«Страсть под турецким небом»

Страсть под турецким небом (fb2) - Страсть под турецким небом [litres] 5729K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алиона Игоревна Хильт

Алиона Хильт Страсть под турецким небом

Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации П. Батановой

© Хильт А., 2018

©Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

***

С благодарностью и любовью посвящаю эту книгу сестре Дидем

От автора

Мое сердце скулит. Не болит, нет. Оно сжимается в маленький комочек и скулит, как щенок. Оставь меня, оставь, не надо, мне страшно… Лавина эмоций накрывает меня с головой, ладони потеют, чешутся косточки, там, под кожей, и мне кажется, что вот-вот, и я разорвусь на мелкие осколки воспоминаний. Мне кажется, вспоминать прошлое сродни мазохизму: тебе больно, но ты хочешь еще и еще, остановиться невозможно. Отматывая, словно киноленту, назад, я каждый раз прохожу через боль многих моментов… Нет, память не стирает все плохое, через плохое лежит путь к хорошему, и хорошего, конечно, больше… Но я не могу просто выбрать сцену и снова ее просмотреть, как в меню DVD-диска, мои воспоминания – это VHS-кассета, приходится перематывать и видеть все, что причиняло боль. Зачем я вспоминаю, если мне больно? Развитие находится за пределами зоны комфорта, и не только мое, но и ваше. В обрывках моей памяти вы находите отражение себя и своих мыслей, вместе со мной смеетесь, грустите, проказничаете… Где-то сочувствуете, где-то завидуете, но не остаетесь равнодушными. А если мне удалось невыдуманными историями задеть ваши чувства, значит, я не зря пишу. Значит, это кому-нибудь нужно. Люблю вас.

Глава 1 Алту

«Benimle evlenir misin?» («Выйдешь за меня?») – эти слова, да еще и на турецком, заставили мое сердце биться сильнее, грудь распирало от нехватки воздуха, а в глазах помутнело. Все внутри меня кричало: Да! Да! Да! Но я лишь опустила глаза и ответила: «Когда ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО этого захочешь, я скажу тебе «Да», но не сегодня». Он сгреб меня в охапку и пристально посмотрел в глаза: «Хорошо, котенок…»

Как же давно это было, а кажется, будто вчера! Перелистывая страницы дневника моей памяти, я помню каждую деталь. Говорят, что со временем все плохое забывается, пусть будет так, но я считаю, что в жизни у меня ничего плохого не было, зато она дала мне бесценный опыт и закалила характер. Но тогда, стоя под звездным турецким небом, я считала иначе…

Это было в 2004-м, мне было 17. Девушка из очень хорошей семьи, родившаяся в центре самого прекрасного города – Санкт-Петербурга, окончившая школу с медалью и проводившая вечера в художественной школе и Эрмитаже, а не с друзьями во дворе, вдруг решила, что ей во что бы то ни стало нужно поехать на практику в Турцию. Я тогда училась в туристическом колледже, и мое желание ехать на сезон работать спортивным аниматором вполне гармонично вписывалось в отчетный лист.

Турцию я нежно полюбила с первого взгляда, когда лет в десять впервые побывала в Стамбуле. Айя-София, продавцы чая в стеклянных стаканчиках, урчащий и ласковый язык, такой приятный ушам. Частичка моего сердца осталась тогда на Босфоре, где Европа соединяется с Азией, а теплый средиземноморский бриз дует в спину, принося запах жасмина и морской воды. А когда уже в более взрослом возрасте мы с родителями поехали в Анталию, я сказала себе, что обязательно вернусь сюда, но не туристом. Тем более я обменялась контактами и сдружилась с несколькими аниматорами из отеля. Знаете, как классно в анимации? Большая дружная команда, постоянное общение, активность на свежем воздухе! Они загорелые, спортивные, бодрые и веселые, на их лицах постоянно улыбки! Когда человек улыбается – это значит, что ему хорошо, иначе бы он не стал этого делать, правда ведь? За время работы аниматором можно научиться играть в интересные игры, попробовать себя на сцене, завести множество знакомств и подтянуть фигуру. Это не работа, а праздник, который всегда с тобой!

В том отеле, где я отдыхала, была очень дружная команда. Мне безумно понравилась Зухаль – загорелая крашеная блондинка в кучеряшках, она постоянно стояла на голове и карабкалась по столбам – пожар, а не девушка! У нее была потрясающая спортивная фигура, о какой можно только мечтать, и огромные улыбающиеся глаза! Я смотрела на нее, как на кумира, и хотела быть такой же. К слову сказать, от физкультуры у меня было пожизненное освобождение из-за артрита, но, познакомившись с Зухаль, я решила, что спортивная анимация – это то, что мне нужно!

На третьем курсе колледжа (а училась я на туризме и гостиничном хозяйстве) лучшим ученикам предлагали пройти стажировку за границей, это было прям ВАУ как круто, но среди предложенных стран в том году Турции не оказалось. Я бы была не я, если бы сказала «на «нет» и суда нет» и не сдалась. Франция, Китай или Германия меня совсем не интересовали. Я где-то в подсознании ощущала связь именно с Турцией. Меня тянуло туда. Сыграло ли решающую роль знакомство со Стамбулом когда-то давно или же поездка в Анталию позднее, не могу сказать, но именно эта страна стала для меня отчетливой идеей фикс. Хочу в Турцию, и все тут!

Весна, как всегда, не торопилась приходить в Петербург, холодный ветер, редкое солнышко… Я яростно искала возможности и контакты, чтобы сразу после экзаменов уехать на практику. Сначала сказала родителям, что практику организует колледж – всё же это гарантии безопасности и надежности предприятия. Но быстро поняла, что скрыть мою бурную деятельность невозможно. «Мам, я нашла фирму, которая занимается устройством на работу в Анталию…» Представляю себе, что почувствовала моя мама. По телевизору именно тогда только ленивый шоумен не обсуждал в своих программах, как и на какую «работу» попадают девушки в Турции и Египте. Но я упорно стояла на своем, и моя непоколебимая уверенность в том, что со мной такого точно не случится, помогли преодолеть родительские страхи. Я всегда была очень правильной девочкой, абсолютно все делала как надо. Я почему-то ни секунды не сомневалась, что смогу все предусмотреть и постоять за себя в случае чего. К тому же у меня были знакомые, и если что, они мне помогут.

Я и думать ни о чем другом не могла, я непременно хотела в команду анимации! Еще бы! Каждый день на солнце, завтрак, обед и ужин в ресторане, в команде потрясающая атмосфера, все улыбаются и дружат… Именно такой я запомнила работу аниматоров! К сожалению, ни в интернете, ни на курсах туристической анимации в колледже не рассказывали правду об этой профессии… Ах да! Сцена! Я была ужасно стеснительной, боялась выглядеть смешно и глупо, но сцена меня к себе манила, хотя я слабо представляла, как можно так вот просто выйти перед сотнями зрителей… Но мне так хотелось попробовать! Яркий свет софитов, я в красивом платье и блестящих браслетах пою под фонограмму или играю жгучую Эсмеральду в настоящем спектакле под открытым звездным небом… Почему именно Эсмеральду? Это был один из моих любимых персонажей! Сначала диснеевский мультик, затем книга Гюго «Собор Парижской Богоматери», я пересмотрела все экранизации, и больше всех меня пленила Джина Лоллобриджида в этом амплуа! Сильная, смелая, упрямая, но в то же время нежная, наивная и ранимая, Эсмеральда была для меня многогранной и желанной ролью. А потом вышел французский мюзикл, и я пропала! Могла слушать эти песни сутками! Мне безумно, безумно хотелось примерить на себя ее платье и передать эмоции Ноа или Элен Сегары, исполнявших эту роль. Я знала, что все новинки ставят и в отелях, и этот мюзикл явно не обойдут стороной, а значит, у меня есть шанс сыграть Эсмеральду.

Наконец вызов от отеля был готов, только находился он не в Анталии, а в Сиде. «Подумаешь! Это всего полтора часа на машине!» – и я написала мейл своему приятелю из анимации.

Алту был старше меня на одиннадцать лет. Невысокого роста, типичный турок с большим красивым носом и серьгой в ухе. Ему 29, мне только исполнилось 18. Он – преподаватель аэробики с высшим спортивным, работающий аниматором, я – просто девочка в чужой стране, которая изображала, что ей совсем не страшно. Мы год общались по переписке – он служил в армии, а я ему туда писала. У турок высокий призывной возраст, но если есть высшее образование, то служат они всего год. Хотя мой английский тогда был весьма посредственным, я писала наперевес со словарем, за это время общения мне показалось, что я его знаю так долго, что могу доверять. Господи, как же хорошо, на самом деле, что он оказался в тот момент в моей жизни! Неизвестно, как бы сложилась моя судьба, если бы не это знакомство.

Откуда моя мама взяла аргументы и интонацию, чтобы на эту аферу согласился даже папа, я не знаю. Правда, договор с организацией был им проверен под микроскопом. И в день, когда мой самолет нес меня к старту взрослой жизни, моего звонка из Турции с известием, что всё хорошо, паспорт у меня не забрали и везут действительно в тот отель, в анимации которого я должна работать по условиям договора, ждали не только мои родители дома, но и начальник охраны папиного предприятия. Он сидел на стуле в офисе той самой фирмы, которая отправила меня на работу. Этот Валерий Иванович перегораживал собой все помещение, вытянув длинные ноги. Он поглаживал карман пиджака, изображая наличие там оружия, сохранял спокойствие сфинкса и тихо комментировал свое присутствие: «Пока дочка шефа не позвонит и не скажет, что все в порядке, я от вас не уйду». Конечно, только спустя годы я стала понимать, как было страшно и тревожно моей семье за меня тогда… А в тот день мне только исполнилось 18, я летела навстречу своей мечте, к морю, солнцу, празднику, который должен был продолжаться в течение нескольких месяцев моей практики. Сердце выпрыгивало из груди от счастья!

Но тогда, в Сиде, все пошло наперекосяк: несмотря на то что на руках у меня был контракт, руководство отеля почему-то решило, что я лучше подойду на роль администратора на ресепшн, чем в анимацию. «Деточка, ты выглядишь, как турчанка, но говоришь по-русски! Идеально для службы приема и размещения!» – говорил мне müdür (директор). Ситуация осложнялась тем, что НИКТО из моих коллег не говорил даже на вменяемом английском! Начальница смены, крашенная в блондинку турчанка, имени которой я не помню, знала немецкий, но это не особо помогало. Я кое-как помогала себе словарем, но это было ужасно неудобно! Нас, приехавших на стажировку, не кормили по не совсем понятной мне причине, даже в местной столовке. Мы с Тоней (девочкой из Екатеринбурга, которая жила со мной в комнате), отпрашивались у охраны выйти в магазин Gülgen на соседней улице, чтобы купить молоко и печенье. Надо сказать, охранники у нас в общежитии были строгие: чтобы выйти на улицу, нужно было писать заявление. Район вроде был благополучный, но вот отель нес за нас ответственность.

Общежитие было, конечно, то еще! Для меня, девочки, выросшей в частной большой квартире, такие условия жизни были непривычными. Маленькую комнатку мы делили с еще одной русской практиканткой; весь остальной персонал – турки. На нашем этаже жили только девушки, этажом выше – парни. Туалет на весь этаж был один, горячей воды в нем не было, как не было и двери. Она просто была снята с петель и поставлена рядом, чинить никто не собирался. Рядом с нами в соседней комнате жили многочисленные турчанки, они все были весьма маргинального вида и постоянно слушали свои заунывные турецкие песни на полную громкость.

– Скажи честно, а ты тоже сюда к мужчине приехала, к турку? – спрашивала меня Тоня. – Мой живет в Сиде, я решила приехать на практику, узнать его поближе и заодно проверить, действительно ли серьезные у него намерения. А ты?

– А я просто очень люблю Турцию и хочу ее узнать поближе. Проверить, взаимно ли это у нас, – отвечала я.

Из наших окон была видна мечеть, которая будила нас в полпятого утра призывом к намазу. В первую ночь я проснулась от этих звуков в холодном поту. Мне было очень неуютно и одиноко.

На ресепшн со мной пытался заигрывать старший администратор по имени Баран. Не смейтесь, baran по-турецки значит «ливень», но я не могла сдержать дикого приступа хохота, постоянно слыша, как к нему обращались сотрудники: «Баран, дай, пожалуйста, книгу регистраций!» «Баран, подпиши заявление!» «Баран, ты уже пообедал?»

К сожалению, в том возрасте я еще не умела пользоваться мужским вниманием, поэтому старалась избегать разговоров с ухажером. Тем более по-английски он знал всего пару слов, а в сочетании с его постоянными заигрываниями и попытками пригласить меня на свидание работать с ним было очень тяжело.

– Ты, наверное, голодная? Пицца после работы?

– Нет, спасибо, я на диете.

– Тогда гулять? Вместе? Я тебя отпрошу у мюдюра.

– Нет, спасибо, я устала.

Вот и все наши диалоги.

Через пару недель я не выдержала этого театра абсурда с «моя твоя не понимай» позвонила моему приятелю Алту и попросила приехать в выходной. Он знал мой адрес, так как держал руку на пульсе. Еще когда я только собиралась вылетать, попросил написать ему время прилета. Он встретил меня в аэропорту и передал представителям фирмы, устроившей меня на практику. «Напиши мне, как будешь на месте, все ли в порядке», – велел он и дал понять моим нанимателям, что в случае чего за меня есть кому постоять.

Не дожидаясь выходного, той же ночью он стоял у моего общежития. Он вызвал меня, кинув камушек в мое окно, и заявил: «Мы едем домой к моим родителям, здесь тебя я не оставлю!»

Я сбегала из общежития, сбрасывая сумки и спускаясь из окна по простыне. Я серьезно, как в фильмах. Все потому, что общежитие, где жил персонал отеля, закрывалось в 8 вечера, и наша доблестная охрана никого не выпускала.

Впереди было два часа ночной дороги на небольшом кабриолете, и я весело помахала рукой нелюбимому месту работы.

– Свобода! А что теперь?..

– Отдохнешь! Там, где живут родители, есть бассейн.

Я знала, что он весь день работал, но как только я позвонила, все бросил и приехал. Никто до этого для меня таких поступков не совершал! На середине пути Алту свернул на обочину и заглушил мотор. Крыша была откинута, над нами сияли тысячи звезд. Обстановка располагала к романтике, и я немного напряглась.

– Мне нужно чуть-чуть вздремнуть, извини, что мы остановились. Ты тоже можешь откинуть сиденье назад.

Я помню ту поездку, будто это было недавно. Помню, откинулась на кресло, повернула голову в его сторону и наблюдала, как он спит. Это было минут 15, не больше, а я сидела и думала: «Вот чудно́, он совсем не такой, как говорят про мужчин!» В 18 лет у меня и парней-то толком не было, так, ходили «гулять» в компании летом, но чтобы отношения, это не про меня. Честно сказать, у меня не было на это времени, я постоянно училась: гимназия, французский, художественная школа, затем колледж, вечерняя практика и курсы гидов в «Интуристе». Я была занята 24 часа в сутки 7 дней в неделю, поэтому я мало что знала о мужчинах, но, разумеется, слышала, что «они хотят только одного». «Значит, не все», – подумала я, когда прозвенел будильник, и мы снова тронулись в путь.

Глаза слипались от усталости, но я упорно боролась со сном: завтра можно будет выспаться, не нужно идти ни на какую работу! Но я прилетела в Турцию не для того, чтобы купаться в бассейне, я хотела настоящей, взрослой жизни, а плана у меня не было. «Ладно, разберусь на месте», – подумала я.

Родители Алту жили в многоквартирном доме с большим садом и зоной отдыха. Квартира на четвертом этаже выходила на две стороны, а с балкона открывался невероятный вид на море. Жилье не было типично турецким: стены покрашены в теплый персиковый цвет, современная мебель и красивые шторы. «У его мамы есть вкус», – промелькнуло в моей голове, когда он относил мои вещи в свою комнату, а потом притащил матрас с балкона, чтобы устроиться на полу рядом с кроватью.

– А как твои родители отнесутся к тому, что я у вас ночую? – спросила я.

– Не переживай, мои родители – современные люди. Да к тому же они любят гостей, и ты им понравишься, – сказал мой друг.

Утром он уехал на работу, а я осталась на новом месте с незнакомыми мне людьми (Алту работал и ночевал при отеле, домой приезжал только в один выходной). В общей сложности я провела там около месяца. Ни мама, ни папа не говорили ни на каком языке, кроме турецкого, а сестра была абсолютно глухой и выражалась на своем «мычащем». Я не пала духом, вооружилась русско-турецким словарем и, тыкая пальцем в него, общалась с семьей. С ними было гораздо проще, чем на работе, и за месяц я выучила язык настолько хорошо, что могла практически легко и непринужденно говорить о природе, погоде, политике. Я не просто хотела говорить, у меня не было другого выбора! Так же, как и не было ни одного знакомого, кроме этих людей. В чужой среде, одна, я пыталась стать частью общества, я даже все турецкие жесты за месяц успела перенять. Кажется, я попала на свое место. По вечерам мы все вместе играли в окей, и от этого было так по-домашнему. Сейчас пишу, и тепло на душе от этих воспоминаний.

Словно губка, я впитывала турецкие обычаи, манеры поведения и общения со старшими. Сестра моего друга, ее звали Дидем, учила меня одеваться. Нет-нет, семья Алту не была религиозной, они не совершали намаз по нескольку раз на дню и не соблюдали мусульманские посты! Более того, сама Дидем ходила в облегающих топах на тонких бретельках и мини-юбке. Какой она была красоткой! Стройная, спортивная, поджарая – я не знаю, какое из этих слов ей больше подходит! Она была маленького роста, ниже меня, и никогда не надевала каблуки. Я же со своими 162 см в прыжке не носила ничего, кроме обуви на платформе.

– Это очень красиво, – показывала турчанка жестами, – но у нас так не ходят. Надень мои балетки!

Дидем не работала и не училась, поэтому мы целыми днями торчали на пляже. Она была смуглая, а я белая, как молоко.

– Абим любит загорелых девушек (abim – «старший брат» по-турецки).

Услышав эту фразу, я решила выкинуть солнцезащитный крем. Ох, как же я сгорела! Кожа окрасилась красными волдырями и стала облезать. «Мда, навела красоту», – думала я и молилась, чтобы за неделю, до следующего выходного Алту, это все закончилось. Сколько литров йогурта было заботливо намазано Дидем на мои волдыри, вы себе не представляете!

Она вообще относилась ко мне как-то по-сестрински, сразу же приняла меня с распростертыми объятиями. «Обычно Дидем очень долго держит дистанцию и не подпускает к себе чужаков. Удивительно, ты первая, с кем она себя так ведет», – говорил мне папа Эмин. Она многозначительно посматривала на меня и хитро щурила глаза, как будто что-то замышляла. Мне казалось, что она считает своим долгом опекать меня, как его младшего приемного ребенка, при этом все происходящее казалось ей весьма забавным.

– Хочешь покурить? – Дидем протянула тонкую женскую сигарету и выпустила облачко мятного дыма в открытое окно.

– Нет, спасибо, я не курю.

– Ну и правильно! Нечего курить. Это вредно! – она скорчила гримасу и сделала брезгливый жест рукой, который должен был показать мне, что курение вредит здоровью. – Брату не говори, – и затушила сигарету о козырек под окном.

Когда Алту приехал, я запела песню про то, как мне хочется работать, что я не могу вот так сидеть и целыми днями пить чай и загорать. «О’кей, собирайся, я представлю тебя своему начальнику», – сказал он неожиданно. Вместе с ним было еще два его друга с институтских времен, которые приехали из Анкары поработать сезон в анимации, – Толга и Умут.

Боже, вспоминая тот день, я сгораю со стыда, это был полный провал! Нет, интервью прошло очень даже неплохо, но вечером меня зачем-то вытащили на сцену участвовать в конкурсе. На огромной сцене под яркими прожекторами у меня подкосились ноги и пропал голос, а надо было петь и танцевать перед полным амфитеатром. Единственная песня, слова которой я вспомнила, была «Катюша». Да, я очень хотела находиться на сцене, но… я безумно боялась микрофона! Знаете ли, одно дело – хотеть на сцену и смотреть на артистов как зритель, и совсем другое – стоять на ней и что-то делать, когда на тебя смотрят люди. Это из области «ожидание – реальность». Мне казалось, это так просто! Я красивая, в блестящем розовом топе с соблазнительным декольте и на каблуках – тьфу! – да я обречена на успех! Если вы еще ни разу не стояли на сцене театра, я вас уверяю: это совсем не так, как вы думаете! Оказавшись одна под светом софитов и парой сотен устремленных на меня глаз, я потеряла дар речи, ноги стали ватными, микрофон то и дело норовил выскользнуть из руки, судорожно его сжимавшей. Кто-то из зала начал петь, и я подтянулась. Сердце в тот момент бешено колотилось, и мне казалось, что весь зал это слышит, хотелось провалиться сквозь землю. Когда минута моего позора закончилась, я сошла со сцены и дрожащим голосом сказала Алту, что петь я, конечно, не умею. «Я это понял», – ответил он мне и подмигнул.

Я не могу описать ту бурю эмоций, которая закипела внутри меня в одночасье! Я отдавала себе отчет, что у меня нет выдающихся данных, но в тот момент я хотела услышать все что угодно, но не такой ответ. Что значит «я это понял»? Неужели все настолько безнадежно? Я чувствовала острое желание соперничать: как это так? Ты, значит, звезда, и поешь, и танцуешь, а я? Я что, не способна? Не верю! Именно тогда в моей голове окончательно созрела мысль учиться петь.

Конечно, на работу меня не взяли. Ответ был такой: «В нашей команде достаточно девушек!» Но так как я человек деятельный, мне удалось уговорить маму моего друга устроить меня в другой отель. Мама Гюльнур работала в кадастре, поэтому знала практически всех директоров отелей в Кемере и Белеке. Когда я увидела фотографии в каталоге, то обалдела: огромная зеленая территория с полями для гольфа, красивое полукруглое здание, просторный, но очень уютный ресторан и множество маленьких построек для анимации! Кстати, за старым корпусом строились новые, в которых должна была расположиться гостиница для приезжего персонала! Как круто, не надо будет никуда ехать на фирменном микроавтобусе, а это значит – лишние полчаса сна! Отель находился в Белеке и был заселен на 90 % франкоговорящими гостями (а мы помним, что я училась на пятерки во французской гимназии). Вот это была мечта, а не перспектива: совершенствоваться в любимом языке и в обожаемой профессии аниматора! Это же просто праздник: всегда веселые, полные энергии, команда неразлейвода, каждый вечер крутые шоу, игры в бассейне! Ммммм… если бы я знала, что за этим всем стоит! Но, оглядываясь назад, я понимаю, что мне надо было пройти и через это.

Вместо новых корпусов была большая стройка без конца и края, и всей командой мы жили далеко от территории отеля в небольших стареньких бунгало, по 17 человек в каждом. Что примечательно, ключ от домика был на 17 человек один, как и туалет. Мальчики, девочки – все жили в одном месте. Меня поселили в комнатушке с француженкой Матильдой, так как, кроме меня, по-французски не говорил никто, но мне девушка понравилась, поэтому я сопротивляться не стала.

В нашей с Матильдой комнате помещались две кровати, практически вплотную друг к другу, дверь не закрывалась, света не было. Однажды в ночи на меня свалилась палка с занавесками. Вы понимаете, насколько там все было дряхлое! Помню, что на подушке и матрасе спать было неудобно – отовсюду торчали перья и пружины.

У нас официально был один выходной в неделю, но его постоянно отбирали, если кто-то из команды намусорил за сценой или не убрал за собой полотенце. А еще если кто-то опаздывал на митинг (летучка по-нашему). В особо пристально посмотревших на шефа на летучке часа в три утра после дня работы на 40-градусной жаре и ночной репетиции мог полететь стул. Шеф нас ласково называл «свиньями» и сверлил глазами. За месяц у меня был всего один свободный день, и я могла спать везде, даже танцуя на дискотеке! Однажды я умудрилась заснуть во время разговора с туристами. Оборвала фразу на полуслове и заснула. Но потом, потом началось самое интересное…

Все мои радостные представления о профессии аниматора столкнулись с жестокой реальностью. Я до сих пор помню свою зарплату на время испытательного срока – 150$, рабочий день – 18–20 часов в сутки и отсутствие выходных. В то время, когда днем у аниматоров типа «перерыв», нужно было под палящим солнцем разучивать танцы и прогонять сценки для вечернего шоу. На обед отводилось 15 минут, и тогда, в анимации, я приобрела привычку постоянно смотреть на часы и научилась чувствовать время. Мы закидывали в себя что-то на ходу и встречались в амфитеатре для репетиции. Жара стояла такая, что мы нарочно просили отдыхающих облить нас водой или столкнуть в бассейн (самим «купаться» в бассейне было запрещено).

Глава 2 Туристы

На пляже я часто наблюдала за немками: светловолосые, загорелые до черноты, поджарые, с кубиками пресса без лишней жиринки, они загорали топлес. Я поражалась такой смелости и пофигизму, ведь тысячи глаз вокруг. Мои мысли «как не стыдно» сменялись восторженными «вот бы я могла так же»! Они приходили к морю, делали пару забегов вдоль воды, проплывали до буйков и обратно, потом выбирались на берег, снимали верх от купальника, намазывались солнцезащитным кремом (хотя скорее не солнцезащитным, а солнцепритягивающим средством, судя по цвету их кожи – головешки) и изящно ложились с книгой под палящие лучи солнца. Мне кажется, я видела их и утром, когда завлекала туристов на активити, потом в обед, когда анонсировала игры в бассейне, и вечером, собирая народ на аэробику, – они постоянно лежали на одном месте, сверкая то попами, то неприкрытой грудью. Немецкие туристы, по моим наблюдениям, всегда тихие, спокойные, вежливые и улыбчивые. Отличались они от основной массы отдыхающих тем, что исправно разделяли мусор, и если видели где-то соринку, тут же ее убирали, не дожидаясь, когда это сделает персонал. У немцев повышенный уровень ответственности перед окружающей средой. Вечером они выстраивались в стройную очередь перед стойкой бронирования ресторанов и экскурсий, у них не принято занимать место для своих, как это любят делать русские. Очередь есть очередь. Кстати, по этой причине очень часто между немцами и русскими возникали конфликты.

Типичная сценка – вот идет на пляж настоящая турчанка, закутанная с головы до ног в забавное подобие купального костюма, за ней едва поспевает усатый муж с небольшим «пивным» животиком, на муже висят трое детей и что-то клянчат. Это абсолютно нормальная картина: в Турции можно смело вводить термин «яжебатя», наподобие нашему – «яжемать». Игры с детьми – к папе, учиться плавать – к папе, собрать всех на ужин – тоже к папе, папа – авторитет, лучший друг, и по всем вопросам можно к нему. Наблюдая за туристами-турками, я отмечала для себя вновь и вновь: какие же они прекрасные отцы! Зато мамочки стремятся к чрезмерной опеке своих детей: туда не ходи – упадешь, сюда не лазай – ударишься! Ребенок идет на качели, а за ним бежит мама с воплями: «Подожди, я тебе соломку постелю, а то вдруг что случится!»

Неподалеку от традиционной семьи – более современная турецкая пара: она в бикини, с накладным хвостом, огромными блестящими серьгами и с бокалом «кырмызы шарап» (красного вина), он – поджарый и в солнечных очках. Стоят у бара и над чем-то смеются, она двигает плечами и бедрами под ритмичную турецкую музыку. «Наверное, медовый месяц», – думаю я, замечая на их безымянных пальцах одинаковые кольца.

Русские ребята играют в пляжный волейбол: красные, как пионерский галстук, они пытаются обыграть друг друга. Женщины в купальниках, подпоясанные яркими парео, увлеченно прыгают за мячом, на мужчинах широкие шорты. В отдалении две русские девушки, скучая, намазывают друг другу спины дорогим маслом для загара. Они оживляются, когда мимо проходят серферы, аниматоры или массажисты – сразу же начинают поправлять чашечки своих купальников в стразах и принимать более выигрышные позы. Пляжные босоножки на высоченной платформе, как аксессуар, всегда при них. Нет, девушки в этой обуви не ходят, они носят ее в руках: слишком неудобно, чтобы ходить, слишком красиво, чтобы оставить в номере.

Шумные израильтяне заполняли собой практически весь первый ряд на пляже! Они сдвигали лежаки, приносили с собой много еды из ближайшего ресторана, ели, смеялись, что-то очень громко рассказывали на иврите, бурно жестикулируя и периодически вскакивая с мест. В свои беседы они старались включить и остальных отдыхающих, то и дело можно было услышать резкий переход на английский язык со специфическим акцентом. Они прилетали не просто семьями с тремя, а то и с пятью детьми, мне казалось, они прилетали целыми кланами! Ходили всегда человек по 15–20 вместе, и не дай бог было попасться на их пути, им надо было разузнать все обо всем в мельчайших подробностях. Столкнулся с израильтянами – завис на полдня и всюду опоздал. Они постоянно говорили мне, что я похожа на их актрису. Имени ее не помню, но слышала я это ото всех подряд! Одна туристка даже оставила мне журнал с фотографией знаменитости. Как жаль, что я его не сохранила, сходство действительно было поразительным.

О, что это за трио в полосатых купальниках? Это же бельгийки! Над ними подшучивал весь отель: «А что, когда вы брали эти купальники, на них была акция: купи два – третий бесплатно?» Три подруги весьма пышных размеров выплывали купаться ближе к обеду, на всех трех абсолютно одинаковые купальники с тигровым принтом, и одинаковые парео, и заколки для волос с огромными цветами. Выглядели они настолько комично, что никто не мог удержаться от улыбки и комментария. Подруги же расценивали это как знаки внимания и благодарили, улыбаясь, но не понимая ни единого слова.

Французы, швейцарцы, голландцы, англичане и даже исландцы – все уникальны и неповторимы, у каждой нации – свои пунктики, заморочки и отличительные черты. Наблюдать за ними одно удовольствие! Спустя некоторое время я могла не просто безошибочно определить язык общения с тем или иным туристом, просто взглянув на него за завтраком, но и темы для разговоров. О, поверьте, для каждой национальности они свои!

Так, например, знания географии, истории и культуры Франции, которые я проходила в гимназии, сделали меня любимицей среди немного высокомерных французов. Мои коллеги постоянно жаловались, что с ними очень сложно и что французы вечно всем недовольны, а я искренне не понимала, что ребята имеют в виду, ведь я в общении с французами вовсю пользовалась их «слабостью» – безоговорочной любовью к своей стране.

С турками я старалась, наоборот, показать интерес к их культуре, расспрашивая их в деталях, узнать как можно больше об их менталитете и языке. Видя, что я прилетела в Турцию не просто понежиться на солнце и поработать на каникулах, они с неистовым желанием делились самым дорогим, что у них есть, – своими традициями и устоями.

С русскими было просто, оттого я не очень любила проводить с ними время, хотя некоторых туристов я вспоминаю до сих пор с большой теплотой в душе.

Помню, как-то у бассейна возник громкий скандал, и меня позвали, чтобы я перевела персоналу, «что нужно этим русским». Семья моих соотечественников – мужчина внушительных размеров, немного выпивший и разговаривающий в хамоватой манере, его жена что-то громко объясняла смотрителю бассейна, и по ее интонации было понятно, что она недовольна. Их чудесные дети, рыженькая дочка и белокурый мальчишка, шумно играли рядом, прыгая с разбега в бассейн. Оказалось, персонал всего лишь сделал замечание, чтобы дети не плескались, ведь это мешает отдыху других гостей, а родители восприняли это как личную неприязнь. Конфликт я уладила за пять минут, забрав детей в мини-клуб и дав возможность родителям тоже отдохнуть от шума и гама. Таким образом, я заполучила новых друзей. Я как-то даже гостила у них в Москве.

Однажды у нас отдыхала пожилая пара с дочерью – девушкой лет 24 с синдромом Дауна. Я видела, как сильно переживают родители за то, чтобы ее никто не обидел. Оле (так звали девочку) очень хотелось общаться, вот только с кем? Я встретила их во время очередного обхода вокруг бассейна, нужно было сконтачиться с новенькими и рассказать им о расписании развлечений. Предложив Оле поучаствовать в одной из активностей, я уверила ее маму, что все будет хорошо. И представляете, на те две недели, что эта семья отдыхала в отеле, у их дочки появились и компания, и занятия! Она утром играла с детьми в мини-клубе, днем я ее брала на игру в бассейне, мы часто обедали вместе, а вечером зажигали на мини-дискотеке. Я никогда не забуду слезы благодарности и крепкие объятия ее мамы в день отъезда. «Это был лучший отдых моей дочки! Спасибо! Спасибо вам!» – говорила она, и ее голос дрожал.

А потом к нам в отель приехали две женщины за 40, недовольные абсолютно всем: еда не та, море не там, кондиционер слишком холодный, воздух на улице слишком теплый… Сказывалось отсутствие мужского общества и внимания, но кому нужны такие мегеры? И я не нашла ничего более умного, чем познакомить их с чудесной парочкой «голубых» примерно их возраста. Эти милые мужчины были добродушны и легки на подъем. С того дня эта четверка ездила вместе по всем экскурсиям, ходила вместе в ресторан, и внезапно и еда стала вкусной, и море соленым, и вообще, солнце стало светить именно так, как нужно. Да, я любила нестандартные решения непростых ситуаций. В такие редкие моменты я все-таки тащилась не только от своей работы, но и от себя самой.

Я мечтала о сцене, но поняла, что маниакально ее боялась. У меня была самая настоящая фобия! И я, отдавая себе в этом отчет, сознательно пошла в аниматоры, чтобы перебороть ее. Первую свою роль не забуду никогда! Мне нужно было изображать девочку, поднимающую штангу одной левой. Я нарисовала огромные веснушки, чтобы их было видно зрителями, заплела два хвостика и напялила красный сарафан в горошек. Это выглядело очень глупо, а я до жути боялась быть смешной! Слов у меня не было, но когда я подняла штангу из папье-маше, зал разразился бурными аплодисментами! Ого! Зрителю нравится! Это чувство, когда тебя одобряют, когда тебе аплодирует весь зал, – оно окрыляет! Я была на седьмом небе от счастья. И знаете, у меня все-таки получилось – через месяц ежедневной клоунады я перестала чувствовать себя не в своей тарелке. Поручали мне все: от игры в боччу до детской дискотеки, а после представления нужно было обязательно танцевать на дискотеке до двух часов утра. После диско была ночная репетиция. И в этом тяжелом рабочем дне мы с Матильдой еще успевали забежать на фитнес покачать пресс и принять душ, потому что в ложмане (общежитие по-турецки) это было сделать нереально.

У меня закрепились типичные для аниматора привычки: постоянно смотреть, сколько времени (так как за опоздания штрафовали «энтрансом» в ресторан – это когда аниматоры стоят вечером у входа в ресторан, желают всем приятного аппетита и приглашают на вечернее шоу), широко улыбаться (аж челюсть сводило) и здороваться со всеми вокруг (определяя национальность по виду). От этих привычек я избавлялась очень долгое время. На личную жизнь, курортные романы и прочие глупости времени не было совсем.

Однако раз в неделю меня навещал мой приятель. Обычно это была глубокая ночь, и мы просто гуляли по ночному Белеку и считали падающие звезды. Не спрашивайте, откуда я брала силы – для меня самой это загадка. В этот единственный день в неделю я не спала вообще. Для любопытных: интима у нас не было, и я даже не помню, когда мы впервые поцеловались… Да я бы даже сказала, что и отношений у нас не было, мы просто дружили, я просто ждала встречи с ним. Было в этих встречах что-то манящее. Знаете, когда ты смотришь интересный фильм и из последних сил борешься со сном, чтобы узнать, что же будет дальше. Точно так же и я с интересом ждала развития событий. Мне почему-то казалось, что они непременно раскроются, запутаются и смешаются и что в итоге получится весьма интересная история. Я наблюдала.

И вот так, без сна, не сомкнув глаз днями и ночами, медитируя в трансе танцев на дискотеке под дикий замес из французского и турецкого попа, покрываясь потницей в плотной аниматорской форме и закрытых кроссовках на сорокаградусной жаре, я мужественно наслаждалась работой своей мечты. Именно тогда я поняла, что значит выражение «не можешь изменить ситуацию – измени отношение к ней». Я могла бы плюнуть на все, забить, забрать свои вещи и улететь домой. Но я этого не сделала, потому что твердо хотела усвоить этот урок и пройти школу до конца. Для меня, домашней девочки, долгое время единственной дочки и внучки, это было необходимо. Сейчас я думаю о том, что это была своего рода армия. Огонь, вода и медные трубы. Я ни дня не пожалела ни о чем, а те трудные в моральном и физическом плане дни я сейчас вспоминаю с теплом и иронией. Значит, так было надо.

Но самое главное в той ситуации было то, что я чувствовала себя защищенной. Я сейчас говорю не о родителях и доме, а о своем друге. У меня появился первый в моей жизни защитник-мужчина. Я точно знала, что где-то недалеко есть он и что он меня спасет, если будет нужно. От него исходило какое-то невероятное ощущение «не бойся, я с тобой». Я ему не жаловалась. Ни разу не сказала, что устала или о том, что у нас в команде отвратительные отношения. Я думала, что так и надо, и боялась показаться фуфыней. Дружные и улыбчивые на публике, внутри команды мы были словно банка скорпионов. Ведомый не пойдет на такую работу, поэтому в команду набирают только лидеров. Представьте себе двадцать лидеров вместе! Разрушительная борьба за внимание публики, адская ревность и желание всех заткнуть себе за пояс! Подобно ядовитым змеям, аниматоры шипели друг на друга и старались сделать какую-нибудь гадость. Реальная история, без преувеличений, бывало и такое, что перед шоу девушки подпиливали друг другу каблуки или портили платья. Конкуренция, доведенная до абсурда, как будто мы боремся за олимпийское золото, не меньше. Ребята подставляли друг друга, стучали, говорили гадости за спиной. Мне было противно чувствовать себя частью этого балагана, поэтому свое общение я ограничивала Матильдой, не понимающей ничего по-русски, а следовательно, обособленной от этого хаоса и разборок.

А разборки были чуть ли не каждый день! У нас в отеле была своеобразная традиция вечером ходить только в сценических костюмах, которые, к слову, стирали дай бог раз в сезон, но права выбора у нас не было. Однажды одна из участниц команды, кучерявая красавица Алена решила надеть свое алое платье. Платье было очень красивое, подчеркивающее ее фигуру и шикарное декольте. И я думаю, шеф команды ничего бы не сказал, если бы на нее кто-то не настучал со словами: «Почему ей можно, а нам нельзя? Что, правила не для всех?» Благодаря этим словам, кстати, всю команду лишили выходного.

Подарки от гостей тоже принимать было нельзя, будь то мороженое или материальные ценности. Однако отдыхающие в отеле то и дело оставляли что-то аниматорам на память. Не дай бог кто-то из команды увидит! Лишишься не только подарка, но и заслужишь штраф.

А какой был цирк вокруг формуляров, которые заполняли гости! Мы соревновались, кто соберет больше заполненных анкет и чье имя там будет упоминаться чаще! Доходило до того, что ребята исправляли чужие анкеты, уговаривали гостей перезаполнить и указать их имена и даже выкидывали чьи-то готовые отзывы. В общем, зависть и нечестность были обыденностью в той команде.

Надо ли говорить, что, находясь постоянно в таких стрессовых условиях, каждую нашу встречу с Алту я стала ждать с нетерпением и поняла, что похоже, влюбляюсь…

Мой друг постепенно стал заселять уголочек в моем сердце. Сначала это был маленький такой уголок, койко-место, я бы сказала. Это было такое чувство благодарности и спокойствия. Мне было глубоко фиолетово, где и с кем он проводит дни и ночи, я ждала его раз в неделю и наслаждалась этими моментами: прогулками, молчанием, ощущением его руки, сжимающей мою ладонь. Я не тонула в его глазах, у меня не было бабочек в животе, я просто чувствовала себя с ним в безопасности. Так шла неделя за неделей, пока я не попросила его забрать меня из той аниматорской «школы жизни» с собой. О, боже, скажете вы, как ее угораздило! А очень просто: в чужой стране, в таких условиях это был единственный человек, которому на меня было не наплевать. Он тюлюлюкался со мной, с моими проблемами, решал их даже тогда, когда я сама о них еще не подозревала. Он меня не любил, просто был очень хороший и порядочный человек. И сейчас, 13 лет спустя, я понимаю, насколько серьезную роль этот турок сыграл в моей жизни и чему он меня научил. И если ты сейчас читаешь это, я хочу сказать тебе большое спасибо. Я думаю, что я мало тебя благодарила, и после всего, что с нами произошло, тем более хочу сказать, как сильно я обязана судьбе, что ты мне тогда встретился!

Джигит сказал – джигит сделал! Чуть ли не в тот же день я была взята из общежития со всеми моими вещами и перевезена из Белека в Коньяалты. Как были рады снова видеть меня его родители! Как собственную дочку!

– Наша девочка приехала! Ну что, не понравилось тебе в большом отеле? Надо было тебя в маленький пристроить! Как ты загорела за это время! Машаллах!

– А как я рада вас видеть! Вы себе представить не можете даже!

Вечер мы провели все вместе за ужином на балконе, как одна большая семья, а наутро я уже должна была выйти на новую работу. В отеле, куда меня не взяли в прошлый раз, внезапно уволилась сотрудница детской анимации, и у Алту получилось устроить меня на ее место.

– Алтуш, ты смотри за ней, хорошо? Чтобы нашу девочку не обижал там никто!

– Мама, не волнуйся, никто ее и пальцем не тронет, на работе перегружать не будут, я проконтролирую, – заверил Алту своих родителей, а потом добавил, обращаясь ко мне: – В мини-клубе работа непыльная, много свободного времени.

Мне кажется, что детский клуб – это единственная служба анимации, где я работать не хотела. Мне казалось, что девочки там сидят целыми днями и рисуют, а хотелось быть активной и общаться с людьми! Но выбора не было, и я приготовилась примерить костюм Микки-Мауса…

На деле все оказалось иначе: ни униформы, ни смешных костюмов у нас не было, а работать «воспитателем детского сада» оказалось сплошным удовольствием! Вообще система работы кардинально отличалась от той, что была во французском отеле. «Миракл» был новой гостиницей в фешенебельном районе Лара, он был построен между «Титаником» и «Керван Сараем». Точнее, стройка еще не была закончена, и менеджмент отеля больше занимался этим фактом, нежели постоянным муштрованием персонала. Шеф нашей команды Левент был строгим, но человечным: у нас была отдельная команда танцоров, ответственная за вечерние шоу, поэтому в дневной перерыв все остальные могли идти отдыхать. Когда я об этом узнала, я ушам своим не поверила! Кроме того, работникам мини-клуба не нужно было оставаться до конца ночной дискотеки! После тех адских условий мне показалось, что я на отдыхе! Да и зарплата была уже в районе 250 долларов, огромные деньги для меня, учитывая, что я их вообще не тратила.

С Алту мы сразу же стали жить вместе. Смешно, но в «женской» комнате не было мест! Друг из Анкары, деливший комнату с моим приятелем, уехал обратно, на его место взяли девушку-аэробистку, и единственная свободная кровать в общежитии была рядом с Алту. Вот так вот, неожиданно для себя мы стали парой. Кстати, для всей команды эта ситуация с моим поселением в комнату Алту была странной, но ребята сами себе сказали: «Ну ладно, значит, так должно быть» – и не обращали внимания. Ну или делали вид, что не обращают. В любом случае все знали, что это он привел меня в команду, и деликатно молчали.

Все случилось спонтанно, неожиданно для меня, но вполне логично для развития наших отношений. Мне кажется, что каждая девушка мечтает если не о принце, то о джентльмене, который свалится словно снег на голову, спасет от всего и подарит ощущение спокойствия. О том, чей взгляд будет сиять, глядя на нее, о том, в чьих объятиях она растворится и забудет счет времени. О том, кто скажет: «Ничего не бойся. Я рядом!» О том, кто всегда будет с ней, с кем можно будет долго болтать и многозначительно молчать. О том, кто будет беречь ее сердце, читать ее мысли и лелеять ее душу. Первый мужчина должен быть особенным, а первый раз – волшебным и возвышенным… Как же странно понимать, что все эти ожидания – лишь мираж. Романтика сломалась. То прекрасное чувство, заставляющее бабочек в животе щекотать крылышками где-то под ребрами, ушло. Я сидела ночью на кровати и спрашивала себя зачем нужно было все портить? Почему нельзя было все оставить как есть? Я думала и пыталась спрятать это стыдное чувство куда-то поглубже в себя.

Надо сказать, что в анимации строго-настрого запрещено показывать перед гостями, что ты в отношениях. Связано это с тем, что «свободному» аниматору легче закадрить больше отдыхающих, окутать их вниманием и «влюбить» в отпуск. Так же и с девчонками: на дискотеке отдыхающие холостяки охотнее танцуют с незамужними аниматорами. Нет, безусловно, анимация – это не эскорт, но в любом случае им надо быть свободными, не обремененными сложными отношениями и ревностью. В некоторых командах, между прочим, приходится скрывать даже от шефа, и за это легко могут уволить. Но наш главный по развлечениям был в курсе всех «шур-мур», поэтому просил всего лишь не афишировать на публике. Это была шифровка 80-го уровня, вплоть до выжидания 15 минут, чтобы пойти в ложман. И то шли, прячась по кустикам, сейчас вспоминать смешно!

Я стала работать в мини-клубе, и по вечерам мы с Алту в костюмах ангела и чертика танцевали мини-диско. Мой костюм появился совершенно спонтанно! Перед первым своим вечером в анимации я искала, как бы сделать свое появление фееричным, чтобы произвести впечатление на детей и на шефа. В костюмерной я нашла фатиновый подъюбник и белый топ, а за сценой валялись никому не нужные пластиковые крылья от детского костюма. Я их примерила: «А почему бы и нет?» Каково же было мое удивление, когда я увидела, что Алту стоит на сцене в красном плаще и с рогами! Вот это совпадение! – так и родился наш дуэт. Дети, кстати, первыми просекли, что мы встречаемся: ну не могут быть так просто у нас подходящие костюмы. «А Чертик – твой муж?» – спрашивали любопытные девочки. Я, конечно, отшучивалась! О, боже, я помню, что тогда ко мне пришла известность. Все, от мала до велика, знали Ангелочка-девочку. «Кто такая Лиона? А, та, что с крылышками? Мелек? («ангел» по-турецки)». Впервые у меня было ощущение «Я королева мира», люди не давали мне прохода, фотографировались, благодарили, оставляли что-то на память. Конечно скорее, любовь у них была к моему персонажу, да еще и в сочетании с красным Чертиком. Но и днем я не отставала от самой себя: придумывала яркие костюмы, танцевала с бубном вокруг бассейна… Я хотела привлекать к себе внимание. В первую очередь чтобы Алту видел, как я могу. Дети меня обожали!

Многие из того отеля до сих пор помнят и читают меня в инстаграме, они давно уже стали студентами, некоторые даже вышли замуж и родили детей.

Работа с детьми на отдыхе – это потрясающе! Дети дают столько сил и энергии, преумножают радость и так искренне к тебе привязываются. Прошло уже 13 лет, но многих я помню и, пересматривая фотографии, ощущаю, как у меня на душе светло и тепло. Совершенно чужие люди, которые так искренне тебя благодарят, я называла их «мои дети», а они постоянно говорили, что хотели бы такую маму. Какая я была веселая, беззаботная и легкая в то время! Все было легко, в омут – так с головой, любить – так на всю катушку, танцевать – так, как будто тебя никто не видит. Я училась жить и брала от этой жизни все! Каждую минуту, каждый луч солнца, каждую каплю дождя. Я была жадной до жизни, мне хотелось ее прожить так, чтобы было что рассказать внукам. Я кайфовала от осознания того, что я сама себе хозяйка и делаю все так, как хочу. Да, я была молодой и неопытной, но чувство безграничного владения моим маленьким мирком наполняло мое сердце и взрывалось лопающимися мыльными пузырьками где-то на уровне висков. Чудесное чувство, что тебе море по колено!

Тогда я была на гребне своего, как бы сказать, взросления или ощущения своей самостоятельности: мне уже 18, первый мужчина, первые отношения, первая совместная жизнь. Забавно, но подростки так хотят стать поскорее взрослыми, у них возникает иллюзия полного контроля своей жизни! Многие стремятся уехать из родительского дома, жить в худших, но зато обособленных условиях. Им кажется, что вот она, жизнь, и можно делать все, что захочется! А вообще это и неплохо, ведь со свободой приходит и понимание ответственности. Мне нравилось, что у меня был молодой человек, вне отеля мы были настоящей «взрослой» парой, у меня был кто-то, кого я могла представить своим подругам как бойфренда, а то, что у нас с ним все-таки случилась близость, добавляла в наши отношения каких-то новых красок и выводило их на неведомый мне уровень. Ой, да что там говорить! У меня до него не было никаких отношений, никакого уровня, поэтому я чувствовала себя очень взрослой.

В то же время, когда мой внутренний взрослеющий романтик только начал ловить порхающих в животе бабочек, а мечтатель вспоминать наши ночные побеги из прошлого общежития и грезить о поцелуях при луне, суровый реалист во мне отдавал себе отчет, что между нами не может быть серьезных отношений, слишком уж закрепился за ним имидж сердцееда, слишком явно он флиртовал с туристками в коротких юбках. То и дело я находила совместные фотографии с другими девушками «на память», в сердце начинало покалывать, но я не придавала этому значения, считая, что это мои заморочки. Аниматор – это в крови, с ними никто не может строить семьи. «Но почему же он уделял мне столько времени и внимания с самого первого моего дня в Турции? Может быть, я все-таки для него что-то значу?» – думала я про себя, но всем своим видом показывала, что мне все равно, пусть он и дальше пялится на декольте разодетых на отдыхе русских женщин. Однажды мы сидели за столом с немецкими туристами, и почему-то Алту решил ляпнуть им, что мы вместе. Туристы стали интересоваться про свадьбу и детей, на что я твердо заявила, что у нас не может быть ничего серьезного, я за него никогда и что я вообще замуж не хочу! С этой фразы все и началось! Я круто задела самолюбие, как оказалось, влюбленного в меня джигита…

Вы вообще верите в чистую любовь? Работая в анимации, я уяснила для себя одну вещь, которая в то время разбила мне сердце и веру в чистую любовь. Все друг друга обманывают. В парах это может быть стремление казаться другим, у друзей – нежелание портить отношения из-за мелочей, а у родителей – мечта иметь видимость идеальной семьи. И все друг другу изменяют. Когда физически, а когда морально. Причем женщины это делают даже чаще и охотнее, чем мужчины.

У нас был очень хороший контакт с одной парой. Он взахлеб рассказывал о том, что с момента их знакомства они ни на один день не расставались. Боже, с какой любовью и нежностью он говорил о своей жене! Как упоительно рассказывал о планах на будущее! Я слушала и не верила своим ушам. Неужели такое бывает? А потом мой мир рухнул. Я застала его жену за сценой с одним из своих коллег. Умут был лучшим другом моего приятеля. Когда мне было грустно, когда я ревновала или когда скучала по дому, Умут был рядом. Мы вместе пели Земфиру (песня «Хочешь» была единственным его познанием в русском языке), я могла укутаться в его дружеские объятия и пролежать, свернувшись калачиком, пару часов. Он всегда слушал меня и всегда утешал. Он был для меня каким-то символом благородной и искренней дружбы. И вот я захожу за чем-то на бэкстейдж во время ночной дискотеки, а там он и та замужняя девушка. Я стала свидетельницей страстных поцелуев и его рук, сжимающих ей задницу. Мое сердце разбилось. Я проревела всю ночь, несмотря на то что это был не мой парень и не моя подруга. Почему люди так делают? Зачем им это нужно? Розовые очки были сняты, и это было моим первым разочарованием в сказке про «они жили долго и счастливо и умерли в один день»…

Да, в тот день с меня слетели розовые очки. Скажу вам больше, я знала, что у Умута была невеста-турчанка. Они были вместе с первого курса ÖDTÜ (самый знаменитый университет в Анкаре). Очень симпатичная девушка по имени Селин. Я знала от Алту, что эта парочка уже несколько раз расставалась и что Умут несколько раз снимал Селин с подоконника, так как каждый раз она грозилась спрыгнуть, если он к ней не вернется. Но в то время, когда мы работали в анимации, у них был мир, он ездил к ней в Анкару раз в месяц, ребята планировали свадьбу. Всю ночь после увиденной мной сцены «любви» за кулисами я прорыдала. Вдобавок к измене обожаемой жены туриста тот человек, которого я считала своим лучшим другом, показал свою безответственность и предал невесту. Наутро на мне не было лица: я вдруг поняла, что если даже такие серьезные отношения имеют гнильцу, то что же, в конце концов, с моими?

На мой немой вопрос «зачем?» Умут оправдывался неделю. Каждый день он пытался найти повод поговорить о случившемся. У меня было ощущение, что он виноват передо мной: как только он не старался загладить свою вину и вернуть себе лицо в моих глазах! Мы тогда очень много говорили, и я пыталась понять, а он – объяснить. Он рассказывал, что любил Селин больше жизни, но она старалась заполнить всю его жизнь собой. Ему хотелось свободы, он попросил передышку. Но тут его ждал капкан ее шантажа: «Если я не буду жить с тобой, то вообще жить незачем!»

Из его рассказов для себя я сделала другой вывод и приняла это как данность: если человек с тобой быть не хочет, то его ничем не удержишь, хоть падай из окна. У парня не было другого выбора: он действительно оказался в заложниках. Кроме того, Селин постоянно его контролировала: писала, звонила, даже как-то приезжала. Я не поверила своим глазам: за короткое время из улыбчивой стройной красотки она превратилась в неопрятную полную турецкую мамашу. Она слишком была поглощена ревностью и контролем и стала заедать стресс, совершенно не думая о внешности. И я вынесла для себя еще один урок: никогда не забивай на себя ни при каких обстоятельствах.

А тем временем меня ожидал новый крутой поворот…

Помните, на каком месте я прервала СВОЮ историю? Правильно, я имела наглость в ответ на шутку туристов во всеуслышание заявить, что у нас с Алту все несерьезно и что о замужестве речи быть не может. Ох, это было стопроцентным попаданием! Мужики – они все же хищники, а тут сопля голландская, отнюдь не Памела Андерсон, возомнила себя королевой и смеет утверждать, что у нее еще все впереди! Как же засверкали его глаза, прямо как забилось мое сердце! И тут я прочитала в них то, что скрывалось за маской сердцееда. С того самого дня он стал спрашивать каждый раз, когда мы оставались наедине: «А почему ты так сказала? Ты правда так считаешь?»

Конечно же, я отшучивалась, мол, когда созреешь сделать мне предложение, тогда и поговорим, но обещать тебе, что скажу «да», я не могу. Знали бы вы, что творилось у меня внутри! Бабочки! Там порхали бабочки. Это странное чувство, когда тебя мутит, тебе трудно дышать и мурашки по всему телу. Да, это были они. Я, безусловно, попала. И если до этого случая мои чувства были лишь симпатией и своего рода привязанностью к первому мужчине, то сейчас я испытывала к нему нечто большее. Я не могла себе позволить ревновать, я волновалась, когда он поздно приходил с работы, я нервничала, когда с ним флиртовали приехавшие развлечься туристки. Но в тот день, В ТОТ САМЫЙ ДЕНЬ я прочитала в его глазах то, что перечеркнуло для меня все: и ревность, и волнения, и нервы. Я поняла, что для него что-то значу. Вы понимаете, о чем я?

Однажды, отмечая чей-то день рождения, мы собрались всей нашей аниматорской оравой в самой большой, «женской», комнате общежития. Знаете, как накрывают стол аниматоры? Правильно, они тихонечко выносят полресторана в карманах и сумках, пока кто-то из девчонок отвлекает охранника или портье ресторана. Хочешь жить – умей вертеться! Помню, как на ту самую пижамную пати зачем-то приперся генеральный менеджер отеля и искренне недоумевал, когда и, главное, где мы нажарили шашлычков и напекли пахлавы. Мы его сразу хорошенько напоили честно купленной водкой с колой, и бдительность его покинула совсем.

Надо сказать, внутри команды я чувствовала себя немного аутсайдером: я тусовалась с турками, а наша команда состояла из русских и украинцев. В нашем «турецком» кругу постоянно мелькало «эти русские», поэтому у нас как-то сразу не заладилось. Я себя относила к «нерусским». Смешно сейчас вспоминать, ей-богу, но меня брала гордость за то, что турецкая часть команды считает меня «своей». Надо отдать должное, и выглядела я тогда больше как турчанка. Сейчас, не поверите, с доброй половиной девочек и мальчиков у меня прекрасные отношения, мы переписываемся, перезваниваемся, даже с кем-то встречались… но тогда… тогда была другая история. Алту мне рассказывал, что в начале сезона на него положила глаз одна танцовщица. Не знаю, насколько это правда, и если Марина меня читает, то пусть знает, что это не я все придумала. В любом случае с этой девушкой я вела себя осторожно, особо не любезничала. И вот на одной из вечеринок ко мне подходит ее подруга и спрашивает: «А вы с Алту встречаетесь?» Хм… безусловно, принимая во внимание тот факт, что мы жили в одной комнате и спали на одной постели после трудного и долгого рабочего дня, – да, мы встречались. Мы скрывали это даже от команды! Хотя надо быть полным дураком, чтобы этого не понять. Но вот интересный момент: с тех пор как я вильнула хвостом, Алту старался при каждой возможности подчеркнуть, что мы вместе, трубил об этом на каждом углу вопреки негласному кодексу аниматоров!

Ох уж эти мужчины! То я ему никто, то вдруг носитсясо мной, как курица с яйцом. Был у меня один ухажер – серфер на пляже, куда мы с девчонками ходили загорать в обеденный перерыв. Мы тихонечко переходили границу пляжа нашего отеля и ложились прямо на песок, потому что отдыхать на территории отеля, где ты работаешь, было запрещено. Я помню, как таскала фрукты из ресторана: два апельсина и одно большое яблоко были моим ежедневным обедом. И вот там я неожиданно увидела Его. Красавец, высокий, загорелый, с фигурой Аполлона! Божечки, эти голубые глаза и выгоревшие на солнце русые волосы! Я не помню, как его звали, но он был сказочно красив. Каждый день я ходила типа загорать, а на самом деле, тайком поболтать с Красавчиком. Вот и пойми нас, женщин, то мы бабочек в животе ловим, а то глазки чужим мужикам строим. Но кроме флирта и пускания слюней на это совершенное тело и прекрасные турецкие голубые глаза у меня и в мыслях ничего не было. Красавчик неоднократно звал меня провести вместе выходной день, приглашал на танцы или прокатиться на лодке, но я мило отшучивалась и продолжала строить глазки. В моем сердце жил другой, но каждый день я летела сломя голову на пляж, чтобы поболтать с Ним.

– О, моя Мелек пришла опять погреться на солнышке! Может, все-таки покатаемся на море? Когда у тебя выходной?

– Нет, Блондинчик, не получится, у меня дел много, надо турецкие падежи учить.

– Да никуда они от тебя не денутся, ты и так прекрасно говоришь! И так мило тянешь букву «и». Повтори, пожалуйста, сколько тебе лет?

– Он сэкиииииз, – повторяла я нараспев, что значило «восемнадцать».

– Чок татлысын яяяя («до чего ж ты сладкая»). – и Красавчик ущипнул меня за щеку.

Сейчас, анализируя свое поведение, я думаю, что мне хотелось самоутвердиться, почувствовать себя востребованной, что ли. Такой альфа-самкой, из-за которой начинаются войны. А кому из вас не хотелось хоть раз в жизни быть роковой красоткой? Не верю, что такие есть. И мне тоже хотелось. И вот однажды стоим мы с Красавчиком, шутим о чем-то, и тут я вижу знакомый силуэт, решительным шагом направляющийся в мою сторону. Оказывается, моему уже донесли охранники, что я ежедневно любезничаю с кем-то на пляже. Сильным движением руки Алту сгребает меня в охапку и уволакивает в сторону общежития.

– Ты ему глазки строила или мне показалось? Чего это он тебя по щеке гладил?

– Не гладил. Щипал! Синяк останется.

– Вот видишь, а я пообещал родителям, что тебя никто и пальцем не тронет. Да и вообще, что это за выкрутасы? Нечего с парнями заигрывать, им всем только одно нужно!

С тех пор на пляж я одна не отпускалась. Ох уж эти горячие турецкие парни!

Когда ты постоянно находишься в тесном контакте с туристами в силу своих должностных обязанностей, ты волей-неволей входишь в их жизнь. Не пускать их в свою – настоящее искусство, которым я не владела. Среди живущих в отеле у меня была почти подруга. Люда отдыхала в нашем отеле практически все лето. Ей было 16, она была на голову меня выше и обладала шикарной девичьей фигурой. Мы часто вместе ужинали, и я с удовольствием слушала ее рассказы про Любовь Всей Ее Жизни, переехавшего учиться в Лондон. Она ничего о нас с Алту не знала.

Он как-то сказал мне, что все русские женщины одинаковые. Все приезжают в Турцию, чтобы погулять от мужей или чтобы найти себе горячую турецкую кровь, потому что турки чудо как хороши в постели. Я лишь промолчала – мне не с кем было сравнивать.

Так сложилось, что я пользовалась популярностью и в школе, и в колледже, и у меня даже было несколько ухажеров, но ни один флирт так в роман и не перерос. В первый раз я позволила парню себя поцеловать, когда мне было почти 15. Все мои подруги и знакомые давным-давно с легкостью обсуждали, кто, с кем, в какой позе, а у меня в жизни были другие интересы. Я не могла себе позволить тратить драгоценное время на гулянки, дискотеки и парней – я училась на «отлично», шла на золотую медаль и с подругами встречалась не в кафе, а в музее или театре. Так по-петербуржски, да? Я искренне не понимала, как можно раздавать себя направо и налево, не будучи уверенной в своем выборе. Сейчас вспоминаю и думаю, какая же я была дура. Нет, ну ценности, целостность и нецелованность – это, конечно, хорошо, уважительно и правильно, но не будь этого в моей восемнадцатилетней голове, жить мне было бы значительно проще. Хотя бы потому, что я бы так сильно не привязалась к своему первому мужчине. Мне иногда кажется, что моя любовь к нему выросла до размеров вселенной только потому, что я его подпустила так близко. Я преподнесла ему себя, как нежный хрустальный цветок на дорогом блюде, ожидая, наверное, что он будет сдувать с меня пылинки, холить, лелеять, быть благодарным. А он… он имел наглость заявить мне, что все русские – одинаковые. И тут я не выдержала, в порыве чувств выдала, что это не так и нас – других – как минимум две: я и Люда.

Я никогда не забуду его лицо, когда он, обернувшись на мою фразу, обронил: «И что? Хочешь, я с ней пересплю?»

Я опешила и не поверила своим ушам. Как? Как он может так со мной поступить? Сердце упало в пятки, и я себя не узнала. С одной стороны, этот сильный, благородный и заботливый мужчина, который спас меня ото всех, решал мои проблемы, не дожидаясь просьбы, вызывал у меня огромное уважение и чувство благодарности. С другой стороны, он был нереально романтичным: завязывал мне глаза, брал за руку и вел куда-то, ничего не говоря, чтобы сделать мне сюрприз. Он пел мне песни своим хорошо поставленным баритоном, когда мы гуляли по ночному пляжу. Он писал на листочке бумаги «А+А» и рисовал сердечко. Он смотрел в мои глаза и говорил: «yavru kedim» («мой котенок»). Но в тот момент мне стала явной та его сторона, о которой я знала с самого начала. С самого начала я видела в нем именно сердцееда и только поэтому так долго не пускала в свое сердце. И вот, открыв ему дверь и постелив ковер, я обнаружила, что о ковер вытерли грязнющие сапоги. Причем грязь-то можно подмести, а вонь от навоза останется. Именно так я себя ощутила в тот момент. На работу мы ехали молча, а вечером я его слишком долго ждала в общежитии, представив себе все, что только возможно. Он пришел в 5 утра как ни в чем ни бывало и завалился спать рядом со мной…

Той ночью сон как рукой сняло. К завтраку я его не разбудила, пошла одна, как в воду опущенная. Весь день я старательно избегала встречи, а внутри все как будто умерло. Мне казалось тогда, что жизнь закончилась, что я дала слабину, что нельзя было влюбляться. Боже, как мне было плохо! Именно тогда все привитые мне мамой установки о том, что мужчина должен стать первым и единственным, выплыли наружу. Почему, почему мне это внушили? Если бы я относилась ко всему проще, не было бы у меня чувства, что я потеряна в этой жизни. Мне было противно и больно одновременно: как он мог трогать меня, целовать и любить и в то же время предать? Как я могла так влипнуть? Почему отдала себя этому человеку? «Господи, за что мне это все? Как дальше жить?» – вот о чем я думала в то утро.

В моей голове постоянно крутилось кино воображения, я не могла с собой ничего поделать – мысли сами меня находили. Знакомо ли вам чувство, когда ты пытаешься не думать, выключаешь мозг и представляешь себя «в домике»? Ты изо всех сил стараешься отвлечься, но мысли, как назойливые мошки, вьются вокруг тебя, залетают в нос, в рот, в глаза. Ты отмахиваешься как можешь, но они противно так жужжат вокруг, и ничего не помогает.

В нашей команде хореографом была прекрасная Вероника: высокая блондинка из Воронежа с огромными голубыми глазами и совершенным телом. Я смотрела на нее снизу, как на Недосягаемое Совершенство: она с разбегу могла прыгнуть в минусовой шпагат, умела танцевать все танцы на свете и быть самым главным командиром. Ей было, кажется, 28, мне – 18, и поэтому она казалась мне очень взрослой и важной (боже, мне самой сейчас больше, но никакая я не взрослая и не важная).

Вероника работала с Алту в команде уже 10 лет: помнится, когда-то она играла роль Эсмеральды, а он – Квазимодо. Забавное совпадение, не правда ли? Она его очень хорошо знала, наверное, их можно было назвать друзьями. Как-то Вероника так серьезно посмотрела на меня и сказала, что после встречи со мной он сильно изменился. Причем началось это с тех пор, как я прилетела в Турцию, а он мотался ко мне, в тот самый первый отель, из которого потом меня и украл. Он много обо мне говорил, и его ни разу не видели с туристками. Он переживал, все ли у меня в порядке, и это было не просто так. И помню ее фразу: «Вот не понимаю, и что он в тебе нашел? Ему нравятся совсем другие девушки, ты слишком хорошая, скромная и правильная. Я думаю, это серьезно». Нет, не было негатива в ее посыле, просто тот имидж и то поведение, которые были у него до меня, не вязались с той заботой и вниманием, которым Алту меня окружал. И этого я не могла понять, прождав его в комнате общежития до пяти утра. Какого черта? Почему он так со мной поступил? Неужели человека может исправить только могила?..

Я пыталась понять, что я сделала не так, ведь любая измена мужчины – это вина женщины. И тысячи сценариев рождались и умирали в моем воспаленном мозгу, мне хотелось провалиться сквозь землю, собрать вещи, улететь домой. Кроме того, целый день я не видела Люду, и от этого мне было еще хуже. Значит, правда. Значит, между ними что-то было. Мысли так и крутились в моей голове: ей стыдно показаться мне на глаза, стыдно… Стоп. Но она ничего о нас не знала, почему же ей должно было быть стыдно? И мое подсознание постоянно пыталось найти лазейку в реальности: «Да нет, дорогая, не придумывай, ничего такого не было, тебе показалось». В этот день, мне кажется, от переживаний у меня появился первый седой волос.

Мне порой кажется, что у всех женщин есть какое-то раздвоение личности: одна наша половина надевает на нас розовые очки и внушает, что розовые единороги существуют, а вторая, чтобы жизнь медом не казалась, стучит кувалдой по очкам, которые разбиваются стеклами внутрь. Разве нет?

Вспомните себя, сколько сюжетов появлялось у вас в голове, когда ваш любимый задерживался с работы, не предупредив? «Он мне изменяет, точно!» «Да нет же, наверняка попал в пробку, а телефон забыл в багажнике». Мы себя накручиваем, проживая каждое свое опасение, как трагедию. Господи, ну почему мне этого никто не объяснил в мои 18 лет? Стоило ли себя так изводить?

А на самом деле оказалось, что дискотека закончилась в тот день после трех, потом они с парнями поехали пить суп. Надо сказать, у турок распространены супные рестораны, которые работают по ночам, они называются «Çorbacı» («чорбаджи»), а суп по-турецки «пьют», а не едят. И вот моя гостеприимная турецкая душа решил приобщить украинско-русскую часть команды к турецким традициям.

А Люда? Люда, как выяснилось, уехала накануне на двухдневную экскурсию со своими родителями. Просто дурацкое стечение обстоятельств, из-за которого я изрядно помотала себе нервы, но между ними ничего не было.

Помню, когда несколько лет спустя я рассказывала эту историю маме Гюльнур, она серьезно посмотрела на меня и сказала: «Надо было дверь запереть и не впускать его! Пусть бы в коридоре поспал, в следующий раз вернулся бы вовремя! Нечего дочке моей нервы мотать!» Как же я любила эту женщину, как же скучаю по ней…

Когда ты отдыхаешь в отелях, то не знаешь, что на самом деле творится за дружелюбной улыбкой аниматора. Никто тебе не пожалуется, что работает 18 часов в сутки месяцами без выходных и получает за это максимум 300$ в месяц. Аниматор всегда должен быть в отличном настроении, приветливым и располагающим к общению. С гостями отеля нужно постоянно искать возможность завязать беседу. У нас это называлось guest contact. Я даже помню, что менеджер отеля собирал карточки с отзывами гостей о том, с кем «контакт» у них был лучше. Ну конечно же, мальчики-аниматоры старались очаровать всех туристок, чтобы им написали хорошие характеристики.

Глава 3 Ящик Пандоры (Или Заветная коробка с фотографиями)

Как-то раз я осталась одна в квартире родителей Алту и стала лазить по шкафам (помните поговорку про любопытную Варвару?). Ну так вот, кто ищет – тот всегда найдет! В самом дальнем ящике комода я нашла большущую коробку, полную писем туристок, от 16 до 40. На минуточку, ему тогда было 29, мне 18. Я взахлеб прочла их все. Зачем? Вот и я не знаю. Видимо, пыталась найти доказательства не пойми чего. Среди тех писем были фото разных девушек: немок, англичанок, даже русских, были там и фото прекрасной черноволосой и длинноногой турчанки с подписью «Дениз» (тогда-то я и увидела ее впервые). Я с упорством маньяка перебирала разлинованные листочки, открытки с сердечками и фото в купальниках. Я очень плохо понимала по-английски, но старалась вникнуть в каждое слово. Мне казалось, судя по письмам, что у него была сотня женщин, что все они в своих странах надеются на встречу с моим турецким джигитом, а он совсем не прочь принять их всех в свои жаркие объятия. Никогда, слышите меня, НИКОГДА не читайте чужие письма, не лезьте в чужой мобильник и не открывайте личку ВКонтакте. Не нужно этого делать! Знайте ровно столько, сколько вам положено…

Открывая коробку с прошлым, мы открываем ящик Пандоры, и все, что уже давно покрыто пылью, оживает и заставляет нас вспоминать о том, чем мы жили когда-то. Зачем мы храним старые фото, письма, предметы? Неужели для того, чтобы перечитывать во времена грусти? Или чтобы не забыть, что с нами было? А может, просто для того, чтобы нас грела мысль о том, что в любой момент дорогой сердцу почерк оживет родным голосом в ушах? Зачем хранить прошлое? Зачем причинять себе боль, постоянно переживая потерю или расставание? Не лучше ли обрезать ту невидимую нить, которая нас связывала? Не могу найти ответ на этот вопрос. Вы как считаете?

Я и сама хранитель смятых бумажек с кривыми каракулями моего одноклассника Саши, любовных писем моего друга детства Ромы и гигабайты фотографий, на которых меня обнимает и целует тот, за которого я долго выходила замуж и чью фамилию я долгое время писала рядом со своим именем в соцсетях. Я хранила эти фото, сама о том не подозревая: в свое время все воспоминания я стерла и отовсюду удалила его лицо. Но потом, по воле случая, в поисках каких-то документов моя подруга зачем-то восстановила все фото с жесткого диска. Второй раз удалять у меня рука уже не поднялась. Но сейчас, вороша прошлое, мне иногда трудно сдержать эмоции, хотя память – коварная штука: говорят, она стирает все плохое и оставляет только хорошее.

Когда я осталась наедине с ЕГО коробкой воспоминаний, я чувствовала, как кто-то разрывает меня изнутри, но продолжала читать письма туристок и рассматривать их фото. Ничего особенного в их посланиях не было: в основном общие фразы о том, что они скучают и надеются вернуться в следующем году, что-то про жизнь на родине и воспоминания об отдыхе. Как же забавно было осознавать, что все, абсолютно все туристки идеализируют людей, с которыми они встретились в расслабленной атмосфере отпуска! Конечно, вокруг нет стресса и проблем, не надо вставать на работу ни свет ни заря, солнце светит каждый день, а инфраструктура отеля располагает к положительному восприятию всего, что находится вокруг. Это своеобразный якорь, ставя который, мы концентрируемся только на приятных эмоциях. Во всех письмах это читалось красной нитью, все они писали про отель и желание приехать туда вновь, чтобы увидеться. Не просто приехать к нему, не продолжить общение на нейтральной зоне, а именно вернуться в то место, где им, девушкам, было хорошо. «Как же хочется продолжить занятия аэробикой! Но только тут, в Голландии, все не так, никто не заводит группу так, как ты!» «Как жаль, что не получилось попрощаться с тобой в последний день! Я обязательно приеду снова в этот отель!» «Вспоминаю, как мы обедали в ресторане, ты был очень остроумным! Кстати, я уже сбросила 4 кило после того, как ты рассказал о своем питании!» – все эти письма были обо всем и ни о чем, я спрашивала себя, зачем он их хранит. Своеобразная коллекция трофеев? Может, аниматоры меряются ими, у кого больше? Среди присланного были и их совместные снимки, но больше всего меня поразили фото и письма той, с кем он пробыл семь лет, – черноволосой турчанки Дениз…

Дениз была прекрасна: высокая, длинноногая, с густыми вьющимися черными волосами. Она училась на художественном факультете в самом престижном университете Анкары. Алту учился там же, но на факультете физической культуры. Я слышала о ней от общих друзей и от его родных, но когда я увидела ее фотографии, то во что бы то ни стало захотела узнать о ней от него самого.

Как вы уже слышали, она была прекрасна. Турчанки вообще от природы наделены потрясающими пропорциями, которые, к сожалению, с возрастом переходят в бесформенные телеса и море целлюлита. Тонкая талия, широкие бедра, пышная грудь и длиннющие ноги – именно такой я ее увидела на фото из коробки с воспоминаниями. Она стояла в изящной позе на берегу моря в открытом купальнике, а ее локоны игриво разлетались во все стороны.

Глава 4 Любовь моя

Я смотрела на это фото как зачарованная. Я понимала, что она – мой идеал. И в то же время я понимала, что мне до нее, как до Луны! 175 см роста (или 180, уже не помню) против моих гномских 162, идеальная фигура «песочные часы» против моего «прямоугольника». Невероятная красавица, достойная титула «Мисс Вселенная», не меньше. Я себя с ней сравнивала снова и снова и понимала, что я в сплошном проигрыше: низкая, неспортивная, с короткой стрижкой и узкими «мальчиковыми» бедрами. Но все же что-то нас объединяло: художественный факультет (у нее – в Анкаре, у меня – в Петербурге), зеленые глаза, белый цвет кожи и черный цвет волос. Мне кажется, мы все так или иначе сравниваем себя с бывшими наших любимых, и отнюдь не всегда нам это льстит. Я же ощущала некий внутренний фурор, знаете, такой, когда ты понимаешь, что у тебя родинка на том же самом месте, что и у твоего кумира!

Найдя несколько точек соприкосновения, я попросила Алту, чтобы он собственнолично показал мне ее и рассказал их историю. Мне было стыдно признаться, что я рылась в его вещах, но еще сложнее мне было молчать. Я просто села ему на колени, положила голову на плечо и сказала: «А расскажи мне про Дениз. Ты же любишь Море?»

Так я узнала о том, что его девушка в свободное от учебы время ходила на аэробику в студенческом спортзале, где, собственно, они и познакомились. Однажды преподаватель посреди урока подвернула ногу и попросила Дениз, которая никогда не пропускала аэробику, заменить ее. Одно дело – ходить на урок, а другое – вести его, но девушка отлично справилась. Она осталась замещать преподавателя на следующие занятия и в конечном итоге стала их давать сама. У нее прекрасно получалось! Природная грация, гибкость и чувство ритма сыграли ей на руку. Алту учился на тренерском факультете, одним из специальных предметов как раз-таки и была аэробика. Прекрасная возможность, чтобы видеться с черноволосой сиреной, которая ему уже давно нравилась. Так они и познакомились. Как он ее очаровал, как быстро они стали встречаться – все это осталось за кадром моей памяти. Слушая эту историю, я проникалась все больше и больше, и в конечном итоге фотографии Дениз перекочевали из коробки в шкафу в фотоальбом с твердой обложкой, куда я вклеивала карточку за карточкой, чертя летопись нашей с ним истории. Эти фото нашли место в нашем «семейном» альбоме. Я настояла на этом сама, сама аккуратно их вложила в альбом, хотя в груди щемило, но мне казалось, что так будет правильно. А еще мне казалось, что он до сих пор ее любит, и во мне его привлекали именно те качества, что он узнавал… я была мазохисткой или просто дурой?

Мы любим людей, которые либо похожи на нас, либо являются нашими противоположностями. Невозможно сказать наверняка, что лучше и какие пары существуют дольше.

Отношения с Алту напоминали пороховую бочку – при каждой искре раздавался взрыв. В ход летели тарелки, столовые приборы, еда, вещи и даже техника. Он – горячий турецкий парень, я – только что вступившая в совершеннолетие сопля с замашками. Как страстно мы ругались! Это было лучше секса, я серьезно! Конечно, у меня случались истерики в духе «кому я себя отдала?», но оно того стоило. Я безумно его ревновала, патологически: к настоящему, прошлому и будущему. Он же свою ревность пытался прятать, но настолько бездарно, что его не взяли бы ни в один, даже российский, сериал.

Мне нравилось ходить по острию бритвы, и после случая с моим пляжным Аполлоном и коробкой с письмами в комоде мне хотелось щекотать свои и его нервы. Я стала безбожно флиртовать с туристами.

В обязанности аниматора входило создание атмосферы на ночной дискотеке. Кто торчал на танцполе и собирал самых красивых мальчиков, абсолютно не умея танцевать? Я, конечно же! Какое же удовольствие я получала, ловя его грозный взгляд со сцены (надо сказать, пел Алту изумительно, и до сих пор в моих ушах «My way» Синатры в исполнении некогда любимого голоса). Сейчас я думаю, что это был своего рода выпад в «наказание» ему за то, сколько туристок ему писали. А может, таким образом я защищалась от съедающей меня изнутри ревности. Это разрушающее чувство, но мне кажется, оно идет рука об руку с любовью. Или я не права?

Как я уже говорила, у моего Алту была сестра, Дидем. Она была на несколько лет старше меня, симпатичная турчанка с хорошей спортивной фигурой. Несмотря на то что она была абсолютно глухой на оба уха, девушка категорически не хотела учить язык глухонемых, мотивируя это тем, что не хочет выглядеть, как инвалид. Она говорила как умела, но понять ее было довольно сложно. Мама Гюльнур шутила со слезами на глазах: у нас есть две девочки (она меня называла «кызым» – «дочка»), и обе разговаривают как иностранки.

Дидем родилась абсолютно здоровым ребенком, но в раннем детстве переболела каким-то инфекционным заболеванием, которое дало такое осложнение. Папа занимался с ней каждый день артикуляционной гимнастикой, учил говорить, чтобы дочь чувствовала себя полноценным членом общества. Дидем ходила на дискотеки, общалась со сверстниками и даже звонила маме по телефону. Она выучила, что нужно говорить сначала «Селям!» (Привет!), а затем ждать какое-то время и спрашивать, как дела, и, хотя она вообще ничего не слышала, мама Гюльнур вела с ней диалог.

У меня каждый раз было чувство, как ножом по сердцу, и тогда я еще больше окрепла в своем желании во что бы то ни стало выучить турецкий – и язык, и жесты, и менталитет. Я хотела стать настоящей турчанкой: стала читать Гюнтекина, истории Ходжи Насреддина, смотреть старые турецкие фильмы и проникаться турецкой музыкой, культурой и, конечно же, реформами Ататюрка.

Помните фильм «Королек – птичка певчая?» Кто его не смотрел в детстве, кто не любил и не переживал вместе с прекрасной Фериде? Но книга Ришада Нури Гюнтекина – это другое измерение, это первый турецкий роман, переведенный на русский язык. Мне так хотелось узнать больше о восточном менталитете, сформированном веками, что я вцепилась в эту историю любви и взросления, находя что-то общее с главной героиней. Каждый раз я ждала этих «свиданий» с романом, которые были так коротки. Я предпочитала чтение сну, еде или каким-то другим занятиям. Каждую свободную минуту я проводила наедине с книгой, узнавая новые турецкие слова, которые то и дело мелькали на страницах русского текста, новые подробности характера турецких мужчин и женщин… Пусть несовременных, но многое объясняющих… Книга закончилась очень быстро, я ее проглотила, наверное, за неделю… Нужно было найти что-то еще.

И однажды, когда я искала в книжном магазине учебник по турецкому, мне на глаза попалась тоненькая книжечка «Турецкий с Ходжой Насреддином». Это было самое настоящее пособие, методика чтения Ильи Франка (если вы с таким не знакомы, срочно это исправьте, метод весьма любопытный!). Особенность ее была в том, что все тексты были написаны на языке оригинала с подстрочным переводом. «То, что нужно!» – подумала я и принялась с упоением читать забавные истории из жизни мудреца Насреддина. «Ходжа», кстати, по-турецки означает «учитель». И действительно, было у него чему поучиться, некоторые истории я выписала себе в дневник и перечитывала, когда чувствовала в этом потребность…

Немного грустные, местами смешные, когда-то глупые, а когда и филоссофские, эти зарисовки из жизни Насреддина Ходжи (в турецком слово, обозначающее отношение к человеку или его статус, ставится после имени) заставляли задуматься…

Эмир заказал Молле сделать надпись на перстне, которая поддерживала бы его в несчастье и сдерживала бы в радости. На следующий день Молла пришел к Эмиру и молча протянул тому перстень с надписью: «И это пройдет»…

Я читала и думала: а ведь и правда, и грусть проходит, и радость тоже, поэтому не стоит впадать в уныние и терять почву под ногами. Вроде одна фраза, но гениальная же?

Я стала искать в телепрограмме старые турецкие фильмы. Оказалось, турки пересняли абсолютно все киноленты с Мэрилин Монро: «В джазе только девушки», «Джентельмены предпочитают блондинок» – я смотрела знакомые истории на своеобразный турецкий лад и удивлялась, насколько иначе они переливались яркими красками! Фильмы были 60–70-х годов, но европейская открытость и отсутствие типичных стереотипов меня поражали. Мне кажется, я пересмотрела пару дюжин турецких кинолент, мне удивлялись даже родители Алту: «Это фильмы нашей молодости, неужели тебе они интересны?» Конечно, интересны! Они помогали мне заполнить тот пробел, который так или иначе возникает со временем между друзьями разных национальностей.

В каждом доме и в каждом офисе висел портрет Мустафы Кемаля Ататюрка. Этот голубоглазый и светловолосый первый президент Турецкой республики выглядел абсолютной противоположностью той внешности, которую мы представляем, говоря об этой национальности. Вы будете удивлены, но древние чистокровные турки – именно такие: блондины с голубыми глазами! Кемаля называют «турецким Петром Первым»: он стремился модернизировать свою отсталую в экономическом и культурном отношении, разъеденную коррупцией страну, модернизировать ее, опираясь на достижения европейской цивилизации. «У нас есть единственный путь – Европа», – убеждал он своих соотечественников. Именно благодаря Ататюрку Турция поборола безграмотность населения, основным письмом взамен арабского стала латиница, в обиход вошли модифицированные французские слова. Внешне эта страна стала вполне европейской, большинство женщин отказались от ношения тюрбана и паранджи. Точно не помню, но мне кажется, что кто-то говорил о том, что если женщина хотела получать образование, она должна была отказаться от покрытия головы. Кемаль всегда говорил о силе и величии своего народа: «Народ, который отдает все свои силы во имя жизни и свободы, непобедим». Он старался быть ближе к людям, применяя, однако, авторитарное правление. Благодаря ему Турция из исламского государства превратилась в республику, и турки этим очень гордились, отмечая 29 октября День Турецкой Республики.

Я читала, изучала и впитывала, словно губка, любую информацию, которая бы помогла мне лучше понять этих людей. Я безумно хотела говорить с ними на одном языке. Чтобы выучить язык, особенно турецкий, нужно понять ментальность этого народа, иначе никак. У каждого языка есть душа, и у каждой души есть язык. Языком моей души навсегда остался турецкий, ведь на нем так красиво звучит «sevgilim» – «моя любимая».

«Sevgilim» по-турецки значит и «любимый» (в турецком нет родов, поэтому в женской версии слово будет то же). Но он называл меня «ашкым» – «любовь моя». До сих пор при этом слове у меня мурашки по телу. Я не помню, когда услышала его от Алту впервые и не помню уже, когда им были сказаны заветные «я тебя люблю». Просто до сих пор ощущаю его крепкие объятия, когда он их произносил. Он обнимал меня так сильно, что перебивалось дыхание и сердце начинало бешено колотиться и выпрыгивать из груди. Он говорил, что без меня не может больше представить своей жизни, что я тот самый ангел, который исцелил его душу. Да, звучит слишком пафосно, но на то есть свои причины.

Все эти годы безудержного флирта с туристками его душа страдала от несчастной любви. «Я люблю море, поэтому я уехал работать в Анталию», – говорил он постоянно. Но только после его истории я поняла, ЧТО на самом деле значили его слова. Алту любил прекрасную Дениз, поэтому уехал из Анкары. «Deniz» означает «море». Они учились с ним в одном потоке в университете ODTÜ. Эта парочка была довольно интересной: он едва доходил ей до подбородка, но вместе с тем они как-то по-своему гармонично смотрелись… После расставания с Дениз у Алту по какой-то причине не поднялась рука выкинуть ее фотографии, а я любила их пересматривать снова и снова. У него были серьезные планы на эту красавицу, но в один момент все рухнуло. Эту историю я услышала не от него, но после этого я стала смотреть на его поведение и отношение к женщинам по-другому. Как говорят, прежде чем судить человека, надень его обувь и пройди его путь.

Дениз училась на художественном факультете, после учебы вела аэробику, была на голову выше Алту и пользовалась популярностью среди мужчин. Она была художницей на всю голову со всеми свойственными творческим людям причудами. Турчанка с самого начала обозначила свою свободу и заявила, что ей не нужны серьезные отношения. Мой друг же добился своего, и они начали встречаться. Однажды, через несколько лет отношений, когда Алту собирался сделать ей предложение, он уехал на некоторое время из студенческого городка.

Дениз не теряла время даром и продолжала вести богемный образ жизни, ходить на студенческие вечеринки и веселиться. Была ли она на вечеринках пьяна, я не знаю, но ее пару раз обнаружили в постели с кем-то другим. Среди соблазненных ею мужчин оказался и однокурсник моего жениха. Девушка же на полном серьезе считала, что все в порядке вещей, у них же «свободные отношения». Ах, как же страшно, когда двое влюбленных находятся на таких разных ступенях развития отношений!

Он выбирал кольцо, чтобы сделать ей предложение, она спала с его друзьями, и оба думали, что они поступают так, как полагается.

Узнав о случившемся, Алту взял академический отпуск и уехал. Дениз звонила, писала, объясняла, но он не отвечал. Поняв, что потеряла, она даже ездила к нему, но безрезультатно. Он не давал людям второго шанса. В Анталии, устроившись работать аниматором, он стал цинично относиться ко всем женщинам, разочаровавшись в одной из них.

«Ты все еще ее любишь?» – спросила я его. «Давай не будем об этом, это прошлое. Я люблю тебя», – отвечал он мне.

Глава 5 Держи мое сердце

Гуляя, мы всегда держались за руки. Над нами даже подшучивали, что так мы и состаримся, и будут два дряхленьких старичка гулять за ручку по пляжам Анталии и мило ворковать, любуясь на волны.

Я помню тот день, когда мы познакомились на отдыхе. Мне тогда едва стукнуло 17, я отдыхала с родителями и младшим братом в отеле. Я была довольно обособленной и самодостаточной девочкой, не любила ни с кем знакомиться и повсюду ходила одна. И вот однажды вечером, возвращаясь с дискотеки в главный корпус, я споткнулась на лестнице. Было очень темно, и я не решалась шагнуть вниз, потому что в сумерках и темноте я становлюсь слепым дальтоником (эта болезнь называется гемеролапия). Вдруг кто-то меня обогнал и остановился передо мной на лестнице. Он хотел помочь мне спуститься. Спустившись на несколько ступенек вперед и видя мою нерешительность, незнакомец обернулся, протянул руку и сказал: «Доверься мне». И я доверилась. Тому взгляду было невозможно не поверить, а его загорелая рука так сильно сжала мою ладонь, что у меня не оставалось другого выбора, кроме как последовать за ним.

С тех пор держать его за руку было самым большим проявлением чувств. Для меня это значило «я тебе доверяю».

Наблюдали ли вы за собаками, как расслабленно они в присутствии хозяина откидывают свою голову, обнажая самое ранимое место – шею? Это признак полного доверия. Для меня вложить свою ладонь в его было равносильно обнажению моего сердца.

Эти прогулки – рука в руку – я запомнила на всю жизнь. Это было одновременное «ты моя», «я тебя оберегаю» и «не бойся, я с тобой»: он сжимал мою руку сильно, но нежно. Его рука не отпускала мою ни на минуту, а моей совершенно не хотелось вырываться. Мне было с ним хорошо и уютно, и я, несмотря на свою патологическую ревность, в эти моменты понимала, что доверяю, что вот он, со мной, а не с какими-то девушками на фото. Вот он, настоящий, с которым ничто не страшно. Я верю, что Алту был со мной самим собой – и был он именно таким: без масок, без напускного позерства, с теплыми и нежными руками, сильно сжимающими мое сердце. Я иногда себя спрашиваю: что же такое могло произойти, что руки этого восточного мужчины вдруг его выронили, и каким чудом оно не разбилось? Чтобы найти ответ на этот вопрос, я начала записывать свои воспоминания. Копаясь в себе, я зачастую ответы нахожу, и они гораздо полнее, чем взгляд со стороны…

«Бош вер!» – говорила мне моя турецкая мама, когда я грустила. По-русски это что-то типа «не обращай внимания, это того не стоит». Она вообще была прекрасной женщиной, о такой свекрови можно было только мечтать. Гюльнур любила меня, как родную дочь, если не больше, и я постоянно слышала от нее только самые теплые слова. Его родители вообще святые люди, люблю их и сейчас, как своих собственных.

Даже когда мы с Алту совсем разругались, я ушла из нашей квартиры… к его родителям. Жила у них несколько дней, сына они ко мне не пускали. Эти прекрасные люди заботились о том, чтобы мне было хорошо, как родной. В тот раз ссора произошла на пустом месте. Мои родители передали со своими друзьями из Питера отличную пару уличных кроссовок в подарок для Алту. Друзья в тот день ездили на экскурсию, и на обратном пути их автобус сломался, мы их прождали часов пять точно. Нет, мы не сидели у их отеля, а гуляли по зеленому городу, ели вареную кукурузу и подставляли лица теплому бризу… В конце концов, мы смогли забрать коробку и со спокойной совестью поехали домой. На обратном пути Алту устроил мне разнос, я так и не поняла почему. Когда мы доехали до нашей остановки, он отстал от меня, потому что нужно было купить хлеба, а я быстрым шагом дошла до дома, схватила кошелек, в котором было несколько лир, и села в долмуш. По дороге из Лары в Коньяалты, а ехать было достаточно долго, минут сорок, я думала о том, как болит мое сердце. Слезы катились из глаз, а я себя спрашивала: «почему? Ну почему он позволяет себе меня постоянно обижать?» Я ехала и спрашивала себя: что я делаю не так, почему я во всем не права? Вопросы были почему-то только ко мне, и я списывала это на возраст и неопытность… Когда мама Гюльнур открыла дверь, мои глаза были на мокром месте.

– Дочка, не стоит он ни одной твоей слезинки! Поговорить с ним?

– Нет, тетушка, не надо. Можно, я у вас переночую?

Я знала, что двери их дома открыты для меня всегда, и это было так естественно – приехать и рассказать, что на душе.

Глава 6 Рецепты мамы Гюльнур

Мама Гюльнур постоянно худела. Она была метр пятьдесят и весила под центнер, но это был самый добрый и красивый человек в моем окружении: она излучала доброту, любовь и спокойствие. А как она готовила! Наверное, это и объясняет ее вес…

В Турции очень вкусная, но весьма специфическая кухня. Я полюбила суп из чечевицы, знаете, такой, в котором ложка стоит. Готовить его довольно просто, он получается дешевым и сытным. Готовое блюдо поливают растопленным маслом, выжимают дольку лимона, и аромат чечевицы в сочетании с ним дает какое-то уютное чувство, ощущение, что ты дома. Как в детстве, когда ты забираешься к маме на коленки, а она тебя крепко обнимает. А жареные баклажаны! Мне кажется, ни одна нация в мире не ест этот лиловый овощ в таких количествах! У мамы Гюльнур была газовая плита, она убирала с нее все решетки и клала прямо на конфорку большие баклажаны. Когда шкурка подгорала, мама могла ее легко очистить и уже дожарить баклажаны на сковороде.

А как она готовила долму! Настоящие, мелкие, словно пальчики принцессы, с начинкой из жареного риса, пряностей и измельченных орешков трубочки!

Но любимым и коронным блюдом мамы Гюльнур был бёрек со шпинатом и творожным сыром (Su böreği). Бёрек – это такой слоеный пирог из тонкого-тонкого теста (yufka), которое покупают в специальном месте у специального человека, торгующего только тестом. Каждый слой обильно смазывается маслом (да, кухня у турок все-таки мало что общего имеет с правильным питанием!), затем выкладывается тонкий слой шпината с сыром, накрывается следующим листом теста, потом процедура повторяется. В самом конце пирог смазывается взбитым яйцом и отправляется в духовку. Боже, как это было вкусно! Я могла продать за него родину, честно, не преувеличиваю! Кстати, она научила готовить настоящий бёрек мою маму, и теперь это ее фирменное угощение на всех семейных праздниках. Мне немного грустно, но в то же время тепло от мысли, что эта традиция досталась нам от нашей турецкой семьи…

Mercimek çorbası

Красная чечевица – 1 стакан

Вода – 2 литра

Перец паприка или красный острый – немного если острый, побольше если это паприка

Луковица – 1 шт.

Мята

Томатная паста – 2 ст. л.

Лимон

Мука – 1 ст. л.

Для начала чечевицу необходимо промыть.

Мама Гюльнур брала стакан чечевицы (250 г)и варила его в двух литрах воды, вместо воды можно взять бараний, говяжий или куриный бульон, но тогда сам вкус чечевицы будет менее насыщенным. Пока варится чечевица, она обжаривала мелко порезанную луковицу в сливочном масле, кидала ее в кастрюльку к чечевице, пусть варятся вместе.

Потом на сливочном масле мама обжаривала муку и добавляла к ней томатную пасту.

В кастрюльку она обязательно добавляла мяту, а потом, для насыщенности цвета, высыпала туда же паприку или острый красный перец.

Варилось все это несколько минут. Весь процесс варки от начала до конца занимал минут 30–40.

Когда чечевица сварилась и мука загустела – значит, все, пора было заканчивать готовку, брать блендер и пюрировать до однородной консистенции.

Если вы были в Турции, то наверняка пробовали огуречно-йогуртовый суп – джаджик – прекрасное блюдо для летней анталийской жары. Делается он элементарно: йогурт, вода, соль и мелко порубленный огурец. Мама Гюльнур брала специальную глубокую миску, напоминающую старинный ручной миксер, накладывала туда йогурт, наливала воду и долго-долго взбивала до тех пор, пока не образовывалась густая и плотная пена. Затем она брала огурец и кромсала его прямо над миской абсолютно неодинаковыми кусочками, как получалось. В этой ее небрежности был особый шарм, казалось, что между делом под ее руками сами собой рождаются кулинарные шедевры. «Здоровья вашим рукам!» – говорят в Турции вместо «спасибо», и я мысленно вновь и вновь желаю здоровья рукам моей турецкой мамы.

«Салат должна делать только Алиона! Не знаю, что она с ним делает, но получается очень вкусно! Дочка, что ты туда кладешь? Черный перец?» – каждый раз во всеуслышание объявляла Гюльнур, когда мы ужинали у них. Салат у турок – это огурцы, помидоры и немного зелени. Часто его даже не заправляют, просто солят и перчат. Я не делала ничего особенного, заправляла лимонным соком, оливковым маслом, солила и перчила красным и черным перцем. «Машаллах, – приговаривала мама Гюльнур, – очень вкусный салат!» До сих пор не знаю, был ли мой салат так вкусен, или она просто хотела меня подбодрить. В любом случае мне было безумно приятно думать, что хоть салат я готовлю вкуснее всех.

А еще одно из любимых занятий у турок – пить чай. Чай тут заваривают в специальном чайнике, напоминающем наш самовар. На самом деле это два чайника: в нижний наливается вода, а на него ставится вместо крышки маленький чайничек с заваркой. Турецкий чай всегда ароматный. Пьют его из изящных чайных стаканчиков вприкуску с рафинадом. Мама Гюльнур говорила, что это привычка черкесских турок, я не могу сказать, насколько это правда, но видела, что многие турки кубики сахара бросают в стакан с чаем. Чай вопреки стереотипу, рисующемуся в ваших глазах, могут пить и без сладостей, хотя, не спорю, традиционный лукум иногда присутствует на столе. В Анталии было много «чайных садов» – своеобразных открытых кафешек, где подают исключительно чай – черный или яблочный. Люди приходят посидеть, пообщаться и выпить чаю, который разливает специальный человек. Меня умиляла эта традиция: куда бы ты ни пришел, тебе всегда нальют чай и почти никогда – алкоголь. Когда я была дома у своих турецких родителей, то всегда готовила чай и приносила его на подносе. В нашей семье кофе не пили совсем, его даже дома не держали.

Кстати, есть в Турции одна интересная традиция, связанная именно с кофе. Во время помолвки девушка приносит всем гостям сладкий кофе, а своему жениху – соленый или даже перченый. Жених должен выпить кофе из рук невесты, не показывая своим видом, какой он на вкус. Этот испорченный кофе он пьет, как самый сладкий напиток на свете, показывая тем самым свою любовь к избраннице и готовность быть вместе и в прекрасный день, и в самый сложный. Мама Гюльнур постоянно вгоняла меня в краску своими шутками о том, какой же кофе я приготовлю для ее сына. «Ну-ка, бакалым (посмотрим), какой кофе ты нальешь ему: с солью или с перцем?» – эти слова сопровождались задорным подмигиванием и одобрительным жестом рукой.

Как-то раз, во время Рамадана, я спустилась вечером во двор поплавать в бассейне в слитном купальнике, и один из соседей пришел жаловаться, что я поступаю неправильно (мол, в Великий месяц оголяю тело). «Хайди бакалым», – сказала турецкая мама, взяла свой купальник и спустилась вниз ко мне. Она не сказала мне ни слова в тот вечер, но на следующее утро мы долго смеялись над этой ситуацией. Сосед был в шоке, но вы понимаете, да, как она меня поддерживала во всем! «Сам виноват, грех совершает! Нечего моей дочке указывать, что ей делать, пусть сам не смотрит, раз нельзя! Ишь ты, старый перечник, прилип к окну и на тебя жалуется!»

Глава 7 Мама Гюльнур худеет

Мама Гюльнур мечтала похудеть. Скучно жить без мечты, правда? Поэтому она всегда говорила: «Когда-нибудь я похудею, но сегодня я приготовила очень вкусный бёрек», или «Не смогла сегодня пройти мимо баклавачи (тот, кто готовит пахлаву), взяла и с фисташками, и с грецким орехом. Истер мисин, джаным?» (хочешь, душа моя?)

Папа Эмин показывал мне ее фото в молодости, у Гюльнур была идеальная фигура: в меру округлые бедра, пышная грудь и тонкая талия. На ее лице хорошо выделялись скулы, но вместе с тем оно было мягким и нежным. А в ее огромных глазах можно было утонуть! С возрастом все это осталось, но прибавилось килограммов 40, хотя они ее не портили. Она была какой-то мягкой и уютной, а бездонные глаза излучали теплоту и спокойствие.

«Кешке, дочка, ты бы меня научила, как похудеть! Мне немного, килограмм 10–15 хватит, а то наряд на свадьбу вашу подобрать не могу, – говорила она, качая головой и улыбаясь, словно в шутку. Вы в России все стройные, что вы едите?»

Я рассказывала ей про черный хлеб, свеклу и кефир, про отказ от сахара… «А как же чай тогда пить? Пустой, что ли? Это вкусно? Аллах, Аллах! – удивлялась мама Гюльнур. – А я вот купила блокатор жиров. Он поможет?» – в очередной раз пыталась найти чудодейственную пилюлю моя свекровь.

«Тетушка, раз вам так не хочется ограничивать себя в питании, может, начнем с физической активности? Вы же у себя на работе постоянно сидите, а домой добираетесь на автобусе». «Олур (пойдет), давай. Какие упражнения надо делать?» Оценивая ее вес и понимая, что никакими упражнениями ее суставы я нагружать не смогу, я нашла отличную альтернативу! В доме ведь был бассейн!

В своем самом первом отеле, где на меня повесили обязанности спортивного аниматора, я изучила вдоль и поперек все возможные групповые занятия, и самым моим любимым видом нагрузки оказалась водная гимнастика. Когда я гостила в Коньяалты у родителей, по вечерам мы вместе с мамой Гюльнур спускались вниз, проплывали пять раз бассейн, а потом приступали к упражнениям. Поскольку в воде нет нагрузки на суставы, этот вид спорта подходит полным людям лучше всего.

Надо сказать, в этих вечерних занятиях была своя неповторимая атмосфера. В саду у дома цвели кусты жасмина и жимолости, аромат по вечерам стоял умопомрачительный! Где-то за оградой пели свои стройные песни цикады, воздух был теплый и терпкий, как турецкий чай в прозрачных стаканчиках. Бассейн освещался лампами, а яркая луна и звезды отражались в воде каплями цвета драгоценных камней.

Вечерние заплывы в бассейне дарили мне ощущение отпуска, будто время замерло, его больше нет, а дома меня ждет вечерний стакан молока и теплая постель с вафельным одеялом и открытым настежь окном, влетающий через которое легкий ветерок будет ночью щекотать мне виски́…

Когда я уезжала, то всегда давала маме Гюльнур задания, которые та исправно выполняла и писала мне отчеты в эсэмэсках. Потраченные калории давались с таким трудом, что постепенно она отказалась от сахара, заменив его медом, вместо булочки на перекус стала есть фрукты, а белый хлеб полностью убрала со своей тарелки. Тогда с помощью дисциплины и регулярных занятий мама Гюльнур очень заметно похудела, и вместо 56-го размера 50-й ей стал вполне доступен. В глазах папы Эмина читалась невероятная гордость за супругу! «Машаллах, Гюльнур! Ты стала почти как в молодости!» – не уставал он осыпать ее комплиментами. Их отношения были какими-то до невозможности милыми и наполненными теплотой и взаимным уважением: папа Эмин никогда не скупился на слова любви и знаки внимания, а мама Гюльнур с благодарностью их принимала. «Моя пампушечка» сменилось на «моя стройняшечка», но смысл остался прежним – «моя самая красивая», и было видно невооруженным глазом, что это чистая правда для него.

Потеряв несколько размеров, мама Гюльнур стала более активной! Надо же, как интересно! По идее, чтобы потерять вес, нужно больше двигаться, но именно мотивация к движению приходит обычно тогда, когда вес уже ушел! Ее перестала мучить одышка, и с четвертого этажа она спускалась по лестнице, а не на лифте. На работе перестала звать мальчика на побегушках, чтобы отнести документы в соседний кабинет, мама Гюльнур стала делать это сама. С каждой неделей я видела, как расцветает эта прекрасная женщина, как поднимается ее самооценка и как она гордится своими маленькими достижениями! А как только сезон купания прошел, у родителей дома появилась беговая дорожка. «Буду хотя бы полчаса в день быстро ходить в гору, чтобы не потерять результат», – сказала мне с блеском в глазах мама Гюльнур. И действительно, свои намерения она сдержала, проведя всю осень, а потом и зиму на тренажере.

В последний раз мы виделись, когда я была беременна Арджуной, я прилетела в Анталию с мужем в качестве переводчика, он тогда занимался солнечной энергетикой. У меня была 36-я неделя, и меня еле пустили в самолет. Накануне я написала Дидем, что прилетаю, а та, в свою очередь, сказала об этом родителям. Мама Гюльнур и папа Эмин забрали меня у отеля и отвезли в небольшую кафешку попить чай. «Чоджуюм («дитя мое»), скажи мне, ты счастлива? Тебе очень идет беременность. Кешке («вот бы») это была наша внучка!» Я помню, мы долго говорили о том, почему наши дорожки разбежались, и она на сто процентов была на моей стороне. Она спросила, жалею ли я о том, что случилось.

Нет, я не жалею, что мы с Алту расстались, но я безмерно скучаю по свекрови. Кстати, выглядела она тогда прекрасно, хвастаясь 48-м размером одежды.

Глава 8 Дениз

Этот запах жареных каштанов! Анкара была им пронизана насквозь. Именно в Турции я впервые попробовала это лакомство, и оно было удивительным. Каштаны жарили прямо на улице, на каждом углу, стоили они несколько лир, и, гуляя, я всегда покупала себе кулечек из сложенной газеты «Хюрриет» с каштанами.

Мы приехали в столицу на помолвку (нишан) его друга. Они были командой: восемь неразлучных друзей (с одним из них, Умутом, я вас уже познакомила). Айдын сделал предложение своей партнерше по танго. Этот парень был самым стеснительным из их компашки. Как-то Алту показывал мне их видео из летнего лагеря, где от смущения перед камерой Айдын постоянно смотрит в пол. Он боялся подойти к девушке, заговорить с ней, а тем более взять ее номер. «Брат, тебе нужно раскрепощаться! – говорили ему друзья. – Запишись на танго!» Чуть ли не силком ребята привели его на танцы, и он втянулся. А через три года пригласил их всех на помолвку со словами: «Это вы нашли мою судьбу». Забавно, что абсолютно лысый, но очень обаятельный, он в свое время был обладателем густой шевелюры. Я не знаю, зачем я об этом пишу, но мне просто вспомнились их молодые фото. Мой Алту тоже носил в молодости волосы до лопаток, а сейчас у него сильные проплешины.

Айдын был вторым из их компании, и за день до помолвки мы сидели вместе за крепким турецким чаем из стеклянных стаканчиков, и парни шутили, что следующая свадьба – наша. «Нет, ну что вы! Какая свадьба?» – говорила я, а Алту отводил глаза… А потом он неожиданно схватил мою руку и сказал, что в помещении очень накурено и нам срочно нужно выйти на улицу. Я не помню, какой это был месяц, но на улице было очень холодно, я накинула меховую куртку, и мы вышли, как всегда, держась за руки.

Прямо у дверей он притянул меня к себе, заглянул в мои глаза и спросил: «А ты бы вышла за меня?»

Я не сказала ему «да», а лишь посмотрела в глаза, улыбнулась и ответила: «Вот когда ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО сделаешь мне предложение, тогда и поговорим. Не сейчас, под дверями чайханы на лютом морозе». И мы взялись за руки и пошли греться.

Анкара – это удивительный город, где в один день можно встретить все четыре сезона: в одном конце лето, люди ходят в футболках, а в другом – лежит снег. Между этими двумя крайностями – весна с ее капелью и золотая осень с облетающими листьями. Я мечтала поступить в университет, который окончил Алту. Самый престижный, самый большой и самый интересный. Конечно же, зов сердца говорил выбрать художественный факультет, но то, что его окончила Дениз, склоняло меня поступать на другое, спортивное, направление. Я была не самой спортивной девушкой и очень отдаленно представляла себе, чему там учат. И хотя Алту любил всей душой теплую и приветливую красавицу Анталию, он уважал мое решение и обещал подумать о переезде обратно. Мы дали друг другу слово, что это будет наш последний год в анимации, а затем мы оба будем менять курс. Мои два года на этой работе, конечно, были ничем по сравнению с его десятью, но речь шла о серьезных намерениях и возможном создании семьи в каком-то обозримом будущем, а работа в анимации была дорогой в никуда…

И вот по приезде в Анкару он решил устроить мне экскурсию по местам своей молодости.

– Вот увидишь, тебе тут понравится! Посмотри, в этом здании курсы английского и турецкого, а тут – местное кафе! Мы с однокурсниками ели пиццу на спор, кто больше! Я всегда мухлевал и не доедал корочки, но зато всегда выигрывал! А тут – спортзал, рядом – факультет физкультуры! Художественный факультет посмотреть хочешь? – с воодушевлением и горящими глазами Алту показывал то на одно здание, то на другое, а я лишь успевала крутить головой.

Забавно, ему было тогда столько же лет, сколько мне сейчас, но для меня, восемнадцатилетней сопли, он казался уже взрослым мужчиной. Смотрю сейчас на своих ровесников и понимаю, что он был еще мальчишкой!

Университет O.D.T.Ü. поражал своим размахом. Это был целый город со множеством корпусов, стадионом, несколькими ресторанчиками, спортзалом, бассейном и даже магазинами. Гуляя по корпусу художественного факультета, мы остановились перед одной дверью. Алту постучал, и мы зашли в небольшой кабинет. За столом, заваленным книгами и конспектами, сидела длинноволосая турчанка. Я ее узнала. Это была Дениз…

Я не могла поверить, передо мной сидел мой идеал: та, с фото семилетней давности, которой я поклонялась. Та, которая казалась мне самой красивой и самой недосягаемой, подражая которой, я отращивала длинные волосы, качала пресс и учила турецкий. Да, я мечтала говорить на родном языке любимого так, как турчанка, чтобы ни в чем ей не уступать. Я хотела, чтобы у него не было ни малейшего ощущения, что мы выросли в разных странах.

Моя мама говорила мне, что мужчина при смерти помнит трех женщин: первую, последнюю и еще одну. Первой стать у меня не было шансов, последней – кто знает, а вот той самой третьей – вполне, именно поэтому я так старалась. Я читала турецкие книги, смотрела старые турецкие фильмы, пыталась понять менталитет и сложные для русского восприятия шутки. Я взахлеб слушала его родителей об обычаях и традициях, пела при любой возможности турецкие песни, берущие за душу. Как жаль, что я не могу поставить несколько из них фоном к моим рассказам, но каждый раз, когда я пишу, в моих ушах – «Küçügüm» Сезен Аксу или «Zalim» Ялына. О, как же я скучаю по этим восточным напевам, но до сих пор не могу их слышать без того, чтобы мое сердце не защемило, а в глазах не проступили слезы…

Я делала все возможное, чтобы стать турчанкой, и, находя в себе какие-то сходства с Дениз, я старалась их подчеркнуть. У нее была белая кожа, поэтому я старалась меньше загорать, у нее была очаровательная горбинка на носу, поэтому я решила, что не стоит переживать, что у меня такая же (хоть она и мешала мне всю жизнь, сколько себя помню). Я разглядывала ее фотографии украдкой, завидуя ее стройной фигуре с тонкой талией, пытаясь разузнать больше о ее характере из коротких обрывков воспоминаний каких-то общих друзей или его родных.

И вот она сидит в метре от меня, а я стою в дверях, как завороженная, и ничего не могу сказать, потому что ту, кого я увидела за столом, безусловно, звали Дениз, и это была самая большая любовь моего Алту. Но потеряла дар речи я не поэтому, а потому, что у этой толстой неухоженной взрослой женщины с растрепанными волосами и моим идеалом с картинки общими были только имя, взгляд и горбинка на носу…

Как странно меняются обстоятельства и идеалы, правда? Кто-то может стать вашим мотиватором, сподвигнуть вас на занятия, на развитие, даже на создание семьи, а потом сам взять и потерять эту самую мотивацию. Сколько таких случаев я знаю: самые успешные люди опускаются на дно, самые идеальные семьи распадаются, а самые послушные дети сбегают из дома…

В тот момент, когда я увидела Дениз своими глазами, я, с одной стороны, поняла всю мифичность своего идеала, а с другой – я была ей безмерно благодарна, ведь именно из-за нее я стала той, кого вы знаете сегодня. Благодаря этой девушке я нашла в себе мотивацию к спорту, стала интересоваться питанием, тренировками и приняла решение стать тренером. Но в тот момент, стоя перед ней, я испытывала даже не разочарование, нет. Недоумение. Триумф. Маленькая, неопытная восемнадцатилетняя девушка, я испытывала какое-то животное чувство собственного превосходства и гордости за своего мужчину, как будто бы я внутри смеялась над ней и говорила: «Вот видишь! Ты его обидела, предала, так посмотри, какую невесту он себе нашел! Намного лучше тебя!»

Цинично? Возможно. Но именно такие эмоции и чувства крутились в моей голове в тот момент. Я мило улыбнулась, протянула ей руку и сказала по-турецки, что очень рада познакомиться лично. На моем безымянном пальце она увидела изящное колечко. «Я скоро женюсь», – ответил Алту на ее немой вопрос.

Нет, кольцо не было обручальным – я просто его примеряла в магазине дешевой бижутерии и… не смогла с себя снять. Но тот эффект, который оно произвело и на Дениз, и на меня саму, превзошел все мыслимые и немыслимые ожидания!

Глава 9 Обручение

Дальше все происходило как в тумане. Буквально через несколько дней, аккурат после боя курантов в новогоднюю ночь, нас обручили. В Турции женитьба проходит в три этапа: помолвка (söz), обручение (nişan) и свадьба (nikah). Нишан празднуется с широким размахом, платьем невесты (либо белым, либо цветным), гостями, песнями и плясками. Почетному члену семьи доверяется важный ритуал: на безымянные пальцы пары надеваются кольца, перевязанные красной лентой, произносится торжественная речь, ленту перерезают, и с этого момента пара переходит из «парень и девушка» в статус «жених и невеста» (нишанлы). И именно это гордое слово «nişanli» пишется в графе «семейное положение». Помолвка – это, по сути, публичное признание жениха в его намерении жениться именно на этой девушке. В глазах общества, особенно других холостых мужчин, это почти так же серьезно, как «эвли» (evli – замужем). Кстати, это имеет еще и практичный смысл, ведь в Турции по-прежнему считается неприличным, если девушка живет с мужчиной до свадьбы. Помолвленная официально пара может более открыто выражать свои чувства при желании и возможности, даже жить вместе.

Я не могу сейчас вспомнить в красках свои эмоции в тот день. Помню только, что он читал свою речь по бумажке, в его словах было столько любви и столько обещаний, он что-то говорил про исцеление души и возрождение рядом со мной, но я не слушала, а лишь смотрела на него уже влюбленными глазами, повторяя про себя, как мантру: «он мой, мой, теперь он точно мой», вдруг показалось, что я такая взрослая, и мне стало волнительно и страшно. К тому времени мы были уже почти два года вместе, но что такое, по сути, два года? Мало? Много?

Целая вечность, если верить, что любовь живет всего три…

Любовь живет три года… В тот год вышла книга с таким названием, и эта фраза трубила из каждого утюга.

Считается, что любая, даже самая пылкая любовь умирает через три года после начала отношений. Дальше наступает взаимное уважение, привычка, боязнь остаться одному, но вот то чувство, которое заставляет мужчин сворачивать горы, а женщин – молодеть и хорошеть на глазах, – уходит навсегда или превращается в дружбу. Вы в это верите?

Сейчас я думаю, что это не такая железная правда, как кажется на первый взгляд, но тогда… тогда мне было страшно об этом думать.

– Я прочитала, что любовь живет три года. Ты думаешь, это правда?

– Кто знает…

– Это значит, что через три года мы расстанемся?

– Вовсе необязательно. Возможно, просто любовь пройдет.

– А как же быть вместе без любви? Разве так можно?

– Хватит себе накручивать. Ну расстанемся и расстанемся, сейчас-то зачем об этом думать? – недовольно пробурчал Алту.

На помолвку его родители сделали нам шикарный подарок. Это была двухкомнатная квартира в цокольном этаже на Özgürlük bulvarı в анталийском районе Лара. В Турции не принято клеить обои (слишком сырой климат), стены просто выбеливают. Но мои свекры даже тут ориентировались на меня: все пространства были разных цветов: зеленая спальня, желтый коридор с маленькой кухней (да, кухня у нас была в коридоре), оранжевая ванная и розово-лиловая гостиная. Просто я как-то сказала, что терпеть не могу белые стены, и это поняли буквально, лишь бы я себя чувствовала как дома.

Пока я сдавала очередные экзамены в институте, Алту обставил наше гнездышко в Ларе розовой мебелью. Он очень хотел сделать мне приятное и выбрал обстановку моего любимого цвета, розового. Я бы сама никогда не купила такую мебель к этим ярким стенам. Кстати, тот розовый мягкий гарнитур в гостиной оказался нереально удобным, и кресла, и диван раскладывались легким движением руки, высоту подлокотников тоже можно было регулировать.

Светлые ковры нам подарила на новоселье тетя из Алании, а фиолетовая занавеска перекочевала к нам из последнего общежития, это тоже был подарок тетушки, но другой.

Наша квартирка напоминала изнутри домик куклы Барби, как же в ней было мило, уютно и так по-девичьи!

Красную гитару с Че, которая стояла в углу у дивана, мы купили вместе в Питере, Алту умел играть, он вообще был очень музыкальным, именно эта его особенность прочно закрепила в моей голове мысль, что рот мне лучше не открывать. Когда я пела, он подкалывал меня: «Побереги мои уши, хватит выть на Луну». Я пыталась хоть как-то улучшить свой слух, брала уроки, распевалась, когда его не было дома, но петь стеснялась. Ха, сколько же комплексов ты вселил в меня, мой дорогой, что я до сих пор с ними борюсь! И знаешь, я благодарна тебе за это, потому что так я развиваюсь и достигаю новых вершин. Хотя с поддержкой было бы проще…

Когда я приехала в квартиру, все было уже готово, чтобы покончить с аниматорской кочевой жизнью и наконец заняться жизнью семейной. Можно было вить гнездышко после еще одного, последнего, сезона. Три существенных минуса у квартиры все-таки было: отсутствие балкона и детской, а еще очень маленькая кухня, где помещался только один человек.

Я любила ходить дома в его пижаме. Мне иногда так интересно, она еще жива? В ней было очень удобно! Я натягивала шерстяные носки и пижаму, нарезала целую тарелку фруктов, и мы ныряли под теплое одеяло на диване в гостиной, чтобы посмотреть вечернее шоу. Я дико уставала на работе, но проводить вечера в обнимку было святое, особенно после многих лет в анимации, это чувство «нормального семейного вечера» было очень важно.

Я была в эйфории, не зная, что меня ждет и сколько еще обстоятельств встретится на нашем пути.

От туристов в отеле я научилась жить. Люди приезжают на пару недель, ждут этого отпуска год или даже не один, поэтому они стараются за короткий отрезок времени взять от жизни все. Говорят, что лето – это маленькая жизнь, а отпуск – это невероятно насыщенная, раскрашенная яркими красками и запахами спелых персиков и медовой пахлавы феерия. Это рассвет маленькой жизни, ее пик, ее экстаз и ее закат.

Когда начинается курортный роман, то босые ноги обжигает песок, пальцы щекочет волна, а волосы развивает легкий, пахнущий Средиземным морем бриз. Звезды светят так ярко, что ночью не нужны фонари. Хотя зачем нужен свет для поцелуев, когда глаза и так закрыты? Он обнимает тебя за талию, проводит ладонью по твоей щеке и сильно прижимает к себе. Ты летишь. Летишь, затаив дыхание, а твое сердце стучит где-то в желудке. В своей стране он как рыба в воде: так ловко шутит на турецком, знает, как выторговать скидку на базаре, и улыбается во все свои белоснежные зубы, которые так эффектно оттеняет его круглогодичный оливковый загар. Но будет ли принц таким же прекрасным на твоей территории, где холодно и промозгло? Останется ли он героем или… превратится в тыкву?

Мы были уже давно за гранью курортного романа. Мы были семьей, мы вместе смотрели в светлое будущее. Вот только в одном ли направлении?..

Мне нужно было лететь в Россию зимой на пару месяцев. В тот год зима была удивительно морозной и снежной, но Алту решил поехать со мной. Он одолжил смешное коричневое пальто из овчины с большим воротом у своего папы, запасся кальсонами и шапочкой и мужественно полетел навстречу русской зиме.

Глава 10 В Петербурге

Как истинная петербурженка, которая в свое время заканчивала курсы гидов-переводчиков в «Интуристе», я расписала ему культурную программу. Мы посетили все музеи и все выставки, которые можно было посетить. Я считала, что раз мой милый прилетел в Россию, то надо его нашпиговать петербургской культурой, хочет он того или нет. «Лебединое озеро», «Сказки Гофмана», «Волшебная флейта». Я так старалась дать ему почувствовать хоть часть моей прежней жизни. К сожалению, в своем стремлении дать как можно больше, в своей эйфории и упоении красотами родного города я совершенно не заметила, что это было нужно не ему, а мне. Он делал мне одолжение, блуждая со мной по Эрмитажу и слушая мои восторженные рассказы о живописи; ему была неинтересна история Петра Великого (в турецком его, кстати, называют Петр Сумасшедший, если быть точнее, Чокнутый); от холода у него постоянно болела голова, и он использовал любую возможность, чтобы поспать.

Рано утром я уходила на учебу, оставляя ему ключи, карту города, проездной и телефон с питерской связью, чтобы он, не дай бог, не потерялся. В Петербурге столько мест, ему же захочется что-то посмотреть, чтобы не ждать меня весь день дома! Я специально купила путеводитель на турецком и заранее отметила интересные места. Да, зима, возможно, не самое лучше время года для пеших прогулок по городу, но погода стояла сухая и солнечная, что для нашего города вообще-то редкость. К моему удивлению, когда я приходила в шестом часу вечера домой, он лежал под теплым одеялом. Мама, приходившая домой раньше меня, подтверждала, что он никуда не выходил. «Ладно, видимо, устал с дороги или правда голова болит», – думала я, будила Алту и, несмотря на усталость, выводила его «в свет». День, два, неделя, вторая – абсолютно ничего не менялось, а на любые мои планы вместо восторженных возгласов «Вау! Как круто!» я видела только отсутствие интереса и попытки отлынить от обязательной культурной программы.

Он постоянно ворчал, был недоволен всем и по любому поводу, у него постоянно «болела голова», но больше всего меня огорчало то, что он будто не хотел узнать больше о моем городе, о том, где я родилась и выросла, чем жила, чем дышала и что входило в круг моих интересов. Такой разительный контраст! Я старалась, как губка, впитать воздух и менталитет его страны, а он же, в свою очередь, не хотел знать ничего дальше типичных стереотипов. Словно рыба о лед, я изо всех сил пыталась против его воли напичкать Алту своей культурой. «Вы выросли на разных мультиках», – говорила мне моя мама, а я пыталась хоть как-то сгладить этот момент. Той зимой меня стали посещать мысли, что я стараюсь напрасно. «Ничего, – утешала я себя, – значит, я, со своей стороны, сделаю все от меня зависящее, чтобы лучше узнать его менталитет, тогда у нас все получится». Ох, как же я ошибалась!

За те два месяца, что он терпел пребывание у моих родителей, он ни разу не проснулся раньше полудня, ни разу не купил домой продуктов, зато то и дело выражал недовольство по поводу маминой еды. Я не случайно употребила слово «терпел», оно в полной мере отражает его отношение к происходящему. Он терпел, но уезжать не планировал – ждал, когда я закончу со своими экзаменами.

Единственная активность, которая вызвала у него положительные эмоции за все пребывание у меня в гостях, была поездка на лыжах. Мне кажется, это был первый день в Петербурге, когда он искренне улыбался.

В ту поездку я посмотрела на него совершенно другими глазами, как будто я увидела реального человека, а не придуманного мной персонажа. Хотя, не скрою, он был очень мил с моими подругами и вежлив с моими родителями. По вечерам они с папой играли в нарды, и Алту очень старался разговаривать на русском.

Новый год мы тоже отмечали вместе, всей моей шумной и большой семьей. Когда дедушка был жив, была в нашей семье традиция – 1 января собираться в его квартире. Бабушки, мама, тетя и я весь день резали салаты, а вечером было бурное застолье с шампанским, длинными тостами за Новый год и песнями до закрытия метро. Привести на такой праздник своего жениха – это испытание еще то, когда собирается вся твоя семья во главе с дедушкой – бывшим генералом. Я знала, что это будет допрос Алту с пристрастием в сочетании с тестом «подходит ли он нашей семье». К моему великому счастью, мучить и без того измученного моими попытками приобщить «турецкоподданного» Алту к российским реалиям не стали, но все члены семьи наблюдали за ним весь вечер. «Он нам не подходит», – отрезала мне моя тетя в коридоре. «Ну не вам же с ним жить, в самом деле!» – отшучивалась я, но понимала, что она имеет в виду. Алту весь вечер просидел с кислой миной, даже не стараясь произвести хоть какое-то впечатление.

Конечно, волна разочарования меня накрыла в какой-то момент, но я очень быстро осознала, что разочарование – это моя личная проблема. Просто человек не соответствовал той картинке, которую я сама себе нарисовала, он в этом абсолютно не виноват. В конце концов, жить-то я планирую в его стране и на его территории. Но одно я себе уяснила: в разведку с ним я бы не пошла.

Глава 11 Бродячие артисты

Время отпуска подошло к концу, и мы ждали вызова от команды, а наш шеф все никак не мог найти подходящий для работы отель. Скажите, что вы обычно вспоминаете после отдыха в клубном отеле? Готова поспорить, смешных и веселых ребят, которые вас развлекали весь отпуск! Но что интересно, анимационная команда, являясь своеобразной визитной карточкой отеля, практически никогда не относится к постоянному персоналу, фактически – это бродячие артисты, гастролирующие от сезона к сезону по разным отелям побережья. В команде могут быть только аниматоры, которые ставят вечерние шоу и развлекают людей круглый день или же отдельно шоу-группа и дневные массовики-затейники. Мы были вторым вариантом. Это была сплоченная команда танцоров, спортивных аниматоров и я, единственный работник мини-клуба, но шеф обещал мне взять на подмогу новеньких, как только он найдет нам место. Мне было лестно, что в их сложившийся за десять лет коллектив я вошла без особых проблем, меня приняли как свою.

В тот последний год мы работали вдали от дома, в поселке поблизости Алании. Так получилось, что по стечению обстоятельств вся наша команда перекочевала из элитного сектора Белек/Кунду в менее престижный для работы Инджекум. Конечно, это было не самой хорошей новостью, но отбиваться от коллектива не хотелось, поэтому мы последовали за всеми. В тот последний год нужно было заработать и накопить достаточно денег для «свободной» жизни. Один неоспоримый плюс в такой работе был: на еду, жилье и развлечения тратиться не нужно.

Работая аниматором, о семье можно забыть. Аниматоры обычно живут в общежитиях при отелях, рабочий день начинается с планерки в восемь утра и заканчивается часа в два, а то и в четыре утра. Гости не видели всего, что мы делали во время перерыва.

Как правило, нам давалось полчаса на обед, а затем следовала репетиция вечернего шоу или какие-то приготовления к послеобеденному блоку развлечений. Один выходной в неделю, который могут спокойно забрать из-за чьей-то ошибки, небольшая зарплата, постоянный стресс и необходимость изображать из себя самого счастливого человека. Да от этого и свихнуться можно!

Я продолжала работать в мини-клубе, только вот незадачка: две немки, которых шеф взял в команду, уехали через месяц после начала работы, и я осталась совсем одна. Вскоре мне в помощь выделили двух девочек-практиканток, которые учились на воспитательниц детского сада. Мне было почти девятнадцать, и я себя считала очень взрослой и опытной на фоне семнадцатилетних турчанок. Я научила их хореографии любимых песен мини-диско, мы придумали расписание игр и занятий с детьми. Все получалось, и я ловила огромное удовольствие от работы!

В наш командный выходной, воскресенье, мы с Алту отпрашивались немного раньше, садились в автобус и ехали из Алании домой, в Лару, в наше розовое гнездышко. В понедельник ни свет ни заря мы ловили автобус в обратном направлении, чтобы успеть на работу. Это было такое мини-приключение, хоть мы и считали каждую копейку, и 20 лир на автобус сильно били по карману. Дорога занимала примерно полтора, а то и два часа, я понимала, что снова не высплюсь, но эти поездки были какими-то особенными. Мы ехали К СЕБЕ ДОМОЙ. Однажды, сидя в ночном автобусе, он пристально посмотрел на меня, так долго-долго, а потом сказал: «Ты знаешь? Ты моя принцесса. Самая настоящая. Спасибо тебе, что мы вместе». Его зелено-карие глаза излучали в тот момент столько обожания.

Мы очень ценили этот день, проведенный в кругу семьи. Хотя вспоминаю сейчас свое недовольство по поводу того, что мы ничего не делаем. Мне тогда было почти 19, а ему 30, и как бы громко это ни звучало, но возраст берет свое. Сейчас я это понимаю, но тогда мне казалось, что наш единственный выходной шел коту под хвост, когда мы проводили вечера в обнимку под вечернее шоу. Он любил уткнуться своим орлиным носом мне в шею и захрапеть. Или сгрести меня в охапку мертвым хватом, чтобы я никуда не исчезла. Время от времени мы ездили к его родителям на другой конец Анталии, в Коньяалты (как же я люблю этот зеленый район!), просто чтобы поужинать вместе и поиграть на балконе в окей. Мы оба понимали весь абсурд такой жизни, и еще со времен помолвки вместе приняли решение довести сезон до конца и оставить аниматорские будни для других. Но правильным ли было это решение?

Глава 12 Шопинг по-турецки

По-моему, всех турок, и мужчин, и женщин, объединяет невероятная любовь к шопингу. Пить чай и ходить на «алыш-вериш» – это неотъемлемая часть выходных. На шопинг едут всей семьей, самые распространенные места – это большой ТЦ «Мигрос», аутлет «Дипо» и улица Гюллюк. Нужно тебе что-то покупать или нет, в выходной ты отправляешься гулять в эти места, чтобы пройти десятки магазинов с очень приемлемыми ценами, заскочить в кафешку на мороженое или молочный коктейль, устать до чертиков и выплыть с ворохом пакетов, хотя тебе вообще ничего было не нужно.

В «Мигросе» я очень любила заглядывать в музыкальный магазин, где помимо дисков можно было купить книги и русские журналы. Стоили они раз в 10 дороже, поэтому я приходила просто почитать и покупала в итоге турецкий «Космополитан». В тот год на пике популярности была Демет Акалын, и мне казалось, что ее «Affedersin» крутили в этом магазине круглосуточно. «Между нами все кончено, разве не ты сказал мне – давай расстанемся? Пока я плакала, бессовестно повернувшись ко мне спиной, не ты ли уходил? Лица твоего теперь видеть не хочу, будет хорошо, если ты не появишься на моем пути. Ой, мои слова показались тебе жестокими? Сердце твое разбила? Ну извини!» Типичная турецкая попса, но текст… текст я почему-то никак не могла выбить из головы, напевая его повсюду…

В «Дипо» мы ездили реже, он был слишком далеко от дома. Это магазин постоянных распродаж: старые коллекции, акции, скидки – именно там я познакомилась с любимым магазином «Котон», где на 50 лир можно было одеться с головы до ног. Турчанки вообще любят эту марку, и когда мы приезжали в «Дипо» с Дидем, она умудрялась составить такие луки, что любая участница «Королевы шопинга» бы позавидовала! Я не знаю, врожденное ли это, приобретенное или влияние моды, но одеваются молодые девушки в Анталии довольно специфически. Довольно простые, но яркие цвета, практически полное отсутствие принтов и сложных фасонов. Главное – чтобы было удобно, но не слишком спортивно, женственно, но не слишком вычурно. Я не видела еще ни одной национальности, в которой бы девушки так тщательно подбирали сочетание цветов и аксессуаров! Если красные балетки, то непременно красная повязка на голову и красные серьги. Не алые, бордовые и еще какие-нибудь оттенки красного, а все строго одного цвета. Обувь – обязательно на плоской подошве, хотя местные девушки не отличаются высоким ростом. Чаще – брюки, чем юбки, и кросс-боди, чем сумка на плечо или рюкзак. У Дидем было более двадцати очков разных форм и цветов – к каждому наряду предназначались свои. Ремни, бижутерия, часы и ремешки к ним – я никогда в своей жизни не видела такого разнообразия!

Ну и, конечно, главная улица для шопинга с кучей магазинчиков, где представлены вещи неизвестных марок, улица Güllük. Это место я обожала даже не столько из-за возможности купить интересные шмотки, а из-за того, что в выходные там можно было встретить всех своих знакомых! А еще там за углом был потрясающий турецкий ресторанчик, где готовили самые вкусные пиде, сырный лахмаджун и настоящий айран с густой толстой пузырящейся пеной из алюминиевых кружек. Знаете, такой, который пьешь, а у тебя усы на все щеки. Тот напиток, что продают в супермаркетах и наливают на шведском столе в отелях, и рядом не стоял со взбитым свежим айраном на улице Гюллюк, поверьте мне! Именно такой, сытный, кисловатый айран я помнила из детства, когда впервые побывала в Стамбуле. Кстати, вы знали, что турки любят выжимать туда четвертинку лимона? Обязательно попробуйте!

Носили ли вы в детстве школьную форму? В нашей гимназии были жуткие клетчатые сарафаны, из-за которых на всех экскурсиях нас принимали за детдомовцев. А вот у анталийских школьниц классная форма. Помните первый клип Бритни Спирс? Клетчатая юбка в складку, приталенная рубашка, галстук и гольфы. В зависимости от школы цвета юбок и галстуков отличались. Кто из девчонок не мечтал о таком наряде? Мне кажется, нет таких. Однажды я поехала погулять на улицу Güllük, там, в общем-то, одни магазины, и туда все ездят гулять. Вся Анталия: выходной ли, будни, народу на Гюллюке тьма, а владельцы магазинов радостно обслуживают посетителей. Я помню, для меня было диковинкой, что на бирках указаны две цены: одна – если платишь наличкой, а вторая – в рассрочку. И несмотря на то, что второй вариант был зачастую дороже, турки охотнее выбирали его. Еще бы! Денег хватает только на штаны, а в рассрочку можно позволить себе купить целый костюм. Нигде больше я такого не встречала, чтобы за какую-то шмотку расплачивались полгода по 5 долларов в месяц. Но турки такие шопоголики, что мне это не кажется удивительным. В то время все готовились к новому учебному году, и неподалеку от магазинчиков находился школьный базар. Форма висела везде, призывно приглашая себя примерить. «Эх, а почему бы и нет?» – подумала я, стоит она сущие копейки! С базара я вышла, гордо одетой в форму школы Gazipasa: юбка в зелено-красную клетку, рубашка, которая на мне сидела не очень, галстук и гольфы, – все, как положено. Какая-то дурацкая выходка, но мне казалось, что это так прикольно! А может, мне хотелось снова стать шестнадцатилетней, без забот и проблем. Приятной неожиданностью оказалось то, что школьникам, садящимся в долмуш в форме, полагается скидка 50 %. Я помню, как передала плату за проезд, а капитан («водитель» по-турецки) вернул мне сдачу. Кстати, вы знаете, как будет по-турецки «Водитель! Остановка!» – «Капитан! Дурак!» Забавно для русских ушей, но уверяю вас, так в Анталии никто не говорит. Люди скорее вежливо поинтересуются, могут ли они здесь выйти.

Глава 13 День рождения

Как-то раз в апреле, за несколько дней до моего дня рождения, вместо воскресенья нам дали выходной в понедельник. Мы приехали в Анталию ночью, и наутро Алту повел меня по магазинам. Мне нужны были новые шлепки и еще какая-то мелочь.

Проходя мимо «Адилишик», мой жених буквально заставил меня туда зайти. В «Адилишике» продавалась очень нарядная молодежная одежда, цены были разные, от пяти до пятидесяти лир за майку. Надо сказать, я всю жизнь очень экономила на шмотках, а уж речи о том, чтобы мне их кто-то купил или подарил, вообще не могло быть. Неохотно пройдя по магазину, я сказала, что там нет ничего мне нужного, на что Алту, как истинный восточный мужчина, отправил меня в примерочную со словами: «Разденься, я сам все выберу». Я не могла не послушаться, хотя такой тон показался мне странным.

Вернулся он с расшитой серебряным бисером черной юбкой длины миди и топом с выраженным декольте. Одежда села идеально по фигуре и по размеру. Он с невозмутимым видом попросил меня переодеться обратно, забрал новый наряд и пошел оплачивать на кассу. Потом он полдня искал идеальные туфли, которые подходят к вышивке на юбке. Полдня мужчина водил меня за руку по магазинам, а я отнекивалась, что мне ни-че-го не надо, представляете?

К родителям мы приехали уставшие, но он – с чувством выполненного долга, а я – с мешком подарков. Мама Гюльнур купила для меня шоколадный торт, и они все вместе меня долго и шумно поздравляли с днем рождения, хотя он еще не наступил. Нет, они не перепутали, просто это был единственный день в апреле, который мы могли провести все вместе. Меня ждал еще один невероятный подарок. Угадайте, какой?

В Турции возраст считают несколько иначе. Мне исполнялось 19, но Алту упорно называл цифру 20. Ему было 30, но почему-то он считал, что 31. «Ты что, считать не умеешь? – говорила я ему. – отними от 2006 год моего рождения – 1987. Получится 19!» Но он упорно был со мной не согласен.

Просто турки зачастую плюсуют к возрасту те 9 месяцев, которые мы живем в животе у мамы. А еще у них нет никаких предрассудков по поводу празднования дня рождения строго после того, как ты родился. Я воспитывалась несколько иначе, и в нашей семье этот праздник не отмечался заранее. К сожалению, когда пара разной национальности, рано или поздно неминуемо произойдет столкновение менталитетов: с некоторыми отличиями мы способны мириться, а другие будут для нас критичны. Надо сказать, турки очень похожи по менталитету на русских, причем похожи именно положительными сторонами: гостеприимством, широкой душой, умением сопереживать и помогать. Они, как и мы, любят праздники, не оставят друзей в беде и общаются большими семьями. Мы любим людей тогда, когда находим в них наши положительные качества, и не переносим, когда они зеркалят наши слабые стороны, потому что узнаем в них то, что сами пытаемся скрыть.

А в подарочной коробке оказался мобильный телефон. Розовая «Моторола», которую рекламировала Мария Шарапова. Этот ультрамодный телефон-«раскладушку» мне подарили мама Гюльнур и папа Эмин, стоил он тогда баснословных денег, на нем была хорошая для телефонов того времени камера, Дидем подарила к нему розовый чехол из кожзама. Я была на седьмом небе от счастья, мне никто никогда не делал таких царских подарков!

Глава 14 Папа Эмин, лимонный одеколон и арбузы со снегом

В каждом турецком доме, в каждой квартире есть лимонный одеколон, его называют «колонья» и считают чуть ли не панацеей и средством первой необходимости при любом недуге. Заболела голова – протри виски́ колоньей, порезался – обработай колоньей, потеют руки – снова колонья приходит на помощь. Им лечатся, освежаются, протирают зеркала. Лимонный одеколон стоит во всех уборных кафе и ресторанов, отелей и даже музеев. Когда ты сталкиваешься со специфическим кисло-свежим запахом каждый день, через некоторое время перестаешь его ощущать, но когда ты долго не был в Турции и неожиданно услышал его, ты точно знаешь, что пахнет «как-то по-турецки». Удивительно, сколько воспоминаний и ассоциаций может родить запах какого-то дешевого обыденного лимонного одеколона…

Вот мы пошли в любимый ресторанчик Алту поблизости от стадиона, чтобы полакомиться шашлыком из бараньих субпродуктов. Мясо подавалось без столовых приборов, нужно было его положить на квадратный лист лаваша, прихватить с двух сторон пальцами и есть. Салат всегда ставили на стол, и все ели прямо из общей тарелки своими вилками. Поскольку мясо мы ели руками, а в Анталии было жарко, обычного мытья рук перед едой было недостаточно, нужно было обязательно хорошенько помыть их одеколоном. С тех пор этот запах прочно ассоциируется у меня с нежнейшим шашлыком из баранины, и хоть мясо я не ем уже много лет, от него бы я не отказалась.

Вот у меня разболелась голова. Я работала несколько дней по две смены подряд. Жара на улице, кондиционер на работе, мое низкое давление – и головой я не могла ни качнуть, ни повернуть, каждое слово отзывалось адской болью в висках. «Дочка, не ешь таблетки, – говорил папа Эмин, – возьми колонью, потри виски́». И мои мучения через несколько минут прекращались.

А еще я как-то поехала ночевать к коллеге по работе. Ферда была меня младше и проходила практику в отеле. Она жила с мамой, бабушкой и сестрой в типично турецкой квартире, папу ее я почему-то не помню. У них были длинный коридор, большая комната (салон) и несколько спален. На белых стенах везде висел бонджук (синий стилизованный глаз «от сглаза»). Туалета было два: европейский и традиционный, когда дырка в полу и нет туалетной бумаги, но есть ковшичек, чтобы подмыться. Говорят, кстати, что такой туалет физиологичнее, чем привычный нам. Во многих квартирах есть и тот, и другой. И там, и там стояли баночки с лимонным одеколоном, одну я случайно вылила себе на майку, и даже после стирки я долгое время пахла «по-турецки».

А вот я решила прибраться у свекров дома. Уборкой у них занимался папа, он говорил, что это его успокаивает. До сих пор помню его в светло-розовой футболке, со шваброй и с улыбкой до ушей. Дома всегда была идеальная чистота. Я очень хотела помочь, поэтому намывала зеркала в ванной и прихожей. С лимонным одеколоном и смятой газеткой они блестели, как на выставке! И с тех пор, слыша этот запах, я представляю улыбающегося папу Эмина, одобрительно наклоняющего голову. Как много воспоминаний, а всего-то стоило услышать знакомый лимонный запах на улице. Да, запахло моим домом и моей жизнью. По-турецки.

Одним из экзотических развлечений был «завтрак в деревне». Мы утрамбовывались все вместе в нашу маленькую машинку и ехали «в горы», это было прямо в Анталии, чуть дальше района Коньяалты. Там действительно был лес и что-то типа хутора, дом был всего один с большой крытой верандой. Люди, которые жили в доме, предлагали завтрак по воскресеньям: помидоры, огурцы, брынза, маслины, белые лепешки и… арбуз. Апогеем этого действия было поедание снега, который они спускали с гор. Это было действительно вкусно, есть арбуз и закусывать его снегом. Когда мы сходили с ума от жары по всей Анталии, в деревне было весьма прохладно, я всегда надевала кофту с рукавом и джинсы. Мама Гюльнур и папа Эмин очень любили эти редкие трапезы. «Дочка, роди нам внуков, мы будем сюда с ними приезжать. Они будут тут носиться, тут так свежо! Давай, ne olur?» – говорил мне будущий свекр, показывая рукой, где будут бегать наши дети. Папа Эмин был очень добродушным и эмоциональным, он постоянно жестикулировал, и всю гамму чувств можно было прочитать по его гримасам. Думаю, общение с глухой дочерью наложило отпечаток и на его манеру говорить: громко, четко отделяя каждое слово. Я любила с ним болтать, потому что если я чего-то не понимала по-турецки, он мог объяснять до тех пор, пока до меня не дойдет.

Он рассказывал мне про то, как воевали его родственники, про Анкару, отельный бизнес и турецкие обычаи. Каждый раз мне казалось, что я не просто вижу, но и осязаю то, о чем он рассказывает. Я любила его слушать, даже когда видела, что Алту раздражают длинные речи отца. Папа Эмин не был самым умным и образованным человеком на свете, но у него было самое большое и теплое сердце…

Есть в турецкой кухне особенное блюдо, которое готовят на завтрак, – мелемен. Это такой большой-большой омлет с сочными спелыми помидорками, зелеными перчиками пепперони, солью и перцем.

Готовят его в глубокой сковороде, затем ставят в центр стола и едят прямо из этой сковороды, отламывая кусок свежего белого турецкого хлеба и макая в омлет, без ложек и вилок. Папа моего жениха не готовил, это делала мама, но пару раз в месяц он вставал в воскресенье раньше всех, чтобы приготовить свой мелемен.

О, боже, как же это было вкусно! Эмин-амджа («amca» – это приставка, которая означает «дядюшка») даже подшучивал, что мечта его жизни – открыть собственный ресторан с одним-единственным блюдом. Надо сказать, в Турции это распространенная практика: существуют кафе, где подается только суп, или только пахлава, или только завтраки.

Он мечтал, что это будет такой маленький семейный ресторанчик, где все ему будут помогать, и слава его как великого кулинара распространится на всю Турцию. Он улыбался и кивал сам себе головой, а его глаза светились от счастья. «Дочка, когда, ну, когда у нас будут внучики? Я так люблю играть с детьми, вы сможете делать все, что захотите, утром приведете мне детей и пойдете по делам. Ну, когда же?» – говорил он мне.

И действительно, как он любил детей! Годы спустя, когда я была беременна Арджуной от своего настоящего мужа, он сказал мне: «Твоя дочка нам будет внучкой, отправляй ее к нам погостить на лето, мы будем только рады!»

Каждый раз, вспоминая его, я желаю бесконечного здоровья этому прекрасному человеку, мои девочки были бы счастливы иметь такого второго дедушку.

Глава 15 Наши будни

Все аниматоры, работая в пятизвездочном отеле, обычно живут в общежитии неподалеку. Условия там, скажем так, не очень пятизвездочные. В тот последний сезон нас поселили в многоэтажное здание через дорогу от отеля, которое остро требовало ремонта. В Турции очень часто несколько домов объединено в комплекс, который по-турецки называется «ситэ», там обычно есть кафешка для завтраков, где можно поиграть в нарды, небольшой магазинчик, где можно купить газеты, свежие фрукты, напитки, прочую мелочь. В нашем ситэ был и бассейн сине-зеленого цвета. Без воды, обросший водорослями и плесенью.

Наша с Алту казенная «квартирка» располагалась, если я не ошибаюсь, на четвертом этаже, в ней была просторная кухня-гостиная, большой балкон и две комнаты. Мы делили это пространство с диджеем Серханом и его подругой Зульхан. И хоть квартира, как и весь дом, были в очень плачевном состоянии, мы хоть как-то пытались создать там домашний уют. На какой-то помойке нашли старый стол, по интернету купили еле работающий холодильник, из двух матрасов соорудили подобие дивана, а диджей где-то нашел старый и почти работающий телевизор. Конечно, это была скорее иллюзия дома, ведь аниматор, уходя на работу к восьми утра, попадал домой в лучшем случае часа в два ночи. Но все равно было приятнее чувствовать себя не в общаге, где все временно, а в жилой квартире. На какие-то последние куруши я покупала коврики и шторки в ванну и так гордилась своими способностями сделать из этой лачуги конфетку. Те недолгие поездки в нашу анталийскую квартирку каким-то чудесным образом продлевались с помощью этой уловки. Все-таки удивительные способности восприятия у человека! Живя с Алту под одной крышей и работая рука об руку по 18 часов в сутки, мне хотелось вить это гнездышко даже в ужасных условиях. С милым рай и в шалаше, как говорится. Но я считала дни до окончания сезона, чтобы поскорее начать настоящую, взрослую жизнь.

Вспомнила забавную историю! Когда наш сосед Серхан нашел по интернету старый, но работающий холодильник, я была на седьмом небе от счастья! Ведь накануне туристы из Минска оставили мне целый шмоток сала. В Турции мне безумно хотелось черного хлеба, ржаного или бородинского, и сала с чесноком. И одной из отдыхающих я обмолвилась, что уже черт знает сколько мечтаю об этой райской еде (кхм-кхм…), она запомнила и заказала вкуснейшее сало с рынка и хлеб из пекарни своим друзьям, которые летели к нам в отель. Вы даже представить не можете всех красок моего восторга, я обнимала гостей со слезами на глазах! Достать свинину в мусульманской стране невозможно, и не то чтобы я ее любила, особенно жирное сало, но когда продукт в дефиците, он невольно становится предметом твоих мечтаний! Сейчас я вообще не ем мясо, но тогда… Тогда у меня слюнки текли от предвкушения, как я отрежу горбушку хлеба, сверху положу тоненький кусочек сала и буду смаковать… В пакете было грамм 200, это было офигеть как много, а ела я, как птичка, поэтому хватило бы мне их очень надолго.

Замотав драгоценный кусок сала в еще один пакет, чтобы, не дай бог, свинина не соседствовала с другими продуктами, которые хранили Зульхан и Серхан, я заботливо положила его на верхнюю полку, предвкушая, что завтра полакомлюсь.

Каково же было мое удивление, когда наутро я обнаружила в пакете малюсенький кусочек. Подобно медведю из русской сказки, я стояла с широко раскрытыми глазами у холодильника и думала про себя, кто ел из моего пакета.

Оказалось, наш сосед, возвращаясь ночью после дискотеки, дико захотел есть, нашел в холодильнике «единственную нормальную еду», имея в виду что-то мясное, и приговорил ее. То, что это свинина, он не почувствовал: «Было очень вкусно! А что это за мясо?» Честно, мне хотелось и плакать, и смеяться одновременно – мусульманин слопал мое сало! «Серхан, это свинина…» – сказала я осторожно, готовясь к самому страшному. Повисла неловкая пауза… «А вчера ночью темно было, а наш Аллах старенький, он наверняка не увидел», – подумав немного, выдал сосед. Мы с Алту прыснули от смеха. Зульхан нашего веселья не разделила…

Каждый раз, направляясь с работы на обеденный перерыв, я заходила в магазинчик у нашего ситэ, чтобы купить пакет свежего инжира. Это был мой обед. В тот год в Алании в июле был 41 градус жары, поэтому есть совсем не хотелось. Я стояла под ледяным душем минут по десять, а затем ложилась под вентилятор, открывала свой ноутбук и писала курсовую работу, смакуя сочные фрукты.

Надо сказать, мои мозги были заняты чем угодно, но не учебой. Если честно, сейчас до сих пор не могу понять, как же я все-таки умудрилась закончить институт с красным дипломом, ибо училась я «между делом». Аниматорская жизнь и жизнь семейная полностью поглотили все мои мысли. Мне нравилось по утрам готовить любимому фреш из апельсинов, приносить после пробежки в 5 утра свежие булочки с тмином из пекарни на углу, но и нравилось красоваться на сцене в свете софитов и блистать на танцполе в топе из переливающейся чешуи. Я стала спокойно относиться к его позднему появлению дома, потому что у меня был совсем иной – официальный статус, и я знала, что даже оставаясь до конца дискотеки, он придет и будет обнимать меня во сне. Помню, в тот год в моей голове произошло что-то, что я не могла объяснить: я вдруг стала думать по-турецки. Я поймала себя на мысли, что все, что крутится у меня в голове, на турецком языке. Я стала понимать их жесты, менталитет, их культуру и традиции, даже юмор для меня стал доступным! Я с упоением слушала турецкую музыку, смотрела турецкие фильмы и впервые понимала то, что недосказано, и получала удовольствие от специфических турецких комедий.

Однажды мы с Алту даже попали на концерт Таркана в Кемере. Его «Шикидым» был первой турецкой песней, которую я услышала еще в глубоком детстве (мне было тогда лет шесть), и попасть на его концерт было чем-то знаменательным. После концерта я окончательно поняла, что Таркан – это попса, а моя русско-турецкая душа просит настоящих чувств, и я влюбилась в Теомана, песни которого постоянно напевал мой жених.

Алту вообще очень любил петь. Надо сказать, и голос у него был колоритный: баритон с легкой хрипотцой. На всех караоке-вечерах он был гвоздем программы и сводил с ума всех туристок. Слушая его, я испытывала гордость и немного ревновала. Мне так хотелось спеть с ним дуэтом! Но, вспоминая мой провал с «Катюшей», эту идею я отметала напрочь.

В начале сезона я поняла: за два года в анимации я смогла побороть страх сцены, но не страх микрофона! В тот вечер мы проходили своеобразный кастинг на роль ведущего представлений, а поскольку я была за старшую в мини-клубе, то обязана была его пройти, иначе вступительную речь к представлениям говорить было бы некому. Мне тогда просто всучили в руки микрофон со словами: «иди на сцену». К слову сказать, микрофон я держала в руках во второй раз в жизни и снова потеряла дар речи перед наблюдающими за мной людьми. Шоу нужно было открывать на русском, французском, английском, немецком и турецком, а я не могла даже на своем родном два слова связать. Очень хорошо помню свое состояние: потные ладони, дрожащие коленки, страх собственного голоса. В тот вечер Алту проявил себя во всей красе, кинув меня, как котенка, в воду и отойдя на сто метров, чтобы не намокнуть. Я стояла на сцене наедине с громкой музыкой, глазами искала его в толпе и умоляла меня поддержать… но, увы, поддержки так и не было. Я видела лишь его недовольную мину, мне казалось, что я не оправдала его ожиданий и ему наверняка за меня стыдно. Подумать только, я думала, что ЕМУ стыдно! Не что МНЕ страшно, а что ЕМУ может быть неприятно, что я облажаюсь! Моя первая попытка открыть шоу провалилась с треском, после чего он, жутко недовольный, подошел ко мне и начал меня отчитывать. Я не помню всего того, что он мне тогда говорил. Возможно, это была своего рода мотивация с его стороны, но ту крепкую турецкую темпераментную ссору я запомнила надолго. Хорошо, что амфитеатр, в котором все происходило на глазах нашей команды, был закрыт от посетителей и гостей отеля. Но я уверена, что нас слышала вся округа! Я уже говорила, что ходили мы постоянно за ручку и всегда сюсюкались друг с другом, но уж если мы ссорились, то ссорились на славу: с битьем посуды, швырянием предметов и крепкими словечками. Мне казалось, что он получает удовольствие, унижая меня и вытирая свою грязную обувь о мою гордость. Не скрою, мне нравилось подливать масла в огонь и кричать ему в спину всякие колкости!..

Я любила эту странную разрядку напряжения, которое скапливалось так или иначе за мирные дни. И в тот вечер было так же, мы очень серьезно поцапались, сердце бешено колотилось, слезы бежали ручьем, а я не могла прийти в себя. И тогда ко мне на помощь пришел шеф нашей анимации Левент. Он меня приобнял и очень терпеливо, фразу за фразой, стал учить говорить в микрофон. Боже, как я была благодарна этому человеку! Я до сих пор его вспоминаю и понимаю, что то, кем я стала теперь, это во многом и его заслуга! Алту развернулся и ушел, так и не сказав мне, что я молодец и что у меня все получится…

Как же хочется, чтобы любимый человек поддерживал всегда и во всем, и в успехах, и в неудачах. Чтобы перед ним ни за что не было стыдно или неловко. С Алту я себя очень часто ощущала недостаточно идеальной. Он докопался до моего самого большого комплекса – синдрома отличницы – и холил его и лелеял. Это была своеобразная струна, на которой он мог играть мной как ему вздумается.

В этом последнем отеле все было гораздо проще: не нужно было прыгать выше головы, и любимые герои детворы «Ангел» и «Чертик» постепенно канули в Лету. Мини-диско я стала вести одна, практикантки мне немного помогали, но к середине лета уже очень уверенно чувствовала себя на сцене с микрофоном. Я очень быстро научилась держать его в руках и вести вечерние шоу. Скажу больше, я даже самостоятельно на порывах души и без какой-либо поддержки стала ставить детские представления! Моей творческой натуре не хватало размаха! Я решила проявить инициативу и поставить с детьми спектакль «1000 и одна ночь». Сама придумала декорации, нашла музыку и костюмы. На первое шоу у нас был всего один день репетиций, я достала из костюмерной какие-то старые кафтаны, которые можно было подколоть булавками, мы притащили стулья из бара, накинули на них цветные тряпки, наша сцена заиграла всеми цветами радуги! Отдыхающие детишки исполнили роли Жасмин, Аладдина и Джинна на настоящей сцене! Самое интересное, что и турки, и русские понимали друг друга без слов и перевоплощались в свои роли. Боже, как это было круто!

Потом я вошла во вкус, и детское шоу мы стали делать каждую неделю: мы ставили пародии на популярных исполнителей типа Бритни Спирс и «Виа Гра», проводили различные конкурсы и показывали сценки. Я получала невероятное удовольствие от того, что у нас выходило в конечном итоге, хоть и адски уставала. Знаете, такое чувство, когда ты готов рухнуть спать прямо на месте, у тебя нет сил даже что-то сказать, но при этом чувство исполненного долга и удовлетворения растекается по всему телу, показываясь наружу глупой неконтролируемой улыбкой.

Все вечерние представления открывала я сама. Алту наконец мной гордился. Я видела его восхищенный взгляд и слышала, как он хвалил меня шефу. Трудно поверить, что из зажатой девочки, которая безумно боялась открыть рот на сцене еще пару месяцев назад, я стала уверенной в себе ведущей. Я свободно говорила в микрофон и по-турецки, и по-русски, без единой запинки, и мне это нравилось! Никаких урчаний в животе, потных ладоней, а только кайф от того, что ты держишь весь зал. Тогда, именно тогда я впервые почувствовала, что на самом деле люблю быть в центре внимания! Сцена была моей стихией! И тут же грустно про себя подумала, что это – мой последний сезон, потом придется искать другую работу…

В тот год я работала гораздо больше, чем должна была, делала это абсолютно добровольно и без оплаты сверхурочных. Да ну, какие могут быть сверхурочные у аниматора? Я жила своей работой, я ее обожала! Некоторые «мои» дети до сих пор мне пишут, а я всех-всех помню… Эта работа помогала мне стать уверенной в себе, хоть я и раздражала некоторых мамочек. Тогда же я столкнулась и с первыми хейтерами. На сайтах с рейтингами некоторые «любящие матери и жены» писали про меня всякую хрень. Любимым занятием у нас, аниматоров, было почитать отзывы об отеле в интернете, так вот в этих отзывах пару раз встречалось, что я занимаюсь не детьми, а их папами. Какими папами? Я сейчас думаю об этом, и мне становится смешно! Мне тогда было девятнадцать, я была глубоко обручена и на работе думала только о том, какую бы еще игру у бассейна забацать. Кто-то обсуждал мою фигуру, кто-то – нос, а кому-то покоя не давал мой костюм ангела на детской дискотеке и то, как я танцевала. Забавно, что писали зачастую женщины, которые не имели детей, то есть со мной в мини-клубе даже не контактировали… Уже тогда, читая эти «отзывы», я не могла понять: зачем они пишут неправду? Неужели они действительно так думают? Я всегда была бесконфликтным человеком, а в отеле тем более! Профессиональная этика не давала мне как-то не так посмотреть на отдыхающих, не то чтобы что-то не то сказать или сделать. Эх, хейтеры, они были у меня уже тогда. Интересно, многие из них остались такими же преданными и строчат свои злые комментарии под моими сегодняшними постами в инстаграме?

Еще когда Алту гостил у меня в Петербурге, мы вместе ходили в тренажерный зал «Мачо» в подвальчике на улице Жуковского. Да, забавное название. Из девушек там были только две мои однокурсницы и я. Алту очень выгодно смотрелся на фоне остальных мужчин: он не был большим и накачанным, но за счет красивого загара мышцы очень эффектно выделялись. Я была недовольна своим телом, хоть и не страдала лишним весом. Он заставлял (пыталась подобрать другое слово, но не получилось) меня надевать на тренировку короткий топ. «Это сделает тебя амбициознее, ты будешь выкладываться на тренировке, потому что постоянно будешь видеть свое несовершенство», – такими словами он мне объяснял эту необходимость.

Вообще во многом у него были странные взгляды на жизнь, но сейчас, спустя 10 лет, я понимаю, как же он был прав во многих вещах. Он был прав, но методы мотивации у него были своеобразные. «Да у тебя жир на животе, поэтому ты должна его открыть, чтобы все видели и тебе было стыдно», – так я воспринимала это тогда, в 19 лет. «Держи свою проблему в фокусе, чтобы видеть прогресс», – так я это понимаю сейчас. Одна и та же ситуация, два совершенно разных посыла. Я думаю, он не хотел меня огорчить, но не мог подобрать правильных слов для маленькой девочки с высоты своей тридцатилетней колокольни. К сожалению, именно его такие замечания, именно те самые фразы, которые я пропускала через себя, послужили очень хорошим трамплином, через который, ревя мотором, я прыгнула прямиком в страшную анорексию.

Глава 16 Анорексия

Анорексия – это болезнь в голове. Когда я начинала худеть, мой вес при росте 162 см составлял 52 кг. Сначала мне просто хотелось увидеть на весах цифру 50. Кто вообще вбивает внушаемым девочкам в головы, что цифра на весах что-то значит? Почему они становятся зависимы от этой цифры? С обложек журналов на нас смотрят отфотошопленные топ-модели под заголовками «Похудей за неделю на диете от такой-то такой-то», а с экранов ТВ то и дело транслируют образ успешной и желанной женщины – непременно худой. И если сейчас в моде фитнес и какие-никакие, но формы, в далеком 2005-м идеалы были совсем другие – между «красотой» и «худобой» ставили жирный знак «равно». Я помню, что в нашем тренажерном зале были напольные весы. Алту стоял за мной, когда они показали ту самую цифру – 52. «Вах, да ты толстая! – вырвалось у него. – девушка не должна весить больше пятидесяти, вот Дидем весит вообще 45». В Дидем было 150 см роста, но этот факт, видимо, значения не имел. До этих его слов я вообще не задумывалась о цифре на весах. Я всегда следила за питанием и старалась вести активный образ жизни, много ходила пешком, тянулась и качала пресс, меня все вполне устраивало. Мой подтянутый живот был объектом зависти некоторых подруг, но у меня никогда не было слишком низкой жировой прослойки и кубиков, зато всегда были очень стройные ноги и хорошего второго с половиной размера грудь. Когда я набирала полтора-два килограмма, мне безумно нравилась моя фигура: бедра приобретали женственные очертания, а ягодицы – соблазнительную округлость, и я чувствовала себя весьма привлекательной. Как только я немного худела, в первую очередь теряли свою форму ноги и попа, оттого мне было очень некомфортно. Я не знаю, что случилось, как меня так могло переклинить и почему его слова «да ты толстая!», касавшиеся даже не меня, а моего веса, цифры, которая вообще ничего не значит, образовали короткое замыкание в моих мозгах. Первое, что я почувствовала, – недоумение: «В смысле толстая? На мне хорошо сидит одежда 42-го размера». Затем последовало сомнение: «А может, правда стоит чутка схуднуть? Хорошо бы иметь кубики, да и руки большеваты, если внимательно присмотреться…» В сочетании с пропагандой нездоровой худобы повсюду слова Алту стали снова и снова крутиться в моей голове, и я все-таки решила, что да, похудеть лишним не будет. Тем более впереди был почти месяц в Петербурге, где ничто меня не будет отвлекать, там и займусь своей фигурой: «Когда я прилечу обратно, он будет поражен!»

Сбросить пару кило мне, девятнадцатилетней, не составило никакого труда: я подчистила и без того более-менее правильное питание и добавила две короткие тренировки по видео. Я помню, как вставала в 5.30 утра, врубала диск с фитнесом, брала пару допотопных чугунных гантелей весом по 2 кг каждая и делала приседания, выпады, какие-то другие упражнения. Что касается еды, то тут не возникало никаких камней преткновения: в нашей семье было принято есть здоровую пищу. Мама всегда готовила, не покупая полуфабрикатов. Газировка, чипсы, конфеты – все это покупалось только к чемпионату мира по футболу или на Новый год. Овощи, курица, рыба, крупы – вот была основа моего рациона, хотя на праздник я спокойно могла заточить кусок торта или мороженое. У меня никогда не было зависимости от еды или какого-то нездорового к ней отношения: я ела, когда была голодна, и ровно столько, сколько нужно, а не сколько влезет. Но раз я решила худеть, пришлось несколько себя ограничивать и вставать из-за стола не с чувством сытости, а с ощущением легкого голода. «Прилечу вся такая худая и крутая – вот он удивится» – такие мысли крутились у меня в голове. Когда мой «отпуск» подошел к концу, я вернулась в Анталию с торчащими повздошными косточками и ключицами. Да, это был высший шик в 2005–2006-м, когда у тебя изящно торчат кости, и ты идешь и ими гремишь.

В принципе можно было остановиться, но фраза Алту о том, что его сестра весит меньше, не давала мне покоя. «Я во всем должна быть лучше всех», – говорила мне моя внутренняя отличница. Меня захватил азарт – а что, если увидеть цифру, начинающуюся с 4, на весах?

Я стала еще радикальнее урезать питание: отказалась от ужина, на обед брала половину порции, а иногда и вовсе заменяла его яблоком. Я смотрелась в зеркало по 100–500 раз на дню, проверяя, не набрала ли я лишнего и виден ли мой пресс. Но вопреки моим ожиданиям я не становилась суше, а просто худела. К июлю месяцу мои практикантки в мини-клубе изрядно поправились на «Все включено», и я искренне чувствовала какой-то внутренний триумф, говорящий о том, что у меня есть сила воли.

«Я не парюсь, я знаю, что в сентябре похудею! В сентябре я буду на учебе, денег лишних не будет, поэтому поправляться не с чего. А сейчас все такое вкусное, и можно брать сколько хочешь!» – говорила мне Дерья, самая старательная из помогавших мне девчонок. Я вообще замечала эту тенденцию даже среди танцоров, приехавших работать на сезон, они все к осени еле влезали в свои костюмы. Алту с друзьями постоянно отпускали между собой шуточки: «У этих русских (русскими они называли украинцев, белорусов, казахов и собственно русских) на родине нет еды, они тут ее видят впервые, поэтому набрасываются с жадностью!»

С одной стороны, это было очень смешно, но с другой, как-то стыдно и обидно, что про нас могут действительно так думать… Боясь быть похожей на «этих русских», я старалась есть в ресторане, как птичка. В моей голове уже была прочно устоявшаяся настройка на похудение плюс боязнь, что обо мне подумают, будто я с голодного острова. Нет, я даже не худела, я таяла на глазах…

Однако когда весы показали цифру 47, вес встал. Я стала чувствовать себя хуже: слабость, головокружение, тошнота и постоянный озноб. Алту светился от гордости и осыпал меня комплиментами на тему того, какая я стройная. Но в моем мозгу прочно сидела цифра 45, я должна была весить столько, а то и меньше. Я обязана.

«Когда я похудею до 45, я докажу всем, что я могу! У меня будет красивый пресс, тоненькие ручки и талия! Боже, как я хочу тонкую талию, меньше 60 сантиметров! Тогда на мне будут красиво сидеть платья в обтяжку, я смогу носить яркие пояса и брюки с завышенной талией. Это же так женственно!» – я очень хорошо помню свои мысли по этому поводу. Да, я считала, что узкая талия, как у Гурченко, – это самый важный атрибут женственности. Я замеряла себя натощак сантиметром, но почему-то не видела в зеркале красивые женственные «песочные часы», даже когда цифра достигла 58,5 сантиметра. Не понимая, в чем дело, я изнуряла себя тренировками, качала пресс и прыгала на дискотеке, обмотавшись пищевой пленкой и неопреновым поясом. Почему, ну почему тогда мне никто не сказал, что важны не цифры, а пропорции? Что при моем типе фигуры гораздо правильнее было бы подкачать бедра и спину, чтобы создать иллюзию тонкой талии? Я этого не знала и продолжала гнаться за цифрами на весах и сантиметре, но моя фигура становилась от этого больше похожей на фигуру подростка непонятного пола, чем на соблазнительную взрослую женщину.

Питание было урезать уже некуда: я еле стояла на ногах (учитывая аниматорские будни с тремя тренировками и дискотекой, перерасход энергии был колоссальный!), но я нашла выход: стала вставать в 6 утра и час проводить на беговой дорожке. Пробегая каждое утро по 13 километров, я чувствовала себя еще хуже. Вес стал снижаться, но я видела в зеркале толстуху.

Я не понимала, как выгляжу на самом деле, и когда туристы подходили и спрашивали о моем весе, я искренне считала – это они оттого, что мне нужно еще худеть. Моему больному воображению казалось, что все вокруг выглядят лучше (читай: худее) меня. Я то и дело пыталась себя сравнить с окружающими, но сравнение оказывалось не в мою пользу. «У танцовщицы Ани из нашей команды такой красивый живот, не то что у меня: жирные бока и нижняя часть выпирает!» – хотя объективно оценивая фотографии той самой Ани сейчас, я вижу, что она как раз-таки была с женственными формами, с грудью и попой, поэтому ее талия сбоку и казалась осиной. Но чем больше я худела, тем неадекватнее себя оценивала. Эта страшная болезнь недаром лечится в психиатрии – она поглощает твой мозг, отрезает тебя от реальности и искажает картину мира, все твои мысли крутятся вокруг «как не набрать» и «как похудеть», здравый смысл отходит не на второй, а на 85-й план… Еда становится врагом, которого надо избегать или уничтожать, и ты, как спецагент, действуешь под прикрытием – чтобы никто не догадался. Пересматривая все фото того времени, я это очень хорошо вижу: практически на всех снимках я с какой-то едой, всем своим видом транслирую: «Со мной все в порядке. Видите, я ем!» Это неосознанное поведение, которое очень свойственно больным расстройством пищевого поведения. Несознательно мы хотим, чтобы о нашем маленьком секрете никто не догадался. Вы не поверите, но, обедая с анорексичкой тет-а-тет, вы в жизни не догадаетесь, что она не ест: еда будет пятьдесят раз измельчаться, подноситься ко рту, размазываться по тарелке и снова подноситься ко рту, создавая видимость, что девушка ест так же, как и вы. Ох, этой виртуозной техникой я овладела в совершенстве! Ведь если ты ешь (или создаешь видимость, что ешь), то не будет лишних вопросов и разговоров о том, нужна ли тебе диета. Ты-то знаешь, что тебе еще худеть и худеть, это окружающие ничего не понимают или не хотят, чтобы ты была самой красивой…

Когда анорексичке говорят «ты хорошо выглядишь» или «ты выглядишь здоровой», в больных мозгах слышится «ты поправилась». Я не могу это объяснить, но это страшно. Ты становишься заложницей каких-то цифр. Если я съедала яблоко, я тут же бежала его «отрабатывать», потому что мне казалось, что у меня выросли щеки. У всех больных расстройством пищевого поведения одинаковые лица: впавшие глазницы, большие голодные глаза, тонкие губы и… щеки. Это безуглеводные отеки (а у некоторых – безбелковые). Эти типичные для анорексичек лица – последствия несбалансированного питания. Хотя «несбалансированное питание» в данном случае – это очень мягко сказано. Как правило, больные нервной анорексией отказываются от пищи совсем, но начинается все с урезанием одного какого-то макронутриента. Как правило, под санкции попадают в первую очередь жиры. Девушки убирают их совсем, руководствуясь логикой «я и так жирная». Потом полностью выкидывается из рациона белок: перестают есть мясо, рыбу, яйца, творог, переходя на пустую овсянку, овощи и несладкие фрукты. Ну и под конец, как правило, и углеводы сокращаются до классического «одно яблоко в день». Я знаю, что в Сети полно форумов экстремально худеющих девушек, где они ставят себе подобные челленджи и цели, а если кто-то не соблюдает подобную «диету», то его публично унижают. В то время я, слава богу, о таких форумах не слышала, зато читала другой, с историями похудения и советами по питанию. Советы были из разряда «не есть после шести», «сидеть на диете Долиной», «отказаться от соли». Разумеется, я все эти советы планомерно и послушно на себе применяла, но удивлялась, что талия тоньше не становится, хотя заголовок гласил: «Минус 5 см за неделю». «Что за фигня? Почему моя талия не становится меньше на 5 см?» – думала я с досадой.

Ах, если бы я могла написать письмо себе в прошлое, оно непременно начиналось бы так: «Если ты читаешь эти строки, поверь мне, что счастье не в сброшенных килограммах и не в том, что все вокруг говорят, какая ты худая. Красота не в твоих торчащих ребрах и ключицах, а здоровье – всего одно. Послушай меня: то, что у тебя выпадают волосы, нет месячных и не хватает сил подняться по лестнице на второй этаж, – это ненормально. Почему ты считаешь, что еда – твой враг? За что ты себя так не любишь и сама себя разрушаешь? Пойми же ты, что питание – от слова «питать», а не «испытывать свой организм на прочность»! Ты молодая девушка, еще вся жизнь впереди, а у тебя не хватает сил открыть консервы. Ты же понимаешь, что жить в этом замкнутом круге нельзя, ты постоянно думаешь только о еде и хвалишь себя, только если смогла от нее воздержаться. Неужели ты хочешь так жить? Неужели ты осознанно выбираешь такой путь? Посмотри вокруг! Сколько всего прекрасного! Встречи с подругами, дискотеки, любимая работа, спорт на свежем воздухе, чай с лукумом в вечернем кафе на пляже! Почему ты бежишь от всего этого, делая себя рабой… голода? Счастье – внутри тебя, радость – в окружающих тебя людях, а красота… красота – такое относительное понятие: сегодня красивой считается худышка, а завтра – девушка с формами. Хватит быть заложницей своих собственных тараканов, подумай о будущем. Отвлекись!» Я написала бы много, задала бы бесконечное количество вопросов и сама бы на них ответила. Я бы постаралась вправить себе мозг и достучаться до разума. Но вот только захотела бы я, та, другая, это читать? Дошли бы мои мысли до адресата? Вряд ли. Скорее всего это породило бы еще большее убеждение в том, что я все делаю как надо. У психически нездорового человека мозг работает по-своему, не подчиняясь логике.

Я взвешивалась после каждого стакана воды, боясь, что она у меня где-то может задержаться. Видимо, Алту был слишком занят собой, а может, я так искусно маскировалась, не знаю. Вроде ему было все равно, ела я или нет, и мне не приходилось врать или выкидывать еду. В редкие вылазки к его семье я сидела со всеми за столом, теребила заботливо приготовленные свекровью угощения или говорила, «я не голодна» или «я уже наелась». Алту шутил, что мне нужно сбросить еще пару кило, но я не понимала, что это шутки.

На мне стал болтаться размер XXS, а штаны я могла купить только в детском магазине. Снять я их с себя могла, не расстегивая.

Первой забила тревогу как раз-таки Дидем. «Abim, Aliona çok zayif, sadece kemik kaldi» – «Брат, Алиона уж очень похудела, одни косточки остались». После этой фразы я ощутила триумф. «Наконец-то! Неужели я выиграла?!» Мой вес тогда достиг отметки 40, и давно пора было остановиться, но это оказалось сложнее, чем я думала. Болезнь захватила мою голову, а желудок уже скукожился до таких размеров, что я не могла в себя впихнуть даже целое яблоко без того, чтобы он не болел. Я просто не могла есть и продолжала худеть, думая «ну и хорошо». Так продолжалось до тех пор, пока однажды после нескольких дней голодовки у меня не отнялась правая сторона туловища и я не смогла встать утром с кровати.

Я помню, как Алту пытался разбудить меня на работу, как расталкивал и вынимал из-под одеяла, как тряс за плечи, а я не могла даже сказать, что со мной.

Тогда он перекинул меня через плечо и понес в отель. Общежитие располагалось через дорогу, нести обмякшие 36 килограммов было довольно тяжело. Не помню точно, кто ему помогал, но до медпункта меня дотащили уже двое. Доктор взглянул на меня и сказал, что нужно срочно в больницу.

Мы ехали на какой-то большой машине, не на «Скорой», и этот путь из Инджекума до Алании, кажется, был бесконечно долгим. Я не могла дышать, жадно и громко хватала воздух, но он застревал где-то в горле, не доходя до легких. Алту всю дорогу гладил мою голову, лежавшую на его коленях и… снимал меня на телефон. Я этого не помню, он потом показывал мне видео. Как он мне объяснил, ему казалось, что я не в себе, я задыхалась и издавала непонятные звуки, и он хотел показать это доктору для установления диагноза. Когда я пересматривала эти моменты, мне было страшно: видеть со стороны, как ты бредишь и твои глаза закатываются, зрелище еще то, скажу я вам!

В больнице меня сразу же положили на кушетку в отдельной палате и поставили капельницу. Когда я стала более-менее соображать, первое, что я спросила, было: «что мне капают в вену?» Услышав слово «глюкоза», я стала пытаться выдернуть иглу. «Глюкоза = сахар = жир» вертелось у меня в голове. Боже, о чем я думала?!

Алту ко мне не пускали. Доктор ждал, когда я смогу членораздельно говорить, он на всякий случай решил, что у меня какой-то шок, виной которому мог быть именно мой жених.

С боем и словами «ашкым, явру кедим» («любовь моя, котеночек») Алту прорвался в палату. Доктор о чем-то долго беседовал с ним, а он вдумчиво кивал головой и смотрел на меня. Он не знал, что все было настолько серьезно.

Жаль, у меня не осталось совсем страшных фотографий с минимальным весом, мне было бы самой интересно посмотреть на сравнительный коллаж. Сравнивая свои фото, где вес еще колеблется в районе 43–44 кг, с кадрами того дня, когда мне было сказано, что надо худеть с весом в 52 кг (мой рост не менялся, 162 см), мне становится не по себе. Ведь свою любимую футболку до пояса я носила как платье.

В то время судьба девочки по имени Хатидже Данабаш (Hatice Danabaş) гремела по всей Турции. Заголовками о ней пестрели абсолютно все газеты и журналы, а по центральным каналам сюжеты и интервью с 28-летней турчанкой показывали практически каждый день. Хатидже весила 18 килограммов. Эта девушка была ходячим и говорящим скелетом с тремя волосинами на голове и желтыми раскрошившимися зубами. «Сейчас своим весом я довольна, я покупаю джинсы в детском магазине», – гордо говорил этот персонаж фильма ужасов, обтянутый кожей. Хатидже болела анорексией.

Так совпало, что сюжеты о больной девушке стали показывать как раз в то время, когда я вышла со своими 36 килограммами из больницы. Что-то щелкнуло в голове уже тогда, и я скупала Hürriet, когда видела, что там новая статья о Хатидже. Я смотрела на ее фото, и мне было страшно. «Да нет, ты не такая, брось! Ты знаешь, когда нужно остановиться!» – говорил мой внутренний голос. И тут же я подходила к зеркалу и видела там толстуху. Многие не понимают, в чем проблема анорексичек, и думают, что дело в весе. Нет. Дело в самовосприятии: я была очень худой, но, подходя к зеркалу, видела себя на 20 килограммов больше. Эта ошибка в голове чуть не стоила мне жизни, но я не могла прогнать мысли о собственной внешности.

В нашей команде был темнокожий бразилец Винни – веселый и симпатичный парень, я практиковала с ним свой испанский. «Ну куда тебе еще худеть? Ходишь, костями гремишь!» – повторял он и рассказал мне о своей бывшей девушке, которая хотела быть моделью и дохуделась до бесплодия.

– Марисса мечтала быть моделью. Она красивая, высокая, но кто ей вбил в голову мысль, что модель должна быть непременно тощим суповым набором? Точно не я! – сказал Винни с каким-то особым взглядом, сочетающим в себе ярость и сожаление, а потом мечтательно добавил: – Какие у нее были бедра (его жесты повторяли очертания песочных часов)… Она была такая женственная… Эх! А когда я прилетел домой через пару месяцев работы, от нее остались одни глаза и скулы. Скулищи, как у черепа! Понимаешь? – и он с вытаращенными глазами показал на свои скулы.

Я слушала молча, лишь выпучивала глаза и кивала головой, периодически вставляя «Надо же» и «Ничего себе!» на испанском.

– Я сказал ей: «Марисса, довольно худеть! Ты выглядишь не как женщина, а как угловатый подросток! Остановись!» Но она и слушать меня не хотела! Алиона, я хотел на ней жениться, я хотел, чтобы у нас родились дети! Они бы унаследовали мой шарм и ее красоту (тут он шкодно сощурился и довольно ухмыльнулся). Метисы ведь красивые? У Мариссы белая кожа, я черный. Мне кажется, у нас были бы очень красивые дети… Ты как думаешь?

– Конечно! Мулаты всегда очень эффектные! А что было потом? Ты передумал на ней жениться?

– Я выдвинул ей ультиматум: или она прекращает худеть, или мы расстаемся…

– Неужели? – от удивления я чуть не подпрыгнула.

– Но было слишком поздно. Врач поставил ей диагноз «бесплодие». Nada. No chance. Шансов нет. Лечиться гормонами она отказалась. Мы расстались.

– Но ты ее любил?.. Любишь?

– Любил, люблю… какая разница? Детей у нее быть не может, к усыновлению я не готов. Да и как можно быть вместе с женщиной, которая сама себя убивает? Нет, я не смог. Говорить с ней было бесполезно, а скандалить я устал. Пусть выходит замуж за подиум. – и Винни так грустно посмотрел куда-то мимо меня, вдаль. – Я не могу. Ты, пожалуйста, не делай такой же ошибки. Ты хорошая, ты мне нравишься. Por favor.

Сейчас я понимаю, почему он мне об этом говорил, но тогда… тогда подсознание блокировало любые послания, касающиеся веса: «Это не про тебя, у тебя все под контролем».

Неужели Алту было настолько все равно, неужели он ничего не видел, неужели он не мог меня остановить, когда я таяла на глазах?

Не знаю. Честно, я иногда себя спрашиваю об этом и недоумеваю, как из заботливого покровителя он превратился в инфантильного тирана, да и было ли так на самом деле или все было ошибкой моего восприятия? Нет, я не виню его ни в чем и отдаю себе отчет: все, что происходило со мной в тот год, было полностью по моей вине. Да и, кроме того, не случись это, не стала бы я той, кого вы знаете сегодня. А что же происходило в то время, когда я вышла из больницы и зачитывалась историей Хатидже?

После разговора с доктором и моей капельницы Алту пообещал, что будет присматривать за мной и следить, чтобы я хоть что-то ела.

Я спрашиваю себя и сейчас: откуда у меня вообще были на что-то силы? Работа аниматором, утренние пробежки, вечерние дискотеки. И хоть под конец я действительно валилась с ног и меня качало от дуновения ветра, очень долгое время я жила на внутренних ресурсах. Это состояние называется кетоз, но чтобы не грузить вас объемными разъяснениями, скажу лишь, что смысл его в получении организмом энергии из имеющихся жировых отложений. Возникает он тогда, когда человек не употребляет в пищу углеводы. Помните, да, что углеводы – это основа рациона, они дают нам энергию для жизни, и вообще? А когда такая энергия извне не поступает, организму, чтобы не умереть, приходится обеспечивать себя своим собственными резервами. Да, звучит заманчиво, и по этой же причине существует столько белковых диет! Но как бы сладко вам ни расписывали этот чудеснейший процесс, поверьте мне, человеку, который там был, нет ничего хорошего в кетозе. От слова «совсем». В результате распада жиров в организме накапливаются кетоновые тела, огромную опасность влекут за собой соединения ацетона! Знаете, когда во рту такой характерный привкус и запах жидкости для снятия лака без отдушек. Это оно. При большом накоплении ацетона развивается кетоацидоз, и он уже смертельно опасен. Кстати, главными признаками являются тошнота, слабость, нарушение ритма дыхания (оно становится шумным и глубоким). Все это я в полной мере ощутила на себе, чуть не отбросив коньки. Поверьте мне, вам туда не надо, даже если вы очень хотите похудеть, а вес у вас явно лишний. Лучше начните сбалансированно питаться, не исключая ни белки, ни жиры, ни углеводы.

Помню, как в одно воскресенье Алту повел меня в кафе на завтрак (обычно я начинала свой день с пробежки, а потом либо съедала половинку яблока и кусочек халвы, либо просто пила апельсиновый сок из пакета, мучаясь угрызениями совести за съеденные калории). В Турции на кахвалты (завтрак) принято есть соленый белый сыр, мед, маринованные маслины, помидоры и белый хлеб, который смачно намазывают каймаком (это что-то типа очень плотных сливок с нежным молочным вкусом). За завтраком по выходным обычно проводят по нескольку часов, попивая крепкий турецкий чай из маленьких стаканчиков.

В местном инджекумском кафе, куда мы пришли, за завтраком сидела парочка: турецкий мачо и полная неопрятного вида немка. Они, не стесняясь, целовались прямо за столиком. Я знала этого парня, он менял девушек каждые две недели. Это обычная практика: она приезжает приятно провести время, он наслаждается развлечениями за ее счет. «Я знаю таких туристок, они вешаются на первого же попавшегося парня», – сказал Алту, а я сразу живо представила себе тех, кто не давал ему прохода. Я постоянно прогоняла от себя эти мысли из прошлого и старалась не замечать плотоядные взгляды туристок, обращенные на моего жениха. Мы были не просто в отношениях, но на фоне нервного расстройства у меня обострилось чувство собственного несовершенства. Я снова стала бояться сдать позиции, постоянно ругая себя за то, что недостаточно хороша.

Глава 17 Инжир на обед

Свою дипломную работу я писала, лежа на крыше с ноутбуком. Крыша нашей многоэтажки была секретным местом, где можно было загорать без верха, а солнце светило со всех сторон равномерно. Алту не любил белые полоски от купальника, но о том, чтобы загорать топлес у всех на виду, речи и быть не могло, поэтому вместо песчаного пляжа я лежала на бетоне.

Отправляясь на перерыв, я покупала в лавке 300 граммов свежего инжира. Это было единственной едой на обед. Я не могу сказать, что именно тогда начала есть. Скорее это были набеги на еду. Я по-прежнему ограничивалась несколькими глотками сока из пакета на завтрак (иногда апельсинового, а иногда виноградного), фруктом на обед и кефиром на ужин. При колоссальных физических нагрузках не понимаю как стояла на ногах.

Иногда наш шеф отпускал меня с вечерней дискотеки, я приходила домой, включала единственный работающий канал в нашем допотопном телевизоре и запоминала турецкие слова. У Алту был любимый актер сатиры и комедии, Джем Йилмаз, и я тщетно вслушивалась в его шутки, пытаясь понять тонкий турецкий юмор.

Есть одна относительно новая турецкая фантастическая комедия G.O.R.A., в ней практически все роли исполняет как раз-таки Джем Йилмаз. Будете удивлены, но эту культовую комедию все турки смотрели раз по двадцать. Я бы и вам порекомендовала ее за бокальчиком вина, но там такой специфический юмор, боюсь, не поймете. Вообще удивительно, насколько разным может быть чувство юмора в разных странах.

Чтобы понять национальную сатиру, нужно вклиниться в голову человека определенной национальности, социального слоя и менталитета. У меня это получилось года через два с половиной жизни в Турции. Внезапно до меня дошел смысл слов, интонаций и жестов, а до этого я скорее старалась подловить момент, когда все смеются, и тоже улыбнуться, не понимая, что же тут такого веселого.

Мне кажется, G.O.R.A. был первым фильмом, который Алту купил в нашу видеотеку, вторым был «Черная кошка, белый кот», и мы смотрели их, когда нам было весело или грустно, вместе или по отдельности, но много-много раз… Знакома вам эта картина? Если нет, уверяю вас, вы многое потеряли!

Напряжение на работе было очень сильным, и, чтобы его снять, я пыталась отключиться. Пить алкоголь в отеле было строго-настрого запрещено, за это могли уволить. Поэтому иногда мы просили официантов налить спиртное в «детский» коктейль или в кофе. Однажды кто-то из туристов оставил мне бутылку мартини. Это было какое-то невероятное счастье – сейчас вспоминаю, и мне становится не по себе. Да, алкоголю аниматоры были рады. Но писать о том, что однажды мы с подружками по команде попались на воровстве бананового ликера для коктейлей, наверное, будет лишним… Или нет?

Раз в две недели мы устраивали «день пиратов» или «день поиска сокровищ». Дети делились на две команды, каждой выдавалась карта с особыми заданиями, выполняя которые можно было найти бумажку с подсказкой, где спрятан сундук. В качестве сокровищ выступали, конечно же, сладости, которые мы с девчонками забирали накануне из кладовки нашего отеля. Кладовка находилась за кухней, ключи были у менеджера ресторана. На верхней полке стояли бутылки со сладкими ликерами для коктейлей, и я предложила под шумок слямзить одну бутылочку. Лариса была самой высокой из нас, она ловко встала на цыпочки и изящным движением руки смахнула тонкую бутылку бананового «Бургаза» себе в сумку, пока никто не видел.

Не понимаю, как она умудрилась пронести ее мимо секьюрити, а, впрочем, вспоминая ее бездонные голубые глаза на пол-лица и обворожительную улыбку, беру свои слова обратно. Лариса могла одним взглядом и бормотанием «мерхаба» уложить всех турецких мужчин штабелями.

Но ликер я так и не попробовала. Каким-то образом кража раскрылась, видимо, кто-то из своих настучал, меня вызвали на ковер к директору и попросили уволиться. Забавно, что больше никто не получил даже замечания, а я осталась без работы, как ужасный подстрекатель. Сейчас вспоминаю и улыбаюсь, но тогда мне было ой как не смешно. Алту с трудом сдерживал гнев, и, зная его негативное к алкоголю отношение, я могу представить, как у него внутри все кипело.

А я сдала свою униформу, собрала вещи и уехала в тот же вечер на ночном автобусе в Анталию к его родителям.

До сих пор не понимаю три вещи: почему поймали девчонок, а досталось мне; почему Алту даже не попытался меня защитить и какого черта мне до сих пор так стыдно за ту историю?

Глава 18 Собеседования

Мое скандальное увольнение решено было принять за знак свыше. Мы давно об этом думали, но не могли решиться. Все-таки работать аниматором – значит жить аниматором: это 24 часа в сутки 6 дней в неделю жить не своей жизнью. Быть милым, приветливым, не показывать, что у тебя есть свои переживания и проблемы. Ведь людям на отдыхе совершенно необязательно знать, что у тебя в жизни полная жопа. Им хочется отвлечься от своих забот и повседневных дел, и ты, сам того не замечая, начинаешь жить чужими интересами. Аниматоры должны уметь поддержать беседу на тему, интересную гостю, у нас даже термин такой был «гест контакт» – «общение с гостями», и этот пункт в анкете был важнее всего. Нет, это не значит, что все аниматоры изображали интерес к темам, их не волнующим, отнюдь. Да и это невозможно: туристы же не дураки! Просто мы старались найти тех отдыхающих, кто нам был наиболее симпатичен, и уже с ним «дружить». Кстати, со многими моими гостями я до сих пор (а прошло уже 13 лет!) поддерживаю общение, а еще больше людей помню и даже скучаю по ним.

Так вот, я уехала в Анталию, а Алту остался молча дорабатывать сезон. Я срочно пыталась найти работу, ведь жить-то на что-то надо было, а мне еще необходимо было оплачивать институт. Мама Гюльнур работала в кадастровой службе и знала директоров всех отелей Кемера. Чтобы я не скучала, она каждый день организовывала мне «выходной» в разных отелях. Мне кажется, я успела побывать в каждом из них, и в каждый я отправила запрос соискателя должности. Мое «отельное» образование в колледже позволяло работать в любой службе, и я просилась на ресепшн или в связи с общественностью. Но, как оказалось, найти работу в конце сезона в Турции – это полная утопия.

Помню, какое я производила впечатление на собеседованиях! А собеседования на ресепшн в хороших гостиницах, надо сказать, были жесткие: интервьюер мог переходить с языка на язык в середине фразы и наблюдать за твоей реакцией. Все менеджеры, слыша мои иностранные языки в работе, приходили в профессиональный экстаз! В отельном бизнесе одно из важных качеств, особенно если ты работаешь с гостями, – быстро и без проблем переключаться с одного языка на другой и безошибочно определять национальность гостя с первого взгляда. Ни с тем, ни с другим у меня проблем не было. В течение беседы менеджер мог несколько раз поменять свою «национальность», я же с невозмутимым спокойствием переключалась с турецкого на английский и с английского на французский… а дальше была ловушка: немецкого я не знала. Возможно, для вас это открытие, но зимой Анталия полна немцев и австрийцев. Многие ездят в местные отели зимовать, так как на родине их жизнь выходит дороже, чем в Турции, и для 100 % координаторов знание немецкого было решающим фактором. Именно по этой причине, если я хотела устроиться в отель в конце сезона, мне так нужен был именно немецкий, а не русский. Вместе с тем это был последний язык в мире, на котором я хотела говорить, он мне не нравился. Бог мой, как я его ненавидела: грубый, лающий, со сжеванными окончаниями. Я из принципа не хотела его учить и продолжала искать работу в отелях, ориентированных на французов и русских. Дорогие гостиницы отказывали мне один за другим, в отелях попроще не было вакансий.

Так, скитаясь из отеля в отель, я провела весь октябрь. Мне было безумно скучно и страшно, что впереди меня ждет голодная зима. Это абсолютно нормально в туризме: за сезон заработать и жить всю зиму на эти деньги. Которых, кстати сказать, было не так уж много: обычный аниматор получал 250 долларов, а шеф какой-нибудь части анимации (спортивной или мини-клуба, например) – чуть больше, 400 или даже 500. Мой жених как раз руководил спортивными аниматорами, поэтому и зарабатывал больше меня. Тогда, получая отказ за отказом, я посыпала голову пеплом и ругала себя за опрометчивое решение завязать с той работой. Впереди была неизвестность, я боялась, что ничего не получится, но пути обратно в команду не было, я ушла со скандалом, еще и с высоко поднятой головой. Почему я тогда не пала ниц перед шефом, не прокляла себя во всех смертных грехах и не умоляла о прощении, раскаявшись? Да потому что я была совсем не гибкой и со своим юношеским максимализмом не могла даже допустить такого унижения. А если покопаться глубже, то мне просто было стыдно, и я не знала, что с этим делать. «Вот же угораздило! Не могла, что ли, доработать до следующего сезона на насиженном месте? Обязательно надо было упираться и увольняться? Посмотри, что с тобой делает твоя дурацкая упертость!» – корила я себя и вместе с тем понимала, что это замкнутый круг, он бы никогда не разорвался, а так жить дальше было нельзя.

Я снова и снова приезжала на набережную и сидела на ней, глядя на блики солнца, играющие на морской воде. Купающихся уже не было – холодно для местных.

Осенью, когда солнце светит, но не греет, в Анталии становится весьма прохладно. В домах не предусмотрено центральное отопление, поэтому все греются с помощью электрических жужжащих вентиляторов или больших ламп на ножках, а спят на нагревающихся матрасах типа «доброе тепло». Так спала и я, уткнувшись носом в спину жениха. Он не любил обнимать меня во сне, но всегда поворачивался спиной, чтобы я притулилась к нему сзади. А еще он храпел! Я больше всего не люблю, когда люди храпят. Я понимаю, что они не виноваты, но у меня возникает ужасное желание их разбудить ударом по носу. Честно, всю жизнь с этим борюсь. Так вот Алту я могла пинать всю ночь, потому что его сломанная в молодости перегородка не давала ему нормально дышать.

Доработав до конца сезона, мой жених тоже уволился, помахав анимационной скитальческой жизни рукой. Имея на руках диплом о высшем спортивном образовании, он решил, что без труда найдет другую работу, не связанную с туризмом. Я была этому очень рада, хоть и понимала, что нам придется очень сильно экономить. У меня, к сожалению, не получилось найти место осенью, а потом и зимой. Я очень надеялась на новый сезон, рассылая резюме во все местные и отдаленные отели как ненормальная. Некоторые отвечали сразу, что им в данный момент никто не требуется, а другие молчали. Алту все это время тоже искал нормальную работу, но была в нем одна сложная черта – Гордость. «Как это я, человек с высшим образованием, буду работать за 300 долларов в месяц? Ну уж нет, я подожду другую вакансию!» Квартплата, продукты, электричество, вода… К концу февраля у меня уже сдавали нервы!

У меня не было денег даже на маршрутку, поэтому родителей мы навещали раз в неделю и очень радовались, когда папа Эмин отвозил нас домой на машине. У них был модный голубой двухдверный кабриолет, в Анталии ездить на машине с открытой крышей – сплошное удовольствие, даже осенью. Дожди там обычно по вечерам, да и не особо продолжительные. Алту встроил в их «Ситроен» специальный баллон для «натурального газа» (альтернативное топливо), чтобы заправлять его было дешевле.

Помню, как я ходила в магазин, когда в кармане лежало всего 30 курушей (примерно 20 копеек). О нашем бедственном положении никто не знал: Алту был слишком гордый, а мне было стыдно признаться, что мой кошмарный сон стал явью.

Я думаю, у каждой из нас есть такие вещи и обстоятельства, которых ты боишься больше всего в жизни. Моим страхом всегда была бедность. Даже не сама бедность, а безденежье, отсутствие какой-то свободы, жизнь от зарплаты до зарплаты, когда ее катастрофически не хватает. Не знаю, почему, но с самого детства я боялась именно этого. Когда мне на какие-то праздники дарили конфеты или деньги, я никогда их не ела и ничего себе не покупала – все патологически прятала, говорила маме, что «на черный день». И вот, кажется, черный день настал, да еще и привел за собой товарищей.

Своим родителям я об этом тоже не говорила. Да и как я могла признать, что так облажалась? Надо сказать, у меня еще теплилась надежда, что все изменится и из очередного отеля мне позвонят.

В то время я тренировалась в небольшом спортзале около нашего дома. Ходила я туда бесплатно, потому что это была практика от университета. Так вот в том зале ко мне настойчиво клеился тренер, и кольцо на безымянном пальце его не смущало. Каждый раз, когда я вставала на беговую дорожку, он просто подходил ко мне и садился на уши на ближайшие полчаса.

– Наааа, Гюзелим («красавица моя»), снова сегодня работаешь над своей фигурой? Сколько можно бегать? Давай лучше поприседаем, я тебя подстрахую? – нагло улыбаясь и подмигивая, выдавал он, облокотившись на стекло напротив тренажера.

Я могла ему не отвечать, игнорировать, просить отойти – ничего не помогало. Он был довольно симпатичным, накачанным молодым человеком. Трехдневная щетина и хитрый прищур давали понять, что он местный сердцеед, но мне было на него абсолютно фиолетово. В тот период я вообще не воспринимала мужчин. Никаких. Если бы ко мне подошел Брэд Питт и пригласил на свидание, я бы его продинамила. Все мои мысли были только об Алту, и даже ловить на себе взгляды других мне казалось чем-то отвратительным. Думаю, в жизни каждой женщины был такой период – других мужчин словно не существует, свет сходится клином на одном-единственном. Что послужило такому восприятию, я не могу сказать наверняка. Думаю, что увольнение Алту из анимации. Я понимала, насколько сложно ему дался этот шаг, что сделан он был ради меня, и мой мозг автоматом замкнулся на этой жертвенности, что ли. Как будто произошло короткое замыкание, которое бесконечно выдавало «ради меня он пошел на это», и оно замыкало меня на нем.

Как я уже говорила, к концу февраля мои нервы были на пределе, и после очередного такого подката со стороны местного тренера я пошла к боссу и нажаловалась на того парня. Главной в этом заведении была симпатичная картавая турчанка, для нее было очень важно спокойствие в клубе, а особенно – комфорт женской части посетителей. Его тут же уволили без выходного пособия, и я за ручку привела на его должность Алту, уговорив турчанку взять его на работу. Чувствовала я себя в тот момент паршиво, мне казалось, что я оклеветала парня ни за что, но в то же время я не могла не радоваться, ведь наконец-то у моего жениха нарисовалась нормальная работа с более-менее достойной зарплатой. Как сейчас помню, 700 лир с возможностью повышения после испытательного срока, это были нормальные деньги.

Алту по специональности был групповиком, вел аэробику и другие курсы. Еще во время анимации я обожала ходить к нему на занятия, он был настоящей зажигалкой! Смотря на то, как он владеет группой, как виртуозно демонстрирует «мамбо ча-ча» или «па де бурэ», я влюблялась в него снова и немного завидовала. «Я так не могу! Вот бы научиться!» Постепенно как шеф спортивной анимации он передал вечернюю аэробику в мою ответственность, и уже я стала зажигательно прыгать перед группой людей. Думала ли я, что через несколько лет это будет моей основной работой? Нет, но я об этом мечтала, глядя на него.

В фитнес-клуб его взяли работать в тренажерный зал, это было немного непривычно. Я видела, что ему не хватает драйва и внимания, что нет того чувства, что за тобой идут люди и повторяют твои движения. С разрешения начальницы Алту стал ходить на аэробику к своей коллеге, собирающейся в декрет. «Когда она уйдет в отпуск, я смогу ее заменить», – говорил он мне и уходил на 3–4 часа групповых занятий после работы. Конечно, мне было немного жаль времени, которое мы бы могли провести вместе, но у него впервые за несколько месяцев стали гореть глаза и появилась хоть какая-то цель!

Глава 19 Новая работа в «Лимак Лара»

А через неделю мне позвонили из отеля «Лимак Лара», радостно сообщив, что готовы взять меня на тестовый период. От восторга я прыгала до потолка! Жаль, радоваться было рано…

Джем – начальник фронт-офиса – был добродушным тридцатилетним турком. Он выглядел старше своих лет и превосходно говорил по-русски, как и старший администратор Теоман. Мы сразу с ними нашли общий язык, чего я бы не сказала о моей прямой начальнице-турчанке (море моих воспоминаний стерло ее имя с пляжа моей памяти). Несмотря на то что Джем уже утвердил меня на должность менеджера по работе с клиентами, она была настроена скептически. «Ты обручена? – спросила она с недоверчивым видом. – а детей когда планируете?» Я уверила, что детей в планах пока нет, а церемония будет в конце сезона. «Ну что ж, у тебя испытательный срок». Она подчеркнула слово «испытательный» и посмотрела на меня строгим взглядом: фронт-менеджеры очень не любили бывших аниматоров. Моим огромным плюсом было профильное образование в колледже и приличное знание иностранных языков.

Работу в Guest Relation я представляла себе крайне сумбурно: общаться с гостями, помогать им в решении возникающих проблем (да какие проблемы могут быть в пятизвездочном отеле? тьфу!). Я была в эйфории: сидеть весь рабочий день в кондиционируемом холле, завтракать в ресторане, нормированный рабочий график с одним полноценным выходным и возможность заработать процент с продажи цветов, такси, экскурсий и всяких дополнительных услуг. Ах да, моя зарплата была целых 900 лир, этого с лихвой хватало и на жизнь, и на еду, и на учебу! Моя коллега Озлем вернула меня с небес на землю: «Подожди радоваться, тут стресса будет больше, чем ты можешь себе представить!» Ах, как же она была права!

Что собой представляла моя работа? Быть боксерской грушей для гостей отеля и для начальства. В отеле всегда есть недовольные. Каждый день я принимала десятки заявок от отдыхающих по разным поводам: то номер не убрали, то кондиционер не работал, то еду в ресторане пересолили. Я мило улыбалась, регистрировала жалобы и передавала их дальше супервайзерам служб. Если проблема не была решена через полчаса, напоминала о ней снова. За рабочий день таких заявок могло было быть и 100, и 200, причем я одна должна была ими заниматься. Гости же, заплатив за отдых и сталкиваясь с неприятностями, хотели, чтобы именно ими я занималась в самую первую и срочную очередь. Очень много раз меня доводили до слез, и приходилось извиняться и уходить за дверь в бэк-офис и биться в истерике там. Я все принимала на свой счет. Ошибка горничной – моя вина, ошибка повара – тоже моя вина, ошибка техника – опять виновата я, потому что гости предъявляли претензии именно мне и с меня же спрашивали исправления чужих ошибок. «Спасибо» говорили единицы, зато тумаков я получала от многих (ничего не напоминает?). Положительными моментами можно было назвать работу в кондиционируемом помещении, а не на палящем солнце, и зарплату, в несколько раз превышающую ту, что у меня была раньше. То и дело девочки-аниматоры, работавшие первый сезон, с завистью говорили о том, что нам, во фронт-офисе, хорошо: на рабочем месте прохладно, выходные не забирают за опоздания, смена 8 часов плюс перерыв на обед, еще и в парикмахерскую бесплатно на стрижку и укладку можно хоть каждый день ходить. Я лишь улыбалась, ведь они не знали, что очень часто я работала в две смены с 7 утра до часу ночи без выходных. В глубокой ночи я добиралась до дома, падала в объятия любимого и засыпала мертвым сном. Ту весну я прожила как в тумане. Мне хотелось произвести хорошее впечатление во время испытательного срока, поэтому я вкалывала как проклятая. Я очень часто вспоминала мои аниматорские будни и сожалела, что ушла с той работы! Но признать то, что я совершила ошибку, я не могла. Особенно признаться в этой ошибке Алту, которого я буквально заставила завязать с анимацией.

Глава 20 Важное решение (Или Запах свободы)

«Ты очень красивая. Вот если бы не твой нос, – говорил мне Алту, проводя пальцем по горбинке, – да, твой носяра все портит!»

И я уже вовсю узнавала насчет операции в Анкаре. Он убедил меня в том, что мой нос нужно оперировать. Надо сказать, что к тому времени я уже начала есть, преодолевая себя, набрала с 36 до 50 килограммов, так он нашел у меня новый недостаток.

К сожалению, здоровье – ни моральное, ни женское – я поправить не могла. Именно тогда врачи поставили мне диагноз «менопауза». В 20 лет я услышала: «Что? Детей? Вы хотите детей? Раньше надо было думать!»

Срывы в питании, неадекватное восприятие себя – это лишь малая часть того, чем я была обязана своему будущему мужу. А теперь ко всему прибавился еще и нос. Не то чтобы я об этом не задумывалась до встречи с Алту. Мне приходилось слышать колкости и в школе, и в социальных сетях. Самый обидный комментарий, который заставил меня тогда реветь ночью в подушку, был что-то вроде «Вот это носяра! Ветром голову не поворачивает?» от абсолютно незнакомого мне человека. Алту окончательно меня убедил в необходимости устранения «недостатка». Ха, надо сказать, что у него у самого нос был в два раза длиннее моего, а орлиная черкесская горбинка была самой большой его изюминкой, от которой лично я сходила с ума.

Гюль, администратор, работавшая со мной в одну смену, как раз перенесла ринопластику пару месяцев назад и красовалась абсолютно ровным и прямым европейским носиком. Она пообещала дать мне контакты своего хирурга, а мама Гюльнур заверила, что в Анкаре у нее есть приятель, который может сосватать для меня лучшего специалиста. «Дочка, ты правда этого хочешь? Обратно нос будет не вернуть, подумай хорошенько. Но если это твое решение, то не переживай, мы тебя поддержим!» – говорила мне она. Я была настроена решительно, оставалось только накопить денег на операцию, которая стоила три мои зарплаты.

Однажды мы с Алту в очередной раз повздорили. Я не помню, что именно послужило причиной, но скандал был ужасный!

В то время ссоры для нас не были чем-то особенным, мне кажется, без них не обходился ни один день. Все-таки мужчина, долго просидевший дома без работы, – это очень тяжело. За годы в анимации Алту привык находиться в центре внимания, щеголять, словно павлин с распахнутым хвостом, и хвастаться перед всеми по поводу и без. Он был душой компании и авторитетом, его мнения спрашивали и коллеги по работе, и отдыхающие в отеле. Выйдя на работу в тренажерный зал рядовым тренером, Алту стал копить в себе неудовлетворенность жизнью. Мне казалось, он словно попрекает меня за то, что именно я устроила его на эту работу. Он не мог смириться с тем, что у меня карьерный рост, хорошая должность и зарплата больше, чем у него, поэтому цеплялся к любому поводу, чтобы показать мою несостоятельность во всех других сферах жизни.

Я уехала утром на работу, громко хлопнув дверью, а днем позвонила ему и сказала, что больше не приеду и останусь жить в отеле, где работаю. В цокольном этаже были номера для персонала, и моя начальница разрешила остаться. Надо ли говорить, что он мне писал, звонил и угрожал? В этом был весь он: писать гневные эсэмэс, а следом что-то типа «котеночек, вернись ко мне, ты любовь всей моей жизни». Когда и на это не было реакции, в ход снова шли оскорбления. Моя розовая «Моторола» пикала без остановки, а я даже не читала приходящие сообщения, тут же удаляя их, так как память телефона была и без того переполнена. Зачем читать и расстраиваться?

На следующий день нас с напарницей Озлем отпустили ко мне домой собрать вещи. Она, бедняжка, очень переживала, что мой неуравновешенный полусупруг меня ударит, когда я приеду за сумкой.

– Поверь мне, лучше, если я поеду с тобой! От турецких мужчин можно ожидать чего угодно! Когда я расставалась со своим молодым человеком, он меня избил. Я не хочу, чтобы твое хорошенькое личико стало похоже на Рокки Бальбоа после поединка, – сказала Озлем очень серьезно, но потом улыбнулась, качнула головой и добавила: – Если у тебя будет синяк, это что же, мне в две смены без выходных работать? Ну уж нет! – и заливисто засмеялась, откинув назад копну каштановых волос.

– Джаным (душа моя), он не такой, не переживай! Он меня и пальцем не тронет, не волнуйся!

– Знаю я их! Пальцем не тронет. Хайди, поехали вместе! Я за дверью подожду.

– Ладно, но подождешь ты меня у входа в сите. Если что, буду кричать петухом, – и я издала звук, похожий на «ку-ка-ре-ку!».

– Нет же! Петух кричит: «у-у-ру-у-у-у-у!»

– Ну вот когда ты услышишь русского петуха, знай, что это я! – и мы, непринужденно смеясь, сели на служебный автобус в направлении моего дома.

…Он сидел на полу, пока я утрамбовывала самое необходимое. Пытаюсь вспомнить, из-за чего меня так бомбануло, но безуспешно. Сознание надежно спрятало от меня причину и стерло ее из памяти. Помню только тот теплый день и нашу розовую гостиную, залитую анталийским солнцем! Боже, как бы я хотела вернуться тогда во времена, когда мне было там так спокойно и уютно! Я любила залезть с ногами на мягкое кресло-кровать, укрыть пледом ноги и читать, когда никого не было дома. В углу стоял стеклянный круглый обеденный стол и мой стеллаж с книгами – я привозила из России сама и просила туристов оставить то, что они читали, – в итоге за пару лет накопилась солидная разношерстная библиотека.

Я окинула взглядом гостиную – больше ничего брать не нужно. Сказала ему «пока» и закрыла дверь снаружи своим ключом.

Бросить своего мужчину, единственного, с твердой уверенностью, что другого уже не будет? Оставить колючий комок в районе солнечного сплетения, когда слезы подступают к горлу и ты не можешь и не хочешь ни о чем думать. Да, тогда я вспомнила знаменитую фразу любимой героини «Я подумаю об этом завтра» и, несмотря на то, что мое сердце изо всех сил орало мне: «Ты что делаешь, дура?!» – я обреченно заперла дверь снаружи и направилась к остановке долмуша, где уже поджидала меня Озлем.

В то время на смену начальнице-турчанке пришла светловолосая красавица Ирина. Она уже работала в этом отеле пару лет назад, поэтому знала все и всех. Ирина была стройной высокой блондинкой с милым личиком, а ее любимым ужином был двойной чизбургер и картошка фри. Мы с Озлем каждый раз удивлялись, как она может иметь осиную талию при таком питании. Ведьма, не иначе.

Ушла из дома я именно с ее подачи. Мы сидели в бэк-офисе на планерке, и мой телефон постоянно оповещал о новых эсэмэс. Когда она спросила, что случилось, меня как будто прорвало: я рыдала и не могла остановиться. Я рассказала Ирине о том, что мне приходится ежедневно терпеть его недовольство абсолютно всем. Все, все, что я делала, я делала не так! Мало зарабатывала, плохо готовила, недостаточно часто убиралась. Мои фильмы, музыка, вкусы – все было плохим. Даже те одежда и обувь, что ему когда-то нравились на мне, не проходила цензуру. Он стал самым настоящим тираном! Я приходила домой после тяжелой смены, и вместо того, чтобы спросить, как у меня дела, как-то поддержать и поднять настроение, он с самого порога тыкал мой нос в слой пыли на подоконнике или упрекал в том, что на мне лица нет. Я видела, как от собственного бессилия он злится, но никак не могла понять, что именно произошло. Мне казалось, что он нарочно пытается засунуть меня в какие-то рамки, которые не имеют со мной ничего общего и которым противится вся моя натура. Почему он изменил свое отношение ко мне? Он думал, что я другая? Он не был готов ко мне настоящей? – этими вопросами я задавалась снова и снова.

В условиях чужой страны, чужого языка и «взрослой» жизни я пыталась адаптироваться как можно быстрее. Я встала на ноги, брала на себя ответственность и росла как в профессиональном, так и в психологическом плане. А как иначе, когда от тебя и только от тебя зависят твоя жизнь и ее уровень. Я всегда была сильной и упрямой, как говорят, «человеком со стержнем», неужели он этого не видел? Неужели не поэтому он выбрал меня, не по этой причине приезжал под окна общежития, поселил со своими родителями и ручался за меня на новой работе? Он же гордился мной! «Эта девочка еще совсем малышка, но какой у нее потенциал!» – помню я его разговор с шефом, когда мне отказали в должности. Когда я шла рядом с ним на высоченной платформе (а были мы почти одного роста), он весь сиял и хорохорился, что рядом идет такая девушка. Я точно помню, что ему нравились и мини-юбки, и декольте, и мой яркий макияж, когда мы выходили в свет. Что же случилось потом? Заполучив жар-птицу в невесты, он решил сделать из нее курицу-наседку? «Да нет, брось, это временный кризис, он просто потерян, слишком большие в жизни перемены…» – уверяла я себя.

Я не могла никак понять, кто из нас ошибся: я ли себе нафантазировала его, наделила теми качествами прекрасного принца из моих снов или он принял меня за простушку? Да нет же, не могла я ничего придумать, вот же он обо мне заботился, помогал и поддерживал! Не спал ночами, спасал меня, протягивал руку и говорил: «Доверься мне!» Он же сам сделал выбор в пользу семейной жизни! Он гордился, ободрял и поддерживал, а значит, он любил.

И я его тоже любила. Сердце снова сжималось в груди, будто от него отрывали кусок. И вот ты чувствуешь, как этот кусок падает куда-то в желудок, и пытаешься задержать его, ухватить, чтобы вернуть на место, а он на твоих глазах падает все ниже и ниже… Локти и место под коленками покрываются мурашками, ни руки, ни ноги не слушаются, а за ушами как-то предательски щекотно. Я вспоминала его красивый орлиный нос, густые оформленные брови и расслабленные губы. На одной брови был татуаж, на месте шрама, который Алту получил во время какой-то драки в молодости. Я любила проводить пальцем по этому гладкому месту, выкрашенному в густую сине-черную краску, и думала, как мне дороги все его недостатки и все его заморочки.

И вместе с тем я не хотела возвращаться в нашу квартиру после работы, чтобы снова и снова слушать его недовольства. Каждый раз, приезжая на корпоративном автобусе к нашему дому, я стискивала зубы и испытывала странное ощущение в груди, мне было трудно дышать. Уныние – так я могу назвать то чувство, с которым я вставляла свой ключ в замочную скважину. А еще я знала, что, несмотря на мою дикую усталость и необходимость вставать в 6 утра на работу, ночью он будет ко мне приставать. Отказывать было чревато применением силы с его стороны. Нет, он не бил меня, но был очень груб.

«Сегодня домой ты не едешь. И завтра тоже. Можешь пожить у меня», – сказала Ирина и обняла меня за плечи. Так я поселилась в цокольном этаже отеля вместе с моей начальницей. Я до сих пор помню запах духов «Дольче Габбана», которыми она пользовалась, и даже сейчас этот аромат ассоциируется с тем периодом моей жизни, когда я принимала важное решение. Мы много болтали перед сном: о работе, о жизни, о мужчинах. Рядом с ней я отвлекалась от разбитых чувств и более-менее начала приходить в себя. Ира следила за тем, чтобы я нормально ела. Помню, как мы сели вместе ужинать, а на моей тарелке было два кусочка сыра кашыр и салат. «Ты что, мышь? А ну-ка возьми себе нормальной еды!» Смешно вспоминать!

Я еще больше погрузилась в работу. Теперь ездить мне было некуда, поэтому я брала часовой перерыв днем и бегала на улице или ходила на соседний пляж загорать. Работать в две смены без выходных – значит больше заработок или потом можно будет взять несколько отгулов разом. «Да, я возьму несколько отгулов, чтобы куда-нибудь съездить. Я ни разу не была в Памуккале, а от родительского дома как раз ходят экскурсионные автобусы. Может, даже одна смотаюсь», – строила я планы, только бы не думать о расставании, каждый день видя свое помолвочное кольцо на безымянном пальце.

Кольцо было очень красивое, золотое, в форме скругленного квадрата, оно смотрелось очень скромно, но в то же время необычно, я ни у кого таких не встречала. Носила я его с особой гордостью, не снимая, ведь кольцо означало статус.

Родители меня воспитали так, что один мужчина – навсегда. Вот поэтому-то я и держалась за Алту как полоумная, будто на нем свет клином сошелся. Это я сейчас понимаю, что великой любви у меня к нему не было, но тогда… Тогда я не могла потерпеть такого позора: я же одной ногой в браке, мы помолвлены по всем турецким обычаям! Алту, в конце концов, мой первый и единственный мужчина! Да, так меня воспитали. Это, наверное, неплохо, но в моем случае было принято как единственно возможный вариант развития событий: постель – помолвка – свадьба (хотя, положа руку на сердце, сначала должны были быть помолвка и свадьба, а потом уже все остальное, но увы, так сложились обстоятельства). Я думаю, что именно по этой идиотской причине я терпела его придирки. А придирался он ко всему: ему не давал покоя мой внешний вид, национальность, менталитет, моя манера говорить, одеваться, спать, есть, как будто он хотел перекроить меня полностью, настолько я была для него неидеальной. Почему же он тогда меня полюбил? Почему захотел быть со мной, зачем заботился и внушал доверие? Почему в самом начале нашей истории он принял решение защищать и опекать меня, чем я его привлекала? А главное, что изменилось, что я постепенно перестала соответствовать его ожиданиям? Мне было больно думать об этом, больно понимать, что я совершила какую-то странную ошибку, доверив себя его рукам. Почему, как это могло со мной произойти? Как я могла так обжечься? Как я теперь смогу найти себе пару? Вы представляете, чего мне стоило тогда собрать вещи и уйти? Мои идеальные понятия о первом и единственном рушились, как хрусталь о камни. Думаю, не все могут это понять. Я терпела до последнего, старалась спрятать свои интересы глубоко-глубоко, так, чтобы они не показывались мне на глаза, но, видимо, в какой-то момент чаша моего терпения оказалась переполненной, а остатки чувства собственного достоинства отыскались где-то в подсознании. Если честно, я бы не решилась на такой шаг, если бы не Ирина. Ее твердое «Так, ты никуда не едешь» заставило меня замереть и исполнить приказ.

За то время, что я не была дома, трудно поверить, но я стала увереннее в себе. Вдруг я поняла, что я вполне самостоятельна и самодостаточна, что не должна терпеть чьи-то недовольства, особенно внешностью. Да, наверное, это был тот самый переломный момент, позволивший мне принять решение, давать ли Алту тысяча сто первый шанс.

За год я набрала 20 килограммов, и мой вес стал 56. Мне было очень и очень сложно принять себя в таком виде – кругленькую, с женственными формами и пухлыми щечками. Анорексия не была побеждена, она приняла другую форму. У меня случались компульсивы, и бывало, что я начинала есть и не чувствовала сытости. Тогда я еще не знала, что у безуглеводки и голодания могут быть такие последствия, потому что меняется гормональный фон.

Я продолжала заниматься в зале, делала каждый день небольшое кардио на улице, чтобы чувствовать себя хорошо, но до принятия себя было еще очень далеко.

Сначала было особенно тяжело просто научиться есть, потом есть обычные порции и не корить себя за каждую крошку. Потом я стала позволять себе и печенье, и мороженое, и бёрек, и даже белый хлеб с нутеллой. Это было частью моей терапии – избавиться от чувства вины за любую еду. Самое сложное, когда ты лечишься и видишь, что вес ползет вверх, это не начать себя снова ограничивать, желая получить стройную фигуру и плоский живот обратно. Получалось у меня с переменным успехом, но я понимала, что худеть сейчас нельзя ни в коем случае, иначе я скачусь в болезнь обратно, а это было страшно. Говорят, расстройство пищевого поведения возникает один раз на всю жизнь. Так оно и есть, и только благодаря спорту и пониманию, зачем нужна еда, мне удается контролировать ситуацию.

Тогда же, живя на расстоянии от Алту, я вдруг осознала, что мне не нужно переделывать нос, потому что мне и с таким нормально живется. В каждом отделе нашего отеля у меня были поклонники: цветочник дарил синие розы, сотрудник охраны называл меня «бебек» (детка), а повар постоянно приносил ванильное мороженое со свежей клубникой, вырезанной в форме сердечек. И даже парень из рум-сервиса на мои запросы принести гостям то тортик, то фрукты в номер в подарок от отеля несся впереди паровоза, не спрашивая причины. А я зачастую оказывала подобные знаки внимания просто из симпатии к гостям.

Я вдруг поняла, что купаюсь во внимании мужчин, и им все равно в отличие от Алту, какой у меня вес и какой у меня нос.

Тогда я решила, что мой длинный восточный нос с горбинкой останется со мной, и, полная решимости, оставив свои сумки в отеле, поехала на вечернем автобусе домой.

Глава 21 Еще один шанс (или Форель на ужин)

Да, я приехала домой, в нашу квартирку в Ларе. Свет был выключен, я зашла и забралась с ногами в розовое кресло.

Я просидела в темноте, наверное, целую вечность, у меня потели ладони и бешено колотилось сердце.

Он пришел через час с пакетами продуктов из магазина, опешил, увидев меня в гостиной. «Котенок, ты вернулась?» Нет, скорее это был не вопрос, а констатация факта. «На одну ночь. Без вещей. Надо поговорить». – я еле сдерживала слезы, но дрожь в голосе меня выдавала. «Подожди, я рыбку пожарю, я твою любимую форель купил».

В голове мелькнула мысль, что он меня ждал. Этот человек точно знал, сколько кубиков сахара положить мне в чай. Точнее, на блюдце – я всегда пила чай с сахаром вприкуску. Он знал, что я ненавижу, когда меня целуют в пробор, и жутко боюсь щекотки, и что при разговоре кончик моего носа дергается, потому что у меня короткая уздечка. Он знал, что я обожаю духи «Cacharel» и ванильное мороженое с крокантом. Мой вкус в одежде, бижутерии и мою дикую любовь к каблукам и платформам. В голове пронеслись мысли о том, что мы пережили за эти годы, и стало невозможно жалко это все потерять. Потом придется начинать жизнь с чистого листа с кем-то другим: придется объяснять, что я люблю, чего избегаю и как сделать мне приятно. Придется притираться к новой свекрови, узнавать привычки нового человека. А вдруг я с ними не смогу жить? Тут-то все уже давно ясно и понятно. И я решила дать ему шанс. Не второй, а, наверное, десятый.

Проблема заключалась в том, что я многое смогла переосмыслить за время разлуки, но предпочла ему об этом не говорить.

Самая большая ошибка, которую может совершить пара, – это молчание. Если вас что-то беспокоит, обязательно об этом говорите. Обсуждайте каждый, казалось бы, пустяк, иначе снежный ком из недовольств рано или поздно достигнет таких масштабов, что понесет за собой снежную лавину и разрушающие последствия.

Некоторое время отсутствия дома вправило мне мозги. Я поняла, что Алту не стоит того, чтобы я в себе что-то меняла. Похудение, закончившееся больницей и диагнозом «менопауза» в 20 лет, желание вместо длинного восточного носа с горбинкой сделать мне курносый европейский, отказ от русского языка в пользу турецкого и смена Санкт-Петербурга на Анталию. А что будет потом? Когда это все закончится? Или он всю жизнь намерен во мне что-то менять? Нет, я так не хочу. Если ему нужен кто-то другой, удовлетворяющий его потребности, – Айша, Фатима или Эсра, – пусть найдет себе такую. Я ехала домой с твердым намерением все это ему высказать, но когда услышала слова «яврукедим, ашкым, я тебе сейчас рыбку пожарю», в моей голове что-то переклинило, жесткий диск дал сбой, и я решила, что поговорим когда-нибудь потом, сейчас я не хочу портить момент.

Ох уж эти турки, как же их клинит! То он спокойно наблюдал, как я ухожу, то ругался на чем свет стоит, а сейчас я у него снова «ашкым» (любовь моя). Смотря в его каре-зеленые глаза, я забывала обо всем на свете. Он еще умел их так кокетливо строить, что не улыбнуться было сложно.

Я опять так глупо себя повела, промолчав. Сейчас, с высоты своих тридцати, я это понимаю, но тогда мне было всего 20. Я была молодой и зеленой. Я думала, что мужчина должен читать мои мысли. И что мы вот так обнялись, помолчали и он все понял. Мне казалось, это так очевидно: почему я ушла из дома, почему не отвечала на эсэмэс, я была уверена, что этого достаточно, чтобы он изменил свое отношение. И форель на ужин была невероятно вкусная, все косточки заботливо были убраны моим соскучившимся ашкымом. Ох, как же я ошибалась… и почему я была настолько слепа?

Глава 22 Когда судьба отбирает свой подарок

«Если в городе нет моря, то в нем невозможно жить», – говорил Алту. В Анталии было море. Море, которое я полюбила всей душой. Я в нем не купалась – не люблю соль на коже, но каждый вечер я приходила на центральную набережную, а когда выдавалась возможность, ездила на долмуше в Коньяалты к родителям, выходила за остановку до их сите, садилась на скамейку и смотрела на воду.

Я могла так просидеть и час, и два, просто глядя в одну точку. Море успокаивало и приводило мысли в порядок. Блики солнца на голубой воде слепили глаза, а рябь от ветра играла на самых тонких струнах моего сердца. Море… Дениз означает море… Он постоянно говорил, что не может жить без Дениз. Это имя мы выбрали для дочки. Нашу первую мы назовем именно так. И не в честь бывшей, а в честь моря. Чтобы жить там, где хотим, и не зависеть от воды. У нее будут черные волосы и зеленые глаза, его пухлые губы и мои щеки. Я почему-то так себе представляла эту маленькую турчаночку. Сбудется ли мечта? Мне надо было набрать еще несколько килограммов, диагноз не снимали. Три курса прогестерона – все мимо. Тогда я разочаровалась в гормональной терапии и стала слушать только себя. Я потеряла возможность иметь детей, когда перестала есть и потеряла отнюдь не лишний вес, значит, все дело в питании. И я стала изучать эту науку, углубляясь в глубокие дебри. Я набрала все до единого килограмма, пришлось увеличить жиры в рационе. Я пила масло, а не добавляла его в салат, ела сало и жирный творог. И когда мой вес достиг 58 килограммов, случилось чудо.

Мало кто знает, почему у меня вытатуированы три бабочки на бедре… Приехав в Петербург сдавать очередные экзамены, я почувствовала недомогание. Мне безумно хотелось меда с грецкими орехами, и я как ненормальная могла проснуться среди ночи и пойти на кухню. Ха, для анорексички такое поведение не свойственно? Свойственно, это вариант расстройства. Очень часто анорексия переходит в компульсивное переедание или даже булимию. Цикл так и не приходил, если не принимать во внимание пару светло-розовых капель крови в последний месяц, и я боялась, что придется снова лечиться гормонами.

После очередного приступа бешеного аппетита я поняла, что не больна, а беременна. Тест показал две полоски. Господи, какие мысли крутились в моей голове: «ты же еще не замужем официально!», «а что скажут родители?», «а может, это ошибка теста?», «как сказать ему?».

Что я чувствовала? Волнение. Неизвестность. Я мечтала о детях, но новость была как гром среди ясного неба. «Нет, это не со мной, не может быть такого, у меня же диагноз» сменялось на «неужели диагноз можно снять и у меня могут быть дети?». Я не буду приводить долгие переписки по эсэмэс с Алту и его первое: «Чей это ребенок?» до его последнего: «Завтра женимся!», потому что это все неважно. Важно то, что у меня и у моего организма не получилось и я не смогла сохранить беременность.

Я чувствовала себя подавленной. Меня трясло и колбасило, а слезы лились через край. Мне было плохо. Мне никогда в жизни не было так плохо, я ощущала себя неполноценной. Меня пришлось чистить, и я безумно боялась, что никогда не смогу иметь детей. Дениз сейчас бы было одиннадцать…

Я часто думаю о ней. У нее были бы черные волосы, мои зеленые глаза и его смуглая кожа. Это была бы самая красивая девочка на свете, мой маленький турчонок. Она бы называла меня «аннэ́», а его «баба́» («мама» и «папа» по-турецки). Он бы убаюкивал ее, пел ей колыбельные и целовал в маленький носик… Как же Алту виртуозно справлялся с детьми! На то, как он с ними возится, можно было смотреть бесконечно. Он понимал их на каком-то телепатическом уровне, держал их внимание, а они его обожали и тянулись к нему сами! Видя его с малышами, я испытывала какое-то невероятное чувство гордости, нежности и спокойствия. Он бы очень любил дочку. Мы бы переехали в другую квартиру, рядом с родителями, в Коньяалты продавали как раз подходящие, с детской…

Сразу после того случая с неудавшейся беременностью Алту стал странно ко мне относиться. Вместо того чтобы сочувствовать и оберегать, он то и дело смотрел на меня с немым укором. Мне хотелось, ах, как же мне хотелось тогда поддержки! Мы не сказали о случившемся его родителям, сама не знаю почему. Возможно, я боялась, что раскроется мой диагноз, а для них внуки были слишком желанны. «Вдруг они меня не примут? Я никогда не смогу иметь детей и они будут винить в этом меня?» Почему я проецировала эти страшные мысли на родных и любимых людей? Почему в то время, когда мне нужны были их крепкие объятия, я предпочитала быть со своей болью наедине? Нет, мне не было так легче, я то и дело выла от безысходности и невозможности кому-то открыться, кроме моей мамы. Мама была далеко, и ныть ей по телефону я не давала себе разрешения.

Человек – существо социальное, а женщина – тем более. Когда мы рассказываем о своем счастье, оно умножается, когда о горе – оно делится. В чем смысл радоваться или страдать молча? Нет никакого смысла.

Меня снова посадили на гормоны, и каждая таблетка напоминала мне о том, что я с собой сделала. Собственной глупостью, зависимостью от мнения любимого я своими руками угробила свое здоровье. Я не винила его призывы худеть, я винила только себя…

В нашей маленькой квартирке зимой было очень холодно. В Анталии не предусмотрено центральное отопление, ночью, когда нет солнца, кирпич остывает, и чтобы согреть воздух внутри, используют переносные радиаторы. Зимой наши счета за электроэнергию вырастали в три раза. Поскольку денег по-прежнему едва хватало, я старалась экономить, надевая на себя шерстяные чулки, штаны с начесом и теплый свитер моего свекра. У нас на кухне был маленький холодильник, в котором всегда стояла бутылка кока-колы (турки, как никто другой, почему-то питают нежные чувства к этому напитку), маслины и сыр кашир. Я не помню, что мы еще покупали из продуктов, но то, что холодильник был вечно пустой, осталось в моей памяти.

Стоя на контроле при выходе из отеля, я постоянно думала о том, что ежедневно повара выбрасывают столько еды со шведского стола! Все, что не доели гости, шло в помойку. От этого со служебного входа стояла такая вонь, что, ожидая своей очереди на досмотр, я постоянно боролась с приступами тошноты! Странная политика: нам нельзя было вынести с территории даже бутылку воды или яблоко, а тонны еды ежедневно сгнивали под солнцем. Да, летом было еще хуже, потому что солнце не только светило, но и пекло. С появлением Ирины в нашем отеле условия у нас с Озлем стали гораздо лучше! Нам разрешили завтракать и обедать с гостями в ресторане, а не в столовой. Помню, как я тогда подсела на сушеный инжир по утрам, могла только им и питаться. Вообще надо сказать, мое питание тогда более-менее нормализовалось, я перестала загоняться по поводу веса, морально привыкла видеть свои щеки и не самые стройные руки, для меня самым главным тогда было восстановить организм и цикл, который после случившегося так и не вернулся.

Со временем, осознав всю важность произошедшего, Алту перестал отпускать колкие шуточки по поводу моего веса, а даже наоборот, любил ущипнуть меня за щечку и сказать что-то типа «чок татлы олдун, ашкым» (ты стала очень сладкая, любовь моя). Я наконец-то перестала так сильно париться по поводу того, как я выгляжу. У меня случались небольшие загоны из-за моих округлостей, но в целом состояние было стабильным. Моя мечта стать как турчанки воплотилась в реальность. Мы продолжали готовиться к свадьбе…

Глава 23 Гюльбешекер

Что обычно первое приходит вам на ум, когда спрашивают, что можно привезти из Турции? Наверняка розовый лукум, розовая вода и варенье из лепестков роз – гюльбешекер. Да, на Востоке к этому цветку особое отношение: его пьют, с ним готовят, им умываются.

Знаете, в каком городе розовые плантации, а герб представляет собой розу? Испарта, там служил Умут. Помните Умута? После сезона анимации он ушел в армию, в Турции нет лимита призывного возраста, поэтому многие заканчивают учебу в институте, защищают докторскую и идут служить, это священная обязанность каждого гражданина.

Умут по распределению попал в Розовый город. Мы очень редко виделись, и мне его не хватало. Парадоксально, но крепкое дружеское плечо, наши песни Земфиры под гитару и слушающие уши, которые всегда было готовы к моим монологам, я нашла именно в нем. Я очень его любила. Можно ли сказать «я люблю» применительно к своему другу-мужчине? Спросите 10 мужчин и 10 женщин, и они все дадут разные ответы. Я не могу отвечать за других, поэтому пишу только о себе. Умута я любила. Я знаю, что он тоже меня любил, как младшую сестренку. Мы могли с ним сидеть в обнимку, он мог спать на моих коленях, отрываться со мной на дискотеке как ненормальный или стоять на стреме, пока я переодеваюсь за кулисами, утешать меня, когда мне было грустно, или смеяться вместе со мной без причины. Алту не ревновал, он видел, насколько мы сильно дружим. С тех пор как Умут уехал из Анталии, мне его очень не хватало.

Взяв несколько выходных, мы поехали к нему на машине. Точнее, ехали мы в Анкару и решили заехать в Испарту навестить друга. Никогда не забуду то странное место, где он жил. Абсолютно пустая комната с желтыми стенами, вдоль них – ничем не накрытые матрасы, прямо на полу. «Ты тут спишь?» – «Да, не очень шикарно, но что поделать! Это же не навсегда! Стой, у меня для тебя кое-что есть!» – И откуда-то он виртуозно достал большой пузатый бутылек с розовой водой. – Ты же знаешь, что это? Розовую воду делают у нас в Испарте! Она лечит все, а кожа будет какая красивая!» – с гордостью произнес Умут и протянул мне бутылку. «Надо же, он даже в армии, ночуя на вот этом убогом матрасе среди желтых стен, подумал обо мне. Как приятно!»

Этот огромный флакон я бережно возила с собой повсюду, мне казалось, что он бесконечен. Кстати, вы знали, что аромат розы – это природный антидепрессант? Умываясь розовой водой утром, вы программируете себя на хорошее настроение, а вечером – на приятные сны.

В тот день мы все вместе обедали в каком-то очень турецком заведении, где вместе с чаем подавали… ну конечно, гюльбешекер! Сладкое, но нежное, яркое и необыкновенно вкусное варенье из лепестков роз. Лепестки собирают руками, обрезают белые хвостики и варят вместе с сахаром и лимонным соком.

– Умут, я по тебе скучаю…

– Ничего, я скоро приеду. Обещаю! Только я опять буду смотреть на вас с Алту и завидовать. Как бы я хотел такую любовь…

– Умут, у тебя есть Селин. Что, все настолько плохо?

– Да. Я на ней женюсь.

Для того чтобы приготовить настоящее розовое варенье, вам понадобятся 400 г розовых лепестков, 1 кг сахара, 200 мл воды и сок одного лимона.

Варить гюльбешекер очень просто. Положите лепестки роз в стеклянную емкость и полейте лимонным соком, нежно перетрите несколько секунд. Второй важный компонент – сироп: нужно растворить сахар в воде и уварить его до устойчивой капли (когда капля не растекается по тарелке). Уже в кипящий сироп положите лепестки и на медленном огне прогрейте пару минут. Варенье готово!

Глава 24 Айдын и Бурчин

Вы когда-нибудь бывали на турецкой свадьбе? Нет? А зря! Даже если бы вы пришли просто так, без приглашения, этого бы никто не понял. «А вы гости со стороны жениха или невесты?» – типичный вопрос на таких мероприятиях, потому что на свадьбу турки приглашают всех, кого знают! Без преувеличения, на ней можно встретить того пацана, который с женихом играл в войнушку во дворе лет 30 назад. Они могли с того момента вообще ни разу не пересечься, но «это же сосед, его надо позвать». Коллеги, бывший начальник, друзья родителей, друзья друзей родителей… 300 человек – это маленькая свадьба, лучше – больше!

На свадьбе Айдына было около 600 гостей.

Официальная церемония бракосочетания называется nikah («никях»), а сама свадьба, на которой гуляет народ, – düğün («дююн»).

С раннего утра невеста в сопровождении подруг и родни готовилась к церемонии в салоне красоты. Мы с Дидем пошли в тот же самый салон делать прически. Возможно, у турок не принято приглашать мастеров на дом, я как-то не задавалась этим вопросом, но невеста в салоне – явление вполне обычное. Нашей невесте высоко забрали волосы, уложив пучок красивыми локонами, ее огромные глаза выделили еще больше, поэтому казалось, что они занимают половину ее худенького лица. Бурчин (так звали невесту) была очень красивой турчанкой, изящной, высокой и стройной, а на ее лице всегда была улыбка, которая в сочетании с ее оленьими глазами производила на всех невероятное впечатление. И свадебное платье она выбрала под стать себе, очень изящное. Честно, сколько раз я была на турецких свадьбах и ни разу не видела красивый гелинлик (платье невесты). Они все похожи на сливочный торт или пышно взбитое безе, а чем больше на платье всяких вычурных ленточек, цветочков и воланчиков – тем лучше…

Прекрасная Бурчин явилась воплощением невесты из моих снов. Ее женственные, но в то же время спортивные плечи обрамлял в меру открытый вырез без типичных рюшечек, а высокая прическа обнажала поистине лебединую шею. В белоснежном свадебном платье, подвязанном ярко-красным поясом, ее талия выглядела осиной. Красный пояс на невесте – это турецкая традиция, символизирующая невинность девушки, которая в наше время осталась лишь традицией, потому что, как правило, жених и невеста живут вместе до свадьбы.

Первая встреча жениха и невесты в этот день происходит обычно у салона красоты. Айдын был похож на киноактера: шикарный костюм, белоснежные зубы и лысая голова. Не Брюс Уиллис, нет, скорее Агент 007. Он напоминал молодого Шона Коннери. Я смотрела на них и немного завидовала.

– Какая ты красивая, Бурчин, любовь моя! – со взглядом, полным обожания, произнес жених.

– Спасибо, Айдын! – смущенно ответила Бурчин, а ее щеки залились румянцем.

– Дидем, до чего же они красивая пара! А ты хочешь замуж? – отчетливо выговаривая каждое слово, я обратилась к сестре.

– Йок, хаир (нет, нет!) – подняв брови, сказала мне Дидем и закачала головой. – Еще не время! Сейчас не хочу!

– Да не сейчас, а вообще, хочешь? Белое платье, фалан-филан («и все такое»)? Красивый жених в черном костюме?

Дидем опустила глаза и залилась краской. Улыбка на ее лице означала только одно – выйти замуж было ее сокровенной мечтой.

Свадебный кортеж, состоящий из нескольких украшенных машин, как обычно, сопровождался шумной музыкой, водители то и дело сигналили, кричали: «Дорогу свадьбе!» – стучали в бубны. Какая же классная атмосфера, ждешь невероятных чудес и чувствуешь себя причастной к происходящему волшебству!

В зал военного учреждения, где проходила церемония, Бурчин и Айдын входили под фонтанирующие фейерверки, а гости бурно приветствовали их аплодисментами, лепестками роз и рисом! Это было невероятно, как в фильмах! Знаете, что мне показалось довольно забавным? Турки, как и русские, дарят на свадьбах очень много цветов, но выглядят эти букеты, как… похоронные венки, которые можно у нас встретить на кладбищах. Когда я увидела такую конструкцию с лентами впервые, я удивленно спросила, кто же умер. Оказалось, что венки – это торжественные букеты, а на лентах написаны пожелания и имена тех, кто венок прислал.

Церемония была короткой, первый поцелуй – целомудренным. В Турции к обмену кольцами относятся очень спокойно, гораздо важнее этот символ во время помолвки. После обмена кольцами пару поздравляли родители, а потом невеста внезапно исчезла. «Куда делась Бурчин?» – спрашивала я сидящих за нашим столом. «Подожди, она готовится к первому танцу».

Как вы думаете, каким был первый танец молодоженов? Танго, конечно же, ведь познакомились они в школе танго! Бурчин сняла пышную юбку и осталась в облегающих танцевальных штанах. Это было великолепно! «Наш первый танец тоже должен быть таким», – промелькнуло у меня в голове, я не могла оторваться от восхитительной пары и их танго…

Впервые я была на огромной, по моим понятиям, свадьбе, на которой абсолютно не было алкоголя! Но знаете, это не мешало гостям танцевать и веселиться. Женщины трясли плечами и то и дело поднимали руки вверх, щелкая пальцами, а мужчины крутились в традиционном халае (так называется турецкий народный танец). У приглашенной певицы был такой красивый голос!

На свадьбах в Турции принято дарить молодоженам деньги и золото, причем под самый конец праздника. Я уже видела, как гости ждут свой черед, выстраиваясь в очередь, а подарки крепятся к лентам, повешенным через плечо жениха и невесты. Айдын и Бурчин обходили гостей сами со специальной корзиночкой для подарков.

В завершение всего этого яркого и шумного действа появился огромный торт с бенгальскими огнями. Кстати, часто на таких свадьбах торт не настоящий, а пластиковый. Удивительно, не правда ли? Наш, к слову сказать, был очень вкусный.

Я очень давно не заходила ни на страницу Бурчин, ни на страницу Айдына в Фейсбуке, просто не было повода. Мое сердце защемило, когда я увидела, что они уже давно больше не пара… Ведь столько всего я для себя связывала с их историей любви, со страстным танго, как много времени мы проводили вместе, дружа семьями, шутили обо всем на свете! Работая в отеле, я подарила им отдых в самом красивом номере с круглой ванной с видом на море… А сколько раз они приезжали к нам в Анталию из Анкары, чтобы погреться на пляже и пожарить кёфте на месте для кемпинга недалеко от нашего дома!

Глава 25 Знакомство родителей

На мои 20 лет в гости прилетела мама с моим младшим братом и близкая подруга Тоня. Это было первое знакомство моей мамы с Гюльнур. По-турецки мама могла сказать «тэшеккюр эдэрим», что означает «благодарю», а свекровь не знала ни одного слова по-русски.

Нет ничего прекраснее Анталии в апреле. Эта аксиома родилась в моей душе, с ней можно не соглашаться, приводить примеры других чудесных уголков земли, и, конечно, все это будет правдой. Но для меня навсегда нет ничего прекраснее Анталии в апреле. Какое-то чистое, умытое, влажное солнце поднимается весной над городом, море невероятно лазурного цвета и, из-за того, наверное, что нет еще в нем толп отдыхающих, оно тоже кажется чистым. Цветет в апреле абсолютно все: сирень, розы, каштаны… аромат живет в чуть прохладном воздухе просто невероятный. Мне вот-вот исполнится двадцать. Я собираюсь замуж. И хоть дата пока не назначена, всем понятно, что пришла пора знакомить наших родителей. Как раз подходящий повод – мой день рождения!

Честно, все очень волновались: и мы, и родители Алту, и моя мама. Это волнение было сродни подготовке к встрече гостей, когда ты носишься из угла в угол в бигуди, строгаешь тазики салата и одновременно пытаешься прибраться в квартире. Такой кавардак чувств у всех нас. Кажется, ты не успеешь сделать все так, как хочется, переживаешь, но вместе с тем переживания эти приятны. «Они подружатся, вот увидишь! – говорил мне Алту, видя мое волнение. – Они будут обе стараться, они нас очень любят».

В тот день было очень по-весеннему! До сих пор помню, что на мне было надето: джинсы и черное меховое болеро. У меня к тому времени был уже здоровый вес, и в тот день я себе жутко не нравилась: щеки, большая грудь и животик – последствия приема гормонов. Я все-таки порывалась снова сесть на диету, но Алту за мной в то время следил. И покупал мне булочки на завтрак.

Помню, как мы ходили на субботний рынок искать свежую свеклу для винегрета. Я скучала по русской еде, а свекла – не самый распространенный овощ в Анталии, и на базарах продаются жесткие, мелкие, скукоженные кормовые плоды.

Мама тогда купила целый ящик свежей клубники. Надо сказать, что конец апреля – сезон клубники. Сочной, яркой, невероятно пахнущей, спелой! Почувствовав этот запах, пройти мимо невозможно! Стоило только отвернуться, смотрю – у мамы в руках целый ящик. «Не могу удержаться, такой аромат!» – звучало как оправдание! Эта картина маслом до сих пор у меня перед глазами: мама, такая молодая и красивая, в зеленой юбке-карандаше и на каблуках, стоит с огромным ящиком клубники в руках посреди турецкого рынка. Я ею очень гордилась – смотрите, какая у меня мама!

Алту в шутку называл меня «чилек» – это по-турецки «клубника» (у турок принято про красивую девушку говорить «фыстык» – «фисташка», а он вот решил отличиться).

Лифт предательски медленно поднимался на четвертый этаж, сердце колотилось, а мои щеки покраснели. «У вас никогда не будет второго шанса произвести первое впечатление», – вертелось в моей голове. Родители Алту выбежали нас встречать к лифту! Мне кажется, тогда наша лестничная площадка напоминала птичий рынок: все суетятся, тараторят, обнимаются, целуются! Помню, что не успевала переводить их приветствия друг другу еще на пороге. «Как жаль, что я не могу говорить по-русски! Я никогда не думала, что у меня будет русская дочка!» – сетовала мама Гюльнур. Каким теплым был ее взгляд…

Дома все было заставлено фотографиями детей: Алту, Дидем, а вот они вместе, вот Алту со мной, а вот и моя фотография в рамочке. На ней я была похожа на турчаночку: щечки, нежный женственный взгляд, скромная улыбка и гладко уложенные волосы по пробору. Этот снимок я сделала в местном ателье для своих резюме, но свекрам он так понравился, что они решили распечатать большой формат и поместить его на видное место. Конечно, моя мама это заметила, а тут еще и «русская дочка». Они в одной команде, я в этом не сомневалась, мама поняла, что в этом доме меня любят по-настоящему…

Моему братику было тогда почти четыре, и папа Эмин, уточнив у нас несколько русских слов, ушел с ним гулять на детскую площадку. Он катал его на загривках, покупал мороженое и так радовался жизни! Чудесный, чудесный человек!

Говорят, что очень трудно приходится двум хозяйкам на одной кухне, но наши мамы были исключением из правил! Они с первого взгляда прониклись симпатией и уважением, а на мой праздник приготовили разных вкусностей – русские и турецкие блюда теснили друг друга на столе! Тогда пришло много гостей: тетя с семейством, две кузины, Умут тоже был там – он приехал из Измира, где служил в армии, только чтобы поздравить меня. Дидем, зная мою любовь к чаю, подарила мне литровую кружку с нарисованными на ней асанами йоги. Позже я тщетно пыталась найти такую же, уж очень она мне нравилась.

В общем, знакомство родителей состоялось (папа заочно дал добро), и моя турецкая без пяти минут родня подала документы на загранпаспорта. У родителей их не было, они нигде, кроме любимой родной страны, не были, а жениться мы собирались в Петербурге. Мама Гюльнур присматривала себе наряд на свадьбу сына. Она была маленького роста, как вы помните, похудеть у нее получилось размера на три, но все равно она оставалась милой пампушкой.

– Пойдем сегодня по магазинам после работы, посмотрю себе что-нибудь красивое. Твоя мама так элегантно одета, я тоже не должна от нее отставать! В Петербурге все так модно одеваются? У нее, конечно, стройная фигура, но и я еще ничего! – задорно смеясь, говорила мне турецкая мама.

И все-таки Гюльнур была очень красивой турчанкой, и Алту был на нее очень похож: выразительные глаза, яркие густые брови, высокие скулы и орлиный нос. Красота Востока специфична, но как же она манит!

Глава 26 Эсмеральда

Я понятия не имела, что в Анталии есть драматический театр, пока рядом с ним не открылся большой универмаг «Реал» и мы не поехали туда поглазеть. Из машины я вдруг увидела огромный плакат на всю стену неоклассического здания: «Собор Парижской Богоматери». «Не может быть! – вырвалось у меня. – я не могу это пропустить!» Решение идти на спектакль было принято спонтанно, но для меня это было настолько символично, еще и дата так удачно совпала с моим свободным временем.

В 14 лет я прочитала эту книгу впервые, меня манила история любви звонаря к молодой цыганке и запутанные чувства всех остальных персонажей произведения Виктора Гюго. Меня терзал один только вопрос: почему из такого глубокого и полного произведения абсолютно все режиссеры сделали дешевую попсу? Зачем нужно было изменять сюжет, скрывать действительные характеры героев и убирать невероятно важные факты и действующие лица? Почему никто из них не рассказал, что Эсмеральда не была цыганкой, что их с Квазимодо в младенчестве поменяли местами? Куда делся родной брат Фролло и мадам Шантфлери, которая толкнула дочь на смерть, не зная, что она мать Эсмеральды? Какой смысл был все это вычеркивать? Если бы я играла Эсмеральду, она бы получилась именно такой, как описал Гюго. Однозначно. Я изучала эту роль, пересматривала фильмы, постановки мюзиклов, перечитывала сценарии и рецензии, я, можно сказать, была помешана на образе Агнетты Шантфлери, которую вы знаете под именем Эсмеральда. Да, я ее чувствовала и ею жила.

В театр мы пошли вчетвером: Алту, я, мои мама и брат. Покупая в эйфории билеты, я не обратила внимания, что вход на спектакль строго с восьми лет. Вы не представляете, как мы убалтывали охранника! Не знаю, как, но он нас пропустил с четырехлетним ребенком. Спектакль шел на турецком, история была по книге. Я была в творческом экстазе: впервые оригинальный сюжет сохранили. Часа три с половиной непрерывного действия с коротеньким антрактом, актеры играли бесподобно! И даже несмотря на то, что шестнадцатилетней Эсмеральде было уже явно к сорока, это была лучшая исполнительница моей любимой роли. Моя мама, петербургский театрал, еще долго потом рассказывала своим подругам о спектакле, под таким сильным впечатлением мы все были в тот вечер. «Странно, такая актерская игра! И почему турки не любят драматические театры?» – пыталась я ответить на этот вопрос сама себе.

Глава 27 Новый взгляд

Все шло своим чередом, моя мама уехала, а я продолжала работать: когда в первую, когда во вторую, а когда и в обе смены. Денег по-прежнему было в обрез, поэтому я старалась продавать гостям дополнительные услуги: с каждого заказа такси, с каждого букета или торта нам платили комиссию 1–2 евро, у меня за месяц набегало почти ползарплаты, так хорошо я умела убалтывать людей. Еще в свободное время я подрабатывала беби-ситтером там же, в отеле.

Мне нужны были деньги на университет, поэтому все, что я зарабатывала дополнительно, было отложено на образование в секретный конвертик. В то время я постоянно ходила в линзах, мое зрение было минус 3,5, но очки я категорически не любила. Алту это очень раздражало, потому что, когда мы приезжали, например, к его родителям или к кому-то из друзей, я никогда не могла остаться с ночевкой, потому что постоянно забывала взять с собой контейнер и жидкость для линз.

– Такой хороший вечер, ашкым, давай останемся у родителей? Давай? Ne olur? – он брал меня за плечи и смотрел прямо в глаза.

– Ашкым, я без линз. Ты же знаешь, что я без них, как слепой крот, а спать в них нельзя… – с сожалением отказывалась я от заманчивого предложения.

– Опять твои дурацкие линзы! И почему ты в очках не ходишь, у тебя же есть! – Каждый раз в его голосе чувствовалась нотка раздражения и досады.

– В очках я как училка, а я хочу быть красоткой, – кокетливо парировала я.

Однажды в один из понедельников Алту встретил меня с рабочего автобуса и сказал, что мы идем к окулисту в местную поликлинику. Помню дикую очередь, капли в глаза, осмотр доктора и вердикт: «Я беру вас на операцию в четверг». «На какую операцию?» – я испугалась, но не столько самой операции, сколько того, что у меня не было на нее денег, стоила лазерная коррекция тогда 400 евро.

«Дочка, не волнуйся ты так! У меня на сберегательном счете как раз есть эта сумма. Твои глазки дороже!» – сказал мне папа Эмин. И на той же самой неделе мне сделали коррекцию зрения.

Помню как сейчас, как мне приклеили верхние веки к бровям, чтобы я держала глаза открытыми, как срезали лазером роговицу и надо было смотреть в одну точку. Мне было страшно! Домой меня везли Алту и его папа, даже с закрытыми глазами мне казалось, что слепит солнце! Я ехала в солнечных очках и под пледом и весь вечер не могла открыть глаза. Я донимала Алту вопросами типа «а что сейчас происходит?», «а кто звонил?», «а какая погода за окном?». Все-таки зрение – это самое важное чувство! Алту терпеливо отвечал на все мои тупые вопросы и закапывал мои глаза по расписанию, выданному доктором, – каждые полчаса. На следующий день после операции я открыла глаза, и – о, чудо! – все вокруг было таким четким!

До сих пор, хотя зрение и подсело немного после родов, я благодарна и Алту и папе Эмину за то, что избавилась от близорукости.

Глава 28 Особый колорит

Совсем недалеко от нашего дома в Ларе есть одно чудесное место – водопад Дюден. Туда автобусами привозят туристов, и посещение водопада включено во все обзорные экскурсии по городу. Район Лара, где мы жили, был еще большой деревней, обустройство только начиналось, и парк Дюден, который сейчас известен своими зонами отдыха и невероятными видами, был большой неухоженной лужайкой с двумя одиноко стоящими деревянными столами и скамейками. Вид оттуда открывался невероятный: море, водопады и радуга, которая была всегда в солнечные дни.

Я безрезультатно упрашивала Алту прийти туда на пикник позавтракать, но он не поддавался. «Давай купим лепешек, возьмем с собой сыр, оливки и мед? Это же так романтично!» – «Мне больше нравится завтракать дома», – говорил он мне, как бы я ни упрашивала.

Когда я была дома одна, я любила дойти до ограды, отделяющей спуск к морю от зеленой лужайки, сесть на нее и смотреть на Дюден. Вскоре на этом месте появились тренажеры для активного отдыха, и там стали гулять турецкие тетушки в одеждах до пят. «Какие молодцы», – думала я про себя, выходя на пробежку по велосипедной дорожке, идущей вдоль теперешнего парка.

А однажды вечером в православную Пасху мы с Ларисой (да, той самой, с которой мы воровали ликер) уговорили наших турецкоподданных мужчин чокнуться крашеными яйцами. Там, в Турции, соблюдать православные традиции было особым колоритом. Мы взяли с собой небольшой куличик и четыре яйца, крашенных в луковой шелухе, сели за один из деревянных столиков: «Христос воскрес!» – «Воистину!»

Прохладный апрельский ветер, небо, полное бриллиантовых россыпей, поздравления с Пасхой на турецком и безумно вкусный кулич с изюмом. Какое счастье на вкус? Вот такое, пахнущее ванилью и морской водой…

Все без исключения турки очень любят «Кока-колу». Я не знаю ни одной турецкой квартиры, в холодильнике которой не было бы литровой бутылки сладкой газировки.

Помню бабушку из Анкары, она после обеда выпивала половину широкого стакана колы со словами: «Это мой щербет, вместо десерта». Забавно, что спустя много-много лет я переняла ее привычку. Правда, я после обеда пью диетическую версию колы, когда мне жутко хочется сладкого.

А еще турки любят белый хлеб и выпечку со сливочным маслом. Так же как и без «Кока-колы», невозможно представить турецкую семью, которая не покупала бы булки каждый день.

Рядом с нашим домом на бульваре Свободы был небольшой магазинчик, где можно было купить свежую выпечку и бублики с кунжутом (симит). В каждом городе был свой особенный способ их печь: симиты в Алании, например, были с хрустящей корочкой и супернежным мякишем, а в Анталии они пеклись более равномерно. Ах, этот запах! Честно, на этих булочках я и набрала оставшиеся килограммы. И если с 36 до 48 набор для меня был мучением, то еще десятку я накинула, жуя булки, суджук и бёрек со шпинатом (погуглите, это нереально вкусно).

Алту больше не попрекал меня за щеки, а наоборот, щипал за них и повторял, что я хорошенькая. Он смотрел на меня совсем иначе (неужели разглядел мой внутренний мир?). Именно тогда я всерьез начала качаться, до этого был лишь фитнес, страсть к железу проснулась вместе с аппетитом. Мы ходили за ручку, пили айран на улице Гюллюк, и все вроде бы было прекрасно, пока он не устроился работать в «Тез Тур».

На новой работе Алту пропадал по вечерам, так как он заступал во вторую смену. Мы стали с ним пересекаться днем на полчаса: до глубокой ночи он трудился в офисе в аэропорту, а днем спал. Помните, да, что он у меня любил поспать? Боже, наверное, с тех пор у меня аллергия на вечно сонных людей, просто какая-то физическая реакция, аж до чесотки.

На своей работе каждый день я сталкивалась с жалобами гостей отеля. Сложность была в том, что руководство отеля никак не хотело меня слушать и как-то менять качество обслуживания. «Туристы – наши гости, мы должны сделать все возможное, чтобы им было комфортно и они приехали к ним снова», – говорила я. «Отель – твой дом, и он дает тебе хлеб. Интересы отеля превыше всего. А туристы? Ну эти не приедут, приедут другие!» – отвечал мне директор.

Однажды мое терпение лопнуло, и я сказала, что раз так, то такой дом мне не нужен и я ухожу, давайте мне заявление на подпись. Я знала, что я ценный работник и координатор всей сети отелей «Лимак» очень дорожил таким менеджером, как я, и прочил мне перспективы и карьерный рост. У меня были самые лучшие условия по зарплате, я получала на 300 турецких лир больше, чем мои коллеги Озлем и Раиса. Я была уверена, что никто не даст мне написать истекче (заявление). Но, к моему удивлению, директор почувствовал свою власть и, пока координатор был в другом отеле, оперативно подготовил бумаги.

Когда вышестоящая инстанция узнала об этом, был скандал. Я не помню, как звали координатора, но он приехал через полчаса и вызвал меня к себе.

– Ты точно решила? Подумай! Я скорее его уволю, чем тебя.

Я не могла повернуть вспять. Гордость не давала.

– Да, эфенди, подпишите последнюю бумагу, чтобы я получила расчет.

Это был наш последний диалог. Меня рассчитали в тот же день и даже выплатили премию за хорошую работу.

Домой я ехала с понурой головой и сердцем в пятках. Я боялась, что Алту будет ругаться – он только устроился в «Тез Тур», и была очень большая вероятность, что его зарплаты нам будет не хватать. Нет, ругаться он не стал, лишь сказал: «Оффф, оффф («ой-ой-ой»), но ты все правильно сделала, ашкым».

Когда я уволилась, у нас началась очень интересная песня! Я не умею сидеть дома, а уж что говорить о двухкомнатной квартирушке, где даже убираться нужно от силы час, и я, конечно же, стала рассылать резюме во все возможные отели, причем под конец сезона, как обычно. После очень напряженного графика, который у меня был всю весну и все лето, я хотела воспользоваться образовавшейся паузой и отдохнуть. Что было в моем понимании отдых? Полежать тихонечко на галечном пляже (терпеть не могу песчаный), позагорать в сентябрьских лучах и помочить ножки в морской воде.

– Ашкым, я пойду завтра на пляж в Коньяалты!

– Одна ты никуда не пойдешь!

– Хорошо, пойдем вместе, какая разница, где спать? Дома или на пляже?

Думаю, мне даже объяснять не стоит, что тут же находилась тысяча причин, чтобы не пустить меня и не пойти со мной. Но мне кажется, что одна главная причина тут все-таки была – лень. И с этих пор у меня еще и на лентяев аллергия. Как интересно вспоминать какие-то эпизоды из жизни, столько нового о себе узнаешь! Так же было и со всем, абсолютно всем, чем я предлагала заняться.

Да, кстати, секса это тоже касалось. Зато в его жизни появились какие-то игры на компьютере, где нужно было строить кланы и на кого-то нападать. В свой выходной он мог просидеть часов пять за компьютером, а мне из квартиры выходить было нельзя. Я не верила в то, что происходит: легкий на подъем веселый парень, который ездил со мной на голубом кабриолете по разным городам Турции, чтобы показать, насколько многогранна и удивительна его страна, который знакомил меня со своими интереснейшими друзьями, стал апатичным ленивцем! Вот ведь не зря у меня было странные чувство, когда он гостил у меня в России. Но там было холодно, незнакомо и ново, а тут же его страна, которую я так любила, привычное для него окружение, климат и менталитет. Порой мне казалось, что я пытаюсь его интегрировать в его же жизнь и создать для него благоприятные условия. Не он для меня, а наоборот.

Я снова стала ощущать, что наша совместная жизнь меня опустошала, отнимала у меня все силы. Я чувствовала себя рыбой в воде, но подо льдом. Я билась, билась, билась из последних сил, но ничего не выходило. Снаружи мой водоем будто заморозили и не оставили мне ни единого шанса.

– Я не могу так больше жить. Ты изменился, я тебя не узнаю.

– Мы все меняемся со временем, это нормально. Ты тоже изменилась.

– Да, но… – я понимала, что он прав, но внутри меня была черная дыра, пустота, которая съедает изнутри, куда хочется что-то положить, заполнить ее эмоциями, но все тут же проваливается куда-то вниз, в пустоту. И я добавила: – но мы с тобой даже не пытаемся узнать друг друга заново, новых нас.

Алту промолчал. Я думаю, что в глубине души он понимал, что я имею в виду, но не знал, что нужно делать.

Через несколько недель, проведенных взаперти, я не выдержала, купила билеты на последние заныканные деньги и улетела к родителям в Петербург. Импульсивный и нелогичный поступок? Возможно. Я просто не могла больше терпеть, я набила слишком много шишек, а руки опускались от сознания, что я ровным счетом ничего сделать не могу. Я не могла посадить себе на шею тридцатилетнего мужчину и позволить ему свесить ноги. Внутри себя я рыдала, решение не далось мне просто, но и дальше так продолжаться не могло. Алту отвез меня в аэропорт, мы попрощались без эмоций, но, отвернувшись и пройдя паспортный контроль, я разревелась. Соленые слезы катились по моим щекам, я чувствовала на губах вкус моря. Уезжая, я точно знала, что вернусь, я чувствовала, что Турция меня просто так не отпустит, слишком сильной была моя к ней любовь…

Примерно через неделю после моего отъезда мне пришел ответ от строящегося отеля «SuSesi» («звук воды») в Белеке. Предлагали отличную должность менеджера по работе с клиентами и зарплату выше, чем платили в «Лимак Лара». «Если не поеду, буду дурой!» – мечта сделать карьеру в турецком отельном бизнесе все еще владела моим разумом. Денег на билет обратно не было. Родителям я не смогла бы толком обьяснить свои метания, поэтому не допускала возможности взять деньги на билет у них. Помню, как я переходила дорогу на Светлановском проспекте и думала о том, где взять денег. Я задумалась настолько, что не заметила поворачивающую на красный свет машину…

Водитель разговаривал по телефону и не заметил меня. Все сошлось, и я получила удар под лопатку и очень красиво скатилась по капоту. Сидевший за рулем молодой человек тут же впихнул меня в машину и с извинениями куда-то повез. «Остановите машину сейчас же!» – заплетающимся от шока языком стала говорить я. «Девушка, я отвезу вас в травму… или давайте угощу коньяком! Мне так жаль, я вас не увидел, отвлекся. С вами точно все в порядке?» А я твердила: «Стоп-машина, я хочу выйти».

Игорь – так звали высокого симпатичного брюнета в очках – пытался предложить помощь, отвезти меня куда угодно, но меня трясло после падения, и я наотрез отказывалась. Тогда он остановил машину, вытащил бумажник и положил мне в руку пачку тысячных купюр. «Как будто мысли мои прочел», – подумала я. В пачке было 20 тысяч (не помню, сколько стоили билеты, но явно этой суммы не просто хватало, а хватало с лихвой). Свой номер телефона я ему оставлять отказалась, я же замужем. Какая же я была дура! О чем я думала? Почему я не хотела вылезать из токсичных для меня отношений и упорно не хотела смотреть на других мужчин? До сих пор не знаю ответа на эти вопросы.

Практически сразу я купила билеты и улетела к Алту, который за время моего отсутствия мне даже ни разу не позвонил. Цеплялась ли я за него или за свою взрослую самостоятельную жизнь? Наверное, за все вместе. И еще я очень любила Анталию. Тогда, в Петербурге, после столкновения с прекрасным незнакомцем на черной иномарке, я возвращалась домой на метро и, выйдя на Маяковской, вдруг подняла глаза. «Как ж тут красиво! – у меня аж дух перехватило от величия родного города. – Но как же хочется домой…» Моей душе было уютно у Средиземного моря, там был мой дом.

Алту работал в аэропорту, и, кажется, на своем рабочем месте он меня и встретил по прилете. «Ашкым, как здорово, что ты прилетела!» – вопроса, откуда я взяла деньги на билет, у него не возникало, а о предложении работы я его проинформировала по электронке.

Глава 29 Разрыв

Нас было трое: молодой турецкий парень, девушка, у которой мама была турчанкой, а папа русским, и я. Вместе мы считались отделом по работе с клиентами.

Отель еще строился, гостей в нем не было, а огромная сцена и детский амфитеатр представляли собой руины и склад мебели и техники.

Когда мы приезжали к 8 утра на сервисе (это бесплатный автобус, курсирующий по побережью и собирающий персонал конкретного отеля), нужно было зарегистрироваться в специальном устройстве с помощью отпечатков пальцев, получить униформу и бейдж. Для меня это было сродни космическому кораблю! Никогда в жизни мне не приходилсь бывать в отеле такого уровня: ни на работе, ни на отдыхе, поэтому я чувствовала, с одной стороны, ответственность, до этого мне не ведомую, а с другой, невероятное любопытство, щекочущее меня изнутри. Подобно ребенку, впервые пришедшему в огромный магазин игрушек, я смотрела на происходящее вокруг меня с неподдельным интересом. Вместе с тем я чувствовала себя немного не на своем месте.

Осенью было еще тепло, однако рано утром приходилось надевать куртку, шарф и перчатки. Солнце начинало греть в районе 10 утра, и наш отдел выползал из офиса на территорию комплекса. Целыми днями мы шатались вместе по недостроенному отелю и учили текст экскурсии для инфотуров. Надо сказать, они должны были вот-вот начаться, и наша задача как раз и состояла в том, чтоб преподнести «СуСеси» турагентствам в очень красивом свете, поэтому я зубрила все: от вместимости номеров и баров до куболитров воды, количества бассейнов и предлагаемых в каждом баре напитков. Все было на словах, и представить было очень и очень непросто.

– Вот здесь располагается бассейн президентского сьюта, посмотрите на прекрасный вид! – делая широкий жест рукой, говорил мой коллега, стоя на краю котлована, где должен быть стеклянный бассейн. – Стоимость данного номера 18 тысяч долларов за ночь. Персональный дворецкий и 24-часовой рум-сервис, разумеется, включены в стоимость. Вместимость номера – 12 человек – прекрасный вариант для большой семьи или компании друзей! – Потом он как бы отвернул голову в сторону и тихо добавил: – Для друзей Пэрис Хилтон! Ни один здравомыслящий человек не отдаст столько бабок за ночь в отеле!

Мы с напарницей прыснули от смеха:

– Ты смотри не скажи это при турагентах или при мюдюре! Ишь какой весельчак!

Поскольку отель находился в самом отдаленном уголке Белека, дорога туда и обратно со сбором людей занимала больше часа, из дома я уходила рано, а приходила поздно. С Алту мы практически перестали пересекаться, я видела его только спящим. Когда я пыталась с ним поговорить, он ссылался на свою усталость и необходимость отдохнуть перед работой. «О чем ты хочешь говорить? Давай как-нибудь потом, я сейчас устал», – отвечал он мне каждый раз и переворачивался на другой бок.

Рано утром я просыпалась, напяливала шерстяные носки и халат, в полудреме заваривала себе горячий чай. Кипяток обжигал мой язык, но я не могла согреться, тряслась как осиновый лист. «Надо же, так холодно где-то там внутри… Я сбежала от петербургской осени, но холод привезла с собой. Странно». Когда я сидела в самолете Пулково – Анталия, мне казалось, что я вернусь и случится чудо, все встанет на свои места, теплый средиземноморский ветер окутает меня и будет хорошо, как раньше.

Влажный воздух дунул мне в лицо, когда я спускалась по трапу самолета. Мне было тревожно, но я гнала тревогу от себя. Анталия была такой же, как и два года назад, – гостеприимной и солнечной, турецкий язык – ласковым и приятным слуху, люди улыбчивыми и готовыми прийти на помощь. Но куда делась та магия, которая была в моем сердце?

Да, все было таким же, как и прежде. Я была другой.

Мое состояние в тот момент можно было охарактеризовать так: эмоциональное выгорание и нестабильность. С одной стороны, неопределенность в отношениях, недосказанность и опустошение. То самое состояние, когда хочется биться головой о стенку, чтобы тебя выслушали и обняли, но тебе не дают ни единого шанса. Конечно, зачем что-то обсуждать и тратить нервы, если все и так, кажется, работает? Как странно, что в отношениях всегда участвуют двое, и двое могут находиться на совершенно разных ступенях одних и тех же отношений. Одного все устраивает, а другого – нет. Плюс моя работа в тот период была очень трудная и опустошающая еще больше, хотя, казалось бы, некуда. Видимо, я не была готова к бесконечным инфотурам, странноватым коллегам и неуравновешенному и строгому директору. И даже то, что отель толком еще не открылся и мы в основном изучали документацию и системы бронирования, меня выжимало, как лимон. Ежедневное обучение на турецком, сложные особенности управления, специальные термины и определения – повышение квалификации было обязательным пунктом моего контракта.

Каждый день я чувствовала, что мой мозг кипит и растворяется в новой версии программы «Фиделио», но мысли улетают куда-то в личную жизнь, сконцентрироваться было практически нереально. Впервые в жизни я не смогла доучиться до экзаменов. Я помню, как сидела на зачете, вдруг встала и вышла из аудитории, села за свой компьютер в бэк-офисе и рыдала. Рыдала о том, что я не в состоянии настроиться на учебу, о том, что я безвольная тряпка, что ничего в жизни не достигну, что не в состоянии сохранить семью, что моя жизнь закончилась… Столько всего было в моей голове в тот день, все напряжение, накопленное за долгое время, вырвалось наружу в истерику. Я сослалась на плохое самочувствие и уехала на служебном автобусе к родителям.

– Дочка, что случилось? Ты в последнее время грустишь, – говорила мне мама Гюльнур.

– Тетушка, я больше не знаю этого человека, я потеряла с ним всякий контакт, я себя не узнаю с ним! – отвечала я и просила совета.

– Уезжай, дочка, к семье, проси на работе отпуск, ты себя не щадишь, и он что-то расслабился, думает, ты никуда не денешься, я с ним поговорю, пока тебя не будет. Так дело не пойдет.

– Как уехать? Бросить все, вернуться в Россию? – повторила я вслух вопросы, терзавшие меня много недель.

– Посмотри на себя, – сказала мама Гюльнур, проведя своей ладонью по моей щеке. – Ты несчастлива, ты устала. Если ты сейчас продолжишь, то сломаешься – у тебя не осталось сил, я это вижу. Не дай себя сломать.

Через несколько дней скрепя сердце я написала мюдюру (директору) эсэмэс и отключила мобильный, а про себя думала: «Если я уеду, если с Алту покончено, как же я буду без его семьи?» Для меня они были родителями, и это чувство скорее всего стало тем якорем, который я не могла никак поднять.

Нет, я не улетела в тот же день, я просто не вышла на работу. Я сидела в пустой гостиной в розовом кресле, слезы текли ручьями, я не знала, как быть. Жить так дальше я не могла и не хотела, а что-то менять было страшно. Я боялась не просто совершить ошибку, а похоронить все те усилия, что я вложила в эти отношения. Говорят, что человек любит другого тем больше, чем больше для него делает. Алту не сильно дорожил нашим союзом, а я цеплялась за каждую соломинку, за каждый едва видимый шанс на наше совместное будущее. Любила ли я его? Сейчас мне кажется, что нет. Скорее это была просто привязанность, которая держит порой сильнее, чем любовь. Сейчас я не могу сказать точно, когда я все же решила улететь, события перемешались в моей памяти (кажется, это был ноябрь), но я снова оказалась в Петербурге с непонятным чувством незавершенных действий. Мы с Алту вроде не были вместе, но и не расстались, я носила кольцо на безымянном пальце. На душе скребли кошки, но обратно ехать было бы большой ошибкой, поэтому, чтобы оградить себя от плохих мыслей, я, как настоящая девочка, покрасилась в блондинку и записала нас с мамой на шейпинг. Как говорится, в любой непонятной ситуации меняй прическу.

Где-то в глубине души, наверное, я ждала от Алту какого-то сумасшедшего поступка. Если бы он приехал, снова взял меня за руку, снова сказал бы: «Доверься мне!» – без упреков и дурных воспоминаний, я решилась бы вернуться. Все мы ждем, что однажды на горизонте появятся алые паруса и прекрасный и благородный Грэй скажет: «…жить мы с тобой станем так дружно и весело, что никогда твоя душа не узнает слез и печали…» Но он не приехал. Он изредка звонил и присылал эсэмэски, ничего не значащие, без стремления выяснить, что же нам делать дальше.

– Котенок, как ты? Что делаешь?

– Спасибо, все хорошо, смотрю объявления о работе, хожу на спорт.

– Аааа, ну молодец. Я скучаю.

– Я тоже… Алту?

– Да, котенок?

– Передай привет родителям, очень прошу…

Пауза повисла на неопределенное время. Что я чувствовала тогда? Наверное, мне было хорошо, я вернулась в детство, у меня отпала необходимость решать бытовые вопросы, думать о том, как сэкономить… Нервозность рождалась лишь от постоянных вопросов знакомых: «Ну что, когда свадьба?» Я не знала, как ответить на этот вопрос, и пыталась отшучиваться. Вспоминая прошлое, рассказывая вам эти маленькие истории, я сама потихонечку пытаюсь разобраться и ответить на этот вопрос, могло ли сложиться все иначе. Говорят, что отношения – это фарфоровая ваза: не удалось разбить сразу – на ней появляются трещины, и как ее ни склеивай, прежней она не станет. Наша с Алту ваза, видимо, была заклеена вдоль и поперек, и однажды она просто-напросто не выдержала дуновения легкого анталийского бриза – разлетелась на тысячи осколков. А может быть, был еще шанс? Ведь мы не расстались навсегда, не завершили наши отношения. Без замирания сердца, веры в бесконечное счастье и без радости от мечтаний я продолжала быть его невестой… Статус, которым я так гордилась и который лежал тяжелым грузом на моих хрупких плечах. Мысли о том, а будет ли свадьба, я старалась оттолкнуть от себя и сконцентрироваться на настоящем.

В какой-то из вечеров я сидела у компьютера и ждала звонка от мамы Гюльнур, но вместо нее позвонила моя бывшая однокурсница Наташа, которая проходила стажировку во Франции.

– Ляль, привет! Могу я тебя попросить об одолжении?

– Конечно, дорогая! Что-то срочное?

– Срочное и очень важное! – с полным серьезности лицом интригующе проговорила Наташа, нарочито растягивая слова. – И совершенно секретное! – она подчеркнула жестом и интонацией слово «совершенно», сделала многозначительный жест рукой и засмеялась.

– Ну давай же! Не тяни! Что случилось?

– Нужно забрать деньги у моего начальника, сходить в турагентство и купить мне билеты в Дели. Кстати, а ты не хочешь со мной в Индию слетать?

В тот момент мне было настолько плохо, что не хотелось ровным счетом ничего.

– Да куда ж я поеду? Меня Алту не пустит! – это была первая пришедшая на ум отговорка, которую я очень быстро вставила, чтобы у Наташи не было шансов меня переубедить. О том, что мы с Алту в последнее время не ладили, подруга не догадывалась.

– А мы ему не скажем! Ну же, хватит дома сидеть! – сказала Наташа со свойственным ей напором.

Возможно, я действовала под каким-то гипнозом, но в тот же вечер у меня на руках были билеты до Дели в одну сторону. Оставшихся у меня с последней работы денег хватило только на них. Ни визы, ни жилья, ни билетов обратно. Об этом я подумаю потом…

Оглавление

От автора

Глава 1 Алту

Глава 2 Туристы

Глава 3 Ящик Пандоры (Или Заветная коробка с фотографиями)

Глава 4 Любовь моя

Глава 5 Держи мое сердце

Глава 6 Рецепты мамы Гюльнур

Глава 7 Мама Гюльнур худеет

Глава 8 Дениз

Глава 9 Обручение

Глава 10 В Петербурге

Глава 11 Бродячие артисты

Глава 12 Шопинг по-турецки

Глава 13 День рождения

Глава 14 Папа Эмин, лимонный одеколон и арбузы со снегом

Глава 15 Наши будни

Глава 16 Анорексия

Глава 17 Инжир на обед

Глава 18 Собеседования

Глава 19 Новая работа в «Лимак Лара»

Глава 20 Важное решение (Или Запах свободы)

Глава 21 Еще один шанс (или Форель на ужин)

Глава 22 Когда судьба отбирает свой подарок

Глава 23 Гюльбешекер

Глава 24 Айдын и Бурчин

Глава 25 Знакомство родителей

Глава 26 Эсмеральда

Глава 27 Новый взгляд

Глава 28 Особый колорит

Глава 29 Разрыв Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg