«Меня зовут Джеффри Дамер. Подлинная история серийного убийцы»

Меня зовут Джеффри Дамер. Подлинная история серийного убийцы (fb2) - Меня зовут Джеффри Дамер. Подлинная история серийного убийцы [litres] 2192K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Микки Нокс

Микки Нокс Меня зовут Джеффри Дамер. Подлинная история серийного убийцы

© Нокс М., 2019

© ООО «Издательство Родина», 2019

* * *

Было бы здорово, если бы кто-то ответил мне, зачем я все это сделал. Что послужило для этого поводом; потому что у меня подходящего ответа нет.

Джеффри Дамер

Пролог

1992 год

– Мистер Ресслер, мистер Ресслер, вы уже провели несколько сеансов с Милуокским монстром, вы можете дать предварительное заключение?

– Сеансы проводят психотерапевты и с целью излечения больного, я же всего лишь могу лишь беседовать с людьми. Подчеркиваю тот факт, что в моей компетенции беседы лишь с людьми, с монстрами общается Стивен Кинг, наверное.

Роберт Ресслер говорит с налетевшими журналистами, еле сдерживая свое раздражение.

Тогда, в 1992 году, он вот уже два года как был на пенсии. Двадцать лет безупречной службы, создание общей базы данных всех нераскрытых преступлений в стране, создание уникального метода профайлинга серийных убийц, – все это уже осталось в прошлом. Кажется, что тогда, после второй или третьей беседы с Дамером, он впервые начал осознавать это. Он продолжал, как это принято в Чикаго, работать двадцать четыре часа в сутки, выступать с лекциями, давать свои заключения о вменяемости или невменяемости преступника. За полтора года, которые он провел в отставке, у него просто не нашлось времени для того, чтобы осознать тот факт, что его карьера в ФБР закончилась.

Когда начался суд над Джеффри Дамером, не было ни одной газеты, журнала или вечернего ток-шоу, в котором так или иначе не затронули тему Милуокского монстра. Эта привычка журналистов придумывать клички всем серийным убийцам всегда раздражала людей, занятых расследованием преступлений маньяков. Понять ход мыслей человека, совершившего убийство, можно. Но вот что можно сделать с монстром? Как понять его мысли? Придумывая клички, пресса не только тешила самолюбие преступников, но и как будто лишала их статуса человека. «Кто, кроме чудовища, сможет убить десятки человек?» – часто восклицали на ток-шоу так называемые «эксперты». Ресслера постоянно приглашали на подобные мероприятия, и таких выкриков он слышал множество. Профайлер должен понимать преступника, представлять себя на месте серийного убийцы, а журналисты низводили этот труд до статуса зоопсихолога, разгадывающего мысли утконоса.

22 июля 1991 года Джеффри Дамера арестовали в его квартире под номером 213. Узнав об этом, Роберт предполагал, что со дня на день его пригласят провести серию бесед с Дамером. Но этого не произошло. Ни через неделю, ни через несколько месяцев. Конечно, профессиональное любопытство буквально сжигало его. Ресслер продолжал считаться главным специалистом по серийным убийцам в стране, и на всех встречах, лекциях и интервью его теперь спрашивали лишь о том, когда он даст свое заключение по Дамеру. О том, что это заключение Ресслера никто даже не попросил сделать, никто даже подумать не мог.

Ресслер решил задействовать свои старые связи и сделал несколько звонков, чтобы организовать встречу с Дамером. В конце концов, это было необходимо, хотя бы для его новой книги. Ему пообещали «сделать все возможное», но так и не позвонили.

Лишь в январе 1992 года, когда выяснилось, что судьбу Дамера будет решать суд присяжных, Роберту удалось встретиться с ним. Обвинение настаивало на том, чтобы было принято заключение нескольких психиатров, уже проведших экспертизу Дамера, но против прошения о заключении самого Ресслера никто выступить не решился.

Наверное, нужно сказать несколько слов о нем. По нему никогда нельзя было сказать, сколько ему лет. Поначалу такие люди выглядят много старше своих лет, а затем пересекают грань усталости и начинают поражать всех своих родственников прогрессивностью своих взглядов. Все просто. Человек выглядит не на свой возраст, но на то количество опыта, которое ему отмерила судьба. Заметили, наверное, что многие путешественники, певцы и музыканты, как ни стараются, попросту не могут выглядеть моложе своего возраста, лишь потому, что пережили значительно больше своих ровесников. Одетый в строгий костюм, в своих неизменных огромных очках, заслонявших его от самых темных глубин самых черных в истории душ, сейчас он выглядел уже немного уставшим. Нужно было признать, что он больше не незаменим, да и может ли вообще человек быть незаменимым? Если речь идет о такой огромной системе, как ФБР?

– Пройдемте, мистер Ресслер, мы уже подготовили переговорную, – сообщил подошедший парень в форме, на вид ему было лет двадцать и на лице его явственно читалась гордость от того, что он участвует в этом историческом событии: встрече двух легенд.

В переговорной Ресслер встретил адвоката Дамера Джеральда Бойла, без присутствия которого Ресслер не имел больше права беседовать с обвиняемым. Они поздоровались и начали разговаривать о какой-то никому не интересной ерунде. По негласному закону, в переговорной не заводили разговоров о семье, даже самых обобщенных и нейтральных. Ресслер как никто знал, как важно максимально оградить семью от повседневного ужаса, с которым приходилось сталкиваться на работе.

Дверь переговорной открылась, и небольшое помещение моментально переполнилось людьми. Три конвоира вели невысокого, хорошо сложенного молодого человека в точно таких же очках на половину лица, как и у самого Ресслера.

– Здравствуйте, – тихо кивнул он и продолжил стоять.

Роберт отодвинул стул, но, заметив вопросительный взгляд Дамера, вспомнил о конвоирах и предложил ему сесть вслух.

– Как ты отнесся к известию о том, что тебе предстоит еще одна серия бесед с психиатром? – поинтересовался Роберт, когда конвоиры вышли из переговорной.

– Хорошо. Мне кажется, что это то единственное, что я могу сделать для пользы общества. Чем больше вы выясните, тем лучше сможете защищать людей от таких монстров, как я, – тихо, но уверенно говорил он. – И мне бы хотелось, чтобы вы сказали, безумен ли я. – На этой части фразы голос его дрогнул. Вряд ли это заметил сидящий рядом Джеральд Бойл, но Роберт отчетливо услышал это изменение интонации.

– Возможно, ты болен, или безумен, возможно, нет, но я против того, чтобы кого бы то ни было называли монстрами, – размеренно произнес он.

В первую встречу Роберт задавал те же вопросы, что и десятки психиатров до него. На следующий день беседа была уже чуть менее формальной. Дамер пришел на нее с большой коробкой, которую отдал Роберту, когда интервью подошло к концу. Профайлер осторожно взял ее, но, прежде чем открывать, поинтересовался, что в ней. Конечно, там не могло содержаться чего-то пугающего, но часом ранее Дамер рассказывал о том, как поместил голову одной из жертв в железный сейф и долгое время хранил ящик в своей комнате. Сейчас перед Робертом стоял обычный человек, пациент или клиент, но иногда забыть о том, что сделал сидящий перед ним человек, бывало трудно.

– Это письма моих поклонников. Я уверен, что эти люди нуждаются в психологической помощи, и думаю, что им еще можно помочь. Вам они нужнее, чем мне, – пояснил Дамер.

Это была лишь малая часть корреспонденции, которую получал Джеффри Дамер. На тот момент его популярность лишь немногим уступала популярности хип-хоп-исполнителей тех лет. Фанаты серийных убийц – особая категория людей. В абсолютном большинстве случаев они не рисковали стать убийцами, как думал Дамер, но вот стать жертвой маньяка они могли легко. Впрочем, даже это не было главным. Страшнее было то, что те люди, кто когда-либо всерьез задумывался о том, чтобы совершить убийство, перейти за грань самого страшного порока, видели то, как моментально серия чудовищных преступлений превращала тихого и незаметного человека в звезду. Жажда славы и признания редко была целью действий маньяка, но практически всегда являлась сопутствующим мотивом. Когда Роберт Ресслер заглянул в коробку, он увидел аккуратные стопки писем, перевязанные почтовой бечевкой. Их никто даже не пытался прочесть.

В тот момент не было уже в Штатах журналиста, не написавшего статью про Милуокского монстра по имени Джеффри Дамер. Стоит ли говорить, что в уединенном и обособленном штате Милуоки все разговоры рано или поздно сводились к обсуждению ужасов, творившихся в квартире 213.

После той второй встречи я решил поинтересоваться у Роберта, в чем, по его мнению, заключается феномен Дамера.

– Что обычно женщины называют, когда описывают свой идеал?

Не помню точно, что я перечислял, но среди прочего я назвал чувство юмора, интеллект, искренний интерес к личности, желание создать семью. На последнем пункте все, кто был тогда в офисе, начали саркастически улыбаться.

– Девушки все прощают красивым парням, – откликнулся собирающийся домой парень, имени которого я не знал. Он был полноват для своих лет, что, судя по всему, стало причиной его проблем с девушками.

– Дамер просто пример искреннего интереса к внутреннему миру людей и любви к животным, – хмыкнул Ресслер. – Он ведь хотел, чтобы его искренне любили, хотел безраздельно властвовать над любящим его человеком. Не получив этого в должном объеме, его сознание извратило эти вполне обычные для мужчины желания в эту страшную и уродливую форму, – задумчиво добавил он.

Это тогда показалось дежурной шуткой старого профайлера, но чем больше я узнавал о жизни Дамера, тем больше в ней появлялось смысла. Его действительно интересовал внутренний мир человека, и единственным осмысленным мотивом его действий было желание искренней и безусловной любви. И вот это уже пугало. Кто-то направляет эти желания в работу, желая спасти сначала весь мир, а потом хоть кого-то. Кто-то сосредотачивается на благополучии своей семьи, из тех же самых побуждений. Иногда по тем же причинам человека сжигают приступы необоснованной ревности, ярости или агрессии. Иногда человек приковывает свою вторую половину к дому (иногда и в прямом смысле, но чаще в переносном). А если нет ни семьи, ни работы, способных создать эту иллюзию безусловной любви? Ответ на этот вопрос зависел от психиатрической экспертизы Дамера. Ведь если он безумен, это проблема природы, но если вменяем, это бы значило, что чудовище скрывается в душах каждого из нас.

Глава 1

Меня всегда злит, когда кто-то пытается обвинить во всем произошедшем моих родителей. Эти заблуждения не имеют ничего общего с реальностью. Мои родители не имели понятия о том, чем я занимался, о чем думал…

Джеффри Дамер

1959 год

– Погодите, то есть вы больше не выпишите мне эти таблетки?! – воскликнула красивая девушка в кабинете врача терапевта центрального госпиталя Милуоки.

– Нет, мисс Дамер, мне очень жаль. Курс пока не закончен, но мы не можем рисковать. Действие этого препарата на беременных пока не изучено, – сообщил врач. Красивая девушка была замужем за уважаемым ученым и ждала ребенка, какой тут может быть повод для грусти? По правде говоря, он не понимал, зачем ей вообще нужны антидепрессанты.

Депрессия – самая удивительная из всех психических болезней. Ее можно и, безусловно, нужно лечить, но невозможно вылечить. Нет-нет, это вовсе не повод лезть в петлю. Депрессия проходит, но вовсе не оттого, что вы ее лечили. Она проходит сама по себе. Рано или поздно вы почувствуете, что ваши глаза наполнились слезами. Родственники и друзья встревожатся и начнут переживать, но на самом деле слезы – это хорошо. Это значит, что депрессия пока еще медленно и неохотно выпускает вас из своих крепких и липких объятий.

Поразительно, но именно в ХХ веке число людей, в той или иной форме страдающих от этого заболевания, перевалило за 30 %. Больше трети всего человечества. Упомянем тот факт, что во время войн, природных или техногенных катастроф этот процент падает до совершенно незначительной цифры. Да и кому вообще интересны люди с депрессией, когда идет война или надвигается очередное цунами? Если убрать из статистики страны Африки и некоторые страны Азии, в которых у людей попросту нет времени на то, чтобы обращать внимание на свое психическое здоровье. Итак, мы получаем поразительные цифры. В условиях более или менее благополучной и размеренной жизни, когда один день отличается от другого не больше, чем вид из вашего окна вчера отличается от того пейзажа, который вы видите сегодня, мозг попросту перестает замечать гормоны радости, которые продолжает получать. Хотя, если он их не видит, зачем эти гормоны вообще нужны? Организм человека – самая точная и эргономичная машина, какая когда-либо существовала на свете. Все то, что не используется, моментально начинает отмирать, атрофироваться, давая возможность развиться другим системам.

Вполне успешные в своем деле, имеющие семью и друзей люди в какой-то момент вдруг начинали гаснуть. Большинство из них списывали все на сезонную хандру или первые приметы возраста, но кое-кто утрачивал способность работать и поддерживать видимость нормальной жизни. Тогда они шли к врачам, которые поначалу попросту не знали, что посоветовать таким пациентам. Конечно, доктор Фрейд прописывал таким людям вполне безобидное средство[1], которое имело весьма приятный веселящий эффект, но очень скоро стало очевидно, что эта безобидная микстура подозрительно быстро вызывает привыкание. Чуть позже появились антидепрессанты, а уже во второй половине ХХ века появились и лекарства нового поколения. Они не вызывали привыкания в обычном понимании этого слова, никак не ухудшали качество жизни человека и, самое главное, делали мир человека с депрессией нормальным. В нем все так же было мало красок и радости, но теперь с этим можно было жить, а это ведь немаловажно. Мозг получал достаточное для нормального функционирования количество гормонов, отвечающих за положительные эмоции, и продолжал работать в привычном режиме. Если что-то дается просто так, зачем это вырабатывать? Зачем тратить драгоценные ресурсы (а мозг – самый энергозатратный орган, за время шахматной партии человек тратит столько же калорий, сколько и во время пробежки) на то, что и так дадут минут за пятнадцать до приема пищи? Такие таблетки существенно снижали выработку гормонов радости, но, согласитесь, это ведь не такая высокая плата за возможность жить более или менее полноценной жизнью? Человек пропьет длительный курс препаратов, психика стабилизируется и накопит достаточно ресурсов для того, чтобы настроиться на нормальную работу уже без препаратов.

Это 1959 год. По телевизору беспрестанно рассказывают о различных митингах и акциях против войны во Вьетнаме, которые устраивают странные люди в брюках клеш, цветных рубашках и с давно не мытыми волосами. Поразительно, но среди них очень много девушек-студенток. Впрочем, это где-то там, далеко, в Нью-Орлеане, Вашингтоне, Нью-Йорке. Хуже осознавать, что ее муж Лайонел каждый день видит сотни таких же девушек, приезжая в университет на занятия. Когда Джойс впервые приехала к Лайонелу в университет Маркетт, она была поражена тем, какое количество девушек там учится.

Студенческий городок занимает довольно обширную территорию, в сердце которой находится небольшой парк и лужайка. Джойс приезжает в середине дня, когда у Лайонела уже закончились занятия. Молодой человек ведет девушку на лужайку. Так проводят свое свободное время сотни других студентов. Здесь прогуливают пары, замышляют безумные выходки, пьют пиво, прикрывая банки бумажными пакетами, за углом можно было купить какие угодно наркотики… Здесь уже ощущался дух свободы, который привнесла с собой хиппи-культура, но только здесь, на лужайке перед университетом. В других уголках штата все еще правят консервативные 1950-е.

Джойс приехала в аккуратном белом платье с пышной юбкой ниже колен и небольшой корзинкой для пикника. Она выглядит так, будто бы сошла с экранов дневной мыльной оперы. Именно этим девушка и нравится ему.

– Может быть, мне тоже попробовать поступить в университет? – в очередной раз интересуется она.

– Не говори глупостей. Тебе же нравится работать на почте, ты сама же об этом говорила.

Они собираются пожениться, а в Висконсине и по сей день считается признаком нищеты, если белая замужняя девушка выходит на работу. Что уж и говорить о 1959 годе. Джойс работает на почте, принимает сообщения для телеграмм, вполне приличная для девушки работа.

– Кто будет платить за твое обучение? – уже чуть спокойнее спрашивает Лайонел, доставая новый сэндвич из корзинки.

– Я же работаю на почте! – возмущается девушка.

Это звучит скорее как шутка. Даже если двадцать лет работать на почте в две смены, вряд ли можно было бы оплатить обучение в университете, а Лайонел только через пару месяцев должен был получить степень бакалавра-химика. О каком-то серьезном доходе вряд ли можно будет мечтать в ближайшие пару лет. Конечно, им бы одобрили кредит на обучение, но какой в этом смысл, если кредит на дом значительно нужнее?

Родители Джойс говорят девушке то же самое, добавляя к этому, что она окончательно сошла с ума. В семье Джойс эти слова имеют особое значение. Бабушка девушки всегда была немного не в себе, а ближе к сорока окончательно сошла с ума. Возможно, на то повлияла тяжелая жизнь, которая выпала на ее долю после переезда из Швеции в Штаты, или же Великая депрессия, которую ей также довелось пережить, но факт оставался фактом: бабушка Джойс с сорока лет начала впадать во все более длительные периоды безумия, которые вскоре перестали сменяться краткими просветлениями. Та же судьба была уготована и тете девушки, которая пока еще была в здравом уме.

Джойс не оставили выбора. Вскоре они с Лайонелом поженились. Молодой человек, как и полагается мужчине, настоял на том, чтобы его жена ушла с работы и посвятила себя дому. Денег у молодой семьи пока нет, поэтому им приходится арендовать небольшой одноэтажный дом на окраине Вест-Эллиса, городка на сотню домов рядом с Милуоки.

Маленький дощатый дом на окраине еще более захолустного городка, чем тот, в котором прошло ее детство, на долгое время стал ее тюрьмой. Никогда и ничего больше не поменяется. Все будет только хуже. Когда она родит детей, последняя надежда на счастье и свободу будет сожжена.

С каждым днем Джойс становится все более мрачной и грустной. С каждым днем приходящий с занятий Лайонел раздражает ее все больше. Молодой человек старается, как может, подрабатывает везде, где удается, но денег все равно не хватает, а раздражение – накапливается.

Чтобы как-то себя развлечь, Джойс частенько посещает публичную больницу. Здесь, в обществе бродяг и алкоголиков, она ждет своей очереди к врачу. Если повезет, здесь можно получить рецепт на сильные обезболивающие, которые хотя бы ненадолго успокаивают ее тревогу. На фоне бродяг и алкоголиков девушка в элегантном платье ниже колен, да еще и замужняя, производила очень приятное впечатление.

– По моему мнению, вы совершенно здоровы, мисс, – заключил очередной терапевт в публичной больнице Милуоки.

– Миссис, – гордо подчеркнула Джойс, – но у меня болит спина, понимаете? Я не могу ни есть, ни спать от этих болей! – Голос девушки уже звенит от напряжения.

Доктор внимательно смотрит на девушку, но ничего не говорит. Мужчина долго и задумчиво крутит ручку у себя в руках. Джойс продолжает сидеть на стуле, даже не пытаясь как-то еще аргументировать свое желание получить рецепт на обезболивающее.

– Вы бы не хотели обратиться к еще одному специалисту, миссис? – наконец спросил доктор.

Терапевт советует девушке обратиться к психиатру. Как ни странно, Джойс не возмущается, а даже напротив, благодарит врача и пересаживается в очередь к психиатру. В тот день ей выписывают антидепрессанты.

Когда Лайонел приходит со своей смены в магазине, он попросту не узнает свою жену. Джойс не осыпает его упреками, не устраивает истерики, она… Она даже улыбается.

Конечно, антидепрессанты, тем более 1950-х годов, не могли подействовать сразу. Ощутимого эффекта можно было ждать только через пару-тройку недель, но уже само предвкушение этого результата помогло ей. Внезапно она почувствовала, что жизнь все же продолжается и, вполне вероятно, впереди ее ждет еще много удивительных событий. Скоро Лайонел получит работу, они переедут, а там, в другом прекрасном городе, ее обязательно ждут новые удивительные события.

Постепенно ее настроение стабилизируется. Кажется, что мир вокруг хорошенько помыли и высушили на ярком солнце. Ах да, еще вдруг появилось и само солнце, которое почему-то Джойс уже давно перестала замечать. В сочетании с обезболивающими прописанные врачом антидепрессанты дают удивительный эффект. В теле появилась легкость, время пролетало незаметно, жизнь казалась легче и проще.

Врачи в публичных больницах меняются с завидной периодичностью. На тяжелую и низкооплачиваемую работу соглашались в основном выпускники-троечники, которые не успели в последний год обучения найти себе более или менее приличное место работы. Проработав пару месяцев, они благополучно переходили на любую другую службу, притом желательно не только в другом городе, но и в другом штате, подальше от вечно хмурого Висконсина.

Джойс узнает о своей беременности незадолго до того, как ее запас рецептов на антидепрессанты стал заканчиваться. У нее еще даже живот не заметен, а этот врач ей уже предлагает забыть об этом замечательном, солнечном мире, который она обрела благодаря таблеткам. Как она и предполагала, ребенок означает только одно: прощание с надеждами на лучшую жизнь. Проблема состоит в том, что она не предполагала, что это прощание произойдет так быстро.

В тот вечер она закатывает мужу невероятный скандал за его небольшую задержку на работе. Мужчина уходит из дома, хлопнув дверью, и возвращается лишь под утро. Нелюдимый и довольно мрачный Лайонел никогда не имел друзей, и уж точно у него нет приятелей, к которым он мог бы обратиться в трудную минуту. Всю ночь ему пришлось провести в машине, в компании с упаковкой дешевого пива из супермаркета. На следующий день все вновь повторяется. И потом, на следующий, тоже.

– Ты уже перестала пить свои таблетки? – интересуется он спустя пару дней.

– Врач запретил мне их пить, – хмуро бросает девушка, доставая тарелки для завтрака.

– Мне кажется, тебе стоит возобновить курс, – говорит Лайонел. – Для ребенка важнее всего, чтобы мать была счастлива.

Эти слова даются ему с трудом. Он точно знает, что поступает неправильно, но в то же время он понимает, что именно это хотела от него услышать Джойс. И оказывается прав. Услышав это, девушка просияла и настроение ее моментально изменилось. Лайонел списал тогда все на гормональные перепады, свойственные всем беременным.

Получив официальное разрешение, пусть и не от доктора, но от мужа, девушка получила карт-бланш. Она тут же записывается на прием в публичную больницу в соседнем городе. Естественно, называет вымышленные имя и фамилию, и, конечно, в такой больнице никто и никогда даже и не думает проверять данные, полученные от пациента. Проделав такой маневр несколько раз и с разными больницами, девушка скапливает целую стопку рецептов на антидепрессанты, которые, как драгоценности, складывает в красивую резную шкатулку, когда-то подаренную ей свекровью.

* * *

Спустя девять месяцев Лайонел отвозит Джойс в Евангелистский публичный госпиталь Вест-Эллиса, где девушка и благополучно рожает здорового мальчика.

Когда Лайонел узнает о том, что у младенца две руки, две ноги и одна голова, он впервые за долгое время вздыхает с облегчением. Джойс принимала таблетки в течение всех этих долгих месяцев. Несколько раз он пытался заставить девушку прекратить принимать лекарства, но всякий раз это заканчивалось дикой истерикой и угрозой выкидыша. Лайонел всякий раз пасовал и на некоторое время оставлял попытки образумить жену.

Каждое утро Джойс как ни в чем не бывало заходила в ванную комнату, открывала вечно скрипящий шкафчик с зеркалом и начинала методично открывать баночки с лекарствами. В итоге набиралась целая горсть препаратов, образующих специфический коктейль из обезболивающих и антидепрессантов. Благодаря этому набору в их семье сохранялась видимость нормального существования. Правда, день за днем тревога за малыша у Лайонела нарастала. Он стал читать всевозможные книги и брошюры для будущих родителей. Поначалу это были бесплатные проспекты из школы, в которую он устроился работать, затем это уже были недорогие книги в мягком переплете из раздела распродаж в книжном магазине, потом – уже довольно дорогие издания и подписки на журналы для будущих родителей. Все это вызывало отвращение и гнев со стороны Джойс.

– Ты думаешь, что я буду плохой матерью? Думаешь, что я не могу справиться даже с этим?! – кричит девушка, выкидывая новую порцию журналов. С подобной интонацией можно было бы выкидывать порнографическую продукцию, коей у Лайонела было предостаточно, но вот что плохого в этих книгах, понять невозможно.

Джойс ведет себя все более странно. Доходит до того, что она начинает переключать телевизионные каналы, когда видит на экране какого-то ребенка, и даже перестает смотреть пару своих когда-то любимых ей сериалов.

– У тебя сын, – говорит девушка, когда видит Лайонела в дверях больничной палаты. На ее лице сейчас не читается никаких эмоций.

– Мне уже сказали, – отвечает ей муж и улыбается.

– Лайонел, дорогой, ты принес мне таблетки? – спрашивает девушка.

– Не думаю, что тебе уже можно их… – начинает было Лайонел, но договорить не успевает.

– Зачем ты тогда вообще пришел? – верещит девушка. По лицу ее уже градом катятся слезы.

Эту картину и застает медсестра, принесшая в палату ребенка. Она с укором смотрит на Лайонела и направляется к молодой маме.

– А его вы зачем принесли, зачем мне это вот принесли, я не могу… – плачет Джойс. Вот тут уже акушерка отступает. Она проработала в госпитале уже без малого двадцать лет и видела немало девушек, которые поначалу пугались материнства. Обычно это были слишком юные девушки, еще не созревшие для брака. Джойс исполнилось уже 23 года, самое лучшее время для родов, но кто его знает, все ведь по-разному взрослеют.

Медсестра начинает медленно отходить к стене, чтобы положить малыша в кроватку, но Джойс не дает этого сделать. Девушка хватает лежащую рядом подушку и швыряет ею в акушерку. Медсестра успевает увернуться от подушки, не потревожив ребенка. Тем не менее все же уносит его.

Джойс оставляют в больнице на пару дней, чтобы убедиться в том, что ее самочувствие пришло в норму. С каждым днем девушке становится все хуже. Она вот уже несколько дней не принимала лекарства. Внезапно на нее обрушивается невероятная, свинцовая усталость. Она встает с кровати лишь для того, чтобы сходить в туалет, а затем вновь вернуться в постель. Несмотря на наличие молока, наотрез отказывается кормить ребенка и предпочитает спать по двадцать часов в сутки. Проснувшись она продолжает лежать с закрытыми глазами. Изредка сквозь свинец тошноты и усталости до нее доносятся чьи-то голоса, то ли врачей, то ли Лайонела, но вскоре она вновь падает в бездну тяжелого, мучительного сна.

На третий день этого непрекращающегося ада Лайонел забирает жену домой, так как денег на то, чтобы оплачивать палату, уже совсем не остается.

Знакомая обстановка благотворно влияет на девушку. К удивлению Лайонела, девушка начинает кормить ребенка, ухаживать за ним и даже кое-как проявлять тепло и заботу по отношению к сыну. Более того, она перестает принимать таблетки. Ну, по крайней мере, так говорит.

Глава 2

Да, я раскаиваюсь, но знаете, я даже не могу быть уверен так ли глубоко мое раскаяние, каким должно быть. Я всегда удивлялся, почему не могу испытывать глубокие эмоции, такие, о которых всегда говорят и пишут. Даже не знаю, могу ли я испытывать нормальные эмоции или нет.

Джеффри Дамер

19 марта 1964 года

– Нет, Джефф, ты не будешь есть мороженое перед обедом, – категорично заявила Джойс, захлопнув перед ним дверцу холодильника. Джефф уже было собирался заплакать, но тут живот его свело, и он упал на пол, начав корчиться от боли.

– Прекрати притворяться, это не смешно, – начала Джойс.

Джефф даже и не думает прекращать. Он продолжает извиваться в припадке боли на полу кухни.

– Тогда я ухожу, чертов клоун! – злится Джойс и намеренно громко хлопает дверью.

Джефф с недавнего времени приобрел привычку изображать какой-нибудь припадок. Так он не раз пугает и соседей, и немногочисленных друзей семейства Дамеров. Джойс уже привыкла к таким спектаклям. Она решает уйти в гостиную и подождать Джеффа там. Рано или поздно ему надоест изображать приступ. Зрителей-то для концерта нет.

Входная дверь открывается, и в гостиную входит Лайонел. Он видит Джойс, заснувшую прямо на диване в гостиной. Джеффа не слышно. Видимо, смотрит очередной мультфильм. Он практически все свободное время проводит либо с комиксами, либо с телевизором. С одной стороны, плохо, что у него нет друзей, ну а с другой, ведь и сам Лайонел был точно таким же в детстве. В этот момент Лайонел открывает дверь на кухню и видит распластавшегося на полу и уже посиневшего сына.

– Джефф, что с тобой, Джефф? – начинает тормошить его Лайонел.

* * *

1960–1969 годы

Джеффри Лайонел Дамер рождается 21 мая 1960 года. По всем показателям это совершенно здоровый малыш. Он хорошо кушает, спокойно спит, быстро набирает вес и опережает в развитии всех своих сверстников. Впрочем, Джойс и Лайонел слишком заняты, чтобы замечать это.

Отец Джеффри тратит все свои силы на то, чтобы поступить в магистратуру, но денег на это катастрофически не хватает. Кредит на обучение молодой семье с малым ребенком на руках никто не спешит одобрять, а без степени можно не надеяться на место преподавателя химии в университете.

Они все так же живут в крохотном доме где-то на окраине Милуоки, все так же яростно пытаются изобразить то семейное счастье, которое показывают по телевизору. Джойс не стремится много времени проводить с ребенком. Можно было бы нанять няню, но Лайонел категорически против того, чтобы кто-то приходил к ним домой. Это касается не только няни, но и друзей не слишком общительной, но отчаянно скучающей Джойс.

– Через пару месяцев мы переезжаем в Айову, я подал документы в магистратуру местного университета, – говорит как-то утром Лайонел. На секунду в комнате становится слишком тихо. Лайонел как будто не замечает того, как безмолвно взрывается натянутое, как тетива, напряжение между ними. Он отпивает кофе из кружки и даже перелистывает газету на последнюю страницу.

– Ты даже не счел нужным посоветоваться со мной? – дрожащим голосом спрашивает девушка.

С одной стороны, она, конечно, мечтала выбраться из невыносимо тоскливого Вест-Эллиса, но с другой – она не менее отчаянно боялась переезда. Несколько последующих месяцев превращаются для Лайонела в непрекращающийся, тихо закипающий ад. Он старается как можно больше времени проводить на работе, за счет чего получает репутацию трудоголика. Он вовсе не карьерист и не трудоголик, просто ему очень сильно не хочется идти домой.

Айова мало чем отличается от Висконсина. Один небольшой городок на среднем Западе сменился другим. Лайонелу удалось получить место в университете, что значительно упростило кредитные условия для магистратуры. Ради сына нужно было подумать о собственном жилье, поэтому Лайонел и Джойс все же решились на покупку дома. Теперь практически все, что зарабатывал Лайонел, уходит на погашение долгов, но во всем остальном жизнь вроде бы наладилась. Джойс даже, кажется, стала больше времени уделять сыну. Как только они оказываются в непосредственной близости от детского садика, в который отдали Джеффри, Джойс начинает беспрестанно поправлять одежду сына, вытирать сопли, без конца щупать и обнимать ребенка. Со стороны она кажется карикатурно-заботливой мамочкой, но еще более странно это видеть Лайонелу. Он как никто знал, что Джойс никогда в жизни без необходимости не то чтобы не брала на руки, но даже не прикасалась к сыну.

Лайонел, Джеффри и Джойс селятся в небольшом одноэтажном доме в городке, расположенном в получасе езды от университета Айовы. Четыре широких пустынных улицы в лучших традициях шоссе 66[2], пара магазинов и скобяных лавок, пара супермаркетов и церковь – вот, собственно и все, что может предложить этот город. Было еще пара баров на центральной площади, но, конечно, Джойс и Лайонел стараются обходить их стороной. Несмотря на безумие Вудстока[3], здесь все еще считается, что ни девушки, ни семейные пары в бары ходить не должны. Есть небольшая пиццерия рядом с супермаркетом, вот туда они ходят пару раз в неделю.

Лайонел старается большую часть времени проводить на террасе перед домом. Иногда он приезжает ближе к одиннадцати вечера и, увидев, что окна дома все еще горят, старается как можно тише пробраться к лавочке на террасе, где открывает заготовленное заранее пиво и сидит в абсолютной тишине, дожидаясь того момента, когда окна в доме наконец погаснут. С сыном он общается мало по той простой причине, что это сложно организовать. Прогулка с ребенком предполагает прогулку и с Джойс. Он все еще любит ее, но если пару часов в день с ней можно было провести вполне спокойно, то за время такой прогулки, даже если они не ссорятся, а вполне мирно изображают идеальную пару, его охватывает совершенно невыносимое ощущение безысходности.

Иногда вечера в семействе Дамеров проходят именно так, как в любимых мыльных операх Джойс. Лайонел возвращался домой около восьми вечера и проходит на кухню. Здесь, перед телевизором, уже сидит Джеффри. На экране моряк Попай[4] поедает свою порцию шпината. Лайонел присаживается рядом с сыном и начинает ждать ужина. Джойс никогда не любила готовить, но в такие вечера все же собирается с духом и отправляет на сковородку пару стейков.

– Я не хочу есть! – заливался слезами трехлетний Джеффри, когда перед ним оказывался кусок только что поджаренного мяса с кучей нелюбимых им овощей.

Лайонел начинает молча жевать кусок плохо прожаренного мяса. Слышится лишь неприятный стук металлического ножа о тарелку. Джеффри безо всякого энтузиазма ковыряет детской вилкой в овощах. Почему-то в этот момент всегда возникает такое напряжение, какое обычно бывает на экзамене. Причем Джеффри и Лайонел в роли нерадивых студентов.

– Прекрати капризничать! Мальчики не капризничают! Ешь немедленно! – возмущается женщина.

– Я не хочу…

– Ешь, – тихо шипит Лайонел. – Не обижай маму.

– Ну конечно, тебе не нравится, как я готовлю. Эти мамаши из детского сада рассказывают, как я плохо готовлю, а ты веришь, – восклицает Джойс, лицо которой уже начинает кривится от подступающих слез. – Мне все говорили, что ты отстаешь в развитии, но я не хотела верить…

Джеффри начинает как можно быстрее заталкивать в рот куски мяса, но это не помогает. Лайонел с тоской смотрит на сына и начинает привычно успокаивать женщину. Он встает из-за стола и идет к жене, но всегда останавливался в полуметре от нее и еще мгновение медлит, прежде чем положить ей руку на плечо.

– Садись за стол, дорогая, ты же, наверное, так устала за сегодня, – говорил он. Через несколько минут Джойс все же садится за стол и, все еще всхлипывая, накладывает себе в тарелку еду. И вот она уже разрезает свой стейк, но, как назло, ей попадается самый непрожаренный кусок. Она кривится от отвращения и бросает нож на стол. Прибор перелетает через всю поверхность стола и падает между Джеффри и Лайонелом.

– Вы не могли сказать, что мясо не прожарено?! Зачем ты разрешил ребенку это есть? А ты зачем ешь? – закипает женщина.

– Даже здесь ты умудряешься все испортить, – с досадой шипит Лайонел.

Самой нормальной и естественной реакцией в этом случае будут слезы. Вот Джеффри и плачет, но только поначалу. Впоследствии он учится отключаться. Как только голоса родителей достигают определенного уровня децибел, мальчик перестает их слышать и молча ест то, что было на тарелке, стараясь вникнуть в то, что показывали на экране громоздкого телевизора.

Утро следующего дня мало чем отличается от предыдущего. Лайонел старается уйти до того момента, когда проснется жена. Он любит ее, но ему просто жизненно необходимо выпить утренний кофе в одиночестве. Будильник Джеффа звонит ровно в тот момент, когда хлопает входная дверь. Он тут же просыпается. Спустя пару минут дверь в комнату приоткрывается. Джойс неловко стоит на пороге и говорит:

– Просыпайся, пора в садик.

Через несколько минут заспанный Джеффри уже выползает на кухню. Несмотря на взъерошенный вид, он уже одет и собран. Джойс, ни слова не говоря, ставит перед ним пластиковую бутылку с молоком, коробку с хлопьями и тарелку. Наконец Джойс догадывается включить телевизор, моментально разрушающий мертвенную тишину.

Все так же молча и немного неуклюже они идут к машине, так же едут к садику, расположенному на другом конце города. Джойс паркует машину совсем близко от входа. Джефф выходит из салона и ждет самого странного момента всего дня.

– Иди сюда, – говорит Джойс и нагибается, чтобы поцеловать сына в щеку. Джефф инстинктивно отстраняется, чувствуя напряжение и неловкость, с которыми приходится бороться Джойс, чтобы выполнить этот необходимый любящей матери ритуал. – Веди себя хорошо, – говорит на прощание она.

Когда Джойс приезжает в садик, чтобы забрать сына, оказывается, что к завтрашнему дню срочно нужно купить или сделать маскарадный костюм. Все встреченные по дороге мамочки интересуются, какой костюм собирается шить Джойс. Женщина бормочет что-то невразумительное и тащит за руку сына. Приходится сразу ехать в ближайший супермаркет, где в отделе хозяйственных товаров всегда валяется несколько нераспроданных с прошлого Хэллоуина костюмов. Джефф в предвкушении нового костюма Бэтмена, который, о чудо, находится среди жуткого вида шапок, изображающих белок и собачек.

– Не веди себя как идиот, над тобой будут смеяться, а значит, и надо мной тоже, – раздражается женщина и отбирает костюм Бэтмена. Вместо него она находит костюм пушистого зайца, который, по ее мнению, больше подходит ребенку трех лет.

– Вот в нем ты будешь выглядеть самым красивым мальчиком, – удовлетворенно говорит женщина.

– Но я хочу костюм Бэтмена, – робко начинает хныкать ребенок, будто пробуя почву, есть надежда на покупку костюма или нет.

– В нем ты будешь идиотом, – отрезает женщина и быстро шагает к кассе.

Вечером, когда домой возвращается Лайонел, Джойс просит Джеффа примерить новый маскарадный костюм. Мальчик горестно вздыхает и плетется в свою комнату, чтобы примерить новый костюм. Плюшевый комбинезон стесняет движения, в нем нельзя ни руки поднять, ни побежать.

– Смотри, какой у нас красивый мальчик, – фальшиво восклицает Джойс, когда Джефф появляется на пороге кухни.

– В магазине не было чего-нибудь более мужественного? – скептически спрашивает Лайонел.

– Если тебе не нравится, мог бы сам позаботиться об этом! – парирует женщина.

Джефф решает, что лучше молча удалится в свою комнату, ведь скоро начнется последний на сегодня выпуск дядюшки Попая.

– Разве в магазине не было более подходящих для мальчика костюмов? – жеманно интересуется у Джойс мама какой-то девочки в костюме принцессы.

– Был костюм Бэтмена, но Джефф решил, что этот ему больше нравится. Главное ведь, чтобы детям нравилось, – легко находится Джойс, наблюдая за тем, как Джефф неуклюже мнется в углу зала, пытаясь научиться двигаться в этом комбинезоне.

– Конечно! Я тоже всегда так говорю, – преувеличенно восторженно восклицает дама.

В этот момент пара мальчиков в костюмах супергероев решают напасть на зайца. Остальные дети с интересом наблюдают за происходящим. Кто-то уже толкает Джеффа, тот, естественно, падает. В этом комбинезоне даже толкать было не обязательно, Джеффри и сам бы упал. Дети уже собираются в плотное кольцо, с интересом наблюдая за тем, как пытается подняться плюшевый заяц. И вдруг дети начинают смеяться. Родителям не видно того, что происходит внутри круга, но это что-то из ряда вон выходящее.

При виде того, как дети собираются в круг, желая посмотреть на представление, Джеффу становится страшно. Волна охватившей тревоги уже заставляет его начать подниматься, чтобы убежать отсюда. Когда кто-то убегает, кто-то обязательно должен нападать. Джефф неуклюже катается по полу, пытаясь встать. Заметив это, мальчик в костюме супергероя уже кидает в него игрушку, чем вызывает борю хохота. Джефф вновь падает. Краем глаза он уже видит, как над ним повис пугающего вида пластиковый грузовик. Он дергается, скорее инстинктивно, чем осознанно. Снова хохот. Джефф дергается еще раз, и реакция повторяется. И вот уже он корчится в псевдоприпадке под общее одобрение всех детей в группе. Именно в этот момент их замечает воспитательница и разгоняет толпу несанкционированно смеющихся детей.

– Миссис Дамер, нам нужно с вами поговорить, – заявляет в конце праздника воспитательница. – Джефф очень хороший мальчик, но слишком застенчивый…

Женщина рекомендует им завести какое-то домашнее животное, что вызывает массу негатива со стороны Джойс. Она не выносит вида шерсти и даже представить боится, сколько ее будет скапливаться на ее любимом паласе, если они заведут собаку. А о собаке Джефф мечтает уже давно. Он восторженно наблюдает за тем, как на лужайке перед домом соседские дети играют со своим домашним любимцем, толстым черным спаниелем. Ничуть не боясь, он мог остановиться перед дворовым псом и начать его гладить. Они возвращаются домой. Джефф кидает плюшевый комбинезон на диван и бежит на кухню.

– Выкинь этот уродливый костюм, – визжит Джойс, уже представляя то, как вместо костюма на том же месте лежит отвратительно пахнущий, блохастый пес.

Джойс неосмотрительно рассказывает о своем разговоре с воспитательницей мужу. Тот слушает с воодушевлением. Собака – это же прекрасная идея. С ней нужно гулять утром и вечером, а это целый час времени наедине с собой. Это радость и веселье, и, в конце концов, это ведь правда полезно для ребенка.

Идея о покупке собаки откладывается. Придя домой, Лайонел обнаруживает сына лежащим посреди кухни. Поняв, что сын еще дышит, он поднимает его и несет в машину. Нужно как можно скорее отвезти его в больницу. Джеффа продолжают мучить страшные боли, от которых его то и дело бьют судороги. В остальное время он практически не шевелится.

Врачи диагностируют паховую грыжу и в срочном порядке везут Джеффа в операционную.

– Почему вы раньше не обратились? – с упреком спрашивает его врач, выходя из смотровой.

– Дома была только жена, она, наверное, не заметила… – начинает оправдываться Лайонел, но доктор делает останавливающий жест и спешит скрыться в операционной. Лайонел звонит Джойс, чтобы рассказать о том, что Джеффа отвезли на операцию.

– Он же притворяется! Ты сказал им, что он притворяется?! – воскликнула женщина.

Лайонел в припадке ярости бросает трубку.

Джеффри везут в операционную. Три хирурга местной больницы суетятся вокруг него, говорят какие-то термины, которых он никогда раньше не слышал. Включают лампу, которая тут же ослепляет глаза. Кто-то говорит что-то про анастезию.

– Слышишь, парень, сейчас я тебе сделаю укол, и нужно будет считать от десяти до одного, понял?

Джеффри кивает и тут же начинает считать. Укол даже не чувствуется на фоне общей боли, скручивающей все внутренности в тугой узел. На секунду он как будто падает в бездну, но где-то вдалеке еще слышатся голоса хирургов. Что-то металлическое касается его кожи. Джеффри чувствует новую волну боли, но почему-то не может ни кричать, ни говорить.

Спустя сорок минут операция заканчивается. Джеффри просыпается через несколько часов. Оказывается, ему сделали самую настоящую операцию по удалению паховой грыжи. Что такое грыжа, он, конечно, понятия не имеет, но вот суть сказанного улавливает. Ему отрезали что-то в паху.

Уже на следующий день его выписывают домой. Джеффри продолжает мучится от боли, но врачи говорят, что это скорее истерическое, и выписывают ему сильное снотворное. Лайонел усаживает мальчика на больничное кресло-каталку и везет его к выходу. Отец просит сына подождать, пока тот пригонит машину ко входу. Пока Лайонел возится с машиной, Джеффри пытается снять бинты.

– Зачем ты это делаешь?! – Лайонел в ужасе подбегает к сыну.

– Хочу посмотреть, не отрезали ли мне все, – хнычет Джеффри.

Лайонел кое-как успокаивает сына, но только на пару часов. Еще несколько дней мальчик мучается от боли и все время интересуется у родителей, не отрезали ли ему половые органы. Это буквально выводит из себя Джойс, которая совсем недавно узнала о том, что беременна вторым ребенком.

– Если я умру, у тебя будет другой ребенок, – рассудительно заявляет Джефф.

– Прекрати говорить глупости, ты всегда говоришь только глупости! – осекает его Джойс. Эти дни после операции превращаются для нее в настоящий ад. Как только она рассказала Лайонелу о своей беременности, тот потребовал, чтобы она немедленно прекратила принимать таблетки. Она уже несколько лет сидит на успокоительных и обезболивающих, отказ от таблеток для нее равносилен катастрофе. Чем дольше она принимала таблетки, тем темнее и чернее для нее казался тот период жизни, когда она жила в каком-то кромешном аде и оцепенении. Ей психологически сложно принять тот факт, что нужно будет несколько месяцев жить без таблеток. То и дело Лайонел находит пузырьки с лекарствами и выкидывает их. Теперь еще Джеффри целыми днями сидит дома и говорит какие-то глупости. Так много глупостей…

Спустя месяц Джеффри вновь начинает посещать школу, а в доме практически не остается разбросанных повсюду антидепрессантов. Теперь Лайонел отвозит Джеффа в школу и привозит его домой. Джойс все больше времени проводит в постели. Часто она тихо плачет, непонятно из-за чего. В их доме больше не появляются друзья и приятели, коих и раньше было немного. Лайонел то и дело уезжает снова на работу после того, как привозит Джеффа. Когда он все же остается дома, то все свободное время проводит в гараже. Джеффри с каждым днем становится все более тихим и замкнутым.

– Мистер Дамер? Я бы хотела с вами поговорить по поводу Джеффри, – говорит однажды школьная учительница Джеффа.

– Он перестал успевать по какому-то предмету? Может, нужны дополнительные занятия? Знаете, он ведь никогда не был вундеркиндом, но он ведь очень старательный.

– Что вы! Джеффри лучший ученик по всем предметам, я хотела…

– Лучший? – удивляется Лайонел. При всем желании он бы не мог предположить, что сын получает хоть по какому-то предмету хорошие отметки. Он был уверен, что Джефф, как и сам Лайонел в детстве, еле-еле дотягивает до отметки «С» за контрольные. Если он отличник, почему он никогда об этом не говорит, не хвастается?

– Да, Джефф значительно лучше развит, чем все наши ученики. Он опережает свой возраст на пару лет, но дело не в этом, – рассеянно говорит учительница, – у него совсем нет друзей, и в последнее время он стал еще более замкнутым, чем раньше. У вас дома все хорошо?

– Да, все как обычно. Вскоре у Джеффа должен появиться брат, может, дело в этом? – рассуждает вслух Лайонел.

– Ну конечно! Он просто ревнует! Нужно объяснить ему, что теперь его будут любить не меньше, а больше. Нужно дать ему право выбора! – радуется женщина. Такое ощущение, что она вдруг вспомнила какой-то урок по психологии, который наконец ей пригодился.

– Какого выбора?

– Джеффа никто не спрашивал, хочет ли он брата. Он чувствует себя обманутым. Ему нужно дать понять, что его мнение важно и значимо для вас. Лучше всего, если дать ему возможность выбрать имя для брата. Вы уже думали об имени?

– Нет пока…

Несколько раз после этого разговора Лайонел пытается доверительно поговорить с сыном. Примерно так, как показывают в кино, но каждый раз этот разговор обрывается на полуфразе.

– Джефф, ты знаешь, что скоро у тебя появится брат? – интересуется Лайонел.

– Да, знаю, пап.

– Ты рад?

– Да, я рад.

На этом все разговоры заканчиваются. Иногда Джефф роняет какие-то фразы о том, что когда у родителей появится новый сын, он сможет умереть и никто не будет переживать, ведь у них будет уже другой ребенок. Впрочем, на эти фразы Джойс не обращает внимания, да и Лайонел пропускает это мимо ушей.

Вскоре наступает момент, когда Джойс пора везти в роддом. На сей раз роды проходят спокойно. Мальчик рождается здоровым, с хорошим весом и ростом, но, что еще более важно, Джойс вполне спокойно начинает кормить малыша. По крайней мере, в первые дни после рождения.

– Какая прекрасная картина! Вся семья в сборе! Вы уже придумали имя для Дамера-младшего? – воркует вошедшая в палату медсестра.

– Ты уже придумала имя для малыша, дорогая? – интересуется Лайонел, наблюдая за тем, как жена кормит ребенка грудью.

– Нет, я думала, ты выберешь. Какие у тебя варианты? – безучастно откликается Джойс.

– Я думал, знаешь, пусть Джефф выберет имя, как считаешь? – отвечает Лайонел. – Как думаешь, Джефф? Какое имя тебе нравится?

– Не знаю. Может быть, Дэвид? – тихо говорит стоящий в дверях Джефф.

– Это же отличное имя! Пусть будет Дэвид! – преувеличенно бодро говорит Лайонел.

Джойс и Джефф с одинаковым выражением лица пожимают плечами. Им обоим это кажется какой-то глупостью, не стоящей обсуждения. Все равно что обсуждать, какие чашки больше подойдут для кухни, розовые или синие.

Когда Джойс возвращается домой, все возвращается на круги своя. Малыш растет вполне здоровым ребенком, Джефф продолжает ходить в школу, где его даже учителя перестают спрашивать. Он и так отлично успевает, не стоит лишний раз тревожить ребенка, у которого только что родился брат.

И вот уже по небольшому дому Дамеров бегает смешной, белый, двухмесячный щенок терьера, которого решают назвать Фриски. Все свободное время Джефф проводит, играя со своей собакой, плачет, когда вечером его не пускают пойти гулять с ней, и то и дело норовит лечь вместе с ней спать. Фриски моментально становится всеобщей любимицей. Все дети не могут скрыть зависти к Джеффу. Ведь у них-то уже взрослые собаки, а у него самый настоящий щенок. Впрочем, даже когда Фриски подрастает, ей удается сохранить свой статус любимицы. Белоснежная, кучерявая и отчаянно дружелюбная, она норовит прыгнуть ко всем на руки и лизнуть человека в нос. Особенно необходимо это сделать, если человек выглядит грустным. В этом же и есть великая миссия собаки: лизнуть в нос грустного человека.

Мать Джеффа часто выглядит грустной. Особенно когда таблетки заканчиваются. Фриски прыгает ей на руки, лижет нос, после чего отлетает к другой части комнаты. Спустя какое-то время ситуация повторяется. Такова уж нелегкая работа собакой.

Джефф придумывает тысячу и один трюк, как оставить Фриски на ночь у себя в комнате. Каждый раз, когда он видит, как мама отметает собаку от себя, словно та неживая, ему чуть ли не физически больно. Ему просто жизненно важно знать, что ночью Фриски будет рядом с ним, в безопасности спать где-нибудь в ногах, зарывшись в кучу плюшевых игрушек. Это, кстати, один из трюков. Маленькая Фриски очень похожа на плюшевую игрушку, поэтому в куче таких же игрушек, да и еще при свете одного ночника, ее легко не заметить.

– Мне предложили работу в Дойлстауне, – сообщил однажды Лайонел. – В водоочистной компании. Там платят вдвое больше, чем здесь.

Джойс тяжело восприняла эту новость. Она стала пить больше таблеток, чем обычно, но веселее от этого не становилась. Наоборот. Все чаще она могла заплакать при виде совершенно странных, вроде бы совсем не грустных вещей. К примеру, она часто плакала, когда ее внимание привлекал мультфильм, который Джефф смотрел по телевизору. Плакала, когда видела то, как работает садовник. Если второе Лайонел еще мог понять – Джойс недавно закончила курсы флористики и даже решила пойти работать в цветочный магазин на полставки, – то что же грустного в мультфильмах про несчастного кота и надоедливую мышку, он не понимал.

Сначала Лайонел взял несколько дней отпуска за свой счет и съездил в Дойлстаун для подписания договора, а затем уже они начали готовиться к большому переезду. Вещей у молодой семьи уже накопилось достаточно много, Джефф подрос и игрушек поприбавилось, да еще к тому же и Фриски. Джойс категорично заявила, что не поедет в столь длительное путешествие вместе с собакой в салоне. Дойлстаун находился в сутках езды от Эймса, и это если ехать без отдыха, что вряд ли можно было представить, путешествуя с маленьким ребенком.

– Мы можем поехать на двух машинах, – предложила Джойс.

Джойс ездила на совсем стареньком автомобиле марки «Паккард», который вряд ли смог бы осилить такое путешествие. Да и деньги им сейчас были очень нужны, а на продаже машины можно было заработать долларов 700, что по тем временам было вполне ощутимой суммой.

Они начали собирать вещи за день до отъезда.

– А где поедет Фриски, спереди или сзади? – поинтересовался Джефф, разглядывая гигантские коробки с повседневным скарбом.

– Джефф, Фриски с нами не поедет, она останется здесь, – чуть помедлив, сказал Лайонел.

Он совершенно не знал, что ему говорить, как сказать о своем решении усыпить Фриски. Он даже сам не был уверен в правильности этого решения. Оно было самым разумным, но как это повлияет на Джеффа? Педагогично ли это?

Лайонел был далек от сильных переживаний по поводу собаки. Да и в принципе испытывать какие-либо сильные эмоции ему было не свойственно. Он знал это за собой и знал, сколько проблем в жизни может быть у Джеффа из-за этой холодности и отстраненности. Поэтому Лайонел продолжал частенько читать книги по психологии и педагогике. Как и советовали в таких случаях психологи, Лайонел старался говорить с Джеффом, как со взрослым. Да он и всегда так с ним разговаривал. Как и предписывали педагогические брошюры, он решил уступить сыну в малом и согласился взять его с собой на последнюю прогулку с Фриски.

– Ты ведь понимаешь, что мы не можем взять с собой Фриски, ты же умный мальчик? – интересуется напоследок Джойс.

– Да, мама, я все понимаю, – обреченно говорит Джефф.

Ничего не подозревающий веселый терьер с радость прыгает на руки и озабоченно тыкается в нос, пытаясь развеселить Лайонела и Джеффа. Джефф ни на секунду не выпускает Фриски из рук всю дорогу до ветеринарной клиники. Врач в клинике встречает их улыбкой, которая постепенно улетучивается с лица, когда он узнает, что посетители приехали на усыпление. Терьер абсолютно здоров, молод и весел, зачем такого усыплять, если можно заплатить каких-то двадцать долларов и отдать его в питомник. Тяжело вздохнув, ветеринар уже достает из шкафчика нужное лекарство и замечает в дверях тревожно наблюдавшего за происходящим Джеффа.

– Вы не хотите отвезти ребенка погулять? – интересуется ветеринар.

– Я буду с Фриски до конца, – тихо, но твердо произносит Джефф.

– Я обещал, – извиняющимся тоном произносит Лайонел.

Фриски добродушно позволяет сделать себе укол. Постепенно она становится все менее воодушевленной и радостной, взгляд ее туманится, и она засыпает. Она уже полчаса как заснула в последний раз, но Джефф продолжает ее гладить. Ветеринар неловко кладет ему на плечо руку и говорит, что им пора идти.

– Теперь ведь мы можем взять ее с собой, да? – спрашивает Джефф отца.

– О чем ты, Джефф? Фриски больше не проснется.

– Я знаю, она превратится в скелет. Ее можно будет положить в сумку, и теперь от нее не будет шерсти. Совсем никакой шерсти, пап. Можно мы возьмем ее с собой? – заплакал Джефф.

* * *

1992 год

– Суд штата Висконсин вызывает для дачи показаний Джудит Беккер, выступающую со стороны защиты. Мисс Беккер, пройдите, пожалуйста, на место свидетеля и положите правую руку на конституцию США. Мисс Беккер, клянетесь ли вы говорить правду?

– Да, Ваша честь, клянусь.

– Итак, мисс Беккер, являлись ли действия Джеффри Дамера следствием болезни?

– Да, Ваша честь. Мы провели серию бесед с мистером Дамером. Разоткровенничавшись, он рассказал многое о своем детстве, о нездоровой обстановке, царившей в их доме. На мой взгляд, именно это повлияло на развитие болезни.

– Уточните пожалуйста, что вы имеете в виду? Насколько я знаю, Джеффри Дамер рос в достаточно благополучной семье.

– За внешним благополучием часто скрывается абсолютное равнодушие. Когда Джеффри был маленьким, семья часто переезжала, совершенно не заботясь о чувствах ребенка, которому раз за разом нужно было находить свое место в этом мире. С одной стороны, они заводили домашних животных, чтобы ребенку было с кем играть, но с другой – их каждый раз приходилось оставлять при переезде на новое место. Для ребенка это становилось настоящей трагедией, и в конечном счете он сам больше не хотел заводить себе питомца. Джеффри Дамер рос в обстановке абсолютного одиночества, отчуждения, бесконечных ссор между родителями, не имея друзей и близких. Чтобы избежать одиночества, он стал коллекционировать трупы мертвых животных. Они, по его нездоровой логике, навсегда должны были остаться с ним и скрасить его одиночество.

– Весьма оригинальный способ заводить друзей.

– Я бы сказала, болезненный и патологичный.

– Мисс Беккер, диагностировали ли вы какое-либо заболевание у обвиняемого?

– Вследствие тяжелого детства и отчуждения со стороны родителей у мистера Дамера развилась тяга к мертвым телам. Некрофилия является психическим заболеванием, требующим медицинского вмешательства. У Дамера некрофилия достигла крайних форм проявления и переросла в категорию некрофилических убийств, что, несомненно, говорит о наличии психического расстройства.

Глава 3

1960 год: К нашему окну часто приходит белка и ест крошки. Джефф хохочет, когда мама щелкает, чтобы подозвать белку.

Первый День Рождения: 21 мая 1961 год.

Устроили дома вечеринку. Развесили повсюду украшения, серпантин, воздушные шары, цветы и раздали всем колпаки.

Первое слово: Ма-ма.

Первая фраза: Подними, пожалуйста (на ручки)

Ноябрь, 1961: У нас появилась черепаха. Джефф ее обожает.

Из записей «Первой книги малыша»

Джеффри Дамера. Книгу вела мама

Джеффри, Джойс Дамер (Флинт)

1967 год

Однажды Джефф и Лайонел привычно открывают дверь своего дома и слышат отчаянный плач Дэвида. Ничего удивительного. Джойс могла уснуть и пока еще не успела подойти к ребенку, всякое бывает. Лайонел подходит к кроватке, берет ребенка на руки и только после этого идет в спальню. На кровати, распластавшись в карикатурно-изысканной позе, лежит Джойс. Лицо ее мертвенно-бледное, а на полу возле кровати виднеется рвота. Только в этот момент Лайонел видит аккуратно выставленные на тумбочке упаковки с сильным транквилизатором, который Джойс пила еще в Эймсе.

– Джефф, Джефф, звони немедленно в больницу, твоей маме плохо! – в ужасе кричит Лайонел, пугая тем самым только-только успокоившегося Дэвида.

* * *

1967–1975 годы

Городок Бат, штат Огайо, расположен в нескольких километрах от Акрона, где Лайонелу предложили новую работу в PPG Industries. На въезде в городок для трехсот человек висит огромная вывеска, на которой значится надпись: «Добро пожаловать в Бат. Сюда приходят для того, чтобы жить, а не работать».

Вокруг леса и озера. Несколько вечно пустынных улочек – вот и весь город. Здесь всегда сыро и пасмурно. Ни больших магазинов, ни автобусов, ни больниц. Большое старинное здание средней школы, городская ратуша, небольшие магазинчики со всякой снедью – вот и весь «город». Практически каждое утро город окутывает плотный, непроглядный туман. Местные жители шутят, что Карл[5] перебрался из Сан-Франциско сюда. Буквально в паре сотен метров от школы Джеффа начинается лес, полный тайн и загадок. Туда бегают все мальчишки, втайне надеясь найти какой-нибудь труп, как в романах Стивена Кинга.

Дом семьи Дамеров располагается на окраине города у самой черты леса. Джеффу удобнее бегать в лес, чем всем его одноклассникам. Во-первых, ему этого, в отличие от них, никто не запрещает, во-вторых, первые деревья кромки леса находятся метрах в десяти от дома. Значительно удобнее. Да и тропы здесь более загадочные, чем вдоль и поперек исхоженные школьниками лесные тропки возле школы.

Джойс благополучно спасли в больнице Дойлстауна, но слухи о безуспешной попытке самоубийства уже поползли по городку в несколько сотен жителей. Стали поговаривать, что Лайонел бьет жену и сына. На мужчину стали коситься на работе, так что он стал потихоньку рассылать резюме в различные компании, подальше от Дойлстауна. Первое же предложение поступило из Акрона, и уже через пару месяцев они с женой и детьми перебрались в Бат. Отсюда было удобно добираться до работы, а недвижимость стоила значительно дешевле, чем в Акроне.

Джеффри уже одиннадцать лет, у него никогда не было постоянных друзей, никогда не было веселых дней рождения с приглашенными клоунами и смешными колпачками, и никогда больше он не захочет заводить домашнее животное. Особенно собаку. Их слишком больно терять.

Бат расположен на нескольких холмах. В самом центре городка, то есть минутах в десяти от дома Дамеров, расположена средняя школа Eastview Junior High, куда и записывают Джеффри. Это самое большое и величественное здание Бата, окна которого выходят на католическую церковь. Оба этих здания выполнены в немного готическом стиле, отчего вид города делается еще более мрачным и пустынным.

Вы когда-нибудь были новичком в средней школе? Испытание похлеще прыжка с парашютом. Ежедневного прыжка с парашютом. А уж если это единственная школа округа, население которого составляет девять тысяч человек, то здесь уровень угрозы возрастает многократно. Конечно, учиться в неблагополучном районе Нью-Йорка не менее сложно и опасно, даже наоборот, но и в Eastview Junior High жизнь Джеффри была поначалу совсем не простой.

Плохо одетый мальчик в больших очках, со светлыми вьющимися волосами, тут же становится объектом насмешек. Джеффри всегда садится на последнюю парту и пытается скрыться за учебниками. Такие ученики редко выполняют домашнее задание, поэтому поначалу учителя стараются его не спрашивать.

Бат – небольшой городок на триста домов, поэтому и учеников в средней школе здесь не так уж много. Оживление здесь наблюдается лишь по утрам, когда все местные жители ведут своих детей в школу, целуют их, а затем садятся в машину и едут в Акрон на работу. В период с шести до семи вечера тут также иногда можно встретить людей, так как все спешат с работы домой, к своим семьям. Во все остальное время Бат производит впечатление города-призрака. Но тут живут люди. Вернее, они там жили в середине 1970-х, сейчас это место представляет собой триста заброшенных домов, каждый из которых легко можно приобрести долларов за триста-четыреста. Причем заплатят их вам, чтобы только избавиться от совершенно бесполезной, но облагаемой налогами недвижимости.

По соседству с Дамерами живут две семьи: Шейренберги и Ричардсоны. Джорджия Шейренберг, мать двух детей возраста Джеффри, искренне радуется тому, что по соседству с ней теперь будет жить семья с мальчиком возраста ее детей. Дом Ричардсонов находится в нескольких сотнях метрах от Дамеров. Они сдержанно приветствуют Дамеров, но никак не проявляют желания общаться. Сын мисс Ричардсон Кент в школе делает вид, будто не знаком с Джеффри, но, видя то, как он выходит из своего дома, всегда вежливо кивает и держится другой стороны улицы. В школьной столовой Джеффри неизменно достается самый отдаленный и неудобный угол, в котором приходится есть в одиночку. Его пока еще не сделали изгоем, но он уже отчаянно близок к этому.

Однажды, когда уже близок конец учебного года, Джеффри идет к выходу из здания школы. Газон перед школой сейчас представляет собой самое многолюдное место в городе. Ни дети, ни учителя пока не спешат домой, радуясь неожиданно хорошей погоде. Джеффри начинает спускаться вниз по лестнице, как вдруг его сбивают с ног несколько детей помладше. Стоящие группой его одноклассники, в том числе и дети мисс Шейренберг, начинают покатываться со смеху. Джеффри отряхивается и испуганно смотрит на них.

– Извини, это правда выглядело очень смешно, – говорит кто-то из них.

Новичку средней школы Eastview Junior High не остается ничего, кроме как улыбнуться в ответ и постараться как можно быстрее уйти отсюда, так как этот смех буквально выводит из себя. Он просто не может для себя понять, издеваются над ним сейчас, или просто он правда смешно упал.

Лайонел, которому Джеффри пересказывает случившееся накануне, пожимает плечами и цитирует известную фразу Чарли Чаплина: «Нет ничего смешнее, чем падающий человек».

– Тебе нужно завести друзей и начать заниматься спортом, – привычно напоминает отец Дамера. Это их вечный спор. Лайонел хочет, чтобы у Джеффри было много друзей и отличные отметки в школе. Если с оценками все не так сложно, то вот друзей Джеффри так и не нашел.

Выйдя на улицу утром, Джеффри видит, что во дворе мисс Шейренберг собрались почти всего одноклассники. Соседка приветственно машет ему рукой и приглашает его поиграть вместе с другими детьми. Ему этого отчаянно хочется, но он начинает вежливо отказываться. Мисс Шейренберг проявляет настойчивость, и Джеффри все же идет к соседям. Дети без особенного восторга воспринимают новость о том, что Дамер присоединиться к их компании. Они увлечены какой-то игрой и предлагают Джеффри подождать в углу, пока они доиграют. Джеффри садится на лужайку рядом с домом Шейренбергов и начинает наблюдать за игрой. Неподалеку в садовом кресле сидит мисс Шейренберг и ободряюще улыбается Дамеру.

Так проходит немало времени, а раунд игры все никак не заканчивается. Джеффри так и продолжает сидеть чуть поодаль и наблюдать. В этот момент кто-то из детей соседки резко оборачивается и падает, ударяясь при этом о железное барбекю, стоящее на заднем дворе дома. На мгновение все стихает, как будто никто не знает, как на это реагировать. Как вдруг Джеффри начинает хохотать, наблюдая за корчащимся от боли мальчиком. Ведь нет ничего смешнее упавшего человека, правда? Ведь еще вчера над ним точно так же смеялись.

– Ты совсем сумасшедший, да? Прочь из моего дома немедленно! – визжит мисс Шейренберг и несется на помощь своему сыну. Джеффри поднимается и непонимающе смотрит на все это несколько мгновений. Все остальные дети поглядывают на него с каким-то чувством превосходства и брезгливости на лицах. Джеффри ничего не остается, кроме как уйти поскорее отсюда.

Еще очень долго он будет обдумывать произошедшее и не понимать, что именно сделал неправильно. Он никогда не умел понимать эмоции других людей. Если одним это дается с рождения, то другим приходится постигать эту науку долгие-долгие годы. Но даже тогда они не будут так тонко чувствовать собеседника, как те счастливчики, которые с рождения умеют тонко чувствовать настроение других людей. Ребенок, оказавшись в ситуации, когда его, с одной стороны, психологически отвергают, а с другой – демонстрируют заботу, попросту не может научиться распознавать эмоции других людей. Уже во взрослом, осознанном возрасте они пытаются обучиться этому искусству, но единственный способ, каким это можно сделать, – копировать других людей. Повторять ту реакцию, которую наблюдал накануне в схожей ситуации. В тот раз Джеффри рассмеялся, чем навсегда испортил отношения с мисс Шейренберг и ее детьми.

С тех пор его начинают сторониться в школе. Причем не только дети, но, кажется, и учителя. Джеффри легко справляется со всеми заданиями, поэтому получает неплохие отметки. Это дает учителям возможность попросту не замечать его. Если бы у Джеффри были плохие отметки, то его бы приходилось ругать и общаться с родителями, если бы оценки были исключительно хорошими – приходилось бы хвалить. Джеффри никогда не выполняет домашние задания, предпочитая тратить свободное время на просмотр телевизора, за что всегда получает низшие оценки. Во время проверочных работ он неизменно демонстрирует хорошие знания. Таким образом, у него выводится средний уровень знаний, что всех устраивает. Его никогда не хвалят, но и нечасто ругают. Разве что за прогулы, которые случаются с завидной регулярностью.

Летом между пятым и шестым классом Джеффри Лайонел уговаривает жену лечь для обследования в психиатрическую клинику. Это всего несколько дней, да и нет в таком обследовании ничего страшного. Но не для Бата, в котором никогда ничего не происходит. Клиника располагается в единственном крупном городе поблизости, Акроне. Естественно, находится несколько человек из Бата, которые там работают и которые, естественно, проговариваются о том, что видели мисс Дамер там, своим соседям. Вскоре слухи о психической неуравновешенности странной и кажущейся излишне высокомерной Джойс Дамер густой паутиной окутывают маленький Бат. Теперь уже все сторонятся Дамеров.

– Дамер, не хочешь рассказать о Гражданской войне Севера и Юга? – спрашивает однажды учительница на уроке естествознания.

– Запросто. 1861–1865 годы. Война между хорошо развитым Севером и рабовладельческим Югом.

– И все? – недовольно интересуется женщина. По большей части она недовольна тем, что Дамер хоть что-то ответил, так как в ее планы входило публичное покаяние двоечника.

– Боевые действия начались с обстрела форта Самтер 12 апреля 1861 года и завершились сдачей остатков армии южан под командованием генерала Стенда Уэйти 23 июня 1865 года… – Дамер говорит все это впервые. Столько слов он не произносил за все время своего обучения. Он уже несколько месяцев как ходит в эту школу. Несколько раз приходилось писать проверочные работы, за которые он получал самые разные отметки – от «С» до «А». Еще ни разу никто не просил его ответить на вопрос. С ним здороваются, но почему-то опасаются заводить разговор. Начало средней школы – самое опасное время. С кем начнешь общаться, тем и будешь по жизни. А кто знает, что это за новенький? Если он станет изгоем, то потащит в эту пучину и тебя. Поэтому сейчас все с удивлением слушают хорошо поставленную речь отличника, так несуразно звучащую с последней парты.

– Как ты все это выучил? – спрашивает болезненно толстый подросток с темными и явно давно не мытыми волосами. Его зовут Ллойд, но все его зовут просто Ли. Он живет на другой стороне Бата, поэтому вне школы Джеффри его встречает редко. Ли обычно садится в самом центре школьной столовой, вместе с самыми уважаемыми учениками. В той компании здоровяка Ли считают тупицей, но все же предпочитают с ним не ссориться. Ли известен своим крутым нравом и может легко побить своего обидчика. Средний балл его по всем предметам трагически низок. То и дело он оказывается на грани отчисления, но каждый раз ему все же удается удержаться в классе.

В этот раз он садится рядом с Джеффри и начинает расспрашивать его о том, как тому удалось выучить столько слов. Джеффри немного заикается от неожиданного внимания со стороны тупицы Ли.

– Сделаешь мне домашнее задание по истории? – интересуется под конец Ли.

– Да, конечно, мне не сложно, – говорит Дамер.

– Ну вот и отлично, друг, – ухмыляется Ли и уходит их столовой.

Так или иначе, у Джеффри все же теперь есть друг. Ли общается с ним только для того, чтобы тот делал за него домашние задания, рефераты и проекты, но все же ведь общается. Иногда Ли даже приглашает Джеффри к себе, чтобы посмотреть фильмы и побездельничать. Джеффри к себе обычно не зовет. Это всегда игра в рулетку. Иногда его мама может вести себя как образцовая домохозяйка, а иногда устроить немыслимую истерику из-за какого-то пустяка. Лучше не рисковать.

Во время летних каникул Ли и Джеффри оказываются не у дел. Им отчаянно скучно, а никаких других вариантов для общения у Ли нет, поэтому он проводит довольно много времени вместе с Джеффри. Вместе они часто слоняются по лесу. Однажды они находят на дороге несколько дохлых крыс. Ли уже хочет пнуть их, но Джеффри его останавливает.

– Давай посмотрим, что у них внутри? – предлагает Джеффри, чем вызывает бурный восторг у Ли.

* * *

1975 год

River High School располагается ровно посередине между Ричфилдом и Батом. Это самая крупная старшая школа в окрестностях Акрона. Неподалеку отсюда располагается крупный для здешних мест торговый центр Summit. Джеффри поступает сюда сразу после окончания средней школы. Каким-то чудом и невероятными стараниями Джеффри сюда попадает и Ли, у которого не было ни малейшего шанса поступить сюда до знакомства с Джеффри. Старшая школа предполагает более индивидуальный график посещения занятий, а заодно и большее количество различных дополнительных занятий. Под давлением Лайонела Джеффри еще в шестом классе записывается в школьный оркестр и начинает учиться игре на кларнете. Когда об этом узнает директор школьного оркестра River High School, он требует, чтобы Джеффри записался и в здешний оркестр. Теперь занятия у Ли и Джеффри практически не пересекаются. Они сидят вместе лишь на занятиях по химии и биологии. Программа теперь у них разная, поэтому и необходимость в общении постепенно сходит на нет.

Ричфилд и Южный Бат, в котором живет Джефф, соединены небольшим отрезком шоссе. River High School расположена как раз посередине. Сегодня последний день для сдачи проекта по химии, поэтому он задержался на пару часов и решил не ждать автобуса. Идти не больше часа. Немногим дольше, чем время, за которое он утром едет до школы на автобусе. Ему-то, в отличие от автобуса, не нужно наматывать круги по всем окрестным поселениям. Нужно всего лишь пройти пару-тройку километров по шоссе. Дорога немного загибается, и там дальше с одной стороны дороги крутой обрыв. Джефф привычно держится по краю дороги, ему нравится чувствовать это легкое чувство опасности, когда он проходит тот отрезок с обрывом. Небольшие камешки под ногами отлетают в сторону и с едва заметным звуком падают в бездну. Это их последний момент перед тем, как исчезнуть навсегда. Почему-то Джеффу всегда жаль эти камешки.

Отрезок с обрывом еще далеко, но Джефф уже сосредотачивается на мыслях об исчезающих в никуда камешках. В этот момент за его спиной слышится оглушительный звук, то ли лай, то ли визг. С секундным опозданием слышится отвратительный скрежет жестяных банок и визг тормозов.

Мимо проносятся несколько дворовых собак. К хвостам каждой из них прочно привязаны жестяные банки из-под томатного супа. Загнанные собаки с совершенно несчастным и безумным видом проносятся вперед, к обрыву. Если они не успеют свернуть, то…

– Привет, Джефф, хочешь с нами? – кричит из машины Ли.

В этот момент слышится отчаянный собачий визг. Звук удаляется и окончательно стихает. Машина, из которой кричал Ли, заворачивает за поворот и останавливается. Выжившие собаки пытаются убежать, но с жестяными банками на хвостах у них это плохо получается.

– Лови их! – кричит Крамер, вылезая из машины.

– Садись к нам! – весело кричит Ли и уже хватает Дамера за плечо, тот успевает увернуться и быстрым шагом уйти вперед. Уже на приличном расстоянии от машины Дамер оборачивается и кричит:

– Прекратите, слышите, прекратите!

Видя, что над ним только смеются, Дамер разворачивается и бежит в сторону дома.

Весь вечер он бездумно смотрит на экран телевизора и практически не шевелится, чем немного пугает отца. Впрочем, что удивительного в том, что сын-подросток проводит свободное время перед телевизором?

На следующий день Дамер видит Ли в школьном автобусе и намеренно садится в другой части автобуса, чем вызывает тихую волну перешептываний, так как все места в автобусе уже давно распределены и теперь толстой девочке с первой парты приходится сесть рядом с Ли. Она ничего не говорит и не выказывает никакого недовольства.

Весь день Дамер старается избегать общения с Ли, но на уроке химии они вынуждены работать в паре.

– Да что плохого я сделал, Дамер, это ж всего лишь животные?! – взрывается Ли. – Кому нужны эти дворовые собаки!

– Что они тебе плохого сделали? – шипит Дамер. Его передергивает от этого последнего удаляющегося вопля какой-то несчастной дворовой собаки.

– Никому не нужные животные! Я могу прямо сейчас при тебе убить кого-то, и мне ничего за это не будет, – взрывается Ли.

Мальчик машет рукой в сторону аквариумов с крысами и лягушками, которыми уставлены все стены класса.

– Смотри, – шипит Ли.

Он решительно идет в сторону аквариума с лягушками и достает специальной лопаткой одну из них. Затем он бросает ничего не понимающее пресмыкающееся на белую поверхность лабораторного стола, берет выданный для занятия скальпель и разрезает лягушку. Дамер цепенеет и не может оторвать глаз от умирающего животного.

– Ли! Зачем ты это сделал?! – кричит учитель, только заметивший то, что происходит за последним лабораторным столом.

– Просто так, – отзывается Ли под тихие смешки класса.

– Немедленно иди к директору! Вам с Дамером я ставлю «D» за проект, – злится учитель.

Ли немного медлит, затем бросает на стол скальпель, хватает школьную сумку с изображением какого-то героя комиксов и уходит из класса, не забыв при этом погромче хлопнуть дверью. Джефф все оставшееся время не мог оторвать взгляд от мертвой лягушки на лабораторном столе. Тот факт, что ее останки нужно будет сейчас выкинуть, кажется ему невыносимым. Он буквально гипнотизирует несчастное, распластавшееся на столе животное. Раздается звонок, обозначающий конец занятия, и Дамер незаметно складывает пакет с останками лягушки к себе в сумку. Так она навсегда останется с ним. Так он не то чтобы продлит ее жизнь, но она хотя бы не исчезнет бесследно.

Спустя неделю после этого эпизода Джефф снова возвращается вечером один. Уже стемнело, но он прошел большую часть пути. Осталось пройти по небольшой дорожке, а затем свернуть на темные улочки Южного Бата.

– Эй, кто это у нас здесь, Дамер? – окликает его какой-то черный силуэт. От улочек южного Бата их отделяет стена огромного заброшенного ангара, служившего когда-то местным жителям складом неизвестно чего.

Сзади слышатся шаги. Пути к отступлению нет, Дамера окружили пятеро старшеклассников. То, что это именно ученики школы, Дамер понял по курткам со школьной символикой, которые были у каждого из учеников, правда, носить их уже было не обязательно.

На фоне стены ангара отчетливо виднеется силуэт одного из парней. У него в руке бейсбольная бита. Человек, стоявший сзади, уже отбирает у него рюкзак, а парень справа бьет его под дых. Дамер скрючивается и падает. Биту никто в ход не пускает, но вот избивают Дамера основательно. Обчищают рюкзак в поисках карманных денег, отбирают куртку, забирают еще какие-то вещи из рюкзака, а в довершение всего кто-то из парней под всеобщее улюлюканье и хохот расстегивает ширинку и мочится на Джеффа.

Затем ночные мстители благополучно сбегают с места преступления, оставляя Джеффа лежать в луже из чужой мочи и собственной крови. Еще где-то полчаса Джефф не решается подняться с земли. Он так и продолжает лежать, прислушиваясь к вибрациям бетонной дороги.

* * *

1992 год

– Мистер Фридман, вы были назначены судом для психиатрической экспертизы Джеффри Дамера, не могли бы вы вкратце изложить основные тезисы своего заключения?

Самуэль Фридман, худощавый мужчина с вытянутым лицом и саркастическим прищуром, резко поднимается со своего места в зале и идет к месту для дачи показаний.

– Положите правую руку на конституцию и поклянитесь говорить правду, – просит судья.

– Клянусь, – кивает психиатр и вопросительно смотрит на судью, ожидая дальнейших указаний.

– Мистер Фридман, к каким выводам вы пришли в ходе серии бесед с обвиняемым?

– Могу сказать, что мне было легко работать с Джеффри, он показал себя весьма открытым для общения человеком с острым, язвительным умом и невероятным, порой весьма трагичным чувством самоиронии. Этот во всех отношениях приятный, общительный и доброжелательный человек был максимально искренен и готов был в сотый и тысячный раз рассказывать о себе и тех ужасах, что он совершал. Хочу отметить, что подсудимому было мучительно больно вспоминать о содеянном. Когда я поинтересовался, что заставляет его в тысячный раз отвечать на одни и те же вопросы, он ответил, что сам хочет узнать, что с ним было не так, и считает своим долгом сделать все, чтобы это выяснили психиатры и не допустили еще раз таких чудовищных преступлений. К моему глубокому сожалению, Джеффри с детства не везло с выстраиванием личных отношений. Я подчеркиваю, что здесь имеет место стечение обстоятельств, а не психопатический склад личности. Сформировавшийся комплекс неполноценности, который часто возникает в подростковом возрасте, на фоне возникших гомосексуальных наклонностей превратился в весьма серьезную дисморфофобию[6]. Осознавая свое внутреннее, душевное уродство и неполноценность, он отчаянно нуждался в любви, но не имел уже навыка выстраивания отношений. Приводя молодых людей к себе домой, он уже знал, что они покинут его, как и все прочие, поэтому нашел для себя способ оставить их навсегда, убивая их. Этим объясняется также и то, что Дамер сохранял черепа своих жертв, а впоследствии стал практиковать каннибализм. Он хотел раствориться в своих жертвах, перестать быть собой и стать кем-то другим.

– Мистер Фридман, я вижу, что вам удалось установить весьма доверительные отношения с подсудимым. Тем не менее вам придется ответить на вопросы, поставленные перед вами судом.

– Да, Ваша честь, я считаю Джеффри Дамера частично вменяемым. Несмотря на явную психическую патологию, он был способен осознавать свои действия и противостоять своим патологическим желаниям. Этим объясняется тот факт, что подсудимый рассказал о ряде эпизодов, когда он сумел не завершить начатое. Не убить. В то время, когда Джеффри проживал со своей бабушкой и использовал в качестве места для убийств подвал дома Кэтрин Дамер, несколько раз случалось так, что мисс Дамер возвращалась домой раньше означенного срока. В таких случаях Джеффри останавливался. Он прибирался и будил одурманенную жертву. Далее он рассказывал о том, что молодой человек перебрал накануне с алкоголем, согласился ехать к нему, но уснул в самый неподходящий момент. Это свидетельствует о том, что Дамер действовал осознанно. Поэтому мой ответ – да, Джеффри является частично вменяемым и да, он осознавал свои действия. И все же хочу отметить то, что этот человек действительно искренне и глубоко раскаивается, он нуждается в психиатрической помощи, и очень надеюсь, что этому интеллигентному и весьма обаятельному человеку еще можно помочь.

Глава 4

Я просто как бы жил в своей собственной выдуманной жизни, в мире фантазий.

Джеффри Дамер

1976 год

Учитель заходит в класс уже после звонка и видит, что все окружили одну из парт. Обычно это означает, что кто-то принес в класс какую-то гадость вроде крысы или хомячка. В этот момент учитель замечает белобрысую голову Дамера в центре толпы. Это уже кажется интересным. Чем он мог привлечь всеобщее внимание?

В этот момент Дамер достает бутылку и делает приличный глоток. По классу разносится характерный запах крепкого алкоголя.

– Зачем ты это принес? – интересуется кто-то из одноклассников.

Дамер кривит свою привычную предприпадочную физиономию, и все тут же начинают довольно смеяться, а заодно и забывают вопрос, который только что задали.

– Это мое лекарство, – тихо, но вполне отчетливо говорит Джеффри.

– Дамер, пойдем-ка к директору, парень, – не выдерживает учитель, который до тех пор стоял в толпе никем не замеченным.

Джеффри отводят в приемную директора школы, где обычно ждут серьезного разговора проштрафившиеся ученики. Спустя минут тридцать директор вызывает Джеффри к себе. Мужчине даже интересно: обычно он знает всех тех, кого к нему приводят, а про этого Дамера он даже не слышал никогда.

Еще больше удивляет тот факт, что у парня нет проблем ни с учебой, ни с посещаемостью. Похоже, это просто небольшой подростковый бунт. Проба пера, так сказать. В этом возрасте еще сложно понять, как бунтовать можно, а как нет. Что, в конце концов, страшного в паре глотков виски? Дамер выглядит настолько перепуганным, что и так понятно: на урок он бутылку притаскивать больше не будет. Ну а по меркам свободолюбивых 1970-х ничего особенно страшного и не произошло.

Директор читает небольшую лекцию о вреде алкоголя и велит Дамеру идти домой и хорошенько выспаться. Домой Джеффри идти категорически не хочется, поэтому он еще долго шатается по лесу, а затем решает не ждать школьного автобуса, а пойти домой пешком. В этот момент он сожалеет, что показал всем свое лекарство. Бутылку отобрали, а сейчас бы виски пришлось очень кстати.

К слову сказать, он никогда все же не напивается. Глоток алкоголя перед школой для него лишь ритуал. Не сделав его, он не сможет веселить одноклассников, а значит вместо того, чтобы исполнять партию школьного шута, он вынужден будет стать изгоем. А этого ему совсем не хотелось. Попробовав раз, это помогло, а вскоре действительно стало «лекарством», средством для общения. Это были 1970-е. Сложно было найти школьника, который бы хоть раз не пробовал алкоголь или легкие наркотики. Правда, такие опыты обычно заканчивались для подростков весьма неприятными минутами в туалете, но не для Дамера. От него всегда немного пахло алкоголем, но он никогда не впадал от этого в беспамятство. Поэтому-то никто из одноклассников и не подозревал о том, что Джеффри пьет каждый день. Дамер, конечно, говорил об этом. Но кто такому поверит? Неприятный запах списывали на паршивый ополаскиватель для рта. Не более того.

* * *

1975–1977 годы

На следующий день после нападения Джеффри как ни в чем не бывало завтракает вместе с отцом. Они привычно молчат, пытаясь раствориться в звуках работающего телевизора. Когда вдруг по какой-то причине телевизор выключается, всем в доме становится не по себе. Кажется, что моментально из самого обычного, наполненного веселым шумом дома небольшой особняк Дамеров превращается в дом-призрак. Как ты ни будешь прислушиваться, почти никогда не услышишь никаких звуков. Здесь никто никогда не разговаривает. Просто не о чем. Единственное исключение – весьма регулярные ссоры Лайонела и Джойс. По большому счету, это и есть то единственное, что их объединяет.

После того как напавшие на Джеффри убежали, Дамер кое-как добрался до дома. Он очень переживал из-за того, что ему придется сказать родителям, но все оказалось напрасно. Никто даже не заметил. Джеффри просто прошмыгнул в свою комнату и потом весь вечер пытался как-то обработать синяки и ссадины. Утром Лайонел все же замечает несколько ссадин на лице Джеффри, но Джеффри говорит, что упал с лестницы. Лайонел ничего не говорит, но не может удержать появившуюся на лице полуулыбку. Его мальчик подрался с кем-то из школы. Именно так и ведут себя обычные подростки. Джеффри – такой же, как все. А это отличная новость. Лайонел всегда очень переживал из-за своей некоммуникабельности и из-за того, что их дом почти никогда не знал гостей. Хоть кто-то в их семье будет обычным. Это хорошо. Это отличная новость. Значительно лучше, чем хорошие успехи в учебе. Какими бы хорошими ни были эти успехи, потом жизнь все равно превращается в рутину без взлетов и падений, и здесь очень важно, чтобы хотя бы эта рутина тебе нравилась. Друзья отлично могут в этом помочь.

Лайонел смотрит на часы и начинает собираться на работу. Школьный автобус Джеффри приедет только через двадцать минут, так что Лайонел не удивляется тому, что Джеффри пока еще не собирается выходить.

Джеффри продолжает сидеть на кухне, пытаясь раствориться в небольшом экране телевизора. Ни через двадцать минут, ни через час он не выйдет на улицу. Кажется, он даже не меняет своей позы. Только изредка отпивает из чашки с кофе.

Джойс в последние несколько дней опять чувствует себя плохо, без конца плачет и не выходит из комнаты. Вероятность того, что она в течение дня выйдет из комнаты, близка к нулю, а вот Лайонел может заехать в середине дня домой, такое иногда случается. Когда стрелка на часах переваливает за 12 часов, Джеффри встает и выходит из дома. Вместо школы он направляется в лес и долго бесцельно шатается по давно уже знакомым дорожкам. Он представляет, как бы он мог отреагировать на вчерашнее нападение. Как бы он ответил. Лучше всего удалось бы ответить, если бы у него был пистолет. Или он хотя бы умел драться. Представляя возможные варианты ответов, он тут же придумывает, как бы отреагировали на него нападающие. И так он минута за минутой приближается к бешенству. Затем вновь успокаивается и начинает придумывать уже новый сценарий. Затем все повторяется. Один раз он настолько распаляется, что ломает пару веток на ближайшем дереве, но холодный воздух Огайо быстро остужает его пыл.

Джеффри не замечает, как начинает темнеть. Здесь, среди деревьев и собственных фантазий, ему хорошо. Значительно лучше, чем дома. Он возвращается ближе к вечеру. Отец дежурно спрашивает, где Джефф пропадал, но даже не слушает заготовленный подростком заранее ответ. Лайонел молча наливает себе немного виски и идет к себе в кабинет. Это его ежевечерний ритуал. Иногда бутылка виски уходит за вечер, но чаще он растягивает ее на неделю, а то и на две. Подумав немного, Джеффри тоже наливает себе стакан виски. Горькая жидкость сначала обжигает и парализует глотку, затем оглушает, но потом Джеффри с удивлением понимает, что ему хорошо. Мысли превращаются в тягучую и монотонную субстанцию. Переживания последних дней больше не беспокоят его, а накопленная за день усталость от прогулки в еще холодном весеннем лесу уходит. Впервые за долгое время Джеффри засыпает без сновидений.

Еще несколько дней Джеффри не ходит в школу, предпочитая вместо этого шататься по пустынным дорогам Огайо. Все хорошее имеет свойство заканчиваться. И вот однажды еще до двенадцати дня домой к Джеффри звонит учительница, чтобы узнать, чем заболел Джеффри. Она не слишком возмущена и обеспокоена. Джеффри всегда хорошо учился и никогда не прогуливал, переживать особенно не о чем.

Проходит еще несколько дней перед тем, как Джеффри все же набирается смелости прийти в школу. Обычно, когда человек возвращается после длительного отсутствия, ему кажется, что в месте, куда он возвращается, все изменилось, мир рухнул, а он едет на сбор обломков. Практически всегда это не так. Мир и люди всегда стремятся к стабильности. В случае с Джеффри все действительно изменилось. Нет, школа не превратилась в груду обломков, но вот положение Джеффри в школьной иерархии действительно изменилось. Притом весьма опасно.

Ли был единственным, с кем Джеффри дружил. Место изгоя вакантно, и Джеффри имеет все шансы, чтобы его получить. Как выжить в школе без друзей? Думаю, никто не будет спорить с тем, что это довольно-таки сложно.

И вот Джеффри вешает куртку в свой шкафчик, закрывает дверцу и идет по коридору. До конца перемены еще несколько минут.

– Эй, Дамер, как здоровье?

– Да, как самочувствие?

– Все еще хочешь себе собачку, а?

Эти вопросы задают с разных сторон. И вот уже один из спрашивающих отбирает рюкзак Дамера и перекидывает его кому-то из приятелей. Вокруг собирается толпа зевак, которым интересно понаблюдать за происходящим. Таким образом, все возможности побега у Дамера перекрыты. Рюкзак продолжает кочевать из рук в руки, а кто-то уже толкает Дамера в плечо. В толпе Джеффри видит непроницаемое лицо Ли. Идея приходит сама собой.

Когда кто-то в очередной раз толкает Джеффри, тот отпрыгивает и начинает корчиться, изображая начало припадка. Это вызывает оторопь и недоумение. Толпа зевак расступается, образуя полноценное место для выступления. Кто-то все же осмеливается ради интереса еще раз толкнуть Дамера. Джеффри отпрыгивает к другой стороне круга, кривит лицо и начинает плавно сползать по кому-то из зевак на пол. И вот уже он корчится, как в эпилептическом припадке. Удивление в толпе сменяется дикой радостью, смешанной с недоумением.

– Он совсем чокнутый, пойдем отсюда, – говорит кто-то из ребят, отобравших рюкзак. Все они начинают нервничать из-за возможных последствий. А если это настоящий припадок? А если кто-то расскажет, что они первыми начали эту потасовку?

И вот уже все больше людей начинают недоумевать. Корчащийся на полу Дамер все же больше похож на больного, чем на клоуна. Кто-то уже предлагает вызвать врача, но тут звенит звонок, приглашающий на занятия. Абсолютное большинство зевак тут же разлетаются по классам, но остается несколько человек, которые вроде бы и собираются на урок, но им все же еще интересно посмотреть на то, чем дело кончится.

Дамер видит, что вокруг больше нет ребят, отобравших у него рюкзак. Он глубоко вдыхает воздух и усаживается на полу, чтобы немного отдышаться.

– Чего смотрите? Урок начался, шоу закончилось, – интересуется Дамер, обводя взглядом все еще не разошедшихся людей.

– Ты совсем больной, Дамер, – бросает кто-то, перед тем как побежать на урок.

На уроке он специально садится за последнюю парту. Кто-то из класса то и дело с интересом оглядывается на него. Каждый раз, когда Дамер замечает заинтересованный взгляд, он корчит свою впоследствии ставшую фирменной припадочную гримасу. В конце концов это замечает учительница и делает Дамеру замечание. Это мало помогает, и тогда женщина решает задать Джеффри пару вопросов по теме урока. К глубокому сожалению женщины, Дамер отвечает на все вопросы.

В школьной столовой Дамер садится за последний стол, но это его личный выбор. Когда кто-то спрашивает у него разрешения сесть рядом, Джеффри на потеху всем окружающим начинает снова изображать начало припадка.

Как выжить в школе без друзей? Есть только две таких роли. Изгой и клоун. Джеффри делает вполне очевидный выбор в пользу второго. Вечером он возвращается домой, дожидается, когда отец скроется в своем кабинете, и наливает себе еще один стакан виски. Произошедшее за день перестает сводить его с ума, и хотя бы на какое-то время Дамер может перестать придумывать все новые сценарии того, как мог бы пройти сегодняшний день.

Через пару месяцев начинаются летние каникулы. За прошедшее время отец Джеффри отремонтировал гараж, расположенный в их доме, под комнатой Джеффри. Джойс стала чувствовать себя лучше и даже стала подумывать о том, чтобы устроиться на работу.

– У меня даже нет своей машины.

– Мы не можем себе ее позволить.

– Поэтому я пойду работать.

– Не говори глупости, никто из твоих подруг не работает. Тебе не нужна собственная машина.

– Не решай за меня…

Подобные споры случаются чуть ли не каждый день, но, по большому счету, это означает, что Джойс пошла на поправку. Депрессия пусть и ненадолго, но вновь выпустила ее из своих липких объятий. Впрочем, Джеффри и Лайонел иногда думают, что было бы неплохо, если бы Джойс вновь перестала выходить из своей комнаты.

Теперь старый гараж, расположенный в ангаре на заднем дворе дома, освободился. Лайонел подумал было снести его, но Джеффри уговаривает его оставить развалюху ему. Что-то вроде увеличенного домика на дереве. Подростку, в конце концов, нужно личное пространство.

– За это ты должен записаться на секции, тебе нужно больше общаться с людьми, – назидательно говорит Лайонел.

Джеффри соглашается и уже на следующий день записывается в секцию школьного хора, чему совсем не рада учительница пения. Она уже наслышана о новом школьном клоуне, любящем изображать припадки. Ей совсем не нужно, чтобы кто-то постоянно срывал ее занятия. Ученики же, наоборот, начинают с интересом коситься на него. Они буквально ждут какой-то выходки, но Джеффри в этот раз их разочаровывает. Он прилежно выполняет все занятия учительницы и ни разу даже не шутит за все время урока. После хора он молча собирается и уходит, даже не попытавшись ни с кем заговорить. Теперь он официально числится в хоре, так что совесть его чиста.

– Только хор? Издеваешься? Я имел в виду какие-то спортивные секции хотя бы, – возмущается Лайонел.

– Хорошо, к концу следующего года я запишусь во все секции, – соглашается Дамер.

– К концу следующего года?

– В конце учебного года нет смысла записываться в спортивные секции, – выкручивается Дамер.

Учебный год заканчивается, и теперь Джеффри вновь предоставлен сам себе. Дома его ждут бесконечные ссоры родителей и маленький брат, который теперь тоже вынужден целыми днями сидеть дома. Чтобы сбежать от всего этого, Джеффри начинает разбирать завалы хлама в старом ангаре. А его здесь уже скопилось очень много. Поскольку теперь здесь не нужно оставлять машину, Лайонел снес сюда немыслимое количество хлама. В основном это различные образцы химических средств для демонстрации опытов, проведения лабораторных работ и образцы различных чистящих средств. Джеффри нравится химия и биология, поэтому он с интересом изучает весь этот старый хлам. Вскоре здесь появляется старое, но работающее радио, пара постеров с модными группами, и, по большому счету, ангар теперь мало чем отличается от комнаты Дамера в доме.

Щенок черного терьера скулит возле старого склада, где не так давно побили Джеффри. Дамер видит собаку и подходит к ней, желая погладить или поиграть с ней. Терьер явно голоден. Домой его принести нельзя. Джойс не выносит собак и скажет, что его шерсть может навредить Дэвиду.

Несколько минут Джеффри смотрит на собаку, а затем все же решает отнести его к себе в ангар. Терьер радостно съедает все, что приносит ему Джеффри, и благополучно засыпает на подстилке. Джеффри хочет забрать его к себе в комнату, но не решается и оставляет собаку на ночь в ангаре.

Наверное неделю Джеффри заботится о потерявшейся собаке, но однажды, придя в ангар, он видит, что терьер бесследно исчез.

– У тебя в ангаре была соседская собака, я ее выпустил, даже не представляю, как она там оказалась, – говорит вечером Лайонел.

– Кто… кто тебе позволил заходить в ангар? – кричит Дамер и убегает к себе в комнату.

* * *

Когда Джеффри учился в первом классе, он очень привязался к своей учительнице. Он решил наловить целую кучу головастиков в подарок.

Надо отдать ей должное, женщина с благодарностью приняла этот подарок, что сделало сына по-настоящему счастливым. Спустя несколько дней коробка с головастиками исчезла из класса. Он решил спросить о них учительницу. Женщина ответила, что решила «переселить» их к себе домой.

Вечером я завез его в гости к своему однокласснику, и Джеффри увидел в гараже свой пластиковый контейнер с головастиками. Джефф почувствовал, что его предали и разозлился. В ярости он налил моторное масло прямо в контейнер с драгоценными головастиками. Он сказал тогда, что «если ей они не нужны, то они никому нее достанутся». Естественно, после этого они с одноклассником поссорились, но вскоре помирились вновь. А вот к учительнице Джефф больше не питал ни капли теплых чувств. (Лайонел Дамер, «Рассказ отца»)

Глава 5

Лет с пятнадцати мои мысли вряд ли можно было озвучить кому-либо. Так что я просто закрылся ото всех окружающих и надел на себя «маску нормальности»[7].

Джеффри Дамер

1976 год

– 20 метров веревки, пожалуйста, – просит Дамер продавца в магазине строительных материалов. Консультант молча кивает и уходит в подсобку. Джеффри выглядит невозмутимым и непроницаемым.

Получив моток трехпрядного тонкого каната, Джеффри отправляется в ближайший супермаркет. Там он берет тележку и идет в отдел бытовой химии. Здесь несколько молодых мам с одобрением смотрят на сутулого подростка в больших очках, который явно пришел сюда по просьбе матери. Джеффри выдавливает из себя улыбку по отношению к одной из дамочек и продолжает изучать содержимое полок.

Следующими по списку идут полки с аптечными товарами и лишь затем отдел с хозтоварами, в котором он покупает ведра, тазы и еще какие-то вещи.

Нагруженный пакетами, он еще долго бредет по дороге к Бату. Все купленное он прячет в один из ящиков в своем ангаре, после чего садится на деревянный табурет и берет со стола моток купленной сегодня веревки. Он буквально гипнотизирует эту веревку в течение нескольких часов.

«Откройся, черт возьми, миру», – звучат в голове слова отца.

На следующий день ровно в 7:45 утра он стоит на углу дороги и держит бейсбольную биту. Он уже в деталях продумал, что будет делать. Когда спортсмен в своих черных спортивных штанах с зелеными вставками побежит мимо, Джеффри приветственно улыбнется и огреет парня по голове. Пока спортсмен будет без сознания, он успеет его задушить. Это безумный план, но Джеффри уверен, что сможет это сделать.

Проходит несколько минут, но любитель пробежек так и не появляется в положенное время. Нет его и через пятнадцать минут, и через двадцать… Спустя три часа Джеффри понимает, что сегодня он не увидит спортсмена. Он с удивлением смотрит на веревку в своих руках и с ужасом выбрасывает ее. Только сейчас он понимает, какое чудовищное преступление мог совершить. Какое он на самом деле чудовище.

Вечером он напивается в хлам. В ангаре у него припасены пара бутылок виски и несколько граммов легких наркотиков. Джеффри не любит наркотики. Однажды он уже пробовал их, но эффект от них его испугал. Он буквально погрузился в водоворот своих самых черных желаний и стремлений. Он буквально видел со стороны весь тот ужас и отвращение, какое он вызывал сам у себя. Наблюдал со стороны за тем, как он сам совершает самые черные из своих желаний. Больше он не притрагивается к наркотикам, держит их у себя скорее для друзей. Для гостей. Вдруг кто-то к нему зайдет и ему захочется расслабиться? Сюжет маловероятный, но не выбрасывать же.

А вот виски в тот день он выпивает предостаточно. Алкоголь приглушает все чувства, пока количество промилле в крови не становится критическим и его не начинает тошнить. Джеффри буквально выворачивает наизнанку возле ангара. Почти без сил он заползает в свое распотрошенное отцом убежище и засыпает прямо на полу, разглядывая трещины в дощатом потолке.

* * *

1975–1976 годы

Джеффри остается один на один с собой. Целыми днями он бродит по лесу и вряд ли замечает сменяющиеся пейзажи. Тихий и ненавязчивый шум леса заменяет ему телевизор или радио. Каждое утро он выходит из дома и бредет через лес в соседний городок. Там он заходит в магазин комиксов или в супермаркет, бродит между полок и периодически покупает что-то из аптечного отдела или отдела бытовой химии. Иногда покупает пару шоколадных батончиков или газировку. Затем еще медленнее и дольше бредет назад. По большому счету ему не нужно в супермаркет, да и в магазине комиксов ему делать нечего, но ведь очень важно куда-то идти, правда? Нельзя ведь просто выйти из дома на прогулку. Это странно, в конце концов. Должна быть конечная цель. Пусть и придуманная.

Джеффри с детства умеет уходить в мир собственных фантазий. Он мечтает о времени, когда у него будут права и машина, он будет иметь возможность ездить куда захочет. Однажды он увидит на дороге какого-нибудь автостопщика и остановится. Они поедут вместе. Будут останавливаться в мотелях и весело проводить время. Автостопщик теперь всегда будет с ним, ведь у него же нет машины, куда он без Джеффри сможет поехать? Возможно, они заведут собаку, или… Он мог придумывать сложные и странные сюжеты. Иногда развязка этих историй пугала. Автостопщик мог начать предъявлять претензии или угонять машину, и тогда Джеффри приходилось применять силу. Бывало, что собака заражалась бешенством, и тогда у него просто не было другого выхода, кроме как убить пса, чтобы защитить себя от животного с капающей изо рта пеной.

В какой-то момент Дамер замечает на дороге мертвую крысу. Животное умерло недавно. Джеффри и раньше подбирал мертвых животных и относил их домой. Там он втайне от родителей выкапывал для них могилы и хоронил. Так они навсегда оставались с ним.

В этот раз ему хочется пойти дальше. Ему интересно узнать, сможет ли он мумифицировать животное. Он подбирает труп крысы и идет обратно в Бат. Оказавшись уже рядом с их особняком, он сворачивает и, не заходя домой, закрывается в своем ангаре. С полки он достает взятый у отца формальдегид и большую банку. Он помещает труп животного в банку и заливает большим количеством резко пахнущего малинового вещества.

Вскоре он повторяет свой опыт уже с другим животным, и с другим. Затем начинает экспериментировать с другими химическими веществами и составами. Вскоре это превращается в полноценное хобби. Теперь он не всегда доходит до супермаркета в соседнем городке, он идет через лес, выходит на дорогу и бредет до тех пор, пока не найдет какое-нибудь умершее животное. Чаще всего животных удается встретить на том участке, где начинается соседний с Батом городок. Дорога здесь резко сворачивает вправо, поэтому очень часто можно встретить сбитых собак, кошек и других зверей, не вовремя решивших пройтись по проезжей части. И почти каждый раз, когда Джеффри проходит здесь, мимо пробегает один и тот же парень, занимающийся бегом трусцой. Постепенно Джеффри уже выучивает расписание любителя утренних прогулок и, сам того не замечая, начинает приходить сюда в это время. Он каждый раз представляет себе, как бегун остановится и заговорит с ним. Затем его фантазия идет дальше. Часто она заходит так далеко, что это начинает его пугать. В такие моменты Дамер старается как можно быстрее уйти отсюда. Иногда это происходит еще до того момента, когда бегун в своих черных спортивных штанах с зелеными вставками пробежит мимо. И тогда Джеффри старается уйти отсюда, но, отойдя на пару сотен метров, он вновь останавливается и все же дожидается того момента, когда спортсмен пробежит мимо. Иногда Дамеру кажется, что бегун уже узнает его и приветственно улыбается. Обычно он все же убеждает себя, что все это выдумки. Тем не менее он даже не допускает мысли о том, чтобы поддаться своим фантазиям и реализовать этот во всех отношениях глупый план.

Дома все постепенно меняется не в лучшую сторону. Джойс увлекается то одним хобби, то другим. Пару месяцев она увлеченно делала различные икебаны, потом записалась в женский кружок рукоделия, потом вдруг решила изменить интерьер дома и начала хаотично передвигать мебель в квартире. По большому счету, Джеффри это мало интересует. Главное, чтобы мама не трогала его вещи. Лайонел все больше времени проводит на работе. Пару недель назад Джеффри встретил отца возле мотеля с сомнительной славой, после чего он понял, что причина поздних возвращений отца не имеет прямого отношения к работе.

Встречаясь за ужином, Лайонел и Джойс обычно молчат. Если же Джойс пытается начать непринужденный разговор ни о чем, то рано или поздно эта милая беседа заканчивается ссорой. В такие моменты Джеффри тихонько встает и уводит брата из комнаты, а затем сбегает в свой ангар.

В самый разгар летних каникул Джеффри привычно бредет по дороге, неся в руках большой черный пакет с подобранным на дороге трупом кошки. Навстречу ему идут двое ребят, знакомых ему по школе. Один из них приветственно машет ему рукой, а второй с интересом поглядывает на большой черный пакет в руках у Дамера.

– Что у тебя в пакете? – спрашивает он.

Дамер крепче сжимает пакет, но второй парень уже тянется к нему руками. Джеффри ничего не остается, и он с вызовом вытягивает пакет и раскрывает его. Подростки чуть ли не сталкиваются лбами, пытаясь заглянуть в пакет, а затем одновременно отпрыгивают от него.

– Зачем тебе ЭТО? – визжат они.

– Хочу растворить его в кислоте, – пожимает плечами Джеффри.

– Не ври. Откуда у тебя кислота?

– От отца. Он химик, – спокойно отвечает Джеффри. Подростки недоверчиво смотрят на него. – Пойдемте со мной, я покажу, как это делается, – пожимает плечами Дамер.

– Ты пойдешь? – с сомнением спрашивает один из тинейджеров.

– Почему нет? Все равно нечем заняться.

– Ты далеко живешь? – все еще сомневаясь, спрашивает парень.

– Десять минут отсюда, – отвечает Дамер. Он не ожидал такой реакции. Дамер был уверен, что демонстрация содержимого пакета произведет тот же эффект, что и его припадки, все посмеются и отстанут от него. Но не в этом раз. Подросткам было совершенно нечего делать, а посещение логова Дамера обещало хоть какое-то развлечение, которое потом можно будет обсудить.

Джеффри ведет ребят к себе в ангар. Когда они оказываются рядом с домом его родителей, он несколько раз с тревогой бросает взгляды на окна гостиной, опасаясь, что кто-то из родственников увидит его новых друзей. Более всего он боится, что их выйдет встречать мама, которая часто ведет себя весьма эксцентрично.

Метрах в сорока от дома Дамеров стоит деревянный ангар Джеффри. Дамер подбегает к сараю, кладет черный мешок на земли и начинает распутывать проволоку, на которую закрыта дверь ангара.

Подростки терпеливо ждут, пока Дамер закончит с проволокой. Впрочем, когда дверь уже открыта, они все еще не спешат войти внутрь. Нет, внутри сарай не напоминает логово маньяка, никаких шкур животных не разбросано по полу, а на стене не висят оленьи рога. Тем не менее входить страшновато. Внутри все напоминает о том, что это химическая лаборатория. Повсюду полки с непонятными колбами и различными химическими веществами. Повсюду коробки и банки с самодельными этикетками. Повсюду идеальная чистота. Банки расставлены и по размеру, и по алфавиту. Даже этикетки все смотрят в одну сторону.

Пока подростки оторопело оглядываются по сторонам, Дамер выбегает на улицу и забирает оставленный на пороге пакет.

– Сейчас нужно будет залить кислотой, и через месяц процесс закончится, – поясняет Джеффри.

– Зачем тебе это? – спрашивает один из гостей.

– Я… просто коллекционирую кости, экспериментирую. Это же интересно, – чуть помедлив, отвечает Дамер и открывает один из верхних шкафов. Там стоит банка, в которой можно различить очертания полуразложившейся крысы.

– Ты больной, Дамер! – восклицает один из подростков.

– Да ладно, я уверен, что твоя кислота – просто грязная вода, – немного с вызовом говорит второй парень.

Дамер медлит секунду, а затем хватает банку с крысой. Слишком стремительный для Дамера жест еще сильнее пугает подростков.

– Сюда идите! – задыхаясь, кричит Дамер, уже стоя на пороге ангара.

Мальчишки подходят к выходу и заглядывают через плечо Дамера. Джеффри с размаху швыряет банку с крысой о железную бочку с дождевой водой, стоящую рядом с деревом. Стекло трескается и разбивается на несколько крупных осколков. В нос тут же ударяет резкий запах формальдегида.

– Черт! Ты просто стопроцентный фрик, Дамер! – взбешенно кричит подросток и отталкивает Дамера от двери. Второй парень уходит следом.

Джеффри еще какое-то время смотрит с сожалением вслед уходящим мальчикам, а потом принимается собирать останки несчастной крысы. В этот момент он ненавидит себя. Ему выпал редкий шанс завести друзей, а он все испортил.

Еще несколько дней проходят в привычном для Джеффри режиме. Он все так же ходит на угол дороги, чтобы встретить проезжающего мимо любителя пробежек, все так же собирает сбитых машинами кошек и собак на том опасном участке дороги, так же продолжает экспериментировать с химическими составами. По вечерам Джеффри ужинает вместе со всеми, а затем они с братом усаживаются смотреть телевизор в гостиной. Если разговор родителей переходит на повышенные тона и они заглушают звук телевизора, Джеффри уводит Дэвида наверх.

В один из дней Лайонел возвращается домой нестандартно рано. Джойс еще на своем заседании в женском клубе, а Джеффри нигде не видно. В гостиной на диване сидит только Дэвид, который с меланхоличным видом вертит в руках какую-то игрушку-головоломку.

– Где Джеффри? – скорее от скуки, чем из интереса спрашивает Лайонел.

– В ангаре, наверное. Он там все время пропадает и друзей туда водит, – пожимает плечами ребенок.

Лайонел наливает себе стакан виски и некоторое время наблюдает за происходящим на экране, затем решает из любопытства заглянуть в сарай. Не столь важно, что он там делает, но вот тот факт, что у него появились друзья, которых он туда водит, вызывает у него неподдельный интерес.

Ангар заперт на скрученную проволоку. Лайонелу приходится расплести ее, прежде чем войти. Параллельно он разбивает стакан виски в руках и чертыхается из-за перепачканных брюк.

Лайонел натыкается взглядом на полку с аккуратно выставленными банками. На этикетках значатся знакомые ему составы. Насторожившись, Лайонел начинает открывать ящики и коробки. Повсюду он находит мумифицированных животных. Из недавно просмотренной по телевизору передачи Лайонел прекрасно знает, что, если ребенок убивает животных или имеет страсть к поджигательству, почти со стопроцентной вероятностью можно заключить, что он психопат.

– Что ты здесь делаешь? – дрожащим от гнева голосом спрашивает стоящий на пороге Джеффри Дамер.

– У меня к тебе тот же вопрос, – в бешенстве кричит Лайонел. – Ты понимаешь, что все это не нормально?! – кричит он, тыча в нос сыну банку с каким-то зверьком.

– Это просто химия, пап… – пытается возразить Джеффри. – Есть такое хобби. Таксидермия… – Но Лайонел в бешенстве начинает открывать ящики и коробки и вытряхивает оттуда все, что только можно.

– Ты же хотел, чтобы у меня было хобби…

Схватив со стола рулон с пакетами для мусора, Лайонел отрывает один из пакетов и начинает скидывать туда все страшные находки.

– Я запрещаю тебе все это! – в бешенстве кричит на Джеффри отец.

В один пакет находки не умещаются. Да и в два тоже. Лайонел планомерно наполняет мешок за мешком и относит их к себе в машину. Джеффри стоит поодаль и с бессильным отчаянием наблюдает за тем, как в считанные минуты разрушают его мир.

– Откройся, черт возьми, этому миру, Джефф. Будь нормальным подростком! – говорит напоследок отец. – Пожалуйста, – чуть тише добавляет он.

Джеффри так и продолжает еще какое-то время сидеть возле дерева, немного в стороне от ангара. Уже после того, как темнеет, он идет домой. В спальне уже спит его брат. Открыв свою прикроватную тумбочку, Джеффри видит, что здесь тоже все перерыто. То ли это отец проверял его тумбочку, то ли младший брат в очередной раз рылся в его вещах.

Легко можно пережить любые правила и ограничения. Легко можно соблюдать любые заранее установленные правила, но невозможно соблюдать постоянно меняющиеся правила и невозможно спокойно пережить то, как у тебя на глазах роются в самых сокровенных уголках твоей души, когда потрошат то, что казалось тебе твоим безраздельным владением, твоим домом. По крайней мере, все сказанное справедливо для любого подростка, увлеченного любым хобби, а в особенности чем-то связанным с уединенной деятельностью.

«Откройся миру…» – звучат в голове походя брошенные слова отца. «Откройся миру»…

Акрон – небольшой промышленный город, в котором практически никогда ничего не происходит. Если оказаться здесь в разгар рабочего дня, то вряд ли вам доведется встретить хотя бы одного человека. Если пройтись по улицам, у вас сложится впечатление, что сюда уже пришел Апокалипсис, и все люди вымерли. Причем моментально, потому что кое-где стоят припаркованные машины, загруженные покупками, изредка мигают вывески кафе и небольших магазинов. Зайдите внутрь кафе и сядьте за барную стойку. Подождите, и спустя пару минут к вам выйдет официантка. Поверьте, вы вздрогнете, когда впервые за несколько часов увидите живого человека. Не переживайте, официантка тоже вздрогнет, увидев впервые за несколько лет незнакомое лицо, да еще и в разгар дня.

Ближе к шести вечера на дорогах хоть и изредка, но все же начинают появляться машины. Люди, отработавшие смену на заводе, возвращаются к своим семьям. Кое-кто спешит в ближайший бар выпить по паре бокалов пива, кое-кто спешит в детский сад или школу, чтобы забрать детей. Если вы пробудете здесь до вечера пятницы, то не узнаете город. На пару часов Акрон становится шумным, оживленным местом. Эти несколько часов после конца укороченного рабочего дня считаются святыми у местных мужчин. Жены разрешают им лишь один раз в неделю расслабиться вечером с друзьями, чем мужчины и спешат воспользоваться. Именно эти несколько часов делают выручку всем магазинам, барам и кафе.

Тем не менее Акрон, штат Огайо, считается одним из крупных городов штата, имеющим с десяток городков-спутников, в том числе и Бат, в котором жил Джеффри. Сегодня Бат представляет собой самый настоящий город-призрак без каких-либо допущений. Здесь уже давно никто не живет, за исключением пары домов на самой окраине города. Изредка сюда заезжают любители заброшенных зданий и ищут бывший дом Джеффри Дамера.

Заколоченные магазины и кафе, насквозь проржавевшие и уже давно никому не нужные грузовики и ретрокары, которые уже невозможно восстановить. Весьма удручающее впечатление. Лет тридцать назад здесь все же жило человек 300–400, так что вид Бат имел чуть менее мрачный. Тогда еще этот город не прославился как колыбель, взрастившая одного из самых страшных серийных убийц в истории Америки, тогда это было просто давно забытое богом местечко, в котором никогда и ничего не происходило.

В местной газете Акрона чаще всего появлялись материалы о различных достижениях завода, редкие сообщения о различных школьных мероприятиях, заметки о предстоящих свадьбах и похоронах. Очень редко в газетах появлялось что-то по-настоящему интересное, вроде сообщения о страшной аварии, пожаре и тому подобных заметок, которыми, к сожалению, пестрят все таблоиды Нью-Йорка и других крупных городов.

На днях вблизи Акрона произошла крупная авария. Мотоциклист не вписался в поворот и разбился насмерть. Естественно, такое из ряда вон выходящее событие не могло не оказаться в местной газете. На первой же полосе была напечатана фотография с красивым смеющимся парнем чуть старше Джеффри, а чуть ниже и мельче были напечатаны снимки аварии, сделанные на днях.

Джеффри привлекает внимание фотография красивого парня на первой полосе, и он начинает читать о произошедшем. Обычно он, конечно, не читает местных газет. Это делает только отец, да и то не всегда, но сейчас другое дело. Вчера вся школа обсуждала ту аварию, а сегодня оказывается, что погиб практически ровесник самого Джеффри. Оказывается, он даже учился в той же школе, но уже окончил ее.

В конце заметки мельком сообщается, что похороны состоятся завтра на местном кладбище. Джеффри прячет газету к себе в сумку и весь день то и дело проверяет, не исчезла ли газета. Вечером он вновь разворачивает газету и перечитывает статью. Он решает сходить на похороны. В конце концов, что в этом такого плохого. Они вполне могли общаться. Ли же общается с парнями на несколько классов старше. Точно так же мог общаться и Джеффри.

Утром следующего дня вместо школы Джеффри отправляется на местное кладбище. Он приезжает за час до начала церемонии прощания и долго гуляет по кладбищу, изучая надгробия всех, кто здесь похоронен. Мотоциклиста должны похоронить прямо напротив церкви, на холме под большим деревом. Идеальное место для последнего приюта.

Постепенно к холму подходят люди. В основном это родственники погибшего, но есть и пара молодых людей возраста мотоциклиста, видимо, друзья парня. Джеффри подходит чуть ближе, но держится в стороне.

– Ты тоже дружил с ним? – шепотом интересуется кто-то из приятелей мотоциклиста. Парень точно так же старается быть немного в стороне от процессии, и чувствует себя неловко.

– Нет, я родственник. Дальний родственник, – выдавливает из себя Джеффри и делает шаг в сторону.

Наконец гроб сгружают в могилу, и теперь все присутствующие выстраиваются в длинную очередь, чтобы бросить ритуальную щепоть земли. В числе выстроившихся в очередь и тот стеснительный приятель мотоциклиста, и Джеффри.

Спустя час все заканчивается, и распорядитель похорон сообщает о времени поминок.

– Ты пойдешь? – интересуется неугомонный приятель мотоциклиста.

Джеффри ничего не остается, кроме как неуклюже кивнуть. Чтобы не выглядеть подозрительно, Дамер почему-то все же идет на поминки, где слушает долгие истории о том, каким был мотоциклист при жизни.

На следующий день Джеффри вновь идет на могилу к парню и долго сидит на холме, представляя то, каким был этот парень, как они могли бы с ним общаться. На следующий день Дамер вновь приходит сюда. Так продолжается до тех пор, пока однажды к нему не подходит мать парня и не начинает интересоваться тем, в каких отношениях он был с ее сыном.

– Я часто тебя здесь вижу, но даже не знаю, как тебя зовут. Видимо, вы не так давно стали общаться с сыном? Что вас с ним связывало? – интересуется она.

– Он… помогал нашей школе и был очень добр с нами, школьниками. Он играл с нами и выглядел таким взрослым, что я считал его кем-то вроде кумира, – находится Дамер.

– Мой сын помогал школе? – удивляется женщина.

– Да. Вы, наверное, многого не знали о нем, он ведь уже вырос…

Этот разговор сильно перепугал Джеффри. Он закончился тем, что женщина буквально умоляла его зайти к ней на чай, но для Джеффри это было подобно пытке. Больше он старается не появляться на кладбище, предпочитая вновь и вновь перечитывать заметку о смерти парня.

* * *

1992 год

– Вследствие неоднозначности полученных психиатрических заключений судом было назначено три дополнительных психиатра для проведения экспертизы Джеффри Дамера. Джордж Палермо, суд просит вас подойти к судье и положить правую руку на конституцию.

Пожилой итальянец с трудом поднимается с места и медленно идет к месту дачи показаний.

– Клянусь говорить правду, – почтенно произносит он и поднимается за кафедру. Прежде чем начать говорить, он бросает короткий взгляд на место, где сидит обвиняемый. Джеффри Дамер сидит за пуленепробиваемым стеклом и смотрит в одну точку. Поняв, что на него смотрят, он поднимает голову и ободряюще кивает куда-то в сторону суда. Он без очков и сейчас с трудом может разглядеть человеческие фигуры в нескольких метрах от него.

– Чтобы описать личность обвиняемого, я бы хотел дать краткую характеристику ряда терминов. Итак, согласно современным исследованиям, шизоидное расстройство личности формируется под влиянием ряда внешних социальных факторов. В том случае, если эмоционально холодная мать старается внешне поддерживать видимость заботы о ребенке, возникает ситуация так называемого двойного родительского послания. В этом случае ребенок все время, систематически получает противоречащие друг другу сигналы: с одной стороны, ему демонстрируют свою любовь, с другой – отвергают. Подобная ситуация развития крайне враждебна и патологична. Любое действие или решение ребенка в этом случае не одобряется, либо вербально, либо эмоционально. Рано или поздно в этой ситуации человек понимает, что, если любой выбор ошибочен, лучше отказаться от выбора вовсе. При этом личность должна развиваться, расти и формироваться. Оказываясь в этой ситуации, ребенок чаще всего уходит в придуманный мир фантазий. Часто эта копинг-стратегия[8] ухода от проблем проявляется в детях в форме любви к просмотру определенных мультфильмов, комиксов или изучении любых других продуктов масс-медиа. В том случае, если интеллект ребенка достаточно высок, а склонность к фантазированию выражена ярко, помимо любви к такого рода продукции появляются и достаточно хорошо сформированные собственные фантазии. Эта склонность к уединенному времяпрепровождению в детстве зачастую выходит боком в более зрелом предподростковом и подростковом возрасте. Не имея достаточных навыков общения со сверстниками и весьма травматичный опыт общения с родителями, такие дети не могут наладить дружеские, а затем любовные отношения. В том случае, если им это все же удается, они идентифицируют себя с этим человеком и считают его частью себя. Несложно догадаться, что такие отношения патологичны по своей природе и обречены на разрыв, который переживается ими довольно тяжело.

Джеффри Дамер рос как раз в такой опасной для детской психики ситуации. Сам подсудимый отрицает тот факт, что родители как-либо могли повлиять на формирование его, без сомнения, нездоровой психики. Он считает, что всему виной лишь он, его выбор и деяния. Я же усматриваю причину его поступков именно в детстве. Мать Дамера, страдавшая от хронического депрессивного расстройства, не проявляла интереса к воспитанию ребенка. Он раздражал ее, вызывал исключительно негативные эмоции. Отец Джеффри Дамера на протяжении периода раннего детства не проявлял интереса к воспитанию ребенка, впоследствии предпочитал использовать формальный стиль воспитания. Все это привело к тому, что в подростковом возрасте ему не удалось сформировать полноценные дружеские отношения, более того, он утвердился в мысли о том, что не способен и не достоин таких отношений. Рано проявившиеся гомосексуальные наклонности утвердили его в мысли о том, что он не достоин отношений. Накапливающаяся с течением времени враждебность к окружающему миру привела к формированию преступного поведения у Джеффри Дамера. Его сексуальные желания в данном случае выступают как способ выражения той деструктивной энергии, которая копилась в нем. Убийства, совершенные Дамером, являются своего рода проявлением агрессии по отношению к себе. Убивая гомосексуалистов, с которыми познакомился в баре, он убивал тем самым ненавистную ему часть себя. Принципиально важен тот нюанс, что Дамер никогда не предпринимал попыток выстроить близкие отношения без помощи дополнительных мотиваторов. В детстве он получал внимание друзей, развлекая публику эпилептическими припадками, впоследствии с сексуальными партнерами он знакомился, представляясь фотографом и обещая заплатить гонорар за услуги модели. Такое поведение говорит о том, что подсудимый не считал себя достойным отношений с другим человеком. Желая доминировать, но не находя в себе достаточно сил для выстраивания таких отношений, он нашел единственный способ доминировать над своим партнером, полностью подчинить его своей воле: он стал выстраивать «отношения» с трупами. Таким образом, я считаю, что некрофилия Джеффри Дамера является не формой фетиша, но извращенной формой садистских наклонностей. Не думаю, что мотивом убийств являлся «поиск компании», как считает мистер Фридман. Нет. Он хотел заставить их замолчать, подчиниться и навсегда остаться с ним.

– Мистер Палермо, если вы говорите о садистской составляющей некрофилии Дамера, то как вы можете объяснить тот факт, что в подростковом возрасте Джеффри влюбился в умершего мотоциклиста? В этом эпизоде не усматривается садистской составляющей, – задает вопрос прокурор Макканн, с искренним интересом слушавший все выступление доктора Палермо.

– Я усматриваю в этом подростковую тенденцию в поиске кумира, свойственную большинству подростков. Тот факт, что молодой человек к тому моменту погиб, означает лишь то, что Дамер стремился максимально дистанцировать себя от своего кумира. Так многие подростки начинают вдруг слушать давно умерших и уже не модных среди современной молодежи исполнителей.

– Мистер Палермо, видно, что вы проделали большую работу и создали очень подробный профайл Джеффри Дамера, но суд интересуют лишь два вопроса. Будьте добры, ответьте на них односложно, – говорит судья. Джордж Палермо вновь бросает взгляд на Джеффри Дамера, но на сей раз человек по ту сторону стекла не замечает этого взгляда.

– Является ли Джеффри Дамер психически больным человеком, не способным отвечать за свои поступки?

– Нет, Ваша честь. Подсудимый, бесспорно, умный и образованный человек, способный нормально функционировать в обществе.

– Осознавал ли подсудимый преступность своих действий, мистер Палермо?

– Да, Ваша честь, он осознавал свои действия, – явно нехотя говорит Джордж Палермо. – Но хочу добавить, что, несмотря на все, Джеффри Дамер является довольно хорошим и чутким человеком.

Глава 6

Никогда, ни до, ни после, у меня больше не было таких близких друзей.

Джеффри Дамер

1976 год

– Любишь комиксы? – интересуется Дерф, подсаживаясь к нему в столовой.

– Да, конечно, все любят, – настороженно отвечает Дамер.

– Ты не сильно разговорчивый, – усмехается Дерф. – Не хочешь после уроков пойти в магазин комиксов?

В этот момент Дерф хлопает Джеффа по спине. Дамер настолько испуган, что может думать только о том, видно ли, как он сейчас вспотел, и не дай бог Дерфу придет в голову пожать ему руку на прощание. Джефф не раз слышал от отца, что нет ничего более отвратительного, чем потные ладони при рукопожатии.

– Зачем? – глупо интересуется Дамер.

– Историю учить, – усмехается Дерф. – Зачем ходят в магазин комиксов? Чтобы украсть пару журналов, конечно.

– Украсть? – удивляется Дамер.

– Расслабься, будет весело. Идешь? – говорит он.

Дамер соглашается, и после уроков они действительно идут в магазин комиксов. Это небольшое стеклянное здание, больше напоминающее большую будку, расположено в паре кварталов от школы.

Схема воровства до предельного проста. Один должен как-нибудь отвлечь продавца, пока второй запихивает себе под куртку как можно больше новых журналов.

– Сумеешь отвлечь? – с сомнением интересуется Дерф.

– Да… Да, думаю, сумею, – отзывается Дамер.

Они заходят в магазин комиксов, где их сразу приветствует добродушного вида консультант лет тридцати. Мужчина хорошо знает, что мальчишки частенько воруют комиксы, но и не пускать их в магазин без родителей было бы глупо. Все же именно мальчишки – основные покупатели его товара.

Джеффри несколько мгновений разглядывает стенд с комиксами, расположенный при входе. Затем делает шаг по направлению к продавцу, медлит, втягивает побольше воздуха в грудь и подходит наконец к стойке с кассовым аппаратом.

– У вас есть свежий выпуск про Халка? – интересуется он.

– Что? Что, прости? Погоди, мне нужно посмотреть, что там с товаром, – продавец уже нервно поглядывает на воровато озирающегося Дерфа в другом конце зала. Он уже готов пойти туда, как Джеффри буквально хватает того за руку.

– Мне, кажется, плохо, – задыхается Дамер.

Все внимание продавца теперь сосредоточено на Дамере. Тот медленно сползает на пол, задевая собой пару стоек с журналами, и начинает извиваться в судорогах.

– Эй, парень, парень, что нужно делать-то? Вытащить язык? Позвонить в 911? – начинает суетиться продавец. – Эй, подойди сюда, мне нужна твоя помощь. – Вторая часть фразы уже относится к Дерфу, который на мгновение вышел из-за стендов с комиксами в последнем ряду. Дамеру не видно, что происходит, но в какой-то миг раздается характерный звук хлопающей двери. Дамер начинает извиваться все меньше.

– Не надо 911, такое бывает, – заплетающимся языком произносит Дамер. Он намеренно тяжело опирается об очередной стенд с журналами и, конечно, роняет его. – Простите…

– Ничего, главное, ты жив, – не может скрыть облегчения продавец. – Тебе не пора домой?

Дамер не устает благодарить продавца, он даже кланяется, хотя это больше похоже на новую судорогу. Продавец машет руками, мол, все в порядке, и явно мечтает лишь о том, чтобы больной мальчишка поскорее убрался из магазина. Дамер спиной выходит из магазина и лишь тогда выпрямляется в полный рост. Он отходит на пару десятков метров и, оказавшись в месте, в котором продавец уже не может за ним наблюдать, начинает озираться по сторонам в поисках Дерфа.

– Это было круто! Это было так круто! – восхищенно говорит Дерф Блекдерф, подбежав к нему сзади. У мальчика в руках целая стопка комиксов.

По большому счету, у Дерфа с Дамером мало общего. Единственное, что их объединяет, – школьный социальный статус. Они балансируют на той едва заметной грани, которая отличает неудачников от изгоев. Дерфа интересуют девочки и то, как их можно заманить на свидание, ну, или как хотя бы посмеяться над толстенькой девочкой на первой парте. Еще больше Дерфа интересует то, как стать школьной элитой и войти в круг приближенных к Джорджу Крамеру. Этот парень – настоящая звезда. У него уже есть своя машина, он часто собирает вечеринки у себя дома, курит травку, и с ним хотят встречаться все девочки школы. Тот факт, что ты тусуешься у Крамера, уже говорит о многом и делает из тебя если не звезду, то, по крайней мере, человека уважаемого.

* * *

1976–1977 годы

Испытание средней школой Джеффри Дамер прошел успешно. Он никогда не был изгоем, но всегда был сам по себе. После их ссоры с Ли Джеффри никогда и ни с кем настолько не сближался, но его уважали. Ни разу, ни единым словом Джеффри не выдал своих обидчиков, более того, из той ссоры он вышел победителем. Его феерический припадок снял с него все претензии. Никому не приходило в голову к нему лезть. Скорее наоборот. С ним хотели общаться. Он создавал впечатление человека, способного собрать собственную компанию, способного организовывать выходки, свойственные школьникам, просто сам Дамер никогда не чувствовал в себе этой силы. Лайонел с детства говорил ему о том, что друзей нужно искать и завоевывать, что он, Джеффри, их не заслуживает, но если постарается, то, наверное, с ним и захотят общаться. Точно так же говорили и про школьные успехи. От Джеффри никто и никогда не ждал побед, а все успехи списывали на волю счастливого случая.

Переход в старшую школу означал и то, что все классы вновь переформировали. Теперь все оказались в положении новичков. Некоторым повезло, их компании так и остались без изменений, но многие лишились своих друзей. А многим старшая школа давала шанс найти новых друзей.

Для Джеффри мало что поменялось. Он все так же сидит всегда один и всегда за последним столом в школьной столовой. Его единственное отличие от изгоев состоит в том, что это его выбор. Действительно его выбор.

– Привет, не хочешь сходить на концерт Нила Седаки[9] в эту пятницу? – спрашивает парень, с которым Джеффри ходит на уроки химии и биологии. Этот парень почему-то все время предлагает Джеффри как-то провести вместе время. Вполне вероятно, что он хочет подружиться с ним, возможно, Джеффри даже ему нравится, но сам Джеффри не допускает такой мысли.

– Это моя любимая группа, да, конечно, давай сходим, – пожимает плечами Дамер. – Прости, мне пора на занятия.

Джеффри поднимается и идет к выходу из столовой. На следующем уроке биологии он специально садится за парту уже после того, как надоедливый парень найдет себе место в классе. Когда Дамер обводит глазами класс, подросток призывно глядит на него, но Джеффри как будто игнорирует этот взгляд.

На самом деле Джеффри просто пугает его поведение. Он не понимает, чем может быть кому-то интересен. У него уже был один приятель, Ли, общение с ним ясно показало, что ни к чему хорошему такая дружба не ведет. Лайонел с детства внушал Джеффри мысль о том, что нужно потрудиться, чтобы завести друзей, нужно как-то их подкупить, заинтересовать. Предположить, что кто-то захочет общаться с Дамером просто так, просто из-за того, что он показался кому-то интересным человеком, Джеффри не может.

Уроки химии и биологии теперь куда интереснее, чем раньше. Они часто делают лабораторные работы, изучают внутреннее строение лягушек, разглядывают под микроскопом микробы. Впрочем, самое интересное – это банки с заспиртованными животными, которыми заставлено школьное помещение для лабораторных занятий.

– Майк и Дерф, прекратите болтать! Дерф, иди сядь с Дамером, – восклицает учительница биологии, полная женщина в больших очках, и громко стучит ручкой по столу, привлекая к себе внимание учеников. Дамер был слишком увлечен работой, чтобы слышать то, о чем она говорит. Этот противный стук ручки о поверхность стола вырывает его из круговорота мыслей. Он поднимает голову и непонимающе смотрит на учительницу. – Все в порядке, Дамер. Работай спокойно и следи за тем, чтобы Дерф не отвлекался, – говорит учительница, заметив на себе удивленный взгляд Джеффри.

Щуплый темноволосый подросток со слишком тонкой для своей рубашки шеей с грохотом плюхается на стул рядом с Джеффри. Чтобы хоть как-то досадить учительнице, он с еще большим грохотом бросает книги и тетради на стол. Дерф и Нейл – те самые два подростка, решившихся этим летом от скуки зайти в лабораторию Дамера. Заметив их среди своих новых одноклассников, Дамер старался держаться от них подальше, боясь услышать о себе что-то неприятное.

– Привет, – недовольно шепчет Дерф Блекдерф и отворачивается.

Джеффри не сильно обращает на это внимание и уже через пару минут вновь увлекается своей лабораторной работой. Дерф ни черта не понимает в биологии и с трудом может рассказать о том, что они вообще за тему сейчас проходят. Вместо лабораторной работы он весь урок что-то чертит у себя в тетради, периодически поглядывая на Джеффри.

– Держи, – недовольно говорит Дерф, когда звенит звонок. Дерф оставляет рядом с микроскопом Дамера тетрадный листок, на котором изображен карикатурно-комиксовый портрет Дамера с микроскопом. На голове у него специальные большие очки-окуляры, делающие Джеффри похожим на сумасшедшего доктора.

– Спасибо, – ошарашено говорит Дамер. – Я подпишу лабораторную и твоим именем тоже, если хочешь, – зачем-то добавляет он.

– Если хочешь? Издеваешься? Конечно, хочу! – говорит Дерф и уже машет приятелям, ждущим его возле выхода из класса.

После занятий Джеффри бредет в школьную библиотеку, чтобы подготовить реферат по истории. Учитель пообещал, что без этого реферата никто из учеников может не надеяться на удовлетворительную оценку в аттестате по его курсу. Дома, скорее всего, подготовиться не удастся, так как у них целыми днями крутится дико раздражающий Джеффри дизайнер, которого наняла его мама. Он уходит только к вечеру, когда с работы должен скоро вернуться Лайонел. При виде Джеффри он каждый день начинает монолог о том, что ему нужны друзья и просто необходимо записаться в какой-нибудь новый кружок. Джеффри играет на кларнете в школьном оркестре, а с недавнего времени еще и записался в секцию тенниса, но ничто из этого Лайонела не устраивает.

Джеффри уже второй час переписывает своими словами какую-то статью из книги, когда на пороге библиотеки возникает Дерф с тремя своими друзьями. Они здороваются и проходят к большому столу для четверых человек. Естественно, библиотека сразу же наполняется целым скопищем самых разных шумов. Дерф шуршит своими бумагами, Майк роняет стул, два их приятеля тут же прыскают от смеха.

– Тихо! В библиотеке всегда должна стоять тишина! – карикатурно восклицает сотрудница библиотеки. Дамер смотрит на нее и тихонько кривит физиономию, изображая искаженное гневом, вечно какое-то брезгливое лицо библиотекарши. Вся компания Дерфа тут же покатывается со смеху. Джеффри оборачивается и рассеянно кивает им. Он даже не ожидал, что сейчас его кривляния кто-то заметит.

Библиотекарша вновь сосредотачивается на заполнении каких-то документов. Дерф с друзьями тихонько о чем-то переговариваются и иногда поглядывают на одиноко сидящего Джеффри. В очередной раз заметив на себе взгляды подростков, Джеффри подкидывает какую-то бумажку и кидает ее в сторону библиотекарши. Бумажка приземляется ровно по центру бланка, который сейчас заполняла женщина.

– Кто это сделал?! – визжит женщина и остервенело смотрит на компанию Дерфа. Все тут же утыкаются в свои учебники.

Спустя пару минут Джеффри, к всеобщему ликованию, вновь повторяет свой трюк, доводя при этом бедную женщину до состояния, близкого к истерике. Так повторяется еще несколько раз, прежде чем женщина не начинает верещать как ненормальная. Когда Джеффри и Дерф с друзьями покидают библиотеку, сотруднице библиотеки уже явно требуется помощь психолога.

– Ты совсем чокнутый! – на сей раз не просто одобрительно, но даже восхищенно восклицает Дерф.

– Ты чемпион по кривляниям! – добавляет его приятель.

Джеффри ошарашено благодарит их и спешит попрощаться. Он не понимает, что им от него нужно, что он сейчас должен сделать и чего от них ожидать. Всю дорогу домой и часть вечера он продолжает обдумывать произошедшее за день. Даже наличие манерно-суетливого дизайнера в доме его не раздражает так, как обычно.

Лайонел приходит домой позже, чем обычно. Он явно выпил лишнего и явно чем-то раздражен.

– Ты сделал уроки? – интересуется он при виде Джеффри. Сидящий в углу Дэвид его вообще не интересует. Они даже не здороваются.

– Да, пап, – кивает Джеффри.

– Так почему ты здесь сидишь? Ты ж обещал записаться на секции. В твоем возрасте нужно общаться со сверстниками, а не сидеть перед телевизором.

– Я записался на теннис, сегодня занятий по теннису нет, – напоминает Джеффри.

– Издеваешься? – еще больше раздражается Лайонел. – Я имел в виду командные виды спорта, понимаешь, командные!

– Ты не говорил, какие именно виды спорта ты имеешь в виду. Ты говорил просто про спорт и секции, – бормочет Джеффри, поднимаясь с дивана. Лайонел продолжает что-то говорить, распаляясь с каждым высказыванием все сильнее, но Джеффри уже поднимается на второй этаж, к себе в спальню. Он запирает дверь на ключ и не отпирает до тех пор, пока в дверь не начинает стучать Дэвид.

После того дня, когда Джеффри издевался над библиотекаршей, он стал часто проводить время вместе с Дерфом, Майком, Кентом и Нейлом. То и дело он пугает школьников своими псевдоэпилептическими припадками, во время которых легко может схватить какую-нибудь девушку за руку или другую часть тела. Все это вызывает неизменные взрывы хохота со стороны Дерфа, Майка, Кента и Нейла. Очень скоро покатываться со смеху начинают все, а для девушек это превращается в своего рода экстремальный аттракцион: попробуй оказаться рядом, когда Дамер вновь начнет кривляться. Неизменно все это вызывает бурю визга и хохота. В их классе теперь даже появляется выражение: «сделать как Дамер», что с их внутреннего языка переводится как «сделать что-то уморительное, из ряда вон выходящее». К примеру однажды девочка замечает то, как Дерф и Дамер обсуждают какой-то рисунок. Решив, что это достаточный повод для начала разговора, она интересуется, умеет ли Джефф рисовать.

– Конечно. Только тебе придется лечь на пол, – отвечает Дамер и уже берет в руки маркер.

Ничего не понимающая девочка так и продолжает стоять, не понимая, пошутили ли над ней сейчас, или действительно лучше лечь на пол.

– Да чего тебе стоит, ложись, давай! – кричат уже из-за спины.

Девочка еще какое-то время медлит, но затем все же начинает укладываться на пол. Тогда Джеффри делает неуверенный шаг вперед и под подбадривающее нашептывание Дерфа начинает очерчивать контуры тела девочки на полу.

Весь класс еще несколько дней хохочет над этим и просит повторить трюк. Даже несмотря на то, что им потом пришлось основательно попотеть оттирая от пола эти очертания, шутка не утрачивала своей актуальности еще многие месяцы. Правда теперь Джеффри просили очерчивать чем-нибудь легкосмывающимся.

Если изначально Джеффри смог благодаря своей странности добиться уважения, то теперь ему удается заработать себе не только авторитет, но и минуту славы. Без всякого сомнения, он главная звезда если не школы, то уж класса точно. Пару недель все на полном серьезе обсуждают, как было бы хорошо сделать его королем выпуска и проголосовать за него на выпускном вечере. Впрочем, сам Дамер против этого, он говорит, что вообще считает все эти выпускные глупостью.

– Ради чего туда идти? Чтобы выпить? Я и здесь могу это сделать, – хохочет он, указывая на свой портфель.

Недавно родители купили ему модный кожаный портфель темно-коричневого цвета, и он ни на секунду его не выпускает из рук. Благодаря этому простому аксессуару он смотрится старше и значительнее. Когда ему нужно купить алкоголь, он просто подходит к какой-нибудь женщине в магазине, стеснительно поправляет очки и говорит:

– Простите, вы не могли бы сделать мне одолжение? Мой младший брат сегодня получил ученую степень, мы хотели отметить это событие, а я, как назло, забыл удостоверение личности, не могли бы вы купить мне алкоголь?

В зависимости от ситуации придуманный повод меняется, но в остальном фраза остается неизменной. Отказывать никто не решается. Дамер пару раз смелеет настолько, что просит об этом полицейских. Джеффри достаточно высокий, мощный, в своих очках на половину лица, со слегка замедленными движениями и, конечно, с портфелем он выглядит не меньше чем на тридцать – тридцать пять лет. К тому же он умеет быть обаятельным. Подойти к незнакомому человеку с просьбой ему значительно проще, чем поговорить с кем-то по душам. Кажется, что есть какая-то невидимая стена, отделяющая его от других людей. Как бы Джеффри не старался перелезть через нее, ничего не выходит. Он всегда кажется отстраненным и зажатым, и только благодаря глотку пива, а лучше виски, ему удается расслабиться, заглушить постоянный, невыносимый анализ собственных действий, подойти вплотную к невидимой стене, отделяющей его от людей.

Он всегда старался во всем достичь совершенства и очень часто перегибал с этим палку. Невероятно аккуратный, всегда выполняющий домашние задания и редко играющий с другими детьми – таким Дамер пришел в среднюю школу. Тогда он практически все лето провел не выходя из комнаты и не отрываясь от телевизора и комиксов. И вот теперь он должен был почти по десять часов день как-то общаться с другими детьми. Чтобы как-то отвязаться от бесконечного обдумывания разговоров, школьных ответов учителям и домашних заданий, он придумал ритуал: нужно было идти пару шагов вперед, а когда бетонная плита пешеходной дороги заканчивалась, нужно было сделать шаг назад. Два шага вперед и один назад. Это занятие сосредотачивало и отвлекало. Сонм бесконечных мыслей в голове утихал, и Джеффри на какое-то время переставал переживать из-за возможных ошибок в общении. А он ведь часто ошибался.

Долгое время этот ритуал спасал, но потом его стало не хватать. Сейчас, в старшей школе, он без конца общался. Почти все время он был в центре внимания, и каждый раз, когда разговор заканчивался или приходило время сворачивать свой псевдоприпадок, он начинал обдумывать, все ли сделал правильно и не перегнул ли он палку, где он совершил ошибку, и как… Как же хорошо один глоток виски мог заглушить этот поток бесполезных и сводящих с ума мыслей. Теперь Джеффри практически всегда перед тем, как зайти в здание школы, выпивает немного пива или, если повезет, виски. Этого хватает. От него всегда идет легкий запах алкоголя, но Джеффри никогда не напивается, так что его никто и не ругает. Это конец 1970-х годов. Кокаиновый шик в самом разгаре. Практически все старшеклассники без конца пьют или курят легкие наркотики, да и некоторые преподаватели имеют те же привычки.

Однажды он привычно заходит за угол школы, чтобы выпить свой традиционный глоток спиртного для храбрости, когда его видит директор школы.

– Дамер! Подойди сюда! – кричит мужчина.

Джеффри медлит несколько секунд, но все же идет к мужчине.

– Покажи, что в сумке, – требует он, демонстративно морщась от запаха алкоголя.

Джеффри раскрывает сумку, и директор вытаскивает оттуда обернутую в бумагу бутылку скотча.

– Ко мне в кабинет, – командует он.

Дамер сидит в кабинете директора около часа, прежде чем туда входит директор школы. Он начинает заученным тоном декламировать речь о вреде алкоголя. Примерно эти же слова он говорил на днях на конференции, посвященной проблемам девиантности подростков.

– …В конце концов, это просто неуважение к школе. Я понимаю, если ты, хороший ученик, поддался уговорам менее сознательных одноклассников и выпил немного, но ведь ты пил один, и я видел это. Ты пил перед тем, как зайти в школу! – заканчивает он. – Ты понимаешь, что теперь я должен сообщить об этом твоим родителям?

– Да, сэр, – соглашается Джеффри. За все время речи директора он лишь изредка успевал произнести эту фразу.

– Ты хочешь этого? – проверяет директор, слушал ли Дамер все это время.

– Нет, сэр, – искренне отвечает Дамер.

Директор замолкает на какое-то время, а потом вдруг говорит:

– Знаешь, я могу предложить тебе выбор: либо я сообщаю о случившемся родителям, либо ты получаешь десять ударов указкой за своей поведение.

Это самое странное предложение, какое только можно было услышать от директора школы. Воцаряется слишком длительное молчание.

Наконец Дамер делает единственно разумный с точки зрения подростка выбор.

– Я не хочу, чтобы вы сообщали родителям, сэр, – говорит Джеффри.

Директор удивлено вскидывает брови, но все же выполняет свою часть уговора и наносит десть довольно ощутимых ударов какой-то допотопной деревянной лопаткой по нижней части спины.

Когда экзекуция закончена, Джеффри буквально выбегает из кабинета и бежит прочь из школы. По дороге он встречает Майка. Тот интересуется, почему Джефф такой взъерошенный. Тот рассказывает ему о произошедшем. Майк ошеломлен. Он закуривает и со смехом предлагает выпить, раз уж все равно Дамер поплатился за это.

Впоследствии директор объяснил свое поведение тем, что на недавней конференции психолог рекомендовала этот способ разрыва шаблона для закрепления стойкой отрицательной реакции подростка на алкоголь. Директор по какой-то причине решил проверить на подвернувшемся подростке этот метод.

В тот день Джефф и Майк, конечно, не идут в школу. Вместо этого они решают дождаться возле школы конца занятий и отправиться домой к Дерфу, так как его дом расположен в паре кварталов от школы. Там они привычно начинают веселиться, названивая всем без разбора и говоря самые глупые в мире шутки. Джеффри умеет это делать совершенно гениально. Он никогда не теряет самообладания и может сколько угодно сохранять серьезный тон. Естественно, он звонит чаще всех. Обычно он представляется декоратором и пытается продать занавески с модным рисунком в виде маленьких половых органов. При этом он всегда уморительно картавит, подражая лучшему и единственному другу ее матери, декоратору откуда-то из Европы. С ним она уже довольно давно проводит все свое свободное время и, к слову сказать, с момента их знакомства стала значительно веселее и даже своих таблеток стала пить меньше. Впрочем, Джеффри все равно не выносит этого типа.

Так проходит целый учебный год. Тогда еще это просто очень неплохой год. Еще никто из друзей не знает, что это был лучший год их жизни, для Джеффри, по крайней мере.

Ближе к лету Дерф приглашает Джеффри на рыбалку. Джеффри соглашается, но признается, что никогда до этого не пробовал ловить рыбу.

– Я научу, это весело, – заверяет Дерф.

Озеро находится в миле от дома Дамера, поэтому Дерф предлагает зайти за Джеффом, но Дамер отказывается и предлагает встретиться прямо на дороге, ведущей к озеру.

– Почему ты никогда не приглашаешь к себе в гости? У меня ты был сотню раз, – больше удивляется, чем злится приятель.

– У меня… Знаешь, у меня правда отвратительные занавески и повсюду розовые пуфики, не думаю, что тебе понравится, – отвечает Дамер.

Какое-то время они идут молча, а затем переходят к обсуждению Сидни Златка. Эта девушка пару дней назад затмила собой даже славу Дамера, правда, посмертно. Девушка, которую никто никогда даже не замечал, недавно повесилась из-за несчастной любви, как поговаривали.

Они приходят на озеро, раскладывают все необходимое для рыбалки, Дерф насаживает приманку на крючок своей удочки и удочки Дамера, они ждут, когда глупая рыба наконец заметит их приманку, и все это проходит за обсуждением несчастной Сидни Златка и ее безутешных родителей.

В этот момент поплавок Джеффри дергается. Он начинает со всех сил крутить ручку спиннинга и вытаскивает под радостные возгласы Дерфа довольно большую рыбину.

– Сейчас надо будет ее отпустить… – озабоченно говорит Дерф, но Дамер, кажется, не слышит его. Он наблюдает за тем, как рыба беспомощно хватает ртом воздух и бьется плавниками о землю. В следующую секунду Джеффри протягивает к ней руки и буквально разламывает ее на две части. Он долго потрошит рыбу, а Дерф с ужасом за этим наблюдает.

Вскоре Джеффри заканчивает и приобретает совершенно беспомощное и какое-то удивленное выражение лица. Он смотрит на свои руки так, будто не понимает, как они могли сотворить такое.

– Черт… Зачем ты это сделал? – с отвращением и недоумением одновременно кричит на него Дерф.

– Я просто хотел узнать, что у нее внутри, – тихо говорит Дамер.

– Убери здесь все, – бросает Дерф и начинает собирать удочки.

Еще пару дней после этого Дерф немного сторонится Дамера, но потом все возвращается на круги своя. В пересказе эта история звучит не столь впечатляюще, особенно на фоне тех отвратительных мерзостей, которые творит на их глазах парень по прозвищу Маньяк Ллойд. Этот стокилограммовый старшеклассник легко может подойти к любому человеку в столовой и от нечего делать перевернуть поднос с едой, а заодно и вылить сок кому-нибудь на голову. Без какой-либо причины или предыстории. И на фоне этого психопата Дерф пытается назвать Джеффри ненормальным? Майк и Кент лишь рассмеялись, когда Дерф рассказывает о произошедшем. Дерф уже и сам решает, что ничего такого страшного и не было, но то совершенно безумное лицо, с которым Джефф потрошил рыбу, Дерф помнит еще долго и старается надолго не оставаться с Джеффом наедине. Слишком бурная фантазия будущего художника легко позволяет ему представить себя на месте той несчастной рыбы.

Спустя пару недель Дерф и Джеффри еще раз ссорятся. На сей раз пострадал сам Дерф. В тот день уроки уже закончились, но Джеффри и Дерф все еще болтают на лужайке перед школой. Их плавно обтекает толпа выходящих школьников, преподавателей и сотрудников школы. Это пятница, и все стараются побыстрее попасть домой. Джеффри начинает дурачиться, то и дело падает и хватается за чьи-то руки, задерживая тем самым людей. Дерф довольно смеется.

Вдалеке уже виднеется грязно-желтый школьный автобус. Джеффри и Дерф собираются уже бежать до остановки, но Дерф неожиданно оступается и подворачивает ногу. Джеффри оборачивается и видит, как Дерф скорчился от боли. Подросток ошарашено смотрит на это, а потом начинает радостно смеяться. Точно так же, как только что смеялся Дерф, когда Джефф дурачился и хватал людей за руки. Пока не понятно, что случилось. То ли Дерф решил «сделать Дамера», то есть покривляться, то ли ему действительно больно.

– Боже, Дерф, с тобой все в порядке? – восклицает Джорджия Шейренберг. Эта женщина живет по соседству с Дамерами в Бате, а заодно работает в школьной столовой. – Может, тебе вызвать медсестру? – хлопочет вокруг Дерфа женщина.

– Не надо, – через силу произносит Дерф и пытается подняться. Со второго раза у него это все же удается. Он начинает ковылять ко все еще стоящему на остановке автобусу. На половине пути он оборачивается и со злостью бросает:

– Что, черт возьми, с тобой такое, Дамер?! Почему ты настолько фрик?!

Радостная улыбка слетает с лица Дамера. Он идет мимо автобусной остановки, решив дойти до Бата пешком.

Через пару дней занятия в школе заканчиваются. Никто из их компании не уезжает на летние каникулы, все пытаются подыскать себе какую-нибудь работу. Кент довольно быстро пристраивается на работу продавцом в бакалейную лавку. Дерф пытается устроиться в магазин комиксов, потом в местную газету, а потом плюет на все и садится дома перед телевизором. Нейл какое-то время работает в местном почтовом отделении, но потом тоже решает, что последнее свободное лето детства лучше провести, бездельничая с приятелями. Ну а Дамер?

Никто не знает, где Дамер. За все лето они, кажется, ни разу не видели приятеля. Все они живут в разных городках вокруг Акрона, Бат – самый маленький и далекий из них. Несколько раз они порываются сходить проведать друга, но затем вспоминают ту жуткую лабораторию, в которую их приводил Дамер пару лет назад, и решают отложить поход в Бат.

Джеффри устраивается на работу в местный магазин растений. Ему всегда нравилась биология, поэтому это место его вполне устраивает. Ему даже интересно поначалу. До первого рабочего дня. Потом оказывается, что суть работы заключается в том, что нужно продавать растения всем знакомым. Заработок зависит от того, сколько ты продашь. Джеффри не обладает талантом продавца, но умеет быть обаятельным и вежливым, поэтому у него охотно берут растения. Мисс Шейренберг, живущая по соседству, покупает несколько сосен, которые Джеффри потом помогает сажать.

В конце концов, из всех набранных для продажи растений у Джеффри остаются только розы, которые в местном климате плохо растут. Владелец магазина отмахивается, когда Джеффри пытается вернуть ему розы. Вечером Джеффри берет лопату и начинает вскапывать землю перед их домом.

– Что ты делаешь? – с подозрением интересуется Лайонел, вспоминая страсть сына к мертвым животным.

– Сажаю розы, пап, – отвечает тот.

– А удобрения? – скептически спрашивает Джойс, с интересом наблюдая с действиями сына.

– А подумать о том, что розам нужна солнечная сторона? – в тон жене интересуется Лайонел и берет еще одну лопату. – Ну почему ты всегда все портишь? – задает отец риторический вопрос, когда видит, что Джеффри пытается посадить луковицы не той стороной. Джеффри ничего не отвечает, но бросает луковицы вовсе и снова берет в руки лопату. Ему хочется копать просто потому, что у отца не возникало претензий к тому, как он это делает, а Джеффри очень сильно хочется делать все правильно. Тем не менее это один из очень хороших семейных вечеров. К процессу посадки роз вскоре присоединяется Джойс, а затем и Дэвид. Когда все луковицы рассажены, все устало бредут домой, долго и весело моют руки, а затем ужинают, болтая о том, как будет здорово иметь розарий под окнами.

Глава 7

Джеффри всегда выглядел немного отчужденно, до одури боялся девочек. Мне кажется, что из-за этого страха он впоследствии и стал гомосексуалистом. В остальном же он был приятным, умным парнем. Вполне нормальным, если хотите. Куда более нормальным, чем большинство моих одноклассников

Бриджит Гейгер, одноклассница Джеффри Дамера

1978 год

– Привет, мама, ты куда-то собираешься? – спрашивает Джеффри. Весь их небольшой одноэтажный дом с двумя спальнями, гостиной и небольшой террасой сейчас ходит ходуном. Джеффри даже и не подозревал, какое дикое количество хлама хранит это небольшое ветхое здание, лишь немногим превосходящее по размеру сарай во внутреннем дворе. Повсюду разбросаны какие-то пакеты с одеждой, игрушками, фенами, лампами и тому подобным скарбом. Дэвид сидит на диване посреди всего этого хаоса и меланхолично листает журнал с комиксами. Кажется, что ему глубоко безразлично, что здесь происходит.

Пару месяцев назад Лайонел и Джойс разошлись. Лайонел просто переехал из дома в мотель, но старался строить свою жизнь по-прежнему. Он все так же хотел встречать и провожать детей, приходить домой на ужин и привычно ругаться с женой. Джойс каждый раз при виде мужа впадала в истерику, и начинался дикий скандал. Гораздо хуже обычного.

Однажды, когда Лайонел в очередной раз заезжает к ним на ужин, его встречает сотрудник полиции и говорит о том, что ему лучше покинуть этот дом.

– Мы пока еще не развелись и этот дом принадлежит мне.

– Он принадлежит нам, а после развода я заберу его себе, – кричит Джойс из-за спины сотрудника полиции.

– Насколько я знаю, ваша жена вчера успела оформить развод, ваша подпись на документах уже была, – спокойно и даже немного скучающе объясняет полицейский. – Сегодня она подала иск о преследовании и попросила запретить вам приближаться к этому дому. Пока нет решения суда, но я все же советую вам покинуть этот дом, сэр.

Джойс торжествующе улыбается Лайонелу и называет дату заседания суда. Спустя неделю суд выносит решение о запрете посещения Лайонелом собственного дома. И вот сейчас Джойс в приступе очередной гиперактивности бегает по этому дому и собирает вещи.

– Да, мы поедем к моим родителям ненадолго, – говорит Джойс и сдувает с покрывшегося испариной лба пару прядей.

– Когда вернетесь? – без особенного интереса спрашивает Джеффри и садится на диван рядом с братом.

– Пока не знаю, не думаю, что мы вернемся, – скороговоркой говорит Джойс и начинает нервно озираться по сторонам в поисках какой-то очень нужной ей сейчас вещи.

– Погоди, а как же… Ладно, я позвоню папе, раз вы уезжаете, он может переехать назад сюда из мотеля.

– Не надо ему звонить, Джеффри, – безапелляционно заявляет Джойс. – Ты уже взрослый. Поживешь один пару месяцев.

– Но почему? – продолжает недоумевать Джеффри.

– Родители живут в другом штате, – поясняет Джойс. – Лайонел имеет право запретить мне вывозить Дэвида за пределы штата. Зная твоего отца, он именно так и сделает. Будет лучше, если он пока не будет знать о том, что мы переехали. Веди себя хорошо, сынок.

* * *

1977–1978 годы

Следующий учебный год – последний. По традиции, лучшие ученики школы удостаиваются чести съездить на многодневную экскурсию в Вашингтон. Обычно туда едут ученики из так называемого Общества Чести. Это своего рода клуб лучших учеников школы. Сюда входит Президент школы, сейчас это не в меру активная и амбициозная блондинка, возглавляющая команду чирлидинга. Еще в Обществе Чести обычно состоят не только и не столько хорошие ученики, но, прежде всего, социально активные школьники, члены различных общественных организаций и пр. Члены этого клуба считаются элитой школы, поэтому даже если ты отличник и ходишь на все мыслимые кружки, далеко не факт, что тебе разрешат вступить сюда.

Из их компании сюда в том году вступил только Дерф, да и то по чистой случайности. Он работал в школьной газете и рассылал свои рисунки по всевозможным редакциям и конкурсам. Неожиданно в школьную редакцию пришло письмо, в котором сообщалось, что он победил в конкурсе. Дерф сам же и позаботился, чтобы заметка об этом попала в газету, ну а уж главный редактор похлопотала, чтобы Дерфа включили в Общество Чести. Чтобы не упустить возможность съездить в Вашингтон, Дерф даже несколько раз посещал собрания этого клуба Зазнаек.

Джеффри даже не надеялся вступить в этот клуб. Отец даже периодически подшучивал над ним, спрашивая, когда сын поедет в Вашингтон. Это всегда вызывало взрыв веселья, потому что даже предположение о том, что Джеффри – лучший ученик школы, вызывало взрыв хохота. Тем не менее он был лучшим. Если и не первым, то уж точно в первой десятке учеников по среднему баллу. Просто этого никто и никогда не замечал и не брал в расчет. Тебя ведь определяет то, с кем ты общаешься, и то, как ты себя подаешь. Джеффри всегда был одиночкой и лишь в последние пару лет обзавелся приятелями, которых при всем желании нельзя было назвать лучшими. Дерф? Ну тот все же считался творческой личностью, художником, к нему и требования особенные.

– Дамер, на выходных поедешь на соревнования по теннису, – сообщает тренер секции по теннису.

– Но я не собирался, даже не записывался, – пытается возмутиться Джеффри.

– Те, кто записывался, участвовать не смогут по своим причинам. Если поедешь, позабочусь о том, чтобы тебя включили в список тех, кто поедет в Вашингтон, – недовольно говорит тренер.

– Серьезно?

– Абсолютно. И хотя бы постарайся победить.

Он побеждает в семи раундах из десяти и выводит команду школы на уровень штата. Случайно. Однако тренер неожиданно начинает его уважать и ставить в пример. Более того, он действительно исполняет обещание и ставит максимальный балл по теннису, что тут же делает Джеффри достаточный рейтинг для поездки в Вашингтон.

Когда Лайонел узнает об этом, он просто не верит своим ушам.

– Ты просто хочешь исчезнуть на несколько дней, вот и врешь, – недовольно ворчит он.

– Я уже давно вхожу в Общество Чести, папа, просто ты никогда не слушаешь, – зачем-то врет Джеффри. Лайонел отрывает взгляд от бланка с разрешением на поездку в Вашингтон и смотрит на сына с уважением. Впервые. Теперь уже понятно, зачем Джеффри соврал ему. Ради вот этого мимолетного проблеска уважения или гордости. Взгляд был мимолетный, понять было сложно.

Поездка рассчитана на пять дней. Сорок учеников приходят к назначенному времени к школе, загружают свои вещи и садятся в автобус грязно-желтого цвета. Поездка рассчитана на четыре ночи, две из которых они должны провести в вечнозеленом штате[10].

Джеффри приходит к месту сбора первым. Большинство учеников смотрят на него с недоумением, не понимая, зачем этот фрик пришел сюда. Вскоре к месту сбора приходит Дерф, которого провожают родители. Дерф радостно машет Джеффри рукой, и Дамер немного успокаивается. На короткое время он сам перестал понимать, зачем пришел сюда и что он, фрик, делает среди лучших учеников школы.

Вечером они с Дерфом и с парой тихих девочек-отличниц собираются в холле дешевого мотеля с такими пыльными коврами и креслами, что кажется, что в холле вечный туман. В автоматах с различными шоколадками и сэндвичами они покупают целую гору еды в шуршащих упаковках. Затем усаживаются прямо на пыльный ковер и начинают играть в карты. Администратор на стойке регистрации, периодически поглядывающий в их сторону, вскоре уходит спать, и школьники остаются предоставленными самим себе. Джеффри тут же достает припасенную бутылку алкоголя и делает пару глотков. Дерф тоже не отказывается выпить. Чуть позже и девочки решаются попробовать еще не разрешенный им алкоголь.

Примерно так же проходят и все остальные вечера. Они без конца играют в карты, пьют, едят шоколадки и, конечно, обсуждают предстоящий визит в Вашингтон и планы на жизнь. Поскольку предстоящая взрослая жизнь всех слишком пугает, большую часть времени они в шутку обсуждают то, как повстречают в Капитолии «Джимми»[11].

Второй день в Вашингтоне по расписанию экскурсионной программы обозначен как «свободное время». Джеффри, Дерф и тихая девочка Пенни, которая играла по вечерам с ними в карты, пару часов бесцельно шатаются по городу. Вашингтон – не самый интересный для подростков город. Несколько весьма чопорных парков да правительственные здания, в которые их, скорее всего, не пустят. Общее разочарование от города переходит и на всю поездку. Они ведь ехали на встречу с президентом, а в Капитолии их только провели по первому этажу и выгнали. В общей сложности в главном здании страны они провели от силы минут тридцать. Да и ничего интересного за это время увидеть не удалось. Разве что стоянка автомобилей произвела сильное впечатление.

– Давайте позвоним в приемную к президенту и попросим о встрече, – предлагает Джеффри.

В первые минуты это вызывает бурю хохота, но потом они начинают обсуждать это предложение, и уже через час Джеффри звонит из телефонного автомата рядом с Капитолием в приемную президента.

– Чем могу помочь? – отвечает вежливый женский голос.

– Соедините нас с президентом, – просит Джеффри под тихие смешки Дерфа и Пенни.

– Кто его беспокоит? – вежливо интересуется секретарь.

– Мы лучшие ученики одной из школ Огайо и хотели взять интервью у мистера президента, – говорит Джеффри.

– Мистер президент сегодня отсутствует, могу соединить вас с вице-президентом, – вежливо отвечает девушка.

– Да, да пожалуйста, – уже дрогнувшим голосом отвечает Джеффри.

Когда отвечает Уолтер Мондейл[12], Джеффри повторяет историю про интервью. Вице-президент интересуется, где они сейчас находятся, и Джеффри приходится отбежать до угла дома, чтобы посмотреть его адрес.

– Раз вы недалеко, можете сейчас подойти. Вас встретят на входе в Капитолий. Я смогу вам уделить минут пятнадцать, – отвечает вице-президент.

Дерф и Пенни просят раз пять пересказать весь разговор. Они все еще не могут поверить, что сейчас они встретятся с вице-президентом Соединенных Штатов. Они проходят мимо очереди туристов и гордо говорят охранникам, что их должны встретить, так как они пришли на встречу с вице-президентом. Охранник скептически смотрит на них, но в этот момент они уже видят спешащую к ним девушку, которая тут же успокаивает охранника и снимает цепочку заграждения с VIP-входа.

Следуя за девушкой, они идут в служебный коридор Капитолия, ждут лифта, поднимаются на второй этаж, проходят по извилистым коридорам правительственного здания и никак не могут поверить в то, что все это действительно происходит с ними.

– Прошу вас, мистер Мондейл уже ждет, – говорит девушка и открывает перед ними массивную дверь кабинета. Внутри все ровно так, как и показывают в скучных фильмах и новостных выпусках. Перед огромным панорамным окном, выходящим во двор Капитолия, стоит массивный деревянный стол. Справа и слева на столе стоят маленькие американские флаги, украшающие пресс-папье. Две другие стены представляют собой огромные книжные шкафы. Полки с книгами поднимаются до самого потолка. По едва заметному слою пыли, проступающему возле корешка чуть выдвинувшейся вперед книги, становится понятно, что книги здесь больше для интерьера. Вряд ли их часто берут в руки.

– Итак, вы школьники. Откуда, напомните пожалуйста? – чуть привстает человек, сидящий за столом. Из-за окна на него падает тень, и до тех пор, пока он не привстал, его лица не видно. Сейчас становится действительно понятно, что это тот самый «вице-президент», которого они постоянно видят в новостных выпусках.

– Мы из Огайо, – отвечает Дерф.

Уолтер Мондейл бросает пару дежурных комплиментов про их штат и начинает расспрашивать их о том, кем они собираются стать в будущем.

– Я… я пока не решила, – отвечает Пенни.

– Я хотел бы стать художником, рисовать комиксы, – отвечает Дерф.

– Только не рисуй карикатуры на меня, – шутит Мондейл и поворачивается к Джеффри.

– Биология, – выпаливает Джеффри первое, что приходит в голову.

Уолтер Мондейл хвалит выбор каждого из учеников, разрешает сделать с собой пару снимков и дает пару оптимистичных советов на будущее. На этом все их «интервью» закончено.

Выйдя из кабинета, школьники слишком шумно для этого коридора обсуждают Уолтера Мондейла. В конце коридора стоит мужчина, чье лицо кажется им знакомым. Джеффри, скорее из вежливости, нежели по какой-то другой причине, кивает человеку, чье лицо кажется ему знакомым.

– Вы, вы Арт Бухвальд?[13] – спрашивает Пенни, бесцеремонно тыкая в мужчину пальцем.

– Да, юная леди, а вы готовитесь стать президентом? – кивает мужчина и расплывается в улыбке. Ему нужно отснять здесь несколько репортажей, поэтому приходится часами торчать в коридоре Капитолия, пока мимо пройдет кто-то из правительства, да еще и в достаточно благодушном для дачи интервью настроении.

– Готовимся, – кивает Джеффри.

Известный журналист смеется и начинает расспрашивать школьников об их планах на будущее и о том, как они здесь оказались. Весь разговор длится от силы несколько минут, но для всей школы River High School он вскоре становится легендой и национальной гордостью.

– Пожалуй, я вступлю в твой фан-клуб, Дамер, – весело говорит Пенни, когда они уже выходят из Капитолия.

Они возвращаются уже лучшими друзьями. История про встречу с Уолтером Мондейлом превращает Джеффри из случайно попавшего на экскурсию фрика в настоящую звезду. Все просят его исполнить хотя бы часть своего коронного припадка. Дерф даже заводит специальную тетрадку, в которую записывает всех новобранцев «фан-клуба Дамера». Они по-настоящему веселятся. На очень короткое время невидимая стена, которая всегда стояла между Джеффри и миром, раскалывается.

По возвращении из поездки для Джеффри наступает самое счастливое время в жизни. Практически все свое время он проводит с друзьями, так как здесь, с ними, он ровно такой, каким ему бы хотелось быть. Он всегда стремился найти друзей, хорошо учиться и быть членом Общества Чести. Вернее, не совсем так. Он всегда мечтал о том, чтобы Лайонел увидел все это. Но дома он по-прежнему тихий мрачный неудачник, начинающий психопат, который совершенно ни на что не способен. Даже розы нормально посадить не может. То и дело стучащие к ним в дом друзья Джеффри, победы в теннисе, выступления в оркестре и поездка в Вашингтон ничего, по большому счету, не меняют. Очень многое, если не все в этой жизни достигается из желания доказать своим близким, что мы не такие, какими они нас видят. Не стоит, наверное, говорить, что доказать никому еще ничего не удавалось. Мы навсегда остаемся в глазах наших близких такими, какими они нас придумали. Даже если вы станете президентом, для своей мамы вы будете оставаться неразумным ребенком, а для одноклассников – тем странным фриком с последней парты. Это бывает сложно понять и практически невозможно принять. Может, и к лучшему? Ведь если принять этот факт, ради кого вы будете достигать успехов? Только не говорите, что ради себя. Ради себя можно сходить в закусочную через дорогу, а стремиться в Общество Чести можно только ради кого-то другого.

Джеффри достигает неплохих успехов в теннисе, начинает помогать Дерфу в его работе над школьной газетой «Фонарь», выступает на концертах школьного оркестра и получает неплохие отметки по всем предметам. Домашние задания он так и не приучился делать, но за все другие виды школьной деятельности неизменно получает высокие баллы.

Все больше мыслей занимают переживания о том, что их ждет после окончания школы. Чем больше каждый из их компании думает об этом, тем меньше они об этом говорят. Вместо этого они обдумывают то, как они запомнятся этой школе и какую еще выходку можно будет придумать. Часто они обсуждают то, что стало с бывшими учениками их школы. Естественно, никого не интересуют те, кто уехал из города и добился успеха, намного приятнее обсуждать бывших королев выпуска, прозябающих теперь в бесконечных пригородах Акрона. Однажды они даже приходят в дом к одной из королев прошлых выпусков. Девушка забеременела сразу после окончания школы и сейчас жила вместе со своими родителями и маленьким ребенком в паре миль от школы. Они представляются журналистами школьной газеты и просят об интервью у прошлогодней королевы выпуска. Вместо всех вопросов они задают только один:

– Какого это – осознавать, что лучшее время вашей жизни уже позади?

Естественно, их с треском прогоняют, но выходка эта еще пару месяцев продолжает вызывать приступы смеха. Этот хохот маскирует страх превратиться в такого же неудачника, продолжающего и после школы жить вместе с родителями.

Дерф теперь главный редактор школьной газеты. Подготовка последних выпусков занимает у него все больше времени. Джефф, Майк и Нейл помогают ему в этом. Нейл предлагает свои услуги фотографа, что значительно упрощает задачу Дерфу, который совершенно не умеет фотографировать, а ведь именно ему доверили готовить все эти выпускные школьные альбомы.

Родители Джеффа все чаще говорят дома о разводе. На его успехи, равно как и на успехи Дэвида, уже давно никто не обращает внимания. Да и то, посещает ли Джефф школу, никого не интересует. Впрочем, Джефф посещает школу каждый день, вот только далеко не всегда он приходит на занятия. Он все так же приходит к школе одним из первых и идет за угол, чтобы выпить глоток алкоголя для храбрости, вот только теперь после одного глотка следует еще один, и чаще всего дальше Джеффри уже не идет ни на какие занятия, а просто ошивается где-то за углом, пока к нему не подойдет Дерф с друзьями.

На биологии Дерф всегда садится за стол возле окна. Так веселее. Рядом с этим окном растут раскидистые кусты, под которыми обычно коротает свой день Джеффри. Услышав стук в окно, Джеффри поднимается и видит Дерфа, а заодно и остальных одноклассников. Иногда он начинает всех веселить своими припадками, а иногда даже помогает Дерфу с заданием по биологии. Несмотря на то, что на уроках Джеффри появляется все реже, проблем с успеваемостью у него нет. Периодически он все же заходит в здание школы и пишет все пропущенные проверочные работы. Вернее, он просто случайно попадается на глаза кому-то из учителей, и вот тем, кому попался, и пишет работы. Учеба никогда не вызывает у него сложностей. Он легко пишет сочинения, рефераты, знает математику и, конечно, химию лучше всех учителей. Все реже он появляется на занятиях по теннису и совершенно забрасывает игру в школьном оркестре. Все свободное время теперь занято либо общением с компанией Дерфа, либо выпивкой.

– Сейчас нужно будет идти снимать Общество Чести для школьного альбома, – говорит Дерф.

– Давайте меня снимем, – смеется Джефф.

– Отличная идея, – поддерживает Нейл, – отличная выходка напоследок!

Сам Джефф выглядит обескураженным. Он предложил это ради шутки, даже не предполагая, что его поддержат. Тренер по теннису больше не ставит ему высший балл. Рейтинг Джеффри все еще очень высок, и если бы он продолжал заниматься в секциях или хотя бы просто посещал собрания самого общества, он мог бы войти в число его членов, но он никогда даже и не надеялся на такое. Поездка в Вашингтон казалась скорее невероятной удачей, чем логичным поощрением его талантов.

– Эй, что ты здесь делаешь? – недовольно шипит одна из девушек.

– Он член общества, если ты не знала, – шипит в ответ Пенни, та самая девочка, которая была с ними в день встречи с Уолтером Мондейлом.

Несколько вспышек камеры, и вот уже снимки готовы. Джеффри не очень-то верит в эту затею, но все же радуется вместе со всеми.

В один из дней, когда Джеффри приходит домой, он видит аккуратно выставленные перед входом сумки с вещами. На порог выходит Лайонел и немного смущается при виде сына.

– Мы решили разъехаться с твоей мамой, я поживу некоторое время в мотеле, – сообщает он и подхватывает сумки, не дожидаясь какой бы то ни было реакции сына. Джеффри так и продолжает стоять на месте, пока к нему не выбегает Дэвид и не зовет его ужинать.

На следующий день Джеффри несколько часов подряд шатается по лесу и с яростью ломает все попавшиеся на глаза ветки. В какой-то момент он видит дворового пса и замирает. Пес не раз видел Джеффри и подбегает к нему, ожидая, что его погладят. Дамер мало что понимает в этот момент, все его существо сейчас требует разрушения. Он подзывает пса и ведет его по дороге к своему тайнику, который он оборудовал после того, как отец уничтожил его коллекцию забальзамированных животных.

Он уже сжимает руки на шее ничего не понимающего пса, но в следующую минуту в этих глазах он видит отражение Фриски, единственного живого существа, которое он по-настоящему любил.

– Беги отсюда! – кричит Дамер, оборачивается и со всех ног бежит оттуда сам. Он просто не может поверить, что еще секунду назад он мог убить собаку. Это же и значит, что он безумен. Именно от этого он бежал всю свою жизнь. Именно об этом ему всегда говорили родители.

Теперь лес в окрестностях Бата становится символом безумия для Джеффри. Он старается больше не появляться здесь. Вместо прогулок он теперь топит свое безумие в алкоголе. И, что действительно огорчает его друзей, он больше не изображает безумные припадки эпилепсии. Члены фан-клуба Дамера то и дело подходят к Дерфу, желая узнать, почему Джеффри в последнее время выглядит таким унылым. Дерф в это время слишком занят подготовкой школьного альбома, поэтому не знает, что происходит с другом. Наконец, кто-то из членов клуба предлагает ему скинуться и заплатить Джеффри за финальное и самое громкое представление.

– Это… отличная идея! – восклицает Дерф и принимается за сбор денег с членов клуба. Он даже не сомневается, что Джеффри согласится на это. Всего набралось 35 долларов, для школьников 1978 года выпуска вполне приличная сумма. Джеффри, услышав это предложение, реагирует нейтрально и обещает подумать. Вид денег никак его не воодушевляет, и вот в этот момент Дерф и понимает, что с другом происходит что-то странное. Он прибегает на следующий день к нему домой. Это разгар учебного дня, но Джеффри, никого не стесняясь, ошивается дома.

– А где родители? – спрашивает Дерф.

– Отец живет в мотеле, а мать уехала к родителям в Висконсин на пару дней, – отвечает Дамер.

Они неплохо проводят этот вечер за просмотром телевизора. Дерф делает пару рисунков для Дамера, на которых Джеффри изображен в виде пылесоса, точилки для карандашей и космической ракеты. Джеффри говорит, что ему нравятся рисунки Дерфа, что тут же поднимает самооценку будущего художника до небес.

В конце вечера Джеффри соглашается на представление в торговом центре. Весь фан-клуб Дамера собирается в ту субботу в холле торгового центра. Здесь уже вовсю кипит жизнь. По большому счету, этот торговый центр – главное и единственное развлечение для жителей Акрона и его окрестностей.

Члены фан-клуба стоят в самом углу возле выхода и уже заранее начинают хихикать. Джеффри, словно в кандалах, бредет в самый центр холла и кривится в первой судороге «припадка». Пара молодых мам с колясками тут же пугаются и отходят от него. Джеффри изображает, как будто у него отнялась нога, и бредет так к ближайшему кафе. Он прижимается к стеклу кафе. По другую сторону витрины парочка только что нежно ворковавших людей в ужасе отсаживаются от стекла, но Джеффри уже ковыляет к кафе и начинает там изображать умственно отсталого. Официанты не знают, что делать и как его выдворить отсюда. Пока они зовут охранника, Джеффри подходит к той парочке, берет с их стола два бокала с вином и с дребезгом сталкивает их друг с другом. Бокалы тут же разлетаются на части, от чего Джеффри истерически смеется. Затем его все же выдворяют из ресторана. Продолжая изображать умалишенного, он ковыляет ко входу в продуктовый супермаркет. Здесь, рядом с кассами, милая девушка предлагает попробовать новый сорт колбас. Завидев явно ковыляющего и пускающего слюни Джеффри, она слегка теряется, но затем вежливо предлагает попробовать промо-продукцию. Джеффри с аппетитом съедает все аккуратно разложенные колбаски, но вдруг хватается за живот и под доносящийся откуда-то со спины хохот одноклассников начинает изображать приступ. Девушка уже готова расплакаться, когда кто-то начинает звать на помощь. Охранник из кафе уже заметил что-то неладное и собирается подойти и разобраться, но Джеффри вдруг поднимается с пола.

– Эй, с тобой все в порядке? – спрашивает встревоженная женщина средних лет.

– Да, со мной все нормально, – уже своим обычным тоном говорит Джеффри. Обычной, ровной походкой, прямо на глазах у оторопевшей толпы, Джеффри подходит к Дерфу и протягивает руку, чтобы получить свои деньги. Дерф выдает ему заслуженные тридцать пять долларов. Джеффри сжимает их в руке и молча уходит из торгового центра. Минуту члены фан-клуба не понимают, что сейчас произошло, но вскоре они уже принимаются радостно обсуждать припадки Джеффри. Делают они это слишком громко, поэтому их вскоре просят покинуть торговый центр. Джеффри к тому моменту уже давно понуро бредет по направлению к Бату.

Близится день выпускного. Дерфу намекают, что пора бы уже сдать школьные альбомы в печать. Он с Нейлом идет вечером проявлять пленку. Фотографии получаются очень неплохо. Особенно здорово выходит снимок для Общества Чести, на котором Джеффри в центре композиции. Вечером в редакцию газеты заходит сотрудница библиотеки, которой поручили курировать работу над альбомом.

– Снимки уже готовы? Мне нужно повесить фотографию Общества Чести на стенд, – интересуется она, разглядывая тот кошмарный беспорядок, который ребята устроили в редакции. Повсюду здесь какие-то обрезки проявочной бумаги, растворы, линейки, чипсы и коробки от пиццы.

– Да, мисс, можно посмотреть, – радостно сообщает Дерф.

– Что Дамер делает на снимке Общества Чести? – недовольно спрашивает женщина, указывая длинным ногтем на изображенного на фотографии светловолосого подростка в больших очках. На том месте, которое указала женщина, остается белая точка из-за стершейся фотографической краски.

– Не знаю, видимо, случайно попал, – изображает непонимание Дерф.

– Вы понимаете, что Общество Чести – это лига лучших учеников школы? Нужно заслужить место на этом снимке, – вспыхивает женщина.

– Но…

– Дайте-ка маркер, – говорит она.

В следующую секунду женщина уже ставит жирную кляксу на месте, на котором еще мгновение назад была фигура Дамера. Теперь снимок выглядит пугающе. Посреди сорока веселых человек на школьной лужайке буквально зияет черная дыра, привидение.

– Я проверю каждый школьный альбом, везде должны быть только члены Общества, я подчеркиваю, только члены Общества, – говорит женщина и буквально вкладывает в руки Дерфа черный маркер и уходит, держа в руках собственноручно испорченный ею снимок.

Подростки даже не успевают ничего возразить. Они решают закончить с версткой школьного альбома, а уж если потребуется, кляксу они успеют сделать и перед отдачей в печать. Утром, глядишь, женщина и подобреет. Но происходит все как раз наоборот. В день церемонии вручения аттестатов женщина специально приходит в редакцию газеты, чтобы проверить, значится ли чернильное пятно на верстке. Увидев, что улыбающееся лицо Джеффри все еще «портит» снимок, она лично делает жирное чернильное пятно посреди первого листа школьного альбома.

Вечером каждый выпускник 1978 года, в том числе и Джеффри Дамер, получает свой вариант альбома. На первой же странице он видит снимок Общества Чести. Внизу подпись: «Мы гордимся вами». Пятью сантиметрами выше чернильное пятно, на месте которого должен был быть Джеффри Дамер.

Выпускной бал назначен на вечер пятницы. Джеффри не собирается туда идти, но Дерф, Майк, Кент и Нейл уговаривают его все же сходить. В конце концов, это же последний вечер перед началом взрослой жизни.

– Тебе осталось только выбрать, с кем ты хочешь пойти, – говорит Нейл. – Ты думал об этом?

– Если честно, нет, – отвечает Джеффри. Дальше разговор сворачивает на тему девчонок. Они обсуждают, кого бы хотели пригласить и с кем хотели бы переспать. Джеффри не проявляет особенного интереса к этому разговору. На следующий день он видит, как дверцу школьного шкафчика неуклюже пытается закрыть новенькая по имени Бриджит, она учится на класс младше. Она пришла в начале года, но до сих пор считается новенькой. Девушка так и не успела обзавестись друзьями и, несмотря на то, что вполне миловидна, среди парней считается страшненькой.

– Ты не хочешь пойти со мной на выпускной? – спрашивает Джеффри, подойдя к ней вплотную.

– Мы же… мы же даже не общались никогда, – робко отвечает она, заливаясь краской.

– Ну и что? Если хочешь, мы можем вместе прийти, а потом ты можешь даже не подходить ко мне, общайся там с другими. Ты будешь в вечернем платье, и все увидят, какая ты красивая, – говорит он. – Тебя заметят. А мне все равно не с кем идти, – заканчивает Джеффри.

– Да, да, конечно, я с радостью пойду, – говорит девушка с ноткой разочарования в голосе.

Джеффри ей, правда, всегда нравился. Он был фриком, но также и самым ярким и необычным человеком из всех, кого только она знала.

Джеффри подъезжает к дому Бриджит Гейгер за полчаса до назначенного времени. Он паркует машину и еще минут пять сидит и смотрит в лобовое стекло, пытаясь придумать причину, по которой он не может сегодня сопроводить Бриджит на бал. Тут он вспоминает, что она заканчивает школу только в следующем году, так что без него вряд ли сможет попасть на вечеринку, и все же выходит из машины. Дом девушки буквально окружен праздничной атмосферой. Джеффри одет в коричневые брюки, коричневый жакет и белую рубашку. На фоне уже довольно старого отцовского автомобиля он выглядит очень старомодно. Впрочем, в этом же и есть вся суть выпускного бала: очень старомодно и слишком вычурно.

Джеффри подходит к крыльцу особняка Гейгеров, и мама Бриджит практически моментально распахивает дверь.

– Джеффри! Проходи, пожалуйста, Бриджит в гостиной, – радостно сообщает миловидная блондинка средних лет.

Джеффри медлит какое-то время, но затем все же проходит в комнату. В центре зала стоит Бриджит в вечернем платье без бретелек и прихорашивается перед зеркалом.

– Ты слишком рано! – радостно визжит девушка.

– Джеффри, ты не поможешь Бриджит застегнуть платье? – интересуется мама девушки.

– Да… Да, конечно! – отвечает он, делает шаг вперед и замирает. Наконец он все же подходит к девушке и начинает возиться с молнией. Замок никак не хочет его слушаться, и мама девушки не выдерживает и все же подходит к дочери, чтобы помочь ей с платьем.

– Ничего страшного, – успокаивает она его, видя, как сильно нервничает кавалер ее дочери.

Вскоре Бриджит и Джеффри выходят из дома и отправляются на выпускной. Всю дорогу они молчат. Бриджит пару раз пытается завести диалог, но Джеффри отвечает что-то маловразумительное, а напряжение, с которым он отвечает ей, становится таким, что воздух между ними буквально искрит от электричества.

Перед школой уже некуда поставить машину. Тут и там стоят компании по три-четыре человека и разговаривают о чем-то. Повсюду мелькают обернутые в бумажные пакеты бутылки с алкоголем. Большинство девочек одеты в короткие платья с пышными юбками, а все мальчики в черных смокингах. На их фоне Джеффри и Бриджит выделяются: она одна из немногих надела длинное платье без бретелек, а Джеффри и вовсе единственный, кто в коричневом жакете, вместо кургузого черного пиджака с чужого плеча (большинство смокингов взято напрокат).

Джеффри через силу улыбается и машет кому-то. Бриджит улыбается искренне, она счастливо ловит на себе чужие заинтересованные взгляды и предвкушает начало лучшего вечера в ее жизни.

Перед входом в школу повесили огромную табличку с пожеланием удачи выпуску 1978 года. Вскоре Джефф находит в толпе Майка и Кента, стоящих вместе со своими спутницами в углу зала, и они с Бриджит подходят к ним. Еще через минуту подбегает Дерф со своей девушкой. На сцене уже появляется ведущий вечера, который говорит пару слов и просит ди-джея врубить музыку.

– Я сейчас вернусь, – говорит Джефф Бриджит и уже направляется к выходу из зала.

Джефф идет к своей машине и уезжает от школы. Какое-то время он бесцельно едет по дороге, но потом все же понимает, что обещал матери Бриджит довезти ее дочь до дома. Бриджит живет в получасе езды от школы, она попросту не доберется пешком, а подбросит ли ее кто-нибудь, неизвестно.

Возвращаться на выпускной он не хочет, поэтому просто приезжает вновь к школе и сидит какое-то время в машине. На часах уже около одиннадцати вечера. Вечеринка еще в самом разгаре. Джефф решает дождаться, когда Бриджит выйдет на улицу, и вскоре так и происходит. Девушка буквально бежит за угол и нервно пытается прикурить невесть откуда взявшуюся у нее сигарету. Джефф все же выходит из машины и машет девушке рукой. Она кивает ему.

– Прости, что так вышло, – говорит он.

– Все хорошо. Как ты и говорил, я пришла с тобой, а танцевать могла с другими… Только никто не пригласил, – говорит она и затягивается сигаретой.

– Хочешь перекусить? Пошли отсюда, посидим где-нибудь, – предлагает Джеффри.

Бриджит грустно улыбается и идет назад ко входу в здание концертного зала, в котором проходит выпускной. Мужчина на входе качает головой и преграждает ей путь.

– Что случилось? – спрашивает подошедший к ним Джеффри.

– Мне велено не пускать тех, кто вышел на улицу. Вы можете пронести с собой алкоголь и устроить беспорядки, – вполне мирно говорит охранник и продолжает стоять в дверях.

– Прости, – еще раз извиняется Джеффри. – Знаешь, мне свойственно все портить.

В этот час открыт только «Макдональдс», да и денег на другие кафе у них все равно нет. Джеффри и Бриджит садятся в углу полутемного зала закусочной, и постепенно напряжение между ними спадает. Они едят, болтают, хохочут над шутками, когда Джефф вдруг признается:

– Я уехал потому, что мне не нравятся девушки, понимаешь? Вообще, – вполне серьезно говорит он.

– Ты… гей, – слишком громко удивляется девушка. Джеффри кивает.

– Я просто понял, что не могу… Но ты замечательная, я бы хотел продолжать с тобой общаться. Это не то, что говорят обычно в фильмах, я правда хочу с тобой общаться, – говорит он.

Бриджит искренне рада узнать эту новость. Теперь хотя бы не нужно переживать из-за своей внешности, все оказалось намного проще.

Они болтают еще долго. Официальная часть выпускного вечера уже давно закончилась и школьники разъехались кто куда, но они все еще продолжали болтать в полутемном зале круглосуточной закусочной через дорогу от школы. Джеффри привозит девушку домой только под утро. На прощание он предлагает ей прийти завтра вечером к нему, так как у него собирается компания. Девушка обещает прийти и даже пытается поцеловать его в щеку на прощание, но Джеффри делает шаг назад, и со стороны кажется, будто он поклонился ей на прощание.

На следующий день Бриджит действительно стучит в двери дома Джеффри Дамера. Ей открывает Дерф. Она пугается его, так как парень выглядит взъерошенным и немного не в себе, да и свет в доме почему-то не горит.

– Заходи быстрее, – говорит он.

Он проводит девушку внутрь дома. Там в очень уютно обставленной гостиной расположилось человек шесть, в том числе и Джеффри Дамер. Хозяин дома сидит в кресле, остальные расположились кто как смог: кто сидит на диване, кто на полу, кто на тумбочке. Все бы выглядело вполне невинно, если бы функцию света не выполняли расставленные повсюду массивные свечи. Уютный коврик отогнут, а на открывшемся дощатом полу мелом нарисован круг.

– Что здесь происходит? – задает вполне логичный вопрос Бриджит.

– Мы собираемся вызвать Люцифера, – со смехом говорит Джеффри и отпивает немного виски.

– Вы серьезно? – Бриджит не верит своим ушам. Они вчера закончили школу, а ведут себя как дети.

– А почему нет? – меланхолично интересуется сидящая на полу девушка.

Начинаются сложные приготовления для вызова духа Люцифера. Детали ритуала выясняются по ходу дела. Кто-то говорит, что нужно прочитать заклинание, кто-то вспоминает, что нужно взяться за руки и т. д.

Они садятся по кругу, берутся за руки и закрывают глаза. В этот момент порыв ветра действительно задувает свечи, и раздается какой-то нечеловеческий крик. Бриджит в ужасе вырывает свои ладони из чужих цепких рук и, спотыкаясь, бежит к выходу. Уже на улице она понимает, что просто кто-то из ребят решил подшутить и зарычал в темноте, но легче от этого не становится.

Возвращается в дом девушка только тогда, когда Джеффри выходит к ней на террасу и обещает, что больше сегодня никакого спиритизма не будет.

– И свет.

– И мы включим свет, – обещает Джеффри и протягивает ей руку. Видно, что этот жест ему дался с трудом, но Бриджит благодарно берет его за руку и возвращается в гостиную.

– Где твои родители? – интересуется Бриджит, когда уже собирается уходить.

– Они развелись, – пожимает плечами Джеффри. – Мама с братом переехала к своим родителям.

– А отец?

– А отец не знает, что они переехали, и живет в мотеле неподалеку, – нехотя признается Джеффри. Сейчас он выглядит как никогда потерянным и несчастным. Впрочем, он тут же делает глоток из бутылки с виски и вновь становится прежним Джеффри Дамером.

Бриджит становится частым гостем дома на окраине Бата. Здесь практически всегда можно встретить кого-то из школы. Кто-то еще не протрезвел после вчерашнего, кто-то напился уже сегодня. Кому-то уже пора уезжать в колледж. Или хотя бы подавать документы. Сама Бриджит уезжает на пару недель с родителями во Флориду. Они вскоре и вовсе собираются туда переехать.

И вот уже в доме на окраине Бата остается только один человек. Джеффри Дамер. У него нет денег, родителей, друзей, хотя бы малейшего представления о том, что он собирается делать дальше. Дерф на днях уехал, чтобы освоиться немного в новом городе. Он поступил на факультет искусств в университет в Питтсбурге. На прощание он хочет подарить Джеффу тяжелую папку, в которой собраны все его рисунки Джеффа, все комиксы и вообще все, что хоть как-то имеет отношение к «фан-клубу Джеффри Дамера». Джефф долго листает папку, но потом просит Дерфа оставить ее себе. На все рисунках он предстает странным сумасшедшим парнем, который почему-то круче всех окружающих. Джеффри не нужны такие рисунки. Ему было бы достаточно просто быть нормальным, а безумия ему хватает.

В какой-то момент Джеффри понимает, что теперь боится оставаться наедине с собой. Когда вокруг него люди, то это ощущение того, что он идет по тонкому канату, натянутому над бездной безумия, уходит. Если раньше ему требовалось выпить, чтобы общаться с людьми, то теперь ему требовалось выпить, чтобы остаться наедине с собой.

И вот вечером 18 июня 1978 года он выезжает из ближайшего супермаркета Summit Mall. Он потратил там свои последние деньги и сейчас даже не представляет, что ему придется есть через неделю. В паре сотен метров от выезда из торгового центра стоит парень без футболки и голосует. Все ровно так, как тысячи раз представлял себе Джеффри. Он едет домой и встречает парня, у которого нет машины и ему некуда пойти. Если он сейчас остановится, его жизнь может перемениться. В этот момент фантазия Джеффри сворачивает в сторону, и он представляет, что еще он сможет сделать с тем парнем. Как он сможет сомкнуть руки на его шее.

Он проезжает мимо и лишь спустя минуту решается посмотреть в зеркало заднего вида. Чертов автостопщик все еще стоит на дороге и голосует. Он сдает назад и останавливается перед голосующим парнем.

– Куда едешь? – спрашивает он.

– Просто еду, – пожимает плечами парень, усаживаясь на сиденье рядом с водителем. – Стивен, – представляется он.

Стивен, по негласному закону автостопа, начинает беседу и, поскольку водитель не слишком разговорчив, начинает сыпать шутками и всеми силами пытается развеселить Джеффри. В какой-то момент Дамер все же расслабляется, и Стивену удается его разговорить.

Девятнадцатилетний Стивен Хикс едет с дневного концерта, проходившего здесь неподалеку. Они с друзьями неплохо развлеклись, но теперь пора возвращаться домой. Его приятели живут за Акроном, и заезжать в деревушку, расположенную в нескольких милях от Бата, им не по пути. Новые приятели соглашаются подбросить Стивена до торгового центра Summit Mall, оттуда уже просто найти человека, которому нужно в ту же сторону, что и Стивену. Джеффри направляется в Бат, это всего в нескольких милях от деревушки Хикса, так что Стивен решает поехать вместе с Джеффри. В крайнем случае он просто выйдет на шоссе, где расположен съезд на Бат.

– Если хочешь, заедем ко мне на пару часов, а потом я тебя доброшу до дома, – предлагает Джеффри, когда они доезжают до развилки. На улице уже достаточно темно и небо выглядит весьма тревожно, того и гляди пойдет дождь. На шоссе не видно ни одной машины. Перспектива простоять пару часов в ожидании еще одного добродушного водителя Стивена не вдохновляет.

– Если на пару часов, то можно, – говорит он.

– Отлично, – откликается Дамер и сворачивает в сторону Бата.

У Стивена есть немного легких наркотиков, у Джеффри – алкоголь и еда. Стивен обладает фигурой серфера, длинными волосами и лучезарной улыбкой. По большому счету, это все, о чем Джеффри когда-либо мечтал.

Как оказывается, Стивен, также как и Джеффри, в большей степени предпочитает мальчиков, поэтому вечер обещает самые радужные перспективы. Они выкуривают все, что только у них есть, и приправляют это изрядной дозой алкоголя. Взгляд Джеффри туманится, и он уже плохо контролирует себя и свою речь, но продолжает что-то говорить. Стивен бесцельно смотрит в телевизор, периодически хихикает и поддакивает. Уже на рассвете он вдруг поднимается и неровной походкой идет к двери.

– Старик, мне уже, наверное, пора, – с трудом выговаривает Стивен.

– Оставайся, ты куда… – начинает уговаривать его Джеффри, но чем сильнее тот уговаривает парня остаться, тем сильнее этот красивый девятнадцатилетний парень хочет уйти. Джеффри не может этого допустить. Ему же некуда пойти, он не имеет права уходить, это совсем не так, как в его фантазиях. Он ведет себя не по правилам.

– Останься, пожалуйста, – с трудом произносит Джеффри.

Стивен уже берется за ручку входной двери, когда Джеффри удается встать и схватить с тумбочки лежавшую там гантель. Джеффри с размаху бьет парня по голове гантелью. Стивен тут же как-то обмякает, его ноги подкашиваются, и он падает, ударившись по ходу падения еще и о дверной косяк.

Джеффри пугается, моментально трезвеет и пытается затащить парня внутрь. Как только ему это удается, Джеффри переворачивает парня и пытаться проверить у него пульс. Парень еще жив и уже даже успел открыть глаза. Испугавшись этого взгляда, Джеффри инстинктивно смыкает руки на шее парня и уже окончательно теряет подобие контроля над собственным безумием. Через несколько минут перед ним лежит труп девятнадцатилетнего парня по имени Стивен Хикс.

– Я же просил тебя остаться, хотя бы ненадолго… – бормочет Джеффри.

Для того чтобы осознать это, требуется несколько минут. Что делать дальше, он не представляет. Вспомнив все просмотренные в своей жизни фильмы ужасов, он понимает, что самое главное сейчас – попытаться избавиться от тела. Он оттаскивает тело в сарай и готовит инструменты. В числе садового инвентаря находится пила и несколько острых ножей, которыми можно будет расчленить тело.

Спустя несколько часов работы в багажнике его машины уже лежат три здоровых черных мешка для мусора. Они перевязаны веревкой, но Джеффри видит едва заметную каплю крови на полу багажника. Капля никак не оттирается. Ему начинает казаться, что в машине уже появился запах гниения.

Начинается дождь. Джеффри все еще пьян. Он идет в сарай и смотрит на единственное, что еще осталось от тела девятнадцатилетнего автостопщика Стивена Хикса. Голова парня. Джеффри несколько минут смотрит на нее и понимает, что просто не может упаковать ее в еще один черный пакет. Он достает одну из своих банок, аккуратно кладет голову в сосуд и заливает чудовищное содержимое банки раствором для бальзамирования животных.

Теперь нужно избавиться от пакетов. Он садится в машину и заводит мотор. Только сейчас он понимает, насколько пьян. Машина не слушается его, ее заносит на поворотах, он несколько раз пытается в кого-то врезаться, но продолжает ехать, так как просто не знает, что должен сейчас делать, а машину он водить умеет, это знакомое и понятное действие. Поэтому он продолжает ехать. Дворники остервенело гоняют воду по лобовому стеклу, но дороги все равно уже не видно. В зеркале заднего вида появляется два размытых мигающих пятна. Когда огни приближаются, становится понятно, что это полицейская машина. Полицейские мигают ему. С трудом, но все же Джеффри паркуется у дороги.

– Твои документы, сынок, – вполне миролюбиво просит офицер дорожной полиции. Джеффри понимает, что это рядовая проверка документов, но все же не может унять дрожь в руках. Офицер замечает это.

– Куда направляешься? – с подозрением спрашивает он.

– Домой, сэр, – с готовностью отвечает Джеффри.

– Выйди-ка из машины, – просит он. Джеффри буквально вываливается из машины.

– Мне кажется, или ты выпил? – спрашивает офицер.

– Пару бокалов пива, сэр.

– Не похоже, что пара бокалов. Открой-ка багажник.

Джеффри открывает багажник машины и уже готовится к тому, что его арестуют.

– Что в пакетах?

– Мусор, сэр. Забыл сегодня выкинуть, – отвечает Джеффри.

– Три пакета? Ты три дня подряд забывал, что ли?

– Делал уборку, сэр. Сейчас как раз собираюсь на свалку.

– Ладно, закрывай. Свалка в десяти милях отсюда, до нее в таком состоянии ты точно не доедешь. Тебя есть кому забрать? – спрашивает офицер.

– Нет, сэр, – отвечает Джеффри. – Родители развелись недавно. Отец живет в мотеле, мама у своих родителей, – поясняет он.

– Развелись? – уже потеплевшим и даже сочувственным тоном спрашивает офицер. – Судя по документам, ты сейчас едешь в Бат, это в паре миль отсюда. Я бы поехал за тобой, но мне на развилке в другую сторону.

– Я доеду, сэр. Смотрите, я могу постоять на одной ноге, дотронуться до кончика носа, какие там еще есть задания? – успокаивает его Джеффри. Офицер мгновение смотрит на него, а потом говорит:

– Езжай уже отсюда, и чтобы я тебя больше не видел в таком состоянии.

Джеффри не верит своим ушам. Он какое-то время продолжает стоять на месте, а потом так резко открывает дверь машины, что, кажется, хочет вырвать ее из петель.

Доехав до Бата, Джеффри сворачивает на знакомую тропу в лес и достает первый мешок. Затем он едет в другую часть леса и расправляется с другим мешком, а затем и с третьим. Глубоко за полночь заканчивается дождь, а Джеффри заканчивает разбрасывать останки Стивена Хикса по лесу. Он дико устал, все его руки в чужой крови, и он все еще ждет, когда его арестуют. Кое-как он добирается до дома. Прячет оставленную на столе банку с головой Стивена Хикса и идет в душ. Бешеная доза адреналина в крови не дает ему расслабиться, и он начинает судорожно убираться в доме. К утру дом на окраине Бата буквально сияет чистотой, а Джеффри сидит на табурете в сарае и смотрит на спокойное лица Стивена Хикса в банке с раствором для бальзамирования.

Проходят дни, затем и недели, но за Джеффри никто даже не думает приходить. Ни одной статьи про найденные человеческие останки в лесу. Ничего.

Вечером звонит отец и дежурно интересуется, как у них с мамой дела.

– Все хорошо, пап, но знаешь, мама и Дэвид не хотят с тобой разговаривать, – отвечает Джеффри и кладет трубку.

После этого звонка Джеффри вновь идет в сарай и несколько часов сидит и смотрит на плавающую в растворе человеческую голову. Сейчас это не просто улика или трофей, прежде всего это свидетельство его безумия. Так или иначе, от нее нужно немедленно избавиться.

Джеффри пакует банку в рюкзак и идет к реке. Он доходит до места, где особенно сильное течение, достает банку и буквально вытряхивает оттуда страшный артефакт. Затем он идет домой и засыпает. Он спит уже сутки или даже дольше, когда к нему вдруг приходит Бриджит. Она вернулась из Флориды и думала, что дома у Джеффри все так же весело, как было, когда она уезжала.

– Я один, – предупреждает он ее.

– Ну… ничего, посидим, закажем пиццу, – предлагает девушка. Джеффри выглядит растерянным и несчастным. Он живет совершенно один, в забытом богом Бате, на окраине леса. Что может быть хуже и страшнее. Ему срочно требуется друг и пицца. Пусть она и не того пола, но для поедания пиццы это точно не важно.

Бриджит и Джеффри проводят вместе целый день. Ближе к вечеру она уже собирается домой. Узнав об этом, Джеффри заметно мрачнеет. Он, кажется, боится оставаться один.

– Родители будут против, понимаешь? – будто извиняется она.

– Конечно, я понимаю, – успокаивает ее Джеффри.

Когда девушка уходит, он идет в сарай и готовит веревку для того, чтобы повеситься, но так и не решается затянуть петлю на собственной шее. Он просто напивается до невменяемого состояния и хотя бы на несколько часов забывает о том, что сделал.

Спустя несколько дней к нему приезжает отец.

– Я знаю, что мама с Дэвидом переехала к родителям, можешь не врать, – успокаивает он Джеффри и проходит в дом. Вопреки его предположениям, дом, в котором живет вчерашний подросток, выглядит стерильно чистым, только диван перед телевизором буквально утопает в бутылках из-под пива и в коробках от пиццы.

– Ты уже придумал, что будешь делать дальше? – интересуется он.

– Что ты имеешь в виду? – похолодевшим от ужаса голосом спрашивает Джеффри.

– Ты собираешься куда-то поступать или пойдешь на работу? – поясняет Лайонел.

– Конечно, конечно, я собираюсь учиться, – с облегчением говорит Джеффри и кивает на стопку писем из разных университетов, которая лежит возле телефона.

– Ого. Сколько всего приглашений? – интересуется отец.

– Девять, кажется. Все, куда я посылал документы, меня приняли. Я хорошо сдал экзамены, – поясняет он.

– Уже выбрал? – спрашивает отец, перебирая стопку. Джеффри отрицательно мотает головой. – Тогда предлагаю университет Огайо. Ты будешь поближе к дому, а это важно, – говорит Лайонел. – Ого, да они даже скидку готовы тебе сделать, чтобы только ты у них учился!

– Конечно, пап, – отвечает Джеффри.

– Ты пошлешь им ответ? – с нажимом спрашивает он.

Джеффри демонстративно берет в руки лист и ручку. Он пишет пару строк, ставит подпись и попросту отдает бумажку Лайонелу. Отец скептически смотрит на сына, но все же берет в руки бумажку и аккуратно складывает ее пополам.

* * *

1992 год

– Суд штата Висконсин вызывает для дачи показаний Карла Уолштрома, выступающего со стороны защиты. Мистер Уолштром, пройдите пожалуйста на место свидетеля и положите правую руку на конституцию США.

– Клянусь.

– Весьма лаконично, мистер Уолштром. Насколько я знаю, вы единственный психиатр, кто не обнаружил у обвиняемого высокого уровня IQ. Согласно тесту на интеллект, его коэффициент значительно выше среднего. Как вы объясните это?

– Даже выше, чем у Нобелевских лауреатов, да, Ваша честь, я отметил этот странный, на мой взгляд, факт в заключении. В истории психиатрии есть много подобных примеров так называемого савантизма[14]. Так, к примеру, люди с тяжелой формой аутизма, не способные даже освоить элементарные навыки самообслуживания, не умеющие читать и писать, обнаруживают исключительные способности к математическому счету или музыке. При этом такие люди не способны освоить решение уравнений или чтение нот, их исключительные способности ограничены очень узкими рамками и редко когда находят практическое применение. В случае Дамера его способность к решению задач на интеллект не нашла никакого применения в жизни. По моим наблюдениям, мистер Дамер может быть охарактеризован как личность, склонная к избеганию проблем, застревающему типу мышления. Все это свидетельствует о весьма примитивном складе личности. В ходе наших бесед обвиняемый признался о своем увлечении образом Дарта Вейдера, любви к фильмам ужасов и идее создания армии зомби. Эту идею он попытался реализовать путем заливания кислоты в черепа своих жертв. Подобные желания в психиатрии относят к категории бреда и навязчивых идей. В данном случае они были сформированы на базе персонажей массовой культуры, что также свидетельствует о примитивности личности Дамера.

– У вас явно не сложились отношения с обвиняемым.

– В мою работу не входит выстраивание отношений, мистер Макканн. Обвиняемый послушно выполнял все необходимые задания и отвечал на поставленные мной вопросы, что и позволило мне сделать это заключение, однако я не стремлюсь выстраивать дружеские отношения и выяснять, какие были отношения с мамой у человека, съевшего шестнадцать человек.

– Будем точны, съел мистер Дамер все же не шестнадцать человек.

– Каннибализм также свидетельствует о примитивном складе личности.

– Тем не менее даже примитивная личность способна отвечать за свои поступки. Осознавал ли свои действия мистер Дамер?

– Нет, мистер Макканн. Примитивная организация личности Джеффри Дамера, а также его врожденная эмоциональная холодность вследствие развившегося расстройства личности, не способна была обеспечить достаточно сложную причинно-следственную связь между совершаемыми им действиями и грозящими за это последствиями.

Глава 8

Для него всегда представлял сложность тактильный контакт. Он не умел обнимать. Не мог прикоснуться к другому человеку. Его глаза казались мертвыми. Казалось, у этого парня нет сердца с левой стороны. Он выглядел ходячим зомби

Шери Дамер, мачеха Джеффри Дамера

1979 год

– Лайонел Дамер? Я работаю барменом, вы меня не знаете. Ваш сын сейчас у нас, не могли бы вы его забрать? Он пьян вдребезги, и, похоже, у него нет денег на такси.

– Через час буду у вас, – со вздохом отвечает Лайонел и едет в очередной бар, откуда ему нужно будет забрать сына.

Приехав к бару, он видит, как сын, прислонившись к кирпичной стене ночного клуба, сидит и бесцельно смотрит на стену противоположного дома. Уже довольно холодно, но его это не смущает. Джеффри сидит прямо на асфальте и даже не чувствует пронизывающего ветра.

Когда такое случается в первый раз, Лайонел относится к этому с пониманием. Во второй он, ни слова не говоря, доставляет Джеффри к дому, где его сын снимает квартиру. В третий раз он не выдерживает и взрывается, но это не имеет никакого эффекта.

* * *

1979–1982 годы

В университете Огайо Джеффри появляется лишь несколько раз. В первые пару дней ему даже интересно, но потом он понимает, что его уровень познаний в химии и биологии ушел далеко за пределы знаний преподавателей этого не самого престижного университета. Он знает значительно больше всей программы курса и попросту перестает ходить. Поначалу он думает, что здесь все получится как со школой. Он будет попросту приходить и писать нужные работы тем преподавателям, которым подвернется на глаза. Но уже ближе к ноябрю понимает, что вряд ли сможет написать хоть одну работу. По той простой причине, что вряд ли попадется на глаза какому-нибудь преподавателю. Ему становится страшно идти в университет на занятия, и каждый раз, выходя из дома, чтобы пойти на учебу, он сворачивает в сторону ближайшего бара. Никаких новых друзей у него здесь не появляется. Он старается держаться в стороне ото всех, но при этом, даже вусмерть напившийся, сохраняет подобие вежливости. Это вызывает уважение, интересно переплетенное с брезгливостью.

В тот раз Лайонел забирает Джеффри из бара на самой окраине города.

– Ты бы хоть подбирал бары поближе к дому, что ли, – говорит отец мало что сейчас понимающему Джеффри.

Вместо того чтобы везти его домой, отец Джеффри понимает, что бессмысленно надеяться на то, что сын завтра пойдет на занятия. Он грузит Джеффри в машину и везет его к себе домой.

Наутро Джеффри понимает, что проснулся в незнакомой ему кровати, и с ужасом начинает озираться по сторонам. Вполне вероятно, что сейчас он обнаружит рядом с собой чей-то труп. Дамер помешан на контроле за своим поведением, поэтому как только сила этого контроля ослабевает, его буквально топят его собственные самые черные и невероятные фантазии. В этом состоянии он способен на все. Вряд ли даже он сам сможет описать то, на что способна эта черная, чудовищная лавина.

Вместо чужой головы на тумбочке возле кровати он видит свою собственную детскую фотографию. На снимке маленький мальчик в джинсовом комбинезоне и полосатой футболке держит на руках белого кучерявого терьера и счастливо улыбается. Собака раскрыла рот от удовольствия и высунула язык, поэтому кажется, что и собака тоже улыбается.

Он поднимается с кровати, надевает аккуратно сложенные на краю кровати вещи и непонимающе начинает оглядываться по сторонам. Выйдя в коридор, он бредет в сторону, откуда доносятся звуки. На кухне стоит Лайонел в белом переднике и готовит завтрак. Так иногда он делал и в детстве, когда особенно сильно ссорился с Джойс.

– Джеффри? Я тут кое с кем стал жить и хотел бы, чтобы ты тоже уже с ней познакомился, – не оборачиваясь, говорит Лайонел.

– Что? Да, да, конечно, – говорит Джеффри. Его не сильно это удивляет и даже не сильно интересует. Сейчас он рад хотя бы тому факту, что не убил никого накануне.

– Она сейчас придет. Ее зовут Шери, – говорит Лайонел.

Вскоре в дверях появляется еще довольно молодая улыбчивая блондинка с пакетами из супермаркета в руках. Шери Дин Джордан появилась в жизни Лайонела еще в то время, когда он продолжал жить с Джойс и детьми. О существовании этого романа подозревали все в их семье, так что никакой неожиданности в том, что Лайонел стал с ней жить, не было. Вечером они устраивают праздничный семейный ужин, благодаря которому Джеффри вновь чувствует себя как дома, как будто он снова маленький и они все вместе ужинают. Вместо мамы сидит другая женщина, но атмосфера за ужином так располагает и расслабляет, что Джеффри предпочитает не вспоминать об этом и просто на какое-то время поддается этой иллюзии.

Шери и Джеффри быстро находят общий язык, поэтому известие о скорой их с Лайонелом свадьбе он воспринимает хорошо. Теперь, когда Лайонел готовится стать вновь семейным человеком, у него больше нет возможности, да и желания спасать сына из различных передряг. Вдобавок ко всему, примерно спустя полгода после отъезда Джойс и Дэвида второй сын Лайонела возвращается в Бат.

– Что об этом думает мама? – интересуется Лайонел, увидев Дэвида, выгружающего из машины свои вещи.

– Ничего. По закону я уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно решать, с кем хочу жить, – пожимает плечами Дэвид и затаскивает свои вещи в дом.

Теперь Лайонел больше не приезжает забирать Джеффри из баров, реагируя лишь на звонки из полиции. В участке Джеффри оказывается достаточно часто. Иногда он ввязывается в драки, но чаще его туда забирают из баров, так как бармены просто не знают, куда еще им позвонить, чтобы только кто-нибудь забрал этого парня.

– Тебе письмо, – говорит Шери, когда Джеффри приезжает к ним. На сей раз он приезжает сам и в более или менее трезвом виде.

Джеффри осторожно берет письмо из ее рук и смотрит в угол конверта. Там указано, что отправителем является университет Огайо. Для проформы Джеффри вскрывает его, хотя и так понятно, что там написано.

– Тебя отчислили, – скорее утверждает, чем спрашивает Лайонел.

– Да… – отвечает Джеффри, – но можно ведь восстановиться, наверное.

– Нельзя, – отрезает Лайонел. Джеффри непонимающе поднимает на него голову. – Я долго мирился с твоим пьянством, но больше не намерен этого терпеть. Ты уже достаточно пострадал и из-за нашего развода с Джойс, и из-за моего нового брака, и еще бог знает из-за чего. Ты волен портить свою жизнь сколько угодно, но я это больше оплачивать не намерен. Либо ты устраиваешься на работу, либо идешь в армию, но я твои развлечения оплачивать больше не намерен, – взрывается Лайонел.

– Армия? Мне кажется, что армия – это не такая уж плохая идея, – задумчиво говорит Джеффри, когда Лайонел умолкает.

– Что, прости?

– Я говорю, что армия – это хорошая идея, пап, – повторяет он.

Глава 9

1982 год

– Ну и чего ты добился всем этим? – спрашивает Джеффри подошедший к нему сослуживец.

Дамер сидит на лавочке возле КПП и бесцельно разглядывает камешки гравия под ногами. Парень по имени Дэвид Кросс садится на другой конец лавки и некоторое время смотрит в стену казармы прямо перед собой. Сейчас весна, и первые теплые солнечные лучи уже касаются мрачного и по-немецки лаконичного здания. Здесь, в Германии, все выглядит слишком сдержанным. Тем удивительнее каждый раз наблюдать за тем, как преображаются серые, блочные дома от легких, пока еще едва заметных лучей солнца. Точно так же и местные жители всего от пары бокалов пива превращаются в самых отъявленных тусовщиков и бунтарей. Здесь, в Германии, все всегда лучше, чем кажется на первый взгляд. Эта удивительная особенность страны с первого дня поражает американских миротворцев, прибывших с военной базы Сан-Антонио.

– Чего ты всем этим добился? – повторяет свой вопрос Дэвид.

– Тебе-то до этого какое дело? – огрызается Дамер.

– Никакого, – добродушно пожимает плечами молодой солдат. – Просто я знаю, кем бы ты мог стать в армии. Ты был лучшим во всех тестах, ты способен моментально выучить книгу, которую я даже прочитать никогда не смогу.

– Не самое важное качество в армии.

– Стрельба, дисциплина, да что угодно. Не знаю, что ты хотел там доказать, но по итогу ты доказал только то, что ты неудачник. Был им, им и останешься, – добродушно говорит сослуживец.

– Я не неудачник, – медленно закипает Дамер, услышав это проклятое слово, сводящее его с ума все время службы.

– Пока ты доказал обратное, – вполне миролюбиво парирует молодой человек.

– Послушай меня сюда, я не неудачник. Запомни это. Придет время, и ты обо мне еще услышишь…

* * *

1979–1982 годы.

Лайонел ожидал, что Джеффри будет врать о восстановлении в университете, что пообещает найти работу, но он совершенно не ожидал того, что его сын выберет армию. Да и не хотел он такой карьеры для сына никогда, но отступать было некуда. Нельзя же выставить сыну ультиматум, а потом взять свои слова обратно.

В конце 1979 года Лайонел отвозит сына на тренировочную базу в Алабаме. Здесь Джеффри начинает вместе с другими новобранцами проходить начальную военную подготовку. Каждый день он должен вставать в пять утра, идти на утреннюю тренировку, затем следуют дневные занятия и вечерняя тренировка. Ближе к восьми вечера Джеффри так измотан, что у него нет сил думать. А это как раз то, что ему нужно. Он все время в окружении людей, которые смогут его в случае чего остановить. У него нет возможности напиваться в хлам и, самое главное, нет возможности погружаться в затягивающий водоворот собственных мыслей. А еще его окружают молодые и красивые парни, которые не стесняются раздеваться перед ним.

Джеффри еще лет в четырнадцать осознал свою гомосексуальность, но стыдился этого и всеми силами старался скрыть этот факт, в первую очередь от отца. Конечно, Джеффри старался держать себя в руках и ни при каких условиях не собирался признаваться в своей гомосексуальности. В рядах армии всегда хватало лиц с нетрадиционной ориентацией. Об этом не принято говорить, но и скрывать это не имеет смысла. Все объясняется просто: это чисто мужской коллектив, в котором молодые люди должны проводить двадцать четыре часа в сутки друг с другом. Кто-то осознает, что это необходимое препятствие на пути к военной карьере, ну а кто-то приходит сюда именно ради этого препятствия. Именно такие ребята часто так и не проходят обучение до конца, так как неожиданно выясняется принадлежность к нетрадиционной ориентации, ну а молодые люди в замкнутом мужском коллективе бывают жестоки.

В один из вечеров кто-то из взвода приносит несколько бутылок алкоголя. Джеффри тут же присоединяется к компании и выпивает лишнего. Оказывается, что парень из этой компании тоже нетрадиционен в своих сексуальных предпочтениях. Под предлогом того, что идут покурить, они выходят на улицу, и в этот момент их видит командир роты.

Все это приводит к тому, что весь взвод теперь знает о нетрадиционной ориентации Дамера и его друга. Понимая, что теперь спокойной жизни парню не будет, а возможно, не желая иметь у себя в роте открытого гомосексуалиста, командир роты добивается перевода Дамера на другую базу.

– Будешь проходить подготовку на медицинского работника, ты ведь на биолога учился, тебе интересно будет, – говорит ему начальник напоследок.

Спустя несколько дней, превратившихся для Джеффри в непрекращающийся ад пока еще тихих перешептываний за спиной, Джеффри переводят на военную базу в Сан-Антонио, штат Техас. Здесь уже Джеффри аккуратнее, так как всем известно, что могут сделать в Техасе с гомосексуалистом. Во всяком случае, в те годы там лучше было не распространяться о своих сексуальных предпочтениях.

В Сан-Антонио Джеффри зарекомендовывает себя как первоклассный солдат. Он всегда сохраняет субординацию и прекрасно разбирается в химии и биологии. Да и вид крови его ничуть не пугает. Идеальный санитар. Получив высший балл практически по всем дисциплинам, кроме общей физической подготовки, Джеффри получает звание. Его отправляют на службу во второй батальон 68-го полка 8-й дивизии в ФРГ.

Во время прохождения подготовки на базе в Сан-Антонио Джеффри старается изо всех сил. Он практически не пьет, пытается найти общий язык с товарищами и благодаря своей способности выучивать все на лету заслуживает уважение у вышестоящего начальства. Учить приходится много, так как медицинская подготовка предполагает довольно хорошего уровня знание анатомии и биологии. Любимые его предметы в школе. В свободное время он обычно читает взятые в библиотеке книги. Так мало кто поступает, поэтому у товарищей это поведение вызывает насмешки и уважение одновременно. Доля уважения в этом коктейле увеличивается в тот момент, когда становится понятно, что его отправляют в Германию. Туда едут только хорошо себя зарекомендовавшие солдаты. Из всей группы новобранцев, в которой проходил подготовку Джеффри, туда распределены лишь несколько человек.

И вот Джеффри садится на военный рейс Даллас – Штутгарт. В самолете он очень нервничает, и кто-то из ребят предлагает ему выпить, чтобы успокоиться. Джеффри соглашается и, естественно, моментально пьянеет. Когда шасси самолета касаются посадочной полосы аэропорта в Штутгарте, Джеффри понимает, что практически не помнит этого многочасового перелета. Судя по вполне добродушным смешкам товарищей, он не сделал ничего из ряда вон выходящего, и это успокаивает. В аэропорту их встречает специальный автобус, который прямо оттуда везет их на военную базу в Баумхольдере, небольшом городке в трех часах езды от Штутгарта.

В Баумхольдере совершенно нечего делать. Это небольшая деревушка на три тысячи человек с размеренным, раз и навсегда установленным распорядком дня. Здесь не нужны санитары, а единственное доступное развлечение – алкоголь.

Здесь их селят в общежитие. В каждой комнате по две кровати. Джеффри живет с парнем по имени Билли Кэпшоу. Они практически не общаются, но сосуществуют довольно мирно.

Жить вдвоем с кем-то значительно труднее, чем жить в казарме с тридцатью незнакомыми людьми. В казарме вы можете так и не познакомиться. Вас могут даже не заметить. В комнате, где живут двое, второго человека не заметить сложно. Необходимость постоянно себя контролировать и анализировать сказанное и сделанное буквально сводит с ума Джеффри Дамера. Он патологически аккуратен и совершенно не выносит вида разбросанных по комнате вещей, но убирать вещи соседа он не хочет, а сказать о своем недовольстве попросту не может. Это же не его младший брат, это же полузнакомый парень, солдат американской армии. Вдобавок ко всему сосед постоянно забывает, какой из ящиков тумбочки принадлежит ему, и, естественно, периодически натыкается на личные вещи Дамера.

Джеффри прибегает к тому единственному способу расслабиться, который ему известен. Он идет в магазин и покупает бутылку скотча. Теперь он делает пару глотков с утра и еще несколько в течение дня. Так легче пережить необходимость постоянного общения.

– С кем ты живешь? – спрашивают в один из дней у Билли Кэпшоу.

– С Дамером.

– Это тот неудачник с книжками? – ухмыляется парень.

– Я не неудачник, – говорит Джеффри. Он подходит к ним как раз в тот момент, когда парень некстати произносит эту фразу. Джеффри выглядит вполне спокойным, но тут же достает из кармана армейских брюк маленькую бутылку скотча и отпивает оттуда.

– Какой-то повод? – спрашивает парень, указывая на бутылку.

– День рождения, – кивает Джеффри, изучающе посмотрев на бутылку.

Никого не интересует, правду сказал Джеффри или нет. Это выходной, и им всем отчаянно нечем заняться, а здесь отличные бары с дешевым алкоголем. Сослуживцы тут же предлагают Джеффри вместе с ними пойти в бар, и Джеффри, конечно, соглашается.

Баумхольдер – небольшая деревушка, но мест, где можно выпить, тут предостаточно. В ту ночь они обходят их все. Когда все уже достаточно пьяны, речь заходит о девушках. У кого-то осталась подруга в Штатах, кто-то уже успел познакомиться с местными девушками и завести роман. Вскоре разговор сворачивает в сторону секса, и кто-то уже предлагает поехать в публичный дом. Как указывается, он в паре кварталов отсюда. Джеффри начинает собираться в часть, но это замечают товарищи.

– Дамер, ты куда собрался? Поехали с нами!

Сослуживцы уже запихивают его в машину и интересуются, была ли у него когда-нибудь вообще девушка.

– Конечно…

– Сколько тебе лет, говоришь?

– Восемнадцать.

– У него никогда не было девушки! – ликует кто-то из сослуживцев Дамера.

– Не переживай, сегодня ты станешь мужчиной! – радуется тот парень, что тащил его в публичный дом.

Джеффри с каждой минутой становится все более мрачным. Когда они входят в большую квартиру, расположенную на последнем этаже довольно мрачного трехэтажного особняка, на нем уже лица нет. Внутри их встречает гротескно-романтическая и немного пугающая атмосфера публичного дома. Несколько девушек собираются в гостиной. Кто-то из ребят тут же подсаживается к ним, но всех остальных сейчас больше интересует Дамер. Они объясняют пышногрудой блондинке суть проблемы, та улыбается и кивает. Затем она жестом приглашает Джеффри в одну из комнат. Дамеру ничего не остается. Он должен пойти вслед за ней.

Джеффри входит в комнату с плотно зашторенными окнами и большой кроватью с балдахином. Чуть помедлив, он садится на кровать и признается призывно лежащей на горе из подушек девушке в том, что не хочет сейчас никаких развлечений. Девушка с обидой поджимает губы и пулей вылетает из комнаты.

– Он отказался, – отвечает она на удивленные взгляды всех остальных и буквально с силой вырывает несколько купюр из рук одного из парней.

– Дамер, что здесь произошло? – интересуется кто-то из сослуживцев, просовываясь в дверной проем и изучающе разглядывая застеленную кровать номера.

– Я не хочу так, не хочу, чтобы это произошло здесь! – нервно кричит Дамер и выходит из комнаты. Он взбешен и унижен одновременно. Сослуживцы, как ни странно, относятся к произошедшему с пониманием. В конце концов, здесь большинству ребят не исполнилось двадцати и у многих еще не было девушки. Просто им удавалось лучше это скрывать. Тем не менее кличка «Неудачник» теперь закрепляется за ним навсегда. Каждый раз, когда Джеффри слышит это слово, его как будто кипятком ошпаривает. Он старается не подавать виду, но для этого требуется выпивка, много выпивки.

– Дамер, выйди из строя, – кричит командир полка на утреннем построении. Джеффри делает неуверенный шаг вперед.

– Мне кажется, или это запах алкоголя? – интересуется командир на глазах у сотни других солдат.

– Да, сэр, – отвечает Джеффри.

– С утра?

– Да, сэр. Это больше не повторится, сэр.

– Иди отсюда и проспись хорошенько! – кричит на него командир. – Это первое предупреждение. После третьего ты вылетишь из армии!

Джеффри не может пережить случившегося в публичном доме. Ему буквально необходим алкоголь, чтобы жить, чтобы иметь возможность нормально дышать и не испытывать постоянного желания убить то ли себя, то ли кого-то еще.

Командир сдерживает свое обещание. Когда он в третий раз видит, как на утреннем построении Дамер еле держится на ногах, он просит его зайти вечером к нему в кабинет.

– Ты понимаешь, что я должен тебя уволить из армии за это?

– Да, сэр.

– Ты этого хочешь?

– Нет, сэр.

– Ты можешь гарантировать, что это не повторится?

– Нет, сэр.

Командир внимательно смотрит на него и протягивает ему бланк приказа об увольнении. Джеффри подписывает его. Напоследок мужчина спрашивает:

– Тебя должны отправить домой гражданским рейсом. Куда заказывать билеты?

– Куда? Не знаю, сэр.

– Я бы на твоем месте отправился бы куда-нибудь на отдых, – уже вполне по-человечески отвечает командир, и на его лице появляется подобие ободряющей улыбки.

– Флорида. Я полечу во Флориду, – находится наконец Дамер.

– Значит, Флорида, – хлопает по столу командир роты и выжидательно смотрит на Дамера. Тот продолжает стоять по стойке смирно.

– Свободен, – немного расстроенно говорит мужчина. Только после этого Дамер поворачивается и выходит из кабинета.

Спустя пару дней Дамер получает все документы о своем увольнении из армии, положенную часть оклада и билеты на рейс до Флориды. Теперь он абсолютно свободен. Его никто нигде не ждет, и никто не знает, где он.

Оказавшись во Флориде, Джеффри просит таксиста отвезти его в самый дешевый мотель, какой он только знает. Это оказывается большое двухэтажное здание. С улицы видны перила коридоров и двери номеров. Кое-где двери проломлены и раскрашены краской. На углу здания стоят девушки в чересчур коротких для того времени юбках, рядом с ними ошивается парень в яркой рубашке и с длинными волосами. На стойке регистрации сидит явно нетрезвый мужчина и смотрит телевизор. При виде нового клиента он недовольно кривится и буквально швыряет на стол бланк, в котором нужно оставить свои личные данные и контактный номер телефона. Джеффри по привычке пишет телефон отца, оплачивает номер на неделю вперед и заселяется в мотель. Денег на то, чтобы снять квартиру, у него нет, да и рекомендаций тоже. Без справки с работы и рекомендаций поручителей он может рассчитывать разве что на такую же дыру в плохом районе, только оплатить нужно будет сразу пару месяцев, а таких денег у него попросту нет.

Пару дней подряд Джеффри попросту ошивается на пляже, но деньги неумолимо заканчиваются. Нужно хотя бы постараться найти работу и придумать что-то с жильем.

– Джеффри? Что ты здесь делаешь? – окликает его девушка. Джеффри оборачивается и видит перед собой Бриджит Гейгер. – Как ты здесь оказался?

– Тот же вопрос.

Они идут в ближайшее кафе и долго разговаривают, как несколько месяцев назад в Бате. Оказывается, что родители девушки все же решили переехать сюда, так что заканчивать школу девушке пришлось уже здесь.

– Ты не знаешь, где я могу поискать себе работу? – спрашивает он.

Бриджит обещает подумать и спросить у кого-то, не требуются ли им курьеры. Через пару дней Джеффри звонит девушке из телефона-автомата, стоящего в центре двора его мотеля. Бриджит говорит, что узнала у приятелей и на одной фирме сейчас требуются курьеры. Оплата хоть и небольшая, но еженедельная, а это вполне устраивает Джеффри.

Теперь он целыми днями носится по городу, развозя какие-то бумаги, а по вечерам приходит на пляж и садится там с бутылкой пива, завернутой в бумажный пакет. В мотель он старается возвращаться как можно позднее, потому как то и дело задерживает оплату номера.

Раз в несколько дней он звонит отцу и рассказывает о своей службе в армии. Признаваться о том, что его выгнали из армии, он не собирается, а значит, и денег у отца попросить не может. Денег не хватает хронически. Пару раз случается так, что Джеффри вместо того, чтобы развозить посылки, заворачивает в бар. Поначалу на это смотрят сквозь пальцы, так как на следующий день Джеффри все же завозит пакеты с товарами в нужные конторы, но вскоре его все же штрафуют, а затем и увольняют с работы.

Теперь он целыми днями сидит на пляже и пропивает скопленные за время работы деньги. Бутылка виски стоит шесть долларов, а ночь в мотеле – пятнадцать. Выбор Джеффри очевиден. В первые пару дней он еще надеется найти другую работу, но затем просто плывет по течению и с ужасом ждет того дня, когда его вещи просто вышвырнут из мотеля. Такой день настает через пару недель.

Джеффри, как обычно, приходит к мотелю ближе к двум ночи и видит на стойке регистрации две дорожные сумки с вещами.

– Дамер?! – угрожающе кричит администратор, заприметив его возле стойки.

Не дожидаясь скандала, Джеффри хватает сумки и бежит в сторону шоссе. Там он поднимает руку, останавливает первую попавшуюся машину и просит отвезти его в центр города. Оказавшись в центре с двумя дорожными сумками в руках, Джеффри не знает, что ему делать. Он бредет на пляж и напивается. Засыпает он прямо там же. На пляже Флориды.

Утром следующего дня он встречает Бриджит и спрашивает, нельзя ли у нее остановиться. Девушка с сомнением смотрит на парня, ночующего на пляже, и говорит, что завтра она уезжает в колледж.

– Тебе нужна помощь, Джеффри, – говорит она на прощание.

Теперь это понимает и сам Джеффри, но у него пока еще есть немного денег, а звонить отцу он попросту боится.

И вот уже последние десять долларов потрачены на алкоголь. Вот уже несколько дней он моется с помощью тронутой ржавчиной трубы на пляже. Тут есть платная раздевалка, где стоят нормальные душевые, но на них тоже уже нет денег. Джеффри выходит из магазина и идет по набережной. Навстречу ему идут счастливые и веселые люди, проводящие здесь отдых с семьями. Внезапно он начинает изображать из себя умственно отсталого и приставать к прогуливающимся парам, требуя от них немного мелочи. Люди охотно дают деньги, чтобы только парень отвязался от них. Вскоре набирается приличная сумма, но уже через несколько минут к нему подходит пара темнокожих парней и объясняет ему, что если он решил здесь работать, то половину выручки он должен отдавать им. На первый раз они готовы его простить, если тот отдаст им все свои деньги. Парни милостиво оставляют ему несколько четвертаков, которых должно хватить на звонок отцу.

– Алло, пап? Это Джеффри. Я, похоже, все испортил. Меня уволили из армии, сейчас я во Флориде и ночую на пляже. Мне нужно немного денег, чтобы снять жилье…

Выслушав сбивчивый рассказ сына, Лайонел говорит только одну фразу:

– Я постараюсь тебе помочь.

Спустя несколько часов Джеффри снова звонит отцу, и тот велит ему сходить на почту. Вместо денег ему там выдают авиабилет до Огайо на сегодняшнюю дату. У него нет выбора. Ему действительно нужна сейчас помощь.

Джеффри автостопом добирается до аэропорта и садится на ближайший рейс до Огайо. Спустя пару часов в компании счастливых людей, возвращающихся из отпуска, он выходит из зоны прилета и видит Лайонела и Шери. Он опять все испортил.

Глава 10

Моя беда лишь в том, что я все понимаю.

Альбер Камю

1985 год

Напротив Джеффри сидит парень, читающий комиксы. По его виду совершенно непонятно, каким образом он попал в библиотеку. Старые и никогда не стиранные джинсы с растянутым свитером создают впечатление человека, которому срочно нужны деньги на дозу. Зачем ему библиотека, не ясно. Парень красивый, и, конечно, Джеффри невольно обращает на него внимание. Неожиданно молодой человек встает и направляется к выходу из библиотеки. По дороге он проходит мимо стола Джеффри и «случайно» бросает на его стол записку.

* * *

1982–1985 годы

И все повторяется. Пару дней Джеффри живет в доме у Лайонела и Шери, затем заверяет отца, что готов начать новую жизнь, и просит денег на то, чтобы снять себе жилье. Он действительно съезжает от них и даже устраивается на работу курьером, но через пару дней вылетает оттуда. Затем следует работа доставщиком пиццы, продавцом в ночном магазине, упаковщиком подарков… Нигде он не задерживается дольше чем на пару недель. У него всегда при себе бутылка с алкоголем, из которой он периодически отпивает. Рано или поздно он все же напивается, и его выгоняют. Он идет в бар, где продолжает пить до тех пор, пока кто-то не вызванивает Лайонела, чтобы тот отвез сына домой. Спустя какое-то время все повторяется. Шери очень долго спокойно относится к тому, что значительная часть их с Лайонелом бюджета уходит на выходки великовозрастного сына ее мужа. Она чувствует себя виновной в том, что сейчас творится с Джеффри. Если бы не развод родителей, жизнь Джеффри могла бы обернуться совсем по-другому. Лайонел всегда отзывался о старшем сыне с нотой пренебрежения, но ведь по факту он подавал большие надежды. Его приняли чуть ли не все колледжи, в которые он подавал заявления, у него был отличный аттестат и множество перспектив. Сейчас же он был на самом дне. Большинство его одноклассников поступили в колледжи или пошли работать, но Джеффри продолжал жить за счет родителей и медленно спивался. Когда он приходил в себя, то производил очень приятное впечатление. Только вот случалось это в последнее время все реже и реже.

Очень скоро Джеффри выставляют из арендованной квартиры, а Лайонелу, его поручителю, выставляют огромный счет. Джеффри переезжает к Лайонелу и уже перестает искать себе работу. Теперь он ест за их счет, передвигается пешком и каким-то совершенно магическим способом все же умудряется находить деньги на посещение баров и ночных клубов. Что больше всего расстраивает Лайонела, так это то, что несколько раз ему приходится забирать сына из баров с очень сомнительной репутацией. Судя по тому, что ему удается увидеть, там в основном развлекаются местные наркоманы и гомосексуалисты. Отец Джеффри начинает подозревать, что у его сына проблемы не только с алкоголем.

В один из вечеров Джеффри садится возле одного из офисных зданий и достает бутылку виски. Он уже изрядно пьян, но все еще осознает происходящее, а именно это ему и не нравится. Осознавать то, что он в данный момент спускает свою жизнь в унитаз, ему не очень-то приятно. Взгляд его туманится, и он буквально чувствует накопившиеся в нем злость и агрессию безысходности. В конце концов алкоголь все же срабатывает, и сознание его окончательно туманится. Вскоре Джеффри засыпает на лавочке возле бизнес-центра.

* * *

Просыпается он от громкой ругани буквально над ухом. Когда все же удается открыть глаза, перед его взглядом оказывается угрожающего вида темнокожий мужчина возле решетки. Откуда взялась решетка, он пока не понимает, но перед глазами уже всплывает воспоминание о том, как он засовывает в банку с раствором для бальзамирования голову автостопщика по имени Стивен Хикс. Джеффри поднимается и понимает, что находится в полицейском участке. Он так перепуган, что даже не в состоянии поинтересоваться, за что его задержали. Он уверен, что его арестовали за убийство Стивена Хикса. Тот факт, что он вдобавок ко всему расчленил труп и долгое время скрывался от следствия, – явно отягчающее дело обстоятельство. Он пытается вспомнить, разрешена ли в Огайо смертная казнь, когда в коридоре перед решеткой появляется полицейский и выкрикивает его фамилию.

– Дамер, на выход, за тобой приехали.

На выходе его ждет Лайонел. Оказывается, его задержали за распитие спиртного в публичном месте. Штраф за это составляет три сотни долларов. Немало, но, учитывая тот факт, что он уже был готов к электрическому стулу, все кажется ерундой.

– Джефф, Шери больше не хочет, чтобы ты жил с нами. Один жить ты не можешь, поэтому, думаю, тебе лучше пока пожить с бабушкой, – говорит Лайонел, когда они садятся в машину.

У него нет выхода. Он действительно не может жить один, потому что «опять все испортит». Ни работы, ни денег, ни желания бунтовать у него нет. Джеффри соглашается, и Лайонел отвозит его в Вест-Эллис, штат Милуоки.

С матерью Лайонела у него всегда были нейтральные отношения. Пожилая женщина живет в небольшом, но ухоженном доме с несколькими спальнями. Все свободное время она тратит на уход за своими кошками, походы в церковь и просмотр сериалов. Она искренне радуется тому, что внук поживет с ней какое-то время, и выделяет Джеффри большую спальню на втором этаже.

То состояние ужаса, какое он испытал, проснувшись в полицейском участке, надолго отрезвляет его. Джеффри сейчас действительно хочет изменить не столько свою жизнь, сколько свою личность. Он до смерти боится себя и своих черных мыслей. То и дело цитирующая Библию бабушка подливает масла в огонь.

Теперь он не просто бросает пить, он боится одного только вида бутылки с алкоголем. Тот же страх он испытывает при виде различных баров и ночных клубов. Впрочем, он редко теперь бывает в местах, где могут продать алкоголь.

Вместе с бабушкой Джеффри целыми днями смотрит телевизор, читает Библию и даже сопровождает пожилую женщину в церковь. В детстве он иногда ходил вместе с матерью на службу, но не слишком часто. Джойс это делала скорее из желания показаться добропорядочной матерью, чем из искреннего порыва. Ни она, ни Лайонел никогда не были излишне религиозны. Сейчас церковная служба производит на Джеффа сильное впечатление. Он даже какое-то время хочет сходить на исповедь и причаститься, но потом решает все же этого не делать.

Лайонел приезжает сюда каждую неделю. Пару раз он тоже сопровождает их в церковь. Иногда он заводит с сыном разговор о будущем, но каждый раз сворачивает его на полуслове. Он радуется тому, что сын больше не пьет и даже посещает церковь.

Бабушка Джеффа привыкла жить в одиночестве. Ее распорядок дня долгие годы никак не менялся. С появлением Джеффри жизнь ее наполнилась смыслом, но вместе с тем и проблем прибавилось. Ей не нравится привычка Джеффри смотреть телевизор по ночам, пропадать целыми днями в комнате и еще тысяча других мелочей, вскоре начавших ее раздражать. Еще одним немаловажным фактором накапливающегося раздражения становятся пересуды соседей.

Двадцатидвухлетний молодой человек неожиданно приезжает и поселяется вместе со своей бабушкой. Он не работает и, кажется, не пытается найти работу. Целыми днями он смотрит телевизор и по воскресеньям сопровождает пожилую женщину в церковь. Согласитесь, странно? Вот и по мнению соседей мисс Дамер это не добавляет очков в пользу Джеффри. К тому же внук женщины необщителен. Он всегда ходит, опустив плечи. Никогда не смотрит в глаза. Проходя мимо знакомых, скажем, в супермаркете, он сосредотачивается на представленных на полках товарах и буквально не замечает вокруг людей. Окружающие думают, что либо Джеффри считает себя слишком важной птицей, чтобы здороваться, либо попросту не от мира сего. На самом деле он просто не смотрит людям в глаза и попросту не обращает внимания на людей, проходящих мимо него.

То и дело пожилая леди заводит с внуком разговор о том, что ему нужно найти себе работу. Джеффри соглашается, но не предпринимает никаких попыток найти себе способ заработка. Приблизительно раз в неделю или в две к ним приезжают Лайонел и Шери. Иногда Лайонел приезжает один. Они включают стоящий во внутреннем дворе электрогриль, жарят барбекю и устраивают семейный ужин.

– Отойди, Джеффри, ты же опять все испортишь, – весело говорит Лайонел, когда замечает, что сын близок к тому, чтобы испортить стейки. Он отбирает у него лопатку и фартук и отправляет сына помогать бабушке. Вечером Лайонел всегда заходит в комнату к сыну и инспектирует ее. Поначалу он это делал втайне от сына, но вскоре это превратилось в ритуал, так что бунтовать против такого уже попросту не приходило в голову. Лайонел обыскивал комнату в поисках бутылок алкоголя, но для Джеффри этот ритуал каждый раз превращается в пытку. Лайонел беззастенчиво заглядывает под кровать, трогает развешенные на стенах постеры, проводит по корешкам выложенных на столе книг и шуршит страницами тетрадей на столе сына. Конечно, Лайонелу нет никакого дела до того, что записано в этих тетрадях, он это делает чисто механически, следуя ритуалу и из желания показать заботу о сыне.

– Мама говорит, что ты забросил поиски работы? – говорит однажды Лайонел.

– Я ищу, – покорно отвечает Джеффри.

– Тебе нужна работа, – напоминает Лайонел и уходит из комнаты.

Так повторяется из раза в раз. Такие разговоры ни к чему не приводят, но теперь, чтобы успокоить бабушку, Джеффри каждый день «уходит на поиски работы». Это всех устраивает. Пожилая женщина собирает журналы с напечатанными на страницах объявлениями о вакансиях. Джеффри периодически обводит ручкой какие-то заметки о том, что где-то требуется продавец или секретарь. Каждый день Джеффри оставляет на столе раскрытый журнал с вакансиями и уходит на поиски работы. Бабушка получает возможность говорить соседям, что внук пытается найти работу, а Джеффри получает возможность побыть в одиночестве.

Конечно, он не собирается устраиваться на работу. Он уже пробовал и все испортил. Как и всегда. В итоге эта работа привела его к тому, что он вынужден был изображать из себя умственно отсталого, чтобы заработать пару долларов на пляже Флориды. То состояние абсолютной безысходности и безнадежности перед тем, как признаться отцу в том, что все испортил, он запоминает надолго. В конечном счете самый лучший способ ничего не испортить – это ничего не делать.

Вместо того чтобы ходить на собеседования, Джеффри записывается в библиотеку и становится частым ее гостем. Придя на собеседование, рискуешь получить отказ, а если на собеседования не ходить, то никто и не откажется брать тебя на работу. По крайней мере, из библиотеки его не выгонят. Главное – не шуметь. Чтобы иметь какие-то деньги на карманные расходы, он периодически ходит в местную больницу и сдает кровь и сперму, получая за это хоть и небольшое, но вознаграждение. Разговорившись с девушкой, отвечающей на звонки в больнице, он рассказывает о том, как проходил подготовку на военного санитара.

– Если хочешь, можешь поработать здесь, у нас есть свободные вакансии, – предлагает она.

Джеффри соглашается и несколько месяцев, на радость Кэтрин Дамер, работает в местной больнице, но однажды, получив зарплату, он срывается и идет в бар. Опоминается он лишь через несколько дней, но время уже упущено. Нового санитара уже увольняют за прогулы на работе. Да и сам Джеффри этому рад. Ему нельзя иметь деньги, нельзя ходить в бар, это чревато тем, что он напьется, а когда протрезвеет, обнаружит новый труп в кровати.

Три года подряд Джеффри Дамер живет в режиме ожидания смерти. Он хочет найти работу, но не может заставить себя прийти на собеседование. Он хотел бы завести здесь новых друзей, но это элементарно негде сделать. Он хотел бы общаться со школьными приятелями, но не хочет признаваться в том, что живет с бабушкой и нигде не работает. Он хочет жить один, но понимает, что не способен на это, что опять все испортит. Девушки его не интересуют, а гомосексуальные связи считаются здесь грехом. Эта западня медленно, но верно схлопывается. День за днем он теряет навыки общения и постепенно начинает бояться людей. Общаясь, он так сильно напрягается, что в итоге приходится признать, что никакое общение не стоит тех неимоверных усилий, с какими оно ему дается. Он может переброситься парой слов с сотрудницей библиотеки и даже весьма остроумно пошутить, но вот более близкое общение ему не дается. Чем более личным становится диалог, тем больше ему хочется просто исчезнуть, убежать и навсегда забыть этот диалог. Но он не может этого сделать. В его жизни слишком мало событий, мало общения, а это означает, что каждый диалог он прокручивает в памяти сотни раз, пытаясь найти ошибки. Конечно, он их находит. Он придумывает тысячу вариантов того, как нужно было эту ошибку исправить, но, конечно, не имеет возможности этого сделать. И петля затягивается. Из невероятно способного школьника, который умудрялся получать только высокие отметки, так ни разу и не подготовив хорошенько ни одно домашнее задание, он превращается в стопроцентного неудачника, у которого уже нет никаких шансов добиться в этой жизни хоть чего-то.

– Я недавно видела объявление о том, что на шоколадной фабрике неподалеку требуются рабочие. Не хочешь попробовать свои силы? – интересуется однажды бабушка Джеффри.

– Хорошо, – отвечает он, конечно, не собираясь «пробовать свои силы» на шоколадной фабрике.

– Я уже договорилась о собеседовании, – продолжает она. – Завтра в восемь утра подойди, пожалуйста, к директору фабрики, ты же помнишь, где она находится? – говорит пожилая женщина, совершенно не замечая того, как меняется выражение лица внука.

У него нет выбора. Он обещал бабушке, и, если не придет, она узнает об этом. В восемь утра следующего дня он действительно стучится в кабинет директора фабрики, а в девять уже переодевается в рабочий комбинезон сотрудника предприятия. В его задачи входит упаковка конфет. Десятичасовая смена, во время которой ты не видишь ничего, кроме шуршащих, сводящих с ума оберток. Самое удивительное, что ему даже нравится. Не нужно ни с кем разговаривать, не нужно стараться понравиться, от тебя ничего, по большому счету, не зависит. Монотонная работа его даже успокаивает. Спустя минут тридцать ты впадаешь в подобие транса и перестаешь обращать внимание на что бы то ни было, кроме шуршащих оберток.

Теперь он бывает в библиотеке только по выходным. Джеффри обычно берет несколько графических романов или какую-нибудь книгу по истории, садится в углу и проводит так несколько часов. Даже не шевелясь и не меняя позы. Иногда место в углу занято, и тогда приходится садиться на свободное место в центре зала.

Напротив сидит симпатичный парень, читающий комиксы. По его виду совершенно непонятно, каким образом он попал в библиотеку. Старые и никогда не стиранные джинсы с растянутым свитером создают впечатление человека, которому срочно нужны деньги на дозу. Зачем ему библиотека, не ясно. Парень красивый, и, конечно, Джеффри невольно обращает на него внимание. Неожиданно молодой человек встает и направляется к выходу из библиотеки. По дороге он проходит мимо стола Джеффри и «случайно» бросает на его стол бумажку. Джеффри разворачивает смятый клочок бумаги и читает: «Если хочешь минет, я буду ждать тебя в туалете».

Джеффри чуть ли не подскакивает от неожиданности. С одной стороны, он хочет немедленно оказаться в туалете с тем парнем, с другой – он несколько лет делал все, чтобы не иметь возможности для знакомств с парнями, он делал все, чтобы убежать от себя. Не удалось.

Он подскакивает, забывает отдать обратно несколько графических романов и буквально выбегает из здания библиотеки. Парень так и не дождался его в туалете, но для Джеффри эта чертова записка стала последней каплей. Как бы он ни старался, он не смог убежать от себя, скрыться от всего того, что делало его жизнь неправильной и ущербной.

Глава 11

1986 год

– Добрый день, вы бронировали у нас или надеетесь на удачу? – чуть более вежливо, чем это необходимо, спрашивает парень на стойке регистрации сауны в Милуоки. Это заведение давно уже полюбили пожилые одинокие мужчины нетрадиционной ориентации. Обычно они приходят сюда в компании совсем юных мальчиков, с которыми знакомятся в гей-клубе по соседству. За пятьдесят долларов в час они готовы сделать все, что душе угодно. А если поторговаться, то и за тридцать можно договориться. В этих случаях остается только надеяться, что этим парням уже исполнился двадцать один год, в противном случае можно нажить себе много неприятностей.

На сей раз перед стойкой рецепции стоит светловолосый молодой человек с ямочками на щеках в компании с еще не знакомым администратору парнем. Они вполне могли бы показаться ему красивой парой влюбленных, если бы не поведение светловолосого парня. Тот, кажется, даже сторонится своего спутника. Он старается не приближаться к нему меньше чем на метр, не смотреть на него и не разговаривать. Если бы не бронь для двоих, нельзя было бы догадаться, что они вместе. Здесь такое поведение не принято. Конечно, Милуоки далеко не мегаполис, но на дворе конец 1980-х. В городе уже по меньшей мере десяток гей-клубов, да и сейчас они стоят в холле гей-сауны. Глупо скрывать здесь свою ориентацию. Выглядит по меньшей мере странно.

Пара арендует номер на целую ночь. Спутник светловолосого парня тут же исчезает в дверях комнаты, а светловолосый парень в очках, кажется, не торопится входить. Он сначала долго заполняет анкету посетителя, потом убирает в свой портфель ручку и лишь затем скрывается в полумраке комнаты.

Джеффри и его новый знакомый какое-то время сидят на диванах и не знают, о чем поговорить.

– Может быть, выпьем? – предлагает Джеффри, доставая из портфеля бутылку виски.

Парень, представившийся Стивеном, с готовностью принимает предложение.

– Я налью, – кивает Джеффри и идет стойке с бокалами.

Номер представляет собой довольно большое помещение, разделенное на зоны. При входе здесь небольшая кухня, на которой стоит холодильник с мини-баром, стойка с бокалами и небольшая кофемашина. Сразу за мини-баром начинается так называемая зона отдыха. Здесь стоит небольшой диван и журнальный столик из темного дерева. Сбоку от дивана белая дверь, ведущая в до смешного маленькую спальню без окна. Помещение там настолько крохотное, что внутрь не помещается ничего, кроме весьма массивной высокой кровати. Создается впечатление, что сначала была установлена кровать, и лишь затем началось строительство сауны. Напротив дивана еще одна дверь. Она ведет в парную, по размерам она еще меньше, чем спальня.

Джеффри готовит напитки, а его новый знакомый уже скрывается в парной. Это на руку Джеффри. Есть время, чтобы достать таблетки и успеть их размешать в бокале Стивена. Сначала Джеффри думает о паре таблеток, но уже через секунду решает увеличить дозу в несколько раз.

– Мне долго тебя ждать? – спрашивает Стивен, высовываясь из парной.

Джеффри отшучивается, выпивает виски из своего бокала и идет в парную. Там они вполне неплохо проводят время. В зону отдыха они выходят уже расслабленными и веселыми.

– Я принесу тебе выпить, – говорит Джеффри, когда возникает пауза в разговоре.

Стивен с готовностью выпивает порцию алкоголя и просит еще. Джеффри поднимается и готовит еще один коктейль из виски, льда и снотворного. Минут через пятнадцать лекарство начинает действовать, и парень засыпает. Джеффри бережно укладывает его на кровать и ложится с ним рядом. Он прижимается к груди спящего и начинает вслушиваться в биение сердца. Гулкие удары постепенно становятся тише и реже. Теперь он полностью в его власти, он больше не может думать, оценивать, ждать, когда Джеффри все испортит. Нет. Теперь Стивен хоть и ненадолго, но принадлежит ему, каждый удар сердца теперь принадлежит только ему. Милуокский монстр смыкает руки на шее своего знакомого и чувствует, как сейчас в его власти жизнь человека. Это чувство опьяняет.

* * *

1985–1987 годы

– Простите, вы не могли бы мне помочь? Моему другу стало плохо. Он никак не может проснуться, и я начинаю подозревать, что это какой-то припадок или еще что-то. Лучше, наверное, вызвать неотложку, – говорит администратору Джеффри. Внешне кажется, что он абсолютно спокоен, но это не так. Где-то глубоко внутри закипает паника, которую он просто не имеет права показывать.

– Пойдемте, покажете, – говорит администратор, с лица которого моментально слетает улыбка.

В номере все очень чисто и аккуратно. За пару месяцев работы администратору приходилось видеть всякое: и стены бывали в крови, и драки случались, и… Кажется, что он уже видел все самое страшное. Этот номер выглядит так, как будто в него еще не зашли гости.

Парень, которому стало плохо, лежит полностью одетый поверх покрывала в спальне.

– Он что, оделся перед припадком? – с подозрением спрашивает администратор, косясь на открытую дверь парной.

– Мы попарились и оделись. Ему стало плохо, и он прилег отдохнуть. Проблема в том, что он никак не просыпается, – поясняет Джеффри.

Администратор осторожно кладет руку на шею, чтобы пощупать пульс. В этот момент он замечает, что шея у парня иссиня-красная. Он уже начинает подозревать, что они переборщили, играя с удушением, но в этот момент нащупывает едва уловимый пульс.

– Да, нужно вызвать неотложку. Как его зовут? – интересуется администратор.

– Стивен, кажется, – пожимает плечами Джеффри.

Администратор уже идет к выходу, как вдруг замечает валяющуюся на полу таблетку. Поднимая ее с пола, он успевает заглянуть в раскрытый портфель Джеффри и видит там коробку с названием сильнодействующего снотворного, которое когда-то прописывали его бабушке.

– Если мешать виски со снотворным, хорошо точно не будет, – усмехается администратор.

– На что ты намекаешь? – чуть дрогнувшим голосом спрашивает Джеффри.

– На чаевые, – поясняет администратор.

Джеффри сжимает руки в кулаки так, что костяшки пальцев белеют. Администратор выходит из номера, и уже слышно, как он в холле разговаривает с оператором скорой помощи. Джеффри в ярости выворачивает карманы Стивена и достает оттуда восемьдесят долларов. Пятьдесят из них принадлежали пару часов назад Джеффри, а тридцать, видимо, осталось еще от прошлого клиента.

Джеффри выходит из номера и буквально бросает на стойку восемьдесят долларов. В этот момент в дверь звонят приехавшие медики.

Пара грузного вида мужчин в синей врачебной форме с легким презрением выслушивают рассказ Джеффри о произошедшем и грузят на носилки так и не приходящего в себя Стивена.

– Мне нужно записать, как вас зовут, и ваш контактный телефон, – под конец заявляет врач.

– Джеффри Фигг, – отвечает он и называет первые пришедшие в голову цифры. – С ним все будет в порядке?

– Я не экстрасенс, – недовольно ворчит фельдшер и приглашает жестом напарника взять переднюю часть носилок.

Джеффри кивает администратору на прощание и выходит из сауны. Этот случай отрезвляет его на пару недель, но уже через месяц он оказывается в точно такой же ситуации. Более того. Это та же самая сауна и тот же самый администратор, только на этот раз Джеффри пьян вдребезги, ну и парень с ним уже другой.

И точно так же, как и в прошлый раз, Джеффри кладет в бокал с виски несколько таблеток снотворного. Потом пару раз повторяет коктейль, а потом парень не просыпается. Только вот пульс почему-то не прощупывается.

– Я вызываю скорую помощь, – говорит администратор. – И полицию, – добавляет он.

Джеффри впадает в панику. Он выворачивает свои карманы, затем карманы нового знакомого, как его там звали? Набирается несколько сотен долларов. Должно хватить.

– Послушай, мне нужно сейчас уйти. Это… это чаевые, – говорит Джеффри и буквально всовывает в руку администратора стопку мелких купюр.

– Иди, – спустя секунду кивает парень. Джеффри моментально оказывается у входной двери. – И никогда больше здесь не появляйся, слышишь? – кричит ему вслед слишком жадный до денег молодой человек.

* * *

Тот парень все же выжил. Разговорившись с барменом одного из гей-клубов, Джеффри выяснил, что парень от большой дозы снотворного впал в кому, но его все же откачали.

– …Бывает, что поделать. Опасная у него работа, – смеется бармен, рассказывая о недавнем инциденте в соседнем районе.

Джеффри смеется в ответ и просит повторить порцию алкоголя.

После той чертовой записки в библиотеке он решает, что ничего плохого не случится, если он позволит себе разок расслабиться и сходить в гей-клуб в Милуоки. Рядом с этими клубами всегда есть сауны, которые выполняют функции отелей на час. Возле такой сауны при клубе Джеффри знакомится с одним парнем, и они уже вместе идут в сауну. Так даже лучше. Если он не окажется в ночном клубе, риск того, что он напьется, значительно меньше.

– Погоди, что ты делаешь? – останавливает его парень уже в номере.

– В каком смысле? – тут же останавливается Джеффри. Он чувствует сейчас такое дикое чувство стыда, что уже ни о каком сексе не может быть и речи.

Оказывается, что тот парень принял Джеффри за пассивного партнера. Он хотел даже предложить ему деньги за услуги, но Джеффри отказывается и пулей вылетает из сауны. В следующие пару часов он напивается в баре напротив.

Светловолосый парень с хорошей фигурой, в больших очках и с довольно тихой речью тут же привлекает здесь внимание множества мужчин. Вот только воспринимают его здесь как пассивного партнера. Это звучит унизительно для Джеффри.

Он становится частым посетителем пары местных гей-клубов. Он ничем не выделяется из толпы, ведет себя тихо и поэтому никому никогда не запоминается. Просто еще один парень. Публика здесь никогда не против быстрого секса в туалете, экономящего пятьдесят долларов за номер в сауне. Иногда Джеффри тоже развлекается подобным образом, но это не приносит удовлетворения. Ему важно чувствовать, что в его руках жизнь человека, что его партнер полностью, безраздельно принадлежит только ему, что партнет не думает, не оценивает Джеффри, он просто полностью отдается чувству. Звучит весьма романтично, если не знать, что в конечном счете ему нужен свежий труп вместо человека.

Джеффри стал часто знакомиться с молодыми людьми в клубах и приглашать их в сауну поблизости. Поначалу он пытается знакомиться с обычными посетителями, но вскоре становится понятно, что услугами парней, подрабатывающих проституцией, пользоваться проще и удобнее. Обычно это были эмигранты из Мексики или стран Азии, у них не было здесь родственников и можно было не бояться, что те обратятся в полицию. Да и с распределением ролей здесь все было понятно. Джеффри выглядел и вел себя так, что в нем нельзя было заподозрить активного партнера, но пассивная роль его уж точно никак не устраивала. Если ты платишь за удовольствие, то сам назначаешь роли, это вполне устраивало Джеффри. Тем не менее даже в этом случае молодые люди вели себя не так, как представлялось и мечталось Дамеру. Они играли не по сценарию, и это выбивало из колеи. Они думали, оценивали и буквально ждали того момента, когда «он все испортит». Тогда он решает попробовать добавить в виски снотворное. Все выходит идеально. Молодой человек засыпает, Джеффри хорошо проводит с ним время, а наутро парень уходит веселый, ничего не помнящий, но с деньгами. Идеальные отношения. Но в какой-то момент и этого становится мало. Ему нужно больше времени и возможностей. И здесь, как и в любой игре, начинаются промахи. Поначалу ты садишься играть за стол, и тебе везет. Ты осторожен и аккуратен, фишки буквально тянутся к твоим рукам. Но вот у тебя уже сотни фишек. Ты перестаешь их ценить. Выигрыш перестает радовать. Ты повышаешь ставку и, конечно, проигрываешь.

Несколько раз приходится оставлять так и не пришедшего в себя партнера в номере. Один раз приходится вызвать скорую, а теперь вот парень уже впал в кому. Если думать о перспективе, становится понятно, что следующим шагом будет убийство. Как ни крути, рано или поздно кто-нибудь умрет. Пора завязывать со снотворным.

Джеффри еще долго обсуждает с барменом ту историю с парнем, впавшим в кому. Смеется и медленно напивается. Впервые за долгое время он полностью теряет контроль над собой и напивается вдребезги. Из бара он выходит под утро.

– Только за руль не садись в таком состоянии, – на прощание говорит бармен.

– У меня нет машины, – шутливо разводит руками Джеффри и достает из портфеля бутылку виски. Бармен тут же теряет к нему интерес и сосредотачивается на протирании бокалов. Автобусы сейчас не ходят, а на такси уже нет денег, поэтому Джеффри идет по прямой. Не особенно ясно куда, но ему кажется, что по направлению к дому бабушки.

Непонятно каким образом он оказывается неподалеку от школы. Он видит двух, как ему кажется, симпатичных школьников и предлагает им посмотреть за тем, как он самоудовлетворяется. Школьники хохочут, но Джеффри достает из кармана десять долларов, и мальчики соглашаются понаблюдать. В этом ведь нет, как они считают, ничего такого.

Их замечает проезжающий мимо полицейский патруль. Служитель закона подходит посмотреть, над чем это хихикают школьники, и видит, как смертельно пьяный извращенец самоудовлетворяется перед детьми. Уже в следующую секунду он заламывает Джеффри руки, укладывает на землю и начинает колотить по нему резиновой дубинкой.

Лишь после того, как Джеффри теряет сознание от ударов, его грузят в машину и отвозят в полицейский участок.

Просыпается он от того, что слышит голос бабушки, которая сейчас разговаривает с офицером полиции.

Чувство стыда буквально сжигает его. Это страшнее презрения и побоев со стороны сокамерников и полицейских. То, с каким отвращением теперь смотрят на него бабушка и Лайонел, хуже всего, что только можно придумать.

Ему назначают дату, когда нужно будет явиться в суд, и освобождают под залог, который вносит Лайонел. Уже на следующий день Джеффри выходит на работу в свою смену. Все время вплоть до суда он буквально ни с кем не разговаривает и старается избегать встреч с бабушкой.

В день суда Джеффри надевает свой единственный костюм с коричневой жилеткой и предстает перед судьей.

В зале суда практически пусто. Это самое рядовое слушание. Прокурор зачитывает обвинение вместе со свидетельскими показаниями. Назначенный адвокат скучающим тоном зачитывает плохо подготовленную речь защиты. Стенографистка со скучающим видом ведет протокол заседания.

– Обвиняемый, вам предоставляется слово перед вынесением приговора. Вам есть что сказать?

– Да, Ваша честь.

Судья удивленно приподнимает брови и жестом разрешает ему говорить.

– Я полностью признаю свою вину. В свое время я уже окончательно испортил свою жизнь алкоголем и наркотиками. Когда случилось так, что мне пришлось выпрашивать мелочь, чтобы позвонить отцу, я пообещал себе приложить все усилия, чтобы исправиться и стать полезным членом общества. Понимаю, что так говорят все преступники, но я действительно бросил пить, употреблять наркотики, нашел работу и стал посещать церковь. Три года я старался вести правильную, полезную и богоугодную жизнь, но вновь оступился. Я совершил фатальную ошибку, поддавшись соблазну и выпив первую за три года порцию алкоголя…

Когда Джеффри закончил свой рассказ, воцарилась абсолютная тишина. Даже стенографистка перестала вести протокол. Судья еще несколько мгновений вглядывался в лицо обвиняемого, пытаясь понять, искренний это рассказ или обычная манипуляция?

Суд проявил максимально возможное снисхождение и вынес приговор: несколько месяцев условно. Вплоть до 9 сентября 1987 года он должен был ходить только до работы и обратно. В свободное время он имел право находиться не более чем в километре от своего дома. Каждую неделю он должен был являться в полицейский участок. Поручителями Джеффри выступили Лайонел и его мама.

Джеффри ни разу за все время не нарушил установленные судом правила освобождения. Каждый раз, являясь в участок, он должен был выслушивать оскорбления в свой адрес. В последний день перед снятием всех условностей освобождения полицейский поздравляет его и на прощание говорит:

– Иди уже отсюда, ничтожество.

Джеффри выдавливает из себя благодарную улыбку, ставит подпись и уходит.

Глава 12

17 сентября 1987 года

На втором этаже торгового центра расположен магазин дорожных аксессуаров. Продавец здесь явно скучает, так как покупателей тут нет и, судя по всему, давно не было.

– Добрый день, могу я вам чем-нибудь помочь? – спрашивает он, заметив зашедшего внутрь Джеффри.

– Наверное, да. Мне нужен чемодан. Очень большой чемодан. У вас есть такой?

– Конечно. Насколько большой чемодан вам нужен? Понимаете, вы просто рискуете доплатить в аэропорту за перевес, поэтому…

– Самый большой чемодан, который у вас есть, – прерывает его Джеффри.

Парень какое-то время оценивающе рассматривает Джеффри, а затем скрывается в подсобке. Через секунду он возвращается, держа в руках огромный темный чемодан с кучей замков и молний, благодаря которым его можно расширить еще немного.

– Такой вместит, наверное, килограммов сорок, – отдуваясь говорит продавец.

– Нужно бы побольше, но и этот сойдет, – кивает Джеффри и расплачивается.

* * *

16 сентября 1987 года

Он просыпается от отвратительного непрекращающегося сигнала. Что-то надрывается предустановленным писком прямо над его головой. С усилием открыв глаза, он понимает, что звонит телефон. Он поднимает трубку, но вот сил что-то сказать не находит.

– Добрый день, это администратор отеля «Амбассадор». Вы оплатили только одну ночь. Через час нужно будет выехать из номера, и я решила напомнить вам об этом, чтобы вы успели собраться.

Джеффри кладет трубку и откидывается на разбросанные по кровати подушки. В этот момент он видит рядом с собой голого молодого человека и постепенно начинает вспоминать произошедшее вчера вечером.

Вечером он получил в бухгалтерии деньги сразу за несколько смен. Вот уже несколько дней, как он может просто гулять по городу, ни перед кем за это не отчитываясь. С него сняты все ограничения условного освобождения, и у него наконец появилось хоть немного денег.

«Иди уже отсюда, ничтожество», – вспоминаются «напутственные» слова офицера полиции, когда он в последний раз приходил отмечаться в участок. На часах около девяти вечера. Самое время, чтобы зайти в какой-нибудь бар.

Выпив пару бокалов пива в баре неподалеку, он отправляется в ночной клуб «219» на той же улице. Это самый крупный гей-клуб Милуоки, в котором по вторникам проходят вечеринки «все включено», то есть за двадцать долларов ты имеешь право на безлимитный алкоголь.

Со стороны сложно понять, где тут ночной клуб. Первый этаж старинного кирпичного особняка затянут черными экранами. Справа и слева от здания расположены бары, в которых сидит пара унылого вида мужчин, а возле входа в «219» стоит только грозного вида мужчина-секьюрити. Если не знать, что это охранник, можно предположить, что он просто торгует здесь наркотиками.

Джеффри благополучно выдерживает пристальный взгляд охранника и проходит внутрь. Здесь еще практически никого нет. Милуоки при всем желании нельзя назвать крупным городом, и во вторник вечером тут даже на безлимитный алкоголь мало кого можно заманить.

– Джеффри, привет, я тебя давно здесь не видел, где ты пропадал? – раздается за спиной знакомый чересчур игривый голос.

Его зовут Стивен Туоми. Джеффри с трудом помнит имя этого парня. Ему чуть за двадцать, он рыжий, с лицом, усыпанным веснушками, и слишком кривыми зубами. Его часто можно увидеть в гей-клубах города. Он никогда не против «легкого секса» в туалете и, кажется, сидит на каких-то наркотиках.

Кроме Туоми, здесь знакомых нет, поэтому весь вечер они проводят вместе, а потом Джеффри приглашает молодого человека провести вместе ночь в отеле неподалеку. Стивен соглашается, и они уходят из клуба.

Когда они заходят в мотель с излишне пафосным для такого места названием «Амбассадор», их встречает грузный и слегка пьяный мужчина, который явно выполняет здесь работу не только администратора, но и бодигарда.

– Сколько стоит номер на ночь? – интересуется Джеффри.

– 35 долларов плюс налог, – отвечает администратор и брезгливо поглядывает на спутника Джеффри.

Заплатив что-то около сорока долларов, они скрываются в номере в правом крыле мотеля. И вот они пьют купленный только что виски, Стивен предлагает Джеффу снять брюки и продолжить приятный вечер. Вскоре Дамер идет к стойке с бокалами и готовит Стивену коктейль из виски и снотворного. Туоми быстро засыпает, то ли от таблеток, то ли от ранее выпитого. Вот теперь Джеффри чувствует себя свободнее. Он долго вслушивается в биение сердца понравившегося молодого человека, а затем приступает к получению удовольствия своим привычным уже образом.

В самом разгаре вечера Туоми неожиданно приходит в себя и возмущается из-за того, что Джеффри нагло надругался над ним, пока тот спал. Они ведь не об этом договаривались.

Начиная с этого момента Джеффри уже ничего не помнит. Сейчас он лежит в постели гостиничного номера, и рядом с ним лежит голый Стивен. Все его лицо в кровавых подтеках, а на шее характерные синяки от удушения. Когда Джеффри кладет трубку, то обращает внимание на содранные костяшки пальцев на руках, но не придает этому значения. Он не раз напивался и ввязывался в драку. Проблема вовсе не в костяшках пальцев и не в том, что сейчас в его кровати Стивен. Проблема в том, что молодой человек в его кровати не дышит.

Когда телефон в его номере звонит еще раз, Джеффри одевается и выходит из комнаты. Он продлевает аренду номера еще на одну ночь и идет в ближайший торговый центр. Он расположен ровно через дорогу от отеля. На первом этаже аутлета расположен гипермаркет с самыми разными товарами. Побродив мимо полок, Джеффри понимает, что здесь нет того, что ему сейчас нужно. Он покупает несколько ножей и топориков для барбекю, а затем покупает самый большой чемодан в магазине дорожных аксессуаров на втором этаже торгового центра.

Назад к мотелю он возвращается длинным путем и заходит с обратной стороны здания. Таким образом он может попасть внутрь, минуя стойку регистрации. Администратор мог бы вспомнить, что заезжал в мотель Джеффри вместе с приятелем, но номер был зарегистрирован на него, а администраторы уже сменились, сейчас на стойке сидит женщина, а Дамер точно помнит, что когда он бронировал номер, то деньги у него брал мужчина. Теперь у него только одна проблема: нужно каким-то образом запихнуть тело Стивена в чемодан.

Спустя пару часов Джеффри выходит из номера и катит перед собой массивный чемодан. Он выглядит как самый обычный турист, который невесть каким образом оказался в Милуоки. Большой чемодан, очки и вежливая улыбка делают его старше, чем он есть на самом деле. Администратор предлагает свою помощь, но Джеффри отказывается, так как девушка не должна поднимать такие тяжести.

– Лучше вызовете мне такси, этим вы очень поможете, – улыбается Джеффри.

Администратор тут же звонит по нужному номеру, и через полчаса перед главным входом в мотель останавливается машина такси. Водитель видит, что у пассажира с собой чемодан, и выходит из машины, чтобы открыть багажник.

Джеффри подкатывает чемодан к багажнику автомобиля и пытается его поднять. Ни с первой, ни со второй попытки ничего не выходит.

– Давайте я вам помогу, – предлагает наконец таксист.

– Да, если не сложно, – отдуваясь, говорит Джеффри и кладет чемодан так, чтобы его можно было взять с двух сторон. Водитель обхватывает чемодан с одной стороны и дергает. Чемодан практически не поддается.

– У вас там что, труп? – бросает водитель дежурную шутку.

– Как вы догадались? – так же дежурно отвечает Джеффри.

Они оба смеются и на счет «три» все же приподнимают чемодан и забрасывают его в багажник.

Такси привозит Джеффри к дому бабушки в Вест-Эллисе. Бабушка Джеффри уехала на пару дней, поэтому сейчас можно завезти внутрь чемодан, не привлекая к себе внимания.

* * *

– Суд штата Висконсин вызывает для дачи показаний Фреда Берлина, выступающего со стороны защиты. Мистер Берлин, пройдите, пожалуйста, на место свидетеля и положите правую руку на конституцию США.

– Клянусь говорить правду, – тихо произносит пожилой мужчина, с трудом только что поднявшийся на кафедру, предназначенную для дачи свидетельских показаний.

– Мистер Берлин, вы выступаете со стороны защиты, не могли бы вы коротко изложить основные тезисы вашего заключения?

– Джеффри Дамер… Мистер Дамер в ходе нашего с ним общения создал о себе весьма благоприятное впечатление. Это чрезвычайно умный, саркастичный и образованный человек. С раннего детства в нем начала развиваться страсть к разрушению и расчленению. Постепенно склонность к фетишам переросла в первую стадию некрофилии, согласно классификации Г. фон Гентинга…

– Мистер Берлин, не могли бы вы более четко формулировать свои мысли? Никто не сомневается в вашей квалификации, нас интересует ваше профессиональное мнение относительно вопроса вменяемости мистера Дамера. – Прокурор Макканн в конце этой фразы резко кладет ручку на стол, заставляя тем самым доктора Берлина еще больше стушеваться.

– Согласно современной классификации психических болезней, некрофилия относится к числу расстройств сексуального влечения в зрелом возрасте. Эта парафилия классифицируется как болезнь и требует специального лечения.

– Доктор Берлин, скажите, мог ли Джеффри Дамер осознавать, что совершаемые им действия вне закона?

– Бесспорно. Тем не менее мы не вправе винить человека за его болезнь. Джеффри Дамер осознавал незаконность своих действий, но был не в силах противостоять своим желаниям. В ходе наших бесед он рассказывал о неоднократных попытках прекратить убивать, также все время своего взросления он старался отрицать в себе склонность к некрофилии. Это психическое отклонение не является сознательным выбором обвиняемого.

– Отклонение?

– Расстройство личности в зрелом возрасте.

– Мистер Берлин, не могли бы вы совершить краткий экскурс в историю терминов и объяснить суду разницу между такими понятиями, как «психопатия» и «психическое расстройство»?

– Психопатия подразумевает возможность человека нормально функционировать в обществе. Наличие у человека психопатии определяется подсчетом суммарных баллов по шкале Хаэра[15]. Наличие у человека таких черт, как патологическая лживость, эмоциональная холодность, импульсивность и так далее, может свидетельствовать о наличии психопатии.

– Что же тогда такое психическое расстройство в самом общем смысле этого слова?

– Когда мы говорим о болезни, то в первую очередь это подразумевает неспособность человека нормально функционировать в обществе. В этом случае болезнь неизменно портит качество жизни, а человек не в силах сопротивляться проявлениям болезни. Отличительной чертой психопатии является так называемая «маска нормальности», социальный образ личности, позволяющий ей нормально функционировать в обществе.

– Итак, подводя итог сказанному, мистер Берлин. Признаете ли вы тот факт, что Джеффри Дамер умел отлично врать и скрывать свои патологические, как вы говорите, пристрастия?

– Бесспорно, но…

– Является ли патологическая лживость свидетельством наличия «маски нормальности»?

– Да, но не только это качество входит в состав термина.

– Правда ли, что коэффициент интеллекта Джеффри Дамера на момент проведения теста составил 144 балла, что говорит о его исключительном уме?

– Да, но далеко не все психически больные люди обладают низким интеллектом. Болезнь обычно вносит коррективы в этот показатель, но даже при шизофрении человек способен получить Нобелевскую премию, тому есть примеры в истории.

– Итак, мистер Берлин, являлись ли действия Дамера проявлением болезни, или же он сознавал свои действия?

– Мой ответ – да, это было проявление болезни.

– Мистер Дамер долгие годы умело скрывал свое пристрастие. Не забывайте об этом. Итак, сознавал ли обвиняемый противоправность своих действий?

– Да, мистер Макканн, он сознавал свои действия…

Глава 13

Спустя десять лет после окончания школы мы все собрались в одном из кафе Бата. Все было как в старые добрые времена. Весь костяк «Фан-клуба Джеффри Дамера» в сборе. Как ни странно, но все мы, ботаники из Бата, более или менее добились успеха. Нейл, живший по соседству с Джеффри, стал довольно успешным бизнесменом. Старина Кент стал крупной шишкой в департаменте, а Майк заделался преподавателем в местном университете. Ну а я в ту пору уже давно прозябал в одной редакции в Огайо.

– Как там все остальные наши одноклассники, кто-нибудь знает? – спросил Нейл. – Как там психопат Ллойд?

– Вроде бы до сих пор живет с мамой в Бате, – ответил я.

– А Джеффри как же? Почему он не приехал? Кем он стал? – встрепенулся Кент.

– Он наверное стал серийным убийцей, – засмеялся Нейл.

– Кто, если не он… – пробормотал Майк.

Мы так смеялись в тот тихий вечер в одной из закусочных рядом с супермаркетом Summit. Пожалуй, это была лучшая шутка вечера.

Дерф Блекдерф

1988 год

– Джеффри, ты не думал о том, чтобы снять себе квартиру? – интересуется бабушка Джеффри Дамера, когда тот возвращается с рабочей смены на шоколадной фабрике.

– Да, бабушка, собираюсь в самое ближайшее время, – тихо отвечает он пожилой женщине и уже собирается подняться наверх, но женщина не намерена отступать, она хочет наконец серьезно поговорить с внуком.

Джеффри переделал для себя подвал дома, превратив его из свалки ненужных вещей в нечто наподобие кабинета. Вот только какой, черт возьми, кабинет может быть у сотрудника шоколадной фабрики? Что он там делает? То и дело из подвала в дом начинает сочиться неприятный запах гниения, но вскоре он, как по мановению волшебной палочки, пропадает.

Еще неделю назад пожилая женщина привела к себе в гости подругу, но женщина вскоре попрощалась.

– Что это за запах? У вас засорились трубы? – интересуется она.

– Пару месяцев назад их чистили.

– Может, что-то в подвале? Кажется, запах сильнее в гостиной, – делает предположение женщина.

Они еще какое-то время разговаривают, предпочитая делать вид, что поселившегося на кухне запаха не существует, но вскоре женщина все же уходит. Бабушка Джеффри запирает за приятельницей дверь и спускается в подвал. На массивной двери висит замок, открыть который при всем желании она не сможет. Разве что можно вызвать аварийную службу, но это обойдется в несколько сотен долларов.

– Почему ты не сказал, что повесил замок на дверь подвала? – звенящим от гнева голосом спрашивает женщина.

– Потому что мне нужно немного личного пространства, – одеревеневшим голосом отвечает вернувшийся с работы Джеффри.

– Это мой дом, и я не позволю вешать здесь замки, от которых у меня нет ключей! – кричит она. – Немедленно открывай эту чертову дверь!

– Там мои личные вещи, и я не буду отпирать дверь. У меня должно быть личное пространство! – кричит в ответ Джеффри, впадая постепенно в панику.

– Твои личные вещи воняют! Ты только принюхайся! Весь дом пропах гнилью!..

В итоге Джеффри взбегает по лестнице и запирается в своей комнате. Чтобы не слышать крики бабушки, он включает что-то из Black Sabbath. Стоит признать, что претензии бабушки имеют свои основания. В их подвале сейчас разлагаются неутилизированные останки того, что еще недавно было двадцатиоднолетним Ричардом Герреро.

Спустя пару дней Джеффри отказывается сопроводить миссис Дамер в церковь и, пока дом свободен, загружает мешки из-под мусора в машину и уезжает, чтобы раскидать их по свалкам в окрестностях Милуоки.

– …Мне надоело, что я больше не чувствую себя хозяйкой своего дома! – заканчивает длинную тираду миссис Дамер. – В твоей комнате стоит манекен, а из подвала тянет гнилью, я уже начинаю бояться тебя, Джеффри, – бессильно говорит женщина, садясь на стул в комнате внука.

– Я обещаю тебе, что завтра же начну искать себе квартиру, – успокаивает ее Джеффри. Когда дверь за женщиной закрывается, он достает из-под кровати манекен и аккуратно усаживает на то место, где только что сидела его бабушка. Затем он достает ящик пива и напивается, слушая что-то из Black Sabbath или Iron Maiden.

У бабушки Джеффри были все основания нервничать из-за внука. В январе этого года, когда бабушка уехала гостить к Лайонелу, Джеффри познакомился на автобусной остановке с мальчиком по имени Джеймс Докстейтор. За пятьдесят долларов этот подросток готов был заняться с ним любовью. Из этой затеи ничего не выходит, Джеффри не в состоянии расслабиться, когда за ним наблюдают и его оценивают. Он вновь подсыпает снотворного и занимается любовью уже со спящим Джеймсом. Затем он душит его, но оказывается, что он попросту не в силах избавиться от тела. Джеффри относит тело пятнадцатилетнего Джеймса в подвал и весь день тратит на то, чтобы сменить дверь и замки в подвале. Затем он вновь занимается любовью уже с телом Джеймса.

На следующий день возвращается бабушка Джеффри. Внук по вечерам почему-то пропадает в подвале ровно до тех пор, пока женщина не замечает отвратительный запах, поселившийся в прихожей.

– Я проверю сегодня вечером трубы, они, наверное, засорились, – кивает Джеффри.

Вечером запах действительно исчезает, а останки Джеймса находят на нескольких свалках города. Спустя пару месяцев, в марте этого же года, ситуация повторяется уже с Ричардом Герреро. В одном из сомнительных клубов Милуоки, куда пускают абсолютно всех без разбора, он знакомится с мексиканцем Ричардом, который за пятьдесят долларов соглашается провести с Джеффри ночь. Дамер уже изрядно пьян, а дома вновь никого нет. Они с Ричардом неплохо проводят время, но заняться любовью не удается. И снова коктейль со снотворным исправляет ситуацию. И снова Джеффри не помнит того, как в определенный момент ему становится мало снотворного и ему приходится задушить партнера, чтобы испытать удовлетворение.

Самое страшное – он ничего не помнит. Каждый раз он просыпается наутро и видит рядом с собой труп парня, с которым разговаривал накануне. Постепенно он теряет контроль над собственным разумом, и это буквально сводит с ума. Чтобы забыться, ему нужно либо работать, либо пить. Лучше и то и другое. С каждым днем бабушка Джеффри находит в его комнате все больше початых бутылок алкоголя и все настойчивее требует того, чтобы Джеффри съехал. Она считает, что 28-летнему парню необходимо жить отдельно, это научит его самостоятельности и, возможно, излечит от алкоголя и явных психологических проблем. Джеффри же понимает, что самое страшное, что может произойти с Милуоки, так это Джеффри Дамер, живущий в отдельной квартире и имеющий возможность убивать каждый день. Он уже несколько раз беспрепятственно совершал убийство, так что мысль о том, что его рано или поздно поймают, просто не посещает его.

Через пару дней один из рабочих, с которым Джеффри сдает смену, интересуется у него за бокалом пива после работы:

– Джефф, привет, мне сказали, ты ищешь квартиру, чтобы переехать.

– Да, только не очень дорогую, сам понимаешь, лишних денег у меня нет, – отвечает Джеффри.

– Я слышал, на 24-й улице сдается квартира, место паршивое, но просят вроде немного, – смеется он.

Хозяевам квартиры не нужны ни справки с работы, ни какие бы то ни было другие документы. Достаточно того, что Джеффри оплачивает сразу на несколько месяцев вперед.

Квартира на 24-й улице представляет собой до смешного маленькую халупу, в которой есть лишь кровать, тараканы и очень старый телевизор. По соседству живут лишь эмигранты откуда-то из Азии, поэтому в коридоре можно буквально задохнуться от дикой смеси запахов специй, рыбы и каких-то ужасных по своему аромату соусов. Вдобавок к этому примешивается аромат карри и текилы от мексиканца за стенкой. Если Джеффри решит расчленить здесь армию, никто не почувствует странного запаха. Просто решат, что американец проводит какие-то кулинарные эксперименты. Кстати, армия… Армия – ведь это хорошая идея.

Джеффри переносит из машины свои вещи, аккуратно высаживает манекен на стул и идет в ближайший магазин, где продают алкоголь. Вечером он напивается, а наутро вновь едет на свою работу. Спустя десять часов он видит, как какой-то парень бесцельно ошивается рядом с остановкой в паре кварталов от новой квартиры Джеффри. Завидев вдалеке машину со включенным дальним светом, парень начинает голосовать. Джеффри сбавляет скорость и останавливается.

– Куда тебя подбросить? – спрашивает Джеффри.

– Куда угодно, – обиженно говорит парень. – Меня Кейсон зовут.

– Можем заехать ко мне и выпить, – предлагает Дамер.

Кейсон безразлично пожимает плечами и отворачивается к окну. Тринадцатилетний подросток из семьи эмигрантов в тот день насмерть поссорился с родителями и сейчас просто хотел где-то провести ночь, чтобы напугать родителей.

Подросток выходит из машины и оглядывается по сторонам. Американец живет в точно таком же доме, что и он сам. Он надеялся увидеть дом побогаче, но и это место его не пугает. Внутри квартиры Кейсон чувствует себя не в своей тарелке. Здесь слишком чисто для такой халупы, а манекен у окна и вовсе выглядит пугающе.

Джеффри считает, что перед ним обычный парень-проститутка, который согласен на все за пятьдесят долларов, поэтому не сильно церемонится и тут же начинает приставать к Кейсону. Подросток поначалу не понимает, что происходит. Он игнорирует бокал с виски, который поставил перед ним Джеффри, и выпивает алкоголя прямо из бутылки. В этот момент Джеффри уже пытается раздеть его.

– Ты с ума сошел?! – кричит более или менее пришедший в себя и изрядно испугавшийся Кейсон. Джеффри пока еще не понимает, что смутило парня, и продолжает пытаться его раздеть. Кейсон швыряет в сторону Джеффри бутылку. Это отрезвляет Дамера. Бутылка, конечно, пролетает мимо него, но все же Дамер понимает, что в этот раз он где-то ошибся.

– Ты чертов извращенец, – напоследок кричит Кейсон, уже выбегая из квартиры Джеффри.

Поначалу Джеффри хочет его догнать, но потом решает, что ничего плохого не сделал, поэтому и переживать не стоит. Он допивает оставшийся виски, ложится спать, а утром привычно идет на работу.

Тринадцатилетний Кейсон Синтасамфоун бежит ночью домой. Он моментально забывает обо всех разногласиях с родителями и молится лишь о том, чтобы не заблудиться в этих трех кварталах, отделяющих его от дома. Запыхавшись, он влетает в квартиру и рассказывает обо всем матери. Под утро он уже повторяет свой рассказ полицейскому офицеру.

* * *

– Джеффри Дамер?

– Да, чем могу помочь? – отвечает Джеффри, не отрывая головы от конвейера.

– Вы обвиняетесь в домогательстве второй степени, вам придется пройти с нами, – говорят ему. Джеффри медленно поворачивает голову и видит перед собой офицера полиции с уже открытыми наручниками в руках. Килограмм шоколадных конфет сваливается с конвейера безо всяких оберток, а Джеффри с готовностью протягивает офицеру руки для наручников.

– Да ладно тебе, так пойдем, – вполне миролюбиво говорит полицейский и кладет ему руку на плечо. Со стороны могло бы выглядеть вполне по-дружески, но вот на выходе Джеффри садится в задний отсек полицейского фургона, так что все сотрудники фабрики все равно узнают о его аресте.

С другой стороны, такое на фабрике случается частенько. Кого-то арестовывают за драку, кого-то за изнасилование, а кого-то и за убийство. В основном здесь работают недавние эмигранты и американцы, привыкшие жить на пособие, но схлопотавшие условный срок и вынужденные подыскать себе хоть какую-то работу. Практически все здесь работают не дольше пары месяцев. Таких, как Джефф, который работает здесь уже больше года, на фабрике немного. Начальство знает о его проблемах с алкоголем, но в каком бы Джефф ни был состоянии, он все же выходит на работу и неплохо справляется со своими обязанностями. Поначалу начальство даже подумывало о том, чтобы повысить Джеффа до начальника смены, но вскоре отказалось от этой мысли. Как сейчас выяснилось, не зря.

Уже через пару дней Джеффри выходит на работу. То и дело кто-то из рабочих смены интересуется у него, как обстоят дела с полицией. Джеффри честно отвечает и даже иногда шутит. За все время его работы он никогда столько не общался со своими сослуживцами. Обычно его сторонились, считая зазнайкой и неженкой, а сейчас вот оказывается, что он вовсе не неженка, раз на него заведено дело.

В январе 1989 года началось слушание по делу о сексуальных домогательствах к Кейсону Синтасамфоуну. На первом же заседании судья поинтересовалась, считает ли сам Джеффри себя виновным. Вопреки всем советам назначенного адвоката Джеффри отвечает согласием.

– Да, Ваша честь, я признаю свою вину, – спокойно кивает Дамер.

– Что, простите? – удивляется судья, не привыкший к таким признаниям. Тем более в этом деле без признания его бы и вовсе могли оправдать.

– Я был уверен, что Кейсон значительно старше, и никогда бы не подумал, что ему тринадцать. Что ни в коем случае меня не оправдывает. Во всем остальном я виноват. Я гомосексуалист, алкоголик, и у меня очень много проблем. Я признаю это и признаю тот факт, что мне нужна помощь, – отвечает он.

Судья некоторое время попросту не знает, что сказать, а затем назначает перенос слушания по делу, а также дополнительную психиатрическую экспертизу.

– Смотри, парень, тебе нужно будет лечь в клинику на недельку. Там твоя задача показать себя максимально безумным, тогда будет шанс на то, чтобы назначить тебе пару месяцев обязательного лечения и какой-нибудь испытательный срок, – говорит в конце заседания социальный адвокат Джеральд Бойл.

– Не думаю, что смогу изобразить более невменяемого сумасшедшего, чем я есть на самом деле, – усмехается Джеффри.

– Смотри, тебе решать, прокурор требует пяти лет, учитывай это, – на прощание говорит адвокат.

– Может, это и не так уж плохо, – говорит напоследок Джеффри и прощается с адвокатом.

На следующий день он вновь выходит на работу, где уже считается если и не героем, то как минимум «своим парнем». Его приглашают вечером попить пива и развлечься в баре, но Джеффри отказывается, так как нужно показать себя максимально добропорядочным гражданином общества.

Спустя пару недель после заседания суда ему приходит приглашение в клинику для прохождения психиатрической экспертизы. Джеффри прощается с бабушкой и уезжает в клинику. Он не только не боится, но и ждет этой экспертизы. Она может выявить все его патологии, коих у него предостаточно. Эта экспертиза представляется чем-то вроде МРТ-сканирования, которое должно высветить все его проблемы с психикой.

За время экспертизы он ни разу не употребляет алкоголь, ни разу не нарушает установленный здесь распорядок и с готовностью выполняет все предложенные ему тесты. А их очень много. В конце недели он заходит в кабинет психиатра, и тот вручает ему плотный конверт со своим заключением.

– Полностью вменяем? – переспрашивает его Джеффри.

– Тебя это не устраивает? – усмехается врач, привыкший к этому разочарованному взгляду. Только преступники умеют расстраиваться при виде надписи «полностью вменяем» в медицинском заключении.

– Манипулируемая, слабая, зависимая личность. Характерно совпадающее поведение по принципу ухода от реальности. Полностью вменяем и способен отвечать за свои действия? – зачитывает Дамер концовку заключения. – Скорее удивляет, – отвечает он психологу. Он быстро поднимается с кресла и спешит как можно быстрее покинуть кабинет психолога.

Он возвращается в свою квартиру на 24-й улице, но здесь он больше не чувствует себя свободно. Ему начинает казаться, что за ним следят. Такое вряд ли возможно. Сексуальные домогательства второй степени – это вовсе не то обвинение, которое может заинтересовать полицейских. Тем не менее слухи о случившемся уже поползли по дому, соседи теперь сторонятся его и перешептываются за спиной. В среду Джеффри получает зарплату за неделю и решает немного развлечься.

Он выпивает пару порций виски в небольшом баре и отправляется в недавно открывшийся клуб La Cage[16]. Это довольно большой гей-клуб со сценой и несколькими залами, расположенными на разных уровнях. Повсюду здесь развешены светящиеся шары, в толпе то и дело мелькают трансвеститы и попросту фрики. На сцене в режиме нон-стоп идет шоу, в основном представляющее собой разные варианты мужского стриптиза. В целом это один из самых модных и популярных гей-клубов штата. Его весьма игривая розовая вывеска вскоре становится синонимом разврата, а само название вызывает понимающие смешки среди его посетителей.

Тут очень легко познакомиться с кем-то, чем и собирается воспользоваться Джеффри. Он уже придумывает, как представится фотографом и предложит деньги за возможность пофотографировать какого-нибудь парня, как вдруг его окликают.

– Привет, я Энтони, чего здесь ищешь? – кричит парень, пытаясь переорать играющую здесь музыку.

– Я фотограф…

– Ой, да хватит, фотограф, если хочешь, можем поехать к тебе, – смеется молодой человек, услышав старое как мир объяснение.

Джеффри соглашается. Они идут к бару, выпивают по паре-тройке коктейлей, а затем уже собираются вызвать такси. Энтони кому-то машет, и вскоре рядом с ними появляется парень в обнимку с каким-то слишком молодо выглядящим для этого места человеком.

– Отвезешь нас, а то мы слишком много выпили сегодня? – полуутвердительно спрашивает Энтони Сирз. Парень молча кивает и жестом приглашает их на парковку. Джеффри и Энтони устраиваются на заднем сидении. Дамер подсказывает водителю дорогу, но на середине пути сбивается и говорит:

– Лучше поедем в мой дом, здесь поворачивай налево.

Энтони уважительно косится на него и ничего не говорит. Вскоре машина останавливается возле дома бабушки Джеффри. Пожилая леди должна была сегодня уехать к Лайонелу, так что дом в полном их с Энтони распоряжении.

– Продолжим веселиться? – спрашивает Джеффри у своего нового знакомого, и Энтони весело кивает, разглядывая увешанные старыми фотографиями стены дома.

Они довольно долго еще веселятся, пока Джеффри наконец не решается подмешать Энтони снотворного. Вскоре он уже душит его в подвале дома бабушки. Тело Энтони настолько привлекает его, что Джеффри не в силах с ним расстаться. Тем не менее нужно что-то делать. Бабушка не потерпит замков у себя дома. Он сейчас живет на 24-й улице, так что женщина, скорее всего, попросту сменит дверь, пока Джеффри здесь не будет. Страшно подумать, что станет с женщиной, когда она увидит разлагающийся труп у себя в подвале. Джеффри все же заставляет себя расчленить тело недавнего любовника, но голову и половые органы так и не решается упаковать в пакеты для мусора. Он помещает голову в свой старый сейф с замком, а органы кладет в банку с кислотой. Все остальное он фасует по пакетам и раскидывает по свалкам в окрестностях города. Он уже проделывал такое много раз и не очень-то волнуется.

После очередного заседания суда, на котором были зачитаны результаты психиатрического обследования, оказывается, что Джеффри должен вернуться в дом бабушки. Какое-то время до вынесения приговора он должен жить вместе со своим поручителем.

– Сегодня утром я видела замок на двери подвала! – говорит вечером бабушка Джеффри. – В моем доме не должно быть замков, извращенец! – звенящим от напряжения голосом кричит она, пока Джеффри уже бежит в свою комнату. Он всеми силами старается сейчас не сделать ничего, что сможет испортить мнение суда о нем. Отношения с бабушкой испорчены теперь окончательно. Он старается не разговаривать с ней, поэтому пожилая леди теперь каждый вечер звонит Лайонелу и жалуется ему на внука.

В подвале сейчас нет ничего из ряда вон выходящего. Замок он повесил скорее по привычке. Все способное вызвать вопросы находится в комнате Джеффри. Темный жестяной ящик, на котором висит замок, стоит теперь в углу комнаты. В одном из ящиков стола хранится несколько банок, в которых разлагается плоть. Чужая плоть.

– …Я боюсь находится в доме с этим чертовым извращенцем! – визжит на первом этаже бабушка в трубку. Лайонел пытается успокоить ее и обещает приехать на выходных. Женщина удовлетворяется этим и включает телевизор, в котором как раз начинается серия ее любимого сериала.

Лайонел вместе с Шери приезжает в пятницу. Он ужасно разозлен на сына, который доставляет столько хлопот. Сам факт того, что Джеффри судят за то, что он самоудовлетворялся перед школьниками, унизителен для него.

– Почему из подвала шел неприятный запах? – спрашивает Лайонел, заходя в комнату, и тут же начиная бесцеремонно обыскивать ящики стола. Он достает какие-то банки, тетрадки, комиксы и книги – все личные вещи сына.

– Я решил, что трубы засорились, и вызвал мастеров. Это же давно было, – отвечает Джеффри.

– Зачем тебе манекен? – задает Лайонел следующий вопрос, обшаривая теперь содержимое коробок под кроватью.

– Просто кто-то выкинул, а я подобрал, по-моему, он выглядит стильно, – пожимает плечами Джеффри, с каждой секундой все больше и больше нервничая.

Наконец взгляд Лайонела падает на жестяную коробку с висящим на ней замком.

– Что в коробке?

– Ничего особенного.

– Открывай давай.

– Я не собираюсь открывать коробку. У меня должен быть хотя бы грамм личной свободы.

– У тебя скоро суд. У тебя не должно быть никакой свободы. Открывая немедленно коробку, иначе это сделаю я.

– Я не буду открывать чертову коробку. Мне нужна свобода! – кричит Джеффри и выбегает из комнаты. Лайонел с явным усилием поднимает коробку и несет ее в подвал. Все выглядит так, будто Джеффри вновь пятнадцать лет и его застали за самоудовлетворением. Собственно, так оно и есть.

Чуть отдышавшись, Джеффри возвращается домой и спускается в подвал.

– Там порнография, – говорит он, наблюдая за тем, как Лайонел возится с замком.

– Что, не понял? – отдуваясь, спрашивает Лайонел.

– Там порнографические журналы, которые я украл в магазине, – поясняет Джеффри с виноватым видом.

Лайонел брезгливо бросает на стол плоскогубцы, которыми только что пытался перекусить дужку замка, и отодвигает от себя коробку.

– Забирай эту дрянь отсюда, – брезгливо говорит Лайонел и выходит из подвала. Джеффри остается и какое-то время бесцельно смотрит на стену, пытаясь прийти в себя. Он был уверен, что сейчас все будет разрушено. Что Лайонел уже открыл эту чертову коробку, что… Но все было как всегда. Только ту коробку он на всякий случай отнес на работу и еще долго хранил ее у себя в шкафчике для личных вещей.

В мае 1989 года должно состояться оглашение приговора. Джеффри надевает свой единственный костюм и приезжает за час до назначенного времени. Первым, кого он встречает, оказывается судья Уильям Гарднер, который хмуро кивает ему в зале ожидания. Затем в назначенное время довольно молодой прокурор зачитывает свое обвинение со ссылкой на психиатрическую экспертизу и требует пяти лет лишения свободы. Затем пожилой адвокат Джеральд Бойл зачитывает речь защиты, у которой нет никаких веских доводов в пользу обвиняемого.

– …И в довершение хочу обратить внимание суда на то, что подсудимый полностью признал свою вину. Ему требуется не наказание, но лечение, – завершает свой спич адвокат.

– Суд объявляет перерыв. Обвинение будет зачитано на следующем заседании в три часа, – объявляет судья.

Джеффри вместе с адвокатом все несколько часов ожидания проводит в кафетерии на первом этаже. Наконец приходит время вновь возвращаться в зал суда. Адвокат настраивает его на то, что ему придется на какое-то время отправиться в тюрьму. Теперь вопрос состоит лишь в том, как долго Джеффри вынужден будет отбывать наказание.

– …Суд объявляет обвиняемого виновным по всем пунктам обвинения, – рушит судья все надежды адвоката на успешный исход дела, – учитывая признательные показания и сотрудничество со следствием, суд приговаривает обвиняемого к пяти годам испытательного срока и одному году отбывания наказания в тюрьме с условным графиком посещения. Обвиняемому разрешается посещать работу, но ночевать придется в тюрьме. Также суд приговаривает обвиняемого к принудительному прохождению курса лечения от алкоголизма, – завершает свою речь судья.

Это «наказание» превосходит все надежды адвоката. Он вполне мог ожидать года тюрьмы, но вот условный график посещения стал для него новостью.

Джеффри разрешается заехать домой за вещами и оставить их в здании тюрьмы, которое больше напоминает общежитие, да и по условиям оно превосходит то, что творилось в доме, где Джеффри арендовал квартиру. До работы теперь ездить чуть дольше, но в остальном условия жизни Джеффри только улучшились. По вечерам он теперь много читает и с энтузиазмом делает все задания, которые ему предлагает выполнять социальный психолог. Раз в три дня он должен заходить в участок, где нужно посещать социального психолога, а также расписываться в какой-то книге полицейского учета. Раз в неделю нужно посещать общество анонимных алкоголиков. Все остальное время Джеффри проводит в тюрьме, в которой люди в основном отбывают сроки за экономические преступления и хулиганство. Периодически его навещает Лайонел, но разговоры у них обычно ограничиваются тем, что Джеффри отчитывается о проделанной работе и посещенных встречах анонимных алкоголиков.

– В следующем месяце с меня должны снять большинство ограничений, и я смогу переехать домой, – говорит однажды Джеффри.

– Переехать куда? – интересуется Лайонел.

– Куда-нибудь. Предполагается, что нужно переехать к поручителю, затем найти работу и арендовать жилье. Я уже работаю, но процедура от этого не меняется, бабушка должна выступить поручителем, но я съеду от нее сразу же, – поясняет Джеффри.

– Я поговорю с ней, – отвечает Лайонел.

Бабушка не приезжает к Джеффри, несмотря на то, что живет лишь в десяти километрах от тюрьмы, в которой отбывает наказание Джеффри. Джойс и Дэвид вообще не знают о том, что Джеффри обвинили в домогательстве второй степени, так что они лишь изредка звонят Лайонелу и интересуются, как поживает Джеффри. В конечном счете, единственный человек, кто приходит к нему, – Лайонел. Оптимизма это не прибавляет.

Выйдя из комнаты для свиданий, оборудованной здесь как обычная приемная в каком-нибудь офисе, Лайонел спрашивает у сотрудника тюрьмы, как он может найти кабинет директора, и идет прямо туда.

– Я бы не хотел, чтобы моего сына освобождали, – говорит Лайонел сразу же, как только открывает дверь директора тюрьмы.

– Экстравагантное желание. Обычно приходят просить об обратном, – с нотой иронии в голосе отвечает пожилой мужчина в кабинете.

– Я считаю, что ему лучше в тюрьме, – продолжает Лайонел.

– Вы удивляете меня все больше, – уже откровенно смеется пожилой мужчина.

– Вы не понимаете. Мой сын – алкоголик с серьезными психическими проблемами, поэтому ему лучше быть под жестким контролем, хотя бы до конца его курса лечения от алкоголизма, – говорит Лайонел.

Мужчина разводит руками и говорит, что не в силах помочь в этой проблеме, но советует написать соответствующее прошение в суд. На следующий день Лайонел действительно отправляет такое прошение в суд. Вскоре ему звонят и уведомляют о том, что его прошение было рассмотрено.

Лайонел приходит на заседание суда вместе с матерью. Он уверен в том, что суд рассмотрел его прошение положительно и продлит срок заключения Джеффри.

– Подсудимый, вы намерены продолжать посещать общество анонимных алкоголиков?

– Да, Ваша честь.

– Вы намерены продолжать упорную работу над собой, чтобы излечиться от алкоголизма и разобраться со своими психологическими проблемами?

– Да, Ваша честь.

– В том случае, если вам есть куда поехать и у вас есть поручители, вы можете поехать домой. У вас есть поручители?

Джеффри оборачивается и близоруко ищет в зале отца. Он видит его на предпоследней скамье.

– Они в зале, Ваша честь. Если они готовы выступить поручителями, они могут самостоятельно об этом сообщить, – говорит наконец Джеффри.

Лайонел подходит к судье и в бешенстве расписывается на бланке поручителя.

Вечером того дня Джеффри возвращается в дом своей бабушки. Мисс Дамер старается не замечать присутствия внука. Так проходит пара недель, по истечении которых Джеффри уже имеет право переехать в свое жилье. Он покупает газету бесплатных объявлений и звонит по первому же номеру телефона, который попадается на глаза.

Глава 14

4 мая 1990 года

Темнокожий парень в рубашке с коротким рукавом стоит, облокотившись на барную стойку. Он пододвигает к себе бокал с крепким алкоголем и оглядывается в поисках благодетеля. У двадцатишестилетнего Раймонда Смита уже больше года нет постоянной работы. Время от времени ему удается подработать, снимаясь для рекламы, но этого едва хватает на покупку сигарет. Приходя в La Cage, он частенько зарабатывает тем, что танцует посреди зала, изображая веселье и мотивируя посетителей к покупке алкоголя, а затем просто встает в позу поэффектнее и ждет того момента, когда его кто-нибудь заметит. И он дожидается. Пожилой мужчина в паре метров от него улыбается и приветственно поднимает бокал, который держит в руках. Внешний вид мужчины не впечатляет Раймонда, но тот все же улыбается, оплачивая таким образом бесплатный алкоголь.

В этот момент в зал клуба входит молодой человек, который сразу притягивает к себе внимание всех скучающих у барной стойки молодых людей. Все дело в том, что он одет в черный костюм, благодаря которому напоминает средневекового пастыря, но это впечатление разрушается сразу же, как только ты заглядываешь ему в глаза. Они ядовито-желтого цвета. Такие, как будто в них капнули масляной краской. В центре радужки цвета расплавленного олова плещется неестественно маленький и пугающий зрачок.

– Классные линзы, я себе тоже такие хочу, – кричит странному типу Раймонд.

– Это мои настоящие глаза, – без тени иронии отвечает Джеффри Дамер.

– Ну да, конечно, – смеется двадцатишестилетний Раймонд Смит.

* * *

1990 год

Квартира 213 в доме 924 на 24-й улице расположена всего в паре десятков домов от прошлого места жительства Джеффри. Это точно такой же дом в бедном квартале. Здесь живут только недавние эмигранты. Повсюду тараканы. В ванной пауки то и дело оплетают своей паутиной отверстие для слива. По соседству живет семья выходцев из Таиланда, через квартиру – мексиканская семья, в другом конце коридора – афроамериканцы. Поселившийся здесь американец вызывает здесь волну недоверия. С одной стороны, с ним никто не хочет связываться, потому что он от рождения выше по статусу. С другой стороны, раз он живет здесь, у него нет денег, что вызывает презрение и брезгливость. В общем и целом Джеффри кажется соседям именно тем, кем он на самом деле и является, – человеком, спустившим свою жизнь в унитаз.

В только что арендованной квартире есть только встроенный шкаф, дверца на котором держится только за счет одной, уже тоже полуоторвавшейся петли. На кухне осталась плита от съехавших хозяев и пара навесных шкафов, внутри которых так грязно, что, кажется, там уже зародилась новая форма жизни. Еще здесь стоит холодильник с уже начавшей его съедать ржавчиной. Из него так несет гнилью, что Джеффри приходится его выкинуть и купить новый. Кровати нет, поэтому долгое время новый жилец спит здесь прямо на матрасе. Впрочем, все остальные жильцы этого дома тоже предпочитают спать на матрасах. Никто не планирует задерживаться здесь надолго, а покупка кровати – все же серьезное вложение средств. Зачем тратиться на арендованную квартиру? Стоит ли говорить, что здесь почти никогда не сменяются жильцы? Те, кто селится здесь, выезжают в основном либо в тюрьму, либо на кладбище. Стоит оказаться здесь, и тебя медленно, но верно начинают поглощать два острых и вездесущих, как плесень, слова: бедность и безысходность.

Вскоре Джеффри покупает новый телевизор и видеомагнитофон, благодаря чему соседи решают, что у нового жильца водятся деньги. Теперь вечера он проводит за просмотром видеокассет и алкоголем. Видеокассет не так уж много, в основном фильмы ужасов и фантастика. Особенно часто он любит пересматривать третью часть культовой франшизы «Экзорцист», ну и, конечно, все три части «Звездных войн». Запутавшиеся герои, посвятившие себя служению злу, ему близки. В какой-то момент у него складывается впечатление, что они с ним разговаривают, что история, записанная на кинопленку, не про каких-то придуманных персонажей, это все про него.

В начале ХХ века немецкий психиатр Эрнст Кречмар одним из первых выделил основные движущие силы характеров. До него этим же занимались многие ученые и мыслители. Ему не принадлежит пальма первенства в этом вопросе. Да и какой-то исчерпывающей полнотой его исследование не отличалось. Тем не менее оно вошло в историю психиатрии именно потому, что ученый первым отметил, что в каждой личности есть все известные миру краски характера. Если какой-то краски оказывается слишком много, то страдает вся картина личности, нарушается гармония и рождается психопатия. Впоследствии Карл Леонгард описал так называемые акцентуированные личности, то есть характеры без выраженных нарушений, но в которых уже преобладает та или иная черта личности. При неблагоприятных условиях акцентуация может перерасти в психопатию, или, в современной терминологии, в расстройство личности. Впоследствии маститый американский психолог Роберт Хаэр составил список психопатических черт, благодаря которому стало возможным отделить акцентуацию от болезни.

Итак, возникают два извечных вопроса: можно ли заразиться психическим заболеванием и можно ли довести свою акцентуацию до стадии болезни? Вопреки всем ожиданиям, ответ на оба вопроса утвердительный. Нас определяет наше окружение, наши друзья, книги, которые мы читаем, и фильмы, которые мы смотрим. Из всего этого по кирпичику складывается наша личность. Если мы сознательно начнем подбирать себе самые плохие, черные и грязные кирпичи, то, несмотря на прекрасный каркас, дом получится не самым надежным. Точно так же и наша личность начинает страдать и изменяться под влиянием окружающего ее мира. День за днем общаясь с человеком, страдающим от депрессии, мы впитываем его восприятие мира. Очень скоро и наше видение мира туманится, лишается красок и блекнет. Рано или поздно в дело вступает инстинкт самосохранения, самый древний механизм защиты нашей психики. Именно он заставляет нас сторониться больных и слабых, чтобы не заразиться не только болезнью, но и болезненным видением мира. Есть и другой механизм, более сложный, родившийся на базе наших детских страхов и психических травм. Этот не менее опасный механизм впервые был описан отцом психоанализа Зигмундом Фрейдом. Инстинкт саморазрушения. Он заставляет нас искать прекрасное в низменном и ужасном, он подвигает нас на творчество и заставляет считать интересным и необычным человека с желтыми линзами в глазах.

Двадцатидевятилетний Джеффри Дамер остается один в страшной, изъеденной бедностью и безысходностью квартире номер 213. За свою жизнь он лишь несколько раз делал робкие попытки к принятию собственных решений. Он хотел изучать строение животных, биологию, как и его отец, но Лайонел разрушил его лабораторию. Однажды он захотел пойти в армию, но это привело его к тому, что он вынужден был выпрашивать пару монет на пляже Флориды. Он хотел начать жить отдельно, но это привело его на скамью подсудимых. В конце концов, даже его рождение было неправильным и трагическим. Просто тем, что родился, он довел свою мать до попытки самоубийства. Джеффри всегда и все портит просто фактом своего существования. Эта квартира 213 – его убежище. Он считает себя достойным этого угла на задворках жизни. Он приводит ее в порядок, вычищает и отмывает все, что только возможно. Вскоре жилье больше не выглядит так удручающе. Здесь царит идеальный, армейский порядок. Стремление к порядку, приверженность к правилам и ритуалам, а также абсолютное нежелание слышать чужую точку зрения характеризуют описанный Эрнстом Кречмаром эпилептоидный характер. Вот только не это главное.

Джеффри Дамер остался один на один с собой. Запертый в маленькой квартирке 213. Этажом выше торгуют наркотиками. За стеной то и дело ссорится семья мексиканцев. Каждый день в подворотне кто-то умирает от передозировки или ножевого ранения. Стрельба случается реже. Не чаще чем раз в неделю. Каждый день кто-то из жильцов дома звонит в полицию. Точно так же и с соседним домом. Вот только полиция не приезжает сюда. Никогда. Зачем? Здесь и сами во всем разберутся. Ну а если платой тому чья-то жизнь, то это не такая уж и большая проблема, ведь здесь лишь у единиц есть американский паспорт. Милуоки – приличный город, не самый криминальный. Чтобы местные жители не тревожили крепкий сон жителей даунтауна, район патрулирует пара полицейских нарядов, но этого слишком мало, чтобы реагировать на каждый звонок.

Каждый день он приходит домой, вставляет видеокассету в проигрыватель и наблюдает за происходящим на экране. Это дает нужную анестезию от жизни, позволяет не думать и растворяться в пространстве, ограниченном экраном старого телевизора. Дарт Вейдер, служащий злу, кажется ему олицетворением его самого. И вот он уже заказывает в каком-то магазине кресло, как у Вейдера. Когда запакованную в полиэтилен конструкцию заносят на нужный этаж, дети буквально визжат от восторга. Вскоре он уже мастерит помост, на который водружает трон. Не хватает только черепов, которыми он устелит помост.

Человек – существо социальное. Об этом говорил еще Альфред Адлер, один из создателей психоанализа. Именно благодаря своему окружению человек имеет возможность оставаться человеком. Только его окружение создает рамки и границы дозволенного. Если все вокруг слышат голоса, это нормально. Такое можно наблюдать в первобытном обществе, к примеру. Если голоса говорят только в твоей голове, это уже болезнь. Если все вокруг решают проблемы с помощью кулаков и оружия, то рано или поздно ты либо меняешь общество, либо становишься его частью. Оказавшись наедине с собой, человек неизбежно оказывается в вакууме собственных иллюзий. Иногда эти иллюзии перерождаются в галлюцинации и сверхценные идеи. Это лишь симптом болезни, который можно с успехом купировать, если вовремя заметить. Но если этого некому заметить?

Разум Джеффри постепенно темнел и разрушался, растворяясь в самых ярких отрицательных персонажах, которых видел на экране. И вот он уже идет в ночной клуб La Cage и знакомится с симпатичным молодым человеком, который в полном восторге от его ярких линз. Парень соглашается поехать к Джеффри, делая вид, что поверил в его россказни о том, что он фотограф.

Парень садится на диван и с интересом рассматривает высящийся на помосте высокий стул, напоминающий трон Дарта Вейдера.

– Не хватает только черепов, – шутит гость, разглядывая сооружение.

– Да, точно, – смеется Джеффри. – Я налью выпить?

Не дожидаясь согласия, Джеффри идет на кухню и готовит напитки. В один стакан он наливает виски с парой кусков льда, а в другой подмешивает лошадиную дозу снотворного.

– Наверное, дорого стоит, – говорит его гость, подходя к своему новому знакомому. Он берет со стола стакан и отпивает из него. Джеффри, задумавшись, тоже опустошает свой стакан.

– Посмотрим фильм? – спрашивает он у своего гостя и уже идет к дивану. Внезапно на него наваливается такая усталость, что даже ноги передвигать становится трудно. Через полчаса Джеффри засыпает на собственном диване, а вот гость разочарованно разглядывает спящего «фотографа». Парень допивает оставшийся виски, а затем оглядывается по сторонам. В квартире очень чисто. Все лежит на своих местах. Даже сложно поверить в то, что здесь живет одинокий молодой парень. Если все на своих местах, то и деньги должны быть на месте.

Парень обыскивает Джеффри, находит сотню долларов мелкими купюрами, а затем принимается за обыск квартиры. Наконец, в банке из-под печенья он обнаруживает еще пару сотен долларов. Это уже хоть что-то. Ночной гость звонит в службу такси и просит водителя подъехать к дому на 24-й улице.

Наутро Джеффри просыпается и понимает, что попросту перепутал бокалы накануне и сам выпил предназначенное для гостя снотворное. Более того, у него больше нет ни цента. Тот парень забрал всю наличность, какую нашел. Джеффри впадает в дикую и бессильную ярость. Тем не менее он заставляет себя поехать на шоколадную фабрику «Амброзия» и десять часов подряд отстоять перед конвейером и сотнями и тысячами одинаковых шоколадных брикетов. Вечером он переодевается, надевает линзы и идет в другой ночной клуб. Лишь здесь его ярость сменяется предвкушением новых впечатлений. Двадцатишестилетний Раймонд Смит говорит Джеффри, что тоже хотел бы купить такие линзы для фотосессии.

– Я как раз фотограф, был бы рад сделать для тебя пару снимков, – говорит Джеффри.

Уже немолодой, но все еще начинающий манекенщик Раймонд Смит не верит своему счастью и тут же соглашается поехать к Джеффри. Странное сооружение в центре квартиры только убеждает его в том, что Джеффри фотограф: зачем еще нужно такое городить в арендованной квартире? Парень рассказывает о том, что всегда мечтал сделать себе имя, стать профессиональной моделью, но у него нет даже более или менее приличного портфолио.

Смит выпивает всю порцию слишком горького алкоголя и засыпает. Джеффри еще долго прислушивается к слабому биению сердца молодого человека, а затем все же смыкает свои руки на его шее. Когда Раймонд уже перестает дышать, Джеффри все же делает несколько снимков. Так он хочет сохранить память о Раймонде, сделать так, чтобы тот остался с ним навсегда.

* * *

– Суд штата Висконсин вызывает для дачи показаний Парка Диетца, выступающего со стороны обвинения. Мистер Диетц, пройдите, пожалуйста, на место свидетеля и положите правую руку на конституцию США.

– Главный психиатр со стороны обвинения, – шепчет на ухо Роберту Ресслеру адвокат Джеффри Дамера Джеральд Бойл.

– Клянусь, – мимоходом касаясь конституции, говорит пожилой, но весьма бодрый мужчина, становясь за кафедру, предназначенную для свидетелей.

– Мистер Диетц, суд просит высказать свое мнение относительно вопроса вменяемости Джеффри Дамера.

– Да, Ваша честь, я понимаю. Мы не выбираем свои сексуальные предпочтения, мистер Берлин, я полностью с вами согласен. Вчера мне сдавала экзамен весьма красивая студентка, которая восхитила меня своей фигурой. Тем не менее она совершенно не знала мой предмет. Более того, я сомневаюсь, что она помнила название дисциплины, которую пришла сдавать. Должен ли я был поставить ей положительную отметку за экзамен? Полагаю, что вы ответите отрицательно. Очень на это надеюсь, по крайней мере. Я думаю, что никто не будет отрицать тот факт, что внимание мужчин всех возрастов довольно часто привлекают юные девушки с красивыми фигурами. Физиология наша индивидуальна. Одни девушки выглядят весьма зрело и в четырнадцать, а другие и в двадцать пять кажутся сущими детьми. Итак, значит ли это, что если внимание мужчины привлекла физически зрелая девушка с оформившимися формами, он должен предложить ей пойти уединиться в номер мотеля или, возможно, изнасиловать ее? Конечно, нет. Если так произойдет, этот человек будет нести ответственность за совращение несовершеннолетних и изнасилование. Являлся ли он при этом педофилом – большой вопрос, ведь внимание его привлекла половозрелая девушка, выглядящая старше своих лет. Относительно анализа психики Джеффри Дамера я могу совершенно уверенно диагностировать у него отсутствие педофилии. Тот факт, что его привлекли Кейсон и Конерак Синтасамфоун, определяется тем, что они выглядели старше своих лет и при этом выглядели как «легкая добыча», их поведение убедило Дамера, что они нуждаются в деньгах и согласятся любым способом их заработать.

Каждому из нас свойственны свои отклонения в сексуальных предпочтениях, я подчеркиваю, каждому. Все мы имеем свои фантазии, однако мы способны их сдерживать и контролировать. Обычно эти желания так и остаются фантазиями, иногда они воплощаются в жизнь. Если того хотят оба здоровых и взрослых человека, в этом нет ничего плохого и преступного, но если это желание лишь одного партнера, это неизменно ведет к преступлению.

Джеффри Дамер, несомненно, страдал некрофилией. В отличие от людей с развитым чувством социальной ответственности, он предпочел не сдерживать свои сексуальные фантазии, а реализовывать их, осознавая при этом их преступную составляющую. Об этом говорит довольно тщательная подготовка к совершению преступления. Дамер заранее, предвидя все последующие преступления, пусть и не планируя все их сразу, покупал сильнодействующее снотворное по сфабрикованным рецептам. Он выжидал момент, когда его бабушка будет отсутствовать в доме, когда основным местом для убийств у него служил подвал дома Кэтрин Дамер. Более того, факт совершения убийства был неприятен подсудимому, ему было мучительно наблюдать за болью и страданиями, искажающими лица жертв в момент убийства путем удушения. Дамер старался максимально минимизировать период бодрствования жертв, используя снотворное и алкоголь. Тот факт, что всякий раз при совершении убийства Дамер принимал изрядную долю алкоголя, по моему мнению, свидетельствует о том, что Дамер планировал убийство, но ему был категорически неприятен тот факт, что ему придется вновь это совершить. Таким образом, я классифицирую некрофилию Дамера не как форму садизма, но как разновидность фетиша. Садистская составляющая в его действиях отсутствовала. – Парк Диетц еще какое-то время в подробностях описывает некоторые детали убийств, сопровождая их психиатрическим комментарием, а затем благодарит суд за внимание.

Джеральд Бойл все это время сидит, низко опустив голову и делая вид, что изучает уже давно заученное наизусть заключение эксперта.

– Мистер Диетц, позвольте мне уточнить: как вы можете прокомментировать тот факт, что Конерак Синтасамфоун оказался в квартире мистера Дамера в тот момент, когда там уже лежал труп Тони Хьюза? Опоив подростка, Дамер решил пройтись до ближайшего бара, что привело к тем событиям, которые всем нам уже известны. В случае с Трейси Эдвардсом Дамер связал его, но потом впал в подобие транса и долгое время попросту не слышал того, что говорит ему жертва. Подобные примеры свидетельствуют о том, что Джеффри Дамер никак не планировал свои действия и действовал спонтанно, я не прав, мистер Диетц?

Мужчина, сидящий на месте свидетеля обвинения, сидит некоторое время молча и оценивает смотрящего на него адвоката.

– Я согласен с вами, мистер Бойл, – кивает наконец Диетц. – Последние убийства Джеффри Дамера носили некоторый характер спонтанности и плохой организованности действий, что в терминологии мистера Ресслера значит переход Дамера из категории организованных несоциальных серийных убийц в дезорганизованные асоциальные убийцы. Я объясняю эту трансформацию прогрессирующей алкогольной зависимостью подсудимого. Алкоголизм неизменно влечет за собой снижение интеллекта и критичности мышления, что мы можем наблюдать и в действиях Джеффри Дамера. Тем не менее плохая организация преступления вовсе не означает ее отсутствия. В ходе экспертизы меня удивил тот факт, что, несмотря на весьма беспорядочную половую жизнь, у Дамера не было выявлено серьезных венерических заболеваний и каких бы то ни было болезней, которые было бы логично предположить, если учесть любовь подсудимого к совокуплению с трупами. Мистер Дамер, стоит отметить его предельную откровенность и искреннее раскаяние в совершенных преступлениях, признался в ходе наших бесед, что всегда использовал презерватив при любых половых контактах. Этот факт явственно свидетельствует о том, что Дамер осознавал и контролировал совершаемые им действия, а также осознавал возможные последствия этих действий. Я достаточно подробно ответил на ваш вопрос, мистер Бойл?

– Да, спасибо, у меня больше нет вопросов, – чуть тише, чем нужно, говорит Джеральд Бойл и садится на место адвоката.

Глава 15

3 июня 1990 года

– Я вызову тебе новое такси. Видишь, я уже звоню по номеру, – говорит Джеффри парню, который уже держит наготове какую-то палку. Еще минута и он ударит его.

– Вызывай, – кивает парень.

– Здравствуйте, вы не могли бы прислать машину по этому адресу? – спокойно, даже слишком спокойно говорит Джеффри. Он слушает ответ оператора, соглашается с чем-то и кладет трубку.

– Теперь выходи из квартиры, – командует молодой человек.

– Выходи.

– Ты выходишь первым, – говорит гость, все еще держа в руках палку, но уже в менее решительной позе. – Деньги не забудь, – напоминает он.

Джеффри выходит из квартиры 213 и медленно идет по коридору. Гость следует за ним по пятам. И вот они уже спускаются по лестнице, а вдалеке уже можно расслышать шум колес такси. Машина делает лишний круг, но все же останавливается. Водитель с подозрением разглядывает предполагаемых пассажиров и отказывается открыть двери, пока с ним не расплатятся. Джеффри отдает деньги и отходит на пару шагов.

Парень осторожно кладет свою палку на землю, оглядывается на Джеффри и лишь затем садится на заднее сиденье машины.

Когда такси выезжает на улицу, гость просит водителя остановиться у первого же телефона-автомата. Затем выпрашивает четвертак на звонок и выходит из машины. Все еще нервно озираясь по сторонам, он открывает дверцу телефонной будки, опускает монету и набирает номер. Нервным голосом с ужасным акцентом он спрашивает ответившего:

– Полиция?

* * *

4 июня 1990 года

Официант из гей-клуба как-то чересчур вежливо и осмотрительно относится к Джеффри. Он вот уже раз шесть поинтересовался у него, не хочет ли тот повторить заказ и все ли у него в порядке. Джеффри тем временем пытается познакомиться с кем-то, но парень вскоре теряет интерес к тому, что говорит ему светловолосый парень в очках.

– Не повезло? – участливо интересуется у Джеффри официант.

Вечер в ночном клубе уже подходит к концу, смена официанта заканчивается через час, поэтому можно позволить себе расслабиться. Здесь это в порядке вещей. Официанты частенько разговаривают с гостями, шутят и таким образом заставляют заказывать больше спиртного. Так можно познакомиться с интересными людьми, увеличить счет клиента, а заодно и подзаработать чаевых.

– Ты отлично выглядишь. Ты должен работать моделью, а не официантом, – говорит Джеффри заранее заготовленную фразу.

Уже не важно, правда это или нет. Официанту просто приятно услышать, что он способен на большее, чем просто разносить напитки. Он только недавно на этой работе и еще не успел окончательно разочароваться в жизни. Очень скоро он уже соглашается поехать к Джеффри. Его немного смущает район, в котором живет «модный фотограф», но все же он едет к нему. Уже на подходе к квартире официант морщится от давно поселившегося здесь неприятного запаха. Джеффри ссылается на прогнившие трубы и открывает дверь апартаментов.

Джеффри уже собирается приготовить напитки, а официант заинтересованно бродит по квартире. Интерьер впечатляет. Его внимание привлекает банка с каким-то мутным раствором. Его смущает то содержимое, которое он успевает рассмотреть. Это напоминает труп какого-то животного.

– Что это вообще такое? – с отвращением отбрасывает от себя банку молодой человек.

Джеффри уже подходит с напитками в руках. Увидев, что парень нашел одну из его банок со страшным содержимым, он тут же отбирает банку и судорожно начинает пытаться поставить ее в шкаф.

– Я, пожалуй, пойду, – говорит официант.

– Ты даже не выпил со мной, – притворно возмущается Джеффри и вплотную подходит к нему. Парень сначала тушуется, но в следующую секунду уже начинает вырываться. Джеффри крупнее официанта, но он уже изрядно пьян, так что официанту удается вырваться и выбежать из квартиры.

Молодой человек добегает до угла дома и вызывает такси из автомата. Только сейчас он понимает, что у него попросту нет денег для того, чтобы расплатиться с водителем.

Минут через пятнадцать молодой человек осторожно отворяет все еще открытую дверь квартиры 213.

– Ты совсем уже ошалел? – кричит Джеффри и накидывается на него с кулаками. Завязывается новый раунд драки. Джеффри удается несколько раз ударить парня, но как только он умудряется положить руки на шею официанта, его сознание туманится, и официанту удается вырваться и схватить первую попавшуюся палку. Джеффри отшатывается от него и ударяется о дверцу кухонного шкафа. Официант успевает заметить внутри шкафа целую батарею банок с различными растворами.

– Вызывай такси, – кричит он в ужасе.

Только сев в такси, он успокаивается. Он так и не поймет, что был в шаге от смерти, но он точно знает, что этот «модный фотограф» – псих, а содержимое тех банок явно за рамками закона. Впрочем, на это ему наплевать, но он все еще зол на своего знакомого. Тот не только наврал про фотографии, но и попытался изнасиловать его. Такое он просто не мог оставить без мести. Официант просит водителя остановиться и звонит в полицию из телефона-автомата. Он с трудом находит английские слова, чтобы сообщить о произошедшем. Оператор пару минут пытается его понять, а потом просто обещает выслать первый же освободившийся наряд полиции по указанному адресу. Отсоединившись, оператор попросту решает забыть о взволнованном латиноамериканце на том конце провода.

Глава 16

19 августа 1990 года

– Из той квартиры идет ужасный запах, мы больше не можем этого терпеть! – в бешенстве говорит управляющему одна из соседок Джеффри Дамера по этажу. В отличие от этой женщины, жилец из апартаментов 213 всегда вовремя вносит плату, да и проблем с полицией не имеет, так что управляющий настроен более чем скептически. – Вы можете что-то с этим сделать?! – продолжает возмущаться женщина.

– Выселить его? – скептически спрашивает управляющий, намекая на то, что и самой женщине уже давно бы пора отсюда съехать.

– Хотя бы поговорите с ним! – уже чуть спокойнее говорит она.

– Хорошо, сегодня же сделаю это, – примиряющим тоном отвечает ей управляющий, после чего демонстративно начинает набирать номер телефона.

Вечером мужчина решает ради интереса пройтись по этажу и действительно морщится от неприятного запаха. Он останавливается перед квартирой 213 и осторожно стучит в дверь.

– Мистер Дамер? Это управляющий домом, не могли бы вы открыть дверь? – чуть громче, чем нужно, говорит мужчина, как будто хочет перекричать отвратительный запах.

– Чем могу помочь? – спрашивает появившийся в дверном проеме Джеффри Дамер.

Управляющий привычно приподнимает голову. Жильцы частенько так загораживают беспорядок в доме, а ведь именно по жилью человека можно очень многое о нем сказать. Дамер почему-то пытается загородить собой идеальный порядок. Даже полы чистые, а здесь это практически невозможно организовать, так как тут повсюду пыль, искрящая специями от индусов, живущих по соседству.

– Жильцы жалуются на запах из вашей квартиры, – извиняющимся тоном говорит управляющий.

– О да, поверьте, мне тоже он доставляет неудобства. Это все сломанный холодильник. В ближайшее время вызову мастеров, – расплывается в улыбке Дамер и поправляет очки.

Прилично выглядящий американец вызывает симпатию. Холодильник его выглядит только что купленным, поэтому непонятно, почему он вдруг вышел из строя. Возле холодильника высятся какие-то непонятные бочки, похожие на резервуары для воды, но в остальном жилье выглядит даже слишком аккуратно.

– Очень надеюсь, что специалисты все поправят, – улыбается в ответ мужчина и уже собирается уходить.

– Кстати, не хотите со мной поужинать? Я только что приготовил сердце с грибами, – говорит на прощание Джеффри.

– Как-нибудь в другой раз, – отвечает управляющий и непроизвольно дотрагивается до носа. Запах в квартире и правда ужасный. Вот только, скорее всего, дело в трубах, а не в холодильнике. Следовательно, и проблема эта управляющего, а не жильца. Уже лучше поскорее уйти отсюда и отсрочить решение проблемы на пару дней. С этими мыслями мужчина спешит покинуть этот дом поскорее.

* * *

1990–1991 годы

Постепенно разум Джеффри Дамера все глубже погружается во мрак. Он все больше пьет. Он больше не боится того, что забудет о том, что творил в состоянии алкогольного опьянения. Он жаждет его. Не для того, чтобы убивать, но для того, чтобы не помнить того, что натворил. Но чем дольше он живет в одиночестве, тем больше ему необходимы внимание и любовь, в том извращенном понимании этого слова, в каком понимает его гениальный и совершенно безумный разум. Периодически теперь он попросту не выходит на работу. Начальство еще верит во внезапные болезни Дамера, но уже не слишком охотно. Денег начинает категорически не хватать, а что еще хуже, у него кончаются рецепты на снотворное, а на новые нет денег.

В начале сентября он знакомится в одном из баров с Эрнестом Миллером. Этот парень ему действительно очень нравится, но уже в середине вечера он собирается уйти, а Дамер просто не может этого позволить. Снотворного уже недостаточно для того, чтобы «вырубить» его, поэтому нужно что-то срочно придумать. Эрнест становится чуть более вялым от порции «коктейля», но все же находит в себе силы взяться за ручку двери. В следующую секунду Дамер подходит к нему и пытается обнять. В руках он держит нож. Как только Эрнест оказывается на достаточно близком расстоянии, Джеффри резко вонзает в него нож. Ему невыносим вид мучений жертвы, поэтому он старается как можно быстрее покончить со всем.

Как и у любого серийного убийцы, у Джеффри постепенно прогрессирует его болезнь. Теперь ему недостаточно убить. Этого не хватает для ощущения того, что этот человек теперь навсегда останется с ним. Ему нужна любовь… И его извращенное сознание рождает невероятную идею: приготовить сердце. Так оно навсегда останется с ним. Так и сам Эрнест обретет бессмертие.

Подсознательно, а иногда и осознанно, Джеффри желает, чтобы о нем узнали, услышали и остановили. Идти в полицию, конечно, он не хочет. Он не жаждет пока покаяния, он хочет обратить на себя внимание. Если раньше он лишь оставлял себе черепа своих жертв, то теперь он хочет похвастаться ими. Череп Эрнеста Миллера сначала «красуется» на троне Дарта Вейдера, но вскоре Джеффри решает, что так он выглядит слишком пугающе для гостей, и раскрашивает его черным лаком. Теперь череп выглядит лишь готическим сувениром из магазина для подростков.

Случайно даже для себя он знакомится с юношей по имени Дэвид Томас. Уже оказавшись наедине, Джеффри неожиданно понимает, что Дэвид не привлекает его. Более того, он даже не чувствует в себе желания его задушить, которое буквально преследует его. По инерции он опаивает молодого человека остатками снотворного, а затем убивает.

Так не может больше продолжаться. Неприятный запах, поселившийся в квартире, неистребим. То и дело к нему подходят недовольные соседи, а визит управляющего заставляет Джеффри одуматься и хотя бы попытаться остановиться. Как и любой наркоман, поначалу он думает, что сможет вернуться из цепких лап своего безумия, но вскоре понимает, что не сможет. Джеффри начинает вновь посещать библиотеку и читать книги по психологии, а затем по психиатрии, анатомии и нейрохирургии. Это кажется ему весьма занимательным, но он не в силах определить, в чем суть его заболевания. Зато он может четко объяснить себе, зачем он убивает. Ему мучительно видеть страдания своих жертв, но его привлекает безвольно лежащий перед ним человек, согласный ради него на все. Для этого вовсе не обязательно убивать.

Несколько месяцев Джеффри поддерживает подобие нормального образа жизни. На какое-то время он даже прекращает попытки раствориться в алкогольных парах, настолько его увлекают книги по нейрохирургии и анатомии. Твердо решив попробовать ограничить свои патологические сексуальные влечения рамками закона, он решает купить наручники. Обычные игрушки из магазина для взрослых выглядят слишком уж комично, поэтому он покупает вариант полицейских наручников, свободно продающийся в магазине оружия. Впрочем, такие можно купить и в обычном супермаркете. На них неплохой спрос. Остается лишь догадываться, для каких целей их принято использовать.

В феврале он знакомится с Кертисом Слотером. Молодой человек легко соглашается на то, чтобы его пристегнули наручниками к кровати. Не имея возможности шевелиться, он все же говорит с Джеффри, думает, оценивает и даже смеется, а это для Джеффри невыносимо. Не выдержав, Джеффри все же смыкает руки на шее жертвы и душит молодого человека.

Дамер мечтает о том, чтобы его любили, безусловно и послушно. Из книг по анатомии он узнает о месторасположении в человеческом мозге так называемого центра воли. Если нейтрализовать его, то не нужно будет убивать. Рядом с Джеффри будет преданный и верный спутник, который всегда будет с ним. Будет в нем нуждаться.

Разум Джеффри уже полностью утратил критичность мышления, а книги по истории лоботомии[17] убедили его в том, что он сможет провести эту операцию в домашних условиях. Эту операцию впервые предложил проводить португальский ученый Эгаш Мониш в 1935 году. Спустя несколько лет он даже был удостоен Нобелевской премии за изобретение простого и доступного способа лечения всех душеных расстройств. После Второй мировой войны эта операция приобрела особенную популярность в Штатах. Она была значительно дешевле длительного восстановления в клинике, а героев войны, страдавших от посттравматического расстройства личности, было предостаточно. Появился даже «врач», проводивший эту операцию топориком для льда. Этим чудовищным способом лечили депрессии, расстройства личности и многие другие душевные болезни. Думаю, не стоит говорить, что никаких улучшений после такой «процедуры» быть не могло. Человек становился послушным, спокойным, его интеллект резко падал практически до нуля, но иногда все же сохранялись навыки самообслуживания. Для извращенного разума Джеффри Дамера это показалось идеальным способом разрешения проблемы. Первой жертвой безумной идеи становится глухонемой продавец Тони Хьюз, который легко соглашается за пятьдесят долларов пойти вместе с Дамером в квартиру 213. Джеффри считает, что в случае неудачи Тони попросту не сможет рассказать о том, что с ним произошло. Естественно, молодой человек не переживает «операции на мозге». И Дамер приходит к выводу, что тот был слишком стар и слаб, чтобы ее перенести.

* * *

1992 год

– Суд штата Висконсин вызывает для дачи показаний Фреда Фосдела, выступающего со стороны обвинения. Мистер Фосдел, пройдите, пожалуйста, на место свидетеля и положите правую руку на конституцию США.

– Клянусь говорить правду.

– Спасибо, мистер Фосдел, итак, как вы можете охарактеризовать личность Джеффри Дамера?

– Я могу охарактеризовать этого человека как холодного, весьма расчетливого, образованного и логически мыслящего человека, способного не только осознавать свои действия, но и тщательно скрывать следы совершаемых им преступлений. Ради получения краткого сексуального удовлетворения он тщательно планировал убийства, а затем весьма профессионально избавлялся от трупов. Более того, этот весьма умный человек читал специальную литературу по анатомии и биологии, что свидетельствует о наличии холодного расчета и длительного планирования своих действий.

– Разве склонность к совокуплению с трупами уже не является заболеваниям, мистер Фосдел?

– Бесспорно, является, но лишь в крайней своей форме, сопровождающейся обычно сопутствующим тяжелым психическим заболеванием. В случае Дамера мы имеем дело с психопатической личностью, не усматривающей ничего плохого в том, чтобы, поступившись моралью и законами общества, удовлетворить свои желания. В этом случае нельзя говорить о болезни, так как человек, в отличие от животного, способен сдерживать свои порывы и желания, именно этим мы и отличаемся от животных.

– Холодный расчет, говорите? Как же тогда можно объяснить желание Дамера создать армию зомби? Вы считаете это хорошим бизнес-планом психопата?

– Навязчивая идея создания армии зомби имела место быть, однако непродолжительный период времени. Эпизоды, в которых Дамер проводил примитивную лоботомию своим жертвам, я могу охарактеризовать исключительно как экспериментирование в рамках его сексуальных предпочтений.

Глава 17

27 мая 1991 года

Абсолютно голый, смуглый молодой человек идет по дороге. Его движения замедленны, а лицо больше напоминает кукольное, а не человеческое. Взгляд блуждает, но видно, что вряд ли он осознает то, что происходит вокруг. Тем не менее медленно, как будто сквозь вату, он идет вперед. Ему известно только одно: чтобы выжить, нужно идти вперед. Эта мысль удерживает его на ногах и заставляет делать шаг за шагом.

По виду ему можно дать лет шестнадцать-семнадцать. Раскосые глаза и смуглая кожа наводят на мысли о том, что это эмигрант, один из сотен нелегалов, живущих в домах по соседству. Тут на любом углу можно купить все виды наркотиков, поэтому странного вида человек, бредущий по улице, – явление далеко не редкое. Необычно лишь то, что на нем нет ничего из одежды, а за ним тянется тонкая стройка крови, которая буквально прочерчивает пройденный им путь.

– Смотри! Может, ему нужно помочь? – говорит восемнадцатилетняя Николь Чилдрес на ухо своей подруге.

Николь Чилдрес и Сандра Смит возвращаются после вечернего сеанса в кинотеатре. Погода хорошая, поэтому в целях экономии они решили прогуляться от торгового центра до дома. По дороге они заглянули в закусочную, где провели полчаса, и сейчас уже спешат домой. Они живут в доме, который находится в квартале отсюда. Там их уже давно ждет мать Сандры.

– Наркоман, наверное, или пьяный просто, – с сомнением отвечает Сандра и уже собирается повернуть в сторону дома.

– Смотри, у него кровь. Он голый и выглядит совсем ребенком, – убеждает девушку Николь. Сандра нерешительно подходит к идущему вперед парню и понимает, что тот вряд ли способен будет что-то сказать. Вряд ли он даже видит ее.

– Эй, ты меня слышишь, ты говоришь по-английски? – кричит ему на ухо девушка.

В этот момент из-за угла выходит светловолосый молодой человек в очках. Джеффри Дамер спешит домой из ближайшего бара. Увидев, как его недавний знакомый Конерак Синтасамфоун идет по дороге, он столбенеет от ужаса. В следующую секунду к нему возвращается способность мыслить логически. Он видит, что Конерак не отвечает девушкам, да и вряд ли способен вообще говорить. К нему привязались какие-то девушки, но с ними можно будет договориться.

Джеффри ускоряет шаг и подбегает к Конераку. Он панибратски обнимает его. Молодой человек и так еле держится на ногах, поэтому от этих объятий тут же валится с ног прямо на бетонную дорогу.

– Приятель, ну что же ты так напился сегодня, ведь обещал же мне, что будешь держать себя в руках, – подхватывает его Джеффри. – Девушки, простите моего друга.

– А вы кто? – спрашивает Николь. От неожиданности она не придумывает ничего лучше, чем задать этот вопрос.

– Я его друг, любовник, если хотите. Мы живем вместе уже несколько недель, имеете что-то против? – слишком резко отвечает Джеффри.

Дамер выпил лишнего, но все же крепко держится на ногах и сохраняет рассудок. От алкоголя, ночных смен на фабрике, а также из-за больших очков на пол-лица он выглядит лет на сорок, не меньше. По крайней мере, так кажется девушкам. На самом деле Джеффри едва исполнилось тридцать.

Выражение лица Сандры моментально меняется. Она не раз видела здесь такие пары. Дети эмигрантов, желая получить десять лишних долларов на карманные расходы, легко соглашаются на интимную близость с американцами нетрадиционной ориентации. Те быстро подсаживают детей на наркотики и очень скоро выбрасывают надоевшую игрушку на улицу. Дети к тому моменту уже давно забросили школу и подсели на тяжелые наркотики. У Сандры было много таких примеров перед глазами, в ее школе такие случаи были не редкостью. Всякий раз это заканчивалось тем, что молодые люди или девушки попросту умирали от передозировки, так и не попытавшись оправдать надежды родителей.

– Сколько ему лет? – уже угрожающим тоном спрашивает Сандра.

– Моему другу двадцать лет, и ваши вопросы звучат невежливо, – теряет терпение Джеффри.

– Он выглядит моложе. Он выглядит вообще ребенком, который к тому же не знает английского, а это уже выглядит не вполне законно, – сквозь зубы говорит Сандра.

– Вы можете как-то подтвердить его личность? – примиряющим тоном спрашивает Николь, пытаясь как-то исправить ситуацию.

– Я американец и подчиняюсь только американским законам, а не каким-то… чернокожим девушкам, – закипает Джеффри. Он понимает, что уходить сейчас в обнимку с Конераком опасно, но и оставаться здесь с голым подростком не стоит.

– Значит, нужно вызвать полицию. Мальчик не в себе, и ему нужно к родителям, – безапелляционно говорит Сандра.

Сандра Смит – восемнадцатилетняя темнокожая девушка, живущая в районе для нелегалов. Джеффри считает, что все ее угрозы вызовом полиции – блеф. Он все же разворачивается к ним спиной и начинает идти вместе с Конераком домой.

– Нет, пожалуйста, нет, – кривится Конерак. Это первое, что он сумел сказать. Во рту у него такая каша, что с трудом можно распознать эти слова, но этого достаточно, чтобы привести в бешенство Николь и Сандру. Они начинают кричать удаляющемуся прохожему проклятья, а потом Николь бежит к стоящему в десяти метрах от нее телефону-автомату, чтобы вызвать наряд полиции. Увидев девушку в телефонной будке, Джеффри замедляет шаг. В этот момент в другом конце улицы появляются огни полицейской машины. Сандра тут же бежит на дорогу и начинает яростно размахивать руками. Наконец ее все же замечают. Полицейские явно не хотят ввязываться в чужие ссоры, но все же решают посмотреть, все ли в порядке.

– Что у вас произошло? – спрашивает полицейский, с подозрением разглядывая голого Конерака.

– Мой друг, с которым мы живем, выпил лишнего и вышел на улицу, – разводит руками Джеффри. Известие о том, что Джеффри и обнаженный Конерак гомосексуалисты, сразу меняет ситуацию. Полицейские здесь стараются никогда не выезжать на семейные ссоры, и уж совсем никогда их не интересуют семейные скандалы гомосексуалистов.

– Вы только посмотрите на него, он же ребенок! – возмущается Сандра. – Он пьян и живет у этого мужчины. Ребенок! Это явно незаконно.

– Мой друг выглядит молодо, но ему уже исполнилось девятнадцать, а значит, все, что творится в нашей спальне, вас не касается.

Полицейский переводит взгляд на Николь и Сандру и ждет их ответа.

– Было же двадцать, – тихо напоминает Сандра.

– Что? – не понимает уточнения Джеффри.

– Вы говорили, что ему двадцать, – напоминает Николь.

Полицейский, уже собравшийся уходить отсюда, идет к машине и просит своего напарника выдать ему одеяло, которое предназначено как раз для пострадавших в экстренных ситуациях. Напарник выходит из машины, идет к багажнику и приносит Конераку одеяло.

– У вас есть с собой документы вашего друга? – спрашивает один из полицейских. Две молодые темнокожие девушки и обнаженный парень откуда-то из Азии вызывают у него куда меньше доверия, чем светловолосый американец в очках.

– Нет, конечно, – разводит руками Джеффри.

– Тогда вы должны пойти с ними и проследить, чтобы все было в рамках закона, – говорит Сандра.

– Не вам мне приказывать, леди, – возмущается полицейский.

– Все нормально, офицер, – успокаивает его Джеффри.

– Женщины… – удрученно разводит руками сотрудник полиции.

– Сожалею, сэр, но мы должны будем все же пройти к вам в квартиру, – говорит второй офицер.

* * *

1991 год

Конерак Синтасамфоун живет в нескольких кварталах отсюда. На самом деле он прекрасно говорит по-английски, так как вырос здесь, в Огайо. Его бабушка и дедушка приняли решение переехать из Лаоса в Штаты много лет назад. Они переехали сюда все вместе. Бабушка с дедушкой Конерака и их уже взрослые, имеющие свои семьи дети. У родителей Конерака всего двое детей: Кейсон и Конерак. Вся эта большая семья жила в небольшой квартире, кишащей насекомыми и антисанитарией. Все члены большой семьи Конерака, в том числе и его старший брат, работали в небольшом ресторанчике в центре города. Конерак пока еще не устроился на работу, и родители его все еще надеялись, что их сын осуществит американскую мечту, получит достойное образование и устроится на хорошо оплачиваемую работу. Эти мечты уже таяли в сумраке реалий жизни. Ни бабушке с дедушкой, ни родителям мальчика, ни кому бы то ни было из их небольшой лаосской диаспоры так и не удалось устроиться здесь. Конерак все же лишь недавно отпраздновал свой четырнадцатый день рождения. Школу он посещал не всегда регулярно, но все же имел неплохие отметки по многим предметам.

В тот день он не идет в школу, решая вместо этого провести время в ближайшем торговом центре. Он несколько часов подряд слоняется по магазинам, когда вдруг его замечает приличного вида американец.

– Скучаешь здесь? – интересуется он. – Я фотограф. Не хочешь подзаработать пятьдесят долларов, попозировав мне для фото?

– Да, конечно, – легко соглашается подросток.

– Только нужно поехать ко мне, здесь нельзя сделать хорошие фотографии, – предупреждает Джеффри.

– А вы далеко живете? – с сомнением спрашивает Конерак.

Оказывается, что мужчина живет совсем рядом с его домом. Пару лет назад его брат так же познакомился с американцем, а потом тот начал приставать к нему, с другой стороны, тот мужчина жил вроде бы в другом месте, а этот выглядит очень прилично. К тому же его приятели недавно хвастались, что познакомились так с каким-то фотографом и заработали «огромные» деньги.

Мальчик соглашается. Пятьдесят долларов кажутся ему совершенно нереальной суммой, от которой он просто не в силах отказаться. Да к тому же мужчина и правда выглядит весьма прилично и интеллигентно. Конерак садится в машину Джеффри Дамера и едет вместе с ним в квартиру 213. Оказавшись внутри, Конерак морщится от неприятного запаха, но в остальном квартира не вызывает каких-то сомнений. Здесь убрано и довольно красиво. Прямо на самом видном месте, рядом с телевизором, стоит массивный фотоаппарат для мгновенных снимков. Семье Конерака можно о таком только мечтать.

– Выпьешь немного? – интересуется Джеффри.

– Вообще-то мне еще нельзя, – с сомнением говорит Конерак, но в следующую секунду соглашается выпить порцию алкоголя. Во-первых, ему интересно, а во-вторых, он неожиданно понимает, что если фотограф узнает, что ему нет восемнадцати, то может отказаться от затеи и не заплатить пятьдесят долларов.

Минут через пятнадцать Конерак засыпает, а вскоре вместе с ним засыпает и сам Джеффри, который выпил уже предостаточно и изрядно устал. Просыпается Джеффри ближе к полуночи и обнаруживает у себя на плече мирно спящего Конерака. Джеффри решает оттащить его в спальню. Там еще лежит труп глухонемого Тони Хьюза, которому не повезло с импровизированной и модифицированной версией «лоботомии». Джеффри стаскивает труп Хьюза с постели и кладет на его место Конерака. Затем он начинает готовить «инструменты для операции». Он уже просверливает череп подростка, но понимает, что слишком устал, чтобы закончить начатое. Конерак одурманен снотворным и вряд ли в ближайшее время проснется. Раз уж он не сделал этого от дырки в черепе, то сейчас уж точно не очнется. Такова логика Джеффри.

Дамер выходит из спальни и решает немного освежиться и прогуляться до ближайшего бара. Конерак вскоре начинает тихо стонать. Каким-то неимоверным усилием воли он открывает глаза и видит прямо перед собой труп Тони Хьюза. Вид мертвого человека прямо перед глазами мобилизует все силы, которые еще остались в организме. Он чудом выходит из квартиры, несколько раз падает, спускаясь со второго этажа, но все же выходит на улицу. Он даже не понимает, что полностью раздет, да и не понимает, где находится. В этот момент его замечают Сандра и Николь. Девушки о чем-то говорят между собой, пытаясь понять, нуждается ли Конерак в помощи. Решив, что все же нуждается, они усаживают его на бортик перед газоном и пытаются выяснить, где тот живет.

Через секунду появляется тот страшный американец, в квартире которого Конерак только что видел труп. Вскоре появляется полиция, и его почему-то ведут назад, в страшную квартиру 213. Ни говорить, ни как-либо сопротивляться, у него больше нет сил.

Двое полицейских доводят Джеффри с Конераком до квартиры, а затем помогают провести Конерака внутрь.

– Зачем вам сигнализация и камера на входе? – спрашивает один из полицейских, с интересом разглядывая сложную конструкцию на входе в квартиру.

– Вы же видете, кто мои соседи, сэр, – разводит руками Джеффри. – Для нашей безопасности.

Полицейские сочувственно и понимающе кивают. В этом доме, похоже, официальную работу имеет разве что житель квартиры 213, в остальном здесь живут нелегалы, наркоманы, алкоголики, люди, живущие на пособие. Те, на кого, по большому счету, всем плевать. Джеффри весьма вежливо предлагает служителям закона выпить чаю. Он сожалеет, что никаких документов Конерака у него нет, но в доказательство того, что они живут вместе, подбирает прямо с пола несколько мгновенных снимков обнаженного Конерака. Подросток, конечно, не помнит того, как они были сделаны. Ни трупа в спальне, ни разлагающихся в кислоте трупов в стоящих в метре от них бочках полицейские не находят. Они извиняются за беспокойство и вежливо жмут руку Джеффри. Тот улыбается и запирает за ними дверь. Спустя пару минут он уже душит Конерака, который больше не сопротивляется.

* * *

27 мая 1991 года

Николь и Сандра возвращаются домой и рассказывают о произошедшем матери Сандры. Женщина слушает и не может скрыть своего возмущения. Голый подросток не вызывает у полицейских никаких подозрений? Только потому, что подросток из Азии, а мужчина рядом с ним – американец? Это чудовищно и возмутительно.

– Не уверена, что они даже проводили их до квартиры, – подливает масла в огонь Николь.

– Я позвоню, девочки, – говорит женщина и уже набирает номер службы спасения. Оператор внимательно выслушивает женщину, а затем переспрашивает:

– Обнаженный юноша из Азии? Секундочку, мэм.

Женщину переключают на другого оператора, и вновь все повторяется. С каждым разом рассказ женщины становится все более эмоциональным.

– Алло, это офицер Габриш, мы проводили тех мужчин до квартиры и осмотрели там все, мэм.

– Вы проверили его документы, он же подросток? – то ли нападает, то ли спрашивает женщина.

– Все в порядке, мэм. Ему было двадцать лет. Он выпил лишнего, но у него есть, кому о нем позаботиться, – успокаивает ее офицер и кладет трубку.

* * *

15 июля 1991 года

– Джеффри, можно тебя на секундочку? – подходит к нему начальник смены и приглашает жестом выйти из цеха.

– Твои прогулы участились. В том месяце ты пропустил три смены, а в этом уже шесть. Никаких документов о своей болезни ты так и не предоставил. На работе ты то и дело пьян, что ни в какие ворота уже не лезет. Я выношу тебе предупреждение, сам понимаешь, что это значит. Если за три дня ты не предоставишь все документы, мне придется тебя уволить, – говорит мужчина, тревожно разглядывая уже выпившего и выглядящего слишком болезненно Джеффри Дамера. Парень шесть лет проработал на фабрике, увольнять его жалко, но и терпеть такое отношение к работе больше невозможно.

Глава 18

Он рассказывает о том, как убивал людей, так, словно это так же просто, как сделать глоток воды. Он не показывает никаких эмоций.

Заместитель начальника полиции Вэст-Эллис (Милуоки)

22 июля 1991 года

Обнаженный темнокожий мужчина бежит по 25-й улице. На улице ночь, и никого из прохожих нет. Ни наркоманов, ни проституток, ни подростков. Создается впечатление, что весь город умер от неожиданного Апокалипсиса. И только этот сумасшедший убегает от кого-то. Лицо его искажено гримасой застывшего ужаса. Он уже задыхается, но продолжает бежать вперед. Движения его выглядят странно, так как он держит перед собой руки и практически не помогает ими при беге. Приглядевшись, замечаешь, что запястья мужчины скованы наручниками.

Полицейский патруль стоит возле уже давно закрывшегося супермаркета. Офицеры стоят рядом с машиной и над чем-то смеются.

Бегущий мужчина не замечает их, а вот офицеры полиции настораживаются, завидев вдалеке бегущего голого мужчину. Когда тот оказывается на расстоянии нескольких метров от патрульной машины, кто-то замечает на мужчине наручники. И это уже интересно. Один из офицеров достает микрофон из машины и приказывает мужчине остановится. Тот продолжает бежать.

– На перехват, – командует один из полицейских.

Офицеры быстро догоняют уже уставшего бегуна и валят его на землю. Они пытаются заломить руки, но это не выходит из-за уже сковывающих руки мужчины наручников.

– Там трупы, много трупов, – отдышавшись, бормочет мужчина.

Его бы легко можно было принять за сумасшедшего и отпустить бежать дальше либо доставить в ближайшее отделение больницы, если бы не наручники. Это не игрушки из магазина для взрослых, а настоящие полицейские наручники.

– Где? О чем ты вообще? Можешь показать дом? – кричит офицер.

Мужчина более или менее приходит в себя. Взгляд его перестает блуждать и останавливается на лице полицейского. Офицер все еще считает сидящего перед ним темнокожего мужчину потенциальным преступником, но на лице мужчины отражается сейчас такая надежда на спасение, такая радость, что все подозрения вмиг исчезают.

– Да, да, я смогу показать, но не пойду туда.

Кто-то уже кидает мужчине одеяло, чтобы тот прикрылся, а кто-то пытается открыть наручники. Ничего не выходит. Ключи не подходят, а без них открыть наручники можно только с помощью слесаря.

– Пойдем туда, хоть ключи поищем, – успокаивает его полицейский и подталкивает к машине.

* * *

Июнь-июль 1991 года

После случая с Конераком Джеффри понимает, что теряет контроль над собой. Так больше не может продолжаться. Идея создания послушного зомби методом лоботомии провалилась, а одноразовые «отношения» его больше не устраивают. Его больному разуму нужен постоянно следующий за ним и безоговорочно послушный зомби. Безоговорочно любящий его зомби. Его мозг уже не способен критически оценить всю абсурдность этого желания. С другой стороны, он никогда не мог принять этого факта. Его рациональная сторона понимала все, но вот бессознательно он всегда хотел одного: безусловной любви от послушного и мертвого человека. Если раньше разум Джеффри мог контролировать эти порывы, то постепенно бессознательные порывы и желания буквально топят его.

Милуоки – маленький город. Как ни крути, а однажды кто-то да заметит, что никому не нужные юноши бесследно исчезают в квартире номер 213. Он филигранно научился избавляться от трупов, растворяя их в кислоте и разбрасывая останки по свалкам в окрестностях города. Он сохраняет лишь черепа. Больше не скрывает своей коллекции. Некоторое время он даже держит один из черепов на работе. Раскрашенные в черный и серый цвета черепа напоминают аксессуары из магазина для готов, такие у многих можно встретить, но теперь их становится уже слишком много.

Сейчас июнь. Через пару дней должен состоятся прайд-парад[18] в Чикаго. Ехать туда всего пару часов по шоссе, а сам город всегда нравился ему. Невероятно чистый и ухоженный даунтаун с его небоскребами и отелями, аккуратные мостовые и огромное, вдохновляющее озеро Мичиган, на котором был построен этот город, – все это всегда удивляло его и дарило глоток свежего воздуха. Перед отъездом в армию он ездил сюда пару раз, потом, уже после переезда к бабушке, он лишь однажды приехал сюда. Поначалу боялся, что большой город пробудит в нем его темные желания, а потом попросту растворился в Милуоки. Желая произвести впечатление на свою жертву, он представлялся фотографом из Чикаго, решившим съездить в Милуоки. Мысль съездить в Чикаго его просто не посещала. Почему бы не съездить? Просто так. Погрузиться в атмосферу яркого праздника прайд-парада, познакомиться с новыми людьми, измениться, в конце концов.

На празднике он действительно отдыхает и расслабляется. Здесь ему поначалу даже не нужен алкоголь, чтобы освободиться от сжигающих его мыслей и желаний. Только поначалу. Вечером он уже знакомится с компанией молодых людей, участвующих в параде. Они приглашают его в клуб, а там Джеффри напивается и знакомится с Мэттом Тернером. 21-летний парень приехал в Чикаго, чтобы попробовать свои силы в качестве модели. И, конечно же, Джеффри рассказывает ему о том, что он фотограф из Милуоки и был бы не прочь сделать несколько снимков молодого человека. Парень в восторге. Он тут же соглашается поехать с Джеффри в Милуоки. В квартире 213 Джеффри душит Мэтта, как только тот засыпает. Впрочем, он действительно делает целую серию снимков трупа юного манекенщика.

И снова он не смог сдержать себя. Он пообещал себе не убивать, но не смог. Более того, убийства больше не приносят ему того удовольствия и взрыва адреналина. Убивая, он жаждет испытать тот восторг, перемешанный с ужасом, который испытал в первый раз, но, конечно, ничего не выходит. Джеффри пьет все больше, и все чаще он не выходит на свою смену на заводе. Теперь иногда он даже не отзванивается о том, что не явится на работу.

Спустя неделю он понимает, что хочет вновь посетить Чикаго. Хотя бы для того, чтобы встретиться с компанией друзей, которые с радостью с ним общались тогда на прайд-параде. Новые знакомые при виде его действительно радуются и приглашают отметить приезд в ночном клубе. Здесь тоже все повторяется. На сей раз жертвой становится Джереми Вайнбергер. Еще через неделю, уже в Милуоки, он знакомится с Оливером Лэйси. И снова все повторяется.

Джеффри пропускает уже шесть смен в своем рабочем графике. Раньше он практически никогда не пропускал работу. Частенько его видели в цеху пьяным, но вот не приходить без уважительной причины ему было не свойственно. И вот, несмотря на все заслуги, ему выносят предупреждение. Конечно, никакой возможности оправдать свои прогулы у него нет. Да и работать он, похоже, больше не может. Взгляд его давно опустел. То и дело он как будто впадает в транс и разговаривает с самим собой. На него начинают странно коситься и сторонятся его.

– Мне очень жаль, Джефф, но я вынужден тебя уволить, – говорит наконец начальник смены.

– Все нормально, не переживай, – ободряюще говорит Джеффри и смотрит на мужчину своими страшными, оцепеневшими и бессмысленными глазами.

– Ты бы все-таки поменьше пил, – говорит ему на прощание мужчина и жмет руку. Он опять все испортил. Сейчас Джеффри понимает, что уже не сможет осилить никакую другую новую работу. Его попросту не возьмут. Нужно будет снова звонить отцу и признаваться в том, что опять провалился.

Выйдя на улицу, Джеффри идет в бар и прямо по дороге успевает познакомиться с Джозефом Бредхофтом. Парой часов позже этот молодой человек, очаровавшийся безысходностью, веявшей от Джеффри, уже мертв. Джеффри несколько дней подряд в оцепенении сидит на кровати рядом с уже охолодевшим трупом Джозефа. Когда в квартире заканчивается еда и алкоголь, Джеффри машинально поднимается с кровати и машинально проделывает все необходимые манипуляции с трупом. Затем он идет в супермаркет, чтобы на оставшиеся деньги купить себе побольше выпивки и хоть какой-то еды. Тележку, до краев наполненную бутылками, замечает Трейси Эдвардс. Парень сам подходит к Джеффри, чтобы познакомиться. Сделав усилие над собой, Джеффри все же пытается изобразить приятного собеседника, и кое-как ему это удается. Трейси легко соглашается на то, чтобы зайти к новому знакомому в гости. Он не пугается даже того, что Джеффри достает наручники и предлагает ему «опробовать игрушку». Джеффри пристегивает нового знакомого к кровати и выходит из спальни. Возвращается он уже с ножом для рубки мяса.

– Ты с ума сошел? Положи эту штуку немедленно! – кричит Трейси.

– Я тебя сейчас убью, – спокойно говорит Джеффри, разглядывая свое отражение в тесаке. – И вырежу сердце, – добавляет он.

Трейси начинает отчаянно сопротивляться, но руки у него прикованы к кровати. Ему удается пнуть Дамера. Тот отлетает к другому концу комнаты, оседает на пол и начинает мерно раскачиваться. Трейси поначалу лежит, не двигаясь, но потом понимает, что Дамер не видит и не слышит его. Эдвардс отчаянно пытается снять наручники, но у него ничего не выходит. В этот момент Джеффри выходит из транса и уже поднимается для того, чтобы воспользоваться тесаком. Эдвардс делает последний и самый отчаянный рывок. Перекладина кровати отлетает, и Эдвардс наконец получает кое-какую возможность шевелиться. Он отталкивает, надвигающегося на него Дамера, и пулей вылетает из страшной квартиры. Теперь у него только одна задача: бежать, пока не кончится воздух в легких или пока его не остановят полицейские.

* * *

Трейси Эдвардс заходит в квартиру Дамера в сопровождении трех полицейских. На нем все еще наручники. Он неуклюже придерживает двумя руками одеяло, прикрывающее ему пах. Уже на втором этаже, подходя к квартире 213, кто-то накидывает ему на плечи второе одеяло.

Когда они заходят в квартиру, дверь в спальню все еще открыта. На кровати полулежит Джеффри Дамер и бесцельно разглядывает стену перед собой. Кажется, что он еще в трансе.

Полицейские ходят по квартире и в ужасе собирают страшные артефакты на журнальном столике. Заглянув в содержимое бочек, стоящих возле входа, кто-то из сотрудников полиции не выдерживает, делает шаг в сторону и сгибается, чтобы опорожнить желудок. Вслед за ним тошнить начинает и всех остальных.

– Слышишь? Где ключи от наручников? – кричит в ухо Джеффри кто-то из офицеров полиции.

– Я не знаю, – безразлично пожимает плечами Джеффри, обнаруживая тем самым, что он все же в сознании.

– Но как-то же ты снимал эти чертовы наручники, – возмущается Трейси.

– Обычно… обычно я просто отпиливал руку, – отвечает Джеффри.

В этот момент в рвотных позывах сгибается уже сам Трейси Эдвардс.

* * *

– На городской свалке к северу от озера снова нашли чьи-то останки, – говорит один из полицейских, только что вернувшихся с этой свалки. Какой-то пожилой мужчина обнаружил окровавленные пакеты и решил на всякий случай позвонить в полицию. Как выяснилось, не напрасно.

– Снова без головы? – интересуется детектив Пэт Кеннеди, который только что приехал в участок. Он уже давно должен был быть дома, но эти найденные останки насторожили начальство, и пришлось вернуться на работу.

– И не только, – хмыкает второй полицейский, выезжавший на место происшествия.

– Это уже третьи или четвертые останки за последние несколько месяцев, может, у нас тут гангстерская война за передел территории?

– Или серийный убийца.

– Даже вслух это не произноси, ФБР не будет лезть в нашу работу, – морщится Пэт Кеннеди и начинает разглядывать снимки, сделанные на свалке. На этих маленьких моментальных фотографиях ни черта не видно, но таков порядок. Каждый сантиметр с места преступления нужно теперь фотографировать. В последнее время на свалках Висконсина то и дело стали находить пакеты с чьими-то останками, но, как правило, у них у всех не было головы и было практически невозможно установить их личность. Да и заявлений о пропаже людей не прибавлялось, так что дела возбуждали и тут же сбрасывали в архив. Кем бы эти люди ни были до того, как оказаться в пакетах, их не очень-то искали их близкие. Эта мысль очень хорошо успокаивала в таких случаях.

Детектив уже потихоньку засыпает над этими фотографиями, как вдруг в отделении раздается тревожный звонок телефона.

– Пэт, у нас тут… даже не знаю как сказать, – говорит патрульный, услышав голос Патрика Кеннеди.

– Как есть, – морщится детектив, уже предчувствуя неприятности.

– У нас тут каннибал-серийный убийца, квартира с кучей черепов и бочками… – окончание фразы патрульного услышать невозможно, так как в этот момент кого-то по ту сторону трубки начинает тошнить.

– Похоже, мы нашли серийного убийцу, – говорит Патрик Кеннеди, повесив трубку.

Детектив тут же отправился по указанному адресу. За неимением достаточной информации воображение рисовало совершенно чудовищные картины, достойные, разве что, развязки для фильма ужасов. На деле, все оказалось не так. Квартира 213 в районе для нелегалов выглядела вполне прилично. Кеннеди не раз случалось видеть жилища и пострашнее. Здесь же все выглядело чисто и аккуратно. Разве что приехавшие полицейские сильно загрязнили пол, и запах тут стоял совершенно чудовищный. Впрочем, это вполне можно было бы списать на испорченный холодильник. В остальном тут все выглядело вполне… нормально. В ванной на специальной полке аккуратно выставлены туалетные принадлежности. В шкафчике за зеркалом несколько упаковок с сильным снотворным, что можно было бы списать на приметы возраста и времени. На дворе 1990-е. У какого тридцатилетнего американца не стоит такой же набор снотворных и антидепрессантов в шкафчике за зеркалом? Гостиная выглядит точно так, как и в большинстве подобных квартир. Выделяется разве что высокий стул, наподобие трона Дарта Вейдера и расставленные вокруг него черепа черного и серебристого цвета. Нечто подобное Патрик недавно видел в торговом центре поблизости. Только вспомнив причину, по которой его сюда вызвали, он начинает более внимательно разглядывать эти черепа и понимает, что они не бутафорские.

– Он в спальне, детектив, – бросает полицейский, приехавший сюда вместе с Трейси Эдвардсом.

Патрик кивает и заходит в крошечную спальню, всю пространство которой занимает кровать. Вокруг кровати стоит четверо полицейский и какой-то темнокожий мужчина, завернутый в плед. На самом краю кровать сидит светловолосый американец довольно приятной внешности. Он слишком хорошо одет для здешних мест, слишком прилично выглядит. Кажется, что он не слишком осознает, что вокруг происходит. Взгляд его бесцельно блуждает, не останавливаясь ни на чем.

– Вы понимаете, что арестованы? Вы имеете право хранить молчание… – начинает на всякий случай Пэт Кеннеди.

– Вы меня поймали, как такое возможно? – спрашивает сидящий на кровати мужчина.

– Ну а что ты думал? У тебя вся квартира в трупах, рано или поздно все равно бы поймали, – даже с некоторой долей жалости к сидящему на кровати и явно невменяемому человеку отвечает детектив.

– Просто я был пьян и совершил несколько ошибок. Если не это вы бы никогда меня не поймали, – задумчиво и совершенно безэмоционально говорит американец на кровати.

– Конечно, не поймали бы, пойдем-ка в машину, приятель, – говорит кто-то из патрульных. Мужчина спокойно поднимается с кровати и идет к выходу, не проявляя ни малейших эмоций, кроме, разве что, недоумения и растерянности.

Пэт Кеннеди с жалостью провожает их взглядом и садится на кровать, ровно туда, где минуту назад сидел Джеффри Дамер. Начинается долгая работа по описи улик с места преступления. С каждой новой записью, неожиданно родившаяся в душе детектива жалость к светловолосому парню улетучивается.

* * *

Детектив Патрик Кеннеди долгое время вел дело Дамера, а затем готовил бумаги для передачи дела в суд. Каждый день он вынужден был шаг за шагом выяснять подробности преступлений Джеффри Дамера.

– Итак, ты убил шестнадцать человек, – говорит он при первой встрече.

– И съел, – кивает Дамер и смотрит в часть стены за головой детектива.

– Попробуй тут мне пошути, – кривится детектив. – Либо ты рассказываешь мне все подробности, либо я кину тебя в общую камеру, и ты просто не доживешь до суда.

– Не самая плохая перспектива, – спокойно отвечает Дамер. – Вам разве не кажется, что я этого заслуживаю?

Патрик Кеннеди какое-то время с интересом смотрит на Дамера, а потом начинает выяснять подробности всех преступлений. День за днем, час за часом он реконструирует жизнь Джеффри Дамера. Выясняя новые подробности, он сверяет их с данными, полученными в ходе следствия, что-то уточняет, записывает, пытается подкорректировать…

Джеффри Дамер всегда старается как можно подробнее ответить на все вопросы. Иногда их разговор уходит в стороны, и они начинают обсуждать что-то из области анатомии, философии, биологии. Джеффри вспоминает опыт своей армейской службы, чем невольно пробуждает симпатию у следователя. Они смеются, вспоминая какие-то забавные случаи из службы. И так день за днем, час за часом. В конце концов Патрик Кеннеди с удивлением осознает, что еще никогда не говорил с таким интересным и умным собеседником. Более того, каким-то невероятным образом они даже подружились. К моменту передачи дела в суд Кеннеди искренне говорит Джеффри на прощание:

– Ну все. Надеюсь, тебя признают душевнобольным, – говорит он, надеясь на то, что Дамер получит шанс на то, чтобы отправиться в клинику и, возможно, когда-нибудь начать жизнь с чистого листа.

– Я тоже надеюсь, сэр, – по-армейски отвечает Дамер, надеясь на то, что его признают больным человеком, а не монстром, беспричинно убивающим людей, желая получить сексуальное удовлетворение.

Я не могу найти достойного объяснения тому, что я делал, не могу найти причину. У меня была безумная идея создать трон с десятью черепами, садясь на который я буду чувствовать свою силу и абсолютное зло, которое я на тот момент чувствовал в себе. Зачем я начал все это делать? У меня нет ответа. Я просто… просто не хотел, чтобы они уходили, хотел, чтобы они навсегда остались со мной. (Джеффри Дамер)

Глава 19

Это грандиозный финал впустую потраченной жизни.

Джеффри Дамер

1992 год

В конце коридора, ведущего в зал суда, появляется сам Милуокский монстр, самый страшный серийный убийца США. Десяток репортеров тут же начинают щелкать затворами, все остальные попросту замирают. Коридор переполнен людьми: репортерами, журналистами, случайными зеваками, невесть как сюда пробравшимися, и сотрудниками, работающими в этом здании. Милуокский монстр одет в ярко-оранжевый комбинезон. Он везде теперь ходит без очков, страшась увидеть полные ненависти глаза родственников своих жертв. Полные ненависти глаза всего мира. Он устал, осунулся и утратил всякий интерес к происходящему. Лицо его покрывает нечто среднее между щетиной и бородой. Руки скованы наручниками. Впереди, сзади, по правую и левую сторону от него идут полицейские. В большей степени они должны не следить за тем, чтобы Монстр не убежал, а охранять его от неожиданных нападений. А они случаются постоянно.

Процессия, ведущая Джеффри Дамера в зал суда, уже оказывается в середине коридора. Здесь слишком много народа, и приходится протискиваться через толпу людей, прежде чем открыть дверь зала. Джеффри также приходится толкаться, протискиваясь сквозь толпу. Случайно он задевает локтем какую-то девушку, держащую картонный стакан с кофе в руках. Девушка оборачивается и видит прямо перед собой Милуокского монстра. От ужаса ладони отпускают стакан с кофе, глаза ее расширяются, и она начинает в ужасе кричать.

В этот момент процессия уже просачивается в зал суда.

– Видимо, надо было все-таки побриться, – тихо говорит Джеффри одному из охранников.

* * *

– Ты убил и расчленил восьмилетнего Адама Уэлша? – с сарказмом интересуется Джеральд Бойл. Они встречаются в комнате для свиданий. В целях безопасности руки подследственного прикованы к столу наручниками. Джеральд Бойл заходит в комнату и бросает на этот стол очередную газету.

– Что? – Джеффри поправляет газету так, чтобы можно было прочитать текст под его крупной фотографией на первой странице.

– И еще пару женщин, когда служил в Германии, – поддакивает адвокат. – Домогался к своему сослуживцу и съел парочку детишек в Огайо.

– А в криминальном переделе территории в Бостоне я не виноват? – саркастически интересуется Дамер у своего адвоката, вспоминая недавние публикации о десяти подряд криминальных убийствах на набережной Бостона.

– Это Уайти Балджер[19]. Обожаю его. Не приписывай себе чужие заслуги, не дорос пока, – в тон ему отвечает Джеральд Бойл.

Подобные публикации печатают теперь чуть ли не ежедневно. Арест Джеффри Дамера стал самым значительным событием, которые когда-либо происходили в Висконсине. Фотографии его квартиры, до краев наполненной страшными артефактами, уже несколько месяцев не сходят с первых полос всех таблоидов. Журналисты, кажется, взяли интервью уже у всех людей, с кем когда-либо общался Дамер. Даже сотрудница цветочного магазина, в котором Дамер когда-то брал на реализацию растения, даже она дала интервью. По телевизору без конца идут ток-шоу, в которых все поражаются, как такой тихий и вежливый человек на самом деле оказался серийным убийцей.

– Чего они хотели? Чтобы я ходил в ожерелье из черепов? – возмущается Дамер, когда смотрит эти выпуски.

– Ты ходил в желтых линзах и организовал алтарь из черепов у себя в квартире, – напоминает Джеральд Бойл.

– Но восьмилетний ребенок? – продолжает непонимающе разглядывать статью Дамер.

– А почему нет? – скептически пожимает плечами адвокат.

– Я признался в семнадцати совершенных убийствах. Я признался в том, что убивал, занимался сексом и ел своих любовников, зачем мне скрывать другие убийства? – спрашивает Дамер.

– Вот потому, что все рассказал, люди хотят большего. Нет интриги, понимаешь? Но с Адамом Уэлшем вроде бы все понятно уже, Оттис Тул[20] уже признался. Обиделся, что его «заслуги» тебе приписывают.

Джеффри Дамер горько усмехается и начинает с преувеличенным интересом разглядывать свои скованные наручниками руки.

В те жаркие дни июля 1981 года, когда Джеффри шатался по Флориде в поисках денег на алкоголь, родители Адама Уэлша оставили ребенка постоять возле магазина, пока они купят какую-то мелочь. Восьмилетний ребенок бесцельно гулял вокруг супермаркета на окраине Флориды, когда вдруг к нему подошел какой-то мужчина и предложил ему прокатиться на его синем фургоне. Больше Адама никто и никогда не видел. Его останки были найдены на одной из свалок города. В те годы это событие вызвало резкий общественный резонанс, но до сих пор убийца ребенка так и не был пойман. Способ убийства и возраст ребенка говорили о том, что это могли быть знаменитые Оттис Тул и Генри Ли Лукас[21], но журналистам очень хотелось, чтобы это оказался Джеффри Дамер. Кто-то даже успел опубликовать книгу, в которой были собраны все весьма сомнительные косвенные доказательства вины Дамера. Никто не предъявлял обвинений по этому делу, но все ток-шоу, посвященные Джеффри Дамеру, начинались как раз с истории об Адаме Уэлше, об убийстве, которого он не совершал.

Сослуживец Дамера, желая получить свои пятнадцать минут славы, рассказывает о том, как Джеффри к нему приставал во время службы. Мужчина, конечно, дал отпор, но запомнил произошедшее надолго. Одна женщина из Огайо по всем каналам рассказывает о том, что Дамер пытался съесть ее сердце. Сам Дамер даже не знает этой женщины в лицо. Каждый день к нему приносят сотни писем, в которых Джеффри признаются в любви. Каждое судебное заседание посещают сотни журналистов. Чтобы исключить возможность нападения на Дамера, приходится даже переоборудовать скамью подсудимых, снабдив ее пуленепробиваемым стеклом. Это первый в истории судебный процесс, который транслируют в прямом эфире.

– Я бы хотел, чтобы со мной пообщался Роберт Ресслер, – говорит Дамер Джеральду Бойлу, когда наконец отрывает взгляд от своих рук в наручниках.

– Ты уверен? Наш единственный шанс избежать наказания – это признать тебя психически больным. Я знаю статистику заключений Ресслера, она не внушает оптимизма, – отвечает Джеральд Бойл, обдумывая то, как бы ему лучше связаться с легендой профайлинга.

– Ты не понял. Я не хочу избежать наказания, я хочу узнать, кто я. Больной или монстр, – последнюю часть фразы он говорит чуть тише. Слышно, что эти слова даются ему с трудом.

Джеральд Бойл какое-то время крутит ручку у себя в руках, а потом все же обещает сделать все возможное, чтобы пригласить Ресслера на суд.

– Ресслер ушел на пенсию, – качает головой судья, разглядывая прошение адвоката о заключении этого специалиста.

– Тем не менее он ведь работает консультантом, возможно, стоит пригласить его для вынесения заключения, – гнет свою линию адвокат.

– Вряд ли мы сможем включить это заключение в материалы дела, но я попробую с ним связаться, – обещает судья.

Роберт Ресслер приезжает в Милуоки перед самым вынесением приговора. Остается всего несколько недель до решающего заседания суда. Теперь все слушания дела уже проходят в прямом эфире местного телевидения. Увидев, что в их город приехала еще одна знаменитость, Роберт Ресслер, журналисты начинают донимать его расспросами. По старой привычке он старается не давать никаких комментариев до вынесения приговора. Он каждый день приезжает в тюрьму и по несколько часов проводит наедине с Джеффри Дамером. Без сомнения, он серийный убийца, но к тому же еще весьма интеллигентный, приятный и саркастичный человек.

Ресслер хочет успеть за время проведения экспертизы поговорить и с родственниками жертв, но эта затея проваливается. В большинстве случаев у жертв попросту не было родственников, но даже в тех случаях, когда родственников все же удается найти, поговорить с ними сложно. Они не говорят по-английски, употребляют наркотики и алкоголь и всеми силами стараются сделать анестезию от того, что называется жизнью здесь, в этом районе города. На их фоне искренне раскаивающийся Джеффри Дамер действительно выглядит приятным собеседником. Ресслер привык к обаянию того, что на языке психиатрии называется «маской нормальности». Асоциальные психопаты часто скрывают свое душевное уродство за маской успешного, но холодного человека. Зачастую они весьма умны и образованы, так как средний коэффициент интеллекта у них часто бывает выше среднего. Но все это не в случае Дамера.

– Что же с тобой не так, Джеффри Дамер? – задает риторический вопрос старый профайлер, когда они встречаются уже в третий раз.

– Вы знаете, мне всегда задавал этот вопрос отец, – усмехается Джеффри.

– Пройдешь сегодня тест на интеллект? – спрашивает Роберт Ресслер, протягивая своему подопечному стопку бумаг с задачами.

Джеффри пододвигает их к себе, берет ручку и увлекается решением логических задач. Это же так просто.

Коэффициент интеллекта составляет 144 балла, при среднем значении в 90. Для сравнения, средний коэффициент интеллекта студента Стэнфордского университета не дотягивает до отметки в 115 пунктов. Джеффри Дамер в течение многих лет убивал свой мозг алкоголем, а устойчивая зависимость от спиртного стабильно снижает интеллект. При всем при том коэффициент интеллекта Джеффри Дамера выше среднего показателя IQ Нобелевских лауреатов (который составляет 136 баллов).

– Итак, я виновен или безумен? – интересуется Дамер.

– Я не знаю, Джефф, мы только в самом начале пути, – честно отвечает Ресслер, изучая полученные результаты теста. – Такие показатели часто встречаются у психопатов, – добавляет он, забывая, что перед ним все же пациент, а не равный собеседник.

За «маской нормальности» этого типа психопатов скрывается пустота и одиночество. От таких людей веет холодом и тревогой, так как за ширмой приятного собеседника обычно скрывается пустота. Именно она и является главным определяющим звеном психопатии. Неспособность к эмпатии, неумение сопереживать и сочувствовать другим людям отталкивает от себя людей. Психопаты с хорошо сформированной «маской нормальности» обычно предпочитают одиночество или хаотичные, случайные, одноразовые контакты, обрывающиеся сразу же, как только этот человек оказывается для них бесполезен. Им неведомы глубокие переживания и искренние эмоции, сниженный эмоциональный отклик обозначает как раз то, что таким людям неведомо то, что чувствуют другие люди. Да и не нужно им это. Другим вариантом сниженного эмоционального отклика является описанная Кречмаром психэстезия. В этом случае со стороны людям кажется, что человек выдает неадекватный эмоциональный отклик на ситуацию. Он может заплакать, увидев разбитую чашку, но никак не проявить расстройства по поводу смерти близкого человека. Этот вариант эмоционального отклика Кречмар назвал «психоэстетической пропорцией по принципу дерева и стекла». Иногда такие люди проявляют удивительное бездушие, а иногда удивительную ранимость. Все объясняется просто. Психэстезия характерна шизоидному типу мышления (не обязательно здесь имеется в виду болезнь или расстройство личности, часто речь лишь об акцентуации характера). В этом случае личность, оказавшись в невыносимых для нормального развития условиях, старается скрыться в иллюзорном мире своих фантазий. Часто человек с головой уходит в свое хобби, начинает писать рассказы или вести видеоблог. И в этом случае все, что так или иначе связано с его иллюзорным миром, его отдушиной, становится для него чрезвычайно важным. Однако все то, что не входит в эту сферу интересов, не вызывает в человеке никаких эмоций.

Сейчас перед Робертом Ресслером сидел удивительно умный, ранимый, эмоциональный и глубоко раскаивающийся человек. Без сомнения, находящийся в стадии депрессии, но от того не утративший способности заботиться, сопереживать и любить. Он не был патологическим лжецом, что часто свойственно психопатам. Возникшие на фоне изоляции от внешнего мира сверхценные идеи создания армии зомби исчезли без применения медикаментов. Так что же все-таки с ним было не так?

* * *

– Сегодня будет принято решение о вменяемости, – шепчет на ухо Роберту Ресслеру Джеральд Бойл, когда они встречаются в зале суда.

– Я же только недавно сделал заключение, и меня никто не вызывал на суд, я здесь в роли зрителя сегодня, – удивляется Ресслер, поглядывая на собирающуюся здесь публику. Целая армия фанатов вдоль стены вывешивает плакаты с признаниями в любви, журналисты настраивают камеры, а родственники жертв на удивление спокойно общаются с фанатами Джеффри Дамера. Создается полное впечатление того, что мир сошел с ума, а самого вменяемого здесь человека скоро посадят в клетку из пуленепробиваемого стекла, чтобы остальные смогли посмотреть на него, как в зоопарке. Животные в зоосаде быстро учатся воспринимать посетителей как часть природы. Для Джеффри нет ничего более страшного, чем случайно встретиться глазами с родителями своих жертв, с их друзьями и родственниками. Поэтому перед тем, как зайти в зал суда, он всегда снимает очки.

– Вас не вызовут сегодня для дачи заключения, Роберт, – чуть помолчав, говорит Джеральд Бойл. – Не важно, какое заключение вы дадите, решение уже принято.

– Но зачем…

– Это Джеффри. Ему было важно ваше мнение. Только ему. Он в первый же день признал свою вину и дал все признательные показания. В первый же день было понятно, какое решение будет принято, – тихо и немного печально говорит Бойл. – Это все только для шоу, – он обводит руками здание зала суда и немного задерживает внимание на группе фанатов Джеффри. Среди них много совсем юных девушек, которым, как выразился Джеффри, «еще можно помочь и не дать познакомиться с такими, как я».

В тот день коллегия из девяти психиатров выносит свое решение и признает Джеффри Дамера психически здоровым, а следовательно, способным отвечать за свои поступки человеком. Заключение Роберта Ресслера действительно не включили в материалы дела, что глубоко ранило старого профайлера. Ему было страшно осознавать, что его голос больше не имеет значения, еще страшнее было за приятного и несчастного Джеффри Дамера, который был обречен на смерть от рук сокамерников в одной из тюрем штата.

Выйдя из зала суда, Роберт Ресслер сам идет в сторону собравшихся там журналистов.

– Джеффри Дамер признан вменяемым, но это идет вразрез с моим экспертным мнением. Я считаю, что этот человек лишь частично вменяем и не способен был сопротивляться своим девиантным желаниям. Под влиянием алкоголя и наркотических веществ он не мог контролировать свои болезненные влечения.

* * *

Вскоре после начала суда по делу Джеффри Дамера Лайонелу разрешили навестить сына. К тому моменту они не виделись уже несколько лет. Узнав о том, что натворил его сын, Лайонел все время пытался добиться разрешения встречи, но всякий раз следовал лаконичный и не терпящий возражений отказ. Лишь когда все нюансы преступлений были выяснены и доказаны, власти разрешили отцу встретиться с сыном. Джеффри приводят в комнату для свиданий в яркой тюремной форме, предназначенной для выходов на улицу. На нем нет следов побоев или какого-либо жестокого обращения, однако вид его совершенно удручающий. Когда конвоир разрешает ему сесть, он послушно садится на стул и продолжает смотреть в одну точку. Он как будто боится посмотреть в глаза отцу. Всегда боялся.

– Привет, сынок, – преувеличенно весело говорит Лайонел.

– Похоже, на этот раз я все действительно испортил, пап, – отвечает Джеффри.

– Да, сынок, на этот раз похоже, что да… Кстати помнишь те розы, что ты сажал возле нашего дома? Они все еще цветут, представляешь?

Последняя речь Джеффри Дамера

Да, я раскаиваюсь, но я даже не уверен, так ли глубоко мое раскаяние, как должно быть. Я всегда удивлялся, почему я не испытываю более глубокие эмоции. Даже не знаю, могу ли я испытывать нормальные эмоции или нет.

Джеффри Дамер

Ваша честь, теперь все кончено. Целью этого дела никогда не была попытка выйти на свободу. Я не никогда не хотел свободы. Честно говоря, я надеялся на смертную казнь. Я хочу, чтобы все знали, что я делал все это не из ненависти. Я никого никогда не ненавидел. Все это лишь из эгоизма и потакания порочным инстинктам. Как-то так. Я знаю, что болен или порочен, а возможно, и то, и другое. Доктора решили, что я болен, мне от этого стало легче. Я благодарен им за то, что они подарили мне возможность думать, что я был болен.

Мне сложно представить, сколько боли я принес. После ареста я старался сделать все, чтобы как-то помочь, но мог я немногое. Единственное, что удалось сделать: жалкие попытки опознать тела. Мне ужасно осознавать, как много боли я принес бедным семьям этих людей, я полностью разделяю их ненависть ко мне.

Я знаю, что всю свою оставшуюся жизнь проведу в тюрьме, и в какой-то мере рад этому. Мне придется обратиться к Богу, чтобы научиться жить с тем, что я натворил, чтобы пережить дни заключения. Я не должен был уходить от Бога, но потерпел в этом неудачу и свернул не туда. Я устроил настоящее истребление ни в чем не повинных людей. Слава Богу, я больше не смогу причинить людям боль. Наверное только Иисус способен будет очистить меня от грехов.

Я попросил мистера Бойла защищать меня, прежде всего, чтобы он помог мне разобраться с документами. Я не хочу оспаривать поданные гражданские иски, поэтому попросил мистера Бойла, чтобы он оформил все надлежащим образом. Все деньги, которые у меня есть или, возможно, появятся, я бы хотел разделить между семьями жертв. Хотелось бы вернуться в Огайо, поскорее закончить со всем этим и приступить к исполнению своего приговора.

Я хочу, чтобы Милуоки, которому я причинил так много боли, знал правду обо всем и не осталось больше никаких вопросов. На протяжении всего процесса я хотел узнать ответ лишь на один вопрос: болен я или нет. Я хотел узнать, что сделало меня таким. И самое главное, я хотел сказать миру, что есть люди с подобными моим отклонениями, и им еще можно помочь, им можно помочь еще до того, как они привнесут зло в этот мир. Думаю, что в этом мы с мистером Бойлом преуспели.

Я несу полную ответственность за все, что сделал. Только я. Мне больно сознавать, как много людей понесли из-за меня наказание. Судья, который пытался мне помочь в предыдущем процессе, лишился работы. Я испортил жизнь тем полицейским в случае с Конераком, и они лишились из-за меня работы. Теперь до конца дней я буду винить себя в этом. Я молюсь о том, что им вернут значки служителей закона, ведь я лучше многих знаю, что они сделали все необходимое. Я попросту их одурачил и теперь раскаиваюсь в этом. Я понимаю, что причинил боль моему офицеру-надсмотрщику, который хотел помочь мне. Я правда сожалею из-за этого и из-за всех других случаев, когда я причинял вред кому-либо. Я сделал больно своему отцу, матери и мачехе, хотя очень их люблю. Надеюсь, они обретут покой, который все так ищут, быстрее меня.

Я хочу поблагодарить своего адвоката, мистера Бойла. Он не был обязан браться за такое дело, но все же согласился помочь мне и сделал намного больше, чем должен был. Ассистентки мистера Бойла, Венди и Хелен, вам отдельное спасибо за хорошее отношение и помощь в худшие дни моей жизни.

Когда я нанял адвоката, моей целью не было уйти, как-то уклониться от правосудия. Я сразу признался во всех преступлениях. Главной целью моей был поиск места, в котором мне надлежит провести остаток своих дней. Здесь не идет речь о моем удобстве или комфорте, я знаю, что буду сидеть в тюрьме, что должен там сидеть, но постараюсь говорить со всеми обратившимися ко мне докторами, чтобы помочь понять тот механизм, который толкает людей, подобных мне, на преступления. И возможно, уберечь мир от возможного зла, которое способны привнести в мир эти люди.

В заключение хотелось бы сказать, что я надеюсь, что Бог простит меня. Я знаю, что общество никогда не сможет простить меня. Я знаю, что семьи моих жертв никогда не смогут простить меня за то, что я сделал. Обещаю, что буду молиться об их прощении и о том, чтобы их боль когда-нибудь утихла, если, конечно, это вообще возможно. Я видел их слезы, и если бы я мог отдать жизнь за то, чтобы вернуть их любимых, я бы сразу сделал это. Мне очень жаль.

Ваша честь, я знаю, что вы готовы приговорить меня. Я просто прошу, чтобы приговор не обсуждался. Я хочу, чтобы вы знали, что со мной отлично обращались служащие в вашем суде и работники тюрьмы. Они обращались со мной профессионально, и я хочу, чтобы все это знали. Со мной не было особого обращения.

А вот правда, достойная того, чтобы ее не обсуждали: Иисус Христос пришел в наш мир, дабы спасти грешников, среди которых я самый страшный. Но, по той же причине, ко мне были милосердны, поэтому на моем примере, примере худшего из грешников, Иисус Христос мог показать свое бесконечное терпение, как пример для тех, кто в него поверит и получит вечную жизнь. Славься же, Повелитель, Бессмертный, Незримый, единственный Господь, славься веки вечные.

Знаю, что мое пребывание в тюрьме будет мучительным, но я заслужил все это за то, что сделал.

Спасибо, ваша честь, я готов к вашему приговору и уверен, что он будет высшим. Я прошу, чтобы ко мне отнеслись без снисхождения.

Глава 20

Мне все равно, если что-то не так в твоей жизни. Мне все равно, если ты гей, мне все равно, если ты убийца, пожалуйста, напиши, пожалуйста, позвони.

Из письма Джойс Флинт Джеффри Дамеру

1993 год

Новый директор High River School в ярости идет по коридору и высыпает на бедную секретаршу целый град противоречащих друг другу указаний. С тех пор, как состоялся суд над Джеффри Дамером, прошел уже целый год, и уже больше десяти лет, как этот паршивец закончил их школу. Тем не менее журналисты до сих пор пишут про их школу, ищут людей, работавших в те дни, когда здесь учился этот чертов серийный убийца. Даже в статье в Википедии среди знаменитых учеников их школы значится только одно имя. Джеффри Дамер.

Мужчина останавливается напротив висящей на стене фотографии выпуска 1978 года.

– Проклятый выпуск. Среди них хоть кому-нибудь чего-то удалось добиться? – в бешенстве спрашивает он у секретарши.

– Что вы имеете в виду? – настораживается девушка.

– Писатели, политики, звезды, хоть кто-то достойный получился из всех этих людей? – не особенно следя за тем, что говорит, спрашивает новый директор школы.

– Дерф Блекдерф стал автором комиксов, сэр, – отвечает девушка, разглядывая подпись к этому снимку, на которой указаны имена всех выпускников.

– И что такого нарисовал этот Блекдерф?

– У него вообще-то только одна книга стала знаменитой, сэр.

– Какая? Может, почитаю на досуге.

– Она называется «Мой друг – Дамер», сэр, – говорит девушка и на всякий случай отходит подальше.

Мужчина в бешенстве срывает со стены фотографию и разрывает ее на мелкие кусочки.

* * *

«Собрание клуба анонимных каннибалов состоится в субботу, в шесть часов вечера. Приводите друзей!» – гласит объявление на стене местной тюрьмы.

– Кто это придумал? – спрашивает тюремный психолог, с трудом скрывая усмешку, появляющуюся на лице после прочтения объявления.

– А вы как думаете? – хмыкает кто-то из сотрудников тюрьмы, проходивший в этот момент мимо, но тоже остановившийся поглазеть на объявление.

– Джеффри Дамер? Он же в религию ударился, – поражается психолог.

– Вера еще не отменяет чувство юмора, а оно у него что надо, – хмыкает мужчина.

Не считая подобных выходок, жизнь заключенного камеры 648 ровно такая, к какой он всегда и стремился. Тихая и безопасная для окружающих. Он больше не может ничего испортить, это ведь главное.

Тюрьма, в которой отбывает наказание заключенный 177252, расположена в Портидже, штат Висконсин. Здесь он должен будет провести без малого тысячу лет. За окном только высокий забор и пустота, пересекаемая линиями электропередач. Отсюда до того, что здесь называют городом, приблизительно двадцать миль. Милуоки отсюда в четырех часах езды, поэтому отец приезжает, но редко. Но вот Джеральд Бойл здесь постоянный гость. То и дело возникают какие-то имущественные вопросы, которые срочно нужно решить. Он отписывает все небольшое имущество Дамера на специальный фонд помощи жертвам Джеффри Дамера. Там все это разделят между многочисленными (откуда ни возьмись) родственниками. В придачу Джеффри требует, чтобы все то, что он зарабатывает в тюрьме, также перечисляли родственникам пострадавших от его рук. Джеральд Бойл протестует против этого шага. Как ни крути, но Джеффри ведь нужны какие-то средства на то, чтобы покупать шампунь, мыло и другие вещи первой необходимости.

– Только вчера мне прислали несколько блоков сигарет, – горько усмехается заключенный из камеры номер 648.

На самом деле это выглядело бы жалкой подачкой родственникам пострадавших, если бы не сумасшедшие фанаты, которые то и дело присылали чеки и отписывали имущество на счет Милуокского монстра.

Несколько раз сюда приезжает Роберт Ресслер и Патрик Кеннеди. Они приезжают по какому-то делу. Что-то уточняют, делают пометки и разговаривают с Джеффри. Просто разговаривают. Не из-за того, что тот изображает эпилептический припадок, лучше всех ворует в супермаркете, платит деньги или представляется фотографом. Их не интересует Милуокский монстр, который, судя по вчерашним таблоидам, убил и съел своего сокамерника. Их интересует человек по имени Джеффри Дамер. Впервые в его жизни.

Камера номер 648 представляет собой маленькую комнату в шесть квадратных метров. Здесь помещается кровать, унитаз, телевизор, видеомагнитофон и стопки книг. Несмотря на такое маленькое помещение, тут всегда идеальный порядок. Поначалу Джеффри по привычке целыми днями спит, просыпаясь лишь с сиреной, призывающей заключенных на завтрак, обед и ужин. Ближе к шести вечера он все же просыпается и включает телевизор или садится читать книги, которые берет в местной библиотеке. На прогулку он выходит не всегда, так как она положена лишь в 12 часов дня, а Джеффри, привыкший работать в ночную смену, попросту еще спит в это время. Единственными его собеседниками становятся посетители, которых не так уж много. С Дамером хотят пообщаться сотни и тысячи, но для свидания нужны веские основания. Их находят только Лайонел, Джеральд Бойл, Роберт Ресслер и детектив Патрик Кеннеди. Вскоре к их числу присоединяется и сотрудник местной библиотеки, тоже осужденный за убийство. Он постоянно убеждает Джеффри хотя бы раз посетить христианское собрание, которое здесь проходит раз в неделю. Дамер только иронизирует над этим, считая, что не вправе осквернять своим присутствием место, где собираются христиане.

– Это же христиане, которые сидят в тюрьме, – напоминает библиотекарь, но Джеффри лишь машет рукой, мол, это уже даже не смешно.

Постепенно график его жизни все же перестраивается. Джеффри начинает регулярно выходить на прогулки. Заключенные в ярко-оранжевых комбинезонах в течение часа имеют возможность поиграть в баскетбол, покурить на свежем воздухе, да и просто поговорить.

– Мистер Дамер, мистер Дамер, что вы скажете по поводу того, что написано в этой статье? – кричит через сетку очередная журналистка, пытаясь обратить на себя внимание самого Джеффри Дамера. – В ней говорится, что вы убили и съели своего сокамерника. Как вы отнеслись к этой статье?

– С иронией, – кричит ей в ответ Дамер, выкидывая окурок в урну и подходя к забору.

– Почему?

– Потому что у меня нет сокамерника, – отвечает он. Но в этот момент к нему уже подходит охрана, чтобы отвести его в зону для прогулок.

– Осторожнее, я кусаюсь, – говорит он охранникам, и все смеются.

Из-за пристрастия к жирной пище, которое заменило Джеффри любовь к выпивке, он поправляется и решает записаться на занятия по теннису. Это не командный вид спорта, но все же…

По большому счету, его жизнь мало отличается от той, какую он вел в школе. Только теперь у него есть друзья. Иногда этого бывает достаточно.

Однажды в ворохе писем, который приносят Дамеру, Джеффри замечает строго оформленный конверт, больше напоминающий официальные письма, а не любовные послания. Он вскрывает его и начинает читать.

«Добрый день, мистер Дамер, меня зовут Мэри Мотт. Я пенсионерка из нашего с вами Висконсина. Недавно я смотрела передачу про вас, и вы выглядели на экране таким потерянным и несчастным, что мне показалось, вы нуждаетесь в друзьях и в Боге. Понимаю, звучит избито, но я добрая христианка и точно знаю, что в трудные времена Бог всегда помогает…»

По непонятной причине, то ли из-за того, что женщина представилась пенсионеркой, а это напомнило ему о матери, то ли из-за строгого и лаконичного оформления конверта, но это письмо действительно привлекает его внимание. Он несколько раз перечитывает его, а затем пишет ответ.

Письма Мэри Мотт все же убеждают Джеффри хотя бы раз посетить христианское собрание. Затем он приходит еще раз, а потом начинает ежедневно приходить в церковь и разговаривать с местным священником Роем Ратклиффом. Дамер сразу говорит ему, за что был осужден, и предупреждает, что будет не в обиде, если тот попросит его покинуть церковь.

– Бог все прощает. Раскаяние очищает, Джеффри, – спокойно отвечает священник.

Несмотря на протесты и даже письма с угрозами от других заключенных, Рой разрешает Джеффри присутствовать на службах, а вскоре даже соглашается крестить его. Каким-то чудом эта информация просачивается в СМИ, и бедного священника буквально заваливают письмами с угрозами и проклятиями. У Джеффри таких тоже хватает. Стоит признать, что в стопках писем, которые ему приносят, обычно больше проклинающих трактатов, а не любовных посланий.

Спустя несколько месяцев Джеффри разрешают выбрать для себя подработку. Свободных «вакансий» не так уж много. А из тех, какие разрешено выполнять в вечернее время, есть только должность уборщика. Джеффри легко идет на это и теперь по вечерам моет душевые и туалеты.

Лайонел в это время издает книгу, в которой пытается рассказать, как ему удалось воспитать Милуокского монстра. Желая прорекламировать свою книгу, он без конца ходит на различные ток-шоу и дает интервью. Однажды он обращается к Джеффри с просьбой тоже дать интервью в целях продвижения книги.

– Мне это не интересно, – категорично заявляет Джеффри, которому уже надоело отвечать на одинаковые вопросы психиатров, следователей и журналистов.

– Это повысит продажи моей книги, – шипит на него Лайонел. – Ты, кстати, ее читал?

– Пока нет, – отвечает Джеффри.

– Хоть раз сделай все правильно, – возмущается Лайонел.

Этот спор продолжается еще долго. Только из желания убедить Джеффри дать интервью Лайонел приезжает сюда. Самое грустное, что Джеффри это прекрасно понимает. В конце концов он все же соглашается. Дело остается за малым – организовать разрешение тюремного начальства, но здесь уже должны разбираться сами телевизионщики.

Джойс, мать Джеффри, не приезжает в тюрьму и не пишет письма. Вскоре после того, как Джеффри арестовали, Джойс меняет фамилию на свою девичью. Несмотря на все ухищрения, ее иногда все же находят журналисты и просят об интервью, но женщина всегда прогоняет репортеров. Ее второй сын Дэвид спустя полгода после их отъезда сбежал от нее к отцу, а сейчас и вовсе стал жить отдельно. Мать Джойс недавно умерла, а старшего сына вместе с бывшим мужем показывают по телевизору. Ее сына – серийного убийцу.

Все это в сочетании с хронической нехваткой денег сталкивает женщину в страшную, черную и абсолютно невыносимую депрессию, из которой женщина видит лишь один выход. Она достает все свои запасы антидепрессантов и принимает их разом. Женщину успевают спасти, но журналисты все же узнают о случившемся.

Джеффри узнает о том, что его мать попыталась покончить жизнь самоубийством, из газеты. В статье говорится, что на этот поступок женщина пошла после того, как увидела сына в тюремной робе.

Это подкашивает Джеффри. Оказывается, даже находясь в тюрьме, он может убить. Даже здесь он умудрился все испортить. То хрупкое равновесие, которое он так долго пытался обрести, разбивается вдребезги.

– Дамер, тебя вызывает психолог, – говорит конвоир, заходя в камеру.

Поговорив с Дамером, еще недавно развешивающим приглашения в «Общество анонимных каннибалов», а сейчас смотрящим сквозь психолога мертвыми, совершенно стеклянными глазами, врач назначает ему антидепрессанты. Джеффри благодарит за таблетки, но не принимает их. Это слишком напоминает о матери.

За ним слишком пристально наблюдают, чтобы он мог позволить себе целыми днями лежать в кровати, ожидая конца. Неимоверным усилием воли, будто продираясь сквозь серую вату, он продолжает ходить на прогулки и подработки, но в церковь теперь ходит реже.

По неизвестной причине теперь ему шлют лишь проклятия и пожелания скорейшей смерти. Дамер уже давно не читает письма от неизвестных адресатов, но уже сами конверты с изображением черепов говорят о многом.

В один из воскресных вечеров после церковной службы Дамер привычно идет на ужин. Конвоиров в столовой сегодня практически нет, а те, что есть, разговаривают о чем-то. Один из заключенных толкает Дамера, когда тот идет с подносом за стол. Раздается грохот падающего подноса и разбивающейся посуды. Конвоиры оборачиваются и видят, что двое заключенных уже держат Дамера прижатым к полу, а третий пытается перерезать ему горло. Самое удивительное, что Дамер даже и не думает сопротивляться.

– Мы не потеряем нашу звезду в эту смену! – кричит охранник, с которым Джеффри накануне о чем-то шутил. У него ведь было отличное чувство юмора.

Его все же успевают спасти, но на горле остается уродливый шрам от пореза, напоминающий ему о том, что он сотворил со всеми своими жертвами.

Дамер выкарабкивается и снова начинает выходить на прогулки, работать и посещать церковь. Проходит уже достаточно времени, чтобы все понемногу начали забывать о Милуокском монстре, и его минута славы, о которой он не просил, подходит к концу.

Спустя пару месяцев после нападения к нему приезжает Патрик Кеннеди, чтобы уточнить вновь возникшие детали следствия. Дело Дамера давно закрыто, но Патрик пишет диссертацию, поэтому ему требуется больше материала. Как и обычно, они разговаривают довольно долго. Охранники на это смотрят спокойно, так как Патрик все же не простой посетитель, а следователь.

– Я недавно написал прошение о переводе в общую камеру, по уставу уже можно на это надеяться, – говорит ему Дамер, когда приходит время прощаться.

– Ты уверен? – с сомнением спрашивает его Кеннеди, жестом указывая на шею Дамера.

– Да. Я всю жизнь боялся жить среди людей. Больше не боюсь, – отвечает Дамер и уже собирается уходить.

– Джеффри, – окликает его детектив, – будь осторожнее, ладно?

Дамер кивает и разрешает охране себя увести.

Интервью с Джеффри Дамером

Было бы здорово, если бы кто-то ответил мне, зачем я все это сделал. Что послужило для этого поводом; потому что у меня подходящего ответа нет.

Джеффри Дамер

Представляем вашему вниманию перевод интервью Джеффри Дамера, проведенного журналистом Стоуном Филипсом (Stone Phillips).

Спасибо, что присоединились к нам, я Стоун Филипс.

В феврале 1994 года в Колумбийской исправительной колонии в Портидже, Висконсин, я брал интервью у серийного убийцы Джеффри Дамера. Это было его первое и, как выяснилось позднее, последнее телевизионное интервью. Его отец Лайонел Дамер недавно написал книгу о своем сыне и присоединился к нам. Джефф (так его называет отец) был вежлив и выглядел пугающе вменяемо. Отец и сын обсуждали убийства и причины, породившие у Дамера психические отклонения. И, как выяснилось, даже несмотря на более чем десятилетнюю давность событий, они до сих пор не могут найти ответы на интересующие их вопросы.

Дамер: Отец.

Лайонел: Привет, Джефф.

Дамер: Шери (мачеха Дамера. – Прим. ред.), привет.

Лайонел: Рад тебя видеть.

Дамер: И я тебя.

Стоун Филипс: Привет, Джефф. Я Стоун Филипс.

Дамер: Здравствуйте, мистер Филипс.

Стоун Филипс: Рад знакомству. Я провел последние несколько дней, общаясь с твоими родными. Мы успели многое обсудить.

Дамер: М-м-м… А вообще вам повезло, вы приехали в день, когда нет снега. Всю неделю снег валил как сумасшедший.

Стоун Филипс: Надо же. Как тебе тут живется?

Дамер: Размеренно и стабильно. Ничего необычного.

Стоун Филипс: Ты прочел книгу?

Дамер: Да, прочел. Мой отец прислал ее на той неделе, и я провел всю ночь, читая ее. Некоторые части книги были довольно неожиданными.

Стоун Филипс: В каком плане?

Дамер: Я узнал некоторые совершенно новые для себя факты, которые застали меня врасплох.

Стоун Филипс: Что же именно застало тебя врасплох?

Дамер: Некоторые вещи, которые отец думал обо мне в подростковый и юношеский периоды.

Стоун Филипс: Твой отец приезжает в тюрьму в среднем раз в неделю, но у меня сложилось впечатление, что вы с ним не обсуждаете некоторые темы, в частности преступления, которые ты совершил.

Дамер: Да, мы не обсуждаем то, что я совершил, потому что об этом столько говорилось в газетах и по телевизору, что эти обсуждения просто не имеют смысла. Мы говорим о том, как идут дела у семьи, о том, как мне живется в тюрьме. И стараемся сохранить наши разговоры такими же, какими они были до всего этого.

Стоун Филипс: Для тебя тяжело говорить о прошлом?

Дамер: Смотря о чем именно. Потому что разговоры о тех немногих счастливых временах, которые были, приносят мне только радость.

Стоун Филипс: Ты сказал, что таких моментов в твоей жизни было немного. Думаешь, что твое детство было таким несчастным?

Дамер: Нет, я бы не сказал. Мое детство не было заполнено глубокой печалью и трагизмом. Были белые полосы в жизни, случались и черные. Думаю, что в целом тогда все было нормально.

Стоун Филипс: Джефф, ты помнишь свое ранее увлечение расчленением животных и опытами с ними? С чего это началось?

Дамер: В 9-м классе на уроках биологии мы проводили опыты над мелкими животными. Я взял останки одного из них домой и сохранил его скелет. Потом я начал подбирать трупы собак и кошек на дорогах. Я думал, что это будет неким увлекательным хобби, вроде таксидермии, но не стало, а превратилось в то, что вы видите перед собой сейчас. Я не знаю, почему так получилось. Но могу сказать точно, что я очень хотел видеть, как эти животные выглядели изнутри.

Стоун Филипс: Получал ли ты удовольствие от вскрытия животных?

Дамер: Да, получал. Не сексуальное, но… Это очень сложно описать.

Стоун Филипс: Чувство власти, могущества?

Дамер: Да, думаю, что это подходит под описание того ощущения.

Лайонел: Я могу понять любопытство, связанное с внутренностями животных. Но после того как ты уже однажды вскрыл труп собаки, зачем еще раз делать то же самое, ведь внутри все одинаковые?

Дамер: Понятия не имею. Это стало некой навязчивой идеей. А затем такая же навязчивая идея возникла по отношению к людям. Я не знаю, почему так получилось.

Стоун Филипс: Что же ты делал с мертвыми животными, Джефф? Ты подбирал сбитых машинами животных на обочинах дорог и приносил в лес, так?

Дамер: Да. Я приносил их в лес, иногда сдирал с них кожу, полностью вскрывал грудную клетку и брюшную полость, смотрел на органы, держал их в руках. Все это вызывало во мне некое странное возбуждение. Я не понимаю почему, но на это было очень интересно смотреть.

Стоун Филипс: Один из самых больших вопросов твоего отца связан с зарождением у тебя этих навязчивых мыслей, которые в конце концов оторвали тебя от реальности и погрузили в мир жестокости, одержимости и необузданных влечений, из которого ты так и не смог вернуться. Есть ли у тебя какие-нибудь мысли по этому поводу?

Дамер: Думаю, что необратимые процессы начались где-то в 14–15 лет. Тогда у меня начали появляться навязчивые мысли о насилии и сексе. Фантазии становились все хуже и хуже, а я не знал, как рассказать кому-либо о них, поэтому держал все в себе.

Стоун Филипс: И есть ли у тебя мысли, откуда все это могло появиться?

Дамер: Нет. Я говорил с психологами об этом, у них есть свои версии, но конкретных заключений нет.

Стоун Филипс: А у тебя есть своя теория?

Дамер: Нет. Я не знаю, откуда это появилось. Возможно, никогда и не узнаю. Но я никогда не думал, что все мои фантазии воплотятся в жизнь.

Стоун Филипс: Как ты думаешь, Джефф, что же все-таки толкнуло тебя в пропасть к твоим фантазиям и сделало их явью?

Дамер: С 14 лет у меня была фантазия о том, как я встречу автостопщика на дороге. О том, как я отвезу его домой и буду делать с ним все, что захочу. Три года спустя я ехал домой и увидел этого автостопщика недалеко от своего дома. Подумал про себя, стоит ли мне остановиться и подобрать его или же надо ехать дальше. Я хотел бы проехать мимо, но не смог. Развернулся, подобрал его, и тогда кошмар стал явью. Мне кажется таким странным то, что признаки именно той фантазии, которой я был одержим, возникли тогда у меня на пути.

Стоун Филипс: Что произошло, когда ты привез его домой?

Дамер: Дом был пуст. Моя мать и брат уехали, а отец жил в отеле, расположенном в пяти милях от дома, собирался оформлять развод. Я был один дома, много пил. Мне хотелось найти удовольствие для себя, ввязаться в приключение. И когда я воплотил свои фантазии в жизнь, все пошло не так.

Стоун Филипс: Было лето 1978 года, когда ты подобрал свою первую жертву?

Дамер: Да. И когда я совершил убийство в первый раз, оно уже целиком захватило всю мою жизнь. Второй случай произошел примерно в 1984-м (в 1987-м. – Прим. авт.). Я встретил этого парня в одном из баров Милуоки, затем мы с ним пошли в номер отеля. Мы выпили, я подмешал ему в алкоголь немного снотворного, чтобы ввести его в бессознательное состояние, я хотел провести с ним ночь. Когда я проснулся утром, то обнаружил, что мои кулаки разбиты, как и его лицо. Он сполз с кровати, и кровь шла у него изо рта. Я не помнил, как избил его, хотя это, несомненно, сделал я. И вот тогда все это началось снова.

Стоун Филипс: И как только это опять началось, ты не смог остановиться?

Дамер: Именно, тогда одержимость была непреодолима.

Стоун Филипс: Ты когда-нибудь говорил себе: «Мне надо остановиться. Я должен прекратить убивать»?

Дамер: Да.

Стоун Филипс: Когда именно?

Дамер: После второго убийства моя одержимость стала гораздо сильнее, и я уже не пытался ее контролировать. Но перед ним моя тяга увеличивалась постепенно. Сначала я ходил в библиотеки, потом стал ходить в бары, гей-бары, сауны. Когда мне и этого стало мало, я начал покупать снотворное и применять его к молодым людям в саунах. Чем дальше, тем извращеннее. И после второго происшествия, которое было совершенно неожиданным, я просто перестал себя контролировать.

Стоун Филипс: Когда же секс стал частью убийств, Джефф?

Дамер: Он был большей их частью. Моей единственной целью было найти самого красивого мужчину, какого я мог. Их сексуальные предпочтения не играли никакой роли.

Стоун Филипс: А их раса была значима?

Дамер: Нет, раса была мне безразлична. Первые два парня были белые, третий парень был индиец, четвертый и пятый были латинской расы. Так что нет, раса не имела значения. А вот их внешность – да.

Стоун Филипс: Было ли нечто возбуждающее в расчленении тел для тебя?

Дамер: С течением времени… Да, думаю, что было. Я начал сохранять скелеты, разные части тел. Одно следовало за другим, требовались все более и более изощренные действия для исполнения моих желаний. И в какой-то момент все совершенно вырвалось из-под моего контроля.

Стоун Филипс: Почему каннибализм?

Дамер: Это помогало мне чувствовать их частью себя. Кроме простого удовлетворения моего любопытства это давало мне ощущение того, что они часть меня, и вызывало у меня сексуальное удовлетворение.

Стоун Филипс: Тебя возбуждало именно убийство или то, что происходило после него?

Дамер: Нет, убийство было лишь необходимостью, это был акт, который мне совершенно не нравился. Именно поэтому я и пытался создать живых зомби с помощью сернистой кислоты и дрели, но это у меня не получилось. Нет, целью было не убийство, а обладание неким человеком, чтобы он был постоянно под моим контролем, не учитывая его желания, а лишь делая то, чего хочу я. Непросто говорить это, но да, именно такая цель стояла передо мной.

Стоун Филипс: Откуда же пришло такое желание контролировать кого-то? Как ты думаешь?

Дамер: Не знаю, может быть, я чувствовал недостаточную власть ребенком или юношей. Это каким-то образом вмешалось в мою сексуальную жизнь. И то, что я делал, как-то помогало мне восстановить ощущение того, что я могу что-то контролировать. Я пытался создать свой мир, где мое слово было решающим. Я находил симпатичных мне молодых людей, держал их у себя так долго, как мог. Похоть играла очень большую роль в этом. Желание власти и похоть. Это и есть мотивы убийств.

Стоун Филипс: Очень большая часть этого выяснилась в суде, на котором вы оба присутствовали. А вы когда-нибудь говорили об этом вдвоем раньше?

Дамер: Нет. Мы не вдавались в подробности.

Стоун Филипс: То есть это первый раз, когда ты обсуждаешь убийства вдвоем с отцом?

Дамер: Я говорил об этом с судебными психиатрами, психологами, но не обсуждал преступления со своей семьей.

Лайонел: Мы узнали обо всем во время суда, из показаний Джеффа, вместе со всеми остальными.

Стоун Филипс: Ты ведь никогда особо откровенно не общался со своим отцом, так ведь?

Дамер: Не очень близко. Мы говорили о поверхностных вещах и никогда не углублялись в мысли и чувства друг друга. Я всегда был довольно скрытным человеком и не любил делиться своими мыслями.

Стоун Филипс: Почему же, как думаешь?

Дамер: Потому что с 15 лет мои мысли вряд ли можно было озвучить кому-либо. Так что я просто закрылся ото всех окружающих и надел на себя «маску нормальности».

Стоун Филипс: Ты прочел книгу, написанную Лайонелом о тебе, так?

Дамер: Да.

Стоун Филипс: Он назвал ее «История отца». Довольно простое название, не так ли?

Дамер: Да.

Стоун Филипс: Но история в ней непростая.

Дамер: Это точно. И читать эту книгу мне было нелегко. Но я рад, что он написал ее.

Стоун Филипс: Тебе было больно, неприятно читать книгу?

Дамер: Да, было больно читать ее. Некоторые части книги были для меня весьма неожиданными. Но попадались и положительные части.

Стоун Филипс: То есть при ее чтении ты испытывал множество разных эмоций?

Дамер: Да, разумеется.

Стоун Филипс: Какие именно?

Дамер: Глубокое раскаяние и сожаление. Думаю, это были основные из множества других ощущений.

Стоун Филипс: Есть ли что-либо в этой книге, с чем ты категорически не согласен?

Дамер: Да, я не согласен с описанием себя как крайне застенчивого и замкнутого. Может быть, таким меня видел мой отец, потому что в доме зачастую происходили такие вещи, от которых мне хотелось бы абстрагироваться, и я уж точно не ощущал себя счастливым в такие моменты. Но я хорошо проводил время со своими друзьями в школе, мы с ними занимались очень интересными вещами. Так что я точно не был столь уж замкнутым, каким он видел меня.

Стоун Филипс: Лайонел, вас удивило, что Джефф не согласен именно с этим описанием?

Лайонел: Да, очень удивило. Наверное, мое мнение о его застенчивости было гипертрофированным.

Стоун Филипс: Но то, что в возрасте шести лет ты стал более замкнутым, это ведь правда?

Дамер: О да. Именно в этом возрасте я начал понимать, что в семье явно происходит что-то не то.

Стоун Филипс: То есть сначала ты просто пытался абстрагироваться от домашних проблем?

Дамер: Наверное. Я начал жить в своем собственном мире и пронес это через годы.

Стоун Филипс: Было ли насилие в твоем мире?

Дамер: Нет, уж точно не того рода, какой потом появился. Это был лишь мой личный мир, в котором я мог все контролировать.

Стоун Филипс: Чувствовал ли ты злость на кого-либо тогда, Джефф?

Дамер: Да, возможно. Наверное, у каждого ребенка в раннем детстве она есть. Надо сказать, что мое детство не было ужасным. В нем было очень много радостных и светлых моментов.

Стоун Филипс: То есть распространенные теории о том, что ты стал серийным убийцей именно из-за своего несчастливого детства, на самом деле не имеют ничего общего с реальностью?

Дамер: Совершенно верно. Единственный мотив, который у меня когда-либо был, состоял в том, чтобы полностью контролировать привлекательного для меня человека и удерживать его подле себя на такой долгий период, на какой я мог это сделать. Даже если это означало, что я буду хранить этого молодого человека у себя не целиком, а часть его.

Стоун Филипс: А до прочтения этой книги ты знал, что у твоего собственного отца были свои фантазии о совершении убийства, о поджоге, о взрывах?

Дамер: Нет. Да я и не думаю, что это та часть жизни, которую отцы обсуждают со своими детьми.

Стоун Филипс: Был ли ты удивлен, узнав об этом?

Дамер: О да, очень. Я даже не знал, что об этом думать. В конце концов, у каждого человека есть свои личные мысли. Так что это было своего рода шоком.

Стоун Филипс: Ты чувствуешь признательность за то, что твой отец написал эту книгу? Или же тебе не нравится это? Не могу понять, что именно ты думаешь по этому поводу.

Дамер: Я чувствую огромную гордость за своего отца, за то, что он написал книгу. Он не был обязан это делать, однако он решил поддержать меня, помочь мне. И за это я всегда буду благодарен ему.

Стоун Филипс: Ты когда-нибудь пытался поговорить со своими родителями о своем гомосексуализме?

Дамер: Нет. Раньше я и не знал о себе такое. Я лишь понимал, что было нечто, что нужно было держать в тайне от всех, не озвучивать это, даже об этом не думать. Так что я просто держал все в себе и никогда не рассказывал о своих сексуальных предпочтениях.

Стоун Филипс: А ты вообще был способен говорить об этом более открыто? Со своим отцом, например? Может быть, это помогло бы тебе избавиться от секретности в твоей жизни, предотвратило бы то, что произошло?

Дамер: Я не знаю, что вообще смогло бы предотвратить это. Разговоры о моих мыслях уж точно не смогли бы. А учитывая их характер, я бы и не стал ими ни с кем делиться.

Стоун Филипс: Твой отец говорил, что он и не осознавал, как тяжело тебе приходилось. Он думал, что ты просто застенчивый, такой же, каким он был в свое время. Как ты думаешь, признаки твоей ненормальности можно было увидеть?

Дамер: Нет, я так не думаю. Потому что у меня были мысли, фантазии, но никаких внешних проявлений за этим не стояло.

Стоун Филипс: Ты неплохо научился держать все в себе?

Дамер: Да, я держал все в себе и никогда не рассказывал о своих эмоциях и мыслях кому-либо.

Лайонел: Как бы я мог узнать об этом?

Дамер: Ты никогда не замечал проявлений, насколько я знаю.

Лайонел: Я ни от кого даже не слышал о них. И это то, что действительно причиняет мне боль сейчас. Если бы я знал… И что бы я сделал для предотвращения всего этого. Думаю, что я бы сделал многое.

Дамер: Я думаю, что для преступников очень низко пытаться обвинять в своих прегрешениях других людей, к примеру, родственников, или же условия, в которых они росли и жили. Мне кажется, что это просто способ уйти от ответственности. Мои родители и родные понятия не имели о том, чем я занимался, они не несут абсолютно никакой ответственности за все это. Во всем виновен лишь я один.

Стоун Филипс: Но ты же знал, что в конце концов твой отец начнет спрашивать себя о том, что он мог сделать, каким образом он мог не допустить этого, предотвратить те ужасные действия, которые совершил его сын.

Дамер: Я это понимаю. Просто меня злят люди, которые думают, что у них есть какое-либо право винить в произошедшем моих родителей. Никто не имеет права на это, потому что данные утверждения ошибочны. Мои родители не имели понятия о том, чем я занимался, о чем думал. Все эти напрасные обвинения очень раздражают меня.

Лайонел: Но это же вполне естественно. Каждый заботливый родитель, попав в такое положение, обязательно почувствует вину. «Что я мог сделать? Как можно было это предотвратить?» – обычная реакция родителя.

Стоун Филипс: Твой отец проявлял интерес ко многим факторам, которые могли бы положить начало твоему безумию. Начиная от медикаментов, которыми пользовалась твоя мама во время беременности, от ссор в семье и заканчивая наследственной предрасположенностью к насилию и девиантному поведению. А ты как думаешь?

Дамер: Я могу понять, почему его так это интересует, но все это лишь отговорки. Я не чувствовал, что должен отчитываться перед кем-либо в своих действиях, что когда-нибудь мне придется ответить за свои поступки. Не думаю, что будет правильным создавать себе эти отговорки, винить других людей. Мне надо за все ответить самому. И я знаю, что виновен в произошедшем лишь я один.

Лайонел: Могу я спросить, а когда ты почувствовал, что каждый несет ответственность за свои поступки?

Дамер: Спасибо тебе за то, что прислал мне тот материал для чтения. Раньше я всегда думал, что теория Дарвина правдоподобна, я верил в нее. Я считал, что после смерти ничего нет. Эта теория делает жизнь менее ценной. А после того, как я начал читать научные книги, то понял, что наука не может объяснить возникновение жизни, что теория эволюции при этом теряет всякий смысл. И тогда я пришел к христианству, решил для себя, что Иисус Христос – истинный создатель рая и ада. Я принял его как своего хозяина и спасителя. Теперь я считаю, что ответственен перед ним за все свои поступки, как и другие люди – за свои.

Стоун Филипс: А в течение жизни ты не чувствовал, что ты ответственен за свои поступки перед своей матерью и отцом? Как перед некими авторитетами?

Дамер: Да, чувствовал. Они не пускали меня на самотек, они воспитали меня, дали мне образование. Я чувствовал себя ответственным за свои поступки перед ними, но потом я ведь покинул свой дом. И именно тогда я и захотел создать для себя свой собственный мир, в котором я был бы единственным, кто все контролирует и не признает других авторитетов. Как видите, я зашел с этим слишком далеко.

Стоун Филипс: Лайонел?

Лайонел: В это время я тоже начал отходить от веры в теорию эволюции. И именно поэтому я всегда понимал, что мы все ответственны за свои действия. Он – наш хозяин. Это понимание очень важно для всех нас.

Стоун Филипс: Вы чувствуете, что вера в Бога удержала вас от некоторых нехороших поступков в вашей жизни?

Лайонел: Да, я так думаю.

Стоун Филипс: А ты, Джефф?

Дамер: Да, думаю, что мое тогдашнее мнение оказало существенное влияние на мое поведение. Ведь если человек не верит в то, что после смерти ему придется отвечать перед Богом за то, что он совершил, тогда какой смысл вообще держать себя в рамках и не делать все то, что хочется? По крайней мере, я так считал. Сейчас же я думаю, что Иисус Христос – настоящий Бог, точнее, Отец, Сын и Святой Дух. Настоящий и единственный.

Стоун Филипс: Одна из будоражащих историй, которую мне рассказал твой отец, связана с коробкой, которую он однажды нашел у тебя в комнате. Можешь теперь и ты ее мне рассказать?

Дамер: В чулане моей спальни хранилась коробка, в которой были мумифицированные голова и гениталии молодого человека, которого я встретил в одном из баров Милуоки. Это была металлическая коробка с замком. И когда мой отец пришел навестить меня, он заметил ее и спросил, что в ней. Никто не знал, что там хранится. Я сказал, что не открою ее, и мы с отцом начали ругаться. Он отнес закрытую коробку в подвал и уже был готов взломать ее.

Стоун Филипс: Какие мысли крутились в твоей голове, когда твой отец понес коробку в подвал, чтобы открыть ее там?

Дамер: Я был снаружи дома, и я думал, что должен предотвратить это. Я не знал, что мне сказать или сделать, я подумал о том, что сейчас все раскроется. Но коробка так и не была открыта в присутствии моего отца. Так что ложь о моих преступлениях продолжалась. Я продолжил убивать еще несколько лет спустя после этого случая.

Стоун Филипс: Были ли моменты, когда твой отец был близок к твоему разоблачению? Моменты, когда ты волновался, что он найдет что-то, компрометирующее тебя?

Дамер: История с этой злополучной коробкой была одной из самых тревожных. Но это лишь один из инцидентов, связанных с моим разоблачением, были и другие. Но случай с коробкой – самый тревожный из всех.

Стоун Филипс: Можешь рассказать о паре другие подобных случаев?

Дамер: Был случай, когда нашли разложившиеся и обезображенные кислотой человеческие останки. Они не выглядели как человеческие, но тем не менее они были внутри коробки на помойке на заднем дворе дома. Это один из инцидентов. Было еще несколько, но я не очень их помню.

Стоун Филипс: Принес ли тебе облегчение арест?

Дамер: Одной части меня – несомненно, а другой – нет.

Стоун Филипс: А поподробнее?

Дамер: Это что-то вроде того, как… Я не думаю, что у меня раздвоение личности или что-то вроде этого, но это похоже на то, как… Одна часть тебя вроде бы радуется, а другая нет. Хотя то, что мне теперь не приходилось хранить в тайне такие ужасные вещи, как я делал это на протяжении многих лет, принесло облегчение. И я решил, что в этой ситуации лучшее, что я могу сделать, – рассказать миру о том, что я натворил. И я рад, что сейчас у меня нет ни от кого секретов.

Стоун Филипс: Твой отец рассказал мне, что одна из целей книги, которую он написал, – донести до тебя некоторые вещи, которые он был не способен сказать тебе лично. Что хочешь сказать ему ты, прочитав ее?

Дамер: Я устал. И мне очень жаль, что все так получилось. И я очень люблю тебя.

Лайонел: Я тоже тебя люблю.

Дамер: Прости меня. Мы не показываем этого внешне, но я на самом деле очень люблю его.

Лайонел: Я люблю тебя.

Дамер: И без поддержки моих родных я не думаю, что смог бы пройти через все это. С момента суда мы стали более открытыми и откровенными друг с другом. Теперь нет никаких секретов друг от друга, и я не чувствую, что мне нужно что-либо скрывать. Теперь нам нужно посмотреть в глаза правде, вместо того чтобы просто сглаживать реальность и говорить о поверхностных вещах. Теперь мы общаемся гораздо больше.

Лайонел: Эта книга может послужить неким мостом между Джеффом и мной. Даже ради этого стоило написать эту книгу.

Стоун Филипс: Теперь ты чувствуешь себя ближе к отцу, прочитав книгу?

Дамер: Я чувствую ближе в том смысле, что теперь я лучше понимаю его мысли и чувства. Я рад, что он написал ее.

Стоун Филипс: Вы хотите сказать что-нибудь сыну, то, чего нет в книге?

Лайонел: Я не могу. Сейчас я чувствую слишком много для этого. Я думаю, что многие вопросы, которые были подняты в этом интервью, могут привести нас еще ближе к пониманию того, откуда все это появилось. И когда я слишком эмоционален, то моя логичность уходит, и я не могу объяснить и правильно сказать что-то, как мне хотелось бы.

Стоун Филипс: Можете ли вы сказать сейчас, что чувствуете состояние Джеффа? Чувствуете близость к нему?

Лайонел: Да. И я надеюсь, что это ощущение останется.

Стоун Филипс: Как вы думаете, будут ли даны ответы на вопросы о вашей роли во всей этой истории, и почему она вообще произошла?

Лайонел: Может быть, и нет. Мой основной вопрос состоит в том, откуда все это появилось. И если что-то прояснится в этой области, то, возможно, сможет помочь другим людям избежать проблем.

Стоун Филипс: Это все еще в тебе, Джефф? Желание тех вещей, которые ты совершал, когда-нибудь уйдет?

Дамер: Частично, может быть. Но полностью оно не уйдет никогда. Мне придется жить с этим всю свою жизнь. Я бы хотел, чтобы это чувство оставило меня, чтобы я навсегда избавился от навязчивых идей и ощущений. Сейчас все гораздо лучше, потому что у меня нет возможности совершать эти действия. Но желание делать это никогда не уйдет полностью.

Стоун Филипс: То есть эти навязчивые мысли все еще присутствуют в твоей голове?

Дамер: Иногда. Да.

Стоун Филипс: Теперь ты другой? И как ты смотришь на то, что произошло?

Дамер: Надеюсь, что я изменился. Я рад, что я в таком положении сейчас, в котором я не могу совершать эти вещи, очень рад, что это закончилось. Я могу сказать родственникам людей, которых я убил, все что угодно, но мои слова все равно покажутся им лживыми и пустыми. Не знаю, как я мог бы выразить все свое сожаление, раскаяние за те вещи, которые я сделал с их родными людьми… Я не могу найти нужные слова.

Интервью с родителями Джеффри Дамера

Я просто крайне злой человек, или это какой-то вид сатанинского влияния, или что? Я не знаю. У меня нет идей по этому поводу.

Джеффри Дамер

Ларри Кинг: Сегодня моими гостями стали родители Джеффри Дамера. Их сын был одним из самых печально известных серийных убийц Америки, который убил и расчленил 17 парней и мальчиков, в некоторых случаях поедая части их тел. И затем в 1994-м сам Джеффри Дамер был убит в тюрьме. Теперь, в эксклюзивном интервью, его родители, Лайонел и Шери Дамер высказывают свое мнение, что пошло не так и что послужило толчком для того, чтобы превратить их красивого, тихого сына в монстра.

Ларри Кинг: Здравствуйте и добро пожаловать на шоу Ларри Кинга сегодня вечером. Лайонел и Шери Дамер – это отец и мачеха серийного убийцы Джеффри Дамера, вернее, уже покойного Джеффри Дамера. Лайонел Дамер несколько лет назад создал потрясающую книгу о своем сыне под названием «История отца». Мы благодарны за то, что они пришли к нам сегодня вечером.

Это настольно животрепещущая тема, что мы постараемся коснуться ее как можно деликатнее, настолько, насколько это возможно.

Итак, его назвали Джефф, правильно?

Лайонел Дамер, отец Джеффри Дамера: Да, Джефф. Правильно.

Ларри Кинг: Вы все-таки звали его Джеффом. Кто выбрал имя Джеффри?

Лайонел: Дело в том, что большинство СМИ и люди, которые пострадали от его действий, хотели держать его на расстоянии от себя, тем самым как бы отгораживаясь от него, поэтому для них он был Джеффри, более официально, вместо…

Шери Дамер, мачеха Джеффри Дамера: Его сокращенного имени…

Лайонел: Да, вместо просто Джефф.

Ларри Кинг: Для вас он всегда был Джеффом?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: С детства?

Лайонел: Для всех его друзей он тоже был Джеффом.

Ларри Кинг: Вы – его мачеха, правильно?

Шери: Да.

Ларри Кинг: Когда вы познакомились с ним?

Шери: Я познакомилась с ним, когда ему было 18 лет, он только что окончил среднюю школу. Лайонел находился в заключительной стадии развода, тогда мы встретились и были представлены друг другу.

Ларри Кинг: И как вы ладили с ним?

Шери: Вполне хорошо. Джефф умел разграничивать его личные отношения с родителями и со мной. Он воспринимал меня как отдельную личность.

Ларри Кинг: Лайонел, он любил свою мать?

Лайонел: Да, любил. Знаете, у нее был сложный период в жизни, сказывалась также ситуация с ее физическими и умственными проблемами.

Ларри Кинг: В связи с такой «славой» вы когда-нибудь думали о том, чтобы исчезнуть или изменить свое имя и фамилию?

Лайонел: Нет, нет. Я горжусь своей фамилией – Дамер. Мой отец был школьным учителем и парикмахером. Он сам пробивался в люди. Мой отец и мать умерли в очень молодом возрасте. У меня довольно хорошая родословная, я горжусь своей фамилией. Конечно, иногда мы можем не называть свою настоящую фамилию, но это бывает крайне редко, например, когда мы идем в ресторан или еще куда-нибудь, чтобы люди при виде нас не менялись в лице, ну, вы понимаете, чтобы окружающие не поворачивали головы в нашу сторону и не говорили: «Ах! Это они».

Ларри Кинг: Это, должно быть, ужасно – проживать жизнь с ощущением того, какие чувства у общества вызывает ваша фамилия?

Лайонел: Да, вы правы. Мы всегда будем стесняться этого.

Ларри Кинг: Так или иначе, Шери, вы ведь вышли замуж за Лайонела и взяли его фамилию?

Шери: Да.

Ларри Кинг: Что вы чувствуете сейчас?

Шери: Я горжусь этой фамилией. Я использовала ее в бизнесе. И до сих пор в деловом мире меня знают как Шери Дамер. Я не вижу причины отрицать то, кем я являюсь. Мы ведь не сделали ничего плохого.

Ларри Кинг: Да, вы не сделали.

Шери: Тогда нет смысла стыдиться нас самих.

Ларри Кинг: У Джеффа еще есть брат, не так ли?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: Но он почему-то поменял свое имя, так?

Лайонел: Да, он действительно поменял свое имя.

Ларри Кинг: Чем он занимается?

Лайонел: Из уважения к нему мы обещали хранить это в тайне.

Шери: Он строит свою карьеру.

Ларри Кинг: Хорошо, можете не говорить.

Ларри Кинг: А как его семья? Просто хочется убедиться, что он действительно счастлив…

Шери: Да, он очень счастлив.

Лайонел: Да, он счастлив.

Шери: Мы ожидаем второго внука. Все идет хорошо.

Ларри Кинг: О, эту часть жизни он утаил.

Шери: Да.

Ларри Кинг: Были ли они близки как братья?

Лайонел: Ну, вы знаете, семь лет разницы, так что…

Ларри Кинг: Кто был старше?

Лайонел: Джефф был старше. Да, они ладили, но все-таки не так близко, как могли бы. Их интересы разнились, вот если бы разница между ними составляла один или два года, то возможно, но в их увлечениях всегда сказывались эти семь лет.

Ларри Кинг: Почему вы согласились принять участие в программе?

Лайонел: Почему я пришел к вам на передачу? Я просто хочу рассказать родителям о том, что я думаю, то есть на что они должны обращать внимание в воспитании своих детей.

Ларри Кинг: Вы считаете, что это может многим помочь?

Лайонел: Да. Я действительно в этом убедился – у меня нет другой мотивации, кроме той, что я должен попытаться помочь людям.

Ларри Кинг: Вы тоже так считаете, Шери?

Шери: Да. Если мы сможем чем-то помочь или хотя бы постараться предотвратить появление еще одного «Джеффа», это будет благословением для нас.

Ларри Кинг: Это не так-то просто.

Шери: Да, мы понимаем, что это будет нелегко.

Ларри Кинг: Было бы легче забыть об этом…

Шери: Конечно, но…

Ларри Кинг: Если бы вы смогли, так?

Шери: Никто не позволяет нам забыть об этом. Недавно, две недели назад, мы сидели в кабинете врача, и кто-то вновь написал про него статью, и она сразу же попала на первые полосы газет. И мы никогда не знаем, когда мы увидим сюжет про Джеффа по телевидению или его фотографию в какой-нибудь газете. Нам никогда не разрешат избавиться от этого.

Ларри Кинг: Его мать до сих пор жива?

Лайонел: Нет, она скончалась. У нее был рак.

Ларри Кинг: Ясно. Но все же давайте попытаемся оглянуться назад и понять, что же все-таки его привело к этому, начиная с самых ранних воспоминаний – итак, он, родился 21 мая 1960 года…

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: В Милуоки. Вы жили в Милуоки?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: У вас был бизнес?

Лайонел: В это время я учился в университете Маркетт (Marquette University – название университета в Милуоки. – Прим. авт.), был студентом по специальности аналитическая химия.

Ларри Кинг: Вы играли в теннис в Университете штата Висконсин, правильно?

Лайонел: Да. Я играл в теннис в Университете Висконсина четыре года, это было перед тем, как я поступил в университет Маркетт.

Ларри Кинг: Кем вы были по профессии, когда он вырос?

Лайонел: Аналитический химик и аспирант.

Ларри Кинг: В Милуоки?

Лайонел: В Милуоки, а позже в Государственном университете Айовы.

Ларри Кинг: Насколько я помню из книги, у вашей жены была трудная беременность Джеффом, это так?

Лайонел: Да, очень сложная. У нее постоянно были судороги, могла даже перекоситься челюсть. И мы вместе с моими родителями постоянно находились возле нее.

Ларри Кинг: Это была ее первая беременность?

Лайонел: Да. Казалось, что ей ничего не помогало, и нам пришлось вызвать доктора, который прописал ей барбитураты…

Ларри Кинг: Были ли какие-нибудь проблемы, когда она была беременна вторым сыном?

Лайонел: Нет, никаких, кроме колик. Из-за этого мы часто просыпались.

Ларри Кинг: Больше не было родных сестер или братьев?

Лайонел: Нет, их родилось только двое.

Ларри Кинг: Шери, вы были замужем? У вас есть собственные дети?

Шери: Нет, у меня нет детей, но я была дважды мачехой и хорошо разбираюсь в этом.

Ларри Кинг: Ясно. Как я знаю, однажды был инцидент, который вы ранее упоминали в своей книге, сейчас попытаюсь вспомнить – про мертвых животных или что-то вроде этого?

Лайонел: Да, мы не имели ни малейшего представления о его так называемом хобби. Обо всем этом мы узнали только на судебном процессе в Милуоки. Тогда была проведена судебно-психиатрическая экспертиза, которая определяла степень его вменяемости и возможность его пребывания в психиатрической лечебнице. В то же самое время мы узнали о том, что конкретно он «коллекционировал» в возрасте 12–14 лет. Ну, вы понимаете, когда у него началось половое созревание, в возрасте, когда играют гормоны. Оказывается, он собирал вдоль дорог мертвых животных, которые были сбиты машинами. Он ездил по близлежащим дорогам и собирал их в сумку. Ни я, ни его мать ничего не знали об этом. Так же очевидно, что никто из одноклассников тоже не знал об этом.

Ларри Кинг: Если, как вы говорите, что хотели бы помочь людям предотвратить «Джеффа», тогда ответьте мне на вопрос: были ли какие-нибудь предпосылки или странности до 12 лет? Пускай даже это будут всего лишь воспоминания из вашей жизни…

Лайонел: Я понял, о чем вы меня спрашиваете.

Ларри Кинг: Да, то, что должно было бы нас всех насторожить?

Лайонел: На самом деле до 12 лет, как я думал, ничего странного не происходило. Если бы я знал раньше об убитых животных, которых он собирал вдоль дорог, – это стало бы для меня своеобразным сигналом, и я бы незамедлительно что-нибудь предпринял, вмешался бы. Но все действительно было нормально.

Ларри Кинг: Вы думали, что он был обыкновенным мальчиком до 12 лет?

Лайонел: Да. Да, только он был чересчур замкнутым. Именно поэтому я и хочу обратиться к родителям, чтобы они не игнорировали замкнутость своих детей. В неокрепших юношеских умах могут возникнуть всевозможные фантазии и желания. Докапывайтесь до правды. Прилагайте все свои усилия. Не останавливайтесь.

Ларри Кинг: Вы имеете в виду, что надо было больше уделять ему времени, говорить с ним по душам?

Лайонел: Да, надо было чаще интересоваться его жизнью. Быть более настойчивым, проявлять заинтересованность. Рано или поздно это должно было бы подействовать. Я не делал этого. Знаете, если вернуться в 50-е или 60-е годы, тогда никто не учил нас быть психологами, особенно в том, что касается мужской психологии. Так что не останавливайтесь.

Ларри Кинг: Или надо было лучше чувствовать ситуацию?

Лайонел: Тогда не было никаких книг на эту тему, но с тех пор…

Ларри Кинг: По вашим словам, получается, что если человек чрезмерно застенчив или замкнут, то это значит, ему нужна психологическая помощь?

Лайонел: Да. Если родители чувствуют – если очевидно, что ребенок ощущает себя как бы «ниже» других, что он чересчур замкнут, не хочет общаться или взаимодействовать с кем-либо, ему явно нужна помощь. Нужно обязательно обратиться к помощи психолога, социального работника или какого-нибудь другого специалиста.

Ларри Кинг: Брат был полной противоположностью ему?

Лайонел: Да. Он был эмоциональный, коммуникабельный и всегда искал с кем-нибудь общения, он не был застенчив и замкнут.

Ларри Кинг: Когда и где вы узнали про то, что он творил в 13 лет?

Лайонел: Мы сидели в зале суда настолько ошеломленные, что не могли даже пошевелиться.

Ларри Кинг: Что он проделывал с животными?

Лайонел: Он исследовал их, вспарывал и изучал внутренности животных. Вы знаете, многие люди говорили мне, что они проделывали то же самое, но Джефф отличался от них. Помимо того, что он вскрывал животных, он делал с ними то, что делаем мы, молодые мужчины, когда зашкаливают гормоны, он занимался чем-то сексуальным с ними. Я считаю, что у него была какая-то врожденная предрасположенность к извращенным соитиям.

Ларри Кинг: Что доктора говорили вам, как они объясняли такое поведение? Я имею в виду, что психиатры говорили обо всем этом после всех услышанных фактов? Какой ставили диагноз?

Лайонел: Я забыл официальное название – некроз? Нет, не некроз. (Некроз – омертвение. – Прим. авт.)

Шери: Некро…

Лайонел: Некрофилия. Точно, некрофилия.

Ларри Кинг: Они знают, что означает это, почему люди становятся некрофилами? Шери, доктора что-нибудь объяснили вам?

Шери: Ну, в небольших деталях. В действительности это было настолько отвратительно, что никто из нас не хотел это обсуждать. Нет, никто не сказал, что это определенно была некрофилия, только то, что у него были сексуальные отклонения и что он явно испытывал сексуальное наслаждение от занятий сексом с кем-то, кто уже умер.

Ларри Кинг: Можем ли мы с уверенностью говорить о том, что те, кто имеет отклонения в сексуальной жизни той или иной степени, действительно являются сексуально анормальными членами общества?

Лайонел: Нет. Не совсем. Мы надеялись, что всю прибыль от продажи моей книги мы пустим на частное расследование. Мы хотели провести независимую экспертизу у доктора Фреда Берлина, который занимается такими случаями в университете Хопкинса, а также хотели привлечь к этому расследованию женщину-психиатра из университета Аризоны. Не только для того, чтобы в судебном порядке его признали невменяемым, но и для того, чтобы выяснить действительные мотивации его поступков, основные причины – почему он совершал это.

Ларри Кинг: Он был признан виновным и приговорен к смертной казни?

Шери: Нет.

Лайонел: Нет.

Шери: Смертная казнь не действовала…

Ларри Кинг: Ах, вы правы. Это было тогда, когда смертная казнь…

Шери: Да. Поэтому он только значился в списках…

Ларри Кинг: …смертная казнь была временно приостановлена.

Шери: Да, именно так. Но он получил пожизненное заключение в тюрьме.

Лайонел: Да.

Шери: Ему дали тысячу с лишним лет (1070 лет тюремного заключения по совокупности всех убийств, некоторые источники занижают его срок, но это неправда. – Прим. авт.).

Ларри Кинг: Давайте вернемся. Весна 1964 года, у него была паховая грыжа, так?

Шери: Двусторонняя паховая грыжа.

Ларри Кинг: Это как-то влияло на его настроение? Это ведь было очень больно.

Лайонел: Мягко говоря. Он был очень подавлен. Я до сих пор вижу его в своем костюме, он ходил, как маленький старичок, жаловался, как ему больно, и постоянно задавался вопросом, не отрежут ли ему член из-за этого. Этот недуг очень его волновал.

Ларри Кинг: Он любил своего брата?

Лайонел: Да, он любил своего брата. Но частенько он просто терпел его, потому что его младший брат был настолько эмоциональным и активным, что это просто действовало ему на нервы.

Ларри Кинг: Как он относился к вам?

Лайонел: Джефф?

Ларри Кинг: Да.

Лайонел: Как он относился ко мне? Хм… Он был… У меня есть письма, которые он писал еще в школе, где он выражает свою любовь ко мне. И он говорил мне, что любит меня очень сильно. И когда Шери и я навестили его в тюрьме и разговаривали с ним по телефону, он выражал свою благодарность за наш совместный визит, как бы очеловечивая себя…

Ларри Кинг: Безусловно, вы очень любили его.

Лайонел: Я очень сильно его любил.

Ларри Кинг: В начальной школе он был очень замкнутым, как вы выразились, неуклюжим?

Лайонел: Да, его учитель в начальной школе отчаянно пытался сделать так, чтобы он хоть как-то начал контактировать с другими детьми, но это не сработало. Это было как раз после того, как я получил PhD – ученую степень в Государственном университете Айовы (Philosophy doctor – доктор наук. – Прим. авт.).

Ларри Кинг: В Милуоки?

Лайонел: Нет, в Государственном университете Айовы, в Айове.

Ларри Кинг: Хорошо, на тот момент, когда вы заметили чрезмерную замкнутость, у вас не возникло удивления, что что-то с ним не так?

Лайонел: Да, но я, мы старались вовлекать его в занятия футболом, теннисом и в 4-H (Head, Heart, Hands, and Health – смышленость, сердечность, навыки и здоровье – американское высказывание о правильном образе жизни. – Прим. авт.). Мы выращивали ягнят и цыплят на наших двух акрах, которыми мы владели. Мы вовлекали его во все виды деятельности. Мы участвовали в его школьной жизни, пытались подружить его с другими детьми. У него действительно был узкий круг общения. Но это не было так, как будто он постоянно находился не у дел или был одиноким.

Ларри Кинг: Он смотрел мультфильмы?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: Он любил «Бэтмена»?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: Он любил кино?

Лайонел: Мы смотрели «Попай», вместе, каждое утро – субботнее утро.

Ларри Кинг: Он смеялся?

Лайонел: Да, конечно, он смеялся. Знаете, Ларри, он не был постоянно угрюм. Но после того как мы переехали из Айовы в Огайо, казалось, что его замкнутость и какая-то неполноценность все больше усиливались и доросли до немыслимых размеров.

Ларри Кинг: Что ему нравилось, когда он был подростком?

Лайонел: У него был узкий круг друзей, которые любили играть в «gags» (Пранк. – Прим. авт.), они часто подшучивали.

Ларри Кинг: Любили разыгрывать кого-либо?

Лайонел: Да. Джефф вместе со своим другом играли в одной теннисной команде. Но вместо серьезной игры, вы знаете, они только прикалывались. И их противники не могли понять, почему они так много смеются.

Ларри Кинг: Он встречался с девушками?

Лайонел: Нет. Нет, он не встречался.

Ларри Кинг: Он выпивал?

Лайонел: Да, оказывается, он выпивал, когда учился в 11-м или в 12-м классе, но, к сожалению, обо всем этом я узнал намного позже.

Ларри Кинг: Получается, что вы практически ничего не знали о нем?

Лайонел: Да. Он спускался до дома своего друга и брал там спиртное из бара.

Ларри Кинг: А наркотики?

Лайонел: Да, он принимал наркотики, когда ходил в школу. Да, я вспомнил, однажды был один эпизод, когда мы нашли курительную трубку.

Ларри Кинг: Так, Шери, вы появляетесь в его жизни в 18 лет?

Шери: Когда ему исполнилось 18 лет.

Ларри Кинг: Хорошо. Сейчас у нас у нас перерыв, сразу после него мы вернемся к Дамерам. Не уходите.

Начинается видеоролик.

Неизвестный мужчина (не сначала): …и распиленный на части мужчина в наполненной мухами квартире Джеффри Дамера.

Неизвестная женщина (не сначала): …но не только штату Милуоки пришлось столкнуться с невообразимым ужасом, как говорит Джеффри Дамер, он метал икру здесь, и…

Неизвестная женщина (не сначала): …все полицейские только сейчас начинают осознавать всю чудовищную величину этого преступления.

Джеффри Дамер: У меня не было ни малейшего шанса выйти на свободу. Но я и не хотел свободы. Откровенно говоря, я хотел бы для себя смерти. У меня был шанс сказать миру: то, что я сделал – это сделал я, но не из-за того, что я кого-то ненавидел. Я не испытывал ненависти к кому-либо. Я знал, что я был болен или был воплощением зла – или все вместе. Теперь я точно знаю, что действительно был болен.

Конец видеоролика.

Ларри Кинг: Мы вернулись к Дамерам. Итак, что мы имеем? Мы имеем очень застенчивого, замкнутого парня, не подпускающего к себе близко друзей, который не встречается с девушками, не такого, как все. И у вас, конечно же, не возникает никаких подозрений, что он может быть жестоким по отношению к другим людям?

Лайонел: Нет, ничего не говорило об этом ни нам, ни нашим родителям, никому…

Ларри Кинг: И ни один учитель не пришел к вам и не сказал: «Мне нужно поговорить о поведении вашего сына»?

Лайонел: Да, ни один учитель в то время не сказал нам о том, что в средней школе он уже ходил с six-pack (упаковка из шести бутылок или банок пива. – Прим. авт.), это мы выяснили намного позже.

Ларри Кинг: А как он выражал свой гнев?

Лайонел: Он держал его в себе. Он его не проявлял.

Ларри Кинг: И вы никогда не видели, чтобы он кричал на кого-то или проявлял жестокость?

Лайонел: Нет, я – я не видел, чтобы он причинял кому-то физическую боль. Конечно, он сердился на своего младшего брата, но не применял к нему физическую силу.

Ларри Кинг: Что произошло, когда ваши отношения с женой и ваш брак начали распадаться? Как это повлияло на него?

Лайонел: Ну, я отчаянно пытался сохранить наш брак. Моя жена хотела уйти и найти себя в чем-либо, только, как она сказала, не знала, в чем именно.

Ларри Кинг: Как Джефф это воспринял?

Лайонел: Джефф говорил, что это очень сильно его беспокоило.

Ларри Кинг: Он тревожился, что вы разводитесь?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: Но, как вы говорили, когда он только познакомился с вами, Шери, он ведь принял вас?

Шери: Да, он нормально относился ко мне, но он стеснялся и стыдился того, что его родители развелись. Видите ли, я не…

Ларри Кинг: Это было, Шери?

Шери: О, да, да. Он очень стеснялся. Он не хотел, чтобы его друзья узнали об этом. Он не показывал своих истинных чувств. Он очень хорошо мог маскировать их. Он стыдился и был смущен.

Ларри Кинг: Вы замечали что-нибудь такое в нем: о чем можно было бы сказать: «Что-то явно не так с этим мальчуганом»?

Шери: Да, был один случай, который мог бы стать для нас своеобразным сигналом к тому, что с ним что-то происходит. Как-то раз однажды я пришла домой раньше и застала его развалившимся, пьяным в постели. Позже я выяснила, что он лазил в домашний бар и заменил бутылки с выпивкой на бутылки с водой. Так что он был скрытым алкоголиком. Это единственная вещь, которая сигнализировала.

Ларри Кинг: Какие оценки он получал?

Лайонел: Иногда «5», а иногда и «3». По-разному, то вверх, то вниз.

Ларри Кинг: Тем не менее он поступает в университет, так?

Лайонел: Да, в Огайо.

Ларри Кинг: В Государственный университет Огайо?

Лайонел: Да, правда, на короткий промежуток времени.

Ларри Кинг: Он не преуспевает там?

Лайонел: Нет, он совершенно не тянет.

Ларри Кинг: Вылетает за неуспеваемость?

Лайонел: Да.

Шери: И начинает пить.

Ларри Кинг: Он устроился на работу? Чем он занимался тогда?

Лайонел: Он выпивал и сдавал свою кровь.

Ларри Кинг: Он что делал?

Лайонел: Он сдавал свою кровь.

Шери: Свою плазму.

Ларри Кинг: В банк крови?

Лайонел: Да, верно.

Ларри Кинг: Для того чтобы заработать?

Лайонел: Да, за деньги…

Шери: Чтобы были деньги на выпивку.

Лайонел: …на алкоголь.

Ларри Кинг: Он был алкоголиком?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: Чем еще, помимо сдачи крови, он занимался? Он пытался устроиться на работу?

Лайонел: Нет, не пытался.

Ларри Кинг: Он жил дома с вами?

Лайонел: Да, он вернулся домой. И тогда я настоял, чтобы его забрали в армию…

Ларри Кинг: Его завербовали?

Лайонел: Да. Он был зачислен в списки военнослужащих.

Ларри Кинг: Он ушел служить в армию?

Лайонел: Тогда я сказал ему: «Мне кажется, что нет другого выхода, кроме того, чтобы пойти сейчас в армию».

Ларри Кинг: Он служил?

Лайонел: Да. Он вернулся из учебного лагеря для новобранцев в прекрасной физической форме, улыбчивый, помогал мне с вырубкой леса. Мы были просто воодушевлены.

Ларри Кинг: И что случилось?

Лайонел: Но не забывайте, что во время его пребывания в Государственном университете Огайо, когда он выпивал, он пытался скрыть свое первое убийство, которое произошло в…

Ларри Кинг: Когда?

Лайонел: В 1976 году.

Ларри Кинг: Сколько тогда ему было лет?

Лайонел: Ему приблизительно было около 18.

Ларри Кинг: И кого он убил?

Лайонел: Стивена Хикса.

Ларри Кинг: Все это вскрылось позже?

Лайонел: Да.

Шери: Тогда, когда его мать уехала, он остался один, ему было очень одиноко, именно тогда и произошло его первое убийство.

Ларри Кинг: Ему было около 18?

Шери: Почти.

Лайонел: Ему уже почти исполнилось 18, и я тоже в то время уехал из дома.

Ларри Кинг: Значит, это было в 1978 году, верно?

Шери: Ему было 17, ближе к 18.

Лайонел: Я уехал из дома, его мать также подалась на север Висконсина. Он был предоставлен сам себе на какое-то время.

Ларри Кинг: Это правда, что Стивен Хикс был его другом?

Лайонел: Нет.

Ларри Кинг: Нет?

Лайонел: Он был просто попутчиком.

Ларри Кинг: Попутчиком?

Лайонел: Просто молодым человеком, который путешествует автостопом.

Ларри Кинг: Он был гомосексуалистом?

Лайонел: Нет.

Шери: Вот что иногда случается с теми, кто голосует.

Лайонел: Я так не думаю.

Шери: У них произошла перепалка из-за того, что Стивен хотел выйти из машины. Но Джефф не хотел, чтобы он уходил.

Ларри Кинг: Но Джефф говорил, что Стивен не был геем.

Шери: Стивен не был.

Ларри Кинг: Джеффри был.

Шери: Конечно, Джефф был латентным (скрытым. – Прим. авт.) гомосексуалистом.

Ларри Кинг: И вы даже нисколько не догадывались об этом?

Шери: Нет.

Лайонел: Нет, мы не догадывались ни о чем подобном.

Шери: Тогда не было никаких признаков.

Ларри Кинг: Итак, он совершает убийство, его демобилизуют из армии за пьянство. (Кстати, именно в эти годы, когда Дамер служил в Германии, прокатилась серия убийств молодых людей, но доказать, что именно Джеффри Дамер был причастен к этим преступлениям, не удалось и, видимо, никогда не удастся. – Прим. авт.) Он кажется вам вполне самостоятельным, но он опять не работает. Что случилось после его пребывания в армии?

Лайонел: Он связывается с другим молодым человеком.

Ларри Кинг: Здесь, в Огайо, или в Висконсине?

Лайонел: Да, в Огайо. И попадает в неприятности.

Ларри Кинг: Неприятности с полицией?

Лайонел: Да. Я давал ему свою машину, для того чтобы он искал работу, а он постоянно напивался и бросал ее где ни попадя. Он постоянно забывал, где он оставлял машину.

Ларри Кинг: Только одно убийство он совершил к этому моменту?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: Обо всем об этом вы узнаете позже, я имею в виду, о первом убийстве?

Лайонел: Да, конечно. В конце концов становилось все хуже и хуже, и мы решили отправить его к бабушке в Висконсин.

Ларри Кинг: К вашим родителям?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: Как этот переезд повлиял на него?

Лайонел: Некоторое время все было хорошо. Моя мама готовила ему. И он наконец нашел работу на шоколадной фабрике. И все было довольно нормально, а затем начали происходить эти вещи.

Ларри Кинг: Вещи? Например?

Лайонел: Однажды в библиотеке, где он бывал, он получил электронное сообщение от представителя мужского пола, в то время он уже прожил с моей матерью пять лет, в котором было приглашение заняться с ним сексом. И внезапно, так или иначе – это…

Ларри Кинг: Письмо от кого-то, кто предлагал секс с ним?

Лайонел: Да. Да.

Ларри Кинг: От мужчины?

Лайонел: Да. И это так или иначе повлияло на его гомосексуальные наклонности и убийства.

Ларри Кинг: В конечном счете сколько это унесло жизней?

Лайонел: 17.

Ларри Кинг: И все они были совершены в одном городе? В каком?

Лайонел: В Милуоки, кроме первого убийства.

Ларри Кинг: Понятно, значит, первое убийство было в Огайо.

Лайонел: Да, в Огайо.

Ларри Кинг: А остальные 16 в Милуоки?

Лайонел: Да. В Милуоки.

Ларри Кинг: И все это время он работал на шоколадной фабрике?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: И он продолжал там работать?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: Он поддерживал связь с вами?

Лайонел: Да. Мы были в Огайо. Приезжали к нему, разговаривали по телефону.

Ларри Кинг: И никаких предпосылок, кроме выпивки?

Шери: Его арестовывали раз или два в году.

Ларри Кинг: За что?

Лайонел: За нарушение общественного порядка. Однажды в баре он размахивал пистолетом. Но мы думали, что это все из-за проблем с выпивкой, поэтому и вытаскивали его из передряг. И опять мы ничего не заподозрили, не было ни намека, что он ведет другую, страшную жизнь.

Ларри Кинг: Как я понял, он как по спирали начал скатываться вниз, верно? А еще от своей матери вы узнали, что Джефф в туалете хранит мужской манекен в полный рост. Ну, знаете, я скажу, это более чем ненормально.

Шери: Да, но мы снова подумали, что это связано с его гомосексуальными фантазиями.

Ларри Кинг: Тогда вы уже знали, что он был гомосексуалистом?

Шери: Да. О да.

Ларри Кинг: Итак, вы знали, и как вы к этому относились?

Шери: Не хорошо.

Лайонел: Очень даже плохо. Я сторонник вечных, непреложных истин. Я считаю, что люди, которые не верят в это, более склонны к совершению ошибок. Я верю, что Библия учит нас хоть в чем-то себе отказывать. Надо знать меру во всем, ну, например, меру в питье, еде. Да во всем. И я взял это себе на вооружение, я всегда так думал, я жил с этими постулатами. Так что я повел его к психиатру из-за того, что он много пил.

Ларри Кинг: А его брат тоже был из этой категории? Он тоже был геем?

Лайонел: Нет. Совершенно нет.

Ларри Кинг: Вы говорите, что его брат был женат, у вас есть внуки, правильно?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: Хорошо, механизм запустился. Он устанавливает в доме сатанинский алтарь, балуется оккультизмом, так? И вы знаете об этом. И у вас совершенно не возникает подозрений насчет убийств?

Лайонел: Вы правы.

Ларри Кинг: Когда вы поняли, что сатанинский алтарь – это не какое-то простое юношеское увлечение?

Насчет этого в своей книге вы написали, цитирую: «То, что я мог представить себе, и даже мог позволить себе в это поверить, что у Джеффа существовала линия, за которую он никогда не переступит. Это была линия между тем злом, которое он мог бы причинить себе, и тем, которое он мог бы причинить кому-либо. Я думаю, что для родителей всегда найдется оправдание своему ребенку, не важно, на какую глубину он опустится, мы верим, что нужно лишь направить его на истинный путь и благополучно вытащить его на безопасный берег, когда вдруг он начнет тонуть».

Другими словами, вы знали, что что-то не так, вы видели, что он был чем-то обеспокоен, что все это довольно серьезно, но никогда бы не подумали, что он смог бы причинить кому-то вред?

Лайонел: Да, но не совсем.

Ларри Кинг: Вы имели в виду, что он мог навредить только самому себе, так? Вы думали, что он совершит самоубийство?

Лайонел: У него была склонность к самооговору. И однажды он даже сказал бабушке: «Если я умру, просто бросьте меня в поле». У него была низкая самооценка.

Ларри Кинг: 26 сентября 1988 года он едет из дома своего дедушки, по дороге встречает лаосского подростка и приводит его домой, затем домогается его. За это его арестовывают, так?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: И это не стало предупреждением для вас? Даже то, что он приставал к кому-то?

Лайонел: Да. По этому случаю мы наняли адвоката для него, чтобы он представлял его интересы. И я настаивал на более длительном сроке для него, основываясь на его психологическом состоянии здоровья. Но получилось так, что адвокат добился того, что его отпустили на свободу через четыре месяца.

Ларри Кинг: И адвокату удалось освободить его?!

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: Вы имеете в виду, что суд после этого позволил находиться ему на свободе?

Лайонел: Да.

Шери: Джефф был совершеннолетним, поэтому мы не могли ничего поделать и как-то препятствовать ему. Лайонел написал письмо в суд с требованием о том, что Джефф нуждается в помощи психиатра.

Лайонел: Но судья выпустил его раньше. Раньше положенного срока.

Ларри Кинг: Я понял. Он получил досрочное освобождение, так? И один год исправительных работ.

Шери: Да.

Ларри Кинг: Как вы думаете, он осознал это?

Лайонел: Я пытался убедить его сходить к другому психологу, но он не захотел – Джефф нерегулярно посещал сеансы. Я не думаю, что он что-то понял. Я думаю – вернее, в то время я думал, что на это понадобилось бы намного больше времени.

Ларри Кинг: Поскольку тогда у него была другая проблема, с голым азиатским подростком, так?

Шери: Да.

Ларри Кинг: И все это привело к самому ужасному дню в вашей жизни.

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: 23 июля 1991 года Джеффри арестовывают по подозрению в убийствах 17 человек. На тот момент вы знали, что жертв 17?

Лайонел: Конечно, нет. Не знал. Я не сразу узнал об этом.

Ларри Кинг: Кто первым сказал вам?

Шери: Несколько человек сразу.

Лайонел: Тут же позвонила Шери и сказала, что он подозревается сразу в нескольких убийствах.

Ларри Кинг: Он сразу же был арестован?

Шери: О да. Да.

Ларри Кинг: Где находились тела?

Шери: В большинстве случаев не было никаких тел, потому что он избавился от них.

Ларри Кинг: Он съел их?

Шери: Да, он съел некоторые их части, но в основном он расчленил и уничтожил тела. Он поместил их в мешки для мусора. Именно поэтому было сложно их опознать.

Лайонел: Вы знаете, на самом деле поедание частей человеческого тела являлось не более чем своего рода ритуалом, как у древних индейцев, которые поедали куски человечины, тем самым как бы забирая душу этого человека и от этого становясь сильнее. Отчасти это было так, Джефф рассказал мне об этом. Но СМИ очень сильно раздули эти факты.

Ларри Кинг: Но он убивал людей.

Лайонел: Да, и избавлялся от трупов.

Ларри Кинг: Он отрицал это поначалу?

Лайонел: Вы имеете в виду в июле 1991-го, когда его в итоге арестовали? Нет. Он это не отрицал.

Ларри Кинг: Он признался в этом?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: Где были вы в тот момент? При каких обстоятельствах он рассказал вам о том, что он сделал?

Лайонел: Я встретился с ним в окружной тюрьме Милуоки. Я просто пал духом, когда увидел его.

Ларри Кинг: Вы навещали его?

Лайонел: Да. На протяжении всего времени его пребывания в тюрьме.

Ларри Кинг: Я имею в виду, в самый первый раз, когда он рассказал вам о том, что он натворил.

Лайонел: Сначала я обнял его. Сказал: «Джефф», он ответил: «Без преуменьшения, на этот раз я все испортил». И я ответил: «Джефф, ты действительно нуждаешься в помощи. Единственный выход из этой ситуации, который я вижу, – это доказать в суде, что ты ненормален, чтобы тебя поместили в психиатрическую клинику, и там ты мог бы понять, что с тобой не так». Он колебался сначала, но позже он действительно захотел выяснить, что стало причиной его действий.

Ларри Кинг: Он когда-нибудь обращался к суду с просьбой о проведении психиатрической экспертизы в отношении себя? Чтобы суд признал его невменяемым?

Лайонел: Да. Я подразумеваю, что он последовал моему совету и совету его адвоката.

Ларри Кинг: Суд счел его вменяемым и признал его виновным в инкриминируемых ему убийствах, так?

Лайонел: Да. Я никогда бы не пожелал бы ни ему, ни нам, ни кому-либо другому пройти через это судебное разбирательство, если бы я знал, что это такое. Но поверьте нам, это была та ситуация, при которой все хотели успокоить общественность.

Шери: Это был суд, который помог бы успокоить семьи его жертв. Они нуждались в этом судебном разбирательстве.

Лайонел: Он однозначно был болен.

Шери: Да, это очевидно. И он знал об этом.

Лайонел: Один адвокат сказал мне, что когда он наблюдал за судебным процессом, то был в шоке, он воскликнул: «О господи, его адвокат просто какой-то четырнадцатилетний ученик, любой подмастерье мог бы вытянуть это дело, и они могли бы признать его невменяемым, но почему-то не сделали этого».

Ларри Кинг: Все семьи его жертв были на суде или нет?

Шери: Да.

Ларри Кинг: Вам было нелегко смотреть в глаза родственников тех, кого он убил?

Шери: Да.

Лайонел: Конечно.

Шери: Их глаза были полны ненависти.

Ларри Кинг: К вам?

Шери: Да, конечно, к нам.

Лайонел: В зале суда мы удрученно сидели и чувствовали, что от всего услышанного там нас может стошнить.

Ларри Кинг: Вас посещали мысли, о том, чтобы не явиться на слушание дела?

Шери: Только тогда, когда Джефф предупредил нас. Несколько дней атмосфера в суде была накалена до предела, так что нам лучше было не появляться там. И мы не пошли.

Ларри Кинг: Он давал показания в суде?

Лайонел: Нет.

Шери: Нет.

Ларри Кинг: Насколько я знаю, на суде была затронута и тема расизма, правильно? Потому что большинство его жертв были выходцами из Азии или чернокожими?

Шери: Да, и азиатами тоже.

Ларри Кинг: Это так?

Лайонел: Во всех наших разговорах с Джеффом он говорил, что это не имело особого значения.

Ларри Кинг: Но ведь имели место убийства представителей азиатской нации?

Лайонел: Да, это было.

Шери: Да.

Лайонел: По крайней мере три жертвы.

Ларри Кинг: Повсюду в газетах были ужасные заголовки. Как вы справлялись с этим?

Лайонел: Это было ужасно. Я сидел в доме своей матери, и наш дом был просто оккупирован местными и международными журналистами. Они были везде: около соседских подъездов, повсюду на нашей улице. Они звонили, топтались на нашем дворе, пытаясь заглянуть в окна. Это было просто ужасно.

Ларри Кинг: Геральдо Ривьера даже сделал специальный репортаж?

Шери: Да.

Ларри Кинг: Он описывал его как зверского убийцу-садиста. А, вы, Шери, являлись воплощением злой мачехи? Почему он так все это живописал?

Шери: Это был его звездный час. У него также имелся парень, который якобы подтверждал, что являлся любовником Джеффа, позже мы написали письмо, опровергающее сей факт, и всячески избегали интервью с Геральдо Ривьера из-за тех вещей, которые он говорил и делал.

Ларри Кинг: Понятно.

Лайонел: Мы дали показания под присягой, что это было неправдой, и, как позже выяснилось, этот парень, который признался, что являлся любовником Джеффа, оказался уголовником.

Ларри Кинг: Несмотря на ваши показания под присягой, они все же продолжали это утверждать?

Лайонел: Да.

Шери: Да, они продолжали говорить об этом.

Лайонел: Будьте внимательны, эти люди до сих пор говорят неправду!

Ларри Кинг: А как вы вели себя, когда столкнулись лицом к лицу с семьями жертв?

Шери: Мы были с ними откровенными.

Шери: Да, мы поддерживали связь с ними.

Лайонел: Мы разговаривали с ними, даже поддерживали связь с некоторыми из них. Шери была очень удивлена таким отношением к нам. Прежде всего, я хочу сказать, если бы не Шери, я никогда бы с этим не справился. И ее поведение, и то, как она вела себя с этими людьми, заставило их оттаять. Но только некоторых из них…

Ларри Кинг: На протяжении всех заседаний суда вам пришлось узнать обо всех деталях его преступлений. Вы ведь выслушали это?

Шери: Да.

Лайонел: Да, конечно.

Ларри Кинг: Я не могу представить это – как это возможно, это же ваш сын…

Лайонел: Я, я…

Ларри Кинг: Как вы пережили это?

Лайонел: Я тоже не могу представить, как я это пережил. Что касается этого дня – я, мы вдвоем до сих пор не понимаем, как мы вообще вынесли это.

Ларри Кинг: Вы смотрели на него, когда описывались его убийства?

Лайонел: Да.

Шери: О да.

Шери: В суде он сидел к нам спиной.

Лайонел: Практически на всех заседаниях он сидел к нам спиной.

Ларри Кинг: Он раскаялся в содеянном?

Лайонел: Когда он заслушал окончательное постановление суда, казалось, что он раскаялся.

Ларри Кинг: В тюрьме он получал огромное количество электронных писем, как полных ненависти, так и любовного содержания, это так?

Шери: Да. Возможно, у него было достаточно друзей в интернете, а также людей, которые любили и заботились о нем.

Лайонел: Они считали, что он не был таким, как Теодор Банди и Джон Уэйн Гейси.

Ларри Кинг: В какую тюрьму он был отправлен?

Лайонел: Сначала в исправительную колонию в Висконсине.

Ларри Кинг: И сколько он пробыл в тюрьме, прежде чем его убили?

Лайонел: После он был отправлен в тюрьму штата Висконсин.

Лайонел: Где-то…

Шери: Несколько лет.

Шери: Пару лет, два или три года.

Ларри Кинг: Его убил человек, который страдал умопомешательством, так? Как он был убит?

Лайонел: Ну, вы знаете, когда я разговаривал с его адвокатом, который имел свободный доступ в эту тюрьму, он рассказал мне, что так случилось, что никто в течение 20–40 минут, даже сотрудники охраны, не заметили, где один из заключенных нашел обрывок трубы или палку от штанги и забил Джеффа до смерти.

Ларри Кинг: Другими словами, они просто позволили чернокожему сумасшедшему на протяжении всего этого времени остаться с ним наедине, якобы даже не зная об их местонахождении?

Лайонел: Я не знаю, но его адвокат был уверен, что это было намеренно (что охрана позволила этому случиться. – Прим. авт.).

Ларри Кинг: Что стало с этим человеком, который убил Джеффа?

Шери: Он был признан виновным. Конечно, он был сумасшедшим и переведен в другую колонию…

Лайонел: Вроде в Колорадо.

Шери: Думаю, что в Западную Виржинию. Доживать свой короткий век, он это заслуживает.

Ларри Кинг: Как вам сообщили о том, что Джефф был убит?

Шери: Охранник позвонил домой и сообщил…

Ларри Кинг: Перед тем, как сообщили в новостях?

Шери: Да, конечно. Я отправила друга на работу к Лайонелу, чтобы он был с ним рядом, а потом сама сказала, что его сын был убит.

Ларри Кинг: Сколько ему было лет?

Лайонел: Тридцать.

Шери: Слегка за тридцать.

Лайонел: Тридцать три? Да, тридцать три. И уже во второй раз после этих новостей я уселся за рабочий свой стол, как парализованный.

Ларри Кинг: Они отдали вам тело? Вы устраивали похороны? Хоть что-нибудь…

Шери: Больше года это было невозможно.

Лайонел: Я хотел, чтобы его кремировали, – и он хотел бы. А его мать, его настоящая (биологическая. – Прим. авт.) мать хотела, чтобы его мозг взяли для дальнейшего изучения. Когда он был еще жив, я дал согласие на процедуру томографии. Возможно, тогда бы нашли какие-нибудь отклонения. Но не сейчас, тем более в мертвом мозгу.

Было несколько ученых, которые утверждали, что они могли бы выявить причины его поступков, то есть почему он это совершил. Но только если бы это был живой человек.

Ларри Кинг: Что в конце концов стало с телом?

Лайонел: Я обратился с прошением в суд для предоставления мне необходимых документов и выиграл его. Судья пошел мне навстречу и не стал делать из этого цирк.

Ларри Кинг: Вы кремировали его?

Шери: Да.

Лайонел: Да. Мы его кремировали.

Шери: Одна половина пепла была у нас, а вторая – у его матери.

Ларри Кинг: Эта половина до сих пор хранится у вас?

Шери: Была у нас, потом мы позаботились об этом.

Ларри Кинг: Вы позаботились об этом?

Шери: Мы упокоили его душу (похоронили его. – Прим. авт.).

Ларри Кинг: Почему этот процесс затянулся на год?

Шери: Его пепел являлся вещественным доказательством.

Ларри Кинг: Проходил по делу в суде?

Лайонел: Да, именно так.

Шери: Да. Его пепел был представлен как вещественное доказательство, поэтому он удерживался в суде в течение года.

Ларри Кинг: Как он вел себя в тюрьме?

Лайонел: Кто вел?

Ларри Кинг: Джефф, конечно. Как он себя там чувствовал?

Лайонел: Джефф… Ну, поначалу ему было там очень тяжело, но потом он сделал заявку на приобретение себе 13 книг из «Алкахона» (местное сокращенное название калифорнийского Института исследований. – Прим. авт.). Я посоветовал ему это место. Он купил 13 книг, которые впоследствии сделали из него сначала эволюциониста (приверженца теории Дарвина. – Прим. авт.), затем из эволюциониста креациониста (того, кто верит в сотворение человека Создателем. – Прим. авт.), и уже после этого христианина.

И он начал проповедовать религию христианства, разговаривать с заключенными и раздавать религиозные брошюрки.

Ларри Кинг: Таким образом, он как бы переродился?

Лайонел: Да. Я уверен, что да. Когда я общался с ним, это уже был не просто диалог с человеком, который сидит в тюрьме. Я верю в это.

Ларри Кинг: Потому что он понимал, что ему не выбраться из тюрьмы?

Лайонел: Нет.

Шери: Нет.

Ларри Кинг: Итак, знаем ли мы, почему он убивал людей?

Лайонел: Нет, мы не знаем, по какой причине он убивал людей. У нас был бы шанс выяснить это, если бы он не был убит в тюрьме. И если бы мы более досконально изучили его личность.

Ларри Кинг: Могло ли это произойти из-за того, что он просто не мог нормально взаимодействовать, общаться с людьми?

Лайонел: Да, отчасти и из-за этого.

Ларри Кинг: Из-за его чрезмерной стеснительности и замкнутости?

Лайонел: Да. Определенно, это являлось причиной.

Шери: Это было его заветным желанием – нормально общаться с другими. Он осознавал это. У него было непреодолимое желание иметь товарища, который был бы более пассивным в общении.

Лайонел: И даже судебный психиатр, который занимался изучением его личности и причинами его действий, не смог ответить на вопрос, почему он это сделал. Но мне он рассказал, почему – почему он не чувствовал ответственности, за то, что он вытворял.

Он рассказал мне об этом, когда он прочитал все эти книги, основанные на научных теориях создания мира. Он чувствовал себя так, как будто сначала он был всего лишь молекулой, ну, которая позже превращается в амебу, это как процесс эволюции. У него ничего не было, даже веры в Бога. Не за кого было нести ответственность. В конце концов, ни за что не надо было отвечать.

Ларри Кинг: Это то, во что он верил?

Лайонел: Это то, что он чувствовал. Поэтому он думал, что может делать все, что ему захочется. Это совершенно отличается от тех причин, про которые мы знали.

Ларри Кинг: Он когда-нибудь объяснял вам причины, по которым он съедал даже самые малые части тел своих жертв?

Шери: Нет.

Лайонел: Возвращаясь к тому разговору, он рассказал мне, что он хотел попробовать все – все, что возможно и невозможно.

Ларри Кинг: Какой же урок вы вынесли из всего этого?

Шери: Хотелось бы надеяться, что мы все будем уделять больше времени своим детям, лучше контролировать их и больше любить их, но в то же время быть настороже. Откуда мы знаем, кто из них вырастет серийным убийцей? В этой области не так много специалистов. Большинство родителей не являются большими знатоками в этой сфере или не так хорошо знают своих детей.

Лайонел: Мой бывший босс говорил, что на все воля Божья, и я придерживаюсь такого же мнения. Но…

Ларри Кинг: Да, но мы же проводим довольно исчерпывающие исследования в этих областях по изучению…

Шери: Серийных убийц, как Джефф. Так?

Ларри Кинг: Серийных маньяков.

Шери: Конечно, эти исследования проводятся.

Лайонел: Знаете, Ларри, есть определенный типаж маньяков, например: это белый мужчина 34 лет, и так далее и тому подобное…

Ларри Кинг: Замкнутый одиночка, так?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: Но он отличался от других.

Лайонел: …который издевается над животными…

Шери: Он был маньяком, который не подходил ни под один типаж.

Лайонел: Он не издевался над животными и поэтому не подходил под психотип маньяка, только одна черта характера могла бы подойти под типаж маньяка. Это его чрезмерная замкнутость.

Ларри Кинг: Как я понял из ваших слов, если ребенок чрезмерно замкнут и необщителен, а также рано начинает тяготеть к выпивке – это и есть те знаки, на которые нужно обращать внимание? Выпивка тоже является поводом для беспокойства?

Лайонел: Да.

Шери: Да, это должно было стать сигналом и для нас.

Ларри Кинг: Как вы сейчас живете?

Шери: Мы, мы… хорошо.

Лайонел: Да, неплохо…

Шери: Мы живем скромно, живем с верой, которая помогает преодолевать нам все это. Мы нашли много друзей, которые поддерживают нас в этой вере. Друзья, которые не отреклись от нас в то страшное время, останутся друзьями навсегда.

Мы потеряли большинство из наших родственников, людей, с которыми были хорошо знакомы, но у нас также остались друзья, которые не постеснялись нашего с ними знакомства и так же уважают нас, потому что они понимают, что мы не сделали ничего плохого. Так что жизнь налаживается.

Ларри Кинг: У вас есть родственники, которые перестали общаться с вами после произошедшего?

Лайонел: Да, было несколько человек, которые не захотели в дальнейшем поддерживать с нами отношения.

Ларри Кинг: А люди, которые так же, как и вы, носили фамилию Дамер?

Лайонел: Мне кажется, что это очень узкий круг людей, так как фамилия Дамер довольно-таки редкая. Даже если вы будете путешествовать из города в город и заглядывать в каждый телефонный справочник, то Дамеров там будет не так уж и много. Но я примерно могу представить, как, наверное, грубо бы обходились с этими людьми, которые все же носят эту фамилию.

Ларри Кинг: Вы до сих пор поддерживаете отношения с родственниками жертв?

Лайонел: С некоторыми из них – да, с одной из сестер его жертв мы даже стали близкими друзьями. Мы довольно хорошо общаемся.

Лайонел: Это все заслуга Шери.

Шери: Мы просто нашли правильный подход.

Ларри Кинг: Подружиться с сестрой жертвы?

Шери: Да, Ларри. Это пошло на пользу нам всем – поделиться мыслями и чувствами с пострадавшей стороной, дать им понять, что пережили мы, и узнать, что пережили они. И это излечивает.

Лайонел: Мы устроили ей встречу с Джеффом, когда он находился в тюрьме. И после того, как его убили, мы тоже встречались.

Шери: Она присутствовала на поминальной службе.

Лайонел: Когда она была на поминках, она сказала мне: «Лайонел…»

Шери: Она простила Джеффа.

Лайонел: Она сказала: «Лайонел, я простила Джеффа».

Ларри Кинг: Она поступила очень великодушно, по-христиански.

Шери: Да. Она удивительная женщина.

Ларри Кинг: Лайонел, если честно, вы чувствуете за собой вину?

Лайонел: Если честно, то нет, но иногда я чувствую, что да, а потом думаю, что я же не принимал в этом участия. Но до сих пор я ощущаю за собой вину только за то, что я не уделял должного внимания Джеффу, так же как и моей первой жене.

Этот опыт пришел со временем, когда уже знаешь, как выстраивать отношения со своей женой, и все те упущения, которые ты допустил в воспитании своих детей. Но это не должно даваться такой ценой.

Ларри Кинг: Кто-нибудь собирается снимать кино про это?

Шери: Все возможно.

Лайонел: Да, есть двое парнишек – Амблер и Дикинсон, которые хотят снять фильм на основе реальных событий.

Шери: По книге Лайонела «История отца».

Ларри Кинг: Вы будете помогать им в создании фильма?

Лайонел: Да.

Ларри Кинг: Скоро будет День отца (американский праздник. – Прим. авт.), в это воскресенье.

Шери: Да.

Лайонел: Пускай этот день поможет нам.

Ларри Кинг: Большое вам спасибо.

Лайонел: И вам спасибо, Ларри.

Ларри Кинг: Приятно было познакомиться с вами.

Шери: Спасибо.

Лайонел: Это большая честь для нас.

Ларри Кинг: С нами были Лайонел и Шери Дамер, родители Джеффри Дамера. До свидания.

Эпилог

28 ноября 1994 года

– Эй, Скарвер, ты совсем ошалел? Ты где сейчас должен быть? – спрашивает один из охранников у заключенного, решившего вместо мытья туалетов понаблюдать за птичками в окне.

Кристофер Скарвер продолжает смотреть в окно и отчего-то улыбаться. Свет от зарешеченного окна оставляет его в тени. Виден лишь силуэт заключенного. Заподозрив что-то неладное, охранник подходит чуть ближе и замечает, что руки мужчины красные от крови. Темная жидкость все еще капает с его ладоней, пачкая штаны тюремной робы, а костяшки пальцев сбиты до кости. Все это никак не вяжется с абсолютным умиротворением и блаженной улыбкой на лице заключенного.

– Скарвер, что ты, черт возьми, натворил? – спрашивает его охранник еще раз.

– Господь говорит со мной, – откликается мужчина.

– Он с тобой все время болтает, что ты натворил? – как можно спокойнее спрашивает охранник, нажимая кнопку тревоги на рации.

* * *

1994 год

Джеффри Дамеру одобряют перевод в общую камеру. Теперь он живет в камере с еще одним заключенным. Как ни странно, они неплохо ладят. Перевод значит еще и большее количество времени для работы, посещения различных кружков и собраний. Дамер умеет жить в казарме и всегда патологически аккуратен. Он умеет моментально собираться и никогда не оставляет себе редкие посылки от друзей и сумасшедших фанатов. Он все так же держится обособленно, но никогда не проявляет страха, а в тюрьме это важно. Как и всегда, он сам по себе, в своем мире.

Тем не менее теперь ему приходится жить с сокамерником, работать вместе с несколькими заключенными в нарядах по три человека, общаться с членами Христианского общества и участниками секции большого тенниса. То есть круг его общения как никогда широк и разнообразен. Конечно, после того, как вечером показывают какую-нибудь программу, посвященную Милуокскому монстру, утром кто-то пытается спровоцировать его на драку. Дамер никогда не идет на провокацию. Кажется, что он даже хочет, чтобы его ударили. Это абсолютное отсутствие адреналина в крови всегда инстинктивно останавливает противников. Если жертва не боится, нападать не стоит. Непреложный закон живой природы.

Иногда Джеффри разрешают помогать в местной больнице, так как его навыки санитара здесь на вес золота. Впрочем, обычно ему доверяют только мытье полов.

Раз в пару месяцев сюда приезжает передвижная станция забора крови. Как и многие другие заключенные, Джеффри обязательно приходит сюда и сдает донорскую кровь. От вознаграждения он всегда отказывается, ограничиваясь бесплатными шоколадными батончиками.

И так будет продолжаться еще тысячу лет. Точнее, еще 1047 лет.

28 ноября 1994 года он идет мыть секцию душевых кабин вместе с Джесси Андерсоном и Кристофером Скарвером. Он в хорошем настроении, так как в город приехал Лайонел и решил задержаться здесь на пару дней, а это значит, что он придет сюда еще раз, причем в самое ближайшее время. Обычно их стараются не ставить вместе, так из них троих Джеффри Дамер – самый адекватный человек. Взрывной Джесси Андерсон сидит за убийство жены и регулярно впадает в припадки немотивированной ярости. В такие моменты требуется три охранника, чтобы утихомирить его. Скарвер же считается в тюрьме блаженным. Он всем рассказывает, что является сыном Бога, пришедшим на Землю выполнить великую миссию. Когда становится скучно, всегда можно поговорить со Скарвером и выяснить, о чем он там с Отцом разговаривает.

И вот они уже пару часов как отмывают душевые и унитазы в санитарной зоне, когда вдруг Скарвер слышит голос, который приказывает ему ударить Дамера по голове шваброй. Дамер падает. Андерсон поначалу начинает возмущаться, но потом вспоминает, за что сидит Дамер, и медлит. Скарвер уже раскалывает череп Дамера о плитку, когда Андерсон все же приходит в себя и пытается остановить сумасшедшего.

Спустя еще пару часов Скарвер сидит на подоконнике в коридоре тюрьмы и наблюдает за птичками. Его замечает охранник и вызывает подмогу.

Когда конвоиры заходят в секцию душевых, здесь все ровно так, как обычно показывают в фильмах ужасов. Два человека буквально утоплены в собственной крови. Весь белый кафель на стенах и полу в темно-красных подтеках, кое-где уже превратившихся в ржавые, коричневые пятна засохшей крови. Еще живых Андерсона и Дамера грузят в машины скорой помощи и везут в городскую больницу Divine Saviour Hospital, но не довозят до пункта назначения.

* * *

Помните про донорскую кровь, которую сдавал Дамер накануне? А про то, что Лайонел в тот день был в городе? А про то, что сумасшедший Скарвер еще никогда и ни к кому агрессии не проявлял?

– Бог говорит тебе, чтобы ты пошел в коридор и признался в том, что убил нас, – говорит Дамер, выливая на руки Скарвера собственную донорскую кровь.

– Но вы же живы, – отстраненно возражает Скарвер.

– Как же живы, смотри, сколько здесь крови. Мы здесь втроем, а кровь у нас, значит, это ты нас убил. Бог так велел, – успокаивает его Дамер. Скарвер задумывается, а потом кивает.

Конвоиры обнаруживают Андерсона и Дамера в луже собственной крови и грузят их в машину скорой помощи. Все экспертизы, проведенные в рамках внутреннего расследования, показывают, что в туалете была кровь лишь Андерсона и Дамера. Все верно. А машина увозит их туда, где их больше никто не видел.

Абсолютно глупая, кинематографичная и не выдерживающая ни малейшей критики версия. Но знаете… Ведь кто-то позвонил Лайонелу Дамеру спустя пару дней из телефона-автомата и сказал:

– Спасибо тебе за новую жизнь.

От автора

Кому-то может показаться, что Джеффри Дамер на страницах этой книги предстает слишком уж добрым и несчастным. Спешу уверить в том, что это не так. Никакого понимания или прощения преступления Джеффри Дамера не достойны. С этим, пожалуй, согласился бы и сам Дамер. Изучая материалы моего коллеги, Роберта Ресслера, я старался рассказать историю ужасного человека, преступника, серийного убийцы, не заслуживающего не грамма прощения и понимания, но, тем не менее, человека, а не чудовища. Навешивая на таких людей ярлык с надписью «монстр» мы лишь тешим их самолюбие. Здесь я полностью согласен с Ресслером. Невозможно понять ход мыслей чудовища, и значит, невозможно его найти, а затем наказать. С чудовищами может справиться разве что супергерой, а их, к сожалению, в реальной жизни не существует. В отличие от серийных убийц, коих с каждым годом в Штатах становится все больше. Мы должны понимать, что эти преступники реальны, они существуют, более того, подавляющее их большинство признаны способными отвечать за свои действия, а следовательно, вменяемыми.

Будучи умным и вполне развитым человеком Джеффри Дамер без сомнения сформировался как психопатическая личность, страдающая от целого комплекса различных психических отклонений от нормы: некрофилия, фетишизм, алкоголизм и пр. До определенного времени он вполне способен был контролировать свою тягу ко всему мертвому, к удушению и фетишизму.

Психопатия предполагает сниженную способность испытывать эмоции. Помимо данных от природы предпосылок тут играет свою роль и соответствующий тип воспитания. Многие из нас мечтали бы избавиться от тех бурь и страстей, которые мы порой испытываем, но это только так кажется. Именно способность к эмпатии, сопереживанию, пониманию других делает нас полноценными людьми. Если человек не способен испытывать сильные эмоции, он не способен представить и то, как их переживают другие, не способен поставить себя на место другого человека. Именно эта особенность влечет за собой такие психопатические черты, как: непонимание социальных норм, неспособность к длительным отношениям и пр. Ошибочно предполагать, что психопат – это холодная и черствая машина, какими их часто показывают в кино. Вовсе нет. Такая личность способна испытывать эмоции, но весьма поверхностные и сглаженные. Зачастую, единственной эмоцией, которую они могут испытывать в полном объеме является ярость.

Несмотря на то, что Джеффри Дамер не имел сформированной склонности к алкоголизму, он умудрился путем длительных «тренировок» все же сформировать в себе психологическую зависимость от психотропного эффекта алкоголя. Поначалу глоток спиртного облегчал ему необходимость общения, чуть позже алкоголь стал психологическим способом снятия барьеров. Глоток виски перед школой поначалу был всего лишь одним из ритуалов, которые придумывал себе, склонный к обсессивно-компульсивному расстройству, подросток. Как известно, ритуал сначала появляется, а затем имеет тенденцию к усложнению, в том числе и невыносимому, непреодолимому и невыполнимому усложнению. Все мы в детстве любили проходить по тратуарной плитке, не задевая швов, но никто из нас не переживал, если случалось вдруг на этот шов наступить. Большинство людей верят в какие-то приметы и ритуалы. Это нормально до тех пор, пока человек с легкостью может отказаться от исполнения ритуала, если того требует ситуация. Если отказ от выполнения ритуала ведет к сильным переживаниям, уже стоит задуматься. Развиваясь и усложняясь, ритуал может превратиться в совершенно невыполнимое, занимающее уйму времени действо, что неизменно ухудшит качество жизни человека. Глоток алкоголя перед школой в качестве ритуала стал вскоре жизненно необходимым условием для всякого общения с людьми. Постепенно алкоголь стал разрушать жизнь Джеффри Дамера.

Любая зависимость формируется вследствие первого выигрыша. Именно отсюда и идет поговорка «новичкам – везет». Далеко не всем. Те, кому не повезло, просто не играют дальше, а вот «везунчики» играют снова и снова, силясь испытать те же эмоции, что и в первый раз. Джеффри Дамеру в 1978 году удалось совершить «идеальное убийство», спустя какое-то время ему удалось это снова, а затем снова. Каждый раз он испытывал все более смазанные эмоции, а фаза депрессии[22] становилась все более мучительной и невыносимой. Сознавал ли он преступность своих действий? Думаю, что да. В этом сошлись мнения всех психиатров, общавшихся с Дамером во время судебного процесса. Мог ли он контролировать свои действия? Здесь я согласен с мнением своего коллеги, Роберта Ресслера, он не мог контролировать свои действия в моменты совершения ритуалов. Пытался ли он измениться? Бесспорно. Тому свидетельствует пятилетнее добровольное заточение в доме у своей бабушки и множество других фактов. Мог ли он измениться и искоренить в себе тягу к убийствам? Здесь ответ однозначен. Джеффри Дамер отвечал на него неоднократно в различных беседах и интервью: «Да, если бы меня не поймали, я бы продолжил убивать. Поэтому я рад, что меня все же поймали». Чудовище ли Джеффри Дамер? Нет. Преступник, серийный убийца, не заслуживающий ни прощения, ни оправдания, психопат, нуждающийся в лечении, но, тем не менее, человек.

Трагедия здесь состоит не в том, что на улицах Милуоки появился в какой-то момент Джеффри Дамер, а в том, что его так никто и не заметил, сколько бы припадков он не изображал, на него так и не обратили внимания вовремя. Поселившись среди людей, до которых властям не было никакого дела, он получил возможность беспрепятственно убивать ни в чем не повинных, но никому не нужных людей.

P.S. В книге были использованы материалы судебного процесса по делу Джеффри Дамера, а также многочисленные интервью Джеффри, Лайонела, Шери Дамеров, Дерфа Блекдерфа, Бриджит Гейгер, а также многих других людей, знавших в разное время Джеффри Дамера. Хочу выразить огромное спасибо всем моим родным, близким и коллегам, помогавшим мне во время написания этой книги. Спасибо вам. И спасибо тем, кто эту книгу прочитал. И еще…иногда в это сложно поверить, но мир все же лучше, чем порой кажется.

Сноски

1

Имеется в виду сильнодействующий наркотик, который во времена работы З. Фрейда применяли для лечения депрессий, неврозов, алкоголизма и многих других психических болезней. – Прим. ред.

(обратно)

2

Route 66 (U. S. Route 66, также известное как Шоссе Уилла Роджерса, в разговорной речи также известно как «Главная улица Америки» или «Мать Дорог») – одно из первых шоссе в системе нумерованных автомагистралей США. Шоссе 66 было открыто 11 ноября 1926 года. Тем не менее, дорожные знаки отсутствовали до 1927 года, а полное асфальтовое покрытие дорога получила к 1936 году. Изначально шоссе начиналось в Чикаго, штат Иллинойс, проходя через штаты Миссури, Канзас, Оклахома, Техас, Нью-Мексико, Аризона, и заканчивалось в Лос-Анджелесе, штат Калифорния, охватывая в общей сложности 3940 километров (2448 миль).

(обратно)

3

Вудстокская ярмарка музыки и искусств (в разговорной речи Вудсток) – один из знаменитейших рок-фестивалей, прошедший с 15-го по 18 августа 1969 года на одной из ферм городка в сельской местности Бетел, штат Нью-Йорк, США. Событие посетило около 500 тысяч человек, а среди выступавших были такие исполнители, как The Who, Jefferson Airplane, Дженис Джоплин, Creedence Clearwater Revival, Джоан Баэз, Джо Кокер, Джими Хендрикс, Grateful Dead, Рави Шанкар, Карлос Сантана и многие другие.

(обратно)

4

Моряк Попай (англ. Popeye the Sailor, имя образовано от англ. pop-eyed «лупоглазый», «пучеглазый», буквально «Лупоглаз») – герой американских комиксов и мультфильмов.

(обратно)

5

Сан-Франциско так часто скрывается под плотной завесой облаков, что туман стал символом этого города. Местные жители дали ему свое имя – Карл. Вскоре это имя перекочевало и в другие города. Увидев туман, американцы часто шутят, что это «Карл приехал погостить из Сан-Франциско». – Прим. ред.

(обратно)

6

Дисморфофобия (от др.-греч. δυσ – приставка с отрицательным значением, μορφή – вид, наружность, φόβος – страх), также известное как дисморфобия и иногда упоминаемая как телесная дисморфия, телесное дисморфическое расстройство и просто – дисморфия, – психическое расстройство, при котором человек чрезмерно обеспокоен и занят незначительным дефектом или особенностью своего тела. Обычно начинается в молодом или подростковом возрасте. Частота встречаемости среди мужчин и женщин примерно одинакова, сопровождается высоким риском суицида по сравнению с другими расстройствами психики.

(обратно)

7

«Маска нормальности» – название исследовательской работы о психопатической личности (1976), автор которой – психиатр Херви Клекли. Этот термин характеризует одно из самых пугающих свойств психопата: умение казаться абсолютно нормальным человеком, скрывая под маской благообразности звериную натуру – Г. Шехтер.

(обратно)

8

Копинг, копинговые стратегии – это то, что делает человек, чтобы справиться (англ. to cope with) со стрессом. Понятие объединяет когнитивные, эмоциональные и поведенческие стратегии, которые используются, чтобы совладать со стрессами и, в общем случае, с психологическими трудными ситуациями обыденной жизни.

(обратно)

9

Нил Седака – американский пианист, вокалист и автор песен, который получил известность как кумир подростков рубежа 1950-х и 1960-х. В 1962 году Седака впервые возглавил Billboard Hot 100 («Breaking Up Is Hard to Do»); тринадцать лет спустя он вернулся на вершину поп-чартов – с «Bad Blood» и «Laughter in the Rain». Десять альбомов певца входили в Billboard 200.

(обратно)

10

Вашингтон. – Прим. ред.

(обратно)

11

Джеймс Эрл (Джимми) Картер-младший (англ. James Earl «Jimmy» Carter Jr.; род. 1 октября 1924) – 39-й президент США (1977–1981) от Демократической партии. Лауреат Нобелевской премии мира 2002 года.

(обратно)

12

Уолтер Фредерик «Фриц» Мондейл (англ. Walter Frederick «Fritz» Mondale; род. 5 января 1928 года, Силон, штат Миннесота) – вице-президент США в 1977–1981 годах в администрации Джимми Картера, от Демократической партии.

(обратно)

13

Арт (Артур) Бухвальд (1925–2007) – американский журналист и писатель-сатирик, колумнист «The Washington Post», лауреат Пулитцеровской премии.

(обратно)

14

Синдром саванта, иногда сокращенно савантизм (от фр. savant – «ученый») – редкое состояние, при котором лица с отклонением в развитии (в том числе аутистического характера) имеют «остров гениальности» – выдающиеся способности в одной или нескольких областях знаний, контрастирующие с общей ограниченностью личности. Феномен может быть обусловлен генетически или же приобретен. Состояние впервые описано Джоном Лэнгдоном Дауном в 1887 году под термином «idiot savant» (с фр. – «ученый идиот»).

(обратно)

15

Роберт Д. Хаэр в своих работах разработал перечень психопатических черт, а в 2003 году обновил этот перечень. По его мнению, именно наличие определенных пунктов перечня при оценке образа жизни человека позволяет предположить у него наличие психопатии. Наличие психопатии, в свою очередь, может являться показателем склонности к совершению преступлений. К этим признакам относятся: 1. Поверхностный шарм, неглубокое обаяние. 2. Эгоцентризм, убежденность в собственном величии и необыкновенной значимости. 3. Потребность в постоянном психическом возбуждении. 4. Патологическая лживость и склонность к мошенничеству. 5. Коварство. Склонность к манипуляциям. 6. Отсутствие чувства вины и сожаления. 7. Эмоциональная поверхностность. 8. Черствость, отсутствие эмпатии. 9. Паразитический образ жизни. 10. Вспыльчивость (слабо контролируемые вспышки гнева). 11. Сексуальная распущенность. 12. Проблемы поведения в возрасте до 12 лет. 13. Неспособность к реалистичному долгосрочному планированию. 14. Импульсивность. 15. Безответственная родительская позиция. 16. Неоднократное вступление в брак, частая смена партнеров. 17. Подростковые правонарушения в возрасте до 15 лет. 18. Нарушения во время испытательного срока или освобождения. 19. Безответственность в отношении к собственным действиям и поступкам. 20. Наличие в анамнезе нескольких позиций из десяти нижеперечисленных: взлом, ограбление, употребление наркотиков, лишение свободы, покушение (убийство), незаконное хранение оружия, сексуальное насилие, преступная халатность, мошенничество, побег из мест лишения свободы. По каждому пункту начисляется от 0 (отсутствие признака) до 2 баллов (выраженный признак). В том случае, если при подсчете получается более 30 баллов, можно говорить о большой вероятности наличия психопатии.

(обратно)

16

Клетка для чудаков. – Прим. ред.

(обратно)

17

Лоботомия (от др.-греч. λοβός «доля» + τομή «разрез») – форма психохирургии, нейрохирургическая операция, при которой одна из долей мозга (лобная, теменная, височная или затылочная) иссекается или разъединяется с другими областями мозга. Префронтальная лоботомия – вид лоботомии, предполагающий частичное удаление лобных долей. Следствием такого вмешательства является исключение влияния лобных долей мозга на остальные структуры центральной нервной системы.

(обратно)

18

Прайд-парад в Чикаго (англ. Chicago Pride Parade) – ежегодный прайд-парад, проходящий в последнее воскресенье июня в Чикаго, Иллинойс. Парад является кульминационным событием Месяца ЛГБТ-Гордости, утвержденного Городским советом и лично мэром Чикаго.

Первый прайд-парад был организован в субботу, 27 июня 1970 года. Демонстранты прошли маршем от парка Вашингтон-сквер к Чикагской ВНБ, откуда многие спонтанно двинулись в центр города к Дейли Плаза. В настоящее время парад проходит по главным улицам района Лэйквью. Парад начинается в полдень на Холстед-стрит и заканчивается на пересечении Диверси-парквей и Кенон-драйв.

(обратно)

19

Джеймс Джозеф «Уайти» Балджер (1929–2018) – американский гангстер, лидер ирландской криминальной группировки Winter Hill (1970–1980-е), причастен к 19 убийствам.

(обратно)

20

Оттис Тул (1947–1996) – американский серийный убийца, каннибал и поджигатель. Сообщник знаменитого серийного убийцы Генри Ли Лукаса. Тул признавался в многократных убийствах, изнасилованиях, людоедстве и проходил подозреваемым по нескольким нераскрытым убийствам. Кроме того, он сознался в убийстве Адама Уэлша. Умер во флоридской тюрьме от цирроза печени.

(обратно)

21

Генри Ли Лукас (1936–2001) – американский серийный убийца. На его счету 11 доказанных убийств. Точное количество жертв Лукаса до сих пор является предметом споров и различных спекулятивных теорий.

(обратно)

22

Согласно классификации Д. Норриса, каждый серийный убийца переживает несколько фаз: аура, поиск, заманивание, захват, убийство, тотем, депрессия.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

  Последняя речь Джеффри Дамера

Глава 20

  Интервью с Джеффри Дамером

  Интервью с родителями Джеффри Дамера

Эпилог

От автора Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg