«Танки идут на мины»

Танки идут на мины (fb2) - Танки идут на мины 855K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Галина Завалуновна Бакшеева

Галина Бакшеева ТАНКИ ИДУТ НА МИНЫ

☆ НАЗЕМНЫЕ ТРАЛЬЩИКИ

…Во второй половине дня 21 сентября 1943 года передовые отряды 3-й гвардейской танковой армии вышли к Днепру. На следующий день на рассвете у села Григоровка первыми через реку переправились с партизаном-проводником четыре автоматчика-добровольца из мотострелковой роты 51-й гвардейской танковой бригады подполковника М. С. Новохатько.

Ступив на берег, гвардейцы завязали перестрелку. Им на помощь через Днепр спешили мотострелковые части. Захваченный первоначально небольшой плацдарм в упорном бою был расширен. Вскоре началась массовая переправа подразделений 3-й гвардейской танковой армии, 27-й и 40-й общевойсковых армий.

5 октября к Днепру подошли и подразделения 166-го отдельного инженерно-танкового полка. Впереди просматривались темная гладь холодной воды и белесая кромка правого берега. Дул пронизывающий сырой ветер, густые тучи плотно закрывали луну.

Река периодически освещалась неживым, холодным светом немецких ракет. С Букринских высот время от времени тянулись огненные трассы, затем следовали глухие разрывы мин.

Мугалев смотрел на темную поверхность реки, пытаясь уловить закономерность в системе заградительного огня противника. «Хотя бы два тральщика переправьте благополучно, этим поможете пехоте расширить и закрепить плацдарм», — сказал ему днём командующий. И теперь, напряженно всматриваясь в холмы и бугры правобережной стороны, он думал о том, как без потерь достигнуть противоположного берега.

Командир полка наземных тральщиков подполковник Н. М. Лукин сосредоточил боевую технику на участке переправы.

В полночь паромы с танками-тральщиками, буксируемые катерами БМК-70, пошли к тому берегу. Гитлеровцы заметили передвижение на реке и усилили огонь. Но паромы шли вперед и вскоре благополучно достигли цели. Выгрузившиеся танки-тральщики встали у подножия прибрежных высот. На рассвете они вступили в бой. Под секциями тралов с глухим раскатом рвались мины.

В образовавшиеся проходы устремились линейные танки, за ними пехота, и вскоре громкое «ур-а-а-а!» гремело над траншеями врага.

Один тральщик, с ходу преодолев две полосы минных полей, вышел к кустам и обнаружил замаскированную пушку. Возле нее, сбившись в кучку, стояли вражеские солдаты с поднятыми руками. Это был расчет орудия с младшим офицером во главе.

— Почему не стреляли по танку?

Пленный офицер-артиллерист на допросе давал сбивчивые объяснения:

— …Я ничего… ничего не понял из того, что произошло. Я не спешил с командой «Огонь». Ваш танк должен был подорваться на минном поле первой полосы. Так было всегда. Машины подрывались, и мы открывали огонь по застывшей мишени. Но здесь мы увидели нечто невероятное. Не сбавляя скорости, танк продолжал идти сквозь пламя взрывов. Достигнув минного поля второй полосы, он опять не подорвался и по-прежнему шел на наше орудие.

Немецкий офицер выжидательно посмотрел на переводчика, словно вникая в его речь и контролируя, правильно ли тот переводит, ибо то, что он говорил, очень важно было и для него самого.

— Это был странный танк, — продолжал пленный. — Я впервые видел такой. Впереди гусениц вращались то ли колеса, то ли диски. Танк походил на какую-то чудовищную машину. Нас охватил ужас. Мы так и остались в траншее.

Пленил офицера и расчет его пушки командир роты 166-го отдельного инженерно-танкового полка старший лейтенант Адам Захарович Петушков. На допросе немецкого артиллериста присутствовал заместитель командира полка по спецтехнике Павел Михайлович Мугалев — военный инженер, конструктор тех самых вращающихся дисков, установленных впереди гусениц танка, которые произвели на гитлеровского офицера ошеломляющее впечатление.

Конструктор был доволен. Изобретенные им минные тралы успешно действовали в бою в составе опытного полка.

166-й отдельный инженерно-танковый полк был новым видом войскового формирования. В мировой военной практике первой таким формированием оснащалась Красная Армия.

* * *

Изобретатель… Конструктор… С чего начинается он?! Какими качествами характера должен обладать человек этой профессии? Что обязательно для него?

Когда адъюнкт[1] Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева Павел Михайлович Мугалев доложил руководителю научно-исследовательского отдела полковнику Алексею Сергеевичу Ильину о своих последних инженерных разработках, тот спросил:

— Не слишком ли много это? Какую из поставленных проблем вы можете выделить?

— Проблему борьбы с минами, — ответил военинженер.

— Тогда, — посоветовал полковник Ильин, — не распыляйтесь, сконцентрируйте свое внимание на ней и продолжайте работать.

То же самое говорил инженеру профессор комбриг Георгий Иосифович Покровский.

Прислушиваясь к советам своих педагогов, Мугалев перестроил всю научную работу, которую вел. «В самом деле, — рассуждал он, — надо избрать одну-две важные проблемы, изучить их и довести до желаемого конца».

Поставив перед собой такую задачу и сосредоточив на ее решении все силы и знания, он почувствовал вскоре, какой насыщенной и стремительной стала его жизнь.

Конструктор противоминных танковых тралов лауреат Государственной премии, Герой Советского Союза гвардии полковник П. М. Мугалев (май 1945 г.).

Шло время. Долгие дни раздумий чередовались с лабораторными исследованиями. Прежде чем лечь на чертежную доску замысел претерпевал десятки изменений в так называемых предэскизных вариантах. И уже совсем нелегко бывало, когда идея его становилась достоянием конструкторского бюро и опытного цеха. Здесь создавался экспериментальный образец той машины, которая родилась в его воображении. За первым опытным образцом следовал второй, третий… Десятки промежуточных экспериментальных образцов. Конструктор помнил в мельчайших деталях каждый из них со всеми достоинствами и недостатками.

Наконец наступал тот момент, когда изобретению выносился приговор. Часто судьбу новой машины решал сам конструктор: оставаться ли ей в единственном экземпляре или идти в серийное производство. Так поступил Мугалев и на этот раз. Первым испытателем трала на боевых минах был он сам.

…Опытные образцы… Сколько их прошло через руки Мугалева, прежде чем он добрался до того единственного, который должен был послужить Родине!

Размеренное течение учебной жизни в военной академии заполнено лекциями, лабораторными занятиями, строевой подготовкой, стрельбами… Вдруг в этот будничный ритм врывается весть: на границе с Финляндией начались военные действия.

Мугалев тотчас же решил, что ему надо быть там, на линии огня, тем более что сразу стали поступать тревожные данные о труднопреодолеваемых минных заграждениях, применяемых противником.

Раздумывая после лекции над событиями последних дней, склонившись над листком бумаги, он писал: «…Чтобы быть полноценным преподавателем военной академии, прошу направить меня в действующую армию для накопления опыта…»

Молодой офицер перечитал написанный рапорт, подумал о том, что просьбу свою изложил конкретно, и решил ничего не менять — важно, чтобы все было коротко и ясно.

Да, ему, военному инженеру, необходимо увидеть собственными глазами поле боя, окопы, технику противника и, наконец, своих и чужих солдат.

В ожидании ответа Павел Михайлович старался детальнее познакомиться с театром военных действий, с сообщениями, приходившими оттуда.

О пресловутой линии Маннергейма ходили разные суждения. Одни занижали ее реальную мощь, другие же уверяли, что это крепкая долговременная оборонительная система с огневыми сооружениями и узлами сопротивления, с новейшими фортификационными объектами. Сравнивали ее с немецкой линией Зигфрида и французской — Мажино.

Зима 1939/40 года отличалась обильными снегопадами, сильными морозами. Наши войска на некоторых участках фронта, растянувшись вдоль дорог, медленно продвигались вперед, ведя непрерывные бои и отбивая атаки выходивших в их тылы подразделений финских лыжников. На Карельском перешейке в районе Ладожского озера простирался сплошной фронт, где вела бои 7-я армия, которой командовал командарм 2-го ранга К. А. Мерецков.

Войска 9-й армии действовали на суомуссалминском, а 14-й — на петсамском направлении, где велись большей частью бои местного значения. Оба эти направления считались второстепенными.

Мугалев прибыл в распоряжение начальника инженерных войск 8-й армии полковника В. П. Шурыгина.

В первые же дни Мугалев стал свидетелем неудачных попыток наших частей атаковать противника на подступах к станции Лаймала. Передний край был прикрыт усиленным минным полем. Попав на него, бойцы не могли продвигаться дальше и залегали в снегу.

Отсутствие опыта и средств по преодолению такого вида заграждений с ходу дало себя знать. Минные заграждения простирались на многие километры. Танки с трудом преодолевали глубокий снег, а попав на минное поле, подрывались и становились неподвижной мишенью для артиллерии противника.

Военные будни втягивали вновь прибывшего офицера в развертывавшиеся боевые действия. Здесь он еще раз понял, что главный элемент в наступлении — это темп продвижения и что при этом наиболее сложной для наступающих войск оказалась задача по преодолению минных заграждений с ходу.

Противник применял разные мины: противопехотные, противотанковые, фугасы большой взрывной силы, а также устраивал различные ловушки взрывного действия. Их хорошо распознавали советские саперы. Но на это тратилось много времени.

Высокоэффективными средствами разминирования наши войска не располагали и несли потери. Необходимо было найти способ борьбы с минами.

Вскоре на этот же участок фронта прибыл офицер кафедры подрывного дела академии, руководитель и старший товарищ Мугалева полковник В. В. Овчинников. Его, как и Павла Михайловича, больше всего интересовали мины.

Тем временем по непосредственному указанию А. А. Жданова были развернуты поиски путей борьбы с минными заграждениями. К решению этой проблемы были привлечены ленинградские ученые и инженеры, в том числе и группа преподавателей из Военной академии связи, возглавляемая профессором Н. М. Изюмовым.

Коллектив, руководимый Н. М. Изюмовым, в очень короткий срок сконструировал миноискатель. Работу его проверили и тут же пустили в производство. Теперь саперы, оснащенные миноискателями, двигались цепочкой впереди частей и подразделений и проверяли каждый метр земли. Как только миноискатель оказывался над миной, в наушниках раздавался звуковой сигнал. Сапер останавливался, очищал снег над миной и обезвреживал ее. Такая процедура замедляла темп продвижения наступающих подразделений.

Дело осложнялось еще и тем, что электромагнитный миноискатель в равной степени реагировал как на мину с металлической оболочкой, так и на крупный осколок снаряда в снегу. А мин в деревянной укладке он обнаружить и вовсе не мог. Такой метод поиска сопровождался большими людскими потерями.

«Где же искать выход?» — спрашивал Мугалев у Овчинникова. Одно было очевидным, что нужно создать более универсальное и более маневренное средство для того, чтобы обнаружить и уничтожить мины, и в первую очередь оснастить этим средством танки.

И оба специалиста по минам — Овчинников и Мугалев — поставили перед собой задачу: выявить и изучить места расположения мин, определить конструкцию и глубину закладки этих мин, а также постараться раскрыть закономерности схемы минирования. Хотя не исключалось, что у противника и нет такой постоянной схемы. Командование дало согласие, и офицеры ушли в разведку.

…Медленно, осторожно продвигаются Овчинников и Мугалев по свежевыпавшему снегу. На подходе к переднему краю обороны противника они решили обследовать один из участков. Ползут вперед, проверяя каждый метр своего пути. Когда добрались до небольшой сопки, неожиданно их накрыл минометный огонь. Разведчики залегли. Становилось понятно, почему противник прикрывает свои минные поля таким мощным огнем: «Вероятнее всего, чтобы сохранить тайну схем минирования». Мугалев не успел подумать об этом, как вблизи прогремел сильный взрыв. Разорвалась мина. Полковника Овчинникова отбросило в сторону. Он потерял сознание. Мугалев ползком добрался до товарища и потащил его по снегу за собой.

Обстрел то прекращался, то возобновлялся. Спустя несколько часов Мугалеву удалось выползти из зоны обстрела и добраться с контуженным полковником до командного пункта части.

Разведка убедила Павла Михайловича, что никакое разминирование у переднего края открыто идущий сапер выполнить не может. Нужны механические средства и броневое укрытие человеку, производящему разминирование. И само разминирование должно производиться с ходу.

Конструктор настойчиво продолжает думать об этом, стоя у лесной опушки. Рядом с ней пролегла дорога. Она связывала тыл с передовой. Дорога была накатана гусеницами танков и колесами автомашин. Павел Михайлович обратил внимание, как грузно тащилась по ней полевая кухня. Двуколка спускалась под уклон на заснеженную болотистую долину. Вдруг раздался мощный взрыв. Дорогу покрыло огромное облако черного клубящегося дыма. Когда он рассеялся, Мугалев увидел останки повара, лошади и разбитую кухню.

Что же произошло?!

Кухня подорвалась на мине противника, установленной на дороге. Но возможно ли это? Ведь по дороге проехали десятки машин, и благополучно. Конструктор, осматривая место взрыва, поднял обломок колеса. Узкий обод, обитый стальной полоской, глубоко прорезал снег, нажал на крышку мины, и та взорвалась.

Мысль инженера работает четко. «Очевидно, — размышляет он, — приспособление для уничтожения мин должно иметь вид прочного упругого диска, который мог бы, прорезав грунт, доставать и взрывать мину. Но сам диск должен оставаться целым. Если такую конструкцию поместить впереди танка, то танк-тральщик будет способен пройти по минному полю, делая себе, линейным танкам и пехоте определенной ширины безопасный проход. Есть и аналогия — действия кораблей-тральщиков. Для траления мин в море они используют механические тралы, которые вытраливают полностью участки моря или делают проходы для движения боевых и других кораблей, обозначая протраленную полосу».

Итак, мысль, возникшая под минометным огнем на подступах к переднему краю противника, стала отчетливее. Возникла идея создания сухопутного механического бронированного тральщика.

Эту работу надо было выполнить срочно. Войска в таких тральщиках нуждались остро.

На следующий день Мугалев набросал эскиз и сделал краткое описание нового боевого средства — противоминного танкового наземного трала, которого до сих пор не было на вооружении ни в одной армии — ни у нас, ни за рубежом.

Полковник В. П. Шурыгин и полковник В. В. Овчинников предложение инженера одобрили, и 14 декабря 1939 года его откомандировали со следующим предписанием:

«Начальнику инженерных войск военного округа полковнику А. Ф. Хренову. Направляю т. Мугалева П. М. с предложением конструкции навесного трала к танку. Предложение заслуживает безусловного внимания и, мне кажется, незамедлительной реализации на заводах.

Начальник инженерных войск 8-й армии полковник В. П. Шурыгин».

Когда Павел Михайлович прибыл на место, он узнал, что здесь в некоторых конструкторских бюро также занимаются разработкой противоминных тралов. А на одном из прифронтовых участков уже испытывался опытный трал, предложенный специалистами инженерного полигона. Тральщик их выглядел так. На танке впереди каждой гусеницы укрепляли специальный вращающийся барабан с цепями. На концах цепей закреплялись свинцовые груши. Цепи с силой ударяли по грунту, где лежали мины, и взрывали их. Эти тралы на полигоне прошли предварительные испытания и получили положительную оценку. Но когда их начали применять в условиях, приближенных к боевым, на заснеженной местности, сразу же выявили их существенные недостатки. Цепи поднимали столбы снежной пыли, лишая экипаж танка видимости и ориентации. Водитель вынужден был через каждые пять — десять метров останавливать машину и таким образом невольно превращать ее в неподвижную мишень на поле боя. Кроме того, барабаны с цепями быстро выходили из строя, да и под цепями не все мины срабатывали. Очевидно, надо было искать другое решение проблемы противоминного траления, и предложение Мугалева, по-новому решавшее этот вопрос, заинтересовало советское командование.

Когда А. А. Жданову доложили о новой идее, он дал указание немедленно приступить к изготовлению первого опытного, экспериментального образца.

Из заводских ворот на испытательный полигон трал вывезли утром 1 января 1940 года. Для испытания трала танка не дали, и Мугалев приспособил обычный трактор. Павел Михайлович сам вел его. Боевые противотанковые мины под тралом срабатывали безотказно. В процессе испытаний выявились и некоторые недостатки. В конце февраля был готов новый, существенно улучшенный вариант трала. Испытания снова проводил сам конструктор в присутствии членов комиссии. Новое боевое средство действовало безотказно и надежно.

Начальник инженерных войск Ленинградского военного округа генерал-майор инженерных войск К. С. Назаров 28 февраля 1940 года сообщил начальнику Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева: «…Минный трал Мугалева создан, прошел полигонные испытания и показал удовлетворительные результаты».

12 марта военные действия в Финляндии прекратились. Инженер Мугалев был убежден, что именно сейчас, в период мирной передышки для нашей страны, необходимо настоятельно добиваться доработки нового вида вооружения и внедрения его в армию как средства механической разведки минных полей и устройства в них безопасных для танков и пехоты проходов. Тем не менее работы над тралом Мугалева приостановились.

В то же время проблема создания перспективного минного тральщика продолжала стоять остро. Многие конструкторы думали об этом, и у каждого был свой путь решения вопроса. Единого мнения специалисты не придерживались. Одни утверждали, что трал Мугалева может выдержать не более трех-четырех взрывов мин, а не десять — двенадцать, как показывали испытания. И потом где это видано, чтобы на передок танка цеплять эдакую махину?! Что останется от маневренных качеств танка, идущего впереди наступающих подразделений?! А металл! Сколько металла потребуют тралы!

Конструкторы бойкового типа трала отстаивали свой принцип, старались доказать целесообразность и перспективность именно такого решения. Какой из созданных экспериментальных образцов может стать основанием для конструирования и серийного выпуска нового трала? Вопрос оставался открытым до тех пор, пока в конце концов дисковый трал Мугалева вообще признали бесперспективным.

Но Павел Михайлович продолжал настойчиво добиваться права работать над своим изобретением. Он составлял аргументированные докладные записки и посылал их в вышестоящие инстанции.

Вероятно, нет такого конструктора, который бы в тот или иной период своей деятельности не пережил определенного творческого кризиса. «Но кризис ли это? — спрашивал себя Мугалев. — Неужели предложенная мною конструкция трала — пройденный этап, лишь некая веха на пути создания тех, которые должны пойти на оснащение армии? Нет! — мысленно утверждал он. — Это не тот обременительный груз, от которого я должен отказаться». И Мугалев твердо решил довершить начатое дело.

Раздумья над сложной проблемой, напряженная работа мысли, настойчивые поиски нового решения не оставляли в покое. Его тральщик будущего облекся в прочную стальную броню, надежно защищавшую экипаж, совершенствовалась форма его рабочих органов, упрощалось управление им на поле боя.

Павел Михайлович не знал, сколько времени уйдет на то, чтобы добиться права вновь начать работать над своим изобретением. Но верил, что это время придет.

* * *

Инженер нередко вспоминал, с чего же началась его тяга к боевым машинам. Очевидно, толчком послужили впечатления детства. Лет двенадцать было ему, когда впервые попал в кинематограф в своем родном Житомире. Показывали хронику, запечатлевшую празднование в Москве второй годовщины Октября. Зрители увидели Владимира Ильича Ленина, стоявшего возле Кремлевской стены вместе с рабочими, красноармейцами, членами правительства. Ленин, подняв ладонь к шапке, приветствовал войска, идущие по Красной площади. После того как прошли пехота и конница, появились пушки на конной тяге, а за ними бронеавтомобили. Затаив дыхание, смотрели люди на экран. Детвора, примостившаяся на полу перед первыми рядами длинных дощатых перекладин, реагировала по-своему. Пашка Мугалев, толкая в бок друга, шепотом говорил: «Вот где силища! Правда?!» Ему казалось, что в этих боевых машинах заложена такая мощь, которая вконец сметет врагов революции.

Трудные то были годы. Еще шла гражданская война, свирепствовали болезни и голод. Тяжко было и матери Павла Мугалева, Марии Ивановне. Трех сыновей надо было поднимать без отца. Работала она на фабрике, иногда по две смены. Где там уследить за мальчишками. Фабком помог ей определить их в детский дом. Побыв там несколько месяцев, они сбежали и, предоставленные самим себе, промышляли на речной пристани, работая гребцами на лодках, сновали по торговым рядам шумного Павликовского базара, торгуя рыбой, выловленной из речки Тетеревки. На добытые деньги подкармливались, кое-что отдавали матери, иногда хватало и на билет в кинематограф.

Жизнь семьи Мугалевых стала нормализоваться с возвращением отца, Михаила Борисовича, солдата первой мировой войны. Он разыскал сыновей, водворил их в дом. Так они стали учиться и работать.

Михаил Борисович был хорошим плотником. Некоторое время учеником поработал с ним и Павел. Но недолго.

Среди своих друзей — пятнадцатилетних сверстников — он первым стал бойцом ЧОНа. Свою причастность к частям особого назначения он воспринимал как большую честь. А через год юноша стал курсантом Волынской губернской советской партийной школы.

В 18 лет Мугалев возглавил Аннопольский райком комсомола в Шепетовском округе, затем профсоюзные организации строителей и мукомолов. Глубоко уважая своего молодого руководителя, рабочие называли его не иначе как «Батька». Такое отношение простых людей смущало юношу и вселяло гордость: значит, правильно работает.

В те дни на нем ладно сидела кожаная тужурка — премия за ударный труд от председателя Ксаверенской коммуны партизана Назарука. На голове — легкая кепчонка, из-под нее — русые вихры.

Он часто выезжал на стройки и предприятия своего района, встречая иногда людей редчайшей в то время профессии — «инженер», и до обидного ощущал, как ему не хватает знаний.

Вскоре он вернулся в Житомир, стал работать на деревообделочной фабрике и учиться на вечернем рабфаке, а потом на курсах «профтысяча». После окончания курсов Мугалева послали учиться в Одессу в Политехнический институт. Здесь он впервые увидел море во всей его впечатляющей силе. Возле памятника Пушкину стояла подзорная труба. Отдал несколько копеек хозяину и заглянул в трубу. Увидел порт, корабли, мол, маяк и безбрежную даль синего моря. Потом он долго петлял по одесским переулкам и улочкам, выходил на зеленые бульвары и снова уходил куда-то — в этом городе на всем лежала печать истории.

В начале апреля 1919 года Красная Армия изгнала из Одессы иностранных захватчиков — англо-французских интервентов. Пять трофейных танков захватили наши войска. Один из них отправили в Москву, Владимиру Ильичу Ленину. Этот танк прибыл в столицу в конце апреля, и 1 Мая его увидели москвичи идущим по Красной площади. Это был тот самый — один из пяти танков, которым и «хотели застращать русских рабочих англо-французские мошенники в Одессе»[2].

Демонстрацию, на которой московские трудящиеся показали всему миру силу своей воли к победе над англо-французскими интервентами, и, как доказательство этой силы, трофеи, захваченные у противника, в числе которых был и танк, описывали в газете «Правда». Будучи в Одессе, Мугалев допытывался, а где же остальные четыре трофейных танка? Может, в музее в каком стоят, посмотреть бы.

И потом, много позже, когда наша армия имела на своем вооружении немало техники, вид бронированных стальных машин никогда не оставлял равнодушным Мугалева.

Созданные для непосредственного сопровождения пехоты на поле боя, поддержки ее огнем и гусеницами, танки подтвердили свою незаменимость. «Но только ли огнем и гусеницами, непробиваемой броней должен быть сильным танк? — думал нередко Мугалев. — Какие же еще качества можно ему придать, чтобы сделать неуязвимым, ну хотя бы от мин?»

Как инженер-изобретатель, Мугалев знал, что у любого нового оружия успех всегда временный, пока не найдено противодействие. Об этом и история напоминала. Взять хотя бы появление боевых слонов в армии Ганнибала. В какое паническое бегство они обратили римлян! Но смятение длилось лишь до тех пор, пока те не додумались применять рвы, ямы-ловушки и завалы.

Шел поединок щита и меча, снаряда и брони. Кто кого качественно перевесит? Кто кого обгонит?

…Осенью 1929 года студента Мугалева из Одесского политехнического института направили в Московское высшее техническое училище. Три года занимался он в этом учебном заведении. Отличную учебу сочетал с активной общественной работой. Был членом бюро комитета комсомола и профбюро. А с 1931 года стал членом партии.

Годы студенческие помнят все хорошо. Особенно отчетливо врезались в память Павла Михайловича весенние месяцы 1932 года, когда он проходил практику. Его направили в Магнитогорск, на самую большую ударную стройку страны. Там его поставили мастером возведения цеха-стана «500». Спустя два месяца в конторе стройки ему вручили телеграмму. В ней говорилось, что по партмобилизации он призван в ряды Красной Армии и зачислен в Военно-инженерную академию имени В. В. Куйбышева.

* * *

Тактика, фортификация, общетехнические дисциплины… Вчерашний студент снова ворошит горы книг и учебников, и все это он делает с завидным упорством и настойчивостью.

Вечером, когда классные занятия заканчивались, Мугалева обычно видели в лаборатории академии. Как и все слушатели, он приходил сюда после напряженного учебного дня и сидел допоздна. Задуманное делал методично, последовательно и вдумчиво.

Однажды в мирную тишину лаборатории ворвалась тревожная весть — во льдах Арктики потерпела бедствие знаменитая экспедиция Отто Юльевича Шмидта.

Радиограмма о том, что базовый корабль арктической экспедиции «Челюскин» затонул, раздавленный льдами полярного моря, а 104 человека высадились на лед, взволновала весь мир. С разных сторон к мысу Ванкарем направлялась помощь. Страна мобилизовала силы и изыскивала средства спасения экспедиции.

В Главсевморпути в эти дни наряду с другими рассматривался проект по созданию герметического сухопутно-морского малогабаритного катера вездехода. Катер вмещал до 60 человек, предназначался для движения по воде, суше и льду с преодолением торосов в полтора метра, был способен выйти с воды на кромку льда высотой также до полутора метров.

Автором этой оригинальной разработки был слушатель Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева Павел Михайлович Мугалев. Но реализовать предложение в те дни из-за отсутствия времени не представлялось возможным. Челюскинцам нужна была экстренная помощь. Как известно, такая помощь была блестяще осуществлена советскими летчиками М. В. Водопьяновым, И. В. Ворониным, С. А. Леваневским, А. В. Ляпидевским, В. С. Молоковым, Н. П. Каманиным, М. Т. Слепневым. На отечественных двухместных самолетах Р-5 они перевозили по шесть-семь человек, размещая часть пассажиров в сигарообразных парашютных ящиках, подвешенных под плоскостями самолетов.

13 апреля 1934 года были вывезены последние шесть членов экспедиции. Подобной операции по спасению потерпевших бедствие людей не знала мировая история авиации и мореплавания.

Счастливо завершенное спасение челюскинцев не отбросило в сторону многие другие конструкторские разработки, предложенные в те дни. В частности, не без внимания остался и катер-амфибия Мугалева. Он дал толчок к разработке и созданию в Советском Союзе машин-вездеходов для Арктики и для работы на лесосплавах.

В эти годы конструктор создает также машину для ускоренной прокладки полевых колонных путей. Анализируя возможные условия передвижения войск и транспорта в наступательных операциях, он предлагает оригинальную сверхскоростную по тому времени машину «П» для прокладки колонных путей в поле, кустарнике и молодом лесу.

По поводу машины «П» было много разноречивых мнений. Некоторые специалисты сомневались в ее необходимости и полезности. Однако коллективом николаевского завода «Дормашина» был изготовлен образец и проведены испытания. В полевых условиях колонный путь прокладывался со скоростью до 14 километров в час, в кустарнике — 8-10, в молодом лесу — 4–6 километров в час. На этом работа над изобретением прекратилась.

Но машина «П», как в свое время катер-вездеход, послужила прототипом других конструкций скоростных прокладчиков колонных путей, значительно облегчавших труд войсковых саперов.

В эти же тридцатые годы закладывались прочные основы советских бронетанковых войск. Разрабатывались и создавались новые боевые машины коллективами таких ведущих конструкторов, как М. И. Кошкин, Н. А. Кучеренко, А. А. Морозов, Ж. Я. Котин. Мугалев имел тесные деловые контакты с этими корифеями советского танкостроения. Он был членом междуведомственной комиссии по испытаниям пробегов первых танков Т-34 и КВ весной 1940 года.

После того как работы над наземными минными тральщиками приостановились, конструктор часто возвращался к этой своей основной идее. «Как они необходимы в современных условиях ведения боя, в наступлении! — думал он. — Именно в наступлении, когда враг возлагает надежду на километры минированных дорог и сплошные минные поля у переднего края своих оборонительных рубежей».

Да! Тральщики, безусловно, понадобятся наступающим сухопутным войскам как средство, повышающее темпы их продвижения при прорыве оборонительных рубежей противника.

А пока что в инженерно-саперных частях на вооружении продолжал оставаться миноискатель или обыкновенный щуп для обнаружения мин и взрывчатка для их уничтожения.

И конструктор снова добивается признания своей идеи — создания и внедрения в войска наземных минных тральщиков.

В начале 1940 года военно-технический совет при начальнике Главного автобронетанкового управления генерале Н. А. Лебедеве рассмотрел докладную записку Мугалева и заслушал его доводы. Совет вынес решение, что наземные тральщики танковым войскам не нужны, и предложение конструктора о продолжении работ по тральщику отклонил…

Возвратившись в академию, Мугалев зашел к секретарю партийного комитета А. И. Севко. Это был молодой, но вдумчивый и опытный партийный руководитель. Выслушав товарища, он посоветовал:

— Ты остынь малость, Павел Михайлович, глубже продумай вопрос и учти сложившуюся ситуацию. Потом вернемся к нему. При случае доложу о твоей работе начальнику инженерных войск Красной Армии генералу Воробьеву. Он ведь бывший начальник вашего факультета и хорошо знает тебя.

Но с этим не согласился присутствовавший при разговоре член парткома Д. И. Шор:

— Мне звонили из ГАБТу, я в курсе дела. Считаю, что мимо деляческого уклона Мугалева нельзя проходить, и оставляю за собой право поставить этот вопрос на обсуждение партийного собрания.

И поставил с конкретной формулировкой: или Мугалев согласится с мнением специалистов о ненужности его работ по тралу и прекратит заниматься делячеством, посылать докладные записки, или поставит себя вне рядов партии.

…Собрание, заседавшее бурно и долго, не разделило мнения Шора. Адъюнкт академии остался в рядах партии.

Шел уже 1941 год.

☆ ИСПЫТАНИЕ В БОЮ

Война!.. Никто не знал в том, 1941 году, сколь долгой будет она и какой трагедией обернется для миллионов и миллионов людей.

Пока же встревоженные люди на улицах, стоя у репродукторов-громкоговорителей и вслушиваясь в слова диктора, делали предположения, пытаясь предвидеть ход событий.

К этому времени было сделано немало для оснащения Красной Армии новой боевой техникой: созданы образцы стрелкового и артиллерийского вооружения, зенитных орудий, бьющих одинаково сильно как по самолетам, так и по танкам противника, различные виды снарядов… Начавшаяся война потребовала пересмотра всех планов мирного времени. Фронты остро нуждались во все более совершенной технике и эффективных средствах поражения врага.

Войска армии еще до войны начали получать новые танки Т-34 и КВ. Однако для всех танков по-прежнему оставались труднопреодолимыми минные поля. Надо было спешить с довершением конструкции наземного противоминного танкового тральщика.

С разрешения начальника инженерных войск Красной Армии генерал-полковника М. П. Воробьева еще в мае 1941 года возобновились работы над тралом Мугалева.

Специальная комиссия, созданная для испытания первых прицепных катково-дисковых танковых тралов, выбрала полигон недалеко от Москвы. На рыбинском заводе «Дормашина» под руководством автора изготовили образцы экспериментальных секций тралов.

Член комиссии, представитель Главного автобронетанкового управления Красной Армии майор Николай Миронович Ковалев с автором изобретения познакомился еще в Москве. Будучи одним из специалистов, придерживавшихся положительного мнения о перспективах развития Катковых наземных минных тральщиков, он хорошо знал обстановку, в которой протекала работа Мугалева.

Жизнь на испытательном полигоне начиналась с рассвета. Ковалев внимательно присматривался к конструктору. Сухопарый, невысокий ростом, очень подвижной, в меру уравновешен и спокоен. Эта уверенность и спокойствие, столь нужные в работе, особенно при общении со взрывчаткой и минами, невольно передавались его помощникам.

Когда на полигон выкатили опытный трал, прицепленный к гусеничному трактору, Павел Михайлович еще раз внимательно осмотрел кабину машины, пощупал тонкий броневой лист, прикрывающий место водителя, стараясь еще раз убедиться, насколько надежно он защитит. Потом неожиданно для всех присутствующих сам сел за рычаги управления.

Сколько Ковалев ни убеждал инженера, что водитель достаточно опытен, высококвалифицирован и все указания в состоянии выполнить точно, Мугалев стоял на своем: «Поведу сам, испытывать буду сам. Я должен на себе почувствовать действия взрывов».

Как автор изобретения и испытатель тральщика, Мугалев знал, что речь идет прежде всего о возможности уничтожения мин и устройства безопасных проходов в минных полях. Но, кроме того, наземные танковые тральщики, по его мнению, должны были крепить и поддерживать высокий уровень морального состояния бойцов, идущих первыми на прорыв через минные поля. Их неудержимый наступательный порыв должен способствовать ускорению темпов общего продвижения войск, преодолевающих оборонительные рубежи.

Здесь, на испытательном полигоне, решалась не только судьба изобретения, но и судьба самой идеи. Малейшая неосторожность со взрывным материалом могла кончиться гибелью испытателя. И от самого конструктора зависело теперь, по какому руслу пойдут испытательные работы. Поэтому все опасные для испытателя функции он брал на себя. Он помнил: «Общаясь с минами, исследователю дано ошибиться лишь только раз… Я могу рисковать собой и машиной, но никак не людьми» — таково было категорическое заявление Мугалева.

«Все изобретатели — люди, бесспорно, одержимые, — думал Ковалев. — Смелость, собранность, быстрота реакции, наконец, физическая выносливость и многое другое — неотъемлемые качества их характера. Так что спорить с этим человеком бесполезно».

И он стал терпеливо наблюдать за работой испытателя.

Заурчал мотор, Мугалев тронул машину. Теперь все его внимание, вся сила воли были сконцентрированы на едва различимых из щели броневого листа бугорках в травянистом покрове поляны, где стояли замаскированные дерном противотанковые мины.

…Все шло удачно. Уже взорвали до десятка мин с нарастающим весом заряда тротила. Но когда заряд довели до четырех килограммов, Ковалев приказал конструктору сойти с машины, пустить ее на малом ходу без водителя. Павел Михайлович начал было возражать. Но, увидев решительный взгляд майора, сказал, что поведет трактор на малом ходу, а при подходе к мине спрыгнет с него. Когда трактор приблизился к мине на расстояние менее десяти метров, Николай Миронович дал сигнал, конструктор спрыгнул с машины и укрылся в специально вырытой траншее.

Через считанные секунды раздался мощный взрыв. Многотонный трал бросило в воздух. Вращаясь на длинном дышле, он смял броневой лист, раздавил место водителя и, оборвав петлю прицепа, отлетел в сторону. Все замерли в оцепенении. Ковалев бросился к Мугалеву:

— Жив?

Инженер вылез из траншеи со ссадиной и шишкой на лбу, отряхиваясь от комков грязи и пыли. Он молча, смущенный, подошел к Ковалеву и с благодарностью пожал ему руку.

— Спасибо, Николай Миронович, ваша предусмотрительность сохранила мне жизнь.

Что и говорить, эксперимент был не из обычных.

Инженер рисковал жизнью, не думая, конечно, о том, что это риск. Для него словно не было опасности, а была работа, именно работа, которую надо выполнить тщательно, четко. «Только лично всесторонне испытав образец конструкции, можно познать достоинства и недостатки испытываемой машины, дать ей объективную оценку», — говорил он Ковалеву.

Испытания подходили к концу. Они показали, что в основном расчеты конструктора верны, требовалось лишь учесть некоторые выявившиеся недочеты и замечания танкистов, которые справедливо говорили о большом весе трала, ограничивающем маневренные возможности танка-тральщика.

Во второй половине июля пришел приказ: испытателям вернуться к месту службы.

* * *

…Москва первых недель войны. Суровые лица людей, на домах и заборах боевые призывы, плакаты, наскоро написанные таблички со словом «Бомбоубежище». На окнах домов — приклеенные крест-накрест полоски бумаги.

На некоторых площадях и улицах появились аэростаты воздушного заграждения, которые поднимались в воздух с наступлением темноты. На крышах высоких домов стоят зенитные орудия. Витрины магазинов укрыты мешками с песком.

Мугалев приехал домой рано утром. Он жил недалеко от академии, в Подколокольном переулке. Жена, открыв дверь, обрадованно всплеснула руками. Ведь она знала «его дело», знала, где был он. Переодевшись, Павел Михайлович наскоро позавтракал. Скупой, торопливый разговор с детьми — четырехлетним Сашей и десятилетним Владленом. Поспешный уход не удивил жену, только ребята пытались задержать отца. Они давно, его не видели.

Многих товарищей и сослуживцев Мугалев уже не застал в академии. Одни находились на фронте, другие — в распоряжении Наркомата обороны. Павла Михайловича тоже сразу же охватило желание поскорее уехать туда, где гремят бои. И через несколько дней он во главе группы слушателей академии отбыл на фронт со специальным заданием Ставки Верховного Главнокомандования.

Был конец июля. Все сложнее становилось положение на фронтах. Вражеское продвижение в глубь нашей страны продолжалось. 16 июля фашистские войска взяли Смоленск.

Группе военинженера 2-го ранга Павла Михайловича Мугалева было поручено произвести тщательную рекогносцировку участка Серпухов — Коломна, определить необходимые силы и средства для подготовки серии взрывных заграждений на случай подхода противника.

К месту назначения офицеры прибыли поздно вечером. Машины остановились возле бревенчатого одноэтажного домика. Здесь их приняли представители командования сектора обороны. Расспросили, как добрались, каково самочувствие, познакомились поочередно с каждым. Затем ввели прибывших в курс разворачивавшихся событий.

Каждый из них должен был продумать и сделать предложение, которое командование использует для укрепления участка обороны на дальнем подступе к Москве.

Мугалев полностью включился в эту работу.

Как он понимал, испытания тралов были временно прекращены. Но, будучи глубоко убежденным, что противоминный танковый трал нужен армии, он продолжал думать о нем, готов был в любой момент со всей энергией приступить к дальнейшей работе над ним. Но когда придет это время?

Мугалев, как конструктор, не был ограничен разработкой только своей темы. Он знал, с каким предубеждением и даже иронией были поначалу встречены реактивные минометы БМ-13. Какая, мол, это артиллерия! Но когда 14 июля 1941 года по Оршанскому железнодорожному узлу прогремел первый залп «катюш», мнение скептиков о боевых качествах нового оружия резко изменилось. Этот факт обнадеживал Павла Михайловича, утверждал в нем глубокую уверенность в правоте и его дела. Тральщики, безусловно, понадобятся войскам и будут должным образом оценены.

…Разгромленные под Москвой немецко-фашистские войска откатывались назад. Мугалев был уже далеко от столицы. Военно-инженерная академия, эвакуированная во Фрунзе, затребовала своих преподавателей, в том числе и Павла Михайловича, тотчас же, как только была завершена ими работа на рубеже Серпухов — Коломна. Но какой офицер может спокойно усидеть в глубоком тылу в то время, когда на фронтах успешно осуществлялся ряд наступательных операций! Мугалев понимал, что это лишь начало. Впереди — жестокие бои. Как бы противник ни старался вернуть утраченные позиции, но начало его изгнанию положено. Вот когда нужны нашим частям тральщики.

И он пишет рапорт с просьбой дать ему возможность подготовить тральщик к будущим наступательным боям. Ответ не заставил себя долго ждать. Когда пришла депеша «Срочно выехать в Москву», Мугалев понял зачем.

Начальник инженерных войск Красной Армии генерал-полковник М. П. Воробьев со своим штабом располагался в здании Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева. Общение с Михаилом Петровичем Воробьевым всегда доставляло конструктору радость. До войны он был начальником факультета средств инженерного вооружения академии, частенько читал лекции. Генерал увлекал аудиторию глубокой эрудицией, прекрасными ораторскими качествами, широтой взглядов. И весь его внешний вид был располагающим: высокий, плечистый, умное доброжелательное лицо… Большое внимание он уделял исследовательской работе слушателей. Был в курсе дел и разработок, которыми занимался Мугалев.

Возвратившегося из Фрунзе конструктора М. П. Воробьев принял немедленно. Когда адъютант пригласил офицера в кабинет, он увидел там также профессора Г. И. Покровского. Мугалев знал, что профессор внимательно следит за его исследованиями, и мнением его дорожил необыкновенно. Ведь Покровский был не только блестящим экспериментатором, но и замечательным педагогом-энциклопедистом, на лекции которого собиралась чуть ли не вся академия. Кругозор его был совершенно необъятен. В короткие часы отдыха он любил заниматься живописью или играть на виолончели.

— Посоветовавшись с комбригом, мы пришли к единому мнению о прогрессивности вашего предложения и поддерживаем его, — сказал М. П. Воробьев, усаживая Мугалева за стол. — Фронты должны получить модернизированный вариант трала.

Конструктор не смог скрыть охватившего его волнения. Больше всего выдавали его чувства глаза. У Мугалева они синие, проникновенно-доверчивые и вместе с тем настороженные — ведь он специалист по минам, секундная оплошность, единственное неловкое движение стоит жизни. Поэтому у него и взгляд очень осторожного человека.

Г. И. Покровский, понимая состояние своего ученика, ободряюще кивнул ему.

Окна кабинета Михаила Петровича Воробьева выходили на Покровский бульвар. Этот старинный уголок Москвы генерал любил трогательно. Покровский знал об этом. И одну из своих картин с видом на бульвар подарил генералу. Теперь она висела в кабинете. Мугалев заметил ее, вобравшую в себя суровый облик военной Москвы. Конструктор был доволен, что судьбу его решают эти люди.

— Чтобы ускорить работы по испытаниям тралов, — продолжал Воробьев, — Ставкой дано указание выделить Тульский завод НКПС с его конструкторским бюро. Вам поручается возглавить эти работы. Контроль и помощь будет осуществлять первый секретарь Тульского обкома партии Василий Гаврилович Жаворонков. Надо спешить, товарищ Мугалев, с работами, довести испытания ваших образцов до дела в наиболее короткие сроки. Смело стройте и экспериментируйте. Испытаниями тралов будет руководить специальная комиссия. Ее возглавит от Автобронетанкового управления инженер-майор П. К. Ворошилов. С ним и согласовывайте свою работу.

В начале мая 1942 года Мугалев выехал из Москвы в Тулу. Первым человеком, с которым он встретился там, был В. Г. Жаворонков. Секретарь обкома буквально окрылил конструктора:

— Наступит наконец и такое время, когда широким фронтом пойдем вперед. Вот когда будет особая нужда в ваших тралах.

Мугалев помнил замечания танкистов и теперь думал над тем, что можно сделать еще для облегчения конструкции трала и увеличения его маневренности и проходимости. Он решил отказаться от сплошного дискового катка опытных образцов и ввел раздельные секции перед каждой гусеницей танка.

На заводском полигоне секции трала крепили к танку Т-34. Легкая в управлении «тридцатьчетверка» в дыму и пламени разрывов день-деньской бороздила полигон. Секции трала крепили также и к легкому танку Т-60. Машина эта тоже выдержала все испытания. Разрывами мин не только отрабатывалась конструкция наземного тральщика, но и вырабатывалась и утверждалась в людях уверенность в безопасности траления.

В номер заводской гостиницы Мугалев возвращался поздним вечером, усталый и полуоглохший. Сон был коротким и тревожным. С рассвета он со своими помощниками опять выходил на полигон. Последними испытаниями модернизированного образца трала конструктор остался доволен. Теперь предстояло проверить его в боевых условиях.

Первые два танка-тральщика появились на Воронежском фронте в августе 1942 года в составе 233-го отдельного танкового батальона 86-й танковой бригады. Командир батальона майор Петр Данилович Тертычный, коренастый, крепко сложенный человек средних лет, с загорелым, обветренным лицом, с орденом боевого Красного Знамени на кителе, оказался приветливым хозяином. Он внимательно выслушал приказ в штабе бригады о придании батальону танков-тральщиков. Здесь же в штабе состоялось знакомство с Мугалевым. Договорились о времени работ по приварке крепежных деталей тралов к броне танков и обучении членов экипажей тральщиков.

Майор Тертычный познакомил военинженера с обстановкой. Его батальон вел боевые действия на одном из участков Воронежского фронта в районе Перекоповка — Озерки — Каменка. Здесь и должны были тральщики проложить безопасные проходы в минных полях атакующим танкам и пехоте.

— Наступательные действия наших танков на этом участке были неудачными, срывались, — говорил майор. — В двух случаях при атаке переднего края обороны противника танки внезапно загорелись и взорвались. Экипажи погибли. Лишь одному бойцу удалось спастись. Его в тяжелом состоянии подобрали наши автоматчики и отправили в госпиталь. Уточнить обстоятельства гибели танков до сих пор не представилось возможным. Полагаем, что они подорвались на особых противотанковых минах, которые, возможно, впервые применяет противник.

«Разыскать бы этого танкиста и расспросить его, — мелькнула мысль у Мугалева. — Но в состоянии ли будет он что-либо сказать?»

Причина гибели танков и экипажей оставалась нераскрытой. Тревожные слухи о появлении у немцев особых противотанковых мин расползались и могли сказаться на моральном состоянии экипажей. Было принято решение произвести разведку боем, то есть, вызвав огонь на себя, установить причину гибели танков. Для этого выделили один тральщик, несколько танков и взвод автоматчиков.

Командование считало, что с помощью тральщика можно будет внести ясность в сложившуюся обстановку. И его применения ждали с нетерпением.

В тылу, в районе выжидательных позиций танковых частей, Мугалев провел тренировку экипажа тральщика на подрывах боевых мин. Экипаж действовал слаженно. Это радовало конструктора. Ведь тральщик впервые выходил на поле боя.

На рассвете 10 августа 1942 года тральщик по сигналу с ходу стремительно проскочил рубеж, где цепочкой во ржи стояли остовы сгоревших танков, раздавил притаившуюся в кустах противотанковую пушку, уничтожил ее расчет и с поврежденным вражеским снарядом дышлом трала вернулся на исходные позиции. Ни одной мины он не выявил и не взорвал.

Мугалеву стало ясно, что надо повторить разведку и добыть сведения о действии «загадочной» мины, которые смогут помочь раскрыть тайну гибели танков.

Он попросил командование разрешить ему самому возглавить разведку. Конструктору разрешили. Замысел был прост. Под прикрытием обратного ската высоты, на гребне которой стояли погибшие танки, в некотором удалении от них из подошедшего танка через десантный люк высаживаются два разведчика. Скрытно они должны подползти к остову ближайшего танка и установить: цела ли гусеница, сохранилась ли форма опорных катков, есть ли следы разрушения брони днища, бортов и лобовых листов. На выполнение задания разведчикам отводились считанные минуты. Танк должен ожидать их и прикрыть своим огнем.

Занималось полное света и солнца августовское утро. Мугалев думал о том, каким образом сегодня ему удастся узнать, что это за мины, которые сжигают наши танки?

Конструктор занял место в качестве пятого члена экипажа. В сопровождении нескольких автоматчиков на борту танк тронулся.

Машина шла высокой рожью, приближаясь к роковому участку. Примерно в 300–400 метрах виднелись остовы наших сгоревших машин. Павел Михайлович, напрягая зрение, внимательно всматривался в них через башенные приборы наблюдения. На черной полосе выгоревшей ржи четко вырисовывались корпуса танков, башни, отброшенные взрывом боеукладки. Конструктор обратил внимание на характерную деталь: у всех просматриваемых танков ходовая часть была цела, опорные катки не деформированы, бортовые листы целы, — значит, причина гибели танков не мины! Мина рвет гусеницу, деформирует опорные катки, проламывает борт и днище танков. Этого он не обнаружил, рассматривая ближайший сгоревший танк с отброшенной башней.

Но что это? Мугалев вдруг заметил в приборы наблюдения, как вдали на фоне кустов блеснул яркий белый всплеск огня. Не успел он подумать, что это такое, как сильный взрыв потряс танк. Машина остановилась. Инженер быстро спустился из башенного отделения вниз и громко скомандовал: «Задний ход!» Но механик-водитель лежал без признаков жизни. Заряжающий сержант Кулаков бросился к рычагам управления и не смог ничего сделать — они не работали. В это время раздался второй взрыв — на лобовом листе танка.

Мугалев дал новую команду: «Открыть огонь по кустам, что за сгоревшими танками!» Но башню заклинило, пушку нельзя было повернуть в нужном направлении. Более безвыходного положения, казалось, не может быть. Танк наполнялся дымом. Кто-то крикнул: «Горим!» Все члены экипажа были ранены мелкими осколками тыльной стороны брони, и кровь заливала их лица и руки.

Командир машины капитан Зорин быстро открыл башенный люк. Но не успел подняться над ним, как беспомощно опустил окровавленную руку. Укрывшийся во ржи немецкий автоматчик бил в упор с близкого расстояния.

«От первого выстрела загорелось моторное отделение, — определил Мугалев. — Но странно — видимой пробоины в броне нет».

От горящего мотора в открытый башенный люк потянулся черный дым. Воздух в танке стал накаляться. «Открыть десантный люк! — скомандовал Мугалев. — Всем прижаться к стенкам и полу танка!» — приказал он.

Кто-то быстро открыл люк, и в него потянуло свежестью и прохладой. Но тут же раздался новый взрыв на лобовом листе брони. Прижавшись к полу у правого борта, конструктор отчетливо увидел узкую огненную струю, на мгновение соединившую верхнюю часть лобового листа с моторным отделением. Пожар в танке усилился.

Языки пламени и клубы черного дыма потянуло в верхний открытый люк. Поток воздуха, поступающий через десантный люк, отводил огонь и дым, охлаждая боевое отделение, где лежали члены экипажа. Температура воздуха в танке резко возрастала. Сознание инженера работало с невероятной четкостью.

«Итак, значительной пробоины в броне нет. Вот какова она — эта „загадочная“ мина, поджигающая наши танки! Вовсе не мина, как предполагали, а особые снаряды, прожигающие броню, и наши тралы здесь ничем не помогут». Поняв это, инженер крикнул:

— Товарищи! Хоть один из нас должен донести командованию: не от мин взрываются и горят наши танки, а от особых артиллерийских снарядов, которые начали применять немцы. Эти сведения любой ценой надо доставить своим!

Он приказал:

— Всем по очереди выбираться через десантный люк под танк и рожью уползать к своему переднему краю.

На лобовой части танка раздался третий взрыв, и снова блеснула та же огненная струя.

Воздух в машине все более накалялся. Послышались стоны. Лица и руки танкистов в крови, дымится одежда на них. Два человека успели пролезть через люк. Раздался очередной взрыв, и Мугалев четко увидел, как огненная желто-красная струя с разлетающимися искрами, напоминающая грубо скрученный пеньковый канат, на мгновение протянулась от средней части лобового листа брони и исчезла в моторном отделении. Струя вращалась, выбрасывая во все стороны искрящиеся звездочки горящего металла. И все та же картина — огненная струя, пронизывающая машину.

Моменты действия последующих взрывов немецких снарядов Мугалев наблюдал, лежа с открытыми глазами, прижавшись к борту танка.

Раненые члены экипажа, помогая друг другу, наконец выбрались через люк из горящего танка.

Раздался пятый взрыв, сопровождаемый все той же сверкающей огненной струей. За ним шестой, который инженер уже не слышал. Он потерял сознание. У него оказалась перебитой осколком кисть руки, пробита грудь, из рваных ран обильно сочилась кровь.

В это время находившийся под танком стрелок-радист старший сержант Смирнов крикнул инженеру:

— Лезьте в люк, я помогу!

Но ответа не последовало. Тогда он просунулся в отверстие люка, ухватил за плечи командира и потащил на себе. Беспомощно свисающая голова Мугалева оказалась у люка. Но вытащить безжизненное тело инженера Смирнов не смог. «Да он уже и мертв», — решил стрелок-радист и уполз в рожь.

Когда к Мугалеву вернулось сознание, он осмотрелся. На нем тлела гимнастерка. В танке никого уже не было. Стояла тишина. Из верхнего люка валил дым, в моторном отделении бушевал огонь. Он лежал головой к десантному люку. Оттуда тянуло прохладой и виднелась спасительная земля. Понял, что кто-то тащил его, но, решив, что убит, оставил.

Конструктора охватило непреодолимое чувство — драться за жизнь. Невероятными усилиями он вылез из люка под танк. Нестерпимый жар в танке сменился прохладой земли, и это удвоило силы.

Инженер пополз в рожь. И вовремя. Он уже находился в 10–15 метрах от танка, когда раздался глухой взрыв. Башня танка неуклюже подпрыгнула, чуть наклонилась и свалилась на землю. Черные клубы дыма взметнулись в небо и поползли над рожью. «Вот и хорошо, — подумал Мугалев. — Теперь немцы не станут нас искать во ржи, полагая, что все погибли в машине».

Конструктор упорно полз, стараясь скорее уйти из опасной зоны. Он полз медленно и долго, теряя сознание и вновь его обретая, истекая кровью. Рядом с ним разорвалась одна, затем еще две мины. «Может быть, это случайные мины? — думал он. — Возможно, немцы заметили меня ползущим на ничейной полосе и решили добить». Пыль и комки земли набивались в открытые раны. Его мучила жажда. Обескровленные губы деревенели. Левый локоть разбит осколками, и рука не действовала. Пользуясь уцелевшей правой рукой, он снова начинал ползти.

Мугалев добирался к своему переднему краю более 12 часов, пока наконец ночью не был обнаружен нашими автоматчиками, которые передали его санинструктору, а тот — в медсанбат 86-й танковой бригады.

Очнувшись, инженер увидел знакомого военврача. Несколько дней назад он стоял у дороги в ожидании попутной машины в штаб бригады. Мугалев ехал туда же и подвез врача. В дороге разговорились, тот тоже оказался москвичом, даже жил недалеко от него — у Яузского моста.

— Срочно доставьте меня в Тулу, — потребовал конструктор.

Военврач 2-го ранга И. В. Алексеев отрицательно покачал головой:

— Нет, Павел Михайлович, нельзя этого сделать. У вас открытые раны, сплошь забиты землей. Что возможно, предприняли для предотвращения шока. Но может случиться все. Я доложил о вас в штаб бригады. Если к утру не наступит ухудшения, эвакуируем в Тулу. Не теряйте времени, продиктуйте медсестре свой доклад для командования и письмо жене.

Военврач Алексеев, пожилой уже человек, опытнейший хирург, привыкший ничему не удивляться, был сейчас поражен волей этого офицера к жизни: он тяжело дышал, пульс его едва прослушивался, но превозмогая слабость, физическую боль, Мугалев медленно, контролируя свою мысль, начал диктовать сестре доклад.

Утром раненого уложили на сено в кузов полуторки. Машина осторожно тронулась. Водитель взял направление на Тулу.

В Тулу приехали к вечеру. Машина остановилась у здания обкома партии. Сопровождавшая конструктора медицинская сестра позвонила секретарю обкома и передала просьбу Мугалева лично выслушать его сообщение. Жаворонков вышел на улицу, подошел к машине:

— Эко вас разделали! В таком состоянии не докладами заниматься, а в госпитале лежать.

— Василий Гаврилович! Немцы начали применять особые снаряды, — начал говорить Мугалев. — От них горят танки и гибнут люди. Надо срочно сообщить в Москву. Я видел действие этих снарядов своими глазами. Мне бы, как очевидцу, лично о них доложить. Сестра же хочет сдать меня в госпиталь. Дайте ей указание доставить меня в Москву. Я выдержу дорогу.

— Успокойтесь и говорите спокойнее, — попросил Жаворонков.

Мугалев подробно рассказал обо всем увиденном на поде боя и в горящем танке.

— Да, данные весьма важны и действовали вы правильно, — сказал Жаворонков. — Примем такое решение: вас задержим здесь на день-другой подлечиться. Как полегчает, так и отправим. Я же сообщенные вами сведения немедленно передам в Москву.

Спустя неделю Мугалева доставили в Москву. Он уже мог передвигаться, и в назначенный час его привезли на прием к генерал-полковнику М. П. Воробьеву. Сюда же вызвали комбрига Г. И. Покровского. Выслушав рассказ Мугалева, Покровский поинтересовался деталью «вращающейся струи», поблагодарил за сведения и ушел в свою лабораторию, которая находилась во дворе академии. Конструктора отправили долечиваться на Арбат, в Центральный военный госпиталь.

Вскоре в госпиталь прибыл начальник Танкового управления генерал С. А. Афонин.

— Ну, Мугалев, теперь ты настоящий танкист, коль немец изрядно намял тебе бока в танке, — говорил полушутя, тепло генерал.

Посещение генерала, его слова ободрили тяжелораненого офицера. Он почувствовал в себе прилив сил и теперь думал о скорейшем выздоровлении, о том, чтобы незамедлительно вернуться в строй.

Полтора месяца пролежал конструктор в госпитале. Потом отправили его на месяц в подмосковный санаторий. Здесь из разговора с одним генералом он понял, что два тральщика направлены под Сталинград. О том, что там готовилась исключительная по масштабам наступательная операция, он не знал, но интуитивно полагал, что раз посланы туда тралы — значит, быть чему-то важному, и рвался туда. Надо было что-то предпринять. И вот в выходной день, выпросив у няни свою одежду, чтобы погулять по лесу, он… сбежал.

☆ С ФРОНТА НА ФРОНТ

Мугалев прибыл в Москву, явился в штаб инженерных войск. На докладе генерал-полковнику М. П. Воробьеву он сказал, что полностью излечился, и попросил направить его вдогонку за тралами, отгруженными на Сталинградский фронт.

— Поспешите, товарищ Мугалев. Тралы там понадобятся, — сказал Воробьев.

Тут же в штабе Мугалев встретил Г. И. Покровского. Он пригласил его в лабораторию и показал фотоснимки.

— Вот она, огненная струя, пронизывающая танк. Это — кумулятивные снаряды, формирующие при взрыве направленную взрывную струю. Такой снаряд способен «пробить» броню толщиной до 200 миллиметров. В броне струя оставляет узкое отверстие. Раскаленная масса продуктов взрыва вместе с оторванными осколками тыльной плоскости брони на пути своего движения внутри танка разрушает оболочку снарядов и взрывает всю боеукладку. Ваше счастье, что струи не задели боеукладку, а только подожгли моторное отделение. О том, что у противника есть эти снаряды, нашему командованию известно. Но применять их он начал, очевидно, только теперь.

Мугалев долго всматривался в фотоснимок — прообраз косы смерти, пронесшейся над ним и экипажем сгоревшего танка.

Во второй половине ноября 1942 года конструктор прибыл на Сталинградский фронт, в штаб 109-й танковой бригады. Командир бригады полковник В. С. Архипов познакомил инженера со сложившейся обстановкой и задачей, возложенной на бригаду.

19-20 ноября фронты сталинградского направления перешли в контрнаступление. 109-я танковая бригада, действовавшая в составе Донского фронта, в первые пять дней операции развивала наступление на хутора Вертячий и Нижне-Гниловский. Подходы к ним были густо минированы. На минные поля немцы возлагали большие надежды. Раньше проходы в них делали ночью саперы. Если этой работой займутся снова они, понадобится несколько часов. Теперь же по минам пойдут танки-тральщики. Их повели лейтенанты П. К. Печетко и В. И. Косарев. И вот уже с грохотом рвутся мины под стальными дисками тралов. По образовавшемуся проходу стремительно двинулись в атаку линейные танки. За ними пехота. Уже пройден передний край обороны противника, занят хутор Нижне-Гниловский, а вот и Вертячий. При прорыве оборонительного рубежа противника на этом участке машины потерь от противотанковых мин не имели.

Вскоре после прорыва из-за бугров и холмов, сожженных гитлеровцами хуторов поползли колонны пленных.

Наши танкисты по достоинству оценили работу механических миновзрывателей, позволивших им с ходу и без потерь форсировать минные поля и добиться успеха в захвате хуторов.

Мина обезврежена…

Полковник В. С. Архипов невольно сравнивал: «Из танков, шедших на левом фланге без тралов, 11 подорвались на минах. Они не прошли передний край и не выполнили тем самым поставленной задачи».

А комиссар 310-го танкового батальона Н. А. Пантелеев говорил о тральщиках: «Это дивная штука. Сожалели, что их было так мало. Они позволили нам прорваться к Вертячему без особых потерь».

В те дни, когда в междуречье Волги и Дона завершалось окружение 330-тысячной группировки 6-й гитлеровской армии и развертывались наступательные операции, до обидного не хватало танков-тральщиков.

В ноябрьских и декабрьских боях то на одном участке, то на другом танки-тральщики обеспечивали линейным танковым подразделениям и пехоте безопасные проходы в минных заграждениях противника. Или, действуя с авангардом, они вели разведку дорог на минирование, по которым двигалась основная часть войск и боевой техники, способствуя ускоренному продвижению наступающих частей и их тылов.

Минные тральщики выполняли боевую задачу и в составе 16-й гвардейской танковой бригады 17-го танкового корпуса генерала П. П. Полубоярова при движении передового отряда в направлении от Верхнего Мамона на Кантемировку.

…Командир 16-й гвардейской танковой бригады подполковник Н. М. Филипенко поставил задачу:

«Тральщикам идти с передовым отрядом на Кантемировку. Идти стремительно и вести разведку на минирование основных путей движения бригады. За танками пойдут пехота и тылы»[3].

Во время этого рейда танки-тральщики около 60 километров шли в авангарде, проверяя дорогу.

После боев, оценивая возможности тральщиков, подполковник Н. М. Филипенко в докладной на имя командира корпуса писал: «Тралы себя оправдали при прорыве оборонительных рубежей противника, хотя и применялись разрозненно. Требуется их шире внедрять в части, для чего внести в штаты корпусов отдельные подразделения тральщиков, численностью до батальона в 25 тралов»[4].

А в отзыве командования корпуса отмечалось, что тралы «будут применяться в предстоящих боях, по конструкции и освоению они просты, в состоянии выдержать марши на значительном расстоянии»[5].

В частях, где появлялись тральщики, бойцы неизменно видели офицера небольшого роста, синеглазого, всегда сосредоточенного и внимательного к тем, кто должен был повести их в бой.

Увидел однажды тральщик и лейтенант Иван Петренко.

— Что же это такое? — поинтересовался он у Мугалева.

Павел Михайлович объяснил.

— Ну а если бы на наши Т-70 навесить их? — сказал танкист.

— Давно на фронте? — спросил военинженер.

Лейтенант рассказал, как три месяца спустя после начала войны он поступил во 2-е харьковское танковое училище, которое окончил в июле 1942 года уже в Самарканде. На фронт попал в октябре, под Сталинград, командиром танка. Нет еще и двух месяцев, как он на передовой, но каков враг — уже познал.

Недавно ходил в первую свою разведку — боем выявлял противотанковые средства у деревни Елхи. Зашел далеко в глубину обороны гитлеровцев.

Обратно двигались окольными путями, обходя районы минирования.

— Была бы эта навесная катушка у танка, не пришлось бы искать длинных окольных путей, — заключил Петренко.

Вскоре молодой танкист сам повел в бой машину с тралами.

На каком бы участке фронта ни появились танки-тральщики, они смело прорывали полосы минных заграждений, и ни мины, ни минометно-пулеметный огонь, ни мороз, ни ветер суровой степной зимы не могли их остановить.

* * *

Боевые действия на Волге и Дону завершились.

Учитывая опыт боевого применения танков-тральщиков в 1942 году, Мугалев внес улучшающие конструкцию тралов дополнения. Новые образцы тралов, изготовленные в очень короткий срок, были направлены во 2-ю танковую армию под командованием генерал-лейтенанта А. Г. Родина.

Совершив марш-маневр, 2-я танковая армия передислоцировалась в район города Дмитриев-Льговский Курской области.

Мугалев с пятью тральщиками прибыл сюда в начале марта 1943 года.

Зима прошла здесь суровая и снежная. В ледяных, пронизанных февральской стужей полях слой снега достигал свыше метра. Снежные заносы стали главным препятствием на пути передвижения войск. В таких условиях тральщики работать не могли, да и нужды в них не было. Военинженер доложил об этом командующему.

— Ну что же, — сказал генерал-лейтенант А. Г. Родин, — у нас и без того много нерешенных проблем. Например, взорванные и заминированные мосты на реке Свапа на подступах к городу. Возьмитесь за них. Ведь скоро паводок. Перейдя на правый берег, войска могут оказаться отрезанными от баз снабжения. Противник уже взорвал один из трех шоссейных мостов. Нет сомнения, что и остальные подготовлены к взрыву. Этого нельзя допустить, надо упредить его намерение.

Мугалеву выделили группу саперов. Обстрелянные, опытные бойцы, специалисты по минированию и разминированию своих и вражеских оборонительных рубежей, они сразу же поняли план инженера и, не теряя времени, приступили к его выполнению. Сначала удалось распутать сложную схему проводной сети, подготовленной немцами для подрыва с дальнего укрытия двух оставшихся целыми мостов через пойму и русло реки Свапа. Провода перерезали быстро, а спустя два дня обезвредили до сотни разного веса зарядов взрывчатого вещества, прикрепленных к сваям и другим элементам мостов.

Однако один шоссейный участок и пролет железнодорожного моста противник взорвал еще во время боев на ближних подступах к городу. Надо было спешить с их восстановлением до начала паводка. На помощь саперам пришли и местные жители.

Восстановительные работы на мостах уже шли полным ходом, а проблема доставки боеприпасов от Дмитриева-Льговского к переднему краю так и не была решена.

— В ближнем тылу скопились сотни тонн боеприпасов, а передовые части вынуждены беречь каждый снаряд, — говорил военинженеру член Военного совета армии генерал-майор А. В. Мельник. — Подумайте, товарищ Мугалев, что можно предпринять.

Мугалев выехал из штаба и по дороге мысленно анализировал обстановку. «Что же надо предпринять, чтобы найти выход из создавшегося положения?» — думал он. Беспокоило его и то обстоятельство, в котором оказались тралы. Они простаивали в бездействии, а где-то были так нужны! Командование армии будто забыло, с какой задачей прибыл конструктор. У армии своих забот полно. И вдруг подсознательно работавшая мысль толкнула его: «А двухколейная железная дорога, она ведь идет в сторону переднего края. Правда, обе линии рельсов взрывами выведены из строя, и подвижной состав немцы угнали. А что, если из кусков перебитых рельсов двухпутной дороги восстановить один путь? Всего 20 километров отделяют передний край от города. Вот и будет надежная дорога для подвоза боеприпасов даже во время распутицы».

Приехав в расположение своего подразделения, он занялся расчетами. Саперы вымеряли перебитые куски рельсов. В овраге, примыкавшем к железной дороге, они нашли две опрокинутые немецкие железнодорожные платформы, раздобыли еще какие-то нужные приспособления.

На третьи сутки, уже в который раз, шагая по шпалам от станции к мосту, где велись восстановительные работы, Мугалев совершенно отчетливо представил, каким образом удастся протянуть дорогу. С этим предложением он и поехал в штаб армии.

Член Военного совета генерал-майор А. В. Мельник одобрил план военинженера.

Саперы и местные железнодорожники начали работы сразу в нескольких местах. Мугалев ходил от одного участка к другому, осунувшийся и измотанный. Спал он урывками и тревожно. На пятые сутки к вечеру 20 бойцов сдвинули с места платформы, груженные снарядами, и так, толкая их, пошли к линии фронта. На первый рейс ушли сутки. Не обошлось и без потерь. Заметив шествие, вражеский истребитель-разведчик снизился и обстрелял платформы.

Учитывая эти трудности, изобретатель предложил приспособить автомашину ЗИС-5 под железнодорожный тягач. Генерал Мельник и эту идею одобрил. Хотя каждая автомашина была на особо строгом учете, он приказал выделить одну для эксперимента.

— Вы вот что, — сказал генерал, — поставьте в кузов автомашины зенитный пулемет, тогда «мессер» не посмеет вас клевать.

С колес автомашины сняли резиновые покрышки, к металлическим ободам приварили хитроумные приспособления, и «паровоз» тронулся по рельсам. К тягачу прицепили обе платформы. В кузов добавили груза и установили пулемет против пикирующих самолетов.

К исходу шестых суток железнодорожный «эшелон» из двух платформ со снарядами, ведомый «паровозом ЗИС-5», пошел к линии фронта. За сутки успевали сделать два рейса. Это позволило снять строгое нормирование расхода боеприпасов в передовых частях и значительно облегчить труд транспортной авиации, сбрасывающей боеприпасы на парашютах.

Прошел почти месяц с тех пор, как конструктор появился во 2-й танковой армии. В боевой готовности стояли танки-тральщики. Экипажи обучены. Тралы могли бы выполнять свою задачу где-то на другом участке фронта. Собрался было обратиться к командующему, но дальнейшие события опередили его намерение.

В конце марта конструктора вызвали на Военный совет. Он прибыл в штаб армии с докладом о проделанной работе… Но адъютант командующего, показав на соседнее здание офицерской столовой, сказал:

— Вас ждут там, товарищ военинженер.

В большой столовой за плотно зашторенными окнами горел яркий свет. Празднично накрытый стол ждал кого-то. Собрались офицеры. Павел Михайлович никак не мог предположить, что все это подготовлено для торжественного момента, связанного с ним.

Вошли командующий армией генерал-лейтенант А. Г. Родин и член Военного совета генерал-майор А. В. Мельник. Внешне очень непохожие друг на друга люди. Александр Григорьевич крупный, светловолосый, с отличной военной выправкой, Андрей Васильевич — маленький, грузный, с размеренной походкой.

— Военный совет армии возбудил ходатайство перед Москвой оставить вас, товарищ Мугалев, во 2-й танковой армии заместителем командующего по инженерным вопросам, — сказал А. В. Мельник. — Как ни пытались отстоять вас, Павел Михайлович, ничего не получилось. Генерал-полковник Воробьев не дал согласия. Получена телеграмма направить вас в Москву. Военный совет выносит вам благодарность за инициативу и квалифицированную помощь, оказанную армии по разминированию и восстановлению мостов и участков железной дороги. Проделанная вами работа достойна быть отмеченной. Принято решение о вручении вам правительственной награды — ордена Красной Звезды. Награждаются и отличившиеся саперы вашей группы.

Мугалев не ожидал, что его скромный труд будет так высоко оценен командованием. От волнения он не нашел нужных слов — ведь это была его первая правительственная награда.

Все сердечно поздравляли конструктора. А член Военного совета генерал-майор Мельник сказал:

— Орден Красной Звезды — орден солдатской доблести. С честью носите его, товарищ Мугалев.

Так провожало командование 2-й танковой армии конструктора.

А танки-тральщики командование 2-й танковой армии использовало в боях на Курском выступе в июле 1943 года. Здесь была проведена проверка их действий и с тяжелыми танками КВ-1. Эти танки были грозой для противника. Они смело вступали в единоборство с его артиллерией и неизменно выходили победителями. Но они не могли выдержать коварства противотанковых мин. Маленькая мина выводила из строя мощную машину. Навесные секции трала превращали ее в сухопутную крепость.

* * *

…В Москве на приеме у генерал-полковника М. П. Воробьева состоялся такой разговор:

— Что же вы, товарищ Мугалев, такой энтузиаст наземных тральщиков, занялись в армии Родина не своим делом? Меня буквально атаковали и командующий, и член Военного совета, настаивая на том, чтобы вас оставили там. А ваше дело заниматься тралами. Чтобы вам было легче решать технические и оперативно-тактические вопросы, связанные с тральщиками, а также вести подготовку специалистов по тралам, мы выделили группу офицеров. С ними и планируйте всю дальнейшую работу, имея в виду, что с каждым месяцем объем ее будет нарастать.

В распоряжение Мугалева по его выбору из запасного офицерского полка выделили 15 человек. Вскоре они были подготовлены как специалисты по боевому применению наземных тральщиков и практическому обучению войск.

…В апреле 1943 года группа тральщиков прибыла на Северо-Кавказский фронт.

Командующий бронетанковыми и механизированными войсками фронта полковник А. К. Ярков принял Мугалева и его заместителя военинженера М. Ф. Кондратенко с воодушевлением:

— Много наслышаны о ваших тралах, да заполучить их было трудно. Ну а теперь используем их сполна. Шестнадцать тральщиков — это же сила! Они должны помочь нам при преодолении танками минных полей, широко применяемых здесь противником. Перспектива у него — быть сброшенным в море. Поэтому по мере отхода к побережью плотность его минных заграждений будет возрастать.

В ближнем тылу группа Мугалева развернула работы по оснащению танков крепежными деталями для тралов и обучению экипажей тральщиков.

Когда 29 апреля в 7 часов 40 минут после артиллерийской и авиационной подготовки главные силы северной и южной ударных групп 56-й армии под командованием генерал-лейтенанта А. А. Гречко перешли в наступление, в прорыв ввели два тральщика. 4 мая войска армии освободили станицу Крымскую, и оба тральщика в боях действовали успешно.

В последующем, продолжая вести бои на отдельных участках за улучшение своего тактического положения, части армии почти вплотную подошли к Голубой линии — последней и самой сильной оборонительной полосе вражеских войск на Кубани. Войска готовились к новой наступательной операции. Главный удар, приказом командующего фронтом, наносился силами 56-й и 37-й армий. Направление этих ударов проходило между селениями Киевское и Молдаванское. Здесь и решили использовать тральщики.

Что же представляла собой эта линия прорыва?

В станице Киевской сосредоточились главные узлы обороны первой позиции противника. В станице Молдаванской проходил мощный узел обороны второй позиции.

Передний край линии прорыва «прикрывался густой сетью проволочных заграждений, завалов и минных полей общей глубиной до 500 м. Плотность минных полей на отдельных участках достигала 2500 мин на 1 км фронта. Особая плотность минных полей создавалась на танкодоступных направлениях. Кроме того, для борьбы с танками в каждом сооружении имелся запас противотанковых мин. Для защиты от пехоты в большом количестве были установлены мины-сюрпризы натяжного действия»[6].

Наступление войск 56-й и 37-й армий началось утром 26 мая мощной артиллерийской и авиационной подготовкой. Все 16 тральщиков пошли на преодоление заминированных зон.

При атаке переднего края противника на подступах к Молдаванскому тральщики, попав на первые мины, в двух случаях взорвали целиком большие заминированные участки, открыв широкие ворота для танков и пехоты. Участки были заминированы минами типа ТМ-35 в металлической оболочке. Такой случай за все время применения тралов Мугалев наблюдал впервые.

Тральщики и линейные танки вклинились в оборону противника в направлении Киевского. В середине дня отдельные танки ворвались в станицу, но, не поддержанные пехотой, отошли обратно.

Здесь же произошло и непредвиденное. Один из тральщиков, вырвавшийся к окраине станицы, оказался без прикрытия линейными танками. Ему была дана команда возвратиться назад. Командир танка-тральщика, подчиняясь приказу, развернулся и пошел в сторону своего переднего края, но в полосе ничейной территории его настиг снаряд немецкой пушки. Танк с тралом был подбит. Трое суток за него шел огневой бой. Обе стороны вели пулеметный и минометный огонь, не допуская никого к аварийному тральщику. Когда же на четвертые сутки группе наших танков удалось прорваться к поврежденной машине, трала у танка не оказалось.

Это было ЧП.

О случившемся стало известно в Москве и доложено Верховному главнокомандующему. И. В. Сталин был крайне недоволен потерей образца новой боевой техники. Он потребовал объяснения, пожелал лично посмотреть на тральщик.

Через несколько дней во двор Кремля доставили танк с тралом. И. В. Сталин, К. Е. Ворошилов и другие члены Государственного Комитета Обороны осмотрели тральщик.

— Сколько он весит? — поинтересовался Верховный главнокомандующий.

— Пять тонн, — ответили ему.

Тогда Сталин заметил:

— Стадо поросят, гонимое впереди себя немецкими танками, неплохо справилось с разминированием минных полей на левом фланге линии Мажино при вторжении немцев во Францию. Не пойму, зачем такой вес тральщику — пять тонн, зачем металла столько тратим?..

Кто-то из присутствующих специалистов дал пояснение. Оно, кажется, удовлетворило И. В. Сталина[7].

Вскоре наши войска освободили Таманский полуостров. На окраине одного из населенных пунктов был обнаружен трал, разобранный и упакованный в ящики для отправки в Германию.

* * *

…К лету 1943 года Красная Армия окончательно захватила инициативу в свои руки. А немецко-фашистское верховное командование стремилось любой ценой вернуть утраченные возможности и изменить ход событий в свою пользу. Но то, что наступил наконец поворот в исходе войны, ни у кого уже не вызывало сомнения. И Мугалев думал, что впредь теперь будут развертываться наступательные операции и тральщики очень и очень понадобятся. Они, как впоследствии напишет об этом Н. Н. Воронов, «сберегли бы жизнь многим саперам, которым со смертельным риском приходилось вручную обезвреживать минные поля противника. Кроме того, работа саперов сразу выдавала противнику наши участки прорыва. Предложение изобретателя обеспечивало внезапность прорыва вражеских заграждений»[8].

На многих участках фронта, где действовали тральщики, подготовка их экипажей, организация и предварительное проведение методических показов прорыва полос минных заграждений и отработка вопросов взаимодействия с линейными танками, самоходно-артиллерийскими установками и подразделениями саперов, а затем и само боевое применение нового вида оружия осуществлялись под руководством конструктора и по разработанным им тактическим схемам.

Таким образом, был накоплен достаточный опыт по организации и боевому применению тральщиков, и конструктор решил обратиться к генерал-полковнику Я. Н. Федоренко — командующему бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии — с предложением создать новый вид войскового формирования — бригаду наземных танковых тральщиков и придавать ее фронтам для действий на главных направлениях прорыва долговременных оборонительных полос противника.

Главное автобронетанковое управление Красной Армии размещалось в доме Наркомата обороны, что у Красной площади. Какой уже раз входил сюда Мугалев с этой светлой площади, охваченный волнением в ожидании решения, которое примет начальство.

Нервничал он и перед этой встречей. Но в кабинет командующего вошел уверенно. Генерал поднялся из-за стола и неторопливо пошел навстречу. Глаза суровые. Однако крепкое, дружелюбное пожатие руки несколько успокоило офицера.

— Садись, Мугалев. С какой новостью пожаловал? — И, не дожидаясь ответа, продолжал: — Слышал, что хочешь тральные соединения организовать. Дело это хорошее, конечно, да танков у нас не хватает даже для линейных частей.

Павел Михайлович пытливо посмотрел на генерала, думая, что разговор может быть обещающим. Командующий конечно же понимал необходимость для фронтов тральных соединений. Но нет танков!

Всегда внимательный к любым новаторским начинаниям, Яков Николаевич дал понять конструктору, что рано пока думать о соединениях минных тральщиков. А у Мугалева было все же свое мнение на этот счет: «Тральщики продлят жизнь танкам на поле боя, сохранят многие машины от неизбежных потерь на минах и тем компенсируют нехватку их для линейных частей».

Он не мог примириться с отказом. Идея была им выстрадана и диктовалась самой жизнью, боевой действительностью. Тогда он решил сделать еще один шаг — обратился к инженеру-майору П. К. Ворошилову, сыну Климента Ефремовича Ворошилова.

Петр Климентьевич знал Мугалева по Туле. Он сам работал над вопросами боевого использования новых образцов тяжелых танков. Тральщики его также интересовали, и он руководил комиссией по их испытаниям. Вместе разрабатывали программу испытаний тралов, вместе испытывали их, составляли отчеты. Разъезжая по фронтам, они сохранили друг о друге добрую память. «Что-то он посоветовал бы мне сейчас?» — подумал конструктор. И, не откладывая, позвонил Петру Климентьевичу. С первых же слов Мугалев почувствовал, что тральные дела того, как и прежде, тоже волнуют.

Вскоре состоялась встреча Мугалева с членом Государственного Комитета Обороны маршалом К. Е. Ворошиловым в Кремле[9]. Климент Ефремович выслушал военинженера и одобрительно отнесся к его предложению о создании нового формирования — танковых наземных противоминных тральщиков. Тут же, подняв телефонную трубку, он попросил соединить его с генералом А. И. Антоновым. Маршал порекомендовал заместителю начальника Генерального штаба А. И. Антонову вызвать конструктора Мугалева, заслушать его предложение и принять решение.

Этот период был до предела напряженным для Генерального штаба. На орловско-курском и белгородско-харьковском направлениях ожидался переход противника в наступление. Но точная дата не была ясна. Вся наша оборона была готова к отражению ожидаемого удара. Войска, развернувшиеся к контрнаступлению, ждали начала решающих событий со дня на день.

И все же в один из таких до предела напряженных дней, а именно 5 июня в 4 часа утра, группа руководящих работников Генерального штаба заслушала краткое сообщение Мугалева об опыте боевого применения тральщиков на различных фронтах и его предложение о перспективе их применения в предстоящих наступательных операциях.

Затем состоялось короткое совещание, после чего генерал А. И. Антонов объявил проект решения Ставки Верховного Главнокомандования:

1. Сформировать на базе одного из существующих линейных танковых полков опытный полк наземных противоминных тральщиков.

2. Полку тральщиков присвоить наименование — Отдельный инженерно-танковый полк.

3. Привлечь к формированию и тактическому обучению личного состава полка подполковника П. М. Мугалева.

В этот же день в 16 часов на очередном докладе в Ставке Верховный главнокомандующий утвердил проект. И уже поздно вечером в генштабе А. И. Антонов поставил об этом в известность конструктора.

— Товарищ Мугалев, доложите об этом генерал-полковнику Федоренко, — сказал А. И. Антонов.

Но тот стоял нерешительный, скованный.

— Вы хотите что-то сказать? — спросил А. И. Антонов.

— Да, товарищ генерал.

— Прошу.

— Я был у генерал-полковника Федоренко несколько дней назад со своим предложением, но получил отказ. И теперь идти к нему с решением, принятым сейчас…

Сдержанное, несколько суровое лицо Антонова тронула мягкая улыбка.

— Хорошо, он сам вас вызовет, — сказал Алексей Иннокентьевич[10].

Конструктор не мог сдержать своей радости: наконец-то осуществлялась его мечта! Впервые в истории военного искусства в нашей армии появился новый вид войскового формирования — полк наземных противоминных тральщиков. Отныне наступательные операции с прорывом оборонительных рубежей противника будут более скоротечными, а неизбежные в прошлом потери в боевой технике и людях на минных полях — минимальными.

В тот же день Мугалева вызвал генерал-полковник Я. Н. Федоренко.

Вместе с командующим в кабинете находился и член Военного совета бронетанковых и механизированных войск генерал-полковник Николай Иванович Бирюков.

— Ну, обошел меня, конструктор, перехитрил, выходит, — сказал Федоренко.

Мугалев еще раз с чувством большого удовлетворения выслушал из уст генерала о принятом Ставкой решении. Он тут же попросил назначить его заместителем командира опытного полка тральщиков. Посоветовавшись с Бирюковым, командующий дал согласие.

Я. Н. Федоренко приказал Мугалеву разработать с Главным управлением формирования и боевой подготовки бронетанковых и механизированных войск схему полка минных тральщиков, программу его обучения и выехать к месту формирования в Тульской области.

Начальник этого управления генерал-лейтенант Н. В. Фекленко принял конструктора и силами своих офицеров помог ему в предельно короткий срок отработать штатную документацию нового полка. Через три дня штат полка был готов и утвержден командованием.

Павел Михайлович выехал в Тулу. Здесь в июле 1943 года был сформирован опытный полк — первый из восьми славной когорты полков наземных тральщиков Красной Армии периода Великой Отечественной войны. Ему было дано наименование — 166-й отдельный инженерно-танковый полк.

☆ ПОЛК СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ

166-й отдельный инженерно-танковый полк определили в состав резерва Ставки Верховного Главнокомандования.

Запрятанный в чаще лесов полк к июлю 1943 года закончил формирование и прошел полный объем нового вида боевой подготовки.

Экипажи танков-тральщиков — почти все молодые люди, но уже побывавшие в боях. Командир полка подполковник Николай Михайлович Лукин, широколицый, несколько грузноватый, среднего роста танкист, прибыл в расположение нового подразделения одним из первых и со дня на день ждал приезда своего заместителя по спецтехнике. А пока бойцы расчищали занимаемую территорию и приводили в готовность учебный полигон.

Лукин чаще всего находился на полигоне. В разгар этих работ прибежал из штаба солдат:

— Товарищ подполковник, разрешите обратиться?

Лукин кивнул головой, и солдат доложил, что в штаб прибыли новые офицеры. Николай Михайлович подумал, что это, должно быть, и есть специалисты по тралам. Почти все остальные командиры были уже на месте.

Штаб полка размещался в одноэтажном домике возле столовой. Лукин размашисто, быстро пошел туда. Шагнув через порог, он увидел двух офицеров. Один, плотный, низкорослый, был Мугалев, второй повыше, худощавый, с дотлевающей в руке гильзой папиросы, старший инструктор по тралам инженер-майор М. Ф. Кондратенко. Они поднялись навстречу командиру, представились. На следующий день все трое уже согласованно работали.

Предупредительный и спокойный Мугалев с первых же занятий завоевал уважение бойцов. Его уверенность в надежности новой боевой техники передалась и им.

К этому времени Мугалев, обобщив фронтовой опыт применения тральщиков, составил инструкцию по их боевому использованию, написал сценарий и участвовал в создании учебного фильма о боевых действиях тральщиков. Бойцам показали этот фильм. Увиденное окончательно убедило их, что тральщики надежны в бою, действуют безотказно даже в самых для них неблагоприятных условиях.

Состав трального танкового экипажа такой же, какой у обычного, линейного: командир танка, механик-водитель, стрелок-радист, заряжающий.

Бойцы учились упорно, вникая во все детали, ибо каждый понимал, что нагрузка у танкиста-тральщика двойная. В бою он должен действовать и оружием, как танкист, и тралом, как тральщик. Поэтому объем его технических и тактических знаний был также удвоенным. Бойцам внушалась необходимость стремительных действий при атаке переднего края обороны противника, ведения интенсивного пушечного огня по видимым и предполагаемым целям в момент атаки.

Учения по тралению переднего края противника и в глубине его обороны проводились часто не на учебных, а на боевых минах. Мугалев объяснял, что прорыв обороны гитлеровцев следует осуществлять на участках с наибольшим минированием, а стало быть, с наименьшим насыщением противотанковой артиллерией. А чтобы максимально избежать излишних потерь, нужна стремительность движения на минных полях и вывод линейных танков в глубину обороны противника, где уже нет этих минных полей.

Командир 166-го отдельного инженерно-танкового полка гвардии подполковник Н. М. Лукин (июль 1943 г.).

Командование полка добивалось, чтобы бойцы четко разбирались в существе непрерывного взаимодействия танков-тральщиков с подразделениями линейных танков, с артиллерией и пехотой. Ведь каждая машина в бою при прорыве оборонительных рубежей противника была ведущей для группы линейных танков, самоходных артиллерийских установок и подразделений пехоты, преодолевающих полосы минных заграждений. От успешных действий тральщика, идущего в голове, зависели жизнь и боевой успех атакующих подразделений. Вот почему экипажи тральщиков должны были отлично знать свой маневр и в совершенстве владеть техникой и тактикой боя.

Танкисты хорошо представляли себе боевой порядок взвода, роты как тральных, так и линейных танков, идущих им вслед по проложенным проходам. Поэтому вопросам огневого взаимодействия с линейными танками при прорыве переднего края обороны придавалось первостепенное значение.

Замполит командира полка майор В. И. Цитенко обращал внимание на морально-психологическую подготовленность личного состава.

— Тральщики всегда идут впереди, — говорил он на занятиях. — Они первыми могут попасть под обстрел противника, оказаться отрезанными от своих. Надо уметь быстро организовать круговую оборону. В такие опасные моменты боец должен быть наделен высоким чувством товарищеской взаимопомощи и взаимовыручки. Экипаж тральщика, — продолжал он, — это маленький гарнизон воинов, сплоченных единой волей и стремлением выполнить задачу.

Командиры взводов, рот — испытанные офицеры, хотя все очень молоды. Командиру взвода старшему лейтенанту Ивану Гавриловичу Петренко всего 20 лет. Экипаж его танка-тральщика — 18-19-летние парни: механик-водитель старшина Большаков, заряжающий — сержант Асатрян, стрелок-радист — старший сержант Смирнов, все уже воевали, «обкатаны» в танке основательно.

И все же только Петренко знал, что собой представляют тралы в бою. Сталинград он запомнил навсегда. Когда Мугалев увидел его, возмужавшего, с густыми усами (он отрастил их, вероятно, для солидности), то не сразу и узнал.

— Ну что, Иван Гаврилович, настроение боевое? У вас есть опыт, и вы должны хорошо обучить свои экипажи.

Сомнений в этом, конечно, не было. Его взвод неизменно показывал отличную выучку.

Теперь же, когда вся программа боевой подготовки была завершена, Петренко беспокоило, как долго будут они сидеть здесь. И он спросил об этом у Мугалева. Командир дал уклончивый ответ: мол, сколько потребуется. Он разделял состояние молодого офицера. Весь личный состав полка рвался в бой.

Командир взвода 166-го ОИТП Герой Советского Союза гвардии капитан А. 3. Петушков (май 1945 г.).

Нравился конструктору и другой командир взвода, старший лейтенант Адам Захарович Петушков, тоже обстрелянный офицер, бесстрашный человек, знаток танковой боевой техники. Некоторое время в составе его взвода находился экипаж танка-тральщика лейтенанта Шайфутдинова. Лейтенант проявлял большой интерес к техническим новшествам, поступавшим на вооружение танкистов. Оба офицера нередко обращались к Мугалеву за разъяснением спорных вопросов. Люди мечтательные, они строили прогнозы на будущее, даже на послевоенные времена: какими-то будут тогда тральщики?

Не менее интересным человеком в полку был командир ремонтного взвода старший техник-лейтенант Мамед Османов, худощавый, низкорослый, молчаливый. Узкая линия разреза глаз делала его лицо хитроватым и настороженным. Но это был добрый человек, умелец. Чаще всего его видели сидящим у открытой двери мастерской. Руки черные, спецовка измазана, возится с какой-нибудь металлической деталью, что-то мастерит. Помогают ему сержанты Ершов и Толстиков. Родители Мамеда, многочисленная родня жили в Андижане. Все почти земледельцы. А его тянуло к металлу. Мугалев сразу почувствовал в нем жилку изобретателя. Сконструированный им подъемный кран для самопогрузки тралов на автомашины оказал существенную помощь экипажам при транспортировке и монтаже тралов.

Командир взвода 166-го ОИТП гвардии капитан И. Г. Петренко (май 1945 г.).

Позади оставались напряженные дни учебы по овладению новой техникой. Теперь свободного времени у бойцов было больше, чем обычно. Партийный и комсомольский аппарат полка использовал эту своеобразную паузу для более глубокой политической подготовки воинов, разъясняя им складывающуюся на фронтах боевую обстановку.

Вовсю развернула свою деятельность полковая художественная самодеятельность. Ею руководил командир взвода разведки старший лейтенант Василий Молчанов.

К Молчанову бойцы тянулись особенно. Ленинградец, начитанный человек, интересный рассказчик. Привлекало и его внешнее обаяние. Свободный в движениях, с красивой осанкой, подтянутый, аккуратный, всегда в начищенных до блеска хромовых сапогах, он любил танцевать вальс-чечетку. И теперь созданный под его руководством самодеятельный коллектив давал свой первый концерт.

Конферансье объявил:

— Выступают радистка Надежда Брызжахина, санитарка Лидия Рыбалко и повариха Мария Буханенко. Они исполнят украинскую песню.

На смену девушкам вышел командир полковой разведки Василий Молчанов.

«Не обделила парня природа, — подумал Мугалев, глядя, как тот лихо отбивает чечетку. — А как пойдет у него разведка в бою?»

Лукин, сидевший рядом, как будто понял, о чем думает его заместитель, и внес ясность. Молчанов воевал с ним в Сталинграде, и он знал, чего стоит этот веселый, жизнерадостный офицер.

…Бойцы, оживленные, расходились с концерта.

— Весело живем, будто и войны нет, — сказал Мугалев Лукину.

— Знаешь, Павел Михайлович, зайдем ко мне, посидим, поразмыслим…

Лукин разделял беспокойство инженера: «Сидим в бездействии, когда развертываются такие события! Какой день он порывается поехать в Москву. Ну отпущу под личную ответственность, чего добьется?»

— Начнешь по начальству ходить, а у него свои планы. Я думаю, вот-вот получим приказ. Не опережай события.

На огонек заглянул и замполит майор Цитенко. И тоже сказал, что надо набраться терпения.

Несколько успокоенный, инженер подумал о распорядке завтрашнего дня. Главным событием его было открытое партийное собрание. Поговорили о его повестке дня. Основную часть своего выступления замполит посвящал задачам подготовки всего личного состава к будущим боям и роли партийкой и комсомольской организаций в этот период.

Было уже поздно. Прослушав последнюю сводку Совинформбюро, они поразмыслили еще раз относительно своего полка: куда же все-таки направят их, на какой решающий рубеж? На том и разошлись.

У танкистов загорелые лица. Их радуют тишина леса, спокойствие пепельно-голубого неба над ним, зелень полянки, залитые солнцем дни. Османов щурит и без того узкие глаза, подставляя лицо солнцу.

— Дни стоят золотые, товарищ подполковник. — Это он обращается к Мугалеву. — Где-то идет война, а мы тут сидим без дела. Когда же в бой? — спрашивает он. И рука Мамеда тянется к траве.

Павел Михайлович смотрит, как он берет комок влажной земли, пальцы мнут его, а губы трогает безотчетная улыбка. Видно, стосковался парень по дому, по родным местам. Но впереди — долгие-долгие дни войны. Пройдет он их — будет счастливым из счастливых.

А где-то не так уж далеко от этих тульских лесных чащоб небо раздирают багровые сполохи артиллерийской канонады, содрогается, стонет земля под разрывами тысяч бомб, полыхают поля, летят под откосы железнодорожные эшелоны… Могучая сила рванулась вперед. Танки и самоходки, тягачи и орудия, грузовики и бронетранспортеры, «катюши» с их вытянутыми рельсами — все это двинулось по дорогам, мостам, по полям созревающей ржи, по улицам сгоревших деревень… От самых Великих Лук до Азовского моря советские войска в эти последние дни августа 1943 года пошли в победоносное наступление. И вот уже они, взломав оборону противника, наносят мощные удары по врагу.

«Наступление!» — это слово не сходит с уст танкистов. Им кажется, что и они слышат, как гремит, содрогается, полыхает огнем от великого танкового побоища курская земля, недавно освобожденная от врага. Слышат свист пролетающих над головой эрэсов — реактивных снарядов.

Они знают — там, на Курском выступе, в составе 2-й танковой армии генерала А. Г. Родина в полосе войск Центрального фронта путь к победе прокладывали и тральщики. На этом же направлении в июльских боях отличились и танкисты-тральщики, участвовавшие в Орловской операции в составе 4-го отдельного гвардейского танкового полка прорыва под командованием подполковника А. И. Максимова, действовавшего в полосе войск 11-й гвардейской армии генерала И. X. Баграмяна.

Армия-освободительница, опрокидывая долговременную оборону противника, преодолевая его яростное сопротивление, устремляется все дальше на запад. На своем вооружении она имеет новейшую боевую технику, способную взломать самую мощную, неприступную систему обороны врага.

Советский народ сделал все, чтобы обеспечить непрерывный рост технического оснащения своей армии.

Не только наземные части чувствовали этот рост, но и авиационные, морские. Авиационные соединения укомплектовывались новыми типами самолетов, такими, как истребители ЛА-5, ЯК-76, пикирующими бомбардировщиками ПЕ-2, штурмовиками ИЛ-2.

Когда на рубеже Белгород — Томаровка на наши позиции одновременно выползли сотни вражеских танков и штурмовых орудий, летчики-штурмовики впервые выпустили на колонны врага бомбы кумулятивного действия. Штурмовики разворачивались над полем боя и один за другим устремлялись в пикирование. Огненный смерч рвал броню приземистых, с длинными стволами пушек «тигров» и «пантер», зажигал штурмовые орудия «фердинанд», уничтожал живую силу врага. Земля, вздыбленная от десятков, сотен разрывов, опрокидывалась на фашистов, разжигая пламя огня. Действия неизвестных им до сих пор бомб приводили их в отчаяние и панику.

Почти в это же время, накануне Орловской операции, новые снаряды получили и танкисты. Это были подкалиберные противотанковые снаряды. Когда немецкие танки бросались в стремительнейшие атаки, огонь с наших Т-34 незамедлительно поражал их. Таким смертоносным действием обладали эти снаряды.

Особым видом войскового формирования, оснащенного новым техническим средством в борьбе с врагом, был и 166-й отдельный инженерно-танковый полк. Хорошо обеспеченный боевой и транспортной техникой, он имел 18 тралов при 22 танках Т-34.

Средние танки Т-34 бойцы знали хорошо. Пройдя через многие бои, они убедились в высокой маневренности и отличной проходимости этих машин, оценили пробивную силу, огневую мощь и крепость их брони. В этом удостоверился и противник. А теперь, усиленные тралами, они становились неуязвимыми и перед минами.

Танкистам-тральщикам было с чем их сравнивать.

В тульских лесах проходили доформирование некоторые танковые бригады и соединения. В их числе здесь стояла и 91-я отдельная бригада под командованием полковника И. И. Якубовского. Среди новых машин, полученных бригадой, оказалось несколько американских и английских. Заокеанский «шерман» и британский «Черчилль» отличались комфортабельностью: удобные сиденья, часы со светящимся циферблатом, зеркала…

Танкисты-тральщики ходили для интереса смотреть заграничные машины. По многим показателям те уступали нашему Т-34, не говоря уже о КВ. У них и маневренность была хуже, и огневая мощь намного слабее. Ну а о том, чтобы ставить на них тралы, не могло быть и речи. Они были конструктивно непригодны для этого.

…Ожидание по-прежнему томило людей. В первой половине сентября Мугалев не выдержал и, посоветовавшись с командованием полка, поехал в Москву выяснить, почему полк держат в Туле.

И вот пропахший дорожной пылью и бензином штабной «виллис» тронулся в путь. За рулем сержант Александр Антонович Спириденко, белобрысый крепыш, малоразговорчивый парень. Павел Михайлович относится к нему по-отечески и называет его не иначе как Сашок.

К Москве подъезжали к началу рабочего утра. Проехав городскую окраину, машина остановилась у контрольно-пропускного пункта у деревни Чертаново. К машине подошел молодой офицер. Проверив документы, он четко козырнул подполковнику, и машина вновь помчалась вперед по асфальту Варшавского шоссе. По обе стороны дороги все еще попадались зияющие щели дотов, напоминая о днях обороны Москвы.

Мугалев невольно вспомнил то тревожное время, нависшую над столицей смертельную опасность, бешеные усилия врага, из последних сил стремившегося дотянуться до нее.

«Надо все это помнить, — подумал он, — чтобы оценить величие подвига наступавших».

Ослепительным солнцем залиты улицы и площади утренней Москвы. Люди — все больше военные. У продовольственных магазинов вытянулись очереди — стоят почти одни пожилые или совсем старые женщины.

На открытых площадках, на высоких зданиях, в скверах густо расставлены зенитные орудия и пулеметы.

За старыми двухэтажными деревянными домами Замоскворечья стелется дым из заводских труб. Трудовая Москва отдает фронту все свои силы.

На электроламповом, например, выпускают миноискатели для массового применения саперами. Пока что это единственное приспособление для разминирования в ближнем тылу и устройства узких проходов в минных полях. Когда налаживали их производство, для начальника заводской лаборатории Василия Федоровича Соустина дело это было новое и трудное. Ведь ни ему, ни заводу ничем подобным заниматься не приходилось. До войны завод выпускал только осветительные лампы.

…За раздумьями Мугалев не заметил, как «виллис», проскочив Большую Ордынку, въехал на Каменный мост. И вот уже показались знакомые силуэты Кремля и храма Василия Блаженного. Машина притормозила и стала у подъезда дома Наркомата обороны.

Главное автобронетанковое управление. Как-то примут здесь конструктора?

Полдня ходил инженер по начальству. Ничего не добившись, удрученный, вышел на Красную площадь. Задумавшись, шел не спеша. Вдруг видит — из Боровицких ворот Кремля выходит группа офицеров. Пригляделся, заметил фигуру знакомого генерала.

«Уж не Рыбалко ли это?» — подумал Мугалев. Он немного знал генерала. Это был прекрасный, отзывчивый человек. Рыбалко заметил Мугалева тоже и направился ему навстречу, небольшой, плотный, слегка сутулящийся, идет широким прихрамывающим шагом.

— Здорово, Мугалев!

— Здравия желаю, товарищ генерал.

— Чего грустный?

— Да вот новый полк сформировали, обучили, а никуда не посылают. Определили в резерв.

— Не тральный ли?

— Да, он.

Рыбалко задумался. Потом сказал:

— Нашу армию доформировали. Будем участвовать в освобождении Украины. Пойдешь ко мне?

— С радостью, товарищ генерал, — ответил конструктор.

— Тогда обожди меня часок, — сказал Рыбалко и ушел обратно в Кремль.

Приняв боевое крещение летом 1942 года в тульских и калужских лесах, под Сухиничами и во время Козельской операции, 3-я танковая армия под командованием генерала Павла Семеновича Рыбалко 14 января 1943 года в составе войск Воронежского фронта начала наступление в районе северо-западнее Кантемировки. И уже через два дня, вырвавшись на оперативный простор, танки повели пехоту на окружение и уничтожение всей острогожско-россошанской группировки врага на Верхнем Дону. В этих боях танкисты Рыбалко показали доблесть и мужество.

Потом было стремительное наступление на Харьков. А в марте — отражение вражеского контрнаступления в этом районе. Немцы сосредоточили здесь превосходящие силы на узком участке и хотели взять реванш за поражение под Сталинградом.

Но ничего у них не вышло. Не смогли они осуществить этот план. Большую роль в срыве их контрнаступления сыграла 3-я танковая армия Рыбалко, которая имела смешанный состав, то есть танковые и стрелковые соединения. В ходе зимних боев армия понесла большие потери. Приказом Ставки от 26 апреля 1943 года 3-я танковая армия преобразовалась в 57-ю общевойсковую, а ее командующий генерал-лейтенант П. С. Рыбалко оказался в резерве командного состава.

Рыбалко и член Военного совета его армии генерал С. И. Мельников попросили, чтобы их вызвали в Москву для доклада, и 10 мая они прибыли сюда. В Ставке их внимательно выслушали. Они отстаивали право своей армии существовать как танковой, имеющей в своем составе лишь танковые соединения. С их мнением согласились…

С 1943 года 3-я гвардейская танковая армия стала спешно набираться сил. Со второй половины июля она начала боевые действия в составе Брянского и Центрального фронтов, громя орловско-курскую группировку врага. После Курской битвы, закончив доформирование в тульских лесах, армия Рыбалко выдвигалась из резерва Ставки в полосу действия Воронежского фронта. В этот короткий период доформирования и прибыл в начале сентября Рыбалко в Москву. «Удастся ли генералу включить в состав своей танковой армии наш полк?» — думал сейчас конструктор, провожая взглядом уходящего в Кремль Рыбалко.

Направляясь снова к кремлевским воротам, Рыбалко обдумывал, как лучше убедить представителей Ставки вверить опытный тральный полк его армии. «Будет отказ, попытаюсь обратиться к Верховному главнокомандующему», — решил он.

Генерал, находивший выход из сотен тяжелейших положений, вспомнил, как в мае отстаивал свою армию.

Да, он докладывал тогда все как было. В боях за Харьков армия понесла невосполнимые потери в людях и технике. Казалось порой, что нет человеческих сил, способных противостоять вражеской лавине огня. Но армия сохранила боеспособность и мобильность за счет некоторых танковых бригад и стрелковых соединений. И. В. Сталин поинтересовался, откуда у него люди. И тут генерал не побоялся сказать правду: бывшие пленные, окруженцы, люди с освобожденной территории. У каждого из них свои личные счеты с фашистами, они сполна испытали ужас оккупации и ненавидят врага, рвутся в бой.

Верховный главнокомандующий остался доволен его объяснением. Иначе не приказал бы тут же генералу Я. Н. Федоренко отправить технику в первую очередь в 3-ю гвардейскую танковую армию. «Танкисты и мотострелковые бригады 3-й танковой проявили в боях доблесть и мужество, — сказал он, — они вполне заслужили, чтобы армию преобразовать в гвардейскую»[11].

И на тебе, встреча с этим конструктором. Кто-кто, а он, Рыбалко, знает, что собой представляют придуманные им катки. Он лично видел их в работе на испытаниях еще год назад. Их-то и недостает его армии.

Собрав всю свою волю, решимость, он приготовился отстаивать право армии на тральный полк, который стоял в резерве Ставки Верховного Главнокомандования.

Коротая время ожидания, Мугалев с теплотой думал о генерале.

Павел Семенович Рыбалко участвовал в гражданской войне и имел за нее орден. Потом многие годы находился на дипломатической работе в ранге военного атташе за рубежом. В предвоенные годы руководил кафедрой в одном из военных учебных заведений. С началом немецко-фашистского нашествия он рвался на фронт. Но многочисленные рапорты отклонялись до самой весны 1942 года. Вместе с получением назначения Павел Семенович получил и тяжкую весть: сын его, 19-летний лейтенант, танкист Виль Павлович Рыбалко пропал без вести. Сколько ни запрашивала различные инстанции его жена, ответы шли одинаковые. С такой незаживающей раной воевал этот бесстрашный генерал, не давая никому знать о своем горе.

…Мугалев посмотрел на куранты Спасской башни. Минуло два с половиной часа. А вот и Рыбалко, прихрамывает, опираясь на палку, лицо в улыбке, глаза блестят.

— Ну, отвоевал ваш полк. Пришлось у Сталина просить. Теперь пойду к Федоренко. А ты не мешкай, в Тулу езжай, готовься. Возможно, я заеду посмотрю полк.

Мугалев подумал: «Ну, Яков Николаевич снова скажет — перехитрил меня этот конструктор, опять добился своего».

Радостная весть, крепкое пожатие руки генерала и пожелания доброго пути окрылили Мугалева. Он уехал в лагеря.

Первым, кого встретил Павел Михайлович в расположении полка, был Лукин.

— Наконец-то! — воскликнул он, обнимая инженера.

— Как люди ждут этой вести, — сказал майор Цитенко. — В полку ходят слухи о выступлении, настроение у всех приподнятое.

…И вот 3-я гвардейская танковая армия тронулась в пятисоткилометровый марш до Переяславля-Хмельницкого. Части армии, подтянувшись к району боевых действий, первыми в составе войск Воронежского фронта под командованием генерала армии Н. Ф. Ватутина вышли к Днепру и форсировали его с последующим удержанием и расширением захваченного плацдарма войсками 27-й и 40-й армий. К концу сентября войска фронта прочно удерживали два основных плацдарма на Днепре: букринский — южнее Киева и лютежский — севернее. Наступал час освобождения столицы Украины.

Генерал Рыбалко планировал по дороге в район сосредоточения сил армии заехать в Тулу, осмотреть полк. Но не получилось. Командующий спешил.

Полк танков-тральщиков подняли по тревоге, погрузили в эшелон, который уходил вдогонку за армией Рыбалко.

У города Переяславля-Хмельницкого полк выгрузился. Шли последние дни сентября. На плацдарме в Букринской излучине части 3-й гвардейской танковой армии вели напряженные бои.

По прибытии Мугалев и Лукин тотчас же отправились на командный пункт армии. В глубоком овраге, густо поросшем кустарником, укрывались блиндажи, в замаскированных земляных нишах стояли грузовые и легковые машины.

Сопровождавший офицер привел Мугалева и Лукина к блиндажу Рыбалко. Генерал сидел за дощатым, наспех сколоченным столом, склонившись над картой. Рыбалко маленький, бритоголовый, темнолицый, а рядом член Военного совета Семен Иванович Мельников, крупный, осанистый генерал.

Когда командиры трального полка вошли в блиндаж, Рыбалко встал. Выслушав доклад о прибытии, подал руку офицерам, усадил их.

— Вовремя подоспели, товарищи, со своими тралами. Для успеха предстоящей операции по расширению и закреплению плацдарма вы позарез нужны.

Он потянулся к трубке и доложил командующему фронтом о прибытии 166-го полка.

Рыбалко прошелся по блиндажу, потом вновь подошел к карте.

— Плацдарм в Букринской излучине на сегодняшний день имеет по фронту одиннадцать и в глубину шесть километров, вместил основные силы частей нашей армии. Воюем день и ночь. С восточного берега нас поддерживают многочисленные артиллерийские части и соединения, на нас же работает и фронтовая авиация. Но существенных результатов пока не можем добиться.

Над пойменной частью и излучиной реки, где намереваемся произвести переправу главных сил, много высот. Немцы с них хорошо просматривают наш участок, расставили сотни огневых точек. Шквальным огнем встречают они любые наши попытки к передвижению по левому берегу реки. Более того, разведка донесла, что противник прикрыл плацдарм многоярусным поясом минных полей.

Необходимо выбить немцев с господствующих высот и расширить плацдарм.

Переправляться будете в ночь на 5 октября. Постарайтесь осуществить переправу с наименьшими потерями. Этим поможете пехоте расширить и закрепить плацдарм.

В эту же ночь на паромах пойдут «катюши». Они тоже будут помогать пехоте.

До начала переправы Мугалев более суток провел у излучины реки, близ селений Большой и Малый Букрин. Начальник района переправы 3-й гвардейской танковой армии полковник П. И. Пинчук и начальник инженерных войск армии полковник М. В. Онучин, сослуживец Мугалева по академии, помогли ему освоиться с условиями переправы.

Здесь же, чуть выше по течению, вовсю шла подготовка к строительству низководного деревянного моста. Строила его 15-я инженерно-саперная бригада, на помощь которой пришло свыше двух тысяч добровольцев из местного населения. Работали люди круглосуточно. Фашистские самолеты всеми силами препятствовали строительству моста, совершая беспрерывные бомбардировки. Поэтому положение переправлявшихся по реке осложнялось еще и этими ударами с воздуха.

С низкого песчаного левого берега Мугалев просматривал в бинокль высокие кручи и заросшие овраги противоположной стороны.

Рекогносцировкой района переправы и личным наблюдением за системой заградительного огня противника он установил одну особенность: ночью и в предрассветные часы проводился методичный обстрел нашего берега и прилегающего участка реки в течение 10–15 минут. Днепр буквально кипел от разрывов снарядов и мин. Затем огонь обрывался, а через 10–15 минут возобновлялся снова. Потом все повторялось. Иногда всплески разрывов снарядов покрывали середину реки, но это случалось реже.

Конструктор учел эту особенность. Посоветовавшись с Лукиным, он упросил Пинчука и Онучина ночью на паромах высадить на тот берег не взвод, а роту тральщиков. Получил также их согласие самому руководить переправой.

В ночь на 5 октября за два рейса на тот берег доставили роту тральщиков без потерь.

Командир полка Лукин приказал тральщикам сосредоточиться у подножия высот.

Во время переправы невдалеке по течению плыли поврежденные паромы с «катюшами» и горящими на них бочками с бензином. Они были накрыты заградительным огнем гитлеровцев. Кто-то на командном пункте принял их за тралы, и по инстанциям доложили командующему, что паромы с тралами погибли.

А тральщики на рассвете уже помогали пехоте отражать контратаки фашистов, стремящихся опрокинуть наши подразделения в реку.

К 8 октября на правый берег переправили три роты полка тральщиков: первую роту — в район действия 9-го механизированного корпуса, вторую роту — в полосу 6-го гвардейского танкового корпуса, третью роту — в состав 7-го гвардейского танкового корпуса.

Бои на плацдарме не прекращались.

Прокладывая проходы линейным танкам и пехоте армии Рыбалко, танки-тральщики шли через минные оборонительные полосы врага, отбивая атаки, помогая войскам расширить захваченный плацдарм. А в это время в районе переправы уже шла массовая высадка войск.

Командующий армией Павел Семенович Рыбалко вскоре увидел на берегу Мугалева целым и невредимым, поздравил с успехом.

— Ваши тральщики хорошо помогли войскам в боях по расширению плацдарма, — сказал он. — И дальше действуйте так же.

12 октября боевые подразделения 3-й гвардейской танковой, части 27-й и 40-й армий перешли в наступление с целью расширить захваченный плацдарм и в случае успеха развивать наступление в общем направлении на Белую Церковь.

По 23 октября на правом берегу Днепра подразделения полка участвовали в боях в составе передовых отрядов танковых корпусов армии Рыбалко, помогая форсировать минные поля, проделывая проходы идущим сзади танкам и одновременно своим огнем подавляя опорные пункты врага, уничтожая его живую силу и технику.

Противник понял, что у русских появились новые танки. Они вызывают взрывы мин, но машины сами не подрываются. Форсируя минные поля, они появляются из облака дыма и пыли, похожие на какие-то гидры, ведут бой огнем и гусеницами. И за этими танками началась охота. Но ни один тральщик в руки врага не попал.

На букринском плацдарме шли упорные бои. По выстроенному мосту, едва начинало темнеть, шли части и соединения усиления. Не было уже в живых полковника Онучина и многих других людей, которые обеспечивали переправу первых тральщиков.

Армия Рыбалко, сжатая в маневре глубокими оврагами с обрывистыми краями, несла потери в людях и технике и задачу на продвижение выполнить не могла.

23 октября Лукина и Мугалева вызвали в штаб армии. Там собрались все командиры танковых корпусов и бригад, мотострелковых соединений.

— На плацдарме идут затяжные бои, — сказал Рыбалко. — Всего лишь 100 километров отделяют нас от Киева, но развернуться во всю мощь и выйти на оперативный простор не можем. Крупные силы стянул сюда противник. Элемент внезапности нами утерян, хотя и враг, пожалуй, понял уже, что не столкнет нас в Днепр. Однако Киев нам трудновато брать отсюда. Возможно, придется передислоцироваться и ударить с другого плацдарма.

Директива Ставки о передислокации войск была получена в ночь на 25 октября.

Командующий фронтом Н. Ф. Ватутин возложил ответственность за своевременную передислокацию и сосредоточение войск на лютежском плацдарме на своего заместителя генерал-лейтенанта А. А. Гречко и командарма-3 Рыбалко. На подготовку операции отводилось каких-нибудь семь-восемь суток. В ночь на 26 октября началось передвижение войск фронта.

Стояли слякотные, дождливые дни. По раскисшим ночным дорогам скрытно шли части и соединения 3-й гвардейской танковой армии, совершая большой и трудный марш-маневр.

На плацдарме вместо убывших боевых машин местами были расставлены макеты, оборудованы ложные огневые позиции батарей, предусмотрены многие другие маскировочные мероприятия, которые указывали на присутствие войск на Букрине. Но ни войск, ни войсковых штабов 3-й гвардейской танковой армии на букринском плацдарме уже не оставалось.

3-я гвардейская танковая армия двинулась к новому месту своего сосредоточения. Вместе с ее танковыми и мотострелковыми бригадами, артиллерийскими и эрэсовскими полками «катюш» в 200-километровый марш по Левобережью ушел и 166-й полк тральщиков.

Покидая букринский плацдарм, командование полка доносило, что в боях на плацдарме не было потеряно ни одного танка-тральщика. Экипажи тральщиков показали себя настоящими мастерами своего дела. Смелыми действиями они подтвердили, что и психологически подготовлены к решительным схваткам. Командиры корпусов, в составе которых они сражались, просили увеличить число тральщиков в предстоящих боях.

К вечеру 30 октября, закончив передислокацию, полк тральщиков занял исходные позиции впереди основных сил 3-й гвардейской танковой армии на направлении главного удара 1-го Украинского фронта.

3 ноября началось наступление войск фронта. Мощным ударом они прорвали вражескую оборону севернее Киева. На второй день напряжение боев возросло. Гитлеровцы, не считаясь с огромными потерями бросали в бой новые части и соединения, маневрируя резервами. Особым ожесточением отличались бои в районе дач Пущи-Водицы. Здесь 20-я моторизованная и 7-я танковая дивизии противника делали все, чтобы приостановить наступление советских войск.

Изготовившаяся для наступления 3-я гвардейская танковая армия ждала приказа.

4-го ноября рано утром на КП фронта в Ново-Петровцах командующий 1-м Украинским фронтом Николай Федорович Ватутин давал последние указания командующему 3-й гвардейской танковой армией.

— Настал твой час, Павел Семенович. Пора вводить в сражение всю мощь твоей танковой армии.

Утомленное лицо Рыбалко просветлело. Назначили время ввода в сражение, согласовали все ходы маневра, уточнили направление главного и последующих ударов, вопросы взаимодействия с саперами, расшифровали последние разведдонесения о противнике. Во второй половине дня 4 ноября армия Рыбалко получила приказ: «Вперед!»

Шел моросящий дождь. Он размыл дороги, скрыл от артиллерии и авиации цели на переднем крае и в глубине позиций врага.

Оборона в тактической глубине еще не была прорвана пехотой. И силы 3-й танковой армии должны были помочь это сделать.

Рыбалко приказал психически ошеломить врага внезапной ночной атакой. Она началась в 20 часов. Губительной силы огонь ствольной и реактивной артиллерии обрушился на оборону противника.

Танки, развернувшись в линию, по сигналу «Вперед!» двинулись, прорезая ночную тьму ярким, ослепляющим светом сотен фар, шли с воющими сиренами, безостановочно стреляя из всех пушек и пулеметов.

Немецко-фашистские войска, продолжая упорное сопротивление, отходили к западной окраине Киева. В ночь на 6 ноября танковая лавина вместе с наступающими стрелковыми частями покатилась по лесным и шоссейным дорогам, через пригороды в обход столицы Украины.

Тральщики старшего лейтенанта Петушкова, действовавшие на правом фланге ударной группировки, взрывая мины на лесных дорогах, огнем сметали пулеметные гнезда. Они рвались ко второму оборонительному рубежу противника. Вот уже село Горянки. Темная ночь. С окраины села по тральщикам открыла огонь зенитная батарея фашистов и подбила танк-тральщик. Но тут же батарея была подавлена огнем идущего сзади танка командира роты.

В направлении южной окраины Пущи-Водицы держал путь взвод старшего лейтенанта Петренко. На первом танке-тральщике командиром был сам Петренко, на втором — лейтенант Шайфутдинов. Третий тральщик остался в резерве командира полка.

В стремительном темпе пройдена лесная просека, и вскоре под тралом раздался первый взрыв, второй…

Шайфутдинов ведет тральщик на некотором отдалении от Петренко. Между ними и командиром полка бесперебойная радиосвязь.

Вдруг воздух сотрясает взрыв огромной силы. Танк лейтенанта Шайфутдинова остановился. Раздался встревоженный голос лейтенанта: «Фугас! Диски трала разбиты!»

Петренко приказал отцепить аварийный трал, вызвать ремонтников с запасными дисками, восстановить машину и нагнать его в Пуще-Водице.

Шайфутдинов так и сделал. Огневой бой не затихал, перемещался в сторону Киева. Вскоре к аварийному тральщику приехали Османов и бойцы ремонтного взвода. Они быстро заменили поврежденные диски трала, дозаправили тральщик горючим, боеприпасами. Шайфутдинов двинулся вдогонку за своим взводом.

Танк Петренко стремительно продвигался вперед и вскоре вышел к южной окраине Пущи-Водицы. Шайфутдинов нагнал его здесь. За тральщиками подошло несколько линейных танков, за ними батальон 240-й стрелковой дивизии. Они продолжали наступать.

Тральщики, продвигаясь вперед, уничтожили вражескую зенитную батарею. Но и сами тоже пострадали: оба танка огнем зенитных пушек противника были выведены из строя. Они не могли продвигаться из-за повреждений ходовой части. Начали осмотр поврежденных машин. Вдруг недалеко от наших танков зажглись фары. Это гитлеровцы на автомашине пытаются проскочить к одной из своих разбитых артбатарей. Лейтенант приказал уничтожить машину. Пулеметная очередь стрелка-радиста Артюхова, а потом прицельный выстрел из танковой пушки Петренко подожгли автомашину. Фашисты кинулись врассыпную, некоторым удалось залечь и оказать сопротивление экипажу огнем из автоматов. Лейтенант Шайфутдинов бросил осколочную гранату, но и сам упал, сраженный автоматной очередью врага.

Танкисты понесли потери. Тяжело ранены механик-водитель старшина Большаков, стрелок-радист старший сержант Смирнов, заряжающий сержант Асатрян. Вовремя подоспевшие танки-тральщики старшего лейтенанта Петушкова с ходу вступили в бой, прикрывая огнем танки Петренко.

Сюда же подъехала и машина командира полка. Увидев подбитые танки и раненых бойцов, Лукин распорядился об их эвакуации, а Мугалев занялся танками. Вызванный по радио ремонтный взвод Османова вот-вот должен был подойти.

Взвод Петушкова, действуя на правом фланге ударной группировки, пробился через Беличи и вышел к северной окраине Киева. К утру 6 ноября танкисты были у шоссе Киев — Житомир. Здесь им приказали остановиться, удержать занятый рубеж, прикрывающий движение наших войск к Василькову и Фастову.

На рассвете 6 ноября сюда прибыли Лукин и Мугалев. Они поблагодарили экипажи танков-тральщиков за бои и сообщили об освобождении Киева. Родина горячо поздравляла войска 1-го Украинского фронта с победой над врагом.

Противник поспешно отходил, ведя арьергардные бои с передовыми подразделениями 3-й гвардейской танковой армии. Надо было спешить с захватом Василькова и Фастова, не дать немцам закрепиться на этих рубежах. С этой целью с танков сняли тралы, и они, действуя как линейные, в составе 54-й танковой бригады развили наступление на Васильков и Фастов.

По радио командиры корпусов и бригад принимали приказ Рыбалко: «Не задерживаться. Вперед! Стремительно вперед на Вету Почтовую! На Васильков! Фастов!»

Город Фастов — крупный железнодорожный узел. Он давал возможность противнику осуществить оперативный маневр резервами на Правобережной Украине. Чтобы лишить его такой возможности, командование приказало овладеть городом не позднее 8 ноября.

166-й полк тральщиков ускоренным маршем прошел Васильков и направился к Фастову.

Свой отход немцы прикрывали танками и штурмовыми артиллерийскими орудиями, ведя огневой бой из засад. Противник отступал, огрызаясь, упорно цепляясь за каждый метр земли. При подходе к Фастову полку удалось сохранить боеспособными лишь девять танков.

7 ноября Фастов был очищен от врага.

Фашистское командование не смирилось с такими потерями. Оно решило контрнаступлением отбить Киев. С этой целью из резерва были подтянуты свежеукомплектованные танковые дивизии и моторизованные части. Одно из направлений их удара проходило через Фастов.

Находясь в штабе армии, Мугалев получил приказ командующего 3-й гвардейской танковой армией (Лукин находился на подвижном КП полка): 166-му полку без тралов занять участок на левом фланге обороны города и не допустить прорыва противника. Полк, осуществляя подвижную оборону, отразил три попытки моторизованных колонн гитлеровцев прорваться в обход города. Понеся ощутимые потери в технике и людях, немцы лишь после третьей попытки, бросив подбитые и сожженные огнем наших пушек машины, отошли. На этом участке фронта наступило относительное затишье.

18 ноября танкисты-тральщики находились юго-западнее города. Здесь они узнали, что приказом Верховного главнокомандующего за успешные боевые действия при форсировании Днепра, расширение и прочное закрепление плацдарма на западном берегу, за участие в освобождении Киева полку присвоено почетное наименование Киевский. Весь личный состав полка награждался орденами и медалями, а полковник Мугалев и старший лейтенант Петушков указом Президиума Верховного Совета СССР от 17 ноября 1943 года удостаивались звания Героя Советского Союза.

Командир 166-го ОИТП вручает офицерам полка правительственные награды.

В наградном листе Павла Михайловича Мугалева сказано так:

«П. М. Мугалев — изобретатель нового вида боевой техники, минного трала. Тралы были успешно применены под Сталинградом, на Северо-Кавказском фронте, в Орловской операции, в боях за освобождение Киева.

…Во время боевых действий полковник Мугалев непосредственно находился в подразделениях, увязывая вопросы взаимодействия между частями и соединениями, которым были приданы танки-тральщики. Боевые действия рот затруднялись сильно пересеченной местностью и организованной обороной противника. Несмотря на это, бойцы рот тральщиков, показывая хорошую боевую выучку и умелое применение новой техники, проделывая проходы в минных полях, врывались первыми в оборону противника, обеспечивая этим тактический успех танковым частям.

За умелое руководство боевыми действиями в сложной обстановке, за хорошую организацию взаимодействия между танковыми соединениями и подразделениями тральщиков, за лично проявленные инициативу и мужество, смелость и решительность в боях за социалистическую Родину полковник Мугалев достоин присвоения звания Героя Советского Союза».

Командующий войсками 3-й гвардейской танковой армии гвардии генерал-лейтенант Рыбалко и член Военного совета армии гвардии генерал-майор Мельников доносили, что «опытный полк тральщиков доказал свою жизнеспособность. В танковых армиях необходимо иметь по одному полку тральщиков».

☆ НА ВАРШАВСКО-БЕРЛИНСКОМ НАПРАВЛЕНИИ

После боев за освобождение Украины 166-й полк вывели из состава 3-й гвардейской танковой армии в резерв Ставки Верховного Главнокомандования и направили на доукомплектование.

Добрая слава о тральщиках разнеслась по армиям и фронтам. Все чаще в Москву из действующей армии стали поступать заявки на части подобного предназначения. Но их не было. Был пока только один опытный полк наземных танковых тральщиков.

В марте 1944 года Павла Михайловича Мугалева отозвали из полка в Москву в распоряжение Управления бронетанковых и механизированных войск. Здесь решался вопрос о создании нескольких отдельных инженерно-танковых полков. Конструктора зачислили старшим помощником генерал-инспектора бронетанковых и механизированных войск Красной Армии с возложением функций развития и боевого использования тральных частей.

На фронтах развертывались наступательные операции широкого масштаба — от Черного до Балтийского моря. Фронтам нужны были специальные части минных тральщиков.

Отходя на запад, немцы создавали мощную глубоко эшелонированную оборону на рубежах отступления, с обширными минными полями, навязывая наступающим войскам минную борьбу. Но наши инженерные войска, саперы, подразделения наземных минных тральщиков одерживали победу над врагом и на этом участке борьбы.

Жизнь, боевой опыт подтверждали, что ускоренный темп прорыва оборонительных полос противника и наши минимальные потери при этом имели особое значение. Они помогали наращивать успех наступающих частей. Минные поля стали бессильными против русских танков!

Взламывать оборону и устраивать в ее полосе безопасные проходы для атакующих войск необходимо было с ходу. Только в этом случае гарантировался успех прорыва с малыми потерями, А сделать это было не так просто.

Кроме того, после прорыва и выхода войск в глубину обороны противника было трудно заранее установить, где наши подвижные соединения встретят новые минные поля. Они ведь могут задержать дальнейшее продвижение танков. А всякое промедление в движении танков в такой особо ответственный период снижает темпы общего наступления, раскрывает противнику замысел командования, дает ему время подтянуть и сосредоточить свои подвижные резервы для нанесения контрудара.

В результате — потеря внезапности и снижение темпов наступления, лишние людские жертвы и гибель техники. Так сама действительность потребовала создания новых механических средств, которые могли бы с ходу разведать расположение минных полей и в движении устраивать в них безопасные проходы.

Таким средством располагала только Красная Армия. Со времени создания первого тральщика Мугалев накопил и обобщил богатый опыт по их конструированию и тактическому применению, а главное — по воспитанию кадров водителей тральщиков, поборовших в себе чувство страха перед мощными взрывами мин, происходящими на удалении от экипажа всего в три шага. В итоге многие сотни наших боевых машин и многие тысячи жизней бойцов были сохранены тральщиками для дальнейших боев, для окончательной победы над врагом.

Мугалев бдительно следил за развитием средств минной борьбы и совершенствовал рабочие органы тральщиков. В течение всего второго периода войны шла активная, но скрытая борьба мысли советского конструктора тралов с немецкими конструкторами противотанковых мин. С конца 1943 по май 1945 года в целях лишения тралоспособности советских тральщиков гитлеровцы четырехкратно меняли взрывное устройство противотанковых мин. Поэтому конструктору пришлось пять раз переделывать форму и размер рабочих органов диска у тральщиков.

В эти весенние дни 1944 года советские люди жили надеждой на скорое освобождение всей советской земли от немецко-фашистских захватчиков.

В войсках теперь многие знали о противоминных тральщиках. Их ждали там, где намечался прорыв, где надо было взламывать и сокрушать огонь и бетон обороны врага.

Ставка Верховного Главнокомандования принимает экстренные меры по обеспечению наступающих частей тральщиками.

В марте 1944 года Павел Михайлович получил приказ: в дополнение к имеющемуся опытному сформировать еще несколько полков минных тральщиков и обучить их личный состав. Сроки даны предельно сжатые.

В подразделениях заново формируемых и переформировываемых полков в эти горячие дни танкисты часто видели полковника с Золотой Звездой Героя на груди. Он терпеливо, настойчиво передавал мастерство управления минными тральщиками механикам-водителям.

— Уметь водить машину с тяжелыми стальными дисками впереди значит научиться мужеству, — говорил он на учениях.

— А были случаи, когда мины рвали каток? — спрашивали его новички.

Тогда конструктор сам садился за рычаги управления и на учебном полигоне показывал, как трал находит мины и как приводит в действие взрывной механизм. Затем на максимальной скорости демонстрировал движение тральщика по полновесным боевым минам.

Во время формирования полков минных тральщиков первым помощником конструктора был инженер-майор Михаил Федорович Кондратенко. В 3-й гвардейской танковой армии, в 166-м полку при форсировании Днепра он также отличился и был награжден орденом Отечественной войны I степени.

Михаил Федорович глубоко знал свое дело, да и опыт был уже порядочный в обучении бойцов. За того, кто проходил через его руки, Мугалев не тревожился. Разобрать и собрать секции трала, суметь быстро смонтировать их к танку, смело вести тральщик по заминированному полю, с ходу преодолевать рвы, окопы, порядок эвакуации трала с поля боя и его ремонт — всем этим приемам Михаил Федорович учил танкистов основательно, добиваясь четкости в работе, быстроты, отличного знания боевой техники и приемов ее использования на поле боя.

В июне 1944 года Мугалев закончил формирование восьмого по счету полка, вооруженного танками-тральщиками.

Павел Михайлович выехал на фронт. Ему было выдано следующее удостоверение:

«Дано старшему помощнику генерал-инспектора инспекции Управления командующего БТ и МВ Красной Армии полковнику Мугалеву П. М. в том, что он направляется на 1-й Украинский, 1-й, 2-й, 3-й Белорусские и 1-й Прибалтийский фронты по вопросам боевого применения в воинских частях минных тральщиков.

Командующим БТ и МВ фронтов оказывать содействие полковнику Мугалеву в его работе, предоставлять возможность докладывать в Москву, а также обеспечить его машину горючесмазочным.

Зам. командующего БТ и МВ КА генерал-полковник танковых войск Б. Коробков.

Член Военного совета генерал-полковник танковых войск Н. Бирюков».

Обстановка тех дней была накаленной, решительной. Наступал долгожданный час окончательного изгнания врага с нашей земли.

23 июня — в первый день четвертого года войны — начались тяжелые бои по прорыву сильно укрепленных оборонительных линий противника, охватывающих много сотен километров. Развернулось гигантское наступление в Белоруссии. Волны четырех фронтов — 1-го Прибалтийского, 3-го, 2-го, 1-го Белорусских — захлестнули поля сражений, словно половодье, уничтожая и сметая на своем пути живую силу и технику врага.

Танки, артиллерия, пехота, поддерживаемые с воздуха авиацией, устремившись в образовавшиеся бреши, наращивая темпы наступления, взламывали и крушили оборонительные укрепления врага. Ничто не могло задержать высокий темп наступления. Впереди частей прорыва шли подразделения отдельных инженерно-танковых полков: 253, 148, 92, 166 и 119-го.

Конструктор живет в машине, переправляясь с фронта на фронт, в те места, где больше всего нужна его помощь. Приезжал он в район предстоящих боевых действий за несколько дней до начала наступательной операции и прорыва обороны противника. Сейчас же начинались показательные учения, на которых отрабатывались тактика применения тральщиков, вопросы боевого взаимодействия с линейными частями, огневого прикрытия тральщиков линейными танками и самоходно-артиллерийскими установками.

На острие главного удара 3-го Белорусского фронта, которым командовал генерал И. Д. Черняховский, — борисовско-минское направление. Фронту придают 253-й и 148-й отдельные инженерно-танковые полки.

Подразделения 253-го полка под командованием подполковника А. П. Солтера начали боевые действия 20 июня в составе 5-й армии генерала Н. И. Крылова. Проделав девять проходов в минных полях, они вырвались далеко вперед, прорвав сильно укрепленную оборонительную полосу на витебском направлении в сторону Богушевской, обеспечивая линейным танкам выход на оперативный простор.

В районе Витебска шло уничтожение частей окруженной вражеской группировки, не пожелавшей сложить оружие. Укрываясь в близлежащих лесах, гитлеровцы пытались прорвать кольцо окружения, чтобы бежать на запад.

Подполковник Солтер, командуя продвижением тральщиков, приказывает огнем и гусеницами уничтожать цепи гитлеровцев, выползающих из леса и атакующих нашу пехоту.

Находясь на подвижном КП, Мугалев заметил, что их нагоняет машина пехотинцев. Остановились, дождались машину. В ней оказался командир 184-й стрелковой дивизии генерал-майор Б. Б. Городовиков со своей опергруппой.

— Помогите, товарищи, своими танками пробиться к передовым частям дивизии, — попросил он. — Мы оказались отрезанными от них немцами, отходящими на запад лесами…

Танки-тральщики с опергруппой генерала Городовикова соединились с передовыми частями 184-й стрелковой дивизии в тот момент, когда на участке одного из полков дивизии из близлежащего леса выходила превосходящая численностью нашу пехоту крупная группировка окруженцев. Они думали прорвать наш передний край и вырваться из котла. Разгорелся ожесточенный бой.

Солтер приказал четырем танкам перевалить за скрывающий их бугор, открыть по врагу огонь из всех имеющихся средств и не допустить фашистов к соседнему лесу, а двум другим танкам остаться в резерве.

Части полка 184-й дивизии тоже повели массированный огонь. В результате совместных действий в густой ржи полегли сотни вражеских солдат и офицеров. Атака противника захлебнулась.

В разгар боя тральщики заметили, как от опушки леса отделились три открытые машины.

— Хотят проскочить в соседний лес, — заметив их, сказал Мугалев Солтеру.

Подполковник приказал:

— Резервным танкам перехватить открытые машины!

Все остальное свершилось так же быстро. Стоявшие в резерве танки-тральщики рванулись в погоню за тремя машинами. Не стреляя, остановили их, и танкисты увидели прижавшихся друг к другу перепуганных офицеров высших чинов.

— Ну и добыча!

Насчитали одиннадцать офицеров и одного генерала. Это был последний командующий витебской группировкой немецких войск со своей опергруппой.

Генерал Городовиков, прощаясь с тральщиками, горячо поблагодарил Солтера и Мугалева за оказанную помощь его дивизии, за выигранный бой и пленение столь крупных фашистских офицеров.

…Мугалев спешил в полосу действия 148-го полка тральщиков, которым командовал подполковник С. И. Сотников, а подполковник Солтер выехал в свой полк, выполнявший приказ на передислокацию.

* * *

148-й полк, приданный 28-й армии 3-го Белорусского фронта, проделывал проходы и обеспечивал ввод в прорыв подразделений 9-го танкового и 3-го тяжелого самоходно-артиллерийского полков. Подразделения линейных танков вслед за тральщиками стремительно и без потерь вышли к рубежу развертывания в глубине обороны противника. В полосе действий тральщиков не подорвалась на минах ни одна наша машина.

Минные поля не смогли задержать стремительного продвижения танков. Такое начало наступления вселяло уверенность в дальнейшем успехе. Это еще более ускоряло темпы наступления и на этом участке фронта.

Подразделения тральщиков 148-го полка содействовали также наступлению войск 11-й гвардейской армии генерала К. Н. Галицкого. Командующий бронетанковыми и механизированными войсками армии полковник А. Н. Бурлыга доносил об успешных действиях полка:

«Полк, находясь в авангарде сил армии, проделал 18 проходов в минных полях, подорвав 334 противотанковые и противопехотные мины…».

После преодоления минных полей на пути движения танков-тральщиков 148-го полка протянулся противотанковый ров, наполненный водой. Случилось непредвиденное: тральщик, пытаясь преодолеть ров, грузно опустился в него. Линейные танки остановились. Недолгие раздумья, и командир тральщика принял своеобразное решение: он вывернул тральщик и поставил его вдоль рва, развернул пушку и таким образом использовал машину, как мост. Линейные танки, направляя одну гусеницу по дискам трала, а другую — по лобовому листу, успешно форсировали ров, продолжая развивать наступление в глубину обороны противника.

Когда на место «происшествия» прибыл начальник инженерных войск 3-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Н. П. Баранов, он удивился: «Получается, что трал использовали, как мост-трамплин через противотанковый ров? Это любопытно». Он приказал заместителю командира полка инженер-майору Кондратенко сделать описание случившегося и представить его в штаб фронта.

27 июня тральщики этой роты первыми ворвались в Оршу — мощный узел обороны противника.

Продолжая наступление, танки-тральщики в составе передовых отрядов войск 3-го Белорусского фронта 28 июня вышли к Березине. Вслед за ними двигались стрелковые соединения. Здесь гитлеровцы хорошо подготовились к обороне. Подступы к городу Борисову на Березине и сам город укрепили минными полями, усилили свежими войсками. Но ничто не могло остановить наступающих. 30 июня они форсировали Березину на широком фронте и после упорных и кровопролитных боев в ночь на 1 июля освободили Борисов. За боевую доблесть и заслуги перед Родиной 148-й отдельный инженерно-танковый полк стали отныне именовать Борисовским.

148-й полк тральщиков уходит дальше на запад. В составе войск 1-го Прибалтийского фронта он участвовал в прорыве обороны восточнее Шауляя. 27 июля советские войска освободили и этот город.

Здесь Мугалев узнал о гибели отважного и опытного командира 253-го полка тральщиков А. П. Солтера. Тральщики, по донесению командующего БТ и МВ 5-й армии полковника М. А. Семенюка, вместе с пехотным батальоном 711-го стрелкового полка прорвались в центр Вильнюса, уничтожая на своем пути технику и живую силу противника. Каждый дом гитлеровцы превратили в крепость, откуда вели пушечно-пулеметный огонь. На исходе 10 июля уличные бои в городе стали особенно напряженными. Пять дней и ночей шли ожесточенные бои за Вильнюс. 13 июля танк командира полка тральщиков подполковника Солтера, вырвавшись на центральную площадь города, оказался на прицеле засевших в одном из домов гитлеровцев. Командир погиб у своей машины. Вскоре столица Советской Литвы была очищена от врага.

В составе войск 1-го Прибалтийского фронта действовал и 119-й отдельный инженерно-танковый полк под командованием подполковника Анатолия Фроловича Войновского. Полк отличился еще при взятии города Ельни и носил почетное наименование Ельнинского краснознаменного. 4 июля подразделения полка отличились вновь при овладении городом и железнодорожным узлом Полоцк. В эти июльские дни полк впереди боевых порядков ударной группировки на широком фронте вышел на Западный Буг и форсировал реку. Советские войска вступили на территорию Польши. 23 июля был освобожден город Хелм, а на следующий день — Люблин.

Боевые действия полков-тральщиков на фронтах варшавско-берлинского направления также проходили с участием полковника Мугалева.

Очень напряженная обстановка создалась в последних числах июля в полосе действий подразделений 148-го полка под Кальварией. Мугалев находился на передовом командном пункте. Из штаба армии получили тревожное предупреждение: на левом фланге полосы наступления армии противник готовит кулак из моторизованных частей для нанесения флангового удара по тылам наших войск. Необходимо срочно передислоцировать полк к угрожаемому участку и нанести танками упреждающий удар противнику.

Отдав нужные распоряжения и оставив за себя начальника штаба, командир полка подполковник Сергей Ильич Сотников и Мугалев решили под прикрытием ведущих огневой бой передовых подразделений произвести рекогносцировку района предстоящих действий. Противник и его огневые средства располагались на возвышенных участках местности. Между ними находилась широкая непростреливаемая лощина, где на исходных позициях стояли замаскированные танки. Рекогносцировочной группе предстояло с ходу преодолеть простреливаемые противником открытые участки местности раньше, чем попасть в лощину.

Произошло это 1 августа 1944 года.

Мугалев и командир 148-го полка тральщиков подполковник Сотников в сопровождении трех сержантов на двух «виллисах» выехали в полосу новой дислокации. Открытый участок местности противник простреливал минометным и артиллерийским огнем.

Командир полка распорядился: первой пойдет его машина, а следом на некотором удалении — «виллис» Мугалева. Машины тронулись. Немцы открыли сосредоточенный огонь по видимому участку шоссе. Стрельба усилилась. Дым и пыль, стелющиеся от рвущихся снарядов, скрыли «виллис» Сотникова.

Мугалев придержал свою машину у кустов. Когда клубы дыма несколько рассеялись, Павел Михайлович и водитель Александр Спириденко увидели на шоссе опрокинутую машину Сотникова и лежащих людей.

— Медлить нельзя, — сказал Мугалев. — Сашок, быстро рожью вперед к перевернутой машине! На ходу сбросишь меня под дорожный откос, а сам развернешься и, не сбавляя скорости, вернешься назад, укроешься за ближней усадьбой. Оттуда наблюдай за мной и жди сигнала.

Шофер понял план конструктора: стащить раненых с дороги и укрыть от обстрела за дорожным откосом, куда вплотную подходила высокая рожь. По сигналу машина должна быстро подъехать, они погрузят раненых и так же быстро уйдут из зоны обстрела.

И вот уже «виллис» мчится в сторону противника. Стрельба на какой-то момент прекратилась. Мугалев камнем падает под откос дороги. Шофер поворачивает и на предельной скорости уходит обратно. Гитлеровцы опомнились и открыли огонь по дороге и уходящей машине. Поначалу мины ложились неточно, с большим рассеиванием. Но очень скоро фашисты открыли сосредоточенный огонь по площади, в центре которой лежали раненые. Приподняв голову из канавы, Павел Михайлович увидел: на широкой дороге, разбросанные взрывом, лежат Сонников и его бойцы.

Мугалев выполз на дорогу, расстелил плащ-накидку, накатил на нее близлежащего бойца и поволок к откосу канавы. То же самое проделал он еще раз.

Противник, поняв, чем занимается русский, открыл непрерывный огонь.

Четыре раза Мугалев выползал на проезжую часть дороги. Он всем телом прижимался к ее шершавой поверхности, накатывал на плащ-накидку очередного раненого и тащил к откосу. Около часа длился этот поединок со смертью. А шофер Саша Спириденко в нетерпении то и дело порывался рвануть «виллис» и прийти на помощь. Но грозный взмах кулака Мугалева останавливал его.

Наконец последний раненый укрыт за откосом. Обстрел не утихает. Комья земли и куски щебня накрывают людей. У каждого по нескольку открытых кровоточащих ран. Перевязать их нечем и нет времени. Необходимо как можно быстрее вывезти их в безопасное место и там уже оказать помощь.

Мугалев накрыл раненых изодранной плащ-накидкой и прилег возле них. Очень важно было теперь избрать момент вывоза раненых.

Застонал Сотников. Он очнулся и сделал попытку приподняться. В этот момент с грохотом и круговым веером комков земли взорвалась мина. Следом за ней вторая — на шоссе.

— Лежи, убьют, — приказал Павел Михайлович.

— Ох, накроют нас, обязательно накроют, — слабо, через силу сказал Сотников и снова потерял сознание.

Около часа с неослабной силой длился обстрел.

На шоссе валялась изрешеченная осколками снарядов машина. Она-то и служила ориентиром для ведения немцами столь неточного огня. Но вот разрывы стали реже, снаряды ложились разбросанно. Затем обстрел прекратился. «Время», — решил Мугалев и подал сигнал шоферу. Все делалось с невероятной быстротой: рожью промчалась машина, уложили навалом раненых и ушли. Немцы засекли, куда направлялся автомобиль, и открыли огонь. Но они опоздали на считанные секунды. «Виллис» уже летел к спасительному рубежу. Мины и снаряды не настигали машину. На том месте, где она только что стояла, взметнулись черные клубы земли и дыма.

Спириденко осторожно привел «виллис» в медсанбат. Когда раненых осмотрели и оказали первую помощь, Мугалев спросил у врача:

— Как Сотников?

— С этим плохо, даже очень плохо. Боюсь, в полевых условиях мы не сможем его спасти.

148-й полк потерял своего отважного командира Сергея Ильича Сотникова. Ему было всего 23 года. Мугалев подумал, что нельзя, ограничиться принятыми мерами. Надо еще что-то сделать для спасения молодого офицера. Он попросил командование ввиду особой тяжести ранения отправить Сотникова самолетом в Москву. Командование удовлетворило эту просьбу.

В письме к жене, Нине Игнатьевне, в Москву Мугалев просил, чтобы она постаралась разыскать в госпиталях Сергея Сотникова и позаботилась о нем.

Находчивость конструктора не прошла незамеченной. Командование фронтом за успешное выполнение боевой задачи и проявленное мужество по спасению тяжелораненых бойцов и командира полка наградило Мугалева орденом боевого Красного Знамени, а шофер Александр Спириденко был удостоен ордена Красной Звезды.

Через несколько дней Мугалева вызвали в Москву, в Главное автобронетанковое управление. Решив все служебные дела, он поехал к Сотникову. Нина Игнатьевна нашла его в Яузской больнице. Положение раненого было тяжелым, даже безнадежным. Павел Михайлович предпринял все возможное, чтобы спасти своего боевого товарища. Он обратился за помощью к маршалу Федоренко. И почти умирающего офицера перевезли на Арбат, в Центральный военный госпиталь. На протяжении шести месяцев лучшие врачи бились над спасением его жизни и победили. Они вернули Сотникова в строй.

Тем временем подразделения 148-го полка успешно форсировали Неман и в составе передовых частей армии участвовали в прорыве неманской оборонительной полосы противника, огнем и тралами прокладывая путь к победе.

* * *

…Войска 1-го Белорусского фронта, непрерывно преследуя противника, вышли на направление Минск, Барановичи, Слоним, Брест, Ковель, Лунинец, Бобруйск. Здесь в составе войск ударной группировки действовал первенец тральных полков — 166-й Киевский краснознаменный. Подразделения полка участвовали в боях в районе юго-западнее Жлобина, западнее города Ковель, по расширению плацдарма на западном берегу реки Нарев.

Когда минные тральщики вышли к рубежу обороны противника, проходившему западнее Ковеля, в районе Парыдубы — Торговивш, экипажам сообщили данные разведки: здесь пролегала сильно развитая система траншей и ходов сообщения, плотно прикрытая минными полями как на переднем крае, так и в глубине обороны. Сидя в долговременных огневых точках, защищенных с востока противотанковыми заграждениями, железобетонными «зубами дракона», минными полями, противник надеялся остановить продвижение советских войск.

Танки-тральщики 166-го полка участвовали в боях поротно в составе 4-го и 28-го стрелковых корпусов 8-й гвардейской армии под командованием генерал-полковника Василия Ивановича Чуйкова.

После артподготовки и по достижении пехотой первых траншей противника тральщики пошли в атаку, оставляя за собой восемь сплошных проходов в полосе каждого корпуса, углубившись на пять километров в оборону противника.

Здесь впервые в виде опыта Мугалев предложил придать полку тральщиков саперный батальон. Идя вслед линейным танкам, по узким колеям тралов, саперы быстро расширяли обозначенные тральщиками проходы в минных полях до десяти метров. Этим они обеспечивали бесперебойное продвижение моторизованной пехоты и колесных машин. Результаты оказались успешными — более 50 противотанковых и до 100 противопехотных мин подорвались на первых же километрах пути. Тральщики и саперы потерь не имели.

Танк-тральщик идет по минному полю.

Начальник инженерных войск 8-й гвардейской армии полковник В. М. Ткаченко 30 августа 1944 года доносил:

«При правильном сочетании действий тральщиков с поддерживающими их линейными танками и саперами они представляют собой мощное средство при прорыве оборонительных полос противника.

Кроме того, движущийся по минам тральщик оказывает большое моральное воздействие на наши войска, повышая их наступательный порыв, и деморализует обороняющегося врага».

166-му полку предстояло пройти весь путь в составе прославленной 8-й гвардейской армии до самого Берлина. Личный состав полка гордился возложенной на него почетной задачей.

В боях за освобождение Польши мужество и храбрость показали многие бойцы и командиры полка. Командующий Василий Иванович Чуйков не раз благодарил их, отмечая правительственными наградами. Среди других был награжден и Василий Молчанов, командир взвода разведки. Он и прежде, на всем пути движения полка, обеспечивал командование необходимыми разведданными. Что собой представляет передний край, где наибольшая плотность минирования, какие эти мины, какими огневыми средствами прикрывает их противник — все эти данные доводились до командования с безупречной точностью и своевременно. А когда надо, он и «языка» мог привести, как это было под Люблином. Да еще какого матерого фашиста достал!

Здесь, на освобожденной польской земле, в перерыве между боями в сосновом лесу воины-тральщики сыграли свадьбу. Старший лейтенант Иван Гаврилович Петренко и 17-летняя Лида Рыбалко заключили семейный союз. Названными родителями молодых были Павел Михайлович Мугалев и Николай Михайлович Лукин. Весь личный состав полка праздновал свадьбу лихого танкиста и отважной санитарки, желая им счастья и долгой жизни.

Под Ковелем часть подразделений тральщиков получила приказ выйти в полосу войск 1-го Белорусского фронта.

Саперы с миноискателями.

В штабе фронта Мугалева принял командующий бронетанковыми и механизированными войсками фронта генерал-лейтенант танковых войск Г. Н. Орел.

Немногословный, несколько медлительный генерал Орел, внимательно оглядев Мугалева, сказал:

— Пройдемте посмотрим ваши тралы.

И уже на месте, возле машин, он спросил прибывшего в распоряжение фронта полковника, где воевал тот с тралами и как они показали себя в боевых операциях.

В тот же день Мугалев с представителем штаба инженерных войск фронта уточнили по карте участки своего минирования и наиболее вероятные участки сплошного минирования противника. На основе этих данных наметили направления движения тральщиков и порядок их взаимодействия с поддерживающими подразделениями.

После боев генерал Орел докладывал командующему войсками 1-го Белорусского фронта генералу армии К. К. Рокоссовскому о действиях подразделений тральщиков и танковых войск армии:

— Тральщики проделали 13 сплошных проходов в минных полях, взорвав до 300 противотанковых и свыше 1000 противопехотных мин. Ценность минных тральщиков состоит в том, что в самые ответственные периоды боя — во время атаки — они обеспечивали возможность сзади идущим боевым порядкам без задержек и излишних потерь пройти зону заграждений и развить успех наступления в глубине обороны противника.

Попутно, используя огневую мощь пушечно-пулеметного вооружения, тральщики вели и огневой бой, нанося потери вражеской живой силе, технике и огневым точкам.

Командующий попросил вызвать Мугалева.

Конструктор испытывал особое чувство удовлетворения, что и его скромный труд способствовал успеху боевых действий войск Рокоссовского в период прорыва оборонительных полос противника. И теперь, направляясь к командующему, думал, как полнее использовать силу тральщиков в предстоящих наступательных операциях армии.

Штаб фронта располагался в лесу. В приземистых домиках, почти уходивших в землю, разместились штабные службы.

Выслушав доклад конструктора, Константин Константинович Рокоссовский пожал ему руку. Он подробно расспросил Мугалева о тралах, как и где прежде применяли их, нуждаются ли люди и машины в чем-либо сейчас и может ли он помочь им.

Здесь же присутствовал начальник штаба фронта Михаил Сергеевич Малинин, который был очень чуток к любым техническим новшествам, поступавшим на вооружение армии.

Когда Мугалев ушел, Рокоссовский сказал:

— Ну что, товарищи, полк тральщиков представим к правительственной награде? И полковник Мугалев заслуживает не только нашей большой благодарности. Наградим его за тысячи сохраненных жизней наших солдат, не говоря уже о технике, орденом Красного Знамени.

Все согласились с предложением командующего.

Полки тральщиков с войсками фронтов шли все дальше на запад.

Зима 1945 года подкралась незаметно. Ожесточенные бои разгорались днем и ночью.

Наши войска полностью освободили Белоруссию, большую часть Литвы, часть Латвии, значительную часть польских земель к востоку от Вислы и, прочно закрепившись на зависленских плацдармах, готовились к дальнейшему наступлению.

Начиналась знаменитая Висло-Одерская операция. Стремительность прорыва и развития ее в глубину имела большое стратегическое и политическое значение. С освобождением Варшавы наши войска устремлялись к границам Германии.

92-й отдельный Свирский инженерно-танковый полк был восьмым в серии полков наземных тральщиков. Он прибыл в состав 5-й ударной армии генерал-лейтенанта Н. Э. Берзарина за несколько дней до начала наступления и прорыва сильной и развитой в глубину обороны противника южнее Варшавы, на плацдарме западного берега Вислы.

Армия Берзарина, хорошо подготовленная к январской операции 1945 года, ждала часа наступления.

Мугалев и командир 92-го полка подполковник Анатолий Федорович Суздалов сделали короткие доклады перед генералами и офицерами армии о применении тральщиков, о боевом взаимодействии минных тральщиков с подразделениями линейных частей.

Как обычно, конструктор с командованием полка организовали показ работы тральщиков, провели тактические учения на местности с отработкой вопросов боевого взаимодействия тральщиков с линейными танками, саперами и пехотой. Эта предварительная работа убедила командование 5-й ударной армии, что тральщики действительно помогут быстро преодолеть минные заграждения, вести наступление с нарастающим темпом, без задержек у минных полей. С тральными подразделениями они встречались впервые.

Рубеж соприкосновения противостоящих войск на плацдарме еще с осени 1944 года был обильно «удобрен» минными заграждениями с обеих сторон. С началом зимы холода сковали грунт, и снять мины было невозможно. Таким образом, тральщикам предстояло преодолеть и свои и немецкие минные поля.

Готовясь к прорыву обороны противника, Мугалев попросил саперов доставить ему по одной натуральной нашей и немецкой мине, вынутых с участков в полосе предстоящего движения тральщиков. Но саперы не нашли ни одной мины, не только немецкой, но и своей. Две ночи ползали на животах, а задание осталось невыполненным.

Мугалев понял, почему саперы не обнаружили мин: ведь они укладывались еще осенью в мокрый грунт вспаханного поля. Теперь же, когда грунт сковал мороз, мины слились в один общий мерзлый монолит. Это создавало большую опасность. Тральщики, пройдя по минам, нарушат мерзлую корку над ними, а идущие сзади них линейные танки подорвутся на этих минах, и операция по прорыву будет сорвана тральщиками.

Сложная ситуация заставила инженера лихорадочно думать: где выход? И он пришел к необычному решению.

Конструктор предложил командованию, чтобы линейные танки не шли за тральщиками по пробитым ими колеям. Линейные танки и самоходно-артиллерийские установки должны идти параллельно тральщикам, прямо по минному полю.

Если тральщики попадут на свежеустановленные мины и они начнут рваться, в этом случае линейные танки должны свернуть на колеи, пробитые тральщиками.

Сначала командование с недоумением выслушало заявление полковника: что, мол, за вздор он говорит. Но Мугалев настаивал на своем.

— Что может произойти, если первыми по мерзлому грунту пройдут тральщики? Подорвутся не они, а линейные танки, идущие вслед, — объяснял конструктор.

Командующий отдал нужные приказы.

О начале наступательной операции с зависленского плацдарма возвестила артиллерийская канонада. Над полем боя стоял густой туман. Из-за неблагоприятных метеорологических условий авиация бездействовала. Плохая видимость чрезвычайно снизила эффективность огня артиллерии. В этих условиях подавление и уничтожение огневых точек возлагалось на артиллерию прямой наводки и полковых минометчиков. После такой основательной огневой подготовки утром 14 января 1945 года началось наступление войск 5-й ударной армии. Приданные армии тральщики на максимально возможных скоростях пошли на прорыв. Параллельно тральщикам шли линейные танки, с ходу ведя огонь по траншеям врага и его артиллерийским огневым позициям. Полосы своих и вражеских минных заграждений прошли без потерь, успешно развивая наступление на запад. Правильность предложения конструктора подтвердилась.

В первый день наступления войска армии продвинулись на 12 километров, форсировали реку Пилица и, взломав в этот день вторую полосу обороны противника по южному берегу реки Пилица, обеспечивали ввод в прорыв 2-й гвардейской танковой армии генерала С. И. Богданова.

В результате стремительного наступления войска 5-й ударной армии на третий день вышли на оперативный простор и, громя введенные в бой резервные части противника, прорвали его долговременные укрепления. Перед ними был Одер — мощный рубеж обороны врага.

Вечерело. Множество ракет, зеленых, желтых, розовых, висело над этой «рекой немецкой судьбы». По студеной воде плыли битый лед, обломки досок. Предстояла переправа на противоположный берег.

Как это было на Днепре, на многих других водных преградах, форсирование Одера тоже было сопряжено с риском, потерями. Но великое нетерпение, которое удесятеряет силы, владело сейчас сердцами наступающих воинов. И они стремительно ринулись в реку.

Генерал вермахта Фридрих Меллентин в своих мемуарах напишет потом по поводу победы советских войск в Висло-Одерской операции:

«…Русское наступление развивалось с невиданной силой и стремительностью. Было ясно, что их Верховное Главнокомандование полностью овладело техникой организации наступления огромных механизированных армий…

Невозможно описать всего, что произошло между Вислой и Одером в первые месяцы 1945 года. Европа не знала подобного со времени гибели Римской империи»[12].

Спустя некоторое время, уже в Берлине, генерал Берзарин вызвал Мугалева. Поздоровавшись, он сказал:

— Мы не забыли двух моментов знакомства с вами. Это опытное учение и ваше пожелание, чтобы линейные танки двигались при прорыве строго по колеям тральщиков. Затем ваш взволнованный доклад Военному совету с категорическим требованием запретить линейным танкам двигаться на минных полях по колеям впереди идущих тральщиков. Такая противоречивость создала сложную ситуацию. Ставился под угрозу успех наступательной операции. Мы не сразу поняли смысл вашего предложения, поэтому, естественно, вначале отнеслись к нему с известным недоверием. Но вы сумели убедить, и действительно танки без потерь прошли по минным полям и в хорошем темпе развили наступление в глубину обороны. За эту операцию Военный совет принял решение наградить вас орденом боевого Красного Знамени.

На одерском плацдарме, на разных участках, в составе передовых частей наступающих войск реку форсировали тральные полки: 166-й, 92-й и 119-й.

Здесь отличились танки-тральщики 92-го полка под командованием подполковника А. Ф. Суздалова.

Проделав три сплошных прохода в полосах минных заграждений, подорвав до 160 противотанковых мин в глубине обороны, танки отсоединили тралы и, действуя как линейные, в составе штурмовых групп ворвались в город Кюстрин.

Благодаря элементу внезапности и стремительности наступающих подразделений танков, пехоты и саперов противник был смят, и штурмовые группы прорвались к центру Кюстрина. Вслед за ними продвинулись и основные силы армии.

166-й полк продолжал действовать в составе 4-го и 28-го гвардейских стрелковых корпусов 8-й гвардейской армии В. И. Чуйкова.

Обе армии, В. И. Чуйкова и Н. Э. Берзарина, были нацелены на Берлин. Каждой из армий придали по полку минных тральщиков.

Накануне операции Мугалев посмотрел на карту: черным, зловещим пауком расползалась германская столица на ней. Впереди ожидало немало кровопролитных боев, но победа была уже не за горами. Какой же солдат не мечтал встретить этот день в Берлине!

— Итак, идем на Берлин! — сказал он Лукину.

Подразделения 166-го полка участвовали в боях в районе Зееловских высот, где оборона противника была, как говорили сами гитлеровцы, непробиваемой. Здесь противник сосредоточил большое количество танков и самоходок.

Командир полка Лукин, оставшись на передвижном КП, управлял боем.

— Бить по бортам, двигателю, корме! — приказывал он в микрофон.

Когда один танк-тральщик загорелся от снаряда противника, подъехал Мугалев. Полковник поразился, каким чудом раньше его здесь оказалась санитарка Лида, уже перевязывавшая раненых танкистов.

Радистка Надя Брызжахина, находясь на КП полка, при жесточайшем авиационном налете сделала все, чтобы связь с тральными подразделениями не прерывалась. Машина, на которой была смонтирована радиостанция, также загорелась. У Нади начала тлеть гимнастерка, были опалены волосы, но она до последней минуты принимала донесения передовых танков, ведущих бой в глубине обороны противника. И уже в бессознательном состоянии кто-то вытащил девушку из объятой пламенем машины.

На подступах к Берлину в 30-километровой зоне, простиравшейся от кюстринского плацдарма на запад, противник создал шесть основных оборонительных рубежей, прикрыв их минными полями. Тральщики, пройдя первый рубеж, сняли тралы и, погрузив их на автомашины, двигались по-походному, но по достижении следующего рубежа вновь переводили тралы в боевое положение. На протяжении всего пути тральщики четыре раза переходили с походного в боевое положение. Они настолько овладели мастерством перевода секций тралов, что делали это быстро, не задерживая темп наступления.

Форсируя минные поля, тральщики устроили 21 проход, подорвав многие сотни противотанковых и противопехотных мин.

При прорыве обороны противника на подступах к Берлину генерал Берзарин утвердил следующее построение боевого порядка наступающих подразделений: впереди идут тральщики, сзади их саперы и стрелковые подразделения, за ними — тяжелые танки и за последними — самоходные орудия.

Так в заключительных боях за Берлин с передовыми частями 8-й гвардейской армии генерал-полковника В. И. Чуйкова и 5-й ударной армии генерал-полковника Н. Э. Берзарина шли танки-тральщики. Они в немалой степени способствовали успешному прорыву обороны противника с многочисленными минными заграждениями. В приказе от 2 мая 1945 года в числе частей и соединений, отмеченных благодарностью Верховного главнокомандующего, значились 166-й и 92-й отдельные инженерно-танковые полки.

Действия наземных противоминных тральщиков получили высокую оценку таких выдающихся советских военачальников, как В. И. Чуйков, Н. Э. Берзарин, К. К. Рокоссовский, П. С. Рыбалко и другие.

Салютом из тысячи орудий ознаменовала Родина великую победу — капитуляцию фашистской Германии. Длившаяся почти четыре года — 1418 дней — Великая Отечественная война окончилась.

Свой вклад в эту победу внесли доблестные танкисты, пехотинцы, летчики, артиллеристы, моряки, труженики войны — саперы и бойцы небольшой славной когорты нового вида войсковых формирований — наземных противоминных тральщиков.

Боевые друзья в Берлине. В центре — П. М. Мугалев (май 1945 г.).

…Три месяца спустя после разгрома гитлеровской Германии удары наших танковых соединений обрушились на отборные войска милитаристской Японии.

24 дня длилась кампания на Дальнем Востоке. Милитаристская Япония безоговорочно капитулировала.

Подготовку подразделений тральщиков и передачу им боевого опыта осуществлял здесь по заданию командования конструктор наземных тральщиков П. М. Мугалев.

☆ ЭПИЛОГ

Наземные тральщики были созданы и немцами, и американцами, и англичанами. Но ни один из их опытных образцов боевого применения не получил.

На берлинском полигоне нашими войсками был захвачен образец немецкого трала — неуклюжий, похожий на огромный бронированный дорожный каток-трамбовщик с массивными колесами, на которых крепились стальные башмаки. Агрегат этот напоминал какое-то стальное чудовище, которое с трудом могло передвигаться, и то по дорогам с твердым покрытием. На грунте трал оседал.

Англичане впервые применили свои образцы тралов в 1940 году во время боевых действий в Африке. Это были бойковые тралы «барон», монтировавшиеся на танках «матильда», «скорпион», «Валентайн». Позже в английской армии стали применять новый образец трала — «краб». Как первые, так и этот образец в действии были крайне неудобными: поднимали столбы пыли, лишая водителя видимости. Скорость их составляла четыре километра в час. Их трал был неудачной копией нашего бойкового трала образца 1937 года.

В США катковый трал появился лишь десять лет спустя после окончания второй мировой войны. По конструкции он напоминал первые образцы тралов Мугалева. Но высокий вес (32 тонны) и низкая проходимость делали и эту машину непригодной для боя. Потом в американской армии появился колейный трал весом около 20 тонн, внешне напоминавший трал Мугалева периода Великой Отечественной войны.

В единоборстве с минными полями и немецкими конструкторами, в соревновании научной и конструкторской мысли в создании наземных противоминных тральщиков наша страна неизменно занимала первое место. Когда это стало общеизвестно, самоотверженный творческий труд изобретателя танкового трала Павла Михайловича Мугалева был отмечен еще одной наградой Родины. За создание и широкое применение танкового трала на фронтах Великой Отечественной войны 26 января 1946 года конструктору было присвоено звание лауреата Государственной премии СССР.

Мугалев и теперь продолжает нелегкий путь творческого поиска решения новых проблем.

— У меня осталась незавершенной еще одна проблема, — говорит конструктор, — выкроить у жизни время для того, чтобы написать книгу, обобщающую опыт и знания, полученные в течение прожитых лет.

Книгу эту Павел Михайлович мечтает посвятить советской молодежи.

ОТ АВТОРА

В процессе работы над этой книгой автор неоднократно обращался ко многим товарищам, которые в годы Великой Отечественной войны имели непосредственное отношение к наземным тральщикам.

С глубокой признательностью автор приносит свою благодарность за помощь, советы, предоставленные материалы генерал-полковнику танковых войск Г. Н. Орлу, генерал-лейтенанту инженерных войск П. И. Пинчуку, генерал-майору танковых войск доктору технических наук А. Г. Лобову, генерал-майору И. К. Брушко, полковнику кандидату военных наук В. П. Морозову, полковнику кандидату исторических наук Е. П. Елисееву, подполковнику-инженеру кандидату технических наук В. А. Спевякину, ветеранам 166-го ОИТП Н. М. Лукину, М. Ф. Кондратенко, Н. М. Ковалеву, И. Г. Петренко, А. А. Спириденко и многим другим товарищам.

Примечания

1

Так в военных академиях называют аспирантов.

(обратно)

2

«Правда», 2 мая 1919 г.

(обратно)

3

Рукописный фонд Института истории партии МГК и МК КПСС, дело № 712.

(обратно)

4

Рукописный фонд Института истории партии МГК и МК КПСС, дело № 712.

(обратно)

5

Там же.

(обратно)

6

А. А. Гречко. Битва за Кавказ. М., Воениздат, 1969, стр. 337.

(обратно)

7

Рукописный фонд Института истории партии МГК и МК КПСС, дело № 712.

(обратно)

8

Н. Н. Воронов. На службе военной. М., Воениздат, 1963, стр. 242.

(обратно)

9

Рукописный фонд Института истории партии МГК и МК КПСС, дело № 712.

(обратно)

10

См. рукописный фонд Института истории партии МГК и МК КПСС, дело № 712.

(обратно)

11

См. сборник «Полководцы и военачальники Великой Отечественной». М., «Молодая гвардия», 1971, стр. 302.

(обратно)

12

«Великая Отечественная война. Краткий научно-популярный очерк». М., Политиздат, 1970, стр. 420.

(обратно)

Оглавление

☆ НАЗЕМНЫЕ ТРАЛЬЩИКИ

☆ ИСПЫТАНИЕ В БОЮ

☆ С ФРОНТА НА ФРОНТ

☆ ПОЛК СПЕЦИАЛЬНОГО НАЗНАЧЕНИЯ

☆ НА ВАРШАВСКО-БЕРЛИНСКОМ НАПРАВЛЕНИИ

☆ ЭПИЛОГ

ОТ АВТОРА Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg