«Признание шефа разведки»

Признание шефа разведки (fb2) - Признание шефа разведки (пер. В. И. Лесничий,В. А. Миров) 2420K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Боб Вудворд

Боб Вудворд ПРИЗНАНИЕ ШЕФА РАЗВЕДКИ

Черный лимузин, шедший мне навстречу, вдруг резко сбавил ход и вильнул вправо, к тротуару. Тут же он был «зажат» спереди и сзади двумя машинами, перегородившими узенькую улицу, что прорезает пару кварталов параллельно Пенсильвания-авеню, как раз позади нового здания исполнительных ведомств, вобравшего в себя ряд служб Белого дома, не поместившихся ни в самом Белом доме, ни в старом здании исполнительных ведомств.

Тормознул и я: ехать дальше было некуда. Тормознул и стал ждать, что будет дальше. А лимузин, замерший у тротуара, словно выдохся: оттуда никто не появлялся, а затемненные окна оставались наглухо задраенными. Лишь слегка журчал мотор, прогоняя сквозь кондиционер жаркий и влажный вашингтонский воздух, создавая в салоне автомобиля ту приятность, шагнуть из которой на улицу всё равно что шагнуть в пекло. Может, потому никто и не выходил из лимузина?

Я ошибся. Черная отполированная дверца открылась сразу же, как только крепкие парни, выбравшись из машин, которыми зажат был лимузин, выстроились по его бокам, и в мартовскую жару шагнула высокая сутулая фигура. Мельком повернув свою крупную голову и рассеянно взглянув сквозь очки в толстой оправе куда-то поверх голов крепких парней, человек, ссутулившись еще больше, словно он стеснялся своего роста, прошел пару метров и вошел в единственный на той улице магазин.

Магазин был известным. Крохотный, размером с классную комнату, он почти всегда был заполнен покупателями: ни в каком другом книжном магазине Вашингтона и его окрестностей не было такого обилия книг, написанных теми, кого в Америке принято относить к разряду прогрессивных и даже радикальных авторов. Беллетристики в том магазине почти нет. Зато сотни наименований книг по социологии, философии, политическим наукам. Произведения классиков марксизма-ленинизма? Пожалуйста. А рядом — собрание сочинений Троцкого, Мао Цзэдуна, книги Эрнеста Че Гевары. И удивительно широкая подборка книг о ЦРУ, в основном — резко критических.

Не было, пожалуй, ни одной книги о ЦРУ, когда-либо изданной в Америке, которую нельзя было бы отыскать на полках или в подсобке этого магазина в самом центре американской столицы.

Вот туда-то в тот мартовский субботний день и зашел высокий сутулый человек с крупной головой, покрытой редкими седыми волосами. Звали этого человека Уильям Кейси. И был он директором Центрального разведывательного управления Соединенных Штатов Америки.

Я не знаю, что искал в тот день Уильям Кейси в книжном магазине позади нового здания исполнительных ведомств. Оставить машину на улице и броситься вслед за ним в магазин я не рискнул: сотрудникам службы безопасности ЦРУ мой рывок показался бы подозрительным.

Оставалось только гадать, чем же интересовался там Кейси. Может, новой книгой о своем ведомстве или о ведомстве, так сказать, соседнем, то есть об Агентстве национальной безопасности, которое считается еще более секретным и скрытным, чем ЦРУ, и которое он, Кейси, тоже курировал — как то положено ему по статусу директора центральной разведки. В этом качестве глава ЦРУ отвечает за деятельность вообще всех американских разведывательных ведомств, в том числе и тех, которые подчинены Пентагону или, например, государственному департаменту.

День, когда я встретил Кейси, всего годом с небольшим отдален был от дня его смерти и полутора годами — от появления книги, которую директор ЦРУ прочел бы всенепременно и которую вы, читатель, сейчас открыли.

Я не припомню никакой другой книги, появление которой было бы окружено такой таинственностью, как эта. Сигнальные экземпляры имели на руках всего несколько человек, с которых взяли слово, что никакой утечки информации они не допустят. В американском издательском деле принято о каждой вновь публикуемой книге оповещать едва ли не за год вперед. Название книги Вудворда стало известно широкому читателю всего за два дня до ее выхода в свет. Принято «организовывать» рецензии на книгу заранее, дабы, отправляясь в книжный магазин, потенциальный читатель знал, что ему искать. А на этот раз вместо рецензий — какие-то полузашифрованные сообщения, предупреждавшие, что вот-вот выйдет книга Боба Вудворда, о которой пока нельзя сказать ничего, кроме того, что она будет буквально нашпигована сенсациями.

Вполне допускаю, что вся эта таинственность нужна была с одной-единственной целью — спровоцировать в читательской среде настроение ажиотажа и тем самым вынудить книготорговцев резко взвинтить объем заказов на книгу. В Америке, напомню, гонорары авторов и коммерческая удачливость издательств напрямую зависят от числа проданных экземпляров. Не от изданных, а от проданных. При желании любую книгу можно издать миллионными тиражами: проблем с типографской бумагой нет. Только читатель способен вынести, так сказать, финансовый приговор.

Думаю, правда, что с рекламной таинственностью вокруг «Пелены» (русское название — «Признание шефа разведки») издатели несколько переборщили: имя автора в любом случае вызвало бы повышенный интерес к этому изданию. Боб Вудворд как-никак — человек, сваливший президента Никсона. Именно Вудворд вместе со своим тогдашним коллегой из газеты «Вашингтон пост» Карлом Бернстином раскручивал клубок «уотергейта». На «уотергейте» газета заработала Пулитцеровскую премию, высшую в Соединенных Штатах журналистскую награду, а Вудворд и Бернстин — известность, славу и миллионы долларов, известность того рода, которая автоматически обеспечивает интерес ко всему, что делается носителем славы.

Гарантировала интерес и тема книги. О ЦРУ написано немало. Это так. Но почти ничего о ЦРУ в период рейгановской администрации, давшей ведомству в Лэнгли практически полную свободу рук, несмотря на существование целого ряда законов, призванных поставить центральную разведку под строжайший контроль со стороны конгресса. И уж, конечно, не было до той поры книг, написанных на основе более чем четырех десятков интервью и бесед, проведенных автором лично с Уильямом Кейси, на основе необычайно широкого доступа, который получил Вудворд к секретнейшим документам и материалам.

И вот тут — вопрос, который возник не только у меня, но и, по сути, у каждого, кто читал эту книгу. Энтони Лукас, видный публицист, сам Пулитцеровский лауреат, писал в рецензии на «Пелену»: «Когда высокопоставленный правительственный чиновник, в особенности такой, как описываемый здесь директор ЦРУ, который всегда враждебно относился к прессе, решает вдруг одарить репортера беспрецедентным доступом к информации, немедленно начинаешь задаваться вопросом: чего рассчитывает добиться этот чиновник? Ведь всякая сделка такого рода — это улица с двухсторонним движением».

И в самом деле, трудно поверить, что Кейси и другие сотрудники ЦРУ, которые проявили такую доступность в общении с Вудвордом (естественно, с ведома босса), выдавали бы свои тайны за просто так, за «спасибо». И уж совсем невозможно представить, что Кейси, который был не только профессиональным разведчиком, но и изощреннейшим политиком, беспричинно пускался бы в долгие беседы с Вудвордом, где речь шла не только о деятельности ЦРУ, но и взаимоотношениях внутри рейгановской администрации.

Между прочим, книга вызвала массу протестов. Прежде всего со стороны Рейгана, тогдашнего президента, который сказал в краткой беседе с репортерами, что «там очень много выдуманного». Потом выяснилось, что президент этой книги вовсе не читал.

В фальсификации фактов обвинила Вудворда София Кейси, вдова бывшего директора ЦРУ. Потом выяснилось, что она попросту не могла знать всего того, о чем рассказано в книге: есть секреты, которые не выдают даже женам. Что любопытно: ни от кого — ни от Рейгана, ни от Софии Кейси, ни от самого ЦРУ — не поступило обоснованных опровержений тех фактов, которые приводятся в книге, фактов, неоспоримо свидетельствовавших о том, насколько крупно развернулось ЦРУ при рейгановской администрации, насколько активно включилось оно в претворение в жизнь внешнеполитических концепций Белого дома.

Те, кто знал бывшего директора ЦРУ и кому не было нужды — по долгу службы — опровергать, что сказано в «Пелене», убеждены: Вудворд не занимался выдумками, он точно изложил ту информацию, которую извлек из бесед с Кейси и из интервью почти с тремястами человек, опрошенных им при сборе материала для книги. Как считает Уильям Колби, который в середине семидесятых годов тоже директорствовал в Лэнгли, Вудворд «чтит факты». Такую же мысль высказал адмирал Стэнсфилд Тэрнер, возглавлявший ЦРУ при Картере. Вудворд, сказал адмирал, «предал огласке детали того, как мы ведем разведывательную деятельность, и тем самым нанес ущерб».

И вот главный вопрос: насколько далеко зашел Вудворд в своих разоблачениях? Тот же Тэрнер, который обеспокоен «ущербом», признает: в книге очень точно «переданы взгляды Кейси. Я думаю, именно этого Билл и добивался. Он выглядел здесь куда лучше, чем того заслуживает».

Не исключаю, что в Тэрнере говорит профессиональная зависть: ту свободу, которую ЦРУ получило при Рейгане, не сравнишь с той, что была при Картере. И потом: именно Кейси стал первым из директоров ЦРУ, возведенным в ранг министра кабинета. Адмирал Тэрнер такой чести не удостоился.

Хорошо, оставим в покое адмирала, обратимся к Уильяму Сафайеру, обозревателю «Нью-Йорк тайме» и старому, по его словам, приятелю Кейси. Его мнение? Со страниц «Пелены» Кейси предстал таким, «каким я хорошо его знал: нетерпеливым, рискованным, целеустремленным, исполненным энтузиазма, патриотичным, таинственным, обманчивым, хитрющим».

А теперь — слово Бобу Вудворду. В интервью нью-йоркской «Дейли ньюс» он сказал: «Вы знаете, первоначально у моей книги было другое название. Она называлась так: «Тот, кто верит». В этом суть. Эта книга — о твердости убеждений Кейси, о том, во что он верил всем своим, сердцем».

Вам не кажется, что это — комплимент? Если нет, добавлю еще одно высказывание. Представителя издательства «Саймон энд Шустер», опубликовавшего книгу. «Вудворд, — сказал издатель, — дает лестный портрет Кейси».

Ситуация кажется парадоксальной: с одной стороны, разоблачение операций, вогнавшее в краску многих и в ЦРУ, и в Белом доме, и в правительственных ведомствах стран-союзников; с другой — лестный портрет, на котором, как можно подозревать, заретушированы болячки и добавлено розовости. Совместимо ли это? Получается, что да. Как? Моя версия: Кейси знал, что Вудворд работает над книгой о ЦРУ, знал, что Вудворд, располагая собственными источниками информации, может наткнуться в своем расследовании на нечто такое, что и в самом деле нанесло бы ущерб центральной разведке. Кейси попытался предотвратить это, сам, «добровольно» выдав ту информацию, которую, с его точки зрения, можно было бы выдать, не опасаясь особенно серьезных последствий. Не безболезненно, но и без адских мучений.

Для непосвященных информация эта — сенсационная. Сенсации утоляют любопытство. Они снимают необходимость искать дальше. А ведь сенсаций на страницах «Пелены» множество. Выдав их Вудворду, Кейси отвлек репортера от того, что могло бы быть еще более сенсационным, от разоблачений действительно грозных. Иными словами, Вудворда пустили в заранее прорытое для него русло: иди, ищи, что найдешь — твое.

И потом, неоднократно встречаясь с Вудвордом, делясь с ним своим видением того, как происходило то или иное событие, описанное затем в книге, директор ЦРУ, по сути, сам и рисовал собственный портрет — портрет государственного деятеля первой величины: энергичного, смелого и, главное, патриотичного.

Это, видимо, было ясно и самому Вудворду, который признал в одном из интервью, что национальной безопасности Соединенных Штатов его книга, конечно же, «не приносит существенного ущерба».

Я бы не стал утверждать, будто Вудворд своей книгой выполнял социальный заказ: он сравнительно независим для этого. Но разве нельзя предположить, что его просто переиграл Уильям Кейси? Ведь тот был не только «исполненным энтузиазма, целеустремленным, таинственным», но и «хитрющим»…

В общем, если по совести, то к имени Боба Вудворда как автора «Пелены» надо было бы, наверное, добавить и имя Уильяма Кейси.

АЛЕКСАНДР ШАЛЬНЕВ, соб. корр. «Известий», Вашингтон — Нью-Йорк

ОТ ПЕРЕВОДЧИКОВ

В книге «Признание шефа разведки» — американское название «Пелена: тайные войны ЦРУ 1981–1987» — раскрывается механизм взаимоотношений между Центральным разведывательным управлением, Советом национальной безопасности и конгрессом США. Вудворд описывает процесс принятия важнейших внешнеполитических решений, отмечает роль американской разведки. На примере операций ЦРУ против Ирана, Ливии, Никарагуа, Гренады, других стран Вудворд дает многочисленные примеры, когда важные решения принимались на основе непроверенных фактов, слухов, при игнорировании выводов квалифицированных экспертов разведки.

Совершенно очевидно желание Вудворда посмертно реабилитировать директора ЦРУ У. Кейси. Хотя он и высказывает критику в адрес Кейси за принятие им угодных администрации, но не подтвержденных разведывательными данными решений, в целом видно уважительное отношение автора к директору ЦРУ. Следует отметить также, что некоторые сведения о деятельности советской разведки, приведенные в книге, либо изложены в субъективной интерпретации автора, либо не соответствуют действительности. Пользуясь поддержкой президента Рейгана, Кейси, имевший опыт организации разведывательно-диверсионной работы во время второй мировой войны, значительно расширил масштабы проведения тайных операций, используя для этого возможности всего разведывательного сообщества США.

Согласно директиве президента Рейгана № 12333 от 4 декабря 1981 года, в состав разведывательного сообщества входят следующие разведывательные службы:

— Центральное разведывательное управление (ЦРУ)

— Агентство национальной безопасности (АНБ)

— Разведывательное управление министерства обороны США (РУМО)

— Управление разведки и исследований государственного департамента

— Федеральное бюро расследований (ФБР)

— У правление национальной аэрокосмической разведки

— Разведывательные службы военного министерства, ВВС, ВМС и корпуса морской пехоты США

— Разведывательные подразделения министерств торговли, финансов и энергетики.

Каждой из них был определен круг задач.

Агентство национальной безопасности занимается разработкой новых шифров и кодов, перехватывает сообщения других государств и осуществляет их дешифровку.

Разведывательное управление министерства обороны координирует деятельность разведывательных служб армии, ВВС, ВМС и корпуса морской пехоты.

Управление разведки и исследований госдепартамента собирает открытым путем политическую, военную и научно-техническую информацию.

Федеральное бюро расследований обеспечивает внутреннюю безопасность США, организует борьбу со шпионажем.

Управление национальной аэрокосмической разведки осуществляет запуск разведывательных спутников в интересах всего разведывательного сообщества.

Разведывательные подразделения министерств торговли, финансов и энергетики собирают открытым путем информацию о валютно-финансовых и энергетических возможностях иностранных государств.

Главным разведывательным ведомством США является Центральное разведывательное управление. Его директор одновременно выполняет функции директора центральной разведки. Он руководит работой всех подразделений разведывательного сообщества, выступает в качестве главного советника президента по вопросам национальной разведки и обеспечивает президента и других ответственных сотрудников исполнительной власти разведывательной информацией об иностранных государствах. Директор центральной разведки ставит задачи перед всеми подразделениями разведывательного сообщества по добыче информации, распределяет между ними выделенные конгрессом финансовые средства. Подчиняется непосредственно президенту США и Совету национальной безопасности, в работе которого он принимает участие.

В 70—80-е годы пост директора ЦРУ и центральной разведки (сокращенно ДЦР) занимали: 1) Ричард Хелмс (30.06.66—2.02.73). 2) Джеймс Шлессинджер (2.02.73—2.07.73), 3) Уильям Колби (4.09.73–30.01.74), 4) Джордж Буш (30.01.76–20.01.77), 5) Стэнсфилд Тэрнер (9.03.77–20.01.81), 6) Уильям Кейси (28.01.81–29.01.87), 7) Уильям Уэбстер (с 1987).

В период нахождения у власти администрации Рейгана заместителями директора центральной разведки были: Бобби Инмэн (12.02.81–10.06.82). Джон Макмахон (10.06.82–29.03.86), Роберт Гейтс (1986–1988 гг.).

Основным подразделением ЦРУ является оперативное управление, начальниками которого при Кейси были: Макс Хьюдтел, Джон Стейн, Клэр Джордж.

Санкции на проведение тайных операций даются лично президентом, которые оформляются в виде соответствующих директив. Предварительно каждая крупная тайная операция рассматривается Группой планирования по вопросам национальной безопасности. В ее состав входят президент, вице-президент, государственный секретарь, министр обороны, помощник президента по национальной безопасности, директор центральной разведки, руководитель аппарата Белого дома.

В соответствии с Законом о надзоре за разведкой планы проведения крупномасштабных тайных операций в обезличенном виде должны направляться на рассмотрение комитетов по разведке сената и палаты представителей конгресса США. По усмотрению президента о наиболее важных тайных операциях уведомляются только председатели комитетов по разведке, их заместители, лидеры большинства и меньшинства сената и палаты представителей.

В рассматриваемый Вудвордом период председателями комитета сената США по разведке были: Барри Голдуотер (1981–1985 гг.) и Дэвид Дюренбергер (1985–1986 гг.), соответственно их заместителями — Даниэль Мойнихан (1981–1984 гг.) и Патрик Лихи (1985–1986 гг.).

Пост государственного секретаря занимали: Александр Хейг (январь 1981 г. — июнь 1982 г.) и Джордж Шульц (июль 1982 г. — январь 1989 г.).

Помощниками государственного секретаря по межамериканским вопросам были: Томас Эндерс, Энтони Могли, Эллиот Абраме.

Пост советника президента по национальной безопасности занимали: Ричард Аллеи, Уильям Кларк, Роберт Макфаряейн, Джон М. Пойндекстер, Фрэнк Карлуччи.

ВСТУПЛЕНИЕ

Директора центральной разведки адмирала Стэнсфилда Тэрнера разбудил будильник. Он не любил вставать рано и в этот четверг, 20 ноября 1980 г., поставил будильник на максимально допустимое позднее время, на 7 часов утра.

Шел 383-й день как пятьдесят два американца были задержаны в качестве заложников. Пленники Тегерана в начале месяца пустили ко дну президентство Джимми Картера. Тэрнеру предстояло в этот день сделать вводный доклад по разведке новому президенту Рональду Рейгану.

В начале года на первом этаже дома Тэрнера было установлено на несколько недель круглосуточное дежурство охраны, после того как Федеральное бюро расследований обнаружило на окраине Вашингтона нескольких иранцев, упражнявшихся в стрельбе по мишеням из дальнобойных винтовок. Но сейчас охрану сняли и в доме все было спокойно.

Тэрнер, пятидесяти шести лет, четрехзвездный адмирал в отставке, находился в расцвете сил. Системный аналитик, «мыслитель» военно-морского флота, окончивший академию ВМС, он всегда старался заглядывать в будущее при рассмотрении крупных проблем. Но он был эмоционален, и сейчас, оказавшись между старым боссом и новым, его обуревали противоречивые чувства.

В первую очередь ему предстояло рассчитать или угадать, когда и как довести до нового президента по-настоящему секретные вопросы, в том числе о потенциально взрывоопасных и рискованных операциях и технике шпионажа. Это — самая что ни на есть квинтэссенция, осадок на дне бочонка, то, что не просочилось в прессу и не стало добычей советской разведки. Передача таких сведений должна произойти с глазу на глаз, без каких-либо свидетелей, пока Рейган не назначит людей, которым он намерен их доверить. Тэрнер не мог разглашать эти вещи в присутствии политических приспешников Рейгана, которые толклись на двух предыдущих брифингах и, как можно ожидать, будут и на сегодняшнем. В одной из наиболее секретных разведывательных операций, о которой Тэрнеру, возможно, придется доложить президенту, своими жизнями постоянно рискуют более сотни человек.

Тэрнеру предстояло также обратить внимание президента на философскую, хотя и в широком смысле этого понятия, проблему столь специфической области деятельности, как соотношение возможностей и риска в шпионаже и подрывных действиях. В этой области президент обещал что-то совсем новое.

Тэрнер хотел бы лучше думать о Рейгане. Он видел в нем какую-то легковесность, налет этакой независимой конгениальности, когда он отмахивался от него, стараясь, видимо, показать, что точно так же отмахивается и от мировых проблем, отделываясь смехом, какой-нибудь голливудской историей или шуткой с привкусом консервативного догматизма. Какой контраст с сугубо серьезными, пристрастными, почти безжалостными допросами, которым Тэрнера подвергал Картер.

Последним вопросом, который предстояло решить Тэрнеру, было его собственное будущее. Ему хотелось довести до Рейгана свою готовность, даже желание остаться на посту директора. Как утверждали Рейган и его республиканцы. Картер настолько закупорил Центральное разведывательное управление, что оно фактически лишилось возможности вести эффективный шпионаж. Республиканцы говорили, что Тэрнер отличался чрезмерной чувствительностью к кампании Картера в области прав человека, что он слишком влюблен в новейшую технологию подглядывания и подслушивания с помощью спутников и электроники, хотя, что и говорить, дело это чистое и сравнительно безопасное. Но уж очень пассивное, поэтому-то Тэрнер и не использует все шансы. В адрес ЦРУ часто звучало слово «ослабленное». Как полагал Тэрнер, он мог бы опровергнуть это, если бы вновь избранный президент выслушал его. При нем ЦРУ провело несколько операций, которые могли бы покончить со скептицизмом Рональда Рейгана.

Своим главным помощникам Тэрнер говорил: «Рейган не хочет политизировать ведомство и будет следить, чтобы мы были на правильном пути». А их смешили его попытки показать, что он еще директор. Его старый флотский друг Хэрб Хэтью, отставной капитан и начальник отдела ЦРУ по связям с общественностью, считал, что Тэрнеру надо пройти курс лечения реальностью. «Они ни в коем случае не оставят тебя, — говорил ему Хэтью, — ни в коем случае. Они устроили целую кампанию, чтобы выбить у тебя все козыри».

Но Тэрнер упорно держался за свой оптимизм. Иногда это давалось тяжело. Как-то перед самыми президентскими выборами он собрал пятнадцать своих помощников на семинар в Кэмп Пири, на «ферме» — секретном учебном центре ЦРУ в сельской местности штата Вирджиния. Полушутя он предложил провести предварительное тайное голосование. Результат был как ушат холодной воды на голову: за Картера 2, за Рейгана 13. Это почти точно отражало соотношение голосов за и против Рейгана в коллегии выборщиков: 489 на 44.

Утро после выборов было особенно скверным. Коридоры штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли словно были заполнены радостью. Сотрудники, конечно, не высовывались из окон с ликующими криками, но многие восприняли победу Рейгана как парижане День освобождения.

Приняв душ, Тэрнер оделся и присел на несколько минут почитать газеты. Для начала он выбрал еженедельную проповедь «Крисчен сайенс». Он знал, что если не выделит для этого немного времени сейчас, то позже, в течение дня, его уже не будет. Он любил считать себя приобщенным к интеллектуальной ветви христианства — разум и дух превыше всего.

Проповедь на ближайшее воскресенье гласила: «… и со всей силой души твоей скажи своему ближнему, чтобы он пробудился. Отврати взор его от ложной очевидности его ощущений… Смотри в глубь себя…» Тэрнер подумал, что если говорить о нем, то это довольно странный призыв к руководителю самой большой и наиболее изощренной разведывательной службы в мире. Но ведь он сам был свидетелем, какой силой обладают подобные поучения. Его мать пережила 20-е годы, а отец, потеряв на бирже все деньги, покончил с собой. Позднее, когда единственный брат Тэрнера погиб в автомобильной катастрофе, он весь ушел в религию, чтобы как-то противостоять этой неожиданной трагедии и связанной с нею боли. Тогда Тэрнер уверовал, что «Ниспосланные испытания — это подтверждение заботы божьей.

Времени уже не осталось, он поднялся, сознавая, что пренебрегает уроком проповеди, и быстрым шагом (помощники называли его походку «таранящей скоростью») направился вниз на завтрак. Густые седые волосы, слегка развевающиеся от ходьбы, и манеры члена респектабельного «Ротари клуба» делали Тэрнера совсем непохожим на директора ЦРУ.

За завтраком он выпил сок и стакан кипяченой воды с лимоном. Христианское учение не признавало каких-то стимуляторов, поэтому кофе он не пил. Впрочем, Тэрнер не любил сам вкус кофе, даже с мороженым.

На глаза ему попалась «Вашингтон пост». «Как сообщают, Кейси на пути к креслу директора ЦРУ». Тэрнер схватил газету. Он абсолютно ничего не слыхал о таком варианте. Кейси. Да ведь это же Уильям Дж. Кейси, шестидесятисемилетний руководитель избирательной кампании Рейгана. Тэрнер подумал, что такой выбор был бы шагом назад, глубокой ошибкой. Ричард Никсон назначил руководителя своей кампании в 1968 г. Джона Н. Митчела министром юстиции. Значит, в этом году политической контрибуцией предвыборной войны становится ЦРУ?

Тэрнер читал дальше: «Кейси работал в Управлении стратегических служб (УСС) — организационном предшественнике ЦРУ — во время второй мировой войны». Ну и что, подумал Тэрнер, это же все равно что назначить старого адмирала времен второй мировой войны командующим нынешними военно-морскими силами. УСС, в глазах Тэрнера, было ветхой, устаревшей конструкцией. Пережитки УСС, некоторые его методы и взгляды еще существовали в ЦРУ, но доставляли крупные неприятности Тэрнеру. Люди той поры в ведомстве были оперативниками, они образовывали какое-то братство ветеранов, своего рода управление внутри управления. В стычках с Белым домом или конгрессом они, случалось, получали подзатыльники, как это было в середине 70-х гг. при расследовании деятельности ЦРУ. Но «старики» (их еще называли «ковбоями») выходили сухими из воды, потому что в них нуждались. Каждому президенту, каждому ДЦР — директору центральной разведки — были нужны эти верные старые оперативники, делающие самую черную работу. Они составляли клуб, который никогда не собирался. Были лошадками, всегда готовыми впрячься в осуществление любой секретной акции. Эти люди могли процветать только в среде, где даже награды и поощрения являлись секретом. Они представляли собой и силу и слабость ЦРУ. В «Вашингтон пост» говорилось, что Кейси в последние шесть месяцев второй мировой войны отвечал за заброску шпионов в немецкие армейские тылы. Это было тридцать пять лет назад.

Тэрнер ожидал, что они проявят деликатность и проинформируют его о предстоящей замене, прежде чем это появится в газетах. Впрочем, заметка могла быть и пробным шаром или просто ошибкой. Он даже не слышал о Кейси до начала президентской предвыборной кампании. На своей первой после избрания пресс-конференции Рейган объявил, что Кейси возвращается к своей частной адвокатской практике. И все же… Увольнение, мысль о котором все чаще стала появляться после поражения Картера, укрепила убежденность Тэрнера в том, что именно он вывел ЦРУ из мрачного, бурного периода середины 70-х гг., когда вслед за Вьетнамом и «уотергейтом» пришли крупные встряски, в том числе расследование конгрессом деятельности ЦРУ. Тогда конгресс глубоко копнул тайное прошлое ЦРУ: заговоры с целью убийства руководителей других государств, введение ничего не подозревавшим людям в порядке эксперимента опасных галлюциногенных препаратов, накопление и хранение отравляющих веществ и ядов животных, запрещенных декретом президента, нелегальное вскрытие почтовой корреспонденции, шпионаж за американцами, выступавшими против войны во Вьетнаме. Он вырвал ЦРУ из лап «ковбоев», выступил против того, что он считал извращенным, маниакальным культом секретности, и показал, что это ведомство может эффективно работать и в новых условиях, требовавших строгой отчетности перед комитетами конгресса по разведке, даже по весьма щекотливым операциям. Все операции должны иметь солидную основу в виде согласия и поддержки конгресса. Если бы их смысл и цель стали понятны, то они нашли бы поддержку и у Рейгана, и у всего американского народа. Так думал Тэрнер.

За месяц до выборов он неделю работал дома, чтобы, отключившись от повседневной текучки, написать доклад о своем четырехлетием правлении и планах на последующие четыре года. Датированный 17 октября 1980 г., с грифом «Только для ДЦР» набросок в семь страниц представлял собой нечто большее, чем совершенно секретный документ. «Цели и переломный период» — так называлось это сочинение, которое должно было удивить вновь избранного президента и его «команду». Да, у Тэрнера были трудности с осуществлением контроля над некоторыми необузданными порывами «ковбоев» и их сообщников, но в конце концов взял их в руки, а многие из этих старых «мастеров своего дела» ушли сами. Однако существовала другая, более сложная проблема. У ЦРУ поистрепались нервы. Строптивость и одновременно какая-то робость стали часто проявляться в работе оперативного управления, подразделения по шпионажу в полном смысле этого слова. Это была тайная и длинная рука ЦРУ, которая руководила резидентурами и вообще всей разведкой за рубежом, а также осуществляла секретные акции, когда президент санкционировал тайное вмешательство в дела других стран.

Тэрнер несколько раз вносил предложения о проведении ряда новых тайных операций, но каждый раз это управление бастовало. Однажды, по своей инициативе, без консультаций с Белым домом Тэрнер исключительно с целью зондажа направил записку заместителю директора по оперативной работе, в которой интересовался, что можно сделать, чтобы убрать трех зарубежных лидеров, доставлявших неприятности США, — кубинского Фиделя Кастро, иранского аятоллу Хомейни и ливийского Каддафи. Ответ его заместителя был лаконичен: пожалуйста, не надо. В этих трех странах нет жизнеспособной оппозиции, по крайней мере, ЦРУ не известны движения, партии или отдельные фигуры, которых оно могло бы использовать в этом плане. Этой запиской Тэрнер хотел подыскать тайный канал для оказания финансовой помощи либо другой поддержки какой-либо группировке или отдельным лицам в этих трех странах. Покушение как метод было запрещено декретом президента Форда в 1976 г., которого придерживался Картер, и Тэрнер был полностью согласен с этим запретом. Но оперативные работники испугались. Они подумали, что он хочет увлечь их на опасный путь. Тэрнера удивила такая их реакция. Неважно, как и для чего он, Тэрнер, решил изучить данный вопрос, важно, что его заместитель по тайным операциям спасовал.

Сотрудники оперативного управления почувствовали себя неуютно от перспективы вмешательства в дела других стран, хотя в этом и заключалась их работа. Какую-то сумму все-таки передали группе противников Хомейни, находившейся вне Ирана, но эти деньги предназначались для того, чтобы как-то уязвить аятоллу, а в случае антихомейнистской революции установить нужные контакты.

Тэрнер однажды предлагал также оперативному управлению разработать план ограниченной тайной операции, целью которой было бы подыскать в Гватемале какое-то количество политиков центристского толка и оказать им помощь, может быть, даже включить некоторых из них в платежную ведомость ЦРУ. В Гватемале процветало политическое насилие, господствовала классическая для Центральной Америки патовая ситуация: правое правительство военных против левых партизан-марксистов. В тот год люди там гибли сотнями. По мнению Тэрнера, это была как раз та ситуация, когда тайная политическая поддержка умеренных послужила бы интересам США.

Реакция оперативного управления была такой, как если бы он предложил пригласить представителей КГБ на утреннюю летучку руководящего состава ЦРУ. Сотрудники управления утверждали, что такая операция поставила бы телегу перед лошадью — ЦРУ перед политикой администрации, в которой далеко не все было ясным. А если человек, которого они подберут на роль лидера умеренных, не сработает? Или если он окажется чудовищем Франкенштейна? Или, допустим, они поставят на ноги такого человека и задействуют его, а президент Картер или какой-либо другой президент решит идти совсем другим путем? Ошибиться так легко. Этот вопль протеста был настолько единодушным, что Тэрнер даже не решился войти со своим предложением в Белый дом. Збигнев Бжезинский, советник по национальной безопасности, почти наверняка поддержал бы любую секретную программу в этом направлении, но Картер скорее всего опять пустился бы по волнам колебаний. Для него это было очень характерно — колебания между «жестким» мировоззрением Бжезинского и «мягким» подходом государственного секретаря Сайруса Вэнса. Как-то в частном разговоре Тэрнер назвал Картера «писником»[1].

Однажды Тэрнер изложил свои личные взгляды и соображения в записке, которую озаглавил «Белый дом. Источники конфликтов». Их список был длинным, но большинство проблем так или иначе связывались с советником по национальной безопасности Бже-зинским, который, видимо, полагал, что ЦРУ работает только на него. По поводу одной разведывательной ориентировки по контролю над вооружениями, в которой Тэрнер слегка «поддел» Бжезинского, тот сказал ему: «Вы не Верховный суд, не дополнительное ответвление правительства. Вам надо решить, на кого вы работаете».

Бжезинский любил иметь дело с сырым, необработанным материалом разведки. Агентство национальной безопасности (АНБ), которое занималось перехватом зарубежных линий связи, часто снабжало его записями бесед некоторых глав государств или расшифрованными аналитическими донесениями посольств в Вашингтоне, которые направлялись ими своим правительствам. Бжезинский часто спрашивал Тэрнера: «Вы видели перехваченный материал?» Тэрнер понимал, что Бжезинский совершал типичную ошибку молодого аналитика, считая возможным объяснять крупные события отдельными телеграммами или перехваченными материалами. АНБ часто подхватывало сообщения какого-нибудь пустозвона, самоуверенного, но неинформированного официального лица или посла, стремившегося сообщить больше, чем он знал. Под заголовком раздела об АНБ Тэрнер написал: «Анализировать сведения из одного источника опасно».

С Бжезинским, у которого иногда проявлялись замашки настоящего хищника, приходилось вести постоянную борьбу. Однажды на совещании с участием главных заместителей Тэрнера он заявил: «У вас нет ни одного ценного источника в Советском Союзе». На самом деле Тэрнер создал там несколько ценных источников, хотя настоящим, в котором он был уверен, являлся только один. Другие потерялись, а может, просто уничтожены. Тэрнер этого не знал.

В 1977 г. число докладов Тэрнера президенту с трех в неделю было урезано до одного, а затем и одного в две недели… Он винил в этом Бжезинского, который однажды высказал мнение, что его бывшие студенты Колумбийского университета анализировали лучше, чем ЦРУ.

Когда в октябре 1979 г. иранский шах приехал в США на лечение (это было за две недели до захвата американских заложников в Тегеране), Белый дом пожелал, чтобы ЦРУ организовало подслушивание в больничной палате свергнутого правителя. Белый дом хотел знать, что намерен предпринять этот деятельный, но больной раком человек, Тэрнер же утверждал, что шах имеет такие же права, как и американские граждане, и что ЦРУ по закону неправомочно вести разведку на территории США. Но после того как он получил письменное приказание, Тэрнер проглотил обиду и распорядился установить электронные подслушивающие устройства в трех комнатах шахской частной резиденции в городском госпитале Нью-Йорка, хотя и считал это неуместным и ненужным.

Картер и Бжезинскнй рассматривали разведку как инструмент, как своего рода паяльник. Если разведку не использовали для того, чтоб «жучок»[2] был всегда на своем месте, если ЦРУ оказывалось не в состоянии предвидеть будущее, начинался настоящий ад. Тэрнер чувствовал, иногда смутно, иногда совершенно отчетливо, что он изолирован как от своего собственного ведомства, так и от президента, которому служил.

Пытаясь найти подход к новому президенту, Тэрнер передал копию своей записки одному из членов «Переходной команды», которая по поручению администрации изучала дела ЦРУ. Копия вернулась к нему с пометками, предлагавшими круто повернуть работу ведомства в русло антисоветской деятельности и тайных операций. Там, где Тэрнер перечислял положительные стороны деятельности ЦРУ, было нацарапано: «Слишком либерально, боязнь политических стычек». По поводу работы комитетов конгресса по надзору за разведкой и их персонала человек из «команды» Рейгана написал: «Убрать как можно больше леваков». В своей записке Тэрнер указал, что ЦРУ не сможет выдержать «еще один скандал». Приписка от руки гласила: «Климат изменился. Изменится еще больше. Если мы будем действовать на основе боязни, то сделаем очень мало». Там, где Тэрнер указывал на полувоенный характер деятельности ЦРУ, стояли каракули: «Надо перестроить». Ну что ж, желаю успеха, подумал Тэрнер.

Когда Тэрнер позавтракал, пришел шофер Эннис Браун, чтобы отвезти его к президенту. Он сел на заднее сиденье, где были сложены все поступившие за ночь сообщения. Черный правительственный «олдсмобил» выехал на дорогу № 123 и втерся в утренний поток машин. Браун то влезал в ряд, то выезжал из него, молниеносно и профессионально обходя более тихоходные машины, умело держал скорость, используя каждую возможность для обгона.

Сотрудник службы охраны ЦРУ, один из четырех, обеспечивавших безопасность адмирала, сидел впереди с винтовкой, зажатой в коленях. Его взгляд обшаривал дорогу и местность вокруг.

Начинался прекрасный солнечный день, какие часто бывают в это время осени, но пуленепроницаемые стекла «олдсмобиля» были подняты, так что никто в машине не ощущал прелести хорошей погоды. Машина имела и все остальные принадлежности высшего класса безопасности: бронированный кузов и противоминное днище.

Тэрнер вертелся и ерзал на заднем сиденье. Он хотел сосредоточиться на наиболее положительных, наиболее творческих и волевых мероприятиях с максимумом выдумки. Такой далекий от разведки человек, как Рейган, который никогда не занимал какой-либо пост в федеральном ведомстве с полной рабочей неделей, наверняка не имел представления, о чем идет речь. Если Тэрнер хорошо представит план на следующий месяц, то это, может быть, поможет ему сохранить свое место.

Одной из наиболее секретных операций была специальная программа ВМС по контролю, в соответствии с которой американские подводные лодки выслеживали советские, а также вели наблюдение и разведку вокруг Советского Союза, иногда заходя в его территориальные воды, а то и в гавани, что было связано с высокой степенью риска. В эту программу входила также установка сложных электронных звукозаписывающих устройств (их называли «коконы») для перехвата наиболее важных каналов связи среди множества советских подводных кабельных коммуникаций. Это были, пожалуй, самые опасные операции, когда подвергались риску жизни всех людей на борту подлодки — экипажа и спецгруппы АНБ. Такие операции являлись гордостью военно-морского флота, который всегда считался любителем самых дерзких дел. Каждая операция утверждалась лично президентом. Атомная подводная лодка выходила в море, в заданном квадрате устанавливались «коконы», затем она уходила из этого квадрата и выжидала несколько недель. Затем возвращалась в тот же квадрат, чтобы снять пленки с установленного на кабеле записывающего устройства. Пленки доставлялись обратно в АНБ, а полученная таким образом информация поступала только ограниченному кругу лиц в ЦРУ, министерстве обороны и Белом доме. Иногда Тэрнер думал, что эта информация имела побочное значение, очень малое по сравнению с опасностью, с которой она добывалась.

Тем не менее он признавал, что иногда подлодка возвращалась с довольно богатым урожаем сведений о советских вооруженных силах. Одна из немногих операций принесла большое количество информации о Советском Союзе. «Взятка» содержала переговоры советских официальных лиц друг с другом. Как и при других успешных разведывательных операциях, все строилось на ошибках другой стороны. Русские считали, что подводные кабели прослушивать невозможно, и поэтому использовался сравнительно несложный шифровальный код, а иногда обходились и без него.

Еще один проект, под названием «Индиго», представлял собой совершенно секретную систему спутников, еще находящуюся в разработке, которая должна была стать ключевым элементом в проверке соблюдения будущих соглашений с Советским Союзом о контроле над вооружениями. «Индиго», в основе которой лежит принцип радарного изображения, позволит видеть через облака и ночью, когда с путники-фотографы становятся слепыми. Это особенно важно для наблюдения за Восточной Европой, над которой так называемая «дьявольская крыша облаков» может держаться днями и даже неделями.

Наиболее успешные разведывательные акции за границей осуществлялись так называемыми специальными звеньями, отборными группами ЦРУ и АНБ, которые проводили операции по подслушиванию в столицах многих зарубежных стран с использованием новейшей техники. Эти группы совершали чудеса шпионажа, поставляя расшифрованные стенограммы правительственных заседаний на высоком уровне в странах Европы, Среднего Востока и Азии, а также записи телефонных разговоров ведущих политических деятелей. Все это подтверждало и дополняло информацию кадровых сотрудников ЦРУ, занимавшихся шпионажем под прикрытием посольств США.

В своей записке с грифом «Только для ДЦР» Тэрнер написал: «Необходимо больше заниматься разведкой против союзников и друзей». Как считал Тэрнер, шпионаж против друзей является, конечно, грязным, но необходимым делом. Шах Ирана считался большим другом Соединенных Штатов и ЦРУ, а его внушавшая ужас разведслужба САВАК служила главным информатором об Иране. Он и его ведомство считали Хомейни добрым, мягким престарелым духовником, и только когда он захватил американских заложников, Тэрнер понял, как оплошал. Да, действительно, никто не может удивить так, как друг. С недружественными странами, пожалуй, было легче, тут ЦРУ, по крайней мере, знало, чего от них можно ожидать.

После вызвавшей шок революции в Иране Тэрнер попытался расширить сеть платных агентов в правительствах и спецслужбах за рубежом, не исключая союзные и дружественные страны. Пример тому — Египет. Действия ЦРУ в этой стране, направленные на защиту Анвара Садата, на упреждение заговоров и покушений на него, позволили с помощью электроники и с использованием подходящих людей получить доступ к правительственным и общественным кругам Египта, лидеру страны. Садат курил наркотики и страдал приступами страха, но Тэрнер не обращал внимания на эти мелочи. Главное, что ЦРУ могло не ожидать сюрпризов от Садата или непредвиденных событий в Египте. Объект находился под надзором.

Из сообщений разведки Тэрнер знал, что наследный принц Саудовской Аравии Фахд сильно пьет, несмотря на строгие запреты ислама. Тэрнер располагал также совершенно секретными донесениями о состоянии здоровья советского лидера Леонида Брежнева, которые были полезными для Белого дома, особенно накануне предстоящих переговоров.

Разведывательные данные по проблеме контроля над вооружениями представляли интерес, АНБ удалось расшифровать кое-какую информацию, передававшуюся с советских ракетных испытательных полигонов. Но данные политической разведки о том, что происходит в Политбюро, высшей инстанции Советского Союза, почти равнялись нулю. Именно в этих данных больше всего нуждались Картер и Бжезинский, а Тэрнер мог здесь мало чем помочь.

За все время работы в ЦРУ Тэрнер ни разу не видел разведывательного донесения, ради которого стоило бы рисковать человеческой жизнью. Тем не менее он требовал все больших результатов. В этом заключалась его работа. Только один раз за четыре года он отклонил предложение о проведении весьма деликатной операции по добыче разведывательной информации за рубежом: она была точным повторением такой же, и успешной, операции в прошлом, и Тэрнер решил, что вторая попытка будет слишком рискованной.

Со всеми этими делами и реальным положением вещей Тэрнеру предстояло ознакомить нового президента в последующие два месяца. Рейгану придется рассмотреть весь план разведывательных операций, оценить, насколько одна соответствует другой, понять ограничивающие их обстоятельства.

Например, в ходе одной из операций намечалось установить на одной из советских военно-воздушных баз в Восточной Европе устройство для сбора данных о новом типе радара. База располагалась по соседству с парком, который служил местом воскресных пикников. Поэтому устройство было замаскировано под ветку дерева, покрыто соответствующей корой и хорошо вписывалось в местность. Агенту предстояло только приехать в одно из воскресений в парк, перелезть через забор, отделяющий его от территории базы, вскарабкаться на дерево и закрепить устройство. Но операцию пришлось отложить, так как единственный специалист ЦРУ по таким делам не был европейцем и, как посчитали, будет выделяться среди посетителей парка, что поставит под угрозу все мероприятие.

Дело в том, что все операции в большей или меньшей степени зависели от удачи. Слишком много вещей должны были лечь точно на свое место. Возможно, данные о советском радаре были бы важнее, чем какая-то информация о Политбюро. Но ЦРУ не имело возможности вести слежку во всем мире сразу.

«Юлдсмобил» Тэрнера выехал к Лафайет-парку напротив Белого дома, свернул на площадь Джексона и остановился у дома № 716, кирпичного правительственного особняка, где остановился Рейган. Эта его временная резиденция представляла собой неопределенного вида четырехэтажное здание с солидным возрастом 113 лет. Шесть лет назад вице-президент Нельсон Рокфеллер использовал этот оборудованный системами безопасности дом в качестве штаб-квартиры возглавляемой им комиссии по расследованию деятельности ЦРУ внутри США. Рейган являлся одним из восьми членов комиссии, хотя и не очень активным: он присутствовал только на десяти заседаниях из двадцати шести. Когда был опубликован заключительный доклад комиссии, Рейган выступил в защиту ЦРУ, сказав: «В любом бюрократическом ведомстве с аппаратом около шестнадцати тысяч человек найдутся отдельные лица, которые совершают ошибки и делают то, что им не надо делать». Вскоре после того как Тэрнер вошел в дом, сверху спустился Рейган и тепло поприветствовал его.

Только что избранный президент не проявлял ни робости, ни нетерпения, только естественную любезность. В его свиту входил Джордж Буш, избранный вице-президентом, бывший директор центральной разведки, которого сменил Тэрнер. Главный помощник Рейгана Эдвин Миз, добродушный адвокат, стоял рядом с ним. Присутствовали еще три помощника. И Билл Кейси.

Тэрнер проинформировал их о военном равновесии в Европе и положении в Центральной Америке. Он доложил последние сообщения об обстановке в Польше, в отношении которой Советы, возможно, используют военную силу, чтобы сокрушить независимый профсоюз «Солидарность». Фотографии с разведывательного спутника и материалы перехвата линий связи в таких городах, как Берлин (своеобразная столица мира по сбору разведывательной информации), давали хорошее представление о том, что там происходит.

В разведке присутствует также человеческий фактор, добавил Тэрнер не без умысла.

Кейси поднял голову.

Тэрнера подмывало сообщить, что ЦРУ имеет глубоко внедрившегося шпиона, полковника польского генерального штаба, от которого шел поток разведывательной информации из Варшавы о намерениях польских и советских руководителей. Но не сделал этого. Совершенно секретные сообщения полковника распространялись только по особому списку высшим должностным лицам, которым эти сведения были абсолютно необходимы. Сообщения доставлялись и вручались адресату курьером только лично, в папке с голубой каймой или широкой полосой голубого же цвета, обозначающей, что материал получен от глубоко засекреченного агента. Раньше в Белом доме к папкам с голубой полосой имели доступ только Картер, вице-президент Уолтер Мондейл и Бжезинский. Фамилия полковника — Куклинский — никогда не упоминалась в этих сообщениях. И даже в ЦРУ знали ее очень немногие.

Представляя обзор «горячих точек» планеты, Тэрнер время от времени поглядывал на Кейси. В его личности было что-то безвкусное. Когда он говорил, то глотал слова, его речь напоминала радиопередачу на коротких волнах: сила звука то затухала, то увеличивалась. Каждая прядь его седых волос по краям лысой головы упрямо держалась своего собственного направления — еще одна схожесть с внешностью рассеянного профессора. У него были слишком большие уши, которые даже как-то обвисали. Глубокие морщины спускались с обеих сторон его плоского носа, шли вокруг рта и терялись под представительной нижней челюстью. Казалось, он находился в состоянии смятения или растерянности. И тем не менее Тэрнер чувствовал, что Кейси внимательно слушает его.

После брифинга Кейси подошел к нему. Он как будто немного склонился, когда приветствовал его с несколько преувеличенной, но — Тэрнер это чувствовал — искренней любезностью, высоко подняв локоть и протягивая свою большую пятерню.

— Хэлло, Стэн, — громко сказал Кейси, широко улыбаясь. Затем отвел Тэрнера в сторону.

— Насчет этой истории, что я заступаю вместо тебя, — смешивая слова в кашу, сказал Кейси, — это неправда. Еще ничего не решено. — «Это» не воспринималось как безусловное опровержение «истории». Почувствовав сомнение Тэрнера, Кейси добавил — Я не рвусь на твое место.

Тэрнер уехал, будучи далеко не уверенным в своем будущем и в будущем ЦРУ. По некоторым признакам, он вылетит, но это еще не точно.

Вечером того же дня Миз через службу Белого дома передал записку для Тэрнера. Миза все считали «гласом божиим» по части назначений на высокие посты в будущей администрации и даже чем-то вроде заместителя избранного президента. Миз сообщал, что это не он дал ход всей этой истории насчет Кейси.

И все-таки у Тэрнера не исчезло предчувствие, что вопрос о назначении Кейси на его место с повестки дня не снят.

1

Хотя Кейси действительно не рвался на место директора центральной разведки, он предполагал, что Тэрнер может ему и не поверить. Кейси метил на государственного секретаря или министра обороны. С этими двумя постами считаются. Судя по всему, именно они будут инструментами новой внешней и военной политики Рейгана. Но Кейси понимал, что ему, возможно, либо придется согласиться на что-то меньшее, либо остаться ни с чем. Он не принадлежал к калифорнийскому кругу близких друзей избранного президента, а калифорнийцы, ясно, будут иметь власть. Он поздновато присоединился к избирательной кампании Рейгана, и его роль на ее заключительном этапе, по крайней мере теоретически значительная, частично объяснялась случайностью. Он не входил и в число долговременных верных «рейганавтов».

В начале предыдущего, 1979 г. на него как гром среди ясного неба свалился телефонный звонок кандидата в президенты Рейгана с просьбой об оказании поддержки и помощи. Кейси всю жизнь был республиканцем, преданным своей партии. Он занимался адвокатской практикой богача для богатых в своем офисе на Парк-авеню в Нью-Йорке, сколотил миллионы с помощью целой серии весьма рискованных капиталовложений, везения и интуиции в биржевых операциях, а также в результате своей авторской или редакторской деятельности, издав более двух десятков книг о налогах, капиталовложениях и связанном с ними законодательстве. Деньги дали ему свободу и время для занятий его любимой игрой в политику. «Играть» начал в 1940 г. Вначале рядовым добровольцем, затем организатором разных избирательных кампаний, составителем речей для кандидатов и постоянным участником съездов республиканской партии. При президентах Никсоне и Форде он несколько раз занимал руководящие посты в федеральных ведомствах.

Во время того телефонного разговора Кейси сказал Рейгану: «Мне еще слишком рано вступать в вашу избирательную кампанию» и добавил, что такая его сдержанность в данный момент объясняется не отсутствием симпатии к кандидату. Скорее наоборот.

Он схватил чековую книжку и торопливо выписал тысячу долларов в пользу кандидатуры Рейгана, что он делал и для других подающих надежды республиканских кандидатов. Тысяча долларов была максимальной разрешенной суммой индивидуального взноса в фонд какого-либо кандидата на пост президента. Он поставил на чеке свою подпись почерком, который мог бы служить пародией на правила школьного чистописания, как их преподавали в общеобразовательных школах не слишком богатого нью-йоркского района Куинз, где Кейси учился шесть десятков лет назад. Впрочем, его подпись-пародия скорее создавала впечатление самоуверенности, чем самомнения.

Одноклассники в школе прозвали его «Вулканом». Его жизнь была постоянным стремлением находиться на более выгодной стороне дороги, по которой он шел.

Он научился играть в гольф, будучи мальчиком для подачи мячей на игровых площадках, а сейчас он принадлежал к солидному гольф-клубу.

В 1934–1935 гг. он учился в школе с общественно-благотворительным уклоном при католическом университете. Большинство студентов там составляли священники, монахи и вообще люди с твердыми религиозными убеждениями. Хотя в его годовой школьной ведомости стояло «очень хорошо», Кейси пришел к выводу, что общественная благотворительность является женским занятием, и перешел в юридическую школу. А в этом, 1980 г. он отдал на благотворительные цели через основанный им в 1958 г. фонд сумму, равную годовой зарплате работника в области социального обеспечения — 21 970 долларов. Он был обыкновенным человеком с необыкновенным богатством.

Кейси считал себя «тяжеловесом», человеком со средствами, человеком дела, который научился искусству продвижения по двум путям: первый — это личное состояние и бизнес, второй — опыт деятельности в правительственных кругах, различных советах, комиссиях, короче говоря, сфере политики. Он понимал: отчасти все это достигается ценой репутации. Многие считали его нечистоплотным бизнесменом, не упускающим возможности «срезать угол», быстро делавшим большие деньги на счастливых случайностях и бесчисленных дерзких сделках. Его называли магнитом спорных дел.

Он был известен также как хитрый и проницательный игрок на бирже, операции которой он сам когда-то регулировал. Временами он производил впечатление человека безразличного к критике, привычного к судебным процессам, но в душе Кейси страстно желал, чтобы к нему относились доброжелательно и уважительно.

Со всеми его привязанностями, с его приверженностью к церкви и республиканской партии, с его портфелем акций, наконец, он казался легкоприспособляющимся к идеям, но не к людям. Правда, по отношению к своим друзьям он проявлял полную лояльность. Но Кейси умел продемонстрировать сто разных лиц в сотне различных ситуаций.

Спустя какое-то время Рейган еще раз позвонил Кейси. Одной тысячи долларов ему мало. Он собирался приехать в Нью-Йорк выколачивать деньги для своего фонда на Лонг-Айленде, в районе, где жил Кейси. Рейган хотел бы с ним встретиться. Кейси согласился. Они позавтракали вдвоем в мотеле недалеко от дома Кейси, большого особняка в викторианском стиле.

Полтора часа проговорили о перспективах республиканцев на предстоящих выборах. Кейси слышал, что Рейган не обладает глубоким умом, но, по его мнению, в этой беседе тот проявил познания в экономике и национальной безопасности. Рейган копал неглубоко, но его интуиция в этих вопросах производила серьезное впечатление. Его взгляды совпадали с убеждениями Кейси относительно экономики свободного рынка, необходимости сильной обороны и политики активного антикоммунизма. Рейган был только на два года старше Кейси, так что их объединяла и принадлежность к одному и тому же поколению. Оба вышли из небогатых семей. Кейси привлекала и пестрота профессиональных интересов Рейгана: спортивный комментатор, киноактер, профсоюзный деятель, губернатор штата и, сверх того, представитель консерваторов с большим запасом жизненных сил. В какой-то степени это совпадало с пестротой занятий самого Кейси: юрист, писатель, специалист по шпионажу в Управлении стратегических служб, историк-любитель (сейчас он писал книгу об упомянутом управлении) и правительственный чиновник. Оба они были свидетелями великой депрессии и четырех войн. Оба получали искреннее удовольствие от хорошо рассказанного анекдота, сопровождаемого здоровым смехом от всего сердца. И, что более важно, оба испытывали презрение к Джимми Картеру, а также к тому, что оба считали его слабыми чертами: нерешительность и приступы болезненной, вплоть до заламывания рук, боязливости.

Вскоре Кейси был приглашен в Калифорнию на заседание исполнительного комитета специальной группы по дискуссионным вопросам при Рейгане. Кейси понимал, что это всего лишь брошенная кость, но одновременно это означало и его вовлечение в избирательную кампанию. Он полетел в Калифорнию, посмотрел списки дискуссионных тем, встретился с Мизом и ближайшим другом Рейгана, приятным человеком небольшого роста, которого звали Майкл Дивер.

Через некоторое время Кейси уже говорил своим богатым друзьям-республиканцам, призывая делать взносы в фонд Рейгана: «Прошу прибыть в город и пообедать вместе с Роном и Нэнси Рейган». Если друзья колебались, он добавлял: «Послушайте, вы же не хотите остаться за бортом? Этот парень намерен выиграть. Этот парень будет президентом». Кейси знал, как выколачивать деньги из нью-йоркских республиканцев. Почти не отходя от телефона, он в значительной степени способствовал тому, что к концу 1979 г. в фонде Рейгана набралось 500 тысяч долларов. Когда в начале 1980 г. был уволен руководитель избирательной кампании Джон Сирс, кандидат попросил Кейси занять это место.

Произошло то, ради чего Кейси трудился всю свою жизнь. Политика была его истинной и первой любовью.

На съезде республиканской партии в 1952 г. Кейси, тридцати девяти лет от роду, с прискорбием констатировал, что консервативный сенатор Роберт Тафт потерпел поражение в схватке с Дуайтом Эйзенхауэром за выдвижение кандидатом в президенты. Позже Кейси поделился своими мыслями с двадцатишестилетиим Уильямом Бакли-младшим, который уже заявил о себе как о молодом, но подающем надежды консерваторе своей книгой «Бог и человек в йельском университете». Кейси и Бакли входили в антикоммунистическое, антилиберальное братство Нью-Йорка, очень ограниченный по составу клуб, что-то около пятидесяти членов. Как шутил Бакли, единомышленники с тайным рукопожатием. Тогда Кейси сказал Бакли: «Если бы я руководил кампанией Тафта, то он выиграл бы назначение». Оказывается, Бакли надолго запомнил эти слова. Когда в 1980 г. Рейган позвонил своему другу Бакли и сказал, что он уволил Сирса и назначил на его место Кейси, Бакли был доволен.

По мнению Бакли, Кейси был правоверным республиканцем, знающим свое место, за исключением одного небольшого и простительного отклонения. В 1966 г., два года спустя после сокрушительного поражения Барри Голдуотера[3] в борьбе за президентское кресло, Кейси затеял свою первую и, слава богу, единственную кампанию за избрание на высокий государственный пост. Он решил баллотироваться в конгресс от своего избирательного округа в Лонг-Айленде при поддержке группировки Нельсона Рокфеллера и Джекоба Джевитса в республиканской партии. Однако сторонник Голдуотера Стивен Дероуниэн выиграл эту гонку, и Кейси вернулся на свое место за кулисами, где, по мнению Бакли и многих других республиканцев, ему и надлежало быть.

Став руководителем кампании Рейгана, Кейси решил разобраться в том, какие силы вокруг него являются наиболее влиятельными. Выражение лиц ближайшего окружения четы Рейганов, тон их разговоров, бросаемые ими взгляды, их вкрадчивая уважительность указывали на одну такую силу: Нэнси. Киноактер Джеймс Стюарт как-то заметил: «Если бы Рональд Рейган первый раз женился на Нэнси, то она сделала бы его обладателем «Оскара». Кейси видел, что Нэнси Рейган лучше всех изучила круг интересов своего супруга.

Но поведение крайне правых в окружении кандидата иногда беспокоило Кейси. «Тут вокруг нас есть несколько сумасшедших, а я все-таки член комитета по внешним отношениям», — сказал он как-то одному коллеге из «команды» Рейгана. Он не стал уточнять, что в свое время ему было отказано в членстве в этом комитете. И только после назначения на пост заместителя государственного секретаря в 1973 г. он получил туда приглашение, что его не на шутку взбесило. Кейси так и подмывало выбросить приглашение в унитаз и послать всех к черту, но он сдержал себя и согласился. Все-таки это полезная рекомендация, если на что-то претендовать.

Кое-кто из «команды» Рейгана, а также некоторые журналисты дали Кейси прозвище «Спейси»[4]. Постоянно курсируя между Вашингтоном и Лос-Анджелесом, он отказался от пользования прачечными в обоих этих городах. Иногда он даже не брал с собой в очередную поездку чемодан, и, когда ему была нужна чистая одежда, он просто покупал все новое. Как-то Дивер сидел рядом с ним на каком-то совещании и, почувствовав исходящий от него несвежий запах, сделал вывод, что у Кейси не было времени зайти в универмаг. На следующий день Кейси явился начищенным до блеска, поскольку ему сообщили о его оплошности. Но Дивер понял, что когда Кейси занят делами, то для него больше ничего не существует. Он работал по ночам и в выходные дни. Это была не допускающая никаких отклонений целеустремленность, достойная восхищения.

За месяц до выборов, в ожидании победы Рейгана Кейси создал мало кем замеченную группу советников по внешней политике, отобрав для этого семнадцать именитых экспертов, включая бывшего президента Форда и ряд других видных республиканцев и демократов. Сам он взял на себя роль председателя этой группы, распределяя задания и темы для изучения. Кое-кто подумал, что он сделал это, считая себя потенциальным государственным секретарем. Ведь он в 1973–1974 гг. был заместителем госсекретаря по экономическим вопросам, правда недолго, его выжил бывший тогда главой внешнеполитического ведомства Генри Киссинджер. Кейси не оставил особого следа в деятельности госдепартамента и удостоился только одного поверхностного упоминания в двухтомных мемуарах Киссинджера объемом 2690 страниц. Но тем не менее Кейси включил его в состав группы советников Рейгана.

Группа определила важный вопрос, требовавший, по ее мнению, неотложного внимания принимающей бразды правления администрации. Таковым оказался коммунистический мятеж в крошечной стране Центральной Америки. Кейси решил, что Сальвадор символически является самым важным местом на земном шаре. Если США не смогут справиться с опасностью, возникшей на их задворках, то Рейган рискует потерять доверие к нему во всем мире. Кейси был ошарашен, когда узнал, что ЦРУ закрыло свою резидентуру в Сальвадоре в 1973 г. в целях экономии средств и вновь открыло ее только в 1978 г. Перерыв — пять лет. Как такое могло случиться? Что происходит в ЦРУ? Вроде бы разведка является первой линией обороны. Она ничего не сможет сделать ни для обороны, ни для наступления, если не будет стараться добывать информацию.

На следующий день после доклада Тэрнера Рейган улетел обратно в Калифорнию. Пока он ждал вступления в должность, основной состав «команды» Рейгана приступил к «захвату» столицы. Его консервативные друзья в Калифорнии и других штатах отлично понимали значение этой акции. В интересах Рейгана был организован визит к нему важного гостя из-за границы. Им был полковник Александр де Маранш, руководитель французского эквивалента ЦРУ — СВДК (Служба внешней документации и контрразведки). Маранш являлся известной фигурой в европейских консервативных кругах. Крупного телосложения, аристократ с усами и женой-американкой, он уже десять лет возглавлял СВДК, ведомство, прозванное «плавательным бассейном» за то, что его штаб-квартира находилась рядом с настоящим бассейном на окраине Парижа. Оно играло весьма существенную роль в политике Франции. В кабинете Маранша имелась карта мира, на которой красным цветом было отмечено распространение коммунизма. Небольшие копии этой карты вручались официальным визитерам. Несколько лет назад он вручил такую копию адмиралу Тэрнеру на одной из встреч в рамках официальной миссии по связи между шефами двух разведывательных служб.

Сейчас, направляясь в Калифорнию, Маранш собирался предложить нечто большее, чем раскрашенную карту. Для француза шпионаж являлся исключительно серьезным делом, в котором надо идти даже на большой риск, если хочешь получить хорошую отдачу. Он был невысокого мнения о манере ЦРУ прятать своих агентов за границей под прикрытием дипломатов в американских посольствах. Резиденты ЦРУ и руководящие работники резидентур быстро расшифровывались, что превращало шпионаж в пародию на него. Гораздо эффективнее, хотя и труднее, действовать под прикрытием, скажем, торговца самолетами или какого-либо другого лица, имеющего легкий выход в общество. Настоящий шпионаж означает полный «уход под воду» и требует исключительно больших усилий. Европейские разведслужбы иногда используют журналистское прикрытие, но американцы избегают этого. Свобода слова ставится выше интересов национальной безопасности. Шпионы, выступающие как дипломаты, по мнению Маранша, просто симулянты.

Маранш поговорил с избранным президентом об общих для них обоих принципиальных проблемах консерватизма — угроза коммунизма, опасная слабость в военных и разведывательных вопросах. Но разговор шел в общих чертах.

— Вы не собираетесь дать мне совет? — спросил Рейган — Сейчас у всех есть советы для меня.

— Я только могу сказать вам о людях, — ответил Маранш. Он превосходно говорил по-английски, знание языков считал обязательным для разведчика. Да, он мог сказать новому президенту о «людях», с которыми ему надо увидеться и с которыми не надо видеться.

— С кем же мне следует увидеться?

Маранш назвал Александра Солженицына. Он, мол, понимает природу советского зла. Рейгану надо увидеться также с Савимби, лидером сопротивления в Анголе, который вел борьбу с коммунизмом в этой ключевой по своему положению стране Юго-Западной Африки. США раньше оказывали Савимби помощь по тайным каналам ЦРУ, но она была прекращена, когда конгресс в 1976 г. принял так называемую поправку Кларка, запрещающую проведение тайных операций в Анголе.

— А кого мне не следует видеть? — спросил Рейган.

— Многих, — ответил Маранш. — Но я назову вам одного, который стоит всех остальных. Арманд Хаммер.

Хаммер был президентом компании «Оксидентал петролеум» и давнишним другом многих советских лидеров. Он являлся символом разрядки.

— Любопытно, — сказал Рейган, — я часто вижу его. Каждый раз, когда я иду в парикмахерскую, он уже там.

— Вот видите, — сказал Маранш. — Вероятно, Хаммер сделал постоянно действующую заявку: каждый раз, когда вы договариваетесь о визите в парикмахерскую Дракера в Беверли Хилз, Хаммер заказывает для себя кресло по соседству[5].

Маранш высказал еще одну мысль: «Не доверяйте ЦРУ. Они несерьезные люди». Шеф французской разведки имел в виду не подземный ход с улицы в здание ЦРУ или ненадежную систему безопасности, из-за чего могла стать возможной утечка секретной информации в газеты. Он подразумевал недостаточную целеустремленность разведывательного ведомства.

Рейган повторил это предостережение Маранша в разговоре с Джорджем Бушем, который возглавлял ЦРУ в 1976–1977 гг. Буш сказал, что это ерунда, но слова «не доверяйте ЦРУ» произвели глубокое впечатление на Рейгана. Буш уже как-то говорил одному своему приятелю из ЦРУ, что, учитывая особый и независимый стиль руководства Рейгана и его неосведомленность в вопросах разведки, важно, чтобы при нем директором ЦРУ был человек, которого он считает близким, которому он полностью доверяет, особенно по части целеустремленности. Теперь, после предостережения Маранша, этот момент приобрел еще большее значение.

Кейси с некоторой тревогой следил за тем, как шел отбор кабинета Рейгана. На каждый пост в правительстве имелись три кандидата, он сам значился одним из кандидатов на посты государственного секретаря и министра обороны. Но не было никого, кто координировал бы весь этот процесс отбора. Просто, как и в ходе предвыборной кампании, существовали отдельные влиятельные лица, которые, впрочем, не имели абсолютного авторитета. Среди них были Миз и вся калифорнийская бригада, а также некоторые подающие надежды личности с большими амбициями. Положение становилось все более запутанным. Рейган наконец принял решение о кандидате на пост государственного секретаря. По его мысли, им должен был стать Джордж Шульц, входивший в правительство при Никсоне и Форде.

Очевидно, полагая, что подготовительная работа уже проведена, Рейган позвонил Шульцу. Но вот что получилось. Шульцу кто-то сказал, будто бы он котируется на пост министра финансов, и, когда с неумышленной неопределенностью президент сказал Шульцу: «Я заинтересован в том, чтобы вы вошли в мой кабинет», Шульц, полагая, что имеется в виду министерство финансов, отклонил предложение.

Дивер, хотя и присутствовал при этом разговоре, только месяц спустя узнал, что произошло. Если бы Шульц знал, что речь идет о должности государственного секретаря, он бы согласился.

Вторым кандидатом на этот пост, который теперь вышел на передовую позицию, был Александр Хейг, его поддерживала Нэнси Рейган. Как она считала, Хейг обладал всеми качествами «звезды»: приятная внешность, хорошие физические данные, военная выправка, обходительность. Руководящая личность. Кроме того, стало ясно, что созданный Кейси консультативный совет по внешней политике не сможет заполнить пробел в познаниях Рейгана в этой области, и Хейг стал единоличным кандидатом на высший пост в госдепартаменте. Полный «четырехзвездный» генерал, он командовал вооруженными силами НАТО в Европе, имел опыт работы в Белом доме в качестве заместителя Киссинджера и Шефа аппарата сотрудников Никсона.

«Я не получу госсека, — сказал Кейси одному из своих друзей. — Мы все поддержали Хейга. Нам нужен престижный человек».

Ну, а в кресло министра обороны садился Каспар Уайнбергер, старый калифорнийский приятель Рейгана.

Кейси, чувствуя себя обиженным, вернулся в Нью-Йорк, собираясь предаться радостям, которые ему еще остались в жизни. Однако жизнь в Нью-Йорке совсем не была такой захватывающей по сравнению с тем, что происходило в Вашингтоне или Калифорнии, где еще шел отбор кандидатур на оставшиеся посты в правительстве. Кейси связался с Мизом и дал ему понять, что хотел бы войти в состав кабинета, но там почти не осталось мест. Естественной казалась возможность получить пост директора центральной разведки, но ДЦР не входил в состав правительства. Миз, зная о чувстве обиды у Кейси, сказал ему, что пост ДЦР можно легко повысить до правительственного уровня. Они подробно обсудили этот вопрос.

Затем Миз сообщил Диверу, что Билл Кейси хотел бы стать главой ЦРУ.

— Я думаю, это будет ошибкой, — ответил Дивер. — Едва ли нам следует брать на такую работу политического поденщика.

Миз пояснил, что договоренность в общем достигнута. Кейси хороший человек, он знаком с разведывательной работой и заслуживает того, чтобы получить высокий пост, если таково его желание. Дивер ничего больше не сказал. Миз пошел к Рейгану и предложил дать Кейси пост директора ЦРУ, а также включить занимаемый им пост директора центральной разведки в состав правительства.

— Я не против, — сказал Рейган. В этом заключалось его участие во всем этом деле, помимо того, что он сделал соответствующее предложение Кейси по телефону.

Кейси дал весьма сдержанный ответ. Он сказал избранному президенту, что должен подумать и посоветоваться со своей женой Софией.

— Хорошо, — проявив терпение, ответил Рейган, но позднее он выразил удивление. Что происходит? Он полагал, что все уже урегулировано, а тут все еще нет ясности, хочет Кейси получить ЦРУ или нет.

В небольшом, скромно обставленном офисе на улице «К» в центре деловой части Вашингтона худощавый, хорошо сохранившийся мужчина с присущими ему чертами прочно устоявшегося достоинства и лоска следил за победным шествием Рейгана к президентской власти с большим, хотя и беспристрастным интересом. Он сильно щурил глаза, что означало: он думал. Он умел основательно думать. На нем был тщательно отглаженный темный костюм с обязательным платочком в нагрудном кармане, темные носки, которые держались на старомодных подвязках, хорошо, но неброско начищенные ботинки. Его седые волосы были зачесаны назад и довольно сильно набриолинены по моде минувшей эры, но тем не менее несколько завитков выступали над воротником рубашки.

Табличка на двери гласила: «Сафир компани». Так называлась фирма, дававшая консультации по международным делам. «Сафир» на языке фарси означает «посол». Мужчина был послом в Иране с 1973 по 1976 г. Для человека, не знакомого с манерой его поведения, он мог показаться несколько нервозным. Но для знающих его эта нервозность означала внимательность. Он весь превращался в слух и зрение, когда говорил по телефону, участвовал в продолжительных обедах со старыми друзьями, выслушивал какие-либо новые аргументы, внимательно читал газеты, включая и сообщения на частные темы, например о назначении нового министра обороны в Греции, о результатах голосования в норвежском парламенте, о состоянии японского торгового оборота. Он был разведчиком. Хотя и не по его нынешнему положению, но по характеру он оставался одержимым аналитиком информации.

Ричард Хелмс — один из наиболее устоявшихся символов, центральная фигура многих противоречивых тенденций и легенд ЦРУ, направил всю мощь своего аналитического ума на перемены в Белом доме. Все связи, привязанности, убеждения, все прошлое Хелмса были связаны с ЦРУ. Он служил в Управлении стратегических служб во время второй мировой войны. Он поступил в ЦРУ в 1947 г., когда оно создавалось. Он принял руководство оперативным управлением ЦРУ после провала операции против Кубы в Заливе свиней (в то время эта должность называлась заместитель директора по планированию). Наконец, он являлся директором центральной разведки с 1966 по 1973 г., во время войны во Вьетнаме, не в ее начале или в конце, а в самые мучительные средние годы. Хелмс захватил и начало уотергейтского скандала, хотя Никсон и задвинул его послом в Иран еще до окончания этого дела.

Сейчас, в 1980 г., ЦРУ наверняка предстоит еще один поворот в его деятельности. Новый президент может изменить положение этого ведомства: либо восстановит его былое значение, либо еще больше принизит. Кандидатом на пост главы ЦРУ, на стороне которого стоял Хелмс, был Билл Кейси. Кейси мог стать защитником традиций.

Хелмс знал его уже тридцать пять лет, с тех дней, когда они начинали службу в УСС, будучи в Лондоне. Прибыв туда в 1945 г., Хелмс получил назначение в подразделение под началом Кейси. Получилось так, что у Хелмса не оказалось пристанища. «Какого черта, приезжай и живи у нас», — сказал Кейси. Для Хелмса это «какого черта, приезжай и живи у нас» явилось показателем подхода Кейси к вставшим перед ним проблемам: быстрые и эффективные решения, дружелюбная и располагающая манера общения, никаких формальностей, все элементарно просто при полном презрении к субординации и правилам этикета.

Хелмс редко виделся с Кейси в последний год войны, оба были слишком заняты по работе. Как он считал, приобретенный Кейси опыт во время работы в УСС дал ему фундаментальные познания в области разведки. Их обучали англичане, и традиции ЦРУ были английскими традициями. Секретная служба — это молчаливая служба. Хелмс часто говаривал: «Мы — молчаливая служба, и молчание начинается здесь». Кейси понимал, какие чувства испытывали Хелмс и его коллеги после расследования деятельности ЦРУ комитетами Чёрча и Пайка в конгрессе и комиссией Рокфеллера. Хелмс считал, что не было никакой нужды в устных и письменных показаниях, затребованных конгрессом, во всех тех бумагах, которые пошли туда. В былые времена никто в ЦРУ даже не помышлял о том, чтобы написать книгу о деятельности этого ведомства. А за последние десять лет их появилось сразу несколько. Для Хелмса это было просто непостижимо.

В ЦРУ каждый был готов пойти на любой риск, связанный с разведывательной работой. Но никто и представить себе не мог, что опасность придет со стороны собственного правительства, что собственное правительство так внезапно изменит свое отношение к ЦРУ. Как говорил Хелмс, он натер себе мозоли на мягком месте, сидя в самолетах между Ираном и США по бесчисленным вызовам на допросы, пока, наконец, на последнем его не «съели». Три года тому назад он мог, но не опротестовал обвинение в судебно наказуемом проступке по уголовному делу № 77—650 «Соединенные Штаты Америки против Ричарда М. Хелмса», предъявленное ему за дачу «неполных и недостаточных» показаний в сенатском комитете по расследованию тайных операций ЦРУ в Чили во время президентства Никсона. Приговор гласил: 2 тысячи долларов штрафа и два года тюрьмы условно. И сопровождался целой лекцией судьи, который обвинил Хелмса в «неуважении» к суду.

В заявлении для прессы адвокат Хелмса Эдвард Беннет Уильямс сказал, что его подзащитный будет «нести этот приговор как символ чести, как знамя». Хелмс и старался так держаться. К тому же существовали думающие люди, расценивавшие все обвинения против него как несправедливые. По их мнению, Хелмс старался сохранить тайну, удержать сведения о скрытой операции, проводившейся по указанию президента, подальше от чужих ушей. Критерием для распространения информации о деликатных разведывательных акциях всегда служила степень того, насколько адресат такой информации действительно нуждался в ней для своей работы. Даже президенты и директора центральной разведки часто не входили в число лиц, которым сообщались все детали: имена источников, техника получения информации и т. п. Простой здравый смысл заставил его уйти от ответов на вопросы по этой операции в Чили. Он так и поступил.

И все же воспоминания о том, что он отказался опротестовать обвинение, причиняли неприятные ощущения. Это все-таки было пятно на его репутации, хотя число выступивших в его поддержку впечатляло. Четыре сотни отставных разведчиков встретили его продолжительной овацией в Кенвуд-клубе, штат Мэриленд, где в конце встречи две корзинки для мусора оказались набитыми наличными и чеками для уплаты штрафа в 2 тысячи долларов. И тем не менее что-то в этом деле не сходилось, не увязывалось. Существовало какое-то противоречие между обязательством хранить секреты и охотой за секретами со стороны конгресса. Какие там у них новые правила? И эти новые правила не ставят под угрозу особо важные секреты?

Кейси — это свой парень с соседней улицы, крепкий нью-йоркский мужик, а Нью-Йорк, по мнению Хелмса, — это состоятельный город. Но город одиночек. Либо ты держишься на поверхности, либо идешь ко дну. Кейси там продержался. Кейси не был чистоплюем. Нельзя быть чистоплюем и одновременно директором центральной разведки — это Хелмс постиг во время событий в Заливе свиней от братьев Кеннеди. Братья Кеннеди хотели только результатов. Они хотели, чтобы Кастро убрали, а как — на это они много слов не тратили. Если бы Хелмс, руководивший в то время тайными операциями в ЦРУ, сказал, что это невозможно, его бы самого убрали.

Со времени второй мировой войны ремесло шпионажа претерпело изменения. Кейси предстояло многому научиться. Разведывательные спутники, например, означали, что, как это однажды сформулировал Хелмс, «мы будем и дальше шпионить, но не заглядывая во все дырки ниже пояса, а глядя сверху на ваши головы».

Хелмс знал достаточно много, чтобы не говорить ничего, ни слова, даже косвенно, даже за кулисами, даже своему старому сожителю по квартире. Он мог бы погубить все шансы Кейси, а вот помочь ему — едва ли. Поэтому он сделал то, что ему лучше всего удавалось в течение столь многих лет. Он промолчал.

Сенатор Барри Голдуотер, олицетворявший собой заскорузлую совесть республиканской партии, чуть ли не завопил от восторга, узнав о победе Рейгана на президентских выборах. Он считал, что связан особыми узами с Рейганом, что именно он, Голдуотер, был крестным отцом Рейгана как политика. В 1964 г. Рейган произнес нашумевшую, транслировавшуюся на всю страну и целиком направленную против тогдашнего правительства получасовую речь в поддержку кандидатуры Голдуотера на пост президента. Президентские выборы 1980 г., по оценке Голдуотера, стали его реваншем за тогдашнее поражение. Голдуотер испытывал такое чувство, как будто его младший брат въезжает в Белый дом. Кроме того, с победой Рейгана республиканцы получали, наконец, большинство в сенате, что значительно усиливало политическое существование Г олдуотера.

Вице-председатель сенатского комитета по разведке во времена правления Картера в Белом доме, а Тэрнера в ЦРУ, Голдуотер, которому шел семьдесят первый год, становился теперь председателем этого комитета, могущественного органа, рожденного в ходе расследования 70-х гг. Будучи членом комитета Чёрча, он наотрез отказался подписать доклады этого комитета, считая их чересчур праведными и поучающими по тону. По его мнению, ЦРУ и так набросали достаточно дерьма на порог.

Г олдуотер, загорелый мужчина с модной прической и начальственными манерами, как бы обрел второе дыхание. Несмотря на проблемы с ногами, которые почти бездействовали со времени покушения на него, в его движениях стал проявляться свежий прилив энергии, в голосе вновь появились металлические нотки.

Он предложил — на пост директора центральной разведки надо найти человека, которому можно полностью доверять, сделать его хранителем секретов, а конгресс и близко не подпускать к делам ЦРУ.

Став председателем комитета по разведке, Голдуотер первым делом ввел в состав комитета своего лучшего друга, генерал-лейтенанта в отставке Уильяма Куинна, определив ему пост внештатного консультанта. Выпускник вест-пойнтской военной академии 1933 г., офицер разведки во время второй мировой войны и первый заместитель начальника разведывательного управления министерства обороны, Куинн имел общительный нрав, старомодные манеры, но в то же время решительный и твердый характер. Он был другом семьи и собутыльником Г олдуотера. Жена Г олдуотера терпеть не могла Вашингтон и редко там бывала. Г олдуотер дважды в неделю приглашал Куинна и его жену Бетти на коктейль и обед. Они также регулярно проводили вместе выходные дни на ферме Г олдуотера на восточном побережье в штате Мэриленд.

Куинн сыграл важную, хотя и никем не воспетую роль в истории разведки США. После войны подполковник Куинн руководил подразделением стратегической службы, в задачи которого входило, в частности, прикрывать операции Управления стратегических служб. Голдуотер восхищался тем, как Куинн в 1946 г. совершил марш-бросок в конгресс, запросил пятиминутное закрытое заседание комитета по разведке с жалобой на скудный бюджет его подразделения и выбил дополнительно 8 миллионов долларов, причем неподотчетных, для оплаты секретных источников. Зная, что законодатели любят слушать секретные сведения, он поделился с ними кое-какой информацией о своих источниках. Одним из них была уборщица в штаб-квартире русских в Берлине, которая выуживала важные разведывательные данные из мусорных корзинок. Второй — шифровальщик посольства одной страны, который давал американцам читать все сообщения другой крупной страны. Третий, сотрудник еще одного посольства, получил 10 тысяч долларов за план действий советского военно-морского флота на Балтике в случае войны.

Закрытое заседание комитета по разведке длилось около двадцати минут, а его результатом явилось то, что Куинн направил 8 миллионов долларов на сохранение основного ядра собственных агентов и источников для ЦРУ, которое было создано в следующем, 1947 г.

Хотя сообщение о предстоящем назначении Кейси на пост директора центральной разведки уже появилось в газетах, Голдуотер не согласился с таким выбором. У него имелся собственный кандидат. «Бобби, — сказал он Куинну, — им должен стать Бобби».

«Бобби» он называл адмирала Бобби Рэя Инмэна, возглавлявшего Агентство национальной безопасности при Картере в течение последних четырех лет. АНБ — крупнейшее и самое засекреченное разведывательное ведомство с бюджетом, в несколько раз превышавшим ассигнования для ЦРУ. Его расползшаяся во все стороны штаб-квартира в Форт-Джордж Мид, штат Мэриленд, осуществляла руководство всеми постами и станциями подслушивании в мировых масштабах как на земной поверхности, так и на орбитальных спутниках. АНБ, как орехи, щелкало шифровальные коды врагов и друзей, оно всегда находилось на передовых рубежах новой технологии. Агентство не имело шпионов, так сказать, в человеческом облике и сравнительно легко отделалось во времена расследований деятельности ЦРУ.

Голдуотер считал Инмэна разведывательным гением, человеком, который разбирался в науке, политике и людской природе. Он также хорошо знал конгресс и имел там многочисленные связи.

За двадцать восемь лет службы на флоте Инмэн прошел через все офицерские звания и поднялся до «трехзвездного» адмирала. Он стал единственным специалистом по разведке, получившим должность старшего помощника заместителя министра военно-морских сил (1972–1973 гг.) — пост, на который обычно назначались офицеры, имевшие опыт командования кораблем. Затем он стал начальником разведки ВМС (1974–1976 гг.), а позднее — человеком № 2 в разведывательном управлении Пентагона (1976–1977 гг.), после чего принял руководство АНБ. В разведывательном деле Инмэн всегда сохранял холодный ум. Он превосходно разбирался во всем, от новейшего спутника-шпиона до бюрократических махинаций, необходимых для того, чтобы запустить в дело разведывательные программы. И плюс ко всему обладал феноменальной памятью.

С его мальчишеской белозубой улыбкой, большой головой, очками с толстыми стеклами, Инмэн выглядел как ставший взрослым сорванец. Он являлся одним из немногих официальных лиц из разведывательной службы, который мог, поговорив с репортерами, отвлечь их интерес от того, что компрометировало разведку. Он сам своими руками выпестовал все важные связи в конгрессе. Голдуотер не мог припомнить такого случая, когда Инмэн не прореагировал бы на телефонный звонок или не проконтролировал ответ на него, за исключением тех редких случаев, когда он не знал, в чем дело.

Голдуотер обстоятельно поговорил с Куинном насчет Инмэна. Он очень хотел добиться его назначения на пост директора ЦРУ. «Я весьма заинтересован в этом, — сказал он. — Безопасность страны должна быть выше политики. Здесь Бобби на своем месте. Он вне политики. Он — преданный своему делу моряк и как нельзя лучше подходит для этой работы.

Куинн любил Голдуотера и не стеснялся откровенно говорить ему, если тот в чем-то заблуждался, но что касается Инмэна, тут он был согласен. Голдуотер решил поговорить по этому вопросу с Рейганом.

Ему не стоило труда устроить встречу с новым президентом, во время которой он со всем энтузиазмом изложил свою идею насчет назначения Инмэна. Это самый способный человек в разведке, сказал он, высшего класса. Рейган выслушал, но, по-видимому, остался при своем мнении. Г олдуотер ударил во все колокола, сказав, что если Инмэн станет директором центральной разведки, то для людей с Капитолийского холма[6] все разведывательные дела будут под замком и новая администрация может быть уверена в этом.

Рейган ответил, что он предпочитает «аутсайдера», а Билл Кейси именно таковым и является.

Голдуотер намекнул, что это назначение следует считать возвратом ему старого долга.

В игривом тоне, избегая столкновения, Рейган покончил с этим вопросом, сказав: «Вам предстоит иметь дело с Кейси».

Г олдуотер рассказал все Куинну. «Барри, — ответил тот, — не следует недооценивать Билла Кейси. Он ведь не вчера родился».

Г олдуотер пережил столько разочарований в политике, что ясно отдавал себе отчет — это не самое крупное. Но он не видел никаких причин для отказа и был раздражен.

Куинн сказал, что Кейси всегда считался знатоком разведки, всегда поддерживал контакты с разведслужбами, включая разведывательное управление министерства обороны еще во время его становления в начале 60-х гг. В 1964 г. именно Кейси способствовал тому, чтобы Куинн получил премию Уильяма Донована, основателя Управления стратегических служб, отца американской разведки. Однако все эти сведения особой радости Голдуотеру все-таки не доставили.

Куинн добавил, что Кейси испытывает глубокую любовь к искусству разведки, восхищается силой фактов и информации, верностью делу и эффективной отдачей, что должно быть присуще каждому разведчику. Сказал, что Кейси является страстным любителем интриги и что он обожает закулисные дела; что выступать под маской — его любимое занятие и он настоящий мастер танца на острие ножа. На все это Г олдуотер сказал; «Черт, кто-то его здорово тянет наверх».

Протеже Г олдуотера — Инмэн следил за всеми сражениями переходного периода с другой стороны планеты. Он находился в Новой Зеландии на одной из станций подслушивания АНБ. Его прельщала возможность стать директором центральной разведки у Рейгана. Он также отлично знал, что в лице Голдуотера имеет мощную поддержку. Обладая спокойной, даже несколько холодной внешностью, он в глубине души был страстным, неугомонным и честолюбивым человеком.

Каждый день, кроме воскресенья, Инмэн вставал в 4 часа утра. Эти ранние утренние часы, когда ему никто не мешал, он посвящал размышлениям и чтению. Сущность хорошей разведывательной работы заключалась в умении предвидеть. Конечно, все заранее рассчитать нельзя, но надо быть в курсе событий и готовым ко всяким возможным изменениям, даже находясь в Новой Зеландии.

АНБ стояло как остров в океане. Являясь в основном военной организацией и составной частью министерства обороны, Агентство национальной безопасности в какой-то степени подчинялось и директору центральной разведки, в обязанности которого входила координация бюджетов разведслужб, разработка задач и установка их приоритетности. Поскольку АНБ находилось как бы в положении пасынка, Инмэн считал своим долгом взять на себя все связи АНБ с внешним миром. Для этого он, как заправский лоббист, обрабатывал Белый дом, конгресс, Пентагон, вел большую работу с прессой.

Инмэн сумел держать директора центральной разведки Тэриера в стороне от дел АНБ благодаря своим влиятельным связям в администрации Картера. Он, конечно, следил за тем, чтобы советник по национальной безопасности Бжезинский регулярно получал материалы перехвата каналов связи, которые он так любил, но в то же время твердо считал, что АНБ должно в первую очередь работать на министерство обороны и держать в центре внимания вопросы военной информации. В этом он видел ключ к решению главной задачи — раннего предупреждения опасности войны.

Там, в Новой Зеландии, Инмэна и застал телефонный звонок от Уильяма Миддендорфа, который по поручению Рейгана возглавлял переходную группу в ЦРУ. Миддендорф был министром военно-морского флота, когда Инмэн возглавлял разведку ВМС. Миддендорф сказал, что, судя по всему, директором центральной разведки станет Кейси. Правда, об этом еще не объявлено. В голосе Миддендорфа звучала неуверенность. А звонил он, чтобы узнать, не согласится ли Инмэн занять пост № 2 в ЦРУ — пост заместителя директора центральной разведки.

Инмэн отклонил это предложение. Он намерен будущим летом уйти с военной службы. Он знал, что в силу традиции ему как офицеру разведки больше трех звезд не получить.

От сделанного ему предложения он отказался с легким сердцем. Быть заместителем его совершенно не устраивало, и вообще он рассматривал администрацию Рейгана просто как противовес правлению Картера. Картер, по его мнению, питал слишком много иллюзий насчет Советского Союза, а у Рейгана их было слишком мало. Золотой середины, которую предпочитал Инмэн, не было ни у того, ни у другого.

Спустя несколько дней, когда Инмэн уже вернулся в Вашингтон, Миддендорф повторил свое предложение. Вежливо, но решительно Инмэн вновь отклонил его. Ему скоро пятьдесят, и в этом возрасте он вполне может еще попробовать начать новую карьеру, например в каком-нибудь бизнесе.

До Хелмса доходили все разговоры насчет Инмэна, и он захотел увидеться с ним лично. Он мало знал Инмэна, поскольку ушел из ЦРУ в 1973 г., за год до того, как тот стал руководителем военно-морской разведки. Хелмс попросил Джека Мори, бывшего специалиста в ЦРУ по Советскому Союзу, организовать ему обед с Инмэном. Мори в свое время слыл в ЦРУ как всеми любимый, всегда бодрый, всегда в твидовом костюме милый парень из обеспеченной семьи в штате Виргиния. Он прослужил в ЦРУ 28 лет, из них последние шесть — на посту связного Хелмса с конгрессом, как раз накануне расследований.

Инмэн посчитал, что это приглашение означает его вхождение в клуб элиты. Ведь там были оперработники по тайным операциям, с которыми у него были далеко не самые лучшие отношения. Между ЦРУ и АНБ существовало соперничество: люди в ЦРУ против машин в АНБ, Джеймс Бонд против безымянного дешифровальщика в стеклянном стакане, опутанном проводами.

Во время обеда выяснилось, что у Инмэна и Хелмса абсолютно одинаковые взгляды на цели и задачи разведывательных служб. Оба признали, что ошибки были, в том числе и на счету Хелмса. Они заключались в неспособности предупредить президента и конгресс, что назревают неприятности. Они согласились, что максимально раннее предупреждение, исключающее сюрпризы, — это то, для чего существует разведка. «Это — все, и на этом все держится», — сказал Хелмс своим мягким голосом, помахав для убедительности тонким указательным пальцем. Ясно, что президент и конгресс по-другому отнеслись бы к ЦРУ и АНБ, даже в случае проведения расследования, если бы получили от них своевременное предупреждение.

Хелмс ушел с обеда будучи убежденным, что Инмэн — смышленый и здравомыслящий человек и мог бы составить хорошее пополнение в разведывательной команде Рейгана.

Между тем Инмэн увидел на горизонте признаки новых неприятностей. На пост советника по национальной безопасности, который до этого занимали Бжезинский, а затем Киссинджер, намечался Ричард Аллен. Это был правый республиканец с крайне обостренным чувством подозрительности. Он в узком кругу утверждал, что АНБ и Инмэн, в частности, подслушивали его телефонные разговоры в период смены власти и передавали их содержание в Белый дом Картеру. Инмэн знал, что это абсолютно несправедливое, абсурдное обвинение. Он внимательно следил за тем, чтобы АНБ не вело разведывательной работы в США, причем это правило распространялось и на зарубежные телефонные переговоры американских граждан. Правило гласило: перехваченные сведения не могут использоваться или распространяться, если они не дают основания полагать, что имеют отношение к шпионажу или преступлению. Инмэн считал, что ему следует обойти молчанием обвинения Аллена. Он не хотел столкновения с новым советником по национальной безопасности. Но параноидные заскоки Аллена все же озадачили его. Аллен был близок к некоторым членам «переходной команды» ЦРУ, которые распространяли истерический бред о том, что решения комитета Чёрча, вступившие в силу при администрации Картера и наложившие некоторые ограничения на спецслужбы США, якобы не позволяли выследить шпиона или собрать нужную информацию.

Избранный вице-президентом Джордж Буш передал Инмэну известие, что Рейган прислушивается к голосам этих экстремистов. И самым тревожным стало известие о визите шефа французской разведки к новому президенту США и его слова насчет того, что ЦРУ доверять нельзя.

Инмэн почувствовал, что он находится в зоне перекрестного огня. Будущий министр обороны Уайнбергер попросил его зайти и предложил ему четвертую адмиральскую звезду и пост начальника разведки министерства, то есть что-то вроде надзирателя и над АНБ, и над разведуправлением Пентагона. Как подозревал Инмэн, это будет никчемная работа, еще одна прокладка между руководством министерства обороны и верховной властью. Вскоре сделанное ему предложение приняло форму просьбы уйти в отставку и согласиться на должность помощника министра обороны по руководству всей разведслужбой Пентагона. То же самое, только в другой упаковке. Инмэн вновь ответил отказом.

А Кейси все еще раздумывал над предложением Рейгана насчет поста директора центральной разведки. Он бродил по улицам Нью-Йорка, снова наслаждаясь всей полнотой жизни этого города. Его бодрил свежий воздух осени, однако возвращение сюда его не радовало. Обычно принятие решений мало волновало Кейси, но что касается этого, то тут он ощутил потребность зарезервировать несколько дней на размышления.

В 1975 г., когда он ушел с поста руководителя экспортно-им портного банка, где ему открывался доступ в центральный клуб банкиров, он не ожидал, да и не планировал возвращение в Вашингтон, чтобы работать и жить там. Годы, проведенные им на службе у правительства, то есть с 1971 по 1975 г., были довольно скандальными.

Как он считал, его контакт с администрацией Никсона втянул его в водоворот всяких расследований. В связи с разбирательством дела Международной телефонной и телеграфной компании (ИТТ) в 1972 г- (в это время Кейси возглавлял Комиссию по ценным бумагам) он стал объектом расследования по делу о лжесвидетельствах. «Главной фигурой в расследовании случаев лжесвидетельства является Уильям Кейси», — говорилось в секретном меморандуме специального прокурора по делу «уотергейт». Кейси организовал пересылку в министерство юстиции тридцати четырех ящиков документации ИТТ и тринадцати «деликатных в политическом отношении» документов из межведомственной переписки, вырвав их из рук конгресса, рассматривавшего вопрос о вызове президента в суд.

Заместитель министра юстиции клялся, что идея переслать эти документы принадлежит Кейси. Кейси же все отрицал и в своих показаниях заявил, что министерство юстиции само затребовало документы. В меморандуме прокурора говорилось, что «все показания Кейси являются лживыми как в отношении его дел с министерством юстиции, так и с Дином» (имелся в виду бывший тогда советником Никсона Джон Дин).

Обвинение против Кейси так и не выдвинули. Он был маленькой рыбешкой. Хотя в меморандуме его показания неоднократно характеризовались как «вводящие в заблуждение», прокурор приходил к выводу, что обвинение против Кейси «имеет так мало шансов на успех, что его просто незачем выдвигать». Кейси считал все дело глупостью, но оно заставило его стать более осторожным.

Были и другие осложнения в связи с расследованиями. Министр юстиции в администрации Никсона Митчел и главный сборщик средств в фонд никсоновской избирательной кампании Морис Стэнз нарвались на обвинение, позже, правда, снятое, в получении 200 тысяч долларов в фонд кампании от международного афериста Роберта Веско, который пытался оказать влияние на одну из операций Кейси по линии Комиссии по ценным бумагам. Как уверял Кейси своих друзей, ни одно расследование ему хлопот не доставляло. Он выступал свидетелем обвинения на процессе против Митчела и приветственно помахал ему рукой, выходя давать свои показания. К нему так ничего и не прилипло. Но времена «уотергейта» были не лучшими в его жизни. Кейси и София вернулись в Нью-Йорк, и наиболее любимым изречением Кейси первое время были слова: «Вы знаете, чем хорош Вашингтон? Тем, что он всего в часе езды от Нью-Йорка».

Два года спустя они продали Народной Республике Бангладеш за 550 тысяч долларов свой дом на Массачусетс-авеню, «посольской» улице Вашингтона. София, его жена вот уже в течение сорока лет, небольшого роста седоволосая женщина, всегда выступавшая в его поддержку, говорила, что никогда не простит ему продажу этого дома. Если им придется вернуться в Вашингтон, куда они приедут?

Жизнь в Нью-Йорке ограничивалась в основном пределами его фамильной усадьбы «Мэйнолл» на северном побережье Лонг-Айленда. Он давно жаждал такого времяпрепровождения, особенно по выходным дням, среди любимых книг или на ближайшей площадке для гольфа. Кейси плохо играл в гольф, на каждую лунку он тратил на два удара сверх обычной нормы. Но ему нравился сам процесс игры, пребывание на свежем воздухе.

Здесь у него было много друзей, а его единственная дочь Бернадетт, которой было уже за 30, испытывала большую привязанность к родительскому дому. Три года тому назад они за 350 тысяч долларов купили дом во Флориде для проживания там в зимнее время. Так что Кейси не имел оснований быть недовольным своей жизнью.

За несколько лет до того как Кейси вступил в избирательную кампанию Рейгана, он начал писать еще одну книгу, которую считал лучшей из всех, под предварительным заголовком «Подпольная война против Гитлера». В рукописи на 600 страницах подробно излагалась шпионская деятельность Управления стратегических служб во время второй мировой войны. Там фигурировали два главных героя — на первом месте сам Кейси, на втором тот, кого Кейси считал своим учителем и даже названым отцом, — генерал Уильям Донован, по прозвищу Дикий Билл. Кейси с любовью нарисовал образ основателя Управления стратегических служб, человека-коротышку с кроткими голубыми глазами, но с неудержимым любопытством и энергией.

Донован был вдвое старше тридцатилетнего лейтенанта Кейси, когда они встретились в Вашингтоне в 1943 г., но генерал не обращал внимания на разницу в возрасте, воинском звании, образовательном уровне и социальном происхождении. Донован прежде всего хотел знать, чего может добиться человек, с которым он имел дело. Засчитывался только результат. «Идеальное — это враг хорошего», — любил говорить Донован. Кейси пошел бы за ним в огонь и воду. Донован всегда появлялся в местах ответственных операций, в том числе во всех районах высадки или наступления войск союзников, как будто это была очередная премьера на Бродвее.

Донован возложил на Кейси большую ответственность в ходе последних шести месяцев войны. Кейси как-то написал докладную записку, в которой подчеркивал, что Управление стратегических служб должно быть готово к наращиванию агентурной сети в Германии. Донован также стремился к быстрейшему созданию агентуры за германской линией фронта, и он назначил Кейси шефом секретной разведки на европейском театре военных действий. Насколько мог припомнить Кейси, единственный приказ Донована гласил:

«Забросьте несколько ребят в Германию». Там, где не хватало каких-то деталей, пробелы заполнялись могуществом ведомства. Кейси — в то время ему был всего 31 год, — имел звание старшего лейтенанта — командовал полковниками и в общем на равных обращался с английскими и американскими генералами. Освобожденный по приказу сверху от обязанности носить военную форму, он получил направление в фешенебельный универмаг «Селфридж» на Оксфорд-стрит в Лондоне, где приобрел костюм серого цвета, чтобы если уж не скрыть, то хотя бы завуалировать разницу в звании со своими партнерами.

Кейси дотошно вникал во все детали организации шпионажа. Отбор надежных шпионов доставлял много трудностей. Американцы не хотели, чтобы они оказались в штаб-квартире гестапо в центре Берлина. Отобрали около сорока антифашистов из числа военнопленных. Это являлось нарушением Женевской конвенции, но Кейси и глазом не моргнул. Надо — и все.

Большого искусства требовало создание прикрытий и средств связи. Хорошо помогали в этом деле лондонские архивы с их вырезками из немецких газет, снабжавшими агентов информацией о жизни в Германии. Документы подделывались, на одежду пришивались немецкие этикетки. Но без каналов связи шпионы не могли принести пользу. Был разработан и запущен в дело передатчик малой мощности для связи с летающими над районом действий агента самолетами. Кейси неустанно требовал самолеты для заброски агентуры и связи с ними. Он лично проверял время, карты маршрутов передвижения агентов и даже таблицы с фазами луны. Кейси создал отдел разведывательной информации с задачей точно определить, какие сведения требовались от агентуры. Эти сведения не отличались точностью, и надо было сбалансировать требования командования союзников — а оно хотело иметь протоколы сегодняшнего утреннего совещания в гитлеровском генеральном штабе — с тем, что имелось в наличии. На первом месте стояли сведения о передвижениях немецких войск через главные железнодорожные узлы, дававшие наиболее четкое представление о планах и заботах Гитлера. На втором — возможные цели для бомбардировочной авиации. Кейси всегда сам провожал своих агентов на задание.

В феврале 1945 г. в Берлине действовали два агента. В следующем месяце Кейси имел там тридцать агентурных групп. Как он писал в своем дневнике, «это была шахматная игра против часовой стрелки». Одна группа под кодовым названием «Шофер» использовала в своей шпионской работе проституток. Что делать, шла война.

Сейчас, когда ему пришлось задуматься над возможностью занять пост директора центральной разведки, Кейси попытался как-то суммировать все то, что он знал о разведке. Он лично называл эту работу «сложным процессом создания картины из мозаики». Куски и кусочки — вот из чего состоял разведывательный ребус. Бывало, что на самом деле все шло не так, как ожидалось. Вывод можно было сделать, если кусков и кусочков имелось много, но приходить к какому-то заключению на основании малого их количества значило совершить ошибку.

После освобождения Германии во время поездки от Мюнхена, по всему югу страны, до Пльзеня его поразило то, что повсюду виднелись белые флаги. Простыни, полотенца, рубашки. Никто же не требовал от немцев такой демонстрации самоунижения. Это выглядело как издевательство над мыслью о том, что еще недавно это была раса господ, хозяев. Та Германия, которую он представлял, сидя в Лондоне и расставляя свои шпионские сети, больше не существовала.

В своей последней книге Кейси писал: «Разведка все еще является очень неопределенным, изменчивым и трудным ремеслом, также как и ее продукция». Он писал, что помимо сбора информации, оценки ее достоверности, изучения того, насколько она вписывается в уже имеющуюся информацию — та самая «мозаика», — и определения ее значимости разведка включает также привлечение максимального внимания к своей работе и ее результатам и на этой основе пробивание нужных ей решений. Разведчик не должен быть пассивным. Как считал Кейси, огромным просчетом является ограничение роли разведки или разведчика. Сбор, просеивание, распространение информации — это только начало. «После всего этого, — писал Кейси, — надо, чтобы он начал действовать».

Он не мог удержаться от того, чтобы не написать несколько нелюбезных слов об администрации Картера: «Именно сейчас, когда мы выступаем за права человека даже в странах, которые не угрожают нам, мы скрываем от глаз общественности полученные нами фотографии лагерей рабского труда в Сибири». Существуют моральные параметры разведки, которых нельзя избежать. Как представлял себе Кейси, существуют и моральные параметры жизни вообще, от которых также не уйти. Он съездил в Дахау через несколько дней после его освобождения в апреле 1945 г. Он никогда не сможет забыть горы ботинок, костей, разлагающейся человеческой кожи. И такое люди творили с другими людьми?! Невообразимо. Это было подтверждением существовавшего в мире зла. В мире существовали противоположные стороны, и каждый должен был сделать выбор.

Размышляя, Кейси все более приходил к выводу, что он хочет вернуться к разведывательной работе. Взлет Рейгана должен вести вперед, а не к отступлению, необходимо хирургическое вмешательство, чтобы покончить с сопротивлением сил прошлого. Приняв пост директора центральной разведки, Кейси получит шанс выступить с призывом к большему пониманию по отношению к миру тайн и секретов. Адмирал Тэрнер был в этом мире чужаком. Он же придет туда как свой человек, соратник.

Беседа Кейси с женой заняла всего десять минут. Она назвала работу в разведке его «любовным романом». Он позвонил Рейгану и сказал: «Да».

2

Кейси поселился в номере «люкс» отеля «Джефферсон» в центре Вашингтона за несколько недель до его официального назначения. Эти недели имели для него большое значение, они давали возможность заглянуть за кулисы и спокойно осмотреться. Он обладал общим представлением о том, чем занимается ЦРУ, но ему не хватало деталей, от которых, несомненно, все и зависело.

Его осведомленность в секретных вопросах за период после второй мировой войны ограничивалась небольшим кругом сведений. В 1969 г. президент Никсон назначил его членом консультативного совета при Агентстве по контролю над вооружениями и разоружению. Как положено, Кейси расписался тогда в документе, который обязывал его хранить тайну и давал ему доступ к совершенно секретной информации по контролю над вооружениями, получаемой с разведывательных спутников. Он понял, что спутники являются одним из новых чудес техники, и старался как можно больше узнать о них. За несколько лет до того он в течение года входил в состав президентского консультативного совета по внешней разведке, наделенного большой властью общественного органа старейшин, которым Белый дом был когда-то и чем-то обязан. Этот совет также получил доступ к некоторым секретам, взамен чего он обязывался провести для президента ревизию деятельности всех разведывательных ведомств и служб США.

Владелец отеля «Джефферсон» Эдвард Уильямс, один из наиболее известных адвокатов по уголовным делам, защищавший в свое время Хелмса, как-то зашел повидать его. Кейси нравилась его шумливая болтовня с похлопыванием по плечу, разыгрываемая им роль плутоватого демократа со столь же плутоватым республиканцем Кейси. Уильяме входил вместе с Кейси в упомянутый консультативный президентский совет и, как все, с кем уже встречался Кейси, имел свое весьма решительное мнение о его новой работе. В Вашингтоне Уильяме был влиятельной фигурой: спектр его клиентуры простирался от президента профсоюза водителей грузовиков Джимми Хоффа до журналистов из редакции «Вашингтон пост».

С присущей ему эмоциональностью Уильямс говорил Кейси, что американская разведка была раздроблена в щебенку, причем не только Картером, а еще раньше, Фордом. Размахивая своим большим кулаком, Уильямс употребил слово «демонтирована», то самое выражение, которое использовалось в политической платформе республиканцев в 1980 г. Во время администрации Форда Советы перехватывали телефонные переговоры почти полдюжины учреждений в Вашингтоне и его окрестностях. Американской разведке удалось установить, какие сведения получили Советы от этих телефонных перехватов и что было передано в Москву. Но фордовское министерство юстиции сотворило постановление, запрещавшее ФБР и АНБ продолжать эту практику, с тем чтобы защитить частную жизнь американцев. Уильямс находил это нелепым: Советы могли записывать переговоры, а разведслужбы США — нет.

— Они залезают к нам в карман, а мы даже не можем посмотреть, что они там взяли, — сказал Уильямс. Кейси кивнул.

Разведывательная информация, знание планов и возможностей другой стороны является наиболее важной составной частью в достижении выигрыша, доказывал Уильямс. В тренерском тоне он сказал:

— Вам надо знать. Если вы не знаете, вы мертвы. Касаясь ЦРУ, Уильямс сказал со свойственным ему классическим преувеличением:

— Теперешнее ЦРУ как большая, хорошая собака, которую сбил грузовик. Остается только сказать: да, это была отличная собака, пока не попала под машину.

Кейси выразился в том духе, что «отличную собаку», о которой говорил Уильямс, надо оживить.

Затем Кейси позвонил своему старому сослуживцу по УСС, с которым он когда-то делил пристанище, Ричарду Хелмсу, и предупредил — звонок официальный.

Хорошо, подумал Хелмс. Чертовски хорошо. Превосходно. Они договорились пообедать вместе в понедельник 1 декабря.

В течение нескольких лет после возвращения из Ирана Хелмс много раздумывал над своим пребыванием в ЦРУ, особенно на посту директора. Он часто, стараясь держаться подальше от любопытных глаз и ушей, встречался с бывшими коллегами, ворошил воспоминания и постоянно вел дискуссию с самим собой по этому вопросу. Г од назад вышла и встретила хороший прием книга Томаса Пауэрса под заголовком «Человек, хранивший секреты: Ричард Хелмс и ЦРУ». Как отмечали некоторые критики, книга действительно показала, что значило быть директором центральной разведки. Ерунда. Этого не мог знать никто. Он остался при своем мнении, даже когда его жена Синтия и три ведущих консервативных обозревателя сказали ему, каждый в отдельности, что книга написана блестяще. Он не мог заставить себя согласиться, это не состыковывалось с тем, до чего он дошел сам. Он уже писал мемуары, которые постоянно пересматривал и приводил в соответствие с временем. Рассказывая о потаенных событиях своей жизни, он приводил какие-то фрагменты встреч, обрывки разговоров на совещаниях в Белом доме с их неуловимыми оттенками.

Хелмс полагал, что все его проблемы на посту директора центральной разведки проистекали из того простого факта, что ни с одним из президентов, которым он служил, он не имел по-настоящему хороших личных отношений. Его отказ от опротестования предъявленного ему обвинения в совершении судебно наказуемых действий явился как раз следствием такого положения.

Хелмс раскопал свои записи о встрече с Никсоном 15 сентября 1970 г., когда президент лично приказал провести тайную подрывную акцию в Чили.

Никсон прямо сказал, что марксистский кандидат Сальвадор Альенде не должен занять высший пост в этой стране. Интересно, много ли людей видели президента США на точке кипения? А это был как раз тот самый случай. Что он, Хелмс, мог сделать? Не выполнить приказ? Вот выдержка из тогдашних записей. «Пусть будет один шанс из десяти, — говорил Никсон. — Но спасите Чили!.. 10 миллионов долларов уже есть, надо — будет больше… Заставьте их экономику визжать».

Если ему не изменяет память, он тогда ответил: «Вы ставите передо мной почти непосильную задачу». Действительно, это была тайная акция, обреченная на неудачу: слишком поздно, нет времени на подготовку.

Хороший приятель Хелмса Киссинджер позже сказал ему, что слова Никсона не следует воспринимать буквально и уж во всяком случае расценивать как приказ. Никсон часто выражал так свое отношение к событиям, когда они шли вразрез с его надеждами. Сколько раз Киссинджер слышал от него: «Сделайте же что-нибудь, Генри!» По словам Киссинджера, Никсон не всегда говорил то, что думал. Хелмс, к сожалению, этого не знал и покинул Белый дом в тот день 1970 г., расценив слова президента именно как приказ. Как он потом говорил: «Если я когда-либо и выходил из Белого дома с маршальским жезлом в ранце, то это произошло именно в тот день». Сейчас он сожалел, что сказал эти слова.

Первоисточником приказа Никсона были его отношения с Дональдом Кендаллом, председателем и исполнительным директором фирмы «Пепсико», которая имела в Чили предприятие по розливу пепси-колы. Их отношения имели давнюю историю, еще с тех времен, когда Никсон начал адвокатскую практику в Нью-Йорке, а Кендалл передал ему полный корпоративный отчет фирмы.

Операция против Альенде была продиктована исключительно интересами бизнеса: Кендалл и другие фирмы США не желали видеть марксистского лидера в Чили. Поэтому-то и подверглись Хелмс и ЦРУ президентской атаке, а впоследствии, когда Хелмса допрашивали в сенатском комитете, его молчание частично стало выходом из того затруднительного положения, в котором оказались ЦРУ, президент и сам Хелмс. Ему не удалось предотвратить самую неприятную тайную акцию со времен Залива свиней. Он нарушил свое собственное правило: «Тайная акция — это как дьявольски сильный наркотик. Он хорошо действует, но в больших дозах смертелен». Аллен Даллес, директор центральной разведки при Эйзенхауэре, говорил: «Если вы хотите получить мини-ЦРУ, какое-то заброшенное агентство в дальнем запыленном углу, то отмените тайные операции. Президенты всегда хотят иметь скрытный путь для некоторых дел. И именно так ЦРУ может латать дыры в отношениях с Белым домом».

Хелмс всегда стоял за президента, за всех президентов. Хотя он попытался спорить с Ричардом Никсоном, что, по словам Хелмса, означало «бросать слова на ветер», он был готов подчиниться. И Хелмс согласился, когда Никсон сказал ему: «Я не хочу, чтобы ваше богом проклятое ЦРУ делало какую-то политику». ЦРУ должно служить президентам, которые делают внешнюю и военную политику. Люди из поколения Хелмса, включая Кейси, знали, что приказы должны выполняться.

«Возможно, мы получали слишком много приказов от президентов, — заметил как-то Хелмс, но тут же с гордостью добавил: — Однако мы им подчинялись». И если приказ гласил идти в пекло, значит, так тому и быть. Если приказывалось изжариться в этом пекле, тоже, значит, так тому и быть. Другого пути не существовало. Так и Хелмс пошел в пекло. Пришел его черед. Это был всего лишь штрафной талон за неправильную парковку, а знак отличия — дуэльный шрам.

Как догадывался Хелмс, Кейси на посту директора центральной разведки сможет располагать какой-то поддержкой президента. Кейси вроде бы все знал об истории избирательной кампании своего нового шефа. Поэтому во время обеда Хелмс решил не касаться всех этих вопросов. Он сам терпеть не мог, когда ему заглядывали через плечо. Так что, готовясь к обеду с Кейси, Хелмс твердо решил отказаться от всего, что напоминало бы лекцию. Он не хотел учить Кейси, как есть яйца всмятку, не хотел выступать в роли ментора. Уж лучше помалкивать.

Но существовал один вопрос, в котором Хелмс мог бы помочь, не выступая в роли ментора. Это люди. Его сын Дэннис во время учебы в колледже проходил летом стажировку в ЦРУ. Однажды он сказал отцу, что ему повезло с работой в ЦРУ. Хелмс спросил почему. Ответ он не забыл до сих пор: «Потому что там цивилизованные люди». Да, считал он, это было так. В ЦРУ преобладал дух порядочности, оно служило барьером против тупого упорства, обмана, попыток нечестной игры на международном поприще. В служебных делах и отношениях люди ЦРУ все были как жена Цезаря — никакой лжи, только честность.

В понедельник 1 декабря в назначенное время Хелмс позвонил у двери номера Кейси в «Джефферсоне». Они тепло поприветствовали друг друга. Кейси все еще был полон приятных воспоминаний об одержанной победе на президентских выборах. Его радовало и окрыляло то, что он оказался на большой волне истории, стал одним из инструментов в революции Рейгана.

— Билл, ты отлично выглядишь, и это прекрасно, — улыбаясь, сказал Хелмс. Когда он улыбался или смеялся, его глаза почти закрывались, как будто Хелмс в этом радостном моменте усматривал какое-то космическое значение.

Официант принял у них заказ.

Кейси не нуждался в напоминании о том, что ЦРУ прошло через суровые испытания за последнее десятилетие: «уотергейт», расследования, адмирал Тэрнер. Как считал Хелмс, никто не хотел подвергать риску свою карьеру, а может, и жизнь. Им-то хорошо известно, что крупные разведывательные операции всегда связаны с риском. Кейси согласился. Поскольку назначение на руководящие должности в ЦРУ имеет исключительно большое значение, он хочет спросить Хелмса, считает ли тот правильным выбор Инмэна на пост заместителя.

Хелмс ответил, что трудности могут возникнуть в конгрессе. Сейчас ведь не то, что до расследований. Этот вопрос в конгрессе нужно хорошо подработать, заручиться поддержкой. Хелмс рассказал о своей единственной встрече с Инмэном несколько недель тому назад. Он произвел на Хелмса впечатление здравомыслящего человека и может хорошо прийтись ко двору: хорошие отношения с Голдуотером, опыт работы в Агентстве национальной безопасности, знание технической стороны разведки, в чем Кейси, наверно, не очень хорошо разбирается, — это все плюсы. Инмэн также отлично знал военную разведку, что немаловажно, поскольку Пентагон постоянно обеспечивал себе какую-то долю в разведывательном «пироге». Смысл взять Инмэна есть.

Кейси в ответ сказал, что он не совсем уверен в этом и что поэтому хочет еще подумать.

Хелмс посчитал ненужным продолжать разговор на эту тему. Зачем ему нужно проталкивать на такой высокий пост человека, с которым он встретился всего один раз? Кроме того, он почувствовал сопротивление Кейси.

— Послушай, — продолжал Хелмс, — почему бы тебе не обзавестись парой-другой людей, которые могли бы помочь тебе, с которыми ты мог бы проконсультироваться? Столько разных и подчас скользких вопросов потребуют внимания, что очень просто сделать неверный шаг, получив неверный совет. А хороший советчик был бы полезен.

Кейси вроде бы согласился. «Кого-нибудь с исторической перспективой», — добавил Хелмс. «Да, именно», — ответил Кейси.

Хелмс как раз знает одного такого человека. Хороший малый, Кейси знал его во время войны, серьезный, надежный парень, который не допустит утечки сведений о замыслах и действиях Кейси. Джон Бросс.

Лицо Кейси засветилось. Превосходный человек. Кейси знал Бросса, когда тот работал в военной разведке во время второй мировой войны. В своей только что завершенной рукописи о тайной войне против Гитлера Кейси характеризовал Бросса как мягкого, спокойного человека с изысканными манерами, который в то же время был специалистом по диверсиям и рукопашному бою.

Хелмс предложил Бросса, поскольку тот двадцать лет проработал в ЦРУ, в том числе в качестве начальника отдела в оперативном управлении и инспектора-ревизора, хорошо знал все сферы разведки, отличался спокойной манерой в разговоре и не болтал лишнего, а кроме того, являлся юристом. Что особенно важно, Бросс не считался ни правым, ни левым, а опасность грозила ЦРУ как справа, так и слева. Возможно, в 70-х гг. левые сумели вырваться вперед, вызвав неприятности расследования. Но правые тоже могут по-своему навредить. Хелмса беспокоил еще один вопрос, который он не затронул, поскольку не хотел читать лекцию, к тому же этот вопрос не поднимался его собеседником. Когда в 1966 г. Линдон Джонсон назначил Хелмса директором центральной разведки, вытащив его из рядовых правительственных чиновников, он велел Хелмсу ехать в Лэнгли[7] и как следует побить посуду, хорошенько встряхнуть там все, кое-кого вышвырнуть. Хелмс счел это ненужным. Слишком велика была вера в планы по реорганизации. В 1966 г. реорганизация ничего не дала, и Хелмс подозревал, что она ничего не даст и в 1980 г. Но Бросс сможет присмотреть за этим. И его ничто не поджимает, материально он независим и живет у реки Потомак, в нескольких милях от штаб-квартиры ЦРУ.

Кейси нацарапал имя Бросса на салфетке и сказал, что он немедленно свяжется с ним.

Они так и не затронули действительно чувствительные вопросы до конца обеда.

Хелмс оценил Кейси как пучок противоречий. Однако он не обнаружил никакого волнения у будущего директора ЦРУ. По неясным для него самого причинам у Хелмса создалось впечатление, что в действительности Кейси хотел стать государственным секретарем.

Вскоре Кейси уехал из отеля «Джефферсон» по настоянию службы безопасности ЦРУ. Совсем недалеко, на 16-й улице, находилось советское посольство, а у них имелась технология настройки высокочувствительных электронных устройств на нужную цель через параболические антенны, что давало возможность подслушивать разговоры Кейси.

Уильямс высмеял эти опасения, сказав Кейси, что Советам едва ли повезет больше, чем кому бы то ни было, в расшифровке его невнятного бормотания.

Звонок Кейси настиг Джона Бросса в его старом беспорядочно выстроенном доме. Кейси подтвердил, что он будет директором центральной разведки при Рейгане, и пригласил Бросса войти в состав «переходной команды» ЦРУ, а также оказывать ему помощь в течение ближайших месяцев. Броссу было 69 лет, и ему, может быть, предоставлялась последняя возможность послужить своему ведомству. Он сразу же согласился. Это назначение он счел даже одним из самых важных в его карьере. У новой администрации всегда есть новые идеи, и некоторые из них могут оказаться опасными.

Бросс имел общительный характер и являлся членом-основателем клуба ветеранов по наблюдению за разведкой — могущественной ассоциации бывших разведчиков, которая, хотя и неофициально, влезла в дела ЦРУ, стремясь по мере возможности содействовать его благополучию. Он также дилетантствовал в обществе бывших чиновников в области внешней политики. Его часто включали в какие-нибудь советы, комиссии, просто в частные мероприятия.

По мнению Бросса, выбор, павший на Кейси, имел солидную основу. Он знал Кейси с 1943 г., и с тех пор они регулярно поддерживали контакты. Как-то в 60-х гг. Бросс пригласил на обед пару тяжеловесов в области внешней политики. На обеде присутствовал и Кейси. Один из приглашенных, классический «истребитель Советов», отвел Бросса в сторону и сказал о Кейси: «Этот человек действительно понимает, что я говорю». На следующий день другой гость, из числа умеренных, выразил Броссу свое удовольствие тем, как Кейси понимает его аргументацию. Кейси не был фанатиком одной идеи. Бросс может нажить на этом капитал, хотя он понимал, что ему придется говорить, словно через забор. Выпускник Гарвардского университета 1933 г. и юридической школы при том же университете в 1936 г., Бросс являл собой типичного представителя восточных штатов Америки, а Кейси был боевым ирландцем. Связующим звеном служил Донован, их любимый старый руководитель. Бросс видел, что Кейси создавал себя по образцу Донована, а в качестве главных черт характера Донована выступали лояльность и интенсивные личные отношения. Бросс решил отдать себя полностью в распоряжение Кейси. И он знал, что Кейси раскроется ему навстречу. Это был один из принципов Донована: создавай и воспитывай.

Броссу пришлось поездить, чтобы составить представление о «переходной команде». Ее руководителя Миддендорфа он счел бесполезной фигурой. Три приданных «команде» помощника, все республиканцы из сенатского комитета по разведке, включая крайне правого «изрыгателя огня» по имени Анджело Кодевилья, занимались писанием бумаг в атакующем стиле. По их планам, ЦРУ надлежало разделить на три части. Первая — это элитный отдел тайных операций с задачей разрабатывать и вести секретные войны против Советов с целью разрушения их планов. Этот отдел должен значительно увеличить число шпионов, вывести всех сотрудников ЦРУ за рубежом из-под посольского прикрытия и посадить их под неофициальную «крышу» — деловые и консультативные фирмы. Вторая часть — отдел анализа и активных мероприятий, в задачу которого должно, в частности, входить сталкивание и натравливание отдельных групп населения, организаций и учреждений друг против друга для достижения нужных ЦРУ целей. Третья часть, и эту идею энергично поддерживал Миддендорф, должна стать неким суперагентством, объединяющим контрразведывательные функции ФБР и ЦРУ. Это последнее предложение Бросс считал катастрофически опасным, поскольку оно вовлекало ЦРУ в разведку внутри США.

Правоэкстремистские помощники при переходной группе, по мнению Бросса, слишком долго находились в оппозиции и разучились самостоятельно добиваться чего-то своего. Они явно преувеличивали свою роль, составляя планы, которые разрушили бы целостность ЦРУ. Бросс также понял, что его появление не встретило энтузиазма, что его считают престарелым ветераном, все еще цепляющимся за концепцию 50-х гг. о бесконечности состояния «холодной войны». Переходная группа замышляла план, как выиграть эту войну, не понимая, что заходить в этом деле слишком далеко означает большой риск. Никакого чувства равновесия. Броссу придется проделать огромную миссионерскую работу, если он хочет не допустить, чтобы новый директор центральной разведки попал под влияние этих правых.

В качестве следующего шага Кейси связался с Уильямом Колби, бывшим директором центральной разведки в течение наиболее бурных тридцати месяцев существования ЦРУ в 1973–1975 гг. Последние дни «уотергейта», падение Никсона, целый год расследований. Под его руководством произошла утечка документов и секретов в конгресс. Возможно, у него не было выбора, но все было воспринято так, что он нарушил кодекс молчания, что он совершил самое страшное грехопадение — предал сослуживцев. Столкнувшись с официальным расследованием и с тем, что он считал почти истеричным давлением общественности и прессы, Колби передал в министерство юстиции информацию, послужившую поводом для обвинения Хелмса. Наблюдавшие за всем этим ветераны сочли это уже слишком. Это все равно как если бы папа римский оклеветал своего предшественника.

Кейси не встречался с Колби во время войны, но они знали друг друга по линии организации ветеранов разведки, а среди них не встречалось случайных, ни к чему не обязывающих знакомств. Они все сидели в одном вагоне.

После высадки в Нормандии Колби спрыгнул на парашюте за линией фронта в составе одной из команд «Джедберг» (Джедберг — городок в Шотландии, известный своей воинственностью и статьей в юридическом кодексе, которая гласила: «Сначала повесить, потом судить»).

Кейси сказал Колби, что он берется за дело и хотел бы поговорить. Колби принял приглашение прийти в штаб-квартиру Рейгана и намеревался быть откровенным. Уже пять лет, как он ушел из ЦРУ, после того как президент Форд уволил его за то, что он был на капитанском мостике, когда ЦРУ налетело на расследования и наружу выплыли многие секреты.

Колби слыл вежливым мужчиной, который всегда реагировал на телефонные звонки, сам открывал двери посетителям и всем всегда улыбался, причем каждому по-своему. Небольшого роста, худощавый, в простых, военных лет, очках, Колби совсем не походил на человека из ЦРУ, и уж никак не на директора. Одеть его в халат, дать ему в руки расческу и ножницы, и он вполне сошел бы за провинциального парикмахера с картины Нормана Рокуэлла. Он имел хорошее образование — университеты в Филадельфии и Принстоне в 40-х гг., ученая степень по юриспруденции в Колумбийском университете в 1947 г. Когда он снимал очки, его внешность менялась. В ней проступала твердость, даже жесткость, взгляд становился резким, хотя и невозмутимым, даже холодным. В нем действительно чувствовался отпечаток юридического кодекса Джедберга.

Когда ему кто-либо, не имеющий доступа или необходимости знать это, задавал вопрос, касающийся секретных дел ЦРУ, лицо Колби как бы сжималось, исчезало за очками и даже за глазницами. Он разводил ладони, плечи поднимались к самым ушам. Он не помнит. Он не может ничего сказать. Это не по его части. Полное отрицание всего, и те, кто его знал, понимали: дальше заходить нельзя. Прохода нет.

Чем хитрее становился вопрос, тем изощреннее становились его увертки. Если хотя бы поза или выражение лица могли дать основание для какого-то вывода, он просто уходил в молчание и неподвижность. Эмоции являются врагом оперативного работника ЦРУ. В своей автобиографии, озаглавленной «Честный человек» и опубликованной в 1978 г., он причислял себя к «серым людям» ЦРУ, тем, которые, не привлекая к себе внимания, умели четко и эффективно выполнять поставленные перед ними задачи.

Когда проводились расследования деятельности разведслужб, Колби принял особые меры, чтобы как можно больше ограничить вмешательство в дела Агентства национальной безопасности. АНБ расшифровывало гораздо больше секретных кодов и перехватывало гораздо больше каналов связи, чем мог себе представить человек со стороны. Оно было главным «добытчиком продукции», как Колби называл разведывательную работу. Если он и проявил где-то настоящую ловкость рук, так это в том, чтобы не дать проникнуть в дела АНБ. В ходе расследований деятельность Агентства осталась ненаписанной главой, и Колби радовался этому. АНБ действовало по твердым правилам, но степень его вторжения в дела всего мира, даже в частные, не поддавалась полной оценке для непосвященного. Колби полагал, что у Кейси самые стоящие шансы взять на себя ЦРУ. У него лучшие верительные грамоты, чем у «любого из нас» (имелись в виду члены разведывательного сообщества). Кейси представлял собой хорошую смесь: историк (Колби читал его малоизвестную книгу об освободительной войне в США «Где и как проходила война»), юрист (у Колби на столе лежал его справочник для адвокатов), человек, видимо, хорошо знакомый с внешнеполитическими делами и умеющий рисковать. В результате многих часов и бесконечных лет самоанализа после ухода из ЦРУ Колби пришел к мысли, что он, возможно, недостаточно рисковал за время работы там. А вот Кейси будет рисковать. И у него будет исключительно важная личная связь с президентом, которая обеспечит доступ к нему.

В штаб-квартире Рейгана в запущенной, явно давно не ремонтированной комнате Колби энергично поприветствовал Кейси. Их рукопожатие напоминало передачу эстафеты.

— Вы как нельзя больше подходите для этого, — сказал Колби. — Ваши отношения с президентом — это большой плюс.

Он помолчал и добавил:

— Это отличная работа для вас.

Кейси, видимо, намеревался больше слушать. Какие у Колби были ошибки? Его оценки? Его советы?

— Послушайте, — начал Колби, — вы можете организовать эту чертову контору, как вы хотите. Она существует только для того, чтобы слушать вас. Вся работа заключается в том, чтобы давать рекомендации президенту. Вы будете присутствовать на заседаниях Совета национальной безопасности в Белом доме, но вы существуете сами по себе. Вам надо знать, что происходит, и у вас всегда, в любой момент, должна быть готовая оценка. Хороший совет в кризисной ситуации — это важно, но это игра с мячом, а своевременный анализ — это все.

Кейси выглядел слегка ошеломленным, но продолжал слушать с большим вниманием.

— Вы — офицер разведки при президенте, — сказал Колби, — в этом заключается ваша работа. Делайте ее хорошо, а все другое приложится. Всю бюрократическую возню пусть делают другие. Разведчик не должен сидеть молча в уголке в Белом доме, когда на обсуждение ставятся различные варианты политики. Директор центральной разведки — это не главный игрок при определении политики, но очень важно подать свой голос, когда у него есть четкая и нужная линия.

Вам необходим аналитический центр, который мог бы правильно ставить вопросы, — продолжал Колби, — а нынешнее соответствующее управление организовано неверно, по дисциплинам: политика, экономика, военные дела, вопросы ядерной стратегии — как в университете.

Я не намерен учить вас, как вести дела на вашей железнодорожной станции, — закончил он. Но если бы ему пришлось вернуться в кресло ДЦР, он реорганизовал бы отдел анализа по географическому принципу. Там должны быть эксперты, которые могли бы взвешивать и анализировать обстановку в стране или регионе в целом. Однажды он проводил совещание с участием шестнадцати экспертов, каждый был специалистом в своей области. Но только он один мог видеть всю картину в ее совокупности.

А этих башковитых людей не поощряют к тому, чтобы они со своими толковыми умами выходили за пределы их узких коридоров.

Качество рекомендаций президенту зависит от наличия хорошего анализа, подчеркнул Колби. Многие элементы, необходимые для такого анализа, являются открытыми и их легко найти в прессе. Увязывая их с разведывательными данными, можно получать хорошие результаты. Хорошо обработанная информация и точный прогноз должны побуждать политиков предпринимать шаги, необходимые для предотвращения проблематичных или кризисных ситуаций. Говорят, что будущее предсказать нельзя, но именно в этом состоит работа ЦРУ, и оно должно делать ее каждый день.

— Персонал в управлении хороший, — сказал Колби. — Очень талантливые люди. Все они обладают высокой степенью лояльности и будут верно служить вам. Но будьте осторожны. Вы можете заездить персонал.

Как сказал далее Колби, отдельные управления — аналитическое, оперативное и техническое — очень оторваны друг от друга. Начальники этих управлений занимаются только своим делом. Он выступал против этого, но недостаточно энергично.

Особенно это касается оперативного управления. Он сам вышел оттуда, одно время руководил им. Это закрытое подразделение, вещь в себе, сказал Колби. Очень высоко ставится групповая лояльность. Но сила ЦРУ слагается из работы заграничных резндентур, которыми руководит оперативное управление. Довольно молодые люди за границей, часто в возрасте от 30 до 40 лет, становясь руководителями резидентур, должны заниматься вопросами управления, безопасности, секретными операциями, иногда дипломатией, причем постоянно рискуя. Они руководят и несут большую ответственность в сравнении с сотрудниками госдепартамента, которые контролируют только своих секретарей, а каждый их шаг определяется телеграммой из госдепа.

Тайные акции необходимы и могут быть полезными. Организация пропагандистской кампании или тайной политической поддержки какому-нибудь борющемуся за свое место под солнцем центристу часто имеет смысл. Тайная акция, в основных чертах совпадающая с провозглашенной политикой администрации, может сработать. Если произойдет утечка сведений о такой акции, это не явится большим сюрпризом и критика будет минимальной. Но должна существовать какая-то естественная опорная база в стране, где проводится тайная акция: движение сопротивления или политическая оппозиция. ЦРУ не может создавать чего-либо подобного.

Вообще-то он не большой сторонник тайных операций. Во время его пребывания на посту ДЦР они считались даже грязным занятием. В 50-х гг. на тайные акции уходило 50 % бюджета ЦРУ. Когда он уходил, эта доля снизилась до 4 %. У Кейси и Колби создалось впечатление, что уходящая администрация Картера за последние год-два активизировалась в проведении тайных акций.

Колби перешел к отношениям с конгрессом, с которым ему пришлось хорошо познакомиться: в последний год его службы конгресс отнимал у него половину рабочего времени. С новыми комитетами по разведке в общем все в порядке, договоренности с ними действуют нормально. Сейчас важно, чтобы конгресс через посредство этих комитетов с пониманием относился к тому, чем занимается разведка. Этого можно достичь, если делиться с ним секретами. Поэтому необходимо и возможно регулировать этот процесс так, чтобы свести к минимуму риск и все же добиться понимания.

Оставался еше один вопрос, самый важный: Советский Союз. Это — «крепкий орешек» для разведки. Колбн отметил, что Советы уже не могут держать свою страну и общество плотно закрытыми, как в прежние времена. Хотя, к сожалению, в Москве не издается что-либо подобное американскому журналу «Авиэйшн уик», который регулярно публикует секретные технические и военные сведения, но возможности для работы в России постепенно открываются.

— Но помните, — сказал Колби, — хотя вы располагаете великолепной техникой, надо работать в плане агентурного проникновения. Это трудно. Никому еще не удалось пробраться в «святая святых» — в руководящие круги Советского Союза. Может быть, Кейси это удастся. Разговаривая с Кейси, который, как Колби знал, был знаменит своей готовностью идти на финансовый и деловой риск, он решил подбросить ему приманку: «Это стоит даже кое-каких потерь». Кейси вроде понял, о чем идет речь.

Любая вербовка в Советском Союзе может обернуться агентом-двойником, подчеркнул Колби. «Если повезет, вы, может быть, найдете таких людей, но даже если вы обожжетесь, работу все равно надо продолжать. Она жизненно необходима, и сейчас самое время за нее взяться. И вы, Кейси, — тот человек, который сможет это сделать».

Кейси кивнул, глядя на Колби так пристально и внимательно, как будто они проводили сеанс психотерапии.

— Вы больше не беспокойтесь насчет последствий 70-х гг. — сказал Колби. Он хотел убрать с дороги Кейси это неприятное прошлое. — Смело принимайтесь за работу.

Кейси сказал, что, возможно, ему в будущем придется еще обратиться к Колби за советом. Разговор шел в исключительно дружеском тоне. На равных. Ничто не стояло между ними. Вот только говорил Кейси очень мало. Колби ушел с твердым убеждением, что Кейси — хороший выбор.

После разговора с Колби новый ДЦР подумал, что теперь надо позвонить Стэну Тэрнеру.

— Стэн, — сказал он, — слухи о том, что я тебя заменю, были неверными пару недель назад, но сейчас они стали верными. Пришло время принимать у тебя дела — я буду новым директором центральной разведки.

— Отлично, — сказал Тэрнер. От поздравлений он воздержался. В его кабинете был один из его заместителей, а он хотел сохранить пока в тайне эту новость, решив, что он сам сообщит ее своим людям в подходящее время.

Кейси слегка озадачила столь холодная реакция Тэрнера, но они договорились встретиться. Все-таки Тэрнер странный человек, подумал Кейси. Надо будет как можно меньше общаться с ним во время переходного периода.

9 декабря Кейси явился в кабинет Тэрнера в старом здании штаб-квартиры ЦРУ на четвертом этаже. Он шел как-то неуверенно, короткими шажками, как будто у него были стерты ноги или ему насыпали в каждый ботинок по пригоршне камней. Но настроен он был хорошо, даже очень хорошо.

— Пусть Рональд Рейган и захотел стать президентом в 69 лет, — начал Кейси, — но я совсем не хочу стать государственным секретарем в 67, учитывая все эти поездки и всю эту дипломатию.

Его рука как бы запорхала в воздухе. Этот неуклюжий жест пожилого человека словно должен был означать нечто большее, чем просто разницу в десять лет между ним и Тэрнером.

Кейси не привез с собой никаких записей, никакого списка вопросов, так что Тэрнер решил взять повестку дня встречи на себя. Внешне Кейси не проявлял особого интереса к беседе, но время от времени из-за его очков прорывался очень проницательный взгляд.

— Ты не возражаешь, если меня введут в правительство? — спросил Кейси. Включение должности ДЦР в состав кабинета было тем условием, при котором Кейси согласился ее принять, хотя он и не сказал этого Тэрнеру.

Тэрнер ответил, что, хотя ДЦР сейчас и не является членом правительства, Рейган может легко изменить такое положение. Однако оклад останется ниже министерского что-нибудь на 10 тысяч долларов, если только конгресс не увеличит его.

От статуса члена правительства Кейси ни за что не отступится, а 10 тысяч долларов для него значения не имеют.

Во время их разговора позвонил советник по безопасности Бжезинский. Видимо, Тэрнер не хотел демонстрировать Кейси грязное белье администрации Картера. Он извинился и вышел в другую комнату, чтобы ответить на звонок.

Кейси находил это странным. Всем было известно, что отношения между Тэрнером и Бжезинским далеко не всегда ладились, хотя адмиралу надлежало бы поддерживать их на нормальном уровне. Присутствуя на правительственных брифингах, Кейси смог уловить, в чем тут дело.

Тэрнер предсказывал, что Советы вторгнутся в Польшу под предлогом военных маневров. Он располагал достаточно четкими фотографиями, показывающими концентрацию Советских Вооруженных Сил на границе, а кроме того, у него были и сверхсекретные источники в Польше. В США все находились в состоянии повышенной готовности. Бжезинский начал открытую кампанию, чтобы предупредить остальной мир и запугать Советы. Он засыпал Советский Союз косвенными, направленными через Францию и Индию дипломатическими предостережениями. Но он хотел обосновать свои демарши секретной информацией, а Тэрнер возражал против этого. Каждый раз, когда Бжезинский намеревался опубликовать какие-то детали или заявить что-то в тоне абсолютной уверенности в своей правоте, оказывался под угрозой либо источник, либо метод получения информации.

Кейси довольно долго прождал Тэрнера, а когда он вернулся, оба почувствовали себя неловко. Видимо, из-за того, что между ними не было искренности.

Тэрнер сказал: «Ты можешь стать настоящим героем в ЦРУ, если уберешь оттуда рейгановскую «переходную команду». Они ведь собираются подвергнуть чистке весь гражданский персонал, а это, как ты понимаешь, вызывает весьма большие опасения».

Кейси недоумевал. Он дал понять, что много знает о разведке, хотя бы на основе своей работы в Управлении стратегических служб и годичного пребывания в составе президентского совета по разведке.

Тэрнер про себя улыбнулся. Он был удивлен, что Кейси не хочет понять философские проблемы, на которых Тэрнер подробно останавливался в своих мемуарах. Неужели Кейси не знает, что против тайных акций выступит прежде всего оперативное управление?

Кейси задал еще несколько вопросов о повседневной работе, о механизме руководства ЦРУ. Через час и двадцать минут он встал, собираясь уходить. Его застали врасплох какая-то глубокая тревога и явное разочарование Тэрнера, которые он не смог скрыть.

Дня два спустя, в четверг 11 декабря, Тэрнер пошел на брифинг к Рейгану и Кейси. Рейган к этому времени перебрался в президентский гостевой дом, по диагонали от Белого дома через Пенсильвания-авеню. Тэрнера направили в большую комнату на первом этаже. Тема брифинга — стратегический баланс между СССР и США — главная проблема времени, детальный анализ советской военной мощи. Но Миз посоветовал обойти этот вопрос. В политическом плане это была щекотливая тема, поскольку Рейган в ходе всей предвыборной кампании неоднократно заявлял, что Советы имеют ядерное превосходство или находятся на грани этого. Тэрнер согласился.

На первый план вышла советская экономика. Тэрнер сказал, что она испытывает затруднения. Советы стоят перед демографической проблемой, у них не хватает свежей рабочей силы. Экономика непроизводительна: общий годовой прирост, как ожидается, с 5 % снизится до 2. Резкое падение. Немного позже, когда Тэрнер перешел к отношениям СССР с Китаем, его начало подмывать все-таки сделать экскурс в проблему стратегического баланса СССР — США. Вопрос был слишком важен, чтобы его опускать, к тому же он активно участвовал в составлении годового совершенно секретного оценочного обзора о намерениях и возможностях Советского Союза. Поскольку Рейган и Кейси внимательно слушали его, Тэрнер решил затронуть и стратегический баланс.

Он сказал новому президенту, что первостепенное значение в стратегическом балансе принадлежит не количеству ракет или бомб, не совокупной мощи советских ракет. Значение имеет то, что это оружие может сделать. Надо попытаться представить, что может произойти в случае обмена ядерными ударами. Получается, что если Советы нанесут первый удар, а мы ответим, то у обеих сторон останутся примерно равные силы. Ничья.

С ученым выражением лица он сказал, что фактически после первого удара Советов у США останется достаточно стратегического ядерного оружия, чтобы уничтожить все советские города с населением свыше 100 тысяч человек.

Значит, советское превосходство не соответствует действительности. Единственным слабым местом такого суждения является возможная недооценка аналитиками того, что и сколько Советы смогут уничтожить первым ударом. Хотя сам Тэрнер считает, что общую картину аналитики рисуют правильно. Поэтому главная мысль, которую он хочет донести до президента: необходимо заботиться о неуязвимости наших стратегических ядерных сил, а не об их количестве.

Все это звучало ересью для Рейгана, который в течение всей своей кампании твердил об опасности отставания США, о необходимости дополнительных военных расходов и новых систем оружия. Рейган, Миз и Аллен сидели молча.

Кейси тоже помалкивал. Контроль над вооружениями, сокращение ядерного оружия — все это чепуха. Никакой разницы, думал он. Все равно останется достаточно для того, чтобы уничтожить весь мир.

Тэрнер перешел к гражданской обороне, «коньку» Рейгана. Во время кампании он утверждал, что Советы готовят убежища для населения, а стало быть, готовятся к ядерной войне.

— Да, — сказал Рейган, когда Тэрнер коснулся этого вопроса, — нам надо больше делать в этом направлении.

— Нет, сэр, — ответил Тэрнер, — я не согласен. По подсчетам ЦРУ, менее 10 % городского населения СССР может укрыться в убежищах. А сведения о предполагаемых советских планах эвакуации не проверены. Трудно представить себе, как можно вывезти восемь миллионов человек из Москвы, да еще во время русской зимы.

Когда брифинг закончился, Рейган встал и пошел к лестнице. Тэрнер последовал за ним.

— Можно сказать вам несколько слов в частном порядке, сэр?

— Да, — сказал Рейган с улыбкой и остановился на ступеньке. Он всегда любил слушать. Остальные, включая Кейси, собирались уходить.

— Сэр, — начал Тэрнер, — среди дел, которыми мы занимаемся, есть несколько очень деликатных.

Он сделал паузу, чтобы подчеркнуть важность своих слов, стараясь в то же время уловить взгляд Рейгана. Любой человек, и уж конечно избранный президентом, должен догадываться, что такие вещи существуют. Это, так сказать, самое дно бочки секретов.

Рейган напряженно смотрел на него, как будто он то ли ожидал такого разговора, то ли опасался его.

— Президент Картер ограничил число посвященных в эти дела в Белом доме двумя-тремя лицами, — сказал Тэрнер, подчеркивая тем самым серьезность вопроса. — Например, Гамильтон Джордан не знал об этих делах. (Джордан был главным политическим стратегом и руководителем персонала Белого дома.)

— Сэр, я пока не затрагивал этих вопросов. Теперь я хотел бы сделать сообщение по восьми наиболее деликатным из них для вас и вице-президента Буша, только с участием нас троих.

— Да, конечно, — ответил Рейган.

Тэрнер добавил, что это не обязательно самые важные дела, но самые деликатные и им будет нанесен наибольший ущерб в случае утечки информации. «После этого вы сможете принять решение, кого из персонала Белого дома вы пожелаете допустить к этим материалам».

Рейган согласился. Тэрнер отошел от него.

Но тут к нему подошел Кейси:

— О моем назначении скоро будет объявлено.

— Когда?

— Через три часа.

— Три часа?

Кейси сказал, что он забыл сообщить ему об этом раньше.

Тэрнер побежал к своей машине и помчался в штаб-квартиру ЦРУ. Он был в ярости от того, что его известили лишь за несколько часов до официального объявления — большее неуважение трудно себе представить. Он считал необходимым, чтобы персонал узнал эту новость от него. Прибыв в штаб-квартиру, он созвал четырнадцать ведущих сотрудников, своих заместителей и помощников. Они собрались в небольшом тесноватом конференц-зале напротив его кабинета. Тэрнер не любил этот зал. Столько малоприятных воспоминаний, связанных с плохими временами, с бесчисленными случаями, когда персонал ставил его перед трудными решениями по важным вопросам. И очень редко находился кто-либо из присутствующих, кто достаточно глубоко знал бы данный вопрос или располагал необходимыми познаниями, чтобы предложить решение. Тэрнер прошел в конференц-зал и сделал соответствующее объявление. Он выглядел угрюмым и опечаленным.

В тот же день Кейси вышел на сцену бального зала в отеле «Мэйфлауэр» в центре Вашингтона, где он встал на фоне голубого занавеса в один ряд с семью другими кандидатами Рейгана на правительственные посты. Джеймс Брэйди, вежливый и любезный представитель рейгановской «переходной команды», объявил о новых назначениях от имени нового президента.

Вечером того же дня Кэтрин Грэхем, председатель «Вашингтон пост компани», давала обед в честь Рейгана у себя дома в Джорджтауне. Билл и София Кейси находились в числе семидесяти приглашенных. Кейси сидел между Мэри Грэхем, женой владельца «Вашингтон пост» Дональда Грэхема, и Нэнси Киссинджер, женой бывшего государственного секретаря. Он слегка подвыпил, излучал веселье и энергию и много говорил о минувшей предвыборной кампании.

3

Кейси навестил директора Агентства национальной безопасности Бобби Инмэна. АНБ имело свой внутренний круг секретных дел — перехват линий связи и расшифровка кодов. В ходе брифингов Кейси понял, что оно часто поставляло хорошую продукцию. Кейси предполагал также, что после того как Инмэн в течение четырех лет воздвигал защитные стены, ограждая свою вотчину от Тэрнера, он испытывал некоторую обиду.

— Послушайте, — сказал Кейси в начале беседы, — я знаю, что вам предлагали должность заместителя и вы ответили отказом. Я сожалею об этом.

Инмэн помолчал. Потом сказал, что через несколько недель после выборов он оказался в неловком положении как в личном, так и в профессиональном плане, поскольку Голдуотер и кое-кто еще проталкивали его на пост директора центральной разведки.

Кейси неопределенно хмыкнул.

Затем Инмэн начал восхвалять АНБ. Сорок тысяч сотрудников агентства, как в штаб-квартире в Форт-Миде, штат Мэриленд, так и на разбросанных по всему миру станциях подслушивания. Главным подразделением в штаб-квартире является оперативное управление, а в нем — группа по Советскому Союзу, тысяча человек, в основном штатские. Многие из них говорят или читают по-русски. Перехват линий и каналов связи служил одним из лучших источников разведывательной информации о Советском Союзе. Возможно, это и меньше, чем кому-то хотелось бы, но если брать в целом, то АНБ всегда готово сообщить, планируют ли Советы какие-нибудь крупные военные действия. Вторая группа занималась перехватом каналов связи из стран Азии, третья охватывала все остальные страны. Список этих «всех остальных» постоянно расширяется. Каждый государственный секретарь, каждый советник по национальной безопасности хочет получать все больше и больше, желает знать, чем занимается его коллега на другой стороне.

Главная забота Инмэна — деньги, потребность в крупных капиталовложениях. Целые регионы мира остаются неохваченными. АНБ сталкивается с новыми сверхсложными методами шифровки в Советском Союзе и в других странах. А именно оттуда передачи каких-то сигналов заметно участились. Сейчас им приходится уделять большое внимание проблеме своевременности, отметил Инмэн. Получение, рассортировка, по возможности дешифровка и направление информации потребителям отнимает много времени. Подслушивающая аппаратура, размещенная на спутниках, может непрерывно передавать в центр перехваченные сведения, но опять-таки встает проблема времени, необходимого для их обработки. Все тянется слишком долго.

Кейси согласился с ним.

Инмэн сказал, что в случае кризиса разведка может забуксовать на какой-то сложной пленке, на каком-нибудь компьютере или в ожидании перевода на английский язык. Например, сейчас АНБ не в состоянии обеспечить себя постоянным, на все время суток «слухачом» для установленных подслушивающих устройств во всем мире, не в состоянии постоянно иметь на рабочем месте человека с наушниками, готового в любое время передать куда надо срочный перехват. Не хватает людей, и уму непостижимо, как можно дальше работать в таких условиях. А ведь из огромного потока перехваченной информации нужно отбирать действительно необходимую при помощи компьютеров, запрограммированных на ключевые слова или имена.

Кейси задал массу вопросов. Несмотря на его внешнюю несобранность, Инмэн видел, что он начеку. Его вопросы не производили впечатления, что они основаны только на интересах ЦРУ, чего Инмэн мог бы ожидать от Тэрнера.

Кейси ушел со встречи с ощущением, что, по мнению Инмэна, может произойти еще одна осечка разведки, подобная сбою во времена Перл-Харбора, когда расшифрованные сообщения не попали вовремя к нужным людям.

18 декабря Кейси направился в офис Тэрнера, откуда тот осуществлял надзор за всеми разведслужбами США. Тэрнер дал понять, что у него есть несколько важных вопросов для обсуждения, и хотя Кейси усматривал в этом попытку оттянуть время, он решил выслушать его.

Тэрнер сказал, что он хотел бы поговорить о кодовых названиях в разведывательном деле. Система снабжения наиболее важной и деликатной информации кодовыми названиями находилась в полном беспорядке. И тем не менее она являлась главным средством контроля прохождения секретных материалов. Существуют десятки кодовых обозначений как для операций, так и для чисто производственных процессов. АНБ, ВМС и даже оперативное управление ЦРУ пользуются собственными системами кодирования. Только по одной весьма важной системе спутников около 50 тысяч человек имеют допуск ко всем кодовым обозначениям этой системы. Тэрнер сам как-то подсчитал: все специалисты из 10 фирм-подрядчиков, занятые на изготовлении системы; все связисты и даже личная секретарша президента. В эти 50 тысяч не входят бывшие сотрудники соответствующих подразделений, которые имели доступ к кодовым обозначениям, но затем перешли в другие подразделения или вообще ушли из ведомства.

Тэрнер с жаром стал объяснять, что он придумал метод, позволяющий свести разбивку всей информации с грифом «Совершенно секретно» и выше до пяти кодовых обозначений. Метод называется «Апекс». В пять кодовых обозначений входят: «Фотинт» — для всей фотоинформации, получаемой со спутников и самолетов-шпионов; «Коминт» — для всей информации, получаемой в результате перехвата коммуникационных линий и каналов; «Хьюминт» — для всей информации, получаемой от агентуры; «Текинт» — все технические вопросы; и, наконец, «Ройэл» — новое кодовое обозначение для специальной техники и особо деликатных операций, которое позволит ограничить доступ к этим делам какой-нибудь сотне наиболее ответственных сотрудников.

Кейси вежливо кивал. Интересно, подумал он, как все это сократит доступ к особо секретным сведениям, если кто-то, работающий с агентурой в одной стране, сможет получить данные об агентуре во всех странах. Но вопросов он не задавал. Рассказывая о своем «Апексе», Тэрнер распалился так, как будто сочинил десять заповедей.

Тэрнер сказал, что АНБ сопротивляется его идее, так как «Апекс» позволит директору ЦРУ контролировать перехват каналов связи.

Кейси пришло в голову, что перед ним человек, который сам себе затрудняет жизнь. От Тэрнера исходили настроения пораженчества, он выглядел каким-то неустроенным, всем своим видом он показывал, что так и не смог прочно взять дела в свои руки, что после четырех лет пребывания на посту ДЦР он так и не сумел закончить свои распри с АНБ. Видимо, Тэрнер стремился навесить на себя побольше престижных этикеток, чтобы уберечь свою вотчину. Кейси не дал бы и ломаного гроша за этикетки, но он не хотел говорить этого. Все эти вопросы не касались разведки. Уж если что-то и понадобится ему, подумал Кейси, так еще более детальная разбивка и еще больше кодовых обозначений, поскольку это является единственным способом сохранения секретов. Спектакль, устроенный Тэрнером, становился ему в тягость. Ему с трудом удавалось придавать своим смешкам мягкий оттенок.

А адмирал продолжал. Экономическая разведка. Он хотел сделать ее открытой. У него были два заместителя по этой части при персонале в двести человек. Один по бюджету, другой по выбору приоритетов и постановке задач.

Кейси почувствовал, что с него хватит. «Ну, хорошо, а кто мог бы стать моим заместителем?» — спросил он. У него есть три кандидатуры. Фред Айкл, мыслительная машина и специалист по контролю над вооружениями.

— Не знаю его, — сказал Тэрнер.

— Хэнк Ноуч?

— Не способен к такой работе, — ответил Тэрнер.

— Инмэн?

— Способный человек, — сказал Тэрнер, но уточнил: — У него два значительных недостатка. Первый: Инмэн всегда твердо выступал против сильного директора центральной разведки, и если вы намерены стать сильным ДЦР, то это будет проблемой. Второй: с учетом соперничества между АНБ и ЦРУ сотрудники последнего всегда будут с подозрением относиться к нему.

Кейси поблагодарил Тэрнера и ушел.

Тэрнер изменил свое мнение о Кейси — тот умел хорошо слушать.

Кейси все еще не мог решить вопрос с заместителем. Аргументация Тэрнера против Инмэна сводилась к тому, что Инмэн — это строптивый директор АНБ. Но если Инмэн перейдет в ЦРУ, то это отрицательное обстоятельство можно легко превратить в положительное. Ведущий игрок соперничающего клуба может стать первоклассным игроком и ярым сторонником вашего клуба, особенно если ему создать условия, которые он сочтет благоприятными. Кейси решил поговорить с заместителем Тэрнера Фрэнком Карлуччи, очень неглупым ветераном чиновного сословия. Карлуччи был известен тем, что отлично уживался на самых разных постах: сотрудник зарубежной службы госдепартамента; заместитель директора офиса по управлению и бюджету; посол в Португалии.

— Кого мне назначить заместителем? — спросил Кейси, зная, что сам Карлуччи отпадает, так как уходит в министерство обороны заместителем Уайнбергера.

Карлуччи сказал, что он может назвать только одного человека: Бобби Инмэн. Если Кейси не удастся его заполучить, то Уайнбергер и он реорганизуют все разведслужбы министерства обороны и родов войск, поставив их под начало Инмэна. В результате Инмэн станет заместителем Кейси, не выходя из сферы министерства обороны.

Перед самым рождеством Кейси поехал в Лэнгли, чтобы еще раз поговорить с Тэрнером. Он передал Кейси копию докладной записки ЦРУ о плохом обращении с советским перебежчиком, сотрудником КГБ в 60-х гг. Юрием Носенко. По мнению Тэрнера, это было одним из крупных преступлений ЦРУ. Параноики из ЦРУ заподозрили Носенко в том, что он является агентом-двойником. И Носенко в течение 1277 дней, то есть больше трех лет, держали в комнате, а вернее, в камере размером 8x8 футов[8].

Тэрнер настоятельно рекомендовал Кейси ознакомиться с запиской, чтобы иметь представление о том, что может происходить в ЦРУ. Тэрнер не убежден, что подобное не может повториться.

Докладную Кейси взял, но подумал: все-таки странно, что Тэрнер так распространяется по поводу событий двадцатилетней давности.

У него есть еще кое-что для Кейси, сказал Тэрнер, доставая записную книжку. В ней содержался список 20–25 ведущих должностей в ЦРУ с указанием, сколько лет их занимали одни и те же люди (все они работали на этих должностях и во время описываемых в докладной записке событий). Там же приводились его соображения, кого из этих людей куда поставить, особенно что касается оперативного управления.

Кейси тоже взял этот список, хотя про себя отметил, что Тэрнер обделил своим вниманием еще 75 должностей и, видимо, сам этого не заметил. Тэрнер сообщил, что в последний раз он в качестве ДЦР ездил за границу в Китай, где хотел оформить секретно соглашение по оборудованию там двух станций слежения за советскими ракетами взамен утерянных в Иране. Он ездил туда под фальшивым именем и с внешней маскировкой по рецепту ЦРУ, включая усы.

Кейси продолжал свои контакты с «переходной командой». Туда и сюда летали бумаги. Несмотря на свою склонность к новым идеям и к риску, он по опыту прежней работы в правительственных учреждениях пришел к выводу, что новый человек, приходящий на ответственный пост, должен действовать без спешки, что ему следует семь раз отмерить и один раз отрезать. Это вколотил ему в голову один из его ближайших друзей Леонард Холл, долгое время бывший его партнером по адвокатской практике. Он был председателем национального комитета республиканской партии при Эйзенхауэре и руководил кампанией по его переизбранию в 1956 г., уже после того как тот перенес инфаркт. Холл умер в прошлом году, но в течение пятнадцати лет они регулярно, каждую субботу, обедали в одном и том же итальянском ресторане на Лонг-Айленде. Холл по-дружески учил Кейси подходу и контактам с людьми — рядовыми работниками и администраторами, — по возможности с каждым. Но главной наукой была «наука осмотрительности», как называл ее Кейси.

Кейси мог бы сам стать «вторым Донованом». Но после кончины Холла кто может посоветовать ему, где и когда надо проявить осмотрительность? Кейси обратился к Джону Броссу. Тот сказал, что предложения «переходной команды» отдают скверным душком. Неофициальное прикрытие для специалистов по тайным операциям за границей превратит их в жалкую кучку разъездных коммивояжеров. Они не будут пользоваться доверием официальных лиц в области внешней политики. Шпионаж и тайные операции должны проводиться с позиции силы. Такую позицию может обеспечить только престиж правительства США, а это возможно лишь тогда, когда шпионы будут пользоваться дипломатическим статусом. Как сможет сотрудник ЦРУ обеспечить безопасную связь с Вашингтоном без посольского прикрытия? Где можно хранить секретную документацию? В отелях «Хилтон» в центрах столиц? Как утверждал Бросс, эти сумасшедшие из «переходной команды» хотят продать Кейси залежалый товар, взятый из старых шпионских рассказов с романтическим налетом минувших золотых времен шпионажа. Но ничего подобного никогда не существовало и едва ли будет существовать. Доктор Ноу из рассказов о Джеймсе Бонде нам не пример. Русские везде и повсюду, и так оно и будет. Здесь нужно вести постоянную и очень тонкую игру.

Кейси деликатно возразил Броссу. Он видел правоту аргументов Бросса, но его напористость заставила его слегка перемешать карты.

— Ах, послушай, Билл, — сказал Бросс, — наверняка можно найти решение, которое не будет таким разрушительным. — В глубине души Кейси услышал слово «осмотрительность».

Окончательный доклад «переходной команды» был закончен 22 декабря. В день рождества Кейси сообщил Броссу, что «команда» свернула свою работу. В последнее время она превратилась в дискуссионный клуб. «Они хотят поставить меня в затруднительное положение», — сказал Кейси. Настало время составить свою собственную повестку дня.

Бросс почувствовал облегчение. От некоторых «злых духов» удалось избавиться. Пока, по крайней мере.

После Нового года Кейси и Бросс встретились, чтобы пообедать в «Метрополитен-клубе», наиболее изысканном ресторане в центре Вашингтона.

Кейси сказал, что на первое место он ставит аналитическую калькуляцию, изложенные на бумаге оценки на будущее. В усовершенствовании нуждаются не только эти оценки, но и все, что дает разведке пищу для их получения. Они помогут определить слабые места наших источников, слабые места в самих людях. Оценки являются связующим звеном с Белым домом и с президентом, с кругами, где делается политика. Бросс согласился с этим.

Было время, мне платили 600 тысяч долларов в год за составление налоговых сводок и справочников, — сказал Кейси (причем преувеличил свой годовой доход). Получать огромное количество информации и фильтровать ее до получения квинтэссенции — это он хорошо умеет делать.

Надо же, подумал Бросс, с чего бы это ему понадобилось хвастаться? Но приоритет системы оценок он счел правильным.

Кейси сказал, что система оценок позволит ему установить личные отношения с шефами всех разведок — военной, АНБ, ФБР и других. «Тэрнер враждовал со всеми и с каждым из них», — сказал он с иронией.

На второе место Кейси поставил разработку нового президентского распоряжения о работе разведслужб, которое ослабило бы наложенные на них ограничения. И на третье — получение дополнительных ассигнований и людских ресурсов для разведки. Здесь главная проблема — люди. Нет ли у Бросса каких-нибудь предложений насчет кандидатур на ключевые посты?

— Заместителем должен стать Инмэн, — сказал Бросс. — Билл, тебе будет нужна действительно фигура с хорошим доступом везде, фигура, которая смогла бы, например, постоять за себя в дискуссиях с министерством обороны. У Инмэна такие качества есть. В госдепартаменте он сможет выступать как респектабельный военный умеренного толка. Г олдуотер у него в кармане, и вообще на Капитолийском холме он ходит в фаворитах.

Кейси кивал, но все еще явно колебался.

— А почему нет? — спросил Бросс.

— Да по одной причине — он не хочет идти на эту работу, — ответил Кейси.

Бросс заметил, что Бобби военный человек и сделает то, что ему скажут. Может, четвертая звезда облегчит решение.

Кейси что-то пробормотал. Разговор переключился на другие должности. «Как насчет административного помощника для меня?» — спросил Кейси.

Бросс ответил, что это будет, пожалуй, самый главный выбор, который предстоит сделать Кейси. Ему нужен человек, который знает, как действует рабочий механизм, который был бы знаком с Советом национальной безопасности, его персоналом, знал бы точно все центры власти, пути прохождения бумаг, имел бы хорошие связи с министерством обороны и госдепартаментом.

Кейси попросил Бросса подыскать подходящего человека. Посмотри как следует вокруг себя, сказал он. Сам он ворошит груды личных дел в поисках кандидатов на все посты. Это действительно важное дело, подчеркнул Кейси. Он больше не бормотал, его рука энергично рубила воздух в невозмутимо спокойном кабинете клуба, где они сидели.

У Бросса создавалось впечатление, что Кейси заболел недугом, который Бросс называл «я-освежу-это-место-своими-людьми». Это уже был Донован в чистом виде. Тот часто продвигал довольно странных людей, характеры которых значительно отклонялись от главной линии. В большой организации с эксцентрическими функциями некоторые эксцентричные люди имели хорошие шансы всплыть на поверхность и держаться там, Бросс знал это. Большинство из тех, кто умеет толково подбирать отмычки к замкам, приходят не из самых благочестивых пансионов.

— Нам нужны люди с большим опытом в бизнесе, — сказал Кейси, — люди со стороны.

— Несомненно, — ответил Бросс.

— То, что я хочу сделать, это подыскать работу для Ху-джула, — сказал Кейси, искажая имя Макса Хьюджела.

— Ху-джула? — спросил Бросс— Кто это?

— Ху-джул, — вновь сказал Кейси.

Бросс все еще не уловил настоящего имени. Кейси решил подобрать должность в ЦРУ для Хьюджела, преуспевающего бизнесмена, который тесно сотрудничал с ним во время кампании Рейгана. Хьюджел занимался набором кадров из числа национальных меньшинств и из групп избирателей со специальными интересами.

— Должностей много, — сказал, наконец, Бросс.

Они договорились, что Бросс сядет рядом с офисом Кейси после вступления Рейгана в должность. Мимо него продефилирует весь «бомонд», что поможет ему обнаружить идеального кандидата на пост помощника Кейси.

Кейси вновь поехал в Лэнгли и уже в своем новом качестве вызвал к себе нескольких главных заместителей Тэрнера.

— Как обстоят дела с тайными операциями? — осведомился он. — Что происходило во времена Картера в этой области? Действительно оперативное управление настолько заржавело, что начало скрипеть? — Он хотел знать детали.

Участники совещания сообщили, что за четыре года тайные операции прошли три фазы. Первая и наименее агрессивная — это пропаганда, которая явилась переходом к нелегальным, хотя и ограниченным, операциям во время эры Тэрнера. Дело в том, что Бжезинский проявил большой интерес к заброске нелегальной литературы в коммунистические страны.

Так называемая книжная программа заключалась в контрабандной заброске тысяч экземпляров книг и других печатных материалов за «железный занавес». Все это, сказали они Кейси, не могло не то что изменить, даже пошатнуть ход истории, но существовало мнение, что демократию надо проповедовать. Тэрнер называл эти книжные программы «игрушечными тайными операциями», «рекламой Бжезинского».

Кейси напугал цинизм Тэрнера. В уме он отметил, что надо будет значительно расширить этот канал пропаганды. Слова могут нести силу перемен, идей, а идеи, — это уже существенно.

— Что еще? — спросил он нетерпеливо.

Вторая фаза включала тайные мероприятия, предназначенные для укрепления отношений с дружественными странами, в частности с Англией и Саудовской Аравией. Эти совместные операции, как предполагалось, должны были продемонстрировать возродившуюся жесткость политики администрации Картера в последние годы его правления. Главная операция — ограниченная полувоенная программа поддержки борьбы против марксистского просоветского государства Южного Йемена. Операция идет и сейчас несколько небольших групп йеменцев проходят подготовку по подрыву мостов и т. п. Тэрнер назвал операцию безрассудной и спустил ее своему заместителю Фрэнку Карлуччи, который и осуществлял за ней контроль.

— Почему? — спросил Кейси.

Как считал Тэрнер, Белый дом всегда с излишним рвением стремился ублажить англичан, которые стояли за операциями в Южном Йемене, и беспокоился, что ЦРУ слишком щедро делится весьма деликатной информацией с английской разведкой МИ-6, в которой могла быть утечка секретной информации. Тэрнер полагал, что англичане фактически создали свой разведывательный оплот в США и получают слишком много.

Кейси сказал, что ему нравятся англичане. Что еще?

После советского вторжения в Афганистан в декабре 1979 г. администрация Картера вступила в третью фазу тайных программ, начав действительно серьезную операцию по поддержке муджахеддинов. В этом деле опять-таки самым усердным толчком был Бжезинский, который считал, что Советы зашли слишком далеко. Афганистан станет их Вьетнамом, считал Бжезинский, и это надо смело и беспощадно использовать.

А что сказал Тэрнер?

Кейси сообщили, что директор долго и упорно выяснял, допустимо ли использовать жизни других людей в геополитических интересах США. Впервые при помощи оружия, которое поставило ЦРУ, будут убивать солдат Советской Армии. Советы имеют 90-тысячную армию в Афганистане. Тэрнера беспокоило также, что целью политики США была борьба до последнего афганца, но в конце концов он поддержал операцию. Саудовская Аравия, Египет, Пакистан и Китай также решили помогать афганскому сопротивлению. Общая стоимость операции составляла около 100 миллионов долларов.

Слушание в сенатском комитете по разведке об утверждении Кейси в должности было назначено на вторник 13 января 1981 г., за неделю до инаугурации Рейгана. Кейси сел за работу. Это будет его пятое слушание по утверждению, и он научился не использовать эти собрания для демонстрации своих мнений или копания в бочке саморекламных воспоминаний, но и идти туда невооруженным и неподготовленным нельзя. Десять лет тому назад во время слушания по поводу его назначения председателем Комиссии по ценным бумагам он залетел слишком высоко и чуть не утопил свое назначение, когда ему пришлось отречься от данных им несколько лет тому назад под присягой показаний на процессе против него по обвинению в плагиате. Воспоминание о 1971 г. было не из приятных. Так что на этот раз Кейси тщательно готовился. Директор центральной разведки — это высокий пост с широким спектром обзора. Он лично составил свое состоящее из сорока пунктов выступление, направленное прежде всего на то, чтобы избежать неприятностей. Это означало сводить к минимуму какие-то обязательства, ссылаться на незнание и отсутствие уверенности, заверять сенаторов, что еще не все вопросы решены. Нетрудно будет говорить поменьше, поскольку сенаторы любят слушать самих себя. Так думал Кейси.

В то утро он приехал пораньше. На нем был дорогой темный в полоску банкирский костюм. В 10 часов Голдуотер объявил слушание открытым. Он попросил вице-председателя комитета сенатора Даниэля Мойнихэна, нью-йоркского демократа, служившего в администрации Никсона, представить Кейси. Мойнихэн, с манерами и стилем речи ученого, начал на своих сладкозвучных модуляциях с северо-восточным акцентом. Сначала пошло его обычное интеллектуально ограниченное вступление на тему «будь верен своему штату, будь сыном Нью-Йорка, хорошим парнем из нашей местности».

Потом он сказал:

— Отличительными качествами этого человека является то, что он так или иначе служил каждому американскому президенту, начиная с Франклина Рузвельта, когда он пришел в военно-морские силы США во время второй мировой войны. Его карьера слишком хорошо известна, чтобы подробно останавливаться на ней, разве что отметить одну печальную особенность, которую французы называют «fin de ligne», что-то вроде «конец династии». Билл Кейси будет последним сотрудником Управления стратегических служб, которому предстоит руководить ЦРУ.

Кейси как-то неловко сидел за свидетельским столом, пассивно помаргивал, его руки непрестанно двигались в поисках какой-нибудь деятельности.

Выступил Голдуотер. Разведывательная работа велась недостаточно активно и на не очень хорошем уровне. Расследования в конгрессе, настроение конгресса и т. д. мешали оперативным работникам во всем мире использовать свои возможности в достижении целей. Ряд оперативных работников тратят неимоверное количество времени на написание оборонительных меморандумов в ожидании новых расследований или критики их действий.

После выступлений еще трех сенаторов Кейси метнул свою голову к микрофону. Его целями будут «перестройка, действенность и безопасность».

«ЦРУ страдает от организационной неуверенности, — сказал он. — Многие из его сотрудников ушли из ведомства или собираются уйти. Моральный уровень многих сотрудников ведомств низок. Слишком многие работают для того, чтобы приглушить чувства уверенности в себе и гордости за свою принадлежность к разведке».

Как подчеркнул Кейси, «сейчас не время для еще одной бюрократической перетряски в ЦРУ». Он считал, что так называемые провалы в разведывательной работе за последние годы явились теми случаями, когда факты были налицо, но существовал их неправильный анализ, откуда вытекала и искаженная политика. Он обещал доложить всю необходимую информацию и все точки зрения президенту. Дважды он заверял в своей готовности тесно сотрудничать с конгрессом.

Кейси сулил что-нибудь каждому: перестройку — правым, гражданские свободы — левым. «Захват» страны Рейганом явился крупной неприятностью для демократов. Мойнихэн и другие слишком хорошо знали это. Демократам придется идти теперь по узкой дорожке. Не будет больше попыток выпотрошить ЦРУ, не будет обвинений Фрэнка Чёрча, что ЦРУ ведет себя, как «буйный слон в посудной лавке». Сам Мойнихэн не верил в правильность такого подхода. Эффективное ЦРУ является необходимой предпосылкой для национальной безопасности. Мойнихэн не питал иллюзий насчет того, что Советы могут действовать очень дерзко.

Мойнихэн не питал также особых иллюзий насчет способности ЦРУ поставлять полезную разведывательную информацию. Когда он был послом в Индии с 1973 по 1975 г., резидент ЦРУ часто врывался в его кабинет, размахивая папками со знаком особой важности, заполненными секретами индийского правительства. А потом индийское руководство предпринимало нечто такое, о чем и не упоминалось в этих папках. Так что, как ему стало ясно, ЦРУ многое пропускает мимо ушей.

Когда подошла его очередь задавать вопросы Кейси, Мойнихэн упомянул недавно принятый закон, который требовал от директора центральной разведки «полностью и постоянно информировать комитет о всей разведывательной деятельности, включая и наиболее значительные планируемые операции». Мойнихэн отметил, что президент в некоторых случаях может распорядиться направлять подобные сведения только председателям комитетов по разведке сената и палаты представителей и их заместителям. Это предусматривалось для «исключительных обстоятельств, затрагивающих жизненные интересы США, и в целях сохранения секретности, необходимой при особо деликатных операциях».

«Однако есть так называемые серые зоны», — сказал Мойнихэн, наклоняясь вперед и придавая своему голосу знакомую всем монотонность, что происходило всегда, когда он подходил к центру главного вопроса. Он отметил, что в преамбуле закона указывается на необходимость того, чтобы все это соответствовало обязанностям президента по конституции, а также ответственности исполнительного ведомства за недопущение несанкционированного раскрытия секретной информации, сведений о разведывательных источниках и методах.

— Итак, если мы говорим, что все должно делаться в соответствии, то как можно допустить, что могут возникнуть случаи, когда что-то окажется не в соответствии, — сказал Мойнихэн. — При таком допущении закон тем не менее гласит, что некоторого рода уведомление должно иметь место в какой-то момент даже после свершившегося события. Поэтому никакого исключения в нашем праве на информированность нет. Что думает Кейси по поводу такого «критерия неясности»? Как вам известно, бывали случаи, когда люди с объемистыми и заслуживающими уважения послужными списками вдруг обвинялись в том, что они являлись в конгресс без материалов, затребованных конгрессом.

Мойнихэн отметил, что он имеет в виду расследование дела Международной телефонной и телеграфной компании. «Как вы могли ожидать, мы заглянули в это дело до этого слушания, и я позволил себе связаться с мистером Стэнли Споркином, государственным служащим, уважаемым по всем стандартам.

Мойнихэн извлек письмо Споркина, дотошного юриста в Комиссии по ценным бумагам, бывшего там в течение многих лет самозваным прокурором по особым делам.

Возможно, Мойнихэн ожидал от Споркина каких-то свидетельств грязных дел Кейси, но вместо этого в письме содержались сплошные комплименты в адрес Кейси: «Восприимчивый и вдумчивый анализ, мудрые и богатые воображением решения».

Кейси почувствовал, что он сорвался с крючка. Больше вопросов по прошлому Мойнихэн не задавал. Он перешел к будущему.

— Как вы относитесь к тому, чтобы сообщить этому комитету вещи, о которых знают только два человека в мире?

— Сенатор, — ответил Кейси, — я намерен полностью придерживаться духа и буквы… Я не могу сейчас представить себе какие-либо обстоятельства, которые лишили бы меня возможности передать в комитет информацию, которую он запрашивает…

— Я благодарю вас, сэр, — сказал Мойнихэн, полагая, что он получил обязательство на будущее. — Насколько я понял, вы сказали, что не сможете представить себе обстоятельств, в силу которых вы откажетесь поделиться информацией с комитетом.

Кейси вежливо повторил:

— Я сказал, что сейчас не могу представить себе такие обстоятельства.

Мойнихэн улыбнулся:

— Сейчас не представляете? Вы не зря провели время в форд-хэмской юридической школе.

Теперь настал черед улыбнуться Кейси. В Фордхэме он был студентом. Степень он получил в школе Сент-Джонса. Но он не поправил сенатора.

Кейси легко прошел через остальные вопросы. Он старался ограничивать свои ответы одним словом или предложением. На вопрос о бывшей тогда в ходу фразе: «Настало время спустить ЦРУ с цепи» ответил: «Я не употреблял этой фразы». О том, что он делал после выборов: «Занимался адвокатской практикой и подсчитывал убытки, понесенные во время кампании». О «переходной команде»: «Амебоподобное создание». По вопросу о стиле руководства Кейси сказал: «Мой стиль в общем заключается в постановке целей и обеспечении людей полномочиями для достижения этих целей, чтобы они делали свое дело, не вдаваясь в детали руководства. Если они с этим не справляются, надо найти других».

Несколько вопросов задал Голдуотер.

— У вас есть какие-нибудь соображения насчет вашего помощника?

— Да, и много, — сухо ответил Кейси, понимая, что сейчас начнется барабанный бой.

— Я думаю, не погрешу против истины, если сообщу вам, что адмирал Инмэн пользуется большим уважением этого комитета, — сказал Г олдуотер с бесстрастным выражением лица. — И мы, я опять-таки говорю от имени всего комитета, не хотели бы встретиться здесь с политиком со стороны, которого вы нам пришлете. Мне кажется, адмирал Инмэн будет хорошим дополнением.

— Я надеюсь, что он сможет найти дорогу к нам, — сказал Кейси и добавил: — Если он этого захочет.

— Я поднимаю этот вопрос, — сказал Г олдуотер, — поскольку читал в газетах, что есть еще целый ряд других кандидатов на должность вашего заместителя, но ни о ком из них я ничего не слыхал. А Бобби Инмэна мы все знаем.

— Я не знаком с этим списком, — сказал Кейси, бросая наживку обратно Голдуотеру, — постараюсь получить его. — И добавил с подковыркой: — Может, кто-либо из них окажется хорошим кандидатом.

— Да, но я даже не припоминаю, где я его видел, — ответил Голдуотер.

Байден перенес упор на подотчетность. Кейси без колебаний дал отпор молодому сенатору.

— Я думаю, что бывают моменты, когда слишком строгая подотчетность, слишком детальная подотчетность может помешать делу, и я считаю, что это следует признать.

Некоторые вопросы сенатора Байдена Кейси просто обошел стороной: «У меня нет собственного продуманного мнения, а я не хочу высказывать непродуманное личное мнение», «Нет», «Нисколько», «Я рассмотрю этот вопрос».

После этого Байден перешел к рекламированию Инмэна: «Самый лучший, безусловно самый лучший в любом отношении из всех, кто когда-либо давал показания в этом комитете». Тряся рыжей шевелюрой, Байден сказал, что, если Инмэн станет заместителем и у Кейси возникнут проблемы, пусть он посылает Инмэна сюда, он здесь знает все ходы и выходы.

Эти слова не прошли мимо ушей Кейси. Лучше, пожалуй, получить Инмэна, даже просто как своего человека в комитете.

Дни, оставшиеся до вступления Рейгана в должность, Кейси посвятил изучению разведывательных данных, особенно по иранскому кризису и американским заложникам. Документы поставляло Агентство национальной безопасности, которое расшифровывало закодированные переговоры между Ираном и Алжиром, который выступал посредником в торге США с Ираном. Очень важно было не допустить искажений, Иран и Алжир должны получать совершенно точную и правильную информацию о позиции США. Перехват является двойной проверкой того, так ли алжирцы и иранцы поняли то, что хотели сказать США.

Несколько раз перехват показывал, что посредник искажал американскую позицию, и тогда принимались срочные меры. На Кейси это произвело впечатление. Это была действительно разведывательная поддержка, в которой нуждался Белый дом. Он отметил, что директор АНБ все это время находился в непосредственном контакте с президентом и другими лицами в Белом доме.

Кейси, как и руководители других спецслужб, внимательно следил за событиями в Польше. Предсказанное советское вторжение не состоялось. Как это часто случалось, ответ на вытекающее отсюда «почему?» приходилось искать в отрывочной, фрагментарной информации. ЦРУ имело детальный советский мобилизационный план, включая навевающий скуку список, где указывалось, какие части и куда должны проследовать. Кое-какие из этих сведений были получены от числившегося по списку «Бигот»[9] полковника польского генерального штаба. Вторжение требовало точного расчета времени и привлечения больших ресурсов. Мобилизация требовала привлечения сельскохозяйственных автомашин для транспортировки военных контингентов из западных районов России. Но фотографии со спутников показывали, что эти машины даже не были переброшены к польской границе. Возможно, концентрация войск на границе была только блефом, направленным на ужесточение политики польского правительства по отношению к «Солидарности». Или, возможно, публичная ругань Бжезинского и его предостережения по дипломатическим каналам отпугнули русских? Кейси был поражен: при наличии фотографий со спутников, донесений полковника польского генштаба, данных всех остальных разведок оставалось так много таинственного в этой истории.

С некоторым испугом Кейси наблюдал за тем, как адмирал Тэрнер расправлялся с последними серьезными разведывательными делами, которые еще оставались в его ведении. Прежде всего с совершенно секретным расчетом стратегического баланса между СССР и США, где речь шла о возможностях и намерениях Советского Союза. После нескольких доработок Тэрнер наконец направил окончательный вариант всем главным лицам, ответственным за национальную безопасность, включая президента.

Поскольку директор центральной разведки одновременно является директором ЦРУ, то его позиция — это позиция ЦРУ. Кейси знал, что другие разведслужбы наверняка обставят документ своими возражениями и несогласиями, но ЦРУ до сих пор никогда не расходилось во мнении с директором центральной разведки. Однако на этот раз несовпадение точки зрения ЦРУ с мнением Тэрнера достигло таких размеров, что он впервые допустил отражение позиции ЦРУ в опубликованном расчете. Точку зрения Тэрнера в письменном изложении Кейси нашел не более убедительной, чем его недавний устный доклад президенту по этому вопросу. Он также обнаружил прореху в аргументации Тэрнера: даже если у США окажется достаточно ядерного оружия для нанесения ответного удара после советского нападения, даже если сила сдерживания будет достаточно мощной, нельзя рассчитывать на какую-то логичность в действиях Советов. В конце концов, любая война нелогична.

Кейси чувствовал, что Тэрнер пытался методом анализа опровергнуть теорию отставания США в стратегическом балансе. Но бумаги и «рациональное мышление» не заменят военного превосходства. Влияние подобных расчетов на людей, делающих политику, основывается на единогласии этих расчетов, за документом должно стоять коллективное мнение разведслужб и директора центральной разведки. А этого как раз и не наблюдалось.

Кейси пришлось выдержать еще одну, последнюю, встречу с уходящим директором центральной разведки. В четверг 15 января, за пять дней до инаугурации Рейгана, Тэрнер посвятил его, Буша и Кейси в самые сокровенные тайны. Об этой встрече просил не Рейган, на ней настаивал Тэрнер.

Брезжило холодное утро. Буш и Кейси присоединились к Рейгану в приватной комнате в Белом доме, ожидая начала совещания. Люди из новой администрации чувствовали себя почему-то неуютно.

Тэрнер сообщил им, что наиболее важной засекреченной подрывной акцией является тайная поддержка сил сопротивления в Афганистане. ЦРУ имело также кое-какие ограниченные активные силы в Иране и некоторые планы действий в этой стране на тот случай, если Хомейни будет смещен или начнут убивать американских заложников в Тегеране (пока что их все еще было 52).

Но, пояснил Тэрнер, действительно секретными операциями являлись не тайные акции. Подлинно секретными были действия по сбору очень деликатной разведывательной информации, иногда настолько засекреченной и важной, что каждый день, прошедший без каких-либо разоблачений, считался уже успехом.

Прежде всего, это были агенты, которые, если их разоблачат, будут не просто потеряны, их убьют. Тэрнер назвал некоторых из них, например ответственного сотрудника индийского правительства, являвшегося давним агентом ЦРУ. Он информировал о поставках советского оружия в Индию. Его специализация — противовоздушная оборона.

Ценный агент в Советском Союзе, некто Толкачев, работал в одном из московских институтов и имел доступ к секретным документам. Толкачев поставлял «совершенно точные копии документов» — планы, спецификации, данные о результатах испытаний советских систем оружия.

Тэрнер сказал, что Рейгану предстоит решить, кто, помимо вице-президента и директора центральной разведки, должен знать хотя бы о существовании таких источников. Совершенно очевидно, что все зависит от президента, добавил он.

Ко второй категории сверхсекретных операций по сбору информации относился шпионаж против друзей и союзников — наиболее деликатнейшая проблема. Его точка зрения, с которой, как он надеется, согласится новая администрация, — такие операции необходимы, и, если нужно, их следует расширить. Конечно, многое поступает от технической разведки — фотографии со спутников, перехват каналов связи, удачно поставленные микрофоны. Здесь риск раскрытия может исходить от утечки сведений или от шпиона, внедренного в одно из разведывательных ведомств США. Спецгруппы из 2–3 сотрудников ЦРУ и АНБ в нескольких десятках американских посольств давали иногда потрясающие материалы.

Весь мир думал, что США шпионят только против Советского Союза. Если там обнаруживали подслушивающее устройство или электронную аппаратуру для перехвата, то за этим следовало рутинное выдворение или дипломатическая нота. Правила игры были определенны и известны. Но если произойдет либо утечка информации, либо раскрытие масштабов — боже упаси! — шпионажа США против друзей, то возникнут не только дипломатические осложнения, могут быть затронуты межгосударственные отношения. (Кейси уже успел познакомиться с положением дел в этой области и был удивлен малым количеством таких сверхсекретных операций с микрофонами или при участии агентуры — всего что-то около тридцати.) Тэрнер привел несколько примеров.

В частности, он рассказал, как ЦРУ и АНБ опутали электроникой все египетское правительство и имели там агентов снизу доверху. Президент Египта Анвар Садат представлял собой абсолютно известную для ЦРУ и правительства США фигуру. Операции по обмену разведывательной информацией с некоторыми дружественными правительствами также представляли иногда хорошие возможности для сбора важных сведений.

Третья категория — это специальные операции с применением источников или методов, которые, в случае их утраты, серьезно ослабили бы национальную безопасность. Тэрнер во всех деталях обрисовал операции (в рамках специальной программы ВМС) по подключению к подводным кабелям связи. Когда Буш был директором центральной разведки, точно над кабелем должны были стоять подлодки, что увеличивало риск, привязывая подлодку к одному месту на несколько недель. Сейчас ВМС создали сложный аппарат под названием «кокон», который можно помещать над подводным кабелем и оставлять там для записи переговоров на недели и даже месяцы, а затем забирать их. «Кокон» плотно заворачивается в несколько слоев водонепроницаемого материала и устанавливается на каком-то расстоянии от кабеля, поскольку его не надо присоединять непосредственно к идущим внутри кабеля проводам. Если кабель поднимают на поверхность для проверки или ремонта, то никаких следов подключения не будет заметно. Каждая такая операция, особенно если она проводится в советских территориальных водах, подлежит утверждению президентом, так как никакая другая не ставит под угрозу столько человеческих жизней. Уже произошло одно столкновение с советской подлодкой. Имели место и другие инциденты. Если хоть одна американская подлодка будет захвачена, то последствия будут равны инцидентам с самолетом-шпионом У-2 и шпионским кораблем «Пуэбло», вместе взятым. А может, и хуже.

ЦРУ и АНБ нашли и сухопутное применение для аппаратуры ВМС. Ее подключали к линиям связи на земле, либо к проводам между телефонными столбами, либо к зарытым в землю кабелям.

Имелись еще кое-какая техника и приборы, которые пока не использовались, их придерживали на случай кризиса или войны. Часть из них предназначалась в качестве дополнения к существующей технике, а часть — на всякий случай. Вообще резервов разведслужбам не хватало, трудно было выбить деньги на дорогостоящую технику, которая не идет в немедленное использование. Никто не хотел платить за будущее.

Расшифровка кодов Агентством национальной безопасности также считалась сверхсекретной областью. Из двадцати взятых на прицел ведущих стран, сказал Тэрнер, можно было ставить на дешифровку лишь несколько объектов и лишь на некоторое время, но чтобы расшифровывать все и все время — так не получалось. Да и необходимости не было. Десятки стран не представляли интереса для АНБ, хотя оно и могло расшифровывать их коды.

Упор в этой области разведки делался на то, чтобы подключаться к радиопередачам и линиям связи там, где другие страны, и особенно Советский Союз, и не предполагали о такой возможности, например подводные лодки или внутренние линии связи. Поэтому при использовании этих каналов часто не применялись коды высшей степени шифровки, а то и вовсе обходились без них. Иногда по возросшей частоте сеансов связи или включению новых линий АНБ, даже не прибегая к дешифровке, могли сделать вывод, что намечается, скажем, испытание ракеты, и направить самолеты воздушной разведки туда, где они имели возможность получить дополнительные и более точные сведения.

Имелись также автоматические дистанционные реле, которые можно установить или сбросить на территорию любых стран, и они будут передавать перехваченные сообщения. В некоторых случаях АНБ обнаруживало «утечку» на микроволновых линиях связи, которые подвергались перехвату.

В общем и целом, суммировал Тэрнер, существует множество возможностей, многие из них используются, а о многих еще даже не думали.

Кейси ушел с чувством, что всего перечисленного мало. Почему? Что держит эту огромную разведывательную машину в резерве?

4

20 января 1981 г. исполнилось 444 дня с начала кризиса с заложниками в Иране. Инмэн все еще держал под личным контролем это дело, передавая всю информацию непосредственно президенту Картеру, который уже готовился к церемонии инаугурации Рейгана. Наконец, в 12 часов 30 минут, через полчаса после вступления Рейгана в должность, два самолета с заложниками на борту покинули аэропорт Мэхрабад в Тегеране.

На следующий день Кейси организовал телефонный звонок президента адмиралу Инмэну. Когда Инмэн снял трубку и услышал голос Рейгана, он понял, что разговор пойдет по уже написанному сценарию. Рейган говорил легким, почти игривым тоном, когда сообщил Инмэну, что Кейси и другие руководители разведслужб хотят видеть его на посту заместителя директора центральной разведки. Затем последовала не допускающая отказа фраза: «Вы мне нужны». В голосе верховного главнокомандующего звучала хорошо отработанная искренность.

Служба в правительстве приносила вознаграждения, военная служба давала виды на будущее, но служба при президенте по его личной просьбе отличалась единственным в своем роде особым качеством. Инмэн как бы со стороны услышал свой голос: «Почту за честь». Однако он добавил, что, как он надеется, срок от 18 месяцев до 2 лет будет достаточным. «Я вас прошу», — промолвил он.

21 января 1981 г., в первый день деятельности новой администрации, Кейси выделил время специально для решения еще одного важного кадрового вопроса. Инмэн был человеком разведки, а Кейси хотел заполучить еще не столь сведущего в разведке человека. Структура ведомства нуждалась в разнообразии. Кейси уже нашел такого, и он являлся полной противоположностью Инмэну. Это был тот самый «Ху-джул», которого Кейси упоминал в беседе с Джоном Броссом.

Макс Хьюджел, пятидесятишестилетний бизнесмен, уроженец Бруклина, был на полфута ниже Кейси, но из него ключом била та же самая мудрая энергия нью-йоркских улиц. Кейси испытывал особую симпатию к этому человеку, который представлял собой антрепренера в миниатюре с быстрым говорком, всем самому себе обязанного. Как и Кейси, он проглатывал слова, пренебрегал грамматикой, неправильно произносил длинные и короткие слова. Хьюджелу ничего легко не давалось, но он сколотил несколько миллионов своей трудоспособностью, обойдя других. Кейси назначил Хьюджела своим личным специальным помощником в ЦРУ.

Во время кампании 1980 г. они делили двухкомнатный номер в отеле «Марина Дель Рей», рае небесном для холостяков и яхтсменов. Поднимаясь в 5 часов утра, чтобы в случае чего ответить на телефонные звонки с Восточного побережья, где уже было 8 часов утра, Кейси и Хьюджел работали до глубокой ночи. Почти из ничего, фактически без капиталовложений Хьюджел создал организацию сторонников Рейгана, навербовав их из тридцати основных общественных групп по интересам: религиозных, профессиональных, этнических и даже ветеранских.

Кейси и Хьюджел представляли собой несколько необычную пару. Постоянство отношений и приверженность Хьюджела Кейси находил прямо-таки очаровательными. Хьюджел узнал, что Кейси любит бананы, и, когда шел в магазин, всегда приносил несколько гроздьев. Однажды порыв ветра сдул шляпу с головы Кейси. Хьюджел пустился за ней в погоню, но второй порыв ветра подхватил и понес по воздуху его парик, что оставило у очевидцев незабываемые воспоминания.

Хьюджел работал после второй мировой войны в американской военной разведке. Он говорил по-японски и в течение двадцати лет вел дела с японской фирмой «Бразерс индастри», которая производила швейные и пишущие машинки.

Вскоре Хьюджел уже заполнял многочисленные анкеты и формуляры для получения допуска к бумагам высшей степени секретности и к закодированным материалам, а также к любым вопросам безопасности и режима. Но ему еще предстояло раскрыть перед проверочной комиссией все подробности своего прошлого и настоящего. Кроме того, в программе проверки стоял и детектор лжи.

Через несколько дней Хьюджел сидел перед машиной с самописцем, опутанный датчиками. Проверяющий начал задавать тщательно подобранные по очередности и содержанию вопросы.

— Вы когда-нибудь воровали деньги?

— Нет, — ответил Хьюджел, зная, что он должен отвечать только «да» или «нет».

— Занимались ли когда-нибудь гомосексуализмом?

— Нет.

— Употребляли ли когда-нибудь запрещенные наркотики, такие, как марихуана или кокаин?

— Нет, — сказал Хьюджел. Он действительно не употреблял ничего подобного, но понимал, что если он солжет, то маленькая стрелка, прослеживающая его жизнь и определяющая судьбу, сорвется со своего места.

— Подвергались ли когда-нибудь шантажу?

— Нет.

Были еще вопросы, и Хьюджелу казалось, что это тяжелое испытание длилось уже несколько часов. Вопросы касались даже далекого прошлого. Они стремительно следовали один за другим и требовали абсолютно однозначного ответа — «да» или «нет». Результаты теста, и Хьюджел это знал, можно опровергать или опротестовывать, а любой суд не принимал их как имеющие значение доказательства. Но от этих результатов зависело все. А как ты можешь вспомнить то, чего с тобой никогда не случалось, чего ты не говорил и не делал?

Наконец проверяющий сказал ему, что он прошел тест. С честью и развевающимися знаменами, добавил он.

После того как Инмэн согласился, или, точнее говоря, подчинился звонку президента, Кейси мог начать править всей разведывательной империей США.

В новой администрации произошла некоторая перетасовка, которая даже улучшила его положение.

Советник по национальной безопасности Ричард Аллен мог направлять свои доклады Рейгану только через Миза, нового старшего советника Белого дома. Это воспринималось как беспрецедентное ущемление власти советника по безопасности и его доступа к президенту, но усиливало позиции Кейси. Еще одна хорошая новость — Джеймс Бейкер, симпатичный и уравновешенный адвокат из Техаса, бывший во время кампании заместителем Кейси, стал шефом персонала Белого дома, естественно, при полной поддержке Кейси.

Бейкер, руководивший кампанией Буша на пост вице-президента, считался сильным и квалифицированным менеджером, полной противоположностью Мизу. У Миза нет-нет да что-нибудь пропадало то с самого дна бумажника, то из ящика его стола. Кейси также хорошо знал Майка Дивера по совместной работе во время кампании. Миз, Бейкер и Дивер — вот та тройка, которая вершит дела в Белом доме. Кейси не сомневался, что у него с ними будут хорошие отношения, а они, в свою очередь, тоже будут заинтересованы в нем. Кроме того, Кейси считал, что он может напрямую связаться по телефону с президентом или попросить его о встрече.

Отношения с Хейгом и Уайнбергером вроде тоже складывались неплохо. Кейси твердо занял полностью свободную от соперничества позицию по отношению к обоим ведущим членам кабинета. Хейг — это «дипломатия», Уайнбергер — «война». Если ощущался недостаток возможностей для проведения и того, и другого, то внешняя политика и агрессивный антикоммунизм администрации могут осуществляться через «разведку».

Он назначил встречу с Инмэном, чтобы в общем обрисовать ему свои планы. Если не будешь честным и откровенным, едва ли чего-либо добьешься.

Кейси сказал, что он хочет взять под свой непосредственный контроль аналитическое управление с целью улучшения качества докладов и оценок. Он желает также заполучить оперативное управление и тайные акции, а также сверхсекретные операции по добыче информации, все это нуждается в хорошей встряске и получит ее.

Инмэн был удивлен. Оба управления являлись двумя главными составными частями ЦРУ.

Технические и научные подразделения ЦРУ Инмэн может взять себе, если хочет, а в придачу еще административные и кадровые дела. Все вопросы, которыми Кейси не интересуется, Инмэн может забирать себе. Он же намерен держать в руках все доклады, сообщения, все операции. Инмэн обнаружил в нем решимость навязать свою волю, чего раньше за ним не замечалось. Кейси был преисполнен решимости, поза слушателя исчезла. Настало время перемен.

Он будет работать и руководить в своем собственном ведомстве — ЦРУ. Все остальные межведомственные вопросы принадлежат Инмэну, за исключением Белого дома. Все дела с Белым домом Кейси берет на себя. Он сам назвал себя офицером разведки при президенте, он поставляет самые последние, самые «горячие» сведения и должен быть уверен, что они дошли до президента.

Инмэн ушел несколько разочарованным.

26 января 1981 г., в первый понедельник пребывания новой администрации у власти, в Белом доме было созвано заседание правительства. Хотя ни Кейси, ни Инмэн еще не были утверждены сенатом, оба были приглашены, Кейси как директор центральной разведки, Инмэн как все еще возглавляющий Агентство национальной безопасности. Тема обсуждения — терроризм.

Государственный секретарь Хейг, легковозбудимый бывший протеже Киссинджера, натовский генерал и самозваный «духовный отец» новой жесткой линии во внешней политике, очевидно, взвинтив сам себя, произнес страстную речь о том, что может натворить банда террористов и фанатиков. Доказательство тому — Иран. Хейг выразил уверенность, что они вступают в период неопределенности, который явится пробным камнем для новой администрации. Необходимо продемонстрировать решимость и силу воли.

Он привел с собой госдеповского эксперта по терроризму Антони Куэйнтона, чтобы он сделал сообщение по проблеме терроризма.

— Террористическая группа может нанести удар по Соединенным Штатам в самих Соединенных Штатах, — сказал Куэйнтон. — США являются уязвимой страной.

Выступление наэлектризовало присутствующих. Члены правительства узнали, что если Иран уже позади, заложники уже дома, то проблема терроризма остается.

Миз поднял кое-какие вопросы из все еще свежей риторики времен предвыборной кампании: Картер и Тэрнер осложнили проблемы разведки, наложив чрезмерные ограничения на разведслужбы в плане проведения расследований как по случаям терроризма, так и по разоблачению иностранных шпионов.

Директор ФБР Уильям Уэбстер сказал, что он не согласен. Типичный американец, совсем молодо выглядевший бывший федеральный судья с приятной, не ершистой манерой поведения, Уэбстер подчеркнул, как важно проявлять осторожность во всем, что предпринимается в США для поимки шпионов или предотвращения терроризма. Его бюро, в функции которого входят как контрразведка, так и борьба с терроризмом, имеет в основном все, что для этого необходимо. Оно вполне может функционировать в рамках существующих законов и правил, сказал Уэбстер, приглушая раздутый было Мизом огонь.

Инмэн поддержал Уэбстера, сказав, что проблема главным образом упирается в недостаток ресурсов. Просто не хватает людей, чтобы делать всю работу. Задача состоит в том, чтобы разведывательные данные вовремя попали в руки тех, кто в них нуждается.

Кейси мало что мог добавить к сказанному. Ему надо еще изучить терроризм, который является одной из главных проблем разведки.

В конце заседания было решено, что Кейси изучит распоряжение Картера о работе разведки, которое имело силу закона. Если необходимы изменения, а все считали, что они нужны, то Рейган отдаст новое распоряжение.

На следующий день сенат без дискуссии утвердил Кейси директором центральной разведки 95 голосами, против не было. Днем позже его привели к присяге. Но кто удивил в этот день, так это Хейг. Он выступил на своей первой пресс-конференции в качестве государственного секретаря и без всяких колебаний обвинил Советский Союз в «обучении, финансировании и оснащении» международных террористов. С саркастическим намеком на администрацию Картера он добавил, что международный терроризм займет место прав человека. Для него самой большой проблемой в области прав человека является «безудержный международный терроризм». «Советы, — сказал он без всяких оговорок, — осуществляют сегодня политику или, если хотите, программу поощрения, поддержки и распространения этого вида деятельности».

Этот залп, преподнесенный как новость, заставил даже старших сотрудников Хейга пробормотать что-то в знак сомнения. Рональд Спирс, руководитель разведуправления госдепартамента, сказал новому государственному секретарю, что это его заявление не подтверждается последними донесениями разведки.

Минуточку, сказал Хейг, он узнал об этом, читая гранки выходящей в скором времени книги под названием «Сеть террора», автор — Клэр Стерлинг, американская журналистка в Италии. Она совершенно определенно указывает на русских.

Может быть, поступило что-нибудь новое, уступчиво сказал Спирс, конечно, вопрос достаточно серьезный, чтобы обратить на него внимание. Спирс направил официальный запрос Кейси подготовить специальную разведывательную оценку, с тем чтобы изложить коллективное мнение всех разведслужб США на основе того, что им известно по этому вопросу, и подсказать политикам, что им следует ожидать.

Кейси обрадовался этому запросу. Такие оценки для него — хлеб насущный в его усилиях вдохнуть жизнь в работу ведомства. Эта оценка пойдет президенту, в Совет национальной безопасности, членам кабинета, занимающим командные позиции. Такие прогнозы и составляли основу системы раннего предупреждения в разведывательном сообществе. И он будет делать их очень хорошо. Он будет лично руководить процессом их подготовки. Терроризм является подходящей первой темой.

На третий день своего пребывания в должности Кейси получил копию специальной секретной записки, законченной как раз накануне его приведения к присяге. Озаглавленная «Ливия: цели и уязвимые места», записка на 12 страницах указывала на то, что можно было ожидать от Каддафи в ближайшее время. Каддафи переставал быть абстрактной проблемой для Кейси.

«Записка подготовлена директором центральной разведки, — прочитал Кейси. — Национальный совет по внешней разведке согласен, за исключением мест, отмеченных в тексте». Совет являлся совещательным органом директоров всех американских разведслужб, где теперь председательствовал Кейси. Основные выводы были такие:

1. Недавний успех Каддафи в Чаде является гарантией того, что его агрессивная политика будет представлять растущую угрозу США и интересам Запада. Несколько месяцев тому назад Каддафи направил тысячи солдат в соседний Чад, к югу от Ливии. Чад, французская колония до 1960 г., представлял собой одно из молодых африканских государств, лидеры которых постоянно стремились к захвату территорий. В оценке говорилось, что проблема Каддафи сама по себе не исчезнет, перспектива — еще больший авантюризм.

2. Внутренняя и находящаяся в изгнании оппозиция его режиму плохо организована и малоэффективна. Это означает, что для тайной акции потребуется нечто большее, чем только передача денег или оружия. Необходимо будет решать проблемы организации и морального уровня оппозиции.

3. Антизападная политика Каддафи служит интересам Советского Союза. Хотя Каддафи и не является пешкой Советского Союза, его отношения с ним можно охарактеризовать как слишком тесные.

Далее в записке говорилось, что в последнее время Каддафи «применял политические интриги, проявлял дипломатическую активность, практиковал терроризм, совершение покушений, а теперь в Чаде прибегнул к военной оккупации».

ЦРУ наняло психологов и психиатров, которые на основе полученных на месте разведывательных данных составили психологический портрет Каддафи. Записка давала анализ его личности, в ней говорилось: «В силу особых условий, в которых проходило его детство, Каддафи усвоил в преувеличенной форме примитивный идеализм бедуинов, религиозный фанатизм, непомерную гордость, аскетизм, боязнь иностранцев и чувствительность к неуважению».

Отец Каддафи, бедуин-кочевник, всю жизнь пас овец. «В результате дискриминации, с которой он, будучи бедуином, столкнулся во время учебы со стороны как ливийцев-горожан, так и иностранцев, у Каддафи получили сильное развитие острое презрение к избранной элите, прочная приверженность к его бедуинскому сословию, чувство принадлежности к угнетенным».

Одним из результатов этого, говорилось в записке, стал «его личный бунт против власть имущих и поддержка всех без разбора бунтарских выступлений во всем мире».

Погружаясь в глубины психоанализа, оценка отмечала: «В поисках собственной психологической защиты Каддафи развил в себе экзальтированное, претенциозное чувство самомнения. Представления Каддафи о будущем Ливии основываются на чистоте и простоте жизни нации, которые, как он считает, существовали в ранний период арабской истории».

В записке говорилось и о других странах, где Каддафи проводил нелегальную подрывную деятельность. «Ливия осуществляет тайные операции во всех странах черной Африки, используя в том числе подкуп местных лидеров. Как сообщается в последних секретных донесениях (под этим имеется в виду информация, полученная от агентуры и в результате применения технических средств разведки), в Тунисе, который имеет 200-километровую общую границу с Ливией, ведется вербовка и ускоренная военная подготовка тунисских диссидентов».

Каддафи в течение нескольких лет претендует на территориальные воды за пределами международно признанной 12-мильной зоны, утверждая, что залив Сидра шириной 275 миль, вдающийся в 800-мильное средиземноморское побережье Ливии, принадлежит ему. «Является вопросом, пойдет ли Каддафи на риск возможного американского возмездия, — говорилось в записке, — однако его вооруженные силы имеют постоянно действующий приказ атаковать корабли и самолеты США, вторгающиеся за эту линию». Этот раздел записки заканчивался выводом: «Возможности возникновения инцидента у берегов Ливии с участием США относительно велики».

Далее в оценке отмечалось, что около 10 % импортируемой США нефти поступает из Ливии, которая является «главным поставщиком трудно заменимой легкой нефти с низким содержанием серы». Прекращение или запрет на поставки ливийской нефти может вызвать «серьезную нехватку бензина на Восточном побережье США».

Однако, как отмечалось в оценке, дальнейшее пребывание Каддафи у власти не является несомненным. «У нас есть подтверждение предпринятой в мае прошлого года попытки его свержения и в августе — еще одной, более серьезной». В целях самозащиты Каддафи создал «систему информаторов», но организованная часть оппозиции в изгнании получает поддержку от ряда стран, в том числе от Египта, Марокко, Саудовской Аравии и Ирака. Некоторые оппозиционеры, находящиеся в изгнании, имеют поддержку внутри страны. «Тем не менее, — отмечалось в оценке, — перекрывая все возможности покушения на него, он может еще многие годы оставаться у власти».

В пункте 51 документа упоминался бывший министр обороны Хабре. Этот испытанный «воин пустыни» руководил борьбой с силами Каддафи в Чаде (согласно досье ЦРУ, лидер Судана Джафар Нимейри несколько месяцев назад тайно обратился с просьбой к ЦРУ оказать помощь Хабре. Нимейри опасался, что Судан, самая большая страна в Африке, окажется следующей в меню Каддафи). В оценке указывалось, что «Марокко, Египет, Судан и Франция оказывают все возрастающую тайную поддержку мятежному Хабре».

В такой оценке Кейси усматривал двусмысленность; Каддафи может вылететь, поскольку в записке говорилось о «наличии» заговоров, а с другой стороны, он может остаться. Документ изобиловал словами «может быть», «возможно», «не исключено». Кейси же интересовала более определенная оценка риска борьбы с Каддафи. Наконец, он прочитал: «Открытая враждебность Запада может обернуться выгодой для Каддафи, превратив его из отверженного в мусульманского мученика. Арабские режимы, которые ничего не имели против антиливийских акций со стороны США, особенно военной акции, могут столкнуться с опасностью со стороны своих собственных народов — и тогда может произойти то, чего они боялись, когда США угрожали военной акцией в Иране».

Последний пункт, 71-й, гласил, что «действия лидеров арабских стран (против Ливии) могут обернуться против них как в самих этих странах, так и во всем арабском мире».

Это была уже неприкрытая попытка увильнуть от ответа. Каддафи доставлял неприятности всем — Западу, Соединенным Штатам, арабским государствам, друзьям и врагам, даже самому себе. Документ ставил разведслужбы США в бюрократически защищенное положение, оставляя за ними возможность в случае чего стряхнуть пыль с этой оценки и сказать; «Вот видите, мы же вам говорили. Мы ведь говорили, что это может произойти». Сказать все — значит не сказать почти ничего, подумал Кейси.

Однако последняя фраза последнего пункта содержала какой-то луч надежды. Она касалась других арабских государств. «Мерой их хитрости является благоразумие, с которым некоторые противники Каддафи по региону, включая президента Садата, делают ставку на то, что он истечет кровью в своей самой больной точке — Чаде, а также на опасность, угрожающую ему в этой связи у себя дома».

Последняя фраза звучала как удар колокола. Если сосредоточиться только на ней, то вся оценка выглядела как искусный документ, где аргументация строится на хитроумном призыве к действию, предполагая и предлагая путь к достижению цели с минимальным риском: «хитрость», «благоразумие», с которыми надо дать полковнику «истечь кровью». Смысл заключается в том, что авантюра в Чаде является ахиллесовой пятой для Каддафи. Предлагаемый курс — похоронить в Чаде планы Каддафи — соответствовал стратегическому чутью Кейси. Он не хотел, чтобы ЦРУ прошло мимо такой возможности.

Вскоре в новом государственном департаменте Хейга и новом ЦРУ Кейси был разработан план тайной акции по поддержке Хабре. Ему дали название «вторая колея» в отличие от обычной «первой колеи», то есть стандартной, открытой дипломатии и экономической помощи. Политику делал Кейси. Чад, Судан и Египет граничили с Ливией на востоке и юге; они образовывали вал сопротивления, который нуждался в укреплении.

Состоялось несколько межведомственных совещаний. Последнее — в Белом доме с участием президента, который как бы скреплял принципиальную договоренность между главными участниками игры. Речь шла не просто об активизации тайных акций, но о восстановлении международной репутации США. Вскоре президент подписал официальную директиву, по которой выделялось несколько миллионов долларов для тайной поддержки Хабре. Так была приведена в действие первая тайная акция КеИси.

В первые несколько недель работы Кейси обнаружил то, что и ожидал, — ЦРУ стало ведомством, которое ушло в свою скорлупу. Ему предстояло сделать так, чтобы оно оттуда вышло.

Есть люди, которые не хотят проявлять себя, если на это нет причины. И, конечно, они не проявляли себя при Картере и Тэрнере. Но семена смелости в них зрели. Доказательством тому служила оценка по Ливии. Для того чтобы заставить этих людей проявить себя, надо изменить подход к ним. Если подход Тэрнера заключался в сведении к минимуму степени риска, то Кейси продемонстрирует готовность идти на риск. Чтобы сломать эту пассивность, Кейси придется доказать, что администрация, президент и он готовы пойти на «горячие» дела.

Генерал-лейтенант ВВС Юджин Тай постарался вовремя прибыть на встречу с новым директором центральной разведки и был на месте ровно в 11 часов в понедельник 2 февраля 1981 г. До этого он только раз встречался с Кейси на каком-то приеме.

За тридцать шесть лет работы в разведке Тай убедился, что политика и разведка — это жильцы одной квартиры. Общительный человек в очках и с внешностью доброго дедушки, Тай еще обладал чудесной обезоруживающей улыбкой, которую он часто сохранял даже после того, как все уже отсмеялись. При нем приходили и уходили правительства, министры обороны и директора центральной разведки, менялись характер и стиль разведывательной работы. За годы службы он пришел к выводу, что все большие склоки случались тогда, когда не хватало настоящей информации. Если американская разведка имела много хороших сведений, то до стычек, как правило, не доходило.

Тай возглавлял Разведывательное управление министерства обороны (РУМО) почти четыре года при Картере и хотел остаться на этом посту. Его управление координировало деятельность разведок сухопутных сил, ВМС, ВВС и корпуса морской пехоты. Тай имел доступ к перехватам АНБ, к фотографиям со спутников Национального управления расшифровки космической фотосъемки — сверхсекретного ведомства, телефоны которого даже не числились в телефонном справочнике министерства обороны, — и к материалам ЦРУ. Его главной задачей являлось раннее предупреждение о передвижениях советских вооруженных сил. ЦРУ устраивало революции, организовывало политические перевороты, всякие смены и замены. Это означало, что его продукция каждый день ложилась на стол в Белом доме, поскольку всегда где-нибудь существовали либо «горячая точка», либо кризис.

Тай занимался войной. Это означало, что продукция его управления не так часто подвергалась изучению, а в отношении Советского Союза, возможно, этого никогда и не произойдет. Во всяком случае, он на это надеялся. Проводились военные игры и всякие дебаты с участием разведок, Белого дома, госдепартамента, министерства обороны, мозговых трестов, прессы, но все это было абстракцией. Он следил за тем, чтобы его управление всегда находилось в состоянии повышенной готовности.

Тай не относился к любителям пострелять. Он руководствовался простой философией: чем больше знаешь, тем меньше опасность войны. Задача состояла в том, чтобы получать разведывательные данные, которые давали бы США возможность действовать в интересах мира. Тай знал, что среди разведслужб РУМО считалось фракцией «заднескамеечников», какой-то безответственной организацией с не таким уж высоким интеллектуальным уровнем. Но сам он знал цену той нагрузки, которую несло РУМО и 4500 человек, работающие на него. Около 35 % всей военной разведывательной информации обрабатывалось в РУМО, причем не только в плане анализа первичных данных, наличия угрозы безопасности США, военных намерений другой стороны. В задачи управления входило и определение целей удара по СССР, что служило основным источником для составления единого интегрированного оперативного плана, то есть плана ядерной войны с Советским Союзом.

Как считал Тай, РУМО является главным каналом разведывательной информации оборонного значения. Президент Джон Кеннеди и министр обороны Роберт Макнамара, вступив в должность, обнаружили, что того разрыва с Советским Союзом в области ракетного вооружения, о котором Кеннеди громогласно заявлял в ходе своей избирательной кампании в 1960 г., не существует. Тогда они и создали РУМО, чтобы анализировать, изучать и использовать военную информацию. Они хотели иметь единое разведывательное подразделение в Пентагоне, которое обеспечивало бы поступление информации, независимой от соперничества между отдельными разведслужбами.

Донесения военной разведки должны быть простыми и отвечать однозначно; собираются арабы нападать или нет, идут ли русские, китайцы или кто там еще или не идут.

Та встреча утром в понедельник стала первым совещанием Национального совета по внешней разведке, на котором председательствовал Кейси. В нем участвовали руководители АНБ, РУМО, разведок родов войск, Управление разведки и исследований госдепартамента, а также разведывательных отделов ФБР и министерства финансов. Всего около десятка руководителей и представителей ведомств сидели в зале, ожидая нового директора.

Кейси неуклюже ввалился в зал и сел на свое место. Он выглядел очень старым. Его походка была тяжелой, внешность источала какую-то серость. Полная противоположность моложавости и военной выправке Тэрнера.

Кейси начал свою речь на несколько необычной ноте. Здесь будут выслушаны все, кто пожелает выступить. Совет по разведке будет заседать столько времени, сколько понадобится для обсуждения всех вопросов. В разведывательной работе нельзя спешить. Он с пониманием относится к разведке и сознает ее важность.

Он сделает все, что потребуется, для поддержания должного уровня информированности.

Хороший знак, подумал Тай. Кейси проделал большую работу, чтобы узнать, что можно противопоставить стилю председательствования Тэрнера на заседаниях совета. Тернер отводил на эти совещания час или немногим больше и следил за тем, чтобы этот регламент соблюдался. Каждый имел право на выступление, но не всем удавалось довести свою мысль до конца. Иногда они только подходили к сути вопроса, а Тэрнер уже собирался уходить. Поскольку он был № 1, то мог позволять себе принимать решение по собственному усмотрению. У него был жесткий характер, хотя он часто выглядел рассеянным.

Кейси продолжал говорить, и Тай был удивлен его знанием профессиональных навыков разведки. В нем чувствовался близкий по духу человек. Он сказал, что намерен встретиться с каждым руководителем разведывательного ведомства лично.

В свою очередь, Кейси отметил, что в зале много народу, даже, пожалуй, слитттком много, и по некоторым особо секретным вопросам впредь надо принять меры, чтобы в их обсуждении участвовали только имеющие к ним непосредственное отношение. Он об этом позаботится. Он повторил, что безопасность входит в число его главных приоритетов.

Через несколько дней Кейси позвонил Таю. «Как насчет позавтракать вместе в вашем учреждении?» — спросил Кейси. Тай ответил, что у них нет специальной столовой. На это Кейси сказал, что можно будет поесть в кабинете Тая. Спустя несколько дней Кейси появился в кабинете 3 Е 258 Пентагона, где его ждал Тай.

Оба заказали по салату из креветок, и Кейси сразу же приступил к расспросам о всех предыдущих местах службы Тая. Он хотел выяснить два главных вопроса: чем Тай занимается и что ему известно о происходящем в мире. Таю пришлось пуститься в «кругосветное путешествие».

Начав с южной части Тихого океана, Тай сказал, что разведывательные данные по этому району являются довольно скудными. Советы закупают шерсть в Новой Зеландии. Это классический советский трюк: используя экономические трудности, просунуть ногу в дверь. В северной части Тихого океана, в частности в Корее, ситуация ухудшилась, поскольку за последние годы ресурсы разведки сократились в результате наращивания вооруженных сил Северной Кореи. Советы стараются увеличить свое влияние там, где США сдали свои позиции, например во Вьетнаме.

Кейси вынул из кармана несколько карточек для записи и начал что-то царапать, сказав, чтобы Тай продолжал. Корея, Вьетнам — старые проблемы, которые, возможно, еще не миновали.

Политика Никсона — Киссинджера по отношению к Китаю не решила китайской проблемы, продолжил Тай. Политика Пекина может за одну ночь измениться на 180 градусов. Китайские стратегические ядерные силы, их подводные лодки, орбитальные спутники, межконтинентальные баллистические ракеты превращают Китай в мировую державу. В нашем подходе к Китаю была допущена серьезная ошибка, когда мы рассматривали его как нечто вроде гигантской страны «третьего мира», представляющей только региональную угрозу. Новые станции слежения, которые китайцы разрешили США создать на территории Китая, являются только признаком, но не гарантией дружелюбия.

Мексика, сказал Тай далее, тоже внушает большую озабоченность. В стране действуют повстанцы. Некоторые районы контролируются местной полицией, а не центральным правительством. В столице нищета достигла таких размеров, что может появиться еще один лидер типа Хомейни. Центральная Америка представляет собой море нестабильности, питательную среду для левых. Куба продолжает укреплять свои позиции и центральную власть.

Обстановка на Среднем Востоке, предсказал Тай, прежде чем улучшиться, может ухудшиться. Иран под властью Хомейни еще не дошел до гражданской войны, но она неизбежна. Посредническая роль США на Среднем Востоке, кажется, вовлекает нас в неприятности.

Индия играет ключевую роль, продолжал он, но власть делят между собой правительство Ганди и министерство обороны, которое почти полностью находится под советским влиянием. Такое правительство типа парной упряжки будет доставлять трудности США, поскольку часто нельзя понять, за кем там последнее слово.

Есть еще один настораживающий фактор, сказал Тай. Часто Белый дом ничего не хочет слышать. Мы не могли уговорить Картера посмотреть разведывательную информацию, которая убедительно показывала, что Советы готовят вторжение в Афганистан. За шесть месяцев до ввода войск в эту страну туда был направлен советский генерал, который специализировался в расширении военного влияния и ранее проявлял большую активность в Северном Вьетнаме. Тай несколько раз пытался дозвониться до Белого дома, чтобы предупредить их, но там все как вымерли. Никто даже трубку не снял. Фотографии со спутников и перехваченные переговоры не оставляли сомнений в советских намерениях. Но Белый дом помешался на Иране и, видимо, не хотел сталкиваться с еще одной проблемой. Сейчас, когда прошло уже больше года, можно сказать, что Советы все еще настроены очень серьезно в Афганистане.

— Послушайте, — сказал Кейси, поднимая голову от своих карточек, — если вам надо будет что-то передать в Белый дом, обращайтесь прямо ко мне. Мы туда пробьемся.

Он был настроен решительно.

В Советском Союзе, по словам Тая, военные приобретают доминирующее значение, причем в такой степени, которую лишь немногие осознают. Особое беспокойство внушает наращивание советского военного присутствия в Восточной Европе.

— Что еще хуже, — добавил Тай, — это продолжающееся самоокапывание советского руководства. Россия становится классовым обществом. Около трех тысяч семей образовали элиту, и они хотят оставаться элитой.

Тай сказал также, что он недавно посетил Турцию, где назревают неприятности.

Далее Тай рассказал, как в декабре 1978 г., что-то за шесть недель до того как в результате революции шах оказался вынужденным покинуть Иран, он прибыл в Тегеран. Резидент ЦРУ сразу же попросил его помочь найти побольше агентов, говорящих на фарси. В Тегеране обстановка определялась тем, что никто не знал, что происходит в стране и даже в столице. Чтобы получить эти сведения из первых рук. Тай обвел вокруг пальца собственную охрану: он переоделся в гражданский костюм, выкарабкался на улицу через окно посольского здания и три часа бродил по улицам города. В 11 часов открылись магазины. А в полдень они все закрылись. На улицы высыпало около миллиона демонстрантов, до предела взвинченных антиамериканскими лозунгами. Это было потрясающее зрелище, демонстрировавшее либо подлинные настроения масс, либо их образцовую организацию, либо то и другое, вместе взятое. Вырисовывалась довольно драматическая ситуация. В стране назревал ураган.

Несколько позже, будучи в посольстве США, руководитель иранской секретной службы САВАК генерал-лейтенант Насер Могадам увлек Тая в отдельную комнату и в течение трех часов уговаривал его предоставить Ирану оборудование по подавлению массовых бунтарских выступлений.

— А почему бездействуют линии связи иранского правительства с правительством США? — спросил Тай.

Линии, очевидно, были перекрыты. В обеих странах наблюдалось состояние паралича. Да, Иран стал страшной неудачей американской разведки, и ситуация требовала скрупулезного анализа в поисках выхода.

После беседы, по дороге в свой офис, сидя в машине, думал: «Черт возьми, недостатка в работе не предвидится. Корея, Вьетнам, Китай, Мексика, Центральная Америка, Средний Восток, Индия, Советский Союз и еще Иран».

Когда он представил себе начальника разведуправления министерства обороны карабкающимся из окна американского посольства в Тегеране, чтобы лично ознакомиться с обстановкой, его охватило чувство, очень близкое к восхищению. Кейси решил: чтобы достойно выполнять свою работу, надо составить список ведущих стран мира и устроить инспекционную поездку по ним. Он побеседует с резидентами ЦРУ, посмотрит, что ими сделано и что они знают.

Кейси и Джон Бросс процедили немало личных дел в поисках кандидата на должность главного придворного, главного сортировщика и «толкача» всех бумаг и идей, короче говоря, на должность административного помощника Кейси. Наконец, они остановились на кандидатуре Роберта Гейтса, который только что принял дела старшего оперативного сотрудника по Советскому Союзу, подчиненного непосредственно ДЦР. Это была должность главного аналитика первой по важности сферы деятельности ЦРУ. Но для Кейси наибольшее значение имел опыт работы Гейтса в Белом доме.

С весны 1974 по декабрь 1979 г. он являлся сотрудником Совета национальной безопасности и свидетелем полезного и бесполезного применения разведывательной информации при президентах Никсоне, Форде и Картере. В свои 37 лет, с 14-летним стажем работы в ЦРУ, Гейтс, человек небольшого роста, с широкой открытой улыбкой, олицетворял как раз то, что искал Кейси.

Во времена правления Картера Г ейтс работал у заместителя Бжезинского в СНБ Дэвида Аарона. Гейтс называл Аарона «недотепой из Страсбурга» (тот там родился), так как его приходилось буквально тыкать носом в дела и проблемы, пока до него доходила их суть.

Когда Гейтс в 1966 г. поступил на курсы кадровых сотрудников ЦРУ, он всем жаловался, что управление так напичкано ветеранами второй мировой войны из Управления стратегических служб, что обойти их можно только с помощью хороших связей в области политики. И он нашел эти связи. Помог коллега из ЦРУ Джон Смит, сын Жерара Смита, руководителя американской делегации на переговорах по контролю над вооружением при Никсоне. С его подачи Гейтс был представлен Смиту-старшему. А через некоторое время Гейтс получил от ЦРУ предписание стать сотрудником группы анализа при американской делегации на переговорах по контролю над вооружениями.

Кроме того, Гейтсу принадлежали некоторые неортодоксальные высказывания, которые понравились Кейси. Гейтс имел ученую степень по русской истории и, может быть, поэтому утверждал, что ЦРУ слишком схоластическое ведомство, поскольку пугается противоречий. Именно противоречия привели разведчика-аналитика в непосредственную близость к людям, делающим политику. По его мнению, разведчики должны проявлять понимание к этим людям, не подгоняя свои оценки к меркам Белого дома, а заблаговременно предупреждая о препятствиях и препонах на их пути. Г ейтс также говорил, что основной оплошностью разведчиков являлось их неумение внушить политикам мысль о наличии пределов даже для разведки. Зная о миллиардах, истраченных на разведку, президент думал, что ему известно, куда пошел каждый из них. Оказывается, это не так.

Хотя Гейтс и был аналитиком, он, проявляя оперативную выучку, всегда демонстрировал готовность подчиниться законам разведки и приказам начальства, что тоже нравилось Кейси. Когда Картер пожелал установить отношения с Кубой, Дэвид Аарон получил задание выйти на секретную встречу в Нью-Йорке с двумя высокими представителями разведки Фиделя Кастро. Полагая, что помпезность является лучшим прикрытием, Аарон, которого сопровождал Гейтс, назначил кубинцам встречу в фешенебельном французском ресторане на 5-й авеню. Гейтсу было приказано надеть на себя записывающее устройство, заделанное в жилетку из фондов ФБР. И вот, когда Аарон и кубинцы спорили по поводу присутствия кубинских войск в Анголе и Эфиопии, Гейтс тихо и смирно сидел в жилетке ФБР, стараясь держаться прямо. Человек-микрофон.

Кейси встретился и с заместителем Тэрнера, начальником оперативного управления ЦРУ Джоном Макмагоном. Это управление имело ключевое значение. Макмагон, уже уходящий со службы рослый ирландец со старомодными баками, по разведывательной подготовке не являлся оперативником, хотя и проработал в ЦРУ почти тридцать лет. Тэрнер назначил Макмагона своим заместителем, чтобы поставить под более надежный контроль оперативное управление, которому он не доверял.

Ознакомившись с личным делом Макмагона, Кейси поймал себя на мысли, что личные дела содержат весьма существенные сведения о человеке. Поступив в ЦРУ в 1951 г. в качестве рядового клерка по кодам, Макмагон прошел большой путь по ступеням административной иерархической лестницы. Он вел дела всех пилотов самолетов-шпионов У-2. Он сумел найти верный курс во время проблематичных 70-х гг. Когда репутация управления пошла ко дну, Макмагон получил повышение. Он стал начальником отдела электронной разведки, незаметного, но важного по способу получения информации от радаров и других установок, не имеющих отношения к связи. Перед тем как стать заместителем директора, Макмагон заведывал отделом кадров при директоре центральной разведки и уже помышлял об отставке.

Макмагон слыл человеком осторожным. Но несколько лет назад, когда ЦРУ собрало все до кучи о тех, кто поддерживал и субсидировал 2–3 десятка критиков ЦРУ, организовывал публикации типа «Информационный бюллетень о тайных акциях», где предпринимались попытки выставить напоказ операции и оперативных работников ЦРУ, вот тогда Макмагон взорвался. «Тупые сукины дети, — кричал он на совещании ответственных сотрудников, — шпионить за американцами… А если кто-либо завладеет всем этим… Вы понимаете? Каково будет восприятие».

И все-таки лично Кейси Макмагон нравился. Человек с открытым характером, всегда готовый к сотрудничеству и выполнению приказов.

— Как насчет увеличения неофициальных прикрытий? — спросил его Кейси. — Не послать ли несколько ребят за рубеж в роли бизнесменов, консультантов и т. п., вытащить их из посольств.

Макмагон выдвинул уже известные возражения: проблема безопасности, контроля, необходимость для сотрудников ЦРУ иметь дипломатический статус.

— А что нового в нашей афганской операции?

— Это, — пояснил Макмагон, — массированная акция со многими участниками. Поставки оружия идут в основном транзитом через Египет. Пакистан служит каналом к афганскому сопротивлению. Саудовская Аравия дает больше средств, чем ЦРУ.

Кейси сказал, что, по его мнению, это важная операция, возможно, самая важная из унаследованных от Картера. Президент Рейган захочет продолжать ее, может быть, даже увеличить поддержку. Это главный момент противоборства с Советским Союзом.

— Да, конечно, — сухо сказал Макмагон, — советское вторжение является, возможно, их серьезной ошибкой.

Но все-таки в чем же заключается цель политики США? Что, эта политика нуждается в перестройке? Маловероятно, что Советская Армия смирилась с поражением. Каждая мера США будет вызывать контрмеру Советского Союза, что означает непрерывную эскалацию. Следовательно, политика Вашингтона строится на возможности «обескровить» Советский Союз. Возможно ли это? Используем ли мы все возможности по дипломатическим каналам, чтобы заставить СССР уйти из Афганистана?

Кейси предоставил своему приятелю Максу Хьюджелу возможность, растворившись в массе сотрудников ЦРУ, самому посмотреть что к чему, если надо, получить необходимые разъяснения, узнать как можно больше. Через три недели Кейси спросил его, что он думает делать дальше.

— На твое усмотрение, — ответил Хьюджел.

— Ладно, тогда вот что я от тебя хочу, — сказал Кейси.

Он сообщил, что открылась должность заместителя директора по административным вопросам, одно из трех высших кресел.

13 февраля было объявлено о соответствующем назначении Хьюджела, а тот скоро понял, что эта должность соответствует профессии бизнесмена: вопросы безопасности, связь, размещение штаб-квартир и резидентур ЦРУ за рубежом. Конечно, должность важная, но далекая от подлинно разведывательной работы, от тайных операций, к которым он только прикоснулся за время, проведенное в ЦРУ.

В конце февраля Кейси присутствовал на поминальной службе по старому другу, вашингтонскому адвокату, твердокаменному республиканцу. По окончании службы он подошел к своему «сверх-спецолдсмобилю» и попросил охранника пригласить одного из присутствовавших на службе, а именно Стэнли Споркина, подойти к машине.

Споркин, помятой внешности человек, выглядевший как подпольный босс из Лас-Вегаса, подошел и открыл дверцу директорского авто.

— Стэн, — сказал Кейси, — спасибо за письмо в мою поддержку в сенатский комитет по разведке. Не хотите подъехать вместе со мной?

Споркин сел в машину.

— Слушайте, вы уже дважды отвергали меня, — продолжил разговор Кейси, имея в виду давнюю историю с экспортно-импортным банком в 1974–1975 гг. — А сейчас я вам делаю предложение: не хотите ли поработать в ЦРУ? В качестве главного юрисконсульта? — добавил он. — В управлении, наверно, будет немало сложных юридических дел.

Споркин сразу же проявил интерес. Он 19 лет сидел в Комиссии по ценным бумагам, и ему это порядком надоело.

Но разведывательные операции — это не то, чем он занимался раньше. В ходе их проведения пощады не знают и часто перерезают друг другу глотки.

Кейси сказал, что если Споркин заинтересован в работе, ему надо будет пройти полную проверку в соответствии с правилами ведомства. Если он сочтет что-либо неприемлемым, не сможет работать с какими-то машинами или вообще не сможет сочетать служебные задачи с жизненными принципами, то не надо себя насиловать.

Машина въехала на территорию штаб-квартиры ЦРУ, Кейси вышел, а Споркин поехал обратно, в церковь.

Первые недели пребывания Кейси в ведомстве доставили ему истинное удовольствие. Его принимали как старого служаку Управления стратегических служб, вернувшегося в свои родные пенаты в качестве лидера. Сведения о том, что он хотел стать государственным секретарем, вроде не просочились, и в управлении преобладало мнение, что он, руководитель избирательной кампании Рейгана, мог выбирать любую должность, а выбрал ЦРУ. Пожалуй, ни один руководитель управления или ведомства не пользовался таким уважением, как новый директор центральной разведки. Почти все обращались к нему, называя его «директор», или «директор Кейси», или «ДЦР», или «сэр». Это был своего рода ритуал признания. Каждый документ, исходящий из Лэнгли, имел пометку «Просмотрено директором», а порядковый номер на телеграммах, запросах, распоряжениях и т. п. как бы ставил на них штамп верховной власти учреждения, хотя сам Кейси просматривал несколько десятков из сотен документов, исходивших ежедневно. Каждый документ из любой резидентуры адресовался директору. В коридорах управления люди сразу же замечали его, уступали дорогу, почти по-военному приветствовали.

Каждый день на его стол ложилась кипа материалов. Утренняя подборка документов из оперативного центра в Лэнгли, освещающих события за ночь, поступала в отдельной папке. Другая папка содержала сообщения из посольств и резидентур, требующие его внимания. Он получал копию отлично отпечатанного «Ежедневного доклада президенту», десять страниц самой ценной разведывательной информации, которая каждое утро направлялась Рейгану, Хейгу и Уайнбергеру. Ежедневную разведывательную сводку, документ менее деликатного свойства, но также совершенно секретный, получали сотни людей в правительстве, и Кейси тоже. Папки с голубой каймой с донесениями от агентуры по мере их поступления в течение всего дня поступали к Кейси. Приходили также большие красные папки с кодовым названием «Совершенно секретная замочная скважина», содержащие сведения со спутников и других средств воздушной разведки.

Большинство разведывательных донесений были многоканальными, то есть сведения поступали от постов перехвата, со спутников, от агентуры и из других источников, а кто-то все это обрабатывал и сводил воедино. Иногда Кейси запрашивал и получал полный материал перехвата. Если ему по какому-то вопросу требовалась более полная информация, он давал соответствующее указание и получал всю подборку или краткую сводку по запрошенным материалам либо устный отчет. Иногда ему приходилось даже подавлять в себе чувства рядового читателя или историка-любителя, настолько интересными были материалы, содержащие любопытнейшие истории.

А иногда все эти бумаги вызывали какую-то неудовлетворенность. И тогда Кейси задавался вопросом: что у них там происходит? Под «у них там» имелись в виду зарубежные резидентуры. Некоторые донесения показывали, что резидентуры не сидят сложа руки и добывают хорошие разведывательные данные о правительстве страны пребывания и о советском посольстве в этой стране. Однако сообщения других резидентур содержали лишь малозначащие сведения или вообще не имели смысла.

Он еще больше загорелся желанием нанести визиты в резидентуры.

В начале марта Кейси вылетел на Дальний Восток. Резидентуры ЦРУ, которые он там посетил, создали неплохие системы по контролю за все возрастающим советским влиянием в их странах. Используя местную полицию и разведку, иммиграционные и таможенные службы, резидентуры довольно четко регистрировали все приезды и отъезды советских граждан. Как правило, они получали копию паспортной фотографии, бригады наружного наблюдения, снабженные скрытыми фотоаппаратами и радиофицированными автомашинами, могли вести слежку и контроль за действиями намеченных лиц. Посты наблюдения и фотографирования давали сведения о визитах советских руководящих деятелей. Специальные подразделения могли осуществлять телефонное и внутрикомнатное подслушивание. Имелись возможности в отдельных случаях просматривать почтовую корреспонденцию. Резидентуры имели «агентов с доступом», которые были вхожи в советские учреждения и поставляли личные сведения о советских людях. Несколько резидентур обзавелись высокопоставленными источниками в правительственных кругах. Но действительно полезная политическая разведывательная информация все-таки была довольно скудной.

Оперативные работники соответствовали хорошему или достаточному уровню. Но никто не решался играть по-крупному. Вся атмосфера была какой-то нетворческой. Никто не стремился провести «мозговую атаку» по той или иной проблеме, выделить главные цели и сосредоточить все усилия, чтобы либо завести агентуру, либо поставить на объекте необходимую спецтехнику. Сотрудники резидентур ждали возможностей, вместо того чтобы активно идти на их поиск. Кейси вернулся домой с главным впечатлением: союзники и друзья Америки ждут от США лидерства, а его резидентуры ждут того же от него.

5

Поскольку Картер и Тэрнер наткнулись в Иране на айсберг, Кейси прочитал все, что только мог найти в управлении по этому вопросу. Как и многие другие, он часто задавался вопросом: о чем же думало ЦРУ? Неужели американская разведка могла допустить такой провал, о котором говорил начальник РУМО Тай? Как ЦРУ прозевало неустойчивое положение шаха, его физическое состояние, его крайнюю слабость? Одной из своих задач Кейси считал добиться того, чтобы подобного больше не произошло, ни в Иране, ни где-то еще.

ЦРУ попыталось весной 1980 г. провести операцию по вызволению заложников, которая провалилась из-за того, что посланные вертолеты потерпели аварию. Фотографии их обломков в иранской пустыне стали символом бессилия Картера. Эта операция, как предполагалось, должна была стать звездным часом заместителя ДЦР по оперативным вопросам Макмагона, поскольку он тайно переправил в Иран полдюжины агентов в качестве вспомогательной силы. Кейси сразу подумал, что этого слитттком мало. Шесть месяцев спустя после захвата заложников ЦРУ следовало бы иметь намного больше агентов в Иране. Для президента Рейгана Кейси подготовил совершенно секретный доклад с анализом неудавшейся операции, где подчеркивалось недостаточное количество агентуры. А для Тэрнера — совершенно секретное исследование в сто страниц под заголовком «Иран после смерти шаха». В нем пространно рассматривалась роль ЦРУ в иранской катастрофе.

Начиналось исследование с довольно мягких тонов: Иран представлял слишком трудную задачу, чтобы правильно решить ее, и даже хороший специалист мог легко ошибиться. Нет почти ни одного примера, когда такой лидер, как шах с огромной военной мощью и силами безопасности, был бы свергнут невооруженными мятежниками. После этого автор исследования (политолог из Колумбийского университета Роберт Джервис) переходил к критическому разбору, вернее, к разносу действий ЦРУ в Иране.

— ЦРУ не проявило готовность к быстрой реакции на внезапно изменившуюся ситуацию, аналитики завязли в повседневной рутине — резюмировании и выуживании сути телеграмм для ежедневной разведывательной сводки или ежедневного доклада президенту.

— Старший аналитик по Ирану в ЦРУ Эрнест Оуни говорил, что получил четыре или пять запросов от людей наверху, желавших ознакомиться с донесениями, но с ним самим ни разу не поговорили. В управлении даже не попытались разобраться в проблеме, а по некоторым признакам, там вроде и не знали, в какой проблеме надо разобраться. Если разведка хочет ответить на «завтрашние» вопросы, то надо уметь делать предположения, но в данном случае предположения превратились в гадания, а это уже плохо.

— Телеграммы в ЦРУ и госдепартамент содержали не намного больше фактического материала, чем газеты и телевизионные репортажи. Между тем такие издания, как французская «Монд» или английский «Экономист», в публикациях которых содержалось много предположений и критических оценок, доходили до аналитиков обычной почтой, с недельным опозданием. Их считали уже устаревшими и даже не читали. Таким образом, было мало внешних катализаторов, чтобы растрясти мыслительные способности аналитиков. Хотя не следует предполагать, что они находились на неверном пути.

— В резидентуре ЦРУ в Тегеране не существовало единого мнения о том, что происходит в Иране, однако разногласия не нашли отражения в телеграммах и донесениях.

— В официальном списке приоритетов в разведывательной работе тегеранской резидентуры на первом месте стоял Советский Союз, на втором — стремление Ирана заполучить ядерное оружие. Почти в самом конце списка упоминалась внутриполитическая обстановка. За несколько месяцев до переворота в Иране приоритетность задач стали менять, при этом было высказано только теоретическое предположение, что в стране идет политическая борьба.

— В резиденции шаха и в его телефонах не были установлены электронные подслушивающие устройства. От высокопроизводительной разведывательной техники внутри страны не поступало сколько-нибудь значительной информации. Предложение Агентства национальной безопасности создать в посольстве США оборудованный по последнему слову электроники пост подслушивания с охватом каналов связи одной трети членов иранского правительства было отвергнуто американским послом Салливаном, который считал, что он в изобилии обеспечен отличной разведывательной информацией, поскольку имел прямой доступ к шаху, а САВАК находится у нас в руках.

ЦРУ не имело своего платного агента в окружении шаха, видимо, считая такую меру слишком рискованной. ЦРУ сделало неправильный выбор в отношении той группировки оппозиции, среди которой следовало проводить сбор разведывательных данных. Оно внедрило агентов в национальный фронт — умеренную оппозицию из среднего класса, но не смогло понять, насколько слабы силы умеренных. Если бы в резидентуре это поняли, то, вполне возможно, вышли бы на клерикалов, действительно мощную оппозиционную силу.

— Оживленная внутренняя активность наблюдалась в ЦРУ, АНБ, в армейской и других военных разведывательных подразделениях, в каждом ведомстве в отдельности, но не было связи, скажем, между ЦРУ и АНБ.

— Не существовало метода для поисков альтернативного толкования или оценки получения данных. Аналитиков никто не обязывал отбирать и выстраивать в логическом порядке доказательства в пользу возможных альтернатив. В силу отсутствия соответствующей системы не предпринимались даже попытки подвергнуть сомнению выдвинутые предположения.

— Персонал резидентуры, по-видимому, исходил из того, что в нынешние времена религиозная оппозиция не может сформироваться в политическую оппозицию. ЦРУ и посольство не понимали или не допускали возможности того, что иранский национализм будет направлен против Соединенных Штатов, хотя к такому выводу можно было легко прийти, поближе познакомившись с настроениями клерикальных кругов, где преобладало мнение, что шах — это на 100 % инструмент с клеймом «сделано в США», направляемый Вашингтоном и ЦРУ.

— Движение по замкнутому кругу было общей чертой всех анализов. Все они начинались с утверждения того факта, что у шаха достаточно военной мощи и сил безопасности, а стало быть, он их использует, если возникнет необходимость. Далее утверждалось, что, поскольку шах не использует силу, значит, оппозиция угрозы не представляет. Этот замкнутый круг так и не смогли разорвать. Бездействие шаха воспринималось как доказательство того, что в стране все в порядке. Так и не был поставлен вопрос, а что же удерживает шаха от использования силы для сохранения власти? Частично проблема заключалась и в том, что раковое заболевание шаха осталось неизвестным ЦРУ, а он принимал лекарства, которые могли содействовать росту его нерешительности.

— В оценках и докладах использовались слова и фразы, которые разными людьми могли толковаться по-разному. Фразу «Шах предпримет решающие меры» одни понимали так, что он использует силу для подавления любого народного восстания, а другие — что он пойдет на реформы и смягчит свое деспотическое правление.

— В одном из документов ЦРУ от августа 1978 г. говорилось: «В Иране не существует ни революционной, ни даже предреволюционной ситуации». В другом документе от 22 ноября 1978 г. содержались такие выводы: шах «не парализован нерешительностью, он в общем и целом имеет правильное представление о действительности». Разведывательная оценка за этот год так и не была закончена, поскольку в Иране все разваливалось, но на одном из первых проектов документа Тэрнер написал: «Что произойдет, если Россия вторгнется в Иран?»

Иран явился подтверждением давно сформировавшегося мнения Кейси: разведка не должна работать вхолостую, необходимо прилагать все усилия, чтобы заставить политиков действовать.

Советник по национальной безопасности Бжезинский хотел, чтобы шах использовал силу для подавления уличных мятежей. Государственный секретарь Вэнс выступал против применения силы. Президент не мог на что-либо решиться. Вся загвоздка заключалась в том, что шах ничего не предпримет, пока президент США не скажет ему, что надо делать. Колеблющийся Картер, колеблющийся шах — это все, что было нужно революционерам для бурного роста и возможной победы.

Как твердо решил Кейси, аналитическому подразделению ЦРУ необходима была хорошая встряска. По некоторым головам следовало стукнуть, а некоторые вообще снести. Кейси также решил заменить Макмагона на посту заместителя по оперативным вопросам. Его осторожность при планировании и проведении операций не находила одобрения в Белом доме.

Во время одной из встреч Макмагона с Алленом и его заместителем Нэнсом, отставным адмиралом, Нэнс предложил ЦРУ провести тайную диверсионную акцию на плавучем сухом доке у берегов Эфиопии. Фотографии со спутников показывали, что в этом доке почти всегда находился один из советских эсминцев или крейсеров.

— Не пойдет, — ответил Макмагон, — это будет актом войны.

После встречи Аллен сказал Нэнсу: «Румяный слон[10] стал цыпленком».

Кейси решил перевести Макмагона на должность начальника аналитического управления.

Хомейни часто являлся предметом разговора на совещаниях в Белом доме.

Мнения склонялись к тому, чтобы при возможности убрать его. После обсуждения этого вопроса с президентом, который, казалось, проявлял большее внимание, чем обычно, Кейси было поручено изучить вопрос о возможности проведения тайной акции по смешению Хомейни и его замене Резой Пехлеви, сыном покойного шаха. Когда Кейси изложил эту идею в Лэнгли, лица присутствующих стали мертвенно-бледными. Иран был «гадким утенком». Семейство Пехлеви — еще хуже. Никто из оперативного управления не хотел заниматься этим делом. Госдепартамент тоже воспротивился. Но Кейси слышал, что сказал президент, и понял: администрация намерена действовать. Он мог рассчитывать по крайней мере на получение президентской директивы, которая уполномочивала бы ЦРУ на проведение тайной акции по зондированию настроений различных враждебных Хомейни эмигрантских группировок иранцев, чтобы определить, какая из них (если таковая вообще найдется) сможет подняться до уровня настоящей оппозиции. Кейси представил проект такой директивы в Белый дом в качестве необходимого первого шага, и президент подписал ее.

В то время как Кейси занимался текущей разведывательной информацией и старыми подборками (он любил читать старые подборки), его внимание все больше привлекала крошечная обнищавшая сельскохозяйственная страна — Сальвадор.

Сальвадор, «спаситель» — так назвали страну испанские конкистадоры — имел 4,5 миллиона человек населения и самую маленькую в Центральной Америке территорию, аналогичную по размерам и даже по конфигурации американскому штату Массачусетс. Прилепившаяся на побережье Тихого океана, она не имела прямого морского выхода к Кубе, разве что только через Панамский канал. Однако в Сальвадоре существовал и расширялся коммунистический мятеж. Потерять этот задний двор, а Рейган называл его «передний двор», было бы непростительно.

Кейси требовал ответов: кто поддерживает левых мятежников в Сальвадоре? Кто оказывает военную помощь, политическую поддержку? Какие существуют каналы связи? Как такое вообще стало возможным под носом у США? Как все это можно остановить?

Рейган распорядился постепенно увеличить количество военных советников США в Сальвадоре с 20 до 50 в целях оказания помощи правительству. Все внимание газет сосредоточилось на этой цифре, как будто она показывала температуру воинственности новой администрации. Цифры для прессы были чем-то вроде проволоки, о которую они спотыкались, думая, что США идут к новому Вьетнаму.

Но настоящей проблемой для Кейси в Центральной Америке являлась Никарагуа и ее марксистское правительство, которое правило уже 18 месяцев. Все никарагуанские лидеры были членами сандинистской партии, названной так по имени партизанского вождя Аугусто Сандино, убитого в 1934 г. первым правительством из клана Сомосы. Никарагуа, по территории в семь раз превосходящая Сальвадор, имела стратегически важное расположение и протяженные береговые линии Карибского моря на востоке и Тихого океана на западе.

Кейси с интересом обнаружил, что уже в первые шесть месяцев пребывания сандинистов у власти президент Картер подписал совершенно секретную директиву, предписывавшую ЦРУ оказать политическую поддержку противникам сандинистов, снабдить их деньгами и другими видами помощи в целях поощрения политической оппозиции, а также передать ей полиграфическое оборудование и средства для того, чтобы сохранить в живых оппозиционную газету «Ла Пренса». Направленная на борьбу с однопартийной системой, эта операция являлась стандартной политической акцией по созданию альтернативы сандинистам, то есть сил, способных противодействовать партиям и народным движениям, которые, как можно предположить, ориентировались на Советский Союз.

Директива предписывала управлению установить связи с политическим центром, помочь оппозиции выжить, обеспечить установление контактов и дружеских отношений с новыми оппозиционными лидерами. По тайным каналам было израсходовано на эти цели несколько сотен тысяч долларов, но для Кейси представляло большее значение то, что предыдущая администрация разглядела опасность сандинизма и без лишнего шума выступила против этого движения. Противники левых теперь знали, что США на их стороне.

Кейси убедился, что ЦРУ не имело глубокого разведывательного, то есть агентурного, проникновения в ряды сандинистов. Разведслужба диктатора Анастасио Сомосы имела там агентуру, но когда Сомоса бежал из страны, досье разведки остались в Манагуа и попали в руки сандинистов. Вскоре сандинисты ликвидировали «приспешников» Сомосы, которые служили главными источниками для ЦРУ. Эта ситуация напомнила Кейси, как ЦРУ целиком и полностью положилось на САВАК в Иране.

Он все больше убеждался, что во всех странах «третьего мира» ЦРУ слишком щедро подкармливает местные разведслужбы или людей, тесно связанных с правительством и зависящих от него. Ему же были нужны «односторонние» агенты, источники, полностью оплачиваемые и контролируемые Центральным разведывательным управлением США, не зависящие от прихотей или состояния власть имущих, особенно в нестабильных регионах Латинской Америки и Африки.

Разведывательные данные говорили о тесных связях Кубы с никарагуанским правительством. Около пятисот кубинцев работало в военных и разведывательных органах Никарагуа, в главных центрах связи. Лидер Организации освобождения Палестины Ясир Арафат посетил Никарагуа. Вообще, Кейси считал, что весь коммунистический мир вел активную работу в этой стране: Советский Союз, Северная Корея, страны восточного блока.

Через два месяца после победы сандинистское руководство собралось на секретное трехдневное заседание для определения своих целей. Доклад для внутреннего пользования, семнадцать страниц в переводе, получил в ЦРУ наименование «72-часовой документ». Он изобиловал такими терминами, как «классовая борьба», «авангардная партия», «предательская буржуазия», «революционный интернационализм». Сандинисты провозглашали борьбу против «американского империализма, неистовствующего врага всех народов, борющихся за достижение полного освобождения». В документе содержалась громкая декларация о намерении сандинистов оказывать помощь «национально-освободительным» движениям в Центральной Америке.

Кейси подумал, что у них есть средства, философская основа и вера, чтобы попробовать это сделать.

В Манагуа, столице Никарагуа, посол США Лоуренс Пецулло рассматривал сандинистскую проблему как по меньшей мере контролируемую, может быть, даже поддающуюся решению дипломатическим путем. Пецулло, карьерный дипломат 55 лет, считал сандинистов кучкой ребятишек, неспособных вести дела даже в бакалейной лавочке. Действительно, большинство сандинистов были моложе 20 лет, когда начинали борьбу против Сомосы. Мужественные и стойкие, они неожиданно для них самих получили прямо в руки победу над Сомосой и власть, с которой не знали что делать. Пецулло, специалист по Латинской Америке, признавал, что склонность к марксизму существует у значительной части интеллигенции Латинской Америки. Но в общем и целом с этими людьми можно иметь дело. Конечно, время от времени США выпускали трескучие, хотя и простительные риторические залпы, особенно новый государственный секретарь. Пецулло смотрел на сандинистов как на проблему практического плана, что на дипломатическом языке, на языке Пецулло, означало политику кнута и пряника. Он упорно боролся за 75 миллионов долларов американской помощи в 19S0 г. Победа в этом деле дала ему в руки пряник. Он внимательно следил за донесениями ЦРУ. Сандинисты, по его выражению, несомненно, «проводили опыление», то есть оказывали помощь мятежникам в других странах, как, например, в Сальвадоре. Он поставил этот вопрос непосредственно перед сандинистским руководством в 1980 г. Джейм Вилок, никарагуанский министр сельского хозяйства и член правящей группы, сказал ему: «Это не ваше дело».

«Слушайте, я говорю совершенно честно, — сказал Пецулло, показывая кнут, — я потратил десять месяцев на выколачивание этих проклятых денег (75 миллионов долларов. — Авт.), и если после этого такова ваша позиция, то пошли вы к черту».

Вилок начал утверждать, что Никарагуа имеет право на свою собственную внешнюю политику и что американская помощь не должна использоваться как средство шантажа.

Пецулло считал Вилока самым образованным и умным человеком в сандинистском руководстве, хотя власти у него было меньше, чем у других. Но все-таки он может довести до них смысл слов Пецулло.

«У вас есть суверенное право делать, что вы хотите, — сказал Пецулло, — а у нас есть суверенное право делать, что мы хотим, то есть ничего не делать и не давать вам денег».

Как считал Пецулло, резидентура ЦРУ твердит ему и своим в Лэнгли все время одно и то же: если что-то такое выглядит как утка и ходит как утка, то это и есть утка. Поэтому если сандинист является коммунистом, то он (или она, неважно) должен (или должна) находиться под контролем Кубы и Москвы. Первоначальные данные разведки в 1980 г. о попытках сандинистов развить за рубежом их успех были слабыми — какие-то сведения из третьих рук или вообще неточно установленных источников, без фотографий, без документальной информации. После победы Рейгана на выборах Пецулло пошел прямо к могущественному министру внутренних дел и спросил, кто помогает сальвадорским мятежникам.

— Знаете, Пецулло, — ответил министр, — вы делаете слитттком много шума из ничего. И это называется друзья.

— Черти вам друзья! — заорал Пецулло. Так начались десять изматывающих встреч и бесед, в ходе которых Пецулло, во-первых, старался вынудить сандинистов признать, что они как правительство поддерживают сальвадорских мятежников, во-вторых, довести до их сознания последствия таких действий: для новой администрации Рейгана эти действия представляют собой моральный грех, и они неизбежно ведут сандинистов в лагерь русских и кубинцев.

В середине февраля государственный секретарь Хейг вызвал Пецулло в Вашингтон для консультаций. Оставшиеся 15 миллионов долларов из суммы помощи Никарагуа были заморожены, но не отозваны обратно. Пецулло считал, что так надо и оставить. Это их единственный финансовый рычаг, а, как он полагал, его неистовые проповеди в Манагуа, по крайней мере, привлекли внимание сандинистов.

По прибытии в Вашингтон ему дали почитать документ, подготовленный для ХеИга. Документ представлял три варианта политики по отношению к сандинистам. Все три призывали прекратить им помощь, и поэтому разницы между ними, по сути, не существовало. Пецулло предложил еще один, который он назвал «нулевой вариант». Название означало, что никакие изменения не нужны, следует увеличить дипломатическое давление до максимума. Уже имеются достоверные признаки усыхания потока поставок оружия. После продолжительной дискуссии Хейг сказал: «Я беру «нулевой вариант».

Хейг взял посла с собой в Белый дом, где Пецулло убеждал Рейгана, что все еще можно иметь дело с сандинистами, что дипломатия работает. Он приободрился, когда президент высказал предположение о том, что чрезмерное вмешательство США может осложнить проблему. Рейган процитировал своего мексиканского друга, которого не назвал: «Не делайте ошибки, не старайтесь американизировать проблему Центральной Америки».

Позже Пецулло сказал Хейгу, что не надо строить иллюзий насчет основных фактов: сандинисты действительно тесно связаны с сальвадорскими мятежниками и тут ничего не изменится. Революционное духовное родство сандинистов за 15 миллионов долларов не купишь. Но США могут что-то изменить в их поведении, принять меры против помощи мятежникам оружием. «Понятно», — сказал Хейг.

— Вы потратите чертову уйму энергии, чтобы избавиться от этих ребят, — добавил Пецулло, намекая на обойденную пока молчанием альтернативу — тайную полувоенную операцию с целью свержения сандинистов. — Я лично не вижу, как это можно сделать. — И еще Пецулло сказал, что новая администрация с ее консервативной антикоммунистической основой может добиться результата, если убедит сандинистов в одном: США преисполнены твердой решимости и несгибаемой воли.

— О, да, мы это покажем, — ответил Хейг.

* * *

Хейг, прошедший школу Киссинджера и Никсона, знал, как играть наверняка. Будучи молодым армейским офицером, он наблюдал, как Америка прозябала в Корее, потом во Вьетнаме. И происходило это, по его мнению, из-за отсутствия решимости. Может быть, были плохие советники, плохие разведданные, но настоящая причина заключалась в полном безволии. Сейчас он является советником и консультантом нового президента, не искушенного во внешней политике. Некоторые вопросы и их решение приходится навязывать президенту.

Хейг смотрел за пределы Никарагуа. Он со всей страстностью утверждал, что надо перекрыть каналы экспорта оружия с Кубы. Он требовал блокады. «Доберитесь до источника, — призывал он на совещаниях в Белом доме, — только так вы можете выиграть».

Кейси выступал против, как и все остальные из высшего эшелона администрации. Миз, Бейкер, Дивер боялись, что Хейг вызовет военную лихорадку и, запугав общественность, заставит ее поверить в намерение Рейгана втянуть США в военные действия в Центральной Америке. Они хотели, чтобы в поле зрения президента на первом месте стояли внутренние проблемы — экономическая реформа и обещанная налоговая реформа. Внешнеполитический кризис или военная конфронтация, особенно с Кубой, при еще свежих воспоминаниях о кубинском ракетном кризисе и блокаде 1962 г., сильно навредят внутриполитической повестке дня.

Сейчас время умеренного курса. Кейси выступал за нечто среднее между «вообще ничего не делать» и военной акцией вроде морской блокады Кубы. Задуманная им акция и шла в этом направлении медленно, неуклонно, целенаправленно, тайно. Он составил проект директивы. Она была нацелена не на источник неприятностей — Кубу, не на промежуточный объект — Никарагуа, а, наоборот, на страну, подвергающуюся угрозе, — Сальвадор. Директива предписывала пропагандистскую, политическую и финансовую поддержку умеренных христианских демократов и военных в Сальвадоре.

4 марта президент подписал совершенно секретную директиву.

Одним из получателей помощи ЦРУ являлся пятидесятилетний гражданский инженер, получивший образование в США, Хосе Наполеон Дуарте. В досье он занесен как ценный агент ЦРУ с закодированным псевдонимом. Ценные агенты ЦРУ принадлежат к широкому спектру — от «случайных информаторов», которые могут и не знать, что дают информацию ЦРУ, до полностью «контролируемых агентов», которые получают вознаграждение и инструкции только от ЦРУ. Между этими категориями существует довольно обширный промежуток, в который и попал Дуарте. Он в течение многих лет являлся хорошим источником разведывательной информации, но был независимым человеком, никакого контроля над ним не осуществлялось. Возможно, он не знал, что давал информацию ЦРУ. Кейси предпочитал именно такой метод. Сильного лидера ЦРУ не может передвигать, как шахматную фигуру по доске. Это нереально. В настоящее время Дуарте возглавлял хунту из гражданских и военных, которая управляла Сальвадором.

* * *

Перебравшись в Лэнгли, адмирал Бобби Инмэн вселился в большой кабинет заместителя директора центральной разведки на седьмом этаже, рядом с кабинетом самого ДЦР. Оба кабинета окнами выходили на заросшую пышной зеленью местность, живописный уголок штата Вирджиния. Из окон были видны одни деревья, создавая впечатление, что штаб-квартира ЦРУ расположена в центре огромного леса.

Утром того дня, 10 марта, Инмэна встревожил заголовок на первой странице газеты «Нью-Йорк тайме»: «Разведывательные группировки стремятся получить полномочия на сбор сведений о гражданах США».

В статье сообщалось о предполагаемом распоряжении правительства, которое отменит ограничения, наложенные на ЦРУ в области шпионажа и контршпионажа в Соединенных Штатах. Кто-то добрался до содержания документа, предлагающего пересмотреть прежнее распоряжение. Проект документа на 16 страницах был составлен в ЦРУ, Инмэн только накануне ознакомился с ним. Он считал документ катастрофическим по своему смыслу, написанным в приступе страха, что ЦРУ не располагает достаточной властью и силой.

«Крестным отцом» его был Кейси. Уже в первые дни новой администрации он засадил юристов ЦРУ за разработку этого документа. В нем предлагалось аннулировать ограничения, наложенные на ЦРУ Фордом и Картером. Министерство юстиции лишалось права рассматривать планы тайных операций. Это означало, что ЦРУ, по сути дела, наделялось полномочиями осуществлять тайные операции в США. Отменялся также запрет на проведение электронного наблюдения и негласных обысков помещений.

Инмэн сразу понял, что загнать этого джинна обратно в бутылку будет нелегко. Активисты движения за гражданские права начнут свои атаки, а это даст сторонникам твердой линии в администрации больше оснований отстаивать свои предложения.

К своему огорчению, Инмэн обнаружил визу Кейси на проекте, а это означало, что он его прочел и одобрил. Как подозревал Инмэн. Кейси не читал документ или не вдумался в его содержание. Директор еще раньше выражал неудовольствие по поводу того, что в старом распоряжении при характеристике Центрального разведывательного управления использовались такие унижающие его репутацию прилагательные, как «нелегальная», «тайная». Он хотел видеть слова с позитивным значением. Инмэн решил действовать так, как будто бы проект зашел слишком далеко совсем в другую сторону. Он знал, что если что-либо подобное будет утверждено, то подаст в отставку.

Только эффектное, открытое изложение позиции ЦРУ пгред общественностью могло задушить проект в его колыбели. Кейси находился на Дальнем Востоке, и Инмэн исполнял обязанности ДЦР. В этом качестве он, ни с кем не консультируясь, пригласил прессу в штаб-квартиру в Лэнгли на официальную протокольную пресс-конференцию, что было редкостью.

Появившись перед корреспондентами в военной форме, Инмэн назвал документ «первоначальным проектом», который никакого другого значения, кроме первой попытки, не имеет. «Насколько мне известно, — сказал он, — намерений следовать и дальше этой линии не существует».

В Белом доме советник по национальной безопасности Аллен пришел в бешенство. Однако Миз, когда Аллен доложил ему обо всем, вроде бы согласился с Инмэном. По его словам, администрация не намерена вовлекать ЦРУ в дела внутреннего шпионажа. Инмэн пришел к выводу, что Миз — союзник.

По возвращении Кейси упрекнул Инмэна за то, что тот че позвонил ему о пресс-конференции. Как считал Кейси, Инмэн слитттком серьезно воспринял раздутые прессой опасения насчет шпионажа ЦРУ за американцами. У него самого нет никакого желания заниматься подобными делами. За иностранцами и то не успевают шпионить.

Несколькими днями позже Кейси пригласил Пецулло, который опять находился в Вашингтоне, на беседу о сандинистах. Пецулло только что узнал, что помощь США сандинистам будет полностью прекращена, и был этим недоволен. В это свое пребывание в госдепартаменте он безуспешно ратовал за сохранение помощи, говорил, что США отказываются от всех своих карт в этой игре, что захлопнутая дверь может привести к катастрофе. Кейси хотел просто услышать его оценки, никто другой не знал сандинистов и Латинскую Америку лучше Пецулло.

В штаб-квартире ЦРУ Пецулло приветствовали Макмагон, все еще заместитель директора по оперативным вопросам, Нестор Санчес, старший эксперт ЦРУ по Латинской Америке, и дипломатический сотрудник посольства США в Манагуа, который возглавлял там резидентуру ЦРУ.

Санчес предупредил Пецулло, что директор Кейси редко тратит больше 15 минут на подобные встречи, так что излагать мысли надо просто и кратко. Иначе директор становится нетерпеливым, беспокойным. В конце концов, он может просто прекратить беседу.

Первый вопрос Кейси гласил:

— Что такое сандинисты и можно ли с ними иметь дело?

— Да, на наш нажим они реагируют, — сообщил Пецулло. — Но это скользкие люди. Сандинистское руководство нестабильно, в нем много противоречий и даже интриг, которые можно использовать.

— Если бы вы были Кастро, кого бы вы поддерживали в правящей группировке?

— Братьев Ортега, — ответил Пецулло, имея в виду Даниэля Ортега и его брата Умберто Ортега, министра обороны.

— Чего хотят сандинисты? — пожелал знать Кейси.

— В первую очередь, нормальных отношений с США. Доказательство тому — то, что произошло с поставками оружия в Сальвадор.

— Они перекрыли этот канал, не так ли? — спросил Кейси.

— Именно, — ответил Пецулло. — С тех пор как закрыт главный аэродром, который они использовали для этих целей, ничего не прошло по никарагуанскому каналу. Экипажи с самолетов сняты, пилоты из Коста-Рики отправлены обратно. Кубинский координатор всей сети уехал. Единственная оговорка: одна из радиостанций этой сети, по-видимому, продолжает работать, так что вполне возможно, что создан где-то еще один канал, но это пока не обнаружено.

Макмагон, Санчес и резидент подтвердили все сказанное на основании показаний нескольких перебежчиков.

Это разбирательство, похожее на судебное, надоело Пецулло. Он сказал, что можно говорить только о том, что знаешь. Ведь все доклады ЦРУ тоже подтверждают, что никакого движения ни по суше, ни по воздуху, ни по морю не наблюдается. Все, и Кейси тоже, согласились с ним.

— Однако, — сказал далее Пецулло, — я не хочу обманывать вас. Сандинисты всегда будут сердцем и душой с сальвадорскими мятежниками, на стороне которых все их симпатии. Они будут с ними общаться, предоставлять безопасные гавани, брать к себе раненых и больных, разрешать им транзит через Никарагуа на Кубу и обратно. Но что касается поставок оружия, то мы будет держать их за руку. Пока держим нашу цену, — добавил он.

— Однако, — сказал Кейси, — в стране вьют гнезда Советы, кубинцы и т. д. Вот что меня беспокоит.

— Нам надо сохранять спокойствие, — ответил Пецулло. — Делать свое дело и не поддаваться риторике ни с нашей стороны, ни с их.

— Насколько прочен контроль сандинистов в стране? — спросил Кейси.

— Он размывается, — ответил Пецулло, добавив, что имеет в виду не революцию, а некоторых лидеров, их респектабельность, популярность, — Вы совершите большую ошибку, если подумаете, что революция непопулярна, революция очень популярна, эти люди с головой ушли в революцию. Эпоха Сомосы была эпохой унижения человеческого достоинства, и если кто-нибудь, особенно США, ругают революцию, то сандинисты воспринимают это как защиту прошлого, времен Сомосы. Поэтому они выступают против любой контрреволюции. Притом они все солдаты, но против них так часто в течение стольких лет применялось оружие, что сейчас они хотят сами иметь его как можно больше — танков, артиллерии. Тогда они чувствуют себя увереннее. Они стремятся к концентрации власти. Кубинцы убедили их, что это единственная возможность сохранить революцию.

— Может быть, вышибить этих ребят из седла? — спросил Кейси. Поддержит ли Пецулло тайную акцию по свержению сандинистов?

— Если вы пойдете по этому пути, — сказал Пецулло, повторяя то, что он говорил Хейгу, — вам придется вложить в это дело намного больше, чем вы думаете. Сандинисты — лучшие бойцы во всей Центральной Америке.

Беседа длилась около часа.

Пецулло вышел из кабинета Кейси вместе с людьми из оперативного управления. Магмагон встречей удовлетворился. Он был рад, что Кейси проявил такой интерес. У Макмагона душа не лежала к тайным акциям любого рода. Некоторые из аргументов, которые выдвигал Пецулло, использовались и им самим.

Пецулло подумал, что Кейси — великолепный слушатель и это, в общем, резонно. Но он знал, что сырая разведывательная информация могла создавать неверное представление, хотя оно и выглядело на бумаге весомо. Кейси явно озабочен присутствием кубинцев в Никарагуа, а это, естественно, означает, что ЦРУ, АНБ и военные разведслужбы были проинструктированы или, как говорят, «озадачены» в плане сбора как можно большего количества информации. Такое массовое «озадачивайие» часто подталкивало аналитиков к тому, чтобы нарисовать наихудшую картину. Для них 500 кубинцев — колоссальная цифра. После Ирана никто не хотел прозевать следующую катастрофу. Но цифры далеко не всегда отражали эффективность политики.

Пецулло вернулся в Манагуа, а в Вашингтоне объявили о прекращении американской помощи Никарагуа. Хотя госдеп приветствовал перекрытие потока оружия в Сальвадор и указывал, что «нет четких доказательств переброски оружия через Никарагуа за последние несколько недель», решение Вашингтона вызвало бурную волну враждебности к США. Сандинистские газеты назвали решение «экономической агрессией янки», а телевидение вещало: «Конечной целью поджигателей войны является уничтожение народной власти в нашей стране».

Пецулло отлично понимал, что администрация лишила саму себя всех рычагов полезного влияния и сделала его пребывание здесь почти бессмысленным. Посол не имел никакого голоса в этой стране.

После двух месяцев и десяти дней президентства Рейгана ранил выстрелом из пистолета некто Джон Хинкли. Пулю, застрявшую в одном дюйме[11] от сердца, извлекли хирурги. «Милая, я забыл пригнуться, — сказал он Нэнси, а от докторов, над которыми он все время подсмеивался, потребовал: — Скажите мне, что вы все республиканцы». Такая демонстрация мужества и оптимизма заслужила всеобщее признание. Когда Рейган 11 апреля покинул госпиталь после двухнедельного пребывания, кинооператорам разрешили подойти почти вплотную, чтобы зафиксировать почти чудодейственное выздоровление 70-летнего президента. Хотя и со слегка похудевшим лицом, он выглядел бодрым в своем красном шерстяном свитере. Он стоял, обнявшись с Нэнси, подняв высоко другую руку, как девять месяцев назад на трибуне, когда принял приглашение республиканской партии выставить свою кандидатуру на пост президента. Знаменитая улыбка осталась в сохранности, как и президентство.

Ближайшие советники Рейгана скоро узнали, что это был лишь актерский номер. На следующее утро президент выполз, прихрамывая, из своей спальни в соседнюю комнату резиденции на втором этаже. Он передвигался медленно, неуверенными шагами старого человека. Выглядел бледным и несобранным. Те, кто наблюдал эту картину, просто испугались. Он дохромал до своего кресла в желтом Овальном кабинете, хотел сесть, но вместо этого тяжело рухнул в кресло.

Рейган сказал несколько слов хриплым шепотом и замолчал, чтобы перевести дыхание. Одной паузы оказалось мало, и он потянулся за ингалятором кислородной подушки. Когда он втягивал в себя кислород, кабинет наполнялся свистящим звуком.

Рейган мог сконцентрироваться только на несколько минут, затем увядал умственно и физически, его раненое легкое почти постоянно нуждалось в ингаляторе. В последующие дни он мог сохранять работоспособность и внимание в течение приблизительно одного часа. Миз, Бейкер, Дивер и другие, кто имел доступ к президенту, были не на шутку встревожены. Президентство Рейгана только начиналось, а сейчас временами казалось, что наступает конец Рейгана, по крайней мере, того Рейгана, которого они знали. Время от времени его охватывала боль, и вообще он, по-видимому, все время ощущал какой-то дискомфорт. Его энергичный, уверенный голос звучал теперь болезненно, слова получались скрипучими и нерешительными. Его помощники начали подумывать над возможностью того, что дело идет к правлению президента-инвалида. Что все это может вылиться в ситуацию, аналогичную той, в которой оказался Вудро Вильсон, но только в конце своего правления, когда возникло регентское президентство и все его помощники были сведены, а может быть, возвышены до группы советников при г-же Вильсон.

Старшие помощники стремились сохранить в тайне это ужасное состояние Рейгана и их собственную неуверенность, по крайней мере до получения более ясного прогноза. Тем, кто, как Кейси, отвечали за разведку или соблюдение законности, напомнили об уязвимости президентства, о необходимости принять все меры безопасности для защиты страны и ее государственных институтов. Непрочность обстановки в мире ощущалась достаточно ясно. Руководящие сотрудники Белого дома понимали это лучше, чем раненый президент.

В день, когда исполнился месяц со времени покушения, 30 марта 1981 г., положение дел в столице выглядело очень запутанным, показывая слабость людей и правительственных систем. Когда представителю Белого дома Спиксу во время прямой телепередачи задали вопрос, кто сейчас, сию минуту руководит правительством, тот пробормотал: «Я не могу ответить на этот вопрос в настоящее время». Хейг, который наблюдал за этой не внушающей доверия передачей у телевизора в Ситуационной комнате Белого дома, вышел к телекамерам и заявил: «На данный момент я осуществляю контроль здесь, в Белом доме», чем допустил нарушение в конституционной цепи замещения президента, поместив себя после вице-президента, которого в тот день не было в Вашингтоне[12].

В госпитале дежурный офицер при президенте, который носил с собой коды и приказы президента для запуска ракет с ядерным оружием в случае войны, вел бесплодную борьбу с ФБР. Забрав с собой личные вещи и одежду президента как возможные доказательства в ходе расследования покушения, сотрудники ФБР унесли и его личную карточку с секретным кодом, который подтверждал подлинность президентских приказов о нанесении ядерного удара в чрезвычайных обстоятельствах. Официальные лица утверждали, что контроль над ядерными силами США не утерян, но упомянутая путаница указывала на слабость в системе управления ядерным оружием, которая характеризовалась как абсолютно надежная. Состояние президента еще больше усилило чувство потери ориентации в правительстве.

Однако голос Рейгана постепенно обретал свое прежнее звучание, временами казалось, что он на пути к выздоровлению. Очень помогли десять дней отдыха в резиденции Белого дома; и 21 апреля он выступил по радио в поддержку своего плана снижения расходов и налогов. На следующий день он дал интервью и выглядел неплохо. Но это его состояние не создавало впечатления устойчивости, и его помощники все еще были озабочены.

В субботу 25 апреля чета Рейганов уехала на выходные дни в Кэмп-Дэвид, штата Мэриленд. Весенние дни, проведенные в этом уединенном месте в горах, казалось, совершили чудо. Президент вернулся в Вашингтон, как будто совершил скачок к своему прежнему состоянию. Но все, кто знал о совсем недавнем прошлом, были начеку.

Кейси сразу понял, что непредвиденной частью его работы стала защита президента. Каждое донесение любой разведслужбы Кейси направлял на расследование. Сотрудники оперативного управления и аналитики часто отвечали, что многие сообщения не следует принимать всерьез. Сообщалось, например, что два парня в баре где-нибудь в Танзании сказали, будто бы они хотят застрелить Рейгана. «Создать группу по расследованию», — приказывал Кейси.

Он дал указание провести доскональную проверку Джона Хинкли по всем досье ЦРУ. Она не дала никаких результатов. Кейси приказал перепроверить все заново, включая архивы. Опять ничего.

В это время его внимание привлек большой обзорный материал в «Нью-Йорк тайме мэгэзин» от 1 марта под заголовком «Терроризм: следы международной сети». Автором была Клэйр Стерлинг, та самая, чья книга «Сеть террора» так заинтересовала в свое время Хейга. Материал и представлял собой сокращенный вариант книги, а начинался он цитатой из громогласного заявления Хейга о советском участии в международном терроризме. Правда, Стерлинг с сожалением отмечала, что, как заявили эксперты ЦРУ, обвинение Хейга является «не чем иным, как старой песней приверженца «холодной войны» и что никаких доказательств его утверждений нет. Кейси тем не менее запустил самую тщательную проверку с целью поисков данных, которые подтверждали бы повествование Стерлинг.

Перерыв все материалы ЦРУ, сотрудники смогли обнаружить одно не подтвержденное нигде больше упоминание о том, что один член итальянской террористической организации «Красные бригады» посетил однажды какой-то лагерь в Южном Йемене. Результат опять равнялся нулю.

Сотрудники оперативного управления утверждали, что метод Стерлинг при изыскании и использовании фактического материала является абсурдным, а ее суждения основывались на слабой, а иногда ошибочной аргументации, как в свое время вердикты Маккарти о «коммунистических связях».

Кейси поручил изучить вопрос о международном терроризме бывшему президенту университета Джонса Гопкинса Линкольну Гордону, который теперь был одним из трех членов главной группы при ЦРУ по сбору и анализу неразведывательных данных из профессиональных и академических трудов с целью их использования в оценках ЦРУ.

27 мая, на оснований выводов специалистов ЦРУ и заключения Гордона, была составлена секретная оценка, направленная в Белый дом и ряд ведомств, в которой содержался вывод о том, что Советский Союз не имеет никакого отношения, в том числе и скрытого, к международному терроризму.

Кстати, в ходе своих изысканий Гордон обнаружил любопытную вещь, не лишенную иронического звучания. Дело в том, что Клэйр Стерлинг отчасти черпала свою информацию из серии статей о «Красных бригадах», появившейся в итальянской прессе. Эта серия явилась результатом тайной пропагандистской акции ЦРУ. Повторное проигрывание такой информации в США (сотрудники оперативного управления называли это «обратный удар») было кошмаром для ЦРУ, особенно если эта информация привлекала внимание или подвергалась сомнению.

Однако оценка ЦРУ с ее главным выводом так и осталась секретной, нигде не опубликованной. А американская общественность по-прежнему пребывала под впечатлением заявления Хейга о советской поддержке терроризма.

Гордон задал себе вопрос, что же подумают об этом в Советском Союзе? Как они после этого будут подходить к другим публичным заявлениям США? Чего стоит правдивость, если таковая еще существует?

6

Кейси покинул Вашингтон и отправился на Средний Восток, чтобы проинспектировать резидентуры в этом регионе. В Саудовской Аравии он попросил резидента организовать ему посещение католической мессы в пасхальное воскресенье, и саудовская разведслужба обеспечила ему при этом охрану. Эта служба была готова делать все, не жалея огромных денег на оплату информации и операций.

В Израиле на Кейси произвела большое впечатление разведслужба Моссад, которая имела отличную агентуру. Хорошо внедрившийся агент давал большое преимущество, а именно круглосуточное наблюдение с возможностью раннего предупреждения. Разведслужбы с такими источниками не нуждались в точной настройке разведывательной аппаратуры на нужную частоту или канал в точно заданное время, им не приходилось рассчитывать только на фотографии со спутников, ожидая их выхода в нужную точку. Кроме того, такой агент мог сам давать оценку полученной информации.

Вернувшись в Вашингтон, Кейси решил сосредоточить внимание на выборе своего заместителя по оперативным вопросам, который бы одновременно оставался начальником оперативного управления. Это должен быть человек, призванный руководить живым, а не электронным шпионажем. Перебрав сотрудников управления, он нашел их слишком отшлифованными, почти до лоска. Слишком много выпускников Гарвардского, Йельского, Принстонского университетов. Слишком хорошо одеты, изящные манеры, а вот речь какая-то неопределенная, с подтекстом. Нет школы улицы. Конечно, все они были добропорядочными людьми, приверженными своему делу, но в то же время чересчур обтекаемыми, без огонька внутри. Никто из них не обладал широким опытом в мировом масштабе, как поколение Кейси, хорошим пониманием послевоенной эпохи.

Кейси не занес еще ни одного имени в свой список. Между тем Макс Хьюджел как-то сказал ему, что он хотел бы получить более действенную, эффективную работу, чем та, что могла дать должность заместителя директора по административным вопросам. Он даже сказал, что кто-то, кого он не пожелал назвать, якобы предлагал ему пост заместителя по оперативным вопросам. Как считал Хьюджел, он мог бы принести пользу на этом посту.

Кейси ответил, что он скоро примет решение. Он также сообщил о возможной кандидатуре Хьюджела Джону Броссу.

Бросс решительно высказался против. Он сам работал в оперативном управлении. Поверьте мне, сказал он Кейси, это действительно секретная, подпольная работа. Ни один человек со стороны не сможет полностью понять деятельность управления, не говоря уже о том, чтобы руководить им.

Бросс посоветовал Кейси узнать мнение Хелмса. Хелмс согласился приехать, но хотел изложить свое мнение Кейси лично. Кейси сразу же сказал Хелмсу, что, по его мнению, Хьюджел — хорошая кандидатура. Он выучил японский язык, вел большое дело в Японии по импорту в США пишущих и швейных машинок, изучил культуру этой страны. И все же пусть сначала прокомпостирует свой билет в составе всей команды, сказал Хелмс. Заместитель по администрации — важная должность. Почему бы не оставить его там на пару лет, а потом уж продвигать на заместителя по оперативным делам. Зачем такая спешка? Хелмс напомнил Кейси, что в прошлом все заместители по оперативным вопросам либо выходили из этого управления, либо, как Макмагон, лет по тридцать работали в системе ЦРУ. Потом, Кейси надо подумать и о вопросах безопасности. Это не значит, что Хьюджелу нельзя доверять, но у него нет квалификации, опыта. Хранение тайны, зарок молчания — это глубоко укоренившаяся вторая натура ветерана оперативной работы, его первая заповедь. А здесь все секреты отдать в руки новичка?

Кейси поблагодарил Хелмса, который ушел, полагая, что до директора дошла его непоколебимая логика.

Утром 11 мая Кейси сообщил Броссу, что он все-таки серьезно рассматривает кандидатуру Хьюджела. Бросс по-прежнему был против, но он почувствовал, что по этому вопросу Кейси едва ли прислушается к чьему-либо мнению. Оказывать давление в этом деле означало бросать вызов авторитету Кейси, который отстаивал свое преимущественное право.

Позже, но в этот же день, на совещании заместителей и старшего персонала Кейси без какой-либо прелюдии, похрустывая пальцами, показывая всем своим видом, что вопрос решен, объявил о назначении Макса Хьюджела новым заместителем директора по оперативным вопросам.

В конференц-зале было человек четырнадцать. Обычно невозможно было уследить за реакцией каждого присутствующего на таких совещаниях. Но на этот раз тишина была ошеломляющей. Можно было слышать, как у кого-то бурчит в животе. Сотрудники ЦРУ еще не освоились с Хьюджел ом в роли заместителя по административным вопросам, и вдруг… Но присутствующие не проронили ни слова. Что тут говорить? Да Кейси и не приглашал к высказываниям. Он перешел к следующему вопросу.

После совещания по Лэнгли поползло: Кейси сделал своим заместителем по оперативным вопросам торговца пишущими и швейными машинками.

На второй день пребывания в новой должности Хьюджел собрал своих старших помощников по оперативному управлению. Перед этим он набросал основные пункты своего выступления. Он обязывался отдать все силы работе в управлении, укреплять и поддерживать его. Он сказал, что им недостаточно платят и это надо исправить. Многие их коллеги ушли из ЦРУ, поскольку не имели возможности посылать своих детей в дорогие колледжи.

Опытные сотрудники знали, что это пустые обещания. Зарплата на правительственной службе устанавливается конгрессом и здесь мало что можно изменить, тем более заместителю директора.

Хьюджел сказал, что люди должны продвигаться по службе только в соответствии с их достоинствами и что молодежи надо тоже давать такую возможность. Сотрудникам управления следует лучше знать иностранные языки, уделять больше внимания агентурному проникновению и более эффективной контрразведывательной работе.

Когда он закончил, ничего не произошло. Никакой реакции. Хьюджел оглядел зал. Все сидящие перед ним были натренированы в умении скрывать свои чувства и цели. Ни на одном лице нельзя было увидеть хоть какой-нибудь ключ к мыслям. Эй, спросил сам себя Хьюджел, может, я сказал что-нибудь не то? Конечно, он знал, что для этих людей отсутствие любого выражения на лице составляло целое искусство. И все-таки…

На этот вызов Хьюджел ответил еще более усердной работой. Ему дали псевдоним, телефон оперативной связи, автомашину, шофера и домашний сейф для хранения секретных документов. Когда он изучал донесения агентов и планы некоторых операций, ему становилось не по себе. Почему эти люди продают секреты своей страны? Надежна ли их информация?

Хьюджел нанес визит вежливости сенатору Голдуотеру. Все-таки сенатский комитет по разведке являлся главной инстанцией для ЦРУ в конгрессе. Когда Хьюджел вошел, ему стало ясно, что Голдуотер о нем знать ничего не знает. Голдуотер сидел, ничего не говорил и почти не задавал вопросов.

Хьюджел вышел, как после ледяного душа. Группа ЦРУ по связи с конгрессом не провела с Голдуотером никакой подготовительной работы. Путь Хьюджела явно не был смазан маслом.

15 мая, через четыре дня после своего назначения, Хьюджел просматривал газету «Вашингтон стар», которая регулярно печатала статьи Корда Мейера, 26 лет проработавшего в ЦРУ. Ярый антикоммунист, поборник свободы действий ЦРУ, член лиги «бойцов холодной войны», он поднялся до человека № 2 в оперативном управлении, перед тем как ушел из ЦРУ в 1977 г.

Хьюджел с удивлением прочел заголовок очередной колонки Мейера: «Кейси выбирает дилетанта на самую секретную работу в ЦРУ».

Кейси отверг единодушные советы ветеранов разведки, читал Хьюджел о собственном назначении. Этот пост в правительстве обозреватель Стюарт Олсоп, с небольшим преувеличением, назвал однажды наиболее трудным и опасным после президентского. Аллен Даллес, Ричард Хелмс и Уильям Колби занимали этот пост до того, как стали директорами ЦРУ, но до этого поста они дослужились, проработав много лет в разведке. Руководители КГБ в Москве не поверят своим глазам и ушам.

Мейер отмечал, что до сих пор единственным случаем, когда заместитель директора по оперативным вопросам был взят со стороны, было назначение на этот пост Ричарда Биссела, блестящего ученого-экономиста, который позднее стал «незадачливым архитектором операции в Заливе свиней. Назначение Хьюджела, — писал далее Мейер, — является захватывающим дух, рискованным предприятием, за которое страна дорого заплатит, если Кейси ошибся в выборе».

Хьюджел почувствовал себя оскорбленным. Мейер даже не потрудился узнать мнение другой стороны.

На следующий день Хьюджел заглянул в «Вашингтон пост». «На нового «мастера шпионажа» точат кинжалы», — гласил заголовок на первой странице. «Старые бойцы» выходили на открытое сражение. Один ветеран ЦРУ, выходец из йельского университета, писал: «Это все равно что человека, не видевшего моря, сделать командующим военно-морскими операциями. Или человека, никогда не бывшего врачом, — заведующим кардиологическим отделением крупной больницы». Правда, приводилась и цитата из интервью с Кейси, где он сказал, что критикой занимается «кучка ребят, которые думают, что на эту работу годятся только люди, прослужившие в ведомстве не менее 25 лет».

«Нью-Йорк тайме» опубликовала направленную против назначения Хьюджела редакционную статью под заголовком «Кампания, которую поддерживает мистер Кейси».

Кейси и Хьюджел обсудили положение и сошлись на том, что дела идут хорошо. Они бросили вызов установившемуся стандарту мышления, и это не понравилось. Кейси набросал письмо в «Нью-Йорк тайме», которое было опубликовано 24 мая и превозносило «энергию, ясность ума и исполнительское умение» Хьюджела.

Читая эти статьи у себя дома, где он собирался начать карьеру писателя, Стэн Тэрнер понимал причины наскоков «старых бойцов». Они напомнили ему и его собственные неприятные стычки с «ковбоями», так что у него появились почти родственные чувства к Кейси, которому, как видно, доставалось крепко. Желая сделать жест в его поддержку, Тэрнер написал письмо в «Вашингтон пост», опубликованное 25 мая. Оно гласило: «М-р Кейси несет окончательную ответственность за работу оперативного управления. Он вправе отбирать людей в свою команду, и об этих людях следует судить по результатам их работы.

Меня тоже критиковали в 1977 г. за изменения и сокращения, которые я произвел в оперативном управлении. В конечном счете эти меры оказались успешными. Давайте же дадим директору Кейси возможность использовать свой шанс, не обременяя его преждевременной критикой».

В Белом доме Миз, Бейкер и Дивер испытывали некоторую тревогу по поводу того внимания, которое привлек к себе человек Кейси Хьюджел. Для разведки готовилось секретное задание, и если положение Хьюджела не упрочится, то возникнут проблемы для Рейгана. Их защитный инстинкт работал на полную мощь. Они вспомнили, что и во время президентской кампании скептически относились к оперативным способностям Кейси и Хьюджела.

Кейси направил личное письмо президенту, где утверждал, что Хьюджел обладает высокими деловыми качествами, и намекал на его деятельность по созданию прорейгановских групп избирателей, особенно этнических, которая, по мнению Кейси, почти не отличалась от работы по проведению тайных операций.

Помощники Рейгана решили, что для вмешательства в это дело нет ни подходящей возможности, ни веской причины. На том вроде все и закончилось.

Кейси сначала увидел холодные глаза этого человека, хотя сам человек был около 2 метров ростом.

— Мистер президент, мы придерживаемся оборонной политики, а надо переходить в наступление, — сказал человек гулким уверенным голосом. Он говорил о Сальвадоре. Поддерживаемую США хунту стало трудно защищать. Слишком часты нарушения прав человека, слишком бросаются в глаза, хотя Дуарте делает все, что может. Администрации следует вернуться к наступательной политике, и не только по военной и дипломатической линии. Администрация Рейгана должна действовать в направлении проведения свободных выборов в Сальвадоре, сказал он. И хотя в специальной разведывательной оценке, подписанной директором Кейси и выпущенной в этом месяце, июне, делается вывод, что между сальвадорской хунтой и мятежниками существует патовое положение и потребуется не менее двух лет, чтобы хунта окончательно взяла верх, установление демократии надо поставить ближайшей целью.

Кейси заметил, как Рейган оживился, зашевелился в своем кресле. Идея хотя и была проста, но осуществима только в далеком будущем.

— Хорошо, давайте так и будем действовать, — сказал президент.

На Кейси произвело впечатление изложение вопроса, только что сделанное Томасом Эндерсом, помощником государственного секретаря по Латинской Америке. Эндерс взялся проводить политику и дипломатию администрации США в этом регионе весьма энергично, обладая при этом хорошим чутьем. Он имел отличное представление о внутренней борьбе между госдепартаментом, министерством обороны, ЦРУ и Советом национальной безопасности за контроль во внешнеполитических делах. По традиции он председательствовал на совещаниях представителей соперничающих между собой ведомств, которые он называл «стержневая группа». Бывали периоды, когда эта группа собиралась каждый день, даже по два раза в день. Эндерс знал, что ему нужны только единодушные рекомендации, поэтому, обладая развитым интеллектом, он всегда старался разработать согласованный план действий. Кейси знал Эндерса еще со времени своей службы в госдепартаменте. Пожалуй, не было больше столь совершенного «продукта» Восточного побережья США: родители из штата Коннектикут, сам он окончил в 1958 г. Йельский университет, по успеваемости был первым в своей группе. Когда его назначили помощником госсекретаря, он не знал испанского языка, но, будучи блестящим лингвистом, выучил его за несколько месяцев. Его считали своим и левые, и правые. Левые — за его выступления против массированных бомбардировок во время войны во Вьетнаме, а правые — за то, что он был протеже Киссинджера.

Кейси решил встретиться и как следует поговорить с Эндерсом, чтобы покопаться в его мыслях.

— В Белом доме нет людей для подготовки решений, — пожаловался Эндерс. Его босс, Хейг, раньше других попытался взять контроль в свои руки и проиграл.

— Но никто и не выиграл, — добавил он. Кейси про себя отметил это.

— Однако я могу заставить работать «стержневую группу», — сказал Эндерс.

Кейси пообещал сотрудничество со стороны ЦРУ. Но он хотел бы знать, достаточно ли масштабно мыслят люди в группе Эндер-са. Концепция для Сальвадора — выборы и демократия — это ведь только начало. Администрации нужен план действий для всей Латинской Америки. Собственно говоря, такой план необходим для всего мира.

Эндерс согласился. Разобщенность в руководстве внешней политикой очень затрудняет дело.

— Хейг, придя в госдеп, поднял тревогу, но у него нет четкого плана, — сказал Эндерс.

Кейси решил поглубже покопаться в умах и памяти верхнего эшелона ЦРУ. Он рылся в подборках и досье, устраивал брифинги, беседовал с руководящими работниками, покрывая записями свои карточки. В мировом развитии за последние шесть лет доминировала одна бросающаяся в глаза тенденция: Советы захватили влияние, иногда господствующее влияние, в девяти странах.

В Юго-Восточной Азии — Южный Вьетнам, Камбоджа и Лаос.

В Африке — Ангола, Мозамбик и Эфиопия.

На Среднем Востоке и в Южной Азии — Южный Йемен и Афганистан.

И — Никарагуа.

Как это произошло?

Ясно, что Советы использовали своих друзей, союзников и единомышленников, а также последствия ухода США из Вьетнама для организации революций и захвата власти. Неужели нет возможности отплатить где-то той же монетой коммунистам? И не половинчатым подходом, как поддержка мятежников в Афганистане или оказание помощи Саудовской Аравии в ее борьбе с Южным Йеменом.

Или взять Сальвадор. Содействовать там установлению демократии и одновременно создавать огненный заслон от левых повстанцев — это все чепуха.

За последние шесть лет, правда, Советский Союз претерпел частичную, а иногда значительную потерю влияния в таких странах, как Бангладеш, Гвинея, Сомали, Конго. Но Кейси считал эти сведения сомнительными. Он хотел отобрать хотя бы одну страну у Советов, совсем и окончательно, чтобы налицо была зримая, чистая победа.

Кейси понимал, что это может означать партизанскую войну. Он значительно повысил свои познания о значении партизанских движений пять лет тому назад, когда занимался исследованиями для своей книги об освободительной войне в Америке. Опубликованная в 1976 г., к 200-летию США, книга на 344 страницах под названием «Где и как велась война» появилась в результате интенсивного чтения и изучения мест боев и сражений. Он буквально зарывался в книги об освободительной войне. Его внимание особенно привлекли книги о деятельности разведки революционных сил, в частности «Шпионы генерала Вашингтона» Пеннпакера, «Особая служба» Форда и «Секретная история американской революции» Карла Ван Дорена.

Кейси посетил и досконально исследовал все места главных сражений, маршруты и диспозиции основных сил американцев и англичан.

Продираясь сквозь книжные дебри и совершая свои экскурсии, Кейси часто задавал себе главный вопрос: как и почему выиграли американцы эту войну? Как мог этот разношерстный сброд, который нельзя назвать армией, победить могущественную мировую державу — Англию? Его вывод заключался в следующем: победа революционеров объясняется тем, что они вели войну без правил, партизанскую войну. Боевой дух, тактика, техника боя были на стороне тех, кто воевал не по правилам. В этом Кейси усматривал связующее звено между XVIII и XX веками. Американские революционеры — это современный Вьетконг, афганские мятежники. Надо найти пути к применению такого метода в интересах США, подумал Кейси. Если местные силы сопротивления не идут стучаться за помощью в двери ЦРУ, в отличие от афганцев, то ЦРУ должно само пойти и отыскать такие силы.

Чтобы надежнее оградить себя от всяких сюрпризов, Кейси решил поискать еще одного «человека со стороны». Он хотел найти кого-нибудь, кто мог бы действовать в качестве «предохранителя» и заблаговременно предупреждать его о назревающих потрясениях за рубежом. Сотрудники ЦРУ были большей частью тугодумами в этом отношении. Он пригласил к себе д-ра Константина Менгеса, высокого 41-летнего мужчину в очках, убежденного консерватора из Гудзоновского института, работавшего на Рейгана во время избирательной кампании. Менгес обладал голосом диктора и говорил с неизменной самоуверенностью. Когда Кейси начал расспрашивать его об основных вопросах внешней политики, Менгес дал ему копии нескольких небольших материалов, которые он написал для «Нью-Йорк тайме». В одной статье от 1980 г. Менгес утверждал, что события в Иране, Афганистане и Никарагуа знаменуют поворотный пункт в невидимой войне между радикальными и умеренными силами за контроль над нефтью, Средним Востоком и Центральной Америкой. В статье «Демократия для латиноамериканцев» он призывал, для того чтобы дать отпор Советскому Союзу в Латинской Америке, прибегнуть к стратегии развития там демократии и поддержки центристских сил, так как, по его словам, защита правых диктаторских режимов уже не срабатывает. В еще одной статье, озаглавленной «Мексика — Иран по соседству», Менгес предсказывал тревожные времена к югу от США.

Кейси бегло просмотрел статьи и нашел, что в них проявляется стратегическое мышление, стремление увязать события, происходящие в различных районах земного шара, умение весомо излагать идеи. Менгес принес с собой плод своих изысканий на двух страницах, где он стремился показать, как коммунисты вступали в партнерство с другими левыми силами в целях создания того, что Менгес назвал «дестабилизирующей коалицией». Насчет сроков осуществления своих предсказаний Менгес сказал, что у коммунистов нет твердого расписания, терпения у них хватает.

Позже Кейси прочел все статьи более внимательно и пригласил Менгеса на вторую встречу, в ходе которой призвал его быть откровенным. Менгес сказал, что его тревожит степень компетентности ЦРУ вообще. Оно, как и любое другое бюрократическое ведомство, избегает отчетности и ответственности. В 1970 г. он был заместителем помощника министра образования и работал для Фрэнка Карлуччи, который в то время являлся заместителем министра. Позже, когда Карлуччи стал заместителем директора ЦРУ, Менгес предупреждал его о возможных неприятностях в Иране. Но его никто не услышал. В 1979 г., накануне сандинистской революции, он предсказал левый мятеж в Никарагуа. Снова он пошел к Карлуччи и вообще в ЦРУ, и опять его мнение проигнорировали. Менгес передал Кейси еще несколько своих статей, среди них одна, под заголовком «Эхо Кубы в Никарагуа», была опубликована в июне 1979 г., накануне свержения Сомосы. В статье предсказывалось, что сандинисты сначала выступят в тоге умеренных и создадут «коалиционное правительство, прежде чем обнаружат свою марксистско-ленинскую сущность». В статье говорилось: «Их успех в этом создаст политическую базу и точку опоры для революционной войны против Мексики в начале 80-х годов».

Менгес сказал Кейси, что его волнует не столько то, как обошлись с его идеями, сколько явная неспособность ЦРУ предвидеть и предотвратить кризисы.

Кейси предложил Менгесу пост главного эксперта разведки по Латинской Америке. Он будет представлять директора центральной разведки на межведомственных совещаниях по этому региону, наблюдать за подготовкой разведывательных оценок, возглавлять ежемесячные «предупредительные» совещания по потенциальным угрозам интересам США и разработке рекомендаций относительно реакции Вашингтона на них.

Менгес не хотел идти в ЦРУ. Как он сказал, это может бросить тень на его академическую работу.

— Послушайте, — сказал Кейси, — вы так озабочены всем этим, в течение трех лет предупреждали администрацию Картера об Иране и Никарагуа, а теперь я прошу вас прийти и заняться делом… Чего же вы отказываетесь?

Менгес принял предложение.

Кейси с удивлением узнал, что сотрудники ЦРУ регулярно давали репортерам интервью с рассказом о себе перед отъездом по назначению за рубеж. Он сказал чиновнику по связи с общественностью, который остался в ЦРУ еще от Тэрнера, чтобы эти интервью немедленно прекратили. Чиновник, считая, что подобные интервью или брифинги дают полезные контакты с прессой, начал было протестовать: «Но…» — «Я не просил устраивать дискуссию по этому вопросу, — сказал Кейси. — Выполняйте».

Однажды вечером в начале июля в квартире главного адвоката ЦРУ Споркина раздался какой-то странный, приглушенный телефонный звонок. Звонивший назвался Максом и попросил срочно встретиться с ним «на месте». Споркин понял, что это Хьюджел, который хотел поговорить с ним в штаб-квартире ЦРУ. Когда через час они встретились, Хьюджел попросил о помощи. Два бывших его компаньона по бизнесу из Нью-Йорка, агенты по купле-продаже ценных бумаг братья Томас и Самьюэл Макнелл, утверждают, что они тайно записали на магнитофон всю беседу с Хьюджелом, когда он выкладывал информацию о его компании «Бразерс интернэшнл», предназначенную только для внутреннего пользования. Это было лет шесть или семь тому назад.

В пятницу 10 июля Споркин позвонил в редакцию «Вашингтон пост». Дело в том, что месяц тому назад репортер этой газеты Патрик Тайлер и я (то есть автор этой книги Вудворд. — Перев.) получили все шестнадцать пленок с записью высказываний Хьюджела и намеревались использовать их как возможную фабулу для рассказа или повести. Споркин сказал, что он хочет прослушать пленки. Мы (Тайлер и Вудворд. — Перев.) сочли это преждевременным. Споркин предложил свою помощь, добавив, что если кто-то в ЦРУ сделал что-то не так, то он и Кейси должны это знать. В конце концов мы пришли к соглашению, что Споркин может приехать и прослушать пленки, если он привезет с собой Хьюджела, у которого мы хотели взять интервью.

Через несколько часов в тот же день около 15 человек собрались в комнате редколлегии «Вашингтон пост»: Споркин, Хьюджел в сопровождении нескольких личных адвокатов, включая Джуда Беста, вашингтонского адвоката, представлявшего в свое время интересы вице-президента Спиро Агню; Бенджамин Брэдли, главный редактор «Вашингтон пост», Тайлер и я; два адвоката той же газеты, эксперты по ценным бумагам и еще четыре редактора газеты.

— Я приехал сюда, чтобы узнать, в чем дело, черт возьми, — сказал Споркин и добавил, что он представляет только ЦРУ, а не лично Хьюджела. После этого он откинулся на спинку своего кресла и принял скучающий вид.

Мы задали несколько общих вопросов. Передавал ли Хьюджел когда-либо братьям Макнелл информацию, предназначенную для внутреннего пользования в его компании? Угрожал ли он когда-либо убить одного из адвокатов Макнеллов? Знал ли он, что данные им взаймы одному из братьев деньги предназначались как вклад в фонд их фирмы по ценным бумагам, которая занималась проталкиванием биржевых акций компании Хьюджела на повышение их курса?

Хотя его адвокаты время от времени выражали протест, они все-таки дали Хьюджелу возможность ответить на вопросы, прежде чем будут прослушаны пленки. «Неправда, полная стопроцентная неправда», что он знал о включении данного им займа в фонд фирмы братьев Макнелл. Он отрицал все. «Ответ абсолютно и определенно отрицательный. Нет. Никогда». Он нервно потирал свои большие пухлые руки. Его голос стал прямо-таки медовым, когда он, очевидно в поисках сочувствия у сидящих за столом, стал называть их просто по имени, а не по фамилии. Да, он хотел, чтобы его акции пошли вверх, конечно, он хотел этого. «Если не знаешь, что тебя записывают, то всегда окажешь другому помощь. Это нечестно по отношению ко мне», — добавил он, подняв глаза к потолку.

Споркин прервал его:

— Мне безразлично, сколько я здесь просижу, хоть всю ночь, но если у вас есть пленки с записями, я должен их прослушать. Мне предстоит дать рекомендации директору. Обвинения очень серьезные, — продолжал Споркин, — по крайней мере, некоторые из них. Когда вы говорите о манипуляциях на рынке ценных бумаг, то это очень серьезное обвинение, — сказал он, ударив рукой по столу. — И если есть тому доказательство, я хочу с ним ознакомиться, — закончил он.

Тайлер поставил пленку от 13 декабря 1974 г. с записью беседы, состоявшейся после того, как юрисконсульт Макнеллов пригрозил Хьюджелу судом. Голос Хьюджела раздавался громко и ясно: «И после этого он имеет наглость угрожать мне каким-то вонючим судом, да это так противно мне, меня на рвоту тянет… Какое же дерьмо все это. Ну, пусть этот жалкий недоносок подаст в суд… Это все дерьмо вонючее, Сэм, я этого ублюдка в тюрьму засажу, я убью этого выродка».

Тайлер выключил магнитофон.

— Ну, и что тут комментировать? — застенчиво спросил Хьюджел. — Все как есть.

— Это ваш голос? Вы помните этот разговор?

— Да, — сказал Хьюджел.

— Но вы же раньше говорили, что…

— Очевидно, память изменила мне, — сказал придушенно Хьюджел, храбро идя навстречу противоречию. — А запись — все, как было, — страдальчески сказал он и попросил поставить следующую пленку.

Мы запустили запись, где Хьюджел сказал Тому Макнеллу: «Возьми карандаш и бумагу. Сейчас я продиктую тебе строго конфиденциальный материал, понял?»

Это была длительная запись, опять-таки четкая и понятная. Хьюджел диктовал прогноз цен на акции в долларовом выражении.

— Это информация для внутреннего пользования? — спросили его.

— Я не могу ответить на этот вопрос. Я не буду отвечать. — Хьюджел явно был в замешательстве.

Прокрутили еще несколько пленок. И вновь тот же вопрос: так как все-таки насчет информации для внутреннего пользования?

— Понимаете, вы вернули меня в 1974 г., и единственной причиной, по которой я мог сделать это, является то, что я, как каждый энергичный бизнесмен, хотел похвалить свою компанию, но, понимаете, я гордился тем, что я делал, и это единственная возможная причина. Я — большой энтузиаст, я мог бы…

— Но если вы гордились тем, что делали, то зачем было объявлять свои дела конфиденциальными?

— Да, я сказал «конфиденциальные», как там записано на пленке. Понимаете… А, черт, это просто для того… О, господи, почему записали этот мой разговор?

Хьюджел был почти в отчаянии.

— Ну почему? — снова спросил он, оглядывая комнату. — С какой целью?

Споркин, все еще купающийся в славе самого выдающегося эксперта в стране по операциям с ценными бумагами, сказал, что недостающим элементом во всем этом деле является доказательство того, что Хьюджел получил какую-то выгоду от передачи информации. Этот элемент необходим для установления состава преступления.

— Я гарантирую вам, — сказал Споркин, — что за этим столом нет никого, кто когда-то не говорил по телефону что-то такое, по поводу чего он сожалел бы, если бы разговор был записан на пленку.

Все за столом согласно закивали.

Споркин попросил Хьюджела и его адвокатов выйти из комнаты. Затем он сказал почти шепотом:

— Для меня это будет трудное решение… Понимаете, я могу принять и легкое решение. Есть такое легкое решение, которое я могу принять.

— Замять? — спросил Брэдли.

— Да, — откликнулся Споркин, — но я не знаю, будет ли это правильное решение.

Он пожелал прослушать все пленки полностью, чтобы дать свою оценку для Кейси.

— Не наше дело помогать вам в принятии решения, это исключено, — сказал Брэдли. Однако Хьюджел, конечно, получит возможность ответить на все вопросы, прежде чем дело дойдет до публикации материалов.

— Я не знаю, чем заряжено у вас ружье и заряжено ли оно вообще, — заметил Споркин.

Хьюджел вернулся и сообщил, что он отложил поездку за границу в качестве заместителя директора по оперативным вопросам для подготовки одной важной операции. «Это очень серьезное дело, друзья мои, — сказал он. — На карту поставлена моя личная репутация. Я намерен быть здесь в течение всего разбирательства до самого конца».

В воскресенье 12 июля в середине дня Кейси вернулся из трехдневной поездки за рубеж и в 16 часов созвал в Лэнгли совещание, на котором присутствовали Инмэн, Споркин и Боб Гейтс. Информация пока что неполная, сообщил Споркин, добавив, что нет ясности, имело ли место нарушение биржевых правил или какие-то манипуляции.

Инмэн сказал Кейси, что когда возникает проблема вроде этой, то есть два доминирующих момента. Первый — покрывать подозреваемого или даже создавать впечатление, что его покрывают, нельзя. Второй — потенциально возможная проблема должна быть изолирована. Это означает уход Хьюджела в административный отпуск. Если все пройдет гладко, то он может вернуться. Если что-то будет не так, он уже по ту сторону двери.

Споркин высказался против отпуска. Что может изменить ситуацию в будущем? Кто примет решение о том, что ничего не произошло? Такие дела могут тлеть месяцами, а то и дольше.

Кейси тоже не хотел прибегать к отпуску. Это может оказаться непорядочным по отношению к подозреваемому. Такие вещи часто кончались ничем. Расследование обвинений в заголовках газет ни к чему не приводило. А за это время карьера и имя человека оказывались запятнанными. Кейси пожелал узнать, в чем заключается наихудший аспект дела.

По мнению Споркина, это были сами пленки, запись телефонных разговоров и нецензурная брань Хьюджела при этом.

Кейси подумал, что ведь его ответственные сотрудники звонят своим биржевым маклерам, звонят все время.

Брань Хьюджела тоже станет проблемой, считал Споркин. Он привел некоторые примеры из разговора Хьюджела с биржевым маклером с такими крепкими выражениями, что, услышав их, присутствующие только покачали головами.

Споркин решил быть откровенным с Хьюджелом при частной встрече с глазу на глаз.

— Послушай, Макс, — сказал Споркин, — срок давности прошел, так что никто не может выдвинуть обвинение против тебя. Но ты должен уйти.

— Почему? — захотел узнать Хьюджел.

— Не понимаешь, — сказал Споркин. — Тебе придется давать показания в конгрессе, и они съедят тебя живьем.

Как пояснил Споркин, вся проблема сводится к лжесвидетельству, разумеется, неумышленному. Хьюджел может отречься от своих отрицающих все ответов на вопросы в редакции «Вашингтон пост», но не сможет опровергнуть магнитофонные записи. Конгресс — это не редакция газеты, где говори что хочешь и отрицай что хочешь.

— В общем, после этой истории с пленками путь один — отставка. Тогда конгресс оставит тебя в покое, — сказал Споркин, — тогда ты уже станешь историей в прошлом. Это мой совет, ты сам просил о нем. Вот я тебе его и даю. Это в интересах ЦРУ и в твоих интересах. Вот что я хотел сказать тебе и намерен сказать директору.

Вечером того же дня Хьюджел пригласил Кейси и Споркина к себе домой на ужин. Хьюджел чувствовал себя обязанным Кейси за назначение на должность заместителя директора по оперативным вопросам, несмотря на мощную внутреннюю оппозицию. Он глубоко сознает, что уже доставил Кейси неприятности своим назначением. Все трое за этим столом, вместе взятые, имеют менее чем годичный стаж и опыт работы в ЦРУ. А что касается обвинений, то это все ложь.

В присутствии Кейси Споркин предпочел занять нейтральную позицию.

Кейси упомянул, что Инмэн предложил административный отпуск для Хьюджела, не ограниченный каким-то сроком, вплоть до закрытия дела.

— Билл, — сказал Хьюджел, — я не для того приехал в Вашингтон, чтобы мне каждый день плевали в лицо. На таком заметном посту, как заместитель директора по оперативным вопросам, я не вижу возможности выиграть битву и отмыть свое имя, продолжая работать в этой должности. Руки связаны. Я не могу выиграть битву в качестве государственного служащего. Единственная возможность сделать это — стать частным лицом.

Споркин заметил, что, как он уверен, газеты скоро опубликуют всю историю.

Хьюджел обратился к Кейси:

— Если эти материалы нанесут вред ЦРУ, мне, тебе, то я ухожу в отпуск.

Кейси был не совсем уверен в целесообразности этого. Административный отпуск — это не идеальное решение, но лучше, чем отставка.

— Если они опубликуют материалы, то это дискредитация. Я не стану портить репутацию Центральному управлению, тебе и уж конечно президенту. Я ухожу.

— Ну, что же, Макс, — сказал Кейси, — делай как знаешь. Утром следующего дня адвокат Хьюджела приехал в редакцию «Вашингтон пост» и сообщил, что они хотели бы встретиться еще раз. Он привез 16 документов из деловых досье Хьюджела и письмо с просьбой предоставить ему дополнительное время для сбора необходимой информации. Давать публикацию сейчас было бы «опрометчиво», сказал он.

Во второй половине того же дня та же самая группа вновь собралась в редакции. Хьюджел выглядел подавленным и нервничал еще больше, чем в первый раз. Мы (Тайлер и автор книги) сказали Хьюджелу, что не хотели бы повторения встречи в пятницу, когда он начисто отрицал некоторые свои действия в прошлом, а затем столкнулся с записью собственных слов, противоречащих его заявлениям.

Хьюджел начал было протестовать. Споркин сказал ему: «Слушайте их вопросы, и если вы не знаете, то так и скажите, что вы не знаете. Это вам не поможет, но если вы не знаете, значит, не знаете».

Мы сказали, что намерены опубликовать статью и материалы на следующий день и в нее войдут все заявления Хьюджела.

— Я хотел бы повторить мою просьбу, — заявил Споркин, выражая нетерпение. — Я все еще настаиваю на том, чтобы прослушать все записи.

Прослушали еще несколько пленок. За это время Хьюджел дважды с извинениями выходил в туалетную комнату. Наконец он попросил слова.

— Я прошу прощения за мои слишком поспешные ответы на ваши вопросы в пятницу, — начал он, — я не имел возможности все обдумать… Иначе мои ответы были бы значительно лучше. Я не намеревался делать вводящие в заблуждение заявления.

Он беспрестанно ломал руки и сильно наклонялся вперед. По его словам, он никогда не получал какой-либо выгоды от тех биржевых сделок. Возможно, он был наивным новичком, но он начал дело почти с нуля и оставил его с годовым оборотом в 100 миллионов долларов. Его чистая выручка составила 7 миллионов долларов.

Хьюджел сделал паузу. Затем сообщил, что в 1957 г. вышла книга «Успешные операции», которая содержала целую главу, посвященную успехам его компании. «Моя фотография была помещена на первую страницу журнала «Коронет», мы постараемся получить копию и переслать вам… Так что я гордился тем, чего я добился, я горжусь этим и сейчас».

Он перечислил свои качества: знание японского языка, опыт в международных делах, умение вести дела с иностранцами.

— Я согласился на эту работу, потому что хотел служить моей стране. Я сделал это, несмотря на большие финансовые жертвы. Вся моя жизнь и репутация поставлены сейчас на карту, — сказал он. Его глаза наполнились слезами. — Это нанесет огромный ущерб мне и моей семье… Тем, кто ни в чем не виноват. С которыми нельзя так обходиться. Это позор…

Его голос возвысился и принял драматический оттенок, точно как на магнитофонных пленках.

— Это позор, что человек, добровольно отказывающийся от выгодного дела, с тем чтобы служить своей стране, подвергается осуждению со стороны людей определенного рода на основе информации 7—8-летней давности…

Хьюджел добавил, что после всего этого будет нелегко привлекать людей со стороны на работу в Вашингтон.

— Вот я весь перед вами, со всем нутром и сердцем, — закончил он.

Сидя в штаб-квартире ЦРУ, Кейси подумал, что надо бы поставить в известность об этом деле председателей комитетов конгресса по разведке. Он связался с Эдвардом Боландом, председателем этого комитета в палате представителей, но не смог дозвониться до Голдуотера.

Несколько позже адвокат Хьюджела опубликовал заявление из трех пунктов, где энергично отрицалась его принадлежность к какому-либо правонарушению и говорилось о его «глубоком разочаровании» в связи с предстоящим опубликованием статьи и материалов по этому делу.

Заключительные строки заявления гласили: «Я буду продолжать служить моей стране, пока она нуждается во мне, и долгое время после того, как прекратятся эти напыщенные проповеди из прошлого».

Как показалось Хьюджелу, было что-то около 3 часов ночи, когда его разбудил звонок Споркина. Он сказал, что все опубликовано, и зачитал заголовок: «Глава шлионажа в ЦРУ обвиняется в неподобающих интригах на бирже». «Макс Хьюджел, занимающий самый секретный пост в администрации Рейгана — руководителя тайных операций ЦРУ, — занимался незаконными махинациями на бирже…»

— Это отвратительно, — сказал Хьюджел.

Споркин читал дальше, подчеркивая приписываемые Хьюджелу проступки и многочисленные цитаты из магнитофонных записей.

— Ладно, — сказал Хьюджел, — все. Не надо мне больше читать. Я ухожу в отставку.

Рано утром Хьюджел позвонил Кейси.

— Меня разделали, — с чувством сказал он. — Я ухожу в отставку.

Кейси ответил, что это несправедливо по отношению к Хьюджелу.

Абсолютно несправедливо.

Хьюджел с тяжелым вздохом согласился.

Кейси не пытался уговорить Хьюджела изменить свое решение.

Только в 9 часов 40 минут Кейси дозвонился до Голдуотера, чтобы сообщить ему то, что тот уже сам знал из газет. Голдуотер сердился. Почему директор центральной разведки так поздно сообщает ему об этом? До него из надежных источников дошли слухи об этой истории за несколько дней до ее публикации.

В Белом доме встревожились шеф персонала Джеймс Бейкер и советник Фред Филдинг. Они хотели немедленно принять меры к ограничению ущерба. Филдинг настаивал на немедленной отставке. Бейкер позвонил Кейси.

— Макс уходит с дороги, — сообщил Кейси.

Бейкер был удивлен и обрадован, что все произошло так быстро. Когда он доложил о событиях президенту, Рейган тоже немало удивился, заметив, что он не уверен, сделал ли Хьюджел действительно что-то не так.

У себя дома Хьюджел прочитал статью полностью. На первой странице была помещена его фотография. Господи, подумал он, до чего же скверную они выбрали. У него имелись и получше.

Целые колонки содержали цитаты из записей со всеми его простецкими выражениями, которые, однако, были замаскированы, как будто они уж так не соответствовали нравам «Вашингтон пост». Все крепкие выражения обозначались только начальными буквами непристойных слов.

Но газета не опустила ничего. По мнению Хьюджела, все было правильно, грязно и грубо.

Он оделся, и шофер отвез его в штаб-квартиру ЦРУ. Ему было не по себе, когда он шел коридорами к своему кабинету. Все глаза смотрели на него. Некоторые, как казалось, плакали. Некоторые подходили к нему и говорили, как это несправедливо, выражали сожаление. Некоторые не говорили и не показывали, что у них на уме. Хьюджел был уверен, что многие ликовали: чужак уходит. На некоторых лицах отражалась профессиональная невозмутимость и холодность.

Он написал соответствующее письмо с обращением «Дорогой Билл» и лично отнес его в кабинет Кейси. Оба были очень взволнованы. Расставались они тяжело. Кейси написал резолюцию, что принимает отставку «с глубочайшим сожалением». Хьюджел вернулся в свой кабинет, взял портфель и вышел[13].

Кейси решил, что хватит ставить на дыбы оперативное управление, и немедленно назначил его начальником и заместителем директора Джона Стэйна, 48 лет. Он окончил Йельский университет и двадцать лет проработал в ЦРУ, включая пребывание в Камбодже и Ливии в качестве резидента. Это был тихий работящий человек, не любивший «разводить волну». С его назначением Кейси решил урегулировать все проблемы в оперативном управлении, фактически став сам себе заместителем.

Кейси решил показать пример, как проводить тайные акции. В течение уже длительного времени резидентура ЦРУ в одной из стран Среднего Востока поговаривала о том, что неплохо бы установить подслушивающее устройство в служебном кабинете одного из высших чиновников страны, разговоры которого несомненно дали бы ценную информацию. Однако среди сотрудников все время шел спор о степени риска, сопровождавшийся колебаниями и сомнениями относительно способов и методов осуществления операции. Узнав об этом, Кейси сказал: «Ладно, черт бы их побрал, я сделаю это сам». Хотя это противоречило всем правилам ремесла, запрещавшим даже рядовому сотруднику оперативного управления участвовать в такой операции, директор центральной разведки настоял на своем и поставил «жучок» во время визита вежливости к упомянутому чиновнику — еще одно нарушение правил ремесла. Собственно, он установил даже два «жучка»: одно устройство — микрофон и передатчик, оформленное в виде большой иглы, он воткнул в обивку дивана в кабинете чиновника, а второе, поистине в стиле «троянского коня», было заделано в обложку книги, которую он подарил гостеприимному хозяину.

Один старший сотрудник ЦРУ утверждал, что это выдумка, но многие другие подтверждали, что все так и было. Когда я несколько лет спустя спросил Кейси об этом случае, он только улыбнулся. После того как я назвал страну и имя чиновника, он сердито нахмурился и сказал, чтобы об этом больше ничего и никогда не говорилось и не публиковалось.

Под статьей об отставке Хьюджела на первой странице «Нью-Йорк тайме» находилась еще одна заметка с небольшим заголовком: «По утверждению судьи, шеф ЦРУ Кейси ввел в заблуждение покупателей акций в 1968 г.». Как говорилось в статье, два месяца тому назад один федеральный судья установил, что Кейси умышленно ввел в заблуждение вкладчиков новоорлеанской агрофирмы под названием «Малтипоникс», в создании которой он участвовал в 1968 г. Согласно постановлению судьи, «Малтипоникс» и ее дирекция, а Кейси был членом совета, утаили от потенциальных инвеститоров, что фирма взяла на себя долги ее основателей по закладным, в том числе и долг Кейси. Доля Кейси в деле составляла 301 тысячу долларов, а заявленные убытки на налоги — 145 тысяч долларов. При продаже акций имелись якобы и другие нарушения. Ответственность за все это судья приписывал совету фирмы, в том числе и Кейси, который, по словам судьи, «пренебрегал фактами и искажал их».

Барри Голдуотер испытывал разочарование после первых шести месяцев директорства Билла Кейси. Он почувствовал себя отключенным от дел ЦРУ, никак не мог понять смысл назначения Хьюджела. «Знаешь, — сказал Голдуотер своему другу Куину, — если Кейси намерен и дальше брать себе людей вроде этого, то президенту следует убрать его самого».

Громогласно объявленная ЦРУ проверка прошлого и настоящего Хьюджела явно яйца выеденного не стоила, считал Голдуотер. Либо Кейси все знал и покрывал Хьюджела, либо проверка была настолько неосновательной, что Кейси надо уволить за некомпетентность.

Сенатор все больше возмущался также бессвязностью заявлений и высказываний Кейси. Он либо вообще о чем-то умалчивал, либо говорил неясно, создавая у Голдуотера впечатление, будто от него что-то скрывают. «Можете вы мне сказать, что за чепуху он тут молол?» — часто спрашивал Голдуотер у других сенаторов. Он называл Кейси губошлепом. По его мнению, Кейси вообще не старается, не прилагает усилий. Черт возьми, Кейси не хватило даже политического такта и просто вежливости, чтобы заранее известить сенатский комитет по разведке о назревающем деле Хьюджела. Голдуотер услышал об этом от редактора «Вашингтон пост» Брэдли за несколько дней до того, как все закрутилось. Но почему Голдуотер должен узнавать о таких вещах от газетчиков?

Кунн позвонил Кейси.

— Билл, не надо больше его удивлять. Позвони ему. Это очень важно. Он — № 2 над тобой, тебе надо наладить отношения с ним. Он все поймет правильно.

В пятницу 17 июля, через три дня после отставки Хьюджела, Голдуотер созвал комитет сената по разведке, и в ходе двухчасового закрытого заседания было решено провести обычную проверку (не расследование) дела Хьюджела и вопросов, которые могут подстерегать Кейси в связи с его собственными финансовыми делами. Некоторые члены комитета усматривали непоследовательность в том, что Хьюджел подвергся экзекуции за свои дела семилетней давности, в то время как с Кейси не потребовали никакого отчета за его не такие уж давние дела. Как заявил сенатор Байден, если не обнаружатся достаточно внятные и весомые объяснения по делу «Малтипоникс», то «м-ра Кейси надо попросить сделать то, что наилучшим образом послужит интересам Центрального управления и страны, а именно уйти в отставку». Однако Голдуотер позже сказал корреспондентам, что если только не обнаружится нечто большее, то пока он не видит причин для отставки Кейси.

В следующий вторник, 21 июля, сенатский комитет по разведке проводил рутинное открытое слушание в связи с запросом ЦРУ об освобождении этого ведомства от действия Закона о свободе информации. Мойнихэн, который пристально следил за разбирательством по делу Кейси, воспользовался этой возможностью. Как он считал, с него хватит.

— В течение двух последних дней мы в срочном порядке пытаемся выяснить, замешан ли директор ЦРУ в незаконные дела, которые не допускают его дальнейшего пребывания на этом посту, — начал Мойнихэн, возвышая свой и без того пронзительный голос. — Мы неоднократно звонили в Белый дом. Я звонил министру юстиции, но он не ответил. Может быть, он не знает, кто я, а возможно, он не знает, в чем дело, или думает, что все это не имеет значения. Но это имеет значение, черт возьми… Лучше бы нам помогли установить, должен директор ЦРУ уйти в отставку или нет. Если они намерены все покрыть, то как бы им не потерять своего директора, и довольно скоро.

Менее чем через час Мойнихэн ушел, зажав в руке два извещения, что его по телефону разыскивают министр юстиции Уильям Смит и советник Белого дома Фред Филдинг.

Голдуотер согласился с тем, что комитету не уделялось должного внимания. Кейси опять не было в городе. Его пренебрежительное отношение к конгрессу является очевидным, он опять оставил Инмэна в роли дежурного пожарника. Голдуотер, оставшись один, проворчал, что действительно было бы лучше, если бы Кейси ушел.

В четверг вечером телестанция Си-би-эс сообщила, что Голдуотер сказал эти слова Кейси. Это наглая ложь, сказал Голдуотер. Он был взбешен. А тут еще усилилась боль в спине. Он принял свою вечернюю дозу спиртного. И велел себе вообще ничего не говорить. Но удержать свой гнев уже не мог. Голдуотер срочно созвал пресс-конференцию на сенатской галерее для радио- и телерепортеров. Он хотел официально зафиксировать свое опровержение, пока эта история не начала жить собственной жизнью.

Его спросили, каково его личное мнение о Кейси. Голдуотер не хотел лгать или даже говорить полуправду, так как полуправду надо приберегать для наиболее важных вопросов. А этот вопрос таковым не являлся. Может быть, публичная выволочка как-то подействует на Кейси.

Быстро ожесточаясь, Голдуотер дал залп.

— То, что он назначил неопытного человека, по сути, главным шпионом страны, уже достаточно плохо. Как человек с большим стажем по делам разведки я должен сказать, это была очень большая ошибка, даже, можно сказать, опасная ошибка, поскольку назначенец Кейси отвечал за совершенно секретную, нелегальную работу. Это худшее из того, что сделал Кейси… Ущерб, нанесенный назначением м-ра Хьюджела моральному облику ЦРУ, дает, по моему мнению, достаточно оснований либо для того, чтобы м-р Кейси сам ушел, либо чтобы президент попросил его это сделать.

Теперь Си-би-эс и другие службы новостей получили пищу для нового и более драматичного сообщения. Теперь у них вместо приватных слухов имелся четкий заголовок. Человек, считающийся совестью партии президента, только что сказал, что Хьюджел представлял «опасность» и Кейси должен уйти.

Но на этом Голдуотер еще не закончил. Он сказал, что имеются подозрительные «белые пятна» в документации самого Кейси о проведенных им сделках и некоторые другие «несоответствия», в частности доход Кейси от операций «Малтипоникс» составил 750 тысяч долларов, в то время как он заявил о потере в виде налогов 145 тысяч долларов.

Голдуотер пошел на обед к Куину на его квартиру.

— Барри, — сказал Куин, — тебе не следовало это говорить. Бетти поддержала мужа.

— Ну, а я вот сказал, — ответил Голдуотер. — Ничего, время все сгладит. Ужасная была неделя, полная конфликтов между верностью партии и здравым смыслом.

Кейси спал у себя дома, когда в позднем выпуске новостей сообщили о заявлении Голдуотера. Зазвонил телефон. Это был Споркин.

— Билл, — сказал он, — ты слышал, что только что сказал этот сукин сын Голдуотер?

— Нет, — ответил Кейси. Споркин просветил его.

— Не волнуйся ты по этому поводу, — сказал Кейси.

— Как это понимать, «не волнуйся?» — завопил Споркин.

— Я пошел опять спать, — ответил Кейси и положил трубку. Около половины четвертого Кейси проснулся, накинул халат и спустился вниз. Он два-три раза в неделю просыпался среди ночи, как сейчас. Это было время полной умиротворенности. Часто он просто читал, лежа в постели, но он знал, что свет лампы беспокоил Софию, поэтому уходил в другую комнату.

Этой ночью Кейси не стал читать. Он позвонил и разбудил Споркина: «Так что там сказал этот Г олдуотер?»

Споркин все повторил. Он сам видел в позднем выпуске новостей Голдуотера, стоящего перед корреспондентами, это самая настоящая запланированная пресс-конференция, она выглядела как охота за головой Кейси.

У Кейси был номер домашнего телефона Голдуотера, и он набрал его.

— Я не могу поверить, что вы это сказали, — сразу начал Кейси, разбудив председателя комитета сената по разведке. Его голос выражал чувство обманутого человека. Говорил он без бормотания.

— Ну, что же, — полусонным брюзжащим голосом ответил Голдуотер. — Вам придется поверить в это, так как это как раз то, что я сказал.

Кейси просидел несколько часов, пытался читать, но невеселые мысли отвлекали его. В 6 утра он опять лег в постель. Это был лучший час для сна, перед самым завтраком, и он не хотел пожертвовать им, даже сегодня.

В течение нескольких часов (это была пятница) Кейси проводил серию встреч с глазу на глаз с ведущими сенаторами. В ходе двадцатиминутной встречи с лидером республиканского большинства в сенате Говардом Бейкером Кейси попросил о справедливом заслушивании. Он выглядел переутомленным. Он никогда не имел 750 тысяч долларов от «Малтипоникса». Он может это доказать и докажет. Все это выглядит как «охота за ведьмами».

Бейкер ответил, что в принципе он согласен, но он должен поддержать своего председателя комитета. Кейси и Белый дом хорошо сделают, если в течение 24 часов что-нибудь предпримут, добавил Бейкер.

Но не было никакой возможности остановить других республиканцев, которые любые слова Голдуотера воспринимали как указание. Если Барри совершал такой выпад, то, значит, ситуация становилась критической. Сенатор Тед Стивенс с Аляски, помощник лидера республиканцев, который вообще редко отходил от позиции своей партии в сенате, во время обеда с корреспондентами сказал, что он прощупал мнения членов комитета по разведке.

— М-р Кейси поступит разумно, если примет совет м-ра Г олдуотера, — сказал Стивенс. — По-моему, Барри не с легким сердцем высказал свои рекомендации. Ему очень близки интересы Центрального управления.

Сенатор Уильям Рот из штата Делавэр, один из восьми республиканцев в сенатском комитете по разведке, пошел еще дальше:

— Эти обвинения настолько подорвали доверие комитета по разведке к м-ру Кейси, что, как я считаю, ему невозможно дальше эффективно выполнять свои обязанности. Он должен уйти, и немедленно.

Удивленный такими нападками на Кейси со стороны его естественных союзников, Белый дом опубликовал заявление от имени президента: «Я не изменил своего мнения о Билле Кейси». Это звучало несколько прохладно. Корреспондентам, которые сопровождали Кейси от кабинета к кабинету в сенате, он заявил: «Как я считаю, когда будут опубликованы все факты, то станет ясным, что я имею право и готов руководить центральной разведкой». Он, по-видимому, неумышленно не сказал «руководить ЦРУ», и это создало впечатление, что Кейси еще и не начинал руководить им, хотя сидел в кресле директора уже шесть месяцев.

В пятницу вечером Говард Бейкер получил согласие Голдуотера на назначение из числа членов комитета по разведке специального ответственного за ведение дела Кейси. Они выбрали Фреда Томпсона, который был шефом персонала Бейкера, когда тот являлся вице-председателем сенатского комитета по «уотергейту» в 1973–1974 гг.

Бейкер сказал Томпсону, что он старался всех успокоить, но, добавил он, Кейси не пользуется особой любовью и, если он не повернет все дело в свою пользу и как можно скорее, ему придется уйти. Томпсон зарылся в протоколы, отчеты, документы и заявления о состоянии финансов Кейси. Скоро ему стало ясно, что финансовое положение Кейси по его запутанности и сложности лишь немногим уступает делу миллиардера Аристотеля Онассиса. «Мне нравится Билл Кейси, — сказал Томпсон, — но мой стул мне дороже». Таким образом, остался один путь: проведение полного расследования.

В Нью-Йорке, на 22 этаже дома № 90 по Парк-авеню богатый нефтепромышленник, ветеран Управления стратегических служб и друг Кейси на протяжении 35 лет Джон Шейхин не поверил глазам своим, прочитав газетные новости. Республиканская партия была для Шейхина чем-то вроде религии, как и для Кейси. У него не укладывалось в голове, что Голдуотер, м-р Республиканец, требует головы Кейси. Это выглядело так, как будто вся плеяда руководителей американской разведки от их любимого генерала Донована до Кейси находилась в опасности.

8 февраля 1959 г., когда умер Донован, Шейхин и Кейси прилетели в Вашингтон. Стояла серая, ужасная погода. Весь день Кейси ходил медленно и говорил мало. Он находился в состоянии оцепенения, ворошил воспоминания, его голова немного тряслась, глаза были полны слез. Во время похорон на Арлингтонском кладбище возникало впечатление, что он отрывал часть самого себя. Как будто он потерял отца. «Донован был частицей его сердца», — сказал Шейхин.

Назначение Кейси на пост директора центральной разведки «ребята Донована» встретили с ликованием. Оно воспринималось как преемственное продолжение того накопленного за время войны опыта, которого ни один из них за всю последующую жизнь нигде больше не встречал. Кейси в ЦРУ должен был сохранить многие важные для них вещи, это означало, что их работа не пропала даром.

Шейхин позвонил Кейси в Вашингтон.

Кейси сказал, что это холостой выстрел, все дело является сплошной несправедливостью. Да, он возмущен. Многие пытались добиться чего-то для себя за его счет. Ни один не преуспел. И вообще, все это политика.

Но, как считал Шейхин, Кейси и Голдуотер должны быть на одной стороне баррикад. То, что сейчас происходит, из Нью-Йорка выглядит плохо.

— Буря в стакане воды, — ответил Кейси.

Даже голос Шейхина свидетельствовал, что это говорил друг.

— Послушай, — сказал он, — если ты не займешься этим делом и не предпримешь какого-нибудь примирительного жеста в адрес сенатского комитета по разведке, тебе придется туго.

Шейхин позвонил Джеффри Джоунсу, президенту союза ветеранов УСС. Джоунс вышел из главной касты УСС — высокий, энергичный, всегда любезный, всегда изысканно одетый. Даже воздух вокруг него отдавал чем-то английским. Он превратил ночной клуб «Эль Марокко» в приватный клуб и вот уже пять лет руководил им. Для Джоунса союз ветеранов УСС был не просто хобби. Он регулярно издавал довольно толстый информационный бюллетень, в котором обычная встреча двух ветеранов объявлялась вечером старых друзей. Он следил за изменением адресов членов клуба, поддерживая старые связи и вообще весь дух союза бывших разведчиков.

Шейхин и Джоунс решили, что Кейси нуждается в помощи. Как в добрые старые времена, боевой товарищ находился на территории врага, в данном случае — конгресса США, ему надо помочь.

Первым шагом явилась демонстрация поддержки со стороны общественности. Около четырехсот телеграмм было выпущено одним залпом с просьбой внести какой-нибудь вклад в пользу ветерана УСС. В Нью-Йорке и Вашингтоне организовывались большие обеды под лозунгом «поддержать Билла Кейси». Главными ораторами на них выступили два бывших республиканских министра финансов — тонкий намек на несостоятельность финансовых обвинений в адрес Кейси.

В первые месяцы пребывания Споркина на новом посту ему казалось, что дух сенатора Чёрча все еще бродит по зданию штаб-квартиры ЦРУ. Все всего боялись и выискивали причины, чтобы ничего не делать. Споркин назвал это явление «нет-синдромом». Он давал юридически обоснованное соглашение на какую-то тайную акцию или деликатную операцию по сбору разведывательной информации, и по всей линии на нее накладывалось вето, пока она не ложилась на стол Кейси. Поэтому, как посчитал Споркин, если сейчас Кейси укажут на дверь, то в разведслужбах никто и пальцем не шевельнет. Если Кейси не хочет действовать сам, то будет действовать Споркин. На следующий день, в субботу 25 июля, Споркин и двое именитых друзей Кейси устроили пресс-конференцию в отеле «Мэйфлауэр» в центре Вашингтона.

Споркин не только выступил в защиту юридической позиции Кейси, но и дал лестную характеристику его личным качествам, а также чертам его характера, что явилось необычным шагом со стороны юрисконсульта.

— Для этой страны, — заявил Споркин, — было бы трагедией потерять человека с такими талантами. Когда я имею дело с ценными бумагами, я сразу же вижу обман. Но в данном случае я этого не вижу.

Сенатор Пол Лэксолт, республиканец из Невады, близкий друг президента и Нэнси Рейган, также выступил и воздал должное Кейси за спасение зашатавшейся президентской кампании в 1980 г. Придав своему выступлению характер политического призыва, Лэксолт сказал:

— Я считаю, что если бы не Билл Кейси, то Рональд Рейган не был сейчас президентом.

Джоунс пришел к выводу, что пора и ему выступить на сцену. Он прилетел в Вашингтон, учредил свою штаб-квартиру в отеле «Мэдисон» и сколотил группу из двух ветеранов УСС для дальнейших действий. В нее вошли Джеймс Келлис, настоящий герой второй мировой войны, который не раз рисковал своей жизнью в ходе операций УСС, и бывший конгрессмен, либеральный демократ Джон Блэтник, который в течение 28 лет входил в состав палаты представителей и с 1970 по 1974 г. возглавлял там комитет по общественным работам.

Первой остановкой на пути их миссии стал сенатор Дэниэл Айноуай, один из семи демократов — членов комитета по разведке. Он в свое время входил в состав сенатского комитета по «уотергейту» и был первым председателем комитета по разведке в сенате (1976–1977 гг.), сразу после расследования деятельности ЦРУ сенатором Чёрчем. На второй мировой войне он потерял правую руку. Келлис рассказал ему, какое большое впечатление произвели на него деятельность Кейси в УСС, его лояльность, его искренние усилия по улучшению работы ЦРУ. Да, Кейси не совсем ладил с конгрессом, но там должны считаться с его ирландским упрямством.

Айноуай внимательно слушал и в конце сказал: «Если Джон Блэтник доверяет Кейси, то я ему тоже доверяю».

Дуэт Келлис — Блэтник нанес визиты двенадцати сенаторам — членам комитета по разведке и еще большему числу сотрудников административного персонала этого комитета. Не всегда их визиты увенчивались успехом, но они смогли создать впечатление, что они представляют лишь малую частицу поддержки, которой пользуется Кейси.

В воскресенье Кейси прислал в сенат десять томов документов, продемонстрировав свое стремление ответить на все четыре страницы вопросов со стороны комитета по разведке. В каждом из двадцати ящиков находилось двадцать копий документации — по одной на каждого сенатора в этом комитете. В письме на имя Голдуотера говорилось, что Кейси будет рад предстать перед членами комитета. В понедельник Кейси представил своему персоналу внеочередной доклад о положении дел в Центральном управлении и в бодром духе выступил перед сотней ответственных сотрудников. Он выразил удивление, что всего за одну неделю против него возникло так много обвинений. Но он попросил проявить терпение и понимание по отношению к нему, поскольку он уверен, что ничего плохого не сделал и останется на посту директора. Прессе сообщили, что его выступление было встречено продолжительной овацией.

Кейси навестил Инмэна и сказал, что у него есть просьба личного характера. Не может ли Инмэн публично выступить в его поддержку?

Инмэн понял, чего стоила Кейси эта просьба, и сразу же согласился. Он принял приглашение выступить вечером того же дня по каналу телестанции Эй-би-си вместе с комментатором Тэдом Коннелом.

Кейси провел еще один круг бесед с сенаторами. Он говорил, что о своих делах и капиталовложениях он знает больше, чем кто бы то ни было. Он может и готов ответить на все вопросы по каждой проведенной им операции, отчитаться за каждую десятицентовую монету, если они этого пожелают. Никто никому не может помешать быть предприимчивым капиталистом, но это связано с риском. Риск часто приводит к неудачам, иногда просто не везет, бывают и судебные тяжбы. Но его никогда не обвиняли в чем-либо незаконном. Что касается фирмы «Малтипоникс», да, он входил в состав ее совета, но он был членом многих советов и не имел ничего общего с составлением или юридической проверкой условий продажи акций. Господи, на директоров постоянно подают в суд, но нельзя же его считать ответственным за каждое действие администрации фирмы. Корпорация может нести ответственность за причиненный финансовый ушерб, если что-то было сделано не так, но в данном случае пресса все окутала атмосферой аморальных и судебно наказуемых действии. Это же чепуха, и любой, кто занимается каким-то бизнесом, все поймет.

Сенатор Бентсен, богатый демократ из Техаса, все отлично понял. Он хорошо знал, сколько камней на дорогах в мире бизнеса. После встречи с Кейси Бентсен сказал:

— Они ему ничего не пришьют. Мне надо еще услышать или увидеть какое-нибудь достоверное доказательство, которое заставило бы меня поверить в то, что Кейси должен уйти в отставку.

Кейси ощущал растущую уверенность от одной приватной встречи к другой в помещениях сената.

— Бочка выскоблена до дна, — сообщил он группе репортеров, слонявшихся у дверей одного из кабинетов, — в ней больше ничего нет… Знаете, ребята, меня ничего не беспокоит. Моя жизнь — открытая книга. Я готов обсудить каждую ее главу.

Инмэн наблюдал за всем этим с некоторой тревогой. В прошлый понедельник журнал «Ньюсуик» сообщил, что составлен список кандидатов на замену Кейси, если понадобится. В этом списке бросалось в глаза отсутствие фамилии Инмэна. В кругах сотрудников Белого дома дали понять, что если Голдуотер свалит Кейси, то своего фаворита вместо него он не получит.

Выступая по телевидению, Инмэн сказал: «Билл Кейси как раз тот человек, который нужен на посту директора».

Ветераны УСС помогли заполучить бывшего директора ЦРУ Колби для выступления по радио в защиту Кейси. Колби сказал:

— Я думаю, самое плохое, что может произойти сейчас, это если м-р Кейси уйдет в отставку, ибо такой шаг означает возможность заставить директора Центрального управления уйти в отставку, для чего достаточно наскрести несколько скандальных и оскорбительных историй.

В общем и целом, дело Кейси явилось «целой серией кенгу-руподобных прыжков к поспешным и неоправданным выводам».

В среду 29 июля, через 15 дней после отставки Хьюджела. Кейси явился на закрытое заседание сенатского комитета по разведке в защищенный от подслушивания зал на четвертом этаже Капитолия. Помахав с беспечным видом рукой, прежде чем войти в лифт, он сказал:

— Танец будет несложным… Я уже все прошел до того. Кейси чувствовал себя вполне уверенно: демократы в комитете заняли его сторону, Хьюджел ушел, а все финансовые вопросы были отнесены к периоду до 1971 г., когда Кейси пошел на рискованные капиталовложения.

Давая показания под присягой, Кейси ответил на массу вопросов: о слабой, по его мнению, работе разведки на Среднем Востоке, «чрезмерной политизации» некоторых последних аналитических докладов. Он признал, что назначение Хьюджела оказалось «ошибкой».

Осторожно подбирая слова, Кейси сказал, что он, как и Инмэн, стремился к деполитизации разведки. Да, ЦРУ не нужно было вмешиваться в шпионаж внутри страны. Он готов помочь комитету в осуществлении его функций надзора. Его выступление имело и свои неприятные моменты. Один сенатор за другим вытаскивали их любимые вопросы, воображаемые или действительные поводы для недовольства, сообщения прессы. Сенатор Байден никак не хотел оставить Кейси в покое, придираясь то к одному, то к другому чувствительному месту в его финансовом прошлом.

Наконец, Кейси нанес ответный удар, сказав, что он был бизнесменом и, по американской традиции, часто шел на риск в своих делах. При рискованных капиталовложениях некоторые вещи не получались, что вело к схваткам в деловом мире, но при этом не допускалось ничего противозаконного, только гражданские судебные процессы, частные спорные вопросы. И если сенаторам что-то не нравилось, то это их проблемы, а не его.

Демократы Генри Джексон и Бентсен в конце предложили, чтобы комитет выразил свое «полное доверие» и предал забвению нанесенный в последние дни ущерб. Но они не смогли собрать большинство для получения полной поддержки.

После некоторых пререканий сенаторы единогласно приняли заявление для публикации: «Нет основания полагать, что м-р Кейси не соответствует занимаемой должности директора центральной разведки».

Неопределенный характер решения с какими-то проступающими двусмысленными намеками вызвали у Кейси обиду, и когда он вышел из зала после этой пятичасовой инквизиции, то отказался отвечать на какие-либо вопросы.

В Белом доме президент Рейган репетировал победное выступление по поводу законопроекта о сокращении налогов, который только что прошел через контролируемую демократами палату представителей конгресса. Это была самая большая победа Рейгана со времени его избрания. Законопроект находился в центре внимания Белого дома в течение многих месяцев и теперь продемонстрировал, что президент будет контролировать политическую повестку дня в стране. Один из помощников поздравил его.

— О, да, я знаю, — сказал Рейган, просияв и даже слегка подпрыгнув. — Но вы видели доклад по делу Билла Кейси? Единогласно!

У себя в Лэнгли Кейси следил за медленным стартом тайной операции в Чаде. Направленная на поддержку усилий бывшего министра обороны Хабре по свержению переходного правительства национального единства и на вывод Чада из-под влияния Каддафи, операция предусматривала оказание помощи через границу — деньги, оружие, политическая поддержка, техническое снабжение. Особых трудностей при этом не предвиделось. Задача состояла в том, чтобы перехватить канал финансового снабжения, использовавшийся Францией, которая израсходовала около 100 миллионов долларов в течение нескольких лет для стабилизации положения в ее бывшей колонии. Кейси видел, что механизм Лэнгли не слишком хорошо смазан. Оперативное управление не проявляло достаточного знания международного рынка оружия: какие винтовки самые лучшие, где самые выгодные цены, каковы определившиеся маршруты транспортировки и банковские процедуры для «отмывания»[14] вкладов. Подверженное всяким колебаниям. Центральное управление сконцентрировало свое внимание на негативной стороне операции: Хабре должен дать обязательство, что получаемое им оружие не будет использовано против его политических противников. Эта связанная с проблемой прав человека щепетильность стала большим вопросом для комитетов конгресса по разведке.

Черт возьми, удивлялся Кейси, они что, хотят получить гарантийное письмо от матери Хабре? Хабре — это жестокий, расчетливый, можно сказать, чудом уцелевший мятежник. Или они не читают своих собственных докладов? Где же их реализм?

Кроме того, операция вызвала серию статей в прессе, некоторые из них выставляли ЦРУ в дурацком свете.

Директива на проведение операции в Чаде была представлена в комитет палаты представителей по разведке еще Хьюджелом перед его уходом в отставку. Некоторые члены комитета слишком громко высказывали опасения, что текст директивы является достаточно двусмысленным и может использоваться как оправдание для организации охоты непосредственно за Каддафи.

Иные конгрессмены задавались вопросом, является ли Хабре идеальным выбором для оказания тайной помощи. Со стороны левых возникали вопросы насчет его участия в прошлом в массовых убийствах. Из числа правых кое-кто вспомнил его заявления с выражением восхищения Мао, Кастро и Хо Ши Мином. Однажды Хабре призвал к распространению «революционного брожения на всю Африку». В дополнение к этим проблемам Хабре несколько лет тому назад поддерживал тесные связи с Каддафи и получал от него оружие. Неужели у ЦРУ не нашлось лучшей альтернативы для борьбы с Каддафи?

Кейси представил в комитет копию детального документа о масштабах операции, где указывались конкретные виды оружия, предназначенные для поставки, необходимые для этого контакты, сметная стоимость и продолжительность операции. Тем не менее члены комитета палаты представителей по разведке направили совершенно секретное письмо президенту Рейгану с протестом против операции. Сведения об этом письме просочились в прессу, и появились сообщения о том, что палата представителей возражает против некой операции в неназывавшейся африканской стране.

Конгрессмен Клемент Заблоцки, председатель внешнеполитического комитета и член комитета по разведке палаты представителей, участвовал в рассмотрении директивы и письма Рейгану. 69-летний законодатель сказал корреспонденту журнала «Ньюсуик», что письмо президенту о неназванной операции в Африке касается плана по свержению Каддафи. В опубликованной в журнале краткой, но сенсационной статье под заголовком «План свержения Каддафи» утверждалось, что ЦРУ намерено приступить к осуществлению «крупномасштабного, многоступенчатого и дорогостоящего плана по устранению ливийского режима… Члены комитета палаты представителей по разведке, которые рассматривали план, сочли, что он означает организацию покушения на Каддафи».

Кейси пришел в бешенство от этого сообщения. ЦРУ разработало утонченную операцию по поддержке совсем другого человека в другой стране с реальными шансами на успех, причем союзники США Франция и Египет уже активно действуют в этом же направлении. Теперь Каддафи с его неуравновешенным характером получит пищу для опасений, что существует план фронтального нападения, в то время как Центральное управление собиралось действовать с черного входа. Статью надо немедленно и публично опровергнуть. И вот Белый дом, что редко случалось, опубликовал опровержение статьи в «Ньюсуик», хотя и подтвердил наличие письма комитета палаты представителей по разведке с протестом против одной операции.

Начались поиски неназванной страны. Несколько сотрудников аппарата Белого дома решили, что будет лучше назвать вещи своими именами, и организовали утечку информации, чем укрепили подозрение насчет Ливии.

Приблизительно в то же время Рейган подписал директиву о проведении еще одной совершенно секретной операции. Она предусматривала оказание политической и финансовой поддержки прозападному лидеру Маврикия, небольшого острова в Индийском океане у берегов Мадагаскара, расположенного вблизи путей транспортировки нефти, жизненно важных для США. Лидеру Маврикия, премьер-министру Рамгуламу, 80-летнему доктору медицины, находившемуся у власти 13 лет, угрожала нелегкая битва с промарксистским воинствующим движением, которую он наверняка проиграет, если ему не помочь. С учетом его стратегически важного положения, остров мог стать советской военно-морской базой, если будет потерян.

Тайная операция, ненавязчивая политическая поддержка и деньги могут помочь дружественному лидеру удержаться у власти. Риск и затраты низки, а потенциальный выигрыш высок. И никто в Капитолии фактически не возражал против этой не такой уж крупномасштабной поддержки. Это был стандартный план госдепартамента, по которому предстояло наскрести некоторую сумму денег для дружественного лидера небольшой страны, где несколько долларов могут помочь выиграть выборы или купить их результаты.

Но сотрудники аппарата Белого дома, плохо знакомые с политической картой мира, все перепутали и, очевидно, из-за совпадения первых пяти букв в названии стран, организовали утечку сведений, указав в качестве страны — цели операции вместо Маврикия Мавританию.

Мавритания, большая страна в северо-западной Африке, на следующий же день появилась на страницах газет как цель операции ЦРУ. Как указывалось, это означает, что США хотят свергнуть там правительство.

Кейси усмотрел в происшедшем невежество и леность аппарата Белого дома. Налицо был полный абсурд; сотрудникам аппарата следовало лишь немного покопаться в бумагах, чтобы узнать, что США имеют дружественные отношения с военным правительством в мусульманской Мавритании. Чтобы довершить полную нелепость просочившихся сведений, ЦРУ дало сообщение, что Ливия принимала участие в неудачной попытке переворота в Мавритании в начале января.

Но дело было сделано. Мавритания выразила сожаление и заявила протест. Памятуя о том, как своими попытками исправить ошибочное сообщение журнала «Ньюсуик» о Ливии они только подлили масла в огонь, официальные лица теперь сообщили мавританцам, что они не могут обсуждать материалы прессы о якобы секретных операциях. Но если допущена ошибка, то почему представитель Белого дома не сказал об этом прямо, как это было сделано в случае с Ливией? Молчание официального Вашингтона только укрепляло мнение о правильности сообщения насчет Мавритании. Наконец, госдепартамент попытался убедить мавританцев, что сообщения прессы неверны, но, чтобы они поверили в это опровержение, необходимо было назвать подлинную страну — цель операции.

В конце концов, последовало опровержение относительно Мавритании одновременно с организованной утечкой сведений о подлинной цели операции — острове Маврикий. Но пришлось указать на самый существенный момент, а именно, что операция направлена на поддержку существующего там режима, а не на его свержение.

Кейси был полон презрения ко всем. Корреспонденты гонялись за очередной, самой последней утечкой сведений. А что, сами думать они не могли? Но что еще более важно, политические чиновники Белого дома нуждались в том, чтобы их просветили насчет тайной внешней политики. Ее нельзя проводить как политическую кампанию с речами, утечками и уточнениями. С ума можно сойти: конгресс, Белый дом, госдепартамент, пресса — все крутились вокруг его операций. Позже, во время очередной встречи с президентом, Кейси выразил протест против организации утечек, сказав при этом, что если он призван руководить тайными операциями, то доступ ко всем деталям должен строжайшим образом ограничиваться. Последние сообщения прессы создавали впечатление, что крупномасштабные тайные операции были легкомысленно начаты чуть ли не по всей Африке — Маврикий, Мавритания, Ливия. Понимает ли кто-нибудь, что означает сообщение прессы о тайной операции для резидентуры ЦРУ в указанной стране? А вот он понимает. Возможности для сбора разведывательной информации, отношения с местной разведслужбой — все может рухнуть.

Корреспонденты «Ньюсуик» после опровержения плана по Ливии пошли к председателю внешнеполитического комитета палаты представителей Заблоцки. Заблоцки пошел к административным сотрудникам палаты и намекнул, что он был источником для статьи в «Ньюсуик». Его одернули, но председатель комитета палаты по разведке Боланд решил не предпринимать каких-либо мер против Заблоцки, поскольку утечки носили эпидемический характер[15].

В воскресенье 7 июня 1981 г. Инмэну сказали, что Израиль, используя поставляемые Соединенными Штатами боевые самолеты, только что подверг бомбардировке и разрушил иракский ядерный реактор милях в десяти от Багдада[16]. Он проверил и обнаружил, что по договоренности об обмене разведывательной информацией, заключенной с одобрения Кейси, Израиль имел почти неограниченный доступ к фотографиям с американских спутников и использовал их в ходе подготовки своего налета. Кейси проявлял слитттком большую щедрость. Администрация США в арабо-израильском конфликте ходила по туго натянутой проволоке, и Инмэн не видел, каким образом можно поддерживать сколько-нибудь сбалансированную политику, позволяя Израилю сбрасывать бомбы по всему Среднему Востоку с использованием при этом данных американской разведки. Он быстро составил новые правила, по которым Израиль мог получать фотографии и другие особо секретные разведывательные сведения только в целях обороны. Доступ Израиля ограничивался фотографиями территории тех стран, которые представляли для него непосредственную угрозу или граничили с ним. Багдад находился в пятистах милях и в этом списке не значился.

Кейси с новыми правилами согласился, однако он радовался тому, как Израиль разрешил свою проблему, и восхищался его наглостью. Когда Белый дом выразил свое возмущение и применил санкции против Израиля, задержав поставку нескольких самолетов, Кейси сказал, что, может, это и является необходимым дипломатическим и политическим жестом, но про себя назвал все это чепухой. Еще при администрации Картера Израиль призвал США оказать давление на Ирак в направлении свертывания его программы ядерного развития и пригрозил, что если США ничего не предпримут в этом отношении, то Израиль сам примет необходимые меры. Моссад даже изучала возможность проведения диверсии, но затем выбор все же пал на удар с воздуха как на операцию с минимальным риском и для Израиля, и для Ирака. При бомбежке погиб только один человек, техник на иракской установке.

Кейси понимал, что израильской разведке надо преодолеть особый барьер скептицизма в ЦРУ. До 1974 г. знаменитый шеф контрразведки Центрального управления Джеймс Энглтон лично руководил работой по Израилю, держа на расстоянии особо важную информацию об оперативных работниках и аналитиках по Среднему Востоку. Даже после увольнения Энглтона все результаты израильской разведки оценивались лишь немногим выше, чем пресс-релизы Моссад, призванные служить политическим целям Израиля. На самом деле Моссад имела несколько хороших агентов в наиболее важных местах — в Ливане, Сирии. Но Кейси пришлось поработать, чтобы создать репутацию Моссад.

В некоторых важных разведывательных делах ЦРУ и сейчас совершало прегрешения в отношении Израиля. Оно, к примеру, имело секретные источники в ООП, от которых порой поступала оперативная информация о планируемых нападениях сил ООП на Израиль. Оперативное управление убедило Кейси, что такую информацию не следует передавать Израилю, иначе источники иссякнут. Это была нелегкая игра, и Кейси восхищался тем, как Израиль принял ее правила: источники должны быть прикрыты любой ценой. Израильтяне действовали очень тонко, понимая, что и союзник не может отдавать все.

Существовали ли какие-то взаимосвязи, настолько важные, что о них никто не должен знать? Кейси считал, что да. Сохранение источника, содержание в тайне личных данных имеет определенную взаимосвязь с ценностью информации. Если информация говорит сама за себя, кому какое дело до источника? Бомбардировка реактора имела еще более важную взаимосвязь с необходимостью сохранить долгосрочные отношения с израильскими разведслужбами. Через месяц после налета Кейси посетил генерал-майор Иегошуа Саги (так произношение его фамилии проходило по компьютерам ЦРУ), руководитель израильской военной разведки. Саги отлично понимал Запад, Кейси чувствовал, что ему можно доверять, и они договорились о прямой связи друг с другом в случае особой необходимости.

Обычно директор уделял какую-то часть своего рабочего дня Советскому Союзу. Он стремился иметь самые точные сведения о враге № 1. Еще раньше он пришел к выводу, что масштабы и изощренность советской пропаганды не находят в США достаточно глубокого понимания. Кейси приказал оперативному управлению заняться этим вопросом.

В результате появились два исследования — совершенно секретное с ограниченным распространением и просто секретное, распечатанное в количестве трех тысяч экземпляров, пожалуй, самый крупный тираж для какого-либо доклада ЦРУ.

В исследованиях списывались «советские активные мероприятия», к которым причислялось вообще все, что делал Советский Союз, и которые объявлялись «одним из главных инструментов советской внешней политики».

Инмэн, ознакомившись с исследованиями, пришел к выводу, что Кэйси перегнул палку, используя исследования для идеологического вдалбливания своих представлений, смешивая при этом яблоки с апельсинами. В ранг активных мероприятий возводились явно тенденциозные сообщения советских газет, ТАСС и радио о политике США в Сальвадоре. Да собственно, вся советская внешняя политика рассматривалась как активное мероприятие. Но любая советская кампания — это не только плод воображения Кейси, и надо все-таки проводить различие между, скажем, вводом войск в Афганистан и передовой статьей «Правды».

Кейси же был разочарован неспособностью ЦРУ подсчитать, во что обходятся подобные мероприятия Советскому Союзу. В исследованиях анализировались усилия СССР по созданию оппозиции планам США по созданию нейтронной бомбы или оружия повышенной радиации, убивающего людей, но не разрушающего постройки. В исследовании ЦРУ говорилось: «Стоимость советских усилий можно вывести только путем аналогии. Если бы правительство США предприняло кампанию таких же масштабов, как советская, против нейтронной бомбы, то она, по нашим подсчетам, стоила бы более 100 миллионов долларов». Кейси считал эти цифры взятыми с потолка.

Тем не менее 13 августа, через месяц после опубликования исследований ЦРУ, президент Рейган как-то сказал корреспондентам: «У нас есть информация, что Советский Союз несколько лет тому назад только в Западной Европе израсходовал 100 миллионов долларов на кампанию против нейтронной боеголовки, когда было объявлено о ее изобретении. Я не знаю, сколько они тратят сейчас, но они начинают такую же пропагандистскую кампанию».

Запись этого заявления так и не исправили. Инмэн считал, что не надо бы заставлять президента США распространять дезинформацию, но Кейси это не беспокоило. Может оыть, расчеты ЦРУ близки к правильным.

8

В августе Пецулло решил оставить свой пост посла в Никарагуа. По меньшей мере на три месяца — март, апрель и май — он остановил поток оружия в Сальвадор. Но решение администрации прекратить помощь Никарагуа лишило его средств для достижения цели, и поставки оружия опять начались. Однако он предпринял последнее усилие и убедил помощника государственного секретаря Эндерса приехать в Никарагуа и встретиться с сандинистами. По мнению Пецулло, Эндерс представлял собой напыщенное, но ловкое ничтожество, располагающее властью и влиянием на политику администрации.

В Манагуа Эндерс и Пецулло сопоставили свои представления проблемы. Оба знали, что последние сообщения ЦРУ о поставках оружия вызывают растущую озабоченность в Вашингтоне. Агентство национальной безопасности перехватывало 60–70 % радиопереговоров между Манагуа и позициями мятежников в Сальвадоре, которые указывали на то, что Никарагуа участвовала в развитии событий. Наращивание сандинистами вооружений в собственной стране встревожило соседей Никарагуа, и особенно Гондурас.

Как сказал Эндерс, политика Вашингтона начала развиваться в направлениях, которые приведут к столкновению. Пецулло предположил, что речь идет о тайной подрывной акции.

— Я не хочу воспрепятствовать этому, — сказал Эндерс, — возможно, дипломатия еще сможет сработать.

Эндерс и Пецулло провели ряд встреч с сандинистским руководством. Сандинисты всегда проявляли готовность к встречам и переговорам, но дали ясно понять, что не потерпят применения силы против них и готовы обороняться до последнего человека.

Эндерс высказал озабоченность их притеснениями по отношению к церкви, прессе и профсоюзам. Он указал на то, что немарксистов изгоняют из правительства и что новая американская администрация стремится к упрочению демократии в Центральной Америке.

Сандинисты ответили, что это относится к их внутренним вопросам.

Несколько раз Эндерс выпускал пар, говоря им, что их страна — это жалкая блоха, которую Соединенные Штаты могут раздавить со связанными за спиной руками. Будьте же умнее, говорил Эндерс. Речь идет о выживании, о вашем выживании. Я предлагаю вам сделку с Соединенными Штатами. Подумайте об этом серьезно.

Пецулло видел, что Эндерс не угрожал, он имел в виду честное реалистичное предостережение. Он не удержался еще от одного шага вперед в своем дипломатическом чванстве. Выглядело это неуклюже.

Сандинисты пожелали услышать конкретные предложения, и тогда он сказал:

— Вы должны взять на себя обязательства ограничить наращивание вашей военной силы и не вмешиваться во внешние и внутренние дела соседних стран, короче говоря, не экспортировать революцию. В ответ Соединенные Штаты обещают не поддерживать ни одну из организаций, а также бывшую сомосовскую национальную гвардию, которые выступают против сандинистов. Есть сведения, что эти так называемые «контрас» проходят подготовку на территории США. Кроме того, как сказал Эндерс, США подпишут с Никарагуа договор о совместной обороне и о взаимном ненападении.

— Нам не нравится ваш режим, — подчеркнул Эндерс, — но что тут поделаешь. Но вы должны уйти из Сальвадора.

Ортега ответил отрицательно. «Сальвадорская революция — это наш щит, она повышает безопасность нашей революции».

Вернувшись в Вашингтон, Эндерс углубился в международное право. Да, оно выступало в защиту существующего режима в любой стране. Единственный способ, который оставался США, тайная подрывная акция. В общем и целом Эндерс пришел к выводу, что администрации следует отвлечь внимание общественности от Сальвадора, от вопроса о том, сколько раз там нарушались права человека за последнюю неделю. Эндерс направил Хейгу секретную записку с изложением итогов его поездки в Никарагуа и с выводом, что, несмотря на жесткие тона при обмене мнениями, есть обнадеживающие признаки, указывающие на возможность заключения какого-то соглашения с сандинистами.

Хейг вернул записку с нацарапанной на полях пометкой: «Я поверю в это, когда увижу такую возможность, а пока давайте не отвлекаться от других планов».

Эндерс просмотрел формулировки предложенного сандинистам договора. Они носили драчливый, оскорбительный характер, требуя от сандинистов отказаться от революции и ее идеалов. Они сразу же отвергли такое требование.

Каддафи по-прежнему доставлял заботы Кейси. В связи с ошибочным сообщением журнала «Ньюсуик» о якобы планируемом ЦРУ свержении Каддафи или покушении на него напряженность обстановки возросла. Кейси требовал подключения дополнительных разведывательных средств на Ливию. Ливийские дипломатический и разведывательный коды были расшифрованы, к тому же Каддафи часто разговаривал по незащищенным телефонным линиям, предоставляя Соединенным Штатам все более веские доказательства его расширяющейся подрывной деятельности.

Одним из инструментов Каддафи в этой деятельности являлась компания «Объединенные африканские авиалинии» (ОАА), официально не включенная в расписание служба перевозок пассажиров и грузов по воздуху. Согласно информации, полученной ЦРУ, это фактически была воздушнотранспортная служба вооруженных сил Ливии и, что более важно, ливийской разведки. Управленческий и летный состав авиалинии был нашпигован оперативными работниками разведки Каддафи.

В сообщении от конца августа 1981 г. отмечалось, что Каддафи приказал этой авиакомпании открыть 18 новых контор в Африке общей стоимостью 30 миллионов долларов. Эти конторы стали разведывательной сетью, используя службы коммуникаций, перевозки грузов, курьеров и пассажиров. Согласно информации ЦРУ, ставшие известными ливийские разведчики в транспортных декларациях числились как «студенты». Казначеи компании не скупились на щедрые взятки. Авиалиния использовалась для перевозки в Чад мин, артиллерийских орудий, боеприпасов, джипов, ручного оружия; обученные в Ливии зимбабвийские войска доставлялись с ее помощью в Солсбери, оружие транспортировалось в ливийское посольство в Бурунди, изготовленные в Советском Союзе ракеты класса «земля — воздух» перевозились в Сирию. Согласно другому сообщению, одна западногерманская фирма провела испытание ракеты в Ливии.

Готовился фундаментальный обзор политики администрации, и Кейси знал, что разведывательные сообщения подливали масла в огонь при этой работе. Чем больше данных ЦРУ подбрасывало Белому дому, тем больше возникало порывов к действию, особенно у Рейгана и Хейга. Кейси полностью согласился с решением ответить на провозглашенный Каддафи суверенитет над заливом Сидра маневрами ВМС США в водах залива. Это была ограниченная мера непровокационного характера. Кроме того, международное сообщество поддерживало США и высмеивало претензии Каддафи на Сидру как на ливийское море.

Около 7 часов утра в среду 19 августа два истребителя военно-морской авиации США во время патрульного полета углубились более чем на 30 миль в воздушное пространство над водами, которые Каддафи объявил своими, и были атакованы реактивными самолетами ливийских ВВС. Следуя инструкции о самозащите, американские истребители открыли ответный огонь и сбили два самолета Каддафи.

В это утро президент приветствовал своих старших помощников собственной версией этого инцидента в стиле ковбойского кинобоевика, выхватив два воображаемых кольта и изобразив стрельбу из них. Разгорелась словесная перепалка, но стрельбы больше не последовало. Три дня спустя, 22 августа, Каддафи, находясь в столице Эфиопии Аддис-Абебе, встретился с лидером страны подполковником Менгисту Хайле Мариамом, молодым марксистом с горячим характером.

Во время встречи в комнате находилось одно высокое должностное лицо Эфиопии, он же секретный источник ЦРУ, настолько законспирированный, что его донесения проходили только по списку «Бигот». Оперативное управление давало ему оценку от «в общем надежного» до «отличного». По утверждению агента, на этой встрече Каддафи будто бы угрожал организовать убийство президента Рейгана. Когда сообщение об этом дошло до Вашингтона, его расценили как «серьезную угрозу».

Вскоре после этого АНБ, сославшись на один из разговоров Каддафи, тоже сделало вывод, что его мишенью вроде бы действительно является Рейган. Оба сообщения были на видном месте включены в ежедневный доклад президенту.

Кейси считал это сообщение соответствующим тому высокому качеству, которым всегда должна отличаться разведывательная информация: перехват плюс донесение агента. К ней, по мнению оперативного управления, необходимо отнестись «серьезно». Помимо сообщения об угрозе вооруженного нападения, это предостережение содержало самый серьезный вопрос из тех, которыми Кейси приходилось заниматься. Речь шла об угрозе жизни президента. Кейси обсуждал этот вопрос со всеми, с каждым, кто его слушал. Что-то следовало предпринять. Но что? Они же не могут пойти и застрелить Каддафи. После того как прошла неделя без каких-либо попыток покушения на жизнь президента, все вроде поуспокоились. Но не Кейси. Он приказал всем разведслужбам докладывать ему лично о любом намеке по этому вопросу. Однако Белый дом каких-либо прямых акций не предпринимал.

В конце лета 1981 г. к Кейси пришла уверенность, что ЦРУ предстоит сыграть видную, возможно, даже захватывающе эффектную роль в Центральной Америке. Это означало, что потребуются годные для этого люди. Кейси не беспокоило, что из ЦРУ ушел начальник отдела по Латинской Америке в оперативном управлении Нестор Санчес, ветеран, прослуживший в ЦРУ 30 лет. Он, пожалуй, слитттком долго пробыл в регионе и находился на слишком низком уровне, чтобы под правильным углом видеть Латинскую Америку. Кроме того, он без восторга относился к тайным операциям. Санчес ушел в августе, и Кейси помог ему получить место заместителя помощника министра обороны, на котором ему предстояло заниматься военными аспектами латиноамериканской политики. У Кейси была своя идея насчет замены ему.

Начальники отделов являлись «баронами» со своими феодальными владениями в виде их регионов. Они держали в своих руках контроль и руководство повседневными операциями ЦРУ. У директора центральной разведки, его заместителя и даже у начальника оперативного управления ЦРУ было и без того слишком много всего на письменном столе. Имея свободные руки и смело действуя при наличии доверия со стороны высшего руководства, такой «барон» мог кое-чего добиться в своей работе.

Когда Кейси несколько месяцев тому назад находился в Париже в связи с совещанием западноевропейских резидентов ЦРУ, там особенно выделялся один человек: Дьюэйн Клэридж, руководитель римской резидентуры. Он устроил для Кейси шикарный обед в Париже, учтя при этом все детали меню, даже специальные приправы, которые любил Кейси. «Можно сделать» и «нет проблем» были самыми ходовыми выражениями Клэриджа. Такой стиль поведения Кейси ценил. Хотя Клэридж в свои 49 лет имел опыт секретной работы только в Азии и Европе, Кейси назначил его начальником отдела по Латинской Америке. Клэридж представлял собой хорошую смесь старого уклада Центрального управления с новыми веяниями.

Клэридж немедленно получил свой «приватный канал» доступа к директору центральной разведки. Ему не надо было сначала докладывать начальнику оперативного управления Стэйну или Инмэну. Он всегда имел доступ к Кейси или мог позвонить ему в любое время. Если Кейси отсутствовал, на звонки по его телефону днем и ночью все семь суток недели отвечал оперативный центр, все звонки регистрировались и передавались Кейси, так что вскоре он связывался со звонившими и спрашивал: «Что там у вас?»

б октября Кейси получил срочное сообщение о том, что во время военного парада убит президент Египта Садат. Каирская резидентура в своих сообщениях заставляла египетскую правительственную линию связи в течение трех часов, как попугай, повторять, что Садат легко ранен, хотя даже американское телевидение уже сообщило о смерти египетского лидера.

Сохранение Садата у власти являлось извечной задачей администрации и ЦРУ, которое оказывало египетскому правительству тайную помощь в организации безопасности и снабжало разведывательной информацией. Со времени кэмп-дэвидского соглашения 1978 г. и заключения мирного договора с Израилем в 1979 г. Садат находился в изоляции на Среднем Востоке. В своей собственной стране он не имел сколько-нибудь значимого веса. Его жена Джехан Садат с ее западными платьями, обычаями и идеями о независимости женщин была предана анафеме многими мусульманами-фундаменталистами.

Та разведывательная информация, которой ЦРУ кормило Садата, содержала и данные о его уязвимости, а также о силах, выступающих против него. В прошлом месяце, в личной беседе, ему передали детальные сведения об угрозах в его адрес со стороны Ливии, Эфиопии, Сирии и Ирана. Спустя три часа после первоначального сообщения каирская резидентура подтвердила, что Садат мертв. Он умер сразу же от многочисленных пулевых попаданий.

Кейси был почти в обморочном состоянии. Рейгана, который все утро просидел в Овальном кабинете, уверяли, что телевизионные сообщения неверны. Кейси и Инмэн опасались, как бы новое египетское правительство во главе с протеже Садата вице-президентом Хосни Мубараком не выступило с решительным, эмоционально заряженным протестом, поскольку ЦРУ, обучавшее телохранителей Садата, не смогло предостеречь их. Но ничего не произошло, не поступило даже мягкого выражения недовольства.

Оказалось, что покушавшиеся принадлежали к местной группе фундаменталистов в Египте. ЦРУ уделяло так много внимания электронному и агентурному проникновению в правительство Садата, охране его от внешних угроз, что выпустило из вида силы внутри Египта. Вся картина угрожающе походила на катастрофу в Иране, и это вывело Кейси из оцепенения. ЦРУ необходимо иметь больше широких и независимых информационных каналов. Не должно быть никаких границ тайному сбору информации, особенно на нестабильном Среднем Востоке, а в данный момент — особенно в Египте. Он требовал больше как агентурных, так и электронных средств разведки, вплоть до высшего уровня в новом правительстве.

— И пошлите людей на эти чертовы улицы, пусть посмотрят, не собирается ли кто-нибудь стрелять в Мубарака, — приказал Кейси.

Кейси не любил больших совещаний в Белом доме. Он мало говорил на них. Когда он высказывался, он знал, что плохо выговаривает слова и что кто-нибудь за столом попытается переводить его выступление для президента: «Как говорит директор Кейси…» или «Как сказал Билл…» Кейси несколько раз видел, как Джеймс Бейкер ломал себе зубы на таком переводе.

Больше пользы приносил его прямой канал к президенту. Когда у Кейси было действительно важное дело, он звонил в Овальный кабинет. Как-то ему нанес визит один высокий принц из Саудовской Аравии, который хотел увидеться с президентом, и он отвез его в Белый дом на встречу с Рейганом. Когда Хейг узнал об этом, он побагровел от злости, но Кейси считал, что некоторые особо деликатные вопросы надо держать подальше от госдепартамента, где может произойти утечка сведений или еще чего хуже.

ЦРУ поддерживало особые отношения и с некоторыми другими фигурами арабского мира, среди которых находился король Марокко Хасан II. Когда поддерживаемые Ливией партизаны 13 октября 1081 г. разгромили марокканский гарнизон в бывшей испанской Сахаре, Кейси передал просьбу короля о помощи Соединенных Штатов прямо президенту.

— Мы хотим поддержать его, — сказал Кейси Рейгану.

В скором времени группа из двадцати трех сотрудников Пентагона, госдепа и ЦРУ вылетела в Марокко. Все произошло опять-таки в обход Хейга.

Между тем этой осенью 1981 г. Голдуотер все еще ожидал окончания разбирательства лабиринта финансовых дел Кейси. Расследование пробивалось к завершению с изнуряющей скоростью, приближающейся к нулю. Голдуотер стоял перед выбором: либо изыскать возможность почетного отступления, либо найти, за что можно ухватиться. Были изучены почти 38 тысяч страниц документов, опрошены 110 человек. Расследование обнаружило многочисленные упущения в заявлениях Кейси, сделанных под присягой. Он не указал девять случаев капиталовложений на сумму более 250 тысяч долларов, личных долгов и других потенциальных обязательств на сумму почти 500 тысяч долларов. Он забыл упомянуть о четырех гражданских делах, в которые был вовлечен, и назвать более 70 клиентов, интересы которых он представлял в течение пяти предыдущих лет, в том числе правительств двух зарубежных стран — Южной Кореи и Индонезии.

Новый специальный советник сенатского комитета по разведке Ирвин Натан, бывший ответственный сотрудник министерства юстиции, с пристрастием рассмотрел характерные особенности финансовых дел Кейси. Хотя Натан не мог затребовать все документы в судебном порядке, не получил налоговые декларации Кейси и не добился разрешения на беседу с ним, он все-таки составил конфиденциальный доклад в 90 страниц, где указывал на оставшиеся без ответа вопросы и на манеру Кейси «срезать углы». Кейси почти всю свою сознательную жизнь ходил по колени в долгах, действуя либо на грани, либо в зоне нарушения правил игры. Однако Натан так и не нашел, за что ухватиться.

Г олдуотер выбрал высокого, с ершиком жестких волос Роба Симмонса, 38 лет, бывшего сотрудника ЦРУ, десять лет проработавшего в оперативном управлении, на должность руководителя административного персонала сенатского комитета по разведке. Симмонс с 1975 по 1978 г. находился на секретной работе по линии ЦРУ на Тайване и там провел операцию, которая лишила тайванцев возможности заполучить материал для производства ядерного оружия. Планы и документация правительства Тайваня пс созданию бомбы были похищены, в результате чего не удались попытки купить засекреченные части этого оружия. Первое задание Симмонса в сенатском комитете заключалось в том, чтобы свернуть расследование дела Кейси.

Г олдуотер, поручая ему составление заключительного доклада, сказал:

— Я хочу получить что-нибудь не больше одной страницы.

Симмонс принес доклад на пяти страницах, который подтверждал предыдущее решение комитета об отсутствии оснований для вывода, что Кейси не может оставаться на посту директора центральной разведки. С учетом того что Кейси неоднократно избегал полного раскрытия своих дел, Симмонс употребил в докладе такую формулировку: «Кейси по меньшей мере не проявлял внимания к деталям».

В конце ноября Симмонс с копией этого доклада поехал в Лэнгли. В кабинете Кейси на седьмом этаже, недавно украшенном французской мебелью в стиле «ампир», директор персонала сенатского комитета по разведке чувствовал себя как младший офицер, доставивший из штаб-квартиры выговор генералу. Тем не менее Симмонс разъяснил, что доклад на пяти страницах является достижением. Он получит поддержку всех или почти всех членов комитета, и с вопросом будет покончено подобру-поздорову. Есть люди, которые хотят опубликовать доклад на 80—100 страницах.

Кейси протестующе заявил, что его совесть чиста.

Симмонс сказал ему, что борьба против этого компромиссного решения может привести к продолжительной битве с комитетом, где много недовольных таким исходом. Симмонс намекнул, что битва может оказаться кровопролитной и закончиться перманентным разладом, возможно, даже отставкой директора центральной разведки.

— Никто не отберет у меня эту работу, — быстро ответил Кейси, выпрямившись в кресле. — Я работаю на президента.

Симмонс добавил, что компромисс окончательный.

— Ну что ж, — сказал Кейси, заканчивая разговор, — я буду бороться против него.

Доклад, без каких-либо изменений, опубликовали в декабре, когда он давно уже перестал быть новостью. Комментариев последовало мало, но и Кейси не вступил в борьбу. Друзьям и Софии он сказал:

— Вся эта чепуха в прессе — это обида на один день.

Симмонс понимал, что Кейси сильнее не прижмешь. Как считал Симмонс, люди, побывавшие на войне, видевшие настоящую опасность, имели свое представление о том, что имеет, а что не имеет значения. Они посылали людей на верную смерть. Так что потерять сколько-то долларов, попасть под критику для них ничего не значило. Ну, пусть тебя лягнет какой-то там судья, репортер, карикатурист. Ну и что? Ты был на войне и вернулся живым.

Кейси все еще ждал, когда поступит всеобъемлющий план действий по Латинской Америке, но администрация никак не могла прийти к единому мнению по этому вопросу. Президент требовал согласия среди своих главных советников, без которого он не принимал решения. Мысли Хейга были прикованы к Кубе. Уайнбергер не хотел, чтобы после Вьетнама американские парни участвовали в еще одной непопулярной войне в джунглях. Бейкер и иже с ним в Белом доме хотели, чтобы Рейган оставался в рамках внутренней политики, и стремились не дать отвлечь его какими-нибудь зарубежными авантюрами, особенно если их предлагал Хейг, на которого они смотрели с растущим скептицизмом, даже с тревогой. Хейг не приспособился к президенту с его отступлениями от установленной формы. Временами он угодничал перед Рейганом, а временами вел себя повелительно, читая ему лекции о том, что его внешняя политика должна придерживаться определенного курса, к которому призывал он, Хейг. Часто в заключение таких лекций он опровергал сам себя, дискредитируя собственные рекомендации.

Кейси был, пожалуй, единственным старшим должностным лицом в правительстве, который ладил с Хейгом. Регулярно по вторникам они завтракали вместе, часто в сопровождении своих заместителей, поочередно, одну неделю в здании ЦРУ, другую — в госдепартаменте. Как считал Кейси, Хейг разбирался во внешней политике, кое-что знал об обстановке в мире и разделял взгляды Кейси насчет твердой линии.

Если бы Кейси вознамерился сам сделать что-то существенное для спасения Сальвадора, ему пришлось бы перетасовать интересы и требования Хейга, Уайнбергера и политического аппарата Белого дома. Продвижение демократии — хорошая идея, но этого мало. Хейг и Эндерс договорились о расширении тайной акции. Идеальным вариантом они считали покупку Соединенными Штатами чьей-нибудь операции с готовым каналом, как это было сделано в Чаде, где они примазались к французам.

Клэридж нашел канал через Буэнос-Айрес, там резидентура ЦРУ имела исключительно тесные отношения с аргентинскими генералами, стоявшими у власти в стране. Аргентинская военная разведка вознесла борьбу с коммунизмом на самую вершину своих задач и осуществляла программу внушения антимарксистских идей. Генералов беспокоили «монтенерос» — выступающие против их диктатуры партизаны, которые действовали с территории Никарагуа. Аргентина поддерживала антисандинистские группировки и обучала около тысячи их людей в Гондурасе, около северной границы Никарагуа.

Клэридж представил свой план Эндерсу и «стержневой группе». Единственную альтернативу этому плану давала работа через Чили, но тамошняя диктатура была еще хуже и больше на виду.

Эндерс поинтересовался, нельзя ли это сделать через Израиль.

— Нежизнеспособный канал, — ответил Клэридж. — Аргентинцы лучше.

Эндерс изложил план возможной подрывной акции против Никарагуа Хейгу.

Мало, сказал Хейг. Он хотел найти наиболее уязвимое место. Поскольку Белый дом не поддерживал идею прямого удара по Кубе, то как насчет удара по кубинскому военному лагерю в Эфиопии без предупреждения? Однако и эта идея Хейга не нашла поддержки даже в его собственном государственном департаменте, который опасался, что никарагуанская операция может отвлечь внимание президента.

В понедельник 16 ноября в 16 часов Рейган созвал Совет национальной безопасности. План представлял Эндерс, который заручился согласием «стержневой группы».

По его словам, целью политической программы для Сальвадора должно оставаться установление демократии. Там и в остальных странах Центральной Америки должны быть созданы демократические институты. «Это единственный путь к достижению законности для них и для нас».

Экономическую и военную помощь необходимо увеличить до 300 миллионов долларов, возможно, и больше. «Мы, — сказал Эндерс, — должны вернуться за стол переговоров с Никарагуа, или нам придется послать войска. Воздействовать на первоисточник, то есть на Кубу, — пустое дело, так как мы к этому не готовы, и все мероприятие может оказаться слитттком громоздким. Война должна быть перенесена в Никарагуа с помощью тайной акции». Эндерс сказал, что операция по поддержке групп сопротивления не приведет к свержению сандинистов. Она будет только тревожить их правительство, изнурять его.

Только Хейг высказал возражение, и то в виде сомнений, а не прямой оппозиции. Президент в принципе согласился с планом и утвердил широкий диапазон акций, отложив, однако, решение о секретном плане ЦРУ по оказанию помощи Аргентине.

Хейг нанес последний удар по дипломатии, тайно вылетев шесть дней спустя в Мехико для встречи с вице-президентом Кубы Родригесом. Однако он не смог найти основу для соглашения с кубинцами.

Во вторник 1 декабря Хейг и Кейси, как обычно, позавтракали вместе, а во второй половине дня они присутствовали на встрече с Рейганом в рамках заседания Группы планирования по вопросам национальной безопасности. Эта группа представляла собой неофициальное собрание наиболее высокопоставленных лиц для обсуждения важных внешнеполитических вопросов. В нее входили президент, вице-президент, Миз, Бейкер, Дивер, Хейг, Уайнбергер и Кейси. Советник по национальной безопасности Ричард Аллен только что взял отпуск без сохранения содержания, в котором намеревался пробыть до конца расследования дела по обвинению его в том, что он получил от японских журналистов тысячу долларов и держал их в своем сейфе в Белом доме.

Кейси изложил свой секретный план. Он просил 19 миллионов долларов для оказания помощи Аргентине, с тем чтобы она могла создать вооруженную группировку в 500 человек. Эта группировка явилась бы ядром антисандинистского сопротивления. Она будет действовать из лагерей в Гондурасе. Он сказал, что, возможно, потребуется больше денег и что группировка в 500 человек, несомненно, потом увеличится.

Тройка главных советников Белого дома отнеслась к этому так: Хейг все еще считал план полумерой, но согласился; Уайнбергер радовался, что план не затрагивает Пентагон; Буш был доволен тем, что, хотя и в скромных масштабах, но возрождается полувоенное направление деятельности ЦРУ. Большой дискуссии не получилось.

В этот день Рейган подписал объемистую совершенно секретную директиву о проведении политических акций и полувоенных операции с целью сокращения поддержки сандинистами различных мятежных движений в Центральной Америке, включая Сальвадор.

Г енерал Дэвид Джоунс, председатель Объединенного комитета начальников штабов, старшее воинское должностное лицо и единственный пережиток администрации Картера в Совете национальной безопасности, с некоторой тревогой воспринял утверждение никарагуанской операции. По его оценке, разведывательная информация не давала прямого указания на то, что инспираторами волнений в Центральной Америке являются Куба и Советский Союз. Кейси смотрел на все в свете конфликта между Востоком и Западом: все проблемы исчезнут, если исчезнут коммунисты. Джоунс усматривал гораздо большую опасность в социальных и экономических проблемах, которые создают в некоторых странах благоприятную обстановку для выступлений сторонников марксизма. Он видел, как высокопоставленные сотрудники администрации Рейгана выхватывали куски разведывательной информации, подходящие для оправдания того или иного курса действий. Джоунс достаточно разбирался в разведывательном материале, чтобы понимать, что эти сведения собираются и используются для выпячивания роли коммунистов.

Но выбор Аргентины он оценивал как наихудший вариант. Джоунс знал аргентинцев — хороших антикоммунистов, однако много они сделать не смогут. Никарагуа удалена от Аргентины на 2500 миль (расстояние от Буэнос-Айреса до Манагуа составляло 3707 миль по воздуху). Почему они так тревожились, что отряд партизан «монтенерос» может организовать революцию против Аргентины на расстоянии почти во всю длину континента? Помогать аргентинским генералам не имело никакого смысла, разве только с целью поставить Аргентину под такое влияние, чтобы она делала все, что потребуют США.

По оценке Белого дома, администрация не сможет получить поддержку общественности и конгресса, если роль США в Латинской Америке станет известной и будет подвергнута обсуждению.

Каждого сидящего за столом на этих заседаниях в Белом доме, наверно, преследовал призрак Вьетнама. Джоунс и другие члены его комитета выступали за увеличение числа американских советников в Сальвадоре. Но Джоунс видел, что остальные болезненно воспринимали призыв к увеличению, видимо опасаясь, как бы не пришлось сделать это достоянием общественности, так как тогда начнется риторика: «Вот так мы влезли во Вьетнам», «Это нога, просунутая в дверь», «Это первая ступень эскалации».

Инмэн также скептически наблюдал за разработкой и утверждением никарагуанской тайной акции. Конечно, скрытая поддержка аргентинской полувоенной операции — это более умеренная идея, чем те, которые предлагал Хейг. Но совершенно очевидно, что администрация не желала испытывать свою судьбу, ставя под угрозу свою репутацию и политический капитал в конгрессе, чтобы добиться одобрения. Прямой запрос в конгресс о выделении средств вызовет вспышку публичных дебатов. Так что, по мнению Инмэна, внутренние политические заботы вынуждали к проведению тайной акции. И он тут ничего не мог поделать. Кейси ясно дал понять, что сам будет руководить операцией непосредственно через оперативное управление, а в данном случае через своего нового начальника отдела по Латинской Америке Клэриджа.

Инмэна беспокоила другая сторона. Очевидно, что тайные операции начинались, когда Белый дом и госдепартамент терпели неудачу с дипломатией. Сейчас имел место именно тот самый случай. Дипломатический курс не принес успеха, а его методы — кропотливые, шаг за шагом, переговоры, бесконечные встречи и заседания, предложения и контрпредложения — слишком утомляли. Секретная подрывная акция сокращала путь к достижению цели. Для правительства, особенно для нового, она предоставляла удобный метод действий, приносила чувство удовлетворения, что вот есть тайный путь к достижению результатов, что существует скрытая внешняя политика, тихо и незаметно продвигающая вперед интересы США.

Инмэна интересовало также, кто эти неамериканцы, которых США собирались поддержать миллионами долларов. Каковы их цели? Совпадают ли они с целями Соединенных Штатов? Можно ли их держать под контролем?

Если подлинная цель заключалась в том, чтобы перекрыть поток оружия из Никарагуа в Сальвадор, который уже значительно приостановлен, то что-то здесь не так. Прекращение поставок оружия обычно не достигается тайными средствами. Между этими странами нет общей границы. Кроме того, Соединенные Штаты имеют законное право оказать открытую помощь Гондурасу и Сальвадору в предотвращении поставок оружия. Такая открытая, гласная акция при наличии контроля на границе была бы эффективнее. Но, очевидно, никто не хотел предпринять какое-то усилие, чтобы войти с этим в конгресс.

Кратчайший водный путь для поставок оружия из Никарагуа в Сальвадор шел через залив Фонсека — всего каких-нибудь 20 миль. Морской атташе США в Сальвадоре и другие следили за заливом, как ястребы. Но ничего похожего через залив не проходило.

Инмэн попытался осторожно поделиться с людьми в Центральном управлении своим скептицизмом. Он спросил Кейси, подстраховывает ли его заместитель по оперативным вопросам Джон Стэйн в этой операции. Увереннее чувствуешь себя, когда опытный профессионал знает о каждом шаге, когда есть кто-то, чтобы ставить вопросы и выдвигать возражения.

Но Кейси был нетерпелив и оставил у Инмэна впечатление, что он не нуждается в советах и «спасибо» за них не скажет. Директор только пробормотал: «Ладно, ладно».

Как положено, новую секретную директиву следовало доложить комитетам по разведке сената и палаты представителей. Председатель сенатского комитета Голдуотер выздоравливал после операции бедра, на заседании председательствовал Мойнихэн. Когда были изложены директива и приложение о параметрах предполагаемой акции, Мойнихэн не сразу поверил в то, что услышал. Если они хотят оказать давление на сандинистов, подумал он, то это еще можно понять, но, ради бога, зачем же использовать для этого аргентинских генералов? Ведь они являются символом правого диктаторского режима. Связаться с ними значит подтвердить, что США поддерживают контрреволюцию. Для никарагуанцев Сомоса был лишь немного хуже аргентинских генералов. Это идиотизм, это свидетельствует об отсутствии искусства политики. Мойнихэн мог задавать вопросы, и он это делал. Но это почти все, что он сделал.

Согласно закону, комитет имел право получить информацию о предполагаемых мероприятиях разведки. Осуществление внешней, оборонной и разведывательной политики, по конституции, являлось прерогативой президента. Любой президент, а этот в особенности, будет ревниво охранять это свое право. Мойнихэн не выразил своего несогласия, и комитет не мог что-либо сделать, разве что попытаться отказать в выделении средств для операции. Но президент имел резервный фонд в 50 миллионов долларов для непредвиденных операций разведки. Эти деньги трудно перехватить.

Существовала еще одна проблема. Члены комитета под присягой дали обязательство соблюдать тайну. Мойнихэн относился к этому со всей серьезностью. Руки членов комитета были связаны. Их молчание за пределами зала заседаний комитета являлось обязательным. Каждый отдельный член комитета мог под личную ответственность что-то сказать публично или допустить утечку информации в частном порядке, но в таком случае должен быть внутренне уверен, что поступает правильно. Но как мог кто-либо противопоставить услышанное им в ходе одночасового брифинга тому, что, как он надеялся, рассчитывалось и дебатировалось в течение сотен часов Советом национальной безопасности и ЦРУ? У Мойнихэна было такое чувство, что комитет ставили перед свершившимся фактом, но это ощущение тревоги только промелькнуло в его сознании. Лучше все-таки что-то знать, чем быть в неведении. По крайней мере, теперь он и комитет могли задавать вопросы в процессе осуществления операции.

В палате представителей Кейси сам представлял этот совершенно секретный план комитету по разведке. Он сказал, что операция уже началась. Аргентинцы начали, а США вступили в игру. В Гондурасе уже созданы лагеря, и аргентинцы получили разрешение использовать территорию этой страны под свои базы.

— Для чего? — последовал вопрос.

— Для нанесения ударов по целям в Никаваува, — ответил Кейси. Он не мог правильно произносить слово «Никарагуа». Когда доходил до этого слова, каждый раз делал паузу, стараясь как следует выговорить его. Но получалось опять «Никаваува». Кейси все-таки разъяснил, что группа сопротивления должна наносить удары по определенным установленным целям — составным частям кубинской структуры поддержки мятежников.

— Как? Когда?

— Ударные диверсионные группы после пересечения границы наносят удары по целям глубокой ночью и возвращаются на свои базы в Гондурасе.

Многие члены комитета подскочили на своих стульях. Они не ожидали услышать о полувоенной операции, особенно такого масштаба. Посыпались вопросы. Что будет, если вас поймают на подготовке диверсантов в Гондурасе? А если сандинисты в качестве ответной меры войдут в Гондурас? Может ли это вызвать военные действия между этими двумя странами? А что, если сандинисты в ответ попросят кубинцев увеличить помощь?

Кейси сказал, что на все эти умозрительные вопросы точного ответа нет.

Конгрессмен Ли Гамильтон, уважаемый и осторожный демократ из Индианы, пожелал узнать, является ли операция законной по международному праву и различным региональным договорам. Ведь получается, что США присоединяются к агрессии против страны, с которой они имеют дипломатические отношения. Разве так можно делать?

— Агрессорами являются Куба и Никарагуа, — ответил Кейси. Они поддерживают мятежников в Сальвадоре.

На вопросы о датах и количестве диверсионных групп он ответил расплывчато.

Доклад Кейси в комитете был принят весьма сдержанно, даже республиканцами. Конгрессмен Кеннет Робинсон, консерватор из Вирджинии, имеющий хорошие отношения с правительством, бросил взгляд на Кейси и строго сказал:

— Вы не подумали о последствиях.

…Инмэн чувствовал себя все более неуютно. Тайные акции слитттком далеко отклонялись от того, что он считал подлинной задачей разведывательных ведомств. Разведка — это сбор информации о других странах, полезной для людей, делающих политику. Такую разведывательную информацию Инмэн называл «позитивной».

Основное внимание Инмэн уделял «сигналам и предостережениям» относительно деятельности правительств. Это требовало постоянного наращивания агентурных возможностей, а также капиталовложений в развитие системы разведывательных спутников и электронной разведки, с тем чтобы обеспечить многосторонний характер и своевременность поступления информации. Но для этого необходим долгосрочный план на 5-7 лет вперед. Однако, насколько он знал, маловероятно, чтобы хоть одна администрация проявила заботу о столь отдаленном будущем. На проблемы сегодняшнего дня приходилось 99 % деятельности правительства. Инмэн, действуя в стиле Кейси, развернул кампанию по составлению плана на будущее, заказывая исследования, созывал совещания, заостряя чье-то внимание. В марте 1981 г. он убедил советника по национальной безопасности Ричарда Аллена поручить министерствам и ведомствам изучить и перечислить в списке все проблемы мирового масштаба, которыми они намерены заниматься в период с 1985 по 1990 г. Сюда должны войти все виды деятельности Советского Союза, ожидаемые политические потрясения, мировая экономика, терроризм, распространение ядерного оружия.

Используя свои контакты с ВМС, Инмэн договорился о направлении аналогичного запроса Объединенному комитету начальников штабов.

Белый дом поручил Кейси координировать эту работу, но, как Инмэн и ожидал, тот быстро перепоручил все ему. Инмэн попросил каждое управление изложить свои нужды в области разведки и не встретил при этом никакого сопротивления, поскольку в бюрократическом плане это никому ничем не угрожало.

Через несколько месяцев Инмэн имел каталог или список пожеланий, с которыми все согласились, так как ни один пункт не получил приоритета. Далее он попросил каждое министерство или ведомство сообщить, что они должны и могут сделать в соответствующей области, а также что они ожидают в этом плане от других ведомств. Это. у же встретило трудности.

Когда Инмэн все закончил, обнаружились многочисленные прорехи. Линии и техника связи между секретными агентами нуждались в совершенствовании. В течение некоторого времени в ЦРУ использовались гак называемые «моментальные передатчики», которые посылали в эфир даже продолжительные передачи на большой скорости за считанные секунды, а то и меньше, ограничивая возможность пеленгации. Технологическое преимущество впечатляло, но цены тоже. Другой проблемой являлся размер аппаратуры. Электронные устройства, в том числе и для спутников, должны иметь такие габариты, чтобы умещаться на приборной платформе спутника или найти укрытие в странах за «железным занавесом». Они должны также иметь многолетний срок эксплуатации и свободный доступ для технического обслуживания.

Инмэн был убежден, что целью добычи разведывательной информации являются особо сложные ситуации — кризис или война. Для этого необходимо иметь надежную связь между пунктами, не входящими в список «горячих точек» планеты. Американской разведке требовались также системы поддержки, параллельные источники, более высокая частота и зона действия фотографирования со спутников и других электронных средств разведки и меньшие затраты времени на обработку информации.

К осени 1981 г. на столе Инмэна лежал первый проект плана под заголовком «Возможности разведки на 1985–1990 гг.». Кейси все просмотрел, задал массу вопросов и внес изменения, но в общем и целом остался доволен. План содержал согласованные потребности и конкретные предложения о том, как их можно удовлетворить. Оставался главный вопрос: из каких источников будет покрыт этот миллиардный рост бюджета, за счет увеличения утвержденных Рейганом расходов на оборону или за счет разведки. Инмэн был уверен, что министерство обороны примет его план. Заместитель министра обороны Карлуччи рассматривал разведку как первую линию обороны и считал, что любые расходы на совершенствование разведки обернутся в конечном счете миллиардами долларов экономии в оборонном бюджете.

Кейси сначала заручился согласием всех министерств и ведомств и только после этого представил толстую папку с планом на рассмотрение президента. Не так уж много было документов в правительстве США, которые имели такой суперсекретный характер. Это была карта будущих действий разведки с указанием всех важнейших целей.

Для обсуждения этого пятилетнего плана разведывательной деятельности Рейган созвал совещание Группы по планированию национальной безопасности. Эта группа все отчетливее вырисовывалась как главный форум по решению спорных вопросов. План Инмэна предусматривал рост бюджета на разведывательные цели с 6 миллиардов долларов в 1980 г. до более чем 20 миллиардов в первом году пятилетнего плана — 1985. В соответствии с психологией «мир с позиции силы» жесткая разведка являлась одним из устоев этой политики. Кроме того, Рейгану нравилось ощущение американского преимущества в области технологии, использования космоса и электроники.

После того как план был всесторонне обсужден, президент сказал:

— Я не вижу причин для отказа от его осуществления.

9

В Белом доме вновь начала нарастать озабоченность, поскольку разведывательные донесения продолжали утверждать вероятность осуществления угрозы Каддафи убить Рейгана или устроить эффектную террористическую вылазку против США. Для Кейси эти сведения представляли классическую «мозаику», из маленьких кусочков складывалась вроде бы довольно ясная картина.

Досье по этому вопросу стало заполняться в конце августа, когда один из источников ЦРУ в Европе сообщил о встрече высокопоставленного палестинца с представителем ливийского генерального штаба, во время которой была согласована совместная акция против Рейгана. В донесении другого видного палестинца говорилось, что числившаяся фиктивной группа палестинцев «Черный сентябрь» реорганизована, ее действия направлены против США и Израиля.

8 начале сентября родственник ливийского дипломата в Дели направил анонимное письмо в американское посольство в столице Индии, где утверждал, что Ливия планирует покушение на Рейгана. Все это представлялось фрагментарным, непроверенным и неожиданным. Было ли это письмо продиктовано зовом совести, следовало ли его принимать всерьез? Кейси считал, что любой, даже подозрительный источник заслуживал внимания до тех пор, пока его информация не сброшена со счетов. Далее, «случайный информатор с превосходными связями в высоких военных кругах Ливии» передал два сообщения: во-первых, Ливия готовит нападения на американские объекты в Средиземноморье, во-вторых, в Риме ливийцы собираются похитить или убить посла США в Италии Максуэлла Рабба.

9 сентября одна разведслужба в Европе сообщила: итальянцы арестовали и затем выслали из страны нескольких ливийцев, которые, как полагали, имели отношение к акции против Рабба. Неделей позже та же самая служба подтвердила согласие группы палестинцев оказать помощь Ливии в организации покушения на Рейгана и в нападении на американские объекты.

19 сентября поступило донесение, что Ливия намерена устроить самоубийственное нападение на авианосец ВМС США «Нимиц», который находился у ливийских берегов.

9 октября одна из европейских разведслужб сообщила, что во время визита Каддафи в Сирию два месяца тому назад он встретился с представителями четырех террористических групп, чтобы привлечь их на свою сторону при нападении на американские объекты в Европе.

17 октября «информатор с подтвержденным доступом к высокопоставленным кругам ливийской разведки» сообщил, что группа ливийцев выехала в Европу для организации нападений на посольства США в Париже и Риме. Спустя шесть дней тот же источник назвал в качестве возможных объектов нападения посольства в Афинах, Бейруте, Тунисе, Лондоне и Мадриде. В течение недели поступило сообщение от источника ЦРУ, имеющего связи с офицерами ливийской разведки, что пять ливийцев, возможно, члены группы боевиков, прибыли в Рим. 21 октября посол Рабб, во время его поездки в Милан, был срочно отозван в США в интересах его собственной безопасности. Он вылетел самолетом, даже не успев переодеться.

30 октября итальянская разведка СИСМИ сообщила ЦРУ, что группа ливийских боевиков проследовала транзитом через Рим, конечный пункт маршрута неизвестен.

12 ноября в Париже неизвестная личность шесть раз стреляла во временного поверенного в делах США Чэпмана. Он чудом остался в живых. Как предполагалось, это покушение организовала Ливия.

16 ноября в резидентуру одного из посольств США пришел информатор и заявил, что он проходил подготовку в одном из тренировочных лагерей Каддафи. Он дал детальное описание форм и методов подготовки, например, как осуществить нападение на колонну легковых автомашин. Этот информатор добавил, что если окажется слишком трудным организовать покушение на Рейгана, то «потенциальными альтернативными целями» будут вице-президент Буш, государственный секретарь Хейг или министр обороны Уайнбергер.

Кейси получал и другую секретную информацию, указывавшую на активные действия Каддафи. Еще 19 августа, когда произошел инцидент над заливом Сидра, во время которого Каддафи потерял два. самолета, Ливия подписала договор о сотрудничестве с Эфиопией и Южным Йеменом. Тем самым была создана группировка трех наиболее радикальных государств в Африке, в которой, между Ливией на западе и Эфиопией на востоке, оказались зажатыми союзники США Египет и Судан. Южный Йемен, расположенный в самом низу Аравийского полуострова, вызывал сильное раздражение Саудовской Аравии. При Кейси ЦРУ продолжало тайную полувоенную поддержку в этом районе, начатую еще при Картере. Каддафи обещал своим союзникам помощь в размере 855,1 миллиона долларов и сделал уже первый взнос в сумме 150 миллионов долларов — жест, показывающий серьезность его намерений и доставивший беспокойство Кейси и его аналитикам.

Как установило ЦРУ, к договору о сотрудничестве между Ливией, Эфиопией и Южным Йеменом имелось несколько секретных приложений военного характера. Три страны договорились создать резервные вооруженные силы численностью в 60 тысяч человек — 5 тысяч от Ливии, столько же от Южного Йемена и 50 тысяч от Эфиопии. Кроме того, 20 тысяч эфиопов должны были отправиться в Ливию.

Согласно информации ЦРУ, три страны договорились также о координации и поддержке повстанческого движения в Сомали на юго-востоке от Эфиопии. По этим же сведениям, Куба содержала в Эфиопии воинский контингент численностью от 11 до 13 тысяч человек. Около 500 кубинских советников находились в Южном Йемене.

Вообще Каддафи обещал с 1975 по 1980 г. оказать военную и экономическую помощь в размере 3,3 миллиарда долларов. Хотя пока было выплачено в рамках этой помощи значительно меньше половины, всего 1,4 миллиарда долларов, около 70 % своих обязательств по оказанию военной помощи Каддафи уже выполнил.

В связи с упомянутым пактом было проведено разведывательное исследование, которое было закончено 4 ноября. В качестве главного мотива, как следовало из заключения, было стремление «нанести поражение политике США в регионе».

Исходя из всего этого и надо думать о контрмерах против действий Каддафи, считал Кейси. Прежде всего, необходимо любой ценой и немедленно исключить возможность проведения какой-либо авантюрной акции на территории США. Особенно против президента. Белый дом был наводнен разведывательной информацией, она содержалась во всех документах, поступавших туда из ЦРУ. Кейси не хотел оказаться захваченным врасплох. Лучше слитттком много, чем слишком мало.

Помощники Рейгана в Белом доме распорядились о введении мер повышенной безопасности. Так, если Рейган собирался куда-то поехать, то в город сначала отправлялся кортеж лимузинов со всеми признаками присутствия в одном из них президента. Этот подставной кортеж разъезжал по улицам Вашингтона. Сам же Рейган со своим сопровождением отправлялся в обычных, никак не обозначенных автомашинах. Около Белого дома были установлены ракеты класса «земля — воздух».

От такого исключительного внимания к мерам безопасности в Белом доме круги расходились по всем правительственным учреждениям. Никакая мера не считалась чрезмерной. Кейси напоминал своим коллегам в администрации о прежней, чуть ли не удавшейся попытке покушения на Рейгана, о стрельбе в папу римского, об убийстве Садата.

4 декабря «Нью-Йорк тайме» сообщила, что группа из пяти ливийских боевиков въехала в Соединенные Штаты. Через три дня газеты уже писали о группе из десяти боевиков. Иммиграционная служба разослала сверхсекретный меморандум на 7 страницах на основные пункты пересечения границы и во все свои отделения в аэропортах. Словесные портреты пяти предполагаемых боевиков передавались по телевидению.

Поддавшись ажиотажу, главные помощники Рейгана Миз, Бейкер, Дивер решили, что и они могут стать целями покушения. К ним была приставлена охрана. Машина секретной службы сопровождала даже автобус, который ежедневно возил в частную школу и из школы дочь Дивера.

* * *

Хейг поручил Роберту Макфарлейну, бывшему подполковнику морской пехоты, а ныне советнику в госдепартаменте, координацию политики в отношении Ливии. После пяти недель межведомственных совещаний Макфарлейн направил Хейгу совершенно секретную записку на 10 страницах. На девятой странице Хейг своими инициалами утвердил следующий вариант: «Совместно с министерством обороны и ЦРУ разработать в ответ на ливийские провокации контрмеры, предусматривающие осуществление силами США и Египта тайных операций тактической авиации и десантных отрядов. Отказаться от планирования крупных операций сухопутных сил». США не собирались осуществлять вторжение в Ливию, но Хейг хотел изучить варианты, близко подходившие к этому. В связи с этим рекомендовалось увеличить количество разведывательных полетов самолетов СР-71 и У-2 стоимостью 200 тысяч долларов за каждый пятичасовой полет.

На секретном совещании Группы по планированию национальной безопасности 30 ноября президент попросил разработать планы ответных военных действий против Ливии в случае дальнейших попыток с ее стороны совершить покушение на американских официальных лиц или нападение на объекты США. 5 декабря Хейг, Карлуччи (он замещал Уайнбергера) и Кейси составили для Рейгана совершенно секретную пространную записку «О планировании антитеррористических мероприятий против Ливии». Записка содержала все, от плана по обработке конгресса и средств массовой информации до чрезвычайных экономических санкций против Ливии. Наиболее важная часть касалась чрезвычайных военных акций. Госдепартамент, министерство обороны и ЦРУ единогласно рекомендовали президенту «незамедлительно поручить Объединенному комитету начальников штабов подготовить необходимые силы для военной акции против Ливии в порядке самообороны в случае дальнейших провокаций с ее стороны.

В совершенно секретной схеме перечислялись пять категорий «последовательных ответных мер». Первая — прямое нападение на базы по подготовке террористов в Ливии. Фотографии со спутников и данные воздушной разведки позволяли установить 16 таких целей, 13 из них на побережье. Операция могла быть осуществлена бомбардировщиками с авианосцев, ей отводились «средние» шансы на успех. Время начала операции — от 4 до 48 часов после получения соответствующего приказа президента. В качестве второго альтернативного варианта намечались тяжелые бомбардировщики В-52, но им отводились «малые» шансы на успех, поскольку для их применения требовались качественные сигналы радаров, получить которые затруднительно. Время начала этой операции — от 28 до 40 часов после получения приказа. По третьему варианту предусматривалось применение самолетов АС-130 со «средними» шансами на успех. Пентагон не поддерживал такую операцию, не будучи уверенным в возможностях этих самолетов.

Вторая чрезвычайная мера — нанесение ударов по военным аэродромам Каддафи. Третья — нанесение ударов по ливийским базам ВМС. Четвертая — налеты на склады военного оборудования. Пятая — нападение на военно-морские корабли в ливийских портах с использованием специальных диверсионных групп аквалангистов ВМС. Этой операции отводились «средние либо высокие» шансы на успех, но ее допустимое начало — от 48 до 72 часов после 1–2 недель подготовки. Операцию предполагалось осуществить тайно, она была единственной с более чем 50-процентной возможностью успеха.

В воскресенье 6 декабря 1981 г. в прямой передаче телекомпании Эй-би-си Каддафи дал интервью обозревателю этой компании Дэвиду Бринкли. Сидя в своем кабинете в Триполи, Каддафи горячо отрицал, что он посылал какие-либо группы боевиков или специалистов по совершению покушений.

— Мы не хотим покушаться на кого-либо, — сказал ливийский лидер, подперев рукой подбородок и устремив мечтательный взгляд в одну точку. — Так себя ведет Америка, она готовит покушение на меня, пытается отравить мою пищу. Американцы, — сказал Каддафи, — какой же вы глупый народ… Глупа ваша администрация, ваш президент. Америке следует избавиться от этой администрации и свалить ее, как было сделано с Никсоном.

Отвечая на вопросы через переводчика, Каддафи сказал: «Вы увидите, что Рейган — лжец, а его администрация осуществляет терроризм против Ливии в военной, экономической и психологической областях. Мы готовы провести расследование и вынести на обсуждение результаты, мы хотим видеть доказательства. Мы уверены, что не посылали кого-либо с заданием убить Рейгана или кого бы то ни было во всем мире. Мы хотим увидеть, как обнаружится эта грандиозная ложь».

Вице-председатель сенатского комитета по разведке Мойнихэн ответил, что именно Каддафи является лжецом и помешавшимся диктатором.

— У нас есть твердые доказательства, что официальные лица Соединенных Штатов намечались в качестве целей террористических акций.

Под натиском дотошных вопросов Мойнихэн несколько ограничил свое заявление: доказательства верны на 80 %. На следующий день Рейган публично заявил:

— На вашем месте я бы не поверил ни одному слову Каддафи… У нас есть доказательства, и он это знает.

Но стычка лоб в лоб через средства массовой информации показалась администрации недостаточной. В адрес Каддафи пошла прямая угроза. Поскольку США не имели дипломатических отношений с Ливией, послание Рейгана полковнику Каддафи с грифом «Совершенно секретно, только лично» было направлено через Бельгию. В нем говорилось: «Я имею детальную и проверенную информацию о нескольких организованных Ливией попытках и планах покушений на официальных лиц правительства США и нападений на американские объекты как внутри страны, так и за рубежом. Любые акты насилия, осуществляемые Ливией или ее агентами против официальных лиц США в этой стране или за рубежом, будут расцениваться правительством США как вооруженное нападение и встретят отпор с применением всех необходимых средств, чтобы защитить американские интересы в соответствии со статьей 51 Устава Организации Объединенных Наций».

Статья 51 позволяла странам — членам ООН принимать меры самообороны. Информация о предостережении США была передана в прессу без упоминания ссылки на статью 51. Вместо этого представители правительства сообщили корреспондентам о «весьма серьезных последствиях». 20 декабря президент Рейган призвал 1500 американцев, проживающих в Ливии, покинуть эту страну и отдал распоряжение не выдавать больше паспорта для поездки туда гражданам США. Однако не последовало никаких мер по прекращению поставок нефти из Ливии в США на сумму 10 миллиардов долларов.

Предостережение, по-видимому, подействовало. На следующей неделе в США прибыл в качестве посланника старший офицер ливийской разведки и заявил, что Каддафи «отчаянно» ищет путь к нормализации отношений с Соединенными Штатами и что он обязуется не предпринимать никаких террористических акций или попыток покушения.

18 декабря руководство ЦРУ опубликовало свой собственный секретный доклад о предполагаемых планах покушения на руководителей США. В нем отмечалось, что первое сообщение об угрозе покушения на Рейгана, высказанное во время встречи Каддафи с эфиопским лидером, исходило от «первоклассного источника». «Последующие сообщения о планах нападений на главных членов правительства США поступали от источников с ограниченным доступом к соответствующим кругам и материалам, поэтому их сообщения не могут считаться достоверными. Не исключено, что некоторые сообщения вызваны знанием информаторов о нашем интересе к такого рода информации».

В секретном анализе разведывательного отдела госдепартамента, вышедшем позже, говорилось: «Согласно документам ЦРУ, сообщения о планах покушения на американских руководителей позже не подтвердились». В анализе отмечалось также, что «возможной причиной подобных сообщений явилась предполагаемая заинтересованность США в их получении». В общем и целом гипотеза анализа сводилась к тому, что сообщения о группах боевиков являлись дезинформацией.

Значительная часть этой информации, как было установлено, исходила от сомнительной личности по имени Манучер Горбанифар, богатого иранца, торговца оружием, являвшегося секретным сотрудником ЦРУ, Сначала он использовал сообщения о группах боевиков, чтобы просто доставить хлопоты ливийцам, и в течение нескольких месяцев единолично занимался их распространением. Вскоре ЦРУ официально, но секретно объявило его «изготовителем фальшивок».

В ходе интервью президента Рейгана телекомпании Си-би-эс ему был задан вопрос, соответствуют ли действительности сообщения о группах боевиков.

«Да, — ответил Рейган, — у нас было слитттком много информации по этому вопросу из слишком многих источников, а кроме того, мы имели и собственные прямые сведения. Мы старались в них разобраться, не делая при этом большого шума, но наша информация достоверна».

Конгрессмен Майкл Барнс, 38-летний демократ от штата Мэриленд с внешностью старательного поклонника науки, как-то услышал, что этой зимой 1981/82 г. будут разрабатываться планы тайных акций в Центральной Америке. Барнс был председателем подкомитета по делам западного полушария во внешнеполитическом комитете палаты представителей, в его регион входила и Центральная Америка, но поскольку он не был членом комитета палаты по разведке, он никак не мог выяснить, что происходит на самом деле. Однако у Барнса имелись связи в госдепартаменте, в частности с помощником госсекретаря Томом Эндерсом, который занимался как раз этим регионом. Барнс был убежден, что от него нельзя ожидать хорошей работы на посту председателя подкомитета, если он не будет знать об операциях ЦРУ в его регионе.

Барнс позвонил Эндерсу и сказал, что он хотел бы поговорить с ним не по телефону. Они договорились позавтракать в отеле «Хэй-Адамс», где расстояние между столиками позволяло вести сугубо частные разговоры.

После того как завтрак был подан, Барнс сказал:

— Насколько мне известно, ЦРУ закупает наемников, чтобы взрывать мосты в Никарагуа.

— Тебе придется обратиться в комитет по разведке, — ответил Эндерс без обиняков. Они оба знали правила игры. Если Эндерс не ответил отрицательно, то значит, Барнс был не далек от истины.

Барнс разыскал председателя комитета палаты представителей по разведке Эдварда Боланда, 70-летнего конгрессмена из Массачусетса. Боланд не разделял недоверия младшего поколения к разведывательным операциям, но тут он решил, что Барнсу надо знать о положении дел в его регионе. Боланд изложил план использования Аргентины для подготовки 500 «контрас» с задачей перекрыть поток оружия из Никарагуа в Сальвадор.

Барнс был озадачен. Насколько он знал, никто из специалистов по Латинской Америке не мог претендовать на контроль над Аргентиной, руководство которой отличалось своей жестокостью. Уж если выбирать, так чилийский «сильный человек» Аугусто Пиночет имел такие же шансы.

По словам Боланда, никаких террористических акций не будет, никаких поджогов ферм и т. п. Меры ЦРУ носят ограниченный характер и, по-видимому, не выйдут за эти рамки.

Барнс попросил Эндерса еще об одной встрече, на этот раз в «Метрополитен-клуб». Как только они встретились, Барнс пошел в атаку: план выглядит совершенно идиотским, он предусматривает убийство людей.

Эндерс знал, какие кнопки на распределительном щитке Барнса надо нажать, чтобы успокоить его. Сам он согласился на некоторые необходимые тайные акции, что следует сделать и Барнсу, потому что никаких покушений не будет. Операция будет проходить под строгим контролем. Нарушений прав человека не предвидится.

Однако Барнс продолжал сопротивляться. Операция ЦРУ как раз даст сандинистам мотив и повод еще туже закрутить гайки в отношении прессы, рабочего движения и политической оппозиции. Это также станет причиной для увеличения числа кубинцев в Никарагуа.

В ответ Эндерс сказал:

— Верьте мне. Как помощник госсекретаря, я имею непосредственное отношение к операции. Все будет сделано как надо.

Барнс почувствовал, что его руки связаны. Сенат имел подлинную власть во внешнеполитических делах, располагая полномочиями ратифицировать договоры, утверждать назначения в исполнительном аппарате. Комитет по иностранным делам палаты представителей являлся в лучшем случае дискуссионным клубом. Без сведений о секретных операциях комитет потеряет и эту роль.

На открытом слушании в комитете Хейг отказался отменить антиникарагуанскую подрывную акцию, добавив при этом:

— Однако злонамеренные инквизиторы не должны истолковывать это как однозначное формулирование нашей политики.

Барнс в этой связи заметил:

— Основываясь на ваших ответах, я, если бы был никарагуанцем, начал бы строить бомбоубежище.

Сенатор Кристофер Додд из штата Коннектикут также считал себя выключенным из дебатов по Центральной Америке, хотя и состоял членом сенатского внешнеполитического комитета. Додд, 37-летний либеральный демократ, в качестве добровольца корпуса мира провел два года в небольших горных деревушках в Доминиканской Республике и бегло говорил по-испански. До него дошли слухи о планах ЦРУ, но он не мог выяснить, что происходит.

Как полагал Додд, ЦРУ осуществляло политику «большой дубинки», действовало в духе империализма янки прошлых эпох, везде сующего свой нос. Соединенные Штаты делили кров с рабовладельцами. Додд считал, что при некоторых усилиях он мог бы докопаться до сути плана ЦРУ. Но тогда он попал бы в ловушку «официального» молчания, не имея возможности выступить публично.

В этом и было все дело. Либо оставаться в неведении относительно секретных операций и произносить идиотские речи, либо узнать о них все и дать надеть на себя намордник.

Додд присутствовал 10 декабря на закрытом заседании внешнеполитического комитета сената, на котором выступал эксперт ЦРУ по Латинской Америке Константин Менгес. Он знал, что Менгес — человек Кейси и что он может дать разъяснения если не по самой операции, то, по крайней мере, об отношении к ней. Заседание превратилось в политические разглагольствования против Гаваны. Все это звучало как ходульные речи Рейгана — осуждение коммунистов и обвинение Москвы и марксизма во всех несчастьях Центральной Америки.

Додд вместе с двумя коллегами направил Кейси письмо с протестом против поведения Менгеса. В общем, было ясно, в каком направлении развивались события, хотя Додд не мог доказать этого. Но если бы он и мог это сделать, он не располагал возможностью свободно изложить свою точку зрения.

Когда Кейси 14 февраля увидел на первой странице «Вашингтон пост» статью о никарагуанском плане ЦРУ стоимостью 19 миллионов долларов, он с облегчением прочитал: «Оказалось невозможным выяснить, было ли утверждено и осуществлено предложение ЦРУ».

На следующий день с 14 часов 30 минут до 15 часов 45 минут Кейси давал специальный секретный брифинг для президента в Ситуационной комнате. Он доложил, что Клэридж успешно организовал группу антисандинистов в Гондурасе и в скором времени начнутся операции против Никарагуа с переходом через границу на ее территорию. Как ожидается, акция уменьшит склонность никарагуанцев к экспорту беспорядков и революции.

В конце февраля одно должностное лицо, знакомое с разведывательной информацией, поступавшей в правительство, и с начатой операцией, согласилось на беседу (с автором. — Перев.) во время продолжительной прогулки в пригороде Вашингтона. Этот человек сказал, что предметом заботы сегодня являются сообщения о подготовке никарагуанских пилотов для усовершенствованных самолетов МиГ-2. Эти сообщения рассматриваются как «весьма тревожные», поскольку появление этих самолетов предвещает активизацию усилий сандинистов по распространению освободительной войны на другие страны Центральной Америки, в особенности на Сальвадор. Хейг, Кейси и другие много размышляют над этим стратегически важным моментом. По их расчетам, наличие МиГов дает никарагуанцам возможность распространить свое влияние на морские пути в Карибском море и вблизи Панамского канала — обстоятельство, которое США не могут допустить.

— Никарагуа, — было сказано далее, — имеет правительство, управляемое Советским Союзом, точно так же, как мы управляли правительством Южного Вьетнама во время войны. Ключевую позицию в регионе занимает Никарагуа, а не Сальвадор, которому уделяют слишком много внимания. Цепочка падающего домино ведет в Мексику.

— Если МиГ и окажутся в Никарагуа, — сказал чиновник, — то Рейган уберет их путем какой-нибудь тайной акции. Президент не пошлет войска в Центральную Америку, — пояснил он, — но он не хочет заявлять об этом публично. Рейган не намерен также посылать тысячи советников.

— А как обстоят дела с нынешней тайной акцией? Если ставки так высоки, то, конечно, какое-то умеренное тайное мероприятие было бы логичным, особенно учитывая высказывания в пользу тайных акций ЦРУ, сделанные во время президентской кампании.

Он уклонился от ответа.

4 марта 1982 г. Джейм Вилок из правящей сандинистской группировки выступил в Вашингтоне с речью, в которой утверждал, что операция ЦРУ уже осуществляется.

— Слишком много вещей происходит одновременно, чтобы считать это совпадением, — сказал он. — Все эти моменты подводят к одному выводу: только ЦРУ имеет силы и власть, чтобы совершить все одновременно. Трудно получить конкретные доказательства, но следы налицо.

В понедельник 8 марта Брэдли пригласил меня (автора. — Перев.) на завтрак в 9 утра. У нас к этому времени имелись подтверждения из трех источников, что никарагуанская операция утверждена президентом. Брэдли сказал, что он намерен действовать не спеша, и мягко напомнил мне о большой разнице между нынешним политическим климатом и обстановкой 70-х гг. Сейчас у власти правительство Рейгана, сказал он. Нынче не следует полагать, что разглашение секретов ЦРУ автоматически считается хорошим делом. Это может принять плохой оборот.

— Чем может быть оправдана публикация статьи? — спросил Брэдли. — Я хочу знать причину, назови мне точную причину.

— Может ли сработать такая операция или, точнее, такой акт войны? — спросил я. — Может ли она остаться секретной? Должна ли она оставаться секретной?

— У меня нет ответов ни на один из этих вопросов, — сказал Брэдли. — А что, ЦРУ вышло из-под контроля?

Я ответил, что едва ли это так, ведь все подписывал Рейган.

— Тогда есть смысл опубликовать статью, — сказал Брэдли. — Хотя администрация Рейгана ясно заявила, что предпримет шаги по охране секретов, касающихся национальной безопасности. Это может означать судебное преследование или бог знает что еще.

— А если источники хотят, чтобы статью опубликовали? — спросил Брэдли. — Каковы их мотивы? Они уверены, что делают правильный шаг? Почему не выступят и не скажут все официально, не назовут своих имен?

— Они говорят, что не готовы к этому, — ответил я. — Они хотят, чтобы Брэдли сам принял решение о публикации.

— Вот черт, — сказал Брэдли.

Несколько позже он связался с Голдуотером, который по новому закону о надзоре конгресса над ЦРУ должен был все знать. Голдуотер сказал, что он ничего, ни единого слова не слышал о предполагаемой операции. Как сказал Брэдли, у него нет моральных оснований не верить ему.

Через несколько минут Брэдли позвонил мне.

— Только что я разговаривал с Голдуотером, — сказал он, — вроде бы хотел навести кое-какие справки, а потом, представь себе, сообщил, что Кейси ждет меня и наверняка неспроста.

На следующий день, 9 марта, Кейси и Брэдли встретились за обедом в ЦРУ. Брэдли вернулся около половины третьего, перед началом ежедневного информационного совещания редакции «Вашингтон пост». Статья была уже готова, но Брэдли не дал разрешения на выпуск. Он только покачал головой.

— Насчет Кейси так много неясного, — сказал Брэдли. — Он и говорил-то неразборчиво, да еще жевал при этом. В общем, неопределенность и уклончивость.

— А статью он подтвердил или опроверг? — спросил редактор газеты.

— По сути дела, ни то, ни другое, — ответил Брэдли. — Он, однако, говорил, что то ли создана, то ли скоро будет создана вооруженная группировка в 500 человек. В какой-то момент разговора он намекнул, что эта группировка будет расти. Но осталось неясным, кому она принадлежит: Аргентине или ЦРУ. По словам Кейси, задача ЦРУ — остановить поток оружия из Никарагуа в Сальвадор. Указанная группировка не будет взрывать ни электростанций, ни мостов, о чем говорили наши источники.

Как можно было предположить на основании сказанного Кейси, все, что предпримет ЦРУ, было утверждено три-четыре месяца тому назад, еще в ноябре.

— Это что, своего рода подтверждение?

— И да, и нет, — сказал Брэдли. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке, глядя в окно своего кабинета и, очевидно, вновь мысленно проигрывая разговор во время обеда. — Они чего-то недоговаривают, а может быть, пытаются попридержать нас, но не запугать, — сказал Брэдли. — Тем не менее, — добавил он, — Кейси не сказал: «Не публикуйте эту статью». Если бы он так сказал, это испугало бы меня, я рад, что мне не надо ехать на красный свет, — сказал Брэдли.

— Привел ли Кейси какие-либо аргументы в пользу соблюдения требований национальной безопасности?

— Нет, — ответил Брэдли.

— Проект статьи готов. Опубликуем ли мы ее?

— Я не знаю, — был ответ.

В тот же день, 9 марта, в одном из залов госдепартамента Инмэм собрал прессу на необычное мероприятие типа «показ-рассказ».

— Меня зовут Боб Инмэн, — зловещим тоном начал он. — Я пришел сюда, потому что я озабочен и потому что сердит.

Его озабоченность объяснялась наращиванием военной мощи в Никарагуа.

— А сержусь я на то, что вот уже в течение нескольких недель наблюдаю, как некоторые должностные лица пытаются преодолеть трудности в распространении информации, стараясь при этом уберечь от разглашения исключительно важные разведывательные источники и методы, наталкиваясь, однако, на стандартный вопрос: «Как мы можем верить вам, если вы не приводите никаких конкретных доказательств?»

Скептицизм зашел слишком далеко, отметил Инмэн. Он хотел бы надеяться на больший нейтралитет и на большее доверие.

Джон Хьюз, заместитель начальника разведывательного управления министерства обороны, который 20 лет тому назад представлял фотодоказательства во время кубинского ракетного кризиса, выступил вперед и ткнул длинной указкой в увеличенные до размеров стены фотографии территории Никарагуа, сделанные с самолетов-шпионов У-2 и СР-71 (совершенно секретные фотографии со спутников не демонстрировались). Они показывали, что сандинисты за последние два года построили 36 новых военных баз. В 1979 г., во время революции, сандинисты представляли собой кучку из 5 тысяч партизан, а сейчас они имеют под ружьем 70 тысяч человек, сказал Хьюз. Тыча указкой в жутковато выглядевшие зернистые фотографии, Хьюз показывал советскую военную технику, включая танки и небольшие полевые орудия, называемые гаубицами. «Это не силы обороны, — сказал он. — К их созданию причастны кубинцы, а территории гарнизонов имеют планировку советского типа, вплоть до полос препятствий».

После этой демонстрации Инмэн ответил на вопросы. Его спросили, соответствует ли действительности появившееся ранее сообщение (то, которое в феврале опубликовала «Вашингтон пост») о секретном плане ЦРУ стоимостью 19 миллионов долларов. Инмэн фактически отверг все утверждения, что план был санкционирован. Со всей искренностью он заявил:

— Я вам скажу, вы сегодня не так уж много купите за 19 или даже 29 миллионов долларов, если вести речь об оружии и вооруженных силах.

Эта пресс-конференция стала большой новостью. Кейси надеялся, что по эффекту она будет приравнена к кубинскому ракетному кризису. Широкими кругами представителей прессы заявление Инмэна истолковывалось как осторожное, но решительное отрицание того, что 19-миллионный секретный план был утвержден.

Нас это обеспокоило. Не похоже, чтобы такой человек, как Инмэн, так, «на авось», публично выстрелил по программе, утвержденной президентом. По тону Инмэна на брифинге можно было судить, что он поддерживает Рейгана и Кейси, а также старания этих «государственных служащих» разъяснить угрожающее положение дел в Центральной Америке. Но мы были убеждены в достоверности нашей статьи. Невероятно, чтобы Инмэн ничего не знал.

Ведущий редактор «Вашингтон пост» Билл Грейдер во вступительной части нашей статьи заменил формулировку «ограниченные тайные военные действия» на «тайные операции». Редактор Тайлер утверждал, что это ослабляет главный пункт статьи. Полувоенная акция любого рода, доказывал Тайлер, является актом войны, он и так выбрал осторожный эвфемизм «ограниченные тайные военные действия».

В вопросе о том, даст ли Брэдли «добро» на публикацию статьи в какой-либо форме, ясности все еще не было. Он вышагивал по своему кабинету, позвякивая кучей мелочи в кармане.

Брэдли вызывал к себе редакторов и других сотрудников газеты в поисках совета. Г рейдер, которого он считал наиболее горячим по характеру, оказался наиболее хладнокровным. Он сказал, что не может согласиться с существованием секретного правительства, секретных планов, секретных войн. Если мы что-то узнаем о них, мы публикуем то, что знаем. В этом случае никаких сюрпризов не будет. Антикоммунистические тайные акции были недвусмысленно обещаны Рейганом и его администрацией после победы на выборах. Люди голосовали именно за это, и никто лучше Рейгана этого не знает. Как сказал Грейдер, возможно, Белый дом даже будет рад, если статья пойдет в газету. Он утверждал, что мы слишком много внимания уделяем ЦРУ, секретным делам, грандиозным стратегическим масштабам, но проходим мимо политического аспекта объявления тайной войны сандинистам.

Грейдер всем напоминал, что говорилось в республиканской предвыборной программе 1980 г.: «Мы сожалеем, что в Никарагуа власть взяли марксистские сандинисты… Мы поддержим усилия никарагуанского народа по созданию свободного и независимого правительства». В программе обещалось также, что ЦРУ будет играть агрессивную роль. Так что брак между республиканской администрацией и ЦРУ логичен. В каком-то смысле, сказал он, мы просто сообщаем о том, что Рейган обещал во время своей кампании.

Кейси не требовал снятия публикации. «Черт, — сказал Грейдер, — может быть, он хочет, чтобы статью опубликовали, и постарается организовать утечку информации, если мы этого не сделаем».

Тут присутствовал подтекст. Уже в течение года правления рейгановской администрации ее отношение к прессе оставалось неясным. Почти год после покушения на него Рейган все еще наслаждался затянувшимся медовым месяцем президентства. Администрация не прибегала к каким-то согласованным мерам преследования средств массовой информации. Практиковалась обычная критика в их адрес, но до масштабов враждебности предыдущих правительств, например Никсона, дело пока не доходило. Ясно, что никто, в том числе и Брэдли, не хотел стрелять первым. Кто знает, может, этот «выстрел» послужит сигналом для начала кампании избиения прессы?

И все же около 6 часов вечера Грейдер сказал, что Брэдли решил напечатать статью на следующий день. Это было честным, непредвзятым решением, добавил он. Но нужно сказать, он колебался.

— Я еще не видел, чтобы ты был так близок к запрету какой-либо публикации, — сказал я Брэдли.

— Да, — ответил он, — пожалуй, это так.

— Почему ты решил все-таки выпустить статью?

— Потому что возражения Кейси были сдержанными.

Статью поместили на первой странице под небольшим заголовком «США одобряют секретный план против Никарагуа». Заголовок шел после вступительной колонки, в которой сообщалось о пресс-конференции Инмэна, где он говорил о наращивании военной силы в Никарагуа. Заинтересованный читатель мог понять, что речь идет о тайной акции, но все это не подавалось так, будто «Вашингтон пост» нашла ключ к сотворению вселенной или разгадку какой-либо «грязной» тайной акции типа организации покушения.

На следующий день в 7 часов утра все радиостанции в своих последних известиях на первое место поставили сообщение о секретном плане. Со стороны администрации взрывной реакции не последовало. Она хранила молчание весь день. Хейг сказал только, что «неуместно комментировать секретную деятельность, независимо от того, существует она или нет». Уайнбергер сказал: «Я не намерен комментировать и никогда этого не делал.

Эти вещи имеют высокую степень секретности, как и весь вопрос». Кейси вообще ничего не сказал.

В тот же вечер все три главные телекомпании много времени отвели материалам, подтверждающим сообщение. Стало очевидным, Белый дом занял такую позицию: да, Рейган проводит жесткую линию в отношении никарагуанцев и хочет, чтобы это было хорошо известно, так как считает акцию политическим плюсом. Грейдер оказался прав.

15 марта журнал «Таймс» процитировал слова Голдуотера: «В статье: «Вашингтон пост» все правда. У них не все есть, но то, что есть, — правда».

В субботу Кейси выступил в президентском исследовательском центре в Вашингтоне. Кейси очень серьезно относился к своим публичным выступлениям. Он много работал над речами, часто сам полностью писал их. Они достаточно полно отражали то, чем занят его рабочий день, его представления о собственных обязанностях перед администрацией и ЦРУ. Тогда не все еще понимали, что в этих речах он заглядывал в самого себя.

Выступая в центре, Кейси начал со слов генерала Джорджа Вашингтона в поддержку секретности разведывательных операций. «От секретности зависит успех большинства предприятий такого рода, а из-за недостатка секретности они, как правило, обречены на неудачу, будучи даже хорошо спланированными и обещающими успех». Затем Кейси перешел к обстановке в мире. Мир сегодня, сказал он, «полон тревог из-за действия разрушительных сил: адской смеси дестабилизации, терроризма и мятежей…». Во всем этом Кейси обвинил Советский Союз, Кубу и Ливию. Он утверждал, что СССР после Вьетнама начал в 1974–1975 гг. проводить более агрессивную стратегическую линию в «третьем мире», будучи хорошо осведомленным о политической ситуации в этих странах. Сторонники Советского Союза в 70-х гт. добились успеха в Анголе, Эфиопии, Камбодже, Никарагуа. И произошло это потому, что значительно дешевле поддерживать мятежи, чем нам и нашим друзьям противостоять им. Требуется сравнительно мало людей и совсем небольшая поддержка, чтобы нарушить внутренний мир и экономическую стабильность какой-либо малой страны.

10

Сенатор Патрик Лихи, долговязый демократ из штата Вермонт, член сенатского комитета по разведке, видел, как на комитетских брифингах иногда порхают некоторые скудные секретные сведения, но при этом он чувствовал себя так, словно ему показывали фокусы с колодой карт, когда ты не знаешь, следует ли тебе верить тому, что ты слышишь и видишь, или нет. Члены комитета получали краткое изложение мнений и позиций, некоторые второстепенные сведения из шпионских каталогов, пункты для включения в бюджет. Иногда им сообщалась внутренняя информация о главе какого-нибудь государства.

Лихи был порождением «уотергейта». Его избрали в сенат в 34 года после отставки Никсона. В истории Вермонта он оказался единственным демократом, избранным в сенат от этого штата. Он привык к положению аутсайдера. Скептически относясь ко всякой концентрации секретной власти, особенно в правительстве Рейгана, Лихи часто задавался вопросом, что бы он увидел, если бы оказались раскрытыми все карты разведки. Будучи в течение восьми лет прокурором одного из округов своего штата, он лично вел наиболее важные дела. Единственная возможность разобраться в происходящем — это иметь в руках и перед глазами все доказательства и улики.

При каждом сенаторе состоял выделенный ему сотрудник администрации комитета, так называемый назначенец, который вел его по сложному, перегруженному жаргонными выражениями лабиринту разведывательных проблем. Лихи унаследовал от выбывшего члена комитета его «назначенца» Тэда Рэлстона, который сообщил ему, что, если он хочет разобраться в рзззедывательных делах, он должен познакомиться с Агентством национальной безопасности и перехватом. Спутник под кодовым названием ВОРТЕКС был нацелен на специальные районы мира и имел аппаратуру подслушивания, эквивалентную той, что устанавливалась на постах подслушивания в американских посольствах в различных странах. АНБ являлось источником наибольшей по количеству и наилучшей по качеству информации. Обработка материалов перехвата требовала многочасовой кропотливой работы по прослушиванию, определению диапазонов, частот, новых методов передач, связующих звеньев коммуникационных линий, по расшифровке текста.

Вот где идет настоящая работа, сказал Рэлстон. Сбор разведывательной информации претерпел техническую революцию. Надо узнать, что и как можно сделать, уметь быстро схватить то, что еще только должно родиться. Рэлстон предложил Лихи посетить объекты АНБ за рубежом и запланировал поездку в Европу.

Рэлстон поддерживал тесные отношения с Инмэном еще в то время, когда адмирал с 1977 по 1981 г. возглавлял АНБ, а он сам осуществлял в комитете наблюдение за контролем над вооружениями и являлся одним из трех административных сотрудников, хорошо знакомых с деятельностью АНБ. Когда Инмэна как заместителя Кейси повысили в звании до полного адмирала, Рэлстон купил ему в подарок нашивку с четырьмя звездами. Обычно новые звезды повышенному в звании морскому флаг-офицеру дарила его семья.

В течение многих лет Инмэн руководил Рэлстоном в изучении всех тонкостей технической разведки, а Рэлстон снабжал Инмэна информацией о том, что происходило в сенатском комитете по разведке. Таким образом, когда Инмэн шел на очередной раунд бесед с сенатором или устраивал брифинг, он знал, чем дышит каждый из них.

Как два офицера-ветерана в запасе, они хорошо сработались. У каждого были и причины, и нужда в том, чтобы кое-что знать. Если Инмэну во многих, а то и во всех случаях удавалось чего-то добиться от сенаторов, что иногда бывало страшно трудно, это обоим облегчало жизнь. Если Инмэн производил на сенаторов, как республиканцев, так и демократов, сильное и благоприятное впечатление, то это шло на пользу комитету и процессу осуществления надзора. Никто ни на что не жаловался, хотя некоторые сотрудники административного аппарата считали, что их профессиональная общность нарушена личными отношениями по типу «властелин-вассал». Но в конце концов, как предполагалось, Инмэн работал на Кейси, а Рэлстон на Лихи.

Сенатор Лихи и Рэлстон посетили объект АНБ под Хэррогэйтом, в 200 милях к северу от Лондона, в болотах Йоркшира.

У Лихи был ряд практических вопросов относительно возможностей внедряться в каналы связи. Вот русские сосредоточивают танки у границы с Польшей. Лихи хотел знать, может ли станция в Хэррогэйте слушать радиопереговоры между танкистами.

— Сколько мегаватт у этой экзотической подсистемы? — спросил Рэлстон, прежде чем хозяева сообразили, как ответить Лихи.

Рэлстон везде совал свой нос и сыпал техническими вопросами, которые показывали его незаурядные познания. Лихи хотел все же услышать ответы на свои вопросы, но Рэлстон, видимо, потерял контроль над собой. Он громогласно спрашивал о всяких системах, включая космические, и даже о том, может ли эта станция связаться с объектом АНБ на противоположной стороне мира, под Пайн Гэп в Австралии.

— Ты не можешь помолчать? — едко спросил Лихи. — Дай же мне задать вопросы.

По пути в Западную Германию Лихи предавался грезам о том, как он выбрасывает Рэлстона из самолета. В Турции Рэлстон прихватил пригоршню сигар из ящика американского посла. Лихи сказал своему техническому помощнику: «Я не знаю, что делать с этим сукиным сыном».

Вернувшись в Штаты, Лихи понял, что надо делать. Он уволил Рэлстона.

Рэлстон подал заявление о приеме на работу в административный аппарат центральной разведки — область, которую Кейси оставил за Инмэном. Как сотрудник сенатского административного аппарата, Рэлстон не подлежал проверке на детекторе лжи. Однако процедура оформления предусматривала рутинную проверку в письменной форме. Некоторые из вопросов касались обращения Рэлстона с секретными материалами. Брал ли он когда-нибудь такие материалы домой?

В этом ничего необычного не было. Чересчур занятые правительственные чиновники иногда брали на дом секретные документы. Вот поэтому и задавался такой вопрос. Практика работы с секретными бумагами дома была настолько обычной, что вопрос предоставлял отличную возможность проверить человека на честность. Цель заключалась не в выявлении незначительных ошибок, а в обнаружении серьезных нарушений правил секретности, источников и каналов утечки информации или, в редких случаях, шпиона. Но вопрос действительно ставил в затруднительное положение, поэтому такая проверка многим не нравилась. Ответ должен быть: да или нет. Большие дела и мелочи — все смешивалось воедино. Либо признать, либо утаить с риском не пройти тест — другого выбора не было.

Рэлстон не прошел. Он брал домой копию секретного доклада о деятельности американских разведслужб в Иране со времен второй мировой войны, который сам же и написал.

Провал Рэлстона явился ударом и для него, и для Инмэна. Мало того, что он потерял возможность устроиться на работу, вдобавок к этому новый начальник административного персонала сенатского комитета по разведке Роб Симмонс запустил расследование на Рэлстона. Одним упомянутым докладом дело не ограничивалось. Рэлстон брал домой около 500 страниц секретных документов. Некоторые из них были совершенно секретные. Часть документов он вернул начальнику отдела комитета по режиму, а часть — непосредственно в ЦРУ. Доклад по Ирану давал возможность опознать несколько глубоко засекреченных источников. Их имена не назывались, но кое-кто мог на основании документа установить их личность.

Симмонс составил список документов, которые Рэлстон брал домой, и направил его в ЦРУ с просьбой дать оценку возможного ущерба в результате нарушения режима хранения.

Вскоре Симмонс получил ответ из ЦРУ. Из него следовало, что доказательств того, что документы подвергались опасности, нет. Хотя они хранились в доме Рэлстона с нарушением правил, нет указаний на то, что кто-либо посторонний видел их или держал их в руках, так что опасности и ущерба нет.

Симмонс не мог принять подобные объяснения. При оценке степени ущерба в расчет брался наихудший возможный вариант. Само хранение таких документов в незащищенном помещении автоматически означало, что они подвергались опасности. Но Симмонса еще больше обеспокоило другое обстоятельство. Он проследил путь прохождения поступившего заключения ЦРУ, и этот путь привел его к другу и крестному отцу Рэлстона, к Бобби Инмэну. Симмонс подумал, что Инмэн, возможно, прикрывает Рэлстона, и начал полное внутриведомственное расследование.

Работа была утомительной, но, проверив досье, Симмонс обнаружил, что Рэлстон либо расписался в ознакомлении, либо подписал форму о нераскрытии содержания почти по каждому важному или секретному документу или докладу, который поступал в комитет или проходил через него, причем делал это в течение многих лет. Если Рэлстон все это прочитал, то он представлял собой ходячую энциклопедию разведывательных возможностей и операций США.

Симмонс пришел к выводу, что Рэлстон, в чисто практических целях, являлся шпионом Инмэна в сенатском комитете по разведке и сообщал ему о деятельности и планах комитета. Как понял Симмонс, их отношения носили сугубо неофициальный, но шпионский характер, хотя, возможно, шпионаж — слишком резкое слово.

В общем-то, в этих отношениях не содержалось чего-либо противозаконного или неположенного, но все же это было неприлично, недостойно как для комитета, так и для ЦРУ, как для Рэлстона, так и для Инмэна. По своему десятилетнему опыту работы в ЦРУ в качестве оперативного сотрудника Симмонс знал, что самые лучшие шпионы не всегда понимали, что они делали. Они попадали в паутину, думая, что собирают информацию для своих, для стороны, к которой они себя причисляли.

Наиболее совершенный шпионаж — это неуловимое, прикрытое обычным общением дело, так чтобы каждый мог сказать: «Я просто выполнял мою работу». В результате повседневных подсознательных и привычных действий — чтения, разговоров, расспросов — масса информации уплывает не туда, куда надо. Афера Рэлстона являлась, возможно, не чем иным, как легкомысленным выкачиванием сведений друг у друга в личных интересах каждого.

Симмонс изложил дело Голдуотеру. Председатель комитета в конце концов решил не передавать его в министерство юстиции по ряду причин: Рэлстон, как представлялось, действовал без злого умысла; нет доказательств ущерба, причиненного национальной безопасности, если дело будет предано гласности, начнется страшная кутерьма, которая нанесет колоссальный ущерб процессу осуществления надзора и репутации комитета и, наконец, возникала проблема для Инмэна, которую Голдуотер не хотел выставлять напоказ и делать предметом пересудов. Симмонс лишил Рэлстона возможности проходить сенатскую проверку на благонадежность.

— Хорошо, — сказал Г олдуотер, полагая, очевидно, что это — достаточное наказание. Теперь Рэлстон не мог допускаться к новой проверке, даже если он попытается получить работу у какого-нибудь крупного промышленного подрядчика оборонного ведомства.

Кое-кто из сотрудников административного аппарата комитета продолжал встречаться с Рэлстоном, обедать с ним. Симмонс собрал весь персонал и разъяснил, что Рэлстон является персона нон грата и им лучше держаться от него подальше.

Сенатор Лихи был ошарашен, когда Рэлстон попросил у него рекомендацию.

В заключительном докладе Симмонс делал вывод, что это дело явилось, возможно, самой большой угрозой для секретных материалов конгресса и наверняка — сенатского комитета по разведке. Он распорядился провести полную проверку всех материалов, это тысячи документов. В результате сотрудники отдела безопасности, обшарившие все хранилища, досье и вообще все уголки помещений комитета, обнаружили сорок учтенных, но отсутствующих документов, в большинстве своем многолетней давности. Некоторые были записаны за выбывшими ответственными сотрудниками аппарата, и Симмонс решил ничего не предпринимать. Для себя он извлек несколько полезных уроков.

Несколько позже, когда Кейси пожаловался, что, как он предполагает, в комитете может произойти утечка сведений, Симмонс выступил в защиту системы их учета и хранения.

— А как с тем парнем, который перетаскал домой все документы? — спросил Кейси.

Но больше он ничего не сказал и ничего не предпринял.

Инмэн отнесся к предположению, что Рэлстон шпионил за ним, как к полнейшему абсурду. По логике вещей, шпион и его хозяин — в состряпанном сценарии, надо полагать, сам Инмэн — действуют против интересов страны, которой они призваны служить. Но Инмэн никаким другим интересам, кроме разведки США, не служил. То же можно сказать и о Рэлстоне. Конечно, Рэлстон допускал ошибки, но вреда они не принесли. То, что кто-то усмотрел в этом шпионаж, указывало на глубоко укоренившуюся язву бюрократизма. Это отражало господствующее как в ЦРУ, так и в комитетах конгресса по надзору за ним мнение, что другая сторона является противником и с ней надо обращаться как с вражеской разведывательной службой.

Отношение Кейси к комитетам по разведке отличалось простотой. Когда дело доходило до больших секретов, его инструкции были краткими: «Доступ ограничен. Никакой информации».

Рэлстон ушел, Г олдуотер лег в госпиталь почти на три месяца. Инмэн чувствовал себя отрезанным ломтем. В довершение ко всему обозреватель «Нью-Йорк тайме» Уильям Сэфайр, располагая, очевидно, какими-то сведениями, нанес Инмэну несколько прицельных ударов, назвав его «разрядником» (то есть сторонником разрядки. — Перев.), который держит под контролем Голдуотера и выступает против тайных акций. В одной из статей Сэфайр утверждал, что Инмэн «подсунул корреспондентам фальшивку о том, будто бы Израиль рекламирует ливийские группы боевиков, с тем чтобы получить повод для нанесения удара с воздуха по ядерному реактору Ливии…».

Инмэн воспринял это как выпад против него лично. Он ничего не подсовывал. Эту идею Сэфайру явно подал какой-то произраильски настроенный источник, затаивший обиду на Инмэна за его настойчивость в лишении Израиля доступа к фотографиям со спутников, которые могут использоваться при нанесении наступательных ударов, как это имело место при бомбардировке иракского ядерного реактора. Инмэн видел, что израильтяне готовы пойти на все в борьбе против Каддафи и Ливии. Собственно, Израиль, по мнению Инмэна, предпринял бы покушение на Каддафи, если бы чувствовал, что получит за это достаточное количество очков от США.

Но у Инмэна были и более мрачные подозрения о причине выпадов Сэфайра. Возможно, поводы для критики прямо или косвенно исходили от Кейси. Инмэн знал о существовании давнишних отношений между Кейси и Сэфайром, завязавшихся лет 15 тому назад. Сэфайр руководил неудачной кампанией Кейси в 1966 г. за избрание в конгресс, даже водил его к логопеду, который безуспешно пытался избавить Кейси от бормотания. В руки Инмэна случайно попало доказательство и более поздних контактов между Кейси и Сэфайром. Это был тот кусочек информации, который каждый офицер разведки откладывает в свое хранилище сведений. Один из редакторов «Нью-Йорк тайме» позвонил Инмэну по срочному делу. Он пытался дозвониться до Кейси по его личному домашнему телефону, не указанному в справочнике, но ему никто не ответил. Тот ли это номер, спросил редактор и назвал его. Инмэн удивился. Этот номер Кейси дал очень немногим людям. А он известен в «Нью-Йорк тайме».

— Так, — сказал редактор, — значит, Билл Сэфайр назвал правильный номер.

Инмэн повесил трубку.

Он не был уверен в том, что Кейси сыграл какую-то роль в нападках Сэфайра, но не мог отделаться от чувства предвзятости и подозрительности к Кейси.

Во второй день Нового, 1982 года, в 15 часов президент Рейган встретился с Дивером и Биллом Кларком на ферме Уолтера Анненберга «Саннилэндс» в Калифорнии. В течение двух с половиной часов они втроем обсуждали положение в Совете национальной безопасности. Аллен уходил в отставку. Президент решил перевести Кларка из госдепартамента на пост советника по национальной безопасности. Кларк получал прямой доступ к президенту и становился единственным представителем Белого дома по вопросам внешней политики. Все это было оговорено в записке по результатам данной встречи, подготовленной самим Кларком.

Кейси обрадовался, когда услышал об этом. Когда Рейган был губернатором Калифорнии, Кларк занимал у него должность руководителя персонала. Он являлся близким другом президента и ярым антикоммунистом.

После своего назначения Кларк попросил Инмэна посоветовать, что делать с персоналом Совета национальной безопасности. Инмэн сказал, что его надо почистить, и это особенно касается сотрудника аппарата совета по разведке Кеннета де Граффенрейда. Кларк все внимательно выслушал, но уклонился от каких-то обязующих его ответов. Инмэн понял, что отныне он находится в состоянии войны с де Граффенрейдом.

Склонностью де Граффенрейда была контрразведка, а его внимание больше всего привлекала новоизобретенная гипотеза под названием «Камуфляж, маскировка и обманные приемы», согласно которой Советский Союз прилагал большие усилия в применении этих приемов для введения противника в заблуждение. Де Граффенрейд изучал возможность того, что какая-то часть полученной Соединенными Штатами разведывательной информации, в особенности фотографии со спутников и материалы перехвата, являются следствием широких обманных маневров Советов. Как он утверждал, вполне можно предположить, что СССР подсовывает им «липу». Поскольку США ни разу не засекли ни одной, важно изучить вопрос, не проводится ли там крупномасштабная и успешная обманная операция, которая пока не обнаружена.

Инмэн верил в главный принцип Агентства национальной безопасности по таким вопросам: то, что услышано и визуально обнаружено, в основном сомнению не подлежит. Скептический подход необходим, и время от времени бывают обманные маневры, но такой глубокий скептицизм — это уже заскок. Если бы Советы воздвигали электронные и фотографические «потемкинские деревни», то у них не хватило бы ни времени, ни денег на что-либо другое. Размеры разведывательного «улова» в Советском Союзе, его характер и постоянство в течение многих лет, даже десятилетий исключали предположение де Граффенрейда. К такому выводу пришел Инмэн.

Он не испытывал никакой радости по поводу того, что де Граффенрейд, 41 года, бывший летчик военно-морской авиации, проработавший всего лишь один год в конгрессе и еще один год в РУМО, пользовался таким влиянием. Но Инмэн понимал, что так или иначе объединение разведок, созданное для того чтобы работать на президента, фактически работало на Совет национальной безопасности. Достаточно сильный, хорошо устроенный и уверенный в себе сотрудник аппарата совета может определять приоритеты, распределение ресурсов и даже политику.

Де Граффенрейд принял на вооружение один из методов Инмэна в работе. Он выступал за разработку всеобъемлющего контрразведывательного исследования, во многом соответствующего документу «Разведывательные возможности на 1985—90 гг.», который успешно протолкнул Инмэн. Как утверждал де Граффенрейд, необходимо сломать бюрократические барьеры между ФБР, ЦРУ и военными разведывательными подразделениями. Если нужно, следует создать централизованное контрразведывательное ведомство с централизованным ведением дел и картотек. Разделение контрразведывательных функций США (ЦРУ за рубежом, ФБР внутри страны) является искусственным. Пугалом для их объединения служит принцип гражданских свобод. КГБ, например, такого разделения не проводит.

Приход в СНБ Кларка предоставил де Граффенрейду хорошую возможность. Он принес Кларку для подписи у президента проект директивы по вопросам национальной безопасности, предписывающей проведение широкомасштабного контр разведывательного исследования. Кларк с энтузиазмом отнесся к проекту.

Новый заместитель Кларка в Совете национальной безопасности Макфарлейн, которого Кларк взял с собой из госдепартамента, сообщил Инмэну, что де Граффенрейд остается в аппарате СНБ. Он пользуется существенной поддержкой.

В скором времени Инмэн получил подписанную Рейганом директиву о создании двух межведомственных групп по разведке, одна во главе с директором ФБР Уэбстером, вторую возглавит заместитель министра обороны Карлуччи.

Итак, в крупной бюрократической битве Инмэн потерпел поражение. Ясно, что де Граффенрейд не просто сохранил свое место, но и нашел возможность сделать это место влиятельным.

Кейси не устраивала новая директива по контрразведке, которая давала право контроля ФБР и министерству обороны, но он не считал это большим грехом. Это не те скачки, из-за которых надо волноваться. Он только восхитился способностью старых правительственных служак принимать такие сражения всерьез. А, пожалуй, Кейси прав, подумал Инмэн. И тоже успокоился.

Спустя год Инмэи начал рассматривать Кейси как «трудновоспитуемого работягу». Тот представлял собой комбинацию жестких и мягких качеств. Недавно обсуждалась разведывательная оценка по Среднему Востоку, причем были высказаны четыре весьма весомых мнения: экспертов ЦРУ, специалистов РУМО и два личных — Инмэна и Кейси. Кейси мог воспользоваться властью директора центральной разведки и выдвинуть свою точку зрения в качестве главного вывода. Но нет. Он просто и, как считал Инмэн, мужественно понес все четыре варианта на доклад президенту.

Но что касается тайных операций и акций, то в этом отношении Инмэн испытывал все растущее беспокойство. Кейси делал союзниками ЦРУ наиболее отталкивающие известные миру личности.

Однажды его посетил министр обороны Израиля Ариэль Шарон, грубоватый, плотного телосложения, с образом мыслей крайнего «ястреба». Израиль оказывал тайную полувоенную помощь главным силам христианской милиции в Ливане — правой фалангистской партии, во главе которой стоял воинственный и беспощадный Башир Жмайель, известный своим лицом невинного ребенка. В свои 34 года Жмайель выдвинулся на позицию наиболее видного ливанского лидера, который готовился к роли единовластного и могущественного правителя в будущем. Секретный план Израиля действовал. Шарон хотел получить от ЦРУ 10 миллионов долларов на тайную полувоенную поддержку Жмайеля.

Инмэн выступил против. В 1978 г. отряд Башира совершил налет на летнюю резиденцию Тони Франжье, политического лидера соперничающей христианской фракции, и устроил там резню, убив самого Франжье, его жену, двухлетнюю дочь, телохранителей и даже домашнюю прислугу. В 1980 г. силы Башира почти уничтожили христианскую милицию его конкурента экс-президента Ливана Камиля Шамуна.

Башир Жмайель был свирепый убийца.

Но существовали еще кое-какие вещи, запрятанные в досье разведки.

В 1970 г., после изучения политических наук и права в Ливане, Башир приехал в Соединенные Штаты и поступил на работу в адвокатскую фирму в Вашингтоне, где его завербовало ЦРУ. Будучи младшим из шести детей в семье, он был, несомненно, обречен на безвестное существование в могущественном доме своего отца Пьера Жмайеля. Старший сын унаследовал руководство фалангистской партией, созданной в 1936 г. как военно-спортивная молодежная организация. Башир не являлся подконтрольным агентом, хотя ЦРУ регулярно выдавало ему деньги и снабдило специальным закодированным псевдонимом, так что из его донесений, при самом широком их распространении, нельзя было установить личность автора. Вначале плата носила почти символический характер и не превышала стоимости его информации. Но в 1976 г., после того как Башир бросил вызов обычаям своей страны и взял на себя командование милицией вместо старшего брата, его значение для ЦРУ и гонорары повысились.

ЦРУ имело много своих людей в Бейруте, самой прозападной из арабских столиц Среднего Востока. Богатые ливанцы разъезжали по всему региону, поставляя хорошую разведывательную информацию о менее доступных арабских странах. Значение Башира, качество и охват его донесений значительно возросли. Вскоре ЦРУ уже считало его ценным агентом с «региональным влиянием». В то же время в самом Ливане он становился лидером с большой привлекательной силой и патриотическими помыслами, который вел речь о «новом Ливане».

Но Инмэн считал Башира убийцей и говорил, что ЦРУ не следует носиться с этим дьяволом и давать 10 миллионов долларов на тайную поддержку его милиции. Израиль и Шарон что-то затевали в Ливане. И хотя они и так имели там большое влияние, все же мечтали полностью обладать ситуацией. Шарон, близко знавший бывшего генерала Хейга, направил свой темперамент на обработку доступного ему верхнего эшелона администрации Рейгана. Вскоре его натиск дал результаты: Хейг доложил о нем президенту.

Кейси просмотрел сообщения резидентур. Как ни странно, бейрутская резидентура не поддерживала Башира. Она стояла на точке зрения Инмэна, Жмайель — варвар, циничный манипулятор, разыгрывавший и израильскую, и американскую карты, готовый обниматься с каждым, чтобы получить поддержку и необходимое снаряжение. Резидентура в Тель-Авиве, отражая мнение израильского руководства и Шарона, утверждала, что Башир быстро продвигается наверх и является вероятным лидером, который стабилизирует обстановку в Ливане. Резидентура не выражала восхищения, но рекомендовала приспособиться к реальности. Кейси расценил это как признание неизбежности. Иногда ЦРУ приходилось работать и с нежелательными личностями. Кроме того, Башир был решительно настроен против ООП, которая, как понимал Кейси, представляла подлинную угрозу Израилю.

В этом столкновении мнений Инмэн опять-таки проиграл. Президент Рейган подписал совершенно секретную директиву о выделении 10 миллионов долларов на тайную помощь милиции Башира.

В середине марта 1982 г. Инмэн произвел оценку своего положения. Через две недели ему стукнет пятьдесят. В военно-морском флоте он достиг пределов возможного. Единственный более высокий пост, к которому Инмэн мог стремиться, это директор центральной разведки, но он занят. Инмэн приближался к точке, когда уже нечего взять от его нынешней жизни. Если он хочет начать вторую карьеру, надо это делать сейчас. Его не устраивала перспектива бесцветной должности какого-нибудь консультанта или торговца оружием, а также суета с недвижимой собственностью на восточном побережье штата Мэриленд, этом складе отставных старших офицеров. Его сыновья — подростки Томас и Уильям скоро пойдут в колледж. Инмэн был вынужден констатировать, что послать сыновей в дорогие частные колледжи он не в состоянии. После почти 30 лет службы в ВМС он имел три категории активов: дом, заложенный на 22 года под 8 %, несколько тысяч долларов в федеральном кредитном союзе ВМС и пара тысяч в виде облигаций сберегательного банка США. (Кейси рассмеялся бы, узнав, что кто-то вкладывает деньги в такое малоприбыльное дело, сам он не имел ни одной облигации.)

Инмэн понял также, что его интерес к разведке улетучивается. В течение многих лет он увлекался ведением разведки, многие годы после этого он постигал, что означает разведка. Но участие в завтраках с Хейгом или Уайнбергером, на которые его брал с собой Кейси, разожгло в нем интерес к тому, как используется разведка. Теперь он знал, что разведка — это политика, и только политика шла в зачет. Он попал не на ту работу.

В марте того же года никарагуанская операция стала достоянием общественности и вызвала ряд проблем. Операцией руководили Кейси и Клэридж. Заместитель директора по оперативным вопросам Джон Стейн пожаловался Инмэну, что его от этого дела отлучили. Хотя Инмэн знал общий план операции, она проходила мимо него. Ему приходилось применять усилия взломщика сейфов, чтобы добраться до деталей. То, что он при этом обнаруживал, ему не нравилось.

Тайная помощь оказывалась Эдену Пасторе, бывшему сандинисту, пользующемуся нехорошей славой «командира Зеро»[17], который порвал с сандинистами после революции. По словам Инмэна, Пастора — это «барракуда», центральноамериканский эквивалент ливанского Башира Жмайеля. Пастора действовал с территории Коста-Рики, к югу от Никарагуа. Сальвадор находился к северу от Никарагуа. Бросив взгляд на карту, каждый мог убедиться, что Пастора действовал в районе, более чем на 300 миль удаленном от любых возможных путей поставок оружия в Сальвадор. Этот очевидный факт указывал на то, что утверждения, будто никарагуанская операция предназначена только для пресечения поставок оружия, — ложь.

Инмэн знал: помощь Пасторе направлена на разгром и изгнание сандинистов. За это говорили и бескомпромиссные, сердито ворчливые комментарии Кейси в адрес никарагуанского режима.

По мере того как Инмэн копал глубже, его подозрения росли. Он задавал вопросы, просматривал досье и начинал сомневаться в подлинности причин никарагуанской тайной операции. Инмэн пришел к выводу, что администрация не хотела раскрывать эту операцию, так как ей пришлось бы заплатить за нее высокую политическую цену в собственной стране. Операция объявлена тайной, чтобы избежать публичных дебатов. В этом Инмэн был абсолютно убежден. Никого не беспокоило, если об операции становилось что-то известно. Ясно, что Рейган и Кейси могут выйти сухими из воды, даже если тайные операции выступали на поверхность. Госдепартамент, Белый дом, Кейси — все они стремились к большему. Дипломатия являлась длительным, растянутым малообещающим процессом. Тайная акция, на первый взгляд, и дешевле, и сулит больше. Но это же наивные мысли. Быстрое секретное достижение успеха — фантазия.

Инмэн никогда не любил людей из оперативного управления, с тех пор как еще помощником военно-морского атташе служил в Стокгольме в 1965 г. У него был потрясающий источник, дававший ценную информацию по военным проблемам в других странах. Резидентура ЦРУ с немногочисленным и невежественным составом попыталась украсть у него этот источник, а потерпев неудачу — «заложить» его, подбросив шведским властям намек о наличии в их среде «болтуна».

По мнению Инмэна, секретные полувоенные акции оперативного управления не всегда срабатывали. А в случае их успеха кто мог быть уверен, что новое, поддерживаемое США правительство не окажется еще хуже, чем предыдущее, будет неспособно управлять или удержать власть?

Возможно, имело смысл провести тайную акцию в Афганистане после советского вторжения. Это могло бы увеличить затраты русских. Тайная акция может стать также эффективным противодействием советской пропагандистской кампании. Но, в общем, это и все.

Инмэн часто задумывался над развитием нелегального разведывательного бизнеса. Весьма деликатные операции по получению информации — подключение к телефонам, установка комнатных «жучков» и другого аналогичного оборудования за рубежом — постоянно расширялись. Такой метод сбора информации с применением техники был весьма эффективным и иногда давал «улов», очень ценный для Белого дома, например дословная запись беседы какого-нибудь премьер-министра. Впрочем, иногда Инмэна удивляло количество записей амурного характера.

За четыре года пребывания на посту директора АНБ он узнал и оборотную сторону такой работы. Всегда существовала угроза разоблачения, хотя ее не принимали всерьез. Кроме того, эти мероприятия имели ограниченную продолжительность жизни, от 18 месяцев до 2 лет. «Жучок» могут обнаружить, может сесть батарея или что-то испортиться, объект переводится на другую работу и т. п.

Неподпольные операции — фотографирование со спутников, сбор радио- и других сигналов, расшифровка передач, то есть все, что не требовало тайной установки техники, являлось более надежным и менее уязвимым делом. Но этот методический, требующий квалификации подход не совпадал с образом мыслей и нетерпением Кейси, который любил производить сенсации в Белом доме.

Как-то старший сын Инмэна, имея в виду неприятные, тяжелые часы в жизни отца, задал ему вопрос, все еще звучавший в его ушах: «Где же смысл жизни во всем этом?»

Инмэн уехал, как предполагалось, на две недели на Гавайские острова. Однако спустя десять дней он вернулся в Лэнгли и умышленно вломился прямо к Кейси и Клэриджу. Они как раз занимались организацией антисандинистской армии, и Инмэн сразу же задал ряд вопросов. Куда идут «контрас»? К чему стремится ЦРУ, администрация? Существует ли план? Не покажет ли связь с Пасторой, что речь идет не о программе пресечения поставок оружия? Известно ли нам, что это за люди? Ведь они воюют не за спасение Сальвадора. Им нужна власть? Операция направлена на свержение правительства? Но тогда встает вопрос о соответствии практических действий директиве, утвердившей программу. А не означает ли это, что ЦРУ находится на грани превышения полномочий, предоставленных этой директиве?

У Кейси и Клэриджа не нашлось ответов, и им не понравились вопросы. Это политика администрации, утвержденная по всей цепочке вплоть до президента. Возможно, она не отражена в директиве, но это именно то, чего хочет Рейган. Кейси уверен, что у него твердая почва под ногами.

Через полчаса Инмэн ожесточился, у него возникло неприятное чувство приближающегося приступа гнева. Внутри все кипело. Кейси и Клэридж не обращали на него внимания, не слушали его, уверенные в своей правоте. Инмэн был чужаком, препятствием на их пути.

Наконец он встал и выскочил из кабинета. Говорить больше не о чем.

Инмэн никогда раньше себе этого не позволял. Его продвижение по служебной лестнице в военно-морской разведке основывалось на умении производить успокаивающее впечатление, избегать конфронтации. Сейчас он переступил порог в отношениях с Кейси и в самом себе.

Кейси считал Инмэна блестящим работником, но слишком хрупким. Золотой мальчик, озабоченный собственным обликом, не желающий рисковать им, как и обликом Центрального управления, ради рискованной работы. Он слишком много думает о том, как будут восприняты тайные акции демократами и либералами, его друзьями из прессы. Уход Инмэна может не понравиться конгрессу, но это можно уладить. Популярность Инмэна в обеих партиях служила там, наверху, несомненно, хорошим буфером. Но Кейси теперь сам освоил все участки работы директора центральной разведки, и заместитель, меньше заботящийся о газетных вырезках, был бы полезнее.

Как полагал Инмэн, ему осталось только официально оформить свою отставку. 22 марта он составил письмо президенту Рейгану из трех параграфов, напомнив, что он «год тому назад с неохотой принял предложение о назначении заместителем директора центральной разведки. В этой связи он будет признателен, если его отставка будет принята».

Вознеся похвалы Рейгану за начинания в «перестройке» разведывательных служб, Инмэн добавил: «Я передаю вам и директору Кейси лучшие пожелания дальнейших успехов». Прежде чем вручить письмо Кейси, он направил копии Бушу, Уайнбергеру и Кларку, чтобы сделать свой шаг окончательным. Кейси поворчал, опасаясь, что дело получит огласку, но отставка Инмэна прошла спокойно, и Кейси начал поиски замены.

В среду 21 апреля 1982 г., почти через шесть недель после публикации в «Вашингтон пост» статьи о никарагуанской секретной операции, я пошел к Голдуотеру в надежде узнать, получил ли он от ЦРУ полную информацию об этой операции. За служебными помещениями сената ухаживают так же, как бригада техобслуживания за гоночной машиной. На стенах и столах — памятные вымпелы и разные призы, все символы личного статуса и партийной принадлежности. В кабинете Голдуотера ни один карандаш не был сдвинут со своего места. Единственная отличительная черта — куча любительских радиодеталей на столике за его спиной.

— Когда Бен, — сказал Г олдуотер, имея в виду Брэдли, — позвонил мне насчет Центральной Америки, он и десяти слов не сказал, как я уже понял, что он все знает. Вот я и ответил: «Ай-яй-яй, а я ничего не помню. Почему бы тебе не позвонить Биллу Кейси». Я перед Беном дурачка разыграл».

Кейси ввел нас в заблуждение, но не солгал. Правда, разница между этими двумя понятиями едва уловима.

Затем Голдуотер добавил: «Я считал, что американский народ должен знать об этом. Я был до смерти рад, что это дело вышло наружу». По этой причине он официально подтвердил сообщение об операции журналу «Тайм».

Он разъяснил свою теорию «открыто-закрытых» операций ЦРУ — секретные, но открытые для общественности.

— Это то, что надо, ни у кого это не вызовет удивления, и не будет оправданного протеста общественности. Из двух зол тайная операция является меньшим, потому что в ней не участвуют американские войска, — сказал Голдуотер. — Массу вещей надо открыть для общественности.

Американцы должны знать, что делается. 75 % того, что мы слышим на брифингах, которые проводят разведывательные органы, должно выходить наружу.

Мы отказались от акций по ниспровержению правительства. Мы можем вызвать небольшие экономические неурядицы, кого-то разрекламировать, кого-то распропагандировать, оказать еще кое-какую помощь, но правительства мы не свергаем.

Голдуотер говорил все это с подчеркнутой твердостью. И это не представляло собой какую-то моральную убежденность, скорее он исходил из политической и практической реальности.

— Что хорошего можно сказать о разведке против Советского Союза?

— У нас там маловато глаз, — сказал Голдуотер. — Насколько я знаю, около 12 лет назад на нас там работали всего лишь пять пар глаз. У нас теперь самая лучшая разведывательная электроника, — уверенно сказал он, — но, возможно, это не надолго.

— А как насчет спутников?

— Я уговаривал их опубликовать фотографии, но они твердят: «Нет, нет, нет», потому что они будут хорошо смотреться в журналах и русские могут сделать на их основе кое-какие выводы. В частности, смогут точно определить наши возможности, которые несомненно выше их, — пояснил он.

— Так вот, — сказал Голдуотер, откидываясь в кресле и понижая голос, — фотографии больше не имеют особого значения. У нас есть новое… — он прервал фразу. — Я не могу говорить сейчас об этом, но это что-то вроде привидения. Хотелось бы, чтобы мы как-нибудь ночью предприняли путешествие. Вы бы увидели, насколько это удивительно.

Видимо, в результате применения какой-то новой инфракрасной или электромагнитной улучшенной радарной технологии Соединенные Штаты получили нечто лучшее, чем фотографии.

Голдуотер больше не возвращался к этой теме.

— Что можно сказать о Кейси?

— Хороший человек, — сказал Г олдуотер, — честный. Был настоящий шпион, когда служил в УСС, сейчас — настоящий парень, умеющий работать (Г олдуотер сделал движение рукой, как будто воткнул воображаемый нож в стол) кинжалом. — Он улыбнулся. — Но,— продолжал он, качая головой, — мы сейчас работаем иначе, а он не из тех, кто «за». Я зову его губошлепом, — сенатор выпятил и собрал в трубочку губы и сильно выпустил воздух, так что даже брызги полетели. — Недостаточная откровенность Кейси — тоже проблема. Когда я хочу узнать, что происходит, я звоню Инмэну, — сказал Голдуотер. — Мне достаточно снять трубку, и я уже после первого слова знаю, может ли Инмэн мне что-то сообщить.

Г олдуотер сделал паузу.

— Вам известно, что нам придется расстаться с адмиралом Инмэном?

— До меня доходили слухи об этом. Инмэн действительно уходит?

— Да, это так, — ответил Г олдуотер, давая понять, что он старался воспрепятствовать этому, — и нам предстоят хлопоты по поискам замены ему.

Один из помощников Голдуотера сообщил в Белый дом, что сенатор проболтался об истории с Инмэном. В тот же день Белый дом объявил об отставке Инмэна и выпустил формальное уведомление, выхватив его прямо из пишущей машинки.

Спустя два дня сенатор Ричард Люгер, консервативный республиканец из штата Индиана и член комитета по разведке, заявил, что он намерен открыто «дать знать» Белому дому о его соображениях насчет замены Инмэну. Люгер, друживший с Инмэном со времени их совместной службы в качестве младших офицеров разведки в конце 50-х гг., сказал, что в сенатском комитете по разведке Инмэн был «своим человеком». Без достойной замены ему комитет будет отрезан от дел, подлежащих его ведению. «Билл Кейси — очень способный американец, который принимал хорошие решения, — сказал Люгер, а затем подлил ложку дегтя: — Однако сейчас существуют настолько сложные и взаимосвязанные проблемы, что для их осознания потребуется больше времени, чем осталось жить Кейси».

— Мы, — добавил Люгер, — голосовали за Кейси и Инмэна в одном пакете, за Кейси, потому что он имеет доступ к президенту, а за Инмэна, потому что он знает, что происходит вокруг.

Кейси хорошо знал, что директор центральной разведки служит мальчиком для порки, и ожидал побоев от демократов и подозрительно относящихся к разведке либералов. Но Люгер был свой собрат — республиканец и в общем мягкий человек. Кейси заподозрил, что здесь не обошлось без руки Инмэна.

В своих последних интервью Инмэн обошел вопросы, разделявшие его с Кейси и администрацией. Он считал, что был прав, но это политические решения, входящие в прерогативу президента и директора центральной разведки. Так что не надо никаких публичных осуждений, никакого проявления нелояльности, никакого «зеленого винограда». Он просто сказал, что потерял вкус к бюрократическим сражениям и что его отношения с Кейси были хорошими, но не тесными.

При прощании Кейси спросил его, почему их отношения не были тесными. И почему Инмэн сказал об этом перед прессой?

Инмэн напомнил, как лестно он отзывался о Кейси в своих публичных выступлениях. «Но равнодушно», — огрызнулся тот.

Для Инмэна здесь все было ясным. Их отношения не относились к разряду тесных, так как они слишком во многом расходились и в области разведки, и в оценке событий в мире.

Инмэн пошел на должность руководителя исследовательского консорциума корпорации микроэлектроники и компьютерной технологии, созданной в Техасе десятью крупными ведущими техническими фирмами с целью разработки суперкомпьютера, который по своему действию мог бы приближаться к человеческому мышлению, интегрировать и объединять данные, расшифровывать любой код. Среди нескольких сотен работников корпорации находился и бывший сотрудник аппарата комитета по разведке Тэд Рэлстон.

Кейси и Инмэн никогда больше не разговаривали друг с другом.

Белый дом дал Кейси 48 часов на поиски заместителя, приемлемого для сенатского комитета по разведке. Единственным кандидатом являлся Джон Макмагон, начальник оперативного управления при Тэрнере, бывший руководитель аналитического управления, а сейчас — исполнительный директор ЦРУ, человек № 3 в ведомстве. Не слитттком энергичный и преданный своему делу на посту начальника оперативного управления, Макмагон нашел среднюю линию между независимостью и лояльностью. К тайным акциям он относился скептически, но и не умалял их значения.

По мере продвижения по службе у Макмагона укреплялась убежденность, что помимо результатов экзотической области технической разведки и агентуры внутри страны ведомство нуждается в том, что он называл земной истиной. Под этим он имел в виду не просто работу с тайниками в странах, а, например, посещение церквей, стояние в очередях.

Один из бывших секретных сотрудников ЦРУ, ставший автором шпионских детективов, как-то написал, что это ведомство имело в своих рядах наиболее блестящих специалистов, когда-либо объединявшихся в одной организации, людей, которые отлично знали любую страну мира, за исключением их собственной. Макмагон знал, как легко потерять контакт со своей страной.

Для того чтобы получить хорошую дозу земной истины в США, лучше всего было предпринять несколько раундов бесед в конгрессе. Поскольку заместитель директора центральной разведки подлежал утверждению в сенате, Макмагон побеседовал с несколькими сенаторами из комитета по разведке и обнаружил, что главной темой бесед всегда оказывался Кейси. Кроме того, он везде наталкивался на недоверие, начиная с сенаторов, которые хотели быть уверенными, что Макмагон будет всегда в их распоряжении для ответов на вопросы, и кончая такими, как Пат Лихи, который желал получить высеченное на камне обязательство, что Макмагон будет служить их системой раннего предупреждения.

Раздавая нужные обещания, Макмагон удивлялся, как много сенаторов настроены против Кейси. Он думал, Кейси достаточно умен, чтобы не пренебрегать сенаторами, но, как они явно показывали, он делал все наоборот. Когда он говорил об этом с Кейси, тот сказал, что, по его мнению, директор центральной разведки имеет право на более справедливую оценку. По словам Макмагона, из пятнадцати сенаторов в комитете по разведке более половины держали пистолеты на взводе.

— Билл, — сказал Макмагон, — тебе надо кое-кого приласкать в Капитолии.

— Ладно, о'кей, — согласился Кейси.

Весной того года у Кейси появилась еще одна «горячая точка», когда он узнал, что Аргентина вторглась на Фолклендские острова, колонию Великобритании, и захватила их. Администрация Рейгана, попытавшись вначале остаться на нейтральной позиции, в конце концов заняла сторону старого союзника США. По сообщениям прессы, англичане использовали в своих целях фотографии с американских спутников. Кейси не стал поправлять эту ошибку.

Фактически отдаленный район Южной Атлантики не входил в зону наблюдения спутников. Позже США запустили один спутник для охвата этого района, на что Советы ответили запуском двух спутников.

Настоящий поток разведывательных сведений поступал от источников в Буэнос-Айресе, близко стоящих к правящей хунте. Аргентина, принимая всерьез заявления американского посла в ООН, тешила себя надеждой, что США останутся нейтральными. Поэтому аргентинские офицеры и официальные лица непрерывно поставляли разведывательные сведения резидентуре ЦРУ и военным атташе в Буэнос-Айресе, а через них в Лэнгли, госдепартамент и Белый дом. Так что вопросом оставалось только, кто быстрее протопчет тропу к англичанам.

Кейси считал НАТО в плане хранения секретов «прохудившимся решетом», но как истый англофил заботился о том, чтобы канал между ЦРУ и МИ-6[18] оставался открытым. Разведывательная информация собирается, чтобы ее использовали. И когда президент решил придать его политике крен в сторону Великобритании, масса секретных сведений стала поступать на берег туманного Альбиона, ведущего войну и находящегося в состоянии политического стресса. Дальнейшая судьба премьер-министра Маргарет Тэтчер зависела от исхода войны.

Крен в сторону Англии по проблеме Фолклендских островов приведет в конечном счете к выходу Аргентины из никарагуанской операции и сорвет «фиговый листок» прикрытия с того, что, по сути дела, с самого начала было акцией ЦРУ. Но это только к лучшему, решил Кейси, поскольку освобождает руки Клэриджу в его трудах по организации армии «контрас». Восхищение Кейси действиями Клэриджа еще более возросло, когда тот приступил к выполнению его задачи. Ни одна деталь не была для него слишком малой, ни одно препятствие — слишком большим.

В среду 26 мая 1982 г. в 10 часов 30 минут Макмагон явился на закрытое заседание сенатского комитета по разведке. Начинались слушания по его утверждению.

В своем заявлении он сказал, что было удовольствием ощущать, как комитеты конгресса по разведке заглядывали через плечо ЦРУ. Их надзор дискредитировал ведомство. Он не хотел, чтобы разведка творила какие-то темные дела в стороне от политического процесса. В приливе необычной искренности он сказал:

— Как человек, обязанный давать показания в комитетах по разведке, я испытываю много хороших чувств, зная, что делюсь с представителями американского народа нашими программами, тем, к чему мы стремимся… Сознание того, что конгресс является нашим партнером в осуществлении этих программ, дает нам чувство защиты.

Мойнихэн заявил, что комитет тоже нуждается в защите.

— Мы хотели бы верить в возможность узнавать от вас все, что нам нужно. У нас нет независимых источников информации. Нам приходится верить… — Он сделал паузу. — Если вы когда-либо узнаете, что этому комитету передана неверная информация, что комитет дезинформирован или введен в заблуждение, сочтете ли вы вашим личным долгом чести и профессиональной ответственности сообщить комитету об этом?

— Да, сэр, — ответил Макмагон, — но я не могу представить себе какого-нибудь ответственного сотрудника разведки, который когда-либо пытался ввести в заблуждение конгресс, исказить факты или события, предназначенные для него.

— Я хотел бы высказать в заключение еще одну мысль, — сказал Мойнихэн, уставившись на Макмагона, — в ваши обязанности не входит и не должна входить невозможность представить себе что-то нехорошее.

— Я согласен с вашим замечанием, — ответил Макмагон. Некоторые сенаторы прямо усомнились в честности Кейси. Они требовали от Макмагона признать, что его босс способен ввести их в заблуждение, то есть, по сути дела, предать Кейси.

— Я не могу представить себе кого-нибудь выше меня по службе, кто был бы способен сделать это, — сказал Макмагон.

— Опять нехватка воображения, — налетел на него Мойнихэн. Он настойчиво посоветовал Макмагону считаться с возможностью существования плохих вещей.

— Я принимаю ваше замечание, сенатор, — ответил Макмагон. На следующий день Макмагон присутствовал на открытом заседании комитета.

Мойнихэн сказал:

— Если кто-либо хочет узнать, что значит быть профессиональным карьерным офицером разведки в этой стране, советую тому заглянуть в справку о финансовом положении м-ра Макмагона, которая состоит из тридцати пустых страниц.

Зал взорвался смехом.

— Там еще в конце указана оловянная[19] кружка, — сказал Макмагон, кивнув на стол, где лежала его справка.

Снова смех.

Чистый капитал Макмагона выглядел скудно. Его зарплата за 1981 г. составила 52 749 долларов. Остальной доход в процентах от вклада в кредитный союз ЦРУ в сумме 10 тысяч долларов составил 658 долларов. Дом в пригороде оценен в 170 тысяч долларов.

Сенатор Уоллоп, ультраконсервативный республиканец из штата Вайоминг, был убежден, что профессионалы ЦРУ, такие, как Макмагон, главное внимание уделяли сохранению репутации своего ведомства, а не выполнению мандата, выданного Рейганом. Он считал, что люди такого рода процеживают через себя и разбавляют энергию и политическую волю даже такого решительного консерватора, как Кейси. По его мнению, Кейси позволил своему ведомству руководить им. Даже в области тайных акций, в которой специализировался Кейси, особых сдвигов не наблюдалось. Существовало нежелание вкладывать деньги, людские ресурсы и престиж в такие вещи, которые могут вызвать ощутимые разногласия. Зарубежным сотрудникам ЦРУ не давали электронную технику, не давали разрешения на ее использование. Дешевые, не связанные с особым риском при применении, электронные приставки и «жучки» можно было бы понаставить везде, но резиденты не могли это сделать без утверждения такой операции штаб-квартирой. В результате на первом месте стояла чрезмерная осторожность. Разведка осуществляла операции в целях самоослепления (Уоллоп назвал это «технически совершенным созерцанием собственного пупка»), часто расходуя миллионы долларов на собирание сочных, но бесполезных сплетен о частной жизни, состоянии здоровья или работе кишечника известных в мире лидеров, на получение фотографий лиц и автомобилей.

ЦРУ, по словам Уоллопа, не реагирует на новые идеи, не может ответить чем-либо вразумительным тем, кто сомневается в правомочности его высокомерия. Используя возможность выразить свое разочарование, он вовсю бичевал Макмагона, применяя такие выражения, как «узкий профессионализм», «мелочная бюрократическая измена интересам страны», «разведывательная политика, не признающая собственных ошибок».

Макмагон сидел и глотал все это, однако всем уже было ясно, что это ни левый, ни правый кандидат.

Голдуотер устал от сюрпризов, поэтому еще до слушания он засадил четверых сотрудников комитетского аппарата за чтение личного дела и справок о результатах проверок Макмагона. Его досье свидетельствовало, что Макмагон ничем не запятнан. Он не участвовал в операциях по совершению покушений, не подвергался тестам на наркотики, не был замешан в шпионаже внутри страны, о котором стало известно при расследовании в 70-х гг. За ним числилось единственное нарушение правил безопасности: в его кабинете однажды обнаружили незапертый сейф. Но это нарушение говорило о многом в натуре Макмагона. Виновата была секретарша, после еще одного нарушения правил безопасности она лишалась права на предстоящее повышение зарплаты. И Макмагон принял удар на себя. Г олдуотер только слегка прошелся по Макмагону.

А затем выступил сенатор Байден. Похвалив Инмэна, он перешел к личности Кейси.

— По крайней мере, для некоторых из нас высказывания м-ра Кейси не всегда, как бы это понятнее выразиться, мы не всегда схватываем эти высказывания, чтобы составить из них единое целое.

Далее Байден произнес речь, смысл которой сводился к тому, что Макмагон должен служить своего рода монитором для комитета.

Г олдуотер сказал, что Инмэн обычно подавал им сигнал, когда Кейси во время выступления начинало заносить не в ту сторону.

— Я думаю, если новый заместитель директора усвоит привычку адмирала подтягивать свои носки, когда говорилось не то…

Опять последовал взрыв смеха.

— Или вот еще, — добавил Байден, — подвиньте немножко назад ваше кресло. Инмэн практиковал и этот прием.

— Если мне будет позволено высказаться по этому вопросу, — сказал Макмагон, — то я, г-н председатель и сенатор Байден, думаю, что когда директор услышит или прочтет о вашем восприятии его выступлений, он, несомненно, примет меры, с тем чтобы рассеять ваши опасения и внести необходимые поправки. Я думаю, он лично сделает это в ходе своих будущих выступлений.

Комитет единогласно утвердил назначение Макмагона, а за ним точно так же поступил и сенат.

Известие о том, что механизм тайных операций в самом деле начал ржаветь, Кейси получил в виде живого примера в конце марта 1982 г. Группа из 13 йеменцев, субсидированная ЦРУ и направленная в Южный Йемен для организации диверсий, была захвачена. Эта акция, проводившаяся совместно с разведкой Саудовской Аравии, относилась к числу немногих полувоенных операций поддержки, утвержденных еще администрацией Картера, и с тех пор находилась в состоянии подготовки. На допросе йеменцы признались, что их подготовкой руководило ЦРУ. Куда же девалось внушавшееся им правило отрицать связь с ЦРУ, подумал Кейси. И где обеспечение безопасности операции?

Как предполагалось по плану, то есть на бумаге, йеменцы должны были иметь дело только с посредниками или подставными лицами, чтобы скрыть от них участие ЦРУ. Однако лишь раскрытие роли ЦРУ помогло убедить завербованных йеменцев в том, что в материальную обеспеченность операции можно верить.

Вторую группу йеменцев, уже заброшенную в Южный Йемен, пришлось вывести обратно, а операцию отменить. Через несколько недель прокурор в Южном Йемене объявил, что все 13 человек из первой группы признали себя виновными в нелегальном ввозе взрывчатки с целью разрушения нефтяных установок и других важных объектов. Они также признали, что их субсидировало ЦРУ. Три человека были приговорены к 15 годам заключения, остальные — к смертной казни.

Контрастом этой акции явилась первая секретная полувоенная операция Кейси по поддержке Хабре в Чаде. 7 июня 1982 г. войска Хабре численностью около двух тысяч человек заняли Нджамену, столицу Чада, где он создал временное правительство. Влияние Каддафи в Чаде было ограничено, а ему самому «пустили кровь из носа», как того хотели Хейг и Кейси. Теперь ливийский лидер имел дело с враждебным ему, поддерживаемым Францией и США правительством на 600-мильной южной границе.

В результате этого возникла благоприятная ситуация для того, чтобы заручиться согласием Белого дома в деле проведения ограниченной тайной операции поддержки активного антикоммунистического движения в Камбодже. Помощь движению сопротивления в Анголе была запрещена законом, операции в Никарагуа и Афганистане шли своим чередом.

От одного упоминания о секретной деятельности в Юго-Восточной Азии у всех сотрудников ЦРУ волосы вставали дыбом. Этот регион считался самым большим «гадким утенком». Но Кейси настаивал на том, что надо преодолеть синдром прошлого. Политика администрации должна быть последовательной, усилия по борьбе с коммунизмом необходимо предпринимать во всем мире. Советы поддерживают подрывные движения в мировом масштабе, и Соединенные Штаты не могут позволить себе отставать. Проблема заключалась в том, что самой первой оппозицией коммунистическому режиму в Камбодже стали «красные кхмеры». Считающие себя тоже коммунистами, «красные кхмеры», как известно, прославились своей жестокостью. Во время их правления с 1975 по 1979 г. они убили миллион, а возможно, три миллиона камбоджийцев.

Но существовали еще два камбоджийских некоммунистических движения сопротивления, и Кейси утверждал, что следует им адресовать средства. ЦРУ имело агентуру среди военных в Таиланде, через которую можно направить деньги так, чтобы они не использовались для помощи «красным кхмерам».

Некоторые сотрудники госдепартамента не согласились с этим, утверждая, что «красные кхмеры» находятся в состоянии свободной коалиции с двумя другими некоммунистическими группировками и в этой коалиции играют главную роль. Поэтому помогать некоммунистам означает помогать «красным кхмерам».

Кейси пришлось довольствоваться оказанием помощи без присутствия в ней любых орудий смерти. Осенью 1982 г. президент Рейган подписал директиву об оказании помощи некоммунистическим группировкам сопротивления на сумму до 5 миллионов долларов. Хотя эти деньги не могли использоваться для приобретения оружия, они высвобождали собственные средства получателей для закупки военного снаряжения.

Весной 1982 г. Кейси встретился с министром обороны Израиля Шароном, находившимся в Вашингтоне с целью проведения нескольких раундов переговоров. На уме у Шарона были Ливан и оплоты ООП в этой стране. Он говорил об израильских контрмерах: если Ливан сделает одно, то Израиль сделает другое; если ООП нанесет удар здесь, то Израиль ответит ударом там. Слово «Ливан» Шарон произносил полным сарказма тоном, как будто эта страна была географической фикцией.

— Давайте выложим карты на стол. Если вы что-либо не предпримите, это сделаем мы.

Кейси понимал, что Ливан — это та арабская страна, где Израиль мог расширить свое влияние. Он пришел к выводу, что Шарон хотел создать обстоятельства, которые оправдывали бы переход Израиля к военным действиям. Как сказал Шарон, в Ливане могут произойти события, которые не оставят иного выбора. Ясно, что Шарон загипнотизировал в этом же направлении премьер-министра Израиля Менахема Бегина. Шарон призывал к стрельбе.

Кейси ценил Шарона, видя в нем как активного деятеля, так и мыслителя, человека, который чувствовал уязвимость своей страны, понимал ее судьбу.

6 июля 1982 г. Израиль вторгся в Ливан, заявив о своем намерении изгнать террористов ООП из Южного Ливана. В качестве оправдания своей акции израильское правительство назвало попытку покушения на своего посла в Лондоне за три дня до этого. Вторжение получило наименование «Операция мир для Галилеи».

Израильская разведка, ЦРУ, а вскоре и англичане узнали, что этот предлог был фикцией. Покушение на израильского посла явилось делом рук фракции Абу Нидала, отколовшейся от ООП и выступавшей против основной линии этой организации, нашедшей прибежище в Ливане. Так что израильтяне нанесли удар не по тем палестинцам, но, по мнению Шарона, разница между ними невелика. За несколько дней израильские силы обороны достигли окраин Бейрута.

Аналитики ЦРУ указывали на большие возможности, но и на большойриск.

Кейси созвал в своем кабинете совещание. Один из вопросов был такой: применяют ли израильтяне полученное от США оружие. Многие участники совещания высказывали опасение, что если это так, то на США будут смотреть как на соучастника и у конгресса возникнут вопросы.

— Мне наплевать на это, — сказал Кейси. — Ситуация нестабильна. Всякое может случиться. Как мы можем обернуть это на благо наших национальных интересов? Вот вопрос, на который я хочу получить ответ.

Человек ЦРУ, лидер фалангисгской милиции Башир Жмайель играл все более важную роль в Ливане, в течение последних лет он установил тесные отношения с Шароном и израильской разведкой Моссад. ЦРУ выполняло роль свата, подталкивая ливанских христиан и израильтян к контактам, превращая Башира в двойного агента ЦРУ и Моссад.

В ЦРУ намечалась склонность стать в Ливане на одну сторону с христианами, против мусульман. Но старые сотрудники ЦРУ, работавшие в Ливане, знали, что христиане, в особенности Башир и его фалангисты, так же жестоки, как и все остальные. Отношения с ними таили опасность.

— А какие стоящие чего-нибудь отношения свободны от этого? — спросил Кейси, стараясь успокоить мятущиеся умы.

Имелись указания на то, что Башир держит курс на президентство. Он устранил своих конкурентов в христианских фракциях. Его хорошие отношения с Израилем, вторгшимся в Ливан, давали ему действенный рычаг. Произраильские элементы в Ливане смотрели на Башира как на новый маяк. Антиизраильские элементы (мусульмане и левые друзы) видели в нем единственную личность, которая может заставить израильтян уйти из страны. Башир стал объединяющей фигурой.

Кейси утвердил план по свертыванию официальных отношений с Баширом, перед которым стояли теперь более важные задачи, чем работа на ЦРУ.

Поскольку Башир в результате своей бурной деятельности оказался на виду, раскрытие его связи с ЦРУ могло означать конец его карьеры, если не жизни. Эти отношения стали одним из наиболее тщательно охраняемых секретов. Для его сохранности делалось все возможное, но никто и никогда не мог дать полной гарантии.

23 августа, через два с половиной месяца после вторжения Израиля, Башир был избран президентом Ливана. В следующем месяце он вступал в свои права. Те немногие, которые знали о его недавно замороженных отношениях с ЦРУ, испытывали смешанное чувство радости и страха. Ливан не был страной постоянных друзей, как и постоянных врагов. Обстоятельства, сделавшие Башира лидером, принесли ему и множество врагов. Мусульмане воспряли духом в результате возвышения Хомейни в Иране. Да и ООП все еще сохраняла свое присутствие в Ливане, хотя началась эвакуация из Бейрута 11 тысяч бойцов ООП, включая и ее председателя Арафата.

Становясь при Башире стратегическим союзником Израиля и США, Ливан тем самым нарушал равновесие сил в регионе. Могущественная Сирия на его северной и западной границе с 1976 г. контролировала ливанскую долину Бекаа. Ее союзник СССР также не выражал восторга по поводу поворота событий в Ливане.

Столкнувшись с таким количеством внутренних и внешних врагов, Башир передал в ЦРУ просьбу предоставить ему тайную помощь в деле обеспечения безопасности и снабжения разведывательной информацией.

Как считал Кейси, ЦРУ было обязано помочь Баширу. Но открытая помощь исключалась. Необходима крупная тайная операция. Для большей эффективности ЦРУ следовало наладить более тесные связи с ливанской разведслужбой. Предстояло передать новейшее оружие, а также оборудование для электронного слежения и линий связи. Рейган утвердил директиву о проведении операции поддержки с первоначальными расходами на сумму около 600 тысяч долларов. Планом предусматривалось быстрое увеличение этой суммы до 2, возможно, до 4 миллионов долларов в год.

14 сентября 1982 г., за девять дней до его вступления в должность президента Ливана, Башир Жмайель выступил в одном из местных отделений его фалангисгской партии в восточном Бейруте. На 17 часов была назначена его встреча с группой офицеров израильской разведки, совершавших поездку по Бейруту. Но в 16 часов 10 минут в здании, где он выступал, взорвалась бомба. Здание было разрушено, Жмайель убит.

ЦРУ так и не успело привести в действие свою программу тайной помощи. Ничто не указывало на то, что где-то просочились сведения об отношениях Башира с ЦРУ, для которого убийство его бывшего агента явилось крупной катастрофой. Несколько миллионов остались неиспользованными и были переведены в особый фонд президента.

Это покушение явилось первым в целой цепи драматических событий. Спустя два дня израильские силы пропустили отряды жаждущих мести фалангистов в лагеря палестинских беженцев. Названия двух из этих лагерей — Сабра и Шатила — скоро облетели весь мир. По подсчетам израильской разведки, число жертв среди палестинцев достигло 700–800 человек, среди них было много женщин и детей. Сообщения о побоище потрясли цивилизованный мир. Во всех газетах были напечатаны фотографии тел младенцев в пеленках, детей постарше, кучи трупов. Убивали даже лошадей, собак и кошек. У женщин отрезали груди, у мужчин — половые органы. На теле некоторых жертв вырезали кресты. У беременных женщин вспарывали животы.

В течение двух недель морская пехота США заняла стратегически важные позиции вблизи аэропорта. В качестве сил по поддержанию мира они выполняли только задачи по оказанию помощи Ливану и наблюдению за выводом иностранных войск.

Моссад и израильская военная разведка начали расследование с целью установить, кто убил Башира. Следы привели к арабу по имени Хабиб Шартуни, 26 лет, вся семья которого входила в состав сирийской народной партии, соперничавшей с фалангистами. Объединив усилия с ливанской разведкой, израильтяне установили, что для взрыва бомбы Шартуни использовал дистанционный электронный детонатор.

«Оператором» Шартуни, то есть офицером, который руководил им, был капитан Насиф. Он убедил молодого Шартуни, что бомба предназначалась для того, чтобы напугать Башира, но не убивать его. Изучив все данные, в том числе полученные от лучших агентов Моссад в Сирии, результаты наблюдения и электронного перехвата, израильтяне были склонны утверждать, что Насиф докладывал об операции непосредственно подполковнику Мохамеду Г анену, руководившему сирийскими разведывательными операциями в Ливане. И что поэтому-де разведки сирийской армии и военно-воздушных сил в общих чертах знали о планируемом покушении, так же как и брат президента Сирии Хафеза Асада Рифаат Асад, возглавлявший силы безопасности.

Израильтяне считали, что президент Асад, державший страну в железных руках, не мог не знать о ходе осуществления такого плана, но доказательств не было. Все разведывательные донесения о причастности к покушению офицеров сирийской разведки строжайшим образом засекречивались.

Кейси читал эти донесения, переданные ему израильской разведкой. Они звучали довольно убедительно. Но, что не менее важно, необходимо было установить, кто выгадывал от смерти Башира. Кто хотел видеть Ливан слабым? Кто больше всего боялся прочных связей между Израилем и Ливаном? Сирия? Однако Кейси в конце концов пришлось согласиться с мнением Белого дома и госдепартамента о том, что публиковать сведения о роли Сирии во всем этом деле не следует.

Начальник израильской военной разведки генерал-майор Сагуй знал, что любая попытка США использовать сведения о причастности Сирии обернется против них. Сагуй давно уже скептически относился к отношениям между его страной и фалангистами Жмайеля и понимал, что сейчас Ливан — это груз для США, что администрации придется иметь дело с Сирией, чтобы найти хоть какое-то решение проблемы Ливана. Обвинения в адрес Сирии могут принести пропагандистскую выгоду, но повредят возможному сотрудничеству с ней.

Итак, Кейси получил на шею еще одну неудачу разведки. Связь ЦРУ с Баширом, решение о ее прекращении, просьба Башира о помощи, решение администрации предоставить ее и сразу же после этого его убийство — все это представляло большую кашу. Но эта каша имела высокий гриф секретности. Она так и осталась секретом.

11

За восемнадцать месяцев на посту директора центральной разведки Кейси, по сути дела, получил техническое образование, особенно в области сверхсекретных космических систем, то есть спутников, используемых для фотографирования и сбора проходящих по различным каналам связи сигналов в разведывательных целях. Он познал высокое искусство техники и отстаивал самые лучшие модели, даже если они были и самыми дорогостоящими. Хотя идея о первостепенном значении технической разведки и не захватила его целиком и полностью, он убедился, что она давала основные фрагменты мозаичной картины.

На фотографиях, полученных со спутников, его люди могли сосчитать советские танки. Путем изобретательного применения приемов увеличения — двух- или трехфазной обработки или улучшения качества первоначального снимка — они могли определить, находится ли танк в рабочем состоянии. Система раннего предупреждения могла, как правило, обнаружить любые передвижения советских вооруженных сил или признаки осуществления крупных программ в области вооружения. Спутники могли не засечь плотно закрытых научно-исследовательских объектов в Советском Союзе с небольшим количеством занятых там людей и расположенных вдали от населенных пунктов или военных баз, но это было почти все, чего они не улавливали.

Кейси стоял на пороге осуществления одного из самых секретных и важных научно-исследовательских разведывательных проектов США по развитию космических систем. Его расценивали как крупнейшее техническое достижение 80-х гг. в области шпионажа.

На новой космической системе (первоначальное кодовое название «Индиго», нынешнее — «Лакросс») использовался самый современный радар со способностью «видеть» в любую погоду, днем и ночью. Используя радарное изображение, то есть преобразованные и увеличенные сигналы радара, компьютеры могут создать эквивалент фотоснимка. Облака и темнота перестанут быть препятствиями. Существует предположение, что со временем будущая система сможет «видеть» через стены зданий.

«Лакросс» стоил более миллиарда долларов — головокружительная сумма: даже если вся она будет с пользой истрачена. Однако уже на стадии разработки обнаружились и большие перерасходы и возникли многочисленные проблемы. Главным подрядчиком являлась корпорация «Мартин Мариэтта», а компания «Дженерал электрик» изготовляла наземное оборудование по обработке сигналов после их поступления на приемную установку.

Чтобы поддержать жизнеспособность проекта «Лакросс», в 1983 г. требовалось 200 миллионов долларов. Корпорация «Мартин Мариэтта» нуждалась в деньгах немедленно: приближался критический срок, когда «либо плати еще, либо бросай». Кейси называл такие дорогостоящие проекты «одиночками», потому что только один из них был осуществим. Те из его критиков, которые думали, что Кейси — это только тайные акции, ошибались. Необходимые сейчас 200 миллионов долларов равнялись бюджету всех тайных операций, и вот директор, как усердный муравей, собирал эту сумму только для предварительных расходов на систему спутников, которая, как надеялся Кейси, никогда не станет предметом публичных дискуссий. Дело весьма секретное, а во время таких дебатов, как он считал, часто теряется чувство меры.

Хотя Советы тоже умели получать изображение от радара, однако у них не было таких мощных компьютеров и утонченных методов обработки, чтобы получать высококачественные изображения с высокой разрешающей способностью. «Лакросс» может дать Соединенным Штатам значительное преимущество.

Кейси просветили также по истории развития американских спутниковых систем. Собственно, вся история укладывалась в двенадцать лет, отмеченных выдающимися успехами в этой области, начиная с запуска в 1971 г. первого спутника «Биг берд» («Большая птица»). Гигантский спутник-шпион, около 55 футов в поперечнике, делал превосходные снимки. Но пленки приходилось катапультировать с борта спутника, возвращать на землю и после этого проявлять. Советы, конечно, засекали момент катапультирования и таким образом устанавливали, что имеют дело со шпионским фотоспутником. Для защиты отснятых пленок от различных видов облучения в космосе при их возвращении они помещались в золотые контейнеры. Штабеля этих изготовленных из чистого золота контейнеров в помещении для их хранения являлись символом стоимости этой программы.

В декабре 1976 г., накануне вступления Картера на пост президента, состоялся запуск первого спутника серии КН-11. Это стало большим успехом 70-х гг., так как КН-11 позволял делать привязанные по времени снимки и посылать их на землю в виде телефотосигналов. Получение фотоснимков территории Советского Союза или советских танков почти совпадало с временем фотографирования, давая ЦРУ и Пентагону детальную картину того, что происходило внизу именно в этот момент.

Спутник серии КН-11 не катапультировал пленки, фотоснимки передавались на землю с помощью радиоволн. Поскольку КН-11 имел также оборудование по перехвату каналов связи и радиосигналов, Советы не подозревали, что проходящий над ними спутник производит фотосъемку. При прохождении спутника они не маскировали военные установки и оборудование, в том числе и пусковые шахты ракет, в них даже не закрывались люки. Неосведомленность Советов о назначении спутников КН-11 давала США большое преимущество.

Однако великая тайна КН-11 сохранялась лишь что-то около года. Уильям Кэмпайлс, мелкий служащий центра ЦРУ по наблюдению за с путникам и шпионами, рассердившись на что-то, продал Советам за 3 тысячи долларов копию совершенно секретного руководства к КН-11. ЦРУ почувствовало неладное, когда в СССР при пролете спутника этой серии стали закрывать люки пусковых шахт. Кэмпайлс вскоре был арестован, обвинен в шпионаже и приговорен к 40 годам тюремного заключения, но нанесенного им ущерба это не восполнило.

Кейси усматривал в проекте «Лакросс» один отрицательный момент. Эта система и те, которые должны последовать за ней, предназначались для проверки выполнения будущего соглашения о контроле над вооружениями, если таковое будет когда-либо заключено. Кейси вообще не выступал против контроля над вооружениями в целом, но считал, что значение сокращения ядерного оружия является чисто символическим. Допустим, что этого оружия будет на треть или наполовину меньше. Оставшегося все равно хватит, чтобы уничтожить весь мир. Советский Союз является державой мирового масштаба благодаря своей колоссальной военной машине, а не экономическому, культурному или предпринимательскому развитию. Только военная мощь возвела его в статус сверхдержавы. Кейси был уверен, что Советы никогда не откажутся от того, что обеспечило им место под солнцем.

Но это не причина для свертывания проекта «Лакросс». Кейси решил протолкнуть статью о выделении 200 миллионов долларов для «Лакросса» в бюджет, представленный конгрессу.

Председатель комитета палаты представителей по разведке Боланд выступил против проекта «Лакросс». Перерасходы и проблемы представляли, по-видимому, непреодолимые препятствия, а тут еще управление аэрокосмической разведки, которое ведало системами спутников, наврало насчет стоимости проекта.

В этой связи вопрос приобретал для Боланда моральное значение.

Эти спутники, а также так называемые «черные» проекты ЦРУ, АНБ и других разведывательных служб были запрятаны в бюджете министерства обороны, сократить который считал необходимым демократ Боланд. Министерство обороны, в свою очередь, проявляло озабоченность по поводу того, что проект «Лакросс» отнимает деньги у военного ведомства. В результате палата представителей конгресса урезала ассигнования по секретному разделу бюджета Пентагона на 1983 г.

В то же время сенатский комитет по разведке под руководством Голдуотера оставил в силе запрос Кейси на 200 миллионов долларов для «Лакросса». Поэтому были назначены переговоры Боланда и его заместителя Кена Робинсона с Голдуотером и Мойнихэном.

Голдуотер ревностно относился к проекту «Лакросс». Он произнес целую речь. Самолеты-шпионы — знаменитый У-2 и менее знаменитый СР-71 (СР означало «стратегическая рекогносцировка») — тоже сталкивались с перерасходами и разного рода проблемами, но посмотрите, какое совершенно новое измерение они придали процессу сбора разведывательной информации. Как может кто-либо произвести точный расчет в жизненно важной войне разведок в небесах? Эти вопросы затрагивают самую сущность ответственности конгресса перед страной. Задача не в том, чтобы сделать достаточно, а в том, чтобы не отстать. Именно этого хотят президент и Кейси. Передача радарных изображений уже применялась во время маневров в Германии на границе между Востоком и Западом, где привязанные по времени снимки передавались с самолетов на наземные станции. «Лакросс» еще несовершенен, но обещает очень многое.

Исполненным решимости голосом Голдуотер высказал свое мнение: «Мы это сделаем любой ценой». Он сделал паузу и добавил: «И это может помочь предотвратить войну».

Боланд все еще оставался при своем мнении, но его сопротивление ослабло. Ладно, сказал Голдуотер, раз они не могут устранить разногласия, он подключит комитет по делам вооруженных сил. В сенате комитет Голдуотера делил полномочия по вопросам разведки с комитетом по делам вооруженных сил, в том числе по проблемам бюджета. В палате представителей комитет Боланда пользовался гораздо большей автономией. Голдуотер заметил, что, по его сведениям, сенатский комитет по делам вооруженных сил под председательством Джона Тауэра, республиканца из Техаса, заседает в данный момент на этом же этаже. Он убежден, что Тауэр поддержит проект «Лакросс». Сказав это, он встал и похромал по коридору с намерением передать спорный вопрос и, очевидно, свои полномочия по его решению в руки Тауэра.

Боланд понимал, что он не сможет устоять перед всем сенатом. Комитеты конгресса по делам вооруженных сил пользовались большими полномочиями, поскольку они имели дело с военным бюджетом на сумму более 200 миллиардов долларов, и если председатель хотел провести проект в 200 миллионов долларов, отказа он обычно не встречал. Ведь это составляло одну тысячную долю от всего бюджета — семечки.

Боланд взволновался, когда Г олдуотер начал свое медленное шествование по коридору. Он подбежал к своему соратнику по партии Мойнихэну.

— Ну, что будем делать, — спросил Боланд. Он не любил разногласий между демократами по подобным вопросам. Голдуотеру еще далеко идти, а у него болит бедро. Кроме того, ясно, что будет лучше, если два комитета по разведке сами решат вопрос.

— Я снимаю свои возражения, — отрывисто сказал Боланд. — Верните Голдуотера!

Сотрудник секретариата побежал за Голдуотером с известием: «Они отступили». Тактический маневр удался. Теперь Голдуотер мог быть уверен в осуществлении одной из важнейших разведывательных программ. Он улыбнулся и поковылял обратно. Вернувшись, он согласился с оговоркой, что если и дальше будут иметь место перерасходы, то «сеть питания» будет отключена.

Когда эта весть дошла до корпорации «Мартин Мариэтта», ее встретили с ликованием. Поскольку вопросы наземного обслуживания стали известны, было решено осуществить запуск «Лакросса» с помощью последнего достижения Национального агентства по аэронавтике и использованию космоса (НАСА) — корабля многоразового использования типа «Шаттл» — непосредственно в космическое пространство.

На повестке дня стоял, однако, вопрос, по которому Боланд не собирался отступать: тайная операция в Никарагуа. Она не нравилась Боланду, как и его другу, спикеру палаты представителей О'Нилу, который к тому же в своих оппозиционных устремлениях стоял на миссионерских принципах. Тетка О'Нила, скончавшаяся в прошлом году в возрасте 91 года, была монахиней ордена «Мэриноул». Этот миссионерский орден имел большое, почти мистическое влияние на О'Нила. После смерти тетки О'Нил переписывался с еще одной монахиней того же ордена, которая находилась с миссией в Никарагуа. В письмах она обрисовывала жизнь в этой стране, терзаемой гражданской войной, а войну эту поощряло, поддерживало и скрытно ею руководило ЦРУ. Как считал О'Нил, политика — это мир зыбучих песков, нарушений верности и разрушения ценностей, а вот монахини и священники говорили правду.

— Я верю каждому их слову, — сказал он своему помощнику после двухчасовой беседы со знакомой монахиней, вернувшейся из Никарагуа. Он говорил с горячей убежденностью. Тайная война оживляла воспоминания о «безобразном американце», о прежних манипуляциях ЦРУ. О'Нил вспомнил «Юнайтед фрут компани», американский фруктовый концерн, который ввел в употребление название «банановая республика». Тайная поддержка «контрас» отбрасывала США в прежние времена колониальной эксплуатации.

Боланд мог бы согласиться с такой целью администрации, как стремление остановить экспорт никарагуанской революции в Сальвадор, но, как становится ясным, ЦРУ содержит базы в Гондурасе, с которых «контрас» совершают вылазки в Никарагуа, применяя тактику «ударить и убежать». Его комитет, состоящий из девяти демократов и пяти республиканцев, тщательно отобранных О'Нилом и Боландом, представлял собой стратегический центр палаты представителей. Любая акция этого комитета почти наверняка получит поддержку всей палаты. Боланд хотел полностью запретить финансирование никарагуанской операции, и комитет по разведке поддерживал своего председателя. Голдуотер искал какую-то золотую середину между полным финансированием и категорической линией Боланда. В августе 1982 г. на совместном заседании палаты представителей и сената была принята формулировка, запрещавшая ЦРУ и министерству обороны предоставлять военное снаряжение и центры подготовки, а также оказывать поддержку любому движению «с целью свержения правительства Никарагуа».

Формулировка была утверждена сенатом и палатой представителей по отдельности как секретная поправка к закону о разведывательных полномочиях.

Но 1 ноября 1982 г. Боланд прочитал статью в журнале «Ньюс-уик» под заголовком «Секретная война Америки, цель — Никарагуа». В статье говорилось, что тайная операция переросла в «крупномасштабный план по подрыву сандинистского правительства». Кейси, выступая в комитете Боланда, утверждал, что главной целью операции по-прежнему остается пресечение поставок оружия из Никарагуа в Сальвадор. Уже достигнуты большие успехи, сказал он. Силы «контрас» возросли до 4 тысяч человек. Это в восемь раз больше, чем намечавшиеся год тому назад 500 человек. Такой рост, как заверял Кейси, объясняется широко распространенной ненавистью к сандинистам. Центральная Америка не хочет коммунизма, и указанный рост рядов «контрас» является ярким соизмеримым проявлением этих чувств.

Боланд рассердился. Где-то по дороге из Белого дома в Лэнгли и далее через идеологическую призму Кейси к специалистам по тайным операциям, а от них в резидентуры ЦРУ в Центральной Америке и, наконец, в руки лидеров и рядовых «контрас» утвержденная президентом операция и связанные с ней полномочия претерпевали существенные изменения. Боланд решил выступить публично. 8 декабря 1982 г. он зачитал в палате представителей конгресса свою формулировку, запрещающую использовать фонды с целью свержения никарагуанского правительства. Ее сразу же окрестили «поправка Боланда». Наименее секретная подрывная акция официально стала достоянием общественности. Формулировка была принята единогласно в качестве поправки к закону о разведывательных полномочиях.

Мойнихэн также испытывал все большее беспокойство. Клэридж становился ощутимой частью всей проблемы. Он пришел в сенатский комитет по разведке на секретный брифинг, развесил перед сенаторами карту Никарагуа и изложил им план раскола этой страны на две части — восточную и западную, как Манхэттен в Нью-Йорке или, что точнее, как Бейрут. По словам Клэриджа, поддерживаемые ЦРУ «контрас» займут восточную часть, а сандинистам оставят западную часть вместе со столицей Манагуа. Мойнихэн подумал, что это сумасшествие. В ЦРУ этой операцией занимались только 50 человек. Раскол страны — это же крупная военная мера, требующая большого искусства.

Голдуотер наклонился к Мойнихэну и сказал с сарказмом:

— Очень похоже на войну!

Мойнихэн кивнул. Но что они могли сделать? Все было совершенно секретно.

8 последующие недели Мойнихэн больше ничего не слышал по этому вопросу. По-видимому, план Клэриджа никуда не пошел, но Мойнихэн потерял доверие ко всем. Клэридж говорил то, что думал Кейси, а Кейси думал так, как ему скажет администрация. Операция становилась бедствием.

9 декабря, через день после единогласного принятия предложения Боланда палатой представителей, Кейси явился в сенатский комитет по разведке и начал утверждать, что главной целью операции по-прежнему является пресечение поставок оружия. Но, добавил он, ЦРУ рассчитывает также на возможность «потревожить» никарагуанское правительство и оказать на него давление, чтобы оно не стало «более демократичным» и ввело в свой состав несколько представителей умеренных.

Как считал Мойнихэн, возникает вопрос политической грамотности. «Если вы говорите, — обратился он к Кейси, — что эти люди, сандинисты, именно такие люди, как вы их характеризуете, а я должен верить вам, то они не станут более демократичными… Вы можете свергнуть их или оставить их в покое, но найти какую-то золотую середину нельзя». Кроме того, Мойнихэн поинтересовался, как можно вообще провести четкую линию между «потревожить» и «свергнуть»? Для сандинистов, наверно, нет разницы между этими понятиями, они воспринимают все это просто как крайне враждебные действия.

Его целью, ответил Кейси, является остановить распространение коммунизма и заставить никарагуанское правительство заплатить высокую цену за избранный им путь. ЦРУ хочет держать правительство Никарагуа в «состоянии неуравновешенности», пояснил он.

Эти слова повисли в воздухе.

По мнению Мойнихэна, администрация стремится взять курс, который был бы по меньшей мере на один градус жестче, чем резкая дипломатическая нота. «Ну, а как обстоят дела с самими «контрас»? — спросил Мойнихэн. — Они же воюют за то, чтобы свергнуть правительство и самим взять власть. Они не будут и не могут воевать только за то, чтобы пресечь поставки оружия. Никто этого делать не будет».

Его вопросы остались без ответа. Кейси лишь повторил, что ЦРУ приходится работать с теми, кто оказался под рукой. ЦРУ поддерживает «контрас», но оно не участвовало в их создании.

Мойнихэн испытывал чувство большой тревоги. Администрация и конгресс поддерживали операцию, которая не срабатывает и ведет к катастрофе. Он направил Кейси письмо с подтверждением, что сенатский комитет по разведке одобрил «поправку Боланда». Зная способности Кейси к юридическим уловкам, Мойнихэн писал, что, как он ожидает, ЦРУ будет придерживаться буквы и духа упомянутой формулировки. Мойнихэн внес предложение Боланда в сенат, и оно было принято.

Реакция Кейси оказалась простой: новая формулировка не запрещает ничего из того, что они уже делают. Он сообщил Белому дому, что с его стороны никаких проблем в связи с предложением Боланда нет. 21 декабря 1982 г. Рейган подписал эту поправку, и она приобрела силу закона.

Главный юрисконсульт ЦРУ Стэн Споркин созвал в Лэнгли лучших адвокатов ведомства. Хотя наступали рождественские каникулы, Споркин сказал, что им надо немедленно выступить с каким-то предложением.

— Эта поправка еще вернется к нам и будет кусать нас так, как еще не случалось в нашей практике, — сказал он. — Конгресс постарается под предлогом наблюдения за соблюдением поправки Боланда проникнуть в самое нутро ЦРУ. Это что-то вроде «троянского коня». Они будут следить, выискивать нарушения, — пояснил он.

Споркин хотел услышать соображения насчет выполнения поправки, ставшей законом.

Присутствовавшие адвокаты возразили, что этот закон не обязывает ЦРУ что-то выполнять, а от чего-то отказаться, оно просто должно проследить, чтобы его действия не использовались с целью свержения сандинистов. «Те же самые действия можно предпринимать в других целях», — сказал один из юристов.

Надо шире смотреть на обязанности юрисконсультов в ведомстве, подчеркнул Споркин. Их задачей является предотвращать проблемы, а не просто реагировать на их последствия.

В результате Споркин составил для Кейси довольно жесткий список того, что можно и что нельзя, предназначенный для рассылки в резидентуры. В этом же документе говорилось, что никарагуанская операция не направлена на «свержение правительства» и что нельзя применять или поддерживать, прямо или косвенно, любые средства, обычно применяемые с целью переворота, особенно покушения. Правда, покушения были уже запрещены правительственным декретом, но не помешает еще раз напомнить об этом.

— Стэн, ты не умеешь писать, — сказал Кейси, прочитав бумагу. Он сделал формулировки еще более жесткими.

— Ничего, переживут, — добавил он.

Начальник оперативного управления Джон Стэйн сказал, что составление списка запретов — блестящая идея, он отлично прикрывает их всех. Кейси распорядился отправить весь документ в виде телеграммы в резидентуру в Гондурасе, которая осуществляла контроль над операцией и лагерями «контрас». Телеграмма на нескольких страницах добросовестно и почти буквально повторяла текст поправки Боланда: ничего нельзя делать, в том числе поставлять снаряжение, обеспечивать подготовку, оказывать поддержку, проводить встречи и беседы с целью свержения правительства Никарагуа. С лидерами или рядовыми «контрас», ведущими разговоры об использовании помощи ЦРУ для этой цели, связь прекратить.

Чтобы подчеркнуть серьезность намерений администрации пресечь поставки оружия, Рейган подписал отдельную секретную директиву по Гватемале, которая имела 100-мильную общую границу с Сальвадором. Эта директива предписывала сбор информации и организацию контроля на границе для обнаружения провоза оружия. Согласно донесениям, оружие провозилось в грузовиках, якобы груженных фруктами. Грузы были увязаны и не поддавались досмотру. Потребовалось построить контрольные пункты со сложным оборудованием, которое подавало сигнал, если на проезжавшем через границу грузовике находилось большое количество металла. Для обслуживания этих пунктов были обучены около 60 человек. Удалось обнаружить оружие на нескольких грузовиках, но затем пошли слухи об этих контрольных пунктах, и проверки потеряли смысл. Затраты на устройство контрольных пунктов составили более миллиона долларов.

Перехваты Агентства национальной безопасности не дали достаточных доказательств, необходимых Кейси, чтобы продемонстрировать роль Никарагуа в поддержке сальвадорских мятежников оружием. Эти повстанцы весьма искусно использовали радиосвязь, их передачи были короткими, шифр применялся только один раз, и вообще они пользовались эфиром в случае крайней необходимости, а в основном и дисциплинированно соблюдали полное молчание. Очевидно, они использовали телефонную связь, перехват которой требовал подключения к проводам. Повстанцы обеспечивали безопасность связи лучше, чем сальвадорские военные. Иногда они применяли курьеров и гонцов. За всем этим, очевидно, стояли кубинские, а возможно, и советские специалисты, как считал Кейси. Во всяком случае, ему не хватало убедительных доказательств для того, чтобы добиться полной поддержки никарагуанской операции со стороны конгресса и общественности.

— Самое трудное на свете — это доказать совершенно очевидные вещи, — часто говорил он, но это ему не помогало, и даже в его собственном ведомстве многие сомневались, что такие доказательства существуют, по крайней мере, в таком объеме, который позволил бы оправдать тайную акцию против Никарагуа.

Сенатор Лихи решил отправиться в Центральную Америку, чтобы получить информацию из первых рук. Агрессивному сенатору из комитета по разведке очень хотелось собственными глазами посмотреть на войну, которую ведет Кейси. Сопровождать его он попросил шефа административного персонала своего комитета Симмонса. Тот специально встретился с заместителем директора центральной разведки Макмагоном, чтобы разъяснить ему, что эта поездка — не пикник. Они намеревались подробно побеседовать с резидентами ЦРУ в четырех странах: в Гондурасе, откуда осуществлялось руководство операцией; в Сальвадоре, где существовала угроза со стороны левых мятежников; в Гватемале, где ЦРУ действовало в соответствии с отдельной директивой в целях пресечения поставок оружия; в Панаме, где ЦРУ содержало сверхсекретный центр обучения «контрас».

В группу кроме Лихи, Симмонса и трех его сотрудников вошли офицер из министерства обороны и сотрудник ЦРУ из Лэнгли для связи. Последний был включен по просьбе Кейси, и он лично отобрал опытного сотрудника по имени Бертон Хатчингс, который лично знал резидента в Панаме. Коллеги Хатчингса в шутку называли его «глаза и уши Лэнгли».

Основываясь на разъяснениях и наставлениях ЦРУ, Лихи составил общее представление о том, что его ждет: «контрас» объединены в небольшие подразделения; они не должны захватывать и удерживать никарагуанскую территорию; они обязаны не допускать жестокого обращения с населением Никарагуа; военные преступники бывшего сомосовского режима не допускаются к руководству движением и его отрядами; сотрудники ЦРУ не принимают участия в боевых операциях.

После посещения контрольного пункта в Гватемале группа прибыла в столицу Гондураса Тегусигальпу и остановилась на роскошной вилле посла. Лихи понравился резидент ЦРУ, серьезный и знающий человек.

ЦРУ создало в Тегусигальпе специальный центр для руководства операциями «контрас», расположенный в хорошо защищенном доме.

Начальником центра был бывший подполковник специальных частей армии США по имени Рэй Доути. Со штаб-квартирой ЦРУ его связывала прямая радиолиния с особой частотой и крайне запутанным кодом. Хотя Доути подчинялся резиденту, сам центр являлся независимым каналом по руководству всей никарагуанской операцией.

Во время встречи с ним Доути сказал, что лагеря по обучению «контрас» в Гондурасе — это самое лучшее, что он когда-либо видел. Во время вьетнамской войны он руководил аналогичным центром ЦРУ в Лаосе. По словам Доути, из семи боевых подразделений «контрас» пять находились сейчас в Никарагуа. Он развернул карту, показывавшую зону действий этих подразделений и маршрут их продвижения к югу этой страны. Где-то на этом маршруте пять подразделений должны соединиться с отрядами «контрас», выступившими с территории Коста-Рики и движущимися с юга на север.

— Минуту, минуту, — прервал его Лихи. Маршрут продвижения двух группировок протяженностью более 200 миль разрезал Никарагуа на две части — восточную и западную. Это очень напоминало план Клэриджа по расколу страны.

— Это похоже на то, что вы хотите свергнуть сандинистов, — сказал Лихи.

— Нет, — ответил Доути, — это не так.

Он знал, что конгресс запретил расходовать деньги с целью изгнания правительства Никарагуа. Телеграмма Кейси висела у них на доске объявлений.

— Ну, а к чему же приведет ваш план, если он будет осуществлен? — спросил Лихи.

— Он перережет пути между восточной частью страны и Манагуа, которая находится у западного побережья, — сказал Доути. — К восточному побережью Карибского моря прибывает по морю оружие из Кубы и Советского Союза. Если дальнейший путь по суше будет перерезан, то им придется идти через Панамский канал в Тихий океан, к западному побережью. Таким образом, поток оружия будет пресечен.

— Подождите, — сказал Лихи, — а как сандинисты отнесутся к расколу их страны на две части и как будут выглядеть Соединенные Штаты, которые говорят, что они не пытаются свергнуть никарагуанское правительство?

Доути возразил, что поскольку Сальвадор не выходит к Карибскому морю, а только к Тихому океану, то операция преследует единственную цель — пресечение поставок оружия из Кубы в Никарагуа и далее в Сальвадор.

С чисто технической точки зрения Доути, возможно, прав, подумал Лихи, но этим он себя переубедить не позволит.

— Как осуществляется контроль ЦРУ над подразделениями «контрас» во время операции? — спросил Лихи.

— Поскольку ЦРУ снабжает «контрас» средствами связи, то у него есть все частоты и оно может прослушивать радиопередачи, проверяя тем самым, придерживаются ли «контрас» тех планов и инструкций, которые разработаны для них, — разъяснил Доути.

— Ну, а если «контрас» не все говорят по радио?

— На этот случай, — сказал Доути, — мы вербуем людей в подразделениях, и они шпионят для нас.

— И сколько уже завербовано?

— Что-то один или два, — ответил Доути, — но мы только что начали эту работу.

— А как эти шпионы передают свои донесения?

— На личных встречах, — пояснил Доути.

— Они что же, приходят прямо в ваш охраняемый дом, рискуя своей жизнью? Как часто это происходит, раз-два в год?

В американском посольстве сотрудники сообщили ему, что они надеются на какие-нибудь переговоры с благополучным исходом. Пока же они обеспокоены своим положением, той малой войной, в которую они здесь попали, как в западню. Затем Лихи в частном порядке встретился с командующим вооруженными силами Гондураса генералом Густаво Альваресом, который занимался никарагуанской операцией с гондурасской стороны.

— Да что там, — сказал он Лихи, — к рождеству наши солдаты будут в Манагуа.

— Минуту, — возразил Лихи, — но политика США не направлена на совершение переворота.

— Ах, да, — вздохнул Альварес, — а все-таки хорошо было бы это сделать.

Группа вылетела в Панаму. Клэриджа они там не застали, он накануне отправился в инспекционную поездку по резидентурам региона под псевдонимом Дьюи Мароуни.

Беседа Лихи с резидентом была назначена на следующий день, но он, просто из вежливости, сразу же зашел к нему поздороваться и представиться. Сенатор сказал, что он хотел бы получить конкретную информацию о никарагуанской программе, особенно о ее параметрах: продолжительность, затраты, число занятых людей.

— Согласно инструкциям начальника отдела, я не могу ответить на эти вопросы, — сказал резидент, имея в виду Клэриджа.

Лихи и Симмонс удивились и безуспешно попытались связаться с Макмагоном в Вашингтоне.

На следующий день резидент повторил свое заявление насчет данных ему инструкций.

— А я намерен получить ответы на мои вопросы и не уеду, пока это не будет сделано, — сказал Лихи.

Резидент отказался также отправить шифрованную телеграмму Кейси или Макмагону. Лихи пригрозил, что позвонит Макмагону по обычному телефону. Это могло привести к нарушению правил безопасности, особенно если Лихи начнет изливать свое раздражение по незащищенной линии.

К 11 часам вечера Лихи добился отправки телеграммы.

Спустя семь часов, около б утра, в дверь его номера в отеле постучали. Это был Клэридж, одетый в сверхмодные куртку и брюки, сшитые на заказ. Обмена любезностями не последовало, вместо этого включили радио для защиты от возможного подслушивания.

— У вас есть вопросы, сенатор? — спросил Клэридж.

— Я являюсь членом сенатского комитета по разведке, и зона моего надзора не ограничивается Вашингтоном, — официальным тоном сказал Лихи. — Когда я посещаю резидентуры, я ожидаю, что получу ответы на интересующие меня вопросы, а в данном случае меня в этом заверил Макмагон.

Лихи добавил, что в результате этой поездки они должны подготовить статью для прессы, поэтому визит в Панаму не будет официально связан с операцией против Никарагуа.

Клэридж сел на кровать.

— Сильный человек Панамы генерал Мануэль Антонио Норьега, — нехотя начал он, — бывший руководитель панамской военной разведки, в течение какого-то времени снабжал ЦРУ хорошей информацией и вообще облегчал работу в стране. Однако теперь Норьега ведет двойную игру, у него приятельские отношения с кубинцами, что для ЦРУ и плохо, и хорошо, потому что иногда Норьега дает интересную информацию по Кубе. Но какую информацию он дает кубинцам, это, конечно, неизвестно. В общем, весьма рискованная игра. Тем не менее Норьега намерен разрешить ЦРУ создать центр по подготовке «контрас». Однако создание центра и его деятельность должны сохраняться в глубокой тайне. Если что-то о нем просочится, то Норьега получит основание прикрыть все дело.

— А почему надо обучать «контрас» в Панаме, ведь ее отделяют от Сальвадора три страны. Что же тут общего с задачей пресечения поставок оружия?

— «Контрас» готовят здесь для нанесения ударов по Никарагуа с юга, через Коста-Рику, — ответил Клэридж.

Лихи мысленно представил себе картину региона: Коста-Рика удалена от Сальвадора миль на 300. Ясно, что дело не в борьбе с поставкой оружия.

Следующим и конечным пунктом маршрута был Сальвадор, но Агентство национальной безопасности передало в Панаму, что правые экстремисты в Сальвадоре намерены сбить самолет конгресса США. Их целью, очевидно, был сенатор Кристофер Додд, который собирался приблизительно в это же время прилететь в Сальвадор. Симмонс предложил сделать на их самолете надпись: «Не стреляйте, на борту помощник сенатора».

Вернувшись в Вашингтон, Лихи и его помощники из сенатского комитета по разведке подготовили пространный совершенно секретный доклад. Он содержал записи всех бесед, состоявшихся во время поездки. Выводы доклада были недвусмысленными: антиникарагуанская операция почти во всех отношениях превышала те параметры, которые приводились при ее первоначальной характеристике. Не только число участвующих в ней «контрас», которое сейчас достигло 5500 человек, но и все остальные показатели превышали ранее намечавшиеся. Американские военные вели в регионе разведку, обходившуюся в миллионы долларов. По всей Центральной Америке осуществлялись мероприятия по оказанию поддержки, помощи или обучению «контрас». Все страны региона — Гватемала, Коста-Рика, Сальвадор, Гондурас, даже Панама — сколачивались в союз против Никарагуа.

Планом предусматривалось к лету расколоть страну на восточную и западную части путем организации наступления с севера из Гондураса и с юга из Коста-Рики. К рождеству намечалось вступление сил «контрас» в Манагуа. Со всех точек зрения этот план означал войну. Операция полностью отличалась от той, которая преподносилась на брифингах ЦРУ в Вашингтоне. Стало очевидным, что тайная политика часто выходила за рамки провозглашенной или проводимой Соединенными Штатами официальной внешней политики. Региональная война находится на старте.

На очередном заседании сенатского комитета по разведке Лихи попросил 15 минут для краткого изложения доклада.

— А, черт, — пробормотал Г олдуотер, — ну и говорливый же парень.

Помощник госсекретаря по Латинской Америке Эндерс пытался сделать так, чтобы никарагуанская операция вписалась в общую стратегию США в Центральной Америке, а то и спряталась за нее. Он не хотел, чтобы тайная акция приняла угрожающие очертания для общественности, конгресса и даже администрации. По мнению Эндерса, Кейси не представлял собой тип оголтелого сторонника «холодной войны», они успешно работали вместе, используя набор широких общих концепций — демократия, экономическая помощь, скрытые действия (те же самые тайные акции). Эндерс тщательно составил рецепт смеси этих концепций, чтобы не шокировать тех, у кого еще не прошел синдром Вьетнама. Скроенная таким образом, политика администрации была бы приемлемой для конгресса. Но в Белом доме изменилась погода, и главным образом из-за нового советника по национальной безопасности Билла Кларка.

— Слишком мало, слишком поздно, — любил повторять Кларк. По его понятию, политика администрации идет ко дну.

Эндерс утверждал, что все упирается в конгресс. Те в конгрессе, кто полностью против тайных операций, находятся в меньшинстве, те, кто полностью за них, — тоже. Чтобы с толком провести сессию конгресса, надо убедить 10–15 % «середняков». «Единственная возможность добиться таких результатов — это показать, что политика администрации является путем к миру и урегулированию, — утверждал Эндерс. — От переговоров нельзя отказываться. Реализм требует, чтобы политика администрации кроилась с учетом мерок конгресса».

Кларк же говорил, что если «середняки» и демократы столкнутся с общественным мнением в ходе общенациональных дебатов, то они не смогут удержаться в оппозиции. Он мечтал о таких дебатах. Он хотел проучить конгресс, напомнить ему, что президент может обратиться непосредственно к избирателям. А общественное мнение можно мобилизовать.

Почуяв наступающие затруднения, Эндерс изложил свои мысли в меморандуме, где призывал к осуществлению региональной «двухколейной» стратегии. Для Никарагуа это будет означать продолжение тайной поддержки «контрас», но и меры с целью заставить сандинистов начать с ними переговоры. Для Сальвадора — продолжать поддержку правительства Дуарте и одновременно вести дело к переговорам между правительством и левыми мятежниками. Целью должно быть достижение урегулирования на широкой основе, в результате чего из региона можно будет вывести силы Советского Союза, Кубы и Соединенных Штатов.

Кларк получил копию меморандума Эндерса и вскипел. По его мнению, Эндерс пытается увенчать свою карьеру мощным личным успехом на внешнеполитическом поприще, но делает это за счет последовательности политики администрации. Соединенным Штатам ни в коем случае нельзя уходить из Центральной Америки и бросать своих друзей. Кларк расценивал такой шаг как повторение ошибки Картера — говорить одно, а делать другое. Он направил записку Эндерса президенту с припиской, что, по его мнению, Эндерс не разделяет политику администрации.

10 февраля 1983 г. содержание записки Эндерса просочилось в прессу, и Белый дом обвинил его в распространении пораженческих настроений. Как пояснил Кларк, он не только сам не испытывает влечения к переговорам, но и не уверен в том, что Белый дом нуждается в поддержке центристов в конгрессе. Крупная политическая битва может сослужить хорошую службу президенту.

Кейси сказал Эндерсу, что он сохраняет скептическое отношение к идее переговоров в Никарагуа и Сальвадоре, но и не возражает против такой попытки, тем более что это дает администрации и ЦРУ хорошее прикрытие в комитетах конгресса по разведке. А в марте Кейси позвонил Эндерсу.

— Том, — сказал Кейси, — я знаю, что у тебя свои трудности, но дело в том, что в охоте на тебя к Биллу Кларку присоединился еще один из Белого дома. Майк Дивер.

— Спасибо за предупреждение, дружище, — ответил Эндерс, понимая, что Дивер означает Нэнси Рейган.

Кейси слышал, что Дивер называет Эндерса «гарнитур брюк в полоску». Это уже выглядело зловеще.

Кейси не без удовольствия отмечал, что Белый дом готовится пойти в наступление при осуществлении своей политики в Центральной Америке. Фактически Билл Кларк тонко и деликатно вел линию на переориентацию внешней политики.

Одним из главных каналов Кейси, ведущих в Белый дом, являлся составитель речей Рейгана Антони Доулан, лауреат премии Пулитцера 1978 г. за исследовательские репортажи. Кейси привел Доулана в команду Рейгана во время предвыборной кампании 1980 г. Доулан был ярым приверженцем идей консерватизма. После выборов он попал в группу Белого дома по составлению речей. Хотя Джим Бейкер держал его на привязи, Доулан все-таки прорвался на роль свирепого сторожевого пса Рейгана. Между Доуланом и Кейси непрерывным потоком шел обмен записками, идеями и телефонными звонками.

Доулан восхищался тем хладнокровием, с которым Кейси держался за свои консервативные взгляды. Он восхищался реакцией Кейси на любую критику. Кейси никогда не предавался мрачным размышлениям над тем, что о нем писала пресса. Для этого он был слишком занятым человеком. К его счастью, Кейси гораздо больше интересовался окружавшим его миром с его идеями, событиями и задачами, чем самим собой.

Кейси постарался довести таланты Доулана до сведения Кларка. Доулан получил задание подготовить в общем-то рутинную речь, с которой президент собирался выступить на съезде национальной ассоциации евангелических священников. Перерабатывая речь в соответствии с указаниями Рейгана, Доулан подумал, что наконец он подключился даже к подсознательным мыслям президента.

8 марта 1983 г. в 15 часов 04 минуты в городе Орландо, штат Флорида, президент выступил на упомянутом съезде с речью, в которой он назвал Советский Союз «империей зла».

Это вызвало что-то вроде сенсации. Позднее в этом же месяце президент обнародовал свою стратегическую оборонную инициативу, или план «звездных войн», в целях защиты от советских ракет путем развертывания оружия в космосе. Советы заклеймили Рейгана как «лунатика».

В этой атмосфере яростного антикоммунизма Кейси мог существовать и даже процветать. А вот Эндерс нет. Ареной сражения являлась Никарагуа. Рейган, Кларк и Кейси проводили жесткую линию и ставили под сомнение патриотизм каждого, кто хотел продолжать диалог с сандинистами. Эндерс считал правильной ту политику, которая преследовала цель убрать Советы и кубинцев из Никарагуа. Политика же Соединенных Штатов была явно направлена на то, чтобы убрать н сандинистов.

В конце концов, для начала убрали Эндерса. Его направили послом в Испанию. Перед отъездом он устроил несколько прощальных обедов. Кейси присутствовал на всех. Считая, по-видимому, что одного его присутствия было недостаточно, на одном из обедов произнес тост. Он с похвалой говорил об Эндерсе, его работе, выдающейся карьере, о своем продолжительном сотрудничестве с ним. Произношение Кейси оставляло желать лучшего, но он говорил тепло и прочувственно, с явным намерением показать, что он и Эндерс всегда будут друзьями.

Весной 1983 г. беспокойство Макмагона по поводу Кейси, ЦРУ и «контрас» возросло. Рядовой член комитета палаты представителей по разведке республиканец Кен Робинсон однажды набросился на Макмагона в связи с численностью «контрас». Почему 500 человек превратились в 5500? Робинсон, верный сторонник администрации и ЦРУ, почти кричал на Макмагона, который пытался возразить, что комитеты конгресса по разведке получили все разъяснения. Возможно, сказал Макмагон, члены комитета просто забывают, что говорится на брифингах, потому что промежутки между ними часто длятся месяцами. За это время «контрас» вполне могли, скажем, захватить деревню, сотня-другая ее жителей записалась к ним добровольцами. Нельзя же гнать их обратно, это ведь выразители поддержки народа. Правда, Макмагону пришлось признать и проведение Центральным управлением активной работы по вербовке никарагуанской молодежи в ряды «контрас». Конечно, их численность растет. Но Робинсон не удовлетворился этим объяснением. По его реакции следовало, что никарагуанскую операцию ждали еще большие неприятности.

Макмагон присутствовал также на закрытом заседании сенатского комитета по разведке, где нападки сыпались со всех сторон. Подозрительность, даже враждебность проявлялись в отношении каждой названной цифры и вообще задач и целей операции в целом.

Особенно ретиво наскакивал на Макмагона Лихи.

— Да вы же на краю пропасти стоите. Операция выходит из-под контроля и едва ли закончится чем-то хорошим. Никто не будет обвинять Белый дом, госдепартамент или даже Пентагон, — говорил Лихи. — Если все провалится, то будет виновато ЦРУ. Это оно ведет войну против Никарагуа. Не Рейган и даже не Кейси, а ЦРУ ведет эту войну. Рейган, Кейси, Макмагон — все они когда-нибудь уйдут, а Центральное разведывательное управление останется. Комитет по разведке все-таки несет какую-то ответственность за судьбу американских разведывательных учреждений. Как, между прочим, и вы, — закончил Лихи.

Да, он согласен, сказал Макмагон. Операция «контрас» доставляет неприятности Центральному управлению, большие неприятности. Она и конгрессу доставляет неприятности. Макмагон начал горячиться и размахивать руками для пущей убедительности. Он помнит, как в 70-х гг. ЦРУ как загнанного волка травили общественность, пресса, конгресс. Каждый раз, когда ЦРУ выставлялось напоказ как инструмент внешней политики, вся его деятельность ставилась под угрозу.

Не в силах сдержать охватившие его эмоции, Макмагон сказал, что такое отношение к ЦРУ не только обижает его коллег в ведомстве, не только является посторонним вмешательством в их работу по сбору разведывательной информации или руководству операциями, но и разрушает ценность всех мероприятий ЦРУ. Другими словами, под угрозу ставится не что иное, как репутация этого ведомства. Кроме того, они в ЦРУ обязаны выполнять указания президента и директора. Никарагуанская операция осуществляется по их приказу, они поддерживают каждый шаг, предпринимаемый в ходе операции. Так что надо найти выход — как защищать репутацию ЦРУ и в то же время выполнять приказы. Сенаторы — члены комитета по надзору должны понять, что он сознает, насколько велики при этом ставки. Ему, Макмагону, нужна их помощь.

Когда Макмагон закончил, в зале воцарилась глубокая тишина.

По мере расширения секретной войны в Никарагуа ЦРУ начало выбиваться из выделенного для операции «контрас» бюджета. Кейси решил взять часть денег из секретного особого фонда. Этот фонд в размере около 50 миллионов долларов предназначался для чрезвычайных ситуаций или на случай перерыва в сессии конгресса. Когда считалось, что чрезвычайные обстоятельства миновали или конгресс вновь собирался на сессию, утверждались ассигнования на истраченную сумму и особый фонд пополнялся. Несколько миллионов долларов в этом фонде осталось от несостоявшейся операции по оказанию помощи Баширу Жмайелю. Эти деньги Кейси решил направить «контрас». Но произошла задержка в перерасчете и оформлении перечисления, так что все необходимые бумаги поступили в сенатский комитет по разведке с опозданием что-то недель на шесть.

В связи с обостренным восприятием всего, что имело отношение к никарагуанской операции, задержка в рутинном оповещении комитета о перечислении средств вновь вызвала у сенаторов ощущение, что ЦРУ не хочет наладить отношения с комитетом по разведке. Было назначено секретное слушание, на которое вызвали ревизора ЦРУ Дэниеля Чайлдса, бывшего сотрудника административного аппарата этого же комитета. Он заявил на слушании, что несколько миллионов долларов — это мелочь, его мысли заняты более крупными вопросами. Многие сенаторы рассердились, а демократы увидели в этом возможность еще раз потрепать нервы Кейси.

Но сенатор Уоллоп при сверке дат обнаружил, что во время оформления перевода денег Кейси в городе не было. Значит, вина за задержку лежала на Макмагоне. Уоллоп почти не верил в свою удачу. Макмагон, прославленный администратор, блестящий чиновник, не дотрагивался до бумаг на своем столе — служебный проступок первой категории. Коллеги Уоллопа, охотившиеся за скальпом Кейси, обрушились вместо него на Макмагона, который теперь ходил и объяснял свою оплошность каждому из наиболее видных сенаторов. Однако, занимаясь этим, он пришел к выводу, что при всем желании он не смог бы ускорить ход никарагуанской операции. Макмагон и представления не имел, в каких масштабах действуют Кейси и Клэридж — от одного конца Центральной Америки до другого. Его, заместителя директора, просто обходили, иначе это не назовешь. Ситуация становилась нетерпимой.

Макмагон пошел к Кейси с намерением объяснить ему, что он как его заместитель может нормально функционировать, если он «в упряжке». Он не хотел разделить судьбу Инмэна. Кейси долго сидел, вперив взгляд в пространство, а потом со всем согласился. Была разработана новая процедура, все бумаги пошли через Макмагона.

Однако чем больше Макмагон узнавал, тем сильнее становилось его беспокойство. Он предложил попробовать изменить характер операции: может быть, сейчас, когда она фактически перестала быть тайной, ее лучше передать министерству обороны. В конце концов, всем ясно, что это война.

Кейси эта идея не понравилась. Уж если ЦРУ не может справиться с трудными задачами, если приходится переваливать их на военных, то просто смешно выглядят его старания возродить способность ведомства осуществлять полувоенные операции. Эти операции представляют собой суровое испытание. К тому же военные едва ли горят желанием ввязываться в такие операции. И кроме всего прочего, не пристало сверхдержаве прибегать к прямым военном действиям против такой слабой страны, как Никарагуа.

Макмагон горячо убеждал его в целесообразности своего предложения, утверждая, что он исходит из интересов Кейси. Тогда Кейси предложил, чтобы они оба выступили с этой идеей в Совете национальной безопасности. Там они и изложили ее в присутствии Уайнбергера, Кларка и Джорджа Шульца, сменившего в прошлом году Хейга на посту государственного секретаря.

Реакция Уайнбергера свелась к простому, но категоричному заявлению: только через его труп министерство обороны возьмется за такое дело.

Шульц сказал, что тайная акция все-таки не исключает решения проблемы дипломатическим путем, а вмешательство Пентагона делает это невозможным.

Кларк согласился с тем, что лучше всего оставить операцию в руках ЦРУ. Он похвалил действия Кейси, а о Клэридже сказал, что тот творит чудеса. Кларк уже видит на горизонте признаки победы.

Президент вдохновенно произнес: «Билл и ЦРУ делают то, что надо».

Голдуотер поручил юристам сенатского комитета по разведке изучить вопрос о возможности прямого и открытого финансирования никарагуанской операции через министерство обороны. Юристы обнаружили около дюжины законодательных препятствий для этого, и Г олдуотер осознал тщетность этой попытки. Ну, а военная операция министерства обороны означала войну, объявить которую можно только с согласия конгресса. Кто же захочет объявлять войну Никарагуа? Тайная акция имела хотя бы то преимущество, что ее объявлять не надо, хотя само слово «тайная» было чистой фикцией, новым платьем короля. Однако, хотя такие акции не признавались международным правом, многие страны их проводили, так что едва ли кто-либо спросит с Соединенных Штатов за это.

В палате представителей председатель ее комитета по разведке Боланд поинтересовался, нельзя ли построить какой-нибудь забор или ограду, чтобы перекрыть пути поставок оружия из Никарагуа в Сальвадор. Было даже подсчитано, во что обойдется осуществление этой идеи Боланда, и как оказалось, расходы составят от 300 до 500 миллионов долларов. Идею быстро похоронили.

Кейси сообщил Макмагону оценку президента деятельности ЦРУ по осуществлению никарагуанской операции, и тот молча принял ее к сведению. Итак, операция оставалась за Центральным управлением. Теперь, в соответствии с правилами лояльности, Макмагон должен был безоговорочно поддерживать Кейси.

* * *

Однако в скором времени Макмагон лоб в лоб столкнулся с еще одной потенциальной тайной акцией. В ЦРУ обратились беженцы из крохотной страны Суринам, бывшей голландской колонии на северном побережье Южной Америки, как раз над Бразилией. Они просили поддержки. Хотели же эти беженцы-голландцы ни много ни мало как свергнуть диктаторский режим подполковника Деси Бутерса. По их словам, этот Бутерс был прокоммунистически настроен и жестоко расправлялся со своими политическими противниками, некоторыми журналистами и профсоюзными деятелями.

Кейси эта идея захватила. Бутерс представлялся ему просто левацким баламутом, а беженцы-голландцы внушали доверие. Однако Кейси и Макмагон пришли к выводу, что необходима независимая, беспристрастная оценка. Оперативное управление подготовило проект директивы о проведении ограниченной тайной акции с целью определить, имеет ли смысл поддержка беженцев со стороны ЦРУ, есть ли у них шансы свалить Бутерса.

Для основной операции по свержению Бутерса или снабжению беженцев оружием потребуется отдельная директива. Рейган подписал директиву по изучению возможности проведения основной операции. Были выделены несколько сот тысяч долларов, на которые ЦРУ сформировало и направило в Суринам группу сотрудников для сбора информации.

С сообщением по этому вопросу на брифинге в сенатском комитете по разведке выступил Макмагон. В ответ на его выступление присутствующие сенаторы почти хором воскликнули: «Да вы что, шутите?» Несколько сенаторов сразу же бросились в атаку. Почем> администрация считает нужным рассматривать вопрос о перевороте в такой незначительной стране? Народ Суринама — это люди с мягким от природы характером и примитивным уровнем развития, вроде жителей Таити. Все население составляет около 350 тысяч человек, это небольшой город в США. Особенно рассвирепел Голдуотер, заявив, что это самая идиотская идея, с которой он когда-либо сталкивался.

Макмагон ответил, что правительство Бутерса ведет переговоры с кубинцами и с правительством Гренады, небольшого острова в Карибском море, где у власти тоже находились левые силы. ЦРУ установило связи с группой голландских беженцев из Суринама, которые могут проделать всю работу.

Его спросили: было когда-нибудь, чтобы успешно закончился поддержанный США переворот, вроде намечаемого?

Макмагон вспомнил переворот в Гватемале в 1954 г. с участием ЦРУ. Он пояснил, что настоящая директива предусматривает только изучение возможности проведения подобной акции в Суринаме, а для дальнейших действий потребуется другая директива, о чем комитет будет поставлен в известность.

Но это не помогло. Комитет решил направить президенту письмо с выражением протеста против тайной акции в Суринаме.

Голдуотер направил Рейгану личное послание, в котором фактически спрашивал: «Неужели вам это надо?»

В комитете палаты представителей по разведке также обнаружилась мощная оппозиция, причем со стороны обеих партий. Когда из Суринама вернулась группа сотрудников ЦРУ, она смогла представить лишь скудную информацию и доклад с выводом, что переворот едва ли возможен.

Вопрос был снят с повестки дня. Однако Макмагона потрясла вся эта комедийная история. Он еще раз дал себе зарок удерживать ЦРУ подальше от подобных «шуток».

12

Кейси собирался провести никарагуанскую операцию через контролируемую демократической партией палату представителей конгресса. Для этого требовалось заполучить голоса консервативных демократов с юга и запада США. Одним из них был Дэйв Мак-керди, 33-летний конгрессмен от демократической партии из штата Оклахома, который недавно стал членом комитета палаты по разведке. Твердый сторонник нынешней администрации, Маккерди, как предполагалось, был готов поддерживать всю внешнеполитическую и оборонную программу Рейгана. В частном разговоре Кейси сказал ему, что ЦРУ «сделает все необходимое» для оказания влияния на сандинистское правительство. Однако у Маккерди осталось чувство какой-то неопределенности от беседы с Кейси. Во время слушания в комитете Маккерди спросил Кейси, сколько сандинисты расходуют на строительство школ, дорог, больниц в Никарагуа.

— Не знаю, — огрызнулся Кейсн.

От этого резкого ответа в зале комитета на самом верхнем этаже Капитолия повис какой-то дух напряженности, нетерпимости. В этом небольшом зале конгрессмены располагались за столом в форме подковы, на краю которой сидел Кейси. Он дал понять, что находит слушание скучным, а вопросы Маккерди неумными и неуместными.

Маккерди спросил, означает ли ответ незнание самого Кейсн или отсутствие таких сведений в ЦРУ.

— Какой смысл вашего вопроса, конгрессмен? — осведомился Кейси.

— Я вырос в сельскохозяйственном штате, — сказал Маккерди, — и вы должны знать, почему мы в Оклахоме в основном принадлежим к демократической партии.

Далее он рассказал о том, как «новый курс» президента Франклина Рузвельта и программа электрификации сельских районов вывели фермеров Оклахомы в XX век. Отсюда и его вопрос, пояснил Маккерди. Делают ли сандинисты что-либо подобное, чем они привлекают народ на свою сторону?

До Кейси дошел смысл вопроса, и он несколько смягчился. Католическая церковь выступает против сандинистов, подчеркнул он. Если бы в Никарагуа состоялись подлинно свободные выборы, то сандинисты не смогли бы победить.

Маккерди пожелал узнать, как обстоят дела с «контрас», поддерживаемыми США. Что они несут народу страны, на чем основывают свою борьбу за сердца и умы простых людей? Вот, они зачем-то взрывают мосты. Взорвано зернохранилище, совершено нападение на ранчо, на электростанцию. ЦРУ утверждает, что электростанция — это военная цель, а оказывается, только 10 % производимой электроэнергии потребляется вооруженными силами, все остальное идет на гражданские цели. Но тогда взрыв электростанции — это что-то совсем противоположное программе электрификации. Это разрушение, а не строительство.

5 апреля 1983 г., в первый день после пасхальных каникул, Мой-нихэн и Лихи выступили в сенате конгресса с выражением озабоченности по поводу никарагуанской операции. Мойнихэн говорил о «кризисе доверия» между конгрессом и разведывательными службами. Про себя Мойнихэн считал, что военный и, если называть вещи своими именами, террористический нажим на Никарагуа — это действия, которые никак не могут привести к большей демократии в этой стране. Ведь какова реакция сандинистов? Приостановлено действие гражданских свобод, введена жесткая цензура для прессы, в стране создан аппарат полицейского государства.

Через неделю Голдуотер пригласил Кейси, Макмагона и Споркина на закрытое заседание сенатского комитета по разведке. На нем они хором утверждали, что никарагуанская операция является законной и утвержденной, что ее поддерживают президент, госдепартамент и руководящий состав ЦРУ. После заседания комитета Голдуотер выступил перед полным составом сената со страстной зашитой ЦРУ, заявив, что, как он уверен, они получали полную и своевременную информацию.

Прямо намекая на Мойнихэна, Г олдуотер сказал:

— Эти разговоры о кризисе доверия отбрасывают нас назад, к риторике 70-х гг., когда комитеты Чёрча и Пайка выползли в заголовки газет на спинах разведывательных служб.

Он подчеркнул, что сандинисты создали самую большую армию в Центральной Америке, по меньшей мере 40 тысяч человек вместе с резервистами.

— Неужели мои коллеги всерьез считают, что несколько тысяч борцов за свободу могут поставить на колени эту марксистскую военную машину? — патетически воскликнул Голдуотер. — Да, тайная акция — рискованное дело, и вот тех, кто призван ее осуществлять, мы оставляем наедине с их ношей. Это просто несправедливо, это трусость, которая выводит меня из себя, — горячился сенатор.

Подчеркнув роль сената и его полную осведомленность относительно операции, Голдуотер сказал:

— Нам всем необходимо повернуться лицом к нашей собственной ответственности в таких вопросах, осознать нашу причастность к их решению, а не убегать из кухни, когда там становится жарко. Если сенату что-либо не нравится, то у него есть средство — это мощь кошелька. Коль скоро ассигнования тратятся на действия, которые мы не поддерживаем, то давайте урежем эти ассигнования.

* * *

В ту зиму много хлопот Кейси доставлял Ливан. После убийства Башира Жмайеля влияние ЦРУ и объем получаемой в этой стране информации пошли на убыль. Брат Башира Амин был избран президентом Ливана и уже вступил на этот пост. Амин Жмайель отошел от Израиля и от Соединенных Штатов, попытался укрепить связи с арабскими государствами. Но он нуждался в американском защитном зонтике.

Чтобы сохранить влияние в Ливане, США предложили свою кандидатуру на пост ливанского советника по национальной безопасности. Амин согласился и назначил на эту должность Вади Хаддада, 42-летнего ливанца, который ранее работал во Всемирном банке. Небольшого роста, опрятный и пунктуальный, Хаддад получил кличку Американец за свои тесные связи с США.

В начале 1983 г. Кейси встретился с Хаддадом. Оба выразили беспокойство по поводу сирийского влияния в Ливане, а также по поводу личности самого Амина Жмайеля. Хаддад считал, что сирийцы будут пробовать любые виды и формы тактики и, если какая-то из них начнет действовать, они объявят ее своей политикой.

— Если вы считаете, что сирийцы вас просто обманывают, то вы их еще плохо знаете, — сказал он.

Согласившись с Хаддадом, Кейси пожелал узнать кое-что о личности и прочности власти Амина, поскольку о новом президенте поступало много сообщений, характеризующих его отрицательно. В самый разгар последней суматохи в Ливане он отправился в Париж, где проинспектировал самые модные магазины одежды и купил 24 костюма, а также официальный вечерний гарнитур в салоне «Кристиан Диор». Говорят, армия его не любит и считает слабым лидером. Пользуется ли Амин поддержкой военных?

«Да», — сказал Хаддад, но сразу же добавил, что он надеется на это. «Значит, нет», — про себя заключил Кейси. Трения между ливанским советником по национальной безопасности и президентом Ливана были очевидными. Их отношения долго не продлятся.

Хаддад, в свою очередь, пришел к твердому выводу, что Кейси — именно тот канал, по которому можно кое-что довести до сведения президента Рейгана.

Другой путь к оказанию влияния Кейси на политику администрации на Среднем Востоке шел через Роберта Эймса, главного аналитика ЦРУ по этому региону, которого Кейси считал одним из наиболее ценных своих сотрудников. Эймс был человеком, полным идей и новых, порой совершенно необычных путей их осуществления. В бытность сотрудником оперативного управления он считался блестящим вербовщиком агентов и информационных источников для ЦРУ. Во время одной из своих длительных командировок в Ливан, еще в эпоху Хелмса, он стал первым, кто осуществил внедрение ЦРУ в верхний эшелон Организации освобождения Палестины, завербовав двух ценных агентов.

Один из них, по имени Али Хасан Саламех, возглавлял службу безопасности и разведки при председателе ООП Арафате. В 1979 г. Саламех был убит взрывом бомбы в автомашине, что скорее всего явилось делом рук израильской разведки. Эймс слыл также большим мастером так называемой войны секретных служб в Бейруте, где шпионы и разведки буквально наступали друг другу на ноги и где каждый выстрел, взрыв бомбы или дипломатический шаг имел своей подоплекой шпионаж. Выжить в этом мире означало иногда либо быть на равных с возможным предателем, либо устранить его.

Что касается израильтян, то, по мнению Эймса, они вели игру с вечно нулевым результатом. По их твердому убеждению, любой выигрыш любой страны и даже отдельного лица в отношениях с США достигался за счет интересов Израиля.

Кейси обрадовался, когда узнал, что Эймс взял на себя роль неофициального советника Шульца по Среднему Востоку. В минувшем году заместитель министра обороны, а в недалеком прошлом заместитель директора центральной разведки Карлуччи как-то сообщил Шульцу, что есть только одна возможность понять, что происходит на Среднем Востоке. «Слушайтесь Боба Эймса, — сказал Карлуччи, — слушайте, что он говорит. Он хороший парень, потому что у него уравновешенный характер и нет личных амбиций». Через несколько месяцев на каком-то приеме Шульц отвел Карлуччи в сторону и сказал: «Один из самых лучших советов, который вы мне дали, это слушать, что говорит Боб Эймс».

Знаменитое хладнокровие Эймса нравилось Шульцу. Скоро Эймс стал доверенным лицом государственного секретаря по всем вопросам, связанным со Средним Востоком. Ход мыслей Эймса был прост: при наличии двух оккупирующих государств — Сирии и Израиля — дела в Ливане могут принять серьезный оборот. Что-то надо предпринять. Но, как и все на Среднем Востоке, это «что-то» очень сложная вещь, а может быть, как почти все на Среднем Востоке, и вообще невозможная.

В апреле 1983 г. Эймс выехал в служебную командировку на Средний Восток. 18 апреля он находился на совещании в посольстве США на набережной Бейрута. В это время на территорию, прилегающую к зданию посольства, въехала автомашина-пикап и взорвалась. Взрывом разрушило всю центральную часть семиэтажного здания. Когда из-под обломков извлекли тела погибших, то насчитали 63 трупа, из них 17 американцев, и среди них Эймс, резидент ЦРУ, его заместитель и еще по л дюжины сотрудников ЦРУ.

Кейси не мог заставить себя поверить первому сообщению о случившемся. Он ощутил почти физическую боль, как от нанесенной раны. Такого опустошительного удара возглавляемое им ведомство еще не переживало. Кстати, совещание сотрудников ЦРУ было посвящено проблемам терроризма. Может быть, террористы, совершавшие диверсию, знали об этом?

Агентство национальной безопасности могло расшифровать и читать радиотелеграммы из иранского министерства иностранных дел в Тегеране в посольства Ирана в Бейруте и Дамаске. После взрыва аналитики еще раз просмотрели все, что было перехвачено накануне диверсии. Некоторые телеграммы содержали довольно ясные указания на подготовку какой-то операции против американских объектов в Бейруте. В одной из телеграмм говорилось о выделении 25 тысяч долларов для некой точно не обозначенной операции. Эти расшифрованные телеграммы и другие разведывательные сведения задолго до диверсии были переданы американскому послу в Ливане. Однако они не содержали ни точной даты, ни ясного указания на то, что целью диверсии будет посольство. Агентурные донесения также не дали ничего конкретного.

И вдруг обозреватель Джек Андерсон и компания «Си-би-эс ньюс» сообщили, что разведка США перехватывает иранские каналы связи. Кейси сначала даже не поверил, что это результат утечки сведений. Подобные сообщения не такая уж новость в США, и на них почти не обращают внимания. Но в Иране их, оказывается, читают. В скором времени передача телеграмм из Ирана по радио прекратилась. Это очень расстроило Кейси, он надеялся, что дальнейшие перехваты подскажут, кто совершил диверсию в Бейруте. В будущем они могли указать на разработку новых планов или акций против США. Но теперь все кончилось. Из-за собственной небрежности потерян один из наиболее важных источников разведывательной информации по Ирану.

Это событие отрезвляюще подействовало на Кейси. Он приказал начать расследование с целью обнаружения источника утечки. Но перехваченные телеграммы получали сравнительно широкое распространение в Белом доме, госдепартаменте и министерстве обороны. Через два дня после диверсии в Бейруте в ежедневном разведывательном вестнике был опубликовал обзор перехваченных сообщений. Этот вестник читали сотни людей, включая и членов обоих комитетов конгресса по разведке.

150 экземпляров совершенно секретного ежедневного разведывательного вестника полагалось к концу каждого дня возвращать в ЦРУ, но обратно приходило только около 50 экземпляров, значит, около 100 оседали незаконным образом в правительственном аппарате. Фотокопирование вестника было запрещено, тем не менее на возвращенных экземплярах часто обнаруживались от руки написанные резолюции о снятии копий. Однажды были найдены 75 копий вестника только в одном учреждении.

Кейси даже не знал, что Андерсон и Си-би-эс получили сведения о перехвате и собираются их опубликовать. Это, несомненно, явилось следствием его решения закрыть доступ в ЦРУ для прессы. Пожалуй, это было ошибкой. Ведь он мог бы уговорить Андерсона и Си-би-эс не называть точно источник и метод получения информации. Ему не хватало системы раннего предупреждения против американских средств массовой информации, Кейси начал подумывать о том, что ему, пожалуй, нужен сотрудник по связи с прессой.

В большом сером здании рядом с Белым домом, где размещались рабочие помещения аппарата президента, в комнате № 351 сидел грузный бородатый человек, выпускник Оксфордского университета, и рылся в кипах бумаг и разведывательных сводок, непрерывным потоком поступавших в его довольно захламленный кабинет. Этот кабинет и сидящий в нем человек являлись нервным центром политики администрации Рейгана по Среднему Востоку. Джеффри Кемп, главный эксперт аппарата Совета национальной безопасности по Среднему Востоку и Южной Азии, размышлял о том, что сейчас ждет администрацию в этом регионе.

Конечно, иранская рука чувствовалась в бейрутской диверсии. Но главный вопрос упирался в Сирию, а главная часть этого вопроса заключалась в том, имела ли связь Сирии с этим делом «оперативный» характер. Но разведслужбы США не могли дать ответ на главный вопрос или хотя бы внести в него ясность, необходимую для использования в дипломатическом плане. Политика США не может строиться на каких-то случайных моментах.

Сирийская разведка, несомненно, знала о том, что готовится и что делается, но когда, на каком этапе сирийское руководство взяло в свои руки контроль над операцией? Невозможность ответить на этот вопрос являлась следствием путаницы в представлениях, «что же происходит в самой Сирии». Там существовало много обособленных «княжеских уделов». Президент Асад, один из лидеров Ближнего Востока, знал и контролировал большинство этих уделов, но необязательно все.

Из тех проблем, что существовали в разведывательной трясине, Сирия была особенно трудной. И если повернуться лицом к фактам, то надо признать, что разведка США все больше теряет связь с политикой, и это касается не только Сирии, но и всего Ближнего Востока. Сырого разведывательного материала у Кемпа хватало. Сотни сообщений, перехватов, донесений живых источников, обзоров поступали каждый день. Но он никак не мог извлечь из них какой-то смысл. Так называемые обработанные разведывательные материалы — ежедневные вестники, утренние разведывательные обзоры из госдепартамента, оценки, справки, доклады — все они «кормили» лишь сами себя. Графики и карты оформлены великолепно, но, изучая их, Кемп с большим трудом отыскивал что-то полезное. Полностью отсутствовали какие-то организационные принципы, координация. Он мог работать над тем, что надо делать в Ливане, и не знать, что в этот день из Египта поступила более интересная и дельная информация по интересующему его вопросу.

Кемп нуждался в точном и четком понимании подлинных намерений, целей и действий стран и их лидеров. Это, конечно, приобретается годами. Смерть Боба Эймса оставила большую брешь. Она лишила Шульца глубины понимания проблем. Босс Кемпа Билл Кларк не имел достаточного опыта и отдал Средний Восток на откуп Шульцу.

Через 4 дня после диверсии в Бейруте Рейган объявил, что он направляет на Средний Восток государственного секретаря.

17 мая 1983 г. Ливан и Израиль подписали соглашение о выводе израильских войск и гарантиях безопасности на северной границе Израиля. Президент Амин Жмайель в беседах с Шульцем и американскими дипломатами двадцать раз затрагивал вопрос о Сирии. Шульц был уверен, что Сирия не наложит вето на договоренность Ливана с Израилем. Как он считал, США имели большее влияние на Сирию, чем кто-либо предполагал.

Жмайель постоянно обращался к одному и тому же вопросу: если ему и придется подчиниться сирийцам, то только будучи сильным лидером Ливана. Соглашение с Израилем объединит внутренние фракции и группировки в Ливане против него. Он хотел бы иметь поручительство США в поддержке.

В день ливано-израильского урегулирования Рейган направил Жмайелю секретное послание, содержавшее нечто вроде гарантии или обещания не допустить нападения на Ливан или нанесения ему ущерба в результате соглашения с Израилем. Как в свое время Баширу Жмайелю была обещана тайная поддержка и защита ЦРУ, так теперь президент США обещал его брату тайную поддержку — дипломатический и военный зонтик, подразумевающий присутствие американской морской пехоты в Бейруте.

В ЦРУ урегулирование рассматривалось как фальстарт. Сообщения подтверждали, что Сирия с ним не согласится. Разведывательная служба госдепартамента присоединялась к такой оценке. Во всех сообщениях выделялось три главных момента. Во-первых, внутренние проблемы Ливана настолько велики, что США не в состоянии решить их дипломатическим путем и даже с помощью своих войск, если только не будет дано согласия на посылку туда 50 тысяч американских солдат. Во-вторых, Амин Жмайель — это от рождения слабый лидер. В-третьих, американские силы по поддержанию мира в Ливане в конце концов начнут убивать арабов от имени той или иной фракции, заняв ее сторону, что вызовет соответствующую реакцию других фракций на политической сцене страны.

Кроме того, в аналитических записках содержался вывод, что, вопреки тенденции некоторых американских политиков, нельзя рассматривать Сирию как пешку Советского Союза, у этой страны есть своя собственная повестка дня, а президент Асад является гораздо более решительным и сильным стратегом, чем Амин Жмайель.

Изучая дела в Совете национальной безопасности, Кемп пришел к выводу, что одним из крупных недостатков разведки является ее неспособность разрабатывать хорошие психологические и политические портреты зарубежных лидеров. Личности Асада, Жмайеля и Бегина значили очень многое, но американская разведка не уделяла должного внимания их характеристикам. Руководство США не получало сведений ни о них, ни о других арабских лидерах. Например, секретный психологический портрет Каддафи, подготовленный в прошлом году начальником политикопсихологического отдела ЦРУ, в основном состоял из клише. В нем, в частности, говорилось: «Каддафи не является психопатом, вопреки распространенному мнению, он, как правило, сохраняет контакт с реальностью…» По некоторым данным, утверждалось, что у него неустойчивая психика.

Под воздействием стресса появляются периоды эксцентричного поведения.

И хотя Кемп считал все это глупостями, он все же предложил Белому дому для составления таких портретов привлекать и писателей-романистов.

Но поскольку Рейган не увлекался чтением романов, а с удовольствием смотрел кинофильмы, ЦРУ начало производить кинопортреты зарубежных лидеров, демонстрируя их президенту в Белом доме или Кэмп-Дэвиде. На Рейгана эти видеопортреты произвели большое впечатление. По мнению Кемпа, они стали полезными в деле просвещения Миза, Бейкера, Ливера, которые слабо разбирались во внешнеполитических делах. Диверу эти фильмы-портреты так понравились, что он довел до сведения ЦРУ похвальные отзывы президента в их адрес. Вскоре ЦРУ начало выпускать фильмы-путешествия по странам и столицам, которые Рейган собирался посетить.

Соглашение от 17 мая не предусматривало каких-либо контактов между Ливаном и Израилем. Но Жмайель разрешил своей секретной службе поддерживать тайные связи с израильской разведкой и передавать ей информацию о местопребывании палестинцев. Израильские воинские подразделения имели постоянно действующий приказ атаковать палестинцев в Ливане всюду и всегда, без указания сверху. Все более частыми становились воздушные налеты.

Шульц, сам бывший морской пехотинец, настаивал на том, чтобы 1500 морских пехотинцев из сил по поддержанию мира остались в Ливане. Кейси соглашался с ним. Уайнбергер и начальники штабов энергично возражали. Но президент не хотел создавать впечатления, что он отступается от своих слов, и морские пехотинцы остались.

Кемп был убежден, что военное присутствие США в Ливане ничего не даст. Но в администрации не существовало такой структуры политических дебатов, которая позволяла бы поставить вопрос: что будет, если войска завязнут там? Что будет, если они станут частью проблемы, а не фактором, ведущим к ее решению?

В своем домашнем кабинете, расположенном в полуподвале его дома в Вирджиния-таун, Стэн Тэрнер писал статьи (16 из них были опубликованы в первый год его пребывания в отставке) и мемуары о годах, проведенных в ЦРУ. Как все без исключения бывшие сотрудники ЦРУ, он подписал обязательство передавать в ведомство все им написанное на проверку. В настоящее время он как раз обрабатывал материал о никарагуанской операции.

Сотрудники ЦРУ, проверявшие писания Тэрнера, уже прижали его, утверждая, что он как человек, принадлежавший к внутренним кругам ЦРУ, не должен считать установленным фактом тайную помощь ЦРУ антисандинистам. Свой запрет цензоры ведомства обосновывали тем, что в бытность Тэрнера директором центральной разведки также проводились тайные операции по оказанию политической поддержки. Тэрнер находил такое обоснование абсурдным.

Тайная полувоенная операция администрации Рейгана носила совсем другой характер и преследовала совершенно иные цели. Кроме того, эта операция явилась предметом публичных дебатов в палате представителей конгресса в связи с поправкой Боланда. Однако цензоры стояли на своем, и Тэрнер решил, что против него ведется кампания с целью не допустить его публичного выступления с осуждением никарагуанской операции. После продолжительного торга по этим вопросам был достигнут компромисс: в своих высказываниях об операции Тэрнер будет ссылаться только на сообщения прессы и на дебаты в конгрессе без каких-либо собственных утверждений и выводов. Все его дискуссионные и критические положения должны начинаться с ограничительного слова «если».

Окончательный, утвержденный вариант статьи Тэрнера начинался так: «Если Центральное разведывательное управление действительно так глубоко вовлечено в оказание «тайной» помощи отрядам «контрас» в Никарагуа, как об этом сообщает пресса, то оно совершило грубую ошибку».

В воскресенье 24 апреля 1983 г. статья Тэрнера появилась в «Вашингтон пост» под заголовком: «Бывший шеф ЦРУ говорит: прекратите тайную операцию в Никарагуа». Кейси в общем-то не возражал против критики, даже от Тэрнера, но он подумал, что статья является рецидивом «инмэнизма» и что Тэрнера захватил этот рецидив. Если ЦРУ и администрация не сделают то, что они считают необходимым, то та же общественность выскажет свое разочарование. Оппозиция будет всегда, она так же естественна, как восход солнца. Но сейчас Кейси, как никогда, был полон решимости не поддаваться воздействию этой оппозиции. Центральную Америку нельзя отдавать коммунистам. Он принимает для этого меры, утвержденные Рональдом Рейганом.

В Белом доме Кейси обрисовал положение с никарагуанской операцией как угрожающее. Ему нужна помощь. Президент согласился лично провести кампанию с целью убедить конгресс не прекращать финансирование операции. Шульц, выступая в Далласе, утверждал, что Никарагуа стала основой для «новой формы диктатуры», нацеленной против «всей Центральной Америки». Рейган пригласил ведущих членов конгресса в Белый дом на предмет личного «выкручивания рук», многим другим он позвонил по телефону.

Вечером 26 апреля Рейган произнес 34-минутную транслировавшуюся по телевидению на всю страну речь на совместном заседании обеих палат конгресса. Впервые за время своего президентства он обращался к полному составу высшего законодательного органа с речью, посвященной внешней политике. Он призвал конгресс утвердить его запрос на 600 миллионов долларов для оказания официальной, открытой помощи Центральной Америке. Рейган, соблюдая правила протокола, не упомянул о тайной поддержке «контрас», но все поняли скрытый смысл следующих слов президента: «Мы не обязаны и не будем защищать никарагуанское правительство от гнева его собственного народа».

В своем ответном выступлении от имени демократической партии, также передававшемся по телевидению, сенатор Додд применил типичную тактику Рейгана — взять какую-то одну сторону действительности и дать ее живое, яркое изображение. Он выбрал Сальвадор. «Я был в этой стране, — сказал он, — и я сам видел сборщиков трупов, которые каждое утро проходят по улицам и подбирают тела тех, кого ночью отправила на тот свет сальвадорская охранка, эта банда убийц, я видел их жертвы с руками, скрученными проволокой за спиной, с простреленными головами. Нам внушают ужас такие картины, нас пугает наша связь с преступниками».

В течение нескольких минут в зале разгорелась ожесточенная дискуссия, но не по внешней политике президента и его речи, а в связи с поведением Додда и его выступлением. Даже демократы начали швырять в него камни — он слитттком далеко зашел, он оскорбил президента и Америку…

В Агентстве национальной безопасности обнаружился перехват одного сообщения, полученный несколько месяцев тому назад, когда Додд находился в Никарагуа. В нем сандинистское руководство обсуждало вопрос, как принимать Додда. Его характеризовали как хорошего человека, относящегося к сандинистам с пониманием, если не с симпатией. Копию этого перехвата переслали в сенатский комитет по разведке, что являлось обычной практикой, если всплывало что-то, касающееся кого-то из сенаторов. Додд воспринял это как умышленный и бесчестный выпад против него. Он в частном порядке пожаловался на это в Белом доме. У него сохранились копии документов госдепартамента, из которых было видно, что он занимал жесткую позицию во время встреч с сандинистами.

Такой поворот событий как. нельзя лучше устраивал Кейси. На данный момент не ЦРУ стало предметом шумихи, а сенатор Додд с его речью о «скрученных руках» и хорошей характеристикой, полученной во время пребывания в Никарагуа.

3 мая директор выступил в комитете палаты представителей по разведке. В результате состоявшегося там голосования 9 демократов — членов комитета проголосовали за ликвидацию секретного фонда для финансирования никарагуанской операции, 5 республиканцев — за сохранение этого фонда.

6 мая Кейси явился в сенатский комитет по разведке, его последний шанс. Он спокойно позволил дискуссии сползти на техническую проблему о цели директивы президента, подписанной в 1981 г. Члены комитета пришли к единому мнению, что цель изменилась и вышла за рамки пресечения поставок оружия в Сальвадор.

Кейси проявил почтительность к их мнению. Да, директиву надо бы переработать.

Г олдуотер предложил запросить новую директиву с изложением новой цели — оказание давления на сандинистов в направлении демократизации их правительства и принятие мер, с тем чтобы заставить их начать переговоры.

Кейси проявил примирительное отношение к такому предложению. Администрация еще раз рассмотрит программу и более четко изложит ее цели. Это уже было существенной уступкой. Директивы президента являлись ревниво оберегаемой прерогативой исполнительной власти. Президент принимает решение о проведении тайной акции, комитеты конгресса по разведке только «ставятся в известность».

Мойнихэн, Лихи и ряд других сенаторов полагали, что в комитете имеется явное большинство за немедленное прекращение финансирования никарагуанской операции.

Но Голдуотер, который заранее переговорил с Рейганом и Кейси, предложил компромисс — ни безусловное продолжение финансирования, ни его полное прекращение.

Кейси знал, что законодатели любят компромиссы. Назови предложение компромиссным да еще поставь имя Голдуотера, и успех обеспечен. Нынешний компромисс Голдуотера предусматривал продлить финансирование операции на 5 месяцев и утвердить еще 19 миллионов долларов на следующий финансовый год для оплаты расходов по новой президентской директиве, где будет изложена конкретизированная цель программы. Однако в компромиссном предложении оговаривалось, что эти 19 миллионов долларов на следующий год «подлежат утверждению большинством голосов членов комитета».

Мойнихэн и Лихи сказали, что предложение является новым и важным подтверждением полномочий сенатского комитета по разведке в отношении тайных акций, поскольку оно давало комитету право голосовать «за» или «против». Мойнихэн так и сказал: «Президентская директива должна утверждаться большинством голосов членов комитета».

Компромиссное предложение было принято 13 голосами против 2 — республиканцев Уоллопа и Чафи.

Кейси остался доволен. Конгресс получил временный выигрыш в виде нескольких словесных формулировок. Зато ЦРУ получило свои деньги.

В газетах появились многочисленные сообщения о никарагуанской операции. Кейси считал, что его оппоненты в конгрессе предприняли арьергардные выступления с намерением запугать общественность. Заголовок статьи в «Вашингтон пост» аршинными буквами на всю полосу гласил: «Поддерживаемая США никарагуанская мятежная армия разбухает до 7000 человек». С помощью тонких намеков в статье подвергалась сомнению «искренность брифингов ЦРУ для членов комитетов по разведке». Статья в «Нью-Йорк тайме» приводила высказывание неназванного члена комитета палаты представителей по разведке, демократа: «ЦРУ все равно врет нам». Через несколько дней в той же газете появилась передовица под заголовком: «Как сообщают, ЦРУ предсказывает изгнание сандинистов». Это уже была неправда, и Кейси заставил «Нью-Йорк тайме» на следующий день опубликовать на первой странице соответствующую поправку.

В один из майских вечеров Кейси находился в числе 500 гостей на банкете в вашингтонском отеле «Хилтон» по случаю награждения Ричарда Хелмса премией Донована, основателя Управления стратегических служб. Кейси рассматривал это награждение как конец эры 70-х гг., десятилетия унижений и притеснений ЦРУ, когда Хелмсу пришлось возглавить это ведомство. Кейси выступил на банкете с хвалебной речью в адрес Хелмса, Буш тоже. В личном письме президент Рейган отмечал «верность Хелмса зову совести».

Джин Киркпатрик, посол США в ООН, сидела рядом с Кейси на заседаниях группы планирования по вопросам национальной безопасности, проходивших в Ситуационной комнате Белого дома. Присутствие на этих заседаниях давало ей, бывшему профессору политологии, редкую возможность участвовать в разработке внешней политики с ее открытыми и тайными акциями в мировом масштабе. Кейси обычно являлся с домашними заготовками своих выступлений в виде машинописных кратких резюме, часто испещренных его собственными пометками. Докладывая свои вопросы, он по-прежнему бормотал, и было ясно, что он не из тех, кто мог хорошо артикулированной и страстно изложенной аргументацией повернуть события в другое русло, но зато он умел отвечать на вопросы и обладал такой массой знаний, которая отличалась значительно большей глубиной, чем его резюме. В этом отношении, как с грустью отмечала Киркпатрик, он находился почти в полном одиночестве.

Однажды, когда какой-то мыслитель весьма среднего уровня из кругов администрации предложил изложить на заседании группы какие-то долгосрочные цели и стратегию внешней политики США, Киркпатрик сказала: «Это будет бесполезным упражнением, потому что большинство этого не поймут, вот разве только Билл Кейси».

Киркпатрик обратила на себя внимание Рейгана и в конечном счете получила свой нынешний пост благодаря своей статье, опубликованной в 1980 г. в журнале «Комментарии под заголовком «Диктаторские режимы и двойные стандарты». Там она писала: «Шах и Сомоса являлись не только антикоммунистами, они были твердыми друзьями США». Далее она критиковала Картера за его неспособность увидеть, почему именно эти правые режимы оказались предпочтительными целями для Хомейни и сандинистов, намекая, что дело не столько в антикоммунизме этих режимов, сколько в их проамериканизме.

В течение первых двух лет пребывания у власти новой администрации она не раз удивлялась, почему консервативные взгляды, которые так твердо исповедовали Рейган, Кейси, Билл Кларк и она сама, до сих пор не завладели полностью всей политикой. Слитттком часто в формировании политики верх одерживали чиновники и прагматики. Единственным исключением являлись разведывательные операции Кейси, в которых просматривалась последовательная стратегия.

За эти два года между Киркпатрик и Кейси возникли и укрепились хорошие личные отношения, основанные на взаимном уважении. Они оба признавали наличие того, что Киркпатрик в частном порядке называла «скандальным положением» в рейгановской администрации, а именно невежества ведущих политиков во внешнеполитических делах, включая и президента. Но Рейган так мило признавался в своем невежестве, что никто, в том числе Киркпатрик и Кейси, не мог упрекать его в этом. В результате внешняя политика, по их мнению, была недостаточно сфокусирована, проводилась некомпетентно.

Министр обороны Уайнбергер и государственный секретарь Шульц вели постоянную бюрократическую войну друг с другом, что отражалось почти на каждой дискуссии. Полный решимости защищать корпоративное благополучие министерства обороны, Уайнбергер обращал главное внимание на то, чтобы не впутать свое ведомство в какие-нибудь неприятности. Шульц был умный человек, но со связанными руками, его инициативы по развитию отношений с Советским Союзом низводились до минимума, так как при переговорах с русскими, возможно, пришлось бы чем-нибудь поступиться, а этого в первую очередь и больше всего боялись правые.

Патовая ситуация между Шульцем и Уайнбергером создавала вакуум. Надо было его кем-то заполнить. Рейган не очень хорошо разбирался в обстановке, да и не проявлял желания сталкивать кого-либо лбами, а потом самому принимать решение. Вице-президент Буш не располагал для этого достаточными полномочиями. Советник по национальной безопасности Билл Кларк не обладал ни предпосылками, ни терпением, чтобы глубоко вникнуть в суть дела.

Исходя из практических соображений, вакуум заполнили руководитель персонала Белого дома Джеймс Бейкер и помощник президента Ричард Дарман. Вместе с Дивером они распоряжались рабочим расписанием президента и контролировали прохождение бумаг. Они определяли, что делает президент, с кем встречается, что читает. Если президенту предстояло принять какое-то решение, то Бейкер и Дарман вначале всесторонне изучали вопрос, беседовали с авторами предложений в поисках варианта, приемлемого для Шульца и Уайнбергера, проводили консультации с ведущими деятелями конгресса и т. д. и т. п. Только полностью согласованный проект решения или рекомендации представлялся президенту на утверждение.

Как считали Киркпатрик и Кейси, такой распыленный аппарат по разработке решений часто убивал подлинные намерения президента. В частных беседах они сетовали на то, что внешняя политика администрации представляет собой самый низкий общий знаменатель единомыслия.

Киркпатрик искренне восхищалась Кейси. Он вел уравновешенный образ жизни, много работал, вершил серьезные дела, но всегда находил время, чтобы пропустить бокал-другой. Он, по ее мнению, обладал хорошим вкусом в широком диапазоне — от музыки до ковров. Он был искушенным в житейских делах, богатым, разносторонне образованным и воспитанным человеком. В течение многих лет, проведенных в научных кругах, она привыкла встречать блестящих по уму и талантам людей, которые, однако, слишком громко пережевывали пищу, не умели как следует завязать галстук и не заботились о том, как он завязан. Она уже давно поняла, что эти вещи ничего не значат. По ее мнению, Кейси стоял особняком среди участников заседаний группы планирования национальной безопасности с его серьезным, даже страстным отношением к политике.

Однако по одному важному вопросу их мнения расходились. Киркпатрик считала, что администрация Рейгана не может эффективно проводить тайные акции без поддержки и без их обсуждения в конгрессе.

Кейси говорил, что так же думает и Макмагон. Как утверждал Кейси, для этой администрации не существует различий между дипломатией и прямыми военными действиями. Президент не хочет ни садиться с Советами за стол переговоров, ни воевать с ними. Тайные акции и являются тем механизмом, который призван сдержать или ограничить участие США в событиях за рубежом и в то же время достичь нужных целей. И он намерен добиваться максимальной секретности этих акций. Несмотря на это разногласие, Киркпатрик и Кейси оставались близкими друзьями. Она считала, что ему делает честь его готовность выслушивать точку зрения других. Очевидно, поэтому он и держал Макмагона около себя. Кейси не боялся, когда его суждения подвергались испытанию.

Кроме того, Киркпатрик радовалась тому, что Кейси не принадлежал к числу политических интриганов, которые подслащивали все, о чем говорилось президенту. Кейси утверждал, например, что Советы находятся в наступлении. Воздействие Кейси на умы других особенно ощущалось, когда он доказывал масштабы и постоянство советского экспансионизма. По этому вопросу с ним соглашались крупные фигуры в администрации. Но среди их вариантов, проблем и колебаний постоянной величиной оставались тайные операции Кейси. Теперь, когда он добился продолжения финансирования никарагуанской операции, можно было двигаться дальше вперед.

После ухода Эндерса Кейси и Киркпатрик попытались провести на его место в госдепартаменте Константина Менгеса, старшего аналитика ЦРУ по Латинской Америке. Помощник государственного секретаря по этому региону автоматически становился председателем межведомственной группы, которая занималась никарагуанской операцией. Но Шульц не хотел иметь на этом месте право-экстремистского фанатика.

Компромиссной кандидатурой явился Энтони Мотли, посол США в Бразилии. Богохульный, но везучий безбожник, 44-летний Мотли раньше был торговцем недвижимостью на Аляске и сборщиком средств в фонд республиканской партии. Он родился в Бразилии и бегло говорил по-португальски. Когда Рейган и Дивер находились с визитом в Бразилии, на них произвел большое впечатление стиль работы Мотли под лозунгом «бей бюрократов».

А Кейси считал, что у Мотли есть еще и волевой характер. Как-то ЦРУ получило сообщение, что несколько ливийских самолетов должны проследовать в Никарагуа с остановкой в Бразилии и что у них на борту не медицинское оборудование, как утверждали ливийцы, а оружие. Мотли позвонил Кейси. «Я свое дело сделаю, — сказал он, — похожу вокруг министра иностранных дел, добьюсь, чтобы самолеты задержали и обыскали, но я должен быть уверен, что это не чья-нибудь выдумка». Ему предъявили копию донесения агента ЦРУ в Ливии. Самолеты были задержаны, в них обнаружили 70 тонн оружия и взрывчатки, что дало двойную победу в пропагандистском плане — над Ливией и Никарагуа.

На Кейси произвело впечатление и искусство Мотли в деле получения разведывательной информации в Бразилии. Он регулярно встречался с бразильским президентом за кружкой пива и бифштексом и слал блестящие сообщения, затмевавшие по ценности донесения резидентуры ЦРУ и перехваты АНБ.

Но что особенно важно, Мотли не боялся грубой и грязной игры. После того как план ЦРУ по свержению руководителя Суринама оказался невыполнимым, бразильская разведслужба протрубила сигнал к своей первой тайной операции. Бразилия имела 100-мильную общую границу с Суринамом. При моральной поддержке Мотли и незначительной помощи ЦРУ бразильская разведка заслала в Суринам свою агентуру под прикрытием учителей с задачей отвадить тамошнее правительство от заигрывания с кубинцами. Несколько позже суринамский лидер подполковник Бутерс действительно отошел от Кубы, а бразильская разведка доложила Мотли, что все записи и отчеты в связи с этой деликатной операцией уничтожены. Итак, Мотли был вызван в Вашингтон, где Шульц сообщил ему, что он назначается помощником госсекретаря по Латинской Америке.

— Конечно, мы не будем возводить операцию «контрас» в ранг проблемы, имеющей решающее значение для избирательной кампании, — инструктировал его Шульц, — но в то же время мы не можем позволить сандинистам возвыситься.

На беседе в Белом доме Джеймс Бейкер дал Мотли такие же рекомендации. Политика президента, сказал он, направлена на то, чтобы как следует разогреть обстановку в Никарагуа и вокруг нее, но избегать открытого столкновения.

Кейси понял, что это установка Дивера, который нес ответственность за популярность президента, а она являлась движущей силой в Белом доме. Никарагуа представляла собой в этом плане отрицательную величину: Белый дом никак не мог встать во главе кривой общественного мнения по этой проблеме, несмотря на неоднократные разъяснения и призывы президента.

Билл Кларк, со своей стороны, решительно придерживался твердой политики за «контрас» и против сандинистов. Он получил иезуитское воспитание и верил только в вертикальную линию власти от господа бога и далее вниз, согласно рангам: президент — это бог во внешней политике, а Кларк — его заместитель. Но в настоящий момент Дивер и общественное мнение стояли выше него. Так возникла и начала расти напряженность в отношениях между Кларком и Дивером.

Не сумев сплавить Менгеса Шульцу, Кейси не отказался от идеи убрать его из ЦРУ, где он стал чем-то вроде громовержца. Все аналитики ведомства приходили к единому мнению в том, что советская угроза, угроза коммунизма, действительно существует в мире и что их работа заключается в определении того, как велика эта угроза и где она представляет наибольшую опасность. Менгес же исходил из тотального и повсеместного характера и угрозы, и опасности. Его многочисленные критики в ЦРУ так и звали его — «постоянная угроза»[20]. Он ухитрялся создавать трения в отношениях между Кейси и Макмагоном, который терпеть не мог идеологического рвения Менгеса. Однако, по мнению Кейси, он выполнял и полезную функцию, повышая у сотрудников сознание того, что даже в самых обычных событиях может скрываться ниточка подрывных действий. Но время Менгеса в ЦРУ истекло. И вот Билл Кларк предложил Менгесу место в аппарате Совета национальной безопасности. Кейси наговорил Менгесу, что там у него будет более влиятельная должность, что Кларк — это фигура, что он пользуется доверием Рейгана…

А в ЦРУ аналитики и сотрудники других подразделений, знавшие Менгеса, изумлялись тому, что человек, не подходивший по своему интеллектуальному уровню для их ведомства, оказался приемлемым для Белого дома.

Подбор преемника Менгеса Кейси считал очень важным делом. Он поднял статус и значение старших аналитиков по регионам — его персональных агентов, находящихся в «свободном плавании» и выполняющих функции связующих звеньев и таможни. Во-первых, старший аналитик должен осуществлять плодотворное сотрудничество с другими аналитиками, уважать их труд. Во-вторых, старшие аналитики должны поддерживать хорошие рабочие отношения с заместителем директора по оперативным вопросам, знать суть операций, видеть направления политики США, а также цели президента и Кейси. В-третьих, старший аналитик является главным связующим звеном с другими разведслужбами, особенно с АНБ и разведывательным управлением Пентагона. В-четвертых, старший аналитик как лицо, ответственное за разведывательные оценки положения в его регионе, оказывает влияние на политику США в этом регионе. Хорошо аргументированная и документально подтвержденная оценка также полезна при разработке политики, как и разведывательная информация. На сегодняшний день особое значение имеют оценки по Латинской Америке.

Кейси хотел заполучить на эту должность доброго старого служаку, участника второй мировой войны. Беда в том, что их не так уж много осталось, одни ушли в отставку, другие — в мир иной. Ушло целое поколение. Кейси уже вытащил из отставки несколько бывших сотрудников оперативного управления и решил сделать это еще раз.

Джон Хортон как будто подходил по всем данным. Это был оперативный работник с большим опытом, ушедший в отставку восемь лет тому назад после двадцати семи лет службы в ЦРУ. Хортон обладал блестящим послужным списком: военно-морской офицер во время второй мировой войны, затем служба в резидентурах ЦРУ на Дальнем Востоке, резидент в Уругвае с 1965 по 1968 г., резидент в Мексике в начале 70-х гг., заместитель начальника отдела Латинской Америки и, наконец, начальник отдела по Советскому Союзу в оперативном управлении. В свое время он записался в демократическую партию, но твердых идейных убеждений не имел. Что особенно важно, старые службисты вспоминали о нем с большим уважением, даже с любовью. Его совокупный опыт работы по Советскому Союзу и Латинской Америке был очень кстати.

Хортон в свои 62 года жил неподалеку в сельской местности штата Мэриленд, где занимался выращиванием винограда. Приятно удивленный звонком Кейси, он сразу же ухватился за возможность вернуться к активной службе. Ему стало ясно, что Кейси реорганизует Центральное управление и Латинская Америка выдвигается на одно из главных мест. Вскоре он встретился с Кейси.

Кейси нашел его манеру поведения слегка чопорной и официальной, но голова его работала отлично, он мыслил ясно и четко, знал задачи разведки и умел формулировать мысли, которые касались самого существа вопроса. Беседа проходила в вежливом и дружественном тоне и закончилась тем, что Хортон вновь поступил на службу в ЦРУ.

Приступив в мае 1983 г. к работе, он для начала побеседовал со своим коллегой в оперативном управлении, начальником отдела по Латинской Америке Клэриджем. Тот сразу же разъяснил Хортону, для кого они работают: для президента и Билла Кейси. Эти двое хотят иметь антисандинистскую программу, и Клэридж им ее даст. Все, кто находится в промежуточном пространстве между ними — конгресс, пресса, общественность, — не имеют значения. Клэридж постарался также рассказать, что произошло за восемь лет, прошедших с того времени, как конгресс и пресса еще предавались своим инквизиторским расследованиям деятельности ЦРУ, а Хортон ушел в отставку. «Сейчас все по-другому», — говорил Клэридж. Кейси действительно представляет политику Рейгана, Белого дома, администрации. «Эти кретины в госдепе все время сопротивляются и не делают того, что от них требует администрация, — ворчал он. — Если бы Центральное управление так действовало, то мы не имели бы права на существование».

В ЦРУ главной помехой для никарагуанской операции является то, что «Макмагон выступает против нее. Он ничего для нее не делает». Как самый страшный грех Макмагона Клэридж преподнес то, что у того есть друзья в конгрессе и они подкармливают друг друга всякими колебаниями и сомнениями.

Хортон сделал вывод, что все сейчас вертится вокруг никарагуанской операции. В Латинской Америке ей придается основное значение.

В начале лета Кейси назначил секретную двухдневную поездку в Центральную Америку. Он решил взять с собой Макмагона. Хотя отъезд из страны главного разведчика и его заместителя являлся весьма необычным событием, но Кейси хотел, чтобы Макмагон поближе соприкоснулся с никарагуанской операцией. В кругах ЦРУ даже пустили в ход шутку, что Кейси хочет запечатлеть отпечатки пальцев самого заместителя на переднем крае секретной войны. Клэридж, разумеется, тоже был включен в группу. В качестве задатка на будущее Кейси пригласил своего нового старшего аналитика Хортона принять участие в поездке. Пятым стал Роберт Мад-жи, начальник отдела международной деятельности — так называлось подразделение оперативного управления, которое, заключая за рубежом контракты с различными в основном строительными фирмами, обеспечивало создание необходимой инфраструктуры для проведения тайных операций: аэродромы, причалы, мосты, дороги и т. п. Деятельность подразделения напоминала калейдоскопы: сегодня — Центральная Америка, через неделю — Афганистан, еще через какое-то время — Средний Восток.

Маджи славился своей способностью выдерживать любой нажим со стороны Кейси, который всегда требовал немедленных действий. Однажды, когда Кейси строго спросил Маджи, почему задерживается такая-то операция, тот ответил: «Господи, да что вы меня спрашиваете, не знаю я». Все присутствовавшие засмеялись, включая Кейси.

Маджи стал также автором теории, объяснявшей взаимную привязанность Кейси и Споркина. Как он утверждал, оба являются членами тайного клуба неряшливых едоков, и Споркин был единственным его членом, который оставлял на галстуке и сорочке более значительную часть своего обеда, чем Кейси — своего.

Макмагон и Хортон вместе выехали на базу ВВС Эндрюс, где группу ждал специальный 12-местный самолет. Первым начав разговор, Хортон сказал, что, по его свежим впечатлениям, деятельность ЦРУ в Латинской Америке страдает большими недостатками. Резидентуры упускают из виду Советы, в большинстве стран проникновение в местные политические группировки намного меньше, чем он ожидал. Положение надо бы улучшить, но Никарагуа отвлекает на себя все внимание. Макмагон молчал.

— Никарагуа съедает все, — сказал Хортон.

Макмагон покачал головой. Он очень обеспокоен положением дел. Действия «контрас» привлекают слитттком много внимания общественности, вокруг них делается слишком много политики. Он очень пессимистически оценивает возможности на успех никарагуанской операции.

Перед посадкой в самолет к ним подошел один из охранников Кейси и убедительно попросил не давать директору дремать во время полета, иначе он будет всю ночь ходить, говорить и задавать вопросы.

Первую остановку они сделали в столице Гондураса Тегусигальпе. Кейси бросил свои сумки в резиденции посла и тут же развил бурную деятельность. Он хотел повидаться со всеми, назначал одну встречу за другой, старался хотя бы накоротке поговорить с каждым оперативным работником резидентуры. Затем группа погрузилась в машины и поехала к Рэю Доути в его дом со спецзащитой, откуда осуществлялось руководство операцией «контрас».

Клэридж все время пытался направить разговор на мелкие технические вопросы, что на жаргоне ЦРУ называлось «поговорить о болтах и гайках». Сколько у нас оружия? Достаточно ли его? Сколько людей обучено им пользоваться? Как дела с боеприпасами? Давайте сделаем это, попробуем то.

Кейси и Макмагон стремились сосредоточиться на более высоких материях и на следующей фазе операции. Как ее дальше преподносить конгрессу — вот что занимало их мысли. Сенатор Лихи во время своего недавнего визита в страны региона обнаружил, что операция преследует более крупные цели, а регулярно просачивавшиеся в прессу сведения показывали постоянный численный рост «контрас». В самом ЦРУ раздавалась критика насчет того, что «контрас» не имеют никакой политической подготовки, это просто группы скитающихся в горах вооруженных бунтарей, недовольных сандинистами. «Их цели должны быть шире, — сказал Кейси. — Надо, чтобы «контрас» спустились со своих гор, пошли в селения, города, чтобы нести туда свои убеждения, воплощать собою растущие антисандинистские настроения, стать политической силой».

Клэриджу такие разговоры не нравились. Он руководит вооруженной силой, а не политической партией. И потом, высказываемые мнения находятся в опасной близости к нарушению поправки Боланда, которая запрещает предпринимать действия или проводить операции с целью свержения сандинистов. Идейно подкованное политическое движение, несомненно, будет преследовать цель свержения правительства во главе с соперничающей партией, а нерегулярной армии труднее приписать такую видимую и определенную политическую цель.

Но Кейси стремился к политизации операции, он хотел, чтобы «контрас» выступили в Никарагуа как политическая сила. Он считал, что никарагуанский народ потянется к такой новой силе, которая выступает и за демократию, и за капитализм как систему. На такой призыв люди откликнутся.

— Посмотрите на Савимби, — сказал директор, имея в виду, что этот руководитель возникшего в середине 70-х гг. ангольского движения сопротивления является образцом борца за свободу. Несмотря на то что закон, принятый в 1976 г. в связи с поправкой Кларка, запрещал ЦРУ оказывать ему помощь, Савимби создал постоянную силу вооруженного сопротивления, прижав в Анголе к стене десятки тысяч кубинских солдат.

Некоторые из спутников Кейси в этой поездке подумали, что он несколько некритично воспринял портрет Савимби, нарисованный радужными красками южноафриканской разведслужбой. Савимби был ее человек, и правительство белого меньшинства в ЮАР за эти несколько лет перекачало ему не одну сотню миллионов долларов.

Затем группа прибыла в Сальвадор. Кейси опять выделил время, чтобы по-дружески переговорить с каждым оперативным сотрудником ЦРУ, с теми людьми, мужчинами и женщинами, которые занимались настоящим делом и которых он высоко оценивал. Он обладал непринужденностью опытного политика в общении с людьми, при разговоре смотрел им прямо в глаза, умел найти нужное и понятное им ободряющее слово, задать не праздный, а деловой, целеустремленный вопрос и внимательно выслушать ответ, не показывая своим видом, что у него мало времени. Сотрудники оперативного управления чувствовали его подлинный интерес и заботу о деле и о них.

Кейси решил также высказать правительству Сальвадора, его службе безопасности, военной и разведывательной службам серьезное личное предостережение в связи с продолжающимися действиями правоэкстремистских «эскадронов смерти». Печально известные формирования возникли в конце 70-х гг. для борьбы с вооруженными левыми силами, но они совершили покушение на сальвадорского архиепископа, убили четырех американских монахинь. Как утверждали представители групп по защите прав человека, за последние 4 года эти «эскадроны» убили до 30 тысяч человек. Возможно, цифра преувеличена, но проблема является действительно серьезной. Именно в этой связи сенатор Додд говорил о жертвах со скрученными за спиной руками.

Исполняющий обязанности президента Лльваро Магана пригласил их вечером на обед, Кейси сразу же поднял волновавший его вопрос.

— У нас возникают проблемы в связи с действиями «эскадронов смерти». Вам надо что-то предпринять в этом отношении, — тактично, но твердо сказал он. — Можем ли мы чем-нибудь помочь?

Хортон отметил, что Кейси пользуется доверием сальвадорцев по этому вопросу. Они знали, что он сам принадлежит к правым и, так же как и они, ненавидит левых. Поэтому его аргументы носили не моралистский, а прагматический характер.

— «Эскадроны смерти», — сказал Кейси, — не достигают цели, а неприятностей они вам доставят значительно больше, чем урон, наносимый коммунистами (так Кейси называл все левые силы).

Дальше он сказал, что под угрозу ставятся не только десятки миллионов долларов в виде помощи США Сальвадору, но и поддержка администрации Рейгана, оказываемая правительству страны. Слова Кейси не носили оттенка сентиментальных призывов к соблюдению прав человека.

Кейси провел встречи со всеми людьми из верхнего эшелона Сальвадора. Одна из них имела особо деликатный характер. Она состоялась в небольшой комнате. По другую сторону стола сидел полковник Николас Карранса, начальник сальвадорской полиции. В 1979–1980 гг. он занимал пост заместителя министра обороны и был тесно связан с крайне правой партией национального республиканского альянса, во главе которой стоял бывший армейский майор Роберто д'Обюссон, фигура весьма противоречивая. В прошлом году Карранса котировался на пост президента Сальвадора. Сегодня это стало невозможным. В течение как минимум пяти лет Карранса являлся платным агентом ЦРУ, получавшим около 90 тысяч долларов в год[21].

Очевидно, разведывательное подразделение полиции Каррансы несло главную ответственность за нарушение прав человека. У самого Каррансы руки были чисты, но, как считали в ЦРУ, культ насилия глубоко укоренился и в полиции, и в кругах военных. Со своим хорошо оплачиваемым агентом Кейси мог разговаривать более решительно.

— Умерьте прыть, — сказал он, — иначе все отношения между США и Сальвадором могут пойти ко дну из-за ваших экстремистских выходок.

Переводя вопрос в более личный план, Кейси дал понять, что такой исход дела будет означать прекращение всех выплат и субсидий Каррансе как агенту.

В конце поездки Хортон в шутку спросил, почему их вояж был таким коротким, куда они так торопились?

— А какого черта здесь еще делать? — ответил Кейси с улыбкой. По его мнению, он доказал, что на такой территории, которую охватила его группа, он мог вершить дела быстрее и лучше других.

13

Поселившись в новом кабинете на седьмом этаже здания государственного департамента, Тони Мотли позвонил Клэриджу.

— Я целый день занимаюсь никарагуанской операцией и хочу, наконец, уйти отсюда.

Мотли желал получить все, что есть о «контрас».

Клэридж явился с целым набором карт, схем, таблиц, списков, досье. Он представлял собой ходячую энциклопедию по операции, зная наизусть географические данные, названия местности, гор, дорог, даже преобладающую погоду. Он знал также всех руководителей «контрас». «Этот — большая дрянь», — то и дело повторял он, перечисляя их одного за другим. Есть, однако, и стойкие, жесткие бойцы, например «эти звери на юге». Он имел в виду Пастору, «командира Зеро». Время от времени он все-таки замечал, что тот или иной — «хороший парень».

Во многих отношениях «контрас» были, конечно, «адскими ангелами», но в целом рассказ Клэриджа произвел впечатление на Мотли. Клэридж создал целую армию, и его знание личного состава, умение поддерживать его в рабочем состоянии, постоянно держать руку на ее пульсе просто изумляли.

— Откуда ты все это знаешь? — спросил Мотли, — Ты же прибыл из Европы, побывал на Среднем Востоке, а тут — этот сброд.

— Но все эти люди — латиносы, прибрежный народ южных морей, — ответил Клэридж. — Я знаю итальянцев, североафриканцев. Я знаю этот тип людей. Они тебе скажут то, что ты хочешь услышать, найдут тысячу отговорок, все они находятся в отношениях «заклятой любви» с Америкой.

— Ладно, что еще? — спросил Мотли.

— Да тут этот чертов Кейси хочет ввести кое-какие новшества, — сказал Клэридж и пояснил, что директор страшно давит на всех, чтобы вывести «контрас» с гор. Бить сандинистов в горах — ему этого уже мало, пожаловался он. Кейси хочет, чтобы «контрас» били их в городах. Однако эти «новшества» предназначены не для внутреннего потребления в США. Они должны создать в Никарагуа доверие к «контрас».

Мотли нашел такое желание Кейси резонным.

— Да не можем мы, черт побери, сразу спрыгнуть с гор прямо в город, — раздраженно сказал Клэридж. — Все это намного сложнее. Этот антисандинистский сброд, как все горные жители, обставляет поездку в город словно великое переселение народов. Чтобы спуститься в ближайший город, им требуется не меньше сорока дней и колоссальный обоз в сопровождение.

— Ну, и что же вы думаете делать?

Клэридж усмехнулся. Да есть один выход. Он вспомнил одну операцию из прошлого, если ее повторить в несколько видоизмененном варианте, то она может наделать много шума. Война — это чертово пекло, приходится импровизировать.

Кейси был полон решимости сделать все возможное, чтобы отстоять никарагуанскую операцию. Для этого предстояло как-то смягчить болезненные отношения с двумя потенциальными противниками — конгрессом и прессой.

Как он теперь понял, у него в течение двух с половиной лет урегулированием этих деликатных отношений занимался не тот человек. Уильям Досуэлл, 53 лет, руководитель бюро внешних сношений ЦРУ, всю жизнь принадлежавший к демократам, но выступивший за республиканца Рейгана в 1980 г., не имел опыта практической разведывательной работы. До поступления в ЦРУ он был издателем газеты в штате Вирджиния. Досуэлл проявлял гораздо меньше энтузиазма к никарагуанской операции, чем Кейси, и тот решил, что не может больше себе позволить содержать торговца, который сомневался в качестве продаваемого им товара. Досуэлл со своей стороны считал, что пренебрежение Кейси к конгрессу и его конфронтационный стиль в отношениях с ним не содействуют улучшению качества их товара. Досуэлл чувствовал, что силы его на исходе, и вскоре ушел из ЦРУ.

Кейси решил создать два отдельных, наделенных достаточно высокими полномочиями офиса — бюро по связи с конгрессом и с прессой. И то, и другое должны возглавлять специалисты по тайным операциям — практики в том виде искусства, которое они должны преподносить «на вынос».

Первым кандидатом стал Клэр Джордж, отдавший 27 лет службе в оперативном управлении. Кейси наметил его на пост руководителя бюро по связи с конгрессом. Джордж обладал хорошим чувством юмора и отлично владел главным ремеслом Центрального управления, который считался символом старых боевых традиций ЦРУ, взятых из лучших времен, когда ведомство могло гордиться своими делами.

В 1975 г., в самый разгар расследований деятельности ЦРУ комитетами Чёрча и Пайка, резидент этого ведомства в Афинах Ричард Уэлч был убит выстрелом из засады. Своей смертью он сослужил последнюю службу Центральному управлению, обретя ореол мученика и вызвав волну симпатий к ЦРУ среди общественности. Встреча в США гроба с его прахом транслировалась по телевидению, а на похоронах с отданием всех воинских почестей присутствовали тогдашний директор ЦРУ Колби и президент Форд. Гроб с телом Уэлча установили на орудийный лафет, который в свое время вез в последний путь убитого президента Джона Кеннеди.

Несмотря на опасность работы в Афинах, ЦРУ вновь направило туда своего человека, чтобы заполнить образовавшуюся брешь. Этим человеком стал Клэр Джордж, чье присутствие в конгрессе теперь будет полезным напоминанием о его мужестве. Джордж, приняв новое назначение, сразу же посетил комитеты конгресса по разведке и надавал им целый ворох обещаний сотрудничества на основе взаимного доверия.

Приблизительно в этот же период времени Джордж Лаудер, человек № 2 в бюро генерального инспектора ЦРУ, которого называли «домашним сторожевым псом» ведомства, получил сообщение, что его хочет видеть директор.

Лаудер принадлежал к самому первому поколению оперативных сотрудников по проведению тайных акций, присоединившись к нему еще в дни своей зеленой юности в 50-х гг. За плечами у него было почти 32 года службы в ЦРУ и ученая степень по юриспруденции. Несколько неуклюжий человек, который часто говорил слишком громким голосом с неожиданными модуляциями и словесными формулировками, он не принадлежал к категории «серых людей» ЦРУ, но тем не менее считался бывалым и преданным своему делу шпионом. Когда Лаудер входил в кабинет Кейси, он догадывался, что настало его время сменить работу, но не знал точно, что Кейси имеет в виду.

— Поздравляю, — сказал Кейси.

— С чем? — подозрительно спросил Лаудер.

— Я выбрал тебя моим директором по связи с общественностью.

— Чем же я заслужил такую честь?

Кейси объяснил, что ведомству нужен человек для общения и регулирования отношений с прессой, главным образом чтобы не допускать публикации статей, наносящих ущерб ЦРУ. Возможно, не стоило перекрывать прессе все доступы к ЦРУ, все равно они получают нужную им информацию, но уже через конгресс. Белый дом, госдеп и министерство обороны.

Лаудер сказал, что он всю жизнь избегал контактов с прессой, даже от одного своего родственника — газетного корреспондента — он держал в тайне свою принадлежность к ЦРУ.

— Это мое решение, — твердо сказал Кейси. Лаудер эффектно щелкнул каблуками.

Каждый сотрудник оперативного управления нюхом чуял такие моменты, когда надо подчиниться приказу сверху. В таком послушании заключалось утешительное, почти бодрящее сознание того, что ты — часть механизма. В конце концов, Лаудер много раз рисковал жизнью, работая в загранточках. Наверное, какой-нибудь пресс-центр будет не более опасным местом.

Кейси знал, что Лаудер согласится. Ему нравилась эта черта в людях из оперативного управления. Судя по личному делу, Лаудер представлял собой тип лояльного, преданного сотрудника ЦРУ. Но он проявил и качества реалиста. Являясь заместителем генерального инспектора, он занимался проверкой количества оружия, перехваченного на маршрутах его доставки в ходе никарагуанской тайной операции. У Лаудера хватило честности признать, что, несмотря на захват нескольких складов вооружения, операция пока не оказала заметного воздействия на сокращение его поставок. «Мы даже мышь не нашли, не то что гору», — однажды сказал он. Однако Лаудер поддерживал операцию.

В первую очередь ему надо будет распространить известие, что Кейси назначил активного сотрудника своим пресс-атташе, затем познакомиться с корреспондентами и методами их работы, расположить их к себе, установить с ними хорошие отношения. Если он найдет надежных ребят среди них, то, возможно, ему удастся хотя бы ставить Кейси в известность, что готовится статья, которая грозит ЦРУ неприятностями. Ему придется собирать информацию, а затем и посмотреть, нельзя ли кого-нибудь… ну, завербовать, может, не совсем точное слово, но по значению это как раз то, что надо сделать. Так что работа с корреспондентами, возможно, не так уж будет отличаться от того, чем он занимался раньше.

«Кейси занимался массовой торговлей акциями на бирже», — прочитал Макмагон утром 2 июня 1983 г. заголовок на первой странице «Вашингтон пост».

— А, черт, — сказал Макмагон. Опять ежегодная справка-отчет Кейси о его доходах дала пищу газетчикам. Согласно этой справке, Кейси за 26 дней купил на бирже акций на 1,5 миллиона долларов. Кейси решительно отказывался создать из своих капиталов безличный подопечный фонд[22], утверждая, что всеми капиталовложениями занимается его частный советник по инвестициям, обслуживающий его уже 20 лет. Он и принимает все решения о том, куда и как поместить капитал, что он сделал и в данном случае. Макмагон пошел к Кейси. Создается общественное мнение, сказал он, что Кейси прямо из своего кабинета руководит биржевыми маклерами, звонит им по нескольку раз в день, совершает на Уолл-стрит всякие кульбиты, используя свою возможность залезать в секретную информацию, и пускает ее в ход для поддержки инвестиций, в которых он заинтересован.

— Но это наглая ложь, — сказал Кейси.

— Правильно, — согласился Макмагон. — Но вонь от этой лжи смердит. Позиция Кейси несостоятельна. С одной стороны, он утверждает, что не пользуется возможностью покупать и продавать акции, поскольку этим занимается его советник по инвестициям. С другой стороны, он настаивает на сохранении за собой этой не используемой возможности. Если у Кейси есть привычка доверять принятие всех решений советнику, то чем это отличается от безличного опекунского фонда?

— Вроде ничем, — ответил Кейси.

— Ну, так создай его, черт возьми, — сказал Макмагон. Тем более что, как установили сотрудники, проверявшие его, Кейси, справку-отчет, из нескольких десятков компаний и фирм, где Кейси имеет финансовый интерес, 13 ведут дела с ЦРУ, и эти сделки колеблются в суммах от 12 долларов до почти 4 миллионов.

Кейси вперил неподвижный взгляд в пространство.

18 июля он опубликовал заявление, в котором говорилось, что за два с половиной года пребывания на посту директора центральной разведки его капитал находился в распоряжении «фактически существующего безличного опекунского фонда» и это было законным делом. «Тем не менее, чтобы избежать в дальнейшем путаницы и недоразумений, я намерен создать официальный безличный опекунский фонд».

В конце лета Кейси отправился в секретную поездку по Африке и Среднему Востоку проинспектировать резидентуры. Он ощущал почти физическую потребность все увидеть своими глазами. Как ту площадь в Далласе, где убили Джона Кеннеди. Ведь она выглядела совершенно иначе, значила нечто большее, когда сам стоишь на ней. Резиденты нуждались в личном, непосредственном общении с ним как в стимуляторе к проведению более активного сбора разведывательной информации, к выходу за стены посольских зданий для расширения контактов с местным населением, для посещения, пусть даже скрытного, собраний политических партий.

В сопровождении шести помощников, на специальном реактивном самолете ВВС для особо важных лиц Кейси намеревался посетить 11 стран за 18 дней. Первые остановки состоялись в Сенегале и Береге Слоновой Кости в Западной Африке. В этих странах, как это предусматривалось на всем маршруте поездки, Кейси встретился с главами государств или правительств, руководителями разведслужб или их заместителями, беседовал с американскими послами, заставлял резидентов возить его по столицам стран их пребывания, по дороге засыпая их вопросами. Какое расстояние от правительственного здания до армейских казарм? До университета? Кто лидер ведущей оппозиции? Как выглядят люди из КГБ?

С Запада Африки группа совершила 500-мильный перелет в Нигерию. Дорога из аэропорта в столицу страны Лагос была запружена машинами и тележками уличных торговцев. Потребовалось несколько часов, чтобы проехать ее. Заместитель начальника нигерийской разведки руководил своей бригадой, пытавшейся расчистить путь. «Представьте себе, как Макмагон попытался бы расчистить для их проезда бульвар Джорджа Вашингтона»[23],— сказал один из спутников Кейси. Машина Кейси остановилась в очередном заторе. Какой-то местный житель постучал в окно и попытался продать директору центральной разведки длиннющий шланг для поливки огородов. «Не совсем вдохновляющая покупка по пути из аэропорта в город», — заметил Кейси.

В Заире, бывшем Конго, Кейси встретился с Жозефом Мобуту. В 1960 г. ЦРУ планировало покушение на конголезского национального лидера Патриса Лумумбу. 25 августа 1960 г. Аллен Даллес в телеграмме резиденту ЦРУ сообщал: «Устранение Лумумбы должно быть первоочередной и неотложной целью. В нынешних условиях эта тайная акция имеет высший приоритет». Однако, прежде чем ЦРУ смогло осуществить свой заговор, Лумумба был убит сторонниками другой группы, поддерживавшей Мобуту. Кейси имел важные для него личные отношения с Мобуту. Сейчас они также обменялись разведывательными сведениями.

Директор набросал несколько слов по-французски для своего выступления на вечернем приеме. «После второй мировой войны, — сказал он, — я присутствовал на обеде у лидера сопротивления и говорил, как и сейчас, по-французски. На следующий день газеты сообщили, что Кейси выступил на своем родном языке. Из этого я сделал вывод, что либо мой французский был настолько хорош, что меня приняли за француза, либо он был так плох, что мой французский приняли за английский».

После Заира группа посетила Замбию, а оттуда вылетела в Южную Африку. Во время полета над рекой Замбези Кейси прошел в кабину пилотов и попросил пролететь как можно ниже над знаменитым водопадом Виктория. В Претории все пошло по обычному кругу: встречи в правительстве, посольстве, резидентуре. Кроме того, группа присутствовала на обеде на открытом воздухе с участием десятка местных бизнесменов. Один из них, ничего не знавший о том, кто такой Кейси, потом сказал: «Парень что надо, будь он бизнесменом, он сделал бы большие деньги».

Кейси восхищался южноафриканской разведслужбой и поддерживал с ней тесные связи. Южная Африка сознавала масштабы угрозы коммунизма в этом регионе и предоставила не меньше 200 миллионов долларов в помощь мятежному движению Савимби, который боролся против марксистского режима Анголы. Кейси все еще надеялся на отмену поправки Кларка от 1976 г., запрещавшей тайную помощь ЦРУ Савимби. Он пообещал, что присоединится к ведущейся борьбе, как только для этого появится возможность.

В жарком африканском климате у Кейси накопилось много белья для стирки. Он узнал, что в отеле выполняют этот вид услуг за 24 часа, и все отдал горничной. Однако в обещанный срок он белье не получил, а завтра в 6 утра группа вылетала дальше по маршруту. В гостиничной прачечной уже никого не было, поэтому охранники Кейси взломали дверь и вызволили вещи директора. Расписание поездки не было нарушено. Следующими остановками стали Зимбабве, а затем Кения, куда они прибыли около 22 часов. В тот же вечер Кейси провел две встречи со своими коллегами по бизнесу, и за завтраком следующего дня резидент ЦРУ страшно удивлялся, откуда Кейси так хорошо знает страну.

Затем последовал перелет в 2200 миль в Каир, где Кейси встретился с президентом Египта Мубараком и несколько часов проговорил с резидентом, который осуществлял надзор за самым крупным объектом ЦРУ вне пределов США — наибольшая часть вооружения и других видов американской помощи афганским мятежникам шла через Египет.

Далее группа проследовала в Турцию, которая, имея общую границу с Советским Союзом, Сирией, Ираком и Средиземноморьем, представляла собой одну из наиболее важных стран мира, которой, по мнению Кейси, США уделяли недостаточно внимания в стратегическом плане. И, наконец, последняя остановка — Марокко, визит к королю Хасану. Отношения со всеми странами, которые посетил Кейси, имели большое значение для США, и он стремился не пропустить ничего, что заслуживало внимания.

По возвращении на базу Эндрюс помощники Кейси были настолько измотаны, что их почти на руках разносили по машинам, чтобы отвезти домой. Директор центральной разведки прямо с аэродрома поехал в штаб-квартиру ЦРУ в Лэнгли.

Сенатор Уильям Коэн, республиканец из штата Мэн, всего лишь девять месяцев тому назад ставший членом сенатского комитета по разведке, как-то после очередного слушания обменялся несколькими словами с Кейси. Будучи республиканцем, он намерен поддержать политику администрации по Никарагуа. Он знает, что Голдуотер лично выбрал его для пополнения состава комитета. Но, добавил Коэн, он чувствует, что Кейси и Голдуотер могут легко потерять поддержку в комитете. Компромисс Голдуотера насчет дальнейшего финансирования акции «контрас» висит на волоске.

— Если вы отберете деньги для никарагуанской операции, — сказал Кейси, — то вся ответственность за последствия ляжет на конгресс.

Коэн оживился. Возможно, Кейси и прав. Президент лично звонил Коэну. «Знаете, зачем я вам звоню? — спросил Рейган тихим, просительным голосом. — Мы хотели бы просить вас помочь нам, если можно». Коэн сказал президенту, что он поддержит администрацию, но что он озабочен положением дел.

Кейси посоветовал Коэну съездить в Центральную Америку, посмотреть на все своими глазами, поговорить с сандинистами. Они согласятся поговорить с сенатором Соединенных Штатов.

Коэна, бывшего прокурора, привлекла идея посетить место действия и познакомиться с непосредственными свидетелями. Он старался всегда придерживаться точных фактов. Чтобы получить представление о таинственном мире разведки, он прочитал все 532 страницы книги Джеймса Бэмфорда «Дворец загадок», вышедшей в 1952 г. и посвященной Агентству национальной безопасности. Но ответ на загадку никарагуанской операции следовало искать не в книгах и не на брифингах, а непосредственно на месте.

В 1974 г. ему принадлежал решающий голос в юридическом комитете палаты представителей, когда этот комитет принял решение о привлечении Никсона к суду по уотергейтскому делу. Во время телевизионных дебатов по этому делу Коэн так изложил свой подход к извлечению выводов: «Если вы легли спать не в доме, а, скажем, во дворе дома и, проснувшись, увидели на земле свежевыпавший снег, то вы сделаете правильный вывод, что ночью шел снег, даже если вы этого не видели».

Одним из лучших друзей Коэна в сенате был демократ из штата Колорадо Гари Харт. Однажды летом 1983 г. Коэн решил поговорить с Хартом, который начал кампанию за выдвижение своей кандидатуры на пост президента от демократической партии на выборах в 1984 г. и все еще числился в списке кандидатов, хотя имел пока 4 % голосов демократов, выступавших в его поддержку. В то время он, как и Коэн, являлся членом сенатского комитета по разведке. Коэн подошел к нему в столовой сената. «Ты не находишь, что тебе пора расширить сферу твоей деятельности?» — сказал он и предложил заняться какой-нибудь проблемой, вызывавшей действительно глубокие эмоции, например Центральной Америкой. Из опыта своей работы в комитете Чёрча по расследованию деятельности ЦРУ в 70-х гг. Харт знал, что это ведомство иногда очень неумело проводило операции типа никарагуанской. Он принял предложение Коэна.

8 сентября 1983 г. рано утром Коэн, Харт и сопровождающий их майор морской пехоты вылетели в Манагуа на специальном самолете ВВС. Их прибытие в никарагуанскую столицу намечалось на 9 часов 15 минут.

Приблизительно за час до посадки пилотам сообщили, что аэропорт имени Сандино закрыт. На него было произведено нечто вроде воздушного налета. Двухмоторный винтовой самолет с двумя 500-фунтовыми бомбами под крыльями появился над аэропортом, был сбит и при падении врезался в контрольную башню и здание аэровокзала.

Самолет с сенаторами на борту около 45 минут кружил в небе, пока не получил указание лететь в столицу Гондураса. Прибыв туда, они начали звонить в Вашингтон, пытаясь узнать, что случилось. В это время из Манагуа сообщили, что там готовы принять их самолет.

Когда они после полудня прилетели, наконец, в Манагуа, их поразил вид причиненных разрушений. Всюду дымящиеся развалины, центральная часть аэровокзала снесена. Под ногами разбитое стекло и лужи масла. Разломившийся пополам фюзеляж самолета. Два находившихся на борту пилота погибли. Сорок пассажиров, ждавших вылета, разбежались, спасая свои жизни. Один рабочий аэропорта убит. Зал для особо важных гостей, где сенаторам предстояло дать пресс-конференцию, также был поврежден. Коэн подумал, что если бы они прилетели раньше установленного срока, то, возможно, тоже погибли бы.

Представители никарагуанских средств массовой информации оказались на месте и хотели задать вопросы. Один из репортеров сказал, что налет был, очевидно, акцией «контрас», организованной ЦРУ. «В ЦРУ все-таки не такие глупцы сидят», — сказал Коэн.

Никарагуанские должностные лица предъявили портфель, извлеченный из обломков самолета. Коэн и Харт заглянули в него. Там они обнаружили инструкцию для одного из пилотов с предписанием встретиться в Коста-Рике в определенном ресторане с таким-то человеком, счет за загрузку самолета в Майами, водительские права пилота, выданные в штате Флорида, страховой полис системы страхования США и американскую кредитную карточку. Кроме того, там же находились закодированное и зафиксированное на бумаге обозначение операции и копия контракта на ее проведение. Коэн и Харт безошибочно узнали в них документы, изготовленные в ЦРУ.

Сандинистские официальные лица пояснили, что обычно аэропорт охраняется только двумя зенитными орудиями, но сегодня утром их число увеличили до семнадцати. Значит, налет ожидался. В ходе дальнейших разговоров с сандинистами Коэну и Харту стало ясно, что они получают разведывательные данные о намерениях и планах «контрас». Позже Коэн и Харт встретились с координатором Даниэлем Ортегой, который в присутствии прессы прочел им суровую лекцию в духе антиамериканизма. Когда Коэн попытался сменить пластинку и спросил о судьбе никарагуанской газеты «Ла Пренса», которая была закрыта за антиправительственные выступления, репортеры уже сворачивали свою аппаратуру.

Вечером Коэна и Харта пригласила на ужин Нора Асторга, в прошлом принадлежавшая к избранному обществу Манагуа и вступившая в ряды сандинистских партизан. В свои 34 года Асторга уже была легендой. В 1978 г. она заманила на свою квартиру одного из высших сомосовских генералов, человека № 2 в ненавистной национальной гвардии, Рейнальдо Перес Вега, по прозвищу Собака. В ее спальне генерала ожидали трое сандинистских «командос». Несколько месяцев назад Асторгу представили на должность посла Никарагуа в США. Администрация Рейгана отклонила ее кандидатуру. Перед ужином Коэн и Харт с удовольствием узнали о ходившей в Манагуа шутке, которая гласила: никогда не спрашивайте Нору Асторгу: «Куда мы пойдем, к тебе или ко мне?» — и, если даже она сама скажет: «Пошли ко мне», идите лучше к себе. Шутка очень подходила к тому вечеру.

После ужина Коэн и Харт, вконец измотанные, явились в полночь на беседу с резидентом ЦРУ. Они сообщили, что сандинисты получают информацию об операциях «контрас». Резидент долго колебался, ерзал на своем месте, затем попытался оправдать воздушный налет, сказав, что это первый шаг Эдена Пасторы в применении его «только что созданных ВВС».

Харт взвинтился до предела. Эти чертовы идиотские операции — это то, что убьет ЦРУ. Вы думаете, что сможете выбраться из этого дерьма? Пилот имел при себе бумажку с именем и номером телефона оперативного сотрудника резидентуры в Коста-Рике.

Гражданский аэропорт, добавил Коэн, даже не военная цель. Неужели кто-то думает, что этим можно чего-то добиться? Нет большей ошибки, чем восстанавливать народ против «контрас», а именно это и происходит. В аэропорту находились десятки мирных гражданских жителей. А если кто-нибудь попытается разбомбить гражданский аэропорт в США?

Резидент сказал, что операция задумывалась как демонстрация серьезности намерений «контрас» и их способности нанести удар по столице. Кроме того, «контрас» являются добровольными и вольными агентами, и ЦРУ не может их контролировать. Они сами выбирают свои цели.

Но какой идиот будет держать в своем портфеле бумаги ЦРУ во время тайного воздушного налета, кто его так экипировал, горячился Харт. Ни на что не способные дураки. С покрасневшим лицом, Харт кричал скандальным голосом: «Никудышная политика, скверная дипломатия, дурацкие операции».

Резидент отправил в штаб-квартиру ЦРУ срочную телеграмму, что два сенатора в очень плохом настроении возвращаются в Вашингтон.

Тони Мотли, находившийся в Гондурасе, услышал о неудавшемся воздушном налете в тот же день. Он позвонил Клэриджу.

— Слушай, — сказал он, — ты что, совсем спятил? Как можно такое вытворять, когда помощник государственного секретаря по региону находится в Гондурасе? Я не хочу, чтобы мне во время поездки по региону подбрасывали такое дерьмо.

— Понимаешь, — ответил Клэридж, — у нас же нет возможности контролировать каждое мгновение, каждый шаг в их действиях. Я не могу привязать какую-либо операцию точно к такому-то дню. Речь может идти в крайнем случае о нескольких днях.

Кейси хотел чего-то нового, чтобы «контрас» привлекли к себе внимание, — добавил Клэридж. — Ну вот, «контрас» спустились с гор и привлекли к себе внимание, как и требовал директор.

На следующий день Коэн и Харт вылетели в Сальвадор. Путешествуя по этой стране, они пользовались старым вертолетом без дверей, который применялся еще во Вьетнаме. Коэн надел наушники и теперь слышал все разговоры пилотов. Однажды, находясь на высоте 1200 футов над столицей страны, вертолет начал вдруг резко снижаться, почти падать.

— Что за черт, гидравлика протекает, — прокричал пилот, — придется где-то сажать эту развалюху.

Коэн подумал, что вот сейчас они рухнут на большой город, он погибнет, и не от руки коммунистических мятежников. Какая глупая смерть — не от пуль врагов в этой схватке, представляющей собой столкновение между сверхдержавами в миниатюре, а из-за протечки в гидравлической системе.

Пилот лихорадочно рылся в руководстве по техуходу за вертолетом, и вдруг машина стремительно пошла вверх, все выше и выше. Вот она достигла высоты 10 тысяч футов. Коэн испытывал такое чувство, будто его желудок остался на высоте 1000 футов, и это его испугало.

— Что происходит? — громко спросил он. Сопровождавший их майор объяснил, что им надо выйти из зоны досягаемости пулеметного огня мятежников.

Коэн подумал, что уж если падать, то он предпочел бы сделать это с высоты одной, а не десяти тысяч футов. Ему пришли на ум строчки из его собственного стихотворения, давно написанного и называющегося «Свободное падение»: «Я не боюсь летать, я не боюсь умирать. Только сам процесс интересует меня. Да, сам процесс». Но вертолет не упал.

Когда Коэн вернулся в Вашингтон, Кейси как-то зашел к нему в его сенатский кабинет. Он категорически отрицал, что воздушный налет был осуществлен по решению ЦРУ.

Коэн сказал, что это более чем глупо. Даже приспособление для подвески бомб выглядело кустарным..

Кейси не возражал, но и не соглашался. Он видел, что Коэн недоволен. Человек, который почувствовал дыхание смерти, смотрит на все по-другому. Он в дружественном тоне спросил Коэна об общих впечатлениях.

— Как вы не понимаете, — сказал Коэн, — что ваши операции, операции еконтрас» находятся под наблюдением. Число зенитных установок у аэропортов накануне налета увеличили с 2 до 17.

Кейси обещал проверить это.

Позже Коэн узнал, что самолет для налета предоставило ЦРУ, а один сотрудник ведомства сообщил ему, что операция была утверждена на очень высоком уровне. Исполнителем назначили Пастору. Однако никто не сказал, что налет явился результатом давления Кейси, жаждавшего каких-нибудь новшеств.

Коэн все же решил не поднимать шума с этим налетом, поскольку могло создаться впечатление, будто личная безопасность была его единственной заботой. Он решил также продолжать поддерживать тайную операцию в той степени, в какой она преследует цель вынудить сандинистов к переговорам, но остальные ее цели он не мог ни понять, ни поддержать. И он не понимал Кейси. Он казался Коэну каким-то скользким. Кейси явно многого недоговаривал.

Кейси пригласил и Харта в штаб-квартиру ЦРУ на чашку кофе.

— Я хотел бы заверить, что никто не собирался вас убивать, — начал он.

Харт сказал, что для него остается загадкой, как вообще кто-нибудь — ЦРУ или «контрас» по собственной инициативе — мог предпринять такую идиотскую акцию. Подобное нападение на гражданский объект и мирных людей может вызвать трудно представляемую волну ненависти.

Кейси сказал, что он понимает, насколько расстроены были Коэн и Харт.

— Вы не поняли меня, — ответил Харт, — меня лично это никак не касается. Речь идет о политике, идеях, людях, которые стоят за этой глупостью. Как такое могло произойти?

— Наша политика заключается в поддержке демократических сил, — сказал Кейси. — Мы хотим помочь им вернуть себе их страну, если не удастся заставить сандинистов пойти на переговоры.

Харт не усмотрел разницы между глаголами «вернуть» и «свергнуть», кроме той, что значение последнего подпадало под запрет закона.

— У нас там есть «командир Зеро», — с гордостью сказал Кейси, имея в виду Пастору. — Ему разрешено проводить собственные мероприятия. Цель налета заключалась в том, чтобы показать, что операции «контрас» — это не просто пограничные стычки, а национальное движение против сандинистского правительства.

Харт вновь попытался вовлечь директора в дискуссию о нерациональном характере подобных операций. Однако Кейси лишь сказал, что, по его мнению, у Харта есть хорошие идеи по вопросам обороны и он хотел бы встретиться с ним и сенатором Сэмом Нэнном из штата Джорджия, еще одним экспертом в области обороны, чтобы поговорить о связанных с этим проблемах.

Харт ушел, будучи убежденным, что ЦРУ теряет контроль и в один прекрасный день лопнет. Кейси больше не звонил ему ни по вопросам обороны, ни по каким-либо другим проблемам.

Двумя неделями позже, 20 сентября, Кейси и Шульц предстали перед сенатским комитетом по разведке, чтобы отстоять никарагуанскую операцию. Действуя в соответствии с запросом комитета четырехмесячной давности, Рейган наконец подписал новую директиву, прокладывавшую средний курс между простым пресечением поставок оружия и свержением сандинистов. Совершенно секретный документ на двух страницах состоял из пяти пунктов — самая объемистая директива, когда-либо подписанная Рейганом. Директива предписывала «оказывать материальную поддержку никарагуанским группам сопротивления и обеспечивать руководство ими».

В директиве устнавливались следующие цели:

— заставить сандинистское правительство в Никарагуа начать переговоры с соседними странами;

— оказывать давление на сандинистов и их союзников, с тем чтобы прекратить с их стороны передачу оружия, средств контроля и связи, а также обучение и предоставление убежища левым повстанцам в Сальвадоре.

Итак, практической целью являлась демократизация Никарагуа, с тем чтобы добиться осуществления прав человека, гражданских свобод, свободы прессы и участия оппозиции в политической жизни. Как считал Кейси, эта цель должна понравиться демократам, а также умеренным в обеих партиях конгресса. Он, конечно, отлично понимал, что именно за такую компромиссную формулировку выступал Эндерс, за что он подвергался критике и в конце концов был уволен с поста помощника госсекретаря по Латинской Америке. Но привлечение на свою сторону центристских сил в конгрессе оставалось его единственной надеждой. Палата представителей проголосовала против выделения 80 миллионов долларов на секретную программу для Никарагуа. Голосование в палате, которое закончилось с результатом 228 против ассигнований и 195 — за, последовало после чрезвычайного трехдневного публичного обсуждения никарагуанской операции. Кейси считал это обсуждение просто неприличным излиянием либералами их эмоций, основной смысл которых заключался в том, что весь конгресс, не говоря уже об администрации, несет вину за никарагуанскую операцию.

Кейси нравилось работать вместе с Шульцем. В правительстве он считался умеренным. Но когда они вдвоем разрабатывали новую директиву, дела у них шли отлично.

Мойнихэн думал о том, что вот так, наверное, начиналась вьетнамская война. Да, конечно, сейчас все иначе, но глубинные течения те же самые — за одним кажущимся рациональным шагом следовал другой такой же рациональный шаг, сопровождающийся отрицанием подлинного значения некоторых действий, их рекламированием как благотворительных, в то время как они таковыми вовсе не являлись. По его мнению, Кейси и Шульц дурачили либо самих себя, либо сенатский комитет по разведке.

Каждый, кто внимательно прочитал директиву, как это сделал он, не мог не увидеть ее последствий, хотя они были тщательно спрятаны или вообще не упоминались. В директиве говорилось, что ЦРУ стремится не допустить распространения революции — главной цели внешней политики сандинистов, а также изменить их внутреннюю политику в отношении выборов, гражданских прав и свобод, а в конечном счете изменить структуру их правительства. Это все равно что объявить о своем намерении вышибить кому-то мозги, но не убивать его.

Мойнихэн не мог больше оставаться спокойным. Он попросил слова и попытался изложить свою точку зрения на обсуждавшийся вопрос. Даже если ЦРУ говорит, что директива не направлена на свержение режима в Никарагуа, сказал он, чистый совокупный эффект предлагаемых действий дает совершенно ясное представление о том, чего хочет администрация.

Выступая от правых республиканцев, сенатор Уоллоп в основном согласился с анализом директивы, сделанным Мойнихэном, но предложенное им решение было иным:

— Почему нам не сказать прямо, что мы думаем?

— Для меня это звучит резонно, — сказал Г олдуотер.

— Мы должны их свергнуть, — вставил реплику сенатор Джейк Гарн, консервативный республиканец из штата Юта.

Нет, сказали Кейси и Шульц. Они намерены придерживаться запрета, содержащегося в поправке Боланда, — ничего не предпринимать с целью переворота. Вопрос, поднятый Мойнихэном, скоро потонул в разгоревшейся дискуссии. Кейси считал, что демократам была брошена хорошая кость в виде гуманитарной упаковки принципиального. незыблемого антикоммунизма администрации Рейгана. Сенаторы — реалистичные политики. Эта директива — лучшее из того, что они могли получить. Сенатский комитет по разведке попросил переделать старую директиву, что и сделано. Члены комитета сами вот уже почти два года участвуют в осуществлении тайной операции, а в новой директиве просто излагается то, что происходило. Отклонить ее означает отречься от собственного участия в этом деле. На это, как рассчитывал Кейси, сенаторы едва ли пойдут.

Двумя днями позже комитет 13 голосами против 2 одобрил новую директиву. Оппозицию составили сенаторы Лихи и Байден.

Летом 1983 г. в окружении Рейгана возникла первая серьезная трещина. Руководитель персонала Белого дома Бейкер заявил, что он в свое время получил от Кейси подборку кратких обзоров документов, которыми пользовался президент Картер при подготовке к телевизионным дебатам с Рейганом во время президентской избирательной кампании в 1980 г. Конгресс и ФБР приступили к расследованию возникшего дела.

— Я не припоминаю, чтобы я получал, слышал или каким-то другим путем знал о существовании такой подборки, — заявил Кейси. Он с Бейкером просидел все воскресенье, пытаясь решить, могут ли они как-то смягчить противоречие или даже найти основу для полного устранения разногласий.

— Скажи, что ты видел подборку, — уговаривал его Бейкер, обещая, что это не доставит Кейси никаких неприятностей. Но Кейси упорно держался своей линии: нет, он никогда не видел подборки и не передавал ее или вообще какие-то документы ни Бей-керу, ни кому-нибудь другому.

Начали появляться на свет документы и записи времен президентской избирательной кампании. Одна из записей принадлежала Хьюджелу, который тогда был помощником Кейси. В ней говорилось, что команда Рейгана имела «подсадную утку» в лагере Картера. Этот соблазнительный кусочек информации заставлял предполагать, что Хьюджел выполнил первое шпионское задание Кейси задолго до того, как они оба поступили на работу в ЦРУ.

Я хотел выяснить, имела ли место организованная шпионская операция во время президентской избирательной кампании 1980 г. С этой целью я 28 сентября 1983 г. отправился к Кейси в его кабинет в правительственном здании рядом с Белым домом, с тем чтобы взять у него интервью. До этого я никогда не встречался и не беседовал с ним. Кабинет Кейси представлял собой очень большую богато украшенную комнату в викторнансхом стиле, словно специально оборудованную для торжественных церемоний. Он тепло, даже сердечно поприветствовал меня, хотя избегал смотреть в глаза. Его телосложение оказалось значительно крупнее, чем я ожидал. Походка отличалась какой-то неуверенностью, как будто он боялся упасть. Лицо казалось не то чтобы старым, но осунувшимся. Одет он был в хорошо сшитый, строгий синий костюм, хорошо отглаженную рубашку с твердо накрахмаленным воротничком и дорогим галстуком.

Я бросил взгляд на письменный стол. Кипы папок и бумаг, на папках красные наклейки с надписью: «Совершенно секретно». Так помечаются материалы перехватов каналов связи. Кейси вышел из-за стола и сел в кресло. Он проявлял легкое нетерпение, словно говорил: «Давайте, что у вас».

Я быстро и кратко изложил то, что до меня дошло.

— Это слухи, — не произнес, а почти прошипел Кейси. Когда я попытался что-то записать, он резко сказал: «Это не для протокола». Затем он разъяснил, что я могу прийти еще раз на следующий день, если я хочу кое-что записать для цитирования, а сегодняшнюю встречу он намерен использовать для моего общего ознакомления с проблемой. Он хотел, чтобы я понял, насколько абсурдно обвинение Бейкера. По тону и поведению Кейси я понял, что окажусь в вестибюле, если выражу несогласие.

Каждый раз, когда я затрагивал какой-то вопрос, он показывал документ, подтверждающий его позицию. Так, он предъявил памятную записку на 6 страницах, затем передал мне подборку документов в голубом переплете, составленную Хьюджелом во время избирательной кампании. Я начал листать ее. Стандартная канцелярщина, пресс-релизы, длинные списки групп и лиц, поддерживавших Рейгана. Макулатура.

Кейси подошел ко мне и почти выхватил подборку из моих рук. «Никаких секретов здесь нет, вы же видите», — сказал он.

Я намекнул, что хотел бы повнимательнее посмотреть подборку. «Нет», — ответил Кейси.

— Поскольку речь зашла о Хьюджеле, — сказал я, — что вы можете сообщить о его упоминавшейся записке?

Кейси ответил, что ФБР получило записку Хьюджела из архива документов избирательной кампании 1980 г.

— О чем в ней говорится?

Кейси пожал плечами. То ли он не знал, то ли ему было безразлично, то ли он не хотел ответить.

— Но такая записка существует?

Он утвердительно кивнул, однако ничего не сказал, позволив мне насладиться молчанием. Его нетерпеливые движения подталкивали, торопили, но он сидел молча.

Что известно о записях Тони Доулана, которого Кейси ввел в команду Рейгана во время кампании и который сейчас является составителем речей в Белом доме?

Еще раз пожав плечами, Кейси повернулся к своим бумагам и показал мне записку, в которой упоминался «источник» Доулана в одном из ведомств.

— Можно мне снять копию?

Кейси вежливо, но энергично отобрал у меня записку. Нет, сказал он.

Кейси начал быстро перебирать документы, повторяя при этом, что все это ерунда, обычные информационные материалы о кампании. «Есть две записки, одна — Доулана и вторая — Хьюджела, в которых говорится о наличии у них источников, но никакой разведывательной операции не было, это все чепуха».

— Вы готовы подтвердить это под присягой?

— Конечно, с удовольствием, — ответил он, — задрав голову и задумчиво поглаживая подбородок, словно удивляясь, зачем я трачу его время на такие вопросы. — Это дело чистое.

В то же время он просто оставлял без внимания вопросы, отвечать на которые, по его мнению, не имело смысла. Это были с первого взгляда мелкие вопросы, но ответы на них, любые ответы, могли бы вывести его на тропинку, на которую он не хотел вступать или которая вела к неприятностям и противоречиям. Он старательно избегал пускаться даже в добродушно-шутливые, но рискованные высказывания о том, с чем он согласен, а с чем нет, что уже могло оказаться для меня полезным.

Я попытался вернуться к одному ранее уже затронутому вопросу.

Но Кейси поднялся со своего кресла: «Мне пора на совещание». Он взял со стола толстую пачку бумаг с грифом «Совершенно секретно» и начал запихивать ее в портфель. Это не сразу ему удалось. Наконец он закрыл портфель, а когда мы вышли из кабинета, отдал его своему телохранителю.

Кейси, видимо, опаздывал к назначенному сроку. Когда мы расстались, он почти побежал по коридору.

ФБР и конгресс так и не провели настоящего расследования, и «новый уотергейт» не состоялся. Старый приятель Голдуотера и Кейси генерал Уильям Куин с удовольствием наблюдал за всей этой историей и даже иногда удовлетворенно хихикал. Для него это дело не представляло загадку. Чутье старого офицера военной разведки говорило ему, что Кейси действительно сделал то, что ему приписывалось. Куин, конечно, ничего не мог доказать. Кейси играл по правилам, как и всякий настоящий офицер разведки. Одно из первых правил шпионажа гласило: береги хороший источник. Часто осуществлялись тщательно разработанные отвлекающие маневры, хитроумно запутывались следы, чтобы уберечь такой источник. Лгать, даже лгать публично или под присягой, было ничто по сравнению с риском, который брал на себя источник. И может быть, ничто не внушало источнику такого чувства уверенности или обоюдной и разделенной опасности, как вид его офицера-руководителя, висящего в петле на суку. Секретный источник, наверное, спит хорошо только тогда, когда знает, что его разоблачение означает конец и для его ведущего офицера, а таковым может, как в данном случае, оказаться и сам директор центральной разведки.

14

Утром в один из дней Тони Мотли вместе с Кейси ехал в Капитолий. Там они должны были давать показания о ходе никарагуанской операции. Кейси называл сенаторов «эти болваны». А их идеи и заявления — «дерьмо».

Кейси вел себя в комитете по разведке надменно, пренебрежительно, крайне замкнуто. Мотли был поражен. Он также был свидетелем реакции сенаторов, ворчавших при выходе из зала заседаний комитета, что они не могут доверять «этому сукину сыну».

К счастью, вопрос о налете на аэропорт Манагуа больше не поднимался, поэтому Кейси, Мотли и Клэридж считали, что они могут продолжить планирование и проведение акций военного характера. Президент подписал новую директиву, которая, по мнению Кейси, позволяла ему развернуть подрывные действия и в экономической области.

— Нагоним страху на этих негодяев, — заявил Кейси Мотли и Клэриджу на одном из совещаний.

— Что окажет наибольшее экономическое воздействие? — спрашивал Клэридж и сам себе отвечал: — Нефть.

Клэридж разработал план нападения на никарагуанские береговые нефтехранилища. Его должны осуществить не «любители» из числа «контраст, а настоящие профессионалы. ЦРУ должно было координировать план. Клэридж создал так называемую контролируемую группу агентов ЦРУ из числа латиноамериканцев. Они должны были создать впечатление, что в операции участвуют «контрас».

Кейси хорошо знал, как вести дела с Белым домом. Он представил этот план президенту и советнику по национальной безопасности Кларку, обрисовав его логически как следующий шаг по выполнению предыдущей президентской директивы, с которой пришлось согласиться конгрессу.

На рассвете 11 октября быстроходные катера ЦРУ, команды которых были укомплектованы специально подготовленными агентами-латиноамериканцами, совершили налет на нефтехранилище в никарагуанском порту Коринто на тихоокеанском побережье. Было подорвано пять баков, в которых хранилась большая часть нефтяных резервов страны. Из-за возникшего пожара пришлось эвакуировать окаю двадцати тысяч жителей Коринто.

Кейси ликовал. Сделано большое дело, которое не идет ни в какое сравнение с некоторыми тривиальными операциями в приграничных районах Никарагуа. Соответствующие аэрофотоснимки Кейси сразу же показал Рейгану. По мнению советников, президент в этот момент был похож на школьника, которому вручили табель с хорошими оценками.

В ЦРУ возникли вопросы, как расценивать столь масштабные операции. Некоторые сотрудники считали, что это акт войны. На что Клэридж отвечал: «Все сделано в соответствии с пожеланиями президента. Он знает об этом, и ему такие действия нравятся».

Через три дня подвергся нападению Пуэрто-Сандино, другой важный никарагуанский порт.

Мотли попросил американские нефтяные компании оценить размер нанесенного ущерба. Он хотел знать, будут ли носить последствия рейдов долгосрочный или краткосрочный характер. Компании сообщили Мотли, что они потребовали от никарагуанцев выплаты всей суммы за ремонт нефтяных резервуаров. До того, как они к этому приступят.

Кейси и Клэридж были довольны складывающейся ситуацией. Никарагуанцы обычно всячески оттягивают выплаты причитающихся с них сумм. Ремонт поэтому затянется. Однако ко всеобщему удивлению одна из американских нефтяных компаний получила от никарагуанцев чек на 100 тысяч долларов с просьбой немедленно приступить к ремонту.

Это доставило Кейси и другим даже большее удовлетворение — значит, рейды причинили значительный ущерб.

В результате проведенной ЦРУ операции был поврежден нефтепровод, проходивший по территории Никарагуа, а группа компаний из «Эксон корпорейшн» поставила Никарагуа в известность о том, что они не могут предоставить ей танкеры для транспортировки нефти. Однако всего этого показалось мало. Однажды, когда начальник информационной службы ЦРУ по странам Латинской Америки Джон Хортон был у него на докладе, директор ЦРУ спросил:

— Что еще мы можем сделать с экономикой Никарагуа, чтобы до смерти запугать этих негодяев?

— Немногое, — ответил Хортон.

— Мы должны что-то сделать, будь они прокляты. Просто должны. У ЦРУ есть средство для этого: полномасштабная экономическая война. Наш следующий шаг загонит сандинистов в угол, — Кейси хотел покончить с ними.

Хортон упомянул о поправке Боланда.

— Именно она и дает зацепку, — ответил Кейси.

Кейси усилил давление на рабочую группу Мотли, требуя от нее новых идей, пытаясь заставить ее мыслить по-крупному. Мотли несколько раз менял название группы, максимально ограничил ее численный состав, чтобы сохранить в тайне проводившуюся работу.

Ее самое последнее название — Межведомственная группа узкого состава. Мотли, Клэридж и подполковник Норт из Совета национальной безопасности составляли ее ядро. Норт считал, что Белый дом согласится с рекомендациями группы. Допуская, что Шульц или еще кто-то воспротивится этому, Норт как-то заметил: «Государственного секретаря в расчет можно не принимать». Мотли отверг две из трех предложенных Клэриджем идей, однако последний был настойчив, обладал большим воображением и его непросто было переубедить. Правда, он не всегда ясно излагал свои мысли, но из его нескольких идей могло возникнуть хорошее предложение.

На одном из совещаний, проходивших в ситуационной комнате Белого дома, Клэридж предложил осуществить минирование никарагуанских портов. В Русском институте Колумбийского университета Клэридж когда-то провел исследование хода русско-японской войны 1904–1905 гг. и сделал вывод об эффективности минирования. Командующий русским флотом погиб, когда его флагманский корабль затонул, подорвавшись на мине.

Клэридж предложил менее обширную программу минирования. Поскольку нефть из Мексики и других стран поступает в Никарагуа морским путем, задача состояла в том, чтобы запугать поставщиков нефти. Необходимости в потоплении судов не возникало. Лондонская страховая компания «Ллойд» будет отказываться страховать суда, входящие в заминированные порты, или значительно повысит страховые ставки, что заставит транспортные фирмы отказываться от обслуживания этих портов.

Нужно только найти мину, которая создавала бы впечатление об опасности, «громкую хлопушку», — сказал Мотли.

Рабочая группа утвердила план, предусматривавший использование мин с малой взрывной силой, но создававших «большой шум». Мотли затащил Клэриджа в свой кабинет на шестой этаж здания государственного департамента: «Расскажи еще раз, как все это будет работать?» Ответы у Клэриджа были наготове.

И вновь Кейси сумел представить этот план Рейгану и советнику по национальной безопасности Кларку как логическое продолжение мероприятии по выполнению последней директивы президента. Рейган план утвердил.

Шульц на совещании не присутствовал, и о результатах Могли проинформировал его позднее. По словам государственного секретаря, план его удовлетворил.

Вскоре выяснилось, что на складах американской армии имелись лишь мощные мины, предназначенные для потопления судов. Поэтому ЦРУ подыскало в штате Каролина завод, некогда принадлежавший компании «Мартин Мариэтта», на котором могли быть изготовлены мины-хлопушки. Некоторые из них имели до 300 фунтов взрывчатого вещества. ЦРУ зафрахтовало большое судно-буксир, корма которого была достаточно широка для посадки двух вертолетов. Оно должно было выполнять роль матки, обслуживающей быстроходные катера и вертолеты, с которых будет осуществляться постановка мин. Судно станет своеобразным «оперативным центром в международных водах», с помощью которого ЦРУ намеревалось в течение нескольких месяцев претворить в жизнь задуманное.

Кейси узнал, что один из его главных союзников теряет свой пост в Белом доме. Билл Кларк был по горло сыт внутренними интригами в Белом доме. В последнее время он уезжал домой поздно и с сильными головными болями. Он почти не разговаривал с Дивером. Знал, что Бейкер и Дормэн постоянно высказывают в его адрес злые критические замечания, иногда открыто, но чаще — за его спиной.

Кейси пытался убедить Кларка не реагировать на эти выпады, ведь в Белом доме идет настоящая война. Но 13 октября президент немало удивил Вашингтон, назначив Кларка министром внутренних дел вместо Джэймса У. Уотта, которому после критики в его адрес пришлось уйти в отставку.

О Кларке Кейси высказался следующим образом: «Билл любил ранчо. И президент дал ему самое большое в стране. Но он не исправился».

Кейси всегда считал недостаточно серьезными «этих выходцев из Калифорнии», от которых по выходным дням пахнет Калифорнией и которые всегда стремятся обойти вас на пути к президентскому вертолету.

Теперь Кейси мог выходить на Белый дом только через Миза, но тот был слитттком неорганизован, или через Дилана, далеко отстоявшего от центра событий. В качестве замены Кларку он начал продвигать кандидатуру Джин Киркпатрик, постоянного представителя США при ООН. Кейси был нужен советник по национальной безопасности, придерживавшийся консервативных взглядов. Если группа Бейкер — Дивер — Дормэн сумеет внедрить на этот пост своего человека, у ЦРУ будет меньше возможностей для реализации идей.

Через несколько дней, когда Кейси присутствовал на заседании Группы планирования по вопросам национальной безопасности (рассматривался вопрос о положении на Ближнем Востоке), Кларк послал по кругу записку.

Это было довольно необычно, и Кейси видел, что с этой запиской обращаются как с гранатой, у которой выдернута чека. Когда записка достигла Кейси, он развернул ее и с удивлением прочел, что, пользуясь уходом Кларка, президент намеревается осуществить реорганизацию Белого дома. На пост советника по национальной безопасности предполагается назначить Бейкера, Дарман будет его заместителем, а Дивер станет новым руководителем персонала Белого дома. Готовится соответствующий пресс-релиз.

После совещания Кейси, Кларк, Миз и Уайнбергер обратились к президенту с просьбой принять их. Кларк и Миз говорили наиболее долго и горячо. Кейси и Уайнбергер поддержали их доводы. Все четверо заявили президенту, что эти назначения дадут неправильный сигнал русским. Бейкер занимает умеренные позиции, истинным консерватором он не является. Дарман — либерал, протеже Эллиота Ричардсона, помощника Ричарда Никсона, «мастера на все руки». Русские не смогут работать с этими людьми.

Кейси особенно удручала перспектива видеть Бейкера на посту советника по национальной безопасности. «Это было бы невыносимо», — заявил он Рейгану с дрожью в голосе. Советник по национальной безопасности — это в определенном смысле канал, который директор центральной разведки использует для связи с Белым домом. Все усилия двух с половиной лет пробить внешнеполитическую линию Рейгана через бюрократический аппарат и донести ее до внешнего мира могут эти назначения свести на нет. Кейси вновь предложил кандидатуру Киркпатрик.

Столкнувшись с возражениями со стороны своих четырех главных советников, которые были готовы уйти в отставку, если не прислушаются к их мнению, президент обещал подумать до принятия окончательного решения.

Бейкер видел, что правое крыло администрации сплотилось против него. Он мог бы взять над ними верх, но ведь со своих постов они не уйдут. В качестве советника по национальной безопасности к каждому рассматриваемому вопросу ему нужно будет подходить с позиций «настоящего консерватора». Поэтому Бейкер позднее зашел в Овальный кабинет и предложил президенту предать эту идею забвению.

Президент, как обычно, поблагодарил. Возможно, даже и лучше, что в течение предстоящей президентской кампании Бейкер останется на посту руководителя персонала Белого дома.

Кейси продолжал вести кампанию в пользу Киркпатрик. Он посетил ее. Киркпатрик сидела дома с сильной простудой. Посол США при ООН обмотала себя пледом, глотала таблетки, читала Алекса де Токвилла. Если пост помощника президента по национальной безопасности Киркпатрик не получит, то Кейси просил ее согласиться занять должность, например, старшего советника вместо Миза. Консерваторы хотели бы видеть ее в Белом доме. Прагматики количественно будут преобладать над консерваторами, если последние не будут вести себя осмотрительно.

Киркпатрик жаловалась на плохое отношение к себе. Она не имеет прямого выхода на президента. Отовсюду идут разного рода слухи. Судя по одному из них, ее в скором времени сместят с поста посла США в ООН.

Кейси посоветовал Киркпатрик не обращать внимания. Если бы он реагировал на все слухи из Белого дома, ему давно пришлось бы уйти с государственной службы.

Между тем Кларк и Бейкер сошлись на компромиссном кандидате — Макфарлейне, заместителе Кларка в Совете национальной безопасности. Президент утвердил компромиссный вариант.

Макфарлейн относился к людям с замедленной реакцией, был из тех, кто «волны не поднимет». Послужной список Макфарлейна свидетельствовал о том, что по складу характера он — штабной службист: в морской пехоте не смог подняться выше подполковника. В течение двух лет был помощником Киссинджера по военным вопросам, еще два года работал в аппарате комитета сената США по делам вооруженных сил. Его назначение на пост советника по национальной безопасности усилило позиции Бейкера, а последний направлял внешнеполитический курс страны так, чтобы он удовлетворял конгресс.

17 октября Рейган объявил о назначении Макфарлейна. Примерно в течение часа он доброжелательно беседовал с Киркпатрик, которая после этого заявила, что остается на посту посла США в ООН.

16 октября в Ливане в результате террористического акта были убиты шесть морских пехотинцев. На пресс-конференции один из репортеров спросил Рейгана о том, почему 1300 морских пехотинцев тем не менее остаются в Бейруте.

— Потому что их присутствие в Ливане, по моему мнению, исключительно важно для безопасности Соединенных Штатов и западного мира, — ответил Рейган с металлом в голосе.

Через шесть дней, в воскресенье 23 октября в 6 часов 22 минуты по бейрутскому времени большой желтый грузовик марки «Мерседес» въехал в расположение морских пехотинцев в Ливане. В результате взрыва находившихся в грузовике 12 тысяч фунтов взрывчатки погиб 241 американский военнослужащий.

Более года назад, еще 23 июля 1982 г., в одной из оценок ЦРУ было высказано предположение, что присутствие в Ливане американских подразделений по поддержанию мира создаст непредвиденные политические и военные проблемы. По подсчетам Кейси, разведывательные ведомства в течение шести месяцев после взрыва американского посольства в Бейруте более 100 раз высказывали предупреждения о возможности новых акций с использованием начиненных взрывчаткой автомашин.

После взрыва посольства Кейси направил в Бейрут для проведения расследования несколько сотрудников ЦРУ, которые установили, что следы ведут к сирийской разведке. Для получения показаний при допросах подозреваемых был использован электрошок, в результате один из арестованных умер. Сотрудника ЦРУ пришлось уволить, а так называемое расследование прекратить ввиду бесполезности.

Г ибель такого большого числа американских военнослужащих причинила администрации большую политическую и эмоциональную травму. Кейси попросил израильскую разведку провести расследование, которое было поручено секретной секции 40, координирующей мероприятия по борьбе с терроризмом.

На протяжении многих лет израильская разведка уделяла большое внимание созданию агентурной сети в Сирии. Было осуществлено немало очень сложных и рискованных мероприятий, в том числе с использованием чужого флага: сотрудники Моссад выступали в качестве бизнесменов из Ливана, других арабских стран, Европы, не только Западной, но и Восточной. А в некоторых случаях они представлялись советскими гражданами. За информацию израильтяне платили большие деньги. Использование чужих флагов и другой атрибутики создавало иллюзию правдоподобия и вводило в полное заблуждение объект разработки. Поскольку ставки были слишком высоки — речь шла о выживании Израиля — соответственно большими были усилия и затраты.

Вскоре израильская разведка сообщила ЦРУ, что следы убийц ведут в Иран и Сирию. В разведывательной информации сообщалось о том, что иранское посольство в Дамаске выплатило 50 тысяч долларов ливанскому финансовому эмиссару по имени Хассан Хамиз, что разработкой планов террористической акции занимался какой-то подполковник сирийской разведки. В Дамаске был замечен пожилой человек в белом тюрбане и коричневой рубахе. За три дня до взрыва он вошел в дом, где, по-видимому, обсуждались планы акции. Описанный выше человек — шейх Мохаммед Хусейн Фадлалла — являлся одним из руководителей экстремистского шиитского движения.

В целом израильтяне установили тринадцать человек, причастных к взрыву в расположении морских пехотинцев и к террористической акции в штабе французских войск в Бейруте, унесшей жизни 58 французских солдат.

Эти данные произвели на Кейси впечатление. Чего нельзя было сказать об экспертах оперативного управления ЦРУ, начальнике ближневосточного отдела Чарлзе Когане и старшем оперативном офицере Дике Холме. «Возможно, израильские источники заслуживают доверия, — заявили они, — но нет возможности проверить их сведения». Хотя информация обширная — сирийская разведка, иранцы, действующие в Дамаске, шейх Фадлалла, — но убедительной картины не складывается. «Отсутствуют доказательства», — заявил Холм. Он отметил, что все основные сирийские и иранские сотрудники, которые якобы замешаны в этом деле, имеют дипломатические прикрытия. Для связи они используют курьеров и дипломатическую почту.

Рейган одобрил ответный бомбовый удар по объектам в долине Бекаа, которая являлась плацдармом для террористов. В последнюю минуту он отказался от своего решения, предоставив такую возможность израильтянам и французам, которые пытались бомбить несколько объектов, где якобы проходили подготовку террористы, включая так называемый госпиталь Хомейни. Израильтяне были убеждены, что бомбы, которые закладываются в автомашины, собираются в мечети. Однако мечеть находилась за пределами зоны и поэтому бомбардировке не подвергалась.

Мотли курировал более чем тридцать стран Латинской Америки, имевших свой герб и флаг. Но в последние десять дней большую часть своего времени он уделял крошечному карибскому островному государству Гренаде, площадью всего 133 квадратных мили, с населением 110 тысяч человек, производившему около трети потребляемого в мире мускатного ореха. Ситуация на острове начала вызывать определенное беспокойство у президента. Руководитель этого государства Морис Бишоп, молодой, энергичный марксист, начал строительство взлетно-посадочной полосы, способной принимать реактивные самолеты. Строительство полосы велось с помощью Кубы. Советскому Союзу было разрешено ее использовать.

Президент публично высказал обеспокоенность в связи с «советско-кубинской милитаризацией Гренады». В газетах была опубликована полученная со спутника секретная фотография, на которой были видны кубинские казармы и строящаяся взлетно-посадочная полоса. Администрация США опасалась создания в Западном полушарии «красного треугольника»: Куба — на севере, Никарагуа — на западе и Гренада — на востоке, в 90 милях от Южноамериканского континента.

Мотли встревожился, когда группа гренадских экстремистов совершила государственный переворот. 19 октября Бишоп был расстрелян. Пришедшие к власти новые левые установили круглосуточный комендантский час, фактически посадив всю страну под домашний арест. Мотли созвал группу госдепартамента, занимавшуюся разработкой мероприятий на кризисный период. Группу особенно беспокоила судьба американских граждан, в основном студентов, находившихся на Гренаде. Госдепартамент не смог найти никого, кто представлял бы правительство Гренады. Не было ни одного человека, кто хотел бы выступить от имени правительства, а без правительства не могло быть и дипломатии.

Мотли связался с англичанами и канадцами, чтобы обсудить возможность совместной эвакуации своих граждан. Непрекращающиеся усилия по установлению дипломатических контактов на острове успехов не принесли. У ЦРУ не было надежных источников. Когда американское правительство находится в неведении, его официальные лица начинают предполагать самое худшее.

Константину Менгесу потребовалось несколько месяцев на то, чтобы уйти из ЦРУ. За две недели до событий на Гренаде он перешел на работу в Совет национальной безопасности, где возглавил латиноамериканскую секцию. Он испытал глубокое разочарование. Менгес занял свой пост при Кларке, которого он считал здравомыслящим исполнителем волн президента. Теперь ему предстояло работать при Макфарлейне, являвшемся, по его мнению, представителем соглашательской линии государственного департамента.

Менгес считал, что Макфарлейн не является сторонником Рейгана. У него не хватает моральной храбрости, чтобы быть настоящим помощником президента по национальной безопасности. В первые же дни своего пребывания в СНБ Менгес взялся за гренадский кризис. Он подготовил краткий план защиты находившихся там американских граждан. Макфарлейн был несколько удивлен действиями Менгеса, однако согласился рассмотреть его план.

Менгес ознакомил с положениями плана некоторых своих пентагоновских друзей, придерживавшихся жесткой линии. Один из них посоветовал Менгесу проявлять осторожность, так как это может быть использовано Макфарлейном как предлог для его увольнения. Менгес показал план подполковнику Норту. Норт отнесся к плану скептически: по этому вопросу наблюдались большие колебания, госдепартамент предпочел бы переговоры. Менгес упомянул о Кейси, по мнению которого план является интересным.

Менгес был убежден, что СССР намерен использовать Гренаду с ее глубоководным портом и новой взлетно-посадочной полосой для базирования своих подводных лодок или самолетов с ядерным оружием на борту.

Для рассмотрения вопроса о Гренаде Макфарлейн согласился созвать одно из наиболее секретных совещаний представителей администрации по кризисным ситуациям — Группу планирования по вопросам национальной безопасности. В тот день около 6.30 вечера Менгес разговаривал с Кейси по защищенному телефону. Директор центральной разведки собирался в очередную поездку за границу, и Менгес намеревался рассказать ему, что Макфарлейн ознакомился с планом и согласился созвать Группу по планированию в чрезвычайных обстоятельствах. Но Менгес не был уверен, что Макфарлейн что-нибудь станет предпринимать, тем более докладывать план президенту, и поэтому не стал упоминать об этом в разговоре с Кейси.

На следующее утро 20 октября заместитель Макфарлейна вице-адмирал Джон Пойндекстер созвал Группу по планированию в чрезвычайных обстоятельствах. Пойндекстер пригласил Мотли, Менгеса, Клэриджа и ответственных представителей министерства обороны. Чтобы не привлекать к себе внимания, группа собралась в комнате 208 административного корпуса, оборудованного новейшей техникой центра, имеющего самый современный компьютер, аудио- и видеотехнику и защищенные средства связи.

Судя по данным разведки, в гренадском порту находилось кубинское транспортное судно «Героический Вьетнам». Менгес утверждал, что армия Кастро составляет 300 тысяч человек и несколько тысяч могут быть быстро переброшены на Гренаду по воздуху. Он предложил провести «молниеносную операцию» по спасению американских граждан. Если это удастся сделать, следует также, по его мнению, принять меры для того, чтобы навсегда уничтожить на острове коммунизм и восстановить демократию. Менгес утверждал, что не сделать это означает оставить коммунистам базу для ядерных ракет.

В 6 часов вечера вице-президент Буш собрал заседание Группы по чрезвычайным ситуациям, являвшуюся при Рейгане высшим органом по урегулированию кризисов.

Опасения, касавшиеся захвата новым левым правительством Гренады американских граждан в качестве заложников, вызывали в памяти призрак Ирана. На заседании группы обсуждались варианты «эвакуации боем» и «хирургического удара».

Макфарлейн считал, что флотилию в составе 21 корабля, включая авианосец «Индепенденс», следовавшую в Ливан, следует направить курсом через Карибское море, с тем чтобы она была под рукой на случай необходимости. Объединенный комитет начальников штабов отказался принять такое решение без указания президента. Макфарлейн считал из ряда вон выходящим такое положение, когда ему приходится прибегать к помощи президента, чтобы направить группу кораблей по тому или иному маршруту. Однако председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Джон Весси настаивал на своем.

Макфарлейн подготовил проект распоряжения, который президент подписал. Флотилия пошла через Карибское море.

Сначала генерал Весси возражал против использования военной силы, но когда стало ясно, что американцев придется спасать из различных мест, он согласился с мнением, что необходимо взять под контроль весь остров. Менгес разыскал Дормэна[24] и пытался убедить его в необходимости восстановления на острове демократии. Он надеялся изменить позицию Джеймса Бейкера.

После работы в ЦРУ у Менгеса были наготове все необходимые аргументы. В 80-х гг. Кастро направил тысячи своих солдат в Анголу, Мозамбик и Эфиопию, и никто не остановил эту кубинскую агрессию. После никарагуанской революции 1979 г. Западное полушарие стало новым объектом его деятельности: тысячи кубинских военных советников в настоящее время помогают сандинистам. И вот теперь Гренада. Остров мал, операция вполне осуществима, нельзя еще раз ставить западную демократию под удар. Тем более отсутствие правительства на Гренаде предоставляло удобный случай воспользоваться соглашением о взаимном обеспечении безопасности, которое США заключило с другими маленькими островными государствами Карибского бассейна.

— Ладно, — заявил Кейси, — давайте задушим этих ублюдков.

Сначала Шульц был настроен на более сдержанные действия, однако считал, что следует быть готовым к применению военной силы. С этим согласились другие советники Рейгана и члены его кабинета, обычно придерживающиеся различных точек зрения.

Администрации нужны были веские обоснования своих действий, придание им большей законности. Наличие трехкилометровой взлетно-посадочной полосы, опасения за судьбу американских граждан, отсутствие на Гренаде правительства — все это не оправдывало крупномасштабного вторжения. Советники Рейгана не хотели, чтобы впоследствии им пришлось признать, что Соединенные Штаты нарушили международное право.

На следующий день в пятницу 21 октября выход был найден.

Премьер-министр другого небольшого островного государства — Доминики Юджиния Чарльз возглавляла группу, называвшуюся Организация восточнокарибских стран. В тот день на острове Барбадос проходила встреча членов этой группы, которым дали понять, что вероятность военного вмешательства американцев в гренадские дела значительно возрастет, если они обратятся к США с соответствующей просьбой. Члены группы согласились направить такую просьбу, мотивировав ее необходимостью восстановления демократии и правопорядка на Гренаде. Устная просьба об этом была передана в Белый дом, однако их попросили направить об этом официальный письменный документ.

Шестидесятичетырехлетняя Чарльз была настроена откровенно проамерикански. По мнению Мотли, даже премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер по сравнению с ней казалась безобидным кроликом. Менгес считал ее карибской Джин Киркпатрик. В 1982 г. США начали предоставлять Доминике средства на строительство 30-мильной дороги стоимостью 10 миллионов долларов.

Из материалов ЦРУ следует, что правительству Доминики было выплачено американцами 100 тысяч долларов за участие в тайной операции. Эти деньги давали ЦРУ дополнительную возможность для оказания давления на правительство страны, и один из сенаторов, занимавший руководящий пост в комитете по разведке, назвал эти деньги «вознаграждением». Чарльз решительно отрицала свою осведомленность о каких-то выплатах лично ей, ее правительству или партии. Она заявила, что ее решение просить США об организации вторжения на Гренаду основывалось на оценке сложившейся ситуации. В этом ее поддержали лидеры других стран — членов Организации восточнокарибских стран Антигуа, Сент-Люсии, Сент-Винсента.

В тот вечер Менгес и Норт потратили три часа на подготовку специальной директивы президента по вопросам национальной безопасности, в которой давалось указание об организации вторжения на Гренаду. Проект директивы был направлен Рейгану, Шульцу и Макфарлейну, которые выехали в Огасту (Джорджия) для игры в гольф. Рейган директиву не подписал. По мнению Менгеса, Совет национальной безопасности должен был подготовиться к ответным мерам со стороны СССР. Он заявил, что русские могут подтолкнуть ливийцев на осуществление террористических актов, выступить в Берлине или Корее. По защищенному телефону он позвонил Мотли и сказал, что вторжение на Гренаду может удержать Суринам от сближения с Кубой.

В 9 часов утра в субботу 22 октября состоялось заседание Совета национальной безопасности. В комнате 208 собрались Буш, Пойндекстер, Макмагон, Мотли, Менгес и Норт. С помощью линии спецсвязи к ним присоединились находившиеся в Джорджии Рейган, Шульц и Макфарлейн. К 11.30 было выработано общее мнение.

На следующий день, 23 октября, в день обстрела американскими кораблями Бейрута, группа Ю. Чарльз направила в Белый дом состоявшую из восьми пунктов просьбу о вторжении. Гибель американских военнослужащих была ударом лично по Рейгану как командующему вооруженными силами США. Со времен Вьетнама у Соединенных Штатов не было столько жертв. Рейган высказался в том духе, что повсюду действуют зловещие силы — террористы в Ливане, коммунисты на Гренаде. В тот день он подписал официальный приказ о вторжении на Гренаду.

Одна из немногих женщин — сотрудников оперативного управления ЦРУ несколько недель под глубоким прикрытием находилась на Гренаде с целью ознакомления со складывающейся там обстановкой. Перед вторжением ее направили туда во второй раз для сбора необходимой информации. Вторжение должно было стать первой крупномасштабной военной операцией США после интервенции в Доминиканскую Республику в 1965 г. В предстоящей акции должны были участвовать все четыре рода войск США, и каждому из них была определена своя роль.

На следующий день Ю. Чарльз была тайно доставлена в Вашингтон на правительственном самолете.

Норт боялся, что обстрел Бейрута привлечет к себе все внимание администрации и явится основанием для отказа от вторжения на Гренаду, поэтому ночь он провел в своем кабинете.

Утром 25 октября американские войска вместе с несколькими сотнями солдат из карибских государств, обратившихся к США с просьбой о вторжении, приступили к проведению операции, осуществив высадку десанта. Они встретили сильное сопротивление. В распоряжении американцев были лишь туристские карты острова. Разведка не предупредила о наличии зенитного оружия. Три вертолета США были сбиты. Всего американцы потеряли 19 солдат убитыми и 11 ранеными.

В то утро необычно рано, в 7 часов, уже горел камин в Овальном кабинете Белого дома. Рейган, Шульц, Макфарлейн и Менгес беседовали с Ю. Чарльз за соком и кофе. Президент просил ее принять участие в пресс-конференции, которая должна была состояться. Ю. Чарльз согласилась. Менгес пригласил ее в столовую Белого дома, где объяснил, что представители американских средств массовой информации настроены враждебно и отвечать на их вопросы будет нелегко. Он помог ей отработать ответы на возможные вопросы.

В последнюю минуту государственный департамент вычеркнул из заявления президента ссылку на восстановление демократии как причину вторжения. Менгес, однако, доказывал, что отсутствие такого упоминания создаст впечатление, что американцы намереваются привести к власти на острове правое правительство. В результате фраза была восстановлена.

В 9.07 президент появился в пресс-центре и объявил о вторжении на Г ренаду.

«Сегодня рано утром подразделения шести демократических карибских государств и Соединенных Штатов начали высадку на Гренаде», — сообщил президент. В качестве основной причины этих действий он указал «настоятельную официальную просьбу пяти государств — членов Организации восточнокарибских стран во главе с Ю. Чарльз. Рейган представил ее журналистам. Ю. Чарльз, встав рядом с президентом, заявила: «Речь идет не об интервенции. Мы говорим сегодня о недопущении распространения марксизма на другие государства Карибского бассейна».

Ее убедительная аргументация на встрече в Белом доме во время других интервью и выступлений очень помогла администрации найти нужный тон в связях с общественностью по вопросу о вторжении на Г ренаду. Когда Рейгану показали видеозапись его появления совместно с Чарльз на пресс-конференции, он воскликнул: «Да, она была просто великолепна».

Для Менгеса стало ясно, что Норт был ключевой фигурой не только в вопросе о Гренаде, но и при проведении операций по оказанию помощи никарагуанским группам вооруженного сопротивления, в том числе «контрас». Подразделения Совета национальной безопасности работают в обстановке такой засекреченности, что только Макфарлейн и Пойндекстер находятся в курсе всех дел. Строго ограничен доступ к документам и запискам по различным вопросам. Являясь руководителем латиноамериканской секции, Менгес был мало осведомлен о происходящих делах.

Норт работал чрезвычайно много: по 85–90 часов в неделю, в отличие от принятых в Совете национальной безопасности 60–75 часов.

— Олли, — сказал ему однажды Менгес, — у тебя четверо великолепных детей. Мы же сейчас не воюем. Почему бы тебе не побыть какое-то время со своими прекрасными детьми?

— Ты прав, — ответил Норт. — На следующей неделе.

В четверг вечером 27 октября — через 4 дня после обстрела Бейрута и на второй день после вторжения на Г ренаду — Кейси согласился поужинать со мной. Я пригласил его к себе домой, однако он предпочел, чтобы я приехал к нему. Из его канцелярии в ЦРУ мне сообщили, что меня ждут к 18.30, и дали адрес нового роскошного особняка Кейси, недавно построенного на территории старого имения Нельсона Рокфеллера на Фоксхолл-роуд в северо-западной части Вашингтона. В тот вечер Рейган собирался выступать по телевидению с обращением к нации по Ливану и Гренаде.

Молодой охранник из службы безопасности ЦРУ в темном костюме, без какого-либо выражения на лице встретил меня у входа в новый кирпичный дом Кейси. Солнце уже садилось. В маленьком фойе почти сразу же появился директор ЦРУ. Он поприветствовал меня, жестом пригласил спуститься немного вниз, чтобы выпить перед ужином. Мы прошли через три прекрасно обставленных гостиных. Во всем чувствовался вкус и богатство хозяина, но с соблюдением чувства меры — в прекрасной обивке стульев и диванов, богатых восточных коврах и предметах восточного искусства. Мы остановились в третьей или четвертой, напоминающей уютный рабочий кабинет комнате. Кейси приготовил два стакана виски с содовой. Мы сели в кресла у стены комнаты. Кейси вел себя спокойно, осторожно держа стакан в руке.

— В 60-е годы, когда директором ЦРУ был Аллен Даллес, — начал Кейси, — а Дик Хелмс был его заместителем, начальником оперативного управления или кем-то в этом роде, вызвал беспокойство уход людей из ЦРУ из-за низкой зарплаты. И тогда ЦРУ учредило частный фонд для оказания помощи сотрудникам и агентам. Оно предоставляло им ссуды для получения образования в колледжах и на покрытие других расходов. Я тоже внес свой вклад в создание этого фонда, — пояснил Кейси. — Из ЦРУ уходило много людей, и я спросил Хелмса, почему остается на месте он. Хелмс ответил: «Когда сидишь здесь и каждый день видишь, что делают русские, — тут он сделал паузу, — чувствуешь, что тебя окружают и ты просто не в состоянии уйти».

Кейси погремел льдом в своем хрустальном стакане.

— Может быть, он употребил какое-то другое слово, а не «окружают», но ощущение было передано правильно.

— А как насчет утверждения Джорджа Кеннана, что мы просто не понимаем Советский Союз и поэтому существует какое-то сильное и глупое убеждение о его стремлении к войне? В конце концов может выясниться, что мы неправильно понимаем друг друга.

Кейси сказал, что относительно русских у него нет сомнений. До прихода Рейгана они захватили семь или восемь стран.

— Гренада, — сказал он убежденно, — это их единственное поражение со времен второй мировой войны, не считая Чили.

Кейси не упомянул Египет.

— Посмотрите, — сказал Кейси, — на Гренаде мы впервые заглянули внутрь коммунистического режима. А заглянув даже на столь ранней стадии, увидели, что он оказался хуже, чем мы о нем думали. На Гренаде оказалось больше сложной техники, чем мы предполагали. Секретные документы были заминированы, и, чтобы добраться до них, пришлось поработать саперам. — При этом в его глазах вспыхнул огонек архивиста. — Будет получено множество документов, — продолжал Кейси, — и они расскажут всю правду.

Мы думали, что на острове около 600 кубинцев. Куба назвала цифру 700, а по сведениям сил вторжения, их около тысячи. На Гренаде в основном находились кубинские строительные бригады, но, как и в американских строительных батальонах, они — одновременно и солдаты. Около коек кубинских рабочих обнаружены крючки, чтобы вешать автоматы АК-47. Мы также нашли оборудование для поддержания связи с террористами, — добавил Кейси. — Кроме того, нужно учитывать и общую ситуацию. Одна тысяча кубинцев составляет 1 процент от стотысячного населения Гренады. Один процент от населения США составил бы два с лишним миллиона. Потерпели бы мы присутствие на своей территории иностранной милиции или просто строительных батальонов такой численности?

Кейси рассказал, что из своего посольства вышли три советских дипломата с белым флагом и сообщили, что всего с семьями на острове находятся 49 русских. Кроме того, было также около двадцати северокорейских дипломатов, включая одно высокопоставленное лицо. Находились на острове и восточные немцы. Теперь все они собрались на территории советского посольства. Такое большое количество персонала характерно для стран, которые Советский Союз собирается втянуть в свою орбиту.

В столовой стол был накрыт на троих. В комнату вошла элегантно одетая женщина примерно тридцати пяти лет.

— Это моя дочь Бернадетт, — сказал Кейси.

Бернадетт выглядела очень эффектно. Она снималась в рекламных фильмах в Нью-Йорке, ее прическа и косметика были идеальны.

Кейси пояснил, что его жена София находится во Флориде, где следит за наведением порядка в их доме, в гараж которого проникли подростки и пытались поджечь его.

Бернадетт приготовила бараньи отбивные. Это была простая, хорошая еда, ничего вычурного.

Кейси ел с большим удовольствием, весь сосредоточился на еде, особенно когда дело дошло до отбивных. Глядя на Бернадетт, я увидел, что она легкой улыбкой несколько раз подтверждала мою догадку, что Кейси понимал вкус в еде. Однако ее большие глаза давали мне понять, что я преступаю черту дозволенного.

— Гренадские события, — продолжал Кейси, — заняли всего один уик-энд и позволили нам повернуть события на острове в свою пользу. Новые лидеры Гренады молоды и никого, кроме самих себя, не представляют.

— Архивные материалы, — заявил Кейси, — не столь большая находка, — тут он немного «отработал назад», — но они стали важным подтверждением необходимости вторжения. ЦРУ направило на Гренаду пять своих следователей для проведения бесед с кубинцами. Для нас уже стало ясно, что кубинцы будут сражаться дольше, чем мы ожидали. Потребуется не менее шести месяцев для утверждения демократии на острове, — сказал Кейси, — но это в конце концов произойдет.

Бернадетт в разговоре не участвовала.

— Гренаду, — заявил Кейси, следует рассматривать в контексте всего Карибского бассейна. СССР тратит в этом районе 4 миллиарда долларов на оказание помощи Кубе и другим странам. Для Советского Союза это большие деньги. На Кубе у них 6–7 тысяч военнослужащих. Примерно столько же кубинцы направляют в Никарагуа. Сейчас мы узнали, что на Гренаде оказалось кубинцев больше, чем мы думали. Так что масштабы советско-кубинского вмешательства в Никарагуа, — Кейси сделал паузу, подыскивая слово, — возможно, нами недооцениваются. Например, направляемым в Никарагуа кубинцам рекомендуют сбрить свои «кастровские» бороды, сжечь кубинскую военную форму перед включением в состав регулярной никарагуанской армии. Поэтому мы считаем, что кубинцы сейчас есть в каждом никарагуанском военном подразделении. У русских и кубинцев около 12 тысяч человек разбросано по всей Латинской Америке. А США тратят только 400 миллионов долларов и имеют всего 100 советников в Сальвадоре. Этот дисбаланс необходимо устранить.

— Откуда появилась сумма 4 миллиарда долларов?

Кейси пожал плечами и сказал, что цифрой 4 миллиарда долларов оперируют в кругах администрации.

Он только что прочел мемуары Линдона Джонсона «Выгодная позиция», в которых говорится о вторжении США в Доминиканскую Республику в 1965 г., и нашел, что причины интервенции в Доминиканскую Республику и на Гренаду примерно идентичны — спасти американцев и помешать коммунистам.

— Вторжение на Г ренаду, — сказал Кейси, — важно в том отношении, что оно приводит к восстановлению баланса сил в регионе и заставит призадуматься Советский Союз и Кубу. Мы можем ударить и по Никарагуа, — заявил он, делая невольное ударение на слово «ударить».

Обед и десерт закончились. Кейси вертел в руках серебряные ложки и ножи. Бернадетт убрала со стола и подала кофе.

Кейси встал и предложил посмотреть выступление по телевидению президента Рейгана, которое вот-вот должно было начаться.

Таким образом, по оценке Кейси, Карибский бассейн является полем действий противоборствующих сил, а Ближний Восток — местом, где решается исход борьбы.

Мы вернулись в кабинет и расположились в двух креслах перед телевизором. До начала передачи оставалось еще несколько минут.

— Что вы скажете об Афганистане, как идет там война? — Я не имел в виду тайную поддержку, оказываемую ЦРУ муджахедам.

Кейси нахмурился.

— Русские осилят повстанцев и покончат с ними, — сказал Кейси.

— А как вы оцениваете случай с южнокорейским авиалайнером, сбитым русскими два месяца тому назад? Погибли все 269 пассажиров, и президент объявил Советам моральную войну, назвав совершенный ими акт варварским.

Ответ Кейси был выдержан в спокойных тонах.

— Очевидно, это была действительно ошибка со стороны русских. Они просто не приняли во внимание, что не военный, а пассажирский самолет нарушил их воздушное пространство. — Кейси, кажется, не волновало, что он противоречит президенту. — А в общем-то, поступок безнравственный, — сказал Кейси, и в его глазах засветился огонек.

На экране телевизора появился президент, сидевший за столом в Овальном кабинете. Кейси прибавил звук.

Рейган начал беседу с упоминания о сбитом корейском самолете. Он охарактеризовал его как «жестокое убийство».

Во взгляде Кейси сквозило уважение, когда Рейган повел нить своей беседы от взрыва в расположении морских пехотинцев в Бейруте до вторжения на Г ренаду.

Директор ЦРУ слегка вздрогнул, когда Рейган заявил, что накануне вторжения у американских военных было мало разведывательной информации об обстановке на острове.

— Тем не менее, — сказал президент, — наши военные спланировали и осуществили прекрасную операцию. Были некоторые потери, погибло несколько человек. — Точной цифры Рейган не назвал. — Нахождение на острове кубинцев и имевшиеся там запасы оружия показали, что Гренада является советско-кубинской колонией, превращаемой в военный бастион для экспорта террора и подрыва демократии. Мы пришли туда как раз вовремя.

События в Ливане и на Гренаде, хотя и разделены океанами, тесно взаимосвязаны, — сказал президент. — Москва не только поощряла насилие в этих странах, но и предоставляла прямую помощь через своих приспешников — террористов.

А сейчас, — голос президента приобрел нотки сердечной искренности, — я хотел бы рассказать вам о некоторых вещах, о которых, как мне кажется, вам интересно знать. Это случилось с командующим корпусом нашей морской пехоты генералом Келли, когда он навещал в госпитале наших тяжело раненных пехотинцев. Один из них, — Рейган стал цитировать Келли, — ее большим количеством всевозможных трубок, прикрепленных к его телу… еще и плохо видел… Он протянул вверх руку и коснулся моих четырех звезд на погонах, чтобы убедиться, что я именно тот человек, которым представился. Он крепко сжал мою руку. Мы дали ему листок бумаги, на котором он начертал «Semper Fi…».

Рейган объяснил, что это — не полностью написанный девиз морской пехоты «предан всегда».

— У Келли репутация искушенного в жизни генерала и очень жесткого морского пехотинца. Но он плакал при виде этих слов, и мы не можем осуждать его.

Кейси был потрясен.

Рейган закончил свое выступление. Оно вызвало у телезрителей чувства чести, любви к родине, свободе, уважение к идеалам, религии, готовность к жертвам. Двадцатисем и минутная речь воздействовала на чувства, она вызвала сильные эмоции.

— Знаете, кто готовил эту речь? — спросил Кейси.

— Вы?

— Рональд Рейган, — поправил Кейси. — Его наиболее сильная черта — умение интересно излагать свои мысли. Мне кажется, что это самая убедительная его речь. — Кейси показал себя как непоколебимый сторонник президента. — А вы знаете, сколько энергии уходит на составление такой речи?

Да, это была сильная и умная речь. Пройдет определенное время, прежде чем из памяти телезрителей уйдет образ морского пехотинца, ощупывающего четыре звезды на погонах командующего корпусом морской пехоты, или они забудут смысл девиза «предан всегда».

А что можно сказать о фактической стороне дела? Русские, кубинцы, террористы — все было свалено в одну кучу. Президент, кажется, хотел сказать, что единственным ответом на это является интервенция с использованием морской пехоты и ее присутствие в спорных районах.

— Я не знаю ни одного человека, который говорил бы так быстро и так долго без единой запинки, — отметил Кейси.

Кейси проводил меня до дверей, сказав на прощание, что на следующий день он дает показания в сенатском комитете по разведке. А через два дня выступает с речью в Вестминстерском колледже в Фултоне, штат Миссури, где тридцать семь лет тому назад своей знаменитой речью Уинстон Черчилль открыл эру «холодной войны». Он передал мне копию своего выступления на восемнадцати страницах, содержавших несколько его карандашных правок.

— Что-нибудь сейчас происходит? — задал я вопрос.

Кейси посмотрел на меня с каменным выражением лица, как будто давая понять, что пора уходить.

Подошла Бернадетт и пожелала мне спокойной ночи. В одну из встреч через несколько лет Кейси с гордостью рассказал мне о том, что Арт Бухвальд упомянул Бернадетт в своей статье, ставшей образцом юмористической шутки. Это случилось в 1956 г., когда Кейси взял ее с собой на съезд республиканской партии в Сан-Франциско. Бернадетт было тринадцать лет, она была лидером организации «Дети за Эйзенхауэра». «Да, — Арт Бухвальд цитировал слова Бернадетт, — мы просто ходим по улицам и пытаемся убедить людей вступить в республиканскую партию. Мы говорим им, что это — лучшая партия». — «А если вас спросят, откуда вы об этом знаете?» — задал вопрос Арт Бухвальд. «Потому что мой папа так говорит. Именно поэтому».

Позднее в тот вечер я отпечатал на машинке подробное изложение беседы с Кейси. Мне казалось, что Кейси стоит на позиции, находящейся где-то посередине между точкой зрения президента — «русские идут» — и репортерским скептицизмом. Конечно, он одобрял речь президента, его взгляд на мировые дела, его действия, однако мне не казалось, что Кейси находится в приподнятом состоянии духа.

В определенной степени ответ содержался в речи самого Кейси. «Какую возросшую тревогу испытал бы Черчилль, если бы он окинул взором сегодняшний мир и увидел, насколько увеличилась мощь Советов и как далеко они распространили свою власть», — говорил Кейси. Он перечислил пять районов: Вьетнам, Аргентина, Африканский Рог (Сомали, Эфиопия), Южная Африка (Ангола, которой поправка Кларка запрещала предоставлять тайную помощь), Карибский район и Центральная Америка.

О Ливане и Гренаде в речи говорилось: «По понятным вам причинам я не могу идти дальше тех подробностей, о которых сообщалось в прессе, и подобно любому хорошему репортеру готов пойти в тюрьму, если встанет вопрос о защите своих источников».

Черчилль «был бы благодарен нам за Гренаду». Кейси сравнил создавшееся на Гренаде положение с угрозой фашизма 30-х гг. «Он бы порадовался, что в первый раз Запад возвратил советской колонии украденную у нее свободу».

«Советская империя» — это не просто «империя зла» (этот вызвавший большие споры термин был восемь месяцев назад впервые введен в оборот Рейганом в его речи во Флориде).

«Гренада — яркая иллюстрация советской практики ползучего насаждения своих порядков при помощи марионеток. Это — Никарагуа в миниатюре».

По поводу «советской стратегии марионеток» Кейси заявил: «Америка нуждается в реалистической контрстратегии. В ее основе должно лежать четкое понимание, что страны «третьего мира» в течение многих лет будут оставаться главным полем боя между США и Советским Союзом».

Кейси хорошо представлял, что он должен сказать, и поэтому свои речи обычно писал сам или подвергал основательной правке написанное другими. По этому поводу его коллеги часто шутили над ним. Один из них заявил так: «Составителю твоих речей не позавидует и президент Ливана».

До конца недели Пентагон официально объявил о том, что на Гренаде было около 1100 кубинцев. Из них захвачено в плен 600 человек, остальные ушли в горы. Кейси настаивал на быстром получении точных данных: какое количество кубинцев находится в горах? Действительно ли из Гренады, как утверждал президент, намечалось «сделать главный военный бастион для экспорта террора»?

Рано утром в воскресенье 30 октября в Пентагоне собрались аналитики из основных правительственных ведомств. К вечеру они подготовили на 10 страницах секретную оценку положения на Гренаде, которая была сразу же отпечатана и разослана.

В понедельник оценку получил Кейси. Ее содержание явно противоречило публичным заявлениям президента, самого Кейси и Пентагона. В оценке, во-первых, утверждалось, что кубинцев в горах нет: все они были захвачены или убиты американскими войсками, которых насчитывалось около 6 тысяч. Первоначальные завышенные оценки были даны после допроса первых захваченных кубинцев. На цифры повлияло также то сопротивление, с которым столкнулись необстрелянные американские подразделения.

Во-вторых, в оценке указывалось, что обнаруженные на Гренаде запасы оружия и боеприпасов предназначались для местной армии и полиции и их было недостаточно для организации свержения правительств на соседних островах. В-третьих, кубинские строительные рабочие не являлись переодетыми солдатами, хотя они и прошли какую-то стрелковую подготовку и оказали американцам сопротивление.

Кейси заявил, что в оценке отсутствует воображение. Она носила секретный характер и не была предана гласности.

Оценка привела в бешенство некоторых консервативных членов администрации. Помощник Кейси Герб Мейер заявил: «Она воняет». Константин Менгес из Совета национальной безопасности ранее предлагал администрации попытаться добиться того, чтобы Кастро обратился по радио к своим войскам на Гренаде с предложением сдаться американцам. Теперь оказалось, что на Гренаде нет никаких кубинских войск. В качестве альтернативы Менгес выступал за то, чтобы не освобождать захваченных кубинцев. По его мнению, кубинцев нужно заставить пострадать.

— Мы победили, — отвечал Тони Мотли, сразу же отвергая эти идеи. Кубинцы были освобождены.

Роль Гренады как политического символа в деятельности администрации увеличивалась. По примеру прошлого, она была использована для демонстрации жесткости, обращения к доктрине Монро, дипломатии «большой дубинки», антикоммунизму. Идолами стали возвращающиеся с Гренады студенты, целующие американскую землю по выходе из самолета, премьер-министр Юджиния Чарльз, стоящая рядом с Рейганом и провозглашающая Соединенные Штаты спасителем демократии в Карибском бассейне.

Через несколько дней после вторжения на Гренаду никарагуанский министр внутренних дел Борхе вызвал к себе посла США. «В любое время, когда у вас возникнет потребность или желание эвакуировать из Никарагуа американских студентов, — сказал Борхе, — это можно будет сделать. Мы вам в этом окажем помощь. Проблем никаких не будет».

В Лэнгли Кейси с удовольствием прочитал это сообщение. Никарагуанские лидеры были, очевидно, обеспокоены.

Позднее, когда Тони Мотли встречался в Никарагуа с Даниэлем Ортегой, он затронул вопрос о судьбе бывшего премьера Гренады Мориса Бишопа. «Некоторым левым лидерам угрожают свои же левые, — сказал Мотли. — Вы, очевидно, не хотите быть никарагуанским Морисом Бишопом?»

Когда бы ни звонила Мотли премьер-министр Доминики Юджиния Чарльз, он всегда отвечал на звонок, утверждая, что уже взял в руку карандаш и готов записать любую просьбу. Он чувствовал себя в роли местного мэра и производителя общественных работ, когда организовывал строительство тридцатимильной дороги, обошедшейся США в 10 миллионов долларов. В конечном счете американская помощь Доминике включала в себя еще 2 миллиона долларов на строительство школ и 150 тысяч на возведение мостов через реки острова.

Кейси был убежден в необходимости усиления пропагандистского воздействия на государства Карибского бассейна. Он подготовил проект совершенно секретной директивы, предусматривавшей выделение 7 миллионов долларов на приобретение радиопередатчиков и громкоговорителей, являвшихся традиционным латиноамериканским инструментом для проведения силами ЦРУ пропагандистской работы в районе Карибского бассейна. Рейган воспринял директиву с энтузиазмом и сразу же подписал ее.

Политическое будущее Гренады оказалось неопределенным. Единственной политической организацией на острове оставалась разгромленная левая партия Мориса Бишопа «Нью Джуэл». Кейси и другие старшие чины администрации старались не допустить потери в ходе возможных выборов того, что было завоевано силой. Поэтому по другой президентской директиве было ассигновано еще 675 тысяч долларов из фондов ЦРУ, используемых на проведение политических кампаний. Эти деньги предназначались на покрытие нужд острова в области образования, а также проведение кампании при подготовке к предстоящим выборам.

ЦРУ даже изучило возможное поведение избирателей на выборах и проанализировало полученные данные, с тем чтобы с уверенностью зафиксировать появление какого-то проамериканского лидера. Через тринадцать месяцев после вторжения поддерживаемая США коалиция во главе с политическим ветераном Гренады Гербертом Блейзом одержала убедительную победу на выборах. Первым актом Блейза в качестве премьер-министра было обращение к президенту Рейгану с просьбой оставить на острове 250 американских солдат.

15

Пресечение полета южнокорейского авиалайнера над территорией СССР, террористический акт в Бейруте против морских пехотинцев США и вторжение на Г ренаду — все это создало атмосферу, которая помогла Кейси получить в конце концов 24 миллиона долларов на проведение операций в Никарагуа.

Обстановка в мире представлялась опасной, и вряд ли кому-либо удалось бы доказать, что для американцев пришло время отступать. Кейси смог убедить общественность в необходимости ужесточения позиции США. У тех, кто возражал против этого, появилось несколько подходящих аргументов. В подготовленной и разосланной новой национальной разведывательной оценке был сделан вывод, что «контрас» не в состоянии свергнуть правительство сандинистов: невозможна ни военная, ни политическая победа. Это, в свою очередь, свидетельствовало о том, что никарагуанская операция была не столь крупномасштабна, как об этом говорили ее противники. В окончательном варианте совершенно секретной сводки Белого дома говорилось, что президент Рейган стремится добиться общей амнистии для «контрас». А это давало какие-то надежды на окончательное политическое решение никарагуанского вопроса.

Состоялась согласительная встреча между представителями сената, который одобрил выделение 24 миллиардов долларов на никарагуанскую операцию, и палаты представителей, проголосовавшей за прекращение ее финансирования. Сенаторы перешли в наступление. Они доказывали, что нет необходимости возобновлять действие поправки Боланда, запрещавшей выделение денег на свержение сандинистов, так как в новом документе Белого дома ясно говорилось, что отстранение от власти сандинистского правительства не является теперь конечной целью.

Боланду удалось добиться единственной уступки: 24 миллиона являлись окончательной суммой — деньги должны расходоваться в течение всего следующего года, или администрации придется еще раз обращаться с просьбой о выделении дополнительных средств.

9 декабря 1983 г. президент Рейган своей подписью превратил это решение конгресса в закон. Кейси победил. Теперь он обратил свое внимание на разработку планов по минированию никарагуанских портов. От Клэриджа он требовал регулярных сообщений. Есть ли нужные люди? Испытаны ли мины? Директор ЦРУ настаивал на максимальной секретности.

В декабре 1983 г. заканчивался третий год пребывания Кейси на посту директора центральной разведки. Было ясно, что интенсивное обсуждение в конгрессе и в средствах массовой информации никарагуанского вопроса в определенном отношении сыграло на руку Кейси. Как и в гольфе, любимом виде спорта директора ЦРУ, руководство разведкой напоминало процесс восстановления сил.

В гольфе после неудачного удара, или «козла», необходимо найти максимально удобную позицию. Так же и в разведке. Никарагуанский вопрос, рассуждал Кейси, заставил администрацию занять определенную линию. Во-вторых, появилось широкое политическое понимание необходимости борьбы с коммунизмом, и в-третьих, операция привлекла к себе внимание и вызвала интерес как со стороны конгресса, так и средств массовой информации. В результате появились определенная устойчивость и отвлечение внимания, на первых порах, естественно, непреднамеренное, от некоторых других важных операций разведки по сбору информации.

С первых дней своего пребывания на посту директора ЦРУ Кейси уделял большое внимание агентурной работе. Он требовал от оперативного управления конкретных результатов по вербовке новых агентов. Кейси хотел иметь хорошую и многочисленную агентуру. Когда поступало сообщение о каком-то молодом перспективном политическом деятеле или многообещающем министре, Кейси писал на полях: «Можем ли мы его завербовать», или «Вербуйте» и ставил знак «!»— «очень важно». Вербовка становилась все более дорогостоящим, рискованным и поглощающим очень много времени мероприятием. Заместитель Кейси Макмагон и оперативное управление предупреждали директора о «нереальных задачах с точки зрения времени», так как другим разведкам требуются десятилетия для создания работоспособного агентурного аппарата и его внедрения в нужные места. Но настойчивость Кейси давала свои результаты.

В начале декабря 1983 г., когда Кейси боролся за 24 миллиона долларов для Никарагуа, Вашингтон посетил президент Судана Нимейри, который провел совершенно секретное совещание с лидером ливийской оппозиции доктором Мохамедом Магариффом, бывшим генеральным инспектором в правительстве Каддафи, который в 1979 г. бежал в Египет, где выступил с яростными нападками на своего бывшего босса. Магарифф образовал Национальный фронт за спасение Ливии, целью которого было уничтожение Каддафи и свержение его режима.

В секретном сообщении источника оперативного управления ЦРУ от 5 декабря 1983 г. давался полный отчет о встрече Нимейри с Магариффом. Из сообщения явствовало, что Каддафи будет подвергаться еще большей опасности. Источником этой информации являлся, по принятой в оперативном управлении классификации, «высокопоставленный суданский деятель, который знал, что его информация дойдет до правительства США». Другими словами, платный агент или добровольный информатор. Агент передавал эту информацию или с согласия самого Нимейри, или без его ведома. Для зашифровки источников Кейси использовал в широко распространяемых сообщениях сокращения, однако он нередко задавал вопрос: «Кто этот человек?» Заместитель директора ЦРУ по оперативным вопросам сообщал Кейси необходимую информацию или передавал ему дело агента.

О враждебном отношении Нимейри к Каддафи было широко известно. Считалось, что Нимейри оказывает определенную помощь антикаддафовским силам в изгнании. Но на указанной встрече, согласно секретному сообщению агента, Нимейри обещал «увеличить поставки оружия и боеприпасов, расширить возможности для подготовки людей, предоставлять больше суданских паспортов и других документов для совершения поездок». Последнее было очень важно для оперативного прикрытия действий противников Каддафи на территории самой Ливии.

«Нимейри дал доктору Магариффу карт-бланш на проведение любых действий против Ливии, в том числе военных». Без официального объявления войны это был максимум, на который может пойти страна, — предоставить свою территорию в качестве плацдарма для нанесения военного удара. Нимейри также заявил, что антиливийские силы могут и дальше использовать службу безопасности Судана и при возникновении каких-то проблем могут обращаться к нему непосредственно.

Согласно сообщению агента, доктор Магарифф сказал, что Судан и США являются его единственными друзьями. Он также сказал, что после некоторого подготовительного периода планирует начать очередную антиливнйскую кампанию, которая создаст его организации больший авторитет.

В сообщении имелось замечание агента о том, что «доктор Магарифф не конкретизировал, какую кампанию он имел в виду. Однако подразумевались военные действия, возможно, на территории самой Ливии».

Магариффа особенно беспокоил тот факт, что ливийцы «проникли в службу безопасности Марокко. Для него стало небезопасно посещать эту страну, а его организации действовать с территории Марокко».

Возможность проведения каких-то антикаддафовских военных действий внутри самой Ливии особенно привлекала Кейси. Это свидетельствовало бы об определенной силе Магариффа и его организации. Пока этого не произошло, Кейси было трудно получить согласие президента на оказание поддержки антикаддафовскому движению.

Со своей стороны Кейси требовал от своих работников усилить сбор информации о Каддафи, который, по его мнению, создает угрозу для безопасности всего региона Северной Африки и Среднего Востока. Ни по одному другому вопросу не готовилось так много разведывательных документов — проектов, оценок и официальных бумаг. Число проведенных в ЦРУ совещаний по Каддафи и внимание к нему было столь велико, что временами Ливии уделялось больше внимания, чем Советскому Союзу.

На «разработку Каддафи» были направлены все имевшиеся агентурные возможности, его старались всегда держать в поле зрения. Следили за ним, фотографировали, сопровождали при выездах в Сахару, расшифровывали его дипломатические сообщения, подслушивали телефоны, записывали разговоры. Хотя проведение этих мероприятий и было затруднено в связи с отсутствием в Триполи посольства США, однако Кейси настаивал на своих указаниях и нередко спрашивал: «Что делал Каддафи на этой неделе?»

Задачей первостепенной важности стала для Кейси вербовка агентуры и расширение разведывательных возможностей в Советском Союзе. Еще за три года до того как Кейси стал директором центральной разведки, Колби выдвинул ее в число первоочередных, другие директора ЦРУ тоже постоянно указывали на важность этой работы. Китай и СССР были «трудными объектами». Россия более тяжелый объект, мало поддающийся проникновению. Советское общество сделало почти невозможными любые действия своих граждан, которые позволяли бы оперативному работнику устанавливать контакты и работать с ними. Почти все вызывало подозрения: телефонный звонок, невинная встреча, неконтролируемая поездка. Не было безопасного места даже внутри американского посольства в Москве.

Кейси понимал: можно получать много информации, но не иметь ответов на главные вопросы, например, каковы действительные намерения СССР. Отвечавший за аналитическую работу в ЦРУ Гейтс и другие руководители убедили Кейси в том, что Советскому Союзу, в равной степени как и США, трудно понять намерения друг друга. Возможно, аналитик КГБ сейчас сидит где-то в Сибири за то, что в 1976 г. не смог предсказать победу арахисового фермера, а еще один — за неспособность предвидеть победу голливудского актера над фермером и что это приведет к самому крупному в США наращиванию вооружений в мирное время.

Еще в 70-е гг. были заложены основы улучшенной программы вербовки агентуры, когда был введен объективный принцип и участие в вербовочной работе стало условием для служебного роста. Программой предусматривалось, что сотрудники оперативного управления должны иметь конкретный вербовочный результат. Это требование многими воспринималось критически, так как вербовка за рубежом нередко зависит от удачи. Оперативному сотруднику, работающему под прикрытием посольства США, годами приходится развивать отношения с каким-то чиновником или военным офицером страны пребывания до того, как сделать ему вербовочное предложение. Согласно принятым правилам, сотрудник-разработчик не должен делать вербовочное предложение, чтобы не расшифровать свое прикрытие. В этом случае он знакомит кандидата на вербовку со своим «другом», сотрудником ЦРУ. Если вербовочное предложение отвергнуто, первый оперативный работник сможет все отрицать. Если предложение принято, все лавры получает второй оперативный работник, приложивший для этого минимальные усилия.

Кейси считал, что при Тэрнере вербовочной работе уделялось недостаточное внимание. Хотя у ЦРУ и были определенные успехи, в оперативном управлении считали, что Тэрнер смирился с трудностями вербовочной работы в Советском Союзе. Кейси со всей настойчивостью изыскивал пути преодоления этой проблемы. Советские люди, например, стали совершать больше поездок за рубеж, и там с ними легче устанавливать контакты. Кейси был уверен, что среди них есть люди, питающие отвращение к своей системе и правительству. Он считал, что предложение работать на Соединенные Штаты должно восприниматься ими как признак особой благосклонности.

Одним из совершенно секретных агентов ЦРУ в Советском Союзе был Толкачев, сотрудник одного из московских институтов, который был завербован еще до Рейгана. Для связи с Толкачевым сотрудник оперативного управления в Москве использовал очень сложную систему, позволявшую регулярно получать от агента секретные материалы.

Кроме того, были еще и «инициаторы». Кейси обнаружил, что в ЦРУ к таким лицам относились со слитттком большим подозрением. Конечно, ЦРУ должно быть очень осторожным, чтобы под видом «инициатора» не получить подставное лицо. Однако он считал, очень важно постоянно давать понять, что дверь любого американского учреждения за рубежом открыта для «инициаторов». Использование «инициаторов» во многих отношениях имело ряд преимуществ: через короткий промежуток времени можно было приступать к делу, не было необходимости тратить годы на разработку объекта, которая могла и не дать результатов. Хотя большая часть «инициаторов» могла быть бесполезной или являться потенциальными агентами КГБ, Кейси считал естественным, что какой-то советский или восточноевропейский гражданин вынашивает мысль об оказании помощи Западу.

Кейси проявлял необычайную настойчивость, вновь и вновь поднимая вопрос в элитном советском отделе оперативного управления ЦРУ об усилении вербовочной работы. Он ясно давал понять, что готов идти на риск. «Да, — говорил Кейси, — будут ошибки». Он ожидал ошибок. Он считал, что некоторые советские граждане с возмущением отвергнут вербовочное предложение. «Ну и что? — говорил Кейси. — Это лишь доказывает, что мы активны». Если нет ошибок, значит, не было и стремления что-нибудь сделать. Каждую наводку необходимо доводить до конца. Ни один намек, идея, субъективное предчувствие не должны оставаться не проработанными при просмотре картотеки ЦРУ на советских граждан. Это длительная и сложная игра с главным противником. Кейси хотел, чтобы она велась продуманно и агрессивно.

Была расширена координация с ФБР, которое занимается контрразведывательной работой на территории Соединенных Штатов. На основании анализа поведения советских граждан за границей резиденты ЦРУ составляли списки возможных кандидатов на вербовку. Кем бы ни были советские граждане — сотрудниками КГБ, дипломатами, специалистами, — их фамилии и копии имевшихся на них материалов направлялись в ФБР в случае их приезда на работу в США, в торговое представительство СССР или посольство. В свою очередь, ФБР передавало в ЦРУ данные на советских граждан, работавших в США, а затем направленных в другую страну, где резидентура ЦРУ могла бы продолжить их изучение. В ЦРУ считали, в этом обмене выигрывает ФБР, поскольку физические и психологические условия в Соединенных Штатах наиболее благоприятны для вербовок советских граждан. Разрабатывая предоставленные ЦРУ наводки, ФБР сделало на территории США несколько потенциально важных вербовок.

В течение первых лет пребывания администрации Рейгана у власти Кейси удалось воспользоваться трещинами в «железном занавесе», особенно в Восточной Европе. Много внимания уделялось Польше. Чиновники других восточноевропейских стран выезжали за границу даже чаще. Движение между Востоком и Западом расширялось, что позволяло сравнительно легко и дешево изучать людей на предмет их подкупа или склонения на свою сторону.

Через три года у Кейси появилось более двадцати пяти агентов, регулярно поставлявших информацию из Советского Союза и стран восточного блока. Почти все они были объектами разработок во время его пребывания на посту директора ЦРУ. Агенты опирались на источники из разных сфер — военной, разведывательной, научной.

Кейси испытывал особую гордость по поводу одного из своих агентов. Когда небольшое число наиболее высокопоставленных должностных лиц, получавших информацию по узкой рассылке, носившей название «Бигот», узнавали о положении этого агента, это производило на них сильное впечатление.

Кейси признавал, что ни один агент ЦРУ не может сравниться по важности с полковником Олегом Пеньковским, самым удачным приобретением 60-х гг. Пеньковский был офицером советской военной разведки, который в течение шестнадцати месяцев до своего ареста передал ЦРУ большое количество документов. Он предоставил материалы, на основе которых было установлено наличие советских ракет на Кубе, приведших к кризису 1962 г.

Успехи Кейси в деле проникновения в советские секреты не считались в Белом доме столь значительными. Высшие чиновники администрации, особенно советники по национальной безопасности Аллен, Кларк и Макфарлейн, выражали недовольство по поводу отсутствия разведывательной информации непосредственно из Политбюро. Администрация хотела бы иметь такую политическую разведывательную информацию, которая была бы полезна для президента, а на этот счет Кейси особо похвастаться не мог. Белый дом был одержим идеей получения таких данных, которые помогли бы президенту перехитрить советское руководство. Лидерство президента определяется, хотя и частично, его умением вести дела с русскими. Информация непосредственно из Политбюро была бы бесценна, однако у Кейси ее не было.

Кроме того, Белому дому была необходима такая информация, которая позволяла бы президенту утвердить свою роль как главного архитектора американской внешней политики. А сведения изнутри советского руководства, позволявшие осуществлять удачные дипломатические или другие шаги против Советов, могли бы принести большие дивиденды. Полезной была бы любая информация, используя которую президент мог бы обойти Советы в области воздействия на мировое общественное мнение своевременно произнесенной речью.

Однако Кейси знал, что самая ценная информация — это та, что идет для третьей, самой важной области президентских полномочий — главнокомандующего вооруженными силами США. Эта информация включала сведения, касающиеся военно-технической политики СССР. И хотя Кейси понимал, что эта информация не является совершенной, но она давала президенту Рейгану все необходимое, чтобы избежать военных сюрпризов со стороны русских. Конечно, большая часть таких сведений поступала от технических средств. Это касалось спутникового контроля за движением войск в пограничных районах, а также перехвата информации станциями слежения Агентства национальной безопасности.

Добывая важные сведения и передавая их в Белый дом, Кейси с гордостью отмечал, что в период нахождения у власти администрации Рейгана Советам не удалось сделать какого-либо неожиданного для американцев военного шага. Исключением, возможно, был случай с южнокорейским лайнером KAJI-007, но это была скорее ошибка русских, а не план, который ЦРУ могло бы предвидеть.

Директор ЦРУ также стремился сохранить и расширить агентурную сеть в дружественных США странах. Делать это было рискованно, но необходимо, если Кейси хотел дать Белому дому полную и достоверную картину состояния дел в мире.

Надежный и проверенный агент, присутствующий на всех заседаниях правительства, нередко бывает более полезен, чем объемные стенографические отчеты о каждом заседании, полученные посредством использования электронных подслушивающих устройств. Такой агент может участвовать при принятии решений вне зала заседаний, быть в курсе событий, положения в партиях, знать разговоры, сплетни. Ему может быть известно, что слова лидеров, произнесенные во время закрытых форумов, заседаний, в ходе телефонных разговоров, могут не отражать реального положения дел. Хороший источник может просеять факты, проникнуть сквозь их дымовую завесу, проявить житейскую мудрость. Он — действительно ценный тайный источник, своего рода круглосуточно действующая система предупреждения.

В большей части политически нестабильных регионов мира — в Азии, Африке, Латинской Америке и на Среднем Востоке — испытываемый лидерами страх за свое положение содействовал расширению разведывательных возможностей ЦРУ. Основную озабоченность лидерам этих стран доставляли усилия по дестабилизации обстановки, предпринимаемые как справа, так и слева: заговоры, террористические акты, политические убийства. Почти везде правящие режимы стремились обезопасить свое положение. А это означало предоставление этим странам возможностей для подготовки персонала, передача им наиболее современного оборудования, а также приобретенного опыта. И ни одно государство мира не было лучше подготовлено к защите других стран, как Соединенные Штаты. И ни одно правительственное учреждение США не обладало таким опытом в оказании тайной поддержки зарубежным лидерам, как ЦРУ.

Действия ЦРУ по оказанию влияния на события в какой-либо стране относятся к категории тайных операций и требуют специального решения президента. Под это определение подпадали любые действия резидентов ЦРУ по оказанию помощи главам государств или руководителям их спецслужб.

В последние годы появилась специальная категория тайных операций, заключающихся в предоставлении иностранным государствам помощи в области обеспечения безопасности и в подготовке сотрудников их спецслужб.

Эти действия не были направлены на замену существующего режима, их цель, наоборот, состояла в том, чтобы укрепить его позиции.

Как это происходит?

За суммы от 300 тысяч до миллиона долларов ЦРУ направляет за границу группы, чаще всего состоящие из трех или четырех сотрудников. Руководство этими группами осуществляется специальным международным отделом ЦРУ. С помощью специалистов из отдела технических служб и оперативного управления эти группы создают лагеря по подготовке персонала и организуют поставки необходимого оборудования и снаряжения.

Подготовку проходят сотрудники службы безопасности и дворцовой охраны, а также разведки и местной полиции. В число поставляемого вооружения и снаряжения входят наиболее современное автоматическое и стрелковое оружие, сложные приборы для ночного видения, наиболее совершенное оборудование для поддержания связи, нередко с шифровальными устройствами, даже вертолеты (многие из этих стран стремятся получать современные вертолеты), а также системы для подачи сигналов тревоги, специальные замки, даже некоторое снаряжение, используемое для обеспечения безопасности президента Соединенных Штатов, к примеру легкие, но очень эффективные пуленепробиваемые жилеты. Местный персонал обучают современным методам внешней защиты зданий и дворцов, наблюдения за террористами, поддержания связи с разведывательными службами и полицией.

Одна из таких тайных операций по оказанию помощи осуществлялась в Марокко, где в течение многих лет ЦРУ предоставляло королю Хасану II необходимую помощь в вопросах подготовки персонала, связи и технических средств. Во время второй мировой войны молодой американский армейский офицер Вернон Уолтерс встретил наследного принца Хасана, которому в то время было только тринадцать лет. Так началась дружба, продолжавшаяся до 1972–1976 гг., когда Уолтерс стал заместителем директора центральной разведки и считался как бы оперативным руководителем короля Хасана.

Помощь со стороны ЦРУ помогла королю удержаться у власти в течение длительного времени, что стало своеобразным африканским рекордом. В благодарность Хасан позволил ЦРУ и АНБ действовать в Марокко практически бесконтрольно. С территории Марокко осуществлялись крупномасштабные важные разведывательные операции с использованием самого современного оборудования. Для США это было особенно важно, поскольку Марокко занимает стратегические позиции в Гибралтарском проливе, контролирующем доступ в Средиземное море.

Но есть и другая сторона медали в операциях по оказанию помощи в области разведки и безопасности. В ее основе лежит использование возникающих благоприятных возможностей и предельная бдительность — основополагающие предпосылки успешной разведывательной работы.

Степень доверительности отношений, что лежит в основе понятия дружбы, может меняться, как и национальные интересы. Король Хасан II по большинству вопросов может поддерживать Соединенные Штаты, и все же в чем-то могут неизбежно возникать какие-то разногласия.

В среде мафиози кредо «крестного отца» заключается в том, чтобы держать друзей близко, а врагов еще ближе к себе. Принцип разведывательных служб в обстановке, когда друзья и враги постоянно меняются, — держать близко к себе все страны, то есть максимально много знать о каждой из них.

Особенно перспективными являются агенты влияния или источники из числа высокопоставленных должностных лиц, которые могут быть использованы для получения информации по наиболее важным вопросам или выполнения разовых заданий. Нередко эти лица не знают, что работают на США, поскольку ЦРУ завязало с ними контакт, сославшись на лидера страны, придав отношениям оттенок «официально санкционированных». Другие оказывают помощь, не сознавая, какой характер она носит.

В результате достигается эффективное многосторонее проникновение (агентурное или техническое) в секреты дружественной страны. Многие в ЦРУ считают такие действия исключительно опасными, даже более опасными, чем разведывательные острые операции. В определенном смысле такие операции дают ЦРУ возможность внедрить в страну «своего замаскированного троянского коня».

Кейси считал преступлением не использовать эти возможности. Такие операции он иногда называл «обязанностью», «бизнесом». «Нет стандартов, нет правил, нет законов в отношении шпионажа, — говорил он, — за границей. Есть только одно правило — не попадайся. А если попался, ничего не признавай».

Кейси считал, что к каждой такой операции следует подходить строго индивидуально, даже свертывая в некоторых случаях деятельность по сбору разведывательной информации, если провал может подорвать отношения с дружественной страной. В Индии был разоблачен и арестован агент ЦРУ. Премьер-министр Индира Ганди пришла в ярость в связи с внедрением американского шпиона в ее окружение. Тогда обе страны пришли к соглашению о том, что это дело лучше замять.

Чтобы предвидеть и предотвращать неожиданные шаги в области международных отношений, Кейси приходилось брать на себя риск и шпионить за друзьями.

Некоторые из его критиков в ЦРУ не без основания считали, что слишком мало внимания обращается на провалы. Но Кейси считал, что заниматься провалами значит отдавать предпочтение защите, а не нападению, излишней осторожности, а не риску.

Расширение прав и полномочий резидентов ЦРУ за рубежом было еще одной целью Кейси. Ничто так не способствовало росту престижа резидентов в странах их пребывания и в штаб-квартире разведки, как их деятельность по оказанию помощи в области разведки и безопасности. Резидентам ЦРУ были даже выданы состоявшие из нескольких листов пластиковые карточки, на которых были перечислены услуги, которые ЦРУ готово предоставить главам дружественных государств для укрепления безопасности их режимов. Такие карточки вручались лидерам государств с тем, чтобы из этого «меню» они могли выбрать нужное для себя «блюдо».

По всему миру работало так много групп, состоящих из 2–3 сотрудников оперативного управления, отдела технических служб, что даже Кейси не знал их точное число. Некоторые иностранные лидеры попадали в зависимость от ЦРУ. Они обращались к нему с просьбой о предоставлении самых последних образцов военной техники и снаряжения, надеясь с их помощью удержаться у власти. Успешные операции подобного плана создавали резидентам ЦРУ огромный авторитет в посольствах США, особенно если в результате этих акций удавалось получать надежную политическую информацию из правительственных кругов.

Такая информация требовалась политическому аппарату администрации, государственному секретарю, помощнику президента по национальной безопасности и самому президенту.

Деятельность по предоставлению помощи в области безопасности и разведки давала хорошие результаты. Всего при Кейси было проведено около двенадцати подобных операций, в том числе оказана помощь:

— Хиссену Хабре, президенту Чада, бывшей французской колонии, расположенной к югу от Ливии. Хабре пришел к власти после получения от ЦРУ тайной полувоенной помощи, которая была предоставлена в соответствии с принятым ранее администрацией Рейгана решением «пустить кровь Каддафи». Для сдерживания Каддафи было необходимо, чтобы во главе Чада стояли симпатизирующие США люди.

— Президенту Пакистана Мохаммеду Зия-уль-Хаку, который руководил страной, находящейся в сложной географической ситуации. Пакистан со всех сторон окружен недружественными государствами. Для США наибольшее значение имела готовность президента Зия-уль-Хака предоставить свою территорию ЦРУ для направления все увеличивающегося потока оружия, снаряжения и другой полувоенной помощи афганским повстанцам. Кейси, ЦРУ и администрация Рейгана — все они выступали за то, чтобы Зия остался у власти. Всем им необходимо было знать, что происходит в его правительстве. Именно поэтому резидентура ЦРУ в Исламабаде была одной из самых больших в мире.

— Руководителю Либерии Самуэлю К. Доу. Заместитель начальника личной охраны Доу подполковник Мозес Фланцаматон, агент ЦРУ, пытался захватить власть, устроив (с применением пулемета) засаду личной машине Доу. Президент не пострадал. Фланцаматон был схвачен. Он признался в своих связях с ЦРУ и вполне естественно украсил свои показания рассказом о том, что ЦРУ стоит за покушением. Для Лэнгли наступили черные дни. Все боялись, что ЦРУ будет несправедливо обвинено в попытке совершить покушение. (Либерия основана освобожденными американскими рабами и была первой республикой на Африканском континенте.) Очевидно, Фланцаматон согласился работать на ЦРУ с целью удовлетворения своих политических амбиций. Через неделю после покушения он был казнен, и обвинения умерли вместе с ним.

— Президенту Филиппин Маркосу, верному другу США, позволившему американцам создать на Филиппинах военную и морскую базы. Маркос вел борьбу с коммунистическими повстанцами.

— Президенту Судана Нимейри, поддерживавшему тесные отношения с Соединенными Штатами и служившему еще одним барьером для Каддафи в Африке.

— Президенту Ливана Амину Жмайелю. ЦРУ стремилось не допустить его свержения или убийства, как это случилось с его братом Баширом Жмайелем.

— Президенту Сальвадора Дуарте. Было очень важно не допустить убийство Дуарте и сохранить его у власти.

Эти операции по оказанию помощи в области разведки и безопасности были наиболее эффективными. Это направление работы позволяло ЦРУ «просовывать свою ногу в дверь», а, по мнению Кейси, оно должно «иметь свою ногу в каждой двери мира». Могут ли подобные мероприятия завести слитттком далеко? Да, считал Кейси, по крайней мере теоретически. Как же их контролировать? Ответ Кейси был очень прост. Он лично будет осуществлять необходимый контроль.

После разразившихся в 70-х гг. скандалов с подкупом иностранцев, в разоблачении которых Споркин сыграл главную роль, конгресс запретил американским бизнесменам выплачивать иностранцам деньги или давать взятки с целью заключения торговых сделок. Но Кейси считал, что выплаты и всевозможные услуги ЦРУ иностранным лидерам или разведывательным источникам — это законные взятки. Он, например, взял за правило один или два раза в год навещать президента Пакистана Зия-уль-Хака. Вскоре он установил с ним самые тесные отношения (из всех членов администрации Рейгана). Поэтому, когда Зия хотел получить от США какую-то помощь или просто хотел, чтобы его выслушали, он обращался к Кейси.

Американское военное присутствие или учения в различных частях света по практическим результатам тоже можно отнести к тайным операциям. Например, в течение нескольких последних лет Пентагон проводил интенсивные учения в Гондурасе. Это были большие дозы «дипломатии канонерок», имевшей целью запугать соседнюю Никарагуа. После учений в Гондурасе оставались военная техника и оборудование, временные базы, взлетно-посадочные полосы. Об этих мероприятиях официально ставились в известность комитеты конгресса по разведке, поскольку по конечному результату они эквивалентны тайной операции по оказанию помощи правительству Гондураса.

Мероприятия по оказанию помощи в области разведки и безопасности покойному президенту Египта Анвару Садату хорошо иллюстрируют выгоды и недостатки этого вида тайных операций. Садат пришел к власти в 1970 г. и через два года потребовал выезда всех русских из Египта. Вскоре ЦРУ завербовало одного из охранников президента и приступило к осуществлению программы по оказанию помощи в области разведки. Соединенные Штаты хотели, во-первых, чтобы Садат остался в живых, и, во-вторых, получить внутреннюю наиболее закрытую информацию о Садате, дворцовой политике и всевозможных интригах. Большая часть такой информации была бесполезной, однако в ЦРУ испытывали неподдельную радость, когда удалось завербовать несколько агентов из непосредственного окружения Садата, передававших сведения о поведении, амбициях и политических настроениях его министров и их заместителей.

Люди, подобные Садату, использовали такие операции в своих целях, поскольку они давали им особый доступ к правительству Соединенных Штатов, позволяли обходить общепринятые дипломатические каналы и обращаться к ЦРУ за специальной информацией, услугами и даже деньгами.

Временами Садат обходился с самим директором центральной разведки как со своим оперативным офицером. Уильям Колби открывает свои мемуары «Благородные люди» описанием совершенной им в 1975 г. поездки во Флориду «для протокольной встречи с находящимся там президентом Анваром Садатом и засвидетельствования своего почтения». Он напрасно потратил тот день, а потом провел целую ночь в автомашине около резиденции Садата, увидеть его ему так и не удалось. А Садат в это время давал интервью Барбаре Уолтерс. Колби упомянул об этом инциденте потому, что именно в ту субботу он был уволен со своего поста президентом Фордом. Он выехал из Вашингтона не просто «для протокола» или «засвидетельствования почтения». Даже мягкий и непритязательный Колби не провел бы субботнюю ночь в машине, если бы встреча не была столь важной. И хотя Садат для ЦРУ был «источником», он не находился на содержании ЦРУ и не работал под его контролем. Он распахнул для ЦРУ себя и свою страну, считая, что это необходимо в их взаимных интересах. Это была улица с двусторонним движением и, как любая улица, таила много опасностей.

Некоторые наиболее опытные сотрудники ЦРУ скептически оценивали взаимоотношения с Садатом. В некотором смысле он продавал себя более чем на 100 % основным участникам игры: США и ЦРУ считали, что он в их руках, так же думали египетская армия и некоторые арабские государства, а после Кемп-Дэвида и Израиль. Но именно таким образом Садат не позволял ситуации рассыпаться на мелкие фрагменты. Впрочем, эта тактика, очевидно, способствовала его изоляции от собственного народа. Расплата наступила в период наивысшего благополучия. Бывшие в течение такого длительного времени безупречными личная охрана президента и его служба безопасности дали сбой. Убийство Садата во время парада в октябре 1981 г. положило конец наиболее важной разведывательной операции ЦРУ.

Была еще одна ключевая область сбора важной разведывательной информации, которая, по мнению Кейси, должна давать большой объем хорошей продукции, в том числе и в области политической информации. Он выиграл в споре, который возник и был улажен во времена Картера в 1978 г. В то время ЦРУ и АНБ осуществляли за границей независимо друг от друга и нередко мешая друг другу операции по ведению сигнальной разведки. Со стороны ЦРУ этим делом занималась элитная группа, называвшаяся подразделением «Д», в которую входило более 100 сотрудников. Вообще-то АНБ занималось перехватом линий связи со спутников, а «Д» — секретной установкой аппаратуры для подслушивания помещений и телефонов.

Переезжая из страны в страну, из одного американского посольства в другое, сотрудники подразделения «Д» с большим риском для себя устанавливали в помещениях иностранных правительственных учреждений подслушивающие устройства.

К 1978 г. соперничество между АНБ и ЦРУ по поводу ведения сигнальной разведки вышло из разумных рамок. Вмешались комитеты конгресса по разведке, которые урезали фонды ЦРУ по ведению сигнальной разведки. Это вынудило ЦРУ и АНБ объединить свои усилия по ведению электронной разведки из посольств США.

К концу 1983 г. совместные группы ЦРУ — АНБ работали примерно в одной трети американских посольств за границей. Состоявшие зачастую только из двух или трех человек, эти группы были особо засекречены. Они объединяли технический опыт АНБ и оперативное мастерство ЦРУ. Называвшиеся подразделениями или пунктами специального сбора информации, эти группы добывали ценные разведывательные сведения, особенно когда американские посольства располагались на возвышенных участках или недалеко от министерств иностранных дел и обороны, важных правительственных учреждений или мест проживания руководителей страны.

Руководитель группы выбирался из числа сотрудников ЦРУ или АНБ, в зависимости от задания и объектов проникновения. Особо ценные результаты были получены в столицах восточноевропейских государств.

Однако наибольший успех достигался с помощью передовой технологии. ЦРУ и АНБ разработали такую технику, о возможностях которой страны пребывания едва ли имели представление. Технические средства электронного подслушивания далеко превосходили все, что показывалось в фильмах или описывалось в шпионских романах: телефонные линии и помещения могли прослушиваться без подсоединения или проникновения в них. Разговоры в помещениях можно иногда снимать с оконных стекол посредством измерения вибраций стекла тонким невидимым лучом. Направленный передатчиком, находящимся за сотни метров от стекла, луч под определенным углом отражается от него и принимается на специальное устройство.

В конце 70-х гг. американские разведывательные службы обнаружили, что стандартный микрофон телефонной трубки, находящийся даже в нерабочем положении, испускает слабые импульсы, которые могут быть выделены и преобразованы в звуковые колебания. При доступе к телефонным линиям каждая телефонная трубка становится таким образом потенциальным «жучком», с которого при помощи сложной электронной техники можно снимать информацию.

Подразделения специального сбора информации ЦРУ — АНБ с помощью многообразной техники получали ценную информацию во многих посольствах США. Но Кейси требовал все более энергичной работы.

«Почему у нас не обставлен этот человек?» — спрашивал он и свой вопрос не забывал.

Кейси понимал, что управление громадной бюрократической организацией является очень сложным делом. Он перечитывал популярную книгу «В поисках совершенства: из опыта американских наиболее хорошо управляемых компаний». На него произвело большое впечатление описание процесса принятия решений и организации дела, и хотел применить эти советы для ЦРУ. Он обратился ко всем подразделениям с предложением дать свои соображения по улучшению работы, по созданию более благоприятного рабочего климата. Сотрудники представили около 800 идей. Во время болезни дома он знакомился с предложениями и по каждому дал свои заключения. В феврале 1984 г. было опубликовано и распространено одностраничное «кредо» ЦРУ из десяти пунктов, причем каждый из них начинался со слова «мы», чем ясно давалось понять, что ЦРУ работает и добывает информацию для президента.

«Кредо» пестрело такими словами, как «своевременно и высококачественно», «объективно и беспристрастно», «чистота, высокий моральный дух и честность в соответствии с духом и буквой нашего закона и конституции США», «американские ценности, безопасность и национальные интересы», «конфиденциальность», «незыблемая лояльность по отношению друг к другу и нашим общим целям», «инициатива, стремление к совершенству и настрой на действия» и т. д. и т. п.

«Кредо» вызвало в ЦРУ много шуток и насмешек.

В начале 1984 г. Клэридж напомнил Кейси, что ему потребуется больше, чем выделенные конгрессом 24 миллиона долларов. Кейси знал об этом. За получение средств они сражались не со связанными руками. Что такое 24 миллиона долларов? Это меньше стоимости одного истребителя. А по мнению Кейси, Клэридж проделал прекрасную работу: сохранил армию «контрас» на уровне 10 тысяч, не считая определенного числа участвовавших в боевых действиях, осуществил минирование портов — и все при очень небольших затратах. Да, Кейси надо было выходить с просьбой о дополнительных ассигнованиях, причем в середине финансового года, и запрашивать еще не менее 21 миллиона долларов. Процедура была довольно унизительной и трудной, особенно в связи с приближением президентской кампании.

Опросы показывали, что большинство американцев боялось, что в Центральной Америке может начаться настоящая война, а политические требования Белого дома были довольно просты: Никарагуа и ЦРУ не должны появляться в заголовках газет. Джеймс Бейкер следил за этим.

Кейси нужно было добиться быстрого решения конгресса. Можно ли применить ранее использовавшийся метод: обсуждать вопрос, а затем допустить утечку в прессу? Нет, нужны новые идеи. Может быть, взять верх над конгрессом, используя его же правила?

Пятьдесят лет назад Кейси понял, что правила можно бездумно выполнять или творчески интерпретировать. Это было в 1937 г., когда он в двадцатичетырехлетнем возрасте закончил юридический факультет. В разгар великой депрессии найти работу было очень непросто. Кейси взяли в американский научно-исследовательский налоговый институт в Нью-Йорке. За двадцать четыре доллара в неделю он должен был проработать законодательные акты Рузвельта, давать свои разъяснения и выводы. Бизнесмены, лидеры американской промышленности не понимали и не приветствовали усилия Франклина Делано Рузвельта. Диктуя свои резюме на примитивную машину, использовавшую для записи восковой цилиндр, Кейси быстро понял, что бизнесменам не нужны ни комментарии, ни критика. Они хотели добиться, чтобы их действия хотя бы в какой-то степени соответствовали законам, а для этого знать, как воспринимать новые программы президента и конгресса? Кейси прекрасно справился с этим.

Сейчас сам Кейси требовал творческих идей. «Я не собираюсь нарушать закон», — утверждал он. И это соответствовало действительности. Он просто хотел обойти его и получить деньги для «контрас». На протяжении нескольких месяцев он с удивлением мог наблюдать, как непредсказуемо порой ведут себя сами конгрессмены.

После того как ЦРУ с большим трудом добилось выделения 24 миллионов долларов для «контрас», оно запросило еще 30 миллионов долларов на проведение тайных операций по оказанию помощи афганским муджахеддинам. И тут вдруг на сцену вышел конгрессмен, даже не входивший в состав комитета палаты представителей по разведке, который фактически единолично «выбил» не 30, а 40 миллионов долларов для Афганистана.

Этим конгрессменом был Чарльз Уилсон, высокий, энергичный, любящий покровительственно похлопывать по плечу демократ от штата Техас, откровенный «ястреб», избирательный округ которого символизировал дикие техасские нравы.

В 1983 г. Уилсон совершил три поездки в Пакистан, откуда осуществляется тайная операция по оказанию помощи Афганистану. Вместе с повстанцами он побывал на территории Афганистана. И считал, что это своевременная и справедливая война. «30 миллионов долларов — это же мелочь», — заявил он. Он хотел, чтобы было убито больше русских. «Во Вьетнаме мы потеряли 58 тысяч, поэтому русские еще должны нам». Во время последней поездки в Пакистан Уилсон узнал, что наибольшую проблему для повстанцев представляют советские вертолеты, которые доминируют в воздухе.

Уилсон начал энергичную лоббистскую кампанию за предоставление повстанцам современного противовоздушного оружия. Выдавая это за идею президента Пакистана Зия-уль-Хака, Уилсон выступал за передачу афганцам современных скорострельных пушек «Орликон».

В обычных случаях Кейси поднял бы шум по поводу действий любого конгрессмена, вмешивающегося в дела ЦРУ. Но Уилсон нашел слабые места в правилах конгресса. Комитет палаты представителей по разведке является так называемым санкционирующим органом. Но в сложном, нередко непонятном разделении законодательных полномочий «санкционирование» является лишь первым шагом к получению средств. Действует двухступенчатая система: санкционированные суммы должны быть официально выделены влиятельными комитетами по ассигнованиям. То есть комитетом по ассигнованиям палаты представителей, в состав которого как раз и входил Чарльз Уилсон. Когда комитет собрался для рассмотрения бюджета министерства обороны, Уилсон заявил, что он хотел бы добиться единственной цели — получить больше денег для афганских повстанцев, храбрых борцов за свободу. Хотя комитет по разведке еще не санкционировал расходование денег, Уилсон хотел, чтобы они были выделены. Коллеги Уилсона были тронуты не столько его красноречием, сколько настойчивостью.

— И сколько вы хотите? — спросили его.

— 40 миллионов, — ответил Уилсон, взяв сумму «с потолка». Поскольку комитет рассматривал бюджет Пентагона в размере около 280 миллиардов долларов, эти 40 миллионов были незаметной мелочью, как если бы комитет рассматривал, к примеру, расходы в размере 7 тысяч долларов и у кого-то появилась навязчивая идея выделить дополнительно еще один доллар.

Уилсон заявил, что он будет голосовать в поддержку предложений тех членов комитета, которые поддержат его и будут выступать за выделение 40 миллионов. Ему выделили 40 миллионов.

Вот так Кейси неожиданно получил деньги на операции в Афганистане. Но доллары должны были поступить из бюджета Пентагона, и его чиновники подняли шум. Пентагон распространил секретное исследование, в котором говорилось, что «Орликон» не подходит для ведения повстанческой войны. Для «Орликона» требовались специальные, дорогие и очень сложные снаряды, которые могли бы пробивать броню; само оружие требовало осторожного обращения и не выдержало бы трудных дорожных условий к Хайберскому перевалу. Но Уилсон, выпускник военно-морской академии, числился в друзьях Пентагона. И Пентагон уступил.

Администрация через директора бюджетно-финансового управления Дэвида Стокмана направила совершенно секретное письмо в оба комитета по разведке с просьбой санкционировать расходование 40 миллионов долларов. Г олдуотер пришел в ярость, узнав о попытках обойти его комитет и нарушить принятый в конгрессе процесс санкционирования — выделение средств. Были затронуты его полномочия. Если комитет по разведке не будет контролировать тайные операции, санкционируя расходы на их проведение, каков смысл в его существовании?

Уилсон продолжал свою кампанию. Он осаждал офисы членов комитета по разведке, боролся изо всех сил. Он нашел возможность использовать в своих целях никарагуанскую операцию. Многие из его коллег по палате представителей, выступая против операций ЦРУ в Никарагуа, не хотели создать о себе впечатление как о людях, недостаточно твердо выступающих против советского экспансионизма. По словам Уилсона, афганский вопрос дает прекрасную возможность доказать это. Некоторые демократы считали никарагуанскую войну «плохой войной», а афганскую — «хорошей».

Заместитель директора центральной разведки Джон Макмагон в своем совершенно секретном письме привел решающие доводы в пользу выделения 40 миллионов долларов и поставок пушек «Орликон». Он был заместителем директора ЦРУ по оперативным вопросам во времена нахождения у власти администрации Картера, когда началась операция ЦРУ в Афганистане. (Кейси называл Макмагона «отцом» этой операции.) Обычно Макмагон скептически относился к тайным операциям, но почти единодушное выступление конгресса в пользу Афганистана убедило его. Его позиция помогла делу. Сенат и палата представителей одобрили выделение необходимых средств.

Уилсон заявил руководителям ЦРУ, что они ведут себя слитттком скромно, они должны были бы запросить эти деньги сами.

40 миллионов долларов не только значительно расширяли возможности ЦРУ в Афганистане, но их получение показало, что конгресс может поддерживать тайные операции и даже идти впереди администрации по этому вопросу. Кейси считал, что конгресс в данном случае высказался за целенаправленные действия, а это было не менее важно, чем получение денег или нового оружия. ЦРУ не было знакомо с пушкой «Орликон», одна была получена для проведения испытаний, поставки девяти других ожидались. И, возможно, пройдут месяцы или даже год до того, как они попадут в Афганистан. Но психологическая победа была на стороне ЦРУ.

Кейси думал, нельзя ли их переадресовать в Никарагуа, хотя поддержка афганских повстанцев, кажется, росла, а никарагуанских «контрас» — падала. Но это все второстепенные вопросы. Главное в том уроке, который преподал Уилсон, раскрутивший всю систему: оперативное управление ЦРУ, Макмагона, самого Кейси, администрацию, палату представителей и сенат.

16

Помощник государственного секретаря Тони Мотли хотел сыграть свою роль в никарагуанских операциях, средства на проведение которых подходили к концу. Сенатор от штата Аляска Тэд Стивенс — наставник Мотли — стоял во главе подкомитета сената по ассигнованиям. Вместо того чтобы обратиться в комитет по разведке, председателем которого был Г олдуотер (санкционирующий комитет), Мотли предложил, чтобы администрация по примеру Чарли Уилсона попыталась начать не с начала, а с конца. «Подумаешь, комитет по разведке, — утверждал Мотли, — когда администрация может иметь дело с располагающим реальной властью комитетом по ассигнованиям, который как раз и выделяет деньги». Поэтому Мотли передал Стивенсу просьбу об ассигновании еще 21 миллиона долларов для Никарагуа, объяснив, что шансы получить деньги таким путем составляют один к пяти. Стивенс согласился попытаться.

Но еще до того как был сделан первый шаг, обо всем узнал Голдуотер. «Чертова администрация является своим же злейшим врагом». Это был, по его мнению, необдуманный, неблагоразумный шаг, противоречащий принятым в сенате правилам и процедурам. Он, Голдуотер, был сторонником администрации, стоял на ее стороне, представлял ту же партию. Но… Занимавшийся в ЦРУ вопросами связи с конгрессом Клэр Джордж заявил, что это дело Тони Мотли и Белый дом тут ни при чем.

12 марта 1984 г. Голдуотер и Мойнихэн написали секретное письмо непосредственно президенту Рейгану, резко протестуя по поводу нарушения протокола сената. Копия письма была направлена Кейси. Госсекретарь Джордж Шульц принес Голдуотеру свои извинения. После этого Голдуотер вновь занял сторону администрации, и в четверг 5 апреля выступил в сенате, пытаясь добиться выделения для Кейси 21 миллиона долларов.

Было предвечернее время. Голдуотер, все еще страдавший от последствий различных операций по поводу болезни бедра, был напичкан медикаментами. Несмотря на свои 75 лет (он был на два года старше Рейгана), он по привычке рвался в бой. Защищая, как правило, линию администрации, Г олдуотер выговаривал своим коллегам за «вмешательство в усилия президента по защите национальной безопасности».

Во время выступления Г олдуотера сенатор Байден, один из постоянных критиков Кейси в комитете по разведке, за своим маленьким столиком читал секретный меморандум, подготовленный одним из штатных сотрудников комитета. Из меморандума следовало, что ЦРУ было прямо замешано в минировании никарагуанских портов. Судя по меморандуму, минирование было осуществлено «агентами ЦРУ из числа латиноамериканцев». Байден был удивлен. Он ничего не знал об этом. Возможно, он пропустил какой-то брифинг или обсуждение. Поэтому он встал и передал меморандум своему коллеге в комитете по разведке республиканцу Биллу Коэну.

Коэн читал внимательно. Из меморандума недвусмысленно вытекало, что ЦРУ планировало и осуществило постановку мин в портах Никарагуа. Это был уже не вопрос помощи или поддержки. Это были прямые военные действия ЦРУ. Минирование — это не приграничная тайная операция. Это — шаг дальше по сравнению с налетом на аэропорт в Манагуа. Минирование — это уже акт войны. Позор и грязь всей этой операции вылезли наружу.

Он подошел к Голдуотеру и передал ему меморандум.

— Барри, что это? — спросил Коэн резко. — Это правда? Почему мне не сказали?

Сбитый с толку, рассерженный Г олдуотер попросил разрешения потом продолжить свое выступление и начал читать коллегам секретный меморандум. Директор персонала комитета Голдуотера Роб Симмонс рванулся к Коэну, требуя: «Пусть он отойдет от микрофона, посадите его, пусть он прекратит чтение меморандума!»

Это были кошмарные минуты для Симмонса, когда Голдуотер или другой сенатор выходил на трибуну с важными секретными документами, давая Кейси и ЦРУ повод для сокращения потока информации в конгрессе и обвинений его в неблагонадежности.

Коэн пошел к Голдуотеру недостаточно быстро. Симмонс бросился бегом и почти вырвал меморандум из рук Г олдуотера.

Симмонс и Голдуотер смотрели друг на друга. Минирование? Почему им ничего не сказали? Уж они-то должны были об этом знать! Может, лично Голдуотеру говорил об этом Кейси? Нет, не говорил. Симмонс заявил, что это для него тоже непонятно. Ведь в последние годы они несколько раз спасали программу проведения тайных операций! Почему же их держали в неведении?

— Свяжитесь с Биллом Кейси, — сказал Г олдуотер, — и выясните, что происходит?

Из протоколов конгресса Симмонс вычеркнул часть меморандума, которую прочитал Голдуотер. Однако на следующий день репортер газеты «Уолл-стрит джорнэл» Дэвид Роджерс дал статью под таким несколько интригующим заголовком: «Американская роль в минировании никарагуанских портов якобы более значительна, чем предполагалось».

Весь следующий день Симмонс пытался дозвониться до Мак-магона.

— Я занят, — сказал Макмагон, когда Симмонс наконец соединился с ним.

— Вы знали об этом? — холодно спросил Симмонс. Макмагон уклонился от ответа, однако сказал, что Кейси на завтраке в ЦРУ информировал членов комитета о минировании.

Симмонс проверил. Г олдуотер никогда не был на завтраках у Кейси в ЦРУ.

Информация о минировании начала просачиваться в сенат. Оказалось, что в водах трех никарагуанских портов было заложено около 75 так называемых мин-хлопушек. Некоторые из них несли около 400 фунтов взрывчатого вещества С-4. Симмонс когда-то работал с С-4 и знал, что 300 фунтов достаточно для разрушительного взрыва. Несколько торговых моряков и рыбаков уже получили ранения, один человек погиб. До минирования Никарагуа получала большую часть необходимой ей нефти из Мексики и Европы. Затем СССР стал поставлять ей до 80 процентов нефти. Таким образом, пришел к заключению Симмонс, в результате минирования Никарагуа еще теснее попадала в объятия Советского Союза.

На основе своего опыта работы в оперативном управлении ЦРУ Симмонс считал, что минирование никарагуанских портов по своим последствиям будет напоминать операцию ЦРУ по вторжению из Майами на Кубу в 60-х гг. Тогда ЦРУ помогло Кастро взять под свой полный контроль ситуацию на острове.

— Знаешь, — заявил Г олдуотер Симмонсу, — я чувствую себя болваном. Я ввел в заблуждение своих коллег.

Задача комитета предотвращать такие неожиданные и опасные ситуации, и Голдуотер считал, что он не справился со своей обязанностью. По его мнению, минирование поставило в опасность международное судоходство. Подорвалось британское судно. Трудно представить, что бы случилось, если бы американское судно подорвалось на английской мине, тайно заложенной в одном из иностранных портов. Голдуотер качал головой.

— Скажи Кейси, что в этом деле он остался один. Я достаточно выручал его.

На выходные Голдуотер, как обычно, уехал на ферму своего друга Куинна, расположенную на восточном побережье в Мэриленде, где он занимался разными делами: закреплял и настраивал телевизионную антенну, подводил провода к стерео динамикам. Была прекрасная весенняя погода, однако Голдуотер чувствовал себя, как будто его предали. Случившееся просто оглушило его. Очевидно, администрация и Кейси не доверяют ему.

У Голдуотера, был маленький кассетный магнитофончик, на который он регулярно надиктовывал свои заметки, идеи, письма. Нажав кнопку записи, он начал диктовать письмо Кейси:

«Дорогой Билл… Я попытаюсь наиболее понятно рассказать тебе о чувствах, которые возникли у меня, когда я узнал, что президент санкционировал минирование некоторых портов Центральной Америки. А их можно выразить одной короткой и очень простой фразой: «Меня обкакали».

Г олдуотер приказал немедленно отправить письмо Кейси.

Кейси позвонил Куинну:

— Я не понимаю, почему это его так взволновало, — сказал Кейси. — Он сильно возбужден?

Куинн напомнил Кейси, что Голдуотер может остыть так же быстро, как и возбудиться. Кейси согласился и повесил трубку. Он, Кейси, также чувствовал себя «обкаканным». Он попал в тиски между Белым домом и государственным департаментом, выступавшими за расширение операций в Никарагуа, и конгрессом, стоявшим за их свертывание.

Белый дом поставил перед Кейси вопрос: нельзя ли каким-либо образом снять деньги с других операций ЦРУ или взять из фондов, предназначенных для преподнесения подарков, взяток, и направить их в Никарагуа? Макмагон, генеральный советник Споркин, руководители оперативного управления ЦРУ твердо выступали против любых действий, идущих вразрез с мнением конгресса.

Кейси считал, что минирование портов было такой операцией, о которой можно только мечтать: результаты достигаются без какого-либо кровопролития. А создавалось такое положение, что кровь может пролиться, только это будет его, Кейси, кровь. Поступающие сообщения говорили о том, что мины делают свое дело. В главном никарагуанском порту Коринто на минах подорвалось семь судов. Другие поворачивали обратно. Штабеля тюков с хлопком в Коринто достигли высоты двухэтажного дома, ожидая судов, отважившихся войти в порт. Накапливались неотправленные кофе и сахарный тростник, два главных товара никарагуанского экспорта. Внутри Никарагуа все чаще говорили об экономической катастрофе.

В газетах широко освещался как сам факт минирования, так и его последствия. Публиковались заявления сандинистских лидеров, обвиняющих Соединенные Штаты в минировании портов. Почему же это оказалось столь неожиданным для конгресса? Кейси и его помощники обратились к записям ранее переданной комитету по разведке совершенно секретной информации. И тут Кейси нашел столь необходимую для себя, графически зафиксированную реабилитацию.

8 марта, за месяц до описываемых событий, Кейси, выступая перед комитетом по разведке в полном составе, заявил: «Закладываются магнитные мины в тихоокеанском порту Коринто, в гавани Эль Блафф на Атлантическом побережье, на нефтяном терминале Пуэрто Сандино». Через пять дней, 13 марта, Кейси повторил это сообщение, опустив только слово «магнитные», поскольку некоторые мины приводились в действие от звука проходящих над ними судов.

Это было специально подготовленное заявление. У комитета не было к Кейси никаких вопросов. Если они ничего не поняли, то это их проблема. Кейси поехал к Макфарлейну в Белый дом, где сообщение о минировании было воспринято как гром среди ясного неба, особенно Дж. Бейкером. В принципе, когда принималось решение, никто не возражал против минирования. Вопрос состоял лишь в том, почему же эту операцию не удалось сохранить в тайне.

Макфарлейн считал Кейси одним из наиболее сильных, независимых руководителей, с которыми ему приходилось координировать свои действия. У Кейси был строго очерченный круг полномочий, свой мандат, данный ему президентом Рейганом. Но иногда, особенно в обстановке маневрирования и компромиссов с конгрессом, Кейси мог создавать проблемы. Проработавший в конгрессе несколько лет, Макфарлейн считал, что Кейси поступает недальновидно и вредит себе, вступая в конфликт с комитетами по разведке, как это случилось в данной ситуации.

Кейси рассказал Макфарлейну о своих выступлениях в конгрессе 8 и 13 марта, предъявив советнику по национальной безопасности копии своих сообщений. Что он должен был еще сделать? Тирада Голдуотера была вызвана, очевидно, его усталостью, лекарствами или тем и другим. Это, кажется, убедило Макфарлейна.

Во вторник 10 апреля Кейси сделал подробное заявление перед группой сенаторов, разъяснив, как и когда он информировал о минировании комитет по разведке. Он провел сотни часов, давая показания в конгрессе.

— Как обычно, — заявил Кейси, — в любое время мы отвечаем на все вопросы комитета или его членов. А в целом минирование не такая уж важная часть тайной операции в Никарагуа. И весь этот шум неуместен.

Некоторые сенаторы критиковали операцию по минированию за то, что она не носит избирательного характера. Одна мина взорвалась под британским судном. Мы же доставляем неприятности нашему ближайшему союзнику! Другая мина поразила советский пароход. Не собирается ли Кейси развязать третью мировую войну? Как бы реагировали Соединенные Штаты, если бы американский пароход наскочил на минное поле, поставленное КГБ?

Кейси посетил комитет по разведке. Реакция некоторых его членов, особенно республиканцев, свидетельствовала о том, что они не уловили смысла его предыдущих сообщений. Когда Кейси говорил о минировании, очевидно, никто не слушал его или ничего не понял.

Сенатор Дэвид Дюренбергер, республиканец от штата Миннесота, выразил недоверие Кейси. Он истолковал его слова в том смысле, что Соединенные Штаты ни за что ни про что совершили акт войны. Все еще кипятился сенатор Коэн. «Отсутствует логика, когда Кейси говорит, что мины предназначены для нанесения незначительного ущерба. Но ведь минирование — это акт воюющей державы. Почему такой риск, не приносящий ни военных, ни стратегических выгод? Минирование — это эскалация двусмысленной, непродуманной политики. Почему не прекращается секретная война?» — недоумевал Коэн. При каких обстоятельствах тайная операция перерастает в войну?

Уоллоп был одним из немногих сенаторов, вставших на сторону Кейси. Критикуя минирование как полумеру, он заявил, что оно тем не менее могло бы довести до кризиса обстановку в Никарагуа. Несколько либеральных демократов заявили, что единственный выход состоит в рассекречивании всей программы помощи «контрас». Они поддержали бы такое предложение. Это вызвало у Уоллопа улыбку. По его мнению, такое можно делать только на закрытом (секретном) заседании. Некоторые демократы открыто стали говорить, что следующим шагом администрации, очевидно, станет направление в Никарагуа американских боевых подразделений. В прессе появилось несколько сообщений о том, что подобные планы уже разрабатываются. Поэтому Кейси, Шульц, Уайнбергер и Макфарлейн подготовили совершенно необычное заявление, в котором, в частности, говорилось: «Мы заявляем со всей ответственностью, что не рассматривались и не разрабатывались планы использования американских войск для вторжения в Никарагуа или другую центральноамериканскую страну».

Но было уже слишком поздно. Сенат, охваченный антивоенными настроениями, вечером, когда за четырьмя подписями было опубликовано это заявление, «выпустил пар из кипевшего котла». Тоном, который подразумевал, что Кейси может стрелять и по своим друзьям, Голдуотер заявил, что на предыдущей неделе в первый раз за почти тридцатилетнее пребывание в сенате ему пришлось вычеркивать часть своего выступления из протоколов конгресса.

— Я вынужден признаться членам моего комитета, что не знал всех фактов этого дела, — заявил Голдуотер. — Поэтому я приношу извинения всем членам сената.

Ясно, что в этом деле администрацией были нарушены все моральные принципы. Были извлечены из глубин и выброшены на поверхность некоторые детали ее прошлых аморальных действий. Произошло резкое разделение между приемлемыми и неприемлемыми акциями. Минирование было неприемлемой. В дебатах ставился вопрос: «Можем ли мы как нация вести себя благопристойно?» Как будто минирование являлось национальным актом, проявлением характера нации.

Минирование никарагуанских портов было темным и подлым делом, подобным закладке бомбы в ресторан, постановке ловушек для невинных и ничего не подозревающих живых существ. Несогласие Голдуотера высветило масштабы этого дела. Он выступил как носитель несгибаемого здравого смысла. В частном порядке он назвал минирование «самой глупой идеей, о которой я когда-либо слышал».

Сенатор Эдвард Кеннеди внес резолюцию (необязательную для исполнения), осуждающую минирование и провозглашающую незаконность использования финансовых средств на «минирование, осуществление или поддержку минирования портов или территориальных вод Никарагуа».

Резолюция была принята 84 голосами против 12.

Кейси не верил, что такое может произойти в контролируемом республиканцами сенате. Сенат мог иметь свое мнение, но в данном случае речь шла о национальной политике, одобренной президентом и осуществляемой ЦРУ после уведомления о ней конгресса. Голосование не было простым неприятием такой политики. Это было нечто большее.

На обеде в честь президента Доминиканской Республики Рейган следующим образом высказался о голосовании в сенате:

— Если резолюция необязательна, я проживу с ней. Я думаю, что вокруг этого дела была поднята настоящая истерия. Мы не собираемся воевать.

Содержание письма Голдуотера в адрес Кейси просочилось из стен сената, было передано по радио и напечатано в прессе со всеми содержащимися в нем ругательными выражениями.

На следующий день, 11 апреля 1984 г., сенатор Лихи сидел за рюмкой спиртного с двумя своими помощниками в отведенном ему скромном офисе в здании сената. Это был маленький уютный кабинет, в котором когда-то работал Даниэль Вебстер. Лихи был доволен. По его мнению, минирование никарагуанских портов показало банкротство всего спектра тайных операций. Лихи заявил своим помощникам, что, по имеющимся у него данным, Кейси не пытался обмануть сенаторов или держать их, особенно Голдуотера, в неведении. Почему он так думает? Да потому, что Лихи, например, уже давно знал об этом. У него умер отец, и несколько недель он отсутствовал. По возвращении он попросил ЦРУ ввести его в курс последних событий, касающихся никарагуанской операции. Представитель ЦРУ ознакомил его со всеми деталями операции по минированию портов. Не может быть, чтобы, рассказав все ему, сотрудники ЦРУ что-то намеренно скрыли от Г олдуотера.

Почему же он ничего не сказал о минировании и ничего не сделал, чтобы воспрепятствовать этому?

Потому, по мнению Лихи, что минирование являлось логическим продолжением необъявленной, секретной войны. Если согласиться с необходимостью проведения тайных операций, то минирование приобретает смысл. Он не считает, что тайные операции могут заменить долгосрочную разумную внешнюю политику. Любая тайная операция связана с нестабильностью, заменами правящих режимов. Фактически, заявил Лихи, Кейси справедливо возмущен таким поведением сената. Ведь ранее конгресс соглашался со всеми операциями этой тайной войны. Почему же в данном случае он не сделал этого?

— Это акт войны, — заявил один из помощников Лихи. Лихи улыбнулся. А как, по его мнению, можно назвать действия по организации и обеспечению всем необходимым многотысячной армии «контрас»? Миром?

— Минирование стало рубежом, — заявил Лихи, — потому, что оно разделило разведывательное сообщество и нарушило двухпартийность. В прошлом редко были единогласные голосования, ведь мы являемся органом, где проходят проверку многие сомнительные идеи. А Кейси и администрации необходим комитет, который мог бы высказывать свое мнение об их идеях и планах и прямо говорить, если они неприемлемы. Комитет действует как последнее сито, и если в нем всегда наблюдается общий консенсус, то что-то нужно решительно менять.

— Я никогда не видел Кейси в такой глубокой обороне, — сказал Лихи. — Было похоже, что в комитете сидят дети, играющие в ковбоев и индейцев и в другие игры. Как будто это было дневное воскресное представление. Так работать нельзя. Мы дали возможность действовать людям, не располагая над ними контролем.

Конечным результатом, по мнению Лихи, могут быть военные действия в Центральной Америке.

Клэр Джордж видел, как рушится его двадцатисемилетняя карьера в ЦРУ. Он переходил от обороны к раскаянию. «Мы набили мозоли на заднем месте, пытаясь постоянно ставить сенат обо всем в известность, — кричал он в телефонную трубку. — Мы информировали их, информировали и еще раз информировали. Черт побери, я не знаю, что же еще мы должны были делать? А сенаторы сейчас думают: «Эти негодяи из ЦРУ!» Все это сплошная политика, и каждый законодатель определяет свою линию, исходя из последних веяний. Единственное, что мы можем сделать, так это поставить им телетайп, чтобы они читали ежедневные телеграммы».

По его мнению, некоторым сенаторам дело о минировании причинило огорчение. Другим нет. А третьи просто лгут и позируют. Если бы некоторым из них показали кинокадры, они и в этом случае не были бы удовлетворены.

Джордж, конечно, был в трудном положении, но, успокоившись, он понял, что тайная война, минирование — все это чрезвычайно важные проблемы. «Учитывая особенности данного момента, вопрос вызывает большие эмоции. А мы якобы пытались замолчать его. Это создает большой деморализующий эффект».

Он считал Г олдуотера порядочным человеком, преданным сторонником ЦРУ. Заявления Голдуотера о своем неудовлетворении имеют большой вес. Когда Голдуотер сказал, что «его обкакали», он увлек за собой весь сенат.

Джорджа спросили, как же Кейси перенес критику. (В тот день директор ЦРУ присутствовал на семейных похоронах.)

— Стойко, — заявил Джордж и добавил восхищенно: — У него завидная сила духа.

В течение девяти месяцев пребывания на посту начальника службы ЦРУ по связи с конгрессом в целях поддержания постоянного контакта Джордж один раз в месяц приглашал в ресторан на ленч директора персонала комитета Г олдуотера Роба Симмонса. Джордж обращался с конгрессом как с правительством иностранной державы, в которой он был аккредитован для решения шпионских дел. Симмонс как-то сказал Джорджу:

— Я не считаю тебя своим оперативным руководителем и надеюсь, что и ты в отношении меня будешь вести себя подобным же образом.

— Конечно, — ответил Джордж.

Симмонс заявил, что двух «длинных» заявлений недостаточно для того, чтобы покончить с делом о минировании никарагуанских портов. Комитету по разведке необходимо иметь полную информацию о всех важных деталях случившегося. У Джорджа ответа не было, и на этом их контакт прекратился.

На следующий день я прибыл в ЦРУ, чтобы получить инструктаж относительно своей поездки в Ливию. Ранее министр иностранных дел Ливии обещал устроить мне интервью с Каддафи. Я был очень удивлен, увидев в числе присутствовавших на брифинге высокопоставленного сотрудника оперативного управления невозмутимого, неулыбающегося, хорошо одетого господина. Суть его высказываний сводилась к следующему: все в большей степени Каддафи чувствует себя в опасности и пытается внедрить своих людей во все заграничные антикаддафовские группы. Каддафи — человек больших фантазий, лидер без должной опоры. Он все время в движении, ночует в разных местах, считая, что ЦРУ намеревается убить его.

Я не спросил, действительно ли ЦРУ пытается это сделать. Но, если судить по манере поведения, то сотрудник ЦРУ отвергал этот вопрос еще до того, как я задал его. «Каддафи пытается вырваться из психологических тисков», — заявил он. Подобно Кастро, он непримирим, обращается со своими врагами на арабский манер. Соединенным Штатам дает понять, что хотел бы вступить в переговоры.

Мнение ЦРУ в отношении Каддафи было двояким: он считался вероломным и в то же время слабым. Например, заявил сотрудник ЦРУ, телохранителями у Каддафи являются женщины, поскольку убийца-араб вряд ли будет стрелять в женщину. Умно придумано. Вызывает проблемы интерпретация Каддафи ислама, его «иррегулярный фундаментализма накладывает отпечаток на отношения Ливии с Ираном и шиитским миром. Хомейни отклонил предложение встретиться с Каддафи, этим «экстраординарным снобом».

Сотрудник ЦРУ заявил, что отношения Каддафи с Советским Союзом носят чисто практический характер. Между ними нет какого-либо официального или секретного соглашения. Каддафи много у них покупает, больше, чем на миллиард долларов в год, покупает в избытке военную технику, чтобы не обращаться за запасными частями.

А что вы скажете о сообщениях о том, что Каддафи снабжает оружием Никарагуа?

Это «третий всемирный клуб поставщиков оружия», — ответил офицер. Поставки вооружений в Никарагуа незначительны, только стрелковое оружие. Он заявил, экономика Ливии носит примитивный характер и ей трудно нанести ущерб. Поэтому экономические санкции почти бесполезны.

— Какие вопросы мне задать Каддафи? — спросил я.

С бесстрастным, ничего не выражающим лицом сотрудник ЦРУ предложил, чтобы я задал Каддафи такой вопрос: «Мне кажется, что вы напичканы таблетками от бессонницы, выглядите как наркоман. Трудно засыпаете по ночам?»

В этих словах звучало социальное и интеллектуальное презрение к Каддафи, тенденция сделать из него объект насмешек. Сотрудник ЦРУ указал, что с двадцатилетнего возраста у Каддафи наблюдается заболевание системы дыхания и вообще у него не очень крепкое здоровье. Каддафи, по его словам, переутомлен, перевозбужден, способен сделать многое или ничего и в его последних речах были упоминания о болезни.

Я получил ценную информацию. Выступление чиновника довольно взвешенное и осторожное. У меня создалось впечатление, что этот мастер тайных операций внушал мне определенные нужные ему мысли. Возможно он немного переборщил, изображая Каддафи почти ненормальным человеком. Когда я прокручивал в уме весь разговор и просматривал свои записи, я пришел к выводу, что меня вряд ли «специально напичкивали» информацией. Но я не мог отделаться от впечатления, что предложенный для Каддафи вопрос преследовал другие цели.

Когда поздно вечером я уходил из здания ЦРУ, один из старших помощников Кейси, занимавшийся никарагуанской операцией, отозвал меня в сторону и предложил поговорить. Мы прошли в кабинет на седьмом этаже, дверь которого была закрыта. «Это будет бэкграунд», — заявил он, плюхаясь в кресло. Я знал значение этого слова — я могу использовать эту информацию, если не буду называть имя и место его работы.

Он прямо сказал, что никарагуанская операция подходит к концу. Оперативное управление только что получило информацию о том, что деньги заканчиваются на следующей неделе, возможно, даже в это воскресенье. Через три дня. Из полученных две недели тому назад отчетов следовало, что из 24 миллионов уже израсходовано 22. Осталось 2 миллиона. Естественно, приведенный в ярость конгресс вряд ли выделит запрошенный 21 миллион. Он громко рассмеялся, вспоминая голосование в сенате по поводу минирования никарагуанских портов — 84 к 12. Отметил, что палата представителей, очевидно, сделает то же самое (через несколько часов палата проголосовала так: 281 голос — «за», «против»— 111). Поэтому, заявил сотрудник ЦРУ, предпринимаются меры, чтобы начать болезненный процесс «выхода из боя», свертывать операцию ЦРУ.

— Кейси, — продолжал сотрудник ЦРУ, — изучает возможность обращения к дружественной стране с просьбой помочь «контрас» деньгами, пока мы не разрешим проблему их финансирования.

— Вы сказали, что США почти начали процесс вывода своих сил?

— О, да, — ответил сотрудник, — однако Кейси считает, что мы в конце концов получим деньги, когда уляжется шум по поводу минирования. Но, — энергично сказал он, — здесь в разведке только директор думает подобным образом.

— К какой же стране он собирается обратиться?

— К Саудовской Аравии, но окончательное решение еще не принято.

Я отметил это в своих заметках. Сотрудник ЦРУ не сомневался, что я предам данную информацию гласности. Я терялся в догадках, был ли это пробный шар, или же мне рассказали об этом в надежде, что моя публикация исключит возможность обращения к саудовцам за помощью.

Сотрудник ЦРУ поведал мне о том, что именно Кейси стоит за секретной войной и минированием никарагуанских портов.

— Все это сварганил директор, — заявил он категорически. Я нацарапал в своих заметках слово «дистанцироваться». Устами этого сотрудника была сделана попытка отделить ЦРУ от Кейси, его секретной войны и тому подобного.

— Была значительная оппозиция этой идее, — заявил он. — Джон Макмагон с самого начала считал ее глупой и непродуманной.

Слухи об этом ходили и раньше, но я был удивлен, что мне сказали об этом прямо. У меня возникло несколько вопросов. Сотрудник ЦРУ так посмотрел на меня, как будто я спрашивал, на чьей стороне был Авраам Линкольн в Гражданскую войну.

— Джон знал, что к этому все придет, что операция не получит поддержки общественности и конгресса и нам придется отступить.

Он начал говорить о государственном департаменте, который недавно выступил с заявлением, в котором назвал минирование «самообороной».

— К сожалению, это заявление «сплошной блеф», — сказал он презрительно. — Суть дела в том, что события вновь показали, что правая рука администрации не знает, что делает левая. Ничего подобного не случилось, если бы идея была проработана с юристами ЦРУ.

— Операция, — продолжал он угрюмо, — оказалась сплошным банкротством. — Хотя целью было нанесение удара по экономике Никарагуа, она не остановила поток оружия в Сальвадор. После Гренады он уменьшился, но сейчас снова вырос и является максимальным.

— Но, — заявил я, — мы все считаем, что главной целью было свержение сандинистов.

Он засмеялся, и все громче и громче.

— Это смешно, такого шанса у нас вообще не было. Простая арифметика подтверждает это, — заявил он. — Преобладание четыре к одному. У сандинистов армия и полиция насчитывают 75 тысяч. А Совет национальной безопасности США установил для «контрас» потолок в 18 тысяч человек, которым ЦРУ может оказывать помощь. Максимальное число «контрас», которые участвовали в операциях, составляло 15 тысяч. Но успехов почти не было. А теперь конец операции.

Я сделал несколько телефонных звонков, чтобы выяснить, правильно ли тут изложена общая ситуация. Ведь в ней нашла отражение точка зрения профессионалов ЦРУ. Я беседовал с представителем ЦРУ Джорджем Лаудером относительно позиции Макмагона по никарагуанской операции. Лаудер заявил, что об отрицательном отношении Макмагона к действиям ЦРУ в Никарагуа хорошо известно как в разведке, так и в конгрессе. Однако Лаудер добавил, что, какие бы личные мнения ни высказывал Макмагон, официально он не выступал против текущих операций ЦРУ.

На следующее утро эта история нашла освещение на первых полосах газеты под большим, на три колонки, заголовком: «У ЦРУ кончаются деньги на проведение тайной операции».

Когда утром я пришел в свой офис, позвонил Лаудер. Я был уверен, что Кейси не понравится, что он изображен в качестве главного «архитектора» операции. В моей статье говорилось, что «информированный источник» (имелся в виду заместитель Кейси) заявил: «Все это заварил Кейси». Ледяным голосом Лаудер заявил, что по указанию Макмагона он подготовил краткое заявление, которое будет направлено во все ведущие органы массовой информации.

— Макмагона? — переспросил я.

Лаудер начал читать: «Я хотел бы опровергнуть ссылки на мою точку зрения по поводу нашей деятельности в Никарагуа, которые появились 13 апреля в передовой статье газеты «Вашингтон пост». Хотя директор ЦРУ Кейси поощряет обсуждение всех наших идей в области разведывательной деятельности, у нас единое мнение относительно нашей работы, в том числе и по никарагуанским сандинистам. Эту точку зрения разделяют и другие руководители ЦРУ».

— И что же, вы полагаете, я должен делать с этим заявлением? — спросил я.

— Не знаю, — ответил Лаудер, — ваше дело, — и повесил трубку. Заявление Макмагона было напечатано в газете на следующий день под одной из статей о минировании, а таких публикаций появлялось каждый день не менее трех-четырех.

В самом ЦРУ имелись искушенные в подобных делах силы, которые действовали против Кейси. Беседовавшие накануне со мной руководящие работники ЦРУ владели искусством ведения пропаганды: закладывай семена сомнений, увлажняй их, позволяй им взойти, а при необходимости подрежь. Мне были даны основные положения «некролога» по никарагуанской операции. Макмагон, обладающий здравым смыслом, всегда был настроен против минирования, видел возможный провал этой операции. В то же время он хотел зафиксировать в заявлении лояльность своему шефу. Макмагон не хотел попадать впросак при любом развитии событий. Если операция провалится, а именно к этому идет дело, он и его союзники могли бы сослаться на свою первоначальную оценку этого дела, на его зафиксированное сомнение. Если же она принесет успех, можно упомянуть об одном из его редких публичных заявлений, в котором он встал на сторону Кейси.

В государственном департаменте Мотли со смехом читал заявление Макмагона. Почти год занимаясь в рабочем порядке по указанию администрации тайной операцией в Никарагуа, Мотли пришел к глубоко циничной точке зрения о внутреннем маневрировании в ЦРУ. Макмагон был наиболее способным, беспримерным в этом отношении бюрократом. Тем, кто хорошо знал Макмагона, было известно, что он борется против большего, чем Никарагуа. Он сражается против права ЦРУ осуществлять полувоенные операции, которые пытается восстановить Кейси. Макмагон пришел к мнению, что дни, когда у ЦРУ были собственные диверсионные отряды, ушли в прошлое. К немногим исключениям в этом плане относился Афганистан. Макмагон не уставал повторять: ЦРУ должно красть секреты и анализировать информацию. Все!

По мнению Мотли, Макмагон ведет себя нелояльно. Но ведь именно Макмагон всегда поддерживал Кейси, нередко через несколько часов после его выступлений, осторожно и своеобразно обостряя высказывания директора, всегда с хорошо продуманной уклончивостью. Трудно найти хотя бы одно предложение или фразу из заявлений Магмагона, в которых он противоречил бы своему боссу. Он знал, как подать противоположную точку зрения, как будто речь шла о каких-то абстрактных вещах: «Критики говорят…» Но нередко воздействие заявлений Макмагона и его точка зрения проявлялись по-другому. «Джон, я сбит с толку, — однажды сказал Мотли Макмагону. — Директор говорил совершенно о другом». Временами Мотли был убежден, что Макмагон зашел слишком далеко и будет уволен. Но этого не происходило. Наконец Мотли пришел к выводу, что Макмагон лучше, чем кто-либо другой, «вычислил» Кейси, понял, что Кейси необходимо, чтобы кто-нибудь давил на него. Но это объясняло далеко не все, и Мотли недоумевал, нет ли у Макмагона на Кейси чего-либо серьезного. Однажды в шутку Мотли сказал: «Очевидно, Магмагон поймал Кейси за каким-то неприличным занятием».

Когда Макмагон услышал об этом, он взорвался неконтролируемым смехом, и его обвисшее лицо стало свекольно-красным. Казалось, что он сейчас взмоет над оранжевыми креслами своего кабинета на седьмом этаже, разобьет большое фигурное стекло окна и вылетит через балкон на виргинские просторы. Сама сверхмерность его реакции была прекрасным отвлекающим маневром, поскольку он мог не комментировать сказанное. Он прекратил смех, не сказав ничего.

В его альма-матер, колледже Холи Кросс, Макмагона называли «Улыбающийся Джек» и «Наседка», и, судя по записям в его дневнике, он был незаменимым человеком в любых веселых ситуациях. Его громкий смех слышен был после каждого анекдота. Ржание его можно было различить даже в темном переполненном кинотеатре. На старшем курсе он написал работу «Эмоциональный конфликт четырех трагических героинь Шекспира». Человек тайн, конфликтов и саркастического ума, он хорошо научился подыгрывать Кейси.

Кейси не считал, что Макмагон нелоялен ему. «Я не верю этому», — твердо заявил он, когда ему задали вопрос о возможной нелояльности Макмагона или расхождении во взглядах.

Мотли наконец понял, в чем дело: ЦРУ переживает кризис, связанный с поиском своего места, закреплением своей роли в международных делах. Занимаются ли его люди грязными делами? Да, но они служат президенту и директору ЦРУ. Борются ли они с русскими всеми силами, в любой точке земного шара? Конечно. Следят ли они за всем миром? Пытаются. Являются ли они интеллектуалами, прекрасными аналитиками, мастерами слова, подготавливающими прекрасные «документы», которые поражают тех немногих, имеющих допуск на ознакомление с ними? Выполняют ли они распоряжения Кейси? Или распоряжения учреждения, представителем которого является Макмагон?

Мотли пришел к выводу, что на эти вопросы нет исчерпывающих ответов. Кроме того, исходя из реальных условий, содержание ответов не было бы неизменным. Поэтому ЦРУ работает в обстановке, полной противоречий.

Если положение в ЦРУ не стабилизируется, может наступить нервный срыв. Как это случилось в 70-х гг. И как может произойти снова. Половина сотрудников ЦРУ, запыхавшись, следует за Кейси, выполняя его каждое желание. В их число входит Дью Клэридж. Другая половина, кажется, застопорила свое движение — и это касается прежде всего Джона Макмагона, — обдумывая вопрос: «Что же будет после шторма, вызванного Кейси?»

В пятницу 13 апреля Голдуотер отправился в поездку по странам Ближнего Востока. В его отсутствие Мойннхэн стал выполнять функции председателя сенатского комитета по разведке и должен был заниматься вопросом минирования никарагуанских портов. О минировании Мойнихэн с ужасом узнал из газеты «Уолл-стрит джорнэл», поскольку в тот вечер не присутствовал на заседании сената. Он позвонил Клэру Джорджу.

— Клэр, что вы натворили? — спросил он. — Что вы делаете с нами?

— Корабль, который поставил мины, — ответил Джордж, — сейчас, когда мы ведем этот разговор, проходит через Панамский канал. Больше мин ставиться не будет, — пообещал он.

Но этого было недостаточно. Мойнихэн с удовольствием воспринял то, что Г олдуотер направил свое ругательное письмо Кейси и тем самым выразил твердую позицию конгресса, выступившего с осуждением минирования. Кейси и Макмагон должны были позднее в этот день прийти к Мойнихэну, чтобы обсудить с ним все дело. Возможно, этот разговор внесет ясность в обстановку.

Когда Кейси и Макмагон вошли в кабинет Мойнихэна, он встретил их с улыбкой, приобняв Кейси.

Мойнихэн, кажется, готов был все простить, поскольку у Кейси был полуизвиняющийся тон. Но Мойнихэн читал передовую статью в газете «Вашингтон тайме», в которой излагалось заявление, сделанное советником по национальной безопасности Макфарлейном в военно-морской академии: «Все важные подробности… были сообщены… комитетам по разведке в соответствии с законом». Мойнихэн принимал участие в разработке закона по надзору за деятельностью разведки от 1980 г., в соответствии с которым комитеты должны «полностью и своевременно быть информированы о деятельности разведки».

Как раз этого и не было. Представленная комитету информация состояла из двадцати семи слов, ее изложение заняло всего около десяти секунд из часа и восемнадцати минут, в течение которых выступал в сенате представитель ЦРУ. Мойнихэн считал, что занятая ЦРУ позиция выражает полное несогласие с письмом Голдуотера. В тот день в интервью ведущему телекомментатору компании Эй-би-си Дэвиду Бринкли (эта передача должна была пойти в воскресенье 15 апреля) Мойнихэн сказал: «Сенатор Голдуотер более чем определенно высказал свою точку зрения по этому вопросу, однако и спустя пять дней ЦРУ все еще оспаривает ее. Поэтому свое решение я сейчас могу высказать единственным доступным мне путем, я заявляю о своем уходе в отставку с поста заместителя председателя комитета по разведке сената США».

Сенатор Дюренбергер ринулся к Кейси, заявляя, что «на шкале с делениями от нуля до десяти у Кейси фактор доверия поднимается только до отметки «два». Журнал «Тайм» пошел даже дальше. От имени комитета в нем было сказано: «Нет смысла нам встречаться с Биллом Кейси. Никто из нас не верит ему. Его бесцеремонная, надменная манера обращения с нами отвернула от него весь комитет».

Президента Рейгана скандал не коснулся. В выходной день он появился на официальном ежегодном обеде, который давался в вашингтонском отеле «Хилтон» в честь аккредитованных в Белом доме корреспондентов.

— Идут разговоры о каком-то нарушении связи Белого дома с конгрессом. Почему никто не рассказал мне об этом? — Смех. — Хорошо, я знаю, как поступить. Я введу правило, чтобы, начиная с сегодняшнего дня, каждый из присутствующих здесь сообщал мне обо всем случившемся, будил меня независимо от времени, прерывал даже заседания кабинета. — Смех.

В официальных документах президента зафиксировано, что еще двадцать шесть раз присутствовавшие откликались на слова Рейгана смехом.

Но президент не говорил о минировании никарагуанских портов.

Кейси дал пространное интервью журналу «Ю. С. Ньюс энд Уорлд Рипорт», в котором сказал: «Я думаю, что в конечном счете людей меньше беспокоят сообщения о минировании, чем опасность создания волны эмигрантов в США, если вся Центральная Америка или ее часть подпадет под советско-кубинское господство».

В конце недели в качестве своеобразной отвлекающей операции ЦРУ обнародовало данные о советско-кубинской угрозе: на Кубе находится до 10 тысяч советских граждан и только 100 в Никарагуа. Но в дополнение к этому около 10 тысяч кубинцев.

Представители ЦРУ и РУМО заседали несколько раз по шесть часов, чтобы выработать надежные цифровые оценки, однако так и не пришли к единому мнению. Но цифры не помогли скрыть проблему, равно как и заявление ЦРУ, в котором говорилось: «Вопрос о минировании никарагуанских портов 11 раз обсуждался с членами и сотрудниками комитетов по разведке и с другими сотрудниками конгресса».

Симмонс официально «выпорол» Клэра Джорджа, заявив, что представитель ЦРУ по связи с конгрессом «имеет тот же настрой, что и Кейси. Это совпадение взглядов — прелюдия к несчастью».

Макмагон понял, что вопрос выходит из-под контроля, ставит в затруднительное положение Кейси и ЦРУ. Г олдуотер на Ближнем Востоке, а Мойнихэн в Вашингтоне настроены очень агрессивно. Макмагон позвонил Симмонсу. Будучи администратором, Макмагон в принципе знал, что это большой пользы не принесет. Возможно, Симмонс взбешен, поскольку чувствует, что его оставили в дураках. Конечно, ЦРУ должно было его информировать, но и он сам должен был попытаться что-то узнать. По своей работе в ЦРУ Симмонс должен был знать, что хорошая информация, даже та, на получение которой он имел право, не подается на серебряном подносе. Симмонсу нужно было самому проявить немножко инициативы.

— Здравствуй, Роб, — сказал Макмагон.

— Привет, Джон, — ответил Симмонс.

— Не кажется ли тебе, — сказал Макмагон, — что нам нужно убавить звук. Дело приносит вред всем. Почему бы тебе не поработать в своей области, а мне — в своей. Все мы должны чем-то пожертвовать. — Смысл высказывания Макмагона состоял в том, что у них сумасшедшие боссы и что именно они должны держать корабль на плаву — оставаться до конца хорошими капитанами.

Симмонс ответил, что Голдуотер подвергается нападкам, в прессу продвигаются фальшивые и дезинформационные заявления, и в данных обстоятельствах его задача — внести полную ясность. Кейси и Клэр Джордж не информировали их. Пятилетняя работа Голдуо-тера в комитете по разведке поставлена под угрозу. Он пытался создать новый образ ЦРУ, защитить его, получать для разведки деньги, навести мосты. Пять лет благородных усилий сведены на нет этим идиотским нарушением контакта. «Барри и я чувствуем себя, как будто находимся в мусорной яме, и весь наш подход, основанный на вере и доверии, подвергается тяжелому испытанию», — сказал Симмонс.

Макмагон ответил, что ему все это очень понятно. «Куски необходимо собрать вместе», — он говорил ободряюще.

— Ты снял тяжесть с моей души, — наконец сдался Симмонс. — Хорошо, давай снизим риторику.

В Белом доме и в Совете национальной безопасности появилось беспокойство по поводу того, что Кейси отравил благоприятную обстановку в конгрессе, затруднил маневрирование администрации в вопросах разведывательной и внешнеполитической деятельности. Не отказываясь от агрессивной политики в Центральной Америке, Белый дом стремился ограничить дебаты, предотвратить обсуждение действий Кейси, тайных операций ЦРУ.

Кейси рассматривал тайные операции в Никарагуа как войну нервов. Важно, чтобы ЦРУ не давало возможности сандннистам подняться: давление, нападки, диверсии, бей их со всех сторон, на всех фронтах.

Кейси боялся, что случившееся с конгрессом недоразумение вызовет колебания в Белом доме. В Капитолии заседают представители избирателей страны, и это Кейси никогда не упускал из виду. Белый дом давал Кейси разные, иногда прямо противоположные сигналы. Нередко было трудно определить, что же хочет президент: «нет» — посылке американских войск и в то же время «да» — тайным операциям. Как при перетягивании каната, положение постоянно менялось. С одной стороны, Джим Бейкер выступал за проявление осторожности в год выборов. С другой, из Совета национальной безопасности, от Макфарлейна появлялись все новые идеи. Они были нацелены на блокирование Никарагуа. Полное блокирование потребует почти половины американского флота для перекрытия всех морских путей в Никарагуа. Такие предложения Кейси серьезно не воспринимал. Но он не мог и полностью игнорировать их. Трудно предугадать, как будет действовать президент. Как это произошло, например, в случае с Гренадой.

Пассивное отношение Рейгана к принятию решений породило много проблем. Для Кейси позиция Рональда Рейгана не была загадкой, но он не знал, какие решения будет принимать президент. «Да», — скажет он. Затем «хорошо» и далее «нет». «Да», «хорошо», «нет» вошло в поговорку. Было много и других вариантов, начиная с «нет», переход к «да», а затем к полной нерешительности. Джим Бейкер наглухо закрыл от мира процесс принятия решений Рейганом. Кейси, конечно, имел вес. Он мог получить у Рейгана частный прием в его резиденции в Белом доме. И Кейси примерно дважды в год пользовался этим. Президент всегда настроен дружественно: сплошное внимание и поддакивание. Однако в конце встречи или несколько позднее Бейкер или Макфарлейн задают один и тот же вопрос: «А что думает Джордж (Шульц) или Кэп (Уайнбергер)?» Именно так, а затем неизбежно начинаются качели: «да», «хорошо», «нет».

Рейган ни официально, ни неофициально не ведет заседаний Совета национальной безопасности, ни заседаний еще более важной Группы планирования по вопросам национальной безопасности. Обычно это делает Макфарлейн. Рейгану дают изложенную на одной страничке повестку дня, краткое содержание выступлений каждого присутствующего, регламент.

Большая часть времени тратится на обсуждение сообщений о складывающейся обстановке. Нередко принятые решения рассылаются за подписью Макфарлейна (вместо президента).

Бейкер и его помощник Дорман ведут ежедневный учет телефонных разговоров и бесед по защищенным линиям. Секретная служба учитывает передвижения президента, ведут свои журналы даже распорядители Белого дома. Имеется журнал на субботу и воскресенье, делаются записи об официальных звонках, завтраках и обедах супруги Рейгана Нэнси. Некоторая деятельность Нэнси нередко попадает в орбиту прессы. Краткая беседа с президентом после обычного приветствия или мимолетное «хеллоу» могут расцениваться собеседником как знак особого расположения. Поэтому Дорман или Бейкер повсюду следуют за президентом, чтобы ничего не ускользнуло от их внимания. Президента, очевидно, устраивает эта система, и никто ее не нарушает.

Разоблачение минирования никарагуанских портов потребовало от Белого дома принятия каких-то решений. У Кейси имелись сообщения, свидетельствующие о том, что в Сальвадор переправлялись тонны военных материалов и некоторые из них шли из Никарагуа. Располагая такими разведывательными сообщениями, Кейси доказывал в Белом доме, что левые могут организовать в Сальвадоре крупномасштабное осеннее наступление. Он сравнивал вероятность таких событий со знаменитым наступлением «Тэт» во Вьетнаме в 1968 г. Кейси использовал сильные выражения, однако в год проведения выборов необходимо было проявлять осторожность.

Мотли полагался на разведывательные данные, но они были разрозненными, неубедительными.

— Чтобы улеглись споры, нужно всего лишь тридцатисекунд-ное сообщение об этом деле в программе новостей, — заявил он Кейси. Однако такого выступления не последовало.

После ряда проведенных в Белом доме совещаний и обсуждений до Кейси было доведено совершенно четкое решение президента: до ноябрьских выборов ЦРУ проводит «лишь сдерживающие действия» в рамках программы тайных операций. Если, как ожидается, Рейган будет переизбран, администрация снимет все запреты, найдет способы получить деньги для «контрас», добьется превосходства сил и доведет дело до победы.

Для Кейси «сдерживающие действия» означали также необходимость наведения мостов с конгрессом. Сюда входили унизительные личные хождения по офисам сенаторов.

Свой первый визит Кейси нанес сенатору Ричарду Лугару, республиканцу от штата Индиана, члену сенатского комитета по разведке и председателю республиканского комитета по проведению избирательной кампании в сенат. По мнению Лугара, ЦРУ попало в неприглядную ситуацию. Кейси заявил, что он всегда старался информировать всех членов комитета, однако признал, что его краткое сообщение о минировании никарагуанских портов, очевидно, было недостаточным.

Кейси хотел добиться, чтобы Мойнихэн отменил свое решение об отставке. Этот сенатор в основном придерживался жесткого внешнеполитического курса и был полезен для ЦРУ. Избрание более либерального, настроенного против ЦРУ демократа, такого, как, например. Лихи, на пост заместителя председателя сенатского комитета по разведке, было бы совершенно неприемлемым для разведывательного сообщества.

Кейси посетил Мойнихэна в его офисе в здании сената. Сидя в кожаном кресле у камина в кабинете Мойнихэна, Кейси смиренно каялся.

Он недвусмысленно заявил, что его задача — информировать комитет в той степени, которую сенаторы сочтут нужной. Если они неудовлетворены, то какими бы искренними и добросовестными ни были его усилия, он не выполнил своей задачи. Косвенно Кейси выразил мысль о том, что своими действиями он нарушил юридические требования о своевременном уведомлении конгресса. «Я глубоко сожалею об этом», — заявил Кейси. И от себя лично он попросил Мойнихэна остаться на посту заместителя председателя комитета по разведке.

Мойнихэн был тронут. Кейси казался ему искренним. Какой сложный человек, как много в нем различных характеров. Такие извинения невозможно отвергнуть. Мойнихэн согласился снять свою отставку.

Последним актом раскаяния Кейси было его собственноручно написанное покаянное письмо Голдуотеру.

В четверг 24 апреля Кейси, не дрогнув, встретился с комитетом в полном составе. Атмосфера была напряженной, поскольку ряд членов комитета считал, что до сих пор Кейси говорил лишь о том, что случившееся больше не повторится.

Однако Кейси быстро сместил акценты и признал, что информирование комитета было недостаточно полным.

Он хотел бы информировать комитет подробнее. У ЦРУ не было намерений что-то прятать, как об этом говорили некоторые сенаторы и конгрессмены.

Задали вопрос относительно самого минирования:

— Было ли оно незаконным?

— Нет, не было, — ответил Кейси.

Это прорвало сдерживающееся до сих пор негодование. Почти все сенаторы обрушились на Кейси, задавая ему вопросы о законности, здравом смысле, практичности, добропорядочности и компетентности. Подорвались ли на минах суда наших друзей англичан и французов? Почему администрация заранее заявила, что не будет выполнять решение Международного суда по поводу законности минирования, насмехаясь над законом перед лицом всего мира? Не является ли минирование государственным терроризмом? Усилятся ли после минирования обвинения Соединенных Штатов со стороны международного сообщества?

Кейси сказал: «Я искренне извиняюсь».

Джейк Гарн, республиканец от штата Юта, был вне себя от гнева. Он считал, что смысл высказывания Кейси ясен, оно равносильно обещанию в будущем информировать комитет должным образом. ЦРУ всегда отвечало на все его вопросы, даже если ему приходилось за ответами идти в Лэнгли.

— Вы все негодяи, — орал он. — Все вы негодяи, весь конгресс, все пятьсот тридцать пять его членов!

Члены комитета встали, включая Мойнихэна, который хотел предотвратить дальнейшую свару. «Улыбайся, — заявил он, — когда называешь меня негодяем!»

Позднее Гарн извинился перед Голдуотером за нарушение хода заседания комитета.

После заседания, в подготовленном для печати заявлении было указано: «Кейси согласился, что комитет «не был в должное время достаточно полно информирован о минировании никарагуанских портов и о нападении на них торпедных катеров». Комитет и Кейси согласились выработать новые процедуры, которые бы исключали повторение подобных случаев в будущем.

На заседании консультативного комитета по внешней разведке Кейси предложил образовать подкомитет по расследованию дела о минировании. Главный вопрос, который должен был быть изучен: «Как это просочилось в прессу».

— Вы мастер диверсий, — заявил член комитета Эдвард Беннет Уильямс. — Вас поймали с дымящимся пистолетом в руках, а вы кричите «держи вора!».

Кейси рассмеялся. Расследование по поводу утечки не проводилось.

Позднее, когда Макфарлейн был вызван в сенат, Мойнихэн довел до него свою точку зрения, что комитет не был полностью и в должное время информирован о минировании.

— В таком случае то, что мне говорили, было неискренним или кто-то намеренно лгал, — ответил Макфарлейн.

На закрытом заседании комитета Макфарлейн подвел итоги инциденту с минированием:

— Вы должны смотреть в будущее и, основываясь на опыте прошлого, сделать все, чтобы не повторять тех же ошибок, если придется столкнуться с подобной ситуацией.

17

Весной 1984 г. Кейси был озабочен проблемой еще в одном месте Центральной Америки. Мексика с ее 77-миллионным населением представлялась ему бомбой с часовым механизмом.

Хотя Константин Менгес ушел из ЦРУ, пристроившись в Совет национальной безопасности, его призрак и постоянная озабоченность положением дел в Мексике остались. Он убеждал Кейси, что Мексика может быть потенциальным Ираном на границе США.

Самое сильное впечатление оказывала аналогия с Ираном — главным провалом разведки в период администрации Картера.

Менгес доказывал, что Мексика созрела для революции: правительство занимает опасные антиамериканские и антикапиталистические позиции, обременено проблемой долгового кризиса, который может привести к экспроприации иностранных капиталовложений. Социальные условия в стране являлись питательной средой для левого радикализма.

Кейси знал, что президент Мексики Мигель де ла Мадрид доставляет администрации большое беспокойство. Получивший образование в Гарвардском университете, де ла Мадрид был одержим проводившейся им кампанией против коррупции, получившей название «моральное обновление». Это — стоящее дело, считал Кейси, но главные проблемы де ла Мадрида носили экономический характер. Петлей на шее Мексики висел ее долг в 80 миллиардов долларов. У де ла Мадрида была еще одна навязчивая идея: посадить США и Никарагуа за стол переговоров для урегулирования их разногласий. Но это означало бы прекращение поддержки «контрас». Кейси был против этого, и его возмущало вмешательство мексиканцев. Переговоры с коммунистами — бесполезны. Де ла Мадрид высказывается как профессор на собрании левых интеллектуалов, проповедуя принцип невмешательства и заявляя, что действия США делают сандинистов более радикальными. Это, по мнению Кейси, обычная левая чепуха, которую всегда трудно воспринимать. Но еще труднее, когда она исходит от близкого соседа и предполагаемого союзника. Кейси приказал активизировать разведывательное наблюдение за Мексикой и за де ла Мадридом. Вскоре такая информация пошла потоком.

Кейси доказывал, что никарагуанская операция частично направлена и на защиту Мексики.

— Если Никарагуа будет позволено существовать в качестве модели левого государства, пламя революции может распространиться на север, — говорил он. — Серьезная угроза со стороны левых пока ощущалась только в Сальвадоре…

Консультативный совет по внешней разведке направил Кейси совершенно секретный доклад. В этом пятистраничном документе утверждалось, что ЦРУ «зарывает свою аналитическую голову в песок» и не знает, что происходит в Мексике. Одним из инициаторов доклада была Энн Армстронг, председатель совета, бывший посол США в Великобритании, проживавшая на обширном скотоводческом ранчо на самом юге Техаса, около мексиканской границы. Члены совета упорно продвигали мысль о том, что мексиканцы поступают недружественно, позволяя Советам вести обширную разведывательную деятельность против США с позиций своего посольства в Мехико. Совет обратился за консультацией к бывшему сотруднику ЦРУ, занимавшемуся мексиканскими проблемами в конце 70-х гг., который рекомендовал усилить резидентуру ЦРУ в Мехико.

В докладе содержался прогноз о расширении деятельности левых, особенно в районе Акапулько. Звучали нападки на де ла Мадрида, который характеризовался как технократ. Дискредитирующие его истории и слухи, исходящие от представителей деловых кругов, преподносились как факты. Доклад свидетельствовал о довольно примитивном восприятии Мексики и ее людей.

Кейси попросил оперативное управление проверить, соответствовало ли содержание доклада действительности. Даже если доклад не был разведывательным, Кейси должен был отнестись к нему серьезно. Факты и все остальное могло быть взято «с потолка», но выводы должны быть правильными.

Г од тому назад Менгес начал работать над составлением разведывательной оценки по Мексике, но вынужден был оставить ее ввиду появления более срочных центральноамериканских проблем. Таким образом, в течение нескольких лет оценки по Мексике не составлялось.

Преемнику Менгеса Джону Хортону, бывшему резиденту ЦРУ в Мехико, Кейси заявил, что работа над оценкой будет его первоочередным заданием. Однако шли месяцы, Кейси не видел реального прогресса и начал настаивать на завершении подготовки этого «злополучного документа».

— Не пойму, почему вы так долго с ним возитесь, — однажды обрушился он на Хортона. — Я мог бы набросать это за час.

Хортон поручил аналитику Брайану Лейтеллу подготовить первый вариант проекта. Лейтелл с ученой степенью в области истории был одним из тех дотошных специалистов, которые нравились Кейси. Ранее он подготовил разведывательную справку на Фиделя Кастро, которая произвела на Кейси большое впечатление. Он изобразил Кастро растерянным человеком, переживающим запоздалый жизненный кризис, неспособным управлять своей незавершенной революцией, неуверенным в своем месте в истории. Специалисты по Кубе раскритиковали Лейтелла, заявив, что он написал полупсихологический документ — пародию на разведывательный материал.

На неделю Лейтелл отправился в Мексику, чтобы самому ознакомиться с положением дел, — новая практика для аналитика, ставшая возможной в связи с увеличением бюджета ЦРУ.

Когда проект записки под названием «Мексика при де ла Мадриде» был готов, Лейтелл передал его Хортону.

— Кейси считает, что он пойдет, — сказал он.

Хортона охватила тихая ярость: Кейси должен был получить проект оценки одновременно с главами других разведывательных ведомств. И не раньше. Но Лейтелл нарушил субординацию. Влияние Кейси могло быть непропорционально его знаниям. Случайной репликой он мог нарушить весь процесс работы над оценкой, что неоднократно делал раньше. Предубеждения Кейси могли исказить документ.

Кейси временами настолько возбуждался, что, тыча пальцем в грудь оппонента, мог пронзительно кричать: «Неверно, ошибочно!» — если был с чем-то не согласен. Хортон хотел дать достоверную информацию, указывающую направление действий, и ничего больше.

Хортон прочитал этот объемный документ. Мексика в нем была изображена так, как будто находилась накануне революции. Имели место беспорядки в городских и сельских районах, возможен внушающий тревогу процесс утечки капитала, инвеститоры и бизнесмены в панике покидали страну, деловые круги мало доверяли правительству, угрожающих размеров достигла коррупция. Эти мысли высказал какой-то выросший в Мексике руководитель крупной оборонной фирмы, и они были преподнесены как разведывательная информация.

У любого человека, ознакомившегося с содержанием оценки, будь то президент или государственный секретарь, волей-неволей создается впечатление, что на юге США развивается крайне опасная, нестабильная ситуация. В проекте делался намек на то, что возможны вспышки сильных беспорядков, для подавления которых придется использовать мексиканскую армию. То есть звучал отголосок иранских событий.

Хортон не только чувствовал себя обойденным. Он знал, что имеющаяся разведывательная информация не подтверждала содержащихся в проекте предположений. Хортон был согласен с тем, что в Мексике имели место коррупция, волнения, безработица. Однако по логике из документа вытекало, что, окажись американцы на месте мексиканцев, они стали бы революционерами или радикалами. Ошибка несомненная, считал Хортон. Вовсе не обязательно, что мексиканцы будут вести себя, как американцы. Наиболее тревожный вывод, который следовал из проекта, состоял в том, что русские и кубинцы спокойно обосновываются в Мексике или близки к этому.

Хортой знал, что Кейси нужен устрашающий документ, чтобы от него отстали президент и консультативный совет по внешней разведке. Он хотел показать, что Мексика представляет из себя слабое звено. Кейси и его сторонники не понимали исторической приверженности Мексики принципам невмешательства во внутренние дела других стран. Ни один мексиканский президент, очевидно, не поддержал бы Соединенные Штаты в вопросе о «контрас».

— Вас интересуют общеизвестные истины, — заявил Кейси, после того как Хортон высказал свои сомнения. — Ваши аргументы неубедительны.

— Но выводы проекта — в целом и в любой их части — не подтверждаются данными разведки, — парировал Хортон. — Они должны вытекать из оценки, а она в данном случае искажена.

— Да, в проект следует включить дополнительно некоторые мысли, — сказал Кейси.

— Слухи и анекдоты, — отвечал Хортон, — мысли некоторых бизнесменов, проследовавших через Мехико или отдыхавших в Акапулько, не могут выдаваться за разведывательные данные.

Кейси заявил, что Хортон хочет замолчать неопровержимые факты.

Хортон стоял на своем. Обвинение было очень серьезным, и это возмутило его.

— Мексика может стать очередным Ираном, — упорствовал Кейси.

Так началась серия почти ежедневных споров и обсуждений между Кейси и Хортоном. Хортон настойчиво старался убрать из проекта все положения, которые не были подтверждены данными из надежных источников. Возможно, администрация Рейгана предпочтет делать политику на основе субъективных «чувств» и «разговоров», случайных бесед в клубах республиканцев, мыслей людей, занятых сбором средств. Но такие положения нельзя включать в разведывательную оценку.

Хортон получил от Кейси длинный, написанный через один интервал меморандум, в котором директор центральной разведки пытался восстановить в подготавливаемой оценке некоторые ранее вычеркнутые положения. Затем от Кейси последовал еще один меморандум, автором которого, по мнению Хортона, являлся Менгес. Это была обычная тактика Кейси: показать проект документа или доклада, который ему не нравится, своим неофициальным консервативным советникам и попросить их подготовить свое заключение. Если ему нравилось заключение, он препровождал его от своего имени.

В указанных меморандумах приводились примеры недовольства в сельских районах, волнений в трущобных кварталах Мехико, о появлении какой-то поддерживаемой Кубой группы в отдаленном районе страны. Большая часть этой информации не была подкреплена ссылками на какие-то источники, и эти документы не убедили Хортона в необходимости менять свою точку зрения.

Заместитель директора ЦРУ Боб Г ейтс предложил выработать компромиссный вариант, однако Хортон считал это в данном случае неприемлемым. Речь шла об обращении с разведывательной информацией, которая добывается с большим трудом. Или опираться на нее, или искажать всевозможными слухами, предположениями. Кроме того, Хортон видел и еще одну сложность. Кейси интерпретировал неповиновение Хортона как попытку изменить политический курс. Главной заботой Кейси была операция в Никарагуа. И в этом плане прогноз, в котором не говорилось о трудностях в Мексике, не укладывался в сценарий Кейси, поскольку подразумевал, что де ла Мадрид еще долго будет находиться у власти. Если волна коммунизма и вызванной им иммиграции пока никому не грозит, тогда меньшую срочность приобретает и вопрос о поддержке «контрас».

При каждом упоминании об этой оценке Кейси становился все более раздражительным. Оценки рассылались от его имени, другие разведывательные службы могли высказать свои возражения. Этого достаточно. Один сотрудник, даже такой уважаемый, как старший разведчик-аналитик Хортон, может блокировать дорогу лишь временно.

Пока проект находился в руках Хортона, он не позволял включить в него ничего, что не было бы подтверждено разведывательной информацией. Чтобы иметь что-то на руках перед совещанием Национального совета по внешней разведке (НСВР) в составе руководителей разведывательного сообщества, Кейси согласился в конце концов разослать переработанный Хортоном вариант разведывательной оценки.

Герб Мейер, один из помощников Кейси и вице-президент НСВР, который теперь контролировал выработку национальных разведывательных оценок, по телефону информировал руководителей разведывательных ведомств о направлении им проекта оценки. Узнав от своих представителей, что Хортон и Кейси «готовы из-за нее убить друг друга», они проявили к оценке большой интерес.

Совещание состоялось в начале апреля (как раз в это время назревал скандал в сенате по поводу минирования никарагуанских портов) в штаб-квартире разведывательного сообщества на улице Ф-стрит, в мрачном здании в одном квартале от старой канцелярии Белого дома.

Хортон кратко изложил содержание оценки: имеет место кризис, однако реальных признаков катастрофы нет.

Кейси отметил, что проект оценки отличается благодушием.

— И мне досадно, — добавил он, — что в проекте не излагаются вероятные направления развития событий. Я бы хотел, чтобы мы проанализировали, насколько вероятна катастрофа в Мексике.

Он ясно дал понять, что, по его мнению, Мексика находится на грани этого.

Представитель государственного департамента высказал свою озабоченность по поводу положения в других латиноамериканских странах, таких, как Аргентина и Бразилия, имевших большую внешнюю задолженность. Их положение давало не меньше поводов для опасений.

Помощник директора ФБР обратил внимание на активность советских представителей в Мексике. С территории этой страны они активно работают против США.

Один из членов НСВР заметил, что это не имеет никакого отношения к нестабильности обстановки в Мексике. А именно это является темой проекта оценки.

Кто-то указал, что это свидетельствует об усилении советского влияния.

Представитель министерства торговли, аналитик ЦРУ, работавший там по временному контракту, кажется, был готов «упасть к ногам Кейси». Хортон нашел это похожим на слащавый спектакль.

Представитель министерства финансов также высказал мрачную точку зрения. В основном она вызывалась озабоченностью по поводу долгового кризиса. По его словам, американские банки находились на крючке у Мексики, которая задолжала им много миллиардов долларов.

Военные разведывательные службы — АНБ, РУМО, управления сухопутных войск, ВВС, корпуса морской пехоты — почти не высказали озабоченности по поводу положения в Мексике. Располагавшая армией примерно в 120 тысяч человек, Мексика в стратегическом плане особого интереса не представляла.

За исключением ФБР, министерств торговли и финансов — трех наименее важных из разведывательных ведомств, — Кейси остался почти в одиночестве. Он решил оказать давление на собравшихся.

— Прошу провести голосование по вопросу о том, какова возможность возникновения полного хаоса в Мексике, — заявил он, ударяя по столу. Лично он считал, что такая вероятность составляла 50 на 50. Называя одного за другим сидящих за столом, Кейси получил поддержку только от тех же трех ведомств.

— Можно считать, что, судя по вашей реакции, шансы составляют один к пяти, — заявил Кейси, пытаясь достичь компромисса.

Ему никто не ответил.

— Я хочу, чтобы проект был соответствующим образом переработан, — приказал Кейси, — и эта цифра — 20 % вероятности возникновения хаоса в Мексике — была внесена в оценку. Без указания такой вероятности нельзя докладывать оценку президенту.

Хортон был доволен, что мнение профессионалов на его стороне. Кейси удалось добиться упоминания о 20 процентах, поскольку он председательствовал на совещании.

После совещания Кейси, обругав Хортона, приказал Гербу Мейеру переписать основные положения оценки.

Хортон пожаловался Гейтсу, и последний согласился проследить за работой Мейера. Однако вскоре сам Хортон подключился к разработке нового варианта, исправляя ошибки в изложении исторических фактов, сглаживая наиболее резкие формулировки. Оценка не должна походить на сценарий страшного суда, как этого хотел Кейси. Окончательный вариант оказался довольно нечетким. Несколько военных разведывательных служб в бросающемся в глаза примечании на первой странице отметили свое несогласие с прогнозом о том, что в Мексике имеется 20-процентная вероятность революционного взрыва.

Окончательный вариант с грифом «Секретно» был направлен в адрес нескольких сот официальных лиц администрации, но был, очевидно, прочитан лишь единицами. Хортон недоумевал. Конкретным результатом, к которому привело появление оценки, было лишь принятие решения о направлении в Мексику дополнительных сотрудников ЦРУ для работы против советских представителей. Но ведь оценка составлялась не ради этого. По крайней мере, успокаивал себя Хортон, он добросовестно делал свое дело. Однако чем больше он думал о случившемся, тем большее беспокойство испытывал. Все это стоило ему лично очень дорого. Хотя Кейси и извинился после совещания, их взаимоотношения были окончательно испорчены. Кейси подозревал его, а он подозревал Кейси.

Потерпев катастрофу в Иране, ЦРУ считало, что оно сможет обезопасить себя, предсказывая революции, хаос и бедствия. Придерживаясь такой линии, оно никогда не дало бы неверной оценки. В равной степени оно не могло дать верное представление о реальной обстановке, подготавливая документы, поднимающие необоснованную тревогу.

Иран оставил после себя страшный рубец, даже более ужасный, чем думал Хортон. Он слышал, что Кейси предупреждал резидентов в странах Латинской Америки: «Ищите аятоллу — человека, который поведет за собой разгневанные массы». Подобные представления еще широко бытовали в ЦРУ.

У Хортона были на Кейси и другие обиды. Генерал Пол Ф. Горман, командующий американскими войсками в Панаме, сообщал, что, судя по сведениям из Сальвадора, президент Дуарте назначает на командные посты в армии офицеров, не запятнавших своей репутации компрометирующими поступками в области прав человека.

— Почему этого нет в наших информационных документах? — спросил Кейси Хортона и приказал ему навести справки.

Хортон доложил Кейси, что эта информация включена в ежедневную разведывательную сводку, рассылаемую высшим должностным лицам.

— Никто не читает этот мусор, — перебил Кейси. Его слова означали, что ни президент, ни госсекретарь, ни министр обороны, ни советник по национальной безопасности не обращали особого внимания на эту сводку. Со стороны Кейси это было неосторожное замечание. Как будто совершенно секретная ежедневная разведывательная сводка была побочным продуктом информационной деятельности ЦРУ.

Вполне возможно, что Кейси не имел этого в виду. Ведь именно Кейси всегда выступал за ограничение доступа к этой сводке. Запрещал ее фотокопирование и очень огорчался, когда ее небольшие части появлялись в средствах массовой информации. Но в этой ремарке отразились жесткость Кейси и тенденция давать выход своему постоянному раздражению. Ведь его сотрудники прилагали большие усилия к тому, чтобы качественно составлять этот важный документ. Если директор называет сводку «мусором», более чем вероятно, что подобным же образом он высказывается о ней и в других местах. И эта точка зрения может стать известной тем, кто, не разгибая спины, ежедневно трудится над подготовкой этого документа.

В течение года пребывания Хортона на посту начальника информационной службы ЦРУ по странам Латинской Америки ему пришлось пережить и ряд других неприятных моментов. Кейси хотел, чтобы была сделана оценка состояния оппозиционных сил на Кубе. У Хортона не было достоверной информации по данному вопросу, поскольку ЦРУ такими сведениями не располагало. Возможности ЦРУ на Кубе были ограниченными, Хортон пришел к выводу, что внутренняя оппозиция режиму Кастро была незначительной. Но такой вывод не устраивал Кейси, и он отнесся к нему с подозрением, полагая, что Кастро должен иметь значительное число противников.

Вообще Кейси испытывал радость и удовольствие лишь тогда, когда получаемая разведывательная информация подтверждала его концепцию или соответствовала политике администрации.

В 1983 г., как раз перед выборами в Аргентине, Хортон начал работать над составлением национальной разведывательной оценки, чтобы попытаться спрогнозировать результаты выборов. Получалось, что адвокат Рауль Альфонсин, придерживающийся центристско-левых взглядов, глава партии Радикальный гражданский союз, может победить. Хортон доложил об этом Кейси. Кейси проворчал что-то невнятное. Хортон разъяснил, что после восьми лет военной диктатуры победа Альфонсина, возможно, будет благом для Аргентины. Однако, учитывая его взгляды, вероятно, это не самый лучший вариант для Соединенных Штатов.

Кейси с удивлением посмотрел на Хортона и спросил:

— А что, Альфонсин марксист-ленинист?

Хортон недоумевал, почему у директора центральной разведки возник именно такой вопрос.

Альфонсин победил.

Через несколько дней после рассылки оценки по Мексике Хортон пришел к Гейтсу и заявил о своем намерении уйти из ЦРУ. Он готов остаться только до подбора себе замены. Поскольку замены не появилось, Хортон в следующей беседе с Гейтсом сказал:

— Мой контракт заканчивается в конце мая. Почему бы мне после этого не уйти из ЦРУ?

Г ейтс с ним согласился.

Хортон испытывал неприятные чувства. Может быть, это не совсем справедливо по отношению к Кейси, но, по его мнению, суть ситуации заключалась в следующем: Кейси, подобно главному исполнительному директору большой корпорации, пришел на этот пост, чтобы получить для себя максимум возможного. Конечно, Кейси считал себя старым сотрудником Управления стратегических служб. Он с уважением относился к разведывательной работе. Но если будут искать козла отпущения за просчеты в Центральной Америке, им, конечно, будет не Кейси и не Рейган. Все повесят на ЦРУ. Именно сейчас закладываются семена для нового гигантского скандала — проведение расследований по примеру комиссий Черча и Пайка.

Хортон знал, что Кейси достоин похвалы за поддержание контактов со многими нужными людьми. И, как показал случай с Мексикой, не все они разделяют его мнение на мировые дела. Кейси был слишком груб с людьми и с ним, Хортоном, тоже.

Хортон считал, что Кейси не слишком привязан к ЦРУ, не совсем понимает необходимость для разведки быть независимым органом. ЦРУ снова стало инструментом администрации, используя который она пыталась навязать миру свою точку зрения. Слишком много было искажений и подделок. Хортон чувствовал, что он не может долго «стоять на воротах». Он не хотел быть и страдальцем.

Была еще одна причина для принятия Хортоном решения уйти из ЦРУ. Смысл ее состоял в том, что он просто не смог ужиться с Кейси. Директор центральной разведки был задирой и хулиганом.

* * *

Через десять дней после брифинга, заставившего меня задуматься над вопросом о том, какой информацией о Каддафи «напичкало» меня ЦРУ — направленной или объективной, я вылетел в Триполи.

Подобно большинству визитеров, много дней я прождал встречи с ливийским лидером. Наконец, один из его переводчиков поселился рядом со мной на двенадцатом этаже гостиницы «Баб-Эль-Бахар». Большую часть дня и ночи мы провели за разговорами или чтением, ожидая приглашения на беседу. Усталость расслабила нашу скованность. Когда утром мы вышли прогуляться на свежий холодный воздух к морю, переводчик, высокий, крепко сложенный человек сказал, что его особенно угнетает разгром внутренней оппозиции в стране. Он указал, что имеются тысячи политических заключенных, высказывавшихся против революции или против Каддафи.

— Не говорите, — сказал я, — какие могут быть тысячи?

— Да, тысячи, — повторил он настойчиво. — Я говорю вам, тысячи. Страна находится в состоянии брожения. Всего можно ожидать.

Я сказал переводчику, что послал в редакцию сообщение о том, что в университете Триполи было повешено двое студентов. Виселицы были поставлены на университетском дворе, тысячи студентов присутствовали при этом. От ужаса многих рвало, некоторые с криками бежали прочь.

Около пяти часов утра мне сказали, что в этот день интервью не будет. Мы прождали почти весь следующий день. Я сохранял терпение только потому, что переводчик Каддафи постоянно находился при мне, фактически ни с кем не общаясь. Он был расстроен так же, как и я. Спустившись по его приглашению в фойе, я услышал от него следующие слова:

— Мне бы хотелось, чтобы вы увидели его, — говорил в гневе переводчик.

То, что он затем рассказал мне о Каддафи, почти точно повторяло картину, недавно нарисованную мне сотрудником ЦРУ. Повторялись не только слова, ссылки на успокоительные таблетки и все остальное, но повторялись, с одной стороны — презрение и высмеивание, а с другой — удивление и невольное уважение. Создавалось впечатление, что переводчик, проведший сотни часов в компании Каддафи, и сотрудник ЦРУ, в течение долгого времени изучивший его, имеют один и тот же стереотип.

Я не исключаю возможность, что переводчик был агентом ЦРУ, что все это подстроено или же люди из ЦРУ и переводчик имели одинаковое мнение.

Копия моего сообщения о публичных казнях в Триполи поступила в МИД Ливии. В тот же день меня доставили в аэропорт и отправили в США настолько быстро, что это напоминало официальное выдворение.

По возвращении в Вашингтон я опубликовал о Ливии пространную статью, в которой связал рассказ переводчика об успокоительных таблетках Каддафи и сообщенную мне сотрудником ЦРУ информацию. Статья появилась в воскресном выпуске под заголовком «Говорят, что Каддафи теряет власть».

8 мая, через две недели после моего возвращения из Ливии, в редакцию газеты «Вашингтон пост» стали поступать срочные телеграфные сообщения о том, что в Ливии была предпринята попытка осуществить переворот, имело место нападение на казармы «Сплендид Гейт». В сообщениях говорилось о схватках в центре города, которые продолжались несколько часов. В одном из них было ошибочно сказано, что Каддафи убит.

Когда в Лэнгли проанализировали все сообщения о событиях в Ливии, стало ясно, что это была самая серьезная попытка государственного переворота за пятнадцать лет пребывания Каддафи у власти. И в первый раз, очевидно, удалось сблокироваться силам внутренней и внешней оппозиции.

Заговор был раскрыт после захвата на тунисской границе трех его участников. В ходе допросов были получены данные о заговоре против Каддафи. В Триполи было арестовано около пятнадцати человек, планировавших совершить нападение на лидера Ливии.

Оказываемое Нимейри содействие заговорщикам помогло, по крайней мере, всколыхнуть обстановку в стране, хотя попытка оказалась неудачной. Кейси сделал следующий вывод: в первый раз ливийцы доказали, что они готовы умереть, чтобы избавиться от этого человека, и приказал срочно сделать анализ уязвимых мест Каддафи. Пришло время предпринимать больше усилий, чем до сих пор.

Кейси беспокоило, что ему придется пройти еще через одну «инквизицию», на этот раз связанную с его личными финансами. Служба внутренних налогов «охотилась» за ним, причем делала это недружественно, по-бюрократически, заваливая Кейси письмами и напоминаниями. Она требовала уплаты налогов по некоторым деловым операциям, которые, по мнению Кейси, не должны облагаться налогом и были проведены им в конце 70-х гг., до прихода в ЦРУ. Обычно такие споры ведутся между налогоплательщиком и службой в конфиденциальном духе. Но некоторые из бывших партнеров Кейси оспаривали требование службы внутренних налогов в судебном порядке, поэтому имя Кейси всплыло на поверхность.

Именно критика со стороны общественности больше всего беспокоила Кейси. Большинство людей просто не понимало разведывательной системы. Как и многое другое, это недопонимание берет свое начало со времен Управления стратегических служб и второй мировой войны. Тогда УСС осуществляло важную, но довольно простую разведывательную операцию. Американских граждан, проводивших свои отпуска в Европе, просили присылать местные открытки, особенно с видами портов и пляжей. Затем сотрудники разведки микрофильмировали эти открытки и приклеивали к соответствующим карточкам. Все делалось с помощью клея и ножниц. Подготовленные документы служили хорошим справочным материалом о любом пляже или гавани, и, таким образом, союзные войска имели по крайней мере некоторые сведения, с учетом которых осуществлялась заброска агентуры, совершались рейсы специальных групп, высадка войск и бомбовые налеты. Именно война заронила в Кейси семена бизнесмена, и эту систему организации микрофильмирования он не раз применял в своей деловой практике.

После войны дух бизнесмена возродился в Кейси и принес немалый капитал. Кейси нанял инженерную фирму в Бостоне, которая сконструировала машину для выполнения работы по разрезанию — наклеиванию микрофишек. Была создана компания «Фильм Сорт». Кейси начал продавать машины и технологию, организовывать филиалы компании по всей стране. В 1949 г. компания была продана. Доля Кейси составила несколько сот тысяч долларов, а это в послевоенные годы было немалое состояние, первые заработанные им реальные деньги. За 50 тысяч долларов Кейси купил имение Мейнолл.

С тех пор, в отличие от других, Кейси уделял большое внимание планированию своего будущего, поиску мест применения своих талантов, завязыванию нужных связей. Он мог бы поместить свои деньги в акции крупных биржевых корпораций и чувствовал бы себя в полной безопасности, жил без хлопот, связанных с управленческими проблемами, спорами, судебными делами. Вместо этого, он вложил деньги в создание подводных лодок-малюток, которые можно было бы использовать для поднятия ценностей с кораблей, затонувших в районе Ки-Уэста (Флорида); в фирму, импортирующую югославские и бельгийские ковры; в программу компьютеризации процессов начисления налогов; в компанию по планировке земельных участков, стал партнером фирмы, занимающейся теннисными сооружениями.

Часть своих денег Кейси вложил в создание специального приспособления в виде пера, с помощью которого можно было бы вводить рукописную запись в компьютер. Группа, занимавшаяся созданием этой техники, «Пен Вертер партнере», за 4 миллиона долларов купила секретную технологию у другой фирмы, заплатив наличными только 100 тысяч долларов. Остальные 3,9 миллиона долларов были в расписках, которые подлежали оплате в случае, если «перо» будет создано и найдет сбыт. При такой системе «Пен Вертер» за 4 года потеряла 6 миллионов долларов. А Кейси, уплативший по 95 долларов за акцию, получил 60 тысяч долларов за счет освобождения от уплаты налогов, что не разрешалось правилами службы внутренних налогов.

Этот инцидент был потенциально взрывоопасным, так как директор ЦРУ 600 раз вкладывал свои деньги в операции, не облагавшиеся налогами. Министру юстиции Уильяму Френчу Смиту в свое время был сделан общественный выговор за дела гораздо меньших масштабов.

10 мая мне позвонил Кейси. Он интересовался ходом расследования его дела, которое вел репортер Чак Баблок, входивший в штат моих помощников в газете «Вашингтон пост». Да, согласился Кейси, возможно, он и должен государству 100 тысяч долларов в виде налогов. Но это не страшно, заявил Кейси, он готов заплатить, и деньги у него на это есть.

Баблок опубликовал большую статью о неурядицах Кейси с налогами и инвестициями под заголовком: «Директор ЦРУ Кейси подвергает сомнению законность требования службы внутренних налогов об уплате 100 тысяч долларов в виде налоговой задолженности».

На состоявшемся позднее в Нью-Йорке судебном заседании Кейси занял наступательную позицию, оспаривая утверждения адвоката службы внутренних налогов о том, что он, Кейси, присоединился к тем, кто занимался «распродажей освобождений от уплаты налогов».

— Я бы хотел возразить против утверждений о том, что я покупал «освобождения от уплаты налогов», поскольку это является грубым искажением истины, — сказал он. Потом отметил, что еще в 1952 г. написал свою первую книгу «Защищенные от налогов инвестиции».

— Я начал все это дело, — заявил Кейси, и добавил, цитируя библейское изречение: — «Я искупил свои грехи», когда стал председателем комитета по… инвестициям и ценным бумагам.

К удивлению Кейси, никто ни в конгрессе, ни в средствах массовой информации не проявил желания залезать в гущу его личных финансовых дел. Небольшая откровенность и искренность сделали свое дело.

Хотя конгресс не соглашался рассматривать просьбу администрации о выделении еще 21 миллиона долларов на оказание помощи «контрас», Кейси понимал, что ни одно официально избранное лицо, особенно демократы, не захочет иметь, по определению Кейси, «синяки под глазами», которые последуют за оставлением на произвол судьбы никарагуанских борцов за свободу. При любой возможности он отстаивал свою точку зрения и побуждал президента и Макфарлейна разыгрывать эту карту.

Да, он знал, что все во власти конгресса и что вполне вероятна задержка с решением этого вопроса. 27 марта 1984 г. Кейси направил Макфарлейну меморандум с пометкой «Только лично», в котором изложил следующие мысли: «Ввиду возможных трудностей в деле получения дополнительных ассигнований, необходимых для продолжения тайных операций в Никарагуа, я полностью согласен с тем, чтобы вы изучили возможность получения средств у Саудовской Аравии, Израиля или у кого-либо еще. И, наконец, после изучения всех законных возможностей можно было бы попытаться найти частных американских граждан, готовых образовать соответствующий фонд, который мог бы изыскать средства из неправительственных источников».

Кейси подписал меморандум большой буквой «К», сам привез его Макфарлейну в Белый дом и попросил советника по национальной безопасности возвратить его сразу по прочтении. Копий не должно оставаться, «никто больше об этом не должен знать».

Кейси было известно, что Макфарлейн не очень верит в эффективность тайных операций. Он занимался этим постольку, поскольку на этом настаивал президент. Макфарлейн был просто одним из игроков, не посредником и не лидером. Кейси приходилось идти своей дорогой.

По пути в Лэнгли Кейси позвонил в свою канцелярию и попросил к его приезду собрать в своем кабинете всех основных специалистов по Никарагуа. Повесив пальто и шляпу, Кейси спокойно сел во вращающееся глубокое кресло, взял скрепку и начал ее распрямлять.

— Вы знаете, — наконец начал он, — Белый дом собирается принять некоторые решения в отношении «контрас». Что у нас есть по Никарагуа?

Было сообщено несколько оперативных деталей с мест действий, а также краткий анализ, касающийся сандинистов.

— Разве мы не являемся мозговым центром? — спросил он. — Мне кажется, тема «контрас» будет во главе повестки дня… Давайте подумаем, что может понадобиться президенту, а затем прикинем, как можно это сделать?

Начальник оперативного отдела стран Ближнего Востока ЦРУ Чак Коган, пятидесятишестилетний высокий, худой, с ухоженными усами, увлекался всеми видами спорта. По линии ЦРУ Коган ранее работал в Индии, Конго, Судане. Был резидентом в Марокко. Выпускник Гарвардского университета 1949 г., Коган пришел в ЦРУ в период «холодной войны» 50-х гг. У него было холодное деловое рукопожатие, острые, как у детектива, глаза. Небольшой, едва различимый рубец на одной стороне лица подчеркивал это впечатление.

Обязанности начальника оперативного отдела в штаб-квартире в Лэнгли состоят не только в чтении телеграмм и направлении указаний в резидентуры. Важное место занимает работа по поддержанию контактов с посольствами в Вашингтоне, через которые проходит интересная разведывательная и политическая информация.

Один из таких контактов установил и поддерживал Коган. Связь поддерживалась по закрытым каналам, с послом Саудовской Аравии в США принцем Бандаром. Яркий, красивый, общительный тридцатипятилетний сын влиятельного министра обороны Саудовской Аравии, Байдар представлял собой новый тип полномочного представителя: активного, обаятельного, светского. Бывший пилот саудовских ВВС, Бандар имел привычку размахивать кубинскими сигарами, весело смеяться, угощать гостей в своем кабинете любимыми хамбургерами «Макдональдс Биг Мак» на подносах из чистого серебра.

Во времена администрации Картера, до назначения на пост посла, Бандар поддерживал и развивал отношения с Белым домом через помощника президента Гамильтона Джордана. При Рейгане положение изменилось. Бандар понял, что полномочия распределились между различными министерствами и службами Белого дома. Учитывая произраильскую направленность политики администрации Рейгана, особенно государственного секретаря Шульца, неофициальные связи через Когана приобрели особое значение.

Как посол, Бандар имел необычайно широкое поле для маневра. Он имел доступ к огромному богатству. При монархии саудитов в стране не существовало никакого законодательства, судов или наблюдательных комитетов, имевших контрольные функции. Хорошо осведомленный об этом государственный департамент мог обратиться к саудовцам за любой помощью, в которой конгресс США может отказать. Если намечаемые мероприятия соответствовали политике Саудовской Аравии, в большинстве случаев такая помощь предоставлялась. Саудовцы получали определенные выгоды от стран, которым они помогали, в том числе и от Соединенных Штатов. Их доллары играли двойную роль.

Открывавшиеся при таких договоренностях возможности в области разведки были привлекательными. Например, саудовцы оказывали помощь противникам марксистского правительства Эфиопии. Для них это было вполне естественно, поскольку им не нравились левые или коммунистические режимы, особенно по другую сторону Красного моря. Кейси и ЦРУ были благодарны им за это.

Взаимоотношения между ЦРУ и разведывательной службой Саудовской Аравии были в целом хорошими. Они брали свое начало со времен, когда во главе разведки Саудовской Аравии стоял легендарный и чрезвычайно богатый Камаль Адхам. В 1970 г. саудовцы содержали на своем обеспечении тогдашнего вице-президента Египта Садата. Нередко невозможно определить, где в подобных мероприятиях кончаются интересы саудовцев и начинаются интересы ЦРУ.

Весной 1984 г. Коган уходил из отдела стран Ближнего Востока. В прощальной беседе с Бандаром он почти открыто затронул вопрос о трудностях, с которыми сталкивается Кейси в деле получения денег для «контрас». Коган напомнил о появившейся месяц тому назад в газете «Вашингтон пост» статье, в которой говорилось, что Саудовская Аравия, возможно, предоставит «контрас» определенную сумму денег.

— Это вы инспирировали эту статью? — спросил Коган Бандара. — Источником было посольство Саудовской Аравии?

— Нет, — ответил Бандар.

— Возможно, это пробный шар, — сказал Коган. — Кто-то отсюда или откуда-то еще намекает на заинтересованность Саудовской Аравии. Конечно, это может быть полезным. «Контрас» нужно 20–30 миллионов долларов. Мелочь, — добавил Коган.

Бандар сказал, что кроме статьи в газете он не слышал ни о каких предложениях. По содержанию статьи можно судить, что за ней стоит ЦРУ или администрация. В статье фактически говорилось, что Кейси решает вопрос о том, стоит ли обращаться за помощью к другой стране, например к Саудовской Аравии, не так ли?

Коган ответил, что ЦРУ не обращается за помощью.

Бандар сказал, что прозондирует вопрос с верхами Риада, есть ли там какой-либо интерес.

— Давайте подождем официального ответа, — сказал он. Через несколько дней посол Бандар получил из Риада отказ.

В обоснование были даны следующие причины:

— ЦРУ не предлагает что-либо взамен, во всяком случае, на этот счет никаких идей нет.

— Внешняя политика Саудовской Аравии в Центральной Америке не совпадает с американской. Сандинистское правительство придерживается в основном проарабских позиций, в то время как проамериканские режимы в Коста-Рике и Сальвадоре в недавнем времени практиковали антиарабскую дипломатию и перевели свои посольства из Тель-Авива в Иерусалим.

— У Саудовской Аравии нет уверенности, что администрация Рейгана сохранит дело в секрете, сведения о тайной помощи «контрас» могут просочиться в прессу, что доставит всем большие неприятности.

Бандар передал представителю ЦРУ, что Саудовская Аравия не может оказать какую-либо помощь. Была достигнута договоренность, что вопрос поднимался лишь в целях проработки, а контакты носили неофициальный характер: ЦРУ ничего не просило, а Саудовская Аравия ни в чем не отказывала.

По вопросу о помощи «контрас» к Бандару подходили эмиссары и других организаций. Два директора-распорядителя крупных американских корпораций обращались к нему с подобной же просьбой. Ответ Бандара был отрицательным. Помощник генерал-майора ВВС в отставке Ричарда Секорда также интересовался, не могут ли саудовцы оказать помощь. Ветеран тайной войны в Лаосе, Секорд руководил частной сетью групп, занимавшихся транспортировкой оружия.

— Передайте Секорду, пусть занимается этим делом сам и не беспокоит меня.

И все же сделка состоялась. Советник по национальной безопасности Макфарлейн и Бандар однажды вечером встретились наедине, за рюмкой спиртного, в зеленом домике, расположенном в глубине обширной резиденции Бандара в Маклине, штат Вирджиния. Макфарлейн рассказал, что «контрас» находятся в затруднительном положении в связи с истощением финансовых средств. В результате президенту может быть нанесен большой политический ущерб. Американские друзья в Гондурасе, Коста-Рике, Сальвадоре будут покинуты в беде. Латинская Америка может не понять этого.

Бандар согласился с такой оценкой. Однако он высказал недоумение по поводу непоследовательности американской внешней политики. Почему принимаются обязательства, подобные договоренности с «контрас», если они не могут быть выполнены?

В ходе дальнейшего разговора Макфарлейн понял, что Бандар может предложить свою помощь. А Бандар был уверен, что его упорно склоняют к этому. Открылась возможность, которую ни один из них не мог игнорировать. К обоюдному удовлетворению, они пришли к соглашению, что саудовцы предоставят «контрас» 8—10 миллионов долларов, по миллиону в месяц. Но при соблюдении чрезвычайной секретности. Эта договоренность вне зависимости от возможных обстоятельств должна быть похоронена навечно.

Бандар был осведомлен о способностях АНБ перехватывать и расшифровывать дипломатические сообщения, поэтому он направил сообщение королю Фахду почтой.

В тот период Иран все больше угрожал транспортировке нефти из Персидского залива. Бандар пошел на прием к Шульцу. Вскоре президент направил письмо королю Фахду, в котором подтверждал свою поддержку при любой стычке Саудовской Аравии с Ираном. Фахд хотел получить несколько сот современных противовоздушных ракет «Стингер», но в ходе переговоров американская сторона наложила определенные ограничения на сделку. Через Бандара Фахд направил секретное письмо лично президенту на семи страницах. В Белом доме Рейган прочитал это послание и, посмотрев на Бандара, сказал: «Перед друзьями мы условий не ставим».

Чтобы обойти конгресс, президент использовал свои чрезвычайные полномочия, и в мае 400 ракет «Стингер» были секретно отправлены в Саудовскую Аравию.

Бандар с согласия короля получил в Эр-Риаде от правительства Саудовской Аравии чек на 8 миллионов долларов для оказания тайной помощи «контрас». Макфарлейн открыл для «контрас» банковский счет и передал его номер своему помощнику в Совете национальной безопасности подполковнику Норту: 541—48 в банке «БАК Интернэшнл Бэнк» на Каймановых островах. В пятницу 22 июня на встрече с Бандаром в Белом доме Макфарлейн передал послу карточку с отпечатанным на ней номером счета. Для обеспечения секретности Бандар намеревался лично вылететь в Женеву, где у него был свой дом, и организовать перевод денег через швейцарский банк. Они договорились, что по завершении операции он сразу же даст знать об этом Макфарлейну. Если придется говорить по телефону, перевод денег будет обозначаться кодовым словом «сигареты».

27 июня Бандар прибыл в Женеву и попросил сотрудника банка прийти к нему домой, где он передал ему чек на 8 миллионов долларов, а также номер счета в банке на Каймановых островах, на который необходимо переводить по миллиону долларов в месяц. Он дал указание поместить 8 миллионов на общий счет «Свисс Бэнк Корпорейшн» и переводить деньги с этого счета так, чтобы нельзя было установить их вкладчика.

Тем временем Макфарлейна начала беспокоить задержка с переводом денег. Он позвонил Бандару. «Мой друг все еще не получил свои сигареты, — сказал Макфарлейн, — а он курит очень много».

Для проверки саудовского чека банку потребовалось больше недели, и первый миллион долларов был переведен только 6 июля.

Макфарлейн информировал президента о том, что саудовцы секретно финансируют действия «контрас». Президент выразил свою глубокую признательность. В течение следующих восьми месяцев саудовцы перевели 8 миллионов долларов, позволив тем самым «контрас» продолжить свое существование.

После обсуждения с Кейси и Клэриджем оперативных и материально-технических потребностей «контрас» Норт направил Макфарлейну секретный меморандум с просьбой разрешить ему выехать в Центральную Америку. Под своей визой Макфарлейн поставил инициалы «Р. К. М.» и дописал: «Соблюдайте максимальную осторожность. Никаких открытых встреч. Пресса не должна знать о вашем нахождении в этом районе».

У Кейси была возможность оказать давление на Израиль. Он предоставил израильтянам широкий доступ к фотоснимкам американских разведывательных спутников. Израиль старался отблагодарить своего покровителя.

Официально Израиль отрицал свою помощь «контрас». Но сообщения об этом не переставали появляться. Ни одна страна не прячет свои разведывательные и другие секреты лучше, чем Израиль. Было ясно, что Израиль получает какие-то дивиденды от администрации США за изыскание возможностей выделить «контрас» несколько миллионов долларов наличными или поставить им вооружение, возможно, через какого-то южноамериканского посредника. Но получение дивидендов — это еще не доказательство их участия в делах «контрас».

Когда я начал заниматься этим, мне удалось выйти на довольно высокопоставленного израильского чиновника, который сказал: «Да, конечно, это случается. Для Израиля это была прекрасная возможность: благодатная и дешевая, и, конечно, — добавил этот человек, — Соединенные Штаты найдут способ отблагодарить Израиль, например в виде ежегодного пакета в 2,5 миллиарда долларов на военную и экономическую помощь. Если возмещение Израилю его расходов на помощь «контрас» будет осуществляться не в деньгах, учитывая некоторые «технические» проблемы с конгрессом, могут быть найдены и другие возможности». При этом он сослался на так называемый подарок Кейси. В него входят не только снимки со спутников, но и большой объем другой разведывательной информации. Израилю все еще не разрешено принимать прямые передачи с самого современного американского спутника КХ-11 и, несмотря на просьбы, ему не выделено время для приема сообщений с других спутников.

— Американцы не понимают реального значения своевременной тактической разведывательной информации, — заявил этот человек. — Окруженные со всех сторон врагами, израильтяне это понимают. Для Израиля обмен разведывательной информацией имеет такое же и даже большее значение, чем обычная дипломатическая деятельность. — И добавил: — Любая помощь «контрас» должна быть тщательно скрыта. Слишком большой или чересчур видимый успех — это провал…

Я позвонил Кейси и сказал, что мне в доверительном плане рассказали о подходах ЦРУ к саудовцам с целью получения денег для «контрас».

— Совершенно не в курсе дела.

— А как насчет Израиля?

— Больше разговоров, — сказал Кейси. — Но ничего подобного не было официально.

— Что вы скажете о генерале Сейге, бывшем начальнике военной разведки Израиля, и фотоснимках со спутников?

— Хороший человек, — ответил Кейси. — Я его хорошо знаю.

— А фотоснимки?

— Я не собираюсь говорить о них.

— Откуда «контрас» берут деньги? В прошлом месяце наблюдалось отчаяние, сегодня — полное спокойствие.

— Об этом нам не полагается знать. — Он не хотел больше ничего говорить.

— Они из этого положения выкарабкаются? А вы? Ведь ЦРУ назвало одно из воскресений, когда деньги у «контрас» должны были кончиться.

— Это заложено в природе человека, — ответил Кейси и стал развивать теорию кризисов. Когда возникает какая-то проблема или приходят плохие вести, люди нередко реагируют излишне эмоционально. Спустя некоторое время они сосредоточивают свое внимание на поиске решений, успокаиваются и начинают заниматься проблемой. Наступает психологическая перемена.

Казалось, Кейси примеряет теорию кризисов к себе и к «контрас».

— Вы получите деньги от конгресса, 21 миллион долларов?

— Я надеюсь на это. Хотя демократы не хотят брать на себя ответственность, — ответил Кейси.

Одним из факторов в пользу этого предположения, по мнению Кейси, и является страх за политические последствия. Только вчера демократы пытались найти компромиссный путь — создать «поручительский фонд», то есть учредить своеобразное выходное пособие в несколько миллионов долларов для использования в целях организации упорядоченного ухода «контрас» из Центральной Америки и их расселения. Администрация и ЦРУ такие идеи не поддержали. Кейси повторил свою точку зрения относительно предстоящего «осеннего наступления» в Сальвадоре. В качестве характерных черт такого наступления Кейси отметил, что оно будет «ранним» и «очень энергичным».

На следующее утро, 19 мая, на первой странице газеты «Вашингтон пост» была напечатана статья «ЦРУ стремится организовать помощь «контрас» с использованием третьей страны», в которой говорилось о том, что Саудовская Аравия и Израиль, возможно, снабжают «контрас» деньгами. В третьем абзаце статьи было дано категорическое опровержение этого факта со стороны официального представителя Израиля, заявившего: «Денег как официально, так и неофициально «контрас» мы не давали. И вообще «контрас» мы ничем не помогали. В этом мы не подменяем Соединенные Штаты».

Мне позвонил по телефону официальный представитель Израиля, с которым я ранее беседовал по этому вопросу. Статья его очень обрадовала, он почти ликовал. В статье правильно излагались все факты. Очевидно, я точно передал некоторые детали, о которых мне рассказывали различные люди. Казалось, что от радости он подмигивает мне по телефону. Статья сослужит Израилю полезную службу. Теперь у израильтян было как подтверждение оказываемой им «контрас» помощи, так и опровержение этого факта, и они могли подчеркивать или тот аспект, или другой, в зависимости оттого, с кем имеют дело: со сторонниками «контрас» или их противниками в администрации и в конгрессе США.

Позвонил также представитель ЦРУ Джордж Лаудер. Он также находился в приподнятом настроении и просто хотел бы, конечно, в самой дружеской форме, кое-что сказать о статье. Видите ли, она не соответствует действительности. «Мы не занимаемся этим, — заявил Лаудер. — ЦРУ никогда не делало ничего подобного, его представители ни официально, ни неофициально не обращались ни к саудовцам, ни к израильтянам, ни к кому-либо еще. Этого просто никогда не было. ЦРУ не собирается выступать с заявлением или публиковать какое-либо опровержение». — Лаудер, по его словам, только хотел довести эту мысль до меня.

Меня не удивило, что Лаудер мог не знать того, что делают Коган и Кейси. Я не хотел говорить ему о своем разговоре с Кейси. Я только сказал Лаудеру, что уверен в своих источниках.

По мнению Лаудера, этого не может быть. Он все основательно проверил, переговорил с осведомленными людьми, вплоть до босса. «Это большой человек», — заметил Лаудер.

— Кто он?

— Джон Макмагон, — неохотно ответил Лаудер, подразумевая, что Макмагон — это верховная власть.

А говорил ли Лаудер еще с кем-либо?

Своим молчанием Лаудер подтвердил, что Кейси он упустил из виду.

Через несколько дней, 24 мая, Кейси встречал на площадке около штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли вертолет президента Рейгана. Был яркий весенний день. Сияющий Кейси препроводил Рейгана к собравшимся на склонах залитого солнцем холма двум тысячам сотрудников ЦРУ. Вокруг раскинулись «владения» Кейси, занимавшие участок площадью 219 акров.

Рейган прибыл на церемонию закладки дополнительного здания для штаб-квартиры ЦРУ стоимостью 190 миллионов долларов, нередко называемого «Кейси мемориал винг». Расширение численного состава разведки, необходимость в новых помещениях для установки компьютеров и хранения информации потребовали сооружения семиэтажной пристройки к основному зданию. Орудуя лопатами, Рейган, Буш и Кейси символически заложили первый камень.

При этом Рейган обратился к собравшимся со следующими словами:

— Ваша работа, деятельность вашего директора и других руководителей являются примером для американского народа и народов других стран.

Кейси раздражало постоянное давление со стороны сенатского комитета по разведке, настаивавшего на принесении письменного извинения за несанкционированное минирование никарагуанских портов, которое до сих пор считалось серьезным «проступком» администрации. Комитет настаивал на достижении соглашения, согласно которому директор центральной разведки будет заранее информировать его о любой крупномасштабной или острой тайной операции, а также о всех одобренных президентом действиях в этой области. В соглашении, за разработку которого особенно активно выступал сенатор Мойнихэн, говорилось, что ЦРУ будет:

— предоставлять комитету в письменном виде всю необходимую информацию о предстоящей тайной операции при подписании президентом соответствующего распоряжения, включая подробные данные о ее характере, целях и сопутствующем риске;

— уведомлять комитет о любых незапланированных мероприятиях, осуществляемых в рамках проводимой тайной операции, если эти мероприятия: являются важными с политической точки зрения; могут привести к нежелательным политическим последствиям в случае их разглашения; меняют масштабы тайной операции; связаны с привлечением дополнительного американского персонала; одобрены Советом национальной безопасности или президентом;

— регулярно предоставлять дополнительную информацию об осуществляемых тайных операциях и ежегодно устно информировать комитет о всех проведенных операциях;

— предоставлять сообщения о любых аспектах деятельности ЦРУ, к которым комитет проявляет специальный интерес или в отношении которых у комитета имеются особые соображения.

Голдуотер и Мойнихэн поставили свои подписи под соглашением 6 июня и хотели, чтобы его сразу же подписал и Кейс и. Оба сенатора хотели знать, сделает ли это Кейси в тот же день. Поэтому в 4 часа дня комитет направил своего советника Гэри Чейза, который ранее работал помощником генерального советника ЦРУ, в Лэнгли, чтобы получить требуемую подпись. Чейзу сказали ехать домой, после того как Кейси подпишет соглашение.

В Лэнгли Чейз снизу позвонил Кейси. Но тот не разрешил ему подняться наверх.

— У меня есть намерение сказать тебе, чтобы ты убирался к черту из моего здания, — сказал Чейзу директор центральной разведки.

— Могу я позвонить председателю и заместителю председателя комитета по разведке и рассказать им об этом? — спросил Чейз и объяснил, что документ полностью согласован, поэтому подписание носит чисто формальный характер.

Кейси сказал, что он проверит это у своего персонала, а пока Чейз пусть подождет внизу.

Кейси разозлился. Соглашение давало комитету возможность эффективно внедриться в его офис. Они могли поставить на контроль его служебные телефоны, посадить своего человека в его кабинете, назначать ему сопровождающего в поездках, который делал бы необходимые для себя заметки, рылся в ящиках его стола, в его бумагах. Такой контроль превышал бы даже то, что делал Белый дом, и ничего подобного не было ни в одном учреждении исполнительской власти. Сделанная Кейси проверка показала, что его люди согласны с текстом соглашения. Работа над ним шла длительное время. Если Кейси не примет Чейза, сенатские недоброжелатели вновь могут поднять страшный шум.

Через час Кейси позвонил и разрешил Чейзу подняться.

— Что это? — спросил он, указывая глазами на соглашение.

Чейз объяснил, что этот документ не выходит за рамки прерогатив президента. Он ни в коей мере не посягает на его полномочия.

Поскольку люди Кейси в устном порядке согласились с положениями соглашения, он спросил, имеет ли какой-либо смысл его подпись. Чейз объяснил, что председатель и заместитель председателя комитета хотят, чтобы соглашение было подписано для порядка. После более чем двадцатиминутных размышлений Кейси нацарапал свою фамилию и протянул документ Чейзу.

Вместо того чтобы ехать домой, Чейз вернулся в комитет по разведке. Несколько сотрудников комитета бурно приветствовали его, когда он поднял документ вверх.

18

Кейси понимал, что самой влиятельной фигурой в администрации после президента является государственный секретарь Джордж Шульц, человек с трезвым умом и умеренными взглядами, который четко и продуманно излагает свою точку зрения. По наблюдениям Кейси, в поведении Шульца этой весной произошли изменения, которые не были неожиданными. На совещаниях в Белом доме, скрестив руки как на молитве, он преодолел барьер в своем отношении к использованию американцами силы — открыто или скрытно — в ответ на действия террористов.

Дипломатические усилия в Ливане провалились, пришло время действовать. Терроризм вынудил США уйти оттуда. Дипломатическим путем решить проблему казалось невозможно. По мере развития дискуссии о терроризме Шульц все решительнее выступал за активную реакцию. Ответный или упреждающий удар — единственное, что могут понять террористы и практикующие терроризм государства.

Кейси относился к Шульцу терпимо. Будучи экономистом и бизнесменом, Шульц придерживался твердой позиции и все более ужесточал ее. Когда на заседаниях Группы планирования по вопросам национальной безопасности Шульц поворачивался к президенту и говорил ему низким голосом: «Господин президент…» — все прислушивались. «Авторитет и внешняя политика США зависят от того, что мы можем предпринять против этих новоявленных палачей, — говорил Шульц. — Наш престиж на Среднем Востоке покоится как раз на этом».

Согласно директиве по вопросам национальной безопасности № 30, которую Рейган подписал в 1982 г., государственному департаменту поручалось проведение политики противодействия терроризму. Шульц давал понять, что он хотел бы в этом деле шире использовать возможности ЦРУ и Пентагона. Кому-то нужно было заниматься и грязной работой.

Эта инициатива государственного секретаря привела к образованию ряда рабочих групп и к проведению совещаний, работа которых координировалась Белым домом и аппаратом Совета национальной безопасности. Подполковник Норт подготовил для президента проект решения. Норт считал, что пришло время покончить с этими обнаглевшими террористами. В подготовленной им директиве по вопросам национальной безопасности Норт выступал за использование обученных и находящихся на содержании ЦРУ групп из числа иностранцев для нейтрализации террористов, которые известны своими действиями против американцев и планами совершить подобные акции.

Копию проекта Норта Макмагон получил в своем кабинете, но только после полуночи. Он дозвонился до Норта домой.

«Сукин сын», — кричал Макмагон. Разве в голове Норта ничего не осталось от 70-х гг.? Он что, не помнит указания Рейгана, запрещавшего любое соучастие в убийствах? Что он собирается сделать с ЦРУ? Каковы, по его мнению, шансы на то, что у нас будет достаточно надежная информация, на основании которой можно планировать нанесение упреждающих ударов?

«Хорошо, сэр», — сказал Норт и повесил трубку. Каждый раз, когда у них что-то появлялось, Макмагон вмешивался. «У Макмагона расшатались нервы, — сказал Норт одному из своих друзей, — возможно, он был когда-то и хорош, но сейчас бесполезен для Кейси».

Кейси выступал за решительные действия, поэтому он обратился к своему юрисконсульту Споркину. Как обычно, он хотел получить ответ немедленно.

По заключению Споркина, действия против террористов не могут рассматриваться в качестве убийств. Запрет президента относился к политическим убийствам, к давнишним заговорам против Кастро. Если у ЦРУ надежная и достоверная информация, то риск для гражданских лиц сведен к минимуму. А если президент подпишет официальное решение и будут проинформированы соответствующие комитеты конгресса, тогда вообще не будет никаких проблем. «Когда есть достоверные разведданные, что террористы готовятся нанести удар, — сказал Споркин, — американцы не задумываясь могут воспользоваться правом на самооборону».

Меньшего успеха Кейси добился в Пентагоне. Уайнбергер сдержанно отнесся к идее использования боевых кораблей для борьбы с террористами, как это было в Ливане. Пентагон уклончиво высказался в отношении планов нанесения упреждающих ударов по террористам. Но министерство обороны не отвергло идею Кейси частично потому, что грязная работа выпадала на долю ЦРУ, как и ответственность в случае провала.

Макфарлейн знал, что, пока между советниками президента нет единой точки зрения, вряд ли что-либо произойдет. Он предложил провести тщательное изучение вопроса, и поэтому, когда президент Рейган 3 апреля подписал секретную директиву № 138 по контртерроризму, она представляла в основном указание по вопросам планирования, в которой двадцати шести федеральным ведомствам рекомендовалось внести предложения по вопросам борьбы с терроризмом. В принципе, в ней поддерживалась идея нанесения упреждающих ударов и проведения рейдов возмездия. В тот же вечер, выступая на обеде в Вашингтоне, Шульц призвал к «активной обороне», ратовал за необходимость принятия «упреждающих» шагов. Он говорил долго и с мрачной убежденностью. Эти идеи Шульц развивал в течение большей части следующего месяца.

Кейси рассматривал проблему под другим углом. Хотя Кейси считал, что за большей частью террористических актов стоят Иран и Сирия, он не располагал доказательствами, которых требует американский закон или диктует здравый смысл.

Поскольку Кейси сделал упор на Ливии, об этой стране шел наиболее обширный поток разведывательной информации. Поступили, например, данные о том, что Ливия подписала с Грецией соглашение об обмене информацией по военно-морским вопросам. Поскольку Греция оставалась в составе НАТО, это ставило под угрозу секреты самого важного союза Запада.

ФБР получило данные, что комитет ливийских студентов, находящийся в одном из пригородов Вашингтона, занимается шпионской и террористической деятельностью. Высказывались предложения о закрытии в США этого комитета и высылке ливийских студентов из страны. Однако ФБР воспротивилось этому, утверждая, что эта группа дает ему возможность следить за деятельностью ливийцев. Особая озабоченность высказывалась в связи с предстоящими съездами демократической и республиканской партий и летними Олимпийскими играми в Лос-Анджелесе. Они могли предоставить прекрасную возможность для осуществления какого-то сенсационного террористического акта.

Рабочая группа Совета национальной безопасности по борьбе с терроризмом, составленная из сотрудников среднего звена основных департаментов и агентств, не упускала Каддафи из виду. Кейси подталкивал Шульца к проявлению инициативы: без поддержки государственного департамента администрация вряд ли многое сделает. Заместитель и старый друг Шульца Кеннет У. Дэм предложил пересмотреть политику в отношении Ливии.

18 мая Дэм получил из Управления разведки и исследований государственного департамента секретный документ на 10 страницах, озаглавленный «Борьба с ливийским терроризмом». В нем воедино сводились различные аспекты подхода администрации к этому вопросу.

Возможные варианты излагались на страницах 6 и 7. Они колебались от «не предпринимать никаких действий» до более активного варианта № 8: «разработать схему прямой реакции на терроризм Ливии путем нанесения ударов по тщательно отобранным ливийским объектам…» и до варианта № 9: «разработать программу проведения тайных операций, направленных на предупреждение и срыв планов Ливии» и, наконец, до варианта № 10: «добиваться смещения режима».

На следующий день, в субботу, Дэм провел в своем кабинете узкое совещание высших должностных лиц. Обсуждалось четыре варианта: вариант № 4 предусматривал резкое расширение существующих политических мер, например возможность осуществления тайных операций.

13 июня Боб Гейтс получил от начальника Управления разведки и исследований госдепартамента Хью Монтгомери запрос. В связи с секретным анализом политики, который Кен Дэм в настоящее время проводит, он просил дать межведомственную оценку угрозы, которую создает Ливия для интересов США. Был изложен примерный список подлежащих освещению вопросов. Другими словами, Гейтс должен был дать оценку конкретной угрозы, которую создает Каддафи в международном масштабе. Является ли он архитеррористом, которому США должны дать отпор? Или же он просто раздражитель, который следует терпеть, как считают европейцы? Госдепартамент просил дать ответ в течение трех недель. «Просим подчеркнуть деликатность этого вопроса и необходимость ограничить круг осведомленных лиц», — говорилось в заключение запроса.

Руководитель информационно-аналитической службы ЦРУ по странам Ближнего Востока и Южной Азии провел совершенно секретное исследование об уязвимости Каддафи. Представители РУМО, госдепартамента и АНБ тоже засели за работу.

В отличие от настоятельных требований решительных действий со стороны политиков госдепартамента сотрудники Управления разведки и исследований весьма скептически относились к информации о наличии серьезных волнений в Ливии. Ливия представляла собой своеобразную «черную дыру» в дипломатическом плане, и государственный департамент более скептически, чем ЦРУ, относился к материалам радиоперехвата и сообщениям агентов.

В конце концов все согласились, что американская политика торговых ограничений до смешного неэффективна, хотя внезапный отъезд американских и английских специалистов в ближайшее время может вызвать падение добычи нефти в Ливии на 25–50 процентов.

Поступала разведывательная информация и о том, что объявленная Каддафи пятилетняя кампания по привитию ливийцам нового, революционного духа приводит порой к обратным результатам. Члены племени бедуинов, из которого вышел Каддафи, призывали его отказаться от тоталитарной политики, предупреждая, что он сам и его племя окажутся в изоляции, если не будет проводиться более умеренный курс.

Группа сотрудников информационно-аналитического управления ЦРУ пришла к выводу, что подозрительность Каддафи является его психологически уязвимым местом, хотя и представляет одну из форм защиты. Имевшиеся разведывательные данные свидетельствовали о том, что Каддафи носит пуленепробиваемый жилет, а отборное, специально оснащенное и обученное воинское подразделение охраняет его штаб-квартиру в Триполи, где размещены основные коммуникационные линии и городская радиостанция.

Согласно секретным донесениям, дешифрованным сообщениям и данным дружественных спецслужб, антикаддафовское движение в эмиграции пользуется поддержкой в ряде стран арабского востока.

Египет и в меньшей степени Алжир могли служить основными рычагами оказания военного и иного давления на Ливию. И все же представители разведывательных ведомств дали такую формулировку оценки Египта и Алжира: «Оба государства, очевидно, с большими оговорками отнеслись бы к сотрудничеству с Соединенными Штатами при проведении тайных операций, направленных на свержение Каддафи. Такая позиция проистекает из их понимания нежелания Соединенных Штатов принять активное участие в таких мероприятиях, а также из-за неспособности США сохранить их в тайне».

Представители ЦРУ, РУМО и АНБ пришли к выводу о наличии серьезного недовольства среди ливийских военных. Несмотря на возражения со стороны представителей государственного департамента, они записали: «Успешные внутренние операции, осуществленные на достаточно высоком уровне и с определенной периодичностью, в сочетании с нажимом извне, могли бы вызвать антикаддафовские действия со стороны некоторых недовольных элементов в армии. Заместитель Каддафи майор Салам Джеллуд, командующий вооруженными силами и его заместитель, возможно, имеют для этого самые обоснованные мотивы».

Оценка приобретала свою окончательную форму. По иронии судьбы, в этом процессе не участвовал представитель государственного департамента, возражавший против выводов в пользу проведения тайной операции, направленной на свержение или на подрыв позиций Каддафи. Представители других ведомств продолжали работать и практически пошли еще дальше, выступая за решительные действия со стороны Соединенных Штатов:

«Мы считаем, что при достаточной поддержке эмигрантские группы могут развернуть кампанию саботажа и насилия, которая могла бы содействовать активизации других форм вызова режиму Каддафи. Если деятельность эмиграции будет подкрепляться другими мерами — усиленной пропагандой, широким экономическим нажимом, ухудшением отношений с иностранными государствами, — недовольные элементы в армии могут решиться предпринять попытки убийства Каддафи или сотрудничества с враждебной ему эмиграцией. Однако крупномасштабный военный мятеж маловероятен».

Это был почти призыв к убийству Каддафи, несмотря на указ президента, запрещающий любое участие, прямое или косвенное, в осуществлении или поддержке убийств. (В указе Рейгана № 1233 от 1981 г. говорилось: «Запрет на убийство. Ни одно лицо, работающее или действующее от имени правительства Соединенных Штатов, не должно участвовать или входить в сговор с целью участия в убийствах».) Оценка представляла собой по меньшей мере провокационный документ, фактически призывающий к скоординированным действиям и предостерегающий от половинчатых мер. В нем говорилось:

«Авторы документа считают, что действия, которые не будут содействовать падению Каддафи, не приведут к какому-либо значительному и стабильному изменению политики Ливии. Главный вывод заключается в том, что у Ливии есть весьма уязвимые места, которые, однако, могут быть успешно использованы только в рамках широкой программы, при сотрудничестве с занимающими ключевое положение странами и при сочетании политических, экономических и полувоенных действий. Изолированные полувоенные, экономические и политические акции, вероятно, не принесут никакого результата».

Это был прямой призыв к проведению крупной тайной операции, и представитель Управления разведки и исследований госдепартамента поставил под сомнение обоснованность такого вывода, а заодно и всю разведывательную информацию, на основе которой он был сделан.

На первой странице госдепартамент зафиксировал свое резкое возражение: «Документ составлен на основе фрагментарных и неподтвержденных сообщений и в должной мере не учитывает сохраняющуюся популярность Каддафи. В области безопасности Каддафи осуществляет такой жесткий контроль, что любой переворот едва возможен».

Документ имел гриф «Совершенно секретно» и такие условные обозначения: «УМБРА» (содержит информацию из расшифрованных закодированных сообщений), «НОФОРН» (не подлежат ознакомлению иностранцы), «НОКОНТРАКТ» (не подлежат ознакомлению лица, работающие неполный рабочий день или по контракту), «ПРОПИН» (содержит информацию, принадлежащую промышленным фирмам), «ОРКОН» (составитель контролирует ее распространение. Все копии пронумерованы).

Документ был разослан 18 июня. Он вызвал разногласия у небольшой группы должностных лиц, которые были допущены к ознакомлению с ним. Многих шокировало, что его страницы изобиловали ссылками и призывами к проведению «полувоенных операций», а также предложениями подталкивать ливийских военных к покушению на Каддафи.

4 июля ЦРУ разослал еще один совершенно секретный документ по Ливии. В нем была сделана оценка исходящей от Ливии угрозы. В документе констатировалось, что Каддафи продолжает подрывать американские интересы, но непосредственную озабоченность должны вызвать возможные действия Каддафи в Судане.

Кроме того, в документе говорилось: «Террористический акт Ливии в США возможен, но мы считаем, что провести какую-либо крупную операцию Ливии не так просто. Несомненно, у Ливии есть несколько агентов в числе полутора тысяч ливийских студентов, обучающихся в США, включая около 200 фанатичных сторонников Каддафи».

Рассматривая опасность получения Каддафи ядерного оружия, на 13 странице оценки отмечалось: «Мы полагаем, что в течение ближайших десяти лет Ливия не будет располагать ядерным взрывным устройством».

Межведомственная группа Белого дома начала разработку планов оказания секретной поддержки ливийским эмигрантам и осуществления тайных операций, которые могут повлечь человеческие жертвы. Полемика между США и Ливией достигла таких масштабов, что должностные лица решили рассмотреть такой необычный вопрос: «А какова будет реакция, если мы ничего предпринимать не будем?»

Все больше оказывалось давление в пользу решительных действий. Росло число жестких высказываний. Никто не хотел выглядеть мягкотелым. Разрабатывались и распространялись различные варианты действий.

Кейси не было в городе, когда эти варианты достигли ЦРУ. Макмагон получил их и растерялся — это было безумием. Он стал вспоминать прошлые действия ЦРУ в отношении Ливии. После прихода Каддафи к власти в 1969 г. в течение нескольких лет обсуждался вопрос о возможности его свержения, но этому воспротивился госдепартамент. Директор ЦРУ Хелмс согласился с мнением госдепартамента, считавшего, что это невозможно.

Во времена администрации Картера Тэрнер однажды спросил, можно ли что-либо предпринять в отношении Каддафи. Макмагон, бывший тогда начальником оперативного управления, ответил: «Немногое».

Макмагон знал, что разработавшая эти варианты группа не располагала контролем над ливийскими эмигрантскими организациями. По сообщениям, они представлялись чем-то вроде бойскаутов. Они не способны высадиться на надувных плотах на ливийское побережье, не говоря уже о том, чтобы свергнуть правительство, взять в свои руки власть в Ливии и руководить страной. Каддафи, имея свою агентуру в эмигрантском движении, следил за каждым ее шагом и убрал бы любого потенциально сильного лидера этого движения.

Макмагон знал, как можно расстроить тайную операцию путем постановки вопросов и уточнения деталей, которые никому не известны. Он захотел узнать — внедрило ли ЦРУ своих людей? Сколько людей охраняют Каддафи? Лояльны ли они? Каковы шансы на успех?

Ответы, как и ожидал, были неопределенными. Макмагон заявил, что даже если были бы хоть какие-то шансы на успех, следовало бы хорошо подумать, прежде чем что-то предпринимать, но ведь и таких не было. Если нет ни инструментов, ни людей, то зачем суетиться? А как быть с запретом на убийства? Операция направлена не против режима, а против отдельного человека. Трудно или почти невозможно представить себе, что, приведя все в движение, потом можно было бы попросить эмигрантов: «Не убивайте Каддафи!»

Когда Кейси вернулся, он поддержал точку зрения Макмагона. Во-первых, союзники США, особенно в Европе, вряд ли согласятся с такими действиями. Кейси приводил в ярость тот факт, что Каддафи не столько теряет, сколько завоевывает авторитет в Европе, о чем свидетельствует секретное ливийско-греческое соглашение. Без скоординированной поддержки западного союза тайная операция или давление не сработают. Если ЦРУ все же будет действовать в этом направлении, Соединенные Штаты окажутся в изоляции. Во-вторых, в самой администрации не все поддерживают эту идею. Как показала попытка переворота, предпринятая 8 мая, возможность отстранить Каддафи от власти имелась, но поводов к этому он не дал. И все осталось как было.

Поскольку никарагуанская операция все еще не нашла решения в конгрессе, Кейси не был настроен на новую битву. Да и до президентских выборов 1984 г. осталось всего несколько месяцев. Кейси не хотел неприятностей, хотя был убежден, что проведение операции против Каддафи найдет благоприятный отклик у двух важнейших для него избирательных аудиторий — у общественности и у Рейгана.

22 июня Кейси обнаружил в своей входящей почте совершенно секретное письмо от министра юстиции Уильяма Френча Смита. Это была неприятность. Смит в своем письме кратко излагал результаты проведенного ФБР почти два года тому назад расследования об утечке информации. 13 июля 1982 г. АНБ перехватило направленное в Японию коммерческое сообщение из представительства компании «Мицубиси» в Вашингтоне. Наличие у «Мицубиси» подробной факсимильной информации из совершенно секретных национальных разведывательных сводок от 7 и 9 июля вызвало у ФБР большую тревогу. В сообщении «Мицубиси» излагались данные о перемещении иранских и иракских военных подразделений, в том числе о сосредоточении на одном из участков фронта 120 тысяч иранских солдат для отражения атак 80 тысяч иракцев. В нем также сообщались секретные разведданные о том, что условием для начала мирных переговоров является смещение иракского лидера. В качестве источника этой информации «Мицубиси» указала сотрудника одной из разведывательных служб США, не назвав его по имени, который сообщил эти сведения одной вашингтонской консультативной фирме, работавшей по контракту на японцев. В перехваченном АНБ 29 июля 1982 г. втором сообщении японской компании давались обширные цитаты из национальной разведывательной сводки от 26 июля. Директор АНБ Линкольн Фауэр попросил провести расследование для выяснения источника утечки секретной информации.

В ходе расследования ФБР вышло на одного из старших аналитиков ЦРУ Чарлза Уотермена, заместителя председателя Совета национальной разведки. Бывший оперативный работник с двадцатилетним стажем, Уотермен, худой, лысеющий, нервный человек, поддерживал санкционированный руководством контакт с вашингтонской консультативной фирмой, издававшей один раз в два месяца информационный бюллетень, нередко содержащий интересные материалы по Ближнему Востоку. От этой консультативной фирмы Уотермен получал неплохие разведывательные данные.

В 1983 г. Уотермен не прошел проверку на детекторе лжи в ФБР и ЦРУ, и Кейси хорошо помнил этот весьма запутанный случай. Служба безопасности ЦРУ рекомендовала уволить Уотермена, хотя он был неплохим работником. Он отрицал допущенную им утечку информации. Кейси считал, что почти все сотрудники ЦРУ, работавшие в городе по сбору информации, говорят больше, чем положено. Цифровые данные о численности иранских и иракских войск какой-либо ценности не представляли — это была малозначащая информация из ежедневной разведывательной сводки. Увольнение Уотермена было бы неправильно воспринято в Лэнгли. Поэтому Кейси с согласия Макмагона не прислушался к рекомендации своей собственной службы безопасности: Уотермена наказали — отправили в двухнедельный отпуск без содержания.

Однако ФБР не прекратило расследование и завело уголовное дело о шпионаже.

Теперь, спустя семь месяцев, министр юстиции говорит, что не может преследовать Уотермена в судебном порядке, так как на суде пришлось бы раскрыть секретные источники и методы работы. Расследование, по его словам, достигло такой стадии, когда ЦРУ необходимо предпринять какие-то действия: увольнение и публичное заявление о его причинах явилось бы для других определенным сдерживающим фактором. Кроме того, министр юстиции хотел знать, какие меры в конечном счете будут приняты.

— Черт бы побрал этого Билла Смита, — вскипел Кейси. Письмо, очевидно, было подготовлено сотрудниками министерства юстиции или ФБР, которые стремились прикрыть себя. Им не удалось установить источник утечки секретной информации, поэтому они пытаются заставить Кейси выгнать Уотермена, как будто он был, по их данным, именно тем человеком. А Смит, не глядя, подписал письмо. Копии письма были направлены во многие ведомства и организации города.

— Эта чертова история должна была бы остаться в тайне, — заявил Кейси. Однако директор ЦРУ понимал, что о письме Смита, из которого вытекало, что он проявил снисходительность к главному виновнику утечки информации, станет известно.

Кейси вызвал Спорки на, показал ему письмо и рапорт министерства юстиции о проведенном расследовании. Споркин считал Уотермена невиновным. Под присягой Уотермен отрицал причастность к утечке информации, и расписание его рабочих дней не свидетельствовало о встречах с сотрудниками информационного бюллетеня в период утечки информации. Они отрицали, что их источником был Уотермен. Тогда его отправили в административный отпуск. Споркин помог Уотермену найти адвоката. За три месяца до этого, когда Споркин обратился в вашингтонское отделение ФБР, пытаясь внести в дело ясность, сотрудники ФБР расценили это как попытку помешать расследованию.

В отличие от Кейси, Споркин не верил в эффективность проверок на детекторе лжи. В этом процессе нарушался принцип презумпции невиновности, если, по заключению оператора, машина свидетельствует об обмане, доказать обратное невозможно. В результате дело заходит в тупик, и письмо Смита являлось этому доказательством. Они не передавали дело в суд по причине отсутствия доказательств, а совсем не потому, что на суде будут раскрыты секретные источники и методы работы. Министерство юстиции хотело, чтобы Кейси кого-то наказал. Детектор лжи нисколько не лучше средневековой дыбы или тисков для дробления пальцев. По мнению Споркина, разница состояла лишь в том, что то была пытка для тела, а эта — для ума.

Кейси считал, что в шпионском деле и возможных «утечках информации» следует использовать все средства, в том числе и детектор лжи. Он все-таки приносил некоторые впечатляющие результаты: проверка пугала людей, вела к признаниям, помогала ЦРУ не допускать к приему на работу ненадежных людей. Кейси позвонил Уотермену и попросил его зайти на следующий день.

Уотермен с радостью ехал в Лэнгли, считая, что в дело в конце концов внесена ясность. Семь месяцев ожиданий были ужасны, это было худшее время в его жизни. За время работы в ЦРУ он побывал в настоящих дырах, перебираясь, начиная с 1964 г., из одной ближневосточной резидентуры в другую. Работал в Бейруте, Каире, Иордании, вновь в Бейруте и, наконец, резидентом в Саудовской Аравии. Он использовал детектор лжи и сам неоднократно проходил проверки. Но в результаты не верил. По делу о «Мицубиси» он провел почти полных четыре несчастных дня, обмотанный проводами. Однако Уотермен чувствовал, что на результаты повлияло его внутреннее смятение. С одним из сотрудников информационного бюллетеня он разговаривал об ирано-иракской войне, возможно, упоминал известные в ЦРУ данные о численности войск, но эти цифры фактически совпадали с данными из сводок последних известий. Каких-либо секретных сведений он не разглашал. Представлялась вообще абсурдной мысль о том, что он цитировал что-то из разведывательных сводок. Уотермен подозревал, что Макмагон допускал возможность разглашения им информации, однако полагал, что у него есть шанс оправдаться перед Кейси.

Когда Уотермен вошел в кабинет Кейси на седьмом этаже, он с радостью обнаружил, что директор центральной разведки был один. Кейси рассказал Уотермену о письме министра юстиции и вручил ему отчет ФБР.

— Это неправда, — сказал Уотермен настолько убедительно, насколько мог. У него были большие невинные глаза.

— Что мы можем сделать? — спросил Кейси.

— Если вы уволите меня, — ответил Уотермен, — это отрицательно скажется на активном аналитическом обмене мнениями сотрудников ЦРУ с внешним миром.

— Но у меня связаны руки, — сказал Кейси.

— Я не делал этого, — заявил Уотермен, глядя прямо в глаза директору центральной разведки.

Кейси сказал, что он верит ему. Но следует иметь в виду три обстоятельства.

— Ваша репутация и полезность подорваны. Вас загнали в угол, поскольку ФБР пришло к выводу, что именно вы сделали это. Если об этом станет известно, меня обвинят в том, что я нянчусь с человеком, допустившим серьезный проступок.

— Мне кажется, что ФБР все это сделало, чтобы доказать правильность результатов моей проверки на детекторе лжи, — сказал Уотермен. — А настоящего расследования и не было. Настоящий виновник не обнаружен.

— Я подумаю об этом, — сказал Кейси в конце беседы, откладывая принятие окончательного решения.

Уотермен покинул кабинет.

Кейси был на перепутье. Он не хотел нарушать свой собственный принцип — идти на риск. Для того чтобы его сотрудники могли заниматься сбором информации, они должны в обмен что-то сообщать. Таков принцип: давать, чтобы получать. Так устроен мир. При «одностороннем движении» сотрудники информационного бюллетеня не стали бы встречаться с Уотерменом.

Профессионалы, подобные Уотермену, знали, что является действительно секретным. Кейси должен поддерживать своих людей в случае совершения ими ошибок. Если он не будет этого делать, они прекратят работу, уйдут в свою скорлупу, как это случилось при прежней администрации. В 1977 г., в первые месяцы своего пребывания на посту директора ЦРУ, Стэн Тэрнер уволил двух работников только за то, что они поддерживали контакт с провинившимся бывшим сотрудником ЦРУ Эдвином Уилсоном. Кейси знал, что Тэрнер сурово поплатился за этот шаг, — моральный дух в ЦРУ был подорван.

Кейси считал, что из ЦРУ следует увольнять только за явно преднамеренное некомпетентное выполнение своих обязанностей. Случай с Уотерменом не подходил под эти мерки. В тот вечер Кейси спорил сам с собой. Это было одно из самых трудных решений за четыре года, которое ему предстояло принять. Уотермен был как раз преданным своему делу человеком, добросовестно выполнявшим свою работу. Он был воплощением решимости, в которой так нуждался Кейси.

На следующий день Кейси вызвал Уотермена.

— Я пытался найти какой-то выход, — сказал Кейси, — но ничего не мог придумать.

Уотермен судорожно сглотнул и некоторое время не мог промолвить ни слова. Наконец, вымолвив: «Да, сэр», он попрощался и вышел. Уотермен успокаивал себя тем, что все они работали, чтобы выполнять требования директора центральной разведки. Так, очевидно, и должно быть. Увольнение означало конец двадцатилетней службе в ЦРУ. Он помнил, как в 1964 г. в Кувейте проводил свою первую секретную встречу. Делать это пришлось в страшную жару, задание было очень нечетким. Ему было приказано в определенное время и в определенном месте установить контакт с «арабом, с которым будто только что случился припадок». Что это означало, он не знал, но нашел того человека.

В свой первый год пребывания на посту директора центральной разведки Кейси не пошел бы на увольнение Уотермена. А на четвертом году понимал, что у него не было выбора. Утечка секретной информации была более серьезной проблемой, чем моральное состояние сотрудников ЦРУ.

Споры относительно никарагуанской операции поставили в сложное положение оперативное управление. Возникли опасения, что конгресс, средства массовой информации и общественность могут вновь обрушиться с нападками на ЦРУ. Кейси решил, что пришло время заменить заместителя директора ЦРУ Джона Стэйна, с тем чтобы «освежить» климат в оперативном управлении. Стэйн был хорошим, надежным сотрудником, возможно, слитттком осторожным, а Клэра Джорджа необходимо было освободить от обязанностей на Капитолийском холме. Джордж, как и Кейси, сильно пострадал из-за скандала с минированием никарагуанских портов. Но Джордж не потерял своих позиций. Кейси импонировало, как Джордж решал возникавшие перед ним вопросы: выдержанно, откровенно, солидно. Он был способен загораться и охлаждать себя, считал абсурдным вмешательство конгресса в дела разведки.

Для Кейси была значительной разница между Стэйном, пришедшим в управление в 60-х гг., и Джорджем, работавшим в ЦРУ с 50-х гг. Джордж пережил времена «холодной войны», был достаточно осмотрительным, но его оперативный характер складывался как раз в это время. Смелая разведывательная работа — подкупы, обман, внедрение электронной техники — была ему по душе. Он понимал важность тайных операций. Он знал, что это грязная работа, осознавал, что им придется мириться с присущими ей противоречиями.

В конце июня Кейси объявил об этих изменениях. Проводившиеся тогда тайные операции находились на различных стадиях своего развития: по одним — использование финансовых и людских ресурсов быстро расширялось, по другим — пребывало в состоянии застоя.

В июле конгрессмен Чарли Уилсон получил еще 50 миллионов долларов на проведение афганской операции. Если к этому добавить полученные ранее суммы, то вместе с деньгами ЦРУ получалось 120 миллионов. Шли разговоры об удвоении этой суммы в следующем году. С учетом того что Саудовская Аравия добавляла доллар на доллар, в скором времени афганские повстанцы должны были бы получить полмиллиарда. Это радовало Кейси. Однако когда он смотрел на мир глобально, то приходил к выводу о неразумности вкладывать все средства в одну операцию.

Были еще две операции, которые представляли важность не с точки зрения вкладываемых в них средств, а по принципиальным соображениям. Кейси пока удавалось сохранять их в секрете. По одной операции было предоставлено 5 миллионов долларов камбоджийским силам сопротивления. Кейси планировал добавить до конца года еще 12 миллионов долларов, несмотря на то, что это косвенно приносило пользу и красным кхмерам. По другой операции предоставлялась поддержка в размере 500 тысяч долларов в год оппозиционной группировке в Эфиопии. Тайную помощь ей оказывала также Саудовская Аравия. Эта группировка имела левую ориентацию. В обоих случаях Кейси старался играть с огнём очень осторожно. Он рассматривал как единое целое различные антикоммунистические движения сопротивления. А Никарагуа, Афганистан, Анголу, Эфиопию и Камбоджу считал театрами военных действий.

Кейси значительно увеличил тайные ассигнования на пропагандистские операции. Их насчитывалось около десятка. По этим операциям предоставлялись деньги иностранным печатным изданиям, мозговым центрам и различным учреждениям. Как и в отношении тайных акций полувоенного характера, ему приходилось мириться со строгим контролем со стороны конгресса.

В 50—60-е гг. ЦРУ осуществило успешную пропагандистскую акцию в пользу НАТО. Теперь администрация Рейгана пыталась получить поддержку размещению в Европе ракет «Першинг-II». В 1983 г. Кейси пытался выделить несколько миллионов долларов европейской прессе, с тем чтобы она выступала за размещение ракет. Как и ожидалось, комитеты по разведке урезали эти ассигнования. В 1984 г. Кейси вновь пытался убедить комитеты в необходимости выделения на эти цели нескольких миллионов долларов. На закрытых заседаниях комитетов демократы утверждали, что такие действия можно интерпретировать как вмешательство США во внутренние дела своих союзников по НАТО. Размещение ракет «Першинг-II» стало предметом горячих дискуссий в Великобритании, Западной Германии и Италии. Если бы в прессу просочились сведения о том, что ЦРУ занимается пропагандистской деятельностью в рядах своих союзников, это крайне отрицательно сказалось бы и на отношениях в целом, и на размещении ракет. Такая пропаганда могла вызвать неблагоприятный отклик и со стороны американских средств массовой информации.

Кейси утверждал, что несколько миллионов долларов было бы достаточно, чтобы держать в активном состоянии пропагандистскую армию журналистов и других лиц. Комитеты выдвигали доводы, которые, по мнению Кейси, носили традиционный характер: за несколько миллионов цели не добьешься, так зачем начинать дело? Деньги из бюджета были изъяты, а ЦРУ было рекомендовано использовать средства из фонда материально-технического обеспечения, чтобы держать наготове нескольких европейских журналистов. Как считал Кейси, ЦРУ говорили: «Будьте наготове, но ничего не делайте». Строчку за строчкой комитеты проверяли кипы секретных бюджетных документов. А некоторые, вроде сенатора от штата Висконсин Уильяма Проксмайера, который всегда выискивал неоправданные расходы, проверяли разведывательные операции.

На одном заокеанском объекте армии США, который с инспекционными целями регулярно посещали советские военнослужащие, имелось помещение для принятия горячих ванн после дежурства. Армейская разведка установила там сложную подслушивающую аппаратуру и занималась работами по ее усовершенствованию. Затраты на это были «похоронены» в военном бюджете. Запись в нем гласила, что средства ассигнованы на «совершенствование горячих ванн». Наверное, Проксмайер рассчитывал по крайней мере на «Орден золотого руна» за то, что вскрыл и предотвратил напрасную трату денег налогоплательщиков. Пришлось вмешаться начальнику разведывательного управления министерства обороны генерал-лейтенанту Уильяму Одому, который объяснил, что под угрозу поставлена важная и деликатная операция по сбору разведывательных данных.

Американские разведывательные агентства располагали помещениями в районе Нью-Йорка, за которые приходилось платить высокую арендную плату. И это тоже привлекло внимание сенатора Проксмайера. В конце концов, разведке пришлось создать фиктивную компанию, до которой не могли добраться ищейки Проксмайера.

В то лето Кейси беспокоили и другие проблемы. В Никарагуа наиболее влиятельной силой, противостоящей сандинистам, оказалась католическая церковь. Архиепископ Браво, который осуществлял руководство девятью епископами и был главой всех католиков страны, в своих проповедях предостерегал население от марксизма-ленинизма. Официальная газета сандинистов «Ла Баррикада» обвинила его в «политической деятельности, направленной на свержение сандинистского режима». В статье его изобразили как собутыльника Сомосы. На карикатуре было показано, как Браво переделывает крест в нацистскую свастику.

В соответствии с решением президента о пропаганде в Центральной Америке ЦРУ получило дополнительные средства. Кто-то в оперативном управлении ЦРУ принял решение о выделении 25 тысяч долларов, которые через частный американский фонд предполагалось передать католической церкви Никарагуа. Это был опасный шаг.

Сенатор Мойнихэн решил вначале, что это шутка. Когда выяснилось, что это не так, он вызвал к себе одного из руководителей ЦРУ и у камина в своем служебном кабинете сделал ему выговор.

— Не делайте этого. Архиепископ является в Никарагуа моральной силой, и его ни в коем случае нельзя компрометировать.

Кейси согласился с Мойнихэном, и решение о выделении 25 тысяч долларов было аннулировано.

Расходование средств, выделенных на пропагандистские цели, требовало различных подходов. Когда деньги поступали частным организациям, ЦРУ теряло контроль над их использованием. Мойнихэн имел в виду не просто контроль, он заботился о возможной реакции. Эти 25 тысяч долларов могли стать «каплей яда». Где осторожность? Кто оценил связанный с этим риск? Где нравственный аспект? Именно такие действия способствовали созданию образа «гадкого американца». Разве дело в том, чтобы потратить выделенные средства? Может быть, конгресс ассигновал слишком много денег на нужды разведки? Изучал ли кто-нибудь эти вопросы?

Кейси ответил, что архиепископ никогда бы не узнал об источнике этих ассигнований, так как они затерялись бы среди других статей. Его главные усилия направлены на недопущение утечки информации об этом. В противном случае все будет неправильно истолковано. В худшем варианте это могло быть расценено в том смысле, что, не получив денег для «контрас», ЦРУ попыталось направить деньги повстанцам через церковные каналы. Это не так, но Кейси не считал, что можно будет доказать правду.

История все же получила огласку, и Кейси позвонил в редакцию газеты «Вашингтон пост». Он сказал, что если об этом будет опубликовано в газете, то Браво как архиепископ «погиб». Статья не была напечатана.

Была начата проверка других фондов, выделенных на цели пропаганды. Ввиду политического риска пришлось закрыть тайный канал, по которому ЦРУ ежегодно передавало 20–30 тысяч долларов католической церкви в поддержку «Солидарности» в Польше.

Кейси не принимал участия в избирательной кампании 1984 г. Директор центральной разведки не имел возможности присутствовать на мероприятиях, на которых разрабатывалась стратегическая линия ведения этой кампании. Во время своих частых визитов в Белый дом Кейси со стороны наблюдал за развертыванием этого мероприятия. Иногда он заходил к Эдварду Дж. Роллингсу, прямолинейному калифорнийцу, представлявшему правое крыло партии, который был главным стратегом партии по переизбранию Рейгана. Он считал, что Рейган победит.

В трех портфелях, которые Кейси обычно брал после работы домой, были кипы газет, журналов, различных вырезок. Он следил за прессой с вниманием аналитика разведывательной службы. Общественная информация из открытых источников могла дать определенные намеки, позволявшие разгадать суть ведущегося администрацией маневрирования. 30 августа его внимание привлекла статья в «Вашингтон тайме», имевшая заголовок: «Пять кандидатур рассматриваются на место Кейси в ЦРУ».

«Что за ерунда», — подумал Кейси.

Основанная главой организации «Унификационная церковь» преподобным Сан Муном газета «Вашингтон тайме» отражала взгляды консервативного Вашингтона. Некоторые из сотрудников ее редакции ранее работали в Совете национальной безопасности. «Таймс» обязательно следовало читать, чтобы быть в курсе дел.

С тревогой и гневом Кейси прочитал о том, что он «дал знать о своих намерениях уйти после выборов с государственной службы», независимо от их исхода.

Одно время Кейси серьезно думал о том, чтобы просить Рейгана повторно не назначать его на этот пост. Однако Макмагон и другие руководители ЦРУ убедили Кейси в том, что только он может поддержать заданный разведке темп, обеспечить постоянную поддержку со стороны президента, необходимое финансирование и хорошие отношения с иностранными разведывательными службами. Их доводы тронули Кейси. Если ЦРУ и он сам подвергались серьезной критике в прессе, его руководство работой разведки продемонстрировало, что ЦРУ сохранило свой авторитет у правительства и у самого президента. Этот авторитет и доверие имели большое значение для успешной работы разведки в будущем. Кейси согласился остаться на своем посту.

В статье делалась ссылка на «высокопоставленных сотрудников администрации», «представителей Белого дома», а один из ее авторов, Джеремия О'Лири, ранее работал в Совете национальной безопасности. В публикации указывалось, что Белый дом начал составлять списки возможных преемников. Во главе списка стоял Джим А. Бейкер — начальник аппарата Белого дома.

У Кейси отвисала челюсть в такие моменты. Он погружался в раздумья. Газетная статья была подобна непроверенному источнику. Требовались подтверждения.

Через пять дней его внимание привлекла колонка в газете «Нью-Йорк пост»: «Босс ЦРУ Кейси отбрасывает в сторону свой плащ, и кинжал». В статье Кейси был представлен инициатором ухода. Он якобы проинформировал Белый дом о своем желании вернуться к частной жизни. И вновь Джим Бейкер был во главе списка его возможных преемников.

Создалось деликатное положение. Опросы общественного мнения говорили о том, что Рейган обгоняет кандидата демократов Уолтера Ф. Мондейла примерно на десять пунктов, и этот разрыв растет. В чем же суть игры? Уход любого члена кабинета или ведущего штатного сотрудника Белого дома вызвал бы цепную реакцию. Ключевой фигурой был Джордж Шульц. Уайнбергер, Джин Киркпатрик, Джим Бейкер и сам Кейси хотели бы занять его место. Но казалось очевидным, что Шульц собирается остаться на своем посту. Это означало, что Уайнбергер, очевидно, останется министром обороны. Лишь государственный департамент и министерство обороны интересовали Кейси. Сейчас ему работать в ЦРУ нравилось больше, чем когда-либо раньше. Кейси считал, что в течение второго срока политика Белого дома будет играть менее значительную роль в процессе принятия решений, особенно в области внешней политики и деятельности ЦРУ.

В кругах администрации серьезно воспринимались статьи в «Вашингтон тайме» и «Нью-Йорк пост». Кейси начали задавать вопросы, подшучивать над ним.

Бейкер завоевал доверие Рейгана и, возможно, добился обещания от президента. Однако тут было что-то не так. Кейси знал, что Бейкер хотел бы приобрести опыт работы на внешнеполитическом поприще. Амбиции его, вероятно, не имели предела — государственный секретарь в будущей администрации или какая-то выборная должность. ЦРУ, кажется, не входило в его программу.

Кейси считал, что источник утечки информации можно выявить, ответив на вопрос: кому это выгодно? Кто хочет, чтобы эта история всплыла на поверхность? Ответ в данном случае мог быть только таким: за всем этим стоит человек, стремящийся получить этот пост или выступающий за уход Кейси в отставку. Его попытки установить источник успехов не принесли, и Кейси решил прямо спросить об этом своего благодетеля. Кейси называл этот метод «ирландским» или «жестким». Он написал Рейгану письмо, выразив свою озабоченность по поводу статей, которые якобы были подсказаны Белым домом. Как известно президенту, он не обращался с просьбой о возвращении к частной жизни и у него нет таких планов, если, конечно, у президента не будет против этого возражений. Кейси объяснил, что он был бы рад остаться на своем посту до конца второго президентского срока. Он также добавил, что, как известно президенту, в разведывательных агентствах еще предстоит проделать большую и важную работу. К письму он приложил вырезки двух газетных статей, указав, что такие публикации подрывают моральное состояние сотрудников ЦРУ, создают атмосферу неопределенности, подрывают достигнутую в ЦРУ стабильность. Могут быть сведены на нет почти четыре года работы. Появлению этих фальсифицированных сообщений должен быть положен конец.

Кейси так составил свое письмо, чтобы оно затрагивало такие черты характера Рейгана, как его отрицательное отношение к прессе, борьбу с утечками информации и настрой в пользу ЦРУ. Рейган позвонил почти сразу же и выразил свою полную и непоколебимую поддержку кандидатуры Кейси. «Конечно, Билл, я хочу, чтобы ты остался, если будет второй срок. Ты мой человек в ЦРУ, пока я — президент», Кейси был удовлетворен. Это была гарантия, подписанный контракт. Кейси чувствовал, что он готов бежать в Белый дом и расцеловать президента. Черт побери, он восхищался этим человеком. Это был хороший урок для теории управления: сделав выбор, придерживайся его. Подбери своих людей и будь с ними до конца.

19

В сентябре в Лэнгли Кейси потратил много времени на то, чтобы довести до сознания своих подчиненных мысль о возможности террористических актов в последние недели избирательной кампании. Он вызывал к себе оперативных работников и аналитиков, другим звонил, ходил по коридорам, заглядывая в кабинеты сотрудников и в оперативный центр. Он всем давал понять, что разведывательное сообщество подготовилось к возможной террористической акции. Он очень боялся, как бы нападение террористов не показало беспомощность Соединенных Штатов. Политические последствия этого могли быть значительными, ведь администрация Рейгана выступала «с позиции силы». В последние годы ничто так не свидетельствовало о слабости страны, как ее неспособность положить конец действиям террористов.

В течение 17 месяцев Кейси бросал значительные силы на решение этой проблемы: осуществлял подготовку кадров, обменивался информацией с союзниками, создал агентурную сеть, охватывающую примерно 100 стран. И как следствие — в 40 странах значительно улучшились возможности ЦРУ по подготовке полувоенных формирований, спасения заложников и охраны важных персон. В ЦРУ прошли подготовку 60 ливанцев. Почти 50 сотрудников занимались только проблемой терроризма в военных разведывательных службах, а в АНБ их было несколько десятков. Кейси требовал результатов, и некоторые успехи были достигнуты. Например, разведка установила, что за испанским послом в Ливане ведется наблюдение, и ЦРУ рекомендовало ему покинуть Ливан. Он не прислушался и позднее был похищен.

Внимание к терроризму вызвало увеличение количества сообщений, которые вылились в целый поток информации, большая часть которой, правда, имела сомнительную ценность. ЦРУ по-прежнему не удавалось внедрить своих людей в террористические группы Среднего Востока. Кейси нашел этому простой убедительный ответ: террористы знали, что агенты ЦРУ не пойдут на убийство людей, и кандидатам в состав террористической группы сразу же давалось проверочное задание — совершить убийство.

В секретных сообщениях содержалась информация о том, что иранцы под защитой дипломатического иммунитета из своего посольства в Дамаске куда-то переправляют взрывчатку и бомбы с часовым механизмом. В августе поступили сообщения, что взрывчатка была ввезена в Ливан, где следы ее затерялись.

После вывода морских пехотинцев резиденция американского посла и здание посольства США, расположенные в восточном, христианском секторе Бейрута, оставались главными объектами террористов. ЦРУ и другие разведывательные службы слали телеграммы, в которых было много предупреждений, но мало конкретной информации.

20 сентября в 11 часов 30 минут автофургон с дипломатическим номером въехал на территорию американского посольства и, лавируя между расположенными в шахматном порядке надолбами, поставленными для снижения скорости любых видов транспорта, направился к зданиям. У одного из охранников заело винтовку М-16. Охранник британского посла, который находился в посольстве США, открыл огонь. Он сделал пять выстрелов в фургон, который уже находился совсем недалеко от въезда в подземный гараж посольства. Раздался страшный взрыв, на месте автофургона образовалась воронка диаметром 26 футов. Было убито по меньшей мере 24 человека, среди них двое военнослужащих. Ранено около 90 человек, в том числе американский посол Реджинальд Бартоломью, который был погребен под обломками.

Событие потрясло Кейси. На полученной позднее из космоса совершенно секретной фотографии был виден фургон или что-то подобное ему, который в долине Бекаа упражнялся на модели здания посольства США. Американская разведка пришла к выводу, что за этой террористической акцией стояла партия «Хизболла» — партия аллаха и шейха Фадлалла, как это было и в 1983 г., когда были взорваны машины со взрывчаткой у посольства и казарм морских пехотинцев. Кейси сразу же понял, что до выборов никто в Белом доме не примет решения о нанесении ответного удара. И после более серьезных случаев в течение многих месяцев не предпринималось ответных мер.

Одно из наиболее интригующих сообщений поступило от подполковника разведывательной службы Ливана. Полученная информация свидетельствовала о тщательном планировании операции. В это утро фургон выехал из мусульманского, западного сектора Бейрута. В машине БМВ апельсинового цвета фургон сопровождали двое в полицейской форме. По пути к посольству фургон случайно столкнулся с маленьким «опелем». Шофер «опеля», выйдя из машины, пытался заговорить с водителем фургона, который находился почти в невменяемом состоянии: взгляд водителя фургона был устремлен куда-то вперед. В этот момент подошли те два человека в полицейской форме, которые предложили шоферу «опеля» две тысячи ливанских фунтов — около 300 долларов, что во много раз превышало стоимость ремонта его машины. Шофер взял деньги и уехал. Услышав примерно через десять минут взрыв в районе американского посольства, ливанец — свидетель происшедшего поспешил в штаб-квартиру ливанской разведки. Ее сотрудники поверили рассказу очевидца. В сообщении высказывалось предположение, что перед выполнением этой акции шофер фургона был напичкан наркотиками. Точных данных на этот счет у ЦРУ не было.

Разведывательная служба Ливана поставила вопрос о выделении ей дополнительно к двум миллионам долларов суммы, необходимой для оплаты агентов, и Кейси обещал изучить этот вопрос. Ливанцы очень старались и использовали даже малейшие возможности для получения разведывательной информации о террористических акциях. Отношения между ЦРУ и ливанской службой стали значительно теснее.

Израильтянам Кейси доверял в меньшей степени. Он знал, что у Израиля есть в Сирии и Ливане первоклассные агенты, но у него были подозрения, что израильтяне скрывают имевшуюся у них информацию.

После вторжения Израиля в Ливан и вывода оттуда американских морских пехотинцев отношения между ЦРУ и Моссад ухудшились. В Ливане обе страны потерпели неудачу, а ничто так не омрачает отношения, как общие провалы. Разведслужбы сотрудничали, не испытывая уважения друг к другу. Руководители Моссад пренебрежительно относились к сотрудникам ЦРУ, называя их «игроками, не умеющими играть». Все отношения с ЦРУ курировал Питер Мэнди, занимавший в Моссад второй по важности пост. В Ливане сотрудникам ЦРУ и Моссад не разрешалось вступать в прямые контакты друг с другом. В ЦРУ преобладало мнение, что крупицами важной моссадовской информации Мэнди делился только тогда, когда это отвечало интересам Израиля.

В Лэнгли считали, что обмен информацией между ЦРУ и Моссад — это улица с односторонним движением. Кейси нужно было дать понять израильтянам, что могут быть неприятности. Он мог бы сделать это и сам, но боялся переборщить.

Наконец, он принял решение направить в Израиль Макмагона. Макмагон имел достаточный вес, чтобы придавить Моссад: ЦРУ должно получать всю информацию, имевшую отношение к террористическим актам против учреждений США. Макмагон использовал и кнут, и пряник. Но он понимал, что добился лишь видимого успеха: разведывательная служба Моссад, как и ЦРУ, никому не доверяла.

Взрыв 20 сентября обнажил многие проблемы разведки, и Кейси пришлось давать объяснения Белому дому. Его точка зрения была довольно простой. Он сослался на расследования, проведенные комиссией десять лет тому назад, а также в период нахождения у власти администрации Картера. Именно тогда был подорван боевой дух ЦРУ, заявил Кейси. В вербовочной работе и в деле использования оперативной техники больше стали думать о возможных неприятностях, чем об оперативной отдаче. За четыре года невозможно создать новую агентурную сеть.

При Кейси ЦРУ совместно с Иорданией начало осуществление тайной операции по сбору и обмену разведывательной информацией о террористах и Организации освобождения Палестины. Однако, пострадав от публичных обвинений при Картере, король стал недоверчив и осмотрителен. Как сказал Кейси, у Ближнего Востока — хорошая память.

Один человек, Рейган, поддержал аргументы Кейси. Совершая через шесть дней после взрыва предвыборную поездку в Баулинг Грин, штат Техас, на вопрос студента о безопасности посольств США, он сказал: «Сегодня мы ощущаем последствия почти полностью уничтоженного в предшествующие годы нашего разведывательного потенциала. Позиция в те времена была такова: разведывательная деятельность — это не совсем честное занятие и поэтому давайте избавляться от наших агентов. В значительной степени так и было сделано».

Чтобы развеять возможные сомнения относительно объекта этой тирады, помощники Рейгана позднее разъяснили журналистам, что имелись в виду Картер и Тэрнер. На следующий день Картер заявил, что «обвинения являются для него оскорбительными и имеют слишком серьезные последствия, чтобы их можно было игнорировать». Назвав обвинения «ложными», Картер далее заявил, что бедствия на Ближнем Востоке являются результатом «неэффективной политики самого президента и совершенно неадекватных мер безопасности по сравнению с реальной угрозой».

Тэрнер тоже ответил. С дрожью в голосе он зачитал свое заявление: «Комментарии г-на Рейгана непорядочны и недостойны президента. Именно Рейган дискредитировал ЦРУ, устроив туда на работу людей с сомнительным прошлым. С приходом Кейси мы политизировали ЦРУ». Тэрнер задал вопрос: «Разве сегодня вы читаете что-либо о ЦРУ? Нет. Вы читаете о директоре ЦРУ, который занимается своими делами и финансовыми операциями сомнительного характера, нарушает законность в ходе тайной войны в Никарагуа. Неудивительно, что ЦРУ не занималось сбором разведывательной информации в Бейруте, так как пыталось в это время свергнуть правительство Никарагуа».

Кейси внимательно прочел это заявление. У него не было намерений втягиваться в межпартийную стычку, он отказался публично изложить свою точку зрения по этому вопросу. Но Кейси знал, что имел в виду Рейган. Вопрос не в количестве, не в финансах или персонале, хотя все это тоже очень важно. Реальная проблема заключалась в том климате недоверия, который культивировал Тэрнер. В ЦРУ должен царить дух «надо — сделаем», а при Тэрнере, по мнению Кейси, девизом было «не сметь».

Постепенно все улеглось, и Кейси имел основания сделать вывод, что избиратели поняли суть дела.

Лето Хортон провел, анализируя свой уход с поста руководителя информационно-аналитической службы ЦРУ по странам Латинской Америки. Наконец, он согласился дать пространное интервью корреспонденту портлэндской газеты. Не упоминая о Мексике, Хортон рассказал, как Кейси энергично настаивал на изменении подготовленной им важной разведывательной оценки.

«Я отказался выполнить это, и он в конце концов дал указание переделать оценку, сделав это, так сказать, через мой труп. Как офицер разведки, я работаю не на руководство ЦРУ, а на правительство США».

Новость о публичной жалобе Хортона только через три недели нашла отклик в средствах массовой информации Вашингтона. На первой странице газеты «Нью-Йорк тайме» от 28 сентября появилась статья, озаглавленная «Аналитик ушел из ЦРУ из-за разногласия с Кейси по поводу Мексики».

Заместитель директора ЦРУ по информационно-аналитической работе Боб Гейтс считал, что публикация имела предательский характер. За время работы в аналитическом подразделении с Хортоном такое случилось лишь однажды, и он, очевидно, не осознал происшедшего. Давление — вот как называлась эта игра. Давление на ЦРУ всегда имело место или со стороны государственного департамента, или Пентагона, или Белого дома. Всегда, когда ЦРУ задевало кого-то за живое, либо касалось какого-то важного вопроса, или его выводы коренным образом могли повлиять на политику, эти ведомства поднимали шум.

Государственный департамент всегда неодобрительно относился к работе ЦРУ в Южной Америке, а помощник министра обороны Ричард Перл, сторонник жесткой линии, ни разу не согласился с анализом ЦРУ в отношении стратегического потенциала Советского Союза.

В минувшем году Гейтс вновь поднял вопрос о военных расходах русских, придя к выводу, что СССР тратит на оборону меньше, чем об этом свидетельствуют данные РУМО. Действия Гейтса были равнозначны попытке пересмотреть одну из десяти библейских заповедей, ведь они затрагивали бюджет Пентагона. Однако он взялся за это дело. И тут началось давление. Конечно, споры между ведомствами случались довольно жесткие. Кейси мог противостоять им, хотя дискуссии часто носили противоречивый и острый характер. Но, как считал Гейтс, Хортон ошибочно принял обычное интеллектуальное давление за политическое.

Шесть недель оставалось до президентских выборов, когда Кейси пришлось вступить в спор с Хортоном. По мнению директора ЦРУ, Хортон пытался исключить из разведывательной оценки информацию, которая говорила о возможных переменах в Мексике. А Кейси был полон решимости не допустить, чтобы во время его пребывания на посту директора ЦРУ давались оценки наподобие иранской: «Шах останется у власти еще пять лет», а через несколько месяцев все летит вверх тормашками.

Кейси также раздражали заявления Хортона о том, что он работает «на правительство», а не на какую-то его часть. Создавалось впечатление, что, по мнению Хортона, существовал какой-то суперорган правительства, своеобразный «корпус ангелов-хранителей». Кейси считал, что это бюрократическое мышление. А бюрократия — это слабость, а не катализатор решения проблемы.

Кейси написал Хортону письмо. Когда Хортон прочитал его, у него возникло ощущение, что Кейси обвиняет его, будто он отрастил длинные волосы или употребляет наркотики. Несмотря на свои утверждения о полной свободе мнений, Кейси, очевидно, не хотел принять альтернативную точку зрения. Кейси стал частью принимающей вне политические решения группы должностных лиц Рейгана, и его главной заботой было свержение правительства Никарагуа. Мексика не соглашалась с таким курсом, она была слишком самостоятельна в международных делах, придерживалась политики невмешательства, стремилась к решению проблем путем переговоров.

Комитет по разведке палаты представителей, никогда не благоговевший к Кейси, встал на его защиту, заявив в несекретном отчете, что, «рассмотрев представленные ранее проекты и окончательный вариант национальной разведывательной оценки, комитет нашел, что противоречивые точки зрения нашли отражение в первоначальных набросках оценки. Такую практику составления оценки комитет поддерживает».

В пятницу 12 октября в столовой для руководящего состава на седьмом этаже штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли Кейси устроил прием для сотрудников аппарата комитетов по разведке палаты представителей и сената. Это был акт примирения. Кейси хотел отметить принятие нового закона, в соответствии с которым действие закона о свободе информации[25] не распространяется на основные дела оперативного управления, связанные с научно-техническими вопросами и проблемами безопасности. Президент намеревался подписать его в понедельник 15 октября. Его принятие символизировало новое отношение конгресса к ЦРУ.

На приеме при обходе гостей Кейси вновь пытался оказать на них давление в том плане, что вот уже в течение пяти месяцев он не давал показаний в комитете по разведке сената и не намеревался делать это в ближайшем будущем.

К Кейси подошел Роб Симмонс и в разговоре упомянул о том, что касающиеся разведки наметки на 80-е гг. уже выполнены. Помимо изменения закона о свободе информации восстановлен консультативный совет президента по внешней разведке, в 1982 г. принят закон об охране личности сотрудников ЦРУ, была пересмотрена и повышена роль внешней контрразведки, за последние четыре года бюджет ЦРУ увеличился на 50 процентов.

Кейси зафиксировал эти данные на клочке бумаги. Это были хорошие результаты.

На следующий день, в субботу, Кейси поднялся рано. Это был один из тех прекрасных дней, который хорошо подходил для того, чтобы смотреть футбол или играть в гольф. Но он должен был ехать на работу. Кейси какое-то время отсутствовал, выезжал за границу, посетил несколько резидентур и теперь хотел проверить рабочий импульс в управлении. Присутствие директора в субботу в штаб-квартире стало сигналом для всех, кто в этот день был на работе и кто не был. Значит, в понедельник последуют записки, звонки, письменные запросы. Он надел синий пиджак-блейзер, рубашку и галстук, выбрал зеленые одноцветные брюки (которые обычно носят сборщики денег для ведения избирательной кампании республиканцев), чтобы подчеркнуть неофициальный характер своего появления на работе в субботу.

Один из его старших помощников по ЦРУ в 8.30 приехал к нему на завтрак. Кейси уже мог подвести итог своей четырехлетней деятельности на посту директора ЦРУ. До выборов оставалось 24 дня, а затем начнется еще один четырехлетний срок для Рейгана и для него самого. Кейси был уверен в этом. Его жена София в домашнем халате поставила яблочный сок, яичницу, бекон и гренки. В хорошем настроении, отдохнувшим, Кейси сел за стол.

София во всем поддерживала своего мужа. Для Кейси она была полной противоположностью жены героя романов Джона ле Карре британского мастера шпионажа Джорджа Смайли Энн Смайли — эксцентричной и непостоянной особы. Они поженились в день рождения Джорджа Вашингтона во время войны, и с тех пор София всегда с ним. Благодаря Софии Кейси обладал неизмеримым преимуществом перед Смайли.

Директор центральной разведки считал, что, выполняя свою работу в ЦРУ, он твердо следует курсу администрации Рейгана: на первом месте Америка и сила. Мир не стал безопаснее, поскольку Советы не отказались от намерения расширить свое влияние. Однако США теперь лучше могли реагировать на это.

Кейси отрицательно качал головой при упоминании о якобы свойственном ему пристрастии к тайным операциям, «Это несомненная чушь, — говорил он. — Я — аналитик». Его основная обязанность состояла в том, чтобы снабжать Белый дом квалифицированными анализами и достоверной текущей информацией. В различных регионах мира каждый день возникали свои проблемы.

Но главное место в делах администрации Рейгана, по мнению Кейси, занимал Советский Союз. Согласно достоверной информации ЦРУ, Советский Союз переживает трудное время: его экономика хромает, процветает коррупция.

Советы не выступают больше с лозунгом «Будущее за нами», поскольку складывающаяся обстановка не подтверждает это. Анализируя положение в мире, Кейси приходил к неопровержимому выводу о том, что направленные на поддержку повстанческих движений тайные операции ЦРУ приносили несомненные результаты. Несмотря на утверждение Кейси о том, что он является «главным аналитиком», он постоянно возвращался к тайным операциям.

Особенно благоприятны были сообщения, касающиеся афганской операции. Там на равнинах, в горах и в некоторых забытых богом местечках русским, по мнению Кейси, порядком доставалось. Помощь ЦРУ мятежникам все увеличивалась.

В Анголе, несмотря на официальный запрет американской помощи, в повстанческом движении, возглавляемом Дж. Савимби, участвуют 250 тысяч человек.

В Камбодже около 50 тысяч человек сражаются с вьетнамской армией, четвертой по величине в мире. Действия повстанцев свели на нет успехи вьетнамцев. Помощь ЦРУ составляла всего лишь 5 миллионов долларов в год.

Сопротивление марксистскому режиму в Эфиопии также возрастает. Основную помощь тайно оказывала Саудовская Аравия. Поддержка ЦРУ носила лишь гуманитарный характер.

Несмотря на прекращение американской помощи, активно действовали «контрас» в Никарагуа. В целом эта вызвавшая споры операция была успешной. Кейси был убежден, что при проведении справедливых выборов сандинисты потерпят поражение. Под давлением «контрас» и воздействием оппозиции со стороны католической церкви сандинисты теряют поддержку населения.

Поддерживаемая США армия Сальвадора стала проводить более агрессивные операции против четырех повстанческих группировок. Разведывательные данные свидетельствовали о том, что русские и кубинцы начали склоняться к мысли о невозможности их победы в Сальвадоре. Они готовы ограничить свою помощь сальвадорским повстанцам, чтобы укрепить свои позиции в Никарагуа. Кейси считал, что США могли бы потерять Сальвадор, если бы не оказывали помощь режиму этой страны.

Кейси признавал, что некоторые из этих операций были беспорядочны, рискованны и могли привести к провалу. Но в противном случае события развивались бы в прежнем русле, как это было при Картере. В совокупности с широкой программой дипломатического, экономического и пропагандистского давления тайные операции были эффективны. В определенные периоды тайные операции составляли большую часть американских усилий в Никарагуа.

Кейси считал, что за последние три с половиной года он одержал одну очень важную победу над своими противниками. ЦРУ теперь могло не заботиться так одержимо о своей репутации. Оно работало на президента. Если политика президента подвергалась нападкам, попадало и ЦРУ. Страдали также и министерство обороны и государственный департамент. Но эти ведомства — ЦРУ, госдепартамент и министерство обороны — не настолько хрупки, чтобы не выдержать натиск критики.

Проанализировав сделанное, Кейси выделил некоторые наиболее удачные направления:

— Впервые должное внимание стало уделяться передаче Советскому Союзу технологии, осуществляемой сотнями торговых фирм, принадлежащих или поддерживаемых Советами. Эти фирмы приобретали высокотехнологическое оборудование и разработки в обход действующих ограничений…

— Улучшилось всеохватывающее наблюдение за Советским Союзом. Появилась более совершенная техника для слежения за советскими атомными подводными лодками.

— Удалось осуществить проникновение в международную банковскую систему и из многих иностранных банков на постоянной основе получать информацию, свидетельствующую о наличии в некоторых из них секретных инвестиций Советского Союза.

— За счет повышения уровня контрразведывательной деятельности ЦРУ была приобретена новая агентура. Несколько высокопоставленных сотрудников КГБ перешли на сторону США, что, естественно, не было предано огласке. У ЦРУ не было сомнений в том, что они не являлись подставными лицами.

— Впервые ЦРУ приблизилось к тому, чтобы охватить своей деятельностью все регионы мира: были предприняты определенные усилия к приобретению средств и источников, позволявших получать разведывательную информацию о каждой стране, вне зависимости от ее размеров и географического положения. Увеличилось число вербовок в странах «третьего мира», удвоилось в Центральной Америке.

— Начато решение некоторых долгосрочных проблем. ЦРУ стало единственным ведомством, систематически занимающимся проблемами, которые могут приобрести актуальность через пять, десять и более лет. Оно изучает тенденцию развития стран «третьего мира» до 2000 г.: положение в области продовольственного обеспечения, водоснабжения, экономического развития. Исследуются, например, такие вопросы: к каким последствиям приведет превышение населения города Мехико 40 миллионов человек, каковы отдаленные последствия распространения наркотиков в Латинской Америке, последствия использования автомобильной промышленностью пластиковых материалов вместо алюминия для стран, специализирующихся на добыче бокситов? Например, для Суринама, почти две трети национального дохода которого дают бокситы.

В некоторых случаях к решению проблем можно приступить на более ранней стадии, и это потребует меньших средств. По крайней мере, Кейси стремился выделить эти проблемы.

Что касается контроля над вооружениями, Кейси не мог сказать, поддается ли контролю будущее соглашение. В контроль над вооружениями он не верил.

Начали рассылаться ежеквартальные специально подготовленные списки стран с потенциально неустойчивой политической обстановкой. На первом месте в них стояли Филиппины.

Кейси направил работу ЦРУ на обеспечение деятельности шести основных потребителей разведывательной информации: президента, вице-президента, руководителя аппарата Белого дома, государственного секретаря, министра обороны, помощника президента по национальной безопасности. ЦРУ было создано не для обслуживания конгресса, оно работало не на средства массовой информации или общественность. Хотя иногда Кейси оказывал любезность другим, его обычным ответом на любые запросы лиц, не входящих в эту шестерку, было категоричное «нет».

Кейси считал, что его деятельность во многих отношениях напоминала работу канатоходца без каких-либо страховок, кроме тех, которые он сам устанавливал для себя. Поскольку самоограничение было не в его стиле, он хотел быть в курсе всех дел. Например, осуществляемый АНБ перехват был настолько всеобъемлющим, что высокопоставленные лица получили доступ к гораздо большему объему информации, включая к их собственные высказывания. Обычный визит на прием в посольство какой-то страны мог обернуться неприятностью для государственного чиновника. На следующий день в сводку радиоперехвата мог попасть отчет посла в свою столицу, содержащий ссылки на это американское должностное лицо.

По принятым в АНБ правилам фамилии американцев, в том числе членов кабинета, в сводках перехвата не указывались. Однако нередко в газетах сообщалось о лицах, приглашенных на прием, поэтому установить нужного человека не представляло особого труда.

Из сводок радиоперехвата можно было видеть, как часто аккредитованные в Вашингтоне послы искажали информацию в своих отчетах, преувеличивали степень доверительности своих отношений с высшими должностными лицами США, которые поэтому часто ограничивали свои контакты с сотрудниками посольств и избегали приглашений на приемы.

В одном случае радиоперехват показал, что японцы приобрели хороший источник информации в государственном департаменте, через который получали сведения о важных переговорах. Американские должностные лица с удивлением прочитали подробное (по пунктам) изложение позиции делегации США на предстоящих переговорах еще до того, как соответствующий документ был направлен в заинтересованные ведомства.

Когда Кейси узнал об этом, он лишь улыбнулся. Он добивался постепенного изменения устоявшихся тенденций, способствуя тому, чтобы Соединенные Штаты отвоевывали свои позиции на всех фронтах.

Со своей особой, личной точки зрения Кейси находил в шпионаже что-то идеалистическое. Существовали какие-то идеалы, в данном случае идеалы Соединенных Штатов, за которые стоило бороться, бороться жестоко, используя иногда и грязные методы. Кейси был доволен работой своего ведомства, но по десятибалльной системе он дал бы ему только семь баллов. Возможно, это была хорошая оценка, но не лучшая. Управление могло работать еще эффективнее. Именно поэтому он собирался поехать на работу в эту субботу.

На следующий день, в воскресенье, Кейси прочитал сообщение агентства «Ассошиэйтед Пресс» об учебном наставлении для повстанцев в Никарагуа. «Контрас» рекомендовалось «выборочно использовать методы насилия для нейтрализации некоторых тщательно отобранных лиц из числа сандинистов, таких, как судьи, сотрудники полицейских органов, службы государственной безопасности и т. д.». А газета «Нью-Йорк тайме» вышла с таким заголовком на первой странице: «В наставлении ЦРУ никарагуанским повстанцам даются советы, как осуществлять убийства».

Кейси понял, что эти сообщения равносильны разорвавшейся бомбе. Г од назад после поездки Кейси в страны Центральной Америки было разработано и в небольших количествах распространено среди «контрас» руководство по проведению «психологических операций в ходе партизанской войны». Кейси старался придать действиям «контрас» какую-то политическую окраску, доказывая, что их вооруженные группы, применяющие в горах тактику неожиданных налетов, серьезного успеха никогда не добьются. «Контрас» должны спуститься в деревни и города, распространять свои идеи, создавать политические организации, работать над обеспечением политической поддержки. Это руководство и было переработано в учебное пособие.

С карандашом в руках Кейси прочитал наставление, делая необходимые пометки. В нем содержались очень нечеткие, даже путаные и противоречивые идеи, в изобилии использовались революционные и жаргонные левацкие выражения, такие, как «самокритика», «групповые дискуссии» и т. п.

В руководстве содержалась информация о том, как организовать партизанский лагерь, детально описывалось, как не допускать возникновения враждебного отношения у местного населения. «Оборудуйте отхожее место и выройте яму для отбросов», — читал Кейси. Он рассмеялся. Руководство призывало к «скрытому террору» и осуждало «открытый террор».

В разделе «Ударные войска» Кейси прочитал: «Эти люди должны быть вооружены ножами, бритвами, цепями, кастетами, дубинками и следовать позади простодушных и легковерных повстанцев».

Слово «нейтрализовать» употреблялось в разделе, имевшем название «Выборочное использование насилия в пропагандистских целях». После того как намечен чиновник из числа сандинистского руководства, наставление рекомендовало: «Необходимо собрать знающих его людей, чтобы они присутствовали при разборе его дела и высказали обвинения в адрес своего угнетателя». Хорошо, что из некоторых изданий наставления, но, к сожалению, не из всех одна рекомендация при редактировании была изъята. А в ней говорилось, что «для выполнения некоторых заданий нанимаются при возможности профессиональные убийцы». Эта фраза служила неприятным напоминанием о привлечении ЦРУ в начале 60-х гг. мафиози Джона Росели для убийства Кастро.

Кейси знал, что политические убийства в психике американского индивидуума занимают особое место. Ничто другое не наносило такого ущерба национальному самосознанию и моральному авторитету народа. Убийства покрывали позором американскую политику. Использование слова «нейтрализовать было, очевидно, хуже слова «убивать», поскольку подразумевало возможность отрицать причастность к этому спецслужб США, что и лежало в основе операций ЦРУ. В тайном мире своих действий ЦРУ никогда не раскрывало истинный смысл этого слова. В наставлении раскрывался подлинный характер повстанческой войны. Ее целью было свержение законного правительства.

Разразился политический скандал. Председатель комитета по разведке палаты представителей Боланд заявил, что наставление ориентируется не на доктрину Джефферсона. В нем пропагандируется революционная тактика коммунистов, с которой Соединенные Штаты поклялись бороться по всему миру. Г олдуотер потребовал представить сенатскому комитету всю информацию. Раздавались призывы назначить специального прокурора и серьезно наказать Кейси. Со стороны демократов выдвигались обвинения, что Соединенные Штаты поддерживают терроризм. К концу дня Кейси был на грани нервного потрясения.

На следующий день Кейси принял решение опубликовать заявление о проведении расследования. Однако вопрос о наставлении и связанных с этим делом проблемах настолько широко освещался в прессе, что ему пришлось обратиться в Белый дом, который вмешался, чтобы взять все под свой контроль. В заявлении за подписью не Кейси, а президента говорилось: «Администрация не поощряла совершение политических убийств или любых других нападений на гражданских лиц и не собирается это делать». Кейси было сказано поручить генеральному инспектору ЦРУ провести соответствующее расследование. Подобное же задание было дано совету президента по надзору за разведкой. Комитеты по разведке сената и палаты представителей начали свои собственные расследования.

Кейси так и хотелось выйти и во весь голос закричать: «Что же вы, черт возьми, хотите? Это ведь не пикник, а война. Жестокая и беспорядочная. Там людей убивают. И всегда было так. Таков сегодняшний мир».

В воскресенье 21 октября во второй раз состоялись телевизионные дебаты между Рейганом и Мондейлом. Подобно миллионам других людей, Кейси включил телевизор. Первый заданный Рейгану вопрос был очень острым и касался, как его уже окрестили, наставления по убийству.

— Не говорит ли наставление о том, что администрация поддерживает терроризм? — спросил Рейгана журналист.

— Нет, — ответил Рейган. — Но я рад, что вы задали этот вопрос, поскольку, как мне кажется, он беспокоит многих американцев.

Запинаясь, он стал говорить о том, что выпущено всего 12 экземпляров наставления, в которых содержались оскорбительные формулировки, и что глава резидентуры ЦРУ в Никарагуа отвечал за разработку и издание этого документа.

Следующий вопрос:

— Господин президент, подразумевали ли вы, что резидентура ЦРУ в Никарагуа направляет действия «контрас»?

— Боюсь, что я оговорился, упомянув о главе ЦРУ в Никарагуа, — заявил Рейган. — В Никарагуа никто не руководит этой деятельностью. — Далее он сказал, что этим занимаются сотрудники ЦРУ, находящиеся в других странах Центральной Америки.

— Какие обязанности берет на себя президент, когда при заступлении на этот пост его приводят к присяге? — в пику Рейгану спросил Мондейл, прочитав президенту лекцию о политическом терроре и убийствах.

В ходе дебатов Рейган произвел плохое впечатление. Многие спрашивали, не является ли это следствием его старости. А «Уоллстрит джорнэл» поставила этот вопрос прямо, поместив на первой странице статью под заголовком: «Новый вопрос в «гонке» кандидатов в президенты: не проявляются ли сейчас у самого старого президента в истории США признаки старости?»

Кейси был обеспокоен. Дело начинало принимать плохой оборот. Хотя конгресс был на каникулах, сенатский комитет по разведке потребовал проведения брифинга для находившихся в Вашингтоне членов комитета и сотрудников его аппарата. В Капитолий были направлены два работника среднего звена оперативного управления ЦРУ, которые занимались никарагуанской операцией лишь месяц.

Конечно, Кейси мог сделать так, чтобы расследования были закончены и их результаты опубликованы только после выборов. Но ему нужен был независимый, пользующийся доверием человек, который мог бы открыто выступить в защиту ЦРУ. Поскольку его отношения с Голдуотером немного улучшились после скандала с минированием никарагуанских портов, Кейси решил прозондировать вопрос о возможности привлечения Голдуотера на свою сторону. Председатель сенатского комитета по разведке находился в это время дома, в Аризоне. Кейси решил направить свое послание сенатору с курьером. Он отправил Голдуотеру проект пресс-релиза, с тем чтобы тот опубликовал его, указав, что в наставлении нет ничего необычного.

Однако Голдуотер сообщил, что до завершения расследований он не может и не хочет делать каких-либо комментариев по наставлению, и, как в случае с минированием портов, добавил: «Мне надоело таскать для Кейси каштаны из огня». Он попросил никого к нему не присылать, он отдыхает.

Кейси нужна была большая игра. Несмотря на возражения Г олдуотера, он решил направить в Аризону своего заместителя по оперативным вопросам Клэра Джорджа и руководящего сотрудника этого управления Винсента М. Каннистраро. Кейси надеялся, что прилет таких высокопоставленных сотрудников ЦРУ произведет на сенатора должное впечатление.

Джордж и Каннистраро под вымышленными именами сели на дневной рейс. В 16 часов прибыли в Аризону и на такси доехали до дома Голдуотера. Сенатор был в плохом настроении. Он не захотел выслушать их и не намеревался выступать с каким-либо заявлением.

Заместитель директора ЦРУ и его помощник возвратились ни с чем.

Сенатор Мойнихэн сразу же уяснил суть наставления. В Гарвардском университете он когда-то знакомился с документом, в котором описывались применяемые Мао Цзэдуном методы ведения повстанческой войны: «Выберите землевладельца и устройте над ним публичный суд. Сосредоточьте ненависть населения на одном человеке, заставьте жителей деревни голосовать, а затем и присутствовать при казни». Это был эффективный метод. Он читал о нем в наставлении для «зеленых беретов» во времена вьетнамской войны. Наставление побуждало народ к бунту, давало шанс, вызывало у него интерес, чувство удовлетворения, ожидание лучшего, возможность торжества справедливости.

Когда ЦРУ удостоверилось в том, что ни один из его руководителей, включая Макмагона, Стэйна и Клэриджа (который не мог прочитать наставление, так как не знал испанского языка), не видел и не одобрял его текста, Кейси информировал об этом Белый дом. Эту часть расследования можно было предать гласности, что выводило Кейси из-под огня прямой критики.

На следующий день Кейси написал личные письма каждому члену комитетов по разведке сената и палаты представителей, пытаясь объяснить суть создавшегося положения.

Директор ЦРУ был на грани нервного истощения. Его главная задача теперь состояла в том, чтобы наладить взаимодействие с прессой и демократами в конгрессе. Корреспондент «Ассошиэйтед Пресс» добыл экземпляр этого наставления и передал его комитету по разведке палаты представителей. Комитет установил, что наставление было подготовлено ЦРУ. Корреспондент опубликовал об этом статью. Члены комитета были вне себя. Сотрудник ЦРУ по связям с общественностью Джордж Лаудер заявил, что когда-нибудь он напишет статью о том, как разглашаются секреты комитетом конгресса. Он, далее, пошутил, что дал бы своей статье такой заголовок: «Как выдаются американские секреты в ущерб интересам страны».

Тем временем Шульц разработал план мирного урегулирования в Никарагуа и хотел передать его президенту, который проводил избирательную кампанию в Де-Мойне. Кейси, Уайнбергер и Киркпатрик схватились за голову. Шульца нужно остановить. Кейси был готов броситься под колеса президентского лимузина, лишь бы Рейган осознал, что многие будут вынуждены уйти в отставку, если государственный секретарь осуществит свое намерение. Шульц отступил.

6 ноября Рейган победил на выборах, собрав 59 процентов голосов. Он одержал победу в 49 штатах. Исключение составили родина Мондейла, штат Миннесота и федеральный округ Колумбия.

Пламя играло в камине Овального кабинета, создавая интимную, почти домашнюю обстановку для участников совещания, проходившего там а один из осенних дней сразу после победы на выборах.

Вошел Кейси с бумагами и изложенными на одном листе тезисами сообщения. Он был уверен, что изложил проблему достаточно лаконично. После избрания президента на второй срок настало время для принятия решений. Он имел в виду распоряжение президента, которым ЦРУ предписывалось обучать и поддерживать на Ближнем Востоке небольшие подразделения из иностранных граждан, которые можно было бы использовать для нанесения упреждающих ударов по террористам.

При поступлении разведывательной информации о подготовке нападения на какой-то американский объект, например на посольство или военную базу, эти подразделения могли бы быть направлены на срыв операции или уничтожение террористов. Президент понимал, что террористы — это фанатики-самоубийцы, и дал согласие предпринять против них определенные контрмеры.

Уайнбергер отказался привлекать к этому делу военных: артобстрел ливанской территории из орудий линкора «Нью Джерси» не дал результатов, он был слитттком интенсивным, велся без разбора, почти наугад. Во время налетов авиации наряду с террористами гибли невинные люди. «Спасибо, давайте без нас» — такова была реакция Пентагона. Кэп сидел сложа руки и твердил «нет».

Подчиненное Кейси ЦРУ тоже возражало. Макмагон, как и Уайнбергер, просил не впутывать его — ЦРУ занимается разведкой, а не убийствами. Но Кейси проявил упрямство, опираясь при этом на поддержку Шульца.

Кейси разъяснил президенту, что директивой должны предусматриваться лишь организация обучения и размещение подразделений в нужных местах, а для их использования в конкретных действиях потребуется еще одно распоряжение. Израильтяне имели немалый опыт проведения такой тайной упреждающей деятельности. Однако администрация не может связываться с ними в таком деликатном деле. Акции США должны быть направлены против террористов, а не против арабов.

Если бы все пошло как надо, никто бы и не узнал о существовании этих новых подразделений. Для начала в Ливане предполагалось разместить и обучить три группы по пять человек. Любой упреждающий удар должен наноситься тайно. Следы от него не поведут ни к ЦРУ, ни к Соединенным Штатам. Их причастность будет недоказуемой.

Президент дал Кейси указание проинформировать об акции комитеты конгресса по разведке, однако руководствоваться при этом положениями закона, позволяющими информировать только восемь человек: председателей и заместителей председателей комитетов по разведке, лидеров республиканцев и демократов в сенате и палате представителей.

Кейси заявил, что он сделает это лично, чтобы подчеркнуть важность проблемы. Ни один болтун из штатных сотрудников этих комитетов ничего не будет знать. Кейси видел з этом возможность показать, что ЦРУ может проводить действительно тайные операции.

Рейган подписал официальное распоряжение по вопросам национальной безопасности. Первоначальные затраты на создание ливанских подразделений должны были составить около миллиона долларов. Когда в программу будут включены другие страны, расходы возрастут до 5,3 миллиона долларов.

Контр-адмирал Джон М. Пойндекстер, являвшийся заместителем Макфарлейна, позднее так охарактеризовал это заседание в разговоре со своим коллегой: «Кейси что-то мямлил, Рональд Рейган кивал головой».

Кейси был настроен на то, чтобы довести дело до конца. Макмагон сражался с ним на каждом шагу, высказывая серьезные сомнения по поводу связанных с операцией различных процедур. Можно ли доверять иностранным гражданам, особенно ливанцам? Как ЦРУ сможет контролировать их? По мнению Макмагона, любой ответ на второй вопрос связан с неприятностями. Если контроль будет находиться в руках ЦРУ, не будет ли втянута разведка в убийства? Не является ли участие в нанесении упреждающих ударов планированием убийств, запрещенных Рейганом, вне зависимости от того, какие бы причины для этого ни выдвигались. Если у ЦРУ не будет соответствующего контроля, не будет ли это означать что-то вроде запуска неуправляемых ракет? И, кроме того, размышлял Макмагон, будет ли информация достаточно качественной, надежной и своевременной для оправдания упреждающего удара? До сих пор такой информации не было.

Споркин развил мысль Кейси. Он написал юридическое заключение о том, что упреждающая акция в такой же степени не является убийством, как и действия полицейского, первым стреляющего в целящегося в него человека. Упреждающей самообороной назвал Споркин этот случай.

Кейси сосредоточил внимание на Бейруте. События последних восьми месяцев вызвали в ЦРУ эмоциональный кризис. Похищенный в Бейруте 16 марта Уильям Бакли представлялся общественности сотрудником посольства США по политическим вопросам, хотя похитившие его мусульманские экстремисты знали, кто находится в их руках. Почти каждый день Кейси напоминал руководителям оперативного управления о необходимости изыскания путей обнаружения и спасения Бакли. Он дал указание принять чрезвычайные меры: был готов выделить деньги для оплаты осведомителей, распорядился энергичнее вести работу по перехвату линий связи, увеличить сделанные со спутников снимки для обнаружения возможных следов, создал специальное подразделение для спасения заложников. Он был уверен, что ни он, ни его служба не смогут решить вопроса о спасении Бакли без нарушения указаний администрации, запрещающей вести переговоры о выкупе заложников.

Руководство резидентурой в Бейруте пришлось поручить другому человеку, а операцию — новым сотрудникам службы безопасности. Многие из ее разведывательных функций были переданы ливанской разведке, жесткой, не останавливающейся перед убийствами организации, являвшейся последним оплотом правительства в столице. Деньги, оборудование и техническую поддержку предоставляло ливанской разведке ЦРУ.

Группа «исламская священная война» взяла на себя ответственность за похищение Бакли. Кейси был уверен, что это название представляло на самом деле лозунг или боевой клич организации. «Исламская священная война» была причастна к организации взрывов американских учреждений в Бейруте.

У начальника оперативного управления ЦРУ Клэра Джорджа, бывшего резидентом в Бейруте в 1975–1976 гг., похищение Бакли вызвало неприятные воспоминания. Во время его пребывания в Бейруте были похищены два американских правительственных чиновника, которых в течение четырех месяцев держали в качестве заложников. Он пережил эту агонию. Пытаясь спасти Бакли, он наизнанку вывернул оперативное управление. Вопрос стоял не только в спасении Бакли. Этот случай должен быть сигналом для всех находившихся за границей оперативных работников, что для их спасения ЦРУ практически пойдет на все. В Бейрут была направлена специально подготовленная группа экспертов ЦРУ для установления местонахождения похищенного. Не добившись результатов, через месяц она возвратилась обратно.

Пришло время для нанесения ответного удара. Возникли трудности с подготовкой ливанцев: они не поддавались контролю, были готовы совершить любое убийство. Люди Кейси стали тянуть время с осуществлением операции — в самом ЦРУ никто не хотел выступать с инициативой. Кейси видел застывшие лица, напуганные перспективами встреч с реальной опасностью. За четыре года они прошли с ним длинный путь, однако многие из них, в том числе Макмагон, скряги из бюджетно-финансовой службы, некоторые работники оперативного управления, не разделяли его понимания их обязанностей.

Все смелые планы повисли в воздухе. Кейси решил обратиться к разведывательной службе Саудовской Аравии, к королю Фахду. Они обещали оказать помощь, предоставив 3 миллиона долларов.

В начале 1985 г. к послу Саудовской Аравии в США принцу Бандару прибыл курьер короля. Он привез секретные инструкции, касающиеся сотрудничества с Кейси. Не откладывая, Бандар договорился с Кейси о встрече. Директор ЦРУ принял его в Лэнгли, но предложил побеседовать где-нибудь в другом месте: «Давайте вместе перекусим». Складывалось впечатление, что он не хочет вести разговор в своей собственной штаб-квартире. Договорились пообедать в текущий уик-энд в резиденции Бандара, роскошном имении, расположенном в одной миле на Чейнбридж Роуд. Кейси сказал, что он возьмет с собой Софию. Она вспомнила, что с Биллом когда-то осматривала этот дом, думая о его приобретении. Кейси понравилась большая библиотека Бандара. София нашла супругу посла милой и дружелюбной. Обед, по ее мнению, не отличался от любого другого официального мероприятия в Вашингтоне. «Какой-то цели в его проведении я не усмотрела», — заявила она позднее.

После обеда Кейси и Бандар вышли в сад. Когда они удалились на достаточно большое расстояние от дома и охранников, Кейси вытащил из кармана небольшую карточку и передал ее послу. На ней от руки был написан номер банковского счета в Женеве. На него нужно было перевести 3 миллиона долларов.

— Как только я переведу эти деньги, — сказал Бандар, — я закрою счет и сожгу все документы.

Он хотел быть уверенным в том, что следов с саудовской стороны не останется.

— Не беспокойтесь, — заверил Кейси. — С нашей стороны тоже не будет следов. Свой счет мы тоже закроем.

Бандар нередко сталкивался с наивностью американцев, но сейчас он имел дело с человеком без предрассудков. Он считал Кейси Эдгаром Гувером в ЦРУ. Бандар знал, как вести разговор, который должен кануть в небытие. В адрес «контрас» он переправил многие миллионы долларов. Подозрения на этот счет были широко распространены. Он обычно просто отрицал их, сопровождая свои слова самоуверенным смехом и длинной тирадой о недостоверности подобных слухов. Между ними сложились добрые отношения, которые ценились как Кейси, так и Бандаром. При таких отношениях влиятельные люди могли вести откровенные, но легко опровержимые беседы и приходить к только им понятным договоренностям. Бандар и Кейси согласились, что сокрушительный удар по террористам служил бы интересам США и Саудовской Аравии. Им было известно, что главным организатором терроризма являлся лидер мусульманских фундаменталистов шейх Фадлалла, лидер партии «хизболла» в Бейруте. Фадлалла был причастен ко всем трем взрывам американских учреждений в Бейруте. Его необходимо устранить — таково было мнение Бандара и Кейси.

Позднее, особенно по мере того как в ЦРУ росло сопротивление проведению активных действий против террористов, было принято решение передать саудовцам оперативный контроль над этой операцией. Саудовцы предложили привлечь к делу одного англичанина, служившего в специальной воздушно-десантной службе Великобритании, элитном подразделении войск особого назначения. Этот человек много ездил по странам Ближнего Востока, неоднократно посещал Ливан. Он мог бы стать идеальным руководителем этой сложной операции. ЦРУ, конечно, было бы не причастно к ликвидации неугодных ему лиц. При необходимости саудовцы поддержали бы любое опровержение ЦРУ относительно его соучастия или осведомленности об этом деле. Контакты с разведывательными службами других стран были единственным видом деятельности, не подлежащим контролю со стороны конгресса. Кейси наотрез отказался дать комитетам по разведке какие-либо сведения об этой щепетильной работе. И в данном случае ЦРУ, как правительственное учреждение, «не располагало» об этом никакими сведениями. Ничего не фиксировалось, протоколов никаких не велось. Переведенные саудовцами на счет одного из женевских банков 3 миллиона долларов были «отмыты» посредством их перевода с одного счета на другой, поэтому нельзя было обнаружить источник поступления этой суммы.

Англичанин организовал оперативные группы для претворения в жизнь отдельных частей плана убийства. Связь между этими группами осуществлялась только через него. Было нанято несколько человек для приобретения большой партии взрывчатки, еще одному человеку было поручено позаботиться о транспорте. Выплачивались деньги осведомителям, которые должны были следить за передвижениями Фадлаллы. Нанята группа людей для разработки дезинформационных действий, чтобы отвести подозрения от саудовцев и ЦРУ. Ливанская разведка подыскала людей для выполнения самой операции.

8 марта 1985 г. в один из пригородов Бейрута въехала нагруженная взрывчаткой машина и остановилась примерно в 50 ярдах от резиденции Фадлаллы. При взрыве было убито 80 и ранено 200 человек. Взрывом разметало и разрушило окрестные здания, возникли пожары. Все лица, находившиеся в непосредственной близости, были убиты, ранены или до смерти перепуганы, но Фадлалла не пострадал. Его сторонники перед разрушенным зданием вывесили большой плакат: «Это дело рук США».

Когда Байдар увидел сообщения о взрыве, у него перехватило дыхание. Нужно было тщательно замести следы. Были распущены слухи, что это дело рук израильтян. Но саудовцам нужно было сделать что-то большее для доказательства своей непричастности.

У них был только один выход. Они выдали достоверные данные, наведшие Фадлаллу на след нанятых боевиков. Бандар разъяснил это следующим образом: «Я стреляю в вас. Вы подозреваете меня. Тогда я выдаю своего шофера и говорю, что это сделал он. Вы снимаете с меня свои подозрения».

Однако после этого проблема с Фадлаллой даже осложнилась. Саудовцы установили с ним контакт с целью выяснения, не будет ли он за деньги оповещать их о подготовке акций против саудовских и американских объектов. Они выплатят ему 2 миллиона долларов наличными. Предложение Фадлалла принял, заявив, что хотел бы получить вознаграждение в виде продовольствия, медикаментов и оплаты расходов на образование некоторых из его людей. Это повысило бы его авторитет в глазах своих сторонников. Саудовцы предложение приняли.

Террористы Фадлаллы больше на американцев не нападали.

— Его легче было подкупить, чем убить, — заметил Бандар.

Кейси был изумлен, что с помощью такой сравнительно небольшой суммы удалось решить такую сложную проблему.

По просьбе Кейси Бандар осуществил еще две тайные операции. Одна из них — оказание помощи антикаддафовским силам в Чаде. Она обошлась саудовцам в 8 миллионов долларов. Другая операция имела целью помешать приходу к власти в Италии коммунистов. Она потребовала 2 миллиона долларов. Эти операции никому не были раскрыты и не вменялись в вину саудовцам.

Хотя осуществить убийство Фадлаллы не удалось, несмотря на свою незначительную роль в этой операции, ливанская разведка стала ставить ее себе в заслугу. Продемонстрировать силу было необходимо. Равным образом следовало бы показать, что на кровь будут отвечать кровью, на террор — террором. Кейси не знал, что делать. Связь ЦРУ с ливанской разведкой в деле подготовки подразделений к нанесению упреждающих ударов поставила управление в опасное положение. Это слишком походило на заговор с целью убийства. Не осведомленный о роли саудовцев в этом деле, Макмагон хотел полностью от него отмежеваться: он сразу же заявил, что ЦРУ не занимается подготовкой групп по борьбе с террористами. Директива об упреждающих ударах была аннулирована — другого выхода у Кейси не было.

Некоторые контакты с ливанской разведкой пришлось тем не менее поддерживать, поскольку с ее помощью ЦРУ добывало разведывательную информацию, укомплектовывало пункты подслушивания, обеспечивало безопасность. Позднее в марте в Вашингтон на трехнедельные курсы по переподготовке руководящих кадров были приглашены два полковника и три майора ливанской разведки. Их поселили в Джорджтауне в гостинице «Фор сизонс» и ежедневно доставляли на конспиративную квартиру в Маклине, где они прослушивали соответствующие лекции, встречались с руководящими сотрудниками ЦРУ.

Потребности никарагуанских «контрас» в деньгах не уменьшались. С октября 1984 г., когда конгресс полностью запретил финансирование «контрас», Кейси пришлось действовать в соответствии с законом, позволявшим выделять лишь незначительные суммы. В этом законе указывалось, что выделяемые ЦРУ средства нельзя тратить «на цели, связанные с прямой или косвенной организацией военных или полувоенных операций в Никарагуа со стороны государств, организаций, групп, движений или отдельных лиц».

Кейси одобрил направление телеграммы следующего содержания: «Резидентуры должны прекратить и впредь воздерживаться от действий, которые могут быть истолкованы как оказание любой помощи, прямой или косвенной, какой бы то ни было организации, с которой мы имели дело в рамках никарагуанской операции. Все контакты с «контрас» должны осуществляться только, повторяю, только с целью получения разведывательной или контрразведывательной информации в интересах Соединенных Штатов».

Даже когда посол Саудовской Аравии Бандар прямо поставил перед Кейси вопрос о «контрас», последний в присутствии стенографа ответил: «По закону, ваше высочество, мне запрещено обсуждать с вами эту тему».

Когда бывший сотрудник Управления стратегических служб генерал-майор в отставке Джон Синглауб, занимавшийся сбором частных пожертвований для «контрас», затронул этот вопрос в разговоре с Кейси, тот отйетил: «Джон, еще одно слово — и я выброшу тебя из своего кабинета».

Однако в ходе многочисленных встреч с лидером «контрас» Адольфом Калеро, называвшим Кейси в неофициальной обстановке «дядюшкой Биллом», директор центральной разведки внимательно выслушивал сообщения об успехах «контрас» и приносил извинения за отсутствие у ЦРУ возможности оказывать прямую поддержку.

Богатый руководитель одной из колорадских пивных фирм и давний друг Кейси Джозеф Коорс, будучи на приеме у директора в старом здании административного управления, попросил директора оказать помощь «контрас». «Обратись по этому вопросу к Олли Норту», — недвусмысленно ответил Кейси. Коорсу, щедро предоставлявшему деньги на цели консерваторов, было предложено зайти в кабинет Норта. Последний убедил Коорса выделить 65 тысяч долларов на приобретение легкого самолета, для которого необходимы короткие взлетно-посадочные полосы.

Показывая Коорсу фотографию самолета, Норт называл его «ваш аэроплан». Названный «Мол», этот самолет был передан в хозяйство генерала Скиорда, которое было создано Макфарлейном и Нортом с помощью Совета национальной безопасности.

В начале 1985 г. Кейси отдал распоряжение подготовить по Никарагуа четыре разведывательные оценки по следующим проблемам: увеличение сандинистской армии до 65 тысяч человек, усилия сандинистов по укреплению своей власти в Никарагуа, помощь сандинистам со стороны русских и кубинцев, усилия сандинистов по экспорту революции в Сальвадор и в другие страны Центральной Америки. Сводя суть этих четырех документов к одному предложению, Кейси заявил президенту: «Советский Союз и Куба создали и укрепили в Никарагуа свой плацдарм, вложили сотни миллионов долларов в ведение агрессивной подрывной деятельности».

После 20 января 1985 г. (второй инаугурации Рейгана) Кейси с удовольствием наблюдал, как Бейкер и министр финансов Дональд Т. Риган поменялись постами: Бейкер перешел в министерство финансов, а Риган, старый друг Кейси с Уолл-стрита, стал руководителем аппарата Белого дома. У Бейкера всегда были честолюбивые замыслы, он оказывал на президента большое влияние. Имея трио в лице Бейкера, Миза и Дивера, Рейган располагал своего рода системой конкурирующих руководителей. Каждый из них стремился выделиться. При таком положении ни один не мог добиться чего-либо существенного. Дон Риган, миллионер, бывший руководитель фирмы «Мерилл, Линч», был заинтересован в реализации как можно большего числа пожеланий президента. Для этого у него был в подчинении сплоченный коллектив сотрудников Белого дома. И с некоторых пор Кейси стал замечать, что Рейган стал себя чувствовать более свободно и непринужденно. Чаще стал высказывать свои мысли и идеи. На заседаниях в Белом доме Рейган теперь с меньшим вниманием относился к тому, что говорят в Конгрессе, о чем пишут средства массовой информации, как учесть интересы «вашингтонской верхушки», выразителем которой был Бейкер. Дон Риган «расковал» президента. Во всем этом Кейси усмотрел новые возможности выбить деньги для контрас. Но на заседаниях комитетов по разведке от него по-прежнему требовали ответа, когда же они услышат о том, что контрас добились каких-то результатов. Однако Кейси в ответ мог лишь сказать, что пока он не располагает приятными сообщениями.

Первым во второй президентский срок нанес государственный визит в США король Саудовской Аравии Фахд. Он прибыл в Вашингтон в начале февраля 1985 года. За несколько дней до визита состоялась встреча Макфарлейна и Бандара. Они обсуждали вопрос — как обеспечить королю особый прием, и сошлись на том, что знаком особого отношения к королю будет личная аудиенция. На встрече Макфарлейна с Бандаром встал вопрос и о контрас Бандар предложил свои услуги и заявил, что саудовцы готовы довести свою помощь контрас до 2 миллионов долларов ежемесячно. В целом же они могут дать по меньшей мере еще 15 миллионов долларов.

12 февраля состоялась короткая встреча Рейгана с Фахдом. Король дал понять президенту, что саудовцы увеличат свои пожертвования «контрас», чем вызвал благодарность Рейгана. Макфарлейна, однако, беспокоил тот факт, что это была лишь временная мера. По его мнению, политика оказания помощи «контрас» будет эффективной лишь в том случае, если она найдет поддержку со стороны конгресса. Необходимо найти возможность получить новые ассигнования непосредственно от министерства финансов США.

Президент последовал совету Кейси и заявил публично, что «контрас» — «наши братья» и «в этот трудный момент мы не можем отвернуться от них». Он сказал, что наша цель — нанести сандинистам поражение. В одной из последующих речей Рейган добавил: «Оказание помощи «контрас» соответствует морали отцов-основателей Соединенных Штатов».

В ту весну Кейси с ужасом наблюдал, как одна несущественная проблема вывела из равновесия Белый дом. Скандал разразился в связи с намерением Рейгана посетить нацистское кладбище в Битбурге, Западная Германия. На Рейгана посыпались обвинения в антисемитизме и бессердечности. Это парализовало администрацию, метавшуюся между нерешительностью и желанием дать отпор.

Кейси беспокоило отсутствие у Белого дома плана действий, касавшихся рассмотрения в конгрессе вопроса о финансировании «контрас». Однако его личные возможности в этом отношении были ограничены. У него была отрицательная репутация, поэтому активно действовать он не мог. В ту неделю, когда должно было проходить голосование, он уехал в Питтсбург, чтобы произнести там речь и посетить редакции газет. В Белом доме царило уныние. Демократы — противники «контрас» поставили в палате представителей 24 апреля вопрос на голосование. Предложение о выделении «контрас» 14 миллионов долларов на предоставление невоенной помощи было провалено 215 голосами против 213. Кейси был поражен. Такая небольшая разница в числе голосов: один голос за предоставление денег привел бы к ничейной ситуации, два голоса — к победе.

«Если бы у О'Нила не было писем монахинь из Морикнолла, — заметил Кейси, — у нас были бы деньги на оказание помощи «контрас».

Кейси регулярно посещал различные города страны, где выступал с речами.

Первая речь, которую я слушал, была произнесена 17 апреля 1985 г. на конференции Флетчеровской школы права и дипломатии в Кембридже, штат Массачусетс. Кейси говорил о терроризме. В течение 45 минут он зачитывал с трибуны свою речь на 21 странице, говорил невнятно, глотая слова, едва слышно. В экземпляре, который он передал мне перед выступлением, я подчеркнул два предложения: «Мы не можем и не будем воздерживаться от насильственных действий для предупреждения и срыва террористических акций, когда обстоятельства потребуют применения силы. Многие страны, в том числе и Соединенные Штаты, имеют специальные подразделения и располагают возможностями для проведения операций против террористических групп».

По какой-то причине Кейси не сделал выводов и не довел свою речь до логического конца. Он просто прекратил говорить, и никто из присутствовавших не понял, что Кейси закончил свою речь, пока он не сказал: «Спасибо за внимание». Раздались жидкие хлопки. В течение двадцати минут он отвечал на вопросы, не скрывая своей скуки.

Один из присутствовавших, по всей вероятности не относившийся к собравшимся в зале консервативным ученым, спросил: «Какая разница между «контрас» и палестинцами?» Кейси сердито отреагировал: «Что вы сказали?» После того как вопрос был задан вторично, Кейси стушевался и наконец сказал: «Контрас» имеют свою родину и пытаются отвоевать ее. А палестинцы родины не имеют».

Начальник центральной разведки знал, что я собираюсь написать книгу о ЦРУ. Он поинтересовался, не хочу ли я возвратиться в Вашингтон на его самолете. Было около 10 часов вечера, я уже оформил для себя номер в гостинице, где проходила конференция, но сумел быстро выписаться. Он вышел из гостиницы в кое-как застегнутом дорогом новом плаще, как мальчишка, не умеющий одеваться и за одеждой которого следит мать.

У Кейси был винтовой самолет «Гольфстрим». Полет обещал быть спокойным и не быстрым. Кейси занял кресло, ослабил галстук и попросил одного из охранников принести виски и баночку с орешками, которые он горстями начал отправлять в рот. Охранник опустил тяжелые шторы, и мы без перерыва беседовали в течение двух часов. Директор сказал, что он испытывает определенную неловкость по поводу того, что беседует со мной один на один. Напомнил мне о том, что он не разрешает сотрудникам ЦРУ встречаться с журналистами в одиночку. Однако Кейси ответил на все возникавшие в ходе беседы вопросы, в том числе о генерале Доноване, новом всепогодном спутнике «Лакросс», операциях в Никарагуа, похищенном резиденте ЦРУ в Бейруте Бакли, съездах республиканской партии, на которых он присутствовал с 1940 г., о Рейгане, его администрации, Макмагоне и ЦРУ. О своем отце он лишь заметил: «Всю жизнь он работал в системе пенсионного обеспечения в Нью-Йорке».

Через две недели я летел в Нью-Йорк, чтобы присутствовать при произнесении им речи на обеде в клубе «Метрополитен».

«Когда меня просят выступить, я обычно говорю, что лишь затрону вопрос о разведке, — начал Кейси, — о которой я свободно говорить не могу. Поэтому я буду говорить о международных делах, которые я знаю хуже, но могу говорить более спокойно». Его слова были встречены продолжительным доброжелательным смехом. Здесь он, несомненно, чувствовал себя гораздо непринужденнее, чем в Кембридже. Отказ конгресса выделить деньги для «контрас» рассердил Кейси, и он разоткровенничался. Он заявил, что США фактически находятся в состоянии войны с Советами. «Но это — необъявленная война, — заявил Кейси и сравнил нынешнее время с годами, когда Гитлер не принимался всерьез. — Марксизм-ленинизм, — сказал он, — выпустил на свободу четырех предвестников апокалипсиса: голод, болезни, войну и смерть».

Кейси ударился в публичные разглагольствования, чего никогда не делал раньше. «В оккупированных странах — Афганистане, Камбодже, Эфиопии, Анголе, Никарагуа, — в которых марксистские режимы либо были навязаны, либо держатся за счет внешней силы… происходят разрушения, сравнимые с причиненными Гитлером Европе сорок лет тому назад».

Кейси вновь предложил мне лететь в своем самолете. Мы говорили о Рейгане, «контрас», Ливане, терроризме, его друзьях, денежных средствах, целях. Он рассказал о своем детстве в Квинзе, простых и постоянных привязанностях. Он вспомнил о драках, которые происходили на пути к школе. Это было после первой мировой войны, в 20-х гг., когда мальчишки сбивались в группы и устраивали драки. «Нас били, мы били», — говорил он. Помнит ли Кейси ребят, которые били его? «Конечно, вы думаете, что я что-то забываю?» Он жестко посмотрел на меня, его рот был полон орехов. «Особенно тех, от кого мне доставалось».

Он вернулся к вопросу о «контрас» и к поражению при голосовании в конгрессе. «Какая-то непонятная ситуация. Белый дом не может одновременно делать два дела. Президент интереса не проявляет. У него есть свои принципы, но он не обращает внимания на цели, не говоря о способах их достижения». Кейси горестно покачал головой.

— Президент не обращает внимания на советский ползучий экспансионизм.

Кейси поражала пассивность президента, безразличное отношение к своей работе и в целом к жизни. Он никогда не созывал совещаний и не определял повесток дня. Он ни разу не сказал Кейси: «Давай, сделай это» или «Выполните то-то», если такие просьбы не высказывались другими лицами или не подсказывались событиями. Внутри этого человека существовала какая-то эмоциональная стена. Возможно, это шло от отца, алкоголика и безработного в годы «великой депрессии». С удивлением Кейси обнаружил, что президент работает с девяти до пяти часов по понедельникам, вторникам и четвергам и с девяти до часу дня по средам, причем вторую половину дня он отводил верховой езде или физическим упражнениям. Между часом и тремя по пятницам он отправлялся в Кэмп-Дэвид. Во время работы в Овальном кабинете у президента нередко появлялось два или даже три часа свободного времени. В такие моменты он просил принести письма своих сторонников и отвечал на них. В своей резиденции многие вечера он проводил наедине с Нэнси. Они даже ужинали перед телевизором. По вечерам в субботу в Кэмп-Дэвиде, где они могли бы принимать любого гостя из любой страны мира, Нэнси и Рональд вместе с обслуживающим персоналом просматривали два старых или новых художественных фильма. Казалось, этим Кейси хотел сказать, что президент отказывался от применения данной ему власти и исполнения возложенных на него обязанностей.

Кейси находил Рейгана странным. Рейган ранее говорил, что остался бы в кино, если бы имел больший успех. Хотя он и был общительным человеком, настоящих друзей, кроме Нэнси, у него не было. Будучи по характеру ленивым и рассеянным, он, однако, обладал почти фотографической памятью и мог за несколько минут выучить наизусть страницу сценария или речь и затем прекрасно ее воспроизвести. Кейси серьезно изучал Рейгана, но, по его словам, понять его не мог.

Самолет приземлился на военно-воздушной базе Эндрюс, откуда Кейси сразу же отправился в десятидневную поездку по странам Дальнего Востока и Филиппинам, где сложилась трудная обстановка и где он планировал встретиться с президентом Маркосом.

«Никому ни слова», — приказал он мне. Затем он попросил остаться в самолете, пока он не пересядет в ожидавший его большой реактивный самолет. Я мог видеть, что у трапа самолета его ожидала большая группа сотрудников ЦРУ. Он сказал, что до такси я доберусь автобусом. «Могут подумать, что я проявил неосторожность, взяв вас с собой».

До сих пор я не понимаю, почему Кейси согласился на эту и другие беседы.

Спустя несколько дней после отказа конгресса выделить деньги для «контрас», президент Ортега вылетел в Москву с просьбой о предоставлении помощи. Это задело многих законодателей, голосовавших против помощи.

Некоторые из них заявили, что, если бы они знали об этом, то вели бы себя по-иному. Кейси не знал, кто больше не понял духа времени: Ортега или администрация Рейгана.

Кейси понял, что отказ конгресса не является окончательным. Сотрудник Совета национальной безопасности Норт разработал план обходных действий. В записке на имя Макфарлейна он предложил, чтобы президент публично выступил с просьбой о внесении частных пожертвований в пользу «контрас». Макфарлейн попросил Норта подождать, но одобрил идею создания фонда «Никарагуан Фридом Фанд, инк». Это была освобожденная от уплаты налогов организация, на счет которой можно было переводить свои пожертвования. Норт считал, что, если удастся собрать еще 15–20 миллионов долларов, численность «контрас» можно было бы увеличить до 35 тысяч человек.

Норт принял меры, чтобы Южная Корея и Тайвань также могли вносить свои пожертвования. Он же предложил потопить торговое судно «Монимбо», доставлявшее оружие сандинистам.

Уже больше месяца мне было известно, что Рейган подписал секретную директиву о формировании трех групп из числа ливанцев для нанесения упреждающих ударов по террористам. Представитель ЦРУ по связи с прессой Лаудер пытался отговорить газету «Вашингтон пост» от публикации статьи на эту тему. Нам стало известно, что эта секретная директива была аннулирована после взрыва в Бейруте автомашины со взрывчаткой, унесшего 80 человек. В то время мы знали о роли в этом деле ливанской разведки и не подозревали о тайном участии саудов-цев или о выделении ими на проведение операции 3 миллионов долларов. Мы не видели причин отказываться от публикации, поскольку операция провалилась, а директива стала достоянием истории.

— Это равносильно обращению со старой раной с помощью молотка, — в отчаянии заявил Лаудер. Статья была напечатана 12 мая под заголовком «План борьбы с террористами отменен…».

Через три дня Джордж Лаудер писал Кейси: «Представляется, что Вудворд планировал опубликование этой статьи вне зависимости от моих доводов. Со всей ответственностью я заявил ему, что статья искажает факты и является «приглашением к убийству». Я сказал ему, что, если бы он был на месте Фадлаллы и видел гибель своих сторонников, в том числе женщин и детей, а затем прочитал статью в «Вашингтон пост», у него несомненно появилось бы желание отомстить американцам. Я сказал Вудворду, что Джон Макмагон рекомендовал информировать его о том, что, если он опубликует эту историю, его никогда не будут принимать в этом здании.

Кроме того, я добавил, что такая безответственная статья поведает нам о том, что «Вашингтон пост» не только не питает никакого уважения к жизням американцев в Бейруте, но и продолжает свой традиционный поход против администрации, на этот раз вместе с членами и сотрудниками комитетов конгресса США по разведке, которые вмешиваются в тайные операции и создают проблемы для разведывательного сообщества.

Я также сказал, что его поведение и действия газеты «Вашингтон пост» достойны презрения. В будущем мы будем относиться к нему так же, как относимся к Джеку Андерсону и другим журналистам подобного пошиба».

Кейси позвонил мне в редакцию.

— Жизнь в опасности, — сказал он. — Я не уверен, достойна ли эта история того, чтобы ее предать гласности, но я не могу контролировать. Хотя, может быть, должен. История представлена в статье таким образом, как будто у нас была там своя ударная группа.

Кейси сказал, что статья сделает более трудной его жизнь и положение ЦРУ. Дело может иметь непредсказуемые последствия, сказал он, и следует учитывать не только его фактическую сторону, но и созданную статьей атмосферу. «Вам не следовало бы ее публиковать». Его тон был сначала беспристрастным, а затем ледяным: «Прежде чем все закончится, на ваши руки падет кровь».

21

«О политике в отношении Ирана», — прочитал Кейси, взяв в руки пятистраничный меморандум Грэма Фуллера, начальника информационноаналитической группы по странам Ближнего Востока и Южной Азии.

«При разработке нового политического курса в отношении Ирана Соединенные Штаты сталкиваются с трудной ситуацией, — говорилось в меморандуме. — Можно сказать, что режим Хомейни неустойчив. Он движется, очевидно, к моменту истины: в скором времени мы будем свидетелями борьбы за власть. У Соединенных Штатов почти нет вариантов, у СССР — их много».

Фуллер ссылался на два основных принципа американской политики в отношении Ирана: отказ от поставок оружия и готовность ответить на организуемые Ираном террористические акты. Он утверждал, что эта политика дала отрицательные результаты и сегодня более, чем когда-либо, она стимулирует интересы СССР.

«Однако необходимо, чтобы мы подумали о проведении смелой и раскованной политики, которая обеспечила бы по меньшей мере более значительную роль Соединенных Штатов в складывающейся в регионе ситуации».

«Ни у кого нет никаких перспективных идей относительно того, как нам вернуться в Тегеран».

Кейси почувствовал, что его час пробил. На протяжении нескольких месяцев он требовал от Фуллера новых идей. Кейси решил, что в течение второго президентского срока он попробует проводить по паре тайных операций в месяц. Причем таких, которые дадут результаты. У него есть свобода действий, он может заставить маховик крутиться, реализовать новые идеи. Копию разработанного Фуллером документа он направил Шульцу.

В подготовленной через три дня специальной национальной разведывательной оценке, озаглавленной «Иран: перспективы возникновения нестабильности», говорилось, что США не будут играть активной роли в событиях в Иране. Кейси с удовольствием отметил, что несколько сотрудников Макфарлейна в Совете национальной безопасности поддержали идею представить на подпись президенту проект директивы, разрешающей продать Ирану некоторое количество оружия. В проекте директивы об этом было сказано довольно деликатно: «Это включает в себя предоставление на разовой основе определенных видов военной техники».

Кейси писал Макфарлейну: «Я решительно поддерживаю содержащийся в проекте директивы упор на политические шаги США в отношении Ирана, особенно на необходимости принятия своевременных и конкретных шагов с тем, чтобы усилить давление со стороны США и не допустить, чтобы СССР в одностороннем порядке воспользовался возможными изменениями и беспорядками в этой очень важной стране».

Шульц написал Макфарлейну о своем несогласии, учитывая, что «связанные с Ираном группы удерживают в настоящее время американских заложников в Ливане». На своей копии Уайнбергер пометил: «Это абсурдно». Он считал, что подобные действия столь же неприемлемы, как, например, приглашение Каддафи на дружеский обед.

Однако Кейси знал, что отрицательное мнение госсекретаря и министра обороны еще не означает полного отказа от идеи.

Американцев продолжали похищать в Бейруте. 28 мая был захвачен директор американского госпиталя в Бейруте Дэвид П. Якобсен. Больше года пленником был резидент ЦРУ Бакли. Что-то нужно было предпринимать. Что-то нетрадиционное.

В Белом доме Норт разработал свой план. Два сотрудника Управления по борьбе с наркотиками вступили в контакт с одним из своих осведомителей, которого они использовали ранее в связи с наркобизнесом на Ближнем Востоке. Он заявил, что за 200 тысяч долларов можно вызволить двух американских заложников, и одним из них будет Бакли. Оперативные сотрудники ЦРУ отнеслись к этой идее с большим недоверием. Политика США состояла в том, чтобы не выплачивать никаких выкупов. Как они могли быть уверены в том, что использование осведомителя не противоречит закону? Макфарлейн получил разрешение президента собрать из частных источников деньги на проведение операции. Это задание было поручено Норту. Он связался с техасским миллиардером Россом X. Перотом, который в 1979 г. нанял группу командос из семи человек для спасения двух своих служащих, захваченных в Иране. Эта история была воспроизведена в бестселлере Кена Фоллета «На крыльях орла» и показана в телевизионном фильме. Перот, с 1982 г. входивший в состав Консультативного комитета по вопросам внешней разведки, всегда был готов помочь Белому дому. Необходимую сумму денег он выделил.

7 июня 1985 г. совершенно секретным меморандумом с грифами «Только для прочтения», «Особо охраняемые сведения», «Для принятия действий» Норт информировал Макфарлейна о том, что 200 тысяч долларов — это только первый взнос наличными. В Вашингтоне он встречался с «агентом» или «посредником» Управления по борьбе с наркотиками. Норт писал, что «заложников можно выкупить, заплатив за каждого миллион долларов». «Предполагается, что о торге по поводу цены речи быть не может из-за числа лиц, которым нужно дать взятку». Макфарлейн поставил свои инициалы в графе «Одобрил». 200 тысяч были отправлены осведомителю. Результатов не последовало.

14 июня 198S г. два ливанца захватили самолет компании «Трансуорлд Эйрлайнс», летевший рейсом 847 из Афин в Рим. Они вынудили его приземлиться в Бейруте, а затем лететь в Алжир. Началась 17-дневная транслировавшаяся по телевидению эпопея с заложниками. Ситуационная комната Белого дома, оперативный центр ЦРУ, а фактически и весь мир получали полную информацию, следили за тем, как корреспонденты телевидения брали интервью у пилотов и освещали обстановку в районе нахождения самолета. В ходе штурма самолета 23-летний матрос ВМС США Роберт Дин Стетем был убит. Все заложники, в том числе 39 американцев, были в конце концов освобождены невредимыми.

Макфарлейн, Кейси и другие руководители учреждений, входящих в систему национальной безопасности, понимали, что администрации Рейгана просто повезло по сравнению с администрацией Картера, которой пришлось столкнуться с иранским кризисом продолжительностью 444 дня. Но они понимали, что этот случай еще больше обнажил недостаточность усилий, направляемых на борьбу с терроризмом, и отсутствие эффективной политики. Возможность причинения американцам унижения и их уязвимость побуждали различных сумасшедших и фанатиков к нанесению по США ударов, которые можно было бы запечатлеть на телевизионную пленку.

Хотя Кейси достоверно не знал, кто стоит за угонщиками, однако имеющаяся у ЦРУ информация о пособниках терроризма указывала на Ливию. Коды, которые использовали ливийцы, АНБ расшифровывало. Сотрудники ливийских служб действовали неумело, оставляли следы. Сирийцы и иранцы в отличие от них были более скрытны и дисциплинированны.

8 своих сообщениях Кейси продолжал представлять деятельность Каддафи исключительно в отрицательном плане. В марте 1985 г., тремя месяцами раньше, он разослал специальную национальную разведывательную оценку «Ливия при Каддафи: угроза интересам США и западных государств». В этом секретном документе говорилось, что в течение следующих восемнадцати месяцев Каддафи будет создавать очаги напряженности в различных районах мира; что Ливия предоставляла «деньги, оружие, базы, содействовала передвижению террористов, осуществляла подготовку примерно 30 повстанческих, террористических или радикальных групп».

К разведывательной оценке была приложена складная цветная карта мира, на которой было показано, как подрывные щупальца Каддафи проникают во все уголки планеты. На ней красным цветом были закрашены страны, в которых, согласно разведывательным данным, Каддафи поддерживает повстанческие или террористические группы. К таким странам относились: Гватемала, Сальвадор, Колумбия, Чили, Доминиканская Республика, Испания, Турция, Иран, Ливан, Пакистан, Бангладеш, Таиланд, Филиппины, Нигер, Чад, Судан, Намибия и еще восемь стран африканского региона.

Другая группа стран была закрашена на карте в желтый цвет. Это означало, что, по имеющимся разведывательным данным, Каддафи оказывает финансовую поддержку политическим оппозиционным группировкам или левым политическим деятелям в этих государствах. В число таких стран входили: Австрия, Великобритания, Коста-Рика, Санта-Лючия, Доминика, Антигуа и Австралия.

На приложенной к оценке второй карте был обозначен большой круг с центром в Ливии, охватывающий северную часть Африки, Средиземноморский бассейн и далее вплоть до Москвы. Именно в этом радиусе Каддафи мог демонстрировать свою военную мощь, используя бомбардировщики ТУ-22 и подводные лодки типа «Ф».

В оценке отмечалось, что Каддафи «стал политически расчетливым деятелем», приобрел новую уверенность в себе, которая может толкнуть его на дальнейшие потенциально более опасные авантюры.

В основном разделе оценки говорилось: «Мы полагаем, что Каддафи направит свою деятельность против американского персонала и объектов, если он:

— будет совершать нападения без возмездия со стороны американцев,

— будет уверен в том, что США угрожают непосредственно ему или активно пытаются свергнуть его режим.

Кейси гордился тем, что в ЦРУ подготовлена оценка, в которой была четко обозначена проблема. Управление разведки и исследований госдепартамента особых возражений не высказало. По его мнению, основной целью Каддафи было уничтожение своих противников, а затем достижение господства в регионе.

Макфарлейн держал Каддафи в центре внимания Белого дома. 30 апреля Рейган подписал директиву № 168 по вопросам национальной безопасности — «Политика США в отношении Северной Африки». В этом секретном документе говорилось: «Под эгидой Совета национальной безопасности следует создать межведомственную группу для пересмотра стратегии в отношении Ливии и разработки вариантов противодействия подрывной деятельности Каддафи». Главные правительственные ведомства получили шесть распоряжений. Из них заслуживало особого внимания следующее: «Министерство обороны должно пересмотреть программу проведения учений «Стеаретеп», дать свои соображения и рекомендации. («Стеаретеп» — так назывались учения, которые должны проводиться у берегов Ливии[26]).

Поскольку Кейси продолжал кампанию против Каддафи, аналитики других разведывательных служб передавали ему информацию, чтобы «не дать затухнуть огню». 9 мая 1985 г. в совершенно секретной ежедневной разведывательной сводке давался анализ положения в Ливии в течение первого года после попытки переворота 8 мая 1984 г., когда были атакованы казармы Каддафи. В сводке говорилось, что Каддафи «остается активным террористом» и что Ливия в настоящее время поддерживает план, предусматривающий доставку бомбы на грузовом автомобиле к посольству США в Каире. Кроме того, в сводке указывалось, что «движение ливийских диссидентов и эмигрантов, руководимое Национальным фронтом спасения Ливии, планирует взорвать в стране какой-либо военный объект, чтобы продемонстрировать Каддафи свое присутствие».

Был налажен постоянный контроль за деятельностью ливийцев. Ливия обсуждала вопрос о приобретении новейших истребителей и танков, с Грецией велись переговоры о закупке вооружений на сумму 500 миллионов долларов. Ливия планировала проведение двухмесячных военных учений с Турцией, поступали агентурные сообщения о формировании «двух морских групп особого назначения для проведения диверсионных и террористических рейдов во главе с подполковником Хиджази, главным помощником Каддафи. Со спутников поступали фотографии об оснащении ракетами истребителей-перехватчиков МИГ-23 и «Флоггер-В».

В одном сообщении говорилось, что «находящиеся в изгнании противники Каддафи пока не представляют какой-либо угрозы его режиму», однако отмечалось, что эмигранты «получают деньги, проходят подготовку и даже используют территорию Египта, Алжира, Судана и Ирана в своих целях. Помогает им и арафатовская группировка Организации освобождения Палестины».

Поэтому после июньского кризиса, связанного с захватом самолета компании «Трансуорлд Эйрлайнс», администрация Рейгана созрела для действий. На состоявшемся в середине июля заседании Группы планирования по вопросам национальной безопасности Макфарлейн заявил Рейгану и его высокопоставленным внешнеполитическим советникам, что экономические санкции и дипломатическое давление не оказали на Каддафи какого-либо заметного влияния. Необходимы более действенные меры. Кейси, Шульц, Уайнбергер и другие с этим согласились. Такой широкий консенсус был редким явлением. Комплексный план был принят.

Антикаддафовским операциям и планам было присвоено совершенно секретное кодовое наименование «Флауэр». К ним имели доступ около двух десятков лиц, включая президента и директора ЦРУ.

Проводившаяся в рамках «Флауэр» тайная операция «Тьюлип» была нацелена на свержение Каддафи путем оказания поддержки выступающим против него эмигрантским движениям, в том числе Национальному фронту спасения Ливии, а также усилиям других стран, таких, как Египет, стоявших за смещение Каддафи.

«Роуз» — это кодовое обозначение еще одной операции по нанесению упреждающего военного удара по Ливии по согласованию с союзниками, особенно с Египтом. Соединенные Штаты обеспечивают воздушную поддержку. Одной из целей будут казармы Каддафи, которые следует рассматривать как его военный террористический координационный центр.

На одном из совещаний возник мучивший администрацию десятилетиями вопрос: можно ли назвать это убийством? Президент заявил, что не следует беспокоиться по поводу запрещения убийств. Если Каддафи будет убит, он примет огонь на себя.

Просить больше было не о чем: вопрос урегулирован. Тайное давление, предусмотренное операцией «Тьюлип», и военное планирование в рамках акции «Роуз» должны были дополнять друг друга. Если даже эти операции не дадут ожидаемого результата, они создадут в Ливии кризисную обстановку, в условиях которой антикаддафовские военные могут свергнуть его.

Тайно был подготовлен для президента проект выступления, в котором он должен был объявить об упреждающем или ответном ударе.

Под руководством заместителя директора ЦРУ по информационно-аналитической работе Боба Гейтса срочно разрабатывался итоговый анализ всех положительных и отрицательных моментов, связанных с упреждающими военными действиями. 15 июня в совершенно секретном документе был изложен основной вывод Гейтса: «Несмотря на некоторые отрицательные моменты, представляется возможность перекроить карту Северной Африки».

Одновременно с этим Кейси занимался и другим. Во время июньского кризиса, связанного с захватом самолета компании «Трансуорлд Эйрлайнс» 847, давний друг Кейси Джон Шейхин рассказал ему, что, по заявлению одного человека, обвиняемого в поставках оружия Ирану, министерство иностранных дел Ирана готово обменять заложников на противотанковые ракеты. Спустя некоторое время Иран оказал содействие в освобождении последних заложников — служащих «Трансуорлд Эйрлайнс». Для Кейси это был сигнал к действиям.

8 августа Кейси присутствовал в Белом доме на заседании Группы планирования по вопросам национальной безопасности вместе с президентом, Бушем, Шульцем, Уайнбергером, Риганом, Макфарлейном и Пойндекстером (разработка планов против Ливии тем временем продолжалась). Макфарлейн изложил предложение, в соответствии с которым противотанковые ракеты Ирану должен был предоставить Израиль. Соединенные Штаты пополнят за это его военные запасы. Взамен Иран добивается освобождения остальных находящихся в Ливане американских заложников.

Шульц и Уайнбергер выступили против. Кейси понравилось это предложение, инициатором которого был Дэвид Кимче, второй человек в министерстве иностранных дел Израиля и бывший человек номер два в израильской разведке Моссад. Ранее Макфарлейн обрисовал Кейси всю перспективу. Кимче просил Макфарлейна ни с кем из правительства США по этому вопросу не консультироваться, однако Макфарлейн ответил, что ему нужно личное мнение Кейси. ЦРУ останется в стороне. Это такое мероприятие, участие в котором США можно было отрицать и которое могло привести к освобождению заложников. Привлечение к операции ЦРУ потребовало бы соответствующей директивы президента и уведомления о ней комитетов конгресса. А эта операция была именно такой, которую конгрессу нельзя было доверять.

Хотя у ЦРУ были сообщения, что бейрутский резидент Бакли, находившийся в руках террористов уже почти восемнадцать месяцев, убит, Кейси не терял надежды, что он объявится, если будут возобновлены какие-то отношения с иранцами.

Руководителем операции назначался подполковник Норт. Государственный департамент выдал ему паспорт на Уильяма П. Гуда, а заместитель Макфарлейна адмирал Пойндекстер в компьютерной системе Совета национальной безопасности организовал частный межведомственный канал связи с Нортом.

12 сентября Норт связался с Чарлзом Алленом, сотрудником Кейси по контртеррору, одним из наиболее информированных людей по Ирану в разведывательном сообществе. Норт знал, что Ирану доверять нельзя, и хотел получить всю имеющуюся информацию. Он попросил Агентство национальной безопасности установить некоторых лиц в Иране и Ливане. Одним из них был Манучер Горбанифар, который должен быть внесен в список первоочередных объектов, за телефонными разговорами, банковскими счетами и телексами которых должно вестись постоянное наблюдение. Горбанифар был ключевым посредником между Ираном и Израилем в вопросах поставок оружия. Норт распорядился, чтобы материалы перехвата направлялись Кейси, Макфарлейну, ему и Уайнбергеру, который должен быть в курсе всех дел, так как министерство обороны отвечало за пополнение запасов оружия Израиля. Шульц и другие сотрудники госдепартамента исключались из этого круга лиц.

Горбанифар был хорошо известен ЦРУ с 1974 г., когда он стал тайным агентом. Горбанифар принадлежал к тем изворотливым людям — наполовину политикам, наполовину бизнесменам, которые постоянно отирались около разведки. Однако, где бы он ни появлялся со своими идеями, двери перед ним захлопывались. В 1981 г. он способствовал распространению слухов о ливийских террористических группах, якобы направленных в США для убийства Рейгана или его старших помощников.

ЦРУ установило, что информация Горбанифара была не только ложной, но и преднамеренно сфабрикованной. В 1983 г. ЦРУ прекратило с ним связь как с агентом. В 1984 г. оно распространило срочное предупреждение, что Горбанифар является провокатором. Однажды он предложил третьей стране давать информацию по Ирану, если его компаньонам будет разрешено вывозить из нее наркотики. В ЦРУ он дважды провалился при проверках на детекторе лжи. Кейси сознавал опасность, исходящую от Горбанифара, но последний относился к тому типу людей, которые нередко становились агентами разведок: нечистоплотность не отрицает полезности.

Продаже оружия мешало недоверие между Ираном и Израилем. Иран не хотел платить до получения оружия, а Израиль не хотел поставлять ракеты, пока они не оплачены. Чтобы преодолеть тупик, Горбанифар предложил организовать заем от саудовского бизнесмена Аднана Кашогги, который предоставил 5 миллионов долларов на покупку 505 ракет. 15 сентября был освобожден американский заложник священник Бенджамин Уир.

Теперь Кейси мог видеть, насколько сильно проблема заложников и терроризма портила настроение у Белого дома и президента. Освобождение Уира было воспринято в Белом доме почти как знамение свыше.

Тем временем Совет национальной безопасности настойчиво продолжал разработку планов совместного американо-египетского удара по Ливии в рамках акции «Роуз». Как и в отношении Ирана, у главных советников Рейгана возникли значительные разногласия. Шульц возражал против проведения этой операции. Поэтому он тайно вызвал в Вашингтон посла США в Египте Николаса А. Велиотеса, чтобы воспрепятствовать осуществлению плана СНБ. «Вы не поверите, что эти сумасшедшие из Белого дома придумали на этот раз», — заявил один из главных советников Шульца Велиотесу по его прибытии в Вашингтон. После интенсивной работы в субботу и воскресенье Шульц и Велиотес пришли к убеждению, что им удалось переработать этот план в серию «ответных действий оборонительного характера».

Макфарлейн занимался подготовкой встречи Рейгана с Горбачевым, поэтому его заместитель Пойндекстер наблюдал за составлением планов в отношении Ливии. Для продолжения операции «Роуз» Пойндекстер считал необходимым посетить Каир для встречи с президентом Египта Хосни Мубараком. Госдепартамент и Велиотес пытались помешать этому, однако на «лейбор дей» (День труда) Пойндекстер прибыл в Египет, имея при себе обещание Рейгана оказать Египту непосредственную боевую поддержку. Прежде чем Пойндекстер изложил свой вариант плана, его прервал египетский президент, нетерпеливый человек, предпочитающий говорить, а не слушать.

«Послушайте, адмирал, — сказал Мубарак, — когда мы примем решение о нападении на Ливию, это будет наше решение, и произойдет это в установленное нами время».

Пойндекстер встретился с высокопоставленными чиновниками из министерства обороны Египта, где нашел благосклонный прием. Несмотря на явное противодействие Мубарака, Пойндекстер был убежден, что он уяснил желание президента действовать и это в конце концов сыграет решающую роль.

В октябре четыре палестинских террориста захватили итальянское туристское судно «Акилле Лауро» с 438 пассажирами на борту, и Белый дом был приведен в состояние готовности на случай террористических действий. Шестидесятилетний американский турист Леон Клингхоффер был застрелен в своем кресле-качалке и выброшен за борт. Удерживаемое террористами судно встало на якорь в Египте.

Мубарак недолюбливал закрытую систему телефонной связи, поставленную Египту Соединенными Штатами. Она представляла собой аппарат с переключением на «разговор» и «прослушивание». При пользовании им вести одновременный обмен мыслями было невозможно, поэтому Мубарак предпочитал обычный телефон. Администрацией США было отдано распоряжение об усилении сбора информации разведслужбами в Египте, особенно Агентством национальной безопасности и с помощью спутников. 10 октября рано утром был перехвачен телефонный разговор Мубарака со своим министром иностранных дел, и через полчаса это совершенно секретное сообщение поступило в Ситуационную комнату Белого дома. До этого Мубарак публично заявил, что четыре захвативших судно террориста покинули Египет. Перехват свидетельствовал о другом. В этом разговоре Мубарак сообщил своему министру иностранных дел, что террористы все еще в Египте. Он кричал, что Шульц сумасшедший, если думает, что Египет передаст террористов в руки США, как только его об этом попросят. В конце концов Египет — арабская страна и не может оставаться безучастной к судьбе своих братьев из Организации освобождения Палестины.

К 11 часам того же дня в Ситуационную комнату поступило еще одно сообщение об еще одном перехваченном разговоре. В нем Мубарак упомянул номер самолета, которым через несколько часов террористы должны были покинуть Египет. Египетский реактивный самолет «Боинг-737» находился на взлетно-посадочной полосе базы ВВС «Аль-Маса» в Каире.

Норт знал, что такие точные разведывательные данные получают довольно редко, представившуюся возможность нельзя было упускать. Он изложил свой план Пойндекстеру: американские реактивные самолеты перехватывают «Боинг-737» и сажают его на базе НАТО в Сицилии. Затем захватывают террористов.

Идея была доложена находившемуся в Чикаго президенту. Он ее одобрил.

В тот день АНБ перехватило еще 10 разговоров Мубарака, в которых обсуждался окончательный вариант отправки террористов. Пойндекстер и Норт чувствовали себя так, как будто находились в кабинете Мубарака. Перехваты свидетельствовали о росте тревоги Мубарака по мере принятия им решений. Сначала он не знал об убийстве Клингхоффера. Когда ему об этом стало известно, он понял значение этого факта и знал, что США не будут бездействовать. Он в гневе кричал на своих помощников, требуя объяснить, почему его не проинформировали вовремя.

АНБ сообщило в Белый дом время прибытия четырех террористов на самолет, номер рейса и план полета в Алжир. Позднее в тот же день четыре истребителя Ф-14 с авианосца «Саратога» перехватили египетский самолет и посадили его на Сицилии. Террористы должны были предстать перед итальянским судом.

На следующее утро президент Рейган встал, когда Пойндекстер вошел в его кабинет и, подняв руку в военном приветствии, сказал: «Я отдаю честь ВМС».

Пакет, содержащий десятки страниц записей разговоров Мубарака, сыграл решающую роль. Из них стали известны конкретные планы, настроения, решительные намерения Мубарака передать террористов палестинцам, а также время и место этой передачи. Общественность, демократы и республиканцы засыпали Рейгана похвалами. Это была его первая победа над террористами. Понимая значение перехваченных сообщений, когда в очередной раз Рейган увидел Кейси, он, главнокомандующий вооруженными силами, почти поклонился своему директору центральной разведки. Для Кейси это была долгожданная победа. Многие скептики, Боб Гейтс в том числе, утверждали, что вряд ли можно своевременно добывать реализуемую тактическую информацию. Когда же разведка получала подобные сведения, Кейси считал это крупной удачей. Кейси сам преподнес себе подарок, именно во имя этого он работал, действовал, доказывая важность разведки.

Примерно через две недели Мубарак обнаружил, что его служебный телефон прослушивается. Однако АНБ располагало более совершенными методами и позднее продолжало перехватывать его разговоры, в том числе разговор, состоявшийся в том же месяце, свидетельствовавший о гневе Мубарака по поводу передачи сирийскими властями американцам тела Клингхоффера, прибитого волнами к берегу.

Кейси прочитал сообщение о том, что три советских дипломата, похищенные той осенью в Бейруте, через месяц были освобождены. Четвертый вскоре после похищения был убит, но эти трое не пострадали. Вскоре Кейси получил от израильской разведки сообщение, что такого успеха русским удалось добиться после того, как агенты КГБ захватили в Ливане родственника лидера организации радикальных мусульман «Хизболла», расправились с ним и подбросили тело в штаб-квартиру этой организации. Вместе с телом была отправлена записка, что другие члены организации умрут подобной же смертью, если советские дипломаты не будут освобождены. Вскоре после этого трое — атташе, торговый представитель и посольский врач — были освобождены (отпущены на свободу на расстоянии нескольких кварталов от посольства). В заявлении, переданном по телефону информационному агентству, говорилось, что это «жест доброй воли».

Кейси убедился в том, что Советы знали, как разговаривать с «Хизболла».

В ту осень Кейси пригласил на беседу в свой кабинет в Лэнгли Бернарда Макмахона, руководившего в течение последних девяти месяцев штатом сотрудников сенатского комитета по разведке. Макмахон, отставной морской офицер, не имеющий никакого отношения к Джону Макмагону, в течение нескольких лет исполнял обязанности помощника по административным вопросам Тэрнера, в бытность последнего директором ЦРУ.

Кейси задал Макмахону много вопросов относительно самого Тэрнера, его людей, его взглядов, о том, как Тэрнер руководил ЦРУ. Он расспрашивал Макмахона об отдельных лицах, он хотел получить объективную искреннюю оценку настоящего и прошлого состояния ЦРУ. «Разве здесь работают не прекрасные люди?» — спрашивал Кейси. Макмахон соглашался с такой оценкой: высококвалифицированные, умные, напичканные идеями.

— Почему, как вы думаете, почему они здесь занимаются этой работой? — спросил Кейси совершенно серьезно. — Почему они находятся здесь? В чем действительная причина?

— Патриотизм, острые ощущения.

— Нет. И еще раз нет, — сказал Кейси. — У нас здесь есть шанс осуществлять свою собственную внешнюю политику. Мы находимся на острие отношений. Мы — активно действующий орган правительства.

В ту осень я получил сведения, что вопрос о Каддафи интенсивно рассматривается в Белом доме и ЦРУ, разрабатываются планы проведения крупной тайной операции по подрыву его позиций. «Шульц источает уверенность, — передали мне, — государственный секретарь решительный сторонник операции, он говорит о ней так, будто она подсказана самим господом богом, хотя я лично не подошел бы к ней ближе 10 футов», — сказал человек, который мне все это говорил. Другой, более высокопоставленный чиновник, присутствовавший при разговоре, среагировал следующим образом: «Почему так близко? Я бы не подошел к ней и на 20 футов».

Секретная часть плана, которая должна выполняться ЦРУ, носившая название «Тьюлип», была представлена на рассмотрение комитетов по разведке сената и палаты представителей конгресса США.

Лишь незначительное большинство поддержало этот антикаддафовский план: восемь к семи в сенатском комитете, девять к семи в комитете палаты представителей.

Однако, несмотря на то что новый председатель сенатского комитета по разведке Дэвид Дюренбергер и его заместитель Патрик Лихи выступали против этого плана, им не удалось склонить на свою сторону большинство членов комитета. Они задавали такой вопрос: каким образом осуществление плана оказания помощи находящимся в изгнании лицам и диссидентам совместить с законом, запрещающим убийства? Ведь ливийские эмигранты выступают за уничтожение Каддафи.

Кейси отвечал, что разведка окажет помощь тем, кто выступает за смещение Каддафи. Не исключено, что эти лица попытаются убить его, но это не входит в планы ЦРУ.

Дюренбергер и Лихи утверждали, что поддержка официальных убийц означает убийство.

Кейси стоял на своем. Президент санкционировал план, однако конгресс может отказать в финансировании.

Два сенатора потребовали, чтобы им представили все детали операции: кто, что, где, когда. Они внимательно изучили все дела, заглянули во все уголки. Они направили президенту совершенно секретное письмо, в котором выступили с резким протестом. Эти сенаторы задали президенту вопрос: разве такие действия не означают убийство? Белый дом ответил, что плана осуществления убийств нет, и просил сенаторов убрать из своего письма слово «убийство». Но сенаторы отказались это сделать.

Лихи считал, что администрация обманывает и комитеты, и себя. Во имя борьбы с терроризмом, во имя борьбы с коммунизмом в Никарагуа она готова втянуть страну в еще одну тайную войну. Но, как и в Никарагуа, эта война не останется в тайне. И как в Никарагуа, она в конце концов выйдет из-под контроля.

Кейси был очень недоволен тем, что сенатский комитет по разведке стремился вникнуть во все детали операции.

В субботу 2 ноября я позвонил Кейси — его друг и коллега по Управлению стратегических служб Джон Шейхин скончался за день до этого — и выразил директору ЦРУ свои соболезнования.

— Да, это был хороший человек, — ответил Кейси задумчиво.

Я сказал, что мы собираемся опубликовать статью о том, что Рейган разрешил ЦРУ осуществлять подрыв позиций Каддафи с помощью тайных операций. «Вашингтон пост» не намеревается давать каких-либо подробностей, за исключением упоминания о том, что это будет достигнуто посредством оказания ЦРУ помощи тем странам и эмигрантским организациям, которые стремятся к свержению Каддафи.

— Некоторые люди возражали бы против такой статьи, — сказал Кейси. — Не смогу ли я отговорить вас от этого шага?

Учитывая важность дискуссий и споров внутри администрации и в комитетах конгресса по разведке, я ответил, что не знаю, почему нам не следует публиковать такую статью.

Кейси хмыкнул в ответ.

Я упомянул вопрос об убийствах, именно на него будет обращено внимание в статье.

— Но, — сказал Кейси, — мы не убиваем.

Казалось, что Кейси как-то не уверен в себе. Он вежливо попрощался, не добавив ничего.

В течение следующего получаса он позвонил мне, чтобы обратить внимание на следующий факт президент, государственный секретарь и он, Кейси, заинтересованы в обуздании терроризма, а не в оказании помощи в деле убийства Каддафи. Он сказал, что при рассмотрении операций на самом высоком уровне правительства основное внимание уделяется достижению именно этих конечных целей.

Я ответил, что эта мысль нашла полное отражение в статье.

Кейси больше ничего не сказал и повесил трубку.

Этот разговор напомнил мне о случае с Брэдли, который рассказал о мягкости возражений Кейси против публикации три с половиной года тому назад его статьи о никарагуанской операции. Тогда директор либо признавал неизбежность разоблачений, либо считал, что сообщение об этой тайной операции будет в интересах ЦРУ и его самого.

Статья по Ливии появилась на следующий день, в субботу 3 ноября 1985 г. Позднее в этот день вернувшийся из Кэмп-Дэвида президент Рейган отмахнулся от всех вопросов, связанных с этим делом. Белый дом опубликовал следующее заявление: «Не полагаясь на бездоказательные утверждения и выводы, сделанные в статье «Вашингтон пост» по поводу сообщений о Ливии, президент отдал распоряжение провести расследование источников утечки информации из документов разведки США, использованных в данной статье, чтобы выяснить, кто допустил эту утечку, и принять соответствующие меры».

На самом деле в Белом доме испытывали определенное облегчение. Была раскрыта информация только об операции «Тьюлип» — секретном плане ЦРУ, — об остальных же вопросах говорилось в самой общей форме. В тайне остался совершенно секретный военный аспект операции «Роуз».

Кейси отправился на прием к президенту. В кабинете он бросил на его стол копию статьи из газеты «Вашингтон пост». «Просмотрите, — заявил директор ЦРУ, — как я и говорил, контроль со стороны конгресса не срабатывает. У этих негодяев язык не держится за зубами». Кейси объяснил президенту, что вопрос об убийстве Каддафи был как раз тем вопросом, по которому он получил головомойку от комитетов по разведке конгресса.

Утечка произошла на слушаниях комитетов. Есть соответствующие доказательства.

Рейган направил в комитеты по разведке письмо на двух страницах, в котором утверждал, что утечка секретной информации произошла по их вине и что это недостойный способ добиваться прекращения тайной операции, против которой возражает лишь меньшая часть членов комитетов. Далее президент указывал, что сам факт утечки информации — это почти самое худшее, что могло бы случиться в сфере национальной безопасности, и это ставит под сомнение целесообразность контроля со стороны конгресса. Фактически президент обвинил членов комитета в измене.

Сенатор Дюренбергер позвонил Дону Ригану: «Мы организуем расследование, чтобы выяснить, по чьей вине это произошло». Оба комитета провели расследование, в результате которого выяснили, что в упомянутой статье содержались цитаты из совершенно секретного (на 29 листах) документа «Оценка уязвимости», в котором делался вывод о том, что недовольных из числа ливийских военных «можно было бы склонить к убийству Каддафи». Никто из членов комитетов не видел этого документа. Это почти неопровержимо говорило о том, что утечка произошла в одном из эшелонов администрации. Примерно через неделю в направленном Рейгану ответном письме комитеты сняли с себя обвинения. На письмо Рейган не ответил.

Посол США в Египте Велиотес встретился на Кипре с министром обороны Газалла. Тот был огорчен утечкой информации, особенно в части, касающейся тайной акции, которую готовило ЦРУ. Он спросил Велиотеса, как же Египет может доверять Соединенным Штатам. Его беспокоила военная часть планируемой операции. Не повторится ли залив Свиней? Не отступят ли вновь Соединенные Штаты в последний момент?

Велиотес ответил, что президент весьма огорчен имевшей место утечкой информации, что будут приняты меры в отношении тех, кто разгласил ее. В то же время, заявил Велиотес, следует учитывать, что эта история скоро забудется, поскольку в ней нет политической подоплеки. В Соединенных Штатах все хотят избавиться от Каддафи.

Кейси поручил одному из аналитиков осуществить детальное изучение положения в Ливии на предмет выделения объектов для нанесения ударов. В подготовленном совершенно секретном документе указывалось, что лучший момент для нанесения ударов — предрассветное время. Однако Пентагон провел свое собственное исследование, касающееся развязывания США прямых военных действий, в котором отметил небольшие шансы на успех, что было равносильно отказу от проведения операции. Планом предусматривалось внезапное нападение на Ливию вместе с Египтом. По мнению Пентагона, такая военная операция потребует шесть дивизий в составе примерно 90 тысяч человек. Стратеги Пентагона хотели выяснить политические цели данной операции. Хотим ли мы войны с Ливией?

Уайнбергер и Объединенный комитет начальников штабов ответили на это отрицательно.

Той осенью Кейси прошел медицинское обследование. Он знал, что у него со здоровьем не все в порядке. Ему был поставлен диагноз — рак предстательной железы. Шансы на излечение с учетом его 72-летнего возраста были не очень хорошими. Он попросил подобрать ему всю имеющуюся литературу об этой болезни и согласился пройти интенсивный курс ежедневного облучения и химической терапии. Этой ужасной новостью он поделился со своей женой Софией, но решил, что об этом никто ни в администрации, ни в ЦРУ ничего не должен знать. Президенту о своей болезни он рассказал сам.

Кейси понимал, что его время ограничено. Нужно решительно браться за дела.

Вечером 21 ноября он позвонил Клэриджу. После скандала с минированием никарагуанских портов его переместили с поста начальника отдела стран Латинской Америки на пост начальника европейского отдела.

— Норт не может получить разрешение на посадку в Португалии израильского самолета, — сказал он.

По своему личному каналу Клэридж направил в Португалию сверхсрочное сообщение-«молнию», которым резидент вызывался в посольство к 3 часам ночи. В серии последовавших переговоров он дал резиденту указание: «Устранить все препятствия».

— Использование израильского самолета — это инициатива Совета национальной безопасности, и правительство США тоже заинтересовано, — сказал Клэридж резиденту. — Португалии следует сказать, что поддержка этого мероприятия не пройдет незамеченной или должным образом неоцененной. Посла информировать не следует.

Резидент должен был встретиться с генералом Секордом, который под именем Ричарда Компа вылетал в Лиссабон. Однако Португалия в посадке самолета отказала. Тогда Норт попросил назвать ему надежную авиакомпанию, у которой можно зафрахтовать самолет.

ЦРУ предложило частную авиакомпанию «Сэнт-Люсия эйрвэйс», иногда выполнявшую тайные задания разведки.

Клэра Джорджа не месте не оказалось, поэтому Клэридж проверил эти данные у исполняющего обязанности заместителя директора ЦРУ по оперативным вопросам Эда Юхневича. Последний рассказал Норту, что «Сэнт-Люсия» выступает также и в качестве коммерческого предприятия. Поэтому она оказывает помощь любому, кто готов платить за предоставляемые компанией услуги.

«Сэнт-Люсия» предоставила два самолета «Боинг-707». На них можно было доставить противозенитные ракеты «Хок» в Израиль, где эти ракеты подлежали перегрузке на израильские самолеты для отправки в Иран.

Финансирование этой операции Норт осуществлял через швейцарский банк (счет 386–430—22—1, «Лейк Ресорсиз Инкорпорсйтед»), За быстрое установление связи с авиакомпанией Норт предложил Пойндекстеру наградить Клэриджа медалью.

Но Израиль тоже отказался принять самолеты, на которых ракеты должны были быть отправлены транзитом в Иран. По словам Норта, Израиль сделал это для «экономии долларов». И тогда у Норта появилась идея. Ему удалось изменить маршрут одного из самолетов Сикорда, который должен был доставить никарагуанским «контрас» боеприпасы. «Прошу помочь, — сообщил Норт в 7 часов 20 минут вечера Пойндекстеру по внутренней компьютерной системе. — Мне еще никогда не приходилось попадать в такую запутанную ситуацию».

В понедельник 25 ноября Джона Макмагона поставили в известность о том, что ЦРУ запросило разрешение на использование воздушного пространства Португалии для доставки оружия в Иран. Макмагон поднял шум. С учетом запрета на поставки оружия Ирану, а также в связи с тем, что сотрудники ЦРУ непосредственно занимаются этим делом, по его мнению, осуществляется тайная операция. Тогда где директива президента?

Юхневич сообщил, что ЦРУ непосредственно этим делом не занималось. Норт обращался к ним, однако получил отказ. Норт уже нашел компанию «Сэнт-Люсия», и его договоренность с ней была коммерческой сделкой, а не тайной операцией.

— Это другое дело, — сказал Макмагон. Он не сразу распознал в подобных действиях тайную операцию.

Клэридж обменялся примерно двумя десятками телеграмм с Португалией и резидентурами ЦРУ в двух других странах.

Ситуация осложнялась тем, что после Уотергейта в ЦРУ было введено строгое правило не предоставлять какой-либо оперативной поддержки сотрудникам Белого дома без предварительного получения на это согласия директора центральной разведки или его заместителя. Этот порядок получил название «правило Г. Гордона Лидди», так как именно его группа взломщиков получила в свое время от ЦРУ удостоверения личности на вымышленные имена, устройство для изменения голоса и рыжий парик. Сейчас это правило снова нарушалось. Кейси находился в Китае, и Макмагон, вызвав Споркина, дал указание подготовить проект директивы, «задним числом разрешающей использование в этом деле собственных авиалиний ЦРУ», «Я пошлю к вам нескольких оперативных работников, и они ознакомят вас с этим вопросом», — сказал Макмагон. За двадцать минут сотрудники изложили Споркину общую ситуацию. Речь шла об обмене оружия на заложников.

Споркин привлек к делу нескольких своих юристов. Он вытащил из кармана пиджака свой громоздкий, толщиной в несколько сантиметров бумажник и положил его на стол, давая тем самым понять, что работа затянется на всю ночь. Он сознавал важность момента.

— Давайте попробуем сделать так, чтобы получить разрешение президента, — сказал Споркин своим юристам. — Директива президента подстрахует действия ЦРУ и Кейси. Президент своей властью защитит. Это было бы разумным шагом.

Возникшие вопросы были наиболее щепетильными из всех, с которыми ЦРУ когда-либо имело дело: поставки оружия Ливану, заложники, их безопасность, судьба резидента Бакли, находившегося в руках террористов уже 20 месяцев, возможно, все еще живого, а возможно, и нет. Утечку информации об этих делах допустить нельзя. Ранее уже обсуждался вопрос о том, чтобы не ставить об этом в известность комитеты конгресса по разведке. Кейси считал, что именно из комитетов шла информация о директивах президента, сведения о нанесении упреждающих ударов по террористам, о подрыве позиций Каддафи. И об этом деле тоже может просочиться информация, и тогда проведение операции будет осложнено.

Закон, предусматривающий «своевременное» уведомление комитетов по разведке, имел лазейку. В нем предполагалось, хотя эта мысль и не была зафиксирована, что могут возникнуть обстоятельства, когда комитеты не будут уведомляться заранее, хотя президент «должен изложить причины отказа от предварительного уведомления».

Споркин сократил до одной страницы текст директивы, которую должен был подписать президент: «Я даю директору центральной разведки указание — не ставить в известность конгресс Соединенных Штатов… до тех пор, пока я не распоряжусь иначе».

По своей работе в комиссии по ценным бумагам Споркину было известно, что нередко некоторые виды деятельности санкционировались задним числом, если они отвечали проводившейся политике.

Для того чтобы оправдать сотрудников ЦРУ, уже помогавших Норту, Споркин написал: «Этим санкционируются все меры, ранее принятые правительственными служащими США в поддержку этой деятельности».

Кейси с большим трудом соглашался следовать обременительным правительственным процедурам, и президент, несомненно, ощущал, что бюрократия мешает работать. С учетом этого и действовал Споркин. Работу он завершил только поздно вечером. На следующий день Споркин передал проект распоряжения Макмагону, а тот отнес его Кейси, так как не собирался брать всю ответственность на себя. По мнению Кейси, проект являлся примером хорошей работы юриста, героическим актом, который давал президенту возможность воспользоваться своей властью.

Комитеты по разведке доводили Кейси до белого каления. Разногласия с председателем сенатского комитета Дюренбергером достигли своих пределов. Пришло время послать их к черту.

В начале ноября 1983 г. советский гражданин В. Юрченко сбежал от сопровождавшего его сотрудника ЦРУ в одном из ресторанов Джорджтауна и пробился в советское посольство. В Вашингтоне он устроил шумную пресс-конференцию, в ходе которой доказывал, что ЦРУ похитило его в Риме. Он также поведал о своем обеде с Кейси. Дюренбергер и сенатский комитет по разведке подняли вокруг этого дела большой шум, утверждая, что ЦРУ сработало довольно неумело. Почти ежедневно сенаторы выступали в прессе с язвительной критикой в адрес ЦРУ и его директора Кейси.

В результате проработки полученной информации о наличии в ЦРУ советского агента ФБР вышло на Эдварда Ли Ховарда. В 1981 г. в возрасте 29 лет он поступил на работу в ЦРУ. В 1972 г. Ховард с отличием закончил Техасский университет, два года работал в составе корпуса мира в Колумбии. Получил степень магистра в области управления в сапере бизнеса. Подвижной, с хорошими знаниями нескольких иностранных языков, легко завязывающий знакомства, Ховард как нельзя лучше подходил для заграничной работы в ЦРУ. Он хорошо владел личным оружием. Довольно много выпивал. В ЦРУ он рассказал, что употреблял наркотики, как и многие из его поколения, но заверил, что такого пристрастия больше не имеет.

Ховарда взяли на работу в элитный советский отдел, и ему предстояло выехать на работу в резидентуру ЦРУ в Москве под прикрытием посольства США. Он прошел интенсивный курс подготовки по наружному наблюдению и контрнаблюдению. В Москве он должен был действовать в качестве оперативного работника, одного из немногих сотрудников, работающих в городе с агентурой и теми, кто обслуживал технические средства по сбору информации.

До 1972 г. руководство разведывательной работой в Москве осуществлялось из Лэнгли, и оперативные работники резидентуры действовали в основном только по указанию из Вашингтона. Они не знали установочных данных агентов, не знакомились с информацией, поступавшей от источников или перехватываемой с помощью технических средств. Это повышало безопасность, но не позволяло заниматься настоящей разведывательной работой. После 1972 г. резидент ЦРУ в Москве вновь получил все необходимые полномочия. Штат резидентуры был невелик. Важность поставленных перед нею задач заставляла работать, невзирая на сложность обстановки в Москве. Немногочисленный состав был перегружен работой, и каждый от самого младшего по должности до резидента мог заменить любого из своих коллег.

В этой «лисьей норе» иерархия не соблюдалась, не существовало какого-либо функционального деления. Это означало, что все знали все. Любой новый сотрудник, такой, как Ховард, сразу по прибытии в Москву должен был хорошо ориентироваться в обстановке, быть готовым сразу же подключиться к работе, знать агентуру и методы работы. У других работников резидентуры не будет времени, чтобы вводить его в курс дела. У него не будет недель и даже дней на раскачку.

Чтобы успешно работать в советском отделе ЦРУ и в резидентуре в Москве, оперативным работникам необходима какая-то альтернатива «московской атмосфере недоверия», им нужно что-то общее, связывающее их вместе. Этой альтернативой являлась система полного доверия и взаимной групповой поддержки.

До принятия окончательного решения о направлении на работу в Москву Ховард прошел весь курс подготовки (совещания, инструктажи и т. д.) и ознакомился со всеми делами, относящимися к резидентуре ЦРУ. Накануне отправки в Москву в начале 1983 г. Ховард прошел проверку на детекторе лжи. Проверка выявила склонность Ховарда к обману, злоупотребление спиртными напитками, продолжительное употребление наркотиков, беспорядочные связи с женщинами и даже мелкое воровство. Вместо командировки в Москву Ховарда вообще уволили из ЦРУ. Но что с ним делать, упрятать в какое-то надежное место? А его конституционные права? Кейси даже не доложили о Ховарде, так как дело, представлялось, носило частный характер.

За год до этого резидент ЦРУ в Москве направил Кейси телеграмму, в которой говорилось о том, что происходят ужасные вещи: агентуру арестовывали, внезапно замолкали уже внедренные технические устройства по сбору разведывательной информации. Телеграмма напоминала вступление к шпионскому роману, никто не знал, что делать. Ключа к разгадке в то время не было. Возможно, имела место случайность. Ни агент, ни система по сбору информации не могут функционировать вечно. Затем летом того же года сотрудник ЦРУ Пол М. Стомбаух, работавший под прикрытием второго секретаря посольства США в Москве, был арестован и выслан из СССР.

Стомбаух работал со специалистом по авиационной технике Адольфом Толкачевым. Толкачева арестовали и приговорили к высшей мере наказания. Впоследствии были выдворены еще четыре сотрудника ЦРУ, работавшие в Москве под различными прикрытиями. Все это фактически привело к прекращению работы резидентуры и свертыванию всех ее операций.

Подозрения в отношении Ховарда усилились. ФБР обнаружило Ховарда в Мехико, где за ним было установлено плотное наружное наблюдение. Но поскольку Ховарда, очевидно, обучили, как добраться до Москвы, он, оторвавшись от слежки, ускользнул от ФБР и исчез. Позднее он объявился в Москве, где ему было предоставлено политическое убежище.

Из-за этого дела на ЦРУ обрушился сенатский комитет по разведке. Некоторые сенаторы задавали вопрос, есть ли в ЦРУ другие советские шпионы. Московская резидентура советского отдела ЦРУ была святая святых, нерушимая твердыня. Случай с Ховардом показал, что кто-то или все вместе заснули, перестали думать о действиях советской разведки. Дело было настолько серьезным, что, по мнению многих экспертов, могло перевесить все достижения Кейси.

Кейси пришлось то унижаться, то отчаянно защищаться. В гневе он метал громы и молнии на своих подчиненных. Одному из членов сенатского комитета по разведке он сказал; «Вы даете нам деньги, мы используем свои шансы. В нашу среду затесалась одна паршивая овца, наши порядки оказались небезупречными. Не сворачивайте нам шею. Мы разберемся с этим случаем. Мы понимаем, насколько дело серьезно. Но мы справимся с этим».

Когда Голдуотер был председателем сенатского комитета по разведке, его кабинет проверялся дважды в неделю на предмет обнаружения техники подслушивания. Однажды в его столе обнаружили микрофон со шнуром, но не смогли установить, как он туда попал. В другой раз обнаружили звукозаписывающее устройство, но установить, кто заложил его — КГБ или какая-либо другая иностранная разведка, — так и не удалось. Таким образом, секреты смогли утекать прямо из кабинета Голдуотера[27].

Но были и какие-то радости. Конгресс в конце концов согласился отменить поправку Кларка от 1976 г., которой запрещалось предоставление военной помощи ангольским повстанцам. Кейси считал это своей личной победой. На состоявшемся в том месяце в Белом доме заседании Группы планирования по национальной безопасности Рейган заявил: «Мы хотим, чтобы Савимби знал, что наша помощь ему на подходе». Президент подписал секретную директиву о предоставлении Савимби 13 миллионов долларов в рамках полувоенной помощи. Об этом также стало быстро известно. На этот раз президент решил подтвердить эти сведения. 22 ноября 1985 г. на встрече с репортерами и ведущими радио- и телепрограмм Рейган заявил: «Мы считаем, что тайная операция принесет большую пользу. Она сейчас имеет лучшие шансы на успех по сравнению с открытыми действиями». Это был необычный случай, сразу устранивший все притворство, но он прошел в основном незамеченным, так как об этой опасной операции многое уже было известно.

История с Ховардом наделала много шума. Дюренбергер был вне себя. В интервью он заявил, что под руководством Кейси ЦРУ потеряло ориентир и не понимает Советский Союз. Кейси планировал подготовить ответ через прессу. Один из помощников Дюренбергера позвонил Кейси и попросил не делать этого: у Дюренбергера трудные времена, вы нанесете ущерб себе и всем нам.

«Черт возьми, я скажу все, что хочу сказать», — закричал директор в трубку и бросил ее на рычаг аппарата. Из письма Кейси следовало, что у директора ЦРУ возникли ощущения, что его подводят и предают. Он заявлял, что Дюренбергер осуществляет надзор за разведкой «через средства массовой информации» и в результате «неоднократно расшифровывались секретные разведывательные источники и методы работы».

Дюренбергер переживал кризис, связанный с прохождением зенита жизненного пути. Он ушел от своей жены, поддерживал связь со своей секретаршей, которую рекомендовал на работу в Белый дом. Затем ударился в религию. Его коллеги по сенату отзывались о Дюренбергере как о «святом чудаке», «неуравновешенном человеке», который вот-вот свихнется. Таким был человек, с которым Кейси должен был делиться наиболее важными государственными секретами.

То, что произошло дальше, было в определенном отношении движением по уже наезженной дороге. Кейси направил в Белый дом проект директивы по Ирану, подготовленный Споркиным. В этой директиве содержалось чрезвычайное распоряжение президента о том, что директор центральной разведки должен воздержаться от уведомления конгресса о тайной операции. В прилагаемом к директиве меморандуме Пойндекстеру Кейси указывал, что «документ следует передать на подпись президенту. С ним не должен знакомиться ни один человек ниже вас рангом».

Вконец измотанный, на грани нервного срыва, Макфарлейн подал в отставку с поста помощника президента по национальной безопасности. Наиболее вероятным его преемником на этой должности казался Пойндекстер, он должен был ускорить решение вопросов, касавшихся Ирана, Ливии и «контрас». О предстоящем изменении узнал Майк Дивер, который в начале года ушел из Белого дома и открыл свою фирму по связи с общественностью. Он позвонил Нэнси Рейган и высказал свою озабоченность. По его мнению, военные не подходят на роль советников по вопросам национальной безопасности. «А что можно сделать?» — спросила Нэнси. Находившийся в Нью-Йорке Дивер позвонил Джорджу Шульцу.

— Подходит ли для этого Пойндекстер? — спросил он государственного секретаря. — Пойндекстер хорош как номер два, но, по мнению Дивера, он слитттком жесткий человек для столь высокой должности.

Шульц с этим не согласился.

— Мне кажется, Пойндекстер подходящий человек, — сказал он. — И уже слишком поздно. Президент подписал назначение. О нем будет объявлено через 15 минут.

Кейси с радостью встретил это сообщение. Пойндекстер был сторонником жесткой линии и не собирался заигрывать с конгрессом и средствами массовой информации.

Во время своего первого доклада президенту в качестве его помощника по национальной безопасности Пойндекстер представил Рейгану подготовленный ЦРУ проект директивы по Ирану. В течение недели Макмагон постоянно и настойчиво напоминал Пойндекстеру о необходимости подписания этой директивы, чтобы «снять ЦРУ с крючка». По мнению Пойндекстера, директива преследовала единственную цель — прикрыть ЦРУ. В кратком одностраничном документе упоминались лишь вопросы об оружии и заложниках и ничего не говорилось о более широких стратегических возможностях, касавшихся Ирана. Рейган, прочитав, подписал ее. Пойндекстер положил единственный экземпляр в свой сейф и через Норта передал ЦРУ, что директива президентом подписана.

7 декабря Пойндекстер созвал в Белом доме еще одно совещание по Ирану. Вместо Кейси на нем присутствовал Макмагон. Шульц возражал против обмена заложников на оружие. Это было бы для иранцев сигналом, что они могут похищать людей с целью наживы. Уайнбергер заявил, что обмен дал бы Ирану и Израилю возможность шантажировать Соединенные Штаты. Макмагон поставил под сомнение основное допущение, что в Иране имеются умеренные силы, с которыми Соединенные Штаты могли бы иметь дело. Он сказал, что все они были перебиты или заключены в тюрьму, когда Хомейни пришел к власти. Но президент заявил, что для освобождения заложников следует использовать все возможности. Поэтому необходимо предпринять этот шаг. Макфарлейн, ставший частным лицом, и подполковник Норт были направлены в Лондон для встречи с иранским посредником Горбанифаром.

10 декабря Макфарлейн представил отчет Рейгану, Уайнбергеру и Кейси. Он высказал самое нелестное мнение о Горбанифаре как о нечестном человеке, которому нельзя доверять. Президент мягко настаивал на том, чтобы Израиль продолжил поставки оружия Ирану. По словам Рейгана, позднее такие действия можно было бы оправдать тем, что США пытались оказать влияние на будущую судьбу Ирана.

Кейси отметил, что прецедент подобных действий уже был. В течение многих лет Израиль тайно продавал аятолле оружие. На сумму 500 миллионов долларов. Ни одна страна не может игнорировать будущее Ирана.

Позднее в тот же день Кейси направил записку Макмагону: «После совещания у меня создалось впечатление, что президент не совсем отказался от того, чтобы поощрять Израиль на продолжение диалога с иранцами. Мне кажется, что он готов пойти на риск и в будущем, если это приведет к спасению заложников. Этим делом, очевидно, занимается Бад (Макфарлейн)».

Через девять дней Кейси встретился с Майклом Ледином, консультантом Совета национальной безопасности, человеком, близким к Норту и Макфарлейну. Ледин рассказал ему, что в скором времени Г орбанифар приезжает в Вашингтон с важными разведывательными данными и предложениями о проведении операций. Кейси свел Л едина и Норта с начальником иранской секции ЦРУ.

Горбанифар остановился в вашингтонской гостинице «Мэдисон» под фамилией Николаса Кралиса. Состоялся ряд встреч между Ледином, Нортом, Г орбанифаром и сотрудниками ЦРУ. Г орбанифар предложил провести довольно сомнительную операцию, затрагивающую Каддафи: за 10 миллионов долларов, полученных от Каддафи, организовать исчезновение лидера ливийских эмигрантов Магариффа, а затем его появление. Он сообщил также, что располагает разведывательной информацией о направлении в Европу террористической группы в составе 3 иранцев для уничтожения противников аятоллы. Горбанифар назвал свой источник, который ранее, об этом знало ЦРУ, давал фальшивые сведения.

Начальник иранской секции ЦРУ направил Кейси отчет о встрече, в котором указал, что «сообщение Горбанифара об этой группе очень напоминает его предыдущие сообщения о террористах, которые после исследования и проверки людей на детекторе лжи оказались сфабрикованными… В течение четырех лет, что мы знаем его, он действовал аналогичным образом. В его деле трудно найти хотя бы один случай, когда сообщения приводили к каким-либо существенным результатам».

За два дня до рождества Кейси направил президенту совершенно секретный план пяти операций по спасению заложников. Кейси также сообщил, что уезжает за город, и выражал сожаление, что не увидит президента в праздничные дни. Первые четыре операции затрагивали другие страны, которые тайно оказывали помощь ЦРУ, а пятая касалась Ирана. Что касается Горбанифара, то игра с ним опасна, но потенциально полезна. Информация Горбанифара о террористических группах может представить интерес. «Мы перепроверили передвижения этих групп, но не их цели, — сообщил Кейси президенту. — Это может быть обманом, чтобы произвести на нас впечатление. В разговоре с Горбанифаром следует быть осторожным. В то же время, когда наш человек в беседе с Горбанифаром в субботу предложил ему пройти проверку на детекторе лжи, он дал на это свое согласие. Мы считаем, что это следует сделать ради выяснения истины».

22

Кейси прилагал большие усилия, чтобы добиться прямого финансирования со стороны Соединенных Штатов Америки находившихся в тяжелом положении «контрас». До того как уйти в отставку. Макфарлейну пришлось принять на себя весь удар за инициативы Норта в получении средств для «контрас» из частных источников. В своем выступлении в конгрессе Макфарлейн категорически опроверг обвинения, что Норт предложил организовать частные пожертвования и способствовал реализации этой цели. Кейси посчитал, что он, пожалуй, может в своих интересах использовать возникшую в конгрессе неразбериху. Только крайне левые выступали за разрыв с «контрас», и оказалось, нетрудно будет добиться выделения конгрессом 27 миллионов долларов на гуманитарную помощь «контрас» в виде продуктов питания и медикаментов.

Кейси также принял меры, чтобы «контрас» не были сметены с лица земли значительно более сильной сандинистской армией. ЦРУ выступило с предложением о предоставлении «контрас» некоторого количества специальных средств связи, а также «консультаций» по вопросам поддержания связи и ведения разведывательной работы. Эти предложения были конгрессом приняты. Однако законодатели не могли договориться о толковании некоторых вопросов. Между комитетами по разведке сената и палаты представителей завязалась секретная переписка, с тем чтобы определить, распространяются ли «консультации» на транспорт и материально-техническое обеспечение.

Кейси фактически добился от конгресса разрешения на ведение «полвойны», а она, в свою очередь, создавала для ЦРУ возможность для широкого маневрирования. Он понимал, что в условиях ведения войны в джунглях средства связи, обеспечение повстанческих групп необходимой информацией могут иметь большее значение, чем новое оружие и боеприпасы. Согласно подготовленной ЦРУ и подписанной Рейганом директиве, на эти цели выделялось 13 миллионов долларов[28].

Что касается Кейси, то новый закон позволял ему развернуть работу по сбору разведывательной информации о самих «контрас». Норт рекомендовал Кейси переговорить с генералом Секордом, который руководил частной компанией по снабжению «контрас».

Перед рождеством Кейси позвонил Секорду и попросил его приехать в Лэнгли. Погода была плохой, и Секорд запаздывал. По прибытии Кейси сразу же пригласил его в свой кабинет. Это была их первая встреча, хотя друг о друге они знали много. Когда расселись по креслам, Кейси попросил Секорда дать свою оценку положения дел в Никарагуа.

Секорд, стройный и уверенный в себе эксперт в области снабжения и материально-технического обеспечения, спокойно сказал:

— У «контрас» нет каких-либо шансов на победу. Совершенно никаких, если не будет налажен воздушный мост к местам ведения боевых действий. Но даже если это будет сделано, «контрас» вряд ли способны на какие-либо военные победы, так как среди «контрас» я не вижу лидеров.

Кейси согласился с этим. Его восхищали усилия генерала, которые он прилагал в чрезвычайно трудной обстановке.

— Чем можно помочь вам? — спросил Кейси.

— Обеспечить разведывательной информацией.

Кейси сделал несколько пометок и обещал разобраться.

— Господин директор, — сказал на прощание Секорд, — если когда-нибудь будет дано разрешение на проведение тайных операций, все, что мы сейчас имеем, — ваше.

— Большое спасибо, — ответил Кейси.

Через два дня после рождества террористы осуществили свои акции в аэропортах Рима и Вены, в ходе которых погибло девятнадцать человек, из них пять американцев, в том числе одиннадцатилетняя девочка Наташа Симпсон. Переданные по телевидению в праздничные дни сцены этого побоища производили ужасное впечатление: тела убитых, следы разрушений напоминали картины расправ мафиози. Находившийся в своем калифорнийском ранчо президент был потрясен. Как ЦРУ, так и АНБ считали, что к этим актам причастна Ливия.

В Белом доме началась серия совещаний. На них Кейси представляли Берт Данн из оперативного управления и заместитель директора ЦРУ Ричард Керр. Они считали, что взрывы организованы находившимся в то время в Ливии Абу Нидалем, но подтверждающих данных не было. Доказательства носили лишь косвенный характер: к таким относилось сообщение о переводе ливийцами несколько лет назад на банковский счет Абу Нидаля миллиона долларов.

Были выбраны объекты для нанесения ответного удара: учебный центр террористов, расположенный в Триполи вблизи бывших площадок для игры в гольф, штаб-квартира ливийской разведки в центре Триполи. На второй день совещаний представители Пентагона высказали опасения. В Ливии находилось полторы тысячи советских советников, пятьсот из них — в подразделениях противовоздушной обороны. Сколько русских погибнет в результате налета авиации США? К чему это может привести? Решение этих вопросов было отложено до возвращения президента в Вашингтон.

Тем временем Норт попросил Споркнна подготовить новую, более расширенную директиву по Ирану, в которой изложить условия проведения тайной операции с участием служб дружественных государств (Израиля) и отдельных граждан (Горбанифара и Секорда). Операцией должно предусматриваться достижение двух целей: «приведение к власти в Иране более умеренного правительства и получение такой разведывательной информации, добыть которую каким-либо другим способом не представляется возможным».

Вопрос о заложниках или об их освобождении в директиве не поднимался. Споркин вытащил Кейси с площадки для игры в гольф во Флориде к телефону. Линия связи была не защищена, поэтому Споркин лишь сказал, что его попросили «оказать некоторые услуги» Белому дому и присутствовать на совещании. Знает ли Кейси, о чем идет речь?

— Нет, — ответил Кейси.

— Следует ли мне присутствовать на этом совещании?

— Не возражаю, но ставьте меня в известность, — ответил директор центральной разведки.

Вечером 3 января Споркин встретился с Нортом, который сказал, что он обо всем проинформирует Кейси.

Утром в воскресенье 5 января Норт позвонил Споркину домой и сказал, что вечером они соберутся в доме у директора ЦРУ, который возвращался из Флориды.

Познакомившись с новой директивой по Ирану, Кейси сказал Норту и Споркину, что она вполне подходящая.

Когда они уходили от Кейси, Споркин остановил Норта в вестибюле И спросил:

— Почему мы все-таки не упомянули в документах о заложниках?

Норт ответил, что против этого возражает государственный департамент, поскольку это выглядело бы как обмен оружия на заложников.

— Мне это, знаете ли, не кажется убедительным. Давайте вернемся и переговорим с директором.

Споркин сказал Кейси, что эта директива является наиболее важной и острой из всех когда-либо принятых. И будет лучше, если в ней сказать все честно. Кейси согласился, и была добавлена третья целы «Содействовать освобождению удерживаемых в Бейруте американских заложников».

На следующей неделе Ливия и Иран были главными темами в Белом доме. В понедельник б января на заседании Группы планирования по вопросам национальной безопасности, проходившем в Ситуационной комнате Белого дома, президент утвердил план активизации и расширения тайных операций по подрыву позиций Каддафи и продолжения секретной подготовки (операция «Роуз») к нанесению совместного американоегипетского удара по Ливии. Но отложил принятие решения о бомбардировке Ливии американскими ВВС.

Заседание группы было продолжено на следующий день для рассмотрения военного варианта акций. Шульц сообщил мнение юрисконсульта государственного департамента, что терроризм является «вооруженной агрессией», и военный ответ является оправданной самообороной. Уайнбергер высказал свои возражения. Предположим, что Каддафи собьет американские самолеты и захватит пилотов. Число заложников увеличится. Заявление Уайнбергера произвело на всех впечатление.

Президент отверг военный вариант, и Уайнбергер, улыбаясь, покинул Ситуационную комнату.

Президент, вице-президент, Шульц, Уайнбергер, Кейси, Риган, Миз и Пойндекстер перешли в Овальный кабинет для обсуждения иранского вопроса.

Пойндекстер изложил план продолжения поставок оружия. «Иран хочет, чтобы мы продемонстрировали добрую волю», — заявил он. Поставки можно было бы осуществить в течение короткого срока, от 30 до 60 дней. Тогда Иран освободит оставшихся пятерых американских заложников. Учитывая важность сделки и потенциальную угрозу для жизни заложников, комитеты по разведке конгресса США предполагается проинформировать только после освобождения заложников и их вылета из Ливана. Только после этого информацию можно предать гласности. А если что случится, роль США в этом деле можно было бы отрицать.

Шульц сказал, что он против. Это подорвало бы всю американскую политику в отношении терроризма, которая, как он напомнил собравшимся, состоит в том, чтобы не заключать никаких сделок с террористами как в отношении поставок оружия, так и выкупа заложников. Против выступил и Уайнбергер. Этот план может сделать Соединенные Штаты объектом самого грубого шантажа: каждый раз, когда иранцы не будут получать желаемого, они станут угрожать США разоблачением договоренности.

Пойндекстер настаивал, что возникла особая ситуация: намечаемые действия не противоречат общему курсу, хотя и являются исключением.

— Это не сработает, — заявил Шульц.

— Правдоподобное отрицание, недоказуемость — это фикция, это — теория, которая уже опробовалась, — сказал он с сарказмом. — Совсем недавно, во времена никсоновской администрации, уже пробовали. И не сработало.

Кейси выступал за операцию. Сделка будет осуществлена быстро, и, если первые поставки оружия результатов не дадут, дело прикроем. Иран играет особую роль в мировых делах, он занимает уникальное географическое положение, находясь в подбрюшье России. США не могут повернуться к нему спиной, позволить ему подпасть под советское влияние.

— А что можно сказать об иранском посреднике Горбанифаре? — спросил кто-то. — В срочном сообщении ЦРУ от 1984 г. он был назван талантливым фальсификатором. Можно ли использовать таких людей, доверяться им?

— Но Горбанифар помог освободить три месяца назад Уира, — ответил Кейси. — У него отличные контакты в Иране, и, хотя он не прошел в свое время проверку на полиграфе, можно проверить его еще раз.

Мнения членов группы разделились, но у всех создалось впечатление, что президент выступает за продолжение операции.

Через четыре дня, 11 января, Горбанифар прибыл в Вашингтон, и вечером в отеле «Фор сизонс» ЦРУ подвергло его проверке на детекторе лжи. Результаты проверки поступили к Кейси. На 13 из 15 поставленных вопросов Г орбанифар дал лживые сведения. Несомненно, это фальсификатор и махинатор и его деятельность может принести ущерб интересам Соединенных Штатов.

Кейси приказал Чарли Аллену провести беседу с Горбанифаром. 13 января беседа состоялась и продолжалась пять часов. Вскоре доклад на девяти страницах был представлен Кейси. В нем говорилось, что Г орбанифар «чрезвычайно эмоциональный и энергичный человек, имеет о себе очень высокое мнение, которое целесообразно постоянно поддерживать. Интеллигентный человек. Нажил солидный капитал на поставках оружия и предоставлении «других услуг». Он прямо говорит о том, что надеется получить от договоренности с США».

Что касается заложников, то, по сообщению Аллена, Горбанифар «готов работать по этому вопросу с Белым домом. Эти усилия следует предпринимать вне связи с другими вопросами».

«У нас имеются убедительные данные, что Г орбанифар близок к премьер-министру, министру по делам нефти и другим высокопоставленным должностным лицам. Однако он, несомненно, преувеличивает свои возможности».

«Самым неудачным обращением с Горбанифаром была бы попытка поучать его».

На следующий день вечером Кейси встретился с Нортом и пояснил ему, что Уайнбергер будет ставить палки в колеса до тех пор, пока Пойндекстер не скажет ему, что президент выступает за продолжение инициативы в отношении Ирана, причем без задержки. Кейси предложил созвать совещание. Оно состоялось 16 января в кабинете Пойндекстера. Присутствовали Споркин, Кейси, Уайнбергер и Миз. Министр юстиции Миз заявил, что, по его мнению, в соответствии с предлагаемой директивой задержка с уведомлением конгресса об этой операции вполне законна. Конгресс проинформируют после отъезда заложников из Ливии. В то же время все согласились с тем, что президенту следует выступить в конгрессе с оправданием своих действий, даже если это будет грозить его пребыванию на своем посту.

На следующий день президент Рейган подписал директиву, разрешающую продажу оружия Ирану по линиям ЦРУ. Ее единственный экземпляр Пойндекстер положил в свой сейф. Заместитель директора ЦРУ по оперативным вопросам Клэр Джордж прочитал директиву в кабинете Пойндекстера в Белом доме. ЦРУ потребуется продать Ирану 4508 ракет «Тоу». А с Горбанифаром Джордж не хотел связываться. И прежний опыт работы с ним, и последняя проверка на полиграфе, когда Г орбанифар назвал правильно лишь свое имя, говорили, что он может подвести.

Кейси взвесил все «за» и «против». Горбанифар, конечно, мошенник, и у ЦРУ была полная возможность убедиться в его ненадежности. Но в этом канале было что-то, что срабатывало. «Все-таки стоит попытаться, — сказал Кейси, — ничто другое не действует. Посмотрим, что получится. Если он не выручит заложников, прикроем дело».

Для ознакомления с директивой Макмагон направился к Пойндекстеру. От советника по национальной безопасности он узнал, что есть намерение снабжать Иран и разведывательной информацией, чтобы помочь ему в войне с Ираком.

— Но это может дать ему преимущества в ведении наступательных операции, — с возмущением заметил Макмагон, — и привести к катастрофическим последствиям. ЦРУ уже дает иракцам информацию о положении на фронте. Может ли ЦРУ, администрация предоставлять разведданные двум сторонам? Это уже верх цинизма.

— Передача разведывательной информации способствовала бы установлению доверия, — настаивал Пойндекстер, — а первая тысяча ракет проверила бы действенность канала по освобождению заложников.

Макмагон был непреклонен.

— У нас появилась возможность, которую мы не должны упускать, — говорил Пойндекстер, прямо не отвергая доводов Мак-магона. — Мы должны продолжить ее использование. Если не получится, все, что мы потеряем — немного разведывательной информации и 1000 ракет «Тоу». А если сработает, тогда, возможно, мы многое изменим на Среднем Востоке.

Макмагон помчался обратно в Лэнгли и по телеграфу связался с находившимся за границей Кейси. Кейси подтвердил, что знает об этой операции и одобряет ее.

Макмагон убедил Норта передавать Ирану не всю информацию о положении на фронте, а только часть ее. Этого было достаточно для демонстрации доброй воли, не способствуя в то же время достижению Ираном военного перевеса. Норт с ним согласился.

23 января около 5 часов вечера Пойндекстер, прямой, строгий, с перекинутым через руку зимним пальто, вошел в редакцию газеты «Вашингтон пост» и проследовал в кабинет Брэдли. У нас была статья о Ливии, которая должна была пойти в следующем номере газеты. В ней говорилось, что президент секретно направляет в Каир генерал-лейтенанта Дейла Вессера, начальника группы планирования Объединенного комитета начальников штабов, для продолжения разработки секретного военного плана нанесения совместного удара по Каддафи (операция «Роуз»), Пойндекстер заявил Брэдли, что опубликование этой статьи ограничит действия президента в отношении Каддафи и терроризма. При объявленной войне, а обстановка близка к таковой, ни одна американская газета не решилась бы на публикацию статьи, в которой раскрывались секретные планы. Если статья будет опубликована, египтяне отвергнут миссию Вессера. Пойндекстер сказал, что план гораздо обширнее и сложнее, но «Вашингтон пост» раскрывает его основные положения. Пока ничего не решено, заявил адмирал.

Брэдли ответил, что ему непонятны ссылки Пойндекстера на национальную безопасность, если президент не планирует ничего серьезного. Перед уходом Пойндекстер просил Брэдли держать его в курсе дела относительно возможной публикации этого материала.

После определенных раздумий Брэдли решил упомянуть о миссии Вессера в статье, где говорилось о направлении двух авианосцев с кораблями сопровождения к берегам Ливии для проведения учений. В пятом абзаце статьи были такие слова: «Рейган приказал «направить в Египет эмиссара для продолжения обсуждения вопросов о координации возможных военных действий».

Брэдли позвонил Пойндекстеру и проинформировал его об этом. В статье не упоминалась фамилия Вессера и не говорилось ничего о намеченном на следующий день его отъезде в Египет. Пойндекстер резко возражал: статья приведет к аннулированию секретной миссии Вессера, поскольку египтяне очень болезненно воспринимают утечку информации.

В Белом доме Пойндекстер готовил Совет национальной безопасности отреагировать соответствующим образом на публикацию статьи.

На следующий день все средства массовой информации сообщили о планах проведения военных учений у берегов Ливии, и упоминание в «Вашингтон пост» не названного по имени эмиссара прошло незамеченным.

Запросов от прессы в Белый дом не поступало. Не было звонков и из посольства Египта ни в государственный департамент, ни в Совет национальной безопасности. Пойндекстер был удивлен. Когда кто-то из сотрудников Совета национальной безопасности спросил, что делать, Дон Фортьер, заместитель Пойндекстера, вызвав общий смех, ответил: «Наложите эмбарго на отправляемые в Египет экземпляры «Вашингтон пост».

Миссия Вессера в Египет была задержана Пойндекстером на несколько дней. После заседаний в Белом доме Пойндекстер записал, что президент одобрил продолжение операций «Флауэр» и «Роуз». «В случае удара по Ливии США окажут помощь боевым группам внутри страны», — написал Пойндекстер на полях меморандума, предназначенного для архива.

В Каире Вессер должен был обсудить четыре варианта: три из них носили оборонительный характер (на случай нападения Ливии), четвертый, который был вынесен на обсуждение по указанию Белого дома, предусматривал нанесение по Ливии упреждающего удара. Из Каира Вессер информировал Пойндекстера о том, что его дискуссии были очень пл о д отв орными.

Кейси просматривал квартальный отчет о наблюдении за районами политической нестабильности. Обычно в нем упоминалось около 40 стран. По разработанной им и Гейтсом системе на титульном листе помещалась разметка. В ней по вертикали давались три категории стран — имеющих для США важное стратегическое значение, имеющих среднее значение и не имеющих никакого значения. По другой оси обозначались три дополнительные категории: страны с высокой политической нестабильностью, с умеренной и низкой. Таким образом, получалось девять клеток.

В главной клетке (имеет важное стратегическое значение, высокую политическую нестабильность) находились Филиппины. У президента Фердинанда Е. Маркоса, лидера страны в течение 20 лет, из которых в течение 10 на Филиппинах действовало военное положение, стало неважно со здоровьем. Кейси не исключал повторения на Филиппинах иракского варианта. А как считал Кейси, бросать Маркоса на произвол судьбы не следует.

Резидент ЦРУ в Маниле Роберт Ф. Грили по возвращении в США возглавил восточноазиатский отдел оперативного управления и вскоре стал одним из членов «ирландской мафии» Кейси в Лэнгли. Он выступал за то, чтобы ЦРУ не ограничивало свои контакты только Маркосом. Следует поддерживать связи с его политической оппозицией. Поэтому в течение последних нескольких лет уделялось значительное внимание оказанию тайной политической поддержки противникам Маркоса. Израсходовав всего лишь 100 тысяч долларов, ЦРУ навело мосты с такими группами и перспективными лидерами путем предоставления им средств на поездки н выпуск печатных изданий. Но в конце концов пришли к выводу о возможности утечки такой информации: для восстановления утраченных контактов пришлось бы потратить не 100 тысяч долларов, а гораздо больше. Маркое был влиятельной фигурой и другом США. Кейси неоднократно посещал Филиппины и поддерживал с Маркосом личные контакты. Кейси видел перед собой человека, преодолевавшего сильные подводные течения. Учитывая стратегическую важность баз ВВС «Кларк Филд» и ВМС «Субик Бэй», крупнейших американских военных объектов за пределами США, хаос на Филиппинах заставил бы померкнуть иранские потрясения, случившиеся при Картере.

— Какова обстановка на Филиппинах? — постоянно спрашивал Кейси сотрудников ЦРУ.

Он считал, что проблема не в Маркосе, а в коммунистических повстанцах. Это мнение не разделяли аналитики госдепартамента и ЦРУ. Его непопулярность и изоляцию они объясняли тем, что Маркое погряз в коррупции. Кейси стоял за Маркоса. Альтернативная ему фигура Корасон Акино, вдовы убитого в 1983 г. лидера оппозиции Бенигно Акино, была, по мнению директора центральной разведки, слишком слаба. Кроме того, он считал, что она может отдать страну на откуп коммунистам. Корасон была домашней хозяйкой, без опыта политической борьбы. Кейси говорил, что было бы преступно предполагать, что она сможет противостоять коммунистам.

Шульц тоже пришел к выводу, что Маркос конченый человек. Но президент, Нэнси Рейган, которая была близка с Имельдой Маркос, и Кейси своей точки зрения не изменили. Шульц видел в этом самое убедительное доказательство того, что Кейси потерял перспективу и не замечает очевидного. Кейси мог бы повлиять на президента и изменить ход событий. Но твердая позиция директора центральной разведки в пользу Маркоса заставляла администрацию США тоже стоять на его стороне.

Маркос назначил проведение досрочных выборов на февраль 1986 г. Выборы привлекли всеобщее внимание. Группа наблюдателей конгресса США пришла к выводу, что Маркос, очевидно, сфальсифицировал их итоги. В теленовостях можно было видеть трупы убитых сторонников Акино. На пресс-конференции президент говорил о возможности «фальсификации итогов выборов с обеих сторон». Замечание президента шло вразрез с фактами, которые в конечном счете ни он, ни Кейси не могли игнорировать. Уступая неизбежному развитию событий, они послали Маркоса в ссылку. Президентом стала Корасон Акино.

27 февраля Кейси и Клэр Джордж встретились с Пойндекстером и Нортом по иранскому делу. Кейси хотел изолировать Израиль и Горбанифара от продолжающихся переговоров. Директор центральной разведки считал: «Мы не можем вести телефонные переговоры, которые могут подслушать русские. Не можем не учитывать возможность утечки информации. Если это произойдет, факт переговоров между США и Ираном перевернет мир. Арабы придут в бешенство. А сможем ли мы достаточно обоснованно объяснить эти переговоры?»

Приближался второй этап, на котором предусматривалось проведение встречи между Макфарлейном и представителем Ирана. Норт только что вернулся из ФРГ, где встречался с представителем Рафсанджани.

Из своего дома Макфарлейн по компьютерной сети направил Норту телеграмму: «Олли, вас понял. Хорошо сделано. Если бы мир узнал, сколько раз вы придавали видимость честности и смелости американской политике, вас сделали бы государственным секретарем. Но они не могут этого знать, а узнав, были бы недовольны. Такова суть демократии на конец XX века».

В тот же вечер Норт ответил: «Поверьте, мы движемся в нужном направлении. Шульц, очевидно, согласится, когда Пойндекстер завтра проинформирует его об этом. С божьей помощью и благодаря упорной работе всех нас мы очень скоро встретим дома пятерых американских заложников и продвинемся в деле установления более позитивных отношений, чем те, которые строятся на основе обмена ракет на жизни людей. Пойндекстер, как об этом известно только вам, подвергается в этом вопросе очень сильному давлению. Он весьма заинтересован в том, чтобы все шло по плану. По сравнению с ним моя задача гораздо проще. Мне приходится иметь дело только с нашими врагами, ему — с нашей администрацией».

Далее Норт сообщал, что он пытается организовать встречу с Макфарлейном, Пойндекстером и Секордом, который руководит частной компанией по переправке оружия «контрас». «Завтра вечером Дик возвращается из Европы, где он организует поставки оружия для никарагуанских повстанцев. Старина Секорд — человек многообразных талантов».

Том Тветтен, начальник ближневосточного отдела ЦРУ, присутствовавший на встрече Порта с иранцами в Европе, занимал более сдержанную позицию. Представитель Рафсанджани был туп, упрям и боязлив. Он рассматривал США как главного сатану. Так же присутствовавший на встрече Г орбанифар лгал, как обычно, обеим сторонам, обещая Соединенным Штатам освобождение всех заложников, а иранцам — все виды новейших ракет и вооружений. Его расчет строился на том, чтобы свести за столом переговоров всех. Как только все собрались, Горбанифар ушел на задний план, наблюдая за перепалкой.

В Иран была отправлена еще тысяча ракет «Тоу» — первая прямая американская поставка, — однако ни один заложник не был освобожден. Горбанифар вел себя так, как будто дело лишь за США. На следующей встрече он заявил, что Ирану ракеты «Тоу» не нужны, поэтому они не в счет.

Пойндекстер был вне себя и хотел прекратить все дело. «Хватит, — заявил он, — слишком много обмана и ложных обещаний. Это ни к чему не приведет».

Норт же выступал за продолжение игры. Президент был одержим идеей освобождения заложников. Хотя понимал, что его может постигнуть неудача, как и его предшественника.

Кейси был согласен с тем, что инициативу следует продолжить; риск невелик, поставки оружия незначительны; предоставленные Ирану разведданные не могли решить исход ирано-иракской войны.

Макмагона очень беспокоила достигнутая ЦРУ секретная договоренность о предоставлении Ирану получаемой со спутников разведывательной информации. Обеспечивая обе стороны тактической информацией, ЦРУ создавало фактически тупиковую ситуацию. Война приносила большие жертвы, кровь лилась рекой, иранцы использовали «человеческие волны» из подростков и солдат-новобранцев, обе стороны уже потеряли почти миллион человек убитыми, ранеными и попавшими в плен.

Макмагон был уверен, что продажа оружия Ирану, обман конгресса — это бомба замедленного действия. Он отправился к Кейси и заявил, что с него достаточно четырех лет работы в качестве его заместителя и тридцати четырех лет пребывания в ЦРУ. Его брак распадается, что для католика особенно болезненно. Ему необходимы перемены. Он хочет уйти.

Кейси был расстроен. Макмагон был хорошим, гибким работником. В вопросе о тайных операциях он умело маневрировал, но всегда подчинялся решениям как президента, так и директора центральной разведки. Макмагон заявил, что намеревается занять должность вице-президента калифорнийского филиала фирмы «Локхид», где будут курировать «разведывательные проекты» корпорации.

— Вы слишком квалифицированный специалист, чтобы быть коммивояжером по сбыту самолетов, — сказал ему Кейси. — Вы должны действовать самостоятельно, открыть свое дело, воспользоваться возможностями капитализма.

Макмагон улыбнулся и написал президенту прошение об отставке, отметив в нем свои «смешанные чувства», появившиеся в связи с решением об уходе, и то, что Кейси является «уникальным человеком».

Уход Макмагона дал Кейси возможность повысить Гейтса до заместителя директора центральной разведки, назначив аналитика на второй по важности пост. Кейси хотел продемонстрировать, что он озабочен не только тайными операциями.

1 марта Бернадетт Кейси-Смит в отеле «Уотергейт» устроила прием в честь сорок пятой годовщины бракосочетания своих родителей. На этом торжественном мероприятии присутствовало около 70 человек, в том числе Киссинджер, Споркин, Тони Долан, Джин Киркпатрик, Макмагон, Гейтс, Миз. Рейгана не было. Предполагалось, что приедет Буш, но он не смог.

После обеда Бернадетт попросила внимания.

— Я хотела, чтобы этот прием по меньшей мере был маленьким сюрпризом, — сказала она, — но вы все знаете, как трудно держать что-то в секрете от отца. Все рассмеялись, а кто-то из осведомленных собравшихся воскликнул: «Именно, так говорят его соратники!»

В своем выступлении Миз отметил, что, если бы не работа Кейси во время избирательной кампании 1980 г., большинства из собравшихся здесь могло бы и не быть в этом зале. Он далее сказал, что Билл и София создали в браке «удивительное единство». «Надеюсь, что мы все соберемся в этом зале через 45 лет, чтобы отметить 90-летие свадьбы моих родителей», — заключила Бернадетт.

Хотя письмо об отставке было отправлено, для Макмагона еще не все кончилось. 14 марта он присутствовал вместо Кейси на заседании Группы планирования по вопросам национальной безопасности, на котором рассматривался вопрос о Ливии. Присутствовали все руководители государства. Президент приказал направить к побережью Ливии три авианосца с кораблями сопровождения для проведения операции под названием «Прейри Файр».

Он подписал директиву, определяющую условия вступления в бой:

— Если Каддафи нападет на американский самолет или корабль, соразмерный ответ должен быть нацелен только на источник нападения — конкретный ливийский корабль, самолет или ракетную площадку. Серьезно рассматривался вопрос о том, можно ли разрешить командиру американского подразделения дать несоразмерный ответ для того, чтобы заставить Каддафи заплатить сверх того ущерба, который он нанес американским силам. Эта идея была отвергнута в основном потому, что Уайнбергер хотел свести к минимуму военное столкновение.

— Если имеется хотя бы одна жертва с американской стороны, с одобрения президента будут подвергнуты бомбардировке пять объектов: целями в основном будут находящиеся на земле ливийские самолеты.

— Если Каддафи предпримет агрессивные действия, с одобрения президента американские самолеты подвергнут бомбардировке объекты внутри страны: нефтедобывающие вышки и другие сооружения экономического характера.

Президент проявил особый интерес к собранным ЦРУ подробным сведениям о личной жизни Каддафи. Во время поездки в Испанию и на Майорку ливийский лидер был в гриме и носил туфли на высоком каблуке. Его помощники возили с собой игрушечного медвежонка. Он, очевидно, не доверял простыням в отеле, где останавливался, и посылал своих помощников купить новые в разных магазинах. Рейган неоднократно возвращался к теме необычного поведения Каддафи.

Говорилось о необходимости быть жестким с Каддафи, уничтожить его, внушить другим, особенно своим европейским союзникам, потребность придерживаться с ним твердой линии, быть наготове. И при этом неоднократно делались ссылки на пример с Гренадой.

Во время одной из бесед Дональд Риган спросил: «Будет ли использовано ядерное оружие?» От неожиданности все даже подпрыгнули. Ответ был отрицательный.

Руководитель аппарата Белого дома заявил, что он хотел лишь убедиться в том, что оно не будет применено.

До начала операции «Прейри Файр» Уайнбергер поехал в Лондон на встречу с командующим 6-м флотом вице-адмиралом Франком Б. Кельсо II. Министр обороны дал распоряжение шире использовать «умное» оружие, если США придется отвечать на провокацию или нападение. Это высокоточное оружие наводится на специальные цели и причиняет более ограниченный ущерб по сравнению с бомбами. Уайнбергер приказал свести жертвы к минимуму, «стрелять по колесам», избегать ненужных бомбардировок или военных действий.

Пойндекстер и его заместитель Фортьер, наоборот, считали, что, если ливийские военные понесут большие потери, офицеры Каддафи сделают вывод, что их неприятности стали следствием террористических авантюр их лидера. Тогда они, возможно, поднимутся и свергнут Каддафи. Кейси в этом был не совсем уверен. Угроза военных действий, определенное запугивание, являвшееся составной частью совместного американо-египетского плана нападения на Ливию, сами по себе хороши и обоснованны. Он полностью их поддерживал. Однако такие действия, а также реализация плана проведения тайных операций против Каддафи усилят его позиции внутри страны и среди дружественных ему арабских государств. Это вызовет симпатии к Каддафи и придаст больше достоверности его заявлениям, что Соединенные Штаты являются империалистом номер один.

Ливийские эмигранты не выполняли отведенной им роли. Макмагон был прав, это были бойскауты, любители, слабаки. ЦРУ обратилось к израильской разведке с просьбой дать идеи, как убрать Каддафи. Однако Моссад отказалась. По мнению французов, в отношении Каддафи следует действовать тайно, они выдвигали смелые планы. Но когда их попросили помочь, также отказались, заявив, что американские военные или тайные акции только разозлят Каддафи, поскольку при их проведении не преследуется цель покончить с ним навсегда.

Кейси считал, что единственный выход из создавшегося положения состоит в том, чтобы изменить директиву президента — разрешить ЦРУ действовать самому против Каддафи, а не через эмигрантов или в союзе с ними. Однако все внимание Белого дома в то время было сосредоточено на операции «Прейри Файр».

Она должна была начаться в субботу 22 марта, ночью. Однако из-за штормового ветра в заливе Сидра ее пришлось отложить на один день. Учения в открытом море начались в воскресенье 23 марта с появления на горизонте американской армады: 45 кораблей, 200 самолетов и даже самых современных атомных подводных лодок класса «Лос-Анджелес-688». Три корабля пересекли 32-ю параллель, так называемую «линию смерти» Каддафи, находящуюся в 120 милях от побережья страны и установленную вопреки общепринятой 12-мильной зоне. Более 100 самолетов прикрывали корабли в воздухе, образуя своеобразную защитную арку. В течение двух часов ливийцы выпустили 2 ракеты СА-5 по американским разведывательным самолетам. В цель ракеты не попали. Потом по самолетам США было выпущено по меньшей мере еще 4 ракеты.

С расстояния примерно в 40 миль американские штурмовики А-7 нанесли ответный удар высокоточными ракетами «Харм». которые поразили ливийскую радиорелейную станцию, вывели ее из строя. В течение следующих двух дней американцы потопили как минимум два патрульных катера Ливии.

Регулярно получая данные о ходе операции, президент постоянно интересовался потерями американцев. Их не было. По данным американской разведки, ливийцы потеряли 72 человека.

В среду 26 марта около 1 часа 30 минут дня по вашингтонскому времени учения «Прейри Файр» были прекращены. В тот же день газета «Вашингтон пост» изложила некоторые детали планировавшихся американцами действий и сооощила, что полгода тому назад Пойндекстер и Фортьер совершили тайную поездку в Египет «для координации возможных совместных военных акций против Ливии».

Позднее в тот же день мне позвонил сотрудник Совета национальной безопасности, заявивший, что звонит по поручению Пойндекстера и Фортьера.

— Должен вам сказать, — начал он, — что статья вызвала у нас неприятные чувства. Опасно упоминать имена Пойндекстера и Фортьера в связи с их секретной миссией в Египте. Раскрытие их фамилий подвергает их риску. Они беспокоятся за членов своих семей. Пойндекстер и Фортьер могут стать вероятными объектами нападений, — заявил он, указав, что имеются подтверждающие это данные.

Далее этот сотрудник сказал:

— Я никогда не видел Фортьера таким подавленным… Он хочет позвонить вам. Своей публикацией вы увеличили степень риска для Пойндекстера и Фортьера. Это мешает их работе. Что можно сделать в данной ситуации — я не знаю.

Через два дня, в пятницу 28 марта, около 16 часов Пойндекстер позвонил Брэдли.

— Я звоню, чтобы заявить протест по поводу статьи Боба Вудворда, — заявил адмирал. — Особенно в связи с упоминанием моей фамилии и фамилии Фортьера. Когда имена людей упоминаются в газете, на них сосредоточивается внимание террористов.

— Вы подразумеваете, — сказал Брэдли, — что упоминание ваших фамилий увеличило возможность попадания вас в список смертников Каддафи?

— Вот именно!

Брэдли ответил, что это, по его мнению, преувеличение. Ведь Каддафи легко может узнать, кто принимал участие в принятии решений, затрагивающих вопросы национальной безопасности.

— Я просто хочу зафиксировать свой протест, — заявил Пойндекстер, намекая, что, если его тело или тело Фортьера будут найдены изрешеченными пулями или разорванными на части, ответственность ляжет на «Вашингтон пост». Еще раз заявив протест, Пойндекстер сказал:

— Боб Вудворд никому заранее не позвонил и не сообщил, что в статье будут названы фамилии.

— Мы говорили со многими людьми, как вам, очевидно, известно, — сказал Брэдли.

— Конечно, у вас своя работа, у меня своя, — заметил Пойндекстер.

Позднее Брэдли прислал мне краткую записку с изложением разговора с Пойндекстером.

Через несколько дней в беседе с ответственным чиновником администрации я рассказал ему о страхах Пойндекстера и Фортьера.

— Ну, что вы, — сказал он, — они были расстроены только прекращением военных действий. Но они где-то возникнут вновь, — заметил он, — так как желание «достать» Каддафи, нанести ему ощутимый удар увеличивается с каждым днем.

На этот раз заметка в «Вашингтон пост» об осуществляемом совместно с Египтом секретном планировании не прошла незамеченной в Каире. Главный редактор полуофициальной газеты «Аль-Ахрам» Ибрагим Нахеф, человек, близкий к президенту Египта Мубараку, отметил: «Соединенные Штаты неоднократно пытались организовать совместные военные действия против Ливии». Он указал на три подобные попытки, которые Египтом якобы были отвергнуты. Однако в секретной телеграмме в Вашингтон американский посол Велиотес сообщал, что Мубарак конфиденциально информировал его о том, что Египет будет продолжать принимать участие в планировании и что разоблачениям в американской прессе не следует придавать слитттком большого значения. «Это просто ухабы на большой дороге».

Хотя военные учения «Прейри Файр» и удар по Каддафи проходили вроде без участия ЦРУ, Кейси понимал, что президент ждет от него активных действий по изменению режима в Ливии. Однако для любого упредительного или ответного удара не хватало доказательств, неоспоримых свидетельств, что Ливия причастна к конкретному террористическому акту. Кейси приказал задействовать все возможности ЦРУ, АНБ и космической разведки. Ему нужны были факты. Решению этой проблемы было уделено первоочередное внимание, задействованы все источники. Захват террористов, угнавших судно «Акилле Лауро», показал, как много значат хорошие разведывательные данные.

За несколько недель до учений в заливе Сидра сотрудники Кейси стали регулярно перехватывать и расшифровывать сообщения, исходившие из штаб-квартиры ливийской разведки, расположенной в центре Триполи. Это был большой успех. Использованный при этом метод держался в строгом секрете. По одним данным, было получено и расшифровано 388 телеграмм. 25 марта, сразу же после учений «Прейри Файр», из Триполи была направлена телеграмма в восемь народных бюро (ливийский эквивалент посольств). В этом трехстрочном документе, подписанном начальником ливийской разведки, давалось указание быть готовыми к нападению на американские объекты и к реализации «плана».

Через 10 дней, 4 апреля, была перехвачена телеграмма из восточноберлинского народного бюро в штаб-квартиру разведки в Триполи, в которой говорилось: «Триполи будет в заголовках завтрашних газет». А через несколько часов, ранним утром 5 апреля, в другой перехваченной из Восточного Берлина телеграмме говорилось, что «операция продолжается сейчас» и ее следы не приведут к ливийцам из Восточного Берлина. Через 10 минут, в 1 час 49 минут утра по берлинскому времени взорвалась бомба в дискотеке «Ля Белле» в Западном Берлине, в котором проводили время свободные от службы американские военнослужащие. Один американец, сержант Кеннет Форд, и одна молодая турецкая женщина были убиты, 250 человек ранено, в том числе около 50 американских военнослужащих. Перехваченная телеграмма могла стать предупреждением, которое предотвратило бы трагедию. Но власти опоздали с эвакуацией «Ля Белле» на 15 минут.

Теперь в руках Кейси имелись телеграммы, которые можно было толковать по-разному. Однако при желании в них можно было также увидеть элементы преступления: мотивы, время, место, последствия. Приказа о взрыве в дискотеке из Триполи не поступало, но такие вопросы решаются на месте.

Немедленно приступили к разработке секретных планов ответных действий. В течение последующих десяти дней от администрации исходили противоречивые сигналы: некоторые свидетельствовали о решимости нанести ответный удар, а другие, наоборот, опровергали это. Все говорило о замешательстве в руководящих кругах США. Широко распространилось мнение, что Рейган вообще никогда не решится нажать на спусковой крючок. В числе сомневающихся был и подполковник Норт.

Среди тех, кто принимает решения, всегда найдутся люди, которые найдут причину, чтобы удержать президента или отговорить его от активных действий.

Перехваченная информация была настолько необычной, что некоторые высокопоставленные лица просто не могли удержаться, чтобы с кем-нибудь не поделиться. Так, например, посол США в ФРГ Ричард Р. Барт по поводу взрыва в «Ля Белле» публично заявил: «Имеющиеся доказательства говорят о причастности к этой акции Ливии». В одной из своих речей командующий вооруженными силами НАТО генерал Бернард У. Роджерс тоже сказал об имеющихся «неопровержимых доказательствах ливийской причастности».

Агентство национальной безопасности США с опозданием разослало «секретное предупреждение», подобного рода высказывания серьезно снижают его возможности по получению информации. Плюс к этому была введена новая, более высокой категории секретность на информацию, значительно ограничена рассылка материалов перехвата и расшифровки.

В понедельник 14 апреля между 7 часами вечера и 2 часами утра около 30 бомбардировщиков ВВС и ВМС США нанесли удар по Триполи и порту Бенгази в 450 милях от столицы. Восемь, возможно, девять бомбардировщиков Ф-111, каждый с четырьмя 2000-фунтовыми бомбами лазерного наведения на борту, должны были обрушить свой груз на казармы Каддафи «Сплендид Гейт». Предполагалось, что по крайней мере 32 бомбы Ф-111 достигнут цели. В объект попали только четыре, а возможно, и две бомбы. Некоторые самолеты Ф-111 были вынуждены с полдороги вернуться обратно в Великобританию, не осилив 2800-мильного пути, на преодоление которого требуется 14 часов. (Маршрут удлинился, так как Франция не разрешила пролет над своей территорией.) Это говорило о ненадежности техники. Естественно, информацию об этом держали в большом секрете. Подробные данные не сообщили даже аналитикам РУМО. Ночевавший в бедуинской палатке Каддафи не пострадал. Двое его сыновей получили ранения, погибла пятнадцатилетняя девочка, которая, по сообщению ливийской прессы, была приемной дочерью Каддафи.

В 9 часов вечера во время выступления по телевидению Рейган объявил о налете, который длился одиннадцать с половиной минут. Он привел «неопровержимые» доказательства причастности Ливии к берлинскому взрыву, рассказал о содержании трех перехваченных ливийских телеграмм, заявил, что налет был совершен в целях «самообороны».

«Сегодня, — заявил президент из Овального кабинета, — мы сделали то, что должны были сделать. При необходимости мы повторим это».

23

В течение шести месяцев Кейси занимался еще одним совершенно необычным контр разведывательным делом.

ЦРУ получило данные о том, что в период с 1975 по 1980 г. советская разведка приобрела важного агента из числа сотрудников АНБ, который предложил свои услуги посольству СССР в Вашингтоне по телефону. Эти сведения были переданы ФБР, которое занялось проверкой своих старых записей разговоров разных абонентов с советским посольством. На пленке шестилетней давности они услышали голос неизвестного человека: «Я располагаю информацией, которую хотел бы передать вам…» Располагая данными о принадлежности информатора к АНБ, ФБР сосредоточило внимание на элитной группе сотрудников, занимавшихся советскими делами, в состав которой входило около тысячи человек. Запись была воспроизведена некоторым из них. По голосу они опознали своего бывшего коллегу Рональда В. Пелтона, который работал в советском управлении АНБ с 1965 г. В 1979 г. он ушел в отставку с должности с годовым окладом 24,5 тысячи долларов.

Хотя у Пелтона было невысокое служебное положение, по роду своей работы он имел широкий доступ к совершенно секретной информации о расшифровке материалов, передаваемых по 60 советским линиям связи, которые были объектами АНБ. Пелтон закупал оборудование, занимался бюджетными вопросами, планированием, решением некоторых других проблем. Тридцативосьмилетний Пелтон был настойчив, умел вести переговоры при заключении контрактов, обладал феноменальной памятью. Другими словами, он был настоящей находкой для советской разведки. Если бы ей предоставили право выбора среди тысяч сотрудников АНБ, она не смогла бы найти лучшего кандидата. Пелтон был одним из тех ключевых работников низшего звена, которые имеются почти в любом учреждении, обладающих техническими знаниями и широким общим кругозором.

В ноябре 1985 г. ФБР установило, что Пелтон занимается продажей моторных лодок в Аннаполисе (штат Мэриленд). Два агента ФБР допросили его в отеле «Хилтон» в Аннаполисе, и Пелтон частично признался в шпионской деятельности. В 1979 г., еще работая в АНБ, Пелтон объявил себя банкротом, но об этом никто не знал. После ряда деловых неудач он предложил свои услуги советской разведке. Пелтону заплатили 35 тысяч долларов за информацию о шпионском оборудовании стоимостью в десятки миллионов долларов.

Сразу же после допроса Пелтон был арестован по обвинению в шпионаже. В представленных суду документах ФБР указало, что Пелтон передавал сотрудникам советской разведки информацию «о проекте Соединенных Штатов по сбору разведывательных сведений о Советском Союзе». Это вызвало сенсацию в средствах массовой информации. Как могло случиться, что одна из важных операций АНБ была выдана противнику? На одном из судебных заседаний назначенный судом адвокат Пелтона упомянул об операции под кодовым названием «Айви беллз». Судья прервал допрос, запретив дальнейшее разбирательство дела.

Операция «Айви беллз» начала осуществляться в конце 70-х гг., когда Тэрнер был директором центральной разведки, и в 1981 г. она была уже провалена. Только после разоблачения Пелтона АНБ и Кейси удалось свести воедино все куски.

На восток от советского побережья, глубоко на дне Охотского моря АНБ и ВМС США с подводной лодки установили одно из самых современных и сложных подслушивающих устройств, при помощи которого снималась информация с глубоководного советского кабеля, обеспечивающего работу ключевых советских военных и других коммуникационных линий. Аппарат имел специальное облегающее кабель устройство, которое позволяло электронными методами проникать внутрь его, без физического контакта с отдельными проводами. Если бы русские стали поднимать кабель для обследования, они не обнаружили бы каких-либо признаков оборудования его подслушивающим устройством — оно легко бы отсоединилось от кабеля и осталось необнаруженным на дне моря. Записывающая аппаратура этого устройства могла фиксировать сообщения и сигналы, передававшиеся по различным линиям связи, в течение четырех недель.

Одним из наиболее сложных аспектов операции «Айви беллз» было изъятие из устройства пленок с записанной информацией. Специально оборудованная американская подводная лодка должна была регулярно появляться в Охотском море. Военные аквалангисты при помощи минилодки и даже подводного робота устанавливали местонахождение записывающего устройства и меняли пленки, которые затем направлялись в АНБ для расшифровки. Хотя сообщения имели месячную или даже большую давность, они содержали ценную информацию.

Особый интерес представляли сообщения, связанные с испытанием советских баллистических ракет. Ракеты завершали свой полет в водах Охотского моря в районе Камчатского полуострова, и вся информация о ракетах и испытаниях передавалась по этому кабелю.

Советские специалисты считали, что их глубоководные коммуникационные кабели и подземные линии связи фактически неуязвимы для перехвата со стороны Соединенных Штатов. Поэтому для зашифровки информации, передаваемой по некоторым каналам охотского кабеля, использовалась далеко не самая современная система кодирования. А некоторая информация вообще не кодировалась. Самые сложные системы кодирования информации использовались в наиболее уязвимой радиоволновой связи: в обычной радиосвязи, микроволновой или спутниковой.

Операция в Охотском море успешно осуществлялась до 1981 г. Но однажды на фотоснимке со спутника было отмечено большое скопление советских судов как раз в том участке Охотского моря, где к кабелю было прикреплено американское подслушивающее устройство. Один из советских кораблей был оборудован подводно-спасательной техникой. Ранее было зафиксировано участие этого судна в спасательных операциях в различных районах мирового океана. Позднее, когда американская подводная лодка прибыла для замены пленок, она установила, что устройство исчезло. Руководство АНБ пришло к выводу, что оно попало к русским и операция провалена. ВМС изучили всю имевшуюся разведывательную информацию, и был составлен настолько важный секретный доклад, что доступ к нему был предоставлен строго ограниченному кругу лиц. В этом докладе исключалась возможность простого совпадения или случайной удачи со стороны русских: они знали, что делают, и шли точно к месту нахождения записывающего устройства. Значит, имела место утечка информации, почти определенный шпионаж. В докладе был сделан вывод о том, что у русских в этих сферах есть агент.

Причины утраты в 1981 г. записывающего устройства были загадкой до получения информации, давшей ключ к разоблачению Пелтона в 1985 г. Кейси надеялся, что Пелтон будет осужден без раскрытия операции «Айви беллз», других секретных проектов или их результатов.

Основным недостатком операции «Айви беллз» был разрыв по времени между передачей русскими своих сообщений и их съемом с подслушивающего устройства с помощью подводной лодки. После провала проекта «Айви беллз» глава военно-морской разведки США адмирал Джон Баттс и руководитель аппарата Кейси по разведывательному сообществу вице-адмирал Эдвард А. Буркхалтер начали выступать за разрешение проблемы ликвидации разрыва между получением информации и ее реализацией.

Предлагалось скрытно провести из Гренландии глубоководный кабель и исходящие от него подслушивающие устройства подсоединить к советским подводным коммуникационным линиям в северных прибрежных водах. В этом случае информация сразу же попадала бы в АНБ. Расстояние между Гренландией и советским побережьем через Северный полюс составляет около 1200 миль. Кабель пришлось бы укладывать на дно океана, при цене около миллиона долларов за милю. Общие расходы — свыше миллиарда долларов — значительны, но они стоят того, доказывали оба адмирала. При всем скептицизме и снобизме законодателям было необходимо как-то показать, что они серьезно относятся к разведывательной деятельности. По другому проекту, стоимостью тоже миллиард долларов, предлагалось, используя такую же технологию, прослушивать все коммуникационные кабели мира.

Я узнал об операции «Айви беллз» в начале 1985 г., но, поскольку нам было неизвестно о ее провале, Брэдли решил задержать публикацию. После ареста Пелтона нам удалось установить, что одним из наиболее важных проваленных проектов по сбору разведывательной информации была как раз операция «Айви беллз». Поскольку русские захватили устройство и без труда могли установить его предназначение, Брэдли считал себя вправе рассказать о деталях этой операции, чтобы показать, какой ущерб может быть нанесен одним из многих тысяч клерков, техников, переводчиков и обработчиков информации, имеющих дело с последними достижениями в области технологии шпионажа.

5 декабря Брэдли и редактор-распорядитель газеты «Вашингтон пост» Леонард Дауни-младший прибыли к директору Агентства национальной безопасности генерал-лейтенанту Уильяму Одому. Десять лет назад подполковника Одома при администрации Картера устроили на работу в Совет национальной безопасности, что явилось трамплином для его карьеры. Худощавый, непроницаемый, с сильным характером человек, Одом считался «сверхъястребом» по отношению к Советскому Союзу. Он твердо верил в успех сбора информации с помощью технических средств. Статья об операции «Айви беллз», по словам Одома, раскроет перед русскими неизвестные им сведения, однако в течение последующих тридцати минут беседы он так и не пояснил, что имел в виду. В нем чувствовалась обеспокоенность. Он заявил, что на карту поставлены важные вопросы, затрагивающие национальную безопасность.

Позднее Дауни заявил, что, по его мнению, Одом попытается установить источники нашей информации об операции «Айви беллз». Брэдли считал, что наши телефоны могут прослушиваться. Пэт Тайлер и я начали беседы с некоторыми людьми (естественно, не по телефону) и выяснили, что должностные лица разведки не хотели, чтобы предстоящий судебный процесс над Пелтоном был предан широкой огласке. Один из них отметил, что стратегия АНБ в отношениях с прессой состояла в том, чтобы добиться отсрочки публикации материалов и выиграть время.

Ни один агент и ни одна разведывательная операция не могут функционировать вечно, они действуют определенное время. Поэтому каждый день на счету. Несмотря на то что Пелтон все выдал русским, заявило это должностное лицо, возможно, у русских чего-то не хватает. В прошлом руководители американской разведки не раз убеждались, что пойманные шпионы по каким-то причинам не сообщали некоторых сведений русским, и те не смогли должным образом проанализировать и использовать полученную информацию.

Как выяснилось, кроме «Айви беллз» Пелтон выдал русским еще семь важных операций, одна из которых осуществлялась из американского посольства в Москве, а другая проводилась совместно с англичанами. Еще одна операция касалась нового и эффективного способа перехвата микроволновой связи русских. В руки русских попала также информация об оборудовании, при помощи которого сведения сразу же после их перехвата передавались для обработки на компьютерах. Официальные лица опасались, что предание гласности истории с «Айви беллз» вызовет у представителей прессы желание получить о ней больше информации. Может последовать серия статей, в которых будут вскрыты подробности операции. Все это очень деликатные вопросы. Что запомнил Пелтон? Что он не рассказал? Что именно сообщил русским? Как это было воспринято? Поверили ли ему? Провал не всегда означает, что какая-то возможность, технология или агент утрачены навсегда. Напечатанные в газетах статьи о Пелтоне откроют шлюзы, превратят АНБ в жертву репортеров. Так нам говорили. Но в то же время более десяти лет назад на первой странице газеты «Нью-Йорк тайме» Сеймур Херш сообщал о сомнительной операции американских подводных лодок вблизи советского побережья. Со ссылкой на источник Херш сообщал, что с подводных лодок США удалось подключиться к советским кабелям, проложенным по дну океана, и перехватывать таким образом поступающие с командных пунктов распоряжения и другие сведения, которые считались слишком важными, чтобы их можно было передавать по радио или другим, менее безопасным способом.

В 1976 г. в своем докладе о разведывательной деятельности США комиссия Пайка указывала: «За последние десять лет в ходе осуществления разведывательной программы с использованием специального оборудования подводных лодок во враждебных территориальных водах имело место по меньшей мере девять столкновений с судами противника, более ста десяти возможных обнаружений наших действий, и трижды информация просачивалась в прессу». Далее комиссия констатировала, что ВМС неправильно оценили эту программу как связанную с небольшим риском и что проведенный ВМС анализ носил «формальный характер».

Мы показали Брэдли результаты своих исследований. Ранее в беседе с Брэдли Одом доказывал, что сведения об оборудовании американских подводных лодок техническими средствами для прослушивания кабельных линий относятся к категории особых государственных секретов и их появление в прессе приведет к катастрофическим последствиям. Брэдли позвонил Одому.

— Я надеюсь, что вам не удастся найти в прессе такую информацию, — ответил директор АНБ.

Брэдли сказал, что его репортеры вновь займутся этим делом. Он чувствовал, что его пытаются одурачить. Его особенно расстроило появление в только что вышедшей из печати публикации «Ядерная война на море» ссылки на старую статью из газеты «Нью-Йорк тайме» о прослушивании подводных кабелей.

Если такие сведения могут появиться в других изданиях, то почему не в «Вашингтон пост»?

27 января Брэдли, редактор по внутренней информации Роберт Г. Кайзер и я отправились в штаб разведывательного сообщества на встречу с Одомом и двумя его помощниками. У нас имелся вариант статьи об операции «Айви беллз», и мы надеялись, что они отметят в ней абзацы, которые были неприемлемы с точки зрения обеспечения национальной безопасности. Руководящие сотрудники АНБ несколько суетливо прочитали восемь страниц черновика. Мы ждали их реакции. Одом был осторожен в своих высказываниях, его помощники пробурчали что-то не очень внятное. Брэдли спросил, почему мы не можем опубликовать то, что хорошо известно русским. Они узнали об этом от Пелтона, изъяли устройство со дна океана, разобрали его и внимательно изучили. Почему сейчас, когда Пелтон скоро предстанет перед судом, мы не можем рассказать об этом общественности?

Одом сказал, что возьмет черновик с собой, изучит его, взвесит все мнения и вернет его Брэдли.

На следующий день, 28 января, через несколько часов после взрыва космического корабля «Челленджер», Одом позвонил Брэдли. Он, Одом, АНБ и правительство США возражают против публикации этой статьи. Он не собирается редактировать ее или готовить новый, приемлемый вариант, если бы это даже было возможно. Публикация вызовет к этой проблеме внимание, что опасно и не нужно, заявил Одом. Если даже русским все известно, они не знают точно, какими данными об их осведомленности располагают США. Расшифровку этого он и хотел бы не допустить. Вся эта история должна быть предана забвению, и задача Одома позаботиться об этом.

7 февраля Брэдли, Дауни, Кайзер и я обедали с одним из бывших высокопоставленных сотрудников ЦРУ, давно отошедшим от дел, но хорошо осведомленным о трениях между ведомствами, занимающимися обеспечением национальной безопасности, и средствами массовой информации. Брэдли изложил все, что мы знаем об операции «Айви беллз», предательстве Пелтона и предстоящем суде над ним.

— Почему они так противятся? — поинтересовался Брэдли.

— Мать, защищающая свое дитя, — ответил бывший сотрудник ЦРУ, — ничто по сравнению с офицером разведки, оберегающим свою операцию.

— Но русские все знают, — сказал Брэдли.

— Да, — ответил наш собеседник. — Но кто именно? Об обнаружении подслушивающего устройства могло быть доложено руководству страны как о крупном успехе. Но может случиться и так. Линия прослушивалась в течение длительного времени, и этот факт мог принести неприятности военным или КГБ. Будут ли они докладывать руководству? Вы можете ответить на эти вопросы? — спросил он. — Поэтому давайте посмотрим на проблему с позиции русских: они раскрыли американскую операцию, проводившуюся в одном из морей Советского Союза, и тем самым положили ей конец. В Америке прошел судебный процесс без раскрытия подробностей и все, вопрос закрыт. А в случае появления статьи? У советских военных или у КГБ возникнет чувство тревоги и возмущения, требующее соответствующего выхода. Ведь родина стала жертвой шпионажа (в таком-то месте и в такое-то время). А это можно рассматривать как удар по национальному самолюбию. Начнутся поиски новых шпионов, поднимется кампания шпиономании. В дипломатических переговорах русские станут менее сговорчивыми и именно по тем вопросам, в которых заинтересованы США. И наконец, это может привести к провалу других операций.

Цель разведки состоит в том, — заявил бывший сотрудник ЦРУ, — чтобы успокоить противоположную сторону, дать ей почувствовать себя в безопасности, усыпить бдительность. Поэтому американская разведка и возражает против появления какой-либо статьи. Кроме того, статья в газете «Вашингтон пост» может создать определенную проблему для нового советского руководителя Горбачева, который находится у власти всего одиннадцать месяцев.

Публикация о шпионаже США, — заключил он, — глубоко заденет его. — Возможно, некоторые факты скрываются от него точно так, как это делается у нас. Как ни крути, а прослушивание нами кабеля связи было их провалом.

Беседа подействовала на нас отрезвляюще и напомнила, что вопрос не такой простой. Последствия от публикации могли быть непредсказуемыми..

Мы показали статью еще в некоторых инстанциях в Вашингтоне в надежде найти авторитет, который бы санкционировал ее публикацию. Имея на руках официальные и неофициальные предупреждения, Брэдли заявил, что он хочет притормозить, чтобы ясно представить, к чему может привести публикация этих материалов.

До сих пор никто нам не сказал, что конкретно в этой статье может нанести ущерб. Было очевидно, что разведывательное сообщество не хочет, чтобы средства массовой информации вмешивались в это дело. Возможно, у разведывательных служб были на это свои причины, которые они пока не раскрыли, а возможно, такое положение создалось потому, что они не хотели обсуждения своих операций по сбору разведывательной информации или своего фиаско с Пелтоном. Перед нами пока мигал только желтый предупредительный свет, а не запрещающий красный.

Последний вариант статьи я передал ответственному сотруднику Белого дома и попросил его сообщить, есть ли возражения. Из статьи ранее были исключены четыре несущественные детали, на которые указал генерал Одом. Наши дальнейшие исследования подтвердили, что Советы действительно о них могут не знать. В статье, которую я передал, говорилось, что Пелтон «раскрыл долгосрочную операцию ВМС США по прослушиванию советского глубоководного кабеля связи». Далее указывалось, что передача этой информации русским произошла в 19S1 г. и что операция «Айви беллз» проводилась на кабеле в Охотском море. Сотрудник Белого дома обещал ответить на наши вопросы.

20 февраля 1986 г. президент Рейган вылетел на Гренаду, чтобы отпраздновать годовщину победы 1983 г. Находясь на борту президентского самолета, этот сотрудник Белого дома обсудил вопрос о нашей статье с Шульцем, Уайнбергером, Пойндекстером и Джоном Риганом. Их мнение было единогласным: последний вариант статьи был наименее приемлемым. Они пришли к выводу, что «Вашингтон пост» теперь у них в руках. Действия газеты по обсуждению многочисленных вариантов статьи с сотрудниками Белого дома и Агентства национальной безопасности свидетельствовали о наших колебаниях и неуверенности. Руководящие сотрудники администрации полагали также, что публикация статьи нанесет ущерб национальной безопасности не столько раскрытием секретов, сколько ухудшением отношений между США и Советским Союзом. Если Советы отнесутся к этой статье как внушающей доверие, то опасения генерала Одома подтвердятся: Советы убедятся, что американцы знают об их секретах. Кроме того, операции АНБ затрагивают ряд взаимосвязанных секретов — трудно раскрыть одну операцию, не нанеся ущерба другим.

Но главную озабоченность вызывала динамика американо-советских отношений. Статья могла повредить их развитию, а это с полным правом можно отнести к вопросам национальной безопасности.

Позднее сотрудник Белого дома сообщил нам: «Обсуждение было проведено на самом высоком уровне, насколько позволяет сделать это мое служебное положение. Брэдли следует поговорить с адмиралом Пойндекстером».

Пелтон был одним из наиболее информированных лиц, когда-либо имевшихся у русских. Он выдал не только «Айви беллз», но и другие исключительно важные операции по сбору разведывательной информации. В АНБ он имел доступ ко всей информации, касающейся операций разведывательных служб США со средствами связи Советского Союза. В течение ряда лет Пелтон передавал русским информацию во время встреч с ними в Европе. Мы хотели рассказать своим читателям, что именно он выдал. В статье также показывалось, насколько просто было прийти в советское посольство и выдать американские секреты.

Однако редакторы «Вашингтон пост» колебались. Тогда Брэдли сказал, что он позвонит Пойндекстеру[29].

В середине марта ответственный сотрудник ФБР информировал нас о том, что министерство юстиции почти проиграло битву за привлечение Пелтона к ответственности в связи с опасением расшифровки важных государственных секретов.

Мы спросили, а теперь газета может напечатать статью о том, что Советам уже известно? На что сотрудник ответил, что все-таки следует считаться с атмосферой, которая окружает разведывательные операции. Любая информация о методах получения секретных данных повышает осторожность и бдительность другой стороны. Как известно, успехи в разведке часто достигаются тогда, когда другая сторона допускает ошибку, что-то просматривает, не проверяет. А привлекать внимание контрразведки не хотелось бы. «Впрочем, я мог бы переговорить с министром юстиции», — предложил он.

— В этом нет необходимости, — ответил Брэдли, хотя Миз был единственным руководителем ведомства, с которым мы не консультировались.

В пятницу 21 марта я встретил Кейси на большом приеме, который устраивал издатель газеты «Нью-Йорк тайме» Артур Оке Сульцбергер. Прием подходил к концу, число людей, собравшихся в вашингтонском «Международном клубе», уменьшилось. Кейси беседовал с репортером из «Нью-Йорк тайме», помешивая свой напиток. Я подошел и спросил, могу ли я пожать ему руку.

— Я только что говорил, — сказал Кейси, обняв меня за плечи, — вы организовали прекрасную вечеринку.

Все, кто был близко от нас, удивились, и я тоже. Потом я понял, что Кейси, видимо, принял меня за Сульцбергера, и сказал, что я из «Вашингтон пост».

Кейси внимательно посмотрел на меня. «Вот так штука», — сказал он, улыбаясь. Осмотревшись по сторонам, он нашел Сульцбергера и подошел к нему. Очевидно, для того чтобы показать мне, что он понял свою ошибку, Кейси заговорил о моей книге. Ему было известно, что я работаю над книгой о ЦРУ и о нем. В течение последнего времени мы говорили с ним об этом неоднократно. Он спросил, будут ли книгу просматривать, чтобы удостовериться в том, что я не раскрыл каких-либо секретов. Я ответил, что приму к сведению любые идеи о том, как это можно было бы сделать. Однако сомневаюсь, что это поможет.

— Продолжайте работу и критикуйте меня, если вам это нравится, — сказал он. — Это — ваша книга.

Вскоре мы оказались одни, и я спросил Кейси, почему генерал Одом и другие создают нам такие трудности с публикацией статьи о том, что Пелтон выдал операцию «Айви беллз» русским.

— Если вы опубликуете это, — сказал Кейси, держа стакан в обеих руках, — может создаться определенное общественное мнение, с которым мы можем не справиться. Я попросил Билла Одома заняться этим делом. Он знает о нем больше меня.

Кейси не пояснил, имел ли он при этом в виду факт прослушивания кабелей или саму операцию, проводившуюся с подводных лодок вблизи побережья Советского Союза. Может быть, он подразумевал и то, и другое.

На другой день я рассказал Брэдли об утверждении Кейси, что все дело в «общественном мнении». Брэдли ответил, что сейчас его просто угнетает сознание того, что мы все еще не можем решить вопрос о статье. Вечером в тот же день я написал Брэдли письмо, в котором сказал, что считаю прекращение наших расследований серьезной ошибкой и что мы должны как-то распутать этот узел.

Брэдли пригласил меня на обед. В течение нескольких последних лет он неоднократно задавал мне один и тот же вопрос: «Неужели ЦРУ бесконтрольно?» Что я ему мог ответить? Многие, в том числе и сотрудники разведки и лица, использующие разведывательную информацию, испытывают по этому поводу определенное беспокойство, особенно в отношении Кейси. Они считают, что США своими тайными операциями, секретным сбором разведывательной информации часто вмешиваются не в свои дела. Некоторые даже считают, что США ведут настоящую разведывательную войну против Советского Союза. Все эти так называемые пассивные методы сбора разведывательной информации: «жучки» — тут, спутники — там, системы подслушивания по всему миру, подводные лодки в территориальных водах — рождают довольно неприглядную картину. Соединенные Штаты обогнали русских в технологической области, а значит, и в тайных операциях.

Брэдли хотел уяснить для себя: какие специальные цели мы преследуем, сообщая об этом общественности? Мы же не можем просто так публиковать какие-то факты, какие-то секреты.

Я согласился с этим. «На первом этапе этой разведывательной операции с использованием ядерных подводных лодок США даже вынашивали планы направления их не только в территориальные воды СССР, но в устье одной из его рек», — сказал я.

— О боже, — простонал Брэдли.

— Правда, у нас была противоречивая информация об этом, и мы не знали, имело ли это в действительности место.

— А если было? Представьте себе: одну из наших ядерных подводных лодок обнаруживают в советской реке или советской гавани. По сравнению с этим инцидент с «Пуэбло» в 1968 г. кажется мелочью. (Американский разведывательный корабль «Пуэбло» был захвачен в 13 милях от побережья Северной Кореи.)

— Контролировал все это кто-нибудь или нет? — снова задавал вопрос Брэдли.

Потом мы говорили о том, что АНБ, очевидно, занимается прослушиванием и несоветских подводных кабелей, поскольку США являются совладельцами крупнейших кабельных сетей в мире: тихоокеанской и атлантической, и серьезные люди обеспокоены тем, что США позволяют русским перехватывать телефонные разговоры, используя для этого свои микроволновые антенны, расположенные выше любого здания в Вашингтоне. Это ведь тоже не что иное, как вторжение в личную жизнь американцев.

Потом, когда я собрал вместе кусочки имеющейся информации, мне стало ясно, что, возможно, имеется молчаливое согласие, что и США могут пользоваться современной системой электронного сбора разведывательной информации из своего посольства в Москве.

Брэдли возражал, но ни он, ни мы не могли с полной уверенностью сказать, что мы не нарушим требований национальной безопасности.

Мы согласились с тем, что Брэдли переговорит с одним из тех, чья информация легла в основу статьи, одним бывшим руководящим сотрудником разведки, который был полностью осведомлен об операции «Айви беллз». Он мог достоверно сказать, есть ли в статье какие-либо неизвестные русским сведения или нет.

Большую часть апреля мы занимались вопросами бомбардировки Ливии, и только в конце месяца Брэдли смог встретиться с бывшим сотрудником разведки для обсуждения операции «Айви беллз». Тот подтвердил Брэдли, что в данном варианте статьи нет ничего, чего не знали бы русские. В пятницу 25 апреля около 3 часов дня Брэдли попросил меня позвонить в Белый дом и проинформировать их о том, что статья будет напечатана в газете в ближайшее время.

— Мы вынуждены возразить, — заявил представитель Белого дома по вопросам национальной безопасности, вновь выдвигая аргумент о том, что статья «в целом» сообщит русским сведения, которых они еще не знают. Далее он заметил, что до публикации Брэдли следовало бы позвонить Одому.

— Одом считает, что ему дали обязательство, которое, кажется, не выполняется, — добавил он.

На следующее утро Одом сам позвонил Брэдли, который на выходные дни уехал на Лонг Айленд, и заявил, что он категорически возражает против публикации.

— Я разговаривал с людьми, равными вам по положению и степени лояльности Соединенным Штатам, — сказал Брэдли в ответ. — Они не нашли в статье ни одного факта, который не был бы известен русским.

Одом согласился, что в статье нет для русских ничего нового. Его больше беспокоят другие страны, которые пока не знают о наших возможностях по прослушиванию линий связи.

Брэдли ответил, что, очевидно, уже поздно снимать одни аргументы против публикации статьи и выдвигать новые.

Одом настаивал, чтобы Брэдли отложил принятие решения до личной беседы.

Представители различных разведывательных организаций США пытались убедить Одома в том, чтобы он недвусмысленно сказал Брэдли, что же именно в статье его не устраивает. Но Одом отказался это сделать. Различные уточнения — это слишком опасно.

1 мая Брэдли и Одом встретились за завтраком. Одом был спокоен и сказал, что его больше всего беспокоит реакция других стран, хотя и не назвал, каких именно. Брэдли настаивал на том, что если есть какая-то конкретная причина, он должен ее знать. Одом ответил, что его тревожит слишком большой объем раскрываемой информации. Он совместно с другими руководителями разведки рассматривает возможность применения закона от 1950 г., предусматривающего уголовное наказание за публикацию секретной информации из области сигнальной разведки.

Брэдли заявил, что он намерен опубликовать статью.

— Будет ли это единственной статьей об «Айви беллз»? — спросил Одом.

Брэдли ответил, что он не может сейчас ответить на этот вопрос. Во всяком случае, добавил он, мы не собираемся посвящать этой операции всю свою жизнь, а «Вашингтон пост» заполнять только этой темой. Брэдли ушел с впечатлением, что он все-таки смог убедить Одома.

Позднее в тот же день Брэдли заявил, что назад пути нет. «Я перешел Рубикон». Мы еще раз подработали статью для ее публикации в воскресном номере.

На следующий день, в пятницу 2 мая Кейси посетил начальника отдела министерства юстиции по уголовным делам Д. Лоуэлла Дженсена и предложил привлечь к уголовной ответственности в соответствии с законом 1950 г. органы прессы, допустившие утечку информации. У него был список пяти органов массовой информации, опубликовавших в последнее время сведения об использовании коммуникационных линий других стран: «Вашингтон пост», «Нью-Йорк тайме», «Вашингтон тайме», «Тайм», «Ньюсуик». Статью из «Вашингтон пост», на которую Кейси ссылался, написал я. В ней говорилось о перехвате ливийских сообщений, относившихся к взрыву в западноберлинской дискотеке.

Дженсен без энтузиазма отнесся к идее привлечения репортеров к ответственности. Он не хотел нарушать первую поправку к конституции США.

— Вам следует занять жесткую позицию в отношении этих негодяев, — заявил Кейси. Он хотел, чтобы Дженсен продумал вопрос об обращении в суд, с тем чтобы не допустить публикации газетой «Вашингтон пост» статьи об операции «Айви беллз». Однако, по мнению Дженсена, это не сработает. Администрации не удалось выиграть в Верховном суде дело о запрете на публикацию «документов Пентагона».

Позднее в тот же день Кейси позвонил из своей машины Брэдли и предложил встретиться в баре университетского клуба, как раз позади здания «Вашингтон пост», рядом с советским посольством.

Брэдли и Дауни подошли в бар к 4 часам и вручили Кейси вариант статьи. Он медленно прочитал ее.

— Публикация этой статьи, несомненно, нанесет ущерб интересам национальной безопасности, — сказал Кейси, взяв стакан виски с содовой. — Я не угрожаю вам, но вы должны знать, если эта статья будет напечатана, я выступлю за привлечение вас к ответственности. Это относится не только к «Вашингтон пост». Мы уже собрали данные о пяти таких грубых нарушениях.

Как бы между прочим он заметил, что только что был в министерстве юстиции, где по его рекомендации собираются завести пять уголовных дел.

Брэдли спросил, уж не по закону ли 1950 г.?

— Да, да, — ответил директор ЦРУ. — Я больше не занимаюсь адвокатской практикой.

Брэдли и Дауни пытались выяснить подробности. Сначала ссылались на русских, потом — на другие страны, а сейчас на что?

— Послушайте, — сказал Кейси, — придержите статью с неделю. Я хочу позвонить президенту, который выехал в Японию на совещание по экономическим вопросам, и попросить его лично переговорить с Брэдли.

— Это так важно? — спросил Брэдли.

— Да, очень, — ответил Кейси. — Если статью опубликуют, жизнь некоторых людей, возможно, окажется под угрозой.

При выходе из бара Кейси спросил Дауни: «Как у вас с Олли?» Дауни решил указать в одной из публикаций, в которой фигурировал Норт, что он является сотрудником Совета национальной безопасности, который занимается вопросами оказания помощи «контрас». В направленном Дауни письме Норт протестовал против этого. Обо всем этом Кейси было известно.

Поскольку к решению вопроса о публикации Кейси намеревался привлечь президента, Брэдли и Дауни согласились статью в воскресенье не публиковать. Вернувшись к себе, они проконсультировались с юристами. Ни один из них никогда не сталкивался с законом 1950 г., в котором говорилось, что подлежит наказанию любое лицо, «опубликовавшее» информацию о разведке в области средств связи. Юристы не были уверены, соответствует ли этот закон конституции. Они советовали проявлять осторожность.

Тайлер и я были уверены, что статья не может причинить какого-либо ущерба. В ходе правки из нее уже все убрали. Возможно, что Кейси блефует. Он стремился сделать так, чтобы средства массовой информации не писали о таких вещах.

— Из материалов статьи можно сделать определенные выводы, — заключил Тайлер, — и именно этого они хотели бы избежать.

Брэдли решил обсудить эти вопросы публично. Во вторник 6 мая он передал свои заметки о встрече с Кейси репортеру газеты «Вашингтон пост» Джорджу Ларднеру. Если человеку может что-то сказать не умеющая лаять собака, то подобную роль может сыграть и неопубликованная статья.

В 5 часов 45 минут пополудни в кабинете Брэдли раздался звонок. В телефонной трубке он услышал голос Кейси. Директор центральной разведки сказал, что с ним только что связался по телефону Генри Грюнвальд, главный редактор журнала «Тайм», и спросил, правда ли, что его журнал собираются привлечь к ответственности. Вы в курсе?

— Конечно, — ответил Брэдли. — Это я поручил репортеру написать об этом статью для очередного номера газеты.

— Я думал, что у нас был конфиденциальный разговор.

— Вы просили о встрече, — ответил Брэдли, — и никаких условий не оговаривалось. А вы сделали заявление, имеющее большое значение не только для «Вашингтон пост», но и для других органов прессы. Это ведь важная новость.

На этом разговор закончился. Однако через несколько минут Кейси позвонил снова.

— Я думал, что мы еще поговорим, — сказал Кейси.

— А разве есть что-либо еще для обсуждения? — спросил Брэдли.

— Когда я смогу прочитать статью?

— Завтра утром, — ответил Брэдли.

— Мое имя будет упомянуто?

— Конечно.

На следующий день на первой странице газеты была напечатана статья «Администрация взвешивает вопрос о наказании прессы за утечку информации». В ней были названы пять органов прессы, о которых говорил Кейси, и говорилось, что ввиду угрозы судебного иска «Вашингтон пост» воздерживается от «публикации еще одной статьи, касающейся разведывательных возможностей США».

На следующий день Кейси пригласил на завтрак юрисконсульта газеты «Вашингтон пост» Эдварда Беннета Уильямса. Позднее Уильямс обо всем рассказал нам. Правительство может предъявить судебный иск, но, по мнению Уильямса, это вряд ли случится. «Мне неоднократно приходилось сталкиваться с их трусостью». Но теперь «Вашингтон пост» и Кейси находятся в разных углах ринга и их позиции обнародованы. Уильямс сказал, что нужно ждать.

В пятницу в газете «Нью-Йорк тайме» появилась публикация следующего содержания: «Согласно сообщениям официальных лиц, ЦРУ пытается убедить администрацию в том, что публикация такой статьи в «Вашингтон пост» нанесет США ущерб, поскольку в ней будет указано, что Пелтон передал Советскому Союзу. ЦРУ утверждает, советские власти до сих пор еще не знают, что они получили от Пелтона».

В субботу 10 мая 1986 г. Рейган позвонил Катрин Грэхем, председателю правления компании «Вашингтон пост».

Грэхем поздравила президента с успешным проведением встречи на высшем уровне.

Рейган сказал, что разговаривал с Кейси и что статья о Пелтоне нанесет ущерб.

— На карту поставлены государственные секреты, — заявил президент.

Грэхем ответила Рейгану, что Брэдли с осторожностью подошел к подготовке статьи. Она, как владелец компании, и ее сын, Дональд Грэхем, как издатель газеты, могут запретить Брэдли печатать эту статью. Но они не сделают этого. Для всех было бы лучше, если бы Брэдли сам пришел к такому решению.

Рейган, казалось, понял. Он попрощался.

Грэхем сказала, что ее убедила аргументация президента. Для нее не совсем понятно, зачем вообще публиковать эту статью? Если бы разведывательные службы пытались свергнуть правительство, возможно, об этом стоило бы говорить. Но как США могут собирать слитттком много разведывательной информации, прослушивать слишком много объектов? Русские ведь нас тоже слушают. Если мы даже обогнали их в различных технологиях, следует ли нам ждать, чтобы они нас догнали?

Брэдли объяснил, что в статье речь идет лишь об операции «Айви беллз», выданной русским Пептоном пять лет тому назад, и ничего больше. Грэхем сказала, что президента беспокоит нечто большее, и посоветовала Брэдли быть сверхосторожным.

Кейси понял, что у него есть два козыря: Рональд Рейган и Катрин Грэхем.

Утром 19 мая, когда должен был начаться отбор присяжных для проведения суда над Пелтоном, корреспондент Эн-би-си Джеймс Полк заявил в передаче «Тудей»: очевидно, Пелтон выдал один из наиболее охраняемых секретов АНБ — операцию под кодовым названием «Айви беллз», в ходе которой, как полагают, осуществлялось прослушивание подводных кабелей с американских подводных лодок внутри советских гаваней.

Брэдли позвонил Кейси, который не слышал передачи Эн-би-си, и спросил: «Вы советовали нам не публиковать эти материалы. Что вы собираетесь дальше делать?» В тот же день Кейси сделал заявление о том, что он направляет вопрос о передаче Эн-би-си в министерство юстиции на предмет возможного наказания.

Теперь стало ясно, что мы должны опубликовать свою статью, хотя бы в измененном виде. Она появилась в газете «Вашингтон пост» 21 мая под названием «Разглашены данные о системе подслушивания. Самое современное оборудование, выданное Пелтоном, попало в руки к русским». В ней говорилось, что Пелтон выдал русским «дорогую, долгосрочную и очень успешную американскую операцию, в которой для перехвата советских коммуникационных линий использовалась сложная технология. В операции применялись подводные лодки. Подслушивающее оборудование извлечено и находится у русских». Кейси выступил с формулированным в мягких выражениях заявлением о том, что наша статья изучается для определения целесообразности возбуждения судебного иска.

Суд над Пелтоном начался на следующий день. Тайлер и я включали в свои статьи все больше подробностей об операции «Айви беллз». В первый день мы дали место проведения операции — Охотское море.

Спустя пять дней Кейси и Одом опубликовали совместное заявление, в котором предупредили относительно «спекуляций и опубликования подробностей, выходящих за пределы раскрытых на суде. Такие спекуляции и дополнительные факты являются недопустимым разглашением информации и могут нанести существенный ущерб национальной безопасности». Заявление вызвало всеобщее удивление, попытка правительства объявить войну «спекуляциям» была абсурдна.

Пытаясь приглушить поднявшуюся шумиху, 29 мая Кейси заявил агентству Ассошиэйтед Пресс «По моему мнению, пресса вела себя очень истерично по этому вопросу, пытаясь обвинить нас в нарушении первой поправки конституции и ущемлении свободы печати. Мы не делали этого. Что касается предупреждения о «спекуляциях», то, если бы ему пришлось делать новое заявление, он вместо слова «спекуляция» употребил бы слово «экстраполяция».

Кейси позвонил Брэдли. В текущем году это был, вероятно, их двадцатый разговор. Директор центральной разведки заявил, что теперь ему до этого нет дела[30].

24

Хотя всю зиму и весну администрация создавала у общественности впечатление, что она в основном занимается Ливией, однако именно Иран доминировал во внешнеполитической повестке дня Белого дома и ЦРУ.

Вечером 10 марта Макфарлейн сидел за письменным столом в своем доме в пригороде Вашингтона. Он включил линию компьютерной связи с Белым домом и набрал код, позволяющий ему получать секретные сообщения. Загоревшийся сигнал указывал, что для него есть информация от Норта. Нажав нужную кнопку, он прочитал: «По просьбе вашего старого друга Горба (Горбанифара) встретьтесь с ним в Париже в субботу. Горбанифара беспокоят наши попытки выключить его из операции. Он уверен, что необходим при решении вопроса о заложниках, что мы сможем «подсластить блюдо» поставкой, например, партии оружия. Боб Гейтс собрал большой объем разведывательной информации о советской угрозе».

Норт задавал вопрос и личного характера: «Не пора ли ему возвратиться в морскую пехоту?»

Макфарлейн скучал по Белому дому. Позиция «со стороны» — это далеко не то, что пребывание внутри «кухни». Даже сейчас, три месяца спустя после ухода из Белого дома, он жаждал какой-либо важной роли. Макфарлейн приступил к составлению ответа Норту. Конечно, им следует обсудить вопрос о будущем Олли. «Честно говоря, — напечатал Макфарлейн, — я считаю, что давление на вас со стороны Белого дома этим летом значительно усилится. Поэтому представляется разумным, чтобы вы покинули Белый дом. Однако в этом случае не останется никого, кто сделал бы даже небольшую часть того, что делали вы. А если это не будет осуществлено, то все заделы пяти прошедших лет пропадут впустую».

Норт понимал, что его инициатива практически пока еще далеко не реализована. Он не должен уходить со своего поста, значимость которого он существенным образом усилил, создав личную систему связи. Агентство национальной безопасности предоставило в его распоряжение пятнадцать шифровальных аппаратов КЛ-43, позволивших ему обмениваться секретными сообщениями с лицами, которые работали вместе с ним по проблемам контртеррора и освобождения заложников. Он также решил использовать эти аппараты и при решении вопросов, связанных с «контрас». Один аппарат был передан генералу Секорду. Другой — резиденту ЦРУ в Коста-Рике, который выступал под псевдонимом Томас Кастильо и оказывал «контрас» большую помощь.

Для демонстрации своей поддержки «контрас» в конце марта президент Рейган сфотографировался в Овальном кабинете с Кастильо, Нортом, министром общественной безопасности Коста-Рики и Пойндекстером.

К апрелю Норт полностью «состыковал» операции «Иран» — «Контрас». 7 апреля он сообщил Макфарлейну: «По просьбе Дж. М. П. (Пойндекстера) я подготовил для нашего босса документ, в котором изложил предпринимаемые нами меры по доставке в Иран очередной партии оружия». В подготовленном Нортом документе «Освобождение американских заложников в Бейруте» говорилось: «Большую часть получаемых от Ирана за оружие 15 миллионов долларов можно было бы направить на оказание помощи «контрас». Пойндекстер эти предложения одобрил.

Администрация и Кейси вновь пытаются добиться, чтобы конгресс одобрил оказание «контрас» прямой военной помощи, но дело шло медленно. Обычные законодательные сложности. 12 миллионов долларов будут использованы для оплаты чрезвычайно необходимых для демократических сил сопротивления Никарагуа поставок, чтобы «закрыть» период между теперешним днем и тем временем, когда конгресс одобрит предоставление военной помощи.

Под рубрикой «рекомендации» Норт написал: «Чтобы президент одобрил».

8 апреля совет по надзору за разведкой (назначаемая президентом группа лиц), созданный для контроля над ассигнованиями и соблюдением законности после разоблачений злоупотреблений в разведке в 70-х гг., выдал Пойндекстеру свой юридический анализ. В нем говорилось, что в соответствии с директивой президента о «средствах связи» и «консультациях» любое американское ведомство может предоставлять «контрас» «начальную военную подготовку». Единственное ограничение состоит в том, что подобная подготовка не может включать в себя «планирование или осуществление военных операций».

По персональной системе связи Норту поступали от Секорда сообщения о сбрасывании на парашютах боеприпасов для «контрас». 12 апреля сотрудник ЦРУ Кастильо проинформировал Норта о подобной успешной операции и планах на будущее: «Моя цель — создание вооруженных сил численностью 2500 человек, которые могут нанести удар в северо-западном направлении и соединиться… чтобы образовать сплошной южный фронт. Предвижу значительное сопротивление на Атлантическом побережье. Подразделения «контрас» можно снабжать там по морю. Понимаю, что эти наметки могут показаться слишком амбициозными, но с вашей помощью, надеюсь, мы их осуществим».

Вызвав Макфарлейна по компьютерной сети, Норт сообщил ему: «Мы пытаемся изыскать возможность получить 10 пусковых установок «Блоупайп» и 20 ракет. Дик Секорд уже заплатил за это вооружение 10 % их стоимости».

Макфарлейн ответил: «Можете ли через ЦРУ узнать, в какие страны поставили это оружие англичане? По крайней мере, с одной из них мне необходимо установить контакт. Как у вас решается вопрос с переброской оружия? Могу ли я чем-либо помочь? Если у вас возникнет необходимость в получении минометов или другой артиллерии, в чем я сомневаюсь, дайте мне знать».

Переход из комнаты 302 в комнату 345 старого здания ЦРУ занимал менее минуты. Все чаще и чаще подполковник Норт проделывал этот путь из своего кабинета в кабинет директора ЦРУ Кейси. Кейси был не боссом, а опекуном Норта. Директор центральной разведки превратился в отца, близкого друга и наставника. Он стал для Норта руководителем, почти что оперативным работником, ведущим его дела.

Когда в 1984 г. Норт организовал поставки оружия для «контрас», Кейси был именно тем человеком, который разработал соответствующий план, посоветовал Норту создать организацию, руководителем которой должен быть человек, не находящийся на правительственной службе. Эта организация должна стать неофициальным прикрытием для тайной операции. Меньше всего ей следует ассоциироваться с ЦРУ. Для выполнения этой задачи Кейси рекомендовал генерала Секорда и объяснил Норту, как можно учредить «оперативный счет» в рамках Совета национальной безопасности для оплаты мелких расходов, поездок и специальных антисандинистсккх мероприятий на территории Никарагуа.

Кейси знал, что деятельность Норта становится все более рискованной и деликатной. Поэтому для самого Норта рекомендации Кейси были неоценимы, он мог подсказать, как вести дела решительно и энергично. Именно Кейси предупредил Норта, что его телефонные звонки в страны Центральной Америки по открытым линиям связи могут прослушиваться. Поэтому Норт добился получения от АНБ кодирующих устройств КЛ-43.

Кейси предоставлял ему последние разведывательные сведения о торговцах, через которых можно приобретать оружие для «контрас». Он, в частности, посоветовал Норту отказаться от услуг двух из них из-за их сомнительной деятельности и связей. Один даже подозревался в передаче секретной технологии в восточноевропейскую страну.

Норт изложил Кейси разработанный совместно с израильтянами план передачи «контрас» средств, полученных от продажи оружия Ирану. До Кейси сразу же дошла необычность создавшегося положения, и это привело его в возбужденное состояние. Ранее Иран пытался поставлять оружие сандинистам и с многолетней рассрочкой предоставил им кредит в 100 миллионов долларов на закупки иранской нефти. А сейчас вроде бы аятолла сам финансировал «контрас». Директор центральной разведки называл подобные махинации «верхом совершенства в области тайных операций».

Дела Норта принимали все более деликатный характер. Даже самый секретный канал IV для разведывательных сообщений Совета национальной безопасности он считал недостаточно надежным. Подготавливаемые Нортом документы нигде не регистрировались. Он мог свободно общаться с директором центральной разведки, который считался «крестным отцом» как иранской операции, так и операции по снабжению «контрас» всем необходимым.

Кейси предупредил Норта, что Горбанифар является, очевидно, агентом израильской разведки. Это означало, что они должны быть особенно осторожными, но вообще отказываться от его услуг необходимости не было. «Просто всегда помните, с кем имеете дело», — наставлял Кейси.

Когда дело дошло до того, что Норт должен был совершить предварительную секретную поездку в Тегеран, Кейси предупредил его, что он сам может стать заложником и должен быть готовым к возможным пыткам. «Есть только один способ избежать их, — сказал Кейси. — Это — иметь с собой средства, чтобы уйти из жизни».

Вскоре деятельность Норта стала как бы изъятой из общего русла. О ней знали лишь немногие осведомленные люди. Даже заместителя Пойндекстера держали в неведении. Норт представлял собой звено, которое всегда можно было правдоподобно отрицать. Кейси говорил, что кто-то должен взять на себя эту роль: быть готовым принять на себя удар, если будут раскрыты тайные операции США. Норт ответил, что он знает, на что идет. При необходимости он готов пожертвовать собой.

Норт был почти влюблен в Кейси. Директор центральной разведки представлялся ему интеллигентным, начитанным человеком. Когда он вылетал в командировку, в дорогу всегда брал книгу. Кейси знал, казалось, всех, кто добился в жизни чего-либо важного. Норт понимал, что именно Кейси был движущей силой в мероприятиях по поддержанию в мире различных антикоммунистических движений. У него было ясное представление о том, как переделать мир в интересах Соединенных Штатов. Свои концепции, идеи.

Кроме того, Норт видел, что Кейси — это единственный человек в администрации, который мыслит широко и перспективно. Директор центральной разведки с большой убедительностью говорил о необходимости иметь обособленный, самостоятельный, самофинансируемый орган, который мог бы функционировать независимо от конгресса и его ассигнований. Этот орган действовал бы в условиях настоящей секретности самостоятельно или в содружестве с другими разведывательными службами. Очевидно, он имел в виду саудовцев или израильтян. В лучших традициях капитализма это было бы доходное мероприятие. «Полностью самообслуживающаяся тайная операция» — так называл ее Кейси. Не только действия по выкупу или спасению заложников, не только контртеррор, но и другие операции. Некоторым из них Норт даже дал кодовые названия: ТХ-1, ТХ-2, ТХ-3. По своему опыту Кейси и Норт знали: они должны иметь возможность моментально включить их в действие. Как заметил Кейси: «Нужно иметь под рукой что-то, что можно было задействовать без какой-либо задержки».

Будучи в курсе дел Норта, 15 мая Пойндекстер направил ему по компьютерной системе связи послание: «Будьте осторожны». Он предупреждал: «Боюсь, что вы ведете себя так, что становится известно о вашей оперативной роли. Впредь я настаиваю на том, чтобы в своих делах вы ни с кем (включая Кейси) кроме меня не вели разговоров. Вам следует спокойно распространять версию, что по моему указанию все дела вы прекратили». Норт сообщил Пойндекстеру, что для «контрас» у него есть более 6 миллионов долларов. «Это уменьшает необходимость обращаться за помощью к третьим странам. Однако это не снимает необходимости вновь поручить ЦРУ руководство этой программой.

Без этого с риском для дела мы будем пытаться отсюда руководить осуществлением этой программы со всеми вытекающими политическими и физическими издержками. Я не жалуюсь. Как вам известно, я люблю работать, однако следует переложить часть этой нагрузки на плечи ЦРУ, с тем чтобы я мог спать больше 2–3 часов в сутки. Норт упомянул о том, что в скором времени денег будет больше и тогда станет все труднее скрывать операцию. Несомненно, это заденет настроенных против «контрас» демократов конгресса.

Хотя меня нисколько не беспокоит, что обо мне скажут, для вас и для президента это может стать обременительным с политической точки зрения.

Президент, очевидно, знает, зачем он встречался с некоторыми лицами и высказывал им благодарность за «поддержку демократии» в Центральной Америке».

Через несколько дней Норт предложил Пойндекстеру созвать узкое совещание, без протокола, с участием президента, Макфарлейна, Кейси, Шульца и Уайнбергера. Макфарлейн и Норт должны были в скором времени отправиться в Тегеран с партией оружия. 19 мая Пойндекстер ответил: «Я не хочу устраивать совещание с Р. Р. (Рональдом Рейганом), Шульцем и Уайнбергером».

На Кейси оказывал давление приехавший в США Секорд.

— Господин директор, вы и я не молодые люди, чтобы тратить время на бесполезные разговоры, — сказал Секорд. — Я пришел сюда, чтобы пожаловаться на вашу организацию. Я не получаю никакой поддержки. Мне нужна разведывательная информация, ориентировки. А вместо этого мне задают массу вопросов о характере нашей организации. Как она организована? Кому принадлежит? Кто владеет ее акциями? Что делает Секорд? Это похоже на расследование. Я не хочу, чтобы проводилось расследование. Я нуждаюсь в поддержке.

Кейси обещал разобраться. Вскоре после этого из своего кабинета в старом здании исполнительного управления он позвонил Норту и попросил его зайти.

Норт появился вместе с Секордом.

— Рад снова видеть вас, генерал, — сказал Кейси.

Норт информировал его о том, что пожертвования в пользу «контрас» уменьшаются. Средств опять не хватает.

Кейси заявил, что ряд лиц в администрации с оптимизмом смотрит на возможность получения от конгресса летом этого года финансовых средств на удовлетворение военных потребностей «контрас». Но, признал Кейси, он не согласен с этим мнением. У него пессимистический настрой.

Норт попросил Секорда высказать свое мнение.

Секорд заявил, что у него не хватает средств на приобретение дорогостоящего современного навигационного оборудования и всепогодных радаров.

— Сколько нужно денег? — спросил Кейси.

— Сумма зависит от периода времени, о котором идет речь, — ответил Секорд, — Если администрация не возобновит поддержку «контрас», мы не справимся.

Это была главная мысль в рассуждениях Секорда. По мнению Секорда, ему потребуется еще 10 миллионов.

— Десять миллионов долларов, — повторил Кейси, — десять миллионов. Такую сумму могут дать саудовцы, но я не могу обращаться к ним. По существующему закону, за «контрас» может ходатайствовать государственный департамент, но только на гуманитарные цели.

Кейси посмотрел на генерала.

— А вы можете.

— Но, господин директор, я не состою на государственной службе. Я не думаю, что они заинтересованы в ходатайстве частных граждан. Мне кажется, что это было бы весьма непродуманно.

— Все же, — вмешался Норт, — кому-то следует, не откладывая, разобраться в создавшейся довольно тяжелой обстановке.

Кейси сказал, что он об этом переговорит с государственным секретарем.

Госдепартамент обращаться к Саудовской Аравии не стал. Позднее ему удалось получить 10 миллионов долларов от султана Брунея, маленького богатого нефтью государства на острове Борнео. Договоренность об этом была достигнута в ходе трехчасовой встречи Шульца с султаном. За год до этого ЦРУ помогло ему создать службу охраны главы государства. Основанием для этого послужила директива президента по тайным операциям, разрешавшая ЦРУ увеличить свои усилия по обеспечению безопасности проамериканских лидеров различных стран и укреплению с ними связей.

Норт позаботился о номере счета в одном из швейцарских банков, на который султан должен был перевести деньги. Однако его секретарь переставил две цифры в номере счета, и в результате 10 миллионов долларов поступили на другой счет и в руки «контрас» не попали.

В конце мая Макфарлейн, Норт и ряд других лиц, включая Джорджа Кейва, бывшего резидента ЦРУ в Тегеране, говорившего на фарси, по фиктивным документам отправились в Тегеран с партией оружия в надежде освободить в обмен всех заложников. Однако Макфарлейн и Норт вернулись с пустыми руками. В одном из докладов Кейва в адрес Кейси говорилось, что Горбанифар предложил использовать получаемые от продажи оружия деньги на оказание помощи «контрас» и афганским моджахедам.

10 июня Макфарлейн выразил Пойндекстеру свои опасения в связи с положением Норта: «Появляется все больше свидетельств, что левые демократы хотят отыграться на Норте в год проведения выборов, и они, конечно, его поймают». Макфарлейн рекомендовал направить Норта на обследование в медицинский центр ВМФ Бетезда, с тем чтобы по состоянию здоровья он мог уйти из морской пехоты. «Это, конечно, будет большой потерей как для Совета национальной безопасности, так и для «контрао, но я думаю, мы найдем возможность продолжить дела».

Тем временем произошли изменения в отношении конгресса к никарагуанской проблеме, что нашло свое отражение в одобрении палатой представителей уже принятого сенатом законопроекта о предоставлении «контрас» 100 миллионов долларов. Результаты голосования — 221 против 209. Для ЦРУ вновь появилась работа, когда в октябре это решение вступило в силу.

В течение лета комитет по разведке палаты представителей неоднократно заслушивал Норта. Но тот отрицал, что давал «контрас» советы военного характера и был в какой-либо мере осведомлен об их конкретных военных операциях. Когда Пойндекстер получил отчет о показаниях Норта, он направил ему записку: «Сработано хорошо».

В связи с принятием сенатом США решения о предоставлении «контрас» помощи на 100 миллионов долларов Норт понял, что в скором времени он останется без дела. В своем письме Пойндекстеру от 24 июня он заявил, что настало время, чтобы ЦРУ приобрело имеющиеся в его распоряжении материально-технические средства. Норт оценил их в 4,5 миллиона долларов. Это — «шесть самолетов, складские помещения, средства материально-технического снабжения, ремонтная база, корабли, лодки, арендованные дома, автомобили, боеприпасы, средства связи, взлетно-посадочная полоса в Коста-Рике. Расходы по их приобретению и обслуживанию, а также по содержанию персонала оплачиваются через зарубежные компании, имеющие открытые связи с США. Было бы глупо допустить «исчезновение» всех этих средств только потому, что ЦРУ не желает «марать руки», а через несколько недель или месяцев ему придется тратить 8—10 миллионов долларов на их замену».

Пойндекстер поручил Норту переговорить об этом с Кейси. Однако последний не хотел связываться с этим делом.

Горбанифар узнал, что его собираются исключить из сделки с Ираном по вопросу поставки оружия, поскольку появился новый секретный канал, разработанный с участием племянника председателя иранского парламента. Тогда Горбанифар максимально использовал все свои контакты в Иране. 25 июля был освобожден священник Лоренс Дженко, американец, которого удерживали в плену в течение 18 месяцев. Кейси направил Пойндекстеру совершенно секретный меморандум: «После серии неудач иранские связи сейчас действительно сработали… Основываясь на имеющихся у меня разведывательных данных, я считаю, что это дело следует продолжить. Я убежден, что это возможно, единственный путь продвижения вперед с учетом неустойчивого баланса сил в Иране».

Одновременно Кейси и Шульц стремились завершить начатое в Ливии дело. ЦРУ распространило сведения о семи основных резиденциях Каддафи в надежде на то, что они дойдут до полковника и напомнят ему о том, что он находится под постоянным наблюдением. Так и случилось. От одного важного агента в ЦРУ поступило сообщение, что поведение Каддафи давало основание предполагать возможность нервного срыва. Кейси посчитал, что Каддафи уже в нокдауне. США должны продолжить оказывать на него давление, усилить меры по его изоляции, заставить Каддафи потерять в себе уверенность, создать центробежные силы, которые сметут ливийский режим и его главу.

Пентагон мог бы послать, например, самолеты к побережью Ливии, с тем чтобы они на сверхзвуковых скоростях создавали звуковую ударную волну. «Унижайте его», — говорил Кейси.

1 сентября должна отмечаться семнадцатая годовщина ливийской революции. Как обычно, Каддафи должен выступить. Было бы хорошо так его запугать, чтобы он не появился перед народом. Он уже передвинул свои военные штабы с побережья на сотни миль в глубь страны, подальше от районов, легко достигаемых американскими самолетами.

Кейси направил своего заместителя — начальника информационноаналитического управления ЦРУ Ричарда Керра и Тома Тветтена (Тома и Дика, как их называли в Белом доме), чтобы они рассказали там, в Ливии, о возможностях ЦРУ в плане оказания психологического давления на Каддафи.

Сотрудник оперативного управления ЦРУ с двадцатипятилетним стажем Тветтен в 60-х гг. работал в ливийском городе Бенгази. По его мнению, для ЦРУ не представит труда продвинуть дезинформационные материалы в зарубежную прессу, чтобы поиграть на нервах Каддафи. Решающие события приближались.

Стояло лето. Особых проблем, требующих срочного разрешения, не было. На 7 августа в Ситуационной комнате Белого дома было назначено совещание группы планирования на случай кризисных ситуаций на уровне заместителей руководителей ведомства. Г осударственный департамент направил совершенно секретный меморандум на семи страницах участникам этого совещания, представлявшим Белый дом, министерство обороны, ЦРУ и другие ведомства.

В меморандуме государственный департамент призывал «предпринять тщательно скоординированные тайные дипломатические, военные и пропагандистские действия, направленные на ускорение свержения Каддафи ливийцами». Далее выстраивалась последовательная цепь реальных и дезинформационных мер.

«Цель нашей стратегии на ближайшее время должна заключаться в сохранении неустойчивого психологического состояния Каддафи, с тем чтобы он: оставался озабоченным; считал, что армия и другие элементы в Ливии готовят против него заговор. При этом следует исходить из того, что Каддафи может усилить нажим на армию, что, в свою очередь, спровоцирует попытку переворота или его убийства.

Работа с эмигрантскими группами вряд ли приведет к свержению режима, хотя мы должны повышать их значение в сознании Каддафи. Поэтому необходимо шире осуществлять тайные операции, которые потребуют увеличения поддержки со стороны министерства обороны. Открытые (военные) действия будут подкреплять слухи о том, что США планируют дальнейшие мероприятия».

В меморандуме рекомендовалось направить специального эмиссара в Великобританию, Францию и Италию, с тем чтобы он обратил внимание на «необходимость усиления в настоящее время нажима на Каддафи, не вдаваясь, однако, во все детали нашей операции. Этот диалог будет способствовать распространению в Ливии слухов о возможности еще одного нападения США на Ливию».

Государственный департамент также предлагал, чтобы правительство США «организовало для представителей средств массовой информации брифинг по следующим вопросам: 1) Обстановка в Ливии в связи с борьбой между различными внутренними группами, строящими свои планы в расчете на свержение Каддафи. 2) Возможность возобновления террористических действий и угроза для соседних с Ливией государств, необходимость дальнейшего сдерживания Каддафи. 3) О возможных преемниках Каддафи. 4) О бедственном положении жителей Ливии при Каддафи».

Поездка одного из должностных лиц министерства обороны в этом месяце в Чад даст возможность довести до Каддафи дезинформацию о том, что США и Франция разрабатывают чрезвычайные планы «чадского варианта». Визит другого американского представителя в Тунис и соседние с Ливией страны создаст возможность для осуществления «аналогичной дезинформационной акции».

Далее в меморандуме предлагалось с помощью средств «сигнальной разведки создать у Каддафи впечатление, что американские самолеты летают за установленную им «линию смерти», опубликовать ложное уведомление ВМС США о планах использования боевых авианосных групп». В области использования иностранных средств массовой информации предполагалось: «Печатать дезинформирующие статьи, свидетельствующие о том, что в среде ливийских военных зреет недовольство; в ливийской армии имеется подпольное движение; против Ливии планируются операции с использованием всех имеющихся средств. До ливийской разведки следует довести фотоснимки встреч советских представителей с ливийскими диссидентами в Париже, Багдаде и т. д.; показать, что в США планируют осуществить переворот с помощью некоторых высших ливийских руководителей. С помощью подводных лодок или самолетов переправить в Ливию или сбросить с самолетов на побережье такое снаряжение, как, например, надувные резиновые плоты, чтобы создать впечатление о готовящемся или планируемом перевороте».

В совершенно секретном меморандуме руководитель военнополитического отдела Совета национальной безопасности Говард Р. Тайчер предложил, чтобы администрация «пристыдила» Францию и склонила ее к совместным действиям по вытеснению ливийских военных из Чада. Он считал, что Белому дому в обход правительства Миттерана, возможно, следует «полагаться на контакты военных США с военными Франции, оставив в стороне не оправдавшие себя дипломатические каналы. Учитывая четко выраженное желание генералитета Франции сотрудничать с нами в борьбе с Каддафи, мы могли бы с помощью активных действий побудить их довести эти настроения до руководства своей страны».

7 августа десять заместителей руководителей ведомств собрались в Ситуационной комнате Белого дома, с тем чтобы рассмотреть представленные документы и разработать план действия. Генерал-лейтенант Джон X. Мёллеринг, представлявший комитет начальников штабов, не мог поверить в то, что они занимаются рассмотрением «несуществующей фиктивной политики».

— А если эти документы станут достоянием гласности? — спрашивал он.

— Разве мы не доверяем друг другу? — ответил кто-то.

Через несколько дней Кейси получил от Пойндекстера совершенно секретный меморандум, чтобы подготовиться к предстоящему совещанию Группы планирования по вопросам национальной безопасности по вопросу о Ливии с участием президента. Кейси прочитал: «Развеян ореол непобедимости Каддафи. Его престиж значительно пострадал. Кажется, он утрачивает власть. Наши акции должны побудить внутренних ливийских диссидентов к действиям, усилить страх Каддафи за счет создания впечатления, что Соединенные Штаты принимают дополнительные меры… по проведению более целенаправленных тайных операций.

Потребуются прямые действия со стороны министерства обороны США, чтобы придать достоверность слухам о том, что Соединенные Штаты намереваются предпринять дальнейшие шаги в военной области, односторонние и совместные (военные) учения имеют целью разрушить эффективность обороны Ливии. Дезинформационные операции, сообщения в средствах массовой информации должны сосредоточить внимание на междоусобной борьбе ливийских групп, на стремлении отдельных группировок занять более выгодные позиции в борьбе против Каддафи, на спекуляциях относительно его возможных преемников, на трудной ситуации в ливийском обществе, на планах других государств по возобновлению действий против Каддафи…»

Необходимо «…создать благоприятную обстановку для достижения необратимых изменений в политике Ливии, поддерживающей терроризм, и в отстранении Каддафи от власти».

Кейси все это понравилось.

Пойндекстер направил меморандум президенту в таком виде:

«Совершенно секретно. Особой важности.

Согласно подавляющему большинству разведывательных оценок, несмотря на обострение обстановки в Ливии, шоковое состояние Каддафи, его депрессию и снижение работоспособности, вызванные налетом 14 апреля, Каддафи продолжает уверенно контролировать ситуацию в Ливии… По мнению представителей всех ведомств, успехи политики США в деле оказания давления на режим Каддафи и его изоляцию могли бы значительно стимулировать действия внутренних сил, что в конечном счете ускорило бы смену режима.

С точки зрения интересов США и международного порядка, предпочтительнее иметь в Ливии любое другое руководство, но не Каддафи.

На совещании группы планирования на ваше рассмотрение будет представлен подготовленный ЦРУ и государственным департаментом план, в котором предлагается осуществить ряд тщательно скоординированных мер тайного, дипломатического, военного и иного характера. Главный элемент этой стратегии — сочетание реальных и дезинформационных акций. Преследуется цель — создать у Каддафи впечатление, что в Ливии действует весьма широкая оппозиция, что пользующиеся у Каддафи доверием его главные помощники нелояльны ему и что США готовят против него военную акцию.

Выступающие за свержение Каддафи внутренние силы будут действовать более смело, приступят к осуществлению подрывных акций по деморализации Каддафи, что побудит к действию тех, кто выступает за его замену.

Хотя, согласно последней оценке разведывательного сообщества, Каддафи временно воздерживается от оказания помощи террористам, в ближайшем будущем он может вернуться к более активным действиям».

14 августа в 11 часов утра Рейган встретился с Шульцем, Уайнбергером, Кейси, Пойндекстером и председателем комитета начальников штабов адмиралом Уильямом Кроу.

Пойндекстер расточал похвалы в адрес министерства обороны, заявив, что рейд 14 апреля был впечатляющим с точки зрения его организации и исполнения, он способствовал уменьшению террористических акций, ослаблению позиций Каддафи внутри страны, усилению авторитета США на международной арене. Сейчас пришло время подкрепить достигнутые результаты массивной дезинформационной кампанией, с тем чтобы вызвать последующую цепь событий, могущих привести к падению Каддафи.

Адмирал Кроу был явно обеспокоен и попросил слова.

— Можно ли использовать вооруженные силы для совершения облетов территории противника в психологических целях? Эффективно ли делать вид, что затевается что-то серьезное, а затем ничего не предпринимать? Не уменьшится ли тем самым эффект устрашения, созданный налетом 14 апреля, и не предстанут ли вновь Соединенные Штаты в образе бумажного тигра? — спрашивал он.

Но машина уже заработала. ЦРУ и госдепартамент были готовы действовать. Представлялось, что эта затея больших затрат не потребует. Президент сохранял спокойствие. Отметив склонность Каддафи к необычной странной одежде, Рейган заметил: «Почему бы не пригласить Каддафи в Сан-Франциско, где так много модных ателье? Он так любит одеваться».

Шульц поддержал игривый тон президента: «Почему бы не заразить его СПИДом?» Все присутствующие рассмеялись.

Политическая линия была, таким образом, разработана.

Один из участников совещания позднее заметил: «Они подписались бы даже под сомнительными идеями».

Было принято решение о проведении широкого спектра действий, осложняющих внутреннюю обстановку в Ливии. Вопросы, касающиеся терроризма и военных действий, на совещании не рассматривались.

16 августа на подпись президенту была представлена двухстраничная директива по вопросам национальной безопасности. В ней указывалось, что дезинформационные программы могут осуществляться на основе предыдущей директивы президента по Ливии. Были поставлены цели: «Добиться отказа Каддафи от террористической деятельности, вызвать смену руководства, свести до минимума возможность укрепления советских позиций в Ливии».

Рейган директиву подписал. Ей был дан гриф «Совершенно секретно» и определено название «Пелена».

Через 9 дней в газете «Уолл-стрит джорнэл» появилась передовая статья «США и Ливия вновь на пороге столкновения». В статье утверждалось, что Каддафи замышляет новые террористические акты, а США разрабатывают план совершения еще одного воздушного налета. На следующий день Пойндекстер публично похвалил статью в «Уолл-стрит джорнэл», а представитель Белого дома Лэрри Спике назвал ее обоснованной.

Другие средства массовой информации, в том числе «Вашингтон пост», также подхватили дезинформационные действия администрации и опубликовали статьи о том, что новая стычка между США и Ливией неизбежна. В течение последующих нескольких дней представители администрации то подтверждали, то опровергали содержание этих статей.

Такие действия приводили в ужас экспертов по Ливии в ЦРУ и Пентагоне. Ставя Каддафи в центр мировых событий, администрация США «будила в нем дикого зверя», приводила его в возбуждение. Хотя не было планов распространения дезинформации по Ливии через средства массовой информации США, Белый дом специально допускал утечку фальсифицированных сведений. В частности, появились сообщения, что Ливия планирует осуществить новые террористические акции в ответ на широко разрекламированную конфронтацию США с этой страной. Было предотвращено нападение на военную базу США без огласки этого факта. Однако 5 сентября четверо преступников в аэропорту Карачи обстреляли самолет авиакомпании «Пан-Америкэн». Погиб 21 человек. Был взят под наблюдение араб с ливийским паспортом на имя Салмана Тараки, который звонил в ливийское народное бюро в столице Пакистана и докладывал, что он выполнил «специальное задание ливийской разведки». Позднее он вместе с четырьмя другими нападающими на самолет лицами был арестован и подвергнут интенсивному допросу.

Кейси всегда с удовольствием посещал все мероприятия ветеранов Управления стратегических служб. 19 сентября он выступил на их собрании, состоявшемся в вашингтонском отеле «Мэйфлауэр».

— Ныне здравствующие коллеги, — обратился он к ним, — благодаря богу мы собрались здесь.

Аудитория была небольшой и состояла в основном из престарелых лиц. Присутствовали Хелмс и Колби. Сидя в первом ряду, жена Кейси София внимательно слушала его речь, продолжавшуюся около часа, подавая кому-то из сидящих за столом знаки, чтобы Кейси пододвинул к себе микрофон.

Основное внимание директор ЦРУ уделил двум вопросам: во-первых, по мнению их «духовного отца» генерала Донована, психологические акции и нетрадиционные военные действия могли бы составить ядро тайных операций и, во-вторых, в период второй мировой войны наибольшие неприятности Управлению стратегических служб доставляли сотрудники Белого дома. «Любой из сотрудников, имевший доступ к президенту, мог действовать, как ему вздумается».

Спустя пять дней я рассказал Кейси, что видел несколько совершенно секретных меморандумов под кодовым названием «Пелена» и «Вектор», касавшихся дезинформационной кампании против Каддафи. Он свирепо уставился на меня и пробурчал, отвернувшись: «Не знаю, о чем вы говорите».

2 октября на основе этих меморандумов мы напечатали пространную статью под заголовком: «Каддафи являлся объектом секретного плана США. Тщательно разработанная кампания предусматривала проведение мероприятий по дезинформации Каддафи, которые подавались в американской прессе в качестве достоверных».

2 октября в 11 часов в Белом доме Рейган и Пойндекстер встретились с сотрудниками средств массовой информации. Президент заявил: «Я сомневаюсь в правдоподобности всей этой истории с дезинформацией, о которой с ужасом прочел сегодня утром. Да, согласен, ходят памятные записки об этом деле и о соответствующей информации. Поэтому, хотя я ставлю под вопрос правдоподобность этой статьи, я не могу отрицать, что при ее подготовке авторы на чем-то основывались.

В скором времени мы довели бы Каддафи до такого состояния, когда, ложась спать, он думал бы о том, что мы можем с ним сделать».

Президент добавил:

— Я пришел к выводу, что у Вудворда, очевидно, «длинные руки».

В тот вечер Шульц занял по этой проблеме другую точку зрения.

— Честно говоря, меня не беспокоит маленькая психологическая война против Каддафи, — сказал он репортерам на брифинге. — Если бы я был частным лицом, то, читая о том, что наше правительство пытается ввести в заблуждение кого-то, кто осуществляет террористические акции и убивает американцев, я бы сказал себе: «Пусть это будет правдой». Если есть возможность заставить Каддафи нервничать, то почему бы не сделать это. Есть прекрасная книга, которую вы, возможно, читали, о второй мировой войне. В качестве ее названия взята цитата из Уинстона Черчилля: «В военное время правда настолько дорога, что должна быть окружена личной охраной из лжи».

На следующий день в газете «Нью-Йорк тайме» появилось пять статей о дезинформационных операциях и был поставлен вопрос о доверии правительству.

Норт выразил готовность пройти проверку на детекторе лжи, чтобы доказать, что не он повинен в утечке информации о Ливии. В переданном Пойндекстеру по компьютерной связи сообщении он просил: «Пожалуйста, разрешите нам пройти проверку на детекторе лжи в связи со скандалом вокруг статей Вудворда. Вы, я, президент — все обязаны найти человека, который этим занимается».

В субботу 4 октября меня вызвал в Белый дом заместитель Пойндекстера Алтон Кил, который разъяснил, что в администрации нет ни намерений, ни какого-то политического курса на то, чтобы вводить в заблуждение средства массовой информации страны, допускать утечки информации или инспирировать соответствующие публикации. Употребление в памятной записке государственного департамента слова «убийство» явилось «неудачным фразеологическим оборотом». Оно было использовано потому, что в Ливии нельзя исключать убийство, совершенное другими лицами.

В ту осень у Кейси были большие трудности с комитетом сената США по разведке, который уже более года расследовал различные случаи шпионажа. Комитет подготовил разгромный материал «по поводу года шпионов». У Кейси была копия совершенно секретного доклада, который комитет намеревался рассекретить и предать гласности. Основное внимание в докладе уделялось четырем крупным случаям шпионажа. В нем утверждалось, что в каждом случае американские спецслужбы заблаговременно получали сигналы о возможном шпионаже, нередко за несколько лет до их раскрытия, и что странное поведение впоследствии разоблаченных лиц должно было бы привлечь к ним внимание значительно раньше.

Начальников Пелтона должны были бы насторожить его финансовое банкротство во время работы в АНБ и дисциплинарные проступки в период службы в ВВС. Имелись также данные о том, что его увольнение из АНБ в 1979 г. было вынужденным. Он несколько раз совершал поездки в Вену. ФБР зафиксировало его звонки в советское посольство. Но наиболее тревожным был совершенно секретный доклад ВМС, подготовленный в 1982 г. относительно операции «Айви беллз». В нем утверждалось, что в 1981 г. Советский Союз обнаружил подслушивающее устройство, потому что информацию об этом русским сообщил какой-то агент. В докладе исключалось случайное совпадение или удача: русские знали, где и что искать. Этот доклад и подозрения о наличии шпиона были скрыты от комитета по разведке, так как АНБ и ВМС, несомненно, не хотели отвечать на вопросы членов комитета и боялись, что конгресс урежет средства на проведение рискованной шпионской операции с использованием подводных лодок.

О странном поведении сотрудника ЦРУ Ховарда было хорошо известно. И снова была проигнорирована телеграмма, направленная в 1984 г. резидентом ЦРУ из Москвы, в которой утверждалось, что причиной провалов агентов и операций в Советском Союзе могла быть только чья-то шпионская деятельность. Комитет по разведке заслушал резидента, который объяснил, что обстановка в Москве тяжелая и что все операции как с людьми, так и с техникой довольно рискованны, при шансах 50 на 50. Он сказал, что, возможно, ему не везет, как случается, например, когда десять раз подряд при бросании монеты выпадает «орел». Риск поощряется и хорошо оплачивается. Однако сотрудники резидентуры боялись, что их объявят персона нон грата и вышлют из страны за шпионаж. В профессиональном плане это для них равносильно списанию из рядов активных разведчиков. Еще памятны случаи выдворений десятилетней давности. Однако сотрудники резидентуры предпочитали работать, примирясь с мыслью о возможной расшифровке.

В 1985 г. был арестован и обвинен в шпионаже в пользу Израиля Джонатан Джей Поллард, штатский аналитик контрразведывательной службы ВМС, специалист по вопросам террора. На протяжении многих лет Поллард заявлял разным знакомым, в том числе заместителю начальника своей службы, что он работает на Моссад. И вновь ему никто не верил и не задавал никаких вопросов. У израильской разведки был такой хороший доступ к материалам американских спецслужб, что они передали Полларду список национальных разведывательных оценок с просьбой получить последние данные по освещавшимся в них вопросам. Поллард уведомил израильтян о своем почти неограниченном доступе к компьютерам ВМС. Хотя данных, подтверждающих это утверждение, не получено, очевидно, следует считать расшифрованной всю хранящуюся в компьютерах информацию, к которой он имел доступ.

По размерам причиненного США ущерба шпионская деятельность офицеров ВМС Джона Уокера и Джерри А. Уитворта равнозначна работе Пелтона на русских. Старшему радиоспециалисту Уитворту русские заплатили тысячи долларов за передачу (2–4 раза в год) в период с 1976 по 1985 г. 25–50 отснятых фотопленок. КГБ рассматривал операции с Уокером — Уитвортом как самые важные в своей истории. Работавшие с этими людьми сотрудники КГБ были щедро награждены: один получил звание Героя Советского Союза, а два других — ордена Красного Знамени. Уитворт, отвечавший за хранение секретных публикаций на атомном авианосце «Энтерпрайз», имел доступ к самым важным шифровальным документам, в том числе к инструкциям по ремонту, электросхемам и ежедневным «ключам» к шифровальным машинам. Благодаря его помощи, русские круглогодично могли читать все радиограммы, передававшиеся с «Энтерпрайз». Они смогли расшифровать более миллиона сообщений, получить данные о самом современном шифровальном оборудовании, использовавшемся в американских вооруженных силах и в спецслужбах.

В конце 70-х гг. командующий атлантическим флотом адмирал Исаак К. Кидд был встревожен действиями советских подводных лодок, которые во время учений передвигались так, словно читали сообщения американских кораблей. Кидд поручил своим офицерам подготовить доклад. Был сделан вывод об утечке информации, которая шла, очевидно, через радиоспециалиста, имевшего широкий доступ к шифроматериалам. Доклад был изучен специалистами АНБ, однако никаких мер не было принято. Вопрос был снят через семь лет, в 1985 г., после ареста Уокера и Уитворта. Наводку ФБР на Уокера дала его жена.

В докладе комитета подробно рассматривались проблемы обеспечения безопасности в здании посольства США в Москве. Отмечалось, что микрофоны были обнаружены даже в пишущих машинках, а здание нового американского посольства было напичкано всевозможными подслушивающими устройствами. Большинство упоминаний о Москве из доклада было изъято, так как Кейси не хотел, чтобы русские что-либо знали об осведомленности американцев. Оставшаяся часть доклада была рассекречена, но из нее вычеркнуты фактически все детали.

Однако Кейси не чувствовал себя спокойным. В письме сенатору Дюренбергеру он указал, что хотя в докладе не осталось ничего секретного, тем не менее в целом он является секретным. Между ними произошел острый разговор. Упоминания о Ховарде и Пелтоне были сведены к двум коротким предложениям, в которых повторялось в основном все то, что говорилось об этом в прессе. Кейси, однако, сопротивлялся публикации доклада, заявляя, что он не понимает, почему нужно заниматься «кровопусканием на публике». Дюренбергер указал, что в любом случае с этим придется считаться и что, если Кейси хочет провести бюджет ЦРУ через сенат, ему лучше согласиться на публикацию рассекреченного варианта доклада.

Наконец, в октябре 1986 г. 156-страничный доклад был предан гласности. Он носил название «Борьба со шпионажем: обзор американских программ в области контрразведки и безопасности». О секретных делах в нем говорилось общими словами.

Кейси настойчиво стремился добиться результатов в решении иранской проблемы. Это включало в себя не только продажу оружия для ублажения Хомейни, не только лишение Советского Союза возможностей оказывать не оспариваемое никем влияние и даже освобождение американских заложников. В течение ряда лет ЦРУ осуществляло тайные операции по свержению Хомейни и по содействию победе Ирака над Ираном.

Начиная с 1982 г. ЦРУ оказывало поддержку (100 тысяч долларов в месяц) основному антихомейнистскому иранскому движению в изгнании, базирующемуся в Париже, — Фронту за освобождение Ирана. Кейси не ожидал, что эта группа в состоянии когда-либо совершить переворот, но контакты с ней давали определенную разведывательную информацию.

20—30 тысяч долларов ежемесячно предоставлялись радиостанции «Освобождение», которая в течение 4 часов ежедневно транслировала антихомейннстские передачи на Иран с территории Египта.

ЦРУ создало прямую совершенно секретную линию связи Вашингтон — Багдад, по которой Ираку оперативно передавалась получаемая со спутников информация. Кейси встречался с ответственными должностными лицами Ирака, чтобы убедиться в эффективном функционировании этого канала и содействовать организации нанесения по Ирану новых ударов, особенно по его промышленным объектам.

В середине августа Ирак внезапно осуществил воздушный налет на иранский нефтяной терминал на острове Сирри, который ввиду своей удаленности ранее считался недосягаемым для иракской авиации.

В сентябре ЦРУ предоставило телеканал для организации нелегальной одиннадцатиминутной передачи на Иран с участием Реза Пехлеви, сына последнего шаха. «Беби шах», как его назвали в США, провозгласил: «Я еще вернусь!»

Что касается разведывательной информации, которая передавалась Ирану в качестве части пакета «оружие — заложники», то, по мнению Кейси, ее можно «приправлять» определенной долей дезинформации. В своем меморандуме Пойндекстеру Норт указывал, что, «по мнению Кейси, Тветтена и Кейва, информация не обязательно должна быть точной… Мы полагаем, что на встрече с иранцами можно передать последним смесь из правдивой и фальсифицированной информации, которая удовлетворит их беспокойство в отношении нашей «доброй воли».

Определенное впечатление на Кейси оказали новые источники получения информации из Ирана. Одним был племянник председателя парламента Ирана, другим — начальник разведки стражей иранской революции. Когда племянник секретно прибыл в Вашингтон на встречу с Нортом, было разрешено использовать электронное оборудование для тайной записи беседы. По компьютерной связи Норт сообщал Пойндекстеру: «Переговоры идут очень хорошо. Искренне верю, что Рональд Рейган может сыграть решающую роль в прекращении ирано-иракской войны подобно тому, как Рузвельт в русско-японской войне 1904 года. Мы добиваемся для Рональда Рейгана такого же признания».

25

Чарли Аллена, старшего аналитика ЦРУ и специалиста информационно-аналитической службы по вопросам борьбы с терроризмом, очень беспокоила иранская операция, поскольку она все больше выходила из-под контроля ЦРУ. Все осуществлялось под наблюдением Совета национальной безопасности: ни Горбанифар, ни израильтяне, ни другие посредники не могли сделать и шагу, чтобы это осталось незамеченным СНБ. Аллен начал отмечать невероятный рост цен на поставляемое Ирану вооружение. Пропадали миллионы долларов: не было документов о расходовании 3,5 миллиона долларов, оставшихся от первой поставки оружия в 1985 г., 24 миллиона долларов остались на счету одного из швейцарских банков от декабря 1985 г., не получены проценты от одного срочного вклада на сумму 3 миллиона долларов.

Обычно расходы на проведение тайной операции контролировались с точностью до цента. В ходе иранской операции появились большие суммы дополнительных наличных денежных средств. Аллен ознакомился с материалами радиоперехвата: отмечено большое число жалоб от иранцев и от лиц, вложивших в операцию свои собственные деньги, например от Кашогги. Одни и те же люди (генерал Секорд и его команда) занимались поставками оружия для «контрас» и для иранцев. Аллен отправился к Гейтсу.

— Меня очень беспокоят, — заявил он заместителю директора центральной разведки, — требования кредиторов по поводу погашения задолженности. Если не принять мер, все может выплыть наружу. Возможно, часть денег была переадресована «контрас». Но я не могу это доказать.

Г ейтс заявил, что он ничего не хочет слышать и не желает ничего знать о финансировании «контрас»: причастность ЦРУ к этому делу является нарушением закона, и чем меньше он будет знать, тем лучше.

В ответ Аллен сказал, что это не слухи, а выводы, сделанные на основе анализа перехваченных материалов.

Почувствовав беспокойство, Гейтс дал понять, что об этом лучше доложить Кейси. В течение последующих шести дней сделать это не удалось.

7 октября Аллен доложил Кейси о возможной переадресовке средств на нужды «-контрас». Кейси ответил, что он только что разговаривал со своим старым другом и клиентом Роем Фурмарком, бизнесменом из Нью-Йорка и адвокатом Кашогги. По словам Фурмарка, инвеститоры, помогавшие Кашогги получить ссуду, равную примерно 10 миллионам долларов, очень обеспокоены и недовольны: чувствуя себя обманутыми, они грозятся обратиться в суд и предать дело огласке. Тогда будет раскрыта причастность США к этой сделке.

Аллен согласился изложить свои соображения на бумаге.

9 октября Норт приехал в Лэнгли, чтобы позавтракать с Кейси и Гейтсом. Они встретились в тихом кабинете на 7 этаже. Норт изложил результаты своих последних встреч с иранцами. Как обычно, он был настроен оптимистически. По крайней мере одного заложника, возможно, удастся освободить. Но, к сожалению, не резидента ЦРУ в Бейруте Уильяма Бакли, которого, вероятно, уже нет в живых. Согласно полученной от иранских источников информации, есть запись показаний Бакли на 400 листах, полученных от него под пыткой. Возможно, им удастся получить копию этих показаний.

Кейси беспокоил вопрос обеспечения безопасности операции: бывший агент ЦРУ Г орбанифар может что-то разболтать.

Гейтс сказал, что, возможно, он прочитал слитттком много шпионских романов, но его очень беспокоит тот факт, что единственный экземпляр документа — директива президента по Ирану от 17 января об операциях по продаже оружия в целях освобождения заложников — находится в сейфе Джона Пойндекстера. Если эта директива исчезнет, многие люди, в том числе и они трое, окажутся в большой беде.

Кейси согласился с этим. Он попытается получить у Пойндекстера директиву президента. Норт обещал оказать ему в этом помощь.

Обсуждалось положение в странах Центральной Америки. За четыре дня до этого в Никарагуа был сбит самолет, доставлявший оружие «контрас». Сандинисты захватили его пилота Джона Хазенфуса. На пресс-конференции Хазенфус заявил, что он, очевидно, работал по заданию ЦРУ на «контрас».

Гейтс спросил, принимал ли кто-либо из сотрудников ЦРУ прямое или косвенное участие в финансировании «контрас» или в операциях по их снабжению.

— Нет, — ответил Норт.

Он делал максимум возможного, чтобы операции по Ирану и «контрас» не были увязаны друг с другом. В конце беседы Норт что-то упомянул о счетах в швейцарском банке и о «контрас». Он ничего не конкретизировал. И ни Кейси, ни Гейтс не стали обсуждать этот вопрос, но после завтрака Г ейтс зашел к Кейси.

— Вы что-нибудь поняли, о чем говорил Норт?

— Нет, ничего. Гейтс спросил:

— Следует ли нам получше разузнать? Кейси отмахнулся.

Через два часа Кейси и Г ейтс отправились в конгресс, чтобы заверить председателей и заместителей председателей комитетов по разведке сената и палаты представителей в том, что ЦРУ не имело отношения к полету Хазенфуса или к какой-либо операции по поставкам оружия «контрас».

Со своего компьютерного узла связи в Белом доме Норт направил следующее сообщение Пойндекстеру: «Нужно срочно найти влиятельного и благожелательного адвоката, который мог бы обеспечить юридическую защиту Хазенфуса. В течение нескольких следующих недель будет жарко. Во вторник швейцарскому адвокату, нанятому фирмой «Корпорейт Эйр сервиснз», следует быть в Манагуа. Мы не должны доверять этому человеку все дело, поскольку он получал от нас тайную поддержку». Норт сообщил, что он изыскал из частного источника 100 тысяч долларов для того, чтобы нанять еще одного адвоката для Хазенфуса. «Считаю необходимым срочно сделать все для того, чтобы закрыть это дело. Рональд Рейган проинформирован о том, что такой ход действий рассматривается».

Норт разговаривал с Кейси. Директор центральной разведки посоветовал: «Освободитесь от материалов. Уничтожьте все, что может вас скомпрометировать». После этого Норт предпринял «генеральную уборку». И прежде всего уничтожил записи, имевшие отношение к переводу денег для «контрас». По словам Кейси, кто-то должен быть готов принять удар на себя. Однако Норт занимает недостаточно высокий пост, чтобы стать пригодной для этого жертвой. Возможно, такой фигурой станет Пойндекстер.

14 октября Чарли Аллен передал Гейтсу записку на 7 страницах, содержащую три рекомендации. Прежде всего, в составе Совета национальной безопасности нужно срочно создать группу планирования, включив в нее людей типа Киссинджера или Ричарда Хелмса, с тем чтобы осуществить глубокий объективный анализ и поставить в связи с секретными операциями следующие вопросы: каковы были истинные цели, варианты действий и мотивы участников этой игры? Во-вторых, по мнению Аллена, Белый дом и ЦРУ должны быть готовы к публичному разоблачению этих действий. Горбанифар может обратиться к средствам массовой информации или в суд: как у бывшего агента ЦРУ, у него было несколько неприятных случаев, когда ЦРУ не выполнило своих обещаний. В-третьих, следует решить, как наилучшим образом закрыть источник, к которому имел отношение Горбанифар. На предпоследней странице Аллен писал: «Правительство Соединенных Штатов и правительство Израиля извлекли из этих операций значительные выгоды. Определенная часть доходов была перераспределена на осуществление других проектов США и Израиля».

После прочтения этого документа Г ейтс постучал в дверь, соединяющую его кабинет с офисом Кейси.

— Посмотрите это. Кейси прочел.

— Это динамит, — сказал Г ейтс.

Кейси согласился. Он позвонил Пойндекстеру и предложил незамедлительно созвать совещание. Его удалось провести только на следующий день, 15 октября. Когда Кейси и Гейтс прибыли в здание исполнительного аппарата президента, находящееся рядом с Белым домом, советник по национальной безопасности выкроил полчаса для директора центральной разведки и его заместителя. Кейси показал Пойндекстеру записку Аллена.

— Пусть юридический советник Белого дома сразу же займется этим делом, — сказал Кейси. — Скверно то, что голословные утверждения о противозаконных действиях могли широко распространиться. Следовало бы досконально все изучить, чтобы президент был готов к вопросам американской общественности, пока эта информация не просочилась в прессу.

Однако Пойндекстер с этим не согласился.

Возвратившись в Лэнгли, Кейси и Г ейтс вызвали Аллена. Кейси хотел, чтобы Аллен безотлагательно переговорил с Роем Фурмарком, обобщил все детали и подготовил развернутый меморандум. В тот же день Фурмарк связался с Кейси и еще раз подчеркнул настоятельную необходимость удовлетворения финансовых требований его клиентов.

На следующий день после встречи с Фурмарком Аллен сообщил о его рекомендации направить в Иран очередную партию оружия, чтобы «сохранить некоторое доверие у иранцев и обеспечить Горбанифара определенными средствами для расплаты с инвеститорами и финансирования дополнительных поставок».

Фурмарк хотел, чтобы поставки оружия не прекращались. По его мнению, это могло способствовать освобождению дополнительного числа заложников. Горбанифар сообщил, что, по словам Норта, 10 миллионов можно было бы выплатить из 100 миллионов, выделенных из фондов США на оказание помощи «контрас».

Аллен сказал, что они влезают в запутанное безнадежное дело.

22 октября Аллен выехал в Нью-Йорк для встречи с Фурмарком.

— Г орбанифар собирается утверждать, что почти все 15 миллионов долларов, полученных за майскую партию поставленного Ирану оружия, были направлены «контрас», — сказал Фурмарк.

В 9 часов 23 октября Аллен доложил эти сведения Кейси. Директор центральной разведки приказал Аллену подготовить за его подписью для Пойндекстера документ, в котором изложить эти сведения. Проект документа был направлен на рассмотрение Кейси.

Норт продолжал продавать оружие.

Иран перевел 3 миллиона долларов на счет в швейцарском банке и еще 2 миллиона за 500 ракет «Тоу», доставленных в Иран в конце октября.

Норт информировал Пойндекстера о заверениях, что «через несколько дней Соединенным Штатам будут возвращены еще два заложника».

2 ноября был освобожден Дэвид Якобсен. А на следующий день в ливанском журнале «Аль-Шираа» появилось сообщение о тайных поставках американского оружия в Иран и о секретном визите Макфарлейна в Тегеран. Шульц в это время находился на пути в Вену для переговоров с СССР о контроле над вооружениями. Он направил Пойндекстеру телеграмму с рекомендацией рассказать об иранском деле публично. Также телеграммой Пойндекстер ответил, что, по мнению Буша, Уайнбергера и Кейси, пока следует «держать язык за зубами».

В пятницу 7 ноября на встрече с Якобсеном в Белом доме президент заявил репортерам, что информация ливанского журнала «беспочвенна».

Освобожденный после 17 месяцев пребывания в качестве заложника, Якобсен раздраженно отвечал на вопросы о своем освобождении. Подняв в предостерегающем жесте руки, он заявил: «Ради бога, будьте благоразумны и не давите на меня».

В тот же день Фурмарк сказал Аллену, что его клиенты могут вскоре вновь дать знать о себе. Они собираются рассказать, что доходы от продажи оружия Ирану используются для военных нужд «контрас».

Кейси и Гейтс вновь пошли к Пойндекстеру. Кейси рекомендовал передать все дело юридическому советнику Белого дома Питеру Уоллисону.

Пойндекстер ответил:

— Я не уверен, что Уоллисон будет держать язык за зубами.

Трудности с сохранением тайны сделки «Иран» — «Контрас» и отсутствие единства мнений наверху по этой проблеме приводили Кейси в отчаяние. Личное соперничество, имевшее место в администрации Рейгана в течение многих лет, могло вырваться наружу. Шульц, противившийся иранской инициативе и возмущенный тем, что ее осуществляет Совет национальной безопасности, начал открыто высказывать свое несогласие с проводившейся политикой. Пентагон организовал утечку информации о мнении Уайнбергера относительно «абсурдности» идеи продажи оружия Ирану.

Дон Риган и Пойндекстер в присутствии президента вступили в спор относительно предоставления общественности какого-то объяснения. Президент встал на сторону Пойндекстера, по мнению которого можно выручить еще нескольких заложников, если все сохранить в тайне.

В понедельник 10 ноября Кейси отправился в Белый дом на совещание с президентом, Бушем, Шульцем, Уайнбергером, Мкзом и Пойндекстером. Выступление президента сводилось к тому, что слухи и сообщения прессы ставят под угрозу все, что делается, что, по его мнению, США имеют дело не с иранскими террористами, а с представителями умеренных фракций и что поставки оружия не являются выкупом за заложников. Далее он заявил, что нужно сделать заявление общего характера, не вдаваясь в детали операции. Так впервые Шульц узнал, что еще 17 января президент подписал директиву о поставках оружия Ирану.

Несмотря на разные мнения, было опубликовано заявление, что главные советники «единодушно» поддерживают президента; в заявлении осуждались «всевозможные спекуляции» и говорилось, что «политика США не делать никаких уступок террористам остается неизменной».

В разведывательном сообществе США стали распространяться слухи о каких-то серьезных неприятностях, связанных с полученными от продажи оружия Ирану деньгами. 12 ноября в ЦРУ появились следователи сенатского комитета по разведке и пытались получить перехваченные Агентством национальной безопасности США материалы по иранскому проекту. Кейси заблокировал эти попытки, заявив, что эти данные по-прежнему являются секретными.

Многие понимали, что президент собирается выступить с заявлением для общественности, в котором в наилучшем свете попытается представить иранский проект. На 13 ноября было запланировано его выступление по телевидению. А перед этим лидеры конгресса и руководители его комитетов по разведке были приглашены в Белый дом на брифинг Пойндекстера и Кейси. Советник по национальной безопасности начал свое выступление с сообщения директивы президента от 17 января, предписывавшей Кейси не информировать комитеты по разведке об этой операции. Лидеры конгресса были вне себя от ярости и не могли поверить в услышанное.

После брифинга Кейси предложил сенатору Лихи подвезти его. Лихи согласился. Более года они находились «на ножах» друг с другом. Еще в октябре 1985 г., сразу после захвата террористами судна «Акилле Лауро», Лихи заявил во время выступления по телевидению, что американской разведке было известно о том, что президент Мубарак лжет. Тогда Лихи сказал: «Когда вчера во время выступления в программе новостей Мубарак заявил, что захватившие судно лица покинули Египет, мы знали, что это не так. У нас была надежная, очень хорошая разведывательная информация». В последних словах содержался намек на то, что телефонные разговоры Мубарака подслушивались. Кейси направил сенатору предостерегающее письмо, обвинив его в серьезном нарушении конспирации. Фактически Лихи сказал не больше, чем официальный представитель администрации, но Кейси считал, что заявление заместителя председателя сенатского комитета по разведке имеет больший вес.

За неделю до этого Лихи был переизбран в сенат с перевесом в 30 процентов голосов, но, конечно, не благодаря помощи Кейси. За несколько дней до выборов журнал «Ридерз Дайджест» напечатал статью: «Конгресс наносит вред ЦРУ». Факт о якобы имевшем место нарушении конспирации со стороны Лихи преподносился так, что Лихи пришел к выводу — за статьей стоит Кейси.

«Я знаю, что вы обозлены», — заявил Кейси Лихи, когда они устроились на заднем сиденье машины.

Лихи ответил, что не пристало директору центральной разведки вмешиваться в политический процесс и пытаться нанести поражение недругам-сенаторам. Но сейчас вокруг иранского проекта начинается настоящая заваруха, сказал Лихи. Сенатский комитет по разведке намеревается провести расследование с вызовом свидетелей в суд и показаниями под присягой. Больше не будет неофициальных, дружеских разговоров. То, что комитет не был проинформирован и что с ним не посоветовались, — является нарушением обязательств, обещаний и договоренностей.

В ходе состоявшихся за неделю до этого выборов демократы завоевали большинство в сенате, и, по словам Лихи, он может остаться в комитете по разведке и даже стать его председателем.

— Тогда нам придется вместе работать, — сказал Кейси.

Когда машина подъехала к Джорджтауну, Лихи вышел из машины. Кейси тоже вышел и взял сенатора под руку. Был вечерний час «пик», машина, остановившаяся посередине улицы, заблокировала движение.

— У нас одни и те же идеалы, — сказал Кейси и намекнул, что за работу в сенатском комитете по разведке ЦРУ намеревается представить Лихи к медали.

Час спустя президент выступил с речью по телевидению. Он сказал, что не выплачивал «выкуп» за заложников, а пытался «найти доступ в Иран и обеспечить там влияние США». Поставленное вооружение носило оборонительный характер. Рейган сравнил тайную иранскую операцию с китайской инициативой Никсона и Киссинджера в 1971 г.

— Мы не обменивали, повторяю, не обменивали оружие или еще что-либо на заложников. И не будем этого делать в будущем.

Он добавил, что все действия были законными и соответствующие комитеты конгресса информируются и будут впредь ставиться в известность об этом деле.

Пойндекстер сделал копию с хранящейся в его сейфе директивы президента от 17 января и направил ее в сенатский комитет по разведке. Теперь все стало на свои места. Однако сенаторы Дюренбергер и Лихи все еще не верили, что президент дал указание Кейси «воздержаться от информирования конгресса об этой директиве». Директива была подписана десять месяцев тому назад. Но к Кейси придраться было очень трудно: он следовал приказу, хотя сенаторы были уверены в том, что он причастен как к подготовке директивы, так и к продаже оружия Ирану. Дюренбергер и Лихи был поражены чудовищностью нарушений: стрелки часов словно были переведены как минимум на 10 лет назад. Своей директивой президент дал понять, что он может при желании отключать конгресс от принятия решений. Наиболее вопиющей в директиве была фраза, в которой говорилось, что конгресс не информируется ввиду «чрезвычайной секретности операции и риска ее разглашения».

Посыльные и швейцары в отеле «Тегеран» шесть месяцев тому назад, когда там останавливались Макфарлейн и Норт, догадывались, что происходит что-то важное. Оо этом знали также высокопоставленные израильтяне, торговец оружием из Саудовской Аравии Кашогги и иранский посредник Горбанифар. Этим людям можно было доверять, но не американским сенаторам, хотя последние знали все другие разведывательные секреты.

В качестве составной части предпринятых Белым домом усилий, в пятницу 14 ноября Пойндекстер приехал на ленч в редакцию газеты «Вашингтон пост». Неторопливо попыхивая трубкой, он заявил, что операция была связана со значительным риском. «Президент не должен быть связан условными понятиями о том, что можно и чего нельзя делать во внешней политике».

Через два дня Пойндекстер выступил по телевизионному каналу Эн-би-си (что он делал очень редко) в программе «Встречи с прессой». Перед выступлением я задал ему вопрос о его двадцатилетней службе во флоте, особенно о времени, когда он в середине 70-х гт. командовал эскадренным миноносцем.

— Военно-морские офицеры, — начал Пойндекстер, бережно вынимая трубку из бокового кармана пиджака, — подготовлены лучше, поскольку там, в море, приходится принимать решения самому, так как рядом никого нет. Надо быть хладнокровным. А находитесь ли вы в рубке эскадренного миноносца или здесь, дела не меняет.

Пойндекстер сказал, что администрация намерена сообщить общественности об иранской инициативе, так как «слишком много всяких спекуляций и утечек не всегда достоверной информации». Он добавил, что иранская инициатива — «это, по существу, разведывательная операция» и поэтому Кейси, а не он будет информировать о ней конгресс.

В тот день Кейси отбыл в Центральную Америку. Полезно покинуть пределы своей страны, когда от тебя ожидают разъяснений. Однако Кейси не хотел упускать из поля зрения войну «контрас». Он получил от конгресса «лицензию». Разрешение конгресса на выделение 100 миллионов долларов для оказания помощи «контрас» действовало в течение месяца. 70 из этих 100 миллионов предназначались ЦРУ. Это почти в три раза больше тех сумм, которые когда-либо ранее выделялись конгрессом.

Но Гейтс разыскал Кейси и по телефону настоятельно рекомендовал ему возвратиться домой, чтобы в конце недели дать показания в комитетах конгресса по разведке. На следующий день по закрытой линии связи Кейси позвонил советник президента по национальной безопасности. ЦРУ записало этот разговор как оперативное сообщение.

— Я думаю о слушаниях в пятницу и о координации наших действий, — сказал Пойндекстер. — Если вы вернетесь в четверг, мы могли бы встретиться. Я думаю, это было бы полезно, поскольку мы могли бы подготовить к пятнице продуманные заявления и попытаться предугадать какие-то вопросы.

— Вы собираетесь пригласить на заседание народ из министерства обороны и госдепартамента? — спросил Кейси.

— Мне бы хотелось прежде всего провести некоторое время наедине с вами, — ответил Пойндекстер. Он добавил, что Миз горит желанием оказать помощь и хотел бы присутствовать по крайней мере на одной из встреч.

— Назначайте удобное для вас время. Мне подойдет любой вариант, — ответил Кейси.

Все это привело к значительному ухудшению отношений между Кейси и Шульцем. Государственный секретарь выступил по телевидению и высказал свое несогласие с поставками оружия Ирану. Он заявил, что Пойндекстер был «главным двигателем» этой операции. На вопрос о том, высказывается ли в данном случае Шульц от имени администрации, последний дал отрицательный ответ.

Шульцу стало ясно: директор центральной разведки проводил собственный альтернативный внешнеполитический курс, и не только в отношении Ирана. Его влияние было слишком велико. Прежде всего, он направил своих аналитиков и других ответственных лиц ЦРУ на сбор информации о том, что происходит в столице. Далее, аппарат ЦРУ использовался директором центральной разведки в качестве службы политического планирования, а затем и в качестве исполнительного органа, действующего не только через своих работников, но и через Белый дом. Лучшей иллюстрацией этого было бесстыдное проталкивание Кейси в прошлом году первой иранской записки Грэхема Фуллера через все инстанции Вашингтона. Государственный департамент и министерство обороны не поддержали идей, выдвинутых в этом документе. Тогда Кейси нашел своих сторонников в Белом доме.

Шульц также знал, что в течение многих лет Кейси саботировал соглашения по контролю над вооружением. Директор центральной разведки находил поддержку у сторонников жесткого курса, помощника министра обороны Ричарда Перла. Шульцу было ясно, что разведывательные службы направляли бесконечное число сообщений, которые умело подрывали доверие к переговорам о контроле над вооружениями. Играя на антипатиях президента, Кейси доказывал, что переговоры о контроле над вооружениями являются просто-напросто еще одной уловкой Советского Союза, который строит свою позицию на основе двух соображений: во-первых, Советский Союз хорошо знает, какое новое оружие он может создать, и, во-вторых, он понимает, что разрабатываемые США новые виды оружия будут для него наиболее опасны. Нередко вопросы прорабатывались в СССР вплоть до типа стабилизаторов, которые будут через шесть лет устанавливаться на их ракетах. Конечно, это было логично. Все участвовавшие в переговорах страны, в том числе и США, делали подобные расчеты. Однако свои «данные» Кейси использовал для доказательства того, что СССР не имеет серьезных целей и просто манипулирует переговорами.

По мнению Шульца, Кейси внес в Белый дом большую долю неуверенности по вопросу о контроле над вооружениями. Возможно, директор центральной разведки стал превышать свои полномочия, пользуясь тем, что в его ведомстве было слитттком много денег. Десять лет назад директор центральной разведки принимал участие в принятии решений о спутниковом оружии стоимостью в миллиарды долларов. Он устанавливал приоритет, контролировал аналитический процесс и подготовку оценок, тайные операции и контрразведку. При активности, которой обладал Кейси, директор центральной разведки стал играть политическую роль. Шульц считал, что такие обязанности для одного человека, очевидно, слишком обременительны и их следует разделить.

Кейси был стар. Вероятно, это была его последняя должность. Был богат. Ему было почти что нечего терять. Шульц считал, что, добиваясь своих целей, Кейси вызвал общее чувство недоверия к объективности разведки не только у конгресса, но даже у администрации. В определенном смысле Кейси утратил объективность.

18 ноября около шести часов вечера я отправился в Белый дом на встречу с заместителем Пойндекстера Алтоном Килом. Он хотел убедить меня в том, что не следует публиковать статью о тайных операциях, проводимых в поддержку антихомейнистской эмиграции, и об акциях по продаже оружия правительству Хомейни. Кил имел усталый вид и находился в возбужденном состоянии.

— В связи с этой историей пресса проявляет явное безумие, — заявил он, сидя за столом в своем уютном кабинете. — Уже десять дней нам не дают покоя.

Убедительно высказывавший свои мысли, моложавый и бородатый Кил, катая карандаш по столу, заявил, что другого выбора, кроме торговли оружия — главной «валюты» на Среднем Востоке, — у них не было.

— Нам пришлось доказывать свои благородные намерения. Честно говоря, мы никому там не доверяли: ни Ирану, ни посредникам, через которых вели дела. А они не доверяли нам. Взаимного доверия не было. Мы для них — «большой сатана». Каким образом в этих условиях можно доказать свои честные намерения? Мы пытались продавать порошковое молоко, перевязочные материалы. Но это они могли купить в местных аптеках. Пришлось обратиться к оружию.

Он предупредил о «непредсказуемости» последствий, если бы появилась статья, в которой говорилось или даже намекалось, что Соединенные Штаты через свои каналы поддерживают отношения не только с иранскими умеренными кругами, но и с эмигрантами, которые ассоциируются с шахским режимом. Кил остановился и посмотрел на меня.

— Тегеран это не сможет проигнорировать.

Я ответил, что иранские власти регулярно обвиняют ЦРУ в оказании помощи эмигрантским и прошахским элементам. Об этом сообщается и в газетах, и по радио. А эмигранты знают, что они получают деньги от ЦРУ.

Они откровенно говорили об этом корреспондентам в их представительстве в Париже.

Кил согласился, но отметил, что сообщения об этом помещались на последней, а не на первой странице и носили, как правило, обтекаемый характер.

— Жизнь многих людей окажется в опасности, если такая статья будет опубликована. Дайте мне минимум 24, лучше 72 часа, чтобы вступить в контакт с нашими источниками в Тегеране, а также с умеренными и предупредить их о выходе этой опасной для них статьи. Сказать им откровенно: «Скрывайтесь».

Обсудив ситуацию в редакции «Вашингтон пост», мы пришли к выводу, что утверждения Кила не имеют большого смысла, оценки Белого дома на веру больше не принимались. На следующий день должна была состояться пресс-конференция президента. Мы полагали, что Белый дом не хотел появления статьи о том, как «приманивали» Хомейни с помощью оружия, в то время как ЦРУ помогало иранским эмигрантам, сторонникам сына шаха, который хотел свергнуть Хомейни. Мы решили статью напечатать.

В тот вечер Норт, Макфарлейн и несколько сотрудников Совета национальной безопасности отчаянно пытались восстановить хронологию событий, с тем чтобы отдалить от них президента и затушевать его роль. Особенно это касалось одобрения Рейганом в 1985 г. первых поставок оружия через Израиль Ирану. По компьютерной связи Норт пригласил в кабинет своего помощника подполковника Роберта Эрла, с тем чтобы попытаться найти выход из положения.

На состоявшейся пресс-конференции Рейган защищал иранский проект: «Я не думаю, что была допущена ошибка. Я не считаю, что мы потерпели фиаско или понесли какой-то серьезный урон». Четыре раза президент отрицал, что «снисходительно» относился к израильским поставкам оружия Ирану и что какая-то другая страна замешана в этом деле. Однако через двадцать пять минут после пресс-конференции Рейган внес в свое выступление необычную поправку, заявив, что фактически он потворствовал таким поставкам другой страной.

На следующий день Кейси и Гейтс отправились в Белый дом, чтобы попытаться разрешить спор с Нортом, который утверждал, что в ноябре 1985 г. не он добивался помощи со стороны ЦРУ в деле осуществления израильских поставок.

В тот вечер Кейси снова был в Белом доме, пытаясь подготовить свои показания, которые он должен был наутро дать комитетам конгресса по разведке. Он встретился с Пойндекстером, Шульцем и Мизом. В своих показаниях он намеревался сказать: в 1985 г. ЦРУ считало, что «Израиль поставляет Ирану оборудование для бурения нефти, а не оружие».

Позднее в тот же вечер Шульц встретился с президентом в его жилых апартаментах в Белом доме. В ходе беседы государственный секретарь сообщил президенту, что директор центральной разведки намеревается выступить в комитетах по разведке с лживыми показаниями, намеревается сделать также заявления, которые не выдержат самой поверхностной проверки. Шульц весь кипел. Он никогда не думал, что сможет так разговаривать с Рейганом, почти распекая президента Соединенных Штатов. Он заявил президенту, что необходимо смотреть фактам в глаза: любой ознакомившийся с ними увидит, что оружие поставлялось в обмен на заложников.

Тем временем Кейси проводил в Лэнгли совещание с большой группой сотрудников ЦРУ, которые могли что-то знать. Ранее он встретился с Нортом, и они исключили из заявления упоминание об израильских поставках 1985 г., как о поставках оборудования для бурения нефтяных скважин.

На следующий день Кейси поднялся рано и еще раз перечитал свои показания. Он сократил их, подгоняя под уже известные сведения, включил некоторую информацию, которая, судя по всему, скоро должна потерять свою секретность. В 9 часов 30 минут Кейси появился на совершенно секретном закрытом заседании комитета палаты представителей по разведке перед его пятнадцатью членами. В воздухе витал дух недовольства. После того как Кейси зачитал свое резюме (это заняло около 10 минут), председательствовавший Ли Гамильтон прямо спросил, справедливо ли утверждение директора ЦРУ, что уведомление о проведении тайной операции можно по закону отложить на десять месяцев. Кейси холодно ответил: «Мы говорим о конституционной прерогативе президента». По его словам, требовались осторожность и осмотрительность. Времени оставалось мало, так как иранцы пытались оказать влияние на тех, в чьих руках находились американские заложники в Ливане.

— Предпринимая эти попытки, мы имели честные намерения, — заявил Кейси. — Мы осуществили довольно ограниченные мероприятия, соответствующие поставленным целям. Переданное оружие — это мелочь. Нужно или рисковать, или сидеть и наблюдать за происходящим. Я за риск с предосторожностью и осмотрительностью. Я хочу сказать, что пошел бы на риск, если бы пришлось повторить все с начала.

В спор вступили некоторые республиканцы, защищая президента и доказывая, что информация из комитета просочилась бы во вне. Дейв Маккеди, демократ от штата Оклахома, спросил:

— Кто руководил операцией, господин Кейси?

— Я думаю, мы все. Была команда.

— Кто возглавлял команду? Давал указания? Пойндекстер или Кейси?

Кейси ответил:

— Я думаю, президент.

В 11 часов Кейси должен был появиться перед сенатским комитетом по разведке. Поэтому он покинул заседание, заявив, что вернется в 13.30.

Кейси направился в защищенный от подслушивания зал заседаний сенатского комитета по разведке и сел за длинный стол, на котором перед ним был установлен специальный микрофон, напоминающий насекомое — богомола. Микрофон должен был помочь сенаторам лучше понимать знаменитое бормотанье директора центральной разведки. Рядом с Кейси сидел Клэр Джордж. После шести лет уверток пришел час расплаты. Все члены комитета сидели за белым подковообразным столом. Присутствовал также демократ от штата Западная Вирджиния, лидер демократического меньшинства в сенате Роберт К. Бэрд.

— Извините, господин председатель, — сказал он, — приведен ли свидетель к присяге?

Возник неловкий момент. Дюренбергер ответил, что за исключением слушаний в связи с назначением на должности, свидетелей не приводят к присяге. Это создает атмосферу свободного обмена мнениями. На данном заседании речь идет не о споре между сторонами. Но если кто-то из сенаторов хочет, чтобы свидетелей приводили к присяге, это, конечно, можно сделать. Но никто, включая Бэрда, не пожелал.

Кейси сидел молча, а затем начал читать заранее подготовленное заявление. Он пытался представить акцию как обычную тайную операцию. Он не упомянул об отсутствии директивы президента в то время, когда ЦРУ в 1985 г. стало оказывать содействие Израилю в поставках оружия Ирану. Не сказал он и о подготовленной Споркином директиве, которой президент задним числом одобрил роль ЦРУ в израильских поставках. Об иранском посреднике Горбанифаре Кейси говорил как о «представителе Ирана», не называя его по имени.

Некоторые сенаторы настаивали на том, чтобы была названа фамилия этого представителя и изложены его взаимоотношения с ЦРУ. Кейси ушел от этого вопроса. На тот же вопрос Клэр Джордж ответил, что это очень ценный источник и его фамилии называть не следует.

— Это был Горбанифар? — спросил один из сенаторов.

— Да, сенатор, — ответил Джордж. — И теперь нам придется побеспокоиться о его безопасности, если эти сведения будут преданы гласности.

Не был раскрыт факт и о том, что Г орбанифар не смог пройти проверку на детекторе лжи.

На вопрос, играл ли генерал Секорд какую-либо роль в поставках оружия Ирану, Кейси заявил, что он слышал об этом из сообщений прессы и пытался ограничиться этим сообщением. Однако ему стали задавать другие вопросы.

— Мы знали о деятельности генерала Секорда и не одобряли ее, — вынужден был признать директор центральной разведки.

Говоря о встречах с иранцами, Кейси упомянул о «сотруднике Совета национальной безопасности».

На вопрос: «Кто это?» — директор центральной разведки ответил, что ему об этом не известно. Он переадресовал этот вопрос Джорджу. Заместитель директора ЦРУ по оперативным вопросам ответил, что ему тоже точно не известно. Он повернулся назад и задал этот вопрос сидящему позади него своему помощнику. Последний ответил, что ему тоже точно не известно.

Фамилия подполковника Норта не была упомянута. Кейси составил свое выступление как предложение уладить дело миром, не сообщая каких-либо новых сведений. Он не стал говорить о трудных финансовых проблемах, о том, что часть денег, полученных от продажи оружия, пошла на оказание помощи «контрас».

В 13 часов 50 минут Кейси вернулся в комитет по разведке палаты представителей. Он заявил, что, по его мнению, идея о передаче руководства иранской операцией Совету национальной безопасности была не наилучшей. Кейси сказал, что ранее подобное же произошло с операциями в Центральной Америке, когда конгресс ввел ограничения на операции ЦРУ в Никарагуа, Совет национальной безопасности взял на себя руководящие функции. В данном случае Кейси признал то, что ранее администрацией отрицалось. Кейси отметил: «Совет национальной безопасности активно направлял операции по снабжению «контрас» оружием из частных источников. Детали мне не известны. Я не интересовался подробностями, поскольку мне было запрещено что-либо делать. Я знаю, что этим занимались другие».

Отвечая на вопрос о «безымянном бывшем патриоте» (Горбанифаре), Кейси заявил, что это подозрительный тип и ему нельзя доверять. Хотя, добавил Кейси, для подобных дел трудно найти людей «с чистой совестью». Обычно привлекаются лица со сложной репутацией и трудной карьерой.

Один из демократов сказал:

— Значит, весь вопрос в том, насколько законченным негодяем он является, не так ли?

— Да, — ответил Кейси, — это действительно так.

На наиболее трудные вопросы Кейси отвечал: «Не могу точно сказать», или «Мне это не известно», или «Это выходит за пределы моей компетенции». Ни один из членов комитета не настаивал на ответе, когда Кейси уходил от вопроса. Много времени ушло на дебаты членов комитета друг с другом. Судя по стенограмме, часто Кейси не произносил ни слова. Однако он напомнил, что в результате осуществления проекта удалось освободить трех заложников.

Гамильтон заметил:

— Мне представляется, что сейчас вам будет очень трудно разъяснять политику США по борьбе с терроризмом.

— Не нужно быть большим провидцем, чтобы прийти в данной ситуации к такому выводу, — ответил Кейси.

В 15 часов 05 минут он освободился.

В то утро министр юстиции Миз отправился к президенту. Он заявил Рейгану, что никто ему честно о происшедшем не рассказал. В заявлениях было слишком много противоречий, расхождений, разных воспоминаний. По словам Миэа, все они будут выглядеть в довольно неприглядном свете, когда конгресс займется этим делом. Президент разрешил министру юстиции начать собственное расследование.

Миз связался с Пойндекстером и попросил подготовить все относящиеся к этому делу документы. Находясь в западном крыле Белого дома, Пойндекстер попросил своего помощника по военным вопросам морского офицера Пола Томпсона, по профессии тоже юриста, достать из сейфа и принести директивы президента по тайным операциям. Из первой директивы по Ирану, подписанной 5 декабря 1985 г., недвусмысленно вытекало, что иранская инициатива является сделкой «оружие за заложников». А именно это отрицал президент. «Это для них манна небесная», — заявил Томпсон, передавая директивы адмиралу.

Пойндекстер тоже считал, что директива вызовет политический скандал. Как командир на мостике своего эскадренного миноносца, Пойндекстер решил действовать самостоятельно. Он разорвал директиву на части и, повернувшись в своем кресле, сунул ее в мешок с бумагами для сжигания. Адмирал нашел также различные сообщения, полученные по компьютерной связи, незаконченные документы — откровенные заметки личного характера, разорвал их и бросил в мешок.

В тот день Миз позвонил домой Макфарлейну.

— Бад, — сказал он, — я получил от президента задание составить точную хронологию событий и поэтому хотел бы переговорить с вами.

Днем Макфарлейн приехал в министерство юстиции и в течение часа излагал свои воспоминания.

Миз задавал вопросы относительно участия в этом деле президента, роли членов кабинета. Это заняло еще полчаса. Помощник Миза покинул кабинет, и Миз собирался последовать за ним.

— Эд, подождите минутку, — сказал Макфарлейн, — я хочу поговорить с вами об этом деле. Из утренних газет вам, очевидно, известно, что вчера в своей речи я взял на себя полную ответственность за это дело. Так я, если смогу, буду поступать и в дальнейшем.

— Да, это было отмечено.

— Я хочу, чтобы вы знали, что с самого начала президент целиком поддерживал эту операцию и без каких-либо колебаний одобрял все, что израильтяне хотели делать.

— Я знаю это, — сказал Миз, — и я могу понять, почему он так поступал. Я рад, что вы рассказали мне об этом. Правовое положение президента тем прочнее, чем раньше он примет решение.

Миз заявил, что если президент дал «устную директиву» или только подумал об этом, вместо того чтобы зафиксировать свое решение в письменной форме, это значительно облегчает их положение, поскольку президент имеет право отдавать такие приказания относительно тайных операций.

— Бад, — добавил он, — в любом случае не пытайтесь приукрашивать действительность или делать что-то, что, по вашему мнению, пойдет на пользу ему или вам. Просто говорите правду и не пытайтесь предусмотреть, что будет полезно или вредно для президента.

Затем Миз переговорил с директором ФБР Уильямом Уэбстером, который предложил услуги ФБР при проведении расследования. По мнению Миза, дело не носит криминального характера, а привлечение ФБР сделает их уязвимыми для критических замечаний.

Около 6 часов 30 минут в тот вечер Норт отправился в свой офис. У него все яснее вызревала мысль «принести себя в жертву». Норт попросил Фону Холл, проработавшую у него в качестве секретаря около 4 лет, помочь ему. Норт начал доставать из сейфа и из дел документы, меморандумы, различные сообщения. Уставший, сосредоточенный, но спокойный, он собрал все эти документы в большой сверток для уничтожения в машине для резки документов. Это заняло около часа. Он также попросил Холл помочь ему внести изменения в 4 меморандума, убрав из них вызывающие беспокойство ссылки.

В субботу 22 ноября было тепло. Для поездки в Белый дом Миз взял двух своих помощников. Сначала он встретился с Шульцем, а затем со Споркином. Его помощники приступили к работе с делами. В кабинете Норта они нашли меморандум по Ирану без даты и адреса: «12 миллионов долларов будут использованы для закупки товаров, крайне необходимых никарагуанским демократическим силам сопротивления».

Позднее Миз вместе со своими помощниками обедал в ресторане «Оулд Эббит Грил», находившемся в двух кварталах от Белого дома. И там помощники рассказали Мизу об обнаруженном в кабинете Норта меморандуме о направлении денег «контрас». Миз выругался, однако заметил, что эта операция, возможно, носила законный характер или же меморандум отражает одну из мыслей самого Норта.

Кейси находился в своем кабинете в старом здании исполнительного аппарата президента. Он позвонил Пойндекстеру: «Как вы смотрите, если я подойду к вам, и мы вместе перекусим». В течение двух часов эти два наиболее осведомленных в США человека ели и разговаривали наедине. В конце обеда к ним присоединился Норт. В числе других вопросов обсуждался второй канал связи с иранцами. Игра продолжалась. Кейси всегда считал, что наилучшая тактика заключалась в том, чтобы скрыть сложную проблему за видимым успехом. Вместо сомнительных услуг Горбанифара у них был теперь прямой канал связи через Али Хашеми Бахрамани, племянника спикера иранского парламента, и директора разведки стражей иранской революции при канцелярии премьер-министра. В течение некоторого времени эти агенты направляли Норту сообщения, используя надежные средства связи. Но на прошлой неделе Бахрами сообщил, что он почувствовал опасность и, возможно, находится под наблюдением. Свое сообщение он передал через телохранителя.

Ленч закончился в 15 часов 20 минут. В 15 часов 40 минут Норт позвонил Мизу и попросил назначить беседу на следующий день. В 15 часов 46 минут Кейси связался с Мизом по телефону и сказал, что хочет кое-что сообщить министру юстиции. «Почему бы мне не заехать к вам на пути домой?» — спросил Миз.

Кейси предложил Мизу виски или пиво, поскольку у него ничего другого не было. Миз выбрал пиво, виски он не любил. Кейси сказал, что его старый друг Рой Фурмарк ранее передавал ему сообщения от тех, кто вложил деньги в продажу оружия Ирану. Эти люди говорят: «Либо платите деньги, которые вы нам должны, или мы попытаемся причинить вам неприятности».

Оба юриста признали в этом шантаж. Однако ни один из них не рассказал о той взрывоопасной информации, которой они располагали. Кейси не упомянул о выдвинутом Фурмарком обвинении, заключающемся в том, что деньги пошли на нужды «контрас», а Миз не рассказал о найденном в кабинете Норта меморандуме, свидетельствовавшем о переводе денег «контрас».

Миз решил назначить встречу с Нортом на утро следующего дня, которое было воскресным, однако Норт попросил перенести ее на 14 часов, с тем чтобы он вместе с семьей смог сходить в церковь. Норт позвонил Макфарлейну и попросил встретиться с ним в 12 часов 30 минут в старом здании исполнительного аппарата президента, где у Макфарлейна был свой кабинет. Они беседовали в течение 15 минут. Норт заявил, что собирается рассказать Мизу об использовании денег, полученных от продажи оружия Ирану, на нужды «контрас». Макфарлейн знал, что Норт без соответствующей санкции не будет предпринимать никаких шагов. В данном случае решение было задокументировано: имелся документ о том, что Норт делал это по поручению Пойндекстера.

В 14 часов Норт прибыл в Белый дом с двумя своими помощниками.

Да, сказал Норт, деньги направлялись «контрас». Три счета были открыты в швейцарских банках, и их номера переданы израильтянам. Деньги переводились на эти счета, и «контрас», естественно, были за это признательны. Около 3–4 миллионов, полученных от продажи оружия, были использованы на эти цели. Упомянутые в меморандуме 12 миллионов, добавил Норт, не принадлежат ни Соединенным Штатам, ни Израилю. Его объяснение сомнений не вызывало.

— Вы обнаружили мою памятную записку по этому вопросу? — спросил Норт.

— А мы должны были ее найти? — поинтересовался Миз.

— Нет, я просто так спросил.

Тем временем Кейси писал конфиденциальное письмо президенту, в котором предлагал уволить Шульца. Используя бейсбольную терминологию, Кейси указывал, что Шульц использовал Пойндекстера в качестве «игрока, отбивающего мяч» и что президенту нужен в госдепартаменте новый «подающий».

В 11 часов в понедельник Миз объяснил президенту и Дону Ригану, что он обнаружил переадресовку денег на нужды «контрас». Миз отправился в кабинет советника по национальной безопасности на встречу с Пойндекстером.

— Я полагаю, вам известно, что мы обнаружили в делах Норта? Пойндекстер ответил утвердительно, добавив, что ему, вероятно, придется уйти в отставку.

Перед ленчем Пойндекстер обнаружил полученную по компьютерной связи записку от Норта: «Я готов уйти в отставку в любое указанное вами и президентом время. Мы почти добились успеха. Преданный вам Оливер Норт».

«Спасибо, Олли, — набрал на компьютере Пойндекстер. — По этому вопросу сегодня я дважды разговаривал с Эдом. Он пытается придумать, что делать дальше. Я сказал ему, что тоже готов уйти в отставку и пойму его намек. Он один из немногих, входящих в окружение президента, которому я доверяю. А если в отставку вам уходить не придется, как вы смотрите на переход на работу в ЦРУ в качестве специального помощника Билла? В результате вы бы официально действовали в оперативной области. Пока Биллу ничего не говорите. Мне необходимо знать ваше мнение».

На встрече с фотокорреспондентом в Белом доме президенту был задан вопрос о том, признает ли он ошибки, допущенные с поставками оружия Ирану. Рейган ответил: «Я не хочу лгать. Ошибок не было». На вопрос о судьбе других замешанных в этом деле лиц президент ответил: «Я не собираюсь кого-либо увольнять».

Кейси пригласил Фурмарка в Лэнгли и пытался что-то выяснить у него о деньгах, которые были использованы в иранской операции. Затем позвонил Норту.

— У меня находится человек, который утверждает, что вы должны ему 10 миллионов долларов, — сказал директор центральной разведки.

Норт заявил, что на швейцарском счете осталось только 30 тысяч долларов.

— Скажите ему, что долг он может получить с иранцев или израильтян.

Кейси безуспешно пытался связаться с Мизом. Он позвонил Дону Ригану и сказал ему, что имеется срочное дело для разговора. Риган согласился заехать в Лэнгли на пути домой на обед. На седьмом этаже Кейси ничем не выдал своего состояния и с бесстрастным лицом спросил, что происходит и что собирается предпринимать президент. Риган выдавил: раскрыт факт о переадресовке денег «контрас».

— И что вы собираетесь делать? — спросил Кейси. Он стоял непроницаем, беспристрастен.

Риган ответил, что, по его мнению, сделки с оружием для Ирана, как говорят на Уолл-стрит, не принесли США никаких доходов. Учитывая имеющуюся информацию о переадресовке средств, есть план предать все это гласности.

— А вы понимаете, каковы будут последствия? — резко спросил Кейси. — Вы провалите всю иранскую операцию и, возможно, принесете в жертву заложников. Иран придет в ярость от того, что с него слитттком много взяли за оружие. Конгресс будет взбешен, выйдет из-под контроля и, очевидно, прекратит финансирование «кон-трас».

— Будь что будет, — сказал Риган. — Как мы можем спокойно смотреть на весь этот позор? Мы, очевидно, имеем дело с преступлением. Решение принято, назад дороги нет, нет и выбора.

Кейси опоздал на обед в «Метрополитэн клаб», где он должен был встретиться со своей дочерью Бернадетт и Эдвардом Хаймофом, ветераном Управления стратегических служб, писателем, который намеревался написать биографию Кейси. Они договорились о том, что Кейси свяжет его с руководящими сотрудниками ЦРУ, администрацией и президентом.

Когда Кейси прибыл в клуб, его ждали там Хаймоф и Бернадетт с мужем. Зная о разразившемся скандале, Хаймоф сказал: «Будет страшная шумиха».

— Мы справимся с этим, — сказал Кейси доверительно и перевел разговор на книгу. Он останется на своем посту до конца президентского срока и что-нибудь постарается сделать, чтобы Хаймоф в течение последних шести месяцев 1988 г. мог регулярно бывать в ЦРУ с целью сбора информации. А пока ему следует сосредоточить внимание на других периодах его жизни: работе в Управлении стратегических служб в качестве инвеститора, писателя и в комиссии по ценным бумагам и биржам. Он хочет, чтобы дело продвигалось вперед. Рождественские праздники он собирается провести в своем доме на Палм-Бич и согласен, чтобы Хаймоф приехал к нему и записал на пленку несколько интервью.

— Билл, а что вы собираетесь делать после смены хозяина в Белом доме?

— Возвращусь к адвокатской практике, — сказал Кейси, — займусь инвестициями капитала.

Работа на правительственной службе убедила его в том, что небольшие частные предприятия могут действовать эффективно. Он также сказал, что собирается написать свою автобиографию.

— Папа, — сказала Бернадетт, — ты должен написать книгу. На следующий день, во вторник 25 ноября, в 6 часов 30 минут утра Кейси позвонил Мизу и попросил его заехать к нему по пути на работу. Кейси хотел знать, что происходит. Миз объяснил;

— Пойндекстер уходит. Обо всем будет рассказано общественности.

Кейси заявил, что он соберет все необходимые документы и отправит их Мизу.

Затем Миз созвонился с Пойндекстером и попросил адмирала приехать к нему в министерство юстиции. Когда Пойндекстер прибыл, Миз сказал ему:

— Сегодня вы должны подать в отставку.

Министр юстиции также заметил, что, по его мнению, Норт не сделал ничего незаконного.

Пойндекстер вернулся в свой кабинет в Белом доме и попросил принести ему завтрак. Он сел в торец длинного стола для заседаний и тихо сказал своему помощнику по военным вопросам офицеру ВМС Томпсону, что сегодня обратится с просьбой о возвращении на службу в ВМС. Позднее Томпсон скажет: «Из всех лиц, которым приходилось уходить в отставку, адмирал, очевидно, вел себя наиболее достойно».

Вскоре в кабинет Пойндекстера вошел Дон Риган. Он был вне себя.

— Черт возьми, что здесь происходит?

Пойндекстер поправил очки, вытер рот салфеткой и отложил ее в сторону.

— Да, — сказал он, — я думаю, мне следовало бы вникнуть в это дело значительно глубже. Я знал, что Олли что-то делает, но глубоко не разобрался.

— Мне кажется, Джон, что, когда в 9 часов 30 минут вы придете на прием к президенту, вам следует иметь с собой прошение об отставке.

— У меня оно будет с собой[31].

В Лэнгли Кейси вызвал Чарли Аллена: «Где та проклятая записка о возможном переводе денег, которую месяц назад мы направили Пойндекстеру?» Они нашли ее в ящике со входящей почтой Кейси. Находясь на грани истерики, Кейси написал проект срочного совершенно секретного письма Мизу с разъяснением того, что произошло: он и Гейтс неоднократно говорили Пойндекстеру об этом деле, в середине октября даже письменно сообщили о возможном переводе денег на счета «контрас», который по неизвестным причинам так и не дошел до Белого дома.

В то утро президент пригласил в Белый дом лидеров конгресса и сообщил, что Пойндекстер не участвовал в акции Иран — контрас, однако по собственной инициативе ушел в отставку, так как, согласно морской традиции, командир корабля несет ответственность за всю команду. Рейган защищал Совет национальной безопасности, заявив, что он «хорошо служит интересам страны». Потом он добавил, что хотя он лично не одобрял плана перевода денег «контрас», однако эти действия не идут вразрез с политикой администрации.

На дневной пресс-конференции президент зачитал краткое заявление и предоставил слово Мизу, который сообщил, что на самом деле «контрас» было передано от 10 до 30 миллионов долларов. Президент тут же сказал, что об этом он ничего ранее не знал, и объявил об отставке Пойндекстера и увольнении Норта.

Позднее в тот же день Фона Холл скрытно вынесла из кабинета Норта небольшую пачку документов, спрятав их в обуви и одежде. Она передала их Норту. Они договорились отвечать всем, кто будет спрашивать, что документов нет, так как «мы уничтожали их, как правило, каждый день». Вечером офицер безопасности опечатал кабинет Норта.

На следующий день я связался с Кейси по телефону и спросил, как администрация организовала продажу оружия Ирану.

Кейси охотно согласился ответить.

— В 1981 г. израильтяне посоветовали нам наладить связи с иранцами, чтобы впоследствии сблизиться с военными этой страны, — сказал он. — Нам показалось это полезным с учетом будущего страны после Хомейни.

— Откуда появилась прибыль, которую оказалось возможным использовать для оказания помощи «контрас»?

— Иран был готов платить больше, — ответил Кейси. Потом он высказал предположение, что «любые обнаруженные незаконные действия к ЦРУ иметь отношения не будут».

— А к кому же? — спросил я. Он помедлил.

— Только что поймали Пойндекстера.

— А вы знали о переводе денег «контрас»?

— Согласно закону, в подобных делах я должен стоять в стороне, — заявил он. И повторил сказанные Мизом на пресс-конференции слова, что в ЦРУ об этом деле никто не знал, в том числе и его директор.

— «Контрас» — это же ваши подопечные. Вы должны были знать, что они получают от 10 до 30 миллионов.

— Сплетни, — отрезал Кейси. — Мне только вчера стало об этом известно. От Миза.

— Вы не знали, что делает Норт?

— Черт возьми, что вы от меня хотите? Я вам говорю, никто не сядет в тюрьму. По крайней мере, из моей конторы. — И повесил трубку.

Через несколько дней бывший заместитель Стэнсфилда Тэрнера Фрэнк Карлуччи был назначен помощником президента по национальной безопасности, подобран независимый прокурор для проведения уголовного расследования по делу Иран-контрас. Президент Рейган создал комиссию из трех человек во главе с бывшим сенатором Джоном Тауэром для расследования деятельности Совета национальной безопасности, сенатский комитет по разведке приступил к проведению собственного расследования. Целью единственной состоявшейся после этого беседы Пойндекстера с Кейси было выяснение мнения директора центральной разведки относительно кандидатуры адвоката для бывшего советника президента по национальной безопасности.

Около 13 часов 3 декабря я вновь позвонил Кейси.

Он обедал, когда я позвонил.

— Ряд сотрудников администрации и лидеров конгресса считают, что карьера Кейси в ЦРУ закончилась, — сказал я.

— Напротив. Председатель и заместитель председателя сенатского комитета по разведке Дюренбергер и Лихи говорят, что наше ведомство предстало перед публикой, благоухая, как розы, — ответил Кейси, прожевывая пищу. — Вы же знаете, закон запрещает нам оказывать помощь «контрас», и мы строго придерживались этого. В отношении продажи оружия Ирану ЦРУ допустило две тривиальные ошибки, — продолжал он. — Первая состоит в том, что в ноябре 1985 г., еще до подписания Рейганом директивы по Ирану, ЦРУ оказало Белому дому помощь в отношении поставок Израилем оружия Ирану. Суть этой помощи — связать Норта с нужными людьми, с тем чтобы можно было организовать обычную коммерческую сделку. Вторая ошибка состоит в том, что ряд не очень умных рядовых сотрудников ЦРУ попользовались одним и тем же счетом в швейцарском банке как для перевода денег, полученных от продажи оружия Ирану, так и для хранения средств, выделенных США и Саудовской Аравией для оказания тайной помощи афганским мятежникам. Таким образом, некоторая часть «иранских денег» «смешалась с 500 миллионами «афганских» долларов». Однако имеются документы на все произведенные расходы.

— Не была ли вся эта операция задумана самими иранцами, чтобы получить американское оружие?

— Ерунда. Президент приказал «умаслить» их, что мы и сделали.

Я задал и ряд других вопросов, и тут Кейси взорвался.

— Черт возьми, не пытайте меня. Я не знаю, почему вообще разговариваю с вами по телефону.

Я сказал, что на некоторые вопросы я хотел бы получить ответ.

— Нужно воспитывать в себе сдержанность взрослого человека, — ответил Кейси.

Юридический отдел ЦРУ, стремившийся держать деятельность ЦРУ в рамках закона, предпринял попытку определить характер контактов, которые допустимы между сотрудниками ЦРУ и лицами, осуществляющими частные воздушные перевозки для «контрас» и оказывающими им денежную помощь.

5 декабря помощник юрисконсульта доложил Клэру Джорджу, что «такие контакты, если даже и противоречат проводимой политике, не противоречат закону».

С уходом Пойндекстера и Норта Кейси единолично попытался использовать «затухающую» иранскую инициативу. Учитывая предстоящую встречу с иранскими представителями во Франкфурте (ФРГ), которая должна была состояться в субботу 13 декабря, Шульц добился согласия Белого дома на прекращение продажи оружия Ирану, а также на запрет представителям ЦРУ на этой встрече затрагивать политические вопросы. Кейси позвонил Дону Ригану и попросил его уговорить президента изменить свое решение. В результате во Франкфурт была направлена совершенно секретная телеграмма, разрешающая представителям госдепартамента и ЦРУ «обсуждать» вопросы, затрагивающие политику и разведку.

Шульцу по закрытой линии из Франкфурта позвонил представитель госдепартамента. Прослушав сообщение, Шульц был настолько ошеломлен, что сразу же связался с президентом и попросил принять его.

Прибыв в Белый дом в воскресенье утром, Шульц заявил президенту, что проведенная во Франкфурте встреча показала, что Пойндекстер, Норт, Кейси и сотрудники ЦРУ обсуждали вопросы, различные точки зрения по которым недопустимы. Представитель Ирана во Франкфурте ссылался на повестку дня из 9 пунктов, согласованных с Нортон и представителем ЦРУ. Наряду с другими вопросами в повестке дня указывалось, что Соединенные Штаты будут добиваться освобождения 17 человек, которые были осуждены за организацию взрыва начиненного взрывчаткой грузовика на территории американского посольства в Кувейте. В ходе своей длительной борьбы с терроризмом Соединенные Штаты постоянно и твердо поддерживали отказ Кувейта освободить этих 17 заключенных. Они были членами радикальной фанатичной группы мусульман-фундаменталистов, имевших связи с террористами, жертвой которых стал в 1983 г. 241 американский военнослужащий. Совершили они и другие террористические акции. Эти люди готовы жертвовать собой. Некоторые из них были связаны с ливанской фракцией организации «Хизболлах» и ее лидером Фадлаллой. Непоколебимость Кувейта в этом вопросе стала символом неустанной борьбы с терроризмом, но поведение представителей ЦРУ в ФРГ говорило о том, что по этому вопросу можно вести переговоры. Привыкшее к проведению операций, основанных на соображениях практической целесообразности, а не на логике, ЦРУ делает принципы и доктрину президента предметом насмешек, дезавуирует сделанное президентом заявление, что террористы могут бежать, но не могут уйти от наказания. Позиция Совета национальной безопасности и ЦРУ явилась причиной этой неразберихи. Шульц заявил, что все это вызывает у него большое раздражение. После этой встречи у Ирана уже не было оснований говорить, что начиная с 1985 г. Шульц только и занимается тем, что проигрывает.

Утром в понедельник 15 декабря Кейси находился в своем кабинете на седьмом этаже в Лэнгли, готовясь к показаниям в сенатском комитете по разведке, когда у него произошел приступ. На скорой помощи его доставили в Джорджтаунский госпиталь. Там у него случился еще один удар. Однако он нормально говорил и передвигался. В 7 часов 40 минут в четверг Кейси отправили в хирургию, и до 13 часов его оперировала бригада из трех человек. Ему удалили злокачественную мягкую опухоль, называемую липомой. Ее извлекли из внутренней части левого полушария мозга. В своем заявлении врачи высказали мнение, что 73-летний Кейси сможет вернуться к своей нормальной деятельности.

Гейтс стал исполнять обязанности директора центральной разведки и большую часть января сопротивлялся давлению Белого дома найти замену Кейси, который был серьезно болен и практически не мог говорить. Вынужденный предложить ряд кандидатур, Гейтс назвал бывших сенаторов Джона Тауэра, Пола Лэксолта и Говарда Бейкера. Он надеялся, что с приходом любого из них в ЦРУ радикальных изменений не будет.

Через шесть недель состояние Кейси значительно улучшилось. В среду 28 января Гейтсу разрешили посетить его в госпитале.

Кейси сидел у окна. У него никогда не было обилия волос на голове, поэтому их потеря в результате химиотерапии и облучения была почти незаметна. У Гейтса был список вопросов для обсуждения, и он начал разговор. Кейси мыслил нормально, он делал замечания или что-то бормотал в ответ на вопросы Гейтса.

— Пришло время уходить, — сказал наконец Кейси, махнув в воздухе левой рукой, — освободить место.

На следующий день Гейтс организовал визит в госпиталь для Дона Ригана и Миза. Писать Кейси не мог, поэтому прошение об отставке подписала его жена София. Кейси прослужил в ЦРУ шесть лет и один день.

Я взял список оставшихся без ответа вопросов, добавил несколько новых, касающихся прошлых лет, и поехал в Джорджтаунский госпиталь. Два необычно сильных снегопада, прошедших в конце месяца, покрыли Вашингтон снегом, машин на улице было мало. Вскоре ко мне в приемный покой вышел один из сотрудников службы безопасности ЦРУ с наушниками от аппарата «уоки-токи». Он пошел по длинному коридору, свернул налево в новое крыло к лифту, который доставил нас на шестой этаж. В небольшой комнате четыре сотрудника службы безопасности смотрели по телевизору дневную передачу.

Кейси находился в палате 6613 «С», был зарегистрирован под псевдонимом «Лейси». Дверь была закрыта. Даже после того как я представился, сотрудники охраны не разрешили мне войти.

В течение последних трех лет во время бесед с Кейси я записывал интересующие меня вопросы на листах гербовой бумаги желтого цвета. Я хранил эти листки, у меня накопилась целая пачка этих старых страниц. Некоторые вопросы, на которые ответил Кейси и которые были проверены по другим источникам, вызывали даже сейчас у меня большое любопытство. В течение нескольких часов я отбирал вопросы, которые можно было бы задать Кейси. Скомпоновав их на одной странице, я предпослал им заголовок «Основные вопросы, на которые Кейси не дал ответа». Сейчас, более чем когда-либо, мне стало очевидно, насколько подходил этот человек для претворения в жизнь стремлений администрации Рейгана и разрешения затруднительных ситуаций. За операциями по оказанию помощи «контрас», иранской инициативой и многими другими секретными мероприятиями и тайными отношениями был виден Кейси, убеждение, одержимость и преданность которого можно сравнить лишь с такими же качествами самого президента. Его отношение к закону — минимум соблюдения и минимум гласности — распространялось и на внешнеполитические мероприятия Рейгана. Его страстное желание состояло в том, чтобы доказать, что его страна «может это сделать», — как он однажды сказал мне об этом. Он имел в виду тайные операции, осуществленные в обстановке подлинной и постоянной секретности. Отчасти это была демонстрация упрямства, своенравности.

— Мы можем победить, — сказал он однажды одному из своих главных помощников.

Своим главным достижением он считал спасение Центральной Америки от коммунистов. И это по значению, как он считал, можно было приравнять к освобождению Соединенными Штатами послевоенной Западной Европы от коммунистов. В разговоре по телефону его жена София как-то сказала мне: «Патриотизм пронизал все поры Билла».

Так ли это? И что имелось в виду? Интересы страны любой ценой? Какой? Теперь, когда игра почти закончена, я понял, что не могу не сделать выводов, чего упорно избегал три с половиной года, в течение которых знал Кейси. Так для меня было проще и безопаснее. По некоторым причинам, у нас образовалось определенное общее понимание секретов. Хотя и совершенно по-разному, мы были одержимы секретами. Во время этой игры секреты были средством расчетов. Что это были за секреты? Какова их ценность? Полезность?

В прошлом году Кейси рассказал, что он прочитал мою рецензию на книгу Джона ле Карре «Идеальный шпион» и согласен с моей интерпретацией взглядов автора на шпионаж: чем лучше идет разведывательная работа, тем эффективнее осуществляется дезинформация. Я процитировал Кейси одну из наиболее интересных, на мой взгляд, выдержек из книги: «В каждой операции есть открытые и закрытые моменты. К открытой части дела относится, например, то, чего мы достигаем написанием подобной книги. К закрытой — как мы это делаем?» Кейси выслушал и помрачнел. Я поинтересовался его мнением. Кейси не ответил. Согласен ли он? Ответа не последовало.

Для меня Кейси был интересным человеком. Он мог накричать, даже угрожать, но никогда не прерывал диалога и не прерывал отношений. Еще в 1985 г., когда мы разоблачили идею создания тайных специальных групп для нанесения упреждающих ударов по террористам, Кейси сказал мне: «Вы, вероятно, замараете свои руки кровью до того, как все это закончится». Это было как раз после того, как Кейси совместно с саудовской разведкой и послом Саудовской Аравии в Вашингтоне разработали секретные планы убийства неисправимого террориста Фадлаллы. Вместо Фадлаллы в результате взрыва начиненной взрывчаткой автомашины погибло по меньшей мере 80 человек, большинство невиновных. Кровью оказались замаранными не мои руки.

Как он воспринял это? Я считал и надеялся, что перед Кейси возникла дилемма морального характера. Как могло быть по-другому? Он был слишком умным человеком, чтобы не понять, что он и Белый дом нарушили правила, возможно, закон. И кровь на руках именно у Кейси.

Вопросы конституционного порядка, касающиеся Белого дома, ЦРУ, конгресса, тайных операций, полномочий вести военные действия, и фальсификации фактов, при «правдоподобном отрицании» будут, очевидно, рассмотрены при проведении соответствующих расследований. Вновь и вновь я возвращался к вопросу о личной ответственности, об ответственности Кейси. Происходящие события, разоблачения вряд ли заставят его раскрыться, скорее наоборот, вызовут у него еще большую замкнутость.

Мне показалось, что он, возможно, все раскроет сам. Единственный путь для этого — это каким-то образом признать свою вину, принести извинения своим коллегам и дать новое толкование фактам.

Под последним вопросом из числа «Основных вопросов, на которые Кейси не дал ответа» я написал: «Понимаете ли вы теперь, что действия были неправильными?»

Через несколько дней я вновь пришел в госпиталь к Кейси. Дверь палаты была открыта. Рубцы после операции у Кейси еще не зажили. Я спросил, как он себя чувствует.

Проблески надежды, а затем реализма появились в его глазах: «Хорошо… лучше… нет».

Я взял его руку, чтобы пожать в знак приветствия.

Он схватил мою руку и сжал ее. В комнате как будто воцарился мир.

— Вы еще не закончили? — спросил Кейси, имея в виду мою книгу.

Я ответил, что никогда не закончу книгу, никогда не соберу всей информации, слитттком много еще осталось вопросов.

В улыбке растянулась левая сторона его рта, Кейси что-то пробормотал.

— Посмотрите, в какую беду вы ввергли администрацию, — сказал я, — все находятся под следствием.

Казалось, этого он не слышал. Я повторил. Кейси поднял голову. В его глазах я увидел гордость.

— Больно, — сказал он, и я подумал, что Кейси имеет в виду физическую боль.

— Что болит, сэр?

— О, — сказал Кейси и замолчал. Мне показалось, он говорит, что больно быть без дела, без активной деятельности.

Он был очень слаб, на грани жизни и смерти. Он знал о своем недалеком конце. «Со мной кончено», — сказал Кейси. Я возразил ему.

— Вы знали, не так ли, — спросил я. Вопрос о переводе денег «контрас» должен стоять на первом месте, и я задал его: — Вы об этом знали?

Он с трудом поднял голову. Пристально посмотрев, он наконец кивнул:

— Да.

— Почему? — спросил я.

— Я верил.

— Во что?

— Я верил.

Затем Кейси закрыл глаза и погрузился в дремоту. Больше я вопросов не задавал.

Через несколько недель София забрала Кейси домой, но вскоре он вновь оказался в госпитале. В конце концов она увезла его умирать в Мейнолл. Кейси заболел пневмонией и был госпитализирован на Лонг-Айленде. Там, утром 6 мая, на следующий день, когда конгресс приступил к публичным слушаниям по делу Иран-контрас, Кейси скончался.

Примечания

1

«Писник» (от английского слова «реасе» — мир. пословно «мирник». по аналогии с «битник») — сторонник миролюбивого, или пацифистского, движения на Западе. — Прим. перев.

(обратно)

2

Жучок (жарг.) — аппарат для подслушивания. — Прим. перев.

(обратно)

3

Голдуотер баллотировался от республиканской партии и проиграл демократу Линдону Джонсону. — Прим. перев.

(обратно)

4

От «Space», здесь — место в поезде или самолете. — Прим. перев.

(обратно)

5

Гарри Дракер подтвердил, что Рейган и Хаммер входили в число его постоянных клиентов, но отрицал, что Хаммер когда-либо заказывал кресло рядом с Рейганом. — Прим. авт.

(обратно)

6

Место в Вашингтоне, где расположен конгресс — Прим. перев.

(обратно)

7

Место под Вашингтоном, где расположена штаб-квартира ЦРУ. — Прим. перев.

(обратно)

8

1 фут составляет около 30.5 см. — Прим. перев.

(обратно)

9

Список «Бигот» — очень ограниченный круг лиц в правительстве, имевших доступ к донесениям особо важного агента. — Прим. перев.

(обратно)

10

Слон — символ республиканской партии США. — Прим. перев.

(обратно)

11

Дюйм = 2.5 см. — Прим. перев.

(обратно)

12

По конституции США в случае, если президент и вице-президент не могут исполнять свои обязанности, старшим лицом в правительстве становится министр обороны, а не государственный секретарь. — Прим. перев.

(обратно)

13

Братья Маккелл в скором времени скрылись, прихватив с собой около 3 миллионов долларов из кассы двух небольших фирм, которые они контролировали, и, по-видимому, бежали за границу. Позже Хьюджел выиграл дело по обвинению его в клевете в силу их неявки в суд, получив 931 тысячу долларов. — Прим. авт.

(обратно)

14

«Отмывание» вкладов или денег — часто применяемая западными разведслужбами и преступным миром практика проведения серии финансовых операций с тем чтобы скрыть происхождение вложенных средств. — Прим. перев.

(обратно)

15

Очередной номер «Ньюсуик» только слегка отступил от своей версии заговора против Каддафи: «Официальные лица Белого дома постарались помочь Кейси, отрицая, что заговор ЦРУ против Ливии вообще когда-либо существовало. Но. как утверждалось в журнале, с членами комитета палаты представителей по разведке обсуждались различные проекты действий против Каддафи. По сообщению журнала «Тайм», таинственный план на самом деле предусматривал гораздо более широкую операцию, направленную на укрепление позиций США на Среднем Востоке и в Северной Африке. — Прим. авт.

(обратно)

16

Миля = 1609 м. — Прим. перев.

(обратно)

17

Зеро — по-испански нуль. — Прим. перев.

(обратно)

18

МИ-6 — английская разведка. — Прим. перев.

(обратно)

19

Слово «tin» помимо «оловянный» имеет в английском языке значения «незначительный» и «поддельный». — Прим. перев.

(обратно)

20

Прозвище построено на созвучии фамилии «Менгес» и английского слова «menace» (произносится «менее») — угроза, опасность. — Прим. перев.

(обратно)

21

Сообщение о том, что Карранса являлся платным агентом ЦРУ, появилось в газете «Нью-Йорк тайме» 22 марта 1984 г. — Прим. авт.

(обратно)

22

Безличный подопечный фонд — допускаемая законами США финансовая операция, суть которой в следующем. По существующему в США положению бизнесмен, поступающий на государственную службу, не имеет права продолжать свои финансовые и деловые операции, т. к. он может использовать служебное положение в личных целях. Но он может создать из своих капиталов упомянутый фонд и по собственному выбору назначить туда опекуна-управляющего. Вложенный в фонд капитал фактически остается собственностью его владельца, но его имя в документах фонда нигде не упоминается, а все операции с капиталом производятся от имени управляющего, якобы под его ответственность. — Прим. перев.

(обратно)

23

Одна из наиболее оживленных улиц столицы США. — Прим. перев.

(обратно)

24

Помощник руководителя аппарата Белого дома Дж. Бейкера. — Прим. перев.

(обратно)

25

Вызванные законом о свободе информации проблемы были почти непреодолимыми для ЦРУ. Опытные сотрудники должны были просматривать дела, чтобы быть уверенными в законности каждого вымарывания, а также в том, что переданная информация не приведет к расшифровке операций и источников. Это была очень кропотливая работа.

Еще более важно то. что она приводила к нарушению фундаментального правила разведки «знать только то, что необходимо для решения вопроса». Все относящиеся к запросу сведения сводились вместе, выделялись из различных разделов архивных учетов, копировались. К их рассмотрению привлекалось несколько человек. В некоторых случаях приходилось обращаться к более чем 20 самостоятельным системам учета данных ЦРУ. Разведку завалили запросами лица различных специальностей. Например, нью-йоркская юридическая фирма, представлявшая интересы аятоллы Хомейни, направила четыре запроса, касавшихся покойного шаха. Макмагон подсчитал, что для обработки запросов активного критика ЦРУ Филипа Эйджи (бывший сотрудник разведки, опубликовавший списки кадровых работников ЦРУ) потребовалось 300 тысяч долларов. — Прим. авт.

(обратно)

26

Провозглашенный 14 августа 1984 г. так называемый «союз» Каддафи с Марокко вызвал большое беспокойство у ЦРУ и АНБ. В директиве № 163 указывалось, что поскольку администрация Рейгана «получила личные заверения от короля Хасана, что секретные отношения с США не будут поставлены под угрозу, она будет поддерживать с Марокко дружеские рабочие контакты». Исходя из этого. Рейган дал следующие указания. «Держать сотрудничество с Марокко в области разведки под постоянным контролем и при необходимости сокращать его для предотвращения разоблачения. Сноситься непосредственно с королем Хасаном, когда возникнет угроза разглашения военной информации, источников и методов разведки или секретных технологий». — Прим. авт.

(обратно)

27

В интервью, которое Голдуотер 8 сентября 1981 г. дал автору, он подтвердил факт обнаружения двух подслушивающих устройств. — Прим. авт.

(обратно)

28

Рейган подписал эту совершенно секретную директиву 9 января 1986 г. — Прим. авт.

(обратно)

29

 Через два дня Кейси и директор ФБР Уэбстер пришли в кабинет Брэдли, чтобы выразить свою озабоченность по поводу намерений корреспондента Белого дома Лoy Кэннона и моего опубликовать на следующий день статью о полученном Кейси документе сандинистов, в котором раскрывались их планы воздействия на конгресс США, чтобы воспрепятствовать выделению 100 миллионов долларов для «контрас», в чем было заинтересовано ЦРУ. По мнению Кейси и Уэбстера, публикация статьи может поставить под угрозу безопасность источника. Но по тому варианту документа, которым мы располагали, источник его получения определить было нельзя, и статью мы напечатали. — Прим. авт.

(обратно)

30

5 июня после обсуждения, занявшего тринадцать часов, суд присяжных признал Пелтона виновным по двум пунктам в шпионаже, в заговоре и в раскрытии секретной информации о линиях связи. Пелтон был осужден на три пожизненных срока плюс десять лет. — Прим. авт.

(обратно)

31

Восемь месяцев спустя, давая под присягой показания в конгрессе, Пойндекстер заявил: «Я считал, что перевод денег «контрас» является хорошей идеей, и одобрил ее, не информируя об этом президента и не пытаясь получить его согласие. С 1981 г. не изменялась политика президента по оказанию помощи «контрас». Пойндекстер сказал также, что использование доходов от продажи оружия для нужд «контрас» равнозначно оказанию помощи третьим странам: вместо саудовцев частные пожертвования поступают от иранцев. Это укладывается в рамки известной политики президента.

По мнению Пойндекстера, его полномочий достаточно для одобрения операций по переводу денег «контрас». Однако он понимал, что с политической точки зрения эта операция взрывоопасна и что его задача оградить президента от принятия по ней решения. Далее он показал: «По всему комплексу этих вопросов решения замыкались на мне». Он сказал, что президент, «несомненно, одобрил бы такое решение». Однако Пойндекстер неоднократно испытывал искушение рассказать президенту о своем плане полного отрицания причастности США к этому делу.

Секретарь Норта Фона Холл, получив «освобождение от ответственности», показала, что исправление Пойндекстером одного пункта в обнаруженном в его кабинете меморандуме о переводе денег «контрас» свидетельствует о намерении доложить президенту.

Норт заявил, что в целом он подготовил пять документов Пойндекстеру о переводе денег «контрас» для доклада президенту. Однако, по его мнению, Пойндекстер уничтожил их. Согласно показаниям Пойндекстера, об этих меморандумах он не помнит. Когда были расшифрованы финансовые отчеты, лица, занимавшиеся расследованием, установили, что «контрас» было передано лишь 3 миллиона от «иранских денег», а 8 миллионов остались на счетах в различных швейцарских банках. — Прим. авт.

(обратно)

Оглавление

ОТ ПЕРЕВОДЧИКОВ

ВСТУПЛЕНИЕ

1

2

3

4

5

6

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

21

22

23

24

25 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg