«Мир после кризиса. Глобальные тенденции – 2025: меняющийся мир. Доклад Национального разведывательного совета США»

Коллектив Авторов Мир после кризиса. Глобальные тенденции

Предисловие

Мы подготовили доклад «Глобальные тенденции – 2025: меняющийся мир», чтобы, выявив основные тенденции, движущие их факторы, их направления и варианты взаимодействия, способствовать обдумыванию будущего в стратегическом ключе. В этом докладе использованы сценарии, чтобы проиллюстрировать то, как определяющие факторы, рассматриваемые в данном исследовании (например, глобализация, демография, зарождение новых центров влияния, упадок международных организаций, изменение климата и энергетическая геополитика), могут взаимодействовать при создании задач и возможностей для тех, кому придется принимать решения в будущем. Исследование же в целом – это скорее описание тех факторов, которые способны определить грядущие события, чем предсказание того, что произойдет в действительности.

Рассматривая некоторое количество переменчивых факторов, которые, по нашему мнению, вероятно, окажут несоразмерное влияние на грядущие события и перспективы, данное исследование нацелено на то, чтобы помочь читателям различить вехи, которые указывают, к чему ведут события, и определить возможность политического вмешательства, чтобы изменить или закрепить траектории определенных явлений. Мы хотели бы донести следующие мысли: «Если вас устраивает то, к чему ведут события, вам, вероятно, захочется предпринять своевременные действия, чтобы сохранить их положительную траекторию. Если вас не устраивает то, к чему, по-видимому, они ведут, вам придется разработать и применить некоторые меры, чтобы их траектории изменить». Например, размышления над выходом из зависимости от ископаемых видов топлива иллюстрируют то, каким образом разные траектории приведут к различным последствиям для определенных стран. Еще более важные мысли состоят в следующем: руководство имеет значение; не бывает неизменных тенденций; своевременное вмешательство, при хорошей осведомленности, уменьшит вероятность и серьезность негативных явлений и увеличит вероятность позитивных.

«Глобальные тенденции – 2025» – это четвертая попытка Национального разведывательного совета США выявить основные факторы и явления, которые, возможно, определят события мирового масштаба на ближайшие десять или более лет. И на результате, и на самом процессе его создания благотворно сказались уроки, полученные на предыдущих этапах. Каждый выпуск «Глобальных тенденций» привлекал к работе более широкие и разноплановые сообщества экспертов. Наша первая попытка, которая рассматривала 2010 год, полагалась в основном на компетенцию разведывательного сообщества США. Были проведены консультации с представителями правительства США и американских научных кругов. К «Глобальным тенденциям – 2015» мы привлекли более многочисленные и разнородные группы экспертов, не входивших в правительство США, но в большинстве своем являвшихся гражданами США.

При подготовке третьего выпуска, «Глобальных тенденций – 2020», мы значительно расширили участие специалистов-неамериканцев, проведя шесть семинаров на пяти континентах. Также мы увеличили количество встреч в США и разнообразили их формат. Эти заседания углубили наше понимание определенных тенденций, движущих факторов и того, как эти факторы воспринимались экспертами в различных регионах мира.

На каждом следующем этапе получался все более интересный и существенный доклад. И действительно, отклик на «Глобальные тенденции – 2020» по всему миру был невероятным. Отчет перевели на несколько языков, обсуждали в правительственных кабинетах и в рамках университетских курсов, использовали в качестве отправной точки на собраниях по международным вопросам. Несметное число экспертов и представителей общественности внимательно читали и конструктивно критиковали отчет.

Желая использовать наилучшим образом интерес, вызванный предыдущими докладами, и привлечь еще более широкие круги экспертов, мы снова модифицировали нашу работу, чтобы написать «Глобальные тенденции – 2025». Помимо привлечения новых экспертов – американцев и не американцев, – не входящих в правительство США, для разработки основы текущего исследования мы также поделились набросками с участниками через Интернет и в ходе ряда дискуссий, проводившихся на территории США и некоторых других стран. Этот выпуск «Глобальных тенденций» – самый коллективный из вышедших на настоящий момент; совместная работа улучшила результат, и мы очень благодарны сотням людей за время и интеллектуальную энергию, которые были вложены в данный проект.

Как и в случае с нашими предыдущими попытками взглянуть на мировые тенденции, которые определят будущее, процесс подготовки «Глобальных тенденций – 2025» и дополнительная польза от него были не менее важны, чем конечный результат. Идеи и озарения, пришедшие во время подготовки сопутствующего отчета, обогатили работу бесчисленных аналитиков и были включены в многочисленные аналитические обозрения, опубликованные Национальным разведывательным советом США и другими подразделениями разведывательного ведомства. По неофициальным данным, они также повлияли на мышление и работу многих участников процесса, которые не работают на правительство США. Мы рады этим дополнительным плодам, гордимся ими и с нетерпением ждем появления новых, когда у других людей появится возможность прочитать этот выпуск «Глобальных тенденций» и выразить свою реакцию на него.

Многие люди внесли свой вклад в подготовку «Глобальных тенденций -2025», но самый большой вклад сделал Мэтью Барроуз. Его интеллектуальные таланты и административные способности имели первостепенную важность для создания этого доклада, и все соавторы безмерно обязаны и благодарны ему. В благодарности самого Мэта на следующей странице перечислены те, чей вклад заслуживает особого внимания. Многие другие также внесли свою немаловажную лепту. Нам не удалось бы издать этот выпуск «Глобальных тенденций» без поддержки всех, кто участвовал в его создании. Мы очень благодарны за партнерство и дружбу, которые возникли из этих совместных усилий и содействовали им.

Ч. Томас Фингар,

председатель Национального разведывательного совета США

Благодарности

При подготовке этого доклада Национальный разведывательный совет США получил неоценимую помощь многочисленных научно-исследовательских центров, консалтинговых фирм, научных учреждений и буквально сотен экспертов, работающих и не работающих на правительство как в США, так и за пределами страны. К сожалению, у нас нет возможности назвать все организации и всех людей, с которыми мы консультировались, но мы хотели бы перечислить часть из них и поблагодарить их за важный вклад в работу.

Атлантический совет США и Центр Генри Стимсона помогли нам проникнуть за двери зарубежных организаций и выйти на точки зрения, которые нам самим было бы трудно найти для этого проекта. Доктор Вильям Ролстон, доктор Ник Иванс и их команда из Отдела консалтинга по бизнес-процессам Стэнфордского исследовательского института обеспечили необходимые научно-технические заключения специалистов и руководство. Доктор Александр Ван де Путте из PFC Energy Internationalсвел воедино ряд совещаний в трех региональных центрах планеты, чтобы помочь нам начать процесс обдумывания и построения сценариев. Также в этой работе принимали участие профессор Жан-Пьер Леманн из Evian GroupИнститута развития менеджмента, а также Питер Шварц и Даг Рандэлл из Monitor Group's Global Business Networkв Сан-Франциско. Профессор Бэрри Хьюз из Денверского университета внес значительный вклад в создание сценария и распределение возможных траекторий основных держав. Доктор Жаклин Ньюмайер и доктор Стивен Розен из Long Term Strategy Groupорганизовали три семинара, которые сыграли решающую роль в расширении нашего понимания сложностей будущего среды безопасности и изменяющегося характера конфликта. Несколько человек и организаций помогли подготовить круглые столы, чтобы провести критический разбор набросков и углубиться в различные аспекты, среди них были: доктор Джефф Дабелко из Центра Вудро Вильсона, доктор Грег Тревертон из RAND,Себастьян Маллаби из Совета по внешнеполитическим связям, Карлос Паскуаль из Брукингского института, доктор Майкл Ослин из Американского института предпринимательства, профессор Кристофер Лейн из Техасского университета агрокультуры и машиностроения, профессор Сумит Гангули из Университета Индианы и доктор Робин Ниблетт и Джонатан Пэрис из Chatham Houseв Лондоне. Профессор Джон Икенберри из принстонской школы имени Вудро Вильсона организовал несколько семинаров известных ученых в области международных отношений, сориентировав нас в изменяющихся геополитических тенденциях. Два семинара (первый организован профессором Ланьсинем Сянем и проводился Китайским институтом современных международных отношений в Пекине, второй был организован и проведен доктором Бейтсом Гиллом в Стокгольмском международном институте исследований проблем мира) были особенно важны в анализе международных стратегических перспектив, с которыми столкнется мир.

В правительстве США хотелось бы особенно поблагодарить Джулианну Паунеску из Государственного департамента управления разведки и исследований. Помогая на каждом этапе нашего пути, она и ее команда замечательно осуществили свои полномочия, возглавив работу разведывательного сообщества с неправительственными экспертами. Мэрилин Мейнс и ее эксперты из Агентства национальной безопасности обеспечили нас необходимыми научно-техническими заключениями специалистов и организовали семинары с Toffler Associatesдля большего углубления в тенденции будущего. Содействие работников отдела анализа и производства НСР, включая искусную редакторскую помощь Элизабет Эренс, обеспечило нам необходимую поддержку.

Картина мира 2025 года

Относительные факты

С подъемом Китая, Индии и других стран возникнет глобальная многополярная система. Также возрастет относительная власть негосударственных субъектов – коммерческих предприятий, кланов, религиозных организаций и даже криминальных структур.

Возможный результат

К 2025 году не останется единого «международного сообщества», состоящего из национальных государств. Власть в большей степени рассредоточится между новыми игроками, приходящими со своими правилами игры, а также увеличится риск того, что традиционные западные альянсы ослабеют. Многие страны будет привлекать скорее китайская модель альтернативного развития, чем западные модели политического и экономического развития.

Относительные факты

Продолжится наблюдаемый ныне беспрецедентный перенос относительного богатства и экономического влияния с Запада на Восток.

Возможный результат

Экономическое благополучие ряда стран увеличится, и вместе с этим могут усилиться стимулы к геополитической стабильности. Однако подобный переход укрепит такие государства, как Россия, которые желают бросить вызов западному порядку.

Относительные факты

США останутся единственной страной, превосходящей остальные по мощи, но их господство ослабеет.

Возможный результат

Сокращающиеся экономические и военные возможности могут вынудить США пойти на ряд сложных компромиссов между приоритетами внутренней и внешней политики.

Относительные факты

Продолжающийся экономический рост – вкупе с приростом населения в 1,2 миллиарда – к 2025 году приведут к недостатку энергоносителей, пищи и водных ресурсов.

Возможный результат

Ключом к пониманию последствий в этот период будет темп появления новых технологий. Все нынешние технологии не подходят для замены традиционных энергетических структур в требуемых масштабах. Если в опасных странах с преобладанием молодого населения, таких как Афганистан, Нигерия, Пакистан и Йемен, условия занятости не изменятся кардинально, в этих странах сохранятся предпосылки для дальнейшей нестабильности и краха государственности.

Относительные факты

Увеличится число стран с молодым населением в «дуге нестабильности»,[1] однако, по прогнозам, население нескольких государств с преобладанием молодого населения сохранит траекторию быстрого роста. Вероятность конфликтов увеличится из-за быстрых изменений в некоторых регионах Большого Ближнего Востока и распространения смертников.

Возможный результат

Возрастет необходимость того, чтобы США выступали в качестве регионального стабилизатора на Ближнем Востоке, хотя другие внешние силы – Россия, Китай и Индия – будут играть большую роль, чем сегодня.

Относительные факты

Терроризм вряд ли исчезнет к 2025 году, но его привлекательность могла бы уменьшиться, если бы экономический рост на Ближнем Востоке продолжился, а безработица среди молодежи снизилась. Распространение технологий даст в руки террористам, которые ведут активные действия, опасные возможности.

Возможный результат

По мере распространения технологий и программ ядерной энергетики (а возможно, и оружия) возрастут возможности для террористических атак, направленных на массовые убийства, с использованием химического, биологического или, что менее вероятно, ядерного оружия. Фактические и психологические последствия подобных атак усилятся во все более глобализирующемся мире.

Ключевые факторы неопределенности

Завершится ли в энергетике уход от использования нефти и газа до 2025 года – за счет улучшения условий хранения энергии, биотоплива и обогащенного угля.

Потенциальные последствия

Если цены на нефть и газ останутся высокими, государственная мощь основных экспортеров, таких как Россия и Иран, существенно усилится, ВВП России при этом может сравняться с ВВП Великобритании и Франции. Длительный обвал цен, возможно, вызванный фундаментальным переходом на новые энергоносители, может привести к долгосрочному спаду у производителей как игроков на мировом и местном уровне.

Ключевые факторы неопределенности

Как быстро проявятся изменения климата и в каких регионах их последствия окажутся наиболее ярко выраженными.

Потенциальные последствия

Изменение климата, вероятно, обострит недостаток ресурсов, в особенности водных.

Ключевые факторы неопределенности

Вернется ли меркантилизм, и пойдут ли на убыль мировые рынки.

Потенциальные последствия

Переход в мир ресурсного национализма увеличит риск конфронтации между мировыми державами.

Ключевые факторы неопределенности

Будут ли сделаны шаги к демократии в Китае и России.

Потенциальные последствия

Политический плюрализм кажется менее вероятным в России в отсутствии расширения диапазона экономической деятельности. Рост среднего класса повышает шансы политической либерализации и потенциально усиливающегося национализма в Китае.

Ключевые факторы неопределенности

Вызовет ли страх перед оснащенным ядерным оружием Ираном гонку вооружений и еще большую милитаризацию.

Потенциальные последствия

Случаи конфликтов и терроризма малой интенсивности, имеющие место под ядерным зонтиком, могли бы привести к непреднамеренной эскалации и усугублению конфликта.

Ключевые факторы неопределенности

Станет ли Большой Ближний Восток более стабильным, в особенности – стабилизируется ли Ирак, и разрешится ли мирным путем арабо-израильский конфликт.

Потенциальные последствия

Большинство сценариев предсказывают вероятное усиление нестабильности. Возрождение экономического роста, повышение состоятельности Ирака и разрешение палестино-израильского конфликта могли бы породить некоторую стабильность при усилении Ирана и глобальном уходе от нефти и газа.

Ключевые факторы неопределенности

Решат ли Европа и Япония экономические и социальные проблемы, вызванные демографией или связанные с ней.

Потенциальные последствия

Успешная интеграция мусульманских меньшинств в Европе могла бы увеличить масштаб производительных сил и предотвратить социальный кризис. Если Европа и Япония не предпримут попыток решить демографические проблемы, это может привести к долгосрочному спаду.

Ключевые факторы неопределенности

Будут ли мировые державы работать с международными организациями, чтобы приспособить свое устройство и поведение к меняющейся геополитической картине мира.

Потенциальные последствия

Возникающие силы демонстрируют неопределенность по отношению к мировым организациям, таким как ООН и МВФ, но эта ситуация может измениться, если они станут более крупными игроками на мировой арене. Азиатская интеграция может привести к увеличению мощи региональных организаций. НАТО столкнется с жесткими трудностями в связи с ростом ответственности за пределами зоны своего влияния, а военные возможности Европы пойдут на спад. Традиционные альянсы ослабеют.

Краткий обзор

Международная система – в том виде, в каком она возникла после Второй мировой войны, – к 2025 году изменится практически до неузнаваемости благодаря подъему новых держав, глобализации экономики, историческому переходу относительного богатства и экономического могущества с Запада на Восток и растущему влиянию негосударственных субъектов. К 2025 году международная система станет глобальной многополярной системой, а разрыв в государственной мощи[2] между развитыми и развивающимися странами продолжит уменьшаться. Одновременно с переходом мощи в национальных государствах усилится относительная власть негосударственных субъектов – включая коммерческие предприятия, кланы, религиозные организации и криминальные структуры. Игроки меняются, но также меняются и спектр, и масштаб транснациональных вопросов, важных для дальнейшего мирового процветания. Стареющее население в развитых странах, все большая напряженность с энергоресурсами, пищей и водой, беспокойство по поводу изменения климата ограничат и уменьшат то, что еще будет считаться эпохой процветания, не имеющей прецедентов в истории.

Исторически зарождавшиеся многополярные системы отличались большей нестабильностью, чем биполярные или однополярные. Несмотря на финансовую неустойчивость последнего времени, которая может в конце концов подстегнуть многие текущие тенденции, мы не верим в то, что нас ждет полный крах международной системы, как это случилось в 1914–1918 годах, когда предшествовавшая этому фаза глобализации застопорилась. Однако следующие двадцать лет перехода к новой системе чреваты рисками. Стратегическое соперничество, вероятнее всего, будет вращаться вокруг торговли, инвестиций, новых технологий и поглощений, но мы не можем исключить сценарий XIX века с гонкой вооружений, захватом территорий и военным соперничеством.

В этой истории нет четкого результата, как показано на примере иллюстраций, с помощью которых мы описывали различные варианты будущего. Хотя США, вероятно, останутся единственной сильнейшей державой, относительная их сила – даже в военной сфере – пойдет на спад, и система рычагов США ослабеет. В то же время неясно, до какой степени прочие субъекты – как государственные, так и негосударственные – пожелают или смогут вынести возрастающее бремя. Политикам и общественности придется справляться с растущим спросом на многостороннее сотрудничество, когда неполный переход от старого к еще только формирующемуся новому порядку ударит по международной системе.

Экономический рост подстегивает подъем новых игроков

Происходящий ныне перенос богатства и экономического влияния – грубо говоря, с Запада на Восток – по размерам, скорости и направленности потока не имеет прецедентов в современной истории. Источников у него два. Во-первых, устойчивый рост цен на нефть и товары принес непредвиденные доходы странам Персидского залива и России. Во-вторых, более низкие цены в сочетании с политикой правительства переместили локус производства и некоторых отраслей сферы услуг в Азию.

Перспективы роста для Бразилии, России, Индии и Китая (БРИК) указывают на то, что к 2040 – 2050 годам они совместными усилиями подберутся к исходной доле общего ВВП «Большой семерки». Китай имеет предпосылки в ближайшие двадцать лет оказывать на мир большее влияние, чем какая-либо другая страна. Если нынешние тенденции не изменятся, к 2025 году экономика Китая станет второй по величине в мире, а сам он – ведущей военной силой. Также он может стать крупнейшим импортером природных ресурсов и виновником загрязнения окружающей среды. Индия, вероятно, будет по-прежнему переживать относительно быстрый экономический рост и бороться за многополярный мир, в котором Нью-Дели станет одним из полюсов. Китай и Индия должны понять, до какой степени они желают и способны играть все большую глобальную роль и каким образом будут строить отношения друг с другом. У России есть потенциал стать в 2025 году богаче, сильнее и более уверенной в своих силах, если она инвестирует в кадровые ресурсы, расширит и разнообразит свою экономику и интегрируется в мировой рынок. С другой стороны, Россия может пережить существенный спад, если не сможет предпринять эти шаги, а цены на нефть и газ останутся в диапазоне 50–70 долларов за баррель. Никакие другие государства, по прогнозам, не поднимутся до уровня Китая, Индии и России и вряд ли повторят скачки этих стран, взятых в отдельности. Однако мы предполагаем увидеть рост политического и экономического влияния других стран, таких как Индонезия, Иран и Турция.

По большей части Китай, Индия и Россия не следуют либеральной западной модели в вопросе саморазвития, а, напротив, используют иную модель, «государственный капитализм». Государственный капитализм – это общий термин, которым описывают систему экономического управления, в которой значительная роль отводится государству. Другие страны, влияние которых растет – Южная Корея, Тайвань и Сингапур, – также пользовались государственным капитализмом для развития своей экономики. Однако взлет России и, в особенности, Китая, идущих этим путем, потенциально может быть гораздо более серьезным благодаря их размерам и подходу к «демократизации». Мы по-прежнему смотрим с оптимизмом на долгосрочные перспективы большей демократизации, даже несмотря на то, что продвижение в этом направлении, вероятно, будет медленным, а глобализация вынуждает многие недавно демократизованные страны увеличивать социальное и экономическое давление, что потенциально способно подорвать либеральную систему.

Многие другие страны еще больше отстанут в экономической сфере. Район Африки южнее Сахары останется наиболее уязвимым к экономическим крахам, напряженности в обществе, гражданским конфликтам и политической нестабильности. Несмотря на то что во всем мире растет спрос на товары, главным поставщиком которых будет регион Африки южнее Сахары, местное население вряд ли получит существенную экономическую пользу. Неожиданные доходы, обеспеченные длительным ростом цен на товары, могут еще больше укрепить коррумпированные или некомпетентные правительства в нескольких регионах, сокращая перспективы демократических и рыночных реформ. Хотя к 2025 году доход многих ведущих стран Латинской Америки повысится до среднего уровня, прочие государства, особенно такие как Венесуэла и Боливия, избравшие популистскую политику на рассматриваемый период, останутся позади, а некоторые, такие как Гаити, станут еще беднее и будут еще меньше поддаваться регулированию. В целом Латинская Америка сохранит отставание от Азии и других быстроразвивающихся регионов с точки зрения экономической конкурентоспособности.

В ближайшие двадцать лет Азия, Африка и Латинская Америка могут рассчитывать на прирост фактически всего населения; на Западе прирост составит менее трех процентов. Европа и Япония продолжат значительно превосходить набирающие силу Китай и Индию по богатству на душу населения, но им придется бороться, чтобы поддерживать активный темп роста, поскольку количество трудоспособного населения снизится. США частично станут исключением в области старения населения в развитых странах мира, поскольку переживут повышение уровня рождаемости и иммиграции. Вероятно, увеличится количество мигрантов, желающих перебраться из неблагополучных в относительно привилегированные страны.

По прогнозам, количество стран с преобладанием молодежи в возрастном составе в нынешней «дуге нестабильности» уменьшится на сорок процентов. Три из каждых четырех стран, в которых сохранится преобладание молодого населения, будут находиться в Африке южнее Сахары; почти все остальные – в сердце Ближнего Востока, на просторах Южной и Центральной Азии и на островах Тихого океана.

Новый транснациональный курс

Вопросы ресурсов выйдут на передний план на международном уровне. Беспрецедентный рост экономики в мировых масштабах – положительный во многих других аспектах – продолжит оказывать давление на ряд крайне важных стратегических ресурсов, включая энергетику, пищу и воду, и, по прогнозам, в грядущие десять лет или чуть более спрос превысит предложение из легкодоступных источников. Например, производство жидких углеродов не в рамках ОПЕК – сырой нефти, жидкостей из природного газа и нестандартных продуктов, таких как нефтеносные пески, – не будет расти соразмерно спросу. Производство нефти и газа многочисленными традиционными энергопроизводителями уже снижается. У прочих – Китая, Индии и Мексики – производство не переживает спадов и подъемов. Количество стран, способных значительно расширить производство, сократится; производство нефти и газа сосредоточится в нестабильных регионах. Вследствие этого и иных факторов в мире произойдет фундаментальный переход в сфере энергетики от нефти к природному газу, углю и другим заменителям.

Всемирный банк прогнозирует, что к 2030 году потребность в пище возрастет на пятьдесят процентов в результате прироста мирового населения, повышения финансового благополучия и перехода растущего среднего класса к западному рациону. Проблемы с доступом к постоянным источникам воды достигнут критической отметки, особенно для сельскохозяйственных нужд, и ситуация лишь ухудшится по причине быстрой урбанизации по всему миру и приросту населения ориентировочно на 1,2 миллиарда человек в ближайшие двадцать лет. Сегодня эксперты насчитывают двадцать одну страну (суммарное население составляет шестьсот миллионов человек), которые испытывают недостаток либо сельскохозяйственных угодий, либо питьевой воды. Вследствие дальнейшего роста населения прогнозируется, что к 2025 году тридцать шесть стран, с населением около 1,4 миллиарда человек, попадут в эту категорию.

Ожидается, что изменение климата обострит дефицит ресурсов. Хотя последствия будут отличаться в разных регионах, некоторые пострадают больше других, лишившись воды и сельскохозяйственного производства. С течением времени разница в сельскохозяйственном производстве в зависимости от региона, вероятно, станет более ярко выраженной, спад непропорционально ударит по развивающимся странам, особенно по тем, что находятся в Африке южнее Сахары. Потери в сельском хозяйстве, как ожидается, увеличатся и приведут к значительным последствиям, прогнозируемым большинством экономистов к концу этого века. Для многих развивающихся стран спад сельскохозяйственного производства окажется разрушительным, поскольку их экономика в значительной степени строится на сельском хозяйстве и многие граждане выживают на уровне прожиточного минимума.

Новые технологии могли бы опять предложить решения, такие как рентабельные заменители ископаемых видов топлива или способов преодоления дефицита пищи и воды. Тем не менее все нынешние технологии не подходят для замены традиционных энергетических структур в нужных масштабах, новые энерготехнологии могут оказаться невыгодными и к 2025 году не распространятся. Ключевую роль будет играть темп развития технологий. Даже при поддержке и соответствующем финансировании биотоплива, обогащенного угля или водорода переход к новым видам топлива будет осуществляться медленно. На протяжении истории фундаментальные технологии всегда внедрялись с опозданием. Исследования в энергетическом секторе показали, что в среднем требуется двадцать пять лет, чтобы новая технология производства внедрилась широко.

Несмотря на то что шансы этого весьма невелики, мы не станем отметать вероятность перехода в 2025 году к такой энергетике, которая исключила бы траты на ревизию энергетической инфраструктуры. Самая верная возможность относительно быстрого и недорогого перехода в течение этого периода – использовать более возобновляемые источники электроэнергии (фотоэлектричество и ветер) и усовершенствовать технологии производства элементов питания. Для многих таких технологий препятствия в виде затрат на инфраструктуру отдельных проектов были бы меньше, что позволило бы многим мелким участникам экономики развивать собственные проекты по преобразованию энергии, которые напрямую служили бы их интересам – например, стационарные топливные элементы, подающие ток в дома и офисы, перезарядка от сети гибридных автомобилей и возврат энергии обратно в сеть. Кроме того, схемы преобразования энергии – такие как планы по производству водорода для автомобильных тепловыделяющих элементов из электричества в гараже самого домовладельца – помогли бы избежать развития сложной инфраструктуры для транспортировки водорода.

Перспективы терроризма, конфликтов и распространения ядерного оружия

Терроризм, распространение ядерного оружия и конфликты останутся главными проблемами, в то время как важность вопросов о ресурсах повысится на мировом уровне. Терроризм вряд ли исчезнет к 2025 году, но его привлекательность может пойти на спад, если экономический рост на Ближнем Востоке продолжится, а безработица среди молодежи уменьшится. Экономические возможности для молодежи и больший политический плюрализм, вероятно, отвратят некоторых от того, чтобы встать под знамена терроризма, однако другие – мотивированные разными факторами, такими как желание отомстить или стать «мучеником» – продолжат обращаться к насилию, чтобы добиться своих целей.

В отсутствие возможности найти работу и не противозаконных способов выразить свои политические взгляды возникнут предпосылки к недовольству, росту радикализма и возможному привлечению молодежи в ряды террористических групп. В 2025 году террористические группы, вероятно, будут представлять собой комбинацию старых групп – которые унаследуют организационную структуру, принципы управления и координации и тренировочные методики, необходимые для проведения сложных атак, – и новых зарождающихся собраний людей, разозленных и лишенных гражданских прав, которые будут становиться самоорганизующимися. Для тех террористических групп, которые сохранят активность в 2025 году, распространение технологий и научного знания приведет к тому, что некоторые из самых опасных средств в мире окажутся в пределах их досягаемости. Больше всего нас по-прежнему беспокоит то, что террористические или иные злонамеренные группировки могут заполучить и использовать биологическое оружие или, что менее вероятно, ядерные устройства, чтобы добиться массовых жертв.

Хотя Иран может и не заполучить ядерного оружия, тревога других стран по этому поводу способна привести к тому, что государства этого региона предпримут новые меры по обеспечению безопасности совместно с внешними силами, приобретут дополнительное оружие и зададутся вопросом, не обзавестись ли собственным ядерным оружием. Не совсем ясно, возникнут ли естественным путем на Ближнем Востоке стабильные сдерживающие отношения, которые существовали между крупными державами на протяжении почти всей холодной войны, при том что в Иране появление ядерного оружия потенциально возможно. Отдельные случаи конфликтов низкой интенсивности под ядерным зонтиком могут привести к непреднамеренной эскалации и расширению конфликта, если разделительные линии между государствами-участниками прорисованы нечетко.

Мы полагаем, что идеологические конфликты, похожие на холодную войну, вряд ли укоренятся в мире, в котором большинство государств будут озабочены утилитарными проблемами глобализации и перемещением влияния с Запада на Восток. Идеология, вероятно, будет могущественнее всего в мусульманском мире – в особенности в арабском ядре. В тех странах, которые, скорее всего, столкнутся с демографическим приоритетом молодежи и слабой поддержкой экономики – таких как Пакистан, Афганистан, Нигерия и Йемен, – салафи, радикальное течение ислама, вероятно, получит подпитку.

Могут вернуться типы конфликтов, которых мы некоторое время не видели – например, из-за ресурсов. Почувствовав недостаток энергоресурсов, некоторые страны будут вынуждены предпринять меры, чтобы в будущем обеспечить себя ими. В худшем случае это может привести к межгосударственным конфликтам, если лидеры правительств сочтут гарантированный доступ к энергоресурсам, например, необходимым для поддержания внутренней стабильности и сохранения режимов. Тем не менее даже действия на грани войны будут иметь важные геополитические последствия. Забота о морской безопасности обеспечивает подоплеку для наращивания военно-морской мощи и попыток модернизации, таких как развитие потенциала Китая и Индии в открытом море. Наращивание военно-морской мощи в регионах может привести к усилению напряженности, соперничества и уравновешивающих шагов, но также породит возможности для межгосударственного сотрудничества в охране важнейших морских путей. С учетом того, что в Азии и на Ближнем Востоке усиливается дефицит воды, сотрудничество для управления меняющимися водными ресурсами, вероятно, станет более сложным как внутри государств, так и между ними.

В ближайшие двадцать лет риск применения ядерного оружия хотя и остается низким, может превысить сегодняшний в результате слияния нескольких тенденций. Распространение ядерных технологий и компетенции в этой области порождает озабоченность потенциально возможным появлением государств, владеющих ядерным оружием, и террористических групп, его заполучивших. Непрекращающиеся легкие столкновения между Индией и Пакистаном продолжают подпитывать угрозу того, что подобные события могут привести к углублению конфликта между такими ядерными державами. Возможность того, что в будущем изменится некий разрушительный режим и в ядерном государстве, таком как Северная Корея, случится крах, также продолжает ставить вопросы, связанные со способностью слабых государств контролировать и обеспечивать безопасность своих ядерных арсеналов.

Если ядерное оружие будет применено в ближайшие пятнадцать-двадцать лет, для международной системы это окажется ударом, поскольку она столкнется с немедленными гуманитарными, экономическими и военно-политическими последствиями. Использование ядерного оружия в будущем, возможно, принесло бы значительные геополитические перемены, поскольку некоторые государства попытались бы организовать или укрепить альянсы по обеспечению безопасности с существующими ядерными державами, а другие требовали бы глобального ядерного разоружения.

Более сложная международная система

Тенденция к большему распространению влиятельности и могущества, возникавшая несколько десятилетий подряд, вероятно, ускорится благодаря появлению новых игроков на мировой арене, растущей институциональной нехватке, возможному расширению региональных блоков и усилению негосударственных субъектов и сетей. Многообразие субъектов на международной арене может прибавить силы – в смысле заполнения брешей, оставленных стареющими организациями, которые возникли после Второй мировой войны, – или еще больше раздробить международную систему и испортить международное сотрудничество. Многообразие видов субъектов повышает вероятность того, что в ближайшие двадцать лет возникнет раздробленность, особенно учитывая широкий спектр межгосударственных проблем, встающих перед международным сообществом.

Поднимающиеся державы БРИК вряд ли изменят международную систему, как это сделали Германия и Япония в XIX и XX веках, но благодаря росту их геополитической и экономической силы у них появится больше свободы адаптировать свой политический и экономический курс, вместо того чтобы полностью заимствовать западные нормы. Также вполне вероятно, что они захотят сохранить свободу маневра, оставив другим основное бремя в решении вопросов, связанных с терроризмом, изменением климата, распространением ядерного оружия и энергетической безопасностью.

У существующих многосторонних организаций – огромных, неповоротливых, задуманных для иного геополитического порядка, – возникнут сложности с тем, чтобы быстро адаптироваться к новым задачам, свыкнуться с новыми участниками и увеличить свои ресурсы.

Неправительственные организации (НПО), сосредотачиваясь на конкретных вопросах, станут все больше встраиваться в картину мира, но при этом, вероятно, будет ограничиваться способность сетей НПО что-то менять при отсутствии обоюдных усилий со стороны многосторонних организаций или правительств. Действия по увеличению терпимости для реагирования на появление новых игроков приведут к тому, что международным организациям станет труднее решать межгосударственные проблемы. Уважение к инакомыслию стран-участниц продолжит формировать программы организаций и ограничивать виды решений, которые могут быть опробованы.

Растущий азиатский регионализм, возможный к 2025 году, имел бы глобальные последствия, подстегивая или усиливая тенденцию к образованию трех торгово-финансовых кластеров, которые могли бы стать квазиблоками: североамериканским, европейским и восточноазиатским. Образование таких квазиблоков привело бы к возможности достичь в будущем глобальных соглашений со Всемирной торговой организацией (ВТО). Региональные кластеры могли бы конкурировать в установлении межрегиональных производственных стандартов в области информационных технологий, биотехнологий, нанотехнологий, прав на интеллектуальную собственность и прочих аспектов «новой экономики». С другой стороны, отсутствие регионального сотрудничества в Азии могло бы пришпорить конкуренцию в Китае, Индии и Японии в области ресурсов, таких как энергоресурсы.

Нарастающей сложности переплетающихся ролей государств, организаций и негосударственных субъектов свойственно распространение политических единиц, что приведет к установлению новых сетей и реанимированных сообществ. К 2025 году никакая политическая единица, по-видимому, не добьется доминирования в большинстве обществ. Сети, основанные на религиозном принципе, могут взяться за существенные проблемы и в целом будут играть более серьезную роль во многих межгосударственных вопросах (таких как окружающая среда и неравенство), чем светские объединения.

США: ослабление доминирующей позиции

К 2025 году США окажутся лишь одним из важных субъектов на мировой арене, хотя пока еще самым сильным. Даже в военной сфере, где США в 2025 году сохранят значительное преимущество, прорывы других в науке и технологии, расширенное применение нестандартной тактики ведения военных действий как государственными, так и негосударственными субъектами, распространение высокоточного оружия с большим радиусом действия и учащение кибернетических атак будет все больше ограничивать свободу действий США. Более скованная роль США скажется и на других и повысит вероятность того, что новые программные вопросы будут решены эффективно. Несмотря на недавний подъем антиамериканизма, США, видимо, не прекратят восприниматься как весьма необходимый стабилизатор на Ближнем Востоке и в Азии. От США будут по-прежнему ожидать существенного участия в применении военной мощи для противодействия глобальному терроризму. В новых вопросах безопасности, таких как изменение климата, лидирующее положение США будет широко восприниматься как крайне важное для усиления конкурирующих и сеющих разногласия взглядов в принятии решений. В то же время многообразие влиятельных субъектов и недоверие крупных держав приведут к тому, что у США сократится возможность задавать тон без поддержки сильных партнеров. Развитие в остальном мире, включая внутреннее развитие ряда ключевых государств – в особенности Китая и России – также может значительно обусловливать курс США.

2025 год – каким окажется будущее?

Вышеназванные тенденции предвещают серьезные переломы, потрясения и неожиданности, на которых мы делаем акцент на протяжении всего текста доклада. Примером могут служить использование ядерного оружия или пандемия. В некоторых случаях элемент неожиданности – это просто дело времени: переход в сфере энергетики, например, неизбежен; вопрос только в том, когда произойдет этот переход и будет ли он резким или мягким. Переход в энергетике с одного типа топлива (ископаемых его видов) на другой (альтернативный) – это событие, которое исторически происходило не чаще, чем один раз в столетие, и последствия были серьезными. Переход от дров к углю помог подстегнуть индустриализацию. В этом случае отход – особенно резкий – от ископаемых видов топлива оказал бы значительное воздействие на производителей энергии на Ближнем Востоке и в Евразии, вероятно, спровоцировав упадок некоторых государств, играющих роль как на мировом, так и на региональном уровне.

Прочие переломы менее предсказуемы. Они, вероятно, произойдут в результате взаимодействия нескольких тенденций и будут зависеть от качества руководства. К этой категории мы относим такие неопределенности, как вопрос, станут ли Китай и Россия демократическими государствами. В Китае растущий средний класс увеличивает шанс такого исхода, но не гарантирует его. В России политический плюрализм кажется менее вероятным из-за отсутствия экономического разнообразия. Давление снизу может подтолкнуть к решению этого вопроса, или лидер государства начнет или усилит процесс демократизации, чтобы поддержать экономику или содействовать экономическому росту. Длительное снижение цен на нефть и газ изменило бы эту перспективу и увеличило шансы политической и экономической либерализации России в будущем. Если бы одна из этих стран решилась на демократизацию, это стало бы толчком к новой волне демократизации, весьма значимой для многих других развивающихся государств.

Также неясно, как решатся демографические проблемы, с которыми столкнутся Европа, Япония и даже Россия. Во всех этих случаях демография необязательно определит судьбу региональных и мировых держав. Технологии, роль иммиграции, улучшение здравоохранения и законы, побуждающие женщин принимать большее участие в экономике, – вот некоторые из мер, которые могли бы изменить траекторию нынешних тенденций, указывающих в сторону меньшего экономического роста, усиления социальной напряженности и возможного спада.

Приспособятся ли и выживут ли мировые организации – еще одна ключевая неопределенность, – также зависит от руководства. Нынешние тенденции, предполагающие распределение власти и влияния, создадут глобальный дефицит управления. Чтобы развернуть эти тенденции в другом направлении, в международном сообществе потребовалось бы мощное лидерство ряда сил, включая зарождающиеся.

Некоторые неопределенности повлекут более серьезные последствия, если они возникнут, нежели другие. В данной работе мы подчеркиваем, что более серьезный конфликт потенциально возможен – и некоторые его формы могут стать угрозой для глобализации. К этой категории мы относим терроризм с использованием оружия массового уничтожения и гонку ядерных вооружений на Ближнем Востоке. Главные неопределенности и возможные следствия рассмотрены и суммированы в данном тексте. В четырех вымышленных сценариях мы сделали акцент на новых проблемах, которые могут появиться в результате происходящих глобальных изменений. Они повлекут новые ситуации, дилеммы и серьезные затруднения, которые представляют собой отход от недавних путей развития. В целом они не исчерпывают все возможные варианты будущего. И ни один из них нельзя назвать неизбежным или даже вероятным; но, как и в случае со многими другими неопределенностями, эти сценарии способны изменить правила игры.

В «Мире без Запада» новые силы вытесняют его с места лидера на мировой арене.

«Октябрьский сюрприз»[3] ллюстрирует результат пренебрежительного отношения к глобальным изменениям климата; неожиданные серьезные последствия сужают диапазон мировых возможностей.

В «Разногласиях между странами БРИК» споры за жизненно важные ресурсы становятся источником конфликта между главными силами – а в данном случае между двумя появившимися тяжеловесами: Индией и Китаем.

«Политика не всегда локальна», негосударственные сети появляются и устанавливают международные программы действий относительно окружающей среды, затмевая правительства.

Введение Трансформированный мир

Международная система – в том виде, как она была сконструирована после Второй мировой войны, – к 2025 году станет почти неузнаваемой. Да и само название «международная система» ей не очень подходит, поскольку, скорее всего, она обветшает и ее структура станет смешанной и неоднородной, соответствуя переходу, который в 2025 году еще не завершится. Эти изменения подогреваются глобализацией экономики на фоне исторического переноса относительного богатства и экономического могущества с Запада на Восток и ростом удельного веса новых игроков – особенно Китая и Индии. США останутся единственным важнейшим субъектом, но их доминирующее положение ослабеет. Как это происходило с США в XIX и XX веках, Китай и Индия будут то затихать, то стремиться заполучить более важные роли на мировой арене. В 2025 году обе страны будут по-прежнему больше озабочены собственным внутренним развитием, чем изменением международной системы.

Одновременно с переносом могущества национальных государств относительное могущество различных негосударственных субъектов – включая коммерческие предприятия, кланы, религиозные организации и даже криминальные структуры – продолжит нарастать. Несколько стран даже могут оказаться в руках криминальных структур, которые и будут ими управлять. В регионах Африки или Южной Азии государства в привычном для нас виде могут исчезнуть, поскольку правительства окажутся неспособными обеспечить основные потребности населения, включая безопасность.

К 2025 году международное сообщество будет состоять из многих субъектов помимо национальных государств и будет нуждаться во всеобъемлющем подходе к глобальному управлению. «Система» станет многополярной, состоящей из многочисленных кластеров как государственных, так и негосударственных субъектов. Многополярные международные системы – подобно «Европейскому концерту» – существовали и в прошлом, но та, что зарождается сейчас, беспрецедентна, поскольку она глобальна и включает в себя как государственные, так и негосударственные субъекты, которые не собраны в соперничающие лагеря, примерно равные по весу. Самыми яркими характеристиками «нового порядка» будут переход от однополярного мира, где доминировали США, к относительно бесструктурной иерархии старых держав и поднимающихся государств, а также распространение власти от государства к негосударственным субъектам.

Сравнение докладов Национального разведывательного совета США

«Контуры мирового будущего: доклад Разведывательного совета по проекту – 2020» и «Глобальные тенденции – 2025: меняющийся мир»

Главная разница между докладами «Контуры мирового будущего: доклад Разведывательного совета по проекту – 2020» и «Глобальные тенденции – 2025: меняющийся мир» состоит в том, что последний предполагает в будущем многополярность, а следовательно, и разительные изменения в международной системе. Доклад по 2025 году описывает мир, в котором США играют значительную роль в мировых событиях, но США – всего лишь один из многих игроков на мировой арене, которые решают проблемы. А доклад о 2020 годе, напротив, прогнозирует доминирующее положение США, постулируя, что большинство крупных держав отказались от мысли уравновесить США.

Эти два документа также отличаются взглядом на энергоресурсы, спрос и новые альтернативные источники энергии. В докладе по 2020 году энергоресурсы «в земле» характеризуются как «достаточные для того, чтобы удовлетворить мировую потребность». Неясным, по данным доклада по 2020 году, остается то, могут ли политическая нестабильность в странах-производителях, нарушение энергоснабжения или борьба за ресурсы пагубно сказаться на международном нефтяном рынке. Хотя доклад по 2020 году упоминает глобальное увеличение энергопотребления, в нем также делается акцент на преобладание ископаемых видов топлива. Напротив, в докладе по 2025 году изложено мнение, что мир движется по пути перехода к более чистым видам топлива. По прогнозам, новые технологии обеспечат возможность заменить ископаемые виды топлива и решить проблему с недостатком воды и пищи. В докладе по 2020 году допускается, что потребность в энергии повлияет на взаимоотношения супердержав, тогда как доклад по 2025 году видит в энергетическом дефиците катализатор геополитики.

Оба доклада прогнозируют возможность мощного роста мировой экономики, подпитываемого подъемом Бразилии, России, Индии и Китая, при условии, что не случится серьезных потрясений. Однако доклад по 2025 году оценивает вероятность серьезных переломов как весьма высокую, подчеркивая, что «нет ни единого последствия, которое было бы предопределено», и следующие двадцать лет перехода к новой международной системе чреваты рисками, такими как гонка ядерных вооружений на Ближнем Востоке и возможные межгосударственные конфликты из-за ресурсов. Сценарии обоих докладов обращаются к глобализации в будущем, будущей структуре международной системы и границам между группами, которые вызовут конфликты или сближения. В обоих докладах глобализация рассматривается как движущая сила, причем настолько всеохватная, что она изменит нынешнее деление, произведенное по географическому, этническому и религиозному принципу, а также по социоэкономическому положению.

«…Мы не верим в то, что нас ждет полный крах (международной системы)… Однако следующие двадцать лет перехода к новой международной системе чреваты рисками…»

Историческая наука говорит нам, что быстрые изменения таят в себе большие опасности. Несмотря на экономическое непостоянство последнего времени, которое может в конце концов привести к ускорению многих текущих тенденций, мы не верим в то, что нас ждет полный крах – как это случилось в 1914–1918 годах, когда предшествовавшая этому фаза глобализации застопорилась. Однако следующие двадцать лет перехода к новой системе чреваты рисками – еще большими, чем нам представлялось, когда мы публиковали «Контуры мирового будущего» в 2004 году.[4] Эти риски включают в себя растущую перспективу гонки ядерных вооружений на Ближнем Востоке и возможные межгосударственные конфликты из-за ресурсов. Спектр транснациональных вопросов, требующих внимания, также расширяется, включая в себя вопросы, связанные с дефицитом ресурсов энергии, пищи и воды; а также тревоги по поводу изменения климата. Глобальные организации, которые могли бы помочь миру разобраться с этими транснациональными вопросами и, в более общем смысле, умерить риск резких перемен, в настоящий момент не способны решить проблемы без согласованных действий их лидеров.

Скорее изменения, чем непрерывность

Быстро меняющийся международный порядок во времена нарастающих геополитических проблем повышает вероятность переломов, встрясок и неожиданных поворотов. Никакие последствия не кажутся предопределенными: например, западная модель экономического либерализма, демократии и секуляризации, которые многим кажутся неизбежными, может утратить свой блеск – по крайней мере в среднесрочной перспективе.

В некоторых случаях элемент неожиданности – это просто дело времени: переход в сфере энергетики, например, неизбежен; вопрос только в том, когда произойдет этот переход и будет ли он резким или мягким. Прочие переломы предсказать сложнее. Понимая, что события, кажущиеся немыслимыми сегодня, могут стать возможными или даже вероятными к 2025 году, мы взглянули на ряд отдельных изменений, которые потрясают. Среди примеров – глобальные последствия обмена ядерным оружием, быстрое замещение ископаемых видов топлива и «демократический» Китай.

Новые технологии могут обеспечить решения, такие как рентабельные альтернативные виды топлива для замены ископаемых видов или средства преодоления нехватки пищи и воды. Главный вопрос – будут ли новые технологии со временем развиваться и коммерциализироваться, чтобы предотвратить торможение экономического роста вследствие дефицита ресурсов. Такое торможение поставило бы под угрозу подъем новых держав и нанесло бы серьезный удар по устремлениям тех стран, которые еще не полностью вошли в процесс глобализации. Мир, в котором преобладает дефицит, может спровоцировать поведение, отличное от того, при котором дефицит преодолевается с помощью технологий или иными путями.

Альтернативные варианты будущего

Данное исследование состоит из семи разделов, которые рассматривают:

• глобализацию экономики;

• демографию несовпадений;

• новых игроков;

• дефицит среди изобилия;

• возрастающую вероятность конфликта;

• сумеет ли международная система справиться с вызовом;

• распределение силы в многополярном мире.

Как и в предыдущих работах, мы опишем возможные альтернативные виды будущего, которые могут проистечь из тенденций, нами обсуждаемых.[5] Следующие пятнадцать-двадцать лет представляются нам одним из великих исторических поворотных пунктов, в котором, вероятно, вступят в силу многочисленные факторы. Крайне важным для конечного результата будет то, как эти факторы будут пересекаться друг с другом, а также роль лидерства.

Создавая эти сценарии, мы сосредотачивались на важных неопределенностях по поводу относительной важности национального государства в сравнении с негосударственными субъектами и уровнях мирового сотрудничества. В некоторых сценариях государства доминируют и управляют мировой динамикой; в других – негосударственные субъекты, включая религиозные движения, негосударственные организации и сверхвлиятельных личностей, играют более важную роль. В некоторых сценариях ключевые игроки взаимодействуют в конкурентных группах посредством партнерства и международного объединения. Прочие сценарии видят большее взаимодействие, в то время как независимые игроки действуют самостоятельно и иногда вступают друг с другом в конфликты.

Во всех описанных сценариях мы выделяем проблемы, которые могут возникнуть в результате происходящих глобальных перемен. Эти сценарии представляют новые ситуации, дилеммы или серьезные затруднения, которые вызвали бы сдвиги в картине мира и привели бы к возникновению очень разных «миров». Ни один из них нельзя назвать неизбежным или даже вероятным; но, как и в случае со многими другими неопределенностями, эти сценарии способны изменить правила игры.

Мир без Запада. В этом мире, описанном в выдуманном письме будущего главы Шанхайской организации сотрудничества (ШОС), новые силы вытесняют Запад с лидирующих позиций на мировой арене. США чувствуют себя перегруженными и уходят из Центральной Азии, в том числе и из Афганистана; Европа не возьмет на себя ответственность и лидерство. Россия, Китай и другие страны вынуждены считаться с тем, что в Центральной Азии возможны перенаселение и нестабильность. Влияние ШОС усиливается, а влияние НАТО идет на спад. Антикитайский антагонизм в США и Европе достигает пика; вводятся протекционистские ограничения в торговле. Россия и Китай вступают в брак по расчету; другие страны, Индия и Иран, группируются вокруг них. Отсутствие хоть какого-то стабильного блока – будь то на Западе или в незападном мире – лишь усиливает и без того нарастающую нестабильность и беспорядок, угрожая глобализации.

Долгосрочный прогноз: поучительная история

В XX веке эксперты, давая прогноз на следующие двадцать лет – временной промежуток, описываемый и в данном исследовании, – зачастую упускали главные геополитические события, строя свои предсказания в основном на линейных проекциях, не изучая возможности, которые могли бы вызвать перелом. До Первой мировой войны, когда напряженность между «великими державами» Европы нарастала, мало кто хоть в малейшей степени предчувствовал глобальные перемены, маячившие на горизонте, начиная от взаимного уничтожения и заканчивая крахом вековых империй. В начале двадцатых годов XX века мало кто представлял себе фатальную катастрофу, которая вот-вот должна была разразиться, начало которой положили Великая депрессия, ГУЛАГ Сталина и еще более кровавая мировая война, приведшая к еще более масштабному геноциду. В послевоенный период произошло установление новой международной системы – многие ее организации, ООН и Бреттонвудское соглашение, – сохранились и поныне. Хотя в биполярную ядерную эпоху хватало войн и конфликтов, она обеспечивала стабильный каркас вплоть до падения Советского Союза. Развитие глобализированной экономики, в которой Китай и Индия играют основные роли, ознаменовало новую эру без ясных результатов.

Уроки прошлого века, тем не менее, предполагают:

• Лидеры и их идеи имеют значение. Историю прошедшей сотни лет не пересказать без осмысления роли таких лидеров, как Владимир Ленин, Иосиф Сталин, Адольф Гитлер и Мао Цзэдун. Действия влиятельных лидеров предвидеть сложнее всего. На нескольких крутых поворотах XX века западные эксперты полагали, что победили идеи либерализма и рынка. Как это видно на примере влияния Черчилля, Рузвельта и Трумэна, лидер играет ключевую роль даже в обществах, где организации сильны, а пространство для маневра властвующей личности ограничено.

• Экономическое непостоянство – главный фактор риска. Историки и социологи обнаружили мощную взаимосвязь между быстрыми экономическими переменами – как положительными, так и отрицательными – и политической нестабильностью. Массовые неурядицы и экономическое непостоянство, имевшие место к концу первой глобализации в 1914–1918 годах, и возведение протекционистских барьеров в двадцатых и тридцатых годах XX века, вкупе с затянувшимся негодованием по поводу Версальского мирного договора, обеспечили предпосылки для Второй мировой войны. Крах многонациональных и национальных империй, начавшийся после Первой мировой войны и продолжившийся после разрушения колониальных империй в период после Второй мировой войны, также развязал целый ряд национальных и этнических конфликтов, которые отражаются и на сегодняшнем дне. Нынешняя глобализация спровоцировала миграцию, разрушив традиционные социальные и географические границы.

• Геополитическое соперничество вызывает переломы в большей степени, чем изменение технологий. Многие упирают на то, что технологии влекут за собой радикальные перемены и, без сомнений, являются главной движущей силой. Мы – и не только мы – многократно недооценивали их влияние. Тем не менее за истекшее столетие геополитические неурядицы и их последствия служили более существенными причинами многочисленных войн, крахов империй и подъемов новых сил, чем технологии сами по себе.

Октябрьский сюрприз. В этом мире, обрисованном в дневниковой записи будущего президента США, многие страны гнались за экономическим ростом в ущерб окружающей среде. Научное сообщество не смогло выдать определенных предостережений, но нарастает тревога о том, что мы дошли до некого переломного момента, после которого изменение климата ускорилось и возможные последствия будут весьма разрушительными. На Нью-Йорк обрушился страшный ураган, связанный с глобальным изменением климата; нью-йоркской фондовой бирже нанесен серьезный ущерб, и перед лицом таких разрушений мировые лидеры должны задуматься над тем, чтобы принять решительные меры, например частично перенести прибрежные города.

Разрушение БРИК. В этом мире между Китаем и Индией возникает конфликт из-за доступа к жизненно важным ресурсам. Внешние силы смешиваются до того, как конфликт обостряется и перерастает в глобальное столкновение. Противоречие вызвано тем, что Китай подозревает других в попытке поставить под угрозу энергоснабжение Пекина. Ошибочные предположения и расчеты приводят к дрязгам. Этот сценарий подчеркивает важность энергетических и иных ресурсов как мощной силы для поступательного роста и развития. Он показывает, до какой степени конфликт в многополярном мире так же возможен между набирающими силу государствами, как и между старыми и новыми державами.

Политика не всегда локальна. В этом мире, описанном в статье вымышленным журналистом Financial Times, различные негосударственные структуры – НПО, религиозные группы, лидеры делового мира и местные активисты – объединяются, чтобы разработать международную программу по вопросу окружающей среды, и используют свое влияние, чтобы избрать Генерального секретаря ООН. Глобальная политическая коалиция негосударственных субъектов играет важнейшую роль в обеспечении нового мирового соглашения по антропогенному воздействию. В этом по-новому объединенном мире цифровой связи, растущего среднего класса и межгосударственных групп, объединенных общими интересами, политика перестала быть делом местным и внутренним, а международные программы действий становятся все более взаимозаменяемыми.

Глава 1 Глобализирующаяся экономика

По размерам, скорости и направленности потока происходящий ныне перенос богатства и экономического влияния – грубо говоря, с Запада на Восток – не имеет прецедентов в современной истории. Источников у него два. Во-первых, устойчивый рост цен на нефть и товары принес непредвиденные доходы странам Персидского залива и России. Во-вторых, более низкие цены в сочетании с политикой правительства переместили локус производства и некоторых отраслей сферы услуг в Азию. Большой мировой спрос на эти продукты содействовал расширению экономики по всей Азии, особенно в Китае и Индии. Эти сдвиги в спросе и предложении происходят на глубинном конструктивном уровне, из чего следует, что вытекающий из этого перенос экономического влияния, который мы сейчас наблюдаем, может выдержать испытание временем. Эти сдвиги – катализаторы глобализации, которая является – как мы подчеркнули в докладе «Контуры мирового будущего» – метатенденцией, меняющей исторические траектории экономических потоков и акций, нагнетающей давление для восстановления баланса, что одинаково болезненно как для богатых, так и для бедных стран.

«Происходящий ныне перенос богатства и экономического влияния – грубо говоря, с Запада на Восток – по размерам, скорости и направленности потока не имеет прецедентов в современной истории».

Хотя этот перевод не нулевой, первые пострадавшие, такие как большинство стран Латинской Америки (за исключением Бразилии и еще нескольких) и Африки, не получат ни доли в переводе исходных активов, ни каких-либо существенных входящих инвестиций из стран-получателей. Определенные промышленно развитые страны, такие как Япония, также, по всей видимости, столкнутся с нарастающими проблемами со стороны зарождающихся финансовых связок в этих новых рынках. США и еврозона получат большую часть наличности этого нового рынка, но получат ли они выгоду в соответствии с их нынешним положением, зависит от нескольких факторов, включая возможность западных стран урезать потребление нефти и спрос на нее, их способность извлечь пользу из благоприятного экспортного климата в секторах относительной устойчивости, таких как технологии и услуги, особенно в вопросах финансовой политики и открытости внешним инвестициям.

Назад в будущее

Экономические локомотивы Азии – Китай и Индия – возвращают свои позиции, которые занимали двести лет назад, когда Китай производил около тридцати процентов, а Индия – около пятнадцати процентов мировых материальных ценностей. Китай и Индия, впервые с XVIII века, готовы стать крупнейшими участниками мирового экономического роста. Эти две страны к 2025 году могут обогнать ВВП всех прочих экономик, за исключением экономики США и Японии, но они будут по-прежнему отставать в доходах на душу населения еще несколько десятилетий. Двадцатые годы XXI века будут характеризоваться двойственностью этих азиатских гигантов: при всем могуществе этих государств многие китайцы и индусы будут чувствовать себя относительно бедными по сравнению с гражданами стран Запада.

Прогнозы роста для Бразилии, России, Индии и Китая к 2040–2050 годам сопоставляют их, взятых вместе, с изначальной долей «Большой семерки» в мировом ВВП. По тем же прогнозам, восемью крупнейшими экономиками в 2025 году будут в нисходящем порядке: США, Китай, Индия, Япония, Германия, Великобритания, Франция и Россия.

Китай в особенности проявился как новый финансовый тяжеловес, заявив в 2008 году о двух триллионах долларов в валютных резервах. Быстро развивающиеся страны, включая Китай и Россию, создали государственные инвестиционные фонды (ГИФы)[6] с целью использовать активы на сотни миллиардов долларов для достижения более высоких прибылей, чтобы помочь им справиться с экономическими бурями. Некоторые из этих фондов вернутся на Запад в виде инвестиций, тем самым продвигая более высокую производительность и экономическую конкуренцию. Однако прямые иностранные инвестиции (ПИИ) со стороны новых сил в развивающемся мире значительно увеличиваются.

В набирающих силу державах появляется поколение компаний, осуществляющих контроль в мировых масштабах, помогая еще больше упрочить их позицию на глобальном рынке; Бразилия – в агропромышленном комплексе и шельфовых разработках; Россия – в энергетике и металлургии; Индия – в области услуг в информационных технологиях, в фармацевтике и производстве запчастей; Китай – в сталелитейном деле, бытовой технике и телекоммуникационном оборудовании. Среди первой сотни новых ведущих мировых корпораций, не входящих в ОЭСР, перечисленных в отчете Бостонской консалтинговой группы 2006 года, у восьмидесяти четырех штаб-квартиры располагались в Бразилии, России, Китае и Индии.

Растущий средний класс

Мы стали свидетелями момента, не имеющего прецедентов в истории человечества: еще никогда столько людей не было выведено из крайней нищеты. Цифры потрясают: сто тридцать пять миллионов человек вырвались из страшной нищеты только в период с 1999 по 2004 год – это больше, чем население Японии, и чуть меньше, чем население России на сегодняшний день.

В течение нескольких ближайших десятилетий, по прогнозам Всемирного банка, число людей, которых считают «средним классом по мировым меркам», увеличится с 440 миллионов до 1,2 миллиарда, или с 7,6 процента от мирового населения до 16,1 процента. Большая часть новых участников будет из Китая и Индии.

• Тем не менее есть у монеты мирового среднего класса и обратная сторона: отдаление тех, кто остался за бортом, продолжится. Во многих странах – особенно не имеющих выхода к морям и бедных ресурсами, расположенных в Африке южнее Сахары, – отсутствуют предпосылки для вступления в процесс глобализации. По данным Всемирного банка, к 2025–2030 годам доля стран, считающихся в мире бедными, сократится примерно до двадцати трех процентов, но бедняки – по-прежнему шестьдесят три процента мирового населения – станут относительно беднее.

Государственный капитализм: постдемократический подъем рынка на Востоке?

Колоссальное достижение миллионов, вырвавшихся из крайней бедности, поддерживает подъем новых держав – особенно Китая и Индии – на международном уровне, но это только часть общей картины. Сегодня богатство не только перемещается с Запада на Восток, но и сосредотачивается под государственным контролем. В начале мирового финансового кризиса 2008 года роль государства в экономике может стать привлекательнее во всем мире.

За некоторым заметным исключением вроде Индии, государства-адресаты, в которые столь массово перемещается богатство – Китай, Россия и страны Персидского залива, – не демократические, и их экономическая политика стирает разницу между государственным и частным. Эти страны не следуют западной либеральной модели саморазвития, а используют иную – «государственный капитализм». Государственный капитализм – это общий термин, которым описывают систему экономического управления, в которой значительная роль отводится государству.

Прочие – такие как Южная Корея, Тайвань и Сингапур – также выбрали государственный капитализм, изначально строя на нем свою экономику. Однако влияние России и особенно Китая, пошедших по этому пути, имеет больший потенциал, учитывая их вес на мировой арене. По иронии судьбы, значительное усиление роли государства, происходящее сейчас в западных экономиках в результате текущего финансового кризиса, может еще больше склонить поднимающиеся страны к усилению государственного контроля и усилить недоверие к нерегулируемому рынку. Эти государства, как правило, поддерживают:

Климат открытого экспорта. Учитывая богатство, перетекающее в эти государства, их желание иметь неконвертируемую валюту, несмотря на значительные результаты функционирования внутренней экономики, требует серьезного вмешательства в валютные рынки, что приведет к внушительному накоплению государственных активов, типичным примером чего на настоящий момент могут служить облигации казначейства США.

Государственные инвестиционные фонды (ГИФы) и прочие механизмы государственного инвестирования. Накопив огромные активы, Совет по сотрудничеству стран Персидского залива (СССПЗ) и власти Китая все больше пользуются различными формами государственного инвестирования. Государства, входящие в негосударственные рынки, поступают так в том числе ради более высоких прибылей. ГИФы пропагандируют больше всего, но это лишь один из многих механизмов государственного инвестирования.

Возобновление шагов в промышленной политике. Правительства, которые в значительной степени руководят экономикой своих стран, зачастую заинтересованы в том, чтобы участвовать в промышленной политике. У Китая, России и стран Персидского залива есть государственные планы по расширению своей экономики и подъему по лестнице добавочной стоимости к высоким технологиям и сфере услуг. Однако существенная разница между сегодняшними шагами и шагами предыдущих периодов состоит в том, что эти государства теперь напрямую владеют экономическими средствами для воплощения своих планов, им не нужно полагаться на заинтересованные стороны или привлекать иностранный капитал.

Спад приватизации и возрождение государственных предприятий (ГП). В начале девяностых годов многие экономисты предсказывали, что госпредприятия останутся пережитком XX века. Они ошиблись. Госпредприятия вовсе не исчезли, они процветают и во многих случаях стремятся выйти за собственные границы, особенно в товарном и энергетическом секторах. Госпредприятия, особенно государственные нефтяные компании, видимо, привлекут инвестиции из избытка готового капитала, который эти государства накапливают. Во многом подобно ГИФам, госпредприятия играют второстепенную роль напорного клапана, помогая облегчить инфляцию и повышение курса валют. Также они могут выступать в роли средства продвижения усиливающегося геополитического контроля. В тех случаях, когда государственные фирмы выходят за пределы государства, они могут стать средствами продвижения геополитического влияния, особенно те, что имеют дело с ключевыми стратегическими ресурсами, такими как энергия.

Поставлена ли глобализация под угрозу финансовым кризисом 2008 года?

Как и в случае с большинством тенденций, разбираемых в этом докладе, воздействие финансового кризиса будет существенным образом зависеть от того, кто окажется у власти. Упреждающая фискальная и финансовая политика, возможно, не допустит паники, подобной нынешней, и вероятные серьезные экономические спады не превратятся в длительные депрессии, хотя снижение экономического роста может замедлить темп глобализации, увеличив покровительственное давление и финансовую раздробленность.

Этот кризис ускоряет восстановление экономического равновесия в мире. Развивающиеся страны пострадали; некоторые, такие как Пакистан с его большим дефицитом денежных средств, находятся под серьезной угрозой. Даже тем, у кого есть запасы наличности – например, Южной Корее и России, – нанесен серьезный удар; резкий скачок безработицы и инфляции может спровоцировать рост политической нестабильности и столкнуть восходящие державы с пути. Тем не менее, если экспортеры нефти Китая, России и Ближнего Востока смогут избежать внутренних кризисов, у них появится шанс максимально использовать свои, скорее всего, еще значительные резервы для покупки зарубежных активов и обеспечения прямой финансовой помощи продолжающим борьбу странам для получения политической благосклонности или запуска новых региональных инициатив. На Западе самая крупная перемена – которую до кризиса никто не предсказывал – это усиление государственной власти. Западные правительства сейчас владеют большими кусками в своих финансовых секторах и должны руководить ими, что может привести к политизации рынков. Кризис спровоцировал призывы к новому «Бретон-Вудсу», чтобы улучшить регулирование мировой экономики. Главы государств, тем не менее, столкнутся с проблемой обновления МВФ и составления полностью прозрачного и эффективного набора правил, которые можно применить к различным видам капитализма и уровням развития финансовых организаций. Если построить новую всеохватную структуру не удастся, это может привести к тому, что страны начнут обеспечивать безопасность через конкурирующую финансовую политику и новые инвестиционные барьеры, а это увеличит риск сегментации рынка.

Усиливающаяся роль государства как участника новых рынков до недавнего времени контрастировала с почти противоположными тенденциями на Западе, где государство с трудом поспевало за частным финансовым инжинирингом, таким как производные финансовые инструменты или кредитный обмен. Началось углубление и усложнение этого фондового рынка еще в восьмидесятые годы XX века, а усиливалось с повышением цен на активы и ростом курсов с девяностых годов до недавнего времени. Финансовый инжиниринг – основанный на уровне платежеспособности, немыслимый еще десять лет назад – по очереди ввел на мировой рынок и беспрецедентную степень риска, и нестабильность. Усиленный контроль и международное регулирование – возможный результат текущего финансового кризиса – могут изменить эту траекторию, хотя разрыв в роли государства в экономике, вероятно, сохранится между Западом и быстро поднимающимися экономическими силами.

Ухабы на дороге исправления нынешнего мирового дисбаланса

Новые рынки отказываются допустить повышение курса валют, несмотря на быстрорастущую экономику, а США готовы взять на себя еще большие суммы долгов, все это в совокупности создало взаимоподдерживающий, хотя и совершенно неприемлемый цикл дисбалансов.

И действительно, события на Уолл-стрит в 2008 году ознаменовали собой первые главы большого романа о возврате равновесия и коррекции курса для ухода от этих дисбалансов. Исправление этих дисбалансов отзовется серьезными толчками, поскольку мировая экономика движется к перестроению. Сложности в координации мировой экономической политики – которые частично являются побочным результатом растущей политической и финансовой многополярности – увеличивают шанс того, что дорога будет ухабистой.

Один из следующих шагов развития или их комбинация могут вызвать корректировку: замедление потребления и сопутствующий рост нормы сбережений в США, а также повышение спроса на новых азиатских рынках, особенно в Китае и Индии. Стабилизируются дисбалансы или отзовутся рикошетом к 2025 году, частично зависит от того, какие именно уроки новые державы пожелают извлечь из финансового кризиса. Одни могут воспринять кризис как основание для накоплений, вроде запасов на «черный день», а другие – поняв, что мало какие (если таковые вообще есть) новые экономики нечувствительны к распространяющемуся спаду – могут счесть накопление резервов не таким уж и важным.

Крупные финансовые спады и необходимые экономические и политические корректировки зачастую выходят за границы финансовой области. История подсказывает нам, что такое восстановление баланса потребует долгосрочных усилий для установления новой международной системы. Придется решать конкретные проблемы, среди которых:

Рост протекционизма в торговле и инвестициях. Все более агрессивное поглощение корпорациями, обосновавшимися в быстро зарождающихся экономиках – многими из которых будут владеть государства, – зарубежных компаний повысит политическую напряженность и может вызвать внутри стран негативные общественные выступления против иностранной торговли и инвестиций. Восприятие неодинаковых доходов от глобализации в США может питать протекционистские настроения.

Ускоряющийся захват ресурсов. У новых держав будет появляться все больше средств получения сырья для того, чтобы обеспечить непрерывное развитие. Россия, Китай и Индия связали свою национальную безопасность, чтобы усилить государственный контроль энергоресурсов и рынков, а также доступ к ним за счет их энергетических компаний, принадлежащих государству. Страны Персидского залива заинтересованы в аренде земли и приобретении ее где-либо еще, чтобы обеспечить адекватное снабжение продовольствием.

Замедляющаяся демократизация. Китай в особенности предлагает альтернативную модель политического развития, а также демонстрирует иной экономический путь. Эта модель может оказаться привлекательной для экономически некрепких авторитарных режимов, помимо слабых демократий измученных годами вялой экономической активности.

Уход в тень международных финансовых организаций. Государственные инвестиционные фонды вложили в нарождающиеся рынки больше капитала, чем МВФ и Всемирный банк, вместе взятые, и данная тенденция может даже продолжиться с усилением мировых дисбалансов. Китай уже начинает соединять инвестиции ГИФов с прямой помощью и зарубежным содействием, зачастую прямо перебивая цену Всемирного банка на проекты развития. Подобные зарубежные инвестиции недавно разбогатевших государств, таких как Китай, Россия и участники ССПЗ, приведут к дипломатической перегруппировке и возникновению новых отношений между этими государствами и развивающимся миром. Ослабление международной роли доллара. Несмотря на недавние вливания в долларовые активы и повышение стоимости доллара, к 2025 году он может утратить свой статус в качестве уникальной ключевой мировой валюты и стать первым среди равных в «рыночной корзине» валют. Это может вынудить США более глубоко задуматься над тем, как их внешняя политика скажется на долларе. В отсутствие постоянного источника внешнего спроса на доллар действия США в вопросах внешней политики могут тяжело сказаться на валюте и привести к повышению процентных ставок для американцев.

Вполне очевидно, что евро используется все больше, и поэтому в будущем США, возможно, станет сложнее поддерживать уникальную роль доллара в международной торговле и инвестициях для замораживания активов и нарушения финансовых потоков своих соперников, как это было недавно с финансовыми санкциями против руководства Северной Кореи и Ирана. Стимулы и предпосылки ухода от доллара будут, тем не менее, сдерживаться неопределенностью и нестабильностью в международной финансовой системе.

Сложные финансовые узлы

Укрепляемая США и ЕС на Западе, Россией и странами ССПЗ в Центральной Азии и на Ближнем Востоке и Китаем и, в конце концов, Индией на Востоке, финансовая картина мира впервые будет по-настоящему глобальной и многополярной. Поскольку нынешний финансовый кризис повышает интерес к финансам, доля кредитов в которых меньше, исламские финансы могут также пережить подъем. В то время как глобальный и многополярный финансовый порядок указывает на относительный спад влияния США и возможный рост рыночной конкуренции и сложности, эти минусы, вероятно, будут идти рука об руку со многими плюсами. Со временем и по мере развития эти сложные финансовые центры могут создать избыток, который поможет обезопасить рынок от финансовых потрясений и валютных кризисов, ослабляя их воздействие до того, как инфекция распространится по миру. Аналогичным образом, по мере роста инвестиций в финансовые эпицентры регионов, возрастут стимулы к сохранению геополитической стабильности для защиты этих финансовых потоков.

Превосходство в науке и технологии: проверка для восходящих держав

Отношения между достижениями в науке и технологиях и ростом экономики установились давным-давно, но ход их не всегда предсказуем. Более существенна общая эффективность Национальной инновационной системы (НИС) государства – процесс, в котором интеллектуальные идеи двигаются в сторону коммерциализации во благо государственной экономики. По утверждению мирового исследования, проведенного учеными-экспертами по заказу НИС, США в настоящий момент могут похвастаться более сильной инновационной системой, чем развивающиеся экономики Китая и Индии. Сама идея НИС была разработана в восьмидесятые годы XX века как помощь в понимании того, почему некоторым странам удается лучше превращать интеллектуальные идеи в коммерческий продукт, который подстегивает их экономику. Модель НИС развивается как информационная технология, и эффект набирающей ход глобализации (и многонационального сотрудничества) сказывается на национальных экономиках. По утверждению исследования, заказанного НИС, девять факторов могут внести свой вклад в современную НИС: подвижность капитала, гибкость резерва рабочей силы, восприимчивость правительства к бизнесу, технологии передачи информации, инфраструктура развития в частном секторе, система законов по охране интеллектуальной собственности, доступный научный и человеческий капитал, маркетинговые навыки и общекультурные склонности к творчеству.

Ожидается, что через десять лет Китай и Индия почти достигнут паритета с США в двух областях: в научном и человеческом капитале (Индия) и правительственной восприимчивости к инновациям в бизнесе (Китай). Китай и Индия существенно сузят, но не ликвидируют разрыв по всем остальным факторам. Ожидается, что США сохранят доминирующую позицию в трех областях: защита прав интеллектуальной собственности, искушенность в бизнесе для стимулирования инноваций и поощрение творческого подхода.

Компании Китая, Индии и других крупных развивающихся стран обладают уникальной возможностью стать первыми, кто разовьет множество новых технологий. И это еще более верно в случаях, когда компании строят новые инфраструктуры и не отягощены историческими шаблонами развития. Такие возможности включают рассредоточенное производство электроэнергии, разработку источников чистой воды и следующее поколение интернет-технологий и новых информационных технологий (таких как повсеместная компьютеризация и «Интернет вещей»). Скорое и существенное усвоение этих технологий могло бы обеспечить значительные экономические преимущества.

История подсказывает, однако, что подобная переадресация в региональные финансовые центры может вскоре выйти за их пределы в иные области влияния. Редко удавалось – если вообще удавалось – убедить таких «финансистов, которых считают последней надеждой», строго ограничить свое влияние рамками финансовых сфер. Межрегиональная напряженность может разделить Запад, при этом в США и ЕС будет нарастать неоднородность экономических и денежных приоритетов, осложняя Западу попытки вести за собой и совместно культивировать мировую экономику.

Модели развития уходят от стандартов, но надолго ли?

Модель, в центре которой стоит государство, оно же принимает ключевые решения в области экономики, а демократия ограничена, как это происходит в Китае и все чаще в России, поднимает вопросы о неизбежности традиционного западного рецепта – грубо говоря, либеральной экономики и демократии. В течение следующих пятнадцати-двадцати лет больше развивающихся стран могут тяготеть к пекинской государство-центричной модели скорее, чем к традиционной западной модели рынка и демократической политической системы, чтобы повысить шанс быстрого развития и обеспечить политическую стабильность. Несмотря на наше предположение о том, что разрыв сохранится, усиление роли государства в западных экономиках может также ослабить контраст между этими двумя моделями.

На Ближнем Востоке секуляризация, которую также считали неотъемлемой частью западной модели, может все больше восприниматься как неуместная, когда исламские партии займут значительное положение и, возможно, встанут во главе правительств. Как в сегодняшней Турции мы видим и нарастающую исламизацию, и больший акцент на экономическом росте и модернизации.

«Китай в особенности предлагает альтернативную модель политического развития, а также демонстрирует иной экономический путь».

Латинская Америка: умеренный экономический рост, продолжающееся городское насилие

Многие страны Латинской Америки к 2025 году достигнут рыночного прогресса в демократической консолидации, некоторые из них станут державами со средними доходами. Другие, особенно те, которые проводят протекционистскую политику, отстанут – а некоторые, такие как Гаити, станут еще беднее и менее управляемыми. Проблема общественной безопасности останется трудноразрешимой – а в некоторых случаях и неконтролируемой. Бразилия превратится в ведущую силу в своем регионе, но ее попытки провести интеграцию в Южной Америке дадут результаты лишь отчасти. Венесуэла и Куба в 2025 году сохранят некоторые формы рудиментарного влияния в своем регионе, но внутренние экономические проблемы ограничат их привлекательность. Если США не смогут добиться доступа к рынкам на постоянной и существенной основе, они могут потерять свою традиционно привилегированную позицию в регионе с сопутствующим падением политического влияния. Стабильный экономический рост от сегодняшнего дня до 2025 года – вероятно, вплоть до четырех процентов – вызовет умеренный рост уровня нищеты в некоторых странах и постепенное сокращение неофициального сектора. Прогресс в важных реформах второго ряда, таких как система образования, система регрессивного налога, слабые имущественные права и не соответствующие требованиям органы правопорядка, останется пошаговым и неравномерным. Относительно увеличивающаяся важность этого региона как производителя нефти, природного газа, различных видов биотоплива и прочих альтернативных энергоносителей подстегнет рост в Бразилии, Чили, Колумбии и Мексике, но государственная собственность и политические беспорядки затруднят эффективное развитие в области энергоносителей. По экономической конкурентоспособности Латинская Америка продолжит отставать от Азии и некоторых других быстроразвивающихся регионов. Рост населения в регионе будет относительно умеренным, но сельское и коренное население продолжит расти с высокой скоростью. Население Латинской Америки будет стареть, поскольку темп увеличения количества людей в возрасте шестидесяти лет и старше растет. Некоторые районы Латинской Америки останутся в числе районов с самым высоким в мире уровнем насилия. Организации, занимающиеся оборотом наркотиков, поддерживаемые отчасти ростом потребления наркотиков в этом регионе, международные преступные картели и местные криминальные группировки и банды продолжат подрывать общественную безопасность. Эти факторы, а также устойчивая слабость правового регулирования будут означать, что несколько небольших стран, особенно в Центральной Америке и на Карибских островах, окажутся на грани недееспособности.

Латинская Америка продолжит играть несущественную роль в международной системе, за исключением ее участия в международной торговле и миротворческих действиях. Влияние США в этом регионе немного ослабеет, отчасти из-за расширения экономических и коммерческих отношений Латинской Америки с Азией, Европой и другими блоками. Латиноамериканцы в целом будут искать у США руководящего участия и в глобальном смысле, и в поддержании отношений внутри региона. Растущее многочисленное латиноамериканское население усилит внимание США к культуре, религии, экономике и политике этого региона, а также участие в них.

Женщины как агенты геополитических перемен

Усиление влияния женщин в экономике и политике может изменить картину мира в ближайшие двадцать лет. Эта тенденция уже заметна в сфере экономики: взрыв производительности в мировой экономике за последние годы произошел как благодаря технологическому прогрессу, так и благодаря поощрению рабочей силы – особенно через улучшение здравоохранения, образования и возможностей трудоустройства для женщин и девушек.

Преобладание женщин в экспортном секторе производства в Юго-Восточной Азии, вероятно, станет ключевой движущей силой, ведущей экономику региона к успеху; женщины, занятые в сельском хозяйстве, создают половину пищевых продуктов в мире – даже не имея постоянного доступа к земле, кредитам, оборудованию и рынкам.

За ближайшие двадцать лет тенденция к тому, что женщины все больше будут приходить на рабочие места и оставаться на них, продолжит смягчать экономические последствия глобального старения населения.

Женщины в большинстве районов Азии и Латинской Америки добиваются более высокого уровня образования, чем мужчины. Эта тенденция особенно существенна в мировой экономике, усиленной человеческим капиталом.

Демографические данные указывают на значительную корреляцию между более высоким уровнем женского образования и более активным ростом ВВП в пределах региона (например, в Северной и Южной Америке, Европе и Восточной Азии). И наоборот, регионы с низким уровнем женской образованности (Южная и Западная Азия, арабский мир, страны Африки, расположенные к югу от Сахары) являются самыми бедными в мире.

Расширение возможностей получить образование для девушек и женщин также будет фактором, способствующим снижению рождаемости во всем мире – и, соответственно, улучшению охраны материнства. Долгосрочные следствия этой тенденции включают в себя уменьшение количества сирот, недоедания, увеличение количества детей, посещающих школу, и прочие виды поддержания социальной стабильности. Хотя данные по участию женщин в политике менее убедительны, чем те, что касаются их участия в экономике, приход женщин в политику, по всей видимости, изменит правительственные приоритеты. Такие несопоставимые примеры, как Швеция и Руанда, указывают на то, что страны, где количество женщин в политике относительно велико, уделяют больше внимания социальным вопросам, таким как здравоохранение, окружающая среда и экономическое развитие. Если эта тенденция сохранится в ближайшие пятнадцать-двадцать лет, что вполне вероятно, увеличится число стран, которые предпочтут социальные программы военным. Улучшение качества власти также может стать дополнительным плюсом, поскольку большее число женщин в парламенте или на высоких постах в правительстве коррелирует со снижением коррупции.

Нигде роль женщины потенциально не имеет такого значения для геополитических перемен, как в мусульманском мире. Женщины-мусульманки гораздо лучше ассимилируются в Европе, чем их родственники-мужчины, отчасти из-за того, что они преуспевают в образовательной системе и им становится легче найти работу в информационной сфере и в сфере услуг. Резкий спад коэффициента рождаемости среди мусульман в Европе указывает на то, что женщины хотят работать за пределами дома и все чаще отказываются от соблюдения традиционных норм. В ближайшее время упадок традиционного устройства мусульманской семьи может способствовать тому, что многие молодые мусульмане откроются навстречу радикальным исламским выступлениям. Тем не менее в будущих поколениях женщины могут стать проводниками большей социальной ассимиляции и уменьшить вероятность религиозного экстремизма. Последствия того, что количество работающих женщин растет, могут также сказаться и за пределами Европы. Модернизирующиеся страны исламского Средиземноморья тесно связаны с Европой, куда отправляют многочисленных мигрантов. Мигранты возвращаются домой на время или навсегда и приносят с собой новые идеи и ожидания. Эти исламские страны также получают зарубежное влияние через европейские средства массовой информации, спутниковые тарелки и Интернет.

Отсутствие какой-либо всеохватной идеологии и соединение разных элементов в единый ансамбль – Бразилия и Индия представляют собой яркие примеры рыночной демократии – означает, что модель, в центре которой находится государство, пока не составляет ничего, подобного альтернативной системе, и, на наш взгляд, вряд ли когда-либо к этому придет. Либерализуется ли Китай политически и экономически за следующие двадцать лет – будет особенно важной проверкой долгосрочной жизнеспособности альтернативной модели по сравнению с традиционной западной. Хотя демократизация, видимо, будет медленной и характер ее может оказаться специфически китайским, мы полагаем, что нарождающийся средний класс будет добиваться большего политического влияния и ответственности от властей предержащих, особенно если центральное правительство дрогнет в своей способности поддерживать экономический рост или не будет реагировать на злободневные вопросы «качества жизни», такие как загрязнение окружающей среды или необходимость медицинских и образовательных услуг. Попытки самого правительства поддержать науку и технологии и установить наукоемкую экономику увеличат стимулы к большей открытости для развития человеческого капитала внутри страны и привлечения экспертов и идей извне.

Исторические схемы, показанные другими производителями энергии, предполагают, что российским властям будет проще справиться с призывами к либерализации. Традиционно производители энергии тоже могли использовать доходы, чтобы откупиться от политических оппонентов; мало кто совершил переход к демократии, когда их доходы в области энергетики были велики.

Длительный спад цен на нефть и газ изменил бы эту ситуацию и увеличил перспективы большей политической и экономической либерализации в России.

Формирование высшего образования в глобальной картине мира в 2025 году

По мере того как стираются границы в мировом бизнесе и на рынке труда, образование становится главным определяющим фактором функционирования и потенциала экономики государств. Полноценное начальное образование необходимо, но качество и доступность среднего и высшего образования будут еще важнее для определения того, насколько успешно общество движется вверх по лестнице производства с высоким уровнем добавленной стоимости.

Лидерство США в высококвалифицированном труде, вероятно, ослабеет по мере того, как развивающиеся страны, особенно Китай, начнут пожинать плоды недавних инвестиций в человеческий капитал, включая сферу образования, питания и здравоохранения. Индия столкнется с проблемами, поскольку неполноценное начальное образование распространено повсеместно в более бедных районах, а образовательные учреждения высокого уровня доступны лишь относительно привилегированному меньшинству. Финансирование как доля ВВП возросло примерно на пять процентов в большинстве европейских стран, хотя немногие европейские университеты дотягивают до мировых стандартов. Траты на образование в арабском мире примерно равны тратам в остальном мире в абсолютном выражении и превышают в проценте от ВВП, отставая лишь слегка от стран ОЭСР с высоким доходом. Данные США и результаты исследований иных организаций, тем не менее, показывают, что образование и обучение ближневосточной молодежи не управляется нуждами работодателей, особенно в сфере науки и технологии. Есть некоторые признаки прогресса. США могут оказаться единственным государством, способным подстроить свое высшее образование и систему научных исследований под растущий мировой спрос и позиционировать себя мировым центром образования для растущего числа студентов, которые выйдут на рынок образования к 2025 году. Если США откроют больше аудиторий и лабораторий, это будет означать, что американским студентам предстоит более жесткая конкуренция. Но, несмотря на это, экономика США, вероятно, окажется в выигрыше, потому что компании стремятся вести свою деятельность вблизи доступных человеческих ресурсов. Продолжение экспорта образовательной системы США и строительство американских кампусов на Ближнем Востоке и в Центральной Азии может значительно повысить привлекательность и мировой престиж университетов США.

Глава 2 Демография несовпадений

Тенденции рождаемости, смертности и миграции меняют абсолютное и относительное число молодых и пожилых, сельского и городского населения, этнического большинства и меньшинства внутри и между появляющимися и существующими государствами. Эти демографические переформатирования создадут социальные и экономические возможности для одних стран и серьезные вызовы для существующего порядка в других странах. Население более чем 50 стран увеличится более чем на треть (некоторых – более чем на две трети) к 2025 году, создав дополнительную нагрузку на жизненно важные природные ресурсы, сферу услуг и инфраструктуру. Две трети этих государств находится в Африке южнее Сахары; большая часть остальных стран, население которых быстро растет, расположена на Ближнем Востоке и в Южной Азии.

Рост населения, упадок и диверсификация – одновременно

По прогнозам, между 2009 и 2025 годами население планеты увеличится на 1,2 миллиарда человек – с 6,8 до приблизительно 8 миллиардов. Хотя в глобальном масштабе рост населения значителен – учитывая его влияние на ресурсы, – динамика роста будет менее быстрой, чем в прошлом, по сравнению с тем уровнем, когда население возросло на 2,4 миллиарда за период с 1980 года по настоящее время. Демографы прогнозируют, что на долю Азии и Африки к 2025 году будет приходиться наибольший прирост, в то время как на долю Запада – Европы, Японии, Соединенных Штатов, Канады, Австралии и Новой Зеландии – придется менее 3 процентов прироста. В 2025 году около 16 процентов населения планеты будет жить на Западе, то есть население этой территории сократится с 18 процентов в 2009 году и с 24 процентов в 1980 году.

• Наибольший прирост будет иметь место в Индии и составит около одной пятой от всего прироста. Население Индии, по прогнозам, возрастет на 240 миллионов, достигнув к 2025 году 1,45 миллиарда человек. С 2009 по 2025 год другой азиатский гигант, Китай, увеличит, согласно прогнозам, свою численность на 100 миллионов человек по сравнению с нынешним показателем в 1,3 миллиарда (см. график «Общее количество населения»).

• В целом население стран Африки южнее Сахары за этот период увеличится примерно на 350 миллионов человек, в то время как население Латинской Америки и стран Карибского бассейна возрастет примерно на 100 миллионов человек.

• Ожидается, что по сравнению с нынешним периодом к 2025 году население России, Украины, Италии, почти всех стран Восточной Европы и Японии сократится на несколько процентов. Это сокращение может достичь или даже превысить 10-процентный уровень от нынешней численности населения России, Украины и нескольких других восточноевропейских стран.

• Население США, Канады, Австралии и некоторых других индустриальных стран с относительно высоким уровнем миграции продолжит рост – население США увеличится более чем на 40 миллионов, Канады – на 4,5 миллиона, Австралии – более чем на 3 миллиона человек.

К 2025 году и без того разнообразный порядок национальных возрастных структур населения станет еще более дифференцированным и разрыв между регионами с самым молодым и самым старым населением продолжит расти. «Старейшие» страны – те, в которых доля людей в возрасте до 30 лет будет составлять менее 30 процентов населения, образуют пояс на северной стороне карты мира. По контрасту почти все «самые молодые» страны, где население до 30 лет составит 60 или больше процентов, будут почти всецело располагаться в Африке южнее Сахары (см. карты «Мировая возрастная структура, 2005 год и прогноз на 2025 год»).

Бум пенсионеров: проблемы стареющего населения

Старение населения подвело сегодняшние развитые страны (за немногими исключениями, такими как США) к демографической «точке опрокидывания». Сегодня в развитых странах почти 7 из 10 людей, находящихся в традиционном для работы возрасте (с 15 до 64 лет), наиболее близки к верхнему уровню этой возрастной категории. Эта цифра никогда прежде не была столь высока и, по оценкам экспертов, никогда не будет столь высокой впредь.

Почти в каждой из развитых стран период резкого роста старшей группы населения (65 лет и старше) относительно людей трудоспособного возраста придется на 2010-е и 2020-е, что увеличит налоговое бремя за счет льготных программ для лиц пенсионного возраста. К 2010 году в развитых странах на одного пенсионера будет приходиться в среднем четверо работающих. К 2025 году эта пропорция изменится на три к одному, а возможно, и меньше.

• Япония находится в сложной ситуации: ее трудоспособное население сокращается с середины 90-х годов, а население в целом – с 2005 года. Сегодняшние проекции на будущее представляют общество, в котором к 2025 году на двух граждан трудоспособного возраста будет приходиться один пенсионер.

• Ситуация в Западной Европе отражает более смешанную картину. По всей вероятности, в Великобритании, Франции, Бельгии, Нидерландах и в странах Северной Европы сохранится самый высокий уровень деторождения в Европе, но он все же будет ниже, чем два ребенка на женщину. В остальных странах региона уровень деторождения будет ниже, чем 1,5 ребенка на женщину, и окажется примерно равным уровню Японии (и намного ниже уровня, нужного для воспроизводства, что составляет 2,1 ребенка на женщину).

Высокий и устойчивый рост фертильности, даже если он начнется сейчас, не сможет повернуть вспять тенденцию старения населения, несколько десятилетий характерную для Европы и Японии. Если в Западной Европе фертильность немедленно возрастет до уровня воспроизводства населения, количество граждан старшего возраста в общем числе трудоспособного населения продолжит расти до конца 2030-х. В Японии число таких граждан будет возрастать вплоть до конца 2040-х годов.

Ежегодный уровень чистой иммиграции должен будет увеличиться вдвое или втрое, чтобы не допустить резкого сокращения числа трудоспособного населения в Западной Европе. К 2025 году неевропейские меньшинства могут достичь значительного числа – 15 процентов или больше – почти во всех странах Западной Европы, и они будут иметь значительно более молодую возрастную структуру, чем коренное население (см. таблицу «Мировая возрастная структура»). С учетом растущей неудовлетворенности текущим уровнем иммиграции среди коренных европейцев этот плавный рост, вероятно, усилит напряженность.

Старение населения будет иметь свои экономические последствия. Даже если производительность возрастет, замедленный рост занятости населения в условиях сокращающейся рабочей силы, вероятно, сократит и без того скромный рост европейского ВВП на 1 процент. Согласно некоторым моделям, прогнозируется, что к 2030 году рост ВВП в Японии упадет почти до нулевой отметки. За попытки сохранить уровень пенсий

и медицинские страховки придется заплатить сокращением расходов на другие приоритетные задачи, такие как оборона.

Устойчивый демографический приоритет молодежи

Страны с молодежной возрастной структурой и быстро растущим населением образуют полумесяц, простирающийся от региона Анд в Латинской Америке до районов Африки южнее Сахары, Ближнего Востока, Кавказа и северных регионов Южной Азии. К 2025 году, вследствие падения рождаемости и взросления населения, число стран, входящих в эту «дугу нестабильности» уменьшится на 35–40 процентов. Три четверти из трех дюжин стран, в которых демографический приоритет молодежи, по прогнозам, сохранится к 2025 году, расположены в регионах Африки южнее Сахары. Остальные находятся на Ближнем Востоке и рассыпаны по Азии и островам Тихого океана.

• К 2025 году могут возникнуть «новые экономические тигры», когда демографический приоритет молодежи дозреет до того, чтобы стать приоритетом рабочей силы. Эксперты указывают, что этот демографический бонус станет наибольшим преимуществом, когда у стран появится образованная рабочая сила и благоприятная для бизнеса среда инвестирования. В число потенциальных выгодополучателей входят Турция, Ливан, Иран, страны Магриба в Северной Африке (Марокко, Алжир, Тунис), Колумбия, Коста-Рика, Чили, Вьетнам, Индонезия и Малайзия.

• Сегодняшний демографический приоритет молодежи в странах Магриба, Турции, Ливане и Иране быстро закончится, но на Западном берегу (Иордана) и в Газе, в Ираке, Йемене, Саудовской Аравии и прилегающих Афганистане и Пакистане сохранится до 2025 года. Если условия занятости резко не поменяются, молодежь из слабых государств будет по-прежнему стремиться уехать, реагируя на нестабильность и насилие в своих странах.

Население уже попавших в затруднительное положение стран со значительной долей молодежи, таких как Афганистан, Демократическая Республика Конго, Эфиопия, Нигерия, Пакистан и Йемен, по прогнозам, сохранит демографические траектории быстрого роста. Население Пакистана и Нигерии, по прогнозам, возрастет примерно на 55 миллионов человек в каждой из стран. Приблизительно на 40 миллионов человек увеличится население Эфиопии, на столько же возрастет население Конго, тогда как рост населения в Афганистане и Йемене составит более 50 процентов для каждой из стран. Все эти государства сохранят возрастную структуру с большой пропорцией молодых людей трудоспособного возраста; эту демографическую черту связывают с возникновением политического насилия и гражданских конфликтов.

Перемена мест: миграция, урбанизация и этнические сдвиги

Опыт мобильности. Чистая миграция населения из сельских районов в города и из бедных стран в более богатые, по всей вероятности, будет продолжаться в 2025 году теми же темпами, питаемая расширяющейся пропастью в уровне экономической и физической безопасности между соседними, прилегающими друг к другу регионами.

• Европа по-прежнему будет привлекать мигрантов из более молодых, менее развитых и быстро растущих соседних регионов Африки и Азии. Однако другие быстро растущие центры индустриализации, такие как Китай, Южная Индия, а возможно, Турция и Иран, также могут привлекать часть трудовых мигрантов по мере замедления в этих странах роста населения трудоспособного возраста и увеличения зарплат.

• Трудовая миграция в США, возможно, замедлится в связи с ростом индустриальной базы Мексики и старением ее населения (в результате резкого сокращения рождаемости в 1980-х и 1990-х годах), а также в связи с тем, что конкурирующие центры развития возникнут в Бразилии и южном конусе Южной Америки.

Воздействие ВИЧ/СПИД

Если к 2025 году эффективная вакцина от ВИЧ или бактерицидные лекарства, которыми можно лечиться самостоятельно, и будут открыты и апробированы, вряд ли они получат широкое распространение. Хотя усилия по предотвращению эпидемий и изменению стратегий на местном уровне окажут сдерживающее воздействие на уровень инфицированности в глобальных масштабах, эксперты ожидают, что и к 2025 году ВИЧ/СПИД останется глобальной пандемией с эпицентром в Африке южнее Сахары. В отличие от сегодняшнего дня подавляющее большинство живущих с ВИЧ-инфекцией будут иметь доступ к продлевающей жизнь антивирусной терапии.

• Если усилия по предотвращению заболеваемости и эффективность останутся на нынешнем уровне, то, по прогнозам, число ВИЧ-инфицированных возрастет до 50 миллионов человек к 2025 году с уровня в 33 миллиона в настоящее время (из них 22 млн. в странах Африки южнее Сахары). При этом сценарии в 2025 году от 25 до 30 миллионов людей смогут выжить только при условии, что будут получать антивирусную терапию.

• Другой сценарий предусматривает, что эпидемия будет полностью предотвращена к 2015 году, а число ВИЧ-инфицированных достигнет пика, но к 2025 году снизится примерно до 25 миллионов человек, при этом число нуждающихся в антивирусной терапии упадет до 15–20 миллионов.

Урбанизация. При сохранении текущих тенденций к 2025 году 57 процентов населения мира будет жить в городах, что на 50 процентов больше, чем сегодня. К 2025 году в мире прибавится еще восемь мегаагломераций к девятнадцати уже существующим, и все из этих восьми, за исключением одной, будут расположены в Азии и в Африке южнее Сахары. Но, тем не менее, большая часть прироста городского населения будет приходиться на небольшие города в этих регионах, расположенные вдоль транспортных магистралей и сосредоточенные у транспортных развязок и вдоль береговой линии, где часто не наблюдается увеличения рабочих мест в формальных секторах экономики и отсутствует адекватная сфера услуг.

Демография идентичности. Там, где этнорелигиозные группы прошли с разной скоростью свой путь к снижению уровня рождаемости, затяжной этнический демографический приоритет молодежи и сдвиги в групповых пропорциях могут спровоцировать значительные политические изменения. Изменения этнорелигиозного состава, вытекающие из миграции, также могут способствовать политическим изменениям, особенно когда иммигранты селятся в индустриальных странах с низким уровнем рождаемости.

• Разные уровни роста этнических общин Израиля могут стимулировать политические сдвиги в кнессете (израильском парламенте). К 2025 году арабы Израиля, составляющие в настоящее время пятую часть населения, составят около четверти населения Израиля, которое, по прогнозам, будет насчитывать около 9 миллионов человек. В этот же период ультраортодоксальная еврейская община практически удвоится, ее численность составит более 10 процентов населения.

• Безотносительно к своему политическому статусу, в 2025 году население Западного берега, составляющее в настоящее время около 2,6 миллиона человек, и Газы, сейчас насчитывающее 1,5 миллиона, значительно увеличится: на Западном берегу – почти на 40 процентов, в Газе – почти на 60 процентов. Их совокупное население в 2025 году будет молодым, количественно увеличивающимся и приближающимся к численности в 6 миллионов человек (по некоторым прогнозам, даже превысит эту цифру); этот факт станет серьезным вызовом для правительства государств, которые встанут перед необходимостью создать адекватное число рабочих мест и государственную сферу услуг, обеспечить людей пресной водой и едой и при этом достичь политической стабильности.

Ряд других этнических сдвигов между сегодняшним днем и 2025 годом также имеет региональную подоплеку. Например, растущее число индейцев в некоторых демократических странах в регионе Анд и в Центральной Америке, по всей вероятности, продолжит подталкивать правительства этих стран к большему популизму. В Ливане продолжающийся спад рождаемости среди шиитского населения, которое отстает от других этнических групп по уровню доходов, но превосходит по размеру семей, приведет к тому, что средний возраст этой общины увеличится, что сможет углубить интеграцию шиитов в мейнстрим ливанской экономической и политической жизни, оказывая благоприятное воздействие на напряженные взаимоотношения общин.

В Западную Европу ежегодно приезжает более миллиона иммигрантов, она стала домом для более чем 35 миллионов неевропейцев, многие из которых родились в странах с мусульманским большинством в

Северной Африке, на Среднем Востоке, в Южной Азии (см. таблицу «Мусульмане в Западной Европе»). Политика иммиграции и интеграции, конфронтация с мусульманскими консерваторами по вопросам образования, прав женщин, взаимоотношений государства и религии могут, по всей вероятности, усилить организации правого центра и расколоть левоцентристские политические коалиции, бывшие инструментом построения и поддержания европейских государств всеобщего благосостояния.

К 2025 году международная миграция человеческого капитала и эффекты технологических сдвигов начнут благоприятствовать самым стабильным азиатским и латиноамериканским странам. Хотя эмиграция профессионалов, возможно, будет продолжаться и лишать бедные и нестабильные страны Африки и частично Ближнего Востока талантов, вероятное возвращение многих богатых и образованных граждан азиатских и латиноамериканских стран из США и Западной Европы будет способствовать конкурентоспособности Китая, Бразилии, Индии и Мексики.

Демографические портреты: Россия, Китай, Индия и Иран

Россия: растущее многоэтническое государство? В настоящее время население России составляет 141 миллион человек, демографически страна стареет, численность населения снижается и, согласно прогнозам, к 2025 году достигнет уровня ниже 130 миллионов человек. Шансы на то, чтобы остановить это снижение до 2025 года, очень слабые: женское население в возрасте от 20 до 30 лет – возраст, в котором в России заводят первого ребенка, – будет быстро сокращаться и к 2025 году составит 55 процентов от нынешнего уровня. Высокий уровень смертности среди мужчин среднего возраста вряд ли коренным образом изменится. Мусульманское меньшинство, для которого характерен более высокий уровень рождаемости, составит более высокую долю населения России, так же как тюркские и китайские иммигранты. В соответствии с некоторыми более консервативными прогнозами мусульманская доля российского населения увеличится с 14 процентов в 2005 году до 19 процентов в 2030 году и 23 процентов в 2050 году. В условиях сокращения населения все большее число жителей будут составлять неправославные неславяне, что может спровоцировать националистическую негативную реакцию. Поскольку проблемы рождаемости и смертности в России, вероятно, сохранятся до 2025 года, российская экономика, в отличие от европейской и японской, будет вынуждена содержать значительное количество иждивенцев.

Мусульмане в Западной Европе

Мусульманское население Западной Европы сейчас в целом насчитывает от 15 до 18 миллионов человек. Наибольшая доля мусульман, от 6 до 8 процентов, насчитывается во Франции (5 млн.) и Нидерландах (почти 1 млн.). За ними следуют страны с долей мусульман от 4 до 6 процентов: Германия (3,5 млн.), Дания (300 тыс.), Австрия (500 тыс.), Швейцария (350 тыс.). Великобритания и Италия также имеют относительно крупную долю мусульманского населения: 1,8 миллиона и 1 миллион соответственно, хотя это составляет меньший процент населения (3 и 1,7 процента соответственно). Если сохранятся существующие модели иммиграции, а уровень рождаемости мусульманского населения останется выше среднего, то к 2025 году в Западной Европе будет 25–30 миллионов мусульман. Страны с растущим числом мусульман столкнутся с быстрым сдвигом в этническом составе населения, особенно в урбанизированных районах, что потенциально усложнит усилия по облегчению ассимиляции и интеграции мусульман. Экономические возможности, вероятно, будут выше в урбанизированных районах, но при отсутствии роста комфортных рабочих мест возрастающая концентрация мусульман может привести к обострению напряженности и дестабилизации ситуации, как было в 2005 году во время бунтов в предместьях Парижа.

Замедление общих темпов роста, жестко регулируемые рынки труда и политика в сфере занятости, если она останется прежней, затруднят рост числа рабочих мест, несмотря на острую потребность Европы в смягчении последствий уменьшения количества трудоспособного населения. Столкнувшись с дискриминацией в сфере занятости, препятствиями на пути получения образования, мусульманское население может закрепиться в низкооплачиваемых секторах с низким статусом, что усугубит этнический водораздел. Несмотря на то что значительное число мусульман будут интегрированы, возрастет количество тех мусульман, которые, движимые чувством отчуждения, лишений и несправедливости, будут стремиться к обособленному существованию в условиях специфически мусульманской культурной и религиозной практики. Хотя иммигрантские общины вряд ли обретут значительное парламентское представительство, достаточное для того, чтобы диктовать повестку внутренней или внешней политики в 2025 году, значимые для мусульман проблемы окажутся в политическом фокусе и будут фактором, формирующим политическую сцену Европы. Вероятно, длящаяся социальная и политическая напряженность в вопросах интеграции мусульман обострит чувствительность европейских политиков к потенциальному влиянию на внутреннюю политику решений, принимаемых в рамках ближневосточной стратегии, в том числе к влиянию слишком тесного союзничества с США, политика которых воспринимается как произраильская.

Античный Китай? Демографы ожидают, что к 2025 году население Китая будет насчитывать почти 1,4 миллиарда человек, что на 100 миллионов больше, чем сегодня. Преимущество преобладания относительно многочисленного трудоспособного населения над иждивенцами старшего возраста и детьми начнет исчезать примерно к 2015 году, когда количество китайского трудоспособного населения начнет уменьшаться. Демографическое старение – увеличение числа пенсионеров и уменьшение числа трудоспособных граждан – ускоряется десятилетиями политики, нацеленной на сдерживание рождаемости, и традициями раннего ухода из активной трудовой деятельности. Выбор Китаем жесткой политики замедления роста населения в целях сокращения спроса на энергию, воду и продовольствие ускорил процесс старения населения. К 2025 году значительная часть населения Китая достигнет пенсионного или предпенсионного возраста. Хотя со временем Китай может отказаться от политики ограничения рождаемости, чтобы выровнять гендерный баланс – количество мальчиков и девочек, взрослые, находящиеся в оптимальном для брака возрасте, столкнутся со значительным дисбалансом в пользу мужского населения, что приведет к возникновению значительного количества неженатых мужчин.

Две Индии. Текущий уровень рождаемости в Индии составляет 2,8 ребенка на женщину и маскирует значительную разницу между низким уровнем рождаемости в Южной Индии и в коммерческих центрах Мумбаи, Дели и Колката, с одной стороны, и более высоким уровнем рождаемости в густонаселенных штатах так называемого хинди-говорящего пояса на севере, где статус женщин низок, а сфера услуг не развита. За счет высокой рождаемости в плотно населенных северных штатах население Индии, по прогнозам, к 2025 году догонит по численности население Китая, в то время как количество населения Китая достигнет пика и начнет медленное снижение. К этому времени демографическая двойственность Индии увеличит разрыв между Севером и Югом. К 2025 году основной прирост рабочей силы Индии будет происходить из самых слабо образованных, бедных и перенаселенных сельских регионов Северной Индии. Хотя семьи североиндийских предпринимателей десятилетиями жили в южных городах, прибытие целых хиндиговорящих общин неквалифицированных рабочих, ищущих работу, может разжечь дремлющую враждебность между индийскими центристскими проправительственными группами и этнонационалистическими партиями Юга.

Уникальная траектория Ирана. Претерпев один из наиболее быстрых спадов рождаемости в истории – с более чем шесть детей на женщину в 1985 году до менее чем два ребенка на женщину сегодня, – население Ирана обречено пережить драматические перемены к 2025 году. Политически беспокойная, испытывающая дефицит рабочих мест молодежная прослойка в значительной степени рассредоточится в течение следующего десятилетия, уступив место более зрелым слоям населения, а прирост трудоспособного населения будет сравним с нынешними показателями в США и Китае (на уровне 1 процента в год). В этих временных рамках население трудоспособных возрастов сильно увеличится относительно численности детей, создавая возможности накапливать сбережения и давать детям лучшее образование, что в итоге сделает возможным сдвиг к более развитой индустрии и повышению уровня жизни. Сможет ли Иран извлечь пользу из своих демографических преимуществ, зависит от политического руководства страны, которое в настоящее время недружелюбно настроено в отношении свободного рынка и частного бизнеса, не привлекает инвесторов и больше внимания уделяет нефтяным доходам, чем масштабному созданию рабочих мест.

Практически очевидны еще два демографических фактора: во-первых, несмотря на низкий уровень рождаемости, население Ирана возрастет с 66 миллионов в настоящее время до 77 миллионов к 2025 году. Во-вторых, к тому времени будет иметь место новый демографический приоритет молодежи (эхо от рождений во время нынешнего), но на этот раз молодые люди в возрасте от 15 до 24 лет будут составлять всего одну шестую от числа людей трудоспособного возраста по сравнению с одной третьей в настоящее время. Некоторые эксперты уверены, что это эхо демографического приоритета молодежи приведет к возникновению революционной политики. Другие считают, что в более образованном и развитом Иране 2025 года молодые люди сочтут карьеру и потребительство более привлекательными, чем политику экстремизма.

Только один аспект иранского будущего не вызывает сомнений: демографически общество будет более зрелым, чем когда-либо раньше, и станет очень сильно отличаться от населения соседних стран.

Глава 3 Новые игроки

К 2025 году Соединенные Штаты окажутся всего лишь одним из важных игроков на мировой арене, хотя и самым могущественным. Относительное экономическое и политическое влияние многих стран претерпит сдвиг к 2025 году в соответствии с моделью международного будущего, измеряющего ВВП, расходы на оборону, население и состояние технологий в каждом конкретном государстве (см. график «Новый международный контур в 2025 году»).[7] Исторически возникающие многополярные системы были намного нестабильнее, чем биполярные или даже однополярные; большее многообразие и растущая мощь большего числа стран предполагает меньшую согласованность и эффективность международной системы. Большинство набирающих силу держав уже хотят большего права голоса и наряду с европейцами оспаривают концепцию права на гегемонию какого-либо государства. Потенциал меньшей согласованности и большей нестабильности также вытекает из относительно плавного сокращения национальной мощи Европы и Японии.

Хотя мы считаем, что существуют хорошие шансы на то, что Китай и Индия будут продолжать свое восхождение, их подъем не гарантирован и потребует преодоления значительных социальных и экономических препятствий. В силу этих соображений обе страны, по всей вероятности, продолжат уделять большее внимание внутренней политике и будут значительно отставать от экономик западных стран в период до 2025 года и после. Жители этих восходящих экономических держав будут, вероятно, ощущать себя бедными относительно населения западного мира, даже если их суммарный ВВП во все возрастающей пропорции будет превосходить ВВП отдельных западных стран. Для России задача остаться в верхних рядах, где она оказалась после примечательного возрождения в конце 1990-х годов и в начале XXI века, может оказаться крайне сложной. Демография не всегда является определяющим фактором, но диверсификация экономики таким образом, чтобы Россия сумела подтвердить свои позиции в мире, уход от зависимости от полезных ископаемых и топлива станет центральной проблемой для долговременных перспектив страны. Европа и Япония также столкнутся с демографическими вызовами; решения, принятые сейчас, скорее всего, будут определять долговременную траекторию развития этих стран.

Хотя ни в одной другой стране подъем не сможет по своему значению сравниться с подъемом таких густонаселенных стран, как Китай и Индия, прочие страны с потенциально высокоэффективными экономиками, например Иран, Индонезия и Турция, смогут постепенно играть все более важную роль на мировой арене, особенно в плане создания новых моделей мусульманского мира.

«В течение следующих 15–20 лет немногие страны повлияют на мир сильнее, чем Китай».

Поднимающиеся тяжеловесы: Китай и Индия

Китай: столкновение с потенциальными препятствиями на пути. В течение следующих 15–20 лет немногие страны повлияют на мир сильнее, чем Китай. Если текущие тенденции сохранятся, к 2025 году Китай будет обладать второй по величине экономикой и станет ведущей военной державой. Он также может стать крупнейшим импортером природных ресурсов и загрязнять окружающую среду еще больше, чем сейчас.

• Интересы США в сфере безопасности и экономики могут столкнуться с новыми вызовами, если Китай станет равным соперником, который в военном отношении будет так же силен, как динамичен в экономике и ненасытен в потреблении энергоресурсов.

Ход экономически растущего Китая почти наверняка замедлится и может пережить спад, даже при учете дополнительных реформ, призванных ответить на растущее социальное давление, возникающее в результате роста неравенства доходов, изношенных сетей социального обеспечения, слабой регуляции бизнеса, нехватки импортной энергии, устойчивой коррупции и экологического опустошения. Каждую из этих проблем отдельно решить можно, но страна рискует пережить «настоящую бурю», если многие из этих проблем одновременно станут привлекать к себе внимание. Даже если правительство Китая в состоянии справиться с управлением этими проблемами, оно может оказаться неспособным обеспечить высокий уровень экономического управления. Большая часть экономического роста Китая будет продолжаться на основе внутренних движущих сил, но ключевые сектора полагаются на иностранные рынки, ресурсы, технологии в той же мере, как и на глобальные производственные сети. В результате экономическое здоровье Китая будет затронуто состоянием других экономик, особенно Соединенных Штатов и Европейского союза.

Отвечая на эти вызовы, китайские лидеры должны сбалансировать открытость, необходимую для поддержания экономического роста, важную для лояльного отношения общества к монополии Коммунистической партии на политическую власть в стране, и ограничения, необходимые для защиты этой монополии. Столкнувшись с таким количеством социальных и экономических изменений, Коммунистическая партия и ее позиции в обществе, вероятно, подвергнутся дальнейшим трансформациям. Действительно, лидеры Коммунистической партии сами открыто высказываются в пользу необходимости найти новые способы подтверждения общественной поддержки господствующей роли Коммунистической партии. Однако до сих пор эти усилия не включают системы свободных выборов и свободной прессы. Более того, исключив «настоящую бурю», описанную выше, мы не можем предвидеть, каково будет социальное давление в пользу действительной демократии в Китае к 2025 году. Таким образом, страна может начать движение к большему политическому плюрализму и более ответственному правлению.

Однако китайские лидеры могут продолжить сдерживать напряженность путем достижения значительного роста, не подвергая опасности партийную политическую монополию, что они и делают на протяжении последних тридцати лет. Хотя затянувшийся спад может представлять серьезную политическую угрозу, режим будет испытывать искушение избежать публичной критики, обвинив во всех бедах иностранное вмешательство и поддерживая все более яростные и ксенофобские формы китайского национализма.

• В исторической перспективе народ, привыкший к растущим стандартам жизни, реагирует довольно резко, когда их ожидания более не оправдываются, а мало у каких народов столько оснований для таких высоких ожиданий, сколько у китайцев.

Международные позиции Китая основаны отчасти на расчетах иностранцев, что это «страна будущего». Если иностранцы обращаются со страной менее почтительно, националистически настроенные китайцы могут реагировать весьма резко.

Индия: сложный подъем. В следующие 15–20 лет индийские лидеры будут бороться за многополярную международную систему, в которой Нью-Дели стал бы одним из таких полюсов, а также политическим и культурным мостом между поднимающимся Китаем и Соединенными Штатами. Все более уверенное поведение Индии на международной арене, питаемое главным образом экономическим ростом и успешным демократическим развитием, подталкивает страну к партнерству со многими государствами. Однако это партнерство нацелено на максимизацию самостоятельности Индии, а не на союз с какой-либо страной или коалициями стран.

Возможно, в Индии продолжится относительно быстрое экономическое развитие. Хотя Индия сталкивается с замедляющей развитие нехваткой внутренней инфраструктуры, квалифицированной рабочей силы и производства энергии, мы ожидаем, что быстро растущий средний класс, молодеющее население, меньшая опора на сельское хозяйство и высокий уровень внутренних сбережений и инвестиций будут способствовать продолжению экономического роста. Впечатляющее экономическое развитие Индии в течение последних 15 лет сократило число людей, живущих в абсолютной нищете, но растущая пропасть между бедными и богатыми будет становиться все более важным политическим фактором.

Мы считаем, что индийцы сохранят свою сильную приверженность демократии, но общественный строй станет более фрагментарным и фракционным, а власть в национальных масштабах будет осуществляться успешными политическими коалициями. Будущие выборы, вероятней всего, окажутся предприятиями, представляющими самые разные интересы и образующими экзотические коалиции с неопределенными мандатами. Общее направление в принятии экономических и политических решений в Индии вряд ли повернет вспять, но скорость и масштабы реформ могут сильно варьироваться. Региональные и этнические восстания, которые были главной болезнью страны после достижения независимости, сохранятся как фактор, но не будут угрожать индийскому единству. Мы допускаем, что Нью-Дели сохранит уверенность в своей способности сдерживать движение сепаратистов Кашмира. Однако Индия, вероятно, пройдет через опыт возросшей нестабильности, сопровождаемой ростом насилия в некоторых частях страны, по причине растущего маоистского движения наксалитов.

Индийские лидеры не рассматривают Вашингтон как своего военного или экономического патрона и в настоящее время убеждены, что международная ситуация сделала ненужным появление такого благодетеля. Однако Нью-Дели будет использовать преимущества дружественных отношений с Соединенными Штатами частично в качестве страховки на случай развития враждебности во взаимоотношениях с Китаем. Индийские политики уверены, что капитал США, технологии и добрая воля являются необходимыми для продолжающегося восхождения Индии к статусу глобальной державы. Соединенные Штаты останутся одним из крупнейших экспортных рынков, ключом к международным финансовым институтам, таким как Мировой банк, к коммерческим финансовым заимствованиям, а также крупнейшим источником денежных переводов. Индийская диаспора, состоящая большей частью из высококвалифицированных профессионалов, останется ключевым элементом в углублении связей между Индией и Соединенными Штатами. Индийский рынок для американской продукции значительно вырастет по мере того, как Нью-Дели уменьшит ограничения на торговлю и инвестиции. Индийские военные также будут рады извлечь пользу из расширения оборонительных связей с Вашингтоном. Но, вероятно, индийские лидеры попытаются избегать таких связей, которые могут в какой бы то ни было форме напоминать отношения между членами альянса.

«Россия имеет потенциал для того, чтобы в 2025 году стать богаче, могущественнее и увереннее в себе… Но многочисленные препятствия могут ограничить возможности России полностью реализовать свой экономический потенциал».

Другие ключевые игроки

Русский путь: бум или неудача. Россия имеет потенциал для того, чтобы в 2025 году стать богаче, могущественнее и увереннее в себе, если будет инвестировать в человеческий капитал, расширит и диверсифицирует свою экономику, интегрируется в глобальные рынки. С другой стороны, многочисленные препятствия могут ограничить возможности России полностью реализовать свой экономический потенциал. Главными среди этих ограничений являются нехватка инвестиций в энергетический сектор, в узкие места инфраструктуры, деградирующее образование и общественное здравоохранение, недоразвитый банковский сектор, преступность и коррупция. Более скорое, нежели ожидалось, обращение к альтернативным видам горючего или падение глобальных цен на энергоносители до того, как у России появится возможность развить более диверсифицированную экономику, вероятно, создадут ограничения для экономического роста.

Сокращение населения России к 2025 году поставит политиков перед трудным выбором. Например, к 2017 году Россия, вероятно, будет иметь лишь 650 тысяч 18-летних юношей, силами которых нужно будет поддерживать армию, которая в настоящее время опирается на 750 тысяч призывников. Сокращение населения приведет к экономическим жертвам в виде более суровой нехватки рабочей силы, особенно если Россия не будет инвестировать большее количество средств в свой ныне существующий человеческий капитал, не перестроит свою научно-техническую базу и не задействует рабочую силу из числа иностранных мигрантов.

Если Россия диверсифицирует свою экономику, она сможет развить более плюралистическую, если не в полной мере демократическую, политическую систему – в результате институциональной консолидации, растущего среднего класса и появления новых заинтересованных участников, требующих большего права голоса.

Более активная упреждающая и влиятельная внешняя политика выглядит вполне вероятной, отражая возвращение Москвы на мировую арену в качестве влиятельного игрока, важного партнера западных, азиатских и ближневосточных столиц и ведущей силы в противодействии глобальному доминированию США. Контроль над ключевыми узлами энергомаршрутов на Кавказе и в Центральной Азии – жизненно важный для амбиций энергетической сверхдержавы – будет движущей силой в восстановлении сферы влияния в ее ближнем зарубежье. Единство взглядов на угрозу терроризма и исламского радикализма могут сблизить российскую и западную политику в области обеспечения безопасности, несмотря на разногласия по другим проблемам и существующую разницу в системах ценностей.

Спектр возможных вариантов будущего для России остается весьма широким по причине разнонаправленности действия следующих факторов: либеральных трендов в экономике и нелиберальных трендов в политике. Напряженность между этими трендами – наряду с чувствительностью России к потенциальным потрясениям и проблескам политической нестабильности, крупным внешнеполитическим кризисам и другим неожиданным событиям – делает невозможным исключение альтернативных сценариев будущего, таких как националистическое авторитарное нефтегосударство и даже законченная диктатура, которая маловероятна, но, тем не менее, является правдоподобным сценарием будущего. Менее вероятно, что Россия станет к 2025 году значительно более открытой и прогрессивной страной.

Европа: потеря позиций в 2025 году. Мы считаем, что Европа к 2025 году немного продвинется на пути к достижению целей, поставленных нынешними лидерами и элитами: станет согласованным, интегрированным и влиятельным глобальным актором, способным независимо использовать весь спектр политических, экономических и военных инструментов для поддержки европейских и западных институтов и общих идеалов. Европейскому союзу следовало бы заполнить пропасть в видении демократии, разделяющую Брюссель и избирателей Европы, и преодолеть затянувшиеся дебаты о европейских институциональных структурах.

Европейский союз окажется в выгодной позиции, чтобы продвигать политическую стабильность и демократизацию на периферии Европы, включив в свои структуры новых членов на Балканах и, возможно, Украину и Турцию. Однако длительная неспособность убедить скептично настроенную часть населения в преимуществах углубления экономической, политической и социальной интеграции и решительно взяться за дело, чтобы убедить колеблющееся и стареющее население воплотить болезненные реформы, может превратить ЕС в хромающего гиганта, силы которого отвлечены на внутренние неурядицы и конкурирующие внутринациональные повестки дня, который едва ли способен трансформировать свое экономическое влияние в глобальное.

Сокращение населения трудоспособного возраста станет серьезным испытанием для европейской модели социального благосостояния, замковым камнем всего политического согласия со времен Второй мировой войны. Прогресс в экономической либерализации, вероятно, может продолжаться постепенно, шаг за шагом, пока старение населения или продолжающаяся экономическая стагнация не вызовут более драматических изменений – кризис, который, возможно, не случится в течение некоторого времени в следующее десятилетие, а может быть отодвинут на еще более отдаленный срок. Не существует легких решений для проблемы европейского демографического дефицита, кроме вероятного сокращения субсидий на здравоохранение и экономии на выходных пенсионных пособиях, чего большинство государств не начали реализовывать и даже не стали рассматривать возможность таких мер. Траты на оборону, вероятно, подвергнутся дальнейшим сокращениям, чтобы не пришлось самым серьезным образом реструктурировать социальные программы. Проблема интеграции иммигрантов, особенно мусульманских общин, обострится, если граждане, столкнувшись с внезапным снижением запросов и ожиданий, прибегнут к узкому национализму и выдвижению в качестве приоритетов частных местнических интересов, как это бывало в прошлом.

Стратегические перспективы Европы, вероятно, являются более узкими, нежели у Вашингтона, даже в случае, если ЕС достигнет успеха в своих реформах по внедрению должностей «президента Европы» и «европейского министра иностранных дел» и сможет создать институционный потенциал для управления кризисами. Угроза различного видения проблем внутри Европы и вероятность того, что траты на оборону останутся нескоординированными, заставляют предположить, что ЕС не станет ведущей военной державой к 2025 году. Национальные интересы крупных держав будут осложнять и запутывать европейскую внешнюю политику и политику безопасности, а поддержка Европой НАТО может оказаться размытой.

Вопрос о вхождении Турции в состав ЕС станет испытанием для Европы и останется в центре внимания вплоть до 2025 года. Растущие сомнения в шансах Турции, вероятно, замедлят претворение в жизнь Турцией политических реформ и реформ в области защиты прав человека. Любой открытый отказ создает угрозу различных последствий, усиливает сомнения в мусульманском мире – включая, среди прочего, мусульманские меньшинства в самой Европе – относительно несовместимости Запада и ислама. Преступность может оказаться самой серьезной угрозой внутри Европы, по мере того как евразийские транснациональные организации, усиливающиеся по мере вовлечения в энергопроекты и добычу полезных ископаемых, становятся все более могущественными и расширяют масштабы своей деятельности. Одно или несколько правительств в Восточной или Центральной Европе могут пасть жертвой их доминирования.

Европа останется в большой степени зависимой от России в сфере энергетики в 2025 году, несмотря на усилия по поиску энергоэффективности и возобновляемых источников энергии и работу по снижению выбросов парниковых газов. Различные уровни зависимости варьируются в зависимости от зрелости демократии в России и ее экономических намерений, неудач в достижении консенсуса относительно роли Брюсселя и удушения в зародыше попыток выработать общую политику ЕС по вопросу диверсификации поставщиков энергии и энергетической безопасности. При отсутствии общего коллективного подхода, который уменьшил бы возможности российского влияния, эта зависимость будет способствовать повышенному вниманию к интересам Москвы со стороны ключевых стран, включая Германию и Италию, которые рассматривают Россию как надежного поставщика. Европа может заплатить высокую цену за слишком сильную зависимость, особенно если российские компании окажутся неспособными выполнить заключенные контракты по причине недостаточных инвестиций в их месторождения природного газа или в силу растущей коррупции и деятельности организованной преступности, вовлеченной в евразийский энергетический сектор, которая навредит западным деловым интересам.

Япония: в ловушке между США и Китаем. Япония столкнется с серьезной переориентацией своей внутренней и внешней политики к 2025 году, хотя и сохранит свой статус перворазрядной державы среднего уровня. Внутри страны японские политическая, социальная и экономическая системы, вероятно, подвергнутся реструктурированию, чтобы соответствовать демографическому спаду, стареющей индустриальной базе и более жесткой политической ситуации. Сокращение населения Японии может заставить власти рассмотреть вопрос о новой иммиграционной политике, как, например, предоставление длительной визы приезжим работникам. Однако Япония столкнется с трудностями в процессе преодоления своего нежелания натурализовать иностранцев. Старение населения также подстегнет развитие японского здравоохранения и системы жилищного обеспечения, необходимой для размещения значительного количества иждивенцев преклонного возраста.

Сокращение рабочей силы и культурное отвращение японцев к крупномасштабному использованию труда иммигрантов станут серьезной нагрузкой на социальные службы, систему налоговых льгот, повлекут увеличение налогового бремени и необходимость большей конкуренции в производстве товаров для внутреннего потребления, чтобы снизить цену потребительских товаров. Мы ожидаем продолжительного реструктурирования японской экспортной промышленности с усилением внимания к продуктам новейших технологий, продукции с добавленной стоимостью, информационным технологиям. Сокращающийся аграрный сектор Японии уменьшится и будет включать примерно до 2 процентов рабочей силы, возрастут траты на импортную пищевую продукцию. Население трудоспособного возраста, уменьшаясь в абсолютных цифрах, включит значительное количество безработных и необученных работников молодого возраста от 16 до 30 лет. Это может привести к нехватке «белых воротничков».

С ростом электоральной состязательности однопартийная политическая система Японии может полностью разрушиться к 2025 году. Либерально-демократическая партия может расколоться на несколько соперничающих друг с другом партий, но более вероятно, что Япония станет свидетелем продолжающихся расколов и слияний соперничающих партий, что приведет к параличу политической жизни.

На внешнеполитическом фронте политика Японии будет испытывать влияние политики Китая и Соединенных Штатов, и возможны четыре сценария развития событий.

В первом сценарии Китай продолжит текущее экономическое развитие в рамках существующей модели, и это будет крайне важным для экономического роста Японии, в силу чего Япония будет стремиться поддерживать хорошие политические отношения с Китаем и увеличить доступ для японских товаров на китайские рынки. Токио попытается достичь договоренностей о свободной торговле с Китаем к 2025 году. В то же самое время китайская военная мощь и влияние будут вызывать растущую озабоченность японских политиков. Их вероятной реакцией станет попытка дальнейшего сближения с США, увеличение своей противоракетной обороны и способности вести противолодочные операции на море, они будут стремиться к развитию региональных союзов с такими странами, как Южная Корея, и подталкивать их к развитию многосторонних организаций и союзов в Восточной Азии, включая восточноазиатские саммиты.

Во втором сценарии экономическое развитие Китая начнет колебаться, или его политика станет открыто враждебной по отношению к странам региона. В ответ Токио, вероятно, попытается сохранить и утвердить свое влияние, частично попытавшись сплотить демократические государства Восточной Азии, частично продолжая опираться на национальную военную мощь, усиливая и развивая собственное военное оснащение. Токио будет надеяться на сильную поддержку со стороны Вашингтона в таких обстоятельствах и попытается предпринять шаги по организации политических и экономических форумов в регионе, которые будут нацелены на изоляцию или ограничение влияния Китая. Это станет причиной того, что странам региона придется сделать трудный выбор между озабоченностью милитаризацией Японии и Китаем, обладающим потенциалом для доминирования практически во всех странах региона, граничащих с ним. В результате Япония может столкнуться с движением неприсоединения со стороны государств Восточной Азии, стремящихся избежать ловушки – необходимости присоединиться либо к Токио, либо к Пекину.

В третьем сценарии гарантии безопасности Японии со стороны Соединенных Штатов ослаблены, или Токио считает их ослабленными, и тогда Япония решит пойти на сближение с Китаем по региональным вопросам и в конце концов будет рассматривать вопросы своей безопасности таким образом, что Китай де-факто получит роль гаранта стабильности в океанских районах вокруг Японии. Токио, с большой долей вероятности, вряд ли отреагирует на потерю американского зонтика безопасности развитием собственных программ ядерного вооружения, если не столкнется с ясно выраженными агрессивными намерениями Китая в отношении Японии.

Четвертый сценарий исходит из того, что Соединенные Штаты и Китай значительно продвигаются на пути политического сотрудничества и сотрудничества в области безопасности в регионе, что приведет к готовности Соединенных Штатов смириться с военным присутствием Китая в регионе и соответствующей перегруппировкой или выводом американских вооруженных сил. В этом случае Токио почти наверняка теснее сблизится с Пекином, чтобы включиться в систему региональной безопасности и политические структуры. Таким же образом отреагируют и другие страны региона, включая Южную Корею, Тайвань и страны АСЕАН. Равным образом эти страны, вслед за Соединенными Штатами, будут оказывать дальнейшее давление на Токио, чтобы там соотносили свою политику с другими политическими игроками в регионе.

Бразилия: твердый фундамент для усиления лидирующей роли.

К 2025 году Бразилия, вероятно, станет лидером в регионе, «первой среди равных» в Южной Америке, но, если не считать ее возрастающей роли ведущего производителя энергии и участника торговых переговоров, эта страна будет ограничена в возможностях играть ведущую роль мирового уровня за пределами континента. Ее прогресс на пути демократической консолидации и диверсификации экономики будет служить позитивным примером для региона. Растущая в стране приверженность демократии с надежной основой в виде справедливых и открытых выборов и плавным транзитом власти уже стала привычной. Нынешний президент Лула да Силва имеет социалистическую ориентацию и осуществляет умеренную политику как внутри страны, так и во внешней политике, являя тем самым позитивный пример тем, кто его сменит. Взгляды бразильцев о том, как важно играть ключевую роль и в региональном, и в мировом масштабах, стали составной частью национального самосознания и вышли за рамки какой-либо одной партии.

Экономически Бразилия создала прочную основу для постоянного развития, основанного на политической стабильности и постепенно усиливающемся процессе реформ. Растущий консенсус в отношении ответственной фискальной и монетарной политики, вероятно, уменьшит разрушительное воздействие последствий кризисов, которые так часто поражали страну в прошлом. Резкие отходы от нынешнего экономического консенсуса в Бразилии, как радикальный разворот в сторону свободного рынка и ориентированной на свободную торговлю модели, так и жесткое государственничество, кажутся маловероятными в период до 2025 года.

Найденные, по предварительным оценкам, новые месторождения нефти на шельфе, возможно значительные, могут добавить дополнительную динамику в уже диверсифицированную экономику и упрочить быстрый экономический рост на пути, на который уже вступила Бразилия. Открытие нефти в бассейне Сантос, потенциалом в десятки миллионов баррелей, может сделать Бразилию после 2020 года одним из основных экспортеров нефти, когда эти месторождения начнут разрабатываться в полную силу. Оптимистические сценарии, которые предполагают легальный и регулируемый формат, привлекательный для иностранных инвестиций, прогнозируют увеличение доли нефтедобычи в размере 15 процентов от ВВП к 2025 году, но даже в этом случае нефть будет только дополнением к уже существующим источникам национального богатства.

«Открытие нефти в бассейне Сантос, потенциалом в десятки миллионов баррелей, может сделать Бразилию после 2020 года одним из основных экспортеров нефти…»

Прогресс в социальных вопросах, таких как снижение преступности и бедности, сможет, по всей вероятности, сыграть решающую роль в определении будущей роли Бразилии и ее лидерского статуса. Без успехов на пути достижения власти закона даже быстрый рост экономики будет тормозиться нестабильностью, вытекающей из распространяющихся преступности и коррупции. Для включения растущего населения в формальную экономику потребуются механизмы, способные гарантировать обретение Бразилией, с полным на то правом, статуса модернизирующейся мировой державы.

Неустойчивые по статусу державы

Благодаря многочисленному населению и большой территории таких растущих держав, как Индия и Китай, другие варианты и комбинации, внезапно возникающие на мировой арене в ближайшие одно-два десятилетия, кажутся маловероятными. Однако развивающиеся страны могут усилить свою роль в возрастающей пропорции в мировом экономическом развитии к 2025 году. Некоторые другие страны также могут придать динамизм своему развитию и относительно своего регионального окружения.

Индонезия, Турция и управляемый неклерикальными силами Иран – государства, которые являются большей частью исламскими, но не являются сердцевиной арабского мира и имеют все предпосылки для того, чтобы играть все возрастающую международную роль. Рост в условиях дружественного климата макроэкономической политики позволит их экономическим структурам достичь процветания. Но в случае Ирана для достижения этой цели требуется радикальная политическая реформа.

Процессы в Индонезии будут зависеть от того, насколько ей удастся повторить свои успехи в политических реформах в той степени, какая могла бы ускорить развитие экономики. В прошлом десятилетии индонезийцы трансформировали свою некогда авторитарную страну в демократию, превратив обширный архипелаг в место относительного спокойствия, где сильна поддержка относительно умеренных политических решений, где сепаратистские движения большей частью теряют свою силу, а террористов, не встречающих массовой поддержки, все чаще находят и подвергают арестам. Обильные природные ресурсы Индонезии и ее многочисленное население, потенциальные потребители (это четвертая в мире страна по численности населения), могут обеспечить экономический подъем, если избранные лидеры страны сделают шаги для улучшения инвестиционного климата, включая упрочение правовой системы, улучшение рамок регуляции экономики, проведение реформы финансового сектора, уменьшение субсидий для производства горючего и продовольствия и в целом снижение стоимости ведения бизнеса в стране.

Рассмотрим Иран – государство, богатое природным газом и другими ресурсами и стоящее высоко по уровню человеческого развития. Политические и экономические реформы в этой стране в дополнение к стабильному инвестиционному климату могли бы качественно изменить и взгляды на Иран со стороны окружающего мира, и взгляд на Иран самих иранцев. При таких условиях в Иране могло бы быстро настать экономическое возрождение, которое могло бы воплотиться в подспудно космополитическом, образованном и временами секулярном иранском среднем классе. Если дать ему такие возможности, этот сегмент населения мог бы расширить горизонты страны, особенно в сторону востока и прочь от многолетней вовлеченности в арабские конфликты на Ближнем Востоке.

Ускорившийся в последнее время экономический рост Турции, жизнеспособность турецкого среднего класса и геостратегическое местоположение дают основания для прогнозирования растущей региональной роли этой страны на Ближнем Востоке. Экономическая уязвимость – зависимость от внешних источников энергии – может усилить стремление Турции к тому, чтобы играть более важную международную роль, с учетом того, что турецкие власти пытаются развивать свои связи с поставщиками энергии, включая ближайших соседей – Россию и Иран, и повысить собственную роль как транзитного узла. В течение ближайших 15 лет наиболее вероятный курс Турции будет сочетать исламские и националистические устремления, которые могут стать образцом для подражания для других быстро модернизующихся стран на Ближнем Востоке.

Глобальный сценарий номер один: мир без Запада

В этом фантастическом сценарии новые державы приходят на смену Западу в качестве лидеров на мировой арене. Это не является ни неизбежным, ни единственно возможным результатом подъема новых государств. Исторически подъем новых держав, таких как Япония и Германия в конце XIX века, стал жестким вызовом существовавшей международной системе и окончился конфликтом мировых масштабов. Мы считаем более правдоподобной версией ту, при которой растущие державы попытаются сыграть более важную роль в сферах, затрагивающих их жизненные интересы, а не ту, при которой бросят прямой вызов международной системе, особенно с учетом того, что лидирующая роль будет становиться все более обременительной для стран Запада.

Подобная коалиция сил может стать соперником таких институтов, как НАТО, и предоставить другим странам альтернативу Западу. Мы не рассматриваем эти альтернативные коалиции как неотъемлемый элемент нового ландшафта. Действительно, с учетом их разнообразных интересов и конкуренции за ресурсы новые державы могут с такой же легкостью дистанцироваться друг от друга, как и сойтись вместе. Хотя новые державы будут заняты прежде всего внутренними проблемами и поддержкой своего экономического развития, они во все больших масштабах, как было изложено в этом разделе, будут обретать способность становиться глобальными игроками.

Предпосылки такого сценария:

Отставание в росте западных стран потребует от Соединенных Штатов и Европы принятия протекционистских мер против быстро растущих и усиливающих свое влияние государств.

Различные модели отношений государства с обществом смогут поддержать мощную (хотя и хрупкую) китайско-российскую коалицию.

Напряженность между основными акторами в многополярном мире высока, и страны стремятся к энергетической безопасности и увеличению сфер влияния. Особенно Шанхайская организация сотрудничества (ШОС) ведет поиск надежных и зависимых клиентов в стратегических регионах, а Центральная Азия является ближним двором как России, так и Китая.

Шанхайская организация сотрудничества

Письмо главы ШОС Генеральному секретарю НАТО

15 июня 2015 года

Я получил информацию, что завтра мы встречаемся с целью начать стратегический диалог, но я хотел бы предварительно поделиться с Вами моими соображениями о ШОС и о том, какой путь мы прошли. 15–20 лет назад я и предположить не мог, что ШОС по отношению к НАТО станет равной, если не (сам себя хлопаю по плечу) более важной в некотором смысле организацией. Между нами, признаюсь, не достичь бы нам такого «величия», если бы не грубые ошибки Запада.

Думаю, справедливо отметить, что все началось с того, что вы вышли из Афганистана, не завершив своей миссии по умиротворению Талибана. Я знаю, что у вас не было особого выбора. Годы медленного роста или его отсутствия в США и на Западе сократили военные бюджеты. Американцы считали, что их силы на пределе, а европейцы не считали возможным оставаться там без сильного присутствия Соединенных Штатов. Ситуация в Афганистане угрожала дестабилизацией всего региона, и мы не могли праздно за этим наблюдать. Кроме Афганистана нас тревожили разведданные о том, что ряд «дружественных» правительств в Центральной Азии попали под сильное давление радикальных исламских движений, ведь мы продолжали ощущать зависимость от энергоресурсов Центральной Азии. Китайцам и индийцам очень не хотелось отвечать на этот вызов вместе с моей родиной – Россией, но у них не было лучшего выбора. Никто из нас не хотел, чтобы за решение проблемы отвечал кто-то другой: мы очень подозрительно относились друг к другу и, честно говоря, относимся до сих пор. Так называемая миротворческая операция ШОС действительно обозначила ШОС на карте и сдвинула нас с мертвой точки. До этого «сотрудничество» применительно к ШОС было просто термином, вводящим в заблуждение. Уместнее было бы название «Шанхайская организация взаимного недоверия». Китай не хотел обидеть США, поэтому не участвовал в антиамериканских инициативах России. Индия участвовала потому, что хотела присматривать за Китаем и Россией. Центральноазиатские страны думали, что им удастся использовать ШОС для того, чтобы ради собственных интересов стравливать соседние крупные державы. Ахмадинежад и Иран готовы были присоединиться к чему угодно, лишь бы это «что угодно» пахло антиамериканизмом.

Но даже после этой операции ШОС не стала бы блоком, если бы не растущий антагонизм США и Европы в отношении Китая. Тесные связи Китая с Соединенными Штатами странным образом легитимизировали Китай. Китай также выигрывал от американского присутствия в регионе; азиатские соседи Пекина проявляли бы гораздо большую обеспокоенность подъемом Китая, если бы у них не было защиты со стороны США. Китай и Индию устраивал статус-кво, и они не хотели прочного альянса с нами, русскими, из-за боязни вызвать враждебность Соединенных Штатов. Пока такое положение сохранялось, перспективы ШОС как блока были весьма ограниченными.

Но потом проявили себя растущие протекционистские движения в США и Европе, возглавляемые коалициями сил от левых до правых представителей политического спектра. Китайские инвестиции подвергались тщательному изучению и все чаще отвергались. Тот факт, что Китай и Индия оказались в числе первых, кто внедрял новые технологии – Интернет следующего поколения, технологии очистки воды, хранение энергии, биогеронтотехнологию, «чистый уголь» и биотопливо, – лишь усугублял неудовлетворенность, коренящуюся в экономике. Появились протекционистские торговые барьеры. Кто угодно, но только не Запад, должен был заплатить за рецессию, которая затянулась именно там и гораздо меньше в других местах. Китайская военная модернизация также рассматривалась как угроза и вызвала на Западе пересуды о том, как усиливающиеся державы отказываются от защиты морских торговых путей со стороны США. Не стоит упоминать, что антагонизм со стороны Запада разжег националистическое движение в Китае.

Интересно, что мы, русские, глядя на все это со стороны, даже не имели представления о том, что следует делать. Нам было приятно смотреть, как нашим добрым друзьям на Западе задали хорошую экономическую порку. Конечно, все это было не сравнить с тем, через что мы прошли в 90-е годы, и мы, разумеется, тоже пострадали от того, что цены на энергоносители претерпели спад в связи с западной рецессией. Но мы аккумулировали крупные резервы до того, как это произошло.

В конце концов эти события оказались подарком небес, поскольку вынудили Россию и Китай устремиться в объятия друг другу. До этого Россия относилась к подъему Китая даже с большим недоверием, чем Соединенные Штаты. Да, мы много говорили о переориентировании энергопоставок на восток, чтобы время от времени пугать европейцев. Мы также пытались стравить Китай с Японией, но эти планы не имели опоры и поэтому провалились. Самую большую тревогу у нас вызывал Китай. Частично из-за того, что Китай нависал над российским Дальним Востоком, но, я полагаю, больше всего мы боялись усиления мощи Китая – например, появления такого Китая, который перестанет вечно прятаться от ООН за юбкой России. К тому же на заднем плане всегда маячил советско-китайский раскол. Лично меня бесили бесконечные китайские разговоры о том, чтобы не повторить советских ошибок. Это причиняло боль. Не потому, что китайцы были неправы, но допустить, что мы потерпели поражение там, где они могут преуспеть – это уязвляло русскую гордость. Но теперь все это в прошлом. Обладание технологиями, которые позволяют использовать экологически чистое природное топливо, стало даром богов. Дал ли нам эти технологии Запад, или, как нас обвиняют, мы их украли, является несущественным. Мы увидели шанс скрепить наши связи – предложив китайцам возможность безопасных энергопоставок, тем самым уменьшив их зависимость от поставок с морских месторождений Ближнего Востока. Они нам отплатили долговременными контрактами. Мы также сумели научиться сотрудничать в Центральной Азии, вместо того чтобы пытаться подорвать позиции друг друга своими действиями в отношении различных режимов. Наблюдая усиление китайско-российского партнерства, Индия, Иран и другие страны не захотели оставаться в стороне и присоединились к нему. Конечно, помогло и то, что американские и европейские протекционисты фактически объединили Индию с Китаем и в действительности не оставили им большой свободы для маневра.

Насколько стабильны наши отношения? Не стоит меня цитировать, но это не новая холодная война. Конечно, мы говорим о большой игре, о государственном капитализме и авторитаризме, но это не идеология, такая как коммунизм. И в наших общих интересах, чтобы демократия не потерпела поражения в Центральной Азии, поскольку и Китай и Россия станут основными мишенями любых таких выступлений. Я не могу сказать, что мы, русские и китайцы, стали нравиться друг другу больше, чем прежде. На самом деле и нам и им приходится следить, чтобы националисты в наших странах не встали на пути наших общих интересов. Скажем так, русский и китайский народы не в восторге друг от друга. Русские хотят, чтобы их считали европейцами, а не евразийцами, а сердца китайской элиты все еще устремлены на Запад. Но нет ничего более постоянного, чем временное, Вы же понимаете это…

Глава 4 Дефицит посреди изобилия?

Международная система подвергнется испытаниям, связанным с растущей нехваткой ресурсов и с одновременным воздействием появления новых игроков. Доступ к относительно безопасным и чистым энергетическим ресурсам, как и разрешение проблем с нехваткой еды и воды, будут приобретать растущее значение для все большего числа стран в ближайшие 15–20 лет. Прирост более чем миллиарда человек в мире к 2025 году сам по себе станет дополнительной нагрузкой на эти необходимые для жизни ресурсы. Увеличивающийся процент населения мира переместится из сельских районов в городские и развитые районы в поисках большей личной безопасности и экономических возможностей. Многие, особенно в Азии, примкнут к среднему классу и будут пытаться подражать стилю жизни на Западе, что подразумевает большее потребление на душу населения всех доступных ресурсов. В отличие от ранних этапов, когда скудость ресурсов часто принимала угрожающие масштабы, значительный рост потребления в развивающихся рынках, соединенный с вынужденными ограничителями новых производств, такими как контроль, осуществляемый государственными компаниями на глобальном энергетическом рынке, уменьшает вероятность того, что рыночные силы сами по себе смогут нормализовать дисбаланс между спросом и предложением.

И без того испытывающий давление сектор ресурсов окажется в еще более сложной ситуации и во многих случаях будет обострен изменениями климата, физические воздействия которых станут еще более пагубными на протяжении данного периода. Продолжительная эскалация спроса на энергию ускорит изменение климата. С другой стороны, насильственные ограничения, налагаемые на использование природного топлива, до того как станут широко доступными заменители, могут оказаться серьезной угрозой для экономического развития, особенно таких стран, как Китай, промышленность которого не достигла пока высокого уровня энергетической эффективности. Достижения технологии и политические решения во всем мире, призванные разрешить соответствующие проблемы выбросов парниковых газов, на протяжении следующих 15 лет, вероятно, определят, является ли, в конце концов, повышение температуры более чем на 2 градуса Цельсия порогом, после которого процессы становятся неуправляемыми.

Проблема еды и воды тесно переплетена с изменениями климата, энергетикой и демографией. Растущая стоимость энергии повышает цены для потребителя и «цену» для окружающей среды в ситуации индустриализированного сельского хозяйства и применения удобрений, произведенных на основе нефтехимии. Переключение с использования возделываемых для производства продуктов питания земель на производство биотоплива не является оптимальным решением и может обострить как энергетическую, так и продовольственную ситуации. Климатические аномалии в выпадении осадков, сократившиеся сезоны снегопадов и таяние ледников ухудшают ситуацию с нехваткой водных ресурсов, наносят вред сельскому хозяйству во многих районах планеты. Сочетание энергетической и климатической динамики расширяет возможность возникновения различных других проблем и бедствий, таких как проблемы здоровья населения, потери сельского хозяйства от действия сельскохозяйственных вредителей и ущерб от ураганов. Самый большой ущерб может возникнуть от сочетания и одновременного взаимодействия различных негативных факторов. Такой комплекс и беспрецедентный синдром проблем может оказаться чрезмерным для лиц, принимающих решения, что сделает слишком трудной задачу своевременного реагирования, с помощью которого можно было бы повысить шансы на хороший исход ситуации и избежать худших результатов.

Закат постнефтяного века? К 2025 году мир окажется в центре фундаментального энергетического сдвига как с точки зрения типов топлива, так и с точки зрения источников его добычи. Уровень добычи жидких углеродов (т. е. сырой нефти, сжиженного природного газа и нетрадиционных ископаемых типа битумных песков) вне рамок ОПЕК окажется несовместимо низким по сравнению со спросом. Уровень производства многих традиционных производителей энергоресурсов – Йемена, Норвегии, Омана, Колумбии, Великобритании, Индонезии,

Аргентины, Сирии, Египта, Перу, Туниса – уже находится на спаде. В других странах – Мексике, Брунее, Малайзии, Китае, Индии, Катаре – уровень производства не возрастает. Число стран, способных в сколько-нибудь значимых количествах увеличить добычу, сокращается. Только шесть стран – Саудовская Аравия, Иран, Кувейт, ОАЕ, Ирак (потенциально) и Россия – могут обеспечить, в соответствии с прогнозами, к 2025 году 39 процентов мирового производства нефти. Основные производители будут сосредоточены на Ближнем Востоке, где имеется около двух третей мировых запасов. Производство в странах ОПЕК в Персидском заливе, как прогнозируется, вырастет с 2003 года до 2025 года на 43 процента. Только Саудовская Аравия будет производить почти половину всей добычи в районе Персидского залива; количество превзойдет ожидаемую добычу в Африке и Каспийском регионе вместе взятых.

Частичным итогом такой концентрации ресурсов будет возрастание контроля над газовыми и нефтяными запасами со стороны национальных нефтяных компаний. Когда Римский клуб сделал свой знаменитый прогноз предстоящего энергетического кризиса, «Семь сестер» все еще сохраняли сильное влияние на глобальные нефтяные рынки и производство.[8] Поощряемые владельцами акций, они отреагировали на эти ценовые сигналы новыми открытиями месторождений, инвестициями и развитием технологий, необходимых для увеличения продукции. По контрасту с той ситуацией национальные нефтяные компании имеют сильные экономические и политические основания для ограничения инвестиций, для того чтобы удержать процесс производства на существующем уровне. Сохранение нефти в земле обеспечивает ресурсами будущие поколения в нефтяных государствах, что сужает возможности выбора ими варианта экономического развития.

Численность, географическое расположение производителей нефти способствуют снижению темпов осуществления еще одного энергетического перехода – перехода к более чистому горючему. Приоритетным горючим в этом отношении является природный газ. К 2025 году потребление природного газа, как ожидается, возрастет на 60 процентов, в соответствии с прогнозами Энергетического информационного агентства. Хотя месторождения природного газа не обязательно располагаются рядом с нефтяными, но они также сконцентрированы в очень немногих странах. Три страны – Россия, Иран и Катар – владеют 57 процентами мировых месторождений природного газа. Рассматривая нефть и природный газ в целом, можно констатировать, что лишь две страны, Россия и Иран, являются центральными фигурами в газовой энергетике. Тем не менее Северная Америка (Соединенные Штаты, Канада и Мексика), как ожидается, произведут солидную долю – 18 процентов от мирового показателя в 2025 году.

«Стареющее население в развивающемся мире; растущая нехватка энергетических ресурсов, воды, продовольствия и озабоченность изменениями климата, вероятно, наложат отпечаток на исторически беспрецедентную продолжающуюся эру процветания».

Даже если использование природного газа возрастет в абсолютных цифрах, что, по всей вероятности, случится, самым быстрорастущим источником энергии может стать каменный уголь, несмотря на то, что он является самым «грязным» топливом. Растущие цены на нефть и природный газ дают дополнительные преимущества дешевым источникам энергии, которых много вблизи рынков. Три крупнейших и растущих с наибольшей скоростью потребителя энергии – Соединенные Штаты, Китай и Индия – и Россия обладают четырьмя крупнейшими мировыми запасами каменного угля, что составляет 67 процентов открытых мировых запасов. Увеличение производства угля может расширить возможности энергетических систем, основанных на угольных невозобновляемых источниках, на одно или даже два столетия. Китай станет крайне зависимым от угля к 2025 году, и Пекин окажется к этому времени под сильным международным давлением, побуждающим его к использованию более чистых технологий сжигания угля. Китай приближается к США по интенсивности загрязнения атмосферы углем, несмотря на свой намного меньший ВВП.

Использование ядерного топлива для производства электроэнергии, как ожидается, увеличится, но это увеличение не будет достаточным для того, чтобы покрыть потребность в электричестве. Ядерные реакторы третьего поколения будут иметь более низкую стоимость производства энергии, повышенные характеристики безопасности и лучшие характеристики проектов с точки зрения ядерных отходов и угроз распространения ядерных материалов. Реакторы третьего поколения экономически конкурентоспособны с учетом уровня текущих цен на электричество и начинают размещаться по всему миру.

Хотя большинство заводов, производящих ядерные реакторы, находятся в индустриальных странах, увеличение потребности в электричестве в Китае, Индии, Южной Африке и других быстрорастущих странах повсеместно увеличит потребность в ядерной энергетике.

Синхронизация решает все

Все существующие технологии не могут стать адекватной заменой традиционной энергетической архитектуре в требуемых масштабах. Новая энергетическая технология, возможно, будет неоправданной коммерчески и не получит широкого распространения к 2025 году (см. приложение). Современное поколение биотоплива слишком дорого для выращивания, способствует увеличению цен на продовольствие, и его производство требует столько же энергии, сколько и получается в итоге. Другие способы конвертации ресурсов непродовольственной биомассы в горючее и химические продукты должны стать более обещающими, такими как основанные на выращивании водорослей или использовании отходов сельскохозяйственного производства, особенно биомассы целлюлозы. Развитие чистых технологий использования угля и его очистки дают основания для вывода, что если к 2025 году эти технологии окажутся конкурентоспособными по стоимости, то позволят производить больше электричества в условиях, ограничивающих отходы углерода. Долговременные разработки водородного топлива имеют определенный потенциал, но пока остаются в младенческой стадии развития и будут являться еще десятилетие недоступными для коммерческого использования. Могут понадобиться огромные инфраструктурные инвестиции, чтобы поддержать «водородную экономику». Как свидетельствуют исследования Национальной лаборатории Аргонна, водород на всем цикле использования, от стадии добычи до стадии хранения, оказывается вдвое дороже, чем бензин. Даже при условии благоприятной политики и субсидий в защиту окружающей среды, что потребуется в ситуации производства биотоплива, «чистой угольной энергетики», «водородной экономики», как показывает опыт истории, существует адаптационный временной лаг. Недавнее исследование показало, что в энергетическом секторе требуется лаг в 25 лет, чтобы технологии стали приспособленными и широко распространенными. Главная причина существования этого лага – потребность в новой инфраструктуре, требуемой для поддержки и осуществления данной инновации. Для энергетики требуются особенно крупные инфраструктурные и мощные инвестиции, осуществляемые в течение 150 лет, охватывающие производство, транспортировку, очистку, маркетинг, торговлю. Приспособление природного газа, топлива, во многих отношениях превосходящего нефть, иллюстрирует трудности перехода к чему-то новому. Технологии использования природного газа стали широко доступны после 1970-х, но природный газ все еще отстает от сырой нефти на мировых рынках, поскольку технические и инвестиционные требования для производства и транспортировки превышают те, которые нужны для использования видов топлива на основе нефти. Просто для того, чтобы удовлетворить базовые энергетические потребности в течение 20 следующих лет, требуется, по оценкам, более чем 3 триллиона долларов инвестиционных средств в традиционные углеводороды со стороны компаний, созданных в течение более чем столетия, и капитализация рынка в сотни миллиардов долларов. В силу того, что новая форма энергии, с большой долей вероятности, не сможет использовать существующую инфраструктуру без модификаций, следует ожидать, что новая форма энергии потребует аналогичных массовых инвестиций. Несмотря на то что шансы новой энергетики выглядят сомнительными, мы не можем исключить возможности перехода к ней к 2025 году, что позволит избежать расходов на капитальную перестройку инфраструктуры. Наибольшая возможность для относительно быстрого и недорогого перехода в течение этого периода существует у новых поколений возобновляемых источников энергии (фотоэлектрического, ветрового) по мере улучшения технологий производства батарей. У многих из этих технологий стоимость инфраструктуры, представляющей барьер для индивидуальных проектов, могла бы снизиться, создав возможность для многих маленьких экономических структур развивать собственные проекты преобразований энергии, которые напрямую обслуживают их интересы, например, стационарные виды топлива, обеспечивающие энергией дома и офисы, перезаряжаемые автомобили двойного назначения, возврат избыточной энергии в энергетическую систему. Схемы превращения энергии, такие как планы выработки водорода для автомобильного топлива из электричества в гаражах владельцев, смогли бы позволить избежать необходимости развивать инфраструктуру транспорта, основанного на использовании водородных видов топлива. Сходным образом не содержащее этанола биотопливо, вырабатываемое из генетически модифицированных культур, может оказаться в состоянии создать условия для значительного инвестирования в транспорт, работающий на жидких видах топлива, и инфраструктуру, способствующую его распространению.

Поставки урана, который является главным топливом для производства ядерной энергии, вряд ли станут сдерживающим фактором для ее развития. Количество доступного урана, вероятно, окажется достаточным вплоть до второй половины столетия для того, чтобы поддерживать развитие ядерной энергетики без его переработки. Если возникнут проблемы с нехваткой поставок урана, то реакторы, способные производить ядерное горючее, наряду с переработкой использованного топлива смогут обеспечить глобальную экспансию и расширение масштабов ядерной энергетики.

Тем не менее представляется, что инфраструктурные ограничения, озабоченность проблемой распространения ядерных материалов и знаний, неопределенность относительно лицензирования и утилизации использованного топлива делают повсеместное распространение ядерной энергетики, достаточное для удовлетворения повышенного спроса, к 2025 году невозможным. Инфраструктура (люди и техника), правовые предпосылки (сертификаты и разрешения), строительство являются попросту слишком громоздкими. Только в конце 15-20-летнего периода, возможно, мы увидим серьезный подъем ядерных технологий.

Энергетическая геополитика

Как высокие, так и низкие цены на энергию имеют серьезные геополитические последствия, а в течение 20-летнего периода могут случиться периоды и низких, и высоких цен. Администрация энергетической информации министерства энергетики и некоторые ведущие консультанты в области энергетических проблем уверены, что высокий уровень цен на энергоносители вероятен, по меньшей мере, до 2015 года, просто в силу прекращения роста снабжения энергоносителями и растущего спроса на них. Эти причины ценового роста не похожи на ситуацию 1970-х и начала 1980-х, когда высокие цены на нефть были вызваны намеренным ограничением поставок энергии. Даже на фоне общего долговременного роста стоимости энергии цены периодически могут снижаться гораздо существеннее, чем на уровень в 100 долларов за баррель, по мере резкого повышения неудовлетворенного спроса на топливо и вызванных этим технологических прорывов, а также быстрой коммерциализацией различных заменителей топлива. Правдоподобные сценарии сдвигов в сторону падения и изменения психологии рынков включают замедление глобального роста, увеличение производства в Ираке, Анголе, Центральной Азии и в других регионах, повышение эффективности использования в рамках уже доступных технологий.

«С учетом высокого уровня цен многие экспортеры, такие как Россия и Иран, могут получить финансовые ресурсы для увеличения своей мощи…»

Даже при ценах ниже 100 долларов за баррель перемещения финансовых средств, связанные с торговлей энергоносителями, четко определяют «победителей» и «проигравших». Большая часть из 32 стран, импортирующих от 80 или больше процентов от своих энергетических потребностей, вероятно, будут испытывать значительное замедление экономического роста по сравнению с ситуацией, которая сложилась бы в случае низких цен на нефть. Определенное число этих государств оцениваются внешними экспертами как неуспешные государства, например, Центрально-Африканская Республика, Демократическая Республика Конго, Непал, Лаос. Высокий уровень зависимости от импорта, низкий уровень ВВП на душу населения, высокий торговый дефицит, значительная международная задолженность – вот черты, составляющие профиль государств с высоким уровнем рисков. Такой профиль включает большинство государств Восточной Африки и Африканского рога. Важнейшие, но обремененные проблемами страны, такие как Пакистан, также могут подвергнуться риску попасть в число неуспешных государств.

С более высокими ценами более стабильные государства справляются лучше, но перспективы их экономического роста могут внезапно уменьшиться, и в результате возникнут политические бури. Эффективные, с развитой экономикой услуг страны Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) не являются неуязвимыми для цен, но они пострадают в наименьшей степени. Китай, воздействие на экономику которого смягчается накопленными гигантскими финансовыми резервами, также подвергнется нефтяному ценовому удару, который сделает проблему выхода миллионов его граждан за линию бедности более труднодостижимой. Китаю понадобилось бы большее количество отечественного угля и увеличение его транспортировки, строительство большего количества атомных электростанций и усилий по улучшению и повышению эффективности используемой энергии, чтобы смягчить негативный эффект от дорогостоящего импорта.

С высоким уровнем цен главные экспортеры, такие как Россия и Иран, окажутся в состоянии использовать свои финансовые ресурсы для усиления национальной мощи. Степень и формы шагов, предпринятых с этой целью, будут зависеть от того, как они используют свои прибыли для инвестиций в человеческий капитал, финансовую стабилизацию, экономическую инфраструктуру. Благоразумное применение возросших финансовых поступлений в Россию на нужды экономики, социальные нужды и внешнеполитические инструменты могли бы, вероятно, более чем вдвое упрочить позиции России, если измерять их академическим индексом национальной мощи.

Продолжительное падение цен на нефть могло бы иметь серьезное значение для стран, полагающихся на экспорт сырой нефти для сбалансирования своего бюджета или для осуществления внутренних инвестиций. Для Ирана падение цен на нефть до 55–60 долларов или ниже будет означать значительное давление на режим, вынуждаемый к болезненному выбору между субсидированием популистских экономических программ и поддержанием финансирования операций разведывательных органов и структур безопасности, а также других программ, предназначенных для расширения региональной мощи. По идее, что экономики с доминированием в них государства способны достичь экономического роста в условиях отсутствия политических свобод и полностью свободных рынков, могут стать правдоподобной альтернативой идеям Запада (свободный рынок, либеральные демократии), может быть нанесен серьезный удар. Особенно в ситуации, когда история предполагает, что Соединенные Штаты и страны Запада более быстро и эффективно адаптируются к неожиданным сдвигам на рынках энергии.

Выигравшие и проигравшие в постнефтяном мире

Мы уверены, что к 2025 году весьма вероятны технологические прорывы, которые смогут обеспечить альтернативу нефти и газу, но внедрение которых будет отложено из-за стоимости необходимой инфраструктуры и требуемого длительного времени на замену существующей инфраструктуры. В то же время, если прорывы произойдут во временных рамках, близких к 2025 году или позднее, геополитические последствия такого отказа от нефти и природного газа будут огромными. Саудовской Аравии будет нанесен самый большой удар, а ее лидеры вынуждены будут сократить расходы на королевский истеблишмент. Режим столкнется в новой напряженностью и возникновением сети ваххабитского сопротивления, поскольку Рияд пытается осуществить серию крупных экономических реформ – включая полное вовлечение женщин в экономику – новый социальный контракт с обществом, по мере институционализации рабочей этики, ориентированной на ускорение планов развития и диверсификацию экономики.

В Иране падение цен на нефть и газ подорвет любую возможность осуществления популистской экономической политики. Давление в пользу экономических реформ будет увеличиваться, потенциально создав потребность для правящей клерикальной элиты ослабить проводимый жесткий курс. Побудительные мотивы для большей открытости Западу и попытки увеличить объем иностранных инвестиций, формирование и упрочение связей с западными партнерами – включая Соединенные Штаты, также возрастут. Иранские лидеры могут оказаться более склонными к отказу от своей ядерной политики в обмен на помощь и торговлю.

Для Ирака возрастет необходимость переноса акцентов в инвестиционной политике на ненефтяные сектора экономики. Небольшие государства Персидского залива, которые уже осуществляют крупные инвестиции, нацеленные на собственную трансформацию в глобальные центры туризма и транспортные узлы – хабы, будут пытаться успешно осуществить этот переход, чему будут способствовать их значительные национальные фонды. В арабском мире эти фонды используются для развития не связанных с нефтью секторов экономики и для снижения зависимости от нефтедобычи.

В других регионах главным проигравшим окажется Россия, особенно потому, что ее экономика остается прочно привязанной к экспорту энергоносителей, и ее статус может оказаться низведенным до уровня средней державы. Венесуэла, Боливия и другие популистские режимы, чье благополучие основано на нефти, могут оказаться полностью дискредитированными, если этого не произойдет раньше по причине растущего недовольства населения и уменьшающегося производства. При отсутствии поддержки со стороны Венесуэлы Куба может оказаться вынужденной начать рыночные реформы по образцу Китая.

Страны, в которых сокращение добычи нефти уже началось, экспортеры, которые уже прошли свой пик, такие как Индонезия и Мексика, – могут оказаться лучше подготовленными, для того чтобы переместить центр своей экономической активности и диверсифицировать не связанные с энергетикой сектора экономики.

При любом сценарии динамика развития энергетики может создать некоторое количество новых объединений и группировок, имеющих геополитическое значение:

• Россия нуждается в природном газе Каспийского региона, чтобы удовлетворить выполнение европейских и иных контрактов, и, вероятно, будет весьма настойчиво стремиться удержать страны Центральной Азии в сфере влияния Москвы и в условиях отсутствия выходов на рынок, не контролируемых Россией, имеет хорошие шансы для того, чтобы успешно решать эту задачу.

• Китай будет продолжать стремиться использовать свою мощь на рынках, всячески культивируя политические взаимоотношения, направленные на обеспечение безопасного доступа к нефти и газу. Связи Пекина с Саудовской Аравией усилятся, поскольку это королевство – единственный поставщик, способный, по большому счету, дать положительный ответ относительно способности удовлетворить нефтяную жажду Китая.

• Пекин не хотел бы всецело полагаться на Рияд, усиливая связи с другими производителями. Иран будет расценивать эти стремления как возможность укрепить китайскую поддержку Тегерана, что, возможно, внесет напряженность в связи Пекина и Рияда. Тегеран также может оказаться в состоянии укрепить и сделать еще более тесными связи с Россией.

• Мы считаем, что Индия тоже будет стремиться вступить в борьбу для обеспечения доступа к энергии, заключая соглашения с Бирмой, Ираном и Центральной Азией. Нефтепроводы в Индию могут пройти по довольно беспокойным районам и вовлекут Нью-Дели в нестабильность в ряде ее регионов.

Технологические прорывы[9] к 2025 году

Что такое технология?

Будет обеспечено повсеместное использование компьютеров с доступным подключением и сетями по всему миру (т. н. «Интернет вещей»), способными обеспечить упаковкой продовольствия, оборудованием, комнатными сенсорами, бумажными документами. Такие предметы могут быть размещены, идентифицированы, отслежены и проконтролированы на отдалении через соответствующие технологии – включая идентификацию радиочастот, сенсорные сети, вмонтированные серверы и энергетические устройства, связанные следующим поколением Интернета с использованием низких цен и мощных компьютеров.

Технология «чистой воды» содержит ряд технологий, которые позволяют более быстрое и энергетически эффективное обращение с чистой и использованной водой, избавляет от соли солоноватую и морскую воду, чтобы обеспечить население постоянными и разнообразными источниками водоснабжения, используя технологию для домашних, сельскохозяйственных и промышленных нужд. Технология использует развитие современных технологий, таких как мембранный биореактор и спектр его заменяющих материалов, применяет достижения иных способов очистки и сепарации с использованием химических свойств наночастиц и наноматериалов.

Технология хранения энергии охватывает широкий спектр материалов и техник хранения энергии – это необходимая надежная альтернатива природным энергоресурсам. Она включает в себя различные батареи, хранилища для водорода (особенно водородного топлива). Эффективное хранение энергии позволит расширить применение и использование различных энергетических устройств по немедленному запросу в самых различных системах, в технологиях, использующих энергию из возобновляемых источников (ветровые, солнечные), придавая им постоянный и устойчивый характер, а также в транспорте с низким уровнем загрязнения и выбросов.

Биогеронтотехнология – наука, относящаяся к изучению клеточной и молекулярной основы заболеваний и процесса старения организма, она применима для развития новых технологических средств для идентификации и лечения болезней и компенсации утраты способностей, связанной со старением. Поддерживающие технологии включают совершенствование биосенсоров, в реальном времени осуществляющих мониторинг здоровья человека, получение информации о самочувствии, различные воздействия на структуру ДНК, специфические ДНК-лекарства, различные механизмы, обеспечивающие полностью целевое действие лекарств.

Технология «чистого угля» включает разные сочетания процессов улавливания и сокращения в выбросах содержания углерода (CCS) и блокирования выбросов в атмосферу СО2 – побочного продукта горения угля, превращение угля в газообразное состояние – в синтетический горючий газ и превращение этого газа в разного рода углеводороды. Эти технологии могут значительно сократить и даже полностью элиминировать выбросы парникового газа с угольных предприятий. Газификация угля повышает эффективность при выработке электроэнергии и сокращает количество загрязняющих веществ, выделяемых тепловыми электростанциями при сжигании угля. Горючий синтетический газ может быть использован как сырье в процессе синтеза транспортного топлива и как материал в химической промышленности, который способен заменить продукты, получаемые из нефти.

Каковы движущие силы и главные барьеры?

Главной движущей силой станет потребность в высокой эффективности широкого спектра аппаратуры – от обеспечивающей сохранность еды до более эффективных цепочек снабжения и логистики. Корпорации, правительства и индивиды будут пользоваться такими системами в таких областях, как энергетическая эффективность и безопасность, повышение качества жизни, оборудование раннего предупреждения о неисправности и поддержка различных устройств.

Ключевым барьером будет доступность источников энергии для небольших устройств, не нуждающихся в поддержании их функционирования, развитие прибыльных бизнес-моделей их использования, а также стремление к большей приватности и забота о безопасности.

Главные движущие силы: установлено, что чистая вода становится самым нужным и самым дефицитным природным ресурсом в связи с новыми требованиями, вытекающими из роста населения и ожиданий, что изменения климата уменьшат в ряде регионов количество чистой воды. Должна возрасти потребность в воде для домашних нужд, также как для нужд сельского хозяйства (включая биофермы и производство биотоплива) и для нужд промышленности.

Главные барьеры: потребность в постоянном доступе и снабжении чистой водой будет удовлетворена только в том случае, если и крупномасштабные, и меньшие по размерам системы успешно решат вопрос собственных ценовых ограничений и в смысле энергетических затрат, и в смысле стоимости инфраструктуры.

Главные движущие силы: высокая цена энергии, добываемой из полезных ископаемых, стремление сократить зависимость от иностранных источников энергии и потребность увеличить получение энергии из возобновляемых источников являются движущей силой развития этой технологии.

Главные барьеры: развитие и размещение данной технологии сдерживаются уровнем развития науки, неизвестностью в отношении стоимости производства в широких масштабах и стоимостью инвестиций в инфраструктуру.

Главные движущие силы: старение населения увеличивает стоимость дорогого медицинского лечения. Это, а также желание сохранить пожилую рабочую силу являются движущей силой развития данной технологии.

Главные барьеры: стоимость развития, требуемые длительные испытания на людях, забота о приватности, возможные трудности со страхованием, религиозные и социальные соображения будут препятствовать развитию данной технологии.

Главные движущие силы: стремление снизить зависимость от иностранных источников энергии является движущей силой в расширении использования доступных запасов угля при одновременном давлении в пользу чистого производства энергии требует развития CCS-технологий.

Главные барьеры: значительные технологические и стоимостные барьеры существуют как для модернизации CCS-технологий так и для их применения на тепловых электростанциях, в то же время существует неопределенность относительно рынков нефти и нефтепродуктов, равно как и относительно регулирования воздействия на окружающую среду, что удерживает от инвестирования в и без того дорогостоящие заводы угольной газификации (даже без CCS-технологий).

Почему технология – фактор, меняющий правила игры?

Подобные технологии могут радикально ускорить изменения, ведущие к интеграции различных изолированных и замкнутых сообществ в информационный век и мониторинг безопасности почти любой географической точки на земле. Цепочки снабжения будут соотнесены с накоплениями по критериям стоимости и результатов, и это приведет к уменьшению зависимости от человеческого труда.

Хотя на Земле в изобилии содержатся запасы воды, только 1 % годится для ее использования человеком, а 20 % населения Земли не имеют доступа к свежей питьевой воде. По мере роста населения будет возрастать количество регионов, испытывающих нехватку чистой воды, особенно если изменения климата приведут к частым засухам. И развитые, и развивающиеся страны смогут почувствовать на себе эти изменения. Различные отрасли будут соревноваться за доступ к воде, включая сельское хозяйство, пищевую и пивную промышленность, химическую, фармацевтическую, производство полупроводников. Те, кто внедрит и разместит дешевые и энергетически эффективные технологии чистой воды, получат огромное геополитическое преимущество.

Способность хранить и использовать энергию «по требованию» из различного сочетания альтернативных энергетических источников обладает значительным потенциалом для сдвига в парадигме использования энергоносителей из природных полезных ископаемых. Это даст огромные глобальные экономические и социальные преимущества тем, кто первым сможет коммерциализировать данную технологию. По мере широкого распространения и размещения данной технологии она окажет дестабилизирующее воздействие на экономики-рантье, зависимые от источников топлива и горючего, добываемого из природных полезных ископаемых.

Ее внедрение может обеспечить сдвиг в стоимости, размещении и использовании ресурсов здравоохранения. Вызов нациям заключается в изменении демографических структур, новой психологии поведения, моделей активности стареющих, но здоровых граждан и в вытекающей отсюда потребности сформулировать новую национальную экономическую и социальную политику.

Успешное и быстрое ускорение внедрения технологии «чистого угля» может стать главным вызовом, брошенным всем энергетическим рынкам углеводородов (преимущественно нефти), равно как и рождающимся рынкам производства энергии из возобновляющихся источников. Это может изменить зависимость богатых углем, бедных нефтью стран от импорта нефти и газа и как результат получить серьезный сдвиг в национальных интересах этих стран.

Технологические прорывы[10] к 2025 году

Что такое технология?

Технология увеличения сил человека включает в себя механические и электронные системы, которые дополняют и обеспечивают физические способности человека. Они включают съемные экзоскелеты с механическими движителями, приводными устройствами на бедрах, в локтевых суставах и других соединениях. В крайних вариантах экзо-скелеты могут напоминать надетого на тело робота-гуманоида, использующего сенсоры, интерфейсы для различных устройств, энергосистемы и приводные устройства-активаторы, которые отслеживают и реагируют на движения рук и ног, обеспечивая носителя дополнительными возможностями в силе действий и средствах контроля над ними.

Технология биотоплива используется для производства этанола из растительной массы, такой как злаки, сахарный тростник, и биодизельного топлива из отходов виноградных косточек или сои. Новое поколение процессов производства биотоплива сможет превращать в топливо древесную целлюлозную массу. Значительный потенциал содержится в выращивании микроводорослей для получения биотоплива и биодизельного топлива.

Сервисная робототехника – роботы и автоматические средства для непромышленного применения, использующие значительное количество обеспечивающих технологий, включая как техническую (хардвэр) (например, сенсоры, приводы, системы питания), так и программную части (софтвэр) (усовершенствованные системы, включающие поведенческие алгоритмы и системы искусственного интеллекта). Эти технологии могут сделать возможным применение в широких масштабах количественно разнообразных (дистанционно управляемых, полуавтоматических с вмешательством человека) и полностью автономных роботосистем.

Технологии повышения уровня человеческих познавательных (когнитивных) способностей включают применение лекарственных веществ, среду виртуального обучения и различные пригодные для ношения устройства, расширяющие когнитивные способности человека. Обучающее оборудование использует нейропластику для улучшения природных способностей человека, носимые и имплантированные приспособления, обещающие улучшить зрение, слух и даже память. Био– и информационные технологии обещают улучшение человеческих и интеллектуальных функций на каждой стадии жизни человека.

Каковы движущие силы и главные барьеры?

Главные движущие силы: потребности в дополнительной силе, выносливости и физической безопасности, в дополнительной помощи людям с физическими недостатками и престарелым, равно как и уменьшение зависимости от ручного труда – движущая сила развития данных технологий.

Главные барьеры: стоимость производства, неопределенная экономическая отдача, проблемы с адекватными портативными энергоисточниками и человеческая предубежденность, влияющая на способность принять и использовать данную технологию, ограничивают развитие и распространение.

Главные движущие силы: высокая цена на сырую нефть, желание уменьшить зависимость от иностранных источников топлива и политика правительств, желающих увеличить долю возобновляемых источников получения энергии, являются движущими силами этой технологии.

Главные барьеры: развитие и распространение этой технологии сдерживаются ограничениями в использовании земель, пригодных для выращивания, доступностью воды, конкуренцией с производителями продовольствия за ресурсы, неопределенностями с увеличением производства в широких масштабах. Биотопливо в настоящее время является жизнеспособным, но стоимость его производства остается по-прежнему слишком высокой.

Главные движущие силы: средства и аппаратура обеспечения безопасности, здравоохранения, домашнего ухода за престарелыми, желание повысить производительность, снизить потребность в рабочей силе в сфере сервиса – все это является движущими силами данной технологии.

Главные барьеры: развитие моделей жизнеспособного бизнеса, цена, неопределенность технологических достижений (переносные источники питания и особенно уровень искусственного интеллекта), проблемы интеграции (например, стандарты ИТ-роботов) ограничивают применение и распространение роботов обслуживания.

Главные движущие силы: желание улучшить планирование военных действий, выполнение своих функций участниками боевых действий, лечение болезни Альцгеймера, повышение эффективности обучения, повышение уровня персональных развлечений, улучшение выполнения профессиональных обязанностей могут подстегнуть развитие данных технологий.

Главные барьеры: колебания в силу культурных предрассудков пойти по пути «неестественного» развития человечества и боязнь непредвиденных побочных эффектов могут замедлить развитие и распространение данных технологий. Основные вызовы, вытекающие из научных и медицинских исследований, требуют их преодоления.

Почему технология – фактор, меняющий правила игры?

Биомеханические устройства обеспечивают человеку сверхчеловеческие силы и выносливость, восстанавливают утраченные способности инвалидов. Широкое распространение технологии может значительно увеличить производительность труда, уменьшив количество людей, требуемых для выполнения определенных задач, или увеличивая объем работ, которые способен выполнить один человек, дать возможность инвалидам или престарелым выполнять определенную работу без посторонней помощи. Такие технологии могут значительно увеличить боевую эффективность наземных вооруженных сил.

Широкомасштабный сдвиг к производству энергетически эффективного биотоплива может уменьшить спрос на нефть и ослабить международную конкуренцию за контроль над нефтяными поставками и запасами. Широкое распространение использования биотоплива изменит энергозависимость некоторых стран от импортного сырья, извлекаемого из полезных ископаемых, таким образом изменяя содержание национальных интересов. Возникновение технологий производства биотоплива, которые смогут избежать значительных изменений в использовании сельскохозяйственных угодий (добыча биотоплива из отходов сельскохозяйственного производства, травы, водорослей), может значительно уменьшить общие выбросы СО2 в атмосферу.

В домашних помещениях широкое использование технологии может усилить и расширить возможности человека, разрушить рынки неквалифицированной рабочей силы и сократить использование иммигрантов, изменить технологию ухода за количественно растущим стареющим населением. Правительства, которые смогут внедрить технологии на более ранних этапах, повысят уровень безопасности и увеличат боевую мощь за счет сокращения уровня применяемой живой силы и понижения стоимости жизненного цикла систем.

Неодинаковое распространение этих технологий может быстро переформатировать экономические и военные преимущества различных наций. Те, кто внедрит данные технологии на более ранних этапах, могут получить серьезные преимущества и выгоды, в то время как нации, колеблющиеся в широком применении и использовании таких технологий, могут оказаться среди проигравших. Международное давление в пользу регулирования применения подобных технологий равным образом может оказать разрушительное действие, поскольку некоторые культуры будут склонны принять изменения для достижения преимуществ и выгод, в то время как другие будут питать отвращение к их «нечеловеческой» природе.

Вода, еда и изменения климата

Эксперты в настоящее время рассматривают 21 страну с общим населением около 600 миллионов человек в качестве стран, ощущающих нехватку либо урожаев, либо воды. По прогнозам, в силу продолжающегося роста населения, 36 стран, в которых будет проживать около 1,4 миллиарда человек, могут попасть в эту категорию к 2025 году. Среди стран-«новичков» будут Бурунди, Колумбия, Эфиопия, Эритрея, Малави, Пакистан и Сирия. Недостаточный доступ к стабильным поставкам воды достигнет беспрецедентных размеров во многих областях планеты (см. карту «Прогнозируемая нехватка воды в глобальном масштабе, 2025 год»), и, вероятно, этот рост будет еще худшим в силу быстрой урбанизации и роста населения. Потребность в воде для ирригационных нужд и производства электричества с помощью гидроэнергии также увеличится. Использование воды для ирригационных нужд намного превысит объемы воды, необходимой для потребления в домашнем хозяйстве. В развивающихся странах в настоящее время сельское хозяйство потребляет более 70 процентов всей воды, используемой в мире. Сооружение гидростанций для производства электроэнергии на крупнейших реках может улучшить контроль над наводнениями и разливами рек, но одновременно может стать причиной серьезной озабоченности пользователей воды, живущих в низовьях рек, которые надеются на сохранение своего постоянного доступа к воде.

«Эксперты в настоящее время рассматривают 21 страну с общим населением около 600 миллионов человек в качестве стран, ощущающих нехватку либо урожаев, либо воды. По прогнозам, в силу продолжающегося роста населения, 36 стран, в которых будет проживать около 1,4 миллиарда человек, могут попасть в эту категорию к 2025 году».

По оценкам Мирового банка, потребность в продовольствии увеличится к 2030 году на 50 процентов – в результате роста населения мира, растущей зажиточности, сдвигов к западным предпочтениям в питании у все большего количества представителей среднего класса. Глобальный сектор продовольствия очень отзывчив к требованиям рыночных сил, но производству сельскохозяйственной продукции может быть нанесен урон неверной политикой в области сельского хозяйства, которая ограничивает инвестиции, а также искажает ценовые критические сигналы. Снижение цен, предпринимаемое для того, чтобы успокоить городскую бедноту и стимулировать сбережения для инвестиций в промышленность, искажало в прошлом сельскохозяйственные цены. Если политические элиты более обеспокоены нестабильностью в городах, нежели доходами в сельской местности, то можно с уверенностью прогнозировать риск серьезных перебоев в снабжении продовольствием в будущем во многих странах. Демографические тренды в пользу возрастающей урбанизации – особенно в развивающихся странах – подчеркивают вероятность того, что ущербная политика будет продолжаться.

Двое выигравших от изменений климата

Россия потенциально может оказаться среди тех, кто получит наибольший выигрыш от глобального потепления. Она обладает обширными нетронутыми запасами природного газа и нефти в Сибири и на Арктическом шельфе, и потепление может сделать эти запасы значительно более доступными. Это будет огромным благом для российской экономики, поскольку в настоящее время 80 процентов экспорта страны и 32 процента поступлений в государственный бюджет зависят от производства энергии и сырья. В дополнение к этому открытие Арктического водного пути создаст экономические и торговые преимущества. Однако по мере подтаивания арктической тундры может быть разрушена инфраструктура, и потребуются новые технологии для того, чтобы развивать в регионе добычу ископаемых энергоресурсов. Канаду не затронут некоторые последствия, связанные с изменениями климата на Североамериканском континенте – бурные ураганы, иссушающие тепловые волны, – а изменения климата могут открыть для освоения и развития миллионы квадратных миль. Доступ к богатому ресурсами заливу Гудзона облегчится, и добавление значительной части теплеющей Арктики может оказаться для Канады геополитическим и экономическим бонусом. В дополнение к этому сезоны, благоприятные для сельскохозяйственного производства, удлинятся, энергетические затраты на охлаждение и отопление, вероятно, снизятся, а леса начнут свое расширение и проникновение в тундру. Однако далеко не на всей территории потепление окажется благом, лесному хозяйству в целом и лесной продукции в частности будет нанесен громадный ущерб в результате заражения лесов вредителями, появлению которых способствовало изменение климата.

Между сегодняшним днем и 2025 годом мир будет иметь немало путаницы и жонглирования словами в конфликте соображений энергетической безопасности и безопасности продовольственной, получая трудноуправляемые последствия. В главных странах – экспортерах зерна (Соединенных Штатах, Канаде, Аргентине, Австралии) потребность в биотопливе, поощряемая правительственными субсидиями, потребует больших площадей под эти культуры и больших объемов воды для ирригации даже в том случае, если технологии производства биотоплива станут более эффективными. Это «топливное сельское хозяйство» в качестве альтернативы производству продовольствия, в связке с периодическим контролем над экспортом азиатских производителей и растущей потребностью в протеине среднего класса во всем мире, будет способствовать тому, что цены на зерно на мировых рынках будут колебаться на уровне, превышающем сегодняшние высшие ценовые отметки. Некоторые экономисты придерживаются той точки зрения, что международные рынки, привязанные к меньшим объемам продаж зерна, спекуляции, поощряемые ожиданием дальнейшего роста цен на топливо, более изменчивая под воздействий изменений климата погода, – все эти факторы сыграют важную роль в формировании цен на продовольствие.

Стратегические последствия открытия Арктики

Оценки того, когда именно Арктика станет открытой и свободной ото льдов в летний период, варьируются. Национальный центр данных о снеге и льдах предполагает, что свободной летом от льдов Арктика станет к 2060 году. Однако все больше текущих исследований предполагают, что эта дата может наступить уже в 2013 году. Два наиболее важных стратегических последствия этого – улучшение доступа в вероятным обширным энергетическим и минеральным ресурсам и потенциально более короткие морские маршруты для мореходства.

Транзит через Северный морской путь вокруг России между Северной Атлантикой и Северным Тихим океаном мог бы сократить путь на 5000 морских миль и время перевозок примерно на неделю сравнительно с маршрутами через Суэцкий канал. Путешествие между Европой и Азией через канадские северо-западные проходы также могло бы сократить маршруты на 4000 морских миль по сравнению с путешествием через Панамский канал.

Маловероятно, что эти преимущества для судоходства и экономия ресурсов реализуются к 2025 году. Национальный нефтяной совет Соединенных Штатов заявил, что некоторые из технологий для добычи нефти из центра Арктического региона не будут доступны ранее 2050 года. Тем не менее эти потенциальные богатства и преимущества уже сейчас вполне очевидны для Соединенных Штатов, Канады, России, Дании, Норвегии, о чем свидетельствует возникшее соперничество в претензиях на территории между Россией и Норвегией, Канадой и Данией.

Напряженность вокруг заявленных претензий уже в ближайшем будущем может принять серьезный характер и вызвать конфронтацию, хотя крупный вооруженный конфликт вряд ли возможен. Приполярные государства имеют крупные порты в других водных бассейнах, поэтому блокада Арктики не явится для них жизненной угрозой. К тому же эти государства разделяют общую позицию по вопросу регулирования доступа в Арктику враждебных государств, государств, вызывающих озабоченность, и опасных негосударственных акторов. Имеется также и общая потребность в помощи со стороны высокотехнологичных компаний для эксплуатации ресурсов Арктики.

Главные стратегические последствия в ближайшие десятилетия: относительно большие, богатые ресурсодефицитные торговые страны, такие как Китай, Япония, Корея, получат выгоды от увеличившихся энергетических ресурсов, произойдет расширение возможностей в результате «открытия Арктики» и сократившихся расстояний для торгового мореходства.

Консорциум крупнейших производителей продовольствия, включая Индию и Китай вкупе с Соединенными Штатами и партнерами из Европейского союза, вероятно, смогут запустить вторую «зеленую революцию», на этот раз в Африке южнее Сахары, которая смогла бы обуздать рост цен на зерно на мировых зерновых рынках. К 2025 году рост урожаев в африканских странах, возможно, будет значительным, но он будет ограничен главным образом странами в восточной и южной частях континента. Эти страны будут поддерживать торговые отношения и углублять сотрудничество в области безопасности с Востоком и южноазиатскими странами. В других регионах южнее Сахары гражданские конфликты и фокусирование политики и экономики на добыче минерального сырья и добыче нефти будут препятствовать попыткам консорциума повысить качество ирригации и сельских транспортных сетей, распространению кредитов и инвестиций, позволяющих растущему населению получить отдачу от роста сельскохозяйственной продуктивности.

В дополнение к прогнозируемым сегодня дефициту свежей воды и нехватке продовольствия ориентационный доклад министерства финансов Великобритании полагает, что к середине века 200 миллионов человек окажутся в числе «климатических мигрантов», что в десять раз увеличит сегодняшнее задокументированное количество беженцев и количество внутренне перемещенного населения. Хотя эта цифра расценивается многими экспертами как завышенная, существует широкое согласие относительно рисков широкомасштабной миграции и потребности в лучшей готовности к ней. Многие из сменивших жительство людей делают

это в границах своих стран, но в будущем многие, вероятно, окажутся в ситуации, когда в родных странах уменьшатся возможности для их размещения. Таким образом, количество мигрантов, желающих переместиться из ущербных стран в страны, находящиеся в относительно привилегированном положении, по всей вероятности, возрастет. Самые крупные перемещения зеркально отразят текущие миграционные потоки: из Северной Африки и Западной Азии – в Европу, из Латинской Америки – в США, из Юго-Восточной Азии – в Австралию.

В течение следующих 20 лет тревоги относительно изменений климата возрастут и станут более значимым фактором, нежели сами физические изменения, вызванные изменением климата. Представления о быстро изменяющейся окружающей среде могут стать причиной, побуждающей страны к односторонним действиям для обеспечения безопасности ресурсов, территории, других интересов. Готовность к вовлечению в крупномасштабное многостороннее сотрудничество будет зависеть от нескольких факторов, таких как поведение других стран, от экономического контекста, важности интересов, которые хотят защитить или продвинуть.

Многие ученые высказывают озабоченность тем, что в последнее время недооценивается воздействие изменений климата и ошибочно прогнозируются возможные сроки проявления последствий этих изменений. Ученые в настоящее время ограничивают свою способность предсказать масштабы крайних климатических сдвигов, но считают – основываясь на исторических прецедентах, – что они не будут происходить плавно и ровно. Резкое сокращение допустимых выбросов СО2, вероятно, приведет к ущемлению быстрорастущих экономик, которые пока еще неэффективны, но и крупномасштабные пользователи в развитом мире, такие как Соединенные Штаты, также ощутят последствия запретов, и глобальная экономика может погрузиться в рецессию или даже в худшую, чем рецессия, ситуацию.

Глобальный сценарий номер два: октябрьский сюрприз

В следующем воображаемом отчете отсутствие глобального внимания к изменениям климата привело к крупным неожиданным воздействиям, мир оказался на новом уровне уязвимости. Ученые в настоящее время не уверены, достигли ли мы уже той точки, когда изменения климата ускорились и мы уже мало что можем изменить – включая уменьшение выбросов, – что могло бы смягчить результаты изменений, хотя бы и в долговременной перспективе. Многие ученые считают, что мы не узнаем о прохождении этой точки, пока не станет слишком поздно что-либо предпринимать. Неопределенность относительно скорости изменений и специфических уязвимостей и воздействий климатических изменений, вероятно, будет присутствовать в течение следующих 15–20 лет, даже в случае, если наши знания относительно изменений климата углубятся и сильно изменятся, как утверждают многие ученые.

Африка южнее Сахары: больше взаимодействия с миром и больше тревог

В 2025 году Африка южнее Сахары будет оставаться самым уязвимым регионом на планете с точки зрения вызовов экономике, давления растущего населения, гражданских конфликтов и политической нестабильности. Слабость государств и вызывающие тревогу отношения между государствами и обществами, возможно, замедлят позитивные изменения и перспективы региона в течение следующих 20 лет, если не произойдет продолжительного вовлечения международных организаций в дела региона, а время от времени и интервенций. Южная Африка будет оставаться самым стабильным и обещающим субрегионом как с политической точки зрения, так и с экономической.

Африка южнее Сахары продолжит оставаться главным поставщиком нефти, газа и металлов на мировые рынки и во все возрастающей степени будет привлекать внимание азиатских стран, включая Китай и Индию, ищущих доступа для товаров. Однако несмотря на увеличение глобального спроса на товары, возросшие доходы от разработки ресурсов не будут приносить пользы большинству населения и не будут иметь результатом какие-либо значимые экономические выигрыши. Неэффективная экономическая политика, коренящаяся в родовых интересах, и незавершенность экономических реформ, по всех вероятности, усилят как этнические, так и религиозные распри, а также преступность и коррупцию во многих странах. Правящие элиты, по всей вероятности, продолжат накопление значительных доходов и богатства, в то время как нищета будет сохраняться и даже усугубляться в сельских регионах и деградирующих урбанистических центрах. Раскол между элитами и населением, не принадлежащим к элите, вероятно, будет усугубляться, усиливая условия, которые могут генерировать ведущий к дальнейшим расколам политический и религиозный экстремизм.

К 2025 году ожидается, что население региона перевалит через 1 миллиард человек, невзирая на последствия ВИЧ/СПИД. Более половины населения будут составлять возрастные когорты до 24 лет, которые станут стремиться к физической безопасности и использовать экономические возможности, открывающиеся через внешнюю миграцию, связанную с конфликтами, изменениями климата или широко распространенной безработицей. Самые ранние эффекты глобальных изменений климата, включая нехватку воды и продовольствия, будут иметь место в Африке южнее Сахары в период до 2025 года.

Сегодня почти половина (23 из 48) стран в Африке южнее Сахары считаются демократическими, и большинство африканских государств находятся на пути к демократии, но страны с самым многочисленным населением в регионе и страны с самым высоким приростом населения могут сойти с этого пути и развернуться в противоположном направлении.

Хотя Африка уже взяла на себя многие обязанности по поддержанию мира и миротворчества, регион будет оставаться уязвимым для гражданских конфликтов и смешанных форм межгосударственных конфликтов – включая дробление вооруженных сил по этническим или иным основаниям, ограниченный контроль над приграничными районами, различные восстания или действия преступных групп, чьими жертвами будет становиться невооруженное гражданское население в соседних странах. Самые беспокойные с данной точки зрения регионы, включающие Конго (Киншаса), Конго (Браззавиль), Центрально-Африканскую Республику и Чад, находятся в Центральной Африке.

По контрасту с другими регионами мира отношение африканцев к Соединенным Штатам останется позитивным, хотя многие африканские правительства будут критично настроены к политике Соединенных Штатов по таким проблемам, как Ближний Восток, Куба, глобальная торговля. Африка продолжит оказывать давление в пользу реформы ООН и в пользу своего постоянного представительства в Совете Безопасности ООН.

Экстремальные погодные события – как описано в данном сценарии – могут произойти. Справиться с подобными событиями, частота которых возрастет, будет сложнее, если к ним добавятся другие физические воздействия климатических изменений, такие как растущая нехватка водных ресурсов, большее количество кризисов, связанных с нехваткой продовольствия. Все это станет предметом внимания политиков даже в случае, если реальные шансы на разрешение таких кризисов уменьшатся. В данном примере может быть рассмотрено перемещение Нью-Йоркской фондовой биржи в менее уязвимое место, но серьезное внимание должно быть уделено также перемещению других институтов – с целью обеспечить их бесперебойное функционирование. Хотя этот сценарий фокусируется на событии, которое произошло в Соединенных Штатах, другие правительства также оказываются застигнутыми врасплох природными катастрофами различного характера и испытывают ущерб от уменьшения прочности своих позиций. Из данного отчета следует, что усилия, направленные на смягчение последствий – дальнейшее сокращение выбросов от использования угля, – вряд ли изменят ситуацию, по меньшей мере в ближайшее время. Такой мир, в котором происходят потенциально значимые и важные перемещения, может представлять угрозу как для развитых, так и для развивающихся стран.

БЕЛЫЙ ДОМ

Запись в дневнике президента

1 октября 2020 года

Термин «октябрьский сюрприз» продолжает крутиться в моем сознании… Я догадывался, что он должен был наступить, но когда он действительно наступил, это было настоящим шоком. Некоторые из увиденных событий были подобны сценам из документальных кинохроник времен Второй мировой войны, только в этот раз действие происходило не в Европе, а в Манхэттене. Эти картины американских авианосцев и транспортных судов, эвакуирующих тысячи граждан после наводнения, все еще глубоко сидят в моем сознании. Почему сезон ураганов должен был совпасть с заседанием Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке? Ужасно само по себе, что это случилось; но вдвойне ужасно, что половина мировых лидеров были тут и стали свидетелями всего этого, хотя достаточное их количество мы эвакуировали авиацией или вывезли в целях их безопасности. Я пытаюсь разрешить проблему, на возникновение которой мы не рассчитывали, или, по крайне мере, надеялись, что она возникнет не так скоро. Большинство ученых считали, что худшие последствия изменения климата проявятся в этом столетии, но позже. К тому же, несмотря на предупреждения, можно было надеяться, что наступающий катаклизм, даже если нанесет удар прямо сейчас, не затронет какой-нибудь крупный город. Насколько я помню, большинство из моих советников после получения последних данных об изменениях климата считали, что вероятность этого довольно низка. Но мы были предупреждены, что следует децентрализовать наше энергопроизводство, усилить надежность нашей инфраструктуры, чтобы она могла выстоять против экстремальных погодных событий. Трагично, что мы не приняли во внимание этот совет. Мы выживем, но Уолл-стрит получил действительно тяжелый удар, и я не думаю, что Нью-Йоркская фондовая биржа возродится и начнет действовать так же оперативно, как после событий 11 сентября 2001 года. Проблема достаточно серьезна: начать с того, будет ли она все еще Нью-Йоркской фондовой биржей, хотя вообще-то ей следовало бы сменить свое название на «Гарден-Стейтская (Нью-Джерси) фондовая биржа», если бы это не было таким ударом по гордости ньюйоркцев!

Дело не в том, что произошло именно данное событие. Честно говоря, проблема заключается вообще в нашем отношении к глобализации. Когда я говорю «нашем», я в действительности имею в виду элиту, или даже маленький круг лидеров всего мира. Мы все фокусировали наше внимание на стимулировании и поддержании все большего экономического роста. У нас есть много оснований для гордости в этом отношении. Мы избежали уступок требованиям протекционистов и смогли вновь активизировать торговые маршруты. Но мы оказались не подготовленными в достаточной степени к тем жертвам, которых требует безответственный экономический рост от природной окружающей среды. Нью-йоркская катастрофа могла бы быть предотвращена определенными мерами, предпринятыми 20 лет назад, но что мы оставляем в назидание будущим поколениям? Мы все еще полагаем, что технологии придут нам на помощь, но пока что мы так и не нашли решающей проблему «серебряной пули», и выбросы углерода продолжают увеличиваться.

Чего мы так и не поняли, так это того, что общественность в нескольких странах, как оказалось, опережала лидеров в понимании чрезвычайности ситуации, или по меньшей мере она имела лучшее представление о необходимости смены приоритетов. Общественность раньше стала сторонницей производства энергии на основе возобновляемых источников, использования чистых водных технологий, использования улучшенных интернет-технологий, чтобы избежать концентрации людей там, где эти скопления делают их уязвимыми для экстремальных погодных событий. Европейцы, конечно, были в массовом порядке лидерами в энергетической эффективности, они даже были готовы пожертвовать ростом, но без экономического роста оказались неспособны создавать высокооплачиваемые рабочие места.

В Китае, напротив, оказалось слишком много покладистых закадычных друзей капитализма. Не совсем ясно, например, как Компартия Китая (КПК) переживет скандалы в связи с прорывами дамб и их разрушительными последствиями. Пару десятилетий назад я бы даже не подумал, что такое возможно. В то время тамошняя общественность была настолько благодарна за материальные блага, вытекающие из ведущих в ад усилий Китая по модернизации, что народ Китая прощал лидерам почти все. Теперь ситуация изменилась. Средний класс хочет чистого воздуха и воды. Им не нравится ущерб окружающей среде, который стал ценой за быструю модернизацию, коррупция, которая перемигивается с американскими поставщиками оборудования по углеродной очистке оборудования для использующих сжигание угля электростанций. Партия также расколота. Половина озабочена замедлением постоянного, игнорирующего окружающую среду роста, что может оказаться разрушительным для страны, если рабочие места не будут создаваться такими же темпами, как ранее. Другая половина понимает трудности и более склонна прислушиваться к изменяющимся приоритетам среднего класса. Я бы не удивился, если бы 100 тысяч человек, погибших во время последнего разрушения дамб, оказались последней чертой, за которой легитимность власти КПК была бы сломлена, поскольку трагедия увязывается с обвинениями в коррупции высших партийных чиновников.

Самые бедные страны пострадали больше всего от нашего пассивного подхода к глобализации. Я помню, что мы вели переговоры в течение определенного времени о том, что спасательные операции охватывают далеко не всех и что необходимо что-то сделать в этом направлении. Но мне показалось, что господствующим было мнение, что лучше всего, если Билл Гейтс, неправительственные организации и другие займутся этой проблемой. Конечно, каждая из сторон должна быть вовлечена в решение проблемы. Но неправительственные организации не могут осуществлять миротворческие операции. Государства в некоторых вопросах также должны взять на себя ответственность. Большинство из этих стран не имеют никаких шансов без сильного внешнего вмешательства. Тот факт, что, имея технологии очищения воды, мы никак не можем найти способы доставки их самым нуждающимся, лишь делает и без того плохие последствия изменений климата еще худшими.

По мере быстрого изменения климата мы сталкиваемся с еще большим количеством проблем – хотя и разрешимых в принципе – с поддержанием достаточного производства сельскохозяйственной продукции. Более опасным вызовом, нежели задача увеличения урожаев, является тот факт, что изменение обычных погодных закономерностей означает, что некоторые области просто не могут содержать и прокормить себя. Люди мигрируют в города, но их инфраструктура недостаточна, чтобы содержать увеличивающееся как на дрожжах население. Это, в свою очередь, сеет семена социальных конфликтов, которые блокируют любые меры по улучшению управления и фактически углубляют кризис, создавая тем самым порочный круг. Я насчитываю примерно 20 стран, находящихся в таком положении.

Проблема заключается в том, что некоторые из этих стран не являются небольшими, геополитически незначительными странами. На некоторые из них, такие как Нигерия, мы в развитом мире полагаемся в плане получения необходимых ресурсов. В связи с расширяющимся опустыниванием на севере происходит «разогрев» религиозных столкновений между мусульманским и христианским населением. Новая гражданская война, аналогичная прошлой войне вокруг провозглашения Биафры, на этот раз по линиям Север – Юг, не является такой уж немыслимой.

Мы много говорим об этих проблемах на совещаниях высшего уровня крупнейших 14 государств G14 и по факту начали проводить учения по совместному сценарию, но сделать что-либо относительно приближающейся грозовой тучи все еще выше наших возможностей. Моя последняя мысль для записи в этот дневник, перед тем как я должен приветствовать официальных лиц, переброшенных прямо с приема Генеральной Ассамблеи ООН на борт авианосца: прогнозы и цифры роста никуда не годятся. Накопление катастроф нуждается в расчистке, таяние вечной мерзлоты, снижение урожаев в сельском хозяйстве, растущие проблемы для здоровья населения и другие аналогичные проблемы требуют чудовищных жертв, намного больших, нежели мы ожидали 20 лет назад.

Предпосылки этого сценария:

Национальные государства принимают стиль мышления, где приоритетом является принцип «рост – прежде всего», ведущий к широкому распространению пренебрежения окружающей средой и ее деградации.

Правительства, в особенности те, в которых ощущается недостаток подотчетности обществу («транспарентности»), теряют легитимность по мере того, как они перестают справляться с проблемами окружающей среды и другими бедствиями.

Так и не найдена, несмотря на значительный прогресс в технологиях, технологическая «серебряная пуля», способная поразить и остановить последствия изменений климата.

Попытки найти решение проблем окружающей среды в национальных рамках являются кратковременными и неадекватными.

Глава 5 Растущий конфликтный потенциал

В настоящее время мы обладаем огромным конфликтным потенциалом, как межгосударственным, так и внутригосударственным, который в течение следующих 15–20 лет возрастет в больших масштабах, нежели мы ожидали в докладе «Контуры мирового будущего», прежде всего в районе Большого Ближнего Востока. Значительные части региона станут менее нестабильными, чем сегодня, и более похожими на другие части планеты, например на такие, как Восточная Азия, в которых доминируют экономические цели. Однако прочие территории региона будут оставаться вполне созревшими для возникновения конфликтов. Сочетание растущих и открытых экономик и продолжающейся авторитарной политики создает потенциал для социального возмущения, гражданской войны и межгосударственных конфликтов. К 2025 году ядерные амбиции Ирана, вероятно, станут более определенными в том или ином аспекте, и страны региона устремятся в сторону гонки вооружений или найдут иной путь в своих попытках упрочить безопасность в регионе. Хотя мы уверены, что привлекательность «Аль-Каиды» и других международных террористических групп уменьшится за 15–20 лет, но силы, готовые спонсировать их поддержку, продолжат свое существование, представляя постоянную угрозу, особенно в силу ожидаемой большей доступности смертельных технологий.

Сокращение дуги нестабильности к 2025 году?

В нашем предыдущем докладе «Контуры мирового будущего» мы допускали, что страны, наиболее подверженные конфликтам, образуют огромную дугу нестабильности, простирающуюся от региона южнее Сахары в Африке через Северную Африку на Ближний Восток, Балканы, Кавказ, Южную и Центральную Азию и часть Юго-Восточной Азии. Сегодня некоторые части этой дуги испытывают возрастающую экономическую активность, включая средний и высокий уровни увеличения ВВП, претерпевают медленные, но заметные экономические реформы, в них есть развивающиеся финансовые рынки, высокий уровень внешних и межрегиональных инвестиций и соответствующее распространение технологий, происходит развитие новых торговых коридоров. В среднесрочной и долгосрочной перспективе возросшие темпы роста, вероятно, замедлятся, если цены на энергоносители останутся высокими, но не настолько высокими, чтобы они оказали депрессивное воздействие на другие регионы. Понимание возросшей уязвимости к систематическим изменениям на мировых энергетических рынках также может послужить стимулом к дальнейшим реформам в экономике, включая большую ее диверсификацию в богатых энергоресурсами странах.

Для режимов, осуществляющих экономические изменения, это будет означать выверенный баланс между императивами стимулирования экономического роста и поддержанием авторитарной власти. Хотя некоторые режимы смогут успешно разрешить эту задачу, шансы таковы, что только одно или два государства станут подлинными демократиями, одно или два в результате будут охвачены гражданскими беспорядками и конфликтами в силу того, что лидеры неправильно рассчитают плюсы и минусы или начнут игру, которая не стоит свеч.

Растущий риск ядерной гонки вооружений на Ближнем Востоке

Некоторое число государств в регионе уже задумываются о том, чтобы развивать или приобрести ядерные технологии, которые нужны для производства ядерного оружия. В течение следующих 15–20 лет решение Ирана относительно своей ядерной программы может вызвать ответную реакцию, и ряд государств региона также интенсифицируют свои усилия по ускоренному созданию ядерных вооружений. Это внесет новые и более опасные измерения в процесс вероятной усиливающейся конкуренции за региональное влияние, среди прочего – соперничество за влияние шиитов в Иране и суннитского большинства в странах, граничащих с Ираном. Одновременно будет подстегнуто соревнование внешних для региона держав, стремящихся сохранить доступ к запасам энергоресурсов и продолжить продажу обычного, но модернизированного и современного вооружения в обмен на усиление политического влияния, а также в обмен на энергетические договоренности и соглашения.

Не является неизбежным… Исторически многие государства имели амбиции в области ядерных вооружений, но не все смогли пройти всю требуемую дистанцию. Государства могут стремиться обеспечить технологическую способность к производству ядерного оружия в большей степени, нежели в действительности желать производить такое оружие. Технологические препятствия и желание избежать политической изоляции, добиться большей интеграции в глобальную экономику в состоянии мотивировать Тегеран к отказу от оснащения ядерным оружием. Однако даже иранская способность производить ядерное оружие может ускорить такие региональные реакции, которые способны оказать дестабилизирующее воздействие.

Если Иран будет развивать собственное ядерное оружие, или в регионе увидят, что он скрытно приобрел потенциал производства такого оружия, другие страны региона могут принять решение не стремиться к аналогичным достижениям. Однако более вероятно, что ряд соседей Ирана начнут рассматривать развитие ядерной программы или скрытую способность Ирана производить ядерное оружие как экзистенциальную угрозу, чреватую неприемлемым фундаментальным сдвигом мощи в регионе, и будут стремиться найти компенсирующий эту угрозу выход. Гарантии безопасности со стороны ядерных держав, которые региональные державы нашли бы заслуживающими доверия, могут быть оценены ими как достаточный ответ на иранскую способность к созданию ядерных вооружений. Но, вероятно, сложно ожидать, что такие гарантии удовлетворят всех, кто озабочен перспективами ядерного Ирана.

„.Но потенциально опаснее холодной войны. Реальная перспектива того, что ядерное оружие может поощрить Иран к стимуляции еще большей нестабильности и станет спусковым механизмом для сдвига в балансе влияния и власти на Ближнем Востоке, является важнейшей причиной обеспокоенности арабских стран региона и может стать силой, подталкивающей некоторые из них к обладанию собственным ядерным оружием сдерживания. Растущая способность Ирана к производству ядерного оружия уже отчасти привела к росту интереса к ядерной энергетике на Ближнем Востоке и питает озабоченность возможностью ядерной гонки вооружений в регионе. Турция, ОАЭ, Бахрейн, Саудовская Аравия, Египет, Ливия проявляли или проявляют интерес к строительству новых объектов ядерной энергетики. Будущая демонстрация Ираном его ядерных возможностей, которая усиливает восприятие его намерений и способностей развивать ядерное оружие, потенциально может дать дополнительный импульс ряду государств для того, чтобы инициировать собственные ядерные программы вооружений.

Безъядерная Корея?

Вероятно, к 2025 году мы сможем увидеть объединенную Корею – если не объединенное государство, то какую-либо форму Северо-Южной конфедерации. Пока дипломаты работают над тем, чтобы прекратить северокорейские ядерные программы, конечная диспозиция корейской ядерной инфраструктуры и возможностей ко времени объединения останется неопределенной. Однако новая объединенная Корея, борющаяся с огромным финансовым бременем реконструкции, будет, вероятно, более склонна к принятию иностранной помощи и экономической поддержки, если обеспечит денуклеаризацию полуострова; возможно, это будет осуществлено в той же форме, что и на Украине после 1991 года. Рыхлая конфедеративная Корея может осложнить усилия по ядерному разоружению. Другие стратегические последствия, которые, вероятно, будут вытекать из процесса объединения Кореи, включают в себя перспективы выхода на новый уровень сотрудничества основных держав с тем, чтобы контролировать новые опасные вызовы, такие как ядерное разоружение, демилитаризация, регулирование потоков беженцев, финансирование восстановительных работ.

«Вероятно, к 2025 году мы сможем увидеть объединенную Корею – если не объединенное государство, то какую-либо форму Северо-Южной конфедерации».

Нет определенности в том, что тот тип стабильных сдерживающих отношений, который существовал для большинства в годы холодной войны, может естественным образом возникнуть на Ближнем Востоке при возросшем числе государств, способных производить ядерное оружие. Обладание ядерным оружием может восприниматься как гарантия безопасного развертывания военных действий либо даже как гарантия нападения с помощью обычных вооружений, но с учетом ненарушения и непересечения определенных «красных линий» в большей мере, нежели эпизодическое подавление или прекращение конфликтов низкой интенсивности и терроризма. Каждый такой инцидент между обладающими ядерным орудием государствами, однако, будет иметь потенциал для ядерной эскалации конфликта.

Продолжающееся распространение потенциала к созданию ядерных вооружений среди государств Ближнего Востока, где несколько стран в течение следующих 20 лет столкнутся с унаследованными от прошлого вызовами, также усилит новую озабоченность относительно способности слабых государств сохранять контроль над своими ядерными технологиями и арсеналами. Если количество стран, обладающих потенциалом производства ядерного оружия, увеличится, то увеличится и количество стран, потенциально желающих обеспечить ядерную поддержку другим странам или террористам. Вероятность краж ядерных материалов или диверсий с ядерным оружием или технологиями также увеличится. Наконец, достаточное количество стран могут прийти к решению попытаться создать у себя потенциал для производства ядерного оружия в ответ на иранский потенциал. Страны вне региона также могут начать осуществление своих собственных программ производства ядерных вооружений.

Новые конфликты за обладание ресурсами? Возрастание потребности в энергии для растущего населения и экономики могут поставить вопрос о доступе к источникам энергии, надежности снабжения и доступности относительно дешевых энергоносителей. Может возникнуть ситуация, когда возрастет напряженность между странами, конкурирующими за ограниченные ресурсы, особенно если это сопровождается возросшей политической неразберихой на Ближнем Востоке и общей потерей уверенности в способности рынков удовлетворять возросшие потребности. Национальные компании могут поставить под контроль львиную долю мировых запасов углеводородного сырья, что может привести к дальнейшему переплетению взаимоотношений государственной политики и энергетики с геополитической озабоченностью.

Осознание нехватки энергии подтолкнет страны к тому, чтобы предпринять действия, способные обеспечить доступ к энергетическим запасам в будущем. В худшем случае это может привести к межгосударственным конфликтам, если лидеры правительств будут оценивать гарантированный доступ к энергоресурсам как важное условие для поддержания внутренней стабильности и выживания режима. Однако даже действия, не переходящие грань войны, будут иметь важную геополитическую подоплеку, так как государства будут следовать стратегии, исходящей из предположения, что существующие энергетические запасы не смогут удовлетворить растущие потребности в энергии. Соображения энергетической безопасности уже вынуждают такие страны, как Китай и Индия, покупать доли в месторождениях энергоносителей, а развивающаяся конкуренция во все большей мере поддерживается их военным потенциалом, что ведет к нарастанию напряженности и даже к конфликтам. Страны, испытывающие дефицит энергии, могут использовать переброску оружия, критически важные технологии, обещания политического и военного союзничества как побудительную силу для учреждения стратегических взаимоотношений со странами – производителями энергетических ресурсов.

Центральная Азия стала ареной интенсивной международной конкуренции за доступ к энергии. Хотя Россия и Китай в настоящее время осуществляют сотрудничество с целью уменьшения возможности влияния на регион внешних держав, особенно Соединенных Штатов, конкуренция в Центральной Азии между ними может возрасти, если в будущем Россия попытается вмешаться в отношения Китая со странами региона или в случае более агрессивного поведения Китая, ориентированного на получение доступа к запасам энергоносителей в районах бывшего Советского Союза.

Будущее развитие новых технологий бурения может создать новые возможности для разведки и эксплуатации ранее не исследованных сверхглубоких нефтяных залежей. Однако такие залежи могут находиться в регионах, принадлежность которых к той или иной стране оспаривается, как, например, в Азии или в Арктике, создавая тем самым потенциал для конфликтов.

Озабоченность гарантированным в перспективе доступом к запасам энергии способствует повышенной конкуренции на море. Несмотря на растущее число проектируемых нефтепроводов, в 2025 году азиатские страны сохранят свою зависимость от морских поставок энергии и от поставщиков на Ближнем Востоке. Растет озабоченность относительно будущей безопасности мореплавания в зоне, простирающейся от Персидского залива на восток и в Юго-Восточную Азию. Забота о безопасности мореплавания подкрепляет необходимость ряда морских проектов в регионе – строительства флота и модернизационных усилий, таких как развитие Китаем и Индией военно-морского потенциала для защиты имеющего критическое значение имущества и собственности, чтобы сделать безопасным доступ к ресурсам. Другие национальные военно-морские флоты на Ближнем Востоке и в Азии не смогут в 2025 году заменить военно-морской флот Соединенных Штатов, играющий роль основного защитника стратегических морских маршрутов и коммуникаций, но сам процесс создания военно-морских сил может привести к возрастанию напряженности, соперничеству и попыткам создания противовесов.

Ближний Восток / Северная Африка: экономика ведет к переменам, но влечет большой риск нестабильности

Ближний Восток и Северная Африка (БВСА) останутся в 2025 году геополитически важными регионами в силу важности нефти для мировой экономики и угроз дестабилизации, исходящих отсюда. Будущее региона будет зависеть от того, как лидерам удастся распорядиться нефтяными скважинами, справиться с демографическими изменениями и давлением в пользу политических изменений, а также срегиональными конфликтами.

В позитивном сценарии, согласно которому экономический рост станет более органичным и укорененным, непрерывным и защищенным, лидеры региона сделают выбор в пользу инвестиций в регион, реализации экономической, образовательной, социальной политики, которая будет благоприятствовать большему росту, выдвинут предложения по проведению политических реформ, которые усилят власть умеренных – и, вероятно, исламских – политических партий, начнут работу по разрешению региональных конфликтов, приступят к реализации соглашений по вопросам безопасности, способных помочь в предотвращении нестабильности в будущем.

• В более негативном сценарии лидерам не удастся подготовить растущее население своих стран к продуктивному участию в мировой экономике, авторитарные режимы будут крепко держаться за власть, станут более репрессивными, региональные конфликты останутся неразрешенными, а фоном будут служить растущее население и недостаток ресурсов.

Демографически некоторое количество ближневосточных и североафриканских стран находятся в том же положении, в каком находились Тайвань и Южная Корея перед своим рывком в конце 1960-х и в 1970-х годах. В течение последних примерно 15 лет число экономически активного населения (в возрасте 15–64 лет) в таких странах, как Египет, превысит число экономически зависимого населения намного в большей мере, чем в каком-либо другом регионе. Эта разница даст возможность ускорить экономический рост при соответствующей экономической и социальной политике правительства на местах. Наиболее благоприятные перспективы для этого имеются в странах Северной Африки и государствах Персидского залива.

• Иностранные инвестиции, многие из которых формируются внутри региона, усилят взаимную интеграцию арабских экономик и дадут импульс частному сектору. Наиболее многообещающие для создания рабочих мест отрасли, вероятно, будут созданы в сфере услуг, что направит развитие региона в иное русло, нежели то, в котором развивается Восточная Азия.

Чтобы максимизировать потенциал роста, правительства стран БВСА должны будут улучшить свои системы образования, иметь возможность выпускать технически более квалифицированную рабочую силу и поощрять граждан, привыкших к занятости в общественном и государственном секторах, к принятию требований и непостоянству частного сектора. (Восточноазиатские экономики смогли прийти к процветанию лишь в результате предпринятых правительствами усилий по быстрому улучшению качества рабочей силы посредством всеобщего образования и развития ориентированной на экспорт промышленности.)

В других регионах интеграция молодежи в рабочую среду в сочетании с падением рождаемости и снижающимся демографическим приоритетом молодежи создала условия для демократизации. Специалисты из сферы социальных наук обнаружили, что по мере растущей доли населения, принимающего участие в работе системы, ранее авторитарные государства, такие как Тайвань и Южная Корея, получают возможность начать эксперименты по политической либерализации. Важный кластер североафриканских государств – Алжир, Ливия, Марокко, Египет, Тунис – имеют потенциал реализовать такую сцепку демографии и демократии в период до 2025 года, хотя все еще остается неясность относительно того, используют ли эти авторитарные режимы открывшиеся возможности для либерализации.

Двухуровневый мусульманский мир? Хотя западная парадигма, отделяющая религиозную власть от светской, все еще не является в должной мере влиятельной в мусульманском обществе, больший упор на экономику, и, что очень важно, большее участие женщин в трудовой деятельности способствует развитию новых форм прогрессивного ислама. Это не означает, что экстремистские разновидности его исчезли, в краткосрочной перспективе они даже могут выиграть от тех тревог, которые влекут изменяющаяся роль женщин и альтернативные модели семьи. Но с течением времени меньшая плодовитость укрепит религиозную и политическую стабильность, и если секуляризация в Южной Европе может быть ориентиром, то к 2025 году могут укорениться модернизированные версии ислама.

Переориентация политического недовольства в исламский дискурс – вариант глобального возрождения религиозной идентичности после окончания холодной войны – и усилия государств по манипуляции течениями ислама к 2025 году усилят доминирование ислама в ближневосточной политике и обществе. В результате давление в пользу большего политического плюрализма, вероятно, усилит роль исламских политических партий, получит импульс переосмысление проблемы взаимоотношения ислама и политики, в частности вопроса о том, как они должны взаимодействовать и влиять друг на друга; в ходе этих процессов будут иметь место значительные социальные и политические выступления, генерируемые самими этими процессами. Даже если некоторые государства будут либерализованы, то другие могут потерпеть на этом пути неудачу: демографический приоритет молодежи, глубоко укорененные в обществе конфликты, ограниченные перспективы экономического развития, по всей вероятности, удержат Палестину, Йемен, Афганистан, Пакистан и другие страны в категории стран с наивысшими рисками. Избыток и перехлестывающие через край волнения в этих государствах повышают вероятность того, что импульсы в направлении большего процветания и политической стабильности, распространяющиеся в регионе, могут натолкнуться на подводные камни. Успех усилий по управлению региональными конфликтами и их разрешению, а также развитие архитектуры безопасности помогут стабилизировать регион и окажутся главными детерминантами способности государств развивать собственные экономики и осуществлять политические реформы.

Разрешение сирийского и палестинского конфликтов с Израилем особенно способно расширить идеологический и политический диалог с секулярными и исламистскими кругами, подтачивая традиционный предлог для содержания крупных военных сил и ограничения свобод. Это помогло бы в целом смягчить религиозные и этнические распри в регионе.

Траектория развития Ирана также, вероятно, будет иметь длительное воздействие на регион, изменяя ситуацию к лучшему или к худшему. Беспокойный режим в Иране, националистическая идентичность, двойственность и амбивалентность в отношении Соединенных Штатов сделают неровным и опасным переход этого государства, играющего роль регионального диссидента, на позиции страны, принимающей участие в мировых событиях и разделяющей ответственность. Хотя планы Ирана, ориентированного на региональное лидерство, включая его ядерные амбиции, вряд ли изменятся, его региональная ориентация будет испытывать внешнее и внутреннее давление по направлению к реформам. Например, Иран видит желательным усиление своего влияния наряду с влиянием Запада в Ираке и в Афганистане и поддерживает прогресс в переговорах по проблеме арабо-израильского урегулирования, что, ослабляя связи Ирана и Сирии, удовлетворяет политических союзников Ирана. В свою очередь такие шаги стимулируют принятие мер по обеспечению безопасности и являются инструментом давления на Иран в трансформации его региональной роли. Политическое согласие с Ираном с целью дальнейшего развития его значительного экономического потенциала (которому могут способствовать недовольство масс коррупцией и неэффективным управлением экономикой, падение энергетической ренты) может стать дополнительной движущей силой, способной сдвинуть нестабильную политику Ирана влево, стать стимулом для изменения политики Ирана. Это способствовало бы снятию санкций в отношении Ирана со стороны США и других стран.

Растущая озабоченность безопасностью морского судоходства может создать возможности для международного сотрудничества в защите важнейших морских маршрутов. Взаимная подозрительность относительно намерений стран, создающих военно-морскую мощь, делает их потенциальными региональными соперниками. Аналогичный эффект имеет создание блоков, исключающих участие в них ключевых игроков, это также подрывает усилия, направленные на упрочение международного сотрудничества.

В Азии может начаться гонка военно-морских вооружений как ответ на дальнейшее развитие Китаем своего потенциала военно-морской державы. Гонка морских вооружений может быть ускорена созданием потенциала, достаточного для того, чтобы блокировать доступ такого вооружения, как подводные лодки, вооруженные средствами нападения, или противокорабельные ракеты большого радиуса действия. Пекин, стремящийся к расширению своего политического влияния в регионе и наращивающий возможности сорвать любые попытки отрезать его от поставок энергоносителей морем, угрожая способностью ответно блокировать любую морскую торговлю, именно так будет расценивать все подобные действия.

Энергетическая безопасность

Другие возможные примеры милитаризации проблемы энергетической безопасности

Государства используют свой контроль над энергоресурсами как орудие политического давления и влияния. Россия стремится занять позиции, которые позволили бы контролировать энергоснабжение и транспортные сети, ведущие из Европы в Восточную Азию. Это позволило бы Москве использовать свой контроль над энергопотоками для поддержки российских интересов и усиления своего влияния. Угрозы, которые представляют терроризм и пиратство для энергопроизводства и транзита. Публичные заявления, сделанные лидерами «Аль-Каиды», свидетельствуют о том, что террористы заинтересованы в нанесении ударов по предприятиям нефтедобычи в Персидском заливе. Защита нефте– и газопроводов, оборудования, судоходства от атак террористов будет ключевой заботой и миссией вооруженных сил. Внутренняя нестабильность и конфликты внутри стран – стратегических производителей энергии и стран-экспортеров. Этническое и политическое насилие и активность преступных группировок в настоящее время угрожают значительной части нефтепроизводства, например в Нигерии. Крах государственности в стране – ключевом производителе энергии может потребовать вооруженной интервенции внешних держав для стабилизации энергетических потоков.

Изменение климата вряд ли сможет стать непосредственным спусковым механизмом межгосударственной войны, но может привести к повышению уровня взаимных межгосударственных обвинений и, возможно, стать прелюдией к вооруженному конфликту низкой степени интенсивности. По мере превращения воды во все более дефицитный ресурс в ряде регионов сотрудничество как внутри стран, так и между различными государствами по вопросам водных ресурсов становится все более трудным и напряженным и все менее вероятным. К таким регионам можно отнести район Гималаев, питающий важнейшие реки Китая, Пакистана, Индии и Бангладеш; израильско-палестинские территории; территории вдоль берега реки Иордан (Израиль, Иордания); и Ферганскую долину в Центральной Азии. Однако подобные жуткие сценарии не являются неизбежными даже в условиях худших, нежели ожидаемые климатические изменения и вытекающие из них эффекты. Экономическое развитие, распространение новых технологий и прочные новые механизмы международного сотрудничества, созданные для реагирования на изменения климата, могут способствовать более интенсивному глобальному сотрудничеству.

Терроризм: хорошие новости и плохие новости

Маловероятно, что терроризм исчезнет к 2025 году, но его притягательная сила могла бы уменьшиться, если бы продолжился экономический рост, а молодежная безработица на Ближнем Востоке сократилась. Экономические возможности для молодежи и больший политический плюрализм, возможно, могли бы переубедить некоторых из тех, кто готов присоединиться к террористам, но другие, мотивированные самыми разными факторами, такими как стремление отомстить или стать мучениками, продолжат прибегать к насилию для достижения своих целей.

«Тем террористическим группам, которые продолжат свою деятельность в 2025 году, распространение технологий и научных знаний даст самые опасные в мире возможности, какие они только могут получить».

• В условиях отсутствия возможностей получения работы и легальных средств для выражения своих политических позиций будут созревать условия для разочарования, роста радикализма и возможной вербовки молодежи в ряды террористических групп.

• Группы террористов и повстанцев в 2025 году будут, вероятно, сочетать в себе как преемников давно созданных объединений, которые унаследуют организационные структуры, командование и процедуры контроля, тренировки, необходимые для осуществления очень высокотехнологичных атак, так и вновь возникшие объединения людей, обозленных и лишенных гражданских прав, подверженных процессам саморадикализации.

По мере возникновения беспорядков и социальных столкновений, генерируемых нехваткой ресурсов, плохим качеством управления, этническим соперничеством или деградацией окружающей среды – все это имеется в больших масштабах на Ближнем Востоке, – будут сохраняться благоприятные условия для распространения радикализма и повстанческих движений. Радикализм в будущем сможет подпитываться глобальными коммуникациями и массмедиа. Увеличивающаяся взаимокоммуникабельность облегчит объединение индивидов вокруг общих дел, выведет за рамки национальных границ, сформирует новые когорты обозленных, подавленных, лишенных прав. В некоторых ситуациях эти новые сети смогут действовать как силы, оказывающие позитивное давление на правительства посредством ненасильственных действий, побуждая их обратиться к проблемам несправедливости, нищеты, воздействия изменений климата и к другим социальным проблемам. Другие группы, однако, могут использовать сети и глобальные коммуникации для вербовки и тренировки новых членов, для распространения радикальных идеологий, управления их финансами, манипулирования общественным мнением и координации атак.

Другое использование ядерного оружия

Риск использования ядерного оружия в течение следующих 20 лет хотя и остается очень низким, возможно, возрастет в результате действия нескольких сходящихся в одной точке трендов. Распространение ядерных технологий и знаний генерирует озабоченность потенциальным возникновением новых государств, обладающих ядерным оружием, приобретением ядерных материалов группировками террористов. Продолжающиеся столкновения низкой интенсивности между Индией и Пакистаном постоянно генерируют страх перед призраком худшего исхода, опасения, что подобные события могут привести к эскалации более широкого конфликта между двумя ядерными державами. Возможность в будущем разрушительной смены режима или краха ядерной державы (типа Северной Кореи) также ставит в повестку дня вопросы, касающиеся способности слабых государств контролировать и обеспечивать безопасность своих ядерных арсеналов.

Кроме этих давних тревог ядерное табу могут подвергнуть эрозии и новые политико-военные изменения. Перспектива, что вооруженный ядерным оружием Иран сможет распространить ядерную гонку вооружений на весь Большой Ближний Восток, создает новые вызовы безопасности в регионе, и без того склонном к конфликтам. Эта угроза усиливается в сочетании с распространением ракетных систем дальнего радиуса действия. Более того, приобретение в будущем ядерного оружия государствами со слабым управлением и неразвитыми процедурами контроля и охраны повышает вероятность случайного или несанкционированного использования ядерного оружия. Асимметрия в будущем потенциалов обычного вооружения между возможными соперниками также может подтолкнуть слабые государства к тому, чтобы рассматривать ядерное оружие как необходимое и оправданное оружие защиты, противостоящее угрозе всеобщего нападения с применением обычных вооружений. В таких случаях защищающаяся держава может попытаться ограничить потенциал эскалации конфликта, применив, например, испытание ядерного оружия, чтобы сигнализировать о своей решимости сдержать агрессию, или ограничив использование ядерных вооружений для защиты своей собственной территории. Варианты атак ограниченного физического разрушения, например, с использованием очень ограниченного по мощности оружия или ядерных взрывов на очень большой высоте, нацеленных на разрушение информационных сетей противника (посредством электромагнитного эффекта от взрыва), могут способствовать дальнейшей эрозии табу на применение ядерных вооружений и немедленной переоценке уязвимых точек вооруженных сил, оснащенных обычным вооружением.

Если ядерное оружие в следующие 15–20 лет будет использовано с большим разрушительным эффектом, то международная система будет потрясена, поскольку это событие будет сопровождаться немедленными гуманитарными, экономическими, военно-политическими последствиями. Как отреагирует мир в продолжительной перспективе на еще одно использование ядерного оружия, будет, вероятно, зависеть от контекста, в котором такое оружие будет использовано. Превалирующие взгляды таковы, что прежде всего рассматривается вопрос о том, может ли быть оправдано использование ядерного оружия, уровень причиненных его использованием разрушений. Распространение взглядов о «полезности» ядерного оружия может вызвать глобальную реакцию относительно режима нераспространения и ядерного разоружения.

Использование террористами ядерного оружия или эскалация конфликта между двумя ядерными державами, например такими, как Индия и Пакистан, могли бы ярко продемонстрировать опасность ядерных вооружений, придать убедительности призывам к ядерному разоружению и вдохнуть новую энергию в усилия по нераспространению ядерных вооружений и в антитеррористические мероприятия. Успешное испытание ядерного оружия или использование его для блокирования либо прекращения нападения с применением обычных вооружений, с другой стороны, могло бы расширить число сторонников полезности ядерных вооружений для защиты территориального суверенитета, увеличить давление в пользу распространения этого оружия в странах, которые не обладают ни сильной армией с обычным вооружением, ни надежными гарантиями собственной безопасности. В любом случае использование ядерного оружия в будущем могло бы вызвать значительные геополитические сдвиги, поскольку ряд стран попытались бы учредить или усилить обеспечивающие безопасность альянсы с существующими ядерными державами, в то время как другие потребовали бы глобального ядерного разоружения. В Европе, например, могли бы возникнуть разногласия между некоторыми странами Западной Европы, поддерживающими ядерное разоружение, и странами Европы Восточной, которые могут все еще опасаться ядерных арсеналов России.

В качестве позитивной новости о терроризме можно заметить, что поддержка террористических сетей в мусульманском мире имеет тенденцию к спаду. Чтобы преуспеть, террористические группы должны иметь большое количество пассивных сторонников, которые симпатизируют целям террористов. Уменьшение их количества является ключевым условием сокращения поддержки и популярности терроризма в обществах. Анализ коммуникаций террористов внутри групп выявляет тот факт, что они оценивают себя как силу, «проигрывающую битву» с материалистическими ценностями западного мира. Исследование и анализ джихадистских веб-сайтов показывает растущую массовую неудовлетворенность наличием жертв среди гражданского населения – особенно среди единоверцев-мусульман – в результате действий террористов.

Почему волна терроризма, поднятая «Аль-Каидой», может сойти на нет

В условиях празднования «Аль-Каидой» своего 20-летнего юбилея большинство экспертов утверждают, что борьба против нее будет продолжаться бесконечно, называя это «долгой войной». Другие эксперты, изучавшие волны терроризма в прошлом, уверены, что «Аль-Каида» – это, по стандартам терроризма, стареющая группа, и она начинает испытывать действие собственных стратегических слабостей, которые могут вызвать ее упадок и маргинализацию, возможно, укоротив жизненный цикл всей исламской террористической волны.

Волна террора – это цикл активности, который может длиться до 40 лет, характеризуясь при этом фазами экспансии и сжатия: подъемом, расширением волны насилия, отливом. Концепция террористической волны была развита профессором Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе Дэвидом Раппопортом, и она дает базу для сравнительного анализа террористических движений. В каждой из волн в ряде стран осуществляется схожая террористическая активность, движимая общим видением – таким как анархизм, марксизм, национализм или исламский экстремизм. Террористические группы, которые формируются на гребне каждой волны, обычно распадаются до того, как спадает волна как таковая, и их упадок способствует разрушению самой волны. Слабость «Аль-Каиды» – недостижимые стратегические цели, неспособность привлечь широкую массовую поддержку, саморазрушительные акции – может стать причиной упадка раньше, чем ожидают многие.

Исследования показывают, что стратегические цели террористов имеют два вида изъянов. Есть цели, которые представляют угрозу существующему политическому порядку, на которые ориентированы жесткие антитеррористические меры, и цели, которые рассматриваются как недостижимые и не имеющие отношения к решению проблем, поэтому они привлекают минимум внимания элит и населения в целом. Две главные цели «Аль-Каиды» – создание глобального исламского халифата и устранение влияния Соединенных Штатов и Запада на «изменнические» режимы – имеют высший приоритет в глазах существующих мусульманских правительств, и именно на них направлены активные контртеррористические мероприятия.

• Мало что свидетельствует о том, что широкие массы мусульман верят в то, что эти цели являются реалистичными, или что, если бы они были достигнуты, это решило бы практические проблемы безработицы, бедности, плохого качества образовательных систем или плохо работающих правительств.

Несмотря на симпатии к некоторым из этих идей и подъем примыкающих к террористам групп в таких регионах, как Магриб, «Аль-Каида» не достигла широкой поддержки в странах исламского мира. Ее жесткая панисламистская идеология и политика адресованы крошечному меньшинству мусульман.

• В соответствии с одним из исследований публичного отношения к экстремистскому насилию, уровень поддержки «Аль-Каиды» в любой из наблюдаемых стран – Алжире, Египте, Иордании, Кувейте, Ливане, Марокко, Катаре, Саудовской Аравии, Объединенных Арабских Эмиратах и Йемене – является очень низким. Доклад также выявил, что большинство населения во всех арабских странах оппозиционно насилию джихада, которое осуществляет любая группа террористов на территории даже собственной страны.

«Аль-Каида» способствует отчуждению даже бывших своих сторонников, убивая мусульман во время своих атак. Недавний научный обзор показывает, что террористическая группа, убивающая гражданских лиц, редко достигает своих стратегических целей. Хотя трудно определить точное число мусульман во всем мире, которые погибли во время атак «Аль-Каиды», но изучение доступных свидетельств предполагает, что по меньшей мере 40 процентов жертв террористов были мусульманами.

Приблизительно 40-летний цикл террористических волн предполагает, что идеи, вдохновлявшие членов террористических групп – «отцов» на присоединение к ним, не являются привлекательными для последующих поколений. Вероятность прогноза, что «Аль-Каида» окажется в числе немногих групп, способных преодолеть временные поколенческие рамки, не очень высока – с учетом жесткой идеологии, недостижимых стратегических целей и неспособности стать широким массовым движением. Полагаясь почти всецело на терроризм как средство достижения своих стратегических целей, в большей степени, чем на трансформацию в политическое движение (как «Хезболла» или ХАМАС), «Аль-Каида» использовала стратагему, которая редко бывает успешной. Недавние академические исследования показывают, что только 6 процентов террористических групп, активных в последние 40 лет, достигли провозглашенных ими стратегических целей. Недостаток успехов «Аль-Каиды» в осуществлении атак против «дальнего врага» может представлять собой период напрасной операционной активности, который приведет к повышенной фрустрации, сокращению организационного порыва и к неспособности привлечь новых членов. Поскольку история показывает, что глобальное исламистское террористическое движение переживет «Аль-Каиду» как организованную группу, стратегические контртеррористические усилия должны быть сфокусированы на том, как и почему наследующие «Аль-Каиде» террористические группы в течение следующих лет будут развиваться в рамках «исламской террористической волны».

Тем террористическим группам, которые продолжат свою деятельность в 2025 году, распространение технологий и научных знаний даст самые опасные в мире возможности, какие они только могут получить. Глобализация промышленных биотехнологий распространяет знания и возможности и повышает доступность биологических патогенов, вполне применимых для проведения разрушительных атак. Радиологическое и химическое оружие также может быть использовано террористами или повстанцами, ищущими тактических преимуществ в борьбе с противостоящими силами безопасности или военными, надеясь на то, что их применение вызовет массовые потери противника. Распространение усовершенствованного тактического оружия также повысит потенциальную возможность того, что оно будет использовано террористами. Улучшенные реактивные противотанковые управляемые снаряды и другие портативные системы оружия, термобарические и иные усовершенствованные взрывчатые устройства, распространение дешевых сенсорных устройств и роботов, которые также могут быть использованы для создания импровизированных взрывных устройств, – все это иллюстрирует указанную опасность.

Некоторые правительства, вероятно, отреагируют на рост терроризма и внутренних угроз расширением внутренних сил безопасности, увеличением разведывательного и наблюдательного потенциала и использованием сил, нацеленных на операции специального назначения. Контртеррористические и противоповстанческие операции в увеличивающихся масштабах будут проводиться в городах по мере растущей урбанизации. Правительства, повторяющие тезис о необходимости увеличения внутренней безопасности, о своем желании контролировать наплыв нежелательных беженцев и иммигрантов, будут во все большем объеме воздвигать баррикады и ограждения вокруг некоторых территорий, чтобы затруднить туда доступ. Замкнутые и огороженные сообщества продолжат возникать во многих обществах по мере того, как элиты будут стремиться отгородить себя от внутренних угроз.

Афганистан, Пакистан и Ирак. Локальные траектории и внешние интересы

Развитие событий в Афганистане, Пакистане, Ираке критическим образом затронет региональную стабильность, если не мировой порядок. К 2025 году траектории этих трех государств, возможно, значительно изменятся.

Изменяющийся характер конфликтов

Продолжат свое развитие в течение последующих 20 лет различные конфликты, по мере того как потенциальные участники боевых действий будут брать на вооружение достижения науки и технологии, увеличивающие поражающую способность вооружений и изменяющие безопасность окружающей обстановки. Военные действия в 2025 году, вероятно, будут характеризоваться следующими стратегическими трендами.

Растущая важность информации. Прогресс в развитии информационных технологий позволит осуществлять новые синергетические формы ведения боевых действий посредством комбинации усовершенствованного оружия высокой степени точности (включая наведение на цель и возможности разведки и наблюдения), качественно улучшенного командования и контроля, расширенного использования искусственного интеллекта и робототехники. Распространение в будущем высокоточного оружия дальнего радиуса действия позволит растущему числу государств угрожать противнику быстрым разрушением критически важных инфраструктур: в экономике, энергетике, политике, военной и информационной областях. Растущее значение информационных технологий как условия повышения способности к современным методам ведения войн сделает информацию главной целью в будущих конфликтах. К 2025 году некоторые государства, возможно, будут размещать у себя оружие, нацеленное на уничтожение или нейтрализацию информации, сенсоров, коммуникационных сетей и систем, включающих противоспутниковые системы, системы подавления радиочастот и лазерное оружие.

Эволюция иррегулярных военных возможностей. Переход к иррегулярной военной тактике как государственных, так и негосударственных акторов в качестве основного метода ведения боевых действий против усовершенствованных вооруженных сил будет ключевой характеристикой конфликтов в 2025 году. Распространение легкого вооружения, включая высокоточные тактические и рассчитанные на одного человека портативные системы вооружений, информационные и коммуникационные технологии значительно повысят угрозы, которые будут представлять иррегулярные формы ведения боевых действий в течение грядущих 15–20 лет. Современные коммуникационные технологии, такие как спутниковые системы и сотовая связь, Интернет и коммерческие кодирование и шифрование, наручные навигационные устройства, системы переработки информации высокой емкости, которые могут содержать огромное количество текстов, карт, цифровых изображений и видео, в большой степени облегчат для будущих иррегулярных сил возможности организации, координации и осуществления рассредоточенных операций.

Возрастание важности невоенных аспектов ведения войны. Невоенные способы ведения войн, такие как кибератаки, экономические атаки, ресурсные войны, психологические операции, основанные на информации формы конфликтов, станут преобладать в течение следующих двух десятилетий. В будущем государства и негосударственные противники окажутся вовлеченными в медиавойны ради доминирования в 24-часовом цикле новостей и манипуляции общественным мнением с целью навязать собственную повестку дня и обеспечить массовую поддержку собственному делу.

Расширение и эскалация конфликтов за пределами традиционного поля битвы. Ограничение расширяющегося и стремящегося к эскалации конфликта станет очень проблематичной задачей в будущем. Усовершенствование характеристик вооружений, таких как высокоточное оружие дальнего радиуса действия, постоянное распространение оружия массового поражения и использование новых форм ведения боевых действий, таких как кибервойны, войны в космосе и т. д., обеспечат в будущем военных, находящихся на службе у государства, а также негосударственные группы средствами эскалации и расширения конфликтов за пределами рамок традиционного поля боя.

В 2025 году Афганистан, возможно, будет все еще характеризоваться значительными моделями племенных взаимодействий и конфликтов. За исключением интерлюдии с властью Талибана, Афганистан не имел опыта сильной центральной власти; центробежные силы, вероятно, усилятся, даже если Кабул увеличит собственное влияние.

• Управляемая Западом инфраструктура, экономическая помощь и строительство, по всей вероятности, скорее дают новые стимулы местному соперничеству, чем создают фундамент для связанной воедино целостной экономики западного образца и социального единства.

Глобализация сделала опиум важнейшей товарной культурой Афганистана; у страны возникнут трудности в развитии альтернативы, особенно пока экономические и торговые связи с Центральной Азией, Пакистаном и Индией не получат дальнейшего развития.

Племенные и религиозные споры, возможно, будут возникать в Афганистане постоянно, также будет происходить постоянная борьба и сдвиги по мере того, как различные игроки будут образовывать различные союзы и объединения. Внешние игроки будут поставлены перед выбором: либо создавать временные альянсы для борьбы с противниками-террористами и для получения доступа к местным ресурсам и преследовать другие аналогичные, частные и ближайшие цели, либо стремиться к более амбициозным и дорогостоящим задачам.

Будущее Пакистана совершенно непредсказуемо, особенно с учетом траектории развития соседнего Афганистана. Северо-западная пограничная провинция и районы проживания племен, вероятно, останутся слабоуправляемыми, а также станут источником приграничной нестабильности по обе стороны афгано-пакистанской границы. Если Пакистан окажется не в состоянии сохранить свое единство до 2025 года, то, возможно, возникнет широкая коалиция пуштунских племен, которые, действуя совместно, уничтожат линию Дюрана,[11] увеличив одновременно территорию, заселяемую пуштунами, за счет пенджабцев Пакистана, таджиков и других народов Афганистана. В качестве альтернативы такому развитию событий Талибан и иные исламские активисты могут доказать свою способность удержать в узде, по крайней мере, племенную вражду.

В Ираке многочисленные этнические, религиозные, племенные и местные лидеры закончат создание и укрупнение своего политического и социального влияния, обеспечат доступ к ресурсам и контролю над распределением этих ресурсов посредством патронируемых ими социальных сетей.

• К 2025 году правительство в Багдаде все еще будет объектом соперничества различных конкурирующих между собой фракций, стремящихся получить иностранную помощь и поддержать свое высокое положение в ущерб процессу самостоятельного достижения политического авторитета, легитимности и проведения экономической политики.

Происходящие в Ираке процессы затронут как его соседей, так и внутренних соперников. Иран, Сирия, Турция, Саудовская Аравия столкнутся с возрастающими трудностями, если будут держаться в стороне от Ирака. Ирак, не способный поддерживать внутреннюю стабильность, может лишь продолжать быть источником беспокойства и волнения во всем регионе. Если конфликт там перерастет в гражданскую войну, Ираку придется стать примером, ярко демонстрирующим всем странам региона весьма суровые последствия религиозных междоусобиц. Альтернатива – стабильный Ирак – мог бы послужить позитивным примером экономического роста и политического развития.

• Все игроки будут считать Соединенные Штаты гарантом стабильности, но Тегеран продолжит высказывать опасения по поводу планов Соединенных Штатов относительно иранского режима и суверенитета.

Опросы общественного мнения, вероятно, продолжат фиксировать массовую приверженность к самоидентификации себя как «иракцев», но существование конкурирующих систем безопасности, социальной организации, экономических сетей, поддерживающих существование, оживят мощные локальные и религиозные идентичности.

Сунниты проявят интерес к централизованному государству лишь в том случае, если оно даст им определенную долю ресурсов, которая будет оценена ими как адекватная, и большей частью будет создаваться вне контролируемых ими областей. При условии отсутствия такой удовлетворенности агитация суннитских джихадистов, племенных лидеров и других видных представителей может остаться дестабилизирующим фактором. В дополнение к этому любое значительное увеличение количества суннитов, эмигрирующих в Иорданию или Сирию, может создать угрозу стабильности в этих странах.

Шииты, упоенные вновь обретенным превосходством, исторически были разделены, и персональное соперничество между Садрами, Хакимами и другими представителями знатных кланов, вероятно, продолжит окрашивать политику в земляческие и общинные тона. Кланы смешанной шиитско-суннитской этничности могли бы служить интегрирующим, межкоммунальным связывающим фактором, но лишь при условии, что экономическое развитие приведет к установлению более прозрачного и заслуживающего большего доверия центрального правительства, и при условии создания национальной системы материального производства и распределения.

Развитие хорошо сплоченной национальной армии могло бы стать важным фактором, максимально увеличивающим перспективы создания более функционального иракского государства. Это потребует замены существующей клановой и религиозной лояльности офицеров и солдат намного более здоровым чувством корпоративного духа и национальных устремлений.

Глобальный сценарий номер три: разрушение БРИК

В данном воображаемом сценарии опасения Китая по поводу нарушения энергопоставок приводят к внезапным столкновениям с Индией. По мере увеличивающихся трудностей в доступе к ресурсам в период до 2025 года споры относительно ресурсов становятся растущим потенциальным источником конфликтов. Чувство уязвимости усиливается в результате сокращения количества производителей энергии и усиливающейся их концентрации в таких нестабильных регионах, как Ближний Восток. В мире, в котором существует достаточно конфронтации по другим проблемам, таким как новые торговые барьеры, вероятно, повысится возможность эскалации любого спора до уровня вооруженного конфликта. Как описывается в данном сценарии, неверное истолкование намерений – вместе с коммуникационными сбоями – может сыграть такую же важную роль, как и любая актуальная угроза. Конкуренция испытывающих подъем держав за ресурсы является другой стороной, иллюстрируемой данным сценарием. И Китай, и Индия, хотя и обладают богатыми запасами каменного угля, имеют весьма ограниченные и уменьшающиеся запасы нефти и газа и должны полагаться в энергообеспечении на иностранные источники поставок. Размышляя о возросшем потенциале конфликта в многополюсном мире, нам следует иметь в виду и размеры находящихся на подъеме держав, которые могут вступить в схватку друг с другом.

Конец идеологии

Мы считаем, что идеологические конфликты, родственные конфликту холодной войны, маловероятны в мире, где большинство государств будут озабочены прагматическими вызовами глобализации и сдвигами в глобальной расстановке сил. Сила идеологии, похоже, обладает наибольшей притягательностью лишь в мусульманском мире – особенно в арабском ядре, где различные выражения ислама продолжат свое глубоко укорененное в социальных нормах и политике влияние и где ислам служит призмой, через которую индивиды воспринимают экономические и культурные силы глобализации. Возросшее религиозное соблюдение исламских норм, неудачи се-кулярного арабского национализма оставляют исламские политические и социальные движения в наилучшей позиции для того, чтобы утверждать свое идеологическое влияние на правительства и общество в большей части мусульманского мира в течение следующих 15–20 лет.

В будущем исламский дискурс станет все более текучим, поскольку религиозные лидеры отходят от признанных границ изучения и толкования традиций исламской юриспруденции и утверждают собственное толкование Корана и Хадисов (устной традиции). Тенденция к окольному преодолению традиции, которой содействует распространение медийных технологий, будет способствовать распространению салафизма (черпающего силы в возвращении к раннему периоду ислама), включая самые радикальные формы, которые содержат опасность подрыва позиций союзников Запада в мусульманском мире, особенно на Ближнем Востоке. Тем не менее распространение религиозного авторитета через сети думающих сходным образом мыслителей также может дать импульс возрождению инновационных перспектив отношений ислама с современным миром и стать противовесом радикальному тренду в исламе.

Направление внутренней идеологической борьбы в исламе будет определяться главным образом местными условиями. В странах, в которых экономические и демографические тренды благоприятные, а общество и правительства сделали выбор в пользу глобализации, будут существовать сильные побудительные мотивы возрождать и расширять исламские учения, которые способствуют инновационной культуре, научному образованию, политическому экспериментированию, уважению к религиозному плюрализму. В тех странах, которые, вероятно, столкнутся с молодежным бумом и слабой экономической основой развития, таких как Афганистан, Нигерия, Пакистан, Йемен, радикальные салафитские тренды, по всей видимости, станут более привлекательными.

Возможность возникновения глобальной пандемии

Возникновение нового, быстро распространяющегося смертельного для человека респираторного заболевания, для противодействия которому нет адекватных контрмер, могло бы стать первопричиной глобальной пандемии. Если болезнь в форме пандемии возникнет к 2025 году, то внутренние и трансграничные напряженности и конфликты станут более вероятными, поскольку страны вступят в борьбу, имея все меньше возможностей противодействия, с целью ужесточения контроля над передвижениями населения, пытающегося избежать заражения и получить доступ к ресурсам.

Возникновение пандемического заболевания зависит от природных генетических мутаций, или переструктурирования текущих распространенных болезней и их штаммов, или возможного возникновения патогена в человеческой среде. Эксперты рассматривают как патогенные штаммы птичьего гриппа (HPAI), такие как H5N1, в качестве вероятного кандидата, способного на такого рода трансформацию, но другие патогены, такие как вирус SARS или другие штаммы гриппа, также обладают подобным пандемическим потенциалом.

Если пандемическое заболевание возникнет, оно возникнет прежде всего в областях с высокой плотностью населения и тесными отношениями людей и животных; таких районов много в Китае и Юго-Восточной Азии, где люди живут в тесном контакте и постоянном общении с животными. Нерегулируемые практики животноводства могут привести к возникновению и широкой циркуляции зоонозного заболевания, такого как H5N1, среди животных, увеличив возможность мутации в штамм с пандемическим потенциалом. Для эффективного распространения болезнь должна переместиться или быть перенесена в регионы с высокой плотностью населения. По этому сценарию, неадекватная способность мониторинга здоровья населения в стране, которая явилась местом возникновения болезни, может стать причиной, помешавшей раннему распознаванию заболевания. Медленная реакция органов здравоохранения может привести к запозданию в осознании того факта, что возник патоген, способный быть перенесенным с животных на человека. Могут пройти недели до того, как будут получены лабораторные результаты, подтверждающие существование болезни с пандемическим потенциалом. Тем временем очаги заболевания могут распространиться на города и мегаполисы в Юго-Восточной Азии. Несмотря на ограничения, наложенные на международные путешествия, путешественники со слабо выраженными симптомами заболевания или с нетипичными симптомами могут занести болезнь на другие континенты.

Волны новых заболеваний могут сменять друг друга в течение нескольких месяцев. Отсутствие эффективных вакцин и почти всеобщее отсутствие иммунитета сделает население уязвимым для инфекции.[12] В наихудшем случае в США могут заболеть десятки и даже сотни миллионов американцев, а количество смертных случаев может достигнуть десятков миллионов.[13]

Вне Соединенных Штатов деградация инфраструктуры до критического уровня и экономические потери в глобальных масштабах могут иметь своим результатом заболевание трети населения мира и смертность в количестве нескольких сот миллионов человек.

Предпосылки, лежащие в основе данного сценария:

Период стабильного роста сокращается по мере того, как государствам приходится справляться с проблемой нехватки энергии и ресурсов, что особенно остро ощущается в азиатских экономиках.

Подъем националистических настроений происходит параллельно интенсифицировавшемуся энергетическому соперничеству, которое в этом мире является «игрой с нулевой суммой».

Возникает баланс сил, который начинает напоминать повторение в XXI веке ситуации, сложившейся перед 1914 годом.

БРАЗИЛИЯ

Письмо действующего министра иностранных дел бывшему президенту Бразилии

1 февраля 2021 года

Однажды я услышал рассказ о том, как инвестиционный банк Goldman Sachs почти случайно, задним числом, добавил Бразилию в число теперь уже знаменитой группы находящихся на подъеме стран, именуемой БРИК. Ходил слух, что им просто нужно было добавить четвертую страну, желательно из Южного полушария, поскольку все другие уже находились в Северном полушарии. Тогда помогло еще и то, что Бразилия начиналась с буквы «Б».

Правда это или нет, но Бразилия увеличила свой вес и влияние в течение последних шести месяцев, совершая подвиги дипломатии, которых не могли бы совершить даже Соединенные Штаты в подобных обстоятельствах.

В течение пары лет Китай пристально следил за ситуацией, которая, с его точки зрения, могла бы представлять опасность для его экономического и, следовательно, политического выживания. Во-первых, Япония достигла значительного прогресса в развитии своего потенциала, обеспечивающего возможность контроля в оспариваемых океанских регионах, которые расценивались как перспективные с точки зрения добычи там нефти и газа.

Во-вторых, произошло заметное ускорение военной модернизации в Индии наряду с попытками индийцев уменьшить возросшее китайское влияние в Юго-Восточной Азии. Это включало в себя увеличение сдерживающего потенциала в регионах, по которым шла доставка в Китай нефти и газа с Ближнего Востока. Китай отреагировал расширением своего военно-морского присутствия в регионе и приобретением прав на военно-морскую базу в Пакистане. Стало ясно, что стратегией Пекина является сдерживание любых попыток Индии отрезать морской доступ Китаю к энергетическим ресурсам и создание, в свою очередь, угрозы для индийских морских путей. Напряженность между Индией и Китаем резко возросла, когда без объяснений исчезла китайская подводная лодка, которая вела наблюдение за морскими маневрами индийского военного флота.

В-третьих, китайско-российские связи наткнулись на препятствие, несмотря на сотрудничество в предыдущий период в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Пекин обнаружил признаки возросшей активности России по торпедированию китайских отношений с производителями энергии в странах Центральной Азии. Это угрожало энергетической безопасности Китая. Тот факт, что мощные инвестиции Соединенных Штатов и Китая в создание альтернативных энергетических технологий – «чистый уголь», солярные, ветровые, геотермальные устройства и станции – не нашли своего материального воплощения, также способствовал росту обеспокоенности и напряженности.

Как вам известно, еще перед китайско-индийским инцидентом имели место одна-две перестрелки между китайцами и русскими в прошлом году на российском Дальнем

Востоке. Если Китай опасался двойной игры русских в Центральной Азии, то русские были почти так же параноидально настроены к позиции Китая в отношении российского Дальнего Востока. Обвинения со стороны России в шпионаже группы китайских студентов из Пекина и последующее их заключение в тюрьму во Владивостоке завершилось, как вы хорошо помните, демонстративной китайской операцией по их вызволению и спасению, что глубоко оскорбило русских. Некоторые называли это вторым Порт-Артуром, ссылаясь на события 1905 года, когда Япония потопила российский флот.[14]

Наконец, стратегическое соперничество за влияние и доступ к источникам энергии, которое заметно возросло на Ближнем Востоке, создало новый фон для соперничества между Китаем, Индией и Россией. По мере того как Соединенные Штаты уменьшили свое военное присутствие на Ближнем Востоке после операции в Ираке, другие великие державы попытались немедленно заполнить вакуум. Арабские страны в Персидском заливе в особенности стремились укрепить свои отношения с другими державами, чтобы компенсировать то, что они воспринимали как ослабление обязательств Соединенных Штатов по обеспечению безопасности после Ирака. Напряженность на Ближнем Востоке тем временем возрастала – по мере того как Иран набирал мощь. Кризис разразился после серии военно-морских инцидентов между иранскими и арабскими военно-морскими силами в Персидском заливе и угрозы со стороны Ирана закрыть доступ в Персидский залив всем военно-морским силам стран, не принадлежащих к региону, за исключением флотов дружественных держав. В ответ Соединенные Штаты ввели новые экономические санкции против Тегерана и попытались ввести эмбарго на поставки вооружений в Иран. Тегеран ответил угрозой прекратить все движение через залив, если Вашингтон не откажется от этого решения.

Давление Соединенных Штатов на китайцев, индийцев и других, с тем чтобы они отвергли иранские требования и воздержались от торговли с иранцами, было очень сильным. Пекин, опасаясь нарушения поставок энергоресурсов, пытался удержаться от игры на чьей-либо стороне, поддерживал хорошие отношения с саудитами, одновременно обещая поддержку и Ирану. Китай создал стратегические резервы год назад, но их хватило бы ненадолго, и неопределенность по вопросу о том, что произойдет через пару месяцев, была очень высока и подпитывала давление, оказываемое на правительство КНР. Нью-Дели также пытался находить дозированные и выверенные ответы, учитывая свою зависимость от поставок газа из Ирана, стремясь одновременно поддерживать хорошие отношения с арабскими государствами и Соединенными Штатами. В результате Индия отклонила участие в экономических санкциях, которые якобы причинили бы наибольший вред рядовым гражданам Ирана, но согласилась помочь Соединенным Штатам ввести эмбарго на поставки вооружений в Иран. Вы можете представить, какую ситуацию это создало для морских инцидентов. Нервы китайцев были на пределе, но они чувствовали себя очень уверенно после операции на российском Дальнем Востоке. Попытка Индии остановить китайское судно, которое, как уверяли, везло новые противокорабельные крылатые ракеты в Иран, была пресечена китайскими военно-морскими силами, находившимися в регионе. Китай рассматривал ВМФ Индии как суррогат американского военно-морского присутствия США. И последующая атака США подтвердила это. Кризис собственно на Ближнем Востоке, который переместил США и Европу на сторону противников Ирана, внезапно трансформировался в серьезный кризис глобального масштаба. К счастью, в течение последних недель, в отличие от 1914 года, все державы сделали шаг назад от пропасти, перед которой они стояли. Но нефть теперь стоит 300 долларов за баррель, и биржевые рынки пытаются делать запасы везде, где только возможно. Это приближает меня собственно к вопросу о позиции Бразилии. Мы оказались единственной страной с международным весом, которой доверяли все остальные стороны. Даже европейцы дискредитировали себя в силу своих связей со США во время иранского кризиса. Китай также отчаянно пытается выбраться из угрожающей ситуации, ведущей к последующему полномасштабному конфликту с Индией и с Соединенными Штатами. США тоже хотели бы найти выход из тупика и сохранить лицо, поскольку единственным победителем оказался бы Иран и до некоторой степени Россия, которая самодовольно сидит в стороне, пожиная плоды от внезапного подъема цен на энергоносители. Конечно, наше продолжающееся ответственное и взвешенное развитие промышленности по производству биотоплива лишь добавило нам доверия сторон.

Во время переговоров я пытался сделать больше, нежели просто вернуть стороны на исходные позиции и выплатить компенсации за взаимно нанесенный ущерб флотам. Китаю, по меньшей мере, нужна уверенность относительно энергопоставок из Залива, иначе он немедленно возобновит боевые действия.

Я не уверен, что мне удастся добиться успеха в создании обстановки взаимного доверия и уверенности. Я также испытываю опасения, что военные во всех трех странах – Китае, Индии и Соединенных Штатах – используют инцидент для большей милитаризации проблемы энергетической безопасности. И тогда нас ожидает новая военно-морская гонка вооружений.

В Китае правительство все еще опасается реакции общественности на унижение, нанесенное атакой Соединенных Штатов. Конечно же, в настоящее время Соединенные Штаты являются мишенью националистических вспышек негодования – здание нового посольства Соединенных Штатов уже превращено в обугленные руины. Иранцы также пошли на попятную, особенно после того, как Соединенные Штаты и их европейские партнеры сделали некоторые уступки, чтобы возобновить потоки нефти и нейтрализовать кризис в отношениях Китая и Индии.

Я уже сообщил всем трем сторонам – Соединенным Штатам, Индии и Китаю, – что следующий раунд переговоров состоится здесь, в Рио. Я надеюсь на весьма веселую и дружескую атмосферу в результате примененной мной хитрости. Традиционный карнавал в Рио уже на носу…

Глава 6 Сумеет ли международная система справиться с вызовом?

Тенденция к большему распространению власти и могущества, которая наблюдается на протяжении двух десятилетий, вероятно, ускорится из-за появления новых глобальных игроков, все более неэффективных учреждений, расширения региональных блоков, продвинутых коммуникационных технологий и увеличения влияния негосударственных акторов и сетей.

К 2025 году национальные государства перестанут быть единственными, а часто и важнейшими акторами на мировой арене, и международная система примет форму, соответствующую новой реальности. Но эта трансформация будет неполной и неравной. Хотя государства не исчезнут с международной арены, относительное могущество различных негосударственных игроков, включая предприятия бизнеса, кланы, религиозные организации и даже преступные сети, будет возрастать по мере того, как эти группы влияют на решения все большего круга проблем в социальной, экономической и политической сферах.

Рост многообразия акторов может усилить международную систему, заполнив пробелы, появившиеся в связи со старением учреждений, возникших после Второй мировой войны, но обладает потенциалом к дальнейшей фрагментации существующей системы и препятствованию международному сотрудничеству. Разнообразие типов и видов акторов увеличивает вероятность фрагментации в следующие два десятилетия, учитывая очевидно уменьшающуюся способность существующих международных учреждений справляться с новыми межнациональными проблемами.

Многополярность без мультилатерализма

В таком мире вряд ли возможен всеохватывающий, всесторонний, унитарный подход к глобальному управлению. Существующие тенденции предполагают, что глобальное управление в 2025 году окажется мешаниной перехлестывающихся, часто чрезвычайных и фрагментированных действий меняющих свой состав коалиций государств-участников, международных организаций, социальных движений, неправительственных организаций, благотворительных фондов и компаний.

Эта фрагментация интересов и акторов в дальнейшем ослабит перспективы для ООН привести своих участников к согласию в отношении эффективных многосторонних действий, особенно в рамках нынешнего или расширенного Совета Безопасности, или в отношении поддержки более широких реформ системы ООН.

Также эта многополярность вряд ли предусматривает доминирование одного национального государства, обладающего превосходящей силой и легитимностью, необходимой, чтобы действовать как агент институциональной ревизии. (Ниже см. дискуссию о роли США.)

Большинство насущных межнациональных проблем, включая изменение климата, регулирование глобальных финансовых рынков, миграцию, недееспособные государства, преступные сети и т. д., вряд ли будет возможно эффективно решить силами отдельных национальных государств. Потребность в эффективном глобальном управлении будет расти быстрее, чем на этот вызов сумеют ответить существующие механизмы. Лидеры будут предпринимать альтернативные подходы к решению межнациональных проблем – используя новые учреждения или, что более вероятно, многочисленные неофициальные группы. Судя по последним тенденциям, существующим многосторонним учреждениям, громоздким и неуклюжим, будет сложно быстро адаптироваться к новым миссиям и меняющемуся составу и получить необходимые ресурсы. Неправительственные организации и благотворительные фонды, организованные для решения конкретных проблем, постепенно станут частью пейзажа, но, вероятно, их способность к действию будет ограничена при отсутствии совместных усилий с многосторонними учреждениями или правительствами.

Возможно, стремление к большей включенности, чтобы реагировать на возникновение новых сил, усложнит международным организациям реагирование на межнациональные проблемы. Уважение к несовпадающим взглядам государств-участников продолжит формировать повестку организаций и ограничивать виды возможных решений. Большие и растущие организации, от Генеральной Ассамблеи ООН до НАТО и ЕС, могут столкнуться с особенно сложным вызовом. Вряд ли будут предприняты достаточные усилия по созданию международной организационной структуры на «нулевой основе», чтобы некоторые организации прекратили существование или были полностью перестроены.

Эффективным действиям также может препятствовать существование слишком большого количества учреждений, имеющих ограниченную легитимность и эффективность. Вероятно, действие этого фактора не будут сдерживать государственные границы, он распространится как на западные учреждения, так и на институты исторического третьего мира.

Мы ожидаем, что гонка вооружений, территориальная экспансия и военная конкуренция, характерные для многополярности конца XX столетия, будут менее существенными в новом веке, но не можем полностью исключить их возможность. Вероятно, для большинства стран стратегическая конкуренция будет вращаться вокруг торговли, инвестиций, новых технологий и ценных приобретений. Однако увеличение тревог о ресурсах, таких как энергоносители или даже вода, может с легкостью передвинуть главный акцент обратно к территориальным спорам или нерешенным проблемам границ.

Азия – регион, где число таких проблем с границами особенно велико, а в случае со Средней Азией большие запасы энергетических ресурсов увеличивают потенциал для повторения «Большой игры» XX века, когда внешние силы боролись за исключительное право контролировать доступ на рынок. Факт, что многие страны могут испытать резкое ослабление государственной власти в случае быстрого развития альтернатив ископаемому топливу, что потенциально приведет к угрозе нестабильности. По мере усиления государственной власти в Китае, Индии и других странах меньшие государства, расположенные по соседству, для поддержания баланса, возможно, будут стремиться к внешней защите или вмешательству.

Сколько международных систем?

У растущих держав, особенно Китая и Индии, есть общий интерес – поддержание стабильного и открытого порядка, но они предпочитают различные средства. Они достигли поразительного экономического успеха, используя экономическую модель, отличную от традиционного западного рецепта невмешательства в экономическое развитие. Как мы видели, изменение климата, потребность в энергии и других ресурсах, вероятно, будут более проблематичными для того, что многие считают главной целью длительного экономического развития. С учетом этого различия во взглядах возникает вопрос относительно того, можно ли новых игроков – и их альтернативные подходы – объединить с традиционными западными, чтобы сформировать взаимосвязанную международную систему, способную решать возрастающее число межнациональных проблем.

Больший регионализм – плюс или минус для глобального управления?

Одно исключение из тенденции стремления к большей многополярности может произойти на региональном уровне в Азии. Если азиатская интеграция усилится, она может как заполнить вакуум, оставленный ослаблением многостороннего международного порядка, так и еще больше подорвать этот порядок. После азиатского финансового кризиса 1997 года начали укореняться некоторые примечательные паназиатские предприятия, из которых самым существенным является АСЕАН + 3. Хотя мало кто стал бы утверждать, что азиатский аналог ЕС может возникнуть хотя бы к 2025 году, если 1997 год взять за отправную точку, то, вероятно, можно сказать, что за прошедшие десять лет Азия развилась быстрее, чем в первое десятилетие (или десятилетия) шло объединение Европы. В экономической сфере игроки, находящиеся вне этого региона, такие как США, продолжат играть значительную роль в азиатском экономическом уравнении 2025 года. Однако в следующие 15 лет движение к азиатской валютной корзине – если не к азиатской валютной единице как третьему резерву – более чем теоретическая вероятность.

Такое развитие было бы частично вызвано попытками азиатов избежать последствий финансовой нестабильности вне их региона, облегчить экономическую интеграцию и достигнуть большего представительства за международным столом переговоров. Аспекты азиатского регионализма, которые сложно определить количественно, включают растущие навыки сотрудничества, устойчивую уверенность, частые встречи между азиатскими и прочими чиновниками высокого ранга и культурное проникновение, которое стирает исторические и политические различия и порождает новое чувство принадлежности к сообществу.

Азиатский регионализм имеет глобальное значение; возможно, он приведет к возникновению или укреплению тенденции к образованию трех торгово-финансовых групп, которые могут стать квазиблоками (Северная Америка, Европа и Восточная Азия).

Создание таких квазиблоков также окажет влияние на способность достигнуть будущих глобальных соглашений в рамках Всемирной торговой организации, а региональные группы смогут конкурировать в установлении межрегиональных стандартов для продуктов информационных технологий, биотехнологий, нанотехнологий, прав на интеллектуальную собственность и других продуктов «новой экономики». Ситуация с азиатской региональной энергетикой может диктовать условия для остальной части мира. Около двух третей ближневосточного экспорта нефти поставляется в Азию, а приблизительно 70 процентов азиатского импорта идет с Ближнего Востока. Вероятно, эта модель усилится. Вопрос о том, является ли эта связь прежде всего коммерческой – дополнительные инвестиции и военные поставки – или приобретает все более политический и стратегический характер, будет, возможно, определять характер международной системы.

Как было сказано, в худшем случае – при отсутствии регионального сотрудничества – вопрос о маршрутах нефтяных поставок может привести к гонке морских вооружений между Китаем, Японией и Индией.

События в сфере безопасности, где азиатская интеграция является в настоящее время самой слабой, а тенденции к конкуренции и огораживанию сохраняются, могут препятствовать регионализму. Воссоединится ли Корея, и если да, то как именно; статус ее ядерной программы; приведут ли отношения Тайваня с материком к конфликту, или будут протекать мирно – все эти факторы будут ключевыми для формирования региональной динамики. Существующие тенденции предполагают, что значимость традиционных проблем безопасности снизится, но на смену могут прийти другие проблемы, такие как борьба за ресурсы. В рамках организации переходного периода для воссоединения Кореи возможно расширить шестисторонние переговоры и превратить их в механизм, являющий новые уровни сотрудничества между США, Японией и Китаем.

Произойдет ли интеграция в большей или меньшей степени, также сильно зависит от будущего характера китайско-японских связей. Впервые в современной истории Китай и Япония являются важнейшими региональными и глобальными игроками в одно и то же время. Ключевой вопрос – смогут ли они выйти за рамки исторической подозрительности и конкурировать мирным образом. Мирное решение споров Кореи и Тайваня и соглашение о дружбе по типу франко-немецкого между Китаем и Японией могли бы резко снизить стремление региона к тому, чтобы США играли роль «офшорного стабилизатора». Однако американские союзники и партнеры в области политики безопасности в этом регионе не променяют стабилизирующие действия США ни на один коллективный региональный договор о безопасности до тех пор, пока не станут яснее политические и экономические последствия усиления Китая.

Хотя усиливающиеся державы разделяют наиболее государствоцентристские взгляды, их национальные интересы сильно различаются, а зависимость от глобализации достаточно неодолима, чтобы прийти к выводу: мало шансов, что они образуют альтернативный блок для прямой конфронтации с более прочным западным порядком. Существующие международные организации, такие как ООН, ВТО, МВФ и Всемирный банк, могут оказаться достаточно восприимчивыми и адаптивными, чтобы согласовать интересы растущих держав, однако отдельный вопрос в том, получат ли эти державы – или захотят ли получить – дополнительную власть и ответственность. Действительно, некоторые или все усиливающиеся страны могут удовольствоваться тем, чтобы использовать международные институты в своих интересах, не возлагая на себя ответственность за лидерство соразмерно своему статусу. В то же время их членство необязательно должно повлечь серьезные обязательства или разделение бремени, что позволит им преследовать собственные цели экономического развития. Для некоторых тот факт, что соглашение по новым постоянным членам Совета Безопасности кажется отдаленным, даже на следующие 15–20 лет дает дополнительный предлог упредить глобальную роль, которая могла бы потребовать своего выполнения за счет внутренних целей. Остается большая неопределенность в вопросе о том, существует ли политическая воля изменить международную систему так, чтобы предложить растущим державам взять на себя достаточную ответственность за более глобальные проблемы.

«Большинство экспертов… не считают, что усиливающиеся державы бросят вызов или радикально изменят международную систему…»

Большинство экспертов, американских и зарубежных, с которыми мы консультировались, не считают, что усиливающиеся державы бросят вызов или радикально изменят международную систему, как Германия и Япония в XIX и начале XX столетия. У усиливающихся держав будет высокая степень свободы в переделке своей политической и экономической политики, им не придется полностью принимать западные нормы. Вероятно, усиливающиеся державы, в связи с ростом своего геополитического пространства, внутренних рынков, роли в извлечении мировых ресурсов, производства, финансов и технологий, пожелают сохранить свободу маневра и захотят, чтобы кто-то другой нес ответственность за решение глобальных проблем, таких как терроризм, изменение климата, распространение ядерного оружия и энергетическая безопасность. Например, национализм России и Китая в отношении ресурсов и государственный капитализм поддерживают политику местных элит и ограничивают их готовность пойти на компромисс по главным международным экономическим проблемам, таким как торговля, энергетика, финансы или изменение климата.

Другие страны, такие как Индия, испытывают недостаток в стратегических экономических и политических видениях и не обладают внутренней массовой поддержкой глубокой экономической либерализации. Многие глобальные проблемы требуют жертв или резких перемен в планах развития этих стран, это еще одна причина, по которой они могут предпочесть роль наблюдателей, а не лидеров в многосторонней системе.

Сетевой мир

Отвечая на вероятный дефицит глобального управления, государственные и негосударственные акторы сформируют сети, сосредоточенные на конкретных проблемах. Эти сети будут преследовать общие цели и интересы, включая действительное намерение решить проблему, личные деловые интересы, соображения морали и желание международных и неправительственных организаций решать проблемы, стоящие перед меняющимся миром. В некоторых случаях ядро тематической сети составит национальная или международная комиссия или команда экспертов – неизбранных, но с существенными полномочиями, – которые будут докладывать или наблюдать за различными аспектами управления, торговли или других процессов. Существуют примеры таких сетей: Форум финансовой стабильности, Международный форум по секвестрации углерода, Международное партнерство по водородной экономике.

Тематические группы помогут разрабатывать и распространять стандарты и регулирующие правила в различных сферах, включая информационные технологии, регулирующие режимы и управление новой постиндустриальной экономикой. Вероятно, сети, созданные для решения некоторых видов проблем, заложат основу для соглашения между национальными государствами. Подготовительная работа будет проходить в неофициальном контексте, после чего национальные государства смогут принять меры для решения проблемы, приобретая легитимность и иногда приписывая себе честь за инициативы, в то же время избегая обвинений в выполнении решений, навязанных внешними международными организациями. К 2025 году число и разнообразие неправительственных организаций может сильно увеличиться. Низкие начальные затраты, низкие накладные расходы и возможность людей и групп общаться с помощью Интернета облегчат такую коллективную работу.

Кроме влияния таких групп на решение конкретных проблем усилится влияние новых социальных акторов – лиц, наделенных чрезвычайными полномочиями, и даже криминальных сетей. Эти элитные группы будут влиятельными благодаря своему богатству и множеству внутренних и международных контактов, часто включающих предприятия бизнеса, международные и неправительственные организации. Используя свои широкие контакты и разнообразную национальную специфику, они помогут усилить межнациональные последствия, минуя государственные и организационные барьеры.

«Хотя религиозные группы многое выигрывают от глобализации, религия также обладает потенциалом превратиться в мощное средство противостояния этому модернизирующему процессу».

Возрастающая роль религии. Сети, основанные на религии, к 2025 году могут стать наиболее существенными из тематических сетей и играть более значительную роль, чем светские межнациональные группировки, в оказании влияния и формировании событий. Возможно, что в действительности мы вступаем в новый век клерикального доминирования, при котором религиозные лидеры станут главными «серыми кардиналами» в решении международных споров и конфликтов.

Уже теперь богато вознаграждены властью и влиянием те религиозные предприниматели и телепроповедники, чья деятельность охватывает два полушария, Глобальный Юг и Глобальный Север, – эмир Халид у мусульман и Мэтью Ашимолово или Сандей Аделаджа у христиан. Вебсайт Халида – третий по популярности арабский сайт в мире (самый популярный – сайт «Аль-Джазиры»).

В пределах христианской традиции возникновение новых моделей власти и лидерства на Глобальном Юге ведет к появлению самостоятельно действующих священников и религиозных предпринимателей, деятельность которых приносит высокий статус и большое богатство. До 2025 года некоторые евангелисты и мегацерковные проповедники, вероятно, будут пытаться стать лидерами наций, особенно в странах, материально опустошенных в результате глобального экономического спада.

Хотя религиозные группы многое выигрывают от глобализации, религия также обладает потенциалом превратиться в мощное средство противостояния этому модернизирующему процессу. Религиозные структуры могут канализировать социальный и политический протест, особенно среди тех, кому не хватает средств коммуникации и влияния на социальные элиты. Это возможно, потому что многие экономические тенденции, которые будут доминировать в следующие два десятилетия, потенциально способны породить социальную фрагментацию и народное негодование, вызванное, среди прочего, растущей пропастью между богатыми и бедными, разницей в уровне жизни городского и сельского населения в Индии и Китае, огромными различиями между странами и регионами, имеющими и не имеющими преимуществ модернизации, и между государствами, способными управлять последствиями глобализации, и странами, правительства которых не в состоянии с ними справиться. Религиозные активисты могут использовать священные тексты и долгую историческую традицию, чтобы сформировать народное недовольство в терминах риторики социальной справедливости и эгалитаризма.

Распространение идентичностей и растущая нетерпимость

Один аспект растущей сложности международной системы заключается в том, что не одна-единственная политическая идентичность, такая как сплав гражданства и национальности, будет, по всей видимости, к 2025 году доминировать в большинстве обществ. Не меньшее значение, чем религия и этническая принадлежность, будет иметь классовая борьба. Интернет и другие мультимедиа будут способствовать оживлению племенных, клановых и других сообществ, основанных на верности своим. Взрыв урбанизации облегчит распространение этих идентичностей и увеличит вероятность столкновений между группами. Растущее число мигрантов, переезжающих в города из сельской местности, будут селиться в районах, обжитых ранее приехавшими представителями той же этничности, или же станут объектами вербовки банд и более сложных криминальных структур. По мере того как эти сообщества будут срастаться и становиться «самоуправляемыми» или поглощаться организованными преступными группировками, государственные и местные власти столкнутся с «закрытыми зонами» во многих больших городах, как уже случилось в таких городах, как Сан-Паулу и Рио-де-Жанейро.

Хотя унаследованные и выбранные слои идентичности будут такими же «аутентичными», как обычные категории гражданства и национальности, одна категория, возможно, продолжит стоять особняком. Ислам останется мощной идентичностью. Сектантские и другие различия в пределах ислама будут источником напряженности или еще худшего. Проблема исламской активности может спровоцировать еще более интенсивную обратную реакцию в виде христианской активности. Нигерия, Эфиопия и другие африканские территории останутся полями битвы в этой сектантской борьбе. В 2025 году понятие многоэтничной интеграции и ценность многообразия могут оказаться перед лицом ряда проблем, таких как национализм, религиозный фанатизм, возможно, некий вариант возрожденного марксизма, а также другие течения, основанные на принадлежности к классу или на светской идеологии.

Если глобальный экономический рост действительно резко прекратится и процесс пойдет вспять – как во время индонезийского кризиса конца 1990-х, только в международном масштабе, – вероятно, сельские мятежи на религиозной почве и этнические беспорядки охватят многие страны, включая Бразилию, Индию, Китай и большую часть Африки. Если даже умеренно суровые прогнозы об изменении климата верны, результат может вызвать религиозные конфликты во многих регионах Африки и Азии. Угроза таких конфликтов и представление меньшинств в качестве козлов отпущения наиболее реальны для мусульманских стран со значительным христианским меньшинством (Египет, Индонезия, Судан); преимущественно христианских государств со значительным мусульманским меньшинством (Демократическая Республика Конго, Филиппины, Уганда); и для стран с равным количеством христиан и мусульман (Эфиопия, Нигерия, Танзания).

Будущее демократии: отступничество вероятнее, чем новая волна

Мы по-прежнему настроены оптимистично в отношении долгосрочных перспектив большей демократизации, но движение вперед, вероятно, замедлится, а глобализация подвергнет многие недавно демократизированные страны растущему социальному и экономическому напряжению, которое способно подорвать либеральные институты. Как ни странно, экономические неудачи могли бы усилить перспективы движения к плюрализму и большей демократизации в Китае и России. Легитимность китайской Коммунистической партии все в большей степени опирается на ее способность обеспечить китайскому обществу большее материальное благополучие. Возмущение коррупцией элит уже растет и может сокрушить режим в случае серьезного экономического кризиса. Правительство России столкнулось бы с таким же вызовом в случае резкого понижения уровня жизни.

Согласно опросам, демократия пускает корни в других регионах, где это определенно не связано с материальными благами, особенно в Африке южнее Сахары и в Латинской Америке. Однако история свидетельствует, что вновь возникающие демократические государства нестабильны, так как испытывают недостаток в сильных либеральных институтах, особенно во власти закона, которые могут помочь поддержать демократию во время экономических спадов. Социологические исследования предполагают, что особенно опасна широко распространенная коррупция, потому что она подрывает веру в демократические институты. Ж

Как мы уже писали, лучшее функционирование экономики многих авторитарных правительств может вселить сомнения в том, что демократия является лучшей формой правления. Опросы, которые мы использовали, свидетельствуют, что многие жители Восточной Азии придают большее значение хорошему управлению, включая рост уровня жизни, чем демократии. Согласно опросам, даже во многих устойчивых демократических государствах растет недовольство нынешней работой демократических правительств и количество вопросов к представителям элит касательно способности демократических правительств предпринять смелые действия, необходимые для быстрого и эффективного реагирования на растущее число межнациональных проблем.

Если религиозные структуры предлагают средства сопротивления глобализации, они также помогают людям справиться с теми же самыми силами, способствуя социальной стабильности и экономическому развитию. Без религиозных сетей безопасности уровень хаоса и фрагментации в развивающихся странах был бы намного выше. Поскольку преобладающе сельские сообщества в значительной степени урбанизировались за прошедшие 30 или 40 лет, миллионы мигрантов оказались в крупных городах без ресурсов и инфраструктуры для обеспечения адекватного здравоохранения, образования и социальных нужд. Альтернативная социальная система, созданная религиозными организациями, стала мощным фактором привлечения масс на сторону религии. Это происходит независимо от веры.

Чем слабее государство и его механизмы, тем важнее роль религиозных институтов и тем сильнее звучит призыв религиозных идеологий, обычно фундаменталистской или теократической природы.

Теневая международная система к 2025 году

Дальнейшая фрагментация международной системы является угрозой, коренящейся во врастании межнациональных преступных сетей в управление мировыми ресурсами – особенно мировыми энергетическими запасами, полезными ископаемыми и другими стратегическим рынками – в дополнение к их традиционной причастности к международной торговле наркотиками. Увеличенный спрос на энергию во всем мире дает преступникам возможность расширить свои действия через прямые связи с поставщиками энергии и лидерами стран, где эти поставщики находятся. Поскольку запасы энергоносителей все больше оказываются сконцентрированными в странах с плохим управлением, укоренившейся коррупцией и слабой властью закона, потенциал для проникновения организованной преступности высок.

Незаконные действия организованной преступности в энергетическом секторе несправедливо предоставляют дочерним компаниям конкурентное преимущество на глобальном энергетическом рынке.

Со временем преступники, учитывая их глубокие связи в государственных учреждениях и советах директоров корпораций, могут получить возможность управлять государствами и влиять на рынок, если не на политику иностранных государств. Для многих стран, богатых ресурсами, энергетические доходы являются основой всей экономики, а энергетическая политика – ключевым моментом при принятии внешнеполитических решений.

FT.com

Financial Times

Политика не всегда локальна

14 сентября 2024 года

Мы вступили в новую эпоху, когда правительства больше не обладают верховной властью. Все мы, комментаторы, много говорили о конце Вестфальской эпохи, но никогда по-настоящему в него не верили. Кроме того, было гораздо сложнее дотянуться до негосударственных деятелей, чем писать о правительственных министерствах с их прочными гранитными основами и галереями с колоннами. Теперь мы вынуждены признать новую силу свободных сетевых организаций. В отличие от правительств они действительно что-то сделали. Они показали, что на самом деле имеют влияние. Я говорю о новом соглашении по изменению климата, которое недавно, даже до истечения срока действия предыдущего договора, было подписанно и которое предусматривает более строгие ограничения по выбросам углерода, учреждая глобальные программы по возобновляемым источникам энергии и новым технологиям, чтобы решать растущие проблемы с поставками воды.

Разумеется, не существует одной-единственной сети; возможно, в этом и заключается секрет. Не только различные национальные группы, но и многие сетевые организации, ответственные за проведение переговоров по изменению климата, собрали вместе профессиональные группы, неправительственные организации и религиозные объединения, игнорируя национальные, классовые и культурные барьеры. Широкое распространение Интернета следующего поколения (повсеместные вычисления), хотя и предпринятое в коммерческих целях, очень облегчило задачу этих негосударственных групп интересов.

Возможно, ничего этого не было бы, если бы не ряд экологических бедствий. Нью-йоркский ураган стал триггером. Важный факт, что он случился накануне Генеральной Ассамблеи ООН, которую многие представители сетей и групп планировали посетить, способствовал объединению усилий. Но этого бы не произошло, если бы не предшествующие события, такие как циклон годом ранее, который опустошил Бангладеш, и недавний доклад межправительственной группы по глобальному потеплению, сообщивший о гораздо более высоких уровнях CO2, несмотря на все усилия по их сокращению. Превалировала атмосфера кризиса. Действительно, это был один из тех моментов в истории, когда сгущаются тучи нового миллениума или апокалипсиса, будто вот-вот наступит конец света, и необходимы были немедленные действия.

В некотором смысле мы достигли Земли Обетованной, где глобальное сотрудничество – нечто большее, чем «заговор» элит, и, взмывая от земли, преодолевает исторические национальные и культурные барьеры. Мы надеялись на это с появлением Европейского союза, но так и не дождались. Каждый следовал своим узким, местническим интересам, прежде всего оставаясь французом или поляком, а не европейцем.

Многое можно отнести на счет подъема среднего класса в России, Китае и Индии. Как и их западные предшественники в XIX и XX столетиях, эти люди теперь достаточно богаты, чтобы осуждать вредные условия производства, связанные с загрязнением окружающей среды и стремительным ростом. Они хотели, чтобы их правительства приняли меры, но правительства этого не сделали. Средний класс возмутился ветхими постройками и плохим планированием, приведшим к большому числу жертв во время бедствия. Движения против коррупции и в защиту окружающей среды слились в одно целое. По мере того как бедняки в Африке южнее Сахары и в других регионах все больше страдали от изменения климата, мобилизовались религиозные активисты. Мигранты отказывались от неплодородной земли и, не имея возможности получить доступ к технологиям очистки воды, обращались за помощью к церквям. Различные учреждения проявили большую сообразительность, чем правительства, в обнаружении изменений. Несколько лет назад был преобразован ежегодный форум в Давосе. Туда стали приглашать активистов сетевых организаций, и с тех пор проводятся виртуальные встречи, в которых могут участвовать тысячи людей. Давление на государства-участников слишком усилилось, чтобы можно было его игнорировать. Генеральная Ассамблея ООН зарезервировала 20 мест для неправительственных организаций, которые ежегодно конкурировали за право занимать место в течение года и иметь такое же право голоса, как национальные государства. Международная политика изменилась навсегда, даже при том что я сомневаюсь, что сети могут быть столь же эффективными в решении других проблем. Решение вопроса охраны окружающей среды получилось с иголочки, потому что слишком широкие слои заинтересованы в том, чтобы избежать Армагеддона. Думаю, что в другое время или по другой проблеме возникнут национальные, религиозные, этнические и классовые противоречия. Но достигнутые результаты и установленный прецедент сделают сложным для правительств игнорирование НПО. Возможно, они даже станут партнерами.

Вероятность проникновения преступных сетей наиболее высока на евразийских рынках, где организованная преступность – институциализированная часть политической и экономической жизни и где со временем члены преступных группировок превратились во влиятельных бизнесменов и стали ценными партнерами для коррумпированных чиновников.

Мы ожидаем, что, по мере того как российские и евразийские поставщики захватывают все большую часть энергетических рынков Европы и Азии, сети организованной преступности будут расширяться, способствуя большей коррупции и манипуляциям внешней политикой в своих интересах.

Глобальный сценарий номер четыре: политика не всегда локальна

В этом беллетризованном сценарии появляется новый мир, в котором национальные государства не отвечают за формирование международной повестки. Рассеивание могущества и власти вдали от национальных государств способствовало увеличению числа субнациональных и межнациональных союзов, включая социальные и политические движения. Увеличение общественной обеспокоенности относительно экологической деградации и бездействия правительств придает силы сети политических активистов, которые в столицах своих стран вырывают контроль из рук государственных чиновников. Технология глобальной связи позволяет отдельным людям непосредственно присоединиться к группам, действующим на основе идентичности, и сетям, которые простираются вне географических границ. Движение в защиту окружающей среды – проблема, вызывающая широкое слияние интересов и желаний.

Предпосылки к этому сценарию:

Значимость и власть национальных правительств снижается в условиях все более децентрализованного мира.

Диаспоры, профсоюзы, НПО, этнические группы, религиозные организации и другие объединения приобретают значительную силу и устанавливают формальные и неформальные отношения с государствами.

Коммуникационные технологии делают возможной повсеместную и непрерывную интеграцию в сети идентичности.

Глава 7 Разделение силы в многополярном мире

В следующие 15–20 лет Соединенные Штаты будут оказывать большее влияние на развитие системы международных отношений, чем любой другой актор, но в многополярном мире утратят ту власть, которой обладали на протяжении последних десятилетий. Соединенные Штаты не будут иметь такой гибкости, как раньше, в выборе вариантов политических решений в связи с относительным снижением их экономической и в меньшей степени военной мощи. Мы считаем, что заинтересованность и готовность США играть лидирующую роль также могут снизиться, поскольку американские избиратели пересмотрят свое отношение к экономическим, военным и вероятностным издержкам американского лидерства.

Ход событий в других странах мира, в том числе внутриполитические события в ряде ключевых стран, особенно в Китае и России, вероятно, также станут важнейшими детерминантами политики США. Мир с относительно небольшим количеством конфликтов между крупными державами облегчит путь к развитию многополярной системы, в которой США будут первыми среди равных. В конце концов события будут формировать параметры внешней политики США. Непредвиденные обстоятельства, такие как использование террористами ядерного оружия или оружия массового уничтожения, могут потрясти всю международную систему и в корне изменить роль США.

Спрос на лидерство США, вероятно, останется высоким, а возможности уменьшатся. Несмотря на рост антиамериканизма в последнее десятилетие, похоже, США все еще рассматриваются как наиболее востребованный региональный стабилизатор на Ближнем Востоке и в Азии. Недавний опрос (см. «Антиамериканизм идет на убыль?») показывает растущее беспокойство в связи с подъемом Китая среди соседних с ним государств, а во многих регионах смягчение антагонизма, если не улучшение отношения к Соединенным Штатам. Кроме растущей экономической мощи все большее беспокойство соседних стран вызывает программа военной модернизации Китая. Уровень тревоги может возрасти, даже если азиатская система безопасности укрепится, например, соглашением между Китайской Народной Республикой и Тайванем, хотя противоположная реакция на такое событие тоже возможна. На Ближнем Востоке ядерный Иран увеличит давление, которое потребует распространения американского «защитного зонта» на Израиль и другие государства.

«Развитие событий в других странах мира… особенно в Китае и России, вероятно, также станет важнейшим детерминантом политики США».

Другие государства продолжат стремиться к лидерству США в решении новых проблем безопасности, таких как изменение климата. Например, многие страны рассматривают лидерство США как решающий фактор в том, чтобы заставить крупнейшие развивающиеся страны, такие как Китай и Индия, которые являются источником парниковых газов, взять на себя серьезную ответственность за сокращение выбросов углерода в режиме контроля над выбросом парниковых газов после 2012 года. Большинство стран «Группы 77» понимают, что их экологии вредят загрязнения, и не возражают против того, чтобы США вмешались в дела Пекина.

Другие стремятся к лидирующей роли США для противостояния распространению ОМУ путем принятия мер по снижению заинтересованности в ОМУ, усилению режимов нераспространения, предотвращения приобретения ОМУ, использования экспертизы и технологии для отбрасывания назад или уничтожения ОМУ в странах, вызывающих тревогу, создания барьеров к использованию ОМУ и минимизации последствий от его использования.

Новые отношения и пересмотр старого партнерства

Все более многополярный мир предполагает увеличение количества акторов, включая влиятельных негосударственных, с которыми придется соперничать США и другим странам. Погружение в мир, в котором меркантилизм и национализм в отношении ресурсов становятся преимущественным modus operandi,вероятно, сузит число партнеров США, повышая риск трений, если не конфронтации между державами в условиях игры с нулевой суммой. С другой стороны, мир длительного процветания усилил бы перспективы большего разделения ответственности и шагов к оживлению мультилатерализма и глобальных институтов.

В период до 2025 года Китай и Индия, вероятно, сохранят статус-кво держав, сконцентрированных на своих внутренних проблемах, пользуясь преимуществами нынешней системы и не слишком стремясь к тому, чтобы США или другие страны вносили радикальные изменения в международный порядок до тех пор, пока Пекин и Нью-Дели не сочтут, что они готовы помочь установить новые правила игры.

Хотя растущие центры влияния захотят сохранить свободу маневра и автономию, чтобы оказывать влияние в регионе, не завися от Соединенных Штатов, их отношения с США, вероятно, углубятся, если сохранятся их планы относительно большего экономического развития. Экономический крах, особенно в случае Китая, может привести к националистическому всплеску и росту трений с зарубежными странами, в том числе с Соединенными Штатами.

Европа столкнется с серьезными внутренними вызовами, которые могли бы ограничить ее способность играть более значимую глобальную роль, особенно в сфере безопасности. Чувство повышенной опасности, будь то в связи с терроризмом или возродившейся Россией, может изменить европейские расчеты относительно увеличения трат на оборону и подготовку объединенных действий. Растущая заинтересованность в экономическом и социальном развитии стран Магриба и Ближнего Востока повышает шансы Европы играть стабилизирующую роль, подобную той, которую она сыграла во время расширения на Восток. Япония, чтобы идти в ногу с Китаем, может усилить свою роль в политике и в сфере безопасности в регионе. Мы ожидаем, что другие страны, такие как Бразилия, возьмут на себя более экспансивные роли в регионе и увеличат свое участие в конкретных ключевых глобальных вопросах, таких как торговля и изменение климата.

Существующие тенденции предполагают, что Россия более непосредственно, чем другие возникающие центры влияния, заинтересована в оспаривании того, что она считает международной системой, находящейся под управлением США. Однако более диверсифицированная экономика, развитие независимого среднего класса и опора на зарубежные технологии и инвестиции для развития энергетических ресурсов могли бы изменить эту траекторию. Более ранний, чем предполагалось, отказ от ископаемого топлива также может положить конец недавно начавшемуся восхождению России.

На Ближнем Востоке, где США, вероятно, останутся доминирующим внешним игроком, текущие тенденции предполагают более серьезную роль азиатских государств, которые укрепляют свои растущие экономические связи более сильными политическими факторами. Азиатские державы наряду с европейскими могли бы стремиться или быть привлечены к будущей работе по укреплению международной безопасности на Ближнем Востоке. Роль НПО будет расти соразмерно увеличению гуманитарных потребностей, проистекающих от изменения климата. В свою очередь международное сообщество, включая США, будет больше полагаться на НПО в сфере оказания гуманитарной помощи.

Меньше финансового предела погрешности

Доллар уязвим в условиях крупного финансового кризиса, и международная роль доллара, вероятно, снизится: из беспрецедентной «глобальной резервной валюты» доллар превратится к 2025 году в единицу, первую среди равных в валютной корзине. Это может произойти резко в начале кризиса или постепенно в ходе глобального перебалансирования. Это снижение повлечет реальные альтернативы и поставит Америку перед новыми сложными выборами во внешней политике. Статус доллара как международной резервной валюты дает США привилегии, в том числе защиту от риска валютных потрясений, что позволяет поддерживать низкие процентные ставки, пока стабильный источник внешнего спроса на доллары дает США уникальную возможность управлять огромным бюджетным дефицитом без ущерба для мировой экономики.

США пользовались этими привилегиями более 60 лет и, возможно, так к ним привыкли, что перестали замечать. Хотя полная потеря резервного статуса маловероятна, удешевление доллара может поставить США перед сложным выбором между честолюбивыми целями во внешней политике и высокими внутренними затратами на достижение этих целей. В свете более высоких процентных ставок, более высоких налогов и возможных нефтяных кризисов американской общественности стоило бы взвесить экономические последствия, например, решительных военных действий. Воздействие на страны, желающие, чтобы США играли сильную роль, может оказаться не меньшим, если влияние США пойдет на спад или если США не захотят действовать. Кроме того, зависимость финансовой стабильности США от внешних источников может ограничить американскую свободу маневра.

Более ограниченное военное превосходство

В 2025 году США сохранят уникальные военные возможности, особенно способность применять военную силу в мировом масштабе, чему другие страны продолжат завидовать и на что продолжат полагаться в целях обеспечения безопасности мира. Способность Соединенных Штатов защитить «всеобщее достояние», обеспечить свободное движение энергоресурсов может обрести еще большее значение в связи с угрозами энергетической безопасности. США также продолжат считаться партнером в области политики безопасности для многих стран, находящихся в конфронтации с набирающими силу враждебными ядерными центрами влияния. Хотя появление новых ядерных государств может ограничить свободу действий США, военное превосходство США как в конвенциональном, так и в ядерном вооружении, а также в противоракетной обороне будет важнейшим элементом сдерживания откровенно агрессивного поведения некоторых новых ядерных государств. От США также будут ожидать использования военной мощи для противостояния международному терроризму.

«Ожидаемые события в сфере безопасности ближе к 2025 году могут вызвать вопросы о традиционных преимуществах США в конвенциональных вооружениях».

Однако потенциальные противники США будут продолжать попытки сравнять шансы на игровом поле, используя асимметричные стратегии для эксплуатации кажущейся военной и политической уязвимости США. В будущем продвинутые государства смогут организовывать космические операции, сетевые атаки и информационные войны, чтобы сорвать планы американских военных операций накануне конфликта. Некоторые противники могут рассматривать кибератаки и диверсии в отношении критически важных объектов США в экономике, энергетике и транспортной инфраструктуре как возможность превзойти США на поле битвы и ущемить американские интересы на американской же территории. Кроме того, потенциальные противники и союзники США могут счесть, что длительное распространение ракетных систем дальнего действия, способностей по ограничению доступа, ядерного оружия и других форм оружия массового поражения все больше ограничивает американскую свободу действия во время кризиса, несмотря на военное превосходство США в отношении традиционных вооружений.

Антиамериканизм идет на убыль?

В течение десятилетий репутация США за границей менялась: «уродливый американец» в 1950-х, широкие международные протесты в связи с вторжением во Вьетнам в 1960-х и 1970-х, противоатомное движение в Европе в 1980-х. За последнее десятилетие антиамериканизм резко возрос. В период с 2002 по 2007 год имидж США ухудшился в 27 из 33 стран, где проводились опросы. Критическое отношение к Соединенным Штатам можно разделить на две базовые категории:

• «Преходящая критика», питаемая несогласием с конкретными аспектами деятельности США, которые могут измениться со временем, например внешняя политика.

• «Антиамериканизм», отражающий глубокую и недифференцированную антипатию в отношении большинства характеристик, присущих Соединенным Штатам.

До той степени, до какой некоторые аспекты американской жизни – например, ее политическая система, люди, культура, наука и технологии, образование и бизнес – вызывают восхищение за рубежом, отношение к США будет комплексным, гибким и открытым для пересмотра. Нисходящая траектория репутации Америки, показанная выше, возможно, достигла нижнего предела. Опрос, проведенный в 2008 году проектом «Мировые отношения» исследовательского центра Pew, показал, что рейтинг благоприятствования США повышается в 10 из 21 страны, в которых было возможно измерить такие тенденции. Какие региональные факторы и динамика могли бы в перспективе способствовать этому улучшению отношения?

Европа / Евразия. В отличие от регионов, однозначно настроенных проамерикански или антиамерикански, Европа и Евразия сохраняют переменчивое отношение к США. Представления Западной Европы поддерживаются на уровне, что Соединенные Штаты и их ключевые союзники, НАТО и ЕС, углубляют практические многосторонние подходы к международным проблемам. Представления населения Центральной и Восточной Европы, которые традиционно благоприятно относятся к Соединенным Штатам, вероятно, на какое-то время отступят к западноевропейской норме. Ни одна тактика поведения США не успокоит государства бывшего Советского Союза, но уход от решительного продвижения военных активов в зону, которую Москва считает своим ближним зарубежьем, может смягчить напряженные отношения с Россией.

Ближний Восток / Южная Азия. Наиболее враждебные к США общества находятся на исламском Ближнем Востоке, а также в Пакистане и Северной Африке. Индия является важным исключением. Механизмы изменения отношения к США включают достижение прорыва в урегулировании палестино-израильского конфликта, недопущение того, чтобы борьба с терроризмом ассоциировалась с войной против ислама, и стремление предоставить помощь нуждающимся гражданам в дополнение к военному обеспечению безопасности элит. Пока Иран воспринимается как опасное ревизионистское государство, люди и государства в регионе будут позитивно относиться к вооруженному присутствию США.

Африка южнее Сахары. Африка продолжает доброжелательно относиться к США. Общественность в Африке южнее Сахары находит американский образ жизни и стандарты проживания достойными зависти. Если африканское командование США (АФРИКОМ) не будет демонстрировать чрезмерную милитаризацию гражданам африканских государств, а оказание экономической и гуманитарной помощи продолжится, представления о США останутся благоприятными.

Восточная / Юго-Восточная Азия. В этом регионе отношение к США является относительно позитивным. Несмотря на экономический рост Китая и наметившуюся интеграцию в Азии, «мягкая сила» США все еще превосходит китайскую. В Северо-Восточной Азии на США продолжат смотреть как на надежного партнера в вопросах безопасности, в Юго-Восточной Азии эта тенденция будет наблюдаться в меньшей степени. Риск понижения уровня восприятия США существует в Китае и зависит от того, в каком свете США будут представлены в официальных СМИ.

Латинская Америка. В целом отношение к США достаточно позитивное и стабильное, в большей степени в Центральной Америке, в меньшей степени – в регионе Анд. Ключом будет определенный уровень рабочей миграции в США с последующей отправкой заработанного в Латинскую Америку. Важным фактором будет то, до какой степени интересы США и Латинской Америки рассматриваются как общие, особенно по многосторонним вопросам, таким как предотвращение незаконных поставок наркотиков и борьба с организованной преступностью и бандами. Подведем итоги опросов в регионах: какие факторы в результате будут влиять на степень антиамериканизма до 2025 года? Во-первых, факторы, благоприятные для США:

• Многие государственные лидеры и общественность насторожено относятся к самому факту наличия огромной силы, вне зависимости от того, кто ею обладает. По мере того как Китай набирает силу, часть настороженности будет отвлекать на себя Пекин, а функция США по уравновешиванию китайской мощи будет более высоко цениться.

• США выгоден поворот в борьбе идей. Первое и главное – за последние несколько лет во многих странах исламского Ближнего Востока уменьшилась поддержка терроризма. Теперь меньшее количество мусульман оправдывают террористов-смертников, а уровень доверия Усаме бен Ладену снизился.

• По мере роста больших рыночных систем в Азии и других регионах глобализацию все реже будут приравнивать к американизации. Поскольку во всем мире традиционный уклад жизни нарушен, нежелательные иностранные идеи и традиции будут в большей степени восприниматься как продукт современности, а не результат американского влияния.

Потенциально неблагожелательно может быть воспринята медлительность в решении насущных международных проблем, таких как глобальное изменение климата, продовольственная и энергетическая безопасность. В настоящее время неопределенным фактором является влияние все более распространяющейся мобильной телефонии, Интернета и прямых спутниковых СМИ на то, как население всего мира будет воспринимать США. Однако основные тенденции предполагают, что в целом антиамериканизм уменьшается.

Традиционные союзники США, в частности Япония и Израиль, возможно, будут чувствовать себя к 2025 году менее защищенными, чем теперь, в результате неблагоприятных демографических тенденций внутри стран, дефицита ресурсов, а также более активного военного соперничества на Ближнем Востоке и в Восточной Азии, особенно если возникнут сомнения в жизнеспособности американских гарантий безопасности.

Сюрпризы и непредвиденные последствия

Как становится понятно из этого исследования, следующие 15–20 лет содержат больше непредвиденных обстоятельств, чем ожидаемых. Все акторы, не только США, будут подвержены влиянию непредвиденных потрясений. По разным причинам представляется, что США в большей степени, чем другие страны, способны выдержать эти потрясения, но удачи США также зависят от силы и устойчивости всей международной системы, которая, по нашим оценкам, является более хрупкой и менее подготовленной к последствиям очевидных трендов, таких как энергетическая безопасность, изменение климата и рост числа конфликтов, не говоря уже о неочевидных трендах.

Хотя по своей природе сюрпризы сложно предсказуемы, мы попытались в нескольких сценариях отразить возможные альтернативы будущего, и в каждом описаны возможные изменения роли США.

Мир без Запада. В этом сценарии США отходят на задний план, а их роль существенно уменьшается. Вступая в контакт с нестабильными частями мира в примыкающих регионах, таких как Афганистан, Китай и Индия, жители Центральной Азии должны сформировать или поддержать другое партнерство, в данном случае Шанхайскую организацию сотрудничества. Фрагментация и распад мирового порядка на региональные и другие блоки хотя и не достигнут масштабов советско-американского раскола, вероятно, возвестят наступление эры замедления темпов экономического развития и глобализации, менее эффективных действий в решении международных проблем, таких как изменение климата и энергетическая безопасность, а также потенциального роста политической нестабильности.

Октябрьский сюрприз. Далеко не только США испытывают недостаток эффективного управления изменениями в процессе глобализации, экономического роста и деградации окружающей среды. Неявным фактором в этом сценарии является потребность в более качественном американском лидерстве и более сильных многосторонних институтах, необходимых для того, чтобы избежать еще более разрушительных кризисов. За просчеты других стран, таких как Китай, приходится платить высокую политическую цену, что, возможно, усложнит для США и других стран возможность составления общего для всех плана более устойчивого экономического развития, предусмотрев в нем последствия конфликтов между крупнейшими державами.

Распад БРИК. В этом сценарии растущая конкуренция между большими державами и возрастающая ненадежность поставок энергии приводят к военной конфронтации между Индией и Китаем. Пекин считает, что США встали на сторону Индии и желают поражения Китая. Война крупных держав предотвращена, но главным действующим лицам приходится прибегнуть к помощи третьей силы, в этом случае Бразилии, чтобы восстановить международный порядок. Учитывая дезорганизацию БРИК, влияние США сильно возрастает, но международная система переживает сумбур, поскольку военное столкновение приводит к внутренним переворотам и росту националистических настроений.

Политика не всегда локальна. В некоторых вопросах, таких как окружающая среда, произошел сейсмический сдвиг между правительственными и неправительственными акторами. Впервые большая часть избирателей считает, что коалиция негосударственных акторов лучше представляет «планетарные» интересы; в этом сценарии правительства должны проявить большую осмотрительность или столкнуться с серьезными политическими последствиями. Возможно, это будет частный случай, поскольку по более традиционным проблемам национальной безопасности национальные, этнические, классовые и другие различия дадут о себе знать и подорвут авторитет международных политических движений. США, как и правительства других стран, должны приспособиться к изменяющейся расстановке политических сил.

Лидерство будет ключевым фактором. Как мы отмечали в начале исследования, человеческие действия, вероятно, будут иметь решающее значение. Как мы указывали, исторически лидеры и их идеи, позитивные и негативные, были важнейшими факторами, меняющими ход игры на протяжении истекшего столетия. Каждый по отдельности и все вместе в следующие 15–20 лет лидеры будут оказывать мощнейшее влияние на ход событий, особенно в отношении обеспечения более приемлемого результата. Как мы подчеркивали, похоже, что нынешние тенденции ведут к возникновению в следующие 15–20 лет более фрагментированного и полного противоречий мира, однако плохой исход не неизбежен. Международное лидерство и сотрудничество будут необходимы для решения глобальных проблем и понимания их сложности. Данное исследование должно содействовать этому процессу: демонстрируя некоторые альтернативные возможности, мы надеемся помочь политикам вести нас к верным решениям.

Послесловие

оскольку предисловия и послесловия редко становятся предметом пристального внимания читателя, то писать их достаточно просто: можно не переживать, что кто-то будет тщательно изучать вводный текст, торопясь перебраться к главному. Однако же это – поверхностный взгляд на вещи. Ни один автор вступительной статьи не будет халатно относиться к поставленной перед ним задаче, ведь у него всегда остается надежда, что кто-нибудь из заинтересованных читателей обязательно оценит его труд по заслугам. А раз дело обстоит так, то любому автору непросто написать текст подобного рода. Ведь ему, не важно, использует ли он свое перо для описания художественного, научного или публицистического труда, предстоит представить произведение, как правило, используя ограниченный набор приемов (этого, к несчастью, требуют условности жанра), заинтересовать читателя книгой и объяснить ему, на что нужно обратить внимание в первую очередь, а что – если таковое имеется на самом деле – следует простить.

Книга «Глобальные тенденции – 2025: меняющийся мир» – не исключение. Более того, дополнительную трудность в чтении подобных книг создает тот факт, что такие долгосрочные прогнозы со временем забываются, и едва ли кто-то в 2025 году вспомнит о существовании «Глобальных тенденций – 2025», и уж тем более маловероятно, что кто-то попытается сравнить предсказанное и народившуюся реальность.

Тем не менее «Глобальные тенденции» интересны настолько, что нынешняя книга является четвертой попыткой определить факторы и явления, которые через несколько лет станут определять контуры и содержание миропорядка. Каждый из предыдущих докладов «Глобальные тенденции – 2010», «Глобальные тенденции -2015» и «Глобальные тенденции – 2020» последовательно вызывали все более и более серьезный резонанс. Более того, размах и профессионализм проекта разрастался: если для подготовки первого доклада «Глобальные тенденции – 2010» были задействованы эксперты, имеющие отношение исключительно к разведывательному сообществу США, то уже для последующих версий привлекались эксперты не только из самых разнообразных сфер деятельности, но и из иных государств.

Как пишут сами авторы, для подготовки третьего выпуска «Глобальных тенденций – 2020» были привлечены специалисты-неамериканцы. Кроме того, было проведено шесть семинаров на пяти континентах. Возможно, именно благодаря этому факту миру стало известно о проекте, и доклад «Глобальные тенденции – 2020» был переведен на многие языки мира. Его использовали в качестве пособия в университетских курсах и обсуждали на конференциях, посвященных различным международным проблемам. Наконец, его обсуждали и в правительственных кабинетах. А все это свидетельствует о высоком классе подготовки доклада и высочайшем качестве информации, в нем используемой. Можно предположить, что еще больший резонанс ожидает доклад «Глобальные тенденции – 2025».

Доклад был подготовлен структурой, близкой к американской разведке. Более того, фактически его выход специально подгадали к инаугурации нового президента США – Барака Обамы. Именно с ним связываются ожидания, что Соединенные Штаты переживут новое рождение, превратившись из мирового полицейского, по поводу и без повода использующего «дипломатию большой дубинки», в истинно глобального лидера, способного предложить более справедливую альтернативу нынешнему миропорядку.

Однако американские аналитики не смотрят на мир сквозь розовые очки: они указывают на то, что США останутся единственной страной, превосходящей остальные по своей мощи, но вот господство Америки ослабеет. А сам миропорядок, хотя и не падет жертвой краха, как в 1914–1918 годах, но создаст серьезные риски. «Стратегическое соперничество, вероятнее всего, будет вращаться вокруг торговли, инвестиций, новых технологий и поглощений, но мы не можем исключить сценарий XIX века с гонкой вооружений, захватом территорий и военным соперничеством». Особенно это касается территорий Ближнего Востока. К примеру, Иран, как прогнозируют аналитики Национального совета по разведке, в условиях сохранения высоких цен на энергоносители и их растущего дефицита станет ядерной державой. Правда, ядерное оружие ему понадобится не столько для того, чтобы устрашать им Израиль, сколько для того, чтобы защитить свою территорию от государств, желающих сократить собственные расходы за счет аннексии иранских нефтяных полей.

Аналитики американской разведки специально оговариваются, что к 2025 году Соединенным Штатам предстоит стать главным посредником в переговорах между враждующими государствами Ближнего Востока. А это, помимо прочего, означает изменение отношения к США в странах Арабского Востока, что едва ли достижимо в ближайшей исторической перспективе…

Например, утверждение, будто к указанному в названии доклада сроку Китай превратится в ведущую военную силу, кажется спорным. Как спорным остается утверждение об усилении преступных кланов в Центральной и Восточной Европе настолько, что они окажутся способными захватить власть в своих странах. Таким же выглядит и «классический американский страх»,[15] популяризованный в многочисленных голливудских боевиках, перед террористами, так или иначе получившими доступ к ядерному оружию и грозящими его использовать.

В то же самое время многие наблюдения и выводы представляются обоснованными. В частности, утверждения о постепенном отказе США от активного участия в международных делах, о разворачивающемся соперничестве двух основных систем организации экономики – государственном капитализме и капитализме рыночном, о растущем дефиците энергоносителей и иных природных ресурсов, новом демографическом взрыве и связанными с этим проблемами, об утверждении многополярного миропорядка. Последнее заслуживает того, чтобы этому пункту было уделено особое внимание.

Дело в том, что американские аналитики указывают, что «исторически зарождающиеся многополярные системы отличались большей нестабильностью, чем биполярные или однополярные». Почему они делают подобное утверждение, очевидно. В конце концов, в течение XX столетия мир практически не знал стабильных многополярных систем. Первая часть XX века прошла под знаком мирового конфликта доселе невиданного масштаба, а вторая ознаменовалась утверждением системы двух полюсов, сменившейся затем господством одного полюса – США. Однако именно двухполюсная система во многом стала причиной появления угрозы, которую власти Соединенных Штатов уже на протяжении 7 лет рассматривают как основную угрозу существующему миропорядку, – исламского терроризма. В конце концов, ни для кого не секрет, что главный враг Америки в мире – террористическая организация «Аль-Каида» – была создана прошедшими подготовку у американских инструкторов в период афганской войны моджахедами. Между прочим, господствовавшая в течение Нового времени многополярная система предупреждала именно подобные эксцессы. «Хрупкий баланс»,[16] как назвал его немецкий историк Людвиг Дехийо, характерный для сложившихся в XVII–XIX веках систем международных отношений, хотя и был чреват войнами, но все же это были войны, проходившие по правилам между институционально определенными субъектами, на которых иные субъекты могли оказывать воздействие, предупреждая крупные военные столкновения.

В то же время многополярность не означает отсутствия гегемона – ведущей державы, предлагающей собственную модель развития в качестве наиболее успешной. И на сегодняшний день, как то указывается в докладе «Глобальные тенденции – 2025», в мире присутствуют две основные конкурирующие экономические модели – государственный капитализм и рыночный капитализм. Первый представлен государствами БРИК, второй – странами «Большой семерки».

Аналитики из разведки резонно замечают, что перспективы роста для Бразилии, России, Индии и Китая (БРИК) чрезвычайно благоприятны, указывая на то, что они совместными усилиями обязательно подберутся к исходной доле общего ВВП «Большой семерки». Правда, сделают они это, по подсчетам экспертов, только к 2040–2050 годам. Впрочем, по мнению тех же экспертов из Национального совета по разведке, уже к 2025 году Китай станет второй по величине экономикой мира. А это, в свою очередь, означает его фактическое превращение в новый полюс миропорядка. Индия, переживающая бурный экономический рост, к 2025 году также сможет претендовать на статус полюса в нарождающемся миропорядке. Что касается России, то ее судьба вызывает у авторов доклада «Глобальные тенденции – 2025» определенные сомнения. Как полагают они, ее превращение в полюс мировой политики зависит от структурных реформ, которые должны сделать ее либеральным государством со свободной экономикой, развитым гражданским обществом и конкурентной политикой. Похоже, западным аналитикам все еще не дает покоя судьба нашей страны, в противном случае они не связывали бы превращение России в одного из ведущих субъектов мировой политики с ее трансформацией в либеральное государство по западному образцу.

Это суждение подводит нас к одному важному замечанию. Несмотря на стремление экспертов, составивших доклад, продемонстрировать свою неангажированность, им не удалось остаться в стороне от некоторой пристрастности. Это, между прочим, касается не только достаточно оптимистичной оценки будущего Соединенных Штатов, но и достаточно пессимистичного подхода к государствам БРИК, утверждение которых в роли мировых лидеров, как считают авторы «Глобальных тенденций», приведет к учащению и усложнению мировых конфликтов.

В целом же доклад «Глобальные тенденции – 2025: меняющийся мир» выполнен на высоком уровне и заслуживает внимания со стороны не только тех, кто держит в своих руках нити, управляющие судьбами планеты, но и тех, кого интересует будущее мира, в котором они живут. Здесь же можно перефразировать слова греческого политика Перикла: «Творить будущее могут немногие, но знать о том, каково оно, должны все».

Примечания

1

Страны с молодежными возрастными системами и быстро растущим населением образуют полумесяц, или «дугу нестабильности», идущую от района Анд в Латинской Америке через регион, находящийся к югу от Сахары в Африке, Ближний Восток и Кавказ к северным районам Южной Азии.

(обратно)

2

Уровень государственной мощи, рассчитываемый Международной компьютерной моделью будущего, выводится в виде положения в рейтинге из среднего коэффициента ВВП, расходов на оборону, населения и технологий.

(обратно)

3

Выражение в американском политическом сленге. Важное событие, которое может сказаться на результате выборов, особенно президентских (поскольку выборы традиционно проходят в ноябре). (Прим. переводчика.)

(обратно)

4

См. «Контуры мирового будущего: доклад по проекту 2020 Национального разведывательного совета США», декабрь 2004 года.

(обратно)

5

См. «Глобальные тенденции – 2015: диалог о будущем с негосударственными экспертами», Национальный разведывательный совет США, декабрь 2000 года; и «Контуры мирового будущего», декабрь 2004 года. Доклады доступны по адресам: trends 2015.html и соответственно.

(обратно)

6

Государственные инвестиционные фонды (ГИФы) представляют собой капитал, полученный из правительственного профицита и инвестированный в негосударственные рынки за рубежом. С 2005 года количество государств с ГИФами выросло с трех до сорока с лишним, а совокупная сумма, ими контролируемая, – с примерно семисот миллиардов долларов до трех триллионов долларов. Спектр видов деятельности ГИФов также расширился, поскольку многие из государств, в которых фонды созданы недавно, пошли на это скорее для того, чтобы сохранить текущий денежный профицит или поощрить передачу накоплений из поколения в поколение, чем для того, чтобы создать буфер от неустойчивости товарного рынка. Если нынешние тенденции сохранятся, ГИФы распухнут до шести с половиной триллионов долларов и более в течение пяти лет и до двенадцати-пятнадцати триллионов долларов в течение десяти лет, превысив общие бюджетные резервы и включив в себя процентов двадцать всего мирового населения.

(обратно)

7

Измерение национальной мощи – результат индекса, измеряющего весомые факторы ВВП, расходов на оборону, население и технологии. Результат высчитывается по компьютерной модели «Международное будущее» и выражается в относительной доле (в процентах) от общей глобальной мощи.

(обратно)

8

«Семь сестер» – это семь западных нефтяных компаниий, которые контролировали производство, очистку и распределение нефти в середине ХХ столетия. С образованием и учреждением ОПЕК в 1960-х и 1970-х годах влияние западных нефтяных компаний упало.

(обратно)

9

Эти пункты разбиты на категории на основе развития и начального развертывания технологии. В некоторых случаях при полном развертывании процесс может значительно замедлиться в связи с требованиями инфраструктуры. Источник: SRI Consulting Business Intelligence, Toffler Associates

(обратно)

10

Эти пункты разбиты на категории на основе развития и начального развертывания технологии. В некоторых случаях при полном развертывании процесс может значительно замедлиться в связи с требованиями инфраструктуры. Источник: SRI Consulting Business Intelligence, Toffler Associates

(обратно)

11

Линия Дюрана является границей между Пакистаном и Афганистаном. Это искусственная линия раздела, которая не признается афганским правительством.

(обратно)

12

Американские и глобальные организации здравоохранения в настоящее время работают над вакцинами, способными предотвратить или смягчить действие пандемии гриппа. Прорыв в ближайшие годы может сократить риск, который будут представлять пандемии гриппа в предстоящие десятилетия.

(обратно)

13

То, с какой скоростью распространяется болезнь, какое количество людей заболеет, уровень смертности, симптомы и последствия заболевания будут варьировать в зависимости от специфических характеристик патогена, ответственного за возникновение пандемии. Этот сценарий исходит из правдоподобных характеристик, которые укладываются в рамки возможных.

(обратно)

14

Вероятно, авторы имели в виду Цусимское сражение. (Прим. переводчика.)

(обратно)

15

Страх, очень хорошо описанный американским либеральным журналистом и политическим ученым Кори Робином. См.: Робин К. Страх. История политической идеи. М.: Прогресс-традиция, Территория будущего, 2007.

(обратно)

16

Дехийо Л. Хрупкий баланс: четыре столетия борьбы за господство в Европе. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2005

(обратно)

Оглавление

Предисловие

  Благодарности

Картина мира 2025 года

  Краткий обзор

  Экономический рост подстегивает подъем новых игроков

  Новый транснациональный курс

  Перспективы терроризма, конфликтов и распространения ядерного оружия

  Более сложная международная система

  США: ослабление доминирующей позиции

  2025 год – каким окажется будущее?

Введение . Трансформированный мир

  Скорее изменения, чем непрерывность

  Альтернативные варианты будущего

Глава 1 . Глобализирующаяся экономика

  Назад в будущее

  Растущий средний класс

  Государственный капитализм: постдемократический подъем рынка на Востоке?

  Ухабы на дороге исправления нынешнего мирового дисбаланса

  Сложные финансовые узлы

  Модели развития уходят от стандартов, но надолго ли?

Глава 2 . Демография несовпадений

  Рост населения, упадок и диверсификация – одновременно

  Бум пенсионеров: проблемы стареющего населения

  Устойчивый демографический приоритет молодежи

  Перемена мест: миграция, урбанизация и этнические сдвиги

  Демографические портреты: Россия, Китай, Индия и Иран

Глава 3 . Новые игроки

  Поднимающиеся тяжеловесы: Китай и Индия

  Другие ключевые игроки

  Неустойчивые по статусу державы

  Глобальный сценарий номер один: мир без Запада

Глава 4 . Дефицит посреди изобилия?

  Энергетическая геополитика

  Технологические прорывы[9] к 2025 году

  Технологические прорывы[10] к 2025 году

  Вода, еда и изменения климата

  Глобальный сценарий номер два: октябрьский сюрприз

Глава 5 . Растущий конфликтный потенциал

  Сокращение дуги нестабильности к 2025 году?

  Растущий риск ядерной гонки вооружений на Ближнем Востоке

  Терроризм: хорошие новости и плохие новости

  Афганистан, Пакистан и Ирак. Локальные траектории и внешние интересы

  Глобальный сценарий номер три: разрушение БРИК

Глава 6 . Сумеет ли международная система справиться с вызовом?

  Многополярность без мультилатерализма

  Сколько международных систем?

  Сетевой мир

  Теневая международная система к 2025 году

  Глобальный сценарий номер четыре: политика не всегда локальна

Глава 7 . Разделение силы в многополярном мире

  Новые отношения и пересмотр старого партнерства

  Меньше финансового предела погрешности

  Более ограниченное военное превосходство

  Сюрпризы и непредвиденные последствия

Послесловие . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте