«Стеснительная гетера и другие истории из мира интриг и интриганов»

Стеснительная гетера и другие истории из мира интриг и интриганов (fb2) - Стеснительная гетера и другие истории из мира интриг и интриганов (Истории из мира интриг и интриганов - 2) 3764K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Виктор Николаевич Еремин

Виктор Ерёмин Стеснительная гетера и другие истории из мира интриг и интриганов

Глава 1. Ветхозаветный парадокс с Иисусом Навином

Моисей и разведчики, вернувшиеся из Ханаана. Художник Дж. Ланфранко.

В Библии (Ветхом Завете) есть свой Иисус – человек Иисус Навин. Он был любимцем Иеговы и непосредственным преемником пророка Моисея, после смерти которого привел евреев в Ханаан[1] и завоевал его.

В Евангелии (Новом Завете) рассказано об Иисусе Христе – о Боге и Сыне Божьем, пришедшим в мир в облике человека и смертью на Голгофе искупившим все грехи человеческие, в т.ч. и первородный грех Адама.

В «Житиях святых» святитель Димитрий Ростовский отметил: «Ап. Павел называет Иисуса Навина прообразом Иисуса Христа (см. Евр 4:8-9)»[2].

Исторические события середины XX в. перевернули образ Иисуса Навина на 180 ° и загнали в ступор все три авраамические религии[3], которые вынужденно продолжают представлять его пророком и праведником. Богословы каждой религии находят свое толкование поступкам Иисуса Навина, но вся их апологетика скорее похожа на отговорки и близка софистике. Ссылки же на историческую отдаленность событий и на нравы тех времен ничего не объясняют и не доказывают, поскольку опровергаются действиями и решениями предшественников и современников Иисуса Навина. Его приверженцам остается только прикрываться именем Бога, по воле которого якобы действовал пророк.

Согласно Ветхому Завету у Нава (или Нона) из колена[4] Эфраимова (Ефремова) в годы египетского рабства родился сын, которому дали имя Осия. Матерью мальчика была старшая сестра пророка Моисея – пророчица Мариам[5] (Мария). Не удивительно, что единственный и любимый племянник стал правой рукой пророка в годы сорокалетнего хождения евреев в пустыне.

Осия был храбрым человеком и доказал это в самом начале исхода израильтян из Египта. Когда на них напали амаликитяне[6], Моисей повелел своему племяннику возглавить еврейских воинов, а сам поднялся на ближайший холм и молился оттуда Богу, выпрашивая избавление. Евреи одержали победу. С этого времени Осия оказался самым близким к Моисею помощником.

Следует отметить, что амаликитяне стали первым в истории народом, кому вымаливал Моисей у Бога полного истребления, т.е. в современном понимании – холокоста (всесожжения). И Бог пообещал ему это: «И сказал Господь Моисею: напиши сие для памяти в книгу и внуши Иегошуа[7], что Я совершенно изглажу память амаликитян из поднебесной» (Исх. 17-8).

* * *

Согласно Торе, евреи прямой дорогой пришли в пустыню Паран (Фаран) на границе с Ханааном.

– Идите и овладейте ею, как велел Бог! – сказал Моисей сынам Израилевым, указывая в сторону Земли Обетованной.

Но никто не повиновался ему. Евреи потребовали выслать вперед разведчиков, чтобы те разведали дорогу и места, по которым идти. Тогда Моисей отобрал из каждого колена Израилева по одному самому отважному юноше – всего 11 человек. Только из колена Левия пророк никого не взял, потому что Иегова не дал этим евреями наделы в Земле Обетованной[8].

От колена Иегуды был отобран Халев, от колена Эфраима – Осия. Предварительно пророк по воле Господа дал Осии новое имя – Иегошуа («Иег» – первые три буквы имени Бога Иегова, «ошеа» на иврите – «спасение», т.е. имя переводится как «Спаситель, посланный Иеговой». Первые буквы имени Бога означают, что Всевышний признает носителя такого имени своим сыном. И еще это имя означает, что спасение идет от Бога-Отца, но через Бога-Сына. В переводе с иврита на русскую транскрипцию Иегошуа звучит как Иисус).

Разведчики вернулись через 40 дней. Они принесли с собою на шестах огромную кисть винограда и другие плоды, однако стали рассказывать, что хотя земля в Ханаане и обильная, но живут там огромные злобные великаны, которых людям не одолеть. Только Иегошуа и Халев пытались убеждать евреев, что все это неправда. За это их чуть не побили камнями. Моисея евреи решили переизбрать и с новым главой вернуться в Египет…

Разгневался Иегова такому непослушанию, хотел истребить весь еврейский народ! Моисей усердной молитвой выпросил у Бога снисхождение. Повелел Иегова евреям 40 лет блуждать по пустыне, пока не умрут все, кто вздумал бунтовать против Его воли. Войти же в Землю Обетованную Господь разрешил только предстоявшим пред Ним левитам, Иегошуа и Халеву да молодым евреям, кому до возвращения разведчиков из Ханаана не исполнилось еще 20-ти лет или кто народится уже после вынесения приговора. Срок же блужданиям был определен Всевышним по году за каждый день, что провели разведчики в Ханаане. Так все и совершилось.

Кто и когда сочинил байку о том, что будто Моисей водил евреев по пустыне 40 лет, дабы умерли все, кто познал рабство египетское – не известно. В любом случае, это пошлая выдумка, рассчитанная на необразованность и наивность человеческую.

Моисею Господь тоже не позволил войти в Землю Обетованную[9]. Он должен был умереть на границе Ханаана и пустыни – на вершине горы Нево[10], откуда была видна вся Земля Обетованная. Преемником пророка стал Иисус Навин. Он вывел народ израильский из пустыни, перевел его через Иордан и завоевал Ханаан.

Однако это было не простое завоевание: Иисус Навин должен был без тени смущения и жалости подвергнуть хананеев холокосту – истребить их всех до единого, от древних старцев до младенцев во чреве матерей, а имущество их и жилища их забрать своему народу. Причина такой жестокости была проста – хананеи не верили в Иегову и были закоренелыми идолопоклонниками, т.е. жили так, как их предки тысячу лет до прихода евреев.

Вот как описывает первый в истории холокост Книга Иисуса Навина.

Началось все с падения могучей крепости Иерихон. «Народ воскликнул, и затрубили трубами. Как скоро услышал народ голос трубы, воскликнул народ [весь вместе] громким [и сильным] голосом, и обрушилась [вся] стена [города] до своего основания, и [весь] народ пошел в город, каждый с своей стороны, и взяли город.

И предали заклятию все, что в городе, и мужей и жен, и молодых и старых, и волов, и овец, и ослов, [всё] истребили мечом» (Ис.Нав. 6:19—20).

Далее последовал город Гай.

«Когда Израильтяне перебили всех жителей Гая на поле, в пустыне, куда они преследовали их, и когда все они до последнего пали от острия меча, тогда все Израильтяне обратились к Гаю и поразили его острием меча.

Падших в тот день мужей и жен, всех жителей Гая, было двенадцать тысяч.

Иисус не опускал руки своей, которую простер с копьем, доколе не предал заклятию всех жителей Гая (Ис.Нав. 8:24—26).

«В тот же день взял Иисус Макед, и поразил [его] мечом и царя его, и предал заклятию их и все дышащее, что находилось в нем: никого не оставил, кто бы уцелел [и избежал]; и поступил с царем Македским так же, как поступил с царем Иерихонским.

И пошел Иисус и все Израильтяне с ним из Македа к Ливне и воевал против Ливны;

и предал Господь и ее в руки Израиля, [и взяли ее] и царя ее, и истребил ее Иисус мечом и все дышащее, что находилось в ней: никого не оставил в ней, кто бы уцелел [и избежал], и поступил с царем ее так же, как поступил с царем Иерихонским.

Из Ливны пошел Иисус и все Израильтяне с ним к Лахису и расположился подле него станом и воевал против него;

и предал Господь Лахис в руки Израиля, и взял он его на другой день, и поразил его мечом и все дышащее, что было в нем, [и истребил его] так, как поступил с Ливною.

Тогда пришел на помощь Лахису Горам, царь Газерский; но Иисус поразил его и народ его [мечом] так, что никого у него не оставил, кто бы уцелел [и избежал].

И пошел Иисус и все Израильтяне с ним из Лахиса к Еглону и расположились подле него станом и воевали против него;

[и предал его Господь в руки Израиля,] и взяли его в тот же день и поразили его мечом, и все дышащее, что находилось в нем в тот день, предал он заклятию, как поступил с Лахисом.

И пошел Иисус и все Израильтяне с ним из Еглона к Хеврону и воевали против него;

и взяли его и поразили его мечом, и царя его, и все города его, и все дышащее, что находилось в нем; никого не оставил, кто уцелел бы, как поступил он и с Еглоном: предал заклятию его и все дышащее, что находилось в нем.

Потом обратился Иисус и весь Израиль с ним к Давиру и воевал против него;

и взял его и царя его и все города его, и поразили их мечом, и предали заклятию [их и] все дышащее, что находилось в нем: никого не осталось, кто уцелел бы; как поступил с Хевроном и царем его, так поступил с Давиром и царем его, и как поступил с Ливною и царем ее.

И поразил Иисус всю землю нагорную и полуденную, и низменные места и землю, лежащую у гор, и всех царей их: никого не оставил, кто уцелел бы, и все дышащее предал заклятию, как повелел Господь Бог Израилев;

поразил их Иисус от Кадес-Варни до Газы, и всю землю Гошен даже до Гаваона;

и всех царей сих и земли их Иисус взял одним разом, ибо Господь Бог Израилев сражался за Израиля.

Потом Иисус и все Израильтяне с ним возвратились в стан, в Галгал» (Ис.Нав. 10:28—43).

«В то же время возвратившись Иисус взял Асор и царя его убил мечом [Асор же прежде был главою всех царств сих];

и побили все дышащее, что было в нем, мечом, [все] предав заклятию: не осталось ни одной души; а Асор сожег он огнем.

И все города царей сих и всех царей их взял Иисус и побил мечом, предав их заклятию, как повелел Моисей, раб Господень;

впрочем всех городов, лежавших на возвышенности, не жгли Израильтяне, кроме одного Асора, который сжег Иисус.

А всю добычу городов сих и [весь] скот разграбили сыны Израилевы себе; людей же всех перебили мечом, так что истребили всех их: не оставили [из них] ни одной души (Ис.Нав. 11:10—14).

«Не было [ни одного] города, который заключил бы мир с сынами Израилевыми, кроме Евеев, жителей Гаваона: все взяли они войною;

ибо от Господа было то, что они ожесточили сердце свое и войною встречали Израиля – для того, чтобы преданы были заклятию и чтобы не было им помилования, но чтобы истреблены были так, как повелел Господь Моисею.

В то же время пришел Иисус и поразил [всех] Енакимов на горе, в Хевроне, в Давире, в Анаве, на всей горе Иудиной и на всей горе Израилевой; с городами их предал их Иисус заклятию;

не осталось [ни одного] из Енакимов в земле сынов Израилевых, остались только в Газе, в Гефе и в Азоте» (Нав. 11:19—22).

Иисус Навин останавливает солнце над Гаваоном. Художник Дж. Мартин

Библия дает описание ужасных событий. Ведь побеждая под Гаваоном, Иисус Навин молитвой к Иегове даже остановил движение Солнца и Луны, чтобы не пропал свет и ни один человек не смог скрыться в темноте – всех до одного следовало вырезать. Так яростно ненавидел пророк побежденных идолопоклонников, никому из пришельцев никакого зла не сделавших. Виновны они были в том, что верили многим богам, а не Богу единому. Издавна текст Книги Иисуса Навина является обвинительным документом в руках противников авраамических религий – как против «изувера» Иеговы, так и против его верных слуг – евреев во главе с пророком Иисусом Навином …

Не удивительно, что описанными событиями издавна заинтересовались археологи. Ими обнаружены и изучены руины библейских городов Иерихон, Гай, Гаваон, Лахис (Лахиш), Асор (Хацор) и др. Параллельно тщательному исследованию подверглись сохранившиеся письма египтян той эпохи – их несколько тысяч. Все источники указывают на то, что во времена пророка Моисея (XIII в. до н.э.) Ханаан был зависим от Египетского царства! Главенствовал там город Газа, но во всех городах Ханаана находились египетские гарнизоны.

Воины и местные князьки с семьями и малочисленной свитой проживали в небольших укреплениях, а прочее население занималось земледелием и обреталось в маленьких, разбросанных повсеместно поселениях. Крепостей в классическом их понимании с высокими каменными или деревянными стенами в Ханаане XIV —XIII вв. до н.э. почти не было – их строительство египтяне не допускали. Так же, как не допустили бы они и нашествия какого-то малоизвестного племени на преданные фараону земли.

Однако рассказ о холокосте хананеев все же имеет научное подтверждение. Многочисленные раскопки XX столетия позволили обнаружить руины древних поселений, сожженных предположительно в XIII в. до н.э. По сей причине ряд ученых пришел к выводу, что Книга Иисуса Навина рассказывает о реальных событиях.

Все перевернула концепция о т.н. «народах моря».

Во 2-м тысячелетии до н.э. в Малой Азии соперничали две великие державы – Египетское царство со столицей в Пер-Рамсесе (в восточной части дельты Нила) и Хеттское царство со столицей в Хаттусе (близ Анкары). Общая граница царств проходила по территории современной Сирии. Еще одним конкурентом обоих царств выступал в Средиземноморье т.н. Микенский мир, хорошо знакомый нам по Гомеровским «Илиаде» и «Одиссее».

Но в начале XII в. до н.э. письменные источники всех трех соперников заговорили о таинственных, многочисленных и необычайно жестоких «народах моря», которые пришли с запада – и по морю, и по суше. Отбиться от них сумели только египтяне, да и те ценою огромных потерь. Микенская цивилизация и хетты пали, а их города превратились в сожженные руины. Та же участь постигла и Ханаан.

Рельеф из погребального храма Рамсеса III Мединет-Абу в Верхнем Египте, изображающий морской бой с народами моря.

Спор о том, кто такие «народы моря», идет по сей день и вряд ли когда завершится. Ясно пока одно: их наступление на города Ханаана растянулось на столетие и к Иисусу Навину никакого отношения не имеет. Однако именно результаты нашествия «народов моря» и были приняты археологами за подтверждение событий из библейской Книги Иисуса Навина.

Откуда же взялась такая жестокая, можно сказать, клеветническая на Бога часть Ветхого Завета?

Согласно убедительным исследованиям специалистов Книга Иисуса Навина была написана в VII в. до н.э., во времена владычества прославленного царя Иудеи – Иосии[11] (царствовал в 640—609 гг. до н.э.). При Иосии евреи обрели Тору[12], которая впервые получила государственный статус, был введен главный религиозный праздник иудеев – Песах[13], а храм Соломона в Иерусалиме провозгласили единственным в мире разрешенным местом для жертвоприношений Единому Богу – храм стал единственным культовым центром иудеев, каждый верующий еврей обязан был минимум три раза в год совершить паломничество в Иерусалим.

В 622 г. до н.э. Иосия окончательно запретил все языческие культы на территории Иудеи, были разрушены все алтари идолопоклонников. Потому нет ничего удивительного в том, что создатели Книги Иисуса Навина с такой ненавистью расправились на словах с идолопоклонниками, объявив их поголовное истребление волей Бога – справедливой и не подлежащей осуждению. Одним словом, таковы были мечты древних иудеев.

Гробница Иисуса Навина в Кифль Харес.

Глава 2. Фрина – гетера, которая стеснялась самой себя

Фрина на празднике Посейдона в Элевсине. Художник Г. Семирадский

Древняя Греция (особенно Афины) была знаменита своими гетерами – образованными, умными женщинами легкого поведения, обеспечивавшими себе роскошную жизнь за счет богатых любовников. Имена некоторых из них сохранились в истории, а три гетеры даже удостоились вечной великой славы. Первая была гетерой по слухам. Ее звали Аспазией, и она вышла замуж за народного вождя Перикла, а после его кончины стала женой торговца скотом Лизикла, которого тоже сделала народным вождем. О ее принадлежности к стану гетер споры идут вот уже полторы тысячи лет – ведь сам факт замужества вроде бы разрушает такую версию. Но чего не бывает в жизни. Имя второй – Фрина. Она по сей день признается самой красивой женщиной древности. Ну и, конечно же, третья – Таис, по наущению которой Александр Македонский сжег столицу Древней Персии город Персеполь. Все три женщины жили в Афинах.

Чтобы понять положение гетер в древнегреческом мире, достаточно припомнить, что замужняя афинянка тех времен (матрона) обязана была всю жизнь проводить на женской половине дома – в гинекее и считалась ойкуремой – предметом, созданным для домашнего хозяйства, т.е. первой служанкой среди прочих слуг. Выходить на улицу жена древнего грека могла только в сопровождении служанки и с прикрытым лицом. Надолго покидать гинекей ей запрещалось законом. Вести себя за порогом гинекея она обязана была так, чтобы ее не замечали и не могли сказать о ней ничего дурного, но и ничего хорошего. Незамужняя гречанка считалась ущербной и была обречена на жалкое существование.

Половое удовлетворение древние греки получали у диктериад и авлетрид – проституток, а в обязанности жены вменялись деторождение и воспитание детей – мальчиков до 7 лет, девочек до замужества. Более того, если жена была плодовитой женщиной, ее можно было взять у мужа взаймы для деторождения в семье чужого человека, супруга которого оказалась бесплодной. Если женщина рожала уродца или калеку, ее убивали.

Исключением для древних греков были элитные диктериады – гетеры. Они предназначались для любви, увлекательных бесед и преклонения, а потому были знакомы и даже дружны со всей знатью города и даже могли оказывать некое влияние на политику полиса.

Далеко не каждая женщина имела возможность и рисковала стать гетерой. Сперва их должны были признать таковыми свободные мужчины-греки. И даже если это случалось, хотя гетеры и жили вольно и богато (ведь вечер общения с гетерой стоил очень дорого), но они были лишены гражданских прав, а в случае каких-либо тяжб судьи всегда становились на сторону честных граждан. Гетерам воспрещалось рожать, дети их считались незаконнорожденными, не получали гражданства и всю жизнь оставались фактическими изгоями. Для гетер был закрыт вход в любой общественный храм – присутствие гетеры в храме являлось оскорблением божества. Им нельзя было участвовать в общественных торжествах рядом с матронами или входить в город до заката солнца. Лишь в Афинах и Коринфе было сделано послабление – гетерам разрешили участвовать в качестве жриц в Элевсинских мистериях[14] и на празднике в честь Посейдона. Все диктериады (включая гетер) жили не в самих Афинах, а в их пригороде – порту Пирее. Парадокс, но при таких строгостях греки относились к матронам с пренебрежением, гетеры же стояли выше просто женщин – они были мудрыми подругами, своими «парнями»!

* * *

Около 390 г. до н.э. в маленьком городке Феспии на юге Центральной Греции, в семье местного врача Эпикла родилась девочка. Нарекли ее Мнесаретой. По мере того, как она подрастала, расцветала ее восхитительная красота.

Что тогда происходило в доме Эпикла – загадка на все времена. Видимо, что-то очень нехорошее. Вполне вероятно, что мать девочки прижила ее от раба из северных земель – Мнесарета мало походила на гречанку и впоследствии славилась светлой оливковой кожей. А возможно и сама красотка, обретаясь в гинекее на роли всеобщей любимицы, ухитрилась потерять девственность до замужества. В любом случае, Эпикл дал дочери очень хорошее, достойное мальчика образование, но по достижении ею тринадцати лет отправил красавицу Мнесарету с глаз долой – в чужой город-государство да еще и в диктерион (общественный публичный дом). Впрочем, возможно, он заплатил за отдельные комнаты в гостинице, и юная диктериона сразу стала принимать клиентов в собственных покоях. Нам такие подробности не ведомы, известно только то, что Эпикл дал согласие на обращение любимой дочери в падшую женщину.

Есть еще две версии происшедшего, но обе относятся скорее к области фантастики.

Согласно первой Эпикл оказался замешанным в неудачной попытке государственного переворота и бежал с семьей в Афины. Для дочерей таких беглецов был один путь обеспечить семью и себя – в диктерион. Однако попытки переворотов греки всегда фиксировали в своих историях: ничего подобного относительно Феспии исследователи пока не обнаружили. К тому же, если бы беда постигла семью Мнесареты, древние биографы не преминули бы поведать о ней своим читателям – жанр требует как раз такие подробности.

По второй версии Мнесарета сама сбежала из дома, добралась до Афин и пристроилась там куртизанкой. При тех законах, в которых существовало древнегреческое общество, одинокую красивую девочку непременно поймали бы по дороге и обратили в рабыню. Это как минимум. К тому же при ее фигуре (хорошо известной нам по многочисленным скульптурным изображениям) переодеться мальчиком Мнесарете не удалось бы при всем желании. Да и отец мог ее вернуть в любое время, поскольку незамужняя дочь всю жизнь оставалась собственностью отца.

Многочисленные авторы прошлых времен, как по шаблону, описывают все случившееся с Мнесаретой чуть ли не как веселое путешествие и праздник сердца, сотворенный по ее собственному желанию. Но выше мы видели, что женщина в древнегреческом обществе, тем более девочка, была бесправной, и судьбу ее изначально решал отец. Без его согласия она не могла сменить место жительства и тем паче стать проституткой. И самое печальное, дальнейший образ жизни Мнесареты говорит о том, что роль гетеры была ей неприятна – женщина стыдилась обнажать свое тело перед малознакомыми людьми. Всю жизнь она выходила из дома закутанная в хитон из плотной ткани, который закрывал все ее тело и волосы, свободными же оставались только кисти рук. Поверх всегда был наброшен пеплос. Гетера даже не посещала общественные бани, а любовников впускала в опочивальню только в кромешной темноте и прогоняла затемно.

В Афинах красота и острый язычок Мнесареты пришлись по вкусу многим богачам. Очень быстро девица стала гетерой, а затем привилегированной гетерой и, наконец, самой знаменитой и самой дорогой гетерой Греции. Поклонники дали своей любимице ласковое прозвище Фрина – Жаба. Для древних греков слово жаба не считалось обзывательством. А в случае с Мнесаретой учтем, что цвет жабьей кожи был близок к оливковому, и прозвище Фрина[15] скорее означало «оливковая».

Роковую роль в судьбе Фрины сыграла любовь к ней великого скульптора Праксителя. Они были ровесниками – молодыми, малоизвестными, но подававшими надежды каждый в своем деле. Влюбленный Пракситель просил Фрину позировать ему при создании заказанной жителями острова Кос мраморной статуи Афродиты. Гетера тоже была влюблена и, невзирая на свою стеснительность, согласилась.

Афродита Книдская. Копия со скульптуры Праксителя

Скульптор изваял две статуи: одна – Афродита в хитоне и пеплосе, она скорее напоминала достопочтенную матрону; вторая была полностью обнажена. Подобного мир еще не видывал. Так была заложена основа традиции древнегреческой скульптуры – изображать богов обнаженными и со всеми подробностями, но непременно с идеальным телом.

Жители Коса побоялись покупать обнаженную Афродиту. Они приобрели одетую статую и вскоре очень пожалели об этом. Отвергнутый шедевр взяли жители города Книда – всегреческого центра культа Афродиты. Статую установили в центре храма, под открытым небом. Многие столетия Афродита Книдская признавалась скульптурой номер один, величайшим творением из всего, что было создано рукой человека. А Пракситель сразу же оказался величайшим скульптором в истории, славой своей он обошел даже самого Фидия с его статуями Зевса в Олимпии и гигантской Афины Паллады на афинском Акрополе. Массовое паломничество греков к Афродите Книдской принесло городу огромный доход, который быстро окупил все затраты на приобретение и перевоз скульптуры. Но Фрине это паломничество в дальнейшем принесло только страдания.

Тем временем гетера потребовала от Праксителя платы за позирование. К тому времени она уже была богата, купила себе дом с колоннадой, редким для греческих домов личным бассейном и садом, где любила прохлаждаться, принимая гостей. Потому скульптор и предложил женщине в оплату выбрать любые из его готовых скульптур, дабы украсила свой сад.

– А какая из твоих скульптур лучшая? – спросила гетера.

– Выбирай сама, – уклонился от ответа Пракситель.

Фрина промолчала и вскоре ушла.

А через несколько дней в мастерскую скульптора вбежал мальчик и закричал:

– Пожар! Пожар!

– Спасайте Сатира и Эрота! – завопил Пракситель. – Погибнут они – погибну и я!

Пракситель дарит Фрине статую Эрота. Художник А. Кауфман

Но тут оказалось, что никакого пожара нет. А когда стемнело, в мастерскую пришла Фрина и, согласно договоренности, затребовала себе скульптуры Сатира и Эрота. Последнюю она подарила своему родному городу Феспии. Сатир украсил сад гетеры.

Надо признать, что Фрина была стеснительной, но отнюдь не скромницей. Иногда наглость гетеры переходила все границы дозволенного. Притчей во языцех стала ее выходка в доме знаменитого философа Ксенократа Халкидонского. Ученик Платона, он был человеком суровым и строгого нрава. Однажды афинские юноши поспорили, что Фрина без труда соблазнит аскета. Уверенная в своих прелестях, гетера согласилась участвовать в споре и даже сама сделала ставку. Вскоре поздней ночью красавица постучалась в дом Ксенократа. Бедняжка кричала, что за нею гонятся грабители, и умоляла приютить ее до утра. Философ без колебаний принял гостью. Когда в доме все легли спать, Фрина забралась на ложе хозяина и попыталась соблазнить его. Но Ксенократ повернулся к ней спиной и уснул. По возвращении домой гетера не стала лгать, будто совратила свою жертву, однако отказалась выплачивать проигрыш, заявив:

– Я говорила, что разбужу чувства в человеке, а не в статуе!

Фрина соблазняет философа Ксенократа. Художник А. Кауфман

И все же, как говорится, и на старуху бывает проруха. Шли годы. Как ни ухищрялась Фрина в своих попытках сберечь молодость тела, время брало свое. Зато слава гетеры как первой красавицы ойкумены не только не уменьшалась, но наоборот, возрастала и возрастала. Теперь уже мужчины не столько влюблялись в женщину, сколько стремились к престижу любовника самой Фрины. Еще бы, ведь с нею делили ложе и могущественные цари, и прославленные мудрецы.

Гетера приближалась к своему пятидесятилетию, когда позарился на нее оратор Евфий. Он не сомневался в ее согласии: ведь если Фрина бесплатно провела ночь с неопрятным философом Диогеном, то ему – гениальному оратору – никогда не откажет.

Фрина думала по-другому. С нежеланных богачей за ночь в ее опочивальне гетера запрашивала такую плату, что между греками даже ходили сплетни о грабеже ею целых народов[16]. Евфия гетера знала постольку поскольку: человеком он был известным, но особым богатством похвалиться не мог. А потому получил у Фрины от ворот поворот. Более того, красавица высмеяла его свежевыбритое лицо.

Оратор был оскорблен до глубины души и задумал жестокую месть. Он подал на Фрину в суд, обвинив ее в нечестии, т.е. в оскорблении богов и безбожии! В Древней Греции это было самое тяжкое обвинение из возможных. Примерно за девяносто лет до этого по такому же обвинению погиб в заточении великий Фидий, а за шестьдесят лет до суда над Фриной по такому же обвинению казнили Сократа. И это при том, что и скульптор, и философ были повсеместно почитавшимися знаменитыми афинянами. А Фрина была всего лишь бесправной гетерой и негражданкой Афин, т.е. ничтожеством – жабой, ненавистной женам афинских граждан. Суд в таких обстоятельствах неизбежно встал бы на сторону своего гражданина. Одним словом, Евфий задумал уничтожить оскорбившую его блудницу руками афинян. Тем более, что у него имелось неопровержимое доказательство вины преступницы – Афродита Книдская работы Праксителя. Скульптор не скрывал и весь мир знал, что ваял он богиню с Фрины. И вот теперь вся Греция паломничала на поклон к голой гетере. К тому же в дни Элевсинских мистерий близ Афин и на празднике в честь Посейдона гетера имела наглость голая изображать богиню Афродиту.

Самое печальное, что большинство друзей Фрины, в их числе и Пракситель, предпочли умыть руки. Они сделали вид, что либо ничего не знают, либо что все происходящее – пустяки. Гетера с трудом уговорила оратора Гиперида защищать ее, платой за защиту должна была стать ночь любви.

Судила Фрину гелиэя – афинский суд присяжных (гелиастов). Всего гелиастов было 500 человек, но поскольку гелиэя судила каждый день, на заседания приходили далеко не все присяжные. При этом гелиасты решали виновен или нет подсудимый, а наказание осужденному определял судья.

С самого начала заседания Евфий перешел в наступление, и гелиэя встала на его сторону. Все попытки Гиперида обратить обвинения в шутку наткнулись на стену непонимания. Казалось, что казнь блудницы неминуема…

Дальнейшее в разных источниках описывается по-разному. Или в пылу выступления Гиперид неожиданно одним движением сорвал с Фрины все ее одежды, или по предварительной договоренности по знаку оратора Фрина сама обнажилась по пояс, представив на обозрение гелиастам свою грудь. Якобы при этом Гиперид воскликнул:

– Добрые гелиасты, посмотрите вы все, приверженцы Афродиты, а потом приговорите к смерти ту, которую сама богиня признала бы своею сестрой…

Присяжные были восхищены красотой гетеры и вынесли оправдательный приговор. Так повествует предание, если не сказать сказка.

А теперь представьте себе тело пятидесятилетней женщины, которая в течение тридцати пяти лет многие ночи была предметом удовольствий в руках тысяч физически очень сильных и заранее возбужденных молвою мужчин. Не зря Фрина принимала любовников только в кромешной темноте, а на свету принимала гостей или выходила из дома в одеждах из плотной материи, тщательно закрывавших ее тело от нескромных взоров. Да и в мистериях, где гетера обнажалась перед народом, имели право участвовать только женщины.

Однако факт того, что Фрина обнажилась перед гелиастами и была за это оправдана судом, отрицать нельзя. Красота ли тела гетеры столь резко изменила настрой гелиэя? Так утверждают романтики.

Правдивый ответ дал древнегреческий писатель Афиней в книге «Пир мудрецов». Он, в частности, указал: «…после этого оправдания было постановлено, чтобы никакой судебный защитник не смел возбуждать жалость в судьях и чтобы никакой обвиняемый или обвиняемая не были выводимы напоказ»[17]. Да и в проскользнувших в труды современников отрывках настоящего выступления Гиперида упор всегда сделан на жалость, сострадание и милосердие.

Гетера Фрина прожила после суда еще ничем ни примечательных десять лет – одинокая, но всеми уважаемая. Умерла она около 330 г. до н.э. В память о ней Пракситель отлил из золота и установил в Дельфах статую с надписью: «Фрина, дочь Эпикла из Феспий». Многие греки были оскорблены тем, что статую гетеры поставили между статуями двух царей – Архидама II Спартанского и Филиппа II Македонского (отца Александра Македонского). Таким образом блудницу приравняли к великим полководцам.

По рассказу Афинея «…суд ее оправдал; Эвфия это так обозлило, что с тех пор он не брал на себя ни одного судебного дела, как уверяет Гермипп». Больше о судьбе обвинителя гетеры мы ничего не знаем.

Гетера Фрина перед ареопагом. Художник Ж.-Л. Жером

Глава 3. Великие реформы товарища Шана

Шан Ян. Современный рисунок

Исследователи истории Китая издавна дискутируют, почему в эпоху Воюющих царств победило наиболее слабое поначалу царство Цинь, почему именно ему суждено было стать основой великой Китайской империи. И, как правило, приходят к единственно возможному выводу – царству Цинь повезло тем, что во главе его в нужный час оказался нужный правитель, который сумел найти и привлечь во власть наиболее подходившего для укрепления государства человека. Имя этому правителю Сяо-гун (посмертное имя – Цюй Лян) (царствовал в 361—338 гг. до н.э.).

Случилось так, что в 415 г. до н.э. умер двадцать пятый правитель царства Цинь – Лин-гун, но на престол взошел не его законный сын Сянь-гун, а младший брат правителя по имени Цзянь-гун. Он объявил, что когда царство ведет тяжкие затяжные войны, не гоже передавать власть малолетнему. Немногим позже правитель вообще спровадил несостоявшегося наследника в ссылку в соседнее царство Вэй.

Царство Вэй было тогда в расцвете своего могущества. Вэйцам принадлежал коридор Хэси (ныне Ганьсуйский коридор) – цепь оазисов, которая тянется на тысячу километров от бассейна реки Хуанхэ до северо-восточных предгорий хребта Циляньшань горной системы Наньшань. Это и ныне главный путь, соединяющий Северо-Западный Китай с Восточным Китаем, а в эпоху Воюющих царств он был чуть ли не единственным проходом между горами, следовательно, самой прибыльной территорией в будущей Поднебесной.

Сянь-гун внимательно следил за жизнью в царстве Вэй и утвердился в мысли, что царству Цинь, если оно хочет выжить, необходимы решительные коренные реформы. Однако кто станет их проводить?

После кончины Цзянь-гуна на престол взошел его сын, а после его смерти – двухлетний внук при регентстве матери. Казалось, Сянь-гуну не видать трона, как своих ушей. Но против регентши взбунтовался министр Цзюнь Гай. Он отыскал в Вэе Сянь-гуна и призвал его на престол. Регентшу и ее малолетнего сына убили, а трупы их сбросили в омут.

Первое, что сделал пришедший к власти Сянь-гун, это запретил человеческие жертвоприношения. Раньше при погребении знатных покойников убивали сопровождавшую их свиту. Больше никаких реформ правитель провести не смог, поскольку царство Цинь находилось в очень сложном и длительном противостоянии с другими царствами. Это было время кровавых битв и разорения.

В 362 г. до н.э. у Шаоляна произошла ожесточенная битва между армиями царства Вэй и царства Цинь. Бились за выход к коридору Хэси. Во время битвы циньцам удалось пленить вражеского военачальника Гунсунь Цзао, а вэйцам… Впрочем, о том, чего добились в той битве вэйцы, источники умалчивают.

Это позволило писателю Сунь Хаохуэю при работе над историческим романом «Империя Цинь» перенести на судьбу Сянь-гуна наиболее эффектные события разных времен эпохи Воюющих царств. В начале XXI в. китайские кинематографисты экранизировали роман, создав телесериал «Династия Цинь». Из этого фильма и черпают нынче наши соотечественники «знания» о древней китайской истории.

И в романе, и в фильме, в частности, говорится о том, что во время битвы у Шаоляна Сянь-гуй был смертельно ранен отравленной стрелой. Он долго и тяжко умирал, причем главной заботой страдальца оставался вопрос о наследнике. Якобы у правителя имелись два сына: старший Ин Цянь – выдающийся и решительный воин, мало смыслящий в политических интригах рубака, и младший Сяо-гун – дальновидный стратег и добродетельный человек. Сянь-гун понимал, что править царством должен младший сын, но как при этом поступить со старшим сыном? Правитель призвал Ин Цяня и заставил его поклясться на крови, что он признает власть Сяо-гуна и будет верно служить брату. После этого Сянь-гун умер. Ин Цань остался верен своей клятве. Едва став правителем, Сяо-гун освободил плененного военачальника Гунсунь Цзао и отправил его для переговоров о заключении мира в царство Вэй…

В действительности ничего подобного, конечно, не было, и источники, прежде всего хроника «Ши цзи» («Исторические записки») великого китайского историографа Сыма Цяня[18], рассказывают лишь о том, что Сяо-гун наследовал отцу в возрасте двадцати одного года. Царство его к тому времени так ослабло, что правители прочих царств относились к нему с пренебрежением. Тогда молодой правитель обратился к народу с повелением, в котором, в частности, говорилось: «…случилось так, что в прошлом… не было спокойствия в княжестве у нас… три цзиньских дома напали на нас и отняли земли к западу от Хуанхэ, принадлежавшие нашим прежним правителям. Владетельные князья презирали Цинь, а большего позора не может быть! …я постоянно чувствую боль в сердце. Если среди пришельцев и моих чиновников найдется такой, кто сможет предложить нам искусный план усиления Цинь, я дам ему высокую должность и пожалую землей»[19].

Тем временем в царстве Вэй пытался ввести разработанные им государственные реформы некий Гунсунь Ян. Был он принцем, побочным сыном князя Вэнь-хоу – первого правителя царства Вэй. Служил он доверенным секретарем первого министра царства Гун-Шу-цзо. Когда министр тяжко заболел и уже лежал на смертном одре, к нему пришел сам вэйский правитель Хуэй-ван и спросил, кого старик посоветует назначить на его место. Тогда Гун-Шу-цзо сказал: «Мой доверенный секретарь, которого зовут Гунсунь Ян, хотя и молод, но имеет поразительные способности. Я хотел бы, чтобы вы, ван, поручили ему ведение дел царства и прислушивались к его мнению. – Правитель промолчал, и тогда министр добавил: – Если вы, ван, не намерены использовать Яна, нужно его убить, [но] ни в коем случае не позволяйте ему выехать за пределы княжества»[20].

Хуэй-ван не придал значения словам старика, поскольку полагал, что говорил он в бреду. Сам же Гун-Шу-цзо рассказал о разговоре с правителем самому Гунсунь Яну и посоветовал молодому человеку бежать из царства. Но тот отказался, сославшись на то, что вряд ли правитель исполнит совет министра. И оказался прав..

Уже после кончины министра Гун-Шу-цзо Гунсунь Ян узнал о повелении Сяо-гуна и решил попробовать удачу в царстве Цинь. Он улизнул из царства Вэй и явился ко двору циньского владыки. Там он долго добивался аудиенции у правителя, пока не заручился поддержкой любимца Сяо-гуна – придворного сановника Цзинь Цзяня. Тот себе на голову представил его Сяо-гуну. На аудиенции Гунсунь Ян долго и много говорил, а правитель со скуки дремал. Когда вэец ушел, правитель выбранил Цзинь Цзяня за то, что тот водит к нему дураков. Но о чудо! Уже через три дня правитель сам пожелал увидеть болтуна, но и новой встречей он остался недоволен. Потом была третья встреча, после которой Сяо-гун сказал Цзинь Цзяню: «Твой гость хорош, с ним есть о чем поговорить». С этого времени они виделись каждый день, правитель мог беседовать с Гунсунь Яном дни напролет. Наконец правитель взял вэйца к себе на службу. С 359 г. до н.э. мудрец приступил к осуществлению предложенных им преобразований.

У реформы было много направлений. Но главная – введение в стране жестокой диктатуры. Вот несколько цитат из книги Гунсунь Яна под названием «Книга правителя области Шан»[21].

«Если управлять людьми, как добродетельными, то неизбежна смута, и страна погибнет; если управлять людьми, как порочными, то всегда утверждается [образцовый] порядок, и страна достигает могущества». «…там, где людей сурово карают за мелкие [проступки], проступки исчезают, а тяжким [преступлениям] просто неоткуда взяться. Это и называется управлять людьми, когда в стране уже есть порядок». «В государстве бывают: ли, музыка, Ши цзин, Шу цзин[22], добродетель, почитание старых порядков, почтительность к родителям, братский долг, бескорыстие, красноречие. Если в государстве есть эти десять [паразитов], то правитель не сможет заставить [народ] воевать, государство будет непременно расчленено и в конце концов погибнет. Если же в стране нет этих десяти [паразитов], правитель может заставить [народ] воевать, а [государство] непременно будет процветать и добьется владычества [в Поднебесной]»… «Когда [к границам] государства, которое добивается хорошего управления, используя Ши цзин, Шу цзин, ли, музыку, почтительность к родителям, братский долг, добродетель, почитание старых порядков, приблизится враг, оно непременно будет расчленено; если же противник и не приблизится, оно непременно останется бедным. [К границам] государства, которое добивается хорошего управления, не используя эти восемь [паразитов], противник не посмеет приблизиться, а если он даже и приблизится, то будет непременно отброшен. [Если такое государство] поднимает войска и выступает в поход, то непременно занимает [чужую территорию], а овладев, может долго удерживать ее; если [же оно] удерживает войска и не нападает, то непременно станет богатым. О государстве, почитающем силу, говорят, что на него трудно напасть; о государстве же, почитающем [пустые] речи, говорят, что на него легко напасть. Если государство, на которое трудно напасть, поднимет войска [в поход] один раз, оно получит десятикратную выгоду; когда же в поход выступает страна, на которую легко напасть, ее потери будут стократны».

Как видим, идеи у Гунсунь Яна были изуверские, но именно на их основе и удалось впоследствии создать великую империю. Более того, по признанию самих китайцев, государственная политика, внедренная Гунсунь Яном в умы китайского общества еще в IV в. до н.э., с малыми изменениями прошла через века и продолжает осуществляться и в наши дни. Философия Гунсуня получила название легизм, т.е. «школа законников». Учение утверждает, что общество обязано беспрекословно жить по законам, установленным единственно непогрешимым и всевластным правителем. Центральная заповедь этого учения такова: необходимо заставить народ не думать, не учиться и не рассуждать, а заниматься сельскохозяйственным трудом и помышлять о войне

Важнейшей задачей реформ Гунсуня становилось «система взаимной ответственности». Вся страна была поделена по пять или десять семей. Члены каждой группы заботились друг о друге, но и каждый нес ответственность за других членов его ячейки. По закону, «тот, кто не доносил на преступника, должен был быть разрублен надвое, доносчик же награждался так же, как тот, кто в бою обезглавил врага. Скрывавший преступника наказывался так же, как сдавшийся в плен врагам» и т.д.

Ближайшие сановники правителя аристократ-конфуцианец Гань Лун и полководец Ду Чжи безуспешно пытались отговорить Сяо-гуна от проведения реформ Гунсунь Яна в жизнь. Однако правитель поддержал мудреца.

И не ошибся. В первые же годы преобразований циньцы стали побеждать в войнах. И чем активнее внедрялись идеи Гунсунь Яна в жизнь, тем больше было у царства Цинь блистательных побед. «Так законы действовали десять лет, и все жители Цинь весьма радовались этому; на дорогах никто не подбирал забытого [другими], в горах не было разбойников, в семьях всего было в достатке. Воины смело сражались, прекратились мелкие междоусобицы, волости и поселки хорошо управлялись»[23].

Зато родичи Сяо-гуна пришли в замешательство – их полностью лишили какой-либо власти и сделали равными обычным аристократам. В самом начале реформ наследник престола княжич Цянь нарушил новый закон. Гунсунь Ян поначалу требовал судить нарушителя, но натолкнулся на недовольство правителя и вынужден был посоветовать Сяо-гуну: «[Пример] неисполнения законов подают ваши родственники. Если вы непременно хотите, чтобы законы осуществлялись, то начните прежде всего с наследника. Коль скоро наследника нельзя наказывать клеймением, клеймите его наставника». Совет был исполнен немедля, и на лбу безвинного учителя Гунсунь Цзя выжгли клеймо преступника. С этого времени вся правящая династия и аристократия беспрекословно исполняли установления реформатора. А когда через четыре года Цянь вновь нарушил закон, его уже не пощадили и отрезали бедолаге нос – он перестал быть наследником. После этого княжич закрылся в своем дворце и не показывался на люди все годы правления Сяо-гуна.

В 341 г. до н.э. вэйцам довелось первый раз поплатиться за самоуверенность своего правителя, когда-то не пожелавшего казнить Гунсунь Яна. У небольшого городка Малина циньцы устроили засаду и неожиданно напали на армию царства Вэй. В пылу сражения был убит вэйский главнокомандующий Пан Цзюань, после гибели которого его войско разбежалось. Но это были еще цветочки.

По совету Гунсунь Яна, уже в 340 г. до н.э. Сяо-гун отправил против царства Вэй новую армию, поставив во главе ее самого фаворита. Он должен был отвоевать для Цинь коридор Хэси. Навстречу врагу вышла армия во главе с вэйским принцем Анем. Когда-то Гунсунь Ян дружил с принцем. Воспользовавшись этим, он написал Аню слезливое письмо следующего содержания: «Мы когда-то с княжичем были в дружеских отношениях. Ныне мы командуем армиями двух государств, и нам трудно решиться напасть друг на друга. Я бы мог встретиться с княжичем лицом к лицу, заключить союз, посидеть за радостной трапезой, а потом отвести войска и тем самым принести покой и Цинь и Вэй». Принц расчувствовался и поспешил в объятия друга. В его честь был дан великолепный пир, во время которого Аня схватили и увезли в плен. Лишенная командующего армия вэйцев потерпела тяжкое поражение. Дальнейшая судьба принца Аня историкам не известна.

За столь блистательную победу правитель пожаловал Гунсунь Яну титул правителя провинции Шан, состоявшей из пятнадцати селений. С этого времени реформатора стали звать Шан Ян. Под этим именем он вошел в историю и под этим именем переиздается его «Книга правителя области Шан». Мудрец достиг высших почестей и казалось, что большего ему и желать не приходится.

Но все изменилось, когда в 338 г. до н.э. Сяо-гун умер! На престол взошел его старший сын Хуй-вэнь-цзюнь, тот самый наследник, клеймить советников которого рекомендовал правителю Шан Ян.

Через несколько дней после погребения его покровителя тайные друзья предупредили реформатора, что родичи покойного готовят расправу над ним. Шпионы княжича Цянь подбросили Хуй-вэнь-цзюню донос, будто Шан Ян готовит государственный переворот. Реформатор не стал дожидаться ареста и бежал.

Однако из первого же приграничного трактира, где беглец намеревался заночевать, его прогнали. Нет, Шан Яна не узнали, но по его же закону хозяин дома обязан был проверить приезжего, иначе ему и семьям его десятка грозило суровое наказание.

Пришлось опальному сановнику поспешить в царство Вэй. Но там он был всем ненавистен за предательство принца Аня. Шан Яна не стали убивать – его с презрением прогнали прочь. Он попытался скрыться в ближайшем царстве Хань, но там тоже знали о предательстве принца Аня и не приняли обманщика.

Оказавшись в безвыходном положении, Шан Ян поспешил в свою провинцию Шан, где спешно набрал войско из сородичей, слуг и местного ополчения, чтобы идти войной на недавно завоеванное ханьцами царство Чжэн. Расчет вельможи был оправданным, но достичь желаемой земли он не успел. Беглеца настигло посланное вдогонку войско циньцев. Произошло сражение, в котором Шан Ян погиб. Труп его был привязан к колесницам и разорван на части, которые потом долго возили по всему царству Цинь и показывали зевакам. Род Шан Яня был поголовно истреблен по приказу правителя Хуй-вэнь-цзюня.

Правда, есть еще одна версия гибели фаворита-реформатора. Едва стало известно о смерти Сяо-гуна, по требованию придворной аристократии Шан Яна и всю его семью схватили и немедленно казнили. Самого сановника живьем разорвали лошадьми.

Так погиб великий законодатель китайского народа.

Памятник реформатору Шан Яну в современном Китае

Глава 4. Премудрые испанские короли: дела семейные

Портрет короля Альфонсо X Мудрого. Художник Х.Д. Бескуэр

Испания сравнительно молодое государство. Появилась она только в XVI в., и первым испанским королем стал Филипп II (царствовал в 1556—1598 гг.). А до этого многие столетия на территории будущей Испании всегда было несколько султанатов, эмиратов, королевств… Они то возникали, то исчезали, то завоевывались, то освобождались, то объединялись, то дробились… Со временем самыми сильными оказались королевство Арагон и королевство Кастилии и Леона.

 Особую признательность от испанцев получил король Кастилии и Леона Альфонсо X Мудрый, он же Образованный, он же Астроном. Царствовал Альфонсо X с 1252 по 1284 г. Дела этого короля невозможно переоценить уже по той причине, что по его воле (а не просто с его согласия) написаны первые в истории книги на языке кастельяно, чем было положено начало испанскому литературному языку и общеиспанскому языку в целом. Альфонсо дал своей стране свод законов. Он выступил заказчиком первой книги по национальной истории – «Cronika general». В науке король прославился как организатор составления первых в Испании астрономических таблиц.

Вся жизнь Альфонсо была подчинена интересам королевства. Даже жениться ему пришлось исключительно из интересов своей страны. Поначалу его отец попытался женить сына на дочери короля Наварры – малюсенького королевства, зажатым на севере между Кастилией, Арагоном и английскими территориями на французских землях. Однако наваррский король был вассалом французского короля, а тот воспротивился такому браку.

На семнадцатом году жизни инфант[24] влюбился в великовозрастную аристократку из знатнейшего и богатейшего кастильского рода Марию Гильен-де-Гусман. Однако, будучи наследником престола, жениться на подданной своего отца он не мог. Это не помешало Альфонсо и Марии стать любовниками. У них родилась дочь Беатрис. И хотя впоследствии у Альфонсо было много женщин и родилось насколько внебрачных детей, Мария Гильен-де-Гусман оказалась его любовью на всю оставшуюся жизнь. К сожалению, политика требовала от инфанта жертвы – и этой жертвой стала любовь.

Король Фернандо III и его сын инфант Альфонсо. Современный рисунок

В 1246 г. Альфонсо женился на десятилетней девочке Виоланте, дочери короля Арагона Хайме I (царствовал с 1213 г. по 1276 г.). Брак был политическим и символичным одновременно. За двадцать пять лет до того юный Хайме из тех же политических интересов женился на великовозрастной внучатой тетке Альфонсо – инфанте Элеоноре Кастильской. Через десять лет Хайме I отправил нелюбимую жену в монастырь, обвинив ее в близком с ним родстве. однако потребность в династическом союзе королевства Арагона с королевством Кастилии и Леона оказалась столь насущной, что близкое родство кастильского инфанта Альфонсо и арагонской инфанты Виоланты европейские политики предпочли не заметить.

Ввиду возраста Виоланты консуммацию – вступление в половую связь с супругой – отсрочили до ее совершеннолетия. Альфонсо это возмутило. Через несколько месяцев он объявил отцу, что намерен запросить у папы римского разрешение на развод. Отсрочка консуммации в те времена считалась веской причиной для развода. Пришлось королям согласиться на преждевременное соитие молодоженов.

В положенный срок Виоланта родила мальчика, который через несколько дней умер. А потом более трех лет у супругов ничего не получалось. В мае 1252 г. Альфонсо X взошел на престол и вновь задумался о разводе, как вдруг Виоланту будто прорвало. С 1253 г. по 1274 г. она родила одиннадцать детей – шестерых девочек и пятерых мальчиков.

В том же 1253 г. кастильцы вторглись в Португалию и отвоевали самую южную и экономически чрезвычайно выгодную область страны – Алгавре. Король Португалии Афонсу III запросил мира. Альфонсо согласился при условии, что Афонсу женится на его внебрачной дочери Беатрис. За это король соглашался вернуть Португалии Алгавре.

Афонсу был на тридцать два года старше невесты и более пятнадцати лет состоял в браке. Однако ради возвращения потерянных земель он согласился на развод, да и причина для этого имелась весьма веская – королева не смогла родить Афонсу наследника. Однако папа римский Иннокентий IV отказался развести португальскую венценосную чету. Тогда короли пренебрегли недовольством папы, и в том же 1253 г. одиннадцатилетняя Беатрис вышла замуж за сорокатрехлетнего Афонсу. Главным условием брака стало: по достижении их первенцем семилетнего возраста Алгавре возвращалась в Португалию.

Сосланная в монастырь первая жена короля умерла в начале 1259 г. Однако только в 1263 г. римский папа Урбан IV признал брак Афонсу III и Беатрис, а троих их первых детей, в том числе двух наследников престола, законными. До этого признания Афонсу III считался двоеженцем, а его дети – незаконнорожденными.

Когда исполнилось семь лет со дня рождения первенца португальской королевской четы – инфанты Бранки, Альфонсо X отказался вернуть Алгавре, заявив, что первенцем считается мальчик, а не девочка. Дело шло к войне, когда исполнилось семь лет старшему инфанту Динишу. Алгавре безоговорочно вернулась под португальский скипетр.

Это на словах все обстояло так просто. В действительности же передача богатых территорий чужому королевству возмутила кастильских грандов[25]. Альфонсо X был храбрым и умелым воином, но управлять должным образом собственной страной не умел. Он много воевал – когда удачно, а когда терпел поражения. Войны разоряли народ. Кастильский король претендовал на императорскую корону Священной Римской империи и тратил огромные средства на подкуп немецкой знати. И вообще, Альфонсо X любил роскошь и безоглядно швырял золото на бессмысленные развлечения.

Гранды короля Альфонсо X. Гравюра Р. дел Кастилло

Итогом такой политики стало всеобщее оскудение населения. Королем Альфонсо были недовольны и гранды, и крестьяне. В стране то и дело вспыхивали бунты или составлялись заговоры. Король кое-как с ними справлялся, на что тоже тратились немалые средства. А тут такой щедрый подарок португальцам. Гранды пока не восстали, но озлобление неуклонно нарастало. Недовольные объединились вокруг четвертого по старшинству брата короля тамплиера Фелипе.

Тем временем Альфонсо X получил в 1273 г. приглашение от папы римского Иннокентия V посетить в следующем году Вселенский собор в Лионе на Роне, где православные иерархи должны были признать верховенство папы римского и католиков. На собор приглашались все католические монархи с семьями. Альфонсо X пожелал присутствовать. Поскольку он не оставлял намерение когда-нибудь стать императором, король хотел провести по этому вопросу переговоры и с папой, и с некоторыми европейскими монархами.

В 1274 г. королевская чета Кастилии и Леона с несколькими инфантами отбыла во Францию. Наместником был оставлен старший инфант Фернандо де ла Серда.

Из задумок Альфонсо относительно императорского престола ничего не вышло, только золото зря потратили. Но в целом поездка в Лион обратилась в многодневное увеселение. Достаточно почитать «Хроники» каталонца Рамона Мутанера. Вот как он описал путь Альфонсо X через Валенсию. А ведь нечто подобное происходило повсеместно. «И господин король [Арагона], и господа инфанты приблизились к месту, где король Кастилии должен был войти в королевство. И когда король Кастилии, королева и их дети узнали, что названный господин король и инфанты были готовы принять их с великой честью, они поспешили прибыть. И как только они вступили на территорию господина короля Арагона, названный господин король и инфанты были там и приняли их с большой любезностью и с великой радостью, и в каждом месте, куда они прибывали, люди господина короля Арагона устраивали для них большие процессии и игры. И со времени, когда они вступили на территорию господина короля Арагона, прошло двенадцать дней, прежде чем они прибыли в город Валенсию; и когда они пришли в тот город, было не описать украшений на домах, игр и развлечений, встреч и соединенных помостов для схваток между дикими рыцарями, турниров, рыцарских экзерсисов, галер и боевых лений, которые моряки тащили по земле в телегах, и оранжевых боев. Столь многочисленны были игры, которых они должны были наблюдать после посещения церкви Cв. Винсента, где они спешились, чтобы выразить почтение по своему прибытию, это было ночью, предшествующей их прибытию в Реаль, где господин король приказал разместить короля Кастилии. Королеве и инфантам всем было предоставлено хорошее жилье. Что вам сказать? Целых пятнадцать дней продолжались торжества в Валенсии, и ни один ремесленник, ни другой рабочий не занимались какой-либо работой, но сверх того, каждый день устраивали игры, танцы и балы. И продуктовые рационы, которые господин король Арагона приказал предоставлять свите короля Кастилии, были способны удивить услышавшего о них. Что вам сказать? Если бы я все это описывал, моя работа удлинилась бы, и я не преуспел бы в достижении своей цели. Но в завершение, я скажу вам, что, покидая Валенсию, они все пошли к Нашей Госпоже Святой Марии дель Пуиг Мурвьедро, а от Мурвьедро в Бурриану, а потом в Кастельон, потом в Кабанес, а из Кабанес в Лес Кобес, а из Лес Кобес в Сан Матео, а потом в Ульдекону, а потом в город Тортосу; и там для них были устроены торжества, также как в городе Валенсии, и они оставались там шесть дней, а потом пошли из Тортосы к Перевалу Балагер и миновали Сан Хорхе (поскольку тогда Побла у источника Перальо еще не существовала). И затем от Перевала Балагер в Камбриль, а потом в город Таррагону. И были также нескончаемы выражения почтения, выказываемые им там. Архиепископ Таррагоны и десять епископов его провинции, все находящиеся под властью господина короля Арагона, со многими аббатами и приорами и с большим числом верующих и прочими священниками, поющие и восхваляющие Бога в процессии, принимали их, и они оставались в городе Таррагоне восемь дней. И после Таррагоны они пошли в Эль Арбос, потом в Вильяфранку, представляющую собой добрый и значительный город, где им была оказана такая большая честь, какую оказывают не во всяком городе; и они оставались там два дня. И потом из Вильяфранки они пошли в Сан Климент; потом из Сан Климента в Барселону. И мне нет нужды описывать это, ибо вы можете вообразить, как они были там приняты; было бы огромным трудом, перечислить все это. Но поскольку Барселона – благороднейший и прекраснейший из городов, какими обладает господин король Арагона, вы можете вообразить торжества, устроенные там, превзошедшие таковые во всех прочих городах; и там они оставались десять дней. И из Барселоны они пошли в Гранольерc…» И т.д., и т.п

Тем временем в начале 1275 г. против кастильцев восстали их вассалы – мавры Гранады. Это был последний арабский эмират на землях Европы. Чтобы выжить, гранадские эмиры приняли вассальную зависимость от отца Альфонсо – короля Кастилии и Леона Фернандо III. Арабы долго выжидали, намереваясь взять реванш за поражения прошлых времен. Но до поры они лишь интриговали с грандами, всемерно поддерживая их в противостоянии с королем.

Слухи о том, что в Гранаде готовится нечто скверное, достигли Фернандо де ла Серда. Инфант поспешил на границу с эмиратом, призвав туда и грандов. Никто не поддержал наместника. А кое-кто из грандов перебежал на сторону арабов. Гранадский эмир с радостью принял перебежчиков. Рассказ грандов о их разладе с королем убедил эмира в том, что пришло время переходить в наступление. Однако действовать в одиночку он не решился и призвал на помощь Абу Юсуф Якуба – султана берберов из династии Маринидов. В середине XIII в. берберы завоевали Марокко и были не прочь переправиться через Гибралтарский пролив и покорить весь Пиренейский полуостров. 16 августа 1275 г. в Альхесирасе и Тарифе, самых южных городах полуострова, высадилось берберское войско.

Незадолго до этого, 25 июля 1275 г., в городе Сьюдаде-Реале умер от скоротечной болезни инфант Фернандо де ла Серда. Вся тяжесть войны легла на плечи грандов. Первая битва состоялась 8 сентября 1275 г., и кастильцы потерпели сокрушительное поражение. В последовавшей вскоре затем второй битве разгром кастильянцев оказался еще сокрушительнее. Тогда в плен к берберам попал шурин Альфонсо X – инфант Санчо Арагонский, он же архиепископ Толедо. Санчо подвергли изуверским пыткам, а затем публично обезглавили в городе Мартосе.

Пришлось Альфонсо X срочно возвращаться домой. Что точно произошло по дороге, мы не знаем. Однако точно знаем последствие. Согласно древним законам, наследником престола надлежало назначить следующего по старшинству сына короля – инфанта Санчо Смелого. Но у умершего инфанта Фернандо остались два малолетних сына – пятилетний Альфонсо и грудничок Фернандо. И случилось нечто казалось бы невозможное – за объявдение наследником престола маленького мальчика Альфонсо выступили единым фронтом обязанные всегда молчать при решении государственных вопросов женщины королевской семьи! Их было трое: жена Альфонсо X королева Виоланта Арагонская; вдова умершего инфанта и сестра французского короля принцесса Бланка Французская; любимая дочь Альфонсо X —королева Беатрис Португальская. Потрудились женщины на славу: по прибытию в столицу город Толедо Альфонсо X объявил своим наследником мальчика-инфанта Альфонсо де ла Серда. Сделал он это на основании принятого в 1265 г. т.н. кодекса «Семи частей». Согласно кодекса король Кастилии и Леона являлся единственным источником права в королевстве. Следовательно, он мог по своему желанию назначить наследником престола любого человека.

Однако Санчо Смелый не собирался от короны без сопротивления. Он обратился за поддержкой к грандам Кастилии и Леона и немедля получил ее. Во избежание смуты Альфонсо X предпочел признать справедливость требований сына и объявил его своим наследником.

Теперь уже женщины королевского дома испугались расправы над их маленькими любимцами. Бланка Французская бежала с мальчиками в Арагон, под защиту брата королевы Виоланты. Оттуда она тайно призвала на помощь своего брата – короля Франции Филиппа III.

Таким образом, завязался клубок интриг и противостояния между самыми близкими королевскими родственниками Европы. А в центре склоки оказался король Кастилии и Леона Альфонсо X.

Инфант Санчо Смелый был племянником королю Арагона Педро III Великиму. Арагонский король отказался выдавать детей их заведомому врагу, но у Бланки их отобрал и закрыл обоих инфантов в неприступной крепости Хатива.

Тем временем к граница Кастилии и Арагона пришла французская армия. Филипп III пригрозил обоим королевствам войной, а для наглядности стал разорять их приграничные области. Оба короля переполошили. Король Альфонсо X спешно выделил из Кастилии на правах вассалитета особое королевство Хаэн (в Андалусии) и объявил хаэнским королем малыша Альфонсо де ла Серда. Король Педро III поспешил вернуть инфантов матери. Французы удовлетворились таким разрешением конфликта и удалились прочь.

Вскоре после их ухода в Кастилии произошли кровавые события, разгадка которым не найдена по сей день.

У короля Альфонсо X был брат-погодок инфант Фадрике. С юных лет он много путешествовал по Европе, был принят и в римской курии, и при императорском дворе, и в большинстве королевских дворов. В годы путешествий он получил тяжелое увечье – у инфанта было обезображено лицо, отчего ему отказали при сватовстве несколько принцесс.

Когда на кастильский престол взошел Альфонсо X, Фадрике рассорился с братом и сбежал из Кастилии ко двору тунисского султана. Там он познакомился и подружился с кастильским грандом Симоном Руисом де лос Камеросом. Вместе они перебрались на службу к королю Манфреду Сицилийскому, а после его гибели в 1266 г. вернулись в Тунис. Будучи в Италии, Фадрике женился, и у него родилась дочь Беатрис. Когда девочка подросла, инфант выдал ее замуж за Симона Руиса. Случилось это уже после возвращения друзей в Кастилию. Надо признать, что по возвращении инфант Фадрике предпочитал держаться в стороне от политики, а Симон Руис, будучи облагодетельствованным Альфонсо X, неизменно выступал на стороне грандов в их противостоянии с королем.

В июне 1277 г. Альфонсо X заболел холерой. Предполагают, что этим решил воспользоваться инфант Фадрике. Он стал уговаривать грандов признать короля недееспособным по причине болезни и короновать Санчо Смелого. Поскольку сам инфант Санчо ничего не знал об этой инициативе, то действия Фадрике назвали «заговором Санчо без Санчо».

Альфонсо X выздоровел. Ему немедля донесли о намерениях инфанта Фадрике. По приказу короля были арестованы только два «заговорщика» – сам Фадрике и его зять Симон Руис. Буквально через несколько дней после ареста Симон Руис был публично живьем сожжен на центральной площади города Бургос. Руководил казнью лично инфант Санчо. В тот же день казнили инфанта Фадрике. Как казнили, точно не известно. Есть три версии. Согласно первой, его задавили в «железном человеке» – металлическом футляре в форме человеческого туловища, с внутренней утыканном стальными кольями. По другой версии, инфанта положили в некое горизонтальное устройство с крышкой, которое затем наполнили водой, и несчастный захлебнулся. По третьей версии, Фадрике стал первой в истории жертвой тогдашней новинки – гарроты.

Расправа со столь высокопоставленными аристократами небывалая и бессмысленно жестокая. Ничего подобного до этих казней в Кастили не случалось. Потому издавна стоит вопрос: что в действительности произошло летом 1277? Сегодня большинство испанских историков сходятся во мнении, будто инфант Фадрике и Симон Руис де лос Камерос со времен Туниса находились в гомосексуальной связи и были разоблачены. Чтобы защитить королевскую семью от такого позора, Альфонсо X решил воспользоваться болтовней Фадрике, обвинил любовников в заговоре и с согласия своего сына-соперника Санчо Смелого спешно уничтожил обоих.

В том же 1277 г. в Кастилию вновь вторглись берберы. Сложилась весьма странная ситуация. В дни противостояния с внешним врагом кастильские гранды как один поддерживали Альфонсо X и являлись на его зов. Как только устанавливался хотя бы относительный мир, гранды отворачивались от короля.

Чтобы прекратить нападения берберов, Альфонсо X решил захватить их основную базу на полуострове – крепость Альхерсирас в Андалусии. 5 августа 1278 г. тридцатитысячная кастильская армия осадила крепость с суши, а с моря ее блокировал флот из 80 галер и 20 вспомогательных кораблей. Однако гарнизон Альхерсираса был отлично подготовлен к длительной осаде. В лагере же кастильцев началась эпидемия цинги, а затем пришла чума.

В феврале 1279 г. Альфонсо X покинул лагерь и уехал в столицу, оставив на командовании девятнадцатилетнего инфанта Педро. 21 июля флот берберов захватил все кастильские корабли. Матросам, попавшим в плен, отрубили головы. Офицеров отправили заложниками в Марокко. Затем состоялся бой на суше, и кастильское войско позорно бежало.

Над королевством нависла смертельная опасность. Однако Альфонсо X повезло. Берберы потребовали от гранадского эмира передать им за помощь город Малагу. Эмир отказался. Обозленные берберы заключили мир с кастильтцами и удалились в Марокко.

Пришло время воздать предателям по заслугам. В 1280 и 1281 г. войска Альфонсо X дважды осаждали Гранаду, но всякий раз неудачно. Зато ссора отца со старшим сыном обострилась до крайнего предела. Началось вооруженное противостояние. Тогда Альфонсо X заперся в Севилье, а гранды осадили город.

Однако ни у одной из сторон не хватало сил для окончательной победы. В этих условиях в 1282 г. знать созвала в Вальядолиде кортесы – аналог сословного парламента. Большинством голосов было принято решение о низложении Альфонсо X и признании королем инфанта Санчо Смелого. Для окончательного разгрома королевской армии решили призвать на полуостров берберов, предложив им плату в 60 тыс. золотых дукатов. Поскольку денег тогда в наличии не имелось, в залог хотели отдать королевскую корону Кастилии и Леона!

Сразу же после роспуска кортесов началось бегство грандов в лагерь короля – берберы оказались для них страшнее. Скорее всего, рано или поздно сбежал бы к отцу и Санчо Смелый. Но Альфонсо X тяжко заболел и умер в Севилье 4 апреля 1284 г.

В завещании старый король лишил инфанта Санчо престола, своим наследником он почему-то объявил второго внука девятилетнего Фернандо де ла Серда. Еще раньше Альфонсо X выделил из Кастилии целых три королевства для своих младших сыновей: Педро получал королевство Севилью, Хуан – королевство Бадахос и Хайме – королевство Мурисю. Но в октябре 1283 г. умер инфант Педро, так что Хуан стал королем Севильи и Бадахоса.

Санчо Смелый, само собой разумеется, завещание отца не признал и объявил себя королем единого государства. Теперь началось бегство грандов к Санчо. Этому поспособствовала таинственная смерть семнадцатилетнего инфанта Хайме. Как, где, от чего он скончался и где похоронен – не известно. Хроники лишь сообщают, что Хайме умер 9 августа 1284 г., через четыре месяца после смерти отца – короля Альфонсо X.

Все годы своего царствования Санчо Смелый, а после смерти короля и его сын Фернандо IV и его внук Альфонсо XI боролись за свои права на престол против инфанта Хуана и инфанта Альфонсо де ла Серда. Инфант Фернандо де ла Серда в этой распре не участвовал. Бланка Французская уехала на родину, пережила большинство участников описанных событий и умерла в Париже при дворе своего брата-короля в 1320 г. Королева Виоланта Арагонская после смерти мужа переселилась в Арагон, активно помогала Альфонсо де ла Серда в его борьбе за престол Кастилии и Леона. Умерла в Наварре в 1301 г., сразу после возвращения из паломничества в Рим. Королева Беатрис Португальская последние годы Альфонсо X была с отцом и находилась у его одра в смертный час. Она закрыла глаза скончавшемуся королю. Всю оставшуюся жизнь Беатрис была убежденной противницей Санчо Смелого и его наследников.

Памятник Альфонсо X Мудрому у Национальной библиотеки в Мадриде

Глава 5. Реформы Мазаччо и происки Мазолино

Мазаччо (в центре) и Мазолино (маленький человек на дальнем плане). Фрагмент фрески Мазаччо «Проповедь Петра с кафедры»

Итальянского художника Мазаччо (собств. Томмазо ди сер Джованни ди Гвиди, 1401-1428) можно без всякой натяжки назвать величайшим реформатором современной живописи и основоположником живописи Возрождения.

В наше время о том, кто такой Мазаччо, мало кто знает. Поэтому начну рассказ, процитировав разъяснения выдающегося биографа художников итальянского Возрождения Джорджо Вазари:

«Что до хорошей манеры живописи, то ею мы обязаны Мазаччо, потому что он в своем стремлении к славе полагал, что живопись должна быть не чем иным, как воспроизведением в рисунке и красках всевозможных предметов живой природы такими, какими они созданы ею, и считал того выше, кто следовал этому с наибольшим совершенством; эта-то мысль, говорю я, стала для Мазаччо причиной того, что он постоянным трудом преуспел настолько, что мог считаться среди первых, кто в наибольшей степени освободил искусство от жесткости, несовершенства и затруднительностей, и он же дал основные начала красивым позам, движениям, величавости и живости, а также известной выпуклости, поистине действительной и естественной, чего никогда не достигал до него ни один художник… Мазаччо …достиг гораздо лучших ракурсов и с самых разных точек, чем кто-либо иной до той поры. Он писал свои вещи в мягкой и объединенной манере, сочетая с воспроизведением голов и обнаженных тел колорит одежд, которые он любил делать легкими и с небольшим количеством складок, как то бывает в живой действительности. Это принесло великую пользу художнику, и за это он заслуживает упоминания в качестве изобретателя; в самом деле, вещи, созданные до него, можно назвать написанными, его – живыми, в сравнении с работами других, живы, правдивы и естественны…

…А доказывается это тем, что наиболее прославленные скульпторы и живописцы после него вплоть до наших дней, работая в этой капелле[26] и изучая ее, достигли совершенства и знаменитости, а именно: Фра Джованни да Фьезоле, Филиппино (закончивший капеллу), Алессо Бальдовинетти, Андреа дель Кастаньо, Андреа дель Верроккио, Доменико дель Гирландайо, Сандро ди Боттичелли, Леонардо да Винчи, Пьетро Перуджини, фра Бартоломео ди Сан Марко, Мариотто Альбертинелли и божественнейший Микеланджело Буонарроти. Затем – Рафаэль из Урбино, заложивший тут начало своей прекрасной манеры, Граначчо, Лоренцо ди Креди, Ридольфо дель Гирландайо, Андреа дель Сарто, Россо, Франчабиджо, Баччо Бандинелли, Алонсо Спаньоло, Якопо да Понтормо, Перино дель Вага и Тото дель Нунциата; словом, все, кто старался постигнуть это искусно, постоянно отправлялись учиться в эту капеллу, чтобы воспринять наставления и правила в мастерстве фигур от Мазаччо»[27].

Другими словами, Мазаччо стал отцом-зачинателем того великого явления в жизни человечества, которое получило название эпоха итальянского Возрождения в живописи. С него все и началось. До Мазаччо были предшественники, рядом с ним трудились продолжатели прошлого, а он оказался тем, кто стал первым, отправной точкой всей европейской живописи реалистического направления.

* * *

Судьба этого художника настолько противоречива, что ее можно назвать и счастливой, и трагической одновременно. И чего в ней было больше – счастья или трагедии – сказать затруднительно.

Томмазо ди Джованни ди Симоне Кассаи Гвиди родился в семье Джованни ди Симоне, зажиточного нотариуса из Сан-Джованни-Вальдарно. Городок расположен в 30 км от Флоренции. Когда мальчику исполнилось пять лет, умер отец. Томмазо и его младший брат Джованни[28] остались на руках матери Якопо ди Мартиноццо. К счастью, был еще жив дед по отцовской линии – успешный мебельщик ди Симоне, человек богатый и щедрый. Он-то временно и принял на себя обязанности главы семейства, а когда внуки подросли, обучил их искусству резьбы по дереву. Правда, ремесло деда унаследовал только Джованни, по причине чего впоследствии получил прижившееся в современной ему литературе прозвище Скеджа – Щепка. Оба брата были склонны к изобразительному искусству, но непревзойденным живописцем своего времени стал старший брат Томмазо, а младший Скеджа прославился работами в декоративном искусстве.

Вскоре после кончины отца мать вторично вышла замуж за местного аптекаря Тедеско ди Мастро Фео. Он был вдовцом с двумя дочерьми. Семья увеличилась. Но через восемь лет Тедеско внезапно умер, и заботы о большом семействе легли на плечи юного Томмазо, которому тогда не было еще и шестнадцати.

В течение ближайшего года (когда точно не известно) все семейство перебралось жить во Флоренцию, где Томмазо начал учиться живописи. Как раз в это время он познакомился с молодым художником Мазолино да Паникале. Об этом человеке почти ничего не известно. Предполагают, что он был старше Томмазо, считался добротным мастером и увлекался поиском новых путей в искусстве создания фресок. Хотя почти современник событий Вазари ничего не рассказывал об ученичестве Томмазо, но несколько столетий бытовало мнение, будто юноша либо учился искусству живописи, либо был подмастерьем у Мазолино. Будто именно в годы этого ученичества необычайно добрый, доверчивый и безразличный ко всему окружающему миру за исключением живописи юноша получил у художников кличку Мазаччо – пренебрежительная форма имени Томмазо. Обычно стараются смягчить и говорят о ласково-пренебрежительном прозвище. Так родоначальник Высокого Возрождения, революционер мировой живописи (как высокопарно выражаются искусствоведы) и вошел в мировую историю под прозвищем Мазаччо.

Только в XX столетии исследователи обратились к документам. В средневековых городах решающую роль играли цеховые гильдии – чем больше ремесленников входило в гильдию и платило ей членские взносы, а следовательно, давало деньги в городскую казну, тем большую роль гильдия играла в жизни города. В гильдию мог вступить каждый желающий, кто трудился по данной профессии. Ему следовало только внести вступительный взнос. При этом кандидат обязан был сдать экзамен на профессию. За всю историю Флоренции нет ни одного случая, когда поступающий в гильдию провалил бы такой экзамен. Это уже говорит о том, чего стоили подобные «испытания».

В XV в. во Флоренции было семь старших гильдий и четырнадцать младших гильдий. В число старших входила гильдия врачей и аптекарей. Конечно, численно людей этих специальностей было немного. Но для ограничения количества гильдий, появляющиеся новые профессии не могли образовывать свою гильдию, а по косвенным признакам включались в старые гильдии. Поскольку аптекари продавали краски, художников включили в гильдию врачей и аптекарей.

Уже в наши дни выяснилось, что художник Мазаччо вступил в гильдию врачей и аптекарей и получил звание мастера живописи 7 января 1422 г. А художник Мазолино вступил в ту же гильдию и получил звание в 1423 г. Таким образом, Мазолино никак не может считаться учителем Мазаччо.

Смущает иное. В 1422 г. или 1423 г. соперник банкирского семейства Медичи богатый флорентийский торговец шёлком Феличе де Микеле Бранкаччи стал попечителем семейной капеллы, пристроенной к церкви Санта-Мария дель Кармине. Он задумал расписать капеллу фресками. Бранкаччи поручил эту работу Мазолино. Известно, что к этой работе вскоре подключился Мазаччо, но в качестве кого и кем он был призван, мы не знаем. Художники приступили к работе примерно в декабре 1424 г. С перерывами фрески писались до 1428 г. Причем Мазолино за короткое время расписал плафон, создал люнетные фрески и написал преимущественно сюжетные композиции своих основных фресок. Архитектурный фон некоторых из них был дописан Мазаччо. Всего Мазаччо принял участие в создании шести фресок.

Дело в том, что летом 1425 г. кардинал-легат Бренда де Кастильоне пригласил Мазолино сопровождать его в поездке по Венгрии. 1 сентября того же года художник покинул Флоренцию. Путешествие длилось три года, после чего Мазолино выполнял заказы кардинала на его вилле и в Риме.

Мазаччо остался довершать роспись капеллы Бранкаччи. Как раз в это время совсем молодой еще человек создал учебник для творцов Высокого Возрождения, прежде всего фреску «Чудо со статиром».

«Чудо со статиром». Фреска капеллы Бранкаччи. Художник Мазаччо

Воскрешение Теофила и св. Петр на кафедре. Фреска капеллы Бранкаччи. Художник Мазаччо, завершена Филиппино Липпи

Интрига заключается в том, что в достаточно небольшом помещении капеллы фрески Мазаччо и Мазолино находятся напротив друг друга и композиционно как бы перекликаются между собой. При этом фрески Мазолино выполнены в обычной для прошлых столетий манере – они абстрактны и бестелесны. Фрески Мазаччо – живые и наполнены человеческими эмоциями. Миру оказались явленными квинтэссенция живописи уходящей и квинтэссенция живописи новой, молодой. Мазаччо создал и утвердил главный канон религиозной живописи Высокого Возрождения: герои евангельских событий обретают ореол святости благодаря собственному совершенству, личным достоинствам, а не по причине их причастности к божественному.

В первые годы рядовые прихожане церкви Санта-Мария понятия не имели, что там произошло. Хуже того, Мазаччо стали упрекать в «писании с натуры», что было неприемлемо для любителей старой живописи. Только истинные художники смогли понять уникальность и великолепие того, что за два года сотворил гений Мазаччо. Слава о творце стала медленно-медленно распространяться по Италии. Равно как и хула. Слухи дошли и до Мазолино, наверняка вызвав у талантливого художника первые приступы зависти.

Старший друг – тайный завистник. Эта история хорошо знакома нам из классической трагедии А.С. Пушкина «Моцарт и Сальери». Видимо, нечто подобное случилось и среди художников.

В 1427 г. Мазолино вернулся во Флоренцию с намерением продолжить работу в капелле Бранкаччи. Человек художественно высоко одаренный, он мгновенно увидел разницу между тем, что делал он, и тем, что сотворил его младший друг. Теперь Мазолино выпал шанс вступить в открытое состязание с Мазаччо и создать фреску хотя бы равную по мощи и дыханию «Чуду со статиром». Тем более, что образец был у него за спиной, всего в нескольких метрах. Мазолино истово трудился несколько месяцев и потерпел поражение. Перешагнуть через барьеры своего таланта он не смог. Сегодня, посещая капеллу Бранкачи, мы волей неволей оказываемся свидетелями великой драмы, происходившей в душе художника, бессильного сотворить шедевр.

Неизвестно, чем бы закончилось это противостояние талантов, но уже в начале 1428 г. Мазолино был вызван в Рим только что прибывшим из Венгрии кардиналом Брендой де Кастильоне. Его высокопреосвященство заказал художнику роспись фресками капеллы Святой Екатерины Александрийской, пристроенной к титулярной церкви[29] кардинала – базилике Сан Клементо. Принимая заказ, Мазолино попросил себе в помощь Мазаччо и получил согласие. При этом Мазолино был главным художником в сделке – Мазаччо представлялся кардиналу одним из многих мазил. Мазолино это явно льстило, но соперника он, видимо, опасался со все возраставшей силой. Вполне возможно, что даже ненавидел.

Мазаччо, получив вызов в Рим, долго не раздумывал. Оставив работу над фреской «Воскрешение Теофила» в капелле Бранкаччи незаконченной, он поспешил на зов Мазолино. К работе в капелле Св. Екатерины художник приступить не успел. Он внезапно умер на двадцать седьмом году жизни. Когда точно – не известно. О его смерти сразу же поползли слухи, по поводу которых Вазари записал: «Он ушел столь внезапно, что многие подозревали тут скорее отравление, чем иную случайность». Намек явно на Мазолино. Поскольку доказать что-либо невозможно, абсолютное большинство биографов обоих художников отрицают зависть и убийство.

Вскоре после случившейся трагедии Феличе де Микеле Бранкаччи пал жертвой семейства Медичи – его арестовали и на долгие годы заточили в темницу. Имущество конфисковали.

Роспись капеллы Бранкачи (в частности, фреску «Воскрешение Теофила») завершил только в 1480 г. большой поклонник творчества Мазаччо – художник Филиппино Липпи.

Младший брат Мазаччо – Скеджа прожил восемьдесят благополучных лет. Благодаря посмертной славе брата он получил большие льготы от Флоренции, имел многочисленные заказы от богатейших людей со всей Италии и водил дружбу с самыми прославленными живописцами Высокого Возрождения.

Мазолино продолжил работу по заказам кардинала де Катильоне. Он умер во Флоренции в 1447 г. на 67-ом году жизни. Подобно композитору Сальери, считавшемуся второстепенным композитором рубежа XVIII – XIX столетий, Мазолино несколько столетий считался второстепенным художником эпохи Возрождения. Но в XX столетии искусствоведы полностью пересмотрели такую точку зрения. Сегодня талант Мазолино признан равным таланту Мазаччо, только работал он в стиле «интернациональная готика» и не мог претендовать на причастность к живописи Высокого Возрождения. Более того, удалось доказать, что целый ряд произведений, которые ранее приписывались Мазаччо, в действительности принадлежат кисти Мазолино.

Смерть Мазаччо. Художник Луи Кудер

Глава 6. Веселая султанша по имени Хюррем

Портрет Роксоланы (Хюррем). Художник В. Тициан.

Хюррем по-турецки означает Веселая. Такое прозвище получила в гареме баш-кадуни – главная жена величайшего султана в истории Османской империи Сулеймана I Великолепного или Кануни[30] (Законодателя). Мы же знаем ее под более привычным нам именем Роксолана (урожденная Анастасия Лисовская[31]).

Дочь священника не то из Рогатина, не то из Чемеровцев (Западная Украина), около 1520 г. девушка была захвачена при набеге крымских татар на Речь Посполитую и подарена работорговцем на невольничьем рынке в Стамбуле личному другу наследника престола Ибрагиму-паше Паргалы. Царедворцу приглянулась милая пятнадцатилетняя девушка, и он вознамерился купить ее, но торговец оказался дальновидным и схитрил – отдал пленницу бесплатно в расчете на иные дивиденды от могущественного вельможи. Точно не известно, когда это случилось – до восшествия Сулеймана I на престол или сразу после того. В любом случае Анастасия попала в гарем на переломном этапе в истории Османской империи и в судьбах главных персонажей ее жизни.

Султан Сулейман I взошел на престол 22 сентября 1520 г. Некоторые историки высказывают предположение, что Роксолана была подарена ему Ибрагимом-пашой как раз в день коронации. Невинностью девушки паша не воспользовался. Зато он изменил ей имя – нарек Роксоланой, а опытные учителя посвятили девушку в премудрости обольщения мужчин. Только после этого наложница оказалась в Изразцовом павильоне, где располагался тогда гарем султана[32].

В те годы там обреталось несколько сотен красавиц на любые вкусы. В угоду Сулейману, большому охотнику до женских ласк, их собрали со всех уголков Османской империи и за ее пределами.

Роксолана была скорее миловидной, чем красивой – рыжеволосая, со вздернутым носиком. Но главным оказался ее характер: железная воля, самообладание, умение в любых обстоятельствах держать себя в руках и исполнять задуманную роль до конца. В тоскливом мире гарема Роксолана всегда оставалась веселой, задорной и остроумной, именно такой, какой желал видеть Сулейман спутницу своей жизни.

На счастье девушки, благодаря интригам хозяев, ее ни разу не продали, отчего по турецким установлениям она оказалась свободной женщиной! Узнав об этом, Роксолана задумала исхитриться и стать законной женой повелителя османов! Правоверному турку разрешалось за всю жизнь иметь четыре законные жены (при условии, что они – свободные женщины и никогда не были рабынями) и столько наложниц, сколько он мог содержать в хороших условиях.

Началась отчаянная борьба наложницы Роксоланы за то, чтобы выделиться из общей массы. Первым делом девушка приняла ислам, чем, согласно христианству, погубила свою душу. На те подарки, что нередко выдавались обитательницам гарема от щедрот султана и валиде-султан[33], она стала подкупать евнухов и прежде всех кызлярагассы (начальника девушек), который возглавлял гаремные службы.

«Существует легенда о том, как Хюррем попала на глаза султану. Когда султану представляли новых рабынь (более красивых и дорогих, чем она), в круг танцующих одалисок вдруг влетела маленькая фигурка и, оттолкнув “солистку”, рассмеялась. А потом запела свою песню. Гарем жил по жестоким законам. И евнухи ждали только одного знака – что приготовить для девчонки: одежду для спальни султана или шнурок, которым удавливали рабынь. Султан был заинтригован и удивлен. И в тот же вечер Хюррем получила платок султана – знак того, что вечером он ожидает ее в своей спальне».

Если верить ученым-историкам, то «сначала Роксолану приставили присматривать за маленьким принцем Мустафой. Но как-то султан, навещая сына, заметил ее. Девушка стала “гезде” – замеченной. Из общей спальни ее перевели в отдельное помещение. Приставили банщиц, массажисток, парикмахерш, портных. Роксолана пришлась по вкусу Сулейману Великолепному. Теперь она стала “икбал” – фавориткой. Ей предоставили денежное содержание, прислугу, евнухов». Со временем в опочивальню к Сулейману стали приводить преимущественно Роксолану, затем только Роксолану…

Интрига заключалась в том, что Роксолана стала четвертой по счету фавориткой Сулеймана. Все три предыдущие были живы и здоровы, родили от Сулеймана по одному шехзаде (принцу), но не удостаивались чрезмерных почестей. А первая фаворитка Фюлане Хатун вообще никогда не появлялась на людях. Знали, что женщина живет в гареме Топкапы – и все. Судьба ее по сей день остается неизвестной.

Танцы в гареме султана. Художник Ф. Фабио

Усугублялась ситуация тем, что наложницам, в том числе фавориткам, разрешалось рожать сколько угодно девочек и только одного мальчика, после появления которого султан навсегда прекращал половую жизнь с матерью шехзаде. Такие правила были установлены во избежание возможных смут в династии Османов и в империи в целом.

Наложница Хюррем вопреки традиции родила пятерых шехзаде (!) и одну дочь. А затем вообще случилось неслыханное – султан Сулейман женился на ней. Такое случилось с ним впервые! В литературе принято называть предыдущих фавориток женами султана, но в действительности лишь Хюррем удостоилась чести стать законной супругой властителя мира.

Любопытно, что о факте этой свадьбы знают все, сохранилось даже ее подробные описания, но когда эта свадьба состоялась – точно не знает никто. В источниках называют и 1530 г., и 1534 г. Но не позже 1534 г. Поскольку известно, что валиде-султан Айше Хафса-султан была противницей Хюррем, а умерла она в марте 1534 г., скорее всего свадьба случилась осенью того же года. Ведь уважаемая Сулейманом мать не одобряла его столь близкие отношения с наложницей. Помимо этого, последний сын Сулеймана и Хюррем – Джихангир – родился в 1533 г., и хотя он был тяжко больным калекой, в случае его рождения в законном браке родителей, самый младший по возрасту шехзаде стал бы единственным официальным наследником престола.

До появления Хюррем в гареме у Сулеймана родились трое сыновей – по одному от каждой фаворитки. Двое старших умерли во время эпидемии чумы в 1521 г. А вот Мустафа, сын султана от его третьей любимицы черкешенки Махидевран Султан (в литературе ее чаще называют Гюльбахар), был мальчиком крепким и активным, и его уже провозгласили наследником престола. Все бы ничего, однако по законам Османской империи сразу же после восшествия на престол очередного султана, тот имел полное право убить всех своих братьев и их детей, дабы избавить государство от возможной смуты.

Четверо[34] сыновей Сулеймана и Хюррем – Мехмед (1521—1543), Селим (1524—1574), Баязид (1525—1561) и Джихангир (1531—1553) являлись нижестоящими конкурентами законному наследнику (т.е. жизнь их целиком зависела от того, как долго будет жить Сулейман).

Судьба детей оказалась главной заботой всей жизни султанши. Перед нею встала задача физического устранения конкурента вначале для ее старшего сына Мехмеда, а после его безвременной кончины – для второго сына рыжеволосого любимчика Селима. Борьба эта была тайной, подковерной, длилась десятки лет и стала причиной целого ряда смертей.

Началось все с того, что ранним мартовским утром 1536 г. у входа в сераль был обнаружен труп бывшего благодетеля, а затем главного врага Хюррем – великого визиря Ибрагима-паши. Ровесник и выдвиженец Сулеймана I, он являлся вторым человеком в империи, был выдающимся полководцем (султан направлял Ибрагима на самые опасные войны) и талантливым государственным деятелем (его стараниями проводились в жизнь знаменитые реформы Сулеймана). Ничего не помогло врагу султанши.

Здесь надо сказать, что столетиями не было однозначного мнения о причинах гибели великого визиря и о том, кто его убил. Но после выхода на телевизионные экраны популярного сериала «Великолепный век» даже профессиональные турецкие историки стали придерживаться выбранной сценаристами фильма версии. Утверждается, что великий визирь позволил себе назваться султаном в одном из дипломатических писем, которое попало в руки Хюррем, а та не преминула воспользоваться чванством врага и передала письмо супругу. Прочитав его, Сулейман возмутился и приказал удушить друга.

Версия сама по себе эффектная, но очень сомнительная, особенно в отношении мудрого Сулеймана Кануни. Более серьезной видится версия о профранцузской политике Ибрагима, в которой он мог перейти границы дозволенного, за что и был тайно казнен. Другими словами, хотя молва и возводила вину за гибель Ибрагима-паши на Хюррем, никаких подтверждений этой сплетни не существует.

В дальнейшем молва тесно связала султаншу с бейлербеем[35] Диярбакыра[36] Рустемом. В молодости он был силахтаром[37], героически проявил себя в битве при Мохаче[38] и с тех пор оказался в фаворе у Сулеймана Великолепного. Не известно, какую роль играла Хюррем в быстрой карьере Рустема, но после Диярбакыра он стал бейлербеем всей Анатолии, а в 1539 г. уже был третьим визирем Дивана.

Вот тогда-то совершенно точно похлопотала лично Хюррем, и в ноябре того же года состоялась свадьба 39-летнего Рустема-паши с единственной дочерью Сулеймана – семнадцатилетней Михримах Султан. Надо отдать должное, брак этот оказался очень прочным. Ученые-историки утверждают, что Рустем и Михримах за всю жизнь ни разу не изменили друг другу и хранили нерушимую верность. Выдумки об их изменах появились только в наше время. Михримах оставалась преданной мужу и после его кончины от водянки в 1561 г. По ее заказу почившему супругу принцессы была возведена тюрбе[39] в одном из престижнейших мест Стамбула – в саду храмового комплекса Шехзаде Мехмед джами, где похоронены любимые сыновья Хюррем и Сулеймана – Мехмед и Джихангир.

Несмотря на то, что Рустем стал единственным даматом[40] (зятем) Сулеймана Великолепного, он еще долгое время оставался на вторых ролях. Только после неожиданного скандала с дракой, случившегося в Диване между ее визирями в 1544 г., Сулейман назначил Рустема-пашу великим визирем. Впоследствии это заурядное событие легло в основу слухов о сговоре Хюррем и Рустема-паши для погубления шехзаде Мустафы.

Конный портрет Сулеймана I Великолепного. Художник Г. Эворт

А теперь обратимся к событиям, случившимся в Османской империи в первых десятилетиях XVI в., когда отец тогда еще шехзаде Сулеймана – шехзаде Селим поднял восстание против своего отца султана Баязида II Вели[41]. Бунтовщика поддержали янычары и хан Крыма Менгли I Гирей. Поначалу Баязид разгромил Селима, и шехзаде вынужден был бежать в Бахчисарай. Но затем султан решил, что надо кончать со смутой в государстве, и в 1512 г. добровольно отдал престол беглецу. Неблагодарный Селим I мало того, что приказал зарезать всех мужчин из рода Османов, чтобы избавиться от претендентов на престол, он еще повелел без каких-либо почестей отправить отца в ссылку в родовое поместье Дидимотихон (близ Эдирне), где тот через пару недель по прибытии был отравлен.

В случае Сулеймана янычары были преданы любимому сыну султана и Хюррем – Мехмеду. Но в 1543 г. Мехмед умер, заразившись оспой. И почти сразу после его смерти среди янычар начались разговоры о том, что Сулейман стареет, что ему пора отправляться на покой – в Дидимотихон, а престол следует передать шехзаде Мустафе. Со временем среди армейского командования был составлен военный заговор, решающую роль в котором взяли на себя командиры янычар. Независимо от его собственных намерений, Мустафа оказался смертельной угрозой и для Сулеймана, и для его сыновей от Хюррем. Перед султаном был пример султана Баязида II – ведь тогда все случилось буквально на глазах Сулеймана.

В октябре 1553 г. по приказу султана шехзаде Мустафа явился к отцу в полевой штаб в Эрегли. «…прибытие Мустафы вызвало сильное возбуждение. Он смело поставил свои шатры позади шатров отца. После того визири выразили Мустафе свое почтение, и он поехал на украшенном боевом коне, эскортируемый визирями и под возгласы толпившихся вокруг него янычар, к шатру султана, где, как он ожидал, должен был получить аудиенцию. Внутри “все казалось мирным, не было солдат, телохранителей или сопровождающих лиц. Присутствовали, однако, несколько немых (категория слуг, особенно высоко ценившаяся турками), сильных, здоровых мужчин – предназначенных ему убийц. Как только Мустафа вошел во внутренний шатер, они решительно набросились на него, изо всех сил стараясь набросить на него петлю. Будучи человеком крепкого телосложения, Мустафа отважно защищался и боролся не только за свою жизнь, но и за трон; ибо не было места сомнению, что, сумей он вырваться и соединиться с янычарами, они были бы настолько возмущены и тронуты чувством жалости по отношению к своему фавориту, что могли бы не только защитить его, но и провозгласить султаном. Опасаясь этого, Сулейман, который был отгорожен от происходившего всего лишь льняными занавесями шатра… высунул голову в месте, где в этот момент находился сын, и бросил на немых свирепый и грозный взгляд и угрожающими жестами пресек их колебания. После этого, в страхе удвоив усилия, слуги опрокинули несчастного Мустафу на землю и, набросив шнурок на шею, удушили его”.

Тело Мустафы, положенное перед шатром на ковре, было выставлено на обозрение всей армии. Скорбь и причитания были общими; ужас и гнев охватили янычар. Но перед смертью выбранного ими лидера, лежащего бездыханным, они были бессильны»[42].

Через несколько дней были задушены два малолетних сына Мустафы.

По стране и по столице сразу же поползли слухи о причастности к казни шехзаде султанши Хюррем и Рустема-паши. Будто последний придумал историю с заговором янычар и спровоцировал Сулеймана на решительные действия. Впрочем, версий было несколько, но ни одна из них по сей день не нашла документального подтверждения. Справедливости ради приходится признать, что Хюррем и Рустем-паша скорее всего оклеветаны молвой, а заговор янычар был настоящим.

Как бы там ни было, но «…чтобы успокоить тех многих, кто был недоволен столь безапелляционными действиями Сулеймана, он временно отстранил от дел Рустем-пашу»[43]. Однако уже в 1555 г. Сулейман вернул дамата на высокий пост. Рустем-паша оставался великим визирем до самой смерти.

Казалось, что опасность для сыновей Хюррем устранена. Но через несколько недель после казни Мустафы умер Джихангир – не смог пережить потрясение. А затем началось жесткое противостояние между оставшимися шехзаде – Селимом и Баязидом.

Или в 1555 г., или в 1556 г. на Балканах в районе Солоник вспыхнул мятеж Лже-Мустафы. Самозванец собрал под своими знаменами несколько тысяч человек. Некий торговец птицей стал его визирем, двух студентов Лже-Мустафа назначил казаскерами – членами Дивана.

На ловлю смутьянов был направлен санджак-бей[44] Никополиса. Торговец птицей – «визирь» только этого и ожидал: он сам явился к законным властям и всех сдал, за что получил богатое вознаграждение. По ходу розыска выяснилось, что мятеж санкционировал и оплатил шехзаде Баязид – он опасался, что в случае смерти отца, брат Селим казнит всю его семью. Потому и пошел на измену.

Хюррем ко времени мятежа была уже тяжело больна. Ей, конечно, удалось уговорить Сулеймана простить заговорщика. Удовлетворились казнью Лже-Мустафы и глупых студентов. Но в дальнейшем мать уже была бессильна защищать своих отпрысков от их же вожделений.

Оплакиваемая безутешным Сулейманом и детьми, султанша Хюррем скончалась в апреле 1558 г. то ли от неизвестной продолжительной болезни, то ли от отравления долго действовавшим ядом. Через год ее останки захоронили в великолепном тюрбе в комплексе Сулеймание.

Для умиротворения сыновей Сулейман назначил их санджак-беями в отдаленные друг от друга санджаки. Бесполезно. Уже в начале 1559 г. Баязид фактически развязал в империи гражданскую войну. Быстро старевший, больной подагрой султан решительно встал на сторону законного наследника – старшего по возрасту Селима. Он направил против мятежника отборные войска, и в битве при Конье в мае 1559 г. воинство Баязида было разгромлено.

Шехзаде с четырьмя сыновьями в сопровождении остатков поддержавших его войск бежал к многолетнему врагу Османов – иранскому шахиншаху[45] Тахмаспу I. Дипломаты Сулеймана немедля вступили в переговоры с иранцами. Продолжительные торги закончились тем, что за 400 тыс. золотых всю свиту Баязид перебили иранцы, а шехзаде с сыновьями был выдан людям Селима. Всех их задушили на землях Персии, в Турцию отвезли уже трупы. Пятый, трехлетний сын Баязида жил с матерью в санджаке отца. Их задушили там.

Единственный выживший шехзаде Селим взошел на престол в после смерти отца в сентябре 1566 г. и правил всего восемь лет. Будучи пьяницей, Селим II умер от перепоя. Несмотря на злодейское истребление семьи Баязида, молодой султан в целом оказался добрым человеком. Он воздал почести останкам Мустафы, проявил благородство в отношении Махидевран – оплатил все ее долги, купил ей дом в Бурсе и назначил вдовью пенсию. В непродолжительное царствование Селима II и в султанат его сына Мурада III Михримах-султан являлась фактической валиде-султан, но занималась преимущественно делами гарема. Умерла она в 1578 г., через четыре года после кончины брата.

Тюрбе (мавзолей) Хюррем сегодня

Глава 7. Жены герцога Браччиано

Мадонна с младенцем в окружении семьи Медичи. 1575 г. Художник Дж.М. Буттери. Крайний слева – великий герцог Франческо I Медичи; крайний справа – Паоло Джордано I Орсини, герцог Браччиано; рядом с Браччиано стоит Пьетро Медичи; Мадонной с младенцем изображена Изабелла Медичи, у ее ног присела Леонора де Толедо и Колонна.

Великая эпоха итальянского Возрождения закончилась в один день. 6 мая 1527 г. армия императора Священной Римской империи Карла V разорила город Рим, истребила и ограбила множество римлян, а бессильный вмешаться папа римский Климент VII Медичи тайком наблюдал за происходившей трагедией из-за зубцов своей маленькой неприступной крепости – Замка Святого Ангела. К тому времени художники, архитекторы и мыслители, творившие под покровительством римской курии, разбежались по своим городам и селениям, и впоследствии мало кто вернулся назад. Да и сам папа, решивший, что свершилась Божья кара за фривольный образ жизни католической верхушки и римской аристократии, предпочел более не усердствовать с меценатством. Уже после его смерти новый папа Павел III Фарнезе учредил орден иезуитов (1540 г.), центральный трибунал инквизиции (1543 г.) и провел Тридентский собор (1545 г.), призванный восстановить авторитет церкви и папства в глазах верующих.

Намерения святых отцов были, безусловно, благими, только человеческий характер изменить не так-то просто. Если сами папы получили в истории хотя бы относительное оправдание своих деяний, то окружение их осталось в глазах потомков таким, каким было на самом деле. О порядках, царивших в высшем римском обществе времен итальянской Контрреформации (так называется эпоха после разгрома Рима в 1527 г.), свидетельствует судьба жен герцога Браччиано.

* * *

Род Орсини[46] относится к наиболее уважаемым нобилям римского общества. Так издревле называются семейства, представители которых из поколения в поколение входят в правящие круги национальной элиты. Авторитет нобилей держится на их крупном землевладении и неиссякаемых богатствах. Орсини ведут свою родословную от первого римского императора Октавиана Августа, но выделились как отдельная ветвь рода только в Средних веках. Они дали католическому миру 5 римских пап, 34 кардинала, несколько кондотьеров. Когда в XII в. итальянское общество раскололось на гвельфов – сторонников римских пап и их союзников французских королей и гибеллинов – сторонников императоров Священной Римской империи, именно Орсини возглавили партию гвельфов, благодаря чему завладели несметными богатствами и огромными земельными угодьями, в том числе на территории Ватикана. Если противостоявшие Орсини семейства гибеллинов многократно менялись во главе их партии и всякий раз терпели поражения, то верховенство Орсини среди гвельфов все времена оставалось неизменным, даже после завершения противоборства этих партий в начале XVI в. И это не удивительно: гибеллинов поддерживала амбициозная феодальная знать, а гвельфов – расчетливые купцы и банкиры.

Во второй половине XVI в. во главе рода оказался Паоло Джордано Орсини (1541—1585). По линии матери он был внуком римского папы Юлия II и правнуком римского папы Павла III. Помимо этого, Паоло имел ближайшее кровное родство с самыми прославленными владетельными родами Италии – Сфорца, Фарнезе и Делла Ровере. Каждый, кто интересуется итальянским Возрождением, все эти имена и фамилии знает в обязательном порядке – главные меценаты величайших творцов в европейской истории.

Родители Паоло умерли рано, опекун же его кардинал Гвидо Сфорца уступил настояниям герцога Флорентийского Казимо I Медичи и подписал брачный контракт 12-летнего Паоло и Изабеллы – 11-летней дочери герцога. Дело в том, что Казимо I стал герцогом Флоренции благодаря поддержке императора Священной Римской империи Карла V и находился в зависимости от своего покровителя. Браком дочери с отпрыском дома Орсини он рассчитывал упрочить свою связь с папским престолом и французским королем и стать менее зависимым от Карла, а с другой стороны, грозился услужить императору и перетянуть мальчика на сторону противников папства и французов.

Контракт был подписан в 1553 г., после чего Паоло перебрался на постоянное жительство во Флоренцию, в дом будущего тестя. В конце 1555 г. папа Павел IV провозгласил четырнадцатилетнего Паоло Орсини военачальником армии Папского государства и призвал юношу в Рим для подготовки к войне против Карла V. Накануне отъезда Орсини к армии состоялась его свадьба с Изабеллой.

К счастью, в тот раз войны как таковой не случилась – Павел IV испугался мощи императорской армии и очень скоро выпросил у Карла мир, вскоре после чего умер. Однако с этого времени Паоло стал кондотьером – командиром наемного войска, генералом. В течение всей жизни он принял участие во многих военных, особенно междоусобных, конфликтах, сражался в многолюдных побоищах и в мелких стычках. 7 октября 1571 г. в знаменитой морской битве при Липанто, когда решалась судьба Западной Европы – быть ей под Османской империей или остаться независимой, Орсини единственный раз был ранен и то легко.

Вскоре после кончины Павла IV новый папа римский Пий IV Медичи облагодетельствовал своих родственников. В итальянских городах существовала особая форма государственности – синьория. Это было нечто вроде личной тирании правителей-синьоров в небольших городах или на небольших территориях. Синьорией нобилей Орсини являлся город Браччиано с окрестностями. 9 октября 1560 г. Пий IV даровал Браччиано статус герцогства, а его синьор стал герцогом Паоло Джордано I Браччиано. Изабелла Медичи соответственно получила титул герцогини Браччиано.

Впрочем, это мало изменило образ жизни новоявленных герцогов. Паоло Джордано I воевал, а его супруга безотлучно жила во Флоренции. Регулярно получавший от своих шпионов отчеты о распутной жизни зятя вдали от позабытой жены, Козимо I поначалу предпочел не отпускать любимую дочь в ее законную резиденцию в Браччиано – по тем временам мало ли что могло там с нею приключиться. А потом случилось так, что во флорентийском семействе Медичи умерли все женщины, кроме Изабеллы. Красавица стала первой дамой двора своего отца. Тут еще очередной римский папа Пий V Гислиери в 1569 г. провозгласил Козимо I великим герцогом Тосканским[47] и венчал его короной в Риме. Фактически великий герцог оказался самым могущественным владетелем в Италии, а его великогерцогский (читай: королевский) двор стал самым притягательным в стране для мастеров искусств. Так что Изабелла Браччиано буквально купалась в роскоши и славе меценатки. По ходу дела герцогиня третировала и родных братьев, и изредка навещавшего ее супруга.

В дни нечастых перерывов между войнами герцог Паоло предпочитал жить в Риме или в Браччиано, а когда приезжал во Флоренцию, супруги пытались зачать детей. Дело обычно заканчивалось выкидышем, выносить младенца Изабелле удалось лишь дважды. Дети были поздние, и вызывали у отца и других родичей серьезные сомнения.

Согласно средневековой традиции, на время своего отсутствия знатный муж назначал доверенного человека, который должен был блюсти и защищать его остававшуюся в одиночестве жену. Паоло поручил эту роль своему двоюродному брату Троило Орсини – красавцу и интеллектуалку. Опекун во всех отношениях резко отличался от законного супруга герцогини, разве что титула не имел. Вскоре у них с Изабеллой завязались романтические отношения, о которых знал весь двор. Есть даже предание, будто Изабелла родила сына от Троило и откровенно призналась в этом отцу. Козимо I приказал зятю Паоло признать ребенка своим и не сметь преследовать жену как изменницу. Это сплетня, и документального подтверждения она не имеет, однако именно данным обстоятельством порой объясняют то, что герцог завещал такое огромное состояние второй жене, отняв богатства у единственного законного наследника и прочих родичей.

Одновременно тосканская знать судачила о кровосмесительной связи Изабеллы с отцом Козимо I и с родным братом-погодком Джованни Медичи. Правда это или клевета, историки спорят по сей день. Точно известно, что отец пытался сделать Джованни кардиналом с шестилетнего возраста, но в сан юноша был посвящен только на пятнадцатом году жизни. Так что чужих женщин он точно не знал, почему сексуальные отношения Джованни с доброй сестрой вполне вероятны. Однако в 1562 г. кардинал заболел малярией и умер на руках отца, а потому если и был грех, то он снят с Изабеллы ранней смертью брата. Когда через пять лет у Козимо I родился внебрачный сын, ему тоже дали имя Джованни, а воспитание мальчика отец возложил на Изабеллу. Согласитесь, это говорит о многом.

Документально подтверждено и то, что в своих амурных похождениях Изабелла была не одинока. Герцогиня с детства дружила со своей двоюродной сестрой Леонорой Альварес де Толедо и Колонна, которая воспитывалась при дворе Козимо I. Когда Леоноре исполнилось пятнадцать лет, ее выдали замуж за еще одного сына Козимо – Пьетро Медичи. Муж и одновременно двоюродный брат предпочитал жене гулящих девок. В конце концов, истосковавшаяся в долгом одиночестве Леонора пошла по пути Изабеллы и завела себе любовника – некоего Бернадро Антинори из благородного флорентийского рода виноделов.

Так сложился шестиугольник – два высокородных мужа-рогоносца, две благородные распутные дамы из семьи Медичи и два их любовника из семей нобилей. Первым об измене жены проведал Пьетро Медичи. Ярости его не было предела, но Леонора пребывала под защитой своего родича короля Испании Филиппа II, так что обманутому супругу пришло смириться со своим позором. Единственное, что он смог сделать, это сообщить герцогу Браччиано о рогах, наставленных ему Изабеллой, защищенной отцом – великим герцогом. Так что Паоло тоже оставалось только скрежетать зубами и умирять свой норов в объятиях римских непотребных девок.

Но вот в апреле 1574 г. на пятьдесят четвертом году жизни умер великий герцог Тосканский Козимо I. Покровителем Изабеллы стал ее старший брат великий герцог Тосканский Франческо I. Близилось столетие со дня разгрома заговора Пацци (1478 г.), когда был убит Джулиано Медичи и едва спасся от смерти Лоренцо Медичи Великолепный. Тогда, в дни подавления заговора, большинство мужчин Пацци были убиты или казнены. Выживших представителей семейства реабилитировали только через десять лет после разгрома. И вот теперь, в 1575 г., один из потомков казненных – Горацио Пацци задумал отомстить Медичи и попытался организовать убийство всех мужчин герцогского рода. В заговор были втянуты представители нескольких благородных семейств Флоренции. Среди них оказались и Троило Орсини, и Бернардо Антинори.

О заговоре стало известно еще одному брату Медичи – кардиналу Фердинандо Медичи. Он немедленно оповестил о смертельной угрозе великого герцога. Франческо I не стал церемониться с врагами. Расправа была скорая и жестокая. Горацио Пацци обезглавили, около двадцати заговорщиков публично повесили. Троило Орсини успел вовремя сбежать во Францию. Но Бернардо Антинори оказался в тюремных застенках. Под пытками он признался, что Изабелла Браччиано и Леонора де Толедо знали о готовившихся убийствах. Бернардо тайно удушили в камере. Судьбу же преступных жен великий герцог после долгих сомнений передал на произвол ненавидевших их мужей.

9 июля 1576 г. Пьетро Медичи отвез Леонору де Толедо в любимый охотничий домик семьи – виллу ди Кафаджоло, где с помощью двух слуг задушил ее собачьим поводком. Женщина отчаянно боролась за жизнь, и крики ее разносились по всей вилле, но никто не решился защитить несчастную. Официально было объявлено, что Леонора случайно задохнулась во сне. Перед испанцами Медичи оправдались невесть откуда взявшимися любовными письмами к Леоноре от несчастного Антинори. Позднее Франческо I был вынужден выслать брата Пьетро в Испанию, где тот и сгинул.

16 июля 1576 г. герцог Браччиано тоже под предлогом охоты отвез жену Изабеллу на виллу Медичи Черрето-Гуйди в 30 км. от Флоренции. Согласно официальным документам, сохранившимся во флорентийских архивах, женщина якобы долгое время страдала от перемежающейся лихорадки, что означает некое гнойное воспаление в организме. Скорее всего, подразумевалась чахотка. Приехав на виллу, бедняжка приказала подать воды, чтобы умыться, и прямо у умывальника упала замертво.

Вилла Черрето-Гуйди. Здесь была убита Изабелла Медичи

Однако мало кто верит в естественную смерть герцогини. Разве что некоторые современные историки. Находившиеся при дворе великого герцога Тосканского послы других государств донесли своим повелителям иное. Они утверждали, что на вилле слуги заранее соорудили виселицу прямо над поруганным супружеским ложем, и герцог Браччиано собственноручно вздернул на ней преступную жену. Скорее всего, герцог просто задушил изменницу в спальне.

* * *

Вскоре у Паоло ди Браччиано появилась в Риме постоянная любовница – красавица Виттория Аккорамбони. Десятая дочь мелкопоместного провинциального аристократа, в шестнадцать лет она была выдана замуж за такого же лично не богатого, к тому же не знатного юношу Франческо Перетти. Родители девицы соблазнились тем, что Перетти являлся любимым племянником весьма влиятельного кардинала, генерала ордена иезуитов Феличе Перетти ди Монтальто[48]. Правда, кардинала недолюбливал очередной римский папа Григорий XIII, он был дряхлым и сравнительно не богатым, т.е. мало чем мог помочь своему любимцу. Единственной выгодой стало то, что все семейство обосновалось в резиденции кардинала – палаццо Перетти. Во всем прочем Франческо пребывал в крайней нужде, погряз в долгах и вынужден был мириться с непристойной связью его жены с герцогом Браччиано.

Портрет Виттории Аккорамбиони. Художник Ш. Пульцоне

События получили трагический оборот в ночь на 17 апреля 1581 г. Чета Перетти уже ложилась спать, когда служанка передала хозяину письмо от одного из братьев Виттории, в котором тот умолял зятя немедля срочно придти к нему на помощь. Франческо спешно оделся и ушел в сопровождении одного слуги. Едва он покинул дом, как на путников напала разбойничья шайка. Франческо сразили сразу три пули, выпущенные из пищалей, а потом его добили кинжалами.

Убийство племянника уважаемого кардинала всколыхнуло весь столичный клир. Папа Григорий XIII назначил следствие. Результаты были получены довольно скоро: перед неизбежностью пыток инквизиции не нашлось охотников скрывать тайну заговора. От общества выводы следствия скрыли, но кардинал Мантальто, видимо, узнал все в подробностях. В сохранившемся в архивах следственном деле сказано, что организатором убийства выступила мать Виттории Аккорамбони. Ей очень хотелось сделать дочь герцогиней. Паоло Орсини готов был жениться на любовнице, о чем и сообщил ее мамаше. Тогда женщина сговорилась со своим самым бесшабашным, не раз уличенном в бандитских вылазках сыном Марчелло. Он-то с дружками и сделал Витторию вдовой. Совершив преступление, убийцы скрылись в герцогстве Браччиано.

Кардинал Монтальто встретил известие о гибели племянника спокойно. Он изначально не сомневался, что злодеяние заказано герцогом Браччиано. Но когда тот явился к кардиналу на прием, чтобы высказать соболезнование, принял Паоло весьма учтиво, даже приветливо. Более того, старик настоял на том, чтобы следствие было прекращено, а суд над убийцами не состоялся.

Согласно обычаям, после смерти мужа Виттория вернулась в родительский дом, но уже через три дня вместе с матерью переехала жить в палаццо Орсини. Объяснили такую поспешность тем, что одинокие слабые женщины страшатся жить в кишащем разбойниками городе без охраны сильных мужчин. Предполагают, что влюбленные тайно обвенчались, однако Григорий XIII расторг этот брак и запретил герцогу жениться на овдовевшей подруге без его личного на то согласия. Чтобы гарантировать свой запрет, папа повелел арестовать Паоло и заключить его в подземелье Замка Святого Ангела. Долго держать в тюрьме генерала и герцога Григорий XIII опасался, а потому вскоре спровадил пленника в ссылку в Губбио[49] под надзор местного епископа.

Паоло смог освободиться только в 1583 г. Едва встретившись, они с Витторией удалились в Браччиано, где вновь попытались вступить в тайный брак. Понтифик узнал об этом сразу же, и таинство было объявлено незаконным.

* * *

Римский папа Григорий XIII умер в начале 1585 г. К тому времени кардинал Монтальто совсем одряхлел и еле передвигал ноги. Он с великим трудом пришел на конклав, выбиравший нового папу. Больной и удрученный многолетними земными тяготами, Монтальто еле находил в себе силы отвечать на вопросы и голосовать. Как это часто бывало при выборе папы, голоса кардиналов разделились поровну между сильнейшими противниками – ставленниками клана Медичи и ставленниками клана Фарнезе. Когда стало ясно, что тяжба соперников грозит затянуться на долгое время, кардиналы-выборщики решили избрать папой едва живого Монтальто. Едва по окончании голосования кардинал-декан обратился к избраннику с вопросом: – Принимаешь ли канонический выбор тебя Верховным Первосвященником? – как сиюминутный дряхлый страдалец воскликнул бодрым молодым голосом: – Принимаю! – и вскочил на ноги. Великолепный психолог и знаток истории папской курии, все последние годы Монтальто готовился занять папский престол, претворяясь немощным больным человеком. И вот над Ватиканом заструился белый дым, свидетельствовавший, что папа избран. Кардинал Монтальто принял имя Сикст V. Случилось это 24 апреля 1585 г.

В тот же день венчались в церкви законным браком герцог Паоло Джордано I Браччиано и Виттория Аккорамбони. Они даже заподозрить не могли, что римским папой стал их смертельный враг.

Сикст V посчитал это бракосочетание личным оскорблением. Прошло два дня после избрания папы, и герцог Браччиано через кардинала Фердинандо Медичи выпросил у понтифика аудиенцию. Встретившись с убийцей его племянника, папа прямо предупредил его, что папа Сикст V не может прощать то, на что не обращал внимание кардинал Монтальто. Кардинала Медичи посоветовал герцогу исчезнуть из Рима и более не напоминать понтифику о своем существовании.

Паоло и Виттория бежали в Венецию, точнее – в подчиненный республике Сало на озере Гарда. Семья Орсини столетиями находилась в союзнических отношениях с Венецианской республикой, там герцогская чета могла чувствовать себя надежно защищенной от любых преследований.

Однако вскоре после аудиенции у Сикста V герцог Браччиано почему-то начал быстро толстеть. Через пару месяцев каждая его нога уже была толще торса взрослого мужчины. Врачи диагностировать у Паоло волчанку, но современные нам историки предполагают отравление. Только не ясно, кто приказал дать герцогу яд – папа Сикст или кардинал Медичи.

Чувствуя приближение смерти, Паоло составил завещание, по которому Виттории оставались великолепные драгоценности и сумма наличными в 100 тысяч пиастров, а также вся принадлежавшая герцогу движимость и недвижимость на землях Венецианской республики. Прочее состояние, равно как и герцогский титул переходили к законному наследнику – Вирджинио Орсини, сыну Изабеллы.

Паоло ди Браччиано подписал завещание 12 ноября 1585 г., а на следующий день он умер.

Виттория с двумя братьями в сопровождении герцогской свиты переехала в Падую, где вознамерилась вступить в наследственные права. Здесь и нашел ее дальний родственник покойного мужа, губернатор острова Корфу на службе у Венецианской республики Лодовико Орсини Монтеротондо. По чьему поручению он действовал, можно только предполагать. Скорее всего, направил его к вдове великий герцог Франческо I, отстаивавший интересы юного герцога Вирджинио.

В ночь на 23 декабря 1585 г. сорок неизвестных в масках вломились в палаццо Виттории. Слуги разбежались, однако разбойникам удалось захватить вдову и одного из ее братьев. Далее обратимся к рассказу Стендаля: «И, не подарив ей ни одной минуты, не вняв ее просьбе дать ей помолиться, он (убийца – В.Е.) вонзил узкий кинжал под ее левую грудь. Поворачивая кинжал в разных направлениях, злодей несколько раз просил несчастную сказать ему, коснулся ли кинжал ее сердца. Наконец она испустила дух. В это время другие искали братьев герцогини; одного из них, Марчелло, не оказалось в доме, и таким образом он спас свою жизнь; другого же они закололи кинжалами. Весь дом огласился плачем и криками. Оставив мертвых распростертыми на земле, убийцы ушли, захватив шкатулку с драгоценностями и деньгами»[50].

Городок был потрясен случившейся трагедией. Падуанские власти чрезвычайно быстро определили убийц – Лодовико Орсини никак не предполагал такой возможности, и бандиты оставили множество обличавших их улик. Припертый к стенке, главарь убийц вел себя очень агрессивно и с презрением общался с местными судьями. Об этом было доложено в Венецию, которой была подчинена тогда Падуя. Из Венеции поступил приказ немедленно схватить преступников. Дом, где скрывалась шайка, взяли в осаду. Сражение длилось несколько дней и закончилось пленением Лодовико Орсини. По решению суда его, как представителя особо знатного семейства, тайно задушили в тюремной камере. Других захваченных разбойников либо публично повесили, либо четвертовали. Удалось определить непосредственного убийцу Виттории. Беднягу распяли на эшафоте, и палач более получаса ковырял кинжалом его плоть, пока острие не поразило сердце жертвы. Таковым оказалось возмездие за гибель «герцогини на день».

Палаццо Кавалли в Падуе, где были убиты Виттория Аккорамбиони и ее брат

Глава 8. Убийство Валленштейна – смерть по гороскопу

Генералиссимус Валленштейн. Гравюра XVII в.

После низложения Рудольфа II император Священной Римской империи Матиас I Габсбург царствовал всего семь лет, и завершилось царствование началом первой в истории общеевропейской войны – Тридцатилетней. Если бы в те времена имелись иные технологии и человечество жило бы также взаимозависимо, как сейчас, эту войну можно было бы назвать Первой мировой. Таким образом, уже в XVII в. Германия оказалась зачинателем международной свары, от которой сама же пострадала более других стран.

Как и все Габсбурги, Матиас был убежденным католиком, но поскольку отнять корону у Рудольфа II ему помогли протестанты, император недолгое время старался вести примиренческую политику. Однако в июне 1617 г. австрийские и испанские Габсбурги тайно подписали т.н. договор Оньяте[51]. Произошло объединение сил всего рода Габсбургов во имя Контрреформации и борьбы с протестантами. Наследником бездетного Матиаса семья признала глубоко верующего племянника императора – герцога Фердинанда Штирийского.

Человек во всех отношениях приятный, умный, деятельный и талантливый, Фердинанд находился под сильнейшим влиянием иезуитов и был фактическим главой Контрреформации в Европе. Неудивительно, что чешское дворянство, проникнутое идеями протестантизма, с великим трудом смирилось с назначением его в преемники императора.

В 1617 г. Матиас I заставил своих подданных избрать Фердинанда королем Богемии (Чехии). Новый монарх немедленно начал жесткие преследования протестантов, что привело к дефенестрации (выбрасыванию из окна) в Праге – 23 мая 1618 г. дворяне-протестанты выбросили в окно третьего этажа двух имперских наместников и писца. Бедняги упали в кучу навоза и физически не пострадали. Бунтовщики же отказались признавать Фердинанда своим государем. Это событие стало толчком к началу Тридцатилетней войны.

Пражская дефенестрация. Художник М. Мериан-Старший

Король не потерпел такой наглости, тем более что чехов поддержали австрийские протестанты. Стареющий Матиас самоустранился от власти (он лишь подписывал приказы) и позволил Фердинанду развязать войну против еретиков. В конце марта 1619 г. Матиас умер, и на престол избрали Фердинанда II.

Постепенно в борьбу за гегемонию в Европе втянулись другие государства. Воевали все не покоренные турками страны континента за исключением Швейцарии. На стороне Габсбургов выступили: Австрия, большинство католических княжеств Священной Римской империи, Испания, Португалия, папа римский, Речь Посполитая. Против – протестантские княжества Священной Римской империи, Богемия, Трансильвания, Венеция, Савойя, Республика Соединенных провинций (Голландия), Франция, Швеция, Дания. Коалицию протестантов активно поддерживали Англия, Шотландия и Россия.

Самой выдающейся личностью Тридцатилетней войны стал чешский магнат Альбрехт Валленштейн (Вальдштейн). Происходил он из древнего, но обедневшего дворянского рода протестантов-евангелистов. Мальчик рано осиротел, и опекуны отдали его в обучение военному искусству к некому Яну из Бубна. Помимо науки воевать, наставник преподал юноше урок общения с маркитантками, по причине чего тот заболел сифилисом – эту привезенную в XVI в. из Америки болезнь разносили тогда по Европе солдаты и обслуживавшие их проститутки. Валленштейн не смог своевременно залечить болезнь – сифилис сыграл роковую роль в конце его жизни.

В 1606 г. молодой человек принял католицизм, и карьера его пошла в гору. Поначалу Валленштейн обосновался при дворе эрцгерцога Матиаса, затем перебрался на службу к Фердинанду Штирийскому. Там он собрал полк (в те времена было популярно формировать собственные воинские подразделения) и отправился воевать против Венеции.

Когда в Праге случилась дефенестрация, Фердинанд призвал Валленштейна и направил его на подавление чешских бунтовщиков. Полковника назначили комендантом покоренной столицы Богемии. Надо сказать, что в молодости времен Рудольфа II юный Валленштейн проникся атмосферой мистики и колдовства. Еще в 1608 г., будучи простым капитаном, он заказал себе гороскоп у знаменитого астронома Иоганна Кеплера, в котором ученый предсказал ему великое будущее, славу и богатство. С тех пор Валленштейн уверовал в астрологию и шага не делал без консультации со звездочетом. Таковым стал при Валленштейне итальянец Батиста Сени.

В захваченной Праге комендант Валленштейн развернулся во всю мощь своей алчной натуры – он присвоил себе столь много конфискованного имущества протестантов, что в считанные недели стал одним из богатейших людей Европы. Немалый капитал дали ему и созданный тут же консорциум по торговле военными трофеями, и скупка по дешевке имений… Из скупленных и отнятых им земель вокруг Праги сложилось герцогство Фридландское, а Валленштейн с согласия императора стал его герцогом. В столице комендант купил сорок домов, снес и на их месте построил собственный огромный дворец. Сегодня в этом здании заседает парламент Чехии.

Дворцовый парк Валленштейна в Праге

Неслыханно обогатившись на грабеже побежденных, Валленштейн выразил Фердинанду II готовность собрать на свои средства 20-тысячную армию и далее воевать против врагов веры. Император немедля назначил его генералиссимусом и командующим всеми войсками в империи и Нидерландах. Когда же авантюрист заговорил о возможности строительства флота, ему тут же присвоили звание адмирала двух морей.

Реформаторство самого Валленштейна надолго опередило своё время, ибо его можно назвать олтцом-основателем информационных войн. Любопытно, что за первые пять лет своего командования армией Валленштейн одержал всего одну победу, но при этом прослыл великим полководцем. Славу он добывал преимущественно за счет наемных агентов, распространявших слух о его непобедимости. Побеждал же Валленштейн не столько в бою, сколько хитрыми маневрами и запугиванием. Итог поразителен – к концу 1620-х гг. полководец покорил практически всю Германию! С этого времени Валленштейн сравнялся по могуществу и богатству с императором Фердинандом II.

И вот тогда настало время интриг. Завистников у Валленштейна и раньше было немало, теперь же его возненавидел весь императорский двор и большинство курфюрстов. О протестантских курфюрстах Саксонии и Бранденбурга говорить не приходится, но против наглого выскочки и «грабителя» составили заговор католические князья-выборщики во главе с курфюрстом Максимилианом Баварским.

Портрет императора Фердинанда II. Неизвестный художник XVII в.

Давление вельмож на императора достигло пика в 1630 г. на имперском сейме в Регенсбурге. Монарх пожелал избрания его сына Фердинанда королем римским. Курфюрсты потребовали в обмен смещения Валленштейна с главнокомандования католической армией. И Фердинанд II согласился. Новым главнокомандующим назначили фельдмаршала Иоганна Тилли, до того возглавлявшего армию Баварии.

Отставка для не допущенного на сейм Валленштейна оказалась громом среди ясного неба, но он вынужден был смириться, и уехал в свое герцогство. Вполне возможно, что именно эти события послужили толчком к активному развитию застарелого сифилиса, приведшего больного к паранойе.

4 июля 1630 г. в земли империи вторглась шведская армия короля Густава II Адольфа. Битва за битвой одерживали шведы победу над императорским воинством. В апреле 1632 г. в битве у крепости Райна был смертельно ранен и вскоре умер фельдмаршал Тилли.

Фердинанду II пришлось вновь призвать Валленштейна. Тот согласился стать главнокомандующим только при условии письменного обязательства императора не сменять его на этом посту. Обязательство было с готовностью выдано.

Однако генералиссимус не собирался воевать. К тому времени Валленштейн успел встретиться со своим бывшим наставником Яном из Бубна – посланцем от шведского канцлера Акселя Оксеншёрны. Шведы предложили Валленштейну престол Богемии. Чуть позже герцог наладил связь с саксонским курфюрстом, потом начались его тайные переговоры с кардиналом Ришельё. В посланиях врагам Валленштейн обещал, что «пошлет императора ко всем чертям». Отметим сразу – все переговорщики были уверены, что такими обещаниями хитрый Валленштейн заманивает их в какой-то неведомый пока капкан, в то время как сам герцог не сомневался, что успешно плетет заговор против императора и вскоре сам станет королем. Специалисты полагают, что в этой недогадливости сыграла свою роль прогрессировавшая паранойя.

16 ноября 1632 г. Валленштейн вдруг дал шведам роковое сражение под Лютценом. Здесь погиб король Карл II Густав, а израненный Валленштейн понес тяжелейшие потери и отступил. Протестанты заняли большую часть империи, генералиссимус же тайно заключил перемирие со шведами. Предатель обещал свержение Габсбургов с престола, изгнание из империи иезуитов и смерть Максимилиана Баварского.

Валленштейн даже не предполагал, что о каждом его шаге иезуитские шпионы ежедневно докладывали Фердинанду II. 18 февраля 1634 г. император издал секретный приказ об аресте генералиссимуса и его немногочисленных сообщников. Армию стали потихоньку передавать под начало другого главнокомандующего.

Тем временем сифилис у Валленштейна вошел в завершающую стадию: сильнейшие боли в конечностях лишили его способности передвигаться самостоятельно. Теперь герцога всюду носили на носилках. Чтобы спокойно отлежаться, он перебрался в замок пограничного города Эгера (ныне Хеб).

Из всех своих офицеров Валленштейн особо отличал ирландца по имени Лесли. Именно этот человек по поручению императора возглавил заговор, втянув в него коменданта крепости Эгера шотландца Гордона и ирландца Вальтера Бутлера – командира полка драгун. 24 февраля 1634 г. Бутлер пригласил Валленштейна и его ближнее окружение на банкет в столовой замка. Герцог отказался прийти из-за болезни. Зато явились его главные сообщники – фельдмаршал Христиан фон Илове, генерал Адам Трчка, граф Вильгельм Кински и секретарь Трчки Йиндржих Нейман. Накануне в чулане возле столовой спрятались шестеро верных заговорщикам драгун. Во время десерта был подан условленный знак, и драгуны закололи изменников во славу императора.

Покончить с самим генералиссимусом заговорщики поручили наемнику, ирландскому капитану Деверу и шестерым солдатам.

В тот час, когда убивали его сообщников, Валленштейн советовался с астрологом Сени, настаивавшем на том, что звезды грозят герцогу смертельной опасностью.

– Опасности нет, – отрезал тот, – но ты в ближайшем будущем очутишься в темнице. Это, друг мой Сени, начертано в звездах.

Затем Валленштейн ушел спать.

Убийство Валленштейна в Эгере. Гравюра XVIII в.

Великий Фридрих Шиллер так описал убийство Валленштейна в монографии «История Тридцатилетней войны»:

«Пробужденный ружейным выстрелом от первого сна, Валленштейн бросается к окну, чтобы позвать стражу. В эту минуту из окон смежного флигеля доносятся до него рыдания и вопли графинь Терцки (Трчки – В.Е.) и Кински, только что узнавших, что их мужья убиты. Прежде чем он уяснил себе значение этого страшного события, Деверу со своими подручными уже вломился в комнату. В одной рубашке, как вскочил с постели, Валленштейн стоял у окна, прислонясь к столу.

– Так это ты, негодяй, задумал предать врагу войско императора и сорвать корону с главы его величества? – кричит Деверу. – Умри же!

Он помедлил минуту-другую, как бы дожидаясь ответа. Но изумление и надменность замыкают уста герцога. Широко раскинув руки, принимает он смертельный удар в грудь и безмолвно падает, обливаясь кровью».

Согласно выводам современных экспертов-медиков, если бы не убийцы, жить генералиссимусу Валленштейну оставалось менее месяца.

Астролог Сени перед телом Валленштейна. Художник К.-Т. фон Пилоти

Глава 9. Потоп и львовские браки короля Яна II Казимира

Портрет короля Яна Казимира II. Художник Кл. Калло

Многие читали роман Генрика Сенкевича «Потоп», многие видели его одноименную экранизацию режиссера Ежи Гофмана, но мало кто знает, что Потопом или Шведским потопом историки называют польско-шведскую войну 1655—1660 гг., которая в кратчайший срок поставила Речь Посполитую, равно как и польский народ, на грань гибели.

Причиной народной трагедии стали интриги так называемых магнатов (говоря нынешним языком, «олигархов»), прежде всего литовских магнатов – крупнейших землевладельцев – и самовольной шляхты против польских собратьев и ими же избранного короля Яна II Казимира.

В 1505 г., при короле Александре Ягеллоне, на польском сейме в Радоме была утверждена Радомская конституция «Nihil novi» – «Ничего нового». Этот документ запрещал королю принимать новые законы без согласия шляхты: была учреждена шляхетская республика, в которой избираемый сеймом король оказался малозначимой фигурой. «Nihil novi» стала опорой для «золотой шляхетской вольности» и позднее на ее основании ввели принцип libirum veto – «свободного вето», когда любое решение на сейме могли утвердить только единогласно – если хотя бы один шляхтич-посол (т.е. избранный депутат) был против, решение не проходило. Если посол выступал против дебатов и итоговых решений, то сейм просто объявлялся сорванным. Считается, что первым применил libirum veto шляхтич Владислав Сициньский в 1652 г., накануне Потопа, а с 1669 г. различные политические группировки стали использовать это право для срыва сеймов в целом.

«…Шляхта могла официально… выступить против королевской власти, если имела основания обвинить ее в ущемлении своих прав. Для этого польско-литовским дворянством созывалась т.н. конфедерация. О создании конфедерации объявляла шляхта какого-либо одного из воеводств Речи Посполитой, а затем к ней присоединялись или нет, в зависимости от ситуации, дворяне остальных провинций. Конфедераты официально отказывали королю в подданстве. Все это фиксировалось в специальном акте конфедерации. Кофедерация… избирала предводителя – маршалка. Главным органом конфедерации была т.н. вальная рада (общий совет). От сейма она отличалась только тем, что принцип liberum veto на ней не действовал, решения принимались большинством голосов. Однако бывало, что конфедерации образовывались шляхтой и “при короле” уже для борьбы с магнатами или враждебной ему конфедерацией».

Короли Речи Посполитой безуспешно пытались бороться против «Nihil novi», но всякий раз наталкивались на яростное сопротивление защитников «золотой шляхетской вольности» и вынуждены были с позором отступать. Не стал исключением и последний король из династии Ваза – Ян II Казимир.

Младший сын короля Сигизмунда III, того самого, который рвался на московский престол в годы Смуты, и младший брат Владислава IV, которого русские бояре пытались венчать на царство, пока не победило в 1612 г. ополчение Минина и Пожарского, в молодости Ян Казимир о короне не помышлял.

Авантюрист по натуре, в самый разгар Тридцатилетней войны он отправился путешествовать по Европе, побывал вице-королем Португалии и адмиралом испанского флота, а затем по поручению испанского короля выехал шпионить во Францию. Там его почти сразу арестовали, и кардинал Ришельё два года держал королевича в тюрьме. Хлопотали за молодого человека и старший брат – польский король, и папа римский, и другие монархи. Папа даже срочно произвел светского человека в кардиналы, чтобы устыдить французов. Наконец, в 1640 г. Людовик XIII решил освободить узника, невзирая на недовольство Ришельё.

Незадолго до освобождения Яна Казимира в Париже объявилась начинающая интриганка – принцесса Мария Луиза Гонзага де Наварра. Добиваясь ее руки, любимец Людовика XIII Сен-Мар организовал неудачный заговор против кардинала Ришельё, который запретил ему, нетитулованному дворянину, даже думать о свадьбе с близкой родственницей французского короля. Заговор был раскрыт, и в 1642 г. Сен-Мара обезглавили. А в 1645 г. к принцессе посватался польский король Владислав IV. Луиза отправилась в Варшаву, где и состоялось венчание. Но почти сразу после этого глубоко верующий муж невзлюбил жену, поскольку ему рассказали об альковных похождениях его жены в Париже. Владислав даже заставил королеву отказаться от имени Мария, чтобы она не была причастна к светлому образу Божьей Матери. Оскорбленная женщина взяла себе имя Людовика.

Портрет королевы Людовики Гонзаго. Художник Юс. ван Эгмонт

Став королевой, Людовика Гонзага немедля начала интриговать. Вскоре при дворе сложилась личная политическая партия королевы. Когда 20 мая 1648 г. внезапно умер вполне здоровый до того Владислав IV, женщина уже знала, как остаться во власти. Согласно польским законам жену королю выбирал сейм. Сторонники Людовики убедили магнатов, что единственный претендент на престол из династии Ваза – Ян Казимир обязан жениться на вдове своего старшего брата. Магнаты согласились: Людовика уже была неспособна к деторождению, у нового короля наследников не было, и открывалась перспектива основания новой династии. Бракосочетание состоялась 1 марта 1649 г. Пара оказалась еще та – молодожены были отпетыми интриганами и бесшабашными распутниками. Вдобавок еще и терпеть друг друга не могли.

Тем временем в Речи Посполитой сложилась критическая ситуация. В результате Люблинской унии 1569 г. Великое княжество Литовское отдало Польше – Волынь, Киевщину и Брацлавщину. Названные земли вкупе с Черниговским воеводством поляки стали называть Украиной, поскольку это была юго-восточная окраина страны. Населения в Украине проживало мало, а потому ее заселили польскими и литовскими крестьянами, сами же земли король отдал магнатам.

В Речи Посполитой обнаглевшая шляхта установила самое жестокое в мировой истории крепостное право. Законодательно его закрепил тот же Радомский сейм 1505 г. Ответом на засилье панов в течение XVI в. стало бегство крепостных крестьян в свободные от власти магнатов низовья Днепра, за пороги, где зародилось тогда воинственное запорожское казачество (Запорожская Сечь). Казаки совершали набеги на Крым и Турцию, власти которых все претензии за разор предъявляли королю Речи Посполитой. Тот только разводил руками. Интрига заключалась в том, что магнаты нередко использовали казацкое воинство в походах против нехристей, но когда войны не было, жестко боролись с казацкой вольницей.

Внутреннее противостояние в стране обострилось после Брестской унии 1596 г., когда большинство православных епископов Речи Посполитой во главе с киевским митрополитом признали верховную власть папы римского и приняли католическую догматику. Казаки поддержали борьбу народа за православие, и борьба казаков против польско-литовских магнатов приобрела религиозный характер.

В 1647 г. в Запорожье бежал шляхтич Богдан Зиновий Хмельницкий – чигиринский подстароста Даниил Чаплинский сжег его хутор и увез любимую женщину. Казаки избрали Хмельницкого гетманом (старшим) и при поддержке крымских татар начали в 1648 г. полномасштабную войну против Речи Посполитой.

Переяславская рада. Художник М. Хмелько

Восставшие не имели достаточно сил, чтобы совладать с магнатами. И тогда Хмельницкий обратился за помощью к единоверной России. 18 января 1654 г. состоялась Переяславская рада, на которой гетман, казацкая старшина и рядовые казаки присягнули на верность русскому царю. Теперь Речь Посполитая воевала с Русским царством, а не с казаками. За год русские заняли земли почти всей современной Белоруссии, т.е. завоевали большую часть Великого княжества Литовского. Поляки же не спешили на помощь своим собратьям.

Великим гетманом литовским был в те годы выдающийся полководец Януш Радзивилл. Возмутившись безразличием польской шляхты к войне в Литве, он решил обратиться за помощью к шведскому королю Карлу X Густаву.

В декабре 1654 г. гетман направил в Стокгольм посла с предложением образовать совместное со Швецией государство, подобное Речи Посполитой, поскольку Литва из состава последней выходит. Шведы давно искали предлога, чтобы вмешаться в русско-польский конфликт и охотно согласились на унию с Литвой. Едва их армия объявилась в польских землях, как 25 июля 1655 г. посполитое рушение шляхты Великой Польши – всеобщее шляхетское ополчение – объявило капитуляцию и признало шведского короля своим законным монархом. Вскоре была подписана Кейданская уния об объединении Швеции и Литвы. Так начался Шведский потоп.

Впрочем, уния продлилась недолго. В ночь с 30 на 31 декабря 1655 г. Януш Радзивилл неожиданно умер в своем замке в Тыкотине. Историки не сомневаются, что гетман был отравлен. Гадают только кем: либо польскими иезуитами, либо в бою с русскими кто-то полоснул его саблей с отравленным клинком. Со смертью гетмана кончилась и Кейданская уния.

В кратчайшие сроки почти вся Польша оказалась под властью шведов, а король Ян II Казимир бежал из страны и вознамерился отречься от престола. Но не тут-то было. За короля взялась женщина железной воли – королева Людовика. Она быстро привела мужа в чувства и принудила к борьбе за корону. Более того, королева стала подбивать его к проведению радикальных политических реформ в Речи Посполитой.

Шведы отличались особой жестокостью с польским населением. Вскоре в стране началась партизанская война. Этим и воспользовался Ян II Казимир. 1 апреля 1656 г. во Львове, ставшем в годы Потопа временной столицей государства, в главном храме, перед образом Ласкательной Матери Божьей король дал обет оборонять Польшу от смертельного врага. Тогда же он поклялся: «…освободить мой польский народ от незаконных тягот и гнета». За эту клятву Яна II Казимира прозвали королем холопов. Его обеты получили в польской истории прозвание «львовские браки Яна Казимира». Предполагают, что инициатором обетов была королева.

Далее, чтобы привлечь казаков на сторону ее мужа, Людовика Гонзага добилась подписания в сентябре 1658 г. под Гадячем польско-украинской унии, предполагавшей учреждение Великого княжества Русского и включение его в состав Речи Посполитой наравне с Королевством Польским и Великим княжеством Литовским. Магнаты поняли, что королевская чета намерена с помощью казаков ликвидировать «золотую шляхетскую вольность» и учредить в стране абсолютную монархию. Они отказались ратифицировать Гадяческую унию.

Вдохновленная обетами, а точнее – обманом Яна II Казимира, польская беднота как один поднялась против шведов, и вскоре их изгнали из польской земли. Казацкая старшина, увещеваемая обожаемой ими Людовикой Гонзага, вернула в Польшу Правобережную Украину, Левобережная осталась в России. Отказались от унии со шведами и литовские магнаты. Потоп был преодолен за 3 года.

Хотя Ян II Казимир отказался от выполнения своего обета народу, шляхта образовала конфедерацию против королевской четы во главе с гетманом-маршалком Ежи Любомирским. В 1666 г. королевскую армию наголову разгромили, и Ян II Казимир был вынужден отказаться от реформ. Он махнул рукой на абсолютную монархию и ударился в загул, возненавидев при этом свою азартную королеву.

Людвика Гонзага, напротив, всю оставшуюся жизнь плела интриги в надежде побороть всевластие магнатов. Умерла она 10 мая 1667 г. от сердечного приступа, случившегося при ожесточенном споре о политических реформах в Речи Посполитой с великим канцлером литовским Кшиштофом Пацом.

Ян II Казимир, долгие годы цеплявшийся за корону только из-за страха пред своей амбициозной супругой, вздохнул облегченно и уже 9 марта 1668 г. подписал акт о добровольном отречении от трона. Бывший король уехал во Францию, где вскоре стал настоятелем монастыря св. Мартина в Невере.

Обет Яна Казимира. Художник Я. Матейко

Глава 10. Ухо как улика, или Казус белли всегда найдется…

Роберт Дженкинс показывает свое отрубленное ухо премьер-министру Роберту Уолполу. Английская сатирическая карикатура 1738 г.

Весной 1738 г. в Палате общин Великобритании оппозиция организовала слушания о преступлениях испанских властей против британских граждан. Было приглашено довольно большое число свидетелей, людей, подвергшихся измывательствам и истязаниям со стороны испанцев. Среди прочих позвали на слушания и капитана торгового брига «Ребекка» по имени Роберт Дженкинс. Он явился в строго назначенное время и в руках держал нечто – то ли бутылку, то ли тряпицу. К сожалению, источники – газеты тех времен – уточнять не посчитали нужным.

Когда Дженкинсу предоставили слово, капитан рассказал следующую историю. Восемь лет тому назад, в 1731 г. его судно мирно возвращалось из Америки в Лондон. Неожиданно оно было остановлено для таможенного досмотра испанским военным кораблем «Ла Исабела». Командир испанцев Хулио Леон Фандиньо (Дженкинс на всю жизнь запомнил это имя) приказал отконвоировать «Ребекку» в порт Гаваны. Там-то и проходил досмотр. С англичанами не церемонились, испанцы безобразничали, как хотели. Под конец бедняге-капитану приказали встать на колени. Дженкинс попытался сопротивляться, но под дулами мушкетов вынужден был покориться. В наказание за строптивость Фандиньо отсек ему левое ухо саблей и бросил бывшему владельцу со словами: «Отвези этот трофей своему королю Георгу! С ним будет то же самое, если он попадется нашей команде!»

Под конец рассказа Дженкинс достал свое сохраненное ухо и предъявил его премьер-министру Великобритании Роберту Уолполу. Тот попытался сделать вид, что безразличен, но его явно затошнило. Кто-то пишет, что ухо было засушено, кто-то – засолено, кто-то – заспиртовано в роме. В любом случае негодование членов Палаты общин оказалось столь бурно патриотическим, что тщательное расследование проводить не стали – и без него все было ясно. Депутаты орали и призывали к войне с проклятыми испанцами. Не удосужились даже проверить – а принадлежит ли это ухо Дженкинсу, или капитан предъявил подложное доказательство. Этим вопросом озаботились только современные исследователи. И они вполне допускают, что авантюрист предъявил чужое отрезанное ухо, а свое он мог потерять в пьяной драке в пабе. В любом случае, Дженкинс не раз демонстрировал свое отрезанное ухо возмущенной толпе за оградой Вестминстерского дворца, где заседала Палата общин.

Что же случилось на самом деле?

В начале XVIII в. в Европе развернулась т.н. война за испанское наследство (1701—1714). Она закончилась Утрехтским миром, согласно которому, в частности, англичане получили на тридцать лет «асьенто» («королевское согласие») – право торговать черными рабами из Африки в испанских заморских колониях. Правда, им давалось право продавать не более 1 корабля черного «груза» в год. Но это была лазейка, и английские работорговцы повезли живой груз нескончаемым потоком. Риск был оправданным: торговец рабами за один-два рейса становился богачом. До Утрехтского мира «асьенто» принадлежало исключительно португальцам, голландцами и французам. Так что для англичан оно стало манной небесной.

Помимо «асьенто», британские купцы получили право продавать в испанских колониях не более 500 тонн иных товаров. Торгаши и здесь не упустили своей выгоды. Английская контрабанда в испанских колониях приобрела поточный характер.

Испанцы ответили беззастенчивым грабежом. С 1714 по 1731 г. испанская береговая охрана (гуарда коста) под видом обыска ограбила около 180 британских купеческих судов.

Бриг «Ребекка» тоже занимался контрабандой. Дженкинс возил в испанские колонии ром, хотя монопольное право торговать там крепкими напитками принадлежало испанским купцам.

В апреле 1731 г. «Ребекка» возвращалась домой после удачной распродажи рома в испанской Вест-Индии[52] и была задержана боевым бригом гуарда коста «Ла Исабель». Предполагают, что контрабандистов кто-то выдал.

Командир испанцев Хулио Леон Фандиньо подверг команду и капитана «Ребекки» допросу с пристрастием. Скорее всего, от них требовали отдать выручку. Самого Дженкинса трижды подвешивали за руки на рее, причем последний раз как дополнительный груз к его ногам прикрепили его же юнгу. Затем испанец велел привязать капитана к мачте. Фандиньо достал саблю и стал надрезать англичанину левое ухо. «Шутка» показалась палачу удачной, он приказал одному из солдат оторвать ухо целиком, что тот и сделал. Испанец отхватил от уха кусок и швырнул его в орущего от боли Дженкинса:

– Передай это своему королю и предупреди, что с ним поступят так же, если он тут объявится с контрабандой!

Видимо, Дженкинс все же откупился, потому что команду «Ребекки» отпустили в тот же день. Бедолага капитан законсервировал свое многострадальное ухо (скорее всего засолил, поскольку спиртового консервирования тогда не знали) и затаил обиду на испанцев.

В первой половине июня 1731 г. «Ребекка» пришла в Лондон. Уже 11 июня Дженкинс через госсекретаря герцога Томаса Ньюкасла, в чьем ведении были южные колонии Великобритании, передал королю Георгу II жалобу на испанцев. Тогда для британских купцов это был единственный возможный путь борьбы с произволом испанцев. Было проведено дознание, с капитана сняли показания. Британские власти в Вест-Индии направили протест губернатору Гаваны Дионисио Мартинесу де ла Вега. Тот пообещал разобраться с происшедшим, тем более, что незадолго до этого получил указание смягчить политику в отношении контрабандистов. Этим дело и закончилось – британцы удовлетворились. И хотя в лондонском журнале «Джентельменс мэгэзин» за июнь 1731 г. была опубликована статья об истязаниях капитана Дженкинса и его команды, публика отнеслась к случившемуся с безразличием – ежегодно подобное случалось примерно с 10 командами британского торгового флота.

Терпимость властей к произволу испанцев объясняется просто – намечалось сближение Великобритании и Испании. В мае 1730 г. премьер-министром Британии стал Роберт Уолпол, активный изоляционист. Управляемое им государство отказалось от активной внешней политики и сосредоточилось преимущественно на внутренних делах острова. Премьер считал, что все проблемы можно решать с помощью денег, причем договориться можно с любым противником.

Правда, отсидеться не удалось. К началу 1730-х гг. резко усилилась Франция, построившая мощный флот. Достаточно сказать, что тогда в Карибском море на 1 британский боевой корабль приходилось 10 французских. Союзником Великобритании в такой ситуации могла стать только Испания.

Сближение держав оказалось кратковременным. Уже в 1736 г. испанский король Филипп V (царствовал в 1700—1746 гг.) ужесточил законы об обыске судов контрабандистов в испанской Вест-Индии. Дело в том, что в середине 1730-х гг. англичане учредили новую колонию в Америке – Джорджию. Это необычайно взволновало и испугало испанцев, увидевших в Джорджии существенную опасность для всей испанской Вест-Индии.

Портрет адмирала Эдварда Вернона. Художник Т. Гейнсборо

Миролюбивый Уолпол задумал решить возникшее напряжение переговорами и заключением специальной конвенции. Да не тут-то было! Молодая английская буржуазия не желала и далее терпеть ущемления от дряхлеющего врага. В парламенте уже сложилась сильная политическая группировка, устремленная к войне с Испанией. Во главе этой группировки встал воинственный член Палаты общин вице-адмирал Эдвард Вернон. Он-то и организовал слушания в Палате общин о зверствах испанцев. Когда подыскивали жалобщиков, в числе прочих вспомнили и о капитане Дженкинсе. Как нельзя кстати пришлось вдруг возникшее из небытия отрезанное ухо капитана. Никто даже предположить не мог, что оно окажет такое возбуждающее воздействие на национальные чувства британцев. Патриоты потребовали возмездия! Ухо стало знаменем страдальцев! И блестящим орудием пропаганды партии войны.

Испанцы не были готовы к большой схватке, англичане тоже. Поэтому оба правительства с энтузиазмом приступили к мирным переговорам, пытаясь таким путем успокоить разгоравшиеся народные страсти. Однако подписанная ими 14 января 1739 г. в Пардо конвенция сохранила за испанцами право обыскивать английские суда! Более того, британские купцы обязывались выплатить 68 тыс. фунтов стерлингов штрафа. На фоне шумихи вокруг уха Дженкинса эти условия виделись рядовым англичанам более чем унизительными. Так что тот факт, что Испания согласилась возместить британским купцам понесенный ими ущерб на сумму 95 тыс. фунтов стерлингов, более уже никого не интересовал.

Едва конвенция была подписана, выступил набиравший тогда силу политик Уильям Питт Старший. Он сказал: «Кого сейчас презирают? Нас и нашу нацию. Это чувствуется при каждом европейском дворе. Все видят, что Испания говорит с нами как хозяйка, все знают о ее диктаторских условиях. Конвенция позорна, она лишь создает иллюзию решения проблемы».

Хотя парламент большинством голосов ратифицировал конвенцию, но на рядовом уровне и англичане, и испанцы продолжили ее игнорировать. О каких-либо выплатах вообще речи не шло. Обстановка накалилась до предела, и 23 октября 1739 г. миролюбивый Уолпол, скрепя сердце, был вынужден объявить Испании войну. Британский флот в Вест-Индии возглавил вице-адмирал Вернон.

Эта война оказалась предшественницей гораздо большей и значительной войны – общеевропейской войны за австрийское наследство (1740—1748). А потому оказалась как бы в стороне от мировой истории. Поначалу на ее фронте состоялось несколько малозначительных сражений. Но в марте 1741 г. англичане осадили важный испанский торговый цент в Вест-Индии – Картахену.

Город обороняли 1100 солдат и многочисленные негры и индейцы. Но командовал ими легендарный «получеловек» – одноглазый, однорукий и одноногий адмирал Блас де Лесо по прозвищу Патапало – Деревянная Нога.

Нападение английского флота на Картахену в 1741 г. Неизвестный художник XVIII в.

Осаду вел огромный по тем временам английский флот в 189 кораблей – только линейных боевых кораблей было 29. Численность экипажей составляла 27 тыс. моряков. На берег доставили 12-тысячный корпус солдат.

Осада продолжалась 67 дней – до середины мая. Англичане потерпели позорное фиаско. Убитыми, тяжело ранеными и умершими от болезней они потеряли 18 тыс. человек. Более 50 кораблей либо были сожжены испанцами, либо их пришлось сжечь самим англичанам, поскольку оставшимся в живых экипажам не хватало сил ими управлять.

Еще больший позор добавила глупость Вернона. В середине апреля, когда испанцы отступили для перегруппировки, он решил, что враг бежит и направил в Лондон известие о падении Картахены. Великобритания возликовала, по велению короля Георга II выбили особую медаль в честь победы… И тут пришла новость о позорном отступлении.

После этого сражения война тлела еще семь лет – до 18 октября 1748 г., когда был подписан Второй Аахенский мир, который подвел итоги войны за австрийское наследства. Собственного мирного договора англо-испанская война не удостоилось. И действительно, после картахенского погрома англичан серьезных сражений в этой войне более не случилось. Гораздо больше народа погибло от всевозможных эпидемий, то и дело вспыхивавших в рядах воевавших. Великобритания фактически потерпела поражение, поскольку каждая сторона осталась при своем, т.е. испанцы продолжили не пускать английских купцов в свои колонии.

Вице-адмирал Вернон вернулся в Лондон в конце 1742 г. и продолжил заседать в Палате общин от Ипсвича. Из флота его уволили в чине полного адмирала только в 1746 г. Самое забавное, что в мировую историю адмирал вошел не столько своими морскими победами и поражениями, сколько благодаря случайному изобретению – в дни войны с Испанией Эдвард Вернон придумал для британских матросов рецепт грога, смешав чистый ром с водой и цитрусовым соком, использовавшимся для профилактики цинги. О распиаренном им капитане Дженкинсе с его ухом после картахенской катастрофы никто более не вспоминал, и бедолага растворился в безвестности британской истории. А грог, напротив, сыграл революционную роль и в истории британского флота, и в истории кулинарии.

Прошло 125 лет. И вот в 1861 г. в Великобритании завершилась публикация многотомного исследования великого английского национального философа и историка Томаса Карлейля «История Фридриха II, короля Пруссии, называемого Фридрихом Великим». Собирая материал для своего труда, Карлейль отправился в путешествие по Германии. Там он случайно узнал, что Фридрих II, только-только взошедший на престол в мае 1740 г., очень интересовался англо-испанской войной в американских колониях. При этом короля весьма забавляла история с отрезанным ухом капитана Дженкинса.

О Карлейле говорят, что «почти в каждой главе проявляется его дар иронического преувеличения»[53]. И в данном случае шутки ради историк пару раз упомянул о «войне из-за уха Дженкинса». И название «прилипло». С этого времени бойню, унесшую жизни нескольких десятков тысяч человек, иначе и не называют. А к капитану-контрабандисту Роберту Дженкинсу пришла благодаря Карлейлю вечная, хотя и весьма скромная слава.

Портрет Томаса Карлейля. Художник Дж.М. Уистлер

Глава 11. Нелегкое счастье Натальи Шереметевой

Портрет княгини Натальи Борисовны Долгоруковой (Шереметевой). Художник И.П. Аргунов

На холмах пушки, присмирев Прервали свой голодный рев. И се – равнину оглашая Далече грянуло ура: Полки увидели Петра. И он промчался пред полками, Могущ и радостен, как бой. Он поле пожирал очами. За ним вослед неслись толпой Сии птенцы гнезда Петрова — В пременах жребия земного, В трудах державства и войны Его товарищи, сыны: И Шереметев благородный, И Брюс, и Боур, и Репнин, И, счастья баловень безродный, Полудержавный властелин.

А.С. Пушкин, впервые назвавший ближайших соратников царя «птенцами гнезда Петрова» в поэме «Полтава», перечислил пятерых военачальников – генерал-фельдмаршала Б.П. Шереметева (1652—1719), командующего артиллерией генерал-поручика Я.В. Брюса (1670—1735), генерала от кавалерии Р.Х. Боура (1667—1717), генерала А.И. Репнина (1668—1726) и генерала, герцога Ижорского и светлейшего князя Ижорского А.Д. Меншикова[54] (1673—1729), назвав последнего «полудержавным властелином».

Определение «птенцы гнезда Петрова» так понравилось и литераторам, и историкам, что стало крылатым. Вслед за поэтом энтузиасты стали включать в «гнездо Петрово» чуть ли не всех царских вельмож времен Петра I. Это заблуждение и перевирание замысла автора данного определения. Поэтому запомним, что под «птенцами гнезда Петрова» следует понимать исключительно пятерых вышеперечисленных военачальников времен Полтавской битвы. И первым среди всех назван Борис Петрович Шереметев.

Шереметев был везучим во всем. Даже в смерти – он умер в фаворе еще при Петре, в 1719 г. Потому на богатства его никто не посягал и не конфисковывал. А они были огромные. Царь не любил Шереметева, но ценя его боевые таланты, постоянно благодетельствовал ему. Когда Борис Петрович овдовел и вздумал постричься в монастырь, Петр энергично воспротивился этому. Чтобы фельдмаршал раз и навсегда отказался от такой блажи, царь заставил Шереметева жениться во второй раз и выбрал ему в жены свою родственницу, вдову петрова дядюшки, любимого брата царицы Натальи Кирилловны – Льва Кирилловича. Звали ее Анна Петровна Нарышкина (урожденная Салтыкова). Вдовушка унаследовала богатейшие имения царского родича. Благодаря этой женитьбе Шереметев стал одним из богатейших людей царства.

В этом браке у Шереметевых родились сыновья Петр и Сергей и три дочери – Наталья, Вера и Екатерина. Все они стали наследниками несметного достояния.

Б.П. Шереметев умер, когда его дочери Наташе шел пятый год. Анна Петровна последовала за мужем летом 1728 г. Наташе едва минуло четырнадцать лет. Заботы о дальнейшей судьбе младших детей легли на плечи бабушки по материнской линии Марфы Ивановны Салтыковой (Прозоровской) и старшего брата – пятнадцатилетнего графа Петра Борисовича Шереметева. Старушка умерла чуть ли не в тот же год, так что Наташа оказалась под надзором старшего брата, который, конечно, по-семейному любил ее, но более был занят дворцовыми делами.

Подобно отцу, Петр Шереметев был истинным баловнем судьбы – любимцем всех российских императоров и императриц. Едва мальчик родился, сам Петр I записал его прапорщиком в лейб-гвардии Преображенский полк! Екатерина I, взойдя на престол, возвела тринадцатилетнего Шереметева в подпоручики гвардии (т.е. в капитаны обычной армии). И это было удивительно: в свое время Борис был назначен в свиту к опальному при дворе великому князю Петру Алексеевичу, сыну казненного царевича Алексея. Почти ровесники, мальчики стали закадычными друзьями. И вдруг такая высокая честь.

Впрочем, это для наших современников Петр Борисович остается мальчиком тринадцати лет, а в те годы он уже был участником дворцовых интриг.

В 1723 г. приехал в Россию сын президента главного магистрата[55] князя Алексея Григорьевича Долгорукова[56] (? – 1734) – пятнадцатилетний Иван (1708—1739). До этого жил он и воспитывался у деда – российского посла в Польше при дворе короля Августа II Сильного, пожалуй, самого развратного двора Европы того времени. По слухам, у короля Августа насчитывали до 365 внебрачных детей. Придворным король тоже не запрещал веселиться. В такой атмосфере и прошли детские и подростковые годы Ивана.

Красавчик, живчик, бесшабашный гуляка… Хлопотами папаши, молодого человека пристроили в свиту к великому князю Петру Алексеевичу. Компания такого бравого юнкера, да еще на целых восемь лет старше его, очень льстила мальчику. Иван же действовал как кукушонок в чужом гнезде – потихоньку оттеснял и выталкивал прочих друзей Петра. В числе таких пострадавших оказался и Шереметев. Так что Екатерина скорее приманивала к себе обиженного подростка из враждебного стана – ведь по российской традиции после кончины Петра I престол должен был перейти по мужской линии носителю чистых царских кровей Петру Алексеевичу, а не безродной немке. Но светлейший князь А.Д. Меншиков, опираясь на верную ему армию, посадил на трон свою креатуру – законную супругу Петра I.

Ситуация качественно изменилась в 1727 г., когда умерла Екатерина I. На царство был венчан Петр II. В дни коронации[57] юный император возвел своего друга Шереметева в чин гвардии поручика, через год сделал его капитан-поручиком. Несмотря на такое благоволение, взаимная вражда с фаворитом Иваном Долгоруковым вынудила Петра все более и более отдаляться от императорского двора.

Тем временем семейство Долгоруковых ухитрилось свергнуть и отправить в сибирскую ссылку за Урал светлейшего князя А.Д. Меншикова и его отпрысков. После этого члены семейства заняли наиболее важные государственные посты и заседали в Верховном тайном совете, который управлял тогда всей империей. Но и этого казалось мало Алексею Григорьевичу. В ноябре 1729 г. состоялась помолвка Петра II и старшей дочери Долгоруковых княжны Екатерины Алексеевны. Свадьбу назначили на 19 января 1730 г.

Иван не желал терять влияние на императора. В частности, он придумал сыграть свадьбу в один день с Петром II. Только невесты у него еще не было. Начались поиски. Кто-то подсказал, что у Шереметевых созрела девка – и богатая, и красотка. Наталья тогда в свет не выходила: опасаясь современных ей порядков, не желала прослыть гулящей.

Портрет князя Ивана Алексеевича Долгорукова. Художник Л.А. Серяков

Иван Долгоруков не стал тянуть и набился к девице в гости. Достаточно было одного взгляда на жениха, чтобы Наталья влюбилась в него раз и на всю жизнь. Легкомысленный Иван ответил взаимностью. Назначили сговор…

Петр Шереметев был явно недоволен таким родством, но отговаривать сестру не стал. Только предупредил, сколь опасно быть женой фаворита. Даже напомнил расхожую тогда присказку: «Кто около трона, тот около смерти ходит». Но до присказок ли было тогда влюбленной девушке?

Сговор назначили на 24 декабря 1729 г. Впоследствии Наталья Борисовна описала его так: «Между тем начались у нас приготовления к сговору нашему. Правду могу сказать, редко кому случилось видеть такое знатное собрание: вся Императорская фамилия была на нашем сговоре, все чужестранные министры, наши все знатные господа, весь генералитет; одним словом сказать, столько было гостей, сколько дом наш мог поместить обоих персон: не было ни одной комнаты, где бы не полна была людей. Обручение наше была в зале духовными персонами, один архиерей и два архимандрита. После обручения все его родственники меня дарили очень богатыми дарами, бриллиантовыми серьгами, часами, табакерками и готовальнями и всякою галантерею. Мои б руки не могли б всего забрать, когда б мне не помогали принимать наши. Перстни были, которыми обручались, его в двенадцать тысяч, а мои – в шесть тысяч. Напротив и мой брат жениха моего одарил: шесть пудов серебра, старинные великие кубки и фляги золоченые. Казалось мне тогда, по моей молодости, что это все прочно и на целой мой век будет, я того не знала, что в здешнем свете ничего нету прочного, а все на час. Сговор мой был в семь часов пополудни; это было уже ночь, по этому вынуждены были смоленые бочки зажечь для свету, чтоб видно было разъезжающимся гостям, теснота превеликая от карет была. От того великого огня видно было, сказывают, что около ограды дому нашего столько было народу, что вся улица заперлась, и кричал простой народ: “Слава Богу, что отца нашего дочь идет замуж за Великого человека, восстановит род свой и возведет братьев своих на степень отцову”. Надеюсь, вы довольно известны, что отец мой был первой фельдмаршал и что очень любим был народом и доднесь его помнят. О прочих всех сговорных церемониях или весельях умолчу: нынешнее мое состояние и звание запрещают. Одним словом сказать: все что, что можете вздумать, ничего не упущено было. Это мое благополучие и веселее долго ль продолжалось? Не более, как от декабря 24 дня по январь 18 день. Вот моя обманчивая надежда кончилась! Со мною так случилось, как с сыном царя Давида Нафеаном: лизнул медку, и запришло было умереть. Так и со мною случилось: за 26 дней благополучных, или сказать радушных, 40 лет по сей день стражду; за каждой день по два года придет без малого; еще шесть дней надобно вычесть. Да кто может знать предбудущее? Может быть, и дополниться, когда продолжиться сострадательная жизнь моя»[58].

6 января 1730 г. был праздник Водосвятия. Собралась огромная толпа смотреть, как в Москва-реке рубят прорубь и как смельчаки в нем окунаются. Все веселились. Был там и император, наблюдал за происходившим с запяток саней Екатерины Долгоруковой. К вечеру ему сделалось нехорошо – Петр II заразился оспой.

В семействе Долгоруковых началась паника. Пока царь лежал в горячке, они сочинили и написали в двух экземплярах завещание, по которому Петр передавал престол своей невесте Екатерине. Уговорить больного подписать завещание взялся Иван Алексеевич, который неотлучно находился у постели страдальца. Затея не выгорела – император ни на минуту не пришел в сознание. Он умер накануне назначенной двойной свадьбы. Однако Иван заранее сам подписал один экземпляр завещания, благо навострился подделывать подпись Петра II с согласия самого монарха.

Поскольку в последние часы императора вокруг него толклись все высшие сановники государства, сразу же после его кончины началось совещание Высшего тайного совета. Собрались четверо: канцлер Гаврила Иванович Головкин, князья Дмитрий Михайлович Голицын, Алексей Григорьевич и Василий Лукич Долгорукие. Из сторонних лиц позвали: сибирского губернатора, дядю невесты, князя Михаила Владимировича Долгорукова; фельдмаршала, князя Михаила Михайловича Голицына; фельдмаршала, князя Василия Владимировича Долгорукова. Член совета вице-канцлер Андрей Иванович Остерман участвовать в заседании отказался, сославшись на то, что он иностранец и в дела российские вмешиваться не может.

В самом начале заседания Алексей и Василий Долгоруковы попытались предъявить «завещание» Петра II, но другие участники совещания, включая фельдмаршала Долгорукова, сразу же их высмеяли. Заговорщики струсили и быстренько капитулировали. Позднее Алексей Григорьевич сжег смертельно опасные бумаги.

Совет по предложению князя Дмитрия Голицына решил звать на престол племянницу Петра I и дочь его соправителя царя Ивана V курляндскую и семигальскую герцогиню Анну Иоанновну. Расчет верхоников был прост – заставить Анну подписать «кондиции», по которым вся власть в империи навечно передавалась Верховному тайному совету, а императрице оставались бы только представительские функции. Другими словами, была сделана попытка ввести конституционную монархию. Или, на худой конец, монархию вроде японского сёгуната.

Как известно, при поддержке гвардии Анна Иоанновна разодрала «кондиции» и вернулась к самодержавию. Все это произошло 25 февраля (8 марта) 1730 г. Двор новой императрицы понимал, что семье Долгоруковых теперь предстоит опала. Особенно взъелся на них фаворит Анны Иоанновны – граф Э.И. Бирон, поклявшийся в отношении Долгоруковых:

– Да, мы той фамилии не оставлю!

Анна Иоанновна раздирает кондиции. Неизвестный художник XIX в.

Сразу после кончины Петра князь Иван поспешил к своей невесте, «жалуясь на свое нещастие». «И так говоря, плакали оба и присягали друг другу, что нас ништо не разлучит, кроме смерти… Я готовая была с ним хотя все земные пропасти пройтить».

Тем временем граф Шереметев потребовал от сестры разорвать помолвку с Иваном Долгоруковым. Да не тут-то было. Наталья сама рассказала о причинах своего решения: «Войдите в рассуждение, какое это мне утешение и честная ли эта совесть, когда он был велик, так я с радостию за нево шла, а когда он стал нещаслив, отказать ему. Я такому безсовестному совету согласитца не могла, а так положила свое намерение, когда сердце одному отдав, жить или умереть вместе, а другому уже нет участие в моей любви. Я не имела такой привычки, чтобы севодни любить одново, а завтре – другова… я доказала свету, что я в любви верна: во всех злополучиях я была своему мужу товарищ. Я теперь скажу самую правду, что, будучи во всех бедах, никогда не раскаивалась, для чево я за нево пошла, не дала в том безумия Бога; Он тому свидетель, все, любя ево, сносила, сколько можно мне было, еще и ево подкрепляла».

С этого времени и навсегда между братом и сестрой пробежала черная кошка. Некоторые биографы пытаются замолчать этот факт, представляют их отношения чуть ли не идеальными, но сама же Наталья Шереметева, жалуясь в своих записках на судьбу, подспудно выдает неприязнь к Петру Борисовичу.

Свадьба Ивана и Натальи состоялась 6 апреля 1730 г. в имении Горенки[59]. Через три дня после свадьбы, 9 апреля 1730 г., все семейство Алексея Григорьевича Долгорукова императорским указом выслали из Москвы в их пензенское имение Селище под Касимовым. Едва они достигли места назначения, как туда прибыл отряд солдат с указом отправляться опальному семейству в Сибирь.

Наталья могла не ехать в ссылку, однако коли собралась, то кормиться ей повелели за свой счет. Болевший в те дни оспой Петр Шереметев прислал сестре на дорогу 1 тыс. рублей – огромные деньги. Но девица из гордости отказалась, взяла только 400 руб. Тоже не мало, если учесть, что за 1 руб. тогда можно было купить пару коров. А для крестьян 1 руб. представлялся огромными деньжищами.

Хотя в указах Анны Иоанновны четко говорилось, что Долгоруковы повинны в неблюдении здоровья Петра II и в навязывании малолетнему императору великовозрастной невесты, все Долгоруковы до конца дней своих были уверены, что стали жертвами интриг цесаревны Елизаветы Петровны, которую при Петре II они намеревались постричь в монастырь. Якобы цесаревна им этого не простила и оклеветала перед сестрой-императрицей.

В ссылку в 1730 г. отправились: князь Алексей Григорьевич Долгоруков с женой Прасковьей Юрьевной и их дети: Иван с женой Натальей, а также сыновья Николай (18 лет), Алексей (14 лет), Александр (12 лет) и дочери Екатерина (18 лет), Елена (15 лет) и Анна (13 лет).

Их на струге довезли по Оке и Каме до Соликамска, а оттуда пешим ходом перевели через Уральские горы. Из Тюмени по Иртышу доставили на остров между реками Сосьвой и Вогулкой. Там стояли несколько сотен землянок и маленьких курных изб. Имелись также церковь и острог. Это был город Берёзов[60], в котором за полгода до того скончался в ссылке генералиссимус А.Д. Меншиков и немногим ранее почила его дочь, царева невеста Мария. Там еще жила в построенном отцом добротном доме младшая дочь светлейшего князя – Александра. В 1728 г. Долгоруковы спровадили Меншиковых в Берёзов, а теперь, в 1730 г. их постигла та же участь. Такова была злобная насмешка Бирона. Через несколько месяцев Александра уехала в столицу, и Меншиковы подарили свой дом Долгоруковым. Все имущество у опальных князей отобрали, поставили их на скудный казенный кошт. Правда, слуг оставили. Поначалу о каждом шаге Долгоруковых докладывали в Санкт-Петербург. Правда, старшее поколение умерли в первые годы ссылки. Зато вскоре по прибытии у Натальи Борисовны родился сын Мишенька.

Со временем надзор ослаб, узникам разрешили выходить в город. Это-то послабление и навлекло на Долгоруковых беду. Вздорный и глуповатый Иван Алексеевич загулял. Особенно подружился он с проживавшим в Берёзове флотским поручиком Овцыным. Как водится, вечерами они крепко выпивали. И Долгоруков начинал болтать лишнее об императорской фамилии, об Анне Иоанновне с Бироном, особенно о любовных похождениях цесаревны Елизаветы Петровны. Не обходил он нелестными отзывами и высокопоставленных вельмож. Провинциалы слушали его с превеликим интересом.

Если бы Наталья знала о пьяной болтовне мужа, то непременно пресекла бы его похождения в город. Но бедная женщина ни о чем не знала. О том, что муж путается с берёзовскими девками, она и знать не желала.

Проживал в городе таможенный подьячий Тишин. Ему приглянулась бывшая царская невеста княжна Екатерина Долгорукова. Однажды, изрядно выпив, Тишин попытался склонять девицу к сожительству, а та не придумала ничего лучше, как пожаловалась на подьячего Овцыну. Поручик изрядно поколотил невежу. Избитый Тишин поклялся жестоко отомстить обидчикам: он написал кляузу сибирскому губернатору Петру Ивановичу Бутурлину, в которой особо указал на послабления ссыльным и на болтовню Ивана Алексеевича, порочившую царскую фамилию.

Окружение губернатора решило подослать в Берёзов шпиона и выведать, что там происходит. Лазутчиком выбрали лейб-гвардии Преображенского полка капитана-поручика Федора Ивановича Ушакова (1693—1766), родственника сенатора и начальника Канцелярии тайных и розыскных дел графа Андрея Ивановича Ушакова. Лазутчик прибыл в Берёзов инкогнито. Он быстро втерся в доверие к местным обывателям, разузнал о похождениях и болтовне Долгорукова и поспешил с докладом в Тобольск. Вскоре после его отъезда от Бутурлина было получено предписание закрыть Ивана Долгорукова в отдельной от семьи землянке и посадить его на хлеб и воду.

Свидание княгини Долгоруковой с мужем в Березове. Рисунок А.П. Рябушкина

Наталья на то время была на сносях. Ей удалось разжалобить стражников, и четыре месяца каждый вечер женщина тайком пробиралась к мужу, чтобы передать ему ужин. Все эти треволнения привели к тому, что Наталья Борисовна родила психически больного сына Дмитрия, ставшего причиной ее дополнительных страданий на всю жизнь.

Глухой августовской ночью 1738 г. в Берёзов пришло судно с военным отрядом. На него спешно погрузили Ивана Алексеевича, братьев его, сестру Екатерину и еще около 60 горожан и гарнизонных из острога. Наталье Борисовне не разрешили даже проститься с супругом. Арестантов увезли в Тобольск.

О жизни княгини в последующий год сохранились разные слухи. Говорили, будто ее с младенцем на руках бросили в тюрьму-землянку вместо мужа. Но говорили и о том, что жила она все это время в меншиковском доме вместе с родичами – сестрами брата Еленою и Анною.

9 апреля 1740 г. в Березов прибыла научная экспедиция французского астронома Жозефа Никола (Осипа Николаевича) Делиля (1688—1768). Француз оказал семье Долгоруковых огромную помощь, остудив пыл местного начальства против ссыльных.

26 апреля 1740 г. в Санкт-Петербурге вышел указ императрицы Анны Иоанновны о помиловании княгини Натальи Борисовны Долгоруковой и ее детей. Экспедиция Делиля отбыла из Берёзова 22 мая, а 17 июля француз встретил семейство уже в Тобольске. Он-то и поспособствовал скорейшему отправлению Долгоруковых в Москву.

* * *

Тем временем начался розыск по делу Ивана Алексеевича. Возглавил его Ушаков, в помощь ему был придан тогда еще прокурор полевых войск поручик Василий Иванович Суворов (1705—1775), уже отец будущего генералиссимуса А.В. Суворова.

Иван Долгоруков был так напуган всем происходившим, что впал в ступор. Состояние несчастного усугубило то, что его сразу заковали в кандалы по рукам и ногам и держали прикованным к стене. Если верить протоколам розыскного дела, подследственного не пытали. Его ставили перед дыбой, и он сразу же начинал каяться во всех грехах, в том числе и в тех, о которых никто не знал. В частности, Иван Алексеевич сам рассказал о подложном завещании Петра II и о своей подписи под ним. А ведь это было самое страшное преступление из возможных. Более того, Иван Алексеевич выставил заговорщиками многих своих родичей, ранее помилованных Анной Иоанновной.

Других арестантов пытали, да так ужасно, что потрясенный впервые увиденным Василий Суворов потом долго болел. Все они подтвердили ругань ссыльного на Анну Иоанновну и всю императорскую семью.

Тем временем началось новое следствие – о государственной измене и о заговоре с целью свержения законной власти. По российским городам и весям арестовывали Долгоруковых. Почти всех мужчин семейства свезли в Шлиссельбургскую крепость, где подвергли жесточайшим пыткам. Розыск тянулся до осени 1739 года. В конце октября волею императрицы Анны Иоанновны было созвано Генеральное собрание, которое вынесло обвиняемым окончательный приговор.

Осужденных вывезли в Новгород, где 8 ноября 1739 г. состоялись экзекуции и казни. Первыми били кнутом младших братьев Ивана – Николая и Алексея Долгоруковых. Затем Николаю отрезали язык. Обоих сослали в Охотск. Дядюшкам Ивана Алексеевича, князьям Ивану Григорьевичу, Сергею Григорьевичу и Василию Лукичу Долгоруковым отрубили головы.

Бывший фаворит императора Иван Алексеевич Долгоруков был приговорен к четвертованию. Его дальний родственник, видный историк XIX в. Петр Владимирович Долгоруков (1816—1868) так описал эту трагедию: «Пришел черед Ивана. В эту страшную минуту он выказал поразительную твердость; он глядел в глаза смерти, и какой смерти! С мужеством, воистину русским. В то время, как палач привязывал его к роковой доске – он молился. Когда палач рубил ему левую руку – он сказал: “Благодарю тя, Господи!” Палач отсек ему правую ногу – Иван продолжал: “…что сподобил мя…” и когда рубили левую ногу – “…познать тя…”, затем потерял сознание. Палач закончил казнь, отрезав правую руку и голову… После казни были тотчас вырыты две могилы; в них опустили по гробу, с двумя телами в каждом»[61].

Оставленный в тобольской тюрьме Александр Алексеевич Долгоруков пытался покончить с собой, но был спасен. Ему отрезали язык и сослали на Камчатку. Трех сестер Ивана заточили в разные сибирские монастыри.

* * *

Наталья Борисовна с детьми прибыла в Москву 17 (28) октября 1740 г. – в день кончины в Санкт-Петербурге императрицы Анны Иоанновны. Только тогда несчастная женщина узнала о казни ее любимого супруга.

Меньше чем через месяц всесильный временщик Э. Бирон был арестован и предан суду за то, что плохо смотрел за здоровьем Анны Иоанновны и притеснял русских. Герцог отправился в ссылку в Пелымский острог за Уральскими горами. А еще через год, 25 ноября 1741 г. в результате дворцового переворота взошла на престол императрица Елизавета Петровна, та самая цесаревна, которую Долгоруковы почему-то винили в своей опале.

В первые же месяцы царствования Елизавета Петровна повелела собрать всех опальных Долгоруковых и восстановить их в правах. Воспользовавшись милостью императрицы, Наталья Борисовна вернулась ко двору. Петр Шереметев в части родительского наследства сестре отказал, лишь отписал ей 500 крепостных душ. Если учесть, что большинство российских дворян владели одной – двумя крестьянскими семьями, то Наталья Борисовна обделенной не осталась. У родителей упомянутого выше сенатора А.И. Ушакова вообще имелся единственный крепостной крестьянин Аноха, который после смерти его хозяев стал единственной опорой для пятерых их малолетних сыновей-сирот. Его заботами они и выросли, а потом выбились во влиятельнейшие российские вельможи XVIII в. Но княгиня Долгорукая, урожденная Шереметева, относилась к высшей аристократии империи, потому и считается, что брат чуть ли не ограбил несчастную вдову.

Княгиня взялась было хлопотать о возвращении ей 16 тыс. крепостных душ, принадлежавших до конфискации ее мужу. Отсудить удалось только 2 тыс. душ. Так что нищенствовать семье не пришлось.

Вернулись из ссылки братья Долгоруковы. Безязыкие Николай и Александр благополучно женились, а Николай даже сделал небольшую военную карьеру – дослужился до бригадира[62]. Вместе со старшим племянником Михаилом Ивановичем он построил близ места казни Долгоруковых церковь Св. Николая Чудотворца, куда были перенесены останки умученных родичей – оба гроба.

Наталья Борисовна была принята при дворе. За нею даже стал ухаживать наследник престола великий князь Петр Петрович. Княгиня ему мягко отказала. На этой почве она подружилась с супругой наследника Екатериной Алексеевной. Об этом рассказала в своих записках сама императрица Екатерина II, восхищенная любовью и преданностью Долгоруковой своему мужу.

Княгиня изначально намеревалась постричься в монастырь, однако оставить малолетних детей на попечение враждебно настроенных к ней родственников побоялась. Когда Михаил остепенился и обзавелся своей семьей (у него родился сын, названные в память о казненном деде Иваном), Наталья Борисовна забрала с собою больного Митю и в 1758 г. уехала в Киев. Там она постриглась в Киево-Флоринский женский монастырь под именем Нектарии. В келье княгиня написала в 1767 г. «Своеручные записки…», в которых поведала о своей жизни до прибытия Долгоруковых в Берёзов. Сегодня эти «Записки…» признаны одним из самых значительных произведений русской литературы XVIII в., а саму Наталью Борисовну можно без преувеличения назвать великой русской женщиной-писателем своего столетия. По красоте и образности повествования она равна протопопу Аввакуму, а по страстности изложения гораздо превосходит его.

Судьба княгини Долгоруковой (графини Шетеметевой) стала знаковой в отечественной культуре. К.Ф. Рылеев посвятил ей одну из своих «Дум», поэт И.И. Козлов создал поэму «Княгиня Наталья Борисовна Долгорукова», написано несколько исторических романов, в которых рассказывается о любви и трагической судьбе княгини.

Вид на Киево-Флоринский женский монастырь (купола справа по центру)

Глава 12. Обиды леди Каролины Лэм

Портрет Каролины Лэм. Художник Эл.Х. Троттер

Эта женщина, родившаяся и выросшая на вершине английского аристократического общества, так и не успела пощеголять как настоящая леди. Муж ее, Уильям Лэм, стал премьер-министром Англии и лордом Мельбурном уже после кончины законной супруги. Однако родословная, связи, ум, энергичность, а заодно и вздорный характер создали ей столь эффектный имидж, что ее уже при жизни называли не иначе, как леди Каролина Лэм.

Широко известная светская дама, Каролина, помимо всего прочего, держала модный по тем временам литературный салон. Звездой его считался поэт-банкир Клейден Роджерс, ставший приятелем Джорджа Гордона Байрона после возвращения того в 1811 г. из путешествия по Европе. Вскоре началась подготовка к публикации первой поэмы Байрона «Паломничество Чайльд Гарольда», но автор и его издатель Джон Меррей сомневались в успешности произведения. На всякий случай Меррей решил провести рекламную кампанию в поддержку литературной новинки. Роджерс принял в ней участие. В частности, однажды утром в середине февраля 1812 г. он принес Каролине Лэм корректуру «Паломничества…» и под страшным секретом дал ей прочитать. К вечеру о поэте Байроне и его шедевре говорили чуть ли не во всех светских домах Лондона – Каролина не поленилась объездить полстолицы и рассказать о новом гении.

От Роджерса дама потребовала одно – знакомства с Байроном. Но прежде она увидела поэта на светском приеме, после которого записала в своем дневнике: «Злой сумасшедший, с которым опасно иметь дело». Через 2 дня их представили друг другу, и в том же дневнике Каролина воскликнула: «Это прекрасное бледное лицо будет моей судьбой». Она влюбилась, страстно и на всю оставшуюся жизнь.

Лэмы жили в роскошном особняке леди Мельбурн, свекрови Каролины, женщины, мягко говоря, не лучшего поведения, знаменитой в конце XVIII в. бурной связью с наследником престола принцем Уэльским. Мужа своего, богача-выскочку и новоиспеченного лорда Мельбурна, леди держала в ежовых рукавицах, но лелеяла их младшего сына-любимчика Уильяма. Мальчик был воспитан «в атмосфере невероятного мотовства и абсолютной моральной “свободы”» (А. Моруа).

В 1805 г. Уильям женился по любви на Каролине Понсонби, дочери лорда Бессбороу. Поскольку мать девушки серьезно болела, воспитывала ее тетка герцогиня Девонширская. Достаточно сказать, что до 15 лет девица с трудом читала и писала и была уверена, что лошадей кормят исключительно мясом, а хлеб и масло растут на деревьях. После 15 лет она с одного захода выучила несколько языков, успешно познала основы музыки и живописи и развилась в блестяще образованную светскую львицу. Попав в дом Мельбурнов, Каролина погрузилась в сладости «свободной от условностей» жизни.

Байрон с легкостью вошел в эту семью. «Ему нравилось приходить в 11 часов утра и проводить целый день в будуаре женщины, читать ее письма, ласкать ее детей, выбирать ей туалеты на день…» (А. Моруа). С каждым днем Каролина влюблялась все крепче. Байрону же как женщина она была безразлична. Поэт предпочитал Каролине ее свекровь – леди Мельбурн.

Но однажды в марте 1812 г. леди Бессбороу в личной беседе с Байроном имела глупость предупредить молодого человека, чтобы не вздумал влюбляться в ее дочь – Каролине он безразличен, пресыщенная аристократка играет с поэтом, как кошка с мышкой. В пику чванливой даме Байрон с легкостью затащил влюбленную в него аристократку в постель.

А буквально через несколько дней, 25 марта 1812 г., на завтраке у леди Мельбурн Каролина познакомила поэта с двоюродной сестрой своего мужа, племянницей леди Мельбурн – Аннабеллой (Анна Изабелла Милбенк). Тогда же приятель Байрона Томас Мур посоветовал поэту жениться на этой богатой провинциалке и решить все свои долговые проблемы. Байрон принял совет к сведению.

Первым делом поэт начал отдаляться от любовницы. Этого Каролина не могла перенести и разом сломалась: стала преследовать Байрона, унижаясь перед ним и вымаливая хотя бы минуточку свидания. Ее навязчивость только сильнее раздражала любовника. Особенно поразили весь Лондон переодевания Каролины то в кучера, то в лакея, чтобы иметь возможность хотя бы издали следить за предметом ее обожания.

Чтобы прекратить эти преследования, Байрон обратился за помощью к леди Мельбурн. Свекровь с удовольствием взялась решить столь тяжкую проблему. Тем более, что и леди Бессбороу через общих знакомых намекнула поэту, что хватит позорить ее дочь.

Портрет леди Мельбурн. Художник Р. Косвей

Тем временем Байрон искал путь к сердцу Аннабеллы. Девица увлекалась публичными научными лекциями. Он тоже стал их посещать, среди друзей дав девице кличку «Принцесса Параллелограммов». От Каролины поэт узнал, что Аннабелла увлекается рифмоплетством, прочитал ее стихи и написал на них лестный отзыв.

Как-то теплым августовским днем 1812 г. леди Бессбороу посетила дочь и стала умолять ее уехать в Ирландию, чтобы там переболеть преступной страстью. Но тут в комнате появился обычно молчаливый лорд Мельбурн с намерением закатить невестке скандал и защитить честь своего сына. Перепуганная леди Бессбороу поспешила за леди Мельбурн, чтобы вместе унять скандалиста. Однако когда матроны прибежали в покои Каролины, ее уже и след простыл – вздорная дамочка сбежала, предупредив свекра, что переезжает жить к любовнику.

Леди помчались к Байрону. Поэт был дома. Мамаши ошеломили его известием о грядущем скандале. Пришлось Байрону отправляться на поиски любовницы. С великим трудом он нашел Каролину у некоего доктора и силком увез ее к матери. Скандал получился грандиозный, и более всего общество смутило то, что любовник открыто выступил на стороне семьи против не совладавшей с собою женщины.

Леди Бессбороу увезла дочь в Ирландию. Оттуда Каролина слала поэту письма, полные угроз вернуться, уйти из дома и поселиться у него, а еще хуже – покончить с собой. Байрон уже ненавидел эту навязчивую влюбленную женщину.

Единственным спасением казалась поэту женитьба. И Байрон обратился к свекрови любовницы с просьбой посодействовать его браку с Аннабеллой. Даже видавшая виды леди Мельбурн удивилась такой просьбе, поскольку не сомневалась, что о чувствах в данном случае и речи быть не может. Но все же попыталась помочь. Аннабела мягко отказала поэту.

Байрон не огорчился. Вскоре у него появилась новая любовница – недавняя подруга Каролины леди Оксфорд. Истерзанная ревностью леди Лэм продолжала молить и угрожать поэту из Ирландии. Но все ее письма читала леди Мельбурн, в ней Байрон видел гаранта своего спокойствия. Зато сама Каролина безуспешно искала поддержки у леди Оксфорд. Пассия Байрона предпочла не отвечать на письма бывшей подруги. Наконец, поэт вынужден был высказаться открыто: «Леди Каролина, я Вам больше не любовник, и так как вы вашей совсем не женственной назойливостью вынуждаете меня к признанию… узнайте же, что я люблю другую…» Исследователи уверяют, что написал он это под диктовку леди Оксфорд.

Потрясенной, страдающей и ненавидящей Каролине Лэм оставалось только дожидаться личной встречи. Состоялась она весной 1813 г. на балу у леди Хискот в присутствии леди Мельбурн. Байрон явился в обществе неизвестной женщины. Бывшие любовники сперва обменивались колкостями, но под конец Каролина схватила десертный нож и замахнулась.

– Пожалуйста, дорогая, – усмехнулся Байрон, – если вы желаете разыграть классическую трагедию, пронзите свое сердце, а не мое. Мое вы уже пронзили.

И Каролина убежала. Тем же вечером она то ли попыталась зарезаться тупым ножом, то ли разбила бокал и порезала осколками себе вены. В любом случае с бала ее увезли залитую кровью. Байрон же заявил:

– Это один из ее обычных фокусов.

Через несколько недель Каролина Лэм возобновила преследования поэта. Байрону она была безразлична. Поэт свободно менял любовниц и о каждом приключении подробно рассказывал в письмах к леди Мельбурн, которая потихоньку уговаривала свою племянницу Аннабеллу стать женой вертопраха. Все ответы девушки тетушка давала читать жениху.

Бракосочетание состоялось 2 января 1815 г. 10 декабря того же года Аннабелла родила дочку Августу Аду и через месяц навсегда уехала с нею к родителям. Байрону жена была противна, а потому он быстро согласился жить с нею раздельно.

Портрет леди Аннабеллы Байрон. Художник У.Дж. Ньютон

Леди Каролина Лэм, узнав о таком гнусном для нее союзе, возненавидела Байронов и в бессильной злобе решила отомстить им чисто по-женски. Отныне она тайно отслеживала каждый шаг поэта, трактовала его своеобразно и через друзей и знакомых запускала в общество слухи, один омерзительнее другого. Все они была старательно записаны в многочисленных дневниках и воспоминаниях, и биографам Байрона теперь трудно понять, в чем поэт действительно оказался негодяем (а такового было с лихвой), а что есть очередная сплетня от леди Каролины.

Именно брошенная любовница растрезвонила по всему Лондону о кровосмесительной связи Байрона с его сводной сестрой Августой и о ее беременности, о порочном сожительстве втроем Байрона, Аннабеллы и Августы (что вряд ли могло быть).

Но вершиной мести леди Каролины Лэм стали две особо грязные выдумки, которые с аппетитом смакуются в литературе и кинематографе рубежа XX – XXI вв.: о гомосексуальных пристрастиях поэта и о том, что Байрон продал душу дьяволу в обмен на гений поэта, а позже, будучи в Шильонском замке в Швейцарии, принудил продать душу дьяволу своего любовника – гениального поэта Перси Биш Шелли. Как бы там ни было, но Каролина Лэм крепко приложила руку к тому, что 25 апреля 1816 г. Байрон вынужден был навсегда покинуть Англию. Иногда говорят проще: бежал из страны.

Позднее мстительница написала роман «Гленарвон», где изобразила поэта Байрона вместилищем всех самых мерзких пороков человечества.

Леди Каролина Лэм пережила своего возлюбленного на четыре года. Рассказывали, будто однажды, в июле 1824 г. во время конной прогулки она встретила процессию, перевозившую прах Байрона в фамильную усыпальницу. Узнав, кого хоронят, пораженная Каролина без чувств упала с лошади.

Байрон на смертном одре. Художник Дж.Д. Одивэр

Глава 13. Секрет мишки Тедди, или Как судьба играла с Америкой

Портрет президента США Теодора Рузвельта-младшего. Художник Дж.С. Сарджент

Кто и когда вывел Соединенные Штаты Америки в мировые сверхдержавы? Если кто-то думает, что Джордж Вашингтон и другие отцы-основатели, тот, бесспорно, ошибается. Они всего лишь возглавили успешную борьбу за освобождение американских колоний от власти метрополии и учредили независимое государство США где-то на отшибе ойкумены. Более того, сразу после них американская власть приняла доктрину изоляционизма – доктрину Монро, по которой интересы США не следовало распространять за пределы Американских континентов.

Кто-то назовет Авраама Линкольна. Действительно, в годы его президентства было отменено рабство, запрещена работорговля, страна формально консолидировалась, но по-прежнему осталась лишь региональным государством, хотя и сильнейшим в Западном полушарии.

Американцы признают, что самой могущественной мировой сверхдержавой Соединенные Штаты стали, прежде всего, благодаря трудам двух президентов – шестиюродных братьев Теодора и Франклина Делано Рузвельтов. Родство их весьма относительное – Франклин Делано спокойно женился на племяннице Теодора – Элеоноре, и брак этот не считается кровосмесительным. Он же завершил дело Теодора по созданию сверхдержавы, чему способствовали мировой экономический кризис и Вторая мировая война, загнавшие большинство развитых стран в Бреттон-Вудское соглашение, предопределившее мировое господство доллара.

Начало же мировой сверхдержаве США положил Теодор Рузвельт-младший, он же заложил базовые принципы внешней и внутренней политики американского государства, на которые по сей день ориентируются правящие элиты Штатов. Недаром Теодора Рузвельта-младшего часто называют первым президентом современного типа, что, в конечном итоге, означает первым президентом первой в истории мировой сверхдержавы. Самое любопытное, что Теодор Рузвельт-младший изначально не стремился быть президентом. На вершину власти его вынесли интриги соперников, опасавшихся, что удачливый политик покусится на их власть и влияние.

А еще Теодора Рузвельта-младшего называют антиподом Томаса Джефферсона. Он называл создателя Декларации независимости «кумиром толпы» и «демагогом» и сделал все посильное – а политическая мощь у Рузвельта была великая – чтобы основополагающий документ мировой демократии окончательно превратился в бессодержательную бумажку для США, но в разрушительную, все уничтожающую бомбу для остального человечества. Другими словами, своими делами и своей жизнью Рузвельт доказал, что демократия в ее идеальной форме смертельна для сильного государства и процветающего общества и приемлема только для второстепенных, покорных одной из сверхдержав стран.

* * *

Точно известно, что основатель рода голландец Клаэс Мартенсен ван Рузвельт прибыл в Америку и высадился на Манхэттене в 1644 г. Обосновался он в маленькой голландской колонии-землячестве Новый Амстердам, которая после завоевания ее англичанами в 1664 г. получила название Нью-Йорк. Первые поколения Рузвельтов занимались морской торговлей и были на этом поприще весьма успешными, поскольку довольно скоро вошли в число богатейших аборигенов колонии наравне с еще двумя голландскими семействами – Вандербилтами и Ван вик Бруками. Все три семейства стали мультимиллионерами.

Родившийся в 1858 г. Теодор Рузвельт-младший[63] представлял седьмое поколение семьи, признанной по критериям, принятым в США, аристократической. Благодаря удачным бракам мужчин Рузвельтов в его жилах текла кровь основателей штата Пенсильвания, а его прадед Теодор Рузвельт-старший был первым главой правительства штата Джорджия. Потому не удивительно, что будущий политик с младых ногтей был уверен в своем превосходстве над прочими американцами, и уж тем более над любыми иноземцами. Амбициозность Теодора еще более укрепило обучение в Гарвардском университете, где молодой человек обретался в обществе выдающихся национальных политиков будущей Америки.

В 1880 г., уже по окончании Гарварда, Рузвельт вступил в клуб республиканской партии на территории двадцать первого округа Нью-Йорка. Так началась его карьера политика, что означает постепенную ломку самоуверенного гордеца в мимикрирующего под желания толпы дальновидного хитреца. Согласно воззрениям того времени политика считалась грязным делом плебеев, так что Рузвельту пришлось опуститься с высот американской самозваной аристократии на самое дно общественной жизни.

В конце XIX в. в США была широко распространена т.н. система боссизма. Сделать политическую карьеру, независимо от личного материального положения, можно было только по протекции партийного босса. В округе, где проживали Рузвельты, как раз шла борьба за место босса партии республиканцев. Теодор поставил на ирландца Джо Меррея. Тот посчитал, что богатенький Рузвельт станет для него неплохим подспорьем и вполне сгодится на роль марионетки, а потому продвинул его в ассамблею[64] штата. Едва стало известно о его избрании, молодой политик объявил о своей независимости от руководства партии, но никакого наказания не последовало – боссы были уверены, что никуда строптивец от них не денется.

В ассамблее Рузвельт выбрал самое благодатное и самое беспроигрышное направление политической деятельности – он развернул «борьбу» с коррупцией чиновничества. Центром этой борьбы стала проповедь морали в общественных делах и служения чиновников своему народу, из налогов которого оплачивался их труд.

Что бы ни говорил молодой человек, какие бы очень веские доказательства коррупции не приводил, ему сочувствовали, но этим все его потуги заканчивались. Рузвельт болтал, публика млела от его смелости, безнаказанные коррупционеры процветали – демократия торжествовала во всей ее красе.

Лично Рузвельту такое положение дел пошло на пользу. Известным коррупционером был спикер законодательной палаты штата Нью-Йорк Титус Шерд. Полагая себя опытным политиком, Шерд решил избавиться от настырного обличителя нечистоплотных чиновников, назначив Рузвельта председателем специального комитета по расследованию деятельности департамента общественных работ. Этот департамент был синекурой взяточников – от его чиновников зависело назначение на самые доходные должности в городской администрации. Такса взяточника за одну такую должность доходила до 50 тыс. долларов и выше. Сколько давали главе парламентского расследования преступлений чиновников можно только догадываться. Несколько человек уже сломались на этом посту и вынуждены были уйти в отставку до того, как департамент возглавил Рузвельт. Расчет Шерда понятен, однако он не подозревал, на какую хитрую бестию напоролся!

Взяткодатели уже сделали немыслимые по своей выгодности предложения, когда в марте 1884 г. был опубликован подробнейший доклад о деятельности комиссии Теодора Рузвельта. Налогоплательщиков буквально оглушила информация о том, как и на кого расходовались государственные средства, что творили чиновники самого высокого уровня, кому в действительности служили призванные защищать законы шерифы. Город замер в ожидании возмездия честному обличителю зла.

Первым делом мэрия объявила о реорганизации городского хозяйства и о реформировании аппарата управления Нью-Йорка. Все эти «преобразования» были чистой воды показухой. Зато самого Рузвельта отправили на повышение – делигировали в национальный конвент республиканской партии[65]. Таким образом, Теодора Рузвельта выслали из родного штата на просторы общеамериканской политики.

В конвенте Теодор попытался влиться в группу республиканского кандидата в президенты США, поскольку рассчитывал таким путем перебраться в Вашингтон. К сожалению, в тот раз политик не пришелся ко двору. Строго следивший за своим внешним видом и предпочитавший носить модную одежду, Теодор оказался благодатным объектом для насмешек карикатуристов. Более того, его объявили «пустышкой», американским Оскаром Уайльдом. Одним словом, Рузвельт неожиданно оказался посмешищем для толпы. Не исключено, что в этой травле ему услужили недовольные нью-йоркские боссы его партии. В довершение всех несчастий, республиканский кандидат проиграл предвыборную гонку, и президентом США стал демократ Гровер Кливленд. Разочарованный Рузвельт решил уйти из политики.

Он удалился в Дакоту, где почти два года занимался фермерством, а заодно приступил к написанию исторических исследований. Благодаря своему сочинительству Теодор Рузвельт стал известен всей стране как перспективный политик и апологет идеи о том, что в мире есть несколько наций, для которых в ходе исторического процесса наступает звездный час, и они становятся мировыми нациями. Американская нация относится к числу таких избранных, и ее звездный час придет в конце XIX в.

Пребывая под впечатлением от собственных исторических выводов, Рузвельт возжелал вернуться в политику. А тут как раз подоспели очередные выборы губернатора Нью-Йорка. Республиканская партия должна была гарантировано проиграть эту избирательную кампанию. Своего человека подставлять под такое унижение нью-йоркские боссы не желали, а потому неожиданно вспомнили о Рузвельте. Почему бы не привлечь к этой неприятной процедуре «борца» с коррупцией? Жертва тоже понимала неизбежность поражения, но это был единственный возможный путь для возвращения в политику. Потому Рузвельт согласился баллотироваться. Как и было предсказано, выборы он проиграл, но на политическую сцену все же вернулся.

В 1889 г. республиканская партия выиграла президентскую гонку. В Белый дом въехал республиканец Бенджамин Гаррисон. И хотя в его администрации Рузвельта терпели с трудом, политик-историк уже завоевал в партии и в стране такой авторитет, что его вынужденно пригласили в Вашингтон и включили в общенациональный комитет по гражданским должностям. Наконец-то Теодор по-настоящему вырвался на политические просторы. Для сотрудников комитета со временем непременно открывался прямой путь к высшим государственным должностям.

Поначалу даже свершилось чудо, если можно так сказать. Стараниями Рузвельта комитет сделал несколько громких коррупционных разоблачений, которые подорвали авторитет Гаррисона и его администрации. На очередных выборах республиканцы с треском проиграли. Но когда президентское кресло занял демократ Гровер Кливленд, республиканец Теодор Рузвельт был оставлен на своем посту в комитете по гражданским должностям.

А далее началась череда неожиданных скачков, каждый из которых оказался очередным переходом к вершине, но совершался по инициативе враждебно настроенных против Рузвельта сил.

Кабинет Кливленда опасался «обличителя» коррупционеров. Сам «обличитель» опасался демократов. Когда весной 1895 г. мэр Нью-Йорка предложил Рузвельту вернуться в родной город и возглавить там полицию, тот долго не раздумывал. Став полицейским, он преимущественно занимался политикой, чем своими прямыми обязанностями. В частности, Теодор ни на день не терял связь со своими единомышленниками в Вашингтоне. Выступая в периодике, Рузвельт развивал идею мирового господства США. Фактически он разработал полную программу действий, в которую, в частности, вошли:

– аннексия Гавайских островов и объявление их штатом США;

– насильственное строительство канала из Атлантического океана в Тихий океан через Никарагуа;

– строительство самого мощного в мире военно-морского флота[66];

– вывод Канады из колониальной зависимости от Англии и др.

При этом Рузвельт через прессу постоянно призывал американскую нацию к активным действиям, к борьбе за место под солнцем во всем мире, а не только на своем континенте. Как видим, призыв был услышан, и программа Теодора Рузвельта осуществлена американцами в полном объеме.

В Вашингтоне у Рузвельта сложилась крепкая команда влиятельных единомышленников. 8 апреля 1897 г. конгресс Соединенных Штатов утвердил недавнего комиссара полиции Нью-Йорка заместителем военно-морского министра США. Президентом тогда был республиканец Уильям МакКинли, являвшийся убежденным противником агрессивного Рузвельта. Он приложил неимоверные усилия, чтобы не допустить прихода Теодора в военное ведомство, но политические интриганы преодолели сопротивление президента. Причем в данном случае действовали как друзья Рузвельта, так и его ненавистники в лице боссов нью-йоркских республиканцев, мечтавшие побыстрее избавиться от шумного недруга.

Едва Теодор вошел в курс своей должности, как началась осторожная обработка МакКинли на предмет захвата Гавайских островов. Доверенные лица уверяли президента, что почти весь мир поделен на колонии между сильнейшими державами. Не захваченными остались только Гаваи в Тихом океане, но и на них уже нацелилась Япония. Если американцы не опередят японцев, народ проклянет трусливого МакКинли. Для противников оккупации островов оказалось громом среди ясного неба известие, что 16 июня 1897 г. президент подписал акт об аннексии Гаваев. На протест Японии Теодор Рузвельт ответил: «Соединенные Штаты не находятся в таком положении, которое требовало бы запрашивать Японию или какую-либо иную иностранную державу, какой территорией они должны или не должны овладеть»[67].

После аннексии Гавайских островов взоры Рузвельта и его группы обратились к Кубе. Остров был колонией Испании, и там уже два года шло антииспанское восстание. Неожиданно американская пресса стала писать о кубинских повстанцах, как о борцах за свободу против насилия и грабежа, которым их подвергают испанские поработители. Следом правительство США официально признало восстание справедливым, а восставших – законной воюющей стороной, нуждающейся в помощи.

В сентябре 1897 г. Теодор Рузвельт представил военно-морскому министру план оккупации Кубы. Он же добился от конгресса средств на ведение войны и убедил в ее необходимости президента МакКинли.

15 февраля 1898 г. на рейде Гаваны взорвался и затонул американский броненосный крейсер «Мэн». Погибли более 260 членов экипажа. Виновники взрыва не выявлены по сей день[68].

Гибель броненосца вызвала большой скандал в прессе. Винили в трагедии исключительно Испанию. МакКинли постарался спустить инцидент на тормозах. Теодор Рузвельт, наоборот, решил придать случившемуся глобальный характер. Когда военно-морской министр ушел в однодневный отпуск, Рузвельт как заместитель министра приказал командующему американской тихоокеанской эскадрой подготовиться и в случае войны с Испанией, «начать оборонительные операции» в испанской колонии – Филиппинах.

В конце марта 1898 г. США предъявили Испании ультиматум, в котором потребовали признать посредничество американцев в переговорах испанских властей с кубинскими повстанцами. Испанский посол в Штатах сообщил о готовности его правительства принять любые условия. В ответ под давлением группы Рузвельта президент МакКинли заявил, что этого не достаточно (!), и 22 апреля 1898 г. военный флот США начал блокаду Куба. 23 апреля Испания была вынуждена объявить войну Штатам.

22 апреля 1898 г., с изрядной долей условности, можно признать исторически тройным днем рождения.

Во-первых, в этот день человечество разродилось империализмом – высшей стадией капитализма, для которой характерна борьба за передел мира, до этого уже окончательно поделенного между сильнейшими колониальными державами.

Во-вторых, в этот день родились мировые войны XX – XXI столетий, основной целью которых опять же является передел уже поделенного мира.

В-третьих, в этот день родилась первая в истории мировая сверхдержава – Соединенные Штаты Америки[69]. Целью ее стало покорение тем или иным путем всего человечества власти одного государства. До этого в мире господствовали колониальные державы, делившие остальной мир между собою.

Полковник Т. Рузвельт, командир «буйных всадников»

Выйдя в отставку с поста заместителя военно-морского министра, Теодор Рузвельт принял непосредственное участие в долгожданной войне. В чине подполковника сорокалетний Рузвельт пошел служить в кавалерию. Военного опыта у него не было, но очень скоро полк, в котором служил политик, в прессе стали звать «Буйные всадники Теодора Рузвельта», а сам он, получив очередное воинское звание полковника, оказался «отцом солдат» и «бесстрашным героем». Самое поразительное, что никаких военных побед полковник не одержал, зато политические дивиденды его оказались грандиозными. Уже в декабре 1898 г. испанцы заключили с США мир, отдав им свои колонии – Кубу, Филиппины, Пуэрто-Рико и Гуан. Очередная цель, намеченная Рузвельтом для США, была достигнута.

Возвращаться в министерство политик не собирался. Он решил баллотироваться на пост губернатора Нью-Йорка, для чего вступил в сговор с республиканским боссом города Томасом Колиером Платтом. Платт уже двадцать лет входил в число нью-йоркских боссов партии республиканцев. Он на дух не переносил Рузвельта, ставил палки в колеса его политической карьеры и старался выдавить из родного города. Слава командира «Буйных всадников» вынудила Платта поддержать Теодора на очередных выборах, но едва тот 1 января 1899 г. стал губернатором Нью-Йорка, Платт повел ожесточенную борьбу за его отставку. И не удивительно – Рузвельт не пожелал прислушиваться к «советам» каких-то там боссов и все решения стал принимать по собственному разумению.

Многие политологи полагают, что каждодневное поведение Теодора Рузвельта на посту губернатора стало эталоном для большинства губернаторов США в XX – начале XXI в. и автоматически перенято чиновниками высшего уровня по всему демократическому миру. «Две пресс-конференции в день, десятки принятых посетителей (преимущественно экспертов и политиков, а не посетителей), сознательно демонстрируемая открытость, стремление к популярности за счет постоянного общения, визитов, инспекций, встреч. Прежние политики знали один сорт влиятельных советников – адвокатов крупнейших фирм. Рузвельт окружил себя людьми, главный “порок” которых… был в том, что они – откровенные “реформисты”. Рузвельт смотрел на дело значительно шире: “Я стараюсь заполучить идеи от тех, кого считаю экспертами в своей области, затем перерабатываю эти идеи”. При этом он вовсе не претерпевал эволюции взглядов, а лишь использовал таланты в своих целях»[70]. Я нарочно даю такую большую цитату, чтобы читателю стало ясно, откуда тянутся родовые корни многих отечественных и мировых политиков наших дней. Правда, личности этих политиков настолько мелки, что их подражание великому человеку изначально представляется фарсом.

Длительное пребывание Рузвельта на посту губернатора Нью-Йорка стало жизненно опасным для местных боссов республиканцев, а свалить героя испанской войны не было никакой возможности. Однако близились очередные президентские выборы. Сам Рузвельт на пост президента еще не тянул, но Платт нашел выход и предложил выдвинуть Теодора в вице-президенты при кандидатуре республиканцев – уже знакомом нам Уильяме МакКинли. Последний не возражал, поскольку пребывал в славе победителя в войне, подаренной ему Теодором Рузвельтом.

Все республиканские боссы Нью-Йорка пали в ножки к всеамериканскому боссу республиканцев – миллионеру Марку Ханна по прозвищу «Делатель президентов». Тот с большим сомнением согласился поддержать кандидатуру Рузвельта. В конце 1900 г. МакКинли был переизбран президентом на второй срок. Теодор Рузвельт, благодаря протекции личных врагов, стал вторым человеком в исполнительной власти США. Однако оставался таковым не долго.

Леон Чолгош убивает президента У. МакКинли. Художник Т. Дарт Уолкер

6 сентября 1901 г. Уильям МакКинли был ранен пулей, выпущенной из револьвера 32-го калибра анархистом Леоном Чолгошем. Рана оказалась тяжелой, но не смертельной. Однако во время операции врачи допустили заражение крови, и рано утром 14 сентября МакКинли умер[71]. Согласно Конституции страны Теодор Рузвельт-младший неожиданно для себя стал 26-ым президентом США. Случилось это за месяц до его сорокатрехлетия, почему Теодор по сей день остается самым молодым президентом в истории Соединенных Штатов.

Рузвельт продолжил курс Мак-Кинли на отказ от изоляционизма и становление Америки как мировой империалистической державы, активно действующей во всём мире. Ему принадлежат выражения «политика большой дубинки» и «мировой полицейский».

Он был первым президентом, который пригласил в Белый дом представителя афроамериканцев, первым американцем, получившим в 1906 году Нобелевскую премию мира (за посредничество в заключении русско-японского Портсмутского мира).

В конце 1902 года президент США Теодор Рузвельт отправился в Миссисипи улаживать пограничный спор между этим штатом и соседней Луизианой. В свободный от переговоров день гостя пригласили на охоту. Добыть зверя не удалось, и, чтобы ублажить президента, ему поставили под выстрел заранее пойманного медвежонка. Но Рузвельт стрелять отказался. Газета «Вашингтон пост» поместила рассказ об этом происшествии. Через несколько дней владелец бруклинской лавки канцелярских товаров Моррис Мичтом выставил у себя в витрине тряпичного медведя, снабдив его табличкой: Teddy’s Bear (медведь Тедди, то есть Теодора) . Желающих купить игрушку оказалось так много, что Мичтом даже основал компанию по ее производству. За плюшевым мишкой закрепилось имя Тедди. А Теодор Рузвельт, в 1904 году повторно баллотируясь в президенты, сделал медведя своим талисманом и победил. Случайность это или нет, но когда через восемь лет, решив снова принять участие в выборах, он использовал другой талисман – лося, то гонку проиграл. Президентом стал Томас Вудро Вильсон.

Хотя президент МакКинли в свое время вынужден был именно под давлением Теодора Рузвельта отказаться от политики изоляционизма и перейти к политике глобального мирового лидерства, из уважения к погибшему историки стали представлять Рузвельта как верного продолжателя дела МакКинли.

Как ни странно, на посту президента Теодор Рузвельт отказался от агрессивной захватнической политики. Зато он явил миру новый облик современного политика. Пользуясь тем, что в нашем обществе о президенте Теодоре Рузвельте знает очень ограниченный круг любителей истории, современные имиджмейкеры разработали по образцу американского президента начала XX столетия имидж президента Российской Федерации В.В. Путина

Президент Теодор Рузвельт принимает присягу. Газетный рисунок

Глава 14. Ночь в гостинице «Уотергейт»

Гостиничный комплекс «Уотергейт»

1970-е годы, пожалуй, знаменательная эпоха в судьбах человечества: именно тогда произошел качественный скачок, и после длительных накоплений мы окончательно вышли из мира средневековой религиозной морали в заключительный этап эпохи Возрождения, характеризующийся торжеством атеистической морали и сексуальной революции, т.е. отрицанием вообще всех религиозных заповедей.

Лидером этого процесса стали США, во главе которых стоял тогда президент Ричард Никсон. Именно он, 37-й по счету президент США, сформулировал новую концепцию политики США в XXI в., но внедрить ее в жизнь в полном объеме довелось уже ученику Никсона – 40-му президенту США Рональду Рейгану. Сам же Никсон пал жертвой собственной мании величия, попытавшись возвыситься над американской финансовой элитой.

Чтобы разобраться в интриге 1974 г., придется немного вернуться назад. Во второй половине 1960-х гг. США находились примерно в том же положении, что и современная Россия или СССР в конце 1980-х. Страна стояла перед угрозой распада и всесторонней катастрофы.

В 1961 г. кабинет тридцать пятого президента Джона Кеннеди вмешался в Гражданскую войну во Вьетнаме. Рассчитывали слегка помочь южновьетнамскому премьер-министру Нго Динь Зьеме, а на деле увязли в кровопролитии на целых пятнадцать лет. Неудивительно, что среди рядовых американцев война во Вьетнаме была непопулярна.

22 ноября 1963 г. в Далласе застрелили президента Кеннеди, и к внешнеполитическому кризису добавился кризис внутриполитический. Тридцать шестой президент страны Линдон Джонсон, человек бездарный и неумный, кризис лишь усугубил – в марте 1965 г. он развернул во Вьетнаме полномасштабную войну против северян. К концу президентства Джонсона «четыре разных революционных течения в своей совокупности серьезно угрожали стабильности США» – расовая революция; подъем молодежи против ценностей старших; оппозиция справа и слева против двухпартийной системы; перемещение политического центра тяжести с востока «с его либеральными традициями» в более консервативный центр и запад США (Г. Брэндон).

В связи с таким положением решающую роль сыграл штатовский политический сыск. ЦРУ и ФБР по поручениям доверенного помощника президента М. Уотсона следили буквально за всеми – от рядовых граждан до сенаторов. Особо жесткая слежка велась за лидером негритянского движения Мартином Лютером Кингом.

15 августа 1967 г. по приказу Джонсона ЦРУ создало специальный орган для публичной дискредитации активистов оппозиции. Делалось все это тайно и всплыло параллельно с расследованием Уотергейтского скандала.

Кризис обострился после 4 апреля 1968 г., когда на балконе гостиницы в Мемфисе был убит Мартин Лютер Кинг. Вожаки чернокожих призвали своих сторонников к оружию. Весной произошли беспорядки в гетто 168 городов, погибло 40 человек, были арестованы 2600 человек. Полиция разгоняла толпу беспощадно, применяя дубинки, слезоточивый газ и резиновые пули. Для защиты Капитолия на ступенях здания выставили пулеметы. Привели в боевой порядок воинские части. К Вашингтону подтянули 30 тыс. военнослужащих. Из Вьетнама отозвали начальника штаба генерала Уэстморленда и поручили ему организацию обороны правительственных зданий. Страна готовилась к гражданской войне.

Все это происходило накануне президентских выборов… Правда, ничего страшного не случилось. К осени волнения стихли сами собой, протесты вылились в интеллигентские причитания, поскольку шумели больше всех писатели и журналисты. (Так, писатель Дж. Болдуин объявил США «четвертым рейхом». Ну и что?)

Предвыборная борьба в стране не останавливалась ни на один день. Главным оппонентом Никсону внутри республиканской партии выступал молодой Рональд Рейган. Уже побывавший вице-президентом при тридцать четвертом президенте Дуайте Эйзенхауэре, Никсон видел в Рейгане ученика, но никак не соперника. Главную опасность представлял для него демократ, брат Джона Кеннеди – Роберт Кеннеди. В этой кампании демократы побеждали в большинстве штатов. Но 5 июня 1968 г. Роберта Кеннеди застрелили в Лос-Анджелесе при весьма странных обстоятельствах, и перед Никсоном распахнулись двери в Овальный кабинет Белого дома.

Став президентом, в том же 1968 г. Никсон провозгласил новую концепцию американской внешней политики. Он сказал: «В будущем США в случаях подобных Вьетнаму не должны, как было в Корее и Вьетнаме, не только нести бремя предоставления вооружения и средств, но и посылки большей части солдат… Мы должны помогать дружественным государствам нашими деньгами и оружием, и пусть они сами ведут войну. Не воевать за них – такова должна быть цель новой дипломатии Америки»… «Отныне мы будем оказывать только материальную – военную и экономическую – помощь государствам, желающим взять на себя ответственность поставлять живую силу для своей защиты». Дело США – искать и находить такие дружественные государства, согласные воевать с неугодными Штатам противниками, а если таковых нет, то создавать их, желательно внутри этих неугодных государств. Именно согласно никсоновской концепции была уничтожена Югославия, развален и раздавлен СССР, развязаны 1-ая и 2-ая Чеченские войны, разгромлены Ирак и Ливия, оккупирован Афганистан, вспыхнула Грузинская война 2008 г. Следующими на очереди стоят Сирия и Иран, не двусмысленны действия американской дипломатии в отношении России и Китая. Политика США в XXI в. – точное выполнение концепции Никсона (идущей от Теодора Рузвельта), с трудом и поэтапно выводившего в п.п. 1970-х гг. свою страну из вьетнамской бойни.

Первый президентский срок Никсона прошел весьма успешно. Апогеем его стал июль 1969 г., когда впервые в истории прилунился «Аполлон-11» и Нил Армстронг и Эдвин Олдрин прошли по поверхности Луны. Однако уйти из Вьетнама американцы тогда не смогли, более того, 30 апреля 1970 г. они вторглись в Кампучию.

Расстрел студенческой демонстрации в США. 1970 г.

Реакция на вторжение последовала незамедлительно. Студенческие демонстрации прошли в 450 университетах США. 4 мая 1970 г. подле стен университета города Кент (штат Огайо) национальные гвардейцы расстреляли демонстрацию. Были убиты 4 студента, 10 ранены. Эти события называют началом Уотергейтского скандала.

8 мая более 100 тыс. человек съехались в Вашингтон и пришли к Белому дому, в подвале которого засели солдаты, готовые открыть огонь по протестующим. Но разгонять студентов и противников войны послали не солдат – собрали рабочих из провинциальных штатов. Обозленные работяги шли бить морды интеллигентам, надев на головы свои рабочие каски. Героев разгона демонстрации пригласил в Белый дом лично президент – по результатам официальных опросов 65 % населения одобрили разгон демонстрантов. Обыватель требовал расстрелов студентов. Сотрудник Белого дома Т. Хьюстон разработал план по уничтожению недовольных, и только директор ФБР Эдгар Гувер не дал его осуществить. Под влиянием Гувера конгресс США принудил Никсона уже в июне 1970 г. вывести войска из Кампучии.

С этого времени начался ускоренный вывод американских войск из Вьетнама. Это позволило Никсону участвовать в 1972 г. в выборах президента. Был сформирован особый Комитет по переизбранию президента (КПП). Вот этот КПП и привел Никсона к катастрофе.

В ночь на 17 июня 1972 г. в штабе кандидата в президенты от демократической партии Дж. Макговерна, расположенного в апартаментах гостиничного комплекса «Уотергейт» в Вашингтоне, были пойманы пять активистов КПП. Они проникли в помещение при помощи отмычки. Возглавлял взломщиков начальник службы безопасности КПП Дж. Маккорд.

Администрация президента заткнула прессе рот, заплатила кому надо, и дело спустили на тормозах. Никсон тогда всех уверил, что только продление его президентского срока гарантирует предотвращение массовых беспорядков по образцу конца 1960-х гг.

Едва он вновь стал президентом, Никсон учредил ИРС – службу внутренних доходов и передал туда список «490 врагов правительства» – его личных политических противников. Приказано было тщательно проверить их на предмет неуплаты налогов и если что – привлечь к суду. Когда новость о списке «490 врагов» просочилась в конгресс, перепугалась вся властная элита США! Никсон поднял руку на тех, кто разрешал ему быть президентом.

Буквально на следующий день вся пресса Америки трубила о сенсационном ночном нападении на штаб-квартиру демократов в «Уотергейте».

Травля Никсона длилась семнадцать месяцев по нарастающей. Он метался, пытался подкупить общество самыми впечатляющими акциями. 18 марта 1973 г. из Вьетнама вывезли последнего американского солдата. Но триумфа не получилось. Все говорили только об «Уотергейте». В январе 1973 г. были арестованы и предстали перед следователями взломщики в «Уотергейте». С марта 1973 г. стала работать сенатская комиссия по Уотергейтскому делу, заседания которой показывались по телевидению в прямой трансляции. Параллельно всплыло дело о «водопроводчиках» – так прозвали работников администрации Никсона, которые занимались установкой подслушивающих устройств в кабинетах его политических противников. За прослушки посадили в тюрьму нескольких близких к президенту людей.

В июне 1973 г. сенатской комиссии официально представили список «490 врагов» и доказательство того, что по приказу Никсона с марта 1971 г. тайно записывалось на пленку все, что говорилось в Белом доме и в Кэмп-Дэвиде. После этого началось массовое бегство от Никсона его недавних сторонников.

Президент предпринял последнюю, тщетную попытку отвлечь американцев от «Уотергейта» – он приказал свергнуть в Чили президента Альенде. Подготовка к этому преступлению велась ЦРУ с 1970 г., но отмашки долгое время не было. Она последовала осенью 1973 г. в виде 10 млн долларов на оплату заговорщиков, и 11 сентября Альенде был убит. В Чили начался массовый террор.

Лично Никсону эта трагедия не принесла никаких дивидендов. В марте 1974 г. было документально доказано, что назначавшиеся администрацией президента американские послы должны были платить за пост, перечисляя деньги на избирательный счет республиканской партии: на момент расследования 6 претендентов на место посла уже заплатили 3 млн долларов; место посла в Лондоне стоило 250 тыс. долларов, в Париже и Люксембурге – по 300 тыс. долларов. Из 112 американских послов Никсона 34 вообще не имели понятия о дипломатической работе.

Л.И. Брежнев и Р. Никсон во время встречи 27 июня 1974 г. в Москве

Чтобы продемонстрировать, что Уотергейтский скандал ему безразличен, 10 июня 1974 г. Никсон уехал с визитами на Ближний Восток, а 27 июня он прибыл в Москву для рабочих переговоров с Л.И. Брежневым. В тот же день сенатская комиссия по Уотергейту завершила работу и представила сенату итоговый доклад на 1250 страницах убористого текста. И началась подготовка импичмента.

3 июля 1974 г. Никсон вернулся из Москвы в Белый дом. Далее бороться было бессмысленно, и чтобы избежать импичмента, 8 августа он подал в отставку. Бывший президент боялся уголовного суда, но добивать его не стали.

Зато Ф. Уилс, тот самый охранник из «Уотергейта», который обнаружил взлом, поднял тревогу и поймал пятерых активистов КПП, вскоре после той ночи был уволен, устроиться нигде не смог и умер через двадцать лет нищим и бездомным бродягой.

Официальное объявление президентом Р. Никсоном об его отставке 8 августа 1974 г.

Примечания

1

Ханаан или Земля Обетованная – ныне это территории, поделенные между Израилем (весь), Палестиной (Сектор Газа), Сирией (часть), Ливаном (часть юга) и Иорданией (западная часть). Расположен от берега Средиземного моря до рек Иордан и Евфрат.

(обратно)

2

Ростовский Дм. Жития святых. Сентябрь. – Киев: Киево-Печерская лавра, 2006.

(обратно)

3

Так называются монотеистические религии, согласно традиции восходящие к патриарху семитских племен Аврааму, который первым из людей поверил Господу. Таких религий три: иудаизм, христианство, ислам. Имя Иисуса Навина в иудаизме звучит как Йехошуа бин-Нун, в исламе – Йуша ибн Нун. Для иудеев и мусульман Иисус Навин – пророк, для христиан он праведник – святой, всю свою жизнь и все свои помыслы положивший на служение Богу.

(обратно)

4

Еврейский народ делится на 12 племен – колен Израилевых, каждое из которых ведет свой род от одного из 12 сыновей пророка Иакова.

(обратно)

5

Мариам сопровождала Моисея и Осию (Иисуса Навина) почти все время исхода. Она даже намеревалась отстранить Моисея от власти и занять его место, но была остановлена Иеговой и наказана. Мариам умерла за 11 месяцев до кончины Моисея.

(обратно)

6

Древний семитский народ кочевников в Аравии.

(обратно)

7

Т.е. Осии.

(обратно)

8

В то время отделил Господь колено Левиино, чтобы носить ковчег завета Господня, предстоять пред Господом, служить Ему и благословлять именем Его, как это продолжается до сего дня; потому нет левиту части и удела с братьями его: Сам Господь есть удел его, как говорил ему Господь, Бог твой. Втор. 10:8,9.

(обратно)

9

Этим Моисей заплатил за два тяжких греха: 1) будучи в городе Мидиам, Моисей прикинулся египтянином, а тот, кто хоть раз отказался от своего народа, лишен права жить в предназначенной его народу земле; 2) добывая воду из скалы, Моисей должен был словом повелеть камню дать воду, но вместо этого сперва ударил по скале посохом; этим актом он не выполнил возложенную на пророка миссию доказать евреям, что слово выше и могущественнее материального мира.

(обратно)

10

Гора находится на западе Иордании, в 7 км от города Мадабы.

(обратно)

11

См. И. Финкельштейн, Н.-А. Зилберман. Раскопанная Библия. Археологическое новое видение Древнего Израиля и происхождения его священных текстов. Глава 3. -2002-rus.pdf

(обратно)

12

Тора – пять книг («Бытие», «Исход», «Левит», «Чис» и «Второзаконие»), в которых собрано предание еврейского народа, законы и правила иудаизма, наставления Моисея.

(обратно)

13

Песах (иврит. «прохождение мимо») часто называют «еврейской Пасхой». Это ошибка. Согласно преданию, фараон не позволял евреям уйти из Египта в Землю Обетованную. За это Иегова наслал на Египет «десять казней египетских». Последней по счету стала смерть всех первенцев. От гибели были избавлены только еврейские дети. Бог повелел евреям заколоть ягнят, зажарить их, а кровью помазать дверные косяки своих домов. Убивая первенцев, Божьи посланцы обходили дома, дверные косяки которых были помазаны кровью ягнят. Отсюда Песах – «прохождение мимо». После гибели первенцев фараон сдался и отпустил евреев прочь – на следующий день после Песаха начался исход евреев из египетского плена. Христианская Пасха – это праздник воскрешения Господня, когда казненный Иисус Христос «воскресе из мертвых, смертию смерть поправ».

(обратно)

14

Элевсинские мистерии – многодневные женские празднества в честь богинь Деметры и Персефоны.

(обратно)

15

Любители исторического чтива наверняка познакомились с Фриной в сборнике новелл Анри де Кока «Сиятельные любовницы». Там, в частности, рассказано, что имя Фрина было дано ей с рождения, что девушка была сироткой, и что увез ее в Афины поэт Эвтиклес и т.д. Все это выдумки, не подтвержденные никакими действительными фактами.

(обратно)

16

В наши дни эти сплетни вызывают восторги, особенно предание о некоем царе Лидии, поднявшем налоги в своей стране, чтобы оплатить ночь с Фриной. Уточню только, что последний царь Лидии умер примерно за двести лет до рождения гетеры.

(обратно)

17

См. Афиней. При мудрецов. – М.: Наука, 2004.

(обратно)

18

Сыма Цяня по праву можно назвать китайским Нестором, хотя труд его гораздо объемнее и охватывает исторический период более чем в 2 тыс. лет.

(обратно)

19

Сыма Цянь. Исторические записки. Т. 2. – М.: Восточная литература, 2003.

(обратно)

20

Сыма Цянь. Исторические записки. Глава 68.

(обратно)

21

Книга правителя области Шан (Шан цзюнь шу). М. Ладомир. 1993.

(обратно)

22

Ли — система морально-этических принципов и норм поведения для каждого китайца, включающая в себя почитание предков, человеколюбие и любовь к родственникам; уважение к старшим и подчинение им, честность, искренность, стремление к внутреннему самоусовершенствованию в духе конфуцианского учения и т.п. «Ши Цзин» – «Книга песен», сборник народных и ритаульных песнопений, эпических гимнов, сложившихся к VII в. до н. э. Во многих древнекитайских школах считался доктринальным. «Шу Цзин» – «Книга анналов», сборник материалов по истории Китая от легендарных предков-императоров до VII в. до н. э. В конфуцианстве считалась доктринальным текстом. Согласно Гунсунь Яну обе эти книги только отвлекают государя и подданных от их обязанностей.

(обратно)

23

Сыма Цянь. Исторические записки. Глава 68.

(обратно)

24

Инфант (инфанта) – принц (принцесса) в испаноязычных странах.

(обратно)

25

Гранд – титул представителя высшего дворянского рода. Грандами были члены королевского рода, а также самые богатые, знатные и могущественные аристократы.

(обратно)

26

Капелла Бранкаччи во Флоренции, расписанная фресками Мазаччи и Мазолино.

(обратно)

27

Вазари Дж. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих. Т. 2. – М.: Искусство, 1963.

(обратно)

28

Мальчик родился через несколько месяцев после кончины отца, почему ему дали имя умершего.

(обратно)

29

Каждому кардиналу, работающему в Риме, папа назначал для служения титулярную церковь (titulus), что делало кардинала почетным членом римского духовенства.

(обратно)

30

Главный итог реформ Сулеймана I – окончательное утверждение в государстве жесточайшего крепостного права.

(обратно)

31

Биография Роксоланы до ее появления в гареме Сулеймана I не известна, я придерживаюсь наиболее распространенной, построенной преимущественно на предположениях версии (В.Е.)

(обратно)

32

В Топкапы – главный, «рабочий» дворец султана – гарем перевели по настоянию Хюррем в начале 1520-х гг. Наложница желала контролировать каждый шаг возлюбленного.

(обратно)

33

Валиде-султан – титул матери правящего султана.

(обратно)

34

Второй по счету сын Сулеймана и Хюррем шехзаде Абдулла (1523—1526) умер в трехлетнем возрасте.

(обратно)

35

Бейлербей – наместник.

(обратно)

36

Диярбакыр – город на юго-востоке Турции, на берегах реки Тигр.

(обратно)

37

Силахтар – личный оруженосец султана.

(обратно)

38

Одно из величайших сражений эпохи Реннесанса. В 1526 г. турецкая армия султана Сулеймана I на голову разгромило объединенное венгеро-чешско-хорватское войско, в результате чего на 150 лет были порабощена большая часть Центральной Европы и южнославянские народы.

(обратно)

39

Тюрбе – гробница-мавзолей.

(обратно)

40

Дамат – титул зятя султана.

(обратно)

41

Вели – Святой.

(обратно)

42

Кинросс Лорд. Расцвет и упадок Османской империи. – М.: КРОН-ПРЕСС, 1999.

(обратно)

43

Кэролайн Ф. История Османской империи. Видение Османа.

(обратно)

44

Санджак-бей – губернатор.

(обратно)

45

Шахиншах (шах шахов) – иранский титул монарха, соответствующий европейскому титулу императора.

(обратно)

46

Род Орсини процветает в Италии и в XXI в.

(обратно)

47

Тоскана – область в Центральной Италии. На Западе омывается Тирренским морем. В великое герцогство были включены города Флоренция, Сиенна, Пиза, Ливорно и др. с прилегающими к ним территориями. Благодаря великим писателям Тосканы, в первую очередь Данте, Петрарке и Боккачо, тосканский диалект является сегодня литературным языком итальянского народа.

(обратно)

48

Стендаль утверждает, что молодой человек был официально усыновлен кардиналом Монтальто.

(обратно)

49

Губбио – городок в Урбинском герцогстве.

(обратно)

50

Стендаль. Итальянские хроники. – М.: Детская литература, 1981.

(обратно)

51

Граф де Оньяте, Иньиго Велес де Гевара (1597 – 1658) – испанский государственный деятель, посол в Савойе, Германии, Риме, Англии.

(обратно)

52

Вест-Индия – историческое название островов в Карибском море.

(обратно)

53

Саймонс Дж. Карлейль. – М.: Молодая гвардия, 1981.

(обратно)

54

Названы чины и титулы, приходившиеся на день Полтавской битвы – 27 июня 1709 г.

(обратно)

55

Главный магистрат – высшее государственное учреждение, управлявшее всеми магистратами российских городов.

(обратно)

56

Князья эти носят уникальную фамилию, которая правильно произносится в двух вариантах – либо Долгорукие, либо Долгоруковы. В этом рассказе я выбрал вариант Долгоруковы.

(обратно)

57

Коронация Петра II состоялась 24 февраля (7 марта) 1728 г.

(обратно)

58

Здесь и далее цитируются «Своеручные записки княгини Натальи Борисовны Долгорукой, дочери г.-фельдмаршала графа Бориса Петровича Шереметева» из сб. «Безвременье и временщики. Воспоминания об “Эпохе дворцовых переворотов” (1720-е – 1760-е годы)». – Л. Художественная литература. 1991.

(обратно)

59

Ныне имение Горенки входит в границы подмосковного города Балашиха.

(обратно)

60

Ныне это поселок Берёзов в Ханты-Мансийском округе близ Сургута.

(обратно)

61

См. Записки князя Петра Долгорукова. Гл. XI. – СПб.: ИЦ “Гуманитарная академия”, 2007.

(обратно)

62

Этот чин был между полковником и генерал-майором.

(обратно)

63

Поскольку в этом абзаце дано пояснение, почему американцы считают, что в их государственной политике отметились Теодор Рузвельт-старший и Теодор Рузвельт-младший, далее пояснение «младший» будет упущено (В.Е.)

(обратно)

64

Ассамблея – нижняя палата легислатуры (парламента) штата Нью-Йорк, законодательный орган.

(обратно)

65

Республиканский национальный конвент проводится раз в четыре года в преддверии президентских выборов. Задача конвента – выдвижение от партии кандидата в президенты, а также принятие платформы партии и правил избирательного цикла.

(обратно)

66

В 1880-х гг. в Западном полушарии самым мощным военно-морским флотом владела Бразилия. США исправили положение только к концу 1890-х гг.

(обратно)

67

Уткин А.И. Теодор Рузвельт. Политический портрет. – Свердловск: Издательство Уральского университета, 1989.

(обратно)

68

Исследования многочисленных комиссий (последняя работала в 2002 г.) большинство специалистов сходятся к мнению, что на корабле произошло самовозгорание битумозного угля в трюме, которое привело к детонации в погребе 6-дюймовой артиллерии.

(обратно)

69

О рождении второй сверхдержавы СССР можно говорить с конца 1930-х гг. (предположительно с 1939 г.); о рождении третьей сверхдержавы Китайской Народной республики может идти речь предположительно со второй половины 1950-х гг., накануне сворачивания кампании «Ста цветов».

(обратно)

70

Уткин А.И. Теодор Рузвельт. Политический портрет. – Свердловск: Издательство Уральского университета, 1989.

(обратно)

71

Всего в США были убиты четыре президента: 16-ый президент Авраам Линкольн застрелен 14 апреля 1865 г.; 25-ый президент Уильям МакКинли ранен 6 сентября и умер 14 сентября 1901 г.; 32-ой президент Франклин Делано Рузвельт или застрелен, или отравлен (точно не известно, поскольку власти США запретили проводить судмедэкспертизу) 12 апреля 1945 г.; 35-ый президент Джон Кеннеди застрелен 22 ноября 1963 г.

(обратно)

Оглавление

Глава 1. Ветхозаветный парадокс с Иисусом Навином

Глава 2. Фрина – гетера, которая стеснялась самой себя

Глава 3. Великие реформы товарища Шана

Глава 4. Премудрые испанские короли: дела семейные

Глава 5. Реформы Мазаччо и происки Мазолино

Глава 6. Веселая султанша по имени Хюррем

Глава 7. Жены герцога Браччиано

Глава 8. Убийство Валленштейна – смерть по гороскопу

Глава 9. Потоп и львовские браки короля Яна II Казимира

Глава 10. Ухо как улика, или Казус белли всегда найдется…

Глава 11. Нелегкое счастье Натальи Шереметевой

Глава 12. Обиды леди Каролины Лэм

Глава 13. Секрет мишки Тедди, или Как судьба играла с Америкой

Глава 14. Ночь в гостинице «Уотергейт» Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg