«Исторические здания Петербурга. Прошлое и современность. Адреса и обитатели»

Исторические здания Петербурга. Прошлое и современность. Адреса и обитатели (fb2) - Исторические здания Петербурга. Прошлое и современность. Адреса и обитатели 30562K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Юрьевич Гусаров

Андрей Гусаров Исторические здания Петербурга. Прошлое и современность. Адреса и обитатели

Хорошо, однако, приобщить к видимому городу незримый мир былого. Прошлое, просвечивая сквозь настоящее, углубляет наше восприятие, делает его более острым и чутким, и нашему духовному взору раскрываются новые стороны, до сих пор скрытые.

Созерцание старого дома возвращает нам мир, который видел этот дом юным, и воскресший мир дает возможность видеть то, что прежде оставалось незримо.

Н. Анциферов

Серия «Всё о Санкт-Петербурге» выпускается с 2003 г.

Автор идеи Дмитрий Шипетин

Руководитель проекта Эдуард Сироткин

© Гусаров А. Ю., 2018

© ООО «Рт-СПб», 2018

© «Центрполиграф», 2018

* * *

Пролог

Вновь мы обращаемся к прошлому петербургских домов, продолжая рассказ, начатый в книге «Знаменитые петербургские дома. Адреса, истории и обитатели».[1]

Новое путешествие по Северной столице мы начнем, по традиции, с главной городской магистрали – Невского проспекта, – и прогуляемся далее по историческому центру, старым Литейной и Рождественской частям, посетим Петроградскую сторону и Васильевский остров, но перед этим мы посетим не совсем обычный, однако, очень знаменитый петербургский адрес – тюрьму «Кресты».

Так уж получилось, что первым в ряду знаменитых домов Северной столицы идет дом № 1 по Невскому проспекту – здание с интересным, но запутанным прошлым. В большинстве книг об этой постройке приведено множество неверных данных. Сам автор книги не удержался и ранее привел пару ошибочных дат из истории дома № 1. Сейчас эта оплошность, к счастью, исправлена.

В новом исследовании автор не мог пройти мимо здания компании «Зингер», известного многим поколениям петербуржцев как «Дом книги». До сих пор «Дом книги» остается крупным книготорговым центром города, а его покупателями выступают как горожане, так и гости Санкт-Петербурга. Конечно, мы подробно остановимся на декоративном убранстве здания, отреставрированного не так давно.

Непростая судьба у Литературного дома (Невский пр., 68), пострадавшего во время Великой Отечественной войны, восстановленного в послевоенное время и полностью снесенного в XXI в. То, что построено сейчас на этом участке, к историческому зданию не имеет никакого отношения, хотя частично и повторяет его фасады. С историей Литературного дома связаны имена таких писателей, как И. И. Панаев, И. С. Тургенев, И. А. Гончаров; в доме жил критик и публицист В. Г. Белинский – в его квартире проходили заседания литературного кружка, который посещали многие известные литераторы столицы. Здесь жил поэт Ф. И. Тютчев, снимал квартиру публицист Д. И. Писарев, а в начале XX столетия под руководством А. М. Горького работало издательство газеты «Новая жизнь».

Литературный дом станет последним адресом на Невском проспекте, а дальнейшее наше путешествие пройдет по улицам исторического центра города: Пушкинской, Миллионной, Большой Конюшенной, Большой Морской, Садовой и Караванной.

На набережной реки Мойки мы познакомимся с прошлым двух зданий, причем обе постройки хорошо известны всем любителям истории Петербурга. В доме № 12 на Мойке последний год своей жизни провел поэт Александр Сергеевич Пушкин. Отсюда 27 января 1837 г. он уехал на Черную речку, к месту назначенной накануне дуэли. Сейчас в доме открыт Пушкинский музей. Второе здание на набережной реки Мойки ранее занимала известная гостиница «Демут».

Из административных зданий Санкт-Петербурга в нынешний список знаменитых домов попали объекты, каждый из которых примечателен своей архитектурой и историей. Здесь мы познакомимся с домом Петроградского губернского кредитного общества, зданием Офицерского собрания армии и флота и имеющей всероссийскую известность тюрьмой «Кресты».

Не обошли мы своим вниманием Васильевский остров и Петроградский район – городские территории с интересной исторической застройкой. Здесь мы узнаем историю одной загадочной постройки, а также окунемся в прошлое одного из символов Петербурга – Дома с башнями.

Говоря о домах Санкт-Петербурга, впрочем, как и любого города на земле, трудно ограничиваться описанием особенностей архитектуры его фасадов и отделки интерьеров, поскольку весьма важно помнить о тех, кто здесь жил или работал, приезжал сюда в гости или заходил по делам.

Мир петербургского дома нельзя исчерпать описанием его внешнего облика, пусть даже неповторимого, созданного великим архитектором, ведь дом живет до тех пор, пока его населяют люди, и умирает, как только жильцы покидают его навсегда.

Вот почему в рассказе о знаменитых петербургских домах много места занимают истории известных и не очень жителей большого города.

Дом А. И. Глуховского (Невский пр., 1)

История участка, на котором расположен дом генерала от инфантерии А. И. Глуховского, связана с деятельностью Адмиралтейства, расположенного рядом. Долгое время, особенно в первые десятилетия существования города, застройка ближайших к Морскому ведомству участков не производилась по ряду условий, так что место, занимаемое ныне домом Глуховского, оставалось свободным до 1770-х гг.

Первым владельцем участка считается столичный трактирщик Георг Гейденрейх, построивший на нем в конце 70-х гг. XVIII столетия четырехэтажное здание, просуществовавшее с небольшими изменениями (во дворах) до начала XX в.

Дом своими фасадами в стиле раннего классицизма имел скругленный угол, который украшали балкон с чугунной решеткой ограждения и шесть пилястр на уровне третьего и четвертого этажей. Въезд во двор находился со стороны Невского проспекта.

Удачное расположение дома в центре столицы Российской империи интересовало столичных купцов, размещавших в нем магазины. Кроме того, в 1781 г. сюда переехал из дома Л. Я. Овцына (Невский пр., 16) «трактир, город Лондон именуемый», принадлежавший самому Гейденрейху. Об этом в газете «Санкт-Петербургские ведомости» (№ 74) уведомлял горожан владелец: «Здешний содержатель трактира города Лондона Георг Гейденрейх уведомляет почтенную публику, что он с 1 числа майя сего 1781 года перевел сей трактир в собственный дом, состоящий по Невской перспективе, насупротив адмиралтейства под № 97 (угловой дом по правой, несолнечной стороне Невского, от адмиралтейства), построенный по образцу иностранных гостинец, где все приезжающие сюда найти могут для себя так и для свиты своей всевозможные выгоды, коих они в партикулярных домах получить не могут».

Дом Г. Гейденрейха до реконструкции

Трактир с номерами для путешественников «Лондон» слыл весьма фешенебельным заведением, пользующимся успехом у высшей петербургской знати и состоятельных иностранцев. Об уровне посетителей трактира мы можем судить по все той же газете «Санкт-Петербургские ведомости», опубликовавшей в № 75 за 1775 г., то есть еще до переезда «Лондона» в новый дом, следующую заметку: «…трактирщик Гейденрейх в Санкт-Петербурге рекомендует чрез сие иностранным и здешним сюда приезжающим господам для приставания посреди города лежащую и снабженную всяким удовольствием квартиру, в которой недавно стояли из Москвы сюда проезжей королевский датский посланник и из архипелага сюда прибывший патриарх константинопольский, также несколько дней его светлость наследный принц гессен-дармштадтский в проезд его из Москвы в немецкую землю и при отъезде их милостивое удовольствие как в квартире, так и в угощении оказали…».

А. И. Глуховской

Из торговых предприятий в доме работал «Английский магазин» шотландца Джона Пикерсгиля (Пикерсджилла), который он открыл в 1784 г. Интересно, что подданному английской короны, начавшему бизнес в России, было всего 19 лет. Позднее Пикерсгиль перенес свой магазин в дом № 16 на Невском проспекте и, судя по архивным данным, успешно вел дела еще долгие годы, причем не только в Санкт-Петербурге.

Дом А. И. Глуховского. Фото нач. XX в.

Примерно с 1790 г. в доме располагалась немецкая лавка (магазин).

В 1824 г. в гостинице «Лондон» останавливался великий польский поэт и участник национального движения Адам Мицкевич, приехавший в столицу Империи 8 ноября. Документального подтверждения этого факта пока нет.

Пусть счастьем глаза загорятся, Чело нам украсит венок, Обнимемся все мы по-братски, Сойдемся в веселый кружок! Пускай к нам не ведают входа Обманы, предательство, лесть; Здесь чтится высоко свобода, Отчизна, наука и честь. А. Мицкевич. Песнь

В декабре 1839 г. здесь жил знаменитый писатель и публицист Александр Иванович Герцен. Номер из двух комнат обходился ему в 40 руб. в неделю.

Первая смена собственника дома (и трактира) произошла во второй половине 1790-х гг., когда его приобрел купец 1-й гильдии известный петербургский ресторатор Филипп Якоб Демут, причем после его кончины в 1804 г. дом унаследовала дочь – Елизавета Филипповна Демут, в замужестве Тиран. Все это время трактир оставался излюбленным местом отдыха петербуржцев.

Атмосфера, царившая в «Лондоне» в начале XIX столетия, воспроизведена писателем Павлом Лукьяновичем Яковлевым в очерке «Чувствительное путешествие по Невскому проспекту», опубликованном в журнале А. Е. Измайлова «Благонамеренный» в 1820 г.: «…от Лареды я хотел было идти далее, дошел уже до нового Английского магазина… тут я остановился… и очень хорошо сделал. – Я прошел было мимо трактира Лондона. – Можно ли путешественнику не зайти в то место, куда собирается ежедневно множество людей всякого звания, куда беспрестанно прибывают приезжие со всех концов России и вселенной… Я пошел назад и вхожу в Лондон. – Чтоб совершенно преобразить себя в путешественника, нанимаю нумер – на одном столе кладу палку, на другом шляпу. <…> До обеда я ходил в нижние комнаты дома: они заняты трактиром, там с утра до поздней ночи угощают приходящих. Комнаты очень хорошо отделаны… жаль, что не могу сказать того, что в этих прекрасных комнатах хорошо обедают и можно найти доброе вино. <…> Со мной в одной комнате сидели… тульский дворянин, проживающий здесь имение по тяжебному делу; с ним обедал какой-то делец… Посмотрите на тульского дворянина и его товарища дельца… Дворянин не ест, смотрит на своего милого друга, ловит каждое его движение, предупреждает желания, открывает рот за тем только, чтоб поподчивать… Сколько бутылок наставлено на их столе! С каким аппетитом кушает и пьет г. делец!.. О!.. Он верно много работает!.. Но вот бутылки уже выпиты – обед кончился – подают Шампанское… Делец отказывается… Помилуйте!.. Тульский знает дельцов – не слушает отговорок – подает бокал, другой – и делец пьет… Вот и дворянин налил и себе бокал – встает, жмет руку своего патрона – кланяется – пьет… Дельцу подана трубка… он развалился на диване… дворянин осмелился подсесть к нему и что-то говорит, смиренно потупя взор… Немец, который на чал обедать еще прежде меня, не кончил своего обеда! С комическою важностью режет тоненькие кусочки жареной телятины и – отдыхает за каждым глотком. – Перед ним бутылка черного пива… Он ни на кого не смотрит – он весь желудок!.. За обедом должно есть, – думает мой немец, – и есть хорошо, чтоб не заплатить даром денег!.. И он прав!».[2]

Предположительно в 1821 или 1822 г. дом у госпожи Демут-Тиран приобретают купцы Мейер и Вебер – в это же время здесь и появляется немецкая книжная лавка Мейера и Греффа. Возможно, купец Ш. Е. Грефф стал тогда совладельцем и самого здания, но достоверно известно то, что уже в 1840-е гг. он остался единственным собственником постройки.

С домом связана история популярного в столице магазина эстампов, принадлежавшего семье Дациаро. Магазин открылся в 1849 г., на первом этаже со стороны Невского проспекта, и просуществовал до начала XX столетия. Его оригинальные деревянные витрины установили в 1854 г., а проект реконструкции этой части фасада составил статский советник архитектор И. И. Шарлемань.

Итальянец Джузеппе (Иосиф Христофорович) Дациаро с 1832 г. владел в Москве мастерской по изготовлению литографий – в то время это было довольно доходное дело. Очень быстро Д. Дациаро открыл два собственных магазина, где с успехом продавал продукцию своей же мастерской.[3] Литографическому делу способствовала небывалая удача, и в 1845 или 1846 г. Д. Дациаро открывает продажу литографий в Санкт-Петербурге, причем его продукцию некоторое время печатает в самой столице К. Поль. Интересно, что Джузеппе стал совладельцем книжного магазина, работавшего с начала 1820-х гг. С открытием торговли на Невском проспекте сюда же, в квартиру № 9, переезжает сам Дациаро с семьей. Полным владельцем торгового предприятия Д. Дациаро становится в 1849 г.

Получивший звание купца 2-й гильдии Джузеппе Дациаро скончался в 1865 г., но его дело продолжили дети Иосиф, Стелла, Александр и внуки, которые, правда, ограничились торговлей произведениями печатного искусства.

Из числа литографий, изготовленных в мастерской Джузеппе, к наиболее известным относятся такие, как «Вид Красной площади в Москве» работы Э. Ж. Гоштейн с оригинала В. Адама, «Виды Кремля» работы Л. Бишебуа, «Вид Сухаревой башни» работы Л. Ж. Арну с оригинала И. Е. Вивьена и некоторые другие. Фирма Дациаро выпустила знаменитые серии: «Виды Санкт-Петербурга» в 26 цветных литографиях по рисункам художника А. И. Шарлеманя; «Виды Санкт-Петербурга» по рисункам Arnoult, Benoist и Perrot из 38 литографий в лист, крашенных от руки и отпечатанных у Р.-Ж. Лемерсье во Франции; рисунки из русской жизни «Croquis russes» из 67 литографий; альбом изображений русских царей с 35 иллюминированными от руки литографиями по рисункам художника Л. Лоре и собрание из 36 портретов русских митрополитов по рисункам того же художника Лоре.

Кроме магазина эстампов, в доме размещалась контора мебельной фабрики «Лизере».

В 1880 г. вновь происходит смена владельца участка с домом – их приобретает генерал от инфантерии Александр Иванович Глуховский (Глуховской), автор книг «Записка о значении Бухарского ханства для России и о необходимости принятия решительных мер для прочного водворения нашего влияния в Средней Азии» и «Пропуск вод р. Аму-Дарьи по старому ее руслу в Каспийское море…». Он оставался собственником дома практически до конца своей жизни, сдавая помещения различным товариществам под конторы.

При новом владельце во дворе по проекту гражданского инженера Сульменева возводятся два флигеля в шесть этажей, что позволяет увеличить доходы от аренды.

При генерале Глуховском в доме находились конторы акционерного общества «Артур Коппель» и товарищества «Железо-бетон», размещалось правление Невьянских и Кыштымских заводов. Продолжил работу и художественный магазин товарищества «И. и Д. Дациаро», с ним по линии Невского проспекта соседствовал магазин парфюмерии «Robert». Центральный вход в большой магазин по продаже обмундирования для офицеров М. И. Чичинадзе (затем – К. Чичинадзе) располагался в угловой части дома под металлическим зонтиком; фотосалон Л. Д. Гроссман, а затем Г. И. Бюргера находился со стороны Адмиралтейского проспекта.

Реклама АО «Артур Коппель»

Свою первую фотомастерскую Лидия Дмитриевна Гроссман получила в 1882 г. – предприятие, располагавшееся в Голландской церкви (Невский пр., 20), досталось ей после кончины супруга, австрийского подданного Леонида Васильевича Гроссмана. В дом Глуховского Лидия Дмитриевна переехала в 1889 г. и оставалась здесь около трех лет. В январе 1892 г. помещение занял петербургский фотограф Герман Иосифович Бюргер, проработавший в доме до 1909 г.

Акционерное общество «Артур Коппель» основано в России в 1897 г. немецким предпринимателем Артуром Коппелем, и занималось оно многими выгодными направлениями: поставляло рельсы, оборудование и паровозы для узкоколейных железных дорог, ввозило в Россию газогенераторы швейцарского завода «Циглер», продавало двигатели и паровые машины различных типов.

Кроме паровозов различных модификаций, Артур Коппель предлагал своим клиентам небольшие электровозы довольно смешных, для нашего времени, конструкций. Общество поставляло землечерпалки (для очистки рек и прудов), экскаваторы, а также занималось устройством денежных кладовых и касс для банков, предлагало своим клиентам довольно надежные несгораемые сейфы с сувальдными и рамочными замками, защищенными от высверливания и открытия отмычками.

В России общество «Артур Коппель» открыло два завода в Петрограде и отделения в Москве, Киеве, Риге, Одессе, Владивостоке и некоторых других городах Империи. На Невском проспекте, дом № 1, правление общества находилось до 1910 г.

Столичное товарищество «Железо-бетон» занималось строительством и производством изделий из металла. Одним из направлений в деятельности предприятия являлось повсеместное внедрение построек из бетона – в Санкт-Петербурге даже сохранился навес, сооруженный товариществом для международной строительно-художественной выставки 1908 г., проходившей на Каменном острове.

Основателем и директором-распорядителем товарищества был петербургский инженер Генрих Антонович Гиршсон, оставшийся в истории городского транспорта как автор нереализованного проекта петербургского метрополитена. Впрочем, интерес Гиршсона к рельсовому транспорту понятен – он некоторое время служил на Рязано-Уральской железной дороге.

В городе и его пригородах сохранилось несколько построек товарищества, в том числе Большой Ильинский мост через Охту, который, правда, в прошлом веке несколько раз подвергали реконструкции.

В доме Глуховского некоторое время размещалось правление Невьянского горнопромышленного акционерного общества, образованного в Пермской губернии в 1906 г. В состав общества входили железные и медные рудники, золотые прииски, несколько уральских заводов, в том числе артиллерийский завод в Невьянске.

По соседству с Невьянским обществом располагалось правление акционерного общества Кыштымских горных заводов, существовавшее на Урале с 1870-х гг. и несколько раз менявшее владельцев. Контору общества в Санкт-Петербурге открыли в начале 1890-х гг. Капитал предприятия на 1900 г. составил более 8,6 млн руб., причем в 1912 г. он вырос до 12 млн. Кроме нескольких промышленных предприятий, в число которых входил знаменитый Каслинский завод, обществу принадлежали рудники, золотые прииски и почти 600 тыс. десятин земли.[4]

Переломными в истории дома стали 1910–1911 гг., когда участок купил Санкт-Петербургский частный коммерческий банк.

Он был учрежден в столице в конце июля 1864 г. Одним из инициаторов учреждения первого в России акционерного банка выступил председатель Санкт-Петербургского биржевого комитета Егор Егорович Брандт, заручившийся поддержкой министра финансов России М. Х. Рейтерна. В число учредителей финансовой организации, кроме Брандта, вошли: купец 1-й гильдии Григорий Петрович Елисеев, барон Людвиг Гауф, купец 1-й гильдии Эдуард Петрович Казалет, коммерции советник Роберт Клеменц и представитель торгового дома «Асмус Симонсен и Кº» Ф. Мори. Участники определили уставный фонд банка в 10 млн руб. (в акциях), вложив в дело 2 млн руб. наличными.

31 октября 1864 г., после размещения первого выпуска акций банка, состоялось первое заседание правления, на котором Е. Е. Брандта утвердили директором нового финансового учреждения.

Поначалу банк арендовал дом Гардера на Английской наб., 18, а в 1872 г. появилась возможность выкупить его, что и было сделано, за 120 тыс. руб. Правда, место это оказалось не совсем удачным, так как находилось в стороне от центральной магистрали города. Вот почему в 1904 г. банк переехал в дом компании «Зингер», о котором мы еще будем говорить отдельно, причем дом на Английской набережной банкиры сдали в аренду частным лицам. Казалось бы, что более удачное место, чем здание напротив Казанского собора, и представить трудно, однако довольно быстро банку здесь стало тесно, так как ограниченные площади не позволяли расширять дело. Ко всему прочему, отделы банка находились в разных частях дома, иногда не связанных между собой, а часть офисов компания «Зингер» сдавала посторонним арендаторам, не занимающимся банковской деятельностью.

Правление Санкт-Петербургского частного коммерческого банка озаботилось поиском участка в центре Петербурга для строительства (или реконструкции существующей постройки) отдельного здания для банка, причем нашли два участка (объекта): первый – дом Глуховского, второй находился на Малой Конюшенной ул., 10. Для оптимального выбора наняли архитектора Владимира Петровича Цейдлера, предложив ему составить эскизы реконструкции обоих зданий и сметы расходов. После представления двух вариантов правление пришло к выводу, что дом генерала А. И. Глуховского, при наименьших затратах на реконструкцию, более подходит для размещения банка. Зодчий особо подчеркивал, что при строительстве на Невском проспекте имеется возможность использовать старые стены без необходимости укрепления фундаментов.

Во многих источниках упоминается, что продажей дома занималась вдова генерала (имя неизвестно), а собственниками выступали наследники Глуховского, в числе которых называют Александра Ивановича (т. е. полного тезку генерала) и Павла Ивановича Глуховских. Все это странно, так как Александр Иванович Глуховской умер в 1912 г. и, соответственно, не мог иметь в 1910 г. ни вдовы, ни наследников, вступивших в наследство.

С другой стороны, правление банка вело переговоры о продаже дома не с самим Александром Ивановичем, а с администрацией, учрежденной над делами генерала. Возможно, 72-летний Глуховской находился под опекой, например по болезни, оставаясь при этом полноценным собственником своего имущества, среди которого был и четырехэтажный дом на Невском пр., 1.

Переговоры о продаже дома, как показала дальнейшая история, завершились успешно, и правление банка заказало архитектору В. П. Цейдлеру разработку проекта перестройки здания и составление сметы расходов.

Вопрос о стоимости дома решался в течение нескольких месяцев – переговоры с администрацией по делам Глуховского велись до весны 1910 г., и стороны пришли к окончательной цене, которая составила 750 тыс. руб. – это большой успех финансистов, так как кроме дома банк приобрел и угловой участок земли, рыночная стоимость которого превышала 700 тыс. руб.

Реконструкция здания обошлась новому владельцу в 600 тыс. руб., причем непосредственно перестройка дома с облицовкой фасадов песчаником и гранитом стоила 245 тыс. руб., а отделка (включая отопление, канализацию и вентиляцию) – 135 тыс. руб. Сметные расходы были превышены на 106 тыс. руб.

Строительные работы начались 1 мая 1910 г., причем большой проблемой для банка стало расселение дома, так как у многих жильцов контракты на наем помещений истекали только в августе 1911 г. Арендаторам пришлось выплатить неустойки и возместить убытки от переезда. Дом полностью освободили к июлю месяцу, так что строители потеряли часть теплого сезона.

Операционный зал банка. Фото нач. XX в.

Кроме того, выяснилось, что старые стены требуют укрепления. Как мы помним, при первоначальном заключении архитектор указывал обратное и, соответственно, укрепление стен не включил в смету на строительство. Пришлось укреплять старые стены, вставляя в них железобетонные колонны, которые образовали монолитный каркас, способный выдержать надстройку. Все работы на объекте вело петербургское товарищество «Дело», авторский надзор осуществлял архитектор В. П. Цейдлер, скульптурное убранство фасадов исполнил Д. Н. Малашкин.

Банк переехал в новое здание в апреле 1911 г. и проработал в нем до самой революции.

Сохранившийся до настоящего времени дом Глуховского перестроен в стиле ренессанса и надстроен до шести этажей, угловая часть фасада полукруглой формы на уровне четвертого и пятого этажей украшена ионическими колоннами. Нижняя часть колоннады, кроме боковых сдвоенных колонн, закрыта чугунной решеткой ограждения балкона, устроенного на мощных консолях. Боковые части фасада, как со стороны Невского проспекта, так и со стороны Адмиралтейства, украшены пилястрами того же ордера. Фасады здания облицованы натуральным камнем: нижние два этажа покрыты серым гранитом, верхние имеют облицовку из радомского песчаника. Все скульптурное убранство дома (кариатиды, балюстрады и канделябры) изготовлено из песчаника.

Зал заседаний банка. Фото нач. XX в.

Кассовый зал устроен на первом этаже. На верхние этажи ведут три лестницы. Одна из них – парадная, мраморная. Кабинеты руководства банка, зал заседаний правления и другие парадные помещения зодчий разметил на втором этаже.

По проекту верхние три этажа дома предназначались для устройства квартир, и поначалу эти помещения банк сдавал частным лицам. Но с расширением деятельности квартиры пришлось переделать под конторы для акционерных обществ, в которых банк принимал участие. Квартиры имели отдельный вход с лифтом.

Последние годы работы банка здесь располагались офисы указанных уже акционерных обществ Кыштымских и Невьянских заводов, товарищества «Железо-бетон», а кроме того, акционерных обществ «Железо-цемент», «Бекер и Кº», Южно-Уральских горных заводов и «Блаугаз». Здесь размещались Федоровское золотопромышленное общество, Общество городских и подъездных путей в России, Нефтепромышленное и торговое общество «И. Е. Питоев и Кº» и Нефтяное и торговое акционерное общество «Грозненская нефть».

По данным историков Б. М. и Л. А. Кириковых, перед революцией помещения в доме арендовало акционерное общество «Братья Сапожниковы в Астрахани».[5]

После прихода к власти большевиков изменились и арендаторы дома Глуховского – Санкт-Петербургский частный коммерческий банк стал историей, как и многочисленные товарищества и акционерные общества. Но дом продолжали использовать в качестве офисного здания, и его судьба в XX в. связана с деятельностью нескольких известных организаций и предприятий.

В 1922 г. часть помещений дома Глуховского заняло кооперативное издательство «Прибой», возникшее в Санкт-Петербурге в 1912 г. и связанное с партией большевиков. Тогда издательство проработало всего два года и закрылось осенью 1914 г. «Прибой» возобновил свою работу уже при новой власти, в ноябре 1922 г., как кооперативное издательство, которое просуществовало до осени 1927 г., когда его присоединили к «Ленгизу».

В издательстве выходили произведения И. Г. Эренбурга, А. Н. Толстого, Б. А. Лавренева, О. Д. Форш, А. А. Фадеева и других писателей тех лет.

Здесь выпускали множество периодических изданий: газеты «Смена» и «Ленинские искры», «Красная деревня», журналы «Красный студент», «Под знаменем коммунизма», «Юный пролетарий» и другие. При издательстве работала редакция комсомольской газеты на финском языке «Нуори каарти» («Молодая гвардия»), предназначенной для молодых читателей Карелии. Здесь же до последних лет располагалась редакция журнала «Нева» (в отличие от переехавших на Фонтанку газет).

Газета «Смена» (газета рабоче-крестьянской молодежи) начала выходить в Петрограде в 1919 г. (первый номер – 18 декабря) и просуществовала дольше всех других изданий издательства «Прибой». В октябре 2015 г. отпечатан последний номер газеты, выходившей (последние годы) один раз в неделю тиражом 10 тыс. экземпляров.

Газета для детей и подростков «Ленинские искры» стала поступать к юным читателям 1 августа 1924 г. и долгое время являлась печатным органом советской пионерии. Первый тираж газеты распространяли бесплатно, раздавая на улицах города. Среди авторов издания были такие популярные писатели и поэты, как М. М. Зощенко, Л. А. Кассиль, К. И. Чуковский, Б. С. Житков, С. Я. Маршак, В. В. Бианки, О. Ф. Берггольц и многие другие. Редакция издания выступала своеобразной школой для юных журналистов города, при «Ленинских искрах» работал детский поэтический кружок. С 1957 г. выходило приложение к газете – журнал «Искорка». В 1992 г. выпуск газеты «Ленинские искры» прекратился, но на ее основе начало выходить еженедельное издание для детей и молодежи «Пять углов», которое существует и в настоящее время.

Один из номеров газеты

Кстати, при издательстве «Прибой» (скорее при газете «Смена») работал известный в городе поэтический кружок «Смена», которым руководил поэт Николай Семенович Тихонов, автор знаменитых строк: «Гвозди б делать из этих людей: / Крепче б не было в мире гвоздей» («Баллада о гвоздях»). В 1925 г. в кружок пришла Ольга Берггольц. Здесь она познакомилась с другим кружковцем Борисом Корниловым, ставшим позднее мужем поэтессы.

Деревья кое-где стояли в ризах и говорили шумом головы, что осень на деревьях, на карнизах, что изморозью дует от Невы. И тосковала о своем любимом багряных листьев бедная гульба, и в небеса, пропитанные дымом, летела их последняя мольба. Мы щурили глаза свои косые, мы исподлобья видели кругом лицо России, пропитой России, исколотое пикой и штыком. Ты велика, Российская держава, но горя у тебя невпроворот — ты, милая, не очень уважала свой черный, верноподданный народ. Б. Корнилов. Осень

В 1920-х гг. в доме Глуховского размещалось Ленинградское отделение РОСТА (Российского телеграфного агентства). Агентство, созданное в 1918 г., находилось в Москве и просуществовало до 1935 г., выступая последние десять лет в качестве телеграфного агентства Российской Федерации. Одной из важнейших функций РОСТА в годы Гражданской войны стала большевистская пропаганда – серию плакатов «Окна сатиры РОСТА» создавали талантливые художники М. М. Черемных, Д. С. Моор, Б. Е. Ефимов, К. С. Малевич, А. В. Лентулов, Кукрыниксы. Тексты к рисункам писали В. В. Маяковский, М. Д. Вольпин, Б. Н. Тимофеев-Еропкин и другие. Непосредственно в Петрограде над плакатами работали В. В. Лебедев, Л. Г. Бродаты, А. А. Радаков и другие.

Агитационный плакат

Затряслися без подмазки красные вагоники. Дожидайтесь нашей встряски, золотопогонники. Милый мой на красном фронте забирает города. Мой платок не очень теплый, да окраска хоть куда. Половицей я хожу, другая выгибается. Кулаки меня клянут, бедный улыбается. Как Юденич в танке ехал, а Колчак в броневике. Оказались два злодея да на красном на штыке.[6]

Во второй половине XX столетия дом Глуховского занимало Главное управление по жилищному, гражданскому и промышленному строительству при Ленгорисполкоме «Главленинградстрой»,[7] созданное в 1955 г. Управление включало в себя 25 строительных трестов, 83 строительных управления различных направлений и 82 промышленных предприятия строительной отрасли народного хозяйства. Первым начальником «Главленинградстроя» назначили Василия Яковлевича Исаева. Среди объектов, сооруженных строителями управления, можно назвать мемориал на площади Победы, аэропорт «Пулково» (до реконструкции), Дворец спорта «Юбилейный», гостиницу «Москва» и многие другие. Кроме нашего города и области, рабочие и инженеры «Главленинградстроя» работали в Нижнем Новгороде, Волгограде, Новом Уренгое, Северобайкальске и даже в Москве и Варшаве. Управление прекратило свою деятельность в 1991 г., а его правопреемником стало существующее ныне акционерное общество «Строительная корпорация Санкт-Петербурга».

В новом тысячелетии дом генерала А. И. Глуховского не изменил свой профиль и остался офисным центром, причем среди его арендаторов есть и финансовые учреждения.

Дом М. И. Вавельберга (Невский пр., 7–9)

Так уж случилось, но второе здание на Невском проспекте, с которым нам предстоит знакомство, также построено по заказу одного из петербургских банков, однако начнем разговор о его прошлом с истории участка, ранее занятого двумя домами в стиле классицизма, появившимися здесь в начале XIX в.

Земельный участок, на котором построен дом Вавельберга, как и участок, занятый домом Глуховского, находился в непосредственной близости к Адмиралтейству и не застраивался довольно долгое время.

Два участка (один угловой) достались братьям Сергею Прокофьевичу (1754–1809) и Семену Прокофьевичу (1754–16.05.1829) Берниковым, которые и построили на них в 1802–1803 гг. два дома с классическими, но разными по декору фасадами. Первое здание – то, что ближе к Адмиралтейству – имело более выраженную рустовку первого этажа и завершалось полукруглым фронтоном с полуциркульным окном. Вторая постройка имела два фасада, выходивших на Невский проспект и Малую Морскую улицу. Оформление дома со стороны улицы также дополнял фронтон, но уже треугольный, первый этаж имел неглубокую рустовку. В тимпане было устроено полуциркульное окно. Скошенный угол украшал небольшой балкон на уровне второго этажа. Прямоугольные оконные проемы дома второго и третьего этажей частью располагались в полуциркульных нишах и были дополнительно украшены треугольными сандриками. Входы в здание находились как со стороны проспекта, так и с Малой Морской улицы. В начале XX в. оба парадных входа дополняли металлические зонтики.

Дом братьев Берниковых. Фото нач. ХХ в.

Кто был архитектором домов, точно не установлено, хотя, скорее всего, проект составил Сергей Прокофьевич Берников, занимавшийся вместе с Антонио Портой и Юрием Фельтеном реконструкцией дворцово-паркового ансамбля в Ропше. В имении И. Н. Лазарева Берников, в частности, строил здание Ропшинской бумажной фабрики, спроектированной Ю. М. Фельтеном. Работал он и в качестве архитектора при Императорском фарфоровом заводе, построив там лицевой корпус.

Архитектором был и действительный статский советник Семен Прокофьевич Берников, так что и он мог выступить автором проекта собственного дома.

Дом М. И. Вавельберга. Фото нач. ХХ в.

О семейной жизни двух братьев известно немного. Супругой Сергея Прокофьевича стала Елизавета Петровна Ярославова, дочь поручика П. А. Ярославова, и в браке родились Павел, Александр, Екатерина, Иван и Ольга. Жену Семена Прокофьевича звали Анна Ивановна Мурзаханова (1757–1823), но информации о детях обнаружить не удалось.

В конце XVIII в. император пожаловал братьям диплом на потомственное дворянское достоинство и утвердил фамильный герб (блазон): «Щит разделен горизонтально на два поля. В верхнем серебряном изображен четырехконечный красный крест, а в нижнем голубом – золотая луна рогами к правой стороне щита. Щит же увенчан дворянским шлемом и короною с страусовыми перьями. Намет на щите голубой подложен золотом».

Из арендаторов дома первой четверти XIX столетия в истории сохранилось имя Томаса Роби, открывшего здесь в 1807 г. ресторан, где подавали блюда английской кухни. До этого ресторан британца некоторое время работал на одной из линий Васильевского острова, но особой популярностью не пользовался из-за удаленности от центра.

В XIX в. дома братьев Берниковых несколько раз меняли владельцев. После смерти в 1809 г. Сергея Прокофьевича его дом (Невский пр., 7) приобрел коллежский секретарь Классен. Второй брат, Семен Прокофьевич, оставался собственником соседнего дома (Невский пр., 9) до своей кончины в 1829 г. Его в начале 1830-х гг. купил портной Иоганн Конрад Руч (Rutsch).

Из известных коллежских секретарей первой половины XIX столетия с фамилией Классен вспоминается Егор Иванович Классен, приехавший из немецких земель и ставший русским подданным в 1836 г. Чин коллежского секретаря он получил в 1825 г. В России известен как литератор и автор псевдонаучных трудов по истории, книг об архитектуре, садоводстве и рисовании, а также как преподаватель. Большая часть жизни Е. И. Классена связана с Москвой.

Иоганн Конрад Руч считался одним из самых модных мужских портных столицы, среди клиентов которого значились члены императорской семьи и великокняжеских фамилий. Также известно, что у Руча заказывали одежду А. С. Пушкин и Н. В. Гоголь, и Пушкин, кстати, остался должен портному 402 руб. за черный сюртук, черные брюки, черный фрак и шелковый жилет. Счет оплатили уже после трагической кончины великого поэта.

В Россию И. К. Руч приехал примерно в 1810 г. и проработал в столице Империи почти тридцать лет, вернувшись затем на родину в 1838 г., так как сырой петербургский климат был губителен для его супруги. Иоганн Конрад состоял в законном браке с Юлианой фон Дурен, происходившей из прибалтийских немцев.

Свое ателье и дом, приобретенный у Берникова, Руч передал своей племяннице Катарине Маргарите Руч, вышедшей замуж за Карла Фридриха (Федора Федоровича) Бейльштейна, тоже немецкого портного. Так собственниками дома № 9 стала семья Бейльштейн.

Большая семья К. Бейльштейна, а у портного в браке родилось пять мальчиков и две девочки, проживала в доме, здесь же работало и его ателье. Старший сын Карла, Фридрих Конрад (Федор Федорович), стал известным ученым-химиком, а его образование финансировал все тот же Руч, эта поддержка позволила молодому человеку окончить Гейдельбергский и Мюнхенский университеты.

В 1860-е гг. дом приобрел петербургский купец Карл Теодор Корпус (Corpus), а после его кончины здание перешло по наследству его детям. Корпус успел прикупить и соседний дом № 7. Он приехал в столицу Империи из Финляндии (Гельсингфорса) и довольно успешно торговал в Петербурге одеждой и мехами – магазин Корпуса размещался в доме № 7. Компаньоном у Карла выступал родной брат Николай.

В числе собственников домов некоторые источники указывают также А. В. Щепетилову и некого Нохбека (Nochbeck).

Познакомимся с некоторыми арендаторами, занимавшими в этих домах помещения во вторую половину XIX и первые десять лет XX вв.

В доме № 7 располагалась известная в городе контора по найму гувернанток и бонн Елизаветы Карловны Бетлинг (Boehtlingk). В 1889 г. в доме открыла свой магазин фирма «Шаф и сыновья», торговавшая оружием и велосипедами, и примерно в это же время начала работать мелочная лавка купца В. В. Васильева.

История Шафов в России началась в 1814 г., когда в Златоуст приехал с семьей немецкий мастер-оружейник Вильгельм Николас Шаф, занимавшийся изготовлением холодного оружия, украшенного позолотой, рисунками и орнаментом. Мастер заключил контракт со Златоустовским оружейным заводом, причем в условие соглашения входило и обучение русских мастеров украшению оружия. После завершения работы в Златоусте Шаф перебрался в Санкт-Петербург и в 1824 г. основал во дворе дома № 3 по 14-й линии Васильевского острова собственное производство по декорированию оружия, штат которого со временем вырос до 17 мастеров. В лучшие годы здесь работало до 50 человек. Первый свой оружейный магазин Вильгельм Шаф открыл в доме Яковлева на Гороховой ул., 31, арендовав для этого квартиру № 3. Кроме оружейной мастерской, Шафы открыли в Санкт-Петербурге фабрику металлических изделий (Б. Мещанская ул., 44), а в 1899 г. и велосипедную фабрику «Мастеровой» (наб. Екатерининского кан., 69). С 1867 г. оружейники получили звание «Поставщик Двора Его Императорского Величества», хотя право на изготовление оружия по заказу Двора они имели еще с 1824 г.

В 1903 г. оружейный магазин на Невском пр., 7, Шафы закрыли, открыв одновременно новый магазин на первом этаже дома № 25 по Большой Конюшенной улице. В это время фирмой «Шаф и сыновья» управляли Вильгельм Густавович и Густав Густавович Шафы. В 1915 г. прославленная оружейная фирма прекратила свое существование, а ее владельцы выехали из России.

В доме № 9 в разные годы работало множество различных торговых предприятий: книжный магазин Петра Алексеевича Ратькова, булочная Карла Гуля, магазин готовой обуви, фруктовая лавка И. М. Иванова, посудная лавка купца Ивана Селиверстова, а кроме того, здесь располагались электрогальваническая школа Альберта Брюккера и трактир с распространенным в столице названием «Ярославль». В мансарде дома находилась мастерская художника Августа Раковского.

Электрогальванической школой, или практико-ремесленными курсами с физико-химической аудиторией, при Физико-механическом заведении с мастерскими учебных пособий А. И. Брюккера заведовал полковник в отставке Александр Николаевич Ковако. Он давно интересовался гальванотехникой, особенно в части производства различных рельефов и статуй, и даже выпустил по этой теме книгу «Новейшая гальванопластика и гелиогравюра». Военному ведомству полковник в отставке предложил оригинальный способ защиты металлов от коррозии, однако тот не был принят военными. Нужно отметить, что начало XX столетия стало временем расцвета подобных учебных заведений не только в России, но и во всем мире.

Отдельный рассказ посвятим редакции журнала «Сатирикон», располагавшейся в доме № 9 в 1908–1910 гг.

В 1875 г. в Санкт-Петербурге начал издаваться еженедельный журнал сатиры и юмора «Стрекоза», быстро завоевавший популярность своими публикациями и карикатурами. В начале века издание стало терять читателей, что было связано с внутренними проблемами и неудачной редакционной политикой, а в 1908 г. журнал и вовсе прекратил существование. Но еще до этого, понимая, что закрытие «Стрекозы» лишь дело времени, часть сотрудников реакции предприняла выпуск нового сатирического журнала – «Сатирикон», идейным вдохновителем чего выступил прозаик и драматург Аркадий Тимофеевич Аверченко. «Сатирикон» в течение двух месяцев выходил одновременно со «Стрекозой».

А. Т. Аверченко

Когда Аверченко пришел в редакцию «Стрекозы», ему было 28 лет, и к этому времени он уже имел опыт редакторской работы в журналах «Штык» и «Меч». Первый рассказ Аркадия Тимофеевича опубликован в печати в 1903 г. в газете «Южный край» (г. Харьков). В России Аверченко занимался литературной деятельностью вплоть до Октябрьского переворота 1917 г., вернее, до июля 1918 г., после чего перебрался в Крым, занятый белыми, а в 1920 г. уехал в эмиграцию. Писатель скончался от болезни в Праге в возрасте 44 лет.

Редактором первых восьми номеров «Сатирикона» в 1908 г. выступил художник А. А. Радаков, но уже с девятого номера редактором стал А. Т. Аверченко, который оставался на этом посту до 1911 г. Издателем журнала остался владелец «Стрекозы» М. Г. Корнфельд. С новым журналом сотрудничали В. В. Маяковский, Тэффи (Н. А. Лохвицкая), Н. Я. Агнивцев, С. М. Городецкий, Саша Черный (А. М. Гликберг), Осип Дымов (И. И. Перельман), Дон-Аминадо (А. П. Шполянский) и многие другие. Из числа авторов иллюстраций журнала можно назвать таких известных художников, как И. Я. Билибин, Б. М. Кустодиев, С. Ю. Судейкин, Л. С. Бакст, Д. И. Митрохин, В. В. Лебедев. Конечно, приведенный список авторов и художников «Сатирикона» далеко не полон.

Как уже отмечалось, редакция журнала покинула здание на Невском пр., 9, в 1910 г., и связано это стало с продажей домов петербургскому финансисту М. И. Вавельбергу.

Вот с такой историей дома братьев Берниковых встретили переломный 1910 г.

Очевидно, что к этому времени обе постройки требовали капитального ремонта – они эксплуатировались уже более ста лет. Тут-то и подоспела заявка Вавельберга, подыскивавшего место под строительство здания для банка.

Банкирский дом семьи Вавельбергов начался с небольшой обменной конторы «Г. Вавельберг», открытой в Варшаве в 1846 г. Гиршем Генриком (Генрихом Михайловичем) Вавельбергом. Очевидно, дело оказалось настолько успешным, что через два года в Варшаве появляется уже банкирский дом «Братья Вавельберги», учрежденный на паях Гиршем и его братом Ипполитом. Отделение в Санкт-Петербурге варшавские финансисты открыли в 1870 г., а возглавил его Гуне Нунсен (Ипполит Абрамович) Вавельберг. Правление филиала, преобразованного в 1886 г. в товарищество, находилось в доме № 25 по Невскому проспекту. В семье И. А. Вавельберга, проходившего по документам как купец, в 1880 г. родился первенец, которого назвали Михаилом.

Образование наследник финансовой империи получил в престижной Императорской Николаевской Царскосельской гимназии, которую он окончил в 1899 г. В 1901 г. неожиданно умер Ипполит Абрамович, и банкирский дом перешел к Михаилу Ипполитовичу, которому исполнился 21 год. В 1903 г. он завершил обучение на юридическом факультете Санкт-Петербургского университета и смог уже полностью посвятить себя финансовым делам. К 1910 г. М. И. Вавельберг стал купцом 1-й гильдии, действительным членом фондового отдела Санкт-Петербургской биржи и директором правления ряда акционерных обществ. К этому времени у Вавельберга и возник план преобразования дома в банк, для которого необходимо было новое здание.

После приобретения участка финансист объявил конкурс проектов для своего нового здания, на котором победило предложение архитектора Мариана Мариановича Перетятковича, окончившего Высшее художественное училище Императорской Академии художеств в 1906 г. Зодчий предложил возвести здание в стиле архитектуры Флоренции, Венеции и Болоньи эпохи Возрождения, с облицовкой из натурального камня, и банкир утвердил это предложение. Строительные работы продолжались в течение 1911–1912 гг., а с их завершением зодчий получил звание академика архитектуры.

М. И. Вавельберг

Массивное пятиэтажное здание в стиле неоренессанса занимает два участка и имеет три фасада: один по Невскому проспекту и два по Малой Морской улице. Главным фасадом нужно считать тот, что выходит на проспект, однако автор проекта сделал акцент на часть дома, выходящую к перекрестку с Малой Морской улицей, – здесь плоскость стены разбита в средней части ризалитом с колоннами и пилястрами, украшенным различными декоративными рельефами, среди которых многочисленные стилизованные львиные головы. Три балкона на уровне второго этажа акцентируют внимание на этой части дома – один из балконов зодчий поместил в центре удачно стилизованной лоджии.

Интересно, что здесь Перетяткович предусмотрел даже небольшой пристенный фонтан «Львиная голова» – нетипичное для нашего климата украшение, скорее дань итальянской архитектуре. В этой части дома, в углу, организован и парадный вход в банк, скрытый в глубине арочной ниши.

Первые два этажа дома Вавельберга со стороны Невского проспекта решены в виде закрытых полуциркульных аркад, отделенных от остальных трех этажей венчающим карнизом. Сдвоенные полуциркульные оконные проемы четвертого и пятого этажей напоминают окна палаццо Строцци во Флоренции. Небольшой полукруглый балкон дополняет центральную часть фасада, который завершается сложным фронтоном, украшенным рельефом с гербом банкирского дома Вавельбергов, о чем говорят инициалы «H» и «W» в центре картуша, увенчанного стилизованной львиной головой. Указанные инициалы являются начальными буквами имени основателя банкирского дома в Санкт-Петербурге, отца Михаила Ипполитовича – Ипполита Абрамовича Вавельберга (Hipolit (Hyppolite) Wawelberg). Герб с инициалами «H» и «W» продублирован и на аттике в центральной части ризалита.

Фасад со стороны Малой Морской улицы второстепенный и в основных чертах повторяет фасад с ризалитом, выступая его естественным продолжением.

Наружные стены дома Вавельберга облицованы серым гранитом, из которого сделано и все декоративное убранство. Над скульптурой и рельефами трудились Л. А. Дитрих и В. В. Козлов.

Многие, особенно парадные помещения банка имели прекрасную отделку, в частности операционный зал с рядами колонн, кессонированным потолком и интересным цветовым решением.

Кроме самого банка, зодчий предусмотрел в доме Вавельберга квартиру для владельца и помещения для сдачи в аренду. И действительно, после постройки дома в него переехала семья М. И. Вавельберга, а свои конторы открыли фабрика геодезических и чертежных инструментов Густава Герлаха (с 1915 г.), акционерное общество Российской бумагопрядильной мануфактуры, Верхне-Сетские горные и механические заводы и завод «Сормово».

Финансовое учреждение, созданное 1 марта 1912 г. на базе банкирского дома «Г. Вавельберг», получило название «Петербургский торговый банк», а его капитал на момент учреждения составил 10 млн руб. Новый банк проработал до 1915 г. и исчез в водовороте мировой войны и революций.

До лета 1917 г. финансист и потомственный почетный гражданин Михаил Ипполитович Вавельберг жил в Царском Селе на Бульварной ул., 66, откуда выехал на родину в Польшу, где после 1928 г. его следы теряются. На этом завершилась история успешного польско-русского банкирского дома.

Что касается фабрики Герлаха, выпускавшей теодолиты, нивелиры, астролябии и чертежный инструмент, то этот немецкий инженер открыл свое производство в Варшаве еще в 1852 г. Там же все время находилась и главная контора предприятия. Только в 1915 г. Герлах перевел часть производства и штаб-квартиру в Санкт-Петербург, где завод проработал до 1917 г. В независимой Польше завод Герлаха, управляемый его сыном Эмилем, проработал до Второй мировой войны.

Другое дело – мануфактуры и заводы. Та же Российская бумагопрядильная мануфактура работала с 1835 г. – в Санкт-Петербурге до сих пор сохранился комплекс ее зданий на Обводном канале с примечательной проходной, увенчанной скульптурой бога Меркурия. Капитал мануфактуры на момент учреждения составил 3,5 млн руб., а акционерами нового предприятии выступили петербургские и английские промышленники и финансисты, в том числе директор Александровской мануфактуры А. Я. Вильсон. К 1847 г. Российская бумагопрядильная мануфактура вышла в лидеры по производительности, а количество веретен на ней достигло 60 тысяч. Предприятие выпускало продукцию высочайшего качества, которая долгое время считалась лучшей в стране. В революционный 1917 г. мануфактура прекратила свою работу,[8] а после захвата власти большевиками ее национализировали (Постановление Президиума ВСНХ от 4 марта 1919 г.) и включили в состав «Петрохлопка». Предприятие возобновило свою работу только в 1925 г., и тогда же его переименовали в фабрику «Веретено».

Общество железоделательных, сталелитейных и механических заводов «Сормово» вело свою историю от Компании Нижегородской машинной фабрики и Волжского буксирного и завозного пароходства, учрежденной в Санкт-Петербурге весной 1849 г. Для организации судостроительного производства фабрика приобрела участок земли в районе деревни «Сормово» на Волге, которая и дала имя будущему промышленному гиганту. На первоначальном этапе на заводе работало всего 95 человек.

В собственность Вавельберга часть акций предприятия попала в конце XIX в., после реорганизации и модернизации производства, сделавшего «Сормово» одним из лидеров отечественного судостроения и производства паровозов.

Сормовские заводы отличались сильным рабочим движением и много участвовали в стачках начала XX столетия. Активно поддержали рабочие Февральскую революцию и Октябрьский переворот. Большевики национализировали предприятия в июле 1918 г., а к производству паровозов и ремонту судов Волжской военной флотилии новая администрация добавила выпуск танков. В 1922 г. предприятие получило новое наименование – «Красное Сормово». В 1930 г. здесь освоили новое направление – строительство подводных лодок.

Самым старым из трех указанных выше предприятий-арендаторов являлся Верх-Исетский завод, основанный в 1726 г. рядом с Екатеринбургом по инициативе военного инженера Георга Вильгельма (Вилима Ивановича) де Геннина. Этот соратник царя Петра Алексеевича много сделал для развития русской промышленности и, кроме работы на Урале, занимался организацией производства на Сестрорецком оружейном заводе.

Верх-Исетский завод принадлежал казне, а при новой власти в 1918 г. получил новое имя – «Красная кровля».

Все три предприятия, с историей которых косвенно связано имя петербургского финансиста М. И. Вавельберга, работают и в наше время.

После революции и Гражданской войны дом Вавельберга остался местом размещения контор уже советских учреждений и предприятий.

В начале 1920-х гг. часть помещений занимал государственный синдикат Севзапгосторг и магазин при выставке технических контор Севзапгосторга. Синдикат входил в Госторг РСФСР и занимался торговлей импортными товарами на территории Северо-Запада, получая деньги для этого от экспорта различных товаров. Правительство Советской России активно вывозило за границу пушнину, лен, лес, различное сырье и продовольствие, причем даже во время голода 1921–1922 гг. экспорт продовольственных товаров и сырья не прекращался ни на минуту, но это уже другая история.

С деятельностью Севзапторга связана и такая позорная страница русской истории, как продажа в 1920–1930-х гг. за границу редкого антиквариата и произведений искусства из музеев страны и, в частности, из Эрмитажа и дворцово-парковых ансамблей Гатчины, Петергофа, Павловска и Царского Села. Масштабы уничтожения музейного фонда страны при активном участии Микояна, Рыкова, Сталина, Рудзутака и некоторых других вождей просто поражают воображение.

Позднее в доме Вавельберга работал ряд торговых и промышленных организаций (представительств): «Разноимпорт», «Союзпроэкспорт», «Промкотел», «Проектгидромеханизация», «Гидроцветметобработка» и «Ленмоспо» (Ленинградская контора Московского областного союза потребительских обществ). О деятельности всех этих арендаторов можно судить по их названиям.

С началом Великой Отечественной войны деятельность всех организаций прекратилась, а единственным известным обитателем дома стал Всесоюзный научно-исследовательский витаминный институт, располагавшийся здесь в 1941–1945 гг.

Научное учреждение, ведущее историю с института пищевой промышленности, разместило на пятом этаже дома лабораторию. Здесь занимались многими насущными исследованиями, в том числе синтезом витамина B1. Особенно тяжело приходилось ее сотрудникам в зимнее время, так как отопление не работало. Однажды во время бомбежки попавшая в дом бомба повредила водопровод, и сотрудники таскали воду с Невы, при том что ежедневно для нужд лаборатории требовалось до 45 ведер. Большая часть научных сотрудников института была эвакуирована, а оставшиеся в лаборатории ученые продолжали трудиться над производством витамина B1 до конца блокады.

В послевоенное время в здании бывшего банка разместилось несколько известных в те времена организаций.

Центральное агентство воздушных сообщений и кассы «Аэрофлота» начали свою работу в доме Вавельберга в июле 1960 г. Этот адрес был известен многим поколениям горожан – здесь приобретали авиабилеты, причем кассы находились в историческом кассовом зале Петербургского торгового банка.

В 1969 г. на четвертом и пятом этажах здания разместилось издательство «Аврора», специализировавшееся на выпуске художественных альбомов, репродукций и открыток. До этого времени в Санкт-Петербурге, тогда Ленинграде, работал филиал издательства «Советский художник», на базе которого правительство и организовало «Аврору», чья продукция предназначалась в основном на экспорт. За годы работы (до настоящего времени) издательство выпустило около 23 тыс. наименований различной печатной продукции.

Ленинградский государственный институт проектирования городов («Ленгипрогор») переехал в дом Вавельберга в 1959 г. Существующее и поныне проектное учреждение, сменившее название на «Институт урбанистки», основано в 1929 г. на базе бюро планирования городов Ленгорисполкома и картографического издательства НКВД.

Чем занимался институт, видно из его названия – здесь составляли генеральные планы многих городов, в частности Липецка, Краснокамска, Кирово-Чепецка, Челябинска, Нижнего Новгорода, районных центров Ленинградской и Брянской областей. В послевоенное время сотрудники «Ленгипрогора» занимались восстановлением и реконструкцией многих исторических зданий города, в числе которых Большой драматический театр, Консерватория, Монетный двор в Петропавловской крепости, Нижний парк Петергофа, Шлиссельбургская крепость и Публичная библиотека им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. В 1990–2000-е гг. сотрудники института подготовили генеральные планы Хабаровска, Красноярска, Ростова-на-Дону, Тобольска, Белгорода, Тюмени и других городов Российской Федерации, разработали территориальную схему Ростовской области, план градостроительного развития Чувашии и некоторые другие проекты. В доме Вавельберга институт «Ленгипрогор» находился всего несколько лет.

Несколько десятилетий на первом этаже дома работал знаменитый магазин «Березка», торговавший за иностранную валюту и чеки (до 1977 г. – сертификаты) Всесоюзного объединения «Внешпосылторг», созданного при Министерстве внешней торговли СССР. Правда, существовало разделение – в валютных «Березках» принимали чеки только серии «Д», которые были доступны исключительно дипломатам высокого ранга и представителям партийной верхушки. Для большей части советских граждан, так или иначе связанных с работой за границей, выпускались чеки других серий, принимаемые в «Березках» низшего, скажем так, уровня. Хотя абсолютное большинство граждан СССР и туда попасть не могло. Первые магазины «Березка» власти открыли в аэропортах «Внуково» и «Шереметьево» в апреле 1961 г., и наибольшим спросом среди иностранцев пользовались тогда икра, водка «Столичная» и «Особая», крабы (консервы), матрешки, хохлома, дымковская игрушка, сувениры и серебряные изделия с эмалью, но то были иностранцы. Граждане СССР, имевшие возможность пользоваться услугами этих магазинов, предпочитали бытовую технику и одежду – те же американские джинсы. Магазин «Березка» открылся в доме Вавельберга в 1964 г. и торговал только за валюту, обслуживая иностранцев. Сеть валютных магазинов просуществовала в нашей стране до начала 1990-х гг.

С 2010 г. существуют планы размещения в доме Вавельберга гостиницы, здание находится на реконструкции, но к настоящему времени (2017 г.) отель так и не открыт…

Дом компании «Зингер» (Невский пр., 28)

Наше путешествие по знаменитым петербургским домам продолжается на Невском проспекте. Мы подошли к зданию, известному в Санкт-Петербурге как «Дом книги», хотя оно было построено по заказу американской компании «Зингер», выпускавшей швейные машинки.

Корпорацию «Зингер» (Singer) в 1851 г. основали Айзек Меррит Зингер и Эдвард Кларк, производство швейных машинок они разместили в штате Нью-Йорк. В 1908 г. в городе Нью-Йорке компания построила 47-этажный небоскреб (не сохранился), где обосновалась ее штаб-квартира.

Интерес к русскому рынку компания проявила уже в 1860-е гг., но торговля в России осуществлялась через немецкого агента Георга Нейдлингера и его склад в Гамбурге. Так продолжалось до 1897 г., то есть до момента регистрации в Российской империи акционерного общества «Мануфактурная компания „Зингер“». Уже скоро руководство компании пришло к решению о строительстве в России завода по производству швейных машинок, а летом 1900 г. «Зингер» купил в небольшом городке Подольске участок земли для размещения производства. В компании запланировали осуществлять поставку продукции не только на русский рынок, но и в Турцию, Персию, Китай и Японию.

Айзек Зингер

Кроме организации производства, требовалось решить множество проблем со сбытом и продвижением товара, а для этого компании необходима была штаб-квартира. Для ее размещения выбрали столицу, где и запланировали построить новое офисное здание, купив за миллион рублей участок на Невском проспекте. Предполагалось, что, кроме главной конторы «Зингер», в нем откроется магазин швейных машинок, а часть помещений можно будет сдавать в аренду.

В 1902 г. в Подольске уже работала фабрика, выпускавшая запасные части для швейных машинок.

Прежде чем познакомиться с домом компании «Зингер», сооруженным в 1902–1904 гг. по проекту архитектора П. Ю. Сюзора в стиле модерн, вспомним историю застройки участка на Невском пр., 28.

Первой постройкой, занимавшей, правда, два участка по Невскому проспекту (М. Конюшенная ул., 12), являлся Комедиантский театральный оперный дом – театральное здание, сооруженное из дерева и сгоревшее 19 октября 1749 г.

Известно, что оперный дом занимал здание бывшего манежа, перенесенного по высочайшему указу императрицы Анны Иоанновны в 1738 г. от Зимнего дворца. Деревянную постройку поставили на каменный фундамент, дощатые стены покрыли холстами, а со стороны канала и будущей Малой Конюшенной улицы устроили два входа. В 1742–1743 гг. оперный дом перестроили, причем работами руководил сам Растрелли.

Первым каменным зданием, сооруженным в этой части Невского проспекта, на углу с набережной Екатерининского канала, стал дом священника и духовника императрицы Екатерины II Иоанна Иоанновича Панфилова.

Трехэтажный дом в стиле раннего классицизма построили в 1770-х гг., и он просуществовал до начала XX в. В 1840-е гг. здание подверглось реконструкции, в результате которой появился четвертый этаж.

Его первый хозяин, отец Иоанн, происходил из семьи священника лейб-гвардии Семеновского полка, получил духовное образование в Санкт-Петербурге и Москве, рукоположен в 1745 г. московским архиепископом Иосифом (Волчанским) и первые семь лет прослужил в церкви Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках. Его перевели в столицу в 1752 г., сделав настоятелем Никольской церкви, и именно при отце Иоанне ее обветшавшую деревянную постройку заменили каменной. В 1762 г. состоялось освящение главного престола нового Никольского Морского собора. На службе присутствовала императрица Екатерина II, которая в дальнейшем неоднократно посещала этот храм.

Яркие проповеди и кипучая деятельность протоиерея Иоанна Панфилова, очевидно, нравились государыне, и в конце февраля 1770 г. она подписала указ, определяющий настоятеля Морского собора ее духовником. В этом статусе отец Иоанн пробыл до конца своей жизни, став, кроме того, членом Священного синода (1774 г.) и митрофорным протоиереем (1786 г.). Скончался духовник императрицы в июне 1794 г. в возрасте 74 лет и похоронен на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры.

В 1820–1830-е гг. дом принадлежал аптекарю К. Имзену. Фото 1890-х гг.

После И. И. Панфилова домом владела семья Бороздиных, а в 1820 г. его купил аптекарь Карл Имзен, для которого архитектор В. И. Беретти надстроил здание еще одним этажом.

С именем этого фармацевта связывают выпуск «Имзенского шоколада» и «Имзенова рооба» – продуктов, которые в современном мире называют «бадами». В газете «Санкт-Петербургские ведомости» К. Имзен так рекламировал свой чудодейственный препарат: «Польза многих лекарств из царства прозябаемого при лечении любострастных болезней давно уже известна и ежедневно подтверждается тем, что они одни уничтожают многие виды сих болезней: для уничтожения прочих подкрепляют весьма сильно действие ртути. Истина сия доказывается продажею многих так называемых рообов,[9] выписываемых из чужих краев, равно и ежедневным прописыванием так называемых кровоочистительных декоктов.[10] Потребность сего средства возбудила во мне желание найти состав, который, содержа в себе целительные составные части в концентрированном виде, мог бы самым простым и надежным образом заменять столь часто употребляемые декокты и все иностранные на сей конец приготовляемые рообы. По многим трудам и усилиям удалось мне найти весьма действительное средство от застарелых хронических болезней, известное под именем „Имзенова рооба“. Я могу рекомендовать теперь публике сие средство, исследованное медицинским советом и найденное для предлагаемой цели весьма полезным. Оно может быть полезно: в застарелой венерической ломоте, в последствиях любострастной болезни, после употребления ртути, равно и в болезнях, происшедших от чрезмерного употребления оной».[11]

Перед покупкой дома компанией «Зингер» его последним владельцем числилась Ольга Карловна Жуковская. Здание приобрел ее муж, майор П. В. Жуковский, в 1860-е гг., а в 1870 г. его реконструировали по проекту архитектора Ф. Ф. Рудольфа. Помещения в доме арендовало большое число частных лиц и коммерческих предприятий. Еще в 1820-е гг. здесь работали лавки по продаже чая и кофе, а также бакалейных товаров. С 1829 по 1836 г. в доме размещалась книжная лавка И. В. Сленина.

С. Л. Левицкий

В 1849 г. в доме К. Имзена открылось «Дагерротипное заведение Сергея Левицкого» (позднее – «Светопись Левицкого»), или, попросту, фотоателье. Сергей Львович Левицкий увлекся дагерротипией в начале 1840-х гг., причем для изучения процесса получения фотографических снимков даже отправился в Париж, где познакомился с автором изобретения Луи Дагером. В России С. Л. Левицкий выступал фотографом русской императорской фамилии, а во Франции получил звание «Фотографа императора Наполеона III». Сохранились фотографические портреты Н. В. Гоголя, А. И. Герцена, Л. Н. Толстого и некоторых других литераторов, созданные Левицким в 1840–1850-е гг. Дагерротипное заведение Сергея Левицкого в Санкт-Петербурге проработало до 1859 г.

В 1866 г., после нескольких лет работы в Париже, Левицкий вернулся в Санкт-Петербург, но вновь открытое им фотоателье разместилось в доме на набережной реки Мойки, 32, и только в 1878 г. фотограф вновь вернулся в дом К. Имзена, где «Светопись Левицкого» проработала 16 лет.

Кстати, после Левицкого в доме вновь разместилось фотоателье, на этот раз принадлежавшее Льву Александровичу Берггольцу, в 1895 г. он занял помещение «Светописи» и проработал в нем до начала работ по строительству здания компании «Зингер» в 1902 г. Господин Берггольц остался в истории и как издатель ежемесячного журнала «Фотографический вестник», выходившего в Санкт-Петербурге в 1867 г.

Из торговых заведений – арендаторов помещений дома Имзена можно назвать два магазина: нотный и книжный, аптеку Д. Х. Штремберга, фотоателье, и, кроме того, здесь же располагался банкирский дом «Лампе и Кº» и находилась редакция газеты «Биржевые ведомости».

Нотным магазином владел комиссионер по поставке нот в учебные заведения и издатель (в 1840–1841 гг.) журнала «Нувеллист» К. Ф. Гольц. Период нахождения магазина на Невском проспекте точно установить трудно. В ряде источников упоминается, что в 1838 г. он здесь уже работал, однако в 1849 г. нотный магазин Гольца располагался на Большой Морской ул., 12 (дом Жако).

Больше известно о книготорговой фирме А. Дейбнера, имевшей книжный магазин на Невском пр., 28. Основателем этой семейной фирмы был прибалтийский немец, уроженец Риги Иоганн Якоб Дейбнер (1781–1837). Первую книжную лавку он открыл в 1806 г. на паях с Бюрхардом Трейем, а в 1810 г. вышла их первая книга, и к торговому прибавился книгоиздательский бизнес. Открытие филиала фирмы в Санкт-Петербурге в 1859 г. связывают уже с третьим поколением этих книготорговцев и конкретно с Августом Дейбнером. Магазин в Санкт-Петербурге просуществовал до конца XIX в., но был закрыт, после чего Дейбнеры сосредоточились на бизнесе в Германии. Интересно, что книжный магазин в Риге закрылся только в 1936 г., а в Германии издательство и магазины Дейбнеров (Deubner Verlag & Co GmbH) ведут дела до сих пор.

Невский пр. до постройки дома компании «Зингер». Фото XIX в.

Кроме книжного магазина Дейбнеров в доме работал французский книжный магазин Р. Виоле, рекламировавший себя в качестве поставщика русской почты.

Банкирский дом «Лампе и Кº» начал свою деятельность в столице Империи в 1860 или 1862 г., а его учредителями выступили подполковник в отставке Петер-Иоганн (Петр Иванович) Лампе и петербургский купец 1-й гильдии Эдуард Майер. В 1866 г., после самоубийства П. И. Лампе, во главе финансового учреждения встал его двоюродный брат Георг Лампе-младший, которого сменил старший сын, Оскар Густав Александр Лампе. Последним владельцем Банкирского дома значится Эдуард Оскарович Лампе, покинувший Россию в 1917 г.

В банк Лампе переводилось ежегодное содержание княгини Юрьевской (морганатической супруги императора Александра II) и ее детям.

Интересно, что в 1893–1894 гг. семья почетного гражданина Виктора Георга Лампе, как и семья его брата Оскара Георга Лампе, проживала в доме на Невском пр., 28, арендуя соответственно квартиры № 8 и № 17. В 1899–1917 гг. Виктор Георг владел Банкирским домом совместно с Эдуардом Оскаровичем и, кроме этого, занимал должность члена правления страховой компании «Надежда». Такова история небольшого семейного банка, пользовавшегося хорошей репутацией у петербургских вкладчиков.

С приобретением участка (и дома) компанией «Зингер» начались работы по составлению проекта нового здания, который исполнил известный петербургский зодчий Павел Юльевич Сюзор при участии И. Б. Изеллы, Е. Е. Баумгартена, М. М. Перетятковича и Н. И. Конецкого. Старый дом разобрали, обнаружив при этом, что его гранитный цоколь находился ниже уровня мостовой того времени. Откопали строители и старую мостовую.

Дом компании «Зингер». Фото нач. ХХ в.

В основе шестиэтажного с мансардой здания в стиле модерн площадью около 7 тыс. кв. метров находится железный каркас, обложенный кирпичом. Угловая часть постройки со стороны Невского проспекта завершается высокой башней, а внутренний двор-атриум имеет стеклянную крышу.

Особенно впечатляет отделка дома. Его фасады облицованы плитами кованого и полированного мелкозернистого гранита красного (первые два этажа) и серого (три верхних этажа) цветов. Все работы с камнем исполнила московская фирма Г. Листа.

Декоративное украшение фасадов в «органическом» стиле изготовлено из кованой бронзы по моделям скульпторов А. Л. Обера и А. Г. Адамсона в мастерской К. И. Винклера и А. О. Шульца. Угловая стеклянная башня завершается скульптурной композицией со стеклянным глобусом диаметром 2,8 метра и символической группой «Мореплавание». Глобус подсвечивался ночью изнутри разноцветными огнями, на металлическом поясе вокруг него золотом выбито наименование компании – владельца здания: «Зингер и Кº» (не сохранилось). Купол башни ориентирован точно по линии Пулковского меридиана.

Две бронзовые валькирии скульптора А. Г. Адамсона украшают угловую часть фасада. В руках одной из них символы легкой промышленности – веретено и швейная машинка, другая держит гарпун, символизирующий судостроение. Скульптура орлана с распростертыми крыльями работы А. Л. Обера является символом Соединенных Штатов Америки – места возникновения компании «Зингер». В когтях гордой птицы – знамя и оливковая ветвь (символ мира), на груди щит со звездами и полосами – отсылка к флагу США. В начале 1920-х гг. орлан исчез с фасада здания, его восстановили в 2005 г. (скульптор А. А. Архипов).

Парадная лестница из каррарского мрамора и торговые залы дома компании «Зингер» отличались нарядной отделкой, декоративные элементы покрывало сусальное золото, в помещениях во множестве присутствовали художественная ковка и мозаики. В отделке интерьеров использовалась также кафельная плитка и изразцы.

Системы вентиляции и отопления были самыми современными, вода с кровли отводится по трубам, расположенным внутри здания. Все инженерное оборудование для здания изготовила известная в Санкт-Петербурге фирма Ф. К. Сан-Галли, а три лифта поставила американская компания «Отис».

Компания «Зингер» проработала в своем здании до 1922 г. и покинула Советскую Россию по известным обстоятельствам.

З. П. Жданов

С момента постройки здания в 1904 г. до начала революционных событий 1917 г. в доме компании «Зингер» сменилось множество арендаторов.

Среди первых, кто снял офисы, значился Санкт-Петербургский частный коммерческий банк, с историей которого мы уже познакомились. В доме находилась контора известного биржевого деятеля Захария Петровича Жданова, учредившего в 1907 г. свой банкирский дом для работы на бирже. Про жизнь Жданова можно написать целую книгу, в ней было все – бедность, банкротство, карты, деньги, политика и тюрьма.

Его настоящая фамилия Голяшкин, а поменял он ее после суда, признавшего его должником. Природный ум этого крестьянского сына из Ярославской губернии с четырьмя классами образования можно назвать выдающимся – по крайней мере, в деле получения дохода. Правда, отдадим должное Захарию Петровичу: в Петербурге он учился на бухгалтерских курсах Побединского, понимая, что одних способностей маловато.

Контора Банкирского дома «Захарий Жданов»

О методах работы З. П. Жданова можно судить по истории скупки акций Ленского золотопромышленного товарищества.

Для того чтобы понизить стоимость акций, он оплачивал журналистам распространение слухов о проблемах на приисках, а сам тем временем лично обходил банки и крупные товарищества, имевшие у себя акции и выкупал их, причем давал немного больше, чем они стоили после падения цены. Скупив все имеющиеся акции, он через прессу распространил информацию о росте добычи золота и больших доходах Ленских приисков, в результате чего цена акций выросла с 1 до 6 тыс. руб. Предприимчивый спекулянт продал их с огромной выгодой. Сам Жданов именовал эти акции «Леночками», а в среде биржевиков их называли «Лена Захаровна».

Кроме того, З. П. Жданов издавал газету «Биржевой день» и выступил автором нескольких книг по биржевым операциям. Книги были изданы под именем А. И. Репьева, работавшего на Банкирский дом Жданова.

Одно из помещений дома компании «Зингер»

Проработав в доме компании «Зингер» несколько лет, банкирская контора «Захарий Жданов и Кº» переехала в дом на углу Невского проспекта и Троицкой улицы (ул. Рубинштейна).

Следующим финансовым учреждением, снявшим комнаты в доме, стал Русско-Английский банк, учрежденный в 1910 г. с капиталом в 5 млн руб.

В 1910-х гг. в доме компании «Зингер» работал филиал Общества взаимного страхования жизни «Нью-Йорк». Эта страховая компания основана в США в 1845 г., а в Российской империи занималась страхованием с 1885 г., причем к началу Первой мировой войны она вышла на второе место в России по объемам сбора премий по страхованию жизни. Главное управление общества по России находилось на Малой Морской ул., 12. В нашей стране «Нью-Йорк» проработал до 1918 г., но стоит сказать, что в США эта страховая компания существует и сегодня.

Из других арендаторов отметим Северное торговое товарищество, разместившее на первом этаже со стороны канала суконный склад, и акционерное общество «А. Г. Гергард и Хей», занимавшееся перевозкой грузов и предоставлением складских услуг. В порту на Мраморной площадке Южной дамбы это акционерное общество построило амбары и склады с холодильниками.

До 1918 г. в доме компании «Зингер» находилось дипломатическое представительство Соединенных Штатов Америки, проработавшее здесь всего год.

В советское время здание сохранило свою функцию офисного центра и довольно быстро стало заселяться различными учреждениями и организациями. У американской компании его, конечно, отобрали.

С декабря 1919 г. началась история «Дома книги», открытого здесь при издательстве «Петрогосиздат», являвшемся отделением Госиздата РСФСР. Само издательство начало свою деятельность в мае месяце на основе издательства Петросовета. Возглавлял его революционер, писавший стихи, Илья Ионович Ионов (Бернштейн). В 1938 г. на основе «Петрогосиздата», вернее, он тогда назывался «Леноблиздат» («Ленгиз»), возникло и знаменитое издательство «Лениздат», существующее и поныне.

В прошлом столетии (после 1917 г.) арендаторы дома компании «Зингер», ставшего «Домом книги», так или иначе были связаны с книгоизданием. В 1930-е гг. здесь работало известное издательство «Academia», а в послевоенное время разместились филиалы московских издательств «Молодая гвардия», «Мир», «Художественная литература», «Просвещение», «Искусство», «Изогиз», «Агропромиздат», «Химия», «Физматгиз», «Советский писатель», «Музгиз». В «Доме книги» в разные годы располагались редакции журналов «Воробей», «Новый Робинзон», «Еж» и «Чиж» (все – детские), «Книга и революция», «Литературная учеба», «Ленинград», «Звезда», «Литературный современник». В 1950 г. здесь начала свою деятельность Северная редакция «Учпедгиза», специализировавшаяся на выпуске книг на языках народов Севера.

С «Домом книги» связана история издания книг для детей – на пятом этаже в 1925 г. начал свою деятельность «Леногиз», являвшийся детским отделом «Госиздата». Вскоре «Леногиз» стал отделением «Детгиза» и получил новое название – «Детиздат» («Лендетгиз»). В организации издательства самое деятельное участие принял Самуил Яковлевич Маршак.

За годы существования «Дом книги» закрывался лишь два раза: в 1941 г. (на три месяца) и в 2003–2012 гг. (на реставрацию).

Петербургский «Дом книги» прославился и тем, что в его стенах в 1920–1950-х гг. заседали чиновники советской цензуры – так называемый Леноблгорлит (Ленинградское областное и городское управление по делам литературы и издательств), созданный властями в 1922 г. Цензуре подвергалось не только то, что написано или планировалось издать. Работники Леноблгорлита проверяли экспозиции музеев (естественно, до открытия), читали пьесы, утвержденные к постановке театрами, смотрели сами спектакли и изучали фонды библиотек. Да что там книги или пьесы – советские цензоры изучали наклейки на бутылках и спичечных коробках. Заведующего управлением назначали в обкоме компартии (до 1931 г. – в областном отделе народного образования), а его двух заместителей делегировало областное управление ГПУ, затем – НКВД.

Кроме цензуры, Леноблгорлит составлял дополнительные списки литературы (основной рассылал Главлит), подлежащей изъятию из фондов библиотек, разрабатывал методики изъятия книг, их списания и уничтожения. После изъятия книги удалялась и карточка из генерального каталога.

Писатель и литературовед Александр Ильич Рубашкин вспоминал: «Целое крыло на третьем этаже „Дома книги“, противоположное нашему издательству („Советский писатель“), занимало учреждение, которое как бы не существовало. Никаких вывесок, почти никаких посетителей. Это был Горлит, „Главное управление по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР“, вернее, его региональное Управление по г. Ленинграду и Ленинградской области. В этом ведомстве существовал список запрещенных к упоминанию объектов (мосты, заводы, аэродромы), а также нередко обновляемый список не упоминаемых лиц („враги народа“, „поджигатели войны“, „ренегаты“ из компартий Запада и т. п.). Но существовали и другие, неупомянутые мотивы, по которым можно было, ничего не объясняя, задержать книги, „искажающие картину нашей действительности“, произведения „очернительские“, „безнравственные“, религиозные и т. д. Больше всего здесь не любили само слово „цензура“».[12]

На этом рассказ об истории «Дома книги», сооруженного в начале XX в. компанией «Зингер», завершается, а на Невском проспекте нас ждет знакомство еще с двумя историческими постройками.

Дом купцов Меншиковых (Невский пр., 64)

На углу Невского проспекта и Караванной улицы стоит пятиэтажный доходный дом в стиле эклектики, принадлежавший бо́льшую часть своей истории петербургской купеческой семье Меншиковых (Менщиковых).

Застройка этого участка, случившаяся в 1780-х гг., связана с фамилией графа Дмитрия Александровича Зубова, брата фаворита императрицы Екатерины II Платона Александровича Зубова.

Дом в три этажа в стиле раннего классицизма имел два лицевых фасада. Первый этаж украшал руст, на уровне третьего этажа в угловой части дома располагался балкон. Второй балкон украшал фасад со стороны Невского проспекта. Крышу постройки скрывала изящная балюстрада.

Судя по всему, Д. А. Зубов недолго владел этой недвижимостью, и в какой-то момент собственником становится столичный купец Жадимировский.

В то время в городе проживали три брата Жадимировские (Жадимеровские) – Иван Иванович, Алексей Иванович и Яков Иванович, владевшие несколькими домами на Большой Морской и Большой Конюшенной улицах, а также на набережной реки Мойки. Купцы Жадимировские происходили из зажиточных крестьян деревни Жадимирово Ростовского уезда Ярославской губернии и в столицу перебрались во второй половине XVIII в.

Невский пр., 64. Фото начала 1900-х гг.

На карте Санкт-Петербурга до начала XX в. существовал даже остров Жадимировского – в этой части города земельные участки принадлежали Якову Ивановичу. Протоки, отделявшие остров, засыпали в начале XX столетия.

Уже в 1790-е гг. дом на Невском приобретает купец 3-й гильдии Николай Николаевич Меншиков, который оставался его владельцем до 1813 г. В начале XIX в. он дважды избирался петербургским городским головой и был весьма уважаемым человеком в купеческой среде города. Следующим собственником стал его сын, купец 2-й гильдии Никита Николаевич Меншиков, торговавший сукном в Гостином дворе. Именно этого представителя купеческой фамилии в 1830 г., уже в звании купца 1-й гильдии, высочайшим указом возвели в потомственное дворянство. Он, как и отец, успел побывать и петербургским городским головой. Кроме самого Н. Н. Меншикова, в доме проживали его сыновья Павел, Петр и Николай, а в числе владельцев дома значилась и его супруга, получившая, возможно, дом по наследству (после 1843 г.).

Адресные книги Санкт-Петербурга указывают, что следующим владельцем здания являлся Александр Александрович Меншиков, и дом, скорее всего, перешел к нему в промежутке между 1879 и 1881 гг. Считается, что по его заказу в 1881–1883 гг. архитектор В. А. Пруссаков надстроил здание двумя этажами, полностью изменив фасады по моде того времени. А. А. Меншиков приходился внуком Никите Николаевичу Меншикову.

На здании появились треугольные эркеры, украшенные вазонами (не сохранились), угловой балкон третьего этажа из маленького превратился в огромный, или, правильнее сказать, в более длинный. Сохранился балкон со стороны проспекта, но к нему архитектор добавил еще два балкона: здесь же, на уровне пятого этажа, и со стороны Караванной улицы на уровне четвертого. Устроены балконы и на самих эркерах. Центральную часть фасада со стороны Невского проспекта украсил разорванный фронтон с полуциркульным завершением, причем вся надстройка декорирована скульптурой (не сохранилась). Угловой фронтон дополнял сложный рельеф с изображением герба владельцев постройки (не сохранился). Однако можно сказать, что внешний вид дома Меншиковых в основном уцелел до настоящего времени, за исключением указанных утрат.

В. А. Жуковский

Внутри здания и сейчас можно видеть историческую чугунную решетку лестничных перил и кое-где сохранившуюся лепнину.

В 1915 г. дом Меншиковых приобрел Русско-Азиатский банк, но ненадолго – после революционных потрясений 1917 г. от владельцев и арендаторов остались лишь воспоминания.

Последней владелицей дома указана вдова действительного статского советника А. А. Меншикова Александра Павловна, урожденная Воейкова.

Сдавать квартиры в этом доме начал еще Никита Николаевич Меншиков, а первыми знаменитыми арендаторами историки называют поэта Василия Андреевича Жуковского и семью литератора и редактора Александра Федоровича Воейкова.

В. А. Жуковский поселился в квартире, где жила семья Воейковых, в 1822 г., после возвращения из-за границы – путешествие по Европе продолжалось полтора года. Сами Воейковы, Александр Федорович и его супруга Александра Андреевна, урожденная Протасова, жили в доме Меншикова с 1820 г. Александра Андреевна вышла замуж за Воейкова в 1814 г. – ей тогда было 19 лет, а ее избраннику – 35. Особенности молодоженов отметил в своих записках Ф. Ф. Вигель: «Он был мужиковат, аляповат, неблагороден; она же настоящая Сильфида, Ундина, существо неземное, как меня уверяли».[13]

Квартира Воейкова, особенно с переездом Жуковского, становится центром литературной жизни Санкт-Петербурга. По рекомендации поэта А. Ф. Воейкова принимают на должность редактора популярного журнала «Сын Отечества», и, кроме того, он получает должность преподавателя русской словесности в столичном артиллерийском училище. Все это способствует открытию в доме Меншикова литературного салона, хозяйкой которого, естественно, становится Александра Андреевна. Вечера здесь посещают поэты и писатели Е. А. Баратынский, Н. М. Карамзин, П. А. Вяземский, Н. И. Греч, К. Н. Батюшков, Ф. В. Булгарин, И. И. Козлов, историк и государственный деятель А. И. Тургенев, его брат Н. И. Тургенев, генерал В. А. Перовский и многие другие.

Литературные вечера прекратились в 1827 г., с отъездом Александры Андреевны на лечение за границу, где она скончалась от чахотки 16 февраля 1829 г. и была похоронена на греческом кладбище в Ливорно (Италия).

В браке с Воейковым у нее родилось четверо детей: Екатерина, Александра, Андрей и Мария. В момент смерти А. А. Воейковой самой младшей дочери исполнилось всего три года, а самой старшей было 15 лет, однако все заботы о детях взяли друзья и родные Александры Андреевны – В. А. Жуковский, В. А. Перовский, доктор К. К. Зейдлиц. Сам Воейков, увлеченный новой пассией, А. В. Деулиной, попросту забыл о своих детях и участия в их судьбе больше не принимал. Вне брака у него родилось четверо детей от Деулиной и сын Дмитрий Доброславский от связи с Авдотьей Николаевной Воейковой (не кровной родственницей).

Кроме работы в журнале у Греча, А. Ф. Воейков редактировал газету «Русский инвалид» (1822–1838 гг.) и журнал «Славянин», печатал литературную критику и переводы Вергилия, Жака Делиля и Шарля Милльвуа. Сам он сочинял стихи еще с юности, причем первое свое поэтическое произведение Воейков опубликовал в 1806 г. в «Вестнике Европы».

Переезд Жуковского к Воейковым неслучаен, поэт приходился дядей Александре Протасовой (мать девушки была сводной сестрой Василия Андреевича). Родители девушки, Андрей Иванович Протасов и Екатерина Афанасьевна Бунина, жили в своем имении в Тульской губернии, и, кроме Саши, у них была еще старшая дочь Мария. После кончины Андрея Ивановича мать с дочерьми переехали в Белев, где вскоре поселился и Жуковский, причем здесь он становится учителем у девочек.

Василий Андреевич поддержал идею брака Александры и А. Ф. Воейкова и даже подарил на свадьбу своей племяннице балладу «Светлана». Кроме этого, он продал свою деревню ради приданого Александры Андреевны.

О! не знай сих страшных снов Ты, моя Светлана… Будь, Создатель, ей покров! Ни печали рана, Ни минутной грусти тень К ней да не коснется; В ней душа как ясный день; Ах! да пронесется Мимо – бедствия рука; Как приятный ручейка Блеск на лоне луга, Будь вся жизнь ее светла, Будь веселость, как была, Дней ее подруга. В. А. Жуковский. Светлана

Конечно, поэт делал это из любви к своей несчастной сестре, ради племянницы, но не все так просто – Жуковский был влюблен в Марию Андреевну Протасову. Однако любовь эта не могла иметь счастливое завершение. Суровая действительность разыгралась перед двумя возлюбленными, словно они стали героями романа Жан-Жака Руссо «Новая Элоиза», где учитель-разночинец влюбляется в свою подопечную, происходившую из дворянской семьи, и девушка отвечает взаимностью.

В Петербурге у Воейкова жили и Екатерина Афанасьевна, и Маша, но, как оказалось, счастливым брак их родственницы Александры не был, и «бедствия рука» не обошла стороной ее семейную жизнь.

По рассказу Жуковского, «…возвратясь в Дерпт, он (Воейков. – А. Г.) начал мучить их своими бешеными противоречиями, пугал их беспрестанно то самоубийством, то дуэлью с Мойером, то пьянством, каждый день были ужасные истории».[14] В дневнике в ноябре 1815 г. Маша записала: «Я крепко решилась убежать из дома куда-нибудь. Авось Воейков сжалится над несчастьем мам<еньки> и Саши – потеряв меня, они будут несчастны. Мы ездили с визитами, в это время В<оейков> обещал мам<еньке> убить Мойера, Жуковского, а потом зарезать себя. После ужина он опять был пьян. У мам<еньки> пресильная рвота, а у меня идет беспрестанно кровь горлом. Воейков смеется надо мной, говоря, что этому причиной страсть, что я также плевала кровью, когда собиралась за Жуковского».[15]

Отношения В. А. Жуковского с Машей Протасовой повторили историю, изложенную в романе Руссо, но дальше – больше. Между влюбленными возникло непреодолимое препятствие, а именно их родство. Мать девушки Екатерина Афанасьевна выступила категорически против брака, и взяла с Жуковского тайное слово, что тот откажется от своей любви к Маше либо обязуется навсегда покинуть их дом. В письме к А. П. Киреевской (ее двоюродной сестре) весной 1814 г. она писала: «Моя надежда вся на Бога; он видит истинное мое желание исполнить предписание Его святой воли, установленной церковью, который глава есть Христос. С добрым, милым моим Жуковским также было у нас изъяснение, после которого, тоже, мне кажется, нельзя ему иметь надежду, чтоб я когда-нибудь согласилась на беззаконный брак, или лучше просто, потому что тут браку нет. На него я мало надеюсь, он долго не возвратит своего спокойствия, особливо в здешней стороне. Голову поэта мудрено охолодить, он уже так привык мечтать; да и в законе христианском все, что против его выгоды, то кажется ему предрассудком».

Страстная любовь к девушке пройдет через всю жизнь поэта, через их письма и объяснения. В итоге Маша Протасова выйдет замуж за профессора Ивана Филипповича Мойера и уедет в Эстляндию. Муж, зная о ее чувствах к Жуковскому, тем не менее будет очень бережно к ней относиться. Во время родов 14 марта 1823 г. Маша умерла, и Жуковский написал на ее кончину одно из лучших своих стихотворений «19 марта 1823»:

Ты предо мною Стояла тихо. Твой взор унылый Был полон чувства. Он мне напомнил О милом прошлом… Он был последний На здешнем свете. Ты удалилась, Как тихий ангел; Твоя могила, Как рай, спокойна! В ней все земные Воспоминанья, Там все святые О небе мысли. Звезды небес, Тихая ночь!..

В одном из писем поэт напишет: «Судьба прогремела мимо нас, поколотив нас мимоходом».[16]

Из дома Меншикова семья Воейковых выехала в 1826 г.

В числе коммерческих организаций, в разное время арендовавших у Воейковых помещения под конторы, можно назвать Санкт-Петербургско-Азовский коммерческий банк, представителя американской фирмы «Ундервуд», фирму «Спорт», инженера Р. Э. Эрихсона, фотографа И. И. Карпова, портного Краута. Это, конечно, неполный список. В доме находился магазин фабрики Якова и Иосифа Конов (Jacob & Josef Kohn) – известного австрийского производителя мебели, поставлявшего в Россию, в частности, знаменитые стулья из бука с гнутыми ножками. Почитателей оружия сюда приглашала вывеска «Центральное депо орудия», а для любителей сладостей работал магазин фабрики «Г. Ландрин». На первом этаже дома располагался магазин товарищества М. С. Кузнецова – во второй половине XX столетия его помещение долгое время занимал магазин «Фарфор. Стекло. Хрусталь», а ныне здесь открыт ресторан.

Санкт-Петербургско-Азовский коммерческий банк учредил во второй половине 1880-х гг. известный русский финансист, купец 1-й гильдии тайный советник Яков Соломонович Поляков, происходившей из уважаемой семьи купцов и промышленников.

История появления этого кредитного учреждения весьма интересна. Поляков входил в число учредителей очень крупного Азовско-Донского коммерческого банка, обслуживавшего, в частности, все судоходство по Черному и Азовскому морям. Кроме того, финансист полностью владел Донским земельным банком. Азовско-Донской банк оказался крайне заинтересован в расширении операций, особенно в период спада судоходства. Ко всему прочему, все валютные операции банка велись через Санкт-Петербург, где котировки определяла Петербургская биржа, а это вело к дополнительным расходам на комиссии столичным финансовым учреждениям. Я. С. Поляков правильно рассудил, что пора открывать в Санкт-Петербурге отделение Азовско-Донского банка и в 1886 г. начал просить об этом Министерство финансов. Финансисту отказали в его просьбе, но одновременно предложили учредить в столице новый банк, для работы с Азовско-Донским банком, что Поляков и сделал.

М. С. Кузнецов

В доме Меншиковых Санкт-Петербургско-Азовский коммерческий банк располагался до 1895 г., переехав затем в собственное здание, сооруженное рядом (Невский пр., 62). Финансовый кризис, начавшийся в 1898 г., сильно подкосил финансовую империю Я. С. Полякова, а Санкт-Петербургско-Азовский коммерческий банк, несмотря на помощь русского правительства, обанкротился.

Длительное время в доме работал фирменный магазин фабрики конфет, шоколада, драже и бисквита Г. М. Ландрина, который считался самым большим в столице. Производство, основанное Георгием Матвеевичем Ландриным в 1848 г., располагалось в собственном доме на Екатерингофском проспекте (ныне – пр. Римского-Корсакова, 7–9).

Продукция фабрики пользовалась большим спросом, особенно разноцветные леденцы (монпансье), которые Ландрин выпускал с 1860 г., причем продавал их без обертки, упаковывая в жестяные банки.

Учредитель фабрики Георг Матвеевич Ландрин (Landrin) родился в 1822 г. в Прибалтике, в городе Ревеле (ныне – Таллин), в 1840-х гг. приехал в столицу Империи. В 1864 г. его приписали ко 2-й купеческой гильдии, а через семь лет он стал купцом 1-й гильдии. Г. М. Ландрин скончался в 1882 г. в возрасте 60 лет. Все имущество, включая фабрику, перешло вдове Евдокии Ивановне Ландриной (до замужества Максимович). Фабрика «Г. Ландрин» как частное предприятие просуществовала до 1918 г.

Инженер-электромеханик Роберт Эрнестович Эрихсон (1854–1932) занимался устройством вентиляции и отопления, монтажом лифтового оборудования, для чего открыл конторы в Москве, Харькове, Иваново-Вознесенске и, конечно, в Санкт-Петербурге, в доме Меншикова. К числу самых известных работ конторы Эрихсона относится монтаж лифта по проекту инженера А. Штиглера в здании Зимнего дворца. Кроме того, Эрихсон являлся генеральным представителем в России завода электротехнических принадлежностей «Браун Бовери и K°» (Швейцария).

Центральная контора Р. Э. Эрихсона находилась в Москве, где жил сам Роберт Эрнестович. В Московской губернии он владел усадьбой в селе Константиново, ранее принадлежавшей Ф. Н. Плевако и П. А. Пушкину.

Контора инженера Р. Э. Эрихсона в доме Меншикова просуществовала некоторое время, а в 1910-х гг. переехала в дом № 92 по Невскому проспекту.

Фотомастерская И. И. Карпова проработала в доме до 1905 г., причем ее владелец, отставной штабс-капитан, занимался изготовлением фотоаппаратов. Для себя он заказывал фотографическое оборудование в лучших фирмах того времени.

На первом этаже дома, в помещении с окнами на Невский проспект, под вывеской «Товарищество М. С. Кузнецова» (позднее – «Т-во братьев Корниловых») открыл свой магазин Матвей Сидорович Кузнецов. Здесь продавалась посуда из фарфора и фаянса, а также различные изделия из керамики. Товарищество М. С. Кузнецова возникло в 1889 г., хотя в 1872 г. он получил по наследству Рижскую фарфоро-фаянсовую фабрику, основанную в 1841 г. его отцом. Кстати, фабрика в Риге продолжала работать и после 1917 г., причем под управлением Кузнецовых, бежавших из России. Ее отобрали у них только в 1940 г., после присоединения Латвии.

Выпуском фарфоровых изделий занимались прадед и дед Матвея Сидоровича, так что дело имело в этой семье свои традиции. Капитал нового товарищества составил 3 млн руб., а центральная контора разместилась в Москве, на Мясницкой улице. Уже к началу XX столетия «Товарищество производства фарфоровых и фаянсовых изделий М. С. Кузнецова» производило более 60 % от числа всех изделий из фарфора в Российской империи. В собственности Кузнецовых фабрики находились до 1918 г., но в советское время продолжили работать. Самих бывших владельцев и их родственников, как и положено, отправили в лагеря в Сибирь, и лишь небольшая часть Кузнецовых, оставшись в Латвии, сумела уехать на Запад.

Последним владельцем дома перед революцией значится Русско-Азиатский банк, появившийся в результате объединения Северного и Русско-Китайского банков. Северный банк, кстати, ранее купил здание обанкротившегося Санкт-Петербургско-Азовского коммерческого банка, располагавшееся, как уже говорилось, по соседству с домом Меншиковых. Там же, на Невском пр., 62, обосновался и новый Русско-Азиатский банк. Во главе нового финансового учреждения встал известный русский промышленник Алексей Иванович Путилов. За семь лет, то есть к 1917 г., банк вырос в одно из крупнейших кредитных учреждений страны, ведя финансовые операции по всей Империи и за границей. Даже после национализации банка в России его отделения в Китае и Франции несколько лет продолжали обслуживать клиентов. Приобретение дома у семьи Меншиковых произошло в 1915-м или 1916 г.

После Февральской революции в доме Меншиковых находилась редакция газеты «Новая жизнь», которую издавали Алексей Максимович Горький (редактор) и Александр Николаевич Тихонов (издатель). Первый номер газеты вышел 18 апреля 1917 г. Кроме Горького и Тихонова (псевдоним А. Серебров), в газете печатались экономисты В. А. Базаров и Н. Н. Суханов, историк Н. А. Рожков, публицист Б. В. Авилов, литературовед В. А. Десницкий и многие другие. Сам А. М. Горький за время существования издания опубликовал в нем более 80 статей, в том числе знаменитый цикл «Несвоевременные мысли», критиковавший большевиков. Стоит отметить, что газета в основном выступала на стороне Ленина и Троцкого и, как могла, боролась с Временным правительством. Большевистское правительство закрыло газету «Новая жизнь» 16 июля 1918 г.

Невский пр., 64. Фото 2000-х гг.

Поэтесса З. Н. Гиппиус в своем дневнике 28 и 29 октября 1917 г. записала: «Все газеты, оставшиеся (3/4 запрещены), вплоть до «Нов<ой> Жизни», отмежевываются от большевиков, хотя и в разных степенях. „Нов<ая> Жизнь“, конечно, менее других. Лезет подмигивая, с блоком, и тут же „категорически осуждает“, словом, обычная подлость. <…> Газеты все задушены, даже „Рабочая“; только украдкой вылезает „Дело“ Чернова (ах, как он жаждет, подпольно, соглашательства с большевиками!), да красуется, помимо „Правды“, эта тля – „Новая Жизнь“».

Не спешите, подождите, соглашатели, кровь влипчива, если застыла, — пусть сначала красная демократия себе добудет немножко мыла… Детская-женская – особо въедчива, вы потрите и под ногтями. Соглашателям сесть опрометчиво на Россию с пятнистыми руками. Нету мыла – достаньте хоть месива, чтобы каждая рука напоминала лилею… А то смотрите: как бы не повесили мельничного жернова вам на шею! З. Н. Гиппиус. Липнет

Литературный дом (Невский пр., 68)

Участок на углу Невского проспекта и набережной реки Фонтанки начали застраивать во второй половине XVIII в. В 1820-х гг. на участке, занятом ныне новостроем, находилось два четырехэтажных дома, принадлежащих купцу 3-й гильдии Ивану Андреяновичу Дехтерову.

Следующим собственником дома в 1830-е гг. стал петербургский купец И. Ф. Лопатин. По его заказу архитектор В. Е. Морган в 1839–1840 гг. пристроил корпус в четыре этажа с фасадом со стороны Фонтанки. В одной из квартир дома Лопатина в 1837 г. проживала актриса Императорского Александринского театра Варвара Николаевна Асенкова.

В театральное училища Варвара поступила в возрасте 13 лет. Выбор училища оказался логичен, мать Варвары – театральная актриса Александра Егоровна Асенкова. (Отца официально не было, хотя имя его известно – это герой войны с Наполеоном подпрапорщик лейб-гвардии Семеновского полка Николай Иванович Кашкаров.) Девочка не произвела положительного впечатления на преподавателей и покинула учебное заведение. Но Варя хотела играть на сцене, и ее обучением актерскому мастерству занялся актер Иван Иванович Сосницкий.

Дебют 18-летней актрисы состоялся в январе 1835 г., но судьба распорядилась так, что актерская карьера В. Н. Асенковой продолжалась всего шесть лет. В возрасте 24 лет молодая женщина умерла от чахотки. На ее надгробии выбита эпитафия: «Все было в ней: душа, талант и красота / И скрылось все от нас, как светлая мечта».

Литературный дом. Невский пр., 68. Фото 2000-х гг.

У И. Ф. Лопатина дом покупают купцы Николай и Степан Васильевичи Туляковы, причем второй брат занимает квартиру № 31 в корпусе со стороны Фонтанки. Их отец, Василий Степанович Туляков, владел в Санкт-Петербурге экипажной фабрикой, позже ее унаследовал старший сын Дмитрий Васильевич, живший с семьей на Невском пр., 138–140, в собственном доме, который получил по наследству.

Туляковы владели домом в 1860-е гг. и продали его генерал-майору Петру Федотовичу Семянникову, владельцу Невского литейного и механического завода. При нем на предприятии организовали судостроительное производство, а верфь возвели на берегу Невы. В 1858 г. здесь построили два парохода – «Мария» и «Работник», в 1865 г. русский флот пополнился первым российским броненосцем, получивший имя «Кремль».

В. Н. Асенкова

Генерал-майор поручает архитекторам В. Е. Стуккею и Н. В. Набокову провести небольшую реконструкцию доходного дома, они ее проводят в 1872–1874 гг. После кончины П. Ф. Семянникова его имущество перешло вдове Зинаиде Николаевне, которая вновь вышла замуж за титулярного советника Полежаева.

В корпусе со стороны реки Фонтанки в 1874–1918 гг. размещалась Санкт-Петербургская 2-я прогимназия (с 1901 г. – 12-я мужская гимназия).

«Литературный дом» назван так потому, что в разное время здесь жили известные литературные критики и писатели: В. Г. Белинский, А. А. Краевский, семья Панаевых, Д. И. Писарев, Марко Вовчок.

В. Г. Белинский

Виссарион Григорьевич Белинский арендовал в доме квартиру в 1842–1846 гг. Писатель И. С. Тургенев жил здесь в 1850–1851 гг., работая над «Записками охотника».

В доме часто бывали Н. А. Некрасов, В. П. Боткин (критик), А. И. Герцен, И. А. Гончаров, Д. В. Григорович, Ф. М. Достоевский, Н. П. Огарев, А. М. Горький.

В начале XX столетия, кроме квартир, в доме находилось несколько коммерческих организаций: книжный магазин И. Д. Сытина, аптека, кинематограф «Фоли-Бержер» и известное в городе товарищество «Строитель», занимавшееся железобетонными работами.

В 1907 г. здесь прошла выставка футуристов, организованная Д. Д. Бурлюком.

С 1905 г. в доме купца И. Ф. Лопатина работала редакция газеты «Новая жизнь», с историей которой мы уже познакомились в предыдущем рассказе.

Последней владелицей дома значилась вдова действительного статского советника Ольга Петровна Кушелева, владевшая домом на Бассейной ул., 11. Дом на Невском проспекте она получила по наследству от матери Зинаиды Николаевны Полежаевой (Семянниковой), вдовы генерал-майора П. Ф. Семянникова. Овдовев в 1915 г., Ольга Петровна жила на Бассейной улице вместе с двумя сыновьями.

Кинематограф Фоли-Бержер. Фото нач. ХХ в.

Ее светская жизнь попадала в хронику столичных газет: «Вчера состоялся бал у Ольги Петровны Кушелевой в доме-особняке на Бассейной. Присутствовало многочисленное общество, среди которого можно было видеть много нарядных дам, офицеров л. гв. Конного, Казачьего, Гусарского и др. полков, а также много молодежи. Танцевали под звуки рояля, и танцы были полны неподдельного оживления, которому много способствовали сыновья любезной хозяйки зала К. В. Кушелев (л. гв. Конного полка) и Г. В. Кушелев (л. гв. Гусарского полка).<…> Бал затянулся до утра», – писала 14 января 1907 г. «Петербургская газета».

Присутствие на балу военных неслучайно – дети О. П. Кушелевой служили в русской гвардии: Георгий Владимирович – поручик лейб-гвардии Гусарского полка в Царском Селе, в 1913 г. он вышел в отставку в звании штаб-ротмистра; Кирилл Владимирович служил в звании штаб-ротмистра в лейб-гвардии Конном полку; третий сын, Вадим Владимирович, выпускник Пажеского Его Императорского Величества корпуса, – корнет лейб-гвардии Конного полка.

Во время блокады центральная часть дома купца И. Ф. Лопатина сильно пострадала, и в 1944–1950 гг. архитекторы И. И. Фомин и Б. Н. Журавлев восстановили здание, немного изменив его внешний облик и частично перестроив его внутри.

В 2000-е гг. в Литературном доме размещалась районная налоговая служба, но в 2010 г. властями города принято решение перестроить здание под гостиницу. В декабре того же года начался снос исторической постройки. На ее месте в 2011–2013 гг. построено новое здание, частично повторяющее фасады Литературного дома.

Здание Литературного дома выделялось средним ризалитом, завершающимся треугольным фронтоном, в тимпане которого находился рельеф с советской символикой. Над довольно скромным парадным входом была устроена ниша, которую украшали колонны коринфского ордера. Первый этаж здания покрывал руст.

В существующем ныне здании фасад воспроизведен с небольшими изменениями, в частности оконных проемов первого этажа.

Дом Л. К. фон Таубе (Пушкинская ул., 20)

Недалеко от Невского проспекта, в самом конце Пушкинской улицы, расположен выделяющийся своими фасадами в стиле эклектики дом баронессы Л. К. фон Таубе, или меблированный дом «Пале-Рояль» (Пушкинская ул., 20), ныне частично занятый гостиницей «Идиллия».

В 1838 г. на месте правой части дома баронессы находился особняк Струбинского, строительство которого вел архитектор А. Х. Пель. Строительство гостиницы (меблированных комнат) на 99 номеров в 1875–1876 гг. в левой части производил архитектор А. В. Иванов, а первой владелицей здания значилась Анна Петровна Рот. Для постояльцев она открыла «меблированные комнаты А. П. Рот». Со временем отель перешел в собственность баронессы фон Таубе.

В 1880-х гг. управлением гостиницы, получившей название «Пале-Рояль», занимались баронесса Луиза Карловна фон Таубе, маркиз Сакрипанте, граф Витули и его супруга маркиза Мария Юльевна Сакрипанте, графиня Витули. Участие всех этих лиц в судьбе гостиницы вовсе не случайно Мария Юльевна – дочь баронессы Луизы Карловны и барона Юлия Ивановича фон Таубе. Инженер-полковник в отставке Ю. И. фон Таубе умер в 1887 г., а его супруга скончалась в феврале 1894 г. Следовательно, после 1894 г. собственницей зданий должна быть маркиза Сакрипанте, графиня Витули.

Пушкинская ул., 20. Фото 2000-х гг.

Семья фон Таубе – Сакрипанте владела и другими зданиями в Санкт-Петербурге. В Италии маркиз и маркиза Сакрипанте проживали в Венеции, на канале Гранде, в палаццо Персико.

В начале XX столетия вновь меняется владелец гостиницы. «Пале-Рояль» приобретают купцы Григорий и Николай Федоровичи Немиловы. В 1913 г. Николай остается единственным собственником дома, а управляющим числится еще один брат, Павел Федорович Немилов. В это время они оба проживают в «Пале-Рояле».

Наконец в 1916 г. меблированные комнаты переходят к почетному гражданину Альфреду Федоровичу Тиме. В это время гостиница предлагала приезжим 175 меблированных комнат по цене от 1 руб. 10 коп. до 10 руб. в сутки. При оплате за месяц клиентам полагалась скидка. Электричество владелец предлагал постояльцам бесплатно, а от всех вокзалов города до гостиницы ходили омнибусы.

Поэтесса З. Н. Гиппиус вспоминала: «На Пушкинской улице в Петербурге был громадный, пятиэтажный дом, – гостиница, не первоклассная, но и не так, чтобы очень затрапезная. Ее почему-то возлюбили литераторы и живали там, особенно несемейные, по месяцам, а то и по годам».[17]

Из известных постояльцев «Пале-Рояля» можно назвать имена художника и историка литературы Ю. П. Анненкова (1907–1912 гг.), оперного певца Ф. И. Шаляпина (1895–1898 гг.), поэта В. В. Маяковского (в 1913 г.), писателей И. А. Бунина, Л. Н. Андреева и А. П. Чехова, художника И. И. Левитана.

В одном из писем писатель Глеб Иванович Успенский, часто живший в «Пале-Рояле», сообщает: «…в Петербурге же теперь Шелгунов; остановился он в Пале-Рояле, там же, где Михайловский». Это подтверждал другой писатель, Владимир Галактионович Короленко, который однажды встретил Г. И. Успенского в номере у публициста и критика Николая Константиновича Михайловского.

В течение длительного времени здесь снимал комнаты актер Мамонт Викторович Дальский (настоящая фамилия Неелов), к которому часто захаживал молодой Шаляпин, переселившийся в итоге в «Пале-Рояль» на два года. Позднее певец вспоминал: «В конце Пушкинской улицы, за маленькой площадью, на которой стоит крошечный Пушкин, возвышается огромное здание, похожее на цейхгауз – вещевой склад. Это – „Пале-Рояль“, приют артистической богемы Петербурга. В мое время сей приют был очень грязен, и единственное хорошее в нем, кроме людей, были лестницы, очень отлогие. По ним легко было взбираться даже на пятый этаж, где я жил в грязненькой комнатке, напоминавшей „номер“ провинциальной гостиницы. В портьерах, выцветших от времени, сохранилось множество пыли, прозябали блохи, мухи и другие насекомые. В темных коридорах всегда можно было встретить пьяненьких людей обоего пола. Дальский жил в одном коридоре со мною. К нему постоянно приходили актеры, поклонники, поклонницы. Он охотно ораторствовал с ними, зная все на свете и обо всем говоря смело, свободно».[18]

В. В. Маяковский. 1910 г.

М. В. Дальский

Здание в пять этажей имеет довольно нарядные фасады, главный и самый протяженный выходит на Пушкинскую улицу, а меньший смотрит в Кузнечный переулок. Первый этаж с большими полуциркульными окнами предназначается для размещения торговых предприятий. Оконные проемы второго–четвертого этажей сдвоенные, на последнем этаже устроено по три окна в одном блоке. Фасады богато украшены пилястрами, орнаментами, рельефами и скульптурой. Единственный эркер находится на главном фасаде – он дополнен консолями, декорированными скульптурой. Кое-что сохранилось и внутри дома: лепнина на лестничных площадках, чугунные перила ограждения самих лестниц.

В советское время гостиницу превратили в обычный жилой дом с огромными коммунальными квартирами, на первом этаже сохранялась кое-какая торговля.

Дом Салтыковых (Миллионная ул., 3)

Санкт-Петербургский институт культуры занимает в городе несколько зданий, и в нашей книге мы познакомимся с двумя из них: особняком Салтыковых и домом И. Ф. Громова, расположенными на Миллионной улице.

Этот берег Невы шведы обустроили еще в XVII в., здесь в начале XVIII столетия местами рос лес, земля был заболочена, на месте современного Летнего сада располагалось большое имение генерала-риксщульца Бернхарда Стена фон Стенхаусена. По наследству усадьба перешла его сыну, Эрику Берндт фон Коноу, а государь Петр Алексеевич занял его в начале XVIII в. На месте Михайловского замка императора Павла I в допетровское время стояла усадьба Первускинахоф, владельцем которого являлся ротмистр Урбан Акерфельт – родственник генерала-риксщульца. В районе реки Фонтанки, по берегу Невы, располагались еще два имения – Сабринахоф и Вралофсинахоф, а также несколько деревень. Кроме того, на территории существовала развитая сеть дорог.

Участок, занятый ныне домом Салтыковых, в XVIII в. входил в состав Марсова поля, в те годы его называли Потешным полем, или Царицыным лугом. Особых построек здесь не было, стояли лишь временные деревянные сооружения для военных.

Миллионная ул., 3. Фото 2000-х гг.

Первым владельцем участка, примерно с 1769 г., значится петербургский чиновник действительный тайный советник Петр Александрович Соймонов (1737–1800), который сделал карьеру во время правления императрицы Екатерины II, за что императором Павлом I был выслан из столицы и умер в Москве. В 1789–1791 гг. П. А. Соймонов руководил Императорскими театрами (совместно с А. В. Храповицким), некоторое время покровительствовал молодому И. А. Крылову, который ранее служил у него в Горном департаменте писцом. В 1796 г. П. А. Соймонова назначили президентом Коммерц-коллегии. Долгое время он входил в состав Попечительного совета Смольного монастыря, а в 1783 г. Соймонова избрали в Российскую академию. Петр Александрович Соймонов остался в российской истории как реформатор горного дела, который много сделал для механизации добычи руды и способствовал учреждению Барнаульского горного училища.[19]

П. А. Соймонов не стал заниматься строительством на предоставленном ему участке, и тот перешел к петербургскому купцу 1-й гильдии Филиппу Ивановичу Гротену, для которого архитектор Джакомо Кваренги в 1784–1788 гг. построил четырехэтажный дом с большим двором. Этот купец состоял в правлении многих предприятий, в том числе Александровской мануфактуры и Беломорской компании.

Но участку (и дому) как-то не везло – Ф. И. Гротен не стал жить в новой постройке и в 1790 г. продал ее за 30 тыс. руб. именитому гражданину Т. Т. Сиверсу, а последний, в свою очередь, тоже избавился от дома, продав его с большой выгодой.

Наконец, в начале 1790-х гг. дом Гротена выкупает казна, и императрица Екатерина II дарит его вице-президенту Военной коллегии генерал-адъютанту графу Николаю Ивановичу Салтыкову. Вдобавок к ценной недвижимости он получает единовременно 100 тыс. руб. и 25 тыс. руб. ежегодной пенсии.

Этот подарок связан с ролью генерала в воспитании наследника престола, великого князя Александра Павловича, и его брата, великого князя Константина Павловича. Граф занимался педагогической деятельностью по поручению императрицы, однако считается, что особых успехов не имел, за тем исключением, что его влияние при Дворе многократно возросло. После кончины в 1791 г. светлейшего князя Г. А. Потемкина-Таврического графа назначают исполняющим обязанности президента Военной коллегии, а в 1796 г. уже император Павел I назначает его президентом и дарует высокий чин генерал-фельдмаршала. Может показаться, что решение императора довольно необычно, зная, как он относился к окружению своей матери. Однако ответ мы находим в прошлых отношениях Н. И. Салтыкова и наследника престола, великого князя Павла Петровича.

Н. И. Салтыков

По настоянию императрицы Екатерины II граф в 1770-х гг. постоянно находился при Павле, участвовал в поездке цесаревича в Берлин, а после его женитьбы на принцессе Вюртембергской сопровождал великокняжескую семью в поездках по Европе.

В ноябре 1773 г. императрица писала Н. И. Салтыкову: «Николай Иванович! Я вас избрала, чтобы быть при сыне моем, а на какой ноге и в какой должности, о сем завтра поутру в десятом часу, когда вы ко мне придете, я сама с вами изъяснюсь. Впрочем, остаюсь к вам доброжелательна. Екатерина».[20]

В инструкции, выданной Екатериной, значилось: «1) Старайтесь понравиться моему сыну. 2) Оказывайте ему возможную предупредительность, соединенную с большим уважением. 3) Старайтесь приобрести его доверие, но не спешите всем и без всякой суеты, ибо сначала думать надлежит, что по молодости и по другим побочным причинам он несколько дичиться станет. Но вы на сие не смотрите и возьмите одинаковое, ровное и весьма почтительное поведение. 4) Если вы увидите, что ему приятно, то доложите ему почаще по комнаты (sic), дабы вы узнать могли, как ему угоднее. 5) Выиграть его доверенность и дружбу, старайтесь от него отдалить всяких порочных людей, как поведением своим и нравом в публике оглашенных; а впрочем старайтеся, чтобы сын мой имел со всеми ласковое и ровное обхождение, а не тешил страсти того или другого, обходясь ласково с иным, а неласково с другим: ибо приобрести сердца одних мало есть, а надобно, чтоб все нас любили и причину к тому имели: в сем и моя воля и желание есть. (Судить) о личностях принадлежит людям по достоинствам и по заслугам, а отнюдь не по прихотям кого-нибудь.

Советую вам не обращать большого внимания на невинные шалости молодого человека, дабы в случае нужды, когда вам придется сделать важное внушение, слово ваше имело большую силу. Вообще с самого начала поставьте себя в такое положение, чтобы вас уважали и почитали. Вы будете жить при дворе. Вам можно будет говорить со мною и советоваться сколько угодно: можете являться ко мне, когда вздумаете. Советую поступать так, чтобы не тяготить собою Великого Князя, не показывать над ним первенства в мелочах; но будьте тверды в обстоятельствах существенных… Старайтесь доставлять ему приличные удовольствия и развлечения, которые ему бы понравились. Он любит движения и прогулку, и это необходимо для его здоровья. Не стесняйте его в этом; но старайтесь угодить, чтобы он не бегал один по городу. На дачах он может гулять, коль скоро с ним есть кто-нибудь из кавалеров. Он честолюбив: вы можете часто пользоваться этим для его блага. В случае нужды, когда вам нужно будет настаивать, опирайтесь на мою волю».[21]

При императоре Александре I началось обустройство прилегающей к Царицыну лугу (Марсовому полю) территории, а в 1818 г. на месте сада, принадлежащего Н. И. Салтыкову, появилась площадь, на которую перенесли памятник генералиссимусу А. В. Суворову работы скульптора М. И. Козловского. Первоначально монумент, сооруженный в 1799–1801 г., стоял на Марсовом поле у Мойки. Проект планировки новой площади выполнил архитектор К. И. Росси.

При Н. И. Салтыкове в доме несколько раз бывал князь А. В. Суворов, а в 1812 г. здесь, в кабинете, на Военной коллегии приняли решение просить государя назначить главнокомандующим русской армией графа М. И. Кутузова.

С появлением Суворовской площади архитектору К. И. Росси пришлось изменить и фасад дома, ранее выходивший в сад и не имевший окон. Менее всего к настоящему времени изменился фасад со стороны Дворцовой набережной – он изначально проектировался в качестве парадного. Кроме того, в 1818–1823 гг. в доме реконструировали парадную лестницу, вестибюль и Белый зал. В 1843–1844 гг. архитектор Геральд Боссе вновь изменил отделку Белого зала. Последние серьезные строительные работы вел в 1881 г. архитектор К. И. Лоренц, занимавшийся перестройкой части дома, выходящей на Марсово поле.

В наше время дом Салтыковых отреставрирован, причем часть интерьеров сохранилась без особых изменений. Фасад здания в стиле классицизма со стороны Дворцовой набережной украшен рустом по первому этажу и завершается треугольным фронтоном в центральной части. На уровне третьего этажа устроен массивный балкон с чугунной решеткой ограждения. Парадный вход в здание оформлен пилястрами и украшен маской, стилизованной под замковый камень. Над порталом расположено полуциркульное окно верхнего света. Оформление балконной двери перекликается с внешним видом парадного входа – с двух сторон ее украшают колонны, а верхняя часть решена в виде рельефа в полуциркульной нише, расположенной на уровне последнего этажа.

Оформление двух других фасадов дома Салтыковых повторяет убранство главного фасада. Кроме того, со стороны Марсова поля устроен въезд во внутренний двор.

После кончины в 1816 г. Н. И. Салтыкова здание перешло в собственность наследников графа – вначале к слепому сыну Дмитрию, а после его смерти в 1826 г. к старшему сыну Ивану. Семья Салтыковых владела домом до 1918 г.

С августа 1828 г. И. Н. Салтыков, испытывавший денежные затруднения, начал сдавать дом в аренду с мебелью, «бронзами, мраморами и прочими украшениями».[22] Первым арендатором особняка выступил австрийский посол граф Карл Людвиг фон Фикельмон. Его супругой в 1821 г. стала графиня Дарья Федоровна Тизенгаузен, приходившаяся внучкой светлейшему князю М. И. Кутузову. В дом Салтыковых супруги Фикельмон переехали 12 сентября 1829 г., и вскоре Дарья Федоровна открыла здесь салон, участники которого обсуждали литературу, музыку, историю и философию. Кроме того, К. Л. фон Фикельмон давал официальные посольские приемы и балы. Среди посетителей салона значились поэты А. С. Пушкин, П. А. Вяземский, И. И. Козлов, историк А. И. Тургенев, писатель О. М. Сомов и многие другие. На вечерах у Д. Ф. Фикельмон бывали многие представители высшей знати, например императрица Александра Федоровна, военные русской армии и иностранные дипломаты.

Графиня Д. Ф. Фикельмон

Поэт граф П. А. Вяземский позднее вспоминал: «Утра ее (Е. М. Хитрово. – А. Г.) (впрочем, продолжавшиеся от часу до четырех пополудни) и вечера дочери ее, графини Фикельмон, неизгладимо врезаны в памяти тех, которые имели счастье в них участвовать. Вся животрепещущая жизнь европейская и русская, политическая, литературная и общественная, имела верные отголоски в этих двух родственных салонах. Не нужно было читать газеты, как у афинян, которые также не нуждались в газетах, а жили, учились, мудрствовали и умственно наслаждались в портиках и на площади. Так и в этих двух салонах можно было запастись сведениями о всех вопросах дня, начиная от политической брошюры и парламентской речи французского или английского оратора и кончая романом или драматическим творением одного из любимцев той литературной эпохи. Было тут обозрение и текущих событий, был и premier Petersbourg с суждениями своими, а иногда и осуждениями, был и легкий фельетон, нравоописательный и живописный».[23]

Здание посольства Великобритании в нач. ХХ в.

Александр Сергеевич Пушкин не только принимал участие в салонах и балах, но иногда и обедал в узком кругу друзей посольства. Последний раз поэт посетил семью Фикельмонов 21 января 1837 г., за шесть дней до роковой дуэли. А 29 января 1837 г. Дарья Федоровна Фикельмон записала по-французски в своем дневнике: «Сегодня Россия потеряла своего дорогого, горячо любимого поэта Пушкина, этот прекрасный талант, полный творческого духа и силы! И какая печальная и мучительная катастрофа заставила угаснуть этот прекрасный, сияющий светоч, которому как будто предназначено было все сильнее и сильнее освещать все, что его окружало, и который, казалось, имел перед собой еще долгие годы».[24]

Дарья Федоровна покинула Санкт-Петербург в мае 1838 г. вместе со своим супругом.

На некоторое время дом опустел. В 1855 г. два верхних этажа (34 комнаты) снимал посол Датского королевства барон Отто фон Плессен, а в 1863 г. здание арендовало посольство Великобритании. Англичане оставались здесь до 1918 г.

Некоторое время, в 1918–1920 гг., дом Салтыковых использовали в качестве склада различного антиквариата: скульптуры, живописи и мебели из ценных пород дерева. Все это добро свозили сюда со всего города.[25] Институту культуры, который первоначально назывался Педагогическим институтом политпросвет работы им. Н. К. Крупской, дом Салтыковых передали в 1925 г.

Дом И. Ф. Громова (Миллионная ул., 7/Дворцовая наб., 8)

Многие из тех, кто гулял по Миллионной улице, обращали внимание на небольшой дом, на углу которого под эркером овальной формы установлена мраморная скульптурная композиция. Это – служебный флигель Кантемировского дворца, перестроенный в XIX столетии для известного петербургского лесопромышленника И. Ф. Громова.

История застройки этого участка относится еще к петровскому времени – здесь стоял дом Ипата Калиновича Муханова, представителя дворянского рода Мухановых, начинавшего военную службу денщиком царевича Петра Алексеевича и ставшего позднее одним из ближайших сподвижников царя-реформатора.

Первый представитель рода – Иван Муханов – происходил из татар и выдвинулся на русской службе при царе Иване IV Васильевиче. Его потомок, И. К. Муханов, родился в 1677 г. и довольно рано познакомился с царевичем Петром, успев побывать и солдатом Преображенского полка и учеником морского дела в Голландии, причем служил в Европе простым матросом. Вернувшись в Россию, Ипат Калинович начал службу офицером на одном из кораблей, но в 1705 г., участвуя в Северной войне, попал в шведский плен, где пробыл два года, вернулся в Россию в 1707 г. На Балтике И. К. Муханов командовал шнявой «Принцесса», участвовал в Гангутском сражении и после боя конвоировал захваченные шведские суда в Выборг. В 1715 г. получил звание «капитан-поручик», через три года его направили на корабль «Арондель», командуя которым, повысили в звании до капитана 3-го ранга. Трехмачтовый линейный корабль «Арондель» ввели в состав Балтийского флота в 1713 г., за год до этого его приобрел в Британии Ф. С. Салтыков. Экипаж корабля состоял из 350 матросов и офицеров, а для борьбы с неприятелем наготове стояли 50 пушек. Ипат Калинович командовал этим кораблем на протяжении двух лет.

Миллионная ул., 7/Дворцовая наб., 8. Современное фото

В семье Мухановых сохранялась легенда о споре Ипата Калиновича с царем. Однажды, находясь на корабле Муханова, государь начал отдавать распоряжения команде помимо командира. Ипат Калинович заметил царю: «Во всем ты умен, Петр Алексеевич, но дело морское я лучше тебя разумею, а потому не мешай мне». Государь согласился.[26]

В 1721 г. государь назначил И. К. Муханова командиром корабля «Астрахань» с повышением в звании до капитана 1-го ранга. Ипат Калинович принял новый парусный линейный корабль, спущенный на воду в Санкт-Петербурге в октябре 1720 г. Численность экипажа «Астрахани» достигала 470 человек, а вооружение состояло из 66 корабельных пушек. Но на этом корабле он прослужил всего один год, хотя в 1724 г. И. К. Муханов ненадолго вернулся к командованию «Астрахани».

В семейной хронике Мухановых сохранилось еще одно предание: «…раз Государь, обрадованный какою-то победою, спросил Муханова: „Чем мне подарить тебя на радости?“. Тот отвечал: „Я столько уже получил от тебя, Государь, что мне ничего не нужно, – думай о других“. Царь в это время одевался и, сняв сорочку, отдал ее Муханову на память».[27] О близости Муханова к царю говорит и тот факт, что Ипат Калинович был шафером на свадьбе Петра I.

Именно царь, в свою очередь, женил Ипата Калиновича на вдове стольника Н. А. Полянского Ирине Васильевне, урожденной Нестеровой. В этом браке детей не было, и после кончины супруги в 1713 г. Муханов женился во второй раз, его избранницей становится княжна Мария Ивановна Шаховская. Отец княжны Иван Иванович Шаховской отдал в качестве приданого три деревни. Новый брак оказался более удачен в отношении потомства – в семье родились дочь и два сына.

Д. К. Кантемир

Последнее воинское звание – контр-адмирал – И. К. Муханов получил с увольнением с военной службы по болезни в 1726 г. Говорили, что после известия о смерти государя Петра Алексеевича у И. К. Муханова случился удар, что и привело в итоге к отставке.

После кончины И. К. Муханова в 1729 г. в числе наследства значился и дом в Санкт-Петербурге на Миллионной улице, который, очевидно, тут же продали молдавскому господарю Димитрию Константиновичу Кантемиру, владевшему соседним участком со стороны Невы. В истории продажи участка Муханова есть ряд вопросов, и, в частности, о времени, когда этот участок продали. Точно неизвестно, занимался ли продажей сам владелец, или это сделали его наследники после кончины контр-адмирала. Ответ на это связано с другой исторической загадкой, точного ответа на которую пока тоже нет: о времени строительства Кантемировского дворца, занявшего в итоге большой участок от набережной Невы до Миллионной улицы.

Дворец для Кантемира строил архитектор Ф. Б. Растрелли, и это здание стало первой самостоятельной постройкой молодого архитектора в Санкт-Петербурге. Что же нам известно об обстоятельствах дела?

Бартоломео Франческо Растрелли родился в семье выдающегося скульптора Карло Растрелли и вместе с отцом приехал в Россию 23 марта 1716 г. Молодому человеку тогда исполнилось 16 лет, но сразу после приезда он начал трудиться в области архитектуры – начинающий зодчий участвовал в составлении генерального плана Стрельнинской мызы и изготавливал ее модель. Работал Растрелли-младший также на строительстве Меншиковского дворца в Санкт-Петербурге и дворцово-паркового ансамбля в Ораниенбауме.

Поэт и сатирик Антиох Кантемир дал следующую характеристику начинающему зодчему: «Граф Растрелли родом итальянец, в Российском государстве искуссный архитектор; за младостью возраста не столько в практике силен, как в вымыслах и чертежах. Инвенции его в украшении великолепны, вид здания его казист; одним словом, может увеселиться око в том, что он построит».[28]

С таким опытом Бартоломео приступил к проектированию и возведению дворца Д. К. Кантемира. То, что строительством занимался Ф. Б. Растрелли, подтверждено документально. В 1764 г. он указал этот дворец в числе своих работ: «Я построил в конце Миллионной улицы в Санкт-Петербурге большой дворец для его светлости, великого господаря Валахии, князя Молдавии, сенатора и кавалера ордена Св. Андрея».[29]

Антиох Кантемир

Для начала попробуем разобраться в датах постройки комплекса. В ряде источников указано, что к работам над дворцом Растрелли приступил в 1721 г., однако некоторые исследователи[30] считают, что Растрелли отсутствовал в России в 1719–1723 гг. и в 1725 г. Начинающий архитектор находился в Европе, где изучал архитектуру и другие науки. Документально эти поездки не подтверждены. Но запомним, что возможной датой начала строительства Кантемировского дворца можно считать и 1723 г.

На строительство Меншиковского дворца – здания, похожего по архитектуре и площади на дворец молдавского господаря, – строители потратили четыре года. Напомню, что дворец для светлейшего князя на Васильевском острове заложили в 1710 г. В 1714 г. он был вчерне готов, хотя внутренняя отделка продолжалась еще более десяти лет.

Следовательно, дворец Кантемира могли построить вчерне либо в 1724 г., либо в 1727 г. Здесь есть одна деталь: Димитрий Константинович Кантемир умер в 1723 г. и, по свидетельству современников, так и не увидел своего дворца в Санкт-Петербурге. Как видно, обе даты завершения строительства не выходят за указанный год кончины Кантемира.

Примерное время постройки мы установили – это промежуток между 1721–1724 гг. либо между 1723–1727 гг., крайняя дата постройки – 1727 г. – подтверждает, что участок на Миллионной улице был куплен у Муханова при его жизни, в 1721–1723 гг.

Сколько продолжалась отделка Кантемировского дворца, мы сказать не можем, но, вероятно, все работы завершились до начала 1730-х гг.

Кантемировский дворец со стороны Невы возвышался на три этажа, понижаясь до одного этажа в центральной части и возвышаясь до двух на Миллионной улице. Высокая в голландском стиле крыша отражала моду тех лет, как и отделка стен пилястрами. Оконные проемы второго этажа украшал килевидный наличник, окна первого этажа дополнял барочный криволинейный сандрик. Типичными для тех лет были наружные лестницы. Со стороны Миллионной улицы находилась высокая арка въезда во двор, парадным же, конечно, выступал фасад со стороны набережной. Здесь, по высокой наружной лестнице, гости попадали в вестибюль, над которым располагался большой двухсветный зал с лепниной, исполненной скульптором Карло Растрелли.

В итоге Кантемировский дворец достался наследникам молдавского господаря, а из четырех детей Кантемира здесь проживал младший сын, Антиох.

Дипломат и поэт-сатирик князь Антиох Димитриевич Кантемир родился в Турции, а в Россию попал в возрасте трех лет, после переезда семьи. Именно для Антиоха в 1826 г. наняли преподавателем русского языка известного русского поэта Василия Кирилловича Тредиаковского, который на несколько месяцев переехал в Кантемировский дворец. Антиох Кантемир оставался в Петербурге до 1731 г., когда, получив назначение посланником в Париж, покинул Россию.

Дворец оставался в собственности семьи Кантемиров до 1762 г., и все это время его помещения сдавались для проживания. В 1727 г. здесь некоторое время жил правитель Петербурга Бурхард Кристоф фон Миних, а в 1755 г. во дворец вселился князь Станислав Понятовский в качестве секретаря Английского посольства.

В 1762 г. Кантемировский дворец выкупила казна, и императрица Екатерина II передала его графу Алексею Петровичу Бестужеву-Рюмину, бывшему канцлеру, возвращенному в столицу из ссылки. Кроме дома, государыня одарила 70-летнего старика званием генерал-фельдмаршала, годовым содержанием в 20 тыс. руб. и должностью в Сенате, но граф в Кантемировском дворце прожил недолго, в 1766 г. он скончался.

Следующим владельцем участка выступил граф Павел Мартынович Скавронский, внучатый племянник императрицы Екатерины I, который то ли купил, то ли получил дворец в подарок от императрицы.

Был известен в высшем свете как заядлый меломан. Знаменитый русский мемуарист Филипп Филиппович Вигель в своих записках отмечал: «Он (Д. А. Гурьев. – А. Г.) случайно познакомился с одним молодым, женоподобным миллионером, графом Павлом Мартыновичем Скавронским, внуком родного брата Екатерины I, отправлявшимся за границу… Этот молодой Скавронский, как говорят, был великий чудак: никакая земля не нравилась ему, кроме Италии, всему предпочитал он музыку, сам сочинял какой-то ералаш, давал концерты, и слуги его не иначе имели дозволения говорить с ним как речитативами, как нараспев. Когда Скавронский воротился в Петербург, все молодые знатные девицы стали искать его руки, а он о женитьбе и слышать не хотел. Наконец, сам князь Потемкин пожелал выдать за него племянницу свою Энгельгардт, сестру графини Браницкой и княгини Голицыной».[31]

И действительно, в 1781 г. состоялось венчание графа и Екатерины Васильевны Энгельгардт, а поселились молодожены в Кантемировском дворце. Скваронский умер очень рано – в возрасте 36 лет, а его вдова спустя несколько лет вышла замуж за графа Джулио Ренато Литта-Висконти-Арезе, ставшего после принятии русского подданства Юлием Помпеевичем Литтой.

Кстати, для Екатерины Васильевны Энгельгардт-Скавронской-Литта дворец перестраивал архитектор Луиджи Руска.

Через несколько лет после смерти Екатерины Васильевны, последовавшей в 1829 г., граф Литта и остальные наследники продали часть дворца со стороны Невы вместе со всей обстановкой в казну за 400 тыс. руб. ассигнациями. По итогам купчей, в часть дворца въехало Министерство финансов России, а в части со стороны Миллионной улицы остался жить сам граф. Комплекс полностью перешел к министерству после кончины в 1829 г. Юлия Помпеевича. Кроме канцелярии и квартиры министра во дворце разместили и министерскую типографию.

До покупки дворца купцом Николаем Дмитриевичем Лоховицким в 1868 г. фасады здания Ф. Растрелли не менялись, но после этого приобретения был нанят архитектор Л. Ф. Фонтана, перестроивший здание. Зодчий, в частности, изменил фасад со стороны Миллионной улицы, построил дворовые корпуса и полностью переделал ряд интерьеров, изменив их в духе моды второй половины XIX столетия. С этого времени вместо дворца на участке соседствуют три отдельных здания – с фасадом по Дворцовой наб., 8, Мраморному пер., 1, и Миллионной ул., 7. Можно сказать, что процесс разделения единого ансамбля начался еще при графе Литте.

Еще большие изменения произошли после покупки дворца миллионером Ильей Федоровичем Громовым, хотя после реконструкции, проведенной архитектором К. К. Рахау в 1875–1877 гг., три здания вновь объединили в единый комплекс, что произошло на уровне внутренней планировки. Фасады при этом сохранили свои индивидуальные черты. В 1912 г. здесь провели последнее большое изменение, когда архитектор И. А. Фомин переделал интерьеры в доме со стороны набережной.

Фасад по Миллионной улице решен в стиле эклектики. Вход в здание устроен со стороны переулка – как было и в Кантемировском дворце, въезд во двор тоже сохранился на своем первоначальном месте, в центре здания. Первый этаж дома оформлен рустом и отделен тягой с фризом. Угловая часть скошена – на уровне второго этажа ее украшает аккуратный овальный эркер, декорированный колоннадами и фризами. Завершается эта часть дома полуциркульным фронтоном, который дополняет барельеф. Под эркером установлена скульптурная композиция с женскими фигурами, символизирующими плодородие, искусство и мореплавание, связанная общей тематикой с барельефом.

Кантемировский дворец (вид со стороны Невы). С грав. XVIII в.

Кантемировский дворец со стороны Невы. Современное фото

Второй эркер, но уже прямоугольный, находится над аркой въезда во двор – эта часть здания также имеет завершение в виде фронтона. Довольно нарядно обработаны окна второго этажа – наличник в виде пилястр, наружный подоконник, пространство под окном в виде балюстрады, замковый камень-маскарон и полуциркульный сандрик.

Скульптурная композиция с женскими фигурами

Завершается убранство фасада широким фризом с пальметтой, расположенным под венчающим карнизом.

Несколько иначе решена отделка фасада по Мраморному переулку. Здесь здание имеет на один этаж меньше, чем предыдущее, основной акцент сделан на полуциркульных окнах второго этажа центральной части, расположенной между боковыми ризалитами, окна дополняют балконы с металлическими решетками ограждения. Первый этаж дома имеет руст, отличающийся, однако, от руста соседнего здания. Нужно отметить, что некоторые элементы декора этого дома связаны своей архитектурой с подобными деталями соседнего строения – это и формы сандриков, и завершение углов, и использование декоративного фриза.

Совсем по-другому выглядит фасад со стороны набережной. Трехэтажная постройка с сильно выступающими боковыми ризалитами напоминает дворцовые здания. Расположение парадного входа в центре дома сохранилось со времен Кантемира. Эта часть дома на уровне второго и третьего этажей украшена пилястрами, барельефами и антаблементом с триглифами и фризом. Богато украшены оконные проемы с треугольными сандриками. Боковые ризалиты дополнены эркерами, консоли которых решены в виде атлантов, а большие полуциркульные окна украшены лепниной.

Во всех трех зданиях частично сохранились исторические интерьеры, созданные во второй половине XIX столетия в различных архитектурных стилях: рококо, барокко, готика и другие.

После И. Ф. Громова с 1882 г. участком владел предприниматель и промышленник Владимир Александрович Ратьков-Рожнов, служивший товарищем председателя Санкт-Петербургского окружного суда, а затем членом Санкт-Петербургской судебной палаты.

Ратьковы-Рожновы жили в здании со стороны Миллионной улицы и переулка до самой революции, а особняк на Дворцовой набережной они продали Министерству финансов, вновь разместившему здесь свою канцелярию и некоторые другие службы. В 1910-х гг. в здание въехало посольство Турции.

В советское время дом вновь разделили, но на две части. В здании со стороны Миллионной улицы расположился Институт культуры, а в особняке на набережной – Морской регистр.

Дом Гвардейского экономического общества (Большая Конюшенная ул., 21–23)

Первым торговым центром Санкт-Петербурга в современном понимании этого слова стал универсальный магазин Гвардейского экономического общества, построенный на Большой Конюшенной улице в начале XX столетия на участке исторической усадьбы А. П. Волынского, память о котором сохранилась в названии переулка, связавшего Большую Конюшенную улицу с набережной реки Мойки.

Расцвет карьеры Артемия Петровича Волынского произошел в правление императрицы Анны Иоанновны – в феврале 1738 г. его назначают кабинет-министром.

В этой должности А. П. Волынский пробыл всего два года, в 1740 г. впал в немилость и помещен под домашний арест. Следственная комиссия воспользовалась не только доносами людей, окружавших Волынского, но и его бумагами, особенно с планами различных реформ управления в стране. В итоге следствие обвинило А. П. Волынского в планировании государственного переворота и желании занять русский престол, а суд приговорил его к смертной казни. Для начала Артемия Петровича планировалось лишить языка, а затем, живого, посадить на кол. Императрица Анна Иоанновна смилостивилась, и ни в чем не повинного Волынского просто четвертовали на площади у Сытного рынка. Его «подельников» – советника Адмиралтейства А. Ф. Хрущова и архитектора и градостроителя П. М. Еропкина – обезглавили на том же месте. Остальных, обвиненных в заговоре, били кнутом и выслали в Сибирь на вечное поселение.

А. П. Волынский

Долгое время считалось, что Волынский пал в борьбе с немецкой партией при русском дворе, но это не совсем так. Борьба за влияние на императрицу велась между сановниками, большинство из которых были русскими. Своим выдвижением Артемий Петрович был обязан Э. И. Бирону, с которым в итоге испортил отношения, как и с другими влиятельными царедворцами: А. Б. Куракиным, А. И. Остерманом и адмиралом Н. Ф. Головиным. Заметим также, что в состав следственной комиссии, рассматривавшей дело Волынского, не входило ни одного иностранца (по происхождению) – там сплошь русские фамилии. Так что результат работы следствия не мог давать преимущества той или иной национальной группе при Дворе. Сам Волынский за два года до падения точно так же участвовал в следствии над Долгорукими, которых так же признали виновными и казнили в Новгороде. В следственную комиссию вместе с ним входил А. И. Остерман.

А. П. Волынский был женат вторым браком на сестре архитектора П. М. Еропкина, но недолго. Первая жена скончалась в 1730 г., а их дочерей, Анну и Марию, после казни отца власти насильно постригли в монахини,[32] сын Петр умер в 1743 г. в возрасте 16 лет. Во втором браке, с Еропкиной, детей у Волынского не было. Все имущество по приговору суда казна конфисковала.

Землю для строительства усадьбы вдоль реки Мойки А. П. Волынский получил от императрицы в 1738 г. и за недолгое время нахождения на вершине власти успел построить одноэтажный особняк с тремя ризалитами, окружив его садом. Проектирование и строительство осуществил его тесть, архитектор П. М. Еропкин.

Из «Записки об Артемии Волынском»: «Он имел несколько дворов в Санкт-Петербурге и один в Москве. Большой двор с деревянным домом на Мойке достался Президенту коммерц-коллегии, барону фон Менгдену, а по соседству оного каменный дом назначен для служителей принца Брауншвейгского… Волынский жил в большом деревянном доме над Мойкою, в котором было 18 комнат; из них лучшие были обиты красным атласом с травами и шелковыми персидскими канаватами,[33] прочие цветной камкой,[34] ткаными шпалерами и проч. 16 зеркал в золотых рамах и 7 в ореховых, 1 канапе, 24 стола и столько же стульев с триковыми[35] подушками, 32 стула с кожаными, 17 без подушек, 7 кресел, две комнатные ширмы, 5 английских кабинетов со стеклами и 4 без стекол, и 48 написанных на полотне картин составляли главную его мебель. В числе картин были портреты: Петра Великого, Императрицы Анны Иоанновны и герцога Бирона. Образов, написанных на дереве и на полотне, с окладами и без окладов, считалось 26; сверх того 2 киота и 3 серебряные креста с мощами. В описи конфискованного имущества 13 страниц заняты перечислением одних дорогих каменьев, а золотые и серебряные вещи занимают 19 страниц. В описании платья показано: 25 кафтанов (парчовых, бархатных, гродетуровых,[36] глазетовых,[37] суконных, и 27 камзолов, особое азиатское платье и халат шахов); также заслуживают внимание оружие, конские уборы и мягкая рухлядь. Библиотека его была незначительна и состояла из русских книг; но письмо к нему астронома Делиля из Березова показывает, что он любил науки и был покровителем ученых».[38]

Из этого исторического свидетельства следует, что семья А. П. Волынского проживала не в каменном, а в деревянном доме, что было обычным делом в то время. Каменная же постройка, очевидно, предназначалась для служащих кабинет-министра, имевшего личную канцелярию. Как видно из документа, имение А. П. Волынского на Мойке разделили на две части, и произошло это сразу после казни. Один участок примыкал к современному Волынскому переулку, второй располагался между Французской реформатской церковью и рекой Мойкой. Одна часть участка перешла к принцу Брауншвейгскому, и на ней стоял каменный жилой дом, в котором разместили служащих. Вторая, с деревянным барским домом, досталась президенту Коммерц-коллегии Карлу Людвигу фон Менгдену, который, как и казненный бывший владелец, недолго пользовался полученным имуществом. В 1742 г. по приказу императрицы Елизаветы Петровны фон Менгдена сослали в Нижнеколымский острог, где он и умер в 1761 г. Землю, как водится, отобрали.

Впервые деревянный особняк А. П. Волынского четко обозначен на плане Трускотта 1753 г., причем видно, что дом стоял в глубине современного квартала, на месте соприкосновения двух зданий: домов № 23 и № 25 по Большой Конюшенной улице. Следовательно, часть участка вдоль Волынского переулка досталась К. Л. фон Менгдену, а вторая часть, расположенная за Французской реформатской церковью, перешла к немецкому принцу. Из указанного плана следует, что площадь участков была разной.

На более поздних планах деревянный дом уже не обозначен, хотя каменный присутствует на большинстве карт.

Следующими владельцами земли становится один из Шереметевых – скорее всего, Николай Петрович, и, наиболее вероятно, что участок он приобретает у казны. Возможно также, что граф получает землю в качестве подарка от императрицы Екатерины II или императора Павла I. Кроме того, с середины XVIII столетия ближе к пересечению Волынского переулка и Большой Конюшенной улицы возникает Волынкин (Волынский) двор (конюшня) – место постоя извозчиков, с кормушками и поилками для животных. На территории двора возвели небольшое каменное здание с фасадом по Конюшенной улице.

Здание Волынкина двора. Фото нач. XX в.

В середине 1830-х гг. по заказу некого чиновника Александра Волкова здесь же, рядом с конюшнями, архитектор И. И. Бернштейн построил небольшой трехэтажный дом под гостиницу, названную, как было принято, Волковскими номерами. Во дворе в двухэтажном флигеле предприимчивый чиновник открыл бани (наб. реки Мойки, 36), также получившие название по фамилии владельца.

Из известных постояльцев номеров упоминают писателя и журналиста Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Первый раз он остановился здесь в 1845 г., в возрасте 19 лет. Во второй раз писатель жил в Волковских номерах зимой 1856 г. и работал в гостинице над «Губернскими очерками». В сентябре 1851 г. здесь жил композитор М. И. Глинка.

В конце XIX столетия, примерно в 1894 г., Волковские бани купила Селина Владимировна Пряслова, супруга чиновника Департамента таможенных сборов надворного советника Михаила Александровича Пряслова. Гостиницу предприимчивая дама приобрела раньше, в начале 1890-х гг., продавцом имущества выступил Федор Александрович Волков – сын первого владельца.

Новая собственница заказала реконструкцию построек архитектору Н. А. Гаккелю, а после завершения работ назначение зданий не изменилось. Вместо Волковских номеров открылись меблированные комнаты С. В. Прясловой, ну а баня осталась баней, причем старое название просуществовало до конца ее функционирования, то есть до строительства здания торгового дома.

В это же время все еще существовавший Волынский двор с каретным извозом, трактиром и лавками принадлежал купцам Г. Фрелиху и А. Франкфельдту. Поначалу здесь держал трактир купец 2-й гильдии Михаил Митрофанович Банухин, но после 1895 г. заведение продали купцу Кудрявцеву. Кстати, М. М. Банухин жил в квартире № 9, в доме по Большой Конюшенной ул., 21.

Экономическое общество офицеров Гвардейского корпуса, или короче – Гвардейское экономическое общество, возникло в Санкт-Петербурге в 1891 г. и было добровольным потребительским кооперативом,[39] а его участники (члены и годовые подписчики) получали обмундирование и снаряжение, обувь и продукты питания, причем по ценам, отличающимся от цен в магазинах Петербурга в меньшую сторону. Для своих членов общество занималось банковскими операциями, давая ссуды и предоставляя возможность получать дивиденды из прибыли. Основную (неприкосновенную) часть оборотного капитала в сумме 25 тыс. руб. внес император Александр III, а пайщиками выступили многие великие князья. Ссудо-сберегательные кассы служащих и рабочих Экономического общества офицеров Гвардейского корпуса стали появляться с 1893 г. после утверждения их Устава.

В соответствии с параграфом 2 первой главы: «…оборотный капитал кассы составляется: а) из обязательных вступных взносов и ежемесячного 2 % вычета из получаемого каждым участником содержания и заработка; б) из добровольных вкладов участников; в) из процентов с сумм, раздаваемых участникам в ссуду; г) из процентов по капиталам кассы, обращаемым в процентные бумаги; д) из 5 % вычета из наградных денег участников; е) из прибыли, удерживаемой по добровольным вкладам; и ж) из случайных поступлений».[40]

Вступительная плата для служащих составляла 2 руб., в то время как рабочий общества вносил всего 50 коп. Интересно, что ограничивался размер добровольных вкладов – одно лицо не могло вносить более 100 руб. В то же время устанавливалось ограничение доходности по этим вкладам – не более 5 % в год. Регламентировал устав и выдачу ссуд, их можно было получить максимум на 10 месяцев под 6 % годовых. Размер ссуды не мог превышать месячного оклада служащего и недельного заработка рабочего, но окончательное решение о ссуде выносила специальная комиссия из выборных.

Правом вступления в общество обладали офицеры гвардейских частей, расквартированных в столице и пригородах, так что со временем число участников кооператива превысило 4 тысячи человек. Сами пайщики, да и вообще военные, называли магазины и склады общества «Гвардейками». К началу Первой мировой войны в России работало 45 Офицерских экономических обществ, просуществовавших, как и Петербургское, до 1918 г. В 1921 г. все имущество экономических обществ новые власти передали военной кооперации.[41]

Магазин Гвардейского экономического общества. Фото нач. ХХ в.

Магазин Гвардейского экономического общества. Главный вход. Фото нач. ХХ в.

Магазин Гвардейского экономического общества. Торговые галереи. Фото нач. ХХ в.

Общество активно развивалось и открывало свои магазины и склады в разных частях губернии. В здании Офицерского собрания на Литейном проспекте был организован склад и разместилось правление, а в Царском Селе (Павловское ш., 4) Общество взяло в аренду землю и в 1911–1914 гг. построило двухэтажный магазин. Склады и магазины Гвардейского экономического общества работали в Гатчине, Красном Селе и Петергофе – местах концентрации военных частей.

Магазин Гвардейского экономического общества. Торговый зал. Фото нач. ХХ в.

Удачно проявило себя Общество во время Русско-японской войны, организовав специальное военно-походное отделение и филиал на Дальнем Востоке, торговавшие в прифронтовой зоне товарами по низким ценам. Воюющим частям Гвардейское общество отправило товаров на 4,5 млн руб.

Естественно, что участники Гвардейского общества пришли к идее строительства большого универсального магазина – торгового центра нового типа, отличного от привычных в России гостиных дворов.

Большая Конюшенная ул., 21–23. Фото 2010-х гг.

На конкурс, объявленный обществом, было подано 25 эскизных проектов, из которых комиссия выбрала четыре наиболее интересных. Премии получили архитекторы Э. Ф. Виррих, Л. А. Ильин, Н. В. Васильев и М. М. Перетяткович. Строительство, начатое летом 1908 г., доверили архитектору Э. Ф. Вирриху, которому в работе над проектом помогали инженеры И. В. Падлевский и Н. А. Белелюбский, архитекторы С. С. Кречинский, Н. В. Васильев и Б. Я. Боткин. Работы вела немецкая строительная фирма «Вайс и Фрейтаг».

Фундамент высокого здания из монолитного железобетона усилен в местах установки колонн, торговый зал решен в виде застекленного атриума (Большого зала) с многоуровневыми галереями, на которых и размещались торговые площади. Администрация магазина располагалась в помещениях последнего этажа.

Строительство завершилось в 1909 г., однако в 1912–1913 гг. к основному зданию пристроили дополнительный объем (Малый зал) и доходный дом (со стороны Мойки), проектированием которого занимался военный инженер И. Л. Балбашевский, в результате чего существенно увеличилась общая площадь универмага. Всего на строительные и отделочные работы Гвардейское общество потратило 1,2 млн руб.

Здание построено в стиле модерн (неоклассицизм) и выделяется угловой башней с ротондой и высоким «петербургским» шпилем, с парадным входом со стороны Большой Конюшенной улицы. Его торговое назначение легко определяется по витринам первого этажа и почти сплошному остеклению второго и третьего. Фасады постройки декорированы пилястрами с женскими масками, колоннами и керамическими рельефами (майолика) известной столичной фирмы П. К. Ваулина и О. О. Гельдвейна. Над рельефами работал лепщик В. И. Жилкин при участии скульптора А. Е. Громова. Шпиль здания покрыли мозаикой, изготовленной в мастерской В. А. Фролова. В облицовке фасадов использован радомский песчаник и келецкий мрамор (порталы).

Универмаг проработал до 1918 г., а после упразднения Гвардейского экономического общества новой властью магазин стал государственным (не работал в 1918–1921 гг.). В 1927 г. в нем открылся универсальный магазин, но уже с советским названием: образцово-показательный универмаг «Дом ленинградской кооперации», а в 1935 г. универмаг получил имя «ДЛТ» – Дом ленинградской торговли.

Последняя реконструкция универмага Гвардейского экономического общества проводилась в 2006–2012 гг. Тогда же реставраторы восстановили многие утраченные майоликовые элементы декора, в том числе двуглавого орла на фронтоне лицевого фасада.

Дом Волконских (наб. реки Мойки, 12)

История дома началась в далекие петровские времена. В 1727 г. тайный советник статс-секретарь государя Иван Антонович Черкасов въехал в каменный дом на «высоких подвалах» «за Мьею речкою». Во дворе дома из камня выложили служебные постройки в виде аркад.

Когда именно этот участок достался Черкасову, точно неизвестно. До него здесь проживал архитектор Доменико Трезини – на берегу реки стоял деревянный дом, который зодчий занимал до 1710 г.

Службу в Санкт-Петербурге И. А. Черкасов начинал в 1712 г. канцеляристом при Алексее Васильевиче Макарове, заведовавшем секретными бумагами царя Петра I. Чиновничий опыт Черкасов накопил к этому времени солидный – он служил во Владимире, Козлове, Угличе и Архангельске. В течение года был подьячим в Оружейной палате в Москве.

В Петербурге Черкасова быстро заметил государь и начал брать его с собой в поездки квартирмейстером. В 1722–1723 гг. И. А. Черкасов сопровождал царя во время Персидского похода. Петру, очевидно, нравился расторопный и надежный служащий, и в 1723 г. государь в знак благодарности пожаловал ему 280 душ крепостных.

После смерти императора Черкасов продолжил государственную службу у императрицы Екатерины I и даже получил высокую должность тайного кабинет-секретаря. Недолго прожил Иван Антонович в своем новом доме, так как уже 30 июня 1727 г. юный император Петр II, не без участия светлейшего князя А. Д. Меншикова, отправил бывшего кабинет-секретаря в ссылку в Москву.

Наб. реки Мойки, 12. Фото 2010-х гг.

С падением Меншикова и смертью царя положение Черкасова не изменилось – ему не разрешили вернуться в столицу, а отправили служить вначале в Архангельск, а затем в Астрахань.

Жизнь И. А. Черкасова поменялась после прихода к власти императрицы Елизаветы Петровны, вызвавшей его в 1741 г. в Санкт-Петербург, где он занял должность кабинет-секретаря, то есть руководителя личной канцелярии императрицы. Судьба вновь благоволила Ивану Антоновичу, сделав его одним из самых могущественных людей государства. К должности посыпались звания и титулы: в 1742 г. он возведен в баронское достоинство, а в 1745 г. стал тайным советником. К 280 душам крепостных добавились еще крестьяне Дорогобужского уезда Смоленской губернии.

Наб. реки Мойки, 12. Двор. Фото 2010-х гг.

Примерно в это же время, то есть в 1742–1746 гг., дом на Мойке перестраивают и подновляют в голландском стиле.

После кончины Черкасова в 1758 г. участок со строением переходит по наследству детям, скорее всего, старшему сыну Александру Ивановичу Черкасову, ставшему позднее президентом Медицинской коллегии. В 1759 г. он женится на Гедвиге Елизавете Бирон – дочери Э. И. Бирона, гостившего однажды в доме Черкасовых.

В 1762 г. дом покупает казна, но как его используют, нам неизвестно. Он обретает хозяина в 1785 г. – императрица Екатерина II дарит постройку обер-гофмаршалу и президенту Придворной конторы Григорию Никитичу Орлову, который приходился двоюродным братом фавориту государыни Григорию Григорьевичу Орлову.

А. И. Черкасов

С конца XVIII в. собственницей дома выступает графиня Екатерина Петровна Шувалова, но затем права на постройку переходят к купцу 1-й гильдии Алексею Петровичу Жадимеровскому, который его перестраивает в стиле раннего классицизма. В течение XIX столетия здание еще несколько раз перестраивалось.

Центральная часть трехэтажной постройки выделена ризалитом и украшена шестью пилястрами на уровне второго и третьего этажей. Первый этаж декорирован рустом. Прямоугольные оконные проемы второго этажа дополнены наличниками и простыми сандриками, наружные подоконники поддерживают консоли. Пространство под окнами третьего этажа заполнено повторяющейся лепниной, окна первого этажа выделены замковыми камнями. Над высокими арочными проездами во двор, расположенными в боковых частях здания, устроены балконы с чугунной решеткой ограждения.

В большом внутреннем дворе дома Волконских находится и вход в здание. Здесь же сохранились конюшня и каретный сарай, сооруженные еще при И. А. Черкасове. Они расположены в глубине двора прямо напротив дома и выделяются открытыми аркадами (верхняя имеет остекление). Они носят название «Бироновых» конюшен, но какое отношение к ним имеет герцог Э. И. Бирон и имеет ли вообще, точно не установлено. Хотя известно, что к лошадям и верховой езде он имел особую страсть. В 1950 г. во дворе открыт памятник Александру Сергеевичу Пушкину работы скульптора Н. В. Дыдыкина при участии архитектора Ю. Н. Смирнова. Бронзовая статуя высотой 1,7 метра установлена на высоком круглом постаменте из песчаника.

На фасаде самого дома в 1880 г. установили мемориальную доску А. С. Пушкину работы архитектора Н. Л. Бенуа. В 1920-е гг. она была утрачена и открыта заново в 1937 г. со следующим текстом: «В этом доме 29 января 1837 года скончался Александр Сергеевич Пушкин».

В 1806 г. купец А. П. Жадимеровский продал дом княгине Александре Николаевне Волконской, урожденной Репниной. Здесь прошло детство ее сына Сергея – будущего декабриста, лишенного в 1826 г. всех званий и привилегий и осужденного на каторгу. В 1834 г. княгиня умирает, и дом переходит к ее дочери и сестре Сергея, Софье Григорьевне Волконской, которая с 1827 г. бо́льшую часть времени проводила за границей. В те же годы Волконские начали сдавать в доме квартиры внаем, а среди арендаторов оказалась семья А. С. Пушкина. С 1833 г. квартиру на втором этаже занимала семья государственного деятеля тайного советника Федора Петровича Лубяновского.

Княгиня С. Г. Волконская

Свою новую квартиру из 11 комнат, с кухнею, подвалом, конюшней, сараем и сеновалом А. С. Пушкин снял в сентябре 1836 г. Причем поэт заключил с доверенным лицом С. Г. Волконской официальный договор:

«<1 сентября 1836 г.>

Получ. 24 февр. 1837 г.

Тысяча восемьсотъ тридцать шестого года Сентября Перваго дня, я нижеподписавшийся Двора Его Императорскаго Величества Камеръ-Юнкеръ Александръ Сергеевичь Пушкинъ заключилъ сей контрактъ по доверенности Госпожи Статсъ Дамы Княгини Софии Григорьевны Волконской, данной Господину Гофмейстеру Двора Его Императорскаго Величества, Сенатору и Кавалеру Льву Алексеевичу Перовскому въ томъ: 1-е. Что нанялъ я Пушкинъ въ собственномъ Ея Светлости Княгини Софьи Григорьевны Волконской доме, состоящемъ 2-й Адмиралтейской части 1-го квартала подъ № 7-мъ весь, отъ однихъ воротъ до другихъ нижний этажъ изъ одинатцати комнатъ состоящий со службами, какъ-то: кухнею и при ней комнатою въ подвальномъ этаже, взойдя на дворъ направо; конюшнею на шесть стойловъ, сараемъ, сеноваломъ, местомъ въ леднике и на чердаке, и сухимъ для винъ погребомъ, сверхъ того две комнаты и прачешную взойдя на дворъ на лево въ подвальномъ этаже во 2-мъ проходе; срокомъ впередъ на два года, то есть: по первое число Сентября, будущаго тысяча восемъ сотъ тритцать восмаго года. 2-е. За наемъ оной квартиры съ принадлежностями, обязываюсь я Пушкинъ заплатить Его Превосходительству Льву Алексеевичу Перовскому въ годъ четыре тысячи три ста рублей ассигнациями, что составитъ въ два года, восемъ тысячь шесть сотъ рублей, которыя и имею вносить по три месяца, при наступлении каждыхъ трехъ месяцевъ впередъ по тысячи семидесяти пяти рублей, бездоимочно. 3-е. Въ какомъ виде теперь нанимаемыя мною комнаты приняты, какъ то: полы чистые, двери съ замками и ключами крепкия, рамы зимния и летния съ целыми стеклами, печи съ крышками тарелками и заслонками, въ такомъ точно виде, по выезде моемъ и сдать я обязанъ; а если что окажется изломано, разбито и утрачено, то за оное заплатить или исправить мне какъ было Пушкину своимъ коштомъ. 4-е. Буде я пожелаю во время жительства моего въ квартире сделать какое-либо неподвижное украшение, то не иначе какъ на свой счетъ и то съ позволения Его Превосходительства Льва Алексеевича но отнюдь не ломая капитальныхъ стенъ. 5-е. Въ нанятой мною квартире соблюдать мне должную чистоту: не рубить и не колоть въ кухне дровъ, на лестницахъ не держать нечистоты также и на дворе ничего не лить и несыпать, но всякую нечистоту выносить въ показанное место. 6-е. Отъ огня иметь мне Пушкину крайнюю осторожность; а дабы со стороны моего жительства никакого опасения не было, обязываюсь я наблюсти, что бы люди мои не иначе выносили огонь на дворъ, какъ въ фонаре. 7-е. Чищение печныхъ трубъ и прочая Полицейская повинность зависитъ отъ распоряжения Его Превосходительства Льва Алексеевича. 8-е. О всякихъ приезжающихъ ко мне и отъезжающихъ отъ меня, долженъ я немедленно давать знать Управляющему домомъ; безъ паспортныхъ же съ непрописанными въ квартале и просроченными билетами людей обоего пола ни подъ какимъ видомъ не держать, а если паче чаяния, сие и случится, то вся ответственность падаетъ на меня. 9-е. Въ случае продажи дома, Его Превосходительство Левъ Алексеевичь со стороны своей обязывается уведомить меня объ оной заблаговременно, дабы – если покупщикъ несогласенъ будетъ хранить – контрактъ въ сей силе то могъ бы я приискать для жительства моего въ иномъ доме квартиру; равно и я Пушкинъ если более означеннаго въ семъ контракте срока, нанять квартиры не пожелаю, то долженъ уведомить Его Превосходительство Льва Алексеевича, до истечения срока за месяцъ; и наконецъ 10-е. Сей контрактъ до срочнаго время хранить съ обеихъ сторонъ свято и ненарушимо для чего и явить его где следуетъ, подлинному же храниться у Его Превосходительства Льва Алексеевича, а мне Пушкину иметь съ него копию. А что на второй странице, на третий и на четвертой строкахъ почищенному написаны слова: месяцевъ впередъ по тысячи семидесяти пяти рублей, то считать верно.

Гофмейстеръ и Сенаторъ Перовский.

№ 155. 1836 года Декабря десятаго дня, въ Спетербурге, въ Конторе Нотариуса, Сия Копия при подлинномъ контракте явлена, и въ книгу подъ № сто пятьдесятъ пятымъ записана.

Нотариусъ Григорей Сидневъ.

Получено по контракту отъ Госпожи Пушкиной съ 1-го Сентября по 1-е Декабря сего 1836-го года тысячу рублей ассигнациями.

Смотритель дома Захаръ Шумовъ».

О рабочем кабинете А. С. Пушкина в новой квартире вспоминал начинающий поэт Облачкин: «Кабинет Пушкина состоял из большой узкой комнаты. Посреди стоял огромный стол простого дерева, оставлявший с двух концов место для прохода, заваленный бумагами, письменными принадлежностями и книгами, а сам поэт сидел в уголку в покойном кресле. На Пушкине был старенький, дешевый халат, какими обыкновенно торгуют бухарцы в разноску. Вся стена была уставлена полками с книгами, а вокруг кабинета были расставлены простые плетеные стулья. Кабинет был просторный, светлый, чистый, но в нем ничего не было затейливого, замысловатого, роскошного, во всем безыскусственная простота и ничего поражающего, кроме самого хозяина, поражавшего каждого, кому посчастливилось видеть его оригинальное, арабского типа лицо, до невероятности подвижное и всегда оживленное выражением гениального ума и глубокого чувства».[42]

Кстати, с соседом Ф. П. Лубяновским поэт имел добрые отношения и часто бывал у него в гостях. Федор Петрович одно время занимал должность гражданского губернатора Подольской губернии, но после назначения в Сенат переехал в Санкт-Петербург и поселился в доме Волконских.

Как оказалось, квартира на Мойке стала последней в жизни великого поэта, а в историю Петербурга дом Волконских навечно вошел как главный пушкинский адрес. Здесь поэт работал над «Капитанской дочкой», историей Петра Великого и редактировал свой журнал «Современник». Отсюда 27 января 1837 г. Александр Сергеевич выехал на дуэль с Дантесом, и сюда же на следующий день его привезли раненого. К поэту приехали друзья (В. А. Жуковский, В. И. Даль и другие). Невыносимо страдая от пулевого ранения, великий поэт скончался в своей квартире в 14 часов 45 минут 29 января.

В 1925 г. (по другим данным, в 1927 г.) в квартире А. С. Пушкина, вернее, в той части дома, где предположительно размещались его жилые комнаты, работала пушкинская выставка, а уже к 100-летию со дня гибели Александра Сергеевича в доме открыли мемориальный музей.

В наши дни дом Волконских занят Всероссийским музеем А. С. Пушкина. В 1960-е гг. (работы велись и в 1930-х гг.) квартиру поэта восстановили в том виде, в каком она была в последние дни его жизни.

После кончины А. С. Пушкина его вдова с детьми уехали в имение брата в Калужской губернии, а квартиру, где они жили, решил занять Григорий Петрович Волконский, служивший чиновником по особым поручениям при министре просвещения. Об этом владелице дома княгине С. Г. Волконской писал в Рим князь П. М. Волконский: «Ожидаю, милый друг, вашего ответа о квартире для Грегуара (Г. П. Волконского. – А. Г.) в первом этаже вашего дома, освободившейся со смертью Пушкина, который в ней жил, и оставленной вдовой, которая уехала в деревню – чтобы не терять времени для нужного ремонта в начале весны и закончить его в течение хорошего сезона».[43]

Позднее дом арендовали не только частные лица. Одно время здесь размещался Контроль Николаевской железной дороги, а здания во дворе занимала англо-русская конюшня К. К. Андерсона. В начале XX столетия (до 1908 г.) дом Волконских служил местом расположения Санкт-Петербургского охранного отделения (охранки) – политической полиции Российской империи.

Большие реставрационно-восстановительные работы велись в доме с 1984 по 1986 г., в результате чего восстановили планировку пушкинского периода, парадной лестнице вернули ее первоначальный облик и даже фасад здания окрасили в желтый цвет, характерный для 1830-х гг. Мемориальный музей торжественно открыли 10 февраля 1987 г.

Гостиница Демута (наб. реки Мойки, 40)

Большое пятиэтажное здание с высоким подвалом и фасадом в стиле эклектики (наб. реки Мойки, 40) ранее принадлежало гостинице Демута, известной в Санкт-Петербурге тем, что в ней останавливались знаменитые русские литераторы А. С. Пушкин, А. С. Грибоедов, П. Я. Чаадаев, И. С. Тургенев. Считается, что в ее стенах Александр Сергеевич написал поэму «Полтава».

Говоря об этом участке, важно помнить, что в разное время к нему относились постройки, фасад которых выходил на Большую Конюшенную улицу. Так застраивалось большинство участков в этой части столицы: на набережной мог стоять дом, а его флигель находился со стороны улицы. Во второй половине XIX столетия уже Большая Конюшенная улица стала застраиваться парадными фасадами, так что флигеля и хозяйственные постройки оставались во дворах между набережной реки Мойки и Большой Конюшенной улицей.

Когда французский виноторговец Филипп Якоб Демут приобрел этот участок, на нем уже находилось несколько строений: большой дом с фасадом на набережную, деревянный корпус с каменным первым этажом во дворе и небольшой флигель со стороны Большой Конюшенной улицы. При этом корпус во дворе стоял так, что соединял дом с флигелем, хотя достоверной информации о том, что все постройки были связаны друг с другом, у нас нет.

Демутов трактир. Сер. XIX в.

В силу того что участок находился рядом с центром Санкт-Петербурга, его первоначальная застройка относится к петровскому времени. По указу царя от 24 апреля 1723 г. на берегу реки Мойки возвели деревянное здание театра – «анбар на комедию», предназначавшееся, возможно, для цирковой труппы антрепренера из Гамбурга Иоганна Карла Эккенберга. Это подтверждают и воспоминания германского государственного деятеля Геннинга-Фридриха фон Бассевича: «Царь (Петр I. – А. Г.) находил, что в большом городе зрелища полезны и потому старался приохотить к ним свой двор. Когда приехала труппа немецких комедиантов, он велел построить для нее прекрасный и просторный театр со всеми удобствами для зрителей».[44]

Наб. реки Мойки, 40. Фото 2010-х гг.

Петр пригласил в Россию и немецкого силача, выступавшего под псевдонимом Самсон Непобедимый, и в его представлениях участвовали канатоходцы, эквилибристы и акробаты на лошадях. В труппе выступала и супруга Эккенберга – «английская танцевальная мастерица». Кроме цирковых представлений, в театре шли театральные постановки, правда, на немецком языке, что не способствовало особой популярности. Г.-Ф. Бассевич вспоминал: «…в то время он (немецкий театр. – А. Г.) был не более как сбор плоских фарсов, так что кое-какие наивные черты и острые сатирические намеки совершенно исчезали в бездне грубых выходок, чудовищных трагедий, нелепого смешения романтических и изысканных чувств, высказываемых королями и рыцарями, и шутовских проделок какого-нибудь Jean-Potage, их наперсника».[45]

С именем этого циркача связана одна первоапрельская история. Иоганн Эккенберг объявил о том, что 1 апреля 1719 г. состоится большое праздничное представление, а когда собрался полный зал зрителей, он вышел на сцену и сообщил, что представление не состоится и его анонс был лишь шуткой.

Среди возможных пользователей здания называют имя другого немецкого антрепренера – И.-Г. Манна,[46] с определенного момента обе труппы выступали здесь вместе. В 1723 г. Манн появился в Санкт-Петербурге с новой труппой, и ее первые представления пользовались популярностью.

Театральное здание с шестнадцатью окнами и десятью дверями простояло на набережной Мойки недолго, и уже в 1733 г. его разобрали. В последующие годы участок дважды перепродавался, а его владельцами перед продажей Демуту значились адмирал Захар Данилович Мишуков и Д.-М. Одар.

Адмирал (с 1757 г.) З. Д. Мишуков начинал военную службу в качестве царского денщика и в первой трети XVIII столетия участвовал во множестве военных кампаний. Кроме того, он непродолжительное время служил главнокомандующим Балтийским флотом (1742–1743 гг.) и главным командиром Кронштадтского порта (1742–1745, 1757–1759 гг.). Стоит отметить, что военная карьера адмирала не была особенно удачной, хотя З. Д. Мишукову неоднократно предоставлялась возможность проявить себя на поле брани.

Более интересен второй владелец – участник дворцового переворота 28 июня 1762 г. Джованни-Микеле (Михаил) Одар. Уроженец Пьемонта (Италия), Д.-М. Одар прибыл в Россию в 1750-х гг., начинал гражданскую службу в чине надворного советника, а с помощью Е. Р. Дашковой сумел устроиться управляющим имением великой княгини Екатерины Алексеевны, супруги будущего императора Петра III. Постоянное общение с Екатериной, Дашковой и их окружением, естественно, сделало Одара участником свержения императора Петра III, и, как результат, 43-летний пьемонтец получил новую высокую должность при Императорском дворе. Посланник Австрийского двора граф д’Аржанто даже называет Одара «секретарем заговора». С осени 1762 г. он служил библиотекарем императрицы Екатерины II, а через год вошел в состав комиссии, занимавшейся вопросами внешней торговли. Карьера Д.-М. Одара при русском дворе прервалась неожиданно. В июле 1764 г. он покинул Санкт-Петербург и уехал в Ниццу, где прожил еще девять лет до своей кончины. Канцлер М. И. Воронцов в одном из писем сообщал своему племяннику графу Александру Романовичу Воронцову: «Он (Одар. – А. Г.) получил позволение отъехать в Италию для привезения сюда своей фамилии, и уже с месяц времени как отъехал; поныне он не получал еще награждения, как токмо 1000 рублев для проезду своего».[47]

Джованни-Микеле Одар проживал в собственном доме на набережной Мойки, а среди его гостей называют княгиню Екатерину Романовну Дашкову, что вполне возможно, учитывая их тесное общение. Один из очевидцев событий тех лет вспоминал: «Пьемонтец Одарт был красив собою, учил ее (Е. Р. Дашкову. – А. Г.) французской литературе и после заслужил ее любовь. Она сумела его привязать себе, сделав его секретарем».[48] Впрочем, княгиня отрицала любовную связь с Одаром.

Филипп-Якоб Демут родился в Страсбурге 28 декабря 1750 г. и в России оказался в начале 1760-х гг., скорее всего, вместе со своим отцом, тоже Филиппом Демутом, владевшим в 1761 г. винными погребами (магазинами) на Невском проспекте и Васильевском острове (на 1-й линии), а также домом на Большой Морской улице. В разных источниках,[49] начиная с 1761 г., указываются купец Демут, домовладелец Демут и трактирщик Демут, и разобрать, кто из них кто, довольно проблематично. Но известная дата рождения Ф.-Я. Демута (1750 г.) свидетельствует, что он не мог быть купцом в возрасте 11 лет. Так что вином в Санкт-Петербурге торговал его отец. С другой стороны, в 1769 г. Филлиппу-Якобу уже 19 лет, и продолжать дело отца, продавца вина и других спиртных напитков, он вполне мог, как и открыть новое заведение на наб. реки Мойки, 40. Кроме того, из этой истории понятно, что Демут вырос в Санкт-Петербурге, хорошо понимал условия и принципы ведения торгового дела в России. Также можно предположить, откуда у молодого человека взялись деньги на покупку участка и организацию трактира, если это было наследство отца.

Так что впору говорить об отце и сыне Демутах как о родоначальниках купеческой династии в нашей стране. Это, конечно, при том условии, что Филипп-Якоб Демут действительно родился в 1750 г., а не в 1740-м, например, ведь тогда мы имеем дело с одним человеком – владельцем Демутова трактира, обосновавшимся в России в 1761 г.

Так или иначе, Филипп-Якоб Демут приобрел участок Одара с существовавшими на нем постройками, которые приспособил под трактир, то есть гостиницу, в 1769 г. Сообщение о сдаче внаем комнат в доме на наб. реки Мойки, 40, появилось в «Санкт-Петербургских ведомостях» 1 января 1770 г. Поначалу Демут предлагал постояльцам шесть номеров, а в дальнейшем эта цифра увеличилась в десять раз, причем владелец перестроил часть зданий, приспособив их под комфортное проживание. Интересно, что Демут сдавал даже комнаты с окнами во двор, то есть не относящиеся к парадным, и получал дополнительную прибыль. Основными и самыми популярными являлись, конечно, многокомнатные апартаменты с окнами на Мойку. Дорогие и хорошо обставленные номера Демутова трактира пользовались постоянным спросом во многом из-за удачного расположения самого дома и близости к императорской резиденции. Номера стоили дорого: недельное проживание обходилось от 25 до 40 руб., в зависимости от апартаментов. Но даже при этих ценах получить свободный номер иногда было проблематично.

Интересно, что в качестве владельца построек на наб. реки Мойки, 40, Демут указывается в официальных объявлениях только с 1773 г., что косвенно подтверждает гипотезу о двух Демутах – отце и сыне.

Последняя большая перестройка гостинцы, осуществленная при жизни Ф.-Я. Демута, произошла в 1796 г., когда со стороны Большой Конюшенной улицы возвели трехэтажный флигель.

В конце жизни, кроме владения гостиницей, Ф. Я. Демут служил директором Государственного заемного банка.

Наследником состояния предприимчивого француза в 1802 г. стала его супруга, передавшая управление Демутовым трактиром французу Гюге (на правах аренды), а с 1809 г. – Шарлотте Гюне. Дочь Демута Елизавета Филипповна (21.05.1781–17.01.1837), вышедшая замуж в 1811 г. за французского дворянина Франциска Тирана, получила гостиницу в наследство в 1822 г. и, в свою очередь, сдала ее в аренду некой Елене Бергштрем.

По заказу Е. Ф. Тиран (Демут) здание со стороны Мойки в 1832–1833 гг. перестроил архитектор Г. Р. Цолликофер. Новая постройка с классическим фасадом имела три этажа и высокий подвал.

После кончины в 1837 г. дочери Демута здание перешло в собственность старшего сына, Юрия, который, женившись на богатой Аполлинарии Татищевой, продал участок с гостиницей своего деда.

Так Демутов трактир (дом) перешел в собственность купца 1-й гильдии надворного советника Степана Дмитриевича Воронина, последним из этой семьи им владел статский советник А. С. Воронин. При Ворониных комплекс также реконструировался, но в основном работа велась в дворовых флигелях, осуществили надстройку четвертого этажа флигеля по Большой Конюшенной улице (арх. А. С. Кириллов). Во дворе зодчие Р. А. Гёдике и П. К. Нотбек, проводившие перестройку флигелей, разбили небольшой садик.

В середине XIX столетия гостиница со стороны набережной была трехэтажной, с несколькими входами. На уровне второго этажа центр здания украшал балкон с чугунной решеткой ограждения. Эту часть дома выделили фронтоном и полуциркульными оконными проемами. Высокий цоколь облицовали гранитом, а первый этаж (бельэтаж) выделен рустом.

В 1876 г. участок приобрел купец 2-й гильдии А. А. Ломач, также заказавший реконструкцию дворовых построек. В 1876–1877 гг. архитектор К. К. Андерсон надстроил большой дворовый корпус, устроив в нем большой зал для театральных представлений. Архитектор Л. Ф. Шперер перестроил ряд посещений под паровую прачечную и установку парового генератора, вырабатывавшего электричество для гостиницы.

Последующими владельцами зданий бывшего Демутова трактира стали Петербургское городское кредитное общество и Павел Григорьевич фон Дервиз, а последними собственниками значились великие князья Кирилл и Борис Владимировичи. Кстати, при П. Г. фон Дервизе архитектор А. Ф. Красовский надстроил здание на Мойке четвертым этажом (в 1892 г.), а позднее, при великих князьях, архитектор Н. И. Алексеев добавил сюда пятый, мансардный этаж (в 1911 г.).

В наши дни фасад со стороны набережной несет некоторые черты постройки 1850-х гг. Цокольный этаж стал меньше, однако сохранил гранитную облицовку. Центр здания все так же акцентирован фронтоном, балконом на уровне второго этажа и полуциркульными окнами. Интересно, что балконное ограждение в начале XX в. состояло из каменных балясин, однако в настоящее время на здании можно видеть металлическую решетку. Изменилось декоративное убранство, и, в частности, обрамление оконных проемов второго и третьего этажей, ставшее более эклектичным. При возведении пятого, мансардного этажа добавились боковые фронтоны, а добавленный раньше четвертый этаж в целом вписан в общую стилевую концепцию фасада. Въезд во двор со стороны набережной расположен справа от центрального входа – именно здесь находился вход в знаменитый «Московский ресторан „Медведь“».

Ресторан «Медведь». Большой зал. Фото нач. ХХ в.

Внутри здания сохранились оригинальные чугунные ограждения лестниц и напольный кафель немецкого производства.

Фасад дома со стороны Большой Конюшенной улицы (там, где размещался знаменитый ресторан с медведем) сохранился с незначительными утратами декора. Эта часть комплекса гостиницы выглядит более привлекательной, что связано с изменением значения Большой Конюшенной улицы, ставшей к XX в. фешенебельной торговой магистралью столицы Российской империи. Кроме руста, фасады здесь декорированы пилястрами, сложными наличниками. Все это подчеркивает высокая многоуровневая барочная кровля с разорванными фронтонами и слуховыми окнами.

За годы перепродаж участка и реконструкций гостиница продолжала свое существование, но к ней добавлялись новые арендаторы со своей интересной историей.

Ресторан «Медведь». Отдельный кабинет. Фото нач. ХХ в.

Историю дома гостиницы Демута в XIX–XX вв. можно разделить на несколько частей. Первая часть, с 1802 по 1837 г., связана с именем Е. Ф. Тиран – в эти годы дом на Мойке часто называли «домом майорши Тиран». Вторая часть имеет временные рамки с 1840 по 1876 г. и связана с фамилией домовладельцев Ворониных. Третью часть истории ограничим 1876–1900 гг., а четвертая – великокняжеская – занимает все начало XX столетия. Наконец, последняя часть – советский период жизни дома.

Среди постояльцев Демутова трактира в первой четверти XIX столетия можно назвать такие имена, как М. П. Бестужев-Рюмин, А. С. Грибоедов, П. И. Пестель и Г. С. Батеньков. Писатель и дипломат Александр Сергеевич Грибоедов первый раз поселился в гостинице 1 июня 1824 г., во второй раз он жил здесь весной 1828 г. Одним из первых постояльцев трактира в этот период времени значился генерал М. И. Платов, живший здесь в 1800 г. Считается, что Александр Сергеевич Пушкин первый раз жил у Демута будучи ребенком, и во многих источниках отмечается, что в июле 1811 г. они с дядей остановились здесь на несколько дней. Так, Юрий Николаевич Тынянов писал: «Друзья наняли для Василия Львововича три комнатки, довольно мрачные, в Демутовой гостинице, на Мойке. В комнате побольше спал теперь Дядя. Рядом была комната Александра, а сзади темная клетушка с перегородкою, там помещалась Аннушка; за перегородкою же повар Блэз с камердинером. Кровати были тяжелые, оконные занавесы плотные».[50] Но это ошибка. В первый свой приезд в Санкт-Петербург Пушкины остановились в № 16 гостиницы «Бордо», расположенной тоже на Мойке, но ниже по течению.[51] В письме В. Л. Пушкина к П. А. Вяземскому от 7 августа 1811 г. дядя поэта сообщает: «Я прожил несколько дней в гостинице „Бордо“, где меня ужасно ободрали. Я в ужасах переезда, и у меня все еще вверх дном».[52] Так что А. С. Пушкин в первый свой приезд в столицу в гостинице Демута не останавливался, но бывал здесь в последующие годы.

В мае–июле 1827 г. поэт снимал 33-й номер с двумя комнатами, вновь поселился в гостинице в декабре и занимал номер теперь уже довольно долго – до 20 октября 1828 г. Здесь в октябре 1828 г. он написал поэму «Полтава». Еще несколько раз Пушкин останавливался на Мойке, 40, и в последний раз он снял здесь номер в мае 1831 г. Бывал поэт в гостинице и после этой даты. Например, в 1836 г. он посетил жившую здесь знаменитую участницу Отечественной войны Надежду Андреевну Дурову – как раз тогда журнал «Современник» (№ 2) печатал ее мемуары, вышедшие в том же году отдельной книжкой под заглавием «Кавалерист-девица. Происшествие в России».

О жизни А. С. Пушкина в гостинице оставил воспоминания журналист Ксенофонт Алексеевич Полевой: «В первое время по приезде в Петербург (март–июнь 1828 г. – А. Г.) я жил в гостинице „Демут“, где обыкновенно квартировал А. С. Пушкин. Я каждое утро заходил к нему, потому что он встречал меня очень любезно и привлекал к себе своими разговорами и рассказами. Как-то в разговоре с ним я спросил у него – знакомиться ли мне с издателями „Северной пчелы“? „А почему же нет? – отвечал не задумываясь Пушкин. – Чем они хуже других? Я нахожу в них людей умных. Для вас они будут особенно любопытны!“ Тут он вошел в некоторые подробности, которые показали мне, что он говорит искренно, и находил, что с моей стороны было бы неуместной взыскательностью отказываться от этого знакомства. <…>

О Пушкине любопытны все подробности, и потому я посвящу ему здесь несколько страниц. Уже не один раз упоминал я, что он жил в гостинице Демута, где занимал бедный нумер, состоявший из двух комнаток, и вел жизнь странную. Оставаясь дома все утро, начинавшееся у него поздно, он, когда был один, читал, лежа в постели, а когда к нему приходил гость, он вставал с своей постели, усаживался за столик с туалетными принадлежностями и, разговаривая, обыкновенно чистил, обтачивал и приглаживал свои ногти, такие длинные, что их можно назвать когтями. Иногда заставал я его за другим столиком – карточным, обыкновенно с каким-нибудь неведомым мне господином, и тогда разговаривать было нельзя; после нескольких слов я уходил, оставляя его продолжать игру. Известно, что он вел довольно сильную игру и чаще всего продувался в пух! Жалко бывало смотреть на этого необыкновенного человека, распаленного грубою и глупою страстью! Зато он был удивительно умен и приятен в разговоре, касавшемся всего, что может занимать образованный ум. Многие его замечания и суждения невольно врезывались в памяти».[53]

Конечно, Демутов трактир попал и в некоторые пушкинские сочинения: в роман «Евгений Онегин» и повесть «Станционный смотритель».

Среди гостей А. С. Пушкина, посещавших его в гостинице, были такие знаменитые литераторы, как И. А. Крылов, А. С. Грибоедов, В. А. Жуковский, Е. А. Баратынский, П. А. Плетнев, П. А. Вяземский. Сам поэт приходил в Демутов трактир к П. Я. Чаадаеву, который жил здесь с 1817 по 1823 г. в номере 54, и И. С. Тургеневу. Из известных поэтов XIX в. у Демута останавливались К. Н. Батюшков (весной 1822 г.), Ф. И. Тютчев и поляк Адам Мицкевич.

При домовладельцах Ворониных и в более позднее время в гостинице останавливались А. И. Герцен, И. С. Тургенев, И. Е. Репин и даже будущий канцлер Германской империи Отто фон Бисмарк. На протяжении 18 лет, начиная с 1854 г., в гостинице жил полярный исследователь адмирал Федор Федорович Матюшкин, как и А. С. Пушкин – выпускник Царскосельского лицея 1817 г.

Кстати, о Ворониных. Степан Дмитриевич Воронин, проживавший в доме с 1837 г., сделал свой капитал на акцизных откупах в Минской губернии и Сибири. Супругу купца звали Екатерина Ивановна, в их браке родилось пятеро детей: Александр, Константин, Николай, Михаил и Елизавета. После смерти С. Д. Воронина в 1869 г. дом на Мойке перешел к вдове, а затем и к старшему сыну, Александру Степановичу Воронину.

В 1853 г., то есть еще при Ворониных, в доме разместился шахматный клуб, просуществовавший с перерывом до 1891 г.

В один из дней 1865 г. в гостинице собрались зодчие Н. Л. Бенуа, Д. И. Гримм, А. И. Резанов, Р. Б. Бернгард, В. А. Шретер и Р. А. Гёдике для разработки устава Санкт-Петербургского общества архитекторов, а в 1876 г. проходило учредительное собрание Русского литературно-артистического общества. На посвященном 50-летию Русского минералогического общества банкете, проходившем в ресторане гостиницы 7 января 1867 г., присутствовал ученый-химик Дмитрий Иванович Менделеев. Второй большой торжественный ужин с участием знаменитого ученого, но уже Русского химического общества, прошел в 1893 г.

С Демутовой гостиницей связана история биржевых спекуляций второй половины XIX столетия. Директор Московского купеческого банка И. К. Бабст отмечал: «Этот год (1869 г. – А. Г.) останется памятен для многих, и трудно полагать, чтобы кто-нибудь успел себе нажить что-нибудь от безумной спекуляции фондами. Это был год владычества в Петербурге „демутовой биржи“ подле настоящей официальной биржи; но и настоящая биржа, как в Петербурге, так и в Москве, представляла небывалое и, откровенно сказать, омерзительное зрелище. Здесь среди присяжных и неприсяжных маклеров, или „зайцев“, толпились военные, члены судебного ведомства, адвокаты; здесь, как до нашего провинциального, неискушенного и целомудренного в биржевых делах мира доходило, были владыками агенты разных высокопоставленных лиц и в числе их какой-то изумительной смелости и ловкости повар, один из корифеев демутовской биржи».[54]

Наиболее влиятельным дельцом «демутовой биржи» считался 25-летний Альфред Александрович Бетлинг, получивший хорошее наследство. Свидетелем того, как работала самозваная биржа в Демутовой гостинице, был издатель А. С. Суворин: «…в Демутовом отеле собирались представители разных общественных слоев и положений: маклеры, банкиры, генералы, чиновники. Они сбирались утром от 1 1/2 до 2 1/2 часов и за бокалом шампанского гнали вверх бумаги, без всякого разбора. Сделки совершали между собой члены отеля большей частью на срок и притом безденежно, без всякого залога. Покупатель не платил денег за покупаемую бумагу, а продавец не отдавал покупателю бумаги. Это картежная игра на мелок, не знающая преграды и границ увлечению. Установив цены, члены отеля отправлялись на биржу и поднимали и опускали там бумаги, как хотели. „Биржевые ведомости“, сделавшись органом Демутовой биржи, любезно печатали на своих страницах сделки. В какой-нибудь час цена акций поднималась на 5, на 10 руб. Козловско-тамбовские поднялись в одно заседание Демутовой биржи на 57 рублей и затем возросли до 220 руб. Публика покупала тем охотнее, что Взаимный Кредит шел по следам Демутовой биржи и возвышал ссуды под залог повышавшихся столь неестественно акций; частные банкиры шли еще далее. <…> Демутова биржа сделалась силою, пред которой падают даже проницательные официальные финансисты. <…> Если б вы взглянули во время пущей паники на собрание биржи, то вас непременно поразил бы один молодой человек, почти еще мальчик, без усов и бороды. Это г. Бетлинг, главный воротила рыбинско-богословских акций. Красный от внутреннего волнения, от осознания своей силы, он гордо проходит в залу, обращаясь направо и налево с отрывистыми фразами на немецком языке; глаза его горят гневом и непобедимой решительностью. Биржевые зайцы ловят его речи с благоговейным трепетом и тоскливо передают из уст в уста: „Erverkauf (Он продает)“ <…> Это государство в государстве, которое пишет свои законы, произвольно опускает или поднимает курс акций, опершись на бумажные миллионы и глупость стадоподобной черни мелких капиталистов; во главе его стоит тот сердитый, безбородый юноша, тот мальчик, неправильную речь которого, с немецким акцентом, я слушал не раз в толпе, его окружавшей».[55]

Важным периодом в истории Демутовой гостиницы стало время, когда участком владел известный петербургский ресторатор купец 2-й гильдии Август Августович Ломач. Позднее А. А. Ломач получил от государства монополию на продажу ливадийских и абраусских вин, а с началом работы Государственной думы в Таврическом дворце открыл там ресторан и буфет для обслуживания депутатов.

При Ломаче в доме на Мойке открываются сразу два театра: в большом зале на 700 мест с 1883 г. дает представления «Фантазия» (художественный руководитель, композитор В. И. Главач), в малом зале открылся «Театр новостей». «Фантазия», где петербуржцы могли посмотреть итальянскую комическую оперу, продержалась всего один год, тогда как «Театр новостей» работал до начала XX столетия. На его сцене выступали разные коллективы и исполнители. Здесь, можно сказать, зарождалась русская эстрада. Возможно, не было случайностью и то, что в этом же здании в 1939 г. откроется Театр эстрады, где в качестве конферансье на сцену выйдет А. И. Райкин. Для Театра эстрады перестроили помещения «Московского ресторана „Медведь“», открытого на первом этаже доме в 1878 г. Владельцем этого ресторана был купец 2-й гильдии бельгиец Эрнст Игель, а визитной карточкой он сделал медведя, чье чучело с подносом в лапах встречало посетителей в холле.

Заведение Игеля довольно быстро стало популярным, особенно в артистических кругах. Здесь, например, проходил торжественный обед в честь актрисы Марии Гавриловны Савиной. В ресторане бывали Ф. И. Шаляпин, В. Ф. Комиссаржевская, К. А. Варламов и многие другие лица из театральной элиты столицы. Собирались здесь и представители биржевых кругов столицы.

Ресторан «Медведь» проработал до революционного 1917 г., в то время как другие арендаторы помещений в бывшей гостинице Демута постоянно менялись. Одно время здесь размещался Русский торгово-промышленный банк, а в 1890-х гг. в доме на Мойке располагалось Управление казенных железных дорог. В начале XX в. крупным арендатором помещений выступало Общество пароходства на Волге. В это же время в доме находилась контора Общества любителей исполнителей камерной музыки. Среди арендаторов дома в разное время значились представительства Донецко-Юрьевских и Уральско-Волжских металлургических обществ, Екатеринославское строительное общество, Общества московских электротехнических и машиностроительных заводов и Общества Комаровских железорудных и Южноуральских горных заводов.

В советское время, до открытия Театра эстрады, на месте ресторана работал детский театр «Пионер Трам» (театр рабочей молодежи), затем – ТЮЗ (Новый ТЮЗ). Режиссером нового театра был назначен Б. В. Зон, а среди имен актеров можно назвать П. П. Кадочникова, Б. В. Чирков а и Б. В. Блинова. Реконструкцией помещений и приспособлением их для театра занимались архитекторы Н. А. Митурич и В. П. Макашов.

С 1961 г. в доме со стороны Большой Конюшенной улицы начало работу Ленинградское бюро путешествий.

В настоящее время в помещениях бывшей Демутовой гостиницы работают Санкт-Петербургский государственный театр эстрады имени А. Райкина и бизнес-центр «Медведь».

Дом К. Г. Фаберже (Большая Морская ул., 24)

Существующее ныне здание на Большой Морской ул., 24., построено на рубеже XIX–XX вв., на месте дома, существовавшего здесь еще с петровских времен.

Первым владельцем участка значится колокольный мастер Яган-Христофор Ферстер, принятый на русскую службу в 1720 г. На Ферстера возлагалась обязанность игры в колоколах на часах Петропавловского собора, а кроме того, он должен был обучить мастерству колокольного звона двух учеников из числа русских.

Какой у колокольного мастера был дом, сказать сложно – скорее всего, он был деревянным и погиб в огне большого пожара в 1736 г. Огненная стихия бушевала более восьми часов, в результате чего полностью выгорели Морские улицы.

Ферстер оставался владельцем незастроенного участка до своей кончины, последовавшей в начале 1740-х гг., его имущество перешло к вдове Варваре. Когда на участке началось строительство нового жилого дома, точно установить не удалось, однако к 1749 г. он уже стоял, причем владельцем постройки значился портной Мартын (Матвей) Иванович Крыгер.

Несколько лет портной пытался продать дом, однако купчая состоялась только в 1755 г., а новым владельцем здания стал известный государственный деятель Александр Иванович Глебов, недавно назначенный обер-секретарем Сената по генеральному межеванию. Содействие этому назначению оказал граф П. И. Шувалов, а в 1756 г. Александр Иванович удачно женился на двоюродной сестре императрицы Елизаветы Петровны, что также помогло продвижению при дворе.

Дом Фаберже. Фото нач. ХХ в.

Глебов, которому в момент покупки дома исполнилось 33 года, сделал блестящую карьеру, причем сумел послужить и императрице Елизавете Петровне, и императору Петру III, и императрице Екатерине II. Но талантливого чиновника погубила элементарная жадность – А. И. Глебова обвинили в крупном хищении государственных средств, подвергли суду и отправили в итоге в отставку. На имения наложили арест, однако позволили бывшему сановнику в них жить. В 1775 г. А. И. Глебов входил в судебную комиссию по делу Емельяна Пугачева.

Собственником дома на Большой Морской улице Глебов оставался недолго, так как уже в 1760 г. тот числился за Францем Соломоновичем Вернезобером (Фернезобер). В середине XVIII в. Ф. С. Вернезобер служил директором конторы при сальном торге (казенное сальное комиссарство) в Архангельске, принадлежавшей графу Петру Ивановичу Шувалову,[56] и имел воинское звание поручика. Очевидно, эта служба приносила немалый доход, так как Вернезобер, дослужившийся до майора и вышедший в 1760-е гг. в отставку, приобрел несколько земельных участков и домов в разных частях Санкт-Петербурга. В Петербургской губернии он стал владельцем села Каськово. Кроме того, Ф. С. Вернезобер числился переводчиком при штате графа Шувалова.

За майором дом также оставался недолго, так как уже в 1764 г. его выставила на продажу новая владелица, статс-дама Мария Ивановна Крузе, состоявшая в свите государыни императрицы Екатерины II.

У М. И. Крузе дом приобрел швейцарский ювелир Жан-Пьер Адор (Jean-Pierre Ador), открывший здесь галантерейную фабрику, на которой помимо ювелирных украшений производили ордена, церковную утварь, фарфоровые сервизы и различные безделушки для украшения интерьера. Самым популярным произведением фабрики Адора неожиданно сделались табакерки, украшенные эмалью. Качество ювелирных украшений и других изделий было настолько высоко, что продукцию фабрики Адора охотно покупали при Дворе. Так, императрица Екатерина II подарила генерал-аншефу графу Алексею Григорьевичу Орлову золотую табакерку работы швейцарца, на крышке и боковой части которой нанесена эмаль с изображением Чесменского сражения. Круглая по форме табакерка украшена рубином и брильянтами и имеет размеры 4,2 × 7,5 × 6,1 см.

Дом Фаберже. Современное фото

Специально для наследника русского престола Ж.-П. Адор сделал из золота и серебра табакерку с портретом великого князя Павла Петровича, украсив ее бриллиантами и чеканкой.

Ювелирное производство просуществовало в доме до начала XIX в., а семья Адор (вдова и сыновья) владела им до 1810 г. Интересно, что в доме проживал еще один знаменитый ювелир, Луи-Давид Дюваль – также выходец из Швейцарии, родившийся в Женеве в 1726 г. Дюваль приходился родственником Адору и тоже создавал ювелирные украшения для русского Двора. Его сыновья, Яков и Жан-Франсуа-Андре Дювали, продолжили дело отца и прославились тем, что изготовили по заказу императрицы Екатерины II малую императорскую корону, которая сейчас находится в Алмазном фонде России. При императоре Павле I семья Дюваль становится монополистом в поставке ювелирных изделий семье монарха.

Последней из семьи Адор домом владела некая Анна Абрамовна, а к началу 1820-х гг. постройка перешла в собственность семьи Дюваль. В 1836 г. дом реконструировал архитектор П. П. Жако по заказу новой домовладелицы Адамс. В это время здание постоянно переходит от одного собственника к другому, а в числе владельцев значатся купец Фейгель и Анна Ивановна Поцелуева. Но в 1850 г. его приобретает надворный советник Павел Сергеевич Золотов, и постройка остается в собственности его семьи вплоть до 1898 г., когда генерал-майор Владимир Павлович Золотов продал его купцу 2-й гильдии Карлу Фаберже за 407 тыс. руб. С 1851 г. П. С. Золотов в возрасте 45 лет признан в потомственном дворянском достоинстве, службу начинал лейтенантом Гвардейского экипажа, служил на Санкт-Петербургской таможне и являлся членом Государственных кредитных установлений – специального учреждения, управлявшего всеми кредитными организациями Российской империи.

При Золотовых дом ремонтируется еще раз, и вновь по проекту архитектора П. Жако. По последним обмерам, здание было трехэтажным, с балконом и эркером по фасаду.

В 1830-е гг. в доме работал известный в столице магазин иностранной литературы, принадлежавший Л. Диксону. Магазин посещали многие столичные знаменитости, неоднократно бывал здесь и Александр Сергеевич Пушкин. Так, летом 1832 г. поэт встретился в магазине с Яковом Карловичем Гротом, ученым-филологом, будущим академиком. Кстати, Я. К. Грот является автором книги «Пушкин, его лицейские товарищи и наставники», вышедшей впервые в 1887 г. Сам Я. К. Грот, так же, как и А. С. Пушкин, окончил Царскосельский лицей, куда его устроил лично император Николай I.

А. С. Пушкин был постоянным покупателем магазина Диксона, причем последнее посещение датируется 5 августа 1836 г.

История дома косвенно связана и с Михаилом Юрьевичем Лермонтовым – в 1837 г. здесь жил его родственник, служащий Азиатского департамента Министерства иностранных дел титулярный советник Александр Васильевич Хвостов. В 1838 г. молодой дипломат женился на Екатерине Александровне Сушковой, дочери переводчика А. В. Сушкова. Неоконченный роман поэта «Княгиня Лиговская» как раз основан на истории отношений А. В. Хвостова и Е. А. Сушковой. На их свадьбе, проходившей в церкви Симеона и Анны у Фонтанки, присутствовал и М. Ю. Лермонтов.

Совсем другая история этого петербургского адреса связана с именем ювелира Карла Фаберже.

Основателем ювелирной династии считается Петер Густав Фаберже, родившийся в 1814 г. в городе Пярну, в семье прибалтийского немца, происходившего, судя по фамилии, из Франции.[57] Первые навыки работы с золотом и драгоценными камнями Петер Густав приобрел у Андреаса Фердинанда Шпигеля, получив в 1841 г. звание мастера-ювелира. Свою ювелирную мастерскую П. Г. Фаберже открыл в столице Российской империи в 1842 г., причем находилась она в подвале дома № 11 по Большой Морской улице. В Санкт-Петербурге начинающий ювелир женился на дочери датского художника Шарлотте Юнгштедт.

Густав и Шарлотта Фаберже

В мастерской Фаберже работало три мастера, но по документам известны имена лишь двух художников: Хискиас Пендин и Август Хольмстрем. К 1860 г. Фаберже переехал в Дрезден, хотя мастерская осталась работать в Санкт-Петербурге. Более того, через шесть лет предприятие стало поставлять ювелирные изделия Императорскому двору, но звание официального поставщика фирма «Фаберже» получила только в 1885 г. К этому времени Петер Густав отошел от руководства ювелирным производством, передав его под управление старшего сына Карла. Именно с этим представителем славной династии связано возвышение ювелирного бренда «Fabergé» и превращение его во всемирно известную марку неповторимости и качества ювелирных изделий.

Мастерские Фаберже

А. Хольмстрем

Карл Фаберже родился в Санкт-Петербурге в 1846 г., получил образование в дрезденской школе искусств и ремесел Handelsschule, там же, в Германии, обучался ювелирному делу у мастера Йозефа Фридмана (Франкфурт). Но на этом получение образования не завершилось, и Карл Фаберже отправляется в Лондон и Париж. В последнем он окончил курс в Коммерческом колледже Schloss’s.

В Санкт-Петербург К. Фаберже возвращается в 1872 г., где еще в течение 10 лет постигает ювелирное искусство под руководством Хискиаса Пендина, параллельно руководя семейным делом. Стоит отметить, что сам Карл Фаберже, имея хорошее образование мастера-ювелира, не работал в этом качестве и не создавал украшения, ограничившись управлением своей конторы и дизайном нескольких важных изделий. В том же году Карл сочетался законным браком с Августой Юлией Якобс.

Безусловно, самыми известными изделиями ювелирного дома Фаберже стали пасхальные яйца, первое из которых создано в 1885 г. по заказу императора Александра III. Оно предназначалось для его супруги, императрицы Марии Федоровны, и было с небольшим сюрпризом. Внутри белого, покрытого эмалью яйца находились желток из золота с маленькой курочкой, которая неожиданно превращалась в императорскую корону, и рубиновый кулон.

После исполнения первого пасхального яйца Карл Фаберже стал получать ежегодные заказы на подобные безделушки из золота, украшенные драгоценными камнями и эмалью. При следующем русском царе, Николае II, эта традиция сохранилась, а количество изготовленных пасхальных яиц увеличивалось – кроме Александры Федоровны, драгоценный подарок получала и вдовствующая императрица. Общее число пасхальных яиц, созданных ювелирным домом Фаберже, достигло семидесяти, пятьдесят из которых предназначались для русской царской семьи, восемь изделий погибло в разное время.

Над их изготовлением трудилось множество ювелиров, в числе которых Михаил Евлампиевич Перхин, Генрик Вигстром, Август Хольстрем, Эрик Коллин.

Среди известных клиентов ювелирного дома Фаберже можно назвать русского золотопромышленника барона Александра Фердинандовича Кельха, Консуэло Вандербильт герцогиню Мальборо, Беатрис Эфрусси баронессу Ротшильд, балерину Матильду Кшесинскую, Эммануила Нобеля (племянник Альфреда Нобеля), княжну Зинаиду Николаевну Юсупову.

С 1866 по 1886 г. Фаберже поставили Императорскому двору драгоценностей на 49 тыс. руб., а к началу Первой мировой войны ювелирный дом создал от 150 до 200 тыс. различных украшений и изделий из золота, платины, серебра, бриллиантов и драгоценных камней. Ко времени революции общая стоимость ювелирных изделий и материалов для их изготовления, хранившихся в доме на Большой Морской, достигала 7,5 млн руб.

Карл Фаберже

Конечно, поставщику Двора Его Императорского Величества полагалось находиться в собственном доме, причем это здание само должно было быть произведением искусства. После покупки участка купец 2-й гильдии Карл Фаберже заказал проект нового дома архитектору К. К. Шмидту – своему двоюродному племяннику.

Зодчий представил проект здания в стиле модерн с магазином, ювелирной мастерской и квартирой владельца. Фасад дома, выходящий на Большую Морскую улицу, выполнен под влиянием романской и готической архитектуры, что намекает на французско-немецкое происхождение семьи Фаберже.

Центральная часть постройки завершается характерным фронтоном, который повторяется в боковых частях здания. Фронтоны дополнены фиалами и подчеркнуты плоскими прямоугольными эркерами: центральным, на уровне четвертого этажа, и боковыми, расположенными на уровне второго и третьего этажей. Тимпаны боковых фронтонов украшает геометрический рисунок. Первый этаж с большими арочными окнами-витринами сплошь облицован красным полированным гангутским гранитом, межоконное пространство здесь решено в виде полуколонн с базой и капителями в стиле модерн. Остальная часть фасада покрыта серым и светло-розовым камнем, местами необработанным. Парадный вход расположен в левой части здания, въезд во двор устроен в правой части постройки. Сам проезд облицован светлым фасадным кирпичом.

Не менее богато отделаны интерьеры дома К. Фаберже. В холле магазина можно видеть небольшой, но прекрасно исполненный камин с зеркалом, лестничные пролеты украшены витражами с цветочными гирляндами. В квартире Карла Фаберже, состоящей из 15 комнат, многие помещения также имели богатую отделку, например кабинет, обшитый дубовыми панелями, библиотека и личная комната Августы Юлии Фаберже. Для торгового зала ювелирный дом заказал дубовую мебель (сохранялась здесь до 1962 г.), а люстры в нем можно назвать произведениями искусства.

Интересно было устроено сейфовое хранилище, в котором ювелиры держали свои изделия, драгоценные камни и благородные металлы. Сейф, вернее, сейфовое хранилище производства немецкой фирмы «S. L. Arnheimin Berlin» находилось в шахте лифта и в целях безопасности на ночь поднималось с первого на второй этаж, кроме того, в закрытом состоянии оно находилось под напряжением. В подвальных помещениях также находились хранилища, стены которых укрепили бронированными листами.

Магазин Фаберже. Фото нач. ХХ в.

После 1918 г. здание занимали различные организации, связанные с внешней торговлей: Онежское русско-норвежское акционерное общество, Петроградская контора АО «АРКОС» (Великобритания), АО «Русское общество торговли», «Бумсиндикат», «Химсиндикат» и некоторые другие. Кроме того, здесь с 1926 по 1927 г. работало Норвежское консульство. В 1932 г. в дом Фаберже въехало отделение Всесоюзной конторы по снабжению иностранцев «Инснаб», а перед войной сюда вновь вернулась ювелирная организация – межобластная контора «Ювелирторг». На Большой Морской улице располагался офис этой организации, тогда как склад находился на территории Апраксина двора. Ювелирный магазин, который назвали «Яхонт», вновь открылся на старом месте в 1973 г.

Однажды в разговоре Карл Фаберже заметил: «Понятно, если сравнивать с моим делом такие фирмы, как Тиффани, Бушерон, Картье, то у их, вероятно, найдется драгоценностей больше, чем у меня… У них можно найти готовое колье в полтора миллиона рублей… Но ведь это торговцы, а не ювелиры-художники. Меня мало интересует дорогая вещь, если ее цена только в том, что насажено много бриллиантов или жемчугов».

История ювелирного дома «Фаберже», как и прошлое самих Фаберже, не раз становились объектом исследователей. В рамках данной книги невозможно в полном объеме раскрыть эту тему, да такая задача и не стоит перед автором.

В завершение разговора о семье Фаберже, отметим, что после революции Карл Фаберже покинул Россию, перебравшись вначале в Латвию, а затем в Германию. Знаменитый ювелир умер в Швейцарии в 1920 г. в возрасте 74 лет. За пределами России оказались и дети ювелира. Старший сын, Евгений Карлович Фаберже, в 1923 г. эмигрировал во Францию, где основал ювелирную фирму с младшим братом, Александром Карловичем. Еще один брат, Агафон Карлович, остался поначалу в Советской России, но и он в 1927 г. ушел в Финляндию по льду Финского залива. На новой родине сын знаменитого ювелира жил в Хельсинки в собственном доме, на средства от продажи того, что сумел забрать с собой. Младший сын, Николай Карлович, еще в 1906 г. переехал в Великобританию, где работал в лондонском филиале ювелирного дома «Фаберже».

Дом П. Н. Демидова (Большая Морская ул., 43)

Знакомство со знаменитыми петербургскими домами мы продолжаем на Большой Морской улице, застроенной множеством достойных внимания зданий. В части улицы, расположенной за Исаакиевской площадью, стоит обратить внимание на особняк Демидовых (Б. Морская ул., 43), который интересен любителям архитектуры своими фасадом и интерьерами, а почитателям истории – насыщенным событиями прошлым, где одно только имя знаменитого промышленника Павла Николаевича Демидова достойно целой книги.

Первый каменный дом построен на этом участке в 1740-е гг. – одноэтажное здание на высоких подвалах с одиннадцатью окнами принадлежало петербургскому купцу Михаилу Панову (Панкову). Спустя некое время дом надстроили вторым этажом, а затем и третьим.

У Панова дом купила вдова Матрона Петрищева, которая сдала его в 1781 г. портного дела мастеру Иоганну Сиверсу. Для чего он снял особняк, не совсем понятно, возможно, для того, чтобы быть поближе к состоятельным клиентам. Сам Сиверс владел недвижимостью на Васильевском острове. В 1785 г. дом приобретает придворный ювелир Христиан Гебельт, приехавший из Саксонии. В России он открыл торговлю драгоценными камнями, а покупателем дома у вдовы стал потому, что владел соседним двухэтажным зданием (Б. Морская ул., 41). Ювелир оставался собственником обоих домов до 1802 г.

Особняк Демидова. Фото нач. ХХ в.

Новой хозяйкой здания стала баронесса Софья Ивановна Вельо, вдова придворного банкира Иосифа (Осипа Петровича) Вельо. Этот португальский торговец вином, полное имя которого Жозе Педру Селештину Вельо (José Pedro Celestino Velho), в возрасте 25 лет приехал в Санкт-Петербург, где открыл Португальский торговый дом и начал поставлять в Россию вина, причем, что самое главное, мадеру. Кроме того, Вельо в ранге консула представлял в России и всех портах Балтийского моря королевский двор Португалии, для чего его возвели в дворянское достоинство. Судя по всему, торговля вином давала неплохие барыши, так что во время царствования императора Павла I предприимчивый португалец возглавил придворный банк «Контора придворных банкиров и комиссионеров Воута, Велио, Ралля и K°» (позднее – «Велио, Ралль и Роговиков»), став бароном. С этого времени он уже окончательно звался уже на русский манер Осипом Петровичем Вельо. Так к богатству прибавились новое имя и еще один дворянский титул.

Большая Морская ул., 43. Современное фото

О семействе Вельо вспоминал в своих мемуарах учитель и их родственник Людвиг-Вильгельм Теппер де Фергюсон: «По моем прибытии в Санкт-Петербург я был представлен к дому придворного банкира барона де Вельо, португальца. В этом человеке соединялись приятная внешность, дружеские манеры, веселость, откровенность и добродушие, которые привлекали людей и сделали его дом одним из самых приятных в городе. Его жена, молодая дама, награжденная всеми грациями, еще добавляла достоинств его персоне, и очарование этой пары, казалось, вызывало всеобщую зависть. Она была дочерью господина Северина, главы богатого торгового дома и самого выдающегося человека среди крупнейших коммерсантов».[58]

Все шло весьма успешно – еще в 1792 г. (неточно) Вельо женился на дочери богатого петербургского торговца Софье Ивановне Севериной, но в 1802 г., в возрасте 53 лет, О. П. Вельо неожиданно умер, оставив супругу с четырьмя детьми, недвижимостью и большим денежным состоянием. Судьба детей сложилась по-разному. Младшая, Жозефина, погибла в возрасте 18 лет, выпав из окна второго этажа. «Она была удивительное создание по красоте души, сердца и тела, – писал о Жозефине Вельо в одном из писем П. А. Плетнев. – Но Провидению не угодно было, чтобы она некогда принадлежала кому-нибудь из смертных. Теппер (он был воспитателем Жозефины. – А. Г.) поехал в Париж. Раз ее мать пошла погулять, Жозефина забыла перчатки свои. Они жили в верхнем этаже. Прибежавши в комнату, она выглянула в окно, чтобы посмотреть, не ушла ли уже мать ее на улицу. Перевесившись за окно, она упала оттуда и тут же умерла. Я и теперь не могу вспомнить о ней без сердечного трепета и участия».[59]

Сын банкира Иосиф (Осип Осипович) Вельо стал военным и дослужился до звания генерала от кавалерии. Старшая дочь Софья Осиповна вышла замуж за генерала А. М. Ребиндера. Она осталась отмеченной в истории русской царской фамилии любовной связью с императором Александром I, с которым встречалась в Баболовском парке Царского Села.

С семейством Вельо был знаком Александр Сергеевич Пушкин – они жили в Царском Селе, и поэт часто бывал у них в гостях.

И останешься с вопросом На брегу замерзлых вод: Мамзель Шредер с красным носом Милых Вельо не ведет?

Интересно, что в числе владельцев дома упоминается мать Софьи Ивановны Вельо – Анна Вельгельмина Северина, урожденная Тиринг, вдова Иоганна-Арнольда (Ивана) Северина. И.-А. Северин тоже умер в 1802 г., так что в один год Софья Ивановна потеряла и мужа, и отца. Кроме матери у нее осталась сестра, вышедшая замуж за упомянутого уже Людвига-Вильгельма Теппера де Фергюсона, и два брата: Хенрик Готфрид (Андрей Иванович) и Питер Йоханн (Петр Иванович).

В 1824 г. Л.-В. Теппер непродолжительное время проживал в доме своей тещи, но в том же году он навсегда покинул Россию и уехал во Францию. Живя в России, Теппер бесплатно служил учителем музыки в Царскосельском лицее, преподавал музыку великим княжнам и наследнику престола, принимал участие в концертах Филармонического общества.

Среди арендаторов дома источники упоминают обер-прокурора Сената Петра Сергеевича Кайсарова. Выпускник Московского благородного пансиона, П. С. Кайсаров начинал в качестве военного, причем в 1805 г. при Аустерлице состоял в свите императора Александра I. С 1796 г. он стал печататься в различных периодических изданиях, где выступал как автор элегий, басен и переводов с немецкого языка. В 1802 г. из печати вышло несколько его комедий. В дальнейшем П. С. Кайсаров сделал неплохую карьеру правительственного чиновника, дослужившись до тайного советника, сенатора и камергера.

В 1829 г. дом купила Софья Александровна Эссен – супруга генерала от инфантерии Петра Кирилловича Эссена, через год назначенного санкт-петербургским военным генерал-губернатором. Именно у семьи Эссен в 1836 г. здание приобрел Павел Николаевич Демидов, заплатив 240 тыс. руб. Он, кстати, выкупил и соседний дом № 45.

П. Н. Демидов

Демидовы выдвинулись в купеческой среде в начале XVIII столетия, а основателем династии считается тульский оружейник Никита Демидович Антуфьев (Антюфьев), владевший мастерской и небольшим железоплавильным заводом. Этот его первый завод Демидову помог открыть Петр I, выделив участок земли в Малиновой Засеке под Тулой, причем добывать здесь руду мог только Никита Демидов.

По семейной легенде, судьбу Никиты изменила встреча с царем, но что достоверно известно, так то, что разбогател предприимчивый житель Тулы на казенных заказах, поставляя армии ружья. В 1702 г. Демидову власти передали Верхотуринские казенные заводы, а он, в свою очередь, обязался поставлять железо для государственных нужд. К заводам, как и полагается, приписали крепостных крестьян, которые превратились в крепостных рабочих – бесплатных рабов, чье положение было гораздо хуже, чем у крепостных крестьян. Выплатить казне полную стоимость заводов Демидов должен был за пять лет, но сделал это за три года.

К 1717 г. демидовские заводы сделались монополистами по поставке железа, пушек и якорей для Адмиралтейства, и к середине XVIII столетия Демидовы стали не только одной из богатейших семей в России, но и фактическими владельцами Урала. Демидов-старший получил личное дворянство в 1709 г., потомственное – в 1720 г. А в 1726 г. и сыновья Никиты Демидова – Акинфий, Григорий и Никита – получили от императрицы Екатерины I потомственное дворянство.

Павел Николаевич Демидов родился в 1798 г. в семье Николая Никитича Демидова и баронессы Елизаветы Александровны Строгановой. Со стороны отца он приходился внуком Акинфию Никитичу Демидову, а со стороны матери принадлежал к богатейшей семье сибирских купцов и промышленников, владевших городками и деревнями в Пермском крае.

Школьное образование П. Н. Демидов получил в престижном парижском Лицее Наполеона, а в возрасте 14 лет успел поучаствовать в Бородинском сражении, продолжив после окончания кампании карьеру военного в лейб-гвардии Драгунском и Кавалергардском полках. В 1826 г. Демидов уволился со службы в звании ротмистра, но делами заниматься не стал, а перешел на гражданскую государственную службу. В 1831 г. высочайшим указом император Николай I назначил его курским гражданским губернатором, и в этой должности П. Н. Демидов пробыл три года. Его супругой стала шведская баронесса Ева Аврора Шарлотта Шернваль, и в браке родился единственный ребенок – сын Павел, будущий единственный наследник княжеского титула Сан-Донато.

П. П. Демидов князь Сан-Донато

Павел Николаевич Демидов является учредителем знаменитой премии, которая вручалась ученым за достижения в науке. Демидовская премия учреждена в 1831 г., а первое награждение состоялось годом позже. Последний раз Демидовскую премию присудили в 1865 г. Ежегодно П. Н. Демидов выделял для этого 20 тыс. руб., а победителям вручались золотые медали. На конкурс, проходивший под эгидой Императорской Академии наук, допускались научные работы в таких науках, как филология, история, правоведение, география, геодезия, математика, физика, химия, экономика, астрономия, медицина, биология, технические науки, морские науки и военное дело. Первыми лауреатами Демидовской премии стали экономист Юлий Андреевич Гагемейстер и физик Магнус Георг фон Паукер. Последними золотой медалью наградили ученых Валерия Анатольевича Рубакова (за достижения в области физики) и Вячеслава Ивановича Молодина (археология). Среди лауреатов значатся адмиралы Ф. П. Литке и И. Ф. Крузенштерн, историк и издатель М. П. Погодин, немецкий физик М. Якоби, адмирал и полярный исследователь Ф. П. Врангель, хирург Н. И. Пирогов (трижды), военные историки генерал-фельдмаршал Д. А. Милютин и генерал-лейтенант М. И. Богданович, химик Д. И. Менделеев.

После Курска Павел Николаевич занялся обустройством в столице, для чего и купил два дома на Большой Морской улице. Естественно, здания он решил перестроить по моде тех лет и в соответствии со своими предпочтениями, для чего в 1836 г. нанял знаменитого французского архитектора Огюста Монферрана.

В доме после реконструкции изменились фасады и появились новые парадные залы, в том числе неповторимый Малахитовый зал, исполненный скульптором Паоло Андреа Трискорни из камня, добытого на уральских демидовских каменоломнях. Красивую барочную отделку получила столовая, декор в стиле Людовика XV – спальня.

После кончины Демидова в 1840 г. в возрасте 41 года его вдова вышла замуж за сына историка Карамзина, и в 1848–1850 гг. архитектор Г. А. Боссе провел в доме небольшие строительные работы. Андрей Николаевич Карамзин поселился здесь с Авророй Карловной.

В 1860-х гг. (и в начале XX столетия) дом Демидовых заняло итальянское посольство – Павел Павлович Демидов, владевший в это время особняком, сдал его в 1864 г. итальянскому правительству за 10 тыс. руб. ежегодной арендной платы. Со стороны королевства договор подписал чрезвычайный и полномочный посол маркиз Джоаккино Наполеоне Пеполи.

Светлейшая княгиня Н. Ф. Ливен

В 1874 г. П. П. Демидов продал дом, а покупателем недвижимости выступил тайный советник светлейший князь Павел Иванович (Пауль Йоханн Георг) Ливен. После его кончины в 1881 г. все имущество перешло светлейшей княгине Наталье Федоровне Ливен, внучке графа П. А. Палена.

Светлейшая княгиня была известна своей просветительской, благотворительной и религиозной деятельностью, в частности организацией в Санкт-Петербурге общины евангельских христиан – протестантского движения, близкого к баптистам. В своем доме Н. Ф. Ливен организовывала духовные беседы с единоверцами и встречи с проповедниками, которые проходили в Малахитовом зале.

При Ливенах произошла реконструкция систем отопления и водоснабжения дома, произведенная архитектором И. В. Штромом.

Особняк Демидова. Малахитовый зал. Нач. XX в.

Некоторое время в начале XX столетия дом Демидова пустовал, пока на него вновь не обратило внимание итальянское правительство, предложившее выкупить особняк, что и произошло в 1910 г. В доме вновь открылось итальянское посольство, просуществовавшее (с перерывом в 1917–1924 гг.) в виде консульства до 1957 г. В это время, а конкретно в 1920-е гг., дом Демидова лишился уникального Малахитового зала – итальянцы демонтировали малахит и вывезли его частями.

С 1957 г. особняк занимал институт «Гипростанок», а с 1995 по 2000-е гг. – банковское учреждение. Вначале в стенах демидовского особняка проектировали станкостроительные и инструментальные заводы, затем считали деньги.

Главный фасад дома Демидова в стиле необарокко выходит на Большую Морскую улицу. В свое время особняк стал одним из первых зданий Петербурга, где явно ощущается отход автора проекта от классицизма и использование барочных мотивов и элементов итальянского ренессанса – поэтажной обработки ордером. Рустованный первый этаж дома покрыт белым итальянским мрамором и украшен мраморными атлантами и кариатидами. Два пристенных фонтана из мрамора установлены в простенках между скульптурами. Их арочные проемы выполнены в виде створок раковин, а чаши фонтанов в виде больших ваз установлены в нижней части. Ранее в чашах находились скульптурные композиции, увенчанные фигурками путти.

Особняк Демидова. Фонтан

Над центральным окном второго этажа парящие Славы держат в руках картуш с гербом Итальянского королевства. Оконные проемы декорированы скульптурой и сложным сандриком с лепниной на консолях, автор скульптурного убранства здания – известный ваятель Т. Жак.

Проезд во двор организован в центральной части постройки – арка расположена между атлантами. Дворовые фасады здания решены максимально просто – стены покрыты штукатуркой и выкрашены. Первый этаж рустован.

При создании плана помещений дома Монферран использовал принцип кольцевой анфилады – парадные помещения окружают по периметру небольшой световой двор-колодец.

Как уже указывалось, особняк лишился главного своего украшения – Малахитового зала, а о его убранстве мы можем судить по фотографиям и описанию, приведенному в статье «Итальянское посольство» популярного журнала «Столица и усадьба» (№ 7 за 1914 г.): «Этот зал является образцом вкуса и роскоши в чистейшем стиле Людовика XV. Колонны, поддерживающие плафон и такие же вдоль стены, сделаны из целых кусков малахита и представляют собой очень большую ценность. Камин тоже малахитовый. В этом зале стоит трон. Трон короля всегда повернут спинкой к внутренности зала до приезда короля: это, между прочим, установившийся обычай во всех посольствах».

Особняк Демидова. Банкетный зал. Фото нач. ХХ в.

Здесь же есть описание другого парадного помещения: «Большая столовая для торжественных обедов в Флорентийском стиле. Плафон украшен превосходными писаными орнаментами. Оригинальный вид придает этой комнате освещение с потолка; вечером освещение электрическое, которое устроено так, что дает почти одинаковый эффект с дневным – лампы скрыты карнизом плафона. Стены украшены портретами старых мастеров – эти портреты представляют личную собственность посла».

Стены и потолок Парадной приемной украшали лепнина в стиле рококо и настенная живопись, а дополняли все это убранство большое зеркало с отделкой в том же стиле и металлическая люстра. На второй этаж владельцы дома и гости поднимались по широкой парадной мраморной лестнице с ажурной решеткой перил. Первый лестничный марш фланкировали парные мраморные колонны, стены дополняли пилястры и панно в полуциркульных нишах, изготовленные на фабрике Signa в Тоскане.

Интересно, что в декоративном убранстве интерьеров сохранились следы присутствия итальянского посольства в виде щита с крестом, увенчанного короной.

До нашего времени восстановлено убранство Парадной лестницы, холла второго этажа, Большой столовой во Флорентийском стиле и Банкетного зала, или «Salle des fêtes». К числу невосполнимых утрат можно отнести редкие виды паркета, украшавшего парадные залы дома П. Н. Демидова.

Императорское училище правоведения (наб. реки Фонтанки, 6)

Обширный участок земли, занятый ныне монументальным зданием Императорского училища правоведения, некоторое время в XVIII столетии принадлежал казне – здесь располагались деревянные постройки Главного дворцового управления, ведавшего хозяйственной частью, в частности, находился Прачечный двор, возникший во времена правления императрицы Екатерины II.

Конечно, земли на левом берегу реки Фонтанки застраивались уже в петровское время, а с устройством Летнего сада этот процесс лишь ускорился. Не будем забывать и то, что в конце XVII столетия, то есть до основания Санкт-Петербурга, на правом берегу Фонтанки находились имение Усадиссахов шведского генерала Бернхарда Стен фон Стенхаусена и несколько финских деревень.

В 1719 г. для осушения заболоченного левого берега от реки Фонтанки к Неве прорыли канал, а на образовавшемся островке царь Петр Алексеевич повелел строить Запасной (Сытный) двор для хранения продовольствия, принадлежавшего государю. Позднее канал засыпали, а на его месте образовался Косой переулок (ныне – ул. Оружейника Федорова).

В конце XVIII столетия на участке стоял дом действительного тайного советника Алексея Андреевича Ржевского. Его строительство связывают со вторым браком Ржевского с Глафирой Ивановной Алымовой, последовавшим в 1777 г. Первая жена А. А. Ржевского скончалась во время родов в 1769 г., закончившихся и смертью младенца.

Императорское училище правоведения. С открытки XIX в.

Наб. р. Фонтанки у училища правоведения. С открытки нач. XX в.

Наб. р. Фонтанки, 6. Областной суд. Современное фото

К моменту венчания Г. И. Алымовой исполнилось 19 лет, она прошла курс обучения в Смольном институте (первый выпуск) и по окончании стала фрейлиной императрицы Екатерины II. Государыня любила девушку, прозвав ее еще в институте Алимушкой.

Первое время после свадьбы молодые жили в доме президента Академии художеств Ивана Ивановича Бецкого, однако из-за ссор переехали в Москву, но затем вернулись в столицу. В это время А. А. Ржевский занимал должность президента Медицинской коллегии, его назначение состоялось в 1775 г., и прослужил он на этом месте 10 лет. Как раз появилось время обустроить собственный дом в Петербурге.

Расчистка участка и строительство на набережной реки Фонтанки заняли два года, и к 1790 г. имение было уже готово. Ржевские прожили в новом доме, состоявшем из двух отдельно стоящих флигелей, всего три года и в 1793 г. продали его Юзефине Амалии Потоцкой, до замужества – Мнишек, жене известного польского политического деятеля, генерал-лейтенанта польской армии графа Станислава-Феликса Потоцкого. История появления их в России довольно долгая, требует отдельного исследования, а потому мы опустим все подробности.

Г. И. Алымова

К моменту покупки дома Станислав Потоцкий уже не жил с Юзефиной несколько лет, но в 1793 г. они встретились в Санкт-Петербурге и условились о правах собственности на имущество друг друга. Нужно учитывать, что она являлась матерью 11 детей, и финансовые вопросы были для графини актуальными.

Бывшие супруги договорились, что Юзефина получает в управление все имения Потоцких, и за это Станислав имеет ежегодную пенсию в размере 900 тыс. злотых. Официальный развод Потоцкие оформили только в начале 1798 г. – епископский суд в Каменец-Подольском объявил их брак недействительным. Но в октябре того же года Юзефина Амалия неожиданно умерла в Санкт-Петербурге, в своем доме на Фонтанке, в возрасте 45 лет.

Юзефина Потоцкая (Мнишек)

Очевидно, по условиям договора имущество Юзефины, и, в частности, особняк в Санкт-Петербурге, выставить на продажу тогда не могли, и только после смерти самого графа Потоцкого, последовавшей в 1805 г., дом на Фонтанке продали Франсуа д’Арбиньи.

Некоторое время здесь никаких событий не происходит, пока в 1814 г. участок с домом не покупает сенатор Иван Николаевич Неплюев. В 1810 г. этого бывшего минского губернатора, вышедшего в отставку еще при императоре Павле I, направляют в Государственный совет.

С покупкой дома И. Н. Неплюев заказывает и его реконструкцию, которая проходит в 1814–1819 гг., но престарелый сенатор недолго пользуется обновленным приобретением, так как в 1823 г. он умирает в возрасте 73 лет. Известно, что в доме большой танцевальный зал отделали розовым искусственным мрамором, а пол выстлали наборным паркетом.

Принц П. Г. Ольденбургский

В 1822 г. сенатор сдает квартиру № 3 будущему декабристу, писателю майору Гавриилу Степановичу Батенькову (Батенкову).

По наследству имущество И. Н. Неплюева переходит вдове Наталье Васильевне и детям. Дом на Фонтанке продавал старший сын, Иван Иванович Неплюев, и сделка, сумма которой составляла 700 тыс. руб., состоялась в 1835 г.

Покупателем выступил принц Петр Георгиевич Ольденбургский, решивший организовать в столице учебное заведение по подготовке чиновников. Известно, что самое активное участие в новом деле принял М. М. Сперанский. В письме по поводу училища принц писал императору Николаю I: «Вам, Государь, принадлежит все, что я имею, и самая жизнь моя, и если б удалением моего избытка мог я содействовать пользе службы Вашего Императорского Величества – мог быть полезен родине, к коей привязан душою, то почел бы себя безмерно счастливым. Побуждаемый сими чувствами, я желал бы пожертвовать сумму, потребную на приобретение дома и на первоначальное обзаведение Училища Правоведения».[60]

Домовая церковь Училища правоведения. Фото нач. ХХ в.

Датой основания Училища правоведения при Министерстве финансов считается 29 мая 1835 г. В этот день государь император Николай I подписал высочайший указ о его учреждении.

Для размещения учебного заведения здание пришлось перестраивать, и эту работу поручили архитектору А. И. Мельникову. Зодчий застроил разрыв между флигелями по красной линии набережной, фасад получил классический портик. Кроме того, во дворе построили несколько флигелей, а в средней части на третьем этаже устроили домовую церковь, освященную в память о матери принца, великой княгине Екатерине Павловне, во имя святой великомученицы Екатерины. Архитектор В. П. Стасов занимался перепланировкой здания в 1835–1840 гг.

Директором училища назначили действительного статского советника Семена Антоновича Пошмана, принц П. Г. Ольденбургский стал попечителем, а профессор Царскосельского лицея барон Егор Васильевич Врангель занял пост инспектора этого учебного заведения. Священником в училище направили отца Михаила Измайловича Богословского. Интересно, что попечитель училища и инспектор по вероисповеданию были лютеранами, а первый директор – католиком.

Торжественное открытие Училища правоведения прошло 5 декабря 1835 г.

Выпускник Училища М. М. Молчанов вот как отзывался о директоре: «Первый директор Училища был человек, как говорится, „строгих правил“. Военный служака, он внес в гражданское училище военную дисциплину и безмолвное повиновение высшему начальству. Все время управления Училищем он оставался верен раз принятому принципу и держал все и всех, как говорится, „в ежовых рукавицах“. Мы все побаивались его не на шутку – это правда, но правда и то, что в самом этом страхе юные сердца наши инстинктивно чувствовали в этой строгой, до абсолютизма доходящей власти желание нам добра и стремление сделать нас людьми чести и порядка».[61]

Библиотека Училища правоведения

Преподаватели и служащие училища проживали в левом и правом крыльях, учебные классы располагались в центральной части комплекса. Поступить в Училище правоведения могли только сыновья потомственных дворян в возрасте от 12 до 17 лет, причем число поступающих ограничивалось. За обучение, продолжавшееся 6 лет (затем 7 лет), родители вносили плату, часть учеников получала образование за счет казны. На младшем курсе ученики проходили программу классической гимназии, на старшем – юридического факультета университета. Библиотека учебного заведения насчитывала около 6 тыс. томов (на 1885 г.).

Учащихся Петербургского училища правоведения в начале XX в. называли «чижиками» из-за форменного зелено-желтого обмундирования. Весь Петербург знал шутливую песенку, посвященную чижикам:

Памятник «Чижик-пыжик»

Чижик-пыжик, где ты был? На Фонтанке водку пил. Выпил рюмку, выпил две — Зашумело в голове. Чижик-пыжик после пьянки Выпил воду из Фонтанки, Откачали эту птицу Только в Боткинской больнице.

На устое 1-го Инженерного моста 20 ноября 1994 г. установили маленькую бронзовую фигурку Чижика-Пыжика работы кинорежиссера, художника и скульптора Р. Л. Габриадзе (арх. В. Б. Бухаев). По уже сформировавшейся традиции туристам нужно закинуть монетку на постамент памятника.

Всего за время существования училища, то есть до 1917 г., в его стенах получили образование 2153 человека. Выпускниками были: композиторы П. И. Чайковский, Г. А. Лишин и А. Н. Серов, писатели И. С. Аксаков и В. П. Мещерский, поэты А. Н. Апухтин и А. М. Жемчужников, ученый-биолог В. О. Ковалевский, архитектор П. Ю. Сюзор, шахматист А. А. Алёхин, государственные деятели А. Г. Булыгин, А. И. Гамм и И. Л. Горемыкин. Из стен Училища правоведения вышли знаменитые юристы В. Д. Набоков, П. А. Дейер, И. Г. Щегловитов и Н. Б. Якоби.

Архитектор П. Ю. Сюзор в форме ученика Училища правоведения

Перестройки здания в 1893–1895 и 1909–1910 гг. провел архитектор П. Ю. Сюзор. Зодчий изменил парадный вход, форму купола и переделал фронтон.

Сильно вытянутое вдоль набережной здание украшено в центральной части восьмиколонным портиком, завершает который ступенчатый аттик. Здание венчает высокий купол на массивном глухом барабане. Колонны установлены на высокие базы. Парадный вход украшают колонны и треугольный фронтон, над которым устроено большое полуциркульное окно верхнего света.

Угловые полукруглые части здания созвучны его центру и также имеют купольное завершение. Оконные проемы расположены здесь между двумя колоннами ионического ордера. У их основания устроен балкон с каменной балюстрадой, повторяющий форму угловой части. Фасады постройки декорированы лепниной.

После упразднения в 1917 г. Училища правоведения здание пустует, а в 1920-е гг. его приспосабливают под Сельскохозяйственный институт. В последующее время здесь работает множество различных государственных учреждений и организаций.

Существовали здесь и квартиры – эту часть дома позднее отдали Экономико-математическому институту Российской академии наук.

Сейчас здание Училища правоведения занимает областной суд.

Здание Петроградского губернского Кредитного общества (Караванная ул., 12)

Дом Петроградского губернского Кредитного общества с фасадами в стиле итальянской архитектуры XVI столетия был построен в 1914–1916 гг. на части Караванной улицы, причем лицевой фасад здания выходил на Манежную площадь. Авторами этого монументального здания с облицовкой из камня выступили архитекторы К. С. Бобровский и Б. Я. Боткин. Скульптурное убранство здания, в частности фигуры грифонов, исполнил скульптор А. Е. Громов. Он же разработал эскизы интерьеров. Кроме того, в отделке дома принимали участие художник-керамист П. К. Ваулин и 1-я Петроградская скульптурно-лепная артель.

Отделка фасада дома Кредитного общества действительно впечатляла современников. Более всего привлекали внимание керамические украшения, покрытые настоящим сусальным золотом. Венчала постройку огромная, высотой в пять метров композиция с грифонами, которую также изготовили из керамики и покрыли благородным металлом. В советское время золото закрасили, но в 2000-е гг. зданию вернули его исторический внешний вид.

Центральную часть скульптурной композиции занимает картуш с изображением трех золотых шаров. Считается, что впервые вывешивать перед своими домами три золотых шара стали купцы провинции Ламбардия, занимающиеся ссудами под залог различного имущества. Слово «ломбард», которое используется в нашей стране повсеместно, связано с названием этой итальянской провинции – местом возникновения в Средние века разновидности финансового дела, появившегося, конечно, в более раннее время. Золотые шары олицетворяли собой монеты, возможно, золотые бизантины или солиды (сольдо).[62] Со временем многие ростовщики в Европе стали вывешивать на своих конторах три золотых шара для обозначения своего бизнеса, причем эта традиция сохранилась до наших дней.

Здание Кредитного общества. Фото 1916 г.

Здание Кредитного общества. Современное фото

Иногда обозначение конторы ростовщика тремя золотыми шарами связывают с фамилией Медичи, хотя на их гербе присутствует шесть шаров.

Нижнюю часть дома украшает колоннада из восьми колонн с золотыми капителями коринфского ордера. Центральный вход авторы проекта решили в виде трех арок высотой в два этажа, расположив парадную лестницу и входные двери в нише в глубине здания. Аркаду здесь украсили лепниной в виде причудливого замкового камня и гирлянд, что дополнял кессонный свод. Потолок в нише также разделен на кессоны, украшенные лепниной (цветами). Верхняя часть постройки решена в стиле венецианских палаццо с характерными полуциркульными (и сдвоенными) оконными проемами.

Дом Кредитного общества. Фойе. Нач. ХХ в.

К парадному входу, расположенному в нише, ведет широкая серого гранита лестница с каменным ограждением, украшенным лепниной и скульптурами грифонов. Сами входные двери устроены в аркаде, дублирующей высокую аркаду дома.

Петроградское губернское Кредитное общество занимало верхние этажи постройки, в которой кроме офисов, были устроены концертный зрительный зал и торговые помещения (цокольный этаж).

Обширное нижнее фойе с ионическими колоннами и пилонами дополняли рекреации второго этажа, связанные общим объемно-пространственным решением. Стены фойе украшают панно, множественные консоли и различная лепнина. Сам зал состоял из основного партера, дополненного рядом балконов. Стены концертного зала украшены колоннами – две из них обрамляют его сцену. Потолочное пространство в центре и по краям декорировано лепниной. Определенный интерес представляет камин в Малом зале, украшенный скульптурными композициями, с металлической топкой известной петербургской фирмы Ф. Сан-Галли.

Дом Кредитного общества. Фойе второго этажа. Нач. ХХ в.

Кредитная организация, заказчик постройки, просуществовала до 1918 г.

Отвлечемся от истории дома и вспомним о существовании на этом участке другого здания. До начала XX столетия участок № 12 занимал жилой трехэтажный дом в стиле классицизма, центральная часть которого выделялась треугольным фронтоном, а на уровне второго этажа находился балкон с чугунной решеткой ограждения. На месте этого дома, пришедшего за десятилетия эксплуатации в ветхость, и возвели здание Петроградского губернского Кредитного общества.

В 1917 г. в концертном зале открылся кинотеатр «Splendid Palace» («Сплендид-Палас»), прославившийся через год премьерой советского игрового фильма «Уплотнение», сценарий к которому написал нарком просвещения в правительстве большевиков А. В. Луначарский.

Как и положено пропагандистскому фильму, его сюжет разворачивается вокруг вселения в профессорскую квартиру Хрустина семьи рабочего Пульникова, ютившейся до этого, конечно, в сыром подвале. В итоге профессор проникается идеями социалистической революции, читает лекции для рабочих, а младший сын ученого и дочь рабочего влюбляются и решают пожениться. Старший сын профессора – юнкер и, соответственно, враг рабочих. Его в конце фильма, как и положено, арестовали. Режиссерами картины продолжительностью один час выступили А. П. Пантелеев (соавтор сценария), Д. Х. Пашковский и А. И. Долинов. Фильмы в это время демонстрировались в сопровождении игры на фортепиано, и в 1920-е гг. в кинотеатре в роли тапера подрабатывал будущий великий композитор Д. Д. Шостакович. О факте демонстрации фильма «Уплотнение» сообщает мраморная мемориальная доска, открытая в здании кинотеатра в 1981 г.

В 1924 г. кинотеатр сменил название на «Рот-Фронт», а в 1930 г. здесь прошла премьера первого советского звукового фильма «Путевка в жизнь».

Кроме демонстрации фильмов, в это время большой зал дома Петроградского губернского Кредитного общества использовался для показа театральных постановок городских театральных коллективов «Театр малых форм» (руководитель Н. А. Сурин), «Комедия» (руководитель Я. Б. Фрид) и «Кривое зеркало» (руководитель А. Р. Кугель).

Свое нынешнее название «Родина» кинотеатр получил в конце 1945 г., а еще раньше, до войны, официально стал первым детским кинотеатром.

С 1960 г. в стенах «Родины» расположились Ленинградское отделение Союза кинематографистов и ставший популярным киноцентр. В дополнение к этому в 2001 г. здесь открылся Петербургский музей кино.

Таким образом, здание Петроградского губернского Кредитного общества навечно связано с историей отечественного кино. Вот почему в июне 2003 г. у парадной лестницы торжественно открыли скульптуру Кентавра, созданную петербургским ваятелем Д. Б. Пахомовым по рисунку Нади Рушевой. Статуя высотой 165 сантиметров выполнена из бронзы и установлена на постаменте из габбро. Детали композиции (венки) покрыты позолотой.

Открытие этого памятника приурочили к началу работы XIII Международного кинофестиваля документальных, короткометражных игровых и анимационных фильмов «Послание к человеку». Кентавр является официальным символом кинофестиваля и вручается его победителям в виде статуэтки. Главный приз – «Золотой Кентавр».

История кинофестиваля «Послание к человеку» началась в 1989 г., а первый конкурс прошел 25–31 января. Поначалу решили проводить фестиваль один раз в два года, но с 1993 г. он стал ежегодным. Гран-при на I фестивале получил фильм Аркадия Рудермана и Юрия Хащеватского «Встречный иск», на II фестивале победил фильм Алексея Ханютина «ДМБ-91». Кроме работ наших соотечественников, в числе победителей – авторы картин из Японии, Бразилии, Великобритании, Украины, Финляндии, Ирана, Италии, Латвии, Словакии, Бельгии, Голландии, Норвегии и Узбекистана.

Надя Рушева

В 2001 г. гость XI кинофестиваля – знаменитый немецкий режиссер документального кино Лени Рифеншталь, снимавшая в 1930-е гг. для нацистского правительства пропагандистские фильмы.

При работе над памятником «Кентавр» скульптор использовал известный рисунок «Кентавренок», созданный молодой художницей Найдан (Надей) Николаевной Рушевой, чья трагическая судьба известна многим современникам. Необычайно одаренный график, Надя родилась в 1952 г. в столице Монголии Улан-Баторе, в семье художника Н. К. Рушева и балерины Н. Д. Ажикмаа-Рушевой. Родители нарекли дочь Найдан, что переводится как «Вечно живущая».

Рисовать Надя начала с пяти лет, причем в младших классах школы она ежедневно тратила минимум полчаса на свои рисунки. Юная художница создала иллюстрации ко многим известным литературным произведениям, среди которых можно назвать мифы Древней Греции, стихи А. С. Пушкина, рассказы Л. Н. Толстого, роман М. А. Булгакова. О мощи ее таланта говорит такой факт: всего за один вечер, пока отец читал ей «Сказку о царе Салтане» А. С Пушкина, она выполнила 38 рисунков к произведению.

Рисовала Надя без эскизов и по этому поводу говорила: «Я их заранее вижу… Они проступают на бумаге, как водяные знаки, и мне остается их чем-нибудь обвести».

В мае 1964 г., когда Наде было всего 12 лет, в Москве прошла ее первая персональная выставка. В последующие годы ее работы экспонировались, кроме России, во многих городах Польши, Чехословакии, Румынии и Индии.

В 17 лет неизлечимая врожденная болезнь оборвала жизнь этого замечательного художника и человека. Нади Рушевой не стало 6 марта 1969 г.

В конце декабря 1968 г. в письме к другу Надя написала: «Ну, вот и кончается этот високосный год. Последние дни тянутся ужасно долго. Скорей бы! О делах как-нибудь поподробнее напишу в каникулы, а сейчас просто надо вовремя поздравить с таким милым праздником. Счастливо!».[63]

После нее осталось около 12 тысяч рисунков.

Дом Первого Бассейного товарищества собственных квартир (ул. Некрасова, 58–60)

Огромный жилой комплекс занимает квартал, ограниченный улицами Некрасова (Бассейной) и Фонтанной, Виленским переулком и Греческим проспектом. Строительство этого здания в стиле модерн велось в 1912–1914 гг. при участии большого числа специалистов. Первоначальный план застройки участка разработали архитектор Э. Ф. Виррих и гражданский инженер А. И. Зазерский, в дальнейшем к разработке проекта подключили архитекторов А. Ф. Бубыря, Н. В. Васильева и В. Н. Пясецкого. Кроме того, в конце 1920-х гг., когда достраивали корпуса по Фонтанной улице и Виленскому переулку, к работе привлекли группу архитекторов во главе с Е. А. Левинсоном.

Хотя этот участок в начале XX столетия располагался в центре города, он был застроен деревянными одноэтажными зданиями, принадлежавшими лейб-гвардии Преображенскому полку. Кроме того, на части участка до 1908 г. работал сад «Олимпия», на территории которого поставили деревянный театральный павильон, действовавший в летнее время и носивший название «Новый летний театр», или «Олимпия». Здание напоминало театры дачных пригородов Санкт-Петербурга: в сильно вытянутом дощатом сарае перед сценой находился партер, а по бокам были устроены несколько лож и дешевые галереи, где зрители стояли весь спектакль или представление.

Ул. Некрасова, 50–60. Современное фото

Актер Георгий Александрович Шебуев вспоминал: «Пускали в театр, как полагается, за полчаса, но мы, галерочники, приходили за полтора часа и ждали открытия дверей, чтобы занять передние места у барьера. Стоять приходилось пять-шесть часов. Неуспевшие прийти задолго до начала спектакля слушали оперу в саду, поскольку двери были закрыты».[64]

Сад был небольшой, но популярный – среди артистов, выступавших на сцене театра, называют такие имена, как Л. В. Собинов и А. Д. Вяльцева. В летний сезон 1906–1907 гг. в театре «Олимпия» выступал Ф. И. Шаляпин. В один из дней за кулисы в антракте пробрался художник Илья Абрамович Гринман и начал делать наброски портрета популярного певца. Федор Иванович не стал выгонять живописца, а администрация даже увеличила продолжительность антракта, чтобы дать возможность И. А. Гринману завершить работу. Портрет Ф. И. Шаляпина в роли Мефистофеля ныне хранится в Театральном музее имени А. А. Бахрушина.

Дом Бассейного товарищества. План

В театре сада «Олимпия» несколько раз давал представления клоун и дрессировщик, основатель знаменитой цирковой династии Анатолий Леонидович Дуров.

В начале XX столетия театральное здание сгорело, и его не стали восстанавливать.

Бурное развитие Санкт-Петербурга привело к тому, что в городе стало не хватать недорогого и качественного жилья, а выходом из этой проблемы стало строительство кооперативных домов. В 1903 г. появились кооперативные дома на Кавалергардской улице и за Нарвской заставой, строительство и последующее обслуживание которых вело Общество собственников жилищ. Вторым жилищным кооперативом, построившим дом на углу Большой Посадской и Малой Посадской улиц, выступило Санкт-Петербургское товарищество для устройства постоянных квартир. На набережной реки Карповки, 19, в 1912–1913 гг. 2-е Петербургское товарищество для устройства постоянных квартир возвело многоквартирный дом.

Сад «Олимпия». С открытки XX в.

Активным сторонником возведения кооперативных жилых домов выступал архитектор-градостроитель гражданский инженер Алексей Иванович Зазерский, предложивший учредить в Литейной части Санкт-Петербурга «Бассейное товарищество собственных квартир». Опыт проектирования и возведения больших жилых комплексов у А. И. Зазерского уже имелся – он участвовал в строительстве дома на углу Большой и Малой Посадских улиц и дома 2-го Петербургского товарищества для устройства постоянных квартир на набережной реки Карповки.

Общая стоимость строительства с учетом покупки земельного участка по смете составила 1 млн 811 тыс. 500 руб. при стоимости земли в 486 тыс. Участники кооператива единовременно вносили 40 % от общей стоимости квартиры. Оставшиеся 60 % составляли долг перед Кредитным обществом, в котором дом будет заложен после окончания строительства. Кроме платежей по кредиту, члены кооператива были обязаны оплачивать расходы по содержанию дома, страховку, работу дворников, швейцаров и других служащих. На жильцов ложились расходы по отоплению дома, водоснабжению, освещению лестниц и дворов, содержанию в чистоте дворов и прилегающих к дому мостовых и улиц и прочие, связанные с обслуживанием дома.

Техническое оснащение нового дома авторы проекта запланировали на высочайшем уровне. Кроме центрального водяного отопления и горячего водоснабжения, в доме предусмотрели центральную пылесосную станцию, которая соединялась системой труб со всеми квартирами. В доме предусматривалась общая система вентиляции, а лифты, кроме парадных, располагались и на черных лестницах. При кухнях в каждой квартире авторы проекта запланировали по нескольку кладовых для хранения припасов. В доме предусматривалась организация общей прачечной с механической стиркой, отжимом и сушкой белья. Вся система отопления (котлы и приборы), а также склад топлива находились в подвале. Для магазинов было предусмотрено выделение в подвальной части дома помещений под товарные склады с отдельными входами.

На первом этаже комплекса со стороны Бассейной (Некрасова) улицы и Греческого проспекта предусматривались коммерческие помещения для сдачи внаем под магазины. Этим предполагалось оплачивать часть расходов по содержанию дома.

Не забыли авторы проекта и обслуживающий персонал, для которого запроектировали отдельные квартиры на первом этаже. Для швейцаров при каждой парадной лестнице отводилось по две просторные комнаты.

Всего в доме запроектировали 88 квартир для членов кооператива, 16 квартир в мансарде и 13 отдельных помещений под магазины. Квартиры в мансарде планировалось сдавать внаем, а прибыль от этого расходовать на управление и содержание дома.

Кстати, на седьмом, мансардном этаже предусмотрели зал для собраний членов кооператива, а также несколько комнат, в том числе помещение для курения.

Отделка квартир предполагалась самая демократичная. В комнатах были запроектированы паркетные полы, в кухне и санузлах – полы из метлахской плитки. Стены комнат планировалось покрыть недорогими обоями, стены на кухне частично облицевать кафелем и частично покрасить масляной краской, потолки в жилых комнатах должны быть украшены несложной лепниной. Для изготовления дверей запланировали использовать пиломатериалы из сосны. Членам кооператива, желающим иметь более дорогую отделку, правление предлагало доплатить необходимую сумму, конечно, после дополнительного расчета.

Таковы были общие условия приобретения квартиры в новом доме на Бассейной улице, причем каждому пайщику выдавался план его будущего жилья с подробным описанием, в том числе индивидуальной отделки. Из внутренней отделки уцелели несколько каминов с изразцами, чугунное ограждение лестниц и метлахская плитка на полу.

Фасады комплекса асимметричны и имеют типичную для модерна декоративную отделку. Отделка фасадов дошла до нас в первоначальном виде. Здесь мы видим и различного вида эркеры, и балконы с характерным ограждением, лоджии, стилизованные фронтоны, мансарды и окна различного размера. Башенка над зданием утрачена. Часть стен покрыта рустом.

Интересно декоративное убранство дома Первого Бассейного товарищества собственных квартир. Стилизованные маскароны и атланты, барельефы с изображением человеческих фигур, животных, птиц и вазонов. Для дома характерны крупные формы декора, например обрамление оконных проемов или дверей магазинов на первом этаже. Все рельефы, предположительно, выполнены по эскизам гражданского инженера Владимира Николаевича Пясецкого, члена товарищества и жильца дома.

В центре комплекса расположен общий внутренний двор, связанный проездами с Бассейной (Некрасова) улицей и Греческим проспектом. Сами проезды фланкированы оригинальными брутальными светильниками (частично утрачены), выполняющими функции въездных ворот. Кроме того, каждая секция (корпус) комплекса имеет свои технические световые дворы, не связанные с выходом на улицу.

В 1915 или 1916 г. в доме открылась школа массажа, врачебной, гигиенической и педагогической гимнастики Елизаветы Николаевны Залесовой. Первые свои курсы она открыла еще в 1890 г., а в 1910 г. в Санкт-Петербурге вышла ее книга «Учебник массажа и шведской врачебной гимнастики», в которой она описала свой опыт. Ранее Е. Н. Залесова выступила соавтором полного иллюстрированного словаря-травника.

Архитектор Э. Ф. Виррих

Елизавета Николаевна обладала разносторонними дарованиями. Еще в 1888 г. она выступила соавтором драмы «Атаман Устинья Федоровна» и в последующие годы написала 11 книг, в числе которых драматический этюд «Босоножка», драмы «Сожженная Москва, или Герои 1812 г.» и «Безумный брак», комедии «Теща в дом – все вверх дном» и «Черт в юбке». Последняя книга Е. Н. Залесовой вышла в 1901 г. Школа массажа просуществовала до 1924 г.

Конечно, в истории дома сохранились имена известных в своих областях жильцов. Из проектировщиков дома здесь имели квартиры архитектор Э. Ф. Виррих (1914–1921 гг.) и гражданский инженер В. Н. Пясецкий (1914–1937 гг.).

И. В. Одоевцева и Г. В. Иванов во Франции

В 1914–1922 гг. в доме в квартире с камином проживала Ираида Гейнике, более известная по своему псевдониму – Ирина Владимировна Одоевцева. Жилье принадлежало ее отцу, присяжному поверенному Густаву Гейнике.

И. В. Одоевцева – участница знаменитого «Цеха поэтов», ученица Николая Степановича Гумилева, автор стихов и впоследствии, в эмиграции, мемуаров. Конечно, в ее квартире не раз бывали и Н. С. Гумилев, и Г. В. Иванов. За второго Ирина Владимировна в 1921 г. выйдет замуж. Первого Одоевцева будет любить всю свою жизнь. В квартире Гумилев любил сидеть на медвежьей шкуре у горящего камина, который Ирина Владимировна специально растапливала для своего учителя.

Соседом ее по дому был другой начинающий поэт, ставший, правда, литературоведом, – Леонид Иванович Тимофеев. В Петрограде он жил до 1921 г. и писал так:

– Потомки! Я бы взять хотел, Что мне принадлежит по праву — Народных гениев удел, Неувядаемую славу! И пусть на хартьи вековой Имен народных корифеев, Где Пушкин, Лермонтов, Толстой, — Начертан будет Тимофеев!

В квартире № 60 некоторое время жил известный политический деятель, публицист и историк Павел Николаевич Милюков.

Квартиру № 4 (дом № 58) занимал профессор Технологического института императора Николая I, военный инженер и мостостроитель Григорий Григорьевич Кривошеин. В столице Российской империи он построил ряд мостов: Петра Великого (Большеохтинский), Финляндский железнодорожный и Трамвайный через Фонтанку. Кроме того, он проектировал и рассчитывал купол здания Главного штаба на Дворцовой площади и рассчитал устойчивость храма-памятника во имя святителя Алексия на поле «Битвы народов» под Лейпцигом. После ареста в 1919 г. Г. Г. Кривошеина перевезли в Москву, но, к счастью, в 1920 г. освободили, и он смог тайно покинуть Советскую Россию, выехав в Финляндию и далее перебравшись в Чехословакию. На новом месте он продолжил заниматься вопросами мостостроения.

И. В. Бахтерев

В 7-комнатной квартире № 60, расположенной в мансарде дома, до 1920 г. проживал художник и издатель Зиновий Исаевич Гржебин. Он выступал совладельцем издательства «Шиповник», служил редактором-издателем журнала «Отечество». В 1919 г. З. И. Гржебин основал собственное издательство, но в 1920 г. выехал в Берлин в качестве представителя издательства «Международная книга». В Германии он пытался наладить издательское дело, но потерпел неудачу, уехал в Париж, где скончался от разрыва сердца в возрасте 51 года.

Поэтесса З. Н. Гиппиус вспоминала: «Гржебин даже любопытный индивидуум. Прирожденный паразит и мародер интеллигентской среды. Вечно он околачивается около всяких литературных предприятий, издательств, – к некоторым даже присасывался, – но в общем удачи не имел. Иногда промахивался: в книгоиздательстве „Шиповник“ раз получил гонорар за художника Сомова, и когда это открылось – слезно умолял не предавать дело огласке. До войны (Первой мировой. – А. Г.) бедствовал, случалось – занимал по 5 рублей; во время войны уже несколько окрылился, завел себе журналишко, самый патриотический и военный, – „Отечество“. С первого момента революции он, как клещ, впился в Горького. Не отставал от него ни на шаг, кто-то видел его на запятках автомобиля вел. княгини Ксении Александровны, когда в нем, в мартовские дни, разъезжал Горький. <…> Все поднимаясь и поднимаясь по паразитарной лестнице, он вышел в чины, теперь он правая рука – главный фактор Горького. Вхож к нему во всякое время, достает ему по случаю разные „предметы искусства“ – ведь Горький жадно скупает всякие вазы и эмали у презренных „буржуев“, умирающих с голоду».[65]

А. И. Введенский

Д. И. Хармс

Уже после революции в доме жил поэт, драматург и художник Игорь Владимирович Бахтерев, один из организаторов экспериментального театра «Радикс». В его квартире проходили репетиции спектакля «Моя мама вся в часах» (пьеса А. Введенского и Д. Хармса), декорации к которому он и создавал. В гостях у И. В. Бахтерева бывали близкие друзья – поэт и драматург Александр Иванович Введенский и прозаик и поэт Даниил Иванович Хармс (Ювачев).

В 1927 г. Бахтерев выступил одним из основателей ОБЭРИУ (Объединение реального искусства) – творческой группы, декларировавшей отказ от традиционных форм искусства. К группе присоединились поэт и переводчик Н. А. Заболоцкий, поэт К. К. Вагинов, драматург Е. Л. Шварц, художник К. С. Малевич и некоторые другие. Деятельностью ОБЭРИУ заинтересовались чекисты, и с апреля 1930 г. начался разгром группы. После резких статей в газете «Смена» и журнале «Ленинград», обвинивших литераторов в выступлении против советской власти, в дело вступили карательные органы. В 1931 г. арестовали И. В. Бахтерева, А. И. Введенского и Д. И. Хармса, и вернуться из тюрьмы смог только Бахтерев, отпущенный через год без права проживания в Московской и Ленинградской областях и приграничных территориях. Он пережил сталинский террор и хрущевские гонения, дожив до 1996 г. А. И. Введенский и Д. И. Хармс также вернулись после первого приговора, но позднее вновь последовал арест, они погибли в застенках. Из поэтов, близких к ОБЭРИУ, в 1937 г. палачи НКВД расстреляли Николая Макарьевича Олейникова.

Разик Феня двазик Феня на девятый – каперсоль пятый Феня шестой Феня на десятый – пылесос. И. Бахтерев. Царь Македон, или Феня и Чеболвеки

В квартире № 47 (дом № 60) в 1930-х гг. жил драматург Платон Александрович Прилешин, расстрелянный в 1937 г. за «контрреволюционную троцкистскую деятельность».

В доме в разное время жили известные киноактеры: С. А. Герасимов (1920-е гг.), Ю. В. Толубеев (1918 г.), П. С. Соболевский (1920-е гг.), О. П. Жаков (после 1926 г.), О. В. Басилашвили (1953 г.), Н. С. Мартон (1960-е гг.) и Л. М. Савельева. Жильцом дома в 1929–1937 гг. был ученый-гематолог, хирург Антонин Николаевич Филатов.

Здание Офицерского собрания армии и флота (Литейный пр., 20)

История примечательного дома в «строго русском стиле» бывшего Офицерского собрания на Литейном проспекте началась в конце XIX столетия, когда архитектор А. И. фон Гоген и военный инженер В. М. Иванов представили эскизный проект здания с высокой угловой башней и фасадами по Литейному проспекту и Кирочной улице. Общее руководство строительными работами осуществляли начальник инженеров Петербургского военного округа инженер-генерал-лейтенант Генрих Альбертович Конаржевский и начальник 1-й Санкт-Петербургской инженерной дистанции инженер-полковник Вильгельм Карлович Гаугер при участии инженер-капитана Александра Дмитриевича Донченко.

Этот участок принадлежал Военному министерству – с конца XVIII в. здесь стояло одноэтажное деревянное здание особняка генерала от артиллерии графа Алексея Андреевича Аракчеева, противника, а затем неутомимого пропагандиста военных поселений. Дом этот принадлежал артиллерийской бригаде (и стоял на ее земле), но в собственности самого Аракчеева не был, хотя граф занимал его до своей кончины.

Возвышение графа произошло при императоре Павле I, который познакомился с Аракчеевым еще до коронации. Наследник сделал Алексея Андреевича комендантом Гатчины. Известно, что А. А. Аракчеев родился в Новгородской губернии в семье небогатого помещика, так что подобное возвышение можно считать судьбоносным в его военной и государственной карьере. О внешнем облике графа можно судить по воспоминаниям генерал-майора Николая Александровича Саблукова: «Из всех лиц, имен которых не стоит и упоминать, особенного внимания, однако, заслуживает одна личность, игравшая впоследствии весьма важную роль. Это был полковник гатчинской артиллерии Аракчеев, имя которого, как страшилища Павловской и особенно Александровской эпохи, несомненно, попадет в историю. По наружности Аракчеев походил на большую обезьяну в мундире. Он был высокого роста, худощав и мускулист, с виду сутуловат, с длинной тонкой шеей, на которой можно было бы изучать анатомию жил и мускулов и тому подобное. В довершении того, он как-то особенно сморщивал подбородок, двигая им как бы в судорогах. Уши у него были большие, мясистые; толстая безобразная голова, всегда несколько склоненная набок. Цвет лица был у него земляной, щеки впалые, нос широкий и угловатый, ноздри вздутые, большой рот и нависший лоб. Чтобы закончить его портрет, скажу, что глаза были у него впалые, серые и вся физиономия его представляла страшную смесь ума и злости».[66]

После вступления на престол Павел I повысил А. А. Аракчеева до генеральского звания и наградил несколькими высокими государственными наградами. Как и положено, кроме званий и орденов, Аракчеев получил и тысячи крепостных, став, ко всему прочему, владельцем села Грузино в Новгородской губернии. Кстати, и графский титул он получил от Павла I, произошло это 5 мая 1799 г.

Литейный пр. до постройки здания Офицерского собрания

Здание офицерского собрания. Фото нач. ХХ в.

Не забыл графа А. А. Аракчеева и следующий император – Александр I, вступивший на русский престол в 1801 г. в результате дворцового переворота. Уже на следующий год Аракчеев возглавил комиссию по преобразованию артиллерии и даже поучаствовал в войне с Наполеоном в качестве командира пехотной дивизии во время Аустерлицкого сражения, где получил ранение. Все это время граф продолжал оставаться инспектором всей артиллерии (с 1808 г. и пехоты), и историки отмечают улучшение в этом роде войск. В течение двух лет, с 1808 по 1810 г., А. А. Аракчеев возглавлял Военное министерство, с началом Отечественной войны он вновь вернулся к управлению русскими вооруженными силами, занимаясь в основном снабжением воюющих соединений.

Идея устройства в России военных поселений возникла в начале XIX столетия в связи с военными конфликтами в Европе, и, в частности, с победами Наполеона Бонапарта. Устройством деревень, жители которых в мирное время пашут, а в свободное от занятий сельским хозяйством время маршируют и учатся воевать, занимались уже при Петре I (пахотные солдаты) в приграничных территориях. Так же была организована жизнь казачьих станиц. Так что опыт управления подобными населенными пунктами в России уже имелся. Для начала XIX в. военные поселения были актуальны еще и тем, что позволяли обеспечивать нижних чинов, вышедших в отставку и не имевших в силу естественных причин семей.

Граф А. А. Аракчеев на первых порах выступал против строительства военных поселений, но довольно быстро перешел в лагерь их сторонников и даже разработал план строительства первого из них, организованного в 1810 г. в Могилевской губернии. Коренных жителей общим числом 4 тысячи переселили в причерноморские земли, отторгнутые у Турции во второй половине XVIII в., на их место перевезли семьи нижних чинов запасного батальона Елецкого мушкетерского полка, которых расселили в оставленных крестьянами домах. Неженатым новым поселянам разрешили венчаться, причем наиболее бедным выдавали пособие на свадьбу.

А. А. Аракчеев

Первый опыт устройства военного поселения в Могилевской губернии власти посчитали успешным, поэтому к 1820-м гг. подобные населенные пункты появились в Новгородской, Херсонской, Екатеринославской, Харьковской и Петербургской губерниях.

Канцелярия военных поселений располагалась на Кирочной улице, напротив дома, где жил А. А. Аракчеев. Сам граф выступал единоличным начальником поселян в 1817–1821 гг., после чего поселения перешли в подчинение специального штаба, в 1826 г. получившего название Главного штаба Его Императорского Величества по военным поселениям. Как понятно из дат, переименование произошло уже при императоре Николае I. В 1832 г. управление поселениями перешло к отдельному департаменту Военного министерства.

Граф Алексей Андреевич Аракчеев оставался главным начальником военных поселений до 1826 г., пока его на этом посту не сменил генерал-адъютант Петр Андреевич Клейнмихель. В 1826 г. А. А. Аракчеев уволен в отпуск по состоянию здоровья, а в 1832 г. отставлен от должности инспектора артиллерии и пехоты. Через два года граф скончался и похоронен в имении Грузино. Военные поселения упразднили в 1857 г.

Главный фасад дома Аракчеева выходил на Литейный проспект. Здание было выкрашено темной краской, а его центральная часть решена в виде портика с четырьмя колоннами. Участок, где стоял дом, оставался в собственности казны, а территория сдавалась. Так, некоторое время здесь находилось производство карет и экипажей немецкого мастера Шварца.

В конце XIX столетия в столице велось большое строительство, и частично незастроенный участок на Литейном проспекте пришелся кстати для размещения здания Офицерского собрания, возведение которого началось в 1895 г. и завершилось спустя три года. Строительными работами руководил военный инженер Н. В. Смирнов, а смета составила 1 млн 310 тыс. руб. При торжественной церемонии закладки присутствовали государь Николай II и императрица Александра Федоровна. Присутствовала императорская чета и на открытии нового Офицерского собрания.

Здание в неорусском стиле выделялось угловой прямоугольной в плане башней с высокой шатровой кровлей, дополненной в средней части поясом килевидных закомар, которые дублировали закомары у основания шатра. Верхняя часть башни декорирована рельефом с изображением Георгия Победоносца, а средняя часть выделена мощным балконом с каменным ограждением. В башне располагался один из входов в здание. Две небольшие квадратные в плане башенки фланкировали постройку с двух сторон и не выходили за общий уровень здания.

Фасады по Литейному проспекту и Кирочной улице при общем стилистическом единстве различались убранством и деталями отделки. Фасад со стороны проспекта можно считать основным – здесь располагался центральный вход в виде гранитного портала. Со стороны Кирочной улицы были устроены въезды во двор постройки, а также два дополнительных входа. Фасад со стороны Литейного проспекта выделен двумя ризалитами, один из которых завершался куполообразной кровлей, тогда как аналогичные ризалиты со стороны Кирочной улицы завершались высокими пирамидальными завершениями. Кроме этого, указанные выступы на уровне четвертого и пятого этажей дополняли массивные эркеры. Со стороны проспекта зодчий предусмотрел два балкона третьего этажа, со стороны улицы было сооружено четыре балкона с каменными парапетами ограждения.

Фасады здания Офицерского собрания армии и флота облицевали специальным фасадным кирпичом, цоколь отделан натуральным камнем и украшен мозаикой. Со стороны Литейного проспекта над окном третьего этажа, ближайшего к башне ризалита, можно было видеть двуглавого орла – стилизованный герб Российской империи. Изображение повторяется и на втором ризалите.

Литейный пр., 20. Современное фото

Внутри здания авторы проекта предусмотрели ряд парадных залов, расположенных на верхних этажах, куда посетители попадали из вестибюля по парадной лестнице, оформленной лепниной (частично утрачена и изменена). Сложную композицию пролетов и межэтажных площадок хорошо дополняют арочные проемы. Верхнюю площадку украсили пилястрами и фризом.

Большой интерес представляют Малый тронный зал и Дамская гостиная с окнами верхнего света, стены которых декорированы рокальными фризами и панелями, а также Голубая гостиная с полуциркульными окнами верхнего света и геометрической лепниной потолка. Парадный дубовый кабинет отделали деревянными панелями, а потолок украсили кессонами и консолями. Удачно вписаны в интерьеры большие зеркала, эффектно увеличивающие перспективу помещений.

В наши дни зданию, в общем, возвращен первоначальный облик, существовавший в начале XX в. После 1917 г. постройка лишилась многих элементов отделки фасадов, связанных с «царским» прошлым. Вместо рельефа Георгия Победоносца устроили обычное окно (сохранилось), башня лишилась своего завершения в виде двуглавого орла (не восстановлено), а изображения на фасадах закрасили (восстановлены). Сохранились до нашего времени парадные комнаты и кабинеты бывшего собрания.

В 1898 г. в Петербурге учреждено Общество ревнителей военных знаний, занимавшееся изучением истории армии, военной теорией и просветительской деятельностью. Центральная контора новой организации разместилась в доме Офицерского собрания. Одним из инициаторов его создания выступил военный историк Александр Захарьевич Мышлаевский, а возглавил общество после высочайшего утверждения устава участник русско-турецких войн генерал-майор Евгений Михайлович Бибиков. Почетным президентом организации участники избрали великого князя Владимира Александровича. При обществе открыли библиотеку, общее число книг которой достигло 10 тыс. экземпляров. Кроме проведения научных собраний и конференций, издания книг и научных монографий общество выпускало два журнала: «Вестник общества ревнителей военных знаний» (1899–1914 гг.) и «Общество ревнителей военных знаний» (1906–1913 гг.). Просуществовала научно-просветительская организация до 1914 г., а общее число ее членов достигло 40 тыс. человек.

А. З. Мышлаевский

Кроме помещений, занятых Офицерским собранием армии и флота и структурами, близкими к нему, здесь находились квартиры для командированных офицеров, магазины и складские помещения Экономического общества гвардейских офицеров, обслуживающего военнослужащих Петербургского гарнизона. Мы уже познакомились с этой организацией, владевшей большим универсальным магазином на Большой Конюшенной улице.

Все годы советской власти здание оставалось в ведении Министерства обороны, разместившего здесь Дом офицеров (название менялось несколько раз). Большой зал вошел в историю сталинских репрессий – здесь в 1950 г. проходил судебный процесс по «Ленинградскому делу». События тогда развивались так.

«Ленинградское дело» на месте раскручивал под чутким руководством из Москвы Г. М. Маленков, и в конце сентября 1950 г. в Северной столице прошел показательный судебный процесс. Министр госбезопасности В. С. Абакумов в секретной записке просит Сталина разрешить приговорить 19 человек к расстрелу, 12 человек к 25 годам тюрьмы, а еще пятерых – к 15 годам особых лагерей. Такое вот было судопроизводство – вождь не только устанавливал списки своих жертв, но и утверждал будущие судебные решения. Местом спектакля, походившего чем-то на кадры фильма Эйзеншейна об Иване Грозном, решили сделать Дом офицеров на Литейном проспекте – тесный для многочисленных участников процесса зал, обвинители на высокой сцене, тусклое освещение, изможденные обвиняемые, признающие все самые нелепые обвинения. На телефоне в Москве – Сталин, следящий за важным для него процессом. В 0 часов 59 минут 1 октября 1950 г. судья генерал-майор юстиции И. О. Матулевич закончил чтение приговора, и вдруг случилось невиданное – на осужденных набросили белые саваны, и охранники, ловко перекинув исхудавших в застенках людей через плечо, понесли их к выходу под испуганные взгляды присутствующих. Их тоже нужно было напугать. К 2 часам ночи дело было сделано – несчастных расстреляли, и «будущее партии» Кузнецова, а с ним и второго «любимца вождя» из числа новых кадров – председателя Госплана СССР Вознесенского. Всего репрессиям в Ленинграде подверглось 212 человек из числа руководства местной партийной организации. Ради ее разгрома Сталин даже вернул в Уголовный кодекс смертную казнь, отмененную в 1947 г.

К. И. Шульженко

Интересно, что через четыре года в том же зале Дома Офицерского собрания прошел другой процесс, а на скамье подсудимых находились бывшие работники Госбезопасности В. С. Абакумов, А. Г. Леонов, М. Т. Лихачев, В. И. Комаров и другие, которых обвинили в организации «Ленинградского дела». Конечно, подсудимые отрицали это надуманное обвинение и, безусловно, говорили правду, но это не спасло их. В лучших сталинских традициях Абакумова, Леонова, Лихачева и Комарова расстреляли, признав виновными в том, чего они не делали. На дворе шел декабрь 1954 г.

Во время блокады (до 1943 г.) в помещении бывшей бухгалтерии проживала семья известной эстрадной певицы К. И. Шульженко. С самого начала войны она выступала перед солдатами со своим джаз-ансамблем (совместно с В. Ф. Коралли) как на передовой, так и в госпиталях, и в тылу. Новый, 1942 г. певица встретила в Доме офицеров.

В конце 1941 г. в репертуаре Клавдии Ивановны появилась сразу ставшая популярной песня «Синий платочек», музыку которой в 1940 г. написал польский композитор Ежи Петербургский, а автором слов выступил сценарист и драматург Яков Маркович Гольденберг. Текст, исполнявшийся К. И. Шульженко, написал на основе существовавшей песни лейтенант Михаил Максимов.

Синенький скромный платочек Падал с опущенных плеч. Ты говорила, Что не забудешь Ласковых, радостных встреч. Письма твои получая, Слышу я голос живой. И между строчек Синий платочек Снова встает предо мной. Сколько заветных платочков Носим в шинелях с собой! Нежные речи, Девичьи плечи Помним в страде боевой. За них, родных, желанных, любимых таких, Строчит пулеметчик За синий платочек, Что был на плечах дорогих!

Доходный дом ю. Б. Бака (Кирочная ул., 24)

Доходный дом купца Юлиана Борисовича Бака сооружен в 1905 г. архитектором Б. И. Гиршовичем в стиле модерна, и его фасады и частично интерьеры сохранились до настоящего времени. В Санкт-Петербурге этот дом знаменит своими крытыми галереями, которые связывают дворовые флигели жилого комплекса.

Первая каменная постройка с фасадами в стиле классицизма на этом участке появилась впервой половине XIX столетия и принадлежала она К. Ф. Гаугеру (на 1844 г.).

Речь, очевидно, должна идти о докторе медицины тайном советнике Карле Федоровиче Гаугере, родившемся в Дерпте в 1793 г. Карьеру врача он начинал в Прибалтике, в частности в Риге, а с начала 1840-х гг. перешел на службу в Санкт-Петербург. В 1848 г. император Николай I назначил его медицинским инспектором Литейной, Выборгской и Московской частей столицы в случае начала эпидемии холеры. К. Ф. Гаугер скончался в 1878 г. и похоронен на Волковом лютеранском кладбище.

В двухэтажном доме было 17 квартир и конюшни на девять лошадей. И хотя центральный водопровод провели в 15 квартир, ванных комнат в доме насчитывалось всего две. К услугам жильцов в доме находилась прачечная.

От Гаугера в середине XIX в. дом перешел к потомственному почетному гражданину Петру Ильичу Ларионову, владевшему и другими домами в Петербурге. Среди собственников дома называются фамилии Афанасьева, Мейера и братья Мейзе.

Эмилий-Иоганн Федорович и Эдуард Федорович Мейзе – последние, кто владел домом до его перестройки. 21 января 1903 г. Мейзе подписали документы на продажу участка инженеру Баку, а в мае месяце старый дом Гаугера рабочие разобрали, подготовив площадку для нового строительства.

Еще несколько фактов о семье Мейзе. Основной источник их дохода – мастерская по ремонту и изготовлению экипажей, которая находилась на ул. Бассейной, 14. Основал фабрику в 1849 г., а по другим данным – в 1852 г., отец братьев, Теодор (Федор) Карлович Мейзе. Начинал с ремонта, а затем перешел к изготовлению собственных экипажей. В 1890-е гг. фабрика Мейзе выпускала до 20 конных экипажей в год, а ее оборот превышал 60 тыс. руб. После кончины Ф. К. Мейзе дело перешло к его сыновьям Эмилю (старший), Эдуарду, Фридриху, Вильгельму, Отто и Василию, которые продолжили дело, за исключением Отто, открывшего собственную мастерскую на Захарьевской ул., 8.

Успели Мейзе поучаствовать и в производстве автомобилей, собрав на своей фабрике несколько машин в кузовах собственного изготовления. Кроме того, они поставляли кузова другим автопроизводителям.

В 1912 г. Эдуард Федорович начал играть за футбольную команду «Невский» – ему тогда шел сорок шестой год. Сезоны 1913 и 1914 гг. он пропустил, но в 1915–1916 гг. играл за команду «Нева». Эмилий Федорович имел другое хобби – он любил собак и не только состоял действительным членом Общества любителей породистых собак, но и занимал там должность казначея.

Кирочная ул., 24. Современное фото

К 1905 г. новый дом для инженера Ю. Б. Бака был готов. Пятиэтажное здание с мансардой украшено лепниной в стиле рококо. Центральная часть фасада выделена широкими эркерами, завершающимися фронтонами с одним окном, которые дополняют фронтоны в три оконных проема по краям здания. Первый этаж дома обработан в виде гранитной шубы, балконы разного размера имеют оригинальные металлические решетки ограждения. Здесь стоит обратить внимание на причудливую форму консолей. Парадные входы в здание дополнены изящными металлическими зонтиками.

В доме сохранились витражи, изготовленные мастерской «М. Франк и K°», а также металлическое ограждение мраморных парадных лестниц в стиле модерн и кафельная плитка немецкой фабрики Виллерой и Бох. Лепнина, деревянные двери и изразцовые печи дома требуют реставрации.

Ю. Б. Бак

Необычно для Петербурга дворовый флигель связан с главным корпусом – здесь мы видим систему переходных крытых галерей первого и четвертого этажей, а также балконов. С одной стороны, двор дома Бака можно отнести к типичным петербургским дворам, но одновременно с этим стоит признать неповторимость его галерей и балконов.

Инженер путей сообщения Юлиан Борисович Бак – фигура весьма интересная. После окончания Санкт-Петербургского института инженеров путей сообщения он работал на разных железных дорогах страны. Бак участвовал в строительстве линий Вологда – Вятка, Пермь – Котлас и некоторых других. Наряду со своей основной профессиональной деятельностью, Юлиан Борисович много времени тратил на общественной работе, участвовал в работе петербургского комитета Еврейского колонизационного общества, финансировал ряд других благотворительных организаций, давал деньги на выпуск газеты «Новости» О. К. Нотовича. В 1906 г. Бак потратил 30 тыс. руб. на учреждение и издание газеты «Речь», ставшей рупором партии кадетов. Главная контора газеты находилась в доме Бака на Кирочной в квартире № 21, тогда как редакция занимала помещение в доме на улице Жуковского, 21. Незадолго до преждевременной кончины, последовавшей 1 мая 1908 г., Ю. Б. Бак вошел в Попечительский совет по организации курсов востоковедения барона Д. Г. Гинцбурга.

Кирочная ул., 24. Переходные крытые галереи. Современное фото

Трудности с деньгами, последовавшие с началом спада в экономике России, очень сильно повлияли на Ю. Б. Бака, впавшего в тяжелую депрессию, итогом которой стало его самоубийство.

Кирочная ул., 24. Переходные крытые галереи. Современное фото

Газета «Речь», как и другие демократические издания, просуществовала до августа 1918 г., и все это время оставалась органом Конституционно-демократической партии России (Партия народной свободы). В той или иной степени с газетой были связаны такие известные политические деятели, как В. Д. Набоков, П. Н. Милюков, И. В. Гессен, И. И. Петрункевич, П. Б. Струве. С газетой сотрудничали Д. С. Мережковский, А. Н. Бенуа, В. И. Вернадский, С. Л. Франк, А. А. Шахматов и многие другие. Издание выходило ежедневно и имело несколько приложений, в том числе детский «Наш журнал». В подзаголовке газеты «Речь» значилось: «Основана Ю. Б. Баком».

Вдова Ю. Б. Бака Анна Ильинична Бак, урожденная Элияссон, продала дом А. М. Сомову. Скорее всего, дом купил надворный советник Афанасий Михайлович Сомов, владевший также домом на Большой Конюшенной улице. Дворянский род Сомовых был довольно большим, А. М. Сомов записан в родословной книге Воронежской губернии.

Последним владельцем дома Бака записан представитель знаменитой купеческой семьи Варгуниных купец 1-й гильдии и потомственный почетный гражданин Константин Александрович Варгунин, владевший еще двумя домами. Сам домовладелец проживал в примечательном особняке на Знаменской ул., 45 (ныне – ул. Восстания).

Благодаря сообществу жильцов дома Бака в социальной сети «ВКонтакте» мы можем более подробно познакомиться с историей тех, кто в прошлом жил в этом доме.

В квартире № 1, которая занимала весь первый этаж, жил сам Ю. Б. Бак с супругой Анной Ильиничной и дочерью Евгенией. В квартире № 2, состоявшей из 22 комнат и занимавшей, соответственно, второй этаж дома, жил военный министр, генерал от инфантерии Александр Федорович Редигер. Кстати, ежегодная аренда квартиры обходилась ему в 8 тыс. руб.

В своих воспоминаниях генерал сообщал: «Я попросил, при докладе, разрешения государя не жить в казенном доме, сказав только, что тот мне велик. Он удивился, но спросил только – будут ли в частной квартире секретные дела в безопасности? Но я заявил, что никаких бумаг себе не оставляю. Приискать квартиру и обставить ее мебелью из дома на Мойке я поручил Главному Инженерному управлению. Недели через три было найдено вполне удовлетворительное помещение в доме № 24 по Кирочной улице: квартира для меня, помещение для секретарской части и квартиры для секретаря, двух писарей и двух сторожей. Все это с освещением и отоплением могло быть оплачено за счет имевшихся денег. Электричество, ради дешевизны, было взято с соседней станции Инженерного ведомства. Впоследствии, при всеобщей забастовке, это оказалось еще выгодным в том отношении, что я не был ни разу без света. Убранство квартиры потребовало времени, и я в нее переехал лишь в конце октября.

А. Ф. Редигер

Она оказалась vis a vis казармы жандармского дивизиона, что в это смутное время было приятно: квартира была в доме инженера Бака, издателя новой газеты „Речь“, который сам жил подо мною, что давало известную гарантию от покушений против моего дома. Меблировка была доставлена из дома на Мойке; ввиду малых размеров бильярдной комнаты бильярд был взят тот, который у прислуги.

Кроме показанных было еще несколько комнат для прислуги; когда я в 1909 г. оставил квартиру, выяснилось, что там подолгу жили и кормились за мой счет знакомые и родные прислуги».[67]

Семью Баков в квартире № 1 сменили доктор медицины действительный статский советник и миллионер Сергей Николаевич Колачевский и его супруга Евгения Владимировна. С Колачевским связана история разработки богатого месторождения руды на территории, ныне занятой г. Кривой Рог (Украина). Колачевский рудник начали разрабатывать в 1893 г., и это сделало его владельца очень богатым человеком. В качестве врача Сергей Николаевич работал в земских больницах, находился в составе Красного Креста в Болгарии во время войны с Турцией 1877–1878 гг., в Петербурге практиковался в Удельной психиатрической лечебнице. Много времени и финансовых средств тратил доктор Колачевский на благотворительность. Так, он полностью оплатил постройку Сестрорецкого детского санатория (1906 г.), получившего имя супруги благотворителя (ныне – санаторий «Детские Дюны»), и завещал капитал в 200 тыс. руб., проценты от которого должны были идти на содержание этого оздоровительного учреждения. С. Н. Колачевский умер в 1911 г. от сердечного приступа.

Квартиры № 3 и № 4 также относились к разряду дорогих – за проживание в первой, состоявшей из 19 комнат, ежегодно выплачивалось 7,5 тыс. руб., вторая – 10-комнатная – обходилась квартиросъемщикам в 4200 руб. До 1909 г. в квартире № 4 проживали полковник запаса Владимир Николаевич Нельговский, его супруга Надежда Мартовна и дочь Елена. В 1908 г. В. Н. Нельговский вновь поступил на службу в отдельный корпус жандармов (он служил здесь ранее), где оставался до 1913 г., пока вновь, и теперь окончательно, не ушел в отставку. Его, уже в звании генерал-майора, большевики расстреляли в Петропавловской крепости в 1918 г. В приговоре указана причина расстрела: «Бывший верный и преданный слуга царского режима».[68] Надежда Мартовна Нельговская известна как владелица дома на Захарьевской улице – участок она приобрела у вдовы Ю. Б. Бака. В 1935 г. Надежду Мартовну на пять лет выслали из города в Саратов, а вместе с ней власти отправили и дочь – Елену Владимировну Нельговскую, профессионального композитора, выпускницу Консерватории.

Рудник С. Н. Колачевского

Директор Департамента полиции Нил Петрович Зуев в 1909–1911 гг. занимал квартиру № 7. С ним проживали его супруга, Мария Николаевна Зуева, урожденная Баранова, и дети: Татьяна и Дмитрий. Зуев платил за скромную, по меркам дома, 4-комнатную квартиру всего 840 руб. в год. Соседствовала с директором Департамента полиции семья Комаровских, которая с 1909 г. проживала в квартире № 8. Графиня Эмилия Николаевна Комаровская, урожденная Мартынова, дочь Николая Соломоновича Мартынова, – происходившего из пензенских помещиков. (В 6 часов вечера 15 июля 1841 г. у подножия горы Машук Мартынов убил на дуэли Михаила Юрьевича Лермонтова.)

Сестрорецкий детский санаторий

С графиней жили Георгий и Ксения – дети от первого брака с графом Дмитрием Егоровичем Комаровским, умершим в 1901 г. Интересно, что он приходился М. Ю. Лермонтову внучатым племянником.

Второй супруг Э. Н. Комаровской, генерал-лейтенант Василий Иосифович Гурко, также некоторое время проживал в доме Бака. В 1917 г. В. И. Гурко командовал войсками Западного фронта армии России.

Другой известный военный и общественный деятель, генерал от инфантерии Андрей Иванович Косич, с 1909 г. проживал в одной из квартир со своей супругой Елизаветой Ростиславовной Косич, урожденной Давыдовой.

А. И. Косич происходил из дворян Черниговской губернии, а первый боевой опыт получил во время Крымской войны. В 1865 г. он в чине полковника назначается начальником штаба 1-й Гвардейской кавалерийской дивизии, далее служил в Одессе, в 1877–1878 гг. принимал участие в войне с Турцией, где проявил доблесть и отвагу. Летом 1880 г. Косич – начальник штаба Киевского военного округа, но через четыре года завершает военную службу. С 1887 г. возглавляет Саратовскую губернию. Во время голода 1891 г. Косич создает специальный комитет помощи голодающим и приказывает местным дворянам выдать голодающим хлеб из личных запасов. В 1891 г. генерал вновь на военной службе, а в 1905 г. стал членом Государственного совета. Через три года не согласный с введением военно-полевых судов и смертной казни, инициированным П. А. Столыпиным, Андрей Иванович подал прошение об отставке, не принятой императором. Тем не менее в работе Государственного совета он не участвовал, жил, получая ежегодную пенсию 14 тыс. руб., в квартире на Кирочной до своей кончины, последовавшей в 1917 г.

В одном из публичных выступлений на посту генерал-губернатора Саратовской губернии Андрей Иванович Косич сказал: «В народе живет удивительный жизненный дух… Нет причины отчаиваться за будущее нашего великого народа… Необходимо, чтобы все, кто сохраняет в своей душе идеи правды и добра, в ком бьется сердце и живет стремление ко всему благому и возвышенному, кто истинно любит свою родину, шли бы на работу в провинцию, дабы общими силами вывести народ на торную дорогу… Надо, так сказать, совершить мобилизацию всех живых, честных и просвещенных сил, чтобы одержать одну из величайших побед в самом благородном общечеловеческом смысле этого слова… Мы жалуемся на кризис, но кризиса, по моему крайнему разумению, нет; если он существует, то в нас самих».[69]

А. И. Косич

В квартире № 22 в 1909–1911 гг. жила дочь знаменитого русского инженера-фортификатора Э. И. Тотлебена графиня Александра Эдуардовна Тотлебен, а в советское время (до 1956 г.) – артистка балета Нина Владимировна Тимофеева.

Будущая балерина родилась в 1935 г. и после учебы в Ленинградском хореографическом училище (Академии русского балета имени А. Я. Вагановой) дебютировала на сцене Мариинского театра, принимала участие в таких постановках, как «Спящая красавица» (фея), «Жизель» (Мирта), «Лебединое озеро» (Одетта-Одилия) и «Дон Кихот». В 1956 г. переехала в Москву, где до 1988 г. выступала на сцене Большого тетра, после завершения сценической карьеры в течение нескольких лет работала там же педагогом. В 1991 г. Н. В. Тимофеева уехала в Израиль, поселившись в Иерусалиме.

Н. В. Тимофеева

В 1970-е гг. в этой же квартире жил артист балета Василий Борисович Островский, выступавший в Мариинском и Малом театрах.

С 1914 г. в квартире № 30 жил известный ученый и государственный деятель Сергей Михайлович Лукьянов. Свою профессиональную карьеру он начал в клинике профессора С. П. Боткина, стажировался в Германии и Варшаве. В 1894 г. заведовал научным отделом общей патологии петербургского Института экспериментальной медицины. С. М. Лукьянов считается одним из участников комиссии по борьбе с чумой (КОЧУМ) и создателем Особой лаборатории на территории форта «Император Александр I». В начале XX столетия Лукьянов начал карьеру государственного служащего: в 1902 г. его назначили товарищем министра народного просвещения, в 1906 г. становится членом Государственного совета, а в 1909 г. возглавил Святейший синод Русской Церкви (до 1911 г.). Вместе с С. М. Лукьяновым в квартире проживали супруга Лидия Петровна Рубец и дети: Георгий, Сергей и Наталья.

Ю. Ю. Каморный

В одной из комнат коммунальной квартиры № 31 с 1976 по 1981 г. жил популярный актер Юрий Юрьевич Каморный. Его дебют состоялся в 1967 г. в фильме «Зося». Актер снимался в таких картинах, как «Освобождение» (1968 г.), «Будни уголовного розыска» (1973 г.), «Стрелы Робин Гуда» (1975 г.), «Поэма о крыльях» (1979 г.), «Правда лейтенанта Климова» (1981 г.) и других. Почти девять лет Ю. Ю. Каморный играл на сцене Театра юного зрителя.

А. Б. Мариенгоф

Актер убит в возрасте 37 лет сотрудником милиции, вызванным соседями, которые услышали крики о помощи, доносившиеся из комнаты Каморного. До сих пор полной и достоверной информации о событиях того вечера нет.

До того как стать коммунальной, квартира № 31 предназначалась для одной семьи и состояла из семи комнат, причем в ней было две ванные и два туалета.

В квартире № 37 с 1930 или 1931 г. жил поэт, писатель и драматург Анатолий Борисович Мариенгоф с супругой актрисой Анной Борисовной Никритиной, в браке родился сын Кирилл. До 1928 г. они жили в Москве, но после того как А. Б. Никритина получила работу в Большом драматическом театре, семья переехала в город на Неве. Квартиру в доме Бака Мариенгофы занимали до эвакуации в 1941 г.

Замечательный актер и режиссер М. М. Казаков писал: «Сколько я помню себя с того довоенного ленинградского детства, столько и с тех пор я помню дядю Толю и тетю Нюшу (А. Б. Мариенгофа и А. Б. Никритину. – А. Г.). Помню их дом, квартиру с мебелью красного дерева, с бюстом А. С. Пушкина, с картинами, эскизами их друга Тышлера, с двумя борзыми собаками (они были лишь до войны), с фотографиями Сергуна, С. А. Есенина (он и дядя Толя в цилиндрах), с деревянным креслом на кухне – стилизация а-ля рюсс начала века».[70]

С квартирой в доме Бака связана семейная трагедия Мариенгофов – здесь в 1940 г. повесился их сын Кирилл. Родители ушли «прошвырнуться» по Литейному проспекту и опоздали всего на несколько минут.

Мариенгофы всегда принимали много гостей. В их квартире бывали Д. Д. Шостакович, М. М. Зощенко, Г. С. Уланова, Б. М. Эйхенбаум, Ю. П. Герман, Ю. А. Завадский.

С тобою, нежная подруга И верный друг, Как цирковые лошади по кругу, Мы проскакали жизни круг. А. Мариенгоф. Никритиной

В доме Бака в квартире то ли № 6, то ли № 31 и № 32 в промежуток между 1906 и 1910 гг. жил и работал художник и иллюстратор Лев Самойлович Бакст. У него несколько раз останавливался на ночлег художник В. А. Серов. Квартира № 6 состояла из шести комнат и в 1909 г. сдавалась за 1470 руб.

К сожалению, рассказать в книге обо всех жителях дома Ю. Б. Бака не представляется возможным, однако отметим, что среди тех, о ком мы вынужденно умолчали, было большое число достойных и уважаемых петербуржцев.

Дом А. В. Кащенко (Суворовский пр., 34)

Архитектор Александр Васильевича Кащенко построил свой доходный дом в стиле модерн на участке, приобретенном в 1900 г. у мирового судьи 22-го участка действительного статского советника Василия Ивановича Иванькова. Бывший владелец был известен в Санкт-Петербурге как активный благотворитель и состоял в Обществе попечения о бедных и больных детях. Свой дом он сдавал петербургскому купцу 2-й гильдии Павлу Ивановичу Иванову, открывшему здесь трактир и гостиницу на паях с Николаем Константиновичем Бубновым. Последний числился государственным крестьянином. Большую часть доходов от сдачи внаем помещений В. И. Иваньков тратил на благотворительность, даже средства от продажи этого дома он потратил на нужды детей.

С 1896 г. А. В. Кащенко служил в Петербурге губернским архитектором, в 1903 г. являлся официальным зодчим Елизаветинской общины сестер милосердия, а кроме того, значился архитектором по управлению делами великого князя Павла Александровича. В столице построил несколько жилых домов и здание Петербургского международного коммерческого банка на Малой Садовой ул., 6. Занимался зодчий и общественной работой, участвуя в работе Городской думы (был гласным), Городской санитарной комиссии и Общества ночлежных домов в С.-Петербурге. В местную думу его избрали от Рождественской части, причем он участвовал в работе двух комиссий: по устройству новых фабрик и заводов и по составлению проекта городской канализации. С 1901 г. зодчий проживал в своем доме.

Суворовский пр., 34. Современное фото

Первой, еще деревянной постройкой на этом участке значился одноэтажный жилой дом с мезонином купца Федора Балакина, занимавшегося в столице продажей спиртных напитков. Купеческий дом появился здесь в начале 1840-х гг. Примерно в это же время архитектор А. Кавос строит по соседству каменный одноэтажный дом.

Но мы забыли упомянуть о более ранней истории застройки этой части Санкт-Петербурга.

В середине XVIII столетия здесь находился плац лейб-гвардии Конного полка, расквартированного в слободе ближе к Неве. Этот факт отразился в названии Конногвардейской улицы, проложенной от Невского проспекта. Позднее улицу переименовали в Слоновую, хотя и это историческое название утрачено в начале XX в. Больше повезло третьему наименованию – Суворовский проспект, сохранившемуся до настоящего времени.[71]

Так или иначе, но первую треть XIX в. участок, на котором сейчас расположен дом Кащенко, оставался незастроенным. Нужно помнить, что эта территория входила в более обширное землевладение, оформленное на губернского секретаря Михаила Белоконова. Для него архитектор Кавос построил каменный дом.

На протяжении 20 лет, начиная с 1750-х гг., участок по Конногвардейской ул., 34, несколько раз менял владельцев, пока его не приобрел В. И. Иваньков, а у него – архитектор А. В. Кащенко. Перед возведением доходного дома на участке разобрали все старые постройки.

Дом Кащенко выделяется в ряду застройки своей формой и отделкой. Здание занимает треугольный участок на пересечении Суворовского проспекта и Таврической улицы. Угол дома скошен и дополнен массивным эркером на уровне третьего–пятого этажей. Кроме того, эркеры присутствуют на обоих лицевых фасадах дома: и со стороны проспекта, и со стороны улицы. Первый и второй этажи обработаны рустом, причем более глубоким на втором этаже. Декоративное убранство дома в виде рельефов, маскаронов, цветочных гирлянд, орнаментов из лент меандра, консолей довольно сдержанно.

А. Ф. Бубырь

Внутри здания сохранились оригинальные витражи и немецкая напольная плитка.

Первый этаж дома архитектор А. В. Кащенко отдал под торговые предприятия – кроме сберегательной кассы здесь открылись несколько магазинов и лавок. Интересно, что дом все время (до прихода к власти большевиков) находился в залоге у Санкт-Петербургского кредитного общества.

Познакомимся с несколькими семьями, проживавшими в доме Кащенко в дореволюционное время.

Одним из самых известных обитателей дома был гражданский инженер Александр Федорович Бубырь, живший здесь с семьей в 1903–1908 гг. Яркий представитель петербургского модерна, А. Ф. Бубырь родился на юге, в Екатеринославской губернии (Украина), и после окончания гимназии приехал в столицу, где поступил в Институт гражданских инженеров, который закончил в 1902 г.

Первой самостоятельной постройкой молодого архитектора стал жилой дом лютеранской церкви Святой Анны на Фурштатской улице (совместно с Л. А. Ильиным). В Санкт-Петербурге сохранилось несколько построек Бубыря, в частности собственный дом на Стремянной улице (совместно с Н. В. Васильевым) – великолепный образец модерна и жилой комплекс Бассейного товарищества собственных квартир на улице Некрасова. Эта постройка включена в наш список знаменитых петербургских домов. Комплекс зданий завода «Русский Рено» стал последним, что построил мастер в нашем городе. После 1917 г. А. Ф. Бубырь вернулся на родину, где в 1919 г. в возрасте 43 лет талантливый зодчий погиб от рук убийцы.

Супругой архитектора была Юлия Андреевна Бубырь, урожденная Дидерихс. Она происходила из немецкой семьи, владевшей старейшей в России петербургской фортепиянной фабрикой «Diederichs Freres» («Братья Р. и А. Дидерихс»). Из пяти детей Алексея Федоровича и Юлии Андреевны четверо прожили долгую жизнь.

В конце августа 1905 г. в доме поселился поэт и литератор Михаил Алексеевич Кузмин и прожил здесь около года. Он происходил из дворянской семьи, родился в Ярославле в 1872 г., а в возрасте 12 лет переехал с семьей в Санкт-Петербург.

Еще в гимназии Кузмин пробует себя в литературном творчестве и начинает писать музыку. Что касается последней, то наиболее продуктивными стали годы учебы в Консерватории. Печататься в периодических изданиях Кузмин стал в 1905 г., а через год его стихи и прозу начал публиковать известный московский ежемесячный журнал «Весы». Позднее, в том числе и в советское время, Кузмин много занимался переводами таких авторов, как Апулей, Ф. Петрарка, У. Шекспир, И. В. Гёте, Д. Г. Н. Байрон, А. Франс и некоторых других.

М. А. Кузмин

Юрист и журналист, будущий балетный критик Анатолий Ефимович Шайкевич вспоминал: «На эстраду маленькими, быстрыми шажками взбирается удивительное, ирреальное, словно капризным карандашом художника-визионера зарисованное существо. Это мужчина небольшого роста, тоненький, хрупкий, в современном пиджаке, но с лицом не то фавна, не то молодого сатира, какими их изображают помпейские фрески. Черные, словно лаком покрытые жидкие волосы зачесаны на боках вперед, к вискам, а узкая, будто тушью нарисованная бородка вызывающе подчеркивает неестественно румяные щеки. Крупные, выпуклые, желающие быть наивными, но многое, многое повидавшие глаза осияны длинными, пушистыми, словно женскими ресницами. Он улыбается, раскланивается и, словно восковой, Коппелиусом[72] оживленный автомат, садится за рояль. Какие у него длинные, бледные, острые пальцы. <…> И представляется мне сейчас, когда… Кузмина уже нет больше на свете, что если те же энтузиаст Пронин,[73] лукавые песенки распевающая Каза-Роза,[74] петербургская Форнарина[75] – Олечка Судейкина, Бабиш Романов[76] и вечно пьяный Цибульский[77] хлопали его по плечу, подливая ему вина в бокал и называя его Мишенькой, но все они, конечно, не подозревали, что так сладко им улыбавшийся приятель их, по формации своего дарования, по диапазону заложенной в нем творческой воли, не менее таинственен и не менее решающ для русской романтики, чем Гофман был для Германии или Жерар де Нерваль[78] для Франции».[79]

Многие моменты из жизни М. А. Кузмина в 1906–1907 гг. запечатлены в дневниках писателя, впервые опубликованных в 2000-е гг.[80] О переезде на новую квартиру в дом Кащенко в августе 1905 г. он записал: «…все было упаковано скоро, перевезли к 11 часам. Заказал занавеси, но подожду с пьянино; положу на аналой Данте перед „Primavera“[81] с желтой свечой. Купил у букиниста Voyaged’H..; переезд, устройство и новая квартира меня несколько пьянит. <…> Вставши утром, я увидел золотистый отблеск солнца на моих обоях, и мне стало весело рано вставать, и весь день мне представлялся рядом приятностей. Вот [и прекрасная квартира] и большая семья, и возможность иметь знакомых… Повесили занавески, я очень доволен своей комнатой».[82]

Из дневника Кузмина мы узнаем, что окна его квартиры (комнаты) выходили на Суворовский проспект – из них писатель видел деревья на Охте и охтинские церкви, баржи с хлебом у Калашниковской набережной и склады там же. Ему показалось, что он видит даже воду Невы, но, рассмотрев в бинокль, Кузмин с удивлением обнаружил, что это не река, а серая железная крыша дома на Охте.

В записи от 18 сентября 1915 г. писатель отметил следующее: «Первое, что нужно сделать по получении денег, – это завести умывальник в комнате; бегать умываться на кухню при всякой надобности или в ванну, не иметь под рукой каждую минуту воды прямо невозможно».

Соседом по дому поэта М. А. Кузмина был военный инженер капитан Константин Петрович Тихоцкий, вернувшийся из Хабаровска, куда его определили на службу. К. П. Тихоцкий родился в Санкт-Петербурге, хотя гимназическое образование получил в Харькове. После окончания Николаевского инженерного училища служил в Киеве и Санкт-Петербурге. В 1909 г. вышел в отставку и занялся устройством холодильных складов, для чего стажировался в США и Великобритании. Тихоцкий выступил автором проекта холодильного склада Е. С. Калашникова на Лифляндской улице. После 1917 г. продолжил карьеру инженера по холодильному делу, пока в 1930 г. не был расстрелян как участник контрреволюционной вредительской организации. В материалах уголовного дела указывалось, что инженер К. П. Тихоцкий занимался вредительством, тормозил развитие в СССР холодильного дела, чем способствовал голоду. В доме Кащенко военный инженер проживал в 1908 г.

Еще один обитатель дома имел непосредственное отношение к литературе – в одной из квартир проживал литературный критик, публицист и переводчик, в те годы служивший приват-доцентом Петербургского университета Сергей Александрович Андрианов. В 1890 г. он как критик начинал в журнале «Исторический вестник», затем публиковался в журналах «Литературный вестник» и «Вестник Европы», газетах «Страна», «Слово», «Русское слово», «Русская молва», «Русская воля». Кроме этого, С. А. Андрианов занимался преподавательской работой в университете и Женском педагогическом институте. После 1917 г. продолжил преподавательскую деятельность и сосредоточился на переводах произведений Дж. Лондона, О. Генри, Г. Уэллса, Р. Тагора и других англоязычных авторов.

В доме жило большое семейство Авенариусов. Семью возглавляла Наталья Георгиевна (Натали Генриетта) Авенариус, урожденная Кильштет. В 1873 г. она вышла замуж за генерал-майора Георгия Александровича (Георга Вильгельма) Авенариуса, а в 1889 г. овдовела. С ней проживали ее дочь Наталья и сыновья Владимир и Евгений, хотя это не все их дети.

О Наталье Георгиевне Авенариус известно то, что она некоторое время работала учительницей в известной петербургской женской гимназии Эмилии Шаффе, а после революции эмигрировала и в 1955 г. оказалась в Бразилии, где поселилась в Сан-Паулу.

Владимир Георгиевич Авенариус в звании подпоручика окончил Николаевское инженерное училище и продолжил службу в лейб-гвардии Саперном полку. В 1917 г. получил звание полковника, а с началом Гражданской войны вступил в Белое движение. Умер В. Г. Авенариус в Крыму в августе 1920 г.

Евгений Георгиевич Авенариус в 1904 г. окончил гимназию, а в 1913 г. – юридический факультет Санкт-Петербургского университета. До 1917 г. служил в Министерстве финансов. После революции эмигрировал с семьей в Китай (Харбин), где на КВЖД уже долгое время работал его брат Георгий. В Китае Е. Г. Авенариус работал в отделе Коммерческой службы Управления КВЖД.

Еще один брат, Борис Георгиевич, умер в 1917 г. в Петрограде, а другой брат, Александр Георгиевич, оказался в Одессе. Так судьба раскидала по миру семью Г. А. и Н. Г. Авенариусов.

Доходный дом И. И. Дернова (Таврическая ул., 35)

Наш следующий петербургский дом расположен недалеко от дома А. В. Кащенко – он также построен на Таврической улице и занимает угловой участок на пересечении с Тверской улицей. Доходный дом И. И. Дернова вошел в историю Санкт-Петербурга своей угловой башней, получившей имя поэта-символиста Вячеслава Ивановича Иванова.

Участок (дом № 1) на Потемкинской улице петербургский купец 1-й гильдии Иван Иванович Дернов приобрел в 1903 г. у Марии Дмитриевны Грязевой. На этот год она показана владелицей дома, в 1904 г. здание значится уже за И. И. Дерновым, а после 1906 г. оно принадлежало наследникам купца: Василию Васильевичу Змееву (1907 г.), Георгию Ивановичу Дернову (1908 г.), Елизавете Ивановне Далматовой и дочери И. И. Дернова (с 1916 г.).

Иван Иванович Дернов слыл в столице весьма состоятельным предпринимателем, владевшим рядом доходных домов в центре и на Выборгской стороне. Кроме химической прачечной, он занимался торговлей и возглавлял торговый дом «Дерновы И. и Н.», учрежденный на паях с братом, Николаем Ивановичем Дерновым. Как и положено именитому купцу, Дернов много времени и средств тратил на общественную работу и благотворительность. Он занимал пост председателя правления Мариинского общества торговцев, выбирался в гласные Городской думы, являлся попечителем Обуховской больницы, председателем Костромского благотворительного общества и входил в Городскую больничную комиссию. Подобно многим предпринимателям начала XX в., И. И. Дернов активно скупал землю в пригородах Санкт-Петербурга. Например, в Лигове, где находилась дача купца, была улица Дерновая, названная в его честь. Кроме этого, Дернов владел большими земельными участками в Коломягах, Удельной, Озерках и других предместьях Петербурга. В его собственности находилась усадьба «Елизаветино», расположенная в районе поселка Сиверский.

Таврическая ул., 35. Современное фото

Для постройки дома у Таврического сада купец нанял техника Городской управы Михаила Николаевича Кондратьева, предложившего здание в стиле эклектики с угловой частью дома в виде башни.

Круглая угловая часть постройки завершается высокой куполообразной крышей, увенчанной фонарем. Поверхность купола разделена ребрами и дополнена окнами. В основании кровли можно видеть полуциркульные оконные проемы, сильно заглубленные по отношению к ступенчатому наличнику. На уровне второго, третьего и четвертого этажей башня опоясана балконами с витой металлической решеткой ограждения. Полуциркульные окна повторяются на нижних этажах постройки, и их дополняют балконные двери той же конфигурации. Рустом выделен не только первый этаж, но и два следующих. На уровне четвертого и пятого этажей окна башни фланкируют пилястры, а межэтажное пространство украшает лепной декор.

Башня дома И. И. Дернова выделена композиционно, а два его лицевых фасада лишь поддерживают ее, создавая единый ансамбль этих трех составных частей здания. Часть дома, выходящая на Таврическую улицу, более протяженная, при этом один фасад повторяет другой и в расположении балконов, и в том, что боковые части на уровне третьего–пятого этажей выделены эркерами, купольное завершение которых созвучно основным мотивам угловой башни. Декоративное убранство фасадов аналогично декору башни – те же пилястры, лепнина и обработка оконных проемов. Новыми здесь, пожалуй, выступают часть оконных проемов с интересным наличником, обработка парадных входов и мощные консоли эркеров. Стоит обратить внимание на примечательные рельефы с изображением драконов.

Здание не лишено некоторых мотивов, присущих постройками в стиле модерн, к которым можно отнести часть декоративного убранства фасадов, парадные двери и отделку интерьеров. Витражи, сохранившиеся в доме, являются ярким памятником витражного искусства начала XX столетия.

Внутри дома сохранилась историческая отделка части помещений, скульптурное убранство, настенная живопись, камины и изразцовые голландские печи, а также оригинальные перила ограждения парадной лестницы.

С улицы жильцы и гости дома И. И. Дернова попадали в большой вестибюль, где их встречал швейцар в ливрее. Поэт и переводчик Владимир Пяст писал в книге воспоминаний: «У огромного импозантного швейцара Павла, – из числа тех классических швейцаров в ливрее прежних времен, которые еще даже после 1905 года не перевелись в „лучших домах“ Петербурга с подъездами, и который стоял чуть ли не с булавой в подъезде дома на Таврической, впуская в полночь гостей на „башню“, – а в пиджачке и калошах на босу ногу выпускал под утро их оттуда, безропотно принимая ничтожную мзду из многих студенческих и богемных рук за бужение в неурочный час, – у этого Павла было, как полагается для подлестничных жильцов, несметное количество детей».[83]

Для удобства жильцов в доме установили лифт, но он поднимался только до четвертого этажа, так что жильцам пятого этажа и мансарды приходилось далее идти пешком. Знаменитая квартира В. И. Иванова (№ 23) находилась в башне в мансарде, и со временем эту часть дома стали называть «Башней Иванова». О жизни в доме писала в своих воспоминаниях дочь поэта Лидия: «Дом на Таврической находился на углу Тверской улицы. Форма дома была особенная: его угол был построен в виде башни. Половину этой башни образовали внешние стены, с большими окнами, а другая половина состояла из внутренней части квартир. Над башней возвышался купол, и туда можно было с опаской заходить, чтобы любоваться чудным видом на город, на Неву и окрестности. Я часто туда отправлялась, а изредка даже и Вячеслав с гостями. В квартирах под нами башня представляла собой большой круглый зал (на одном этаже там была школа танцев Знаменских, на другом – общественная читальня). В нашей квартире этот зал был разделен на три маленькие комнаты с крошечной темной передней. Форма комнат была причудливая, так как это были разрезы круга. В каждой комнате было очень большое окно с видом на море макушек деревьев Таврического сада. Отец поселился в средней комнате башни. Наша квартира на пятом этаже была скромная. Кроме башни, все комнаты имели маленькие мансардные окна».[84]

В. И. Иванов

Литературно-философские вечера проходили в квартире В. И. Иванова и его супруги Лидии Дмитриевны Зиновьевой-Аннибал по средам («Ивановские среды»). Первая такая встреча прошла 7 сентября 1905 г., вторая – через неделю. Поначалу среды посещал ограниченный круг, но довольно быстро число участников выросло до 30–40 человек. Посиделки начинались после 11 часов вечера, причем почти сразу решили учредить должность председателя вечера. Знаменитого философа Николая Александровича Бердяева выбирали на эту должность чаще всех остальных.

Лидия Вячеславовна Иванова вспоминала: «Сколько народу перебывало на Башне! Гости и друзья не только приходили, но даже останавливались: кто на два-три дня, кто и надолго. Некоторые московские друзья и не предупреждали, а прямо ехали к нам с чемоданами. Уже стало не хватать двух квартир, созданных при маме. Пришлось проломить стену и вставить дверь, присоединяющую еще к нам и третью квартиру. Она выходила окнами на Таврическую и имела три маленькие комнаты и отдельный вход с другой лестницы. В последние годы в ней жил Кузмин. <…> За обедом всегда сидело человек восемь-девять или больше. И обед затягивался, самовар не переставал работать до поздней ночи. Кто только не сиживал у нас за столом! Крупные писатели, поэты, философы, художники, актеры, музыканты, профессора, студенты, начинающие поэты, оккультисты; люди полусумасшедшие на самом деле и другие, выкидывающие что-то для оригинальности; декаденты, экзальтированные дамы. Вспоминаю одну, которая приходила к Вячеславу, упрямо приглашала его к себе на какой-то островок, где у нее был дом. Она хотела, чтобы он помог ей родить сверхчеловека. Говорили, что она обходила многих знаменитых людей с этим предложением. Разговоры были очень оживленные и обыкновенно мне непонятные. Я раз сбегала на кухню поболтать с Матрешей (прислуга Ивановых. – А. Г.), а она говорит: „Странно! Говорят по-русски? А ничего нельзя понять!“».[85]

Художник М. В. Добужинский вспоминал: «Гости на „средах“ оставались иногда до раннего утра. Лидия Дмитриевна, любившая хитоны и пеплумы, красные и белые, предпочитала диванам и креслам ковры, на которых среди подушек многие группировались и возлежали. Помню, так было при приезде Брюсова, который, сидя на ковре в наполеоновской позе, читал свои зловещие стихи, и свет был притушен».[86]

Об этих встречах позднее вспоминал и Корней Иванович Чуковский: «Читал он (А. А. Блок. – А. Г.) ее (стихотворение „Незнакомка“. – А. Г.) на крыше знаменитой башни Вячеслава Иванова, поэта-символиста, у которого каждую среду собирался для всенощного бдения весь артистический Петербург. Из башни был выход на пологую крышу, и в белую петербургскую ночь мы, художники, поэты, артисты, опьяненные стихами и вином – а стихами опьянялись тогда, как вином, – вышли под белесое небо, и Блок, медлительный, внешне спокойный, молодой, загорелый (он всегда загорал уже ранней весной), взобрался на большую железную раму, соединявшую провода телефонов, и по нашей неотступной мольбе уже в третий, в четвертый раз прочитал эту бессмертную балладу своим сдержанным, глухим, монотонным, безвольным, трагическим голосом. И мы, впитывая в себя ее гениальную звукопись, уже заранее страдали, что сейчас ее очарование кончится, а нам хотелось, чтобы оно длилось часами, и вдруг, едва только произнес он последнее слово, из Таврического сада, который был тут же, внизу, какой-то воздушной волной донеслось до нас многоголосое соловьиное пение».[87]

В Башне Иванова. В центре – В. И. Иванов, справа – М. А. Кузмин

Как водится, ночные посиделки в башне не могли не остаться незамеченными петербургской полицией, живо интересовавшейся (а традиция сохранилась) спорами литераторов, философов и художников. Инцидент, произошедший в один из осенних вечеров 1906 г., описал в деталях М. В. Добужинский: «…когда в „башне“ было одно из самых многолюдных собраний и был в самом разгаре „чай“, внезапно раскрылись двери передней (как раз против самовара), и театральнейшим образом, как настоящий „deus ex machina“,[88] появился полицейский офицер с целым отрядом городовых. Всем велено было остаться на своих местах, и немедленно у всех дверей поставлены были часовые. Забавно, что никакого переполоха не произошло, и чаепитие продолжалось как ни в чем не бывало. Однако по очереди все должны были удаляться в одну из комнат, где после краткого допроса, к всеобщему уже возмущению, началась чрезвычайно оскорбительная операция личного досмотра. Сначала допрашиваемые старались шутить и дерзить, но когда руки городовых стали шарить в карманах, сделалось уже не до шуток. Процедура эта тянулась до самого утра, и обысканные с негодованием обсуждали, как же реагировать. Среди „пострадавших“ присутствовала мать Максимилиана Волошина,[89] только что приехавшая из Парижа, дама почтенного возраста, молчаливая и безобидная, но внешности весьма для полиции оскорбительной: стриженая, что было по тем временам еще очень либеральным, и, пуще того, ходившая, что, впрочем, и нас, и весь Петербург удивляло, в широких и коротких шароварах, какие когда-то носили велосипедистки. Она-то и стала искупительной жертвой за всех нас. Полицейский офицер решил, что она и есть самый главный и опасный „мистический анархист“, и забрал ее, совершенно растерявшуюся и расплакавшуюся в градоначальстве. <…> Всех же остальных на заре, по окончании обыска, отпустили с миром. Отобранные документы мы все получили обратно из градоначальства, и никаких последствий ни для кого это глупое происшествие не имело».[90]

Л. Д. Зиновьева-Аннибал и В. И. Иванов

Лидия Дмитриевна происходила из дворянской семьи Зиновьевых – Веймарн. Ее брат, Александр Дмитриевич, в 1903–1911 гг. занимал пост санкт-петербургского губернатора. В отличие от брата, Л. Д. Зиновьева-Аннибал интересовалась марксизмом и даже устраивала тайные встречи народников на своей квартире. С В. И. Ивановым она познакомилась в Риме в 1893 г., уже будучи замужем и с тремя детьми, причем муж Лидии Дмитриевны категорически отказался разводиться, и бракоразводный процесс затянулся на несколько лет. В браке с Ивановым родилась дочь Лидия.

Свое первое литературное произведение Лидия Дмитриевна опубликовала в возрасте 23 лет, а кроме прозы писала пьесы и стихи. В начале XX в. Зиновьева-Аннибал пробует себя в качестве критика, исследует творчество Ф. Сологуба, Андре Жида и Генри Джеймса.

В 1905 и следующем 1906 г. «Ивановские среды» проходили достаточно регулярно, но все это прекратилось в декабре 1906 г. – Л. Д. Зиновьева-Аннибал заболела скарлатиной. Это обстоятельство мешало проведению встреч, а с кончиной супруги В. И. Иванова в 1907 г. от осложнения после болезни встречи в башне прекратились на целый год. С 1908 г. «Ивановские среды» стали менее регулярны, а после отъезда В. И. Иванова в 1912 г. из России и вовсе перестали существовать. Через год поэт вернулся в Россию, но поселился уже в Москве, в доме на Зубовском бульваре.

М. В. Сабашникова и М. А. Волошин

Уже на исходе «Ивановских сред», в 1910 г., в квартире поэта устраивались любительские театральные постановки под руководством В. Э. Мейерхольда и С. Ю. Судейкина. Актерами этого «Башенного театра» были дети жильцов дома, в том числе дочь и сыновья В. И. Иванова и Л. Д. Зиновьевой-Аннибал.

В башне в квартире на четвертом этаже в 1906–1909 гг. работала художественная школа художницы Елизаветы Николаевны Званцевой. Из истории этой квартиры известно то, что в ней в 1906–1907 гг. жил поэт и художник Максимилиан Александрович Волошин. Здесь он познакомился с художницей Маргаритой Васильевной Сабашниковой, на которой в апреле 1906 г. женился.

М. В. Добужинский и Е. В. Званцева (в первом ряду) с учениками

Свою школу художница открыла в Москве в 1899 г., среди ее преподавателей были известные художники В. А. Серов, Н. П. Ульянов и К. А. Коровин. К преподаванию в петербургской художественной школе, открытой в 1906 г., Е. Н. Званцева также привлекала знаменитостей – М. В. Добужинского, Л. С. Бакста и К. С. Петрова-Водкина. Поэтому мастерскую в Санкт-Петербурге часто называли «школой Бакста и Добужинского». Кроме того, Лев Самойлович Бакст стал художественным руководителем учебного заведения и предложил собственную систему преподавания живописи.

В письме к Е. Н. Званцевой от 14 августа 1906 г. художник К. А. Сомов писал: «Вчера еще только мы говорили с Бакстом о Вас и Вашей школе и удивлялись, что от Вас ни слуха, ни духа. Не мешкайте! Бакст не изменил своего решения быть у Вас профессором и имеет уже для школы 6–7 человек учеников среди своих знакомых; я тоже имею человека 2, которые жаждут поступить к Вам. Да и у Вас было человек 5? Видите, сразу у Вас будет человек 10–12! Вчера я был в одном доме на Таврической (угол Тверской), два шага от Степановых, где отдаются две квартиры, я их не видел, но, говорят, в одной большой – круглая зала. В этом доме живет Вячеслав Иванов».[91]

Сама Елизавета Николаевна получила прекрасное художественное образование. В 1885 г. она поступила в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, в котором проучилась три года. Продолжила образование в петербургской Академии художеств у художников П. П. Чистякова и И. Е. Репина, однако прервала здесь свое обучение и уехала в Париж. В столице Франции Е. Н. Званцева посещала занятия в академиях Жюлиана и Коларосси, чей свободный дух и новые веяния в живописи и решила перенести на родину, открыв частную художественную школу. Все время работы школы Е. Н. Званцева постоянно общалась с Ивановыми и часто посещала их «Среды», кроме того участниками философско-литературных вечеров были и преподаватели, и ученики художественной школы.

После революции в доме открылась художественная школа-мастерская, ставшая в конце 1930-х гг. художественным училищем. Это учебное заведение находилось здесь до начала 1961 г. Кроме того, в 1923 г. в доме открыли детский сад (тогда – детский очаг), существующий на первых двух этажах и в наше время.

Тюрьма «Кресты» (Арсенальная наб., 7)

На Арсенальной набережной Санкт-Петербурга расположена, пожалуй, одна из самых знаменитых построек города – одиночная тюрьма «Кресты». Комплекс зданий этого пенитенциарного заведения в наше время носит довольно длинное официальное название: Федеральное казенное учреждение «Следственный изолятор № 1 Управления Федеральной службы исполнения наказаний по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области». До сих пор «Кресты» остаются действующей тюрьмой, хотя существуют планы перевода следственного изолятора в Колпино, где уже сооружен тюремный комплекс похожей планировки.

В 1880-х гг., когда на Выборгской стороне на большом участке берега Невы начали строительство тюрьмы, эта часть Петербурга оставалась своеобразным промышленным пригородом. Причем исторический центр – Литейная часть – находилась на противоположном берегу реки, близко и с удобным транспортным сообщением через Литейный мост.

В этих местах, занятых в наши дни улицами Комсомола (Симбирской), Михайлова (Тихвинской) и Арсенальной набережной, с начала XVIII столетия проживали пивовары и бондари, соответственно, здесь находились Компанейская и Бочарная слободы Санкт-Петербурга.

Арсенальная наб., 7. Современное фото

Тюрьма «Кресты» вид сверху. Автор фото – А. Шива

Книговед Андрей Иванович Богданов в «Описании Санкт-Петербурга» отмечал: «На Выборгской стороне <…> Бочарная Слобода, в которой живут бочары, которые на Компанейских Пивоварнях бочки набивают. Компанейская слобода, в которой живут купцы питейные компанейщики».

В 1710–1720-х гг. в Санкт-Петербурге в районе указанных улиц начали работать небольшие частные пивоварни – «Пивоваренные Компанейские Заводы». Здесь же, рядом, располагались «Каменные Галанские Солодовейные Заводы», поставлявшие пивоварам солод, складские помещения для хранения готовой продукции и мастерские по производству тары, то есть бочек.

По соседству с производственными корпусами селились сами пивовары и их работники, так что со временем место проживания производителей пива назвали Компанейской слободой (Компанейскими дворами (домами)). Бочарных дел мастера жили рядом, в Бочарной слободе. Точное местонахождение Бочарной слободы установить трудно, но находилась она там же, где и Компанейские дворы. Появилась она одновременно с началом производства пива, для которого требовались бочки разного объема.

Кроме того, рядом с пивоварами в 1740-е гг. появились склады торговцев вина – Винный городок. Впрочем, такие городки располагались еще в нескольких районах столицы.

Производство пива в этой части Санкт-Петербурга просуществовало до начала XIX столетия, но память о первых пивоварах столицы сохранялась в названии улицы Компанейская, вошедшей со временем в состав другой исторической городской магистрали – Бочарной улицы. В Компанейской слободе имелись собственная церковь, рынок и пристань, официально именуемая «Пристань у Компанейских дворов».

К сожалению, топонимика Санкт-Петербурга потеряла важную составляющую: вначале Бочарную улицу зачем-то переименовали в Симбирскую, которая, в свою очередь, в 1927 г. стала улицей Комсомола, получив название, никак не связанное ни с историей Санкт-Петербурга, ни с прошлым этой местности.

Еще до строительства «Крестов», в конце 1860-х гг., часть складских помещений, сохранившихся в районе Арсенальной набережной, перестроили под уголовную тюрьму для 700 арестантов, которые в дневное время работали. Проект реконструкции составил член Управления I-го округа Корпуса инженеров военных поселений архитектор тайный советник Владислав Павлович Львов. Но его идеи организации тюремного заключения в России не прижились. Чего нельзя сказать об архитекторе Антонии Иосифовиче Томишко, построившем тюрьму в Старой Руссе, проект которой позднее растиражировали еще в двух десятках построек в русской провинции. А. И. Томишко стал одним из тех, кого Министерство внутренних дел отправило за границу изучать передовой опыт содержания преступников. С этого времени он получил должность архитектора Главного тюремного управления и в итоге построил новую тюрьму. За работами надзирал Технический строительный комитет Министерства внутренних дел, который возглавлял архитектор и инженер Рудольф Богданович Бернгард, но в 1886 г. его сменил архитектор и художник Эрнест Иванович Жибер.

Одиночная тюрьма «Кресты» состоит из нескольких отдельных зданий, возведенных в 1884–1889 гг. силами самих заключенных уголовной тюрьмы. В состав комплекса из двадцати построек, размещенного на участке площадью 4,5 га, входили: два арестантских корпуса с одиночными камерами (в виде крестов), административный корпус с церковью, дом с квартирами надзирателей, дома надзирателей, четыре больничных корпуса, баня, котельная, ледник, кухня с пекарней, кузница и некоторые другие. Часть зданий тюрьмы связали переходами и трапами. Комплекс располагал самыми современными (на то время) системами отопления, вентиляции и водоснабжения.

А. И. Томишко

Все здания «Крестов» возведены в кирпичном стиле (модерн): материал для строительства поставлял кирпичный завод Макария Тимофеевича Стрелина, расположенный в селе Усть-Ижора на реке Славянке.

Два пятиэтажных арестантских корпуса состоят из 960 камер, рассчитанных на 1150 заключенных, – абсолютное большинство камер тюрьмы были одиночными. Отметим, что в 1990-е гг. в тюрьме содержалось до 12,5 тыс. заключенных!

Арестантские корпуса соединяет административный корпус с церковью во имя Святого благоверного князя Александра Невского, купола которой хорошо видны со стороны Невы. Интересно, что храм, занимающий верхний этаж административного корпуса, возводили на частные пожертвования. Архитектура храма с пятью куполами решена в византийском стиле, при этом постройку можно отнести к интереснейшим образцам зданий, в которых зодчий соединяет русскую церковную традицию с гражданской архитектурой, типичной для кирпичных промышленных зданий Петербурга.

Фасад с высоким треугольным фронтоном и вытянутыми полуциркульными оконными проемами можно видеть со стороны набережной. Центральный купол большего размера возвышается на высоком барабане со световыми окнами, четыре меньших купола расположены по углам постройки, их барабаны решены в виде открытых аркад. На одном из них установлена звонница из девяти колоколов. Настенные росписи и иконы для иконостаса храма создал живописец С. И. Садиков, резной иконостас (не сохранился) изготовил мастер из Казани Михаил Александрович Тюфилин.

Готовый храм в июле 1890 г. освятил епископ Выборгский Антоний (Вадковский).

Большевики закрыли тюремную церковь уже в 1918 г., и долгое время она оставалась недействующей. Только в 1999 г. сюда вновь вернулся священник Русской православной церкви. В наши дни тюремный храм приписан к церкви иконы Божией Матери «Неопалимая Купина».

Вход на территорию тюрьмы устроен в здании с квартирами надзирателей – центральный фасад постройки выходит прямо на набережную и выделяется угловыми башенками и завершением в стиле крепостных сооружений. Постройка расположена прямо перед тюремной церковью. Вход в виде портала устроен в центральном ризалите – более высокой части небольшого двухэтажного здания.

Одиночные камеры площадью 8 кв. м имели стандартное оснащение: стол, стул, этажерка, железная кровать, прикрепленная к стене, санузел с унитазом и умывальником с водопроводной водой. Днем кровать поднималась и прикреплялась к стене, чтобы дополнительно помучить заключенного, который с пяти часов утра и до вечера мог только сидеть за столом. В баню выводили два раза в месяц. Если заключенный прибывал в тюрьму с комплектом собственной летней и зимней одежды, то он оставался в ней. При отсутствии личных вещей арестанта одевали в казенную робу.

Для наказания непокорных арестантов кроме лишения переписки и свиданий с родственниками практиковалось помещение в карцер на срок до 30 суток с лишением горячей пищи и постельных принадлежностей.

Конечно, «Кресты» строились для содержания уголовных преступников, однако довольно быстро тюрьма стала использоваться для борьбы с политическими противниками режима. Один из таких узников, писатель и этнограф Порфирий Павлович Инфантьев, вспоминал: «Дело происходило осенью 1890 года. В то время с. – петербургская одиночная тюрьма существовала всего еще первое десятилетие. <…> С.-петербургская одиночная тюрьма была первой в России, построенной по образцу западных тюрем, и, находясь в непосредственном заведывании главного тюремного управления, она составляла, – да, впрочем, и теперь еще составляет, – гордость нашего тюремного мира. <…>

Но вот карета остановилась. Мой провожатый приказал мне выходить, и мы вскоре очутились в тюремной приемной, где, отделенные длинными широкими прилавками, сидели за столами и что-то писали разные тюремные чиновники и сновали приемщики и надзиратели, вооруженные торчавшими у каждого на боку револьверами. <…> После ванны надзиратель повел меня куда-то по длинному тюремному коридору, справа и слева которого, на всем его протяжении, расположенные одна над другой и обнесенные чугунными решетками, тянулись в четыре яруса ряды запертых одиночных камер, расположенных друг возле друга, точно соты в улье. Посредине этот коридор перекрещивался под прямым углом с другим точно такой же длины коридором <…>. На перекрестке двух коридоров находилась площадка, с которой сразу можно было видеть все, что делается во всех четырех концах и во всех этажах, за исключением пятого, подвального, этой тюрьмы, построенной наподобие четырехконечного креста, отчего арестанты и прозвали ее „Крестом“. <…> Над площадкой возвышается стеклянный купол, увенчивающий здание; внизу же, посреди нее, стоял небольшой столб – памятник Джону Говарду, знаменитому английскому печальнику об улучшении тяжелой доли заключенных… Как-то странно и дико было видеть этот памятник в тюрьме, где значительная часть заключенных составляли политические, т. е. люди, боровшиеся за свободу и права человека, каким был и сам Джон Говард. Живи он в наше время в России, русское правительство, наверное, не изображение его поставило бы в эту тюрьму, а его самого упрятало бы в одну из ее камер. Говорят, что потом этот памятник куда-то исчез. Должно быть, тюремное начальство догадалось-таки наконец, что ему тут не место».[92]

Депутаты, подписавшие Выборгское воззвание, направляются в тюрьму

В числе политических заключенных – противников царского правительства в разное время были кадеты П. Н. Милюков и А. Ф. Керенский, социал-демократы А. В. Луначарский, Л. Б. Каменев, Л. Д. Троцкий и другие. В 1908 г. в «Крестах» отбывали трехмесячное заключение депутаты распущенной 1-й Государственной думы, подписавшие «Выборгское воззвание». В числе арестантов оказались такие известные политики, как председатель Думы Сергей Андреевич Муромцев, Максим Моисеевич Винавер, Владимир Дмитриевич Набоков, Ной Николаевич Жордания и Федор Федорович Кокошкин.

После свержения самодержавия «Крестами» активно пользовалось Временное правительство, отправляя сюда бывших царских сановников, например министра юстиции И. Г. Щегловитого, министра внутренних дел А. Н. Хвостова, председателя Совета министров Б. В. Штюрмера, директора Департамента полиции Е. К. Климовича, военных министров В. А. Сухомлинова и М. А. Беляева и многих других.

С приходом советской власти тюрьма «Кресты» превратилась в один из символов террора. В 1920 г. ее даже превратили в концлагерь, официально назвав 2-м лагерем принудительных работ особого назначения. Согласно инструкции о подобных лагерях, туда заключались мужчины, женщины и несовершеннолетние, причем минимальный возраст для осуждения указан не был. Расходы на содержание лагеря, включая зарплату тюремщиков, несли сами заключенные, а при дефиците средств предусматривалась ответственность. За побег, совершенный первый раз, революционные трибуналы увеличивали срок в десять раз, попытавшегося бежать во второй – просто расстреливали. Свидания с близкими родственниками допускались только в воскресенье и по праздникам, персональные продуктовые посылки были запрещены.

С завершением Гражданской войны «Кресты» опять становятся окружной тюрьмой, но с началом массовых сталинских репрессий, то есть в 1930-е гг., она вновь наполняется осужденными по политическим статьям Уголовного кодекса, в том числе известными учеными, литераторами и военными, среди «врагов народа» – будущий маршал К. К. Рокоссовский, художник К. С. Малевич, сын А. А. Ахматовой и Н. С. Гумилева будущий этнограф Л. Н. Гумилев, поэт Н. А. Заболоцкий, ученый-лингвист Т. А. Шумовский, актер Г. С. Жженов, ученый-геолог профессор А. П. Кириков, директор Астрономического института Б. В. Нумеров. Последний во время заключения в «Крестах» на обрывках бумаг написал три научные работы.

Но партия и правительство не во всем были так недальновидны. Для ученых технических специальностей и инженеров в «Крестах» организовали «шарашку» – конструкторское бюро тюремного типа ОКБ-172, занимавшееся разработкой самоходных артиллерийских установок.

Это было, когда улыбался Только мертвый, спокойствию рад. И ненужным привеском болтался Возле тюрем своих Ленинград. И когда, обезумев от муки, Шли уже осужденных полки, И короткую песню разлуки Паровозные пели гудки, Звезды смерти стояли над нами, И безвинная корчилась Русь Под кровавыми сапогами И под шинами черных марусь. <…> Показать бы тебе, насмешнице И любимице всех друзей, Царскосельской веселой грешнице, Что случилось с жизнью твоей — Как трехсотая, с передачею, Под Крестами будешь стоять И своею слезою горячею Новогодний лед прожигать… А. А. Ахматова. Реквием

В послевоенное время «Кресты» превратились в следственный изолятор, и в этом качестве знаменитая тюрьма встретила новый, XXI в.

Доходный дом е. К. Барсовой (Кронверкский пр., 23)

Кронверкский проспект связывает Каменно-островский проспект с Мытнинской набережной, а появился он на карте города в первой половине XVIII столетия. Свое название магистраль получила в 1836 г., хотя в то время существовали альтернативные варианты, например Петровская улица, или Эспланадный проспект.

Шестиэтажный доходный дом Е. К. Барсовой (Кронверкский пр., 23) сооружен в 1911–1912 гг. по проекту гражданского инженера Е. Л. Морозова в стиле модерн на месте более старой постройки.

В числе владельцев старого дома числятся купец И. П. Рябин и семья Загибениных.

Из семьи Загибениных в середине XIX столетия домовладельцем стали почетный гражданин Павел Астафьевич и его брат, купец 2-й гильдии Петр Астафьевич, который владел мыловаренным и свечным заводом. Братья владели (друг за другом) доходным домом у Лиговского канала. Наследниками всего имущества выступили вдова Петра Астафьевича Анна Павловна, сын Дмитрий Петрович и дочь Надежда Петровна. Интересно, что Тучков переулок на Васильевском острове с 1802 по 1882 г. назывался Загибенинов (Загибенев) переулок, по фамилии местного домовладельца купца Астафия Матвеевича Загибенина – отца братьев Загибениных и, скорее всего, родоначальника династии. Астафий Матвеевич занимался сбором пошлины на соль.

Дом Е. К. Барсовой. Фото нач. ХХ в.

Кто-то из указанных представителей этой известной петербургской купеческой семьи выступал собственником дома на Кронверкском проспекте.

Среди архитекторов, участвовавших в строительстве дома в середине XIX в., в документах указаны А. М. Грунтов и В. Неволин.

В начале XX в. участок с постройкой приобрела Евгения Константиновна Барсова, в девичестве Печаткина – дочь промышленника Константина Петровича Печаткина. Семья купцов и промышленников Печаткиных была известна и весьма уважаема. Они владели писчебумажными фабриками в Петербурге (Голодаевская) и Красном Селе (Красносельская и Ропшинская), а также лесозаготовительными предприятиями под Вологдой. Петр Печаткин начал заниматься производством бумаги в 1831 г., арендовав с купцом 1-й гильдии Андреем Паниным бумажное производство в Красном Селе и полностью модернизировав его. С Красносельской фабрики началась история знаменитой купеческой династии. В 1841 г. фабрика в Красном Селе полностью перешла под контроль Печаткина, а главным инженером на ней начал работать сын владельца, инженер Константин Петрович Печаткин. Со временем выросли не только объемы производства, но и ассортимент выпускаемой продукции. После кончины К. П. Печаткина его дочь Евгения получила должность председателя правления Товарищества писчебумажных фабрик наследников К. П. Печаткина.

Дом Е. К. Барсовой. Чертеж. Фасад

Евгения Константиновна вышла замуж за судебного чиновника и общественного деятеля сенатора Леонида Васильевича Барсова, который был старше на восемь лет. Детей супруги не имели, но они усыновили мальчика Алексея, родившегося в 1894 г.

Скорее всего, в постройку доходного дома Е. К. Барсова вложила деньги, полученные в качестве дивидендов от Товарищества писчебумажных фабрик. Тогда это считалось наилучшим вложением свободных средств.

До нашего времени фасад доходного дома сохранился с незначительными изменениями, однако абсолютное большинство интерьеров утеряно. Как и многие дома в стиле модерн, постройка имеет асимметричный фасад, дополненный оригинальными эркерами и стилизованным фронтоном.

В левой части эркер исполнен в виде полуовала и расположен на уровне третьего–пятого этажей. С правой стороны он уже прямоугольный плоский и находится на уровне четвертого–шестого этажей. Фасад дополнен несколькими балконами (один утрачен).

Первый и второй этажи здания облицованы серым рваным гранитом, остальная часть фасада оштукатурена и покрашена. Массивные тяжеловесные порталы декорированы рельефами с изображениями сов и львов. Маскаронами украшены консоли большого балкона третьего этажа, расположенного над аркой въезда во двор.

В этом доме в 11-комнатной квартире на четвертом этаже с 1914 по 1921 г. жил писатель А. М. Горький с фактической женой М. Ф. Андреевой.

Литературовед Виктор Борисович Шкловский вспоминал: «Дом Горького был третьим от угла (от Каменноостровского пр. – А. Г.). Первый дом – он был деревянный – сломан. Хорошо сломан. Ломали его после революции мальчишки короткими дубинками. Разбирали очень толково. Растаскивали дом к себе по печкам. И Горький часто останавливался и с удовольствием смотрел на мальчишек, которые так хорошо, с такими слабыми силами, но так толково делают мужскую работу. Алексей Максимович обращал внимание, что дети не сняли лестницы, а пользуются лестницами для спуска бревен. И никого они не поранили, и никого не убили, и умели разбегаться, когда приходила милиция. <…>

А. М. Горький и М. Ф. Андреева у И. Е. Репина

Третий – тот дом, в котором жил Горький, каменный, тяжелый, простоит еще долго. Низ был обработан, как делают в Скандинавии, откуда пришла мода в Петербург, диким камнем. Внизу магазины. После революции здесь был антикварный магазин друга Горького И. Н. Ракицкого. Магазин назывался „Веселый туземец“ и замечателен был тем, что в него никто никогда не зашел. На окне стоял корабль с металлическими парусами, очень хорошо раскрашенный. У этого корабля останавливались дети и смотрели через стекло, но они тоже не заходили: корабль был слишком прекрасен для покупки, а других вещей в магазине не было. Сейчас арки магазина забраны кирпичом и заштукатурены.

М. Ф. Андреева

Ход к Горькому был по черной лестнице. Длинная кошачья лестница. Потом двери в теплую кухню, за ней холодные комнаты. Столовая с переносной печью. У печи железные трубы. Любил я смотреть на их малиновый недолгий накал. Топили печь разломанными ящиками, которые по наряду привозил какой-то человек по фамилии Раппопорт. <…>

Алексей Максимович жил в комнате с большим окном. По стенам – полки с книгами, очень низкие. Много книг по фольклору. Алексей Максимович в старом пиджаке, забрызганном чернилами до локтей. Поверх пиджака – ватный китайский халат с широкими рукавами. На ногах теплые китайские туфли на многослойной подошве из промасленной бумаги. Он всегда по утрам писал. Писал крупными буквами, каждая буква отдельно, на больших страницах. Хороший почерк XVII века. Сидит Алексей Максимович в китайском раскидном кресле. На полках стоит простой и тонкий китайский нефрит.

В комнатах Марии Федоровны вещи конца XIX века. Тоже много китайских вещей, но это другой Китай, тот, который любили дамы: выпуклая резная слоновая кость на черном лаке.

У Ракицкого огромная комната. В ней шкаф петровских времен с неровными стеклами того же времени, финифтяные слоны бирманского происхождения, каждый слон величиной в большую овчарку, и какие-то черепа, вероятно сиамские, с вложенными в них изукрашенными трехгранными кинжалами – много финифти. На стенах картины самого Ракицкого, написаны они цветными лаками и изображают тропики с обезьянами. Иван Николаевич, безусый, безбородый сорокалетний человек, лежит на большом диване, покрытом истертой оленьей дохой. Кроме дохи, в комнате, по-моему, никаких других согревательных приборов нет».[93]

В квартире А. М. Горького частыми гостями были В. В. Маяковский, В. Я. Брюсов, Ф. И. Шаляпин, Н. К. Рерих, С. В. Рахманинов, А. В. Луначарский, Л. М. Рейснер, В. Ф. Ходасевич, Г. Е. Зиновьев, Л. Б. Каменев и многие другие. Здесь писатель работал над повестью «В людях» и пьесой «Старик», редактировал журнал «Летопись». Уже после революции, когда писателем было создано издательство «Всемирная литература», на квартире собиралась его редакционная коллегия. В 1920 г. у Горького жил английский писатель-фантаст Герберт Уэллс, где его постоянно опекали секретарь Горького Мария (Мура) Игнатьевна Бенкендорф (Будберг) и молодой Корней Иванович Чуковский. Англичанина возили на машине по Петрограду, показали Дом ученых (реквизированный дворец великого князя Владимира Александровича) и Дом искусств (реквизированный особняк Елисеевых). Причем для посещений выбирали время, чтобы там было как можно меньше людей. С К. И. Чуковским Г. Уэллс посетил образцовую школу, созданную на базе Тенишевского училища, где прошел заранее подготовленный торжественный прием «классика английской литературы». Всем довольные советские дети приветствовали Уэллса и благодарили его за прекрасные рассказы и повести. По свидетельству очевидцев, английский писатель понял, что это постановка, и позднее, уже в Англии, писал об этом фарсе, правда, как о частном случае – очень уж любил англичанин советскую власть.

А. М. Горький и Г. Уэллс

Время было голодное, однако к приезду Уэллса столовой Дома искусств выделили более 100 килограммов мяса, а на торжественном обеде стол был уставлен яствами. Что не съели Уэллс с Горьким, раздали, по свидетельству А. В. Амфитеатрова, обитателям Дома искусств.

Горький и Уэллс познакомились в 1906 г., и английский писатель трижды приезжал в Россию. Кстати, у англичанина (как и у Горького) возникли амурные отношения с Мурой, и связь продолжалась более десяти лет.

Об А. М. Горьком и М. Ф. Андреевой писала в своих воспоминаниях поэтесса З. Н. Гиппиус: «…жена Горького (вторая – настоящая его жена где-то в Москве), бывшая актриса, теперь комиссарша всех российских театров, уже сколотила себе деньжат… это ни для кого не тайна. Очень любопытный тип эта дама-коммунистка. Каботинка[94] до мозга костей, истеричка, довольно красивая, хотя surleretour,[95] – она занималась прежде чем угодно, только не политикой. При наличии власти большевиков сам Горький держался как-то невыясненно, неопределенно.

Помню, как в ноябре 17 года я сама лично кричала Горькому (в последний раз, кажется, видела его тогда): „…А ваша-то собственная совесть что вам говорит? Ваша внутренняя человеческая совесть?“ – а он на просьбы хлопотать перед большевиками о сидящих в крепости министрах только глухо лаял: „Я с этими мерзавцами… и говорить… не могу“.

Памятник А. М. Горькому

Пока для Горького большевики, при случае, были „мерзавцами“ – выжидала и Мария Федоровна. Но это длилось недолго. И теперь – о, теперь она „коммунистка“ душой и телом. В роль комиссарши, – министра всех театрально-художественных дел, – она „вошла“, как прежде входила в роль на сцене, в других пьесах. <…> У нее два автомобиля, она ежедневно приезжает в свое министерство, в захваченный особняк на Литейном, – „к приему“.

Приема ждут часами и артисты, и писатели, и художники. Она не торопится. Один раз, когда художник с большим именем, Д-ский, после долгого ожидания удостоился, наконец, впуска в министерский кабинет, он застал комиссаршу очень занятой… с сапожником. Она никак не могла растолковать этому противному сапожнику, какой ей хочется каблучок. И с чисто королевской, милой очаровательностью вскрикнула, увидев Д-ского: „Ах, вот и художник, Ну, нарисуйте же мне каблучок к моим ботинкам!“».[96]

Рядом с домом, на небольшой площади у Каменноостровского проспекта, в 1968 г. открыли памятник А. М. Горькому работы скульпторов В. В. Исаевой и М. Р. Габе, при участии архитектора Е. А. Левинсона. Высокая бронзовая скульптура установлена на постаменте из красного полированного гранита высотой 2,75 м. На его лицевой стороне накладными литерами воспроизведено факсимиле «М. Горький».

Дом с башнями (Большой пр. П. С., 75/35)

В начале XX столетия Петроградская сторона Санкт-Петербурга активно застраивалась доходными домами, составившими пестрый ансамбль ретроспективизма. Фасады местных зданий украшены элементами неоклассики, барокко, ренессанса и русского стиля, что делает их вызывающе яркими даже на фоне старого барочного Петербурга, не говоря уже о строгой классике центральных городских ансамблей.

Наиболее привлекательной постройкой Петроградского района выступает доходный дом К. И. Розенштейна, известный также как «Дом с башнями» (Большой пр., 75/35).

Жилое здание в стиле неоклассицизма с необычным внешним видом построено в 1913 г. по проекту архитекторов К. И. Розенштейна и А. Е. Белогруда.

Первые десятилетия Санкт-Петербурга эта часть города являлась неухоженным и малонаселенным пригородом, со временем застроившись одноэтажными деревянными домами с палисадниками, огородами и садовыми участками.

Из воспоминаний петербургского чиновника Петра Ивановича Голубева о жизни на Петроградской стороне: «Отец мой, живя на Петербургской, в то время самой грязной и бедной, стороне города, в зимние месяцы 1797–1798 гг. должен был ходить по ночам через Неву, по пустырям этой крайне отдаленной от главных улиц местности и в одну ночь подвергся было нападению разбойника, но избавился от беды благодаря быстроте своих ног. <…> Во время открытия департамента (в 1818 г. – А. Г.) я жил с матерью на Петербургской стороне в доме нашего чиновника, А. Я. Алонина. Оба мы (он, хозяин, и я, жилец) должны были являться к своим местам, как я уже сказал, в 8 часов утра. Пришла осень. Чтобы явиться к этому сроку от известной аллеи Гесслера (эта аллея находится по близости Крестовского острова), надобно было встать в 6 и пуститься в дорогу не позже 7 часов. Наступили Сентябрьские дожди и Октябрьская тьма; пятая Бонапартовская стихия, т. е. грязь, совершенно прекратила наш обыкновенный путь: не было никакой возможности от дома Алонина дойти до мостовых, и мы должны были около часа тащиться по чужим садам и огородам, выпросив на то дозволение хозяев. По садовым дорожкам мы, не загрязнившись, добирались до Малого проспекта и, прыгая через грядки огородов, могли идти тоже несколько почище к нынешнему Каменноостровскому, а тогда Оспенному проспекту; эти переходы делали обыкновенный наш путь длиннее на 3 версты, и нам уже надо было вставать не в 6, а в 5 часов утра. По дороге мы встречали только одних идущих на работу трубочистов. Дождь пробивал нас до белья. Мы брали всегда с собою по другой паре сапог, которую и натягивали, придя к должности; галоши ни к чему не годились и пропадали в глубокой и вязкой грязи безвозвратно».[97]

Дом с башнями. Современное фото

Но и на Петербургскую (Петроградскую) сторону медленно, но верно надвигался город – на смену деревянным домикам приходили многоквартирные доходные дома.

Участок, ныне занятый «Домом с башнями», во второй половине XIX столетия был частично застроен. В это время обширным участком по берегу реки Карповки владела семья Копейкиных, но постепенно землю стали продавать небольшими участками, и одной из первых построек оказался деревянный жилой дом с садиком, принадлежащий К.-Ф. Фелькель. В архивах Петербурга сохранились документы о деятельности этой семьи – там встречается много упоминаний этой фамилии, например Сигизмунд Федорович Фелькель (один из совладельцев) занимался оптовой торговлей какао. Причем владельцами земли и недвижимости в этом районе они оставались вплоть до 1918 г. По наследству участок, занятый ныне «Домом с башнями», перешел в 1899 г. к Фридриху Федоровичу Фелькелю, после чего на его части со стороны Архиерейской улицы (ныне – ул. Льва Толстого) возвели пятиэтажный доходный дом с угловой башней (со стороны Каменноостровского пр.), увенчанной массивным куполом. Старый деревянный дом снесли в 1909 г.

В одной из квартир дома Фелькель проживал гражданский инженер Леонид Борисович Горенберг, занимавшийся строительством промышленных зданий. В 1906–1908 гг. он построил шесть из семи подстанций для электроснабжения городской трамвайной сети.

Также в доме около десяти лет арендовал помещение статский советник доктор Бруно Морицевич Кальмейер, открывший здесь частную лечебницу, где принимал больных с нервными болезнями и некоторыми другими недугами. Доктор Б. М. Кальмейер родился в 1861 г. в Митаве (ныне – Елгава, Латвия), в 1889 г. получил медицинское образование, добавив его к имеющемуся аптекарскому. В 1890–1900 гг. служил ординатором в Обуховской больнице, а после ухода из этой лечебницы занялся частной практикой. Доктор Кальмейер снимал помещение до 1912 г., так как к этому времени сам стал домовладельцем, построив доходный дом на Большом пр., 100, рядом с домом Фелькелей.

В 1895 г. за доходным домом архитектор Э. Ф. Шитт и техник-смотритель В. А. Рейс возвели Каменноостровский велодром с трибунами для зрителей. Это спортивное сооружение использовалось круглый год – в холодное время года здесь заливали каток, вошедший в историю первым в России матчем по хоккею с мячом, прошедшим 8 марта 1898 г. Говорят, что играли здесь и в более популярный футбол – санкт-петербургский кружок любителей спорта некоторое время арендовал поле велодрома.

Об открытии велодрома сообщал еженедельный журнал «Всемирная иллюстрация»: «15-е августа останется надолго в памяти всех членов с. – петербургского общества велосипедистов-любителей как день открытия нового велодрома, красивого и удобного, занявшего большую площадь на углу Архиерейской улицы и Большого проспекта – одного из оживленных пунктов петербургской стороны. <…> При взгляде на двор велодрома приковывает к себе внимание широкий вираж гоночной дорожки, затем открывается красивая панорама на здание трибуны, построенной по проекту В. А. Рейса. Рассчитанное на тысячу зрителей, здание трибуны исполнено в русском стиле конца XVI столетия и украшено в средине беседкой с развивающимся национальным флагом. Беседка эта возвышается над двухъярусным зданием трибун, придавая фасаду замечательную легкость и красоту. Перед зданием трибун – открытый просторный круг, окаймленный по окружности гоночной дорожкой длиной в 1/8 версты, сделанной по чертежам архитектора Э. Ф. Шитта из особого цемента на шлаке, выровненной и прекрасно приспособленной для гоночной велосипедной езды. В центре круга – открытое помещение для оркестра, против здания – шалаш для судей. Под ложами трибун устроен буфет, дамские комнаты и судейская».[98]

На велодроме. Справа – дом Фелькеля

Открытие велодрома началось с торжественного молебна в присутствии председателя комитета Общества велосипедистов-любителей Н. А. Веретенникова, исправляющего должность санкт-петербургского градоначальника И. Н. Турчанинова и председателя гоночной комиссии П. Н. Кириллова. Затем спортивный комплекс освятили, и на гоночный круг вышли первые спортсмены, опробовавшие дорожку: Шварц, Целибеев и М. И. Дьяков. После заезда гости праздника отправились на завтрак, а в 2 часа дня для зрителей открылись соревнования велосипедистов.

Для строительства велодрома Общество велосипедистов-любителей взяло кредит, однако рассчитаться они так и не смогли. Уже через два года обсуждалась идея продажи спортивного сооружения, но в итоге решили сдать его в аренду на восемь лет за 29 тыс. руб.

В 1910 г. участок с домом (и с велодромом) стал собственностью гражданского инженера Константина Исаевича Розенштейна, служившего директором русско-шведского цементного завода «Андрей Б. Эллерс», производившего канализационные трубы. Завершить проект многоквартирного жилого дома сам К. И. Розенштейн, очевидно, не смог и пригласил второго зодчего – Андрея Евгеньевича Белогруда.

Отличительной особенностью новой постройки стали две симметричные шестигранные башни в стиле неоготики, размещенные зодчими по краям центрального фасада. Со временем «Дом с башнями» стал одним из символов нашего города, визитной карточкой Петроградской стороны. Вклад А. Е. Белогруда во многом был определяющим. В частности, башни дома, готическая отделка и декоративный циферблат со знаками Зодиака придуманы именно им.

Новый дом начинили всеми техническими новинками того времени – встроенными шкафами, водяными полотенцесушителями, газовыми плитами. Для удобства жителей с автомобилями зодчие предусмотрели гараж во дворе.

До 1917 г. в «Доме с башнями» располагалось Управление городских железных дорог – так именовался петербургский трамвай. В 1921 г. помещения первого этажа занял кинотеатр «Элит», переименованный в 1925 г. в «Конкурент». Вскоре он получил новое название – «Резец», а через пять лет, то есть в 1930 г., стал называться коротко: «Арс». Его зрительный зал вмещал до 248 зрителей, и просуществовал здесь кинотеатр до 1972 г.

Кинотеатр в доме сменила студия местного телевидения, а в 1978 г. помещения переоборудовали под театр с залом на 220 мест. Авторами проекта реконструкции выступили архитекторы Б. Г. Устинов и Л. Н. Травина. Существующий ныне в «Доме с башнями» Санкт-Петербургский театр «Русская антреприза» имени Андрея Миронова занял помещение в октябре 1996 г.

История этого творческого коллектива началась 1 ноября 1988 г., а его основателем стал Рудольф Давыдович Фурманов. В разное время в театре играли такие знаменитые русские актеры, как В. И. Стржельчик, И. М. Смоктуновский, Н. П. Караченцов, В. С. Золотухин, А. Ю. Толубеев, И. Б. Дмитриев, Э. И. Романов, И. С. Мазуркевич, и список можно продолжать и продолжать. С большим успехом на сцене «Русской антрепризы» шли спектакли «Старомодная комедия» (А. Н. Арбузов), «Скандал в „Пассаже“» (по Ф. М. Достоевскому), «Откровения Иннокентия Смоктуновского», «Страсти по Вертинскому», «Портрет Дориана Грея» (по О. Уайльду), «Обломов» (по И. А. Гончарову), «Фантазии Фарятьева» (А. Соколовой), «Отверженные» (по В. Гюго) и некоторые другие. Театр неоднократно становился победителем театральной премии «Золотой софит».

А. М. Давыдов в одной из ролей

В верхнем фойе расположена экспозиция театрального музея, на которой представлено большое число материалов по истории русского театра XX в., включая фотографии, афиши, письма, документы, живопись и графику.

Но вернемся к истории обитателей дома К. И. Розенштейна. Квартиру между башнями на последнем этаже дома занимал архитектор А. Е. Белогруд. На протяжении трех лет перед Февральской революцией в одной из квартир на четвертом этаже жил бывший певец Мариинского театра Александр Михайлович Давыдов (Левенсон). Он блистал на сцене в начале XX столетия, дебютировав в партии Германа в опере «Пиковая дама», а лучшими работами певца стали партии в операх «Тангейзер», «Паяцы», «Дубровский», «Жидовка», «Евгений Онегин», «Демон» и, конечно, «Пиковая дама». В 1914 г. из-за глухоты А. М. Давыдов оставил сцену, и его пригласили возглавить отделение фирмы «Кинетофон Эдисона», выпускавшей звуковые короткометражные фильмы, причем многие из них были отрывками из опер, в которых участвовал певец. Еще во время службы в театре, в 1901–1912 гг., А. М. Давыдов записал на пластинки около 400 различных музыкальных произведений, в основном популярных песен и романсов, в том числе цыганских.

С. С. Татищев

Непродолжительное время в 1915 г. в доме жил писатель Л. Н. Андреев.

Известны имена еще двух высокопоставленных жильцов: председателя Главного управления по делам печати графа С. С. Татищева (1911–1915 гг.) и действительного статского советника графа В. А. Дмитриева-Мамонова.

Граф Сергей Сергеевич Татищев происходил из дворян Санкт-Петербургской губернии и был известным в России государственным деятелем, возглавлявшим Виленскую (1905–1906 гг.) и Саратовскую (1906–1911 гг.) губернии, в последней он сменил на посту губернатора П. А. Столыпина. При Татищеве в Саратове пустили трамвай, основаны Университет и Консерватория.[99] В 1911 г. С. С. Татищев переехал в Санкт-Петербург, где его назначили руководителем Главного управления по делам печати. В этой должности он оставался до своей преждевременной кончины, последовавшей от заражения крови в 1915 г.

Граф Александр Ипполитович Дмитриев-Мамонов служил чиновником Собственной канцелярии по учреждениям Ведомства императрицы Марии, а кроме того, профессионально занимался историей и географией. Граф является автором первого описания Транссибирской магистрали, работ по истории Пугачевского восстания и ссылки декабристов в Сибирь.

В 1916 г. власти принудительно заняли две квартиры бельгийца Л. П. Ноталиба, разместив в них офицерскую электротехническую школу.

Особняк М. Э. Клейнмихель (наб. реки Крестовки, 12)

Рядом с Каменноостровским театром находится особняк М. Э. Клейнмихель (наб. Крестовки, 12) – весьма примечательная постройка в стиле модерн, типичная скорее для загородного строительства.

Первое здание появилось на этом участке в 1834–1835 гг., и его возвел для руководителя французской театральной труппы и актера Императорских театров Э. Женьеса архитектор А. И. Штакеншнейдер.

К концу 1820-х гг. на Каменном острове окончательно сформировалась Театральная площадь, и это при том, что освоение этой территории началось менее 20 лет назад. Спектакли с французскими актерами пользовались популярностью в Летнем (Каменноостровском) театре, и строительство здесь жилого дома (дачи) для Женьеса вполне закономерно. Проект постройки утвердил владелец острова великий князь Михаил Павлович.

Главный фасад каменного строения с пятью большими прямоугольными окнами выходил на Театральную площадь. Центр здания выделялся аттиком с тремя арками и колоннами коринфского ордера. Завершался аттик балюстрадой.

Уже в 1836 г. дом продают коллежскому секретарю фон Кельдерману, владевшему им до пожара 1874 г.

Спустя год участок с остатками постройки приобретает И. А. Верховцева, для которой архитектор А. Г. Трамбицкий на старом фундаменте возводит деревянный дом и дополнительно пристраивает с западной стороны помещение столовой.

Особняк М. Э. Клейнмихель. Современное фото

Особняк М. Э. Клейнмихель и дача Чинизелли. Фото нач. ХХ в.

Ювелирная фирма «Верховцев» существовала с 1790 г., специализировалась на изделиях из серебра и бронзы для церковных служб и на протяжении 100 лет выступала поставщиком Императорского двора. Во второй половине XIX столетия (с 1867 г.) семейным делом заведовал купец 1-й гильдии потомственный почетный гражданин Сергей Федорович Верховцев – супруг новой владелицы дачи.

Вдова полковника Преображенского полка графиня Мария Эдуардовна Клейнмихель, до замужества носившая фамилию Келлер, получила дачу в аренду в 1893 г. Графиня держала в Санкт-Петербурге салон, который посещали многие представители знати, состоятельные петербуржцы и иностранные подданные. В 1872 г. ее супругом стал граф Николай Петрович Клейнмихель – сын главноуправляющего путей сообщения П. А. Клейнмихеля, чье имя запечатлено в поэме Н. А. Некрасова «Железная дорога». Известно, что фамилия Клейнмихеля у современников ассоциировалась со словами «взяточничество» и «нажива» – П. А. Клейнмихель отдавал выгодные строительные подряды своим родственникам и знакомым. Мария Эдуардовна овдовела в 1878 г., но продолжала жить светской жизнью.

По ее заказу в 1904 г. архитектор К. Г. Прейс провел реконструкцию дома Верховцевой, в результате которой появились парадный вход с картушем и гербом Клейнмихелей, а также просторный вестибюль. Конечно, салон из квартиры графини на Сергиевской улице в летнее время перебирался в ее новый особняк, о чем писала, например, популярная в столице «Петербургская газета»: «Все великосветские салоны закрыли свои двери и до будущего сезона прекратили всякие вечерние приемы, хотя, впрочем, так как еще не все светское общество покинуло Петербург, бывают небольшие „reunions“,[100] на которых собирается самый интимный круг знакомых хозяев. Более многолюдные собрания на Каменноостровской даче у графини Клейнмихель по четвергам, когда на площадке перед дачей, весь вечер и заполночь многочисленные моторы и „autocars“[101] ожидают разъезда гостей. Салоны любезной и гостеприимной хозяйки летом на даче, так же как и зимой, в приемные дни наполняются многочисленными посетителями. Здесь собирается весь великосветский Петербург, все иностранные дипломаты, приезжающие из-за границы знатные лица и т. д., и т. д., привлеченные как любезным и приветливым радушием приема, так и перспективой интересной беседы с хозяйкой дома и посетителями ее салона».[102]

Графиня М. Э. Клейнмихель. С карт. А. Канабеля

Особняк М. Э. Клейнмихель. Парадный вход. Фото нач. XX в.

В 1909 г. для Люции Чинизелли, арендовавшей часть участка, архитектор Ф. Ф. фон Постельс построил двухэтажный особняк в неоготическом стиле. (Как известно, Л. Чинизелли приходилась женой директору цирка Сципиону Чинизелли, который, в свою очередь, был сыном основателя знаменитой цирковой династии.)

После этого в 1911–1912 гг. гражданский инженер К. К. Мейбом перестроил дом М. Э. Клейнмихель, добавив фасадам готические элементы. В 1909 г. вокруг участка появляется чу́дная кованая ограда, спроектированная архитектором К. Г. Прейсом, а ворота в стиле модерн с круглыми фонарными столбами изготавливают на петербургском заводе «Сан-Галли» и устанавливают в 1912 г., на воротах можно было прочитать монограмму «МК» – инициалы Марии Клейнмихель.

Костюмированный бал у графини М. Э. Клейнмихель. Фото нач. ХХ в.

Особняк М. Э. Клейнмихель. Фото нач. XX в.

Особняк М. Э. Клейнмихель. Камин. Фото нач. XX в.

Особняк М. Э. Клейнмихель. Большой зал. Фото нач. XX в.

Внутреннее убранство особняка тоже великолепное – вестибюль с темно-коричневыми дубовыми стенами украшал камин. Парадные залы дома декорированы пилястрами и лепниной в виде гирлянд. Большая гостиная с мраморным камином, украшенным фигурками атлантов, выделялась своей превосходной лепниной. Столовая с полом из наборного паркета освещалась через большой фонарь на крыше.

С началом Первой мировой войны в доме открылся лазарет для раненых воинов, организованный графиней. Все убранство М. Э. Клейнмихель перевезла в свой городской дом. В 1918 г. графиня сумела выехать из Советской России, оставив все свое имущество.

Муниципализированный новыми властями особняк передали Объединенному клубу домов отдыха для рабочих для организации дома отдыха. Здание относительно благополучно пережило военное время, и во второй половине 1940-х гг. его перестроили под общежитие для завода «Электрик». Залы и комнаты разделили перегородками, однако не тронули вестибюль. Окончательно исторические интерьеры утрачены здесь после работы в конце 1980-х гг. мастеров объединения «Реставратор». Тогда же реставраторы снесли и дом Чинизелли, очевидно, как лишний.

Дача М. Э. Клейнмихель запечатлена в художественном фильме «Сокровища Агры» из серии «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона» режиссера И. Ф. Масленникова. В фильме это дом «Пондишери-Лодж», принадлежащий Бартоломью Шолто, который обнаруживает ларец с сокровищами в пространстве между этажами.

В наши дни особняк М. Э. Клейнмихель полностью перестроен, хотя внешний облик близок к оригинальному.

Здание типографии Академии наук (В. О., 9-я линия, 12/28)

На Васильевском острове, на углу Большого проспекта и 9-й линии, стоит небольшой особняк с мезонином в виде классического шестиколонного ионического портика, расположенного в центральной части. К портику с двух сторон примыкают крылья одноэтажной постройки, довольно высокий цокольный этаж оформлен рустом. Прямоугольные оконные проемы лицевого фасада в большинстве не имеют никаких украшений, лишь три крайних окна справа и слева дополнены сандриками с кронштейнами. Подобное убранство повторяется на небольшом фасаде со стороны 9-й линии и в окнах, расположенных в пространстве между колоннами, причем центральное окно там выделено треугольным сандриком, перекликающимся с треугольным завершением этой части дома – тимпаном. Выносная плита карниза мезонина дополнительно декорирована мутулами. Здесь же устроен и небольшой по площади второй этаж дома. Основным украшением центра постройки является балкон с металлической решеткой ограждения.

Со стороны 9-й линии двор, примыкающий к зданию типографии Академии наук, ограничен каменной оградой, а въезд решен в виде ворот с высокой аркой, украшенных с двух сторон колоннами в нишах. Дворовый корпус возвели позднее, хотя и стилизовали его под архитектуру основной постройки.

Здание типографии Академии наук. Фото нач. ХХ в.

Здание типографии Академии наук. Современное фото

История этого городского особняка, ставшего волею случая промышленной постройкой (типографией), началась в начале XIX столетия.

Уже в XVIII столетии Васильевский остров Санкт-Петербурга перестал относиться к части города, интересной для застройки придворной знатью. Поначалу вельможи застраивали участки вдоль Невы, и здесь вспоминается Меншиковский дворец, но развитие молодой столицы Империи вокруг Невской першпективы отвлекало людей с властью и деньгами, осваивавших противоположный берег.

А. И. Богданов в «Описании Санкт-Петербурга» отмечал: «На Васильевском острове первоначальное строение партикулярных людей началось с 1703-го году. <…> Каменный Большой Дом Князя Меншикова, зачат строить 1710-го году. <…> Небольшие Каменные Палатки на берегу, подле Меншиковых Палат, построены, которые были онаго Князя Меншикова его Маршалки Соловьева. Сей остров с самых первоначальных лет населен был служителями Князя Меншикова. <…> Окончив сим первоначальное строение и нерегулярное, которое когда началось при Санкт-Петербурге строиться, какие обывательские дома знатных господ сперва застроены были, и в которые лета, о том кратко выше сего показано».[103]

Интересно, что с началом регулярной застройки Петербурга государь Петр Алексеевич планировал разместить городской центр именно на Васильевском острове, но к середине столетия ситуация изменилась. С началом деятельности Комиссии о Санкт-Петербургском строении (1737 г.) и работы архитектора-градостроителя П. М. Еропкина центр города окончательно закрепился за Адмиралтейским островом, а Васильевский остров стал зоной обывательской застройки, в основном с одноэтажными деревянными домами.[104] «Большой проспект превращался в широкую аллею, засаженную в несколько рядов деревьями и окаймленную по обеим сторонам каналами. Грандиозная перспектива Большого проспекта заканчивалась площадью», – писал историк архитектуры С. С. Бронштейн.[105]

Девятнадцатое столетие Васильевский остров встретил застроенным небольшими деревянными домами, расположенными в основном с южной стороны. В это время португальский виноторговец Педро Лопес и присмотрел себе участок на Большом проспекте. В 1807 г., очевидно, после оформления купчей, он обратился с прошением о постройке здесь жилого дома в Комитет для уравнения городских повинностей.[106] Проект каменного особняка разработал для португальца архитектор Антонио делла Порта, а строительство велось в 1808–1810 гг. В некоторых источниках (и на мемориальной доске, установленной на здании) автором проекта называют архитектора А. А. Михайлова 2-го. Но вполне возможно, что разгадка вопроса о строителе дома кроется в одной неприятной истории, случившейся в 1808 г. во время проведения строительных работ.

В газете «Санкт-Петербургские ведомости» за 1808 г. (№ 52) появилось сообщение от санкт-петербургского военного губернатора князя Лобанова-Ростовского: «Сего июня с 17 на 18 число в 11 часу ночи у португальского купца Лопеса в производимом строении обрушился свод, и хотя на сей раз приключение сие никому вреда не причинило, но ясно обнаруживает незнание ремесла того, кому производство того строения вверено было. А как по исследовании о том <…> открылось, что производил то строение архитектор надворный советник Порто, и, следственно, он и единый виновник в том, то дабы упредить последствие подобных случаев <…> обязанным себя считаю то происшествие и имя виновника его, архитектора Порто, сделать для общей осторожности известным».[107]

Конечно, авария на стройке стала серьезным ударом по репутации Порты, который в 1809 г. вышел в отставку и даже покинул столицу.[108] Весьма правдоподобно, что завершал строительство дома академик архитектуры Андрей Алексеевич Михайлов, известный мастер классицизма, оставивший, правда, после себя немного построек. Но даже в этом случае автором проекта остается Антонио делла Порта.

По желанию заказчика строительства П. Лопеса в доме был предусмотрен высокий подвал – в нем купец хранил вино. В доме регулярно останавливались соотечественники владельца. С назначением П. Лопеса португальским консулом особняк превратился в его официальную резиденцию.

В начале 1820-х гг. особняк покупает известный своими чудачествами купец 1-й гильдии надворный советник и, по совместительству, литератор Егор Федорович Ганин. Он жил в другом конце города, в доме, стоявшем на берегу Невы между Александро-Невской лаврой и Смольным монастырем. Е. Ф. Ганин устроил у себя небольшой садик с деревьями, цветниками и грядками с картофелем и огурцами. Здесь же стояла небольшая крепость с пушками и механическими часовыми. Сочиненные им «драммы», которые Ганин публиковал за свой счет, носили по моде тех лет громоздкие названия: «Виктор, или Дитя, найденное в лесу», «Валериан, или Муж двух жен», «Джонс, или Добродетельный Иван». В последней пьесе главным действующим персонажем выступала львица, которую в 1823 г. Ганин сыграл лично, нарядившись в львиную шкуру. Представление давали перед рабочими Ольхинской бумажной фабрики, и ползающий на коленях купец вызвал овации зрителей. В 1826 г. Егор Федорович неожиданно перестал писать «драммы», занявшись физическими опытами.

Академия наук в апреле 1829 г. купила дом у наследников Е. Ф. Ганина для размещения здесь типографии, причем для этого пришлось провести реконструкцию, которую поручили архитектору Д. Е. Филиппову. Обширные подвалы, предназначенные для хранения бочек с вином, перегородили стенами. Перепланировке подвергся и первый этаж (бельэтаж). Упомянутый уже дворовый корпус построен в 1859–1860 гг.

Типография Академии наук учреждена в октябре 1727 г. по указу Верховного тайного совета и служила интересам самого научного учреждения. Еще в 1726 г. в Голландии купили два печатных станка с литерами, которые и вошли в состав новой типографии. К ней добавились мастера, оборудование и литеры упраздненной Санкт-Петербургской типографии.

Для размещения академической типографии выбрали бывший дворец царицы Прасковьи Федоровны, стоявший на стрелке Васильевского острова, печатные станки установили на первом этаже здания.

В типографии печатались работы ученых, например труды Л. Эйлера, М. В. Ломоносова, а также журналы, словари и переводные издания. В 1728 г. здесь начали печатать главную городскую газету «Санкт-Петербургские ведомости» на русском и немецком языках. Заранее скажем, что эта традиция продолжалась до 1878 г., то есть главную столичную газету выпускали и в доме на Большом проспекте.

Работа в бывшем дворце продолжалась на протяжении почти ста лет – в начале 1825 г. Академия наук вывезла все печатное оборудование, а сильно обветшавшее здание передали для разборки. Нужно учитывать, что к этому времени «типография, имевшая в распоряжении 22 ручных печатных станка, десятки русских, латинских, готических и восточных шрифтов, а также около ста человек мастеровых и служащих, занимала почти все здание».[109] Поэтому для ее размещения нужно было построить новое здание, которое власти и обещали ученым, причем выбрали участок во дворе дома по Университетской наб., 5 (современный адрес).

На время строительства типографию решили разместить в особняке Ганина, который арендовали на два года, и в марте 1826 г. типографское оборудование перевезли на новый, но временный адрес.

Как это часто бывает, строительство новой типографии затягивалось, и Академия наук решила выкупить дом Ганина, оставив в нем академическую типографию. Наследникам купца, умершего к этому времени, Академия заплатила 120 тыс. руб. Еще 10 тыс. руб. выделили на реконструкцию дома и приспособление его к специфике типографского дела.

Техническое оснащение академической типографии и так было неплохим, однако после переезда закупили новые шрифты и даже паровую машину мощностью 4 лошадиные силы. К концу XIX столетия типография считалась одной из лучших в России, в ней трудились 153 человека. Словолитню, чей штат составляли девять мастеров, укомплектовали четырьмя строкоотливательными машинами.[110]

К 1914 г. Академия наук пришла к выводу о необходимости срочного строительства для типографии отдельного специализированного здания, однако начавшаяся война не позволила воплотиться этим планам.

В советское время типография оставалась (кроме 1918–1921 гг.) в ведении Академии наук и продолжала выпуск научной и художественной литературы, в том числе известной серии книг «Литературные памятники». С началом военных действий в 1941 г. типография прекратила свою работу, и выпуск книг возобновился через четыре года.

Последняя реконструкция, проведенная в типографии «Наука» (название с 1992 г.) в 1991–1998 гг., позволила увеличить выпуск разнообразной печатной продукции, общий годовой объем которой в разное время достигал 3 млн экземпляров.

Жилой дом и аптека А. В. Пеля (В. О., 7-я линия, 16–18)

Сначала XX столетия участки № 16 и № 18 на 7-й линии занимает один дом, известный в Санкт-Петербурге по имени владельца – аптекаря Александра Васильевича Пёля (Пеля). Когда-то дом Пеля был известен своей аптекой, но в наши дни этот адрес популярен у поклонников мистики и тайн – во дворе дома возвышается знаменитая «Башня грифонов». Но прежде чем рассказать о доме аптекаря и его таинственной башне, вспомним историю построек, стоявших на указанных участках до 1907 г.

В 1720-е гг. участок № 16 занимал двухэтажный дом на подвалах князя Ивана Ивановича Долгорукова. На протяжении XIX в. дом несколько раз менял своих хозяев. В 1800-х гг. им владел надворный советник А. Г. Хольмов, а при следующем владельце, немецком провизоре Франце Гленцере, здесь открылась аптека, положившая начало традиции. Гленцер, торговавший аптекарскими товарами с 1801 г., владел домом в 1820-х гг., пока не продал его в 1829 г. почетному гражданину купцу Д. Д. Солуянову, сохранившему торговлю лекарствами, которую вел уже Карл Эккель. Наследником купца стал его сын, также петербургский купец 2-й гильдии. После Солуяновых домом некоторое время владел поручик Агафонов.

В доме Долгорукова в 1867–1868 гг. снимал квартиру художник и скульптор Михаил Осипович Микешин, прославившийся знаменитым памятником в честь тысячелетия России в Великом Новгороде (1859 г.), памятниками императрице Екатерине Великой в Санкт-Петербурге (1873 г.), Богдану Хмельницкому в Киеве (1888 г.) и Ермаку Тимофеевичу в Новочеркасске (1904 г.).

7-я линия Васильевского острова. 16–18. Аптека А. В. Пеля. Современное фото

Аптека А. В. Пеля. Фото XX в.

А. В. Пель

Аптекари начали заселять этот район Санкт-Петербурга уже в конце XVIII столетия, а первой аптекой, открытой на 7-й линии в 1770 г., стало заведение фармацевта по фамилии Арик. Упомянутый Ф. Гленцер начал свою работу в 1801 г., но уже в 1829 г. немецкий провизор продал свое аптечное дело К. С. Эккелю. Фамилия Пель появилась здесь в середине XIX в., когда в 1850 г. Вильгельм Христофор Эренфрид Пель купил у Эккеля аптеку на 7-й линии. Со временем он стал владельцем двух участков, объединенных в один адрес, известный как «аптека Пеля».

Соседний участок № 18 также начал застраиваться еще в петровское время – здесь стоял дом дипломата князя Сергея Григорьевича Долгорукова, служившего посланником в Варшаве. Он был сыном сподвижника Петра I, сенатора и действительного статского советника князя Григория Федоровича Долгорукова. При императоре Петре II С. Г. Долгорукий попал в опалу и был выслан с семьей в Рязанскую губернию, где их поселили в Раненбургской крепости под охраной часовых.

Князь не раз обращался к властям с просьбой о помиловании. В письме от 21 апреля 1731 г. на высочайшее имя (уже Анны Иоанновны) он писал: «Вашего императорского величества, государыня всем милосердая, преклоняя колена, всеподданнейше молю, сотвори с убогим и последним рабом своим божеское милосердие: помилуй, всемилостивейшая государыня, для так дни великого от всех Творца дарованного и всему народу торжественного высочайшия коронации вашего императорского величества, дабы и я, бедной и последней раб вашего величества, в так великой радости имел малое участие и с неизреченным благодарением во все продолжение бедного живота моего в пожалованной мне деревнишки за высочайшее вашего императорского величества всем милосердой государыни здравие Всевыщего Творца неусыпно просил. Вашего императорского величества Всемилостивейшей государыни последни и всеподданейши раб кн. Сергей Долгорукой».[111] Императрица Анна Иоанновна не ответила на это прошение.

В начале 1739 г. князя вернули на дипломатическую службу, но уже весной его арестовали и отправили в Шлиссельбург, где обвинили в составлении фальшивого завещания императора Петра II. После восьмимесячного заключения князь С. Г. Долгорукий был обезглавлен в Великом Новгороде. Показания на князя под пыткою дал в той же Шлиссельбургской тюрьме Иван Александрович Долгорукий.

Н. А. Бестужев

На начало XIX столетия владельцем дома № 18 значился надворный советник Ф. Кременс, у которого его приобрел купец М. М. Гурьев. А с 1858 г. домом владел Вильгельм Христофор Эренфрид Пель.

Когда домом владели Гурьевы, одну из квартир снимала семья Бестужевых во главе с Прасковьей Михайловной, оставшейся вдовой после смерти мужа – известного русского писателя и просветителя Александра Федосеевича Бестужева, который умер в 1810 г. Пятеро сыновей Прасковьи Михайловны состояли членами тайных обществ, а некоторые из них участвовали в восстании на Сенатской площади. Старшего сына, капитан-лейтенанта Николая Александровича Бестужева, приняли в Северное тайное общество в 1824 г., а в декабре 1825 г. он вывел на Сенатскую площадь гвардейский экипаж. В 1826 г. его приговорили к вечной каторге, сокращенной позднее до 13-летнего срока. После освобождения, во время жизни в Сибири на поселении, он занимался историей, литературой, астрономией и метеорологией, собирал местный фольклор в районе Забайкалья, а во время жизни в Иркутске написал 72 портрета. Позднее о трагической кончине Н. А. Бестужева рассказал Б. В. Струве: «Умер Н. А. Бестужев в 1855 г., совершив едва ли кому-либо известный подвиг истинного человеколюбия: возвращаясь в марте из Иркутска в Селенгинск, он нагнал на Байкале двух пеших старушек-странниц, при постепенно усиливавшейся метели. Он вышел из своей повозки, усадил в нее этих старушек, а сам сел на козлы и так продолжал переправу через Байкал. При этом он простудился: приехав в Селенгинск, слег в постель и чрез несколько дней скончался, как праведник».[112]

П. М. Бестужева

Еще один брат, Александр Александрович Бестужев, был известен в литературных кругах России под псевдонимом Марлинский. Писателя, критика и публициста А. А. Бестужеваза участие в тайной организации декабристов власти сослали в 1825 г. в Якутск, а через четыре года перевели на Кавказ солдатом, где он погиб в одном из вооруженных конфликтов с местными жителями, причем тело А. А. Бестужева так и не нашли.

Следующий Бестужев, Михаил Александрович, так же как и старшие братья, выбрал военную карьеру. В 1824 г. он участник Северного общества, а во время восстания вывел на Сенатскую площадь 3-ю роту лейб-гвардии Московского полка. В 1826 г. власти отправили его в Сибирь на каторгу, замененную в 1839 г. ссылкой. Только в 1867 г. он смог вернуться в Москву, где умер от холеры в июне 1871 г. в возрасте 70 лет.

Петр Александрович Бестужев также участник движения декабристов и принял участие в вооруженном восстании 14 декабря 1825 г., выполняя поручения Рылеева и своего брата Александра. По приговору суда П. А. Бестужева разжаловали в солдаты и отправили в Кизильский гарнизонный батальон. В 1832 г. из-за прогрессирующего тяжелого психического заболевания его отправили в отставку. Некоторое время он жил в имении Бестужевых в Новгородской губернии, а незадолго до смерти был помещен в Обуховскую больницу. П. А. Бестужев прожил всего 36 лет.

Самый младший из братьев, Павел Александрович, стал офицером-артиллеристом, участвовал в Кавказских войнах. Прямых доказательств его участия в деятельности тайных обществ и восстании декабристов у суда не оказалось, однако и его отправили на службу в Бобруйскую крепость, а через год перевели на Кавказ.

Кроме Бестужевых-сыновей, в квартире с матерью проживали четыре дочери: Елена, Прасковья, Мария и Ольга, две последние – девочки-близняшки.

После отправки старших братьев на каторгу в Сибирь Елена, Мария и Ольга подали на высочайшее имя прошение отправиться за ними и, получив дозволение, в 1847 г. выехали из Петербурга.

Известно, что в квартире Бестужевых бывал знаменитый польский поэт Адам Мицкевич, в частности, он встречал здесь новый, 1825 г. в компании с братьями Бестужевыми и друзьями по Университету – Малевским и Ежевским.

Такова история двух жилых домов на Васильевском острове, приобретенных в итоге немецким аптекарем Пелем.

Прибыльное провизорское дело унаследовал Александр Васильевич Пель (1850–1908). Оно состояло из самой аптеки, небольшого фармацевтического завода, склада готовой продукции, исследовательской лаборатории, научной библиотеки и редакции двух специализированных периодических изданий: «Журнал медицинской химии и фармации» и «Журнал медицинской химии и органотерапии». Редактировал журналы внук основателя династии Альфред Александрович Пель.

Профессор А. В. Пель относится к числу первых европейских аптекарей, кто стал использовать ампулы для хранения стерильных растворов для инъекций. Кроме того, он сделал нормой дозирование в таблетках лекарственных препаратов, активно применял и пропагандировал методы асептики и антисептики в аптечном деле.

Семья профессора А. В. Пеля вела свое дело весьма основательно и, как показала история, необычайно успешно. Супругой ученого в 1874 г. стала Адельгейда Львовна Брейтфус, и в браке родилось шестеро сыновей: Рудольф (1875–1918), Рихард (1877–1947), Альфред (1878–1950), Борис (1880–1934), Арист-Александр (1881–1943) и Александр (1883–?).

Очевидно, к началу XX в. обеим постройкам потребовалась реконструкция, которую в 1907 г. начали гражданский инженер К. И. Ниман и архитектор З. Я. Леви (фасады). Мозаики для фасадов изготовила столичная мастерская В. А. Фролова.

Новое здание в стиле модерн возвели в 1910 г. Постройку выделяла угловая башня и мозаичная надпись по фасаду: «Ora et labora» («Молись и трудись») – слова, бывшие девизом святого Бенедикта Нурсийского. Текст на доме на двух языках сообщал: «Т-во профессора доктора Пеля и сыновей» и «Органотерапевтический институт профессора доктора Пеля и с-вей». Кроме этих надписей фасады нового дома украсили мозаичные панно с изображениями герба Российской империи, родового герба владельца здания и знака «Поставщик Двора Его Императорского Величества». К сожалению, профессор не дожил до окончания строительства – А. В. Пель умер в 1908 г., а его дело перешло по наследству к сыновьям: Рихарду, Альфреду и Арист-Александру. «Среди всех, знавших покойного, осталась по нем славная память, как о хорошем и добром человеке», – писал в некрологе журнал «Исторический вестник».[113]

В 1918 г. всю собственность семьи Пелей конфисковала власть рабочих, крестьян и солдат.

Главный фасад дома выходит на 7-ю линию – центральная часть имеет завершение в виде треугольного фронтона, и ее с двух сторон выделяют эркеры третьего–пятого этажей. Второй фасад дома смотрит на Днепровский переулок. Угловая башня решена в виде массивного круглого эркера. Первые два этажа здания с большими витринными окнами предназначались для размещения аптеки и других предприятий Пелей. Три верхних этажа состояли из квартир. Фасады дома облицованы кирпичом, дверные проемы обработаны рваным гранитом серого, розового и красного цветов.

В доме частично сохранилось убранство аптеки Пелей, чугунное ограждение лестниц и некоторые металлические детали фасадов. В 1983 г. в доме открыли музей истории русской фармации, который сильно пострадал во время пожара в феврале 2005 г., причем не от огня, а от воды при проливке пожарными дома. Восстановление мебели и интерьера исторической аптеки проходило в 2006 г. по проекту архитектора Л. Н. Дурнобрагова.

В доме Пеля работал основанный семьей аптекаря Органотерапевтический институт, занимавшийся исследованием и изготовлением органотерапевтических препаратов – вытяжек из различных органов животных (надпочечников, поджелудочной железы и других). Такие марки созданных здесь лекарственных препаратов, как «маммин» и «спермин», были известны не только в России, но и во многих европейских странах. Еще в 1918 г. аптеку у семьи Пелей отобрали, и торговое заведение получило новое название: «Андреевская коммунальная аптека», которой позднее присвоили имя лейтенанта Шмидта. Фармакологическое производство просуществовало в доме до 1927 г., последние годы – в виде 1-го государственного завода медицинских препаратов имени Первухина. В это время в производстве «спермина» и «маммина» участвовал Александр Александрович Пель, арендовавший собственную лабораторию у нового владельца – советской власти.

В 1930-е гг. в доме Пеля со стороны переулка начала работу трикотажная артель имени газеты «Смена», позднее ставшая чулочно-трикотажной фабрикой со своими конструкторским и технологическим бюро.

С домом Пеля связан известный в Санкт-Петербурге «мистический» адрес – место паломничества любителей загадок. Во дворе дома аптекаря высится знаменитая «Башня грифонов», или «Башня Одинокого Оптимиста».

Многие называют эту территорию «Кварталом Аптекарей», что исторически верно – начало продажи здесь аптекарских товаров, как мы помним, относится ко второй половине XVIII столетия.

«Квартал Аптекарей» давно снискал себе славу таинственной территории, меняющей судьбы людей. Многие из поселившихся на 7-й линии горожан внезапно становились богатыми или известными, сироты обретали семью, а отчаявшиеся – новую надежду. Правда это или нет, сказать трудно, но об этом говорят городские легенды…

Знаменитая «Башня грифонов» находится во дворе доходного дома А. В. Пеля, и предание гласит, что профессор Пель работал в ней над выведением грифонов – мифических крылатых существ с туловищем льва и головой орла (иногда льва). По ночам ученый выпускал грифонов полетать над городом, но это еще не все. В своей таинственной башне профессор варил из ртути золото, нашел формулу исполнения желаний, причем именно эти тайны и сохраняют грифоны от посторонних глаз до нашего времени. Так как грифоны боятся солнечного света, то днем они спят в башне, а ночью, невидимые для человека, кружат над Санкт-Петербургом. По легенде, их отражение можно увидеть в оконном стекле или в лужах на городских улицах.

Высота башни из красного кирпича около 11 метров, ее диаметр составляет два метра, и относится это сооружение к системе вытяжной вентиляции лаборатории А. В. Пеля.

Ранним утром 1 мая 1994 г. проснувшиеся жители Дома аптекаря увидели поразившую их картину: на каждом кирпиче трубы были проставлены цифры от 1 до 9. Довольно скоро в городе появилась легенда о том, что все эти цифры – зашифрованный код бессмертия, а тот, кто пересчитает в определенном порядке все кирпичи, обретет вечную жизнь. На крыше башни красовалось громадное куриное яйцо в гнезде из картона.

Эту художественную инсталляцию провел в день солидарности с трудящимися всего мира художник Алексей Кострома, а помогала ему группа «ТУТ-И-ТАМ». Они превратили башню в арт-объект «Памятник Яйцу» – в этот день кроме праздника 1 Мая отмечалась и православная Пасха. Яйцо стало символом единения рабочих, художников и религиозных деятелей, а цифры на кирпичах башни – дань традиции художника А. Костромы на всем ставить инвентарный номер. Непросто сложилась судьба этого интересного петербургского арт-объекта. Яйцо с крыши башни пропадало регулярно, цифры постоянно закрашивали. Художники несколько раз восстанавливали инсталляцию, но безуспешно – необычное искусство чуждо нынешнему русскому обществу. В настоящее время цифры на трубе закрашены, а двор закрыт для посещения.

Эпилог

Наше знакомство с двадцатью шестью знаменитыми петербургскими домами завершается. В этом списке можно было видеть не только доходные многоквартирные постройки, но и общественные здания, среди которых в числе петербургских достопримечательностей оказалась тюрьма.

Конечно, известность тому или иному дому придают люди – это либо известный зодчий, спроектировавший и построивший здание, либо жильцы, населявшие отдельный особняк или квартиру в доходном доме.

Так, из знаменитых петербургских особняков в наш список попали дома Клейнмихель и Демидовых. Первый стоит на Крестовском острове с восстановленными фасадами, но утраченными интерьерами, второй находится на Большой Морской улице, в неплохом виде и с большим числом сохранившейся исторической отделки.

Проблема сохранности фасадов в Санкт-Петербурге более-менее решается – здания реставрируют и подновляют. Чего не скажешь об интерьерах, многие из которых утеряны навсегда. Конечно, вернуть внешний облик дому куда проще, чем восстанавливать утраченный и зачастую очень дорогой в отделке интерьер особняка или квартиры. Ко всему прочему, обстановка многих жилых помещений знаменитых петербургских домов не имеет фиксации на фотографиях, столь необходимой при подготовке серьезной реставрации.

Нам повезло, что наиболее долго живет керамика, и, в частности, камины и печи, облицованные изразцами или изготовленные известными производителями. В нескольких квартирах дома Первого Бассейного товарищества собственных квартир на улице Некрасова сохранились интересные образцы каминов финских фабрики Або и Ракколаниокского завода (проекты архитекторов Г. Сааринена, А. Гюльдена, А. А. Алексеева и О. Вильянена). Кое-что осталось и в доходном доме Ю. Б. Бака. Сохранность исторической керамической облицовки теперь зависит от владельцев квартир.

На лестничных площадках многих доходных домов из нашего списка можно видеть историческую метлахскую плитку, часть которой произведена известной немецкой фабрикой «Вилерой и Бох», существующей и в наши дни. Конечно, напольная плитка более всего подвержена износу, однако высокое качество позволила кафелю пережить все войны и революции XX столетия.

В Северной столице множество выдающихся памятников архитектуры известных зодчих, но именно рядовая застройка, обычные доходные дома с магазинами на первом этаже в историческом центре составляют неповторимый городской ландшафт, основу блистательного Санкт-Петербурга.

Примечания

1

Гусаров А. Ю. Знаменитые петербургские дома: адреса, история и обитатели. М.-СПб., 2016. 383 с.

(обратно)

2

Цит. по: Яковлев П. Л. Чувствительное путешествие по Невскому проспекту. М.: в типографии С. Селивановского, 1828. С. 16–21.

(обратно)

3

Мастерская Д. Дациаро в Москве проработала всего семь лет. В дальнейшем он заказывал литографии у других мастеров, в основном в Германии и Франции.

(обратно)

4

Более 655 тыс. га.

(обратно)

5

См.: Кириков Б. М., Кирикова Л. А., Петрова О. В. Невский проспект. Дом за домом. М.-СПб., 2013.

(обратно)

6

РОСТА. 1919. 30 дек. Цит. по: Маяковский В. В. Полн. собр. соч.: в 13 т. Т. 3. М., 1957. С. 55–56.

(обратно)

7

Название организации указано на 1978–1988 гг.

(обратно)

8

В архивах сохранились книги ежедневного учета выпуска продукции и табели рабочих за 1918 г.

(обратно)

9

В арабской средневековой медицине рообы – водные извлечения из плодов лекарственных растений, сгущенные соки или смеси мякоти плодов.

(обратно)

10

Декокт – отвар из лекарственных растений.

(обратно)

11

Цит. по: Столпянский П. Н. Старый Петербург: Адмиралтейский остров. – Сад трудящихся. СПб., 1923. С. 120.

(обратно)

12

Рубашкин А. Володя, Алик, Геннадий. Вспоминая о цензуре… // Звезда. 2003. № 3.

(обратно)

13

Вигель Ф. Ф. Записки. М., 2000. С. 182.

(обратно)

14

Из письма к А. П. Елагиной от 19 января 1816 г. Цит. по: Гайнуллин М., Бобылева В. Эстонская пушкиниана. Таллин, 1999. С. 181.

(обратно)

15

Цит. по: Уткинский сборник. Письма В. А. Жуковского, М. А. Мойер и Е. А. Протасовой. М., 1904. С. 11.

(обратно)

16

Из письма к А. П. Елагиной, ноябрь–декабрь 1822 г.

(обратно)

17

Гиппиус З. Живые лица. Т. 2. Прага., 1925. С. 97.

(обратно)

18

Федор Иванович Шаляпин: в 3 т. Т. I. М., 1976. С. 54.

(обратно)

19

Пережогин А. А. 275 лет со дня рождения управляющего экспедицией по Колывано-Воскресенским заводам П. А. Соймонова (1737–1800) // Календарь знаменательных и памятных дат. Алтайский край, 2012.

(обратно)

20

Письма императрицы Екатерины II к Н. И. Салтыкову. 1763–1796 // Русский архив. 1864. Вып. 9. Стб. 931–932.

(обратно)

21

Письма императрицы Екатерины II к Н. И. Салтыкову. 1763–1796 // Русский архив. 1864. Вып. 9. Стб. 933–934.

(обратно)

22

Санкт-Петербургские ведомости. 1828. 10 авг. № 64.

(обратно)

23

Вяземский П. А. Старая записная книжка. 1813–1877. М., 2003. С. 482.

(обратно)

24

Хмелевская Е. М. Новый документ о дуэли и смерти Пушкина // Пушкин: Исследования и материалы. Т. I. М., 1956. С. 348.

(обратно)

25

См.: Уэллс Г. Россия во мгле. М., 1964.

(обратно)

26

Из записок Марии Сергеевны Мухановой // Русский архив. 1878. Кн. 1. Вып. 2. С. 209.

(обратно)

27

Там же.

(обратно)

28

Библиографические записки. 1858. Т. I. С. 620.

(обратно)

29

Сборник Русского исторического общества. Т. 69. СПб., 1889. С. 749.

(обратно)

30

См.: Русская архитектура первой половины XVIII века: исследования и материалы. М., 1954. С. 281.

(обратно)

31

Вигель Ф. Ф. Записки. М., 2000. С. 134.

(обратно)

32

При императрице Елизавете Петровне монашеский чин был снят.

(обратно)

33

Канават – шелковая цветная или с узорами ткань.

(обратно)

34

Камка – китайская шелковая ткань.

(обратно)

35

Вид тканевой обивки.

(обратно)

36

Гродетур – вид плотной шелковой ткани.

(обратно)

37

Глазет – разновидность парчовой ткани.

(обратно)

38

Чтения в Императорском Обществе Истории и Древностей Российских при Московском Университете. 1858. Апрель–июнь. Кн. вторая. С. 169–170.

(обратно)

39

Первым потребительским кооперативом, учрежденным военными, стало «Общество потребителей для моряков в Санкт-Петербурге», открытое в 1880 г. Первое время эта организация называлась «Бережливость».

(обратно)

40

Устав Ссудо-сберегательной кассы служащих и рабочих Экономического общества офицеров Гвардейского корпуса. СПб., 1893. С. 4.

(обратно)

41

Декрет СНК от 16 августа 1921 г.

(обратно)

42

Воспоминание о Пушкине // Северная пчела. 1864. 19 февр. (2 марта). № 49. С. 1.

(обратно)

43

Казанский Б. В. Новые материалы о дуэли и смерти Пушкина // Пушкин: Временник Пушкинской комиссии. М.-Л., 1936. С. 243.

(обратно)

44

Бассевич Г.-Ф., фон. Записки, служащие к пояснению некоторых событий царствования Петра Великого // Русский архив. 1865. М., 1867. Стб. 239.

(обратно)

45

Бассевич Г.-Ф., фон. Записки, служащие к пояснению некоторых событий царствования Петра Великого // Русский архив. 1865. М., 1867. Стб. 239.

(обратно)

46

Малиновский К. В. Санкт-Петербург XVIII века. СПб., 2008.

(обратно)

47

Архив князя Воронцова. Кн. пятая. М., 1872. С. 106.

(обратно)

48

Цит. по: Ведьмин О. П. Закулисные персонажи Екатерины II – Одар и В. Шкурин в трагедии Петра III // Вестник Кемеровского гос. ун-та. № 4 (56), т. 1. 2013. С. 24.

(обратно)

49

По данным объявлений в газете «Санкт-Петербургские ведомости».

(обратно)

50

Тынянов Ю. Н. Пушкин. М., 1936. С. 280.

(обратно)

51

Здание, где размещался трактир «Бордо», не сохранилось. Современный адрес – наб. реки Мойки, 82.

(обратно)

52

Летопись жизни и творчества А. С. Пушкина. Л., 1991. С. 40.

(обратно)

53

Полевой К. Записки о жизни и сочинениях Николая Алексеевича Полевого. СПб., 1888. С. 267–268.

(обратно)

54

Цит. по: Наше банковское дело. Письма в редакцию «Русских Ведомостей». М., 1873. С. 54.

(обратно)

55

Суворин А. С. Очерки и картинки. Собр. рассказов, фельетонов и заметок Незнакомца (А. Суворина). Кн. первая. СПб., 1875. С. 10–12.

(обратно)

56

С 1748 г. монополия на добычу китового (и другого) жира была передана на 20 лет П. И. Шувалову.

(обратно)

57

Отца звали Пьер Фаври (Фабри). С 1825 г. семья стала носить фамилию Фаберже.

(обратно)

58

Теппер де Фергюсон Л.-В. Моя история. СПб., 2013.

(обратно)

59

Переписка Я. К. Грота с П. А. Плетневым. Т. 2. СПб., 1896. С. 693.

(обратно)

60

Молчанов М. М. Полвека назад. Первые годы Училища правоведения в С.-Петербурге. СПб., 1892. С. 9.

(обратно)

61

Молчанов М. М. Полвека назад. Первые годы Училища правоведения в С.-Петербурге. СПб., 1892. С. 10–11.

(обратно)

62

Основная золотая монета Римской империи с 309 г. называлась солид. Ее чеканка продолжилась в Византии, где она получила название бизантина (номизмы). В средневековой Италии золотая монета называлась сольдо, Франции – су, Германии – шиллинг (пфеннинг).

(обратно)

63

См.: Юность. 1977. № 1.

(обратно)

64

Дмитриевский В. И., Катеринин Е. Р. Шаляпин в Петербурге–Петрограде. Л., 1974. С. 116.

(обратно)

65

Гиппиус З. Н. Собр. соч. Т. 9. М., 2005. С. 33.

(обратно)

66

Записки Н. А. Саблукова // Цареубийство 11 марта 1801 года. Записки участников и современников. СПб., 1908. С. 34–35.

(обратно)

67

Редигер А. Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. М., 1999. С. 452–453.

(обратно)

68

Ленинградский мартиролог, 1937–1938: книга памяти жертв политических репрессий. СПб., 1995. Т. 1.

(обратно)

69

Цит. по: Сементковский Р. И. Силуэты русских администраторов // Исторический вестник. Т. 47. 1892. № 2. С. 522–523.

(обратно)

70

Цит. по: Мариенгоф А. Бессмертная трилогия. М., 2000. С. 7.

(обратно)

71

С 1923 по 1944 г. Суворовский проспект назывался Советским.

(обратно)

72

Коппелиус – персонаж новеллы Э. Т. А. Гофмана «Песочный человек».

(обратно)

73

Борис Константинович Пронин – режиссер, актер, создатель литературных кабаре «Бродячая собака» и «Привал комедиантов».

(обратно)

74

Белла Георгиевна Казароза (Шеншева) – певица и танцовщица.

(обратно)

75

Натурщица художника Рафаэля Санти.

(обратно)

76

Борис (Бабиш) Романов – артист балета, хореограф, балетмейстер.

(обратно)

77

Николай Карлович Цибульский – композитор, распорядитель в литературном кабаре «Бродячая собака».

(обратно)

78

Жерар де Нерваль – французский поэт XIX в.

(обратно)

79

Цит. по: Воспоминания о Серебряном веке. М., 1993. С. 559.

(обратно)

80

Кузмин М. А. Дневники 1905–1907. СПб., 2000. С. 34.

(обратно)

81

Картина С. Боттичелли «Весна».

(обратно)

82

Кузмин М. А. Дневники 1905–1907.

(обратно)

83

Пяст В. Встречи. М., 1929. С. 173.

(обратно)

84

Иванова Л. Воспоминания. Книга об отце. М., 1992. С. 30–31.

(обратно)

85

Иванова Л. Воспоминания. Книга об отце. М., 1992. С. 31–32.

(обратно)

86

Добужинский М. В. Воспоминания. М., 1987. С. 273.

(обратно)

87

Чуковский К. Современники. Портреты и этюды. М., 1967.

(обратно)

88

Бог из машины (лат.).

(обратно)

89

Елена Оттобальдовна Кириенко-Волошина, урожденная Глазер.

(обратно)

90

Новый журнал. 1945. Кн. 2.

(обратно)

91

Цит. по: .

(обратно)

92

Инфантьев П. Кресты (С.-Петербургская одиночная тюрьма). М., 1907. С. 5–11.

(обратно)

93

Шкловский В. Жили-были: Воспоминания. Мемуарные записи. М., 1966. С. 145–147.

(обратно)

94

Странствующий комедиант.

(обратно)

95

Увядающая (фр.).

(обратно)

96

Гиппиус З. Н. Собр. соч. Т. 9. М., 2005. С. 43–44.

(обратно)

97

Записки петербургского чиновника старого времени (Петра Ивановича Голубева) // Русский архив. 1896. Кн. 1. С. 405, 536.

(обратно)

98

Велосипед. Открытие велодрома СПб Общества велосипедистов-любителей // Всемирная иллюстрация. 1895. 31 авг. № 1388.

(обратно)

99

Саратовская консерватория образована в 1912 г. из местного музыкального училища.

(обратно)

100

Собрания (фр.).

(обратно)

101

Автомобили.

(обратно)

102

В городе и свете // Петербургская газета. 1910. 21 мая (3 июня).

(обратно)

103

Богданов А. И. Описание Санкт-Петербурга. СПб., 1997. С. 207–208.

(обратно)

104

Русская архитектура первой половины XVIII века. М., 1954. С. 226.

(обратно)

105

Русская архитектура первой половины XVIII века. М., 1954. С. 226.

(обратно)

106

С 1808 г. градостроительными вопросами занимался Комитет городских строений.

(обратно)

107

Цит. по: Иванов А. Два памятника, две судьбы // Санкт-Петербургские ведомости. 2009. 27 мая.

(обратно)

108

Там же.

(обратно)

109

Щедрова И. М. Штрихи к истории академической типографии (по материалам Санкт-Петербургского филиала Архива РАН). URL: ranar.spb.ru.

(обратно)

110

Щедрова И. М. Штрихи к истории академической типографии (по материалам Санкт-Петербургского филиала Архива РАН). URL: ranar.spb.ru.

(обратно)

111

Цит. по: Корсаков Д. А. Князь С. Г. Долгорукий и его семья в ссылке // Исторический вестник. 1880. Т. 1, № 3. С. 461.

(обратно)

112

Струве Б. В. Воспоминания о Сибири: 1848–1854 гг. СПб., 1889.

(обратно)

113

Исторический вестник. 1908. Октябрь. Т. 114. С. 376.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Дом А. И. Глуховского (Невский пр., 1)

Дом М. И. Вавельберга (Невский пр., 7–9)

Дом компании «Зингер» (Невский пр., 28)

Дом купцов Меншиковых (Невский пр., 64)

Литературный дом (Невский пр., 68)

Дом Л. К. фон Таубе (Пушкинская ул., 20)

Дом Салтыковых (Миллионная ул., 3)

Дом И. Ф. Громова (Миллионная ул., 7/Дворцовая наб., 8)

Дом Гвардейского экономического общества (Большая Конюшенная ул., 21–23)

Дом Волконских (наб. реки Мойки, 12)

Гостиница Демута (наб. реки Мойки, 40)

Дом К. Г. Фаберже (Большая Морская ул., 24)

Дом П. Н. Демидова (Большая Морская ул., 43)

Императорское училище правоведения (наб. реки Фонтанки, 6)

Здание Петроградского губернского Кредитного общества (Караванная ул., 12)

Дом Первого Бассейного товарищества собственных квартир (ул. Некрасова, 58–60)

Здание Офицерского собрания армии и флота (Литейный пр., 20)

Доходный дом ю. Б. Бака (Кирочная ул., 24)

Дом А. В. Кащенко (Суворовский пр., 34)

Доходный дом И. И. Дернова (Таврическая ул., 35)

Тюрьма «Кресты» (Арсенальная наб., 7)

Доходный дом е. К. Барсовой (Кронверкский пр., 23)

Дом с башнями (Большой пр. П. С., 75/35)

Особняк М. Э. Клейнмихель (наб. реки Крестовки, 12)

Здание типографии Академии наук (В. О., 9-я линия, 12/28)

Жилой дом и аптека А. В. Пеля (В. О., 7-я линия, 16–18)

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg