«Дорогой мистер Холмс»

Дорогой мистер Холмс (fb2) - Дорогой мистер Холмс 3019K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгений Христофорович Баринов

Е.Х. Баринов Дорогой мистер Холмс

[битая ссылка] ebooks@prospekt.org

Артур Конан Дойл, 1914 г. Фотограф Арнольд Джент

Посвящается моей жене,

другу и коллеге

Елене Черкалиной

Предисловие

Интерес к произведениям сэра Артура Конан Дойла никогда не угасал и, думается, никогда не угаснет. Особенно это касается темы, связанной с приключениями знаменитого сыщика Шерлока Холмса и его спутника доктора Уотсона. Какой мальчишка не зачитывался рассказами о Шерлоке Холмсе? Интересны романы, повести и рассказы Конан Дойла и взрослым. Критики же не всегда были объективны в своих суждениях о Шерлоке Холмсе. Однако, несмотря на это, популярность героя продолжала расти из года в год.

Именно благодаря большой читательской аудитории автор не смог расстаться со своим персонажем и после гибели Шерлока Холмса. В декабре 1893 г., как датируется рассказ «Последнее дело Холмса», знаменитый сыщик погибал в схватке с главой преступного мира Лондона профессором Мориарти. Следует отметить тот факт, что «Последнее дело Холмса» было неудачным шагом со стороны Артура Конан Дойла. А может быть, напротив? Именно данное произведение показало автору, какую невероятную популярность приобрел его герой. Многие поклонники творчества Конан Дойла надели даже траур по Шерлоку Холмсу и совершенно не разделяли мнение критиков о сыщике-любителе. Это можно объяснить тем, что персонаж Холмса был слишком близок англичанам и выражал их отношение к существующей действительности. Шерлок Холмс являлся частным лицом, а в стране, где всегда сторонились бюрократии, при всей ее тогдашней немногочисленности, это значило очень много.

В результате Шерлок Холмс снова вернулся к своим поклонникам, и читатели с нетерпением ждали выхода новых рассказов о приключениях любимого детектива. Даже после смерти автора в 1930 г. тема Шерлока Холмса не исчезла.

Полюбившийся герой не мог умереть вместе с сэром Артуром Конан Дойлом. Он должен был вернуться на страницы книг, так как этого ждали читатели. И великий сыщик вернулся. Новые авторы, вдохновленные творчеством Конан Дойла, продолжили эту тему. Конечно же, многие повести, романы и рассказы, посвященные новым делам Шерлока Холмса, не могли сравниться с творениями Артура Конан Дойла. Однако ряд новых произведений считаются очень удачными. Среди них стоит отметить романы Лори Р. Кинга «Ученица Холмса» (1994), Боба Гарсиа «Завещание Шерлока Холмса» (2005). Эти произведения издавались на русском языке.

Немало работ было посвящено жизни и творчеству сэра Артура Конан Дойла. Среди них такие работы, как книги Дэниела Стэшауэра «Рассказчик историй» (1999), Майкла Бейкера «Дневник Дойла: Последняя великая загадка Конан Дойла» (1978).

Сам же сэр Артур также стал одним из героев мистико-детективного триллера американского писателя Денниса Берджеса «Врата “Грейвс”» (2003), повествующего о психиатре-убийце, гипнозе и переселении душ. Действие романа происходит в Англии в 1922 г., в Лондоне. Сэр Артур Конан Дойл, непрестанно подвергающийся насмешкам в прессе и великосветских кругах Англии из-за своего увлечения спиритизмом, получает странное послание с интригующим предложением, от которого он не может отказаться. Анонимный корреспондент, в котором угадывается доктор Бернард Гассман, некогда лечивший отца Конан Дойла и считающийся умершим, обещает своему адресату представить бесспорные доказательства существования загробной жизни в обмен на необычную услугу: создатель Шерлока Холмса должен устроить встречу некой Хелен Уикем, приговоренной к повешению и ожидающей казни в тюрьме Холлоуэй, с любым из трех лиц, упомянутых в конце письма. Таково начало череды загадочных и зловещих событий, в центре которых оказываются молодой американский журналист – друг сына Конан Дойла – и его приятельница Адриана Уоллес, предпринимающие по просьбе сэра Артура смертельно опасное расследование случившегося в психиатрической клинике «Мортон Грейвз», где когда-то практиковал доктор Гассман. Данный роман написан совершенно в духе Конан Дойла, читается легко и с большим интересом.

Трудно встретить человека, который не читал романов и рассказов Артура Конан Дойла. Вспоминая свое детство, которое пришлось на вторую половину ХХ столетия, могу с уверенностью говорить, что оно прошло с книгами Конан Дойла. В те времена было очень трудно достать произведения приключенческого жанра. Отечественные мастера детектива были просто нарасхват, и до детворы их книги практически не доходили. Не могу сказать, с чем это было связано, но, видно, в те годы считалось, что это легкое чтение не очень нужно трудовому народу, который строил коммунизм. Зато «Политиздат» (было такое издательство) издавал миллионными тиражами труды основоположников марксизма-ленинизма, материалы съездов и пленумов КПСС. Дети должны были очень внимательно читать книги генерального секретаря КПСС Л. И. Брежнева «Малая Земля», «Целина», «Возрождение». Как же было не читать эти творения вождя? Ведь по ним нужно было писать сочинения, отвечать на вопросы об их содержании на уроках. Кто не читал их, тот не мог считать себя настоящим комсомольцем или пионером. Но, несмотря ни на что, дети хотели приключений, книг о разных странах и необыкновенных путешествиях. Запоем читали Жюля Верна, Майна Рида, Фенимора Купера, Гюстава Эмара, Роберта Стивенсона, Рафаэля Сабатини, Эдгара По, Конан Дойла и многих других. Потом появилась Агата Кристи. Это было счастливое детство – все связанное с ожиданием чего-то необычного, погружения в волшебный мир приключений.

Купить книги приключенческого или детективного жанра в книжных магазинах было совершенно невозможно. Не в каждом доме такие книги встречались на книжных полках. Их обладателям все завидовали.

Следует отметить тот факт, что и не во всех городских библиотеках их можно было получить и насладиться чтением. Данные книги чаще всего находились на руках, и их приходилось очень долго ждать. Однако в библиотеках всегда были книги Конан Дойла и – нередко после долгого ожидания – можно было получить заветную книгу любимого автора.

В первом классе школы в мои руки попал толстый том рассказов о Шерлоке Холмсе, и с того момента этот неординарный герой прочно вошел в мою жизнь. Прочитанное неоднократно обсуждал со своими одноклассниками, которые тоже были поклонниками Артура Конан Дойла. Все восторгались приключениями знаменитого сыщика. Причем зачитывались рассказами о Шерлоке Холмсе не только мальчишки, но и девчонки. Читали после уроков, а то и вместо подготовки домашнего задания. Многие читали о приключениях Шерлока Холмса вместо сна, ночью, под одеялом, при свете карманного фонарика.

Однажды я был пойман бабушкой, когда читал до поздней ночи «Собаку Баскервилей». Ругать меня она не стала, а рассказала о том, что сама в детстве зачитывалась произведениями Конан Дойла и что этот автор написал не только о знаменитом сыщике Шерлоке Холмсе. Она порекомендовала почитать и многие другие произведения Конан Дойла, в том числе исторический роман «Белый отряд».

От бабушки я узнал много интересного об авторе Шерлока Холмса. Она рассказала, что ее родственник – журналист, писатель, путешественник Борис Леонидович Тагеев – был лично знаком с Артуром Конан Дойлом.

Борис Тагеев был очень неординарной личностью и в то же время человеком с трагической судьбой. Путешественник, исследователь Средней Азии, военный разведчик, военный корреспондент в Болгарии и Македонии, корнет в Русско-японскую войну, участник обороны Порт-Артура, узник японского плена, политический эмигрант, он все виденное обобщал в своих произведениях. В годы Первой мировой войны подполковник Британской армии Борис Тагеев служил в батальоне журналистов вместе с Артуром Конан Дойлом. В Советской России Борис Тагеев был известен как писатель, который писал под псевдонимом Рустам-Бек, и считался довольно известным автором, пока не был репрессирован в злополучные 30-е гг. ХХ в. как «враг народа» и «шпион всех существующих европейских разведок». Видно, сказалась слишком богатая биография писателя, что и привело к расстрелу. Бабушка рассказывала о нем шепотом, так как реабилитация жертв сталинских репрессий только начиналась, да и таких родственников у нее было много. Сказывались годы долгого молчания и боязнь перед существующей властью за свое совсем не пролетарское происхождение. Мне было сказано, что про Бориса Тагеева лучше не рассказывать друзьям по школе, не то будет плохо.

Я молчал, но все равно был горд тем, что один из моих пусть дальних, но родственников был знаком с автором моего любимого Шерлока Холмса. Хоть я и молчал об этом, но данный факт все же грел мою душу. Как будто я сам имел возможность общаться с таким выдающимся писателем.

Вспоминая прошлые годы, общаясь со многими известными авторами прекрасных произведений детективного жанра, уважаемых мной, я уже не испытывал и не испытываю такого душевного подъема, как после бабушкиного рассказа.

С той, детской, поры произведения Артура Конан Дойла прочно вошли в мою жизнь. С друзьями мы пересмотрели все фильмы о Шерлоке Холмсе, которые выходили в отечественный кинопрокат.

Сейчас не могу вспомнить, сколько раз я перечитывал любимого автора. Перечитывать Конан Дойла можно бесконечно и каждый раз воспринимать прочитанное по-новому. С годами приходит новое видение сюжетов, которые нашли свое место в произведениях знаменитого автора.

Для меня этому способствовал тот факт, что сэр Артур Конан Дойл был по образованию врачом и специфика профессии не могла не найти отражения на страницах его рассказов о великом сыщике-любителе. Данный факт стал мне очень близок с тех пор, как после окончания медицинского института я выбрал своей специальностью судебно-медицинскую экспертизу и многие годы отработал врачом – судебно-медицинским экспертом в государственных судебно-экспертных учреждениях Москвы, Московской области, Западной Сибири.

По долгу службы приходилось часто ездить в командировки, где встречался с разными людьми и разными трагическими ситуациями. Все эти годы я не забывал любимого героя – Шерлока Холмса – и при возможности перечитывал рассказы о его приключениях.

Идея написать данную книгу родилась в начале 2001 г., когда мы с моим коллегой, опытным судебным медиком профессором Александром Васильевичем Масловым (1939–2004), работали на кафедре судебной медицины Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова (ныне – Первый Московский государственный медицинский университет им. И. М. Сеченова). С ним мы обсуждали много интересных тем, касающихся не только нашей профессии, но и истории, литературы. Одним из предметов наших бесед был герой рассказов Конан Дойла – Шерлок Холмс. Естественно, развитию этой темы способствовали не только общность профессии, но и богатый опыт экспертной работы.

Предмет судебной медицины всегда вызывал интерес у студентов. В задачу судебной медицины входят изучение и разработка вопросов биологического и медицинского характера преимущественно для нужд правоохранительных органов. Заключение судебно-медицинской экспертизы является одним из источников доказательств в уголовном процессе. Поэтому судебно-медицинская экспертиза приобретает существенное значение в борьбе против преступлений, посягающих на жизнь, здоровье и личное достоинство граждан.

Судебная медицина использует преимущественно методы медицинских дисциплин, однако на состояние судебной медицины оказывают определенное влияние правовые науки (уголовное и гражданское право, криминалистика и др.). Развитие и совершенствование методов судебной медицины в последние годы значительно повысили возможности судебно-медицинской экспертизы трупов, живых лиц и вещественных доказательств. Это касается экспертизы трупов новорожденных младенцев, при различных видах травм (огнестрельных, транспортных и др.) и отравлений, а также многих других видов экспертиз.

Однако любую, даже самую интересную, дисциплину можно преподносить студентам по-разному. Можно сухо и академично излагать материал, полностью основываясь на рабочей программе дисциплины, и чувствовать полное удовлетворение от того, что честно исполнил свой преподавательский долг. Можно косноязычно преподнести весь материал так, что студенты останутся в полном замешательстве от прослушанной лекции. Некоторые наши коллеги грешили и продолжают грешить этим.

В то же время весь курс можно изложить не только не отходя от рабочей программы, но и снабжая материал примерами из экспертной практики. Этот прием не только украшает лекцию, но и способствует лучшему усвоению предмета. В то же время примеры для лекций и семинарских занятий по судебной медицине можно найти и на страницах классической литературы. Кто бы мог подумать, что в произведениях Ф. М. Достоевского, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Л. Н. Толстого, А. П. Чехова, А. Ф. Кони, А. Дюма, П. Мериме, Ж.-Б. Мольера, Ф. Рабле можно найти множество примеров для иллюстраций к лекциям по судебной медицине? Однако все возможно. Эти примеры не только способствуют проявлению интереса у студентов к изучаемой дисциплине, но и подталкивают их прочитать книги, а кого-то – и перечитать приведенные литературные произведения.

Так, в своих спорах и рассуждениях о русской и зарубежной литературе мы пришли к выводу, что в произведениях Конан Дойла содержится много полезной информации, способной не только украсить любую монотематическую лекцию, но и понять самого автора, взглянуть по-новому на его произведения. Что-то у Конан Дойла можно было принять за истину, а ряд моментов вызывал сомнение в их объективности и научной обоснованности. Но, несмотря на это, каждая встреча с Шерлоком Холмсом приносила незабываемые впечатления. Это чувствовалось и по студенческой аудитории, когда мы с ней разбирали некоторые случаи из «практики» Шерлока Холмса. Удивлял тот факт, что некоторые студенты ничего из произведений Конан Дойла не читали. Зато все смотрели кинофильмы, которые порой не всегда правдиво и подлинно отражают мысль писателя. Очень надеюсь, что наши беседы все же подтолкнули студентов прочитать рассказы о Шерлоке Холмсе.

Судебный медик в силу специфики своей профессии не должен все и сразу принимать на веру. Любое положение всегда требует проверки и научного обоснования. Работа с произведениями о Шерлоке Холмсе захватила меня и привела к данной книге.

Жаль, что работа над этой книгой затянулась на долгие годы. Все не хватало свободного времени. Много сил отнимала вечная работа преподавателя – написание учебников, учебных пособий и нескончаемых программ, а также множество дел, ложащихся на плечи преподавателей вузов. Уже работая на кафедре судебной медицины и медицинского права Московского государственного медико-стоматологического университета им. А. И. Евдокимова, я смог завершить данную книгу. Этим я всецело обязан сплоченной работе моих коллег по кафедре судебной медицины и медицинского права Московского государственного медико-стоматологического университета им. А. И. Евдокимова, энтузиастов своего дела, которым я очень признателен.

К великому сожалению, болезнь слишком рано прервала жизнь моего коллеги и друга – заслуженного работника высшей школы РФ профессора А. В. Маслова, с которым хотелось бы обсудить многие вопросы данной книги. Но работа была мной закончена и представляется на суд читателей.

Отдельные фрагменты, наброски данной книги были опубликованы в виде очерков в газете ГУ МВД РФ по г. Москве «Петровка, 38» и в профессиональной газете «Вестник судебно-медицинской экспертизы». Отзывы коллег – судебно-медицинских экспертов, экспертов-криминалистов и сотрудников московской полиции – были положительными, что придало мне уверенности.

Вполне возможно, что данная книга не станет еще одним маленьким кирпичиком в великой стене мировой холмсиады. Однако хочется верить, что своего читателя она найдет. Может, кто-нибудь из читателей снова решит перечитать приключения непревзойденного Шерлока Холмса, а кто-то впервые познакомится с ним.

К великому сожалению, это только надежды автора, а жизнь покажет!

Глава 1 Из истории становления судебной медицины

Амбруаз Паре проводит вскрытие мертвого тела

Перед тем как начать разговор о Шерлоке Холмсе, следует вспомнить историю развития судебной медицины в Европе и России. Данная тема была интересна и хорошо знакома Артуру Конан Дойлу еще в те времена, когда он был студентом-медиком. Приведу в кратком изложении вехи становления судебной медицины.

В процессе многовековой практики применения медицинских знаний при разрешении правовых вопросов, что отмечалось еще в трудах Гиппократа (460 г. до н. э.), появление новых законодательных актов вызвало развитие новой отрасли медицинских знаний – судебной медицины, связанной как с медициной и биологией, так и с правоведением. Благодаря появлению сочинений по судебно-медицинским темам данная отрасль окончательно сформировалась как медицинская и биологическая наука.

Впервые в работе известного французского хирурга Амбруаза Паре Opera chirurgica в качестве отдельной главы помещен его знаменитый «Трактат о заключениях (врачей) и бальзамации трупов» (1579), где рассматривались различные вопросы, касающиеся судебной медицины. В его труде имелись главы «О повреждениях», «Наставление к сочинению судебно-медицинских мнений», «О девственности», «О различных видах насильственной смерти».

В историко-медицинском отношении названный трактат Амбруаза Паре заслуживает особого внимания как показатель состояния западноевропейской судебной медицины и экспертизы второй половины XVI столетия. Можно без преувеличения утверждать, что этот блестящий труд явился ценнейшим вкладом в судебную медицину.

Амбруаз Паре

Трактат разделен на 52 параграфа, из них 8 составляют как бы самостоятельную часть трактата, посвященную вопросам бальзамации трупов.

В первых параграфах автор затрагивает общие вопросы судебной экспертизы телесных повреждений: а) почему хирургу необходимо быть осторожным при составлении (судебного) заключения; б) почему судебное заключение трудно.

Указывая, что сам Гиппократ в начале своих «Афоризмов» объявил судебное исследование трудным, автор заявляет: «Мне хотелось, чтобы хирург был дальновидным, то есть способным для дачи правильного объяснения, так как исходы болезней нередко бывают сомнительными, в связи с чем причина многообразия болезненных симптомов».

Высокие требования предъявляет Амбруаз Паре к врачу-эксперту, говоря: «Прежде всего требую от хирурга интеллектуальной и душевной направленности, чтобы он не определял вопреки истине в силу пристрастия и под влиянием подкупа малые (легкие) ранения за большие (тяжкие)».

По мнению автора, обширные ранения характеризуются тремя признаками:

а) величиной повреждения всего организма или его части;

б) степенью важности поврежденного органа, которая определяется его функциями. Так, рана считается тяжкой, если она нанесена рапирой или другим аналогичным оружием важнейшему органу, если этот орган по своей функции необходим для сохранения жизни (мозг, сердце, печень, пищевод);

в) степенью ослабления поврежденного тела и степенью его излечимости. Особо опасными считаются ранения, наносимые нервной системе.

Большой интерес представляет совет Амбруаза Паре о том, что хирург при оценке ранений должен остерегаться ошибки в процессе исследования ран хирургическими инструментами: «Ведь часто хирург не может добраться инструментом до дна раны, а потому ошибается или становится в тупик или потому, что он исследовал раненого в том положении, в котором последний был в момент ранения, или потому, что удар, нанесенный при вертикальном пoложении потерпевшего, отклонился вправо или влево, снизу вверх или сверху вниз, и в связи с чем хирург квалифицировал рану как легкую и быстро излечимую, а рана оказалась смертельной или требовала продолжительного лечения».

На основании сказанного хирург должен воздерживаться от вынесения заключения сразу после ранения. Рекомендуется в таких случаях давать заключение после истечения 9 дней, ибо в течение этого времени выявляются признаки – легкие или тяжкие.

Труд Амбруаза Паре

Заслуживает внимания и параграф о признаках перелома черепа. Согласно автору, «если больной упал от удара и лежит без сознания как спящий, если у него непроизвольное выделение кала и мочи, если у него наблюдается кровотечение из ушей, ноздрей и рта, а также рвота желчью, то можно заключить о наличии перелома черепа. Переломы черепа обнаруживаются при исследовании головы пальцами, когда констатируется припухлость или противоестественное вдавление внутрь черепа».

При повреждениях черепа потерпевшему угрожает смерть, что можно заключить на основании следующих симптомов: потеря сознания, потеря речи, мутный взор, наличие непрерывной лихорадки, обложенный сухой язык, судороги, параличи вместе с непроизвольным выделением мочи и кала.

В цитируемом произведении имеются также параграфы с кратким описанием симптомов проникающих ранений груди, дыхательного горла, живота, спинномозгового канала.

Проникающие раны груди определяются тем, что воздух с шумом врывается в легкое, дыхание затрудняется, ощущается тяжесть в области диафрагмы, что можно объяснить скоплением большого количества крови. Ранение легкого узнается по пенистой крови, вытекающей из раны, или по кровохарканью; обычно вскоре наступает тяжкое затруднение дыхания и боли в боках.

По мнению автора, повреждения сердца характеризуются выделением огромного количества крови, ознобом, слабым и малым пульсом, бледностью кожных покровов, похолоданием конечностей и холодным потом.

В «Трактате» приводится несколько протоколов судебно-травматологической экспертизы. Среди них был следующий протокол. «Мы, парижские хирурги, по приказу сената посетили на дому Людовика Вартоманна, при освидетельствовании которого нашли четыре раны: первая – рана головы в лобной области длиной в три пальца, проникает в глубь кости так, что мы были вынуждены удалить три осколка этой кости; другая – рана в области правой щеки, идет поперечно от уха до середины спинки носа, на эту рану в трех местах были наложены швы; третья – рана в области средней части живота длиной в два пальца, проникает в полость живота, из которого выпала часть сальника сине-багрового цвета с явлениями нагноения; четвертая – рана на левом пястье величиной в четыре пальца, имеется нарушение целости вен, артерий и оскольчатый перелом пястных костей, в связи с чем кисть будет укороченной». Названные повреждения Амбруаз Паре характеризует как тяжкие, делающие сомнительным сохранность жизни.

Не меньший интерес представляет и второй, указанный ниже протокол (Demembri Impotentia), который приводим полностью. «По поручению судебного следователя (Conquitoris regii) я отправился в дом Якова Барта, чтобы навестить его родного брата. При осмотре последнего я обнаружил ранение в области правой подколенной ямки величиной в 4 пальца с повреждением сухожилий, вен, артерий и нервов. Доношу поэтому, что жизнь eгo находится в опасности ввиду наличия дурных симптомов, обычно наблюдающихся при подобных ранениях, а именно: сильной боли, лихорадки, судорог, воспаления, абсцесса, гангрены и других. Если больной при внимательном уходе останется жив, то он, несомненно, останется хромым от оцепенения и потери функций пораженной части тела, о чем считаю долгом составить протокол с собственноручной подписью и приложением печати».

Специальный параграф отводится описаниям повреждений от молнии. Амбруаз Паре утверждает, что молния всегда оставляет в участке тела, испытавшем удар, «след огня либо в виде ожога, либо в виде почернения», часто с поверхности следов повреждения не отмечается, однако при внимательном исследовании можно обнаружить повреждение под кожей в виде переломов костей.

Параграфы 26, 27, 28 содержат весьма ценные высказывания о прижизненном и посмертном характере повреждений при некоторых видах насильственной смерти.

«На суде могут спросить, нанесены ли потерпевшему ранения при жизни или посмертно. Если это произошло при жизни, то края ран будут покрасневшими и кровоточащими, припухшими и багровыми; наоборот, посмертно нанесенные раны будут лишены этих признаков. С наступлением смерти все жизненные силы в организме отмирают и функции прекращаются, благодаря чему к раненым участкам прекращается доступ крови и воздуха (дыхания).

На суде может возникнуть вопрос, был ли повешен человек при жизни или после смерти. При прижизненном повешении на шее виден ясно след от веревки красного, лилового или черноватого цвета; кожа вокруг стянута и сморщена вследствие сдавления петлей; часто наблюдаются разрывы артерий, а также вывих или смещение со своего места второго шейного позвонка.

В связи с прекращением дыхания отмечается синюха лица, верхних и нижних конечностей, наличие пены у отверстия рта, а равно слизистой пены вокруг ноздрей. При посмертном повешении тела указанных признаков не наблюдается.

Вопрос о том, попало тело в воду при жизни или после смерти, разрешается на основании следующих признаков.

При прижизненном утоплении вздутый кишечник переполнен водой, из отверстий носа – слизистые, а из отверстия рта – пенистые выделения, кожа на концах пальцев рук стерта и повреждена, так как живой при погружении в воду умирает, как безумный, борясь и катаясь, ища спасительной опоры.

При погружении в воду трупа названных признаков не отмечается».

Весьма ценным является замечание Амбруаза Паре о трупной эмфиземе, которую он объясняет гнилостными изменениями трупа, а не наличием проглоченной воды, как это объясняли его современники. В трех параграфах подробно говорится об отравлении угарным газом.

Отдельный параграф посвящен признакам девственности. Амбруаз Паре скептически относился к этим признакам, в частности не придавал значения девственной плеве, заявляя, что «перепонка эта (плева) – противоестественна и едва ли обнаруживается у одной из многих тысяч женщин».

Помимо того, Амбруаз Паре не придает значения выделению молока из молочных желез, говоря, что этот признак наблюдается также у некоторых мужчин.

Последние 8 параграфов «Трактата» посвящены вопросам консервирования трупов (бальзамации, или пропитыванию трупов ароматическими веществами и бальзамами). Автором приводятся сведения по истории бальзамирования со ссылками на труды Геродота.

В конце «Трактата» автор детально излагает собственную методику консервации трупов. Он рекомендует до бальзамирования освободить полости тела от внутренних органов, отдельно выделив сердце, чтобы можно было бальзамировать его по желанию родственников.

«Трактат» заканчивается девизом «Упорный труд все побеждает».

Данная работа Амбруаза Паре, несомненно, явилась большим вкладом в развитие медицинской науки, включая судебную медицину. На протяжении столетий врачи, в том числе занимающиеся судебной медициной, использовали положения, выдвинутые Амбруазом Паре, в своей практике.

Сицилийский врач Фортунато Фиделис из Палермо в 1602 г. опубликовал работу «О заключениях врачей».

Итальянский врач Павел Закхиас (Закхиа) справедливо считается одним из основоположников научной судебной медицины. Павел Закхиас обладал исключительной эрудицией, был ученым – медиком и юристом. На Закхиаса как на одного из опытнейших врачей Италии были возложены функции врача папы Иннокентия Х. Для судебных медиков имя Павла Закхиаса не забыто благодаря опубликованному им обширному судебно-медицинскому руководству Questiones medico-legales («Судебно-медицинские вопросы»).

Questiones medico-legales выходили отдельными книгами (I–IX) в период с 1621 по 1650 г. В полном объеме они впервые были изданы в 1651 г. в Амстердаме. Первые работы по судебной медицине в Европе – Амбруаза Паре и Фортунато Фиделиса – появились до выхода этого труда в конце XVI столетия. Но данные работы не носили такого энциклопедического характера, как «Судебно-медицинские вопросы» Павла Закхиаса. Разносторонние знания и большой опыт позволили автору объединить медицинские сведения, необходимые для правовой практики того периода. Это подчеркнуто в подзаголовке «Судебно-медицинских вопросов» (Questiones medico-legales, In quibus omnes eae materiae medicae, quae ad legales facultates videntur pertinere, proponuntur, petractantur, resolvuntur).

Собственно «Судебно-медицинскими вопросами» являются 2 тома (книги I–IX) общим объемом 825 страниц большого формата, напечатанных убористо и мелким шрифтом. Они посвящены вопросам, касающимся возраста, беременности, родов и аборта, отравлений, насильственной смерти, притворных болезней, врачебных ошибок, инфекционных заболеваний и других проблем.

Третий том (326 страниц) представляет собой судебно-медицинские материалы решений Римского апелляционного суда (Decisiones Rotae Romane), экспертом которого был Павел Закхиас.

Естественно, что, наряду с целесообразной постановкой многих вопросов, труд Закхиаса содержит суждения, отражающие влияние Средневековья. Однако, несмотря на это, значение автора Questiones medico-legales в развитии судебной медицины как науки отмечается во всех отечественных и иностранных судебно-медицинских руководствах.

В 1689 г. в Германии Иоган Бок написал сочинение «Об описании ран или исследовании смертельных ран». Именно он дал название «судебная медицина» судебно-медицинской науке.

В XVIII в. были изданы работы И. Планка «Токсикология, или Наука о ядах и противоядиях» (1775) и «Элементы судебной медицины в хирургии» (1781). Последняя работа, переведенная на русский язык в 1799 г., на протяжении почти 30 лет была единственным руководством для студентов и врачей.

К началу XIX в. по библиографическому указателю, изданному в Германии в 1819 г., судебно-медицинская литература уже составляла 2980 наименований.

С 1821 г. начали издаваться журналы и сборники в Германии, Австрии, Англии, Франции и других странах, где печатались научные работы по судебной медицине.

Российская судебная медицина многое позаимствовала у европейской науки.

Российская судебная медицина имеет свою неповторимую историю. Часть исследователей полагает, что история судебной медицины начинается с того времени, когда появились указания в законе о приглашении врачей в качестве сведущих лиц при расследовании убийств, телесных повреждений и других преступлений против жизни и здоровья людей. Другие же полагают, что судебная медицина возникла вместе с первыми законодательными актами за нанесение телесных повреждений и убийства.

Но сама история показывает, что практическая потребность в применении медицинских знаний для юридических целей возникла значительно раньше. Так, первые указания на судебную оценку телесных повреждений и некоторых других видов насилия над личностью имеются еще в древнем русском праве, до появления научной медицины. Примером может служить договоры русских с греками при князе Олеге в 911 г. и при князе Игоре в 945 г., которые предусматривали наказания за нанесение побоев и ран.

Устав князя Владимира (Х – ХI вв.) определил наказание за половые преступления. Более подробная оценка телесных повреждений дана в древнем правовом сборнике Русская Правда (X–XIII вв.). Преступления против жизни и здоровья подразделялись в зависимости от способов нанесения телесных повреждений; в соответствии с этим определялось и наказание. К разряду легких повреждений относились кровоподтеки, причиняемые ударом руки или тупым орудием, кровяные раны, возникающие от действия острым орудием. К тяжким повреждениям относились увечья: повреждения руки, ноги, глаз, отсечение носа, членовредительство. Выделялись преступления против половой неприкосновенности – любодеяние, прелюбодеяние.

Другой правовой сборник – Двинская уставная грамота, относящаяся к XIV в., также уделял внимание преступлениям против личности.

Позднее в различных правительственных грамотах предусматривались осмотры трупов только в тех случаях, когда имелись прямые указания на насильственную смерть. В Грамоте Белозерского князя Михаила, относящейся к 1448 г., требовалось уточнять причину смерти в тех случаях, когда человек умирал после падения с дерева или тело его было извлечено из воды.

В Грамоте 1518 г. великого князя Василия Ивановича указано, что для осмотра трупов выделялись специальные лица сроком на одну неделю, которые в связи с этим получили название недельщиков.

Иваном Грозным в 1550 г. указывалось подвергать осмотру трупы лиц, обнаруженных на пожарах, погибших от угара. Грамота Коневскому монастырю, жалованная им в 1554 г., расширила список случаев насильственной смерти, когда трупы должны быть подвергнуты осмотру: «А кто у них с дерева или с хоромин убьется, или кого зверь съест, или воз, или колесо сотрет, или озябнет, или утонет, или на землю человека принесет, а обыщут того безхитростно, и они с того дают осматриванною гривну». Подобный осмотр ставил своей целью установить ближайшую причину смерти, чтобы предотвратить распространение заразных болезней, а если смерть окажется насильственной, то отыскать виновника.

Царские уставы и грамоты XVI столетия указывают, в каких случаях привлекались врачи для составления заключений в судебных делах.

Так, в 1537 г. врачом Феофилом был освидетельствован князь Андрей, который под предлогом болезни отказался выполнить царский приказ о возвращении в Москву из Углича.

Другой случай относится к концу XVI столетия и связан с освидетельствованием скоропостижно скончавшегося крымского царевича Мурад-Гирея. В ходе освидетельствования врач Арап установил, что царевича «испортили», и предложил свою систему пыток для получения признания от обвиняемых. Можно считать, что данный случай вымышлен, так как врач здесь выполнял роль полицейского, но можно представить это и как пример проведения врачебного судебного расследования.

В 1571 г. в связи со смертью жены Ивана Грозного врач Елисей Бомелий установил, что смерть ее последовала от отравления.

Там, где не было врачей, осмотр проводился самими судьями в присутствии понятых. Эти лица приобретали навык в производстве «досмотров». Их описания иногда были полными и точными, что свидетельствовало о большой их опытности.

Примером такого досмотра может служить осмотр тела царевича Дмитрия – младшего сына царя Ивана Грозного, погибшего в Угличе при загадочных обстоятельствах, а также осмотр его мощей при переносе их в Москву для перезахоронения. Дознание производил боярин Василий Шуйский, он же, став царем, назначил и отправил в Углич комиссию для осмотра мощей царевича.

Так, в 1525 г. «дьяк Балабан Кувшинов да дворцовый дьяк Иван Александров митрополита христианина Оношку осматривали: и Оношка бит, а левая нога у него переломлена, а правая бита же добре, а в двух местах кость пришиблена, а на хребте синевы велики».

Осмотр с понятыми существовал в России в XVII и XVIII вв., так как врачи в провинциях стали появляться лишь с середины XVIII в.

В конце XV в. в Московском государстве появляются приказы, являющиеся органами центрального управления, ведавшими государственными делами или отдельными областями государства. Уже при Иване III имелись Разрядный, Холопий, Конюшенный приказы. Много новых приказов было создано во время правления Ивана IV (Грозного): Поместный, Стрелецкий, Иноземный, Разбойный и т. д. Среди дел, выполняемых данными приказами, нередко оказывались и дела, связанные с охраной здоровья.

Аптекарский приказ, ведавший всем врачебным и аптекарским делом в России, был создан в XVI в. Хотя точная дата создания Аптекарского приказа документально не установлена, существует версия, что он был учрежден в 1581 г., когда на русскую службу поступили медики из Англии и была основана первая аптека. Возглавил Аптекарский приказ особый аптечный боярин – князь Афанасий Вяземский.

Одной немаловажной обязанностью Аптекарского приказа было проведение освидетельствования больных и увечных, то есть проведение врачебной экспертизы, в результате которой составлялись «дохтурские сказки», в которых указывалось, в частности, «какой болезнью кто скорбен» или «какой скорбью болен». Врачи осматривали самых разных лиц: родственников царя, ближних и дальних бояр, военачальников, рядовых стрельцов, а то и «подлых людей». Иногда врачи проводили осмотры трупов. Главным считалось установление заболевания, которым страдает человек, нет ли у него «моровой болезни» – инфекционного заболевания. Однако имеются указания на то, что в ряде случаев врачи привлекались и к освидетельствованию живых лиц для административных и судебных целей.

Примером одного из первых судебно-медицинских освидетельствований в Аптекарском приказе является освидетельствование в 1623 г. боярской дочери Марии Хлоповой – невесты царя Михаила Федоровича. Чтобы помешать этому браку, бояре Салтыковы объявили о том, что девица Хлопова страдает «падучей болезнью». Узнав о том, что слухи ложные, царь повелел провести освидетельствование девушки, проживавшей в то время в Нижнем Новгороде. В число обследовавших вошли два придворных врача – Валентин Бильс и Артур Дий, врач Аптекарского приказа Бальзир, патриарх Филарет и бояре Шереметьевы. Освидетельствование показало, что девица Хлопова здорова и страдает лишь кратковременным расстройством желудка.

В те годы на Руси появились неординарные личности, способствовавшие всеми силами развитию отечественной медицины, в том числе и судебной медицины.

Во времена правления царя Алексея Михайловича наиболее часто занимался проведением дознания ближний боярин Федор Михайлович Ртищев (1626–1673), в различные годы стоявший во главе Приказа Большого Двора и Приказа тайных дел.

Ф. М. Ртищев был для своего века незаурядной личностью, отличался широкой образованностью, добротой и гуманностью. Именно он блестяще выполнял дипломатические поручения в Польше и Швеции в период 1654–1656 гг., участвовал в военных походах, в 1656 г. стал окольничьим. Ему было поручено воспитание сына царя – царевича Алексея Алексеевича.

Обладая значительным состоянием, в мирное время он продолжал заниматься благотворительностью, приказывая собирать по московским улицам пьяных и больных и направлять их в особый приют, где содержал их до вытрезвления и выздоровления.

Занимаясь благотворительностью и уделяя много времени развитию отечественной медицины, распространению медицинских знаний среди населения, он принимал участие также и в проведении освидетельствований потерпевших, о чем сохранились записи в документах различных приказов. Надо полагать, что, проводя дознание, он неплохо разбирался и в вопросах, связанных с медицинским освидетельствованием.

Известный исследователь истории Москвы И. Е. Забелин приводит ряд случаев, когда на царское имя подавались жалобы лиц, здоровью которых был причинен вред, послужившие поводом для проведения судебно-медицинского освидетельствования и впоследствии судебного разбирательства (цит. по изданию 1918 г.).

В 1652 г. бил челом государю, а постельничему Федору Михайловичу Ртищеву подал челобитную постельный сторож Куземка Еремеев. В своей челобитной он написал: «В нынешнем государь во 160-м году генваря с 31-го числа в вечеру, часу в пятом ночи, сошолся со мною в жилецком подклете постельной истопник Яков Быков и бранил меня всякою позорною бранью и ушиб меня кулаком и вышиб мне глаз и тем меня изувечил. Милосердный государь! пожалуй меня холопа своего, вели государь, про тое мою брань и про бой сыскать теми людьми, кои тут были, и по сыску свой царский указ учинить. Царь государь смилуйся!» В ходе проведенного освидетельствования было установлено, что у Еремеева вследствие удара утрачено зрение на один глаз. Дознание проводил постельничий Федор Михайлович Ртищев, который допрашивал постельных истопника и сторожей. В ходе дознания постельный истопник Архип Соколов сказал: «… видел де он то, как Яков Быков сторожа Куземку глаз зашиб; а за что де у них стало, и он де того не ведает…» Гришка Клементьев да Петрушка Нефедов сказали, что «пришли де они в жилецкий подклет и Куземка де пьет вино из кубышки; а Яков де Быков прошал у него вина; и Куземка де ему вина пить не дал, а говорил ему: я де государево жалованье сам пью, и Яков де его за то ударил кулаком и вышиб у него глаз».

Кроме того, можно привести еще одну челобитную, найденную И. Е. Забелиным среди документов Дворцового приказа, где разрешение жалобы проводилось без привлечения к освидетельствованию врача. В 1649 г. постельный истопник Демка Клементьев бил челом государю: «Жалоба, государь, мне на стольника на Романа Федорова сына Бабарыкина; в нынешнем государь в 157-м году июня в 15 день в твоем государеве походе в селе Покровском, на твоем государеве дворе, стоял я холоп твой на крыльце; а тот Роман тут же на крыльцо пришол и учал меня холопа твоего от Романа посылать по квас на Сытной дворец; и я холоп твой его не послушал, по квас не пошол, потому что я холоп твой в Передней дневал; и он Роман за то меня холопа твоего спихнул с лестницы и убил меня до полусмерти; и лежал я холоп твой на земле, омертвев многое время; и оттерли меня холопа твоего товарищи мои льдом; и от тех побой ныне я холоп твой стал увечен. Милосердный государь! пожалуй меня холопа своего, вели государь про тот мой бой сыскать, и про увечье, и по сыску свой государев указ учинить; а безчестьишку государь моему и увечью, что ты государь укажешь. Царь государь смилуйся пожалуй!» Далее следует перечень свидетелей, которые видели, как были причинены повреждения потерпевшему. Дохтурской сказки (документа врачебной экспертизы, составляемой врачами Аптекарского приказа) к данной челобитной не приложено. Дознание проводил Ф. М. Ртищев. В ходе дознания были допрошены стольники, стряпчие, стрелецкий голова князь Иван Репнин, Юрий Левонтьев, Яков Жуков, Абрам Свиязев, Борис Змеев, священник Василий Климонтов, которые сказали: «…в нынешнем де во 157-м году июня в 15 день в объезде в селе Покровском видели де они постельного истопника Демку Клеменьева на нижнем крыльце, что он лежит ушибен, а кто его с крыльца пихнул, того они не видели; а от людей слышали, что пихнул его с крыльца стольник Роман Бабарыкин. Князь Афонасей Репнин, Федор Соковнин, Михайло Еропкин, сказали, по государеву крестному целованию: Роман Бабарыкин постельного истопника Демку Клементьева с крыльца пихнул… Голова стрелецкой Михайло Зыбин сказал, по государеву крестному целованию: видел де он, что истопник Демка с лестницы кубарем летел; а кто его пихнул, того де он не видал; а от Юрья Левонтьева слышал, что говорил Юрья Роману Бабарыкину: для чего де ты истопника на меня пихаешь?»

Учитывая обстоятельства, изложенные в данной челобитной, можно предположить, что постельный истопник Клементьев в результате падения с крыльца и последующего удара о землю получил телесные повреждения в виде сотрясения головного мозга. Однако за помощью к врачам Аптекарского приказа не обращался и освидетельствован не был. Его жалоба решалась в Дворцовом приказе без результатов врачебного освидетельствования. В данном случае видно, что сам дознаватель, боярин Ф. М. Ртищев, по-видимому, полагаясь на собственный опыт и знания, принимал решение о наличии у потерпевшего телесных повреждений и их последствиях, не прибегая к помощи врачей.

К сожалению, сохранилось очень мало сведений, позволяющих судить о глубоких познаниях Ф. М. Ртищева в медицине, в том числе и в судебной. Но в историю отечественной медицины он вошел как основатель первой гражданской больницы, которую на свои деньги он открыл в Москве в 1656 г. Данная больница состояла из двух палат и была рассчитана на 15 больных. Кроме того, им были организованы больницы и богадельни в разных городах России.

Среди бумаг Аптекарского приказа сохранилось большое количество дел о медицинских освидетельствованиях годности разных лиц к несению государственной или военной службы. В задачи подобных освидетельствований входило: «Осмотреть и лекарей допросить, можно ли тому стрельцу великого государя службу служить». Врачебной экспертизой в Аптекарском приказе в конце XVII в. занимались лекари Иван Албанус, Флор Дляклер, Степан Зомер, Фадей Тавритинов, Василий Улф, доктора Лаврентий Блюментрост и Михаил Грамман, окулист Иван Малчер.

Например, в дохтурской сказке, которую составили лекари Иван Албанус и Фрол Дляклер, было сказано: «Стрельца Потапку Иванова осматривали, а на осмотре сказали, что у него правой ноги берцо переломлено и кости из берца выходят и излечить ту ногу не можно, потому что застарела». В другой дохтурской сказке эти же лекари дали следующее заключение: «На правой ноге на берце большая гноющая с диким мясом и от того под коленом жилы ведет и нога разгибается не свободно, и покамест он Степан от такой болезни не выздоровеет, и до тех пор ему Степану на службе быть и службу служить невозможно».

В Аптекарском приказе подвергались медицинскому осмотру тела скоропостижно умерших для установления причин смерти. Так, в 1677 г. по распоряжению Аптекарского приказа был осмотрен труп дьяка Ефима Богданова аптекарем Крестьяном Эглером на предмет выяснения, «какою он болезнью умре». При осмотре трупа было установлено, что «болезни де у него Ефима камень в почках, и стал де тот камень болшт роста, и от того де камни и смерть ему учинилась».

При освидетельствовании живых лиц или мертвых тел нередко возникала необходимость в химических исследованиях различных ядовитых веществ и состава лекарств. На основании отношения Стрелецкого приказа производился осмотр в Аптекарском приказе различных трав, найденных в коробке у стрельчихи вдовы Устюшки Михайловой в 1662 г. докторами Ягоусом, Костериусом, Лаврентием Блюментростом и Михаилом Грамманом: «Осмотря травы сказали, что тое траву зовут гернарий, да с тою же травою чернильный орешек, да в бумажке белое, мелкое и точно знать не почему, потому, что истолчено».

Земский приказ в 1657 г. отослал в Аптекарский приказ корень, найденный у Андрюшки Дурбенова «для подлинного розыску», чтобы «дохтуром и мастером осмотреть кое то коренье».

Описано врачебное заключение от 1686 г. по делу лекаря Михаила Тулейщика, отпустившего в пьяном виде из аптеки вместо «раковых глаз» золотник сулемы, следствием чего была смерть подьячего Юрия Прокофьева.

Такого же характера заключение было затребовано от Аптекарского приказа в 1700 г. по делу о смерти боярина Салтыкова, который был отравлен собственным слугою Алексеем Каменем, давшим ему вместо лекарства яд, купленный им по незнанию в «зеленой лавке».

Данные случаи послужили основанием к изданию в 1686 и 1700 гг. указов, вошедших в Полное собрание законов Российской империи под названием «Боярский приговор. О наказании незнающих медицинских наук и по невежеству в употреблении медикаментов, причиняющих смерть больным».

Этот «Боярский приговор» стал первым законом, предусматривающим наказание за врачебные ошибки. Закон указывал, что всякий доктор или лекарь, «буде из них кто нарочно или ненарочно кого уморит, а про то сыщется и им быть казненным смертию».

Несмотря на то что в XVI–XVII столетиях еще не было законодательной судебно-медицинской экспертизы, для разрешения административных и судебных вопросов уже вовсю применялось медицинское освидетельствование живых лиц и трупов, невзирая на их сословную принадлежность. Лекари и врачи Аптекарского приказа широко привлекались в качестве экспертов по уголовным делам. Заключение, данное врачом, являлось одним из доказательств и влияло на решение дела.

Касаясь судебно-медицинской экспертизы XVII в., можно говорить о том, что мнение врачей было безапелляционно и принималось во внимание совершенно безусловно. Проводимые судебно-медицинские освидетельствования живых лиц и трупов явились основой для последующего развития судебно-медицинской науки и практики.

В истории России большую роль в укреплении государства сыграли реформы Петра I. Они коснулись и медицинской службы – как по линии медицинского управления, так и по линии медицинского образования. Задачи медико-санитарного обслуживания служили в первую очередь военным интересам государства, ведущего постоянную борьбу с внешним и внутренним врагом. Поэтому все правовые положения, касающиеся организации медицинского дела, отражены в военных уставах Петра I, из которых видно, что он широко использует медицинскую службу при административном и судебном расследовании различных проступков и преступлений.

Общепризнанным в истории отечественной судебной медицины является тот факт, что Воинский устав (1716) впервые предписал приглашать врача для вскрытия трупов при подозрении на насильственную смерть. Однако законодательное предписание о приглашении врачей при разрешении судом вопросов, требующих специальных медицинских знаний, было впервые дано в 1714 г. Артикулом воинским. Артикул воинский составляет вторую часть Воинского устава. Он был опубликован отдельно в 1714 и 1715 гг. Таким образом, Артикул воинский узаконил обязательное вскрытие мертвых тел в случаях насильственной смерти и имел важное значение в деле организации судебно-медицинской службы в России.

Большой интерес представляет толкование к артикулу 154, содержащее указание, какие телесные повреждения надлежит считать смертельными. Касаясь толкования к артикулу 154, следует отметить, что обычно авторы книг по судебной медицине цитируют только первую часть толкования, не затрагивая других его пунктов, в которых речь идет об оценке телесных повреждений и которые представляют исключительный интерес для изучения истории врачебно-экспертной практики. Толкование к артикулу 154 показывает глубокое научное понимание сути судебно-медицинской экспертизы в ту пору и, самое главное, интерес к этому и знание данного вопроса самим Петром Великим.

Из толкования к артикулу 154 следует: «…но надлежит подлинно ведать, что смерть всеконечно ли от бития приключилась, а ежли сыщется, что убиенный был бит, а не от тех побоев, но от других случаев, которые к тому присовокупились, умре, то надлежит убийцу не животом, но по рассмотрению и по рассуждению судейскому наказать, или тюрьмою, или денежным штрафом, шпицрутеном и протчая.

Того ради зело потребно есть, чтоб сколь скоро кто умрет, который в драке был бит, поколот, или порублен будет, лекарей определить, которые бы тело мертвое взрезали и подлинно розыскали, что какая причина к смерти ево была, и о том, имеют свидетельство в суде на письме подать, и оное присягаю своею подтвердить.

Между другими последующие раны за смертельные почитаются:

1) Раны мозговыя, когда главная жила повреждена будет, или когда кровь или какая мокрота вход в главную жилу запрет, или по исхождению некоторых скорых дней, и по запечении крови лихорадка, безумие и от того смерть приключится. Крови запеченной надлежит между тонкою и толстою мозговою кожицею лежать, или между тонкою и мозгом; понеже оное, что между толстою и черепном лежит, можно снять трепаном, и больной излечен быть.

2) Раны затылочного мозга, которыя у шеи, или близко головы, а которые пониже не имеют великого страху.

3) Раны у легкого, когда медиан или сучек горла тронуть будет.

4) А особливо раны сердечные хотя и 15 дней при том жил.

5) Раны гортанныя, а именно: есть ли глотка повреждена, будеже кожица около глотки уязвлена, то можно исцелить.

6) Раны перепонки, а именно, ест ли часть главных жил повреждена будет.

7) Раны желудка, когда верхов оне желудковое устье и от оного раздельныя главныя жилы повреждены будут.

8) Раны тонких кишок гораздо редко исцелимы бывают.

9) Раны печени и селезенки, когда их жилки повреждены.

10) Раны медиана наичаще смертоносны бывают, но понеже лекарь рану лучше, нежели другой кто затворить умеет, того ради причину смерти не всегда убийцу причитать надобно.

11) Раны, которыя через отравные вещи или звери учиняются, всегда едва не суть смертоносны.

Також судье надлежит гораздо смотреть, какием оружием убитый убит или поврежден был; тем ли бит, отчего мог легко умереть, яко топором, кольями, дубиною и прочим, или иным чем, яко малыми палочками и протчим чем нелегко смертно убить невозможно».

Подобное толкование представляет блестящий образец описания и оценки механической травмы.

Петр I не рассматривал свой Воинский устав как узкий воинский законодательный регламент, а придавал ему широкое государственное значение. В предисловии к Воинскому уставу (1716) Петр I писал, что он «касается и до всех правителей земских».

Воинский устав являлся сводом законов Российской империи на протяжении почти всего XVIII столетия и в истории русского государства и права занимал центральное место. Он также занимал видное место в истории организации медицинского дела в России и в истории развития отечественной судебной медицины.

Законодательное утверждение судебной медицины при Петре I определялось не только Воинским уставом, но и другими законодательными актами. С этой точки зрения большой интерес представляет Морской устав (1720). В Морском уставе участие врачей в ведении судебных дел «о смертном убийстве» определялось уже двумя параграфами:

«Параграф 108. Кто кого убъет так, что он не тотчас, но по некотором времени умрет, то надлежит, о том освидетельствовать, что он от тех ли побоев умре, или иная какая болезнь приключилась, и для того тотчас по смерти его докторам изрезать то мертвое тело и осмотреть, от чего ему смерть приключилась, и о том свидетельство к суду подать на письме, подтвержденное присягою».

«Параграф 114. Ежели учинится драка, что многие одного станут бить и в одной явится мертвой от какой раны или смертного удара или много бою, то те, кто в том были, разыскать с умыслу ли то делали. А о ранах смертных, кто учинил. В чем ежели не сыщется распросом и пытать. А буде мертвый явится без всяких явных знаков, то его велеть доктору анатомировать, не явится ли внутри ль от того бою чего. И буде явится, то такоже розыскать. А буде не явится, то такоже розыскать. А буде не явится то оное причесть случаю и наказать только за драку».

Помимо того, Морской устав предусматривал экспертизу симуляций: «Подлинно ль они больны, и нет ли за кем притворства, и о том давать свидетельство письменное».

Морской устав также предусматривал наказание врачей за профессиональные преступления:

«Параграф 9. Ежели лекарь своим небрежением и явным призорством к больным поступит, от чего им бедство случится, то оной яко злотворец наказан будет, яко бы своими руками его убил, или какой уд отсек, буде же леностью учинит, то знатным вычетом наказан будет по важности и вине осмотря в суде».

Вменялось в обязанность производить врачебный осмотр найденных мертвых тел, что предусматривалось Регламентом об управлении адмиралтейства верфи и частью второй Регламента морского. В гл. XIII § 12 этого регламента отмечено: «Ежели найдут при работных местах утопшего, тогда надлежит дневальному офицеру от конторы оного осмотреть с доктором или с лекарем, и ежели явится, что оной убит, или удавлен, то объявить в Коллегию, а ежели ничего не явится, то надлежит погребсть, описав, каков он был». Следовательно, регламент требовал, чтобы при осмотре найденных мертвых тел неизвестных лиц учитывалась возможность опознания трупа. Погребение разрешалось только после описания трупа («каков он был»).

Следует отметить, что до издания Артикула воинского (1714) Петр I постоянно вводил в армии отдельные уставы, положения, указы, в которых нашли отражение вопросы медицинского дела.

Так, например, в Уставе прежних лет, учреждение которого относится к 1700–1705 гг., имеются указания о привлечении врачей для дисциплинарных нужд армии: «Больных на осмотре объявити или тем комиссаром досматривати или от полевого лекаря в том свидетельством подтверждено да будет».

Петр I также придавал большое значение медицинскому освидетельствованию в гражданских делах. Духовный суд при решении бракоразводных дел по причине болезни одного из супругов обязан был назначить врачебное освидетельствование. Синод в 1723 г. дал следующее распоряжение: «Разлучающихся мужа или жену от брачного союза за болезнями отнюдь без синодального расследования не разводить и не постригать – такмо исследовать о том обстоятельно и освидетельствовать болезни докторами, присылать доношения с письменным свидетельством в синод и ожидать синодской резолюции».

Врачи приглашались на освидетельствование и в других случаях, например при незаконном врачевании, нанесении увечий, установлении возраста, исследовании различных веществ и лекарственных составов и при половых преступлениях.

Петр I придавал большое значение медицинскому исследованию. Об этом свидетельствует факт из его личной жизни. Во время его пребывания в Кронштадте в мае 1718 г. скончалась его сестра, Екатерина Алексеевна. Дворцовый обер-комендант Измайлов запросил письмом Петра I, как ему поступить в данном случае. Царь ответил грозным письмом растерявшемуся обер-коменданту: «Я удивляюсь, наказанное Вам дело, в чем именной указ имеете по сея поры медлите». В этом же письме он упрекает Измайлова как офицера в незнании Воинского устава, по которому тот должен был дать распоряжение о вскрытии тела, чтобы установить причину быстрой смерти, а также в том, что он не догадался после «описи очистить внутренности тела ея», чтобы сохранить труп до зимы. Он просил вскрыть труп, если его нельзя сохранить, «чтоб посмотрели, от какой болезни такая внезапная кончина случилась, и написав прислать».

В 1707 г. в Москве начал работать первый отечественный госпиталь, при котором была госпитальная школа и анатомический театр. Главный доктор госпиталя, бывший лейб-медик царя, Н. Л. Бидлоо часто проводил вскрытия трупов во время занятий по анатомии и хирургии. Петр I любил присутствовать и следить за работой Бидлоо. По его приказу в госпиталь доставлялись из полиции трупы для анатомических целей. Петр I отдал распоряжение о том, что если где-то, в госпитале или же в другом месте, надлежало анатомировать тело или делать какую-либо хирургическую операцию и время его позволяло, то его необходимо было приглашать для участия и оказания помощи.

Таким образом, законодательством Петра I было положено начало организации действующей медицинской службы. В первой четверти XVIII столетия эта служба оформилась в двух городах страны – в Москве и Санкт-Петербурге, а с 30-х гг. XVIII в., с объявлением указа Правительствующего сената в 1737 г. об определении врачей в «знатных городах», она стала организовываться и в других городах России. Все это не могло не сказаться на развитии отечественной судебной медицины.

В XVIII в. в Москве и Санкт-Петербурге были организованы медико-административные учреждения – физикаты. Деятельность их определялась специальными инструкциями, в которых указывались их функции по организации медицинской службы. Эти инструкции издавались вначале Медицинской канцелярией, а затем Медицинской коллегией. Физикаты также ведали всеми вопросами врачебной экспертизы – как судебно-медицинской, так и военно-медицинской. Эти обязанности они выполняли с первых лет своего существования, на что указывают первые инструкции для штадт-физиков (1739) и распоряжения Медицинской канцелярии. В данных инструкциях имеются указания на осмотр мертвых тел при подозрении на насильственную смерть.

В п. 3 инструкции 1793 г. указано: «В побоях, смертвоубийствах, ядом отравленных и тому подобных несчастных приключениях физикат, получа от Медицинской коллегии повеление, немедленно к освидетельству такого происшествия приступает; блюдет при оном все правила, до врачебной судной науки касающиеся, со всякою точностью и осторожностью, не упуская из виду и самомалейшего обстоятельства к разрешению сомнения относящегося, испытует причину смерти, от злого умысла последовала или единым подозрением токмо подкрепляема, наконец исследованием своим ясно доказует и то или другое».

Пункт 16 в инструкции 1798 г. гласит: «В побоях, смертвоубийствах, ядом отравленных и тому подобных несчастных приключениях штадт-физик, получа повеление, немедленно к свидетельству такого происшествия приступает и блюдет при оной порядок предписанной в 8, 9, 10 статьях инструкции Врачебных управ».

Судебно-медицинские исследования проводил штадт-физик со своим помощником: «При чинимых штадт-физиком свидетельствах партикулярных аптек и смертвоубийств помощник при этом находиться должен…»

По линии судебно-медицинской и медико-полицейской службы физикаты были постоянно связаны с судебно-следственными учреждениями. В п. 5 инструкции 1798 г. указано, что исходящие бумаги физиката имеют отношение к управе благочиния (полиции), уездным и земским судам.

Развитие медицинского образования и лечебного дела в России XVIII столетия неразрывно с учреждением госпиталей.

В госпиталях производились судебно-медицинские вскрытия трупов. В Генеральном регламенте о госпиталях, разработанном архиатром Фишером в 1735 г., указано на то, что вскрытие трупов имело большое значение для обучения учащихся медицинских школ и для врачей: оно помогало правильно объяснять клиническую симптоматологию. Изучение анатомии, хирургии, акушерства учащимися проводилось на трупах. Для этого в первую очередь использовались трупы, подлежащие судебно-медицинскому вскрытию.

В 1735 г. Фишер в докладе об улучшении преподавания в госпитальных школах предписал «часто возможно присылать через зиму из полиции мертвые телеса или других найденных мертвых тел подлых людей к анатомии». Согласно этому регламенту трупы вскрывались не только с учебной целью, но и для определения причины смерти.

Согласно законодательству того времени полиция обязана была все трупы направлять для вскрытия. Судебно-медицинских вскрытий оказалось такое большое количество, что врачи Московского госпиталя из-за постоянной перегрузки секционной работой не успевали обучать учащихся и лечить больных.

Архиатр Фишер дал распоряжение Московскому госпиталю осматривать и вскрывать трупы, доставляемые до полудня, в тот же день, а свидетельства доставлять в полицию на следующий день. В зимнее время полагалось вскрывать трупы не позднее следующего дня.

Для разгрузки госпиталей от судебно-медицинских вскрытий архиатр Лесток все судебно-медицинские вскрытия разделил на две категории: к первой он отнес случаи, в которых можно обойтись без вскрытия, ко второй – случаи, в которых вскрытие обязательно.

В 1746 г. поступил приказ архиатра Московскому физикату «осматривать присланные из полиции мертвые тела и о которых по наружным знакам о причине смерти утвердиться можно… не подлежащих по медицинскому искусству никакому сумлению, которые же о приключившейся смерти снаружи без анатомии узнать не можно, тех анатомить по надлежащему; к сему також для лучшего и основательного рассуждения о причине смерти и потребное время позволяется».

Таким образом, судебно-медицинское исследование трупов оставалось обязательным. Решение вопроса, в каких случаях вскрывать труп, предоставлялось врачам, а не чиновникам полиции. Если обстоятельства требовали вскрытия, то оно должно было производиться с соблюдением всех установленных правил.

Указания Медицинской канцелярии об организации прозекторского дела в госпиталях были первыми официальными предписаниями о порядке производства судебно-медицинских вскрытий. Анатомические театры медицинских школ стали первыми городскими моргами.

В Москве с 1765 г. судебно-медицинские вскрытия стали проводиться на медицинском факультете Московского университета. Сохранились рапорты из Московского университета в Московскую полицмейстерскую канцелярию за 1767–1770 гг., подписанные профессорами И. Эразмусом, Ф. Ф. Керестури, положившими начало преподавания судебной медицины в Москве.

Все вышеизложенное свидетельствует, что уже в XVIII столетии в Москве судебно-медицинские исследования проводились всеми медицинскими учреждениями.

Однако кроме медицинских учреждений судебно-медицинские освидетельствования в XVIII столетии проводили также судебно-административные учреждения.

Из Указа Сената (1737) следует, что уже в первой половине XVIII в. при полицейских и судебных учреждениях содержались специальные врачи, выполнявшие судебно-медицинские обязанности. В данном указе упоминается: «В Москве содержится при Ратуше особливый лекарь, которому жалованье производится по оной Ратуше».

В 1756 г. Сенат, согласно отношению медицинской канцелярии, предписал установить новые врачебные штаты в административно-судебных учреждениях Москвы. Этим предписанием утверждались врачебные должности в Московской губернской канцелярии, магистрате и в других административно-судебных учреждениях.

В 1758 г. в Москве были врачи при Главной полиции, Тайной канцелярии и в Московской вотчинной канцелярии. В 1776 г. Сенат дал распоряжение об определении 7 лекарей при полиции Москвы. К концу XVIII столетия в Москве при полиции в каждой части города находился лекарь.

Врачи содержались и в других судебно-административных учреждениях: ратушах, Сыскном приказе, Розыскной экспедиции.

Герольдмейстерские конторы также содержали в своих штатах врачей для проведения врачебной экспертизы. Сенат, ввиду большой перегрузки Медицинской конторы в Москве по освидетельствованию живых лиц, предписал герольдмейстерским конторам проводить эти освидетельствования у себя. Функции герольдмейстерской конторы по медицинской части сводились к определению возможности использовать людей на той или иной работе и определению годности лиц к военной или гражданской службе. Врачи производили осмотр в присутствии административного лица. Если данные осмотра были недостаточны для заключения, обследуемого направляли в госпиталь для стационарного наблюдения. В отдельных случаях обследуемых направляли в госпитали для лечения с тем, чтобы потом можно было их вновь направить на работу или на военную службу. Следует отметить, что в ведении герольдмейстерской конторы были лица только дворянского звания.

Высшим административным медицинским органом в России XVIII в. была Медицинская канцелярия, учрежденная в 1725 г. и переименованная в 1763 г. в Медицинскую коллегию. Она ведала всеми вопросами медицинского дела. В ее ведении находились и вопросы судебно-медицинского характера.

Деятельность медицинских учреждений и врачей по судебно-медицинской линии далеко выходила за рамки требования Воинского устава и инструкций физикатам. Врачи вызывались: 1) для исследования трупов при подозрении на насильственную смерть; 2) исследования трупов новорожденных при подозрении на детоубийство; 3) судебно-медицинских освидетельствований живых лиц по различным поводам: осмотра телесных повреждений, определения возраста, судебно-медицинского освидетельствования в делах о половых преступлениях, установления симуляции, установления бывших родов и беременностей; 4) исследования психического состояния обвиняемого или потерпевшего; 5) определения годности к военной службе, выявления притворных болезней и членовредительства; 6) экспертизы по делам о незаконном врачевании (знахарство, шарлатанство) и по делам о врачебных ошибках; 7) исследования вещественных доказательств, в частности ядов, различных трав и лекарственных веществ при подозрении на отравление.

Судебно-медицинское исследование трупов начиналось с известия или рапорта воеводских, полицмейстерских, полицейских канцелярий и ратуш как учреждений, в обязанности которых входило наблюдение за общественным порядком, а также по требованию высших судебных инстанций – Сената, магистратов, Юстиц-коллегии.

Когда в судебные или полицейские органы поступали сведения об обнаружении трупа, к месту его нахождения командировался один из чиновников для описания мертвого тела и осмотра следа. При осмотре должны были присутствовать понятые из местных жителей; число их было неограниченно (иногда свыше десяти).

Когда поступали сведения о насильственной смерти, для осмотра трупа вместе с чиновником посылался врач. Мертвое тело отсылалось с письменным уведомлением в госпиталь или в полицейский покой оператору или штадт-физику для анатомирования.

Полицейские учреждения имели свои секционные покои для исследования трупов.

Иногда мертвые тела вскрывались не в секционных покоях, а на месте их нахождения. Наружные повреждения всегда записывались в протоколах осмотра места происшествия.

До середины XVIII столетия приглашения врачей на место происшествия были случайными; во второй половине XVIII в. вызов врачей стал обязательным во всех случаях, когда было подозрение на насильственную смерть.

Данные медицинского освидетельствования на месте обнаружения трупа включались в полицейский протокол.

Вещественные доказательства проводилось аптекарями казенных или частных аптек. Химическое исследование оформлялось специальным документом, который с остатками вещественных доказательств доставлялся в физикат.

Для проведения акушерско-гинекологических исследований, как правило, приглашались врачи. Все зависело от самого характера преступления. Нередко освидетельствование проводилось повивальными бабками, в Сыскном приказе беременных женщин осматривали «колодничьи старостихи».

Нехватка специалистов акушерско-гинекологического профиля заставила директора Медицинской канцелярии архиатора П. З. Кондоиди подать в Сенат проект об учреждении «бабичьих школ». Было предложено содержать в столичных городах по две повивальные бабки. В 1757 г. в Москве открылась подобная школа, которой руководил доктор медицины И. Эразмус, ставший впоследствии профессором Московского университета.

К 1799 г. в Москве в городских полицейских участках на службе состояли восемнадцать повивальных бабок. На них была возложена обязанность освидетельствования женщин по судебным и следственным делам. Результаты своих освидетельствований они доносили штадт-физику. Последний посылал акты в судебные учреждения, по запросу которых было проведено освидетельствование.

В ходе освидетельствования живых лиц устанавливалось наличие телесных повреждений у пострадавшего. В Москве подобные освидетельствования проводились в физикатах. Данные врачебного осмотра писарь вносил в протокол допроса. В отдельных случаях осмотры потерпевших проводили чиновники без врачей. С середины XVIII в. освидетельствования живых лиц проводились только врачами.

Освидетельствование живых лиц проводилось также для определения возможности привлечения их к трудовой повинности. Чаще всего это касалось беглых крестьян, солдат-дезертиров, нищих, бродяг. Врачи должны были установить, может ли данное лицо выполнять ту или иную физическую работу. Врачебное освидетельствование в административном порядке широко применялось к лицам, состоящим на государственной службе, в случае отказа от несения службы по болезни.

Высшим административным органом в области медицины вообще и судебно-медицинской экспертизы в частности в России в XIX столетии являлся Медицинский совет, учрежденный в 1803 г. при разделе Государственной медицинской управы (упраздненной Медицинской коллегии). Медицинский совет составляли председатель, члены (непременные и совещательные) и ученый секретарь. Председателем совета был врач, имеющий степень доктора медицины, а совещательными членами избирались лица с медицинским, ветеринарным и фармацевтическим образованием, известные своими знаниями и опытом, в том числе четыре врача, «сведущие особенно в медицинской полиции и судебной медицине».

В 1805 г. «для установления дальнейшего надзора по части практической, судебной и полицейской медицины» была учреждена должность генерал-штаб-доктора по гражданской части, в 1812 г. генерал-штаб-доктор получил звание главного инспектора практической, судебной и полицейской медицины империи. В 1836 г. вместо канцелярии генерал-штаб-доктора были учреждены два медицинских департамента при МВД: один был предназначен для управления медицинскими чиновниками и учебными медицинскими заведениями, другой заведовал «делами судебной медицины и медицинской полиции». К судебно-медицинским функциям департамента относилось «рассмотрение судебно-медицинских рапортов и свидетельств по жалобам мест и лиц на неправильность или неудовлетворительность оных».

Согласно Положению о Медицинском совете (1841 г.) он являлся высшим в государстве «врачебно-ученым, врачебно-полицейским и врачебно-судебным местом». В судебно-медицинские обязанности Медицинского совета входило рассмотрение причин скоропостижной смерти в сомнительных случаях в уголовных и гражданских делах, а также «химическое испытание разных составов при судебных следствиях» и составление таксы оплаты за судебно-химические исследования.

Во второй половине XIX в. Главное управление гражданской врачебной частью при МВД, которое просуществовало до 1917 г., составляли Медицинский департамент, Медицинский совет и Совещательный Ветеринарный комитет.

В функции Медицинского департамента МВД входило управление гражданской медицинской частью, судебной медициной и медицинской полицией. Судебно-медицинские функции заключались в рассмотрении судебно-медицинских рапортов и свидетельств по жалобам врачебных управ и лиц на их неправильность или неудовлетворительность. В 1904 г. Медицинский департамент был упразднен, а все его дела были переданы в Медицинский совет вместе с двумя должностями экспертов по судебно-медицинской части.

В судебно-медицинские функции Медицинского совета во второй половине XIX в. входило рассмотрение заключений врачей при насильственной и скоропостижной смерти: дела об установлении причин скоропостижной смерти, когда выяснялись новые обстоятельства, указывающие на ее насильственный характер, смерти в результате телесных повреждений, дела о половых преступлениях, о состоянии умственных способностей обвиняемых и потерпевших, об оскоплении, а также разбор заключений врачей, если они расходились с заключениями врачебных управ или судебные власти сомневались в их правильности. В 1812–1822 гг. было проведено 57 таких дел, а в 1903–1912 гг. – уже 1304. Из гражданских дел в Медицинский совет поступали дела о добрачной неспособности к супружеской жизни (в 1903–1912 гг. их было 1634), по обвинению врачей и фармацевтов, о привлечении к ответственности за незаконное врачевание. Судебные следователи имели право непосредственно сноситься с Медицинским советом по предметам судебно-медицинских экспертиз, «…но не иначе как на основании особо составляемых ими постановлений, в которых… было бы обстоятельно объясняемо, почему именно ими признано необходимым просить по делу заключения Медицинского совета…»

Медицинский совет разрабатывал и утверждал наставления и инструкции для врачей по судебной медицине, из которых следует отметить «Наставление о признаках истинной и мнимой смерти», «Указание о привлечении врачей для освидетельствований мертвых тел только при обнаружении признаков насильственной смерти», «Наставление врачам при судебном осмотре и вскрытии мертвых тел», «Правила, как поступать при исследовании мертвых тел, когда имеется подозрение на отравление» и «Глава о химическом исследовании ядов, сочиненная Членом Совета Нелюбиным», «Разъяснение врачебным управам и врачам о судебно-медицинском исследовании скопцов» и другие.

В числе лиц, возглавлявших совет, были и известные судебные медики: С. Ф. Гаевский, А. П. Нелюбин, Е. В. Пеликан, Н. П. Ивановский, С. А. Громов и др.

16 февраля 1912 г. Междуведомственная комиссия по пересмотру врачебно-санитарного законодательства Империи под председательством академика Г. Е. Рейна начала работу по пересмотру Устава судебной медицины. Проект нового Устава предусматривал переименование уездных, полицейских и городовых врачей в судебных и ограничение их обязанностей только судебно-медицинскими. Должности судебных врачей планировалось замещать лицами, окончившими курс медицинских факультетов и получившими специальную подготовку по судебной медицине «в особых санитарных и судебно-медицинских институтах», организация которых была предусмотрена в Петербурге, Москве, Киеве и Томске.

При отсутствии или болезни судебного врача его должен был заменять судебный же врач, приглашение любого другого врача допускалось лишь в экстренных случаях.

В новом Уставе были расширены права судебного врача на предварительном следствии и в суде. Судебному врачу предоставлялось право знакомиться с предварительными сведениями, присутствовать на допросе и предлагать потерпевшим, обвиняемым и свидетелям вопросы для разъяснения обстоятельств, имеющих отношение к судебно-медицинской экспертизе, производить необходимые для судебно-медицинского исследования осмотры, отказываться от ответов на вопросы, выходящие за пределы его компетенции, и даже отказываться от заключения с подробным объяснением причины тому.

Устав предусматривал организацию окружных лабораторий для производства микроскопических и судебно-химических исследований, а женщины-эксперты теперь допускались к осмотрам и освидетельствованиям (правда, лишь женщин и детей).

Разработанный проект постановки судебно-медицинского дела, явившийся результатом почти трехлетней работы междуведомственной комиссии под председательством академика Г. Е. Рейна, предлагалось провести в жизнь в течение 3 лет. Однако воплотить в жизнь проект устава не удалось: за несколько дней до Февральской революции Г. Е. Рейн забрал проект закона из Государственной думы, которая отвергла его вместе с законом об учреждении Главного управления государственного здравоохранения.

Врачебные управы (с 1865 г. – врачебные отделения губернских правлений) были учреждены 19 января 1797 г. в каждом губернском городе для того, «…чтобы посредством преподаваемых правил и наставлений соблюдаемо было народное всей губернии здравие…».

Инструкция о должности врачебных управ предусматривала поводы для назначения судебно-медицинских освидетельствований, содержала краткие правила наружного исследования и вскрытия мертвых тел, а также давала указания о порядке составления медицинских документов (актов и свидетельств).

Врачебную управу составляли три врача, имеющие степень доктора или штаб-лекаря: инспектор или штадт-физик, хирург и акушер. Для занятия должности инспектора управы необходимо было сдать экзамены в университете или медико-хирургической академии по всем разделам судебной медицины, медицинской полиции и скотоврачебной науки. Профессор судебной медицины мог занять должность инспектора без сдачи экзаменов, если читал курс судебной медицины в университете или академии. Студенты, окончившие университет с отличием, оставлялись на кафедрах в качестве субинспекторов или докторантов для подготовки докторской диссертации, а после ее защиты получали степень доктора медицины, подвергались экзамену и назначались инспекторами или членами врачебных управ.

Задачами врачебных управ были руководство деятельностью уездных и городовых врачей, контроль за всеми медицинскими заключениями, а также выдача заключений по делам, в которых имелись противоречия результатов экспертизы с обстоятельствами следствия, разногласия между врачами или у судебно-следственных органов возникали сомнения в правильности заключения врача. По таким делам судебный следователь представлял копию свидетельства во врачебную управу, которая и разрешала сомнение путем затребования дополнительных объяснений или назначением переосвидетельствования. Экспертиза в этом случае была комиссионной: в ней участвовали местный судебный врач, врачебный инспектор и его помощник, для разрешения частных вопросов приглашались специалисты. В функции врачебных управ входило также проведение судебно-химических, химико-микроскопических и биологических исследований вещественных доказательств.

Являясь инспектирующим органом, управа контролировала все судебно-медицинские экспертизы. Копии судебно-медицинских актов поступали во врачебные управы, которые были обязаны коллегиально утвердить или исправить судебно-медицинский акт и свидетельство врача. Только с визой врачебной управы акт судебно-медицинской экспертизы мог быть приобщен к судебному или следственному делу.

При изложении заключений по судебно-медицинским делам врачебным управам было предписано основывать мнение на точных фактах, в сомнительных же случаях – представлять дело в Медицинский департамент, прилагая к нему кратко и ясно изложенные обстоятельства дела, результаты наружного и внутреннего осмотров трупа, протокол химического исследования внутренних органов, а также заключение судебного врача и управы о причине смерти.

На врачебные управы были возложены и другие многочисленные обязанности: освидетельствование больных, проведение врачебных осмотров инвалидов, рекрутов, судебно-медицинские свидетельства, проверка аптек, запрещение продажи лекарств вне аптек, метеорологические наблюдения, выявление случаев заразных заболеваний, запрещение продажи испорченных продуктов и т. п.

Специальных судебных врачей до Октябрьской революции 1917 г. не было, и судебно-медицинские функции исполнялись уездными и городовыми, а также, значительно реже, полицейскими (санитарными) врачами.

Для замещения должностей уездных и городовых врачей врачебные управы приглашали медиков с дипломами лекаря, штаб-лекаря, медико-хирурга или доктора и свидетельством на звание уездного врача; при отсутствии таких кандидатов на должность инспектора назначались врачи без ученых званий с обязательством сдать экзамен в течение года.

В каждом губернском городе на службе должен был находиться городовой врач, в каждом уезде – один уездный врач. В Москве и Санкт-Петербурге в каждом уезде работало по два врача, поэтому врачебные штаты здесь были значительно большими: в 1825 г. в Москве при полицейском управлении числилось 25 врачей и 3 городских акушера, а в Санкт-Петербурге – 19 врачей и столько же акушеров. Всего на территории России в 1913 г. работало 350 уездных и городовых врачей.

После земской реформы 1864 г. большая часть уездных и городовых врачей перешла на земскую службу. Если врач и оставался на государственной службе, то только при условии соединения ее со службой по земству, а где это было неосуществимо, там места уездных и городовых врачей оставались незанятыми: вакантной до Октябрьской революции 1917 г. оставалась 1/7 всех должностей. Недостаток в судебных врачах еще отчетливее проявлялся на фоне высокой смертности их от заразных болезней: по неполным данным, за период 1889–1892 гг. от заразных болезней умерло 700 врачей (в основном уездные, городовые и полицейские врачи).

К судебно-медицинским функциям уездных и городовых врачей относились исследования мертвых тел для установления причины смерти, освидетельствования живых лиц, выдача заключений по требованию судебных и административных органов и участие в судебных заседаниях.

Уездных и городовых врачей следовало привлекать для проведения судебно-медицинских исследований в уголовных случаях; для освидетельствования увечных, безумных и сумасшедших, болезней гражданских чиновников, их жен и детей, отставных генералов, штаб– и обер-офицеров, а также классных чиновников военного ведомства, просящих пенсий из Государственного казначейства и кассы военного ведомства по причине тяжких болезней и увечий; для освидетельствования ран отставных генералов, штаб– и обер-офицеров, а также классных чиновников военного ведомства, просящих пособий или пенсий от Александровского комитета о раненых; для освидетельствования арестантов относительно способности их к работам и больных ссыльных.

Кроме того, в обязанности уездных и городовых врачей входили меры, направленные на прекращение «повальных болезней» и «скотских падежей», надзор за съестными припасами, лавками, ревизия аптек, надзор за лечебными заведениями гражданского ведомства, за санитарным состоянием фабрик и заводов, освидетельствование сумасшедших, санитарно-врачебные осмотры низших чинов, местных воинских команд, выезды в места эпидемий и принятие мер по их ликвидации, лечение и освидетельствование заключенных, надзор за публичными домами, составление еженедельных и ежегодных отчетов и т. п.

По дореформенному законодательству заключение врача было обязательным для суда, а роль врача ограничивалась дачей письменного заключения по поставленным перед судом вопросам.

Судебная реформа 1864 г. ввела новую систему оценки доказательств, по которой они оценивались исходя из внутреннего убеждения судей. Экспертиза как доказательство не была выделена и оценивалась наряду с другими данными.

В Уставе уголовного судопроизводства (УУС) были четко разграничены права, обязанности и ответственность уездных и городовых врачей, судебно-медицинские обязанности которых входили в служебные функции, и «сведущих лиц» – гражданских, военных и вольнопрактикующих врачей, эпизодически привлекавшихся к проведению судебно-медицинской экспертизы. Для осмотра и освидетельствования мертвых тел, оценки различного рода повреждений и состояния здоровья потерпевшего должны были приглашаться уездные, городовые или полицейские врачи, но если по уважительной причине они явиться не могли, то вместо них приглашались гражданские, военные или вольнопрактикующие врачи. «… Правила об осмотре и освидетельствовании через судебных врачей существенно отличаются от правил об осмотре через сведущих людей не только по предмету исследования, но и по характеру прав и обязанностей как самого судебного врача, так и следователя. Здесь судебный врач делается самостоятельным участником осмотра, составляет от себя протокол, и при сомнении в его правильности следователь не вправе вызывать другого врача, а обязан представить копию с заключения врача во врачебное отделение для разрешения сомнения. Судебный врач участвует в осмотрах не как случайный эксперт-техник, а как один из факторов правосудия, и участие его в следствии имеет значение совещательного участия лица, подготовленного к тому наукою».

Каждый уездный врач ежемесячно, ежеквартально и ежегодно представлял во врачебную управу отчет о движении больных по уезду, краткие данные о вскрытиях мертвых тел с указанием обстоятельств дела и результатов исследования.

В важных случаях следователь мог пригласить к осмотру и освидетельствованию не одного, а нескольких врачей, не исключая и того, кто пользовал умершего. При возникновении противоречий между заключениями и обстоятельствами следствия или разногласиях во мнениях врачей следователь представлял копию свидетельства во врачебную управу, которая разрешала сомнения затребованием дополнительного объяснения либо назначением переосвидетельствования.

В случае неявки судебного врача по требованию полиции для судебно-медицинского исследования без уважительной причины он подвергался вычету 3 месяцев из времени службы; если же в том же был виновен вольнопрактикующий врач, то он подвергался штрафу до 50 руб. Врачи были предупреждены о строгой ответственности за ложные свидетельства, а если по ним производилась выплата пенсии, то вся излишняя сумма взыскивалась непосредственно с врача, выдавшего это свидетельство.

С введением нового Устава все дела о преступлениях против жизни и здоровья человека рассматривались судами с участием врачей, однако заключения экспертов не имели силы безусловных доказательств, а приговор не мог иметь силы судебного решения, если был основан на результатах экспертизы.

Врачи не были согласны с такой позицией суда. Известный юрист А. Ф. Кони говорил, что заключение эксперта, хотя и не является «предустановленным доказательством», должно иметь особую силу и вес, так как дается в особых условиях и притом специалистом, поэтому суд должен выделить мнение эксперта из ряда обычных свидетельских показаний.

В то же время между юристами и врачами, исполнявшими судебно-медицинские функции, часто возникали разногласия, поскольку права врачей-экспертов, предусмотренные статьями Устава уголовного судопроизводства (1864) и Уставом судебной медицины (УСМ), отличались между собой. Обе стороны единодушно указывали на необходимость согласования статей УУС и УСМ и предоставление врачам большей свободы.

В связи с этим А. Ф. Кони писал: «Необходимо, чтобы законодательство определительно указало в УУС положение судебного врача на суде, в УСМ – свойства и пределы его деятельности, а в ряде инструкций, изменяющихся сообразно с движением науки, – способ действия судебного врача».

За свою сложную и разностороннюю работу уездные и городовые врачи в начале XIX в. получали 200–250 руб. в год (военные врачи получали в то же время до 3000 руб. в год), в 1874 г. жалование им было повышено, и к концу XIX столетия уездные врачи получали до 900 руб., а городовые – 270 руб. в год. Большинство уездных и городовых врачей были вынуждены заниматься частной практикой.

Врач, участвовавший в предварительном следствии или выступавший в суде на территории своего участка, никакого вознаграждения за свой труд не получал. Если же его вызывали к следствию или суду «не в месте его пребывания», то он получал деньги на прогоны и содержание в пути по распоряжению уездных полицейских управлений и определению суда и только в том случае, если до вынесения приговора успевал подать требование о возмещении понесенных им издержек.

Объем судебно-медицинской работы уездных и городовых врачей был достаточно велик: по неполным данным Центрального статистического комитета Министерства внутренних дел в 79 губерниях (за исключением областей Войска Донского, Карской, Терской и Закаспийской, округов Закатальского и Черноморского) в России за шестилетний период (с 1888 по 1893 г.) умерло «насильственно и внезапно» 323 911 человек, из них в городах – на 28,3 % больше, чем в уездах. «Насильственная и внезапная» смерть в статистической сводке подразумевала убийства, детоубийства, самоубийства, «от пьянства, от молнии, задавлено и ушибилось до смерти, замерзло, утонуло, заедено зверями и другие случайности…», то есть в ней перечислены почти все возможные обстоятельства насильственной смерти.

Количество исследуемых трупов, приходившихся на одного эксперта, в некоторых областях было достаточно большим. Так, например, в Терской области с 24 марта 1880 г. по 29 января 1981 г. одним экспертом был исследован 101 труп, в период с 7 января 1892 г. по 31 июля 1892 г. – 146 трупов, а в период с 1 августа 1892 г. по 29 января 1893 г. – 132 трупа.

В 1913 г. на территории России было проведено 5425 исследований трупов (наружных и полных). Зная приблизительное число уездных и городовых врачей в это же время (350), нетрудно подсчитать, что на каждого врача в среднем приходилось около 16 исследований. Учитывая неполные данные статистической справки и приблизительность расчетов, эта ничтожная цифра говорит о том, что на обширнейшей территории России при огромном количестве случаев насильственной смерти только каждый десятый труп подвергался судебно-медицинскому исследованию.

Насколько отличался объем экспертной работы в крупных губернских городах от средних показателей по стране, наглядно демонстрируют следующие данные. В 1916 г. в Москве, когда часть врачей была призвана на военную службу, 16 уездных и городовых врачей провели наружный осмотр 1863 трупов (то есть около 116 каждым экспертом); вскрытий было проведено 628 (в среднем по 39 каждым врачом).

В 1824 г. членами Медицинского совета И. В. Буяльским и А. С. Громовым было составлено «Руководство по вскрытию мертвых тел, особливо при судебных исследованиях», которое было опубликовано в «Военно-медицинском журнале». В том же году вышли в свет «Правила для руководства судебного врача при исследовании отравлений» А. П. Нелюбина. О жизни и творчестве данных ученых, а также об их научных исследованиях и публикациях подробно изложено в монографиях и ряде научных работ.

Профессор И. В. Буяльский (1789–1866)

«Руководство…», дополненное и утвержденное Медицинским советом, под названием «Наставленiе Врачамъ при судебномъ осмотре и вскрытiи мертвыхъ телъ» было опубликовано в Полном собрании законов Российской империи за 1828 г. В него были включены «Правила, как поступать при исследовании мертвых тел, когда имеется подозрение на отравление» и «Глава о химическом исследовании ядов, сочиненная Членом Совета Нелюбиным». Автором, составившим «Наставление…», считается О. О. Реман, а его редактором – ученый секретарь Медицинского совета С. Ф. Гаевский. Вышедшее отдельным изданием в 1829 г. «Наставление…» было разослано городовым и уездным врачам и врачебным управам.

«Наставление врачам при судебном осмотре и вскрытии мертвых тел» без изменений и дополнений под названием «Устав судебной медицины» было опубликовано в Полном собрании законов Российской империи в составе Устава врачебного в 1842 г., а в дальнейшем, практически без изменений, публиковалось там же в 1857, 1892 и 1905 гг.

Справедливости ради стоит сказать, что некоторые судебные медики весьма критично высказывались по поводу неоднократного переиздания Устава судебной медицины без всяких поправок, считая, что статьи его должны изменяться и дополняться согласно постоянному развитию медицины. Так, например, известный судебный врач профессор Д. П. Косоротов писал о последнем издании Устава (1905): «…здесь можно найти все, что давно уже забыто медицинскою наукою, тут и «антонов огонь», и «противудействующие средства», и все, что хотите, до старых нелепостей включительно. Например, ст. 1210 (прежде 1346) предписывает, что нужно делать с промерзшим мертвым телом: «Должно сперва опустить замерзшее тело на несколько часов в ванну или другой удобный сосуд, наполненный холодною водою, к коей, по истечении нескольких часов, можно прибавлять теплую воду» и так далее. Теперь перенестись от бумаги к делу: кто должен возить с собою этот «удобный сосуд» – врач или судебный следователь? Конечно, если есть близко больница, то можно вымачивать труп в ванне, в которой моются больные; или в уезде добрый помещик уступит на время свою ванну, или, наконец, этот «удобный сосуд» радушно предложит русский мужичок?»

Профессор С. А. Громов (1774–1856)

Тем не менее к моменту выхода в свет «Наставления…» в нем были охвачены важнейшие вопросы практической судебной медицины, детально рассмотрены все стороны судебно-медицинского исследования трупов; оно было настолько подробным и научно обоснованным, что служило руководством для студентов и было включено в программу занятий по судебной медицине в университетах и медико-хирургических академиях. Профессор Е. О. Мухин в 1832 г. писал: «Сочинение сие есть оригинальное в России, превосходящее до сих пор известные иностранные лучшие сочинения сего рода… …имеет вид полной системы сей науки… Сочинение сие без всякого прекословия заслуживает быть увенчанным полною наградою…»

Хотелось бы остановиться подробнее на содержании этого уникального историко-медицинского документа.

«Наставление…» содержит 10 глав и разделено на 177 параграфов с приложением четырех судебно-медицинских таблиц о ядах.

В главе I (§ 1–23) излагается, где, кем и по чьему требованию должны производиться судебно-медицинские вскрытия трупов, а также говорится о праве врача знакомиться с обстоятельствами дела. Много внимания уделено составлению акта вскрытия – ответственному моменту работы судебного врача.

Профессор Д. П. Косоротов

(1856, Новочеркасск – 1920, Петроград)

Заслуживает особого внимания указание о высоком долге судебного врача при исследовании трупов: «Осмотр мертвых тел и заключение по оному о причине смерти есть одна из важнейших обязанностей судебного Врача. На его мнении нередко основывается приговор, решающий честь, свободу и жизнь подсудимого».

Осмотр и вскрытие мертвых тел должны проводить в уездах – уездные, а в городах – городовые и полицейские врачи, а при их отсутствии по уважительной причине – всякие другие военные, гражданские или вольнопрактикующие врачи. В сложных случаях и при желании судебный врач может пригласить других врачей для консультации (§ 2).

Судебный осмотр трупа в обязательном порядке должен проводиться (§ 3) при обнаружении признаков насильственной смерти; при подозрениях на отравление; при обнаружении трупов неизвестных лиц с признаками насильственной смерти или без них; в случае скоропостижной смерти; при обнаружении трупа новорожденного младенца; при подозрениях в умышленном умерщвлении и изгнании плода; при жалобах на лечение шарлатанами и другими лицами, не имеющими на это права.

«Врач, производящий судебное исследование, яко Чиновник, долженствующий по сему предмету иметь особенные сведения, считается в сем случае первым лицом» (§ 9).

Правила обязывают представлять акт вскрытия в судебное место, а копию – во врачебную управу (§ 21).

Глава II (§ 24–45) «О судебном осмотре мертвых тел вообще» освещает вопросы осмотра и вскрытия трупа. Здесь же дано описание инструментария, необходимого для проведения вскрытия.

Вскрытие трупа не должно проводиться при отсутствии признаков наступления смерти, при резко выраженных гнилостных изменениях трупа («но если Судебное место непременно осмотра требует и если имеется подозрение об отравлении или когда речь идет о распознании повреждения костей, то никакая степень гнилости не должна служить препятствием к вскрытию мертвого тела»), а также при выраженном обугливании и «растерзании тела дикими зверями» (§ 30).

Вскрытие трех полостей (грудной, брюшной и полости черепа) было обязательным. «От сего правила нельзя отступать даже и тогда, когда причина смерти по вскрытии одной полости была бы обнаружена. Сие необходимо потому, что весьма часто причина смерти может находиться в различных местах и быть сложною» (§ 36). В отдельных параграфах (31–45) освещена методика описания повреждений.

Глава III «Исследование головы и полости ея в особенности» дает описание осмотра и техники вскрытия полости черепа и головного мозга.

Глава IV «Особенное исследование полости рта, шеи и хребта» содержит подробное описание осмотра указанных областей и технику вскрытия позвоночника.

Глава V «Особенное исследование грудной полости» описывает приемы наружного исследования и особенности вскрытия грудной полости с исследованием ее органов.

Глава VI «Особенное исследование брюха» содержит описание осмотра, вскрытия и исследования органов брюшной полости и таза.

Глава VII «Особенные правила для наблюдения при вскрытии новорожденных младенцев, найденных мертвыми» излагает особенности исследования трупов новорожденных; подробно описана методика проведения легочной плавательной пробы.

Глава VIII «Правила, как поступать при исследовании мертвых тел, когда имеется подозрение об отравлении» включает все вопросы, связанные со вскрытием трупа при основаниях для подозрения на отравление, перечисляются обстоятельства, могущие дать повод к этим подозрениям. В главе приводится подробное описание методики изъятия подозрительных на яд веществ и органов из трупа для судебно-химического исследования.

Глава IX «О противудействующих средствах, употребляемых для открытия ядов» перечисляет известные медицинской практике способы обнаружения ядов.

Глава X «Об исследовании повреждений вообще» посвящена основным принципам исследования повреждений, вопросам, разрешаемым при этом, а также их медицинской классификации и установлению прижизненности их возникновения.

В четырех таблицах приложения (дополнение к VIII и IX главам) перечисляются признаки отравлений всеми известными медицине того времени ядами, способы и методы лечения и оказания первой помощи, а также химические способы установления наличия, видов и характеристик ядов в исследуемых вещественных доказательствах и внутренних органах.

Таков был Устав судебной медицины – настольная книга для уездных, городовых и полицейских врачей, исполнявших судебно-медицинские функции в России в XIX в. К сожалению, авторы наиболее известных историко-медицинских публикаций, посвященных вопросам зарождения и развития судебно-медицинского дела в России, в своих работах не воздали должное авторам Устава судебной медицины, а между тем целый ряд установок и положений этого труда не утратил своего значения и сегодня: современные «Правила…» сходны по своему строению и содержанию с документом, изданным почти два века назад.

К исполнению судебно-медицинских функций врачи готовились только на кафедрах судебной медицины университетов и медико-хирургической академии.

Учебная программа по судебной медицине содержала все ее разделы того времени и предусматривала изучение специальных наставлений и инструкций Медицинского совета, издававшихся для судебных врачей. В курс судебной медицины входили также судебная химия, акушерско-гинекологическая экспертиза, судебно-психиатрическая экспертиза, определение возраста и изучение притворных, искусственных болезней и членовредительства, однако особое внимание уделялось изучению исследования трупов и правилам ведения судебно-медицинской документации.

Крайне интересными являются программы 1848 и 1850 гг., подготовленные профессором А. О. Армфельдом, одним из организаторов преподавания судебной медицины в России. А. О. Армфельд очень хорошо понимал практическое назначение судебной медицины и многократно это подчеркивал в своих программах.

Приведем полностью программу по судебной медицине и медицинской полиции ординарного профессора А. О. Армфельда:

«Под именем публичной медицины или Государственного Врачебноведения разумеется приложение естественных и врачебных наук к жизни гражданской.

Это приложение может быть двоякого рода или медицина, оставаясь верною своей натуре и цели, заботится о сохранении, улучшении и восстановлении физического здоровья и только переносит внимание и попечения свои, от частных лиц и от постели больного, на целые города и области: тогда становится она народною гигиеною и терапией, входит в состав государственных полицейских учреждений и называется медицинскою полицией. Или же, отрекаясь от первоначального своего назначения – охранять жизнь, поддерживать доброе здоровье и восстановлять расстроенное – занимается она исследованием известных состояний в отношении человека, от которых зависит юридическое определение его прав и обязанностей или ответственности его перед судом и законом: в этом случае является наша наука вспомогательным орудием юриспруденции и принимает название судебной медицины.

Из этого краткого определения обоих частей Государственного Врачебноведения видно, что ни та, ни другая не открывают новых истин физических или врачебных, а пользуются тем, что уже открыто, разъяснено и доказано в сфере естествознания и медицины: как собственность принадлежит им только самый способ применения, но заимствуют они свой материал изо всех естественных и врачебных наук без изъятия: приложение медицины, о котором идет здесь речь, требует знания всех ее частей – по крайней мере, по главному и существенному их содержанию. А потому и преподается Государственное Врачебноведение студентам пятого, последнего курса, успевшим уже пройти полный ряд теоретических медицинских наук, испробовать силы свои в практическом деле наблюдения и врачевания больных и сверх того, ознакомиться с главнейшими государственными законами и учреждениями.

Во все продолжение сего последнего академического года посвящается Государственному Врачебноведению по 6 часов в неделю. В первое полугодие излагается судебная медицина, во втором – медицинская полиция. Мы начинаем с судебной медицины потому, что изучение ее сопровождается многими практическими упражнениями, именно во вскрытии мертвых тел, доставленных в наш анатомический театр преимущественно в зимнее время.

При выборе способа преподавания вообще, равно как и при изменениях оного в частностях, имеем мы постоянно в виду – согласовать законные требования науки с требованиями и правами учащихся. Акроаматическое изложение, условленное отчасти натурою науки, а еще более отношением академического преподавателя к многочисленным слушателям, отсюда не принуждает к механическому пассивному восприятию излагаемого предмета: напротив, учащийся должен собственным, самодеятельным мышлением помогать построению науки и живым участием сопровождать диалектическое ее движение до последних выводов. Везде же, где только возможно, неясное в области судебной медицины заменяем мы теорию практикой, вывод – поведением, синтетическое построение – отчетливым и строгим анализом. Каждый значительный отдел судебной медицины заключаем мы разбором примеров, заимствованных или из сферы собственного нашего наблюдения, или же из сочинений и периодических изданий Пиля, Платнера, Коппа, Вернта, Генке и др., и нередко вводим слушателей […] и от частного явления, факта или вопроса постепенно выходим до последнего научного основания, на котором утверждается способ решения предлежащего и однородных с предлежащим случаев. Практический характер научной беседы принимают также наши подробные и обстоятельные репетиции, которые производятся, по крайней мере, один раз, а если дозволяет время, и два раза в год, и которые одни дают нам возможность произвести основательное суждение о знаниях и способностях наших слушателей при окончательном испытании их на степень лекаря. Занятия в клинических, терапевтической, хирургической и акушерской клиниках, доставляют многим из слушателей легкую возможность наблюдать живого человека и в судебно-врачебном отношении и, при пособии этого наблюдения, решать различные вопросы, относящиеся к больным и раненым, к беременным, роженицам и новорожденным младенцам, что же касается до осмотра и вскрытия трупов, то который слушатель обязан заниматься ими, в продолжении курса, под руководством профессора или прозектора, и представить, по крайней мере, один образец судебно-врачебного протокола и свидетельства, обработанный по правилам науки и по форме, законами установленной.

Профессор А. О. Армфельд (1806–1868)

Дух, которым стараемся мы оживить наши беседы, есть, во-первых, дух строго научный: мнения и советы врача, на которых основывается определение сомнительных прав и обязанностей гражданина или для избрания мер, необходимых для сохранения и улучшения народного здоровья, – эти мнения и советы сами должны покоиться на твердом и прочном основании, из общепризнанных истин науки должны истекать наши выводы с ясностью, точностью и последовательностью, согласно требованиям логики общей и логики медицинской. Дух нашего учения есть, во-вторых дух живой практической деятельности: все теоретическое знание врача, сколь бы высоко ни ценили мы его как чистое знание, тогда только получает настоящую оценку и настоящее значение для судьи и для администратора, когда оно обращается в полезное практическое умение, когда оно действительно везде к решению важнейших практических вопросов, неразрешимых без специального знакомства с науками естественными и медицинскими. Вообще, курс государственного врачебноведения, замыкая собою всю цепь факультетских наук, должен послужить учащемуся окончательным приготовлением к переходу от жизни академической к жизни гражданской: он должен показать ему и настоящее место, занимаемое врачебным искусством в среде государственных учреждений, – и отношение врача к прочим служителям государства, – и весь объем доверия, которым правительство облекает врача, – и весь объем, всю важность и святость обязанностей, неразлучимых с его званием и правами, – и все достоинства науки, которой обязался он посвятить лучшие силы и средства свои, – и границы этой науки, которая, ежедневно совершенствуясь, сим самым свидетельствует, сколь далека она еще от совершенства, сколь много осторожности, осмотрительности, благоразумного сомнения требует приложение ее к жизни гражданской и государственной. Следуя сим многосторонним указаниям, учащийся познает не только возможную меру будущих своих обязанностей, но, вместе с тем, и высоко правительственные звания врача в гражданском обществе: он неминуемо приходит к убеждению, что ни обширные знания, ни практическая ловкость в применении оных не делает еще медика достойным слушателем и надежным орудием правительства, если к этому знанию и умению не присоединится – непоколебимая любовь к истине, совершенное беспристрастие к лицам и к мнениям, глубокое уважение к закону и к законному порядку вещей – качества, которые обозначили мы как основу и краеугольный камень всей нравственной и служебной жизни судебного врача, на последних страницах академической речи «De finibus certorum et probabilium In responses medicorum forensium».

Порядок, в котором излагаются материалы Государственного Врачебноведения, зависит от усмотрения и произвола автора или преподавателя. Будучи, с начала до конца, науками прикладными, судебная медицина и медицинская полиция не привязываются ни к какой особой системе: отдельные статьи, составляющие их содержание, не истекают из какого-либо общего верховного начала и не состоят между собою в такой связи, которая с необходимостью определяла бы последование одной за другой, а потому различные учебники и распределяют их весьма различным образом, стараясь только, по возможности, не разрывать однородных предметов и не затруднять внимания учащихся слишком дробным и мелочным разделением и подразделением статей.

А как мы, преподаем по собственным тетрадям, в руководство и постоянное пособие рекомендуем нашим слушателям сочинение Громова (Краткое начертание судебной медицины) и Гелинга (Опыт Гражданской Медицинской Полиции. Том 1-й), то и следуем, за немногими исключениями, порядку в сих учебниках принятому.

Во введении в судебную медицину и в Медицинскую Полицию, изложив главные моменты исторического их развития, определяем мы их характер, и объем и направление, отношение к естественным врачебным наукам, отношение к юриспруденции и администрации, и с достаточною подробностью исчисляем литературные пособия обеих частей Государственного Врачебноведения.

В общей или обрядовой части судебной медицины знакомим мы слушателей с законными формами, как самого исследования, так и следствии его: донесении, ответов и мнений, особенно же протокола и свидетельств по осмотру и вскрытию трупов, как самых важных актов судебного врача.

В специальной судебной медицине удерживаем мы общепринятое разделение на две главные части: исследование живого человека и исследование мертвых тел, позволив себе частные отступления, где они кажутся нам нужными для избежания излишних повторений. Так, например, говоря во второй части о смерти от механических повреждений, мы рассматриваем различные роды и виды, характеры и исходы повреждения сначала на живом теле, а вслед за тем уже и в трупе; так в статье об отравлении ядом, излагаемом во второй же части, показываем мы признаки обнаруживающих острый, наркотический или симпатический яд при жизни человека, а потом переходим к признакам отравления, открываемым по смерти отравленного.

Первая часть специальной судебной медицины разделяется на четыре главных отдела. Каждый из них, а равно и каждую главу того или другого отдела начинаем мы изложением поводов к исследованию и пояснением настоящего смысла вопросов предлагаемых медику со стороны юридического лица или места, потом указываем на средства, которыми располагает медицина для решения этих вопросов и на границы, далее которых наша наука, в нынешнем своем состоянии, идти не может; затем излагаем законные положения разных государств, к предлежащей стороне относящиеся, и в особенности законные положения нашего отечества; наконец, рассматриваем несколько практических случаев, исследованных и обсужденных знаменитыми врачами, и предлагаем нашим слушателям аналогичные задачи, приспособляя оные по возможности к предметам собственного их наблюдения в клиниках и в анатомическом театре.

В первом отделе рассматриваем мы живого новорожденного младенца в отношении к правильному или уродливому образованию тела его вообще или отдельных частей тела (кроме детородных, о коих говорится в 3-м отделе) и предварительно касаемся вопросов о его зрелости, срочности и законности.

Второй отдел посвящен исследованию возрастов: в нем излагаются изменения физического и психического организма, постепенно совершающиеся в различные периоды жизни, и определяются юридические отношения, т. е. права, обязанности и ответственность человека, в возрастах младенческом, детском, отроческом, юношеском, мужественном и старческом.

К третьему отделу, об исследовании половых органов и их отправлении, принадлежат статьи: об уродливом образовании детородных частей или т. н. гермафродизме; о бессилии, бесплодии и превозможении; о признаках девственности; о половом совокуплении противозаконном, т. е. или насильственном, или противоестественном; о признаках беременности маточной и внематочной; о признаках […], о вторичном оберемении; об исследовании родов и их последствий: при чем подробнее объясняются вопросы о зрелости, срочности, законности и подложности поврежденных младенцев и о выкидыше, умышленно поврежденном или случайном.

В четвертом отделе говорится о сомнительном состоянии здоровья, об исследовании болезней притворных, скрываемых и вменяемых и об ограничении прав, обязанностей и ответственности условленной различными родами, видами и степенями страдания физического или психического.

Вторая часть специальной судебной медицины рассматривает человека мертвого или, по крайней мере, находящегося в состоянии, которое легко оканчивается смертью.

Первый отдел этой части занимается исследованием механических повреждений и отвечает на вопросы, предлагаемые врачу, как при жизни, так и по смерти поврежденного; о степени и важности расстройства причиненного повреждения; о смертельности или излечимости повреждения; о различных последствиях его, если оно не было смертельным, а если было таковым – о связи между смертью и повреждением, как необходимою или как случайною ее причиною.

Предмет второго отдела составляет смерть от недостатка или излишества необходимых для человеческого организма возбуждения, при котором механические повреждения или вовсе отсутствуют, или составляют только случайный и второстепенный момент: а) смерть от лишения воздуха (различные виды задушения, исследование удавленников, утопленников и задохшихся в … газах); б) смерть от недостатка или излишества теплоты (замерзание; смерть от огня; самосгорание); в) смерть от молнии; г) отравление ядом, острым наркотическим или стягивающим (признаки его при жизни; явления в трупе отравленного).

Третий отдел заключает в себе исследования много различных видов сомнительного самоумерщвления.

В четвертом отделе собраны все вопросы, относящиеся к трупам поврежденных младенцев. Подробно рассмотрены средства отличать живородившихся и дышавших от мертворожденных или умерших без дыхания, и показать главные случаи, в которых умирают живорожденные с признаками или без признаков внешнего насилия, по чужой вине, или по причинам, которых нельзя было ни предвидеть, ни предотвратить.

Мы заключали судебную медицину статьею об исследовании ошибок и проступков медицинских лиц клинических врачей, хирургов, родовоспомогателей обоего пола и судебных медиков».

Данный документ представляет интерес еще и тем, что мысли профессора А. О. Армфельда остались актуальными и до настоящего времени. Такими же четкими и ясными научно-практическими установками были пронизаны остальные программы ученого.

Не менее интересной является его программа Государственного врачебноведения от 5 января 1850 г.: «Под словом Публичной Медицины или Государственного Врачебноведения разумеется приложение врачебной науки и врачебного искусства к жизни гражданской. Это приложение бывает двояко. Или, верная себе и своему характеру, Медицина заботится об охранении, улучшении и восстановлении физического здоровья, но переносит попечения свои – от частных лиц и из ограниченной сферы клинической деятельности – на большие массы людей, на целые города и области, на целое народонаселение Государства: тогда входит она в состав средств и учреждений, которыми Правительство обеспечивает физическое благоденствие своих подданных; тогда становится она Народною Гигиеною и Народною Терапиею и принимает название Медицинской Полиции. Или же, отказываясь от первоначального своего назначения – охранять доброе здоровье и восстановлять расстроенное – занимается наша наука только исследованием и пояснением тех состояний в отношении человека, от которых зависит юридическое определение его прав, обязанностей и ответственности перед судом и законом: в таком случае Медицина является вспомогательным орудием Юриспруденции и называется Медицинскою Судебною.

Из этого краткого указания на характер и значение обеих частей Государственного Врачебноведения явствует, что ни та, ни другая не открывают и не доказывают новых врачебных истин, а применяют к своему делу то, что уже открыто, доказано и утверждено в сфере Естествознания и Медицины: как собственность, принадлежит им только самый способ применения. Но заимствуют они свои материалы, обильною рукою, изо всех отраслей естественных и врачебных наук без изъятия: приложение нашей многообъемлющей науки к интересам жизни юридической и полицейской требует основательного знания всех отдельных отраслей ее – по крайней мере, по главному и существенному их содержанию, а потому и излагаются основания Государственного Врачебноведения не прежде как в пятом, последнем курсе медицинских наук, слушателям успевшим уже ознакомиться со всеми теоретическими частями нашей науки и испробовать практическое приложение своих знаний в клиниках терапевтической, хирургической и акушерской.

В продолжение всего пятого года медицинского курса преподается Государственное Врачебноведение по 6 часов в неделю. Первое полугодие посвящается Судебной медицине; второе – Медицинской полиции. Мы начинаем с С удебной медицины потому, что изучение ее требует многих практических упражнений, повторного вскрытия мертвых тел и сочинения судебно-врачебных свидетельств. Эти практические занятия начинаются в ноябре месяце и продолжаются до самого конца академического года; обыкновенно уделяется им один день в неделю: остальное время идет на теоретическое изложение С удебной медицины и Медицинской полиции.

При избрании способа преподавания имеем мы преимущественно в виду, чтобы учащиеся усваивали себе не одну внешнюю форму, но и настоящее содержание, и настоящий дух науки, как действительную, неотъемлемую собственность. И при акроаматическом изложении – которого требуют весьма многие статьи Государственного Врачебноведения, которого часто требует и самое отношение профессора к многочисленной аудитории – учащиеся отнюдь не принуждены принимать научного материала механическим, пассивным образом: напротив, будучи уже знакомы с основаниями, на которых зиждется наша наука, они должны самодеятельно участвовать в построении ее и, с самого начала, следить и поверять движение и развитие ее до самых последних выводов. Везде же, где только возможно, – а эта возможность довольно часто представляется в области Судебной медицины – стараемся мы заменить теорию практикою, вывод – наведением, синтетическое построение – критическим анализом; нередко, приступая к какому-либо новому отделу, вводим наших слушателей […] и от частного, более или менее осложненного явления, факта или вопроса постепенно ведем их к простым и общим началам, на коих основывается решение предлежащей задачи и задач ей однородных. Каждый значительный отдел Судебной медицины оканчивается разбором практических случаев, свидетельств и мнений, заимствованных из сочинений Пиля, Коппа, Генке, Платнера и других, старых и новых, писателей, из разных сборников и периодических изданий, медицинских и юридических. Подробные репетиции, производные однажды – а если дозволяет время, и дважды – в год, также принимают характер научных бесед и, вместе с прочими практическими занятиями, дают возможность дополнять пройденное частными замечаниями и подробностями, которые не могли найти себе места в общем, систематическом изложении науки. В осмотре и вскрытии мертвых тел упражняются, более или менее, – смотря по количеству трупов доставляемых, каждую зиму, на сей конец в анатомический театр – все слушатели Судебной медицины поочередно, под руководством профессора или прозектора. Что же касается до письменных работ, то каждый слушатель обязан представить Профессору, по крайней мере, одно полное судебно-врачебное свидетельство, с принадлежащим к оному протоколом, в установленный на сей предмет законной форме.

Дух нашего учения есть, во-первых, дух строго научный: мнения, ответы и советы врача, на которых основывается избрание мер для охранения физического благоденствия целого общества, или же определение юридических отношений граждан, сомнительных прав, обязанностей, виновности и наказуемости их – эти мнения и ответы сами должны быть основаны на твердых и неоспоримых началах и из своих начал истекать, как последние результаты точного и подробного исследования, ясно, определенно и определительно, в строгой последовательности, согласно требованиям общей логики и логики медицинской. Дух нашего учения есть, во-вторых, дух живой практической деятельности: все теоретическое знание врача – сколь бы высоко ни ценили мы его как чистое знание – тогда только получает настоящую ценность для судьи и администратора, когда оно действительно ведет к решению юридических и полицейских вопросов, неразрешимых, без пособия естественных и врачебных наук. … Государственное Врачебноведение не может не иметь сильного влияния на все высшее, как умственное, так и религиозно-нравственное образование наших слушателей. Мы уже видели, что Государственное Врачебноведение составляет конец академических занятий и, вместе с тем, преддверие служебной сферы будущего врача. Как последнее звено, замыкающее цепь медицинских наук, Государственное Врачебноведение заставляет учащегося собрать во едино все разрозненные части Медицины, которые занимали его в течение пятилетнего курса, и подвергнуть все содержание и все внутреннее достоинство их строгой ревизии и точной оценке; и если этот критический обзор, с одной стороны, раскрывает высокое значение медицины и огромное богатство ее, в ряду драгоценных истин вековыми опытами ею усвоенных, – то, с другой стороны, этот самый критический обзор научает и благоразумному сомнению, беспристрастно определяет пределы нашего знания и наших возможностей, на каждом шагу напоминает о том, сколь много остается неконченого, сколь много даже не начатого в области науки, которая, ежедневно совершенствуясь сим самым свидетельствует, как далеко она еще от окончательного совершенства. Как преддверие служебной сферы, Государственное Врачебноведение переносит будущего врача из школы в гражданскую жизнь и показывает ему весь объем попечения Правительства об охранении физического и нравственного благоденствия граждан, всю меру доверия, которым облекает Правительство каждого врача призванного на служение гражданскому обществу, – все нравственное значение обязанностей, всю тягость ответственности, которую принимает он на себя вместе со званием и правами врача. От этой ответственности перед судом Бога и собственной Совести, – к ответственности, которая является нам тем важнее и священнее, чем легче могут ошибки и заблуждения врача укрыться от внешнего суда человеческого и чем важнее предметы, на которые падают последствия этих ошибок и заблуждений: здравие и жизнь, честь и доброе имя наших сограждан. Вот почему осмеливаемся мы прибавить, в-третьих, что дух нашего учения – даже независимо от личности преподавателя, даже по одному содержанию и необходимому направлении самой науки – есть уже дух в высокой степени нравственный и религиозный, который не только может, но и должен укрепить всякого – серьезно-учащегося и серьезно помышляющего о будущем своем назначении – в благоговении к святыне, в любви к ближнему, – в безусловной преданности Высочайшему Престолу, – в глубоком уважении к закону и к законному порядку вещей – особенно на родине, где каждый из нас сам становится непосредственным служителем законной Власти и орудием законной жизни, в том твердом, непоколебимом и неподкупном правдолюбии, которое везде и всегда предписывает врачу отвечать на предлагаемые ему юридические и полицейские вопросы по крайнему знанию и истинному убеждению, без лицемерия, без страха и боязни, но также и без излишней самонадеянности, без мелочного самолюбия – столь легко обольщающего нас призраком непреложного всезнанья, – без ложного стыда, со всею осторожностью и осмотрительностью, которой требует приложение эмпирической науки к интересам жизни Государственной.

Указывая, в начале или в конце отдельных статей Государственного Врачебноведения на специальную их литературу, мы заблаговременно и постепенно знакомим учащихся с драгоценными пособиями, которыми могут они пользоваться, в будущее время, при самостоятельной работе. Но так как изучение сочинений слишком специальных было бы неуместно при выслушании нашего первоначального курса, – так как учащимся, напротив, необходимы сочинения, которые, при небольшом объеме, заключали бы в себе достаточно полное, ясное и согласное с современною наукою изложение нашего предмета и служили бы постоянною основою и опорою изустному преподаванию Профессора, – то и рекомендуются нашим Слушателям, как пособия удовлетворяющие настоящим их потребностям:

А) по части Судебной Медицины: Громова. Краткое изложение Судебной Медицины, 2-е изд., СПб., 1838.

Б) по части Медицинской Полиции: Гелинга. Опыт гражданской Медицинской Полиции примененной к Законам Российской Империи. Том 1-й, Вильна, 1842.

В) по части врачебного законоведения: Краткое руководство для врачей к познанию Российских законов и Государственной С лужбы, изд. Председателем Медицинского Совета, СПб., 1843. Свод Законов Российской И мперии, в особенности вся вторая часть XIII-го тома. Изд. 1842 года.

Порядок, в котором излагаются частное содержание Государственного Врачебноведения – как науки с начала до конца прикладной – не привязывается ни к какой особенной, неподвижной системе: Задачи, предлагаемые врачу Судом и Полициею, разнообразны до бесконечности, а отдельные статьи, заключающие в себе материалы для решения их, не состоят в таком между собою отношении, которое логически определяло бы необходимое последование одной статьи за другою. А потому и встречаем мы у разных авторов весьма различные системы разделения внешних форм науки, не имеющие ни малейшего влияния на внутренне ее содержание. Что касается до нас, то мы, не думая ни с кем соперничать в совершенстве формальной систематики, заботимся преимущественно о том: а) чтобы близкие и как бы родственные между собою предметы Государственного Врачебноведения не были без нужды разрозниваемы; б) чтобы все существенные части нашей науки были изложены в возможной полноте, и в) чтобы это изложение, при всей полноте, не вело к излишним повторениям. Основанное на сих правилах разделение Судебной Медицины и Медицинской Полиции имею честь представить в прилагаемых к сей общей программе частных конспектах».

Особый интерес представляют высказывания А. О. Армфельда о методике преподавания дисциплин. Александр Осипович заведовал кафедрой в период неуклонного и быстрого развития естествознания и медицины. Будучи человеком прогрессивных взглядов, он не мог мириться с сухим схоластическим методом преподавания учащимся догматических положений.

А. О. Армфельд отмечал, что при избрании способа преподавания следует преимущественно иметь в виду, чтобы учащиеся усваивали себе не одну внешнюю форму, но и настоящее содержание, настоящий дух науки. Излагаемый предмет не должен восприниматься механически, пассивно; напротив, «учащийся должен собственным, самостоятельным мышлением помогать построению науки и живым участием сопровождать диалектическое ее движение до последних выводов». Все вышеизложенное остается актуальным и в настоящее время.

Программа преподавания предусматривала обязательное обучение студентов осмотру и вскрытию трупов под руководством профессора или прозектора и представление хотя бы одного образца судебно-медицинского акта и свидетельства, «обработанного по правилам науки и по форме законами установленной».

Программа учебного курса по судебной медицине 1863 г. включала уже экспертизу вещественных доказательств, судебно-медицинскую баллистику, некоторые разделы криминалистики, экспертизу расчлененных трупов; были расширены процессуальный раздел, судебно-медицинская токсикология и др.

На кафедрах проходили подготовку практические судебные врачи для получения ученой степени и сдачи государственных экзаменов на звание городовых, уездных врачей, а также инспекторов врачебных управ.

Однако связь кафедр судебной медицины с органами практической экспертизы была слабой, хотя иногда следственные органы обращались в университет и медико-хирургические академии за консультацией по спорным судебно-медицинским делам. Профессора (штат кафедр включал профессора, прозектора и помощника прозектора) никогда не приглашались на заседания суда, а все их заключения перепроверялись врачебными управами.

В 1844 г. Медицинский совет установил, «…чтобы трупы, препровожденные в Университеты и Академии для судебно-медицинских исследований, вскрывались бы при бытности профессора судебной медицины не иначе как в присутствии необходимых официальных лиц и того врача, которому по обязанности службы следовало бы производить вскрытие. Последний составляет… свидетельство и со своим заключением препровождает по принадлежности».

Некоторые отечественные исследователи ошибочно утверждали, что в XIX столетии кафедры судебной медицины почти не имели в своем распоряжении практического материала; единственным материалом, доходившим до кафедр судебной медицины, были трупы скоропостижно умерших.

Однако в середине и конце XIX в. практического материала для обучения студентов было вполне достаточно, улучшилась материально-техническая база кафедр. При этом сотрудники кафедр судебной медицины оказывали существенную помощь органам суда и полиции. Данное положение можно проследить на примере кафедры судебной медицины Императорского Московского университета.

Отечественная война 1812 г. причинила значительный материальный ущерб кафедрам Императорского Московского университета. Кафедра судебной медицины не явилась исключением из общих правил. После окончания войны все пришлось создавать заново. Много сил и времени созданию материальной базы кафедры уделял профессор Е. О. Мухин (1770–1850). Сочетая обширную практику с университетскими лекциями и руководством факультетом, он стремился поставить российские медицинские учебные заведения на европейский уровень. Он оказывал помощь многим талантливым, но бедным студентам, содержал на свои средства значительное количество врачей, готовившихся к профессуре и к практике в госпиталях. Вникая во все детали учебного процесса, Е. О. Мухин создавал базу для развития медицинской науки на факультете: составил проект реорганизации медицинского факультета, переоборудовал анатомический театр, открыл специальную медицинскую библиотеку, в которой студенты могли ознакомиться с новейшей (в том числе иностранной) литературой по медицине. Понимая необходимость учиться у европейских ученых, Е. О. Мухин субсидировал молодых выпускников, выезжавших за границу.

Мухин Ефрем Осипович

(26 января 1770 г., Чугуев Харьковского наместничества – январь 1850 г.,с. Кольцово Смоленской губ.)

В 1835 г. в Императорском Московском университете был введен новый университетский устав. Наряду с другими кафедрами была учреждена новая кафедра, именовавшаяся «Кафедра судебной медицины, медицинской полиции, истории и литературы медицины, энциклопедии и методологии». Параллельно с этим громоздким названием в академическом быту и в программах курса эта кафедра называлась просто кафедрой государственного врачебноведения. После отставки Е. О. Мухина кафедру принял профессор А. О. Армфельд (1806–1868), много сделавший для развития преподавания судебной медицины в России.

Однако в данное время оборудование кафедры оставляло желать лучшего, особенно это касалось класса судебной медицины, но и с этим оборудованием А. О. Армфельд собирался проводить практические занятия со студентами и заниматься исследовательской деятельностью.

Для характеристики оборудования по судебной медицине, которым обладала кафедра в 30-х гг. XIX в., может служить следующий документ – «О передаче П. И. Страховым в ведение г. Армфельду инструментов для класса судебной медицины» (орфография сохранена. – Авт.):

«Опись инструментов для вскрытия мертвых тел при судебно-медицинских исследованиях: 1) обоюдная пила для пилки черепа, с твердой рукоятью; 2) пилочка; 3) нож обоюдоострый, широкий, для разрезывания мозга; 4) нож обоюдоострый для разрезывания грудино-реберных хрящей; 5) двенадцать скальпелей разной величины; 6) бритва; 7) крючок анатомический, двойной с деревянной ручкой; 8) два четвертных анатомических крючка; 9) два пинцета; 10) долото; 11) ножницы большие; 12) ножницы малые; 13) ножницы Г. Клюке для вскрытия кишечного канала; 14) стальной щуп обыкновенной длины; 15) зонд, разделенный на дюймы; 16) две медные трубочки, одная прямая, другая кривая; 17) спиновскрыватель, инструмент для вскрытия спинного канала; 18) молоточек; 19) двенадцать кривых игл, разной величины; 20) головомер, то есть круглый циркуль с мерительною дугою, разделенною на дюймы; 21) сифон оловянный малый; 22) мензурка оловянная в две унции; 23) аршин деревянный складной, разделенный на вершки и дюймы; 24) медные весы с аптекарскими разновесами; 25) твердая щетка для очищения костных опилок; 26) баронокрометр, или безмен с привешенной к нему четырехугольной пластинкой, разделенной на вершки и дюймы, для взвешивания и вымеривания мертвых младенцев; 27) ящик на оные инструменты, окованный медью, выстланный плюшем и в кожаном чехле…».

Таким образом, в распоряжении кафедры, выражаясь современным языком, находился всего лишь один секционный набор. Подобные секционные наборы в настоящее время в значительном количестве находятся на балансе кафедр судебной медицины и во всех подразделениях Бюро судебно-медицинской экспертизы России.

Но это не все оборудование, принадлежащее классу судебной медицины: «Ящик № 2. Опись инструментов для оживления мнимоумерших, как то утопших, удавившихся, задохшихся, и от других случаев умерших.

1) Машинка для раскрывания рта;

2) Лопаточка с ложечкою для очищения слизи во рту и для давания малых приемов лекарств;

3) Трубочка жестяная для вдувания воздуха через рот в легкие или а) ртом помогающего, или б) с помощью раздувательного меха;

4) Шнипер с двумя кровопускательными ланцетами;

5) Ножницы средней величины для разрывания платья и белья на шее;

6) Нож складной и малый с пуговкою на подобие Поттова, тоже для разрывания одеяния, сапогов и белья;

7) Два серебряных мужских катетера, один средней величины и один детский для выпускания мочи;

8) Небольшой ящик, выстланный плюшем для помещения вышеозначенных инструментов;

9) Несколько неочищенных гусиных перьев с привинченным на конце крепкими губочками для очищения слизи во рту; самые концы перьев употребляются для щекотания во рту и в глотке, чтобы произвести тошноту и рвоту;

10) Эластическая трубка, которая вставляется через гортань в дыхательное горло для вдувания воздуха в легкие; тоже: а) ртом помогающего, или б) с помощью раздувательного меха;

11) Раздувательный мех для вдувания воздуха в легкие или а) через жестяную, или б) через эластическую трубку; или то же для наставления клистира из табачного дыма;

12) Деревянная тополиновая трубка для клистира из табачного дыма, к которой с одной стороны привинчивается вышеуказанный раздувательный мех, а с другой стороны небольшой чубук, вставляющийся в проход;

13) Кувшин медный плоский, с деревянною ручкою, в который наливается горячая вода для согревания, обтянутый полотенцем употребляется для согревания тела;

14) Сифон клистирный большой для взрослых и к оному прибавлена меньшая оловянная трубка для наставления клистира малолетним;

15) Две плетеные щетки;

16) Два кусочка грецкой губки;

17) Три бинта, первый длиною в три аршина для перевязывания рук или шеи после кровопускания и три к оным компресса;

18) Фланелевые широкие и длинные фуфайки вместо рубашки;

19) Табак курительный простой 1/4 фунта в жестяной банке;

20) Огниво, кремни, наполненные селитрою;

21) Три кусочка разной величины проволоки для прочищения чубука и клистирных трубок;

22) Два полотенца;

23) Хрустальная склянка для нюхательного спирта;

24) Таковая же для pro Aetherei Sulfurici;

25) Таковая же для деревянного масла;

26) Таковая же для камфорного спирта;

27) Таковая же для нашатырного спирта;

28) Жестянка для ромашки.

По сей описи инструменты все сполна и в исправности принял исполняющий должность ординарного профессора доктор Александр Армфельд. Ноябрь 10 дня 1837 года».

Все вышеперечисленное позволило А. О. Армфельду начать занятия со студентами. Однако были и другие трудности.

В те годы кафедра не имела собственного помещения и музея. Все занятия по судебной медицине проводились в анатомическом театре. Все интересные находки, обнаруженные при проведении судебно-медицинских исследований, собирались и приобщались прозектором И. М. Соколовым к анатомическому музею.

Десятилетия мало что изменили в оснащении кафедры, но уже во время заведывания кафедрой профессором Д. Е. Мином (1818–1885) за 1866 г. в кабинете судебной медицины числится 57 препаратов, 20 рисунков, 113 анатомических инструментов, 1 микроскоп Гартнака и химические реактивы. Об этом свидетельствуют документы из архива кафедры судебной медицины Первого МГМУ им. И. М. Сеченова. В 1867 г. в кабинете судебной медицины числятся 57 препаратов, 47 рисунков, книг и журналов, вскрытий за год – 76. В 1869 г. препаратов уже 63, 65 рисунков, книг и журналов, 1 спектроскоп, а вскрытий было проведено 111. В 1870 г. по описи 72 книги, а вскрытий было 122. В 1871 г. в кабинете находится 80 препаратов, 55 книг, 35 рисунков и фотографических снимков, вскрытий было проведено 108. В 1873 г. на кафедре 124 анатомических инструмента, 104 препарата, 58 названий книг, было проведено 108 вскрытий. В 1875 г. уже отмечено наличие 145 препаратов и 71 название книг, а в 1875 г. отмечено 150 препаратов и 78 названий книг. В 1877 г. на 1 января в кабинете судебной медицины отмечено наличие 78 названий книг на 300 руб., 128 анатомических инструментов на 160 руб., микроскоп Гартнака на 120 руб., спектроскоп на 150 руб.

С 1878 по 1900 г. кафедрой судебной медицины заведовал профессор И. И. Нейдинг (1838–1904), который много времени уделял материальному оснащению кафедры. Уже в 1879 г. на кафедре появился второй микроскоп, было закуплено анатомических инструментов на 90 руб. и разных аппаратов на 94 руб., приобретены 4 новые книги на 20 руб. К концу года книг насчитывалось 194 названия на 839 руб., в 1880 г. книг было уже 196 названий на 854 руб., а в 1882 г. книг насчитывалось уже 203 на 900 руб. Количество проведенных судебно-медицинских исследований трупов возросло до 152 в год.

В сентябре 1890 г. с переездом кафедры в новое помещение на Девичьем поле было закуплено новое оборудование и книги на общую сумму 2491 руб., по тем временам немалую. В 1891 г. был приобретен большой микроскоп Цейса с различными фильтрами на 958 руб., микротом, фотографический аппарат с принадлежностями на 150 руб., анатомических инструментов на 187 руб., книг, атласов и журналов на 400 руб., шкаф и стол для приборов на 90 руб. В 1898 г. было приобретено два микроскопа Рейхерта на 409 руб. Судебно-медицинское исследование трупов возросло до 301 в год. Был организован Институт судебной медицины при клиниках Императорского Московского университета, что значительно увеличило финансирование кафедры.

Профессор И. И. Нейдинг (1838–1904)

Большое внимание уделял И. И. Нейдинг пополнению кафедральной библиотеки: так, к концу 1902 г. в библиотеке кафедры уже насчитывалось 645 названий книг на сумму 2662 руб. Далее библиотека и музей кафедры пополнялись учеником профессора И. И. Нейдинга профессором П. А. Минаковым (1865–1931). Благодаря П. А. Минакову музей кафедры превратился в один из крупнейших медицинских музеев России. В дальнейшем последователи П. А. Минакова продолжали укреплять материально-техническую базу кафедры, что и сохраняется до настоящего времени.

На основании вышеперечисленного можно с уверенностью утверждать, что к концу XIX столетия была создана достаточная материально-техническая база кафедры, позволяющая не только на высоком методическом уровне проводить практические и теоретические занятия, но и обеспечить возможность студентам заниматься научно-исследовательской работой. С имеющимся на базе Института судебной медицины при клиниках Императорского Московского университета оборудованием можно было не только выполнять судебно-медицинское исследование трупов, но и проводить исследование вещественных доказательств биологического происхождения, Исправил судебно-химические исследования. Департамент полиции и Московский окружной суд получал из Императорского Московского университета судебно-медицинские документы на высоком методическом уровне, профессорско-преподавательский состав кафедры неоднократно выступал в судебных заседаниях в качестве экспертов.

Согласно правительственному указу по Министерству внутренних дел от 28 декабря 1838 г. был изменен порядок присуждения званий уездных, полицейских, городских врачей и инспекторов врачебной управы.

Для получения этих званий врачи подвергались особому экзамену, причем в число сдаваемых предметов включалась и судебная медицина, так как на этих врачей в основном возлагалось производство судебно-медицинской экспертизы. Испытание по судебной медицине проводилось весьма обстоятельно.

Профессор П. А. Минаков

Испытуемый, кроме устного экзамена, должен был представить письменные ответы на заданные вопросы, произвести вскрытие трупа в присутствии профессора и написать полное судебно-медицинское свидетельство (акт).

К вскрытию трупа экзаменующихся допускали только после решения медицинского факультета, если последний находил, что письменное и устное испытания были сделаны удовлетворительно.

Для получения степени доктора медицины любой выпускник медицинского факультета, имеющий звание лекаря, также был обязан сдать подобный экзамен по судебной медицине. В разные годы такие экзамены в Императорском Московском университете принимали И. Ф. Венсович, Е. О. Мухин, А. О. Армфельд, Д. Е. Мин, И. М. Нейдинг, П. А. Минаков и другие выдающие ученые, много сделавшие для развития судебной медицины в России. Такая система получения степени доктора медицины сохранялась до 1917 г. Анализ архивных документов показывает, что получить по судебной медицине удовлетворительную оценку было делом нелегким.

Представляют интерес и те вопросы и задания, которые предлагались испытуемым на экзамене. Многие из данных проблем не потеряли своей актуальности и в настоящее время.

В качестве примера приведем архивное дело Петра Александровича Герцена (1871–1947) – видного отечественного хирурга, одного из основоположников клинической онкологии в СССР, создателя научной школы, сына выдающегося писателя-демократа А. И. Герцена.

Получив прекрасное медицинское образование в Швейцарии и имея звание доктора медицины Лозаннского университета, он должен был получить звание доктора медицины на своей исторической родине. В силу сложившихся обстоятельств П. А. Герцен в 1900 г. был вынужден обратиться со следующим прошением:

«Его превосходительству г. Декану

Медицинского факультета

Московского Университета

Швейцарского гражданина врача-эксперта

при Старо-Екатерининской Больнице

и д-ра медицинского Лозаннского Университета

Петра Александровича Герцена.

ПРОШЕНИЕ

Честь имею покорнейше просить Ваше превосходительство о допущении меня к испытаниям на степень доктора медицины.

Прилагаю при этом следующие документы:

1. Свидетельство о благонадежности от Обер-полицмейстера за № 1693.

2. Удостоверение из конторы Старо-Екатерининской гор. больницы № 1036.

Москва, Долгоруковская ул., д. Игнатовой, кв. 18-ая.

14 февраля 1900 г.

Врач П. Герцен».

Прошение П. А. Герцена было удовлетворено, и он приступил к сдаче экзаменов, среди которых был и экзамен по судебной медицине, принимал его профессор П. А. Минаков (1865–1931), один из основоположников московской научной школы судебных медиков.

Архивные документы сохранили для нас результаты этого экзамена:

«Все теоретические 2/III–1900 г. и практические 6/XI–1900 г. испытания – выдержал удовлетворительно.

25/IV–1900 г. Герцену Петру. Сочинение № 526.

1. «Несмертельные повреждения головы, лица, шеи, груди, живота и половых органов и конечностей в судебно-медицинском отношении»

Несмертельные повреждения головы, лица и шеи встречаются весьма часто; они разделяются по степени важности на легкие, менее тяжкие и тяжкие.

Легкими повреждениями называются те повреждения, вследствие которых ни одного важного для жизни органа не заинтересовано. Примерами легкого повреждения головы, лица и шеи могут служить ушибы мягких тканей с образованием ссадин кожи, гематомы и отека клетчатки; далее небольшие раны, нанесенные ножом или тупым орудием и доходящие до кости должны тоже считаться легкими. Интересно заметить, что раны от тупых орудий имеют на черепе характер резаных ран. Раны или ушиб головы, сопровождающиеся переломом черепа опасны, хотя не всегда смертельны. При таких тяжких повреждениях опасность для жизни обусловливается часто не величиной раны или обильным кровотечением, а сотрясением мозга, от которого раненый может умереть тотчас же после повреждения или в течение первых дней после него.

Повреждения лица имеют большое значение в том, что после них часто образовывается обезображивание лица; это случается главным образом вследствие повреждения носа, ушей, губ или после ожогов химическими веществами, или горячими жидкостями; роль судебного врача состоит в том, чтобы определить на сколько эти обезображения являются неизгладимыми.

Повреждение груди помимо сотрясения внутренних органов, достигающие иногда до опасных размеров, разделяются по степени важности на проникающие и непроникающие. Первые должны считаться всегда серьезными; однако ранения thorax и hydrothorax не причиняют, во всяком случае, смерти поврежденным. Раны сердца и больших сосудов считаются, безусловно, смертельными; только в последнее время при быстрой оперативной помощи удалось врачам спасти несколько больных с ранением сердца, такие исключения не имеют существенного значения для судебного врача.

Ушиб живота может пройти бесследно, но иногда является весьма опасным вследствие шока, сотрясения внутренних органов. Нужно отметить, что при ушибе живота без наружных повреждений, повреждаются нередко внутренние полостные органы, каковы кишки, желудок, желчный пузырь, мочевой пузырь. Эти подкожные повреждения внутренних органов являются опасными для жизни. Раны живота, как раны груди, разделяются на проникающие и непроникающие, первые весьма серьезные, причиняют смерть больного только при одновременном повреждении внутренних органов или при введении инфекционных начал, отчего происходит перитонит.

К повреждениям половых органов относятся: 1) раны и ушибы мужского полового члена вследствие чего может получиться обезображение или Impulentia coeundi, 2) раны и ушибы мошонки, размозжение testiculi; это последнее повреждение весьма важно в смысли функции органа.

Повреждения конечностей, которые не повлияют на функцию их, и которые не требуют длительного лечения должны считаться легкими; перелом же и повреждение, ограничивающие функцию конечностей являются напротив очень серьезными. Повреждения сопровождающиеся лишением пальцев – тяжкие. П. Герцен.

Удовлетворительно – П. Минаков».

Стиль и орфография документов были сохранены полностью. Несмотря на многие спорные ответы на вопросы заданной темы, данные П. А. Герценом на экзамене, можно с объективностью высказаться о том, что экзамен по судебной медицине имел важное значение не только при проверке знаний общей медицинской подготовки будущего врача, но и для формирования специалиста, который претендует на ученую степень.

Уездным и городовым врачам предоставлялось право повышать свой профессиональный уровень: Министерством внутренних дел ежегодно отпускалась сумма на командирование врачей в больницы общественного призрения университетских городов, в клиники университетов и военно-медицинских академий, за границу, а также для оплаты труда профессоров, которые будут заниматься с врачами. Отбором кандидатов для усовершенствования занималось Министерство внутренних дел на основании сведений о научных и служебных успехах медиков. Однако научные командировки были настолько редки, что говорить о них как о своеобразных курсах повышения квалификации для судебных врачей не приходится.

Выпускник университета, прослушавший курс судебной медицины, не мог быть специалистом в этой области, также как и в других разделах медицины, по которым он получил сведения во время учебы, поэтому передовыми медиками неоднократно высказывались пожелания о подготовке врача к судебно-медицинской деятельности и выделении судебной медицины в самостоятельную специальность.

Прав был доктор И. Бертенсон, первый редактор «Архива судебной медицины и общественной гигиены», так рисовавший облик врачей, исполнявших судебно-медицинские обязанности: «Обремененные не под силу лечебными и административными делами, лишенные средств к научному труду, не огражденные даже от самых существенных материальных нужд, эти врачи имели в виду другие цели, другие планы и побуждения и считали совершенно лишним подробное изучение судебной медицины, да и не имели каких-либо средств к совершенствованию в этой области».

Судебно-химические исследования вещественных доказательств проводились врачебными управами, медиками и фармацевтами, а «там, где нет казенных, вольные аптекари обязаны производить химические исследования по поручению местных медицинских установлений» согласно «Правилам для руководства судебного врача при исследовании отравлений» и «Главы о химическом исследовании ядов, сочиненной Членом Совета Нелюбиным».

Однако в 1845 г. Медицинский совет, не доверяя знаниям и опыту лиц, проводивших исследования, указал исследовать на местах только половину вещественных доказательств, другую же половину подвергать лишь предварительным химическим исследованиям и вместе с протоколами направлять в Медицинский департамент для контрольного анализа. Количество проверочных испытаний, проводимых Медицинским департаментом, постоянно росло: если в первые годы их было 200–300 в год, то в 1865 г. было проведено уже 1200 исследований. В 1865 г. в штат Медицинского департамента были включены должности экспертов по судебно-химическим и микроскопическим исследованиям.

В 1869 г. врачебные отделения были снабжены микроскопами, а в штаты их была включена должность фармацевта. В его обязанности входило судебно-химическое исследование вещественных доказательств «по правилам наук и подробным наставлениям Медицинского Совета Министерства Внутренних Дел» в случаях подозрений на отравление. Если же исследование проводилось «вольными аптекарями», то при этом присутствовали инспекторы врачебного отделения.

Медицинский совет с этого времени разрешил обращаться в Медицинский департамент лишь в тех случаях, когда судебное место признало бы заключение неудовлетворительным. Однако штатные фармацевты не были подготовлены к проведению специальных судебно-химических и микроскопических исследований, поэтому процент правильных заключений был невелик. «Из общей суммы всех 67 проверочных исследований – результаты проверочной экспертизы совпали с данными первоначального исследования в 18 случаях…», – писал приват-доцент Крыленко в обзоре судебно-медицинской деятельности Медицинского совета за 1903 г.

Иосиф Васильевич Бертенсон (1835, Николаев – 29 марта 1895, Петербург)

В 1905 г. Медицинским советом была создана комиссия, составившая проект, смету и план учреждения лаборатории при нем, в которой предполагалось проводить санитарные, микроскопические, спектроскопические, радиологические, рентгеноскопические и микрофотографические исследования, а также судебно-медицинские исследования вещественных доказательств, бактериологический анализ и анализ химического состава новых фармацевтических и лекарственных продуктов, однако в полном объеме воплотить этот проект не удалось.

Ряд исследователей ошибочно считали, что специальных помещений для вскрытий мертвых тел в XIX в. не было, поэтому судебно-медицинские исследования в уездах обычно проводились на месте происшествия или месте обнаружения трупа, часто под дождем, на морозе, во дворах, сараях, на кладбищах и тому подобное. Иногда трупы, подлежавшие судебно-медицинскому вскрытию, до прибытия следователя и врача временно хоронили. Летом трупы настолько сильно разлагались, что, согласно Уставу судебной медицины, их вскрытие не должно было производиться. Зимой трупы замерзали, а потому иногда не вскрывались, а подвергались лишь наружному осмотру. Не было у судебных врачей и помощников для переноски и переворачивания трупов, поэтому даже физически тяжелую часть работы им приходилось выполнять самим.

Однако данное положение не соответствовало действительности и могло встретиться только на окраине Российской империи. В Москве, Санкт-Петербурге, губернских и уездных городах при полицейских домах существовали морги, где и происходило проведение судебно-медицинского исследования трупов.

С начала XIX столетия при полицейских частях Москвы начинают появляться первые полицейские морги. Город был разделен на несколько частей, которых в XVIII в. было 14, а потом в связи с ростом столицы появилась необходимость увеличения новых частей. К началу XIX в. их насчитывалось уже 17. Эти части являлись прототипами современных районов, в каждой из них была своя полицейская часть, включающая в себя полицейскую, противопожарную и судебно-медицинскую службы. При каждой части существовал так называемый частный полицейский дом, имеющий в своем составе морг-часовню, квартиры околоточного надзирателя, полицейского врача, казармы полицейских и пожарных чинов, конюшни и сараи.

Подобные часовни с моргами являлись важной составной частью любых частных домов при полицейских частях Москвы. Они существовали для проведения судебно-медицинского исследования трупов лиц, умерших насильственной смертью на территории обслуживаемого участка, а также для исследования и установления причин смерти умерших, найденных без паспорта и не востребованных родственниками, – так называемых бесхозных трупов. В дальнейшем тела усопших отпевали в часовне и хоронили за счет города.

Вначале часовня представляла собой небольшое деревянное помещение, увенчанное крестом, в которой располагалась икона одного из почитаемых святых. Ни о каких вскрытиях мертвых тел в культовом помещении и речи быть не могло. Приходской священник только отпевал здесь неопознанные трупы перед захоронением. После же появились две небольшие комнатки, которые также совсем не были приспособлены для вскрытий, а служили лишь для опознания умерших и для решения по внешнему осмотру вопроса о причине смерти. Но уже к концу XIX в. произошло переоборудование помещений: в одной из комнат были поставлены секционные столы (не более двух) и устроена канализация с соблюдением санитарных норм. Вскрытие производил полицейский врач, также имеющий казенную квартиру в здании полицейской части.

С началом XX в. подобные морги-часовни начали перестраиваться и возводились из камня. Фасад часовен выполнялся в неорусском стиле, характерном для большинства культовых зданий в России второй половины XIX – начала XX столетия. Вначале здание состояло из трех помещений: ледника с бетонными сводами на металлических рельсах, подвала для морга с кирпичными крестовыми сводами и первого этажа, в котором располагались часовня, досмотровая комната, подъемная машина и кухня. В помещении стояли две голландские печи, а на кухне – русская. Часовню венчала глава-луковка с крестом.

До настоящего времени сохранились здания Сущевской, Пречистенской и Лефортовской полицейских частей. Однако зданий моргов при Сущевской и Пречистенской частях не сохранилось. Единственный сохранившийся в Москве, а возможно и в России, до XXI столетия морг Лефортовской части и до настоящего времени функционирует в системе судебно-медицинской службы Москвы как танатологическое отделение № 4. Его фасад и внутренняя отделка помещений полностью соответствуют приведенному описанию.

Следует отметить связи судебных медиков Москвы со странами Западной Европы. Тесные научные связи между судебными медиками России и Германии начались еще с XVIII столетия, с момента открытия Московского университета. Именно приезд в Москву профессора Иоганна Фридриха Эразмуса, уроженца Германии, получившего на родине медицинское образование, положил начало преподаванию судебной медицины в России.

Выходцем из Германии, получившим на родине прекрасное образование, был и профессор Московского университета Вильгельм Михаил Рихтер (1767–1822).

Немецкие корни имели профессора Московского университета П. П. Эйнбродт (1802–1840), А. О. Армфельд (1806–1868) И. И. Нейдинг (1838–1904), внесшие большой вклад в развитие судебной медицины в России, способствующие созданию московской научной школы судебной медицины.

Следует отметить и тот факт, что все будущие профессора, впоследствии преподававшие судебную медицину в Московском университете с XIX по начало XX столетия, прошли подготовку в клиниках Берлина и Вены во время зарубежных командировок. Это было необходимо для получения в будущем профессорского звания. Лекции ведущих профессоров Берлинского университета способствовали формированию молодых российских врачей.

После 1917 г. связи судебных медиков России, Германии и Австрии не прерывались.

К началу ХХ столетия были созданы все условия для появления в судебно-медицинской науке нового, самостоятельного раздела – судебной стоматологии.

Необходимость применения знаний в области стоматологии в судебно-медицинской практике понимали многие передовые деятели отечественной медицины.

Несмотря на то что судебная стоматология как наука возникла в России в начале ХХ столетия на базе науки о зубоврачевании, корни данной дисциплины уходят в далекое прошлое. Индивидуальные особенности зубного ряда известны очень давно. Еще Вильям I Завоеватель (XI в.) в качестве государственной печати использовал отпечаток своих зубов на воске.

Травматические повреждения зубов, их лечение, а также наказание за причинение данных повреждений известны еще с глубокой древности. Так, Paltauf (1898) в своей работе «Зубы в судебно-медицинском отношении», в руководстве J. Scheff по зубным болезням, описывает существующий в древности обычай «зуб за зуб», широко применяемый древними германцами.

Подобные выражения мы встречаем в Судебнике Мхитара Гоша, созданном в эпоху широкого развития феодальных отношений в Армении. По данному судебнику можно составить себе представление об уровне развития судебной медицины в средневековой Армении. «Армянский судебник» был составлен Мхитаром Гошем по предложению католикоса Агванка Степаноса II, работа над ним началась в 1184 г., дата же окончания неизвестна.

Судебник Мхитара Гоша, представляющий собой национальный свод законов, состоит из трех частей: «Введение» – 11 глав, «Церковные каноны» – 124 главы и «Светские законы» – 130 глав. В «Светских законах» в 29 статье («О наказаниях за ушибы») говорится: «Око за око, зуб за зуб, рука за руку, нога за ногу, обожжение за обожжение, рану за рану, ушиб за ушиб». Далее приводится толкование статьи: «По божественному милосердию евангелия наказание это заменить возмещением соразмерно цене крови разумного (существа). Однако должно расследовать большую или меньшую важность органов чувств, и членов, и содеянного, при распределении цены в двадцать шесть дахеканов и полданка, на одно ячменное зерно меньше на каждый член и каждый орган чувств»1.

В следующей статье «Светских законов» (30) «О слугах и служанках, подвергшихся ударам со стороны своих господ» говорится: «Если кто слугу своего ударит в глаз, или служанку свою в глаз и ослепит их, пусть отпустит их на волю. И, если выбьет зуб слуге своего или служанке своей, то пусть отпустит их на волю за зуб». В толковании этого отмечается: «Возможно, что наравне с этим божественный закон повелевает отпустить на волю слуг и служанок (за повреждение) и других членов и органов…»2.

Спустя приблизительно 80 лет после появления Судебника Мхитара Гоша, в 1265 г., был составлен Судебник Смбата Спарапета (Гундстабля), или Киликийский судебник.

В нем тоже имеются упоминания о травме зубов. Если пострадавший оставался живым, но ему были нанесены телесные увечья, то закон требовал определить степень тяжести полученного телесного повреждения, а также представляет ли оно опасность для жизни или нет: «…если имеется перелом (любой части тела) или выбит зуб, то цена искупления должна составить 26 мсхалов золотых декан чистого золота…». «Если кто-либо выколет или повредит глаз рабу-христианину или выбьет зуб», то «…следует в равной мере принять во внимание возраст и ранение, и соответственно возлагать расходы на лекарства…»3.

Как явствует из приведенных статей, приговор суда мог быть вынесен лишь после того, как был определен поврежденный орган. При этом учитывались телесные повреждения и ряд других обстоятельств: продолжительность нетрудоспособности пострадавшего, является ли перелом результатом увечья или каких-либо иных причин, вид орудия, сила удара, а также находился преступник в пьяном состоянии или нет.

Позже мы находим оценку зубного аппарата в трудах по судебной медицине Pauli Zacchiae (Закхиаса) (1688): «Существует общее мнение считать зубы органами тела (membra). Хотя зубы приносят много разнообразной пользы, особенно тем, что служат для жевания пищи, помогают речи, придают рту приличный, красивый вид, однако и по пользе и по красоте они не равны ни тем органам тела, которые собственно называются органами тела (guae proprie membra dicuntur), ни тем, которые носят это название не собственно (aut eorum guae Improprie, sed conspicuae partes sunt), а являются только заменными органами тела.

Поэтому, кажется, закон совершенно справедливо решил, что человек, выбивший зубы другому, не заслуживает наказания – отсечения органа тела. Кроме того, доставляемая зубами польза речи, равно как и получаемое от них украшение рта очень легко достигаются искусственными зубами». В другом месте имеется указание на следующее положение: «Хотя этот юрист (Плаций) справедливо определил, что человек, у которого недостает какого-либо зуба, еще не болен, однако можно спорить, не должен ли считаться больным тот, у которого недостает многих зубов, и потеря каких зубов преимущественно приносить больше вреда. Дело в том, что зубы чрезвычайно полезны человеку не только для измельчения пищи, но также для звучности речи, для различия вкуса и для других целей… Но, что преимущественное назначение их заключается в том, чтобы измельчать твердую пищу, которая, вследствие этого, могла бы легче перевариваться в желудке, то это признается всеми. Без такого измельчения пищи желудок в высшей степени утруждался бы при переваривании пищи, и животное легко впадало бы во многие болезни… Поэтому, так как от недостатка зубов может последовать для человека величайшее неудобство, то закон весьма справедливо говорит, что купленный беззубый невольник должен быть взят назад продавцом, если он лишен всех или большинства зубов… Но не все зубы одинаково полезны при жевании и других назначениях, как говорят анатомы… Резцы, то есть передние зубы, четыре верхних и столько же нижних, которые разрезают и раздавляют пищу, кажется более необходимы, чем клыки, то есть те острые зубы, которые виднеются за резцами с обеих сторон; коренные зубы опять более необходимы, чем резцы, так как они тщательным растиранием измельчают пищу, что они легко могли бы исполнить и без содействия резцов. Поэтому, что касается жевания, то скорее должен считаться больным тот, у которого нет коренных зубов, чем тот, у которого нет прочих зубов. Напротив, что касается речи, то передние зубы, как это всем известно, более имеют полезное значение для этого дела, в чем все указанные выше лица соглашаются».

В дальнейшем встречались самые разные толкования значения того или другого повреждения зубов. Такое разногласие было обусловлено прежде всего отсутствием в существующих уголовных уложениях прямых указаний на повреждения зубов. Вследствие этого судебно-медицинская экспертиза стремилась подвести ранения зубов под ту или другую статью уголовного уложения, трактующую о повреждения тела вообще.

Экспертная оценка повреждений в области лица также имеет свою историю. Уже в древнейших памятниках русского уголовного законодательства содержатся указания о телесных повреждениях и, в частности, в области лица.

Так, в Русской Правде (X–XIII вв.) предусматривается ряд наказаний за причинение побоев в области лица с повреждением зубов, глаз, нанесение ран и кровоподтеков: «Оже выботь зоуб, а кровь увидят у него в рте… то виновный гривне продаже, а за зоуб гривна», «Аще кто истекнет око рабу своиму или рабе своей, ти да ослепнет: свобод да опустится в око место; или зуб рабе своей или рабу своему: свобод да опустится в зуба место». За нанесение телесного повреждения полагалось значительное денежное возмещение. Но это фактически имело силу лишь в тех случаях, когда потерпевшим оказывался свободный человек, а не раб или холоп.

Более подробные указания по этому вопросу мы находим в русском законодательстве, которое относится к XVII столетию. Так, в Уложении царя Алексея Михайловича (1649) говорится: «Кто учинит над кем нибудь мучительное надругательство, отсечет руку, или ногу, или нос, или ухо, или губы отрежет, или глаз выколет, за такое его надругательство самому ему то же учинити…»

История знает множество примеров, когда врачи по образованию становились выдающимися государственными деятелями, создававшими славу своей стране. Но единственным государственным деятелем, который по своей собственной воле и желанию занимался медициной, был российский царь Петр I.

Его интерес к медицине был не случаен. С детства он видел при дворе отца, царя Алексея Михайловича, голландского врача Захария фон дер Гульста, пользовавшегося большим расположением царской семьи. Впоследствии доктор фон дер Гульст сопровождал молодого Петра в его обоих архангельских поездках. Другие врачи также пользовались расположением Петра.

Особенно много сведений по медицине Петр получил во время своей поездки в Голландию. Знакомство с известным анатомом Фредериком Рюйшем произошло у Петра в 1697 г., когда Петр, находясь в Голландии, посетил дом ученого, где располагался его музей.

Сохранилось предание о том, что, когда Петр был у Рюйша, домашние дела последнего потребовали его немедленного присутствия и царь ненадолго остался в одиночестве. Петр начал исследовать разные комнаты и, открыв одну из дверей, наткнулся на ребенка, который, казалось, крепко спал. Войдя в комнату на цыпочках, царь пристально рассматривал очаровательное розовое дитя, затем наклонился и поцеловал его, и, лишь почувствовав, какое оно холодное, он понял, что это один из многих экспонатов коллекции Ф. Рюйша. Молодой царь испытал сильное впечатление от всего увиденного.

Позже профессор Ф. Рюйш сопровождал Петра I во время экскурсии по ботаническому саду в Амстердаме, давая различные пояснения, рассказывая о диковинных и лекарственных растениях.

Находясь в Европе, Петр I неоднократно посещал госпитали и анатомические театры Лейдена и Амстердама. В 1698 г. он слушал лекции Ф. Рюйша по анатомии, и тот объяснял царю строение человеческого тела по изготовленным им самим анатомическим препаратам. Царь видел, как профессор препарировал труп, давая разъяснения студентам, даже сам принимал непосредственное участие в проведении вскрытия, осматривал вместе со студентами коллекцию забальзамированных препаратов. В Лейдене он посещал медицинского светилу того времени профессора Бурхаве, был в его анатомическом театре и присутствовал вместе с учениками профессора при вскрытии трупа.

В те годы у молодого царя появилась идея приобретения анатомической коллекции, но ни Рюйш, ни Бурхаве не спешили расстаться со своими «сокровищами».

Позже, в 1717 г., по императорскому велению одна из многочисленных коллекций анатомических препаратов была приобретена для России и составила основу кунсткамеры – собрания редкостей. Некоторые историки считали данную коллекцию Ф. Рюйша потерянной и утраченной навсегда. Однако она до сей поры является частью экспозиции в Кунсткамере Санкт-Петербурга и насчитывает 900 препаратов. Ряд препаратов из приобретенной Петром I анатомической коллекции также хранятся в Военно-медицинской академии в Санкт-Петербурге и в Казанском медицинском институте, куда были в свое время переданы студентам для изучения.

Бытует мнение, что ученый открыл молодому Петру свой способ бальзамирования. Но это не соответствует действительности. Сам Ф. Рюйш никогда не публиковал полностью свою технологию и состав применяемых консервантов.

Во время пребывания в Амстердаме Петр сумел сделать несколько небольших операций на конечностях и поассистировать врачам при больших полостных операциях.

В 1707 г. в Москве начал работать первый отечественный госпиталь, при котором была госпитальная школа и анатомический театр. С большим искусством и любовью Петр лично пускал больным кровь, лечившимся в госпитале. Для проведения операций царь привез из Голландии набор хирургических инструментов, в котором находились и клещи для выдергивания зубов.

Помимо анатомии и хирургии царь проявлял большой интерес к стоматологии. Знакомясь с достопримечательностями Амстердама, Петр со свитой посетил городской рынок, где был поражен умением одного цирюльника удалять больные зубы. Тот дошел до такого совершенства, что рвал зубы с помощью различных подручных средств. Он пускал в ход все, что попадалось под руку, будь то черенок ложки или конец шпаги. Заинтересовавшись этим мастерством, Петр попросил цирюльника продемонстрировать ему свое искусство. Тот счел для себя за честь преподать русскому царю несколько уроков. И вскоре Петр уже не уступал в навыках своему учителю. Чтобы закрепить свое умение, он начал заниматься этим ремеслом. В гостиницу, где проживал Петр, стали приходить голландцы, страдающие зубной болью. Отказов страждущим не было. Российский царь очень искусно рвал им зубы, да и еще платил за это по шиллингу, к большому удовольствию страждущих. До сих пор в Кунсткамере хранится мешочек с зубами, лично удаленными Петром у голландцев.

Уже вернувшись в Россию, Петр I, считая себя опытным хирургом и зубным врачом, был готов оказать помощь любому нуждающемуся. К великому сожалению царя, придворные старались избегать его услуг, так как боялись гнева венценосного лекаря. Даже близкие Петру люди, страдавшие от какого-либо недуга, требовавшего хирургической или стоматологической помощи, приходили в трепет только от мысли, что царь может узнать об их болезни и, явившись с инструментами, предложить свои услуги.

Но Петр продолжал верить в свои медицинские таланты: с большим удовольствием сам перевязывал раненых, следил во время военных походов за медицинским обеспечением армии, за правильностью оказания помощи пострадавшим. Бывали случаи, что государь мог вырвать и здоровый зуб вместе с больным. Но делалось это исключительно для поддержания практических навыков, да и вознаграждалось достаточно. Отказ же от царской помощи сулил лишь царский гнев и немилость.

Яков Штелин, в течение сорока лет собиравший все сведения о жизни и делах Петра I, пишет: «По врожденному любопытству и особливой склонности к наукам, Петр Великий охотно присутствовал при анатомических и хирургических операциях… Он повелевал всегда уведомлять себя, если в госпитале или в каком ином месте надлежало анатомировать тело или делать какую лекарскую операцию; такого случая, если ему только хотя мало дозволяло время, никогда почти он не пропускал, да и сам часто делал оные своими руками, и мало-помалу такой в сем искусстве получил успех, что анатомировать тело, пустить кровь, вырвать зуб и многие лекарския дела исправить совершенно разумел».

К концу XIX в. противоречия в определении степени тяжести вреда здоровью при травме зубочелюстного аппарата достигли определенного предела. В «Руководстве к изучению судебной медицины для юристов» Штольца (1890) сказано, что по русскому проекту Уголовного уложения потеря зубов, затрудняющая жевание и речь, относится к менее тяжким повреждениям. Речь затрудняется при потере резцов, а жевание – коренных зубов.

Косвенную оценку зубного аппарата мы находим в утвержденном Правительствующим сенатом «Наставлении присутствиям по воинской повинности для руководства при освидетельствовании телосложения и здоровья лиц, призванных к исполнению сей повинности, с относящимся к нему расписанием болезней и телесных недостатков». Данное наставление с расписанием представлено Министерством внутренних дел 20 марта 1897 г. в Правительствующий сенат.

В расписании в параграфе 46 говорится: «Недостаток не менее 10 зубов в обеих челюстях и до 8 в одной (не включая в то число зубов мудрости), а также недостаток и меньшего числа их, при поражении костедой остальных в значительном количестве с явными признаками неудовлетворительного питания во всех выше означенных случаях. Примечание. За недостаток зуба следует считать потерю венчика или разрушение большей его части кариозным процессом…»

В учебнике по судебной медицине Hofman (1901) отмечает: «Потерю зубов лишь в редких случаях можно признать за очевидное, то есть резко заметное обезображивание, так как потеря многих зубов и целого ряда их встречается нередко, и далее, такая потеря сравнительно легко возмещается посредством искусственных зубов; наконец, потеря зубов от других причин наблюдается настолько часто, что подобное явление едва ли возможно сравнить с теми обезображиваниями, которые закон, очевидно имел в виду. Потеря речи не может быть обусловлена повреждением губ или только потерею зубов; нельзя также допустить, что эти повреждения затрудняли речь в той степени, которая означена в параграфе 156 австрийского закона под именем “стойкого ослабления речи”».

Pfltauf (1898) указывает, что для правильной оценки повреждений зубов необходимо индивидуализировать каждый случай; следует при этом смотреть на всякий зуб не как на отдельный орган тела, ибо он получает свое значение лишь в связи с другими зубами, со смежными и антагонистами, и только в совокупности со всеми прочими зубами составляет жевательный аппарат. Каждый отдельный зуб, в сущности, является частью тела, и поэтому потеря зуба нарушает целость тела, но на самом деле в функциональном отношении лишь все зубы вместе составляют жевательный орган.

В исключительных случаях и отдельным зубам приходится придавать особенно важное значение, например моляру, имеющему антагонист при разрушенных остальных зубах, зубу, служащему единственной опорой для протеза.

В своем «Учебнике судебной медицины», изданном в Кракове в 1899 г., профессор Wacholz приводит статьи из австрийского Уголовного уложения:

«Параграф 152. Кто против человека, хотя и без намерения лишить его жизни, но с другою враждебною целью, действует так, что отсюда следует расстройство здоровья или неспособность исполнять обязанности своей профессии, по крайней мере в продолжение 20 дней, расстройство умственных способностей, тот обвиняется в тяжком телесном повреждении».

За преступление, указанное в параграфе 152, виновный подвергался наказанию по параграфу 154: от 6 месяцев до 5 лет тюремного заключения. «Параграф 155. … в) Если повреждение повело к расстройству здоровья или неспособности исполнения своих профессиональных обязанностях, по крайней мере в течение 30 дней; или с) действие было связано с особыми муками для потерпевшего; или е) тяжкое повреждение угрожало жизни – того следует карать тяжким и строгим тюремным заключением от 1 до 5 лет.

Параграф 156. Если преступление имело своим следствием для потерпевшего: а) утрату или стойкое (продолжительное) уменьшение способности речи, зрения, слуха, утрату глаза, руки и проч… или какое-либо иное бьющее в глаза увечье либо обезображивание… тогда наказанием должно быть строгое тюремное заключение от 5 до 10 лет…»

В параграфе 411 говорится о легких повреждениях, не относящихся к параграфу 152 и караемых как проступки, а не как преступления.

Wacholz (1899) также приводит данные из немецкого Уголовного уложения:

«Параграф 223. Кто с умыслом наносит другому телесное повреждение либо повреждение здоровья, тот наказуется тюремным заключением до 3 лет либо утратою денег до 300 талеров.

Параграф 223 а. Поранение тела, учиненное оружием, особенно ножом или другим опасным орудием, или жизнеугрожающим действием… наказуется тюремным заключением не ниже 2 месяцев.

Параграф 224. Если телесное повреждение было причиною потери важного органа, зрения, слуха, речи, плодоспособности или стойкого в значительной степени обезображивания… то следует карать тюремным заключением до 5 лет».

В Уложении о наказаниях уголовных (1885), изданном Н. Таганцевым в 1901 г., сказано: «Ст. 1477. Кто с обдуманном заранее намерением или умыслом нанесет кому-либо тяжкое увечье или иное важное в здоровьи или телесных способностях повреждение, лишив его зрения, языка, слуха или руки, ноги или детородных частей, или же каким-либо средством произведет неизгладимое на лице его обезображивание, тот за сие, смотря по большей или меньшей обдуманности умысла, по степени жестокости при совершении преступления, по средствам, для того употребляемым, особливо если удар, причинивший увечье, нанесен изменническим образом, а равно и по мере опасности жизни и страданий подвергавшегося тому увечью или повреждению, наконец и по важности последствий онаго для его существования и средств пропитания в будущем и по другим обстоятельствам дела, приговаривается: или к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжную работу на время от 4 до 6 лет, или же к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и к отдаче в исправительные арестантские отделения на время от 4 до 5 лет.

Ст. 1478. За причинение кому-либо с обдуманным заранее намерением или умыслом другого, менее тяжкого увечья, виновный смотря также по большей или меньшей обдуманности умысла, по мере причиненного сим страдания, по происходящей от этого болей или менее продолжительной неспособности подвергавшегося тому к своим обычным занятиям и работам и по другим обстоятельствам дела, приговаривается:

– к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и к отдаче в исправительные арестантские отделения по второй, или четвертой, или же пятой статье 31 сего Уложения…»

При сравнении приведенных здесь австрийских, немецких и русских законоположений, касающихся телесных повреждений, видно, что некоторые из них близки по смыслу друг к другу.

Русское Уложение о наказаниях различает «тяжкие увечья» (1477 ст.), «менее тяжкие» (1478–1480 ст.) и «легкие» (прим. 1 к 1496 ст.). Раны делятся на «тяжкие» (1481 ст.) и «легкие» (1482 и вторая половина 1483 ст.).

В решениях Правительствующего сената имеются некоторые разъяснения относительно определения степеней увечья, но какие именно раны и другие повреждения следует считать «тяжкими» и какие «легкими», это не проясняется ни Уложением о наказаниях, ни сенатскими решениями.

В ст. 1440 Врачебного устава (изд. 1892 г.) находится следующее указание относительно определения важности повреждений и причиненного ими ущерба здоровью потерпевшего: «Потерянный или в бездействие приведенный член чем важнее либо в животной экономии, либо и относительно влияния своего на возраст, пол, род жизни, способ пропитания и прочия обстоятельства изувеченного, тем и ущерб, повреждением причиненный, будет больше…»

Таковы были законоположения, которыми и должен был руководствоваться эксперт при оценке травмы зубов. Некоторые указания об этом содержатся у Штольца в «Руководстве к изучению судебной медицины для юристов», изданной в Санкт-Петербурге в 1890 г., где сказано, что по русскому проекту Уголовного уложения потеря зубов, затрудняющая жевание и речь, относится к менее тяжким повреждениям. Речь затрудняется вследствие потери резцов, а жевание – коренных зубов.

Данные о косвенной оценке зубного аппарата в утвержденном Правительствующим сенатом «Наставлении присутствиям по воинской повинности для руководства при освидетельствовании телосложения и здоровья лиц, призванных к исполнению сей повинности, с относящимся к нему расписанием болезней и телесных недостатков» (1897) уже освещены в современной литературе. Наставление это является прибавлением к Уставу о воинской повинности.

В конечном результате это привело к новому Уголовному уложению (1903), когда все повреждения были разделены на весьма тяжкие, тяжкие и легкие. В ст. 467 указывается: «Виновный в причинении расстройства здоровья опасного для жизни, душевной болезни, потери зрения, слуха, языка, руки, ноги или производительной способности, неизгладимого обезображения лица за сие весьма тяжкое телесное повреждение наказывается на срок не свыше восьми лет».

Новое Уголовное уложение (1903) было введено лишь частично (по государственным преступлениям). Мысль о трехстепенной системе разделения телесных повреждений так и не нашла свое выражения в тогдашних законах вплоть до 1917 г., когда после Октябрьской революции были отменены все законы Российской империи.

Пути решения вопроса о тяжести вреда здоровью при травме зубочелюстного аппарата приводятся в работах конца XIX – начала XX в., где прослеживаются два направления: или повреждение считается тяжким, или, напротив, менее тяжким, легким, не причинившим вреда здоровью.

Так, доктор Doll (1860) находит потерю зубов тяжким повреждением. Doll считал тяжкими повреждениями такие, которые вели к нарушению обычной деятельности потерпевшего, к непригодности или потере необходимого для целости тела поврежденного органа или к важному ущербу для здоровья и жизни пострадавшего.

Doll (1860) полагал, что потеря большого числа зубов связана с крупным ущербом для здоровья, так как зубы необходимы для ясного произношения, для придания лицу известного характера, для измельчения пищи, для акта жевания и др. Недостаток же зубов обусловливает плохое пищеварение, недостаточное принятие пищи, а вследствие этого – ущерб для здоровья и сокращение жизни.

По мнению Doll (1860), если даже произошла потеря лишь одного зуба, то серьезность этого факта заключается в следующем: функция потерянного отягощающим образом ложится на остальные; зубы, смежные с утраченным, расшатываются; антагонист же его выходит из ячейки, бездействует и теряет свою прочность; вместе с тем происходит потеря прочности и соседних с ним зубов. В результате этого в будущем разрушение и потеря зубов наступает значительно скорее, что, в свою очередь, ведет к нарушению пищеварения, недостаточному принятию пищи, слабому питанию и сокращению жизни. Ряд судейских чиновников придерживались взглядов доктора Doll.

Schumaher (1860) считал потерю одного или нескольких зубов, наряду с расшатыванием смежных с ними, но без других каких-либо осложнений, повреждением легким, которое причиняет потерпевшему лишь неприятные последствия, но не наносит значительного вреда здоровью и жизни. Такое повреждение не может быть признано «бьющим в глаза, заметным увечьем» или обезображиванием.

Таким образом, Schumaher в противоположность Doll придает весьма ничтожное значению повреждению зубов.

Надо полагать, что очень многое из вышеизложенного было хорошо знакомо Конан Дойлу не только из курса судебной медицины, прослушанного в Эдинбургском университете, но и из ведущих медицинских журналов.

В дальнейшем, работая над своим циклом рассказов и повестей о Шерлоке Холмсе, Конан Дойл не мог не интересоваться новыми научными данными в области судебной медицины.

Глава 2 Кто же вы, мистер Шерлок Холмс?

Джеймс Бертран. «Амбруаз Паре. Экспертиза пациента» (ХIХ в.)

Обращает на себя внимание тот факт, что во всех произведениях о приключениях Шерлока Холмса отсутствуют сведения биографического характера о главном герое. В отдельных рассказах встречаются лишь отрывочные сведения, которые позволяют представить, хотя и с трудом, жизненный путь Шерлока Холмса.

Из рассказа «Случай с переводчиком» мы впервые получаем краткую информацию о семье великого сыщика: «Был летний вечер, мы пили чай, и разговор, беспорядочно перескакивая с гольфа на причины изменений в наклонности эклиптики к экватору, завертелся под конец вокруг вопросов атавизма и наследственных свойств. Мы заспорили, в какой мере человек обязан тем или другим своим необычайным дарованием предкам, а в какой – самостоятельному упражнению с юных лет.

– В вашем собственном случае, – сказал я, – из всего, что я слышал от вас, по-видимому, явствует, что вашей наблюдательности и редким искусствам в построении выводов вы обязаны систематическому упражнению.

– В какой-то степени, – ответил он задумчиво. – Мои предки были захолустными помещиками и жили, наверно, точно такою жизнью, какая естественна для их сословия. Тем не менее эта склонность у меня в крови, и идет она, должно быть, от бабушки, которая была сестрой Верне, французского художника. Артистичность, когда она в крови, закономерно принимает самые удивительные формы.

– Но почему вы считаете, что это свойство у вас наследственное?

– Потому что мой брат Майкрофт наделен им в большей степени, чем я.

Новость явилась для меня поистине неожиданной. Если в Англии живет еще один человек такого же редкостного дарования, как могло случиться, что о нем до сих пор никто ничего не слышал – ни публика, ни полиция? Задавая свой вопрос, я выразил уверенность, что мой товарищ только из скромности поставил брата выше себя самого. Холмс рассмеялся.

– Мой дорогой Уотсон, – сказал он, – я не согласен с теми, кто причисляет скромность к добродетели. Логик обязан видеть вещи в точности такими, каковы они есть, а недооценивать себя – такое же отклонение от истины, как преувеличивать свои способности. Следовательно, если я говорю, что Майкрофт обладает большей наблюдательностью, чем я, то так оно и есть, и вы можете понимать мои слова в прямом и точном смысле.

– Он моложе вас?

– Семью годами старше.

– Как же это он никому не известен?

– О, в своем кругу он очень известен.

– В каком же?

– Да хотя бы в клубе «Диоген».

Я никогда не слышал о таком клубе, и, должно быть, недоумение ясно выразилось на моем лице, так как Шерлок Холмс, достав из кармана часы, добавил:

– Клуб «Диоген» – самый чудной клуб в Лондоне, а Майкрофт – из чудаков чудак. Он там ежедневно с без четверти пять до сорока минут восьмого. Сейчас ровно шесть, и вечер прекрасный, так что, если вы не прочь пройтись, я буду рад познакомить вас с двумя диковинками сразу.

Пять минут спустя мы были уже на улице и шли к площади Риджент-серкес.

– Вас удивляет, – заметил мой спутник, – почему Майкрофт не применяет свои дарования в сыскной работе? Он к ней неспособен.

– Но вы, кажется, сказали…

– Я сказал, что он превосходит меня в наблюдательности и владении дедуктивным методом. Если бы искусство сыщика начиналось и кончалось размышлением в покойном кресле, мой брат Майкрофт стал бы величайшим в мире деятелем по раскрытию преступлений. Но у него нет честолюбия и нет энергии. Он лишнего шагу не сделал, чтобы проверить собственные умозаключения, и, чем брать на себя труд доказывать свою правоту, он предпочтет, чтобы его считали неправым. Я не раз приходил к нему с какой-нибудь своей задачей, и всегда предложенное им решение впоследствии оказывалось правильным. Но если требовалось предпринять какие-то конкретные меры, чтобы возможно было передать дело в суд, – тут он становился совершенно беспомощен.

– Значит, он не сделал из этого профессии?

– Никоим образом. То, что дает мне средства к жизни, для него не более как любимый конек дилетанта. У него необыкновенные способности к вычислениям, и он проверяет финансовую отчетность в одном министерстве. Майкрофт снимает комнаты на Пэлл-Мэлл, так что ему только за угол завернуть, и он в Уайтхолле – утром туда, вечером назад, и так изо дня в день, из года в год. Больше он никуда не ходит, и нигде его не увидишь, кроме как в клубе «Диоген», прямо напротив его дома…»

Из этого отрывка мы можем сделать вывод о том, что Шерлок Холмс родился в помещичьей семье, которая находилась в родстве с Верне – семьей французских художников, довольно популярных в свое время. Говоря о том, что его бабушка была сестрой «Верне, французского художника», Холмс, очевидно, имел в виду, что его двоюродным дедом был Орас Верне (1789–1830) – известный французский баталист и автор ряда картин из восточной жизни.

Этот факт биографии Холмса неслучайно был отмечен Конан Дойлом. Отец и мать Артура Конан Дойла происходили из старинного рода, о чем никогда не забывали. Семья Дойлов была достаточно известная. В Дойлах всегда дремал художественный инстинкт, и один из них, дед Артура, был знаменитым художником и дружил с людьми, занимавшими видное положение в литературе и в обществе. Прекрасно рисовал и отец Конан Дойла. Можно сказать о том, что художественная среда была близка Конан Дойлу и он не мог не перенести это на своего персонажа.

Помимо того, мы узнаем, что у Шерлока Холмса имеется родной брат Майкрофт. Более подробно о Майкрофте Холмсе мы узнаем из рассказа «Чертежи Брюса-Партингтона».

«– Между прочим, вам известно, кто такой Майкрофт?

Мне смутно помнилось, что Холмс рассказывал что-то о своем брате в ту пору, когда мы расследовали «Случай с переводчиком».

– Вы, кажется, говорили, что он занимает какой-то небольшой правительственный пост.

Холмс коротко рассмеялся.

– В то время я знал вас недостаточно близко. Приходится держать язык за зубами, когда речь заходит о делах государственного масштаба. Да, верно. Он состоит на службе у британского правительства. И так же верно то, что подчас он и есть само британское правительство.

– Но, Холмс, помилуйте…

– Я ожидал, что вы удивитесь. Майкрофт получает четыреста пятьдесят фунтов в год, занимает подчиненное положение, не обладает ни малейшим честолюбием, отказывается от титулов и званий, и, однако, это самый незаменимый человек во всей Англии.

– Но каким образом?

– Видите ли, у него совершенно особое амплуа, и создал его себе он сам. Никогда доселе не было и никогда не будет подобной должности. У него великолепный, как нельзя более четко работающий мозг, наделенный величайшей способностью хранить в себе несметное количество фактов. Ту колоссальную энергию, какую я направил на раскрытие преступлений, он поставил на службу государству. Ему вручают заключения всех департаментов, он тот центр, та расчетная палата, где подводится общий баланс. Остальные являются специалистами в той или иной области, его специальность – знать все. Предположим, какому-нибудь министру требуются некоторые сведения касательно военного флота, Индии, Канады и проблемы биметаллизма. Запрашивая поочередно все соответствующие департаменты, он может получить все необходимые факты, но только Майкрофт способен тут же дать им правильное освещение и установить их взаимосвязь. Сперва его расценивали как определенного рода удобство, кратчайший путь к цели. Постепенно он сделал себя центральной фигурой. В его мощном мозгу все разложено по полочкам и может быть предъявлено в любой момент. Не раз одно его слово решало вопрос государственной политики – он живет в ней, все его мысли тем только и поглощены…»

Из всего вышеизложенного становится ясным, что старший брат Шерлока Холмса, Майкрофт, возглавлял Секретную службу Ее Величества королевы Англии. А клуб «Диоген», где так любил проводить свое время Майкрофт, – это то место, где он не только отдыхал и предавался размышлениям, но и нес службу. То есть клуб «Диоген» являлся местом конспиративных встреч, где Майкрофт встречался со своими агентами и получал всю необходимую информацию.

О том, что Шерлок Холмс учился в колледже, известно из двух рассказов – «Глория Скотт» и «Обряд дома Месгрейвов». В «Глории Скотт» Холмс рассказывает доктору Уотсону:

«– Вы никогда не слышали от меня о Викторе Треворе? – спросил Шерлок Холмс. – Он был моим единственным другом в течение двух лет, которые я провел в колледже. Я не был общителен, Уотсон, я часами оставался один в своей комнате, размышляя надо всем, что замечал и слышал вокруг, – тогда как раз я и начал создавать свой метод. Потому-то я и не сходился в колледже с моими сверстниками. Не такой уж я любитель спорта, если не считать бокса и фехтования, словом, занимался я вовсе не тем, чем мои сверстники, так что точек соприкосновения у нас было маловато…».

В рассказе «Обряд дома Месгрейвов» Холмс сообщает, что «Реджинальд Месгрейв учился в одном колледже со мной, и мы были с ним в более или менее дружеских отношениях…»

Несмотря на имеющиеся сведения о том, что Холмс учился в колледже, мы так и не узнали, в каком же учебном заведении он учился, Оксфорде или Кембридже, и закончил ли его? Надо полагать, что свое образование он все же завершил. Правда, остался неясным вопрос о том, какие же дисциплины он изучал и какова была его специализация, получил ли он ученую степень? Однако данные сведения создают представление о студенческих годах Холмса, раскрывают его характер и пристрастия.

В том же рассказе Холмс сообщает доктору Уотсону о своих первых днях в Лондоне, куда он приехал после колледжа: «Когда я впервые приехал в Лондон, я поселился на Монтегю-стрит, совсем рядом с Британским музеем, и там я жил, заполняя свой досуг – а его было у меня даже чересчур много – изучением всех тех отраслей знания, какие могли бы мне пригодиться в моей профессии. Время от времени ко мне обращались за советом – преимущественно по рекомендации бывших товарищей-студентов, потому что в последние годы моего пребывания в университете там немало говорили обо мне и моем методе». Вышеизложенное свидетельствует о том, что Холмс стремился к самообразованию, поняв, что криминалистика – его будущее.

Впервые читатель встречается с Шерлоком Холмсом происходит в повести «Этюд в багровых тонах», в части I, озаглавленной «Из воспоминаний доктора Джона Г. Уотсона, отставного офицера военно-медицинской службы», где Уотсон дает оценку познаниям Холмса в разных областях знаний:

«Я перечислил в уме все области знаний, в которых он проявил отличную осведомленность. Я даже взял карандаш и записал все это на бумаге. Перечитав список, я не мог не удержаться от улыбки. «Аттестат» выглядел так:

ШЕРЛОК ХОЛМС – ЕГО ВОЗМОЖНОСТИ

1. Знания в области литературы – никаких.

2. —«-«-«-«-«-«– философии – никаких.

3. —«-«-«-«-«-«– астрономии – никаких.

4. —«-«-«-«-«-«– политики – слабые.

5. —«-«-«-«-«-«– ботаники – неравномерные. Знает свойства белладонны, опиума и ядов вообще. Не имеет понятия о садоводстве.

6. —«-«-«-«-«-«– геологии – практические, но ограниченные. С первого взгляда определяет образцы различных почв. После прогулок показывает мне брызги грязи на брюках и по их цвету и консистенции определяет, из какой она части Лондона.

7. —«-«-«-«-«-«– химии – глубокие.

8. —«-«-«-«-«-«– анатомии – точные, но бессистемные.

9. —«-«-«-«-«-«– уголовной хроники – огромные. Знает, кажется, все подробности каждого преступления, совершенного в девятнадцатом веке.

10. Хорошо играет на скрипке.

11. Отлично фехтует на шпагах и эспадронах, прекрасный боксер.

12. Основательные практические знания английских законов.

Дойдя до этого пункта, я в отчаянии швырнул «аттестат» в огонь. «Сколько ни перечислять все то, что он знает, – сказал я себе, – невозможно догадаться, для чего ему это нужно и что за профессия требует такого сочетания! Нет, лучше уж не ломать себе голову понапрасну!»

Довольно странный набор знаний для выпускника университета. Однако, как следует из приведенного Уотсоном «аттестата», Холмс обладал глубокими знаниями в области химии и правоведения.

Помимо того, в «Этюде в багровых тонах» есть еще упоминание о профессиональной деятельности Холмса. В период поиска квартиры доктор Уотсон встречается в пабе со Стэмфордом, который когда-то работал фельдшером в лондонской больнице, где практиковал Уотсон. Стэмфорд сообщает Уотсону о Холмсе, который ищет компаньона для совместного снятия квартиры. Стэмфорд говорит, что Холмс работает в химической лаборатории больницы, где трудится сам Стэмфорд:

«Молодой Стэмфорд как-то неопределенно посмотрел на меня поверх стакана с вином.

– Вы ведь еще не знаете, что такое этот Шерлок Холмс, – сказал он. – Быть может, вам и не захочется жить с ним в постоянном соседстве.

– Почему? Чем же он плох?

– Я не говорю, что он плох. Просто немножко чудаковат – энтузиаст некоторых областей науки. Но вообще-то, насколько я знаю, он человек порядочный.

– Должно быть, хочет стать медиком? – спросил я.

– Да нет, я даже не пойму, чего он хочет. По-моему, он отлично знает анатомию, и химик он первоклассный, но, кажется, медицину никогда не изучал систематически. Он занимается наукой совершенно бессистемно и как-то странно, но накопил массу, казалось бы, ненужных для дела знаний, которые немало удивляли бы профессоров…

– Сейчас он наверняка сидит в лаборатории, – ответил мой спутник. – Он либо не заглядывает туда по неделям, либо торчит там с утра до вечера. Если хотите, поедем к нему после завтрака.

– Разумеется, хочу, – сказал я, и разговор перешел на другие темы.

Пока мы ехали из Холборна в больницу, Стэмфорд успел рассказать мне еще о некоторых особенностях джентльмена, с которым я собирался поселиться вместе.

– Не будьте на меня в обиде, если вы с ним не уживетесь, – сказал он. – Я ведь знаю его только по случайным встречам в лаборатории. Вы сами решились на эту комбинацию, так что не считайте меня ответственным за дальнейшее.

– Если мы не уживемся, нам ничего не помешает расстаться, – ответил я. – Но мне кажется, Стэмфорд, – добавил я, глядя в упор на своего спутника, – что по каким-то соображениям вы хотите умыть руки. Что же, у этого малого ужасный характер, что ли? Не скрытничайте, ради бога!

– Попробуйте-ка объяснить необъяснимое, – засмеялся Стэмфорд. – На мой вкус, Холмс слишком одержим наукой – это у него уже граничит с бездушием. Легко могу себе представить, что он впрыснет своему другу небольшую дозу какого-нибудь новооткрытого растительного алкалоида, не по злобе, конечно, а просто из любопытства… Впрочем, надо отдать ему справедливость, я уверен, что он так же охотно сделает этот укол и себе. У него страсть к точным и достоверным знаниям.

– Что ж, это неплохо.

– Да, но и тут можно впасть в крайность. Если дело доходит до того, что трупы в анатомичке он колотит палкой, согласитесь, что это выглядит довольно-таки странно.

– Он колотит трупы?

– Да, чтобы проверить, могут ли синяки появиться после смерти. Я видел это собственными глазами.

– И вы говорите, что он не собирается стать медиком?

– Вроде нет. Одному богу известно, для чего он все это изучает. Но вот мы и приехали, теперь уж вы судите о нем сами…»

Приведенные выше примеры характеризуют Шерлока Холмса как человека целеустремленного, стремящегося постоянно пополнять свои знания, всецело поглощенного изучением вопросов судебной медицины, токсикологии, криминалистики.

Согласно рассказу Стэмфорда о нем, Холмс работал в химической лаборатории больницы. Учитывая тот факт, что медицинского образования у Холмса не было, работать в химической лаборатории больницы в должности врача-лаборанта он не мог. Отсутствие медицинского образования не давало ему возможности проводить клинико-лабораторные исследования.

Надо полагать, что знания, полученные в университете, позволили Холмсу исполнять обязанности провизора, то есть заниматься изготовлением лекарственных средств и проведением химических анализов веществ, а также биохимическими исследованиями. Однако в XIX столетии в химических лабораториях больниц проводились также и исследования вещественных доказательств биологического происхождения для установления групповой принадлежности крови, а также химико-токсикологические исследования органов и тканей для выявления различных ядов и отравляющих веществ. Такие исследования проводились по постановлениям полиции и суда. В подобных лабораториях также проводились и различные виды микроскопических исследований, в том числе и объектов биологического происхождения (крови, спермы, слюны, пота, мочи, волос, подногтевого содержимого и др.). Подобные лаборатории впоследствии способствовали созданию лабораторной службы в системе судебно-медицинской экспертизы.

Вышеизложенное позволяет говорить о том, что в университете Шерлок Холмс изучал химию и формацию, что дало ему возможность занять должность в химической лаборатории лондонской больницы. Говоря современным языком, Шерлок Холмс являлся судебным химиком, проводившим судебно-химические исследования. Судебная химия является одной из многочисленных составляющих судебных экспертиз.

Глава 3 Шерлок Холмс и судебная медицина

Михель ван Миревельт. «Урок анатомии доктора Виллема ван дер Меера» (1617)

Как-то сэр Артур Конан Дойл заметил: «Шерлок Холмс – это я сам». В данном высказывании есть доля истины. Действительно, в чем-то автор сходен со своим героем, что можно легко проследить.

Когда встал вопрос о выборе профессии, Артур Конан Дойл поступил на медицинский факультет Эдинбургского университета. Данное учебное заведение считалось одним из лучших в Европе, где был крайне силен естественнонаучный цикл. Поэтому нечего удивляться тому, что, когда у Конан Дойла зародилась мысль создать своего детектива, который должен был обязательно использовать естественнонаучные данные в раскрытии преступлений. Научные сведения о химии, физике, биологии были приобретены доктором Артуром Конан Дойлом во время пребывания в Эдинбургском университете.

Среди многочисленных предметов, изучаемых Конан Дойлом в университете, была и судебная медицина. Данный предмет всегда считался одной из важных среди изучаемых дисциплин, по нему сдавался экзамен. Следует отметить тот факт, что без знания судебной медицины невозможно было сдать экзамен на получение звания доктора медицины. Надо полагать, что за время обучения Конан Дойл хорошо овладел судебной медициной и использовал знания по этой дисциплине на страницах своих произведений.

Помимо естественнонаучных знаний, в раскрытии преступлений должны были быть использованы и некоторые практические навыки, полученные им также во время учебы в Эдинбургском университете. В первую очередь эти навыки молодой врач получил от профессора Джозефа Белла – выдающегося мастера диагностики, точнее сказать, той отрасли диагностики, которая исходит прежде всего из внешних примет болезни (пропедевтики внутренних болезней). На курсе, где учился Артур Конан Дойл, существовала даже своеобразная «игра Джозефа Белла». Участники данной игры должны были с первого взгляда на человека сказать как можно больше о нем, и Артур Конан Дойл, наделенный редкой наблюдательностью, всегда выходил победителем.

Впоследствии «игра Джозефа Белла» переросла для Конан Дойла медицинские рамки. Адриан, сын писателя, рассказывал позже, как Артур Конан Дойл гордился своей способностью распознать в человеке все, что только возможно. Впрочем, профессор Белл своих студентов этому тоже учил.

Надо думать, что Артур Конан Дойл, будучи еще начинающим врачом, внимательно следил в медицинских журналах за новинками в области судебной медицины и не только читал научные статьи по судебной медицине, но и глубоко обдумывал прочитанное. Все это впоследствии нашло свое отражение в рассуждениях Шерлока Холмса об исследованиях крови, идентификационных особенностях ушной раковины, о важности осмотра мертвого тела.

Однако не стоит сводить только к самой биографии самого Артура Конан Дойла, врача по специальности, тот факт, что Шерлок Холмс пользуется научными методами раскрытия преступлений. Как раз из этого и складывалась криминалистика как новая научная дисциплина, причем писатель Артур Конан Дойл опередил в данном отношении криминалистов-профессионалов.

Первый учебник криминалистики – «Уголовное расследование» Ганса Гросса – появился четыре года спустя после выхода повести «Этюд в багровых тонах». В этом одна из несомненных заслуг писателя Артура Конан Дойла. В дальнейшем криминалисты никогда не скрывали, скольким они ему обязаны.

Мы же попытаемся сделать акцент на судебно-медицинских аспектах в произведениях о Шерлоке Холмсе.

В повести «Этюд в багровых тонах» в разговоре с доктором Уотсоном Стэмфорд говорит, что Холмс «трупы в анатомичке колотит палкой», «чтобы проверить, могут ли синяки появиться после смерти». Действительно, подобные исследования проводились с биоманекенами для изучения морфологии посмертного образования телесных повреждений. Повреждения на трупах причиняли различными предметами – как острыми, так и твердыми тупыми. Описывались морфологические особенности и отличия телесных повреждений, образованных прижизненно, от посмертных повреждений.

Помимо того, изучались различия прижизненных и посмертных повреждений на микроскопическом уровне. Все вышеизложенное легло в основу концепции установления прижизненности телесных повреждений. На основании полученных данных стало возможным решать вопросы о давности и последовательности причинения телесных повреждений.

В рассказе «Черный Питер» Шерлок Холмс проводил эксперименты на свиной туше, которую он пытался пробить гарпуном. Таким образом он старался установить силу травматического воздействия.

Следует отметить, что подобные эксперименты проводились в XIX и XX столетии судебными медиками и криминалистами в Европе и России. В настоящее время данные эксперименты проводятся при медико-криминалистических исследованиях для идентификации травмирующего предмета.

Глава 4 Шерлок Холмс и судебная гематология

Рембрандт. «Урок анатомии доктора ван Тульпа» (1632)

Тот факт, что сам Шерлок Холмс, будучи судебным химиком и исполнявший обязанности химика больничной лаборатории, проводил также исследования и в области судебной медицины, не вызывает никакого сомнения. Об этом свидетельствует знакомство Шерлока Холмса с доктором Уотсоном в повести «Этюд в багровых тонах».

Очень правдиво описано рабочее место Шерлока Холмса в больничной лаборатории. Лаборатории всегда располагались в отдельных зданиях на территориях больниц, эта тенденция сохраняется и до настоящих дней:

«Мы свернули в узкий закоулок двора и через маленькую дверь вошли во флигель, примыкающий к огромному больничному зданию. Здесь все было знакомо, и мне не нужно было указывать дорогу, когда мы поднялись по темноватой каменной лестнице и пошли по длинному коридору вдоль бесконечных выбеленных стен с коричневыми дверями по обе стороны. Почти в самом конце в сторону отходил низенький сводчатый коридорчик – он вел в химическую лабораторию.

В этой высокой комнате на полках и где попало поблескивали бесчисленные бутыли и пузырьки. Всюду стояли низкие широкие столы, густо уставленные ретортами, пробирками и бунзеновскими горелками с трепещущими язычками синего пламени. Лаборатория пустовала, и лишь в дальнем углу, пригнувшись к столу, с чем-то сосредоточенно возился какой-то молодой человек. Услышав наши шаги, он оглянулся и вскочил с места.

– Нашел! Нашел! – ликующе крикнул он, бросившись к нам с пробиркой в руках. – Я нашел наконец реактив, который осаждается только гемоглобином и ничем другим! – Если бы он нашел золотые россыпи, и то, наверное, его лицо не сияло бы таким восторгом.

– Доктор Уотсон, мистер Шерлок Холмс, – представил нас друг другу Стэмфорд.

– Здравствуйте! – приветливо сказал Холмс, пожимая мне руку с силой, которую я не мог в нем заподозрить. – Я вижу, вы жили в Афганистане.

– Как вы догадались? – изумился я.

– Ну, это пустяки, – бросил он, усмехнувшись. – Вот гемоглобин – это другое дело. Вы, разумеется, понимаете важность моего открытия?

– Как химическая реакция – это, конечно, интересно, – ответил я, – но практически…

– Господи, да это же самое практически важное открытие для судебной медицины за десятки лет. Разве вы не понимаете, что это дает возможность безошибочно определять кровяные пятна? Подите-ка, подите сюда! – В пылу нетерпения он схватил меня за рукав и потащил к своему столу. – Возьмите немножко свежей крови, – сказал он и, уколов длинной иголкой свой палец, вытянул пипеткой капельку крови. – Теперь я растворю эту каплю в литре воды. Глядите, вода кажется совершенно чистой. Соотношение количества крови к воде не больше, чем один к миллиону. И все-таки, ручаюсь, что мы получим характерную реакцию. – Он бросил в стеклянную банку несколько белых кристалликов и накапал туда какой-то бесцветной жидкости. Содержимое банки мгновенно окрасилось в мутно-багровый цвет, а на дне появился коричневый осадок.

– Ха, ха! – он захлопал в ладоши, сияя от радости, как ребенок, получивший новую игрушку. – Что вы об этом думаете?

– Это, по-видимому, какой-то очень сильный реактив, – заметил я.

– Чудесный! Чудесный! Прежний способ с гваяковой смолой очень громоздок и ненадежен, как и исследование кровяных шариков под микроскопом, – оно вообще бесполезно, если кровь пролита несколько часов назад. А этот реактив действует одинаково хорошо, свежая ли кровь или нет. Если бы он был открыт раньше, то сотни людей, что сейчас разгуливают на свободе, давно бы уже расплатились за свои преступления.

– Вот как! – пробормотал я.

– Раскрытие преступлений всегда упирается в эту проблему. Человека начинают подозревать в убийстве, быть может, через несколько месяцев после того, как оно совершено. Пересматривают его белье или платье, находят буроватые пятна. Что это: кровь, грязь, ржавчина, фруктовый сок или еще что-нибудь? Вот вопрос, который ставил в тупик многих экспертов, а почему? Потому что не было надежного реактива. Теперь у нас есть реактив Шерлока Холмса, и все затруднениям конец!

Глаза его блестели, он приложил руку к груди и поклонился, словно отвечая на аплодисменты воображаемой толпы.

– Вас можно поздравить, – сказал я, немало изумленный его энтузиазмом…»

Установление присутствия крови в следах на вещественных доказательствах является обязательным условием для последующего определения ее видовой, групповой принадлежности и разрешения других вопросов, связанных с экспертизой крови.

В приведенном выше фрагменте затронут очень важный вопрос для судебной медицины – качественное установление крови. Данная проблема была действительно актуальной во время сэра Артура Конан Дойла. Несмотря на то что проведенная Холмсом реакция не имеет научного обоснования, показана попытка решения актуальной проблемы. В те времена, когда писалась повесть «Этюд в багровых тонах», судебными медиками проводились различные исследования в области судебной гематологии (науки о крови).

В 1848 г. доцент Дерптского университета Карл Шмидт выпустил в свет брошюру под названием «Диагностика подозрительных пятен в уголовных случаях». Эта книжка представляет собой одно из самых первых отдельных руководств по судебно-медицинскому исследованию крови. Она содержит 48 страниц текста, из которых 41 страница посвящена исследованию кровяных пятен и 7 страниц – семенным пятнам. Отдельно приложена большая таблица размеров эритроцитов. Исследование пятен крови делится на четыре раздела: а) физико-химическая характеристика крови; б) характеристика жидкостей, которые могут быть приняты за кровь; с) методы исследования пятен крови; д) полный ход исследования в судебно-медицинских случаях.

Автор разбирал прежние методы и выявлял себя сторонником морфологического метода не только для определения присутствия крови, но и для установления ее вида. Он провел ряд собственных экспериментов, на основании которых решает вопрос для некоторых случаев положительно. Кроме того, Карл Шмидт, как и многие другие авторы этого времени, изучал возможности отличия пятен крови от следов, оставляемых мухами, блохами и клопами, и указывал ряд отличительных признаков. Он пытался также определить вид крови по количественному содержанию железа в крови, но признал этот опыт непригодным для практических надобностей, так как количество железа в крови хотя и различно у разных животных, но подвержено сильным колебаниям в пределах одного и того же вида, особенно у человека.

Работа Карла Шмидта оказала большое влияние на коллег, получив довольно широкую известность; она и цитируется почти всеми авторами, писавшими о морфологических видовых различиях крови. Даже в ХХ столетии мы неоднократно находим ссылки на эту работу.

Современники, в частности профессор Е. В. Пеликан из Медико-хирургической академии (Санкт-Петербург), живо интересовавшийся вопросами судебной гематологии, давали высокую оценку работе Карла Шмидта. Сам же профессор Е. В. Пеликан в 1850 г. публикует оригинальную статью «О затруднениях при исследовании крови».

С полным основанием Е. В. Пеликан указывает, что основным доказательством присутствия крови в подозрительном пятне является обнаружение форменных элементов крови – эритроцитов, или красящего вещества крови.

Следует отметить, что в ту пору исследование пятен крови уже входит в практику судебно-медицинских учреждений. Подобные исследования производились, например, по известному нашумевшему делу видного русского писателя-драматурга А. В. Сухово-Кобылина. Как известно, поводом для создания художественной трилогии этого писателя послужило привлечение А. В. Сухово-Кобылина в 1850 г. к судебному следствию по обвинению в убийстве француженки Симон Деманш. Пьесы Сухово-Кобылина являются обличением существовавшего тогда правосудия, корыстолюбия судей и полицейских властей.

В ХIX столетии в России в Медицинском департаменте уже была предусмотрена должность эксперта по микроскопическим исследованиям, или дословно «чиновника по части микроскопии и естественных наук». В этой должности более 40 лет состоял Н. П. Ивановский, впоследствии профессор Военно-медицинской академии и Женского медицинского института в Санкт-Петербурге. В этот период времени, по данным Мерклина (1865), микроскопические исследования возросли с 217 дел в 1862 г. до 272 дел в 1864 г., что явилось значительным прогрессом по внедрению дополнительных методов исследования в судебной медицине.

В 1870 г. врачебные отделения были снабжены микроскопами и получили право давать окончательные заключения, базируясь на собственных исследованиях. В статистику же Медицинского департамента входили лишь случаи, когда судебно-медицинские органы считали необходимым проверить производственное исследование. Такой порядок сохранялся до самой Октябрьской революции 1917 г.

Е. В. Пеликан (1824–1884)

Г. В. Струве по поручению Медицинского департамента выпустил «Наставление к исследованию подозрительных пятен», которое предназначалось для практического использования. Данное наставление в 1870 г. было переведено на немецкий язык. Эти данные представляются нам очень важными по линии установления наших отечественных приоритетов в области судебной гематологии.

В первом издании «Архива судебной медицины» вышла статья Мерклина (1865) о судебно-медицинском исследовании пятен крови, в котором отражены в основном организационные и общие вопросы. Лучшим способом установления кровяной природы пятен автор считает кристаллический, не исключая при этом и микроскопический метод. Автор акцентирует внимание исследователя на трудностях обнаружения крови в почве, а также на ложных пятнах, похожих на кровь. Применение микрометрического метода видовой дифференциации крови Мерклин считает невозможным в судебно-медицинской практике. В третьем издании (1870 г.) находим краткий реферат о втором издании немецкого руководства Пфаффа, в котором упоминается о спектральном анализе по Валентину, о получении кристаллов гемина по Эрдману, о плеохромизме кристаллов гемина.

В переводном руководстве по судебной медицине Шауенштейна, вышедшем в 1865 г., вопросам исследования крови посвящена лишь незначительная часть. В этом разделе автор констатирует, что «распознавание кровяных пятен давно уже сильно занимает врачей, и обнаруженные по этому поводу труды составляют уже давно обширную специальную отрасль судебно-медицинской литературы». В первую очередь рекомендуется морфологический способ, а при отрицательных результатах его – старые химические методы. Кристаллы гемина «принадлежат к самым существенным обогащениям учения о распознавании кровяных пятен». Здесь же имеется ссылка на спектральные исследования Валентина, которые обещают сделаться «важным орудием для открытия преступления».

В 1866 г. вышла небольшая заметка Радуловича о пробе Ван-Дена. В 1870 г. в переводном руководстве Бухнера приведены исторические сведения и список основной литературы по судебной гематологии. Третий отдел второй главы руководства посвящен исследованию пятен крови. Приводится подробное описание морфологических способов, а также получения кристаллов гемина и их исследования. Говорится о трудностях видовой дифференциации крови, и упоминаются разные варианты этого способа, включая способ Барроюэля. Приводятся данные Фридберга, касающиеся региональных признаков крови, а также определения давности пятен крови по их растворимости. Из сообщения Белевского уездного врача Базилева в этом же году описан случай исследования пятен крови на топоре и рубашке, где были использованы старые химические методы, а также пробу Ван-Дена и геминовая проба по Брюкке – Эрдману, которые дали положительные результаты. Далее хотелось бы отметить работы прозектора Тифлисской городской больницы Малинина, которые появились в «Архиве судебной медицины» в 1871 г. В этих работах автор рекомендует для отмывания эритроцитов использовать реактив, состоящий из одной части виннокаменной кислоты и двух либо трех частей воды. Кроме того, автор упоминает о книге эксперта – химика при Кавказском гражданском медицинском управлении Г. В. Струве – «Наставления к исследованию подозрительных пятен», в которой изучению пятен крови посвящено 47 страниц и 7 цветных таблиц. Автор дает описание кристаллических проб, старых химических реакций, указывает на несовершенство морфологических способов, настоятельно рекомендуя спектральные методы, приводит сведения об изучении пятен с помощью поляризационного микроскопа. Для дифференциации видоспецифического белка крови автор ссылается лишь на несовершенные морфологические пробы. Указано, что впервые в России врач Клейн в Москве в 1866 г. и аптекарь Кох в Харькове в 1867 г. применяли спектроскопический метод исследования пятен, подозрительных на кровь, с помощью которого они обнаруживали красящее вещество крови – гемоглобин. С этого времени спектроскопические исследования входят в практику и, как известно, до настоящего времени являются самыми распространенными методами для установления наличия крови на вещественных доказательствах.

В 1872–1873 гг. вышел перевод обширного немецкого руководства Каспера, который был тщательно и умело переработан, дополнен Мержеевским, Шмелевым и Рудневым. В разделе об исследовании трупов вышла четвертая глава – «Исследование подозрительных пятен», где очень кратко излагаются лишь три метода: морфологический, кристаллический и спектральный.

Автор резко возражает против употребления дистиллированной воды для отмывания эритроцитов, так как при этом наступает гемолиз последних. Указывает, что спектральный метод для открытия спектра оксигемоглобина ненадежен, так как от действия минеральных кислот, едких и углекислых щелочей и от гниения кровь теряет способность давать абсорбционные линии в спектре. Способ Барроюэла автор считает ненаучным, а пробу Ван-Дена очень неточной.

В популярной брошюре Паке «Судебная химия», вышедшей в 1874 г., имеется глава о доказательстве пятен крови, написанная на восьми страницах с рисунками кристаллов. Автор относит кристаллическую пробу к наилучшей и сообщает о трех способах получения кристаллов. Спектральный же анализ считает не столь точным, нежели при получении гемина. При отрицательных результатах рекомендует пробу Ван-Дена. О методе Барроюэля говорит, что «едва ли какой-либо эксперт решится употреблять такое средство». По поводу эритроцитов упоминает немного, считая, что они в пятнах испорчены и не годны для микроскопии.

Профессор фармации Дерптского университета Г. Драгендорф много уделял внимания вопросам исследования крови; известен его способ установления давности образования пятен крови. В 1877 г. профессором Медико-хирургической академии Ю. К. Траппом дано другое оригинальное руководство по судебной химии, написанное по поручению Медицинского департамента. Положительная оценка этого труда была дана великим отечественным химиком Д. И. Менделеевым, который серьезно интересовался вопросами судебной химии. Профессора Ю. К. Траппа тоже занимали вопросы судебно-медицинской гематологии, и он поместил ряд рефератов по судебно-медицинскому исследованию крови в «Военно-медицинском журнале».

На кафедре судебной медицины Медико-хирургической академии в Санкт-Петербурге, руководимой с 1871 г. профессором И. М. Сорокиным, уделялось определенное внимание исследованиям крови, о чем свидетельствует более поздняя деятельность учеников этой кафедры Д. П. Косоротова и Ф. А. Потенко. Однако в 1868 г. данная кафедра дала лишь одну работу о крови, которая была напечатана в «Протоколах русских врачей». В этой работе приводятся различные аспекты исследования крови применительно к судебно-медицинской практике.

В своих экспериментах профессор И. М. Сорокин доказывает, что амиловый спирт хорошо растворяет форменные элементы крови с образованием кристаллов. Указывает, что окись углерода длительное время остается в крови трупа и может быть обнаружена соответствующими реактивами; приводит сведения, что действие этилового спирта не меняет физических свойств крови, поэтому нельзя судить об отравлении алкоголем по свойствам крови трупа.

Программа кафедры включала в себя два пункта: «Исследование следов кровяных отпечатков; исследование кровяных пятен». В 1878 г. профессор И. М. Сорокин писал, что в академии «профессор упражняет студентов в производстве судебно-медицинских вскрытий и в исследовании кровяных и других пятен».

Определенное внимание судебно-гематологическим вопросам стало уделяться и на Казанской кафедре судебной медицины. Например, еще в 1886 г. появилось сообщение профессора И. М. Гвоздева о получении кристаллов гемина. В журнале «Медицинский вестник» за 1876 г. находим сообщение о том, что от имени профессора И. М. Гвоздева были сделаны два сообщения: об исследовании крови на снегу при помощи консервирования их пикриновой кислотой и о работе студента Гонева, который провел проверку способа Малинина с 32-процентным едким калием для определения видовой принадлежности крови. Однако следует отметить, что работы профессора И. М. Гвоздева не обратили на себя должного внимания судебных медиков, так как были напечатаны в малодоступных широкому кругу специалистов в области судебной медицины изданиях. Более известными стали судебно-гематологические работы Малинина и Г. В. Струве. В частности, сообщения Малинина были напечатаны в «Архиве судебной медицины» в 1871 и 1874 гг.

Следует особенно отметить работу Г. В. Струве об установлении наличия крови по спектру гематопорфирина, опубликованную на немецком языке в «Бюллетене Санкт-Петербургской Академии наук». Но, надо полагать, что русские и зарубежные судебные медики никогда этот «Бюллетень» не читали, поэтому гематопорфириновая проба носит имя не Г. В. Струве, что было бы совершенно справедливым, а Хаммерля – Краттера, сообщивших о ней на несколько лет позже.

Только в ХХ столетии в трудах С. П. Вертоградова и Н. С. Бокариуса имеются указания на заслуги Г. В. Струве.

Профессор Н. В. Попов в аннотации к своей монографии по судебной гематологии пишет: «Другие работы Струве, к сожалению, печатались в малодоступных или не читаемых судебными медиками изданиях. Например, интересные работы Струве, среди которых есть сообщение об открытии крови по спектру гематопорфирина, были помещены в весьма почтенном органе – «Бюллетене Петербургской Академии наук» и даже на немецком языке. Но судебные медики – и русские, и заграничные – никогда этого «Бюллетеня» не читали, и поэтому гематопорфириновая проба носит имя не Струве, как она того заслуживает по справедливости, а имя Хаммерля – Краттера, писавших о ней на несколько лет позже… Он же в 1876 году в том же бюллетене писал о спектре гемохромогена как наиболее удобного и чувствительного для обнаружения крови».

Далее следует отметить очень важное для судебной медицины событие – выход учебника Э. Гофмана под редакцией И. М. Сорокина. Этот учебник выдержал много русских изданий (1880, 1887, 1891, 1901, 1908, 1912, 1933) и служил настольной книгой для многих поколений отечественных судебных медиков. В отделе «Насильственные повреждения здоровья и насильственная смерть» имелись сведения об исследовании крови. Описаны морфологические, кристаллические и спектральные методы. Отмечены работы Г. В. Струве об эритроцитах, но даже в более поздних изданиях нет указаний о применении гематопорфириновой пробы Г. В. Струве. В учебнике за 1891 г. приводится проба на «восстановленный гематин», «которая дает результаты даже тогда, когда не удается уже получить спектра оксигемоглобина». Автор считает, что в случае, когда исследуемые пятна очень малы, нужно сразу проводить пробу на восстановленный гематин.

В переводном учебнике Корнфельда за 1885 г. имеется третья глава – «Исследования предметов, пятен, следов оружия и др.». Более 10 страниц посвящено исследованию крови. Автор указывает, что «распознавание крови является одним из триумфов медицины и служит особенно благодатной почвой для судебного врачебноведения». Приводятся все известные в то время пробы, особенно морфологические, а также спектральные – в основном на оксигемоглобин. Говорится о гематине и лишь немного – о «восстановленном гематине», хотя нет расшифровки его значения и способа получения. Не придается значения пробе Ван-Дена, описаны пробы на получение кристаллов гемина.

В изданиях Е. С. Варшавского (1891), литографированного курса профессора В. А. Легонина (1896) имеющиеся разделы об исследовании крови изложены очень кратко, так как эти руководства предназначены для юристов. В судебно-медицинском отношении подробное исследование крови написано Э. Гофманом и Ю. Краттером, и изложено в «Реальной энциклопедии медицинских наук» Эйденбурга, которая вышла в начале 90-х гг. ХХ в. в русском переводе под редакцией профессора М. И. Афанасьева.

Развернуто представлены аспекты исследования крови в известном «Пособнике» профессора Н. А. Облонского, вышедшем в 1894 г. Это издание пользовалось большим авторитетом среди судебных медиков и носило характер практического руководства. К сожалению, данное руководство быстро стало библиографической редкостью. В «Пособнике» говорится об описании внешних признаков пятен крови, приводится морфологический и спектральный методы установления наличия крови, сообщается об отличии следов, возникших при раздавливании насекомых, от ржавчины и красок. Спектральные пробы рекомендуются на оксигемоглобин, метгемоглобин в старых пятнах. Есть упоминание и о восстановленном гематине.

Кровь, подвергшуюся действию высокой температуры, по мнению автора, следует исследовать на спектр гематопорфирина при помощи предварительной обработки концентрированной серной кислотой. Глава, посвященная крови, в «Пособнике» Н. А. Облонского состоит из 18 страниц и указывает на хорошую эрудицию и большой опыт автора.

Среди многих работ в области судебной медицины, вышедших с кафедры Военно-медицинской академии за два последних десятилетия XIX столетия, найдена только одна судебно-медицинская работа Д. П. Косоротова (1889), в которой автор выходит за пределы исследования пятен и расширяет спектр применения обычных проб на кровь.

В 1891 г. профессора И. М. Сорокина сменил Н. П. Ивановский, имевший многолетний опыт чиновника – эксперта Медицинского департамента. Несмотря на то что Н. П. Ивановский прекрасно разбирался в вопросах судебно-медицинского исследования крови, среди научных работ, изданных за время его заведования кафедрой (1891–1889), нет ни одной чисто судебно-гематологической работы. Но все же профессор Н. П. Ивановский вопросам гематологии уделял большое внимание в своей практической деятельности, которая отразилась даже в литературе – в рассказе А. П. Чехова и учебной работе.

По свидетельству А. К. Европина: «При лекциях об исследовании различных подозрительных пятен весьма подробно обращалось внимание на исследование таковых химико-микроскопически и спектроскопически».

В Императорском Московском университете при профессоре И. И. Нейдинге, сменившем Д. Е. Мина в 1878 г. и занимавшем кафедру до 1900 г., работ по исследованию вещественных доказательств не велось. Все началось только с очень известной диссертации П. А. Минакова о волосах (1894) и продолжалось рядом работ по лабораторным вопросам изучения крови. Первая работа судебно-гематологического характера принадлежит также П. А. Минакову, но касается не пятен крови, а изучению влияния формальдегида на гемоглобин, кроме того, в этой работе впервые приводится предположение о нейтральном гематине.

В 1897 г. вышла небольшая, но выдающаяся работа П. А. Минакова «О действии на кровь и гемоглобин формалина и алкоголя». Эта работа была опубликована на русском языке в «Медицинском обозрении» (1897). В ней П. А. Минаков приводит результаты своих химических и спектроскопических исследований крови, измененной под влиянием алкоголя и формалина. Работа эта была вызвана известным открытием Н. Ф. Мельникова-Разведенкова нового способа консервирования патолого-анатомических препаратов с сохранением их натурального цвета при помощи формалина и спирта.

П. А. Минаков обратил внимание, что цвет крови в патолого-анатомических препаратах не вполне натуральный, а имеет кирпичный оттенок. Данный факт зависит, по исследованиям П. А. Минакова, от того, что под влиянием формалина и спирта гемоглобин переходит в нейтральный гематин, не растворимый в воде и спирте и дающий особый спектр, до того времени никем не наблюдавшийся. С этой же точки зрения П. А. Минаков объяснил ошибки, встречающиеся при изготовлении препаратов по способу Н. Ф. Мельникова-Разведенкова. Сделанное П. А. Минаковым открытие нейтрального гематина и его спектра составило важный новый факт в науке. Два года спустя Арнольд описал спектр нейтрального гематина, идентичный открытому П. А. Минаковым.

Для установления присутствия крови в следах на вещественных доказательствах методы делятся на ориентировочные и доказательные.

К наиболее часто используемым в настоящее время ориентировочным методам относят реакцию с реактивом Воскобойникова (с бензидином). Марлевый или ватный тампон смачивают смесью, состоящей из 1 процентного спиртового раствора основного бензидина и 5 процентного раствора перекиси водорода, и прикладывают к пятну, похожему на кровь. В случае наличия крови реактив на вате (марле) в месте соприкосновения приобретает синий цвет.

Для установления присутствия крови в следах на различных загрязненных предметах, больших по объему (ковры, половики и т. п.), особенно когда они располагаются в менее освещенных участках места происшествия, используют реакцию хемилюминесценции. В 1 л дистиллированной воды вносят 0,1 г люминола и 0,5 г гидрокарбоната натрия. Перед использованием к раствору добавляют пергидроль из расчета 10 мл на 1 л раствора. Подозрительные участки опрыскивают из пульверизатора. При положительном результате наблюдают вспышку голубого цвета в течение 65 с и образование белой пены.

Из доказательных методов кровяного происхождения следа для хорошо выраженных пятен применяют (по выбору) метод микроспектроскопии или (чаще всего) метод тонкослойной хроматографии на различных сорбентах, для чего кусочек из следа экстрагируют в физиологическом растворе, затем наносят подготовленный материал на сорбент в 5–7 мм от левого края пластинки, которую подсушивают при комнатной температуре. На образовавшееся пятно наносят вторую каплю, подсушивают – и так до израсходования 1–2 мкл вытяжки. Таким же образом на пластинку наносят свидетель (заведомо известную кровь). Пластинку помещают на 15 мин в сушильный шкаф при 100 градусах С, затем в чашку Петри наливают растворитель и пластинку кладут на подставку так, чтобы фитиль достиг дна чашки, накрывают крышкой и разделение ведут обычно 7–10 мин. Далее пластинку вынимают из камеры, высушивают и опрыскивают верхнюю треть раствором бензидина. Спустя 3–5 мин производят опрыскивание части пластинки раствором перекиси водорода. Образование на хроматограмме недалеко от фронта зоны синего цвета говорит о наличии гемоглобина, которое доказывают, сопоставляя эту зону с зоной свидетеля.

Старые, замытые пятна исследуют следующим образом: из пятна на предмете-носителе берут волокно или делают соскоб, помещают на предметное стекло и добавляют 2–3 капли концентрированной серной кислоты, накрывают предметным стеклом и исследуют довольно чувствительным методом микролюминесценции. Под действием серной кислоты красящее вещество крови образует глыбки гематопорфирина, имеющие яркое пурпурно-красное свечение. Такие участки исследуют с помощью микроспектральной насадки для установления спектра гематопорфирина.

Установив кровь, приступают к следующему этапу исследования – определению видовой принадлежности крови. К основным, постоянно используемым методам в практике относятся метод кольцепреципитации в жидкой среде и метод встречного иммуноэлектрофореза (электропреципитации).

Подготовка объектов для обоих методов практически идентична. Пятна крови на вещественных доказательствах и контрольные участки предметов-носителей экстрагируют стерильным физиологическим раствором при температуре +4–6 °C в течение 18–72 часов. При изучении труднорастворимых пятен крови время экстрагирования продлевают до 4–5 суток. Белки в пятнах из следов крови или другого объекта доводят до приблизительного содержания 1:1000 под контролем пробы Геллера с азотной кислотой.

При работе с пятнами малых размеров в реакции электропреципитации можно использовать ниточки из пятен крови размерами 0,1 × 0,1 см.

Постановка реакции преципитации в жидкой среде: в конические пробирки с соответствующими надписями помещают вытяжки из пятен крови, антиген и изотонический раствор натрия хлорида. В каждый объект исследования наслаивают преципитирующую сыворотку, чтобы отношение антигена и антитела составляло 1:10. Наблюдение ведут в течение часа, отмечая время появления преципитата. Положительным результатом реакции считается выпадение колец преципитата в пробирках с вытяжками из пятен крови и в пробирках с антигенами при отсутствии таковых в пробирках с вытяжками из предмета-носителя и физиологического раствора.

Техника проведения реакции электропреципитации заключается в следующем: расплавленный 1-процентный агаровый гель выливают на стеклянную пластинку, равномерно распределяя по всей площади, охлаждают, дают подсохнуть и уплотниться в течение 10–15 мин. Далее в геле пробивают стандартным пробойником по два параллельных ряда отверстий диаметром 0,3 см по трафарету, расположенному под пластинкой. Гель из отверстий удаляют препаровальной иглой. В отверстия одного ряда помещают преципитирующие сыворотки, в отверстия второго ряда – вытяжки из следов крови или ниточки с кровью. Таким же образом вводят контрольные участки предметов-носителей.

Положительный результат электропреципитации с одной сывороткой контролируют отрицательным результатом с двумя другими преципитирующими сыворотками. При отрицательном результате со всеми вышеуказанными сыворотками реакцию проводят дополнительно с другими преципитирующими сыворотками. Разделение исследуемых объектов производят на универсальном приборе для электрофореза при напряжении 250–300 V, силе тока 30–32 мА и комнатной температуре в течение 20–35 мин. Пластину сохраняют во влажной камере и результаты учитывают в течение суток.

Следующий этап работы эксперта – это определение групповой принадлежности крови. Обычно начинают с последовательного исследования образцов крови проходящих по делу лиц по системе АВО, присланных в жидком или высушенном виде на (марле).

Исследование образцов жидкой крови проходящих по делу лиц по системе АВО в судебно-медицинской экспертизе мало чем отличается от исследования таковой в клинике. Принцип исследования следующий: эритроциты изучаемой крови испытываются стандартными группоспецифическими сыворотками анти-А и анти-В. Сыворотка крови исследуется со стандартными эритроцитами группы А и В. В итоге группоспецифические сыворотки открывают искомые антигены, а стандартные эритроциты – соответствующие агглютинины. Далее приступают к определению групповой принадлежности следов крови на вещественных доказательствах по системе АВО, чаще всего используя реакцию абсорбции-элюции (РАЭ). Суть этого метода заключается в следующем: в первой фазе реакции-абсорбции к пятну крови добавляют стандартную группоспецифическую сыворотку. Агглютинины этой сыворотки абсорбируются соответствующим антигеном крови. Потом охлажденным физиологическим раствором проводят отмывание в целях удаления свободных неабсорбированных антител. При этом не нарушается возникшая взаимосвязь антигена пятна крови с антителами. Во второй фазе реакции абсорбции-элюции производят разделение образовавшегося комплекса «антиген-антитело» путем нагревания, в результате которого происходит разрушение связи антигена с антителами и, соответственно, выход абсорбированных ранее антител в соответствующую жидкую среду. Характер элюированных антител устанавливают по агглютинации в препаратах с контрольными участками предметов-носителей. Допустим, агглютинация стандартных эритроцитов группы В (при отсутствии агглютинации стандартных эритроцитов группы А) говорит, что в исследуемом объекте (пятне крови) имеется антиген В и отсутствует антиген А. В настоящее время для определения антигенов системы АВО гораздо реже используют реакцию абсорбции в количественной модификации и еще реже – реакцию смешанной агглютинации.

Учитывая, что диагноз группы крови ставится в первую очередь на основании выявленных антигенов, определение антител (агглютининов) является дополнительным методом, но, при достаточных размерах пятна, всегда обязательным. Наиболее распространенным является метод покровного стекла по Ляттесу. Суть метода в следующем: кусочки из пятна крови помещаются на 3 предметных стекла, слева – буква «А», справа – буква «В», на третьем стекле – букв

а «О». Далее к каждому кусочку добавляют по несколько капель стандартных эритроцитов соответственно надписи на стеклах групп А, В, О. Препараты помещаются во влажные камеры. Исследование проводят под микроскопом каждые 15–30 мин до подсыхания препарата. Например, при встрече агглютинина с одноименным агглютиногеном эритроцитов (анти-А с А) происходит склеивание (агглютинация) последних. При разноименных агглютинине и агглютиногене эритроцитов (например, анти-А и В) последние остаются свободными. Чтобы исключить ложную агглютинацию, в реакцию вводят эритроциты группы О, которые при истинной агглютинации всегда остаются несклеенными.

В случае если исследуемых лиц, одногруппна по системе АВО, эксперт обязан провести дифференцирование следов крови по другим эритроцитам (MNSs, резус, Lewis, Рр) либо сывороточным (eJm, Нр) системам. Способы выявления групповых факторов по данным системам известны – это реакции абсорбции-элюции, абсорбции-ингибиции, торможения агглютинации, а также электрофоретические методики.

Глава 5 Шерлок Холмс и криминальная антропология

Рембрандт. «Урок анатомии доктора Деймана» (1656)

В рассказе «Морской договор» Шерлок Холмс рассуждал о системе измерений Альфонса Бертильона и бурно восхищался этим ученым, что совершенно неудивительно, ведь конец XIX столетия характеризуется развитием криминальной антропологии и использования ее методов не только для расследования преступлений, но и для идентификации личности преступника.

Альфонс Бертильон (1853–1914) – французский антрополог и криминалист, предложивший систему судебной идентификации личности. Способ Бертильона включал 11 измерений (черепа, среднего пальца, мизинца, носа), словесный портрет, фотографию, обозначение цвета радужной оболочки глаза и формы волос и описание особых примет.

При описании лондонских преступников Шерлок Холмс нередко использует термины, применяемые представителями школы криминальной антропологии.

Развитие судебной медицины во второй половине XIX столетия проходило под влиянием европейской криминально-антропологической школы, широко распространенной в Европе середины – конца XIX в. Первым ученым, заметившим ряд выраженных анатомических особенностей в строении как тела, так и зубов у слабоумных и идиотов, был Морель, который в середине XIX в. отмечал, что они настолько отступают от средних норм, что не могут быть отнесены к индивидуальным вариантам.

Итальянский психиатр Ч. Ломброзо, основываясь как на своих собственных наблюдениях, так и на трудах Мореля, положил начало новой отрасли биологии – криминальной антропологии.

Ч. Ломброзо (6 ноября 1835 г., Верона, Австрийская империя – 19 октября 1909 г., Турин, Италия)

Одним из основных вопросов криминальной антропологии явился вопрос о том, что же считать индивидуальной особенностью человека, какие индивидуальные особенности следует отнести на счет расовых, профессиональных вариаций, а что считать аномалией?

Несмотря на многочисленные наблюдения, научно обоснованных данных в отношении зубочелюстного аппарата получено не было. Колебания в размерах зубов, отмечаемые разными авторами, основывались не на измерениях, а лишь на личных впечатлениях исследователей, поэтому те размеры, которые одними авторами назывались большими, другими могли считаться малыми. Такой метод изучения не мог являться научным. Не всегда также применялся строго научный метод и при общем исследовании зубов в смысле единства, племени, пола, возраста, места, а также параллельности исследования здоровых и вырождающихся субъектов.

Изменения зубов, описываемые разными авторами как признаки вырождения, представляли собой те особенности, которые относились к неправильности их развития, как, например, неполная смена зубов, отсутствие зубов мудрости, неправильности их прорезывания, в артикуляции, высокое и низкое небо, а так же Гутчисоновский зуб, кинжаловидный клык, свойственный обезьянам, например гориллам (наибольший поперечник края наблюдается у свободного края десны, отсюда клыки постепенно истончаются и заканчиваются острой верхушкой). У человека клык тем острее и тем шире у шейки, чем ниже раса.

На основании тех особенностей зубов, которые были описаны различными представителями школы криминальной антропологии как признаки вырождения и преступности, был сделан вывод о том, что эти сведения представляют особый интерес для судебного врача. Уже в 1886 г. Ч. Ломброзо, наблюдая за осужденными, а также путем вскрытия их после смерти пришел к выводу, что всякий преступник обладает целым рядом физических особенностей, связанных с известными отклонениями в их психической сфере, и что данные особенности и характеризуют преступника как особый антропологический тип человеческого рода. Эти признаки указывают, что носитель их с неизбежной необходимостью должен стать преступником, хотя бы даже и тайным, совершенно независимо от всех социальных и индивидуальных условий жизни. Он, как говорит автор, «рожден быть преступником».

При этом Ч. Ломброзо не отрицал, что социальная среда и различные внешние факторы («бедность, соблазн») могут побудить данное лицо к преступлению, то есть его гипотеза заключалась лишь в попытке объяснения того, что существуют люди, имеющие врожденную предрасположенность к преступлению. По его наблюдению, 40 % всего населения тюрьмы представляют собой видоизменение человеческого типа, обусловленное атавизмом, – как в своих психических, так и в физических свойствах.

Причина же преступления, по гипотезе Ч. Ломброзо, лежит не в чем другом, как в индивидуальности самого преступника, которая является в своих чертах прирожденной и унаследованной. Все найденные у преступников особенности представляют в совокупности один общий тип врожденного преступника. Ч. Ломброзо, исследуя зубы различных преступников, отмечает наличие у 4 % убийц – сильно развитых больших клыков, у 44 % убийц и у 17 % преступников другого рода – наличие промежутков между верхними клыками и боковыми резцами, подобно тому как у орангутанга помещаются нижние клыки. У них же наблюдалось: тесное размещение, сильно развитые верхние средние резцы рядом с очень маленькими боковыми резцами или полным их отсутствием от рождения (отсутствие от рождения резцов наблюдалось в 2,1 % случаев). Неправильная постановка зубов, узкое и высокое небо наблюдалось довольно часто, причем чаще у преступниц, чем у преступников, и всего чаще – у проституток (41 %).

Профессор А. И. Крюков

А. Палтауф (1898), исследуя 30 черепов преступников, имеющихся в Венском судебно-медицинском институте, обнаружил у 8 из них большие массивные резцы, у 5 – такие же клыки, у 2 – «задержку ростов зубов», у стольких же – зубы «малые», у 3 – «отсутствие зубов мудрости», у 1 был «открытый прикус», у 5 замечался «зубной прогнатизм».

П. Тарновская (1889) на основании своих антропологических исследований приходит к убеждению, что проститутки не случайны, а занимаются этой работой с ранней молодости, обладают многими физическими и психическими признаками вырождения в результате или задержки развития, или имеющейся неблагоприятной наследственности.

Профессор Г. И. Вильга

У 150 исследованных ею проституток она отметила в 54 % случаев – зубные уродства, в 62 % – неправильную постановку зубов, в 19 % – зубы Хатчинсона (полулунные выемки на резцах), в 10 случаях – отсутствие от рождения боковых верхних резцов.

В своей работе «Антропологические исследование женщин-убийц», проводя исследования на 160 женщинах-преступницах и на стольких же непреступных женщинах, она отмечает, что у убийц в 9,3 % – отсутствовали верхние резцы, имелись кинжаловидные клыки, в 28,1 % – редко стоящие зубы, Гутчинсоновские зубы, в 78 % – аномалии положения, строения, в 15 % – глубокое небо. В общем же, аномалии были у 66 % женщин-преступниц, в 54 % – у 216 проституток, в 30 % – у 100 воровок, в 22 % – у 158 непреступных женщин.

В конце XIX столетия Талбот из своих наблюдений, основанных на большом числе исследований зубов и челюстей у слабоумных различных наций, нашел изменения в правильности развития зубов, недоразвитие челюстей, V-образную и седловидную челюсть.

Следует отметить, что конец XIX в. явился расцветом криминальной антропологии. Однако такое сложное явление, каким представляется преступление, бывающее обыкновенно в результате факторов как наследственного происхождения, так и социальных условий жизни, не может быть объяснено как гипотезой Ч. Ломброзо, так и социальными условиями жизни, приводимыми его противниками.

В России последователями европейской школы криминальной антропологии явились сотрудники Императорского Московского университета профессор П. А. Минаков и прозектор, а впоследствии профессор А. И. Крюков, а также профессор Г. И. Вильга, автор первой в России диссертации «О зубах в судебно-медицинском отношении» (1903), связанной с судебной стоматологией.

Именно благодаря антропологическим исследованиям профессор П. А. Минаков пришел к выводу о необходимости изучения зубов с судебно-медицинской точки зрения не только для решения вопроса о тяжести вреда здоровью, но и для идентификации личности. Так на основании криминальной антропологии зародился новый самостоятельный раздел судебной медицины – судебная стоматология, которая широко развивается и в настоящее время.

Работа Г. И. Вильги «О зубах в судебно-медицинском отношении»

Глава 6 Шерлок Холмс при осмотре вещественных доказательств и места происшествия

Адриан Бакер. «Урок анатомии доктора Фредерика Рюйша» (1670)

Прекрасным примером того, что Шерлок Холмс хорошо был осведомлен в вопросах идентификации личности, служит рассказ «Страшная посылка». Мисс Сьюзен Кушинг, проживающая на Кросс-стрит в Кройдоне, стала жертвой возмутительной шутки. Ей была доставлена посылка, в которой находились две ушные раковины.

Инспектор Лестрейд, Холмс и доктор Уотсон приступили к детальному изучению данной посылки: «Маленький сарай находился в саду за домом. Лестрейд сходил туда и вынес желтую картонную коробку, кусок оберточной бумаги и веревку. Мы сели на скамейку в конце дорожки, и Холмс принялся рассматривать предметы, которые Лестрейд передавал ему по очереди один за другим.

– Любопытная веревка, – заметил он, поднимая ее к свету и обнюхивая. – Что вы скажете о ней, Лестрейд?

– Она просмолена.

– Правильно. Это кусок просмоленного шпагата. Несомненно, вы также заметили, что мисс Кушинг разрезала веревку ножницами. Это видно по срезам с двух сторон. Это очень важно.

– Не понимаю, что тут важного, – сказал Лестрейд.

– Важно, что узел остался цел и что это особенный узел.

– Он завязан очень аккуратно. Я уже обратил на это внимание, – самодовольно сказал Лестрейд.

– Ну, с веревкой все ясно, – улыбаясь, сказал Холмс, – теперь займемся упаковкой. Оберточная бумага еще сохраняет запах кофе. Как, разве вы этого не заметили? Не может быть никакого сомнения. Адрес написан довольно коряво, печатными буквами: «Мисс С. Кушинг, Кросс-стрит, Кройдон», толстым пером, возможно, «рондо», и очень плохими чернилами. Слово «Кройдон» вначале было написано через «е», которое затем изменили на «о». Итак, посылку отправил мужчина – почерк явно мужской, не очень образованный и не знающий Кройдона. Далее – коробка желтая, полуфунтовая, из-под паточного табака, ничем не примечательная, если не считать, что в левом нижнем углу имеются отпечатки двух больших пальцев. Наполнена крупной солью, которая применяется при хранении кож и в других случаях, связанных с промышленным сырьем. И в соль положено нечто весьма своеобразное.

С этими словами он вытащил из коробки уши и, подложив доску, стал их внимательно изучать, а мы с Лестрейдом, наклонившись над ним с обеих сторон, смотрели на эти страшные подарки и на серьезное, сосредоточенное лицо Холмса. Наконец он положил их обратно в коробку и некоторое время сидел, глубоко задумавшись.

– Вы, конечно, заметили, – сказал он наконец, – что это непарные уши.

– Да, я это заметил. Но если это шутка студентов-медиков, им ничего не стоило послать и парные, и непарные уши.

– Совершенно верно. Но это отнюдь не шутка.

– Вы уверены в этом?

– Меня уверяет в этом многое. В анатомическом театре в трупы вводят консервирующий раствор. На этих ушах его не заметно. Кроме того, они отрезаны недавно и тупым инструментом, что едва ли случилось бы, если бы это сделал студент. Далее, для консервирующего раствора медик выбрал бы карболку или спирт, но уж, конечно, не крупную соль. Повторяю: это не розыгрыш, перед нами серьезное преступление…»

Приведенный фрагмент показывает важность детального осмотра вещественных доказательств. Холмс совершенно справедливо подчеркивает необходимость сохранения в целости узла и его оригинальность. Порой характер завязанного узла может свидетельствовать о профессии лица, его завязавшего. Детально рассмотрена упаковочная бумага, на которой были выявлены отпечатки пальцев. К сожалению, в то время, когда Шерлок Холмс проводил расследование данного случая, исследование дактилоскопических отпечатков еще не нашло своего применения в криминалистической и судебно-медицинской практике – это случилось практически через 50 лет после описанных Конан Дойлом событий.

Не менее интересны рассуждения Холмса о консервирующих составах, позволяющих сохранить ушные раковины в неизмененном виде для адресата. Отсутствие применяемого медиками консервирующего раствора позволило сразу исключить представителей этой гуманной профессии из числа подозреваемых. Применение же соли не давало должного эффекта для длительного сохранения тканей, а лишь на время предотвращало развивающиеся гнилостные процессы. Однако использование соли как способ сохранения мяса действительно применялось в середине и конце XIX столетия в быту.

Ещё во времена учебы Артура Конан Дойла в Эдинбургском университете для сохранения анатомических препаратов использовались спирт и карболовая кислота. В дальнейшем способы сохранения анатомических препаратов были усовершенствованы.

Определенного внимания по данному вопросу заслуживает работа русского судебного медика Петра Андреевича Минакова (1865–1931) «Консервирование (бальзамирование) и мумификация трупов» (1924), которую ученый опубликовал спустя много лет после первых опытов, убедившись в пригодности своего метода.

Говоря о работе ученого «Консервирование (бальзамирование) и мумификация трупов», нельзя не остановиться подробнее на предшествующих исследованиях, результатом которых стала работа П. А. Минакова «О действии на кровь и гемоглобин формалина и алкоголя», вышедшая в 1897 г. на русском языке в «Медицинском обозрении». В этой работе автор приводит результаты своих химических и спектроскопических исследований крови, измененной под влиянием алкоголя и формалина. Работа была вызвана открытием Н. Ф. Мельникова-Разведенкова нового способа консервирования патолого-анатомических препаратов с сохранением их натурального цвета при помощи формалина и спирта. По оценке П. А. Минакова, «новый способ приготовления анатомических препаратов посредством обработки свежих органов формалином и алкоголем дает во многих случаях прекрасные результаты», но Н. Ф. Мельников-Разведенков не приводит объяснения сущности изменений, которым подвергается гемоглобин крови при указанной обработке. Изучая данную проблему, П. А. Минаков обратил внимание на то, что цвет крови в препаратах не вполне натуральный, а имеет кирпичный оттенок. Это зависит, по исследованиям автора, от того, что под влиянием формалина и спирта гемоглобин переходит в нейтральный гематин, не растворимый в воде и спирте и дающий особый спектр, до того времени никем не наблюдавшийся. С этой же точки зрения П. А. Минаков объяснил ошибки, встречающиеся при изготовлении препаратов по способу Н. Ф. Мельникова-Разведенкова.

Открытие нейтрального гематина и его спектра составило важный новый факт в науке. Два года спустя Арнольд описал спектр нейтрального гематина, идентичный открытому П. А. Минаковым. Последующие авторы – Ван-Клаверен, Форманек, Такаяма, Коберт и некоторые другие ученые – отрицали существование нейтрального гематина и полагали, что новый спектр образуется не от нейтрального гематина, а от некоего тела, которому Ван-Клаверен дал название катгемоглобина. По мнению упомянутых авторов, катгемоглобин есть белковое тело, нечто среднее между гемоглобином и гематином, содержащее в 1,5 раза меньше железа, а в остальном совершенно сходное с нейтральным гематином П. А. Минакова. Таким образом, казалось бы, что П. А. Минаков неправильно истолковал результат своих наблюдений. Однако химические и спектроскопические исследования, произведенные в последующие годы Н. В. Поповым и другими исследователями, доказывают, что никакого катгемоглобина не существует. Ван-Клаверн и Такаяма были введены в заблуждение недостатками своей методики. П. А. Минаков был прав, считая вновь открытое им тело безбелковым, а не белковым производным гемоглобина.

Будучи заведующим кафедрой судебной медицины медицинского факультета МГУ, профессор П. А. Минаков был хорошо знаком с проблемой нехватки трупного материала в анатомических институтах и университетах с большим числом слушателей на медицинском факультете. В связи с этим в начале девяностых годов XIX в. П. А. Минаков поставил своей задачей выяснить, каким способом, наиболее простым и общедоступным, не требующим особых аппаратов и большой затраты времени, можно консервировать трупы в судебно-медицинских целях. Тогда он начал применять чрезвычайно простой способ консервирования трупов при помощи впрыскивания смеси спирта и формалина в черепную, грудную и брюшную полости трупа, причем процессы гниения останавливались и в течение трех месяцев труп подвергался мумификации.

После долгих лет наблюдений в 1924 г. выходит работа П. А. Минакова «Консервирование (бальзамирование) и мумификация трупов». Эта работа сопровождается интересной историко-литературной экскурсией о способах бальзамирования трупов в различные времена и у разных народов. Так, автор подробнейшим образом описывает способы сохранения трупов у древних египтян, называя их «несомненно, хорошими мастерами в этом деле». Многочисленные прекрасно сохранившиеся в течение нескольких тысячелетий мумии красноречиво говорят об этом. Мумифицирование трупов производилось в древности у многих народов Азии, Северной Африки, а также в Мексике и Перу. Бальзамирование у египтян производилось приблизительно до II в. до н. э. После этого в течение ряда веков оно было почти совершенно забыто. До нас дошли сведения лишь об отдельных случаях бальзамирования высокопоставленных лиц.

С развитием естественных наук вообще и анатомии в частности снова был поднят вопрос о способах и средствах бальзамирования трупов и консервирования отдельных органов человеческого тела в целях приготовления анатомических препаратов и создания музейных коллекций. В XVI–XVIII столетиях для бальзамирования применялось очень большое число разнообразнейших ароматических трав, кореньев, масел и бальзамов. И существовавшие до XIX столетия способы консервирования были большей частью лишь несовершенным подражанием египетским способам.

В своей работе П. А. Минаков более подробно останавливается лишь на некоторых способах консервирования, предложенных в XIX столетии, которые были в свое время признаны пригодными и применялись на практике в течение более или менее долгого времени. Суть методов в основном сводилась к впрыскиванию в кровеносные сосуды различных консервирующих жидкостей: растворов хлористого цинка, квасцов, тимола, раствора карболовой кислоты в глицерине с прибавлением винного спирта и борной кислоты, раствора сулемы со спиртом и глицерином.

Викерсхеймер (1879) предлагал консервирующую жидкость, в состав которой входит вода, квасцы, поваренная соль, селитра, поташ, мышьяк, глицерин и метиловый спирт.

Однако почти все из перечисленных способов имели массу недостатков, то есть были сложны в выполнении, дорогостоящи, некоторые вещества (квасцы, тимол, хлористый цинк) недостаточно хорошо консервировали труп. Профессор П. А. Минаков отмечает, что «консервирующие вещества должны обладать сильным противогнилостным свойством… но не должны быть, однако, в такой степени ядовитыми, чтобы общение с ними было особенно опасно. Ввиду этого нежелательно употреблять… мышьяк и сулему». В связи с этим П. А. Минаковым был предложен способ консервирования трупов, отвечающий всем вышеперечисленным требованиям, в котором консервирующей жидкостью является смесь формалина со спиртом (в равных частях), впрыскиваемая в полости трупа. Этот способ был на тот момент более прост, легче исполним и пригоден для провинциальной практики, а также давал хорошие результаты даже в тех случаях, когда труп был ранее вскрыт.

В своей работе ученый писал: «В Институте Судебной Медицины 1-го Московского Университета в феврале 1906 г. я впрыснул в черепную, плевральные и брюшную полости трупа 65-летнего субъекта смесь, состоящую из равных частей формалина и алкоголя, а также промыл этой смесью полость рта и глотки. После впрыскивания гниение трупа прекратилось. Он сохранялся в секционном зале при комнатной температуре 13–15 градусов и в течение 5–6 недель оставался довольно мягким; затем начал мало-помалу высыхать и превратился в прекрасного вида мумию…» Сама история доказала правильность исследований П. А. Минакова в области бальзамирования.

Детальный осмотр трупа и места его обнаружения Шерлоком Холмсом был показан Артуром Конан Дойлом в повести «Этюд в багровых тонах»:

«…Шерлок Холмс подошел к трупу и, опустившись на колени, принялся тщательно разглядывать его.

– Вы уверены, что на нем нет ран? – спросил он, указывая на брызги крови вокруг тела.

– Безусловно! – ответили оба.

– Значит, это кровь кого-то другого – вероятно, убийцы, если тут было убийство. Это мне напоминает обстоятельства смерти Ван Янсена в Утрехте, в тридцать четвертом году. Помните это дело, Грегсон?

– Нет, сэр.

– Прочтите, право, стоит прочесть. Да, ничего не ново под луной. Все уже бывало прежде.

Его чуткие пальцы в это время беспрерывно летали по мертвому телу, ощупывали, нажимали, расстегивали, исследовали, а в глазах стояло то же отсутствующее выражение, которое я видел уже не раз… Наконец Холмс понюхал губы трупа, потом взглянул на подметки его лакированных ботинок.

– Его не сдвигали с места? – спросил он.

– Нет, только осматривали.

– Можно отправить в морг, – сказал Холмс. – Больше в нем нет надобности…

Лестрейд и Грегсон, недоверчиво усмехаясь, переглянулись.

– Если этот человек убит, то каким же образом?

– Яд, – коротко бросил Шерлок Холмс и зашагал к двери…»

Действительно, запах отравляющего вещества нередко ощущается от трупа, и этот факт часто используют при осмотре трупа на месте его обнаружения.

Осмотр места происшествия Шерлоком Холмсом также изложен в данной повести довольно подробно: «Он вынул из кармана рулетку и большую круглую лупу и бесшумно заходил по комнате, то и дело останавливаясь или опускаясь на колени; один раз он даже лег на пол. Холмс так увлекся, что, казалось, совсем забыл о нашем существовании – а мы слышали то бормотанье, то стон, то легкий присвист, то одобрительные и радостные восклицания. Я смотрел на него, и мне невольно пришло на ум, что он сейчас похож на чистокровную, хорошо выдрессированную гончую, которая рыщет взад-вперед по лесу, скуля от нетерпения, пока не нападет на утерянный след. Минут двадцать, если не больше, он продолжал свои поиски, тщательно измеряя расстояние между какими-то совершенно незаметными для меня следами, и время от времени – так же непонятно для меня – что-то измерял рулеткой на стенах. В одном месте он осторожно собрал щепотку серой пыли с пола и положил в конверт. Наконец он стал разглядывать через лупу надпись на стене, внимательно исследуя каждую букву…»

Проведя осмотр, Шерлок Холмс сделал вывод не только о причине смерти, но и том, как потерпевший и убийца вошли в здание, а также дал детальное описание убийцы и экипажа, на котором они подъехали к дому.

Столь же подробные осмотры Шерлоком Холмсом места происшествия изложены в рассказах «Львиная грива», «Чертежи Брюса-Партингтона», «Пестрая лента», «Случай в интернате» и во многих других произведениях. При этом автор подчеркивал не только внимательность Шерлока Холмса при осмотре места происшествия, но и вкладывал в его рассуждения научные сведения по криминалистике и судебной медицине. Приведенные Артуром Конан Дойлом примеры осмотра места происшествия соответствовали требованиям, предъявляемым к осмотру трупа и места происшествия того времени.

В настоящее время осмотр трупа и составление протокола осмотра проводятся в определенной последовательности. Указывается точное название места и той его части, в которой находится труп. Положение трупа определяется по отношению к окружающим его предметам, причем выбирают такие ориентиры, которые не могут изменить свое местоположение в ближайшее время. При фиксации положения трупа обязательно производят измерение расстояний от частей его тела до неподвижных ориентиров. Под позой трупа понимают взаимное расположение частей его тела по отношению друг к другу. Описание положения и позы трупа дополняются обзорной и узловой фотосъемкой.

Изучаются и описываются только те предметы, которые лежат на самом трупе или соприкасаются с ним. В первую очередь имеются в виду орудия травмы, извлечение которых из трупа запрещается. При описании необходимо указать точное наименование обнаруженного предмета, его положение по отношению к трупу, наличие на предмете каких-либо загрязнений. При обнаружении следов биологического происхождения (кровь и др.) отмечается их расположение по отношению к определенной части трупа, цвет, форма, размеры.

Одежда и обувь трупа должны классифицироваться по полу и возрасту (мужская, женская, детская), по сезону (летняя, зимняя, демисезонная), по назначению (бытовая, форменная, спортивная, вечерняя, специальная). Описание одежды и обуви проводится в статической стадии осмотра, особое внимание обращается на те особенности, которые могут быть нарушены в процессе динамической стадии осмотра. Отмечается соответствие или несоответствие одежды времени года или окружающей обстановке, положение отдельных предметов одежды на трупе. При описании одежды указывают: наименование предмета одежды, вид, цвет и рисунок ткани, степень изношенности, запах, исходящий от одежды, состояние застежек, загрязнения и повреждения, фабричные клейма и различные метки, возможные следы скольжения на подошвах обуви.

Указывается пол, возраст, длина тела, телосложение, упитанность, цвет кожных покровов, броские признаки и особые приметы.

Описание трупных изменений в протоколе осмотра начинается с обязательного указания времени (в часах и минутах) их фиксации и температуры окружающего воздуха. В протоколе указывается степень охлаждения трупа, локализация и выраженность трупных пятен и трупного окоченения, признаки трупного высыхания или гниения трупа, наличие трупной энтомофауны.

Исследование трупных изменений обычно проводится в следующем порядке:

• определяют температуру окружающего воздуха на уровне трупа;

• исследуют состояние глаз: положение век (глаза закрыты или открыты), плотность глазного яблока и его подвижность, наличие пятен Лярше, помутнение и высыхание роговицы, признак Белоглазова, степень десквамации поверхностных эпителиальных клеток, используя метод отпечатков с роговицы;

• определяют температуру тела на ощупь (лицо, грудь, живот, подмышечные впадины);

• измеряют температуру в прямой кишке с помощью лабораторного ртутного или электронного термометра;

• устанавливают наличие или отсутствие трупного окоченения пальпаторно и путем пассивных движений в суставах лица, шеи, рук (плечо, предплечье, кисть), груди, живота, ног (бедро, голень, стопа) и степень выраженности (слабо, умеренно, резко) раздельно по областям. Обязательно сравнение степени выраженности трупного окоченения в обеих руках и ногах для исключения возможно искусственного его разрешения при изменении положения трупа или его частей;

• исследуют трупные пятна, отмечая их локализацию, вид (островчатые, сливные), распространенность, четкость границ, интенсивность, наличие внутрикожных кровоизлияний на них, окраску, участки отсутствия пятен в области давления (ложе трупа, складки одежды), наличие отпечатков предметов, перемещения пятен, стадию (исчезают, бледнеют, но не исчезают, окраску не изменяют), время восстановления трупного пятна (в мин и с) после дозированной нагрузки с указанием способа давления (пальцем или динамометром) и условий динамометрии (сила, время и область давления);

• отмечают наличие или отсутствие признаков высыхания кожных покровов и наружных слизистых оболочек с указанием формы, размера, цвета, плотности, выраженности контуров, выступания над уровнем кожи;

• наличие признаков гниения и энтомофауны.

Определяют явления переживания тканей путем учета реакции:

• скелетной мускулатуры на механическое (признак Чако, вызывание идиомускулярной опухоли) или электрическое раздражение;

• мышц лица на электрический ток;

• зрачка на электрический ток или на введение 0,1 мл 1-процентного раствора пилокарпина или атропина в переднюю камеру глаза с регистрацией времени начала и максимального сужения зрачка, времени максимальной деформации и степени этой деформации по отношению ширины зрачка к высоте.

В протокол осмотра трупа и места его обнаружения заносятся сведения, характеризующие особенности лица, шеи, груди, живота, спины, наружных половых органов и конечностей. Повреждения, имеющиеся на трупе, описываются по ходу осмотра этих частей тела в соответствии с общепринятой схемой. При их осмотре должна соблюдаться определенная последовательность, которая применяется при судебно-медицинском исследовании трупа, а именно: части тела описываются в нисходящем порядке, начиная с головы и заканчивая нижними конечностями. На этом этапе запрещается зондирование и другие действия, которые могут изменить первоначальный вид или свойства повреждений, обмывание водой повреждений и окружающей кожи или следов на ней, извлечение из области повреждений инородных тел, предметов и орудий. Изыматься могут лишь свободно лежащие в области повреждений инородные тела, которые подлежат передаче следователю.

При осмотре ложа трупа отмечаются особенности поверхности, на которой обнаружен труп, описывается ее характер, наличие отпечатка тела трупа, загрязнения и какие-либо предметы (растительность) под трупом.

При выявлении следов, подозрительных на их биологическое происхождение, которые могли образоваться от крови, спермы, других выделений человеческого организма, а также при поиске волос следует обращать внимание на следующие особенности:

1. При отыскании следов, которые могли образоваться от крови:

• на возможность сохранения крови в скрытых местах (подногтевых пространствах на пальцах рук трупа, на краях карманов и рукавов одежды, в швах и под подкладкой, в щелях пола, под плинтусами, в углублениях и местах соединений деталей мебели, ручек дверей, водопроводных кранов, орудий преступления, транспортных средств и т. д.);

• на возможность изменения цвета пятен крови, если они расположены на темном, пестром фоне или замыты (черноватый, зеленоватый, розоватый, желтоватый цвет);

• на возможный механизм образования следов крови.

Если следы не видны при осмотре в ярком солнечном или электрическом свете, но предполагается их присутствие, то следует применить визуальный осмотр в косопадающем свете или осмотр с помощью лупы, а также при возможности использовать для указанной цели источник ультрафиолетовых лучей.

Прибегать к реакциям с перекисью водорода, бензидином, люминалом допустимо только в исключительных случаях и при наличии большого количества исследуемого материала, приняв меры к изоляции его от основной части. Результаты этой проверки подлежат отражению в протоколе осмотра.

2. При отыскании следов, которые могли образоваться от спермы:

• на характерные извилистые очертания, жестковатость, беловатый, желтоватый или сероватый цвет пятен на текстильных тканях; беловато-сероватые, желтоватые крупинки, подсохшие на ворсистых тканях, или такого же цвета корочки на невсасывающих поверхностях.

При ощупывании пятен остерегаться внести загрязнение, которое может помешать лабораторному исследованию.

При осмотре следов, подозрительных на сперму, целесообразно применить источник ультрафиолетовых лучей.

3. При отыскании следов, которые могли образоваться от других выделений человека (слюны, мочи и др.):

• на то, что их обнаружению может способствовать осмотр в ультрафиолетовых лучах.

4. При поиске волос, присутствие которых, в зависимости от характера случая, предполагается на орудиях преступления, одежде или теле человека, транспортном средстве:

• на необходимость осмотра с лупой, при ярком свете, необходимость осторожного обращения с волосами во избежание их повреждения или утери.

5. При обнаружении на месте происшествия предположительно оставленных преступниками окурков, расчесок, одежды, головных уборов, обуви рекомендуется направить их в судебно-медицинскую биологическую лабораторию с целью исследования слюны, жиропота, пота, что может позволить установить группу крови владельца.

6. При обнаружении кусочков тканей тела:

• на необходимость (в зависимости от величины, условий осмотра и цели предстоящего исследования) либо высушить их при комнатной температуре, либо залить 10-процентный раствором формалина, поместив в склянку с притертой или завинчивающейся пробкой.

7. При оказании помощи следователю в изъятии и закреплении вещественных доказательств для последующего исследования их в судебно-медицинской лаборатории необходимо руководствоваться следующим:

• одежду и иные небольшие вещественные доказательства изымать целиком;

• из громоздких предметов делать выемку участка с подозрительными следами так, чтобы эти следы не занимали всю взятую площадь;

• при невозможности изъятия всего вещественного доказательства или его части подозрительное пятно соскабливать или стирать куском марли, увлаженной водой; марлю затем высушить при комнатной температуре;

• следы крови на снегу изымать с наименьшим количеством снега, помещенного на сложенную в несколько слоев марлю; после растаивания снега марлю высушивать при комнатной температуре;

• помещать в отдельный пакет для контрольного исследования образец предмета-носителя, взятого вблизи от подозрительного участка, если проводился соскоб; чистый кусок марли, которая использовалась для смыва следа или высушивания следа с кровью, и т. д.;

• влажные вещественные доказательства или невысохшие следы высушивать при комнатной температуре.

При осмотре трупа с повреждениями различного происхождения следует обращать внимание:

1. При повреждениях тупыми предметами – на состояние одежды, ее загрязнения и повреждения; повреждения на теле трупа (локализацию, форму, размеры, особенности краев, другие особенности); наличие следов, похожих на кровь, волос, текстильных волокон на одежде и теле трупа, предметах окружающей обстановки, предполагаемом орудии травмы.

2. При падении с высоты – на положение трупа по отношению к объекту (крыше, балкону и т. п.), с которого произошло падение человека; на расстояние от теменной области головы, центра тяжести тела, стоп до перпендикуляра падения с плоскостью соударения; на позу трупа; на загрязнения, потертости ткани и декоративных деталей одежды; повреждения одежды, протяженные разрывы швов предметов одежды; повреждения обуви (подошвы, каблуков, верха); на деформации отдельных частей тела (головы, области голеностопных суставов, стоп); односторонность повреждений (при прямом свободном падении); на наличие повреждений ногтей, ладонных поверхностей пальцев рук, кистей; на особенности ложа трупа; отсутствие (или наличие) повреждений, не характерных для падения с высоты (резаных, рубленых, колото-резаных, огнестрельных ран и др.).

Осмотру также подлежат предметы на траектории падения и место, откуда могло произойти падение.

3. При автомобильной травме – на положение трупа по отношению к частям дороги, окружающим предметам, автомобилю или его следам, расстояния между ними; на позу трупа; состояние одежды и обуви (механические повреждения, их локализация; наличие осколков стекла, частиц металла, краски, покрытия дороги; загрязнение грунтом, горюче-смазочными материалами, другими загрязнениями в виде рисунка протектора шин; следов скольжения на подошвах обуви); на состояние предметов, находящихся в карманах; наличие деформации отдельных частей тела, повреждений на трупе, их локализацию, высоту расположения; внедрившихся инородных частиц (краски, стекла, металла и др.); следов волочения; на участке дороги – на наличие вещества биологического происхождения, отдельных предметов одежды или обуви, их фрагментов; носильных вещей, портфеля, сумки, зонта и других, их расположение по отношению к предметам окружающей обстановки и трупу; на наличие на автомобиле следов крови, частиц органов и тканей, волос, лоскутов и нитей тканей одежды, их отпечатков; стертость пылегрязевого слоя, повреждений кузова, их высоту от дорожного покрытия.

4. При железнодорожной травме – на положение трупа, его отчлененных частей по отношению к рельсовым нитям: на рельсе, между рельсами, на междупутье; на бровке; под откосом; по отношению к путевым сооружениям, железнодорожному транспорту (под каким вагоном, колесной парой); расстояния между ними; позу трупа; на состояние одежды и обуви (наличие повреждений, характерных загрязнений смазочными веществами, антисептиками, внедрившихся частиц балластного слоя пути, складчатых заглаживаний, полос давления); на характер и локализацию повреждений на трупе, загрязнение их краев и дна смазочными веществами, частицами балласта; цвет полос давления и осаднения; признаки кровотечения на одежде, теле, местности; на следы волочения на одежде, теле и на участке железнодорожного пути; наличие на железнодорожном транспорте следов биологического происхождения (крови, волос и др.) и высоту их расположения.

5. При авиационной травме – на взаимное положение трупов или их частей по отношению друг к другу, летательному судну или его обломкам, расстояния между ними; на состояние одежды, посторонние запахи от нее и частей трупов; принадлежность частей каждому трупу (к трупам и частям трупов прикрепляют бирки с порядковыми номерами и, если известно, фамилией погибшего). Также обращают внимание на характер и особенности повреждений на трупах членов экипажа, на наличие первичных повреждений кистей и стоп, перчаток и обуви, признаков прижизненного воздействия пламени; на виды повреждающих воздействий на трупах или их частях (тупая травма, факторы взрыва, действия пламени, огнестрельные повреждения и др.).

6. При повреждениях острыми предметами – на состояние одежды, ее загрязнения и повреждения; повреждения на трупе (локализация, форма, размеры, особенности краев и концов, другие особенности); на соответствие повреждений на одежде и теле, при каком их взаиморасположении; при однородных повреждениях – на их количество, взаимное расположение; на наличие следов крови на одежде и теле, направление потеков; возможное (предполагаемое) орудие травмы, на наличие на нем следов крови, текстильных волокон; соответствие количества излившейся крови характеру обнаруженных повреждений.

7. При огнестрельных повреждениях – на положение и позу трупа, положение огнестрельного оружия, стреляных пуль, гильз, пыжей и других деталей боеприпасов по отношению к неподвижным ориентирам и к трупу (совместно со специалистом-криминалистом); на расстояния между ними; повреждения одежды; характер, локализацию, форму, размеры, цвет посторонних наложений вокруг повреждений на одежде, в том числе и на изнаночной стороне (следы близкого выстрела); на наличие пуль, дроби, пыжей, других деталей боеприпасов в одежде, между ее слоями, в складках (при их обнаружении помочь следователю изъять для проведения специального исследования); на наличие отпечатка дульного конца оружия; наличие обуви на обеих стопах. При описании ран следует указать их локализацию и высоту от уровня подошв, форму, наличие дефекта («минус ткани»), размеры, особенности краев, наличие поясков осаднения, загрязнения, отпечатка дульного конца оружия, следов близкого выстрела; на наличие на кистях рук копоти, зерен пороха, следов от брызг крови. При необходимости смывы (отпечатки) с кистей и других частей тела для определения компонентов выстрела изымают на месте. Необходимо указать, соответствуют ли друг другу повреждения на одежде и теле, при каком их взаиморасположении.

8. При взрывной травме – на положение трупа (трупов) не только по отношению к неподвижным ориентирам, но и ко взрывной воронке (эпицентру взрыва); в случае разрушения тела – положение каждой оторванной части одежды и тела по отношению к окружающим предметам и взрывной воронке с указанием расстояний от нее.

Обращают внимание на состояние одежды и обуви, их повреждения и загрязнения (копоть). Повреждения на трупе описывают и отмечают их локализацию, форму, размеры, наличие дефектов ткани, отрывов отдельных частей тела, наличия следов термического воздействия (указать место наибольших разрушений). Обращают внимание на соответствие повреждений одежды и тела, на наличие и направление полосовидных радиально расходящихся ссадин и касательных ран.

9. При смерти от механической асфиксии – на цвет и одутловатость лица, кровоизлияния в коже, слизистых оболочках глаз, преддверия рта; на ширину зрачков, положение языка; следы кала, мочи, спермы на теле и одежде; крови из наружных слуховых проходов и носа; при наличии кляпа в ротовой полости описывают выступающую его часть (материал, размеры, плотность фиксации), повреждения на слизистой оболочке губ. Запрещается извлекать кляп, следует зафиксировать выступающую его часть липкой лентой (скотчем) к коже, описав это в протоколе.

9.1. При удавлении петлей (при наличии петли на шее) – на строение (количество оборотов, рядов, вид соединения концов: пряжка, узел, перекрест и др.), материал (мягкий или твердый, гибкий, цвет, ширина, форма поперечного сечения, рельеф), локализацию петли и места соединения концов на шее, плотность прилегания к шее, расположение оборотов, рядов относительно друг друга, положение концов и их длину, положение рук относительно концов; наличие под петлей частей одежды, украшений, волос; между оборотами – ущемленных кожных валиков (ширина, высота, цвет, кровоизлияния, серозно-геморрагические пузырьки); по ходу петли – вертикальных поперечных складок кожи; при фиксации концов к конечностям – степень натяжения концов; при наличии на концах сопряженных предметов – их описание.

Затянутые и хорошо фиксированные на шее петли не смещают и не снимают, осматривают и описывают только странгуляционные борозды, расположенные вне петли.

При свободно находящейся на шее петле или ее отсутствии может быть произведена фотосъемка с масштабной линейкой четырех областей шеи и детальное описание странгуляционной борозды (борозд): локализация относительно верхнего края пластинок щитовидного хряща, углов нижней челюсти, нижних краев сосцевидных отростков, границы роста волос и затылочного бугра, количество борозд, направление (горизонтальное, косо восходящее, нисходящее), замкнутость, при незамкнутой борозде – ее длина, места окончания ветвей, при замкнутой – соединение в виде угла, дуги, направление вершины угла и выпуклости дуги, особенности повреждений кожи в месте соединения (форма, размеры); форма и выраженность краев, дно (форма, ширина, глубина, цвет, плотность, рельеф, промежуточные валики, направление смещения отслоенного эпидермиса), кровоизлияния и серозно-геморрагические пузырьки в элементах борозды, при наличии нескольких борозд – их взаимное расположение.

При отсутствии петли на шее необходимо начать поиск и изъятие с места происшествия гибких предметов, руководствуясь групповыми признаками странгуляционной борозды. Наложения с кожи шеи по ходу странгуляционной борозды снимают липкой прозрачной лентой, при подозрении на возможность затягивания петли самим потерпевшим снимают наложения с ладонных поверхностей кистей. Петлю снимают с шеи и направляют с трупом только в случаях ее слабой фиксации во избежание утраты при транспортировке. Способ снятия петли выбирают исходя из строения ее путем смещения узла и снятия через голову с последующей фиксацией его нитками в исходном месте или путем перерезания кольца, отступая от узла, со сшиванием концов.

9.2. При повешении – на положение тела, позу трупа, взаиморасположение областей тела и окружающих предметов; на наличие и расположение предметов и выступов, которые могли быть использованы в качестве опоры, подставки для ног, их высоту, следы на них. Обязательными являются измерения расстояний: от места прикрепления петли к опоре до пола (грунта), до узла на шее, при полном висении – от подошвенной поверхности обуви или стоп до пола. Осмотр и описание петли и странгуляционной борозды проводят после снятия трупа путем пересечения конца петли выше узла или другого соединения, удерживая труп во избежание его падения.

Если первоначальное положение тела было изменено до приезда оперативной группы, то измеряют также длину обрезанных концов от узла петли и от места крепления к опоре.

10. При утоплении или при обнаружении трупа в воде – на глубину погружения, области тела, находящиеся в воде и над водой; предметы, удерживающие труп на поверхности или в глубине водоема; способ извлечения трупа из воды; на соответствие одежды времени года, на наличие на одежде и теле наложений (ила, песка, мазута, водорослей и др.); на выраженность признаков мацерации, отсутствие или отслоение надкожицы, ногтей; степень устойчивости волос на голове или их отсутствие; наличие и цвет пены у отверстий рта и носа, выделение ее при надавливании на грудную клетку; на наличие и локализацию механических повреждений. При наличии привязанных к трупу предметов отмечают их примерную массу, способ фиксации, расположение крупнооборотных петель и узлов на теле; с учетом времени пребывания трупа в воде, особенностей среды утопления и обстоятельств дела врач-специалист может рекомендовать следователю взять пробы воды из поверхностных и придонных слоев водоема (по 1 л) для последующего альгологического исследования.

11. При действии высокой температуры:

11.1. В очаге пожара – на положение трупа по отношению к окружающим предметам.

Если труп придавлен, отмечают, каким предметом, какая часть тела; на позу («поза боксера»); на состояние одежды (отсутствует, частично сохранена соответственно каким частям тела, опаление, обгорание, закопчение); на наличие характерного запаха (керосина, бензина и др.); на локализацию, распространенность, степень ожогов; обгорание волос; признаки прижизненности пребывания в очаге пожара (копоть в носовых ходах, в полости рта, отсутствие ее в складках и морщинах лица, красновато-розовый цвет слизистых оболочек и трупных пятен на сохранившихся участках кожи); на наличие повреждений, не связанных с воздействием пламени (колото-резаных, огнестрельных ран, странгуляционной борозды на шее и др.).

11.2. При подозрении на криминальное сожжение трупа – на состояние отопительного очага (температура, размеры топки, поддувала и др.); на наличие жирной копоти на стенках очага; количество золы, ее расположение в очаге, характер и вид (мелкая, с кусками угля, фрагментами костей, другими примесями).

Необходимо изъять из разных мест топки и поддувала не менее четырех проб золы (примерно по 50 г), отдельные предметы (кусочки костей, металлические детали и др.) – в отдельные пакеты, а по окончании осмотра – остальной золы.

11.3. При обваривании горячими жидкостями или паром – на положение трупа по отношению к источнику горячей воды (пара), состояние одежды (влажность); на локализацию, распространенность и глубину ожогов; отсутствие закопчения, обгорания волос.

12. При действии низкой температуры – на положение и позу трупа; состояние ложа трупа (наличие подтаявшего снега, ледяной корочки); на одежду (соответствие времени года и окружающей обстановке, ее влажность), предметы одежды, снятые с тела, их положение на местности; на цвет кожи и трупных пятен, наличие «гусиной кожи», на каких частях тела; наличие инея и скоплений льда в углах глаз, у отверстий рта и носа; признаки отморожения, на каких участках тела; на наличие механических повреждений.

Осмотр замерзшего трупа и последующую его транспортировку в морг проводят с осторожностью для предупреждения повреждений хрупких замерзших частей тела (ушных раковин, носа, пальцев и др.).

13. При поражении электричеством:

13.1. Атмосферным (молнией) – на наличие повреждений на одежде (разрывы, обгорание, оплавление металлических частей одежды и предметов в карманах); на повреждения тела («фигуры молнии», ожоги, опаление волос, другие повреждения). «Фигуры молнии» рекомендуется сфотографировать, поскольку они могут довольно быстро исчезнуть.

13.2. Техническим электричеством – осмотр начинают только после обесточивания электросети и оборудования. Обращают внимание на положение тела по отношению к источнику (проводнику) тока. В случае если пострадавшему оказывали медицинскую помощь и тело перемещали, то фиксируется характер этой помощи и место первоначального обнаружения. Отмечают наличие на проводнике тока кусочков кожи, крови, волос, частиц одежды, текстильных волокон; состояние одежды и обуви (влажность), признаки действия тока на коже (электрометки, ожоги, механические повреждения).

14. При отравлениях – на наличие характерных запахов в помещении, от трупа (при надавливании на грудь и живот) и его одежды; на наличие рвотных масс, следов мочеиспускания и дефекации; на следы действия едких ядов на коже (особенно вокруг рта) и одежде; на цвет кожи, необычный цвет трупных пятен; диаметр зрачков; следы инъекций; на состояние промежности (следы введения яда при помощи клизм в прямую кишку или влагалище).

Целесообразно рекомендовать для изъятия предметы (бутылки, стаканы, шприцы, упаковки лекарств и др.) с остатками жидкости, порошкообразных и иных веществ для последующего их судебно-химического исследования.

15. При незаконном производстве аборта – предметы и медикаменты, которые могли использоваться для производства аборта (инструменты, спринцовки, бужи, шприцы, резиновые груши, химические вещества и др.), необходимо изъять для проведения судебно-химических исследований. Отмечают положение одежды на трупе и ее состояние (сухая, влажная, следы крови, запах от одежды), отсутствие трусов, трико; позу трупа (раздвинутые ноги, обнаженные наружные половые органы); состояние наружных половых органов и промежности (следы бритья волос на лобке, предметы, введенные во влагалище, характер выделений из половой щели, повреждения); имеющиеся признаки беременности (увеличение размеров живота, пигментация белой линии живота и сосков, состояние молочных желез). Осматривают места, где могут находиться плацента, плод или его части (мусороприемник, ведра, бачки, печи и др.).

16. При осмотре трупа плода и новорожденного – на наличие упаковки, ее характер и особенности (узлы не развязывать), ее загрязнения кровью, меконием; пол младенца, длина тела, размеры головки, окружность груди, плеча, бедра, ширина плечиков; наружные признаки новорожденности; признаки ухода (перевязка пуповины, чистота тела); особенности пуповины и плаценты, наличие повреждений их; правильность развития наружных половых органов; выделение мекония из заднепроходного отверстия; повреждения на трупе (ссадины, раны, странгуляционная борозда и др.), посторонние предметы в полости рта и носоглотки (кляп).

17. При осмотре трупа неизвестного человека – детально исследуют и описывают одежду и обувь (фасон, размеры, фабричные метки, метки прачечной, штампы, следы ремонта и др.), содержимое карманов и других скрытых мест; исходящий от одежды запах; загрязнения и повреждения одежды; определяют антропологический тип, пол, примерный возраст, рост, телосложение; волосяной покров на голове (цвет, длина волос, прическа, стрижка, участки облысения), на других частях тела; состояние ногтей пальцев рук и ног; особые приметы (дефекты телосложения, рубцы, татуировки, пигментации и др.); признаки возможной профессиональной принадлежности; повреждения на трупе.

18. При обнаружении частей расчлененного трупа – описывают места обнаружения каждой части тела, их количество, расстояния между ними, указывают отсутствующие; отмечают наличие, вид и характер упаковки частей тела: коробку, упаковочную ткань (бумага, мешковина, предметы постельного белья, полиэтиленовый пакет и др.), веревки, узлы (их не развязывают); наличие и особенности одежды, обуви на частях тела (цвет, размер, характер отделки, метки, запах, повреждения и др.). На каждой из обнаруженных частей тела отмечают: их наименование и размеры, оволосение, степень развития мышц, особые приметы (родимые пятна, рубцы, татуировки и др.); наличие и степень выраженности трупных изменений; особенности загрязнений (земля, песок, глина, известь, цемент и др.); дают краткую характеристику имеющихся повреждений и линий расчленения (особенности краев кожи и костей, наличие на поверхности разделения хрящей и костей трасс от действия различных орудий и предметов при расчленении тела).

19. При обнаружении скелетированного трупа – на положение костей на местности, их взаимное расположение, соответствует ли оно нормальному расположению в скелете, соединены между собой или нет, на расстояние между отдельными костями и костными конгломератами; отмечают цвет каждой кости, плотность, посторонние образования, дефекты костного вещества, аномалии развития, наличие или отсутствие суставных хрящей и связок, повреждения (переломы, костные мозоли в области старых переломов, признаки заболеваний костей), состояние эмали зубов.

При наличии одежды и обуви – их состояние, загрязнения, повреждения; локализация сохранившихся кожных покровов, их состояние, наличие и цвет волос, индивидуальные особенности (татуировки, рубцы). Отмечают наличие растений в области ложа трупа, насекомых (жуки, муравьи, мухи, их личинки и куколки).

При обнаружении скелетированных останков в грунте дополнительно отмечают глубину и способ захоронения (в гробу, без гроба, в одежде, без одежды, одиночное, массовое), тип почвы, ее влажность, наличие или отсутствие в могиле грунтовых вод, нор животных, прорастание корней деревьев и кустарников. Извлечение костных останков производят вручную осторожно и только после освобождения от почвы всех костей скелета.

20. При ненасильственной смерти взрослых – на положение и позу трупа, наличие в ладони или рядом с трупом упаковок с лекарственными средствами; состояние одежды, наличие в карманах рецептов, упаковок лекарств; на цвет кожных покровов (желтушность и др.); диаметр зрачков (анизокория); на наличие рвотных масс в полости рта, на одежде, варикозного расширения вен, трофических язв нижних конечностей, отечности лица, голеней, стоп.

При обнаружении повреждений головы, кистей оценивается возможность их образования при падении и одновременном ударе о предметы окружающей обстановки. В случае смерти на дому необходимо выяснить у родственников или соседей умершего об имевшихся у него заболеваниях.

Вышеизложенное свидетельствует о сложности работы при осмотре трупа на месте его обнаружения и о той ответственности, которая ложится на лицо, осматривающее труп.

Глава 7 Шерлок Холмс и идентификация личности

Адриан Бакер. «Урок анатомии доктора Фредерика Рюйша» (1670)

В рассказе «Страшная посылка» Конан Дойл поднимает очень актуальную и в настоящее время проблему использования ушной раковины для идентификационных целей. Необходимо отметить тот факт, что в годы написания данного рассказа детальных исследований ушной раковины еще не проводилось и Артур Конан Дойл, вкладывая данные рассуждения в уста своего героя, в очередной раз опережает время.

Хотя, надо отдать должное, в системе измерений Альфонса Бертильона ушной раковине также отводилось должное внимание. Сторонники криминальной антропологии в XIX столетии тоже не могли обойти ушную раковину своим вниманием, не всегда верно трактуя разнообразие ее форм.

В конце рассказа «Страшная посылка» Шерлок Холмс объясняет доктору Уотсону, как он сумел раскрыть двойное убийство:

«Как медик, вы знаете, Уотсон, что нет другой такой разнообразной части человеческого тела, как ухо. Каждое ухо чрезвычайно индивидуально и отличается от всех остальных. В «Антропологическом журнале» за прошлый год вы можете найти две мои статейки на эту тему. Поэтому я посмотрел на уши в посылке глазами специалиста и отметил их анатомические особенности. Вообразите мое удивление, когда, взглянув на мисс Кушинг, я понял, что ее ухо в точности повторяет женское ухо в коробке. О случайном совпадении не может быть и речи. Здесь была такая же немного укороченная ушная раковина, с таким же изгибом в верхней части и с той же формой внутреннего хряща. По всем признакам, это было точно такое же ухо.

Конечно, я сразу же понял огромную важность этого открытия. Ясно, что жертва находилась в кровном и, по-видимому, очень близком родстве с мисс Кушинг. Я заговорил с ней о семье, и вы помните, что она сразу сообщила нам ценнейшие подробности.

Во-первых, имя ее сестры Сара, и адрес ее до недавнего времени был тот же самый, так что понятно, как произошла ошибка и кому могла предназначаться посылка…»

Артур Конан Дойл был совершенно прав, говоря устами Шерлока Холмса, что форма ушной раковины у близких родственников может быть идентичной.

Традиционная система идентификации личности, основанная на дактилоскопических данных, в настоящее время не всегда может оказать содействие правоохранительным органам в установлении лица, совершившего преступное деяние.

Причиной снижения значимости отпечатков пальцев в установлении личности среди прочих факторов является и постоянное развитие преступного знания, позволяющего избежать наказания.

Однако и исследователи, противодействующие преступности, не стоят на месте. Ими был разработан метод идентификации личности по отпечаткам ушной раковины.

Основой данного метода идентификации является «доктрина уникальности – предмет может быть идентичным только себе – и доктрина различия – все предметы отличаются друг от друга».

Рисунок ушных раковин человека полностью соответствует данным требованиям: он является абсолютно уникальным (нет двух одинаковых рисунков ушных раковин, они различны даже у близнецов), а также мало подвержен изменению в зависимости от возраста и выражения лица человека. Или, как писал Edmond Locard в своей книге L’identification des recidivistes: «Ухо обладает двумя особенностями. С одной стороны, его форма является неизменной от рождения и до смерти, с другой стороны, ухо, кажется, не так вариативно, что почти невозможно найти два идентичных уха»4.

Данные особенности ушных раковин существенно повышают их роль в раскрытии преступлений и идентификации личности. Как правило, преступники заботятся о том, чтобы не оставлять своих отпечатков на месте преступления. Но это в основном касается отпечатков пальцев. Но чтобы послушать, есть ли дома хозяева, грабитель прикладывает к окну или двери ухо, остается отпечаток ушной раковины. В настоящее время полицейские большинства европейских стран не только собирают отпечатки ушных раковин с мест происшествия, но и ведут их картотеку.

Первые упоминания об уникальности ушной раковины относятся к XVIII столетию. Столетие спустя Альфонс Бертильон для идентификации личности предложил использовать антропометрический метод, в основу которого было положено измерение частей тела человека. Среди измеряемых частей тела было и ухо. При этом фотография преступника в профиль необходима была для того, чтобы дать ясное однородное описание уха.

Первым современным исследователем, который рассмотрел ушную раковину как объект идентификации личности, был Alfred V. Iannarelli, написавший научный труд Ear Identification.

А. V. Iannarelli исследовал формирование уха с момента зачатия и до самой смерти человека. В результате исследований он установил, что формирование ушной раковины начинается вскоре после зачатия и остается неизменной на протяжении жизни и дольше других сохраняется после смерти. Кроме мочки уха, которая может изменяться под действием каких-то механических факторов, форма ушной раковины сохраняется намного дольше, чем форма лица и пальцев. Эта врожденная форма делает ухо особенно полезной идентификационной характеристикой5.

Он также исследовал более 10 000 ушных раковин, что позволило ему установить, что уши подразделяются на четыре формы: овальную, круглую, прямоугольную и треугольную. Наиболее часто встречающаяся форма – это овальная. Примерно 65 % мужчин и женщин обладают ей. Треугольная форма встречается у 30 % населения, прямоугольная – у 3 %. Самой редкой формой является круглая, встречающаяся лишь в 2 % случаев.

Данные исследования позволили А. V. Iannarelli сделать наиболее важный вывод, что «идентификация личности по отпечатку ушной раковины – точная наука, которая может использоваться, чтобы без каких-либо сомнений доказать, что неизвестный отпечаток ушной раковины, найденный на месте преступления, является отпечатком ушной раковины известного подозреваемого»6.

Таким образом, наряду с исследованием ДНК и отпечатков пальцев, отпечаток ушной раковины может существенно облегчить процесс идентификации личности. В этой связи, как ранее было отмечено, европейские страны начинают собирать, классифицировать и хранить отпечатки ушных раковин. Кроме того, высказываются предложения о принятии международных норм, направленных на создание общеевропейской базы отпечатков ушных раковин.

Несмотря на то что исследование идентификации личности по ушным раковинам начато более сорока лет назад, в России отпечатки ушных раковин снимают крайне редко. Во многом это объясняется отсутствием комплексных исследований по данной тематике, которые позволили бы раскрыть весь потенциал идентификации личности по отпечаткам ушных раковин. И на устранение данного пробела направлено наше исследование, посвященное идентификации личности по ушным раковинам.

В рассказе «Одинокая велосипедистка» Артур Конан Дойл пишет: «Холмс любил больше всего точную, углубленную и сосредоточенную работу мысли».

Взяв руку посетительницы, Шерлок Холмс обратился к Уотсону: «…обратите внимание на сплющенные кончики пальцев. Характерно и для пианиста и для машинистки».

Великий сыщик абсолютно прав: по ладонной поверхности кистей рук в ряде случаев возможно установить с определенной точностью профессию человека.

Глава 8 Шерлок Холмс и телесные повреждения

Корнелис Трост. «Урок анатомии доктора Виллема Рюеля» (1728)

В ходе расследования преступлений герои Артура Конан Дойла Шерлок Холмс и доктор Уотсон сталкиваются с самыми разнообразными случаями насильственной смерти или покушениями на убийство.

Следует отдать должное автору: Конан Дойл никогда не шокировал читателей детальным описанием телесных повреждений и тех ужасных следов наложений биологического происхождения, которые возникают благодаря этим повреждениям. Этим он очень выгодно отличается от многих авторов, описывающих во всех подробностях ужасы разыгравшейся трагедии.

Ни в одном из произведений Артура Конан Дойла мы не встретим детального описания характера ранений, что порой затрудняет составление представления о морфологических особенностях повреждений и объеме травмы. О видах повреждений мы узнаем либо от самого Шерлока Холмса, который в ходе осмотра тела делает вывод о характере ранения и причине смерти, либо от доктора Уотсона, который описывает картину, открывшуюся им с Шерлоком Холмсом, когда они прибыли на место происшествия.

В ряде случаев о характере травм Шерлоку Холмсу сообщает кто-то из инспекторов Скотленд-Ярда, чаще всего это инспектор Лестрейд, который, в очередной раз запутавшись в ходе расследования преступления, обращается к Холмсу за советом и помощью.

Надо отдать должное автору: Артур Конан Дойл через своего героя не выставляет на посмешище сотрудников полиции, а постоянно подчеркивает их усердие и стремление к выполнению своего долга. В отличие от добросовестных и трудолюбивых сотрудников полиции его герой обладает не только уникальными способностями логически мыслить, но и значительным багажом знаний в области криминалистики и смежных с ней дисциплин, а также в области судебной медицины.

Подобное трогательное и тактичное отношение к служителям закона редко встречается у современных авторов. Сейчас мы все чаще сталкиваемся с негативным отношением авторов ко многим служителям закона.

Среди всего многообразия случаев смерти, с которыми в ходе расследования приходилось сталкиваться Шерлоку Холмсу, преобладали случаи причинения повреждений твердыми тупыми и острыми предметами.

Приведем несколько примеров того, как описаны повреждения твердыми тупыми предметами.

В рассказе «Убийство в Эбби-Грейндж» у леди Брэкенстолл прибывшие Шерлок Холмс и доктор Уотсон увидели, что «…над одним глазом у нее набух большой багровый кровоподтек… два ярко-красных пятна проступали на белой гладкой коже руки».

Это один из наиболее подробно описанных случаев, где нашли свои отражения морфологические особенности обнаруженных у леди Брэкенстолл телесных повреждений, позволяющие установить давность их причинения. Согласно данному описанию можно с полной уверенностью высказаться о том, что обнаруженные повреждения у леди Брэкенстолл образовались не менее чем за 1 ч, но не более чем за 6 ч до момента ее смерти, когда ее увидели наши герои-сыщики.

В практике судебно-медицинской экспертизы потерпевших, обвиняемых и других лиц установление давности повреждений основывается на морфологических особенностях повреждений.

Ссадина – это поверхностное нарушение целости кожи вплоть до сосочкового слоя. Образуется преимущественно при тангенциальном (касательном) воздействии травмирующего предмета.

К 1 ч с момента причинения повреждения поверхность ссадины западает, красная влажная. К 6 ч поверхность ссадины западает, красная подсыхающая. К 12 ч поверхность ссадины западает, буро-красная подсохшая. По истечении 1 суток (24 ч) поверхность на уровне кожи, красно-бурая сухая. Спустя 2 суток появляется плотная красно-бурая корочка выше уровня кожи. На 3–5 сутки в области ссадины плотная бурая выше уровня кожи отслаивающаяся корочка. На 7–10 сутки бурая плотная отпадающая корочка. На 10–15 сутки пятно на месте ссадины ровное, гладкое, розовое или синюшное.

Под кровоподтеком (кровоизлиянием, гематомой) следует понимать следствие механического воздействия на кожные покровы живого человека травмирующего тупого предмета, сопровождавшегося нарушением целости сосудистых стенок и скоплением крови в коже, подкожно-жировой клетчатке. Вытекающая из поврежденных сосудов кровь скапливается в окружающих тканях, пропитывает их и подвергается ряду изменений, на что уходит более или менее продолжительное время. Только что излившаяся кровь начинает немедленно всасываться через лимфатические пути, причем эритроциты заносятся в ближайшие лимфатические узлы. Но всасывание быстро прекращается вследствие свертывания крови. Причем сыворотка продолжает всасываться, а кровяной сверток, состоящий из эритроцитов и фибрина, начинает медленно распадаться. Излившаяся кровь ярко-красная, кровь, богатая кислородом, содержит много оксигемоглобина. Окружающие кровоподтек ткани быстро отнимают от крови кислород, и излившаяся кровь приобретает насыщенный темно-красный цвет. В дальнейшем гемоглобина экстравазат в присутствии кислорода переходит в метгемоглобин, имеющий коричневый цвет. Вместе с тем начинают распадаться и эритроциты, красящее вещество пропитывает окружающие ткани. Метгемоглобин постепенно распадается, причем прежде всего от белковой части отделяется красящее вещество гематин. Белковая часть (глобин) вместе с фибрином медленно расщепляется на более простые соединения типа аминокислот. Красящая часть гематина лишается железа и превращается в билирубин оранжево-желтого цвета, отщепившееся от гематина железо окисляется и соединяется с органическими веществами белкового распада, образуя желто-бурый пигмент гемосидерин. Билирубин, окисляясь кислородом текущей крови, превращается в зеленый пигмент – биливердин, придающий кровоподтеку зеленый цвет, затем он постепенно переходит в растворимые модификации и всасывается. Согласно вышеизложенным сведениям в судебно-медицинской практике решается вопрос о давности причинения кровоподтеков. На основании приведенных выше данных биохимии на месте ударно-травматического воздействия через 1 ч появляется красно-багровая припухлость; через 6–12 ч – сине-багровая припухлость; через 1–3 суток – сине-фиолетовая припухлость; к концу 5–6 суток появляется буро-зеленоватое окрашивание по периферии; на 7–8 сутки появляется фиолетовый оттенок в центре, зеленоватый оттенок в средней зоне, коричнево-желтый оттенок по периферии; свыше 8 суток появляется буро-желтый оттенок кровоподтека.

В рассказе «Тайна Боскомской долины» мы встречаем следующие сведения об убийстве мистера Мак-Карти: «Череп покойного был размозжен каким-то тяжелым, тупым оружием. Такие раны можно было нанести прикладом ружья, принадлежащего сыну, которое валялось в траве в нескольких шагах от убитого… В заключении хирурга говорилось, что задняя треть теменной кости и левая половина затылочной размозжены сильным ударом, нанесенным тупым оружием…»

По такому описанию трудно себе представить объем травмы, хотя по имеющимся данным мы можем говорить, что у старшего Мак-Карти имела место открытая черепно-мозговая травма.

Остается не совсем понятным факт того, как в рассказе «Чертежи Брюса-Партингтона» Шерлок Холмс пришел к выводу, что Кадоген Уэст погиб раньше, чем тело его было сброшено с поезда. Данная проблема и до настоящего времени остается достаточно актуальной.

Дифференциальная диагностика железнодорожной травмы и травмы, причиненной действием твердых тупых предметов, во все времена представляла значительные сложности. Сведения о травме Кадогена Уэста изложены крайне лаконично: «Тело лежало почти у самой остановки, как раз там, где рельсы выходят из тоннеля, слева от них, если смотреть с запада на восток, и несколько в стороне. Череп оказался расколотым, вероятно во время падения из вагона…

– Превосходно. Да, случай отменно прост. Человек, живой или мертвый, упал или был сброшен с поезда. Пока все ясно…»

Лишь в конце рассказа задержанный полковник Уолтер пояснил, что «…молодой человек ворвался в квартиру, бросился к нам, стал требовать, чтобы мы ему объяснили, зачем нам понадобились чертежи. Оберштейн всегда имеет при себе свинцовый кистень – он ударил им Кадогена Уэста по голове. Удар оказался смертельным, Уэст умер через пять минут. Он лежал на полу в холле, и мы совершенно растерялись, не знали, что делать. И тут Оберштейну пришла в голову мысль относительно поездов, которые останавливаются под окном на черном ходу… С полчаса мы ждали, пока под окном не остановился поезд. Туман скрывал нас, и мы без труда опустили тело Уэста на крышу вагона…».

В данном рассказе совершенно отсутствует описание каких-либо особенностей повреждений у потерпевшего. Особенно это касается описания имеющихся у потерпевшего телесных повреждений.

От удара кистенем по голове должна была образоваться ушибленная рана, так как кистень относится к категории твердых тупых предметов. К ушибленным ранам относятся также рваные и ушибленно-рваные раны, то есть нарушение целости всех слоев кожи, нередко сопровождающееся повреждением подкожной жировой клетчатки и более глубоких тканей. Данные раны могут образовываться как от перпендикулярного к поверхности тела, так и касательного воздействия травмирующего предмета.

Раны от действия твердых тупых предметов по форме отличаются большим разнообразием, но тем не менее всем им присущи определенные морфологические признаки, позволяющие дифференцировать их с ранами иной этиологии. К таким признакам относятся: размятие и осаднение мягких тканей по краям ран, поперечно расположенные между краями ран тканевые перемычки (определяющиеся при раздвигании краев), наличие в стенках раны вывороченных (вывихнутых) луковиц волос.

В посттравматическом периоде в мягких тканях в зоне раны возникает комплекс изменений, который можно обозначить раневым процессом, включающим фазы первичного очищения, воспаления и заживления. В отличие от ссадин в результате заживления ран формируются рубцы.

Не менее расплывчатые данные о телесных повреждениях изложены в рассказе о Шерлоке Холмсе «Случай в интернате»: «Мы кинулись туда и увидели злосчастного велосипедиста – крупного бородатого человека в очках с разбитым правым стеклом. Причиной его смерти был сокрушительный удар, раскроивший ему череп. То, что он еще мог проехать несколько метров после такого ранения, говорило о его показательной живучести и силе духа…»

В другом рассказе о Шерлоке Холмсе, «В Сиреневой Сторожке», мы также не находим подробного описания телесных повреждений, хотя речь идет о черепно-мозговой травме. Инспектор Грегсон рассказывает:

«– Насчет Гарсии, – сказал Грегсон, – ответ простой. Его сегодня утром нашли мертвым на Оксшоттском выгоне в миле от его дома. Ему размозжили голову – дубасили чем-то тяжелым, вроде мешка с песком или другого подобного орудия, чем-то, что не режет, а скорее раздавливает…»

Опять дано очень расплывчатое описание, которое не позволяет составить представление не только о морфологическом характере телесного повреждения, но и об индивидуальных особенностях травмирующего предмета. Читателю остается только полностью довериться автору повествования.

Все средства, которыми могут быть причинены механические повреждения, принято подразделять: 1) на оружие – изделия, специально предназначенные для нападения или обороны (боевое огнестрельное оружие, кастет и др.); 2) орудия – изделия, имеющие бытовое или промышленное назначение (топор, стамеска, молоток и др.); 3) предметы – все другие средства, не имеющие прямого назначения (палка, камень и др.).

Квалификация средства, которым было причинено повреждение, является ли оно оружием, относится к компетенции правоохранительных органов. В судебной медицине все предметы (оружие, орудия), которыми могут быть причинены повреждения, в зависимости от способа их воздействия подразделяют на тупые и острые предметы, огнестрельное оружие.

В судебной медицине к тупым предметам относят те, которые причиняют повреждения, действуя своей поверхностью, особенностями размеров и формы которой в основном и определяется характер повреждений. Поэтому именно свойства травмирующей поверхности были положены в основу классификации тупых предметов.

Были выделены следующие виды тупых предметов:

1. Тупой предмет с плоской преобладающей поверхностью. Поверхность такого предмета намного больше зоны контакта с телом, края ее находятся вне этого участка и не отражаются в морфологических особенностях повреждений.

2. Тупой предмет с ограниченной плоской поверхностью. Поверхность такого предмета соизмерима с зоной контакта с телом, и края ее могут отображаться в особенностях повреждений. В судебной медицине тупыми предметами с ограниченной плоской поверхностью принято считать такие, плоскость соударения которых не превышает площади 16 см2. Критерием, на основании которого травмирующий предмет может быть отнесен к этому виду, является возможность причинения им дырчатых переломов плоских костей (например, свода черепа).

3. Тупой предмет со сферической поверхностью.

4. Тупой предмет с цилиндрической поверхностью.

5. Тупой предмет с трехгранным углом.

6. Тупой предмет с двугранным углом (или ребром).

Следует учитывать, что повреждающая поверхность предмета может быть гладкой, шероховатой или рельефной, имеющей плоские возвышения или западения. Это учтено в другой классификации, которая предлагает различать гладкую или рельефную поверхности с различным рисунком.

Механизм образования повреждений (механизм травмы) – это сложный процесс взаимодействия повреждающего фактора и повреждаемой части тела (или организма в целом).

Выделяют следующие основные виды взаимодействия тупого предмета и тела (части тела) человека (при этом не имеет принципиального значения, находится ли тело (часть тела) человека в покое, а движется травмирующий предмет или наоборот):

1. Удар – резкое динамическое (импульсное) взаимодействие травмирующего предмета и тела при движении. Действие травмирующих сил центростремительное. Время контакта (или соударения) не более 50 мс.

2. Сотрясение – динамическая центробежная нагрузка, проявляющаяся резким инерционным смещением органов и тканей тела человека при сильных ударах (в сторону, противоположную направлению движения). Продолжительность механической нагрузки, при которой проявляются признаки сотрясения, – 50–200 мс.

3. Сдавление – статическое действие двух или более, как правило массивных, травмирующих предметов на тело. Действие сил центростремительное. Время воздействия обычно намного более 200 мс.

4. Трение (скольжение) – динамическая нагрузка центробежного характера, то есть обусловленная касательным (тангенциальным) воздействием травмирующей силы. Возникает, когда травмирующий предмет скользит по поверхности тела или наоборот. Время контакта – 1–200 мс.

Механизм образования повреждения определяет его сущность. Типичными для ударного воздействия будут ушибленные раны, локальные переломы костей скелета (дырчатый перелом свода черепа и др.). Сотрясение будет сопровождаться повреждением фиксирующего и связочного аппарата внутренних органов (кровоизлияния в корнях легких, разрыв ворот почек и др.). Для сдавления характерными будут деформация части тела, размятие органов и тканей, для трения – обширные ссадины.

Как мы уже видели, Конан Дойл лишь подразумевал в своих рассказах характерологические особенности травмирующих предметов, но детальное описание этого отсутствует.

Описанные Конан Дойлом повреждения костей черепа также не дают детального представления о механизме травмы.

Особенности их зависят от нескольких причин, основными из которых являются свойства травмирующего предмета и механизм действия.

При ударе твердым тупым предметом с ограниченной ударяющей поверхностью под прямым углом формируются прямые дырчатые переломы; фрагмент кости смещается внутрь полости черепа. Форма этого фрагмента в определенной степени отражает форму и размеры ударяющей поверхности травмирующего предмета.

Когда направление удара не строго перпендикулярно, а под более острым углом, то вследствие неравномерного воздействия ограниченной поверхности травмирующего предмета костные отломки располагаются в черепе ступенеобразно, формируя террасовидные переломы.

Предметы со сферической ударяющей поверхностью обычно причиняют оскольчатые повреждения костей, образованные линейными радиально направленными трещинами и ограничивающей их циркулярной трещиной, с погружением компактного костного вещества в губчатое и образованием вдавления, напоминающего по форме часть сферы. От воздействия предметов с трехгранным углом в костях черепа остаются характерные повреждения в виде костных отломков, формирующих трехгранную пирамиду, вершиной направленную внутрь полости черепа.

Предметы с ребром и предметы с цилиндрической ударяющей поверхностью в типичных случаях вызывают переломы в виде двух (или более) отломков, ограниченных двумя (или более) дуговидными выпуклыми кнаружи и одной расположенной продольно трещинами. Соответственно продольной трещине края отломков погружены в полость черепа.

Переломы, возникающие от воздействия твердого тупого предмета с преобладающей (широкой) поверхностью, формируются вследствие как местной, так и общей деформации черепа. Такие многооскольчатые, нередко вдавленные, переломы носят названия паутинообразных и как бы состоят из 4 видов трещин – местных и отдаленных радиальных и циркулярных трещин.

Не менее часто в произведениях Артура Конан Дойла встречаются случаи, когда повреждения причинены также и острыми предметами. Этот способ причинения повреждений был крайне характерен в те времена, когда создавался цикл произведений о выдающемся сыщике Шерлоке Холмсе. Во все времена любой предмет, обладающий колющими, режущими или рубящими свойствами, был доступен любому человеку, даже если этот предмет и не являлся оружием. В наши дни эта проблема остается также актуальной, так как подобные предметы постоянно находятся в повседневной жизни людей.

Особенности повреждений острыми предметами следующие.

Колющие предметы характеризуются узкой удлиненной формой и острым концом (стилеты, штыки, вилы, гвозди, иглы). Колющие предметы, проникая в ткани, раздвигают и расщепляют их. В результате образуется небольшое входное отверстие и раневой канал.

Особенности колотой раны таковы: щелевидная форма, края почти ровные, может быть поясок осаднения, концы закруглены, раневой канал узкий и глубокий (глубина всегда больше других размеров), может повреждаться кость, кровотечение чаще внутреннее.

Режущие предметы характеризуются острым лезвием и небольшим весом (бритвы, ножи). Режущим действием обладают также случайные предметы: осколки стекла, куски металла с острыми ребрами. Резаные раны образуются, если приложенное к поверхности лезвие при некотором давлении протягивается по телу.

Особенности резаной раны следующие: веретенообразная форма, края ровные, концы острые, в области концов – насечки (число насечек зависит от количества движений режущим орудием), кровотечение сильное, чаще наружное; направление линейное; глубина меньше протяженности раны; если близко подлежит кость, то повреждается только надкостница; более глубокая часть отмечается в начале действия режущего орудия.

Предметы, имеющие острый конец и лезвие, называются колюще-режущими (кинжалы, финские и карманные ножи и др.). Колюще-режущие предметы могут иметь обушок и лезвие или обоюдоострый клинок. Колюще-режущий предмет проникает в ткани, не раздвигая волокна, а пересекая их. Целость ткани нарушается острым лезвием предмета.

Особенности колото-резаной раны: веретенообразная или остроугольная форма (что зависит от односторонней или двусторонней заточки лезвия колюще-режущего орудия); концы острые или один – острый, другой – тупой (что также зависит от заточки лезвия); края ровные; может быть насечка в области острого конца и дополнительные надрезы (возникающие обычно при извлечении орудия); глубина превалирует над другими размерами раны; кровотечение преимущественно внутреннее; может повреждаться кость.

Для рубящих предметов характерны острое лезвие и значительный вес. Обширность повреждения зависит от остроты предмета, его веса и прилагаемой силы. Кроме того, имеет значение длина рукоятки. Рубленая рана, возникшая вследствие действия остро заточенного топора, может иметь все признаки резаной раны.

Отличительной особенностью рубленой раны могут быть следующие признаки: массивность повреждения, включающего в себя повреждение кости, глубину проникновения и наличие одного или двух П-образных или закругленных концов, от которых нередко отходят дополнительные надрывы кожи, а на костях – дополнительные трещины. При нанесении повреждения под углом отмечается скошенность одного из краев раны. Соответственно кожной ране наблюдаются ровные поверхности разруба костей, при косом направлении удара – один край скошен. Рубленая рана, возникающая вследствие действия тупого топора, может иметь все признаки рвано-ушибленной раны.

В рассказе «Шесть Наполеонов» инспектор Лестрейд сообщает Шерлоку Холмсу: «Шагнув в темноту, я споткнулся и чуть не упал на лежавшего там мертвеца. Я бросился в дом за лампой. У несчастного на горле зияла рана. Все верхние ступени были залиты кровью. Он лежал на спине, подняв колени и раскрыв рот…» Надо полагать, что в данном случае имело место резаное ранение шеи с повреждением ее крупных сосудов.

Случай проникающего колотого ранения изложен в рассказе «Черный Питер». Инспектор Стэнли Хопкинс сообщает Холмсу об осмотре тела покойного капитана Питера Кэрри: «И посреди всего этого сам капитан – лицо искаженное, как у грешника, терзаемого муками ада, а большая черная с сильной проседью борода встала дыбом во время агонии. Широкая грудь пробита стальным гарпуном. Гарпун прошел насквозь и глубоко вонзился в деревянную стену. Капитан был приколот к стене, словно жук булавкой к картону. Конечно, мертв он был с той самой минуты, как испустил вопль…»

Причинение колото-резаного ранения изложено в рассказе «Второе пятно», где мистер Эдуардо Лукас был убит ударом ножа прямо в сердце. Смерть наступила мгновенно. «Нож, которым было совершено убийство, оказался кривым индийским кинжалом, взятым из коллекции восточного оружия, украшавшего одну из стен комнаты…» Описания самого повреждения в рассказе нет.

Шерлок Холмс и доктор Уотсон во время своих расследований сталкивались и со случаями причинения огнестрельных ранений. Помимо того, в ряде случаев они также сами причиняли огнестрельное ранение, как, например, в повести «Знак четырех».

Следует отметить и тот факт, что подобное отмечено было и в других произведениях автора.

Примером этого может служить рассказ «Конец Чарльза Огастеса Милвертона», где описывается случай причинения огнестрельного ранения: «В ее руке блеснул маленький пистолет. Один выстрел, другой, третий… Дуло пистолета было в полуметре от груди Милвертона. Он пошатнулся, упал на стол, закашлялся, цепляясь за бумаги. Затем, шатаясь, поднялся и шагнул из-за стола. Грянул шестой выстрел, и он упал на пол…»

Случай огнестрельного ранения также приведен в рассказе «Пустой дом», где изложены события 1894 г., когда весь Лондон был крайне взволнован, а высший свет потрясен убийством молодого графа Рональда Адэра: «Несчастный юноша лежал на полу возле стола. Голова его страшно изуродована револьверной пулей…»

Отсутствие описания ран может затруднить у читателя представление о входных и выходных огнестрельных ранениях, а также о дистанции выстрела. Подобное мы можем встретить в повести «Знак четырех» и в романе «Долина ужаса».

К огнестрельным повреждениям относятся ранения из всех видов огнестрельного оружия, а также повреждения от взрывов, снарядов, мин, гранат, запалов, детонаторов, взрывных устройств и т. д.

В судебно-медицинской практике чаще встречаются повреждения из ручного огнестрельного оружия, которое подразделяется на боевое, спортивное, охотничье, специальное (ракетницы, стартовые пистолеты), дефектное (обрезы), самодельное (самопалы).

Патроны к боевому оружию состоят из гильзы, содержащей порох, капсюля с взрывчатым веществом, пули. Охотничий патрон состоит из гильзы с капсюлем, заряда пороха, пыжей, дроби или пули.

В момент выстрела пороховые газы, образующиеся от воспламенения пороха, выталкивают снаряд (пулю или дробь) из канала ствола оружия.

Кроме пули из канала ствола вылетают: 1) пламя; 2) газы; 3) копоть; 4) несгоревшие порошинки; 5) остатки оружейной смазки (при первом выстреле). Это так называемые дополнительные факторы выстрела, которые могут быть обнаружены при выстрелах с близкого расстояния.

Огнестрельные ранения могут быть сквозными, слепыми, касательными. При сквозном ранении пуля образует входное огнестрельное ранение, проходит через тело человека и покидает его, образуя выходное огнестрельное ранение. При слепом ранении пуля задерживается в теле в конце раневого канала. Могут наблюдаться касательные ранения, когда пуля только касается поверхности тела, причиняя поверхностные ранения мягких тканей или образуя ссадину. Иногда встречаются опоясывающие ранения, когда пуля, встречая кость, скользит по ее поверхности, как бы опоясывая определенную часть тела. Опоясывающие ранения могут быть слепыми и сквозными.

Диагностика огнестрельных ранений при наружном осмотре трупа основывается прежде всего на морфологических признаках входногоотверстия.

Попадая в тело человека, пуля, обладающая большой кинетической энергией, выбивает кусочек кожи, действуя как пробойник или дырокол. Этот признак получил название минус-ткани или дефекта ткани. Определить его можно при сближении краев раны. Если края раны не сближаются, не закрывают раневое отверстие или сближаются за счет натяжения кожи, то в углах раны образуются складки, что явно свидетельствует о наличии дефекта ткани. В случае ранения, причиненного колющим предметом (например, шилом), дефекта ткани не образуется, края раны сближаются без образования складок в углах раны.

При вхождении пули в тело под прямым углом форма входного отверстия будет круглой. Если же пуля попадает в тело под острым углом, то входное отверстие имеет овальную форму.

При прохождении через кожу с поверхности пули стираются следы копоти, порохового нагара, металлические частицы, образуя в окружности входного отверстия поясок обтирания, или поясок загрязнения, в виде кольца сероватого или черного цвета. Ширина пояска обтирания при воздействии пули боевого оружия обычно 0,1–0,2 см. При попадании в тело пули большого диаметра, например при выстрелах из охотничьего оружия, ободок обтирания может быть шире, достигая иногда 0,5 см.

Под пояском обтирания по краю раны обнаруживается второй поясок – поясок осаднения в виде кольца розовато-красного или бурого цвета. Ширина пояска осаднения примерно такая же, как и пояска обтирания, – 0,1–0,2 см, иногда несколько больше. Этот поясок (осаднения) образуется в результате того, что пуля сначала вытягивает кожу в виде конуса, а потом пробивает ее. Поверхностный слой кожи в области входного отверстия растрескивается и подсыхает, образуя поясок осаднения. Благодаря растяжению кожи дефект ее в области входного отверстия обычно на 0,1–0,2 см меньше диаметра пули.

При прохождении через одежду поясок загрязнения на коже может отсутствовать или быть выражен очень слабо – в виде узенькой полоски по внутреннему краю входного отверстия. В таких случаях этот поясок может быть обнаружен при исследовании одежды.

Выходное огнестрельное ранение обычно бывает щелевидной или звездчатой формы. При прохождении через тело пуля теряет часть кинетической энергии. В результате в области выходного отверстия проявляется клиновидное действие пули, дефект ткани в области выходного отверстия обычно не образуется. Как правило, отсутствуют ободки обтирания (загрязнения) и осаднения.

Таким образом, обычно в области выходного отверстия отсутствует дефект ткани (минус-ткань), ободки обтирания и осаднения. Однако из этой характеристики могут быть исключения. В случае если расстояние между входным и выходным ранением невелико (например, в области кисти руки), пуля может сохранять большую кинетическую энергию и в области выхода. В таких случаях в области выходного ранения может проявляться пробивное действие пули – образуется минус-ткань (дефект ткани). Если область выходного ранения прижата к твердому предмету (плотно затянутому брючному ремню, стене, полу), то в области выхода пули может образовываться поясок осаднения за счет небольшого выворачивания краев раны кнаружи и прижатия их к указанному твердому предмету. В таком случае образуется поясок осаднения по краю раны и в области выходного отверстия.

В судебной медицине и криминалистике различают три дистанции выстрела: выстрел в упор, выстрел с близкой дистанции, выстрел с дальней (неблизкой) дистанции.

При выстреле в упор дульный срез оружия упирается в тело. Может иметь место полный герметический упор – в случае если дульный срез оружия плотно прижат к телу; неполный, негерметический упор – когда между дульным срезом оружия и телом остается небольшое свободное пространство; боковой упор – когда оружие приставлено к телу под углом.

В случае плотного упора раневой канал является как бы продолжением канала ствола, поэтому в раневой канал следом за пулей устремляются все дополнительные факторы выстрела: пламя, газы, копоть, порошинки, остатки оружейной смазки, формируя наиболее характерные признаки выстрела в упор. К ним относятся разрывы кожи в области входного отверстия в основном за счет воздействия пороховых газов. Если в области входного отверстия под кожей находится плотная ткань (кость), то пороховые газы проникают не только в раневой канал, но и распространяются по поверхности кости, отслаивая от нее мягкие ткани. При этом кожа приподнимается газами и придавливается к дульному срезу. Кроме того, за счет образования в канале ствола оружия после выстрела разреженного пространства кожа как бы присасывается к дульному срезу. В результате такого механизма может образовываться так называемая штанц-марка, или штанц-отпечаток, дульного среза, являющиеся характерным признаком выстрела в упор. Эти признаки встречаются нечасто.

Наиболее постоянным признаком выстрела в упор является отложение копоти и порошинок в раневом канале, которые обнаруживаются в виде черных вкраплений по ходу раневого канала. Если дульный срез оружия не прижат, а лишь касается тела, то часть пороховых газов, копоть могут откладываться вокруг входного отверстия в небольшом количестве. Если имеет место боковой упор, то копоть может откладываться в виде треугольного или овального участка в области открытого угла. Это дает возможность по расположению копоти в области входного отверстия судить о положении оружия в момент выстрела.

Выстрел с близкой дистанции – это выстрел в пределах воздействия на тело дополнительных факторов: пламени, газов, копоти, порошинок, смазки. По мере удаления от дульного среза дополнительные факторы рассеиваются в виде конуса, расширяющегося в сторону полета пули.

В момент выстрела у дульного среза оружия образуется пламя за счет взрыва продуктов неполного сгорания пороха при соприкосновении с кислородом воздуха. Черный (дымный) порох дает значительное пламя. Термические действия бездымного пороха значительно слабее.

Горячие пороховые газы, вылетая из канала ствола, обладают ушибающим действием, вызывая образование так называемых пергаментных пятен.

Наибольшее практическое значение для установления дистанции имеет воздействие на тело копоти, откладывающейся вокруг входного отверстия в виде округлых или овальных наложений черного или темно-серого цвета, а также внедрение порошинок в виде частиц черного цвета. В зависимости от расстояния близкого выстрела интенсивность и диаметр закопчения будут различными: чем ближе расстояние, тем больше концентрация пятна копоти и меньше диаметр круга закопчения.

Если выстрел произведен под прямым углом, то след от копоти будет иметь форму круга, в центре которого расположено входное огнестрельное ранение. Если выстрел произведен под острым углом, то закопчение имеет овальную форму, при этом входное огнестрельное ранение располагается не в центре, а в той части овала, которая соответствует острому углу между преградой и направленностью выстрела.

Полного сгорания порошинок в момент выстрела не происходит, поэтому несгоревшие или частично сгоревшие порошинки вылетают из канала ствола и могут быть обнаружены на одежде или на теле. Они могут внедряться в одежду и даже пробивать ее или внедряться в поверхностный слой кожи.

При первых выстрелах с близкой дистанции вокруг входного отверстия могут откладываться отдельные брызги смазки, обнаруживаемые в ультрафиолетовом свете.

Величина расстояния близкого выстрела зависит от системы оружия, характера боеприпасов, изношенности оружия и т. д. Обычно следы дополнительных факторов выстрела наблюдаются в пределах до 100 см. Однако при выстрелах из охотничьих ружей в зависимости от снаряжения заряда патрона и других причин порошинки могут быть обнаружены и за пределами 100 см.

Отсутствие следов дополнительных факторов на теле или одежде может наблюдаться при выстрелах с близкой дистанции через какую-либо преграду или прокладку, где они и могут быть обнаружены.

Выстрел с дальней (неблизкой) дистанции – это выстрел, когда на тело действует только пуля, а действие дополнительных факторов не обнаруживается.

В отдельных, редких случаях при выстрелах с неблизкой дистанции может наблюдаться отложение копоти вокруг входного отверстия на внутренней поверхности одежды или на коже, покрытой одеждой, при отсутствии копоти на верхнем слое одежды (феномен И. В. Виноградова). Это наблюдается при большой начальной скорости пули (более 500 м/с), когда за летящей пулей образуется разряженное пространство соответственно так называемой вихревой дорожке, увлекающее за собой копоть. Другим условием является наличие нескольких слоев одежды из плотной ткани, отстоящей друг от друга на расстоянии от 0,5 до 1–5 см. При прохождении через такую одежду завихрение за пулей обрывается, копоть откладывается на внутренней стороне одежды в виде лучей в отличие от выстрела с близкой дистанции.

Путь, который в теле проходит пуля, называется огнестрельным или раневым каналом. Направление раневого канала помогает установить направление выстрела, хотя они могут и не совпадать. Локализация входного и выходного ранения не всегда может соответствовать условной прямой линии, их соединяющей, так как пуля может изменить направление движения, встретив препятствие в виде кости. Обычно легче определить раневой канал в более плотных тканях и труднее, например, в жировой клетчатке, где он обильно пропитывается кровью. Наибольшее диагностическое значение имеет определение раневого канала в плоских костях (например, костях черепа), где он имеет вид усеченного конуса, расширяющегося в сторону движения пули.

При попадании пули в полый орган, заполненный жидкостью (желудок, сердце в момент заполнения его кровью и др.), наблюдается гидродинамическое действие пули. В таких случаях пуля передает свою кинетическую энергию жидкости, которая практически несжимаема и воздействует во все стороны равномерно, что приводит к разрыву органа.

Такое явление может наблюдаться при попадании пули в голову: воздействуя на головной мозг как на полужидкую среду, пуля приводит к разрушению не только мозга, но и черепа. Обычно это наблюдается при выстреле в упор или с близкого расстояния из оружия, обладающего большой пробивной силой.

Повреждения из охотничьего оружия зависят от системы оружия и характера снаряжения патрона. Дробовой заряд при выстрелах в упор или с близкого расстояния действует компактно, причиняя входное ранение круглой или овальной формы. По мере удаления от дульного среза начинается рассеивание дробин и причинение множества мелких ранений, что может быть использовано для ориентировочного определения расстояния выстрела. Площадь поражения рассеивающимися дробинками может иметь диаметр 25–30 см и больше. Мелкая дробь может лететь на расстояние до 200 м, крупная – до 300 м. Порошинки при дымном порохе летят на расстояние 3 м, при бездымном – до 1–1,5 метров. Следы копоти могут определяться в пределах 75 см при бездымном порохе, до 100 см – при дымном порохе. Пыжи могут лететь иногда до 40 м и внедряться в рану.

Расстояние выстрела из дробового оружия определяется по степени разлета дроби, что зависит от системы оружия, его калибра, количества и качества пороха, размера дроби, характера пыжа. Если центральное отверстие диаметром 3–3,5 см и вокруг много отверстий, то допустима дистанция около 2 м. Для окончательного решения вопроса о дистанции выстрела большое значение имеют экспериментальные выстрелы.

Выстрелы в упор или с очень близкого расстояния холостыми патронами, из которых удалены пуля или дробь, могут причинять смертельные повреждения. Такие ранения возникают от воздействия струипороховых газов, скорость которых достигает 1000 м/с и более, а давление – 2000–3000 атм. Наблюдались случаи смертельных ранений при выстрелах холостыми патронами в грудь и голову.

Длинноствольное оружие – винтовки, охотничьи ружья – для сокрытия и удобства ношения может быть укорочено, для чего отпиливают часть ствола и приклад. Такое дефектное оружие получило название обреза. При укорочении ствола нарушаются баллистические свойства оружия, что приводит к разрыву оболочки пули, которая может кувыркаться в полете и попадать в тело плашмя или донышком, причиняя обширные рваные раны. Если разрыв пули произошел до попадания в тело или в момент столкновения с ним, то может наблюдаться несколько входных ран. В связи с укорочением ствола дополнительные факторы – копоть, порошинки – летят дальше.

Самопалы, которые относятся к самодельному оружию, представляют собой металлическую трубку, загнутую с одной стороны и прикрепленную к рукоятке. Эта трубка заполняется порохом и каким-либо снарядом – гвоздем, металлическим шариком и т. д. Через отверстие в стенке трубки порох поджигается, происходит выстрел, который может причинить смертельное повреждение. Во время воспламенения пороха трубка может разрываться или, оторвавшись от рукоятки, лететь в стреляющего, причиняя ему серьезные повреждения, вплоть до смертельных.

К атипичному оружию относят различного рода перфораторы, строительно-монтажные пистолеты, в которых используется энергия выстрела. Для этого они заряжаются «холостым» патроном и специальными гвоздями-дюбелями, которые пробивают бетонные стены и металлические конструкции. Входные раны, причиненные дюбелями, имеют определенные отличия от ран, причиненных пулями, в связи с конструкцией дюбеля (наличием шляпки) и относительно малой скоростью его полета. Раневой канал при ранении дюбелями, как правило, слепой, широкий, с выраженным разрушением его стенок.

Метательное оружие по существу является устройством с конструктивными и баллистическими свойствами, сходными с огнестрельным оружием. В метательном устройстве кинетическая энергия пули возникает за счет сжатого воздуха. Тем не менее метательное устройство принято относить к пневматическому оружию. В канале ствола такого оружия имеется камера, в которой воздух сжимается специальным поршнем. Пуля, находящаяся в стволе, вылетает после освобождения поршня спусковым крючком, и расширяющийся воздух сообщает ей поступательное движение. Скорость пули небольшая и летит она на расстояние 30–50 м. Пули представляют собой металлические (обычно свинцовые) колпачки, иногда с кисточкой сзади (для устойчивости полета). В качестве пули может быть использована дробь, кусочки свинца и т. п.

При выстреле даже с расстояния нескольких метров пуля может причинить смертельные повреждения (при ранении головного мозга через орбиту, при ранении сонной артерии, при ранении сердца через грудную клетку). У входной раны обычно нет дефекта кожи, так как пуля входит клиновидно. Отсутствуют и дополнительные факторы выстрела. Раневой канал всегда слепой.

К метательному оружию относятся также арбалеты, луки, ружья для подводной охоты, которые не имеют ничего общего с огнестрельным оружием. В качестве повреждающих предметов в них выступают стрелы, дротики, гарпуны. Кинетическая энергия в таких устройствах создается либо за счет их упругих свойств (например, лук), либо за счет конструкции метательного оружия (например, резина у ружья для подводной охоты). Стрелы, дротики и гарпуны причиняют колотые ранения, иногда значительные, и имеют слепой раневой канал.

Повреждения от взрыва снарядов и взрывчатых веществ имеют место не только в военное, но и в мирное время. Они наблюдаются при взрывных работах (в шахтах, карьерах и т. п.) и являются следствием несчастных случаев. Вместе с тем в последние десятилетия во всем мире, в том числе и в России, нарастает терроризм и взрывы все чаще и чаще носят криминальный характер. При этом наблюдается большое разнообразие взрывных устройств, особенно самодельных. Тем не менее механизм взрывов принципиально однотипен.

Взрыв – быстрое выделение энергии в результате физического, химического или ядерных изменений взрывчатого вещества.

Взрывное устройство – специально изготовленное устройство, обладающее совокупностью признаков, указывающих на его предназначение и пригодность для производства взрыва.

По мощности взрывные устройства делятся:

а) на взрывные устройства большой мощности (крупные и средние авиабомбы, артснаряды, противотанковые мины, фугасы и другие подобные им взрывные устройства с тротиловым эквивалентом более 250 г);

б) взрывные устройства средней мощности (гранаты, противопехотные мины, другие подобные им взрывные устройства с тротиловым эквивалентом от 100 до 100–250 г);

в) взрывные устройства малой мощности (запалы, детонаторы, взрыватели, другие подобные им взрывные устройства с тротиловым эквивалентом до 50–100 г).

К повреждающим частям взрыва относятся:

1. Продукты взрыва, детонация (волна взрывных газов, частицы взрывного вещества и копоть взрыва).

2. Ударная и звуковая волна окружающей среды.

3. Осколки и части взрывного устройства (осколки и части взрывателя; осколки оболочки взрывного устройства произвольной формы и размеров, а также полуготовые – от насечек на оболочке).

4. Специальные поражающие вещества:

а) готовые поражающие элементы механического действия: шарики, стрелки, пластинки и др.;

б) вещества химического действия;

в) вещества термического действия: фосфор, напалм и др.

Волна взрывных газов является наиболее мощным повреждающим фактором взрыва. Расширяясь от центра взрыва, газы оказывают давление во все стороны. Практически любая среда разрушается под действием такого давления.

Взрывные газы обладают следующими видами действий:

а) механическое действие:

• разрушающее, пробивное (бризантное);

• разрывное, отслаивающее и расслаивающее (фугасное);

• ушибающее, контузионное;

б) термическое (опаление волос, опаление и возгорание ткани одежды, ожоги);

в) химическое – местное и общее (образование карбоксигемоглобина и карбоксимиоглобина, метгемоглобина, циангемоглобина и других продуктов);

г) комбинированное.

Разрушающее действие газообразных продуктов на тело человека отличается обширностью, глубоким размозжением и повреждением ткани, внутренних органов, разрушением частей тела, отрывом конечностей, обширными дефектами ткани. Разрывное действие продуктов детонации проявляется в радиальных разрывах кожи и расслоении мягких тканей с образованием карманов. Ушибающее действие проявляется поверхностными осаднениями, кровоподтеками и внутрикожными кровоизлияниями.

Ударная волна окружающей среды несет около 65–70 % всей энергии взрыва. Наиболее чувствительны среднее и внутреннее ухо, легкие, центральная нервная система и желудочно-кишечный тракт. Передняя граница зоны сжатия (с повышенным давлением) называется фронтом ударной волны. Его высокое давление и производит контузионную травму. Считается, что основной травмирующий эффект ударной волны зависит от скорости нарастания максимума давления, то есть от импульса ударной волны.

Моменты механизма поражения человека:

а) прямое или непосредственное воздействие, когда человек испытывает лобовой или касательный удар и сотрясение всего тела, при котором ударная волна легко проникает в тело, обусловливая расщепляющий эффект вследствие разницы скоростей в соседних тканях и органах (разрушает) и кавитационный эффект;

б) метательный эффект, при котором тело приподнимается и отбрасывается;

в) звуковой эффект.

Все нарушения, возникающие в организме при действии воздушной ударной волны, принято разделять на первичные (от непосредственного действия на организм), вторичные (от действия на организм предметов, приведенных в действие взрывной волной) и третичные (вследствие удара тела о рядом расположенные предметы).

Различают близкую и неблизкую дистанции взрыва:

1. Близкая дистанция взрыва – расстояние, в пределах которого на преграду помимо осколков действуют и другие повреждающие факторы взрыва (продукты детонации, ударная и звуковая волны).

2. Неблизкая дистанция взрыва – расстояние, в пределах которого на преграду действуют только осколки, специальные поражающие средства и – в меньшей степени – вторичные снаряды, но уже не оказывают самостоятельного повреждающего воздействия продукты детонации, ударная и звуковая волны.

К общим особенностям повреждений, возникающих в результате взрыва, относятся:

• множественность;

• комбинированность и сочетанность;

• одностороннее расположение;

• морфологическое разнообразие;

• наличие обширных разрушений и отрывов;

• закрытые повреждения внутренних органов;

• преимущественно открытый характер переломов;

• признаки термического и химического действия;

• преимущественно слепой и касательный характер ранений;

• радиальное направление раневых каналов;

• наличие частиц взрывной волны и осколков в глубине раневых каналов.

Различные взрывные устройства, в зависимости от их конструкции и величины заряда взрывчатого вещества, могут причинить неодинаковые по характеру и объему повреждения. Чем больше заряд взрывчатого вещества, тем более мощные разрушения он производит и тем на большем расстоянии действуют все факторы взрыва.

Повреждения от контактного взрыва устройств большой мощности характеризуются разрушением тела на отдельные фрагменты. При взрыве устройств средней мощности формируются полные или частичные отрывы конечности (конечностей) или их частей и глубокие локальные разрушения мягких тканей и костей. При взрывах устройств малой мощности наблюдаются полные или частичные отрывы пальцев и поверхностные разрушения мягких тканей.

Большое влияние на характер повреждений имеют наличие и свойства оболочки взрывного устройства. Если взорвалась толовая шашка или какой-либо иной заряд, не имеющий металлической оболочки, то в пораженных частях тела металлические осколки от взрывателя (детонатора) данного заряда, а также частицы (осколки) самого взрывчатого вещества (результат его неполной детонации).

Если же взрывается ручная граната, артиллерийский снаряд или мина, имеющие металлическую оболочку, то поражения, наряду с другими факторами, причиняют осколки этой оболочки, которые могут быть обнаружены в теле. Такие осколки часто имеют характерную форму и другие признаки, по которым можно судить, какое именно устройство взорвалось. Поэтому очень важно при исследовании пострадавшего обнаружить в теле и изъять по возможности все осколки. Большую помощь при этом оказывает рентгеновское исследование.

Образующиеся при взрыве осколки в большинстве случаев причиняют слепые ранения. Входные раны чаще имеют неправильную звездчатую форму с неровными осадненными краями и большим дефектом ткани – за счет действия неровных, зазубренных краев осколков. Такие осколки могут вызывать тяжелую травму не только в результате разрушения тканей по ходу раневого канала, но и растягивая волокнистые (нервно-сосудистые) образования. Осколочные раны по форме, размерам и особенностям краев могут напоминать и пулевые, но, в отличие от последних, осколочные повреждения характеризуются выраженным полиморфизмом раневых каналов и наличием признаков действия других факторов взрыва (комбинированный характер травмы). Иногда осколочные повреждения имеют свойства рубленых ран (за счет рубящего действия осколков, имеющих острые края).

Прямой удар осколка снаряда причиняет разрывы, расщепление, разъединение, размозжение и раздробление тканей по оси его полета, а также ушиб, контузию стенок раневого канала.

Если снаряд средней мощности взорвался в руке, то, как правило, имеет место отрыв той или иной части руки, особенно кисти. Культя обычно закопчена, из нее выстоят отломки костей и обрывки сухожилий, на коже по краям имеются разрывы.

Взрывные повреждения, возникающие даже от небольшого по мощности взрывного устройства, следует рассматривать как тяжелую механоакустическую политравму с разнообразными морфологическими и функциональными проявлениями, определяемыми как многофакторностью поражающего действия взрыва, так и существенной зависимостью травматического эффекта от конкретных условий взрыва. Даже в случаях несмертельных взрывных поражений закрытые ударные сотрясения внутренних органов и головного мозга, не ярко выраженные после травмы, могут послужить причиной тяжелых, вплоть до смертельных, осложнений в последующем течении травматической болезни.

Главным фактором, определяющим характер взрывных ранений тела и одежды человека, является дистанция и расстояние от центра взрыва.

Для 1-й зоны и начальной 2-й зоны близкой дистанции взрыва характерна полная дезинтеграция тканей (дробление, распыление и разбрасывание), независимо от их биохимических и топографо-анатомических взаимоотношений, с образованием абсолютного дефекта поражаемой части тела. Проксимальной границей данного уровня является линия перелома костей. Ниже костных отломков могут свисать только сухожилия, в том числе с костными фрагментами на концах, редко – лоскуты кожи или отдельные элементы сосудисто-нервных пучков. Неполное разрушение этих образований происходит, по-видимому, благодаря отклонению их в момент взрыва за пределы очага сверхвысокого давления.

Повреждения при условии контакта с взрывным устройством и в пределах 2-й зоны всегда сопровождаются разрушениями кожи, мышечных масс, костей скелета. При этом в размозженных мягких тканях обнаруживаются осколки оболочки взрывного устройства, кусочки не прореагировавшего взрывчатого вещества, вторичные снаряды.

На протяжении 2-й зоны близкой дистанции взрыва (зона действия взрывных газов) величина разрушений целиком и полностью определяется свойствами анатомических структур и особенностями костно-фасциальной архитектоники конечности. Чем слабее в механическом отношении ткань, тем большими оказываются ее разрушения. Этим объясняется столь характерное для взрыва расслоение относительно прочных анатомических образований – костей, сухожилий, кожи, сосудисто-нервных пучков, мышечных групп или отдельных мышц. По краю взрывной раны разрушения рыхлых тканей носят сплошной характер. В проксимальных отделах поврежденного сегмента наиболее глубоко взрывные газы проникают вдоль «слабых» мест конечности – паравазальных, параоссальных, подфасциальных и межмышечных пространств, однако при одном условии: если промежутки открыты в сторону взрывной раны. Клеточные слои, ориентированные (расширяющиеся) в противоположную от центра взрыва сторону, оказываются интактными.

Что касается повреждений осколками и вторичными снарядами, то чем ближе тело находится к взрывному устройству, тем большее число осколков может причинить повреждения. При близком взрыве в тело проникают не только крупные, но и мелкие осколки и даже металлическая пыль. На больших расстояниях взрыва (неблизкая дистанция) в тело попадают лишь единичные крупные осколки. При этом такие осколки причиняют преимущественно слепые ранения.

Основная масса наружных повреждений локализуется на обращенной к центру взрыва поверхности тела. Повреждения обычно обнаруживаются на нескольких частях тела (вне зависимости от мощности заряда и конструкции взрывного устройства), если они не были защищены какой-либо значительной преградой. Строго изолированные повреждения одной конечности от близкого взрыва (даже взрывных устройств малой мощности – запала, взрывателя, мины и т. п.) могут быть лишь при условии защиты остальных частей тела какой-либо преградой от действия осколков и вторичных снарядов.

Большим разнообразием отличаются переломы костей черепа – от мелких дырчатых переломов в результате действия осколков до полного разрушения головы. Это в первую очередь зависит от дистанции взрыва (часто зависящей от позы пострадавшего) и – в меньшей степени – от вида взрывного устройства и мощности взрыва.

Ссадины и разнообразные очаги осаднений в той или иной степени всегда имеются на кожных покровах погибших от взрывной травмы. Они по своему происхождению могут быть подразделены на ссадины:

а) от действия взрывных газов и ударной волны;

б) действия осколков оболочки взрывных устройств;

в) действия вторичных снарядов;

г) ударов при отбрасывании тела.

Ссадины (осаднения) первой группы локализуются только на частях и поверхностях тела, обращенных к центру взрыва, они более обширны по площади, но не имеют четких границ. На практике достаточно сложно отдифференцировать такие ссадины от ожогов, так как они в той или иной степени сочетаются с ожогами. В случаях когда кожа пострадавшего в момент взрыва была прикрыта одеждой, от действия этих факторов взрыва возникает другая разновидность ссадин: они обычно имеют более разнообразную форму и четкие границы, представляя собой следы – отпечатки складок, швов и других деталей одежды.

Ссадины (без образования ран) от касательного действия осколков оболочки взрывных устройств значительно отличаются по внешнему виду: они имеют полосовидную или линейную форму, неравномерны по глубине, иногда в центре по их длиннику выявляются поверхностные желобовидные (касательные) раны. Диагностическую ценность этих ссадин трудно переоценить: фактически они являются морфологическим эквивалентом траектории полета причинившего их осколка.

Ссадины, возникающие от ударов об окружающие предметы при отбрасывании тела, не несут признаков, специфичных для взрывной травмы.

Кровоподтеки и кровоизлияния являются одним из наиболее частых видов повреждений, которые формируются при взрывной травме. Но они редко имеют самостоятельное экспертное значение. Исключение представляют случаи, когда кровоподтеки носят «штампованный» характер (образуются в результате ударов о тело пуговиц, ременных пряжек и других частей одежды).

Ожоги при взрывах в пределах 1–2 зон близкой дистанции наблюдаются весьма часто.

При взрывах взрывных устройств малой и средней мощности ожоги локализуются только на свободных от одежды частях тела, обращенных к центру взрыва. Ожоговые поверхности, как правило, имеют ограниченный вид, четкие контуры, иногда отражают особенности имевшейся на пострадавшем одежды. Обычно это ожоги 1–3 степени и только по краям отрывов частей тела иногда имеются элементы обугливания.

При воспламенении одежды, которое наблюдается при взрывах снаряженных порохом устройств и боеприпасов со специальным зарядом (типа напалма), выраженность ожогов резко возрастает.

Особое место в этой группе повреждений занимают точечные ожоги от действия разлетающихся при взрыве горящих частиц взрывчатого вещества. Такие ожоги имеют вид осыпи. Отличить их от поражений мелкими осколками можно зачастую только по результатам рентгенографического исследования (по отсутствию рентгеноконтрастных элементов).

Ожоги сочетаются с отложениями на коже и раневых поверхностях копоти. Это сочетание зависит от вида взорвавшегося устройства (оболочечный, безоболочечный), состав заряда обусловливает только степень выраженности ожогов и интенсивность отложений копоти. Отложения копоти (как и ожоги) отчетливо видны на свободных от одежды участках кожи и по краям отрывов частей тела, однако по своей площади они более обширны и перекрывают последние. Отложения копоти наблюдаются не только на поверхности кожи, но и в глубине ран, а также на поврежденных внутренних органах (в случаях проникающих ранений). Характерно отложение копоти на выступающих частях тела.

Одним из характерных морфологических признаков взрывной травмы является формирование осколочных ран. Обычно они локализуются на поверхностях тела, обращенных к центру взрыва, как правило, носят слепой характер и весьма различны по своей форме и размерам. Сквозных осколочных ранений массивных частей тела (груди, живота, таза), даже при взрывах большой мощности, практически не наблюдается. На более тонких частях тела (конечностях) сквозные ранения формируются чаще.

Большинство входных ран располагаются в виде отдельных групп («осыпей»), значительно удаленных друг от друга. Количество осколочных ран зависит от вида взорвавшегося устройства: чем более мощным оно было, тем меньше выявляется осколочных повреждений. Этот факт легко объясним: мощные взрывы на близком расстоянии вызывают в первую очередь обширные разрушения тела, на фоне которых обнаружить осколочные повреждения удается не всегда. Кроме того, осколки таких устройств обладают большим запасом энергии и часто дают сквозные осколочные ранения.

На открытых частях тела осколочные раны при близких взрывах локализуются на фоне ожогов и окопчений.

Форма входных ран весьма разнообразна. Часто очень сходные между собой по форме и размерам осколки вызывают образование резко отличающихся по форме и размерам ран – от точечных до обширных повреждений неправильной геометрической формы.

К другим особенностям входных осколочных ран в первую очередь следует отнести выраженное в той или иной степени осаднение краев. Осаднение практически всегда неравномерное, выраженность его зависит от формы осколков, преимущественного вида их движения (вращательное, поступательное с вращательным) и угла вхождения в тело. Следующей особенностью осколочных ран является образование по их краям надрывов кожи. Часто такие надрывы придают осколочным ранам сходство с ушибленными ранами от действия тупогранных предметов.

Дефект ткани при осколочных поражениях сочетается с формой входной раны. В округлых и многоугольных ранах дефект ткани выражен в большей степени, чем у ран линейной или звездчатой формы.

Выходные осколочные раны, как правило, одиночны (не имеют вида осыпи), но по своей форме практически не отличаются от входных. Хорошим ориентиром для дифференциальной диагностики входных и выходных ран является локализация последних вне зон окопчения и ожогов, а также отсутствие или менее выраженное осаднение краев.

Переломы трубчатых костей, как правило, открытые, носят массивный, оскольчатый характер и сочетаются с выраженными повреждениями мягких тканей.

Дырчатые переломы от действия осколков на плоские кости имеют неправильную форму и неровные края. Судить о размерах осколков взрывного устройства по размерам дырчатых переломов затруднительно. Довольно часто размеры переломов оказываются гораздо большими, чем образовавшие их осколки. Сколы, дополнительные растрескивания одинаково часто встречаются на обеих костных пластинках.

Помимо вышеперечисленных повреждений тела огнестрельные повреждения лица и головы, в частности челюстно-лицевой области, могут иметь свои специфические особенности. Они вызываются прежде всего тем, что нередко взрывное устройство находится близко от указанных анатомических образований, например в руках пострадавшего. В таких случаях весь объем действующих травмирующих факторов обрушивается на область лица и головы человека. При этом возможны массивные разрушения головы и лица с учетом большого количества повреждений.

При огнестрельных повреждениях челюстно-лицевой области имеют определенное значение и анатомо-физиологические особенности: хорошо выраженная васкуляризация мягких тканей лица и значительная обсемененность ротовой полости высокопатогенной микрофлорой. Боковые отделы лица подвергаются большому разрушению с образованием глубоких карманов и значительных кровоизлияний. Повреждения лицевого нерва могут приводить к тяжелым функциональным расстройствам. Ранения тройничного нерва сопровождаются нарушением челюстно-лицевой системы, ведущим к нарушению акта жевания. Огнестрельные повреждения костей лица могут приводить к переломам альвеолярного отростка, суборбитальным и суббазальным кровоизлияниям.

Глава 9 Шерлок Холмс и судебная токсикология

Габриель Макс. «Анатом» (1869)

Не стоит забывать, что Шерлок Холмс не только изучал и профессионально занимался химией, но и исполнял обязанности химика в химической лаборатории одной из лондонских больниц.

Полученные знания позволяли ему не только сразу установить факт наступления смерти в результате отравления тем или иным ядом, но и понять химическое действие яда.

Яд – это токсическое вещество, поступившее в организм извне в малых количествах, действующее химически или физико-химически, причинившее вред здоровью или смерть.

Характер морфологических и функциональных изменений при отравлениях зависит от ряда условий, которые определяются свойствами яда, состоянием организма, условиями внешней среды и факторами, относящимися к конкретной токсической ситуации.

К свойствам яда, способным влиять на характер отравления, относятся: 1) физико-химические свойства; 2) токсическая доза и концентрация в биосредах организма; 3) характер связи с рецепторами токсичности; 4) степень химической чистоты и примеси; 5) устойчивость и характер изменений при хранении.

На развитие отравления определенное влияние оказывают свойства самого организма: 1) масса тела, питание и физическая активность; 2) пол и возраст; 3) индивидуальная чувствительность и наследственность; 4) биоритмы, время суток; 5) общее состояние здоровья.

Условия окружающей среды большое значение имеют в случаях профессиональных отравлений в условиях специальных производств: 1) температура и влажность; 2) барометрическое давление; 3) шум и вибрация; 4) ионизирующая радиация и др.

Течение и исход отравления определяются рядом факторов, которые относятся к конкретной токсической ситуации: 1) способ, вид и скорость поступления яда в организм; 2) распределение и биотрансформация яда в организме; 3) возможность кумуляции и привыкания к ядам; 4) совместное действие с другими токсическими веществами и лекарственными средствами.

Ядовитые вещества могут поступать в организм перорально, ингаляционно, путем внутривенного, внутримышечного и подкожного введения и др. После поступления яда происходит его распределение в жидких средах организма. В крови некоторые токсические вещества вступают в обратимую связь с ее белками и являются динамическим резервом яда в организме. Ряд веществ обладает способностью избирательно накапливаться в определенных тканях и органах (депонирование).

Некоторые яды обладают кумулятивным эффектом. При одновременном поступлении в организм нескольких ядов они могут оказывать комбинированное действие: синергисты утяжеляют течение отравления, антагонисты взаимно ослабляют токсическое действие друг друга.

Сразу после попадания яда в организм начинаются процессы его биотрансформации с изменением химической структуры вещества и его токсичности. В ряде случаев в процессе биотрансформации могут образовываться метаболиты, степень токсичности которых больше, чем у исходных веществ (летальный синтез).

Выделение ядов и их метаболитов из организма осуществляется всеми органами, обладающими внешнесекреторной функцией.

В течении отравления выделяют 2 фазы: токсикогенную, когда яд находится в организме в дозе, способной оказывать токсическое действие, и соматогенную, наступающую после удаления или разрушения токсического агента, характеризующуюся следовым поражением структуры и функций различных органов и систем организма. В зависимости от продолжительности течения отравления делят на острые, подострые и хронические.

Исходом отравления (применительно к экспертной оценке) может быть выздоровление, расстройство здоровья и утрата трудоспособности или смерть.

Надо отдать должное Конан Дойлу в том, что он, по-видимому, сам неплохо разбирался в действии ядов. Этому способствовало не только медицинское образование, полученное сэром Артуром Конан Дойлом в Эдинбургском университете, но и опыт, приобретенный им во время путешествий к берегам Африки в качестве корабельного врача.

Возможно, данным фактом из биографии писателя можно объяснить страсть Конан Дойла к ядам растительного и животного происхождения, которыми пользовались жители Африки и Южной Америки.

Помимо того, как врач Конан Дойл был хорошо знаком с действиями наркотических веществ и с пагубными последствиями длительного приема данных веществ. Несмотря на это, он делает своего главного героя зависимым от наркотиков. Шерлок Холмс принимает кокаин, морфий, курит опиум. С одной стороны, наркотики стимулируют умственную работу Шерлока Холмса, а с другой – медленно разрушают его и без того лабильную нервную систему. Все это приводит к тому, что в период бездействия великий сыщик полностью погружается в наркотический туман.

В то же самое время профессия врача берет верх над писателем, и Конан Дойл устами доктора Уотсона постоянно проводит с Шерлоком Холмсом профилактические беседы о вреде наркотиков и о наступающих, от их приема, последствиях.

Доктор Уотсон действительно обеспокоен этим болезненным пристрастием своего друга и как врач настоятельно рекомендует ему отказаться от приема наркотиков, опасаясь за его психику.

Конан Дойл дает в рассказе «Человек с рассеченной губой» очень колоритное описание притона курильщиков опиума, куда попал доктор Уотсон в поисках своего пациента Айзы Уитни: «Сквозь мрак я не без труда разглядел безжизненные тела, лежащие в странных, фантастических позах: согнутые плечи, подтянутые колени, запрокинутые головы с торчащими кверху подбородками. То там, то тут замечал я темные, потухшие глаза, устремленные на меня. Среди тьмы то вспыхивали, то тускнели крохотные красные огоньки в чашечках металлических трубок. Большинство лежало молча, кое-кто бормотал что-то себе под нос, а иные разговаривали тихими монотонными голосами, то возбуждаясь и торопясь, то внезапно смолкая, причем никто не слушал своего собеседника…»

Случаи отравления наркотиками были хорошо известны в середине и конце XIX столетия. Пути проникновения яда в организм таковы: при приеме внутрь; парентеральный; через слизистые оболочки. Смертельная разовая доза морфина при приеме внутрь – 0,2–0,4 г, при парентеральном введении – 0,1–0,2 г; смертельная доза кокаина при подкожном введении – 0,1–0,3 г, при введении через рот – 1–1,5 г.

Токсический эффект определяется общим наркотическим действием, что обусловлено: 1) сродством наркотических средств к липидам или белкам клеточных мембран (внедрение токсических веществ в липопротеиновые комплексы мембран с изменением проницаемости клеточных мембран для различных ионов); 2) адсорбцией молекул наркотических средств на клеточной мембране (связь молекул токсических веществ с водой приводит к конформационным нарушениям структуры мембраны клетки).

Механизм действия морфина и героина (токсическое действие сильнее в несколько раз, чем у морфина) связан с угнетением дыхательного, кашлевого и сосудодвигательного центров, возбуждением центра блуждающих нервов, антихолинэстеразным действием (миоз) и кардиотоксическим эффектом.

Кокаин избирательно действует на центральную нервную систему, вызывая паралич сосудодвигательного и дыхательного центров ствола головного мозга, спинного мозга.

В картине отравления наркотиками ведущее место занимают симптомы нарушения функции центральной нервной системы (маниакально-депрессивные синдромы; развитие коматозных состояний и т. д.), дыхательной (угнетение дыхательного центра) и сердечно-сосудистой недостаточности.

При исследовании трупов лиц, умерших от отравления наркотиками, обращают внимание на следы инъекций и рубцы после инъекционных абсцессов. В остальном морфологическая картина не является характерной, проявляется выраженным венозным полнокровием и циркуляторными нарушениями во внутренних органах. Могут выявляться множественные кровоизлияния под серозными и слизистыми оболочками и другие признаки быстро наступившей смерти.

В повести «Знак четырех» в качестве орудия убийства выступают отравленные ядом шипы, которые выпускал из духовой трубки туземец Тонга.

Практически с самых первых страниц мы видим, как Холмс приходит к выводу о том, что они столкнулись со случаем отравления. Это становится понятным, когда они с доктором Уотсоном участвуют в осмотре тела Бартоломью Шолто.

Следует отметить тот факт, что очень характерное для случаев отравления описание тела дано Конан Дойлом на страницах данной повести:

«Возле стола в деревянном кресле сидел в поникшей позе хозяин дома, наклонив голову к левому плечу и улыбаясь этой ужасной, непостижимой улыбкой. Он был холодный и уже окоченел. Он был мертв, по-видимому, уже несколько часов. Я обратил внимание, что не только его лицо было искажено гримасой, но руки и ноги были вывернуты и скрючены самым непотребным образом…

– Это значит, что здесь было совершено убийство, – сказал Холмс, наклоняясь к окоченевшему трупу несчастного Бартоломью Шолто. – А, я так и ожидал. Смотрите! – И он указал на вонзившийся в кожу над ухом тонкий длинный темный шип.

– Походит на шип от какого-то растения, – заметил я.

– Это и есть шип. Можете вынуть его. Только осторожно, он отравлен.

Осторожно, двумя пальцами я вынул шип. Он поддался очень легко, не оставив на коже почти никакого следа. Место прокола обозначилось только маленьким пятнышком засохшей крови…

– Пока они еще не пришли, – сказал Холмс, – коснитесь ладонью руки и ноги этого бедняги. Что вы чувствуете?

– Мускулы затвердели, как дерево, – ответил я.

– Вот именно. Они сведены сильнейшей судорогой. Это не простое трупное окоченение. На какую мысль наводит вас эта гиппократовская, или, как любили писать старые писатели, сардоническая улыбка и это окостенение?

– Смерть наступила в результате действия какого-то сильного алкалоида растительного происхождения, – отвечал я, – наподобие стрихнина, вызывающего столбняк.

– Это первое, о чем я подумал, когда увидел это перекошенное лицо. Войдя в комнату, я сразу же стал искать, чем был введен яд. И, как помните, обнаружил шип, который едва наколол кожу. Обратите внимание, что шип поразил ту часть головы, которая обращена к отверстию в потолке, если сидеть прямо на этом стуле. А теперь давайте осмотрим сам шип.

Я осторожно взял шип и поднес к фонарю. Он был длинный, острый и черный, у самого острия засохший подтек какой-то густой жидкости. Тупой конец имел овальную форму и носил следы ножа.

– Это от дерева, растущего в Англии?

– Разумеется, нет. Так вот, Уотсон, имея в своем распоряжении столько фактов, вы должны прийти к правильному заключению…»

В рассказе «Вампир в Суссексе» мы снова встречаемся с ядом растительного происхождения. Вновь Холмс, используя свои знания и свой неповторимый метод, находит разгадку странного происшествия в доме Фергюсона: «Мысль о вампирах я почел абсурдной. В практике английской криминалистики подобные случаи места не имели. И в то же время, Фергюсон, вы действительно видели, как ваша жена отпрянула от кроватки сына, видели кровь на ее губах.

– Да, да.

– А вам не пришло в голову, что из ранки высасывают кровь не только для того, чтобы ее пить? Вам не вспоминается некая английская королева, которая высасывала кровь из раны для того, чтобы извлечь из нее яд?

– Яд?

– В доме, где хозяйство ведется на южноамериканский лад, должна быть коллекция оружия – инстинкт подсказал мне это прежде, чем я увидел ее собственными глазами. Мог быть использован, конечно, и какой-либо другой яд, но это первое, что пришло мне на ум. Когда я заметил пустой колчан возле небольшого охотничьего лука, я увидел именно то, что ожидал увидеть. Если младенец был ранен одной из его стрел, смоченных соком кураре или каким-либо другим дьявольским зельем, ему грозила неминуемая смерть, если не высосать яд из ранки.

И потом собака. Тот, кто задумал пустить в ход такой яд, сперва непременно испытал бы его, чтобы проверить, не утратил ли он свою силу. Случая с собакой я не предвидел, но смысл его разгадал, и этот факт занял свое место в моем логическом построении.

Ну, теперь-то вы поняли? Ваша жена страшилась за младенца.

Нападение произошло при ней, и она спасла своему ребенку жизнь. Но она не захотела открыть вам правду, зная, как сильно вы любите мальчика, зная, что это разобьет вам сердце…»

Вновь к ядам растительного происхождения Артур Конан Дойл возвращается в рассказе «Дьяволова нога», где был использован яд корня африканского растения дьявольской ноги, возбуждающий нервные центры. С помощью этого яда доктор Стерндейл совершил ряд преступлений.

В рассказе «Пестрая лента» в качестве орудия убийства была использована ядовитая змея (болотная гадюка), которая и положила конец преступным намерениям доктора Гримсби Ройлотта.

Случаи укусов ядовитыми змеями являются нередкими в медицинской практике и порой приводят к летальному исходу. Конан Дойл был довольно хорошо знаком не только с симптоматикой подобных случаев, но и с морфологическими проявлениями отравления ядом змей. Свои знания он снова вкладывает в рассуждения Шерлока Холмса о составе преступления: «Только такому хитрому, жестокому злодею, прожившему много лет на Востоке, могло прийти в голову прибегнуть к яду, который нельзя обнаружить химическим путем. В пользу этого яда, с его точки зрения, говорило и то, что он действует мгновенно. Следователь должен был бы обладать поистине необыкновенно острым зрением, чтобы разглядеть два крошечных темных пятнышка, оставленных зубами змеи…»

Очень интересным представляется отступление Шерлока Холмса о врачах, которые совершают преступления, и в первую очередь о врачах-отравителях. Этот факт также свидетельствует о компетентности Артура Конан Дойла в данном вопросе и его отношении к профессиональной врачебной этике: «Когда врач совершает преступления, он опаснее всех прочих преступников. У него крепкие нервы и большие знания. Палмер и Причард были лучшими специалистами в своей области…» Следует отметить, что приведенные Шерлоком Холмсом врачи были современниками Артура Конан Дойла и о них самих и их преступлениях было много публикаций в английской прессе. Уильям Палмер – английский врач, который отравил стрихнином своего приятеля и был казнен в 1856 г. Эдуард Уильям Причард также являлся английским врачом, который отравил свою жену и тещу и был казнен в 1865 г.

В рассказе «Исчезновение леди Фрэнсис Карфэкс» для усыпления леди Фрэнсис был использован хлороформ, эффект которого также был хорошо знаком Артуру Конан Дойлу по врачебной практике.

Глава 10 В чем можно не согласиться с Шерлоком Холмсом и его автором?

Энрике Симоне Ломбардо. «Анатомия сердца» (1890)

С судебно-медицинской точки зрения не во всех случаях можно согласиться с мнением автора. Артур Конан Дойл и не ставил себе целью излагать все события в рассказах с подлинной достоверностью. Главное для автора детектива – это интрига и разгадка преступления, а не детальное описание процессов и объектов.

Приведем ряд случаев, где трудно согласиться с рассуждениями автора. В рассказе «Пустой дом» в запертой комнате был обнаружен сэр Рональд Адэр: «Несчастный юноша лежал на полу возле стола. Голова его была страшно изуродована револьверной пулей, но никакого оружия в комнате не оказалось… Каким образом настигла его смерть?» – задается вопросом автор и продолжает: «Если же предположить, что убийца стрелял через окно, то, по-видимому, это был замечательный стрелок, так как убить человека наповал револьверной пулей на таком расстоянии чрезвычайно трудно». На каком расстоянии? Автор не пишет о расстоянии до противоположных домов, ширине улицы.

Закоренелый злодей полковник Себастьян Моран «открыл затвор, вложил что-то внутрь и снова защелкнул его». Но при этом Конан Дойл описывает духовое ружье у полковника Морана.

«Мягкая револьверная пуля, посмотрите, Уотсон», – говорит Шерлок Холмс. Однако таких пуль не существует и не существовало. Данный факт был хорошо известен Артуру Конан Дойлу.

В рассказе «Подрядчик из Норвуда» во дворе дома подрядчика Джонаса Олдейкра загорелся штабель досок: «Пожарные немедленно выехали, но пламя с такой яростью пожирало сухое дерево, что погасить огонь было невозможно, и штабель сгорел дотла… через двор к штабелю тянется след от протащенного волоком тяжелого предмета… в золе были обнаружены обуглившиеся кости. Полиция пришла к заключению: убийца нанес жертве смертельный удар в спальне… оттащил труп к штабелю и, чтобы скрыть следы, поджег его…»

И далее: полицейские, «роясь в золе на месте сгоревшего штабеля, нашли, кроме обуглившихся костей, несколько почерневших металлических дисков… пуговицы от брюк». На месте пожара были обнаружены обуглившиеся кости. Шерлок Холмс небрежно заметил про происхождение костей: «Кстати, что вы такое положили в штабель вместе со старыми брюками? Дохлого пса, кроликов или еще что-нибудь?.. Думаю, что пары кроликов хватило. Будете писать о Норвудском деле, Уотсон, смело пишите о кроликах. Истина где-то недалеко».

Отличить обуглившиеся кости трупа человека, в частности, от обуглившихся костей кролика весьма несложно, и для этого не нужны специальные познания. К тому же, если сгорел штабель досок в течение короткого промежутка времени, скелет кролика превратится в пепел и никаких «обуглившихся костей» полицейские не обнаружат. На основании вышеизложенного рекомендация Шерлока Холмса доктору Уотсону – «смело пишите о кроликах» – в данном случае совершенно несостоятельна.

Действительно, сжигание трупов часто практикуется преступниками для сокрытия преступления. Сжечь труп взрослого человека довольно нелегко и в наши дни, в век новых технологий. Сколько требуется времени, чтобы сжечь труп? Следует учитывать массу трупа, сжигание целого или расчлененного трупа и прочие аспекты. По Бруарделю, для сжигания трупа весом 60 кг до получения 6 кг золы потребовалось 40 ч. По А. С. Игнатовскому, обугливание трупа происходит в течение 6–10 ч, полное сгорание – за 40–50 ч. М. И. Райский отмечает, что полностью кости все же разрушаются с трудом.

Как нас учит судебно-медицинская практика, в золе можно найти черные, похожие на уголь кусочки, но со строением кости и почти всегда – более или менее сохранившиеся фрагменты костей. Определение принадлежности их человеку решают особенности строения костной ткани.

Довольно вольно в этом рассказе Артур Конан Дойл обращается и со следами крови: «Когда вошли к нему в комнату, то увидели, что постель не смята, сейф раскрыт, по полу разбросаны какие-то документы, всюду следы борьбы, слабые пятна крови и наконец в углу дубовая трость, рукоятка которой также испачкана кровью». И далее: «Пятна крови оказались очень бледные, едва различимые, но свежие». Неизвестно, почему сыщик решил, что пятна – это пятна крови? Ведь данные пятна могли иметь любое происхождение: следы краски, пролитой жидкости, наконец, следы варенья и т. д. Если все-таки указанные пятна крови, «бледные», как пишет автор, то они не могут быть «свежими». Далее идет очень расплывчатое рассуждение о дериватах гемоглобина.

В рассказе «Пляшущие человечки» очень достоверно изложена история криптографии и подробно описан ход рассуждений Шерлока Холмса при расшифровке загадочных знаков.

Вместе с тем в рассказе встречается ряд несоответствий. Шерлок Холмс постоянно говорит о запахе пороха: «в коридоре и комнате стоял дым и пахло порохом», «они вспомнили, что почувствовали запах пороха, как только выбежали из своих комнат на втором этаже». При этом после выстрела из револьвера так долго и на такое значительное расстояние запах пороха не распространяется.

«Местный врач, седобородый старик, только что вышел из комнаты миссис Хилтон Кьюбитт… на вопрос, сама ли она в себя выстрелила или в нее выстрелил кто-нибудь другой, он не решился дать определенный ответ. Во всяком случае, выстрел был сделан с очень близкого расстояния. В комнате нашли всего один револьвер; оба ствола были пусты. Мистер Хилтон Кьюбитт убит выстрелом прямо в сердце. Можно было с одинаковой вероятностью допустить и то, что он выстрелил сначала в нее, а потом в себя, и то, что преступницей была именно она, так как револьвер лежал на полу на равном расстоянии от обоих». Следует заметить, что только по расположению огнестрельного оружия не следует судить, кто в кого стрелял и кто сделал выстрел первым.

«Ни на его халате, ни на его руках не удалось обнаружить никаких следов пороха. Сельский врач утверждал, что у миссис Кьюбитт были пятна пороха на лице, но не на руках.

– Отсутствие пятен на руках ничего не доказывает, а присутствие их доказывает все, – сказал Холмс».

«Пуля пронзила его сердце и застряла в легком. Он умер мгновенно и безболезненно». Утверждать о направлении раневого канала без детального, всестороннего исследования трупа невозможно. Также сомнительно утверждение и о «мгновенной смерти».

«Ни на его халате, ни на руках не удалось обнаружить никаких следов пороха», – продолжает автор. «“Отсутствие пятен на руках ничего не доказывает, а присутствие их доказывает все”, – сказал Холмс».

Определение продуктов выстрела на руках и обшлагах рукава возможно путем смыва с рук стрелявшего специальными реактивами. Только при производстве спектрального исследования устанавливаются продукты выстрела из короткоствольного огнестрельного оружия.

Сельский врач утверждал, что у миссис Кьюбитт «были пятна пороха на лице, но не на руках». Здесь речь идет о дистанции выстрела.

В рассказе «Одинокая велосипедистка» Артур Конан Дойл пишет: «Молодой человек… лежал навзничь, подогнув колени, на его голове зияла глубокая рана. Он был без сознания, но жив. Я взглянул на рану и понял, что кость не задета». Кость не задета… Следовательно, рана проникала лишь в толщу кожи, которая в области свода черепа не превышает 1 см. Таким образом, рана не могла считаться «глубокой».

Из привилегированного интерната исчез единственный сын герцога Холдернесса, как следует из рассказа «Случай в интернате»: «Как только исчезновение лорда Солтайра было обнаружено, я созвал весь интернат… И тут мы убедились, что лорд Солтайр бежал не один. Отсутствовал Хайдеггер – преподаватель немецкого языка», – рассказывал Шерлоку Холмсу взволнованный директор интерната. В этот же вечер Шерлок Холмс и доктор Уотсон прибыли в графство Дерби, где находилась знаменитая школа-интернат. Обследовав окружающую местность, они обнаружили отпечатки велосипедных шин.

«Велосипед-то велосипед, да не тот, – сказал Холмс. – Мне известны сорок два различных отпечатка велосипедных шин. Эти, как видите, фирмы «Данлоп», да еще с заплатой. У Хайдеггера были палмеровские, с продольными полосками. Следовательно, проезжал тут не Хайдеггер, а кто-то другой». В данном случае Шерлок Холмс знакомит доктора Уотсона с основами транспортной трасологии.

Транспортная трасология изучает следы транспортных средств, оставляемые ходовой частью и выступающими частями, а также отделившиеся от транспортного средства узлы и детали. По следам ходовой части (отпечаткам протектора) возможно отождествление транспортного средства (установление его групповой принадлежности). Шерлок Холмс установил видовую принадлежность – велосипед фирмы «Данлоп». Но этого недостаточно для раскрытия преступления.

У гостиницы, расположенной невдалеке от интерната, сыщик обнаружил велосипед: «Холмс чиркнул спичкой, поднес ее к заднему велосипедному колесу, и я услышал, как он хмыкнул, когда огонек осветил заплату на данлопской шине». Таким образом, Холмс установил индивидуальную принадлежность: осмотренный им след протектора оставлен именно этим велосипедом – шинами с заплаткой. Велосипед принадлежал исчезнувшему юному лорду Солтайру. Так было обнаружено место нахождения мальчика. Конечно, для научно обоснованной идентификации транспортного средства, в данном случае велосипеда, одного лишь визуального осмотра недостаточно. Кроме детального описания, сопровождаемого измерениями, осуществляется фотографирование. С участка следа протектора, в котором отобразились индивидуализирующие признаки (заплата), отливают гипсовый слепок и т. д.

В рассказе «Черный Питер» Шерлок Холмс, обращаясь к сыщику Хопкинсу, говорит: «Я расследовал много преступлений, но ни разу не встречал еще преступника с крыльями. Раз преступник стоит на ногах, он непременно оставит какой-нибудь след, что-нибудь заденет или сдвинет. И человек, владеющий научными методами розыска, непременно обнаружит самую незначительную перемену в расположении окружающих вещей…» Надо отметить, что это малозначительная деталь.

Шерлок Холмс внимательно изучает потрепанную записную книжку, обнаруженную сыщиком Хопкинсом на месте происшествия: «Тут, несомненно, пятно, – сказал он.

– Да, сэр, это следы крови. Я ведь поднял книжку с пола.

– Кровавое пятно было сверху или снизу?

– На стороне, прилегавшей к полу.

– Значит, книжка упала на пол уже после убийства».

При этом не отмечено, как Шерлок Холмс и Хопкинс пришли к выводу, что на записной книжке было выявлено пятно крови, и принадлежала ли эта кровь жертве.

В том же рассказе отмечено: «Всегда возможно второе решение задачи, и надо искать его. Это – первое правило уголовного следствия». Очень расплывчатое замечание и не соответствующее действительности.

Порой Артур Конан Дойл допускает явные преувеличения. Так, в рассказе «Пенсне в золотой оправе» отмечено: «…послышался глухой удар об пол падающего тела – такой сильный, что задрожал весь дом…» При этом обнаруженное тело лежало на ковре и, естественно, при его падении никак не мог «задрожать весь дом».

Непростительно для врача, которым являлся сэр Артур Конан Дойл, и следующее: «Молодой Смит лежал распростертый на полу. Сперва она не заметила ничего особенного. Она попыталась поднять его и вдруг увидела кровь, вытекающую из раны на шее пониже затылка. Рана была очень маленькая, но глубокая, и, видимо, была задета сонная артерия».

Необходимо отметить, что при ранении сонной артерии вытекающая кровь буквально фонтанирует, оставляя множественные и обильные следы, и «не заметить» это не только трудно, но просто невозможно.

Помимо того, следует отметить тот факт, что сонная артерия не располагается «на шее пониже затылка».

Правда, впоследствии автор «исправляется», и в дальнейшем рана перемещается «на правую сторону шеи». В последнем случае ранение сонной артерии совершенно не исключено.

В рассказе «Убийство в Эбби-Грэйндж» Шерлок Холмс говорит: «…я должен признать, Уотсон, что у вас есть умение отбирать самое интересное. Это в значительной степени искупает то, что мне так не нравится в ваших сочинениях. Ваша несчастная привычка подходить ко всему с точки зрения писателя, а не ученого погубила многое, что могло стать классическим образцом научного расследования. Вы только слегка касаетесь самой тонкой и деликатной части моей работы, останавливаясь на сенсационных деталях, которые могут увлечь читателя, но ничему не научат».

В столовой комнате имения сэра Юстеса был обнаружен труп хозяина. Супругу, леди Брэкенстолл, прибывшие Шерлок Холмс и доктор Уотсон увидели лежавшей на кушетке «в полном изнеможении… над одним глазом у нее набух большой багровый кровоподтек… два ярко-красных пятна проступали на белой гладкой коже руки».

Молодая женщина рассказала: «В двенадцатом часу, перед тем как подняться наверх, я пошла посмотреть, все ли в порядке. Я зашла… наконец в столовую. Когда я подошла к дверям, задернутым плотными портьерами, я вдруг почувствовала сквозняк и поняла, что дверь открыта настежь. Я отдернула портьеру и оказалась лицом к лицу с пожилым широкоплечим мужчиной, который только что вошел в комнату… Я увидела за этим мужчиной еще двоих… Я отступила, но мужчина набросился на меня, схватил сперва за руку, потом за горло. Я хотела крикнуть, но он кулаком нанес мне страшный удар по голове и свалил наземь. Вероятно, я потеряла сознание, потому что, когда через несколько минут я пришла в себя, оказалось, что они оторвали от звонка веревку и крепко привязали меня к дубовому креслу… Я не могла ни крикнуть, ни шевельнуться – так крепко я была привязана, и рот у меня был завязан платком…»

Вышеизложенное позволяет высказаться о том, что удар пришелся не по голове, а в лицо, в область орбиты. При этом на руках следов, оставленных веревкой, выявлено не было. Наличие двух кровоподтеков на руке свидетельствует лишь о травматическом воздействии твердого тупого предмета (предметов) на область руки.

В рассказе «Страшная посылка» Артур Конан Дойл снова допускает неточность. При осмотре ушных раковин Шерлок Холмс сообщает: «Кроме того, они отрезаны недавно и тупым инструментом, что едва ли бы случилось, если бы это сделал студент…»

При этом отрезать что-либо тупым предметом совершенно невозможно, так как тупые предметы не обладают режущими свойствами, не имеют лезвия или острого режущего края или кромки.

Помимо того, Артур Конан Дойл утверждает, что студент медицинского факультета никогда не воспользовался бы таким предметом, а применил бы скальпель или ланцет. В этом доктор Конан Дойл был абсолютно прав.

Приведенные выше несоответствия нисколько не снижают значимости произведений выдающегося писателя, чьи произведения будут волновать читателей еще не одно столетие.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Можно много рассуждать о литературных достоинствах или недостатках произведений Артура Конан Дойла. Данные рассуждения следует оставить литературоведам. Не выходя за пределы своей компетенции, очень хотелось в данной книге отразить судебно-медицинские аспекты в творчестве знаменитого автора книг о выдающемся сыщике-любителе Шерлоке Холмсе. При этом можно поговорить и о самой судебной медицине, ее истории, становлении и достижениях.

Завершая свое повествование, могу с уверенностью отметить, что судебная медицина за последние столетия не только окрепла, набрала силы, но и осталась крайне востребованна. Новейшие исследования судебной медицины позволили ей прочно войти в современную экспертную практику. Постоянно ведутся научные исследования, направленные на создание теоретических основ и практических методов судебной медицины, которые позволили бы расширить возможности судебно-медицинской экспертизы, повысить ее доказательность и своевременность. Внедрение методов судебной медицины в экспертную практику позволило не только повысить качество проводимых судебно-медицинских экспертиз, но и сделать их научно обоснованными.

Интересы развития современной медицинской науки, интересы правовой практики общества позволяют считать, что судебная медицина должна составлять самостоятельный раздел науки. Несомненно, что будущее данного раздела не мыслится без широкого использования достижений современной науки, которые получат в этом случае апробацию в экспертной деятельности. Надо думать, что развитие судебной медицины привлечет к себе и врачей-специалистов, которые изберут судебную медицину как профессию, пополнив ряды судебно-медицинских экспертов.

Очень хотелось бы надеяться, что, прочитав эту книгу, те, кто еще не знаком с творчеством Артура Конан Дойла, захотят узнать о его книгах побольше и встретятся с захватывающими приключениями Шерлока Холмса.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

1. Баринов Е. Х. Исторические аспекты становления и развития судебной медицины в России. Немецкая Национальная Библиотека, LAP LAMBERT Academic Publishing, 2012. 254 с.

2. Баринов Е. Х. У истоков судебной стоматологии в России. Профессор Г. И. Вильга / Баринов Е. Х., Манин А. И., Ромоановский П. О. М.: ЮрИнфоЗдрав, 2015. 100 с.

3. Баринов Е. Х. Судебная медицина / Баринов Е. Х., Сундуков Д. В., Ромодановский П. О. М.: РУДН, 2015. 467 с.

4. Дойл А. К. Весь Шерлок Холмс в четырех томах. М.: Литература; Мир книги, 2004.

5. Пашков К. А. Судебная стоматология. Страницы истории / Пашков К. А., Ромодановский П. О., Пашинян Г. А. [и др.]. М.: МГМСУ; Эслан, 2009. 200 с.

Примечания

<<1>> Цит. по: Армянский судебник. Ереван: Изд-во АН АССР, 1954.

<<2>> Там же.

<<3>> Цит. по: Судебник Смбата Спарапета (Гунстабля). Ереван, 1958.

<<4>> Цит. по: Cor van der Lugt. Ear Identification // -evidence/impression-evidence/62-ear-identification

<<5>> См.: Cor van der Lugt. Op. cit.

<<6>> Цит. по: Egan Т. A Comparison of Evidence Standards // -evidence.com/site/ID/ID00004_1.html#Ears2

Оглавление

Предисловие

Глава 1 Из истории становления судебной медицины

Глава 2 Кто же вы, мистер Шерлок Холмс?

Глава 3 Шерлок Холмс и судебная медицина

Глава 4 Шерлок Холмс и судебная гематология

Глава 5 Шерлок Холмс и криминальная антропология

Глава 6 Шерлок Холмс при осмотре вещественных доказательств и места происшествия

Глава 7 Шерлок Холмс и идентификация личности

Глава 8 Шерлок Холмс и телесные повреждения

Глава 9 Шерлок Холмс и судебная токсикология

Глава 10 В чем можно не согласиться с Шерлоком Холмсом и его автором?

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

Примечания Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg