., Жуков Д.А., Ковтун И.И. Особый штаб «Россия». M., 2011. С. 292–294, 301.

(обратно)

902

Письмо Александра Янушевского автору от 2 июля 2014 г. / ЛАА.

(обратно)

903

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 21–22.

(обратно)

904

NARA. Т. 311. R. 194. F. 951, 999; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 150.

(обратно)

905

NARA. Т. 314. R. 850. F. 1139; Obhotfaś A., Wernas М., Dimitri-jevic В., Despot Z. Ustaśka vojnica. Knjiga 2. Zagreb, 2013. S. 41–42, 80.

(обратно)

906

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 29–30, 38, 45.

(обратно)

907

Иванов Ю. С 14-ти лет – в рядах 2-го полка / «Наша страна» № 2923, 3 сентября 2011 г. С. 2.

(обратно)

908

Полянский А. Ночной бой // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 267–268.

(обратно)

909

Tadić В. О borbama па Sibovcu i Brki // 18. Hrvatska Istocnobosanska narodnooslobodilacka udarna brigada. Tuzla, 1988. S. 522–524.

(обратно)

910

Zonić В. Drugi bataljon od Orzena do Drine // Isto. S. 486; Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 22; Izvjestaj Śtaba 18. hrvatske brigade od 18. novembra 1944. Śtabu 38. NOU divizije o dejstvima na sektoru Celić – Lopare – Pukiś // Zbornik dokumenata 1 podataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 30… S. 582.

(обратно)

911

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 5.

(обратно)

912

Tihić Е. Posavsko-Trebavski NOP odred. Beograd, 1983. S. 273.

(обратно)

913

Cvetkovic Z. Sedamnaesta Slavonska NOU brigada. Beograd, 1978. S. 210–211.

(обратно)

914

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 30.

(обратно)

915

Тихонов П.П. Воспоминания лейтенанта / «Наша страна» № 2286, 28 мая 1994 г. С. 3.

(обратно)

916

Izvjestaj śtaba 17. slavonske brigade od 7. decembra 1944. Śtabu 28. NOU divizije o borbama oko Bijeljine // Zbornik dokumenata і podata-ka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 31… S. 192–195.

(обратно)

917

Паjовић Љ, Узелац Д., Џелебџић М. Сремски фронт 1944–1945. Београд, 1979. С. 88.

(обратно)

918

Кроме того, в Гунью были переброшены 6-я рота и штаб I батальона, а в Рачиновцы – 11-я рота 2-го полка.

(обратно)

919

Ђуковић И. Тридесет прва Српска НОУ бригада. Београд, 1987. С. 77–78, 84–86; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 150–151, 154.

(обратно)

920

NARA. Т. 314. R. 850. F. 1264; Извештаі Штаба Тридесет прве спрске ударне бригаде Штабу Двадесет прве НОУ дивизиіе о деіствима бригаде од 7 до 12 децембра 1944 године // Зборник докумената и података о народноослободилачком рату Зугословенских народа. Том I. Кнэига 10. Борьбе у Воіводине 1944 год. Београд, 1955. С. 439.

(обратно)

921

NARA. Т. 314. R. 851. F. 502.

(обратно)

922

Ibid. F. 53, 182.

(обратно)

923

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 46; Gonćin М. Druga Krajiśka narodnooslobodilaćka udarna brigada… S. 327.

(обратно)

924

Скворцов M. Брчко-Челич // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 332.

(обратно)

925

Бугураев М. Артиллерийский взвод 1-го казачьего ген. Зборовского полка //Там же… С. 278; Cesarevic Р. Od Valjeva do Bijeljine I I Druga krajiśka NOU brigada… S. 800.

(обратно)

926

Gonćin M. Druga Krajiśka narodnooslobodilaćka udarna brigada… S. 328; Izvjestaj Śtaba 17. NOU divizije od 31. decembra 1944. Śtabu Juźne operativne grupe NOVJ о dejstvima u dolini rijeke Drine // Zbornik doku-menata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 31… S. 753, 755.

(обратно)

927

NARA. Т. 314. R. 851. F. 248.

(обратно)

928

Obhođaš A., Mark J. Hrvatska legij a. 369. pojačana (hrvatska) pješačka pukovnij a na Istočnom bojištu 1941.-1943. Zagreb, 2012. S. 378; Скворцов М. Брчко-Челич // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 333.

(обратно)

929

Mesanovic Н. U kuci ćetnićkog vojvode // Druga krajiśka NOU briga-da… S. 828.

(обратно)

930

Izvjestaj Śtaba 17. NOU divizije od 31. decembra 1944. Śtabu Juźne operativne grupę NOVJ o dejstvima u dolini rijeke Drine // Zbornik doku-menata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 31… S. 756–760.

(обратно)

931

NARA. T. 314. R. 851. F. 190, 259.

(обратно)

932

Gonćin М. Druga Krajiśka narodnooslobodilacka udarna brigada… S. 330; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 56.

(обратно)

933

Izvod iz operacijskog dnevnika Śtaba 17. divizije о dejstvima na sektom Bijeljina – Brcko – Ćelić dostavljen Śtabu 2. armije NOVJ 15. januara 1945. Godine //Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 32. Borbe u Bośni i Hercegovini 1945. god. Beograd, 1968. S. 278.

(обратно)

934

Скворцов М. Брчко-Челич // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 333; Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 56.

(обратно)

935

Gonćin М. Druga Krajiśka narodnooslobodilacka udarna brigada… S. 332; Izvod iz operacijskog dnevnika Śtaba 17. divizije o dejstvima na sektom Bijeljina – Brcko – Ćelić dostavljen Śtabu 2. armije NOVJ 15. januara 1945. Godine //Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 32… S. 280.

(обратно)

936

Gonćin M. Druga Krajiśka narodnooslobodilacka udarna brigada… S. 333.

(обратно)

937

Скворцов М. Брчко-Челич // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 334.

(обратно)

938

Uzelac D. Grmećke bijele noći. Beograd, 1969. S. 155.

(обратно)

939

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 22, 30–31, 38–39, 46–47; Izvod iz operacijskog dnevnika Śtaba 17. divizije о dejstvima na sektoru Bijeljina – Brcko – Ćelić dostavljen Śtabu 2. armije NOVJ 15. januara 1945. Godine // Zbornik dokumenata і podata-ka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 32… S. 284–285.

(обратно)

940

Вишневский В. «Малозначащие» события // «Наши вести» № 441, декабрь 1995 г. С. 16–17.

(обратно)

941

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 22, 30–31, 38–39, 46–47.

(обратно)

942

Izvod iz operacijskog dnevnika Śtaba 17. divizije о dejstvima na sektom Bijeljina – Brcko – Ćelić dostavljen Śtabu 2. armije NOVJ 15. januara 1945. Godine //Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 32… S. 284–285.

(обратно)

943

NARA. T. 354. R. 146; Полянский A.H. Ha позиции у селения Брод 11 Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 327; Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 31, 39, 47.

(обратно)

944

Izvod iz operacijskog dnevnika Śtaba 17. divizije о dejstvima na sektom Bijeljina – Brcko – Ćelić dostavljen Śtabu 2. armije NOVJ 15. januara 1945. Godine // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 32… S. 287.

(обратно)

945

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 57; Izvod iz operacijskog dnevnika Śtaba 17. NOU divizije о dejstvima na sektoru Bijeljina – Brcko dostavljen Śtabu 2. Armije NOVJ 1. februara 1945. Godine // Zbornik dokumenata і podataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 33. Borbe u Bośni і Hercegovini 1945. god. Beograd, 1970. S. 21–23.

(обратно)

946

NARA. Т. 354. R. 146.

(обратно)

947

НОАЮ была переименована в Югославскую армию 1 марта 1945 г.

(обратно)

948

Скворцов М. Брчко-Челич // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 335; Полянский А.Н. На позиции у селения Брод // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 330.

(обратно)

949

Александров К. Армия генерала Власова 1944–1945. М., 2006. С. 241–242.

(обратно)

950

Izvod iz Operacijskog dnevnika Śtaba 11. udarne divizije śtabu 1. armije о dejstvima poitoinjenih jedinica od 1. do 10. aprila 1945. Godine // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslov-enskih naroda. Tom XI. Knjiga 1. Operacije Jugoslovenske armije 1945. Beograd, 1971. S. 245–246.

(обратно)

951

Краљевић В. У завршним операциjама // Осма Црногорска НОУ бригада. Зборник сјећања. Београд, 1978. С. 400.

(обратно)

952

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 57.

(обратно)

953

Там же… С. 57; Samardźija D. Jedanaesta Krajiśka NOU divizija. Beograd, 1987. S. 296–297.

(обратно)

954

Стијовић Р. Тешке борбе // Осма Црногорска НОУ бригада… С. 408–409; ЈакићМ. Тежак jе био таj дан за чету // Исто. С. 411–412.

(обратно)

955

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 24.

(обратно)

956

Полянский А. Бой у Брчко // Русский корпус на Балканах (1941–1945)… С. 334–336.

(обратно)

957

Урошевић С. Друга Пролетерска бригада…С. 607, 609.

(обратно)

958

Радуловић В. Неприjатељ jе огорчено бранио село Ђуриће // Осма Црногорска НОУ бригада… С. 410–411.

(обратно)

959

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 57.

(обратно)

960

Goncin М. Rauś S. Prva Krajiśka udarna proleterska brigada… S. 289; Izvod iz Operacijskog dnevnika Śtaba 5. udarne divizije od 20. aprila 1945. śtabu 1. armije JA o dejstvima divizije od 11. do 20. aprila // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslov-enskih naroda. Tom XI. Knjiga 1… S. 386.

(обратно)

961

Хронологическая памятка боевой истории 2-го полка… С. 24, 33, 40, 49.

(обратно)

962

Predoevic D. Oklopna vozila i oklopne postrojbe u drugom svjetskom ratu u Hrvatskoj. I. dio – Saveznicka oklopna vozila. Rijeka, 2002. S. 96.

(обратно)

963

Izvod iz Operacijskog dnevnika Śtaba 5. udarne divizije od 20. aprila 1945. śtabu 1. armije JA о dejstvima divizije od 11. do 20. aprila // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XI. Knjiga 1… S. 387.

(обратно)

964

Подробнее см.: Pojić M. 1. Jugoslavenska brigada 11 «Magazin za vojnu povijest» № 7, listopad 2011. S. 18–25.

(обратно)

965

Predoevic D. Oklopna vozila… S. 96; Izvod iz Operacijskog dnevni-ka Śtaba 5. udarne divizije od 20. aprila 1945. stabu 1. armije JA о de-jstvima divizije od 11. do 20. aprila // Zbornik dokumenata і podataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XI. Knjiga 1… S. 387.

(обратно)

966

Бугураев M. Артиллерийский взвод 1-го казачьего ген. Зборовского полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 278.

(обратно)

967

Александров К. Армия генерала Власова… С. 242, 277.

(обратно)

968

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 57.

(обратно)

969

Скопинский А. Глубокий тыл // «Первопоходник» № 15, октябрь 1973 г. С. 41–42.

(обратно)

970

Puśkadija-Ribkin Т. Emigranti iz Rusije u znanstvenom i kulturnom zivotu Zagreba. Rukopis. S. 218–223; ЦАМО РФ. Ф. 58. On. A-71744. Д. 2. Л. 231,454; Д. 3. Л. 128, 232, 505.

(обратно)

971

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 167.

(обратно)

972

К.Гр. Пропавший батальон // «Наши вести» № 324, 1 июня 1973 г. С. 8–9.

(обратно)

973

Карту боев в ходе операции «Снежинка» см., например: Causevic I. Ósma Krajiśka NOU brigada. Beograd, 1981. S. 351.

(обратно)

974

Трескин Л. II батальон 5-го полка II Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 291–292.

(обратно)

975

NARA. Т. 314. R. 850. F. 1279.

(обратно)

976

Milinović Đ., Karasij ević D. Jedanaesta Krajiška NOU brigada. Bosanska Gradiška, 1982. S. 357–359.

(обратно)

977

NARA. Т. 314. R. 850. F. 1310; Schmidt-Richberg Е. Der End-kampf… S. 86.

(обратно)

978

1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 159–160, 168.

(обратно)

979

NARA. Т. 311. R. 196. F. 444, 496.

(обратно)

980

Karasijevic D. Cetvrta Krajiśka NOU divizija. Beograd, 1988. S. 358, 364.

(обратно)

981

ЦАМО РФ. Ф. 58. On. A-71744. Д. 2. Л. 39; 1944 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 160, 168; Список поляглих вояків… С. 77.

(обратно)

982

Causevic I. Ósma Krajiśka NOU brigada… S. 369, 371; Трескин Л. ІІ-ой батальон 5-го полка 11 Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 292.

(обратно)

983

Schmidt-Richberg Е. Der End kam pf… S. 90.

(обратно)

984

Izveštaj 104. lovacke divizije od 26. januara 1945. Komandi Grupę armija «Е» o toku і rezultatima operacije «Lavine» na podrućju Travnika krajem decembra 1944. i pocetkom januara 1945. Godine // Zbornik doku-menata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom XII. Knjiga 4… S. 816–818.

(обратно)

985

Karasijevic D. Cetvrta Krajiśka NOU divizija… S. 371.

(обратно)

986

ЦАМО РФ. Ф. 58. On. A-71744. Д. 3. Л. 365; Александров К. Армия генерала Власова… На вкладке; 1945 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 283–286.

(обратно)

987

Попов И. Маленький Альказар – Гучья Гора // «Кадетская перекличка» № 40, май 1986 г. С. 74.

(обратно)

988

Karasijevic D. Cetvrta Krajiśka NOU divizija… S. 384–386; Brojno stanje ljudstva i naorużanja Vlasickog NOP odreda od 14. februara 1945. godine // Zbornik dokumenata i podataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 33… S. 338.

(обратно)

989

Трескин Л. II батальон 5-го полка // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 293–294.

(обратно)

990

Kljajić J. Sedma krajiśka brigada. Beograd, 1990. S. 297–298; Izvjestaj Śtaba 7. krajiśke brigade od 26. februara 1945. Śtabu 10. NOU divizije o dejstvima na sektoru Travnik – Busovaca – Fojnica u februaru // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugo-slovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 33… S. 665–668.

(обратно)

991

1945 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 286–287; Causevic I. Ósma Krajiśka NOU brigada… S. 394–397.

(обратно)

992

Izvjestaj Śtaba 4. udarne divizije od 5. marta 1945. Śtabu 5. korpusa JA o borbama u februaru na sektoru Travnik – Zenica – Busovaca // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslov-enskih naroda. Tom IV. Knjiga 34… S. 107–115; Izvjestaj Śtaba 7. krajiske brigade od 26. februara 1945. Śtabu 10. NOU divizije о dejstvima na sektoru Travnik – Busovaca – Fojnica u februaru // Zbornik dokumenata і podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 33… S. 667–669.

(обратно)

993

Kljajić J. Sedma krajiśka brigada… S. 298; Федоровский M. Последний бой генерала Зинкевича // «Наши вести» № 369, март-апрель 1978 г. С. 13.

(обратно)

994

По нашему предположению, речь идет о III батальоне соединения особого назначения «Горец».

(обратно)

995

Назимов Г.В. В рядах Русского корпуса / «Наша страна» № 2869, 6 июня 2009 г. С. 7; Маркевич В. «Бусовача» // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 318–319.

(обратно)

996

Федоровский М. Последний бой генерала Зинкевича // «Наши вести» № 369, март-апрель 1978 г. С. 13.

(обратно)

997

Маркевич В. «Бусовача» // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 319, 321.

(обратно)

998

Пустовойтенко А. Фельдфебель Сафаревич. Памяти героя-друга // «Наши вести» № 359, июль-август 1976 г. С. 8.

(обратно)

999

Kljajić J. Sedma krajiśka brigada… S. 299; 1945 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 284.

(обратно)

1000

Izvjestaj Śtaba 4. udarne divizije od 5. marta 1945. Śtabu 5. korpusa JA o borbama u februaru na sektoru Travnik – Zenica – Busovaca // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslov-enskih naroda. Tom IV. Knjiga 34… S. 116–118.

(обратно)

1001

Диаковский В. За горкой («Преко брда») // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 306–308.

(обратно)

1002

Schraml F. Kriegsschauplatz Kroatien… S. 127.

(обратно)

1003

Маркевич В. «Бусовача» // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 321–322.

(обратно)

1004

Из состава БГ «Харт», созданной чуть ранее для усиления БГ «Эберлейн» и наступавшей против частей 4-й дивизии НОАЮ.

(обратно)

1005

Бандурка Ф. Записки казачьего врача… С. 124; Вербицкая И. Сам истекал кровью – перевязывал раненых / «Наша страна» № 2876, 19 сентября 2009 г. С. 3.

(обратно)

1006

Izvjestaj Śtaba 4. udarne divizije od 5. marta 1945. Śtabu 5. korpusa JA o borbama u februaru na sektoru Travnik – Zenica – Busovaca // Zbornik dokumenata i podataka o narodnooslobodilačkom ratu Jugoslov-enskih naroda. Tom IV. Knjiga 34… S. 119–122.

(обратно)

1007

Маркевич В. «Бусовача» // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 323–324; Kljajić J. Sedma krajiśka brigada… S. 302.

(обратно)

1008

Александров K.M. Офицерский корпус… С. 716; Свидетельство о награждении бронзовым знаком «За борьбу с бандами» оберста Анатолия Рогожина / Музей Антибольшевистского Сопротивления, Подольск.

(обратно)

1009

Zorić М. XIII Kraj і ska brigada. Beograd, 1968. S. 287–288, 369.

(обратно)

1010

Одно 65-мм горное и два ранее принадлежавших 2-му полку 75-мм полевых.

(обратно)

1011

Александров К.М. Генералитет и офицерские кадры… С. 662; Попов И. Маленький Альказар – Гучья Гора // «Кадетская перекличка» № 40, май 1986 г. С. 78.

(обратно)

1012

Dźaja М. Borbe kod Guce Gore // «Dobri Pastir» l-IV, 1960; Izvjestaj Śtaba 13. krajiśke brigade od 28. februara 1945. Śtabu 4. NOU divizije о dejstvima u srednjoj Bośni u februaru // Zbornik dokumenata і podata-ka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 33… S. 782.

(обратно)

1013

Попов И. Маленький Альказар – Гучья Гора // «Кадетская перекличка» № 40, май 1986 г. С. 78–79.

(обратно)

1014

Zorić М. XIII Kraj i śka brigada… S. 291.

(обратно)

1015

Izvjestaj Śtaba 4. udarne divizije od 5. marta 1945. Śtabu 5. korpusa JA o borbama u februaru na sektoru Travnik – Zenica – Busovaca // Zbornik dokumenata i podataka о narodnooslobodilačkom ratu Jugoslov-enskih naroda. Tom IV. Knjiga 34… S. 111.

(обратно)

1016

Попов И. Маленький Альказар – Гучья Гора // «Кадетская перекличка» № 40, май 1986 г. С. 80–81.

(обратно)

1017

Dźaja М. Borbe kod Guce Gore // «Dobri Pastir» l-IV, 1960.

(обратно)

1018

Izvjestaj Śtaba 13. krajiśke brigade od 28. februara 1945. Śtabu 4. NOU divizije о dejstvima u srednjoj Bośni u februaru // Zbornik dokume-nata i podataka o narodnooslobodilaćkom ratu Jugoslovenskih naroda. Tom IV. Knjiga 33… S. 782.

(обратно)

1019

Попов И. Маленький Альказар – Гучья Гора // «Кадетская перекличка» № 40, май 1986 г. С. 80–81.

(обратно)

1020

Zorić М. XIII Krajiska brigada… S. 387.

(обратно)

1021

Башић М. Прво ослобаћање Травника // Козара у народноослободилачком рату. Записи и сјећања. Књ. VI. Београд, 1978. С. 391–392; Радишић Д. У Првом баталаону 11. крајишке НОУ козарске бригаде од Приједора до слободе // Исто… С. 396.

(обратно)

1022

Попов И. Маленький Альказар – Гучья Гора // «Кадетская перекличка» № 40, май 1986 г. С. 82–83.

(обратно)

1023

Ан. Б. «Маленький Альказар» // «Часовой» № 300 (8), 1 сентября 1950 г. С. 26.

(обратно)

1024

Begić М.К. HOS: 1941–1945. Split, 1998. S. 139–141; Месячный обзор за январь 1945 г. Министерства вооруженных сил НДХ / Документ любезно предоставлен Амиром Обходжяшем.

(обратно)

1025

Попов И. Маленький Альказар – Гучья Гора // «Кадетская перекличка» № 40, май 1986 г. С. 83–86; Грудзинский К. Празднуем юбилей Корпуса // «Наши вести» № 386, январь-март 1982 г. С. 20.

(обратно)

1026

Milinović Đ., Karasij ević D. Jedanaesta Krajiška NOU brigada… S. 390; Башић М. Прво ослобаћање Травника // Козара у народноослободилачком рату… С. 392.

(обратно)

1027

Janymja Н. Jypnm болничарке Зоре // Шеста Краешка НОУ бригада. Ратна сјећања. Београд, 1985. С. 688.

(обратно)

1028

Приказ Русскому корпусу № 43 – М.Р., 31 марта 1945 г. / Ульянов В., Шишкин И. Предатели. Облик. М., 2008. С. 408 (по иллюстрации).

(обратно)

1029

Распоряжение Поглавника Независимой Державы Хорватия Анте Павелича №Oc.-1852-Zv.Kol-1945 от 6 апреля 1945 г. (копия) / ЛАА.

(обратно)

1030

Симонов Д. Случай или воля Божия // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 327.

(обратно)

1031

Јокић Т. Напад на Какањ // Шеста Краjишка НОУ бригада… С. 689.

(обратно)

1032

Samardžija S. Četrnaesta Srednjobosanska NOU brigada. Banja Luka, 1983. S. 357–358; 1945 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 284, 286, 288.

(обратно)

1033

Наградные листы на Железный крест II класса фельдфебеля Герасима Сергеева и ефрейтора Антона Амангалдиева / Музей Антибольшевистского Сопротивления, Подольск.

(обратно)

1034

Приказ Русскому корпусу № 57, 30 апреля 1945 г. // «Наши вести» № 379, апрель-июнь 1980 г. С. 10.

(обратно)

1035

1945 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 280, 284.

(обратно)

1036

Краткая памятка о службе 1-го казачьего генерала Зборовского полка Русского корпуса // Верные долгу… С. 58.

(обратно)

1037

Полянский А. Из воспоминаний // «Наши вести» № 318, 1 декабря 1972 г. С. 9–10.

(обратно)

1038

Jan I. Kokrśki odred. Kniga III: narodnoosvobodilni boj pod Kara-vankami. Ljubljana, 1980. S. 333–338, 345.

(обратно)

1039

1945 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 282, 284.

(обратно)

1040

ARS. F. AS 1851. В. 103. F. 2060.

(обратно)

1041

В.Ж. На последнем этапе войны // «Наши вести» № 441, декабрь 1995 г. С. 18.

(обратно)

1042

Полянский А. Из воспоминаний // «Наши вести» № 323, 1 мая 1973 г. С. 4–5.

(обратно)

1043

Приказ Русскому корпусу № 63, 13 мая 1945 г., Клагенфурт (Австрия) // «Наши вести» № 360, сентябрь-октябрь 1976 г. С. 2.

(обратно)

1044

Письмо Дмитрия Сахарова Наталье Ятцен и Антонине Шмелевой, 1961 г. / Архив храма Святой Троицы, Буэнос-Айрес.

(обратно)

1045

1945 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 280.

(обратно)

1046

Удостоверение Анатолия Ятцена / Архив храма Святой Троицы, Буэнос-Айрес.

(обратно)

1047

Окороков А.В. Знаки русской эмиграции 1920–1990. М., 2005. С. 154.

(обратно)

1048

Фостій І. П. Північна Буковина і Хотинщина… С. 201. Со ссылкой на: АЧОВПВАКПУ. Ф. 2. Спр. 1. Крк. 1–2.

(обратно)

1049

К.Гр. Пропавший батальон // «Наши вести» № 324, 1 июня 1973 г. С. 8–9.

(обратно)

1050

Таблица боевых потерь Русского корпуса за все время его существования с 12 сентября 1941 по 12 мая 1945 // Русский корпус на Балканах во время II Великой войны… С. 403–404.

(обратно)

1051

Волков С.В., Стреляное (Калабухов) Н.П. Чины Русского корпуса… С. 10.

(обратно)

1052

Suppan A. Hitler – Benes – Tito… S. 946.

(обратно)

1053

Казанцев Н. Сменивший автомат на кадило воин святой Руси / «Наша страна» № 2323, 18 февраля 1995 г. С. 3.

(обратно)

1054

Установить, какой вариант фамилии является более верным, сложно. Например, оба они фигурируют в официальных документах на его младшего брата Николая, призванного в Красную армию 2 сентября 1941 г. и пропавшего без вести в следующем году (ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 818883. Д. 2023. Л. 21; Оп. 977523. Д. 433. Л. 362–363). Уместно вспомнить, что по утверждениям Казанцева, Петр был потомком «генерала Голофаева, в подчинении которого на Кавказе служил Михаил Лермонтов» (Казанцев Н. Сменивший автомат на кадило воин святой Руси / «Наша страна» № 2323, 18 февраля 1995 г. С. 3). Но чаще имя этого генерал-лейтенанта пишется как Аполлон Галафеев, а сам поэт в письмах называл его «Галофеев» (Письмо А.А. Лопухину (12 сентября 1840 г. из Пятигорска в Москву) //Лермонтов М.Ю. Собрание сочинений. Том 4: проза, письма. Москва, Ленинград, 1962. С. 623).

(обратно)

1055

Немцов Г. Перевертыши // Единожды приняв присягу. Донецк, 1990.

(обратно)

1056

ЦАМО РФ. Ф. 58. Оп. 818883. Д. 1093. Л. 12; Ф. 3418. Оп. 1. Д. 1. Л. 59; Граме Р. 14-я танковая дивизия. 1940–1945. М., 2014. С. 55.

(обратно)

1057

Немцов Г. Перевертыши // Единожды приняв присягу…

(обратно)

1058

О «Варяге» – то, что никогда не было сказано / «Наша страна» № 2891, 8 мая 2010 г. С. 3.

(обратно)

1059

Письмо Сергея Чуева автору от 13 августа 2015 г. / ЛАА.

(обратно)

1060

Чета Голофаевых: бок о бок в боях и походах / «Наша страна» № 2938, 28 апреля 2012 г. С. 3.

(обратно)

1061

Кравчук П.Т. Запорожское подполье // Герои подполья. О подпольной борьбе сов. патриотов в тылу нем. – фашист, захватчиков в годы Великой Отечеств, войны. Вып. 2. М., 1970. С. 247.

(обратно)

1062

Немцов Г. Перевертыши // Единожды приняв присягу…

(обратно)

1063

Чета Голофаевых: бок о бок в боях и походах / «Наша страна» № 2938, 28 апреля 2012 г. С. 4; Немцов Г. Перевертыши // Единожды приняв присягу…

(обратно)

Оглавление

Введение

Глава 1 Предпосылки создания русских частей в Сербии

  Русская колония в начальный период оккупации Сербии

  Первая попытка создания русского формирования, лето 1941 г

  Русская эмиграция в Сербии и массовое восстание лета 1941 г

  Переговоры русского бюро с германским командованием в Сербии, подготовка к развертыванию формирования

Глава 2 Формирование и развертывание первых частей русской заводской охраны

  Вербовка за пределами Сербии, 1941 г

Глава 3 Первые бои, конец 1941 г

  1-й отряд против Ужицкой республики, ноябрь 1941 г

  Начало несения 1-м отрядом оккупационной службы в Подринье, декабрь 1941 г

  Нападения на улицах Белграда, зима 1941–1942 гг

Глава 4 Деятельность и особенности функционирования РГЗО, январь – ноябрь 1942 г

  2-й отряд, восточная Сербия, январь-октябрь 1942 г

  1-й отряд, сербское Подринье, январь – начало марта 1942 г

  1-й отряд и I подотряд 3-го отряда, сербское Подринье, весна 1942 г

  Вербовка добровольцев в Болгарии и других европейских странах, 1942 г

  3-й и 4-й отряды, юго-западная Сербия, апрель – ноябрь 1942 г

  1-й отряд, сербское Подринье, май – октябрь 1942 г

  Моральная модернизация частей и повышение уровня индивидуальной подготовки служащих РГЗО

  Шпионаж повстанцев против частей РГЗО. Надзор за группой со стороны германских спецслужб

  Краткий анализ безвозвратных потерь РГЗО

Глава 5 Передача формирования в состав Вермахта

  Переформирование РГЗО в Русский охранный корпус, подготовка к переводу в состав Вермахта

  Передача корпуса в Вермахт

Глава 6 Несение частями РОК оккупационной службы в Сербии, 1943 г

  1-й полк, сербское Подринье, 1943 г

  2-й полк, восточная Сербия, 1943 г

  3-й полк, юго-западная Сербия, 1943 г

  Увеличение численности РОК: вербовка в Румынии, Генерал-Губернаторстве, новые добровольцы из СССР

Глава 7 НОАЮ переходит в наступление, январь – сентябрь 1944 г

  3-й полк, юго-западная Сербия, январь-июль 1944 г

  4-й полк, южная Сербия и район Бора, январь-сентябрь 1944 г

  2-й полк, восточная Сербия, январь – сентябрь 1944 г

  1-й и 5-й полки, западная Сербия, январь-август 1944 г

  Части РОК в долине Ибра и центральной Сербии, август-сентябрь 1944 г

Глава 8 РОК в боях против Красной армии и ее союзников, сентябрь – ноябрь 1944 г

  1-й полк в обороне западной Сербии, сентябрь-октябрь 1944 г

  РОК в боях против Красной армии в восточной Сербии, сентябрь-октябрь 1944 г

  Части РКвС в долине Моравы, октябрь-ноябрь 1944 г

  Части РОК/РКвС в долине Ибра, Черногории и юго-восточной Боснии, октябрь – начало декабря 1944 г

Глава 9 РК в Хорватии и Германии, конец 1944 – май 1945 гг

  Восточно-хорватская группировка корпуса, ноябрь 1944 – апрель 1945 гг

  Боснийская группировка корпуса, декабрь 1944 – апрель 1945 гг

  Отступление РК на территорию Германии и его капитуляция, апрель – май 1945 г

Заключение

Приложение

  Создание и деятельность группы Петра Голофаева до включения в состав РОК

Источники и литература

  Архивные материалы

  Мемуары, интервью, дневники, письма

  Периодическая печать

  Опубликованные документы

  Диссертации

  Исследования

  Энциклопедии и справочники

  Иллюстрации Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg