«Французские добровольцы в армии Муссолини»

Андреа Вецца

ФРАНЦУЗСКИЕ ДОБРОВОЛЬЦЫ В АРМИИ МУССОЛИНИ

Предисловие

Хорошо известен тот факт, что во Второй Мировой Войне на стороне итальянской армии сражались подразделения иностранных солдат. Причем это имело место как до свержения Муссолини 25 июля 1943, так и после, в составе войск Итальянской Социальной Республики, союзной гитлеровской Германии.

Некоторые историки писали даже об «Иностранном Легионе» Муссолини. В действительности имела место попытка (неудачная) сформировать Индийский Легион из индийских националистов, завербованных из числа пленных, захваченных в Северной Африке. Столь же неудачной была попытка создать подразделение арабских националистов. Более успешным оказалось формирование отрядов (позже батальонов) из тысяч добровольцев-антикоммунистов в Далмации, Словении и Сербии. Они были ценными союзниками итальянских войск в борьбе против партизанской армии Тито.

Но были и другие, менее известные подразделения иностранных добровольцев, о которых мало вспоминают.

Одним из наиболее примечательных и необычных случаев в истории этих формирований был отряд из молодых французских граждан итальянского происхождения – детей итальянских иммигрантов. Когда итальянский король и правительство маршала Бадольо внезапно перешли на сторону союзников и 8 сентября 1943 объявили об этом – эти молодые итальянцы решили снова открыть фашистские клубы в разных французских городах, а после – вступить в армию Итальянской Социальной Республики, чтобы сражаться против англо-американских войск. После некоторого периода неопределенности и бюрократических неурядиц они оказались в одном из самых прославленных подразделений вооруженных сил Итальянской Социальной Республики – 10-й Флотилии MAS (Decima Flottiglia MAS). Командиром ее был князь Юнио Валерио Боргезе, знаменитый герой подводной войны, которую вели итальянцы в Средиземном Море. Из французских добровольцев итальянского происхождения была сформирована 3-я рота батальона «Фульмине». Они сражались в северной Италии, от Пьемонта до темных лесов Тарновы в регионе Венеция Джулия, где они защищали Горицию от наступавших коммунистических войск 9-го Словенского корпуса армии Тито. В этих боях французские добровольцы понесли тяжелые потери.

Это их история, рассказанная без политической риторики, в основе ее – воспоминания тех, кто выжил.

Вступление

После 8 сентября 1943 во Франции, словно по волшебству, вдруг исчезли все официальные представители Итальянского государства, оставив без связи с родиной тех итальянцев, чьи семьи между двумя мировыми войнами – по доброй воле или по необходимости – эмигрировали за Альпы в поисках лучшей жизни. Эти скромные рабочие или политические беженцы были предательски брошены на милость французов, чье презрение к итальянским иммигрантам становилось все более явным, особенно после того, как итальянское правительство «предало» Германию. Для тех, кто уже был вытеснен на периферию общества, как нежелательные иммигранты, это была невыносимая ситуация, усугублявшаяся, кроме того, ежедневным страхом репрессий. В Париже, как и в некоторых других городах Франции, многие молодые итальянцы – часто это были дети политических беженцев, враждебных фашизму – отреагировали на позор перемирия, заняв здания, принадлежавшие Италии – дипломатические объекты, фашистские клубы, итальянские школы. После этого они пытались добраться до Италии и вступить в армию Социальной Республики, сохранившую верность немецким союзникам, чтобы искупить позор, который, по их мнению, навлекло на итальянцев перемирие 8 сентября. Их усилия были замечены: немецкие власти помогли им прибыть на базу итальянских подводных лодок BETASOM в Бордо, личный состав которой не принял перемирие. Они добирались до базы разными группами в феврале-марте 1944 – всего почти 300 добровольцев, принятых в состав полка морской пехоты «Сан-Марко». После прохождения основной военной подготовки из них была сформирована рота французских добровольцев в составе батальона «Лонгобардо». После высадки англо-американских войск в Нормандии наконец пришел приказ о переводе добровольцев в Италию. Около половины из тех молодых людей, которые ранней весной 1944 приехали в Бордо, предпочли остаться ближе к своим семьям и участвовать в обороне островов Атлантического Вала или охранять коммуникации и перевозить боеприпасы в тылу нового фронта. Об их дальнейшей судьбе практически ничего не известно. Остальные добровольцы в июне 1944 по железной дороге прибыли в Венецию. Очень многие из них были в Италии в первый раз. Их первоначальный энтузиазм довольно быстро угас от монотонности казарменной жизни и от того, что они по-прежнему были далеко от фронта, на который так стремились попасть. В это время начинает возникать и первое недовольство, связанное с тем, что командование решило использовать добровольцев для противопартизанских операций. Так эти молодые добровольцы, приехавшие издалека, оказались посреди гражданской войны, для них совершенно незнакомой и невообразимой. Так они впервые увидели смерть, и некоторые из них начали задумываться о смысле этой братоубийственной бойни, в которой итальянцы убивали итальянцев. Однако первые сомнения были преодолены перспективой службы в знаменитой 10-й Флотилии MAS, морские пехотинцы которой отлично проявили себя на фронте у Анцио и Неттуно. В конце июля 1944 добровольцы были направлены в Иврею, где из них сначала была сформирована рота в составе батальона «Барбариго», позже переведенная в состав батальона «Фульмине» и официально названная 3-й ротой «добровольцев Франции» (Volontari di Francia). Там началась их боевая служба под командованием капитана Боргезе, от Пьемонта до Венето, от Карнии до Венеции Джулии. В холодном январе 1945 французские добровольцы внесли свой вклад в оборону восточной границы Италии, защищая ее от наступления югославской армии маршала Тито. Многие добровольцы погибли в лесах Тарновы, но предотвратили захват Гориции коммунистами. Их служба продолжалась до 28 апреля 1945, когда они были освобождены от присяги. Те из них, кому повезло, смогли найти убежище у родственников в Италии и дождаться конца «охоты на ведьм». Другие предприняли опасное путешествие обратно во Францию, где их ждал суд за «уклонение от призыва» или спасение в виде службы в Иностранном Легионе. Для них война продолжилась во Французском Индокитае. Солдаты, сражавшиеся под «не тем» флагом, эти молодые люди были забыты официальной историей, и их подвиги канули в забвение среди бесконечных страниц нашей исторической памяти. Сегодня благодаря труду историков и воспоминаниям выживших участников этих событий удивительная история французских добровольцев в Италии наконец вернулась из забвения.

Глава 1

Карло Альфредо Пандзараса родился в 1926 в Париже, в обеспеченной семье, происходившей из Павии, его предки эмигрировали во Францию в начале XX века. Он – один из немногих выживших французских добровольцев 10-й Флотилии, и главный хранитель памяти о них. Когда началась Вторая Мировая Война, он еще учился в школе в Париже и состоял в итальянской молодежной организации GILE (Gioventu Italiana del Littorio all’Estero).

После 8 сентября 1943 он одним из первых стал охранять фашистский клуб в Париже, покинутый итальянскими официальными лицами.

После этого путешествие в Бордо и выбор – ехать в Италию – навсегда изменивший его судьбу.

Пережив войну, он не мог вернуться к своей семье во Францию – французская полиция считала его коллаборационистом и во Франции его ждала только военная тюрьма. Он нашел убежище у родственников своей семьи в Гарласко (провинция Павия). Свою мирную жизнь он посвятил работе, считая ее благородным символом искупления грехов. Он начал с самого низа и добился успеха. После многих трудов и потерь он удалился на покой в Швейцарию, но не терял связь с товарищами из своего военного прошлого. За многие годы он старательно собрал большое количество различных свидетельств о событиях войны, в которых он участвовал. Множество собранных за эти годы документов он привез в Триест, в котором жил с 2006 года. Так началось возвращение в историю памяти о французских добровольцах 10-й Флотилии.

Я встретился с Карло дождливым зимним утром, когда в Триесте дул сильный ветер, называвшийся бора. Встреча была назначена в его доме в старинном центре города, недалеко от Площади Объединения Италии. У двери меня встретила Марина, его вторая жена, почти на тридцать лет моложе него. Они встретились на одной из церемоний в память тех, кто в войну оказался «не на той стороне» и был вычеркнут из официальной истории. Это она убедила Карло предоставить в распоряжение молодых исследователей его драгоценный архив документов. Она пригласила меня в уютную гостиную, обставленную мебелью в стиле Людовика XV и ампир, каждую полку украшали старинные безделушки, а на столе стояли драгоценные позолоченные часы: дорогостоящая страсть к старинным вещам, типичная для прежних времен. Лишь когда часы пробили назначенный час, с типично швейцарской пунктуальностью в прекрасно обставленную комнату вошел сам Карло.

Я обратил внимание, что он одет столь изысканно, словно собирался на официальный прием, хотя встреча происходила в его доме, в абсолютно неформальной атмосфере.

На лацкане его пиджака была визитная карточка с красной римской цифрой X (Decima) и синяя ленточка, означавшая награждение Военной Медалью.

Мы пожали друг другу руки с типичным смущением тех, кто не знал, чего ожидать от встречи, и немного поговорили о погоде и о буре, которая никак не кончалась. После этого его жена оставила нас, и мы приступили к обсуждению причины моего визита.

- Вы правильно сделали, что решили прийти ко мне. Нас, французских добровольцев 10-й, осталось совсем мало. Нашу историю стоит записать, прежде чем последний из нас уйдет…

Это был почти упрек нам за столь поздно проявленный интерес к трагической истории жизни и смерти людей – его товарищей, события которой происходили более полувека назад.

Я лишь слегка кивнул, чувствуя, что ему нужно было это высказать.

Он внимательно оглядел меня и почти отечески улыбнулся: вероятно, он решил, что нашел подходящего человека, которому можно рассказать эту историю, так долго не встречавшую понимания.

Я подумал, что правильно сделал, надев на эту встречу строгий костюм с галстуком.

Он пригласил меня в свой кабинет, обстановка там заметно отличалась от гостиной некоторым беспорядком: на множестве полок лежали многочисленные журналы, книги и папки с документами.

Карло сел за письменный стол, на котором стоял бронзовый бюст Наполеона.

- Он умер в изгнании, ненавидимый и презираемый большинством своих подданных… Но теперь он считается одним из важнейших деятелей мировой истории, и им восхищаются и на родине, и за ее пределами. Ему простили даже проигранную войну с русскими.

За этим его комментарием я уловил определенную параллель с итальянским политическим деятелем XX века, который тоже плохо кончил.

Я подумал, неужели этот деятель тоже будет реабилитирован, и им станут восхищаться. Казалось, тот же вопрос был в глазах Карло. Позади него, над полками, полными документов, висела большая фотография князя Юнио Валерио Боргезе. Рядом с ней висела пожелтевшая фотография немецкого офицера, неизвестного мне.

Заметив мое внимание к фотографии, Карло сказал:

- Это муж моей сестры, Карл Тео Цайтшель. Он был личным врачом кайзера Вильгельма II в изгнании, в голландском Доорме, и одним из первых примкнул к движению Гитлера. Потом он служил в медицинской службе СС, а после – первым советником германского посла в оккупированном Париже. Там он встретил мою сестру Ванну и они поженились…

На лице Карло отразились чувства, которые он испытывал, рассказывая мне о своей семье.

- Он погиб в последние дни войны, когда его командирскую машину обстрелял самолет. Моя сестра тогда была беременна… Я до сих пор храню пули, которые были извлечены из его спины в госпитале.

Из черной коробки на столе Карло достал маленькие кусочки металла бронзового цвета, оборвавшие жизнь немецкого офицера, ставшего его родственником.

- Моя сестра была с ним в Германии, и ей пришлось пережить наступление русских, жаждавших мести. Но благодаря своему сильному характеру, она преодолела все трудности…

После некоторого молчания он встал с кресла и подошел к окну, устремив взгляд в бесконечную даль угрожающе темного неба, покрытого тучами.

Наконец Карло снова заговорил:

- Отчасти я сделал свой выбор благодаря мужу Ванны. Я восхищался им, когда он приходил в наш дом в своей красивой форме, посещая мою сестру. Он никогда не говорил о политике, или о том, как идет война, хотя я всегда говорил ему, что верю в окончательную победу наших двух народов.

Снова секунда молчания, столь же преисполненного печали.

- Потом, как гром среди ясного неба, в сентябре 1943 случилось это подлое предательство. Он никогда не упрекал нас ни в чем, но мне было стыдно смотреть ему в глаза.

Карло снова помолчал.

- Возможно, я забегаю слишком далеко вперед. Надо немного вернуться назад и начать сначала, чтобы лучше понять, почему мы, молодые итальянцы, родившиеся или выросшие далеко от родины, решили восстать против этого предательства и присоединиться к 10-й Флотилии MAS.

Покопавшись в старинном шкафчике, он извлек большой черный альбом, и положил его на стол. Из кожаной сумки, стоявшей рядом с креслом, он достал две больших рукописных тетради.

- Завтра мы начнем нашу историю с этих документов.

Глава 2

Утро выдалось удивительно ясным.

Бора, дувшая всю ночь, унесла все грозовые тучи, висевшие над городом.

Теперь все вокруг сияло, и когда я шел по улицам, в лужах отражался солнечный свет. Я счел это хорошим предзнаменованием для предстоящей нам работы.

К дому Карло я пришел вовремя. На этот раз он встречал меня лично, снова безупречно одетый и с той же визитной карточкой на лацкане.

Я заметил, что ему не терпится приступить к работе.

После рукопожатия он признался, что не спал всю ночь, мыслями снова и снова возвращаясь к своей молодости.

Мы быстро прошли в его кабинет, и я заметил, что в нем меньше беспорядка, чем вчера.

- Я немного прибрался и нашел все, что может пригодиться нам сегодня. Надеюсь, моя жена не будет вносить порядок в мой беспорядок, - негромко сказал Карло и рассмеялся.

Он взял большой черный альбом, который вчера выложил на стол.

- Здесь все фотоснимки, которые я сделал во время службы во Франции и Италии. Глядя на них, я вспоминал лица, места, события. Они – важная часть истории наших молодых добровольцев 10-й Флотилии.

Потом он передал мне две рукописи, что вчера лежали в кожаной сумке.

- Еще более важны для нашей истории эти два документа. Рукопись, прежде никогда не публиковавшаяся – к сожалению для вас, она на французском. И почти неизвестный, но очень подробный доклад. Мы многое сможем там найти. А пока мне придется положиться на мою память, потому что сейчас важно будет вспомнить те годы, когда я был еще подростком. Постараюсь описать вам, каким было общество, в котором росли дети итальянских иммигрантов во Франции между двумя мировыми войнами.

В начале 30-х годов на французской территории жило около миллиона итальянцев. Через Альпы шел постоянный приток иммигрантов, усилившийся в начале XX века, и заметно увеличившийся после того, как в Италии пришли к власти фашисты. Еще больше итальянцев стали покидать родину из-за Великой Депрессии, случившейся в конце 20-х годов.

В то время Франция стала первой страной, куда стремились попасть итальянские мигранты, даже больше чем в США и Южную Америку.

Из-за культурной и этнической близости французы относились к итальянцам в целом лучше, чем к другим бедным иммигрантам, таким как русские, поляки и евреи. Однако их считали людьми по большей части невежественными и беспринципными, и лишь культурно ассимилировавшиеся могли рассчитывать на определенное сочувствие. Агитация фашистов всячески подавлялась, но и к антифашистам относились не лучше: французы боялись, что на их территории окажутся большие массы идейно и этнически чуждых людей, контролируемые из Рима или из Москвы.

В общем же французы смотрели на итальянцев как на дешевую и легко управляемую рабочую силу.

Карло подтвердил это:

- В Париже тогда было много итальянцев, покинувших родину, часто по политическим причинам. Франция стала главным убежищем для итальянских антифашистов. По очевидным причинам многие французы соглашались с ними в негативной оценке политики Муссолини. Но французское общество не было дружественно к итальянцам. Конечно, присутствие итальянских рабочих было выгодно, потому что им можно было меньше платить. Но мы все равно оставались чужими, и нас называли презрительным прозвищем «макарони». В этом отношении у нас было много общего с русскими, польскими и еврейскими иммигрантами, и в школе нам часто приходилось драться с французами.

Я стал расспрашивать Карло о подробностях его жизни во Франции, о том, как тогда смотрели на это другие его ровесники. В ответ он посоветовал мне посмотреть рукопись в красной обложке, лежавшую на столе:

- Здесь вы найдете воспоминания рабочего-социалиста из бедной семьи, абсолютно чуждого для моего «буржуазного» мира. Вы увидите, что об отношении к нам французов он думал так же, как и я.

Амос Кальчинелли родился в 1925 в Вилла Сессо (Эмилия), и еще ребенком попал во Францию вместе со своим отцом антифашистом. Они поселились в Кашане, недалеко от Парижа, где Амос ходил в местную школу, честно стараясь стать достойным членом общества в стране, давшей ему приют.

Он пытался поступить в университет, но оказалось, что двери университета для «макарони» закрыты. Ему пришлось пойти работать на сахарный завод, там он еще больше проникся социалистическими идеями и участвовал в политическом движении антифашистов-иммигрантов. Но после 8 сентября 1943 даже он отверг перемирие и записался добровольцем в армию Итальянской Социальной Республики. Его неопубликованные воспоминания написаны на французском языке и названы «Italiens… rendezvous».

«Кто жил во Франции между двумя мировыми войнами, тому хорошо известно, с каким презрением французы относились к итальянцам. Если любой из итальянских иммигрантов, живших тогда во Франции, решил бы написать правдивые воспоминания о тех годах, то поведал бы о тяжелейших моральных страданиях и худших унижениях, каким только может подвергнуться человек».

Это первые строки из рукописи Кальчинелли, которые перевел для меня Карло. Суровые слова. И их одних достаточно, чтобы понять его выбор.

Глава 3

С началом новой мировой войны в сентябре 1939 положение итальянских иммигрантов во Франции еще больше ухудшилось. Италия сначала не участвовала в войне, но было ясно, что она поддерживает Германию. Я спросил Карло об итальянцах, родившихся за Альпами и считавшихся французскими гражданами, вынужденных выбирать сторону в той войне.

- Здесь нам поможет второй документ, - сказал Карло, передавая мне вторую рукопись, в черной папке. На каждой из ее страниц внизу стояла печать «Доброволец Франции» и подпись Стефано Зарини.

Он родился в 1925 в Нанси, его мать была француженкой, а отец итальянцем из Варезе.

Он пишет:

«Я метис, франко-итальянец, мой отец из Италии, а мать француженка. Ее девичья фамилия – Лебель, как у конструктора французской винтовки, так прославившейся в Первую Мировую Войну.

Ту проблему, которую представляло для нас смешанное происхождение, не стоит недооценивать, потому что с началом Второй Мировой Войны многие франко-итальянцы (особенно те, чьи отцы были французами) были мобилизованы во французскую армию. Многие же другие сочли своим долгом выбрать сторону Италии.

Я со своим выбором нисколько не медлил, хотя и немного сожалел о французской половине моей семьи, но моя итальянская кровь заставила отбросить все сомнения».

Я не мог найти лучшее свидетельство. После того, как 10 июня 1940 Италия объявила войну Франции, тысячи итальянцев были арестованы французскими властями и отправлены в лагеря для интернированных в Верне-д’Арьеж и Сен-Сиприен, загнаны, словно животные, за колючую проволоку. Даже итальянские эмигранты-коммунисты, такие как Тольятти и Луиджи Лонго, были отправлены в тюрьмы после заключения пакта Молотова-Риббентропа, связавшего Советский Союз и Германию.

- Французские полицейские пришли к нам домой, арестовали моего отца и устроили обыск в поисках итальянской пропаганды, - продолжил рассказывать Карло. – Но все соседи знали, что мои родители никогда не участвовали ни в каких политических движениях и делали все, чтобы считаться хорошими французскими гражданами. Дома мы говорили по-итальянски, но за его пределами только по-французски, и вели себя как безупречные французы. Мой отец догадался вызвать такси, чтобы доехать до полицейского участка. Иначе увидев его на улице, толпа могла бы линчевать его.

Таким образом, во Франции началась настоящая охота на итальянцев.

Карло прочитал доклад итальянского генерального консула в Париже, направленный в итальянское министерство иностранных дел 20 июля 1940:

«Лишь 14 июня, когда немецкие войска вошли в Париж, я смог покинуть посольство и выяснить, что случилось с нашими соотечественниками за эти недолгие четыре дня – с момента объявления войны. Главной моей заботой стала судьба наших политзаключенных.

Некоторые из наших соотечественников вернулись из лагерей вчера и сегодня, и я надеюсь, что остальные политзаключенные вскоре последуют за ними. Рассказанное ими наполняет сердце возмущением… Пока трудно сказать, сколько итальянцев были арестованы. По всей Франции их число может достигать двадцати тысяч. Удивительно, сколько сил и средств французы затратили на столь крупномасштабную полицейскую операцию. С началом войны против Франции огромное количество проживающих здесь итальянцев оказались в отчаянной ситуации. Я думаю, что до войны никто и представить не мог, какую жестокость – и какую глупость – проявят французы по отношению к итальянцам.

Я повторяю, удивительно, как в один из самых трагичных моментов французской истории, когда немцы стояли у ворот Парижа, французская армия бежала в невообразимом беспорядке, а дороги Франции оказались забиты потоками беженцев, французы смогли мобилизовать целую армию полицейских и организовать движение многочисленных поездов с депортированными по всей стране».

Встав с кресла, Карло достал с полки книгу и подал мне:

«Итальянцы во французских концлагерях», опубликовано в 1940 итальянским министерством культуры. В этой книге собраны трагические истории депортированных итальянцев, таких, как отец Карло, который – как он позже признался – с трудом смог восстановиться после заключения в лагере. Депортация итальянцев – важное историческое событие, и, возможно, хорошая тема для исторической работы в будущем.

С подписанием Компьенского перемирия и установлением коллаборационистского правительства Виши аресты итальянцев прекратились, но враждебное и оскорбительное отношение к ним французов никуда не исчезло. Напротив, теперь французы начали сеять сомнения и всяческие инсинуации относительно верности итальянцев союзу с немцами.

- Я помню, что тогда вместе со словечком «макарони» французы придумали нам еще одно оскорбительное прозвище: «Капоретто» - сказал Карло. – Когда в школе произносилось слово «Италия», учитель делал многозначительную паузу, и все французские школьники оборачивались, чтобы презрительно посмотреть на нас, итальянцев, сидевших на последних партах. На улице они пытались портить наши велосипеды, и мы все время дрались с ними. В 1941 я записался в молодежную организацию GILE, отчасти потому что верил пропаганде, отчасти потому что хотел получить начальную военную подготовку, отчасти назло французам, - вспоминал Карло, продолжая листать рукопись в красной обложке.

«Каждому из нас, молодых итальянцев во Франции приходилось в годы перед войной, и особенно во время войны, придумывать бесконечные хитрости и уловки, чтобы вписаться во французское общество.

Все мы отлично говорили по-французски, без малейшего акцента, по которому в нас можно было бы узнать иностранцев.

Мы были одеты так же, как французы.

Наша кожа была белой, как у всех европейцев, а не черной или желтой. У некоторых из нас даже были голубые глаза.

Но было одно различие.

Через каждые шесть месяцев итальянские иммигранты должны были приходить в полицейский участок и заново получать разрешение на жительство.

Сначала меня вежливо приветствуют, но потом, услышав мою фамилию…

- Так вы итальянец?

- Да, месье.

Ледяной взгляд. Лицо полицейского становится каменным.

И ты чувствуешь себя совершенно чужим, словно существо с другой планеты, из другой галактики. Ненависть и презрение, презрение и ненависть без конца».

Так пишет Кальчинелли, рукопись которого переводит для меня Карло. Для французов война официально окончилась, если не считать участников Сопротивления, или добровольцев, которые сражались на Восточном фронте вместе с немцами. Но для итальянцев война продолжалась.

- По вечерам мы встречались в винном подвальчике или в задней комнате бара, чтобы послушать по радио о продвижении наших славных армий, и отмечали их успехи флагами на карте: когда мы победим в войне, все должно измениться… - продолжал рассказывать Карло. – Я помню, что мы стали приглашать к нам домой итальянских подводников с базы в Бордо, когда они приезжали в отпуск в Париж, и поднимали с ними тосты за наши первые победы. Но потом война приняла иной оборот, и флагов на карте становилось все меньше и меньше.

Я понял, что что-то идет не так после Греции, когда в школе наш учитель истории стал отпускать шуточки о нашем поражении на Балканах, и всегда заканчивал их фразой Les macaroni sont cuit (макаронники спеклись). Не стоит говорить здесь о наших тяжелых поражениях, которые хотя бы отчасти искупают некоторые акты исключительной доблести – об этом и так много сказано. Потом внезапно наступило 25 июля 1943 и падение режима Муссолини, который в глазах всего мира возглавлял нашу нацию в этой войне. Для многих это стало настоящим шоком. Итальянцы во Франции восприняли эти новости с мрачным предчувствием: хотя новый премьер-министр Пьетро Бадольо заявил о верности союзу с Германией и продолжении войны, но даже за Альпами в воздухе ощущалась атмосфера поражения и измены.

Глава 4

- Давайте сделаем перерыв. Скоро время ланча.

Карло пригласил меня на аперитив в гостиную, в ожидании, пока Марина накроет на стол.

Так я смог увидеть его в повседневной жизни, вне этих воспоминаний, которые так оживили его, и в то же время причинили боль.

Из магнитофона «Ревокс», который мы бы сегодня назвали «винтажным», полилась элегантная и проникновенная джазовая мелодия.

Карло поведал мне о своем увлечении джазом, и рассказал о концертах и фестивалях, которые он организовал после войны со своими друзьями в Гарласко.

Я понял, что, несмотря ни на что, он наслаждался жизнью после наступления мира. Воля к жизни преодолела все трудности, даже расставание с семьей и скорбные воспоминания о павших товарищах. По французской традиции в качестве аперитива был подан пастис «Перно» с холодной водой без льда. Пить было еще рано, но я не хотел показаться неучтивым. Потом мы перешли в столовую, тоже богато обставленную в стиле ампир, и начали беседу о юности Карло, проведенной в оккупированном Париже, участии в парадах в форме GILE с кинжалом, приятном времяпрепровождении с молодыми русскими аристократками, обедневшими в эмиграции, вечеринках в бистро и кабаре с устрицами и шампанским – тогда для юноши вроде него это была роскошь, доступная обычно лишь детям буржуазии. Как Карло сказал мне позже, его отец работал в издательском бизнесе, а мать была известным стилистом, и работала в основном с богатыми южноамериканскими клиентками, посещавшими Париж. Завершив ланч, мы вернулись к работе, но перед этим выпили еще по рюмке: на этот раз кальвадос, яблочное бренди, традиционное для северных регионов Франции.

Мы начали с критического момента, с точки невозврата: 8 сентября 1943. Переход Италии на сторону антигитлеровской коалиции оказался для итальянцев во Франции внезапным и непостижимым. Многие увидели в этом проявление оппортунизма определенных политических и военных кругов, желавших порвать с фашизмом и как можно скорее перейти на сторону победителя. Эту теорию подтверждает весьма надежный беспристрастный свидетель – британский генерал Гарольд Александер: «Италия в 1943 была совсем не в том положении, в котором окажется Германия в 1945. На фронтах все еще действовали крупные итальянские армии, и дальнейшее сопротивление было вполне возможно. Тем более не верно утверждение, что капитуляция была вызвана требованиями народа или внутренними беспорядками. Факт состоит в том, что итальянское правительство приняло решение капитулировать, но отнюдь не потому, что было не в состоянии продолжать сопротивление, а потому, что решило перейти на сторону, которая побеждает в войне».

Что означала капитуляция для итальянцев, проживавших во Франции? Зарини, рукопись которого я могу читать без перевода Карло, подчеркивает серьезность ситуации, сложившейся для итальянских иммигрантов, приводя причины их отказа принять капитуляцию Бадольо:

«Так или иначе, всем итальянцам пришлось иметь дело с последствиями 8 сентября и этой злосчастной измены. Но если в некоторых странах они отделались достаточно легко, то для нас во Франции это был настоящий удар. События того рокового дня повергли в смятение и отчаяние все итальянское сообщество во Франции. Многие были в страхе, но у многих это вызвало и гнев. Это была унизительная моральная пощечина – не стоит забывать, что мы жили в исключительно ксенофобской стране, привыкшей презирать и унижать все иностранное, особенно итальянское. Честь и престиж итальянцев пали как никогда низко, и нам пришлось испытать на себе не только вполне понятную реакцию немцев, их недоверие и подозрительность, но и реакцию французов, которая оказалась еще хуже. И во многих из нас словно что-то взорвалось; мы не желали больше терпеть бесконечное презрение французов, еще более усугубившееся после этого постыдного предательства. Мысль о покинутой и попранной родине довершила остальное: более молодые и идеалистически настроенные итальянцы решили действовать. Они захватили итальянские государственные здания, в спешке покинутые чиновниками, утверждая этим актом, что Италия продолжает существовать и после 8 сентября. Эти молодые люди день и ночь охраняли дипломатические здания и фашистские клубы, вооружившись дробовиками или еще каким-либо импровизированным оружием. Удивительно, но в те осенние дни 1943 в итальянских дипломатических представительствах оказалось больше людей, чем когда-либо: даже антифашисты приходили туда, желая узнать последние новости. Все итальянцы чувствовали необходимость держаться вместе, объединившись в некоей коллективной самозащите. Потом 12 сентября 1943 по радио пришли неожиданные вести об освобождении Муссолини, и, несколько дней спустя, об основании Итальянской Социальной Республики (Republica Sociale Italiana, RSI)».

Я спросил Карло, как восприняли итальянские иммигранты эти новости. Найдя в рукописи Кальчинелли нужную страницу, он стал переводить:

«Наконец Муссолини на свободе. Может быть, еще возможно взять в руки оружие и показать всему миру, что итальянцы тоже могут умирать во имя чести. Важно чувствовать себя человеком, а не шакалом, и иметь возможность смотреть в зеркало, не испытывая стыда и отвращения. С этого дня сотни молодых итальянцев во Франции начали искать возможность взять в руки оружие и сражаться за Италию».

Многие из этих молодых людей, независимо от их политических взглядов, приходили в снова открывшиеся итальянские дипломатические представительства и просили принять их в армию Итальянской Социальной Республики, которую стал возрождать Муссолини.

В Париже местом сбора этих добровольцев стала снова открытая штаб-квартира фашистской партии на улице Рю-Седийё. Туда был направлен Эрнесто Маркьянди, инспектор фашистской партии за рубежом, также поступивший на службу RSI.

Но шли недели, а из Италии к добровольцам не проявляли никакого интереса.

- После первоначального энтузиазма и обещания принять нас, долгое время ничего не происходило. Наши заявления с просьбой принять нас на службу никто не принимал, - говорит Карло.

Его слова подтверждает в своей рукописи Зарини:

«Мы не представляли, насколько сложной окажется эта проблема. Для нас все выглядело так: мы поступали на службу и ехали на фронт! Просто, не правда ли? Как и ожидалось, со временем наше уныние и разочарование от того, что к нам никто не прислушивается, только росло».

На этих итальянцев, которым не терпелось отправиться на фронт, обратил внимание Пьетро Манелли, инспектор по вербовке итальянских добровольцев в СС. Некоторые из них согласились надеть форму с мертвой головой, но большинство отказались, надеясь служить под итальянским флагом. Тем временем уже прошло пять месяцев. Наконец в феврале 1944 дело сдвинулось с места, возможно, в нем усмотрели пропагандистский потенциал. Старший сержант Гуарин из полка морской пехоты «Сан Марко» с базы BETASOM в Бордо, откомандированный в Париж в качестве инструктора по военной подготовке добровольцев из GILE, решил обратиться напрямую к своему начальству. Он обратился к капитану Энцо Гросси, командиру базы BETASOM, который решил принять на базе этих молодых добровольцев, желавших служить под итальянским флагом.

Наконец они дождались принятия на службу.

Первый эшелон в Бордо ушел из Парижа со станции Аустерлиц 26 февраля 1944, второй – 4 марта.

Они приехали в Бордо вместе с другими добровольцами из южных и восточных регионов Франции: всего около 300 человек.

Я попросил Карло рассказать о настроении добровольцев и провожающих на вокзале в день отъезда, ожидая услышать описание торжественных проводов на службу, какие часто можно видеть в документальных фильмах.

Но я получил неожиданный ответ:

- В день отъезда проводить меня пришли моя сестра Ванна и ее муж в парадной форме. Карл Тео подарил мне свою фотографию и на обратной стороне написал bonne chance (удачи). Но мои родители не пришли. Они не приняли мой выбор, не по идеологическим причинам, а потому что не хотели меня терять. Я помню, как мой отец печально сказал, когда я уходил: «я не могу помешать тебе, если уж ты принял решение». Но на станции многие родители до последней минуты пытались вернуть своих сыновей, угрожая никогда больше не разговаривать с ними, если они уедут. Конечно, в поезде мы во все горло пели песни «Giovinezza» и «Fratelli d’ Italia», но все мы чувствовали, что оставляем на той станции часть себя.

Глава 5

- Время, которое мы провели в Бордо, было чудесным, полным того духа смелости и энтузиазма, что свойственен молодым добровольцам, - говорит Карло, желая скорее оставить позади грустные воспоминания об отъезде из Парижа. Я был рад заметить, что его лицо стало более спокойным.

Он открыл большой черный альбом с фотографиями. Перед моими глазами оказались сотни снимков добровольцев, прибывших в Бордо. Я видел молодые безмятежные лица, ясные взгляды. Война была все еще далеко для них. Полуголые или в белой рабочей форме, на снимках они шутят, смеются, загорают на крышах деревянных казарм, на некоторых фотографиях они с винтовками, которые держат все еще неловко, или обедают в столовой, которую они прозвали «Республиканский ресторан», или стригутся в парикмахерской. Среди них был некий Бланшетт, доброволец явно африканского происхождения, никаких сведений о нем, к сожалению, не сохранилось. На фотографиях с последних страниц альбома лица добровольцев уже явно не столь радостные.

Первое впечатление от базы BETASOM было не слишком вдохновляющим, судя по тому, что рассказал Карло, и что подтверждает в своих воспоминаниях Зарини:

«Мы стояли во дворе того, что должно было стать нашей первой казармой, кое-как построившись и сложив вещи у ног; растрепанные и помятые, невыспавшиеся и голодные. Я не знал, какое впечатление мы можем произвести, но на непобедимых воинов мы явно были не похожи. Нас встретил сержант полка «Сан-Марко» и привел нас в большое помещение с металлическими шкафчиками и деревянными койками, на которых лежали сомнительного вида матрасы, набитые соломой, вероятно, уже населенные нежелательными жильцами, и выглядевшие так, словно пережили три-четыре войны. Выданные нам одеяла по возрасту вполне соответствовали матрасам, но были чистыми. Позже мы ознакомились с кухонными помещениями и туалетами. Хотя эти старые французские казармы не были жильем мечты, но благодаря нашим товарищам из полка «Сан-Марко», они, по крайней мере, содержались в порядке.

Старослужащие маро (maro – морские пехотинцы) помогли нам преодолеть первоначальную растерянность. Этим парням было по 22-24 года, но за их плечами уже была вся война. Они не скупились на полезные советы и всегда смотрели на нас, новоприбывших, с сочувствием и некоторым любопытством, потому что мы говорили на языке, едва понятном им.

Сначала нас зачислили в 1-ю роту, сразу же названную ротой «добровольцев Франции» батальона «Лонгобардо», как его позже назвали: «маленький батальон, но хорошая рота». Капитан Гросси планировал объединить всех итальянских добровольцев с территории Франции (в том числе и тех, которые еще не добрались до Бордо) в батальоне, названном в честь капитана Примо Лонгобардо, изобретателя «отчаянной тактики», погибшего со своей подводной лодкой «Пьетро Кальви» в 1942».

- Мы знали, что в Ницце и Савойе есть итальянцы, готовые последовать нашему примеру, но не знающие, к кому для этого обратиться. Кроме того, во Франции были итальянские солдаты из частей, расформированных немцами после 8 сентября 1943, которые были готовы продолжать сражаться, - сказал Карло. – К сожалению, все последующие попытки сосредоточить на базе BETASOM всех итальянских добровольцев с французской территории были неудачны, и батальон «Лонгобардо» существовал недолго. Такое впечатление, что никто не хотел задумываться, какую пользу могут принести эти добровольцы в войне…

Мне это было непонятно. Зачем было мешать столь перспективной идее? Но, чтобы не углубляться в тему интриг в военной иерархии RSI, продолжим нашу историю.

Нелегко приучить к солдатской дисциплине три сотни юношей из разных регионов и столь разного происхождения, едва вышедших из школьного возраста и нетерпеливо желающих попасть на войну, но старшина Каччиони, который отвечал за нашу подготовку, весьма успешно справился с этой задачей.

Благодаря ему мы обучились строевой подготовке и стрельбе из винтовок и пулеметов. Позже, когда сформировался стабильный состав роты, командование ею получил суб-лейтенант Багателла, гренадер, переведенный на базу BETASOM. Тогда же добровольцам наконец выдали долгожданную форму полка «Сан-Марко», до того они одевались только в белую рабочую.

«Наконец мы получили славную форму полка «Сан-Марко», которую все ждали с нетерпением – с черным беретом и черным галстуком, синим воротником и серо-зелеными армейскими обмотками. Мы были очень горды», пишет в своей рукописи Кальчинелли.

После нескольких недель, проведенных на базе BETASOM, добровольцев перевели в «деревню Тодаро» (названную в честь Сальваторе Тодаро, командира подводной лодки «Капеллини», награжденного Золотой Медалью) поблизости от Канежана, служившую местом отдыха для подводников.

Там они встретились с худощавым и мрачным офицером, которому суждено было принять командование «добровольцами Франции» и разделить с ротой боевой путь до самого конца. Это был суб-лейтенант Джузеппе Парелло, ветеран Русского фронта, служивший в дивизии «Торино», и награжденный Бронзовой Медалью за воинскую доблесть и Железным Крестом за бои у Сталино.

«Наша первая встреча отнюдь не была любовью с первого взгляда. Скорее это было взаимное отторжение. Походка у него была словно у птицы, которая ходит по полю и клюет насекомых. Вечно он был недоволен, вечно сердит, и все время кричал. Его голос был похож на воронье карканье, и мы прозвали его «корбак» (corbac), что на французском сленге значит ворон, или, лучше сказать, злая ворона».

Столь нелестно отзывается о своем командире Зарини, хотя Карло немедленно подчеркнул, что позже суб-лейтенант Парелло показал себя с другой стороны:

- После не самого приятного начала он оказался хорошим офицером: честным, справедливым и знающим. Со временем он стал воспринимать нас всерьез, как настоящих солдат, и мы очень уважали его. Между командиром и ротой возникла прочная связь, которую не смогли разорвать даже самые тяжелые испытания в войне.

Теперь, когда добровольцы научились хорошо владеть оружием и дисциплинированно исполнять приказы, им оставался лишь один шаг до того, чтобы стать настоящими солдатами: присяга.

19 марта 1944 года в присутствии капитана Гросси и лейтенанта Парелло каждый доброволец поклялся – некоторые на итальянском языке, а некоторые на французском – в верности ценностям и принципам Итальянской Социальной Республики, обещая сражаться за нее и пожертвовать жизнью. Этот выбор потом бросит тень на всю их оставшуюся жизнь. Но тогда они считали, что это правильный выбор.

Глава 6

Звон часов возвестил, что пришло время сделать перерыв. Пока мы отдыхали, я с любопытством спросил Карло о двух кинжалах в стеклянных ящиках на полке рядом со столом, полагая, что у них есть своя история, и я не был разочарован.

- Это кинжал GILE, я носил его на поясе, как настоящий «ардито», гуляя по Парижу в черной рубашке и с чешским пистолетом в кармане на всякий случай. А это кинжал Гитлерюгенда, его подарил мне Карл Тео, муж моей сестры, чтобы укрепить связь между итальянской и германской молодежью. Межкультурный обмен, как мы бы сказали сегодня, - улыбаясь, сказал Карло.

Я понял, что все в доме Карло необычно, что каждая вещь здесь является частью его истории и истории тех событий, в которых он участвовал. Целая жизнь воспоминаний, старательно собранных и хранимых, и теперь этими воспоминаниями можно поделиться.

После отдыха за чашкой кофе без сахара мы вернулись к работе.

- Пока мы были в Канежане, нас внезапно решили зачем-то разделить на два отряда, ослабляя таким образом наш потенциал. Тогда у нас впервые возникло подозрение, что, возможно, мы мешаем кому-то. Может быть, из-за нашего энтузиазма, типичного для добровольцев. Это ужасное сомнение возникало у нас несколько раз во время войны, - печально сказал Карло, хотя более подробных объяснений он предоставить не смог.

Около 60 «добровольцев Франции» были размещены в замке Лормон, остальные продолжили боевую подготовку в «деревне Тодаро». Карло был среди тех, кто уехал:

- 1 апреля 1944 мы прибыли в средневековый замок Лормон, откуда открывался вид на устье Жиронды, в нескольких милях к северу от Бордо. Очаровательное место. К сожалению, нас там ожидала тяжелая и неблагодарная работа: рыть окопы на пляже, чтобы укрепить Атлантический Вал и защитить нашу базу от возможной высадки англо-американских войск. Для нас, молодых добровольцев, жаждавших попасть на фронт, это была невыносимая ситуация. Некоторые рискнули жаловаться, и были наказаны. Мы чувствовали себя не солдатами, а скорее пленными, которых немцы заставили заниматься подневольным трудом под угрожающими взглядами вооруженных часовых. К счастью, эта «помощь союзникам» через несколько недель закончилась, - рассказывает Карло. 20 мая, хотя работы по рытью окопов еще не были завершены, добровольцев вернули обратно в Канежан. Там они узнали, что около 40 их товарищей из числа остававшихся на базе забрали на службу в немецкие войска.

- Парелло делал все возможное, чтобы не допустить этого, но все равно немцы забрали всех, у кого были водительские права – водители были нужны им для подвоза боеприпасов на укреплениях Атлантического Вала или в Нормандии, или для вождения командирских машин, - говорит Карло.

Потом во Францию снова пришла война. 6 июня 1944 началась высадка англо-американских войск в Нормандии. Все итальянские солдаты в районе Бордо были отозваны на базу BETASOM для ее обороны. Капитан Гросси решил эвакуировать с базы всех французских добровольцев, чтобы предотвратить попадание их в плен к противнику – для них это было бы равносильно смертному приговору. Но не все добровольцы согласились ехать в Италию: около половины из них решили сражаться с противником на французской земле. Они были зачислены в состав 1-й итальянской Атлантической дивизии морской пехоты, противостоявшей наступлению англо-американских войск в Нормандии. Солдаты этой дивизии обслуживали батареи береговой артиллерии и обороняли острова в проливе Ла-Манш. Всего во Франции в 1944 сражались около 6000 итальянских солдат, их дела были забыты официальной историографией. Об их участии в боях сохранилось мало сведений, и эту историю еще предстоит написать.

Остальные «добровольцы Франции», всего 120 человек, были поездом отправлены в Италию. Кроме них с базы BETASOM в Италию отправились в нескольких эшелонах еще около 800 итальянских солдат.

Зарини вспоминает:

«12 июня 1944 мы погрузились в товарный поезд - на дверях грузовых вагонов было написано «40 человек – 10 лошадей» - и поехали в Италию».

Я подумал, что мне тоже пора: беседа очень затянулась. Попрощавшись, я оставил Карло, намеревавшегося привести в порядок фотографии и другие вещи, относившиеся к нашей истории. Завтра тоже будет много работы.

Бордо, февраль 1944. Первые добровольцы прибыли на базу BETASOM.

Старшина Каччиони, занимавшийся боевой подготовкой добровольцев.

База BETASOM. Первый слева - Бланшетт, доброволец сомалийского происхождения.

Канежан, март 1944. Присяга добровольцев. Присутствуют командир базы BETASOM капитан Энцо Гросси и суб-лейтенант Джузеппе Парелло

Суб-лейтенант Джузеппе Парелло, командир роты "добровольцев Франции"

Глава 7

На следующее утро я снова пришел с обычной пунктуальностью, которую так ценил Карло. Он ждал меня в кабинете и был готов немедленно приступить к работе. Вероятно, ночью он пересматривал собранные документы. После кофе, поданного его женой, которой явно не терпелось восстановить порядок в кабинете, мы продолжили нашу историю. Прежде чем снова сесть за письменный стол, Карло сказал:

- Я всю ночь думал о нашем вчерашнем разговоре, и, похоже, забыл уточнить одну важную деталь: как только мы сели на поезд в Италию, все контакты с нашими семьями внезапно прервались. Фактически никто не позаботился о том, чтобы присвоить нашей части номер военной почты, и, покинув Францию, мы до конца войны не получали писем от родных. Кроме того, мы сами писали своим семьям очень нечасто, боясь, что наши письма могут быть перехвачены французским Сопротивлением. Мы были словно покинутые дети, и с тех пор наша рота стала для нас новой семьей.

Мы продолжили разговор с того момента, на котором остановились вчера. Когда на станции Бордо были розданы пайки, эшелон с добровольцами отправился в Венецию, теперь они были морскими пехотинцами флота Итальянской Социальной Республики.

Карло рассказывает:

- В Ницце местные итальянцы устроили нам на станции праздничную встречу. Вскоре после этого мы пересекли итальянскую границу в районе Вентимильи. В Генуе мы увидели первые признаки войны: налетами американской авиации были частично разрушены портовые сооружения. На станции нам посоветовали не гулять по узким переулкам городского центра, потому что был риск получить пулю в спину. Поезд продолжал свой путь, мы проехали Тоскану, Эмилию Романью, Пьемонт и Ломбардию, и наконец 18 июня 1944 прибыли в Венецию.

Фотографии, собранные в большом черном альбоме, описывают это путешествие лучше чем что-либо еще: в дверях вагонов видны улыбающиеся лица полных энтузиазма добровольцев, хотя иногда на их лицах мелькает и тревожное предчувствие.

Зарини пишет:

«Когда мы приехали, в Венеции шел проливной дождь. Лодки в каналах были закрыты брезентом, улицы пусты: очень печальное зрелище. Мы были весьма разочарованы, потому что ожидали увидеть Венецию не такой».

Добровольцев разместили в казармах «Сангвинетти», где раньше располагалась школа механиков итальянского флота. Теперь они жили не в деревянных лачугах среди леса, как в Лормоне, а в казармах в центре города. Первое впечатление от новых казарм было отмечено забавным эпизодом, который весело вспоминают и Карло и Зарини, вероятно, потому, что это был единственный светлый момент в унылом пребывании в Венеции:

«В первую ночь в казармах творился пандемониум из-за хитрой шутки, жертвами которой стали мы. Унтер-офицер и два матроса выдали нам гамаки, не рассказав в точности, а лишь кратко указав, как их подвешивать. Результат был ужасным: они переворачивались, на них невозможно было сесть, а спать было вообще немыслимо. Той ночью мы часто слышали звуки падающих тел и крики, и некоторые из нас решили устроиться спать прямо на полу.

Наша военная жизнь в Венеции протекала довольно скучно: мы занимались лишь строевой подготовкой, и иногда нам давали отпуск. Относительно нас и нашей роли явно не было определенного мнения. Командование не знало, как использовать нашу роту, и поэтому нас просто держали в казармах».

Вынужденное бездействие вызвало разочарование, которое вскоре переросло в возмущение, и страсти накалились до точки кипения.

- Однажды на площади Сан-Марко мы заметили группу молодых людей, которых сегодня назвали бы пижонами. У них были длинные волосы и кричаще яркая одежда, это несомненно были уклонисты, которые не пошли на войну. Мы немедленно начали с ними драку, которая закончилась тем, что мы показательно состригли волосы одному из них. Вскоре на площадь прибыли полицейские и арестовали некоторых из нас, - с весельем в голосе рассказывает мне Карло, и продолжает более серьезным тоном:

- Чтобы выручить нас, был вынужден вмешаться лейтенант Парелло, но, как наш поручитель, он был задержан в полицейском участке вместо нас. К счастью, в городе оказался немецкий офицер, знавший нашего командира по русскому фронту, и вскоре его отпустили. Можно представить, как потом Парелло орал на нас в казарме. Мы все были сурово наказаны: надолго лишены отпуска, и наша жизнь в казармах стала еще более безрадостной. По правде говоря, мы это заслужили: мы носили военную форму и должны были вести себя соответственно.

Этот эпизод с одной стороны вызвал раздражение у командования, с другой же подчеркнул неприятную ситуацию, в которой оказались «добровольцы Франции». Выбирая между тем, наказать нас, или предоставить возможность проявить себя, командование решило доверить нам опасное задание.

- Однажды к нам в казарму пришел старший офицер и спросил, что мы бы делали, оказавшись посреди высадки британских парашютистов. Наши воинственные крики, судя по всему, он счел подходящим ответом. Поэтому нашей роте поручили найти 30 добровольцев для выполнения задания (которое пока не уточнялось) в районе Кавардзере, недалеко от Кьоджи. На это задание вызвались 40 наших, - рассказывает Карло, который был одним из этих сорока добровольцев. Но он, похоже, не считает, что это задание было возможностью для добровольцев проявить себя или искупить вину.

Думая об этом, он вдруг поднимается с кресла и отходит к окну, пытаясь остаться наедине со своими мрачными мыслями. Я вижу, как он качает головой и смотрит из окна на одиноких девушек в баре рядом с домом, которые пьют белое вино из больших стаканов. Карло ворчит, что в его время мужчины были более предприимчивы. Потом, успокоившись, он возвращается в кресло и показывает мне отрывок из рукописи Зарини:

«Можно содрогнуться, если подумать, что лишь спустя 11 дней после нашего прибытия в Венецию, без всякой специальной подготовки, без заранее подготовленного плана, без координации с другими частями, без какой-либо связи с местными жителями, без знания местности, в которой мы должны были действовать, нас направили на разведывательное задание, сопряженное с огромным риском, я бы сказал, нечто, очень близкое к шпионажу. Нас послали почти беспомощными, плохо вооруженными: лишь с пистолетами, к которым выдали по два магазина патронов и по две гранаты».

Больше он ничего не добавляет. И снова я чувствую в Карло то же сомнение, то же ощущение предательства, что это опасное задание могло быть задумано с целью уничтожить «добровольцев Франции». И снова я не понимаю почему. И снова не могу найти подходящего объяснения.

Глава 8

- В Кавардзере все пошло плохо, - говорит Карло. Ему явно тяжело это вспоминать, но он решает продолжить свою историю. – Официально целью задания было внедриться к местным партизанам, притворившись французскими пленными, сбежавшими из концлагерей в Австрии, и собрать информацию о присутствии у партизан британских и американских советников, и о посадочных площадках для доставки оружия. Итак, вооруженные лишь флотскими пистолетами «Беретта» 7,65-мм и парой гранат «Балилла» (SRCM Mod.35), и одетые в гражданскую одежду, мы отправились на это задание практически вслепую, не имея никакого представления, что нас ожидает. На случай если нас остановят немецкие патрули, мы должны были предъявить банкноту в одну лиру с проколотой дыркой на краю, серийные номера этих банкнот были сообщены немцам.

Я попросил Карло показать такую банкноту, догадавшись, что он наверняка сохранил ее. Довольно улыбаясь, он открыл ящик стола и показал эту лиру.

Операция началась в полночь 1 июля 1944, сорок добровольцев под командованием лейтенанта Парелло, разделившись на пять групп по восемь человек, из Венеции морем добрались до района Кьоджи. Каждая группа вышла в назначенный ей район, по пути разделившись на меньшие группы по два-три человека, чтобы избежать внимания. На рассвете был установлен первый контакт с местными партизанами, и сначала они, кажется, поверили в историю «пленных», рассказанную на ломаном итальянском. Партизаны сразу же начали говорить о спрятанном оружии и о безопасных убежищах. Но потом они внезапно стали более подозрительными. Слухи о «сбежавших пленных» быстро распространились, и история перестала быть убедительной.

- Сказалась вся та небрежность, с которой была подготовлена операция, - говорит Карло, и показывает еще один отрывок из рукописи Зарини:

«Я благодарю Бога за то, что догадался отдать пистолет, патроны и гранаты другому добровольцу, а также проколотую лиру, потому что партизаны обыскали меня, вывернув все карманы. Я испытал еще один приступ ужаса, подумав об итальянских этикетках на одежде, но партизаны, к счастью, не обратили на них внимания».

Обман был раскрыт. Из сараев и крестьянских домов начало появляться оружие. Добровольцам настало время отступать. Парелло приказал группам добровольцев отходить в Кьоджу, и в этот момент прозвучали первые выстрелы. После пересчета оказалось, что от четырех до шести добровольцев отсутствуют. Вероятно, они попали в руки врага.

Это отчаянное отступление запечатлелось в памяти Карло:

- Вскоре после того, как пришел приказ отступать, нас едва не обнаружила группа вооруженных партизан. Мы спрятались в соломе, к счастью, оказавшейся на поле поблизости, и, терпя укусы насекомых, ждали возможности сбежать. Измученный ожиданием, я выбрался из нашего импровизированного укрытия и разведал местность поблизости. Не обнаружив противника, я сообщил остальным. Через некоторое время мы увидели дорогу на Кьоджу, но в полях вокруг было много вооруженных людей, а спрятаться было негде. Казалось, пути к спасению нет, и мы решили разыграть последнюю карту: мы бросились бежать к дороге, крича, что за нами гонятся фашисты. Все люди, вооруженные и безоружные, которых мы встречали на пути, тоже бросались бежать, но в противоположную сторону. Вскоре мы добрались до дороги, но между нами и дорогой оказалась река Брента!

Я позволил Карло немного отдохнуть после взволновавшего его рассказа, и взялся за воспоминания Зарини, который был в той же группе:

«Мы увидели человека, дремавшего рядом с рыбачьей лодкой – то, что нужно. Мы бросились к нему и, помахав пистолетом под носом, быстро «убедили» его перевезти нас на другой берег.

Я никогда не видел, чтобы человек греб веслами так быстро в лодке, полной людей настолько, что она почти до края бортов осела в воду. Когда он перевез нас, и мы выпрыгнули на другой берег, он понял, что мы не собираемся убивать его, и он может плыть назад. Уж не знаю как, но, думаю, он побил все рекорды скорости в лодочном спорте.

Но после переправы через реку опасность еще не исчезла. На дороге появился автомобиль-амфибия (Schwimmwagen) с немецкими солдатами, и командовавший ими лейтенант сразу же обратил внимание на испуганных беглецов».

- Я подумал, что он может принять нас за партизан, и осторожно вытащив проколотую банкноту, показал ему, и спросил: Wo ist Kommandantur bitte? Он понял, кто мы, и пропустил нас, - вспоминает Карло.

Добравшись отдельными группами до Кьоджи, добровольцы оттуда вернулись в Венецию. Оказалось, что шестнадцать человек из них пропали без вести. Забыв о сне и усталости, остальные добровольцы надели военную форму и начали искать их, надеясь найти живыми. Не всем удалось спрятаться и избежать погони. Группа из трех добровольцев – Марио Фиорентино, Джузеппе Донато и Луи Ланса (все из Парижа) была обнаружена и захвачена партизанами. Джованни Бильоне (тоже из Парижа) был тяжело ранен в живот в перестрелке, но смог убить двух партизан. Остальных пропавших удалось найти живыми, и они благополучно вернулись в Венецию.

Тела убитых добровольцев были найдены в полях зверски изуродованными. Зарини описывает эту скорбную находку:

«Мы обнаружили мертвые тела наших братьев по оружию, изуродованные ужасными пытками, изрезанные на куски, их половые органы были раздавлены винтовочными прикладами… Мы были ошеломлены, испытывая скорбь и гнев. Что за люди могли опуститься до такого варварства? Это не могли быть итальянцы! Мы пришли сюда как солдаты-добровольцы, воевать с врагом, но такой войны и такого врага мы не ожидали. Мы знали, что можем умереть, и были готовы к смерти, но не к такой смерти!»

Это ужасное зрелище не могло не повлиять на дух молодых добровольцев, которые были убеждены, что им предстоит сражаться в совсем иной войне. Оно ожесточило их души, в которых не стало места состраданию. «Сочувствие мертво», как пелось в одной из песен партизан.

Реакция на это убийство не заставила себя ждать. По страшной логике гражданской войны кровь требовала новой крови. Добровольцы приняли участие в большой операции по поиску партизан, которую выполняла национальная республиканская гвардия («Черные бригады») и немецкие войска, указывая места контактов с партизанами. Зарини описывает то, что происходило потом:

«Наша месть была страшной, мы были глухи к мольбам о пощаде. Все, у кого находили оружие, или пойманные рядом со спрятанным оружием, расстреливались на месте, но мы не подвергали их пыткам. Мы не были свирепыми палачами. К такой войне мы не были готовы, в ней не было славы. Участие в борьбе с партизанами, в которую нас бросили бездумно и вслепую, оставило в нас лишь тяжкое чувство скорби и гнева».

Глава 9

«Приняв почетное звание добровольца, они вознесли веру в Родину на небывалую высоту, оставили свои дома, семьи, любимых и отправились на защиту страдающего Отечества. Участвуя в очень сложной операции, полной неизвестности, они проявили себя отлично, преодолели все препятствия и выполнили доверенное им задание с достойной восхищения отвагой и презрением к опасности».

Но ни эта благодарность в приказе, ни награды (Серебряные Медали погибшим и Военные Кресты выжившим участникам операции) не могли избавить добровольцев от мучительно тяжелого чувства скорби.

- Ощущение того, что – вероятно, по каким-то скрытым мотивам - нас вслепую, без всякой подготовки, бросили в такого рода операцию, оставило в нас чувство горечи. Нам казалось, что нас предали. В казармах преобладало угрюмое настроение, в разговорах возникали намеки на отношение к нам в военных кругах RSI, - с чувством говорит Карло. Он так и не смог смириться с тем, что произошло в Кавардзере.

Бригадефюрер СС Пьетро Манелли, уже пытавшийся вербовать добровольцев в Париже, заметил это настроение и снова предложил «добровольцам Франции» службу в СС, обещая отправить их на фронт. Из роты к нему ушли 12 добровольцев, хотя позже зимой почти все они вернулись обратно, потому что так и не были отправлены на фронт и устали от ожидания в тылу.

9 июля 1944 прошли похороны добровольцев, погибших в Кавардзере. Религиозная служба проводилась в церкви Святых Иоанна и Павла, после нее похоронная процессия прошла по улицам Венеции. Карло показал мне фотографии, запечатлевшие эти торжественные похороны. На них я видел скорбные лица «добровольцев Франции», суровые взгляды бойцов «Черных Бригад», горожан, приветствовавших процессию фашистским салютом.

Еще Карло показал мне копию письма, которое написал своим родителям Марио Фиорентино, один из погибших в операции:

«Дорогие папа и мама,

Сегодня вечером я ухожу на задание, и, возможно, не вернусь. Если случится так, я прошу вас об одном: быть сильными, и показать всему миру, что итальянский отец и итальянская мать с готовностью принесут в жертву своих детей, ради того, чтобы жила наша Италия. Я вполне осознаю, что делаю, и ни о чем не жалею.

Поверьте, ваш сын никогда не забывал о вас.

Поцелуйте моих дорогих братьев, пусть они стараются брать пример с меня.

Ваш сын Марио».

И снова на помощь «добровольцам Франции» пришел капитан Гросси.

Он сообщил об их положении командиру 10-й флотилии MAS князю Юнио Валерио Боргезе, который, не теряя времени, явился в казармы «Сангвинетти» и предложил добровольцам службу в его подразделении.

Нужно сделать некоторое отступление и кратко рассказать о 10-й флотилии MAS.

Официально 10-я флотилия была создана в марте 1941 как специальное подразделение Итальянского королевского флота, задачей которого была разработка и практика боевого применения новых видов наступательного оружия для уничтожения кораблей противника в их базах. Используя человекоуправляемые торпеды, взрывающиеся катера и боевых пловцов, 10-я флотилия MAS в 1941-43 гг. провела ряд успешных операций во вражеских базах, наиболее известными из которых являются атаки на порты Александрия, Суда (Крит), Гибралтар, Алжир, Севастополь.

С мая 1943 командиром 10-й флотилии стал капитан 2-го ранга (Capitano di Fregata) Юнио Валерио Боргезе, ранее командовавший подводной лодкой «Ширэ» и выполнявший рискованные операции против хорошо защищенных баз британского флота.

После перемирия 8 сентября 1943 капитан Боргезе и его подчиненные отказались сложить оружие и решили продолжать войну на стороне Германии. Более того, немцы позволили им сражаться под итальянским флагом и в итальянской форме. После освобождения Муссолини и создания Итальянской Социальной Республики, моряки 10-й флотилии присоединились к ее вооруженным силам.

Так как технических средств для действий на море осталось слишком мало, Боргезе решил перевести большую часть добровольцев, откликнувшихся на его призыв, в сухопутные части, сформированные по образцу морской пехоты итальянского флота.

Так появились морские пехотинцы (по-итальянски маро) 10-й флотилии MAS.

- Мы знали о героических действиях батальона «Барбариго» 10-й флотилии на фронте у Анцио и Неттуно. Бойцы батальона проявили себя, пытаясь задержать наступление противника на Рим и прикрывая отступление немцев. Мы не могли просить о большей награде, чем стать частью этого прославленного батальона, - говорит Карло и показывает мне пергамент, висевший на стене в рамке. На нем написаны слова Боргезе, наилучшим образом выражающие причину решения итальянцев, не принявших капитуляцию:

«В любой войне главное не в том, победить или проиграть, выжить или умереть. Но в том, как ты побеждаешь и как проигрываешь, как ты выживаешь и как умираешь.

Можно проиграть войну, но проиграть ее с честью и достоинством.

Капитуляция и измена союзнику оставят на народе позорное клеймо перед всем миром на столетия».

Для Карло и для многих других молодых людей, подобных ему, Боргезе воплощал собой нового человека, воина, который решил продолжать сражаться ради чести и вопреки всему, наперекор судьбе.

Боргезе был символом искупления, которого они искали.

Более двадцати тысяч мужчин и женщин (последние служили во Вспомогательной Женской Службе) ответили на призыв Боргезе снова взять в руки оружие после 8 сентября 1943.

«Новости о включении нас в 10-ю флотилию князя Боргезе было достаточно, чтобы воодушевить нас. После долгого затишья, пагубно действовавшего на нас, 15 июля капитан Боргезе прибыл в Венецию, и с того дня наши судьбы были связаны – мы стали частью большой семьи 10-й флотилии MAS.

После этого события разворачивались с безумной быстротой. 16 июля нам выдали новую форму цвета хаки с синими эмблемами морской пехоты и дополнительное оружие, а 17 июля мы поездом отправились в Иврею, где восстанавливался батальон «Барбариго» после тяжелых потерь на фронте.

Во время остановки поезда в Венето лейтенант Парелло прибыл в штаб 10-й флотилии MAS в Лонато, провинция Виченца. Там он встретил знаменитого киноактера Освальдо Валенти, тоже записавшегося добровольцем в 10-ю флотилию, и рассказал ему о своей роте. Заинтригованный необычной историей «добровольцев Франции», Валенти захотел встретиться с нами на ближайшей станции».

- Когда на станции мы встретились с Освальдо Валенти, он на прекрасном французском выразил нам свое восхищение и пожелал удачи. В конце войны партизаны убили его и его возлюбленную, актрису Луизу Ферида (она была беременна), возведя против них лживые обвинения, чтобы оправдать эту жестокую казнь. Но единственное его преступление было в том, что он выбрал сторону, которую победители сочли неправильной. Сколько смертей, сколько лжи и зла было в те дни мести и сведения счетов, - замечает Карло.

Отрывок из рукописи Зарини описывает, как добровольцев приняли в казармах Ивреи, где размещался батальон «Барбариго»:

«19 июля 1944 мы прибыли в Турин и остановились в казармах «Монте Граппа», чтобы немного отдохнуть. На следующий день около 20:00 мы приехали в Иврею, где размещался батальон «Барбариго», к которому была теперь приписана наша рота. Хотя было довольно позднее время, нас очень тепло встретили. Офицеры, сержанты и рядовые маро проявили к нам интерес и дружеское отношение, и помогли нам устроиться на новом месте. Еще один приятный факт, подтверждающий дух братства, установившийся во всех подразделениях 10-й флотилии: когда слухи о нашем прибытии распространились, несколько солдат батальона «Барбариго» даже вернулись из отпуска раньше времени, только для того, чтобы приветствовать нас. Конечно, было любопытство, но оно проявлялось лестным нам образом».

21 июля 1944 лейтенант Парелло официально был назначен командиром 5-й роты «добровольцев Франции» в составе батальона «Барбариго». Его заместителем стал мичман Луиджи Вернэ, ранее служивший в горной артиллерии. Многие офицеры и унтер-офицеры из развалившейся итальянской королевской армии примкнули к 10-й флотилии MAS, и некоторые из них оказались в роте «добровольцев Франции», которой по очевидным причинам не хватало опытных сержантов.

Эти радостные для добровольцев события омрачил новый печальный эпизод. Карло вспоминает его с явной скорбью:

- 23 июля молодой партизан по имени Ферруччио Национале пытался бросить гранату в Дона Бьянко, капеллана 10-й флотилии, когда тот собирался проводить воскресную службу. К счастью, наши маро вовремя схватили его. Партизан был судим военным судом, признан виновным и приговорен к смерти через повешение. Казнь была проведена на площади. Кто-то из наших повесил ему на шею плакат с надписью: «он пытался напасть на 10-ю». Как обычно, я сделал несколько фотоснимков, и доверил проявить их местному фотографу, а он передал копии этих снимков партизанам, которые стали распространять их как пропаганду против нас. Даже после войны те же фотографии активно распространялись, чтобы очернить доброе имя 10-й флотилии MAS.

Один из наших офицеров, увидев эту надпись, пришел в ярость, и приказал доставить труп на ближайшее кладбище, где партизан был похоронен, погребальную службу провел священник Казимиро Канепа (капеллан батальона «Фульмине»), а специально назначенный караул даже оказал воинские почести. Те, кто придумал повесить плакат, были сурово наказаны, уверяю вас. Но этого не помнит никто. В истории осталась только эта печально прославившаяся фотография. Из-за этой самой фотографии в сообществе ветеранов ко мне до сих пор испытывают сильную неприязнь.

Карло передал мне негативы фотоснимков, чтобы подтвердить правдивость всего, что он сказал. После этого он решил, что надо сделать перерыв. Я согласился с ним.

Глава 10

Перерыв на ланч послужил поводом выпить аперитив, как пару дней назад. В гостиной Карло подал мне традиционный пастис с водой, хотя сказал, что сам предпочел бы выпить чего-нибудь покрепче, чтобы успокоиться после этих печальных воспоминаний. Война оставила в его душе тяжкие шрамы. Несколько ночей ему снились изуродованные тела его товарищей, погибших в Кавардзере, молодой партизан, повешенный в Иврее. Эти воспоминания из-за его молодого возраста в то время навсегда остались в его памяти.

На этот раз мы перешли в кухню. Марины дома не было, но я с удивлением заметил, что Карло отлично умеет управляться у плиты.

Еда оказалась еще одной его страстью, и, несмотря на немолодой возраст, аппетит у него был по-прежнему юношеский. Позже его жена рассказала мне о знаменитых ужинах со спагетти, которые Карло устраивал с друзьями ночью после ресторана, при этом он неохотно покидал стол последним. Его желание жить было поистине заразительным, и излучало свою позитивную силу на всех вокруг него. Пережив ужасы войны, он стал еще больше ценить красоту жизни. Рыба, жареная на гриле, и стакан игристого вина – и мы снова были полны сил и готовы вернуться к работе, но перед этим выпили по чашке кофе.

Вернувшись в кабинет, мы продолжили беседу о трагической гражданской войне, развернувшейся тогда в Италии. Карло рассказал, что добровольцы с удивлением обнаружили, что в Пьемонте ситуация была лучше, чем в регионе Венето.

В доказательство он снова привел строки из рукописи Зарини:

«Несчастный народ, оказавшийся между молотом и наковальней, не знал, чью сторону принять. В этих районах Пьемонта люди были напуганы почти до ужаса, мы заметили это сразу же. Но они были напуганы не из-за нас. Они боялись репрессий, которые могли обрушить на них партизаны, если бы жители проявили хоть какое-то сочувствие к нам. Мы были знакомы с этим по своему горькому опыту в Венето. Однако в этих людях не было той ненависти и враждебности к нам, как в Кавардзере. В действительности, здесь мы довольно мирно уживались с населением. Не знаю, почему так, но тут было по-другому, чем в Венето. Разумеется, все равно мы не могли никому доверять».

Конечно, доверять нельзя было никому. Чтобы лучше понять обстановку этой братоубийственной гражданской войны, придется еще раз вернуться назад, к событиям, которые произошли до включения «добровольцев Франции» в батальон «Барбариго».

8 июля 1944 в Озенье, недалеко от Турина, командир батальона «Барбариго» лейтенант Умберто Барделли попал в засаду партизан. Окруженный противником, он отказался сдаться и погиб в перестрелке, были убиты и десять бойцов батальона, сопровождавших его. У убитых были вырваны золотые зубы, а тела двоих из них измазаны экскрементами. Этот кровавый инцидент привел в ярость капитана Боргезе. После этого командир 10-й флотилии MAS решил, что будет отвечать возмездием за каждое нападение на его людей. В то же время он позволил покинуть 10-ю флотилию тем, кто не был готов после этого следовать за ним. Этот эпизод стал началом гражданской войны для 10-й флотилии MAS, бойцы которой до того никогда не поднимали оружие против других итальянцев, хотя и раньше им иногда стреляли в спину.

Но вернемся к истории «добровольцев Франции».

28 июля капитан Боргезе в Иврее вызвал всех своих офицеров, чтобы сообщить им о новых задачах. Лейтенант Парелло также присутствовал на том совещании.

Карло рассказывает:

- Он вернулся огорченным с этого совещания, и сказал, что нам поставлена задача очистить от партизан альпийские долины. Этого настоятельно требовали немцы. Лишь обещание того, что нас отправят на фронт после того, как мы поможем обезопасить тыл, заставило нас взяться за эту задачу и выполнять ее несмотря ни на что.

Снова братоубийственная война, снова итальянцы против итальянцев, как в Кавардзере. Добровольцев постигла еще одна внезапная перемена: рота лейтенанта Парелло была переведена из батальона «Барбариго» в батальон «Фульмине», и теперь называлась 3-й ротой «добровольцев Франции».

- Так мы внезапно оказались в составе нового батальона, о котором не знали почти ничего, только, что он, как и «Барбариго», находился на переформировании и заканчивал подготовку в Иврее, - рассказывает Карло.

Здесь необходимо кратко рассказать о батальоне «Фульмине». Он был сформирован в конце марта 1944. Заместитель князя Боргезе подполковник Луиджи Каралло, бывший ардито и ветеран Первой Мировой, после перемирия служивший в 10-й флотилии во флотском звании капитана 2-го ранга (Capitano di Fregata) предложил сформировать нечто вроде мобильного отряда быстрого реагирования в составе 10-й флотилии, укомплектованного в основном бывшими пехотинцами и берсальерами итальянской королевской армии. Новый батальон по традиции 10-й флотилии получил имя в честь погибшего в бою корабля - эсминца «Фульмине». До октября 1944 батальоном командовал лейтенант Серджио Скордиа, потом до декабря 1944 лейтенант Джузеппе Орру, до января 1945 лейтенант Элео Бини, и снова Орру до сдачи в апреле 1945. После прохождения боевой подготовки в Пьетрасанте (провинция Лукка) батальон был переведен в Пьемонт, где 10-я флотилия MAS проходила реорганизацию с целью приведения ее к стандартной структуре армейской дивизии. В Иврее бойцы 10-й флотилии вели гарнизонную службу и несколько раз попадали в засады партизан, что привело к первым жертвам и дальнейшему ожесточению. С прибытием роты «добровольцев Франции» 29 июля 1944 батальон «Фульмине» стал состоять из трех рот – всего около 350 солдат. Из этих трех рот 1-я («Феделиссима») и 3-я («Добровольцы Франции») в качестве тяжелого оружия были вооружены ручными пулеметами «Бреда Мод. 30» и станковыми «Бреда Мод. 37» и легкими 45-мм минометами «Бриксиа-45/5». Индивидуальным оружием бойцов были винтовки «Каркано-91» в разных версиях и пистолеты-пулеметы «Беретта» MAB-38А и TZ-45. 2-я рота («автотранспортируемая») была вооружена более тяжелым оружием – 81-мм минометами CEMSA-81 и 20-мм противотанковыми ружьями «Эрликон» швейцарского производства. Рота «добровольцев Франции» состояла из трех взводов: пулеметного, минометного и стрелкового. Так как батальон «Фульмине» фактически выполнял функции берсальерского, в его составе было некоторое количество мотоциклов, а также импровизированный бронеавтомобиль и несколько грузовиков для перевозки солдат.

Услышав историю батальона «Фульмине», я попросил Карло рассказать, как приняли «добровольцев Франции» в новой части, и какое впечатление они произвели на новых товарищей. Улыбаясь, Карло нашел среди документов еще одну рукопись и подал мне. Это воспоминания сержанта Джованни Скинетти из 2-й роты:

«Прибыла 3-я рота, так называемые «добровольцы Франции», укомплектованная итальянскими иммигрантами, жившими во Франции. Ее командир подполковник (на самом деле лейтенант) Джузеппе Парелло имеет в своем распоряжении отличных офицеров и сержантов. Их подготовка превосходна, взаимодействие между взводами отличное, их объединяет настоящее боевое братство. Хотя они итальянцы, но говорят между собой по-французски, отчего кажутся нам несколько чуждыми. Мы еще посмотрим, как они проявят себя в бою. Они подготовлены лучше нас, по крайней мере, на этот момент, и следует это признать».

Относительно французского языка Карло уточнил, что парижане говорили между собой на парижском арго – особом сленге, которым пользовались жители французской столицы, что вносило свои сложности.

- Многие из них плохо знали итальянский, и часто только по диалектам их родителей. Можно представить, какие сложности это создавало при командовании ротой, особенно в бою. По этой причине 3-я рота всегда действовала автономно.

Не прошло и двух дней после прибытия «добровольцев Франции», как батальон «Фульмине» получил приказ выдвигаться в долину реки Орко и уничтожить штаб местных партизан, контролировавших местность в районе национального парка Гран Парадизо.

Карло Альфредо Пандзараса (слева) и Нандо Мусси на базе BETASOM

13 июня 1944. Поезд в Венецию

Проколотая банкнота, которую добровольцы на задании должны были предъявить немецким патрулям.

Похороны добровольцев, погибших в Кавардзере, Венеция, 9 июля 1944. Присутствуют официальные лица Итальянской Социальной Республики.

Похороны добровольцев, 9 июля 1944. В церемонии участвуют бойцы "Черных Бригад".

Лонато, июль 1944. Фото "Добровольцев Франции" с киноактером Освальдо Валенте.

Ивреа, 23 июля 1944. Повешенный партизан Ферруччио Национале.

Доброволец Доменико Веррандо (в январе 1945 убит у Тарновы) читает объявление о казни партизана Ферруччио Национале: "Преступник пытался убить капеллана 10-й флотилии. 10-я свершила правосудие".

Глава 11

Операция началась 30 июля 1944 в полночь, грузовики с солдатами из Ивреи выехали в Куорнье. Этот небольшой городок был занят без проблем, и на дорогах установлены блокпосты. На следующий день с первыми лучами рассвета началась самая важная часть операции – наступление на Кьесануову.

- Мы вошли в деревню около двух часов дня, окружив ее, чтобы застать врасплох местных партизан, но не нашли даже тени их. Некоторые наши патрули осуществили поиск за пределами деревни, но и они не нашли ни следа активности партизан. Тем же вечером мы вернулись в Куорнье с впечатлением, что побывали на очередных учениях, - говорит Карло, таким образом, подтверждая, что в начале гражданской войны в Италии партизаны обычно отступали со своих баз, как только обнаруживали, что к ним направляется противник. Часто это было лишь потому, что к «партизанам» относили лиц, уклонявшихся от призыва в вооруженные силы Итальянской Социальной Республики.

На рассвете 2 августа началась операция по зачистке Альпетте. Этот пункт обладал стратегической важностью потому, что находился на возвышенности, и через него проходила единственная дорога к Черезоле Реале и французской границе. Эту операцию описывает Зарини:

«10-километровый марш, выполняемый в боевом порядке, оказался очень утомительным. Два патруля «добровольцев Франции» по 10 человек каждый, двигались в авангарде, один на правом фланге, другой на левом. Остальные силы батальона выполнили хорошо скоординированное окружение противника. Патрули вступили в недолгую, но сильную перестрелку с партизанами. Оказавшись под угрозой полного окружения, партизаны бросились бежать из населенного пункта, бросая одежду, много оружия и снаряжения. Уже темнело, и, выставив охранение, батальон «Фульмине» приготовился провести ночь на захваченных вражеских позициях. На следующий день «добровольцы Франции» оставались в Альпетте и патрулировали район, обыскивая каждый дом. Было найдено много оружия и взрывчатки – подтверждение активности партизан в этом районе. После этого рота «добровольцев Франции» соединилась с остальными силами батальона, направлявшимися на зачистку близлежащего Спароне, оставив в Альпетте в качестве гарнизона один взвод из 20 человек».

Следующей целью была Локана, до которой батальон добрался после нового изнурительного марша.

Карло вспоминает:

- Чтобы добраться до Локаны нам потребовалось почти 11 часов. Локана была лишь в 10 милях от Альпетте, но по пути нам приходилось обыскивать все дома и сараи в почти десятке деревень в поисках оружия и взрывчатки. Мы, «добровольцы Франции», продвигались вдоль дороги, прикрывая остальные силы батальона с возвышенности. И, как обычно, добравшись до цели, мы не нашли ни следа партизан. Они успели бежать в горы и унесли с собой все продовольствие, оставив местное население совсем без еды. Мы организовали снабжение местных жителей продовольствием, в том числе мукой, которой уже давно не было в деревне. Поэтому нас всегда хорошо встречали в Локане, и мы могли ходить там без оружия.

Я заметил, что Карло с особенной гордостью рассказывает мне об этом случае, и позже он добавил, что во многих изолированных деревнях только солдаты Итальянской Социальной Республики обеспечивали снабжение продовольствием. Партизаны, напротив, отбирали продукты у жителей и уходили в горы, оставляли население голодать.

Имел место один негативный момент, о котором упомянул Карло:

- Однажды двое наших добровольцев внезапно исчезли: это были Джузеппе Поллиотти и Томмазо Валерио. Оказалось, что они ушли к партизанам. В Италии у них оказались родственники, которые убедили их дезертировать и перейти на другую сторону. Судьба свела нас с Валерио в Турине в апреле 1945 перед самым концом войны. Мы поговорили с ним в отеле, стараясь не привлекать внимание. Мы не обвиняли его ни в чем и не держали зла на него, как и он на нас. Он не заставил нас заплатить за наш выбор, как многие другие предатели, готовые ночью открыть ворота наших казарм партизанам. Рассказав про обстановку за Альпами, он посоветовал нам быть осторожными 25 апреля, словно заранее знал дату всеобщего восстания.

7 августа была проведена совместная операция батальонов «Фульмине» и «Сагиттарио» (тоже из 10-й флотилии), целью которой был населенный пункт Рибордоне. Продвигаться к нему пришлось по извилистой дороге, очень удобной для засад. Эту операцию кратко описывает Зарини:

«Мы заметили несколько групп партизан, с которыми вступили в интенсивную перестрелку. Они долго не продержались и бросились искать спасения в том, что лишь в порядке эвфемизма можно назвать отступлением. Мы заняли позиции противника. Потом, чтобы завершить операцию, пока другие части нашего батальона и батальона «Сагиттарио» действовали в других секторах, патруль «добровольцев Франции» направился к деревне Талозио и храму Девы Марии в Прасконду. Операция завершилась выполнением всех поставленных задач. Батальон «Фульмине» вернулся в Локану тем же путем».

Так закончилась первая часть операции в долине реки Орко. Батальон «Фульмине» не понес потерь убитыми и ранеными.

Карло добавил следующее:

- В заключение я хочу подчеркнуть важную деталь: в воскресенье, когда операция еще продолжалась, к нам в Локану прибыл капеллан нашего батальона, святой отец Казимиро Канепа, чтобы провести воскресную службу. Он всегда был с нами, часто на самой линии фронта, поддерживая и утешая нас словом Божьим. Я хочу отдать должное уважение этому скромному и отважному слуге Господа.

В батальоне капеллана очень уважали все, даже антиклерикально настроенные французы, выросшие в тени доктрин «Просвещения». Это подтверждают слова мичмана Витторио Креа, офицера, служившего в роте «добровольцев Франции» после включения ее в состав 10-й флотилии MAS:

«Нам не забыть святого отца Казимиро, который всегда был вместе с наступавшими солдатами, часто в горах и под огнем противника, в своей форме с большим красным крестом на груди, он первым входил в покинутые деревни. Отец Казимиро, казалось, ничего не боялся. Он выслушивал исповедь солдат, просто подходя и дружески разговаривая с ними. Именно такому священнику я хотел бы исповедаться перед смертью. На рождество 1944 он провел самую красивую и трогательную мессу, которую я только видел в своей жизни».

Глава 12

Операция в долине реки Орко возобновилась 9 августа. Батальон «Фульмине» получил задачу занять Черезоле Реале и обеспечить безопасность плотины гидроэлектростанции в Росоне.

«Добровольцы Франции» присоединились к остальным силам батальона, который за день до этого выдвинулся в направлении Ноаски и начал продвигаться к Капелле, где к батальону присоединилась артиллерийская группа «Коллеони» (также из 10-й флотилии MAS), также передвигавшаяся пешком. Наступление должно было продвигаться по извилистой дороге, ведущей к Черезоле Реале. Кроме батальона «Фульмине» в операции был задействован батальон «Сагиттарио», части 1-й мобильной «Черной бригады» и немецкие войска с бронетехникой. Батальон «Фульмине» и артиллерийская группа «Коллеони» должны были наступать по опасным горным тропам национального парка Гран Парадизо, обойти Черезоле Реале, достигнув Пунта Мерола, и захватить этот пункт, застав противника врасплох.

Операцию снова описывает Зарини:

«Батальон «Фульмине» и артиллерийская группа «Коллеони» продвигались по труднопроходимой горной дороге, не встречая сопротивления, пока не достигли последних скал Пунта Мерола на высоте 2751 м над уровнем моря. Там они столкнулись с сильным сопротивлением, с многих направлений был открыт очень плотный огонь из автоматического оружия. Это нас не удивило, рано или поздно мы должны были встретить противника.

Нам пришлось наступать под сильным огнем по крутому склону, где не было укрытий, а подниматься было все труднее и труднее. Но мы действовали успешно, бросок за броском продвигаясь вперед по очереди - одна группа наступала, а другая прикрывала ее огнем, заставляя противника прятаться. Шаг за шагом мы наступали, выигрывая у противника пространство. В определенный момент огонь со стороны партизан прекратился почти полностью. Возможно, они начали отступать, или у них стали кончаться боеприпасы. Как бы то ни было, мы немедленно воспользовались этим и очень быстро бросились вперед, одним броском приблизившись к позициям, которые занимали партизаны. Оттуда мы своим огнем нанесли им очень серьезные потери. Они обратились в бегство. В это время, около 17:00, Пунта Мерола оказалась в наших руках. Открылась причина прекращения огня партизан: в перестрелке был убит Баттиста Кольи по кличке «Титала», командир 50-й «Гарибальдийской» бригады. Оказавшись без командира и под нашим сильным огнем, партизаны поспешно отступили к французской границе».

Карло продолжил:

- Когда мы заняли Пунта Мерола, время уже шло к вечеру. Мы расположились лагерем на высоте 2700 м в летней форме и почти без пайков, а разводить костры было запрещено. Мы нашли пакеты с галетами, которые партизаны бросили при отступлении, но побоялись их есть – кто-то сказал, что они отравлены. Я хоть и сомневался в этом, но решил лучше не рисковать. Ночь была недолгой, но страшно холодной. На рассвете перед нами открылся вид на Гран Парадизо во всей его красоте. Но нам некогда было любоваться видами – мы снова пошли в наступление, теперь нашей задачей было взять Черезоле Реале.

С первыми лучами солнца остальные силы батальона «Фульмине» стали быстро спускаться с гор, направляясь к цели, а «добровольцы Франции» продолжали наступать прямо на Кьяпилли, пытаясь перехватить партизан, бегущих к французской границе. Обыскав этот небольшой городок, «добровольцы Франции» вернулись к Черезоле Реале, который уже был занят остальными силами батальона «Фульмине».

С большим облегчением он увидели, что искусственное озеро и плотина ГЭС невредимы и уже взяты под охрану. Задача была выполнена.

Карло, как обычно, дополнил историю интересным комментарием:

- Много раз бойцы 10-й флотилии MAS предотвращали разрушение партизанами важных объектов итальянской промышленности, и тем самым внесли вклад в спасение национальной экономики. В самом конце войны именно мы не позволили немцам уничтожить много важных объектов промышленности и инфраструктуры, например, взорвать портовые сооружения Генуи. Также мы не позволяли перевозить итальянское промышленное оборудование в Германию и Австрию. Быстрое и успешное послевоенное восстановление экономики Италии в том числе и наша заслуга.

Батальон «Фульмине» не понес потерь в этом бою, чего нельзя было сказать о других частях RSI, участвовавших в операции. Среди раненых было заметно два важных имени: Алессандро Паволини, генеральный секретарь Республиканской Фашистской Партии, и капитан Боргезе. О последнем Карло рассказал подробнее, на этот раз несколько смущенно:

- Расскажу вам про этот случай, когда был ранен Боргезе. Командир 10-й флотилии оказался посреди боя и под сильным огнем противника укрылся за небольшим валуном у дороги. Вместе с ним там укрылся один из наших маро, которому Боргезе признался, что на борту подводной лодки он отлично знал, что делать при встрече с врагом, но в бою на суше не знает, как вести себя в такой ситуации. Наш доброволец посоветовал ему просто оставаться в укрытии и сохранять спокойствие, пока наши минометы и пулеметы не подавят огонь противника. Боргезе так и сделал, но через некоторое время все же был ранен в руку шальной пулей.

Глава 13

Уже наступали сумерки, когда Карло встал из-за письменного стола и дал мне знак следовать за ним. Мы перешли в гостиную и устроились в удобных креслах.

Полагая, что он устал, я подумал, не стоит ли отложить продолжение истории на следующий день, но Карло хотел закончить рассказ об операции в долине реки Орко. В гостиной он признался, что лишь когда на него не устремлен суровый взгляд Боргезе, запечатленного известным фотографом Элио Луксардо (также служившим в 10-й флотилии после Перемирия), он может рассказать о нескольких скорбных эпизодах, одно лишь воспоминание о которых до сих пор причиняет боль.

12 августа в Иврее был убит Сальваторе Ферретти. Еще один выстрел в спину. Еще одна смерть итальянца от рук итальянца. 14 августа части артиллерийской группы «Коллеони» и батальона «Фульмине» выступили в направлении перевала Крочетто, чтобы предотвратить вероятное возвращение партизан на итальянскую территорию через французскую границу. Там они попали в засаду.

Карло рассказывает об этом несчастливом бое, от волнения вцепившись своими большими руками в подлокотники кресла:

- На рассвете мы выступили из Черезоле Реале и стали подниматься выше в горы, одетые в легкую летнюю форму. Мы направлялись к перевалу Крочетта, и по пути встретили только нескольких пастухов с их стадами. Тем временем из близлежащей долины реки Ланцо к перевалу стал подниматься батальон «Лупо». Мы шли около трех часов, и пока ничего не обнаружили. Наконец мы достигли плато, почти лишенного растительности. Перед нами простирался большой каньон, расположенный между двумя горными хребтами, и за этим каньоном и был перевал Крочетта. Наши офицеры приняли рискованное решение направить три патруля из «добровольцев Франции» на разведку пути. Мне не повезло оказаться в одном из этих патрулей. Мы успели пройти только несколько минут, как оказались под сильным огнем пулеметов. Мы немедленно попытались укрыться за камнями, но командир нашего отделения Вальтер Вескови был убит сразу же – пуля попала ему в лоб. Луиджи Ардито был тяжело ранен в ногу и потерял много крови.

Добровольцы оказались в отчаянном положении. Партизаны, укрывшись на удобных позициях, несколько раз тщетно предлагали им сдаться. Вместе с патрулем был мичман из артиллерийской группы «Коллеони», он решил попытаться вернуться к основным силам батальона и вызвать помощь. Но он пропал, так и не добравшись до батальона; или его убили или взяли в плен партизаны, или, как предполагали некоторые, он сбежал от страха. Странная история, какова бы ни была правда.

Карло продолжал свой рассказ:

- Недалеко от меня истекал кровью несчастный Луиджи Ардито, тяжело раненный в бедро. Никто из нас не мог прийти ему на помощь: немедленным результатом была бы пуля в голову. Так Луиджи истек кровью до смерти на наших глазах, и мы ничего не могли сделать.

В глазах Карло блеснули слезы. Он внезапно встал, решив вернуться обратно в кабинет, и вскоре вышел оттуда, передав мне нашивку Вальтера Вескови, обагренную его кровью. Она раньше хранилась у семьи Вескови, Карло получил ее несколько лет назад, и до сих пор хранит ее как реликвию. После нескольких мгновений скорби о погибших товарищах, Карло продолжает:

- Я выпустил три красных ракеты, запрашивая поддержку 81-мм минометов и указывая позиции партизан. 2-я рота батальона «Фульмине», вооруженная тяжелыми минометами, выдвинулась на позиции в нижней части плато и открыла огонь. Однако их огонь был неточным и часто с недолетами, несколько осколков ранили меня в руку. Вскоре минометный огонь совсем прекратился, и это повергло нас в отчаяние. Не видя другого способа помочь нам, остальные силы батальона отступили обратно в Черезоле Реале, фактически бросив нас на произвол судьбы. Мы должны были выбираться сами. Лишь несколько лет спустя я узнал, что тогда «добровольцы Франции» едва не подняли мятеж, требуя позволить им отправиться нам на помощь. Как бы то ни было, нам пришлось провести почти восемь часов, укрываясь за камнями под палящим солнцем и вражеским огнем. Мы слышали ругательства и песни партизан, но, слава Богу, не теряли голову и решили ждать, пока вечерний туман или ночная темнота не позволят нам пробраться обратно. И такая возможность, наконец, наступила. Я помню, как вытащил из своего бумажника изображение Пресвятого Сердца Иисусова, которое подарили мне еще на базе в Бордо, и, прочитав молитву, напечатанную на обратной стороне, передал его своим друзьям. Внезапно из долины поднялась серая пелена тумана и скрыла нас от глаз врага. Мы решили снять подбитые гвоздями ботинки, чтобы избежать лишнего шума, и попытались выскользнуть из ловушки. Мы слышали песни партизан, располагавшихся лишь в нескольких десятках метров от нас. Бросившись бежать, мы добрались до противоположной стороны хребта, где можно было найти более надежное укрытие. После этого мы осторожно стали спускать на плато, и когда добрались туда, из-за наступившей темноты и тумана ничего не было видно. Мы решили подождать наступления рассвета, и по очереди выставляли часовых. На следующее утро мы живыми и здоровыми вернулись в Черезоле Реале, хотя и не без опасений, что нас могут принять за партизан и подстрелить.

Карло не скрывает своего гнева:

- Я был очень зол из-за смерти двух моих товарищей и из-за того, как этот мичман, которого я не знал, действовал совершенно по-дилетантски, словно мы были группой туристов, а не солдатами на войне. В конце концов, он бросил нас и сбежал! 15 августа местные пастухи принесли в Черезоле Реале двух наших убитых.

У добровольцев не было времени отдыхать и скорбеть о товарищах. Батальон «Фульмине» ожидали новые боевые задачи.

Глава 14

После этого наступления батальону «Фульмине» предстояла позиционная война – точнее, война на удержание занятых позиций. Проводя патрулирование и устанавливая блокпосты на дорогах, батальон должен был поддерживать контроль над долиной реки Орко, очищенной от партизан. Фактически партизаны отошли на границу этого района и за исключением нескольких небольших перестрелок, больше не пытались оспаривать господство над районом войск Итальянской Социальной Республики, овладевших этой территорией и обеспечивавших безопасность важных объектов промышленности и инфраструктуры. Морские пехотинцы батальона «Фульмине» охраняли дорогу, соединявшую Черезоле Реале и Кьяпилли, а также постоянно патрулировали альпийские долины поблизости от французской границы. Из-за близости французской территории «добровольцы Франции» особенно ощутили тоску по своим семьям, как видно из записи Зарини, описывавшей патрулирование перевала Галисия рядом с французской границей:

«Мы снова начали марш и, благополучно достигнув цели, замерли, затаив дыхание. Конечно, не потому, что устали после подъема. Нет, это было из-за испытываемых нами эмоций. И не столько из-за открывшегося нам прекрасного вида, сколько потому, что перед нами простиралась страна, где жили наши семьи, наши родители и возлюбленные, страна, где мы выросли, а многие из нас и родились; страна, культуру и традиции которой мы приняли; страна, которую мы любили, но которая причинила нам столько горя и разочарования. Мы никогда не подняли бы оружия против этой страны, если бы в ней не относились к нам с таким презрением, не называли бы «грязными макаронниками»…»

Ночью 19 августа пришел приказ покинуть Локану. Бойцов батальона «Фульмине» ожидала новая боевая задача. На этот раз было необходимо предотвратить соединение партизан из региона Канавезе с партизанами, еще остававшимися на границе района долины Орко. Эта задача была выполнена 28 августа в ходе решительного наступления на Форно Канавезе. После этой операции на гарнизонной службе в Локане осталась только рота «добровольцев Франции», а остальные силы батальона были переведены в Куорнье. Местное население было настроено дружественно к морским пехотинцам 10-й флотилии, что подтверждает запись Зарини:

«Население – которое успело нас узнать и открыто симпатизировало нам – проявляло к нам большое уважение, потому что мы вели себя дисциплинированно и в свою очередь уважительно относились к ним. Также местные жители были благодарны 10-й флотилии за то, что мы помогали им продовольствием, особенно пшеничной мукой, мясом и другими продуктами, которых люди долго были лишены, потому что их грабили партизаны».

В Локане «добровольцы Франции» узнали из газет о вступлении американских войск в Париж:

- С тревогой мы прочитали о том, что 25 августа 1944 американские войска вошли во французскую столицу. Мысли наши немедленно обратились к нашим семьям: не пострадают ли они из-за нас? Кто знает, какая жизнь ожидала их? – говорит Карло.

Я воспользовался этой возможностью, чтобы спросить: неужели непрерывное и победоносное наступление войск антигитлеровской коалиции в сердце Европы не разрушило веру добровольцев в возможность победы?

Карло ответил мне почти с упреком:

- Как вы могли заметить раньше, смысл был не в том, чтобы победить или проиграть. Мы просто хотели искупить своей кровью позор предательства, случившегося 8 сентября 1943. Конечно, мы знали, что война проиграна, но всегда была какая-то небольшая надежда. Мы надеялись на таинственное секретное оружие, о котором говорил фюрер: ракеты V2, реактивные самолеты, 70-тонные танки, атомные бомбы… Кое-что из этого видел на испытаниях наш знаменитый журналист Луиджи Ромерса, который всегда не жалел добрых слов, когда говорил о 10-й флотилии MAS.

Еще один печальный эпизод омрачил пребывание в этой маленькой альпийской деревне: доброволец Гаэтано Палермо погиб от случайного выстрела часового. Этот случай Парелло не мог оставить просто так. Он уже потерял трех своих солдат, и потребовал военного суда над несчастным часовым, что означало неминуемый смертный приговор.

- Парелло был очень зол из-за случившегося, но мы все-таки смогли убедить его, и он не стал требовать казни часового. Даже со мной однажды был похожий случай, к счастью без трагических последствий. Когда я чистил свой автомат, то случайно выстрелил и ранил в руку Роберто Боно. В наказание Парелло приказал привязать меня к столбу на весь день, таким образом сделав меня потенциальной целью для партизанских снайперов, если бы они там были. К счастью, мои товарищи присматривали за мной и даже тайно приносили мне сигареты, - рассказывает Карло, явно волнуясь при воспоминании об этом событии.

За патрулированием и учениями время летело быстро, и наступило 8 сентября 1944 – первая годовщина перемирия. Я попросил Карло рассказать, не изменилось ли за тот год что-либо в его отношении к этим событиям и к той войне за линией фронта, в которой ему приходилось сражаться.

Он ответил:

- Конечно, это было не то же самое, что сражаться на фронте против настоящего врага, но без нашего вклада в борьбу фронт был бы ослаблен, по дорогам невозможно было бы подвозить снабжение, а заводы перестали бы выпускать оружие. И, кроме того, нам всегда обещали, что отправят нас на фронт, когда задача борьбы с партизанами будет выполнена.

Он не сожалел ни о своем выборе, ни о том, что сражался в такой войне, и был уверен, что исполняет свой долг, как солдат, искупивший кровью вину своей родины.

Куорнье, июль 1944. Доброволец Стефано Зарини на КПП.

Куорнье. Доброволец Жан Тондан проверяет документы у местной жительницы.

Доброволец Джино Убиццо чистит легкий миномет "Бриксиа".

Куорнье, июль 1944. Справа налево: священник Казимиро Канепа (капеллан батальона "Фульмине"), лейтенант Элео Бини, лейтенант Джузеппе Орру (командир батальона "Фульмине"), лейтенант Джузеппе Парелло (командир 3-й роты "добровольцев Франции")

Ивреа, август 1944. Похороны добровольцев Луиджи Ардито и Вальтера Вескови, погибших в бою на перевале Крочетта.

Петлица с формы Вальтера Вескови, на которой осталась его кровь. Карло Альфредо Пандзараса хранил ее как реликвию.

Турин, казармы "Монте Граппа". Слева Джузеппе Парелло, командир роты "добровольцев Франции". Справа Джузеппе Орру, командир батальона "Фульмине".

Глава 15

Я приготовился слушать о последней значительной противопартизанской операции в долине реки Орко. 8 сентября 1944 стало для «добровольцев Франции» не только днем размышлений о своем выборе. Вечером в Локане была объявлена боевая тревога: из штаба в Куорнье сообщили, что отряд партизан собирается взорвать гидроэлектростанцию в Росоне. Немедленно на грузовиках выехала группа быстрого реагирования, успевшая прибыть к ГЭС ночью. Сами здания электростанции, ЛЭП и трансформаторы были целы, но необходимо было обеспечить безопасность системы распределения воды, расположенной на вершине горы в 700 футах выше. Добраться туда в темноте было трудно, и эту задачу отложили до рассвета. С первыми лучами солнца путь наверх был найден.

Карло рассказывает:

- На рассвете мы заметили длинную лестницу, проходящую рядом с трубами для воды, вероятно, ей пользовались для их осмотра и ремонта. Рядом с лестницей проходил фуникулерный путь, который, вероятно, использовали еще при строительстве. На одном участке он скрывался в туннеле и выходил из него прямо на вершине горы, где и находилась система распределения воды. Так мы нашли путь! Хотя он был явно не для тех, кто страдал от головокружения.

Два отделения добровольцев стали подниматься по лестнице, имея при себе только личное оружие. Еще одно отделение с пулеметом «Бреда Мод. 37» должно было подняться на вершину на фуникулере. Особое беспокойство вызывал участок пути, скрывавшийся в темном туннеле.

Зарини пишет:

В туннеле фуникулер поднимался в полной темноте, лишь внизу светился вход, постепенно скрывавшийся из виду, а высоко почти над нашими головами проникал свет из выхода. Мы все молчали, обстановка была довольно напряженная. Что если партизаны успели попасть на вершину раньше нас? И что если они решат бросить в туннель связку гранат?

К счастью, на выходе из туннеля партизан не было. Но опасность еще не миновала:

«Наконец, фуникулер выехал из туннеля, и мы оказались на вершине. Не теряя времени, мы выскочили из фуникулера и, забрав оружие и боеприпасы, заняли оборонительные позиции и стали ждать тех, кто взбирался по лестнице. Мы не успели даже продвинуться вперед, как на нас обрушился град пуль – стреляли с другой стороны горы. Нас атаковала большая группа партизан, мы отвечали огнем, но нас было явно меньше. Партизаны знали об этом и атаковали нас, кроме того, и потому, что мы были готовы их обнаружить».

Снизу, с территории электростанции, добровольцы поставили на крышу грузовика пулемет «Бреда Мод. 37» и 20-мм пушку, чтобы оказать огневую поддержку своим товарищам на вершине. Наконец подошли два отделения, поднимавшихся по лестнице, и сразу же вступили в бой. Сильный и точный пулеметный огонь заставил партизан отступить и отказаться от своих разрушительных намерений. Система распределения воды была спасена, но если бы добровольцы опоздали на несколько минут, партизаны взорвали бы ее. Снова задача была выполнена без потерь, к большой радости Карло, который был одним из добровольцев, ехавших на фуникулере.

- Наш успех позволил сохранить обеспечение электроэнергией большей части центрального района Пьемонта, таким образом, мы закрепили успех предыдущей операции у Черезоле Реале. Кроме того, это был удар по местному партизанскому движению, который привел к ослаблению наиболее экстремистских его фракций, занимавшихся террористическими актами. Влияние коммунистов среди партизан также было на некоторое время сведено на нет, благодаря усилиям заместителя командующего 10-й флотилией MAS капитана 2-го ранга Луиджи Каралло. Он смог заключить в некотором роде перемирие с партизанами в долине Орко, направленное на сохранение объектов итальянской промышленности и инфраструктуры. В ходе этого перемирия стало возможно даже провести обмен пленных.

«Добровольцы Франции» охраняли электростанцию еще три дня, после чего их сменили другие части батальона «Фульмине», а они вернулись в Локану. В следующие несколько недель «добровольцы Франции» продолжали выполнять патрулирование района и имели несколько незначительных перестрелок с партизанами, но ничего важного не произошло. Последним эпизодом для «добровольцев Франции» в долине реки Орко стала гарнизонная служба в Куорнье, там, где все начиналось два месяца назад. Эти два долгих месяца, в которые добровольцы наносили удары врагу и, бывало, сами получали их, стали для 3-й роты важной подготовкой к продолжению борьбы с партизанами. Эти последние дни в долине Орко были омрачены еще одной трагической и случайной смертью: доброволец Антонио Ронджоне был убит, как мы сказали бы сегодня, «дружественным огнем». Об этом случае рассказывается в рукописи Кальчинелли, которую переводит для меня Карло:

«Мы решили организовать засаду на партизан к северу от Локаны, на дороге, которая вела в Ноаску. Там с близлежащей горы спускается каменистая тропинка. Слева от нее небольшие открытые лужайки, а справа нагромождения камней, образующие подобие стены. С наступлением ночи, когда партизаны начнут спускаться с гор (где они укрывались днем), мы собирались внезапно атаковать их и захватить как можно больше пленных. Но все пошло не по плану. В беспорядочной перестрелке партизаны преодолели тропинку и скрылись, а мы с двух сторон тропинки некоторое время стреляли друг по другу. Был убит Антонио Ронджоне. Погибших могло бы быть куда больше, если бы командир отделения Нандо Мусси не отдал вовремя приказ прекратить огонь».

Переведя этот отрывок, Карло заметил, что засады было бы разумнее оставить тем, кто с ними лучше справляется.

На сегодня наша работа подошла к концу. Провожая меня до двери, Карло рассказал один забавный случай:

- На радиостанции EIAR в Турине была передача «Час солдата», на которую приглашались солдаты из всех частей Итальянской Социальной Республики. Настала и наша очередь. Чтобы произвести впечатление на слушателей, мы в свободное время тренировались в пении итальянских и французских песен. Среди приглашенных в Турин оказался я вместе с Гаэтано Скарано, Доменико Веррандо и Джанни Репетто. Остальные наши ребята, остававшиеся в Куорнье, неизвестно где и как добыли старый радиоприемник. Когда мы пришли на радиостанцию, то перед микрофонами рассказали нашу историю и спели несколько песен – в общем, неплохо выступили. Те, кто остался в казармах, приготовились слушать нас, но едва мы начали говорить, как приемник загорелся, из него пошел черный дым. Наши, страшно ругаясь, стали стучать по приемнику, но он был уже ни на что не годен. Повезло, ничего не скажешь.

Глава 16

Прошло около недели с момента моей последней встречи с Карло. Была уже середина января, и вскоре должно было состояться одно из самых важных памятных мероприятий ветеранов 10-й флотилии MAS: годовщина сражения у Тарновы в районе Гориции. Конечно, Карло участвовал как важный член совета руководителей Национальной Ассоциации Ветеранов, объединявшей всех оставшихся в живых ветеранов армии Боргезе. Он был очень занят подготовкой к официальному мероприятию, которое должно было проводиться в Тарнове – городе у реки Изонцо, ставшем символом самопожертвования батальона «Фульмине». На этот раз наша встреча состоялась вечером, когда на город опустилась темнота и мороз. Когда я шел к дому Карло при свете уличных фонарей, окутавших удивительно красивым мягким желтым сиянием площадь Объединения Италии, то думал, не повлиял ли это перерыв на моего рассказчика, возможно, увлекшегося другими делами. Но, пройдя в его кабинет, я с радостью увидел, что ничего подобного не произошло. Более того, телефонные разговоры со старыми товарищами оживили его дух, заставив вспомнить – к моему удовольствию – множество интересных подробностей об исторических и человеческих событиях, участником которых он был. Мы продолжили историю с того места, где остановились: перевод «добровольцев Франции» из долины Орко в Турин. Вечером 10 октября 1944 морские пехотинцы батальона «Фульмине» разместились в казармах «Монте Граппа», старых зданиях, в которых когда-то размещались альпийские стрелки. Пребывание в столице Пьемонта кратко описывает Зарини:

«Все можно описать в нескольких строках. За исключением обычной рутины между 10 октября и 14 ноября (отбытием из Турина) ничего особенного не происходило».

28 октября в 22-ю годовщину фашистского марша на Рим батальон прошел парадным маршем по улицам города, встречаемый теплыми приветствиями местного населения, что запечатлено на фотографиях, сделанных Карло. Глядя на эти потускневшие снимки, я думал, сколько из этих людей, приветствовавших «римским салютом» морских пехотинцев, своевременно перешли на другую сторону в последние дни войны. Возможно, многие из тех, кого запечатлел фотоаппарат Карло, потом приветствовали поднятыми кулаками входивших в город партизан. День спустя на центральной площади Пьяцца Кастелло состоялось вручение боевых знамен. И снова это запечатлено на фотографиях. В присутствии провинциального секретаря фашистской партии Турина Джузеппе Соларо, заместителя командира 10-й флотилии MAS капитана 2-го ранга Луиджи Каралло, командира батальона «Фульмине» лейтенанта Джузеппе Орру, командира провинциальной Национальной Республиканской Гвардии Джованни Кабраса, батальонного капеллана Казимиро Канепы и нескольких высокопоставленных германских офицеров батальон «Фульмине» получил знамя с девизом «Scatto, Travolgo, Vinco» (атакую, сокрушаю, побеждаю). «Крестными матерями» церемонии были сестра Каралло и жена Орру. «Добровольцы Франции» также получили собственный флаг с девизом «Ardendo Ardisco» (с пылом дерзаю). На фотографиях видно, с какой радостью и гордостью стоят в строю морские пехотинцы батальона в полевой форме с камуфляжем и касках. На этой же церемонии были вручены награды за боевые операции в Венето и Пьемонте. «Добровольцы Франции» получили 5 Серебряных медалей за воинскую доблесть (4 посмертно), 2 Бронзовых медали за воинскую доблесть (1 посмертно) и 36 Военных Крестов. Все эти награды, конечно, так и не были признаны послевоенными антифашистскими правительствами Италии.

- Так даже лучше! – говорит Карло, показывая мне свой Военный Крест за Кавардзере. – Было бы отвратительно, если бы медаль, заслуженную на поле боя, уподобили медалям, врученным по политическим мотивам, хуже того, медалям, которыми награждали террористов, подкладывавших бомбы и стрелявших нам в спину. А Золотыми Медалями награждено больше партизан, чем участников Первой Мировой Войны. Над этим фактом стоит подумать!

На фотографиях, которые сделал Карло на Пьяцца Кастелло, я с удивлением заметил улыбающегося мальчика не старше десяти лет, одетого в ту же камуфляжную форму, что и солдаты.

- Это Лучано Бертолини, талисман нашей роты. Он был сиротой из Ниццы, и последовал за немецкими и итальянскими войсками, отступавшими в Италию после высадки союзников в Провансе. В Италии он прибился к бойцам 10-й флотилии MAS, а когда узнал, что в ней же служим и мы, итальянцы из Франции, мы стали для него вроде старших братьев. После войны я долго не имел о нем никаких сведений и опасался худшего – сколько ребят, едва вышедших из детского возраста, заплатили жизнями за свой выбор. Но к счастью, буквально несколько лет назад я встретил его в Сардзане на побережье Лигурии, все еще бодрого и сохранившего столько воспоминаний. Вот это была встреча! – с чувством говорит Карло.

Но вернемся к нашей истории. 31 октября готовилась боевая операция: поступила информация о присутствии партизан в районе Асти, но когда морские пехотинцы прибыли туда, партизан там не оказалось. 2 ноября бой с партизанами все-таки состоялся – проводилась ликвидация партизанской «республики» в Альбе. Эту деревню в горах Пьемонта после отбытия из нее альпийского батальона «Кадоре» (из дивизии «Монтероза») оккупировали партизаны под командованием Энрико «Маури» Мартини и Джованни «Нанни» Латилла, объявивших там о создании «народного правительства», чтобы подорвать политический и военный престиж RSI. Чтобы покончить с этим политическим экспериментом партизан, были направлены подразделения противопартизанской группы «ардити», бронетанковая группа «Леонесса», «Черная бригада» «Атер Капелли», из состава 10-й флотилии MAS в операции участвовали батальон «Фульмине», батальон «Лупо» и артиллерийская группа «Сан-Джоржио». Батальон «Фульмине» принял лишь незначительное участие во взятии Альбы, фактически только блокируя населенный пункт. Поэтому Карло было особо нечего рассказать об этой операции:

- Нам не пришлось делать практически ничего. Но один маро из нашего батальона – Серджио Франки из 1-й роты – попал на мину на своем грузовике и погиб. Помню, как партизаны бежали из деревни и попадали прямо в наши руки. Но мы их отпускали, дав хорошего пинка под зад на прощание.

Об окончании пребывания в Турине пишет Зарини:

«Наверное, самым восхитительным было возвращение в Локану, местные жители приветствовали нас с большой радостью и выражали сожаление, что мы остаемся так ненадолго. Святой отец Казимиро Канепа отслужил мессу в нашем лагере, и после полудня мы вернулись в Турин, усталые и немного грустные».

14 ноября батальон «Фульмине» был направлен в Конельяно Венето, ближе к восточным территориям, которым уже угрожала югославская армия маршала Тито.

Глава 17

- Мы погрузились на грузовики в 07:00 в полном боевом снаряжении, но в Милан выехали только в 12:00. Оттуда предстоял долгий и опасный путь на Конельяно – почти 40 часов по разрушенным дорогам, через обрушившиеся мосты, под налетами вражеской авиации и под угрозой партизанских засад. Кроме того, наши грузовики, перегруженные людьми и оружием, часто останавливались из-за неисправностей, так что девиз нашего батальона «Scatto, Travolgo, Vinco» мы в шутку переделали в «Scatto, Scendo, Spingo» (атакую, слезаю, толкаю). Наконец утром 16 ноября мы прибыли в Конельяно и разместились в казармах явно лучше тех, что были в Турине, с большим плацом, просторными спальными помещениями и туалетами, достойными европейской страны, - вспоминает Карло.

Целью перевода батальона «Фульмине» на восток было обеспечить безопасность восточных территорий Фриули и Венеция Джулия, которым угрожала аннексия со стороны Югославии и политика немецких оккупационных властей, проводивших насильственную германизацию региона. Кроме того, предстояло решить серьезную проблему: В Восточной Карнии между сентябрем и октябрем 1944 Итальянская Социальная Республика потеряла контроль над частью территории, и уже пошли слухи о «свободной партизанской республике» со столицей в Ампеццо. Ситуация оставалась сложной даже после решительного вмешательства немецких войск и казаков, особенно в свете того факта, что югославские коммунисты не скрывали своего желания завоевать итальянскую территорию до реки Тальяменто. Батальон «Фульмине» вместе с другими итальянскими, а также немецкими и казачьими войсками, ожидал приказа пересечь границу Венеции Джулии с целью изгнать оставшихся партизан с территории Карнии к северу от Порденоне.

25 ноября батальон прибыл в Маньяго, где находился штаб, а после был направлен в Медуно вместе с батальоном «Валанга» - другой частью 10-й флотилии MAS, состоявшей по большей части из альпийских стрелков. На следующий день батальон беспрепятственно занял Топпо и Травезио у входа в долину Валь-Трамонтина. Из Травезио батальон направился на север, имея целью занять Клаузетто. Здесь произошел первый настоящий бой этой операции.

Зарини пишет:

«Пройдя Прафорте, мы попали под сильный огонь противника. Немедленно отреагировав мощной контратакой, мы уничтожили много вражеских огневых точек и блокировали противнику путь к отступлению. После этого партизаны сдались. Немцы тоже сражались, но мы свою задачу выполнили самостоятельно».

Немного дальше в его рукописи:

«Мы не понесли потерь в предыдущих боях и продолжали продвигаться в этот сектор. Были еще перестрелки, но лишь незначительные, иногда мы прикрывали огнем выдвижение других частей. В районе Клаузетто наступление остановилось: даже немцы, которые вели там бой три дня, не смогли захватить позиции противника. Морские пехотинцы батальона «Фульмине» быстрой атакой привели к решающему успеху – к вечеру деревня была взята».

Карло приводит слова Витторио Креа:

«Как обычно, мы решили исход боя быстрой атакой всем батальоном. Необходимо было захватить позиции, удерживаемые югославскими и итальянскими партизанами. Одну из них мы назвали «Ослиное седло». Она находилась на возвышенности около 300 метров и господствовала над плато, находившимся внизу. Это была классическая позиция, о которых говорили, что один пулемет на ней может остановить наступление целого полка. И действительно так и получилось. Мы наступали под пулеметным огнем, пока наши минометчики, действуя очень эффективно, подавили вражеские пулеметы. Огонь противника прекратился, и 1-я и 2-я роты заняли высоту раньше нас».

Следующей целью был населенный пункт Кампоне, который удалось взять, лишь поднявшись по опасным горным тропам при очень неблагоприятных погодных условиях – внезапно началась ледяная буря, и каждый шаг по скользким камням был рискованным. Взятие Кампоне описывает Кальчинелли, записи которого переводит для меня Карло:

«В авангарде колонны наступало отделение Нандо Мусси. Мы поднялись на вершину горы, господствовавшей над деревней, окутанной утренним туманом. На площади под северным склоном перед церковью возвышалась колокольня, почти на уровне вершины горы. Нандо был явно встревожен положением, в котором мы оказались. Спуск к деревне был опасным, легко было поскользнуться, и мы все время находились бы на виду у противника. Использовать два наших пулемета сразу, как батарею, было невозможно. Снова, как и в предыдущий день, вокруг засвистели пули – стреляли с колокольни. Партизаны с их «Маузерами» не были особенно хорошими стрелками, но мы на склоне были слишком легкой мишенью, и поэтому мы получили приказ не наступать и найти укрытия – не стоило слишком испытывать судьбу. Сержант Аттилио Самбугаро, отличный стрелок, превосходивший всех нас, попросил Парелло разрешить ему установить его пулемет (8-мм «Бреда Мод. 37») на вершине, слева от позиции отделения Мусси. Первая очередь Самбугаро была такой точной, что колокола на башне зазвенели. Пулеметный огонь явно охладил пыл партизан, они прекратили стрелять, и вскоре отступили из деревни».

Карло вспоминает:

- Когда два наших взвода стали подниматься на вершину (один по правому склону, другой по левому), я был в арьергарде вместе с Парелло. Услышав первые выстрелы, Парелло послал меня установить связь с отделением Самбугаро. К счастью, я достиг вершины невредимым, и смог передать приказ открыть максимально плотный огонь на подавление.

2 декабря настала очередь трех населенных пунктов Трамонти (Верхнее, Среднее и Нижнее), которые были заняты без сопротивления со стороны партизан. Тогда же в первый раз «добровольцы Франции» встретились с казаками, наступавшими в авангарде немецких войск. Я попросил Карло рассказать о его впечатлении об этих людях, пришедших с далекого Дона.

- К сожалению, тот маленький отряд казаков, с которым мы встретились, больше занимался грабежами, чем борьбой с партизанами. Но обычно, казаки, служившие в Карнии, вели себя хорошо. Много раз, даже после войны, я слышал от местных жителей только добрые слова о них. Я помню их форму, особенно меховые шапки, и густые черные усы, и их лошадей, с которыми они никогда не расставались. Они возили с собой свои семьи и небогатые пожитки. Они были вольными людьми, воинами из русских степей, искавшими свободы. В конце войны они были насильственно выданы Советскому Союзу по приказу Черчилля, и казнены Сталиным.

Операции в Валь-Трамонтине закончились 4 декабря, батальон «Фульмине» возвратился в Маньяго. В этих операциях «добровольцы Франции» не понесли потерь убитыми и тяжело раненными. Партизанам из бригады «Осоппо» был нанесен сильный удар, они потеряли много оружия и продовольствия, из-за чего не могли активно действовать в течение зимы. Из Маньяго проводилось только патрулирование близлежащих деревень в поисках оружия. 14 декабря батальон вернулся в Конельяно. Тогда при налете авиации союзников в казармах был убит один морской пехотинец.

Глава 18

Успешно завершив операции в Карнии, Боргезе, наконец, получил приказ направить части 10-й флотилии в Венецию Джулию. Его морские пехотинцы услышали эту новость с радостью – наконец-то настоящий враг, угрожающий территориальной целостности Италии. К Триесту, Истрии, Фиуме и Далмации у 10-й флотилии MAS было особое отношение, тем более, когда им угрожало вторжение югославских партизан. Необходимо снова сделать небольшое отступление, чтобы рассмотреть, что связывало Венецию Джулию с 10-й флотилией.

Одной из основных целей князя Боргезе после 8 сентября 1943 была защиты восточных итальянских территорий и от политического вмешательства Германии и от угрозы захвата югославскими коммунистами. После капитуляции Италии немцы объединили провинции Удине, Гориция, Триесте, Пола, Фиуме и Лубиана в так называемую «оперативную зону побережья Адриатики» под управлением гауляйтера Фридриха Райнера. Этим провинциям, формально отделенным от остальной оккупированной Италии, угрожали политические амбиции Райнера, который, назначая австрийских чиновников и пытаясь возродить «Габсбургский миф», намеревался интегрировать эти итальянские территории в состав Третьего Рейха в случае победы Германии, или – в случае ее поражения – в состав воссозданной Австрии. Югославские коммунисты также намеревались вооруженной силой аннексировать итальянские восточные территории, уже рассматривая их как часть будущей Югославии под властью Тито. В свете всего этого к концу войны были установлены контакты между 10-й флотилией MAS и представителями итальянского королевского правительства с целью разработать общий план обороны региона Венеция Джулия. Согласно этому плану, солдаты Боргезе должны были занять восточную границу и в случае ожидаемого коллапса германского фронта сдержать наступление югославских партизан до прибытия англо-американских войск или итальянской королевской армии. Однако эти секретные переговоры не привели к конкретным результатам из-за англо-американского вето, и Боргезе решил действовать самостоятельно, что противоречило в том числе и политическим директивам его немецких союзников. 20 декабря 1944 батальон «Фульмине» был направлен в Горицию.

Зарини описывает прибытие туда:

«Мы прибыли в Горицию в 16:30 и разместились в очень хороших казармах с удобными спальными помещениями на каждое отделение. Унтер-офицеры располагались вместе с солдатами, а для офицеров были отдельные комнаты. Тем же вечером наш командир Парелло сообщил нам, что на следующий день батальон приступит к выполнению боевой задачи. Готовилась крупномасштабная операция против партизанской армии Тито, наступление под названием Adler Aktion (операция «Орел»), имевшее целью разгром 9-го Словенского корпуса, или, как минимум, нанесение ему тяжелых потерь. Партизаны Тито полностью контролировали территорию к востоку от Гориции, между плато Байнзицца, лесом Тарнова и рекой Идрия, и из этого района нападали на итальянские позиции и немецкие патрули. Этот район был покрыт густым лесом и представлял собой очень удобное место для партизан и возможной высадки англо-американских парашютистов. Скрывавшиеся в нем крупные силы партизан представляли постоянную угрозу для Гориции и Триесте. План, разработанный немцами, чтобы покончить с этой «партизанской зоной», был сложным, но выполнимым, по крайней мере, на бумаге. Десять колонн итальянских и немецких войск, а также славянских коллаборационистов атакуют с разных направлений 9-й корпус и вытеснят его на открытую местность, где окружат и уничтожат. 10-й флотилии MAS была назначена наиболее опасная зона операции – к северу, между Байнзиццей и лесом Тарнова, логовом партизан. В Гориции для участия в операции кроме батальона «Фульмине» были собраны батальон «Сагиттарио», батальон «Барбариго», батальон «Фреччия», батальон пловцов-парашютистов (Nuotatori Paracadutisti) и артиллерийская группа «Сан-Джорджио». К югу должны были действовать два полицейских полка СС и подразделения славянских коллаборационистов: сербские четники, словенские домобранцы и хорватские усташи».

- Этот план мог показаться не таким уж трудным для тех, кто придумывал его в штабах, но как только мы начали продвигаться в леса, то сразу поняли, что опасность могла таиться где угодно. Кроме того, стояла холодная и снежная зима, - рассказывает Карло.

Он пригласил меня на следующий день посетить памятное мероприятие в честь годовщины сражения у Тарновы. Я с радостью принял приглашение.

Лучано Бертолини, "талисман" 3-й роты "добровольцев Франции".

Турин, казармы на улице Верди. Слева Карло Альфредо Пандзараса, справа Гаэтано Скарано.

Турин 28 октября 1944, подготовка к параду в честь годовщины Марша на Рим.

Турин 29 октября 1944, церемония вручения знамен и наград. Присутствуют официальные лица Итальянской Социальной Республики. Офицер справа - капитан 2-го ранга (бывший подполковник) Луиджи Каралло, заместитель командира 10-й флотилии MAS. Женщины слева - сестра капитана Каралло и жена лейтенанта Орру.

Доброволец Паоло Вескови, брат погибшего Вальтера Вескови, получает знамя 3-й роты. Справа от него доброволец Тициано Фиорезе (убит в бою у Тарновы в январе 1945)

Доброволец Фолько Перна получает Военный Крест за операцию в Кавардзере.

Турин 29 октября 1944. Техника батальона "Фульмине" на Пьяцца Кастелло, в том числе импровизированный бронеавтомобиль.

Священник Казимиро Канепа, капеллан батальона "Фульмине".

Глава 19

На следующий день я встал рано и пришел к гаражу рядом с домом Карло, где стоял его сияющий черный «Мерседес». Бора вернулась и дула со всей силой, окутывая город морозом. С неба падали снежинки – верный признак, что погода в долине Гориции не будет к нам благосклонна.

- Как тогда, зимой 1944, - улыбается Карло.

Мы быстро выехали на провинциальную дорогу, связывавшую Триесте с Горицией, и проходившей по местам сражений Первой Мировой Войны. Места с выразительными именами, ставшие частью нашей исторической памяти: Добердо-дель-Лаго, Сан-Мартино-дель-Карсо, Монте-Сан-Микеле – читаешь на дорожных знаках по пути. Эта поездка – словно прыжок в прошлое. Такое впечатление возникает еще и потому, что местность вокруг кажется будто застывшей во времени, с высокими кипарисами по обочинам дороги, немногочисленными маленькими деревнями и заметными кое-где развалинами.

При переезде через реку Випакко, разлившуюся от сильных дождей, Карло ненадолго останавливается на правом берегу.

- Здесь, в паре миль дальше, в 1944 занимал позиции альпийский полк «Тальяменто» в большом укрепленном лагере у Монтеспино. Тогда, летом 1944, его солдаты отразили многочисленные ожесточенные атаки 9-го Словенского корпуса армии Тито, не позволив окружить Горицию с юга. Они сопротивлялись очень упорно, в том числе в своих изолированных гарнизонах на реках Изонцо и Баччиа. Столь же храбро сражался в том же районе, особенно на железнодорожной линии Тольмино-Пьедиколле берсальерский батальон «Муссолини». Вместе с полком «милиции территориальной обороны» это были единственные итальянские войска, защищавшие итальянскую территорию, находившуюся в опасной близости к партизанским районам у границы. В том числе и по этой причине, когда мы прибыли в Горицию в декабре 1944, население тепло приветствовало нас. Кроме символического значения, присутствие частей 10-й флотилии MAS несколько уравновешивало присутствие большого числа подразделений славянских коллаборационистов, также вызывавших беспокойство у населения.

Примечание автора: альпийский полк «Тальяменто» был сформирован в сентябре 1943 в городе Удине под названием «полк фриульских добровольцев Тальяменто», альпийским же стал называться в апреле 1944. Полк состоял из трех батальонов: 1-й «Изонцо», 2-й «Випакко» и 3-й «Натисоне», в нем служили альпийские стрелки и берсальеры. Полк «Тальяменто» сдался новозеландским войскам 30 апреля 1945, после долгой обороны дороги на Удине от югославской армии Тито. Вместе с ним против югославов сражались итальянские партизаны (не коммунисты) из бригады «Осоппо».

1-й добровольческий берсальерский батальон «Муссолини» был сформирован в Вероне в сентябре 1943 и состоял из пяти линейных рот и вспомогательных подразделений. Батальон сыграл важную роль в отражении наступления 9-го Словенского корпуса.

Продолжив путь, мы вскоре прибыли в Горицию, где ожидали встретить боевых товарищей Карло и молодых людей вроде меня, пожелавших окунуться в прошлое и узнать больше об этих героических и трагических событиях от тех, кто непосредственно в них участвовал. Присутствующих оказалось мало из-за пронизывающего холода и обледенелых дорог, по которым было опасно подниматься на плато за городом.

- Завтра, - говорит Карло, - нас будет больше.

Колонна машин, поднимаясь по дороге, движется вдоль реки Изонцо, оставляя город позади. С нами в машине, укрывшись от непогоды в комфортабельном салоне «Мерседеса», едет еще один человек из Триесте. Его зовут Умберто Скьявон, 1927 года рождения, он служил в батальоне «Барбариго» и тоже участвовал в операции «Орел». Он рассказывает мне много интересных подробностей о боях в Венеции Джулии. Мы направляемся в Санта-Лючию, тем же путем на север, которым двигался батальон «Фульмине» в декабре 1944. Целью его были деревни Баччиа, Слаппе и Трибусса-Инфериоре, находившиеся в центре территории, контролируемой партизанами Тито. На южном направлении действовали батальоны «Барбариго», «Сагиттарио» и батальон пловцов-парашютистов, они имели задачу занять Кьяповано и соединиться с батальоном «Фульмине» у Трибуссы-Инфериоре. По крайней мере, такой был план.

Операция началась 19 декабря, батальон «Барбариго» продвинулся в долину Кьяповано и занял этот маленький городок. Спустя два дня батальон «Фульмине» выдвинулся по направлению к Санта-Лючии, а батальон «Сагиттарио» к Тарнове.

Скьявон рассказал мне о трагическом эпизоде, серьезно повлиявшем на проведение операции:

- 21 декабря в ходе патрулирования на дороге Локавицца-Кьяповано мы обнаружили труп Луиджи Каралло, заместителя командира 10-й флотилии MAS. Он стал жертвой засады – машину, в которой он ехал, расстреляли партизаны. Они украли его вещи и обмундирование, в знак презрения затянули пояс на его шее. Вместе с вещами были захвачены и планы операции, что, несомненно, дало большое преимущество партизанам.

На некоторое время Умберто Скьявон замолкает и смотрит в окно машины, словно инстинктивно пытаясь разглядеть угрозу в заросших лесом долинах, которые когда-то были столь опасными.

- Сведения о том, что планы операции попали в руки противника, серьезно замедлили, а кое-где и вовсе остановили продвижение немецких войск и славянских коллаборационистов. Только подразделения 10-й флотилии MAS, проявляя храбрость и хладнокровие, продолжали выполнять задачу.

21 декабря батальон «Фульмине» прибыл на грузовиках в Санта-Лючию, после этого пешим маршем достиг Баччии, где его приветствовали солдаты батальона «Муссолини», оборонявшие там последние позиции. После этого батальон «Фульмине» вошел на территорию, контролируемую партизанами Тито. Продвигаясь по долине реки Идрия, морские пехотинцы прибыли в деревню Слаппе, где 1-я и 3-я роты батальона остановились лагерем, а 2-я продолжила движение к расположенной поблизости деревне Трибусса-Инфериоре. «Добровольцы Франции» заняли три самых высоких дома в деревне, а у остальных разобрали крыши, чтобы иметь лучший обзор местности вокруг.

Зарини пишет:

«Путь к указанным целям оказался дольше, чем ожидалось, из-за препятствий и опасностей. Мосты оказались взорваны, дорога разрушена и уставлена заграждениями, которые мы были вынуждены обходить. Все вокруг было заминировано».

В районе явно присутствовали партизаны. На следующее утро два взвода «добровольцев Франции» сменили 2-ю роту в Трибуссе-Инфериоре. Зарини описывает прибытие в этот населенный пункт:

«После быстрого марша, несмотря на трудный путь, мы вошли в Трибуссу-Инфериоре, не встретив сопротивления. Деревня была почти пустой, полуразрушенной и явно пострадала от пожаров. Хотя вокруг все было тихо, мы сохраняли бдительность, прислушиваясь к каждому движению в лесу, и помня, как опасен этот район, и как легко в нем может скрыться враг».

- В Трибуссе, - вспоминает Карло, - осталось лишь несколько стариков, женщин и детей. Пока мы разведывали местность вокруг деревни, кто-то сумел сделать барбекю в доме без крыши. Заметив клубы пепла, поднимавшиеся к небу, мы с ужасом обнаружили, что холмы, окружавшие деревню, заняты партизанами, готовыми содрать с нас кожу. Мы бросились назад, а маро из деревни прикрывали нас пулеметным огнем из окна.

Вечером мы соединились с остальными силами батальона в Слаппе. После этого последовала недолгая перестрелка наших патрулей с партизанами. До того момента не было значительных боев с 9-м Словенским корпусом, но ситуация быстро становилась угрожающей. Фактически партизаны остановили наступление немцев и славянских коллаборационистов с юга, и, зная наши планы, сосредоточили все силы против частей 10-й флотилии MAS.

К тому времени мы с Карло проехали Санта-Лючию и направлялись в долину реки Идрия. Перед нами открылся прекрасный вид на долину, заросшую лесом и покрытую снегом – начался сильный снегопад. В том числе и поэтому мы решили осторожно ехать вперед, не останавливаясь.

Глава 20

Карло сейчас большую часть времени молчал, сосредоточившись на управлении машиной, вести которую стало труднее из-за снегопада, и оглядывал знакомую местность, пробуждавшую в нем столько воспоминаний. Наконец он решил высказать свои соображения относительно операции «Орел»:

- Те, кто разрабатывал планы этого наступления, явно не были знакомы с двумя ключевыми факторами успеха любой военной операции: силы противника и его территория. Что касается территории, тут все очевидно: только оглянитесь вокруг, и вы увидите, как легко могли партизаны из верхней части долин, спускающихся к рекам Изонцо, Баччии и Идрии, наблюдать за нашим продвижением и организовать хорошо подготовленные засады. Относительно же сил противника, немецкое командование явно недооценило как их численность, так и их упорство и агрессивность. После начального затишья разразилась настоящая буря.

Карло был прав. 23 декабря батальон «Барбариго» подвергся ожесточенным атакам противника у Кьяповано, и только помощь батальона пловцов-парашютистов помогла вырваться из ловушки. Батальон «Сагиттарио», наступавший на Казале Немчи и Локуа, оказался под сильным огнем партизан, но все же смог захватить оба населенных пункта. Батальон «Фульмине» в то время оставался в Слаппе, продолжая патрулировать местность вокруг деревни. Через некоторое взвод «добровольцев Франции» снова был направлен в Трибуссу-Инфериоре. Они добрались туда без помех, и, войдя в деревню, обнаружили ее абсолютно покинутой – исчезли даже те немногочисленные жители, что оставались там раньше. Это был плохой знак. Вскоре по «добровольцам Франции» был открыт сильный пулеметный огонь откуда-то сверху, и они укрылись в холмах за деревней. Одно отделение 1-й роты, пытавшееся укрыться в покинутом доме, оказалось отрезанным и попало в ловушку. Командир батальона Орру, осознавая серьезность ситуации, направил на помощь остальные взводы 1-й роты и минометы 2-й роты. Отделение «добровольцев Франции», патрулировавшее холмы на левом берегу реки Идрия, также вмешалось в бой – по своей инициативе.

Зарини об этом пишет:

«Внезапно мы решили прийти на помощь нашим. Инстинктивно, действуя без всякого приказа, как один человек, мы спустились с холмов и стали продвигаться по тропе туда, где шел бой, чтобы помочь товарищам. Мы услышали первые выстрелы 81-мм минометов 2-й роты. Если началась эта музыка, дела пойдут к лучшему, и настала наша очередь проявить себя. С энтузиазмом мы вступили в бой и стали обстреливать из всего своего оружия позиции партизан».

Партизаны 9-го корпуса, столкнувшись с сильным сопротивлением, стали отступать, а части батальона «Фульмине», после спасения своих товарищей, окруженных в Трибуссе, быстро вернулись в Слаппе. «Добровольцы Франции» с вершины гряды холмов наблюдали за их возвращением.

На этот раз опасности удалось избежать, но Джузеппе Орру был ранен, и ему пришлось покинуть батальон, кроме того, морские пехотинцы потеряли двух человек убитыми.

24 декабря наступил канун Рождества. Воспоминания о нем особенно дороги Карло. Мы к тому времени уже проехали место боя батальона «Фульмине» и направлялись к позициям, которые занимали другие батальоны 10-й флотилии MAS.

Карло рассказывает:

- Утром после обычной разведки места боя, который мы вели предыдущим днем, мы стали готовиться к празднованию Рождества вместе со священником Казимиро Канепой, который и в бою сопровождал нас. Мы срубили небольшую елку и за неимением елочных игрушек украсили ее гранатами и патронами. В Рождественскую ночь мы уселись вокруг елки, на которой блестели медные патроны и красные гранаты «Баллила», и начали петь и молиться. Снова наши мысли обратились к нашим далеким семьям во Франции, от которых мы уже много месяцев не получали никаких вестей. При воспоминаниях о том, как мы когда-то праздновали Рождество дома, нас охватывала грусть. Я чуть не заплакал, вспоминая, как мы отмечали Рождество в Париже, и чем больше я думал об этом, тем больше задумывался, доведется ли мне еще когда-нибудь праздновать Рождество… И внезапно в полночь, нас атаковали партизаны.

- Позорный поступок, осквернивший самую святую ночь года! – эмоционально восклицает Скьявон. Он явно человек импульсивный и открытый, в отличие от Карло. Ему тоже пришлось тогда через многое пройти и есть много что рассказать.

- Хотя партизаны имели некоторый эффект внезапности, интенсивность их огня начала снижаться по мере того, как наш ответный огонь усиливался, и наконец они прекратили стрелять. Следующим утром мы направили несколько патрулей на разведку, и они нашли на снегу следы нападения партизан: отпечатки обуви, стреляные гильзы и кровь – явный признак, что мы кого-то ранили.

Партизаны, вероятно, провели эту ночную атаку, чтобы отвлечь и связать боем батальон «Фульмине», и выиграть время, чтобы передислоцировать свои подразделения. Морским пехотинцам в Слаппе было ясно, что партизаны хорошо вооружены и решительно настроены, явно имеют численное превосходство и готовят в этом районе что-то важное. Это действительно было так. Тем же утром батальон «Сагиттарио» в Казале Немчи был окружен целой бригадой партизан из 9-го корпуса. Батальон продержался в осаде более восьми часов, пока не был деблокирован решительными действиями батальона пловцов-парашютистов и артиллерийской группы «Сан-Джорджио». Угрозы уничтожения и на этот раз удалось избежать. Зная об усилении присутствия партизан в районе, маро батальона «Фульмине» в Слаппе усилили патрули и стали укреплять стратегически важные пункты в долине. В ходе одного патрулирования 28 декабря смешанный патруль из морских пехотинцев 1-й и 3-й рот наткнулся на позиции противника.

Зарини пишет:

«Недалеко от Трибуссы сержант Самбугаро заметил позицию противника, развернул наш пулемет – 8-мм «Бреда Мод. 37» и сделал пару коротких очередей. Вероятно, он попал в какие-то боеприпасы, на позиции партизан, к нашему удивлению, раздался сильный взрыв. На некоторое время установилась почти полная тишина. А потом партизаны открыли дьявольски мощный огонь».

Маро из 1-й роты, оказавшись под столь сильным обстрелом, отступили, и какое-то время на огонь партизан отвечали только «добровольцы Франции». На помощь им подтянулись другие патрули, и ответным огнем все же заставили партизан отступить.

- Если бы Самбугаро, наш лучший пулеметчик, не заметил бы противника и не добился случайно столь удачного попадания, мы бы попали в засаду, и наверняка многие из нас были бы убиты. Югославские партизаны, в отличие от тех, с которыми мы сражались в Карнии и Пьемонте, были настоящими бойцами. Они не только нападали внезапно из засад, но и часто искали открытого боя, мотивируемые желанием прогнать итальянцев и немцев с территорий, которые они считали своими, - добавляет Карло, прежде чем рассказать о завершении операции «Орел».

- 29 декабря все подразделения 10-й флотилии MAS, задействованные в этой операции, соединились у Слаппе. На следующий день мы вернулись в Санта-Лючию, а потом направились в Канале-д’Изонцо, откуда частью поездом, частью на грузовиках, возвратились в Горицию.

Глава 21

Операция «Орел» завершилась 30 декабря 1944 нерешительными результатами. Задержки и сложности, с которыми столкнулись на южном направлении немецкие войска и подразделения славянских коллаборационистов, сделали безрезультатными успешные действия 10-й флотилии MAS на севере. Единственным ощутимым результатом было усиление некоторых стратегически важных позиций в районе Гориции. 9-й Словенский Корпус, несмотря на некоторые потери, вышел из этого боя более сильным, особенно с точки зрения морального духа его бойцов, и готовился нанести решительный удар с целью сокрушить любое итальянское сопротивление на пути к Гориции.

Начало нового 1945 года морские пехотинцы встретили, проводя патрулирование – была получена информация, что в районе Айдуссины произойдет важная встреча итальянских и словенских партизан. Кроме того, появилась возможность, что «добровольцы Франции» станут полноценным батальоном.

Карло рассказывает:

- До нас дошли слухи, что около четырех сотен итальянских добровольцев из южной Франции прибыли в Италию, и из них сформирован батальон «Ницца», направленный в подчинение Республиканской Национальной Гвардии. Это была отличная возможность для нас забрать этих добровольцев к себе и сформировать наконец батальон «Лонгобардо», что предполагалось сделать еще в Бордо. И вот 5 января наш командир лейтенант Парелло, Нандо Мусси, его брат Паоло Мусси и я отправились в Милан, в штаб 10-й флотилии MAS на площади Фиуме.

Казалось, наступил этот долгожданный момент. Через некоторое время Парелло и его спутники прибыли в Бергамо, где встретились с Эрнесто Маркьянди, инспектором фашистской партии за рубежом, который к тому времени стал генеральным инспектором труда. Потом они приехали в Милан, где встретились с известным журналистом Бруно Спампанато и даже участвовали в его радиопередаче «Радио Фанте». Также они встретились с капитаном Энцо Гросси, который был рад их снова видеть. Однако информация о батальоне «Ницца» была скудной и неясной.

Внезапный конец их поездке положили трагические известия, что батальон «Фульмине» окружен большими силами партизан на высотах у Гориции. Им пришлось срочно возвращаться назад, попрощавшись с мечтами о батальоне «Лонгобардо».

Когда Парелло уехал в Милан, батальон «Фульмине» получил приказ выдвигаться в Тарнову – последний итальянский опорный пункт на пути в Горицию, расположенный на территории, контролируемой партизанами из 9-го Словенского корпуса. Тарнова – небольшая изолированная деревня на лесистом плато, с которого легко контролировать равнину Гориции. Из главного города района Изонцо в нее можно попасть по неровной и извилистой дороге, проходящей среди густого леса. Тарнова могла служить удобной базой для партизан, с которой можно было атаковать Горицию.

Сейчас Тарнова принадлежит Словении, и именно туда мы едем. Карло останавливает «Мерседес» перед старой церковью на возвышенности. Снег покрывает все вокруг. Ледяной ветер пронизывает даже сквозь теплую одежду. Преодолевая его порывы, мы идем по обледенелой дороге. Небольшая толпа людей, собравшихся перед церковью, теперь направляется к деревне, впереди идут два главных свидетеля тех событий: Карло Корика из 1-й роты и Марио Савино из 2-й роты. Оба они с остальными солдатами батальона «Фульмине» были тогда в Тарнове в ледяном январе 1945. Благодаря их захватывающим воспоминаниям, а также благодаря тому, что местность вокруг почти не изменилась с того времени, я будто сам переживаю историю, рассказываемую ими.

Утром 9 января батальон «Фульмине» покинул казармы Салькано и направился в Тарнову. Всего в батальоне было 214 человек, а также 4 радиооператора из батальона «Фреччия». Они ехали на открытых грузовиках, готовые быстро вступить в бой в случае засады. По пути издалека слышались выстрелы – явный признак присутствия партизан. К полудню батальон «Фульмине» благополучно прибыл в Тарнову, где сменил батальон «Валанга» и артиллерийскую группу «Сан-Джорджио», которые должны были вернуться в Горицию на тех же грузовиках. Артиллеристы забрали с собой свои четыре 75-мм гаубицы «Шкода». Это была ошибка, за которую батальону «Фульмине» предстояло дорого заплатить. По прибытии офицеры батальона проинспектировали имевшиеся в Тарнове оборонительные сооружения: 5 временных бункеров в развалинах домов и неглубокая траншея образовывали единственный оборонительный периметр вокруг деревни, в центре которой размещался штаб и дома, где жили солдаты. Центр защищали еще 7 временных бункеров. Роты были немедленно распределены по позициям. «Добровольцам Франции» доверили оборонять западный сектор, поблизости от церкви. В отсутствие Парелло, уехавшего в Милан, 3-й ротой командовал его заместитель мичман Луиджи Вернэ. Он приказал поставить пулеметы «Бреда Мод. 37» в бункерах, за кладбищенской оградой и в амбаре. Чтобы хоть как-то компенсировать отсутствие артиллерии, была натянута колючая проволока и установлены мины. Но из-за сильного холода они оказались неэффективны. Тем временем возникла еще одна проблема, о которой пишет Зарини:

«Еще одну большую проблему представляли жители деревни. Они нуждались в помощи и защите. И мы со своей стороны сделали для них все возможное – и насколько возможно. Даже в плане снабжения продуктами эти люди по большей части зависели от нас».

И здесь партизаны отобрали у мирных жителей почти все. В деревне остались только старики, женщины и дети, все взрослые мужчины были мобилизованы в 9-й Словенский корпус. И снова бойцы 10-й флотилии MAS должны были заботиться о мирном населении – на этот раз словенском, фактически помогая семьям своих врагов.

Морские пехотинцы начали проводить разведку и патрулирование вокруг деревни, чтобы проверить настойчивость противника и ознакомиться с местностью. Также это должно было продемонстрировать противнику присутствие в районе свежих и хорошо мотивированных войск. В первые несколько дней не происходило ничего особенного, кроме пары небольших перестрелок, но уже 12 января ситуация начала меняться к худшему.

Зарини пишет:

«В тот день мы выполняли свои обычные задачи, но что-то изменилось – у противника явно наблюдалось какое-то движение. Наши дальние патрули подвергались сильному обстрелу из автоматического оружия. Особенно напряженной была перестрелка на дороге к Казале Немчи. Мы отвечали сильным огнем, были направлены отделения поддержки. Перестрелки обычно длились не очень долго, но были частыми и очень интенсивными».

На следующий день патруль «добровольцев Франции» вышел из деревни с целью поискать продовольствие. Рассказывая об этом событиии, Карло обращается к рукописи Кальчинелли:

«Мы организовали фуражирский патруль. Как всегда, главной силой нашей маленькой экспедиции стал 2-й взвод «добровольцев Франции», усиленный парой отделений из 3-го взвода и легким 45-мм минометом. Командиром группы стал лейтенант Вальбуса, который командовал 1-м взводом. Также с нами был сержант Самбугаро со своим грозным пулеметом. Для продуктов мы взяли с собой длинную и низкую словенскую тележку, в которую при необходимости можно запрягать лошадь, но лошадей в Тарнове не было».

Спустя полчаса патруль попал под сильный обстрел. Клаудио Убиццо был ранен разрывной пулей в руку, и его положили на тележку. Лейтенант Вальбуса выпустил белую ракету, запрашивая помощь, и на противника обрушился огонь 81-мм минометов. Из Тарновы быстро подошли подкрепления, и патруль смог благополучно вернуться. Партизаны явно подняли ставки, это был признак, что назревает что-то важное. В последующие дни интенсивность перестрелок вокруг деревни усилилась, и выстрелы уже достигали бункеров оборонительного периметра. У противника появилось и тяжелое оружие.

Это ухудшение ситуации описывает Зарини:

«Сначала все было как раньше, потом мы столкнулись с очень неприятным фактом: нам перестали подвозить снабжение. Возникло пугающее подозрение, что дорога перерезана. Мы направили патрули, чтобы выяснить это, но они попали под сильный обстрел, едва покинув периметр. Вечером вышли другие патрули, и также попали под обстрел. Сомнений не было: партизаны пытаются окружить нас. Мы не знали, насколько велики силы противника, знали только, что их достаточно, чтобы окружить нас, судя по масштабам их маневров».

Зарини был прав в своей оценке ситуации. Фактически весь 9-й Словенский корпус был задействован в хорошо спланированной широкомасштабной операции по окружению итальянского гарнизона в Тарнове и последующему его уничтожению. Все дороги были перерезаны, чтобы предотвратить подход итальянских подкреплений. Финальный штурм Тарновы должна была провести опытная бригада «Сречко Косовел» (19-я словенская), имевшая в своем составе около тысячи бойцов - в 5 раз больше окруженных итальянцев. Этот план не оставлял окруженным никакой возможности спастись.

18 января ситуация значительно ухудшилась. Батальоном «Фульмине» командовал лейтенант Элео Бини, заменивший раненого Орру. Обеспокоенный усилением партизанской активности вокруг Тарновы, он запросил подкрепления из Гориции. К несчастью из-за сильного холода (-15 Сo) радиосвязь работала плохо, и просьба о подкреплениях не была получена в Гориции. К тому времени морские пехотинцы батальона «Фульмине» уже ожидали худшего. Вечером началась сильная снежная буря, заметавшая бункеры и затруднившая связь между секторами обороны. Однако, боевой дух был по-прежнему высок.

Утром начался штурм.

Глава 22

Пятница 19 января 1945. Примерно в 05:40 вокруг Тарновы развезся ад.

На деревню стали падать первые минометные снаряды, и почти одновременно по всему оборонительному периметру партизаны открыли огонь из всего своего оружия. Они были очень близко, и вопили, словно одержимые дьяволом. Зарини, находившийся в одном из передовых бункеров в секторе 3-й роты, одним из первых попал под огонь. Его записи позволяют понять динамику боя:

«Это хорошо подготовленная атака, полномасштабный штурм, имеющий целью опрокинуть нас и захватить наши позиции. Они явно хотят уничтожить нас сразу, или, по крайней мере, именно это они и пытаются сделать. Но мы были готовы, им не удалось застать нас врасплох. Мы намерены держаться до последнего и дорого продать свои жизни. Сначала мы отвечали огнем, стреляя в темноте почти вслепую, но позже стало ясно, что мы не сможем поддерживать тот же темп огня долго – у нас кончатся боеприпасы. Прежде чем наступил рассвет, три бункера были захвачены партизанами, но мы все же успешно отразили две атаки. Наконец, позже утром мы все-таки сумели связаться по радио со штабом в Гориции и запросили помощи».

Зарини подводит итог радиопереговоров со штабом:

«Нам направлены подкрепления и приказано удерживать позиции любой ценой. Ставки куда выше, чем кажется. Партизаны не ограничатся захватом Тарновы, их цели включают Горицию, Монфальконе и Триест».

После полудня орудия бригады «Сречко Косовел» прекратили огонь, возможно, у них кончились боеприпасы, или они были выведены из строя огнем итальянских минометов. С наступлением темноты интенсивность огня противника резко снизилась. Ночью на Тарнову опустился туман, предоставивший итальянцам возможность вернуть некоторые позиции, ранее оставленные. Но партизаны также воспользовались преимуществом темноты и ранним утром 20 января начали новую решительную атаку, прорвавшую внешний оборонительный периметр итальянцев: это было начало кризиса. Бойцы батальона «Фульмине» были вынуждены отступать к центру Тарновы, им приходилось баррикадироваться на верхних этажах домов, а нижние этажи минировать и разрушать лестницы. Попасть в руки врага означало умереть ужасной смертью. В течение дня были один за другим захвачены все остальные бункеры, и большая часть деревни уже находилась в руках партизан. Потери убитыми и ранеными с обеих сторон были высоки. По радио пришло сообщение, что части, направленные на помощь батальону «Фульмине» столкнулись с сильным сопротивлением партизан на дороге, и вынуждены вернуться в Горицию.

Зарини продолжает:

«Учитывая сложившуюся ситуацию, мы получили приказ отступить и перегруппироваться в центре деревни у штаба батальона, заняв подготовленные там позиции, чтобы организовать более компактную линию обороны. К сожалению, этот маневр был выполнен не лучшим образом. Используя слабость и растянутость внешнего периметра, словенцы в нескольких пунктах прорвались в деревню. Одно отделение из 3-го взвода «добровольцев Франции» под командованием мичмана Вальбусы не смогло отступить и было отрезано. Наши усилия помочь им ни к чему не привели – мы не успели подойти к их позиции, как бойцы отделения были частью убиты, частью взяты в плен. Мичман Вальбуса предпочел застрелиться, чтобы не попасть в плен к партизанам. Словенцы пытались заставить пленных убедить и нас сдаться, но мои храбрые товарищи по-французски кричали нам, чтобы мы не верили партизанам, и продолжали сражаться до конца. Я больше никогда их не видел, ни живых, ни мертвых».

В сумерках выжившие морские пехотинцы продолжали сопротивление, но они не могли продержаться в центре деревни больше 5-6 часов. Противник использовал зажигательные гранаты, от которых легко загорались деревянные постройки. Лейтенант Бини, зная, что у батальона кончаются боеприпасы, а подкрепления не смогут прибыть скоро, наконец, получил разрешение из штаба в Гориции покинуть деревню. Это неминуемо означало бросить в ней наиболее тяжело раненых. В полночь все уцелевшие бойцы батальона «Фульмине» должны были собраться в штабном бункере. Некоторые отделения не смогли прибыть в штаб. Возможно, приказ не дошел до них, или они были уже отрезаны противником. Для них единственной возможностью оставалось отчаянное сопротивление до последнего бойца.

Попытка прорвать окружение и выйти из деревни была предпринята ранним утром 21 января. Зарини пишет:

«После нескольких попыток мы наконец смогли вырваться благодаря отчаянной храбрости одного маро из «добровольцев Франции», который смог подорвать захваченный словенцами бункер на нашем пути к спасению. Этого храброго солдата звали Темистокле Котини. Мы вместе подготовили бомбу, а он, хладнокровно подобравшись близко, метко забросил ее в бункер».

Смертоносный МГ-42, стрелявший из бункера, был нейтрализован, и морские пехотинцы могли прорваться к лесу. Уцелевшие итальянцы, замаскировавшись белыми простынями, чтобы слиться со снегом, сумели незаметно покинуть центр деревни и добраться до густого леса, окружавшего Тарнову, теперь охваченную огнем. Слишком поздно партизаны заметили, что противника в деревне нет, и не смогли организовать преследование.

Тем временем кольцо осады вокруг Тарновы начало разваливаться: к итальянцам наконец прибыли подкрепления из Гориции. Батальоны «Барбариго» и «Сагиттарио» отбили у противника горы Сан-Габриэле и Сан-Даниэле. Колонна батальона «Валанга» при поддержке немецкого полицейского батальона прорвала ослабленные позиции партизан к югу от Тарновы и с первыми лучами солнца прорвалась к Тарнове, освободив последних осажденных солдат, которые продолжали героически оборонять свои позиции.

Тем же утром выжившие морские пехотинцы батальона «Фульмине», вырвавшиеся из котла, добрались до немецкого блокпоста в районе Гаргаро, там их погрузили на грузовики и доставили в Горицию.

Зарини пишет:

«В Гориции мы узнали, что Тарнова отбита храбрыми бойцами батальона «Валанга» и немецкого полицейского батальона. Увы, мы также узнали, что в Тарнове были найдены трупы наших тяжело раненых товарищей, которых пришлось оставить при отступлении. Прежде чем отступить из Тарновы, партизаны убили их всех. Их тела были просто изрешечены пулями. Партизаны убили и радиооператоров, которые оставались на своих постах до конца, героически исполняя свой долг. К счастью, есть и хорошие новости: 35 человек из 2-й роты под командованием мичмана Минервини, оставшиеся отрезанными в деревне, были найдены живыми, и сейчас возвращаются в Горицию. За героизм при обороне Тарновы батальон «Фульмине» представлен к Серебряной Медали за воинскую доблесть.

В приказе объявлено:

Батальон «Фульмине» 10-й флотилии MAS численностью 214 человек, выполнявший обязанности гарнизона важного опорного пункта на пути славянских банд Тито, был внезапно атакован крупными силами противника – более 2000 человек с автоматическим и тяжелым оружием. Три дня и три ночи батальон сражался, оказывая героическое сопротивление многократно превосходящим силам врага. Героизм его солдат и самопожертвование многих из них спасли итальянский город от славянской оккупации и снова покрыли славой – перед лицом врага, союзников и нашего народа – доблесть итальянского солдата.

Тарнова-делла-Сельва, 19-20-21 января 1945».

Глава 23

Бой, завершившийся в Тарнове, был очень кровопролитным вследствие особенного упорства и решимости атакующих и обороняющихся. По той же причине этот бой был мифологизирован обеими сторонами, которые соответственно давали ему разные оценки и интерпретации. Здесь мы приведем оценки, основанные только на неопровержимых фактах. Батальон «Фульмине» потерял 86 человек убитыми и 56 тяжело ранеными. Югославы никогда не приводили официальных или хотя бы сколько-нибудь достоверных данных по своим потерям. Итальянский гарнизон к концу боя был фактически уничтожен, но его ожесточенное сопротивление преградило путь к Гориции 9-му Словенскому корпусу, который после боя был настолько ослаблен, что отступил за плато Байнзицца. Захват партизанами Тито столицы региона Изонцо не только осложнил бы для Италии вопрос о границах на мирных переговорах, но имел бы следствием куда большее количество «пропавших без вести» итальянских граждан.

Примечание автора: в мае 1945, когда армия Тито вошла в Горицию, в городе было два военных госпиталя. Из этих госпиталей исчезли сотни людей, партизаны перевезли их в Словению и там убили. Также были убиты многие очень молодые служащие полиции, захваченные в Айдуссине и Випульциано.

Следы этого боя были заметны в деревне даже спустя много лет. Мы дошли до южной окраины Тарновы, где до сих пор стоял дом, в котором забаррикадировались последние добровольцы, продолжая оказывать отчаянное сопротивление. Эти морские пехотинцы под командованием мичмана Антонио Минервини не смогли отступить вместе с остальными выжившими. Стены дома до сих пор усеяны выбоинами от пуль. Защитники этого «редута Минервини» уже собирались взорвать его вместе с собой, когда на помощь им подошел батальон «Валанга». Лучше было совершить самоубийство, чем попасть живыми в руки такого врага как югославские партизаны. Страх попасть живыми в руки партизан постоянно заметен в рассказах двух выживших участников боя. Известно, что мичман Роберто Вальбуса, ранее служивший в итальянской королевской армии и ставший свидетелем жестокостей войны на Балканах, предпочел застрелиться, чтобы не попасть в плен. Другие добровольцы, когда у них кончались боеприпасы, бросались в последнюю штыковую атаку, чтобы найти быструю и героическую смерть.

Пройдя обратно к церкви, мы подошли к так называемому «дому священника», где еще одна группа морских пехотинцев под командованием суб-лейтенанта Стефано Балассы смогла продержаться до прибытия помощи. Прямо за ним остались руины лазарета, где тяжелораненые, которые не смогли покинуть деревню, были расстреляны партизанами. Из них каким-то чудом остался в живых Бенито Лоренци, будущий игрок миланского «Интера». В молчании мы подходим к ограде кладбища, где были убиты итальянские солдаты, захваченные в плен в конце боя. Один из них, связист Стефано Риццо из батальона «Фреччия», смог пережить не только расстрел, но даже контрольный выстрел в голову. Столь же удивительным образом остался в живых другой маро – Оттавио Баракко, о котором Карло рассказал следующее:

- Он даже не получил контрольный выстрел в голову, настолько мертвым он казался. После войны он рассказал мне, что когда он лежал на снегу, притворяясь мертвым, один партизан даже снял с него ботинки и не заметил, что он жив. На войне случается и такое.

Перед кладбищенской оградой находился бункер, который оборонял Марио Савино. Сейчас, когда спустя много лет после этого боя он пришел сюда, его воспоминания все так же свежи. Потом мы поднимаемся на небольшой холм, тогда обозначавшийся как «Высота 813», на котором находился самый удаленный бункер, вероятно, первый захваченный партизанами. Сейчас на нем большая мраморная плита, на которой выбиты имена югославских партизан, погибших в этом районе. Тысячи имен, по их количеству можно понять ожесточенность боев вокруг Гориции в 1941-45. С вершины холма можно разглядеть Горицию. Югославские партизаны вошли в город только в мае 1945, благодаря героической обороне батальона «Фульмине».

Глава 24

В сумерках мы вернулись в Горицию и устроились в отеле, уже много лет принимавшем ветеранов 10-й флотилии MAS, (которых часто сопровождали их родственники) приезжавшие сюда на памятные мероприятия. Тепло большого обеденного зала в ресторане отеля позволило забыть о холоде Тарновы, а несколько стаканов вина коллио помогли нам быстрее согреться. Присутствовало около двадцати ветеранов, они сидели вместе за большим столом, пили и веселились, казалось, они гораздо моложе, чем были на самом деле. Этот прыжок в прошлое так омолодил их; на какое-то время все недуги старости были забыты. Когда праздничный ужин подошел к концу, мы с Карло перешли в курительную комнату (хотя, к счастью, оба не курили), где за стаканом бренди он завершил рассказ о событиях в Гориции. Ветераны и другие гости уже разошлись по своим номерам, но Карло, похоже, не беспокоился, что завтра придется рано вставать.

22 января 1945 все выжившие бойцы батальона «Фульмине» прибыли в Горицию, раненые были отправлены в местный госпиталь. Рота «добровольцев Франции» потеряла убитыми и пропавшими без вести 10 человек: Альберто Досиа, Эудженио Дзекка, Тициано Фиорезе, Паскуале Педоне, Антонио Розене, Микеле Карраро, Луиджи Казини, Балилла Пьери, Роберто Вальбуса и Доменико Веррандо.

27 января неожиданно пришел приказ о переводе в Конельяно: гауляйтер Райнер все-таки настоял на своем и добился удаления частей 10-й флотилии MAS с подчиненной ему территории. Официальная церемония прощания с городом, при защите которого погибло столько морских пехотинцев, состоялась на следующий день, маро 10-й флотилии прошли парадным маршем по улицам Гориции. Командир батальона «Барбариго» лейтенант Джулио Ченчетти описывает выживших героев Тарновы:

«Я помню до сих пор, и буду помнить, пока живу, бойцов славного батальона «Фульмине». Спокойный лейтенант Орру, только что выздоровевший после ранения, стоит в центре строя. Офицеры неподвижны, словно статуи. Бледные лица морских пехотинцев выражают твердую решимость. Их форма разорвана пулями и осколками, у многих запачкана пятнами того темного цвета, который бывает, когда пытаешься смыть пятна крови с серо-зеленой ткани. Потому что даже если ты вернулся из ада боя, нельзя идти на парад в грязной форме. Прошу прощения, что не могу вспомнить имя одного офицера, стоявшего в строю. Обе его руки были забинтованы, но при боевом кличе «Decima!» он с гримасой боли пытался поднять правую руку в традиционном салюте».

Части 10-й флотилии MAS, пройдя парадным маршем, построились в центральном городском парке, где раньше стоял монумент итальянским солдатам, погибшим в Первой Мировой Войне, несколько месяцев назад его взорвали югославские партизаны – но по другим данным это сделали славянские коллаборационисты. На руинах монумента солдаты батальона «Муссолини» установили плакат с надписью: «Вы не сможете уничтожить итальянский характер Гориции, разрушая памятники тем, кто погиб за свободу Италии».

После войны этот парк стал местом проведения памятных мероприятий ветеранов боя у Тарновы. Мы пришли в парк рано утром, там собрались сотни людей. Ветераны 10-й флотилии MAS несут знамена своих частей. Карло гордо держит знамя «добровольцев Франции», Скьявон несет знамя батальона «Барбариго». Девиз «Мы те, кто мы есть» вышит на нем под изображением крылатого льва. Процессия останавливается у развалин монумента, где вице-мэр Гориции с трехцветной лентой поверх костюма выступает с речью о подвиге батальона «Фульмине». Сегодня, спустя столько лет, этот подвиг признан официально.

Мы делаем еще одну остановку у другого монумента - в память о 665 гражданах Гориции, пропавших во время оккупации города армией Тито в мае 1945. После этого процессия идет на кладбище, к памятнику бойцам 10-й флотилии MAS, поставленному на средства ветеранов – в том числе Карло – в 1991. Церемония завершается дружеским обедом в менее официальной обстановке, и ветераны снова предаются своим воспоминаниям. Я помню, как сияли их глаза – свидетельство жизненной силы, укрепленной страданиями войны и послевоенными лишениями. Этот дух едва ли можно найти в нынешнем поколении, выросшем в сытости и благополучии. После завершения тостов и речей Карло готов вернуться в Триесте. Мы садимся в «Мерседес», и он жмет на газ. По пути назад, пока я все еще размышляю об этих двух днях встреч и воспоминаний, Карло продолжает рассказывать свою историю.

Глава 25

«После кровавых боев в районе Гориции мы снова возвращаемся в Конельяно Венето и оказываемся в тех же казармах. Первое впечатление – что казармы словно стали больше. Или это потому, что нас осталось так мало?»

Так мрачно комментирует Зарини возвращение в Конельяно. Бой у Тарновы оставил глубокий след в душах бойцов батальона «Фульмине», и не только потому, что так много их товарищей погибли там. Что-то сломалось внутри – и потому, что пришлось бросить в Тарнове тяжело раненых, что оказалось для них смертным приговором. И потому, что приказ об отступлении был получен не всеми, и некоторые из их товарищей остались там на верную смерть. 5 февраля колонна добровольцев из батальона «Фульмине» снова направилась в Тарнову, чтобы забрать тела погибших. Карло также добровольно вызвался участвовать в этой миссии, испытывая глубокое чувство вины за то, что не был тогда вместе с батальоном и не участвовал в бою. Это чувство вины не дает ему покоя до сих пор, и когда он говорит, мне кажется, что отчасти он хотел бы погибнуть вместе со своими товарищами. Но, к счастью, он остался жив, чтобы сохранить память о павших.

- Некоторые наши убитые товарищи были похоронены под снегом солдатами из батальона «Валанга», насколько это было возможно в перерывах между боями. Мы осторожно откопали их, благодаря снегу они почти не были затронуты разложением. После этого мы стали искать среди руин тела тех, кто не был похоронен. Наконец между траншеями и бункерами и рядом с кладбищем мы нашли еще несколько мертвых тел, некоторые из них были ужасно изуродованы. Они уже раздулись, и опознать их было трудно. Всего мы погрузили на грузовики 36 тел. Остальные 50 найти не удалось. Может быть, их взяли в плен? Мы стали спрашивать у жителей деревни, переживших бой. Они сказали, что просили партизан не убивать нескольких пленных итальянских солдат, но их не слушали. Скорее всего, братской могилой наших товарищей стала ближайшая фойба, - печально рассказывает Карло.

Примечание автора: фойба – карстовый провал, вертикальная пещера, типичная для гор Истрии. В конце Второй Мировой Войны и сразу после нее югославские партизаны, оккупировавшие Истрию и проводившие этническую чистку, бросали в фойбы тысячи итальянцев, как пленных солдат, так и мирных жителей, мертвых и живых.

14 февраля 1945 в Конельяно были проведены торжественные похороны. Снова фотографии Карло запечатлели эти последние почести погибшим в Тарнове. 36 гробов, накрытых итальянскими флагами, были вынесены из казарм. По обочинам дороги стояли морские пехотинцы 10-й флотилии и местные жители. В церкви святой отец Казимиро Канепа провел похоронную службу, вознеся молитвы и за 50 пропавших бойцов, каждого из которых он знал. Павшие были похоронены в уголке кладбища Конельяно. Несколько лет спустя, когда чья-то подлая рука осквернила их могилы, нашелся и добрый человек, который поставил плакат с надписью: «Не спрашивайте кто я – лишь эхо на ветру – я итальянский солдат – и ныне обрел мир».

Тем временем для солдат батальона «Фульмине» настало время отпусков. Кто-то из них мог съездить домой, «добровольцы Франции», у которых не было родственников в Италии, остались в казармах, но некоторые из них поехали в Турин, где завели знакомства с местными девушками.

3 марта батальон «Фульмине» был переведен из Конельяно (все больше подвергавшегося налетам вражеской авиации) в район Виченцы: 1-я и 3-я роты в Карре, а 2-я в Кьюппано.

- Время, проведенное в Карре, было довольно спокойным, и мы смогли отдохнуть от испытаний, перенесенных в Венеции Джулии. После первоначального столкновения с партизанами, которые во время комендантского часа безуспешно пытались разоружить нашего часового, последовал период спокойствия. Отношения с местными жителями были дружественными, мы, как всегда, помогали им продуктами и деньгами. С партизанами у нас установилось своего рода перемирие: мы могли спокойно ходить по городу и окрестностям без оружия, и, в свою очередь, позволяли партизанам, которые днем уходили в горы, по ночам возвращаться к своим семьям. Однажды мы как-то даже сыграли с ними футбольный матч, который, к сожалению, проиграли со счетом 4:3. Мы не только отдыхали, но и проводили учения, в том числе освоили применение «панцерфаустов», в ожидании скорой отправки на фронт в район По, чтобы противостоять наступлению американских и канадских войск, - вспоминает Карло.

Тогда же, чтобы компенсировать нехватку сержантов, пришел приказ шести рядовым маро из «добровольцев Франции» присвоить сержантские звания. Лейтенант Парелло выбрал Нандо Мусси, Стефано Зарини, Темистокле Котини, Ренато Арнольди, Луиджи Астидоро и Роберто Боно.

Но в начале апреля обстановка в Карре стала меняться. Партизаны-коммунисты, недовольные дружественным отношением местных жителей к батальону «Фульмине», решили напасть на морских пехотинцев, чтобы спровоцировать неизбежные ответные действия, которые должны были вызвать враждебность местных жителей. Лейтенант Парелло чудом уцелел в первой засаде: когда он ехал на кабриолете, ему едва не оторвало голову проволокой, предательски растянутой поперек дороги. Доброволец Джованни Боначина был обстрелян, когда находился на кухне школы, переоборудованной в казарму, но остался невредим. Карло Томмази из роты управления не повезло: когда он ехал на велосипеде из Карре в Тиене, к нему приблизились партизаны, маскируясь под мирных жителей, и застрелили его в упор.

Лейтенант Орру несколько раз предлагал местным жителям выдать виновных в убийстве, но это ни к чему не привело. Все хранили молчание. Тогда он подготовил военный трибунал для суда над пятью ранее пойманными партизанами. Парелло был председателем и добился вынесения смертного приговора всем пятерым. За это после войны партизаны заочно приговорили его к смерти, но ему удалось избежать ареста до объявления всеобщей амнистии. Пять осужденных просили принять их в армию RSI и отправить на фронт против американцев, но 8 апреля на рассвете все они были казнены.

По этому поводу в рукописи Кальчинелли есть одна фраза, написанная не по-французски, как все остальное, а по-итальянски:

«Мы так и не попали на фронт из-за таких, как они, которые стреляли нам в спину!»

«Мерседес» выезжает на дорогу вдоль побережья, которая приведет нас прямо в Триесте, перед нами открывается прекрасный вид на залив, хотя и несколько мрачный из-за боры.

Карло говорит:

- Так партизаны-коммунисты добились того, чего хотели, расчетливо принеся в жертву пятерых своих людей. Население стало враждебно относиться к нам, и рано или поздно это должно было вылиться в открытый конфликт. Меры безопасности были резко усилены, мы теперь ходили только группами и всегда были вооружены. В тавернах мы всегда садились спиной к стене. Но мы вовсе не хотели таких перемен, и в них не было нашей вины. Спустя несколько лет после войны мне по работе пришлось побывать в Карре, и я узнал, что партизан, ответственный за убийство Томмази, был изгнан из деревни. Жители считали его морально виновным за смерть этих пятерых бедняг.

Гориция, декабрь 1944. Словенские домобранцы готовятся к операции «Орел» (Adler Aktion).

Гориция, январь 1945. Похороны солдат погибших в операции «Орел».

Лейтенант Парелло, остановка по дороге в Милан, 5 января 1945

9 января 1945. Патруль морских пехотинцев батальона «Фульмине» в лесу Тарновы.

Тарнова, вид на церковь незадолго до боя.

Тарнова, январь 1945. Один из импровизированных бункеров внешнего периметра обороны.

Тарнова. Доброволец Роберто Боно с ручным пулеметом «Бреда Мод.30»

Тарнова, 22 января 1945. Выжившие «редута Минервини» после боя.

Глава 26

Прошло несколько дней после нашей поездки в Тарнову, и я снова пришел в дом Карло. Он пригласил меня на обед. Я принес с собой бутылку вишневого ликера Sangue Morlacco фирмы «Луксардо» (той же, что производит мараскин). Этот ликер особенно любили добровольцы, участвовавшие в экспедиции Габриэле Д’Аннунцио в Фиуме в 1919. А такое название (буквально «кровь морлаха») дал ликеру сам Д’Аннунцио за его темно-красный цвет. Я надеялся порадовать Карло подарком с таким особенным значением. И он действительно был рад, не только смыслу подарка, но и содержимому бутылки. История о «добровольцах Франции» подходила к концу.

В конце апреля 1945 немецкий фронт в Италии рухнул. Американские войска прорвали последнюю линию обороны на реке По и вышли на Венецианскую равнину. Немцы отступали в беспорядке, пытаясь добраться до альпийских перевалов и через них до Германии, а партизаны нападали на отступающие колонны.

- Партизаны не следовали старой мудрости, что надо выстраивать отступающему противнику золотой мост. Напротив, они постоянно обстреливали немецкие войска, - говорит Карло, убежденный, что множества ненужных жертв в эти последние дни войны можно было избежать, если бы партизаны позволили немцам отступить спокойно.

После развала фронта все части 10-й флотилии MAS были собраны в Венето, готовясь к последнему бою. Тревогу вызывали не столько американцы, сколько партизаны. По этой причине Боргезе хотел, чтобы его люди оставались вместе до конца, занимая круговую оборону.

Карло рассказывает:

- 24 апреля пришел приказ о передислокации в Тиене, где мы должны были соединиться с остальными частями 10-й флотилии. Мы забрали со складов все припасы и погрузили их на грузовики. По городу бродили какие-то странные люди, но они не пытались мешать нам. С холмов за городом наблюдали партизаны, ожидая, когда мы уйдем, чтобы занять Карре.

25 апреля 1945 в Северной Италии началось всеобщее антифашистское восстание. На следующий день Боргезе был освобожден от командования 10-й флотилией. Настало время добиваться приемлемых условий капитуляции. Тогда же вечером батальон «Фульмине» последний раз участвовал в операции по приказу генерала Джузеппе Коррадо, исполняющего обязанности командира 10-й флотилии MAS.

Кальчинелли пишет:

«Вечером 26 апреля из Карре позвонил функционер фашистской партии (gerarca), обеспокоенный присутствием группы вооруженных людей недалеко от его дома в холмах у Кьюппано. Батальон «Фульмине» выдвинулся туда поздно ночью. Как всегда, разведка, охранение, мрачная атмосфера, темнота. Снова война. Батальон действовал как хорошо отлаженный механизм. Эвакуация фашистского чиновника и его семьи прошла без боевых столкновений. Противника не было, хотя наблюдалось какое-то подозрительное движение на наших флангах».

27 апреля батальон был направлен в Тиене, и недалеко оттуда, в Дзульяно, состоялась первая встреча между генералом Коррадо и Ренато «Сильва» Николусси, командиром партизанской бригады «Мученики Гранеццы».

10-я флотилия не хотела сражаться с итальянскими партизанами без крайней необходимости, но некоторые ее офицеры намеревались достигнуть наступающих американцев и сражаться с ними до конца, если потребуется.

Карло рассказывает:

- Мы прибыли в Тиене, и обнаружили, что городок покинут. На всякий случай мы выставили часовых, а сержант Самбугаро поставил свой пулемет на крыше школы. Конечно, мы не собирались сдаваться партизанам. Орру требовал, чтобы мы вступили в последний бой с американцами, потому что это был бы единственный достойный конец для нас, единственный способ почтить наших погибших товарищей.

Но это оказалось невозможно. Вскоре стало ясно, что единственная возможность – договориться с партизанами, добившись приемлемых условий капитуляции. Особенно это касалось «добровольцев Франции», оказавшихся так далеко от своего дома и своих семей. Генерал Коррадо собрал на импровизированный военный совет всех командиров батальонов, и представил им вариант соглашения, ранее достигнутого с партизанами. Единственным пунктом из него, вызвавшим возражения, стала сдача оружия. Кроме того, что это было опасно, это было сочтено позорным. Орру настаивал, чтобы морские пехотинцы заняли укрепленный пункт в горах в близлежащем регионе Трентино (подобно тому, как Муссолини собирался обороняться в Вальтеллине). Из-за конфликта мнений совет зашел в тупик, и генерал Коррадо предоставил каждому офицеру свободу выбора. Лейтенант Парелло, воспользовавшись этой свободой, решил лично войти в контакт с партизанами, чтобы добиться безопасного выхода для своих людей.

Карло вспоминает:

- Наш командир в сопровождении добровольцев Нандо Мусси и Экклезиано Лаццарина встретился с партизанами в сарае на окраине городка и вступил в переговоры. Он воспользовался тем, что у него ранее были контакты с теми же партизанами, которые, к счастью для нас, не были коммунистами, и добился от них обещания позволить нам уйти, если мы сложим оружие. Так, вынув затворы, мы сдали свои винтовки и пулеметы в обмен на обещание отпустить нас. Потом начался поиск гражданской одежды, ее в городке нашлось множество, и нам было из чего выбрать, чтобы выглядеть как мирные жители. Было 28 апреля, мы получили письменные разрешения на выход, и официально война для нас закончилась.

Отпуская своих солдат, Парелло назначил встречу в Виченце 29 апреля для последнего прощания и выплаты последнего жалованья. После этого «добровольцы Франции» разделились на группы по 2-3 человека, и каждый стал искать свой путь к спасению.

Глава 27

Пока главные силы батальона «Фульмине» следовали на север, «добровольцы Франции» направились в Виченцу. Пропуски, выданные партизанами, однако, не всегда помогали. Некоторых морских пехотинцев останавливали на партизанских блокпостах, и иногда расстреливали.

Карло вспоминает:

- По пути к Виченце я иногда слышал на дороге выстрелы: несомненно, это расстреливали кого-то из наших или из другой части. Со мной шли Джованни Боначина и Амос Кальчинелли. Джованни был высоким блондином с голубыми глазами и даже шрамом на щеке – по виду настоящий немец. Эту картину отлично дополнял его сильный иностранный акцент и ботинки немецкого парашютиста, которые он носил. Снова и снова я думал, что на первом же блокпосту нас примут за немцев, пытающихся скрыться, и немедленно расстреляют. К счастью, этого не случилось. Нам всегда удавалось убедить партизан, что мы французские пленные из австрийского концлагеря. Мы быстро дошли до Виченцы, но в назначенное для встречи на площади время Парелло не пришел. Тем временем на площади начинался парад партизан и американских войск, стали собираться горожане, и наше присутствие начало привлекать внимание. Тогда мы решили идти дальше. Только тогда мы поняли, что это такое, когда на тебя охотятся.

Для «добровольцев Франции» начинался трудный путь к спасению, в то время как остальные солдаты батальона «Фульмине», не добравшись до Трентино, сдались американцам.

Каждому из добровольцев пришлось спасаться самому, разыскивая дальних родственников или друзей, и прося у них убежища. Необходимо было также подумать и о своих менее удачливых товарищах, у которых никого не было в Италии.

Карло вспоминает:

- Я решил добраться до своего дяди в Гарласко, и взял с собой в это опасное путешествие Боначину и Кальчинелли. Мы направились в Бергамо, потом в Павию, и, наконец, добрались до Гарласко. По дороге всюду стояли блокпосты с колоритными личностями в самых разнообразных вариантах военной формы. Несомненно, это были «партизаны последнего часа», желавшие таким образом заслужить свое место в истории. Один из них, обыскивая нас, нащупал под моим свитером фотоаппарат, и, приняв его за оружие, чуть не застрелил меня. Еще одна опасная ситуация возникла, когда мы только покинули Виченцу. Хозяин одной таверны узнал нас и приветствовал римским салютом и криком «Decima!», желая сделать нам приятное. К счастью, никто вокруг не обратил на это внимание – все были заняты тем, что пили и праздновали конец войны. В Бергамо мы из газет узнали о смерти Муссолини. В Орио мы зашли в один дом попросить еды, и увидели на кухне обедающих американских солдат. Мы получили одно яйцо на троих и скорее ушли. Через некоторое время нас догнал грузовик, полный партизан, на подножке которого стоял американский офицер – один из тех, кого мы видели в доме. Только его вмешательство спасло нас от расстрела – он поверил нашей истории, что мы французские пленные, возвращающиеся из Клагенфурта. Когда мы пришли в деревню, то несколько дней скрывались в сарае у дяди Боначины – хоть он и был коммунистом, но позволил нам там спрятаться. После этого я и Кальчинелли наконец добрались до Гарласко, и в доме моего дяди нашли убежище в те дни яростной мести, бушевавшей по всей Италии.

Другие добровольцы, как, например, Ренато Арнольди и Темистокле Котини, не зная, что делать дальше, предпочли сдаться американцам, надеясь, что им позволят служить в новой итальянской армии. Но их ждало суровое тюремное заключение. Всего около двадцати добровольцев были арестованы и помещены в лагерь для фашистских военных преступников в Кольтано недалеко от Пизы. Среди них братья Рускони, Боначина и Катини. Через несколько месяцев их выпустили, но, не имея средств к существованию, они были вынуждены стать грабителями.

О всех остальных «добровольцах Франции» было тогда почти ничего неизвестно. Те, кому повезло, через какое-то время после войны встретились со своими товарищами во Франции или в Италии. Но многие пропали бесследно.

- Мы ничего не знаем о многих наших товарищах, но не обязательно потому, что их убили в те дни мести. Наверняка были среди них те, кто предпочел забыть о прошлом и начать новую жизнь, оправдывая свой тогдашний выбор опрометчивой ошибкой молодости, - говорит Карло.

Были и те, кто пытался пересечь границу и вернуться во Францию, к своим семьям.

Единственным способом сделать это было пройти через Вентимилью и скрытно проникнуть на французскую территорию, следуя указаниям местных контрабандистов, за которые еще нужно было заплатить. Используя наземные маршруты контрабандистов и морские пути рыбаков-браконьеров, некоторые из добровольцев сумели проникнуть через все еще закрытую границу Франции и вернуться к своим родным. Но это возвращение было отмечено болью и горечью. Вернувшиеся добровольцы узнали, что на их семьи обрушилась жестокая месть французов: избиения, насилия над женщинами, разорение домов и разграбление имущества.

- К счастью, мой отец успел спрятать ценности и большую часть вещей в другом месте. Так что когда пришли французы, желавшие «наказать» мою семью за мой выбор службы и замужество моей сестры, они мало что смогли разграбить. Но мой отец был очень огорчен всем этим, особенно тем, что донесли на нас наши же соседи итальянцы, которые были нашими друзьями и даже состояли в фашистской партии. Он так полностью и не восстановился после этого, - рассказывает Карло.

Когда оргия кровавой мести прекратилась, жизнь уцелевших «добровольцев Франции» снова начала входить в нормальное русло, и впереди появилась надежда.

- В начале жизни в Гарласко мне приходилось жить с постоянным опасением, потому что однажды мне под окно даже положили маленький деревянный гроб, и часто я находил листовки, в которых обещали расправиться с фашистами, пережившими Апрельское восстание. Но потом все это понемногу прекратилось, и я снова начал жить как нормальный парень. По вечерам мы ходили на танцы или в местные кинотеатры. Наш городок славился своей ночной жизнью, привлекавшей даже горожан из Милана. Конечно, я старался держаться вместе с другими молодыми людьми, которые, как и я, служили в RSI, но на нас никто открыто не нападал. На самом деле, после войны все хотели скорее оставить позади страдания и лишения, и сосредоточиться на радости мирной жизни. И я с головой окунулся в эту новую радостную жизнь, - улыбаясь, говорит Карло.

Война осталась в прошлом, и с открытием французской границы появилась возможность возвращения домой для тех, кто нашел убежище в Италии у друзей и родственников. Но судьба еще готовила им сюрпризы.

Глава 28

Пришла пора перейти в столовую, где жена Карло накрыла стол. С большим удовольствием хозяин поведал, что в меню будут устрицы и шампанское, в лучших парижских традициях. После приличествующего аперитива – на этот раз джина – пока мы ждали основного блюда, Карло продолжал рассказывать свою историю, которая почти подошла к концу:

- В конце лета многие из нас решили перейти французскую границу, полагая, что Франция их простит. Но это далеко не всегда было так. Жан Тондан, французский гражданин, был арестован, и в полиции его побоями вынудили подписать пятилетний контракт на службу в Иностранном Легионе. Так он попал на войну в Индокитай. Подобное происходило и с многими другими ветеранами Второй Мировой Войны, которым не повезло носить форму проигравшей стороны. Луиджи Боначина, когда пришел обновить свое разрешение на жительство, был арестован и посажен в клетку, как поэт Эзра Паунд. Другим приходилось придумывать самые невероятные истории, чтобы избежать кары французской военной юстиции, и даже в лучшем случае, они отделывались побоями и несколькими неделями тюрьмы.

А Карло?

- Моя история тоже невероятна. В Гарласко я быстро нашел работу, потому что моим родственником был Карло Ринальдо Массерони, основатель фирмы «Ursus Gomma» и будущий президент «Интера», футбольного клуба Милана. Вскоре и мои родители переехали в Гарласко. После я поехал работать на Сардинию, а потом на побережье Лигурии. Там я встретил мою будущую первую жену Анну. Она была гражданкой Швейцарии, но жила в Монте-Карло, в Монако, поэтому мы решили переехать туда. Мы сняли квартиру и жили там некоторое время. Однажды к нам внезапно пришла моя теща, и сказала, что мне нужно срочно бежать, потому что французская жандармерия (имевшая юрисдикцию над княжеством Монако) собирается арестовать меня и припомнить мое военное прошлое. Я быстро собрал чемодан, и мы с женой сразу поехали в Сан-Ремо. Тогда я понял, что мое будущее неизбежно связано с Италией, закатал рукава и стал строить свою жизнь здесь.

После задумчивого молчания Карло с оттенком грусти сказал:

- Вот и вся история, - и залпом выпил свой бокал шампанского.

Так рассказ о «добровольцах Франции» подошел к концу. Карло вздохнул с облегчением: его воспоминания, его заметки, его документы позволили нам достоверно реконструировать военный путь добровольцев от Бордо до Венеции Джулии – ради чести Италии, как подчеркивает Карло.

Когда наступило время вишневого ликера, Карло сказал, что хотел бы продолжить свою работу по восстановлению исторической памяти: слишком много событий из жизни его поколения пребывают в постыдном забвении, или замалчиваются. Поэтому в эти дни нашей с ним работы он на волне энтузиазма купил на сбережения всей жизни студию в Триесте, в которой будут храниться все его многочисленные документы.

На этом я мог бы закончить свою работу, попросив Карло сделать заключительные выводы. Но вместо этого я предпочел меланхоличное молчание, ставшее словно венцом нашей исторической работы. Любые слова были бы излишни и разрушили бы атмосферу.

А потом я попрощался, пообещав вернуться в Триест и снова зайти к Карло, как только смогу – теперь уже лишь как друг.

На прощание Карло сказал:

- В эти дни я снова пережил свою молодость и словно вернул к жизни тех из нас, кто, увы, не дожил до конца войны. Это самое главное лично для меня в нашей работе.

По пути назад по узким улицам старого города в моей памяти всплывали лица героев нашей истории. Кого-то я знал только по фотографиям: Амос Кальчинелли, всегда веселый и улыбающийся; Стефано Зарини с его пронзительным взглядом. Выжившие участники боя за Тарнову: Умберто Скьявон с импульсивным характером и гривой седых волос; Марио Савино с хриплым голосом и душой бойца; Карло Корика, скромный человек с большим сердцем. И наконец Карло Альфредо Пандзараса с его незабываемым французско-итальянским акцентом: воплощенное благородство. Эта работа прежде всего посвящается им, верным стражам нашей исторической памяти.

Женщины из вспомогательного корпуса 10-й флотилии MAS. В верхнем ряду в центре капитан Феде Арно. В нижнем ряду третья справа – Карла Корбелла из батальона «Фульмине».

Награды и эмблемы Карло Альфредо Пандзарасы. Слева – Военный Крест, справа – Серебряная Медаль Итальянской Социальной Республики, между ними в центре – эмблема 10-й флотилии MAS , под ней эмблема батальона «Фульмине».

Эмблема батальона «Фульмине» 10-й флотилии MAS.

Эпилог

9 февраля 1992, Селла-ди-Гаргаро, Словения. Очень холодное и туманное утро, ледяная корка покрывает все вокруг. Вдоль стены местного кладбища идут три человека, стараясь не привлекать внимания прохожих. С восходом солнца туман рассеивается, и эти три силуэта становятся ясно видны: это Карло Альфредо Пандзараса, Бруно Кочианни и Джованни Прелли. Все они служили в вооруженных силах Итальянской Социальной Республики: первый в батальоне «Фульмине», второй в дивизии «Сан-Марко» и последний в батальоне «Сагиттарио». Что же они делают на словенском кладбище?

Несколько дней назад Кочианни, живший в Гориции, после многих лет поиска смог найти кое-какую информацию о массовом захоронении, в котором могли быть и останки итальянцев, погибших в бою у Тарновы: пленных, которых партизаны казнили при отступлении. Поговорив со словенцами – двумя бывшими офицерами югославских ВВС и бывшим офицером OZNA (тайной полиции Тито), Кочианни смог узнать у них тайну, хранившуюся почти 50 лет. После этого он связался со своими друзьями Пандзарасой и Прелли, сообщив им о своей находке и попросив приехать. Разумеется, они с энтузиазмом откликнулись.

В то холодное февральское утро сторож кладбища за щедрое вознаграждение в 100 000 итальянских лир указал предполагаемое место захоронения, и начал там копать, но не нашел ничего. На следующий день, в присутствии двух бывших югославских офицеров и получив еще 100 000 лир, сторож вспомнил, что в послевоенный период на кладбище была реконструкция, и останки находятся в другом месте. И вскоре действительно были выкопаны 6 черепов, находившихся странно далеко от остальных скелетов: признак того, что тела были обезглавлены. Кости были собраны в черные пластиковые мешки и погружены в багажник «Рено» одного из бывших офицеров. После этого быстрое возвращение через границу, под угрозой быть задержанными. Но все прошло хорошо.

Теперь было необходимо идентифицировать останки. Временно их спрятали в доме Кочианни, а Пандзараса и Прелли стали советоваться со своими товарищами по службе в 10-й флотилии MAS. Наконец после долгих поисков удалось установить принадлежность останков: Доменико Веррандо, Паскуале Педоне, Помпео Казалини, Микеле Карраро, Тициано Фиорезе и Альберто Досио. Все они были из 3-й роты «добровольцев Франции» батальона «Фульмине», взяты в плен в Тарнове и позже убиты в Самбассо. Их тела были ужасно изуродованы и обезглавлены. Для Карло это было потрясением: он служил вместе с ними в 3-й роте и до сих пор помнил их лица и радостные моменты молодости, проведенные вместе. Теперь от них остались лишь кости, ожидающие христианского захоронения. О них сообщили генералу Бенито Гавацце, главе ассоциации «Onorcaduti» из Редипульи, заботившейся о воинских захоронениях, но он не знал, что предпринять. Тем временем цинковые ящики с останками были спрятаны в доме юриста Эно Пасколи в Гориции, его жена Лилиана каждый день приносила к ним свежие цветы. Наконец было принято решение перенести останки в часовню военного мемориала в Редипулье и поместить их вместе с останками погибших в России.

Казалось, на этом история и закончится. Но как часто бывало с теми, кто воевал «не на той» стороне, и этим шести погибшим обрести мир удалось далеко не сразу. 4 ноября в Редипулью намеревался совершить визит президент Итальянской Республики Оскар Луиджи Скальфаро. Для бывшего председателя партизанского трибунала гробы с останками бойцов 10-й флотилии, накрытые итальянским флагом, стали бы чем-то вроде красной тряпки для быка. Кроме того, незаконное пересечение границы могло вызвать дипломатический инцидент с соседней Словенией. И останки исчезли из часовни. Их исчезновение заметил Карло, принявший их судьбу особенно близко к сердцу. Он позвонил Гавацце, но не получил никакого ответа. Потом Карло вспомнил, что на кладбище в Гориции – в склепе – похоронены другие погибшие солдаты Итальянской Социальной Республики. Он немедленно отправился туда вместе с Прелли и Кочианни, и в склепе с облегчением увидел эти цинковые ящики с костями его товарищей, наконец, нашедших упокоение в освященной христианской земле вместе с останками других погибших бойцов 10-й флотилии MAS. Генерал Гавацца на этот раз дал разрешение на официальное перезахоронение. И наконец в мае 1993 останки погибших добровольцев упокоились с миром. Карло смог оставить войну позади и примириться со своим прошлым. Возможно, даже рассказать о нем кому-то. Что, как мы знаем, он и сделал.