«Записки путешествующего ветеринара: нескучные истории о диких пациентах»

Записки путешествующего ветеринара: нескучные истории о диких пациентах (fb2) - Записки путешествующего ветеринара: нескучные истории о диких пациентах [litres] (пер. Т. Л. Платонова) 9431K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Джонатан Крэнстон

Джонатан Крэнстон Записки путешествующего ветеринара: нескучные истории о диких пациентах

JONATHAN CRANSTON

THE TRAVELLING VET. From Pets to Pandas: My Life with Animals

First published in Great Britain in 2018 by Allen & Unwin Text and photographs (unless otherwise noted) copyright

© Jonathan Cranston, 2018

Illustrations copyright © Sarah Jones,

The moral right of Jonathan Cranston to be identified as the author of this work has been asserted by him in accordance with the Copyright, Designs and Patents Act of 1988.

© Платонова Т.Л., перевод на русский язык, 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2019

От автора

Животные. Этот термин включает в себя великое множество разнородных живых существ, населяющих нашу планету. Количество одних только отдельных видов варьируется от двух до пятидесяти миллионов. Большинство людей воспринимают животных как случайных обитателей их мира: паук в ванной, птица в саду, крыса в гараже или обезьяна, ворующая продукты с прилавков. Для меня же они всегда составляли неотъемлемую часть жизни. Насколько я помню, осознанное желание стать ветеринаром появилось в возрасте шести лет.

Теперь, через 31 год и через 11 лет после квалификационного экзамена, эта страсть только усилилась. Ежегодные поездки в Африку и счастливая возможность поработать с самыми разными видами братьев наших меньших способствовали расширению моих горизонтов в понимании того, насколько ярок и разнообразен их мир. И если мне, трехлетнему, было вполне достаточно общества цыплят, ягнят и собак, то теперь, в тридцать семь лет, я имею дело с большими пандами, жирафами, леопардами, носорогами и восторгаюсь ими так же, как в детстве. Подобно тому, как наркоман жаждет очередной дозы или серфингист ждет следующей большой волны, я жду встречи с представителем дикого мира и становлюсь фанатом его царства. Меня пленяет сама возможность встречи и общения с любыми новыми видами. Поэтому опыт прямого общения с животными в их естественной среде обитания, знакомство с ними я принимаю как привилегию и вношу вклад в увеличение их популяции.

То, что начиналось с мечты шестилетнего мальчика – стать ветеринаром, – теперь трансформировалось в желание путешествовать по миру и наблюдать зрелищное многообразие видов, населяющих нашу планету.

Эта страсть разгорается сильнее от великого разнообразия братьев наших меньших, которое я встречаю: от нильского крокодила, существующего еще с первобытных времен, до милой сахарной сумчатой летяги или загадочного снежного барса.

Однако развитие моих интересов ничуть не уменьшило радость и трепет, которые я испытываю каждый день, работая сельским ветеринарным хирургом в Соединенном Королевстве. Даже спустя одиннадцать лет это занятие продолжает меня увлекать и бросать мне вызовы. Никогда не было и не будет так, чтобы один день походил на другой. Отправляясь на работу, я никогда не знаю, что придется пережить, с какими животными или ситуациями мне придется столкнуться. Собака, корова, кролик, лошадь, курица, поросенок, альпака или черепаха будут моими пациентами сегодня; смерть, жизнь, трагедия, триумф, бурное веселье, серьезность, рутина или неожиданность станут спутниками, ведь у меня совершенно уникальная профессия. Каждый миг похож на «американские горки». В ту минуту, когда приходит понимание и осознание решения проблемы, возникает мысль о необходимости учиться дальше и глубже.

Существует распространенное заблуждение, что быть ветеринаром – значит, работать исключительно с животными. На самом же деле больше приходится работать с людьми. У лучших в мире ветеринаров безупречная репутация складывается лишь в том случае, если они умеют правильно общаться с хозяевами своих пациентов. Но это происходит при осознании человеком красоты и своей связи с обитателями Земли, которая не менее удивительна, уникальна и ценна, чем взаимоотношения любых индивидуумов, живущих на нашей планете.

И какими бы ни были обстоятельства, работа неизбежно предполагает понимание и управление этой связью, умение разделить радость или печаль, мягко исправить или подбодрить, настоять на своем или смириться в зависимости от ситуации. И неважно, кто это – инуиты[1], полагающиеся на стаю своих ездовых собак, или непалец, пашущий землю на волах; монголы, выходящие на охоту с орлами; фермер, знающий весь свой скот по именам; работник зоопарка, который ежедневно кормит его обитателей и заботится о них; одинокая вдова, единственным компаньоном которой является собака, или ребенок со своим первым домашним питомцем…

Ощущение этой связи добавляет радости и интереса в мою работу. И хотя я не раз был свидетелем проявления людьми необъяснимой жестокости к дикому населению планеты, у меня есть множество примеров проявления ими лучших качеств человеческой природы. И встретить в своей жизни людей, которые заботятся о четвероногих друзьях, для меня не меньшее счастье, чем возможность самому заниматься ими.

Надеюсь, что в этой книге я смогу передать всю любовь, которую испытываю к своей работе, чтобы читатель почувствовал, какой странной и удивительной может быть жизнь ветеринарного врача. Я поведаю вам правдивые истории – от самых вдохновляющих до абсурдных. Некоторые имена и названия мест в моих рассказах были изменены, чтобы защитить частную неприкосновенность. Герои повествований – домашние питомцы, либо домашний скот, либо обитатели зоопарков или дикой природы. Я решил поделиться отдельными фактами о жизни этих удивительных животных и привлечь внимание общества к тому бедственному положению, в котором многие из них находятся. В моих историях нет никакой хронологии и алфавитного порядка в зависимости от географии их обитания. Красота жизни – любой жизни – в ее богатой и произвольной мозаике. И один из самых радостных и увлекательных моментов заключается для меня в непредсказуемости событий: что произойдет завтра или кто войдет в мою дверь.

И сейчас я с удовольствием приглашаю вас зайти в мой врачебный кабинет. Ведь эта книга и есть собственный список пациентов. Каждая глава будет знакомить вас с новым пациентом – отдельным животным со своей индивидуальностью и конкретной проблемой.

Джонатан Крэнстон.

Март 2018 года

Вступление

О величии нации можно судить по тому, как она относится к своим животным.

Махатма Ганди

Вряд ли найдется много врачей, которым приходилось накладывать швы динозавру. Это не тот род деятельности, который бы всерьез воспринял преподаватель по профориентации, меня мой даже отговаривал учиться на ветеринара. Он чувствовал, что конкурс будет очень высоким, и мне придется сильно постараться. После тринадцати отказов он, возможно, был прав, но мечту шестилетнего мальчика было не так-то легко заглушить.

И теперь, после окончания учебы, я не только стал специалистом, но и изучил практически каждую грань своей профессии, побывал на четырех континентах, имел дело с самыми известными животными на планете и предоставлял услуги ветеринара в рамках съемочного процесса по созданию многомиллионного голливудского блокбастера. Вспоминая сейчас обо всем, я так до конца и не верю этому.

«Есть миллионы способов прожить эту жизнь, мой друг».

Слова Билла эхом отдавались в голове, когда я внимательно озирался из окна своей машины. Стояло достаточно теплое сырое ноябрьское утро. По ощущениям, скорее осень, чем преддверие зимы. Мы с Биллом, другом нашей семьи, ехали по дороге, петляющей мимо симпатичных деревушек и долин Брекон-Биконс. Низко стелющийся туман создавал вокруг сюрреалистичный волшебный мир. Я подумал о тех людях, что жили в домах, мимо которых мы проезжали, фермерах, создающих этот прекрасный ландшафт, владельцах магазинов, почтальонах и водителях автобусов. Все они жили своей жизнью, и каждая жизнь представляла собой многократный выбор, уйму возможностей, историй, трагедий, чудес, которые привели их к той, которой они жили в этот сырой ноябрьский день 2015 года.

Моя судьба легко могла сложиться иначе. Свою мечту я лелеял с шести лет. Да, действительно хотел быть ветеринаром. И ничто не могло изменить и не изменило моего решения. Хотя первые намеки появились, пожалуй, еще раньше. На самых ранних снимках – я тогда едва научился ходить – я запечатлен в обнимку с цыплятами, ягнятами или уснувшим рядом с золотистым ретривером[2] дедушки и бабушки. Вы скажете, что это было предрешено свыше. Да, и я ни разу в этом не засомневался. И все-таки в воскресенье 13 августа 2000 года готовился к изучению клеточной патологии и микробиологии в Бристольском университете. К этому времени я уже дважды провалил вступительные экзамены во все ветеринарные школы Соединенного Королевства и один раз в Университетский колледж Дублина. Годом ранее пришлось отказаться от предложения изучать зоологию в Ливерпуле и взять вынужденный академический отпуск в надежде, что позже хоть где-нибудь получу место ветеринара. И где бы я был в 2017 году, выбрав иной путь? Другой город, другие друзья, другая карьера. Мой мозг взрывается от миллиона возможных комбинаций. И даже в рамках выбранной карьеры ветеринара все могло сложиться иначе.

Помню, как сидел однажды вечером за столом в компании друзей в гостиной моих родителей. Вечеринка по случаю моего восемнадцатого дня рождения подходила к концу. Я допивал пиво. Музыка становилась тише, а фонари ярче. Нас окружали пустые бутылки, недопитые стаканы, пятна от красного вина на скатерти, недоеденные закуски и чашки со снеками и чипсами. Родители деловито подчищали все вокруг, пока мы продолжали болтать. Чудесное настроение располагало к размышлениям. Нам предстояло предпринять несколько важных шагов в своей жизни, в связи с чем мы делились своими надеждами, планами и мечтами. Где каждый из нас будет через десять лет? Для меня ответ был довольно прост.

Это будет происходить посреди поля в шесть утра. Лучи солнца еще только начнут пробиваться сквозь сырое туманное весеннее утро. Мой зеленый Land Rover Defender припаркован с открытой задней дверью. Две собаки носятся по полю. Я помогаю отелиться корове, лежащей в траве. А стоящий надо мной фермер говорит слова поддержки. Картина детской мечты сбывается.

Десять лет спустя, в возрасте двадцати восьми лет, я стал ветеринаром. Хотя вместо Land Rover Defender у меня Isuzu Trooper, а вместо двух собак одна – Макс. Мне предложили работу в сельской местности Северного Девона сразу по окончании ветеринарной школы. Но если промотать пленку еще на семь лет вперед, то можно похвастаться и другими успехами. Мне удалось поработать на четырех континентах и иметь дело с более чем сотней различных видов животных, начиная от обычных собаки, кошки, коровы, лошади, свиньи, овцы и заканчивая такими экзотическими животными, как снежный барс, слон, носорог и большая панда (и это лишь немногие из моих пациентов). А теперь я консультирую на съемочных площадках, в том числе по поводу вымерших динозавров. Да, мой путь в профессии оказался неожиданным и незапланированным. Но это жизнь: что-то происходит, возникают новые возможности, и делается выбор.

И мудрый старый Билл был прав: действительно существует миллион разных способов прожить эту жизнь, и не только в качестве одного из 7,2 миллиарда людей на планете, но и в качестве 20 000 ветеринарных хирургов в Соединенном Королевстве. Теперь, имея десятилетний стаж работы, могу сказать, что давно лишился розовых очков. Пройдя строгий процесс отбора при конкурсном поступлении на углубленный и длительный курс обучения, я в конечном итоге получил разрешение практиковать, поселившись вдали от ближайшего круга поддержки. Первые мои рабочие дни были долгими, одинокими, изнурительными и напряженными. Работа выматывала меня как физически, так и эмоционально. И хотя я всегда с гордостью воспринимаю принадлежность к привилегированному сообществу MRCVS (член Королевского общества ветеринарной хирургии), на меня отрезвляюще действует осознание того, что выбранная мной профессия, наряду с некоторыми другими, постоянно лидирует в списке профессий с самым высоким уровнем самоубийств. И ветеринары, вопреки сложившемуся общественному мнению, как правило, получают меньше минимальной оплаты труда, если считать по отработанным часам.

В результате работы я получил много травм, о чем говорят многочисленные шрамы на моем теле. Меня кусали, пинали, царапали, кололи, резали, зашивали, топтали, давили и атаковали. В какой только телесной жидкости я не был вымазан! Кровь, гной, моча, понос, околоплодные воды, содержимое желудка животных и выделения анальной железы – всем этим обдавало меня с ног до головы. Однажды я случайно прыгнул в силосную яму, два раза заезжал в канаву, падал в пруд и даже был госпитализирован с плевральным выпотом[3] объемом в два литра после того, как подхватил бычий туберкулез. На лечение ушел целый год.

Но если бы мне пришлось повторить свою жизнь, изменил бы я что-нибудь? Вернулся бы в прошлое, чтобы сказать себе, шестилетнему, что игра не стоит свеч, и что лучше направить свои амбиции на что-то другое? Выглядывая из окна в то ноябрьское утро и вспоминая, что сделал за десять долгих лет, вспоминая людей, коллег и клиентов, животных, которыми занимался и лечил, приобретенный опыт и места, которые посетил, я знал без малейшего сомнения, что ответ будет однозначным: «Нет».

На самом деле, сейчас только мне пришло в голову, что я всего лишь в начале пути.

Броненосец

Броненосцы могут быть ласковыми домашними питомцами, если вы в этом сильно нуждаетесь.

Уилл Каппи

Животное царство обширно и невероятно многообразно. Невозможно смотреть документальные фильмы о природе, не испытывая трепета и изумления от такого разнообразия видов животных, с которыми нам повезло делить планету.

Бытует распространенное убеждение, что если я ветеринарный хирург, то должен непременно знать все болезни и уметь лечить любое животное, которое окажется на смотровом столе в моем кабинете или в боксе. А потому зачастую люди испытывают шок и разочарование, когда слышат признание в том, что я не могу сразу определить, скажем, причины общего недомогания гребенчатого тритона (Triturus cristatus). Подобное предположение, безусловно, ценно, и чтобы подтвердить его, я пытаюсь сделать все возможное. Но, как ни печально признать это, существует несколько видов животных, которые не соответствуют стандартам: гривистый волк, большая панда, снежный барс и рыба-собака… И это лишь малая часть. Все знания о животных планеты невозможно уложить в пятилетний курс обучения.

Так какова же программа обучения ветеринаров? Итак, в специальной школе мы подробнейшим образом изучаем шесть главных видов, и все они млекопитающие: лошадь, корова, свинья, овца, собака и кошка. Несколько недель учебы выделяется на «мелкую живность» (кроликов, хомяков, морских свинок и прочих), пара дней посвящается рептилиям и птицам и где-то час – земноводным и рыбам. Это может показаться несправедливым, особенно если вы любитель одного из многочисленных видов, недостаточно полно представленных в учебной программе. Но давайте задумаемся на минутку и проведем некоторые математические расчеты. По информации экологов, на планете обитает 8,7 миллиона различных видов, а значит, в стандартном учебном курсе нам было бы отведено ровно 18 секунд на каждый вид, чтобы узнать его анатомию, физиологию, поведение, терапевтическую фармакологию, медицину, хирургию, стоматологию, эндокринологию, онкологию и размножение. Студенту пришлось бы заниматься двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю на протяжении пяти лет, не имея времени на подготовку к самой масштабной части работы, – к трем фундаментальным основам человеческих взаимоотношений: умению заботиться, сострадать и помогать. Я надеюсь, причины понятны, к сожалению, приходится что-то упускать.

Для кого-то получение степени MRCVS (Member of the Royal College of Veterinary Surgeons – член Королевского колледжа ветеринарных врачей) – всего лишь первый шаг в бесконечном процессе изучения более экзотических животных. А для всех остальных такие специалисты становятся настоящими гуру. Те, кто занимается общеврачебной практикой, приобретают определенные навыки, позволяющие уменьшить этот дефицит знаний. Во-первых, существует принцип сравнения животных. Так, к примеру, в большинстве случаев вы можете лечить кролика, как если бы он был миниатюрной лошадью: у обоих есть толстый кишечник и основная часть процесса пищеварения происходит у них в слепой кишке. А еще у них имеются гипсодонтные зубы (не имеющие корней и с высоким коронками, растущими в течение всей жизни). Альпаки и ламы – это жвачные животные, такие же, как крупный рогатый скот и овцы. А хорьки обладают многими свойствами собак. Существует также идея нестандартного подхода.

При лечении у собаки диареи возникает целый ряд вопросов, в частности: кто ненамеренно изменил интерьер гостиной ее хозяина? что вызвало такую реакцию? какие системы организма оказались вовлечены? каковы непосредственные и долгосрочные потребности животного? обезвожен ли его организм, требуется ли инфузионная терапия[4]? есть ли у него бактериальная инфекция, предполагающая обязательное лечение антибиотиками? а может быть, у него паразиты, и прежде всего нужно вылечить его от глистов? или он просто переел во время воскресного семейного обеда?

Если я могу решить проблему с собакой, то почему нельзя разобраться с сурикатом[5], оленем или кенгуру? И, конечно, если все это мне не поможет, то у меня всегда есть под рукой «Гугл»…

Да, должен признаться, что за всю мою десятилетнюю карьеру я, быть может, обращался к «Гугл» один или два… или несколько сотен раз. Помню первый такой случай. Через пару месяцев после получения разрешения на практику мой шеф Саймон попросил меня нанести визит одному из наших клиентов, чтобы сделать укол живущим у него нескольким древесным питонам. Часть из них подхватили респираторную инфекцию, вызванную микоплазмой[6], и учитывая ценность такой коллекции животных, Саймон предложил полечить их всех. Меня охватила жажда деятельности. К тому же это была просьба моего начальника, и отказать ему было нельзя. Единственная проблема заключалась в том, что мне никогда прежде не доводилось слышать о древесных питонах, не говоря уже о том, чтобы что-то о них знать. И так как я был еще новичок, мне требовалось заслужить доверие своего клиента, а еще отразить шквал вопросов за тот час, что потребуется на лечение каждой из десяти змей. Перспектива показаться полным профаном меня не привлекала. И помня о том, что лучший способ защиты – это нападение, я решил заранее узнать несколько полезных фактов. Это, возможно, вызовет у клиента достаточно доверия и уважения и превратит пугающий визит в более контролируемый и интересный опыт. И я обратился к «Гугл». Я узнал, что Morelia viridis обитает в тропических лесах Новой Гвинеи, Индонезийских островов и на полуострове Кейп-Йорк в Австралии, то есть древесный питон живет в жарком и влажном климате.

Как предполагает его название, древесный питон живет преимущественно на деревьях и питается мелкими грызунами и рептилиями. Чтобы содержать этих животных в неволе, требуется определенная доля профессиональных знаний. Но если обеспечить им правильные условия, они будут прекрасно себя чувствовать. Вооружившись этими знаниями и почувствовав себя увереннее, я отправился на прием.

Хозяин встретил меня недоверчиво, явно оценивая мои способности как ветеринарного хирурга. По выражению его лица было понятно, что он сомневается в том, что я могу лечить пресмыкающихся. Пытаясь скрыть свою тревогу, я с улыбкой представился. Было ясно, что придется потрудиться, чтобы завоевать его доверие, ведь такая богатая частная коллекция змей могла стоить несколько тысяч фунтов, а значит, это было серьезное хобби. Он провел меня через дом в сад к построенному специально для рептилий дому. Зрелище впечатляло, жара и влажность мгновенно окутали меня. Возникло ощущение, что я попал прямо в джунгли Амазонки. Там стояло с полдюжины вивариев в форме буквы U у трех стен. Все было закрыто массой зеленой древесной листвы, маскирующей обитателей. Рядом с каждым стеклянным резервуаром был установлен цифровой монитор, демонстрирующий температуру и влажность. Прежде мне лишь однажды доводилось наблюдать такой профессиональный подход в одном из общественных террариумов. Стало очевидным, что этот парень и вправду знает, что делает. Я почувствовал себя немного неловко, но попытался успокоиться. В конце концов, все, что требовалось от меня, это лишь сделать им уколы. Мне приходилось и раньше заниматься подобным. Но этот человек мог многому научить меня, а потому пришлось трезво оценить ситуацию. Он должен был проникнуться доверием к моим профессиональным способностям и достаточно расслабиться, чтобы начать рассказывать о своем увлечении. Но еще и страх за своих питомцев не позволял ему это сделать. Я решил воспользоваться небольшой возможностью произвести на него впечатление.

– Действительно, чувствуется резкая влажность, когда заходишь внутрь, – начал я, – такое ощущение, что мы и вправду где-то в Новой Гвинее или в тропических лесах Индонезии.

Это было не лучшей моей остротой, но являлось всего лишь началом, и мне нужно было как-то продолжить свою речь:

– Бывает очень сложно держать в неволе этих змей, воссоздавая их естественную древесную среду обитания. Но должен сказать, что это самое впечатляющее обустройство жилья для животных, которое мне встречалось.

Комплимент сработал, я почувствовал, что хозяин начал расслабляться. Пожалуй, стоит придумать что-то еще. Приблизившись к одному из вивариев, я вгляделся внутрь. Маскировка была потрясающей, и мне понадобилось какое-то время, чтобы заметить его обитателя. На одной из веток возлежала, скрутившись в три петли и положив голову по центру, потрясающая ярко-зеленая змея с белыми крапинками по всему телу. Я видел ее на фотографиях в «Гугл», но в реальности она оказалась поистине невероятной.

– Обожаю эту их уникальную манеру укладываться на ветке дерева… Они и вправду очень красивые, – продолжил я.

Этого последнего комплимента оказалось достаточно, чтобы расположить хозяина, и его настороженность исчезла. Словно бы я знал некий тайный пароль для вступления в закрытый клуб. И вот двери его распахнулись! Когда мы перешли к решению конкретной задачи, он начал рассказывать мне о каждой змее отдельно, а я делал им уколы. Работа прошла быстро, но за это время я узнал еще много нового о пресмыкающихся. Видя столь благодарного слушателя, хозяин предложил мне чашку чая. Испытывая восхищение от новых знаний и облегчение от того, что визит прошел так хорошо, я с радостью принял предложение. Наконец, час спустя я вышел от него, и теплота в момент прощания была сравнима с сердечностью давних друзей. Идя по дороге к машине, я позволил себе удовлетворенно улыбнуться. С того дня, если он звонил в наш офис, то всегда просил «герпетолога».

В том случае «Гугл» выручил меня, потому что нашлось полчаса свободного времени в обеденный перерыв, чтобы покопаться в материале и подготовиться. В следующий раз, когда пришлось оказывать помощь, я уже был лишен подобной роскоши.

Мне часто задавали вопрос, какое самое странное животное оказывалось в моем врачебном кабинете. У меня несколько таких кандидатов – кубинская квакша, карликовая сумчатая летяга и скунс.

Эти животные, пожалуй, войдут в топ-10 моего списка. Но была еще одна консультация, которая навечно останется в моей памяти. И связана она с броненосцем.

Была обычная мартовская пятница. Мой день начался в 6 утра в центре плато Эксмур, когда я изучал туберкулиновую пробу для стада крупного рогатого скота из шестидесяти голов. Утро было холодным, и мы работали в маленьком ветхом скотном дворе, расположенном в нескольких милях от другого ближайшего жилья. Единственное сравнительное подкожное цервикальное исследование на туберкулез (SICCT) – это стандартная прививка от туберкулеза у крупного рогатого скота. Процедура насчитывает сотню лет и предполагает подкожную инъекцию в области шеи животного птичьего и бычьего туберкулина. Затем спустя 72 часа нужно вернуться, чтобы проверить место инъекции: если место введения бычьего туберкулина распухло больше птичьего, то можно сказать с высокой долей вероятности, что животное заразилось. Это был мой повторный визит, и я знал, что вторая часть исследования не будет столь простой. Она никогда и не была такой в случае с крупным рогатым скотом на плато Эксмур. Я имел дело с разнородным стадом из годовалых животных, которых купили на рынке еще телятами. Прошло время, а они еще не привыкли к общению с человеком. Все они были гибридами: преимущественно от голштино-фризской матери, скрещенной с быком мясной породы, такой как шароле, абердин-ангусская, бельгийская голубая, симментальская или лимузинская. И именно скрещения с лимузинами всегда вызывали проблемы. Животные были дикими, легко подвергались панике, один из них мог легко поднять с места всю группу. Я провел немало времени, гоняясь по полям, болотам и пустошам за пустившимся бежать стадом. А потому знаю, что именно они всегда во главе этого действа. И хотя визит во вторник прошел достаточно гладко, и мои пациенты были уже подготовленными, все же остерегались бокса-фиксатора и нас.

Когда мы выводили их из сарая в сад, молодой бычок-кастрат, идущий впереди, успел сказать мне все, что думал. Голова поднята, в глазах боевой настрой. Дикий и возбужденный, он всхрапывал, двигаясь быстрой рысцой. В этот момент я понял, что работа, которую можно было проделать за каких-то полчаса, займет полдня, и мне потребуются ленд-роверы и квадроциклы, чтобы гоняться за стадом по заболоченной местности.

И, конечно же, бык-кастрат сразу пошел в атаку, прыгая и кружась по саду и высматривая любую прореху в заборе, стене или изгороди. Несколько мгновений спустя он нашел ее и направился к калитке высотой в четыре фута, отделявшей сад от поля и вересковой пустоши. Предприняв неудачную попытку перепрыгнуть через калитку, он повис на ней нижней частью туловища, изогнувшись, но его разгона было достаточно для того, чтобы зацепить шпагат, которым она была примотана к трухлявому шесту. Он проволок за собой калитку на десять метров в поле, пока, наконец, не отцепился от нее, ринувшись на свободу. Теперь, когда ему уже ничего не мешало, а поле и свобода были так близко, все остальное стадо, не теряя времени, последовало за своим товарищем. А мы вчетвером остались стоять в саду, наблюдая, как они взметают копытами землю и исчезают вдали.

Я покинул ферму через три часа. Работа была выполнена, но теперь я опаздывал на свои очередные приемы.

Последующие визиты в тот день прошли не так активно: пневмония у теленка, кастрация нескольких бычков, нарыв на ноге у лошади и кесарево сечение у овцы. Еще со студенческой поры я любил время окота овец, мне нравилось брать на руки двух только что появившихся на свет маленьких ягнят, а потом наблюдать за тем, как они растут и сосут свою маму, крутя хвостами, как сумасшедшие. Это было настоящим счастьем. К сожалению, люди редко обращались к нам за помощью по финансовым соображениям. Но это была хорошая овцематка, и фермер был заинтересован в ней. Итак, я принял роды, сделав кесарево сечение, а два появившихся на свет здоровых ягненка служили лучшим доказательством правильности этого решения.

После завершения визитов к крупным животным я вернулся в хирургический кабинет, чтобы в 16 часов начать прием мелких пациентов. Я работал без перерыва, и только в машине успел закинуть один бутерброд, а с псом Максом пробежался по проселочной дороге всего пару минут. Когда я терпеливо уговаривал его забраться обратно в машину, он недовольно смотрел на меня, пришлось пообещать ему после работы прогулку по берегу реки.

Вернувшись в офис, я заметил, что на часах уже 15.45: времени осталось только на то, чтобы быстро привести себя в порядок, схватить чашку чая и белый халат и отправиться в приемный кабинет. Я пробежал глазами по перечню пациентов, чтобы заранее настроиться и понять, есть ли там случаи, требующие особого внимания. Мой прием был полностью расписан с 16.00 до 18.30. Каждая консультация занимала десять минут, так что всего их получалось пятнадцать. На первый взгляд список выглядел вполне типично: полдюжины вакцинаций, хромая собака, пара случаев рвоты / диареи, кошка с раздражением на коже… Я всмотрелся в список внимательнее, стараясь найти там знакомых клиентов или животных. Мое внимание привлекла запись на 17.10. Согласно данным компьютера клиента звали м-р Смит, а пациента – Броненосец.

Мне доводилось в свое время сталкиваться со странными кличками у питомцев. На последнем году обучения в ветеринарной школе мы даже играли по очереди в особую игру, пытаясь определить породу животного по той кличке, которую дал ему хозяин. Чарли, к примеру, был бы черным лабрадором и мог попасть в ортопедию. Роки мог быть боксером, отправляющимся на прием к кардиологу. А Крошка – это, очевидно, такса, направленная к неврологу. Броненосец был для меня чем-то новым. Я ввел карточку клиента, чтобы увидеть информацию.

«Кто это – кошка или собака?» – подумал я.

Просматривая данные, мне показалось, что это неизвестный клиент с новым животным. Все сводилось к тому, что мистер Смит приведет Броненосца для чипирования.

Первая половина приема прошла гладко. Когда я прощался с посетителем, назначенным на 17.00, не мог не заметить человека, который сидел, стиснув голубую кошачью переноску. Он занял угловое кресло, так что мой взгляд падал прямо на него. Ему, вероятно, было за пятьдесят, с проседью в волосах и чуть неопрятной клочковатой бородой. Мужчина сидел, сгорбившись над переноской и держа ее максимально осторожно. Я видел много разных людей, и все они по-разному вели себя в ожидании приема: кто-то был расслаблен, кто-то нервничал, шел неохотно, пытался защитить своего питомца. Но в пожилом джентльмене было что-то совсем иное, определить это было сложно.

На экране компьютера загорелась надпись «Броненосец Смит», сигнализирующая об их приходе. И, конечно же, мистер Смит оказался тем джентльменом в углу. Когда он поднялся со своим драгоценным грузом, я удивился его видимой тяжести. Логично было бы предположить, что в кошачьей переноске находится кошка, точнее, котенок для чипирования, следовательно, его вес не мог превышать одного килограмма. Однако то, с каким трудом мужчина удерживал переноску, наводило на мысль, что реальный вес раз в десять больше. Может быть, он взял кота из приюта? Но такое объяснение не подходило, потому что в данном случае животное бы уже имело чип. Я мысленно нарисовал себе возможный сценарий: чрезмерно разжиревший кот, которого вынуждены милосердным способом лишить жизни, так как его единственный друг – старый хозяин – недавно умер. Возможно, это его сын, который теперь занимается котом, и это его первая задача. Неудивительно, что он так дрожал над ним: это последнее, что связывало его с ушедшим родителем. Если мое предположение верно, то тогда все могло быть гораздо сложнее, чем просто поставить микрочип. Я перебрал в памяти все возможные болезни, которые могли появиться у животного по невнимательности: блохи, глисты, проблемы с кожей, зубами, диабет, артрит.

Я закрыл дверь за мистером Смитом и представился. Он аккуратно поставил переноску на смотровой стол, а затем пожал мне руку.

– Приятно познакомиться, – широко улыбнувшись, сказал он.

Пока он открывал крышку переноски, я повернулся к своему компьютеру.

– Могу поспорить, что вам не часто доводилось видеть подобное! – сказал он.

Смысл его слов не сразу дошел до меня. Поставить микрочип кошке – это простая работа, какими бы ни были сопутствующие заболевания. Я задумался.

Если закончу этот прием быстро, то, возможно, еще останется время, чтобы выпить чашечку чая до прихода следующего клиента. Отвернувшись, наконец, от компьютера, я приготовился заняться своим новым пациентом.

Но это не был разжиревший кот. Существо, сидевшее передо мной, имело мордочку грызуна, большие заостренные уши, бочкообразное тело и длинный сегментированный хвост. Его туловище покрывало нечто, похожее на доспехи средневекового рыцаря, а голова, казалось, была защищена идеально подогнанным по размеру шлемом. Вероятно, на моем лице отразились и шок, и удивление, судя по насмешливой улыбке мистера Смита, но я попытался взять себя в руки и сохранять профессиональное хладнокровие.

– Вы правы, мне точно не доводилось встречать здесь прежде броненосцев. Это первый, которого вижу, – ответил я небрежно.

– Это девятипоясной броненосец, – сообщил он. – Место происхождения этих животных – оба американских континента. Но я уверен, что такому умному парню, как вы, это известно.

Данная фраза меня окончательно добила. И мне пришлось признаться себе в том, что я действительно не знаю даже самых элементарных вещей о броненосцах. Не имея под рукой никакой полезной информации, у меня не было НИ малейшей возможности поддержать умную беседу о существе, находящемся прямо передо мной. Хуже того, разглядев его, до меня дошло, что тело этого млекопитающего полностью покрыто роговой броней толщиной примерно в сантиметр. И где же отыскать такую длинную иголку, с помощью которой можно вставить ему чип? Я ломал голову, думая, как бы поскорее разрешить эту ситуацию.

– А как удалось заполучить броненосца в качестве домашнего питомца жителю Северного Девона? – спросил я, пытаясь выиграть время.

– Никогда вы не найдете в наших северных лесах длиннохвостых ягуаров, броненосных черепах, – процитировал он, и заметив мое смущение, продолжил: – Но в солнечной Бразилии, Бразилии моей, такое изобилие невиданных зверей![7]

Выражение моего лица явно не изменилось, потому что он отвлекся от своих грез, обратившись ко мне более конкретно:

– Чему вас учили, мой дорогой мальчик? Неужели вы никогда не читали сборник сказок Редьярда Киплинга «Просто сказки»?

– Боже! Конечно! – ответил я, – но это было давно.

– А разве вы не помните историю о броненосцах? В детстве это была моя любимая сказка, и с тех самых пор мне всегда хотелось завести себе в качестве домашнего питомца броненосца. Понадобилось всего лишь сорок пять лет!

– Вижу, – кивнул я понимающе, но на самом деле был совершенно сбит с толку.

Однако мне удалось быстро вернуться к реальности, когда он начал рассказывать о том, как приобрел своего питомца.

– А вам не нужна лицензия на опасное дикое животное для… него? – спросил я, понимая, что даже не представляю, кто это – самец или самка.

– Нет, – ответил он. – Лицензия требуется лишь в том случае, если у вас гигантский броненосец, Priodontes maximus. Поясные, светлые и кричащие броненосцы, к счастью, от этого освобождены.

Никогда мне не доводилось слышать о светлых или кричащих броненосцах. Я уже так много всего узнал за это время, но сейчас с досадой осознавал, что понятия не имею о том, как чипировать это существо. Ясно, что мне нужно взять инициативу в свои руки, пока он сам не заговорит об этом.

– Итак… мы будем чипировать животное сегодня, правильно я понимаю?

– Да, будьте любезны, – ответил он. – И на самом деле это «он», и его зовут Арни.

– О, ну конечно, – согласился я, ответив ему такой же кривой ухмылкой. – Я только выскочу ненадолго, чтобы взять все необходимое, буквально на секунду.

И прежде чем он успел бы начать расспрашивать меня о дальнейшей процедуре, я покинул смотровую. Все необходимое для чипирования собаки или кошки оборудование находилось фактически позади кабинета, в нашей аптеке. Но не это было главной причиной моего поспешного ухода.

Я направился прямиком через аптеку в ассистентскую комнату и сразу кинулся к компьютеру. Щелкнул на браузер, открыл поисковое окно «Гугл» и набрал в нем: «Как чипировать броненосца?» Первые результаты оказались совершенно неподходящими: что-то о встроенном дисплейном модуле Броненосец-43/T (об этом наверняка знал мой брат, но мне модуль был не нужен). Пришлось выбрать другой путь, написав «чипирование экзотических животных», но и эта попытка оказалась безуспешной. Я чувствовал, что мне следует поторопиться, иначе мое отсутствие будет выглядеть подозрительным. «Думай, мальчик, думай!»

Сделал еще одну попытку: «места чипирования у животных». Википедия выдала: «Вживленный имплант (у животных)». Но здесь речь шла о собаках, кошках, лошадях и птицах. Я промотал страницу вниз – «Руководство по определению микрочипов Всемирной ветеринарной ассоциации мелких животных (WSAVA)». Это выглядело обнадеживающе. Щелкнув на ссылку и промотав статью вперед, нашел раздел под названием «Места для вживления микрочипа у мелких животных (компаньонов)». Неожиданно пришла мысль, что мистеру Смиту наверняка понравится воспринимать Арни как «компаньона». Хотя вряд ли WSAVA относила броненосцев к этой категории. Я стал лихорадочно читать дальше. «Рекомендуемые места для вживления чипов у других видов». Вот теперь, похоже, нашлась зацепка. Неудивительно, что там не оказалось упоминания о броненосце. Однако указанным местом вживления чипа для «других млекопитающих» была область между лопатками, в том случае, если у взрослой особи расстояние от позвоночника до плеча было меньше 17 сантиметров. Арни как раз подходил под эту категорию, но это означало, что вживлять имплант предстояло сквозь его броню!

Продолжаю читать: сельскохозяйственные животные, слоны, даманы, лори, альпаки, земноводные, пернатые, эму, пингвины, хищные птицы, рыбы, зеленые морские черепахи, крокодилы, змеи, ящерицы… и на этом список заканчивался. Пришло время нестандартного подхода. Из всех животных в списке ближе всего была, пожалуй, зеленая морская черепаха с твердым панцирем, покрывающим большую часть ее тела.

Промотав обратно к разделу с черепахами, прочитал: «В суставную сумку левой тазовой конечности подкожно мелким животным и внутримышечно крупным животным… после чего место имплантации запечатывается тканевым клеем». Эврика! Я закрыл окошечко на компьютере, схватил тканевый клей из шкафчика и теперь, полный уверенности, уже неторопливо прошел через аптеку, захватив по пути микрочип и сканер, и вернулся в кабинет.

– Отлично! Думаю, у меня есть все, что нужно. Это довольно простая процедура, – сказал я с уверенным видом профессионала, который знает, что делает. – Микрочип устанавливается в мышцу левого бедра. Надо, чтобы вы подержали Арни на столе, мне нужно протереть ему лапу и вставить чип. После этого я заклею ему кожу, чтобы микрочип не вывалился наружу. У броненосцев кожа не эластичная, – добавил я, – и если не заклеить место укола, то после иголки там останется отверстие.

– О да, это и вправду звучит довольно просто, – ответил он с некоторым облегчением в голосе. – Я не знал, понадобится ли ему в этом случае анестезия или что-то подобное.

Он извлек Арни из переноски и положил его на стол.

Поначалу Арни довольно легко шел на контакт. Но после того как двенадцатисантиметровая игла вошла ему в верхнее бедро, это явно не показалось ему приятной прогулкой. А потому, когда я попытался извлечь его конечность из-под брони, то обнаружил, как невероятно сильны его лапы, хотя мистер Смит помогал удерживать его. Мне понадобились силы и обе руки, чтобы вытянуть лапу Арни в удобное для установки микрочипа положение. Но при этом, конечно же, у меня не осталось свободных рук для того, чтобы подготовиться, ввести чип или заклеить рану. Третья пара рук здесь бы явно не помешала.

– Сильный парнишка! – прокомментировал я как можно более непринужденно. – Думаю, мне понадобится дополнительная помощь.

Выйдя из кабинета в поисках медсестры, я встретил Луизу, старшую медсестру, которая занималась одним из наших стационарных пациентов.

– Мне нужен ассистент в ручной установке микрочипа на… животном, поможешь? – я намеренно не стал называть конкретный вид, о котором говорил. Хотелось внести элемент неожиданности: выражение ее лица в этот момент будет просто бесценным.

– Конечно, – ответила она. – Буду через минуту, как только закончу с Поппи.

– Спасибо, я в дальней смотровой.

Всего пару минут спустя Луиза постучалась в дверь и вошла. Ее реакция была даже лучше, чем можно было себе представить. Когда она увидела Арни, то мгновенно всем телом в страхе отпрянула назад. На лице были одновременно шок и неверие. Думаю, Луиза собиралась выкрикнуть какое-то ругательство, но благодаря своему профессионализму ей удалось выдать более мягкую фразу:

– О боже, я совсем не это ожидала.

– Луиза, – сказал я, давая ей время вернуть все свое самообладание. – Это мистер Смит, а это Арни, девятипоясный броненосец. Микрочип встанет в его левое бедро, и нужно, чтобы ты помогла мне вытянуть лапу из-под брони. Он довольно сильный, попробуйте держать его за лапу, пока мистер Смит будет удерживать остальное тело. А я тогда смогу подготовиться и ввести микрочип, договорились?

Подойдя к столу, она нерешительно протянула руку, пробуя коснуться спины Арни. Когда ее тактильное восприятие перестроилось с шерсти на броню, успокоилась, привыкла к необычной текстуре кожаного панциря и отсутствию обычной реакции при контакте человека с животным. Она расслабилась, и ее профессионализм возобладал.

Вся процедура прошла быстро и эффективно. Убедившись, что рана заклеена, я отсканировал левое бедро, проверив надежность чипа, мистер Смит вернул Арни в переноску, сердечно поблагодарил нас обоих и вышел.

Когда дверь за ним закрылась, Луиза молча глянула на меня.

– За десять лет, что я работаю здесь, это точно самое диковинное животное, которое мне доводилось видеть, – сказала она. – Спасибо, что предупредил!

– Я тоже был немного удивлен, – признался я. – К тому же думал, что у него кошка.

– Но у меня вопрос. В Северном Девоне не наблюдается переизбытка броненосцев. Так что если он потеряется, наверно, его будет не так уж сложно найти, разве не так? Так к чему устраивать все эти сложности с чипированием?

И хотя я знал истинные причины, но вынужден был признать, что Луиза говорит дело.

– В любом случае, – продолжила она, – откуда ты узнал, что микрочип нужно вставлять в заднюю левую конечность?

– Ты называешь себя ветеринарной медсестрой и не знаешь этого? – ответил я с ухмылкой, радуясь, что успел скрыть все свои улики в Интернете, закрыв окошечко поиска в «Гугл». – А я думал, что это всем известно.

БРОНЕНОСЦЫ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Dasypus novemcinctus: девятипоясный броненосец.

Ареал: Северная, Центральная и Южная Америка.

Описание: млекопитающее, ведущее ночной образ жизни. Двадцать видов.

Продолжительность жизни: до 20 лет.

Среда обитания: броненосцы живут в норах. В идеале предпочитают теплый и дождливый климат тропических лесов, но также адаптируются к жизни в кустарниковых зарослях и лугах. У них очень маленький запас жира, поэтому им тяжело выживать в холодном и засушливом климате, в котором они легко теряют тепло и влагу.

Питание: броненосцы – насекомоядные животные, питаются преимущественно муравьями, термитами и червями, которых они слизывают своим липким языком.

Период беременности: 122 дня, но имплантация зародыша происходит спустя 3–4 месяца после спаривания.

Вес: 85 г при рождении, во взрослом возрасте достигает 2,5–6,5 кг.

Развитие: в 3 месяца малышей отлучают от матери, половая зрелость наступает в 1 год, размножаются ежегодно.

Анатомия: спина, бока, голова, хвост и внешние поверхности лап покрыты бронированным панцирем, состоящим из костных пластинок, поверх которых расположены идущие не внахлест ороговевшие чешуйки, соединенные между собой гибкими полосками кожи.

Температура тела: 30–35 °С.

Интересный факт: если броненосца сильно напугать, он может прыгнуть в воздух на полтора метра. Броненосцы также способны преодолевать реки, плывя по воде за счет способности раздувать живот, или же ныряя на дно и делая короткие пробежки, так как могут задерживать дыхание до 6 минут.

Хищники: много, включая аллигаторов, хищных птиц и медведей, но пума – самый распространенный хищник.

Охрана: девятипоясный броненосец классифицируется Международным союзом охраны природы (IUCN) как вид, не требующий защиты. Однако его старший брат, гигантский броненосец, обитающий среди лугов, лесов и болотистой местности Южной Америки, считается незащищенным видом и подлежит охране. О важной роли этого прежде таинственного вида в качестве создателя экосистемы и защитника биоразнообразия благодаря его постоянной работе по строительству нор читайте материал на сайте: -projects/project-search/field-work/giant-armadillo-conservation-project.

Жираф

Живая природа это то, что человек не в силах создать. И если она исчезла, то исчезла навсегда. Человек может воссоздать пирамиду, но он не способен воссоздать экологию или жирафа.

Джой Адамсон

Я вышел из своего домика в темноту бодрящего африканского утра. Было 5.30, суббота, 9 августа. Солнце взойдет только через час. Чувствовалось, как пробирает холодок, забирая остатки уютного тепла удобной самодельной кровати.

Восемь дней назад в это время я бы только проснулся, чтобы затем отправиться на работу в ветеринарную клинику в городе Челтнем, в районе Котсуолд. Но на август моим домом была резервация Нгонигони в предместье Нельспрута южноафриканской провинции Мпумаланга, так как я ассистировал доктору Кобусу Раату и его команде из Wildlife Vets. Работа заключалась в вылове, перемещении, лечении и научном исследовании обитателей африканской дикой природы.

В отличие от большинства африканских стран Южная Африка поставила на поток индустрию охотничьих ферм. Дикие животные – это не только собственность государства, представленная в национальных парках. Ею также могут распоряжаться владельцы частных охотничьих заказников. В данной индустрии ценится умение безопасно поймать, загрузить, перевезти и выпустить этих животных. Каждый шаг требует наблюдения ветеринара, а потому жизнь команды Кобуса никогда не бывает спокойной.

Я спускался вниз, идя на завтрак. Было еще слишком рано, чтобы наслаждаться ежедневным представлением, что устраивают живущие на ферме жирафы, зебры, гну, бубалы и импалы. Все они щипали траву на пастбище, всего в ста метрах от того места, где мы обедали. Ранний подъем был обязателен по причине назначенной на 8 утра встрече в охотничьем заказнике в двух часах езды к северу от нас в Хёдспруте, городе, расположенном на западной границе национального парка Крюгера. За завтраком царила суета: нам предстояло поймать и перевезти трех взрослых самцов. Процесс ловли жирафов сопряжен с таким повышенным риском, что во всей Южной Африке есть лишь несколько компаний, сотрудники которых обладают необходимыми для этого опытом, знаниями и умениями. Гипертензивный эффект от приема лекарств, применяемых для обездвиживания животного, может вызвать угрозу для его жизни. Тем более что уникальные анатомические особенности жирафов изначально требуют гораздо более высокого кровяного давления в сравнении с другими млекопитающими. Проблема угнетенного дыхания в связи с приемом лекарств усугубляется наличием большого объема мертвого дыхательного пространства, обусловленного невероятно длинной трахеей жирафа. Помимо этого, рост создает риск серьезной травмы, если не уследить за его падением.

Пока я попивал кофе, из гаража в дальнем конце фермы с грохотом выезжала колонна техники: тяжелый грузовик, фургон с трейлером для жирафа на прицепе и пикап. Это было приглашение. Мы загрузились в микроавтобус и присоединились к процессии. Логистика каждого нашего выезда поражает: сегодняшним требованием было наличие разрешений, пяти транспортных средств, одного вертолета и команды из пятнадцати крепких мужчин.

Когда малиновое зарево испепеляющего африканского солнца окрасило горизонт, мы наблюдали сцены будничной жизни: стоящие вдоль дороги продавцы апельсинов и авокадо, идущие на работу мужчины в поношенных голубых комбинезонах, горящие поля сахарного тростника на первом этапе уборки. Дальше тянулись маленькие населенные пункты – пыльные грязные дороги, по обеим сторонам которых возникало причудливое сочетание покрытых жестяными листами хижин и множества маленьких квадратных бетонных зданий с табличками парикмахерского салона, похоронного бюро, продуктового магазина или бара. Все они перемежались рекламой Coca-Cola, что было единственной связью с западным миром, который я оставил позади.

Два часа спустя подъехали к назначенному месту встречи, маленькой заправочной станции всего в нескольких милях от заказника, к которому мы направлялись. У нас еще было время попить кофе, пока ждали грузовик с фургоном. Именно в этот момент раздался звонок: пилот вертолета вынужден был отклониться от курса, чтобы оказать помощь белому носорогу. Это означало, что он задержится на несколько часов. В жестоком бездушном мире на носорогов, как на ценный ресурс, охотятся браконьеры вне зависимости от национальной принадлежности. Итак, в отсутствие вертолета все, что нам оставалось делать, это сидеть и ждать. «Поторапливайся и жди» – популярная мантра среди профессионалов дикой природы. И это был как раз тот самый случай.

Получив кофе и надежду на скорый завтрак, мы слегка приободрились и завели разговор. Каковы «за» и «против» легализации торговли рогами носорогов? Можно ли в качестве исключения отказаться от вегетарианства в день рождения или во время путешествия? Какие дикие африканские животные играли бы в регби и на каких позициях? Это всего лишь некоторые из тем, которые мы обсуждали, наблюдая за подъезжающими и отъезжающими машинами на заправочной площадке. В основном это были пикапы и фургоны с пожилыми немецкими туристами в обязательных шортах цвета хаки и с набитой поясной сумкой. Они приезжали на взятом в аренду фургоне для сафари, нагруженном таким количеством снаряжения, которого бы хватило для оснащения маленькой армии.

К 12.30 стол был завален остатками разнородной грубой еды, включая нарезанное узкими полосками вяленое мясо антилопы, орешки кешью, сдобренные острым соусом пери-пери, и картофельные чипсы со вкусом маринованных огурцов. Бьорн, специалист по ловле жирафов, и ветеринар Дерик докуривали двенадцатую сигарету, Бьорн допивал восьмую чашку кофе.

Посреди всего этого хаоса у Бьорна вдруг зазвонил телефон, и порядок был тотчас же восстановлен. Еще не закончив говорить, он направился к своему фургону, жестом показав нам следовать к микроавтобусу. Вертолет прибудет через десять минут – охота на жирафа началась!

Чтобы добраться до короткой, в три мили[8], подъездной дороги, мы съехали на пыльную и грязную проезжую полосу. Рядом с главной дорогой мы обнаружили ветхие ворота высотой в пять метров, опутанные проволокой. Их удерживали цепочка и висячий замок. Припаркованный рядом с ними пикап был единственным подтверждением того, что мы прибыли к месту назначения. Водитель пикапа – хозяин охотничьего заказника – выпрыгнул из машины, повернул замок и открыл нам ворота. Мы последовали за ним. Вдруг наших ушей достиг отдаленный рокот пропеллеров. Посмотрев в небо, увидели растущее желтое пятно вертолета, стремительно приближавшегося к нам. Он сделал один круг прямо над верхушками деревьев и затем приземлился, поднимая нисходящим потоком столб пыли.

Ферма представляла собой 8000 гектаров кустарниковых зарослей и каменистой гористой местности. Для человека этот засушливый пейзаж выглядел враждебно, не давая почти никакого убежища от палящего африканского солнца. Каждое растение здесь было вооружено, чтобы пронзить, растерзать или излить яд. И в то же время это был дом для большинства африканских животных.

Жирафы, как правило, живут в относительной гармонии. Иногда они произвольно собираются в стада, возглавляемые одним взрослым самцом. Бывает, что молодые самцы составляют небольшие группы, в то время как другие предпочитают жить поодиночке. Обычно драки между самцами вспыхивают исключительно из-за самки. В этом заказнике самцы по численности существенно превосходили самок, и драки в последнее время стали там частым явлением. Дошло до того, что несколькими неделями ранее старый самец был найден мертвым.

Да, конечно, прекрасная идея дать природе полную свободу. Но в реальности охрана природы заключается даже в строительстве забора, чтобы держать там животных. И не важно, каков размер участка, – этими животными необходимо управлять. Итак, часть молодых самцов следовало выпустить, и сегодня нам нужно было поймать трех таких самцов-одиночек.

Увидев размер территории, на которой нам предстояло работать, стала понятна необходимость наличия вертолета. Местный контингент, за исключением Дерика, быстро занялся разгрузкой пустых канистр из-под бензина и демонтажем дверей вертолета, прежде чем приступить к теперь уже всем хорошо знакомому ритуалу. Достать пачку сигарет из левого нагрудного кармана рубашки, выбить из нее сигарету, обхватить ее сжатыми губами, поджечь и, наконец, расслабиться, как будто они работали несколько часов подряд. Дерик не обращал на них никакого внимания, пока они сидели, прислонившись к вертолету, занятые беседой. Он был сосредоточен исключительно на одном предмете – большой игле для пункции, которую он держал в левой руке. Игла крепилась к 3-миллиметровому шприцу, в который была нацежена смесь тиофентанила, эторфина и гиалуронидазы: впереди ждала работа по усыплению жирафа, а этот шприц должен был выполнить функцию транквилизатора. Сильнодействующие опиоиды эторфин и тиофентанил – предпочтимые препараты для анестезии жирафов в полевых условиях, так как они действуют быстро, причем эффект усиливается за счет гиалуронидазы, ускоряющей процесс всасывания.

Пилот запрыгнул в вертолет, завел мотор, и компания курильщиков мигом разошлась. Дерик направился в сторону вертолета, поднявшего столб пыли, держа на правом плече ружье с транквилизатором, а в левой руке – коробку с усыпляющими дротиками. Картина напомнила сцену из фильма о войне во Вьетнаме.

Несколько мгновений спустя вертолет превратился в точку на небе, направляясь в сторону гористой местности в поисках нашего первого жирафа. Загрузившись в два фургона, мы поехали в сторону вертолета по одной из главных магистральных дорог, деливших заказник пополам.

Трейлер для жирафов тянулся позади. Даже этот этап был технически сложным: нам следовало расположиться таким образом, чтобы мы смогли среагировать и перехватить жирафа в течение двух минут после того, как в него выстрелят шприцем. Растущее напряжение ощущалось физически, общение свелось к минимуму, пока каждый из нас лихорадочно раздумывал над возникавшими в голове вопросами. Сможем ли мы поймать хоть одного жирафа? Сумеем ли подобраться к ним в тот момент, когда в них выстрелят? Переживут ли они анестезию? Вид одинокого белого носорога, щиплющего траву в двадцати метрах, ненадолго отвлек наше внимание.

Затем из портативной рации раздался хриплый голос Дерика, сообщавшего нам о подвижках. Они обнаружили одинокого самца и преследовали его, пытаясь направить в безопасное место для введения лекарства. Техника отъехала на чистый участок земли в ожидании дальнейших инструкций. Теперь уже осталось недолго. Вдалеке появился вертолет, пролетавший над горным хребтом примерно в миле от нас.

Данный этап также был крайне сложен. Нам с земли казалось, что вертолет как будто завис в воздухе, поворачивая то вправо, то влево, снижаясь до деревьев, а потом поднимаясь вверх в чистое голубое африканское небо, демонстрируя блестящие навыки пилота. Общение между ветеринаром и пилотом должно было быть интуитивным: им следовало предугадывать каждое движение жирафа, мягко и умело заставляя его двигаться в правильном направлении, чтобы избежать любых потенциальных рисков. И при этом необходимо было контролировать скорость его движения, чтобы не перенапрячь животное и не спровоцировать опасную для жизни «миопатию[9] во время ловли».

Стресс, перенапряжение и обезвоживание организма в сочетании с повышенным кровяным давлением, вызванным препаратами, которые применяются с целью обездвижить любое дикое животное, могут стать фатальной комбинацией. А в данном случае риск многократно увеличивался в условиях палящего африканского солнца. Миопатия при ловле неизбежно смертельна. Атрофия мышц, вызванная гипертермией[10], вместе с избыточным уровнем молочной кислоты приводит к усиленному выделению калия из клеток мышцы, что в острых случаях вызывает сердечную недостаточность.

Если животное выживет на первой стадии, то разрыв мышцы неизменно означает неподвижность, а неизбежный ацидоз[11] приводит к разрушению мышцы и клеток почек, почечной недостаточности и смерти в течение нескольких дней. Так что ставки высоки.

Прошло еще десять минут, после чего в рации раздался голос Дерика.

– Выстрел сделан, и есть подтверждение, что дротик попал. Мы преследуем его с воздуха, так что у вас не больше двух минут!

Бьорн инстинктивно нажал на секундомер, понимая, что знание точного времени с момента удара дротика может быть жизненно важным.

После нескольких часов праздного времяпрепровождения мы резко развили бешеную активность. Невероятно опытные профессиональные ловцы, которые всего несколько мгновений назад беззаботно смеялись и шутили, были теперь собранны и решительны, хоть и заметно нервничали. Ни один случай ловли жирафов не бывает похожим на другой, каждый раз все происходит по-разному. И все может пойти совершенно иначе за считанные секунды. Мы знали, что малейшая ошибка могла стать фатальной для жирафа или привести к серьезной травме кого-то из членов команды. Я чувствовал частые удары сердца, никогда еще не ощущал столь сильного выброса адреналина.

Двигатель пикапа ожил без всякого предупреждения, и мы помчались в сторону вертолета, оставляя за собой облако пыли. Примостившись на спинке сиденья, инстинктивно понимали, что нужно изо всех сил цепляться за жизнь. Сейчас не до мелочей: думай, предугадывай, иначе пострадаешь либо ты, либо животное!

Каждый из нас в последний раз проверил, на месте ли необходимый препарат обратного действия, дипренорфин. Он был крайне важен, и несколько человек взяли его, чтобы первый добравшийся до жирафа мог сразу же ввести его в яремную вену. После того как животное упадет, у нас будет всего несколько секунд, прежде чем угнетающее действие эторфина и тиофентанила станет фатальным.

А еще следовало ввести антибиотик для обезвреживания раны от дротика, а также противовоспалительное средство и мультивитамины для предотвращения повреждения мышцы.

Каждый из членов команды держал наготове веревку, повязку на глаза, беруши, клейкую ленту и веревку с петлей. При первых признаках неустойчивости животного на ногах двое из членов команды выпрыгнут из пикапа и бросятся в погоню. Они должны будут перехватить жирафа, накинуть ему веревку на область груди, а затем с ее помощью застопорить его и контролировать падение. Все это обычно делается, когда пленник еще продолжает бежать, хоть уже и неуверенно. В теории все выглядело великолепно. Но на практике бывает совсем по-другому. Если спрыгнуть с пикапа и броситься в погоню раньше, чем нужно, то ловцы будут гнаться за жирафом целую милю. А если позже, то животное может со всего размаху удариться о землю без всякой подстраховки и серьезно травмироваться. Но даже если им удастся накинуть на него веревку, попытка сбить с ног жирафа весом 1500 килограмм, бегущего со скоростью 30 миль в час по африканскому бушу, сопряжена с большой опасностью как для человека, так и для животного.

Мы вышли на расчищенный участок, вертолет завис в воздухе на расстоянии 400 метров от нас. Именно в тот момент мы впервые заметили наш объект. Преследуемое животное продолжало двигаться на приличной скорости, но можно было уже безошибочно определить, что препарат начал действовать. Прошло две минуты и десять секунд. Бьорн крикнул своим людям, чтобы те высаживались, но они уже и сами все поняли без слов. К моменту сигнала они уже выпрыгнули с парашютом и были всего в 10 метрах от пикапа, преследуя дикий объект. А мы продолжали быстро двигаться по раскаленной пустыне. Оставшиеся члены команды начали выпрыгивать из грузовика в тот момент, когда Бьорн резко затормозил. Пару мгновений спустя машина опустела, двигатель продолжал работать, двери были открыты. Мы были поглощены одной-единственной целью – раскачивающимся силуэтом животного-небоскреба в нескольких сотнях метров впереди.

Тиофентанил уже начал действовать, и жираф стремительно терял ориентацию в пространстве. Спотыкаясь и качаясь, он шел все медленнее, но тем не менее все равно обгонял нас, пока мы с трудом прорывались по враждебной местности.

Резкая смена направления движения говорила о необходимости как можно быстрее ловить его: теперь он направлялся прямиком к идущему по периметру забору. А 6-метровый забор, опутанный большим количеством колючей проволоки, представлял собой огромную опасность.

Когда уже оставалось меньше 100 метров до забора, команда ловцов стала стремительно нагонять жирафа. Но они были еще слишком далеко, чтобы обезопасить его. Бьорн, продолжая мчаться, как безумный, жестикулировал команде, пытаясь совместными усилиями повлиять на направление движения животного, но жираф не в силах был понять предупреждающие действия людей, и его курс оставался неизменным, даже несмотря на все отчаянные попытки пилота вертолета. Надвигавшаяся опасность удара о забор казалась неотвратимой. Я уже видел панику на лице Бьорна, беспомощно делающего попытки исправить неконтролируемую ситуацию. В профессии ловца диких животных умение и знания крайне важны, но и удача играет фатально важную роль.

И вот когда до забора оставалось всего 60 метров, нам неожиданно повезло. Жираф уже пробился через кустарник на одну из пыльных тропинок, но тут он оступился, поскользнулся и упал. И через считанные секунды команда ловцов окружила его. Когда мы спустя пару мгновений, наконец, добежали, они уже успели наложить животному повязку на глаза, воткнуть беруши и надеть недоуздок. Их работа была точной и слаженной. Трое из членов команды сели ему на шею, чтобы предотвратить малейшую попытку жирафа встать. Для любого животного, лежащего на боку, шея – это точка опоры, рычаг, помогающий сначала сесть, а потом встать. Обездвижив шею, можно легко предупредить все попытки двигаться. К этому моменту стало понятно, что тиофентанил полностью возымел действие, и жираф был уже не способен сопротивляться всей этой суматохе вокруг него. На начальной стадии его дыхание и сердечный ритм были стабильны. Но до тех пор, пока ему не дадут нейтрализующий препарат дипренорфин, его жизнь висит на волоске: животное могло перестать дышать в любой момент.

Умение нейтрализовать действие всех анестетиков, применяемых в отношении диких животных, является ключевым. Частичная нейтрализация не только стабилизирует кардиореспираторный эффект препарата, но и дает возможность перемещать животное, проводить различные манипуляции, а также перевозить его с минимальным стрессом. Полную нейтрализацию важно сделать перед тем, как выпускать зверя в естественную среду обитания, так как под действием седативного препарата он не проживет и часа в условиях жестокой конкуренции дикой природы, где его соперники или хищники безжалостно ухватятся за любую возможность, чтобы воспользоваться его слабостью.

Фактически Дерик оказался первым, кто, спрыгнув с зависшего в воздухе вертолета, оказался рядом с животным сразу после его падения и ввел ему нейтрализующий препарат. Поняв, что жираф в безопасности, его состояние стабилизировано, видимые травмы отсутствуют, я позволил себе ненадолго расслабиться. Другие же, пока извлекали дротик, вводили в рану антибиотик продолжительного действия, делали инъекцию мультивитамина и противовоспалительного средства, а также отслеживали сердечный ритм и частоту дыхания жирафа. Тем временем трейлер подогнали на 20-метровое расстояние от «пациента», спустили трап и осуществили все стандартные действия для загрузки животного.

Когда все необходимые процедуры были завершены, Бьорн взял основную веревку, а остальные члены команды ухватились за множество других веревок, которые мне, неопытному в этом деле человеку, казались просто какой-то мешаниной. Те три человека, что прижимали к земле шею жирафа, теперь плавно и одновременно поднялись, и через несколько мгновений жираф снова возвышался над нами. Когда все, кто держал веревки, заняли свои позиции, лежавшая до этого веревочная паутина неожиданно развернулась в определенном порядке, при этом две веревки захватывали петлей шею жирафа и проходили под обеими передними конечностями. Бьорн держал основную веревку, а последняя выходила поверх из-под задних ног животного. С такой амуницией даже самого упрямого жирафа можно было заставить идти вперед. Он двигался, делая один шаг, так как команда работала синхронно: сначала они тянули его за левую переднюю ногу, затем за правую, в то время как задние направлялись веревкой, накинутой сзади.

К счастью, этот жираф был очень послушным, и всего за несколько минут его благополучно завели в трейлер, где после серии поспешных действий ему обеспечили безопасное положение, закрепив металлические шесты с двух сторон и образовав импровизированный загон. Задний откидной борт подняли, и ощущавшееся в воздухе напряжение сразу же спало. Все хлопали друг друга по плечу, «давали пять» и поздравляли друг друга. Нам удалось без потерь поймать одного жирафа. Ну что ж, оставалось еще два…

Пока Моузес, член команды ловцов, заканчивал последние приготовления, закрепляя металлический шест на грузовике, нам всем был дан наглядный пример силы этого животного. Противясь своему временному заточению, жираф внезапно лягнул задней ногой в направлении раздававшегося шума. Моузес вдруг обнаружил себя внимательно разглядывающим расколотые остатки одной из деревянных панелей грузовика, на которой теперь красовалось отверстие от копыта. Я тут же вспомнил свою последнюю поездку в Африку. Во время охоты мы обнаружили самца льва, чья нижняя челюсть не смыкалась с верхней, а из щеки торчал клык. Наш гид объяснил, что эту травму нанесла ему самка жирафа: она лягнула его, защищая своего детеныша. Обычно мы воспринимаем жирафов как грациозных, утонченных и нежных существ, но в тот день я увидел исходящую от них опасность. На самом деле, эти деревянные панели были изготовлены специально для того, чтобы минимизировать травмы жирафа: пусть лучше сломаются они, чем нога жирафа. Не было ничего необычного в том, чтобы обнаружить несколько таких отверстий по завершении перемещения животного. Важнейшая вещь, о которой следовало помнить, зоной безопасности был не сам трейлер, а расстояние, до которого могло дотянуться копыто жирафа.

Мы потратили несколько мгновений на сбор разбросанных веревок и прочего оставшегося мусора, после чего Дерик вернулся к вертолету, а мы загрузились в пикап, который покинули буквально двадцать минут назад. Когда вертолет исчез в лазурном африканском небе, наземная команда вновь собралась на расчищенном участке земли, откуда удобно следить за передвижениями пилота.

Пока шли приготовления для поимки второго жирафа, воздух оглашался возбужденными криками первого. Наконец в рации раздался скрипучий голос Дерика:

– Мы обнаружили маленькое стадо молодых самцов и теперь пытаемся разделить их и выбрать одного для выстрела.

Сделать это было сложно. Определение размера, возраста и здоровья жирафа с высоты 50 метров и на скорости 30 миль в час требует огромного опыта. И хотя ружье с дротиком заранее заряжено стандартной дозой, именно Дерику предстояло решить, какое животное в группе подходит для этого больше.

В стаде было четыре жирафа, и пока они пытались убежать от вертолета, один стал отставать от остальных. Он казался очевидной мишенью для выстрела, но на самом деле был, вероятно, физически слаб, а значит, не годился для нашей цели. Оставалось три возможных кандидата. Один был заметно меньше двух остальных, и стандартная взрослая доза могла оказаться для него чрезмерной, так что он тоже был исключен. Теперь выбор между двумя подходящими кандидатами следовало делать, исходя из того, в кого из них легче было выстрелить. Руководствуясь одновременно интуицией и опытом, Дерик принял решение, а потом последовал непреложному правилу: никогда не меняй своего решения. Он указал пилоту на выбранный им объект преследования, и тот мгновенно привел воздушное судно в оптимальное положение. Несколько мгновений спустя Дерик опустил курок, и идеально пущенный дротик впечатался в левую ягодичную мышцу животного. Жираф среагировал отворотом влево, в сторону от остальной группы. Пилоту удалось расширить этот раскол, и уже совсем скоро три других животных превратились в расплывчатые пятна среди акаций далеко позади вертолета. Все это произошло через считанные секунды после того, как было обнаружено стадо жирафов.

И снова подтверждение удачного попадания дротика было тут же передано наземной команде, и мы стартовали в направлении зависшего вертолета. Казалось, удача была на нашей стороне.

Начальный галоп жирафа после попадания дротика сменился рысью, а затем иноходью, по мере того, как кровь разносила тиофентанил по всему организму, достигнув опиоидных рецепторов[12] в мозге и центральной нервной системы, где осуществилось его действие. Сначала жираф нырнул в густой кустарник, но затем, дезориентированный действием препарата, неожиданно остановился как вкопанный на чистом участке рядом с одной из главных дорог заказника. Спустя две минуты и сорок пять секунд после того, как Дерик нажал спусковой крючок ружья, мы выпрыгнули из машин и приближались к жирафу. Он стоял в полном замешательстве, пытаясь сфокусировать свое внимание на том, что происходит вокруг. И это был идеальный сценарий для команды ловцов, которые быстро обездвижили его веревками и успешно уложили на землю.

Следуя стандартному протоколу, члены команды наложили повязку на глаза, воткнули беруши, а также обвязали животное веревками и прицепили недоуздок. На этот раз Бьорн вводил нейтрализующий препарат, а я вдруг обнаружил, что отслеживаю его дыхание и наблюдаю за тем, как грудная клетка мягко и ритмично движется вверх и в стороны, а затем вниз, сужаясь. Все идет хорошо. В сравнении с первым жирафом это животное было просто подарком. Казалось, что его состояние совершенно стабильно, и что дипренорфин вскоре частично вытеснит тиофентанил, что облегчит работу дыхательной и сердечно-сосудистой систем. «Они могут перестать дышать в любой момент», – предупреждал Бьорн. «Но только не этот мальчик, – подумал я. – Он стабилен».

Я повернулся к Бьорну, о чем-то говоря с ним, и на какую-то долю секунды меня отвлекли двое из команды, которые пытались торопливо распутать одну из веревок, что застряла в кустах во время падения животного. Обернувшись на жирафа, я быстро переключил внимание на его дыхание. Пока я неотрывно смотрел на его грудную клетку, время, казалось, замедлило ход. Никакого движения грудной клетки не было. «Наверно, просто пропустил», – подумал я и продолжал внимательно наблюдать – и ничего. В первые минуты шока по какой-то необъяснимой причине не мог выдавить из себя ни слова.

И меня вдруг пронзила внезапная мысль: насколько опытен я был в вопросах сердечно-легочной реанимации у собак и кошек, настолько поверхностны были мои знания в данной области. Знание теории – это бесспорный плюс, но здесь не тренажер для отработки навыков: жираф не дышал, счет шел на секунды.

Когда люди оказываются в экстремальной или неожиданной ситуации, они часто ощущают происходящее, словно в замедленной съемке. Я помнил это чувство после автомобильной аварии в возрасте восемнадцати лет. Несмотря на сильнейшее торможение, машина все никак не могла остановиться. И то мгновение до удара было длиной в целую жизнь. И теперь здесь я опять испытывал похожее. Я молча поднялся и повернулся к Бьорну. Замешательство и тревога на моем лице тут же сигнализировали ему о том, что все идет не так, как должно быть. Он резким тоном спросил о частоте дыхания, на что я только покачал головой. Бьорну этого было достаточно. В мгновение ока он оттолкнул меня в сторону и, взяв в помощники одного из членов команды, начал с определенной периодичностью прыгать на груди жирафа, прикладывая максимум усилий. Однажды я пытался проводить реанимационные действия на корове, размеренно и с силой надавливая коленом ей на грудь, но такой подход для меня был в новинку. После пяти или шести ощутимых нажатий на грудную клетку Бьорн остановился и оценил прогресс. Ничего. Он повторил процедуру, но снова тщетно. У меня сердце оборвалось. Бьорн начал все сначала, прыгая вверх и вниз так энергично, что в какой-то момент потерял равновесие и рухнул жирафу на грудь. Но тут же с невозмутимым видом поднялся и продолжил свои нетрадиционные реанимационные действия.

После четвертого круга жираф, наконец, сделал короткий слабый вдох – всего один, но все-таки вдох. Мы все стояли вокруг, неотрывно глядя на грудь животного, молясь и надеясь. А потом раздался еще один вдох, а потом еще один, на этот раз чуть глубже, и еще один… Он снова дышал, и на лицах каждого из нас явственно читалось облегчение. Вскоре частота его дыхания вернулась к здоровому ритму – 8 вдохов в минуту.

После того как на наших глазах разыгралась вся эта драма, мы снова занялись подготовкой к поднятию и загрузке жирафа в трейлер. Трейлер подогнали к чистому участку и жирафа медленно, но уверенно повели к машине. В этот раз он был неуклюж, а потому каждый его шаг следовало медленно и методично контролировать. Все шло хорошо до тех пор, пока он не достиг трапа. Сама идея вынужденно поднять животное на достаточно большую высоту, чтобы он шел по наклонной поверхности, была почти безумством. Попытавшись сделать первый шаг по трапу, он дрогнул, колени подогнулись, и потеряв равновесие, жираф, заваливаясь набок, упал с трапа. В ту же секунду Бьорн и остальные члены команды оказались рядом, оттащив животное от трейлера, оставляя достаточно пространства для того, чтобы ему подняться, а после увели от трейлера, развернули и предприняли вторую попытку загрузить. В этот раз все повторилось уже на середине трапа, жираф снова потерял равновесие, но теперь уже завалился назад в сидячее положение. Громкий звук удара напугал первого жирафа, который лягнул в раздражении, проделав еще несколько отверстий в боковых панелях трейлера. Ухватив основную веревку, один из членов команды забрался в машину, чтобы тянуть за голову, а Бьорн с Дериком толкали его сзади. Это была очень опасная тактика, потому что как только жираф встал на ноги, он тут же стал лягаться, отталкивая всех от себя. К счастью, и Бьорн и Дерик предвидели такую реакцию и успели вовремя ретироваться с линии огня. После этого жираф наконец поднялся по трапу в трейлер и за ним быстро закрыли задний откидной борт. Теперь у нас было два плененных зверя.

Третий жираф в отличие от первых двух достался нам легко и без приключений. Вновь поднявшись в небо, пилот вертолета быстро передислоцировал стадо одиноких самцов, и Дерик легко выстрелил дротиком в одного из них. Удача не отвернулась от нас, и команда ловцов смогла загнать его на одну из тропинок, после чего мы все быстро оказались рядом, ввели дипренорфин и вскоре загрузили его в другой трейлер.

– Вот так вот легко они могут доставаться, – прокомментировал Бьорн, когда мы направлялись к трейлеру, ликуя от своего успеха. – Но это бывает редко. Сегодня нам повезло, очень повезло. Но все равно успешный день – праздник. Пора отметить это дело, несите пиво!

Пока я сидел там, осушая свой «Блэк Лейбл», прокручивал в голове события этого дня. Он прошел хорошо, действительно, невероятно хорошо. И несмотря на неожиданно возникшую трудность, мы вышли из этой ситуации без последствий. Я пробежал взглядом по лицам африканской команды и увидел на них выражение удовлетворения и расслабленности, пока они жадно глотали свои напитки. Какую жизнь они выбрали для себя? Шкала успеха определялась выжившими участниками этого сурового испытания – людьми и животными. А завершенная работа была дополнительным бонусом. Если все были в безопасности, тогда «ешь, пей и веселись, потому что завтра ты можешь умереть!» Если нет… тогда тебе просто остается надеяться, что завтра будет лучше. Главная формула успеха – бесстрашный позитив.

Я молча разглядывал свой бокал с пивом, размышляя над тем опытом, который ложился в основу их личной коллекции историй о поимке животных. И неожиданно позавидовал этой полной приключений жизни, в которой охрана и защита животных были главной темой, далекой от эгоистичных притязаний на собственную значимость. Есть красота в работе с дикими обитателями, которые смиряются даже перед самыми грубыми людьми, и нигде это не работает так четко, как в условиях дикой природы. Передо мной были настоящие африкандеры[13], какими мы их себе представляем, но в них чувствовались доброта, сострадание и настоящее смирение. Они страстно любили свою Африку и своих животных. Но при этом знали, что те самые животные, которых они стараются защитить, могут завтра стать их погибелью. Их жизнь может казаться эффектной лишь месяц-два, но реальная жизнь – это жесткое и изнурительное, непредсказуемое и физически затратное существование. И вести ее способны лишь единицы.

Мне повезло, что я смог на короткое время разделить с ними их жизнь. Но я знал, что долго бы так не выдержал. От этого уважение к ним только усилилось.

ЖИРАФЫ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Giraffa camelopardalis: жираф.

Ареал: вся территория Африки – от Чада на севере, Южной Африки на юге, Нигера на западе до Сомали на востоке.

Описание: самое высокое сухопутное млекопитающее и самое крупное жвачное животное.

Продолжительность жизни: около 25 лет.

Среда обитания: саванны и леса.

Питание: жирафы питаются листьями, плодами и цветками древесных растений, преимущественно акациевых. Они достают их так высоко, куда не могут добраться никакие другие травоядные.

Период беременности: 400–460 дней.

Вес: 65 кг при рождении, во взрослом возрасте достигают 800–1200 кг.

Рост: 1,7–2 м при рождении, во взрослом возрасте достигают 5,7 м.

Развитие: матери воспитывают малышей группами. Детенышей отлучают от матери в возрасте 1 года. Половой зрелости достигают в 4–5 лет.

Анатомия: у жирафов самый длинный в мире возвратный гортанный нерв, который проходит по левой стороне гортани и имеет длину около 2 м. Сердце качает кровь по 2,5-метровой шее жирафа, поэтому оно весит до 11 кг и составляет около 60 см в длину, а мышечная стенка имеет толщину 7,5 см.

Сеть кровеносных сосудов, расположенная у основания черепа, так называемая «чудесная сеть», регулирует приток крови к мозгу, уменьшая его, когда жираф опускает голову, и усиливая, когда поднимает. Кожа на нижних частях ног аномально толстая и плотная, чтобы предотвратить скопление крови в конечностях. Будучи жвачными животными, жирафы должны срыгивать пищу, облегчая пищеварение. А это означает, что пищеводная мышца должна быть невероятно сильной, чтобы позволить пище дойти от рубца до рта. В длину кишечник жирафа составляет более 70 м.

Температура тела: 38–39 °С.

Хищники: на взрослых особей редко охотятся из-за их размера и мощного удара копыт. Но все же они беззащитны перед львами, леопардами и гиеновидными собаками, а также перед крокодилами на водопое.

Охрана: за последние тридцать лет численность жирафов упала на 40 %. В настоящее время в дикой природе насчитывается около 97500 особей. По этой причине в 2016 году Международный союз охраны природы отнес жирафов к категории «вид, находящийся под угрозой исчезновения», а западноафриканский и ротшильдский подвиды считаются вымирающими. Это произошло главным образом из-за утраты или ухудшения их естественной среды обитания, а также действий браконьеров. Более подробную информацию о том, как можно помочь защитить этих прекрасных животных, вы найдете на сайте: -conservation.org.

Лебедь

Но что же он увидел в чистой, как зеркало, воде? Свое собственное отражение. И теперь он был уже не безобразной темно-серой птицей, а лебедем! Не беда появиться на свет в утином гнезде, если ты вылупился из лебединого яйца.

Ганс Христиан Андерсен.«Гадкий утенок»

Это был мой первый рабочий выходной после получения диплома. Я оказался одним из счастливчиков среди своих однокурсников. И меня, как вчерашнего выпускника, холили и лелеяли. И чтобы не бросать в самый омут работы, пока не буду к этому готов, меня освободили от ночных дежурств и вызовов по выходным. Но теперь два месяца истекли, и мое время пришло.

– Джон, мы хотим поставить тебя на дежурство в выходные, – сказал мне в среду Мартин. – Я подстрахую. Так что если возникнут проблемы, вопросы или сомнения, звони мне, но у тебя должно быть все отлично.

Приятно ощущать, что у тебя есть подушка безопасности. От одного из моих друзей я слышал жуткие истории о том, как его поставили на дежурство в первую же ночь в первый же день его работы. А когда ему понадобилась помощь, он обнаружил, что его шеф ушел на весь вечер и отключил телефон.

И все же перспектива была довольно пугающая. Обычной фильтрации звонков, позволяющей отсеивать более сложные случаи в будние дни, не будет. Так что мне предстояло столкнуться с чем угодно от приступа колик у лошади до кесарева сечения у коровы. Но оказаться вне зоны комфорта было для меня, конечно, не новым опытом. Это происходило на каждом шагу в период обучения в ветеринарной школе. И теперь, будучи выпускником, я надеялся на подобное продолжение в карьере, ведь это единственный правильный путь обучения, роста и совершенствования. А суметь справиться с дежурством – это последнее препятствие на пути от студента к профессионалу. Итак, прошел четверг, наступила пятница, и я все сильнее ощущал нервное напряжение в ожидании того, что произойдет за те 62 часа с 18.30 пятницы до 8.30 понедельника.

Выходные дни оказались активными, начиная с 19.30 пятницы. Клиентка пришла домой и обнаружила у лошади огромную зияющую рану на внутренней поверхности правой ноги, образовавшуюся после попадания в колючую проволоку забора. Ей удалось перетащить лошадь в ветхое стойло рядом с домом. Но она была твердо убеждена, что рану нужно зашить. Конечно нужно! Но на самом деле я был так ошеломлен размером раны, что решил обратиться за помощью к Мартину. Но оказалось, что в этом месте долины, на краю плато Эксмур, телефонная связь не работала. Ничего не поделаешь, пришлось зашивать рану самостоятельно. Три часа спустя, замерзший, уставший, с ломотой во всем теле из-за длительного нахождения в одной позе – согнувшись между передними ногами лошади, – я наконец закончил работу. Мне пришлось методично накладывать сотню стежков при свете очень тусклого фонаря, пока завывающий ветер задувал в зияющие щели деревенского сарая. Хозяйка была невероятно терпелива, добра и благодарна. А потому, покидая ферму, я испытывал ликующее чувство удовлетворения от самостоятельного решения проблемы.

Однако это чувство было недолгим, потому что как только я вернулся в офис, обнаружил в телефоне целый шквал пропущенных звонков и сообщений.

Кейт, дежурная медсестра, два часа пыталась дозвониться до меня, так как у нее был срочный вызов на отел, причем с вероятностью кесарева сечения. Ее сообщения начинались с повторяющихся просьб перезвонить, как только их получу. Постепенно голос становился все более расстроенным и раздраженным, а последние сообщения были полны глубокой тревоги по поводу того, что я не выхожу на связь так долго. Испытывая смятение и трепет, я наконец перезвонил Кейт, впав в отчаяние. Эти чувства основывались на моем уставшем состоянии, тем более что мне придется, замерзшему и голодному, сразу же отправляться на очередной вызов. А еще страшила отповедь, которой мог встретить меня фермер, наверняка рассерженный долгим ожиданием, либо, хуже того, взбешенный из-за гибели коровы или теленка. Но, к моей великой радости, Кейт сообщила, что Мартин поехал на прием. Ей было приятно услышать, что со мной все в порядке и что визит прошел успешно. Чувствуя, что я измотан, она настоятельно посоветовала отправиться домой перекусить и немного поспать, пока есть такая возможность. Ей не нужно было повторять дважды.

К счастью, остаток вечера прошел спокойно. Но длинный выходной продолжился в шесть утра на следующее утро. Корова с послеродовым парезом, теленок с пневмонией, лошадь с больным глазом, проверка травмированной лошади с предыдущего вечера, отел, корова с маститом… и так без перерыва. Казалось, что меня постоянно ждал впереди минимум один новый вызов. А когда я уже думал, что расправился со всеми делами, Коррина звонила мне с очередным заданием. Поток не ослабевал. Но все это были проблемы, с которыми, как я чувствовал, мог справиться. Моя уверенность в собственных силах росла после каждой успешно решенной задачи. Но к двум часам дня я запросил пощады, окончательно изголодавшись и утомившись от бесконечного потока дел. Завершив последний визит, уставший, я позвонил в клинику и с благодарностью услышал голос Хизер, сообщившей, что новых вызовов больше не было и что у меня наконец-то появился шанс добраться до дома и пообедать.

Тридцать минут спустя простая радость упасть на диван и впихнуть в себя остатки спагетти под соусом болоньезе казалась мне уже не такой нереальной. Но через десять минут раздался звонок телефона, и я чуть не заплакал.

– Джон, боюсь, у меня есть для тебя еще один вызов… – это была Коррина. – И он к тому же необычный. На самом деле, я даже не уверена, в нашей ли это компетенции. Но я просто не знаю, что еще сделать. Представитель общественности позвонил мне несколько раз за последние пару часов. Я посоветовала им обратиться в Королевское общество защиты животных, но те по какой-то причине не реагируют. В общем, мне очень жаль просить об этом, но в полях за Браунтоном обнаружили лебедя, который, похоже, не здоров. Они не знают наверняка, попал ли он в ловушку или получил травму. И никто не может подобраться к нему достаточно близко, чтобы точно сказать, в чем проблема, из-за агрессии птицы. Но даже если не удастся его поймать, может быть, ты хотя бы съездишь туда и посмотришь на него. Ты согласен?

На меня сразу выплеснулся такой поток информации, что какое-то время потребовалось, чтобы погасить эмоции, вернуть профессиональное самообладание, переварить услышанное и отреагировать.

– Хорошо, вижу, что ситуация затруднительная, но… да, я, конечно, поеду, только доем свой обед и отправлюсь туда. А ты знаешь, где именно находится лебедь?

– Я записала контактные данные той леди, что звонила мне, миссис Ловелл. Она сказала, что если ты позвонишь ей, она сможет направить тебя на то поле, и ты наверняка сумеешь подъехать достаточно близко к лебедю.

– Ок, отлично, – ответил я, когда Коррина зачитала мне ее номер.

– О, и еще, Джон. Очевидно, там уже собралась целая толпа, так что удачи тебе.

Я испытывал одновременно и любопытство, и тревогу. Мне никогда еще прежде не доводилось заниматься лебедем. С детства нам внушают страх перед этими птицами: никогда не зли их, никогда не влезай между ними и их птенцами; они могут сломать человеку руку и прочее. Очевидно, это был один из тех распространенных случаев, когда неравнодушная представительница общественности заметила, что птица находится в критической ситуации, и желая помочь, но чувствуя, что ей это не по силам, обратилась в ближайшую ветеринарную клинику, будучи уверенной в компетентности специалистов.

Мы знали, что быстрый звонок в Королевское общество защиты животных, или Королевское общество защиты птиц, или в местный природный заповедник был обычным в данном случае действием. Однако на этот раз оно оказалось безрезультатным. Правда, она и не догадывалась, что откликнувшийся на просьбу человек – то есть я – тоже будет мало представлять, что делать. Я отчаянно надеялся на свои силы и знания и на то, что не разочарую их. Итак, почувствовав прилив энергии после обеда, краткой передышки, а также от новизны вызова, я позвонил миссис Ловелл и сообщил о своем выезде.

По дороге я продумывал тактику. Элемент неожиданности в работе с животными всегда гарантировал высокую степень успеха, но она требовала полной, 100-процентной самоотдачи. При малейших признаках нерешительности кто-то может пострадать. В теории все выглядело прекрасно, но мне еще требовалось преодолеть житейский страх, беспокойство и сомнения в собственных силах. Да, конечно, может случиться так, что я вообще не смогу подобраться достаточно близко без риска для собственного здоровья. И в этом случае потребуется найти другое решение. Я предположил, что мне придется ловить лебедя. Неожиданно меня осенило: а если его поймаю, что тогда? Куда помещу? Как его перевезу? Я сделал короткую остановку у клиники, чтобы захватить маленькую клетку для собаки, несколько полотенец и перчатки. Может быть, смогу накинуть полотенце ему на голову, а перчатки помогут защитить руки, если он начнет меня клевать. Я понятия не имел, насколько сильно клюются лебеди, но и не хотел этого знать. Теперь, чувствуя себя относительно уверенно, направил машину в сторону Браунтона.

Я подъехал к длинной грязной проселочной дороге, где меня терпеливо ждала невысокая леди средних лет в резиновых сапогах, голубых джинсах и непромокаемом плаще. Я затормозил и опустил стекло со стороны пассажирского сиденья:

– Миссис Ловелл? Я Джон, ветеринар.

– Да, спасибо вам огромное, что приехали. Въезд на поле в конце этой дороги. Мой муж стоит у ворот, а лебедь в дальнем углу, за толпой. Я встречу вас там.

Я поехал вниз по ухабистой грязной дороге. Когда подъехал к воротам, высокий джентльмен показал мне вниз в сторону изгороди. Я посмотрел в указанном направлении, ожидая увидеть лебедя в отдалении, но, к моему удивлению, в поле зрения оказалась толпа примерно из двадцати зрителей, собравшихся на расстоянии 50 футов[14] от кромки поля. Услышав звук двигателя, все они повернулись в мою сторону – такой радушный комитет активистов в ожидании кульминации незапланированного субботнего развлечения. Проехав по полю и обойдя стороной ждущую толпу, я смог наконец увидеть лебедя. Он сидел в нескольких метрах от угла поля, подняв голову и настороженно следил за происходящим вокруг. Я был в некотором отдалении от него, поэтому не мог разглядеть как следует, но на первый взгляд мне показалось, что с ним все более-менее в порядке.

Когда я вышел из машины, на меня обрушился шквал приглушенных вопросов, слов похвалы, благодарности и поддержки. Все это немного смущало, и я почувствовал облегчение, когда появилась миссис Ловелл в сопровождении своего мужа и взяла ситуацию под контроль.

– Думаю, что нам нужно отойти назад и дать ветеринару возможность оценить состояние лебедя, – объявила она решительно.

Послышались приглушенные возгласы одобрения, а потом кто-то заговорил:

– Вы предупредили его, что он очень агрессивный?

После этого напоминания миссис Ловелл повернулась ко мне:

– Да… он действительно выглядит немного злым. Похоже, он не может ходить или летать, это его единственный способ защиты. Но он точно пытается нас отпугнуть. Поэтому никто не осмелился подойти к нему близко. Но я уверена, что вы знаете, что делать.

Затем, обратившись к говорившему, добавила с нажимом:

– Я уверена, что ветеринар четко знает, что надо делать.

«Если бы только знал», – подумал я и быстро представил себе, что следующий телефонный звонок миссис Ловелл будет вызовом скорой помощи для ветеринара, покусанного лебедем. И вдруг подумал, что это могло бы лечь в основу детского стишка: «Жила-была старая леди, которая вызвала скорую помощь, она вызвала скорую помощь, чтобы спасти ветеринара, она вызвала ветеринара, чтобы спасти лебедя…»

– Вам что-нибудь нужно, Джон? – поинтересовалась миссис Ловелл, возвращая меня к реальности.

– Я привез с собой маленькую клетку для собак и помещу в нее лебедя, если смогу поймать. И вы окажете мне большую услугу, если подержите ее пока.

– Конечно, – ответила она с готовностью, испытывая удовольствие от участия в этом действе. – А что вы имеете в виду под фразой «если я поймаю его»? Я в вас не сомневаюсь. Могу поспорить, что вам приходилось проделывать подобное сотню раз!

Я решил не реагировать на ее слова. Просто видел ожидания толпы, надеющейся исключительно на успешную поимку лебедя, в идеале – с каким-либо драматичным эпизодом. И хотя они, вероятно, стали бы с удовольствием рассказывать где-нибудь в гостях о травме ветеринара при поимке птицы, но все желали мне удачи. Когда я начал приближаться к лебедю, он уставился на меня и сразу же начал агрессивно шипеть, пытаясь запугать объект, представляющий для него угрозу. Это сработало. Я остановился на приличном расстоянии от моего пациента, нервничая из-за того, что он мог броситься на меня. А потом повернулся к ожидавшей толпе и выдавил улыбку, подтверждающую, что все идет по плану.

Я прикинул, чем могу воспользоваться: бросить лебедю на голову полотенце? Это даст мне короткое время, чтобы прыгнуть на него, но если я промахнусь, тогда придется прибегнуть к более агрессивным действиям.

Примерив перчатки, я обнаружил, что они блокируют мое тактильное чувство, важное в первую очередь для того, чтобы ненароком не сдавить птицу. А это было важнее, чем защита руки, которая означала бы фактически «я против лебедя», и вдруг неожиданно почувствовал себя крайне незащищенным. Чтобы успешно обуздать птицу, мне придется положить одну руку поверх ее шеи, а другой обхватить туловище, держа близко к своей груди для блокировки крыльев. Если мне удастся это, тогда в идеале можно ухватить лебедя за лапы той же рукой, что обхватывает его тело. Естественнее всего мне казалось держать его шею левой рукой, а туловище – правой. И это, к счастью, совпадало с теперешним расположением птицы. Но все было хорошо в теории, а на практике, стоя один на один с лебедем, было совершенно непонятно, какое сопротивление он окажет, и получится ли обуздать его. Могло произойти все что угодно. Но вероятность разного рода травм присутствовала при любом раскладе. Я начал осторожно приближаться к птице, максимально медленно, размеренно и незаметно, подбираясь на расстояние прыжка. Но мои действия не остались незамеченными и были встречены еще большим шипением. Тем не менее я подготовил свое нападение, вновь и вновь прокручивая в голове план, чтобы убедиться в его эффективности, и уже примериваясь всем телом. Затылок чувствовал двадцать пар глаз, неотрывно наблюдающих за происходящим. Я сделал глубокий вдох… и прыгнул на лебедя.

Во время этого резкого движения моя рука на секунду поднялась вверх, и на помощь пришла мышечная память выхватывания мяча, которую развили во мне годы игры в регби. И пару секунд спустя, неожиданно не только для себя, но и для лебедя, обнаружил, что надежно удерживаю его. И хотя он пытался оказывать сопротивление, на самом деле был слишком слаб, чтобы представлять для меня серьезную угрозу. Я поднялся на ноги очень неуклюже, боясь выпустить свою ношу, и побрел в ту сторону, где стояла миссис Ловелл с клеткой.

Над толпой прокатился рокот удивления и изумления со сквозившим тихим разочарованием из-за короткого противостояния. Но после того как птица была надежно закрыта в клетке, раздались аплодисменты в мой адрес, и толпа начала редеть: представление окончено. Мистер Ловелл забрал мои полотенце и перчатки, пока я загружал клетку на пассажирское сиденье. А несколько зрителей подошли, чтобы узнать, какая судьба ожидает этого лебедя. Я сказал им, что заберу его в клинику для медицинского осмотра и госпитализации. Там лебедь пробудет до тех пор, пока его состояние не позволит выпустить его на свободу, либо мы отправим птицу на реабилитацию в природный заповедник. Что фактически и произошло. Удовлетворенные ответом, они поддержали меня и пожелали как можно скорее реализовать этот план.

Я забрался в машину, где с пассажирского сиденья раздавалось шипение. Оно звучало как предупреждение о необычном пассажире, чью клетку я теперь вероломно накрыл полотенцем. Провожаемый толпой людей, махавших мне на прощание, я испытал облегчение и удовлетворение от того, что все обошлось.

По дороге в офис я думал о том, что мое первое дежурство в выходные стало неким боевым крещением. А потом, взглянув на часы на приборной панели, понял, что прошла только половина дежурства.

ЛЕБЕДИ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Cygnus olor: лебедь-шипун.

Ареал: его родиной является большая часть территории Европы и Азии. Также обитает в Северной Америке, Океании и Южной Африке.

Описание: одна из самых тяжелых летающих птиц в мире. Лебедь-шипун – наиболее крупный из шести видов лебедей.

Продолжительность жизни: около 15 лет в условиях дикой природы.

Среда обитания: умеренный климат, мелководные озера и реки с медленным течением. (Кстати, озеро отличается от пруда в зависимости от способности лебедя взлетать и опускаться на его поверхность.)

Питание: водная растительность, скошенная трава, моллюски, мелкая рыба, лягушки и червяки.

Инкубация: 36 дней. Самка откладывает от 4‑х до 10 яиц, которые высиживают и самка, и самец.

Размах крыльев: 208–238 см.

Вес: 225 г при рождении, во взрослом возрасте достигают 8,5–11,8 кг.

Рост: во взрослом возрасте составляет 1,7–2 м.

Развитие: птенцы остаются с родителями, пока им не исполнится 4–5 месяцев, когда они смогут летать и присоединиться к большой стае. Размножаться лебеди начинают лишь по достижении двух лет.

Температура тела: 39–40 °С.

Королевский «знак отличия»: исторически лебедей разводили для еды, а хозяева ставили птицам на перепонках лап или клювах клеймо, которое тогда было с отметкой в виде короны. И любая птица, не помеченная этим клеймом, автоматически становилась собственностью Короны. Сегодня Британская монархия сохраняет за собой техническое право владения всеми немаркированными лебедями-шипунами на открытой воде. Но королева распространяет свое право лишь на конкретные участки и притоки Темзы. И это право она разделяет вместе с Досточтимой компанией виноделов и Досточтимой компанией красильщиков, совместно с которыми устраивается ежегодная «перепись лебедей», когда всех лебедей-шипунов пересчитывают, окольцовывают и выпускают.

Хищники: хищники редко охотятся на взрослых лебедей из-за их агрессивности при защите. Но лисы, койоты, рыси и медведи представляют потенциальную угрозу.

Охрана: в период с XIII по XIX век лебеди были почти полностью истреблены, но меры по защите привели к заметному росту их численности. Очередная опасность нависла над ними в 1960–80-е годы из-за заражения свинцом от заглатывания рыболовных грузил. С тех пор численность птиц восстановилась, но вплоть до настоящего времени Королевское общество защиты птиц причисляет их к категории, подвергающейся «янтарному» уровню опасности. В настоящее время в Соединенном Королевстве обитает порядка 6400 племенных пар, а 74 000 лебедей проводят здесь зиму. Всего в мире насчитывается около 500 000 особей, 350 000 из которых обитает на территории бывшего Советского Союза. Более подробную информацию о лебеде-шипуне вы найдете на сайте: .

Снежный барс

Они называют снежного барса призрачной кошкой. Он старается не попадаться людям на глаза… Красивые вещи не требуют к себе внимания.

Шон О’Коннелл. «Невероятная жизнь Уолтера Митти»

В эти выходные был семейный праздник: отмечали день рождения моего брата. Меня закружила кутерьма последних нескольких безумных месяцев учебы в ветеринарной школе. Приходилось совмещать ее с последними неделями практики, проводить каждую свободную минуту за чтением одной из двенадцати папок с записями, накопившимися за последние пять лет, или отрабатывать один из многочисленных навыков из книги «Ежедневные навыки» на чучелах животных в учебной лаборатории.

Длинные дни и длинные ночи я чувствовал накопившееся напряжение. А время, проведенное с братом, давало мне возможность просто отдохнуть от работы. Пиво, карри и боевик «Там, где гнездятся орлы» было нашим обычным времяпрепровождением. Причем просмотр неизбежно сопровождался – к большому неудовольствию жены брата – нашим с ним дружным повторением почти каждой фразы из фильма. Но в этот раз единодушно решено было смотреть одну из серий документального сериала Дэвида Аттенборо «Планета Земля», ту, в которой были представлены первые в истории кадры снежного барса, снятого вблизи в дикой природе.

Мы сидели загипнотизированные уникальной съемкой этой красивой и редкой кошки, охотившейся с невероятной ловкостью и проворством вдоль отвесных обрывов гималайских гор.

Год спустя я работал ветеринаром смешанной практики в сельском районе Девона. Большую часть времени занимали взятие проб, посещение ферм, осмотр мелких животных – ежедневная рутина. Мне действительно приходилось быстро всему учиться, что было одновременно и радостным, и изнуряющим занятием. Но я обожал свою работу и быстро обнаружил, что мне придают сил разнообразные пациенты, которыми мне посчастливилось заниматься. Настоящей привилегией было посещение парка дикой природы, куда меня периодически просили зайти и осмотреть морского льва, лемура, капуцина или енота.

За те девять месяцев, что прошли с момента квалификационного экзамена, я был в парке не один раз, а потому довольно хорошо знал его планировку. Но почему-то не замечал, что в его коллекцию входили два снежных барса. Узнал об этом только тогда, когда мой коллега Дэйв позвонил мне однажды утром из нашей второй хирургии:

– Что у тебя на сегодня? Можешь прийти помочь в парке? Мне нужно прооперировать их 15-летнего снежного барса Амиру. У нее рана в передней левой подмышечной впадине.

И я сразу же вспомнил ту съемку в Гималаях, загадочность и великолепие этого красивого животного. Конечно, здесь был не дикий зверь – далеко не дикий, – но возможность поработать и поухаживать за таким прекрасным созданием меня буквально оглушила.

– …Абсолютно, – ответил я в итоге. – Когда нужен?

– Сегодня у меня прием с утра до двенадцати, так что я планирую заняться этим в районе часа. Сможешь привезти портативную установку для анестезии? Она войдет в твою машину? А я тогда захвачу все остальное.

Портативная установка для анестезии состояла из каталки с кислородным баллоном с трубками, который подавал газ по аэрозольному аппарату, чтобы обеспечить комбинацию анестетиков. Установка была довольно громоздкой и тяжелой, но если в машине все правильно приспособить, то это не будет проблемой.

– У меня пара посещений утром, – сказал я, – но я вернусь и захвачу установку.

– Отлично, спасибо. Тогда увидимся в час. Я позвоню, если что-то изменится.

Два моих утренних визита заключались в осмотре домашней свиньи, которой нужно было наложить шов после ее противостояния с забором из колючей проволоки, под которым она пыталась пролезть. А потом я занимался подрезкой копыт у быка. Свинье потребовались несколько хирургических ниток, а быку – доза седативного препарата, применение всей доступной мужской силы, чтобы связать и удерживать его, и лежание в разных неудобных позах в пропитанной навозом соломе во время нежелательного для него маникюра. К полудню посещения были завершены, и я направился прямиком в клинику, загрузил установку на заднее сиденье своей машины и поехал на встречу с Дейвом в парк дикой природы.

Мы прибыли с ним практически одновременно и коротко обсудили наш план, прежде чем идти на ресепшн искать Тони, главного смотрителя, сообщившего нам об образовавшемся гнойнике у Амиры.

– Не знаю, что вызвало этот абсцесс, – сказал он, – но она заметно хромает.

– Можно сначала взглянуть на нее? – спросил Дэйв. – И тогда мы решим, нужна ли анестезия для более тщательного осмотра. Где она?

– Она все еще в открытом вольере. Там есть проход в ее домик и клетка, в которую мы можем ее посадить. Амира приучена проходить через нее, так что можно ввести любые необходимые препараты.

– Отлично! Значит, не придется стрелять в нее дротиком. Это заметно облегчает нам жизнь.

Проследовав за Тони через комнату для персонала и выйдя в заднюю дверь главного здания, мы оказались среди скопления пантер, которые только начинали исследовать парк. В отличие от их бесцельного блуждания движения Тони были четкими и целенаправленными. Мы миновали попугаев ара и гигантских черепах, кенгуру и лемуров, прошли сквозь красивый восточный сад и наконец достигли большого, обтянутого сеткой-рабицей вольера высотой примерно 25 футов. Стоявшее перед ним ограждение высотой 3 фута удерживало публику на расстоянии, а таблички запрещали перелезать через него. На табличке, прикрепленной к ограде, указывались обитатели вольера: два снежных барса по кличке Амира и Саша. Заглянув в вольер, поначалу было сложно определить местонахождение его обитателей: мешала густая листва, поленья и валуны. Однако Тони быстро заметил Сашу, сидевшую на деревянной платформе высотой 15 футов в дальнем углу. Еще несколько секунд спустя он нашел Амиру, которая пряталась между двумя валунами в другом углу вольера. Пока мы стояли там, наблюдая за ними, вышел Джейсон, старший смотритель снежных барсов.

– Можешь позвать Амиру? – спросил Тони, после того как представил нас друг другу. – Мы хотим сначала посмотреть на нее, прежде чем действовать.

Все четверо мы перелезли через ограду, и Джейсон начал ласково подзывать Амиру. Тут же среагировав на звук его голоса, который обычно ассоциировался с едой, Саша бесшумно и легко спрыгнула со своей платформы и направилась прямо к нам. Амира была более осторожной и сначала просто сфокусировала свое внимание на нас. Но после того как Джейсон несколько раз ласково и настойчиво ее позвал, она встала и робко подошла к нам, явно испытывая дискомфорт в передней левой лапе.

– Заметно хромает, да? – прокомментировал Тони.

– И давно это с ней? – спросил я у Джейсона.

– Сейчас уже можно сказать, что два дня. Она была сама не своя, большую часть времени проводила на одном месте, что ей не свойственно. Но заметнее всего это стало сегодня утром.

Когда она подошла ближе, мы разглядели разводы засохшей крови на внутренней поверхности лапы. Мы с Дэйвом присели на корточки, чтобы получше разглядеть. Но ее чрезвычайно густой, плотный мех мешал рассмотреть рану.

– Судя по цвету этих кровавых подтеков на ее ноге, – сказал Дэйв, – это, вероятно, абсцесс. И ей явно больно ступать. Так что, думаю, будет лучше усыпить ее, чтобы осмотреть повнимательнее.

– Согласен, – сказал Джейсон. – Я бы хотел знать, что с ней, нельзя допустить развития серьезного заболевания.

– Где переход в клетку? – спросил Дэйв. – Вы сможете заманить ее туда без Саши?

– Он там, – Джейсон показал на передний левый угол. Мы увидели обвитый проволокой куб размером два на два фута и высотой 15 футов, соединенный с маленьким беленым строением на другой стороне вольера. – Здесь не должно быть проблем.

– Замечательно. Ну, сейчас мы с Джоном принесем оборудование и все нужное для лечения, а вы пока заманите Амиру в клетку.

Когда мы повернулись, чтобы направиться к машине, заметили, что начала собираться толпа. Очевидно, люди поняли, что происходит что-то необычное. Уже привычный к подобному сценарию, Тони обратился к ним, а мы тем временем незаметно улизнули.

– У одного из снежных барсов проблема с лапой, поэтому ветеринары пришли осмотреть его. Я вынужден попросить всех отойти, чтобы случайно не напугать животное, – сказал Тони.

После его объявления последовал разочарованный, но понимающий рокот голосов. Так как это было в интересах животного, люди были рады подчиниться. Несколько родителей доходчиво объясняли любознательным разочарованным детям причину ухода.

– Каков наш план? – спросил я Дэйва, когда шли обратно к машине.

– Мы введем ей в клетке кетамин и медетомидин, а потом заставим зайти в домик, прежде чем препараты начнут действовать и она уснет. Так мы будем отдельно от Саши и не на виду. Мы интубируем ее, потом ты сможешь сделать анестезию, а я тщательно осмотрю ее лапу. И еще возьмем кровь на анализ, пока есть возможность, чтобы проверить общее состояние здоровья.

– Конечно, – ответил я. – Мне лечить ее так же, как большую кошку?

– Да, тонус мышц челюсти, положение глаз для измерения глубины ее сна, все то же самое, как с другими кошками.

Дэйв заранее сложил в коробку все то, что, как он считал, могло понадобиться. Открыв ее теперь и проверяя содержимое, пошагово обсудили всю процедуру. Хорошо, что ничего не забыли взять. Затем я вытащил из машины установку для анестезии, и мы вновь направились к вольеру снежного барса.

Нас не было минут десять. За это время Тони очистил территорию от публики, а Джейсон приманивал сопротивлявшуюся Амиру по проходу во встроенную ловушку. Оборудование установили за углом вольера рядом с дверью домика, в котором, как подтвердил Тони, будем проводить нашу процедуру. Оценив вес животного, Дэйв набрал в шприц смесь препаратов. Мы подошли к клетке, где сейчас была заперта Амира. Встревоженная нашим присутствием, она зарычала, зашипела с устрашающей агрессией и сильно ударила лапой из своего заточения.

– Вы готовы сделать ей инъекцию? – спросил Джейсон Дэйва.

– Да, все готово.

– Ты не поможешь мне подтянуть эти ручки, Джон? Тогда мы сможем прижать ее к стенке клетки, чтобы Дэйв смог безопасно ввести лекарство.

Там было две ручки, одна спереди клетки, а другая сзади, они соединялись с полотном рабицы. Стянув их, можно было ограничить пространство, где находилась Амира. И тогда у Дэйва будет достаточно времени, чтобы спокойно сделать укол в крестец, прежде чем она сможет продемонстрировать нам всю свою невероятную силу.

Как только инъекция была сделана, мы отпустили ручки, а Джейсон открыл переднюю заслонку клетки, открывая Амире доступ к внутреннему пространству. Недовольство и страх заставили ее мгновенно проскочить по проходу в домик, где Джейсон ее и закрыл. Первая часть процедуры была успешно завершена. Теперь нужно было подождать, пока препараты начнут действовать. Надежда была на правильные расчеты Дэйва.

– Сколько времени потребуется, чтобы она уснула, Дэйв? – прошептал Тони, понимая, что нужно говорить шепотом.

– Где-то пять-десять минут.

На стене вверху постройки располагалось маленькое окно. Оно было немного мутным из-за пыли, но через него мы могли разглядеть Амиру в ее огороженном пространстве. Поначалу она беспокойно бродила взад-вперед, рыча при этом. Но постепенно препараты начали действовать, и она улеглась, покачивая головой из стороны в сторону. Спустя восемь минут после инъекции она резко завалилась на бок, потеряв сознание. Мы тут же принялись действовать, открыв дверь в домик и внеся туда оборудование.

Прежде чем открыть клетку, Джейсон легонько ткнул Амиру палкой, чтобы убедиться в ее глубоком сне. Та даже не дернулась. Дверь клетки открывалась внутрь, поэтому слегка оттолкнула Амиру – еще одна хорошая проверка того, насколько она крепко спит. Погрузив барса на носилки, мы вынесли его в проход головой к двери. Дэйв аккуратно открыл Амире пасть, чтобы проверить тонус мышц челюсти: это действие стимулировало разворачивание и сворачивание языка – обычный рефлекс, но от этого ничуть не менее устрашающий. Мы увидели, как блеснули ее клыки длиной около одного дюйма[15].

– Нам нужно интубировать ее, я принес роторасширитель. Если она случайно закроет пасть, зубы легко прокусят руку, – предупредил меня Дэйв.

Это звучало угрожающе.

– Видишь роторасширитель в коробке с эндотрахеальными трубками?

Я поставил маленький деревянный блок, накрытый эластичными бинтами, затем нашел эндотрахеальную (ЭТ) трубку и ларингоскоп[16]. Обмотав эластичным бинтом верхнюю челюсть животного, Дэйв поднял кошке голову и открыл пасть. Я осторожно поместил роторасширитель между верхними и нижними коренными зубами так, чтобы он сидел плотно. А потом, радуясь, что не лишусь пальцев в том случае, если бы она сжала челюсть, вытащил ей язык и воспользовался ларингоскопом, чтобы рассмотреть голосовые связки и вставить между ними очень аккуратно ЭТ трубку. Убирая ларингоскоп, мы с помощью эластичного бинта надежно прикрепили трубку к верхней челюсти Амиры, прежде чем присоединить установку для анестезии. Пока Дэйв с Джейсоном укладывали Амиру на спину, чтобы осмотреть ее рану, я взял стетоскоп, собираясь проверить ее сердечный ритм (108), а затем частоту дыхания (26). Показания соответствовали ее размеру, но важно было соблюсти еще одну процедуру. Дэйв взял таблицу анестетиков, отслеживая показатели каждые пять минут. Если сохранялись примерно одинаковые цифры, значит, все шло хорошо. В случае любых неожиданных изменений мне следовало среагировать. Дальше я наложил ей на глаза немного увлажняющего геля, чтобы они не сохли: это компенсирует недостаточную выработку слезной жидкости во время анестезии.

– Ну, как она? – спросил Дэйв, поворачиваясь ко мне.

Я показал ему цифры.

– Вполне стабильна.

– Хорошо. Какова скорость тока?

Скорость тока – это концентрация испаряющегося агента-анестетика, который подается пациенту с кислородом.

– Два с половиной процента.

– Отлично. Внимательно следи за ней, особенно когда я начну осматривать рану. Здесь тесновато, так что если она внезапно проснется, нам не поздоровится.

У нас и вправду было мало места: нас четверо в проходе, плюс Амира и все наше оборудование. Ко всему прочему, дверь открывалась только внутрь, и анестезионный аппарат и я блокировали путь к отходу. Посмотрев на отвисшие губы, крупные блестящие клыки и лапы размером с обеденную тарелку с двухсантиметровыми когтями, я вдруг почувствовал себя таким уязвимым и незащищенным. Она, конечно, казалась спящей, но малейший неожиданный болевой импульс мог вызвать реакцию животного. Нервничая, я проверил тонус челюстной мышцы и мигательный рефлекс и решил увеличить скорость тока до трех процентов.

– Порядок, Джон? Я начинаю осматривать рану. Не знаю, насколько болезненно это будет, так что будь готов.

– Она выглядит очень стабильной, – подтвердил я.

Дэйв отвел левую переднюю лапу в сторону, обнажив колтун из пропитанной засохшей крови и шерсти вокруг колотой раны, откуда все еще сочилось, а обнажившаяся плоть была гноящейся и воспаленной.

– Все очень плохо. Удивляюсь, как она ходила. Надо состричь шерсть и прочистить рану, пойдем отсюда.

Он начал стричь в районе раны, удаляя густую шерсть. Амира даже не пошевельнулась. Я проверил показатели: сердечный ритм – 120, дыхание – 24. Она еле заметно реагировала на стимуляцию, но мигательный рефлекс и тонус мышцы пока отсутствовали. И это радовало. Дэйв продолжал медленно и методично двигаться вокруг раны, затем взял литровый пакет раствора хлорида натрия, вставил иглу, промыл и очистил рану. Пока он работал, я вдруг обнаружил, что стою, загипнотизированный красотой лежащего передо мной существа. Я любовался мягкой, густой, плотной дымчато-серой и соломенно-желтой шерстью ее шкуры с вкраплением черных «розочек» по всему телу и еще более мелких черных пятнышек на морде и лапах. Бархатистый гладкий хвост, такой же длинный, как и тело, крупные гибкие лапы с пружинящими подушечками, которые позволяли ей бесшумно двигаться, но при этом скрывали смертельно опасные, острые как лезвия когти.

Маленькие уши минимизировали потерю тепла, но при этом обеспечивали очень острый слух. Тридцать два зуба, способных без видимых усилий перекусить кость или разорвать плоть. И обычно зоркие, внимательные глаза, которые теперь были скрыты третьим веком.

К этому моменту Дэйв закончил промывать рану. Амира лежала без движений, если не считать ритмичного дыхания. Когда удалили гнойный слой, под ним открылась здоровая грануляционная ткань. Но внимание Дэйва было теперь приковано к оставшейся в ране бороздке. С помощью 15-сантиметровых щипцов «аллигатор» он осторожно пощупал рану, воткнув их в бороздку, которая, похоже, вела к передней поверхности плеча. Щипцы утонули в ране по самую рукоятку, что вызвало у нас шок.

– Похоже на мигрирующее инородное тело, – произнес Дэйв с удивлением. – Можешь найти что-то на передней поверхности плеча?

Я немедленно переключил внимание на указанную Дэйвом область, отделив густую шерсть и методично прощупывая ей плечо. Несколько мгновений спустя нашел то, что искал: струп, прямо внутри и над лопаткой. Это было зажившее отверстие раны.

– Там струп.

– Поставь на него палец, а я переставлю туда щипцы, посмотрим, войдут ли они.

Они вошли. Нажав на струп, я даже почувствовал кончик щипцов.

– Вот и ответ, – сказал Дэйв, повернувшись к Джейсону. – Что-то вошло ей под кожу в районе плеча и прошло глубже в ткань, а потом вылезло абсцессом в подмышке. Вероятно, это произошло пару недель назад. Это соотносится с тем, что вы заметили?

– Я вспомнил, ей будто что-то мешало в передней лапе, она лизала ее больше обычного. Это было как раз в этом промежутке времени.

Вот, оказывается, почему. А что за предмет это мог быть?

– Мы часто сталкиваемся с подобным. У собак причиной таких воспалений становятся семена травы. Они цепляют ее своей густой шерстью, а потом семена постепенно проникают в кожу и перемещаются в тканях. Обычно они не успевают уйти глубоко, так как хозяева замечают проблему, и мы извлекаем эти частички. Но иногда могут проникнуть глубоко в организм.

– У нас был случай в ветеринарной школе, – вступил я. – Собака незаметно вдохнула семя травы. И на протяжении многих месяцев у нее держался непонятный кашель. Полгода спустя на боку появился абсцесс, и когда мы разрезали гнойник, то обнаружили там семена.

– Да, я наблюдал что-то похожее, – согласился Дэйв. – Но причиной этого может стать колючка или заноза.

– Бедная Амира… Так каков план? – спросил Тони.

– Мы еще раз промоем рану и бороздку, потом проколем ей курс антибиотиков и дадим обезболивающее. А потом, вероятно, мы повторно осмотрим ее через неделю-две в зависимости от того, как пойдут дела. Вы же сможете давать ей лекарства вместе с едой?

– Да, без проблем. Если воткнуть таблетки в кусок мяса, то она наверняка съест их.

– Отлично.

После повторной промывки раны Дэйв аккуратно просушил ее стерильными тампонами, а потом наложил заживляющую мазь и опустил лапу. Мы снова уложили Амиру на бок.

– Ты будешь брать кровь, прежде чем я отключу ее? – спросил я Дэйва.

– О боже, да. Наверно, из подкожной вены лапы.

Подкожная вена шла по передней поверхности лапы ниже локтя. Наряду с яремной веной она была самой доступной.

Сняв перчатки, Дэйв протянул мне маленькие ножницы, вакуумные пробирки для крови и иглу.

Я срезал ножницами маленький клочок шерсти на лапе спереди ниже локтя, а Дэйв пока нашел вену. Мы быстро наполнили кровью две пробирки. Работа была завершена.

– Нам нужно еще что-то сделать? – спросил Дэйв.

В отличие от наших обычных пациентов, которых мы проверяли регулярно, в данном случае у нас была возможность убедиться в правильности сделанного только сейчас. Когда разбудим ее, второго шанса сегодня не будет.

– Не думаю.

– Хорошо. Отключай анестезию, перенесем ее обратно в клетку. Тогда мы сможем развернуть ее и разбудить.

Я отключил аппарат и отсоединил ЭТ трубку. Затем мы отнесли животное назад в клетку и положили на пол. Потом я размотал эластичный бинт, надежно удерживавший трубку, пока Дэйв набирал в шприц нейтрализующий анестезию препарат. Радуясь, что состояние такое же стабильное, я убрал трубку и вытащил ей язык, чтобы дать доступ воздуху. Дэйв сделал внутримышечную инъекцию, и мы оба покинули клетку, закрыв и заперев за собой дверь.

Спустя примерно 10 минут Амира начала ворочаться, медленно поднимая голову в попытке сориентироваться. Но при этом она ритмично покачивала головой, так как поначалу не могла контролировать свои движения. Поэтому через несколько секунд она снова рухнула на пол. В течение следующих нескольких минут слегка помахивающий хвост был единственным признаком состояния бодрости, но затем она перекатилась на живот и пружинящим движением поднялась на ноги. Ее голова продолжала покачиваться, Амира чувствовала себя неуверенно на ногах, ходя в клетке по кругу. Но хвост помогал ей удерживать равновесие. Постепенно она улеглась и выбрала более естественную позу, уже внимательно реагируя на наше присутствие.

– Лучше всего сейчас оставить ее, но я бы еще час или два подержал ее закрытой, пока она окончательно не проснется, – посоветовал Дэйв Джейсону, когда мы уходили.

– Сделаю, – заверил нас Джейсон, и мы распрощались. – А что насчет препаратов?

– На сегодня она получила все необходимое. Остальное приготовлю в клинике, кто-нибудь заберет.

В тот вечер я сидел и пересматривал вторую серию сериала «Планета Земля». Когда снежный барс, гибко маневрируя, перемещался по отвесным утесам, преследуя детеныша винторогого козла, вся последовательность его движений вдруг живо представилась мне совершенно по-новому. Теперь я по-настоящему прочувствовал каждую деталь – от подушечек лап до кончика хвоста, всю уникальную анатомию этого животного, позволяющую ему успешно выживать во враждебном окружении: там, где осмеливаются жить снежные барсы.

СНЕЖНЫЕ БАРСЫ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Panthera uncia: снежный барс.

Ареал: горные хребты Центральной и Южной Азии.

Описание: наименее агрессивные, но самые скрытные и замаскированные из крупных кошек. Снежные барсы ведут ночной образ жизни, наиболее активны на рассвете и в сумерках. Существует один вид снежного барса с двумя отдельными подвидами.

Продолжительность жизни: 15–18 лет в условиях дикой природы.

Среда обитания: гористая местность или холмистые луга, летом на высоте от 9800 до 19 700 футов, зимой они спускаются в лесные районы на высоту от 3900 до 6600 футов.

Питание: снежные барсы – плотоядные животные, питающиеся любыми видами мяса, включая падаль и домашний скот. Они способны убивать животных, вес которых в четыре раза превышает их собственный. Но при этом охотно поймают зайца или птицу. Они охотятся почти на всех животных, обитающих с ними рядом, за исключением взрослого самца яка. Могут выжить, питаясь одним бхаралом (гималайским голубым бараном) на протяжении двух недель. Они поглощают все съедобные части туши.

Период беременности: 90 – 100 дней. Детеныши появляются на свет в период с апреля по июнь, количество котят в помете от 1 до 5.

Размер: длина тела достигает 150 см от носа до основания хвоста, а хвост почти такой же длины, что и тело.

Вес: 320 г при рождении, во взрослом возрасте достигают 27–55 кг.

Развитие: котята покидают логово примерно в 4 месяца, но остаются с матерью, пока им не исполнится 18–22 месяца. Половая зрелость наступает в 2–3 года.

Температура тела: 37,4–38,8 °С.

Адаптация к холодному климату: длинный мягкий плотный мех создает мощный изоляционный слой; благодаря коротким округлым ушам уменьшается потеря тепла, а крупные, покрытые шерстью лапы обеспечивают устойчивость на каменистой земле и не дают провалиться в снег. Длинный толстый хвост помогает удерживать равновесие и содержит запасы жира, так что может служить дополнительным источником тепла. Крупная носовая полость помогает животному дышать холодным разреженным воздухом.

Охрана: у снежных барсов нет естественных хищников, но, как и для большинства живых существ по всему миру, главную угрозу для них представляет человек. Международный союз охраны природы относит их к категории «находящийся под угрозой исчезновения». Численность взрослых особей в дикой природе варьируется от 4500 до 8745. Браконьеры убивают барсов из-за толстого меха и костей, которые используются в традиционной азиатской медицине. Глобальное потепление приводит к сокращению их среды обитания. А выбивание пастбищ домашними животными привело к уменьшению их естественной добычи и, следовательно, увеличило случаи контактов и конфликтов с людьми, которые убивают барсов, чтобы защитить домашний скот. Однако в отличие от других видов крупных кошек снежные барсы никогда не нападают на человека, их легко отогнать. Более подробно о том, как можно помочь защитить это сказочное существо, читайте на сайте: .

Козел

В похоти козла – щедрость Божья.

Уильям Блейк

Мартин шел в клинику пружинящей походкой. Доска для серфинга на крыше его машины служила красноречивым объяснением.

– Доброе утро, Мартин, – сказал я. – Удалось поймать хорошую волну?

Было 8.30 утра, и я сам только что пришел на работу.

– Это всегда великолепно. Нет лучшего способа начать день. Ты еще не подсел?

– Для начала мне нужно купить гидрокостюм и доску, – промямлил я. Быть фанатом серфинга являлось, похоже, одним из самых главных условий поступления на службу в ветеринарную клинику, расположенную так близко к Вулакомб Бич в Северном Девоне. Поэтому признаться, что я даже не рискнул попробовать встать на доску за шесть недель работы здесь, было почти криминалом.

– Тебе нужно пойти в магазин Second Skin в Браунтоне! Энди подберет тебе костюм и б/у доску, и ты приступишь к занятиям. Поверь мне, ты полюбишь это дело. Только бери костюм 5/3 мм, потеплее, чтобы устраивать вылазки в декабре.

– Спасибо, – ответил я, подумав, что надо бы не забыть сделать это. Не то чтобы я избегал занятий серфингом – совсем нет. Просто с теми переменами, что произошли с момента получения диплома, связанными с переездом в Девон и началом моей карьеры ветеринарного хирурга, у меня еще не дошли руки до новых хобби. Но я все равно был настроен заняться этим. В следующий раз, когда поеду в Браунтон, куплю гидрокостюм.

Остановившись на этом, мы оба направились в клинику, чтобы узнать, что приготовил нам сегодняшний день. Изучив журнал, я обнаружил, что мне предстоит осмотреть двух хромающих коров, корову с маститом, а потом, если все сложится удачно, на середину дня у меня был запланирован визит к мистеру Джайлсу на «Домашнюю ферму», где я должен был кастрировать десяток его бычков. «Домашняя ферма» располагалась прямо на въезде в Браунтон. Так что если все пойдет по плану и не возникнет никаких непредвиденных обстоятельств, я успею перекусить и глянуть на гидрокостюмы.

Вот так и получилось, что в тот четверг без пятнадцати два я шел обратно к машине с новеньким гидрокостюмом 5/3 мм из магазина Second Skin, а Энди подыскивал мне б/у доску для серфинга Bic 7ft9 Mini Mal, очевидно, хорошую для новичка. Было понятно, что скоро я стану еще одним ветеринаром из Северного Девона, разъезжающим по округе с доской для серфинга на крыше машины, чтобы быть готовым встать на нее до или после работы.

Пока я сидел в машине, наслаждаясь ланчем, принял решение опробовать свое приобретение в эти выходные и, возможно, даже взять пробный урок. На субботу у меня не было ни дежурства, ни особых планов. Сезон отпусков закончился, и вряд ли можно было найти лучший способ провести этот день. Зазвонивший телефон нарушил ход моих мыслей. Это была Джеки, наш ресепшионист:

– Джонни, ты закончил заниматься бычками? Можешь отправиться к мистеру Уоттсу на ферму Аппер-хилл в Амберлей? Ему нужно помочь принять роды у коровы.

– Конечно. Только я сейчас в Баунтоне… А где находится Амберлей?

Прошло шесть недель моей работы в клинике, а я до сих пор знакомился с окрестностями.

Прежде чем переехать сюда, я по наивности купил навигатор, который помог обнаружить одинаковый почтовый индекс ферм, расположенных по обеим сторонам долины. Возможно, для Лондона это устройство годилось, но в сельских районах Девона навигатор был бесполезен. К счастью, Джеки были знакомы любой почтовый ящик, уличный фонарь, паб и телефонная будка в радиусе 30 миль, и она могла направить меня четко и быстро.

– На юг от Барнстейпла, выехать на трассу А 377 через Бишопс Тоутон и дальше ехать по этой дороге, пока не достигнешь Амберлея. Там повернешь налево на мост у «Райзинг Сан»… – Я лихорадочно записывал все ее указания на мятом клочке бумаги, который нашел в нише для ног у пассажирского сиденья… – а ферма расположена в ста метрах, если проехать по дороге и потом повернуть направо.

– Отлично, спасибо.

– На дорогу у тебя уйдет примерно полчаса в зависимости от трафика. Я скажу мистеру Уоттсу, что ты уже едешь. Место отмечено на карте, так что его легко найти… О, и он сказал, что корова слегла в поле, и он не может затащить ее в помещение.

– Я уже еду.

– Спасибо, Джонни. Мартин или Нейл будут поблизости, если вдруг потребуется кесарево. – И на этом она повесила трубку.

Я достал из бардачка свою топографическую карту и, раскрыв ее над рулем, развернул так, чтобы в центре оказался Амберлей, положил на пассажирское сиденье и тронулся.

Сорок минут спустя я въезжал во двор фермы. За время пути измотал себя мыслями о будущем визите, проигрывая в голове любые возможные варианты, связанные с процессом отела и тем, как я буду действовать. Каждый день на протяжении последних шести недель был, как смесь игрового шоу «Хрустальный лабиринт» и игры с разгадыванием кодов «Выдающийся ум». Книжные знания и некоторые базовые практические навыки позволили мне пройти финалы, но сейчас я вынужден был стремительно расширять свои практические умения и наращивать способность решать проблемы, чтобы претворить теорию в практику.

Именно этот переход делает вчерашнего выпускника гораздо более стрессоустойчивым, чем любые университетские знания. Иметь рядом хороших учителей в лице поддерживающих тебя боссов и коллег было залогом успеха, и в этом отношении мне очень повезло.

Мистер Уоттс приветствовал меня той характерной девонширской улыбкой, к которой я уже тоже начал привыкать.

– Добрый день, молодой человек. Даже не верю, что мы встретились, но Джеки сказала, что с вами все в порядке!

– Приятно познакомиться, мистер Уоттс. У вас возникли сложности с отелом, так я понимаю?

– Зовите меня Артур, просто Артур, не люблю этот официальный тон, я простой труженик земли… Да, действительно, она телится уже четвертый раз, и раньше с ней проблем не возникало, но сейчас слегла в поле… Хвост поднят, тужится, но ничего не получается. Я попробовал прощупать, но из-за плотности даже не могу просунуть руку. Ума не приложу, что происходит. Поэтому подумал, что сейчас нужны профессионалы.

– Как долго она пытается отелиться? – спросил я.

– О, думаю, два-три часа. Я заметил, что она лежит сегодня утром, и подумал, что, возможно, это молочная лихорадка, так что я дал ей кальция в районе одиннадцати. Но она не телилась. Когда я снова проверил ее в час, она все еще лежала, но уже напрягшись. Вот тогда я почувствовал неладное и позвонил вам. Хочу сказать, что, может быть, она даже не телится, но она должна… Это точно что-то странное, я просто в растерянности.

– Ну, давайте пойдем и посмотрим.

Он бросил пренебрежительный взгляд на мой Ford Focus Estate:

– Вам не кажется, что ваша машина застрянет в поле, не лучше ли взять все необходимое и отправиться со мной?

«Когда-нибудь я куплю себе внедорожник Defender», – подумал я, пытаясь собрать все возможные предметы, которые могли мне пригодиться.

– Собираетесь в поход? – спросил он, когда я загрузил две коробки оборудования в багажник его Land Rover.

– Думаете, достаточно? – шутливо ответил я ему. – А подъемник для отела у вас не найдется?

– Да, он в поле, рядом с ней.

– Отлично. Тогда все в сборе.

Мы проехали через двор, свернули на старую мощеную булыжником дорогу с высоким ракитником и сплошными кустами утесника по обеим сторонам. Фермерская колли выскочила из одной из построек и припустила вслед за нами. Артур притормозил.

– Ну, залезай тогда, Флай, – крикнул он, выглядывая в ветровое стекло. – Они не любят оставаться одни.

Собака играючи запрыгнула на заднее сиденье, и мы продолжили свой путь. Проехав метров 200, он резко повернул налево, остановившись у ворот забора. Я выскочил, чтобы открыть, и увидел корову, сидевшую в поле примерно в 20 метрах от нас: голштино-фризская порода. Она выглядела довольно бодрой. Я заметил перед ней большое ведро с водой и кучку сена. А в паре метров от нее был брошен подъемник для отела. Артур проехал, я закрыл за ним ворота и подошел, он парковался рядом с коровой. В дальнем конце поля паслась скотина. Вероятно, голов тридцать. Это был выпас «сухих» коров – тех, которых уже не доили, так как они должны были отелиться в ближайшие два месяца.

Я достал из джипа упаковку ректальных перчаток и лубрикант[17], подошел к корове сзади. Надев перчатки и наложив лубрикант, я вставил в отверстие руку. И тут же почувствовал аномальную плотность. На какой-то миг тоже смутился, но потом стал осматривать ее дальше и вдруг понял, что моя рука при ощупывании прокручивается внутри, словно штопор. И тогда неожиданно понял, в чем проблема.

– Что думаете? – спросил меня Артур.

– У нее скручивание матки, вот почему вы не можете просунуть руку глубоко.

– Что?

– Скручивание матки. Это случается обычно в самом конце беременности, когда теленок уже очень большой, а корова поскальзывается или неудачно падает, и тогда матка сама собой закручивается и не дает теленку появиться на свет. Нам нужно либо раскрутить ее, либо сделать ей кесарево сечение.

– Так вот оно что! – сказал он, снимая кепку и почесывая лоб. – Я принимал роды у коров на протяжении сорока лет и никогда не сталкивался с подобным. А мы можем раскрутить ее?

– Можно попробовать. Здесь найдется еще один помощник? Тут требуются три пары рук. Корову нужно перекатывать, но мне еще необходимо держать руку внутри нее, чтобы плотно удерживать матку и теленка.

– Ну, я точно не смогу. Думаю, что миссис Уоттс в курсе, пойду найду ее.

Он запрыгнул в машину и поехал обратно к воротам.

Мое сердце учащенно билось. Конечно, в теории я знал, как выправить скручивание матки. Это был классический экзаменационный вопрос, но осуществить это на практике было совсем иное дело. Правда, в отличие от других студентов мне посчастливилось самому наблюдать за процессом на практике в Ирландии. Я вспомнил Йана, ветеринара, раздетого по пояс жутко холодным вечером, который продемонстрировал, как важно разобраться, в какую сторону перекрутилась матка, чтобы правильно ее раскрутить.

Пока Артура не было, я несколько раз проверил направление перекрута. Он шел против часовой стрелки, что означало, что матку следует раскручивать по часовой стрелке. Либо вращать корову против часовой стрелки, удерживая матку в одном положении… Правильно ли это? Мне казалось не совсем очевидным вращать корову в направлении перекрута. Я мысленно представил себе весь процесс снова, шаг за шагом. Да… правильно, и я был в этом уверен.

В случае ошибки можно было позвонить Мартину или Нейлу и попросить помочь мне с первым кесаревым сечением!

Вскоре Артур вернулся с женой, маленькой полной леди с красными щеками и дружелюбной улыбкой. Было ощущение, что Артур оторвал ее от каких-то дел на кухне. «Вероятно, она пекла какой-то вкусный торт», – подумал я. Из-под поношенной зеленой стеганой куртки виднелись цветастое платье и фартук. Очевидно, она наспех набросила ее, надев также резиновые сапоги и бежевую панамку.

– А вы, должно быть, новый ветеринар. Я Мэри, жена Артура, приятно познакомиться, – произнесла она. – Артур сказал мне, что случай сложный, и что-то о перекатывании коровы?

Я начал объяснять ей ситуацию и то, что предстояло делать.

– Ничего себе задачка! – отреагировала она.

– Вы готовы? Вы с Артуром сможете перекатывать ее? – спросил я.

– О, за нас не переживайте. Мы занимались фермерством задолго до вашего рождения, и нам доводилось перекатывать корову раз или два. Да, Артур? Но не в подобном случае.

– Да, конечно, – согласился с ней муж.

– Отлично. Итак, нам нужно перекатить ее на левый бок, а потом перекатывать дальше в одну сторону, – говорил я, одновременно показывая руками и мысленно проверяя самого себя. – Все правильно.

Полностью вытянувшись на траве позади коровы, я аккуратно вставил правую руку в отверстие и почувствовал туго натянутую полоску, а за ней, двигаясь максимально дальше в направлении против часовой стрелки, я вдруг нащупал копытце теленка. Там было плотно, но мне удалось аккуратно продвинуть руку еще дальше, чтобы ухватить его ногу. Это был хороший знак. Если я смог просунуть руку так далеко, то это значит, что перекрут был, вероятно, всего на 180 градусов, и у нас был хороший шанс его выправить.

– Ок, – сказал я, – я готов к тому, чтобы вы начали перекатывать ее.

Они осторожно переложили ее на левый бок. Теперь мне следовало быть аккуратным, чтобы корова не лягнула меня. Артур принес с собой веревку и связал ей по отдельности передние и задние ноги. Затем он взялся за передние ноги и голову, а Мэри – за задние ноги. Они одновременно потянули за них, постепенно перекатывая ее на спину, а потом на правый бок. Отогнув ей вверх и задние, и передние ноги, они смогли затем перекатить ее обратно в сидячее положение.

Это произвело магический эффект: плотная полоска исчезла, и я теперь мог вставить руку намного дальше и гораздо легче нащупывал ноги и головку теленка. Все было в норме, и его мать, очевидно, почувствовала себя более комфортно. Я ощутил сокращение, потом еще одно. На третий раз у нее отошли воды. Моя рука в тот момент все еще находилась у нее внутри по самое плечо, голова – всего в нескольких сантиметрах от коровы, и я лежал, вытянувшись на земле и приготовившись встретить весь поток ее амниотической[18] и аллантоидной[19] жидкости. И вот тогда примерно 12 литров теплых, слизистых, едких плодных вод обрушились на мою голову, залив мне спину, брюки, намочив ноги и даже попав в резиновые сапоги. Такое чувство, словно кто-то вылил на меня полную ванну воды. Я промок до нитки и понял, почему в тот промозглый ветреный вечер в Ирландии Йан разделся до пояса. Почему я не предусмотрел это? Результат был, конечно, омерзительный.

– О боже, нет! – прокомментировала Мэри. – Похоже, вы слегка промокли, юноша. Но как же я не догадалась, что этот прием с перекатыванием сработает?

Отчаянно пытаясь сохранить остатки самообладания и профессионализма, чтобы мой голос звучал уверенно, я сказал:

– Да, да, действительно, миссис Уоттс. Сработало идеально. Теперь мы… мы, наверняка, сможем принять у нее роды без особых проблем.

Я даже не двинулся с того момента, как меня окатило водой. Теперь уже не было нужды оставаться в том же положении, когда матка была раскручена. К тому же мне следовало заняться извлечением теленка.

Я знал, что любое движение лишь усилит отвратительное ощущение того, насколько я промок. Но с этим ничего нельзя было поделать. Так что, сделав глубокий вдох, но стараясь не вдыхать исходящий «аромат», я поднялся на ноги и побрел, хлюпая, к джипу, чтобы забрать веревки для отела.

Обкрутив одной из веревок каждую из передних ног теленка, мы затем привязали их к подъемнику для отела и медленно, с помощью вращательных движений стали извлекать его наружу – крупного здорового теленка мужского пола. Все было хорошо. Результат отличный. Перекрут, должно быть, произошел недавно, так как практически не причинил травмы ни матке, ни теленку. Я был доволен исходом, хоть и не мог отделаться от неприятного ощущения теплой слизистой жидкости, быстро охлаждавшейся и застывавшей на теле, отчего волоски на моей коже прилипли к одежде. В результате каждое движение приводило к болезненному выдергиванию волосков. Я пытался сохранять холодный налет профессионализма, но мои движения, должно быть, напоминали движения робота. К счастью, Артуру и Мэри было не до меня, так они радовались рождению теленка.

– Эта Джеки была права, ты действительно в порядке! Отлично сработано, господин ветеринар. Это самая впечатляющая работа, которую я видел! – Артур похлопал меня по спине. Я попытался изобразить благодарность, так как был по-настоящему взволнован, но с его хлопком мне в штаны резко полилась струйка холодной липкой жидкости, вновь оживив то неприятное ощущение, которое я отчаянно пытался забыть.

Счастливая от того, что мать занималась теленком и что все было хорошо, Мэри теперь обратила свое внимание на меня:

– Думаю, сейчас самое время отправить вас в душ. У вас есть во что переодеться?

Пока еще не привыкший к своему новому образу жизни, я почувствовал некоторое неудобство от того, что придется принимать душ в незнакомом доме. К тому же у меня не было другой одежды. Так что перспектива надеть после теплого душа холодную, сырую, с дурным запахом одежду меня не прельщала.

– Это очень мило с вашей стороны, миссис Уоттс, но, к сожалению, у меня нет другой одежды, так что я, пожалуй, поеду мыться домой.

– Вы хотите сказать, что даже не останетесь выпить чаю с тортом? – спросила она упавшим голосом. – Я специально пекла его… Я уверена, что мы найдем вам какие-нибудь старые фланелевые штаны Артура.

Я глянул украдкой на Артура. Ростом он был выше 180 сантиметров и с объемом талии минимум 90 сантиметров.

«Я утону в его штанах», – подумал я. Но с другой стороны, было бы верхом неприличия отказаться от чая с тортом.

– Вы так любезны, но думаю, что мне было бы лучше сначала поехать домой, чтобы принять душ и переодеться, потому что не хочу заходить в ваш дом в таком виде. Так что, может быть, я выпью чашечку чая где-нибудь на улице…

– О, не переживайте за наш дом, дорогой, он видал кое-что и похуже вашего обличья, уж поверьте мне.

И вот пятнадцать минут спустя, вопреки всем понятиям о хороших манерах, воспитанности и этикете, я – промокшая, липкая, вонючая масса – осторожно примостился на кухонном табурете напротив сидящего в расслабленной позе Артура. А Мэри тем временем суетилась, нарезая симпатичный бисквитный торт и приглядывая за чайником на плите Рейберн позади меня. Чай утолил жажду, а торт был вкуснейший. Я извлек максимум из своего неприятного состояния, попросив добавки и одного, и другого. Однако несмотря на приятную чайную паузу, мое общее состояние не улучшилось. Еще раз поблагодарив друг друга, мы распрощались, и я осторожно сел за руль, завел мотор и выехал с фермы.

Возвращаясь тем же путем, что и приехал, я миновал церковь, спустился с холма и пересек мост через реку, но затем заехал на парковку «Райзинг Сан», чтобы позвонить в клинику и сообщить о том, что отел прошел успешно и что помощь мне не нужна.

Мне ответила Хейзел:

– Привет, Джонатан! Как дела?

– Да все в порядке, мне удалось принять роды – симпатичный здоровый бычок.

Но Хейзел меня тут же перебила:

– Отлично, действительно отлично. Но теперь, прежде чем вернешься, тебе нужно осмотреть козла. Это в Хэрракотте, недалеко от того места, где ты находишься. У миссис Паркер в «Оук Три Коттедж» козел, он хромает. Так что если ты сможешь заскочить туда на обратной дороге, это было бы здорово.

На это мне следовало бы сказать следующее: «На меня вылилось 12 литров немыслимой гадости, и хромой козел – это уж точно не срочное дело, так что отправлюсь туда завтра, потому что сейчас не в том состоянии, чтобы проводить профессиональный прием».

Но вместо этого – такая реакция, несомненно, объяснялась желанием новичка угодить – из моего рта неожиданно вырвалась фраза:

– Конечно! У тебя есть адрес? Боюсь, что я не представляю, где это находится, но я, конечно же, поеду туда сейчас.

– Отлично, – ответила она. – Хэрракотт примерно в десяти минутах езды от Амберлея…

Я набросал координаты.

– Скажи ей, что еду.

– Конечно. Спасибо, Джонатан.

«Ты идиот, – подумал я про себя. – О чем, скажи на милость, ты думал? Ты не можешь отправиться к клиенту в таком виде!» Я поправил стекло заднего вида так, чтобы оценить ущерб. К волосам прилипли капельки околоплодной жидкости, на лице засохшая грязная пленка, и я весь еще был пропитан водой. Прикинул возможные варианты, а выбор был невелик: или ехать как есть, или позвонить Хейзел и отменить визит. Ни то, ни другое мне не нравилось.

Но затем, в приступе вдохновения, я вспомнил о гидрокостюме, который купил сегодня утром и который все еще лежал упакованный на заднем сиденье машины. Я вспомнил, как уютно почувствовал себя в нем и как тепло мне в нем будет.

Я мог надеть поверх него чистые непромокаемые штаны и куртку, чтобы его не было видно. Тогда я согреюсь и буду чувствовать себя в сто раз лучше. Это показалось идеальным планом.

Если бы кто-то из проезжавших «Райзинг Сан» водителей в тот четверг сентябрьским днем посмотрел в сторону парковки, то в дальнем ее углу он бы заметил зеленый Ford Focus, припаркованный под странным углом. Не меньшее удивление вызвала бы растрепанная полуобнаженная фигура. Я избавился от намокшей, пропитанной неприятными запахами одежды, кое-как обсушил тело и протер лицо голубым бумажным полотенцем, рулон которого я всегда предусмотрительно держал в багажнике.

Первый изъян в моем плане обнаружился, когда я попытался втиснуться в гидрокостюм. Когда стал просовывать голую левую ногу в соответствующее отверстие, безжалостный неопрен удалил мне большую часть волос на ноге, заставив завыть от боли. Засохшая амниотическая жидкость склеила волоски клочками, так что любое трение приводило к вырыванию их с корнем. Зная теперь, какая пытка мне предстоит с правой ногой, я стиснул зубы и всунул ногу быстро и смело, насколько смог. Боль была такой острой и интенсивной, что я чуть не потерял сознание.

Теперь, продев ноги в костюм, натянул его до пояса, но потом понял, что мне еще предстоит пройти ту же процедуру с обеими руками. И тогда до меня стало доходить, что, возможно, это был не самый разумный и надежный план в мире. Тем не менее продолжил действовать с упрямой настойчивостью, вызванной убеждением, что сейчас это единственный выбор: Хейзел к этому моменту уже позвонила миссис Паркер, и та меня ждала.

Надев гидрокостюм, я побоялся застегивать его и просто натянул сверху чистый непромокаемый плащ и брюки, просунул голые ноги в промокшие резиновые сапоги. Я посмотрел на свое отражение в зеркале. Воротник плаща удачно скрывал полоску гидрокостюма на шее, но длинные рубчики прорезиненных рукавов спрятать было сложно, и они странно торчали из-под коротких рукавов плаща.

Но так и должно было быть. В конце концов, неужели настолько уж абсурдна идея облачения в гидрокостюм профессионального ветеринара? В любом случае английская вежливость наверняка спасет ситуацию.

Десять минут спустя я гнал в сторону Хэрракотта, чтобы осмотреть козла миссис Паркер. И именно теперь я оценил теплоизоляционные свойства гидрокостюма 5/3 мм, который мне порекомендовал Мартин. Через несколько минут я уже обильно вспотел и, несмотря на включенный на полную мощность кондиционер, почувствовал, что вряд ли успею полностью пропотеть до момента моего прибытия на место назначения. Трещинки в моем плане стали стремительно расширяться до зияющих расселин. Пожалуй, первым делом мне следовало пересмотреть мой метод принятия решений.

«Оук Три Коттедж» был симпатичным старомодным беленым коттеджем девятнадцатого века. Окна с черными деревянными рамами, черепичная крыша. Я легко его нашел. Припарковавшись у ворот, вытер пот со лба и еще раз оглядел себя в зеркальце заднего вида. Лицо раскраснелось, волосы торчком, а смешанный аромат пота и плодной жидкости был крайне неприятен. «Бедная миссис Паркер», – подумал я и собрал коробку с самым необходимым, что могло понадобиться: ножи для подрезки копыт, термометр, перчатки, стетоскоп, иголки, шприцы и набор препаратов. «Готово», – сказал я вслух, закрывая багажник и направляясь к двери.

Несколько мгновений спустя мне открыла дверь леди средних лет в носках, джинсах, свитере и с младенцем, которого держала на левой руке.

– Привет! Я Джонатан, ветеринар. Приехал осмотреть хромого козла, все верно?

Какое-то мгновение она внимательно изучала меня. Изначальное привычное выражение доброжелательности на лице клиента, благодарного за приезд ветеринару, который поможет разобраться в причинах недомогания их животного, быстро сменилось смущением, когда она попыталась осмыслить стоявшую перед ней фигуру: по всей видимости, уважаемый профессионал, но с очень своеобразным чувством стиля.

– А вы… носите гидрокостюм под непромокаемой одеждой? – поинтересовалась она после паузы. Я не мог поверить. Меня разоблачили в первые десять секунд. Возможно, в Камдене это могло сойти за особый способ самовыражения, но в Девоне такой наряд выглядел просто странно.

– Это долгая история, – начал я.

– Я прервала ваши занятия серфингом? – предположила она.

– Не совсем. – Я уже понимал, что мне не удастся отделаться легко. – Я слегка промок во время своего предыдущего визита, и это все, во что я мог переодеться.

Она засмеялась.

– Ну, тогда я, полагаю, должна преклониться перед вашей преданностью делу, но это не срочный случай. Можно было подождать до завтра.

Я идиот. Почему я не попросил Хэйзел отложить визит до завтра?

– Ну, мы не можем позволить себе, чтобы гордыня вмешивалась в нашу работу, – сказал я довольно чопорно, не столько с целью убедить ее в моем профессионализме, сколько скрыть испытываемое мной унижение.

– Очень похвально, – ответила она, отходя от двери и пропуская меня внутрь. – Думаю, вам лучше пройти здесь.

– Э… мои сапоги очень мокрые. Могу я пройти вдоль дома?

– Конечно. Идите вот там вокруг, – показала она. – Я только надену сапоги и встречу вас у задней двери.

Пока я вышагивал вдоль дома в тесном гидрокостюме, ограничивавшем мои движения и делавшем походку ходульной, я радовался тем нескольким секундам, что мог побыть один. Позади дома был большой сад с разбросанными повсюду детскими игрушками и разными вещами, а позади него находился маленький загон, в котором держали трех коз. Миссис Паркер присоединилась ко мне, малыш все еще сидел у нее на руках. К тому же с ней теперь был маленький мальчик лет пяти в ярко-голубых резиновых сапожках и плаще, который был ему великоват. Он смотрел на меня недоверчиво.

– Мамочка, кто это? – спросил он, показывая на меня.

– Это ветеринар, Джейми. Он пришел осмотреть Берти. Помнишь, я тебе говорила, что у Берти больная ножка? Ветеринар пришел, чтобы помочь ему.

Ответ его, похоже, удовлетворил, но он продолжал настороженно оглядывать меня.

– Они там, в загоне, – сказала миссис Паркер, показывая мне дорогу. – У нас их трое, две девочки и мальчик.

Маленький мальчик шел за ней, держась рядом, а потом, потянув мать за свитер, снова заговорил:

– Мамочка, мамочка! А почему на нем гидрокостюм?

Миссис Паркер в ответ рассмеялась. А затем, пытаясь спасти мою репутацию в глазах своего пятилетнего сына, сказала:

– Иногда ветеринары выполняют работу, где они намокают или пачкаются в грязи, поэтому им удобно использовать что-то, чтобы одежда не промокала.

Это была восхитительная попытка, и я был благодарен ей. Но Джейми не так легко было купить.

– Но ведь гидрокостюм для того, чтобы заходить в воду, а мы на земле. Мне кажется, это глупо.

– Ты прав, дорогой, – уступила миссис Паркер, и, получив подтверждение безупречности своей логики, Джейми начал распевать: «Глупый человек в гидрокостюме, глупый человек в гидрокостюме, глупый, глупый человек в гидрокостюме!» И все это, не обращая никакого внимания на то, что его мать шепотом приказывала: «Джейми, хватит».

– Берти вон там, – сказала она, показав на явного самца, когда мы подошли к загородке. – Я посадила его на цепь, чтобы было легче поймать. Но боюсь, что не смогу держать его с малышом на руках, – она жестом показала на ребенка. – Вы справитесь один? Они совсем ручные, но можно дождаться мужа.

Это был не лучший вариант, я хотел покончить с этим посещением как можно скорее. И так как Джейми оказался таким ангельским ребенком, я предпочел избавиться от унижения из-за присутствия и самой миссис Паркер.

– Без проблем, – ответил я и открыл калитку, направляясь в загон. Миссис Паркер и Джейми остались в саду. Женщина стояла, опершись о забор, а Джейми выглядывал через него.

– Не бойся, Берти, – крикнул он. – Глупый человек в гидрокостюме поможет тебе.

Гидрокостюмы и ветеринары теперь, вероятно, станут синонимами для Джейми, впечатанными в его сознание навечно.

Загон был размером примерно с акр[20]. Открытый спереди сарай располагался в углу слева от калитки, соломенная подстилка просыпалась на траву. Справа от него в землю был вбит большой металлический кол с 5-метровой цепью. На цепи был привязан крупный белый козел, который несколькими мгновениями ранее довольно жевал траву, а теперь недобро смотрел на мое приближение. По его робким движениям я сразу понял, что проблема крылась в левой задней ноге. Изначальная подозрительность Берти не вылилась в попытку бегства. Он, похоже, предположил, что в моей ветеринарной коробке лежит для него какое-то изысканное лакомство, и, хромая, приблизился ко мне. Его интерес к коробке, который быстро стал навязчивой идеей, означал, что я просто не смогу поставить ее на землю, так как он явно попытается ее сожрать. Но тут у меня возникла идея.

– У вас есть какой-нибудь корм, чтобы я мог отвлечь его внимание? – спросил я миссис Паркер.

– Есть немного сена, а так они обычно едят траву.

– Сено сгодится. Не могли бы вы положить немного сена в ведро?

– Конечно. – Она исчезла в садовом сарае и вернулась через несколько мгновений с полным ведром сена.

– Отлично, спасибо, – сказал я, забирая у нее ведро. Берти был все еще заинтригован моей коробкой и тянулся к ней, насколько позволяла цепь. Аккуратно поставив коробку у забора и достав оттуда нож для подрезки копыт, я вернулся к Берти с ведром сена. Он моментально наклонился к нему, начав жадно жевать. А у меня появилась возможность осмотреть его. Я нагнулся, чтобы взять его ногу, и тут же почувствовал стесненность в движениях, которую причинял мне мой смехотворный наряд.

Я сознательно решился надеть это? О чем я только думал? Осмотрев ногу Берти, мне сразу стало понятно, в чем проблема (ведро с сеном пришлось очень кстати). У него было гангренозное воспаление межкопытцевой щели. В остальном нога была здорова. Так что все должно обойтись обезболивающим и террамицином в виде спрея. Я опустил его ногу и направился обратно к коробке. Берти был все еще занят сеном.

– Как вы думаете, в чем проблема? – спросила миссис Паркер.

– У него парша, – ответил я. – Это распространенное явление, не волнуйтесь. В межкопытцевой щели появилось воспаление, вызванное инфекцией. Оно очень легко лечится…

Открыв коробку и достав оттуда противовоспалительное средство, я взял террамицин и вернулся к козлу.

– Я также дам ему немного обезболивающего, – сказал я, вводя ему препарат внутримышечно. Берти даже не шевельнулся, уткнувшись в ведро.

«Козлы и вправду помешаны на еде», – подумал я, взял его за ногу и впрыснул спрей в межкопытцевые щели.

– Это должно помочь, – опустив его ногу на землю и возвращаясь к коробке, сказал я.

– Спасибо, – произнесла миссис Паркер. – Он с радостью доест сено. Вам, должно быть, немного жарко в этом костюме, – добавила она с усмешкой. И только тогда я почувствовал, что с моего лба стекают капли пота.

А тут уже присоединился Джейми:

– Вы сделали Берти лучше, мистер глупый человек в гидрокостюме?

– Я надеюсь, – ответил я, выходя из калитки в сад.

– Бедный Берти, – вздохнул он.

– Он твой любимчик, да, Джейми? – спросила миссис Паркер, когда мы шли к дому.

А потом, повернувшись ко мне, добавила:

– Может быть, чашечку чая? Я, конечно же, понимаю, что вы хотите домой, но здесь все готово.

– Вы очень любезны, но… да, думаю, что я лучше поеду…

– Я так и думала.

Когда мы вернулись к входу в дом, на подъездную аллею въехала машина.

– Папочка приехал, папочка приехал! – радостно закричал Джейми, бросаясь к машине.

Когда мистер Паркер вышел из машины и взял на руки Джейми, я пал духом.

– Ты хорошо себя вел, пока меня не было? – поинтересовался он, но Джейми полностью проигнорировал его вопрос.

– Папочка, папочка, этот дядя носит гидрокостюм на суше, глупый человек, он пришел, чтобы помочь Берти.

Мистер Паркер, не дослушав сына до конца, повернулся к жене.

– Привет, дорогой, – сказала она. – Это Джонатан, ветеринар. Он приехал осмотреть Берти.

Муж протянул мне руку для рукопожатия и лишь теперь полностью оценил то, что сказал ему Джейми.

– О, да… Вы действительно в гидрокостюме. Занимались сегодня тюленями или что-то вроде этого?

– А… долго рассказывать, – ответил я слабым голосом, заметив, как мистер и миссис Паркер обменялись взглядами.

– В любом случае мне пора. Сейчас уже Берти должно быть лучше, но если будут какие-либо проблемы, звоните.

И с этими словами я рванул к машине, быстро загрузил коробку в багажник, плюхнулся за руль, завел двигатель и умчался прочь, молясь, чтобы в ближайшие несколько дней Берти не понадобился повторный визит.

КОЗЫ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Capra aegagrus hircus: домашняя коза.

Ареал: распространены во всех странах мира. Одомашнивание диких коз началось на территории Юго-Западной Азии и Восточной Европы.

Описание: домашняя коза – это подвид дикой козы, Capra aegagrus, насчитывающий свыше 300 различных пород.

Продолжительность жизни: около 15–18 лет.

Условия содержания животных: в большинстве стран они обычно свободно бродят по холмам и другим пастбищным угодьям, где за ними приглядывают козопасы, зачастую дети. В других местах их держат привязанными или в маленьких загонах.

Питание: козы – жвачные животные, так же как крупный рогатый скот и овцы. Но они предпочитают веточный корм, а не траву. Они часто жуют все подряд, но больше любят виноградную лозу, кустарник и сорняки. На китайских чайных плантациях коз используют для поедания сорняков и удобрения растений. Причем они не едят сами чайные листья из-за их горечи.

Период беременности: 150 дней. Сезон размножения зависит от географического местоположения: 21-дневный цикл самки начинается, когда длина светового дня сокращается, либо длится круглый год, если она обитает в экваториальных областях.

Вес: от 20 кг у карликовых пород до 140 кг у бурской породы.

Размер и развитие: окончательных своих габаритов достигают в 2–3 года, половая зрелость наступает в период примерно с 3‑х до 15 месяцев.

Температура тела: 38,8–39,4 °С.

Охрана: домашняя коза – одно из самых распространенных сельскохозяйственных животных из-за того, что люди используют ее в многочисленных целях. В мире козьего молока употребляют больше, чем коровьего. Их мясо используется в пищу, навоз – в качестве удобрения, а шкуры – для изготовления одежды или кожаных изделий. Кроме того, они очищают землю от нежелательной растительности и перевозят легкие грузы. В мире насчитывается примерно 924 миллиона домашних коз. Так что, к счастью, этому виду ничто не угрожает. Так почему бы не отметить немалые заслуги этого животного перед человечеством, отправив козу кому-то нуждающемуся в ней в развивающихся странах? Для этого зайдите на сайт /a-goat.html.

Слон

Среди всех животных мира нет существа, которое бы так наглядно и полно демонстрировало силу и мудрость Всемогущего Бога, как слон.

Эдвард Топселл

Я сидел на водительском месте Ford Ranger, откинув кресло назад и положив ноги на опущенное стекло открытой дверцы, и наблюдал, погруженный в свои мысли, за общением двух сиреневогрудых сизоворонок в кустах мимозы на другой стороне песчаной дороги.

Двум моим спящим пассажирам было не до них и не до маленькой антилопы, что несколькими мгновениями ранее стрелой метнулась через дорогу всего в полуметре от меня, исчезнув так же быстро, как и появилась. Пока мне оставалось только ждать. Приемопередающая радиостанция, лежавшая рядом с рычагом переключения передач, молчала с тех пор, как Бен, Андрес и Лил ушли тремя часами ранее.

Мы находились в густых зарослях кустарника у подножья гористой местности в предместье южноафриканского города Хёдспрут.

Нашей целью было найти, выстрелить транквилизатором и надеть радиоошейник на одного из трех молодых слонов-самцов, которые убежали из заповедника несколькими месяцами ранее. Они прошли 40 километров и теперь обосновались в этой местности, прячась в густом буше (кустарнике) в течение дня, а по ночам пиршествуя манго и апельсинами, что выращивал местный фермер. Он, вполне понятно, чувствовал, что слоны уже достаточно злоупотребили его гостеприимством, и мечтал о том, чтобы их забрали с фермы, пока они окончательно не оставили его без средств к существованию.

За предшествующие два месяца делались неоднократные попытки сначала с помощью вертолета отогнать слонов обратно в сторону заповедника, а потом, когда они ушли очень далеко, отвести их в сторону от тех мест, где они могли учинить беспорядок и разрушения. Но все эти попытки провалились. Теперь слоны распробовали апельсины и манго и, похоже, вошли в привычный ритм жизни, обретя здесь свой новый дом. Так что нам оставались лишь два варианта: стрелять в слонов или перевозить их. К счастью, фермер был заинтересован в последнем варианте, а благотворительная организация Elephants Alive предложила свою помощь в организации и финансировании операции.

Логистика перемещения трех слонов-самцов весом примерно три тонны каждый из довольно недоступной горной местности поистине колоссальна. Поэтому было решено разбить всю операцию на два этапа. К счастью, слоны держались вместе одним маленьким стадом. Итак, на первом этапе следовало выстрелить дротиком и закрепить ошейник на одном из трех слонов, чтобы отслеживать их передвижения, и тогда можно было легко переходить ко второму этапу – фактическому их перемещению. Первый этап также давал время должным образом понять, что потребуется для второго. Это была наша вторая попытка. Первая закончилась неудачей несколькими днями ранее, так как темнота наступила прежде, чем мы смогли определить местонахождение слонов. Поэтому сегодня мы выехали из Нельспрута в 4.30 утра, чтобы прибыть на ферму к 7 часам и иметь целый день для поиска группы беглецов.

Наши слоны были абсолютно дикими. Значит, их легко можно спугнуть, к тому же они очень опасны. Причем опасность усиливалась тем, что подобраться к ним можно было только пешком. Исходя из этого, было принято решение: сначала должна отправиться основная группа, которая найдет и выстрелит дротиком в одного из слонов, а потом, когда слон будет усыплен и станет безопасным, туда подъедет остальная команда и привезет с собой все необходимое оборудование. В эту основную группу входили Андрес, охотник-следопыт, главный человек в поиске слонов; Бен, который должен был выстрелить в слона; Лил, третий член команды, вооруженный ружьем и выполнявший функцию их телохранителя, если вдруг один из слонов нападет на них.

Предыдущей ночью мы долго пытались найти хорошую зацепку по передвижениям слонов и в итоге подъехали на двух пикапах настолько близко, насколько смогли. После чего Андрес, Бен и Лил ушли. Было необычайно интересно наблюдать за Андресом во время работы. Его понимание необъяснимых вещей было невероятным. Капли воды на песчаной дороге в пятидесяти метрах от водоема со стоячей водой говорили ему о том, что слоны пили из него несколько часов назад: пока они шли от водоема с опущенными хоботами, вода стекала с них характерным образом. Засохший сок на сломанных ветках указывал на то, когда эти ветки были сломаны. Срок помета определялся с точностью до нескольких часов. А следы от ног и хоботов указывали направление, время и скорость движения слонов. Для меня это был совершенно непонятный язык, но Андрес читал его легко и просто, как книгу.

Сейчас было 11 утра; команда отсутствовала три часа. Было невозможно предсказать, как долго продлится ожидание. Звонок мог раздаться в любой момент или еще через пять часов. Глядя в зеркальце заднего вида, я видел, что команда Elephants Alive проводила время за игрой в карты. Для них это был привычный ритуал.

Любой человек, имеющий хоть какой-то опыт работы в условиях дикой природы, быстро учится тому, как проводить бесчисленные часы ожидания. Кого-то это может взбесить, но для меня было что-то магическое и удивительное в самом факте нахождения в африканском буше в ожидании сигнала к действию – к работе, которую ты пришел выполнить, и приобретению опыта. Это станет драгоценным воспоминанием на всю оставшуюся жизнь.

Но идеальная тишина и безмятежность были неожиданно нарушены, когда по рации раздался надтреснутый шепот Лила:

– Мы обнаружили их. Они в ста метрах от нас. Бен с Андресом пытаются подойти к слонам поближе, чтобы выстрелить дротиком. Я вышлю вам наши GPS координаты. Будьте на связи.

– Принял, – ответил я.

Два моих пассажира мгновенно проснулись и были готовы идти. Я выбрался из пикапа, чтобы передать по радио новости всем остальным. С помощью GPS координат мы могли планировать, как наилучшим образом добраться до слонов и насколько близко можно подъехать к ним на транспорте. Но не было гарантии, что это будет их окончательное место локации. Слонов могло что-то спугнуть, что привело бы к дополнительным нескольким часам выслеживания. И даже если бы в них выстрелили дротиком, они могли пройти еще около двух километров за те восемь минут, что требуются для начала действия препарата. Мы должны были быть готовыми среагировать мгновенно.

Прошло еще полчаса, прежде чем Лил продолжил говорить:

– Они только что выстрелили в одного слона. Он не убежал, но уходит с этого места. Бен и Андрес следуют за ним. Но вы идите к указанным координатам.

В его голосе теперь слышалось облегчение. Было сложно представить, что конкретно произошло, но у них явно было очень напряженно.

Я передал информацию, а потом запрыгнул на водительское сиденье. Притормозив, пропустил вперед Джесс, которая везла команду Elephants Alive. Они патрулировали местность уже больше месяца и хорошо изучили внутреннюю сеть дорог в этом плотном лабиринте кустов и гор, хотя назвать это дорогами можно было с очень большой натяжкой.

Они терялись в этом густом буше, где было чуть меньше флоры и чуть больше скальных массивов.

Несколько мгновений спустя ехавший впереди пикап скрылся в дымке поднятой колесами пыли. Джесс явно не собиралась топтаться без дела. Впереди виднелись крупные валуны, частично перекрывавшие дорогу в некоторых местах, и мне потребовалась максимальная концентрация, чтобы объехать эти препятствия, сохраняя при этом приличную скорость, чтобы не отстать.

Десять минут спустя мы прибыли на точку. Лил стоял на обочине дороги с ружьем наготове.

– Он ушел туда, вниз, – он показал рукой в густой буш справа от нас. – К счастью, слон прошел всего около двухсот метров после выстрела, так что он от нас в нескольких минутах ходьбы. Двое других слонов, похоже, убежали, но я буду охранять вас на случай, если они решат вернуться за своим товарищем.

Это был прагматичный комментарий. Он буквально повис в воздухе и воскресил в моей памяти картины того, как это могло быть, и я знал, что это будет ужасающе страшно.

Даже вроде бы простая работа – надеть на слона радиоошейник – требовала значительного количества оборудования. Для тех, кто не знает, сам ошейник был шириной примерно 15 сантиметров, толщиной больше сантиметра и длиной 3 метра. Был еще противовес весом около 15 килограмм, который крепился к ошейнику внизу шеи слона, чтобы он не сползал во время движения. Я уже не говорю о портативной угловой шлифовальной машинке, электрической дрели и мотках металлических тросов и кабельных стяжек, которые были крайне необходимы для того, чтобы выполнить работу максимально быстро и эффективно. Степень опасности была невероятная. Анестетик мог не подействовать, поэтому каждая секунда отсутствия слона-самца в стае увеличивала риск скорого возвращения за ним его товарищей.

Мы направились в сторону зарослей кустарника, чтобы выгрузить там коробки с оборудованием, а Лил прикрывал нас с тыла, держа ружье наготове, внимательно и методично отслеживая во всех направлениях любые признаки грозящей нам опасности. К счастью, их не было, и после пяти минут маневрирования между деревьями, кустами, канавой и густым подлеском мы подъехали к лежавшему слону. Возраст около двадцати пяти лет, почти взрослый самец. В непосредственной близости его габариты выглядели очень внушительно. Он лежал на правом боку, полностью вытянув хобот, упал ровно посредине маленькой полянки и заснул беспробудным сном. С каждым его вдохом и выдохом раздавался рокочущий храп, резонирующий в хоботе, наполняя громкими звуками тихие окрестности. Бен и Андрес уже накрыли его верхнее веко большим, похожим на лист ухом, чтобы минимизировать внешние воздействия, и поместили аккуратно сложенную веточку на конце хобота, чтобы он не засорился и чтобы облегчить ему дыхание.

Как только мы вобрали в себя всю красоту и великолепие животного, спавшего перед нами, мы тут же занялись ошейником. Сначала под шею подводился металлический трос, который с помощью стяжек крепился к самому кольцу, чтобы потом его можно было так же из-под шеи достать. Далее мы измеряли размер ошейника, проверяли, чтобы передатчик расположился на шее сверху, и оставляли между шеей и ошейником зазор в две ладони, чтобы он сидел не слишком плотно. Дальше к нему подгонялся и крепился болтами противовес, а лишние части болтов и кольца удалялись угловой шлифовальной машинкой. И на этом работа была закончена. Все в целом заняло не больше десяти минут. Пока Бен, Джесс и я закрепляли ошейник, остальные собирали разную информацию о животном для архива и базы данных Elephants Alive. Нашу безопасность все это время гарантировал Лил, надежно патрулировавший местность.

Наконец, оборудование было собрано, и народ потянулся к машинам. Набрав в 2-миллиметровый шприц препарат обратного действия, Бен протянул его мне:

– Можешь разбудить его сейчас.

– Ок, – ответил я. Дождавшись, пока все отойдут на безопасное расстояние, я нашел одну из крупных вен в районе уха и ввел налтрексон, после чего направился в сторону пикапа, чтобы присоединиться к Бену, стоявшему у дерева в 100 метрах от слона. Оттуда мы могли безопасно отслеживать, как слон приходит в себя. Минуту спустя он попытался поднять голову и нашел ногами точку опоры на земле, сделал несколько неудачных попыток поднять голову, перекатившись на грудь. Но в следующую минуту ему это удалось и вскоре он уже был на ногах. Радуясь тому, что слон жив и здоров, и с ошейником, мы поспешили обратно к пикапу и стремительно отбыли.

Вернувшись на ферму, Джесс достала свой айпад и показала карту местности, на которой теперь был виден маршрут слона с того момента, как он проснулся и отправился бродить. Отслеживающий ошейник работал. Первый этап был завершен.

В следующую пятницу мы вернулись на ферму, чтобы приступить ко второму этапу – перемещению слонов. Логистика данной операции выглядела поистине внушительно: были задействованы два вертолета, три грузовых платформы, подъемный механизм, экскаватор, команда ловцов, команда ветеринаров, команда Elephants Alive и телевизионная группа. Местные дорожные ведомства также были проинформированы, и нам выделили сопровождение.

Когда мы прибыли на ферму в 6.30 утра, там уже собрался целый парк автомобилей, и повсюду бесцельно бродили толпы людей. Это было настолько волнующее и редкое событие, что волонтеры Elephants Alive, ветеринарные студенты и просто знакомые участников данного действа пришли сюда, чтобы наблюдать за происходящим. Собралось человек тридцать, и это еще без команды ловцов, пилотов вертолетов и многих других важных участников.

Мы подошли и поздоровались с Мишель, старшим членом команды Elephants Alive и главным координатором операции. Первая встреча с ней была при первой попытке надеть ошейник, но на второй, успешной, ее не было, так как она присутствовала на похоронах Уэйна Дерека Лоттера, выдающегося защитника дикой природы и слонов, трагически погибшего двумя неделями ранее. Проявив незаурядное мужество, его жена и две дочери решили принять участие в процессе перевозки слонов, чтобы тем самым отдать дань памяти мужу и отцу. Мишель спросила у них разрешения назвать трех слонов в его честь. Это был красивый жест в память о человеке, который на протяжении двадцати семи лет без устали работал и посвятил всю свою жизнь защите диких животных Африки, в частности, слонов.

Новости были удручающими. На протяжении недели команда специалистов кормила слонов, чтобы заманить их в более доступную местность. Но прошлой ночью они вернулись назад в густой буш в горах. К ним никак нельзя было добраться по дороге. Теперь мы полностью зависели от мастерства вертолетчиков, которые смогут засечь их, а потом выгнать из гор в более доступный район. Туда уже можно пригнать кран и грузовые платформы для погрузки. Было опасение, что слоны успели привыкнуть к вертолетам, они могли просто проигнорировать их, спрятавшись в труднодоступном месте. Если бы это произошло, то от операции следовало отказаться и начать разрабатывать план заново с гораздо большими затратами и организационными сложностями. Неудивительно, что Мишель выглядела напряженно.

Вдруг послышался слабый гул, он постепенно усиливался, и вскоре стал заметен источник звука. На горизонте появились два вертолета, летевшие в тандеме, один впереди другого. Первым шел Джерри на своем маленьком R22, а за ним Жак на вертолете побольше – R44.

Произведенные компанией Robinson Helicopter, это были две излюбленные модели, использовавшиеся для работы в условиях дикой природы. Обе машины я видел в действии. R44, спроектированный в 1992 году, был четырехместным вертолетом, более крепким и надежным, но менее маневренным, чем его старший брат, двухместный R22, спроектированный почти двадцатью годами ранее. R22 отлично подходил для сгона животных: он мог заходить очень низко и успевать за стремительными, резкими, петляющими движениями самой быстрой антилопы. Но R44 был лучшим судном для выстрела дротиками. Ветеринар мог сидеть позади пилота и иметь его угол обзора при приближении к животному. Кроме того, R44 был устойчивее против ветра и гарантировал более надежный выстрел.

Они сделали несколько кругов, выискивая надежное место для посадки, но над нами тянулись электрические кабели, к тому же местность была окружена деревьями. Жаку в итоге пришлось довольствоваться площадкой где-то по другую сторону фермерских строений, а Джерри сделал выбор в пользу маленькой полянки среди скопления макадамий в 20 метрах от нас. Это было крошечное место, которое, казалось, никак не могло вместить вертолет. И все же Джерри удалось посадить свой R22 с ювелирной точностью – лопасти вертолета прошли буквально в полуметре от ветвей деревьев. Джохан и его команда ловцов прибыли вскоре после вертолетов. Они припарковали грузовые площадки и кран у входа на ферму.

Теперь, когда вся команда собралась, мы начали обсуждать наш план. Джерри и Жаку выдали GPS координаты текущего местоположения слонов. Они обсудили план подхода. А в это время Бен, Силк и я отсортировали все необходимое оборудование. Бен должен был стрелять по слонам с вертолета Жака. А мы с Силк – отслеживать их, пока к нам не присоединится Бен. А потом, загрузившись каждый в свой трейлер, мы последуем за нашими слонами, следя за их состоянием на протяжении трех часов.

В качестве основного анестезирующего средства мы будем использовать препарат эторфин, сильно действующий и чрезвычайно опасный опиоид. Ветеринары обычно остерегаются его применять. Несколько капель, введенных человеку путем инъекции или попавшие на открытую рану, в глаз или в рот, будут смертельны, если не вколоть нейтрализующий препарат. В зависимости от глубины анестезии и размера животного всего 0,2 или 0,3 мл препарата, вводимого слону в ушную вену каждые двадцать минут, будет достаточно, чтобы 3-тонный слон спал.

Я работал ранее с эторфином, но не подобным образом. Мне предстояло ехать на открытой грузовой платформе трейлера по ухабистым кочковатым дорогам, сохраняя равновесие, закрепившись между бивнями слона. При этом я должен набирать в шприц дозу эторфина, способную меня убить, если бы случайно ввел ее себе. Одна только эта мысль заставила меня покрыться испариной. Здесь понадобится вся концентрация, чтобы суметь усыпить слона, но не себя. Вероятно, было бы лучше отказаться от кофе, рисковать из-за дрожащих рук я не хотел.

Проверив оборудование и детально обсудив план, Бен с Жаком направились к R44, а Джерри вернулся к своему R22. Несколько мгновений спустя оба вертолета были в воздухе – всего лишь точки на небе, рискнувшие отправиться в горы на поиски трех слонов. Все остальные загрузились каждый в свою машину и поехали по направлению к подножию этой горной местности, окруженной густым бушем. План заключался в том, чтобы вывести слонов в этот район и выстрелить в них там. Но даже если бы это сработало, нам все равно пришлось бы воспользоваться экскаватором, чтобы расчистить дорогу через буш для трейлеров. После загрузки слонов на трейлеры машины будут проезжать через три поля, чтобы затем выехать на главную дорогу за пределами фермы. Каждое из полей было площадью около 100 акров. На одном рос табак, на втором – картофель, а третье стояло под паром. Со слоном на борту застрять было проще простого. Покинув пределы фермы, мы выезжали на главную дорогу, ведущую до Хёдспрута, что находился в 10 милях отсюда.

Затем, миновав город, мы выезжали на главную магистраль (ограничение скорости до 70 миль в час), тянувшуюся 12 миль, после чего сворачивали к заповеднику, где нам нужно было еще проехать минут 15 до аэродрома. И там уже мы выгружаем и будим слонов. На каждом шагу могли возникнуть сложности. И если бы мы стали составлять список всего того, что могло пойти не так, это парализовало бы всю нашу работу.

Как только мы собрались все в одном месте, началось очередное ожидание, только на этот раз мы могли контролировать, что происходит, наблюдая за вертолетами, прочесывающими лес. Несмотря на GPS координаты, которые дала пилотам Мишель, слоны, похоже, были для них неуловимы в густых зарослях. Вертолеты двигались туда-сюда, работая в паре, как две колли, исследующие валлийские холмы в поисках овец. В течение получаса они искали, но так и не обнаружили слонов. До меня дошло, насколько труднее была бы задача, если бы на одном из слонов не было ошейника: иголка в стоге сена.

Джерри ненадолго приземлился, чтобы еще раз свериться по карте Мишель и убедиться в точности их текущего местоположения, а потом снова взлетел. И этот полет стал более успешным. Джерри сообщил нам, что слоны были рядом с ущельем с водопадом, сбегавшим с горы. Мы видели, как вдали R22 исчез в ущелье: Джерри попытался заставить это маленькое стадо двигаться. С расстояния мили, отделявшей нас от вертолета, было невозможно понять, насколько опасен был этот маневр. Но впоследствии Джерри рассказывал, что R44 этого сделать бы не смог из-за своих габаритов. Вот такой вот денек для пилота вертолета, работающего в условиях дикой природы.

Маневр сработал, и мы узнали, что слоны движутся вдоль потока вниз с горы. Джерри потом сказал, что животным явно был привычен этот маршрут. А потому лучший способ заставить их двигаться дальше – дать им возможность идти по этой тропинке в своем темпе, лишь изредка аккуратно подбадривая их.

Этот прием сработал хорошо, и при поддержке Жака, прикрывающего его теперь справа, слоны сохраняли стабильный темп, спускаясь с горы и двигаясь в нашем направлении. Большая часть опасений была связана именно с этим первым этапом операции: направить слонов в тот район, где в них можно будет выстрелить и довольно легко подобраться. Все прошло невероятно хорошо. Теперь настало время для перемещения слонов.

– В первого выстрелили, – раздался по рации скрипучий голос Жака. – Будьте наготове, мы пытаемся собрать группу вместе.

Даже не слыша этого сообщения, любой наблюдающий за происходящим понял бы: что-то изменилось. Но вдруг неожиданно траектория движения вертолетов поменялась, они теперь сеяли суматоху и панику. Перестав двигаться медленно, стабильно, одним курсом, они шли резкими рывками, кружа над районом не больше пары сотен метров в диаметре. Тем временем Джохан дал сигнал своей команде к полной готовности, мы же запрыгивали в кузов фургона. Я должен был взять на себя первого слона.

– Эй, он идет вниз, нам нужны помощники.

Джохану не нужно было повторять дважды. Заведя свой фургон, он поехал, расчищая дорогу среди деревьев и кустов, игнорируя те опасные ситуации, которые создавал для своих пассажиров, сидевших сзади: нам пришлось уворачиваться от колючих веток, которые могли уколоть или отхлестать нас. Время было важнее всего: если бы слон упал на хобот, то он бы мог задохнуться. Мы ехали в том направлении, где завис R44 Жака, но заросли становились все гуще и гуще. А потом неожиданно мы оказались на расчищенном участке, перед нами был слон, лежавший на боку рядом с маленькими деревцами. Его хобот был аккуратно раскручен. Заметив наше прибытие, Бен показал два поднятых вверх больших пальца, сидя в зависшем вертолете в 50 метрах над нами. Они сразу же улетели в поисках двух других слонов.

При первом взгляде на слона наступала парализация, но я быстро взял себя в руки, понимая, что сейчас должен приступить к работе.

Я оценил своего пациента. Его состояние казалось стабильным, он крепко спал. Его громоподобный храп мог напугать, если бы не пришлось слышать его неделей раньше. Надо сказать, что я был благодарен этому опыту.

Радуясь тому, что он хорошо лежит и крепко спит, Джохан собрал всю свою команду, чтобы двинуться обратно и ждать, когда выстрелят в двух оставшихся слонов. Он повернулся ко мне:

– Ты доволен его состоянием? Первые признаки пробуждения появляются обычно через 40 минут. В него выстрелили 10 минут назад, значит, через 30 минут. Думисум останется с тобой, он знает, что делать. Но если два других самца вернутся за своим товарищем, тогда прячьтесь за этим и ведите себя тихо и бесшумно. Глаза в небе защитят вас.

Его слова подчеркнули потенциальную опасность данной ситуации, и вот уже перед моим мысленным взором разворачивались разные дикие сценарии. А Джохан и остальная его команда запрыгнули обратно в фургон и исчезли из виду. Я вдруг ощутил себя очень одиноким и беззащитным. А реакция Думисума была совсем иной. Сев у головы слона, расслабленный и довольный, он достал телефон и начал делать селфи с животным, а потом протянул мне телефон и попросил снять его со слоном. Когда я встал на тропинку, отойдя подальше, чтобы в кадр вошел весь слон, почувствовал себя крайне незащищенным.

– На тебя когда-нибудь нападал слон? – спросил я.

Он ответил, усмехаясь:

– Да, пару раз. Первый раз он появился из ниоткуда, готовый к атаке. Я бросился бежать к ближайшему утесу, но понимал, что не успею. И вдруг с неба спустился вертолет и спугнул его. Потом мне пришлось сменить одежду…

И он засмеялся, вспомнив, как это было.

Логика говорила мне о полной безопасности с двумя вертолетами в воздухе. Поэтому я попытался отбросить ненужные мысли и сконцентрироваться на отслеживании состояния пациента. Но в глубине души гнездился страх, отвлекающий меня то и дело. Я был на взводе.

Сейчас вертолет, казалось, был где-то рядом. Я посмотрел в сторону тропинки, откуда доносился звук. И увидел летящий R44, а под ним… кажется, это был слон в чаще. Все тело напряглось в нервном возбуждении, и я инстинктивно присел, опершись о крестец моего пациента. Конечно, эта тропинка была бы очевидным для него маршрутом побега. Он мог появиться в любой момент, двигаясь прямо на нас. Я попытался сохранять самообладание в присутствии Думисума, отслеживая похожий на слона объект в 200 метрах от нас. Я ждал какого-нибудь движения, позволившего точно определить его, прежде чем бить тревогу. Текли секунды, вертолеты уходили дальше, и я понял, что все это было игрой моего воображения.

И когда паника прошла, вдруг почувствовал себя расслабленным, привыкнув, наконец, к своей роли. Я записал частоту его дыхания: 4 вдоха-выдоха в минуту. Нащупал пульс в ушной артерии: 44 удара в минуту. Хобот не двигался. Я приподнял ему ухо, чтобы проверить положение глаза и пальпебральный рефлекс[21]. И тут же в шоке подскочил, так как его глаз смотрел прямо на меня. У большинства видов, когда животное достигает хорошей степени анестезии, глаз смотрит вниз. Все остальные мои тесты показали, что его состояние стабильно, и он крепко спит. Но положение глаза пугало. Наверно, для слонов это норма, подумал я, вновь накрыв ему глаз пластом уха и решив больше не пугать себя таким образом. Я посмотрел на часы. Было 9.20 утра. В него выстрелили в 9 часов. Значит, оставалось еще 20 минут, прежде чем появятся первые признаки пробуждения. Мне оставалось только ждать и наблюдать, но пока заняться было нечем. Как-то это выглядело не совсем правильно, и я решил еще раз проверить его. Дыхание – 4. Пульс – 44. Неудивительно, что эти параметры не изменились за прошедшие 2 минуты. Я проверил, включена ли рация. Все в порядке, ничего не пропустил, пока никто еще не пытался выйти со мной на связь.

– Возьми себя в руки, – говорил я себе. – Твой пациент стабилен, в двух других очень скоро выстрелят транквилизатором, и сюда спустится куча народу. Наслаждайся моментом, пока можешь. Пока ты здесь один в африканском буше с усыпленным слоном.

Это то, о чем я мог только мечтать, будучи зеленым девятнадцатилетним студентом-ветеринаром. И теперь, семнадцать лет спустя, мечта воплотилась в жизнь. Когда до меня наконец дошло, где я нахожусь и что делаю, я улыбнулся и осторожно провел рукой по толстой кожистой шкуре слона вниз по ногам, просто вбирая всеми органами чувств это ощущение.

Отвлекшись на мгновение, я не сразу осознал, когда именно это произошло, но тут до меня стало доходить, что наступила полная тишина. Вертолеты сели, и это могло означать только одно: двух других слонов тоже усыпили, и команды находятся с ними. Скоро наша относительная безмятежность нарушится, это всего лишь вопрос времени. Я снова проверил показатели. Частота дыхания теперь составляла 5, а пульс – 48 ударов в минуту. Потом Думисум показал на едва заметно скрутившийся хобот, сверились по часам: 9.40. Его сон явно становился неглубоким, и это соответствовало указанным Джоханом временным рамкам. Я набрал в шприц первую дозу эторфина – 0,3 мл, нашел вену и ввел препарат. При этом был несказанно рад, что вводил эту первую дозу в такой спокойной обстановке. Я мог полностью сконцентрироваться на том, что делаю, не отвлекаясь и зная, что в следующий раз все будет по-другому. Слон сделал глубокий вдох. Он уже реагировал на эторфин: частота дыхания упала до трех вдохов в минуту, а сердечный ритм – до 40 ударов. Это был нормальный эффект лекарства, что внушало спокойствие. Если анестезирующий препарат действовал по такой схеме, то моя работа будет проще и более спокойной.

Неожиданно тишину нарушил звук двигателя экскаватора, затем треск деревьев: он прорубал к нам дорогу. В рации раздался голос Силк:

– Джонатан, как у тебя дела? Он все еще спит? Он еще жив? – в ее голосе явно чувствовались ироничные нотки.

– Все хорошо, – ответил я. – Все еще спит, и пока никуда не уходил.

– Хорошо. Ты уже вводил ему препарат? Я еду к тебе, мне нужно сменить тебя.

– Да, я ввел ему препарат пару минут назад. Его состояние стабильно, так что можешь заступать.

Смысл смены дежурящих у слонов людей мне был неясен, но я не стал задавать вопросов.

Вскоре ко мне присоединилась Силк. Вкратце рассказав ей о препаратах, я пошел в указанном направлении искать двух других слонов. В них выстрелили в одно время. Увиденная сцена полностью отличалась от той спокойной безмятежной обстановки, которая только что окружала меня. Повсюду были люди, в общей сложности человек пятьдесят. Кто-то с электропилами, кто-то с веревками, кто-то убирал камни и ветки, другие собрались вокруг лежавших слонов с планшетами и отслеживали их дыхание или стремительно делали пометки. А кто-то молча задумчиво стоял. Это был упорядоченный хаос.

Невероятно, но два этих слона упали почти одновременно, повернувшись друг к другу лицом, словно два напившихся приятеля: пожаловались друг другу на плохое самочувствие и потеряли сознание. Все это говорило не только о мастерстве Джерри и Жака, которым удалось удерживать слонов вместе, но и о крепкой связи, установившейся между двумя слонами. Беспокоило, однако, то, что один из слонов упал на грудь и втиснулся между двух маленьких деревьев. В таком положении все органы абдоминальной области давили ему на диафрагму, затрудняя тем самым дыхание. И если не исправить ситуацию оперативно, то итог может быть фатальным. С помощью электропил члены команды отчаянно пытались расчистить место вокруг него, чтобы можно было переложить слона на бок. Бен и Джохан были активно задействованы в этой операции. Мне следовало осмотреть второго слона. Лаура временно взяла над ним шефство. Оказалось, что этот слон тоже был стабилен и спал, громко храпя: дыхание – 4, сердечный ритм – 40, как и у слона, которого я оставил.

Легко было представить себе ту вакханалию, которая начнется, если один из этих слонов проснется в окружении такого скопления людей. Я проверил сумку на поясе, в которой лежали иглы, шприцы и лекарства.

Теперь, когда второй слон свободно лежал на боку в стабильном состоянии, ко мне подошел Бен, чтобы перекинуться парой фраз.

– Отличная работа, – сказал я. – Пока все идет хорошо!

– Джерри безумно рисковал, спикировав в то ущелье, но он знает, что делает, и это сработало. Как себя чувствует другой слон?

– Спит как ребенок. Сейчас с ним Силк.

– Отлично. Ну ладно, сейчас они расчистят экскаватором дорогу для трейлеров, и тогда мы сможем загрузить их и выехать. Я выстрелил в этого примерно в 9.20, так что первая добавочная доза ему понадобится в 10 часов, примерно через 15 минут.

– Замечательно, – ответил я.

Все шло хорошо, и менее чем через час экскаватор прочистил достаточно широкую полосу в густых зарослях деревьев и кустов, чтобы пропустить первый трейлер с подъемным механизмом. Приблизительно к 10.30 были связаны ноги первого слона, его медленно подняли в воздух. Два человека поддерживали хобот, а остальные помогали направлять туловище под правильным углом, чтобы аккуратно опустить в трейлер. Под голову и задние ноги ему положили покрышки, чтобы смягчить тряску во время движения. И как только всех устроило его положение, слона стянули ремнями. Ремни нужны были больше для предотвращения его соскальзывания во время движения машины, чем для усмирения. Если бы он проснулся, он легко освободился бы от своих пут.

Успешно загрузили в трейлер первого слона, теперь настала очередь нашего. Первый трейлер стоял так, чтобы подъемный механизм можно было использовать для загрузки слона на второй трейлер. По времени все шло идеально: было 10.45, и я только что ввел ему очередную дозу. Это означало, что толчки во время движения вряд ли разбудят животное.

Процедура повторилась, и через 10 минут Лоттера (так его назвали) аккуратно и надежно загрузили на борт. Я убедился, что его уши и хобот лежат хорошо, остальные закрепляли его ремнями. Так как слона двигали и перемещали, частота его дыхания поднялась до 5, а сердечный ритм – до 44, но скоро они придут в норму. Ко мне присоединились Эндрю и Лаура. Эндрю снимал показания и следил за временем и дозировкой эторфина, а Лаура отслеживала частоту дыхания животного и должна была вколоть мне налтрексон, если бы я случайно ввел себе препарат. Мы уселись, приготовившись к трехчасовому путешествию.

Машины медленно отъехали, водитель аккуратно вел трейлер по новой проложенной тропе. Он ехал неуверенно, постоянно смотря в зеркальце заднего вида и ловя мой взгляд, чтобы убедиться в успешности движения.

Водитель явно больше привык к другому грузу, не такому, который может неожиданно встать посреди пути и заглянуть к нему в кабину. Десять минут спустя мы выехали из зарослей буша на большое открытое пространство, к нам вскоре присоединились два других фургона. Все три слона были надежно закреплены. Пока операция шла абсолютно гладко, но самый опасный этап ждал впереди: выезд на открытую дорогу.

И снова народ засуетился возле трейлеров, в последний раз проверяя каждого слона и надежность их положения. Другие же воспользовались возможностью, чтобы вылить на слонов воду из ведер для охлаждения их в преддверии усиливающейся жары. Силк, Бен и я обменялись последними данными по нашим подопечным. Тем временем Жак снова взмыл в небо, на этот раз со съемочной группой, чтобы провести съемку с воздуха. Теперь, когда все было готово и все довольны, можно было стартовать. Лил должен встать впереди процессии вместе с машиной сопровождения, теперь он обходил три трейлера по очереди, давая окончательные инструкции: самое главное, если у нас возникнут какие-то проблемы, мы должны махать, как сумасшедшие, и выходить на связь по рации.

И мы поехали. Наш трейлер шел впереди. Но почти сразу же чуть не случилась катастрофа. Примерно в сотне метров от полянки начиналась дорога, которая должна была вывести нас на первое из трех полей. Когда трейлер стал подпрыгивать на выбоинах и рытвинах на подъезде к полю, ноги у одного из слонов соскользнули вперед, и он свесился с края трейлера в тот момент, когда мы подъезжали к воротам. Зазор между краем трейлера и воротным столбом был так мал, что нога слона неминуемо оказалась бы зажатой между ними, приведя к катастрофическим последствиям. К счастью, мы обнаружили проблему буквально за секунды до столкновения и, как безумные, начали колотить в кабину водителя. Его реакция была мгновенной, и опасность миновала. Сердце в груди учащенно билось: я представлял себе все что угодно, но такую простую вещь, как столб, представить было сложно. Напряжение охватило меня. Мне было радостно принимать такое активное участие в этой операции. Но чтобы не испытывать напряжения и наслаждаться, все должно идти по плану.

Теперь, когда ноги животного надежно уложили, мы продолжили ползти. Два других трейлера, аккуратно притормозив у ворот, успешно их проехали. Когда мы выехали в открытое поле, я обратил внимание на истинную красоту окружающей местности, словно видел все в первый раз: величественную горную гряду вдали, резко выделявшуюся на фоне пастельно-голубого неба; густые заросли африканского буша с кустами акаций, образующих навес. А на переднем плане двигалась наша процессия, мы ехали по полю с медно-красной почвой, где находилась табачная плантация. Я стоял, зажатый между бивней слона весом в 3,5 тонны, его ритмичный храп не мог заглушить даже рев мотора трейлера. И в очередной раз задумался над пережитым невероятным опытом.

Трейлеры продолжали тяжело тащиться, но вскоре мы заметили, что ушли вперед, а второй трейлер отстал. Стало понятно, что там что-то неладно. Лил заставил всех остановиться и пошел назад узнать причину задержки. Правое заднее колесо трейлера соскочило в колею, идущую по краю грязной дороги, и машина накренилась под опасным углом. Если бы слон соскользнул, он опрокинул бы трейлер и вместе с ним весь фургон. Я тут же вспомнил финальную сцену из фильма «Ограбление по-итальянски»: там все так же ненадежно балансировало. К счастью, слон был надежно закреплен, и так как все пассажиры сидели по левому борту кузова для поддержания баланса, водитель смог исправить ошибку, и еще одной катастрофы удалось избежать.

Оставшаяся часть пути через поля на дорогу к ферме и при подъезде к ней прошла по плану. Мы остановились ненадолго, чтобы еще раз проверить положение слонов и надежность ремней. А еще пришло время вводить слонам азаперон, препарат, который нейтрализует гипертензивный эффект эторфина. Это лекарство было компонентом изначального коктейля, который Бен использовал в качестве транквилизатора. Но пару часов спустя сеточка кровеносных сосудов в ушах слонов стала гораздо более заметной: верный признак того, что у них поднялось кровяное давление из-за ослабевания азаперона.

Сделав это, мы свернули на главную дорогу. Двигалась процессия примерно из десяти транспортных средств. С этого момента мы будем находиться на общественных дорогах, пока примерно через час не достигнем заповедника. И теперь любые возникшие проблемы будет сложнее исправить, они могут привести к катастрофе. Сейчас мы уже ехали гораздо быстрее. Так как мне не за что было держаться, кроме как за слона, я обнаружил, что лежу в довольно унизительной позе, прижимаясь к его хоботу и бивням. Но так, по крайней мере, у меня были свободны руки, и я легко мог проверить ему пульс и при необходимости ввести эторфин.

С лежащими в трейлерах слонами наши транспортные средства становились шире стандартных грузов. Поэтому сопровождающей нас машине во главе колонны приходилось предупреждать встречные автомобили об опасности и вынуждать их съезжать с дороги, чтобы избежать столкновения с нами.

Помня о безумных инцидентах на африканских дорогах, было неразумно полагаться на чувство здравого смысла других водителей в плане нашей собственной безопасности. Но путешествие протекало спокойно. Когда мы медленно заезжали на стоянки у дорог, владельцы и автомобилисты смотрели на нас в недоумении, но оно быстро сменялось лихорадочным возбуждением, как только им удавалось разглядеть груз. Вопли, хлопанье в ладоши и одобрительные жесты – все это было обращено в наш адрес, создавая волновой эффект по мере того, как мы ехали от стоянки к стоянке. Но все стихло, когда вдоль дороги потянулись леса, поля и охотничьи заказники. Когда мы проезжали Хёдспрут, реакция людей была еще более бурной. Даже для города, расположенного в центральном районе рядом с заповедником, это было явно необычное зрелище. То же выражение приятной неожиданности было на лицах водителей, которые останавливались рядом с нами на светофорах, пешеходов, переходивших улицы, посетителей ресторанов, наслаждавшихся в тишине обедом, покупателей, выходивших из супермаркета, или тех, кто заправлял машины. Все это было так странно. Можно сказать, что возникшее у меня ощущение было временной формой помешательства, неким чувством превосходства, что еще раз напомнило о том, как мне повезло стать частью всего этого действа.

Выехав из Хёдспрута, мы свернули на шоссе R40 – последний отрезок нашего пути перед прибытием в заповедник. Эта широкая дорога – главная артерия, идущая с севера на юг по западной стороне Крюгера. К счастью, мы ехали по ней в спокойное время, и, несмотря на изредка пролетавшие мимо нас на скорости 70 миль в час машины, дорога была относительно пуста. И, наконец, в 12.30, после шести часов тяжелой и опасной работы, мы свернули с R40 к природному заповеднику Балул, чувствуя невероятное облегчение от завершения нашего путешествия. Мы съехали с центральных трасс. Толпа встречающих собралась у входа в заповедник, приветствуя нас. Эти три слона-беглеца были очень популярны в заповеднике, и по ним сильно скучали. А так как недели их отсутствия сменились месяцами, среди работников заповедника росла тревога, что животные уже не вернутся.

В рации раздался голос Силк:

– С вашим слоном все в порядке? – спросила она. – Осталось примерно 15 минут до аэродрома, где мы выгрузим их.

– Отлично, спасибо. Да, с ним все в порядке.

– Молодцы.

Впереди тянулась длинная, прямая, чуть волнистая пыльная дорога с ограждением по правой стороне и кустарником по левой. Солнце, поднявшееся теперь уже высоко, придавало дороге золотистый оттенок. И со всем этим эскортом, впереди и позади нас, мы напоминали важную военную процессию. Как бы устрашающе это ни выглядело в глазах людей, но гревшаяся на солнце у обочины львица едва обращала на нас внимание. Мы все ехали и ехали – финальный отрезок дороги казался нескончаемым, но потом Лил неожиданно свернул к аэродрому – огромному открытому пространству, расположившемуся справа от нас. Наше путешествие завершилось. Все три слона – Уэйн, Дерек и Лоттер – были доставлены в целости и сохранности. Они все еще спали и даже не подозревали о том масштабном путешествии, которое совершили. Подъемное устройство выгрузило их одного за другим. Сейчас зрителей насчитывалось, пожалуй, около ста человек. Восхищаясь размером и красотой слонов, люди лихорадочно суетились вокруг них, делая последнюю фотографию, в последний раз пытаясь коснуться их бивней или кожи. А потом пришло время их будить.

Лил, Джохан и Мишель взяли на себя работу по эвакуации людей и транспортных средств на безопасное расстояние, примерно в ста метрах позади нас. При этом слоны смотрели в противоположном направлении. Скорей всего, как только они проснутся, сразу же направятся в буш. Но нельзя было списывать со счетов и вероятность того, что один из них может повернуться и напасть на людей.

Будить слонов остались только Лаура, Бен, Силк и я. Зная общий объем эторфина, который получили наши слоны, мы смогли подсчитать дозу налтрексона, которую каждый из нас должен был ввести.

Этот препарат начинает действовать в полную силу примерно минуту спустя. Так что было крайне важно ввести лекарство нашим слонам в одно и то же время, чтобы быть уверенными, что ни один из наших пациентов не проснется до того, как все мы успеем отойти на безопасное расстояние.

– Все готовы? – спросила Силк, когда мы втроем склонились над нашими слонами с полными шприцами наготове.

– Да, – ответили мы с Беном одновременно.

– Хорошо, ищем вену.

– Я вставил, – отозвался Бен через несколько секунд.

– И я, – произнес я следом.

– Вводим.

Я нажал на поршень шприца, и 12 мл налтрексона вошли в ушную вену Лоттера, растворяясь в его крови. Теперь каждая молекула препарата начнет вытеснять молекулы эторфина, которые оккупировали опиоидные рецепторы головного и спинного мозга, и благодаря этому слон придет в полное сознание. А теперь нужно было искать убежище за машинами.

Несколько секунд спустя слоны начали ворочаться. Уэйн первым поднял голову и быстро перекатился на грудь, а потом встал на ноги. Дерек и Лоттер двигались чуть медленнее, предприняв несколько попыток сесть. Беспокоясь за своих друзей, Уэйн подошел к Лоттеру, чтобы помочь ему подняться. А тем временем Дерек вставал, слегка пошатываясь. Все трое какое-то мгновение привыкали к вертикальному положению, а потом как ни в чем не бывало направились в заросли буша и скрылись там, словно бы и не было тех последних четырех часов. Мы начали поздравлять друг друга, и в этот момент я почувствовал, что по моей щеке скатилась слеза. Эти трогательные контакты трех наших слонов после пробуждения стали прекрасным финалом того головокружительного и незабываемого опыта, который все мы пережили.

СЛОНЫ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Loxodonta africana: африканский слон.

Ареал: самый крупный из трех существующих видов. Встречается повсеместно на территории Центральной Африки, но самые большие популяции находятся на юге и востоке континента. Два других вида – это африканский лесной слон (обитает в бассейне реки Конго) и азиатский слон (обитает в Южной и Юго-Восточной Азии).

Продолжительность жизни: около 60–70 лет.

Среда обитания: слоны живут в самых разнообразных природных зонах: от сухих саванн, пустынь, болот и берегов озер до горной местности выше снеговой границы.

Питание: будучи преимущественно травоядными, они питаются листьями, веточками, фруктами и корой, но также едят траву и корни, потребляя до 150 кг пищи и 40 л воды в день.

Период беременности: 22 месяца. Малыши рождаются каждые 3–5 лет. Сексуально зрелые самцы до 25 лет входят в так называемый «муст» – состояние неистовства из-за повышенного уровня тестостерона во время гона, которое может длиться до 4‑х месяцев подряд. В это время из особых кожных желез на морде слонов вытекает жидкость, и они становятся заметно агрессивнее. Цикл у самки длится 16 недель, в этот период самец следует за ней и охраняет ее. Самки достигают половой зрелости в 12–16 лет, их фертильность уменьшается после 45 лет.

Размер и вес: при рождении детеныш весит около 120 кг. Взрослый слон достигает примерно 6000 кг.

Развитие: малышей отлучают от матери в 5–10 лет. Полностью взрослыми они становятся ближе к тридцати годам.

Температура тела: 36,5 °С.

Анатомия: хобот слона – мышечный вырост, образованный сращением носа и верхней губы и соединенный с отверстием в черепе. Это их самый многофункциональный придаток, позволяющий дышать, нюхать, касаться и издавать звуки. Своим хоботом слон может поднять вес до 350 кг. В воде он действует как дыхательная трубка; позволяет дотягиваться до высоты около 7 м. А еще он способен выполнять такую тонкую работу, как раскалывание арахиса, или менее ювелирную вроде вырывания с корнем маленьких деревьев. Как и у лошадей, процесс брожения у слонов происходит в кишечнике. Длина кишечника составляет около 35 м. Половые железы у самцов расположены внутри тела рядом с почками, что делает хирургическую кастрацию весьма сложной процедурой. Бивни – это видоизмененные резцы верхней челюсти, состоящие из дентинового слоя, который остается, когда эмаль стирается. Как в зубах человека, в бивнях тоже есть иннервация, и пульпа тянется примерно на треть хобота. А потому удаление бивня так же болезненно, как вырывание зуба. Охота браконьеров за слоновой костью уже привела к истреблению генофонда животных с крупными бивнями: в начале двадцатого века довольно часто можно было встретить слона с бивнями, чей вес превышал 90 кг, а сейчас в основном они весят не больше 45 кг.

Интересный факт: слоны – единственные млекопитающие, которые не умеют прыгать.

Охрана: Международный союз охраны природы внес слонов в список животных, находящихся под угрозой исчезновения. Если в 1979 году их популяция насчитывала от 1,3 до 3 миллионов особей, то в 2012 году это количество сократилось до 440 000 – уменьшение континентальной популяции на 66–85 %.

Как ни печально, но это сокращение лишь подчеркивает скорость истребления слонов. В Африке браконьеры ежедневно убивают 100 животных. С такими темпами слоны на этом континенте будут истреблены всего за двенадцать лет. Но хотя их популяции катастрофически уменьшаются в Восточной Африке, в Южной Африке, напротив, избыточное их количество приводит к увеличению числа столкновений людей со слонами и уничтожению среды обитания других диких животных. Благотворительная организация Elephants Alive продолжает заниматься жизненно важной работой в Южной Африке, борясь за выживание слонов и сохранение их естественной среды обитания, а также всячески содействуя гармоничному сосуществованию человека и слонов. Более подробную информацию о том, как можно помочь защитить африканского слона, вы найдете на сайте .

Петух

Терпение – ключ ко всему. Чтобы получить цыпленка, яйцо нужно высидеть, а не разбить.

Арнольд Глазгоу

Когда мы впервые видим человека, то, согласно одной теории, есть всего семь секунд, чтобы составить о нем первое впечатление. Исходя из этого, можно сделать вывод, что у нас только один шанс составить свой автопортрет. А потому вполне естественно, что мы хотим представить себя встретившимся людям в самом лучшем свете. Если по какой-то причине это не удается, требуется много времени и усилий, чтобы изменить первое впечатление, сложившееся о нас. Будучи ветеринаром, которому люди доверяют своих животных – будь то домашние или дикие, живущие в доме или на ферме, – крайне важно с самого начала демонстрировать ответственный, глубокий и дружелюбный профессионализм.

Однако как бы мы ни старались, бывают такие дни, когда кажется, что всё и все против тебя, словно сговорились. Хомяк маленькой девочки кусается, когда ты осторожно берешь его в руки; лошадь проносится мимо с бешеной скоростью, когда ты открываешь ее стойло; фермерская собака кусает за ногу, когда ты вылезаешь из машины; навигатор направляет на ферму, расположенную на противоположной от нужной тебе стороне долины.

Когда это происходит, ты либо чувствуешь себя неловко и мямлишь что-то клиентам, испытывая облегчение после ухода, либо прыгаешь обратно в машину и уносишься прочь при первой же возможности. Но иногда консультация или визит затягиваются, и тогда приходится прикладывать неимоверные усилия, чтобы вытерпеть один из самых нескладных дней в своей жизни…

Мне часто говорили мои старшие и более мудрые коллеги, что фермеры не терпят людской глупости. Да и с чего бы им терпеть, когда дело касается источника их существования? Все профессиональные ветеринары в целом сходятся во мнении, что они дают тебе только один шанс. Если сработаешь хорошо и понравишься фермеру, то на тебя будет часто и обильно изливаться его щедрость: кусок говядины, корзинка с яйцами, ящик яблок, домашние пшеничные лепешки, обед или завтрак после визита или даже приглашение на охоту. Но если все пойдет плохо, тогда будь готов выслушать нелицеприятное в свой адрес и быть стремительно выпровоженным со двора, а за тобой по пятам будет бежать встревоженная колли. А потом, когда этому фермеру понадобится помощь, ты вечно будешь читать в толстом журнале заявок фразу «любой ветеринар, кроме Джона».

– Джонни, я записала тебя к мистеру Ховарду на противотуберкулезную пробу в понедельник на 8.30 утра, – сказала мне Джеки, уходя с работы в пятницу. – Нужно будет проверить все стадо, голов четыреста. Вряд ли ты был там раньше, но это место довольно легко найти. Он приятный парень, если ты вызовешь у него симпатию. Но может быть очень вредным, если невзлюбит тебя. Я уверена, что ты с ним прекрасно поладишь.

Это была стандартная процедура. Джеки обычно заранее сообщала нам о любых назначенных на утро понедельника визитах, чтобы мы могли либо отправиться туда прямиком из дома, либо прийти в клинику пораньше, чтобы подготовиться. Взятие противотуберкулезной пробы было такой распространенной процедурой, что мы были завалены этой работой: каждый ветеринар брал как минимум одну большую пробу в неделю, а у меня это обычно выпадало на понедельник. Довольно рутинная работа, но зачастую она давала возможность познакомиться и завязать отношения с новым клиентом или узнать, как обстоят дела на его ферме.

После двух лет работы противотуберкулезная проба стала для меня привычным делом. Это было скучным началом недели, но данный визит не требовал подготовки в выходные, к тому же дежурство в выходные было не мое. Так что я не вспоминал о нем до вечера воскресенья, когда просчитывал необходимое время на дорогу.

Джеки полагала, что на дорогу до фермы уйдет двадцать минут, и дала свои обычные четкие указания. Однако мне еще ни разу не приходилось бывать на этой ферме, и для уверенности, чтобы не опаздать, решил поехать к восьми часам. Я прибыл на работу без четверти восемь, собрал оборудование и документы и, довольный, что у меня есть все необходимое, отправился к клиенту.

Указания Джеки были как всегда точны. Они без проблем привели меня прямо на ферму. Так как у меня еще было время, я решил заехать на стояночную площадку напротив фермы, чтобы еще раз подготовиться в оставшееся до визита время. Радуясь, что все мое оборудование в порядке, я проехал 200 ярдов[22] до большого бетонированного входа в «Бич Фарм» и поехал по дорожке между деревянными заборами. Коровы джерсейской породы паслись на полях по обе стороны дороги длиной около 100 ярдов. Она была обсажена дюжиной деревьев купрессоципариса Лейланда высотой 20 футов, растущих двумя группами, по шесть с обеих сторон. По-видимому, они были посажены с целью загородить частное пространство вокруг современного краснокирпичного здания фермы в конце дороги.

Когда я приблизился к ряду вечнозеленых деревьев, росших примерно в 20 ярдах от фермы, разномастная стайка приблизительно из двадцати куриц разных пород и размеров медленно двигалась через дорогу справа налево, не обращая никакого внимания на меня. Они усердно выискивали червяков и гусениц, выклевывая и раскапывая лапами землю травяной полосы у забора. Я, естественно, остановился, чтобы дать им время пройти. Казалось, они будут бесконечно долго преодолевать такую короткую дистанцию, даже несмотря на все усилия моего пса Макса, лающего на них с пассажирского сиденья Isuzu Trooper, поторопить их.

Мне было плохо видно из-за руля, но я разглядел, что все птицы переместились влево, внимательно ковыряясь в пыли. Продолжая ехать вдоль деревьев, остановился возле дома.

Заглушив мотор, я вылез из машины, чтобы надеть сапоги-веллингтоны и непромокаемый плащ. Подходя к багажнику, боковым зрением я заметил за рядом купрессоципарисов какую-то кутерьму: перья, хлопающие и дергающиеся крылья по всему пятачку. К своему ужасу, мгновенно понял, что происходит и сразу же вспомнил эпизод из детства, когда ухаживал за своим собственным выводком из трех десятков цыплят. Иногда при появлении больного цыпленка или задиристого петушка, который был пригоден для еды, я гуманно отправлял их на тот свет, как учил меня с раннего возраста мой отец. Но однажды убиенная мной птица неожиданно выпрыгнула из раковины, перелетела у меня над головой, и стала заливать кровью шкафчики, стены и свежевыстиранную одежду, лежавшую в кладовке. Нейронные сети в спинном мозге птицы стимулировали активное движение мышц, которые больше не подчинялись командам, идущим из мозга. В тот момент мамы не было дома, и я отчаянно пытался ликвидировать следы погрома до ее прихода.

И сейчас, испытывая неприятное чувство, я знал, что хлопанье крыльев и судорожные движения были не танцем какого-то сексуально настроенного самца, преследующего самку из своего гарема, а, скорее всего, предсмертными судорогами их крупного, ярко раскрашенного красавца-петушка. Я прошел максимально быстро и непринужденно назад, где затихал убитый петух. Я молился, чтобы он был только оглушен, а не мертв, и отчаянно надеялся не привлечь ничьего внимания из фермерского дома.

Однако большие окна дома выходили прямо на дорогу, и я буквально почувствовал, что мистер и миссис Говард пристально наблюдают за мной из своей теплой кухни.

Когда я подошел к петушку, мои худшие опасения подтвердились. Обездвиженная птица была явно мертва. На его удлинившейся шее были четко различимы следы от шин. И не нужно было быть судмедэкспертом, чтобы определить причину его кончины. Я стоял на месте, оцепенев от шока и неверия, проигрывая в памяти последние несколько минут и проклиная себя за то, что не вышел из машины и не прогнал стаю птиц. Это помогло бы предотвратить сиюминутный сценарий. Я разглядывал петушка – молодой, породы Суссекс-Маран, ну, вернее, был молодым, – и проклинал его за то, что он выбрал именно меня и мою машину для самоубийства. Это был совершенно случайный, ненамеренный наезд. Я чувствовал себя скверно, и это было самое худшее начало как минимум пятичасового визита на ферму к клиенту, с которым никогда еще не встречался. Вспомнились слова Джеки: «Он приятный парень, если ты ему понравишься. Но может быть очень вредным, если невзлюбит тебя. Я уверена, что ты с ним прекрасно поладишь».

Теперь я в этом не был так уверен. И даже если меня тут же не выдворят с фермы, самое лучшее, на что мог надеяться, это бесконечные насмешки, которыми меня будут встречать при посещении каждой фермы весь следующий месяц. Потому что эта история, несомненно, будет рассказана в среду на вечерней игре в кегельбан, в которой участвуют многие наши клиенты. Слухи обязательно распространятся по всему графству и фермерскому сообществу со скоростью лесного пожара… Я украдкой оглянулся вокруг. Никто не вышел из фермерского дома, чтобы поприветствовать меня или узнать, что происходит. Может быть, их не было на кухне, может быть, их даже не было дома, и все произошедшее осталось незамеченным, и они даже не знают, что я приехал?

С другой стороны, они могли даже сейчас наблюдать из одного из окон за моей рекцией.

Я оказался в затруднительном положении. Нужно ли поднять мертвого петуха или оставить его лежать здесь? Может быть, бросить его за деревья, с глаз долой, а ночью его наверняка, заберет лиса. Или я должен преподнести его мистеру и миссис Говард и сознаться в случайном убийстве, несомненно, очень ценного петушка? Я знал, что мне следовало делать. Но всеми фибрами души желал снять с себя вину, а когда отсутствие петушка, спустя день или два заметят, свалят всю вину исключительно на мистера Лиса. Более того, меня совершенно не радовала перспектива звонить в дверь и знакомиться с мистером и миссис Говард, представляясь новым ветеринаром и демонстрируя умение умерщвлять, а не спасать жизни, когда протяну им одного из их питомцев, так мастерски убитого мной.

Все еще пребывая в нерешительности, я нагнулся и поднял петушка. В тот же самый момент позади меня неожиданно раздался голос, и дилемма разрешилась сама собой:

– Доброе утро, молодой человек. Вы, должно быть, ветеринар, который приехал брать противотуберкулезные пробы.

Я подпрыгнул от неожиданности и обернулся в сторону говорившего. Убитый петушок безвольно повис в моей левой руке. Словно капризный маленький мальчик, которого застукали за чем-то постыдным, я попытался спрятать птицу за спину.

– Да, – ответил я довольно робко, отчаянно подыскивая слова объяснения по поводу мертвого петуха, зажатого в моей руке.

– Что у вас там? – прозвучал вполне естественный вопрос, пока хозяин шел через гравийную дорожку ко мне.

– А… боюсь, что я, э…тут вышел небольшой инцидент… м-м, с вашим петушком. Похоже, я случайно переехал его, когда подъезжал по дороге к вашему дому. Я безумно извиняюсь, – промямлил я, ожидая упреков и обвинений.

– О? Ха, ну это было сделано мастерски! Который из них, позвольте взглянуть.

Будучи в шоке и не понимая его реакции, я послушно подчинился. Приблизившись к мистеру Говарду, я протянул ему свою случайную добычу. Какое-то мгновение мистер Говард изучал птицу.

– О, этот парень! Даже не заморачивайтесь из-за этого. У нас их много. Жена постоянно донимает меня просьбами отрубить головы нескольким. А конкретно этого она будет рада увидеть – дикая маленькая бестия. Он наверняка атаковал вашу машину, вот почему вы переехали его. Нет, я считаю, что вы только оказали нам услугу – но только уж не выставляйте нам счет, предупреждаю!

Дрогнув от такой неожиданной реакции, я не до конца понял шутку мистера Говарда.

– Счет за что? – поинтересовался я смущенно.

– Ну как же, за гуманное лишение жизни моего душегуба-петушка, – ответил он смеясь.

– Конечно нет, ни в коем случае, – сказал я быстро, вымучивая улыбку и испытывая громадное облегчение от того, что весь этот печальный инцидент не испортит мне утро и не уничтожит мою репутацию во всем графстве.

– Итак, вы, должно быть, Джонатан. Меня зовут Джайлз Говард, приятно познакомиться, – сказал он, меняя тему разговора и одновременно перекладывая тушку в левую руку, чтобы освободить правую для рукопожатия.

– Рад познакомиться, мистер Говард. Еще раз извините за петуха. Совсем не так хотел я встретиться с клиентом в первый раз! – ответил я, пытаясь вторить его шутливому тону.

– Правда, не переживайте из-за этого. Рано или поздно это должно было случиться. И еще раз повторюсь – он был злобной маленькой дрянью. Жена будет рада. Я вижу, что вы проехали ему по голове и шее, так что остальная тушка в отличном состоянии.

Он прошел к боковой двери дома, которая открывалась в большую умывальную комнату.

– Мейбел, – крикнул он. – Ветеринар здесь, и он оказал нам хорошую услугу.

Несколько мгновений спустя появилась миссис Говард.

– Доброе утро, – сказала она, приветствуя меня, и повернулась к Джайлзу. – Что ты сказал?

– Я сказал, что Джонатан оказал нам услугу. Он проехал по Сиду Вишесу, специально для тебя. – Он поднял трофей. – К тому же сработано очень профессионально. Мы приготовим его на ужин.

– Рада, что кто-то делает за тебя грязную работу! – сказала Мейбел со смехом. А потом повернулась ко мне. – Уверена, что вы этого не хотели, но все равно спасибо. Я уже сто лет пытаюсь заставить Джайлза выбраковать птицу. А этот петух, похоже, знал, когда я буду без сапог, и всегда появлялся из ниоткуда, набрасываясь на мои лодыжки. Я уже привыкла выходить из дома с веником, чтобы прогонять его!

Обвязав веревкой его шею, Джайлз подвесил петуха на кронштейн среди пальто и пиджаков у двери так, чтобы его не достали три собаки, которые примчались, чтобы поприветствовать своего хозяина раньше Мейбел.

– Как насчет кофе, прежде чем начнем, Джонатан? – спросил он.

– Это было бы замечательно, спасибо, – ответил я, все еще пытаясь переварить те эмоциональные американские горки предшествующих десяти минут.

Пока мы шли на кухню, Мейбел вмешалась:

– Джайлз, может быть, я приготовлю яйца с беконом для молодого человека? Ему не мешало бы подкрепиться. Уверена, что со всеми этими делами он не успевает поесть.

– Отличная идея, я составлю ему компанию. Нам нужно поднабраться силенок перед предстоящей работой.

И вот так я неожиданно оказался в почете у этой приятной пары, а их доброта и щедрость не знали границ. Я однозначно не заслужил подобного, и, конечно же, предпочел бы не начинать свой визит с наезда на их петуха, даже несмотря на его злобность. Но то, что мне показалось ужасным первым впечатлением, оказалось на самом деле идеальным способом растопить лед.

Жадно поглощая яйца с беконом и попивая маленькими глотками кофе, сдобренный свежим джерсийским молоком, я испытывал безграничную благодарность к этим добрым людям, будучи абсолютно уверенным в удачном взятии проб.

Так все и было. После возвращения в четверг утром, три дня спустя, меня пригласили остаться на ланч. С лукавым огоньком в глазах мистер Говард сообщил мне, что на обед у них запеченная курица. Блюдо было вкуснейшим. Но когда я с благодарностью уминал свою порцию, решил не интересоваться, был ли это Сид Вишес.

КУРЫ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Gallus gallus domesticus: одомашненные куры.

Ареал: куры – это одомашненный подвид красной джунглевой курицы, первоначально обитавшей в Юго-Восточной Азии и перебравшейся из Непала в Индонезию. Но теперь она повсеместно распространена.

Продолжительность жизни: 5–10 лет.

Среда обитания: изначально джунгли, а теперь всюду, где живут люди.

Питание: в дикой природе куры всеядны, они свободно гуляют, выискивая в земле семена или насекомых, а также поедая ящериц, змей и мышей.

Инкубация: 21 день. Курица делает кладку примерно из 12 яиц, которые начинают развиваться, только когда она принимается высиживать их. И поэтому все 12 цыплят вылупляются одновременно.

Вес: 30–50 г при рождении, во взрослом возрасте – 0,5–4,5 кг.

Рост: самцы и самки считаются взрослыми с 1 года.

Температура тела: 40,6–41,7 °C.

Куры как еда: ежегодно для производства мяса и яиц разводится свыше 50 миллиардов кур (это примерно 6,5 курицы на человека.) Из этих птиц 74 % бройлерных кур и 68 % несушек активно размножаются. В настоящее время в Англии при производстве бройлерных кур в промышленных масштабах требуется всего 30 дней, чтобы птица достигла своего «убойного» веса в 1,5 кг (в 1925 году на это уходило 120 дней). А свободно пасущихся или органических бройлерных кур убивают через 100 дней. Несушки на промышленных предприятиях в первый год производят до 300 яиц, но затем их производительность падает ниже коммерчески выгодного уровня, и тогда их забивают и пускают на переработку. В некоторых других странах, к сожалению, когда производительность падает, кур лишают еды и даже питья на срок до 14 дней, после чего оживляется процесс откладки яиц.

Охрана: подсчитано, что в настоящее время во всем мире обитает 19 миллиардов кур. Так что исчезновение этому виду явно не грозит. Но в плане их условий существования ситуация остается довольно напряженной. В силу того, что куры – самый большой источник белка, птицеводство на промышленной основе неизбежно. Но наш долг – установить высокие стандарты условий содержания этих птиц, как и во всей мясной промышленности. Так что если у вас есть время и желание, почему бы не помочь сделать лучше жизнь вышедшей на «пенсию» курочке? Для этого зайдите на сайт -some-hens.

Гривистый волк

Джентльмен – это просто терпеливый волк.

Лана Тернер

Недавно в нашей клинике списали ружье, стрелявшее транквилизаторами, после одного неприятного инцидента, случившегося субботним днем в местном парке дикой природы. Беременная самка волка начала выказывать признаки щенения. На протяжении нескольких часов она неустанно ходила, тяжело дышала, но, несмотря на явные схватки и напряжение, волчата все не появлялись. Смотрители, вполне понятно, забеспокоились и обратились в ветлечебницу за помощью, подозревая, что ей понадобится кесарево сечение. В тот день на дежурстве был Роб. Он схватил ружье с транквилизатором, несколько дротиков и еще какой-то необходимый инструмент, который мог понадобиться для данной процедуры, и отправился в парк.

Волчица спряталась в своем гнезде – специально построенной для нее пещере с обзорной площадкой сверху. Так что Роб мог подобраться достаточно близко, чтобы безопасно выстрелить в нее с расстояния около десяти метров. Она находилась в изолированном пространстве, а все волки уже в достаточной степени привыкли к контактам с людьми, так что их не особенно пугало присутствие незнакомцев.

Условия казались идеальными для такой несложной работы.

Но, к сожалению, Роб не учел одного фактора: состояние ружья, которое несколько лет назад переделали из старого ружья 22 калибра и теперь редко использовали. Большинство животных, с которыми мы имели дело в двух парках дикой природы, были приучены либо стоять во время инъекций, либо заходить в свои клетки в вольерах. Первые две попытки Роба закончились осечкой: дротик как-то вяло выпал из дула ружья. В третий раз дротик пролетел над спиной волчицы, впечатавшись в стену гнезда. Четвертая попытка закончилась тем, что шприц не долетел 2 метра до животного. И, наконец, пятая попытка увенчалась успехом. Для этого понадобилось еще 20 минут, чтобы теперь уже возбужденная волчица улеглась, и он смог сделать идеальный выстрел в крестец. Вся остальная процедура прошла гладко: она легко уснула, и врач обнаружил, что ей действительно требовалось кесарево, потому что первый волчонок умер и перекрыл родовые пути, но остальные пять родились здоровыми и крепкими. Мамочка восстановилась без осложнений, и смотрители быстро забыли те изначальные проблемы, случившиеся из-за ружья.

Но Роб не забыл, и на следующее утро в понедельник по внутренней электронной почте циркулировало довольно раздраженное послание: его отправитель настоятельно рекомендовал, так как ружье не безопасно в использовании, отправить его в ремонт. Поэтому пока ружьем нельзя было пользоваться до получения соответствующего извещения. Однако стоимость починки оказалась неприемлемо высокой, поэтому стали обсуждать, нужно ли клинике менять ружье, учитывая, как редко оно бывает нужно. Альтернативными вариантами было либо просить представителей двух парков, с которыми мы работали, купить ружье за свои средства либо вызывать специалиста в случае возникновения такой необходимости.

К сожалению, ни одно решение не было принято. Вдруг несколько недель спустя мы получили звонок из другого парка дикой природы. Звонивший был в панике.

Один из самцов гривистых волков с трудом мочился и, похоже, испытывал большой дискомфорт. Требовалась срочная помощь: было подозрение на острую задержку мочи. Если волк выказывал явные признаки дискомфорта, значит, его мочевой пузырь был уже полон. И если не решить проблему оперативно, то у него могла развиться почечная недостаточность или разорваться мочевой пузырь. Оба варианта не сулили ничего хорошего.

Дэйв позвонил мне из другой хирургии и обрисовал проблему, попросив меня ассистировать ему, если я свободен.

– Конечно, скажу Джеки, чтобы она переназначила мои утренние визиты и я смог отправиться туда сразу, – ответил я. – Но кто такой гривистый волк?

– Представь себе лису на стероидах. Они одного окраса, выглядят одинаково, но если поставить волка на задние лапы, то он будет выше на 8 футов.

– Ого! Интересно… Да, уже иду. Но что там с ружьем?

– Хороший вопрос. На самом деле я пока еще это не выяснил. Может быть, у нас получится загнать волка в клетку, где он спит, и каким-то образом сделать ему инъекцию или положить лекарство в корм. В Сомерсете у кого-то есть ружье с транквилизатором, но им ехать часа три, даже если они смогут выехать. Есть еще зоопарк Пейнтон, но там та же проблема. Так что, честно говоря, не знаю, что делать… Думаю, что нам просто нужно подойти туда, оценить ситуацию, а потом решить. Есть какие-то идеи?

– Шест для дистанционной инъекции. У нас есть такой?

– По крайней мере, я не слышал.

– Может, мы сделаем его сами?

– Не уверен, что знаю, как это делается, но можно попробовать. Если ты сможешь, отлично. Сейчас у меня работа, вероятно, освобожусь не раньше, чем через час. А ты можешь подготовить все для операции и отправиться на место оценить ситуацию, когда будешь готов? Я присоединюсь к тебе, как только закончу.

Я направился в кабинет Джеки и сообщил ей о ситуации. Она любезно согласилась перенести три моих несрочных визита к крупным животным, которые были запланированы на утро, что давало мне время заняться волком. Собирая необходимое оборудование, я ломал голову над решением этой сложной задачи. Обращаться к кому-то постороннему за помощью было сопряжено с разного рода проблемами. Во-первых, на дорогу уйдет минимум три часа, даже если они смогут выехать немедленно. Но, вероятно, стоит позвонить им, спросить, свободны ли, и если да, то попросить их быть наготове. Во-вторых, эта задержка нарушит наши планы на день, так как все назначенные визиты и встречи придется переносить в случае подмены.

Однако должно же было быть какое-то альтернативное решение данной проблемы? Я вспомнил обсуждение в ветеринарной школе использования шестов для дистанционной инъекции как надежный способ сделать животному укол через клетку или на расстоянии, чтобы зверь не оттолкнул тебя во время введения ему препарата. У нас не было такого приспособления, но я, конечно же, мог смастерить его сам. Мой мозг активно включился. Как ввести препарат на расстоянии? Проще говоря, все что понадобится, это игла, соединенная с одного конца с длинной трубкой, а с другого – со шприцем. Проблема первая: как придать жесткость трубке и иголке, чтобы можно было контролировать место, куда вводить иглу? Проблема вторая: мне нужна была трубка, к которой бы я надежно прикрепил иглу и шприц с обоих концов. Проблема третья: как контролировать количество вводимого препарата на расстоянии?

Решение всех трех проблем пришло в приступе вдохновения. Меня неожиданно осенило. На чердаке лечебницы хранилась длинная металлическая палка, которую использовали для открывания окна, она будет идеальным шестом. Выдвигающаяся трубка для капельного орошения имела подходящие соединения для иглы на одном конце и для шприца на другом. Я примотал лентой трубку к шесту так, чтобы иголка лишь слегка выступала на конце. И это позволяло достаточно хорошо и надежно контролировать процесс инъекции.

Кроме того, я бы смог набирать в шприц лекарство через иглу в трубку, а потом в шприц. И если подсчитать, какой объем жидкости вместит трубка, тогда можно сравнить его с необходимой дозой препарата и заполнить оставшееся свободным пространство трубки физраствором. Уверенный в успешности приспособления, гордясь собой, я быстро засел за конструирование моего примитивного шеста для инъекции.

Закончив необходимое конструирование, я провел испытания с физраствором: все сработало в точности так, как должно было быть. Теперь у нас был прибор дистанционного введения препарата для волка. Конечно, все равно придется подбираться к нему на расстояние метра. Но вооружившись этим инструментом, нам будет гораздо проще сделать ему инъекцию через клетку. Даже при таком раскладе я должен был позвонить в Сомерсет, чтобы узнать, смогут ли они помочь в случае крайней необходимости. Теперь уже с гораздо большей решительностью я принялся загружать все необходимое оборудование в машину: портативное устройство для анестезии, хирургические наборы, пакеты с физраствором, салфетки, шовный материал, препараты и мой шест для инъекции. Я нашел номер телефона специалиста по ловле животных Эрика Джеффериса и выехал, решив набрать его по дороге.

– Мистер Джефферис? Меня зовут Джонатан Крэнстон. Я ветеринарный хирург из Северного Девона. У нас возникла проблема с волком, и нам, возможно, понадобится помощь в дистанционной инъекции. Пока это еще не подтверждено, но я просто хотел узнать, сможете ли вы помочь нам сегодня.

– Гм, звучит интересно. Я, несомненно, сумею сделать это. Северный Девон, говорите? – Он помедлил секунду, вероятно, взглянув на часы. – Сейчас десять утра, до двенадцати я буду занят, так что, боюсь, к вам смогу добраться в промежутке с полвторого до двух, не раньше.

Все выходило в точности так, как я и боялся: если мы не сможем ввести волку анестезию другим путем, тогда у нас не будет выбора; но если ждать четыре часа, прежде чем начать, тогда эта работа займет целый день.

Да и продержится ли волк так долго?

– Спасибо большое, для меня важно было это узнать. Не могли бы вы предварительно внести нас в свое расписание? Сейчас я как раз еду в зоопарк, и как только оценю ситуацию и пойму, что требуется, тогда я вам перезвоню. Договорились?

– Конечно, обращайтесь в любом случае. Я на месте, если вдруг понадоблюсь, Джонатан. И, пожалуйста, называйте меня Эрик.

– Я вам очень благодарен, Эрик. Перезвоню. Еще раз огромное спасибо.

Двадцать минут спустя я был уже в зоопарке. Меня встретил весьма встревоженный старший смотритель. Я встречал Джеймса прежде неоднократно, но в этот раз он был не похож на себя привычного – расслабленного и веселого.

– Спасибо, что прибыли так быстро, Джон. Какое-то время назад у него была похожая проблема – его осматривал Саймон, – но тогда он еще мог мочиться, его мочевой пузырь не был полностью заблокирован. В этот раз все гораздо хуже. Крис не заметил, чтобы он ходил в туалет в течение последних двадцати четырех часов, и ему явно некомфортно.

Крис был смотрителем, ответственным за волков.

– Если все обстоит именно так, то нам, возможно, придется его оперировать, – сказал я. – Дэйв приедет сюда примерно через полчаса. Но мы хотели как можно скорее оценить ситуацию и выработать план действий. А вы не знаете, есть ли у вас ружье с транквилизатором?

– Нет. Саймон упоминал о нем и высказал мнение, что у нас должно быть свое собственное. Мы собираемся его приобрести. Боюсь, что Марти – самый агрессивный из трех наших гривистых волков. А вы что думаете?

– По времени все складывается хуже некуда, – ответил я. – Но что есть, то есть. Я позвонил парню из Сомерсета, у которого есть ружье. Он к нам ближе всех, но сможет добраться сюда только к двум. Так что если есть другой способ ввести препарат, нам следовало бы им воспользоваться.

Послушайте, я сделал самодельный шест для дистанционной инъекции. И если бы мы смогли подобраться достаточно близко к ограде, тогда, возможно, удалось бы сделать ему инъекцию через клетку. Или мы сможем подойти к нему через ограждение вольера? При самом худшем раскладе придется положить ему лекарство в пищу, но это займет больше времени и не так надежно.

– Да… огорчает отсутствие ружья. А вы взгляните на Марти сами, лично я бы опасался ждать еще четыре часа. Думаю, что вы сможете сделать ему инъекцию в домике. Давайте посмотрим. Тогда, возможно, у вас появятся идеи получше.

Я последовал за Джеймсом через служебный вход в зоопарк по гравийной дорожке позади вольера черной пантеры. Мы подошли к двери здания из красного кирпича. Это было внутреннее жилище волков – три помещения 8 на 8 футов с узким проходом позади. Мы обошли дом вокруг, чтобы добраться до большого открытого загона, и именно там я впервые увидел гривистого волка. Животные совпадали с описанием Дэйва. Голова и уши были как у лисы, а шерсть имела тот же ржавый рыжий оттенок. Но их скелет был намного, намного больше. Складывалось ощущение, что лиса встала на четыре черные ходули, настолько непропорциональны были их лапы и туловище по отношению к голове. Но при этом животные обладали необычайной элегантностью и грацией.

– Да, они красивые, все так, и очень популярны у публики, – ответил он. – Вероятно потому, что не многие люди слышали о них. Марти вон там.

Ему можно было и не показывать мне волка. Животное было явно нездорово: оно беспокойно ходило взад вперед вдоль дальней ограды, время от времени останавливаясь в тщетной попытке опорожнить мочевой пузырь.

– Да, он определенно испытывает затруднения. Даже если не придется его оперировать, нам все равно нужно его хорошенько осмотреть и понять, можно ли ввести ему катетер, – подтвердил я.

– Ок, думаю, лучше всего загнать его в домик. Если вы выстрелите в него транквилизатором на улице, и он уснет, нам придется отделять его от остальных животных. Так что надо сначала загнать их всех внутрь.

– Согласен. А это легко сделать?

– Да, они приучены заходить в свои домики. Мы откроем все три двери и посмотрим, в какие они зайдут. Если Марти зайдет первым, отлично, мы закроем дверь прямо за ним. В противном случае придется закрывать всех, а потом разделять их. Все три клетки соединены между собой.

Он вынул рацию, прикрепленную на поясе.

– Крис? Ветеринар здесь. Ты можешь подойти к вольеру Марти?

– Сейчас буду, – ответил голос в рации.

Крис подошел несколько мгновений спустя: атлетично сложенный мужчина лет под пятьдесят, ростом 182 сантиметра, с коротко стриженными седеющими волосами.

– Что думаешь, Джон? – спросил он, переходя прямо к делу. – Что-то он совсем не радостный, да?

– Да, – согласился я. – Нам, конечно, обязательно нужно осмотреть его поближе.

– Мы можем загнать его внутрь, Крис? – спросил Джеймс.

– Без проблем, подождите секунду.

Он зашел за угол кирпичного здания, и через несколько минут правая дальняя дверь загона открылась, и мы услышали, как Крис зовет Марти. Волк отреагировал на удивление быстро, побежав робкой рысцой к открытой двери. Два других волка последовали за ним. Меня неожиданно осенило, что Марти был альфа-самцом. В этом случае его проще было отделить от остальных. Подойдя к входу в свой загон, Марти помедлил секунду, очевидно, смущенный сменой его привычной рутины. Но после недолгого обнюхивания медленно побрел внутрь.

Крис, вероятно, стоял и наблюдал за ним, потому что как только Марти пропал из виду, за ним тут же закрылась дверь.

– Это было очень конкретно, – сказал я Джеймсу. – Так Марти, получается, альфа?

– Конечно, и еще какой.

Мы пошли обратно вокруг здания в сторону Криса по темному коридору шириной около метра. Три клетки волков располагались по правой стороне. Левая стена была из красного кирпича, а пол забетонирован. Слева по всей длине здания тянулся водосточный желоб. Слева от двери, которая вела в клетку Марти, была установлена система полиспаст, которая контролировала внешнюю дверь в клетку. Когда мы подошли, Крис как раз заканчивал закреплять механизм. Было слышно, как Марти сердито ворчал и рычал.

– Он недоволен нами, – прокомментировал Крис.

– Да, но его можно понять, – сказал Джеймс. – Ему наверняка чертовски больно, и он не понимает, что мы пытаемся ему помочь.

– Это точно, – сказал я.

– Итак, каков план? – спросил Крис. – У вас есть ружье с транквилизатором, или оно все еще не функционирует?

– Я рассказывал Джеймсу, наше ружье списали, поэтому договорился с парнем из Сомерсета на случай, если он нам понадобится. Но он доедет до нас не раньше двух. Я сделал шест для дистанционной инъекции, который позволит мне вколоть волку препарат с расстояния примерно в метр. Но, – я посмотрел, как Марти беспокойно ходит по клетке, громогласно жалуясь, – здесь все равно слишком большое пространство, чтобы можно было поступить таким образом. Как я понимаю, у вас нет возможности закрыть его в более тесном пространстве, правильно?

– Да, к сожалению… – ответил Крис, смотря на часы. Было почти одиннадцать. – Но до двух часов ждать слишком долго.

Мы все замолчали на какое-то время, раздумывая над подходящим решением, которое, как мы были уверены, должно было найтись. Крис первым нарушил молчание.

– Помнишь тот матрац, который мы использовали для чернопятых антилоп, чтобы они не покалечили себя, когда мы брали у них образцы крови?

– Да, и что? – спросил Джеймс.

– Может, попробовать с его помощью прижать Марти в угол, чтобы Джон быстро сделал ему инъекцию?

Какое-то мгновение мы с Джеймсом обдумывали предложение Криса со всеми вытекающими последствиями. Раздавшийся из соседней клетки страдальческий рык напомнил нам о серьезности этих последствий.

– О, понимаю, – Джеймс тяжело выдохнул сквозь зубы. – Думаю, что это сработает. А ты как считаешь, Джон?

– М-м, честно говоря, это кажется мне не самым надежным планом. Здорово, если он сработает, но пока я вижу только подстерегающие нас опасности и неприятные неожиданности.

– Да, но ты не думаешь, что Марти может просто забиться под скамью и не бросаться на нас в атаку? Ему действительно нездоровится, и это рычание – своего рода протест, разве нет? – Крис явно настроился на свой план и, похоже, Джеймс также склонялся к этой мысли.

– Думаю, что ты, вероятно, прав, – ответил он. – Мы, по крайней мере, можем попробовать. А что теряем, в конце концов? Разве только рискуем получить серьезную травму руки. Где матрац?

– Думаю, Дженна знает.

Крис потянулся за рацией.

– Скорее всего, он в кладовке. Захватное устройство понадобится? – раздался голос в рации.

– Спасибо, Дженна, было бы здорово. Я подойду туда через минуту, ты же свободна сейчас?

– Конечно.

Крис тут же скрылся.

– Ты действительно в этом уверен? – спросил я Джеймса нерешительно, когда тот ушел.

– Да, я уверен, все будет отлично… Если ты, к примеру, встанешь наготове у внешней двери, то в случае, если возникнут какие-то проблемы, ты сможешь просто открыть заслонку. Если он и вправду решит атаковать, то это будет агрессия страха. И когда он увидит открытую дверь, то, я уверен, он просто захочет убежать.

Джеймс говорил довольно убедительно, но я не понимал, пытался он убедить меня или себя.

Я не знал наверняка, как правильнее поступить. Конечно, здравый смысл подсказывал отвергнуть данный план или как минимум заставить их дождаться прихода моего коллеги Дэйва, который наверняка подскажет, как правильно. С другой стороны, частично я уже начал склоняться к этой идее и задавал себе вопрос: а мог ли гривистый волк вести себя гораздо хуже очень агрессивной крупной собаки? К тому же при наличии шеста нам бы не пришлось сильно его сдерживать, матраца было бы вполне достаточно в качестве щита, разве нет? Я, конечно, большой оптимист, но в подобной ситуации такое отношение было опасным. Если все пойдет не так – а мы рисковали, и еще как, – нас ждали жестокие укусы, травмы и, может быть, даже летальный исход. Были ли это реальные риски или это преувеличение? Я не знал. «Ну, когда не знаешь, тогда лучше ошибаться в сторону предосторожности», – сказал я себе. Но если мы не поступим так, то нам придется ждать еще три часа, а для Марти в его теперешнем состоянии это может оказаться слишком долго. Кроме того, я был уверен, что Джеймс прав. И если что-то пошло бы не так, то всегда можно открыть заслонку, и Марти бы рванул наружу. Все эти мысли крутились у меня в голове, когда Крис и Дженна вернулись к нам, неся матрац. На их лицах была уверенность.

– Для чего он вам нужен? – спросила Дженна, когда они положили матрац в коридор.

– Тебе лучше этого не знать, – ответил Джеймс, – но если что-то случится, просто передай нашим женам, что мы любим их. Они с Крисом засмеялись.

– Что? – спросила Дженна с удивлением и тревогой.

– Не беспокойся, я пошутил, все будет отлично. Нам просто нужно сделать инъекцию Марти.

– Я только подскочу к машине и заберу шест и свой чемоданчик, – сказал я, теперь уже решительно настроенный осуществить план Криса и Джеймса.

– Я могу сходить и принести перчатки, чтобы защитить руки, – предложил Крис.

– О, хорошая идея, и захвати заодно мою защитную куртку.

– Хорошо, я тогда и свою возьму. Мы застегнем молнии до подбородка, и воротник защитит шею.

– Ну, ребята, вы крепкие орешки, – воскликнула Дженна.

«Неужели мы и вправду сделаем это?» – размышлял я, когда шел обратно к своей машине.

Несколько минут спустя все оборудование было выложено в коридоре, а Крис вернулся с куртками и перчатками. Дженна предпочла удалиться, чтобы не волноваться.

– Сколько они весят? – спросил я, готовя свою смесь.

– Около 25 килограмм, – ответил Крис.

– Ого, всего лишь? Учитывая их размер, я полагал, что они тяжелее.

– Да, они высокие, но у них очень тонкая кость.

– Ок, спасибо.

Я высчитал дозу и набрал смесь в шприц, снял иглу, вставил шприц в насадку трубки и наполнил трубку лекарством. Добавив в шприц физраствор, снова соединил его с трубкой и надавил на поршень, пока лекарство не оказалось в другом конце трубки, где была прикреплена игла. Теперь, когда шприц насажен, все было готово, оставалось воткнуть иглу в волка и нажать на шприц, лекарство будет введено.

Пока я занимался этим, Джеймс с Крисом тоже готовились: примеряли куртки, перчатки и австралийские широкополые шляпы, так что видны были только их лица.

– Ты готов, Джон? – поинтересовался Джеймс.

– Да, но вы точно уверены, что хотите сделать это? – уточнил я в момент последнего сомнения. Однако колеса уже пришли в движение, а уровень адреналина и тестостерона подскочил, и теперь уже ничто не могло изменить принятого ими решения.

– Да, все отлично. Не волнуйся, мы не станем винить тебя, если что-то пойдет не так! – сказал Крис смеясь.

– Да, но ваши жены могут, – парировал я.

– Ок, поехали. Мы скажем тебе, когда будет безопасно входить. Так что сперва закрой за нами дверь, – сказал Крис, поднимая матрац и медленно открывая дверцу клетки, входя внутрь с Джеймсом, идущим за ним по пятам.

Когда они исчезли в вольере, ворчание и рычание Марти усилилось. Надавив на дверь, я закрыл ее за ними. Дверь открывалась только внутрь, и это означало, что если один из них застрянет там, то я не смогу вытащить его иначе, как только зайдя в клетку сам. Я вжался в стену за углом, так как мне было слишком страшно наблюдать за происходящим: шум только усиливался. Мое воображение немедленно предложило массу самых ужасных сценариев. Но сейчас уже было слишком поздно что-то менять. Мне оставалось только стоять там и молиться, чтобы все шло по плану.

Прошло, вероятно, всего пара минут, но по ощущениям целая жизнь. Уровень свирепости достиг максимума, а потом вернулся к негромкому рычанию. И тут раздался голос Джеймса:

– Мы готовы, Джон. – Правильно ли я услышал? План сработал? Я не мог поверить, но затем Джеймс позвал снова, теперь уже более настойчиво, – Джон, мы держим его, можешь входить.

Я открыл задвижку и вошел внутрь, держа шест для инъекции наготове. Крис с Джеймсом были в ближнем ко мне углу, придавив матрац, который частично застрял под деревянной полкой, что шла вдоль всей задней стены вольера.

Из-за матраца виднелась только задняя часть туловища Марти и хвост. Я не стал колебаться, быстро всадил иглу волку в крестец и ввел препарат.

– Ок, сделал, – сказал я, отступив назад и выйдя за дверь.

– И все? Мы закончили? – спросил Крис удивленно.

– Да.

– Ого, а ты не стал ходить вокруг да около, – добавил Джеймс. – Крис, раз-два-три и мы уходим, хорошо?

– Хорошо.

– Раз, два, три – уходим! – сказали они одновременно. Оказавшись снаружи, мы тут же захлопнули дверь, закрыв ее на засов.

– Эй, все прошло даже лучше, чем я предполагал, – сказал Джеймс.

– И правда, – согласился Крис.

– Теперь нам нужно дождаться, когда препарат начнет действовать, и он заснет, – добавил я.

– Ох, так-то лучше. Не думаю, что мое сердце выдержит подобное еще раз. Я не вру, мне действительно было по-настоящему страшно, – признался теперь Джеймс.

Это и вправду был неразумный план, – подумал я, чувствуя, что нам просто повезло. К тому же хорошо, что Дэйв не прервал нас.

Было сложно оценить состояние Марти через узкие оконные решетки дверцы клетки, но его рычание и ворчание медленно ослабевали, а спустя примерно пять минут и вовсе прекратились. Мы осторожно открыли дверь, достаточно для того, чтобы протиснуться внутрь и потыкать его шестом. Он не реагировал.

– Отключился, – сказал я со вздохом облегчения. Мы сделали это. Марти заснул, и никто не пострадал.

– Отлично.

– Хорошая работа, молодцы.

Напряжение сошло с наших лиц, но мы знали, что это всего лишь первая трудная задача. Еще предстояло разобраться, что с Марти.

Крис, все еще нерешительный, начал аккуратно убирать матрац, проверяя, не заворочается ли Марти и действительно ли он спит. К счастью, так все и было. Уже больше не чувствуя страха, мы подняли его на полку, которая будет служить нам в качестве рабочего стола. Затем я вкатил в клетку переносной аппарат для анестезии. Мне нужно было интубировать его, прежде чем подсоединить к аппарату. Пока же я наложил ему на пасть и нос маску.

И вот посреди всей это кутерьмы наконец-то прибыл Дэйв. Когда он понял, что мы уже ввели Марти препарат, на его лице отразились одновременно шок, неверие и смущение.

– Как вы это сделали? – поинтересовался он.

– Я сделал шест для дистанционной инъекции и воспользовался им, – ответил я как бы между прочим, не собираясь вдаваться в подробности из-за возникшего неодобрения. К счастью, Дэйв быстро включился в текущую работу, начав помогать мне вводить трубку и катетер.

– Дэйв, ты рад? Мне только нужно позвонить специалисту по отлову из Сомерсета и сказать ему, что мы в его услугах больше не нуждаемся. Я попросил его на всякий случай быть наготове.

– О, ты все продумал, молодец. Да, конечно, позвони, а я пока займусь тут.

– Спасибо.

И я вышел из здания, собираясь позвонить Эрику.

Я уже возвращался назад, идя по проходу к клетке, когда Дэйв бросил на меня удивленный многозначительный взгляд. В отличие от меня ни Джеймс, ни Крис явно не испытывали нежелания делиться подробностями нестандартной рискованной методики введения инъекции.

Было понятно, что позднее он наверняка обсудит со мной эту тему. Пока же мы были полностью сконцентрированы на пациенте, лежащем на столе. Я протянул Дэйву катетер для отвода мочи. Понадобилось несколько попыток и минут терпения. И вдруг неожиданно катетер вошел, и тут же потекла струя темной, неприятно пахнущей мочи.

– Отличная работа, – сказал я Дэйву.

– Да, у него явно заблокирован мочеиспускательный канал, и я не удивлюсь, если в его мочевом пузыре полно камней. Но без рентгена не определишь наверняка. Так что, пока он у нас усыплен и стабилен, мы вскроем и промоем мочевой пузырь сильной струей воды. Как думаешь, Джеймс?

– Как ты считаешь нужным.

– Джон? – Дэйв повернулся ко мне.

– Да, я согласен. Он выглядит стабильным, и мы будем кусать локти, если через день-два случится повторная блокировка.

– Ок, ты не против сделать ему анестезию, а я проведу операцию? – спросил меня Дэйв.

– Да, без проблем.

– Отлично.

Дэйв взял ножницы и начал срезать шерсть с живота Марти в том месте, где будет сделан надрез.

– Мы можем вам чем-то помочь? – спросил Джеймс.

– Не могли бы вы принести кувшин теплой воды? – попросил я.

– Конечно, – ответил Джеймс и исчез.

Я проверил состояние Марти. Дыхание ровное, сердечный ритм 80, мигательный рефлекс отсутствует. Он спокойно спал и был стабилен.

Джеймс вернулся через несколько минут с кувшином. Дэйв закончил срезать шерсть. А я, добавив немного раствора йода в воду, начал тереть ею оголенный участок кожи, готовя к операции. Закончив, сбрызнул спиртом, а Дэйв протер руки антисептическим гелем. Затем я открыл коробку с инструментом, пока он надевал халат и перчатки.

Накрыв Марти салфеткой и разложив инструменты, я дал Дэйву скальпель и шовный материал, и теперь он был готов приступить к операции. Еще раз проверив Марти, и убедившись, что тот крепко спит, Дэйв начал оперировать.

Оказалось, что мочевой пузырь Марти переполнен студенистым веществом, а не классическими камнями, как мы ожидали. Тем не менее наша находка подтвердила необходимость хирургической операции. Удалив содержимое и промыв мочевой пузырь, Дэйв зашил пузырь, живот и кожу, наложив рассасывающиеся швы, не требующие удаления.

– Ну что, все прошло замечательно, – подтвердил Дэйв, снимая перчатки и складывая инструмент.

– Спасибо, парни, мы сделали правильный звонок, – сказал Крис.

Мы вынесли весь инструмент из клетки. Как только помещение освободили, я отключил анестезионный аппарат, отсоединил и выкатил его из клетки. Дэйв набрал в шприц нейтрализующий препарат, и, после того, как я достал эндотрахеальную трубку, ввел его Марти. Затем мы оба вышли, закрыв за собой дверцу клетки, и стали ждать, когда волк проснется.

Десять минут спустя он заворочался, а через несколько минут был уже на ногах и в движении, вышагивая по клетке.

– Подержите его несколько дней взаперти, может быть, дайте ему доступ в соседнюю клетку.

– Конечно, – согласился Крис. – Ему нужны еще какие-то лекарства?

– Да, я оставлю их в клинике, пусть кто-нибудь потом заберет.

– Замечательно, спасибо.

Мы понесли все оборудование обратно к машине, загрузили, попрощались и уехали.

На следующий день мне позвонил Саймон.

– Джон, Дэйв рассказал мне про вчерашнее…

Он не закончил фразу. Мы оба понимали, что он имел в виду.

– Да, пожалуй, не лучший мой поступок, извини.

– Ты понимаешь, насколько серьезно все могло обернуться? А ты как приглашенный ветеринар несешь за это ответственность.

– Да, знаю. Урок хорошо и надежно усвоен. Извини.

– Хорошо, это все, что я хотел понять. Матрац и самодельный шест для инъекции – это крайне изобретательно. Но думаю, что на будущее предпочтительнее будет использовать ружье с транквилизатором.

– Согласен, – ответил я. – Но только если оно будет стрелять прямо.

ГРИВИСТЫЙ ВОЛК: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Chrysocyon brachyurus: гривистый волк.

Ареал: Южная Америка, южная и центральная часть Бразилии, Парагвай, север Аргентины, Боливия и юго-восток Перу.

Продолжительность жизни: 12–15 лет.

Среда обитания: полуоткрытые участки лугов, саванна и лес.

Питание: гривистые волки всеядны, они в одиночку охотятся на мелких и среднего размера животных, таких как грызуны, кролики, птицы и рыба. Но при этом более 50 % их рациона составляют овощи и фрукты (включая так называемое «волчье яблоко»).

Период беременности: 65 дней. В выводке бывает от 2‑х до 6 черных щенят.

Размер и вес: при рождении детеныши весят около 450 г. Во взрослом возрасте достигают примерно 23 кг.

Развитие: щенков выхаживают 4 недели. В 10 недель у них появляется характерный рыжий оттенок шерсти. В 4 месяца малышей отлучают от матери. Взрослыми они считаются по достижении 1 года, когда покидают родительское гнездо, а размножаться начинают с двух лет.

Температура тела: 38–39 °С.

Факты: гривистый волк – самый крупный представитель семейства псовых в Южной Америке. И хотя он напоминает лису с длинными лапами и широко известен как волк, на самом деле это отдельный вид, единственный представитель рода Chrysocyon.

Они ведут преимущественно ночной образ жизни с пиками активности в сумерки. Живут моногамными парами, деля с партнером территорию примерно в 10 квадратных миль, но охотятся, путешествуют и отдыхают в одиночку. Вне репродуктивного сезона общаются редко. Они метят свою территорию сильно пахнущей мочой, которая, говорят, напоминает по запаху мочу скунса. Самка входит в период гона раз в год, длится он примерно 5 дней, в апреле-ноябре. Самки выхаживают детенышей, но самцы приносят корм, который срыгивают молодняку.

Охрана: Международный союз охраны природы относит гривистого волка к разряду «видов, близких к уязвимому положению», хотя в Бразилии их почти не осталось, а в дикой природе их насчитывается всего около 25 000. Разрушение естественной среды обитания вследствие разработки земель и строительства скоростных трасс; болезни, передающиеся от домашних собак; браконьерство и гибель на дорогах – все это приводит к сокращению их численности. Всемирная ассоциация зоопарков и аквариумов запустила программу по защите гривистого волка, способствуя его выживанию в Аргентине за счет вовлечения в этот процесс местных жителей: -conservation-projects/overview/maned-wolf-conservation.

Корова голштинской породы

Что означает «му», знает только сама корова.

Мейсон Кули

– Ты не сможешь ошибиться, это и вправду очень легко найти, – сказала Эмбер.

Ее слова еще звучали в моих ушах, когда я отъезжал от хостела для туристов-рюкзачников, в котором остановился в Греймауте на Южном острове Новой Зеландии. Было три часа утра. Моя работа заключалась в вакцинации 700 коров на ферме, находившейся всего в часе езды.

– Из Греймаута поезжай на север по седьмой трассе, далее нужно проехать примерно 45 минут, пока не доберешься до Могераити. Поверни в город на единственном повороте налево, а потом еще раз налево, а дальше езжай все время прямо. Дорога приведет тебя к ферме.

– Звучит совсем просто, – сказал я. – Седьмая, север, Могераити, налево, еще раз налево и прямо по дороге до конца. Да, по идее, не должно быть никаких проблем, и мне нужно быть там к четырем утра, когда они начнут дойку, верно?

– Да. У них большой доильный зал с кольцевым конвейером, они поставят тебя там на платформе, и ты будешь работать. Они начинают дойку в 4.00 утра и хотят, чтобы ты сделал коровам инъекции прямо во время дойки. Все вакцины – в охладительном контейнере, там же лежат шприцы-пистолеты. У них есть лямка, которую можно перекинуть через плечо. Я обычно ношу сразу два, по одному в каждой руке. Но ты поступай так, как тебе удобно.

– Без проблем. Я справлюсь.

– Это очень монотонное занятие, оно, вероятно, займет четыре-пять часов нон-стоп, так что возьми свой айпод и послушай что-нибудь интересное!

– Ок, спасибо.

На этом мы распрощались, и я отправился в свой хостел, чтобы пораньше лечь спать.

Мне снова предстояло заняться ветеринарной работой, и это было приятно. Прошло уже около пяти месяцев с тех пор, как я последний раз профессионально осматривал животное. Конечно, это будет скучная, рутинная работа, но она поможет мне плавно войти в прежнее русло, выматывая физически, но не умственно. Здесь не нужно было запоминать дозы препаратов или выполнять сложные хирургические манипуляции – всего лишь простое вакцинирование одной коровы за другой в течение пяти часов. А потом я смогу отправиться домой и прохлаждаться весь остаток дня. Кроме того, мне нужны были деньги. Пять месяцев путешествия по Южной Африке и Австралии выжали из меня все до последнего фунта. А я еще собирался проехать по Новой Зеландии, Калифорнии, Канаде и затем вернуться домой. Изначально не планировал работать ни в одной из этих стран, но мои финансы стремительно сокращались. Когда я прилетел в Новую Зеландию, у меня был выбор: либо три недели путешествовать туристом, а потом вернуться в Англию, либо попытаться найти работу.

Преимущество быть членом Королевской коллегии ветеринарных хирургов заключалось в том, что ее аттестацию признают во многих странах мира, включая Новую Зеландию. Мне еще не было тридцати, поэтому я мог без особых проблем получить краткосрочную рабочую визу. И имея на руках справку об отсутствии академической задолженности из Королевского колледжа ветеринарных хирургов, я мог зарегистрироваться в Новозеландской ассоциации ветеринаров и начать работать.

Оставалось только найти работу. Оказалось, что есть много агентств по трудоустройству, куда можно было обратиться безработному ветеринару. А учитывая, что я больше трех лет занимался смешанной практикой, у меня были очень неплохие шансы получить работу.

Но первый звонок я сделал моей хорошей университетской знакомой, которая три года назад уехала в Новую Зеландию на девять месяцев, но так и не вернулась. Сейчас она руководила маленькой ветлечебницей со смешанной практикой в Греймауте.

– Привет, Эмбер, это Маленький Джон. Я только что прибыл в Крайстчерч и планирую навестить тебя в ближайшее время. Но, думаю, в обозримом будущем тебе вряд ли понадобятся услуги еще одного ветеринара, а?

– Ну наконец-то ты сделал это! Классно! Будет здорово пообщаться. Что касается работы, знаешь, сейчас у нас подходит время вакцинации против лептоспироза. В ближайшие шесть недель нам предстоит сделать двадцать тысяч инъекций, так что лишняя пара рук будет весьма кстати.

– Вакцинация против лептоспироза? А что это вообще такое?

– Правительственная политика. Все молочные породы рогатого скота должны быть вакцинированы против лептоспироза, чтобы минимизировать передачу его от животного к человеку. И ветеринары должны в документальной форме подтвердить, что это сделано, а это означает, что нам нужно провести вакцинацию.

– Серьезно? По-моему, хорошая инициатива, только для вас много работы.

– Ну, учитывая, что 40 процентов ВВП Новой Зеландии приходится на долю фермерства, а большая его часть – это экспорт молока, мы не можем допустить рисков его заражения. К тому же правительство платит нам, так что для каждой ветлечебницы это хороший внутренний доход. Примерно, как противотуберкулезная проба в Соединенном Королевстве.

– Конечно, я понимаю, а разве вам не приходится делать и противотуберкулезную пробу тоже?

– Да, мы делаем. Но в основном этим занимаются специалисты по противотуберкулезным пробам.

– Отлично, я принимаю твое предложение. Спасибо, Эмбер. Я действительно ценю твою помощь. Не могу дождаться встречи с тобой.

– Эй, а для чего тогда друзья?

Две недели спустя я прибыл в Греймаут, находясь в нетерпении как можно скорее приступить к работе. Я приобрел себе белый Subaru Legacy автомат со сломанной коробкой передач, что означало: верхняя передача – третья. Учитывая среднюю скорость 30 миль в час и оборот двигателя 4000, это было не самое экономичное транспортное средство из тех, какими мне приходилось владеть. Я, конечно, прошел тест-драйв, но только по своему кварталу, так что проблема с коробкой передач стала очевидной лишь на пути к дому моей подруги. К этому времени я уже расстался наличными, а продавец смылся. Это была не лучшая моя покупка. И все же я был на колесах, и они помогли мне перебраться через перевал Артура. Важно, что у меня был сертификат на право занятия ветеринарной практикой, так что все было официально. Более того, я зашел в магазин распродаж и приобрел себе там стандартную форму ветеринара: брюки из хлопчатобумажной ткани цвета хаки, клетчатую рубашку и безрукавку – я на все 100 процентов выглядел профессионалом.

Будильник прозвенел в 2.30 ночи. Я поспал всего пять часов, и после нескольких месяцев свободного графика для меня было настоящим шоком оказаться вновь в системе. Но, испытывая понятное волнение и панику первого дня работы, быстро проснулся, выпрыгнул из постели, оделся и пошел на кухню, чтобы приготовить себе кофе в дорогу. Душ мог подождать. В 2.45 я уже сидел в машине и отъезжал от хостела. Эмбер прикинула, что на дорогу до фермы у меня уйдет не больше часа, и ее указания казались достаточно четкими. Но по предыдущим кошмарам, преследовавшим меня сразу по окончании университета, я испытывал естественный страх заблудиться, а потому всегда старался прибавить времени на дорогу, когда ехал в новое место. Прямо как сейчас, когда выполнял первое задание Эмбер.

Дороги были пусты, не считая редких грузовиков. К тому же Эмбер, сжалившись надо мной в связи с неудачной покупкой машины, одолжила мне свою. Я приятно провел время и добрался до Могераити за сорок минут. На улице все еще стояла кромешная тьма, поэтому, когда я увидел знак въезда в город, снизил скорость до максимума, чтобы не пропустить поворот. Мне не стоило волноваться, так как единственный одинокий городской фонарь освещал его.

В этот момент бетонная дорога перешла в гравийную. Фары отражали фонтаны пыли, которую поднимала машина. Я продолжал ползти со скоростью улитки, чтобы не пропустить поворот – второй налево, вспомнил инструкции Эмбер. Первый левый поворот возник неожиданно, после поворота с главной дороги, но до второго была еще примерно миля. Я уже начал сомневаться. Может быть, я пропустил поворот? Или неправильно понял указания? Но потом я увидел его и выдохнул с облегчением, сворачивая туда. «Езжай прямо до конца дороги, и ты окажешься на месте», – думал я. Было 3.40 утра. Наверняка по этой дороге ехать недолго, так что буду ровно к 4.00. Я всегда стараюсь воспользоваться любой возможностью, чтобы произвести хорошее первое впечатление. Опоздание на первую встречу с клиентом может стать катастрофой. Это не только непрофессионально, но и означает, что тебе придется изрядно потрудиться, чтобы клиент остался довольным и уверенным в твоих способностях.

Дорога вилась по невидимой местности, а я все ехал и ехал в кромешной темноте. Это было странно. Ни души в пределах видимости, ни намека на жизнедеятельность. Фары моего автомобиля выхватывали только пыльную гравийную дорогу и ряды кустов по обеим сторонам. Когда я уже начал в очередной раз сомневаться в правильности направления, неожиданно заметил свет в отдалении: это была ферма. Дорога привела меня ближе к свету, и я наконец подъехал к оцинкованным металлическим воротам, расположенным справа от дороги. Ворота были открыты и вели в просторный двор, освещенный прожектором, укрепленным на крыше большого сарая. Это и был, предположительно, доильный зал.

Когда я въехал, меня заметил один из рабочих и подошел поздороваться.

– Я приехал, чтобы вакцинировать вашу скотину, – сказал я, опуская стекло. – Где мне припарковаться?

– Управляющий ничего не сказал нам на этот счет. – Он секунду в смущении чесал голову, смотря вниз. – Да, животным нужно сделать прививки. Вот только я не помню, чтобы он говорил нам об этом. Но иногда он забывает. В любом случае кто вы? Не думаю, что мы встречались прежде.

– Меня зовут Джон, я ветеринар из Англии, и я здесь пока временно замещаю.

– Рад познакомиться, брат, я Натан. Давай-ка бери все свои вещички, и мы тебе все покажем. Майк и Даррен как раз заводят коров, так что ты вовремя прибыл, мы еще не начинали.

Я ухватил охладительный контейнер, а Натан взял остальное оборудование, и мы направились к доильному залу, большому квадратному помещению с кольцевым конвейером на пятьдесят коров в центре. По краям вокруг оставалось свободное пространство всего в 2 метра.

Кольцевой конвейер отличает умный, но простой дизайн. Приподнятая центральная платформа постоянно вращается на одинаковой медленной скорости. Коровы заходят на нее, становясь головой к центру. Дояр, стоящий ниже платформы в углублении, протирает вымя и помещает доильный аппарат на движущуюся мимо него корову. Вне зависимости от того, сколько времени уходит на дойку коровы, она остается на платформе до тех пор, пока не закончится полное вращение. После чего она сходит с платформы, выходит во двор и затем в поле.

– Думаю, лучше всего поместить тебя здесь, – сказал Натан. – Ты не будешь мешать Даррену, а коровы будут всего в полукруге от тебя. Так что если возникнут какие-то проблемы или ты пропустишь одну корову, пока набираешь лекарство, у тебя будет масса времени доделать процедуру.

– Просто идеально, спасибо.

В одном углу зала Натан нашел большую металлическую тележку на колесах и подвез ее ко мне, надежно закрепив подпоркой.

– Так пойдет, брат? У тебя достаточно места? Она будет как раз нужной высоты, обычно мы используем ее, когда нам нужно провести какие-то манипуляции с коровами, пока те на платформе.

– Просто отлично, спасибо, – сказал я, выгружая свои вещи на тележку.

– Ну и как тебе Новая Зеландия? Много уже успел посмотреть?

– Я приехал всего две недели назад и пока занимался своей ветеринарной лицензией. Но я уже был здесь в 2005 году, мы приезжали болеть за британских «Львов».

– Ха! Тогда все закончилось не слишком хорошо для вас, парни! И все же вы были крепкими орешками, и мы с большим удовольствием сделали вас! Страна кишела фанатами «Львов», но это было улетно.

– Да, тогда я проехал почти по всему Южному острову и знал, что когда-нибудь вернусь сюда.

– Ну что ж, наслаждайся этим краем, брат. Не зря эту страну называют Божьим местом!

И он пошел туда, откуда доносился пронзительный звук клаксона квадроцикла и мычание, провозглашавшее прибытие стада.

Я занялся подготовкой к работе, прикрепляя бутылочки с вакцинами к трубке, которая соединялась со шприцем-пистолетом. Шприцы-пистолеты можно было настроить так, чтобы они повторно вводили тот же самый объем: сжатие ручки обеспечивало введение вакцины, а разжимая, ты доливал раствор в шприц из бутылочки. Каждой корове вводилось 2 мл вакцины внутримышечно. Так что я приноровился к этому уровню, протестировав оба шприца. И тот и другой работали отлично. Закинув их себе за плечи, как Рэмбо-ветеринар, я взобрался на тележку, чтобы посмотреть, как обстоят дела с коровами. Первые животные уже поднимались по наклонному трапу на платформу. Я еще раз перепроверил, все ли у меня есть, что может понадобиться в ближайшие четыре часа, а потом откопал свой айпод, нашел любимый плейлист и был готов приступить к работе.

Мне понадобилось некоторое время, чтобы войти в ритм, но вскоре я отключился. Пум, пум, пум, пум, пум – это действительно была легкая и монотонная работа. Но мне доставляло удовольствие вновь оказаться рядом с животными и заниматься ветеринарной работой, пусть даже эта конкретная работа и не требовала пяти лет профессионального обучения. Время тянулось мучительно долго. Была, правда, стремительная замена бутылок с вакцинами, после чего мне приходилось двигать тележку и догонять тех коров, которых я пропустил из-за этой короткой задержки. Но во всем остальном это была абсолютно бездумная работа.

Я развлекался, играя в игры сам с собой: выставлял коровам оценки за их красоту. Каких бы выбрать для своего воображаемого стада? Все они были голштинской породы, высокие, стройные, черно-белые, часто скрещенные с фризской породой – меньшего размера и более плотной, но того же окраса. В целом я отдавал предпочтение фризской породе, так как коровы-голштинки часто выглядят костлявыми. Но зато они настоящие автоматы по производству молока. И зачастую всю свою энергию они тратят на его выработку. Необходимо строго следить за их рационом, чтобы предотвратить метаболический кризис в период лактации. Некоторые из представительниц голштинской породы были потрясающими экземплярами: хорошо сформированные ноги, красивое, ровное вымя, не слишком костистая… «Она была бы удачным приобретением, – рассуждал я, изучая внимательно еще несколько коров. – Эта косолапит, ничего хорошего. Ужасные костлявые бедра, нет. У этой явно мастит в левой задней четверти, нет…» Я осадил себя: если бы кто-то услышал, как я разговариваю сам с собой подобным образом, то решил бы, что у меня серьезные проблемы с головой. Подумав об этом, заставил себя обернуться, чтобы проверить, не подкрались ли ко мне сзади Натан или Майк, потешаясь над моим профессиональным восхищением характеристиками коровьих пород.

А работа все продолжалась и продолжалась. Примерно в 6.30 начало всходить солнце, и я впервые смог рассмотреть окрестности. Зрелище захватывало дух. Когда туман повис над мокрой от росы травой, нашим глазам медленно начал открываться горный хребет западного побережья. Это была поистине волшебная картина, и монотонность выполняемой работы мгновенно испарилась, как роса. Я наслаждался зрелищем, жадно впитывая его, наблюдая за тем, как едва заметно менялась сцена по мере того, как отступала завеса тумана, и красота природы представала во всем своем великолепии.

Солнечный свет сделал и мне своего рода инъекцию – прилив энергии от мысли о том, что работа уже подходит к концу, и скоро я отправлюсь домой. Осталось, пожалуй, не больше часа. Но тут я с удивлением увидел, как последняя корова взошла на платформу. Больше никого не осталось.

Платформа медленно вращалась, и корова ползла все ближе и ближе, и потом – пум, и все закончилось: 700 коров были вакцинированы. Я посмотрел на часы: только 8 утра. Отличная работа, парень! А теперь надо найти хорошее кафе по дороге домой и съесть честно заработанный завтрак. А потом узнаю, есть ли у Эмбер для меня что-то еще. Однако я надеялся, что остаток дня буду предоставлен сам себе.

Упаковав обратно весь свой инструмент, я отнес его в машину двумя ходками. Натан и Даррен уже начали поливать из шланга кольцевой конвейер, и я услышал звук включенного двигателя квадроцикла. Наверно, Майк собирался отогнать отбившихся от стада коров обратно в поле и закрыть ворота. Я немного обмылся, попрощался с Дарреном и Натаном и пошел к машине.

Затем выехал с фермы на дорогу, планируя выпить кофе и заскочить к Эмбер, как только доберусь до Могераити. Я был доволен собой. Солнечные лучи пробивались сквозь туман, и теперь вся картина, что была скрыта во тьме, явилась во всей своей красе. Опустив стекло, я включил радио и покатил обратно. Какое чудесное утро!

Оказалось, что мне негде было купить кофе в Могераити в это время, поэтому я заехал на стоянку и нашел телефон. Странно: у меня было пять пропущенных звонков от Эмбер. Я просмотрел их: первый в 5 утра, потом в 5.10, 5.30, в 7.00 и 7.30. Наверно, она проверяла, нормально ли я добрался. Я перезвонил. Эмбер взяла трубку.

– Ну как ты? И где ты был? – поинтересовалась она. Странный вопрос, подумал я.

– Отлично, отлично, работа сделана, все семьсот коров вакцинированы и именно в М-О-Г-Е-Р-А-И-Т-И, или как вы там произносите его.

– Могераити! Что… ты был на ферме и вакцинировал всех коров? – спросила она изумленно.

Да, всех. Все прошло гладко. Они не ждали меня, но в конечном итоге все сложилось хорошо, – сказал я, чувствуя прилив гордости.

– Интересно, – ответила Эмбер, и добавила после паузы. – Как странно. Мартин, управляющий фермы, звонил мне в 5 утра и спрашивал, где ты.

– Действительно странно. Ну, я не видел Мартина, но я был там, все правильно, у меня есть семь пустых бутылочек из-под вакцины в качестве доказательства!

– А, то есть ты нашел их?

– Да, без проблем. Левый поворот на Могераити, потом второй поворот налево и прямо до конца дороги.

– Да, все правильно. Как странно. Мартин упорно настаивает, что тебя там не было. Может быть, вы просто разминулись, только я не понимаю как. Дай-ка я сейчас позвоню ему. А потом сразу перезвоню тебе.

– Ок, – сказал я и повесил трубку. Что за шутки?

Пять минут спустя Эмбер перезвонила. Она смеялась.

– Джонни, я только что говорила с Мартином. Не знаю, где ты был, но на его ферме тебя точно не было.

– Что? – сказал я изумленно. Это явно какой-то розыгрыш.

– Ты только что вакцинировал 700 голов не того стада.

– Как это я умудрился? – спросил я, ошарашенный этим откровением.

– Если ты следовал моим указаниям, то, как сказал Мартин, это, должно быть, была ферма его соседа.

– Но как? Я ехал прямо до конца дороги.

– А ты, наверно, свернул во двор, проехав какие-то новые оцинкованные металлические ворота?

– Да… – ответил я, теперь уже понимая, что это не розыгрыш.

– Ну да, это сосед Мартина. Его ферма стоит на повороте, идущем под углом 90 градусов. А дорога тянется дальше, еще на 2 км, и заканчивается двором Мартина.

– Ты шутишь! Но я не видел никаких огней с соседнего двора, когда ехал по этой дороге в 4.00 утра. Стояла непроглядная тьма, никакого света, и я бы точно заметил огни с фермы Мартина! – тараторил я.

– Ферма Мартина находится в долине за холмом, так что ты не увидел бы огней, – она пыталась выразить сочувствие, но у нее все еще продолжалась смеховая истерика. – Джонни, ты просто уморителен. Я сказала своему боссу в Инверкаргилле, что один мой очень хороший друг и опытный специалист из Англии планирует поработать с нами какое-то время, и он был очень доволен. Первый день – и ты вакцинировал 700 – не одну, не две, а СЕМЬ СОТЕН коров не того стада… Ну, не забавно ли это?

– Да, пожалуй! – ответил я, уже начиная улыбаться.

– А разве тебе не показалось странным, что они не ждали тебя?

– Да нет, потому что один из парней сказал мне, что управляющий часто забывает сообщить им о подобных вещах.

– Хорошая новость в том, что ты только что заработал нашей фирме дополнительные пару тысяч долларов! Хотя Саймон не сильно обрадуется, когда я расскажу ему, что мы щипанули у них часть работы по правительственной программе! Буду все валить на моего английского заместителя… Пожалуй, не буду говорить ему, что мы с тобой учились вместе в колледже!

– Так ты знаешь, чьим клиентом является владелец той фермы?

– Да, они клиенты «Диксон Парк Ветс», лечебницы Саймона Харвуда. Он постоянно обвиняет нас в том, что мы воруем у них клиентов!

– Извини… – пробормотал я.

– Не переживай: я извлеку максимум из этой истории, так что она с лихвой окупит неприятный пятиминутный разговор. Кстати, а ты знаешь, что ждет тебя завтра утром?

И я тут же представил, что завтра мне придется проделать тот же самый путь, чтобы быть в 4.00 утра и вакцинировать «правильных» 700 коров.

– Да, – сказал я со стоном. – Боюсь, что знаю.

КОРОВА ГОЛШТИНСКОЙ ПОРОДЫ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Bos taurus: крупный рогатый скот.

Ареал: в настоящее время существуют два вида современной домашней коровы – Bos taurus indicus, зебу, родом из Пакистана, и Bos taurus taurus, европейская корова, чья родина – юго-восток Турции. Но сейчас Bos taurus встречается практически в любом уголке мира.

Продолжительность жизни: примерно 18–22 года.

Среда обитания: открытые пастбища, но в дикой природе они также обитают в лесистой местности.

Питание: их основной рацион составляет трава, но в тех случаях, когда травы нет или нужно усилить выработку молока и мяса, в рацион вводится силос (заквашенные зеленые части растений – ботва, листья, стебли) или зерновые (смесь кукурузы, овса и ячменя).

Период беременности: 283 дня. Корова производит 1–2‑х телят.

Вес: варьируется в зависимости от принадлежности к молочной или мясной породе, к конкретной породе, и отличается у самок и самцов. При рождении теленок может весить от 25 до 75 кг, во взрослом возрасте коровы достигают 270–1200 кг.

Развитие: телята питаются молоком первые 5–6 недель. По мере того как у них развивается желудок, они начинают щипать траву и естественным образом перестают сосать мать примерно в 7–8 месяцев. И самцы и самки становятся фертильными примерно с 7 месяцев. Но взрослого возраста достигают только в 2 года. В молочной индустрии стремятся к тому, чтобы телка первый раз отелилась в 2 года. Это значит, что ей нужно спариваться в 15 месяцев. В мясной промышленности животных, как правило, забивают в возрасте от 18 до 24 месяцев.

Температура тела: 38–39,3 °С.

Факты: крупный рогатый скот можно разделить на две группы: молочный скот и мясной скот, хотя оба этих направления пересекаются. В молочной промышленности каждая корова должна ежегодно производить одного теленка, чтобы поддерживать определенный уровень вырабатываемого у нее молока. Но не все рожденные телята вольются в молочное стадо. Половина телят будет мужского пола, и их затем либо выращивают как мясную породу, либо пускают на убой. Из оставшихся самок примерно половина потребуется в качестве замены прежним коровам. Что касается мясного скота, то здесь хорошей производительницей мясной породы считается та корова, которая легко телится и производит много молока и в то же время передает своему потомству хорошую генетику в плане выработки мяса. Чаще всего это результат скрещения молочной и мясной породы. Фризско-герефордская порода наиболее распространенная в Соединенном Королевстве.

Охрана: во всем мире насчитывается 1,47 миллиарда голов крупного рогатого скота. И это говорит о том, что исчезновение данному виду не грозит. Но эти цифры вызывают тревогу относительно условий содержания животных, условий труда рабочих и уровня загрязнения окружающей среды. Считается, что отходы жизнедеятельности коров составляют 18 % от общего количества выброса углекислого газа в атмосферу: метан выделяется, когда они срыгивают в процессе пережевывания пищи. В развивающихся странах крупный рогатый скот – признак состоятельности.

За коровами бережно ухаживают, что подразумевает близкий контакт человека и животного. А это в свою очередь ведет к распространению зоонозных инфекций, в частности, туберкулеза. Ежедневно на планете от туберкулеза умирает свыше 4000 человек, и одной из причин возникновения этого заболевания становятся животные. Всемирная организация здравоохранения поставила цель – к 2035 году снизить количество смертей от туберкулеза на 95 % и уменьшить новые случаи заболевания на 90 %. См. -of-work/zoonotic-tb/en.

Носорог

Я бы хотел, чтобы люди осознали, что животные полностью зависят от нас, беспомощные как дети, и эта ответственность лежит на всех нас.

Джеймс Херриот

Содрогнувшись, я стал вглядываться в предмет, лежавший в моей руке: грубый, жесткий материал с неприятным запахом. Меня захлестывали противоречивые эмоции: беспомощность, отвращение, недоумение, растерянность и гнев, которые способна вызвать лишь глубокая несправедливость

Я все крутил и крутил этот предмет в руке, изучая каждую его грань. Меня не покидало ощущение изуверства, страдания, жестокости и смерти – все было заключено в нем. Но в то же время он оставлял проблеск надежды, признак того, что несмотря на развращенность человеческой натуры, против нее всегда будет вестись борьба.

В длину предмет был, наверно, сантиметров 15 и столько же в основании, темно-серый, почти черный, с неровной поверхностью, с одной стороны конусообразной формы. Пожалуй, он напоминал большой кусок лавового камня, но с уникальным и отчетливым запахом. Запах был, несомненно, животного происхождения – едкого, лежалого землистого навоза, недавно отфильтрованного, с невыносимым зловонием паленого волоса.

Несколькими секундами ранее Джефф небрежно кинул мне этот предмет с тем безразличием, словно это и вправду был какой-то ничего не стоящий камень. Но это был вовсе не какой-то ничего не стоящий предмет и совсем не камень. На самом деле это был один из самых ценных товаров на черном рынке, дороже, чем героин или кокаин, и запрещенная и незаконная грубая торговля этим товаром привела данный вид на грань вымирания.

Я держал в руке примерно килограмм рога носорога, который согласно текущим оценкам стоил около 65 000 фунтов стерлингов. Всего несколькими минутами ранее он принадлежал крупной самке белого носорога, лежавшей от меня в нескольких метрах.

Она лежала на животе, подогнув под себя передние и задние ноги, голова слегка покачивалась в нескольких сантиметрах от земли. Животное храпело, находясь в анестезийном беспамятстве. Ее глаза закрывала повязка, старая пара рейтузов, набитых тканью, служила удобными затычками для ушей. Вокруг нее суетились с десяток человек: кто-то проверял сердечный ритм и дыхание, другие вставляли ей в правое ухо внутривенный катетер, который был соединен с 5-литровым пакетом физраствора. Его держали над головой животного. Дротик, с помощью которого носорогу ввели смесь эторфина и азаперона в качестве анестезии, уже удалили. В образовавшуюся рану вкололи пенициллин, чтобы предотвратить инфекцию. Несколько фермерских рабочих лили на нее из больших чанов воду, чтобы защитить от нагревания на изнуряющем африканском солнце. Осуществление каждой процедуры требовало больших физических усилий. Еще одна группа держала натянутую толстую веревку, которая была обмотана вокруг задней ноги носорога – насколько хватало африканского здоровья! Мы сидели под одиноким кустом, вокруг ни деревьев, на которые можно было бы взобраться, ни объектов, за которыми можно было спрятаться. Если носорог неожиданно проснется, веревка даст нам несколько жизненно важных мгновений, чтобы успеть убежать. Учитывая вес носорога почти в 2 тонны и его способность развивать скорость до 40 миль в час, шутить с ним не стоило.

Мы все знали, что эта на первый взгляд очень организованная, контролируемая рутинная процедура могла в одно мгновение превратиться в смертельно опасную. Я научился никогда не расслабляться рядом с животными, а уж тем более рядом с диким животным такой громадной силы и скорости.

Джефф, управляющий фермой, только что закончил спиливать второй рог сабельной пилой фирмы Black & Decker. Он бросил рог одному из своих коллег, распрямился, застонал и потянулся, потирая поясницу. Ему было за шестьдесят. Одет в неприлично короткие голубые легкие хлопковые шорты и плотную с коротким рукавом рубашку цвета хаки, на ногах ботинки в стиле милитари. Настоящий фермер-африкандер, грубый и жесткий, но с огромным сердцем и нежной душой. Посвятив всю свою жизнь работе с дикими животными, он внутренне закалился. И все же жуткая реальность пребывания на переднем фронте борьбы с охотниками на носорогов не прошла даром. Каждое утро он выходил, чтобы проверить территорию своего охотничьего заказника площадью в 200 гектаров, боясь найти то, что он ожидал. Прежде мне лишь однажды пришлось видеть подобные снимки, и это было достаточно шокирующим зрелищем. Мне трудно было представить себе ощущение, когда ты находишь изувеченное животное, которое ты знал еще малышом, видел, как оно растет, как у него самого появляется детеныш, как оно выкармливает и воспитывает его. А если ты, ко всему прочему, еще знаешь, как сильно он страдал, прежде чем умер, это доставляет тебе просто физическую боль. Джефф сказал, что так случалось часто.

Причиной нашего присутствия и нашего участия в этой рискованной процедуре усыпления здорового животного была помощь в осуществлении программы по обезроживанию носорогов с целью предотвратить их убийство на ферме браконьерами. Надежда была на то, что если вернуть рогам их зачаточную форму, оставшаяся роговая ткань станет непривлекательной для браконьеров. Процесс спиливания рогов у животных строго контролировался. Владелец носорогов должен был получить специальную лицензию из Совета по проблемам парков, разрешающую спиливать у них рога.

После получения данной лицензии требовалось присутствие государственного ветеринара, который должен был наблюдать за процессом и документально зафиксировать всю операцию. Сегодня государственным ветеринаром был Дилерей, высокий, стройный молодой парень. Это была его первая работа после окончания ветеринарной школы, и в качестве таковой довольно непростое для новичка задание, чтобы диктовать свои правила этим закаленным жизнью фермерам. Но он был открытым, дружелюбным, приятным парнем, и на сборе группы в тот день сразу стало понятно, что Джефф и старшие работники испытывали к нему глубокое уважение и симпатию.

Когда Джефф закончил срезать рог, Дилерей и еще парочка студентов-ветеринаров засуетились у головы носорога, беря образцы крови из ушной вены, собирая образцы шерсти и когтей, подбирая любые оставшиеся фрагменты рога, вживляя чипы и фотографируя носорога. Все это было частью данных ДНК-идентификации, которые позволяли установить принадлежность рогов конкретной ферме, включая все характеристики животного, а также дату и время, когда были спилены рога. Учитывая невероятную ценность рогов, вся документация должна была быть безупречна, чтобы не допустить даже намека на коррупцию или необъяснимое «исчезновение» рогов.

Но несмотря на все предпринимаемые усилия, коррупция все равно была пугающе распространенным явлением. Каждый килограмм рога стоимостью в 65 000 фунтов стерлингов обеспечивал состояние, которое большинству африканцев пришлось бы зарабатывать всю свою жизнь. И это зачастую являлось слишком большим искушением.

Я вспомнил разговор, который у меня был двумя годами ранее с лесничим из национального парка Чобе в Ботсване, когда мы ехали с ним утром на загон зверя. Это была моя первая поездка в Африку, и мне хотелось узнать больше о проблеме браконьерства. Он сказал, что всего несколько месяцев назад парк потерял своего последнего черного носорога, убитого браконьерами, – жуткое потрясение для всех, кто сражался, в буквальном смысле, чтобы не допустить подобного исхода. Но что еще страшнее, когда они обнаружили рог с помощью трекера, вживленного под кожу животного, он оказался под кроватью одного из охранников парка.

– В этом заповеднике нельзя доверять никому, – сказал он.

Джефф отошел от носорога. С этим животным работа была завершена, но мы были только в самом начале пути. Оставалось еще девять носорогов, нам предстоял долгий и трудный день. Он взглянул на меня. Я все еще держал в руке тот кусок рога, что он мне бросил. Перехватив мой взгляд, он прочитал мои мысли.

– Ты удивляешься тому, как можно изуродовать такого красивого животного из-за чего-то, похожего на наши ногти? Или что-то вроде того?

– Что-то вроде того, – подтвердил я. – На вкус это наверняка отвратительно, и нужно быть полным глупцом, чтобы верить в его целительные свойства. Я просто не понимаю этого.

– Все объясняется отчаянием и трехтысячелетней традицией. Этому невозможно противостоять, и они даже не догадываются о той степени жестокости, которая связана с добыванием рога. И потом ребята, делающие эту грязную работу, находятся на грани нищеты и с трудом могут прокормить себя и свою семью. А тут приходит некто, предлагающий им сумму, которая им и не снилась, за определенную информацию или одну ночь работы. Ничего удивительного в том, что они тут же хватаются за это предложение. Мы можем презирать их, задыхаясь от гнева и содрогаясь от ужаса и неверия в то, что человек может быть таким бесчувственным и жестоким. А сами лежим в своих удобных постелях, смотрим телевизор в своих уютных домах и совершаем покупки в огромных супермаркетах, забитых всеми мыслимыми продуктами. Нам незнакомо чувство отчаяния от отсутствия еды и мысли, где в следующий раз найдешь ее. Для них выбор прост: либо животное, либо я. За каждым убитым браконьером стоит еще сотня желающих занять его место.

Прежде я никогда не задумывался об этом, мне открылся новый взгляд на вещи. И это прозвучало неожиданно хлестко, учитывая, что видел и пережил этот человек. Неожиданно проблема предстала передо мной в совершенно ином ракурсе. Мне стало стыдно, что я, иностранец, влезаю сюда со всеми своими предубеждениями и предрассудками, не догадываясь о нюансах проблемы.

Да, это была гнусная, незаконная торговля, которая ставила данный вид на грань исчезновения – здесь не может быть иного мнения, – но с другой стороны, никогда не найдется простого решения данной проблемы по причине ее многоплановости, и я только сейчас начал осознавать всю ее неоднозначность.

– Это порочные, подлые, безжалостные, кровожадные, бесчеловечные главари банд, возглавляющие картели, до которых я хочу добраться. Подвесить их за яйца и посмотреть, как они будут резать и стрелять после того, как я вырежу каждому из его лица кусок мяса.

Эмоции были грубыми, и слова били наотмашь. Слышать это было неприятно, но я испытывал те же примитивные чувства, а ведь мне еще даже не приходилось сталкиваться со всей этой реальностью во плоти.

Три года спустя я вернулся в Южную Африку. Утро началось довольно неспешно с расслабленного завтрака. У меня не было никакого жесткого расписания, никаких особых планов. У нас была смешанная группа из семи ветеринаров, прибывших из Америки, Англии и Южной Африки. Этим утром мы должны были обменяться опытом, знаниями, результатами проведенных исследований. Но полчаса спустя все изменилось. Дерику позвонили. Он, конечно, ожидал подобного, но надеялся, что этого не произойдет.

Саби, трехлетний белый носорог, которого они с Кобусом спасли и выходили после попытки его убить (мать животного убили браконьеры), этой ночью был изуродован браконьерами.

Саби было всего несколько недель, когда лесничие нашли его. Он тыкался носом в изувеченное тело своей матери. Малыш был в плохом состоянии, так как в него выстрелили три раза. Но несмотря на попытки браконьеров убить его или отогнать, он оставался рядом с матерью, которая была изрешечена пулеметными пулями и изрезана мачете в районе спины и ног.

А потом ей отрубили рог и оставили умирать в страшной агонии.

Будучи всего несколько недель от роду, малыш был абсолютно беспомощен. И когда Кобус обнаружил его, он знал, что единственный шанс для Саби выжить – это круглосуточная забота о нем. Они отнесли его на ветеринарную базу и начали выхаживать: кормили каждые два часа и часто спали рядом с ним за компанию. Это кажется невероятным, но вопреки всем прогнозам малыш полностью выздоровел и хорошо развивался.

В шесть месяцев он стал уже явно независимым, поэтому они решили, что лучше всего будет перевезти его в какое-нибудь безопасное место, где он социализируется с другими носорогами. И именно здесь два с половиной года спустя Саби вновь пришлось столкнуться с грубой, порочной жестокостью алчных людей. Но в этот раз она стоила ему жизни.

Когда Дерик закончил разговор, на его лице были шок и неверие. Он с трудом подыскивал слова, еле сдерживая слезы. Бесчисленное количество раз он сталкивался с убийством носорогов, но в данном случае это касалось его лично. Он полез в верхний карман куртки, достал сигарету и повернулся, чтобы выйти из комнаты, теребя карман в поисках зажигалки. В комнате, где несколько минут назад царила атмосфера беззаботности с шутками и смехом, теперь воцарилась странная тишина. Мы обменялись взглядами, но никто из нас не мог говорить из-за шока, да и нечего здесь было сказать. Мы услышали, как на веранде снова зазвонил телефон Дерика, а потом раздались отчетливые гортанные звуки языка африкаанс. Запах сигаретного дыма проник теперь в комнату. Мы молчали, каждый погрузился в свои мысли. Когда телефонный разговор закончился, а сигарета была докурена, Дерик присоединился к нам.

– Они хотят, чтобы мы пришли и помогли им проводить вскрытие, – объявил он. – Сперва полиции и экспертам-криминалистам нужно осмотреть место преступления и собрать улики, а потом уже наступит наша очередь. Сразу предупреждаю, это неприятное зрелище. Но такова реальность. Выдвигаемся через полчаса.

Поездка стала довольно мучительным опытом. Дорога по большей части прошла в молчании. Каждый из нас думал о своем, когда мы всматривались в проплывавший за окном африканский ландшафт. Разговор, когда он возникал, мог начаться с обыденных мелких тем и закончиться эмоциональным обсуждением вопросов, как остановить браконьеров, защитить носорогов, и была бы ли легализация торговли рогами носорогов решением проблемы, или же мы просто слишком наивны и не понимаем, что битва уже давно проиграна.

Тремя годами ранее я был убежден, что нужно всего лишь легализовать торговлю рогами носорогов. Если разрешить людям разводить носорогов на фермах, как любых других животных, и продавать кость, то это с лихвой обеспечит рынок необходимым товаром, собьет цену и устранит необходимость убивать животных. Это казалось таким простым решением давно назревшей проблемы. Если бы меня спросили, я бы процитировал положения, установленные в 1970-х годах Конвенцией о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой уничтожения (СИТЕС). Именно тогда началось продвижение идеи создания крокодильих ферм – системы разведения животных в неволе, целью которой было предотвратить охоту на крокодилов и кражу яиц в дикой природе. И это спасло нильского крокодила, находившегося на грани исчезновения. Но если все сработало в случае с крокодилами, то почему бы не применить похожую тактику в отношении носорогов? Но как это часто бывает, чем невежественнее человек в каком-либо вопросе, тем проще ему найти решение.

К сожалению, решение данного вопроса связано с множеством разных факторов. И в каждом случае нужно спрогнозировать возможный исход, но убедиться в его правильности можно только после принятия конкретных действий, когда уже невозможно ничего исправить. Один неверный шаг – и ты столкнешься с новой проблемой, которая может быть даже катастрофичнее первой.

Так является ли легализация торговли рогами носорогов решением проблемы? Три года спустя я был настроен более скептично.

В 2001 году во всей Южной Африке было убито три носорога. В 2016 году трех носорогов убивают каждый день – недопустимая тенденция, которая приведет к полному исчезновению вида в течение ближайших двадцати пяти лет, если только не будут предприняты какие-то кардинальные меры. Так что же способствовало столь неслыханному росту? На протяжении сотен лет считалось, что рог этого экзотического животного из дальних стран обладает лечебными свойствами, излечивая любые болезни – от ревматизма, подагры и брюшного тифа до укусов змеи, пищевого отравления и даже рака. По мере роста благосостояния жителей азиатских стран все больше людей стремилось приобрести рог носорога в качестве статусного символа, просто чтобы показать, что они могут себе позволить. А потому потребность в этом товаре резко возросла. В настоящее время ежегодная мировая потребность в рогах носорогов оценивается примерно в 16 миллионов тонн. Считается также, что около 40 миллионов тонн рогов хранится отдельно: это рога тех животных, которые были спилены законным путем ради спасения самих носорогов. Если бы торговлю легализовали, то этими запасами можно было наводнить рынок и устранить необходимость убивать животных. Но здесь возможны два варианта. Допустим, что случаи браконьерства действительно сократятся, но запасы рогов будут расходоваться быстрее, чем их можно будет пополнить. На то, чтобы собрать текущий запас, ушло пятнадцать лет. И как только он закончится, при теперешней степени потребности в товаре уровень браконьерства вернется к прежнему. С другой стороны, уровень браконьерства может остаться таким же высоким даже при условии наполнения рынка имеющимися запасами рогов. Цена продажи в этом случае упадет, сделав товар доступным для более широких слоев населения. А это в свою очередь увеличит потребность с 16 миллионов тонн в год до 20 миллионов, а то и больше.

На то, чтобы у взрослого носорога нарос 1 кг роговой ткани, уходит примерно восемнадцать месяцев. Подсчитано, что в дикой природе обитает еще 29 тысяч носорогов, и этого количества никак не хватит для того, чтобы восполнить текущую потребность. Нужно добиться двух вещей: запросы должны быть снижены, а количество рожденных малышей носорогов должно превышать ту скорость, с которой их убивают.

Легализация торговли – это всего лишь один из возможных компонентов решения проблемы, но, помимо всего прочего, в самые глубокие слои населения должны проникнуть культура и просвещение, повысив уровень сознательности людей.

Приехав на ферму, мы припарковались в некотором отдалении от загонов, где держали по ночам носорогов. Нас встретила Лиза, управлявшая заказником. Она явно плакала, но старалась держать себя в руках, вежливо встречая нас. Но как только она встретилась взглядом с Дериком, из ее глаз вновь потекли слезы. Этих двоих объединило глубокое, откровенное горе – словно родителей, потерявших ребенка. Когда они обнялись, чувство потери перешло в гнев, и Лиза взорвалась, перейдя на африкаанс. Но нам не нужно было переводить ее, чтобы понять смысл сказанного. Лиза возглавляла этот охраняемый секретный заказник на протяжении почти десяти лет. Заказник служил для двух целей: был надежным домом для носорогов, куда их можно было переместить, когда заповедник подвергался нападениям браконьеров, и если животным требовалась реабилитация и уход после действий браконьеров. Работа, которую выполняла Лиза и ее команда, была бесценной в рамках общей борьбы против безжалостных браконьерствующих картелей. Но вся созданная ею система находилась сейчас под смертельной угрозой. Трагедия с Саби стала для всех настоящей бедой. И мысль о возможных последствиях для заказника заставляла содрогнуться: каждый оставшийся здесь носорог мог повторить судьбу Саби. И сейчас очень многое решало время: нам следовало поторопиться придумать тактику защиты животных.

Полиция и команда экспертов-криминалистов уже прочесывали место в поисках улик. Мы следили за ними на расстоянии: им требовалось какое-то время, чтобы закончить свою работу, и мы держались в отдалении, чтобы сохранить нетронутым место преступления.

Наше внимание тут же переключилось на загон, располагавшийся ближе к дому, где держали двух детенышей носорогов, которым было не больше нескольких месяцев. Нас, как магнитом, неудержимо влекло к ним. Лиза, которая уже пришла в себя и вновь вошла в роль хозяйки, следовала за нами.

– Это Сетемба и Изибинди. На зулусском их имена означают «надежда» и «мужество». Их матери были убиты браконьерами. Сетембе отрубили уши, а у Изибинди было несколько глубоких ран в голове и в боку от ударов мачете. Такое часто случается. Для браконьеров молодые животные – это помеха, и они пытаются отпугнуть и яростно набрасываются на них. Иногда убивают, но чаще всего жестоко калечат, – она помолчала мгновение, собираясь с мыслями. – Связь между матерью и детенышем настолько сильная, что несмотря на ужасные раны и увечья, утром они всегда находят друг друга. Часто бывает заметно, что мать отдала все силы, до последней капли, чтобы защитить свое потомство: будучи изувеченной, она все равно ползет сквозь заросли буша к тому месту, где нашел укрытие ее малыш. Матери редко доживают до утра из-за тяжести полученных ран. И поэтому утром малышей обычно находят рядом с телом матери: они тычутся в голову, кричат, чтобы она встала, и не понимают, почему та не реагирует. Думаю, нет более тягостного зрелища во всей природе, чем малыши, оплакивающие свою мать. Их пронзительный визг и жалобный вой разрывают тебе сердце. Тут любой человек зарыдает.

Мы наблюдали за этими двумя маленькими носорогами, которые выглядели счастливыми и довольными, бегали и играли друг с другом, не обращая на нас никакого внимания. И было сложно осмыслить, что эти малыши уже немало успели пережить за свою короткую жизнь. Что еще выпадет на их долю? Как сложится судьба этого вида? Их поколение живет в переломный период: удастся ли им избежать полного уничтожения или им обоим суждено стать еще двумя примерами жуткой статистики браконьерской деятельности, доказательством гибели из-за человеческой алчности?

Прошло еще два часа, прежде чем команда экспертов-криминалистов завершила свою работу. Старший офицер полиции направился к дому Лизы, где мы собрались. Втроем с Лизой и Дериком они долго беседовали на африкаанс. Очевидно, он объяснял, что удалось найти его команде. И хотя мы не понимали деталей разговора, выражения их лиц говорили нам о многом. Было ощущение, что Лизе и Дерику сообщали о последних действиях их доблестного сына, убитого в сражении. Горе, гнев, отчаяние и вина – все это было написано на их лицах.

Позднее мы узнали все, что произошло, от начала до конца. Было полнолуние. В полнолуние случаи браконьерства увеличиваются в три раза из-за очень хорошей видимости. Преступников было двое, и все улики указывали на то, что им было хорошо знакомо расположение загонов, внутреннее их устройство, а также сам Саби. Следы вели прямо к вольеру. Они точно знали, к какому животному идут, и где оно находится. Это была работа своих. Я сразу же вспомнил сказанные Джеффом три года назад слова: «В этом заповеднике никому нельзя доверять». Встав у внутреннего окошка для кормления, они приманили Саби с помощью еды, а потом выстрелили ему два раза в голову с прямого расстояния. Однако этими первыми выстрелами они не смогли его убить, и носорог в ужасе бросился бежать. Тогда браконьеры выстрелили еще три раза: первая пуля попала в верхнюю часть шеи, вторая – в спину, а третья – в голову сбоку. Ему удалось проковылять еще метра три, пока он наконец не рухнул замертво.

С тяжелым и унылым чувством шли мы к вольеру, пытаясь мысленно представить картину, которая ждала нас там, чтобы хоть как-то подготовиться к этому зрелищу. Но к подобному невозможно было подготовиться.

Мы зашли в вольер с дальнего от убежища конца. Несколько офицеров полиции и криминалистов все еще стояли вокруг Саби, закрывая его от нас: нам видна была только задняя часть его туловища.

С этого ракурса могло показаться, что это был еще один усыпленный носорог. Перемещаясь по вольеру, можно было различить пятна ярко-красного цвета на его темно-серой коже. Но только когда собравшиеся вокруг Саби люди заметили наше присутствие и повернулись, чтобы поздороваться, нам открылась вся жуткая картина. Передняя часть морды, от глаз до носа, была срезана. На том месте, где были нос и два рога, теперь зияло кровавое месиво из костей и мышечной ткани. Спекшаяся кровь покрывала бока того, что осталось от его морды. Одинокий маркер торчал из раны от пули на боку головы, из которой текла струйка крови. Он отмечал смертельный выстрел. Еще одним чудовищным зрелищем было открытое месиво из костной плоти на месте правой ноги. Позже мы узнали, что из-за увеличившихся случаев торговли поддельными рогами носорогов теперь браконьеры старались заодно отпилить и ногу в качестве доказательства того, что рог был действительно взят у носорога.

Пока до нас медленно доходило все произошедшее, мы словно лишились дара речи. Было во всем этом какое-то жуткое несоответствие: Саби, казалось, мирно лежал, но его увечья говорили о страданиях, что он перенес, а еще о порочности и алчности человеческого рода. Фермеры, Дерик и остальная команда приступили к вскрытию трупа под наблюдением офицеров полиции. К большому облегчению, наша помощь не потребовалась. Мы сели на покрытый сухой пылью пол вольера в нескольких метрах от того места, где тело Саби медленно утрачивало свою великолепную красоту по мере проведения знакомой нам процедуры. Все молчали. И снова каждый погрузился в свои мысли, размышляя и пытаясь как-то свыкнуться со всем этим. Нам, шестерым ветеринарам, приходилось прежде видеть сотни мертвых животных, рассматривать жуткие раны и испытывать отчаянную горечь. Но здесь было другое: намеренная, целенаправленная, злобная и убийственная жестокость, порожденная небывалой человеческой жадностью и вылившаяся на невинное красивое животное.

Мы пытались крепиться, каждый из нас скрывал боль под маской гнева. По крайней мере, так нам казалось, пока мы не услышали пронзительный мяукающий звук. Поначалу мы не понимали, откуда он и что означает. Довольно раздражающий, неприятный звук. Но так как он не замолкал, до нас стало доходить, что это плач встревоженного носорога, о котором упоминала Лиза. Всматриваясь между деревянными стойками, разделяющими два вольера, мы разглядели носорога, стоящего у соседней двери. Он без устали, как заведенный, ходил вдоль изгороди и все время возбужденно скулил. Мы никогда в точности не узнаем, что означали эти крики – эти бессознательные, полные эмоций детские крики. И хотя опасно наделять животных человеческими свойствами, но тогда невозможно было не услышать в этих криках неподдельную искренность и боль – крик растерянности, горя и тревоги. Почему его друг не отвечает? Почему вокруг него суетится так много людей? Почему такой отчетливый запах крови, который он внутренним чутьем осознавал как опасность, как что-то неправильное?

Для нас же этот жалобный и слабый крик, исходивший от такого невероятно большого и сильного существа, стал последней каплей. Словно бы он умолял нас от имени всех носорогов сделать что-то. Я отвернулся, радуясь тому, что мои глаза скрыты солнцезащитными очками. У меня уже больше не было сил сдерживать слезы.

НОСОРОГИ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Ceratotherium simum: белый носорог.

Ареал: существует пять отдельных видов носорогов. Два вида родом из Африки и три – из Южной Азии. 98,5 % белых носорогов обитает в пяти странах (Южная Африка, Намибия, Зимбабве, Кения и Уганда).

Продолжительность жизни: 40–50 лет.

Среда обитания: преимущественно открытые, поросшие травой равнины, хотя другие виды предпочитают болотистую местность или лесистые участки.

Питание: белый носорог – пасущееся животное в отличие от черного носорога, предпочитающего веточный корм. С помощью своей широкой плоской верхней губы он может сорвать даже самую короткую траву.

Период беременности: 16–18 месяцев.

Вес: новорожденные носороги весят 40–65 кг, во взрослом возрасте – от 1700 кг (самки) до 2300 кг (самцы).

Развитие: самки обычно живут группами до 14 особей. Самцы предпочитают держаться в одиночку, но остаются с самкой в период гона до 20 дней. Самка вскармливает одного детеныша, производя потомство каждые 3–5 лет. Малыш остается рядом с матерью примерно до 3‑х лет. Самки достигают половой зрелости в районе 5 лет, самцы – примерно в 7 лет.

Температура тела: 36,6–37,2 °С.

Интересный факт: название «белый носорог» не относится к его окрасу, вопреки бытующему мнению, а произошло из неверного перевода голландского слова «wijd», означающего «широкий»: имеется в виду ширина его рта, которая отличается от узкого заостренного рта черного носорога.

Охрана: из пяти видов носорогов Международный союз охраны природы относит черного, яванского и суматрского к «видам, находящимся на грани исчезновения», индийского носорога – к «виду, находящемуся под угрозой исчезновения», и белого носорога – к «виду, близкому к уязвимому положению». Статистика по носорогам выглядит просто шокирующей: в дикой природе осталось всего около 275 суматрских носорогов и только 60 яванских. В период с 1960-х по 1990-е годы численность популяций черных носорогов снизилась с 70 000 до 2410, а индийских – до 1870. В 2007 году во всей Южной Африке браконьерами было убито 13 носорогов, в 2014 году это количество составило 1215, что соответствует примерно трем животным в день. Несмотря на то что в дикой природе насчитывается около 20 000 белых носорогов и примерно 4500 черных, при текущей скорости истребления животных браконьерами через 25 лет на территории Африки не останется ни одного носорога. Но еще страшнее, что из-за особо жестокого способа убийства эти животные умирают в страшных мучениях. Организация Saving the Survivors – потрясающая благотворительная организация, которая занимается лечением и уходом за всеми видами диких животных, но в особенности за носорогами, ставшими жертвой браконьеров или несчастных случаев. См. .

Осел

Надеюсь, ты слышал это? Она назвала меня благородным боевым конем. Она считает меня конем.

Осел из «Шрека»

– Э то Джон, из ослиного питомника, – раздался в трубке знакомый уилтширский акцент.

– Здравствуйте, Джон, как поживаете?

– О, очень хорошо, сэр, очень хорошо, спасибо. Как вы? – прозвучал привычный ответ.

Представитель «потерянного поколения», для кого манеры значили все. Мне всегда было неловко, я испытывал естественное почтение к джентльмену, который обращался ко мне с подобным уважением. Хотя в глазах Джона я, как ветеринарный хирург, заслуживал уважения и в свою очередь восхищался и безмерно уважал Джона за то, что всю свою жизнь он беззаветно и скромно занимался брошенными животными, в частности, ослами. Именно это взаимное уважение было центральным в наших рабочих отношениях и служило на пользу козлам, свиньям, овцам, собакам, кошкам и 120 осликам в питомнике, который учредил Джон более тридцати лет назад.

– Хорошо, спасибо. Обычная проблема: не хватает часов в сутках!

– Да, Джон, действительно, когда дело касается заботы о животных, здесь всегда так много дел.

– Могу я вам чем-то помочь?

– Джон, проблема с Полианной. Она снова хромает на обе передние ноги. Еще я переживаю за ее участие в опере «Кармен», она состоится через пару месяцев. Полианна должна быть полностью готова к данному сроку. Это ее последнее выступление, и они будут убиты горем, если она не сможет выйти на сцену.

Полианна была, вне всяких сомнений, звездой и публичной персоной ослиного питомника. Джон отыскал ее в 1997 году на скотном рынке в Сейлсбери в очень плохом состоянии, брошенную и больную. Ее явно ждала печальная участь оказаться на скотобойне. Потрясенный ее состоянием, Джон тут же купил ее и забрал к себе домой. Ему понадобился огромный труд, чтобы завоевать доверие, а еще потребовалось длительное хирургическое лечение, чтобы восстановить ее ноги. Но после нескольких месяцев бережного ухода Полианна пришла в себя, и теперь с Джоном они уже стали неразлучной парой. Жаждущая внимания, вскоре она стала желанной участницей рождественских утренников, представлений на Вербное воскресенье и всех других мероприятий, где требовались ослики. Она олицетворяла собой саму идею ослиного питомника: обретение дома брошенными животными, где о них заботятся, растят и учат заново доверять людям.

Полианна оказалась такой прирожденной артисткой, что после ее выступления на одном мероприятии на нее обратило внимание агентство, поставляющее животных-артистов на телевидение, в кино- и театральную индустрию. Ее первой профессиональной ролью стало участие в постановке оперы «Паяцы» в Королевском театре в Ковент-Гарден вместе с Пласидо Доминго. В одном, ставшем знаменитом, эпизоде она даже «переиграла» его, громко проревев из-за кулис, когда он исполнял одну из арий. В результате знаменитый певец назвал ее «великой похитительницей сцен».

Тем не менее Полианна имела успех, и когда для оперы «Кармен», которую в 2006 году ставила Франческа Замбелло в честь 60-й годовщины основания Королевского оперного театра, искали осла, Полианна стала главным кандидатом.

И на протяжении девяти лет Полианна ежегодно появлялась в прославленной постановке оперного шедевра Бизе, но в 2015 году было решено показать представление в последний раз. Полианна была так популярна среди публики и труппы, что о ее неучастии в «Кармен» даже речи быть не могло.

– Думаю, что у нее снова воспаление копыта, но в этот раз хуже прежнего, – продолжал Джон. – Я попытался перевести ее в стойло из загона, но у нее такая боль, что она даже не хочет двигаться.

– Бедная Полианна! У меня несколько дел на утро, но я смогу прийти к вам днем, около трех. Удобно?

– Это будет идеально, спасибо, сэр.

– Отлично. Пока же дайте ей полпакета обезболивающего, а примерно через час посмотрите, сможет ли она перейти в стойло.

Здесь, конечно, сказывались последствия многолетнего плохого ухода за животным, поэтому Полианна периодически страдала от приступов ламинита, болезненного воспаления мышц, которые соединяют роговую стенку копыта с челночной костью. За долгие годы Джон научился справляться с этими внезапными обострениями болезни с помощью комбинаций обезболивающих препаратов, диеты и использования более глубокой подстилки в стойле в течение пары недель. Однако время от времени боли были такими сильными, что ей требовалось интенсивное лечение, которое занимало гораздо больше времени. Если в этот раз все обстояло именно так, то сам собой возникал естественный вопрос: сможет ли Полианна выдержать двухчасовое путешествие на грузовике в Королевский оперный театр через два месяца? Так что я полностью разделял тревогу Джона и молился, чтобы все обошлось.

Было уже примерно в районе трех, когда я въехал на Олд-Дидкот-роуд и свернул к ослиному питомнику. Джон уже ждал моего появления и вышел, чтобы открыть мне. Ему было глубоко за семьдесят, но он все еще находился в прекрасной форме, что не особо удивляло: он был настоящим тружеником, столь фанатично преданным своим осликам и другим животным, что воспринимал свою работу как приятное хобби. Я был уверен в том, что за тридцать два года работы, с тех пор, как был основан этот питомник, он мог посчитать количество своих выходных на пальцах обеих рук.

Когда я вылез из машины, Джон приветствовал меня знакомой широкой улыбкой и крепким рукопожатием. Одетый в привычные тяжелые черные высокие ботинки, коричневые вельветовые брюки, клетчатую рубашку, серый вязаный джемпер с V-образным вырезом без рукавов и свою любимую кепку, он был настоящим сельским джентльменом. Хотя его одежда, как и руки, могла рассказать о многолетнем тяжелом труде и жизненных тяготах.

– Добрый день, сэр. Спасибо вам огромное за то, что приехали.

– Мне приятно помочь вам, Джон. Ну, как она?

– О, не очень хорошо… совсем не хорошо.

– Вы дали ей обезболивающее и удалось ли вам вывести ее из загона?

– Да, я дал ей полпакета «Бьют», а потом мы с Линдой примерно час назад смогли завести в стойло, но ей все равно невероятно больно.

– Ну, тогда давайте посмотрим на нее.

Мы направились к старому покосившемуся деревянному сараю рядом с помещением для персонала, который использовали в качестве медпункта. Он был весь в паутине. В сарае находился загон для овец и козлов, а на четырех квадратных тюках с соломой гнездились куры. Одинокий фермерский кот выглядывал из-за мешка с кукурузой. В углу лежали шпагат для обвязки тюков и пустые мешки для кормов. Возникало ощущение, что ты попал в какую-то забытую эпоху. И именно поэтому данное место было самым моим любимым во всем питомнике. И здесь я, конечно же, проводил большую часть времени.

Полианна находилась в первом из двух стойл. Несмотря на обезболивающее и толстый слой подстилки из соломы под ногами, она явно испытывала боль. Она стояла, вытянув передние ноги вперед и опираясь на пяточную часть копыт – типичная поза при ламините. Не было ни намека на дружелюбное любопытное обнюхивание, которым она обычно встречала гостей, когда я перешагнул метровое ограждение из нержавеющей стали и зашел к ней в загон. Уши ее были опущены, а глаза набухли, подчеркивая испытываемый ею дискомфорт.

– Теперь я понимаю, что вы имели в виду, Джон. Она и вправду страдает.

– Это худшее состояние, которое мне приходилось наблюдать за последние 18 лет.

Джону никогда не свойственно было преувеличивать, и слова эти были произнесены с тяжелым сердцем. Я нагнулся, чтобы проверить ее пульс на пульсометре. Пульс был частым, к тому же копыта были заметно горячими. Я хотел поднять ей ноги, чтобы рассмотреть подошвы копыт, но она настойчиво сопротивлялась тому, чтобы перемещать вес дальше на уже болезненную ногу: это могло вызвать у нее еще больший стресс.

– Да, снова приступ ламинита, и судя по степени болезненности, я думаю, ей нужно сделать рентген ноги, чтобы исключить более серьезное заболевание.

– Как скажете, – ответил Джон.

– Я мог бы взять на время наш аппарат в лечебнице, но не смогу привезти его до четверга, это самое раннее. Так что лучше всего я направлю ее к специалисту, чтобы уже запустить весь процесс не теряя времени.

Если ее челночная кость вращалась или сдвигалась внутри копыта, то тогда состояние Полианны было крайне серьезным, и в этом случае потребуется интенсивное лечение с привлечением коваля. Единственный способ точно оценить, было ли вращение кости, – сделать рентген ног. Работа простая, но так как животное испытывало сильную боль, его нельзя было везти, а значит, рентген надо было делать в питомнике, для чего и нужен был переносной аппарат.

Недалеко отсюда была очень хорошая клиника для лошадей, там работал опытный коваль, который мог разобраться с ее ногами и дать лучший шанс на скорую реабилитацию.

– Я сейчас позвоню им, – объяснил Джону, – и узнаю, сможет ли кто-то выехать к вам и сделать рентген сегодня днем. А потом мы получим у них результаты. Я же пока дам ей успокоительное и еще немного обезболивающего, наложу на копыта временные смягчающие подушечки. Надеюсь, это немного поможет ей.

Вернувшись к машине, я сделал звонок, захватил перевязочный материал и мягкие прокладки, а также набрал в шприцы пару препаратов, которые потом ввел. Несколько минут спустя Полианна была уже достаточно сонной, так что мы смогли поочередно поднять ей передние ноги, чтобы я примотал к ним набивку. Десять минут спустя работа была завершена.

– Я вам очень обязан, – сказал Джон, протягивая мне чашку кофе. – Вы знаете, что Полианна значит для меня. Они, конечно, все особенные, но у меня никогда не было такой ослицы, как она… Она действительно особенная, именно так.

– Кто-то приедет к вам сегодня в промежутке между пятью и пятью тридцатью, – сообщил я, прихлебывая кофе.

– Очень хорошо, очень хорошо, спасибо вам.

– Они сообщат мне результаты, и тогда мы заберем ее оттуда. Но прежде я еще вернусь к ней, чтобы проверить состояние. Думаю, что они управятся с ней.

– Верно, Джон.

Итак, выпив кофе и привычно с удовольствием поболтав с Джоном, я попрощался и пошел к машине.

В тот же вечер мне позвонил ветеринар с результатами рентгена Полианны. Он сказал, что в обеих ее ногах наблюдалось едва заметное вращение челночной кости. Но, к счастью, в ближайшее время ей не грозила опасность того, что кость пробьет копыто.

Ей потребуется определенное корректирующее лечение с целью выправить и восстановить функции, и на это уйдет время. Но он с оптимизмом заметил, что к спектаклю она точно будет в форме. Это были радостные новости, и хотя он уже сообщил обо всем и успокоил Джона, я решил позвонить ему сам и проверить.

– Привет, Джон. Я только что говорил с ветеринаром. Похоже, у нас и вправду очень хорошие новости.

– Да это так, Джон. Я испытываю глубокое облегчение и очень благодарен вам за помощь. Все идет по плану, не позже чем через шесть недель она вернется домой, – в его голосе уже не было прежнего беспокойства. – И еще, Джон. Так как это последний год, когда она выступает, я буду очень рад, если вы сможете составить нам компанию на одном из представлений и побыть с нами за кулисами.

– С большим удовольствием, спасибо!

– Тогда договорились! Это самое меньшее, что могу я сделать для вас. Я попрошу Венди отправить вам список возможных дат, и вы дадите мне знать, в какой день будет удобно.

– Отлично. Я и вправду очень хочу сходить на представление.

– Хорошо. Это нечто особенное, так что, думаю, вы простите мне мой наряд. – Он засмеялся. – Я выгляжу по-особенному, когда при полном параде.

– Буду ждать информации от Венди. Спасибо, Джон. И дайте мне знать, если потребуется какая-то помощь Полианне. Но, похоже, она сейчас в хороших руках.

Спустя пару недель медленного прогресса Полианна неожиданно преодолела кризис, а через месяц она уже снова трусила по полю, словно ничего и не было. И, к всеобщему удовольствию, «артистка» была готова вернуться на сцену.

Венди прислала мне список дат, когда Полианна будет выступать, и я с удовольствием отметил, что как раз в один из этих дней буду в Лондоне: приятный способ завершить рабочий день.

И вот в холодный бодрящий вечер вторника в ноябре я сворачивал с Боу-стрит на практически пустынную Флорал-стрит. Припаркованный у высоких черных двойных дверей служебного входа старый, переделанный под фургон для лошадей Ford Transit выглядел явно неуместно. Двери были такими высокими, что в них легко прошел бы и жираф. На входе стоял охранник, глянувший на меня подозрительно, когда я направился к трейлеру. Но тут из ближайшей двери появился Джон, вытиравший рот платком.

– Вы как раз вовремя, Джон, – сказал он, пожимая мне руку. – Я только что имел удовольствие отужинать в ресторане Королевского театра. Вы поели? Если нет, они вас накормят. Поели? О, очень хорошо, очень хорошо. – Он повернулся к трейлеру. – А как насчет тебя, Полианна, не пора ли тебе перекусить перед началом представления?

Трейлер затрясся, когда ослица топнула внутри, реагируя на знакомый голос.

– Ты была очень терпеливой девочкой, как всегда.

Он начал отпирать засов на задней дверце трейлера.

– Вы готовы заводить ее внутрь, Джон? – неожиданно подал голос охранник.

– Да, пожалуйста, Кейт, – крикнул Джон в ответ.

– Заметано! – он повернулся к переговорному устройству на стене, – Лифт для Джона и Полианны, они идут на сцену.

Джон тем временем опустил трап и поднимался в трейлер.

– Джон, вы не поможете мне донести этих кур до лифта? – спросил он, протягивая мне клетку с двумя живыми курицами.

Слегка озадаченный, я сделал то, что он просил. Когда вернулся к трейлеру, то заметил, что Полианна теперь вела себя нетерпеливо, топая и ревя.

– Все хорошо, моя девочка, я уже иду, – успокоил ее Джон, протягивая мне вторую клетку с курицами. – Джон, не закроете ли трейлер?

Он протянул мне ключи, а сам забрался обратно в трейлер, отвязал и вывел Полианну по трапу. Это было такое непривычное зрелище, что мой мозг с трудом воспринимал такую картину: осел, трусящий по улицам Лондона. Я поднял трап, закрыл дверцу и запер трейлер, а потом присоединился к Джону у лифта. Это уже начинало напоминать какую-то буффонаду. Я был в лифте в Королевском оперном театре с четырьмя курицами и ослицей… Хорошее начало для анекдота. Кейт закрыл за нами двери и, нажав на кнопку, отправил нас на тот этаж, где находилась сцена.

Помощник режиссера, одетая в черные джинсы и футболку, с планшетом, рацией и наушником, тепло приветствовала Полианну.

– Вот она! – сказала она, когда открыла двери лифта, игнорируя Джона и меня. – Я скучала по тебе, Полианна.

В ее голосе была заметна нежность, когда она чесала гриву Полианне, которая реагировала с не меньшим чувством, кивая головой и тычась в руку помощницы режиссера. Но потом она стала обнюхивать ее карманы в поисках угощения. У них явно уже установились определенные традиции.

– Хорошо, хорошо, сейчас дам, – сказал она, доставая из кармана морковку, которую ослица тут же взяла. – Ты любишь меня только за мои угощения, да, Полианна? – спросила она с притворной обидой. Теперь, когда они поприветствовали друг друга, женщина обратила внимание на нас. – Добрый вечер, Джон. У вас то же место, как обычно, дайте мне знать в случае, если вам что-нибудь понадобится.

– Спасибо, Эмили. Как всегда, я понял! Могу я представить вас Джону? Он ветеринар Полианны. Он не мог пропустить ее последнего выступления в этом сезоне.

– Добро пожаловать, рада познакомиться. Уверена, что Джон покажет вам закулисье. Но если вам что-то понадобится, дайте мне знать. Вы можете свободно смотреть спектакль из-за кулис. На полу вы увидите ленту. Того, кто заступает за эту линию, видно публике, так что я попросила бы вас ни в коем случае не выходить за нее.

Джон сошел с платформы лифта, ведя Полианну, я следовал за ним с клеткой в руках. Когда мы вышли из-за черного занавеса, нас окружила шумная людская кутерьма, и стало понятно, что мы уже фактически за кулисами. Справа от меня была сама сцена, но большие, высотой 40 футов декорации загораживали вид. Высокий потолок был весь в лесах, на которых можно было повесить и перемещать осветительное оборудование. По полу во всех направлениях тянулись кабели, закрепленные в определенных местах пленкой, чтобы люди не споткнулись о них. На полу в разных местах были написаны мелом сообщения, инструкции и указания. Какая-то дама занималась кронштейном, на котором висели костюмы, и столом с реквизитом. Множество людей, одетых в черное, как Эмили, были заняты каждый своей работой. С этой стороны пространство за сценой в ширину казалось примерно футов 15. Где-то посредине был сооружен загон размером 6 на 6 футов с подстилкой из соломы и ведром воды. Рядом с ним висела вешалка с костюмом Джона. Он открыл загон, и Полианна с привычной готовностью зашла в него. Дама, занимавшаяся реквизитом, подошла к нам.

– Добрый вечер, Джон. Ваш костюм готов. Вы хотите, чтобы вам помогли сегодня одеться?

– Спасибо, Мэри, я справлюсь сам.

– Без проблем, – ответила она, вернувшись к своему столу.

– В самом начале я привык каждый вечер одеваться, как какой-то граф, – прошептал он мне. – Все это было так странно, но теперь мне все это знакомо и я предпочитаю делать все сам. Он начал обустраивать гнездышко из соломы для Полианны и распаковывать ее сумку со щетками. А я тем временем вернулся к лифту, чтобы забрать вторую клетку с курицами.

– Там маленькая поилка и бутылка с водой, так что можно налить воды курам в обеих клетках, – проинструктировал меня Джон.

Когда мы расположили своих питомиц в их временном прибежище, рабочие сцены, заметив наше присутствие, стали подходить и с радостью приветствовать Полианну. Было очевидно, что она весьма популярное дополнение к представлению. Один пожилой мужчина неожиданно появился с двумя полными полиэтиленовыми пакетами – в одном лежали сладости, в другом – яблоки, морковь и прочие ослиные деликатесы.

– А вот и ваши запасы на вечер, Джон.

– Спасибо вам от всего сердца, сэр, – поблагодарил его Джон, принимая пакеты. А потом повернулся ко мне и прошептал:

– Это Ричард, он каждый раз так. Приносит нам все эти сладости. Я их не могу съесть, но он настаивает, чтобы мы забрали домой и раздали нашим волонтерам в питомнике, и, конечно же, Полианна получит свой отдельный пакет.

А затем чуть более серьезным тоном добавил:

– Как видите, каждый здесь готов избаловать ее, и мне приходится отслеживать, что она ест, чтобы не набрала лишний вес.

На этот раз среди маленькой толпы доброжелателей появилась некая леди, которая, судя по ее внешнему виду, не относилась к техническому персоналу.

– Привет, Джон, все хорошо? – спросила она, прежде чем повернуться к Полианне.

Джон поднял на нее взгляд, а когда узнал, его лицо озарилось приветливой улыбкой.

– Привет, Кей, все отлично. Позволь представить тебе Джона, он наш ветеринар. Я решил привести его и показать нашу звезду за работой!

Он повернулся ко мне:

– Кей – агент Полианны, та, что ввела нас в этот мир почти двадцать лет назад, можешь в это поверить?

– Приятно познакомиться, – сказал я, пожимая ей руку.

– Как замечательно, что вы смогли прийти в этот вечер. Вы должны пойти и посмотреть на Луи, доброго великана, он еще одна звезда нашего шоу.

– Да, Луи – красавец, – согласился Джон. – Кстати, Кей, ты не против побыть с Полианной минутку-другую, чтобы я смог показать Джону, как тут все устроено?

– Конечно, без проблем, – ответила Кей и мгновенно переключила свое внимание, начав суетиться вокруг Полианны, которую теперь больше интересовало ее гнездышко из соломы.

– Идем, Джон, еще только 18.30, так что у нас уйма времени, чтобы осмотреться, прежде чем я начну готовиться.

Сначала он подвел меня ближе к краю безупречно подготовленной сцены, где маленькая команда рабочих сцены завершала последние приготовления. Огромный темно-красный занавес был опущен, и из-за него из зрительного зала пока еще доносился слабый шум. Первые зрители, которые уже прибыли, наверняка заполняли бары и рестораны, а не свои места. Я заметил на полу желтую ленту, о которой упоминала Эмили. Несмотря на то что она находилась примерно в метре от выхода на сцену, отсюда все равно было видно больше половины сцены. За линией в углу стояло шесть стульев, выставленных в два ряда по три.

– Вы обязательно должны смотреть представление отсюда, – сказал мне Джон. – Это места для особых гостей артистов.

Затем он повел меня обратно мимо загона Полианны к задней правой части сцены, откуда открывалось гораздо большее пространство. В центре огороженного канатом участка стоял огромный, величавый, черный, как уголь, жеребец шайрской породы. А его хозяйка причесывала и прихорашивала его.

– Добрый вечер, Саманта, как поживаете? – спросил Джон, приветствуя ее и представляя нас друг другу.

– Это товарищ Полианны, Луи, – сказала она мне. – Эти двое участвовали в каждом представлении «Кармен», начиная с самого первого, верно, Джон?

– Да, правда, и они оба обожают свою работу.

– Какое красивое животное, – сказал я, погладив лошадь.

– Спасибо, он – настоящая звезда, и это не только мое мнение. За все девять лет ни разу не сделал ни одного неверного шага.

– Луи играет лошадь, которая принадлежит возлюбленному Кармен, тореадору Эскамильо, – объяснил Джон. Он должен провезти Эскамильо по сцене, пока тот исполняет арию «Тореадор». Впечатляющее зрелище.

Я задумался о том, много ли оперных певцов способны предположить, что их профессиональная карьера будет связана с выступлением верхом на лошади. Мы оставили Луи, и Джон повел меня обратно. Только сейчас я полностью оценил, насколько велико пространство сцены. Но как только я подумал об этом, мы достигли ее задника и вышли в огромный дверной проем. Когда мы проходили, я догадался, что мы находимся на другой громадной сцене. А позади нее была сооружена третья с целым набором декораций: тронный зал, балкон, большие картины, впечатляющие расписные галереи.

– Это невероятно, Джон, – сказал я потрясенно. – Я даже не догадывался, что пространство за сценой такое обширное.

– Да, это пространство даже больше передней части сцены, это очевидно. И эти сцены установлены на гигантском вращающемся механизме, так что части пола или даже целые декорации можно менять в паузах между актами или спектаклями. Здесь может одновременно храниться множество различных декораций, а это означает, что в театре могут идти в одно время несколько разных постановок. В конце 1990‑х здесь был проведен масштабный капитальный ремонт, и именно тогда была внесена масса разных усовершенствований. Ну, думаю, мне пора готовиться, а Полианна уже ждет, когда я ее причешу, – закончил он, напомнив мне снова о цели нашего присутствия здесь.

Мы пустились в обратный путь и обнаружили Кей сидящей на стуле рядом с загоном и занятой беседой по телефону. А Полианна довольно тыкалась мордой в сено.

– Спасибо, Кей, – поблагодарил ее Джон, забирая с вешалки свой костюм. – Я, пожалуй, пойду переоденусь.

– Хотите, я причешу Полианну, пока вы переодеваетесь? – спросил я.

– Если есть желание, то вы мне очень поможете, спасибо.

Он исчез, отправившись искать свободную гримерную среди лабиринта коридоров, комнат и офисов, расположенных под сценой.

Я забрался в загон к Полианне и принялся вычесывать ее. Она мгновенно среагировала, оставив свое гнездышко и повернувшись лицом к сцене с навостренными ушами.

Кей засмеялась:

– Она прекрасно понимает, что происходит, не правда ли?

– Абсолютно, она – настоящая артистка, разве нет? – ответил я.

– Должна сказать, что по работе я занимаюсь самыми разными животными, но Полианна – одна из моих любимиц, большой оригинал. Я уверена, Джон рассказал вам о том вечере, когда «Радио Три» записывало оперу «Паяцы» с Пласидо Доминго, и Полианна выдала сильнейший рев во время дуэта. Джон сгорал со стыда, но все остальные посчитали этот эпизод забавным.

– Да, он рассказывал мне, но я не знал, что это произошло, когда BBC вела трансляцию.

– О да. После спектакля люди начали выстраиваться в очередь за кулисами, чтобы Полианна оставила им отпечаток копыта в их программках. Это было что-то немыслимое. Джон отнесся ко всему спокойно, в своей манере.

– Забавно, – задумчиво произнес я. – Настоящая знаменитость.

– Кто? – спросил Джон, неожиданно появившись. Теперь он был одет, как простой испанский крестьянин: в старые ботинки, кожаные гамаши, фланелевые брюки, белую рубашку и серый жакет.

– Полианна, – ответила Кей. – Я только что рассказывала Джону о том, как публика привыкла выстраиваться в очередь за ее автографом.

– О да, – хохотнул Джон. – В первый раз это стало для меня настоящим сюрпризом, но вскоре мы уже вошли во вкус. Ее копытное масло работало, как чернила.

– Думаю, вы не могли с этим смириться, – усмехнулся я.

– Ну, что скажете? – спросил нас Джон. – Сойду я за испанского крестьянина?

– Вы, несомненно, выглядите, как настоящий персонаж. Но в чем заключается ваша роль? – спросил я, только сейчас осознав, что фактически не знаю сюжета.

– Ну, в первом акте это уличная сцена, и мы появляемся на сцене. Полианна везет две плетеные корзины с кувшинами вина, а я разгуливаю по сцене, предлагая их сельчанам. Потом в третьем акте мы бродим по полю битвы. В этот раз плетеные корзины полны боеприпасов, и я продаю их вместе с Полианной каким-то цыганам, которые уводят ее.

– Не могу дождаться начала представления, – сказал я.

– Ну что, пойдем, Полианна, пора надеть на тебя твою амуницию.

Кулисы стали наполняться артистами, многие из которых хотели поприветствовать Полианну. А по ту сторону занавеса уже явственно слышался шум: зрители занимали свои места. Раздалось объявление: «Десять минут до начала».

Я уже был весь в предвкушении начала действа, а члены труппы явно относились к происходящему, как к еще одному рабочему дню: кто-то беспечно играл в телефоне, кто-то болтал. Теперь Полианна несла две корзины, закрепленные на специально сделанной сбруе с незаметным мешком сзади, чтобы ловить случайно упавшие предметы. Но за девять лет никаких подобных инцидентов не возникало. Джон надел свою простую широкополую шляпу и взял в рот трубку.

– Пять минут до поднятия занавеса, всем занять свои места, тишина за сценой, спасибо.

Все тут же послушно отложили свои телефоны. Одни артисты отправились к сцене, в то время как другие встали за кулисами, ожидая своего выхода в том же расслабленном состоянии. Я восхитился тому, как четко и профессионально все было организовано. Да, это Королевский оперный театр, так что тут не было ничего удивительного.

Оркестр заиграл, занавес поднялся, началась опера, и я тайком прокрался вперед, чтобы смотреть из-за кулис прямо у сцены. Зрительный зал был забит, все 2256 мест заняты. Я испытывал волнение, просто стоя за кулисами, даже не на сцене.

Я был всего в полуметре от огней рампы. И мне ничего не стоило выйти на сцену, помахать зрителям или отвесить поклон. Это было то же самое головокружительное чувство, которое испытываешь, стоя на крыше высокого здания и представляя, что прыгаешь вниз. Несколько минут спустя я уже начал привыкать к моему тайному пункту наблюдения, наслаждаясь предоставленной мне уникальной возможностью.

Вскоре Полианна и Джон вышли на сцену в первом акте, а потом так же скоро вернулись со сцены, исполнив, как всегда безукоризненно, насколько я мог судить, свои роли. Я вернулся на прежнее место, чтобы присоединиться к ним. Джон сразу же снял с Полианны ее «наряд», чтобы дать ей немного отдохнуть: ведь они не понадобятся до конца первой части спектакля. Полианна, уже привыкшая ко всему этому, снова устроилась в своем гнездышке.

В конце второго акта опустился экран, означавший антракт. Шумная суматоха зрителей перекрывала любой шум за сценой, и теперь мы снова могли говорить нормальным голосом.

– Думаю, можно выпить кофе. Не хотите? – спросил Джон. – Если вы побудете с Полианной, я выскочу и возьму.

– Да, конечно, спасибо.

Джон исчез вместе с большей частью труппы, направившейся в гримерные. Несколько человек остались, чтобы пообщаться с Полианной. Она обернулась к ним, приветствуя своих поклонников. Похоже, ее не утомляло внимание. Рабочие сцены принялись менять декорации для второй части спектакля, действуя на сцене и в кулисах.

Вскоре вернулся Джон с кофе.

– Ну как, пока нравится? – спросил он, протягивая мне один стаканчик.

– Все действо просто восхитительно. Я так до конца и не верю, что нахожусь за кулисами Королевского оперного театра, – признался я. – Это все немного нереально.

– По окончании спектакля, когда все уйдут, вы должны выйти на сцену. Это невероятное чувство, когда разглядываешь весь зрительный зал, стоя на сцене. И только тогда ты понимаешь, насколько уникально это место.

– Я обязательно так и сделаю.

Допив кофе, Джон снова занялся подготовкой Полианны, а к сцене потянулись артисты, несколько человек были одеты в другие костюмы.

– Пять минут до поднятия занавеса к началу второго действия, пожалуйста, займите свои места.

И снова все члены труппы мгновенно заняли свои места, и несколько минут спустя вступил оркестр, заиграв красиво и мощно. Занавес поднялся, и началось второй действие.

И опять я смотрел часть спектакля из-за кулис, хоть уже немного устал от ограниченного вида. Я пообещал себе, что если в продаже еще остались билеты на последние представления, обязательно приду и посмотрю спектакль из зрительного зала, как полагается. Когда опера достигла своей кульминации, я побрел вдоль кулис к заднику сцены, где Саманта держала под уздцы Луи для Габора Бретца, игравшего Эскамильо. Он уже взобрался на него, чтобы выехать на сцену для грандиозного финала.

Когда отзвучали финальные аккорды, публика взорвалась от восторга. Артисты несколько раз вышли на поклон, а потом занавес опустился, и все закончилось. И сразу же за кулисами развернулась активная деятельность: рабочие сцены принялись разбирать декорации. Оперу «Кармен» покажут теперь только в субботу, пока же Королевский балет представит постановку «Ромео и Джульетта», так что все следовало разобрать, чтобы подготовить новые декорации. Я в изумлении наблюдал за четкостью хода всей операции. Спустя примерно двадцать минут упорядоченного хаоса сцена была пуста, и теперь стало заметно, насколько обширно в действительности общее пространство. Занавес снова подняли. Нашим взорам открылся теперь уже пустой зрительный зал. Я нерешительно покинул свое место рядом с загоном Полианны и двинулся к сцене, разглядывая кресла партера, бельэтаж, балкон и амфитеатр. Джон был прав: это зрелище действительно захватывало дух. Я подумал о том множестве всемирно известных балерин и оперных певцов, которые выступали прямо на этой сцене. А потом задумался: а скольким ветеринарам посчастливилось стоять там, где стою я?

ОСЛЫ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Equus africanus asinus: осел.

Ареал: в мире существует 185 различных пород ослов. Но самые большие их популяции находятся в Африке, Азии и Латинской Америке. Все они происходят от теперь уже находящегося под угрозой исчезновения африканского дикого осла, который обитает в Египте, Судане, Эфиопии и Сомали.

Продолжительность жизни: 30–50 лет.

Среда обитания: от природы они тяготеют к сухому или полусухому климату. Но их выносливость и пригодность в качестве рабочей скотины означает, что животные адаптировались к жизни почти в любых климатических условиях.

Питание: ослы травоядные, они, как правило, питаются травой и кустарником. И хотя их пищеварительная система напоминает лошадиную, она работает более эффективно, позволяя им выживать даже на самом скудном рационе.

Период беременности: 11–14 месяцев.

Вес: новорожденные ослята весят 8–16 кг, во взрослом возрасте достигают 80–480 кг в зависимости от породы.

Развитие: несмотря на то что самка может войти в период гона уже спустя 9 дней после рождения малыша, она не станет спариваться, пока ее детенышу не исполнится примерно 6 месяцев, тогда его отлучают от матери.

Самцы достигают половой зрелости примерно в 10 месяцев, самки – в 2 года. Но взрослыми и те и другие становятся к трем годам.

Температура тела: 36,2–37,8 °С.

Интересный факт: осла использовали в качестве рабочей скотины еще 5000 лет назад. После человека это самая дешевая рабочая сила в сельском хозяйстве.

Охрана: во всем мире насчитывается 40 миллионов ослов, 96 % из них обитают в неразвитых странах. В 2006 году 27 % мировой популяции ослов обитало в Китае, но сейчас это количество уменьшилось до 7,5 % в силу того, что возросла потребность в ослином мясе и желатине из ослиной шкуры, «эцзяо». За него платят примерно 300 фунтов за 1 кг. Это привело к экспорту ослов из Африки, где их, прежде чем продать, часто держат в невыносимых условиях. Организация Brooke – потрясающая благотворительная организация, которая делает все, чтобы облегчить страдания ослов и мулов в странах третьего мира: . Питомник The Island Farm Donkey также проводит замечательную работу по уходу за брошенными животными на территории Соединенного Королевства: .

Хорек

Хорьки – это самые милые благородные любимчики в мире.

Д. Лоуренс

Я только что записала к вам пациента, которому срочно требуется помощь, – сказала Хейзел, просунув голову в дверь моего кабинета. – Это хорек. Судя по всему, он ведет себя очень странно, и хозяева обеспокоены, поэтому уже везут его к нам.

– Хорошо, спасибо, – ответил я, протирая стол для осмотра. Для меня стало уже привычным сценарием, когда срочный случай возникал в разгар рабочего дня. Все это было частью работы. Если весь ваш день расписан, тогда можно менять порядок приема по степени срочности. Отделения неотложной помощи у нас не было, так что иногда это означало, что остальным клиентам приходилось ждать. Но большинство людей относилось к этому с пониманием: если бы это было их животное, они тоже захотели бы, чтобы его осмотрели первым. Но в данном конкретном случае все складывалось удачно. У меня еще оставалось полчаса после приема очередного пациента, я надеялся, что не слишком отстану от графика. И с этой мыслью забыл о спешке и вышел в комнату для ожидания.

– Сэм Уайт? – спросил я. Единственным животным в помещении был шумный и возбужденный, немного пухлый шоколадный лабрадор, которого сопровождал мужчина лет тридцати, одетый в джинсы, рубашку и пуховик, и мальчик лет шести, выглядевший как мини-версия своего папы.

– Ну, давай, Джек. Мы должны отвести Сэма на укол, чтобы он перестал болеть.

– Можно я возьму его, папочка? – спросил Джек, клянча у своего отца, чтобы тот разрешил ему взять Сэма за поводок.

– Я поведу Сэма, а ты можешь вести меня, – предложил папа.

– Итак, Сэм здесь для повторной вакцинации и общего осмотра, правильно? – спросил я, когда мы все вошли в кабинет.

– Да, все так, – ответил мистер Уайт.

– Отлично, как он себя чувствует? Есть какие-то беспокойства или жалобы?

– В целом нет. Он чувствует себя хорошо. Мы хотим, чтобы он немного сбросил вес, но кое-кто очень любит делиться с ним своим обедом!

Я посочувствовал. Уже не в первый раз я слышал нечто подобное. Потом посмотрел на Джека, который обнял Сэма за шею и громко шептал ему:

– Все хорошо, Сэмми, доктор сделает так, чтобы ты не болел. – Стало понятно, что у этих двоих очень крепкая связь.

Я взял стетоскоп и наклонился к Сэму, чтобы познакомиться с ним и начать осмотр. Он отреагировал бурно и радостно, прыгнув вперед, бешено завиляв хвостом и лизнув меня в лицо. Увидев это, Джек сразу же начал смеяться и хихикать.

«Да, конечно, это было забавно, но не так смешно», – подумал я.

Джек продолжал истерически смеяться, после чего неожиданно выпалил:

– Сэм лизнул вам лицо после того, как полизал себе пи-пи!

Вероятно, это был не первый раз, когда меня лизала в лицо собака, которая только что привела в порядок свое хозяйство, но еще никогда не объявлял об этом чересчур внимательный и голосистый ребенок.

– Джек, успокойся, – сказал ему отец, сделав слабую попытку подавить смешок.

Джек шлепнул двумя ладошками, закрыв себе рот в рефлексивной попытке проявить вежливость. Но когда понял, что папочка тоже посчитал это смешным, сделал вывод, что ему в действительности ничего не угрожает, и продолжил хихикать.

– Я очень извиняюсь за своего сына, – сказал отец.

– Не переживайте, это было очень… забавно, – ответил я.

Весь остальной прием прошел гладко, но помня о замечании, сделанном ребенком, я все-таки вымыл лицо после их ухода. Когда вытирал лицо полотенцем, услышал дверной звонок, извещавший о прибытии больного хорька.

Я услышал голоса у стойки ресепшн, а потом вихрем в мой кабинет ворвалась молодая пара. У женщины в руках было зажато полотенце, в котором предположительно прятался хорек.

– Пожалуйста, сэр, вы должны нам помочь, пожалуйста, с Фредди что-то не так, я думаю, что он умирает.

Она положила полотенце на стол.

Потрясенный таким неожиданным натиском, я какое-то мгновение приходил в себя, а потом осторожно развернул полотенце и обнаружил лежащего навзничь крупного самца хорька соболиного окраса. Движение моей руки заставило его непроизвольно дернуться и поднять голову в попытке встать. Когда ему удалось встать, его голова начала слегка покачиваться из стороны в сторону, причем настолько неконтролируемо, что когда он попытался идти, то потерял равновесие и упал плашмя, уткнувшись мордочкой в полотенце. Настроенный решительно, он снова предпринял попытку встать и пойти, но это закончилось с тем же результатом. А потом в третий раз. Наблюдать это было тяжело.

– Как давно у него подобное состояние? – спросил я.

У меня были довольно скромные знания о хорьках, и мне никогда еще не приходилось видеть подобное. Мужчина с женщиной переглянулись, а затем ответил мужчина:

– Мы нашли его в таком состоянии, но еще этим утром он чувствовал себя отлично, – он посмотрел на свою спутницу, ища у нее поддержки.

– Да, все правильно, – сказала она быстро. Их поведение было странным, и я никак не мог понять, в чем дело. – С ним ведь все будет хорошо? Пожалуйста, сделайте все что нужно, это наш ребенок.

– Я не могу сказать точно, никогда не видел ничего подобного у хорьков. Затем я начал рассуждать вслух, представляя возможные картины:

– Странно, очень странно, такое острое начало болезни…может быть, он проглотил что-то, какое-нибудь токсичное вещество? – Как только я это сказал, картина сразу же стала проясняться. – Он у вас живет в клетке или просто бродит по дому?

Они снова посмотрели друг на друга, а потом хозяин ответил:

– Да, у него есть клетка, в которой он сидит ночью или когда мы уходим. Но если мы дома, то просто отпускаем его. Он очень общительный, и привык находиться с нами в одной комнате. Так что обычно мы знаем, чем он занимается.

На этот раз его ответ прозвучал более естественно, и он не стал искать одобрения у своей девушки. Они что-то скрывали, я в этом не сомневался, но вот что?

– А сегодня он гулял по дому? И не заметили ли вы, чтобы он съел что-нибудь запретное? – спросил я.

– Гм, ну, – начал он.

– Он поправится? – перебила его девушка.

«Да, здесь явно что-то не так», – подумал я. Случай напоминал токсичное отравление, но что? Возможно, шоколад, но он вел себя слишком сонно. Виноград вызвал бы острую почечную недостаточность, и тогда у него были бы боли, а не сонливость. Кроме того, если все обстояло именно так, тогда почему они вели себя настолько скрытно? Что же это могло быть? Такое ощущение, как будто он напился. Нужно прощупать дальше.

– Я, честно говоря, не уверен. Если бы было известно, что он съел, тогда бы это помогло мне разобраться получше. А вы не можете вспомнить поточнее?

– М-м, ну… – промолвил он снова.

– Стив, ты должен рассказать ему. Просто расскажи ему, ему нужно знать. Если Фредди умрет, это будет полностью твоя вина! – воскликнула она.

– Гм, ну, как сказать, ладно… – начал он. – Я зашел в гости к друзьям, так, поиграть в компьютерные игры, так, и м-м… я взял Фредди с собой, потому что Джесс не было дома, а я не хотел оставлять его одного. Ну, в общем, мы играли в Call of Duty, и Фредди залез в рюкзак моего товарища, который тот оставил на полу…

– Он съел марихуану, – выпалила Джесс, и повернувшись к Стиву, выдала ему тираду: – Не могу поверить, что ты оставил травку в своем рюкзаке на полу, пока вы с Майком играли в свои тупые компьютерные игры. Конечно, он легко добрался до нее, ты идиот!

– ДЖЕСС! – оборвал ее Стив, напуганный, что она выдала слишком много информации. – Это были наркотики моего друга, ясно? – произнес он виновато, ища поддержки у Джесс. – Я не знал, что они у него, ведь так?

– Мне все равно, я больше не собираюсь покрывать тебя. Ты позволил ему съесть твою травку, ты идиот, полный конченый идиот! Глупец, и если ты попадешь в беду, то это будет справедливо. Не знаю, что я нашла в тебе. А если Фредди умрет, я не знаю, что сделаю!

Теперь все стало понятно. Лежавший передо мной хорек был просто обдолбан, причем очень сильно! С подобным, конечно, я сталкиваюсь в первый раз. Я вспомнил, что в ветеринарной школе мы учили, какое влияние оказывает марихуана на собак, но не на хорьков. Хотя, по логике, симптомы и лечение должны быть одинаковыми. Ключевой вопрос, который определит будущий прогноз его болезни, заключался в количестве съеденного наркотика. Если он не пришелся ему по вкусу, несмотря на привлекательный запах, и он всего лишь немного погрыз, тогда все будет хорошо. Хорек наверняка поспит какое-то время, но должен полностью оправиться. Если же он конкретно приложился, тогда это, несомненно, станет последней трапезой в его жизни.

Домашний бурный спор, который начался у меня на глазах, вовсю продолжался.

– Послушайте, я не собираюсь заявлять на вас в полицию, – вмешался я. – Мне просто нужно точно знать, какое количество наркотика он съел и в каком виде, чтобы понимать его дальнейший прогноз и дальнейшие действия.

– Ну, Стив? – произнесла Джесс осуждающе, повернувшись к нему. – Сколько у вас оставалось с субботней ночи?

– Не строй из себя невинную овечку, Джесс. Ты тоже приложилась немного. – Стив явно не доверял мне, и теперь, когда ему придется во всем сознаться, он наверняка потащит Джесс за собой.

– СТИВ, просто скажи ему!

– Хорошо, хорошо. Не думаю, что он съел много. Я слышал копошение в рюкзаке, но не придал этому большого значения. А потом вспомнил о травке и сразу же рванул к рюкзаку и вынул его оттуда. У него был слегка испачкан нос, но не похоже, чтобы из сумки пропало слишком много травы. Я считаю, что он вообще пробыл там недолго.

– Ну, это хорошо. Если вы говорите правду, то прогноз должен быть вполне оптимистичным. Но понадобится поддерживающая терапия до тех пор, пока не исчезнут все симптомы. Мы поставим ему капельницу, подержим в тепле и последим за его состоянием.

– Так, значит, с ним все будет в порядке? – спросил Стив с некоторым облегчением в голосе.

– Ну, не могу быть до конца в этом уверен. Мне никогда прежде не доводилось сталкиваться с подобным. Но знаю, что похожие инциденты у собак редко заканчиваются летальным исходом. И, конечно же, все зависит от того, какое количество наркотика он съел.

– Он и вправду съел немного. Я уверен в этом, – сказал Стив, чувствуя, что если убедить Джесс в выздоровлении Фредди, тогда он, возможно, избежит неминуемого наказания.

– Спасибо вам, сэр, – произнесла теперь Джесс. – Просто сделайте все что нужно для Фредди, он нам так дорог.

Я распечатал форму информированного согласия и обсудил стоимость лечения. Это был один из тех случаев, когда денежный штраф мог служить дополнительным сдерживающим фактором от повторения подобного эпизода в будущем.

– Лучше заплати за лечение, чем за свою очередную нычку, – сказала Джесс Стиву, подписывая форму согласия.

– Я заберу его прямо сейчас и начну лечение, позвоню вам позднее и сообщу новости. Но полагаю, что он пробудет здесь пару дней. – Я забрал сверток со стола.

Джесс перегнулась и поцеловала Фредди в голову, которая торчала из полотенца.

– Этот человек сделает тебе лучше, Фредди, – сказала она. А потом, повернувшись ко мне, добавила: – Спасибо, сэр, пожалуйста, присматривайте за ним, я знаю, что он попал в лучшее место.

– Мы сделаем все что сможем, – уверил ее я и, проводив до дверей Джесс и Стива, направился в препараторскую. Я не сомневался, что взаимные упреки продолжатся в машине по пути домой.

Хизер распаковывала хирургические инструменты, чтобы отправить их в автоклав для стерилизации. Она взглянула на меня немного озадаченно, увидев у меня в руках какой-то сверток.

– Это хорек? – поинтересовалась она. – Что с ним? Что нам нужно делать?

– Никогда не догадаешься.

– Что? – спросила Хизер, расчищая стол, чтобы освободить для хорька пространство.

– Он обдолбан! Добрался до запасов марихуаны своего хозяина.

– Ты шутишь! – ответила Хизер и расхохоталась. Но потом, когда я раскрыл полотенце, и она увидела его раскоординированное атактическое пошатывание, добавила: – Бедный малыш, каковы его шансы?

– Ну, они считают, что он съел немного, так что все должно быть хорошо. Собаки обычно легко восстанавливаются. Но я никогда прежде не слышал о хорьках, наевшихся марихуаны. Посмотрим. Думаю, у него все пройдет через день-другой.

– Какой идиот оставил ее там, куда хорек мог добраться?

Я объяснил, что произошло.

– Хорек, естественно, подумал, что рюкзак – хорошее для него убежище, а потом не смог устоять перед манящим запахом!

– Невероятно. Так каков план?

– Капельница. Положим его в темное, теплое и тихое место, чтобы минимизировать любые внешние воздействия, и просто подождем и посмотрим.

– Хорошо, мы можем отправить его в кошачье отделение, там есть матрац с подогревом. Там пока нет кошек, так что будет тихо, и я положу полотенце рядом с его клеткой. – Она уже начала ориентироваться в ситуации.

– Отлично, спасибо.

– Тебя кто-то ждет из посетителей? – спросила она.

Я сверился с расписанием, заглянув в компьютер, стоявший в углу комнаты. Следующий клиент через десять минут.

– Желтый внутривенный катетер, полагаю? Хартмана или хлорид натрия?

– Да, желтый и хартмана, 250 миллилитров.

Цвет катетера означал размер: розовый или зеленый предназначался для собак, голубой для кошек, желтый для котят, щенят, а в данном случае для хорьков.

Разложив все необходимое оборудование и установив капельницу, Хизер одной рукой удерживала Фредди, а другой отвела его переднюю левую ногу, которую я обстриг и промыл, а потом аккуратно вставил внутривенный катетер. В нормальном бодрствующем состоянии провести с хорьком подобную процедуру было бы невозможно, не оказавшись многократно покусанным. Но Фредди почти не оказывал никакого сопротивления. Я соединил катетер с капельницей, а потом примотал и закрепил иглу на лапе.

– Ты взвешивал его? Какую скорость подачи ему установить?

– Нет, извини. Тут все должно быть в порядке, он не обезвожен, но не сможет пить, пока не поправится.

При нормальных обстоятельствах для такого маленького животного, как хорек, скорость подачи лекарства составляла 60 мл на кг веса животного в сутки.

– В кошачьем отделении есть весы. Давай отнесем его туда, а потом я положу его в клетку, – сказала Хизер, поднимая Фредди, все еще завернутого в свое полотенце.

Я взял стойку с капельницей и подвешенными пакетами с лекарством. Они были соединены с трубкой, которая проходила через помпу, четко контролировавшую, какое количество жидкости вводится в час. И мы направились в кошачье отделение, находившееся за соседней дверью.

Уложив Фредди в затемненную клетку, снабдив его теплым матрацем и подоткнув несколько полотенец, чтобы он нечаянно не ударился о стены в своем невменяемом состоянии, я еще раз проверил капельницу и вернулся в кабинет, чтобы продолжить принимать пациентов по списку.

Все остальные случаи в тот день были не столь экзотичны: собака с чесоткой, хомяк с опухолью, пара вакцинаций собак, кошка с аллергией на блох и страдающая запором курица. Закончив все эти дела, я вернулся, чтобы проведать Фредди. На цыпочках зашел в кошачью палату, стараясь двигаться бесшумно, чтобы не напугать его посторонними звуками. Тихонько подойдя к клетке, осторожно вынул полотенце, чтобы оценить его состояние. Я расслышал нечто, похожее на свистящее посапывание. Какое-то мгновение мои глаза привыкали к темноте, но когда я адаптировался, то увидел Фредди. Он лежал на животе, уткнувшись мордочкой в полотенце, со свернутым набок носом и раскинутыми ногами. И я понял, что шум, который я слышал, на самом деле был храпом. Он выглядел так мило, но находился в полнейшей отключке, в самом настоящем коматозном ступоре.

И в нем он пребывал два последующих дня, почти не двигаясь, громко храпя и периодически слегка приподнимаясь на звук открываемой дверцы клетки, когда в нее заводили и выводили хвостатых пациентов. А может быть, он предпринимал попытку узнать своих хозяев, пришедших проведать его: хорек явно выглядел довольным, пребывая в каком-то странном, полуобморочном сонном состоянии.

На третий день, когда я пришел на работу, дежурившая ночью медсестра сообщила, что наш пациент, похоже, отходит от своего продолжительного сна. Я пошел к нему, чтобы проверить его, и эта новость подтвердилась. Он действительно проснулся и был активен, бегая по клетке в поисках выхода.

– Доброе утро, Фредди? Как прошла твоя сиеста?

– Может быть, дать ему немного корма? – спросила Джулия.

– Да, это было бы неплохо. Он уже вполне проснулся для того, чтобы поесть.

– А что ему предложить?

– Лучше всего кошачий корм, пакетик чего-нибудь.

Через несколько минут Джулия вернулась с маленькой миской корма. Когда она открыла дверцу клетки, реакция Фредди ошеломила. Не успела Джулия поставить миску с кормом, как он мгновенно развернулся, воткнулся в миску и в считанные секунды проглотил все до последнего кусочка. После чего начал бешено кружить по клетке в поисках добавки.

– Думаю, что он голоден, – сухо прокомментировала Джулия.

– Полагаю, это они называют «пробило на хавчик».

– Забавно. Может, дать ему еще?

– Да, почему бы и нет. Положи ему еще столько же.

Когда Джулия вернулась, Фредди уже залез на дверцу клетки в нетерпеливом ожидании новой порции еды. Смотреть на это без смеха было невозможно: без всяких околичностей он просто погрузился с головой в миску и сожрал все, похрюкивая.

– Мне кажется, он чувствует себя получше, как думаешь? – спросил я.

– Думаю, да.

Мы отсоединили его от капельницы, пока она не пала жертвой его голодных спазмов, а потом я позвонил хозяевам.

– Хорошие новости. Фредди проснулся и выглядит вполне здоровым. Так что вы можете прийти и забрать его. О, и я должен поблагодарить вас за то, что просветили меня. Никогда прежде мне не приходилось наблюдать состояние, когда «пробивает на хавчик», и теперь могу с полной уверенностью сказать, что хорьки тоже испытывают его.

ХОРЬКИ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Mustela putorius furo: хорек.

Ареал: хорек – это одомашненный вид черного хорька, который встречается на всей материковой части Европы и на большей части территории России.

Продолжительность жизни: 6–10 лет.

Среда обитания: в дикой природе хорьки обитают преимущественно в лесах, но также встречаются везде, где живут объекты их охоты: мыши, крысы, маленькие птички, пресмыкающиеся или земноводные.

Питание: хорьки ведут ночной образ жизни и являются безусловными всеядными, съедая свою мелкую добычу целиком, вместе с костями, перьями и шерстью. У них нет слепой кишки, поэтому они не способны переваривать растительную пищу.

Период беременности: 42 дня, в выводке бывает от 3‑х до 7 детенышей.

Вес: при рождении весят 10 г, во взрослом возрасте достигают веса 0,7–2 кг.

Развитие: новорожденные хорята появляются на свет с закрытыми глазами и ушами, они абсолютно беспомощны. В 5 недель у них открываются глаза, и их отлучают от матери. В 3 месяца они уже независимы, а в 4 – полностью взрослые. Но и самцы и самки достигают половой зрелости примерно в 7 месяцев.

Температура тела: 37,2–40 °С.

Интересный факт: у самок индуцированная овуляция, что означает, что они овулируют, только когда спариваются. Неудачное спаривание приводит к удлинению периода гона, а соответствующее повышение уровня циркулирующего эстрогена – к опасной для жизни апластической анемии. В этом случае самец может быть вазэктомирован, чтобы спаривание происходило, но при этом овуляция не будет сопровождаться рождением потомства.

Охрана: в развитых странах численность хорьков высокая. Их держат в качестве домашних питомцев или в сельской местности для охоты на зайцев. Они выгоняют соперников из нор, где их поджидают сети. Их дикий собрат, черный хорек, признан Международным союзом охраны природы видом, находящимся под угрозой исчезновения. В 1987 году было объявлено об исчезновении данного вида в дикой природе. Но программа по разведению животных в неволе, запущенная Службой охраны рыбных ресурсов и диких животных США, позволила постепенно восстановить их численность в восьми западных штатах. В настоящее время насчитывается свыше 1000 рожденных в дикой природе особей, представляющих 18 популяций. См.: .

Большая панда

Встречи на высшем уровне, как правило, напоминают спаривание панд. Ожидания всегда высоки, а результаты обычно разочаровывают.

Роберт Орбен

Пока мой водитель вел машину по оживленным улицам Чунцина, я неотрывно смотрел в окно, загипнотизированный картиной утреннего города, его ежедневной обычной жизнью. Хрупкая пожилая леди в традиционной азиатской соломенной шляпе несла на бамбуковом шесте две корзины фруктов. Мотоциклист, петляющий меж потока машин, – стекло шлема поднято, во рту сигарета, курит прямо на ходу. С иголочки одетые школьники, гордо несущие свои огромные рюкзаки, каждый украшен самым последним китайским мультяшным персонажем. Велосипедист, его рот и нос закрыты хирургической маской в надежде минимизировать вдыхание смога. Бизнесмен в безукоризненно сшитом английском костюме смакует последние кусочки жареной утки, прежде чем войти в офис и начать свой рабочий день.

Это был мой первый визит в Китай. И хотя я пробыл здесь уже восемь дней, меня до сих пор влекли все эти живые сцены из жизни. Побывав во множестве разных стран, никогда не чувствовал себя настолько чужим, как здесь. Для меня данный опыт стал воплощением фразы «культурный шок». Люди, конечно, были как люди. Дети должны учиться, взрослые – работать, еду нужно добывать, а деньги зарабатывать. Но внутри этих границ все было совершенно непривычным, новым, иным. Как будто ты снова стал ребенком, и тебе нужно научиться общаться с людьми, узнавать социальные правила и владеть манерами поведения за столом. И потом еда. Это всегда повод овладеть новым опытом. Я решил, что в эту поездку буду есть то, что мне принесут, что бы там ни стояло, и уже успел отведать змею, куриные лапки, коровий рубец, овечий сычуг, свиную кишку, кабаний мозг и угря. Для моих китайских коллег, с которыми я работал, это стало некой игрой: попытаться найти блюдо, которое я не стану есть или которое мне не пойдет. Пока их попытки провалились, но я уже начал скучать по пицце, рыбе с жареной картошкой и колбаскам с пюре.

Мне казалось нереальным, что всего две недели назад я занимался своей привычной ежедневной работой в холмистой местности Котсуолда. А сейчас я был окружен массой людей, которые не могли понять тот мир, откуда я пришел, как я не мог понять их.

Мы повернули, проезжая узкую улицу, которая даже в 7.30 утра была забита людьми и машинами. Каждый магазинчик представлял собой некую закусочную, и запахи кухни разливались по улицам. Старые ржавые ванны, заполненные тилапией, клетками с курами или кроликами, огромными воками с овощами или котелками с кипящим супом, громоздились вдоль тротуаров. Водитель остановился и проводил меня к одному из этих магазинчиков позавтракать пряной лапшой. Еще неделю назад это блюдо показалось бы мне каким-то фантастическим, но теперь оно стало частью моего дня.

После оживленного обмена приветствиями владельца заведения и моего водителя мы заняли свои места за универсальным пластиковым столиком со стульями, которые напомнили о мебели в столовой в моей начальной школе. Не успели мы усесться, как перед каждым водрузили знакомую миску. Мы хлебали лапшу, обмениваясь одобрительными ухмылками и показывая друг другу поднятые вверх большие пальцы, так как он не знал английского, а я выучил лишь несколько фраз на мандаринском наречии, используя их напропалую. Но несмотря на явный языковой барьер, мы стали друзьями: выражения лиц и односложные слова заменяли собой все широкое многообразие целого словаря. Только когда вербальное общение невозможно, ты начинаешь осознавать всю силу языка тела.

Вернувшись в машину, мы продолжили нашу поездку к зоопарку Чунцина. Это был мой пятый и заключительный день. Главной причиной моего визита в Китай, и в Чунцин в частности, была встреча с профессором Жибао Ванг и его командой из компании «Хайфу Медикал Текнолоджи». Эта компания – одна из немногих в мире, развивающая новейшую медицинскую технологию под названием «сфокусированный ультразвук». Высокоинтенсивный ультразвуковой луч, поступающий из преобразователя, находящегося вне тела человека, можно было сфокусировать на тканях внутри тела. В фокальной точке луча можно добиться температур выше 80 °C, а это означает, что ткань, попавшая в данную область, будет разрушена.

Эта технология уже получила мировое признание в качестве успешного способа лечения некоторых видов миом матки и рака простаты. В настоящее время множество лучших медицинских учреждений мира, включая отделение, которое возглавляет мой отец в Оксфорде, занимаются исследованием возможности применения данного метода для лечения других видов онкологии и заболеваний.

В ветеринарной школе в последний год обучения я занимался исследовательским проектом, изучая потенциальные сферы применения высокоинтенсивного сфокусированного ультразвука (HIFU) в ветеринарии. Теперь же я проявлял интерес к аппарату с низкоинтенсивным сфокусированным ультразвуком (LIFU), который разработала компания «Хайфу».

Так как остеоартрит – одна из самых распространенных причин хронической боли и дискомфорта у возрастных животных, существует реальная потребность в дополнительных способах лечения. Я был свидетелем массы случаев, когда убитые горем хозяева вынуждены были сказать «прощай» своим горячо любимым домашним питомцам из-за деформирующего артроза. При этом умственные способности животного остаются такими же, как прежде. Просто они не могут стоять, а сковывающая суставная боль приводит к сокращению двигательной активности, что в свою очередь провоцирует мышечную атрофию и слабость. Препараты и комплементарная терапия способны довольно существенно замедлить развитие болезни, но когда под вопросом качество жизни животного, то эвтаназия зачастую становится наиболее гуманным выбором.

Доказательства клинической пользы от терапевтического применения ультразвука при разного рода мышечно-скелетных болях были представлены еще в конце 1940-х годов. И поэтому мне очень хотелось взглянуть на новый аппарат «Хайфу», который мог помочь в лечении возрастных животных. Ультразвуковые волны вызывают усиленный прилив крови к конкретным участкам и могут уменьшить боль, убрав отечность и аккуратно промассировав мышцы. Лично для меня данная технология предлагала широкий выбор потенциально эффективных способов лечения собак, лошадей и других животных. И я хотел узнать больше об этом методе.

Профессор Ванг любезно пригласил меня составить компанию моему отцу в поездке в Чунцин с целью обсудить роль LIFU в ветеринарной медицине. Китай всегда был для меня страной, где я мечтал побывать, но с одной-единственной целью: познакомиться, поработать и, быть может, даже полечить больших панд. Поэтому когда я получил приглашение, то довольно беззастенчиво спросил, можно ли мне в период моего пребывания в стране состыковаться с командой исследовательского центра по выращиванию больших панд в Чэнду. К сожалению, это было невозможно. Но сделав несколько телефонных звонков, они успешно справились с задачей, предложив взамен альтернативу. Мне предлагалось провести пять дней в зоопарке Чунцин вместе с доктором Ву, старшим ветеринаром, и доктором Танг, специалистом по большим пандам. Имея 15 больших панд, зоопарк Чунцина мог похвастаться четвертой самой большой коллекцией животных в мире и самой большой за пределами исследовательских центров в провинции Сычуань.

И вот я здесь, по воле судьбы и счастливого случая. Мечта моя осуществилась. Я вошел через главный вход, направляясь к самому популярному месту зоопарка. Здесь же, в парке, пожилые жители города, одетые в шелковые пижамы, занимались утренней гимнастикой Тай Чи или играли в бадминтон. Складывалось впечатление, что они получили разрешение использовать зоопарк в своих целях ежедневно в часы до его открытия. Это расслабляло, успокаивало и умиротворяло – полная противоположность утренней шумной сутолоке по другую сторону ворот. Казалось невероятным, что есть место такого мира и безмятежности в обширном городе с 10 миллионами жителей. Но мне бы понадобилось нечто большее, чтобы оставаться психически здоровым в таком крупном городе, как Чунцин. Я не городской житель, совсем нет. Проведя несколько дней в мегаполисе, я чувствую себя, как зверь в клетке. Мне нужно пространство и природа вокруг. Вот почему так сильно я полюбил Африку.

Прежде чем подняться по ступенькам и войти в основной вольер к пандам, где мы договорились встретиться с доктором Танг, я подошел поприветствовать и понаблюдать, как завтракает бамбуковыми побегами в своем загоне, отдельно от других панд, Си-Си. Ей тридцать один год, она самая старшая панда в зоопарке и одна из старейших в мире. Сочные побеги бамбука – любимая часть растения панд, но они также самые дорогие. Так что в большинстве случаев их используют в качестве лакомства в отличие от стеблей и листьев, составляющих основной рацион животных. Однако, как и у большинства других возрастных животных, изнашивание зубов затрудняет пережевывание, а потому Си-Си выдавали ценные побеги три раза в день, учитывая ее почтенный возраст.

Было так увлекательно наблюдать за тем, как она кладет горсть побегов себе на живот, потом берет по одной штуке в каждую лапу, поочередно сгрызает по три четверти каждого, остатки выбрасывает и переходит к следующим. Ей только не хватало белой жилетки, бейсболки и открытой банки пива, и она бы сошла за Онслоу из ситкома «Соблюдая приличия». Это странное сравнение было прямо в десятку.

Большие панды, бесспорно, самые узнаваемые и самые любимые животные в мире. Стремительное сокращение их численности – этот вид оказался на грани исчезновения – во второй половине двадцатого века взволновало весь мир так, как не тревожило состояние ни одного другого вида. Почему? Вероятно, потому что их детеныши особенно милые и забавные. А еще потому, что взрослые животные своими манерами так похожи на людей, они напоминают нам всем, какими недотепами мы бываем. Каждый раз, когда смотришь на них, ты словно ждешь, что вот сейчас человек в костюме панды снимет «голову» и вытрет потный лоб, а потом отправится за кофе и сигаретами.

За последние четыре дня, что я провел в офисе доктора Танг, разглядывая сверху основные вольеры, где сидели Ю-Ю, Ми-Ми, Лин-Лин и Любопытство, полностью поглощенные систематическим поеданием бамбука, я обнаружил, что не могу оторваться от этого зрелища. Мне нравилось часами неотрывно наблюдать за их обыденной жизнью: как они едят, спят, спят, едят, еще немного едят, еще немного спят… ну, а потом находят новое место, чтобы еще немножечко поесть и поспать.

Я зашел в закрытую часть офиса, где располагались кухня, помещение для персонала и кабинет доктора Танг. Доктор Танг и доктор Ву вели оживленный разговор, вглядываясь в монитор. На экране были кадры с пандой и ее шестинедельным детенышем, снятые камерой CCTV, размещенной в отдельном дальнем вольере в нескольких сотнях метрах отсюда. Детеныши панды рождаются весом всего 150 г, розовые и безволосые, напоминая, скорее, крошечных поросят, чем больших панд.

Но сейчас, в шесть недель, у малыша был характерный черно-белый окрас, и весил он около полутора килограмм.

Я приехал в зоопарк, возбужденный перспективой познакомиться и поработать с большими пандами в непосредственной близости. Оказалось, что у них живет месячная панда. Это была впервые рожденная в зоопарке панда за последние пять лет. Можете представить себе мои чувства. Его мать была очень внимательна и заботлива, проводила большую часть дня, крепко прижав малыша к груди. Взрослая самка весит около 90 килограмм. И разница в размерах была столь велика, что малыша часто было вообще не видно, его закрывали лапы матери. Я неотрывно смотрел на экран, и если бы не знал наверняка, то явно запаниковал бы, позвав доктора Танг, из-за того что детеныш пропал или не двигается. Но потом неожиданно на поверхности возникала крошечная мордочка: малыш извивался, пытаясь высвободиться из объятий матери, чтобы исследовать соломенную подстилку. Она уступала ему на несколько секунд, а потом безо всяких усилий тянулась вперед и подхватывала свой маленький ценный груз, прижимая его к себе.

Было так интересно наблюдать пример живого проявления материнского инстинкта, разыгрывающийся прямо на глазах. Единственное время, когда мамочка оставляла своего малыша, было время кормления – в вольер три раза в день приносили бамбук. Тогда она вылезала из своего гнезда, аккуратно укладывала детеныша на соломенную подстилку мордочкой вниз, а потом уже переключала внимание на процесс восполнения суточных запасов еды, составляющих 40 килограмм корма. В это время появлялась возможность хорошенько рассмотреть малыша, беспомощно барахтающегося в соломе и исследующего то, что на данный момент составляло границы его мира. Малыш, играющий на своем коврике, – картина, до боли знакомая любому родителю, трогательная и забавная.

С момента рождения малыша доктор Танг и его команда установили ночное дежурство, ночуя прямо в офисе. Каждые два часа в течение ночи следовало вставать и записывать поведение матери и детеныша, а также внимательно отслеживать развитие и состояние здоровья последнего. Прошлой ночью дежурил доктор Танг.

С самого раннего утра он начал беспокоиться из-за периодически возникавшего у малыша ночного кашля. Его тревожило, что это могло быть началом легочной инфекции или даже пневмонии. Когда я вошел, доктор Танг и доктор Ву обсуждали вопрос, насколько серьезен кашель на данном этапе, было ли это достаточным основанием забрать его у матери осмотреть. Когда я понял суть вопроса, то присоединился к ним, внимательно вглядываясь в монитор. Кашель был, вне всяких сомнений, – отчетливое несильное сухое покашливание. И тут включились мои профессиональные инстинкты. Я слышал тысячи разных видов кашля у самых разных животных. На данной стадии у малыша, похоже, был сухой, «непродуктивный» кашель, что делало пневмонию маловероятной, но это вовсе не означало, что он не будет прогрессировать. К тому же малыш был очень живым и вел себя нормально для беспомощного, только начинающего ползать детеныша. Так что возникала дилемма: должны ли мы заняться им сейчас, когда малыш находится пока еще в хорошем состоянии, или это вызовет нежелательный стресс? С другой стороны, можно просто подождать и понаблюдать, но тогда есть риск, что болезнь разовьется, и малыш будет тяжело больным. Передо мной же стояла немного другая дилемма: я, конечно же, желал малышу только самого лучшего, но кто бы не ухватился за возможность подержать, осмотреть и полечить шестинедельного детеныша панды?

После того как меня с помощью моего переводчика вкратце ввели в суть проблемы, доктор Ву и доктор Танг воспринимали меня теперь как коллегу и как равного. Они интересовались моим мнением, основанным на опыте работы с другими животными, которых лечил от пневмонии и бронхита. Я напряженно размышлял, стараясь не позволить своим личным желаниям заглушить профессиональное суждение. Как бы я поступил, будь это теленок или ягненок? Ответ был однозначным – только осмотр. Пока не измерим ему температуру и не прослушаем грудную клетку, мы на самом деле можем только гадать. Я спросил, насколько болезненным может быть разлучение матери с детенышем, и не воспользоваться ли нам в этом случае временем кормежки матери.

Мы решили, что со стрессом животных можно справиться и минимизировать его. С того дня, как родился малыш, его мать кормил один и тот же смотритель. Если он будет кормить ее во внешней части загона, то она оставит своего малыша на несколько минут, сделав выбор в пользу завтрака. И тогда можно было бы закрыть дверь между двумя частями вольера, а малыша переместить за угол, а затем и вне поля ее зрения, туда, где мы бы его ждали. Нам было важно остаться незамеченными его матерью, так как слишком большое количество странных людей вызовет у нее подозрение и заставит, таким образом, нервничать и ее, и малыша. Находясь вне поля зрения матери, мы сможем спокойно осмотреть его, а потом вернуть обратно в вольер. Итак, было решено: мы осмотрим шестинедельного детеныша панды. Внешне я старался держаться с профессиональным хладнокровием, но внутри прыгал, как ребенок, ликующий в предвкушении покупки сладостей.

После того как решение было принято, в офисе развилась активная деятельность. Доктор Ву связался по рации со смотрителем, ответственным за мать и детеныша. На протяжении последних шести недель они были его единственной обязанностью. Такое решение было принято с целью избежать риска случайной передачи какой-либо болезни от других панд малышу, иммунная система которого была еще в зачаточном состоянии. Сейчас он был полностью зависим от материнского молока. Руководствуясь вопросом биобезопасности, доктор Ву поинтересовался, надел ли я сегодня утром чистую одежду или я носил ее в те дни, когда работал с пандами. К счастью, моя одежда была чистая, я пока еще не успел войти в контакт с другими животными. Этот вопрос тут же возродил в моей памяти эпизод из прошлого: моя бабушка заставляла меня раздеваться до трусов каждую ночь, когда я вызывался помочь ей принимать ягнят у котившихся овец. Тогда я был первокурсником ветеринарной школы. Думаю, для таких случаев в зоопарке наверняка имелся какой-нибудь одноразовый костюм, и меня бы точно не оставили в одном белье!

Двадцать минут спустя мы уже двигались по открытой для публики территории к старому кирпичному зданию, которое незнающие люди безо всяких сомнений посчитали бы бесхозным и нежилым. Доктор Ву отпер внешние ворота. Когда мы подошли, смотритель открыл нам дверь и начал что-то шепотом рьяно объяснять доктору Танг. Только когда тот сделал паузу, чтобы перевести дыхание, доктор Танг смог представить мою переводчицу Йерсину и меня, дополнительных членов команды. Тот коротко поприветствовал нас, а потом продолжил. Доктор Ву, закрыв внешние ворота, теперь присоединился к нам, и между ними тремя завязался оживленный разговор. Тот напор, с которым они вели обсуждение, наталкивал на мысль о какой-то случившейся недавно катастрофе. Но как объяснила мне Йерсина, они просто спорили, куда лучше положить побеги бамбука для матери во внешней части вольера. Вот еще одно культурное различие: я не видел никакой связи между энергичностью дискуссии и ее важностью.

Здание состояло из трех прямоугольных вольеров, каждый примерно 3 метра в ширину и 6 метров в длину. Они были разделены двухметровым проходом, дававшим доступ к каждому вольеру через большую раздвижную дверь, закрываемую на ключ. Из прохода также можно было попасть во внешнюю часть вольера. Каждый вольер и дверь были сконструированы из перекладин из сварочной стали диаметром 5 сантиметров, идущих от пола до потолка. Перекладины были ржаво-коричневого цвета, но гладко отполированные за долгие годы чистки. В действительности помещение было сырым и обшарпанным, напоминало средневековую темницу – не мое представление о люксовом размещении, – но большая подстилка из соломы, вероятно, делала это место похожим на идеальную пещеру и гнездышко для панды.

Определив алгоритм действий, мы вышли в коридор, чтобы нас не было видно. А в это время смотритель Сан выбрал из кучи лежавших в коридоре бамбуковых веток (их было штук двадцать) четыре сочные зеленые ветки, каждая длиной примерно метра три, и направился по проходу во внешнюю часть вольера.

Мы услышали тяжелый лязгающий звук запираемой двери, ведущей во внешний проход, а потом звук открывающейся дверцы в клетку матери. Ее выпустили туда, где ее ждал завтрак. Она явно хотела поесть, так как раздвижная дверь за ней очень скоро закрылась, и щелкнула задвижка. Теперь мать была изолирована с внешней стороны. Сан открыл дверь в вольер и спустя несколько мгновений появился, неся маленький черно-белый меховой шарик, извивающийся у него в руках.

Сан положил малыша на спину на электронные весы, чтобы проверить его вес: 1,25 килограмма – прибавка в 800 процентов к весу при рождении, составлявшему 157 грамм. Записав данные, доктор Танг попросил меня провести клинический осмотр, пока он мерил температуру, поместив градусник панде под мышку. Градусник пропищал, остановившись на отметке 36,9, – нормально. Я присел, нагнувшись над малышом, а он, заметив меня, приподнял голову. Он пытался сфокусировать на мне свой осоловевший взгляд: малыш явно еще только отходил от послеобеденной сиесты. Но даже у полностью проснувшегося шестинедельного малыша панды был еще несфокусированный взгляд, и я казался ему просто размытым пятном. Было в этом что-то магическое. Каждой своей манерой и движением он напоминал настоящего беспомощного ребенка. Какое-то мгновение он корчился на спине, пытаясь своими крошечными лапками ухватиться за воздух. А потом, широко зевнув, он пару раз почмокал губами, закрыл глаза и тут же замер. А затем вся эта последовательность действий повторилась. Я осторожно приложил стетоскоп к его груди, и холодный инструмент заставил его резко вздрогнуть, после чего раздался тихий визгливый лай. Ну просто воплощенная милота!

В груди все было чисто. Легкие в норме. Небольшое мукозное выделение из носа, но не зеленого цвета, означающего возможную инфекцию.

Он выглядел очень здоровым. Так в чем таилась причина кашля? Я обсудил детали с доктором Танг и доктором Ву, которые подтвердили мои наблюдения. Мы пришли к выводу, что хоть кашель и незначительный, сырость внутреннего помещения могла послужить провоцирующим фактором. Существовала также опасность распространения грибка. В итоге мы пришли к совместному заключению, что необходимо установить кондиционер, который бы помогал контролировать температуру и сухость воздуха и устранить подобные проблемы.

Пока доктор Ву разговаривал по рации с хозяйственным отделом, я упивался последними мгновениями нахождения рядом с малышом пандой. А потом Сан взял его на руки, деликатно, как мать берет своего ребенка, и отнес обратно на соломенную подстилку в вольер. Мы услышали лязганье защелки запираемой двери, а потом звук открываемой раздвижной внешней двери. Теперь мать и малыш могли воссоединиться. Когда мы выходили из здания, то видели, что мать все еще наслаждается своим завтраком, даже не подозревая о том внимательном и тщательном осмотре, которому только что подвергся ее ребенок.

Вернувшись в офис и налив себе чашку чая, я погрузился в свои мысли, обдумывая то, что мне удалось пережить. Этот малыш был одним из всего лишь тридцати пяти детенышей больших панд, рожденных во всем мире в этом году. И мне посчастливилось подержать его в руках, осмотреть и высказать свое профессиональное мнение по поводу состояния его здоровья. Это был, несомненно, незабываемый опыт и огромная честь. А еще – моя сбывшаяся мечта.

БОЛЬШИЕ ПАНДЫ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Ailuropoda melanoleuca: большая панда.

Ареал: ограничен несколькими горными хребтами в центральной части Китая, преимущественно в провинции Сычуань, а также в провинциях Шэньси и Ганьсу.

Продолжительность жизни: 15–20 лет в дикой природе и до 35 лет в неволе.

Среда обитания: бамбуковые, лиственные и хвойные леса на возвышенностях от 4000 до 13 000 футов в умеренном климате. Разработка земель под сельскохозяйственные нужды и вырубка лесов заставили панд покинуть низменные равнины, где они также обитали когда-то.

Питание: почти исключительно бамбук, только примерно 1 % их рациона составляют другие растения, фрукты или мясо. Но бамбук обладает такой низкой питательностью, что пандам нужно тратить на еду по 14 часов в день, съедая до 40 кг бамбука, чтобы восполнить суточные запасы энергии.

Период беременности: 95–160 дней (из-за разной по продолжительности отсрочки имплантации эмбриона к стенке матки это состояние называют «эмбриональной диапаузой»).

Вес: новорожденные панды весят около 150 г – 1/800 веса их матери. Так что пропорционально это самые маленькие детеныши среди млекопитающих. Взрослые панды весят от 60 до 110 кг.

Развитие: новорожденные панды совершенно беспомощны: глаза и уши закрыты, а розовые тела покрыты редким пушком. Они быстро растут, в 1 год их отлучают от матери, в 2 года они становятся самостоятельными и взрослыми. Самки достигают половой зрелости в 6 лет, а самцы – в 7 лет.

Температура тела: 36,5–37,5 °С.

Интересный факт: размножение больших панд в неволе всегда было сопряжено с трудностями, так как сезон спаривания у них бывает раз в год и длится 2–4 дня, да к тому же и самки и самцы очень избирательны в выборе партнера. Когда наступает беременность, то существует 50-процентная вероятность, что появится двойня, у которой, правда, на протяжении нескольких десятков лет был слабый шанс выжить. Но с помощью приема замены малышей, когда каждые несколько часов на протяжении первых месяцев их жизни детенышей поочередно дают матери, чтобы убедить ее, что она выкармливает только одного, сейчас процент выживаемости превышает 90 %.

Охрана: в сентябре 2016 года Международный союз охраны природы включил больших панд в список видов, находящихся в уязвимом положении. До этого времени на протяжении 32 лет большие панды считались видом, находящимся под угрозой исчезновения. И это одна из самых больших побед в деле охраны дикой природы в рамках XX века. В настоящее время в дикой природе живет почти 1900 панд и около 300 – в неволе. Такой успех стал возможен в первую очередь благодаря усилиям китайского правительства в сфере защиты и охраны их естественных природных территорий, таких как национальный природный заповедник Вэньчуань-Улун. А также благодаря работе исследовательского центра по выращиванию больших панд в Чэнду. Большая панда – символ Китая, его национальное животное, и все панды в мире «технически» принадлежат Китаю. См.: -panda.

Свинья

В каждом человеческом сердце обитают тигр, свинья, осел и соловей. Разнообразие характеров происходит из-за неравной их пропорции.

Амброз Бирс

Эдриана не было в городе: он уехал к одному из своих пациентов в Норфолк. Будучи специалистом по свиньям, он колесил по всей стране. Но часто бывало так, что если случался срочный вызов, а Эдриан был недоступен, тогда он просил помочь кого-то из местных врачей. Одной из наиболее частых его просьб было провести вскрытие трупа. На свинофермах содержится обычно такое большое количество скотины, что распространение болезни в стаде и связанная с этим повышенная заболеваемость или смертность – источник постоянной тревоги. Именно по этой причине на большинстве свиноферм очень строгие требования к чистоте. Прежде чем зайти в помещение, вас могут попросить принять душ и переодеться. Кроме того, посетители не должны до этого контактировать со свиньями в период от двадцати четырех до сорока восьми часов.

А потому, если вдруг происходит неожиданная, необъяснимая гибель свиньи, фермер, как правило, хочет найти причину, чтобы должным образом отреагировать на случившееся. Если причина – инфекционная болезнь, тогда закрытие фермы, введение карантина, а также лечение или вакцинация животных помогут предотвратить распространение инфекции. И чем быстрее фермер предпримет данные меры, тем благоприятнее будет исход.

При работе со стадом, отарой или группой животных навык проведения процедуры вскрытия является ключевым в арсенале средств и решающим при определении причины гибели животного. Вскрытие также даст информацию о проблеме в целом в масштабах популяции: например, глисты, дефицит питательных веществ или инфекция.

– Джон, это Эдриан, – раздался голос в трубке. – Ты не найдешь немного времени сегодня утром, чтобы сделать вскрытие для меня? Джейн сказала, что, возможно, ты освободишься ближе к полудню.

– Я как раз сейчас еду осматривать павшую корову к Блэкменам, но потом буду свободен до полудня.

– Отлично. А я сейчас в Норфолке, но Грэм Бартлетт нашел мертвой опоросившуюся свиноматку сегодня утром, и он хочет узнать причину гибели. Судя по всему, здесь нет ничего особо подозрительного, но я пообещал ему найти кого-нибудь, кто заскочит и проверит животное. В общем, ты сможешь?

– Да, конечно. Напомни мне, где находится ферма Грэма?

– Джейн все расскажет тебе. Это большое здание, но Грэм сказал, что вынесет свинью во двор, и тебе не нужно будет принимать душ. Езжай по длинной дороге в сторону строений, по левую руку ты увидишь большие приемные бункеры, и свиноматка будет рядом с одним из них. Если ты позвонишь ему с дороги, то он встретит тебя там. Я возьму обычные образцы – легкие, печень, почки, селезенка, сердце, тонкая кишка, подвздошная кишка, толстая кишка, жидкость из слепой кишки и брыжеечные лимфатические узлы, думаю, этого будет достаточно, и отправлю все в IDEXX…

IDEXX – известная мультинациональная компания, ее лаборатории специализируются на ветеринарной диагностике.

– О, – вспомнил он, – ты же не подходил к свиньям в последние два дня?

– Нет, не беспокойся, последний раз я видел свинью пару недель назад.

– Отлично, просто хотел убедиться. Спасибо, Джон.

Должен признаться, этот звонок не обрадовал меня. В процедуре вскрытия нет ничего интересного, хотя она, конечно же, составляет существенную часть работы. Но я, вполне естественно, больше предпочитал заниматься живыми животными, а не мертвыми. Да, время от времени ты находишь какую-то действительно интересную патологию, но зачастую тебе приходится шарить внутри холодной пахучей туши, осматривая внутренние органы и беря образцы, не имеющие очевидной визуальной патологии, и при этом надеяться на заключение лаборатории, указывающее на причину падежа. Ко всему прочему, это был клиент, с которым я прежде никогда не встречался. Эдриан, очевидно, был их постоянным ветеринаром, так что Грэм будет разочарован, не увидев его. Я не сомневался, что тот все поймет и смирится, но Эдриан станет тем эталоном, по которому меня будут оценивать.

Я временно выбросил из головы мысль об этом вызове и поехал осматривать корову мистера Блэкмена. Это должен был быть вполне рядовой визит. У коровы была молочная лихорадка – состояние, которое возникает в основном в период отела у старых молочных коров. Хотя этой напасти может быть подвержена любая корова. Заметное повышение выработки молока в это время приводит к вытягиванию кальция из крови, и животные не могут быстро восполнить его запасы. Следовательно, самой корове не хватает кальция в организме для таких, к примеру, функций, как сокращение мышц. В более мягкой форме проявления болезни она просто не может стоять. Но если не лечить, то животное может умереть. К счастью, эта корова страдала облегченной формой, и после введения в вену 400 мл раствора кальция бороглюконата она встала и начала ходить. Всегда приятно наблюдать, когда простое лечение дает такую заметную реакцию, и ты чувствуешь себя каким-то волшебником.

Итак, приободренный таким удачным визитом, я позвонил Джейн и сообщил, что освободился, получил инструкции, как добраться до фермы мистера Бартлетта, и выехал.

Навигатор сообщил мне, что это в двадцати минутах езды. В дороге я мысленно повторял, какие образцы возьму, и проходился по списку всего, что мне могло понадобиться. Большие скальпели, куча баночек и пара длинных перчаток – всего этого должно было хватить, все эти предметы громко стучали где-то в багажнике. Нужно было только отыскать их.

Ферма располагалась в конце длинной прямой бетонированной дороги, которая пролегала между двумя большими открытыми вспаханными полями. Когда я подъехал к входу на ферму, меня приветствовала табличка с надписью:

СТОП!

ЭТО БИОЗАЩИЩЕННЫЙ УЧАСТОК.

ПОСТОРОННИМ ВХОД ЗАПРЕЩЕН.

ВСЕ ПОСЕТИТЕЛИ ДОЛЖНЫ

ОБРАЩАТЬСЯ НА РЕСЕПШН.

Помещение для приема посетителей располагалось справа, первым в ряду больших зеленых зданий, покрытых рифленым алюминием. Там, по всей видимости, держали свиней. В каждом здании с одного конца располагался кормораздаточный бункер высотой 40 футов, от которого в здание тянулась труба. Слева от входа на ферму стояли три бетонные силосные башни. Первая представляла собой обычную мусорную свалку, а вторые две, очевидно, использовали под парковку для машин. Напротив первой стоял желтый телескопический погрузчик Матбро, своего рода автопогрузчик с вилочным захватом, с прикрепленным к нему ковшом для погрузки зерна. Когда я въехал во двор фермы, ища, где припарковаться, заметил, что из ковша торчат четыре свиные ноги. Итак, это, вероятно, была та свиноматка, которую нужно вскрыть. Я подъехал и припарковался рядом.

Когда я надевал резиновые сапоги и непромокаемый плащ, стоя у багажника, ко мне подошел коренастый мужчина лет сорока, облаченный в классические фермерские зеленые веллингтоны, голубые джинсы, клетчатую рубашку и зеленую безрукавку.

– Джон, я так понимаю? Я Грэм.

Мы пожали друг другу руки.

– Приятно познакомиться.

– Спасибо, что приехали. Эдриан считает, что тут не о чем особенно беспокоиться, но лучше подстраховаться, чем потом сожалеть.

– Конечно, я вас полностью понимаю. Это, видимо, она, – сказал я, показывая на ковш.

– Да. Вы не против сделать все прямо там? Я просто подумал, что так меньше возни и проще потом почиститься.

– Да, без проблем.

Я захватил все нужные вещи, и мы направились к автопогрузчику. Погибшая была взрослой крупной свиньей смешанной породы – белой и ландрас, весом порядка 250 килограмм. Все ее двенадцать сосков набухли от молока, что означало, что она кормила поросят, и это делало внезапную гибель еще печальнее. Надев длинные перчатки, а сверху латексные, я начал осматривать тушу. При первом осмотре я не заметил очевидных следов: никаких выделений из пасти или носа, отсутствие диареи. Небольшое количество крови в районе задней части туловища, но в целом она была в хорошем состоянии.

– Когда она опоросилась и как чувствовала себя вчера? – спросил я.

– Опоросилась два дня назад, это ее третий помет, и она выкармливала двенадцать поросят без явных проблем. Никаких намеков на болезнь или на теперешнее состояние.

– Думаю, что вряд ли это какая-то инфекция извне. Давайте вскроем ее и посмотрим.

Я взял большой скальпель и начал делать разрез от пупка к грудине и обратно к лонной кости. Когда я разрезал кожу, мышцы и вошел в абдоминальную полость, наружу стали вываливаться наполненные газом кишки. Отпихнув их в сторону, я стал разбираться.

Проще всего было начать с печени. Она выглядела в целом нормально, так же, как и селезенка. Я отодвинул кишки и нащупал желудок, затем копнул глубже и нашел почки. Все органы были в норме.

– Может быть, сделать разрез побольше? – прокомментировал Грэм, наклонившись над моим плечом. – Эдриан разрезает от подбородка до задницы и просто раскрывает всю тушу.

Он был прав. Я привык делать вскрытие на овцах, где все внимание было сконцентрировано в основном на абдоминальной полости, чтобы найти там возможных глистов или клостридий. Можно разрезать диафрагму и проверить легкие на наличие пневмонии, а если потребуется что-то еще, то я посоветую фермеру отвезти тушу в местную ветеринарную лабораторию, где они проведут полное вскрытие. Но Грэм был прав: мне следовало раскрыть ее полностью, особенно если так делал Эдриан. Единственная проблема заключалась в том, что у меня не было подходящего инструмента, чтобы разрезать ребра.

– Я слегка раскрою грудную клетку. А у вас, э… не найдется пилы для меня? Боюсь, что я не захватил свою.

Грэм возмущенно хмыкнул:

– Должна быть, валяется где-то в багажнике джипа, – сказал он и через несколько минут вернулся с ржавой ножовочной пилой. – Такая пойдет?

– Отлично, спасибо, – ответил я, забирая у него пилу с некоторой робостью. Сейчас я чувствовал себя слегка взволнованно. Я бросил осматривать тонкую кишку и начал пилить грудную кость, чтобы открыть грудину и осмотреть сердце и легкие. С такой крупной свиньей работа была довольно тяжелая в физическом плане, но несколько минут спустя я с треском раскрыл грудную клетку, которая выглядела абсолютно нормальной. Легкие и сердце были здоровые, без признаков пневмонии и плеврального выпота. Тогда я прощупал медиастинальные лимфатические узлы, которые также были в норме, и вернулся к животу, готовясь закончить визуальный осмотр, а затем начал разрезать внутренние органы, чтобы взять образцы.

Я достиг задней стенки живота и, пошарив под кишками, вытащил толстую кишку. Она была утолщенной и разбухшей, воспаленной и кровянистой.

– Гм, здесь явно что-то не в порядке, – заметил я, повернувшись к Грэму.

– Что это?

– Толстая кишка. Выглядит заметно кровоточивой.

– И что вы думаете?

– Ну… геморрагический колит может быть вызван дизентерией свиней.

– Серьезно? А она не слишком стара для этого? У нее не было диареи.

– Как правило, этой болезни подвержены поросята, но иногда заражаются свиноматки. Но я согласен, это не играет большой роли. Возможно, у нее развился сильный сепсис, и при сниженном иммунитете после опороса это могло ее убить.

– Ну, если это свиная дизентерия, тогда беда. Вы можете взять образцы и отправить их сегодня? Нам нужно знать причину как можно скорее.

– Конечно. Я отправлю образцы в IDEXX сегодня же и попрошу поставить на них пометку «срочно».

Затем я принялся вырезать фрагмент толстой кишки, потом поместил его в одну из банок с формалином. Далее я повторил ту же самую процедуру с тонкой и подвздошной кишкой. А потом стал брать образцы печени, почек, селезенки и легких. Извлек сердце и вскрыл его. Я не заметил никаких мышечных укрупнений, но все же взял заодно и его образец. Все органы выглядели абсолютно здоровыми, за исключением толстой кишки.

Взяв все образцы, я повернулся к Грэму:

– Хотите, чтобы я зашил ее?

– Нет, не переживайте об этом. Просто отсортируйте эти образцы и отправьте.

Я снял перчатки, наклеил ярлыки на банки, а потом собрал все это вместе и направился к крану с водой рядом со зданием ресепшн, чтобы помыться.

Приведя себя в порядок и загрузив все в багажник, я сел в машину, собираясь уехать.

– Я позвоню Эдриану и сообщу ему о том, что нашел. Один из нас будет с вами на связи в ближайшие день-два. Но пока я бы изолировал тех свиноматок, которые были с ней в одной группе.

Он поблагодарил меня, и я выехал с фермы, возвращаясь той же дорогой.

«Чем скорее позвоню Эдриану, тем лучше», – думал я.

– Дай-ка угадаю, – сказал он. – Ты ничего не нашел?

– Ну, на самом деле нашел. Большая часть была ничем не примечательна, а вот толстая кишка сильно кровоточит и воспалена.

– Серьезно? Это нехорошо. У нее был понос?

– Нет, вообще ничего. Я имею в виду, было немного крови сзади. И она опоросилась два дня назад, но все остальное в порядке.

– Хм… Странно, непохоже на дизентерию. А он сказал, как себя чувствуют поросята?

– Да, с поросятами все отлично.

– Интересно. Ну, я так понимаю, что ты взял образцы, отправь их с пометкой «срочные», а я позвоню Грэму и потолкую с ним.

– Сделаю.

– Спасибо, Джон. Такое ощущение, как будто мы вместе сделали это вскрытие.

Я вернулся в клинику, узнал у Джейн, что за это время не было никаких срочных вызовов, и занялся заполнением формы для подачи в лабораторию и запечатыванием банок. После этого оставил их на подносе для дежурной медсестры, которая должна была упаковать образцы и отправить их в IDEXX.

Эдриан перезвонил через два дня:

– Ты видел результаты IDEXX по свиноматке Грэма? Они их вернули, – в его голосе звучала какая-то странная интонация, которую я не мог разгадать.

– Нет, не видел. А что они сказали? Это хорошие новости?

– М-м… ну, я перешлю тебе их письмо. Думаю, ты должен взглянуть. Перезвони мне, когда прочитаешь.

Он нажал отбой. Что все это значило? Судя по голосу, он был очень доволен, словно пытался не рассмеяться.

Несколько мгновений спустя мой телефон пропищал, получив входящее сообщение. Это были результаты анализа от Эдриана. Я открыл приложение.

«Заключение о результатах работы лаборатории IDEXX», – прочитал я. «Владелец: Бартлетт. Пациент: свиноматка. Возраст: взрослая. Поданные образцы: легкие, сердце, печень, селезенка, почки, тонкая кишка, подвздошная кишка, толстая кишка. История болезни: неожиданная гибель спустя два дня после опороса. Гистопатология…» Я пропустил обычную преамбулу и дальше: «Диагноз: произошла необычная и странная подача материала. Было подано восемь банок с образцами, все четко подписаны. Наше внимание привлек образец с надписью «Толстая кишка». Беспокойство вызвала указанная в бланке фраза, что это воспаленная геморрагическая ткань, причиной возникновения которой стала, предположительно, свиная дизентерия. Можете представить наше недоумение, когда во время гистологического исследования мы убедились, что поданный образец толстой кишки был на самом деле нормальной, здоровой маткой, подтверждавшей произошедший двумя днями ранее опорос».

Я схватился руками за голову, не веря случившемуся. Получается, что тот фрагмент ткани, который я нашел, а потом уверенно показал фермеру как кусочек сильно воспаленной кровянистой кишки, был вовсе не кишкой, а маткой. Более того, она выглядела в точности так, как должна выглядеть матка спустя два дня после того, как произвела на свет выводок из двенадцати поросят.

«Остальные результаты находятся в процессе рассмотрения, – продолжался текст, – но если вы захотите обсудить данный случай подробнее, можете позвонить одному из наших патологоанатомов». Я почему-то подумал, что в ближайшее время вряд ли сделаю этот телефонный звонок. Я представил себе, как от души посмеялся этот патологоанатом, составляя данное заключение в паузе за чашкой чая. Я подумал, нет ли у них специальной доски в служебном помещении для таких вот забавных случаев. Если да, то мой бланк будет красоваться в самом центре. Жутко унизительно и неловко! После пяти лет учебы в ветеринарной школе я не смог отличить кишечный тракт свиньи от ее матки! Так вот в чем причина странной интонации в голосе Эдриана. Ну, по крайней мере, это его позабавило, а не рассердило. Хотя, с другой стороны, вряд ли он сможет сохранить произошедшее в тайне. Я набрал его.

– Итак, это не дизентерия, – сказал он смеясь. – И это хорошо.

– Мне правда жутко неловко, Эдриан. Не могу поверить, что я сделал это.

– Мне особенно понравилась строчка «Можете представить наше недоумение». Это просто гениально, Джон! Это лучшее лабораторное заключение, которое я видел… Думаю, мы должны оформить его в рамочку и повесить в нашем офисе. Ты просто поднял мне настроение.

– Так… ты хочешь, чтобы я позвонил Грэму Бартлетту и сообщил ему об этом? – спросил я напоследок.

– Не беспокойся, Джон, – ответил он, на миг посерьезнев, так как мгновенно понял мое состояние. – Я позвоню ему. Но, пожалуй, опущу тот факт, что ты подал образец матки вместо толстой кишки. Просто скажу, что ему не о чем беспокоиться, и что ты проявил излишнее рвение при постановке диагноза. Он будет так рад узнать, что это не свиная дизентерия, что, вероятно, даже не станет задавать других вопросов.

– Спасибо тебе большое, Эдриан, – сказал я, чувствуя облегчение во всем теле. И еще раз прости, мне ужасно неловко…

– Честно говоря, ты не сделал ничего дурного, только дал нам всем повод от души посмеяться. Такое случается… Правда, я не припомню, чтобы перепутал половые пути с кишками. Но мы все совершаем ошибки, так что не делай из этого проблемы. Будет что рассказать на рождественской вечеринке.

Я застонал. Рождественская вечеринка в нашей клинике должна была состояться уже через пару недель. Там соберутся сотрудники со всех отделений со своими женами и мужьями и партнерами в придачу. Всего будет более ста гостей. Надеюсь, к этому времени он уже все забудет.

Но на самом деле он не забыл. И в конце рождественского ужина, после того как нескольким сотрудникам были розданы награды, Эдриан с огромнейшим удовольствием зачитал вслух перед многочисленной публикой гистологическое заключение IDEXX, а потом вручил мне пошаговую инструкцию «Пять простых способов отличить желудочно-кишечный тракт от половых путей».

СВИНЬИ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Sus domesticus: свинья.

Ареал: считаются подвидом дикого кабана, родиной которого изначально были большая часть Евразии, Северная Африка и Большие Зондские острова. Сейчас встречаются практически повсеместно.

Продолжительность жизни: 15–20 лет.

Среда обитания: естественная среда обитания дикого кабана – лиственные леса. Но домашняя свинья живет, как правило, либо в свинарниках, либо в грязных загонах.

Питание: свиньи всеядны, они питаются как растительной, так и животной пищей. В дикой природе они «собиратели»: едят листья, корни, плоды, цветы, насекомых и рыбу. В сельском хозяйстве их кормят преимущественно кукурузой и соей.

Период беременности: 116 дней, свинья производит до 15 поросят в одном помете.

Вес: при рождении поросята весят от 0,8 до 1,2 кг в зависимости от породы, во взрослом возрасте достигают 140–300 кг.

Развитие: поросенка отлучают от матери естественным путем примерно в 8 недель, когда у свиноматки падает выработка молока. На крупных свинофермах поросят отлучают от матери примерно в 3 недели, когда они достигают веса около 6,5 кг. Половая зрелость наступает в период от 3‑х до 12 месяцев, но полностью взрослыми они считаются не раньше 2–3‑х лет. Свиноматка начинает размножаться с 6 месяцев, а хряка используют с 8 месяцев. Поросята идут на убой начиная с 4‑х и до 12 месяцев.

Температура тела: 38,6–39,2 °С.

Интересные факты: у свиней очень мало потовых желез, а потому они регулируют температуру своего тела, валяясь в грязи и используя ее в качестве защиты от солнца. Самое развитое чувство – обоняние, вот почему их приучают находить трюфели под землей.

Охрана: во всем мире насчитывается около двух миллиардов свиней, более половины из которых находится в Китае. Существует 17 разных видов свиней, относящихся к роду Sus, и несколько сотен различных пород домашней свиньи. Одной из самых больших проблем содержания свиней является использование клеток для опороса, которые сконструированы таким образом, чтобы свиноматка случайно не раздавила своих поросят. Металлическая клетка ставится на голый бетонный пол, эти клетки часто настолько узки, что свинья с трудом может встать и лечь и не способна повернуться вокруг. Во многих местах, где используют такие клетки, свиноматок держат в них на протяжении всей жизни. И животные не имеют привычной возможности рыскать в поисках еды, нормально передвигаться и общаться с другими животными. Такие благотворительные организации, как World Animal Protection, неустанно работают с одной простой целью: создать мир, где животные не будут страдать. См.: .

Игуана

Попробуй превратиться в ящерицу – и весь твой день пойдет прахом.

Рик Риордан

У меня клиент на проводе, – сообщила Дженни, вбежав в препараторскую. – Она хочет поговорить с ветеринаром о своей зеленой игуане. Не сказала, в чем проблема, но в голосе была паника. Я поду-

мала, что это как раз ваш случай. Она на второй линии.

– Хорошо, спасибо, – ответил я, снимая трубку телефона.

– Привет, это Джон, один из ветеринаров. Чем могу помочь?

– Привет, спасибо, м-м, в общем… сколько времени требуется, чтобы из игуаны вышел какой-нибудь предмет?

– Прошу прощения? – спросил я, несколько озадаченный.

– Понимаете… Если игуана съела что-то, сколько времени должно пройти, чтобы этот предмет вышел с другого конца?

– О, понимаю… Ну, очень многое зависит от размера животного, температуры воздуха в окружающем пространстве, от того, что оно съело, – целый ряд факторов. Но я бы сказал, что от полутора до четырех дней.

На другом конце линии повисла короткая пауза, пока леди переваривала сказанное мной.

– И… как вы определяете, что животное вроде игуаны съело что-то?

– Ну, сделать животному рентген – обычно самый лучший способ. Он, конечно, покажет не все, но если предмет рентгеноконтрастен, то он будет заметен. В противном случае приходится искать подсказки вроде газа, скопившегося из-за закупорки. Вот как-то так, – ответил я. – Могу я поинтересоваться, к чему все эти расспросы?

Было ощущение, как будто она не расслышала моего вопроса.

– А что вы имеете в виду под словом «рентгеноконтрастный»?

– Прошу прощения, я имею в виду тяжелые предметы типа металлических, предметы с большой плотностью. Например, кости под рентгеновскими лучами будут белыми. Чем тяжелее предмет, тем он заметнее во время рентгена, – объяснил я.

– А почему вы считаете, что ваша игуана что-то съела?

Наступила еще одна короткая пауза. А потом она выпалила:

– Рич убьет меня! Я думаю, что моя зеленая игуана только что съела мое помолвочное кольцо.

Теперь настала моя очередь переварить услышанное.

– А… понимаю.

– Я мыла посуду, поэтому сняла кольцо и отложила его в сторону. Гэри как раз грелся на солнце у окна, как обычно. В общем, у меня накопилось много посуды, так как я не мыла ее со вчерашнего вечера. А когда закончила и захотела надеть кольцо, его там не было. Я искала везде, но не смогла его найти. А потом я заметила Гэри, он сидел там, облизываясь. Рич убьет меня. Я заставила его помучиться, убедив, что он сможет сделать мне предложение, только когда выберет «правильное» кольцо… Он придумал дизайн и заказал это кольцо у мастера. Я проносила его всего три недели. Что мне делать? Я, конечно, обожаю Гэри, но если он съел мое помолвочное кольцо, я, я…

– Не паникуйте, – сказал я уверенно, хотя не мог сдержать улыбку, заметив выражение лица Сары, убиравшейся после очередного пациента.

Она, очевидно, слышала обрывки нашего разговора.

– Думаю, будет лучше, если вы принесете его к нам. Когда мы просветим Гэри, кольцо проявится очень четко. А в данный момент он ведет себя нормально?

– Да, он в полном порядке, но, опять же, он его только что проглотил. Я позвонила вам сразу, как только поняла это. Если оно внутри, что делать? Пройдет ли оно без проблем? Или вам придется оперировать его, чтобы извлечь кольцо?

– Обычно при попадании инородных предметов мы не оперируем, за исключением тех случаев, когда возникает явная закупорка. А какого размера Гэри и как выглядит кольцо?

– Ну, это кольцо с бриллиантом и окантовкой из белого золота – именно то, что я хотела. Рич точно меня убьет, – повторила она снова.

– А Гэри крупный?

– О да, он мой малыш, я взяла его, когда ему было примерно семь месяцев. Сейчас ему два года, он такой дружелюбный, с таким характером…

Двухлетний самец, в длину он, вероятно, будет около трех футов. Если так, то был шанс, что кольцо пройдет без особых проблем. Хотя захочет ли она его носить после этого, уже другой вопрос.

– Все будет нормально, – сказал я. – Я не стану оперировать его, если не пойму, что это необходимо.

– О боже! То есть если мы не сделаем рентген, то мне, возможно, придется хранить это в секрете от моего жениха в течение четырех дней?

– По крайней мере, если мы сделаем рентген, вы будете точно знать ответ. У меня еще осталась пара операций на сегодня, но если вы заскочите с ним ко мне, я всегда смогу улучить минутку, чтобы осмотреть его. Быстрый рентген не займет много времени.

Она сообщила, что выезжает прямо сейчас, и нажала отбой.

Мы с Сарой переглянулись.

– Ты почти все поняла? – поинтересовался я.

– Что-то про зеленую игуану, которая съела ее помолвочное кольцо, – сказала она смеясь. – Думаешь, так и есть?

– Понятия не имею, но она, похоже, в этом убеждена. Думаю, мы скоро узнаем!

– Эй! А ты знаешь, что если игуана проглотила кольцо, то ты сможешь стать участником ежегодного конкурса ветеринаров, делающих рентген?

– Что? – спросил я.

– Это ежегодное соревнование, которое проводится в Америке, и где представлены самые странные предметы, проглоченные животными, которые были обнаружены с помощью рентгена. Я читала об этом в газете. В прошлом году победительницей стала собака, проглотившая девять бильярдных шаров!

– Серьезно? Нет, я никогда не слышал об этом… Однажды я лечил собаку, которая проглотила детскую резиновую утку. И та идеально высветилась на рентгеновском снимке. Я еще проверил, не запищит ли собака, после того как мы сделали ей анестезию, но нет.

– Невероятно. Ну, это будет еще один интересный случай.

– Ок, Сара, а теперь вопрос на миллион долларов. Допустим, эта игуана съела помолвочное кольцо, и оно вышло целое и нетронутое, не причинив ей никакого вреда. Да, и еще твой жених делал его на заказ. Станешь ли ты носить его снова, после того как оно прошло по кишечному тракту игуаны?

– Думаю, в первую очередь я бы заказала профессиональную чистку кольца… но, конечно же! Это обязательно, разве нет? Я имею в виду, ведь это помолвочное кольцо, так?

– Все правильно. Полагаю, это лучше, чем тот реально дорогой кофе, который называется копи-лювак, он проходит по пищеварительному тракту мусанг.

– Что?

– Уф, кофе из какашек куницы – самый дорогой кофе в мире. В Индонезии местные жители собирают экскременты мусанг, выискивая в них кофейные зерна, которые потом моют, сушат, поджаривают и мелют. А потом его варят, как обычный кофе, но стоит он около сотни баксов за чашечку.

– Ты шутишь? Люди реально платят огромные деньги, чтобы попить напиток из какашек куницы? Им нужно приехать сюда и поработать денек – это сразу охладит их пыл.

– Очевидно, что пищеварительный процесс придает кофе уникальный аромат. И нужно пить его без молока и сахара, чтобы оценить весь букет!

– А ты, похоже, подробно изучил данный вопрос, Джон? Не пьешь ли ты этот кофе по утрам?

– Неужели ты не смотрела фильм «Пока не сыграл в ящик» с Джеком Николсоном и Морганом Фриманом? Герой Николсона только и пил этот кофе. Да, напиток, бесспорно, диковинный.

– Ну, каждый день узнаешь что-то новое. Может, поставить чайник, пока мы ждем?

– Мисс Роджерс уже здесь, с Гэри, – сообщила мне Сара, приподняв бровь, и добавила шепотом: – Удачи.

Я направился в комнату ожидания. Мисс Роджерс оказалась молодой женщиной лет двадцати пяти, черноволосая, с густо подведенными черными бровями и множественным пирсингом. На ней было тяжелое черное пальто, из-под воротника которого высовывалась голова Гэри.

– Мисс Роджерс? Пожалуйста, проходите, – произнес я, вводя ее в свой кабинет. Она наполовину расстегнула пальто и вынула Гэри, положив его на стол. – А это, должно быть, Гэри, непослушный мальчик. Боже, а он и вправду симпатяга!

И это не было дежурным комплиментом, он действительно оказался потрясающим экземпляром. Мне было приятно убедиться в том, что я правильно оценил его. В длину Гэри был около трех футов, радужного зеленого окраса, с большой кожной складкой и рядом шипов вдоль спины, указывающих на половую зрелость. Он лежал на столе, подняв голову и выпрямившись, как будто не сомневался в собственной блистательной красоте.

– Да, это мой малыш, – произнесла его хозяйка, – но я так рассержена на него, он может доставить мне столько неприятностей. Вы думаете, он мог съесть кольцо?

– Трудно сказать. Зеленые игуаны травоядные, но они также славятся своим отличным зрением. И если бриллианты блестели на солнце, он мог подумать, что это муха или что-то подобное, и заинтересоваться. Есть только один способ проверить это…

– Да, я понимаю. Сколько времени займет процедура, как вы считаете? Его придется усыплять?

– Я могу сделать это прямо сейчас. Обычно они просто лежат там, вот как он сейчас. Поверьте мне, если он проглотил кольцо, то его будет довольно отчетливо видно.

– О, это здорово. Мне подождать?

– Да, пожалуйста. Это займет всего пять минут.

– Спасибо, – произнесла она и наклонилась к Гэри. – Этот добрый человек посмотрит, съел ли ты мое прекрасное помолвочное кольцо, так что веди себя с ним хорошо, – и повернулась ко мне: – Он очень дружелюбный.

Я наклонился и взял его на руки, одну руку положив под грудь, а второй поддерживая хвост. Когда его лапы потеряли контакт со столом, он стал молотить ими в воздухе, пытаясь найти опору, поверхность для сцепления. И этой опорой стала моя рука. Он вцепился в меня своими когтями, я сморщился от боли, сглотнул комок и попытался улыбнуться, выходя из комнаты и направляясь в препараторскую.

– Сара, будь другом, – произнес я, сжав зубы. – Не могла бы ты отцепить эту игуану от моей руки?

К этому времени его когти разодрали мне кожу до крови. Когда Сара боязливо отцепила все пять когтей правой передней лапы Гэри от моей руки, я смог поместить его на уже установленную рентгеновскую пластину, где Сара удерживала его, дав мне возможность заняться раной.

А Гэри, которому вполне нравилось лежать на столе в моем кабинете, теперь явно не испытывал подобного чувства, находясь на рентгеновской пластине. И когда Сара отпустила руку, он рванул вперед, пролетев по столу и чуть не спикировав носом на пол. Ей удалось вовремя схватить его, но когда она снова поместила его на пластину, тот повторил свой рывок камикадзе к свободе, после чего был опять пойман и посажен на место.

– Хм, обычно врачи не сталкиваются с проблемой побега пациента с рентгеновского аппарата, – заметила Сара. – Что ты хочешь сделать?

– Это должно сработать, – ответил я, успешно обработав рану. Я достал из шкафчика моток профессионального эластичного бинта Vetrap и упаковку стерильной ваты. Затем я скатал два маленьких ватных шарика, аккуратно положил их поверх обоих глаз Гэри и закрепил с помощью эластичного бинта, которым обмотал ему голову, оставив незакрытыми отверстия для воздуха. Прием сработал отлично: когда я снова поместил Гэри на рентгеновскую пластину, он превратился в живую статую.

– Умный трюк, – прокомментировала Сара.

– Да, один из тех приемчиков, которые я позаимствовал на коротких лекциях о рептилиях в ветеринарной школе.

Пока я настраивал оборудование, Гэри оставался неподвижен. Потом мы вышли из помещения.

– Ну, Гэри, посмотрим, понравился ли тебе дорогущий завтрак, да? Рентген! – крикнул я, чтобы известить всех, и нажал на кнопку, после чего мы оба поспешили назад.

Несколько мгновений спустя на экране компьютера предстал красивый силуэт скелета ящерицы. Я наклонился, внимательно изучая его. Сара пытливо всматривалась поверх моего плеча.

– Ну… – сказал я. – Не знаю, хорошая это новость или плохая для мисс Роджерс, но, похоже, не Гэри является виновником странной пропажи кольца.

– Хорошие новости для Гэри, так показал классический рентген.

– Ясно, что бриллианты не самая любимая еда ящериц.

– Ха-ха.

Сняв с Гэри его временную повязку, я взял его на руки, теперь уже в полотенце, чтобы избежать возможных травм, и понес к нетерпеливой владелице.

– Ну? – воскликнула она, как только увидела меня. – Он съел его, это он, там мое кольцо? Да?

– Боюсь, я не знаю, что стало с вашим помолвочным кольцом, мисс Роджерс, но Гэри совершенно точно не глотал его.

– Правда? Вы уверены в этом? Как странно, я не сомневалась, что это он… Но где, Бога ради, оно может быть? – Она аккуратно забрала у меня игуану, поднеся ее мордочку к своему лицу. – О, Гэри, мамочка так виновата перед тобой… Я обвиняла тебя, хотя ты не виноват. Мне так жаль, но я уверена, что ты знаешь, что случилось с кольцом. Ты должен рассказать мне, пока папочка не вернулся домой. – Она повернулась ко мне:

– Огромное спасибо. Простите, что отняла у вас время, но я так благодарна вам за помощь.

Когда она ушла, я вернулся в препараторскую, где Сара готовила все к очередной процедуре.

– Ну, – сказал я. – Пожалуй, нашу работу скучной не назовешь. А теперь продолжим стерилизовать кроликов?

Полчаса спустя вернулась Дженни.

– Снова звонит мисс Роджерс. Она хочет говорить именно с вами, первая линия.

Я взял трубку.

– Привет, это Д…

– Я нашла его, Джон, нашла! Оно было под плитой! Наверно, Гэри смахнул его туда хвостом или что-то вроде того.

– О, отличные новости. Мне очень п…

– Спасибо вам огромное за помощь, Джон! Даже не верится, через что нам пришлось пройти. Но я была просто уверена, что Гэри его проглотил. Я так вам благодарна и так рада, что мне не придется всю оставшуюся жизнь носить кольцо, которое выкакала зеленая игуана!

ИГУАНЫ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Iguana iguana: зеленая игуана.

Ареал: ее родиной считается Центральная и Южная Америка, от южной части Мексики до Центральной Бразилии, Доминиканской Республики, Парагвая, Боливии и Карибских островов.

Продолжительность жизни: 10–12 лет.

Среда обитания: игуаны ведут дневной образ жизни, обитают на деревьях в джунглях, часто вблизи водоемов.

Питание: травоядные. В дикой природе питаются листьями и отдельными плодами. В неволе довольствуются листовой капустой, репой, зелеными частями горчицы и одуванчиков.

Инкубация: 90–120 дней, откладывают от 20 до 70 яиц.

Развитие: только что вылупившиеся ящерицы в длину составляют около трех дюймов, весят примерно 90 г. Растут быстро в течение первых 3‑х лет, в 3 года достигают половой зрелости. Затем рост существенно замедляется, но они могут продолжать расти всю оставшуюся жизнь и достигать в длину 6 футов, а весить могут до 9 кг.

Температура тела: подобно всем рептилиям, зеленые игуаны холоднокровные, это означает, что они не могут самостоятельно регулировать температуру своего тела. В неволе она тела должна варьироваться в пределах 26,6–34,9 °С.

Интересные факты: ураган Луи в 1995 году вырвал с корнем несколько деревьев и пронес по морю 200 миль вдоль Карибского бассейна от острова Гваделупа до острова Ангилья.

На этих деревьях обнаружили десяток зеленых игуан, которые впоследствии начали колонизировать остров. Случаи выпуска животных на волю (намеренно или случайно в результате торговли ими в качестве домашних питомцев) привели к тому, что данный вид отнесли к быстро распространяющемуся виду в Техасе, Флориде и на Гавайях.

Охрана: это наиболее популярный вид рептилий, которых держат в качестве домашних питомцев в США, хотя им требуется очень тщательный уход. Поэтому большое количество животных погибает в первый год жизни. Численность их мировой популяции неизвестна. Но в 1995 году в США было завезено около 800 000 особей. Международный союз охраны природы не относит их к виду, находящемуся под угрозой исчезновения, но они входят в список Конвенции о международной торговле видами дикой фауны и флоры, где рекомендуется контролировать процесс торговли ими. Главной причиной тревоги является сокращение численности диких популяций в результате торговли игуанами в качестве домашних питомцев, а также качество их содержания. Незаконная торговля дикими животными является второй по объему в мире после наркотиков: в 2009 году импорт диких животных в мировом масштабе составил 323 миллиарда долларов. TRAFFIC – это всемирная сеть по мониторингу торговли дикими животными, работающая с целью сохранения биоразнообразия, охраны природы и обеспечения нормальных условий жизни животным. См.: .

Крокодил

Миротворец – это тот, кто кормит крокодила в надежде, что тот съест его последним.

Уинстон Черчилль

Я захлебывался и кашлял, вдыхая вездесущую медно-красную сухую африканскую пыль, которая забивалась в микроавтобус через открытое окно, почему и пришлось закрыть его.

Было шесть утра. Стояло холодное августовское утро. И мы только что свернули с главной трассы на пыльную дорогу, которая уходила в бесконечность в бесплодной дикой пустоши южноафриканского буша. Единственным намеком на смутное продвижение в направлении какого-то жилища был покосившийся почтовый ящик, стоявший у дороги. Мои компаньоны, сидевшие в автобусе сзади, резко проснулись: смена ландшафта заметно увеличила уровень шума, одновременно лишив нас прежнего комфорта поездки. Каждые рытвина и камень заставляли весь автомобиль вибрировать и сильно трястись, словно кто-то решил проверить подвеску на прочность.

В истинно африканском стиле пыльная дорога казалась бесконечной, а видимость заметно ухудшилась из-за облака пыли, которую мы поднимали.

Мы ехали уже полтора часа, когда свернули с главной дороги к нашему конечному пункту назначения. И этот отрезок пути сразу начал напоминать некую прелюдию ко всей поездке в целом. Мы покинули наши комфортные жилища, отправившись в кромешной темноте на северо-запад от Нельспрута в ожидании приключения: сегодня мы должны были поймать и перевезти 4,6-метрового самца нильского крокодила весом около 700 килограмм.

Когда очередной красивый кроваво-оранжевый африканский восход солнца начал испарять стелющийся легкий туман, в отдалении появилось одинокое беленое кирпичное строение. По мере того как мы приближались, стали заметны другие постройки фермы. Там стояло с полдюжины строений, все одинаковые по форме: одноэтажные кирпичные ангары с покрытыми листами жести крышами. Каждый объект был примерно 10 метров в ширину и 20 метров в длину. По опыту посещений других крокодильих ферм я знал, что это загоны, где содержат крокодильчиков партиями по несколько тысяч штук. Их группируют по возрасту от яйца до двухлетних крокодилов. Там еще находилось с десяток одинакового размера бетонных ям, состоящих из зоны «бассейна» и зоны «пляжа». В них содержались крокодилы от 3‑х до 5 лет группами в зависимости от размера, их было несколько сотен. Последнее строение было одним большим загоном размером с футбольное поле, с двумя стоячими водоемами, окруженными широким, покрытым травой берегом. Именно внутри этого загона держали спаривавшихся самцов и самок. Всего их было 120 особей, все взрослые, полностью выросшие, в длину примерно от 3 до 5 метров. Границей этого загона служила метровой высоты бетонная стена, увенчанная 50-сантиметровой полоской рабицы. Два больших водоема были разделены проходом для кормления, который наполовину заходил в загон. В этот проход можно было попасть через запирающиеся ворота, и он был продолжением окружающей это пространство бетонной стены, но без рабицы. Я представил себе всю эту бойню во время кормежки, когда работники кидали мясо в море щелкающих челюстей.

Одной заметной особенностью загона для взрослых крокодилов было то, что его выстроили в первую очередь для удержания крокодилов внутри, а не для того, чтобы держать людей в безопасности снаружи. Там не было ни электрической изгороди, ни двойной загородки, ни укрепленного забора, ни колючей проволоки. Отсутствовала охрана. Стояла лишь парочка наклонившихся табличек с надписью «ВНИМАНИЕ! КРОКОДИЛЫ! ЛЮБОЙ ПРОНИКШИЙ СЮДА БУДЕТ СЪЕДЕН!» Если бы какой-то глупец рискнул перелезть через ограду, ему можно было бы только пожелать удачи – таков был посыл. Здесь не было той массы предписаний и правил, касающихся здоровья и безопасности, которые можно встретить в Англии, Европе или Америке. Это Африка: естественное чувство страха и здравый смысл казались достаточной защитой.

В период с 1950-х до начала 1970-х годов представители отряда крокодиловых массово истреблялись во всем мире, в первую очередь из-за их кожи, использовавшейся для производства кожаных изделий. Это привело к тому, что многие их виды оказались на грани исчезновения, включая африканского нильского крокодила. В 1975 году была принята Конвенция о международной торговле видами дикой фауны и флоры, находящимися под угрозой уничтожения (СИТЕС), чтобы отрегулировать процесс торговли дикими животными. И многие страны, включая Южную Африку, внесли изменения в законодательство, чтобы защитить крокодилов и увеличить численность их мировой популяции.

Учитывая тот факт, что потребность в крокодиловой коже и мясе оставалась такой же высокой, разведение крокодилов на фермах стало способом уменьшить давление на дикую популяцию со стороны браконьеров, а также восстановить их популяции, выпуская молодых крокодильчиков в дикую природу.

И этот процесс оказался настолько успешным, что многие виды крокодилов перестали числиться в списках видов, находящихся под угрозой исчезновения. Данная инициатива продемонстрировала, как удовлетворить ненасытную человеческую потребность в животных продуктах, защищая при этом сам вид. Успех этой идеи позволяет использовать такую модель для защиты других видов, например, носорогов. Было бы приятно думать, что потребность в подобных продуктах можно сдерживать, но реальность такова, что как только человечество почувствует вкус к чему-то, ему еще долго придется отвыкать от этого. А большинство видов, нещадно истребляемых ради определенного продукта, ждать, к сожалению, не могут.

Мы выгрузились из микроавтобуса, потягиваясь и разминая мышцы, затекшие за время пути. Дерик, который ехал отдельно, стоял уже возле багажника, собирая оборудование, когда владелец фермы вышел поприветствовать нас. Пиет был высоким коренастым мужчиной лет пятидесяти с небольшим, в шортах цвета хаки, клетчатой хлопковой рубашке с короткими рукавами и камуфляжной бейсболке. Обратившись сначала к Дерику на африкаанс, он затем повернулся к нам, здороваясь в свойственной южноафриканцам теплой, радушной и дружелюбной манере. Он коротко описал свою крокодиловую ферму и причину для перемещения крокодила. Затем с благодарностью объяснил, как важно иметь команду людей, способных выполнить подобную работу. Крокодилу, о котором он говорил, было около пятидесяти лет, и на протяжении долгого времени он являлся на ферме главным производителем. Хозяин фермы хотел обновить генетический фонд, а потому собирался продать его на другую крокодиловую ферму.

Первым шагом было накинуть веревку на верхнюю челюсть животного. Тогда он инстинктивно сожмет ее челюстями и начнет тянуть на себя. Вот где должна была пригодиться наша дополнительная мужская сила, так как в этом процессе перетягивания каната 700-килограммовое доисторическое коварное существо попытается одержать над нами верх, утащив в воду. А там уже хищник не преминет воспользоваться невероятной мышечной силой своего хвоста. Нашей же целью было удерживать его на суше, чтобы обеспечить себе скромное преимущество и дать Дерику возможность усыпить его.

Процесс усыпления крокодилов до сих пор тайна, покрытая мраком, так как большинство препаратов, которые хорошо работают в отношении млекопитающих и эффективно воздействуют на других рептилий, не действуют должным образом на крокодилов.

Требуемые дозы зачастую так велики, что это делает непрактичным их применение. Время индукции минимум в пять раз дольше, чем у млекопитающих. Но потом лекарство может циркулировать в крови в течение нескольких дней, а иногда даже дольше, чем нейтрализующий препарат. А это означает, что крокодил может подвергнуться повторному усыплению на следующий день после процедуры – феномен, известный как «ренаркотизация». Так что владелец фермы, слив воду в бассейне в день процедуры, а на следующее утро набрав ее снова, рискует днем обнаружить, что его крокодилы утонули, потому что снова уснули.

Единственный класс препаратов, который действительно работает эффективно и предсказуемо, это паралитики, дозировку которых легко рассчитать и выбрать. Однако данные препараты – это исключительно мышечные релаксанты[23], а не анестетики. Так что они не годятся для тех процедур, которые вызывают боль, но идеальны для работы, ограниченной ловлей животного, его перевозкой и выпуском на волю. Галламин был идеальным препаратом, так как он хорошо расслабляет скелетные мышцы, но не влияет на мышцы, контролирующие процесс дыхания. Таким образом, данное лекарство обеспечивало бы нам безопасное рабочее пространство, не подвергая при этом опасности жизнь крокодила. И помимо всего прочего, после того, как животное будет безопасно перемещено, нам не потребуется вводить ему нейтрализующий препарат: через несколько часов лекарство естественным образом перестанет действовать. И тогда крокодил полностью восстановится.

После инъекции галламина должно пройти около пятнадцати минут, чтобы препарат начал действовать, и тогда мы сможем полностью контролировать ситуацию. Невероятную силу жевательных мышц крокодила – 3700 фунтов на квадратный дюйм[24] – будет сдерживать галламин. Потом челюсти нейтрализуют, когда их крепко замотают лентой. 700 килограмм чистой немыслимой мышечной силы станут просто обычным весом, и тогда одну из самых эффективных машин для убийства в животном царстве можно будет временно укротить, чтобы надежно загрузить на грузовую платформу, безопасно перевезти, а потом выпустить в новый дом.

В общем, план был простой, но как это часто бывает в работе с дикими животными, сопряженный с массой потенциальных рисков.

Пока мы не спеша двигались от припаркованных машин, снаряженные всем необходимым для работы, то смогли в первый раз внимательно осмотреть загон для взрослых животных. Вода мутного коричневого цвета не давала возможности рассмотреть, кто в ней находился. Прямо над поверхностью было видно несколько крокодилов. Но пока большая их часть оккупировала пыльный травянистый берег, греясь под лучами раннего утреннего солнца.

Перед нами раскинулось море самых крупных крокодилов, которых я когда-либо видел. Их зеленые с серовато-коричневым оттенком тела ярко контрастировали с песчаной красноватой землей, на которой они лежали. Одни в нерешительности замерли у воды, другие привалились к бетонной ограждающей стене. Кто-то широко раскрыл пасть, демонстрируя все свои блестящие белые зубы, другие держали пасти крепко сомкнутыми. Головы одних были обращены к воде, а других – к стене. Единственное, что объединяло их всех, это абсолютная неподвижность и застывшие стеклянные зеленые глаза. Было легко представить, что перед тобой просто коллекция статуй. Но в то же время при малейшем воздействии их реакция была бы стремительной, как молния, и смертельной.

Именно в тот момент до меня дошло, что мы по своей воле идем на плантацию, чтобы бороться с 700-килограммовым нильским крокодилом в загоне, где содержатся 119 других взрослых особей. Намеренное желание подвергнуть себя такой острой опасности казалось совершеннейшим безумием. Хотя я понимал, что именно незнание поведения крокодилов усиливало страх в моей голове. Несмотря на то что неприятные инциденты неизбежно возникают при общении с такими опасными животными, их вызывают по большей части либо беспечность, либо незнание поведения крокодилов. Если мы должны были войти в загон, значит, несомненно, существовал безопасный способ сделать это. Но здесь все равно требовалось быть предельно внимательным.

Одним из факторов, способствующих нашей безопасности, было время, выбранное для поимки крокодила. Холоднокровные, как и все рептилии, зависят от солнечного тепла, регулирующего их обмен веществ. Поэтому любая рептилия менее активна утром, чем в конце дня. Вот почему у собаки больше вероятности быть укушенной змеей во время утренней прогулки, а не во время вечерней. Утром змея будет медленнее уходить от приближающейся к ней любопытной собаки, а значит, наверняка нападет на нее, защищаясь, а не уползет прочь, как это обычно происходит позднее в течение дня.

Вторым фактором был день, выбранный для переезда. Взрослые крокодилы, как правило, питаются раз в неделю. А этих животных кормили накануне, поэтому они будут довольно медлительны, учитывая то огромное количество энергии, которое требуется им для переваривания пищи. Хотя, конечно, их реакция не идет ни в какое сравнение с нашей. Но еще важнее то, что они сыты. А значит, при условии, что мы не нарушим их утренней сиесты или не наступим на них случайно, они будут просто загорать на солнце, вместо того чтобы хватать зубами мелькнувшую у них перед носом ногу.

В теории все было просто и легко, но, посмотрев в сторону загона, я не увидел пути для отхода в море тел, покрывавших землю. Это означало, что кому-то придется расчищать нам дорожку, осторожно заставляя их подвинуться. Я понятия не имел, насколько легко это будет, но на подобную работу идти добровольно не собирался.

Один из работников фермы встретил нас у ворот, ведущих к проходу для кормежки, открыл их и впустил внутрь. Пиет шел впереди, показав на берег на дальней стороне водоема и погрузившись в беседу с Дериком. Несмотря на мое обидное незнание африкаанс, было понятно, что он показывает на самца, к которому мы направлялись.

Когда я взглянул повнимательнее на крокодила, мне показалось, что он вырос прямо у меня на глазах. Если на первый взгляд все крокодилы в загоне казались примерно одного размера, то при ближайшем рассмотрении я заметил широкое разнообразие их размеров и ширины. Но, вне всякого сомнения, этот мальчик был крупнее всех. Он лежал без движения, под острым углом, отвернувшись от воды, с широко разинутой пастью, зубы блестели на утреннем солнце. Было ощущение, что он приглашал нас поймать его, если осмелимся.

Пока Дерик с Пиетом продолжали беседовать, мимо нас прошел другой работник фермы, держа черную пластиковую трубу длиной 10 футов и шириной 2 дюйма. Он перелез через стенку прохода прямо в вольер. Он смело бил по земле этой трубой рядом с любым крокодилом, лежавшим у него на пути, чтобы создать безопасный проход к нашему крокодилу от той дорожки, где мы стояли. Я не сомневался, что его метод – прямой путь закончить свои дни в качестве бонусной трапезы крокодила. Но что удивительно, хотя животных не слишком радовало то обстоятельство, что их самым грубым образом отвлекают от принятия солнечных ванн, неудовольствие проявлялось в серии резких щелчков пастью и шипении – они медленно отодвигались в сторону или отходили к воде. Просто невероятно, насколько глубоко этот человек понимал и чувствовал поведение крокодилов. Примерно десять минут спустя дорожка была расчищена, и теперь он принялся обходить ее.

Тем временем Пиет готовил лассо из 20-футового отрезка крепкого ремня, который он легко закрепил на 6-футовом шесте. Закончив приготовления, он вместе с другим работником последовал за первым, перелезая через метровую стену в загон. Пиет шел впереди, приближаясь к своей жертве сбоку. Наш крокодил даже не шевельнулся, когда заметил потенциальную угрозу. Стоя, казалось бы, на безумно близком расстоянии, на линии огня, Пиет размотал самодельное примитивное устройство, пытаясь накинуть его на верхнюю челюсть животного.

Но крокодила не так-то легко было одурачить, и как только он почувствовал на своей морде лассо, схватил его, вырвав из рук Пиета и отбросив в сторону, после чего повернулся к воде и прикрыл пасть. Дерик произнес бранное слово на африкаанс, которое даже я мог понять: подобное явно не было частью их плана.

Теперь ситуацию следовало деликатно стабилизировать: крокодил мог в любой момент двинуться к воде, и тогда поймать его станет невозможно. И если бы это произошло, то у нас оставались две возможных альтернативы: либо приезжать сюда в другой день, либо ждать три часа, пока не спустят воду в бассейне. Я знал по собственному опыту, что работа с дикими животными в Африке сопряжена со многими потерянными днями и целым набором планов – B, C, D и так далее. И это было одной из причин крупных трат, задействованных в подобных операциях. В отличие от любого домашнего животного дикий зверь требует огромного терпения.

Что касается нашего случая, то даже слив воды не давал нам гарантии на успех, так как крокодил мог решить остаться там на прежнем месте. И если так, то фактор риска для человека однозначно возрастал, потому что водорослевый ил на дне этих осушенных водоемов был предательски скользок. Попытка войти туда в погоне за взрослым крокодилом стала бы самоубийством. Я вспомнил одну жуткую историю, которую рассказал мне Кобус. Однажды его попросили перевезти 150 взрослых крокодилов с фермы, владелец которой был убит после попытки осушить водоем. Просила жена убитого. Ее муж проделывал эту работу тысячу раз, но в тот день он поскользнулся и упал, так как на дне еще была вода. К тому моменту, когда вода ушла, исчез и он, практически весь. Возможно, было бы лучше вернуться в другой день…

К счастью, поменяв положение тела, крокодил затих, очевидно, вполне довольный нахождением на берегу, не выказывая никакого интереса к воде. Но мы все равно подождали, пока он снова откроет пасть, чтобы дать Пиету еще один шанс накинуть на него лассо. Дав крокодилу возможность устроиться поудобнее и вновь собрав лассо, Пиет отступил назад, наблюдая за ним с расстояния в несколько метров.

Прошло, вероятно, минут десять, прежде чем крокодил достаточно расслабился и медленно открыл пасть. Пиет дал ему еще несколько минут, а потом снова стал неторопливо подходить к его голове. В этот раз он расположил петлю прямо напротив морды животного, убедился, что стоит вровень с его верхней челюстью, а потом быстрым движением набросил лассо, заведя его под верхнюю челюсть и поверх пасти крокодила. Все остальное сделал крокодил, плотно сомкнув челюсти, дернув головой и шеей вбок тем движением, в котором воплотилась вся фирменная мощь этого животного. И именно это движение требовалось для того, чтобы петля стропы плотно обхватила его верхнюю челюсть. Теперь 4,6 метра и 700 килограмм мышечной массы доисторического существа были пойманы. И он это понимал.

Щелканье челюстями и рывок шеей были только началом проявления его ярости из-за столь неприятного для него ограничения. Он начал извиваться всем телом, задействовав мощную силу своего хвоста. Он двигался вперед и назад, из стороны в сторону. Скорость и сила, с которой он перемещался, ужасала. Пиету оставалось только стоять и наблюдать за этим. Два фермерских работника быстро присоединились к нему. Но их троих было явно недостаточно, чтобы сравниться по силе с таким существом. Теперь крокодил, будучи не удовлетворенным ходом дела, решил перенести схватку в свое излюбленное место охоты и рванул в воду.

Этот огромный внушительный хвост, который был таким мощным рычагом на суше, мгновенно стал превосходным рулем, позволявшим крокодилу вращаться на 360 градусов, щелкая челюстями и извиваясь всем телом с такой невероятной силой, что удивительно, как выдерживала стропа. Водоем, всего несколько минут назад безмятежный и неподвижный, теперь яростно бурлил и клокотал в хаотических вихрях шторма. В воде мощь крокодила вырастала в разы, так что пытаться хоть как-то контролировать его было теперь совершенно невозможно.

С каждым перекатом, рывком и поворотом крокодила трое мужчин, ненадежно удерживающие лассо, сдвигались все ближе к воде, и в мгновение ока ситуация могла стать крайне опасной. Малейшая потеря концентрации, чуть заметное поскальзывание, и Пиет со своими помощниками свалятся в эти первобытные воды. Наступил критический момент, о котором нас проинструктировали ранее. И прежде чем мы смогли о чем-то подумать или выкрикнуть то, что следует делать, мы среагировали все вместе, одновременно, мгновенно забыв о других 119 опасностях, поджидавших нас в загоне. Перебравшись через метровую стену, мы рванули на помощь, схватив кусок лежавшего на земле ремня. И теперь вместо трех нас стало четыре, пять, шесть. Но все равно крокодил одерживал верх в этом состязании. Семь, восемь, девять… И вот, когда уже десять тел потянули крокодила, мы смогли, наконец, крепко и надежно удерживать зверя. И теперь, как в случае с клюнувшей рыбой, нам нужно было, чтобы он вымотал себя, а мы в конечном итоге вытянули его из воды.

Та буря, что он поднял в воде, не позволяла разглядеть его, но неослабевающий напор, с которым крокодил тянул туго натянутую стропу, не оставлял сомнений в его силе. Секунды перетекали в минуты и казались вечностью, и все равно он не проявлял признаков усталости. У меня возникла мысль, что, быть может, первыми устанем мы, и что в этом случае? Я попытался стереть возникшие в голове картины.

Прошло, должно быть, минут двадцать, как мы крепко держали ремень, вдавливая каблуки в травянистый берег. Пот стекал со лба, а пальцы онемели от долгого держания, когда наконец почувствовали, что крокодил начал ослабевать. В какое-то мгновение мы начали сдвигаться от водоема, а не к нему. И в течение следующих нескольких минут шаг за шагом, дюйм за дюймом, потихоньку стали отходить от края водоема, постепенно вытягивая наш гигантский «улов» на берег.

Оказавшись на суше, крокодил, похоже, решил сдаться, но наша работа была еще далеко не завершена. Пока мы продолжали крепко держать стропу, Дерик отделился от нас, чтобы взять шест со шприцем и набрать галламин для инъекции.

Одной из особенностей рептилий является наличие у них чешуи, варьирующейся от мягкой, скользкой кожи змеи до жесткого, костистого панциря черепахи. Снизу у крокодилов более мягкая ткань, а на спине и боках – твердые костяные пластинки, или чешуи. Эти чешуи затрудняют процедуру введения препарата, так как они настолько твердые, что игла может просто сломаться или согнуться, если нажать на нее сильно. А потому важно вставить иглу между чешуями, чтобы она проникла сквозь внешний слой в мышцу, и препарат попал в организм. Лучше всего делать инъекцию у основания хвоста, где он соединяется с туловищем: там промежутки между костистыми чешуями больше. Кроме того, в этом месте наибольшая концентрация мышц в теле животного, и именно сюда нам нужно ввести препарат, так как мышца имеет хорошее кровоснабжение, что будет способствовать скорейшему всасыванию лекарства в кровь.

Дерик вернулся с 6-футовым шестом для дистанционной инъекции – простым металлическим шестом с тяжелым пластиковым шприцем и иглой, чтобы сделать инъекцию этому опасному животному на расстоянии. Он не стал терять времени и ввел галламин, на что крокодил отреагировал последним яростным ударом хвоста. А потом мы стали ждать, пока не пройдет пятнадцать минут. Проверить, подействовал ли препарат, можно было, тронув крокодила аккуратно палкой по верхней челюсти: если сработало, то крокодил с трудом разинет пасть, а если нет…

Мы убедились, что со стороны головы у нас есть достаточное пространство для маневра.

Спустя десять долгих минут Дерик осторожно коснулся носа крокодила длинной палкой – никакой реакции. Затем с чуть большей силой он попытался закрыть ему пасть, но в то же мгновение крокодил среагировал, схватив палку зубами и превратив ее в месиво. Было ясно, что нужно ждать.

Пять минут спустя Дерик предпринял ту же поэтапную провокацию, на которую не последовало никакой реакции. Осторожно убрав палку с кончика носа крокодила, он переместил ее к передней части морды, легонько постучав по торчащим сверкающим зубам, – опять ничего. Похоже, галламин работал. Несколько человек ослабили хватку на ремне, приготовившись к финальной фазе. Теперь нам нужно было набросить другое лассо сразу вокруг верхней и нижней челюсти. А потом мы будем крепко его держать. И когда челюсти крокодила будут крепко сжаты, Дерик обмотает ему пасть четыре или пять раз промышленной клейкой лентой. Чтобы только приблизиться к пасти такого монстра, требовалось свято полагаться на достижения науки и фармакологии. Одно дело – прочитать о препарате в книге, знать, как это работает, какие рецепторы задействованы и какое влияние он оказывает на организм. Но поверьте мне, что знания не помогут в этой опасной ситуации. Здесь важна колоссальная вера в правильность совершаемого действия, если делаешь это в первый раз. Дерик проделывал это уже несколько раз. И пока мы держали зверя, он без всяких колебаний мгновенно закрепил лассо и заклеил пасть лентой, обмотав ее множество раз для надежности.

Вот теперь мы полностью контролировали ситуацию. Отпустив стропу, которая за полчаса выжала все наши силы, мы переключили внимание на его лапы. Нужно было закрепить их так, чтобы не повредить во время движения. Но главной задачей было поднять его на платформу с крепежным устройством. Транспортным средством была фура с прикрепленным к ней подъемным механизмом.

Надежно закрепив крокодила на платформе, мы дали знак водителю фуры, чтобы он опускал подъемный кран, и в считанные мгновения подъемная лебедка подняла 700-килограммового нильского крокодила в воздух и опустила в фуру. Загрузив крокодила, водитель отправился с ним в двухчасовое путешествие к его новому дому. А мы, попрощавшись с Пиетом и его командой, поехали следом в нашем микроавтобусе.

Прибыв к месту назначения, мы успешно и легко выгрузили его. Галламин все еще продолжал действовать, обеспечивая необходимое мышечное расслабление, которое позволяло нам спокойно работать. Пройдет еще несколько часов, прежде чем действие препарата закончится. И тогда для крокодила настанет время начать исследование его нового окружения. Когда мы отъезжали, я почувствовал, что мне понадобится гораздо больше времени переварить весь незабываемый опыт, полученный в тот день. Еще одна успешная работа прошла хорошо и без инцидентов. Но я чувствовал себя полностью выжатым и физически, и эмоционально. Данный опыт определенно заставил меня выйти из зоны комфорта. Мне довелось многое узнать о поведении крокодилов и о том, как с ними обращаться, но я старался не думать о целом ряде возможных опасностей, хотя иногда украдкой вспоминал.

И до сих пор я так до конца и не знаю, удачно ли прошел тот день благодаря навыкам и знаниям профессионалов.

КРОКОДИЛЫ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Crocodylus niloticus: нильский крокодил.

Ареал: широко распространены по всей Субсахарской Африке.

Продолжительность жизни: 70–100 лет.

Среда обитания: крупнейший пресноводный хищник в Африке, обитающий в пресноводных озерах, реках, болотах, лиманах и мангровых болотах.

Питание: основной рацион составляет рыба, но они также питаются падалью и, сидя в засаде, нападают на любое существо, которое окажется у них на пути, включая гну, которые переплывают реку Мара во время их «великой миграции». Взрослые животные способны прожить год без еды.

Инкубация: 90 дней, в течение 2‑х месяцев откладывают от 25 до 80 яиц.

Вес: после вылупления малыши весят около 70 г, длина тела составляет около 4,5 см. Во взрослом возрасте достигают 2–5 м в длину и весят от 220 до 700 кг.

Развитие: к 2 годам крокодильчики вырастают примерно до 1,2 м, именно тогда они покидают свое гнездо. К 4 годам они достигают уже около 2 м в длину и будучи такого размера, уже гораздо меньше подвержены опасности каннибализма или нападения на них хищников. Половой зрелости достигают к 12–16 годам в зависимости от здоровья, размера и веса. Расти продолжают на протяжении всей жизни.

Температура тела: подобно всем рептилиям, крокодилы холоднокровные. Идеальная температура тела, позволяющая греться на солнце и оптимально чувствовать себя в воде, – от 18,8 до 29,2 °С.

Интересный факт: температура тела нильского крокодила определяет пол: если средняя температура во второй трети инкубационного периода выходит за рамки промежутка от 31,7 до 34,5 °С, то потомство будет женского пола, если нет – то мужского.

Охрана: в 1971 году все 23 вида крокодилов были отнесены к видам, «находящимся под угрозой исчезновения» либо «на грани уничтожения». Это привело к созданию организации Crocodile Specialist Group (CSG). Численность крокодилов с тех пор существенно возросла, если подходить с мерками охранного статуса и сравнивать с любой группой беспозвоночных: 7 видов остаются под угрозой исчезновения, 8 видам ничего не угрожает, а все остальные успешно процветают, обеспечивая регулярные ежегодные «урожаи» яиц. Ключ к успеху данного процесса – в совместной деятельности компаний, участвующих во всех этапах международной торговли кожей рептилий. Сегодня индустрия производства крокодиловой кожи рассматривает вопросы сохранения данного вида как инвестиции в будущее. И многие компании помогают в рамках проектов по охране животных, активно сокращая незаконную торговлю. Организация CSG всячески содействует тому, чтобы всем видам крокодилов перестало угрожать исчезновение. См.: .

Кенгуру

Я не боюсь расстаться с жизнью – если мне потребуется спасти коалу или крокодила, кенгуру или змею, я сделаю это.

Стив Ирвин

Эта ночь дежурства была одной из тех ночей, когда сна не было не из-за бессонницы, а из-за множества звонков. Они начались ровно в тот момент, когда я сел перед телевизором, собираясь поужинать, где-то около 9 часов вечера. Хромающая кошка, очевидно, потерялась в магазине сети «Теско», и никто не мог ее поймать. Два часа спустя, охотясь за ней, я прошел вдоль нескольких продуктовых прилавков и вышел в складское помещение.

Наступила кульминация, когда я подошел к киоску, стоявшему позади магазина. К этому времени кошка была уже взвинчена и напугана и не собиралась даваться мне в руки без боя. Я попытался подлезть под здание, чтобы извлечь ее оттуда, уворачиваясь при этом от ее шипений и ударов лапой. Но потерпел сокрушительную неудачу. Я сделал вывод, что ловушка будет нашей единственной надеждой. Когда мы ее поймаем, то сможем осмотреть и вылечить ее больную лапу, а потом, будем надеяться, она, наконец, воссоединится со своим хозяином.

Потом была миссис Джонс, которая позвонила в 2 часа ночи, чтобы сообщить, что у ее собаки чесотка. Дерматологи с удовольствием признаются, что одна из причин, почему они выбрали эту специальность, в том, что проблемы с кожей редко требуют срочного лечения. Так что вы поймете отсутствие у меня особой радости, когда нарушили мой драгоценный сон просьбой осмотреть собаку на наличие у нее блох. Несмотря на мои тактичные сонные попытки убедить хозяйку, что это может подождать до утра, она твердо настаивала на том, чтобы я приехал к ее Бесси, маленькому вестхайлендскому белому терьеру лично. И я покорно вытянул себя из кровати холодной ноябрьской ночью, чтобы провести самый дорогой в мире курс лечения от блох. А потом в 6 часов утра я получил один из самых странных звонков за всю мою карьеру.

– Привет, это ветеринар? – произнес голос на другом конце линии, пока я нащупывал прикроватную лампу.

– Да, это Джон, дежурный ветеринар, чем могу помочь? – произнес я, пытаясь скрыть сонливость.

– А, хорошо, спасибо… Ну, сэр, у меня тут рыба-собака, понимаете, она все время плавает поверху резервуара… ну, всплыв, но не как нормальная рыба. Он на боку, и я не знаю, что с ним. Но с ним явно что-то не так.

– Простите, вы сказали, что ваша рыба-собака чувствует себя нехорошо? – спросил я.

– Да, моя рыба-собака. Ему и вправду очень плохо. Думаю, он умирает. Не могли бы вы взглянуть на него?

Поверьте, пытаться звучать убедительно, логично и профессионально, давая при этом разумный и мудрый совет, в шесть утра, когда тебя только что выдернули из глубокого сна, это тяжело во всех смыслах. Но когда предмет разговора касается одного из 8,7 миллиона видов, не относящихся к нашей ветеринарной практике, я совершенно пал духом.

– Вы хотите, чтобы к вам пришли, или принесете его к нам в клинику? – спросил я.

– М-м… он в 6-футовом резервуаре, так что лучше, если бы вы пришли к нам, – ответил он, явно удивляясь глупости моего вопроса.

– А, да, конечно, – ответил я, смущенно. – И где вы находитесь?

– Дома, – сказал он.

Так дело не пойдет.

– Простите, я имел в виду, где вы живете?

– О, понимаю. Вест Бром, рядом с футбольным полем. Назвать почтовый индекс?

– Было бы неплохо, спасибо, – сказал я, записывая адрес. – Итак, вы нашли его в таком состоянии сегодня?

– Да, с ним все было нормально. Я имею в виду, он всплывает, когда его что-то пугает, но это обычное дело. Но в последнее время он делал это гораздо чаще. Я не уверен, что теперь он контролирует данный процесс, как раньше – либо так, либо он становится немного прыгуч в своем преклонном возрасте. Он у меня уже шесть лет, так что уже начинает стареть. Но у него особенный характер. Я буду опечален, если он погибнет. И я должен сделать все возможное, чтобы помочь ему, не правда ли? Я как обычно пошел кормить их, когда проснулся, и он лежал там, всплыв, на боку, такое печальное зрелище.

– Сочувствую. Так у вас, получается, их несколько?

– О, да, обожаю их, такие забавные… В любом случае вы должны приехать и взглянуть на него, или как? Я имею в виду, вряд ли можно сделать что-то еще. Мне тяжело смотреть на его мучения, понимаете?

– Я буду у вас примерно через полчаса.

Я прилег на кровать, обдумывая этот звонок. Неужели я действительно отправлюсь осматривать рыбу-собаку куда-то рядом со стадионом «Вест Бромвич Альбион»? Сама мысль об этом звучала абсурдно. Но мой клиент был искренне обеспокоен, и я вытащил себя из постели, оделся и поехал.

К сожалению, рыбы-собаки действительно были вне ветеринарной компетенции. И я с помощью бутылочки усыпляющего раствора гуманным образом уменьшил мировую популяцию рыб-собак на одну особь.

Направившись затем прямиком в клинику, я был на работе уже в районе 8.30, чувствуя себя вполне проснувшимся и бодрым, несмотря на разбитый сон. Хотя и понимал, что впереди у меня целый день консультаций, что очень быстро устану. Придется подкрепляться кофе и чаем.

Первые два часа работы прошли без особых проблем: обычная рутина с парой пациентов, которым требовались дальнейшие исследования, анализ крови, капельницы и прочее. Но я уже начал просить пощады, поэтому с удовольствием выпил чашку чая, которую мне принесла Люси в паузе в одиннадцать часов. Воспользовавшись краткой передышкой, чтобы насладиться процессом, я пробежал глазами оставшихся у меня на утро пациентов. Окошечко, образовавшееся на 11.50, было теперь занято нашим клиентом Ричем из местного зоопарка. Он должен был принести одиннадцатимесячного детеныша серого кенгуру по кличке Кевин, у которого были сильные выделения из носа и слезились глаза. Кенгуру с простудой: последние двадцать четыре часа становились одними из самых странных в моей практике.

Когда подошло время визита Кевина, я уже с трудом заставлял себя работать. После долгой ночи дежурства, практически без сна и без еды, уставший после целой череды утренних посещений, я прекрасно понимал, что далеко не в лучшей форме. Пригласили Рича зайти ко мне в кабинет. Он зашел с молодым ассистентом, вдвоем они держали тяжелую большую переноску с животным, которая едва протиснулась в дверь кабинета.

Ричу было под тридцать лет, ростом около 180 сантиметров, среднего телосложения, с длинными светлыми дредами, которые он прихватывал в хвост, и множественным пирсингом на лице. На нем были черные рабочие штаны и зеленая футболка поло с логотипом зоопарка. Он был старшим смотрителем. Я контактировал с ним раньше несколько раз и проникся к нему огромным уважением.

Он обладал глубокими знаниями обо всех обитателях зоопарка, всегда знал возраст любого животного, а также его историю болезни. Ему доставляло огромное удовольствие заниматься исследованиями и знакомиться со всеми последними идеями и теориями относительно питания животных, их витаминизации, усовершенствования среды обитания. Но особую симпатию он испытывал к приматам. Он частенько приходил с маленькой мартышкой или тамарином на плече.

– Доброе утро, Джон, – приветствовал он меня радостно. – Выглядишь ужасно. Не спал допоздна?

– Не спрашивай. Дежурил прошлой ночью – ночка выдалась длинной. Но я рад тебя видеть, Рич. Как поживаешь?

– Хотел бы я сказать то же самое, но визит к вам не радует. Ничего личного, конечно, просто это означает, что кто-то из наших заболел. Сегодня вот этот парнишка, малыш, которого мы выхаживаем. Мы даже не заметили, что он родился, очевидно, прятался у матери в сумке. Обнаружили его только пару месяцев назад. В любом случае, судя по размеру, его рост в один фут, думаем, что ему примерно 11 месяцев. Когда мы впервые заметили малыша, он выглядел совершенно здоровым. Но Тим, – он кивнул на молодого парня, помогавшего внести коробку, – сказал, что заметил вчера у Кевина небольшой насморк. Сегодня состояние заметно ухудшилось, и он даже не проявил интереса к своему завтраку.

– Все правильно, – сказал Тим. – Вчера он выглядел лучше, а сегодня ведет себя немного тише.

– Я хотел, чтобы вы осмотрели его, пока ему не стало еще хуже, – продолжил Рич. – Он сейчас у нас любимчик, ну, понимаете, такой сюрприз и все такое, все сотрудники привязались к нему. Хитрюшка наш, да, Кевин? – добавил он, разговаривая с переноской. Изнутри раздался глухой звук: это Кевин топнул лапой в знак протеста против своего временного заточения.

– Довольно справедливо, – сказал я. – Ну, давайте посмотрим на него, – я нагнулся и начал открывать его клетку, как делал это с любыми другими животными, которых мне приносили клиенты.

И это была явная оплошность, что объяснялось моим измученным состоянием, идущая вразрез со всеми обычными традициями, сложившимися у нас с Ричем, когда мы занимались животными из зоопарка. Мои действия так удивили его, что он не сразу среагировал.

– О, аккуратнее, Джон, этот малыш просто огонь! – все, что он успел выдать, когда я открыл окошко в коробке, а затем осторожно отодвинул дверцу, дав Кевину возможность нюхнуть свободы. И он тут же высунул нос. А потом мощным прыжком продвинулся вперед. Я был совершенно не готов к подобному развитию событий, он застал меня врасплох. Прежде чем я успел остановить его, кенгуренок Кевин уже выбрался из коробки.

Если бы он просто остановился там, или если бы задняя дверь моего кабинета, ведущая в аптеку, была заперта, тогда это не имело бы таких серьезных последствий. Но, к сожалению, все было наоборот. Просидев взаперти в течение получаса, Кевин, очевидно, решил, что ему нужно размять ноги, и в два прыжка оказался в аптеке, откуда несколько мгновений спустя раздался ужасающий грохот. Я вскочил на ноги и погнался за ним, следом за мной припустили Рич с Тимом. Зайдя в аптеку, мы увидели следы разрушения, оставленные Кевином, которые вели в коридор: коробки и бутылочки с лекарствами, перевязочный материал, ножницы, щипцы и прочий инструмент, который до этого был аккуратно разложен на столах. Теперь все это было разбросано по полу. Дальше следы Кевина вели в препараторскую. Дверь, которая могла благополучно заблокировать ему проход, осталась открытой. Прыг, прыг, прыг – он прошел через дверь, завернул за угол и оказался в препараторской, где полный и откровенный хаос продолжился.

Двое моих коллег готовили все к проведению анестезии для последней операции, назначенной на это утро. Ханна только что завела пациента, маленькую таксу, которой должны были удалить опухоль. Собаку укладывали на стол, а Гейвин как раз проверял все необходимые инструменты.

В это время в углу комнаты Люси и Джесс склонились над одним из пациентов, которого я недавно принимал. Это была большая немецкая овчарка, в лапу которой они как раз собирались ввести катетер, чтобы поставить ей внутривенную капельницу.

И именно в этот спокойный и сосредоточенный момент в комнату запрыгнул Кевин, а следом вбежали Рич, Тим и я. Первой отреагировала немецкая овчарка, которая яростно залаяла и ринулась вперед, сбив с ног Джесс, оттолкнув в сторону Люси и разметав весь их инструмент. К счастью, овчарку сдерживал поводок, прикрепленный к крючку на стене, так что диапазон ее действий был ограничен. В противном случае погоня продолжилась бы, и тогда Кевин в панике бросился бы к нам, ища спасения. Но кенгуренок был так напуган той неожиданной агрессией, с которой его встретили, что просто запрыгнул на стол в препараторской. А такса, лишившись рассудка от испуга, энергично вклинилась в перепалку, пронзительно тявкая в общем неодобрительном хоре. Не найдя надежного убежища, Кевин запрыгнул на боковой стол, где на подносе сохли на полотенце хирургические инструменты. Поскользнувшись на полотенце, Кевин рассыпал весь инструмент, полетевший в разные стороны, и это, конечно же, вызвало у него еще большую панику.

Вся эта громогласная заваруха заставила Джейн прибежать с ресепшн. Ворвавшись в кабинет, она открыла дверь нараспашку, потеряв дар речи, раскрыв рот от удивления и округлив глаза. Она молча рассматривала учиненный погром, а в распоряжении Кевина появился единственный путь к спасению. Будучи в панике от лающих собак, валящихся со всех сторон инструментов и чувствуя себя в западне, он спрыгнул со стола и метнулся вихрем через открытую дверь к ресепшн.

Именно в этот момент нас ждала счастливая передышка: на ресепшн не было ожидавших визита клиентов, входная дверь была закрыта, и Кевин решил перепрыгнуть через стойку регистрации прямо к двери, ненамеренно загнав себя в угол. Наступил момент спокойствия. Хотя если бы в эту минуту к нам решил зайти новый клиент, хаос бы продолжился. Одним прыжком Кевин выскочил бы через входную дверь и оказался на свободе, и я сомневаюсь, увидели ли бы мы его снова. Я вздрогнул при мысли о том, как мне пришлось бы тогда объясняться с сотрудниками зоопарка.

Но несколько минут спустя Кевин перестал прыгать, не зная, куда ему идти и что делать дальше, а просто встал посреди помещения, осматривая незнакомое окружение.

В этот момент Рич взял ситуацию под контроль.

– Тим, – прошептал он, – заскочи в приемный кабинет и возьми те фрукты, что мы положили ему в коробку.

Несколько мгновений спустя Тим вернулся с пригоршней нарезанных фруктов.

– Хороший мальчик, – сказал Рич, бросая первый кусочек в сторону Кевина. Летящий к нему предмет привлек внимание, и он сделал несколько шагов, чтобы исследовать его. Поняв, что это еда, он пришел в благодушное настроение, и подобрав кусочек, стремительно сожрал его, а потом стал осматриваться в поисках добавки. Рич бросил ему второй кусочек, медленно крадясь к кенгуру.

– Оставайтесь там, – прошептал он нам. – Люди напугают его.

К этому времени Кевин определил источник еды, и после жадно поглощенного второго кусочка он сделал пару шагов в сторону Рича. Рич встретил Кевина на полпути, бросив ему третий кусок, и этого оказалось достаточно, чтобы восстановить между ними узы доверия и дружбы. Рич протянул руку с оставшимися кусочками фруктов, и Кевин склонился и начал сам брать еду. Когда он зажал в лапах последний кусочек, Рич смог легко подцепить его и отвести обратно в мой кабинет.

– Ну, и где же мы были? – спросил он весело.

Испытывая облегчение от того, что наши мучения закончились, я быстро восстановил профессиональный настрой и приступил к осмотру.

– Думаю, это простая инфекция верхних дыхательных путей, – заключил я, закончив осматривать пациента. – Но имей в виду, что не следует недооценивать последствия сегодняшнего инцидента. Боюсь, что эта маленькая проделка не пойдет ему на пользу, так что будет лучше, если мы назначим ему курс антибиотиков.

– Ты прав. А в какой форме они будут? – спросил он, осторожно заводя Кевина обратно в его контейнер. – Ты закончил с ним?

– Да, спасибо. В жидкой форме, вам нужно будет добавлять препарат в его еду с помощью шприца.

– Отлично, так мы обычно и делаем.

Я высчитал точную дозу, распечатал наклейку и отправился искать бутылочку на полу в развороченной аптеке.

– Спасибо, Джон. Надеюсь, это поможет. Увидимся – но надеюсь, не очень скоро, – сказал Рич, и они с Тимом вынесли Кевина из кабинета. – О, Джон, – добавил он, – будь любезен, окажи нам услугу.

Он помедлил, пока я выходил вслед за ним к ресепшн.

– Что такое? – спросил я.

– Поспи немного.

КЕНГУРУ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Macropus giganteus: восточный серый кенгуру.

Ареал: южная и восточная Австралия, Квинсленд, Новый Южный Уэльс, Виктория и Тасмания.

Продолжительность жизни: 8–12 лет.

Среда обитания: леса и лесистая местность днем, луга и кустарниковые заросли ночью.

Питание: кенгуру ведут ночной образ жизни, они травоядные, предпочитают траву, в частности, молодые зеленые побеги, наиболее богатые протеином. Хотя также едят целый ряд других растений.

Период беременности: 36 дней, по истечении которых малыш совершает невероятное перемещение в сумку матери, там он сосет молоко и находится в течение последующих девяти месяцев.

Вес: всего 0,8 г при рождении, во взрослом возрасте достигают веса 42–85 кг.

Развитие: в 9 месяцев малыш начинает ненадолго вылезать из сумки. В 11 месяцев он окончательно покидает ее, но продолжает сосать мать до 18 месяцев. Самки созревают примерно в 22 месяца, а самцы – в 25 месяцев.

Температура тела: 36,2–37,3 °С.

Интересные факты: восточный серый кенгуру – самый быстрый из всех кенгуру, способен развивать скорость до 40 м/ч. Самки обычно перманентно беременны, начинают спариваться вскоре после того, как детеныш переместится в сумку. Хотя в периоды засухи или нехватки корма самцы не производят спермы, и самки входят в эмбриональную диапаузу. В хорошие сезоны самка способна произвести 3‑х малышей одновременно, причем всех на разных стадиях развития: одного кормит в сумке, второго – вне сумки, а третий находится в утробе с задержкой в развитии, в ожидании, когда сумка освободится. Самка также способна вырабатывать два разных вида молока одновременно с учетом потребностей каждого детеныша.

Охрана: в настоящее время восточный серый кенгуру является законодательно защищенным видом в Австралии. Когда европейцы начали заселять Австралию, на кенгуру активно охотились. В 2010 году их популяция на материке составляла 11 миллионов особей. Это один из самых многочисленных видов сумчатых. По мнению представителей Международного союза охраны природы, он не требует защиты. На самом деле в отдельных регионах они так многочисленны, что их необходимо отбраковывать в рамках программы контроля популяции, чтобы минимизировать уровень заболеваний и предотвратить голодание животных в данных группах. Однако большинству других видов, обитающих в Австралии, повезло меньше: свыше 1700 видов животных и растений находятся на грани исчезновения. Вот почему работа австралийской организации по охране дикой природы так жизненно важна: .

Зебра

Задал зебре я вопрос: «Черный цвет на белом у твоих полос? Или белые они – только черный фон?» Зебриным ответом был я удивлен: «Ты всегда хороший – но плохой чуть-чуть? Или очень вредный – добрый лишь чуть-чуть?»

Шел Сильверстайн. «Вопрос зебры»

– Нам придется воспользоваться вертолетом, – раздался отчетливый голос Кобуса в двухполосной рации, лежавшей на приборной доске моего Ford Ranger. – Сейчас мы их ни за что не поймаем! Давайте снова соберемся в офисе за кофе, и я позвоню Жаку.

За 6000 рэндов[25] в час вертолет значительно увеличивал расходы на любую операцию по поимке животного. Но в работе с дикими животными существует так много потенциальных ловушек и сложностей, что если вам нужен максимальный шанс на успех, то тогда, помимо прочего, следует опираться на реализм, практичность и эффективность. Иметь обзор с неба было логичным решением, которое давало много преимуществ, главное из которых заключалось в том, что рельеф местности и растительность в буше часто делали огромные участки территории недоступными для других транспортных средств.

Когда работаешь с дикими животными, то подобные пешие прогулки сопряжены с опасностью. А большинство крупных млекопитающих не боятся атаки с воздуха, так что зачастую к ним гораздо проще подобраться на вертолете. Поэтому в том случае, если это можно себе позволить и если это не простая операция на земле, вертолет становился неотъемлемым средством работы с дикими животными.

Объектом нашего поиска были два стада зебр на ферме, но за четыре часа мы лишь пару раз мельком видели их, после чего они скрылись в густом буше, так и не дав нам возможности выстрелить в них дротиком. Решение воспользоваться вертолетом было ожидаемым и в высшей степени разумным, а кроме того, я мечтал о кофе. Но до безумия обидным был тот факт, что на прошлой неделе мы легко могли подстрелить все двенадцать зебр. Они постоянно крутились рядом, либо паслись в полях, либо были на одном из водопоев на ферме. Но сегодня, когда мы отправились ловить трех животных из группы, их, конечно же, нигде нельзя было найти. Зато все другие животные на ферме радостно паслись у всех на виду: бентбоки, жирафы, гну, импалы, страусы и бубалы были представлены в изобилии… Но ни одной зебры и близко. Создавалось впечатление, что они узнали о наших планах и резко рассредоточились.

Но Кобус по своему долгому опыту знал, что так всегда и бывает. Не важно, насколько приручено животное или насколько легко его обычно найти, в тот день, на который намечена их поимка, они загадочно исчезают. Можно менять тактику поведения, транспортные средства, людей, звуки, режимы кормежки. Короче, все что угодно. Но ни одно дикое животное не даст тебе ни единого шанса.

А потому при ловле диких животных профессионалы стараются создавать для зверей минимум незнакомых ситуаций: всегда приближаться к ним на знакомом для них транспортном средстве со знакомым водителем и с одной стороны, к примеру. Однако бывает так, что подобная стратегия просто невозможна, и именно тогда ключом к успеху становится четкое понимание особенностей разных видов и предвидение их возможного поведения.

В сочетании с долей таланта это всегда дает хороший шанс побороться и чаще всего приносит удачу.

В то утро мы выехали рано утром на трех машинах с целью выстрелить транквилизатором и перевезти трех из двенадцати зебр, обитавших на ферме в 60 гектаров, где мы остановились. Это был очень маленький по африканским меркам заказник. Местность была холмистая, с несколькими высокими бесплодными горными вершинами и небольшим количеством хороших участков для выпаса. Эти факторы ограничивали численность животных, которых ферма могла достойно содержать, а тип флоры определял те виды, которые могли выжить.

Здесь росло много акаций и мимозы, что гарантировало хороший прокорм четырем жирафам – они были единственными на ферме, кто питался веточным кормом. Но когда дело касалось пасущихся животных, здесь уже начиналась конкуренция. И хоть разные виды травоядных имеют слегка отличные кормовые пристрастия, они все равно соперничают за пастбища. Выбор заключается в возможности держать больше животных разных видов либо меньше в рамках какого-то одного вида. То высокое биоразнообразие, которое способна поддерживать экосистема, всегда будет благоприятнее для монокультуры. А потому, чтобы можно было позволить себе содержать импал, гну, бентбоков, бубалов, антилоп-косуль и страусов, а также зебр, оптимальным количеством для данной территории было десять взрослых особей.

В настоящее время на ферме держали двенадцать взрослых зебр и одного малыша. Три самки были тяжело беременны. К тому же выдалось исключительно засушливое лето, дождей все не было, количество травы уменьшалось, а источники с водой высохли. Это означало, что воду нужно было завозить каждую неделю. Поэтому, несмотря на хорошее самочувствие зебр, на ферме был переизбыток животных. К тому же вот-вот должны были родиться три малыша. А значит, численность животных следовало урезать, не дожидаясь неминуемого соперничества за еду.

Тем временем нашелся покупатель, который хотел приобрести одного молодого зебренка и двух самок. И хотя еще три малыша были на подходе, и численность зебр все равно пришлось бы сокращать, это временно решало проблему.

У всех животных на ферме был свой привычный рацион, который каждый вечер дополнялся люцерновым сеном. Такой подход служил нескольким целям: приучить животных к людям, чтобы их потом было легче поймать; обеспечить легкий доступ для отслеживания состояния их здоровья, иметь возможность наблюдать магическое вечернее шоу. Но наш неудачный утренний вояж показал, что, сколько ни приучай их к человеку, они все равно оставались дикими.

Кобус протянул мне и Лауре кофе.

– Ну, вот вам и охота на диких животных! – засмеялся он. – Надейся на лучшее, рассчитывай на худшее. Они очень тонко все чувствуют.

– Я видел зебр несколько раз, – сказал я, – и даже попытался подойти к ним, но у меня возникло ощущение, как будто они знали дальность полета дротика и держались вблизи нескольких деревьев и кустов, чтобы сделать выстрел невозможным.

– Мы всегда стреляем, находясь в пределах зоны опасности для животного: это та зона, где они способны почувствовать опасность. Вот почему любое ружье с дротиком имеет дальность и точность выстрела в пределах этой зоны. Семьдесят метров – пожалуй, ключевое расстояние, и если ты находишься в этих пределах, то животные чувствуют тебя и при малейшем испуге убегут. Если тебе удастся попасть в них с дальней дистанции, что получалось у нас пару раз с использованием экспериментальной системы, то животное не среагирует. Они воспринимают дротик как укус назойливой мухи: махнут хвостом, а потом продолжают есть. Жираф, в которого мы попали, упал ровно под тем деревом, у которого он кормился. Это было необычайное зрелище.

Кобус, как всегда, был кладезем знаний, опыта и интересных историй, и эти жемчужины были бесценны.

– А что случилось с новой системой? – спросила Лаура.

– Деньги, политика… Позор. Была отличная система, грамотно сконструированная и тщательно продуманная, она позволяла сделать точный выстрел с расстояния до 100 м. Никаких 40 м, с которых ты еще можешь промахнуться!

– С этой системой мы могли бы сидеть в баре на базе и стрелять по зебрам, пока они щиплют траву, – сказал я задумчиво. – Ром с колой для меня и немного эторфина для зебры!

Мы все рассмеялись, прихлебывая кофе.

– А где студенты? – поинтересовался Кобус.

– Мы оставили их на базе, сказали взять себе напитки и отдыхать, – ответила Лаура.

– Я сказал Жаку прийти в два… Почему мы сначала не пообедали? С вертолетом мы найдем их быстро. Хотя все зависит от твоих снайперских способностей, – добавил Кобус, повернувшись и весело взглянув на меня. – Как насчет того, чтобы сделать это с вертолета?

От неожиданности я чуть не расплескал свой кофе. Я всегда хотел попробовать это, но подобный опыт казался мне далекой мечтой. Просто мне никогда не выпадало такой возможности. Возбуждение охватило меня, но почти сразу же мое сердце тревожно забилось из-за возможной неудачи и из-за того, что что-то пойдет не так.

Кобус, словно прочитав мои мысли, добавил:

– У тебя была масса опыта на земле. Ты знаешь, что делаешь, и потом, все мы когда-то начинали. Вот зебры, вот дротики, вот лекарства, Жак скажет тебе конкретно, что делать, и наведет тебя на животного. Здесь тебе успех гарантирован. Если с тобой хороший пилот вертолета и ты немного набил руку, то обычно с вертолета стрелять легче, чем с земли. Я знаю Жака более двадцати лет, и никто так филигранно не работает с животными, как он.

Его слова звучали убедительно, и, по логике вещей, он был абсолютно прав.

Я не мог желать более благоприятной ситуации для того, чтобы научиться этому делу. К тому же обстановка была максимально безопасной и спокойной, без напряга… И все равно мое сердце учащенно билось. Буду абсолютно откровенным: Жак, Лаура, Кобус, четырнадцать студентов и большая часть команды ловцов – все они будут зависимы от меня. Любой из них заметит малейшую мою ошибку, а страх может парализовать волю. Но такая возможность появилась, и я готов был ухватиться за нее обеими руками. И тут вспомнил, как прочитал где-то фразу: «Допуская для себя возможность ошибиться, никогда не забывай о том, что у тебя есть шанс отличиться».

– Спасибо, с удовольствием сделаю это, – ответил я.

Вернувшись на базу, я сидел, глубоко погруженный в свои мысли, и ел бургер, не замечая громких разговоров вокруг. Среди студентов поползли слухи, что они смогут полетать на вертолете, если останется время после поимки животных. «Отлично, – подумал я. – Если все пойдет не так, мне еще, помимо всего прочего, придется иметь дело с разочарованными студентами».

Это был шаг в полную неизвестность, которого я всегда боялся. Я вспомнил тот отчаянный страх, который испытывал перед первым прыжком с тарзанки, и первый раз, когда я прыгнул на крокодила, чтобы удерживать его. Но последующий ажиотаж и сохранившиеся незабываемые воспоминания о подобном опыте всегда заставляли меня признать, что первоначальный страх точно стоил того, чтобы его преодолеть. Поэтому я знал: что бы ни случилось, через несколько часов я приобрету бесценный опыт, и эта мысль заметно мотивировала меня.

От этих мыслей меня отвлек знакомый гул, и уже через несколько минут вертолет кружил над нами всего в ста футах. Несколько секунд спустя Жак приземлился на место кормежки, подняв облако пыли. Сколько бы раз я ни наблюдал эту картину, я всегда восхищался ею: вертолеты поистине были самым совершенным видом транспорта.

Двигатель заглох, лопасти замедлили ход, и пыль улеглась, открыв взгляду вертолет R44. Сняв гарнитуру и повесив ее на крючок над головой, Жак открыл дверь кабины и вышел, приветствуя Кобуса широкой улыбкой и крепким рукопожатием.

Повернувшись ко мне, Кобус представил нас друг другу.

– Думаю, мы дадим сегодня Джонатану возможность попробовать, – сказал он.

– Отлично, без проблем.

И, поняв друг друга без слов, что бывает, когда работаешь вместе многие годы, они вернулись к вертолету, сняли четыре двери и вынули две дополнительные канистры с бензином, поставив их неподалеку рядом с кустом.

Я же направился к своему пикапу, чтобы подготовиться и собрать оборудование. У меня была пара дротиков, еще два я взял у Кобуса. Всего у меня было четыре дротика для трех зебр. Я не был уверен, что этого будет достаточно, но Кобус развеял мои сомнения и сказал, что в случае необходимости можно всегда приземлиться и приготовить дополнительные дротики. Обычная процедура предполагала, что в вертолет берут дротики с запасом, но это, вероятно, было бы слишком для моей первой вылазки. И я не возражал.

Забрав ружье для дистанционной инъекции Dan-Inject CO2 и контейнер с четырьмя дротиками, я подошел к вертолету, возле которого уже собрались студенты. Взяв у меня ружье, Кобус вкратце описал базовые элементы техники и правила безопасности. Пользоваться только нижней петлей ремня безопасности на сиденье, чтобы не ограничивать движения. Правая нога должна стоять на подставке, чтобы наполовину высовываться из вертолета, а левая нога должна быть закреплена под сиденьем пилота для удержания равновесия. Всегда держи ствол ружья снаружи вертолета, направляя его вовне и вниз. Жди команды пилота занять положение для стрельбы. Целься поверх вертолета, чтобы минимизировать воздействие нисходящего потока на дротик…

Я пытался запомнить все это, отложить в голове, чтобы потом повторить про себя, будучи уже на борту вертолета. А потом вдруг почувствовал легкое головокружение. А что если я случайно совершу какую-нибудь глупость и подвергну опасности жизнь Жака?

Он летал на вертолете уже более двадцати семи лет и никогда не попадал в аварию. Он сам обслуживал все свои вертолеты и знал в них каждую гаечку, болтик и винтик. В своей машине он мог контролировать все, за исключением меня. И если Жак разрешил пустить в кабину вертолета абсолютно незнакомого ему человека с ружьем, заряженным эторфином, то это говорило о безграничном доверии Кобусу.

Закончив инструктировать, Кобус повел студентов к машинам, оставив меня наедине с Жаком. Я забрался в вертолет, занял то место, которое совсем недавно занимал Кобус. Я был чуть пониже ростом, поэтому, поставив ногу на подставку, я оказался больше снаружи машины, чем внутри. Я еще раз проверил привязной ремень, он выглядел достаточно надежным. Осмотрев вертолет снаружи, Жак запрыгнул на сиденье. Он всегда был скрупулезен в проверке машины. И это неудивительно, когда у тебя такая профессия, где средний срок службы составляет шесть лет. Он жестом показал мне надеть гарнитуру и надел свою. И тут неожиданно внешний мир затих.

– Ты меня слышишь? – голос Жака звучал у меня прямо в голове.

– Да, отлично.

– Все хорошо? Ты доволен?

– Да, пристегнулся и устроился.

– Отлично! Так, чтобы ты знал, мы можем свободно переговариваться через это устройство. Они не слышат нас на земле, но я смогу общаться с ними на другой частоте. Все понятно?

– Понял, спасибо.

– Итак, ты же первый раз будешь стрелять с вертолета? Тебе нужно будет немного привыкнуть, но я помогу. Мы поднимемся и найдем группы животных, а затем я определю, в кого из них удобнее стрелять. Дальше главное в том, чтобы преследовать их, предугадывая их движения и высматривая впереди местность в поисках оптимального участка для выстрела. Я скажу тебе, когда заряжать, когда приготовиться, когда снять с предохранителя, а дальше дело за тобой.

– Ок, все очень понятно. А как ты предугадываешь их движения?

– У всех животных есть дорожки и тропинки, которыми они пользуются. Их часто не видно с земли, но с воздуха они как на ладони. Так что нужно следовать по ним, хотя здесь тоже нужен опыт и знания о движении разных животных. Летать – это самое простое!

Я наблюдал этих парней за работой с земли, и это всегда впечатляющее зрелище. Но теперь я увижу мастерство Жака с совсем иной стороны.

– И последнее. Убедись, что ты отвел ствол ружья в сторону от подставки для ног. Если дротик случайно выстрелит, то лекарство попадет мне в лицо. И если такое случится, то я подниму тебя на 5000 футов и к этому моменту буду уже без сознания, так что потом будешь разбираться сам!

В его смехе чувствовалось презрение к опасности, но я знал, что он не шутит.

«Тогда лучше всего не стрелять в подставку», – подумал я, нервно отводя ружье в сторону из кабины.

– Команда на земле, меня слышно, вы готовы?

– Слышу тебя хорошо, – раздался в рации чуть надтреснутый голос Кобуса.

– Ок, поднимем эту птичку в небо!

Жак уже щелкал переключателями на приборной доске, а потом с неожиданным ревом заработал двигатель, лопасти стремительно завращались, и мы с легким толчком оторвались от земли, мгновенно зависнув в паре футов от нее, а потом поднялись в воздух и накренились вправо. Это было невероятно будоражащее ощущение. Я почувствовал себя настоящим героем боевика.

Набрав высоту в пару сотен футов, мы направились к входным воротам на ферму, чтобы начать систематическое прочесывание ее территории. Хотя я довольно хорошо знал эту местность, сейчас она казалась мне совершенно незнакомой и чужой, и я быстро потерял ориентиры.

– Здесь есть дорожки, о которых я говорил, – сказал Жак, показывая направо.

Он был прав: они были видны как на ладони, хорошо просматривающиеся дорожки, идущие сквозь заросли кустарника, которые были едва заметны с земли.

Первыми мы увидели стадо имал и двух жирафов, объедающих верхние ветки кустов мимозы. Ни один из них нас не заметил. За холмистым участком на дальнем конце фермы мы обнаружили гну и бубалов. Всматриваясь вдаль вправо, я увидел всех студентов, собравшихся возле пикапов и трейлеров на месте кормежки. Их взгляды были устремлены на нас, и они даже не обратили внимания на страуса, неожиданно и стремительно перебежавшего дорогу слева от них. Вид был просто потрясающий.

Через несколько минут мы были у верхней границы фермы: чтобы пройти это расстояние пешком, потребовалось бы больше часа. Именно там мы в первый раз заметили одну группу зебр. Всего было семь животных, они прятались в густом буше на вершине каменистого холма, совершенно недоступные для автотранспорта. Это явно было одним из их тайных убежищ.

– Мы их видим, – доложил Жак на землю. – Я направлю их на открытый участок. Ждите. Конец связи.

– Принял, – ответил Кобус.

Оглянувшись назад в сторону площадки для кормежки, я заметил бурную деятельность: люди уже загружались в два пикапа. Мое сердце учащенно забилось. Экскурсия закончилась, и скоро придет моя очередь действовать.

– Я выведу их на открытую местность, – сказал мне Жак. – Видишь второго сзади? Это молодой зебренок, думаю, мы начнем с него.

Я восхитился его мастерством. Растительность была довольно густая, так что даже с воздуха их было трудно разглядеть. Я увидел одно достаточно крупное животное и предположил, что это беременная самка. Но в отношении пола остальных животных я терялся в догадках. Пролетев над ними и развернувшись, Жак стал снижаться, пока не опустился примерно на 50 футов над землей, направляя животных в сторону каменистого холма. Близость незнакомого летящего на них объекта заставила зебр сняться с места.

– Видишь дорожку, по которой они идут? Они уже здесь не в первый раз. Никогда не делай выстрела в такой ситуации.

Я увидел, что дорожка петляет из стороны в сторону по каменистой насыпи. Жак снизил скорость, следуя за животными, и все время наблюдал за ними и оценивал местность впереди.

– Они постоянно меняют направление, – продолжал Жак. – Идеальный выстрел будет на дорожке, которая идет прямо и под уклон. Их скорость замедлится, и ты сможешь подобраться к ним, выстрелив по прямой. У нас не всегда это получается, но сегодня получится. Когда они выйдут из кустов, то повернут налево, а потом направятся вон на то нижнее поле. – Он показал на открытый участок луга, отделенный от остального пространства рядом крупных кустов. – Потом я разверну их обратно, проведя с другой стороны кустов, и они направятся вереницей вверх по холму, и тогда ты выстрелишь. Можешь вставить дротик. Но будь предельно осторожен.

– Ок, спасибо.

До меня только сейчас дошло, что пока мы летели, он внимательно изучал местность, создавая в голове подробную карту со всеми дорожками и тропинками. Жак читал местность, как я бы изучал топографическую съемку. Но вместо дорог, тропинок и дорожек он видел маршруты импал, тропинки зебр и дорожки жирафов. Это был уровень мастерства, который я с трудом мог постичь.

Стараясь держать ствол ружья снаружи вертолета, я открутил запорный механизм и загрузил дротик в ствол. Плотно закрыв его и проверив надежность, я надавил на капсулу. Кобус сказал, что трех баров (бар – единица давления) будет достаточно для такого расстояния. Относительно низкое давление означало, что я буду стрелять с расстояния менее десяти метров.

Я приготовился, зебры пошли в точности по той дорожке, на которую указал Жак, и теперь были в открытом поле. Жак отстал, чтобы дать им возможность перегруппироваться.

– Ты готов? – спросил он.

– Загрузил и поставил на предохранитель.

– Отлично. Ты видишь, кто нам нужен? Второй с конца с левой стороны.

– Вижу.

– При любом раскладе он будет держаться позади, когда они станут обходить тот дальний куст, прежде чем направиться к холму. И потом ты можешь снять ружье с предохранителя. Я зайду низко. Делай выстрел, когда будешь готов. Не торопись, но и не затягивай. Через 50 метров они рванут налево, через холм в кустарник.

Сказав это, он стал снижаться, сделав крен вправо над крупной беременной самкой, которая была последней в группе. Это был умный маневр, потому что она вырвалась вперед, оставив молодого зебренка позади группы, резко рванувшей от нас.

– Ну вот, тот, самый последний, – добавил он.

– Вижу.

Зебры двигались именно по той дорожке, о которой Жак говорил в самом начале. И когда они свернули к холму, минуя последний куст, животные уже неслись галопом, выстроившись в одну цепочку. Жак стал снижать вертолет, пока мы не оказались всего в 10 метрах от земли. Прижав ружье к плечу, я нашел зебру в прицеле. Я старался выровнять его, пытаясь успокоить нервы и учащенное сердцебиение. Потом снял ружье с предохранителя, нацелил его на крестец зебры и спустил курок.

Но ничего не произошло. Я попытался сделать еще один выстрел, но было уже слишком поздно. Момент был упущен. Жак стал набирать высоту и ушел влево, а зебры разбежались в том же направлении и исчезли в густом буше. Я чертыхнулся. Должен был получиться идеальный выстрел, но произошла осечка.

– Не знаю, что случилось, – сказал я упавшим голосом, одновременно извиняясь и испытывая смущение.

– Какое давление ты установил? – спросил Жак.

– Кобус сказал три, я так и сделал.

– Установи четыре.

– Правда?

– У тебя был явный недолет, дротик попал в нисходящий поток.

– То есть ружье все-таки выстрелило? Я не почувствовал ничего и не увидел дротика, так что подумал, что произошла осечка.

– Нет, нет, ты выстрелил, просто он не долетел.

Я лишился дара речи и не знал, что и думать. Это было очень странное чувство. Я сотни раз спускал крючок и всегда понимал, выстрелило ли ружье. Но в данном случае ничего не почувствовал. Очевидно, гул вертолета заглушил звук, но с другой стороны, я и дротика не увидел. Поэтому был абсолютно уверен, что произошла осечка, но когда проверил ствол, дротика там не было. Жак оказался прав.

Я промахнулся из-за своей неопытности, и тут ничего нельзя было поделать. Это было неотъемлемой частью процесса обучения. Но я все равно чувствовал себя глупо и смущенно, остро осознавая ограниченное количество попыток, когда я могу промахнуться. Но следовало отвлечься от этих мыслей и двигаться дальше.

Сделав вираж над густыми зарослями кустов, где зебры нашли себе временное укрытие, Жак теперь изучал новую местность. Я попытался сделать то же самое – может быть, мне передались какие-то его навыки – и продумать следующий план атаки. За кустами земля шла под уклон, сливаясь с одной из проезжих дорог, которая пролегала вдоль горного хребта по центру фермы. На дальнем конце этой дороги вновь начинались поля, но теперь на открытом пространстве были разбросаны кусты акаций.

– Я направлю их на эту дорогу, а потом они пойдут к открытому полю, – сказал мне Жак. – Но деревья будут им мешать, так что они побегут вразнобой. Тебе придется действовать быстрее, так как я стану маневрировать между деревьями, поэтому не отвлекайся на остальных. Фиксируйся только на том, которого ты выбрал. Если поменяешь решение, то не попадешь, я тебе гарантирую. В этой группе два животных, которых мы можем взять, тот молодой зебренок и молодая самка, которая не похожа на беременную.

– Хорошо, – я обдумал все, что он сказал, сразу же приняв это на веру, но не понимал, как он мог определить возраст и пол животного с воздуха, но был уверен, что он прав.

Кружения вертолета над зебрами было достаточно для того, чтобы заставить их выйти из своего временного укрытия на тропинку. Я быстро перезарядил ружье и занял позицию, не зная, сколько у меня времени. И снова зебры повели себя так, как ожидалось: разделяясь у дерева на две группы, три помчались налево, а четыре – направо. Когда их снова стало видно, я усиленно пытался найти тех, которые нам были нужны, и совершенно запутался. А Жак нет: он преследовал группу из четырех животных.

– Зарядил? Задняя правая – молодая самка, я иду за ней. Только не мешкай.

Он снова стал снижаться, на этот раз вертолет слегка накренился вправо, чтобы обойти одно из высоких деревьев. Я видел, как наша тень стремительно приближалась с земли. Это означало, что мы летели к зебрам под едва заметным уклоном. И я понял, что теперь моя цель не крестец, а бедро. Я прильнул к прицелу, сняв ружье с предохранителя, и не теряя времени выстрелил.

В этот раз я смог проследить траекторию полета дротика. Но, к своему полнейшему разочарованию, увидел, словно в замедленной съемке, как он чиркнул по ее хвосту и исчез в траве. Я не принял в расчет другое положение вертолета и не смог направить дротик с опережением, чтобы компенсировать его рывок вперед.

Я закрыл глаза, откинувшись назад, и тут же проиграл в уме свой промах.

– Прости, – произнес я безжизненно.

– Не переживай, всем когда-то приходится начинать. К тому же это был сложный выстрел.

Его слова звучали по-доброму, успокаивающе, но я не мог не чувствовать, что он уже начинает расстраиваться. Я подумал, сколько еще понадобится попыток, прежде чем мне тактично скажут покинуть вертолет. Проклятье, я был чертовски уверен в том, что в следующий раз точно попаду.

– Думаю, мы оставим эту группу и поищем других, – сказал Жак, после того как доложил Кобусу о моем промахе. – Мы немного погоняли этих ребят, так что пора им дать отдохнуть.

Мы развернулись назад к главному входу на ферму и почти сразу же заметили другую группу слева от нас у нижнего водопоя. Находясь на высоте 200 футов, мы не представляли для них никакой угрозы, так что они не обращали на нас внимания. Жак сделал большой круг над пятью зебрами, чтобы оценить местность и в каком направлении лучше всего их преследовать. И хотя водопой окружало с десяток деревьев, дальше на 200 метров во всех направлениях тянулось пастбище. Еще дальше слева стояли гостиничные домики, а ниже – дома работников фермы, так что нам придется направить их обратно туда, откуда мы прибыли.

– Здесь можно сделать два быстрых выстрела, – заметил Жак. – Они пойдут цепочкой вдоль дорожки, ведущей от водопоя. И это будет твой первый шанс. Потом они ненадолго скроются в густом буше, но по другую сторону земля очень каменистая и открытая, с крутым подъемом на плато. Это заставит их двигаться медленнее, и ты сможешь сделать второй выстрел. Просто направляй ружье им на спины и целься на две трети впереди. Та скорость, с которой они понесутся, будет означать, что ты попал им в крестец, но если направишь чуть выше, то дротик попадет в мышцу спины.

– Понял, спасибо.

Он не только концентрировался на своей работе, но еще и отслеживал, что я делал не так, и учил меня это исправлять. Все, что я теперь воочию наблюдал, заставило меня увидеть этих парней в совершенно новом свете и восхититься иным уровнем мастерства.

Он сделал еще один полукруг, теряя высоту. Зебры наконец отреагировали. Две зебры подняли головы. Одна беспокойно сдвинулась, вторая издала предупредительный лай.

– Смотри, вон справа отдельно стоит молодой зебренок, еще две молодые зебры ниже водопоя и две беременные самки слева. Мы пойдем за теми двумя, что помоложе. Будем надеяться, что они останутся позади.

– Вижу их.

– Хорошо, тогда заряжай. Я сделаю круг и погоню их.

Я загрузил дротик, установил четыре бара давления, занял удобное положение. Сейчас я должен попасть. Когда мы достигли вершин деревьев, зебры бросились бежать, выстроившись в одну цепочку вдоль знакомой им дорожки.

– Она сзади.

– Я взял ее на прицел.

Снял с предохранителя. Я вел прицел от ее шеи назад и нажал на спуск. На этот раз я попал. Розовое перо дротика ярко выделялось на черно-белых полосках. Выстрел пришелся, скорее, в спину, чем в крестец. Но все равно это был хороший выстрел. Я мгновенно почувствовал радость и облегчение. Удар заставил зебру сбавить скорость, осмотреть себя, а потом свернуть направо, оставив группу. Но Жак проигнорировал ее и продолжил преследовать остальных животных.

– Хорошо сработано! Теперь перезаряди и готовься к следующему выстрелу.

Он связался с командой на земле, подтвердив выстрел, и сообщил им, что мы преследуем вторую зебру. Мы были всего в 20 футах от земли, когда группа животных исчезла в густом кустарнике прямо под нами.

В этот раз Жак не стал притормаживать. Пролетев над кустами, мы сразу же увидели, как из зарослей появилась первая зебра, выскочив на открытый каменистый участок.

– Она вторая с конца.

– Спасибо, – я уже успел перезарядить ружье, испытывая радостное возбуждение.

Однако теперь в первый раз за день зебры повели себя иначе, не так, как предсказывал Жак. Молодой зебренок повел их влево в сторону маленького открытого пятачка у подножия каменистого участка, ведущего в густую лесистую местность. Я подумал, что это, вероятно, было то место, где они прятались, когда мы начали наши поиски полчаса назад. Жак подправил курс.

– Будь наготове, но пока не стреляй.

Но было слишком поздно. Заряженный адреналином, я уже нацелился на молодую самку и нажал на спуск. Она изменила курс, и задняя часть туловища нырнула вниз при повороте тела, так что дротик прошел выше крестца.

– Извини, – промычал я.

– В этой игре нельзя слишком увлекаться. Нужно сохранять трезвую голову.

В первый раз я почувствовал раздражение в голосе Жака.

– Мы вернемся и найдем ту, в которую ты выстрелил.

Он начал набирать высоту и повернул налево, разворачиваясь к тому месту, где мы видели зебру в последний раз. Мы заметили, как полностью загруженные пикапы приближаются к нам по дорожкам со стороны площадки для кормежки. Я внимательно осматривал местность, ища знакомые черно-белые полоски. Жак заметил ее первым. Она семенила на одном месте, прямо под акацией. Лекарство уже начало действовать. Несколько мгновений спустя зебра упала.

Пикап остановился, и все вышли из машины. С высоты 100 футов они казались муравьями, бесцельно бродившими в высокой траве. Не имея такого обзора, как у нас, они не догадывались о местонахождении зебры, несмотря на то, что мы зависли прямо над ней. А потом неожиданно она отыскалась, и вся команда ринулась к ней, как мотыльки на пламя.

– Сколько у тебя осталось дротиков? – спросил Жак, набирая высоту и уходя от теперь уже найденной зебры.

– Ни одного.

– Ок, мы приземлимся и ты приготовишь, наверно, еще четыре. – Сказано это было вежливо, но я почувствовал нотки разочарования.

– Спасибо. – Я отчаянно хотел сказать ему, что мне понадобятся всего два, но понял, что во мне говорит гордость, и не стал с ним спорить.

Несколько секунд спустя мы приземлились на площадку для кормежки. Когда я уже собирался снять гарнитуру, чтобы выйти из кабины – двигатель еще работал, и лопасти вращались, – в наушниках раздался голос Жака.

– Не забудь выйти спереди вертолета, чтобы держаться подальше от черной лопасти несущего винта.

Я был благодарен ему за напоминание. Я, конечно, знал об этом, но был так поглощен мыслями о стрельбе, что едва обратил бы на винт внимание, – ошибка, которую делаешь лишь однажды.

Я вылез из вертолета и рванул обратно к фургону. Позади меня гудел вертолет, а прибывшая группа загружала в машину первую зебру. Хорошо, что у меня был большой опыт приготовления этих дротиков, потому что в такой спешке и с массой разных отвлекающих факторов мне было бы сложно вспоминать все необходимые шаги. Примерно через 10 минут были приготовлены все четыре дротика с той дозировкой, которую посоветовал мне Кобус, и я поспешил обратно к Жаку, забрался в кабину, и мы снова взлетели.

– Если я смогу выгнать их отсюда, – услышал я его голос в наушниках, – они направятся к каменистому участку, а потом на возвышенность… Тебе нужно постараться хорошо выстрелить в самку, а потом мы возьмем самца из другой группы. Ок?

– Конечно, – ответил я и почувствовал, что теперь знаю, что делаю. Если Жак был прав, и они шли в сторону горной тропинки, то это будет выстрел по прямой, без смены направления движения.

«Я точно попаду», – и я почувствовал прилив радостной решимости.

Жак летел намеренно низко над нижней границей леса, резко повернув и накренившись над оградой, идущей по периметру, где мы зависли в воздухе на мгновение почти вертикально к земле. Этот маневр нужен был для того, чтобы согнать всех зебр обратно к деревьям, которые располагались выше.

– Заряжай. Я полечу низко над этим участком, включив сирену. Это должно выгнать их оттуда, так что будь готов выстрелить.

– Сделаю.

Мне не нужно было повторять дважды, через несколько секунд ружье было заряжено. А в это время Жак стал снижаться, расположив вертолет горизонтально и низко над деревьями. Это движение напомнило ощущение от американских горок, когда меня подбрасывало на сиденье. Мне пришлось вжаться всем телом в дверную раму, так как моя правая нога соскользнула с подставки, но я быстро вернулся в прежнее положение, полностью высунувшись из вертолета и готовый последовать указаниям Жака. Пока мы летели над деревьями в сторону горной гряды, он периодически включал сирену – звук, который бы встревожил самых спокойных животных, – и, конечно же, группа зебр выскочила из укрытия впереди в 30 футах от нас.

– Она вторая спереди, – сказал Жак, мгновенно оценив и определив их. – Помни: все так же, как прежде. Целься в спину и стреляй, я подойду к ним, когда они начнут взбираться в гору.

– Понял.

И снова прогноз Жака оказался верным. Проигнорировав дорожку к водопою, которой они пользовались раньше, зебры направились прямо к горной тропинке и начали взбираться по ней. Я притянул к себе ружье, нашел в прицеле голову зебры и повел прицел вдоль спины, целясь слева от позвоночника ниже ребер. А потом нажал на спуск. Дротик попал в точности туда, куда я целился. Выстрел получился выше, пожалуй, сантиметрах в тридцати от ее крестца, и дротик воткнулся в мышцу сбоку от позвоночника. Но я бы предпочел это, чем целиться в крестец и промахнуться.

Мысленно поздравил себя. Потихоньку я начинал осваивать это дело.

«Не слишком хорохорься, парнишка, – сказал я сам себе. – Два из пяти – это все равно очень плохая стрельба».

Жак тут же связался по рации с Кобусом, чтобы сообщить об удачном выстреле. При этом он набирал высоту, уходя вправо, чтобы заставить отставших зебр догнать первых двух и вести их дальше на возвышенность. Кружа над ними, мы зависали в воздухе, чтобы дать им возможность перегруппироваться. Справа от нас в отдалении мы увидели движущийся пикап. Несколько минут спустя зебра начала семенить на месте, так как лекарство подействовало, и ее странное и необычное поведение заставило бежать трех других зебр. В этот раз наземная команда нашла ее быстро. Они начали медленно подбираться к ней, готовые приблизиться сразу, как только она упадет. Это было для нас сигналом. Мы улетели в поисках другой группы и последней зебры.

В этот раз их легко было отыскать. С того момента, как мы их покинули, они недалеко продвинулись: животные, очевидно, решили, что вертолет улетел, и теперь можно спокойно щипать траву на лугу. Но наш прилет заставил их снова бежать. Мы обнаружили их, когда они разворачивались обратно, обходя выступ скалы и направляясь в сторону полей, где я сделал свой первый выстрел.

– Я погоню их обратно через густой кустарник. И тогда они пойдут либо в сторону убежища, где мы их нашли в первый раз, либо рванут направо в сторону полей. В любом случае они выстроятся в цепочку. Когда появятся с другой стороны, вот тогда стреляй. Загружай.

Уже привычный к этой процедуре, я вдруг обнаружил, что успел загрузить дротик, даже не осознав этого, и мысленно прокручивал возможный будущий сценарий.

Я отрабатывал свой прием, отчаянно желая сделать еще один удачный выстрел.

Зебры зашли в густые заросли кустарника, но не стали там задерживаться, так как Жак настойчиво преследовал их. Уже примерно через тридцать секунд они появились по другую сторону чащи. Они стремились найти убежище, чтобы скрыться от нас в месте начала преследования.

– Похоже, он второй с конца. Ты готов? У тебя будет где-то около ста метров, прежде чем они свернут налево, а потом они снова двинутся в сторону леса.

– Все готово.

Я уже занял позицию, и когда Жак определил мою цель, взял ее на прицел. Животные двигались не спеша, но Жак смог подстроиться под них. Фактически эта местность была настолько открытой и свободной от деревьев, что он смог вести вертолет еще ниже, чем прежде, подходя так близко к последней зебре, что можно было выстрелить практически по идеальной горизонтальной линии. Если бы я целился вдоль спины животного, то угол был бы острым, и дротик мог отскочить. Так что вместо этого я нацелился в бедро задней ноги. Я понаблюдал за ней пару мгновений, убедившись, что это надежная, устойчивая цель, и спустил курок.

Время словно остановилось. Но когда вертолет неожиданно начал набирать высоту, а зебра свернула налево, я понял, что сделал выстрел в самый последний момент. Но это не имело никакого значения: было четко видно, как розовое перо дротика торчало из мышцы задней поверхности бедра.

– Хорошо сработано! Думаю, ты уже немного набил руку.

Теперь, когда работа была выполнена, и в моих ушах звенела похвала Жака, напряжение спало. Я мог расслабиться и полностью насладиться пережитым. Тот же самый восторг я испытал после первого успешного непростого случая отела и первого кастрирования самки по окончании ветеринарной школы. Это чувство восхитительной эйфории от того, что знаешь, что ты не дрогнул в трудной ситуации и вышел из нее, обогащенный новым опытом.

ЗЕБРЫ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Equus quagga: саванная зебра.

Ареал: Восточная Африка, от юга Эфиопии к Ботсване и восточной части Южной Африки. Это самый распространенный вид из трех видов зебр, который чаще всего можно встретить в заказниках и зоопарках. Существует 6 подвидов.

Продолжительность жизни: 25–30 лет.

Среда обитания: луга и облесенные участки саванн.

Питание: зебры – травоядные животные, питающиеся преимущественно разными видами трав, но также употребляют в пищу кустарники, веточки, листья и кору деревьев.

Период беременности: 360–396 дней, обычно производят на свет одного детеныша.

Вес: около 30 кг при рождении, во взрослом возрасте достигают 175–385 кг.

Развитие: новорожденный малыш встает спустя всего несколько часов после рождения, а в возрасте одной недели начинает есть траву, но от матери его отлучают не раньше 7–11 месяцев. Молодые зебры покидают стадо, создавая группу одиноких самцов, когда их мать производит на свет нового детеныша. Но молодые самки остаются в стаде. И самцы и самки достигают половой зрелости примерно в 20 месяцев, но вполне пригодными для производства потомства самцы становятся только в 5 лет. Полностью выросшими они считаются примерно в 4 года. Но лишь 50 % детенышей достигают взрослого возраста из-за хищников, болезней или голода.

Температура тела: 37,6–38,6 °С.

Интересный факт: эмбриологические данные говорят о том, что зебры черные с белыми полосками, а не белые с черными, как считалось ранее. Выдвигался ряд гипотез, объяснявших этот окрас маскировкой, способом определять своего сородича, отгонять мух или защищать от жары. Есть доказательства в пользу каждой из этих теорий. Но и идея о том, что полоски помогают запутать хищников, когда им сложно вычленить одну конкретную цель среди массы мелькающих полосок, выглядит убедительно.

Охрана: мировая популяция саванных зебр составляет примерно 750 000 особей, а потому Международный союз охраны природы относит их к видам, близким к уязвимому положению. Их крайне привлекательная шкура – главная причина весьма активной охоты на зебр. А утрата естественной среды обитания также немало способствует сокращению их численности. И саванным зебрам повезло в том смысле, что теперь они стали защищенным видом: в настоящее время их популяция стабильна, и им практически ничего не угрожает. Но печальным остается тот факт, что самому крупному из трех видов зебр, пустынной зебре, обитающей в Кении и Эфиопии, повезло меньше. С 1970 года из-за утраты естественной среды обитания их популяция сократилась на 75 %. В настоящее время в дикой природе осталось 2500 пустынных зебр, и Международный союз охраны природы классифицирует их как «вид, находящийся на грани исчезновения». См.: -conservation/grevys-zebra.

Сахарная сумчатая летяга

Глаза животных наделены способностью говорить необычайным языком.

Мартин Бубер. «Я и ты»

Ветеринарному хирургу по роду своей профессии приходится выполнять множество различных хирургических процедур: например, доставать посторонние предметы из желудка чересчур любопытных собак, чинить сломанные кости или удалять опухоли. Но, бесспорно, чаще других операций нам приходится проводить процедуру кастрирования.

За долгие годы мне пришлось кастрировать так много животных столь разных видов, что это занятие можно уже считать моей специализацией. Хомяки, морские свинки, кролики, кошки, собаки, овцы, свиньи, альпаки, коровы, лошади и обезьяны – это лишь верхушка айсберга. Несмотря на то что конечная цель хирургической операции одинакова, ее методы варьируются в зависимости от анатомических особенностей конкретного вида. Если не знать этих различий и специфических приемов, применяемых в отношении каждого вида, то операция может закончиться опасной для жизни кровопотерей или образованием грыжи.

А потому, даже если тебе предстоит самая рутинная операция, но ты имеешь дело с необычным видом, ты должен понимать его анатомические особенности. Обычно их довольно легко отыскать в учебнике анатомии. Но время от времени тебе достается крученый мяч, и если нельзя найти профильную информацию, тогда лучше всего применить сверхосторожный подход.

У каждого из наших практикующих ветеринаров есть минимум один операционный день в неделю. У меня это среда. Когда я просматривал в то утро свое расписание, то все назначенные процедуры показались мне довольно обыденными: две операции по удалению яичников у кошек, кастрация собаки, удаление опухоли и операция на зубах. Ничего особо серьезного… пока мой взгляд не упал на последние два пункта списка: кастрация двух сумчатых летяг. Простите, а кто такие сумчатые летяги? Два дня назад я даже не догадывался об их существовании.

Список моих консультаций на вечер понедельника был стабилен и гладок вплоть до 18.00: на это время была записана мисс Тойа со своим скунсом Салли. Салли, вероятно, подумала, что остатки жареной курицы и овощей для нее скромная трапеза, а потому приняла рациональное решение добавить две чашки кошачьего корма, принадлежавшего Сократу и Шекспиру. Итог всего этого ужасал. Утро мисс Тойа началось с того, что она почувствовала неприятный запах. Не понимая его источника, она последовала за шлейфом этого запаха, выйдя из спальни и спустившись по лестнице, и там наступила в лужу поноса, оставленную Салли, забрызгав себе лодыжку и испачкав пальцы. В попытке сдержать приступ рвоты от ужасающей вони и спрятаться от этого зрелища, она запрыгнула в прачечную комнату, чтобы вымыться, но там обнаружила, что стоит в жидких коричневых экскрементах скунса, которые к тому же забрызгали низ почти всех шкафчиков. Операция по уборке заняла час, в результате чего она опоздала на работу.

Салли заперли в клетке на целый день, а мисс Тойа записалась после работы на прием к ветеринару в надежде, что будет найдено быстрое корректирующее решение.

Консультация проходила нормально. Салли была здорова во всех отношениях, за исключением неконтролируемой диареи. Я порекомендовал временную коррекцию диеты и пробиотики. Это должно было быстро решить проблему. На этом, я полагал, прием можно было завершить.

– Джон, прежде чем я уйду, могу я спросить вас еще кое о чем? – задала мне вопрос мисс Тойа, когда я уже собирался открыть для них с Салли дверь.

– Конечно.

– У меня два самца сумчатых летяг, они братья. Я завела их примерно четыре месяца назад, и они чувствовали себя прекрасно. Но в последнее время они стали часто драться, я думаю, их нужно кастрировать. Как вы считаете, это поможет, и вы бы лично взялись за это дело?

– Если это молодые самцы, то они, вероятно, просто входят в пору половой зрелости. И в этом случае кастрирование обычно помогает, – ответил я уверенно. – Но должно пройти несколько недель, прежде чем уровень гормонов снизится, так что это не мгновенное лечение. Что же касается их кастрации, то, я думаю, вы нас поймете: нам не часто доводилось видеть сумчатых летяг, но я изучу их специфику и с удовольствием сделаю им эту операцию.

– О, это было бы здорово. Вы знаете, самокалечение животных – большая проблема в послеоперационный период, так что хорошее обезболивающее и кормежка в это время действительно помогают им … но я бы не хотела вас учить.

– Нет проблем. Я разузнаю все об этом, и если вы хотите сделать все как можно скорее, то проведу операцию в эту среду.

Мисс Тойа с благодарностью согласилась, и после ее ухода, я быстренько забил в «Гугл» «сумчатая летяга». Некое скрещение шиншиллы и хомяка. Что это такое?

Весь вечер вторника я провел в поисках любой информации о сумчатых летягах, а также тех сведений, которые мне нужно было знать для успешной операции этих двух в среду. Самотравмирование действительно было большой проблемой, как сказала мисс Тойа. В качестве обезболивающего средства предлагалось использовать бупренорфин. О, и еще у самца сумчатой летяги был раздвоенный пенис. Не то чтобы это как-то сильно повлияло на ход операции, но всегда полезно узнать какой-нибудь интересный факт! Вооруженный всеми этими новыми знаниями – пусть скромными – вида Petaurus breviceps, я почувствовал себя достаточно подготовленным к тем процедурам, которые вскоре должен был провести.

– О боже, ты должен взглянуть на этих двух сумчатых летяг, – сказала Джулия, входя в препараторскую в то утро. – Они такие невероятно милые, с большими глазами и маленькими носами.

– То есть ты приняла их? – спросил я.

– Да, они были первыми в списке визитеров. Хозяйка принесла немного корма и сказала, чтобы мы покормили их, как только они проснутся, – добавила она, а потом несколько озадаченным тоном сообщила:

– Еще она оставила какие-то сумки, в которых их нужно положить потом.

– Да, они склонны к самотравмированию после операции, так что придется покормить их сразу, как только они проснутся, чтобы отвлечь. Они относятся к отряду сумчатых, и эти мешочки, вероятно, дадут им чувство защищенности, они будут меньше интересоваться своей раной.

– Ого, похоже, ты знаешь о них немало, Джон. Чувствую, кто-то проделал серьезную домашнюю работу. До вчерашнего дня я вообще не слышала о сумчатых летягах.

– Я немного почитал о них прошлым вечером, – признался я. – Они на самом деле очень интересные. Сумчатые летяги ведут ночной образ жизни, вот почему у них такие большие глаза.

Они в буквальном смысле парят в воздухе, перелетая с ветки на ветку в поисках сладкого нектара. Отсюда и название.

– Ого, круто. А откуда они родом, и много ли людей держат их в качестве домашних питомцев?

– Их родиной является Океания, и в Штатах у них много поклонников. Но у нас эти животные только начинают обретать популярность. А потому за ними очень гоняются, и они весьма дороги.

– Ну ты посмотри на него! Ты точно проделал серьезную подготовительную работу! А что мы делаем с анестезией?

– Я нашел пару разных протоколов, но, учитывая их маленький размер, думаю, будет лучше просто усыпить их газом. Не собираюсь мучиться и делать им внутримышечную инъекцию: если они проснутся, это только усилит их стресс.

– Логично. А как насчет аналгезии?

– Бупренорфин лучше всего. Нестероидные противовоспалительные препараты – это вопрос спорный, так что мы обойдемся без них.

– Ок, рада, что ты знаешь, что делать. А в каком порядке ты хочешь сделать операции?

– Давай сначала кошек, потом собаку, потом удаление опухоли, потом сумчатых летяг и закончим зубами.

Два часа спустя я накладывал последний шов, закончив оперировать десятилетнюю боксершу, у которой удалил подозрительную шишку в левом боку. И теперь настало время обратить внимание на двух наших маленьких друзей-антиподов.

– Кого ты возьмешь первым, Шона или Шейна? – спросила Джулия.

Шон и Шейн – австралийские сумчатые летяги? Ну конечно, а как еще их могли назвать? Особенно когда рядом коты Сократ и Шекспир, да еще скунс Салли.

Я подумал, а много ли у нее других животных? К примеру, саламандра Саймон, собака породы салуки Сет.

– Мне все равно. Ты их различаешь?

– У Шейна крупная черная полоска на лбу и желтее окрас низа живота, чем у Шона.

– Буду знать. Но, на самом деле, мне все равно, кого в какой очередности.

Мы отвели боксершу Мейзи обратно в ее конуру, где Хизер позаботится о ней, и вернулись в препараторскую, чтобы подготовиться к первой операции. Приготовив все необходимое, Джулия исчезла и через несколько мгновений вернулась с маленьким свертком в руках и положила его в небольшую коробку на столе. Из зеленой вязаной сумки торчали маленький нос и две бусинки глаз, жадно ищущие, чего бы пожевать. Я должен был признать его очарование. Коробка, в которую уложила его Джулия, специально предназначалась для проведения анестезии любых мелких животных. Закрыв крышку, я подсоединил ее к аппарату для анестезии и включил, пустив в коробку смесь кислорода и фторированного простого эфира. Через несколько минут сумчатая летяга спала крепким сном. Я продул коробку струей воздуха, прежде чем открыть, и вынул оттуда маленького парнишку.

– Так это, получается, Шейн? – спросил я, заметив крупную черную полоску у него на лбу.

– Думаю, да, – подтвердила Джулия, подсоединяя маленькую маску для анестезии к аппарату. Потом мы накрыли ею рот и нос Шейна, чтобы сохранять анестезию во время процедуры.

Перевернув Шейна, я испытал анатомический шок. Немало прочитав о сумчатых летягах, я не был готов к тому, что у них довольно крупные и выпуклые яички.

– Настоящие шасси для этих маленьких летчиков, – заметила Джулия.

– Действительно. Теперь я понимаю, почему они называют их помпонами!

– Что?

– Очевидно, мошонка у сумчатой летяги называется помпон.

– Ты серьезно? Мне нравится. И ты удалишь помпон вместе с яичками?

– Я прочитал и про обычный метод, и про скорэктамию, или депомпонизацию[26]. Но я пока еще не решил, к какому из них прибегнуть.

– Депомпонизация? Это просто восхитительно! Это технический термин? Итак, ты хочешь, чтобы я состригла шерсть и подготовила его?

– Давай уложим его в операционной на подушку с подогревом и убедимся, что он стабилен. Я вколю бупренорфин и обработаю руки, пока ты его готовишь.

– Конечно.

Я посчитал дозу – неполный шприц, – набрал лекарство и ввел под кожу. Шейн не шелохнулся.

– А он крепко спит, – сказал я Джулии, пока она укладывала его на стопку полотенец поверх подушки с подогревом и укутав в термозащитное одеяло.

– Так ему будет уютно и тепло.

Я начал мыть руки, а Джулия обстригала оперируемое место. Это была очень деликатная процедура, которую она делала неторопливо и скрупулезно. И получилось, что я закончил обрабатывать руки прежде, чем она закончила. Тогда она ненадолго отвлеклась, чтобы открыть набор стерильных инструментов, где лежали полотенца для рук, салфетки и хирургические инструменты. Надев стерильные перчатки, я начал раскладывать инструмент, а Джулия продолжила стричь.

– Упс! – неожиданно вскрикнула она. – Не думала, что я сделаю это. Я только что депомпонировала его!

Так и было. Несмотря на все ее старательные усилия обстричь оперируемое место, ножницы зацепились, и одним движением она сделала так, что мои хирургические навыки уже не понадобились.

– Ну, я так понимаю, именно этим приемом я и воспользуюсь дальше!

Я рассмотрел рану, где несколько секунд назад были яички. Удивительно, но там фактически не было крови. Все было сделано чисто.

– Извини, Джон, я чувствую себя ужасно. Бедный малыш, – добавила она извиняющимся голосом.

– Похоже, мы обнаружили очень эффективный способ нейтрализации сумчатых летяг! Если наложу шов вокруг сосудов, то мы сможем склеить кожу, и работа сделана! – Я наложил клипсу на открытые сосуды. – Передай мне, пожалуйста, викриловый шовный материал 4–0.

Несколько мгновений спустя операция была завершена.

Вот и все. Самая эффективная процедура кастрации в истории!

– Не могу поверить, что я сделала это, – сказала она, посмотрев на свисающие с ножниц причиндалы. – Как думаешь, мисс Тойа захочет взять эти помпоны?

– Я представляю себе, как весь мир моды сходит с ума по сережкам в виде помпонов, но только не в ближайшее время.

Отключив аппарат для анестезии, мы подождали, пока Шейн придет в себя. Довольные, что его рана выглядит аккуратно, мы сунули его в вязаную сумку и вооружились сушеной клюквой и кусочками яблок, чтобы отвлечь его сразу после пробуждения. Через несколько минут он зашевелился. Чувствуя себя вполне хорошо после операции, он сразу же учуял еду. Джулия предложила ему клюкву, которую он ухватил обеими лапами и жадно впился в нее, а потом с той же готовностью принял мое подношение.

– Как же он забавно держит еду, поднося ко рту.

Это и вправду было очень милая картина.

– А что теперь?

– Если Хизер закончила заниматься Мейзи, тогда пусть продолжит кормить этого малыша, а мы займемся Шоном.

Чуть подкорректировав метод в ходе второй операции, я успешно и традиционно кастрировал Шона с помощью скальпеля. Он так же легко пришел в себя, как и его брат. И я смог вернуть Шейна и Шона довольной мисс Тойа, которая заодно сообщила нам, что дела стали налаживаться: Салли перестала украшать лестницу в ее доме.

– Мисс Тойа очень благодарна нам за нашу помощь, – доложил я Джулии, когда она складывала хирургические инструменты.

– О, я рада. А как себя чувствует скунс Салли?

– Намного лучше.

– На одной неделе сумчатые летяги и скунсы. Страннее не бывает, Джон.

– Знаю, это не то, чего ожидаешь в сельской ветеринарной лечебнице. Как думаешь, наш метод депомпонизации когда-нибудь попадет в учебники?

СУМЧАТЫЕ ЛЕТЯГИ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Petaurus breviceps: сумчатая летяга.

Ареал: обитает на севере и востоке материковой Австралии, в Тасмании, Новой Гвинее и на некоторых индонезийских островах.

Продолжительность жизни: 9–12 лет.

Среда обитания: тропический лес, эвкалиптовый лес и заросли акации. Им требуется густая крона деревьев, чтобы они могли прятаться там, перелетая с дерева на дерево. Эти животные ведут ночной образ жизни, а днем прячутся в дуплах деревьев.

Питание: сумчатые летяги всеядны, их рацион зависит от времени года – летом они насекомоядны, а зимой питаются эвкалиптом ветвечашечковым, соком или нектаром растений. Но также употребляют в пищу маленьких ящериц, яйца птиц, грибы или местные фрукты, если они доступны.

Период беременности: 15–17 дней, обычно производят на свет 1–2‑х детенышей.

Вес: 0,2 г при рождении, во взрослом возрасте весят около 120 г.

Развитие: новорожденный малыш попадает в сумку к матери и присасывается к соску. Там он остается в течение 60 дней. Самцы могут достигать половой зрелости уже в 4 месяца, а самки созревают не раньше, чем в 8 месяцев. И те и другие становятся взрослыми только в 2 года.

Температура тела: 35,8–36,9 °С.

Интересные факты: в холодную погоду и в случае нехватки еды сумчатые летяги способны входить в состояние торпора – механизм сбережения энергии, когда температура тела может опускаться до 10,4 °С без вреда для организма. Торпор отличается от зимней спячки тем, что представляет собой краткосрочный дневной цикл, который длится от 2 до 23 часов. Между пальцами передних и задних лап у них имеется мембрана, которая позволяет им прыгать с дерева и парить в воздухе на расстояние до 50 м. Подсчитано, что на каждые 1,82 м их горизонтального полета приходится 1 м падения.

Охрана: несмотря на потерю большей части их естественной среды обитания в Австралии за последние 200 лет, сумчатые летяги адаптировались жить на маленьких участках оставшегося буша. Их численность вполне внушительна. Так что им ничто не угрожает. Однако несколько их близких родственников, таких как поссум Ледбитера или махагоновый поссум, находятся под угрозой исчезновения из-за вырубки лесов. С 1990 года мир потерял свыше 129 миллионов гектаров леса – площадь размером с Южную Африку. Международный фонд защиты природы работает над тем, чтобы заставить правительства разных стран применять методы более разумного использования земель с целью предотвратить дальнейшую вырубку лесов в период до 2030 года. См.: .

Гну

Природа – не место для экскурсий. Это дом.

Гэри Снайдер

Я был потный, голодный и уставший, но при этом чувствовал себя счастливее всех. Я снова вернулся в Южную Африку. И сейчас обозревал окрестности охотничьей фермы площадью 3000 гектаров. Выжженная, поросшая кустарником земля тянулась во всех направлениях, куда хватало глаз, и лишь редкие кусты акаций вносили в пейзаж некоторое разнообразие. Единственными признаками человеческого присутствия здесь были брошенные машины и группа из тридцати с чем-то человек, возившихся с брезентом цвета хаки и деревянными шестами.

Каких-то двадцать четыре часа назад эта местность была нетронутой землей, а теперь огромный V-образный загон протянулся от платформы грузового автомобиля-тягача до выступа маленького холма, едва заметного на горизонте в километре отсюда.

Целью этого временного сооружения было поймать и разместить здесь около 400 голубых гну. В Южной Африке на протяжении последних двух лет стояла сильнейшая засуха, а потому вся та когда-то обильная растительность, которой питались животные, стала скудной, а водоемы высыхали. И это подвергало смертельной опасности жизни диких животных, обитавших в местных заповедниках.

Сто лет назад эти животные просто мигрировали бы в другие места в поисках пропитания, но теперь жизнь на континенте изменилась. Численность населения выросла в разы, нанося ущерб дикой природе. И чтобы защитить диких животных, их пришлось размещать на территории больших заповедников, а это означало, что им некуда было пойти в случае наступления засухи. Управляющие заповедниками имели право вмешаться в таких случаях, а потому нас попросили перевезти часть гну с фермы в другие места, где последствия засухи были не столь серьезны, в надежде на то, что дожди в конце концов придут.

Данная конкретная территория была вотчиной «большой пятерки», а потому здесь обитала масса самых различных видов животных. Численность многих из них также следовало сократить. Но сегодня была задача переместить голубых гну. Мы нашли новое место примерно для четверти этой группы, что означало, что позднее нам придется повторить все сложные маневры. Казалось, что для выполнения данной задачи подключены непомерные временные и человеческие ресурсы. Но для команды ловцов и местных ветеринаров, с которыми мы работали, это были всего лишь несколько обычных рабочих дней. Один день, чтобы загрузить, перевезти и разгрузить все оборудование. Второй – чтобы все установить. А потом, вероятно, всего несколько часов на саму ловлю, хотя это зависело от мастерства пилота вертолета и удаленности животных от этого временного загона.

Технология поимки диких зверей представляла собой знаменитую версию загона рогатого скота пастушьими собаками, когда животных сгоняют с помощью вертолета и временного вольера для них. Вертолет должен был собрать всех вместе, загнать их в вольер, а потом дать сигнал наземной команде закрыть вход в вольер навесами, чтобы надежно запереть животных внутри.

Потом вертолет будет гнать стадо вперед, направляя зверей к грузовику, в то время как другие наземные команды побегут следом, расставляя навесы вдоль тропинки, чтобы удержать гну на все более уменьшающемся пространстве, пока они не дойдут до грузовика, и им не останется ничего другого, как только подняться на борт. Ну, по крайней мере, так звучало в теории!

Решить, где разместить вольер, учесть фактор доступности, направление ветра и маскировку – самое важное в этой сложной процедуре. Было вполне привычным делом провести весь день за возведением большого загона, чтобы затем обнаружить, что на входе животные испугались и не хотят переступать порог. Когда такое случалось, всю конструкцию приходилось разбирать, находить новое место и заново возводить вольер. Так что массовая ловля животных была (и остается) логистически невероятно сложной и затратной по времени операцией.

В 9 часов утра температура воздуха была уже около 25 °С. На небе ни облачка, а вокруг ни одного укрытия от солнца. Наша команда студентов и ветеринаров работала уже час, помогая команде ловцов вносить последние штрихи в конструкцию вольера. Мы начали работать в 5.30, а команда ловцов уже вовсю трудилась, когда мы подъехали. Ночь они провели здесь же. Их ничуть не беспокоил факт, что они находились на территории заповедника «большой пятерки» в окружении множества хищников. Я направился к микроавтобусу, чтобы захватить бутылку воды, размышляя над тем, кто из животных, окружавших меня, оставался незамеченным. Черные мамбы, африканские гадюки, кобры и скорпионы, бесспорно, но наверняка и другие существа затаились где-то в чаще. Может, там крадется лев, невидимый и идеально замаскированный, который внимательно следит за мной? Опыт подсказывал мне, что сейчас уже слишком жарко для охоты, и подобные животные предпочтут находиться где-нибудь в тени, крепко спя и тихонько отгоняя хвостом мух, что пытаются помешать им. Но мозг – это мощная сила, и я вдруг почувствовал, как в крови закипает адреналин.

Я внимательно разглядывал каждое дерево, мимо которого проходил, надеясь заметить леопарда, жадно вгрызающегося в тушу импалы, – обычная его награда за успешную ночную охоту.

Эта поездка разительно отличалась от моей недавней командировки на студию «Пайнвуд», где я работал в качестве консультирующего ветеринара на съемках голливудского блокбастера, подсказывая, как оперировать и брать кровь у динозавров, – как будто меня учили этому в ветеринарной школе! Это был опыт, полученный мной ранее, когда я работал здесь, в Южной Африке, и он помог мне оказаться на киностудии. Обладая нестандартным мышлением и применяя свой собственный профессиональный опыт, я не сомневался в том, что смогу быть надежным консультантом. А кто бы не согласился на такую подработку? Возможность увидеть результаты своего труда на большом экране вместе с миллионами зрителей из разных стран была слишком привлекательна, чтобы упускать ее. Весь процесс казался чем-то нереальным, но увлекательным. Работать с режиссером и актерами, понимать, какое количество человеческих и финансовых ресурсов задействовано, наблюдать за тем, как оживают превосходно выполненные модели динозавров, созданные руками исключительной команды кукольников. Я использовал любую возможность, чтобы понять и окунуться в мир, о котором прежде ничего не знал. А потом покинул его, убежденный в том, что выбрал правильную профессию. Душа моя тянулась к животным, заботе о них, а не к производству фильмов и обеспечению кассовых сборов. Я получил невероятный опыт, понимал, что мне повезло. Но пришло время вернуться из парка Юрского периода к текущей ветеринарной работе и проблемам охраны диких животных. И в этом смысле Африка была на переднем фронте. Пожалуй, я единственный человек, которому пришлось зашивать динозавра. Но теперь, когда я оглядывал окрестности, находясь в нескольких милях от ближайшего человеческого жилья, знал, что именно здесь мое место.

Мысли неожиданно нарушил ставший уже таким привычным гул вертолета R44, появившегося в виде белого пятнышка на горизонте.

Через несколько мгновений он уже кружил над нами, лопасти несущего винта поднимали облако пыли, в которое он приземлился. Наша «пастушья собака» прибыла, и загон был уже готов – теперь нужно было только поместить туда антилоп.

Мы собрались все на пыльной тропинке для короткого совещания, отдав Бьорну, главному в команде ловцов, холст, на котором можно было изобразить план атаки. Как он объяснил, каждый из нас отвечал за занавес внутри загона. Наша задача была простой: прятаться до тех пор, пока земля не затрясется от топота ног животных, и мы не услышим звук сирены вертолета над головой. И тогда «бегите, как угорелые с занавеской в руках и не останавливайтесь, пока не окажетесь на другой стороне!»

Бьорн окинул взглядом собравшихся, сидя на корточках над своим пыльным чертежом и размахивая веточкой, как указкой. Этот план напомнил мне о предыдущем моем опыте массовой ловли антилоп канна, которая походила на военную операцию по нападению из засады: скрытность и тишина, а потом взрыв адреналина, когда огромные животные галопом скачут всего в полуметре от тебя. Я чувствовал, что в любой момент меня могут затоптать, но потом они прошли мимо, раздался вой сирены, и я помчался по неровной поверхности к противоположной закрытой холстом стене, в безопасное место, с такой скоростью, словно от этого зависела моя жизнь.

Я оглядел собравшихся студентов-ветеринаров, в их глазах читалась готовность к действию. Они даже не догадывались, что их ждет. Но, как оказалось впоследствии, об этом было неизвестно и мне.

– Если все пойдет по плану, то мы загоним их легко, как овец. Но если ветер поднимет холст, и они увидят пути отхода, тогда начнется хаос. Их ничего не остановит, и мы больше никогда не сможем заставить их подойти к загону. Если почувствуете опасность или свою незащищенность, тогда просто выбирайтесь оттуда, – инструктировал Бьорн. – Помните, каждый из вас ответственен за свою личную безопасность и безопасность других! – добавил он.

Каждый грузовик вмещал около сорока животных, это означало, что придется сделать три прогона. По опыту я знал, что первая поездка будет самой медленной, потому что пилоту вертолета Джерри понадобится какое-то время, чтобы найти стадо, находившееся где угодно в пределах данного владения.

Но после этого процесс пойдет быстрее. Надежда была на то, что в эти ранние утренние часы гну будут все еще толпиться вокруг одного из водопоев. Через несколько часов, в самое жаркое время дня, они, скорее всего, уйдут в другое место, ища укрытия на одном из многочисленных участков с густым бушем, которыми была испещрена ферма. И тогда переместить их будет гораздо сложнее и чревато возможными потерями.

Совещание закончилось. Джерри направился к вертолету, чтобы начать поиски. Через несколько мгновений вертолет ожил, загудел, поднялся в воздух и исчез в ясном голубом небе. С землей у него была радиосвязь, так что он предупредит нас, когда обнаружит стадо антилоп. А пока нам оставалось одно – ждать.

Мы с Бьорном переключили свое внимание, пытаясь камешком попасть в обрубок куста или валун, находившиеся примерно в 20–30 метрах от нас. Одна из тех разнообразных игр, чтобы занять время, ставших уже привычной частью нашей работы. Но я никогда не уставал от нее: оказаться снова в африканском буше, работать с местными дикими животными – это всегда давало мне огромное чувство удовлетворенности. Полная противоположность городской жизни, которой я наслаждался, будучи студентом, но от которой в итоге сбежал. Теперь же любая моя поездка была связана с животными и открытыми пространствами.

Когда солнце достигло своей высшей точки, стало сказываться отсутствие убежища. Мы уже выпили литры воды и теперь были вынуждены спасаться в тени грузовика. Минул час, когда в рации раздался трескучий голос Джерри. Он подтвердил, что обнаружил большое стадо более чем из ста антилоп. Они были в паре миль отсюда у водопоя, но уже начали уходить в поисках тени.

Джерри собирал животных медленно, не давая им перегреться. Так что мы предположили, что антилопы появятся здесь примерно через 15 минут. И значит, нам пора было занять свои места.

Во время этого первого прогона я должен был находиться рядом с узким проходом в загон, контролируя один из первых ключевых навесов. Как только его закроют, гну окажутся запертыми, при условии, что брезент будет служить надежным барьером. В конечном итоге успешная загрузка животных в грузовик зависела от того, сможем ли мы поддерживать стабильную скорость их движения, когда они окажутся в загоне. Это было сложно сделать. Находясь в стрессе из-за своего временного заточения, антилопы подчинялись естественному инстинкту двигаться по кругу и разворачиваться в поисках любого пути для побега.

Мы находились в километре от грузовой машины, и Джерри должен был вот-вот вернуться, поэтому мы ускорили шаг – я шел в компании Дерика, Думисона и Сидни, парней из команды ловцов. Несколько минут спустя мы заняли свои позиции. Я в первый раз видел вход в загон, и теперь мне сразу стало понятно, почему для него было выбрано место на вершине холма. То направление, откуда должны были появиться животные, означало, что большая часть загона, ведущая к грузовику, будет скрыта от них, так же как и мы, благодаря кустам и деревьям. Гну окажутся запертыми внутри загона прежде, чем они осознают случившееся.

Мы наскоро проверили завесы, они висели ровно. Любая сорванная занавеска могла помешать закрыть вход, что свело бы на нет все наши усилия.

Мы были на местах! В наступившей тишине я слышал, как бьется мое сердце. Теперь, привыкнув к подобным моментам, никогда не уставал от них. Будучи окруженными командой экспертов, осуществлявших подобного рода логистические операции сотни раз, мы понимали все потенциальные риски работы с дикими животными. Катастрофа могла разразиться в любой момент.

Несколько минут спустя раздался гул вертолета, он все нарастал и заглушал шум приближавшихся гну.

Сидя в неудобных позах на корточках в засаде, атакуемые мухами и муравьями, мы сохраняли полнейшую концентрацию внимания, остро осознавая свою ответственность. Я вдруг почувствовал, как земля затряслась подо мной, и тут же на нас двинулись гну. Топот их копыт оглушал, облако пыли заставило нас закашляться и отплевываться: они уже шли. И вот посреди всей этой заварухи раздался звук сирены вертолета – гонка началась! Потеряв всякую ориентацию, я нащупал занавеску, потянул ее вдоль загона и побрел по выжженной земле, помня о тех последствиях, которые повлечет падение. Но затем, когда облако пыли осело, я снова услышал звук сирены, сообщающий о том, что животные продвигаются: теперь они уже были во второй зоне, и опасность их побега миновала.

Закрепив свою завесу, мы с Дериком и Сидни направились в загон к тягачу, чтобы помочь в загрузке. Сирена прозвучала еще дважды, а потом гул вертолета затих. Джерри приземлился, а гну прошли уже через последнюю завесу. Пока мы перемещались от одной секции к другой, к нам присоединились остальные члены команды, которые тоже завершили свою работу. Похоже, эта операция прошла гладко. Но пока дверцы грузовика не захлопнулись, нельзя было терять бдительность.

Дойдя до последней завесы, я почувствовал какое-то волнение на противоположной стороне. Но мои страхи улетучились, когда я выглянул из-под брезента и увидел, что животные под контролем заходят в трейлер. Спустя несколько мгновений дверцы захлопнулись, надежно закрыв внутри 38 гну. Мы вскарабкались на крышу грузовика, чтобы ввести транквилизатор каждому животному с помощью шеста через потолочный люк. Препарат успокоит и расслабит их во время поездки.

И теперь, когда животные были укрощены, тягач с грузом отъехал, увозя их в более надежные загоны в нескольких милях отсюда. Там гну подержат несколько дней, прежде чем отправить к последнему месту назначения в более прохладные условия.

Второй грузовик тут же занял место первого, демонстрируя гладкость хода всей операции, ставшей уже рутинным делом.

После первой переклички Джерри присоединился к наземной команде. Несмотря на то что он проработал пилотом вертолета больше двадцати пяти лет, все равно любил и другую работу с дикими животными и не хотел пропускать ни единого ее этапа. Но сейчас пришло время вернуться к основным обязанностям. Зная, что на земле достаточно народа и без меня, я спросил Джерри, могу ли составить ему компанию на вертушке во время второго облета.

– Конечно, Джон, запрыгивай, – отреагировал он со свойственным ему дружелюбием.

Когда я забрался в кабину R44, пристегнул ремень безопасности и надел гарнитуру, то ощутил радостное предвкушение от того, как буду сверху наблюдать за процессом массового сгона животных, который до этого видел только с земли. Этот второй прогон, несомненно, займет гораздо меньше времени, чем первый. Джерри теперь точно знал, где находится стадо. А потому, даже если животные найдут убежище от дневного зноя, их легко можно будет выгнать оттуда. Тем не менее, чтобы отделить какой-то конкретный вид животных от остальной группы, а потом определенное количество от стада, требуется глубокое знание их поведения и навыки пилотирования на уровне инстинктов. И того и другого у Джерри было в избытке.

Быстро поднявшись в небо, Джерри сделал разворот над загоном, и вскоре мы уже летели над открытой равниной к водопою, откуда пришла предыдущая группа. Мы летели, и идеальная тень нашего вертолета двигалась над землей в сотнях футов под нами. Несколько мгновений спустя мы увидели водопой. Расстроенные тем, что их отвлекли раньше времени, гну вернулись к оазису, присоединившись к стаду бубалов, которых они оставили. И теперь и те и другие снова довольно пили воду.

Но наше появление сразу привело их в смятение: они уже знали, что означает вертолет. Животные рванули на открытую равнину смешанной группой, и только благодаря умелым воздушным маневрам Джерри, когда мы опустились над ними, сработал стадный инстинкт, заставив животных разделиться на «своих» и «чужих». Джерри ожидал и мгновенно воспользовался этой реакцией, опустившись ниже и погнав бубалов прочь. Снова поднявшись и развернув вертушку, он вернулся к антилопам, которые теперь шли примерно в направлении загона. Но эта группа была слишком велика для одной загрузки, так что ее следовало сократить. И хотя Джерри мог уже инстинктивно определить, где делить стадо, чтобы забрать 40 животных, они шли галопом так плотно друг к другу, что ему пришлось максимально приблизиться, чтобы разделить их. Я мог в буквальном смысле протянуть руку и дотронуться до антилоп. Скорость и высота, на которых мы летели, могли, пожалуй, и испугать, но на самом деле лишь щекотали нервы, благодаря его расслабленной манере.

Когда стадо было поделено, я посчитал их количество. У нас была группа из тридцати шести животных. Джерри поразительно точен в своих расчетах. Он передал по радио Бьорну и наземной команде наше время прибытия. Стадо уже двигалось туда в своем темпе, поэтому Джерри вмешивался, только когда они сбивались с курса: аналогия с пастушьей собакой оказалась точной. Медленно и уверенно мы гнали животных вперед по открытой равнине. Когда мы приблизились к выступу холма, на горизонте уже виднелся загон. Его вход загораживали кусты и деревья, в очередной раз подтверждая правильность выбора места. Несмотря на инстинктивное чувство опасности, присущее диким животным, гну не подозревали о ловушке, к которой их подгоняли.

Подтолкнув их в последний раз и подогнав к вольеру, Джерри включил сирену, и мгновенно, словно из ниоткуда, появились навесы, перекрыв вход. Вертолет продолжал гнать группу вперед, периодически подавая звуковые сигналы, подсказывающие наземной команде, когда перекрывать следующую секцию.

С воздуха мы наблюдали, как в считанные минуты антилопы прошли последнюю секцию, прежде чем зайти в грузовик. Джерри сделал круг и приземлился. К тому времени, как мы подошли к машине, животные были уже на борту, и нужно было только ввести им транквилизатор.

Итак, две группы животных были успешно собраны, на сегодня оставалось только одно стадо. Начав неторопливо, мы сделали все оперативно и гладко.

– Джон, ты нужен мне рядом у этой завесы для самоубийц во время последнего прогона, – сказал мне Бьорн, пока Джерри заправлял вертушку.

Завеса для самоубийц была последним барьером на входе в грузовик. И названа она была верно. Она располагалась в самом узком месте загона, и животные проскачут мимо всего в полуметре от бегунков завесы, прежде чем за ними закроют проход. Если они пойдут прямым ходом в грузовик, тогда опасность для стоящего там человека будет минимальной. Но если они остановятся и начнут кружить или повернут назад, наталкиваясь друг на друга, тогда ситуация примет совсем иной оборот. Данная процедура требовала твердой уверенности бегуна в том, что завеса будет держаться плотно, и животные просто увидят перед собой препятствие, что сделает маловероятным возможный рывок для побега. Но когда в маленьком пространстве запирают паникующее стадо диких животных, где единственной защитой служит брезент, то это проверка на прочность даже для самых смелых.

– Конечно, я сделаю это, – ответил я Бьорну небрежно. Меня еще бодрил тот утренний взрыв адреналина, к тому же доверял его профессиональному мнению. Если он был уверен, что именно я нужен ему на этой опасной завесе, значит, и я уверен в успешности своей работы.

Когда Джерри снова поднялся в воздух, я остался с наземной командой, и все мы тут же разошлись по своим новым местам. В пятидесяти ярдах от грузовика в брезенте была небольшая прореха, позволявшая коротким путем пройти в загон, чтобы не нужно было идти обратно к главному входу или перелезать через грузовик. Нырнув между стальными шестами, на которых были закреплены занавески, я вошел в загон и направился к опасной завесе, пока остальные члены команды заходили снаружи, распределяясь по своим местам.

Моя занавеска была задернута, но не заклеена, ее оставили так после предыдущего прогона, когда антилоп гнали прямо по проходу, а потом по трапу в грузовик. Идеальный сценарий. Когда я дошел до своего места, подумал, ждет ли и меня такая же удача. Но тем не менее отрепетировал все движения: что мне нужно сделать, чтобы надежно закрыть ее, а потом снова открыть, проверив, что завеса ровно ходит на своих бегунках. И хотя я знал, что сужающаяся конструкция прохода была сделана для того, чтобы антилопа не могла двинуться в сторону, а только назад, до предпоследней завесы, но если я не успею запечатать ее вовремя, то все равно буду нервничать.

Довольный от того, что все мое оборудование функционирует, я спрятался за мятым брезентом. В памяти возникли живые воспоминания о детстве, когда мы прятались и искали друг друга в доме дедушки и бабушки. И так же, как тогда, я знал, что мне следует вести себя тихо и ждать. Джерри не было уже минут пять. И хотя я был уверен в его способности быстро согнать другую группу из тех животных, что мы оставили у водопоя, отсутствие связи с ним или с Бьорном означало, что первым сигналом об их прибытии станет для меня звук сирены. Но не было точного понимания, случится это через десять минут или через два часа.

Процесс ожидания заставил меня задуматься обо всех тех потенциальных опасностях, что окружали нас. В этом был минус, но были и плюсы. У меня появилась редкая возможность остановиться и оценить природу, в которую мы погрузились. Сидя там в ожидании, я заметил лоснящегося скворца, нырнувшего в загон, а потом быстро улетевшего: он не нашел там для себя никакой еды. Маленькая армия муравьев сновала в пыли, таская кусочки листьев и веточек размером в десять раз больше, чем они сами. Всего в полуметре от меня полз навозный жук, направляясь к одной из куч, оставленных предыдущей группой животных.

А я все ждал. Я снова проверил гладкость хода занавески в тщетной попытке отвлечься. Я заметил еще пару человек, стоявших наготове у следующей завесы, боясь шевельнуться, в любую секунду ожидая появления животных. А потом с пронзительной силой прозвучала сирена, антилопы уже были близко! Я вжался в брезентовую стену, съежившись за занавеской и крепко схватившись за нее, уже готовый к тому, что меня неминуемо затопчут. Сирена прозвучала еще раз, а потом, через несколько мгновений, в третий раз. Животные были близко. Мое сердце рвалось из груди. Я почувствовал, как земля начала вибрировать, и высунулся из-за шторы, увидев приближающееся облако пыли. Сирена прозвучала в четвертый раз, и животные галопом промчались мимо, всего в полуметре от меня, с оглушающим шумом, засыпая нас пылью. Мельтешение хвостов и голов с грохотом скачущих мимо антилоп не позволяло посчитать их количество. Но я заметил растущую массу рогов, когда они начали собираться между грузовиком и опасной завесой.

Первые несколько антилоп резко остановились у трапа грузовика. Они ждали, чтобы их подтолкнули, а потому через несколько секунд могли повернуть назад. Мне нужно было закрыть за ними завесу, но я подождал, пока мимо меня не пройдет последнее животное. Я осторожно выглянул из своего укрытия. Последние несколько животных были всего в полуметре от границы с моей зоной, но замедлили ход и перешли на рысь из-за затора, возникшего впереди. Мои шансы на удачное завершение операции стремительно сокращались.

К счастью, последнее животное переступило порог прежде, чем сигнал к отходу поступил к другим животным. Не упуская свой последний шанс, я помчался, натягивая занавеску и блокируя путь для побега. Дойдя до дальнего конца стены, я закрепил холст большими булавками. Гну были внутри, так что я добился своей цели. Но повернувшись, чтобы оценить обстановку, я понял, что еще рано торжествовать. Животные тоже очень хорошо чувствовали ситуацию. Отходя от грузовика в сторону дорожки, ведущей к вольеру, они натолкнулись на еще одно препятствие – меня. Почувствовав угрозу, некоторые антилопы начали рыть копытом землю, словно бы готовясь к нападению, в той же угрожающей манере, в которой они отражают атаку хищника. Я вдруг неожиданно обрадовался, что передо мной гну, а не буйвол, который бы атаковал без колебаний. Тем не менее ситуация была угрожающей. Я попытался спрятаться за холстом, надеясь больше не потревожить их. Животные становились уже все более возбужденными из-за своего заточения и, отчаянно пытаясь найти пути для побега, терлись боками о брезентовые стены загона. Если мы не загрузим их в ближайшее время, то тогда, несомненно, последуют разрушение и побег. Один здесь я был бессилен, и все, что мог, это ждать подкрепления. А еще надеяться, что периодические копания земли копытами не перейдут в атаку со стороны одного из более уверенных самцов.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я услышал, как к занавеске подошли Бьорн и Сидней, хотя на самом деле прошло всего несколько минут.

– Джон, ты там? – прошептал Бьорн. – Кто-то из них уже загрузился?

– Нет, они просто кружат на месте, боясь подходить к трапу и грузовику, – ответил я.

– Я так и думал. Впусти нас, у нас с собой брезент, мы попробуем загнать их.

Я почувствовал, как с моих плеч свалилась тяжкая ноша, теперь я был не один. Действуя осмотрительно, я отколол занавеску, стараясь не дать антилопам заметить проблеск свободы. Бьорн и Сидни проскользнули в узкую щель и через несколько мгновений развернули большое полотно вдоль загона. Животные отреагировали со смесью страха и агрессии: одни еще плотнее сбивались в кучки, другие нерешительно атаковали полотно, захватывая его рогами и отходя, услышав шелестящий звук.

Бьорн с Сидни встали по краям брезента, а я держал его по центру. Тем временем подошли Дерик и Думисон и теперь перелезали по другую сторону загона, где стена была укреплена. Медленно, с их помощью, Бьорн, Сидни и я, держа брезент, погнали животных вперед, заставляя их зайти в грузовик. Мы испытали громадное облегчение, когда несколько минут спустя захлопнули дверцы кузова, наконец-то закрыв стадо внутри. Работа сделана!

Я сидел и смотрел в окно, пока мы ехали домой. Мы проезжали поля сахарного тростника, апельсиновые рощи и банановые плантации. Изгороди отделяли их от жующих траву антилоп и зебр. Впереди маленькое стадо бабуинов переходило пустую дорогу.

Сегодня был умопомрачительный день в африканском буше – еще один день в моей веселой и интересной карьере, далекой от перспективных мечтаний меня, шестилетнего. В это сложно было поверить. Какие приключения ждали еще впереди? С этой мыслью я закрыл глаза и погрузился в сон.

ГНУ: КОРОТКИЕ ФАКТЫ

Connochaetes taurinus: голубые гну.

Ареал: Южная и Восточная Африка. Существует 5 подвидов.

Продолжительность жизни: 20 лет.

Среда обитания: равнины с низкотравьем на краю покрытых кустарником и акациями саванн. Их миграция зависит от ежегодного количества осадков и доступности пастбищ.

Питание: антилопы гну – травоядные животные, питающиеся преимущественно низкой травой.

Период беременности: 257 дней, обычно производят на свет одного детеныша.

Вес: 20 кг при рождении, во взрослом возрасте достигают 260–290 кг.

Развитие: новорожденный малыш встает уже в течение 15 минут после рождения, а через несколько дней может присоединиться к стаду. Их отлучают от матери примерно в 4 месяца, но в течение первого года жизни они остаются с матерью. По достижении 1 года самцы покидают стадо, образуя группу одиноких самцов. Самки достигают половой зрелости примерно в 2 года, а самцы – в 3–4 года. В возрасте 4–5 лет самцы закрепляют за собой свою территорию.

Температура тела: 38–39,2 °С.

Факты: способны развивать скорость до 50 миль в час, это одно из десяти самых быстрых наземных животных в мире. Детеныши появляются на свет в течение 2–3‑х недель сезона дождей, когда самка питается сочными травами и может легко выкормить своего малыша.

Охрана: в Библии человечеству дается право «владычествовать над рыбами морскими и над птицами небесными, и над скотом, и над всею землею, и над всеми гадами пресмыкающимися по земле» (Книга Бытия, 1:28). Оксфордский словарь английского языка определяет слово «владычествовать» как право руководить. Но с этим правом приходит и ответственность. Мы все жаждем лидерства, основанного на определенных принципах, а не злоупотреблениях. И то же самое должно применяться в наших взаимоотношениях с природой.

Поэт семнадцатого века Джон Донн, как известно, утверждал, что «человек не остров сам по себе; каждый – часть материка, часть всей суши. Если частичку мыса поглотит море, то меньше станет вся Европа, словно твой дом или друга твоего был на той унесенной земле: смерть любого человека убивает часть меня, ибо един я со всем родом людским, поэтому не спрашивай, по ком звонит колокол; он звонит по тебе».

Возможно, в этой цитате «человека» следует заменить на «вид», потому что когда один вид будет истреблен, то жизнь на земле в целом станет хуже, в том числе и для человека. Каждый день на планете истребляется 200 видов живых существ – скорость, в сотни раз больше той, что можно было бы считать нормальной. Погребальный колокол Джона Донна звонил бы теперь круглосуточно. За последние сорок лет численность диких животных на планете сократилась в два раза. Большинство этих видов исчезают незаметно для всего остального мира. Но достаточно вспомнить о той популярности документальных фильмов о природе и диких животных или о зоопарках и природных заповедниках, чтобы понять, насколько тесно связано человечество с миром природы.

Организация United for Wildlife выступила с инициативой объединить ведущие мировые благотворительные фонды по защите дикой природы с целью создать всемирное движение, ратующее за перемены (см. ). Какой мир мы хотим оставить нашим детям и внукам? Каждый из нас несет ответственность за сохранение природных богатств, и каждый из нас способен сделать что-то позитивное для защиты природы. А что сделаете вы?

Благодарность

Я уже привел цитату из знаменитого стихотворения Джона Донна, и данная книга только подтверждает эту мысль. Мне невероятно повезло, что я получил поддержку, вдохновение и помощь друзей, родных и коллег в написании своей книги.

Сказать по правде, на протяжении долгих лет я чувствовал, что когда-нибудь напишу книгу, в которой расскажу о том восхитительном опыте, который мне посчастливилось пережить. Но я всегда представлял, что это случится еще очень нескоро. И только благодаря громадной поддержке Рейчел Миллз и ее команды из агентства «Фурнис Лоутон», а также Кларку Дрисдейлу, Кейт Бэллард и ее команде из издательства «Аллен энд Анвин» это мечта смогла воплотиться в жизнь, не говоря уже о столь коротких временных рамках.

Но если бы не те поддержка, помощь и вдохновение, которые я получал на протяжении всей моей карьеры вплоть до сегодняшнего дня, я бы никогда не рассказал вам свои истории. А потому я должен также упомянуть и этих людей. Нет более крепких уз, чем те, что возникают на протяжении шести лет учебы в ветеринарной школе, со всеми ее взлетами и падениями. Я хочу сказать спасибо всем тем моим друзьям, с которыми мы вместе прошли этот путь, за их многолетнюю дружбу и мудрость. Одни из самых дорогих воспоминаний в моей профессиональной деятельности связаны с первым местом работы в «Чартер Ветеринари Груп» в Новом Девоне. Эта потрясающая команда помогла мне развить страсть и любовь к своей профессии. В «Ларкмид Ветеринари Груп» в Оксфордшире также была удивительная рабочая атмосфера. Команда из ветеринарного центра «Дрейгон ветеринари сентер» в Челтнеме заслуживает особого упоминания за то, что все ее члены оказывали такую невероятную поддержку и помощь, давая к тому же время для написания книги.

Пациенты также были источником вдохновения, мотивируя и подбадривая меня. Команда ветеринаров «Уайлдлайф Ветс» в Южной Африке ежегодно принимала меня с распростертыми объятиями, показывая, обучая и давая возможность получить такой разнообразный опыт. Мои ежегодные поездки в Южную Африку – это поистине исполнение детской мечты. Команда из компании «Хайфу Медикал Текнолоджи» из Чунцина оказала невероятную помощь, поддержав мой проект VetLIFU. Они также проявили потрясающее дружелюбие, организовав для меня посещение зоопарка в Чунцине. А все сотрудники зоопарка были гостеприимны и добры ко мне.

Пока все мои благодарности были связаны с профессиональной деятельностью – я имею в виду своих коллег, которых считаю близкими друзьями, – но еще хочу поблагодарить бесчисленное количество тех друзей, которые были для меня удивительно мудрыми, вдохновляющими и поддерживающими советчиками. Упомянуть одних означает упустить других, но я не могу не выразить свою благодарность вам всем.

Самое главное, я хочу сказать спасибо моей удивительной семье, родителям, которые никогда не сомневались в моем желании выбрать профессию в области ветеринарной медицины и следовать этой дорогой. Они всегда поддерживали и вдохновляли меня. Трем моим братьям, воплощающим само понятие братской любви, их заботе, доброте, помощи, моральной поддержке, а еще юмору и веселью, которые объединяют нас. Моим невесткам, которые раскрыли лучшее в моих братьях и тоже поддерживали меня. Всей моей большой семье, включая покойных бабушку и дедушку и семью Лауры, которые сыграли громадную роль в моей жизни, поддерживая и направляя. Моей прекрасной и удивительной жене Лауре, моему лучшему другу, компаньону в поездках, мудрому советчику, человеку, который вдохновляет меня и заставляет принять новые вызовы судьбы, стремиться стать лучше, а еще быть защитником царства зверей, к которым мы оба испытываем одинаковую любовь.

И, наконец, я хочу поблагодарить Бога за его «неописуемый дар». Самое грандиозное приключение в жизни – открывать свои таланты и использовать их во славу Господа. Спасибо.

Джонатан Крэнстон,

июль 2018 г.

Примечания

1

Инуиты – этническая группа коренных народов Северной Америки, проживающая приблизительно на 1/3 северных территорий Канады от полуострова Лабрадор до устья реки Маккензи.

(обратно)

2

Ретриверы – один из типов охотничьих собак. Задача таких собак – найти и принести охотнику подстреленную добычу неповрежденной. Поэтому они должны обладать хорошим нюхом, мягким характером и мягкой челюстью.

(обратно)

3

Плевральный выпот – скопление жидкости в плевральной полости, вызванное различными причинами.

(обратно)

4

Инфузионная терапия – метод лечения, основанный на введении в кровоток различных растворов определенного объема и концентрации с целью коррекции патологических потерь организма или их предотвращения.

(обратно)

5

Сурикат – вид млекопитающих из семейства Мангустовые (Herpestidae). Распространен в Южной Африке (в основном в районе пустыни Калахари: на территориях юго-западной Анголы, Намибии).

(обратно)

6

Микоплазма – род бактерий класса Микоплазмы (Mollicutes), не имеющих клеточной стенки. Представители вида могут быть паразитарными или сапротрофными.

(обратно)

7

Редьярд Киплинг. «Просто сказки» (перевод С. Маршака).

(обратно)

8

1 миля – 1,6 км.

(обратно)

9

Миопатия – хронические прогрессирующие нервно-мышечные заболевания, характеризующиеся первичным поражением мышц.

(обратно)

10

Гипертермия – перегревание, накопление избыточного тепла в организме животных и человека с повышением температуры тела.

(обратно)

11

Ацидоз – смещение кислотно-щелочного баланса организма в сторону увеличения кислотности (уменьшения рН).

(обратно)

12

Опиоидные рецепторы – разновидность рецепторов нервной системы, относящихся к рецепторам, сопряженным с G-белком.

(обратно)

13

Самоназвание жителей ЮАР, имеющих нидерландское происхождение.

(обратно)

14

1 фут равен приблизительно 33 см.

(обратно)

15

1 дюйм – 2,54 см.

(обратно)

16

Ларингоскоп – медицинский прибор (разновидность эндоскопа), используемый для обследования гортани.

(обратно)

17

Лубрикант – материал, облегчающий трение, то же, что смазка в значении «материал».

(обратно)

18

Амниотическая – биологически активная жидкая среда, находящаяся внутри плодных оболочек во время беременности.

(обратно)

19

Аллантоидная жидкость – это фетальная моча, являющаяся продуктом обмена веществ.

(обратно)

20

Акр – 4046,86 м2, или 0,4 га.

(обратно)

21

Пальпебральный рефлекс – чувствительность века – болевая чувствительность.

(обратно)

22

1 ярд – 91,44 см.

(обратно)

23

Релаксанты – это препараты, которые расслабляют поперечно-полосатую мускулатуру.

(обратно)

24

1 фунт на квадратный дюйм – 0,07 кг/см2.

(обратно)

25

Южноафриканская денежная единица. 1 рэнд равен 4,4 руб.

(обратно)

26

Депомпонизация – удаление помпона.

(обратно)

Оглавление

От автора

Вступление

Броненосец

Жираф

Лебедь

Снежный барс

Козел

Слон

Петух

Гривистый волк

Корова голштинской породы

Носорог

Осел

Хорек

Большая панда

Свинья

Игуана

Крокодил

Кенгуру

Зебра

Сахарная сумчатая летяга

Гну

Благодарность Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg