«Моя жизнь»

Моя жизнь (fb2) - Моя жизнь [litres] 3825K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Йохан Кройфф

Йохан Кройфф Моя жизнь

Johan Cruyff

MY TURN. THE AUTOBIOGRAPHY

Copyright © Johan Cruyff, 2016 © First published 2016 by Macmillan, an imprint of Pan Macmillan, a division of Macmillan Publishers International Limited

© Качалов А. А., перевод на русский язык, 2016

© ООО «Издательство «Эксмо», 2019

Хронология

Клубная карьера

Международная карьера

Титулы

В КАЧЕСТВЕ ТРЕНЕРА

Индивидуальные награды

Знаменательные даты

Предисловие

У меня нет дипломов колледжей и университетских квалификаций. Всё, чему я научился, я постиг благодаря опыту. После того как я потерял отца в 12-летнем возрасте, мою жизнь определял «Аякс». Сначала опосредованно, через моего отчима, который был служащим клуба, отвечавшим за состояние газона на стадионе; а позже моими тренерами Яни ван дер Веном и Ринусом Михелсом. Благодаря «Аяксу» я не просто стал более сильным и мастеровитым футболистом, я научился правильно себя вести.

Через своего тестя я приобретал опыт ведения финансовых дел. Когда я начинал карьеру, ни один футболист на планете никогда не слыхал о маркетинге, а ведение бизнеса было чем-то абсолютно новым и незнакомым для меня. Но в мою жизнь вошёл человек, помогший мне с этим и подтянувший мои знания. Поскольку каждый раз, когда я решал, что могу всё сделать сам, всё тут же начинало рушиться. Это и не важно. Это часть жизни. В конечном итоге важно то, научил ли тебя чему-нибудь этот опыт или нет.

Я хочу подчеркнуть, насколько важна для меня семья. Не только родители, не только родственники жены, сама супруга, дети и внуки, но также все те люди, которые протянули мне руку помощи и привели в «Аякс» на том этапе моей жизни, когда я был очень хрупок и уязвим. Так что «Аякс» для меня тоже семья. Семья также повлияла на то, кем я являюсь сейчас. Благодаря ей я стал человеком с одним существенным недостатком, проявляющимся, когда речь заходит о футболе: я могу думать только о первом месте. Ни как игрок, ни как тренер я не способен делать что-либо на низком уровне. Я могу думать только в одном направлении: вверх. К лучшему из возможных исходов. Вот почему в конце концов мне пришлось остановиться. Я больше не имел той физической формы, которая требуется для того, чтобы быть на вершине, а как только наступает такой момент, делать на поле тебе больше нечего. Но так как в психологическом отношении я был ещё силён, я стал тренером.

Кроме всего прочего, я хотел бы сказать, что моя жизнь всегда проживалась мной с одной-единственной целью – делать своё дело всё лучше и становиться всё сильнее. Ко всему, что я делал в своей жизни, я подходил именно так.

Йохан Кройфф,март 2016

Глава первая Командный игрок

Всё, что я когда-либо делал, я делал с прицелом на будущее, концентрируясь на прогрессе, а это означает, что о прошлом я думаю не слишком часто. Для меня это абсолютно естественно. Подробности матчей, в которых я сыграл, были описаны другими людьми множество раз и лучше, чем это мог бы сделать я сам: что меня интересует, так это футбольная идея. Постоянное стремление вперёд означает, что я могу концентрироваться на том, чтобы стать лучше во всём, чем занимаюсь, а в прошлое оглядываюсь лишь для того, чтобы оценить свои ошибки и понять, чему они могут меня научить. Эти уроки можно извлекать из опыта на разных этапах своей жизни, и ты вовсе не обязательно при этом понимаешь, как всё взаимосвязано, пока не становится поздно. Так что, несмотря на своё движение вперёд, я не всегда могу рассматривать прошлое как движение по прямой. Будучи игроком, я познал, что футболисту помимо всего нужны четыре вещи: хороший газон, чистые раздевалки, игроки, способные ухаживать за своими бутсами, и крепко натянутые сетки ворот.

Всё остальное – техника и скорость, финты и голы – придёт потом. Эта философия определяет моё отношение к футболу и к жизни. Я переносил её во всё, что делал: был ли это Тотальный футбол, который мы практиковали на поле, была ли это семейная жизнь или работа Фонда Кройффа – целью всего этого всегда были прогресс и стремление никогда не переставать становиться лучше.

Футбол был моей жизнью с самого начала. Мои родители были зеленщиками, у них была своя лавка в Бетондорпе, в нескольких сотнях метров от стадиона «Аякса» «Де Мер», что в Амстердаме, так что пришествие футбола в мою жизнь было неизбежно. Мой отец никогда не пропускал матчей «Аякса», и пусть свой талант я скорее всего унаследовал не от него, но зато он передал мне свою безусловную страсть и любовь к клубу. Говоря по правде, то, откуда взялся мой талант к футболу, – загадка. Я совершенно точно не перенял его от отца или деда, поскольку никогда в жизни не видел, чтобы они играли в футбол. Мой дядя, Геррит Драайер, брат моей матери, сыграл несколько матчей за первую команду «Аякса» на позиции левого вингера, но это было ещё в 1950-е, когда «Аякс» не входил в число самых знаменитых клубов Европы.

Отец рассказывал мне об игроках вроде Альфредо Ди Стефано, который всё знал о том, как нужно использовать свободное пространство поля, а также о Фасе Вилкесе, феноменальном дриблёре, блестяще обращавшемся с мячом. Он начинал движение из центра поля и по пути обыгрывал четверых-пятерых соперников. Что-то невероятное. Вилкес играл за «Ксерксес» из Роттердама, после чего выступал за миланский «Интер», «Торино» и «Валенсию». Доигрывать он вернулся в Голландию. Тогда я осознал, чего голландский футболист способен достичь на поле. Но телевизора у нас тогда не было, иностранные команды мы видели редко, так что большую часть его карьеры я мог наблюдать его игру лишь изредка. Что же до Ди Стефано, то его я смог увидеть своими глазами только в 1962 году, когда его «Реал Мадрид» приехал в Амстердам на финал Кубка чемпионов.

Для меня всё началось с улицы. Местность, где я жил, прозвали «Бетонной деревней», она была частью эксперимента по возведению дешёвого жилья после Первой мировой войны. Дома предназначались для рабочего класса, а мы, будучи детьми, старались проводить за пределами дома как можно больше времени; сколько себя могу помнить, мы всегда играли в футбол – везде, где только могли. Тут я и начал думать о том, как недостаток можно обратить в преимущество. Научился понимать, что бордюрный камень не препятствие на самом деле, а партнёр для игры в «стеночку». И благодаря этому камню я смог отрабатывать технические приёмы. Когда мяч отскакивает от разной поверхности под замысловатыми углами, ты должен уметь подстраиваться под него за секунду. На всём протяжении своей карьеры я часто удивлял людей тем, что бил или пасовал с таких углов, с которых они никак не ожидали подобного, но корни этого навыка уходят в детство, в то, как я играл, пока рос. Будет справедливым сказать то же самое и о равновесии. Когда падаешь на бетон, тебе, конечно, очень больно, и ты не хочешь испытывать эту боль вновь. Так что, играя в футбол, беспокоишься о том, чтобы не падать. Именно обучение игре таким образом, когда нужно всё время реагировать на происходящее вокруг, и наделило меня таким мастерством футболиста. Вот почему я – горячий сторонник того, чтобы молодёжь играла в футбол без шипов. Тренируясь в шипованных бутсах, они теряют многие часы тренировок на улице, многие часы постижения искусства держать равновесие и не падать. Дайте им обувь с плоской подошвой и поможете им лучше держать баланс.

Дома у меня жизнь была довольно примитивной, но мне было всё равно. Я вырос в тёплой семейной обстановке. Спал в той же комнате, что и мой брат Хенни, который старше меня на два с половиной года. В молодом возрасте такая разница очень велика. Но я играл в футбол так часто, как только мог, он жил своей жизнью, а я своей.

Я во многом смесь своих родителей. Социальные навыки у меня от матери, а хитрость от отца, я определённо хитрый человек. Я всегда ищу возможность получить преимущество, прямо как мой отец Манус. Он был шутником. У него был стеклянный глаз, и он постоянно предлагал людям сыграть с ним на спор в игру – кто дольше сможет смотреть на солнце. Он закрывал рукой свой здоровый глаз, а стеклянным смотрел на солнце примерно минуту, после чего забирал выигрыш – по пять центов с каждого пари. Моя мама Нел была очень общительной. В её понимании всё крутилось вокруг семьи. У неё было девять братьев и сестёр, так что вдобавок к девяти дядьям и тёткам у меня были дюжины кузенов. Плюс этого в том, что каждый раз, когда случалось что-нибудь плохое, кто-нибудь обязательно приходил на помощь. Один из родственников разбирался в печках и обогревателях, другой хорошо рисовал, и так далее – всегда можно было обратиться к кому-нибудь в случае возникновения проблемы. Но когда дело доходило до футбола, я оставался сам по себе – казалось, что интерес к этой игре обошёл стороной всех моих родственников.

Я ходил в школу имени Груна ван Принстерера в Амстердаме, она была христианской, хотя меня не воспитывали в христианской вере, а поблизости были и светские школы. В церковь я ходил лишь для того, чтобы выполнить обязательство перед отцом, и когда я спрашивал у него, зачем мне надо каждый раз нести в школу Библию в рюкзаке, он отвечал: «Йохан, в ней рассказаны хорошие истории. Я стараюсь по максимуму дать тебе знания по этой теме, чтобы в будущем ты смог для себя решить, что с ними делать».

Даже в школе я хотел играть в футбол, и с самого раннего возраста я стал «известен» как мальчик с мячом. Каждый день я приносил с собой в класс мяч, клал его под парту и катал его от ноги к ноге на протяжении всех уроков. Иногда учителя выгоняли меня, потому что я доставлял им слишком много хлопот. Я делал это инстинктивно, так что даже не осознавал, что мои ноги постоянно заняты перекатыванием мяча слева направо. Помимо этого пребывание в школе мало что дало мне, хотя от школьных времён у меня остались воспоминания о том, что я никогда не прогуливал. Пусть я и не жаждал знаний, я понимал, что ходить в школу моя обязанность, и выполнял её до тех пор, пока не стал достаточно взрослым, чтобы решить для себя, что я больше этого делать не хочу.

На контрасте свой первый день в «Аяксе» я помню так отчётливо, словно он был вчера. Год был, кажется, 1952-й, значит, мне было около пяти лет. Отец спросил у меня, не хочу ли я вместе с ним заняться доставкой корзин с фруктами игрокам, которые были больны или травмированы, я сказал «да» и поехал вместе с ним на велосипеде в клуб, пребывая в состоянии сильного возбуждения, ведь мне предстояло впервые отворить двери в него и оказаться не просто на трибунах, а прямо там. Тогда же я повстречал Хенка Ангеля, друга моего отца, работавшего в клубе и ухаживавшего за газоном стадиона. Хенк спросил у меня, не хочу ли я ему помочь, и я согласился, а на следующий же день приступил к работе. Так, в пятилетнем возрасте началась моя жизнь в «Аяксе». Детство я вспоминаю с радостью. Я не знал ничего, кроме любви. Как дома, так и в «Аяксе». Именно благодаря дяде Хенку, позволявшему мне заниматься самой разной работой на стадионе, когда газоны только укладывали или, наоборот, закрывали на зиму (потому что на них становилось невозможно играть), я стал проводить так много времени в клубе. В качестве награды мне дозволялось играть в футбол в холле или на главной трибуне. Кроме того, летние каникулы я проводил в доме Аренда ван дер Веля, форварда «Аякса», ставшего другом нашей семьи. Он только перебрался тогда из «Аякса» в «Спортклуб Энсхеде» и вёл приятную размеренную жизнь в деревне. Там я впервые получил уроки вождения автомобиля – в возрасте семи-восьми лет Аренд сажал меня к себе на колени на водительское сиденье, и мы катались. Также в «Спортклубе Энсхеде» я познакомился с Абе Ленстрой, блестящим форвардом, который только перебрался туда из «Херенвена». В те дни он был иконой, настоящим кумиром. Я даже как-то раз попинал с ним мяч на тренировке, и этот опыт вышел совершенно особенным для меня. Но большей частью Абе запомнился мне тем, что везде и всюду появлялся с мячом.

В раннем детстве я много виделся с дядей Хенком, особенно после смерти его жены, так как он часто обедал у нас дома. За столом я, затаив дыхание, слушал его рассказы об «Аяксе». В те же времена, когда я был ещё совсем мал, Аренд ван дер Вель тоже присоединялся к нам за обеденным столом. Тогда он ещё был молодым игроком первой команды и жил в северной части Амстердама, которая находилась слишком далеко от работы, чтобы он успевал заехать домой перед вечерней тренировкой, поэтому обедать он предпочитал у нас. Таким образом, с очень раннего возраста я не только стал проводить всё своё свободное время на стадионе «Аякса», но также получил возможность в буквальном смысле ощущать присутствие клуба в нашем доме, и всё благодаря дяде Хенку (как мы продолжали называть его даже после смерти моего отца и его последующей женитьбы на моей матери) и Аренду. С пятилетнего возраста я знал всё о том, что творилось в клубе, начиная с раздевалок команды и кончая основным составом. Я день за днём часами выслушивал их рассказы, впитывая все слова, как губка.

Как только я достаточно подрос для того, чтобы самостоятельно бегать и играть в футбол с друзьями на улице, стадион «Аякса» стал для меня вторым домом. Я проводил там каждую свободную минутку, и никогда не покидал дом без футбольного мяча. С пятилетнего возраста я стал ходить вместе с дядей Хенком на стадион, чтобы помогать ему там, и всякий раз, отправляясь туда, я брал с собой сумку с бутсами и экипировкой. Никогда не знаешь, когда команде может понадобиться дополнительный игрок для тренировочного матча, и часто мне везло, хотя обычно меня пускали играть исключительно из чувства сострадания. Я был кожа да кости, выглядел как креветка, и они жалели меня, а это означало, что я – даже несмотря на то, что не играл даже за молодёжную команду клуба и вообще не должен был там появляться – играл с первой командой «Аякса» с очень раннего возраста. Эта ситуация послужила ещё одним доказательством правильности постулата, в который я всегда верил и веру в который всегда старался передать другим: свой недостаток, коим для меня был мой внешний вид тощего и костлявого мальчишки, всегда можно обратить в преимущество.

Меня часто спрашивали о том, какое воспоминание от игровой карьеры отложилось у меня в памяти ярче всего. Честно говоря, я не помню очень многих деталей, не помню даже подробностей своего первого гола на домашней арене «Аякса», забитого после того, как я уже стал профессиональным игроком. Однако очень отчётливо я помню другое: первый раз, когда меня выпустили на поле на забитом под завязку стадионе. Тогда я ещё не был футболистом, мне дали вилы, чтобы я проверил почву около ворот. Мне было лет восемь, отец ещё был жив, а я ещё даже не числился в клубе, но стоял прямо там, на поле, на глазах тысяч зрителей, заполнивших стадион, и помогал первой команде чем мог, пытаясь привести газон в идеальное для неё состояние. Такое не забывается. Воткнув вилы в газон, я почувствовал ответственность на своих плечах: я должен был сделать всё, чтобы мои герои играли на покрытии идеального качества. Как человек, игравший в футбол, тренировавший игроков в футбол, смотревший футбол, размышлявший о нём всю жизнь, могу с уверенностью сказать, что столь ранний опыт помог мне научиться справляться с задачами, познать важность поддержания такого рода стандартов и повлиял на моё становление как личности. После завершения карьеры игрока и тренера я организовал Фонд Кройффа, который помогает детям получить шанс играть в футбол профессионально. При его создании мы составили список из четырнадцати правил, которые люди обязаны чтить и уважать. Под номером два в списке были ответственность и уважительное отношение к полю и людям, и важность следования этому правилу открылась мне именно в тот период моей жизни. Как я уже говорил, все свои жизненные уроки я выучил в «Аяксе».

И хотя я был довольно посредственным студентом, с раннего возраста мне очень нравились цифры. Нумерология меня очень интересует. Так, к примеру, я женился на Данни на второй день 12-го месяца, декабря. Два плюс двенадцать равняется номеру на моей спине: 14. Годом нашей свадьбы был 1968-й, шесть плюс восемь тоже даёт 14. Неудивительно, что мы до сих пор вместе после 48 лет совместной жизни: наш брак был вдвойне удачен. То же самое могу сказать и о своём сыне Жорди. Он родился в 1974-м, а я в 1947-м. Сложишь вместе обе цифры в этих датах и получишь 11. День рождения у него 9 февраля, а у меня 25 апреля. Девять плюс два и два плюс пять плюс четыре. И так, и так выходит 11.

У меня даже неплохо получается запоминать телефонные номера. Друзьям достаточно лишь раз сказать мне свой номер, и я уже никогда его не забуду. Может, именно по этой причине я так хорошо умею считать в уме. Я научился этому не в школе, а в лавке своих родителей. Когда отец занимался доставкой продуктов, а мама готовила еду, я оказывал помощь покупателям. Но тогда я ещё был слишком мал, чтобы доставать до кассы. И потому я учился считать в уме, а поскольку у меня отлично получалось это делать с очень раннего возраста, я быстро поддался чарам цифр, и с того момента, как мне кажется, и началось моё увлечение ими. Думаю, что отчасти именно по этой причине, по причине любви к цифрам и познанию мыслительных процессов, стоящих за многими вещами и явлениями, я начал чаще задумываться о значении цифр в футболе – стал чаще размышлять о том, как можно получить преимущество над соперником, как лучше работать со свободным пространством, как это делал Ди Стефано. Так что благодаря родителям я не получил футбольных талантов, но зато научился смотреть на футбол иначе.

Что касается физической подготовки, которая требовалась от меня как от футболиста, то я могу сказать, что всегда испытывал огромное отвращение к бегу по пересечённой местности и медицинским мячам, что нам приходилось использовать во время тренировок в спортзале. Когда я играл в первой команде «Аякса», Ринус Михелс отправлял нас в лес бегать, и я каждый раз старался убежать так далеко, как только мог, чтобы потом спрятаться за деревом и прождать там возвращения команды – в надежде, что по пути никому не придёт в голову пересчитать всех игроков по головам. Какое-то время эта тактика работала, пока Михелс не узнал, что к чему. В качестве наказания мне пришлось в восемь утра выходного дня проводить дисциплинарную тренировку на нашем лесном маршруте. Михелс приехал точно в назначенное время. Он сидел за рулём в пижаме и, опустив окно, сказал мне: «Тут слишком холодно, я поеду домой, в тёплую кровать». И уехал, оставив меня одного, униженного.

Официально я присоединился к молодёжной системе «Аякса» в 1957 году, в возрасте 10 лет. Когда я пришёл в клуб, я был очень тощим и уверен, что, если бы я пришёл записываться в «Аякс» сейчас, меня бы заставили выполнять целую кучу самых разнообразных упражнений, чтобы проверить мою готовность. Но тогда ничему такому меня не подвергали, и это хорошо, иначе бы я быстро возненавидел тренировки. Единственное, что я сделал, это попросил маму чаще готовить мне зелёные бобы и шпинат, потому что они богаты железом. Что же до всего остального, то я просто продолжил делать то, что делал всегда: всё свободное время уделял игре в футбол, будь то клуб или улица, где я играл с друзьями. Для меня важным всегда была не просто игра в футбол, а получение удовольствия от неё.

Позднее, когда я тренировал в «Аяксе» Франка Райкарда, я заметил, что на тренировках на пересечённой местности он пытается проворачивать такие же хитрые трюки, что и я сам в молодости: всякий раз он притворялся, что его мучает кашель и он не может бежать. Обычно игроков разделяли на две группы, и одна следовала за другой. Он всегда вливался в состав второй группы, отставал от партнёров, а затем присоединялся к первой группе, шедшей уже на второй круг. Таким образом он пробегал на круг меньше всех остальных. Никто из тренеров этого не замечал, а я заметил. И получил от этого огромное удовольствие. Конечно, потом я ему всё рассказал, но, когда узнал, не мог не рассмеяться от всей души. Мне нравятся такие хитрости, это всё от отца, хотя, по правде говоря, в моём характере очень много чего от мамы. Позже, когда я начал встречаться с Данни, я иногда хотел задержаться подольше и провести с ней больше времени, чем отпускал мне Михелс. Вечерами он всегда разъезжал по Амстердаму и проверял, все ли игроки припарковали свои машины около домов или кто-то отсутствует. Однажды я одолжил машину у отчима, а свою оставил припаркованной у дома. Михелс заподозрил неладное и на следующий день пригрозил мне штрафом. Я тогда ещё жил с родителями и потому сказал: «Просто позвоните моей маме, она скажет, что я был дома». Он так и сделал, а она мне подыграла, так что Михелсу пришлось снять свои обвинения, а мы с мамой потом от всей души посмеялись над этой историей.

Когда я играл за детскую команду «Аякса» в 12-летнем возрасте, моим тренером был Яни ван дер Вен, и он учил меня не только футболу, но и общим жизненным ценностям и правилам поведения. Он был первым человеком в «Аяксе», научившим меня всегда выбирать курс и держаться его до конца. Кроме того, он был живым примером того, как жизнь в «Аяксе» компенсировала мне образование, которое я недополучил в школе. Яни всегда работал только с молодёжными командами, но идеи, которые он применял в работе, он разрабатывал вместе с Джеком Рейнольдсом – прозорливым англичанином, занимавшим пост главного тренера «Аякса» в 1940-е и заложившим фундамент Тотального футбола, который мы дальше отстраивали уже сами, – и знакомил с ними нас. Именно Яни учил нас играть в игры, в ходе которых мы могли работать над ошибками, чтобы тренировочные сессии получались креативными и интересными. У Михелса мы учились дисциплине, но веселье нам дарил Яни. Когда я сам стал тренером, я решил взять его идеи на вооружение в работе с «Барселоной». Как я всегда говорил: если ты занимаешься футболом, помни, что это не работа. Тренироваться ты должен усердно и много, но нельзя забывать и об удовольствии от игры.

Когда я был игроком молодёжного состава, моими тренерами были Вик Бэкингем, тренировавший первую команду до прихода Михелса, Кит Спёрджен, тоже успевший поруководить первой командой в течение одного сезона, и, что самое важное, Яни ван дер Вен, тренер молодёжной команды. Ван дер Вен всегда настаивал на том, чтобы мы проводили специализированные тренировки, в которых центральную роль играли пять фундаментальных элементов. Матчи всегда чередовались с этой основной тренировкой и развитием пяти базовых элементов игры в футбол: ударов по воротам, ударов головой, дриблинга, игры в пас и контроля мяча. Так что мы всё время возились с мячом. Такой подход к тренировкам всегда оставался для меня стандартом. Благодаря ему я осознал, что самый лёгкий путь зачастую сложнее всего. Потому умение сыграть в одно-единственное касание я считал высочайшим уровнем технического мастерства. Но чтобы идеально коснуться мяча один раз, нужно сотни раз касаться его на каждой тренировке, и именно этим мы занимались всё своё время. Такой была школа мысли в «Аяксе», который в будущем начнёт выпускать игроков, чей технический уровень достигал уровня лучших футболистов мира. И всё благодаря внешне простым тренировкам на технику, к которым нас приучали такие люди в как ван дер Вен.

Но он был не единственным. Кое-чем я обязан и Вику Бэкингему, который дал мне возможность дебютировать в первой команде, когда мне было 17. У него было двое сыновей моего возраста, они тогда ещё только обживались в Амстердаме, а так как моя мама подрабатывала уборщицей в доме семьи Бэкингем, я часто бывал у них в гостях, где учил английский язык. Я освоил его не в школе, а благодаря активному общению с семьёй Бэкингем. Это было очень по-аяксовски – приглядывать за молодёжью в команде и следить за тем, чтобы она вела себя подобающим образом. А из всех футболистов, выступавших за первую команду, когда я только начал в неё вызываться, именно Пит Кейзер взял меня под своё крыло. Он был почти на четыре года старше меня, и к тому времени, как я начал привлекаться в первую команду, он уже выступал за неё на протяжении трёх сезонов. «Аякс» тогда только начал предлагать профессиональные контракты игрокам, и Пит был первым, кто получил от клуба официальное предложение. Я был вторым, и тогда я заметил, что Питу я нравлюсь. К примеру, он всегда следил за тем, чтобы я был дома в половину девятого вечера, чтобы избежать штрафа или другого наказания от Михелса.

И хотя Бэкингем пригласил меня в первую команду, именно с Михелсом, пришедшим в команду в 1965 году, у меня установилась совершенно особенная связь. Михелс служил своего рода щитом, защищавшим команду от членов клубного руководства, и такая структура в клубе была совершенно непрофессиональной. Когда Михелс пришёл в клуб, мы почти скатились в самый подвал таблицы. Он пытался защищать нас от всего, что происходило за пределами поля, чтобы единственным, на чём мы концентрировались, была игра и стремление научиться лучше её понимать и освоить. Именно он вывел «Аякс» на вершину элитного футбола. Связь, которая установилась между нами в «Аяксе», трудно описать словами, поскольку Михелс стал частью моей жизни и за пределами клуба. Много лет спустя, когда у меня самого уже появились дети, он нарядился в Санта-Клауса на детскую вечеринку в нашем доме. Но моя дочь Шанталь узнала его. Я до сих пор слышу, как она говорит: «Эй, ты никакой не Санта, ты дядя Ринус!»

Мне было 18 лет, когда Михелс возглавил команду, я был самым молодым её футболистом, но он все равно отводил меня в сторону и обсуждал со мной тактику. Ни с кем другим он этого не делал, и благодаря таким разговорам у нас установилась наша особая связь. Мы говорили о том, как можно стать лучше, поступая так или эдак, и теперь я понимаю, что в тех разговорах мы развивали идеи, сформировавшие тот уникальный стиль, который начал выделять «Аякс» в конце 1960-х, когда все остальные клубы играли так же, как играли всегда. Он объяснял мне, как хочет играть и что нужно делать, если что-то идёт не по плану. Хенк Ангель, Аренд ван дер Вель, Яни ван дер Вен, Ринус Михелс, Пит Кейзер и многие другие помогли мне стать тем, кем я в итоге стал. В важные моменты моей жизни они также помогали мне и за пределами поля. Но именно Михелс возил меня к доктору после того, как умер мой отец, и у нас дома не стало машины. Позднее между мной и Михелсом случались и менее приятные инциденты, но они никогда не могли бросить тень на образ человека, который поддержал меня и помог мне, когда я, будучи очень молодым, сильно в этом нуждался.

Мой отец умер в 1959 году, когда ему было 45, а мне двенадцать. В тот день я получил сертификат об окончании начальной школы, и во время праздника по этому случаю я узнал новости о его смерти. После этого «Аякс» стал играть ещё более важную роль в моей жизни, потому что дома больше не было отца, к которому я мог обратиться с вопросом или просьбой. Мы узнали, что он умер в результате сердечного приступа, причиной которого стал слишком высокий уровень холестерина в крови. Мысли о его смерти никогда не отпускали меня, и чем старше я становился, тем сильнее было ощущение, что и меня ждёт та же судьба. Долгие годы я думал, что не доживу и до пятидесяти. Так что я не очень-то удивился тому, что у меня обнаружились проблемы с сердцем примерно в том же возрасте, в каком они открылись у отца, – я тогда тренировал «Барселону», – поскольку я себя более-менее подготовил к ним. Разница была только в одном, но она оказалась очень существенной – тридцать лет спустя после смерти отца медицина и совершённый ею прогресс смогли-таки спасти от этой же участи меня.

Мой отец, как и мать, покоится на восточном кладбище Амстердама, расположенном вблизи старого стадиона «Аякса». Прошло совсем немного времени с его похорон, а я уже начал мысленно разговаривать с ним всякий раз, когда проходил или проезжал мимо на велосипеде или машине мимо кладбища. Я делал так ещё очень долгое время после его смерти. Сначала я говорил с ним о школе, потом, когда уже стал играть за «Аякс», говорил с ним по большей части о футболе: жаловался на то, каким скотом оказался какой-нибудь арбитр, рассказывал, как забивал свои голы, всякое такое. За годы темы наших «разговоров» изменились, но сами разговоры не прекращались никогда. Я шёл к нему за советом всякий раз, когда предстояло принять тяжёлое решение в жизни. «Так что думаешь об этом, пап?» На следующее утро я просыпался и уже знал, что нужно сделать. Понятия не имею, как это срабатывало, но он всегда помогал мне, когда мне нужно было принять решение, и после каждого такого разговора я уже в точности знал, как правильно поступить.

Один такой момент случился, когда мне шёл третий десяток, я всё ещё жил в Амстердаме, недавно женился и уже регулярно играл за первую команду «Аякса». Всё вроде шло хорошо, но в то время в «Аяксе» случалось много ссор и конфликтов, меня одолевали сомнения касательно целого ряда вещей, я тогда даже начал сомневаться в «помощи», которую, как казалось, до сих пор оказывал мне отец. Я не очень религиозный человек, так что я стал задумываться о том, как так получалось, что он мне помогает. В конце концов, никто и никогда ещё не возвращался из мёртвых. Тогда я решил немного «озадачить» своего отца. Я попросил его останавливать мои часы всякий раз, когда он поблизости, в любой возможной форме, чтобы таким образом он показал, что действительно рядом и может слышать то, что я ему говорю. Может, это было совпадением, но на следующее утро мои часы встали. Мой тесть был владельцем часового магазина, и часовщик, работавший у него, осмотрел мои часы в тот же день, не нашёл никаких проблем в механизме, и вскоре они снова пошли. На следующее утро история повторилась – часы снова встали. Я вновь отправился к часовщику, и снова он не смог найти никаких неполадок. В тот вечер я сказал отцу, что он убедил меня, что я верю, что он действительно рядом и слышит всё, что я говорю, и с того дня мои часы всегда ходили без проблем и никогда не останавливались. Я ношу их каждый день.

В первые месяцы после смерти отца моей матери приходилось искать источник заработка, и так как моя семья имела тесную связь с «Аяксом» через отца, дядю Хенка и меня самого, всё время ошивавшегося на территории клуба, «Аякс» стал заботиться о нас и помогать. Сначала они устроили её на работу уборщицей обслуживать дома английских тренеров, работавших в то время с «Аяксом», что позволило мне познакомиться с семьёй Бэкингем. А потом клуб предложил ей убираться и в раздевалках команды. Несколько лет спустя, когда моя мать вышла замуж за дядю Хенка, ставшего для меня вторым отцом и продолжавшего трудиться в клубе, моя связь с «Аяксом» укрепилась и оформилась окончательно.

Даже несмотря на то, что мать теперь зарабатывала деньги, у нас не хватало средств на то, чтобы ездить в отпуск, так что весь год я проводил обычно на «Де Мере», даже после окончания регулярного сезона. Какой бы месяц ни стоял на дворе, я всегда был на стадионе и играл в футбол. Летом, когда футбольный сезон завершался, в «Аяксе» играли в бейсбол, и я делал большие успехи в этой игре. Кетчером я даже выступал за сборную Нидерландов по бейсболу, но это продолжалось до тех пор, пока мне не исполнилось 15. Также я был первым бьющим, но я был так мал, что соперникам никогда не удавалось подать три страйка. Так что зачастую следовало четыре неправильные подачи, и я занимал первую базу без боя.

Бейсбол позволял мне концентрироваться на множестве разных деталей, которые в будущем оказались очень полезными применительно к футболу. Будучи кетчером, ты всегда оцениваешь бросок питчера, потому что он в отличие от тебя не имеет возможности видеть всё поле целиком. Я понял, что нужно знать, куда бросишь мяч, ещё до того, как он к тебе прилетит. Это означало в свою очередь, что ты должен видеть и оценивать всё пространство вокруг себя и знать, где находится каждый игрок, ещё до того, как совершишь бросок. Ни один футбольный тренер никогда не говорил мне, что я должен знать, куда буду делать передачу, ещё до того, как получу мяч. Но позднее, уже когда я стал играть в футбол профессионально, уроки, выученные при игре в бейсбол – концентрация внимания на всём окружающем пространстве, – воскресли в моей памяти и стали моей сильной стороной. Бейсбол из тех видов спорта, которые способны открыть талант тренировками, поскольку у него много параллелей с футболом. К примеру, их объединяют такие понятия, как стартовая скорость, скольжение, понимание пространства вокруг себя, а также необходимость думать на шаг вперёд и много чего ещё. Это те же принципы, которым следует «Барселона», оттачивающая высокий уровень контроля мяча и культуру паса посредством таких упражнений, как rondo, являющегося основополагающим элементом стиля тики-така.

Я знаю наверняка, что в моём случае уроки бейсбола оказались очень полезными, так как я продолжал и дальше углубляться в бейсбол и, уже будучи тренером, мог успешно переносить многие актуальные для бейсбола рекомендации в футбол. То же касается и необходимости думать заблаговременно, и этому меня тоже научил бейсбол. В обоих видах спорта ты постоянно занят принятием решений в ограниченном пространстве, ты постоянно рискуешь ошибиться и вынужден действовать за доли секунды. Чтобы быть успешным в бейсболе, ты должен уметь сокращать расстояние между раннером и «домом» и доставлять туда мяч раньше, чем туда прибежит раннер. Также бейсбол рассказал мне о важности тактики – о том, как важно принять правильное решение и исполнить его технически верно. Только много позже я собрал все эти знания воедино, чтобы создать собственное видение того, как следует играть в футбол. Я впитывал все эти уроки, но в то время не видел всей картины целиком. Тогда я был просто мальчишкой, который каждую минуту каждого дня возился с мячом.

Период моих выступлений за молодёжную команду «Аякса» – с десятилетнего возраста до дебюта в первой команде в 17 лет – был замечательным временем, потому что на кону не стояло ровным счётом ничего. Все помогали мне стать лучше, а мне только предстояло чего-то добиться на этом поприще. Только много позже я начал думать и рассуждать о тактике – сначала как игрок, потом как тренер, только потом я осознал важность того, что мне открывалось, и только потом стал связывать вместе происходящее у меня на глазах, скажем, в игре против мадридского «Реала», с тем, что я переживал ещё в детском возрасте. А поскольку я подсознательно впитывал всё, что происходило вокруг – потому что всегда слушал и смотрел, – я стал очень быстро развиваться как футболист. Помогало и то, что долгое время я выступал за две разные команды. Даже после того, как я дебютировал в качестве полевого игрока «Аякса» в 17-летнем возрасте, это случилось 15 ноября 1964 года, я продолжал играть в воротах в составе третьей команды клуба. И удовольствие от этого получал неимоверное. Вдобавок у меня здорово получалось, и однажды я даже был резервным вратарём «Аякса» в одном из матчей Кубка чемпионов, поскольку в те дни по правилам разрешалось держать на скамейке только одного запасного игрока.

Михелс и Яни также показали нам важность крепкой психологии. Я до сих пор помню психологическую уловку, которую Яни впервые опробовал на мне, когда мне было лет 15–16, но которая продолжала быть актуальной в первой команде и при Вике Бэкингеме, и позднее при Ринусе Михелсе. Ван дер Вен следил за тем, чтобы я регулярно отыгрывал один тайм с юниорами, а на следующий день обязательно попадал в состав первой команды в качестве запасного, которому иногда даже выделяли игровое время. Эта ситуация заставляла меня чувствовать себя морально обязанным быть лучшим игроком в составе юниоров – ведь я уже играл за первую команду. Таким я считал правильное видение игры, и смыслом каждого матча было приближение к статусу лучшего, и не важно, в составе какой из команд. Люди говорили, что я слишком много разговаривал, они раздражались от этого и постоянно просили меня заткнуться. Я был на стадионе каждый день с утра до вечера, так что, когда я получил шанс сыграть, не испытывал никаких странных ощущений, поскольку знал всех этих игроков большую половину своей жизни. Я был просто пацаном, веселившимся на полную катушку, и следующие пятнадцать лет моей жизни пройдут в том же ключе: не будет никакой философии и никакого анализа. Только веселье и радость. У меня не было страха провала. Я просто воспринимал всё как данность и получал от процесса огромное удовольствие.

В 1965 году, спустя несколько месяцев после моего дебюта, «Аякс» предложил мне первый контракт. Как я уже сказал, я был всего лишь вторым футболистом, заключившим полноценный контракт с «Аяксом» после Пита, – остальные игроки команды продолжали работать на непостоянной основе, – но все равно трудился на случайных подработках и жил своей жизнью. Большую часть своего времени я проводил на улице с мячом и, только повстречав Данни, открыл себе счёт в банке и начал планировать жизнь наперёд. Контракт с клубом я подписал в присутствии матери, и как только мы с ней покинули офис, я незамедлительно сообщил ей, что вчера она в последний раз в жизни мыла раздевалки. Я не хотел, чтобы ей приходилось ходить на работу в комнату, которую я только что изгадил. Она ещё какое-то время продолжала стирать мою футбольную форму дома, так как у нас не было денег на стиральную машину, и мне пришлось несколько месяцев откладывать с зарплаты, чтобы приобрести её.

В наши дни, наверное, трудно осознать тот факт, что так называемому «звёздному игроку» команды приходилось таскать домой грязную форму, чтобы её постирала ему мама, но такой опыт формирует твою личность. Он учит следить за своей одеждой, учит необходимости чистить бутсы и формирует твой характер. Потом, уже будучи тренером, я пытался передать это молодым игрокам. Но делал это в завуалированной форме, внушая им, что, если они сами будут чистить свои бутсы, они всегда будут знать, какие у них шипы, а следовательно, будут лучше чувствовать себя в разной окружающей обстановке. К тому же ты как тренер надеешься таким образом хорошенько приструнить своих игроков. Если это не срабатывало, то я заставлял двоих-троих футболистов помыть раздевалку, чтобы укрепить их чувство ответственности: так было в «Аяксе» и «Барселоне». Как я открыл для себя, подобное поведение очень важно для футбола, так как, оказавшись в такой ситуации, игрок будет применять на практике за пределами самой игры то, чему научился в ней. Но это открытие случилось намного позже. И хотя мне удалось превратить это в добродетель, тот простой факт, что мне приходилось стирать свою грязную форму дома, конечно же, говорит многое о том, насколько непрофессионально организован был «Аякс» в 1965 году, в мой второй год в первой команде.

Поскольку Пит Кейзер и я были единственными профессиональными игроками клуба с полноценными контрактами, мы могли тренироваться в полном составе только вечерами, так как у всех остальных игроков была основная работа, которой они занимались днём, например заправляли табачной лавкой. В течение дня нас на стадионе обычно было человек семь, а вечерами тренироваться приходили остальные – если у них было желание. Но такое положение дел продлилось недолго. Особенно после того, как в январе 1965 года завершился второй срок Вика Бэкингема на посту главного тренера команды, и её возглавил Ринус Михелс.

Глава вторая Ответственность

В конечном счёте период профессионального роста клуба продлился около девяти лет, начавшись в мой первый полный сезон в Эредивизи в 1965 году и завершившись финалом чемпионата мира-1974. Меньше чем за десять лет мы подняли «Аякс» из неизвестности на вершину Тотального футбола, о котором мир судачит до сих пор. Часто задают вопрос: возможна ли подобная революция и теперь? Думаю, да, а говоря совсем откровенно, скажу, что уверен – конечно, да. Доказательством стали успехи того же «Аякса» в 1980-е и 1990-е годы, а также недавние примеры «Барселоны» и мюнхенской «Баварии».

Основой качественного прорыва «Аякса» стало сочетание талантов игроков, их техники и отлаженной дисциплины в команде. Как я уже говорил, Яни ван дер Вен и Ринус Михелс сыграли большую роль в этих успехах. Ван дер Вен не только учил нас любить футбол и клуб, он умел работать над нашей техникой и делал это в весьма утончённом стиле. Кроме того, у него был намётан глаз на некоторые фокусы на поле, которые мы перенимали для улучшения своей позиционной игры. Что я понял, так это то, что футбол есть процесс постоянного совершения ошибок и последующего анализа их для извлечения ценных уроков, причём по ходу этого процесса нельзя разочаровываться и опускать руки. С каждым годом мы становились всё лучше, и я никогда не оглядывался назад. В конце каждого матча я уже думал о следующем и прикидывал, что могу улучшить в своей игре. После тренировок Ван дер Вена мы далее развивали своё футбольное мастерство уже с Михелсом. Профессионализация клуба и команды означала, что теперь мы могли тренироваться все вместе в течение дня, и в результате этого стали гораздо сильнее как в техническом, так и в физическом плане. Как только мы этого достигли, он начал ковать наш менталитет. Особенным моментом было то, что следование его инструкциям никогда не создавало атмосферу жёсткого подчинения.

В «Аяксе» всегда находилось место для самоиронии и юмора. Думаю, что сочетание всех этих факторов было чрезвычайно важно для создания ауры, которая нашими стараниями стала окружать команду. Мы знали, что делаем, и занимались этим с удовольствием. И для соперников зачастую это становилось самой пугающей нашей чертой. А так как мне была привычна такая атмосфера в клубе с раннего детства, я никогда не испытывал страха неудачи и не волновался по поводу предстоящих игр. Поскольку я проводил на «Де Мере» почти каждый день своей жизни начиная с пяти лет, я знал всех игроков основы ещё до того, как попал в первую команду, а значит, переход из команды юниоров во взрослую никак не мог меня напугать. Так я подходил к каждой игре. Единственное, что мне было интересно – помимо самой игры в матчах, – это объяснение тактики, которую мы применяли. До женитьбы я о будущем не думал. Проживал свою жизнь день за днём, наслаждался ей. Меня не интересовали шаг вперёд и какое-то продвижение. Я был одержим футболом и считал, что играть в матчах – это очень круто, и мне было не важно, будут ли это матчи за юниоров, третью команду или первую.

С годами моё восприятие не слишком поменялось, даже когда я стал играть в больших матчах, таких как дебют в национальной сборной Голландии в 1966-м и первая игра в Кубке чемпионов. Я просто вышел на поле и сыграл так, как делал это всегда. В те дни Михелс называл меня неогранённым алмазом, но он всегда следил за тем, чтобы я был вовлечён в жизнь команды, в частности когда проводил со мной предматчевые беседы о наших соперниках и тактике. Таким образом он с молодого возраста учил меня думать о командной игре. Позже я сам применял этот метод в работе с игроками вроде Марко ван Бастена и Пепа Гвардиолы. Этот способ работает в две стороны: он идёт на пользу команде и помогает стать лучше тому игроку, с которым ты работаешь.

Разумеется, будучи молодым игроком, ты совершаешь ошибки. Но они – часть процесса обучения, в который ты погружён. Возьмём, к примеру, моё первое в карьере удаление. Случилось оно по ходу моего второго матча за сборную, в игре против Чехословакии в 1967 году. Соперники постоянно били меня по ногам, начиная со стартового свистка, а судья, Руди Глёкнер из ГДР, никак на это не реагировал. В итоге я спросил у него, почему он позволяет защитникам безнаказанно атаковать меня, на что он приказал мне закрыть рот. После того как меня спустя какое-то время со всей силы срубил соперник прямо у него под носом, я снова поднял эту тему. Тогда он удалил меня, и я не мог играть за сборную в течение целого года. Инцидент перерос в гвалт и потасовку с участием огромного количества людей, тот эпизод был, наверное, первым случаем, спровоцировавшим дебаты по поводу права футболиста на протест, но я-то знал, что действовал полностью в рамках своих прав, не более. Чехи весь матч были заняты моим избиением, судья закрывал на это глаза, а потом пошёл в атаку на меня, потому что я спросил у него, почему он бездействует. Сегодня и игроки, и арбитры вместе несут ответственность за то, чтобы публика, наблюдающая за матчем, получила максимальную порцию развлечений, но в 1967 году до этого было ещё очень далеко. В те времена судья был боссом, и никто не смел ставить под сомнение его авторитет, не говоря уже о том, что между нами была колоссальная разница в социальном смысле: я был молодым спортсменом с Запада, игравшим в самый разгар «Битломании», а он – восточным немцем, которому раз в неделю на 90 минут выпадала возможность почувствовать себя главным, после чего он опять был вынужден держать варежку закрытой в своей ГДР.

В «Аяксе», за который я мог продолжать играть, невзирая на запрет выступать в составе сборной, нам тоже приходилось иметь дело с разного рода преимуществами и недостатками. После того как мы завоевали чемпионский титул в мой первый сезон, 1965/66, мы попали на «Ливерпуль» во втором раунде Кубка чемпионов сезона 1966/67. В то время «Ливерпуль» не просто был лучшим клубом Англии, он являлся одной из сильнейших команд планеты. И хотя обычно я плох по части деталей матчей, игр и различных случившихся в них событий, я до сих пор помню практически все подробности той легендарной «туманной игры» (mistwedstrijd) на Олимпийском стадионе Амстердама и ответного матча, прошедшего на «Энфилде», в Ливерпуле. Помню, что Англия тогда только стала чемпионом мира, все только о ней и говорили, а в «Ливерпуле» играли такие люди, как Рон Йейтс, Айан Сэнт Джон, Томми Лоуренс и Питер Томпсон – отличные футболисты, о которых мы все были наслышаны. Все говорили, что нас ждёт неминуемое поражение, но к перерыву мы вели 4:0. Игру едва не отложили из-за густого тумана – никого не обрадовала ухудшившаяся из-за погоды видимость, но обеим командам пришлось выходить на поле и играть в таких условиях. Но главная причина, по которой я так хорошо запомнил это противостояние, заключалась в том, что мы получили подтверждение своего технического превосходства и поняли, что всё, что выстраивал в команде Михелс, работает и приносит плоды. В техническом плане мы просто разорвали английских чемпионов. В итоге матч в Амстердаме завершился со счётом 5:1, и я до сих пор помню слова их менеджера Билла Шенкли, сказавшего после игры, что такой результат – недоразумение и в Ливерпуле его команда победит 7:0.

Неделю спустя мы совершили ещё один прорыв. Я стоял на поле «Энфилда» и чувствовал, как мурашки бегут по телу. Но не потому, что был напуган нашими оппонентами, а из-за атмосферы на стадионе. Огромная трибуна «Коп», где традиционно собираются самые отчаянные и фанатичные болельщики клуба, пела, как единое целое: «Энфилд» был поразительным, очень впечатляющим местом. Я получил настоящее удовольствие от 90 минут там, а матч мы отыграли блестяще. Даже несмотря на итоговый ничейный счёт 2:2, мы полностью контролировали ход матча. С радостью и счастьем от достигнутого нами прогресса и выхода в следующий раунд по силе могло сравниться разве что впечатление, которое произвёл на меня «Энфилд»; тем вечером английский футбол покорил моё сердце. Я играл в футбол на высочайшем уровне всего пару сезонов и никогда прежде не видел ничего подобного – страсть болельщиков к игре и их невероятное желание увидеть победу своей команды натолкнули меня на мысль, что однажды и я должен поиграть в Англии. К несчастью, этой моей мечте не суждено было сбыться, так как в те времена границы оставались закрытыми для иностранных игроков. Даже сегодня я с большой досадой думаю об этом и жалею, что всё случилось именно так.

После того как мы выбили «Ливерпуль», все стали говорить, что у нас есть все шансы на выигрыш Кубка чемпионов, но в четвертьфинале мы вылетели, проиграв пражской «Дукле» 3:2 по сумме двух встреч. Проиграли несправедливо и незаслуженно, пропустив гол на последних минутах, но так уж вышло. И разумеется, это кое-чему меня научило, ибо такой была философия, формировавшая наши взгляды на футбол и наше восприятие его как игры. С каждым матчем мы становились всё сильнее, в каждой игре мы делали шаг в ту сторону, в которую нас хотел направлять Михелс. Мы хотели выигрывать матчи, но, кроме того, стремились развлекать болельщиков, чтобы домой они уходили счастливыми. Это очень непросто, но победа над «Ливерпулем» показала, что «Аякс» двигается в верном направлении. Матч с «Ливерпулем» был крайне важен для нас из-за брошенной Шенкли колкости: он сказал, что никогда раньше не слышал об «Аяксе», хотя этой фразой он не смог переплюнуть Макса Меркеля из «Нюрнберга», заявившего, что «Аякс», как он думал, это такое чистящее средство. До матча с «Ливерпулем» мы почти никому в мире не были известны. После той игры всё изменилось.

На следующий год нам не повезло со жребием: в первом же раунде нам достался «Реал Мадрид», великая команда той эпохи, но даже тогда мы сделали маленький шажок к славе, сумев перевести игру в дополнителоное время и проиграв лишь с минимальным счётом. Спустя год после этого, в 1969-м, мы продвинулись ещё дальше и достигли финала Кубка чемпионов, в котором проиграли «Милану» 1:4. После этого Михелс привёл в клуб шесть или семь новых футболистов. Васович стал «либеро» или чистильщиком – последним игроком обороны – и играл очень надёжно. Позже преемником Васовича стал Хорст Бланкенбург, он был более заточенным на атаку игроком, был более техничен, тогда как Васович давал команде мощь и стать. С Васовичем шутки были плохи. Будучи нападающим, я всегда знал, что против него у меня будут проблемы. Что более важно, он был физически очень силён, а также крепок в плане психологии и вдобавок обладал опытом в европейском футболе. Этот переход стал ещё одним шагом к Тотальному футболу.

Потом, в 1971-м, мы выиграли Кубок европейских чемпионов впервые в истории, а затем брали его следующие два года подряд. Таким образом за шесть лет «Аякс» прошёл путь от клуба средней руки до статуса лучшей команды мира. И в чём был наш секрет? Всё просто – в комбинации таланта игроков, их техники и командной дисциплины. Надо всем этим мы работали в «Аяксе» ещё до прихода в клуб Михелса. Всё это было необходимой составляющей жизни клуба. Михелс привнёс то, о чём мы с ним всё время говорили, а именно понимание важности организации игроков на поле. Тогда-то на первый план и вышла моя любовь к вычислениям в уме, она помогла мне понять, каким образом можно лучше всего использовать поле для того, чтобы обыграть соперника. Как только ты полностью поймёшь, как нужно организовывать команду, ты будешь знать, какие у тебя есть возможности. В «Аяксе» мы сумели добиться этого раньше любой другой команды.

К примеру, в «Аяксе» у нас был левый фланг из раздолбаев и правый из серьёзных и надёжных ребят. Справа, где играли Вим Сюрбир, Йохан Нескенс и Шак Сварт, всегда было безопасно и спокойно; что будет твориться слева, где обитали Руд Крол, Герри Мюрен, Пит Кейзер и ваш покорный слуга, не знал никто. Таким образом у нас получалась идеальная смесь техники, тактики, качественной игры и футбольного стиля, которая выигрывала для нас матчи, но, что не менее важно, развлекала толпы болельщиков – я прекрасно понимал, что необходимость делать их счастливыми тоже важная часть моей работы. Зрители на трибунах трудились целыми неделями; мы обязаны были развлечь их классным футболом в их выходной день и в то же время добиться хорошего результата.

Хороший футболист – это тот, кому хватает одного касания мяча и кто знает, куда нужно бежать; в этом есть смысл голландского футбола. Я всегда говорил, что в футбол нужно играть красиво, играть в атаку. Матч должен быть спектаклем. В «Аяксе» мы обожали высокую технику и тактику. Каждый тренер вещает о движении, о том, как важно много бегать и прикладывать усилия. Я говорю: «Не надо бегать так много». Футбол – игра, в которую играют мозгом. Нужно быть в правильном месте в нужный момент, не слишком рано и не слишком поздно.

Оглядываясь в прошлое, могу сказать, что все эти элементы сошлись воедино в 1974 году, когда на чемпионате мира мы сыграли с Бразилией – Михелс тогда уже возглавил сборную. До того момента никто по-настоящему не подозревал, насколько мы хороши, а матч против Бразилии был, пожалуй, тем моментом, на который можно указать пальцем и сказать: вот это Тотальный футбол. Выходя на поле, мы нервничали, потому что думали, что нам всё ещё противостоит команда 1970-го, выигравшая чемпионат мира. Нам потребовалось тридцать минут, чтобы осознать, что мы на самом деле более мастеровитая команда, чем они. Мы только нащупывали пределы своего мастерства, а потом поняли, что можем победить. Победа в матче стала следствием процесса, на котором мы концентрировали всё своё внимание. Первым шагом была радость болельщиков, вторым – необходимость победы. В то время у меня не было никакого понимания значимости всего происходящего, и только заболев, я осознал, каким важным было наше командное достижение. То, чего мы тогда добились, было особенным достижением.

В тот период – начиная с 1968-го и далее – я научился у Михелса тому, что оставило неизгладимый след на моём понимании футбола как игры. К примеру, его вера в то, что задача защиты – дать сопернику как можно меньше времени на действие, или то, что, владея мячом, ты должен стремиться открыть себе так много пространства, как только возможно, а при потере его ты должен минимизировать то пространство, что есть у соперника. По сути, всё в футболе завязано на дистанциях. А уже потом идут десять тысяч часов, проведённых на тренировках для отработки практической стороны игры. Находясь на поле, я оценивал все варианты, но судил по ним только со своей перспективы. Мне был интересен сам процесс. Если ты способен анализировать свой следующий шаг, тогда у тебя есть шанс сделать этот шаг удачным. Оглядываясь назад, скажу, что тогда мы постоянно прогрессировали. Не думаю, что я многому научился, но самые ценные уроки извлёк из падений и провалов. Что случилось, то случилось, я пытался извлечь что-то новое для себя из этого, а потом двигаться дальше, к следующей главе. Я никогда не оглядывался назад подолгу, и, приходя домой, закрывая за собой дверь, я мог оставлять всё позади и забывать обо всём, даже когда мы проигрывали. Вот почему я так плох по части запоминания деталей матчей или даже забитых мною голов. Мне всегда был гораздо интереснее сам процесс. Я анализировал его шестым чувством. Мне не нужно было возвращаться на место и пересматривать матчи, чтобы понять, что требуется сделать.

К концу моего периода выступлений за «Аякс» я выиграл Кубок чемпионов три раза и получил титул игрока года в Европе два года подряд (1971 и 1972), и это здорово, но, если задуматься, что есть трофеи и медали, как не воспоминания о прошлом? Дома у меня на стенах не висит ничего из того, что напоминало бы о футболе. Когда мне вручали медаль, она непременно исчезала в коробке для игрушек моих внуков. Футбол – игра ошибок. Что мне нравилось в ней, так это математика игры, анализ её, поиск возможностей что-то улучшить. Люди часто спрашивают, как нам это удалось, что происходило в раздевалке, как мы создали Тотальный футбол, но для меня важно не это. У нас были инстинкты, мы играли вместе долгие годы, отлично друг друга знали, и это было самой важной составляющей. Разумеется, деньги тоже внушительный фактор – хотя, как я уже говорил раньше, я никогда не видел, чтобы мешок денег забивал гол, – но фундаментальная идея заключается в командной работе: приехали командой, уехали командой и командой вернулись домой.

В те годы в «Аяксе» нам посчастливилось добыть хорошие результаты, к тому же мы играли в красивый футбол, но я надеюсь, что меня запомнят не просто как футболиста, но как кого-то, кто всё время пытался стать лучше. К примеру, финал Кубка чемпионов, который мы выиграли на «Уэмбли» в 1971 году у «Панатинаикоса», вышел не очень красивой игрой, потому что у многих наших игроков были проблемы с давлением. Финал 1972-го против миланского «Интера» получился куда лучшим олицетворением Тотального футбола.

Многие люди помнят мой гол в ворота «Адо ден Хааг» в 1969-м, так называемый «кручёный гол». Для меня тот момент был чистым проявлением интуиции, но мне приятно, что люди до сих пор говорят о нём. Тогда я показал хорошую технику, да, но других вариантов у меня не было. И всё же тот гол осчастливил людей, а мы смогли выиграть матч. Только много позже я осознал, насколько важным оказался гол, и оценил его последствия. Я обработал мяч после длинного выноса от наших защитников правой ногой, находясь на левом фланге поля – я заправлял свои гетры, когда кто-то запустил в мою сторону мяч из глубины поля, вот почему в тот момент я сжимал в руке кусок подтяжки, на которой держались гетры, а поскольку мяч продолжал крутиться после того, как я направил его к воротам ударом, он перелетел через голкипера. Как я уже говорил, это была чистой воды интуиция. Как и любой другой свой трюк, этот я не отрабатывал на тренировках – мне просто пришла в голову идея. Только потом у неё появился какой-то смысл.

На всём протяжении первой части своей жизни я не следовал никакой философии, впитывал себя столько информации, сколько мог, и жил день за днём. Я переживал опыт, дававший мне понимание каких-то вещей позднее: как семена, которые ты сначала сажаешь, а потом пожинаешь их плоды, когда настаёт время собирать урожай. Только много позже я осознал, что фундамент всего, что я создал, был заложен в ранние годы. Если моё развитие, как футболиста, шло абсолютно нормально, то происходившее в моей жизни за пределами футбола было далеко не нормально. Я взял маму с собой на свои первые переговоры по контракту, и как только они завершились, я, казалось, начал спотыкаться на всём подряд. Особенно на том, что касалось внимания СМИ и коммерции, так как внезапно всё вокруг меня начало меняться с безумной скоростью. Я даже записал песню, вышедшую синглом, а фотографии с нашей с Данни свадьбы появились на первых полосах газет. Часто мне нравилась публичность, но иногда её было слишком много. Я впутывался во всё подряд, тогда как в реальности не имел ни малейшего понятия ни о чём. Вот почему появление Кора Костера в моей жизни сродни подарку от Всевышнего. Отец Данни был торговцем бриллиантами в Амстердаме и очень опытным, прожжённым бизнесменом. В первый раз, когда я пришёл с визитом к родне со стороны жены, он спросил у меня, есть ли у меня сберегательный счёт в банке. Его не было. Я сказал ему об этом. Говоря по правде, единственное, в чём я разбирался, был футбол. Кор был в ужасе, и тогда же он начал присматривать за моими делами.

С того момента я начал говорить боссам «Аякса»: «Общайтесь с ним, он пришёл помогать мне». Поначалу они не хотели так вести дела, но в 1968 году, спустя три года после того, как я подписал свой первый контракт, я привёл его с собой на переговоры о новом соглашении – он впервые действовал от моего имени. Мысль, что у игрока может быть собственный представитель, в те времена была неслыханной. Совет директоров клуба был поражён настолько, что его члены начали уверять меня, что Кору на переговорах делать совершенно нечего. Тогда я сказал: «Но вас тут сидит шестеро, почему я не могу привести кого-нибудь со своей стороны?» Когда они отказались продолжать общение в таком формате, мы просто встали и вышли. Потом они разрешили Кору общаться с ними от моего имени. Клуб был недоволен таким поворотом событий, но в конечном счёте Кор очень помог, и не только мне, но всем голландским футболистам: он поучаствовал в создании схемы пенсионных выплат, и это в то время, когда не существовало абсолютно никаких финансовых договорённостей касательно выплат игрокам по окончании их профессиональной карьеры.

Сотрудничество между мной и Кором вскоре стало для него постоянной работой. Никто не мог одурачить Кора, а он всегда следил за тем, чтобы я не впутывался в неприятности. Вот почему его смерть в 2008 году оказала такое огромное влияние на меня. Он имел колоссальную значимость для меня и моей жизни, и дело даже не в футбольной карьере, он был для меня как отец, он был замечательным тестем и дедушкой нашим с Данни детям, а кроме того, просто хорошим человеком.

Кор также помогал мне в социальной адаптации. Самое важное, чему он меня научил, это самоуважение, он понимал, что его роль состоит в воспитании меня в определённом ключе. Будучи широко известным футболистом, я входил в какой-то совершенно нереальный мир, где всё было ненормальным – зарплата, внимание прессы, – а в такой момент твой бизнес-менеджер должен добиться того, чтобы его талант не разбазаривался в двенадцать разных направлений разом. С годами для футболистов риски только росли. И не в последнюю очередь из-за стараний социальных медиа. Многие футболисты хвастаются тем, что у них огромное количество подписчиков и фолловеров, но за кем следуют они сами? На кого ориентируются? Ни на кого, как я вижу. Это никакая не крутость, это самоограничение. Кор понимал это лучше, чем кто-либо; он следил за тем, чтобы я развивался не только как футболист, но и как человек, которому предстоит ещё долгая жизнь после того, как с футболом будет покончено. К сожалению, в наши дни так мало агентов футболистов, которые по-настоящему понимают это, что я часто задаюсь вопросом: а чьим интересам они вообще служат? Они действуют в интересах футболиста или в своих собственных? Я даже пойду дальше. Когда агент действительно предан футболу, он должен блюсти не только интересы игрока, но также и его клуба. То есть выяснять, что клуб может себе позволить сделать, а что нет, в точности как это делал мой тесть в ходе переговоров сначала с «Аяксом», а потом и с «Фейеноордом».

На мой взгляд, деньги очень важны в футболе, но они всегда должны идти на втором месте после самой игры. Если деньги на первом месте, ты делаешь всё неправильно. Когда заходит речь об этом, я всегда привожу примеры великих команд с богатой историей: «Аякс», «Реал Мадрид», «Барселона», «Бавария», «Милан» и «Манчестер Юнайтед». Все эти команды имеют крепкий стержень, которым стали для них их молодёжные команды, у них играют футболисты с ДНК клуба, и она всегда помогает им выжать из себя чуть больше. Поэтому я не понимаю, почему клубы английской Премьер-лиги так мало внимания уделяют развитию игроков. Неужели уровень игры так сильно вырос с вливанием всех этих миллиардов? Вовсе нет. Я знаю, что процесс, который мы начали в «Аяксе» в 1965 году, до сих пор работает. Хорошие тренировки, сильные лидеры, и всё это в сочетании с талантом, техникой и дисциплиной.

В 1973-м «Аякс» был непобедим. Три года подряд мы выигрывали всё, что можно. Последние два сезона мы были успешны уже без Ринуса Михелса, который перешёл в «Барселону» после выигрыша первого Кубка чемпионов в 1971 году. В «Аяксе» его преемником стал румынский тренер Штефан Ковач. Приятный парень, но куда менее дисциплинированный. А когда тренер менее дисциплинирован, то в конечном счёте игроки начинают всё чаще высказывать разные мнения. Ковач был из тех тренеров, которые говорят: «Так, парни, вот правила. Думайте об этом, делайте это и развивайтесь». Поначалу всё шло гладко. Несмотря на неизбежные различия во мнениях среди членов раздевалки (которые менялись потому, что игроки развивались и росли, каждый индивидуально), наша групповая дисциплина оставалась крепкой. После выигрыша второго Кубка чемпионов в 1972 году, однако, дисциплина дала трещину. Финал против «Интера» был лучшим из всех трёх наших финалов с большим отрывом. Мы победили 2:0 и с первой до последней минуты матча не переставали оказывать на итальянцев давление. Я провёл хороший матч и забил оба гола. Весь мир только и твердил, что об этом матче. Вновь в финале футбол показал себя во всей красоте. Но внутри клуба некоторые люди начали носиться с идеями, не соответствующими их рангу и положению. Всё началось с видения самого Ковача: он поощрял саморазвитие у игроков, но не следовал этому же принципу сам.

Когда ты разрешаешь футболистам заниматься самоуправлением, ты создаёшь трудности в отношениях внутри команды. Если бы у каждого было своё мнение, но при этом благо коллектива продолжало оставаться на первом месте, то таких проблем бы не возникало. Однако в нашем случае всё было иначе. И дело было не только в самоуправлении. Некоторые игроки чувствовали себя чужаками, потому что не понимали, о чём их просят, или отказывались принять тот факт, что то, что они делали, не позволит достигнуть желаемого результата.

Вот почему в августе 1973 года я покинул «Аякс» и перешёл в «Барселону». Переход вышел неожиданным, и не только для меня самого. Клуб только выиграл третий подряд Кубок чемпионов, незадолго до этого я продлил контракт с ним ещё на семь лет, совсем недавно стал отцом и принял решение растить детей в Нидерландах, в знакомой обстановке. Я думал, что обеспечил себе будущее и устранил из него всякую неопределённость для моей семьи во всех смыслах. Вскоре я узнал, что ничего подобного. При Коваче ситуация в «Аяксе» стремительно ухудшалась, настолько, что я решил: оставаться тут я больше не могу. Если Михелс всегда планировал наши тренировочные сессии, то стиль «саморазвития» Ковача только подрывал дисциплину в команде как на тренировках, так и во время матчей.

Поскольку я был, пожалуй, лучшим футболистом клуба и уж точно самым знаменитым его игроком, методы Ковача концентрировались на мне. Но люди часто забывают, что и мои партнёры были исключительно качественными футболистами, и каждый из них определённо превосходил меня по игре на своей позиции – крайние защитники, полузащитники, левые вингеры, да кто угодно, на своих местах они были сильнее меня. Так почему я всегда должен быть в эпицентре внимания? К несчастью, многим членам команды, должно быть, стало казаться, что я просто сам ищу этого внимания.

Последней каплей стало голосование на выборах капитана команды. Оно состоялось в тренировочном лагере перед стартом сезона 1973/74. Ковач покинул клуб летом, и его заменил Георг Кнобел, однако непоправимый ущерб команде уже был нанесён. Я счёл странным тот факт, что нам вообще понадобилось проводить голосование. Я просто предложил партнёрам оставить капитаном меня, но в этот момент узнал, что у меня, оказывается, есть конкурент в лице Пита Кейзера, так что голосования не избежать. Люди продолжали жаловаться, утверждая, что я слишком эгоистичен и следую только своим интересам. Это была неизвестная мне прежде форма зависти.

В итоге игроки выбрали капитаном Пита. Для меня это был невероятный шок. Я тут же направился в свой номер, позвонил Кору Костеру и сказал, что он должен незамедлительно найти мне новый клуб. Точка. Мне нанесли рану, которую не разглядеть невооружённым глазом. Этот удар оказался для меня особенно тяжким, потому что мы с партнёрами были не просто коллегами, но и близкими друзьями. Вот почему я совершенно не предвидел того, что случилось. С другими людьми у меня случались аналогичные ситуации. Думаешь, что у тебя с каким-то человеком особая связь, но в конечном счёте тебе приходится с ним расходиться.

Позже я много размышлял о том голосовании. Я спрашивал себя, что же сделал не так. Будучи капитаном, я был общительным и открытым, но порой мне приходилось поступать жёстко. Подход «невмешательства» Ковача вынуждал меня действовать всякий раз, когда я видел, что наша игра страдает от неправильного отношения к делу. Мне приходилось высказываться критически как по отношению к команде, так и к отдельным игрокам. Вероятно, в то время поступать так было не очень умно с моей стороны, ведь каждым игроком нашей команды восхищались, но я как профессионал и капитан команды чувствовал себя обязанным поступать так. Я, впрочем, всегда действовал с прицелом на улучшение обстановки, а разрушение никогда не было моим мотивом.

Это и привело к более серьёзной конфронтации в команде. Я говорил некоторым парням, что они обязаны изменить своё поведение в лучшую сторону. Я разъяснял им, что вчерашняя победа – это, конечно, здорово и замечательно, но это никакая не гарантия того, что завтра мы тоже победим, не приложив никаких усилий. Споры возникали всё чаще и чаще. Я чувствовал ещё большую обиду от того, что считал себя тем, кто сделал очень многое для других игроков: к примеру, я был пионером, организовавшим Голландский профессиональный союз футболистов (VVCS). Позже это выльется в Contractspelers Fonds (CFK), который, насколько я знаю, является единственной пенсионной схемой для футболистов во всём мире.

В конечном счёте мой тесть вместе с Карелом Янсеном организовали VVCS, хотя я никогда не был его членом. Люди критикуют меня за то, что послужил лишь инструментом, с помощью которого организация появилась на свет, хотя сам я к ней так никогда и не присоединился. Мне приходилось объяснять им, что эта организация придумывалась не для таких людей, как я. Я и так хорошо зарабатывал и был в выгодной позиции, с которой мог сам решать свои вопросы. Но о многих других игроках подобного сказать было нельзя, уж точно не о тех, кто выступал за региональные команды. Для них появление VVCS было сродни манне небесной, но лично мне этот профсоюз не подходил. Вот почему мне не было нужды становиться его членом: без этого я по-прежнему сохранял возможность выступать как от лица игроков, так и от лица администрации, в зависимости от того, чего требовала ситуация. Кроме того, мешать в одну кучу людей со средним заработком и с очень высоким неправильно. Организация ведь только одна, поэтому смешивать всех не очень хорошая идея.

Что-то подобное я уже делал в «Аяксе». Клуб получил много денег от выступлений в Кубке чемпионов, но так как раньше мы всегда вылетали в первых раундах турнира, клуб никогда не делился с игроками призовыми деньгами. Со временем я предложил руководству клуба отдавать 70 % средств игрокам, которые эти деньги и заработали. По сути конкретно клубу это не стоило бы ни цента, поскольку призовые деньги от УЕФА не были прописаны в годовом бюджете «Аякса». Совет директоров не захотел в это ввязываться, хотя сделка была абсолютно честной и условия её целиком зависели от наших выступлений на турнире. На мой взгляд, нет ничего плохого в том, чтобы получить премию за хорошо выполненную работу. В конечном итоге я продавил это решение, и клуб разделил с командой призовые.

Учитывая всё сказанное, думаю, вы поймёте, почему голосование, по итогам которого я лишился капитанской повязки, стало для меня таким болезненным ударом. Разумеется, переход в «Барселону» оказался отличным карьерным ходом, но его никогда не произошло бы, не случись тот инцидент в тренировочном лагере.

Почему я выбрал «Барселону»? Испания только открыла свои границы для иностранных игроков, Ринус Михелс перебрался туда из «Аякса» двумя годами ранее, а я уже бывал в этом городе в отпуске. Кроме того, я несколько раз встречал на Мальорке Карлеса Решака. Он играл за «Барселону» и рассказал мне несколько очень занятных историй о клубе и городе. «Барселона» была гордым клубом, находившимся в самом эпицентре местной жизни, но, когда они сделали мне предложение, оказалось, что они не становились чемпионами страны уже больше десяти лет.

В «Аяксе» я чувствовал себя неуютно, я был нежеланной персоной там, а когда в таких обстоятельствах тебе делает предложение такой клуб, как «Барселона», ты обязательно захочешь повнимательнее с ним ознакомиться. Особенно если сумма потенциального трансфера может побить мировой рекорд.

Ещё одной счастливой случайностью было то, что Вик Бэкингем, человек, давший мне возможность дебютировать в составе «Аякса», работал в «Барселоне» перед тем, как туда пришёл Михелс. Арманд Карабен, отличный парень, у которого была жена-голландка, также был членом совета директоров клуба. Ещё несколько совпадений, которые я совпадениями не счёл. Вдобавок нельзя было забывать и о том факте, что зарплата, которую я должен был получить в соответствии с предложением каталонцев, была просто гигантской. В «Аяксе» я в то время зарабатывал миллион гульденов, из которых был обязан отдать 72 % на налоги. В «Барселоне» я не только получал вдвое больше, но и отдавал испанским налоговикам всего 30–35 %. Я не просто зарабатывал много больше; я и оставлял себе много больше.

Чем больше я думал об этом, тем больше смысла в этом видел. Мне предстояло играть в футбол в южной стране, в серьёзном соперничестве с клубами вроде «Реала», в составе которого блистали такие великие игроки, как Ференц Пушкаш и герой моего детства Альфредо Ди Стефано. В итоге мне было легко согласиться на переход. В то время Испанией правил генерал Франко, так что меня, разумеется, стали критиковать за решение играть в футбол в диктаторской стране. Когда стало ясно, что я покидаю «Аякс», меня забросали самыми разнообразными проклятиями и прочей мерзостью подобного рода. Но хуже всего для меня было то, что «Аякс» дал моей матери, которая всегда делала для клуба только хорошее, самое паршивое место на стадионе. За колонной. Это меня совершенно уничтожило.

2 декабря 1968-го я женился на Данни. От жизни, в которой я привык думать только о себе и футболе, я внезапно отошёл и начал делиться тем, что её наполняло, с другими, начал активнее погружаться в жизни окружающих меня людей. В моём случае моя новообретённая ответственность семьянина перетекла и в футбол. Почти моментально я стал больше думать о правах других игроков, а не только о своих собственных. Начал активнее интересоваться такими вещами, как, например, система бонусных выплат.

Скорость перемен меня не удивляла; я никогда не был человеком, привыкшим откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. Когда обстоятельства менялись, я быстро адаптировался к переменам и доводил всё до конца. Дома Данни оказывала мне большую поддержку, помогая в этом. И чем больше я об этом думаю, тем чаще прихожу к выводу, что формирование моей семьи сыграло значительную роль в возникновении и развитии Тотального футбола. Такой стиль игры могли проповедовать только футболисты, привыкшие играть не только за себя, но и за остальных членов команды. Десять игроков должны постоянно быть готовыми к тому, что сделает игрок с мячом, и предчувствовать то, что произойдёт дальше.

Именно это происходит в семье, особенно если в ней есть дети. Разумеется, всё, что делает один член семьи, отражается и на остальных её членах, и мой жизненный опыт как мужа и отца оказался полезным, когда настало время покидать «Аякс». Шанталь родилась в 1970 году, а Сусила двумя годами позже, так что, когда случился мой переход в «Барселону» в 1973-м, я был как раз занят своим «домашним образованием» и потому был хорошо подготовлен к той сумятице, которой сопровождался мой трансфер. Переполох начался, как только мы приземлились в аэропорту Барселоны. Столько людей, такой энтузиазм! С одной стороны, я был напуган, с другой – подобная картина была невероятно вдохновляющей. После периода негатива в «Аяксе» я наконец вновь мог впитывать положительную энергию.

Мне также вручили приятный маленький подарок от Королевской футбольной ассоциации Нидерландов, KNVB, главного футбольного органа Нидерландов. В Голландии трансферное окно закрывалось в июле, тогда как в Испании оно оставалось открытым до конца августа. Так что KNVB отказалась выдать мне разрешение, и мне пришлось прождать два месяца, прежде чем «Барселона» смогла задействовать меня в официальных матчах. А посему было принято решение организовать товарищеские матчи, чтобы у болельщиков была хотя бы возможность увидеть меня в деле. Матчи имели громадный успех. Каждая игра собирала аншлаги, и всего за три игры клубу удалось отбить деньги, потраченные на мой трансфер.

Разумеется, KNVB была недовольна фактом организации товарищеских матчей, но в ответ я пригрозил им уходом из национальной сборной. Приближался чемпионат мира в Германии, решающий матч квалификации против Бельгии был назначен на ноябрь, а до него сборная должна была провести ещё несколько международных товарищеских матчей. Я сказал руководству Ассоциации, что без необходимой игровой практики не смогу подготовиться к выступлению за «Оранье». Как можно ожидать высокого уровня игры от того, кого ты сам заставил два месяца маяться без дела?

Я оказал на них давление, и это принесло плоды: 5 сентября 1973 года я дебютировал за «Барселону» в товарищеском матче против «Серкль Брюгге». Игра завершилась со счётом 6:0, я забил трижды, и внезапно все заключили, что побившая мировой рекорд сумма моего трансфера была вполне обоснованной. После этого мы провели ещё три товарищеские встречи – против «Кикерс», «Арсенала» и «Оренсе» – и выиграли их все. На поверхности всё было хорошо и гладко, но эти результаты оказали куда больший эффект в связи с тем, что «Барселона» удручающе стартовала в чемпионате. Ко времени моего дебюта в Ла Лиге, пришедшегося на домашний матч против «Гранады» 28 октября, команда одержала лишь одну победу и увязла где-то в хвосте таблицы.

К счастью, игра с «Гранадой» стала переломным моментом. Матч завершился со счётом 4:0, я забил дважды, и после этого мы не потерпели ни единого поражения, а в конце сезона стали чемпионами с восьмиочковым отрывом. Тот сезон я провёл на высоком уровне. Энтузиазм, охвативший весь клуб изнутри, был очень вдохновляющим, но в то же время я чётко осознал, что с каждым последующим годом планка требований всё повышалась и повышалась. Впрочем, я считал, что до тех пор, пока буду выступать хорошо, всё будет в порядке. Однако с самого начала моего пребывания в Барселоне постоянно происходило что-то странное. Ничто не шло по плану. Взять хотя бы рождение моего сына Жорди в 1974 году. Данни должна была рожать 17 февраля, но на этот день был запланирован выездной матч с мадридским «Реалом». Вот только дело было в том, что мы решили, что местом рождения третьего ребёнка будет Амстердам, как и в случае с Шанталь и Сусилой, более того, мы даже хотели, чтобы роды принимал тот же гинеколог и чтобы он так же сделал кесарево. А я хотел присутствовать, как это было в случае с рождением дочерей.

Насколько я знаю, это было наиболее естественным желанием, какое только могло появиться, но казалось, что все люди у меня за спиной страшно запаниковали. В итоге Ринус Михелс стал интересоваться, нет ли возможности ускорить роды и сделать операцию на неделю раньше. Уверен, что он наверняка уже пообщался с каким-нибудь доктором на этот счёт без моего ведома. Как бы то ни было, мы с Данни дали своё согласие, и Жорди родился 9 февраля, а неделю спустя я сыграл в Мадриде. Но и это обернулось проблемами, так как Данни пришлось восстанавливаться после кесарева целых десять дней и только потом возвращаться домой. Так что после игры с «Реалом», завершившейся нашей победой 5:0, я сразу вылетел в Нидерланды, чтобы повидать Данни, пока в Каталонии все пребывали на седьмом небе от счастья.

Когда мы приземлились в аэропорту Барселоны спустя несколько дней уже с новорождённым малышом, нас ждал ещё один шумный приём, так как болельщики всё ещё не закончили праздновать победу. Тот результат на «Бернабеу» оказал невероятный эффект не только на клуб, но и на всю Каталонию. Провинция страдала от сурового режима диктатора Франко, сидевшего в столице, так что победа над «Реалом» имела колоссальное политическое значение. Я сам это обнаружил, когда решил зарегистрировать новорождённого Жорди в Барселоне.

Пока Данни восстанавливалась в госпитале, я зарегистрировал Жорди в Амстердаме (официально его полное имя звучит как Йохан Жорди, но известен он только под вторым именем). В Барселону я привёз с собой голландские бумаги, чтобы суметь зарегистрировать ребёнка в Испании, как того требовал закон. Всё бы хорошо, вот только регистратор мне сообщил, что Жорди, каталонское имя (святой Жорди – покровитель Каталонии), официально запрещено, а значит, сына будут регистрировать под именем Хорхе, это испанская версия имени.

«Тогда у нас проблема, – сообщил я чиновнику. – Его зовут Жорди, и имя Жорди останется его именем. Если вы не согласитесь регистрировать, я пойду в инстанцию выше, но в этом случае регистрация станет уже вашей проблемой».

Моя позиция в меньшей степени касалась политики и в большей нашего права самостоятельно определять, как будут звать нашего ребёнка. Поскольку мы не знали, какого пола будет ребёнок, в декабре предыдущего года мы остановили свой выбор на двух именах: Нурия для девочки и Жорди, если окажется, что новорождённый будет мальчиком. В Нидерландах такие имена никто не слышал, и мы с Данни решили, что они будут выделять нашего ребёнка.

Чем ближе были роды и чем больше людей в Испании узнавали о нашем выборе имён, тем чаще мы слышали, что нам лучше забыть о каталонском варианте Жорди. Я незамедлительно ответил, что Данни и я сами решим, какое имя дать своему ребёнку, и никто другой за нас решать не будет. Мы выбрали эти имена, потому что они нам нравились, а не потому что у кого-то из нас был родственник с таким именем. Мы уже назвали свою первую дочь Шанталь, а это французское имя. Сусила – индийское. Вопрос этот касался и жизненных взглядов людей нашего поколения. Порой мы делали такое, что шло вразрез с правилами и нормами, общепринятыми для предыдущих поколений людей.

Чиновнику в Барселоне я сказал то же самое. Сначала он заявил, что это невозможно. На что я ответил, что ему крупно не повезло, если это действительно так. Эмоции националиста, вызванные игрой с «Реалом», тоже, должно быть, сидели у него в голове, но в конечном счёте мне удалось дать ему достойное оправдание, которым он мог воспользоваться. Так как я сначала зарегистрировал Жорди в Амстердаме, я смог показать ему голландское свидетельство о рождении и сказал, что он не может просто так отклонить подачу официального документа. Ведь что бы он ни написал, свидетельство будет действительным во всех остальных странах мира. Это успокоило его, и он зарегистрировал Жорди без дальнейших проволочек. Таким образом победа 5:0 имела не только огромную эмоциональную ценность для каталонского народа; мой сын тоже получил от неё выгоду в офисе того чиновника. Поскольку я сомневаюсь, что регистратор так легко и быстро согласился бы изменить своё мнение, если бы мы проиграли в Мадриде или плелись где-нибудь на дне таблицы.

Ринус Михелс разработал новый план на игру с «Реалом», и в тот вечер на «Сантьяго Бернабеу» нам удалось его полностью реализовать. Тактика, которую придумал Михелс, сработала великолепно. В той игре я не играл чистого форварда, а скорее опускался чуть назад, что открывало моим партнёрам свободную зону, в которую они могли врываться из глубины. Такой тактический ход поразил соперника, никто прежде его не применял, но только годы спустя я узнал, как Михелс до него додумался. В то время его друг, Тео де Гроот, с которым он когда-то вместе играл за «Аякс», жил в Мадриде. Тео, отец спортивного журналиста Япа де Гроота, жил по соседству с центральным защитником «Реала» Грегорио Бенито, который часто пересекал коридор, чтобы навестить своих голландских соседей. Он явно ничего не подозревал об отношениях между де Гроотом и Михелсом, так как перед матчем с «Барселоной» он полностью раскрыл план «Реала» на игру. Основой их стратегии должен был стать отказ от персональной опеки меня как форварда – вместо этого они собрались опекать меня зонально, задействовав для этого всю линию обороны «Мадрида».

Когда Михелс об этом узнал, он попросил меня опуститься глубже. Тогда четверым защитникам стало бы некого опекать, это бы смутило их, а наши выдвигающиеся из центра полузащитники этим бы воспользовались. План сработал, и прорывы наших хавбеков вперёд стали для «Реала» совершенно неожиданным сюрпризом. Любопытно, насколько порой значимыми бывают случайные события. После той победы 5:0 мы провели серию таких матчей, каких я ещё прежде не видел. Три месяца спустя «Барселона» стала чемпионом Испании впервые за последние 14 лет. Опыт получился незабываемым, мне до сих пор приятно об этом вспоминать. В отличие от периода выступлений в «Аяксе» в «Барселоне» мой статус лидера и капитана устраивал всех. Будучи лидером, ты служишь делу тем, что всегда берёшь на себя ответственность. Я всегда говорил, что семья помогала мне по этой части. Она научила меня активнее участвовать в жизни других людей. Эта вовлеченность также является составной частью Тотального футбола.

По ходу того бурного первого сезона в «Барселоне» я становился всё сильнее и сильнее по части умения справляться с большим давлением как на поле, так и за его пределами. Это было одной из обязанностей капитана, само собой. Михелс много помогал мне в этом. Позже многие утверждали, что великим его сделал я, но он способствовал моему развитию как игрока тем, что всегда давал мне правильный совет в нужное время. Начиная с тех пор, как мне исполнилось 18 лет (тогда он выделил меня из всех в «Аяксе», начав со мной беседовать о тактике на матчи), он всегда привносил массу профессионализма в контекст моих выступлений. Михелс набирал обороты и постоянно уделял внимание каждой детали нашего развития. Впоследствии, когда я сам стал тренером и советником, я открыл для себя, насколько трудно тебе приходится, если у твоих игроков нет вдохновения выкладываться на максимум. Когда такое случается, не важно, как сильно ты хочешь успеха и как упорно стараешься его достичь, тебе это сделать не удастся. Михелс создавал форвардов, в которых я нуждался. Он делал это и в «Аяксе», и в «Барселоне», и в национальной сборной. Я не говорю, что мой вклад не поднимал команды на уровень выше, но для достижения успеха тебе нужна помощь других людей, поскольку в одиночку тебе никогда не справиться.

Глава третья Уважение

Назначение Михелса на пост главного тренера сборной Нидерландов вместо Франтишека Фадронца перед финальной частью чемпионата мира-1974 в Германии стало очень важным событием для меня. Вероятно, важнейшим даже. Конечно, я не забыл, как меня вышвырнули из «Аякса». Я уже встречался несколько раз со своими бывшими партнёрами в сборной, и поначалу это доставляло уйму проблем. Не только потому, что они продолжали ныть по поводу меня. Почему я как будто всегда приезжаю в сборную позже их? Они просто не осознавали, как долго мне приходилось добираться из Испании в те дни. Тогда не было такого количества рейсов, какое есть сейчас.

К примеру, как-то раз, когда мы играли матч на севере Испании, мне пришлось сначала на автобусе добираться до Барселоны, а уже оттуда лететь в Амстердам, где я уже пересел на стыковочный рейс до какого-то отдалённого уголка Восточного Блока, где нам предстояло проводить матч квалификации к чемпионату мира. Всё было очень сложно: я выдвинулся в воскресенье, а прибыл в сборную только во вторник, хотя матч предстояло играть вечером среды. Потом я узнал, что некоторых игроков сборной раздражал тот факт, что я не путешествовал вместе с остальными членами команды. Но как я должен был это делать?

Фадронц меня не поддерживал, так что эту горькую пилюлю мне нужно было проглотить молча. Иногда я спрашивал себя, стоит ли всё это таких хлопот, но, учитывая перспективу появиться в финальной части ЧМ под флагом своей страны, я пришёл к выводу, что не играть вряд ли будет приемлемым вариантом, особенно в свете того, что KNVB решила назначить тренером сборной Михелса. Когда он пришёл в команду, всем форвардам было велено отрабатывать то, что на турнире получило название Тотального футбола. Тотальный футбол требует от индивидуально талантливых игроков действовать как сплочённая и дисциплинированная группа. Тот, кто ноет или не уделяет достаточно внимания командной игре, становится обузой для остальных, и чтобы на корню пресекать подобное поведение, требуется такой босс, как Михелс. Я не знаю, кто придумал термин «Тотальный футбол», но общий смысл этой стратегии название вполне передаёт. Тотальный футбол – если оставить за рамками качественный уровень игроков – по большей части завязан на дистанциях и выборе позиции. Это основа тактического мышления. Когда твои игроки располагаются на правильных дистанциях, а схема командной игры выстроена как надо, всё работает как часы. Кроме того, эта стратегия требует очень большой дисциплины. Нельзя допустить, чтобы кто-то один действовал сам по себе. Тогда весь план рушится. Один игрок начинает прессинговать соперника, и вся команда должна тут же переключать скорость.

Приведу пример. Когда я прессинговал защитника-правшу, я всегда старался набежать на него с правой стороны, чтобы вынудить его отдать пас нерабочей ногой. Тем временем Йохан Нескенс выходил из полузащиты по левому краю, вынуждая соперника отдавать пас очень быстро. Это ещё больше ухудшало положение оппонента. Чтобы пойти в прессинг, Нескенс был вынужден бросать своего игрока. Это означало, что теперь его оппонент оставался без опеки, но этот парень не мог бежать следом за Нескенсом, так как из линии нашей защиты уже выдвинулся Вим Сюрбир, который теперь занял позицию Нескенса. Таким образом, мы быстро и эффективно создавали численное преимущество в ситуациях три в два. Чтобы избавить вас от лишних подробностей, упрощу: я прессингую соперника со стороны его рабочей ноги, Нескенс делает то же самое со стороны слабой ноги, а Сюрбир своим смещением добивается того, чтобы опекун Нескенса не последовал за ним, а остался на своей позиции. Всё это происходило в радиусе 5–10 метров.

Это, грубо говоря, всегда и было сутью Тотального футбола, ты всегда играл, отталкиваясь от того, что видел, и никогда от того, что видеть не мог. Другими словами, нужно иметь полный обзор, нужно всегда уметь видеть мяч.

Возьмём регби. Игроки вынуждены пасовать мяч назад, чтобы иметь возможность бежать вперёд. В результате они улучшают обзор происходящего перед ними. Та же теория применима и к футболу, но очень многие люди видят его совсем не так. Они думают, что им нужно двигать мяч вперёд, тогда как на деле игрок, выдвигающийся из глубины поля, – как раз тот, кому они должны пасовать. Он располагается на более глубинной позиции, а следовательно, имеет лучший обзор.

Как бы то ни было, Тотальный футбол целиком завязан на дистанциях на поле и между линиями. Если играть таким образом, то даже голкипер будет считаться ещё одной линией. Поскольку голкипер не может взять мяч в руки после паса от своего игрока назад, он должен уметь обращаться с мячом ногами. Он должен быть кем-то, кто обеспечит защитникам доставку мяча в нужный момент. Часто ему приходится располагаться на границе штрафной площади, чтобы предлагать себя партнёрам впереди в качестве адресата для передачи. Наш стиль игры, который мы практиковали на чемпионате мира в Германии, не предполагал присутствия в команде вратаря, никогда не выходящего со своей линии.

Вот почему место в составе получил Ян Йонгблуд, а не Ян ван Беверен, до тех пор бывший нашим первым номером. Козырем Йонгблуда было то, что в юности он играл форварда. Будучи вратарём, он не просто с удовольствием включался в наши комбинации, он ещё и блестяще в них участвовал и часто избегал пропущенных мячей, потому что умел думать как игрок атаки. Перед Йонгблудом располагалась линия нашей обороны, в которой нашёлся лишь один настоящий защитник, Вим Рейсберген. Ари Хан был полузащитником, а крайние защитники Руд Крол и Вим Сюрбир изначально играли гораздо выше по полю. Почти все они были игроками, умевшими думать об игре в целом. В плане позиционной игры они были большими мастерами, а в техническом плане ещё искушённее.

Превращение полузащитника или игрока атаки в защитника, разумеется, восходило к философии Михелса в «Аяксе». Он пришёл к выводу, что игрок, выступавший на позиции вингера в возрасте восьми–восемнадцати лет, всегда думает о том, что происходит впереди него, всегда ищет возможность продвинуться по полю выше, чтобы как можно чаще подходить к воротам, и он будет делать это, даже если его задвинуть дальше назад. То есть он предпочитает не возвращаться назад, а значит, ему будет выгодно, если поле будет оставаться «узким». Также нельзя забывать о том факте, что хавбеки и игроки атаки, как правило, лучше обращаются с мячом, нежели защитники в классическом понимании слова. Это тоже становится их преимуществом при смене их позиции на поле.

Я слышал и не раз читал о том, что люди, смотревшие матчи ЧМ в Германии, думали, что такой наш подход к футболу был почти что случайностью. Заявляю, что это полный абсурд. В то время национальная сборная Нидерландов была составлена из группы игроков, каждый из которых был возмутительно хорош, это были далеко не посредственные футболисты. Напротив, выдающиеся, блестящие. На левом фланге полузащиты у нас был не только Герри Мюрен из «Аякса», но также и Виллем ван Ханегем из «Фейеноорда». Конкуренцию за место в составе у нас вели игроки мирового уровня. Справа играли Вим Янсен, тоже из «Фейеноорда», и Йохан Нескенс, который в скором времени покинет «Аякс», чтобы присоединиться ко мне в «Барсе». Чего ещё желать? Просто ответьте мне на вопрос: кто лучший левый вингер, Пит Кейзер или Роб Ренсенбринк? Куда ни глянь, везде увидишь игроков мирового класса, выигрывавших трофеи в каждой стране, в которой они выступали. Просто выбери состав, а они сделают всё остальное.

Та команда была сочетанием таланта мирового уровня с исключительным профессионализмом. Возьмём Руда Крола, разнопланового универсального защитника, которым я всегда безумно восхищался. Он мог играть на любой позиции в защите и полузащите. Он просто решил стать лучшим и начал делать домашнюю работу, чтобы оказаться на вершине. После тренировки он каждый день возвращался на поле, чтобы улучшить свой пас вперёд. Уникум.

Наш стартовый состав был полон мастеров, можно было легко выпустить 15 полевых игроков, каждый из которых был бы невероятно хорош, причём на разных позициях. Таким образом, правый защитник мог сыграть и центрального хава, а Джонни Реп или Рене ван де Керкхоф могли в любой момент закрыть правый фланг. Повсюду были суперталантливые игроки. И каждый из них мог привнести что-то особенное в команду.

Чемпионат мира-1974 стал кульминацией пяти лет успехов голландских команд на клубном уровне. Всё началось в 1970 м, когда «Фейеноорд» из Роттердама обыграл «Селтик» Глазго в финале Кубка европейских чемпионов, а после этого «Аякс» брал этот трофей три раза подряд. Выход сборной Голландии в финальную часть турнира 1974 года, первое участие страны на Мундиалях с 1934 года, стал вишенкой на торте. Команда, составленная по большей части из «аяксидов» и игроков «Фейе», смогла наконец собрать вместе лучших футболистов двух футбольных гигантов. Идеальное сочетание.

Тот турнир был последним большим шагом страны к признанию её как одной из ведущих футбольных держав. Именно тем летом в Германии я открыл для себя, насколько чемпионат мира на самом деле значимое событие. Стараниями «Фейеноорда» и главным образом «Аякса» голландский футбол доминировал на клубном уровне на протяжении четырёх лет, но даже этого было недостаточно для того, чтобы тягаться с аурой чемпионата мира. Масштаб этого турнира, казалось, способен повлиять на всё. Возьмите для примера «Песню Вильгельма», наш национальный гимн. Я никогда прежде не слышал, чтобы столько людей так проникновенно его исполняли перед каждой игрой. А потом эти облачённые во всё оранжевое болельщики. Тогда я тоже впервые увидел такое их количество в одном месте. Чувство, что ты действительно представляешь свою страну, крепло во мне с каждым днём. Как и гордость от выступлений за неё. Начиная от игроков и кончая болельщиками – все и каждый почли за честь быть частью этого события.

С каждым матчем всё становилось лучше и лучше, и вскоре за нас болел уже весь мир. Тогда не было ни мобильных телефонов, ни Интернета, так что поддержка команды не имела «вирусного» характера, но с каждым шагом мощь её всё возрастала, и плавным образом она превращалась в почти что непреодолимую силу.

Подготовка сборной к чемпионату мира же, напротив, была какой угодно, но только не плавной. Было много суматохи вокруг финансовой составляющей и договорённостей со спонсорами. Едва ли это было неожиданно, учитывая, что и для игроков, и для KNVB всё было в новинку, так как ни у тех, ни у других не было опыта участия в чемпионатах мира. Из-за этого организация всего процесса получалась хаотичной и беспорядочной, а потому был организован комитет игроков, в который входили представители «Аякса» и «Фейеноорда». Он должен был добиться для нас справедливых условий сделки. На поле мы все были соперниками, но теперь вдруг стали работать вместе и искать решения.

Благодаря своему тестю я знал гораздо больше обо всех этих тонкостях, чем остальные игроки. Кор и я были далеко впереди всех по этой части. Комитет игроков также стал для нас хорошей возможностью поделиться опытом с другими. Мы быстро сошлись во мнении, что главное – это не то, кто больше всех заработает, а то, что деньги получит весь коллектив. Иными словами: что подходит одному, должно подойти и другому. Все должны получить одинаковый предварительный гонорар, а все, кто будет играть в матчах, получат бонус за проведённые игры. Те, кто сыграет больше всех, получат больше всех призовых. Это было в каком-то смысле новаторским подходом, но в конечном итоге коллектив от этого только выиграл.

Другой проблемой стало то, что у меня был спонсорский контракт с компанией-производителем спортивной экипировки Puma, а это означало, что по ходу чемпионата мира я не мог носить никакую продукцию, произведённую их конкурентом Adidas. До той поры сборная Нидерландов носила форму без каких-либо логотипов, но на чемпионате мира должна была играть в экипировке с тремя полосками – фирменным знаком Adidas. KNVB подписала контракт с Adidas, не уведомив об этом игроков. Там решили, что в этом нет нужды, ведь футболки-то их. «Но голова, из неё торчащая-то, моя», – сказал им я. В конечном счёте они убрали с моего комплекта формы одну полоску, сделав его вновь нейтральным.

Все эти организационные моменты за пределами поля требовали какое-то время на то, чтобы к ним привыкнуть, потому что всё это было чем-то совершенно новым для нас, но вместе с этим это было фантастическое время, замечательное. Не в последнюю очередь потому, что в итоге всё сложилось удачно. Поиск путей и вариантов также сделал нас сильнее. По мере приближения турнира и с его началом мы стали замечать, что наш коллектив становится всё более сплочённым. И хотя мы все были игроками разных клубов, в сборной мы стали единой командой. Это стало очевидным во время нашего первого матча против Уругвая. Командный дух был виден невооружённым глазом. Конечно, у нас была вера в себя, вера в то, что мы можем добиться чего-то выдающегося, но, по правде говоря, мы не ожидали, что команда из южноамериканской страны, которую мы считали более опытной, титулованной и сформировавшейся футбольной державой, не сможет выдержать нашего темпа. Откровенно говоря, нас самих поразил уровень нашего мастерства. Дома мы привыкли противостоять командам, которые отлично знали, как играют «Аякс» и «Фейеноорд». Но это был чемпионат мира, тут у наших соперников, как оказалось, не было ни малейшего понятия о нас. Они делали то, что мы бросили делать лет пять, а то и шесть назад.

Для нас то, как мы играли, было абсолютно естественным, но теперь наш Тотальный футбол начал вызывать восхищение во всём мире. Наш мощный, динамичный стиль игры концентрировался вокруг максимально эффективного прессинга соперника, как с мячом, так и без него. Защитники могли атаковать, а форварды защищаться. Целью было добиться того, чтобы каждый игрок команды был способен работать с мячом на половине поля соперника. Люди сочли такое зрелище фантастически интересным. Вдобавок наша игра улучшалась с каждым матчем, и это вселяло в нас чувство, что мы можем стать чемпионами мира.

На чемпионате мира того года участвовало 16 команд. Их разделили на четыре группы по четыре команды в каждой, и команды, занявшие первые два места в каждой группе, проходили во вторую стадию, где их снова собирали в группы, на этот раз две, А и B. Победители второго группового раунда разыгрывали кубок в финале, а занявшие вторые места в группах команды определяли, кто из них займёт итоговое третье место.

За исключением игры первого раунда со Швецией мы победили во всех оставшихся матчах группового этапа с большим перевесом. Уругвай, Болгария, ГДР и Аргентина – ни у одной из этих команд не было ни шанса против нас. Игра со Швецией завершилась вничью 0:0, и, как я сказал тогда сразу после матча, очень жаль, когда тебе не удаётся добыть положительный результат при такой качественной игре. Но после той игры все говорили о другом, о финте, который я исполнил: так называемом «повороте Кройффа». Двигаясь вперёд, я уволок мяч за опорную ногу, мгновенно развернул своё тело и ускорился по направлению к мячу.

Этот поворот я никогда не исполнял и не отрабатывал на тренировках. Идея совершить его пришла ко мне спонтанно, потому что в тот момент игры это решение было лучшим в сложившейся ситуации. Такие импульсы проявляются, когда твои тактические и технические познания становятся так велики и объёмны, что ноги получают способность мгновенно делать то, что велит им голова. Пусть это даже не более чем секундная вспышка в мозгу. Я всегда применял такие финты. Никогда не делал их для того, чтобы выставить соперника в нелепом свете, а только потому что они были лучшим решением проблемы. Да, иногда я прокидывал мяч кому-нибудь между ног, но только если не было другого способа пройти этого соперника. Это полностью отличается от ситуаций, когда ты пробрасываешь мяч кому-нибудь в «домик» чисто ради веселья. Это меня раздражало, даже если подобное исполняли другие игроки.

И Нидерланды, и Бразилия – действующий чемпион – выиграли по две свои первые игры во втором раунде в группе А, а значит, последний оставшийся матч между нами в группе был, по сути, полуфиналом чемпионата мира. Для меня та игра стала высшей точкой турнира. Помню её яснее, чем финал. Мы превзошли действующих чемпионов мира на классе и по всем статьям. Как в плане техники, так и в плане скорости и креативности. Мы были лучше во всех отношениях.

Победа 2:0 стала триумфом как для команды, так и для меня персонально. Мой гол, сделавший счёт 2:0, позже был назван лучшим голом турнира, но, кроме того, он стал олицетворением ценностей Тотального футбола. Наш левый вингер Роб Ренсенбринк опустился ниже, чтобы получить мяч от Руда Крола, левого защитника. Затем Ренсенбринк запустил Крола пасом в свободную зону, а тот, добежав до боковой линии, навесил мне, после чего я ударом с лёта направил мяч под ближнюю штангу. Вся комбинация и её завершение до сих пор выглядят фантастически, смотреть этот гол – одно удовольствие.

Несмотря на то что многие люди считают этот матч одним из лучших в истории чемпионатов мира, мы знали, что на начальных стадиях турнира были ещё далеки от своей лучшей игры. Понятное дело, против нас играла сама Бразилия. Чемпионы мира и, если говорить об уровне их техники, лучшие люди футбола. У них играли все эти знаменитости: Жаирзиньо, Ривелино, Паулу Сезар… Поначалу на нас это тоже произвело впечатление, мы были немного ошарашены – пока игра не началась и мы не превзошли бразильцев в их же игре. В техническом плане обе команды были очень сильны, но мы к тому же могли играть на высокой скорости. В этом и заключалась разница. Наша способность играть на скорости была гораздо, гораздо выше.

Поле тоже было важной деталью игры. Бразильская трава кардинальным образом отличалась от травы на европейских газонах. Мы это знали. Особенно заметно это было, когда мяч оказывался внизу. В Германии трава на поле была короткой, тонкой и сухой, тогда как в Бразилии она традиционно длиннее, толще и сочнее. Этот фактор оказал влияние на скорость перемещения мяча; он может сделать очень существенную разницу. К счастью для нас, мы играли в Германии, а не в Южной Америке, а значит, покрытие на поле давало преимущество нам.

Вдобавок сборная Бразилии переживала переходный период. Их игроки были заняты переходом от старого стиля игры, построенного на чистой технике, к новому, представлявшему собой сочетание техники и физической мощи. Основанием нашего успеха была техника, а всё остальное было завязано на правильном выборе позиции и поддержке друг друга. Хорошая позиционная игра означала, что бегать так далеко не придётся, а значит, техника могла чаще выходить на первый план. Несмотря на несколько неважное начало, мы справились с ними в первой фазе игры и на перерыв смогли уйти при счёте 0:0. Я уже заявлял до этого, что мы с нетерпением ждём матча с Бразилией, и во втором тайме мы показали почему. Нам повезло, что мы не пропустили в нескольких эпизодах в начале первого тайма, но после того, как дурацкий испуг сошёл, мы начали играть в свой лучший футбол вообще.

К несчастью, ровно обратная ситуация приключилась в финале против Германии, действующего чемпиона Европы с Францем Беккенбауэром, Гердом Мюллером и Паулем Брайтнером в составе. Эти трое, как, впрочем, и многие другие в составе их команды, выступали за мюнхенскую «Баварию», которая была лучшей командой Европы того времени и которой совсем недавно покорился первый из трёх подряд Кубков чемпионов. Если бы мы подготовились к матчу с ними так же, как они, или так, как к игре с Бразилией, всё могло сложиться в нашу пользу. Но после победы 2:0 над действующими чемпионами мира все были так расслаблены и удовлетворены собой, что следующий матч как будто потерял значение.

Это был классический случай поговорки «гордыня до добра не доведёт». Как только ты проходишь за точку самоуверенности, тебе становится чрезвычайно трудно повернуть обратно. В игре с Германией после быстрого забитого гола – мы тогда сделали друг другу что-то около шестнадцати передач, ни разу не отдав мяча немцам, после чего забили гол с пенальти – мы стали создавать один момент за другим. Потом они сами реализовали пенальти к перерыву, а в конце матча мы никак не смогли помешать Герду Мюллеру забить гол, сделавший счёт 2:1 в их пользу. Мы думали, что обязательно выиграем, но, как ни старались, не могли протолкнуть мяч в сетку ещё раз.

На всём протяжении матча все наши игроки то оказывались на месте слишком рано, то слишком поздно – и никогда вовремя. Мы просто не выложились на 100 %. Разумеется, можно играть весьма недурно и при 95 % усилий, но если твой соперник показывает свою лучшую игру, ты рискуешь оказаться вторым везде и всюду, на каждом участке поля.

Иногда матчи проигрываются в головах. Только взгляните на пропущенные нами голы. Вим Янсен бросается в подкат, после которого назначается пенальти, а Руд Крол не может свести ноги вместе в эпизоде со вторым голом. Этот последний гол очень точно характеризует нашу игру в этом матче. Многие люди полагают, что при защите всё, что нужно делать, – это всякий раз подальше выбивать мяч. Но искусство игры в обороне также предполагает понимание того, когда необходимо дать вратарю шанс сделать сэйв.

Но чего никогда нельзя делать, это давать мячу после удара в створ пролетать сквозь твои ноги. Тогда вратарь никак не сможет спасти ситуацию. Такую ошибку видишь на футбольных полях каждый уик-энд. Вратарь может закрыть лишь пять из семи метров ворот, так что, будучи защитником, ты обязан суметь закрыть два оставшихся метра их ширины. Стоит тебе только отдать сопернику эти два метра – и всё, вратарь выглядит как полный идиот. Форварды часто ждут, когда защитник даст им возможность пробить сквозь его ноги. В четырёх таких случаях из пяти непременно случится гол, потому что голкипер полагается на своего защитника, надеясь, что он закроет ту часть ворот, что осталась неприкрыта вратарём. Вот почему никогда нельзя давать сопернику пространство. Этот аспект игры до сих пор очень слабо отлажен у очень многих команд. Мы в финале так и не заиграли, и гол Мюллера оказался победным. Разумеется, когда всё было кончено, нас охватило чувство невероятного разочарования. Ты знаешь, что ты – лучший в мире, но приз победителя достаётся другим.

При этом я довольно быстро переварил это поражение. Строго говоря, оно не стало для меня таким уж ударом. Куда важнее была огромная волна позитива в наш адрес за игру, которая вызывала восхищение у людей по всему миру. Почти каждый, кто не был немцем, считал, что мы должны были победить. В финале мы не выдали лучший перфоманс, но зато послужили примером для миллиардов людей. Кроме того, мы подарили надежду всем игрокам, которые были, как я, далеко не большими и не сильными. Целая философия того, как нужно играть в футбол, подверглась изменениям по ходу того турнира.

Эта философия была на самом деле очень простой и остаётся таковой сегодня. Вот есть мяч, и либо он у тебя, либо у соперника. Если он у тебя, они не могут забить. Если хорошо обращаешься с ним, то шанс на положительный исход выше, чем шанс на провал. Это смещает акценты в сторону качества игры и техники, тогда как раньше упор всегда делался на борьбу и тяжёлую работу на поле.

Чемпионат мира для меня прошёл на высокой ноте. Всё внимание было сконцентрировано на мне, но я также нёс на плечах самую большую ответственность. К счастью, меня все поддерживали, и, говоря откровенно, всё для меня прошло очень легко. Пресс-конференции и вся эта болтовня никогда не виделись мне большой проблемой и не казались утомительной формальностью. В конце концов ребята из команды порой говорили мне: «Давай покороче, чтобы мы могли убраться отсюда побыстрей».

Посему все эти басни о том, что я якобы сказал после турнира, что этот чемпионат мира будет последним для меня, так как поражение в финале было слишком тяжёлым ударом, полный вздор. Это решение я принял позднее и по совершенно другим причинам. Во время чемпионата мира я постоянно чувствовал прилив адреналина, а значит, никакого стресса не испытывал вовсе. Не забывайте, что мы выигрывали много матчей и почти не знали разочарований. Даже в самом коллективе всё было позитивно, такая атмосфера стала результатом того, что от футбола мы все получали искреннее удовольствие.

Нам пришлось впервые в жизни столкнуться с нелицеприятной критикой в прессе. Перед самым финалом турнира бульварная немецкая газетёнка Bild-Zeitung опубликовала фотографии и репортаж о том, как голландские игроки веселились с голой немкой в бассейне нашего отеля. Якобы я тоже там был, и Данни об этом узнала. Позже журналистам удалось вытянуть несколько цитат из некоторых наших резервистов, которые сообщили им, что в преддверии финала я долгие часы разговаривал по телефону со своей разъярённой женой. Это событие стало чем-то совершенно новым для меня в мире профессионального футбола: СМИ пытались манипулировать ситуацией. Вот только меня это совершенно не тронуло. Даже годы спустя, будучи тренером, я никогда или очень редко позволял публичности как-то влиять на меня, и я определённо не дал бы ей это сделать перед финалом чемпионата мира. Обвинения в том, что мы сыграли плохо, потому что я был отвлечён этой историей, – чепуха. Полный бред. Что же касается правды, то Данни в тот момент пребывала в нашем втором доме в горах неподалёку от Андорры, а там даже телефона не было, так что мы никак не могли с ней контактировать, не говоря уже о том, чтобы ругаться долгие часы. Только после финала я смог поговорить с ней и рассказать, как подобные сплетни могут жить своей жизнью.

В наши дни вечно гоняющаяся за сенсациями и грешащая неточной подачей информации пресса уже давно, к сожалению, стала неотъемлемой частью игры, но на нашу игру она тогда не оказала никакого эффекта. Истинные причины нашего поражения в финале просты. Мы упустили слишком много моментов, Зепп Майер провёл матч всей своей жизни, защищая немецкие ворота, а Германия получила право на пенальти несправедливо. Несмотря на поражение и ложь в прессе, чемпионат мира до сих пор остаётся приятным воспоминанием для меня. Иногда бывает так, что ты не поднимаешь над головой трофей, но тебя все равно считают победителем. Куда бы я ни отправился, в какой бы части света ни оказался, люди всегда хотят поговорить со мной о команде тех лет. Думаю, что мы заслужили больше похвалы и уважения на том турнире, чем большинство команд, становившихся чемпионами мира. И я этим горжусь.

Чемпионат мира превратил нас всех в культовые фигуры по всему миру. Людям был по душе наш имидж смелой бравады. Наша сила крылась в нашей честности. Мы не притворялись; такими мы на самом деле были. Голландцы по рождению, амстердамцы по характеру.

Кроме того, во мне стали видеть человека, задающего тренд. Всё больше и больше людей стало обращать внимание на мой внешний вид, на мою одежду, на то, какая у меня была причёска. Это всё влияние Данни. С ней я проводил больше всего времени. И чтобы сразу прояснить, я никогда сам не покупал себе одежду. Я понятия не имел о том, как её надо выбирать. Я не обращаю внимания на цвета, вообще ни на что в том, что касается одежды. Я просто хватаю то, что ближе всего оказывается ко мне в гардеробе. Я даже не в курсе, сочетается ли то, что я надел, или нет. Без понятия. Вот почему я никогда не беспокоился о своём внешнем виде. То же касается и волос. Я отращивал их, потому что Данни так нравилось. Я не мог ещё равнодушнее относиться к тому, как выгляжу, – дальше уже некуда. И хотя я был игроком сильных клубов, выигрывавших трофеи, по-настоящему звёздный статус я обрёл только после того чемпионата мира. Всё, что я делал и о чём думал, внезапно приобрело смысл. И стало интересно не только людям в Голландии, но и во всём мире. Это влияние турнира до сих пор часто удивляет меня.

Чемпионат мира 1974 года оказался особенным не только для меня одного, он стал важной датой в истории нации. То, что началось в «Аяксе» в 1965 году, получило всемирное признание в 1974-м, когда Нидерланды показывали лучший футбол в своей истории. К сожалению, жизнь такова, что после взлётов двигаться дальше можно только по наклонной.

Несмотря на фантастический опыт, полученный на турнире 1974 года, и высокий уровень футбола, что я показывал в последующих сезонах в «Барселоне», я принял решение не ехать со сборной на ЧМ-1978. Поначалу я сомневался, хотя всегда думал, что закончу с футболом в 1978 году. Если спросите у меня, почему я так решил, отвечу, что не имею ни малейшего понятия. Перестать играть в 31 год казалось мне отличной мыслью ещё с тех пор, как я был ребёнком. Поэтому, как мне кажется, я и решил, что не буду в достаточной мере подготовлен ментально, чтобы заслужить место в составе сборной на чемпионат мира, ведь осознание того, что после него всё закончится, не покидало меня. После разочарования на Евро-1976, когда мы столкнулись с Чехословакией в том кошмарном полуфинальном матче, сомнения начали крепнуть. Позитивные предчувствия вернулись ко мне в 1977 году. Голландская сборная провела несколько великолепных матчей против Англии и Бельгии, и я всерьёз начал задумываться над перспективой отправиться в Аргентину в составе столь сильной команды.

Потом случилось кое-что ужасное. Было 17 сентября, я находился дома в своих апартаментах в Барселоне, смотрел по телевизору баскетбольный матч, как вдруг мне кто-то позвонил в дверь: показалось, что приехал какой-то курьер с посылкой. Когда я открыл дверь, мне в лоб уткнулось дуло пистолета, а человек приказал мне лечь на живот. Все родные были дома. Дети были у себя в комнате, а вошедший человек приказал лечь на пол и Данни.

Я попытался поговорить с ним. «Вам нужны деньги? Чего вы хотите?» Он связал меня и привязал верёвкой к мебели. Чтобы сделать это, ему пришлось ненадолго положить пистолет, и в этот момент Данни вскочила и выбежала из комнаты, а потом и из здания. Ублюдок побежал за ней. Я смог высвободиться и схватил его пистолет, чтобы он сам больше не смог до него добраться. Было столько криков, что жители всех соседних квартир в комплексе начали открывать двери. Он быстро сбился со следа Данни.

Позже около нашего дома был обнаружен фургон с лежавшим внутри матрасом: всё указывало на то, что он планировал совершить похищение, что было не редкостью в те годы в Испании. Я ничего не знаю о его мотивах, да мне и не было интересно. Я никогда не пытался выяснить. Важность имело только одно – то, что этот человек убрался из нашей жизни.

Следующие шесть месяцев или около того были ужасным временем. Мы жили под постоянной полицейской охраной. Когда я путешествовал, когда отводил детей в школу, когда шёл тренироваться или играть за «Барселону», рядом со мной всегда были люди, рядом постоянно кто-то находился. Поблизости всегда можно было найти полицейскую машину, как, впрочем, и в зеркале заднего вида – меня всегда сопровождали. Каждую ночь полицейские спали в нашей гостиной. Атмосфера была невыносимая. Просто нереальная. Напряжение было так велико, что я больше не мог с ним справляться. Я не мог даже облегчить своё бремя, поговорив с кем-нибудь. Полицейские всё повторяли и повторяли мне: пожалуйста, не надо об этом распространяться, иначе другие психопаты сочтут это за инструкцию к действию.

В подобной ситуации было невозможно ехать на другой конец света, оставляя семью на восемь недель предоставленной самой себе, так что в Аргентину со сборной Голландии я ехать никак не мог. Если играешь на чемпионате мира, ты должен быть полностью сконцентрирован. Если нет, если тебя одолевают сомнения или отвлекают посторонние мысли, тогда тебе ехать не стоит. Ничего хорошего из этого не выйдет.

Тренер сборной Эрнст Хаппель позвонил мне в Барселону, чтобы обсудить мой уход из команды, но я ни секунды не колебался, общаясь с ним. Поскольку мне было приказано молчать по поводу попытки похищения, я сообщил Хаппелю, что моя физическая форма и психологическое состояние не на том уровне, чтобы я мог выступать на столь важном турнире. Не думаю, что мои слова показались ему убедительными, ведь чемпионат мира – это совсем другой уровень. Выдающийся спортсмен, каким был Хаппель, наверняка считал, что упускать такой шанс – ошибка с моей стороны, но я не мог рассказать ему всех подробностей. А потом началась кампания «Верните Кройффа в сборную». Мне приходили целыми мешками письма с просьбами от голландских болельщиков, умолявших меня передумать и поехать с «Оранье» на Мундиаль. Но безопасность моей семьи была для меня на первом месте, так что мне было совсем не трудно настоять на своём. После попытки похищения я никогда ни секунды не сомневался в том, что не должен ехать в Аргентину. Это даже не обсуждалось. Любой, кто решил бы оставить свою семью в подобных обстоятельствах, сумасшедший.

К несчастью, последствия попытки похищения ещё долгое время портили нам жизнь. В Валенсии была похищена девочка, и мы с Данни услышали, что преступники были в курсе, что у нас есть дети, и намеревались явиться к нам с «визитом». Так что для собственной безопасности мы приобрели двух доберманов-пинчеров, и всей семьёй прошли инструктаж по правильному обращению с собаками. Полиция советовала нам избавиться от них, потому что «только представьте, что произойдёт, если они набросятся на незваных гостей». Я ответил им, что именно для этой цели и завёл собак.

В конечном счёте я пропустил чемпионат мира по целому ряду причин. И сейчас, в ретроспективе, кажется, что из-за этого я упустил шанс завершить карьеру на пике славы. Когда Нидерланды вновь дошли до финала, BBC пригласила меня отработать финал в качестве приглашённого эксперта. В студии мне пришлось нелегко. Уступая в счёте с 38-й минуты в очень жёсткой и грубой игре, мы не получили от судьи стопроцентный пенальти во втором тайме, сравняли под конец матча и попали в штангу на последней минуте игры, но лишь для того, чтобы в дополнительное время пропустить дважды и проиграть 1:3.

Смотришь такой матч, и в голове постоянно проносится мысль: если бы я был на поле, моя карьера могла завершиться выигрышем Кубка мира. Если бы я только был там, если бы только оказался на поле! Такое со мной нечасто случается, но в тот момент подобные мысли захватили моё сознание. Чувство, что я мог достигнуть чего-то значимого, если бы оказался вместе с остальными на поле, но при этом осознание того, что для достижения этой цели мне пришлось бы оставить свою семью. А на такое я пойти не мог.

Выиграли бы мы тот матч, если бы я оказался на поле? Честно говоря, думаю, что это было вполне реально. Поскольку мои игровые качества, даже на тот момент моей карьеры, все равно могли сослужить хорошую службу команде. Мы доказали это годом ранее на «Уэмбли», когда обыграли Англию 2:0, и газеты на следующий день вышли с заголовком: «Зрелище тотального футбольного наслаждения». Фантастическая фраза, которую я никогда не забуду. У меня даже было ощущение, что мы как команда были чуть сильнее, чем в 1974 году. Я мог войти в её состав, но принял решение не делать этого. Тогда в студии BBC я думал: «Чёрт подери, я бы очень хотел там оказаться». Это было очень странно и довольно грустно.

Поскольку истинная причина моего отсутствия в заявке сборной должна была храниться в тайне, моей жене вновь пришлось несладко. Та нелепейшая история о телефонном разговоре перед финалом 1974-го повторилась в 1978-м, когда кто-то начал распространять лживые слухи о том, что это Данни – злой гений, стоявший за моим отказом ехать в Аргентину. Это, и правда, невероятно. Если среди жён футболистов и была та, кто никогда не жаждала публичности и всеобщего внимания, то это Данни. Но её продолжали обвинять во всех возможных грехах. Я молчал об этом на протяжении десятилетий, но слухи и обвинения продолжали регулярно всплывать. Словно нашу семью постоянно «награждали» пощёчинами. Спустя почти тридцать лет, когда все дети уже покинули родной дом, я решил рассказать всем правду. Именно так всё было. Всё хранилось в тайне ради нашего блага. Но даже спустя все эти годы я по-прежнему держу ухо востро, где бы я ни был, на тот случай, если пресса подслушивает. У меня даже развилась фобия – я стараюсь не открывать рот в своём доме. Мне пришлось учиться как-то с этим справляться, так уж вышло.

Глава четвертая Интеграция

Я выступал за «Барселону» на протяжении пяти лет, с 1973 по 1978 год. За это время я привязался к клубу, а также к каталонцам. Это чувство только окрепло, когда десять лет спустя я стал тренером «Барселоны», а наша семья переехала в Каталонию насовсем. Первый мой сезон в клубе в качестве игрока вышел великолепным, как я уже говорил. Колоссальное волнение в среде болельщиков, которое вызвал мой приход в команду, разгром «Реала» 5:0, выигрыш чемпионского титула, а затем очень успешный персонально для меня чемпионат мира. Ожидания от «Барселоны» и вокруг неё всегда были очень высокими, но после титула 1974 года мы больше не выигрывали чемпионат, пока я играл в «Барсе», а Кубок короля нам не покорялся вплоть до моего прощального сезона в клубе.

Чем дольше я играл в Испании, тем отчётливее понимал, насколько важная часть отводилась в футболе политике. Начнём с того, что я никогда не следовал «партийной линии», как это делали другие игроки. Другие, но только не я. Я амстердамец, который говорит то, что думает. В годы правления Франко и в период, последовавший сразу за его кончиной, это было непривычно для Испании. Арманд Карабен, каталонский националист, входивший в состав совета директоров «Барселоны» в то время, считал, что такое моё отношение к происходящему замечательно. Тогда я не слишком-то раздумывал обо всём этом, но впоследствии я осознал, что он использовал мой образ как часть вклада клуба в набиравшую обороты борьбу Каталонии за независимость от правящей элиты Мадрида. Будучи знаменитым на весь мир иностранным игроком, я был абсолютно неприкасаемым, а значит, мог время от времени провоцировать Франко.

Вначале я не придавал большого внимания тому, что он делал. Я играл в футбол, а не занимался политикой. Но со временем я стал подмечать, что всё складывается совсем не так хорошо, как могло бы быть. Тот факт, что я был частью команды, выигравшей чемпионский титул всего раз за пять лет, совершеннейшее безумие. В 1977 году, например, нас нагло ограбили, лишив титула. Я пребывал в лучшей форме за всю жизнь, и всё указывало на то, что мы возьмём чемпионство в конце сезона. Но вдруг в матче с «Малагой» меня без каких-либо причин удалили с поля. По словам арбитра, я назвал его hijo de puta, что означает «сукин сын». Но я до сих пор убеждён, что никогда не говорил в его адрес ничего подобного. Ни тогда, ни после удаления. Я действительно много разговаривал на поле, но по большей части делал это в годы тренерской работы или когда мне требовалось уговорить партнёров по команде на что-либо. Разумеется, в пылу борьбы я мог порой произносить далеко не вежливые слова, но мы играли в футбол на высшем уровне, а там порой нужно проявлять жёсткость, чтобы тебя услышали и поняли. Но даже при всём этом я никогда не оскорблял людей такими словами, как «сукин сын». Думаю, что «псих» – это самый максимум, который я себе позволял.

В матче с «Малагой» я что-то выкрикнул одному из своих партнёров, несколько раз терявшему игрока, которого он должен был опекать. Что-то вроде: «Ты должен накрывать своего игрока». Когда ко мне подошёл рефери и удалил меня с поля, я был изумлён. Это было ошибкой с его стороны. К несчастью, это всё же произошло, и потом, на слушаниях в дисциплинарном комитете в Мадриде, мои показания были противопоставлены его словам. Надежды на оправдательное решение у меня не было, и в итоге меня дисквалифицировали на три матча, два из которых мы проиграли, а один свели вничью. После этого чемпионскому титулу можно было помахать рукой. «Атлетико Мадрид» выиграл в том сезоне Ла Лигу, прервав пятилетний период успехов своих извечных городских соперников из «Реала». Даже сегодня то удаление служит для меня очевиднейшим доказательством того, как сильно политика влияла на спортивные соревнования в те годы. К счастью, очень многое в Испании изменилось с тех пор, и с тех пор, как страна перешла к демократии в 1980 году, «Барселона» выиграла 15 чемпионских титулов против 12 у «Реала».

Жить и играть за «Барселону» было невероятно здорово. Как место для жизни Барселона была просто потрясающей. Фантастическое место. А присутствие в команде Ринуса Михелса и Йохана Нескенса, перешедшего из «Аякса» после меня, не позволяло нам утратить связь с Голландией. К сожалению, я не мог по-настоящему наслаждаться временем, проведённым в Испании вместе с семьёй, поскольку футбол отнимал у меня всё время бодрствования. В частности, настоящим испытанием оказывались поездки на выездные матчи, куда мы зачастую отправлялись на поезде, автобусе, а порой и ночью, то есть спать приходилось в дороге. Я очень много путешествовал и редко когда бывал дома; иногда это очень выматывало.

Ринус Михелс тренировал «Барселону», когда я туда перешёл, но он не был тем, кто стоял за моим приходом в клуб. Арманд Карабен позже сообщил мне, что приоритетным вариантом для Михелса был лучший бомбардир Бундеслиги Герд Мюллер. Я никогда не говорил с Михелсом на эту тему, а он точно так же никогда ничем не показывал, что я был для него лишь вторым в списке лучших, и так же, как это было в «Аяксе», в «Барсе» он всё обсуждал со мной загодя и позволял мне руководить командой на поле. С Хеннесом Вайсвайлером, заменившим Михелса на посту тренера перед стартом сезона 1975/76, всё было иначе. Я редко спорил с тренерами, но он был единственным, с кем я не мог сработаться вообще. Главной проблемой Вайсвайлера было то, что он постоянно говорил взрослым людям, что им нужно делать, причём независимо от того, умели они это или нет. Это работает в том случае, если игрок обладает необходимыми для выполнения задач навыками, но он, кажется, никогда не брал это в расчёт. Некоторые игроки от такого приходили в полное замешательство.

В итоге я высказал ему: «Чего вы хотите? Вы говорите игрокам делать то, что они делать абсолютно не в состоянии». Вайсвайлер пришёл в ярость, он не понимал моего отношения к делу. Наши противоречия были типичными для людей, привыкших к разным методикам тренировок: немецкий и голландский подходы разделяла целая пропасть. В те годы в Германии было принято, чтобы тренер принимал все решения, а все остальные им подчинялись. В Голландии основой нашей работы были совместные усилия всех членов коллектива. Когда мы все сходились во мнении насчёт чего-либо, мы это делали, а если согласия не было, то не делали. В том сезоне мы стали вторыми вслед за мадридским «Реалом». Вайсвайлера уволили ещё до окончания чемпионата, и он обвинил в этом меня. Но если бы он взглянул в зеркало, то понял бы, что не только на мне одном его методы не срабатывали, они не работали применительно ни к одному из членов команды. Вайсвайлер и «Барселона» были парой, которой развод был предрешён самой судьбой. Как это бывает в футболе порой слишком часто, он оказался не тем тренером не в том клубе.

Когда я решил покончить с футболом в 1978 году, два моих прощальных матча за два клуба в моей карьере стали предвестником того, что завершится она всё же иначе. В Барселоне мы проиграли «Аяксу» 1:3, а матч, устроенный чуть позже в Амстердаме, свёл нас с мюнхенской «Баварией», которая уничтожила нас 8:0, не дав ни единого шанса. Не о таком прощании с футболом я мечтал. После этого я стал бизнесменом. Это решение послужило мне одним из самых важных уроков в жизни, быть может, даже самым важным.

Всё случилось в период, когда обстоятельства несколько вышли из-под моего контроля. С тестем я виделся тогда лишь три-четыре раза в год. Когда я ещё играл в футбол, Кору как моему агенту приходилось выполнять совсем не много работы. У меня были заключены контракты на несколько лет, их условия были давно оговорены и согласованы, а 80 % своего времени я был занят тем, что тренировался или играл в футбол. Но с того момента, как я перестал играть, 80 % моего времени стали уходить на другие дела и нужды. Вдобавок я начал прибегать к своему всегдашнему упрямству, которое так хорошо служило мне в футболе, и делал это совершенно не к месту.

Здесь я не буду называть ничьих имён, давайте я просто скажу, что в течение карьеры я обзавёлся кругом знакомств, и один из таких знакомых пришёл ко мне с идеей вложения средств, которая на бумаге звучала просто здорово. К несчастью, бизнес-идея касалась сферы, о которой я ничего не знал, плюс – и это самое глупое во всей ситуации – она была бесконечно далека от меня и моих интересов, я не имел никакого отношения к ней. И тогда моё невежество раскрылось во всей красе. У меня были деньги, а когда у тебя есть деньги, рядом всегда находятся крысы, жаждущие урвать кусочек себе. Вы это знаете, теперь это знаю и я. Но тогда я об этом не подозревал.

Хотите верьте, хотите нет, но я вложил деньги в предприятие по разведению свиней. С какого перепугу я вообще решил поучаствовать в этом?.. Если тебе нравится что-нибудь или тебе что-нибудь действительно интересно, тогда ты ещё как-то можешь объяснить свои инвестиции в это дело. Но я никакого объяснения дать не мог. Я просто сказал «да» и вписался в дело. Я даже Данни не сообщил о том, что собираюсь делать. Иногда не осознаёшь, насколько ты глуп, пока кто-нибудь со стороны не укажет тебе, что ты обманываешь самого себя. Кто-нибудь спросит у тебя: «Да что, бога ради, ты такое творишь? Неужели в этом твоё будущее? Неужели так ты хочешь провести остаток жизни?» И тогда ты честно признаёшься, что совершил ошибку. Что тебе совершенно не интересны свиньи. Что ты просто бьёшься головой о кирпичную стену. И так сильно, что никаких оправданий не остаётся.

Какое-то время я полагал, что занялся толковым делом, пока как-то раз к нам с визитом в Барселону не прибыл мой тесть. «Что ты натворил?» – воскликнул он. Я сказал ему, что приобрел три земельных участка, на которых можно отстроить ферму. Кор незамедлительно потребовал у меня документы на землю. А потом он стал наседать на меня. Я заплатил деньги, но никогда не просил никаких подтверждающих документов взамен. Я не привык вести дела и не знал, что так нужно делать.

Если говорить вкратце, то документов, по всей видимости, никаких не было. Кор сказал, что меня поимели. «Ты заплатил за землю, но на твоё имя ничего не зарегистрировано». Я ничего не мог поделать. Кор был очень серьёзен, он сказал мне: «Выкинь весь этот бизнес из своей головы. Смирись с потерей средств и иди заниматься тем, в чём ты действительно хорош».

Ситуация сама по себе была скверной, но тут её ещё усугубил Хосеп Луис Нуньес. В 1978-м он стал президентом «Барселоны» и незамедлительно принялся меня дурачить, в первый из многих раз. Долгие годы испанские клубы сами платили налоги игроков. В какой-то момент закон изменился, и каждый теперь должен был платить ретроспективно. Клуб заявил, что сможет покрыть задолженности всех игроков – кроме моей. Так как я собирался покидать «Барселону», Нуньес отказался платить за меня, даже несмотря на то, что эти деньги я заработал, будучи игроком клуба. Поскольку он нуждался в остальных игроках команды в новом сезоне, он решил их проблемы, а я был вынужден заботиться о себе сам, так как не собирался оставаться в клубе.

Понятия не имею, сколько денег я потерял тогда в одночасье. Ни малейшего. Большая часть моей собственности ушла с молотка. В марте 1979-го наша квартира была изъята из нашей собственности в связи с неплатежами, и нам пришлось паковать чемоданы. Статьи, мелькавшие в газетах, оценивали мои совокупные потери в шесть миллионов долларов, но я не знаю точно, правдива ли эта оценка. Что я знаю точно, так это то, что денег я потерял очень много.

Вскоре я снова привёл себя в чувство и собрался с мыслями. Всё было не так уж плохо, ведь я никогда особо не беспокоился о деньгах. Мой тесть всегда приглядывал за моими финансами. Когда он умер в 2008 году, мне впервые за тридцать лет пришлось самому идти в банк. Я даже не знал, в каком банке хранились средства. Я всегда старался избегать участия в вопросах, касавшихся бизнеса.

Даже если вы прямо сейчас спросили бы у меня, сколько у меня есть денег, я бы не смог вам ответить. Я понятия не имею. Сообщите мне, если появятся какие-то проблемы. Я живу в другом мире. Деньги – это не про меня. После того неудачного опыта я больше никогда ни во что не вкладывался. Ни в квартиры, ни в землю, ни во что вообще. Я знаю, что у меня есть деньги, что они лежат в банке уже долгие годы, но я понятия не имею, какой процент с них зарабатываю и получаю ли какую-либо прибыль вообще. Может звучать глупо, но у меня этот вопрос не вызывает ни малейшего интереса. Сегодня моими банковскими вопросами заведует мой племянник, и он всегда извещает меня о том, что мне следует знать.

Учитывая то, какой я человек по натуре, ошибки, которые я допустил тогда, я довольно быстро выбросил из головы. Не в последнюю очередь потому, что верил, что у каждого человека своя destino, то есть судьба. Моей судьбой, вероятно, было уйти из футбола в молодом возрасте, совершить нечто феноменально глупое, а затем вернуться в игру и обрести себя как футболиста заново. Строго говоря, это вся история моей футбольной карьеры в трёх предложениях.

Закончив карьеру в 31 год, я ещё был достаточно молод, чтобы снова вернуться в прежнее русло и начать играть в футбол. Представьте, что было бы, если бы я совершил ту же ошибку в возрасте 36 лет, тогда я уже не смог бы повторно выйти на ту же тропу и начать снова играть в футбол. Но в 31 год это сделать было вполне легко, если бы ситуация того потребовала. И после моего тридцать второго дня рождения меня в жизни ждали одни из самых приятных её событий, и если бы я не совершил те ошибки, я бы наверняка пропустил целый ряд фантастических происшествий, случившихся со мной.

Вот почему я верю в то, что произошедшее было предначертано. Я слишком поздно узнал о случившемся, чтобы спасти свои деньги, но как раз вовремя, чтобы продолжить карьеру. В том, что касается решения проблем, я всегда был очень практичным человеком. Если я не могу исправить что-либо, я просто переключаю своё внимание с этого. Начинаю заново, с чистого листа. Просто забываю о неудачах, стираю их из памяти. Будь то поражение в финале чемпионата мира или потеря миллионов долларов накоплений, я незамедлительно начинаю поиск позитивных моментов. Я не знаю, может, это какая-то из форм самозащиты, но такой уж я человек. Некоторые люди считают это близорукостью, другие видят в этом проявление инстинкта выживания. Плохим был опыт или хорошим, я считаю, что он ценен сам по себе и что любой опыт – это уже здорово. Никто из нас не начинает свой путь к чему-либо, планируя неудачу. Быть сильным задним умом – это, конечно, замечательно, но это качество не поможет вам ничего изменить. Гораздо лучше учиться на собственных ошибках. Моя карьера бизнесмена продлилась недолго. После её скорого окончания всё было, насколько могу помнить, так: «Ну что ж, парни, с этим покончено, всем спокойной ночи, нас ждёт следующая остановка».

Произошедшие события также стали замечательной причиной переосмыслить решение завязать с игрой в футбол. Как иначе я мог бы «отыграться»? И в конечном счёт я также осознал, что бросить уникальный талант, который проявился у меня в столь раннем возрасте, пожалуй, не лучшая идея. Тридцать один – это ещё слишком рано, чтобы заканчивать, но у меня появился шанс внести кое-какие поправки в свою жизнь и дать ей новое начало. С тех пор я раз и навсегда определил своё место в жизни. Моё место в футболе и больше нигде.

Я всегда говорил: если хочешь начать что-нибудь сначала, постарайся сделать это как следует, и именно так я и попытался поступить. После того как наша квартира в Барселоне перешла в собственность банка, мы решили начать жизнь с чистого листа в Америке. В течение шести месяцев, прошедших с того момента, как я решил бросить играть, в голове у меня роились самые разные мысли. Все причины, по которым я играл в футбол – гордость, страсть, чувство товарищества, – внезапно разом куда-то пропали. Но дома это не вызвало никакого напряжения. А всё потому, что Данни всегда стремилась совместно со мной решать наши проблемы и делиться своим мнением. Даже когда я инвестировал средства без её ведома и когда вместе с ней растил троих детей, чьи жизни находились под постоянной угрозой потенциального похищения.

Кроме всего прочего, она лучше знала своего отца, чем я, и умела находить к нему подход. Разумеется, я допустил огромные ошибки, но Кор тоже имел склонность несколько преувеличивать наши проблемы. В ходе тех обсуждений с отцом Данни пыталась как-то восстановить равновесие. Как она всегда это делала. Кроме того, она дока по части организации процессов, и я всегда оказываюсь в них вовлечён. В одном мы с ней всегда были схожи, и это умение подвести черту и двигаться дальше, без оглядки на прошлое.

Я выбрал Америку с тем, чтобы дать жизни и карьере совершенно новое начало. Выбрал страну, далёкую от моей прошлой жизни и бывшую идеальным местом для того, чтобы как-то выбраться из ситуации, в которой я когда-то был всем, а теперь стал ничем. И принятое решение стало одним из лучших за всю мою жизнь. Америка стала местом, открывшим мне новые амбиции и научившим развивать их. Я подписал контракт с клубом «Лос-Анджелес Ацтекс», представлявшим Северо-Американскую Футбольную Лигу (NASL). Ходили самые разнообразные слухи о том, что я вёл переговоры с «Нью-Йорк Космос», но на самом деле это было далеко от истины – не в последнюю очередь потому, что я не горел желанием играть на искусственном газоне. Для американского футбола и бейсбола такие покрытия ещё ничего, ведь в этих видах спорта задействованы, главным образом, руки. Американская искусственная трава для полей годилась для бега, но не для игры в настоящий футбол.

Однако я всё же провёл один выставочный матч в составе «Космоса», в котором также принимал участие Франц Беккенбауэр, заключивший с этим клубом полноценный контракт. Кроме того, я общался с братьями Эртегюн, Ахметом и Несухи, большими шишками в Atlantic Records и по совместительству владельцами клуба. Мы говорили с ними, но никаких детальных переговоров не вели. Стадион «Джайантс» был великолепен и очень впечатляющ, но стоило мне один раз сыграть на искусственном газоне, как я понял: с меня хватит.

В те времена искусственное покрытие было совсем не таким, как сегодня. Тогда оно напоминало своего рода ковёр, а значит, периодически ты заканчивал матч с огромными мозолинами на подошвах. Кроме того, мяч от такого газона отскакивал так, что мне было трудно к этому привыкнуть. Американцы считали эти газоны потрясающими, но что касается меня, то вопрос о том, чтобы играть в футбол на коврике, никогда даже не поднимался. Я хотел играть в Америке профессионально, но только за тот клуб, у которого будет настоящее травяное поле. Так что в «Ацтекс» я нашёл то, что искал, на их стадионе «Роуз Боул» зелёная травка была просто великолепной. То же касалось и клуба «Вашингтон Дипломатс», моей второй команды в NASL. Когда я выбирал клуб, мне сильно помог в принятии решения тот факт, что Ринус Михелс работал в «Ацтекс» главным тренером. И даже после семи месяцев простоя я смог снова выйти на правильный путь и начать набирать форму.

Переговоры проходили в типично американском стиле. Всё продвигалось на невероятной скорости. Все детали были улажены за один день, а чуть позже я узнал, что они забронировали мне рейс из Испании в течение пяти часов, потому что хотели видеть меня у себя тем же вечером. Невероятно, но факт: после двенадцатичасового перелёта и четырёх часов пребывания на американской земле я уже вышел на поле! И вплоть до того момента, как мы с Михелсом увиделись в раздевалке команды, я никак не контактировал со своим «новым» тренером и не общался с ним на предмет моего трансфера в клуб.

В итоге я провёл около трёх четвертей матча. Забил два гола, и этого хватило для того, чтобы люди убедились: новичок у команды стоящий. Вторым приятным моментом стало то, что сам Михелс пришёл после матча в отель, чтобы сделать мне массаж. Я больше не мог бегать, и он это прекрасно видел. Судя по всему, проходя обучение на спортивного тренера, он также освоил технику массажа и блестяще умел его делать. Это было очень странной отличительной чертой Михелса: он всегда был чрезвычайно строг, но в то же время всегда чрезвычайно заботлив.

Америка тогда была непаханым полем. Все, кто смеялся над моими неудачами, остались далеко в Европе, а я оказался в совершенно новом для себя мире. Мир был новым, но ожидания были теми же. Вокруг меня творилось столько всего, что я ни секунды не скучал. И конечно же, мы провели великолепный отпуск на Гавайях, до которых из Лос-Анджелеса лететь всего пять часов. Не такой великолепной получилась продажа «Ацтекс» мексиканским инвесторам из Televisa Corp. Мексиканцы захотели превратить клуб в латино-американский анклав, так что моё присутствие в команде шло вразрез с их видением будущего команды. По мою душу пришёл владелец «Вашингтон Дипломатс», и практически сразу я был продан в другой клуб.

Я не подавал никаких запросов на трансфер, меня никто не спрашивал, хочу ли я перейти вообще и если да, то куда. Тогда в NASL всё было вот так. У меня не было никакого контракта с клубом, только NASL. С самой лигой. Можно было приехать на тренировку и узнать, что тебя продали в другой клуб, и в течение 48 часов ты должен быть на другом конце Америки. Нужно было просто идти и садиться в самолёт, кем бы ты ни был. В те дни такого понятия, как «свободный агент», не существовало. Существовало положение «коси и продавай», и посреди сезона оно вступало в силу. Если в этой фазе сезона ты был травмирован, существовал риск того, что твой контракт попросту аннулируют. Восприятия клуба как семьи, к которому мы привыкли в Европе, там не существовало. Футбол был исключительно бизнесом. Такой менталитет был очень далёк от того, к чему мы привыкли дома. Либо ты готов хотя бы наполовину и можешь продолжать играть, либо тебя выкидывают на улицу и берут на твоё место кого-то нового.

Моё понимание того, как в футболе должны работать джентльменские соглашения, тоже пришло ко мне с опытом, приобретённым в Америке: например, то, как клубы могут договориться друг с другом о разрешённом количестве иностранцев в команде, или добиться консенсуса о том, как коллективно развивать молодых игроков, причём добивались этого рукопожатием и делали это с прицелом на обеспечение лучшего баланса между командами. Все стремились помогать друг другу поддерживать высокий уровень выступлений. В американском спорте люди лучше, чем где-либо ещё, понимают, насколько важно сотрудничество. Это кардинальным образом отличает американские спортивные франшизы от многих европейских клубов. В Европе каждый за себя; ни у кого нет правильного менталитета, стремления к тому, чтобы поднять игру на самый высокий из возможных уровень, тогда как в американских франшизах это необходимое условие. Американцы хотят лучшего и ожидают лучшего.

Так что с приходом мексиканцев я клуб покинул и перебрался на противоположный берег Америки. Сама идея такого переезда меня не прельщала. На дворе был март, я прогуливался по Лос-Анджелесу в шортах, а в Ди-Си всё ещё лежало два фута снега. Но в ходе своего первого визита в клуб я был моментально очарован. Я увидел столько всего замечательного, что в итоге остался очень доволен переходом. Оглядываясь в прошлое, могу сказать, что два года, проведённые там, были фантастическими. Вашингтон – уникальное место. Все, кто там бывал, заезжали туда проездом, и казалось, что я не встретил там никого, кто родился бы в этом городе. Кроме того, там повсюду политика. А поскольку главой клуба «Дипломатс» был демократ, я был принят в демократическую партию. Жёны Кеннеди пытались найти для меня дом, потому что вначале у меня никак не укладывалось в голове то, что я здесь – знаменитая персона.

Моим соседом был Роберт МакНамара, бывший министром обороны при Джоне Ф. Кеннеди, а в то время занимавший пост президента Всемирного Банка. Он был человеком, имевшим невероятную репутацию в мире политики. В пять утра каждый день он бегал в парке в своих неизменных шортах, а в семь около дверей его дома уже останавливался лимузин с развевавшимися на ветру американскими флажками на капоте. Но в то же время он был очень приятным мужчиной, дававшим мне массу полезных советов и подсказок о нашем квартале. Например, он рассказывал, в какую школу лучше отдать детей и где лучше закупаться хлебом и овощами. Тем временем я стал ездить на тренировки на велосипеде. А всё потому что окружающий пейзаж был великолепным, а кататься на велосипеде по округе было сплошным удовольствием.

Вашингтон – экстремальный мир, но очень приятный и интересный. Вдобавок он способен многому научить. Для меня стало настоящим откровением то, как наш генеральный менеджер Энди Долич управлял «Дипломатс». Для меня не стало большим сюрпризом то, что впоследствии Энди выиграл Мировую серию с бейсбольным клубом «Окленд Эйс», а также очень удачно поработал с клубами «Голден Стэйт Уорриорз», «Мемфис Гриззлис» и «Сан-Франциско Форти Найнерс». Таким образом, моим ментором в «Вашингтон Дипломатс» был человек, сумевший построить успешную карьеру на высочайшем уровне в бейсболе, баскетболе и американском футболе. Благодаря опыту совместной работы с такими людьми, как Долич, я знаю футбольную сферу от и до. Я знаю, как думает игрок, знаю, как думает тренер, знаю, о чём думают спонсоры, и знаю все «за» и «против» всех трёх составляющих элементов, работающих вместе.

В Вашингтоне я получил и другое представление о спорте высочайшего уровня, потому что Америка – спорт высшей пробы. Умение думать на высочайшем уровне заложено у них в генах. Коренное отличие Америки от Европы в том, что в Америке спорт регулируется через школьную систему образования, тогда как в Европе регулирование осуществляет клубная система. В Европе тебя сначала должен заприметить скаут, чтобы ты мог прогрессировать дальше, тогда как в США спорт важен настолько, что становится частью основного образования. Все ходят в школу, поэтому у всех есть шанс. Это сильно контрастирует с ситуацией, сложившейся на нашей стороне Атлантики, где спорт и учёба в школе – абсолютно разные дисциплины. В Европе школьное образование – это одно, а спорт – нечто совсем другое. Это ошибка. Спорт и учёба – одно и то же, с той лишь разницей, что в спорте ты учишься на другом уровне. В Америке люди очень грамотно разобрались со всем этим. Ребёнок имеет равные шансы вырасти как доктором или юристом, так и игроком в американский футбол. Это не отличные друг от друга карьерные пути, никак не связанные вместе, нет, они все одного поля ягоды. В среде американцев обучение в школе и занятия спортом – две стороны одной медали. Мы их отделяем, они же сводят их вместе. Вот почему в Америке подлинные Эйнштейны понимают спорт, а настоящие спортсмены понимают Эйнштейнов.

В Европе спортсменов часто воспринимают как эдаких тугодумов. Разумеется, всё далеко не так однозначно. Невозможно быть спортсменом высокого уровня, если тебе не хватает интеллекта. Это попросту нереально. Недавно я услышал отличную историю от друга, рассказавшего мне о споре, который у него случился с Яо Мином, выступавшим ранее за «Хьюстон Рокетс» в НБА. В какой-то момент разговора мой друг спросил у Яо, кто из соперников, которым он противостоял, был лучшим. Яо ответил, что Шакил О’Нил.

Объяснение, которое он дал своему выбору, я нашёл одновременно прекрасным и очень трогательным. В лице Яо Мина О’Нил нашёл игрока, равного себе по физической силе и мощи. Они были одного роста, и оба одинаково сильны. Яо Мину удалось выиграть у соперника мяч в борьбе в двух первых случаях, но после этого он и близко не мог к нему подобраться. По словам Яо, в голове каждого игрока атаки в баскетболе есть список из сотни ситуаций, случавшихся с ним под кольцом прежде, и каждая ситуация идёт под своим номером от одного до ста. В результате в ходе любого розыгрыша он интуитивно знает, что нужно делать, просто вспоминая номер подходящей ситуации.

Но О’Нил стал для Яо Мина чем-то совершенно новым. Ему никогда прежде не доводилось играть против игроков таких габаритов. Тем не менее О’Нил, как казалось, мог анализировать новые ситуации практически незамедлительно и сразу же добавлять их в свою базу данных в голове. Так что за пять минут игры в его систему добавились варианты 101 и 102, и он принялся доминировать над Яо Мином. Глупым спортсменам это сделать бы не удалось, такое под силу только очень умным игрокам. Я сам всегда говорил, что в футбол играют головой, а не ногами; ноги нужны только для бега.

Если рассматривать спорт и интеллект в таких терминах, то можно получить куда более широкое представление о том, как спорт и общество взаимодействуют друг с другом. И после этого обычно начинаешь сопротивляться узколобию, царящему в европейском спорте. Разумеется, Америка даёт куда больше возможностей для спорта, но также там гораздо труднее эти возможности реализовать, просто потому что их так много. Если у нас на одну позицию претендует пять человек, то у них пятьсот. Так что уровень внутренней конкуренции выше, и это неизбежно формирует другой менталитет.

Американцы также уделяют большое внимание данным и статистике. Высчитывают проценты того, что случилось и чего не произошло. Предположим, баскетболист, реализующий 80 % бросков, плох, а тот, кто реализует 90 %, хорош. Я же считаю, что это очень спорный способ оценивать качество выступлений. Что я знаю наверняка, так это то, что выводы, которые я бы сделал на основании своего опыта, отличались бы от тех, которые базировались бы исключительно на цифрах. Ведь если Лионель Месси забьёт три гола после десяти попыток, кто-то может раскритиковать его, сказав, что по статистике его эффективность лишь немногим превышает показатель в 30 %. Я же скажу так: попробуйте повторить за ним, и мы посмотрим, удастся ли вам выйти на его уровень. Это практически невозможно.

Билли Бин первым это увидел. Главный человек бейсбольного клуба «Окленд Атлетикс» взглянул на статистику иначе и добился удивительных успехов. Он понимал, что дьявол кроется в деталях, но также важно уметь хорошо эти детали подмечать. Тогда правда будет открываться не только в больших цифрах – 70 % выигранных матчей, к примеру, – но и в маленьких, 1–2 % гениальной игры или ошибок, способных сделать разницу в счёте. Вопрос в том, как смотреть на эти цифры. Крайне редко большие ошибки или моменты показной эффектности решают судьбу матча, как правило, разницу делают небольшие промахи или ловкие касания. Именно их нужно стремиться минимизировать или, наоборот, реализовать по максимуму. Таким образом, я считаю, что данные и статистика никогда не смогут занять более высокого положения в сравнении с качеством выступления. Они помогают, но игру нужно смотреть своими глазами. Бин первым это понял, и самое замечательное в его изысканиях то, что вдохновил его на них Тотальный футбол, в который голландская сборная играла на чемпионате мира-1974. Он был поражён тем фактом, что левый защитник мог также исполнить и правого хавбека; что так называемые узкие специалисты были хороши в игре и на других позициях. В результате он начал анализировать бейсболистов иначе.

В Америке я также заметил, что главной целью спорта на высочайшем уровне является развлечение публики. Я всегда говорил, что должно быть именно так, но особенно приятно было увидеть, что в величайшей, пожалуй, спортивной державе планеты люди считают так же. Зрители трудятся в поте лица всю неделю. Когда они покидают стадион после матча, они должны быть счастливы, домой они должны уходить удовлетворёнными увиденным. Эти эмоции могут приходить разными путями. Ты можешь победить, можешь показать решимость и желание бороться, но вовсе необязательно, что ты будешь при этом успешен. Таким образом ты учишься релятивизации. Это звучит как клише, но победа – это ещё не всё. Я всегда искренне в это верил. Разумеется, ты всегда стремишься к победе, но более важно то, как ты собираешься её добиться. Нужно иметь адекватное представление о том, чего ждёт публика, и уметь адаптироваться к этим ожиданиям. В Америке это понимают лучше, чем где бы то ни было. Они знают, что болельщики хотят видеть на поле, они знают, за что те готовы платить, знают, что люди хотят пить, есть, всё знают.

Это касается и европейского футбола в Америке, пусть и в моё время в NASL я столкнулся с миром чрезвычайных контрастов. С одной стороны, я должен был выступать на высочайшем уровне, работая в пределах управляемой профессионалами организации; с другой стороны, я вёл телевизионную программу, в которой мне приходилось объяснять зрителям, каких размеров должно быть поле для игры, почему оно зелёного цвета и зачем на нём вычерчены линии. Футбол всё ещё был новым и незнакомым видом спорта, многим американцам нужно было объяснять самые его азы. В своей программе я объяснял, как надо бить по мячу и где обычно случаются самые интересные эпизоды матчей. На самом деле, это было безумно смешно: я играл на высочайшем уровне, но в то же время объяснял и разжёвывал правила игры людям так, словно оказался в детском саду. Но этот подход работал. Вашингтон кишел итальянцами, большинство из которых любили футбол. Англичане тоже разжигали энтузиазм американцев к игре. По правде говоря, в Америке была масса людей, которые так или иначе были связаны с футболом, но все они нуждались в ком-то, кто мог бы говорить о нём на телевидении.

Почему этим кем-то оказался я? Просто потому что в Америке ты, будучи известным, получаешь уйму возможностей, и одной из таких возможностей для меня была собственная телепрограмма. Нужное место, нужное время. Итальянские и британские тренеры нарадоваться этому не могли. Внезапно футбол попал на телевидение – а если что-то показывают по ТВ, значит, оно имеет значение. В эфире даже транслировались тренировочные курсы по футболу. Всё больше и больше людей вливалось в новый вид спорта, и популярность его росла, как снежный ком. Было приятно быть частью всего этого.

В Вашингтоне я также впервые столкнулся с тем, что позднее натолкнуло меня на идею организации собственного фонда. Выше я упоминал, что владельцем клуба был член демократической партии, и через него я стал контактировать с семьёй Кеннеди. В какой-то момент сестра Джона Ф. Кеннеди, Юнис Кеннеди Шрайвер, попросила меня стать послом Специальной Олимпиады. Она учредила организацию для атлетов с умственными отклонениями, которая теперь известна по всему миру. Для меня было честью открывать вместе с ней Специальную Олимпиаду в Польше несколько лет назад.

Первые семена будущего фонда были заложены мной в первый сезон выступлений за «Вашингтон Дипломатс». По работе мне приходилось делать то, что в конечном счёте оказалось таким стоящим делом, что его можно было согласиться делать и просто так. Но если быть честным, то я не могу приписать все заслуги в этом деле себе. Когда я перешёл в «Вашингтон Дипломатс», мне сообщили, что на каждом выездном матче я буду обязан проводить тренировочную сессию для детей с ограниченными возможностями. Поначалу мне было очень тяжело этим заниматься. После нескольких месяцев попыток я сказал, что хочу бросить это занятие, так как не вижу в нём абсолютно никакого смысла. Всякий раз, когда я говорил им бить по мячу в одну сторону, они изо всех сил лупили по нему в противоположную.

Когда я рассказал об этом организаторам, они попросили меня посмотреть видео одной из таких тренировок, которую я проводил. Они сказали мне, чтобы я забыл о том, куда летит мяч, и вместо этого чаще смотрел в глаза детям, их матерям и отцам. И просто видеть в них счастье, которое охватывало их, когда они просто били по мячу, чего никогда ранее делать не могли. Конечно, потребовалось бы очень долгое время, чтобы они хотя бы немного подтянули свои футбольные навыки, но смысл этих тренировок был не в этом. Смысл был в том, чтобы они просто пинали мяч и тем самым немного улучшали свою координацию. Организаторы добавляли: «Когда вернёшься сюда в следующий раз, увидишь совершенно другого ребёнка и человека. Ты увидишь счастье, которое даёт им сама возможность коснуться мяча ногами».

Такое объяснение по-настоящему открыло мне глаза. Внезапно я осознал масштабы счастья, которым делился с детьми. Я начал получать удовольствие от этих тренировок; начал иначе смотреть на вещи и думать иначе. Вместо досады я стал испытывать невероятную радость и удовлетворение от того, что делал. Я понял, что на самом деле совершал очень незначительные поступки, но при этом помогал случиться очень важным событиям. К примеру, у соседского малыша был синдром Дауна. Как-то раз он вдруг забрёл в мой сад с мячом. Я стал учить его бить по мячу головой и ногами, кое-каким приёмам и другим мелочам. Так продолжалось месяц или два, а однажды я вернулся домой из долгой поездки и увидел, что он играет в футбол с другими детьми на улице. Когда он увидел меня, он побежал ко мне, прыгнул мне на руки, и мы поцеловались. Он был так счастлив, что мог теперь присоединиться к другим детям на улице. Или скорее они разрешили ему играть с ними. Не суть, сам простой факт, что он смог теперь начать играть с ними, вселил в меня невероятную уверенность в том, что я делаю что-то действительно полезное.

Это затронуло и другие сферы моей жизни. В жаркую погоду семья мальчика должна была особенно внимательно за ним приглядывать. У них был бассейн, и они страшно боялись, что когда-нибудь их сын, не умевший плавать, упадёт в него и утонет. Однажды я сам плавал в этом бассейне, и как только он увидел меня, он подбежал и прыгнул ко мне. Казалось, что он утратил свой страх воды. Уверенность, которую он приобрёл, играя в футбол, помогла ему преодолеть боязнь воды, так что теперь он мог начать учиться плавать.

Тогда я осознал, что, помогая понемногу в том и другом, ты можешь существенным образом изменить жизнь ребёнка. Что приложив столь незначительные усилия, ты можешь получить столь существенную отдачу. Этот жизненный урок я выучил до конца, поучаствовав в Специальной Олимпиаде уже после завершения футбольной карьеры. Вот почему меня несколько напрягают люди, твердящие на каждом углу, что победа – есть Святой Грааль профессионального спорта. Конечно, результаты важны, но самое важное – это болельщики: люди, в чьих жилах течёт любовь к клубу. Ты обязан дарить им приятные эмоции. Некоторые люди могут со мной поспорить, но в этом отношении я всегда рассуждаю как профессиональный спортсмен-идеалист, знающий, о чём он говорит. Ребёнком я рос в «Аяксе». Я покидал клуб трижды в результате разных ссор и скандалов, но как болельщик клуба я всегда радуюсь его успехам. Это чувство любви к нему у меня в крови. Его совершенно невозможно описать словами, но это лучшее чувство из всех.

Спустя почти 35 лет с тех пор, как я поиграл там, Америка попала в топ-25 футбольных сборных мира согласно рейтингу ФИФА, а матчи внутреннего первенства там с каждым годом собирают всё большую и большую аудиторию зрителей на стадионах. Меня это не удивляет. Американцы способны работать с прицелом на успех. Они способны распознавать собственные недостатки и признавать провалы, и всегда борются за их исправление, потому что главная их цель – успех. Конечно, у такого подхода есть и свои минусы. Юрген Клинсманн, с 2011 года работающий главным тренером сборной США, часто не мог набрать самых сильных игроков в команду, так как был обязан включать в состав представителя каждой франшизы. То есть он не мог пригласить в сборную четверых игроков одного клуба, например. Поскольку каждая из франшиз вносит вклад в формирование бюджета национальной сборной, все они должны представить сборной хотя бы одного своего игрока – чтобы не обидеть болельщиков. Я не знаю, до сих пор ли в Америке действует это правило, но я знаю, что для тренера это очень серьёзный ограничитель и если подобная практика сохранится, она будет тормозить развитие национальной сборной ещё долгие годы.

В Америке спорт – неотъемлемая часть образовательной системы. Она стимулирует большее количество детей играть в футбол, а это значит, что задействованных в игре детей становится всё больше, следовательно, франшизы получают более широкий выбор потенциальных игроков. В наши дни все американские команды, конечно, очень сильны. Как в матчах против национальной сборной, так и против лучших клубов MLS любая команда столкнётся с очень серьёзным сопротивлением. Сегодня хороших игроков там в избытке. Но при этом американцы ещё не имеют статуса «топ». Исключительных, выдающихся игроков там ещё нет. Нет таких талантов, которые могли бы решать исходы матчей и турниров.

Их появление – вопрос организации процесса сверху; вопрос тренировок, правильного подхода к ним и умения выбирать тактику на матч. Потому что такой особый талант, которому будет суждено со временем появиться на свет, нуждается в обучении и взращивании. Думаю, что в этом кроется самый значительный недостаток американской системы: исключения пока ещё не подтверждают правило. И это касается не только футбола. Если возьмём гольф или конный спорт, то увидим, что там все делают то же самое. Неотступно следуют каждой букве инструкций. В каждодневной жизни это проявляется постоянно. Масса правил и ограничений, но где же все Эйнштейны? Где ваши козырные карты? Если американский футбол сможет стать гибче в этом плане, с пути к успеху будет убрано одно очень существенное препятствие.

В целом же я очень многому научился в Америке. И эти уроки я смог позднее применить в своей личной жизни. Мы только въехали в наш дом в Вашингтоне, как вдруг кто-то позвонил мне из клуба: человек был взволнован и активно интересовался, какую схему страхования ответственности мы выбрали. Я подумал: ответственности за что? Я узнал, что там требуется страховка даже для крыльца у двери в дом. Потому что если кто-нибудь на нём поскользнётся, а у вас не будет страховки, в суде вас ждут проблемы. Я ушам своим поверить не мог. Потом мне сказали, что кто-нибудь может пожаловаться на то, что на моём крыльце валяется банановая кожура, пусть даже я сам не буду об этом знать. Такой человек мог сам положить банановую кожуру на крыльцо и сделать фотографию. «Вам действительно нужно держать в уме все подобные варианты», – говорил мне представитель клуба.

После такого начинаешь менять свой привычный ход мыслей. Не просто пожимаешь плечами и отказываешься принимать во внимание подобные сумасшедшие предупреждения, но действительно переключаешь скорость в мозгу и миришься с такой ситуацией. В конечном счёте я сказал человеку из клуба: «Ладно, будет здорово, если вы разрешите для нас эту ситуацию». Я мог и более умно прокомментировать особенности юридической системы страны, но, с моей точки зрения, то, что клуб пытался предвосхитить возникновение проблем даже такого уровня, положительно его характеризует. Не надо смеяться, лучше проявите максимум уважения.

В Европе подобные вещи не очень хорошо отрегулированы. Здесь люди редко или вообще никогда не тратят время на то, чтобы предвидеть и рассчитать возникновение проблем. Отсюда столько шумихи вокруг футболистов, рождённых в бедных семьях, ставших хорошими игроками, разбогатевших и слетевших с катушек. Поставьте себя на их место. Просто попытайтесь переварить подобную историю. На деле очень мало европейских клубов (если вообще такие есть) изучают эту проблему. Потому что наши миры слишком далеки друг от друга. Совет директоров, управленцы и менеджеры, которые должны следить за подобными вещами, не понимают культуры игроков с таким происхождением. У них просто нет жизненного опыта, чтобы суметь представить себя в подобной ситуации. Кто будет наставником для них, кто поставит их на путь истинный? Нам в Европе предстоит пройти ещё очень долгий путь к пониманию этого.

Америка подарила мне три роскошных, очень многому научивших меня сезона в составе «Ацтекс» и «Дипломатс», на протяжении которых я смог оценить и переосмыслить свою жизнь. К тому же это время получилось невероятно богатым на положительный опыт. Мэр Лос-Анджелеса Том Брэдли сделал меня почётным гражданином города, а управляющий комитет Специальной Олимпиады Северной Америки сделал меня своим почётным членом. Одновременно с этим я очень много узнал об управлении профессиональными организациями. Поработал со специалистами в своём деле, трудящимися в окружении, в котором цель каждого, начиная от кассиров, продающих билеты на игры, и заканчивая менеджерами, ответственными за экипировку, – улучшить качество выступлений команды.

Там же, в Америке, я стал размышлять об организации того, что впоследствии получило воплощение в виде моего фонда и моих школ. Я начал прощупывать почву для подготовки того, что будет реализовано 15 лет спустя благодаря опыту, полученному мной на Специальной Олимпиаде, и изучению того, как спорт и учёба сплетаются воедино в Америке. Даже сегодня я продолжаю гордиться тем, что был в рядах тех пионеров – среди которых были Франц Беккенбауэр, Пеле, Йохан Нескенс и многие другие, что поднимали популярность футбола на этом всё ещё активно развивающемся континенте. Когда я вижу, какие успехи делает в Америке футбол, я понимаю, что выигрыш сборной США чемпионата мира – лишь вопрос времени. Как фанат футбола думаю, что это здорово.

Глава пятая Инициатива

С тех пор как я завершил свой американский этап карьеры, я ещё много раз возвращался в США. Это очень интересная и вдохновляющая страна, уж в том, что касается спорта, так точно, и за три года жизни в Америке я узнал всё, что только мог, об их системе образования и спорта, обдумал очень многие вещи и вернулся в дело в качестве игрока, готового соревноваться на высоком уровне. Годы, проведённые там, были замечательными, но как футболисту мне не хватало там многого. Я жаждал большего и должен был больше отдавать сам. Это ощущение только укрепилось, когда я приехал тренироваться с «Аяксом» по ходу межсезонья в американской лиге. Я по-прежнему мог выдерживать конкуренцию с игроками основы клубов Эредивизи, а потому решил вновь сделать этот шаг. Навстречу голландскому футболу. И после краткого пребывания в Испании с «Леванте» я принял решение возвратиться в Амстердам.

Снова сыграть за «Аякс» было очень здорово. Команда там собралась молодая, и эти футболисты с нетерпением ждали возможности поиграть вместе со мной. Но я быстро столкнулся с проблемой. В Америке я успел привыкнуть к тамошнему подходу к управлению клубами. Теперь я считал, что эффективная игра в футбол предполагает не просто качественную игру на поле, но и соответствующий уровень управления клубом в целом. Меня интересовало, как и почему менеджеры «Аякса» ведут свою работу. И то, что я увидел за пределами поля, меня не обрадовало.

К счастью, на поле «Аякс» оставался всё тем же «Аяксом». Он выиграл титул в сезоне 1979/80, а в команде была масса интересных молодых игроков. Мне было 34, когда я вернулся в команду, но я смог хорошо поладить с большинством молодых ребят. С Франком Райкардом, Марко ван Бастеном; внезапно я стал лидером команды во всех отношениях. Сначала как футболист – мне нужно было убедить всех в своей готовности и профессионализме с первого же дня. Мне было что доказывать. Все только и говорили про старого хрыча, вернувшегося домой. Так уж мы привыкли в Голландии жить – видим только негативную сторону. Но мне повезло забить быстрый гол в матче против «Харлема». Гол вышел хорошим. У всех снова отвисли челюсти. Критикам пришлось заткнуть рты, потому что я по-прежнему показывал то, что требовалось на этом уровне.

После этого большую часть своего времени на поле я проводил, играя роль сменщика для других игроков – собственно, по этой причине меня и подписали. К тому моменту своей карьеры я поиграл почти на всех позициях на поле, кроме вратарской. Форвард, хавбек, чистильщик – я поиграл везде. И насколько могу судить, ни одна из позиций не была для меня новой. Но теперь мне приходилось иметь дело с новым поколением игроков, которые привыкли к тому, что за них решают многие вопросы, которые мы в их возрасте, десять, двенадцать лет назад, вынуждены были решать сами. Договорённости и привычки, с которыми они выросли, казались логичными для них самих, но для того, чтобы быть футболистом топ-уровня, нужно уметь думать. Нужно уметь импровизировать. Если в тебе это есть, когда ты выходишь на поле, показывай это своей игрой.

Я сейчас говорю по большей части о социальном аспекте жизни игрока. Об определённости в их жизнях. Моей матери, а потом и жене приходилось стирать мою грязную форму после матчей и тренировок, этих же парней чистая и выглаженная форма ждала в раздевалке каждое утро. У нас не было приятной милой леди, которая бы варила нам кофе, приносила свежий сок и делала бы пасту и сэндвичи к нашему возвращению домой. Ничего такого. Абсолютно. Вернувшись в «Аякс», я увидел целый набор привычек людей, живших куда более лёгкой жизнью и нёсших на своих плечах гораздо меньше ответственности. Чтобы футболисты чистили свои бутсы? Такого я не видел. Парни заявлялись на разминку и со смехом говорили: «Да блин, пришлось самому менять шипы на бутсах». В их тренировках проявлялись недостатки, которые мне приходилось исправлять.

Вместо Ринуса Михелса и Штефана Ковача тренером «Аякса», с которым мне приходилось работать, был Курт Линдер. У него я очень многому научился. Когда я снова пришёл на «Де Мер» в качестве игрока, подписав с клубом новый контракт в декабре 1981-го, первыми его словами в мой адрес были следующие: «В твоём возрасте излишне тренироваться слишком усердно. Постарайся как следует позаботиться о том, чтобы твой мотор никогда не останавливался».

Так что на тренировках мне не приходилось бегать так много или так быстро, как молодым ребятам, поскольку, по словам Линдера, в этом не было никакого смысла. Он также постоянно следил за тем, чтобы я не получал травм. Линдер покинул клуб спустя год, и в свой второй сезон в «Аяксе» я работал уже с Адом де Мосом. Он был ещё очень молодым менеджером – мы с ним были одногодками, – и он хотел научиться у меня премудростям игры.

Когда у человека возникает такое желание, это становится понятно сразу же. Он начинает задавать определённые вопросы, говорит определённые вещи, а потом вы просто общаетесь. Всё происходит не так, что ты думаешь: «Эй, я должен научить его этому или тому». Нет, темы просто возникают сами собой, и вы разговариваете, обсуждая их. Если он не знал того, что знал я, это никогда не было для нас проблемой.

Итак, всё складывалось для меня хорошо как на поле, так и в раздевалке. Я уже говорил, что положение дел в совете директоров меня не устраивало. Благодаря времени, проведённому в «Вашингтон Дипломатс», и сотрудничеству с таким суперменеджером, как Энди Долич, я смог увидеть много недочётов в их работе и распознать, какие сферы их деятельности нуждаются в улучшении. Моя неудовлетворённость их работой росла с каждым днём, особенно с началом второго сезона.

Но давайте вернёмся в начало. Возвратившись в Нидерланды, я вновь оказался на земле, где с доходов нужно платить 70 % налога. Я получил самую большую для голландского профессионального футбола зарплату. «Аякс» просто не мог платить мне ещё больше. Однако в ходе переговоров мои советники сообщили мне, что клуб мог помочь мне сформировать пенсионный капитал, который бы не имел отношения к моей зарплате.

Кор составил изумительный план, построенный на том факте, что моё присутствие в команде могло увеличить посещаемость домашних матчей клуба. Предположим, «Аякс» обычно собирал на среднестатистический матч 10 тысяч зрителей. Мы выдвинули клубу предложение: если продажи билетов превышают отметку в 10 тысяч, то деньги от продажи билетов сверх этой цифры делятся пополам между мной и клубом. Таким образом, если на стадион приходит 20 тысяч человек вместо десяти, «Аякс» забирает себе стоимость 5 тысяч билетов, а доход от вторых пяти тысяч перечисляется в мой пенсионный капитал.

В тот первый сезон мы выиграли чемпионат и собирали на трибунах огромные толпы болельщиков, чем помогли мне заработать огромную сумму денег. Разумеется, потратить их я не мог, они откладывались на будущее, но такой пенсионный план имел колоссальный успех. То же касалось и второго сезона, не в последнюю очередь потому, что многие свои матчи «Аякс» проводил на Олимпийском стадионе, вмещавшем более 50 тысяч зрителей. Почти вдвое больше, чем «Де Мер».

Как бы то ни было, мы были заняты игрой в красивый футбол и одновременно с этим развлекали публику. Когда всё складывается хорошо, тебе приходят в голову оригинальные идеи. Как, например, идея исполнить пенальти вдвоём. В матче между «Аяксом» и «Хельмонд Спорт» мы устроили такое вместе с Йеспером Ольсеном. Разница в классе между двумя командами была так велика, что никакого напряжения в матче не ощущалось. Так что когда мы получили право на пенальти, мы решили немного потешить публику. Вместо того чтобы пробить по воротам с «точки», я отпасовал мяч Ольсену. Поначалу голкипера это ошарашило, но когда он стал выдвигаться на Йеспера, Йеспер вернул мяч пасом мне. Поскольку я оставался за линией мяча, я не попал в офсайд и смог легко закатить мяч в пустые ворота. Люди сочли этот розыгрыш блестящим.

Тот сезон получился очень позитивным во всех отношениях, кроме одного: совет директоров решил, что я зарабатываю слишком большие деньги. «Но разве вы не получаете столько же, сколько и я? – спросил у них я. – Почему вы жалуетесь на меня, набивая собственные карманы деньгами? У вас никогда не было такого количества болельщиков на трибунах». Они со мной не согласились, и у нас случился разлад.

Тем временем мой тесть наладил хороший контакт с руководством «Фейеноорда». Когда они прознали о моих проблемах в «Аяксе», они незамедлительно сообщили нам: «Приезжайте к нам, и мы всё организуем по той же системе». Это, конечно, было очень интересно, так как стадион «Фейеноорда» вмещал до 47 тысяч человек.

В итоге так я и поступил – принял их предложение. В конце сезона 1982/83 я подписал контракт с «Фейеноордом». «Аякс» по-прежнему был клубом всей моей жизни, но люди, им управлявшие, отказались идти мне навстречу. Я слышал, как они называли меня слишком старым и толстым, обвиняли в том, что я набираю лишний вес. Мне приходилось мириться со всеми их обвинениями. Вдобавок они требовали, чтобы я удовлетворился своей обычной зарплатой, но, разумеется, я не был готов на это пойти.

Должен сказать, в «Фейеноорде» я провёл замечательное время. По-настоящему классное. «Аякс» и «Фейеноорд» – заклятые враги, так что поначалу я был злодеем в глазах фанатов. Мне пришлось убеждать болельщиков в своей преданности и добиваться того, чтобы мы регулярно побеждали. Как это уже было в «Барселоне», «Лос-Анджелес Ацтекс», «Вашингтон Дипломатс» и «Аяксе», я смог покорить их сердца в первом же матче. Я забил великолепный гол в рамках турнира, называвшегося тогда Rotterdam Tournament. Все начали аплодировать и подбадривать меня. Как вдруг осознали, что аплодируют тому, кого ещё недавно ненавидели. В какой-то момент весь стадион пришёл в полнейшее замешательство, но лёд растаял, когда болельщики увидели, насколько счастливы мои партнёры по команде. Отличным завершением всего этого стал выигрыш нами турнира.

Часто доводилось слышать, что по ходу последних трёх моих сезонов в качестве игрока тренеры зачастую играли декоративную роль в команде, а все решения за них принимал я. Это чепуха. В спорте высочайшего уровня всё работает не так. Я всегда помнил о том, что Курт Линдер следил за тем, чтобы мой мотор не барахлил. Ад де Мос был новым человеком в моей карьере, но и с ним у нас всё шло гладко. Подход Тейса Либгертса в «Фейеноорде» был таким же, как у Линдера. Когда мы бегали по пересечённой местности, он всегда повторял мне, что ему не важно, где я остановлюсь: «Беги со всеми, а там будет видно, сколько сможешь выдержать».

Что касается технического и тактического аспектов игры, то нельзя забывать о том, что Ринус Михелс возложил на меня ответственность за игру команды, сделав меня её дирижёром, когда я был ещё в очень молодом возрасте. В 18 лет я уже на автомате понимал, когда нужно направлять партнёра вперёд по полю, а когда назад, а также когда и как нужно действовать на благо команды. Ко времени чемпионата мира-1974 я делал это уже вполне естественно, даже не задумываясь лишний раз. Потому вопрос никогда не стоял так: «Тут я буду играть сам по себе». В команде всё работает не так. Уж точно не тогда, когда ты частично ответственен за тактику команды на матч. И точно так же Линдер, де Мос и Либгертс не тренировали команду, пока я просто играл в футбол. Усилия всегда были общими. Не могло быть так, чтобы я мог компенсировать упущения плохого тренера или что хороший тренер мог компенсировать мои недостатки. Это невозможно. За почти три полноценных сезона, что я провёл в Голландии после возвращения из США, я выиграл три чемпионских титула и два Кубка Нидерландов. Такое случается только тогда, когда между профессионалами высокого уровня налажено качественное взаимодействие.

Всё дело в отлаженной коммуникации. Наставник выдавал свои инструкции с бровки, а я следил за тем, чтобы игроки следовали им на поле. Это, конечно же, абсолютно нормальная ситуация, не в последнюю очередь потому, что в футболе не существует тайм-аутов. Тренер может дать команде установку перед игрой и во время перерыва, но попробуй-ка докричаться до игрока на противоположном фланге во время матча, когда пятьдесят тысяч человек на трибунах поёт… это невозможно. Вот для чего нужен человек на поле, который будет видеть полную картину матча.

Вот почему я часто вбрасывал мяч, когда он уходил в аут неподалёку от тренерской скамейки. Тогда тренер мог быстро сказать мне: не спускай глаз с этого, присматривай за этим. Или я сам мог у него что-нибудь спросить. Не потому что считал себя лучше остальных, а потому что думал как профессионал. Как для тренера, так и для его продолжения на поле взаимоуважение – важнейший элемент совместной работы. Вот почему я никогда не ссорился с тренерами. Ну, почти никогда. Хеннес Вайсвайлер, работавший год с «Барселоной», был единственным исключением из этого правила. Ни с кем другим никогда проблем у меня не было.

Мой последний сезон в качестве действующего футболиста в «Фейеноорде» получился очень ярким, он был как одна продолжительная вечеринка. Я отлично поработал с Либгертсом и с такими ребятами, как Руд Гуллит, Андре Хоекстра. У нас была замечательная группа игроков: Йоп Хиле, Бен Вейнстекерс, Стэнли Брард и многие другие, причём каждый пребывал в тот год в отличной форме. Что же до меня, то сезон я начинал с намерением показать своему новому клубу кое-что особенное. И это у меня получилось, и в немалой степени. Когда я вспоминаю об этом, у меня никак не укладывается в голове: как, бога ради, нам это вообще удалось? Особенно если вспомнить, что начали мы сезон поражением 2:8 от «Аякса» на Олимпийском стадионе, за которое над нами насмехались все, кому не лень. Но люди часто забывают, что такие поражения обычно становятся началом возрождения. Такова жизнь.

После тех 2:8 мы выиграли всё. В буквальном смысле всё. Кубок, чемпионат, а лично я – «Золотую бутсу» лучшему футболисту Эредивизи. Уже к началу Пасхи «Фейеноорд» предложил мне продлить контракт. Но сначала мы сыграли сдвоенные матчи: игры шли в субботу и понедельник, кажется. Наутро после второй игры я почувствовал себя просто ужасно. Я споткнулся, спускаясь по лестнице, и не мог подняться по ней самостоятельно. Я сказал Данни: «Больше не могу. Нам придётся с этим покончить. Это конец». Если те два катастрофических прощальных матча 1978-го послужили серьёзным предостережением о том, что мой уход из футбола состоится не так, как планировалось, то пять лет спустя сказка получила идеальную концовку. На пике. Она закончилась футболом и моментами, о которых люди в «Аяксе» и «Фейеноорде» вспоминают до сих пор. Призами и завоёванными кубками. За три года мне покорились три чемпионских титула и два кубка, о чём ещё мечтать? Завершить карьеру таким образом было нормально. Даже очень неплохо.

Тут я хотел бы прояснить кое-какой момент, чтобы не возникало недопонимания. Я никогда не отличался злопамятностью, она никогда мною не двигала. Даже в 1983 году, когда я захотел выместить свою злость на «Аякс» переходом в «Фейеноорд» после того, как мой клуб решил вышвырнуть меня на помойку. Эта так называемая месть, которой я якобы жаждал, не имела ни малейшего отношения к моему уязвлённому самолюбию, как это пытались представить некоторые люди. Когда речь заходит обо мне, всё сильно усложняется.

В 1983 году мой отчим, дядя Хенк, скончался, и эта утрата так сильно ударила по мне, что моя игровая форма в «Аяксе» сильно ухудшилась. Совет директоров об этом знал, но мир полнился самыми неправдоподобными слухами обо мне, так что в «Фейеноорд» меня доставили в крайне разобранном состоянии. После этого я собрал все свои физические и душевные силы, чтобы закончить карьеру с достойным посвящением второму отцу. Именно это дало мне невероятную силу, помогшую выиграть всё, что было можно выиграть в возрасте 37 лет. Титул чемпиона Эредивизи, Кубок, «Золотую бутсу». Сила и энергия, которые придала мне его смерть, и по сей день удивляют меня.

После окончания карьеры в «Фейеноорде» в 1984 году я принял решение год наблюдать за игрой с трибун. Наблюдение за игрой со стороны очень освежило мои впечатления от футбола. Также в этот период мне стало понятно, почему сборная Нидерландов не смогла отобраться ни на Евро-84, ни на чемпионаты мира 1982 и 1986 годов. Уровень тренеров и работы молодёжных академий вызывал серьёзные вопросы. В ходе своего творческого отпуска я осознал, что клубам катастрофически не хватает опытных и грамотных специалистов. Людей, способных немного улучшить качество технического оснащения профессионального футболиста, способных работать с прицелом на топ-уровень. В стране хватало персонажей, говоривших общими терминами и обобщениями, и совсем мало было тех, кто знал, как следует подходить к вполне конкретным аспектам игры.

Когда я начинал играть, молодёжным тренером в «Аяксе» был Яни ван дер Вен. Он сам был хорошим игроком когда-то и тренировал, опираясь на практический опыт, который перенял у своих наставников. На тренировках он давал новому поколению футболистов знания в виде смеси своих собственных наблюдений и того, что он почерпнул у других людей. Помню, что в плохую погоду мы, игроки молодёжки, вынуждены были тренироваться в холле. Это было отнюдь не гениальной затеей. По правде говоря, я думал, что смысла в ней нет никакого. Тогда ван дер Вен придумал для нас упражнения на тренировку игры головой. А чем ещё можно заняться в холле здания? Он натянул сетку, через которую мы должны были перебрасываться мячом головами, и по обеим её сторонам расставлял игроков двух команд. Таким образом нужда превращалась в добродетель.

Впоследствии я забил головой второй гол миланскому «Интеру» в финале Кубка европейских чемпионов 1972 года. Удар был исполнен технически идеально, пусть даже игроку с таким ростом, как у меня, и не хватает габаритов, чтобы забить гол головой. Но мне удалось его забить благодаря тренировкам в дождливые дни, которые тут же придумал для нас наш тренер в молодёжке. После в KNVB случалась серьёзная встряска. Теперь, чтобы стать тренером, был нужен диплом. Но кто из футболистов ходил учиться и получать эти дипломы? Точно не те уличные футболисты, к которым мы привыкли. Со временем стало обязательным проучиться четыре года, чтобы стать футбольным тренером, и тогда новое поколение менеджеров стало совершенно другим.

Давайте возьмём меня самого в качестве примера. Я не мог бы играть в футбол и одновременно с этим учиться. Когда я был свободен, школы были закрыты, вдобавок они не хотели делать никаких исключений из правил. Позднее посредством Cruyff Institute я пытался дать спортсменам какое-то решение этой проблемы, но в те годы люди думали совсем не так. Если ты хотел учиться, будучи спортсменом, у тебя не было никаких шансов получить образование. В такой ситуации тренерами становились только наименее одарённые игроки. Никто из выдающихся футболистов не ходил на учёбу, потому что у них никогда не было свободного времени. Одно вытекало из другого. Те, кто не был звёздами своих клубов или голландской национальной сборной, могли не тренироваться каждый день, а значит, у них было время посещать школу. Логичным следствием этого стало падение уровня тренеров, а за ним и падение уровня футбола в целом. Даже несмотря на то, что теперь KNVB обучает бывших игроков сборной в более сжатые сроки, им даётся гораздо больше теоретических знаний, нежели практических. Мало что изменилось за тридцать лет. То, что когда-то было сильной стороной голландского футбола – техническое мастерство игроков, – теперь стало нашим слабым местом.

На заре 1985 года моя карьера футбольного тренера получила своё начало, когда клуб «Рода» Керкраде пригласил меня поработать внештатным советником клуба на полставки. Потом Леон Мельхиор попросил меня помочь с организацией тренировок молодёжи в клубе «МВВ» из Маастрихта. Мельхиор был бизнесменом международного уровня, в свободное время организовавшим конный завод, приобретший всемирную известность, оттуда вышло множество породистых скаковых лошадей высочайшего качества. «МВВ» обратился к нему с просьбой о помощи в реорганизации клуба, а он в свою очередь вышел на меня с предложением поучаствовать в организации молодёжной команды клуба.

Эти проекты стали первыми сигналами о том, что я открыт к возвращению в футбол. Вскоре после этого в мои двери стучались и «Фейеноорд», и «Аякс». Мне особенно польстило то, что интерес выражал «Аякс». Казалось, что клуб готов подвести черту и оставить прошлое позади. Поскольку мне удалось сполна отомстить им в спортивном смысле, я был рад возможности зарыть топор войны и вновь начать с ними сотрудничать.

После этого события начали развиваться очень стремительно, и в июне «Аякс» назначил меня техническим директором клуба. Эта должность появилась в клубе впервые, в первый раз в истории голландского футбола стал использоваться термин «технический директор». По сути это был хитрый фокус с юридическим подтекстом: заняв эту должность, я мог тренировать команду, не имея при этом диплома о тренерской квалификации. Изначально моя должность именовалась «главный тренер», но ассоциация тренеров страны пригрозила «Аяксу» судебными разбирательствами в случае моего назначения. «Технический директор» стал той лазейкой, которая позволила нам с «Аяксом» наладить сотрудничество и начать двигаться дальше.

Может звучать коварно, но на деле вышло так, что такое наше отношение поддержала голландская футбольная ассоциация. В самом начале 1985 года я написал письмо в KNVB с вопросом: что требуется для того, чтобы эффективно работать на должности тренера в профессиональном футболе? Письмо я писал в соавторстве с Ринусом Михелсом, который на тот момент занимал пост технического советника ассоциации. Мы с ним надеялись изменить существующие правила таким образом, чтобы люди, действительно значимые в мире профессионального футбола по причине своего ноу-хау и богатого опыта, получили возможность проявить себя и принести какую-то пользу.

Поскольку опыт научил меня тому, что в жизни бесплатно только солнечный свет, я придумал альтернативу существующему тренерскому диплому. Я предложил, что экс-профессионалы и бывшие игроки сборной должны сначала сдать экзамен, а затем получить обучение по тем предметам, по которым они сдать экзамен не смогли. Таким образом скорость прохождения будущими тренерами курсов значительно возросла бы, и никому не пришлось бы разучивать то, что уже и так ему хорошо известно. В результате толковые люди могли бы быстрее добираться до должностей, которые они заслуживают занимать, и работать там, где они действительно нужны.

В этот период голландский футбол просто молил во всеуслышание о том, чтобы в него пришли люди, способные анализировать и улучшать как команду в целом, так и каждого из одиннадцати игроков, её составляющих. К тому времени у меня уже сложилось мнение, что вершины можно достичь, только если работать над маленькими нюансами игры по ходу тренировочных занятий. Над 1–2 % деталей. Выдвинув свою идею о том, что человек сначала должен сдать экзамен, а потом получить подогнанный специально под него курс, я надеялся дать KNVB подходящее решение проблемы и помочь им быстрее начать привлекать к работе настоящих специалистов своего дела. Поступая так, я сильно рисковал. В практическом смысле я бы легко справился с такими предметами, как тактика и техника, но поскольку я совершенно иначе смотрел на футбол – в отличие от большинства людей и уж точно в сравнении с теми, кто заведовал курсами, – я мог бы так никогда и не сдать этот экзамен.

Шли месяцы, а от KNVB не было никаких вестей. Ассоциация утверждала, что они обязательно обсудят вопрос, но всё застопорилось на месте. Так как всё очень сильно затянулось, мы решили отказаться от этой затеи и вместо этого изобрели термин «технический директор», чтобы я мог приступить к работе в «Аяксе». Иначе мне бы пришлось стать марионеткой, связанной по рукам всеми этими правилами и ограничениями, а я к такому был не готов. К счастью, благодаря своему опыту, полученному на американском этапе карьеры, я приобрёл некоторое понимание того, как всё устроено в профессиональном спорте, и теперь мог применить этот опыт в своей ситуации в «Аяксе». И он сыграл ключевую роль. Первым шагом была передача мне ответственности по контролю надо всем футбольным окружением клуба. Начиная от профессионалов из первой команды и заканчивая стажёрами. В подобной лидерской структуре мне пришлось формировать команду из футбольных специалистов. Эти люди должны были проводить мою политику.

Я быстро понял, что моя роль в «Аяксе» не очень-то устраивала KNVB или ассоциацию тренеров. Они приходили шпионить за мной и утверждали, что я принимал активное участие в тренировочных сессиях. Я смог легко опровергнуть эти их домыслы. Я не из тех, кто отдаёт трудящимся приказы, восседая в собственной башне из слоновой кости. Футбол – это мой предмет, моя работа, пребывая на поле, я нахожусь дома. Перед ними я оправдывался тем, что у меня была трудная карьера как у футболиста и теперь мне нужно было сбросить лишние килограммы, якобы по этой причине я всегда бегал вокруг своих игроков.

Но если быть совсем уж честным, я никогда по-настоящему не вёл тренировочные занятия либо делал это очень редко. У меня был свой технический штаб в лице Кора ван дер Харта, Шпитца Кона и Тонни Брюинс Слота – трёх очень опытных тренеров, которые здорово компенсировали мою нехватку опыта. Среди игроков я мог спокойно прорабатывать тонкие нюансы, доводя их до совершенства. Такому нельзя научиться даже за сто лет непрерывных тренировок. Либо в тебе это есть, либо нет. Вся организация первой команды была построена на американской модели. То есть с использованием услуг специалистов. Я уже осознал, что ни один человек на свете не может быть лучшим футболистом на каждой позиции на поле. Это я говорил и своему техническому штабу.

Помимо трёх тренеров в «Аяксе» также работал и тренер по физподготовке. Также я взял в команду первого тренера вратарей в Голландии, взявшего под своё крыло всех голкиперов клуба, начиная от молодёжного состава и кончая первой командой. Позднее я также работал как с внешними, так и с внутренними скаутами. Я делегировал управление тренировочными сессиями, выполнение скаутских задач и так далее другим людям, просто потому что они лучше разбирались в этих делах, чем я. Я никогда не притворялся, что могу делать что-то, в чём на самом деле ничего не смыслю. Я рос во времена, когда с командой работали один тренер и пара ассистентов, но, кроме того, влияние на меня оказало и движение «Сила цветов», популярное в 1960-е. Оно научило меня думать иначе. К примеру, однажды в «Аяксе» я предложил прибегнуть к помощи Лена дель Ферро, оперного певца, специализировавшегося на упражнениях для дыхания, чтобы помочь игрокам с максимальной пользой использовать каждый вдох и выдох. Для спорта высочайшего уровня это очень важный момент. Таким образом дель Ферро сумел поработать с моими игроками в раздевалке. Позднее, в «Барселоне», я привёл в команду рефлексотерапевта, поскольку вся энергия тела выходит из него через стопы. Ты берёшь в команду такого человека для того, чтобы он смог привнести что-то новое в рабочий процесс.

Так что я постоянно искал специалистов, которые помогли бы нам лучше прорабатывать мелкие детали. Это было очень важной частью моей методики. В Нидерландах, по крайней мере в начале моей работы с «Аяксом», так работать никто не привык. Но я им говорил: «Если вы проводите занятия по физподготовке, то вы несёте ответственность за это. Не я. Поэтому не надо спрашивать у меня, что делать. Для меня важны две вещи: в идеале игроки должны уметь отыграть 120 минут и в процессе тренировок они должны смеяться, хоть иногда. Я не полицейский, не надзиратель. Но если вы не сможете найти способ добиться этой цели сами, тогда я пойду и найду того, кто сможет».

Так что моей основной задачей был поиск людей, одновременно желающих брать на себя ответственность за свои действия и при этом достаточно квалифицированных. Они никогда не должны были задаваться вопросом: «А что подумает Кройфф?» Потому я обычно не ходил смотреть за первыми тренировками каждого из специалистов. Это ведь их ответственность, их задачи.

У большинства клубов были главный тренер и один ассистент, но у «Аякса» вдруг обнаружился целый штаб из семи человек. Все специализированные тренировки строились вокруг техники. И под этим я подразумеваю не просто технические упражнения с мячом. Возьмём тренировку на «физику». Смысл их не в том, чтобы довести игрока до такой кондиции, чтобы он мог пробежать десять километров без остановки, а в том, чтобы за счёт лучшей техники научить его бегать лучше, правильнее. И быть может, более правильная беговая техника поможет ему в будущем избежать травм и усталости по ходу игр. Или сделает его более быстрым в сравнении с соперником на короткой дистанции.

Бег – это целая дисциплина, не имеющая ничего общего с мячом, но тренировка на бег также подпадает под определение «технической тренировки». В какой угодно форме. То же касается и других физических аспектов игры. К примеру, прыжков или игры головой. Можно изо всех сил ударить по мячу головой, но сможете ли вы при этом как следует «довести» движение, придав удару мощь и точное направление? В каждом отдельно взятом аспекте тренировок существует огромное количество мелких деталей.

Я сам прорабатывал огромное количество разных футбольных нюансов. Как должна располагаться правая рука при ударах влево? Как лучше всего поддерживать равновесие? С какими проблемами ты сталкиваешься и как можешь их разрешить? Или я мог созвать собрание других специалистов, чтобы выяснить, можно ли техническую тренировку также использовать для отслеживания физической готовности игроков. Часто вопрос касается не только того, что ты хочешь улучшить, но также интенсивности, с которой ты тренируешься. Результатом стало то, что в «Аяксе» все научились не только тому, как можно выжать максимум из самих себя, но и как добиться этого от других.

Я осознавал, что голландский футбол всё дальше и дальше уходит от того, чем мы удивили мир в 1974-м. Когда я пришёл в «Аякс», я с самого начала решил, что мы будем играть в соответствии с фундаментальными принципами Тотального футбола. Так что голкипер Стэнли Менсо стал вратарём и по совместительству полевым игроком, человеком, который мог активно участвовать в игре, находясь вдали от собственных ворот. Тогда это казалось новаторством, но тридцать лет спустя такая практика стала общепринятой. В клубах вроде «Барселоны» и «Баварии» такой подход к вратарской игре давно пустил корни в философии клуба. Мне это очень по душе. Моим намерением было вернуть школе «Аякса» её идентичность. Основополагающим принципом было играть в максимально атакующий футбол – настолько, насколько это вообще возможно. У нас было три форварда и свободный художник позади них, что вынуждало соперников испытывать серьёзные трудности при персональной или позиционной опеке.

В то время все команды Эредивизи играли в два форварда, а потому я счёл, что мне хватит и трёх защитников вместо четырёх. За счёт этого я мог отрядить четверых игроков в полузащиту. Чтобы добиться этого, мне обычно приходилось переключать одного из центральных защитников на опеку игрока, известного как «десятый номер», теневого форварда. Расположив Менсо не дальше, чем на линии штрафной площади в момент контроля нами мяча, я смог продвинуть остальных игроков команды выше по полю. Выбором Менсо я также показывал своё отношение к комплектованию команды. Я не всегда пытался собрать команду из 11 лучших игроков, я стремился построить команду из группы игроков, которые наилучшим образом сочетаются друг с другом. Так что я делал приоритетным выбор тех защитников, которые наилучшим образом подходили Стэнли. Мне всегда нравилось решать головоломки: будет ли игрок А сочетаться с игроком Б.

Помимо того что наши матчи всегда получались интересными и увлекательными, они ещё и провоцировали бурные обсуждения, что, на мой взгляд, и должен делать профессиональный футбол. Некоторые люди считали, что такой футбол – это здорово, тогда как другие были убеждены, что он никогда не добьётся настоящих успехов. Я всем говорил, что время от времени мы неизбежно будем терпеть поражения, но в контексте нашего общего развития это на самом деле не так важно. Мы были заняты инвестированием в основной состав. Команда уже была достаточно мастеровитой и качественной, чтобы финишировать в первой тройке, независимо от того, как мы играли, но я желал большего и хотел добиться этого в увлекательном стиле.

Будучи менеджером, я очень последовательно придерживался этой идеи. Даже когда мы несколько раз проиграли, я все равно не сомневался в её правильности. Даже потом, когда уже работал в «Барселоне». И каждый год я выигрывал трофей. По ходу первого сезона в «Аяксе» им стал Кубок Нидерландов, который дал нам путёвку в Кубок обладателей кубков. В 1987-м мы выиграли и этот трофей, обыграв в афинском финале «Локомотив» из Лейпцига 1:0 благодаря точному удару Марко ван Бастена головой. Тот «Аякс» стал самой молодой командой, когда-либо выигрывавшей крупный международный турнир. Это было очень особенное достижение, не в последнюю очередь потому, что люди годами сетовали на то, что у голландских клубов якобы нет ни единого шанса против клубов-толстосумов, что правили бал в Италии и Испании.

Выигрыш Кубка кубков давал ещё одно преимущество. Мы наконец получили одобрение от KNVB.

Спустя примерно шесть месяцев после того, как я написал письмо в ассоциацию в попытке организовать ускоренный тренировочный курс, в самом начале 1985-го, я узнал, что в KNVB приняли решение отказаться от моей идеи. Глава «Аякса» Тон Хармсен, также состоявший в совете директоров ассоциации, сказал мне, что сам Михелс проголосовал против неё. Это показалось мне очень странным, ведь Михелс сам помогал мне писать письмо и представлял его совету на правах её технического советника. Это было сделано с тем, чтобы моё письмо попало к нужным людям, но, по словам Хармсена, Михелс в конечном счёте поступил с точностью до наоборот. Я до сих пор не могу в это поверить. Я никогда не спрашивал у самого Михелса об этом, потому что представить себе не мог, что это правда. Даже сегодня.

Как бы то ни было, после того как «Аякс» завоевал Кубок обладателей кубков, KNVB вдруг сняло все претензии ко мне и моей должности технического директора. 1 июня 1987 года я не просто получил от футбольной ассоциации признание за международный успех «Аякса», но ещё и диплом «профессионального футбольного тренера» от KNVB. Разумеется, это был разовый случай. Но даже если бы специально для меня попросили укороченный курс, я не уверен, что справился бы и сдал экзамен. Как в «Аяксе», так и впоследствии в «Барселоне» я никогда не делал того, над чем не имел персонального контроля. Набирая людей в свой технический штаб, я всегда искал специалистов, которые могли бы дополнять мои знания. Ну и ещё, мне повезло поработать в двух больших клубах, которые могли себе позволить деловой подход.

Глава шестая Наставничество

Даже после завершения игровой карьеры я продолжал оставаться в большей степени тренером, работающим «в поле», нежели державшимся на расстоянии менеджером, и был больше игроком, нежели тренером как таковым. Что мне больше всего нравилось, так это играть в футбол с командой. Уже после мы могли ломать головы над выбором позиций и правильной стратегии на матч. Это мне нравилось. Конечно, на меня как на тренера повлияли другие люди. В конце концов, у меня была уйма тренеров и наставников. Когда ты работаешь с такими людьми, как Яни ван дер Вен, Ринус Михелс, Георг Кесслер, Штефан Ковач, Франтишек Фадронц, Хеннес Вайсвайлер, Гордон Брэдли, Курт Линдер, Ад де Мос и Тейс Либгертс, кое-что в твоей голове непременно отложится. Ты берёшь на заметку их сильные стороны и стараешься научиться чему-то на их недостатках.

Отчасти всё это влияние сформировало мою личность, хотя в конечном счёте ты формируешь её сам. Но сейчас вы уже, наверное, догадались, что Ван дер Вен и Михелс повлияли на меня больше всех прочих. Ван дер Вен повлиял на меня как тренер; он учил меня техническому совершенству. Михелс повлиял как наставник и менеджер. Он был жёстким как гвоздь, а когда имеешь дело с таким человеком, это всегда оставляет свой след. Это проявилось уже тогда, когда я впервые прикоснулся к тренерскому ремеслу, – за пять лет до того, как официально начал тренировать. Когда я ещё выступал за «Вашингтон Дипломатс» в 1980 году, «Аякс» попросил меня стать техническим советником клуба по окончании американского футбольного сезона. Лео Бенхаккер был тогда тренером команды, а основной состав команды показывал далеко не лучшую свою игру. Свой первый матч, в Энсхеде против «Твенте», я решил посмотреть не со скамейки запасных, а с трибун, потому что оттуда лучше видно поле.

В какой-то момент «Аякс» начал уступать в счёте 2:3, и тут я увидел несколько вариантов того, как можно было бы переломить ход матча. Я спустился с трибун, отдал распоряжения игрокам у бровки и уселся рядом с Бенхаккером на скамейке. Матч закончился победой «Аякса» 5:3. После игры в прессе поднялась шумиха по поводу того, что я выставил Лео дураком. Но, говоря откровенно, скажу, что сделал бы ровно то же самое и сейчас. Бенхаккер знал, о чём меня просило руководство клуба, и, будучи советником, ты делаешь то, чего требует ситуация. Именно это случилось в игре с «Твенте». «Аякс» рисковал проиграть матч, а я увидел решение проблемы. В такой ситуации ты идёшь и советуешь, ты помогаешь. И это будет восприниматься нормально, пока такая схема работает. Если нет, то вскоре ты окажешься всеобщим врагом № 1. К счастью для меня, тогда всё прошло гладко. За счёт нескольких позиционных перестановок команда стала играть гораздо сильнее. Будь я менеджером, я был бы счастлив, что у меня есть такой советник. Вдобавок эта история быстро забылась, потому что «Аяксу» предстояло играть следующий матч, так что никто особого внимания моей персоне не уделил. Однако та игра между «Аяксом» и «Твенте» очень четко показала мои сильные стороны. У меня было полноценное видение поля не только как у игрока, но и как у тренера.

Пять лет спустя я раз и навсегда выбрал тренерское ремесло. Поскольку я всегда любил играть в футбол больше, чем что-либо ещё в жизни, выбор стать тренером был вторым из двух возможных для меня вариантов. По окончании карьеры я все равно хотел оставаться участником игры. Но даже тогда тренировки были лишь заменителем самих матчей для меня. Вот почему, как в «Аяксе», так и потом в «Барселоне», я всегда стремился к тому, чтобы по ходу предсезонной подготовки моя команда проводила как можно больше матчей.

Такой подход отличается от того, что практикуют другие континентальные тренеры по ходу летних месяцев июля и августа. Это пример того, как тренеры отличаются друг от друга. За годы работы я пришёл к выводу, что они обычно делятся на два лагеря: те, кто всегда хотел стать тренером, и те, кто выбрал тренерскую профессию потому, что здоровье уже не позволяет им играть самим. Очевидно, что я принадлежу ко второй группе. А ещё я из тех, кто лучше будет тренировать, нежели натаскивать игроков по части физподготовки.

Если вы, будучи директором клуба, останавливаете свой выбор на таком человеке, как я, то вам придётся очень серьёзно поразмыслить над тем, кто будет играть роль «настоящего» тренера, в паре с которым я буду работать. Вам будет нужен кто-то вроде Тонни Брёйнс Слота, который, к примеру, идеально дополнял меня сначала в «Аяксе», а потом и в «Барселоне». Он очень внимательно наблюдал за игроками и умел делать тренировочный процесс разнообразным и интересным, чтобы они не утрачивали мотивацию.

В «Аяксе» сотрудничество между мной и тогдашним директором, вице-президентом клуба Ари ван Эйденом, получилось неплодотворным. Если бы совет директоров знал о наших методах работы, он бы никогда не позволил нам работать вместе. По крайней мере не так, как мы это делали. Директоры должны служить каналом связи между тренером и высшим руководством клуба. Они должны быть членами команды, так же как любой другой её член. Начиная от разносчицы чая и заканчивая президентом клуба. Именно так нужно работать в топ-клубе. Узнав в Америке, как работают профессиональные клубы, я вскоре оказался действующим лицом конфликта с организацией, которая сильно отстала в своём развитии.

Мне грустно признавать, что тридцать лет спустя мало что поменялось. В футболе высшего уровня стало гораздо больше денег, но многие старые ошибки повторяются вновь и вновь. Вследствие этого решения принимают члены совета директоров, которые понятия не имеют о том, каким образом нужно принимать наилучшие решения. Они делают выбор, опираясь на частные разговоры, и занимаются лоббированием в кабинетах директоров и членов высшего руководства. Иногда с ужасающими результатами, а часто так, что на растерзание публики бросаются тренеры, тогда как те, кто принимал решения на самом деле, остаются в стороне от линии огня. Я бы также хотел сказать, что успешный тренер должен обладать невероятными управленческими качествами, чтобы уметь поставить нужного человека на нужное место. Вот почему я всегда поражаюсь, когда решения по трансферной политике принимают не главные тренеры клубов. Последствия нанесённого таким образом ущерба могут ощущаться годами. Миллионы евро выбрасываются на ветер, а тренерам, как и игрокам, приходится незаслуженно страдать.

Я сам это пережил сначала в «Аяксе», а потом в «Барселоне». В обоих случаях всё начиналось замечательно: на авансцене были главным образом игроки и я, а совет директоров оставался в тени. Но продолжалось это недолго: они пытались вмешиваться в дела, имеющие отношение непосредственно к игре, и в итоге только мешали друг другу. Они сами провоцировали проблемы, в возникновении которых потом обвиняли меня. Строго говоря, в «Аяксе» напряжение чувствовалось с первого же дня. Мой американский опыт многому научил меня касательно того, какой эффект на игроков могут оказывать различия в доходах. К примеру, у Энди Долича, генерального менеджера «Вашингтон Дипломатс», я научился тому, как финансовые различия могут сказываться на отношениях в раздевалке команды и, как следствие, на результатах на поле.

По этой причине я всегда уделял много внимания зарплатам и бонусным выплатам, которые получали все мои игроки. Что же до меня, то я не был ни малейшим образом заинтересован в финансовой стороне вопроса, но в том, что касалось тренировки и развития своих команд, я был вынужден следовать определённым шаблонам. К примеру, нельзя было допускать того, чтобы у девятого по ранжиру игрока команды был более высокий доход, чем у третьего номера в списке, просто потому, что у девятого более толковый и опытный агент. Даже когда зарплаты сохраняются в тайне, игроки все равно узнают о цифрах, и это может спровоцировать напряжение и вызвать конфликтные ситуации в раздевалке. Вот почему я всегда хотел в точности знать, сколько зарабатывает каждый футболист команды, чтобы избегать такого рода неурядиц.

«Аякс» также породил и другую проблему. Чтобы следовать своей финансовой политике, клуб установил верхний лимит трансферной суммы, которую он будет запрашивать у других клубов при продаже игроков. Казалось, что всё хорошо и схема работает – по крайней мере в краткосрочной перспективе, – но в 1987 году, когда итальянский «Милан» возглавил Сильвио Берлускони и рынок начал заполняться деньгами, появились первые проблемы. Со своей политикой ограниченных трансферных сумм «Аякс» оказывался в невыгодном положении, в отличие от своего главного конкурента, ПСВ из Эйндховена. Они получили от «Милана» в десять раз больше за Руда Гуллита, чем «Аякс» за Марко ван Бастена. К тому же очень мало голландских клубов разделяло такой подход «Аякса» к трансферам. Пока наш лучший игрок покидал клуб за скромную компенсацию, мы искали ему замену в Эредивизи и вынуждены были платить за него сопоставимую сумму. В такие моменты мой язык становился главной проблемой. Я сразу же высказывал совету директоров всё, что думал о них, и сделал их ответственными за подрыв благополучия команды. Друзей мне это не добавило.

Итак, выиграв Кубок обладателей кубков в 1987-м, я оказался в замечательной ситуации. У нас был целый ворох возможностей для роста в «Аяксе», но менеджмент клуба душил их на корню. Я не один раз предлагал Ван Эйдену пройти обучение у Энди Долича. Это помогло бы как ему, так и «Аяксу». Но совет директоров не принял мои слова всерьёз и никак на предложение не отреагировал.

После этого трансферный рынок окончательно обезумел. Ван Бастен ушёл в «Милан» за сущие гроши, а я долгие месяцы следил за прогрессом игрока «Ковентри» Сирила Реджиса, физически мощного бомбардира с харизмой, который всё ещё пребывал на пике формы. «Ковентри» хорошо продвигался по сетке Кубка Англии, и мы хотели действовать быстро, пока его трансферный ценник не взлетел до небес. Прошёл месяц, а «Аякс» даже не вступил в предметные переговоры. «Ковентри» выиграл Кубок Англии, Реджис стал звездой турнира, и мы уже не могли предложить ему выгодные условия.

Тем летом 1987 года сорвалось ещё немало трансферов, потому что клуб всякий раз слишком долго тянул. В конечном счёте один из моих игроков, Арнольд Мюрен, подбросил мне информацию, что ирландец Фрэнк Стэплтон доступен для трансфера. Они с Мюреном вместе выступали за «Манчестер Юнайтед», и Стэплтон запомнился мне как очень классный бомбардир. Он ничего не стоил, потому что продолжал восстанавливаться после травмы. Вот как мне приходилось получать игроков в свою команду.

Последней каплей стал наш провал в переговорах по переходу Раба Маджера. Он только что выиграл Кубок чемпионов в составе «Порту», забив в ворота «Баварии» гол роскошным ударом пяткой (в том матче португальцы победили 2:1), а кроме того, он лично общался со мной. Я узнал, что он большой мой поклонник и что он давно мечтал поиграть под моим руководством. Дело было не только в этом, но ещё и в том, что в его контракте была прописана сумма отступных, ограничивавшая его трансферную стоимость 800 тысячами долларов США. Так как клуб провалил все предыдущие переговоры, я сам провёл первый раунд переговоров с «Порту». Быть может, я не слишком удачно это сделал, но ни в ком другом уверенности у меня не было. Только после того, как наше вербальное общение закончилось, я ввёл в курс дела совет директоров и директора. Существовала устная договорённость о том, что слухи о грядущем трансфере никоим образом не должны просочиться в прессу до того, как состоится матч за Суперкубок УЕФА между «Аяксом» и «Порту», запланированный на следующую неделю. Португальцы очень на этом настаивали. Суперкубок был важным призом, на их взгляд, и они не хотели, чтобы сложилось впечатление, что они готовы отдать его просто так, совершая этот трансфер.

Условия были вполне чётко оговорены, и переход никак не должен был сорваться. Но он всё равно сорвался, да так, что стало очевидно: в «Аяксе» всё очень плохо. Только двое членов совета директоров и сам директор были в курсе подробностей сделки с «Порту», и один из них слил информацию прессе за день до игры, после чего разъярённый президент «Порту» проинформировал меня о том, что сделка отменяется и ни о каком переходе не может быть и речи. Тогда Маджера подобрала «Бавария», а я снова остался не у дел в связи с этими событиями.

За одной проблемой следовала другая. Непререкаемым авторитетом и главной звездой в «Аяксе» всегда был Ван Бастен. После его ухода в «Милан» я был вынужден искать ему замену, памятуя не только о его исключительном мастерстве, но и об авторитете, который он имел в команде. Поскольку я не получал игроков, которых хотел бы видеть в команде, мне пришлось выбирать кандидата из действующих футболистов клуба. После ухода Ван Бастена я хотел найти в коллективе другого прирождённого лидера. Мне на ум пришло имя Франка Райкарда. Он был нашим лучшим игроком, да, но по целому ряду причин сделать его лидером я не мог. Франк – скромный человек по своей натуре, и я пытался изменить это. К несчастью, его неудовлетворённость таким положением дел росла с каждым днём, а в одночасье он бросил играть за «Аякс». Внезапно у него пропал всякий интерес; он был сыт по горло происходящим. Я был просто шокирован. Но я бы сразу хотел прояснить, что ничего этого не случилось бы, если бы менеджмент клуба профессионально сработал на трансферном рынке.

К сожалению, послание, которое я адресовал Райкарду о том, что просто пытаюсь помочь ему как футболисту, осталось им неуслышанным. Я понял, что невозможно сделать лучше того, кто попросту не хочет учиться. Я не могу тратить на это свою энергию. На топ-уровне игры определённо нужно быть очень жёстким в том, что касается человеческих слабостей и неудач, нужно уметь чётко понимать, что требуется для того, чтобы их искоренить.

Это также касается игроков, которые так и не смогли продемонстрировать какой-либо прогресс в своей игре к концу сезона. Снова и снова обстоятельства вынуждали меня осознавать, насколько жёстким я должен был быть по отношению к самому себе. Но поскольку тебе приходится выбирать в состав лучших игроков, ты почти что обязан забывать о том, что за человек скрывается под игровой футболкой. Это самая трудная на свете вещь, но выбора у тебя нет. Как только начнёшь давать послабления одному игроку, сразу появится другой, который не захочет сотрудничать на таких условиях, и в конечном итоге ты потеряешь весь коллектив.

Именно так всё работает на высшем уровне, и, честно говоря, я не могу придумать никакого другого эффективного подхода. Наверно, это мой недостаток. Я не могу поставить себя на место того, кто отказывается выполнять то, о чём я его прошу. Игрок должен уметь чему-то у меня учиться. Так как если он не учится, мы говорим ему «до свидания». Я обязан всё время двигаться вперёд. Больше всего раздражает то, что самые злостные нарушители этого правила зачастую самые приятные и милые люди в команде. Но именно от них тебе приходится избавляться. Это всегда разочаровывало меня больше всего, не в последнюю очередь потому, что в некоторых случаях они даже становились моими друзьями. Случай с Райкардом, впрочем, другого рода. Плохое управление компанией негативно отразилось на балансе внутри коллектива, и я был вынужден слишком рано продвигать его на роль лидера команды, к которой он был не готов.

Как тренер я всегда хотел иметь команду, которая была бы комбинацией из игроков, которых тренировал я сам, молодых футболистов, найденных скаутами, и нескольких новичков, приобретённых с целью точечного усиления команды. В «Аяксе» нам удавалось поддерживать фантастический баланс в этом отношении. Болельщики получали искреннее удовольствие от нашей игры, а мы в свою очередь дали возможность Арону Винтеру, которому тогда было 17, и Деннису Бергкампу дебютировать в первой команде. Я также убедил нескольких крупных бизнесменов-амстердамцев инвестировать миллион гульденов в развитие молодёжной системы «Аякса». В то время это была невероятно крупная сумма. Для системы развития молодых талантов уж точно.

И хотя стадион был полон, а «Аякс» снова выигрывал трофеи, члены совета директоров начинали всё активнее вмешиваться в процесс. Это стало особенно заметно в ходе летней трансферной кампании 1987 года, но даже после этого они продолжали всё чаще и чаще вмешиваться в техническую сторону дела. К началу 1988 года я понял, что с меня хватит. Пока я находился в отпуске и катался на лыжах, глава клуба Тон Хармсен сообщил мне по телефону, что разрешил мои проблемы с клубным менеджментом. Мне просто нужно было поговорить со всеми членами совета директоров, и всё разрешится само собой. Я вернулся из отпуска раньше запланированного срока, но оказалось, что Хармсен меня одурачил. Вместо того чтобы пойти на примирение, другие члены совета директоров пошли в атаку по всем фронтам. Хармсен же просто сидел и наблюдал за этим.

Моё терпение лопнуло, и на следующий день я подал в отставку. Как бы сильно я ни хотел остаться в Голландии и продолжить работу с «Аяксом», вернуться в который был очень рад, задерживаться в клубе дольше я попросту не мог. Должен признать, что несколько ночей не мог сомкнуть глаз, так как переживал за семью, которая очень комфортно чувствовала себя в Амстердаме. Но ничего поделать было нельзя. «Аякс» захотел прикончить меня, и, к несчастью, ряд журналистов поддержал клуб. Мне казалось, что они хотят разрушить всё, что я построил. Я не позволил им это сделать. Я был намерен придерживаться своих убеждений. После этого они выдохлись. Нельзя по второму кругу унижать людей. Совет директоров уже сделал это однажды, когда я был игроком, а потом повторил, когда я уже стал тренером. Нельзя исполнять такое и надеяться, что тебе это сойдет с рук. Ничего хорошего в отношениях между нами уже никогда не случалось.

Казалось, что в «Аяксе» всё складывается очень здорово, но внезапно всё резко закончилось. То время было очень странным для меня. Я выиграл Кубок обладателей европейских кубков тогда, когда никто этого не ожидал. И меня вынудили уйти, потому что я хотел вывести клуб на более высокий уровень. Сейчас факты говорят сами за себя. Трижды я приходил в «Аякс», когда его трофейная полка пустовала. И теперь я покидал его в третий раз, и вновь оставлял ему полку, полную кубков.

К счастью, хороших воспоминаний о том периоде у меня осталось куда больше, чем плохих. За это стоит отдельно поблагодарить игроков. И как игроку, и как тренеру мне довелось поработать в фантастических коллективах. С очень хорошими людьми. Замечательное время, которое мы провели вместе, в конечном счёте объясняет, как вышло так, что мы столь продолжительное время общались и поддерживали отношения. Всё было хорошо до тех пор, пока ситуация не стала невыносимой, и я даже поругался с таким человеком, как Франк Райкард. К счастью, впоследствии нам с Франком удалось разрешить наши противоречия, но для меня шоком стал сам факт того, что ситуация дошла до такого.

Желание моей семьи остаться жить в Голландии навсегда, к сожалению, оказалось невыполненным. Вновь меня выталкивали из «Аякса», и вновь моим пунктом назначения была «Барселона».

Я уже говорил ранее, что играю в футбол по большей части для того, чтобы развлекать публику. Для меня футбол не сводится лишь к вопросу победы. Мои принципы всегда базировались на следующих вопросах: как красиво ты собираешься победить? И какой подход применишь для достижения этой цели? Всегда нужно брать в расчёт мнение болельщиков. Фанатов, сидящих на трибунах, тех, для кого клуб – неотъемлемая часть жизни. Как игрок и как тренер ты обязан часто залезать в их головы. В Нидерландах к этому относятся иначе, не так, как в Англии, Испании, Германии или Италии. У них здесь другой характер. Вот почему нельзя играть как итальянец, если живёшь в Голландии. Ну просто нельзя. Кем бы ты ни был и откуда бы ни пришёл.

Одним из существенных преимуществ для меня было то, что тренировать «Барселону» я приходил уже с опытом выступлений за неё. Я знал, как там смотрят на вещи, и знал, как ограничения такого мышления можно обратить в некую сильную сторону и сделать их преимуществом. Чтобы суметь это сделать, необходимо понимать каталонский стиль жизни, разбираться в политике и знать национальный характер людей. В «Барселоне» на первых порах я был вынужден договариваться с традицией, той, которую можно было бы описать так: громкое имя, куча денег и ноль трофеев. В этом отношении клуб был чуть ниже уровнем, чем «Аякс». Вдобавок все в Амстердаме думали только об игре в атаку, тогда как в «Барселоне» каждый стремился сыграть назад, понадёжнее. Так что первым делом я должен был изменить существующий шаблон мышления.

И это тоже важно для меня. Я хочу работать только в тех клубах, которые хотят играть в футбол. И играть так, как должно в него играть. Технически безупречно, в красивом стиле. Хочу чувствовать атмосферу; запах раздевалки. Клуб, играющий на стадионе с беговой дорожкой, мне не интересен априори. Поле и раздевалка никогда не должны быть вдали друг от друга. У игроков должно быть ощущение, что они могут ступить на поле, выйдя из знакомого окружения. Большим плюсом и преимуществом также становится присутствие молодых игроков: чтобы они, как это заведено в «Аяксе» и «Барселоне», могли тренироваться, видя рядом с собой стадион. Место, в котором они однажды мечтают сыграть сами.

Для меня футбол – это эмоции. Будучи игроком, я даже представить себе не мог, что буду тратить время на подавление игры других, и я не хотел скучать, сидя на скамейке, поэтому всегда искал возможность улучшить игру. Как тренер я хотел получать удовольствие от самого себя, стремился к идеальному футболу. А результаты приходят потом сами. Где бы я ни работал, я хотел, чтобы люди, с которыми я работал вместе, говорили и думали о футболе. Целыми днями, если это возможно. В «Барселоне» очень не хватало этой всепоглощающей футбольной атмосферы. Никто ничем не мог поделиться. И эта атмосфера была главным, что я хотел дать клубу и его болельщикам. Хотел, чтобы они начали говорить о футболе, о том, как в него надо играть. Пусть даже сплетни и слухи будут о футболе.

Чтобы добиться этого, необходимо быть независимым в своих суждениях человеком, обладать свободным духом и большой упругостью. В моём представлении это как головоломка из проблем. Я вижу одну проблему и незамедлительно принимаюсь за её решение, но стараюсь решить её так, чтобы было легче разместить следующий элемент пазла. В конечном итоге такая стратегия себя оправдывает. В конце концов, ты имеешь дело с игрой. И очень даже классной игрой.

Конечно, клубная политика в «Барселоне» настораживала меня ещё сильнее, чем то, что происходило со мной как с тренером в «Аяксе», но, на мой взгляд, ситуация в «Барселоне» была даже ещё хуже, чем в Амстердаме. Клуб постоянно одолевали кризисы, за одним скандалом следовал другой. Команде удалось выиграть Ла Лигу лишь раз за последнюю дюжину лет, и уровень посещаемости упал почти до 40 тысяч зрителей в среднем на матче, хотя когда-то аудитория «Барсы» была вдвое большей. Так что я понимал, почему президент клуба Хосеп Луис Нуньес так жаждал заполучить меня в тренеры. Он по сути пытался спасти своё положение и сохранить должность. Он был президентом клуба с 1978 года, в который я из него ушёл игроком, и теперь он возвращал меня обратно. Он привёл меня в клуб не потому, что разделял мои взгляды на игру и поддерживал моё видение, он просто надеялся пополнить клубный музей трофеями. Для него я был инструментом политической борьбы. Я знал об этом заранее, но опыт работы в «Аяксе» подготовил меня, так что я загодя обозначил свои требования.

Одним из них было то, что в раздевалке единственным боссом и начальником буду я и никто другой. Не игроки, не совет директоров, я. Если менеджмент клуба что-то хочет со мной обсудить, я приду к ним в офис, но в раздевалке им не место. Я очень чётко прояснил этот момент Нуньесу с самого начала, понимая, что он не согласится пойти на мои условия. Президенты вроде него привыкли к тому, что все вокруг делают то, что они им велят, но я перевернул это его представление о вещах. Отчасти по этой причине у нас с ним никогда не было теплых взаимоотношений.

Все карты спутались на предсезонной презентации команды. Публика принялась аплодировать Нуньесу и свистеть в адрес Алешанко, которого я только что назначил капитаном команды. Я схватил микрофон и сказал болельщикам, что уйду из клуба прямо сейчас, если они не перестанут так себя вести. Причиной их реакции было то, что в ходе разногласий с клубным руководством Алешанко поддержал своих коллег-игроков. Он продемонстрировал характер, и именно в таком человеке я нуждался, чтобы вернуть «Барселону» на вершину игры. Так что я сразу сказал болельщикам, что не хочу иметь ничего общего с недавним прошлым «Барселоны». Прошлым, полным ненависти и зависти в рядах всех, кто имел отношение к клубу. Мне всё это было не интересно. Я не хотел работать в такой обстановке и попросил болельщиков поддержать моё стремление.

После этого я начал в открытую бросать прессе всё подряд. Было нужно, чтобы газеты наполнились «Барсой» снова, но в позитивном ключе. Я понял, что ты можешь работать либо в партнёрстве с прессой, либо враждуя с ней. Так что я сказал журналистам: «Я собираюсь вам помочь. Можете писать, анализировать и интерпретировать события как угодно, но если общаетесь непосредственно с нами, то, пожалуйста, очень точно записывайте всё, что будем говорить вам я и футболисты».

Наши тренировки никогда не проводились за закрытыми дверями. Для атмосферы в команде это было хорошо, и в результате связь команды с публикой только окрепла. Иногда я мог использовать это обстоятельство в свою пользу – например, если нужно было поставить на место какого-нибудь игрока. Скажем, в самом начале у меня был один игрок-правша, который очень высоко задирал нос, и я заставил его бить по воротам левой ногой. Мяч летел во все возможные стороны, только не туда, куда надо, и наблюдавшие за этим болельщики не могли удержаться от смеха. Так вот проблема решилась одним махом.

Потом я принялся за работу. Сначала начал минимизировать мелкие ошибки. Как я уже сказал, проблемы редко или никогда становятся порождением больших ошибок, часто разницу определяют мелкие недочёты. Тут и начинается тренерская работа. Вот почему я тренировался вместе со своими игроками. Так подмечаешь больше деталей и можешь вовремя вмешаться, чтобы устранить ошибки.

В другие дни я мог сидеть на мяче у кромки поля и просто наблюдать. Некоторые люди считали, что я ленюсь. Может, и так, но, если я сижу на месте, я вижу больше, чем мог бы увидеть, перемещаясь вокруг. Когда я вот так сижу, я могу лучше проанализировать кого-то и яснее разглядеть детали. Часто эти детали ускользают от внимания 99 % людей, они их попросту не видят, не замечают и не понимают.

С самого начала я перевернул в «Барселоне» всё. Придя в команду, я обнаружил, что она практикует стиль игры, при котором защитники пробегают за матч меньше игроков атаки. Я тут же захотел это изменить, хотя всегда держал в уме тот факт, что суть футбола в том, чтобы складывать метры пространства. В том, чтобы рассуждать о вещах креативно, но при этом логично.

И как я уже сказал, мне нравится переворачивать вверх дном традиционное мышление. Ялюблю говорить форварду, что он – первый защитник команды, помогаю понять вратарю, что он в свою очередь – её первый нападающий, объясняю защитникам, что они определяют длину игрового участка. Это утверждение базировалось на понимании того, что расстояние между игроками по краям не должно превышать десяти-пятнадцати метров. И все должны понимать, что при владении мячом необходимо создавать свободное пространство, а без мяча необходимо играть плотнее. Этого можно добиться, если всё время следить за перемещениями друг друга. Чтобы как только один игрок начинает забегание, другой следовал за ним.

Тренировки – процесс, в который игроки должны вкладываться по максимуму, день ото дня. И как только казалось, что они начинают скучать, я тут же придумывал для них какое-нибудь упражнение, заставлявшее всех нас развеселиться. Для меня тренировки были вопросом правильного использования пространства, оценки расстояний. Я уделял этому столько внимания, что однажды кто-то даже поинтересовался у меня, не двинут ли я на теме математики. (Это вполне возможно, цифры и дистанции всегда меня завораживали.) Я старался максимально эффективно передавать это тем игрокам, которые могли понять это и разобраться. Рассмотрим пару Рональд Куман (его я подписал в команду в 1989-м) – Пеп Гвардиола (его я перевёл в первую команду в 1990-м), сформировавшую центральный оборонительный дуэт в «Барселоне». Они были далеко не быстрыми игроками и по сути вообще не защитниками. Но мы всегда играли на половине поля соперника. Я подсчитывал шансы на основании трёх передач, которые могли сделать игроки команды соперника. Первая из них – длинный пас из глубины, нацеленный в пространство позади нашей последней линии. Если вратарь хорош и находится на большом расстоянии от ворот, он всегда заберёт мяч после такого паса. Второй тип паса – диагональный через всё поле. Для этих целей у меня были быстрые крайние защитники, натренированные играть роли вингеров. Они всегда вовремя перехватывали такие передачи. Третий вариант – простой пас по центру. Гвардиола и Куман были так сильны по части позиционной игры, что всегда перехватывали передачу такого типа, пусть даже оба они были далеки от идеала полузащитника/защитника. Наверно, по этой причине система работала. Ведь голкипер располагался в правильной позиции, а крайние защитники привыкли играть в нужной манере.

Так что мы постоянно работали с защитниками, чтобы отыскивать подобные решения. Например, прессинг обеспечивали не за счёт спринтерских рывков футболистов на тридцать метров, а правильным смещением на несколько метров в нужный момент времени. Потом я объяснял игрокам, что любой человек, у которого есть пять метров свободного пространства, будет производить впечатление хорошего футболиста – потому что никто не будет оказывать на него никакого давления. А вот когда ему оставляешь три метра, это уже совсем другая история. Чтобы уметь играть таким образом, нужно быть быстрым и уметь переключать скорости. Нам потребовалось больше 10 тысяч часов тренировок, чтобы суметь наконец выйти на уровень Команды Мечты, как часто называли команду той эпохи.

Вот почему я очень люблю те виды спорта, где тактика играет большую роль – бейсбол, например, или баскетбол. Когда я был бейсболистом в юности, я учился всегда думать на шаг вперёд, просчитывать свои ходы, но в футболе одного этого недостаточно. Нужно уметь думать ещё дальше. Поскольку в футболе не предусмотрены тайм-ауты, на тренировках необходимо продумывать все возможные варианты развития событий.

Как и в «Аяксе», успех пришёл практически моментально. Люди сочли наш новый стиль игры великолепным, и вскоре стадион начали заполнять толпы болельщиков – посещаемость достигала отметки в 90 тысяч человек. Нашим преимуществом было то, что, пока всё больше и больше других команд применяло оборонительный стиль игры, мы были заняты только голами и игрой в атаку. Всё работало как часы. В большинстве случаев, конечно: иногда система сбоила, но в любом случае посмотреть всегда было на что. Нашей игре была присуща динамичность, а у ворот всегда происходило много интересного.

Начальной точкой возникновения нашего свободного атакующего стиля была схема игры с тремя нападающими, двумя активными вингерами и прессингом соперника на его половине поля. Такой подход экономил много сил, потому что игрокам не приходилось слишком много бегать, а значит, у каждого хватало энергии на то, чтобы проявить инициативу. Как в физическом плане, так и в ментальном. Вот почему нам приходилось тренироваться так часто и интенсивно. Чем более инстинктивной становилась наша игра, тем меньше ментальной энергии приходилось на неё затрачивать. Таким образом нам удалось создать то, что снаружи казалось сложным, но на деле было очень легко. Ты на 100 % сконцентрирован на поставленной задаче, но, поскольку ты уже на автомате знаешь, что делать, ты не замечаешь своих усилий.

Такая стопроцентная концентрация жизненно необходима, если ты собираешься играть в позиционный футбол, при котором постоянно формируются новые треугольники комбинаций, а у игрока с мячом всегда есть два варианта для возможного паса. Однако выбор в конечном счёте делает третий участник. Этим последним пунктом я хотел бы подчеркнуть, что не игрок с мячом решает, куда полетит мяч, а те игроки, у которых мяча нет. Их беговая активность и выбираемые ими направления движения определяют адресата следующего паса.

Вот почему я прихожу в бешенство, когда вижу, что игрок стоит на поле столбом. Такая игра для меня неприемлема, это даже не обсуждается. При владении мячом в движении должны находиться все одиннадцать игроков команды. Они должны быть заняты регулировкой дистанций. Вопрос не в том, как много ты бегаешь, а в том, куда ты бежишь. Постоянное создание треугольников позволяет добиться того, что циркуляция мяча идёт беспрерывно.

Поскольку в «Барселоне» нам пришлось начинать с нуля, нам потребовалось четыре года, чтобы выйти на пик, которым стал выигрыш Кубка чемпионов в 1992 году. Вплоть до того момента наша работа крутилась вокруг проведения очень точечных и специализированных тренировок, активных физических нагрузок и грамотных усилений состава. Приходилось очень тщательно подходить к вопросу трансферов, потому что тогда всё ещё действовало правило, согласно которому на поле одновременно могли находиться только три иностранных футболиста. Так что в те времена скаутинг сильно отличался от того, что практикуется сегодня, когда ты можешь иметь неограниченное количество иностранцев как на поле, так и в составе в целом. Вот почему мы не могли жаловаться на то, что в команду пришли такие игроки, как Христо Стоичков, Микаэль Лаудруп и Рональд Куман. Стоичков и Лаудруп почти ничего не стоили «Барселоне».

Даже несмотря на то, что в первый год, 1989-й, нам не покорился титул Ла Лиги, мы смогли – как это смог «Аякс» – выиграть Кубок обладателей европейских кубков, обыграв в финале «Сампдорию» из Генуи (2:0) благодаря голам Хулио Салинаса и Лопеса Рекарте. Во втором сезоне мы выиграли Кубок короля, а после этого настали очень урожайные в плане трофеев времена. Смена стиля игры была осуществлена вполне успешно, и теперь нам предстояло поработать над усилением состава. Не последним человеком в этом смысле стал Христо Стоичков, никому не известный тогда болгарин, который – опять-таки – был дёшев. Я нуждался в Христо не только по причине его игровых качеств, но также и по причине его характера. Он был бойцом и очень упрямым в хорошем смысле игроком. В команде, в которой было не так много сильных личностей, он стал человеком, который мог встряхнуть всех. И не только в раздевалке, но и на поле.

В тот период я стал всё чаще жаловаться на проблемы с желудком. Иногда я мог внезапно начать потеть, а порой меня даже рвало. Я уже стал меньше курить, но в конце февраля 1991 года моя жена решила вмешаться. Она убедила меня поехать вместе с ней в госпиталь, и меня в итоге положили в стационар. Оказалось, что сосуды вокруг сердца забиты. Мне потребовалась операция, продлившаяся три часа: в результате мне вживили два шунта. К счастью, мне удалось избежать сердечных приступов. Вместо этого у меня был атеросклероз, то есть уплотнение артерий.

Болезнь ни на секунду не заставила меня занервничать. Мой опыт подсказывал, что, если такое количество людей было занято моим здоровьем, мне не было никакого смысла продолжать болеть после. А ещё в такие моменты очень здорово быть знаменитым. Когда твой кардиохирург прекрасно знает, что весь мир будет следить за его работой, тогда уже заранее знаешь, что этот человек будет очень стараться провести операцию наилучшим образом. Это было приятно.

После операции я стал всё чаще и чаще осознавать, что меня лечили не для того, чтобы я выжил, а для того, чтобы я мог жить полноценно, наслаждаясь жизнью. С тех пор я навсегда освободился от страха ранней смерти. Мысль о том, что я, как и мой отец, умру молодым, долгое время была моей одержимостью, но с того момента, как у меня возникли проблемы с сердцем, я начисто от неё избавился. Полностью.

Главный урок, который я вынес из всего этого, был в том, что невозможно вредить своему организму и ожидать, что никакого наказания за это не последует. Как, например, с курением. После операции я стал жить во многом так же, как делал это раньше. Моим девизом было «вернись к нормальной жизни как можно скорее». Разве что с парой новых правил. Конечно, после болезни я очень много размышлял о своей зависимости от курения. Я стал задумываться, почему я так много курил столько лет. Особенно после того, как доктора сообщили мне, что мои проблемы с сердцем на 90 % вызваны курением. Только тогда начинаешь задумываться. И тогда я осознал, насколько несовместима с моей жизнью эта привычка. Я знал, что курение может вызвать рак, знал, что оно вредит сердцу, но продолжал обманывать себя, оправдываясь тем, что курение – хороший способ побороть стресс. У меня не было проблем с тем, чтобы найти причины не бросать.

После операции я мгновенно перешёл на другую сторону. На светлую. Я бросил курить в одночасье. Курение ушло из моей жизни навсегда. Тогда же меня очаровала идея донести это до других. Не то чтобы я захотел стать ходячей рекламой антитабачной кампании – меня забрасывали просьбами об этом, – нет, я хотел сделать то, что подойдёт лично мне и будет иметь эффект. Что-то, что могло вызвать как действие, так и противодействие, нечто такое, что было бы универсальным с точки зрения морали. Я хотел, чтобы любой человек в любой части света сумел это понять. Вот как родилась идея снять видеоролик, создание которого профинансировало Министерство здравоохранения Каталонии. В этом ролике я чеканил не мяч, а пачку сигарет. Всякий раз, когда она падала мне на голову, плечо, колено или стопу, зритель слышал стук сердца. А я говорил: «Футбол всегда был моей жизнью». После короткой паузы я вдруг с силой бил по пачке, и она улетала, тут же разрываясь на части. Потом я произносил: «А курение едва не стоило мне жизни». Клип продублировали на испанском, каталанском, английском, французском и голландском языках, и он разошёлся по всему миру. Именно такое послание я и хотел оставить миру.

Проблемы с сердцем позволили мне совершить ещё одно открытие. Спустя три недели после операции врачи решили исследовать поведение моего сердца по ходу важного матча «Барселоны», в котором был большой накал страстей: так они хотели выяснить, выдержит ли моё сердце столь серьезные нагрузки. Матчем был четвертьфинальный поединок с киевским «Динамо» в Кубке обладателей кубков 1991 года. Из госпиталя Сан Жорди прислали специальный аппарат, у которого была куча проводов и кнопок, его прикрепили к моей груди. Таким образом врачи могли пронаблюдать за моим сердечным ритмом по ходу игры, которую я смотрел, сидя дома перед телевизором. Даже несмотря на то, что матч получился чрезвычайно насыщенным и эмоциональным, а «Барселона» установила окончательный счёт лишь на последней минуте, мой сердечный ритм нисколько не ускорился. Позднее они проверили сердце, уже когда я сидел на скамейке на стадионе, но даже тогда ничего необычного монитор не зафиксировал. А по ходу одного из матчей мой сердечный ритм был настолько спокойным, словно я не игру смотрел, а дремал дома после обеда. Скорость сердцебиения увеличилась лишь раз за всё время наблюдений: когда я отправился на встречу с советом директоров «Барселоны».

Спустя ровно месяц после операции я вернулся к тренерской работе, а спустя несколько недель «Барса» выиграла чемпионат Испании впервые под моим руководством. Весь матч я не курил сигареты, как обычно, а сосал леденец на палочке. Леденец показался мне очень вкусным, и вдобавок он стал средством борьбы со стрессом, которого, согласно медицинским показаниям, я не испытывал.

Таким образом 1991 год получился особенным и к тому же очень познавательным, ведь после выигрыша чемпионского титула мы проиграли финал Кубка обладателей кубков английскому «Манчестер Юнайтед» 1:2. То, как мы проиграли, дало мне много пищи для размышлений: поражение стало следствием невезения, ведь играли мы очень хорошо, но оно помогло понять, что, несмотря на очень серьёзный прогресс команды, мы ещё не достигли окончательной цели.

Она была достигнута в следующем сезоне. Тот год получился не менее прекрасным, счастливым и запоминающимся во всех смыслах. Начался он с перехода в клуб Рихарда Витсге, который перебрался из моего прежнего клуба «Аякса» в «Барселону». В Амстердаме только вступил в полномочия новый совет директоров клуба, и его председателем стал мой старый друг Михаэль ван Праг. Предыдущее правление, уволившее меня из клуба, как оказалось, оставило после себя ужасную финансовую неразбериху и многомиллионные долги в придачу.

Я честно признаю, что вынудил «Барселону» заплатить «Аяксу» за Витсге чуть больше необходимой суммы, чтобы помочь бывшему клубу справиться с финансовыми проблемами. Насколько я помню, «Аякс» получил 8 миллионов евро за переход, хотя мы вполне могли осуществить его и за шесть. Но ничего страшного, мы годами тратили на приобретения так мало денег, что «Барселона» мне даже немного должна.

Так начался незабываемый год. А каким был май 1992-го! Сначала моя дочь Шанталь вышла замуж, а неделю спустя «Барселона» впервые в истории завоевала Кубок европейских чемпионов.

Удачи тоже было в избытке. И в футболе в том числе. В год, когда мы играли лучше всех в Европе, нас едва не выкинул из турнира во втором раунде немецкий чемпион «Кайзерслаутерн». Хосе Мария Бакеро забил решающий гол на последней секунде игры; не случись его, мы бы никогда не дошли до финала против «Сампдории». То спасение было очень похожим на гол, который Андрес Иньеста забил много лет спустя на последних секундах игры с «Челси», когда «Барселона» вышла в финал Лиги чемпионов, где обыграла «Манчестер Юнайтед».

Этот эпизод хорошо иллюстрирует то, насколько удача порой напрямую сопряжена с достижением успеха. Но удачу ещё нужно привлечь. Вот почему я всегда, будучи футболистом, брал инициативу в свои руки. Управлял матчем. Следил за тем, чтобы не терять контроль над окружающей обстановкой. Так же я себя повёл и 20 мая 1992 года на «Уэмбли» в матче с «Сампдорией». После 90 минут игры счёт всё ещё был 0:0, а свой исторический гол Рональд Куман забил уже в дополнительное время. Спустя четыре года моя миссия была выполнена. В тот вечер на поле играла команда, которую я всегда представлял в своём воображении. Команда, которая говорила напрямую с публикой, которая высвободила в болельщиках нечто особенное и которая представляла собой комбинацию из каталонцев, воспитавших и натренировавших самих себя, и грамотно подобранных иностранцев, усиливших её состав. Конечно, я отреагировал очень эмоционально. Кадры, на которых я запечатлён перелезающим через рекламный щит, облетели весь мир, и они очень хорошо иллюстрировали момент: когда ты делаешь то, что не в состоянии объяснить даже самому себе. Ты поступаешь так потому, что мысль об этом первой приходит тебе в голову. Может, это был всплеск эмоций, а может, и нет. Мне нужно было выйти на поле, а перелезть через щит значило пройти самым коротким путём. Так что, может быть, я просто поступал как разумный человек.

После победы в Лондоне вся Каталония сошла с ума. Радость была беспредельной, а несколькими неделями позже мы стали чемпионами во второй раз подряд. Поверить в это было невероятно сложно, но это было на самом деле. На вершине таблицы в том сезоне мы были всего лишь раз – после последнего тура чемпионата. Мы одолели дома «Атлетик Бильбао», а «Реал Мадрид» проиграл «Тенерифе» 2:3. В эмоциональном плане чемпионство стало ещё более сильным событием, чем победа на «Уэмбли». Мы все вместе стояли в центральном круге и ожидали финального свистка на Тенерифе; такое не забывается.

К сожалению, Рональду Куману не довелось разделись с нами радость. Ринус Михелс, тренировавший тогда сборную Нидерландов, вызвал его в команду на международный товарищеский матч. Когда я услышал об этом, я решил, что это чья-то шутка. Как футболист должен смириться с подобным? И это сделал Михелс! Из всех людей он! Я совершенно не понял этого поступка. Ты весь год играешь за титул, а потом не можешь прийти и забрать заслуженную награду; это какой-то идиотизм.

Глава седьмая Личность

Может звучать противоречиво, но именно в самый успешный сезон «Барселоны» при мне, 1991/92, проступили проблемы, которые в будущем приведут к раздору между мной и клубом. И снова можно провести параллель с «Аяксом» – примерно то же самое случилось, когда в 1987 году мы выиграли Кубок обладателей кубков. До той поры, пока команда успешна и побеждает, все готовы разделять радость и участвовать в общем празднике. Для «Барселоны» это тоже было типично: пока все пребывали в эйфории, клуб продлевал контракты со всеми подряд, даже с теми, кто не дотягивал до уровня команды. Итак, Нуньес и вице-президент клуба Жоан Гаспар вновь взяли всё в свои руки. Гаспар был ответственным за продление контрактов, но, разумеется, он был продолжением президента и его политики. И несмотря на все наши успехи, я сохранял исключительно деловые отношения с Нуньесом. Я просто не доверял ему. Меня никогда не покидало чувство, что я нужен ему только для того, чтобы сохранить за собой трон. Я всегда чувствовал, что должен быть сильным, иначе меня ждут серьёзные проблемы.

С самого начала нового сезона стало ясно, как повлиял на всех успех. Во втором раунде Лиги чемпионов сезона 1992/93 мы проиграли московскому ЦСКА 3:4 по сумме двух встреч и вылетели из турнира. В декабре проиграли матч за Интерконтинентальный кубок бразильскому «Сан-Паулу» 1:2. То поражение стало одним из немногих, за которые мне не было досадно. Я всегда восхищался бразильским тренером Теле Сантаной, потому что его команды всегда были олицетворением искренней любви к футболу. Этому человеку выпала честь руководить сборной Бразилии на чемпионате мира-1982. Поражение той роскошной команды от Италии заставило меня вспомнить наше поражение от немцев в 1974-м. Больше, чем итальянский успех, людям запомнилось то, как играла тогда Бразилия, и имена фантастических полузащитников той команды: Зико, Сократеса, Фалькао и Серезо.

Десять лет спустя Теле Сантана был главным тренером чемпионов Южной Америки «Сан-Паулу», и на матч против нас он в Токио выставил свою собственную команду мечты. После матча я сказал журналистам: если вы хотите попасть под колёса, то лучше будет, если вас переедет «Роллс-Ройс».

Наш сезон в чемпионате был вновь спасён в последнем туре. И снова руку помощи нам протянул «Тенерифе», обыгравший «Реал Мадрид» 1:0, что позволило нам забрать титул себе. Год спустя нам помогли в третий раз кряду. В 1994 году «Депортиво» из Ла-Коруньи шёл в лидерах до последнего тура, но на последней минуте последнего матча сезона не сумел реализовать пенальти, и счёт в их матче с «Валенсией» остался неоткрытым (0:0). Этого как раз хватило нам для того, чтобы взять чемпионство в четвёртый раз подряд.

В 1994 году мы также дошли до финала Лиги чемпионов, где сошлись с «Миланом» в матче, состоявшемся спустя всего несколько дней после выигрыша титула Ла Лиги. Та игра стала ещё одним примером того, как всё может пойти наперекосяк, если сделать шаг слишком рано или поздно, но не вовремя. А потом несколько небольших оплошностей наложилось друг на друга, и это привело к поражению 0:4 от блестящего соперника.

После этого проблем стало возникать всё больше. На протяжении шести лет «Барселона» уверенно двигалась вверх. Опираясь на игроков, росших вместе с клубом. Как и в случае с «Аяксом», замечательным моментом во всём этом стало то, что у нас была не просто талантливая команда, а коллектив замечательных людей. Атлетов, источавших уйму положительной энергии, адресованной не только мне, но и всем окружающим.

В частной жизни у меня были очень хорошие отношения со многими молодыми парнями из команды. Я никогда не разделял полностью свою частную и профессиональную жизнь. Я регулярно ходил с ними в рестораны, отмечал их дни рождения. В профессиональном плане я тоже прилагал очень много усилий, чтобы поддерживать с ними хорошие взаимоотношения. Конечно, игроки расстраивались, когда их оставляли вне состава. С другой стороны, я был тренером, который – если кто-то из игроков попадал в больницу – шёл в операционную проследить за тем, чтобы нож хирурга по случайности не взрезал не ту ногу. Чтобы успокоить травмированных игроков, я завёл привычку присутствовать на операциях, убеждал их, что тренер рядом, что всё будет хорошо. Мне приходилось надевать хирургический костюм, маленькую шапочку и маску для рта. Мое присутствие расслабляло игрока, и поступать так было моей ответственностью.

В результате таких походов в операционные я стал с годами всё больше увлекаться и восторгаться медициной как наукой. Большинство хирургов совершенно спокойно относились к моему присутствию и позволяли мне наблюдать за всеми видами операций. Одной из самых интересных была операция на мозге, в которой был задействован клубный врач «Вашингтон Дипломатс». Увидеть, как убирается кусок черепа, а после проблема решается с невероятной точностью, было удивительно и очень интересно. Я действительно получаю удовольствие от того, как настоящие эксперты своего дела проводят специализированные процедуры.

За долгие годы мне довелось пронаблюдать десяток операций, и это стало хорошим подспорьем в понимании предмета, особенно это касалось операций на ногах. В конечном счёте я сумел предвидеть то, каким образом в «Барселоне» возникнут проблемы по этой части, потому что у нас попросту не было достаточного количества опытных специалистов, чтобы следить за здоровьем игроков.

После шести лет активного строительства команды в сезоне 1994/95 наступил переломный момент. На этом этапе клубу предстояло очень серьёзно обдумать то, как он собирается заменить игроков успешной, но стареющей команды, двигаясь поступательно, шаг за шагом. В таком процессе важно, чтобы клубный менеджмент понимал, что вообще происходит. Чтобы он имел долгосрочную стратегию и следовал ей и чтобы каждый член руководства умел отвлечься от суматохи происходящего и взглянуть на неё трезвым взглядом со стороны. Приведу примеры: Микаэль Лаудруп и наш голкипер Андони Субисаррета собирались уходить в «Реал Мадрид» и «Валенсию» соответственно. Вокруг этого было очень много обсуждений, но лично я не хотел рисковать, усаживая таких замечательных игроков на скамейку. Ни один из них не заслуживал того, чтобы быть «двенадцатым» игроком команды.

В таких ситуациях тренер и правление клуба должны действовать единым фронтом. Настал момент, когда Нуньес должен был убедить меня, что я не просто работаю в команде, пока это выгодно ему, а что мы вместе трудимся на благо ФК «Барселона». Но произошедшие события лишь подтвердили мою правоту на его счёт – подозрения, которые у меня были все эти годы, оказались вполне обоснованными. Как и Тон Хармсен прежде в «Аяксе», Нуньес начал разнюхивать обстановку в прессе. И как это уже было в Голландии, здесь лишь несколько журналистов сумели разглядеть его истинные намерения.

Одним из ярких моментов того сезона стал дебют в первой команде «Барселоны» моего сына Жорди. 10 сентября 1994 года он вышел на поле в матче против «Сантандера». Ему было всего двадцать, и он сразу же забил первый гол, чем внёс существенный вклад в итоговую победу 2:1. К несчастью, моё присутствие в клубе доставило ему много хлопот из-за Нуньеса.

Мой последний сезон в клубе, 1995/96, вышел как под копирку похожим на последние месяцы работы в «Аяксе». Все предыдущие годы мы быстро и успешно работали на трансферном рынке, но в 1995-м правление клуба внезапно начало ворчать по поводу нашей трансферной политики. К примеру, я хотел привести в клуб талантливого полузащитника Зинедина Зидана из «Бордо», но они были невысокого мнения о нём, и этот интерес ни во что конкретное не перерос. Я также стал всё чаще замечать, что мои позиции в клубе подрываются, в том числе и некоторыми врачами, с которыми мы сотрудничали. Некоторым казалось, что они имеют статус неприкасаемых. Худшим моментом стала операция у одного из наших игроков, для проведения которой была приглашена команда специалистов. У дверей операционной один из врачей внезапно повернулся и сказал: «Это моя больница, я единственный, кто проводит здесь операции…» Поскольку игрок был уже в операционной, никто ничего не мог поделать. Даже несмотря на присутствие рядом людей, куда более опытных и квалифицированных в этой сфере, чем он, этот хирург решил поставить на первое место своё эго – оно было для него важнее, чем благополучие клуба, игрока, важнее, чем всё.

Низшей точкой этого, насколько я могу судить, стала операция, на которую пришлось лечь Жорди в конце 1995 года. Операция была на мениске, для хирурга-ортопеда, пожалуй что, самая простая из всех. К несчастью, операция пошла не так, как было запланировано, и это имело ужасающие последствия для карьеры Жорди. Даже сегодня он продолжает испытывать проблемы с коленом. Жорди был немного кривоногим, а когда у хирурга такой пациент, он должен не просто провести операцию на колене, но также учитывать то, как сустав будет поддерживать баланс; иначе проблема только усугубится. Это всё очень грустно на самом деле, потому как после этой операции он так и не смог начать тренироваться со стопроцентной отдачей, а значит, не мог сполна реализовать весь свой талант.

К апрелю 1996 года уже стало ясно, что впервые с момента моего прихода в клуб в 1988-м мы не выиграем никаких трофеев в сезоне. Меня вполне удовлетворяли шаги по обновлению команды, которые мы предприняли, но другие, негативные аспекты, касавшиеся всех игроков в целом, я принять не мог. Всё больше и больше информации утаивалось, а договорённости не соблюдались. Ситуация была крайне неприятная, и отношения ухудшались с каждым днём. Потом я внезапно прочёл в газете, что меня уволили, а Нуньес и Гаспар намереваются в скором времени представить Бобби Робсона в качестве моего преемника. Сюр какой-то. За несколько дней до этого у меня состоялся разговор с Нуньесом, мы обсуждали предстоящий сезон, и я сказал ему, что лично убедил Луиса Энрике перейти из «Реала» в «Барселону». Парень сделал это ради меня. Нуньес об этом знал, но молчал по поводу моего неизбежного увольнения.

Худшим во всей этой истории было, пожалуй, то, что меня временно заменял мой друг и правая рука «Чарли» Решак. Худшим потому, что на это он отреагировал так, словно это была абсолютно нормальная ситуация. Решак! Из всех людей именно он, человек, всегда оппонировавший Нуньесу в гораздо более жёсткой форме, чем я! На первой же своей тренировочной сессии он незамедлительно получил по шее за свои убеждения. Жорди отказался тренироваться под его началом. Всё тут же переросло в конфликт. В конечном счёте, было принято решение поставить Жорди в состав на домашний матч с «Сельтой» из Виго, чтобы не злить болельщиков. К счастью, это решение стало судьбоносным и оставило в памяти замечательные воспоминания: после того как «Барса» пропустила дважды и стала уступать 2:0, Жорди вместе с другими игроками приложил свою руку к камбэку, и игра была выиграна 3:2. Но самым лучшим во всём этом было то, что после победного гола он покинул поле, вынудив Решака аплодировать ему стоя. Когда матч завершился, Жорди объяснил свой поступок тем, что хотел предоставить болельщикам возможность отблагодарить своего отца.

И этот матч стал последним для Жорди в футболке «Барселоны».

Было грустно, что в «Барселоне», как и в «Аяксе», всё закончилось таким образом. В каком-то смысле я видел своей миссией изменение имиджа «Барселоны», который она приобрела за годы, имиджа богатейшего клуба, который никогда не играл в красивом стиле. Потому тот факт, что я был успешен в своей работе с клубом, не просто означал, что я добился поставленной цели, он также показал, что мои обязательства перед клубом касались далеко не только выполнения тренерской работы. Но самой серьёзной проблемой «Барселоны» был сам клуб. Там кругом политика. Это объясняет мою антипатию по отношению к цирку совета директоров, члены которого лишь прикрывались благодушными намерениями ради собственной выгоды, а сами при этом сводили клуб в могилу. Но в конечном итоге маски были сорваны. Так случилось в «Аяксе» с Хармсеном, та же участь постигла и Нуньеса в «Барсе». Я рад, что больше не участвую во всём этом.

Моя карьера очевидным образом очень повлияла на мою семью. У нас всегда были очень крепкие взаимоотношения, мы всегда старались не дать происходящему вокруг безумию как-либо затрагивать нас, но Данни, Шанталь, Сусиле и Жорди это давалось нелегко. Из всех моих детей больше всего происходившее отразилось на Жорди, но без этого давления он не стал бы тем достойным мужчиной, каким является сейчас. Почти все мои решения касательно моей профессиональной карьеры глубоко повлияли на жизнь моего сына. В 1983 году, когда я, будучи игроком, был вынужден покинуть «Аякс», он остался в Амстердаме, пока я мстил его клубу через «Фейеноорд». Когда несколько лет спустя я покидал «Де Мер» уже как тренер, ему вновь пришлось оставить свой клуб и своих друзей там. Но и после этого я продолжил влиять на его жизнь. Ведь в «Барселоне» окружающие продолжали твердить ему – как они уже делали это в Амстердаме, – что он играет в команде лишь потому, что он сын главного тренера.

Вот почему его дебют в составе голландской сборной и последующее участие на Евро-96 стало лучшим событием, какое только могло со мной случиться. Решение тренера сборной Гуса Хиддинка вызвать его в команду было принято им по собственной воле; я никоим образом не влиял на его выбор. Моя радость за сына достигла своего пика, когда на Евро в Бирмингеме Жорди забил свой первый гол в ворота сборной Швейцарии. В такие моменты в голове проносится целая вереница разных мыслей. Унижения, сплетни, разочарования, но, несмотря на это, он был там, на поле, в тридцати метрах ниже меня, сидевшего на трибунах, и своей игрой доказывал, что через всё это он прошёл и вышел невредимым. В такие моменты отцовская гордость не знает границ. У меня в жизни не так много эмоциональных моментов такого рода. Порой я чувствую, как по коже бегут мурашки, когда вижу, что кто-то показывает выдающуюся игру. Когда кто-нибудь просто играет неплохо, я не испытываю особых чувств, но если вижу, что человек способен выжать из себя сверх максимума, это сильно меня впечатляет – как, например, Эдвин Мозес, легкоатлет, выигравший более ста финалов подряд. Думаю, что это фантастическое достижение, невероятный успех. Ведь это очень по-человечески – пресытиться победами, когда ты так хорош и побеждаешь всех подряд. Но он всё же годами сохранял профессиональное отношение к делу и показывал мастерство мирового уровня: в среду он бежал лучше всех, а в воскресенье умудрялся улучшать показатель ещё немного. Если ты способен на такое, ты действительно велик, ты больше, чем просто спортсмен.

Такое качество можно найти в каждом выдающемся спортсмене топ-уровня. В тех, кто соревнуется на самом высоком уровне – независимо от того, в каком виде спорта, – жажда победы вскипает, как только судья даёт стартовый свисток или выстреливает из стартового пистолета. Это не просто качество характера, это особая культура, которая есть только в избранных людях. Это нечто такое, что завладевает твоим разумом и телом и в самые прекрасные моменты проявляется на поверхности.

Игроки, обладающие этим даром, знают, что достижение совершенства – трудная задача, и они осознают насколько. Люди вроде меня, взрастившие эту культуру в себе изнутри, относятся к ней с глубочайшим уважением. Они чувствуют, что в любой момент времени им есть что доказывать и они смогут это сделать. Это невероятно здорово. Это загадка человеческой природы, и дело тут не только в таланте. Дело в тщательной отладке каждой малейшей детали. И конечно, для достижения успеха нужно мастерство, иначе его не добиться. Я всегда получал большое удовольствие, наблюдая за игрой спортсменов высочайшего уровня.

Отсюда и моя гордость за Жорди, который практически всегда делал то, что должен был. Даже когда он был маленьким мальчиком, я уже видел в нём талант футболиста. Например, по тому, как он бил по мячу. Но в раннем его детстве нельзя было сказать, что я уделял этому внимание каждый день. Мы жили в больших апартаментах в Барселоне, и, конечно, в такой квартире всегда можно было повозиться с мячом. Ты занимаешь себя игрой с мячом, но не игрой в футбол по-настоящему. Так продолжалось до тех пор, пока Жорди не исполнилось десять, а я не оказался в «Аяксе» снова. До той поры я почти всегда оставлял его играть самого по себе. Позже, в Америке, он смог играть в футбол на улице, чего не делал в Барселоне. Вдобавок там были летние лагеря, где дети целыми днями напролёт играли в футбол. Вашингтон был особенно ориентированным на Европу городом, и многие люди отправляли своих детей в такие лагеря. Для Жорди это было хорошо, потому что он мог подтянуть свое знание английского и постоянно практиковаться в спорте.

После нашего возвращения в Голландию он смог начать тренироваться с «Аяксом». Внезапно Жорди стал играть весьма неплохо. Потом хорошо, потому что в саду нашего дома в Винкевеене было маленькое футбольное поле. С воротами. А потом фантастически. Жорди был левшой, но я замечал это, только когда он пробивал пенальти. Он не казался игроком, хорошо умеющим работать правой ногой. Открыть такое в столь раннем возрасте было любопытно.

Начиная со своего отрочества и дальше Жорди был вынужден справляться с кое-каким вызовом, который был напрямую связан с моей известностью и славой. Если он проводил плохой матч, то все говорили, что он перенял свои качества от матери, а если хороший, то от отца.

С этим ещё можно смириться, но, когда я перешёл в «Фейеноорд», а он остался в «Аяксе», всё стало совсем иначе. Времена наступили непростые. Вот почему я так благодарен тренеру его команды Хенку ван Тоненбруку за то, что он сразу же сделал Жорди капитаном команды его возрастной категории. Это был особенный жест с его стороны. Для такого юного мальчика уж точно. Некоторые вещи откладываются в памяти. Его тренер перевернул ситуацию, которая могла нанести Жорди большой вред. В тот момент это было самым важным поступком, который кто-либо мог сделать для моего сына. Ван Тоненбрук поступил мудро. Для меня его жест имел невероятную ценность. Между прочим говоря, я не могу вспомнить, чтобы кто-нибудь в «Аяксе» когда-нибудь говорил в адрес Жорди что-то нелицеприятное. Что у него над другими преимущество, потому что он был моим сыном, что-нибудь в этом духе. Я бы наверняка узнал об этом от Данни, которая всегда водила его на тренировки, когда он был совсем юным. Когда я ещё играл в футбол, а потом тренировал в «Аяксе», мне даже подумать об этом было невозможно.

Но даже несмотря на то, что «Аякс» очень подходил Жорди, в 1988 году ему всё ещё было четырнадцать лет, так что ему пришлось переезжать вместе с нами в Барселону. Там он тоже прошёл просмотр в академию и играл за её команды на протяжении всех восьми лет, что я работал в клубе тренером. С каждым годом он всё ближе подбирался к первой команде, и наконец в 1994 году я счёл, что он достаточно хорош, чтобы получить в неё вызов. В двадцать лет он был довольно возрастным для дебютанта, но это не имело значения. Его путь был далеко не устлан розами. Оказавшись в подростковом возрасте в «Барселоне», он был вынужден справляться с необычными обстоятельствами: будучи иностранцем, он мог выступать за команду в региональных турнирах, но не в общенациональных. Это было безумие. Жорди мог числиться в команде «Б», выступавшей в каталонском чемпионате, но не в первой команде, игравшей на национальном уровне.

Голландцы с подобным мириться не будут. Так что я решил устроить провокацию. Я позвонил в федерацию и сказал: «Я собираюсь проинформировать о том, что в воскресенье он будет играть за первую команду. Просто чтобы вы знали – на случай, если захотите дисквалифицировать кого-нибудь или ещё что. Но мириться с этим я не буду. Я здесь живу, я голландец, тренер «Барселоны», то есть не какой-то гастролёр. У моего сына есть такие же права, как и у любого другого ребёнка в Испании, Каталонии или где-либо ещё. Я не буду мириться с какой-либо оппозицией. Я плачу налоги, делаю всё, что делает обычный человек, значит, у моих детей должны быть такие же права». Жорди попал в состав, сыграл в матче, и никаких обвинений в мой адрес не последовало. Думаю, что федерация наконец разобралась и поняла, что правило было неуместным. Они просто проглядели этот старый пункт регламента и забыли его поменять.

Ну да ладно, что я тут пытаюсь донести, так это то, что вокруг Жорди происходило много всякого. Не случайно люди теперь говорят о «синдроме Жорди». Но даже если на секунду забыть о давлении, которое ты будешь испытывать, выходя на поле под фамилией Кройфф, останется тот факт, что мы оба работали в «Барселоне», и это добавляло трудностей. Решение о том, ставить ли его в состав или нет, всегда должно было быть максимально объективным.

В «Барселоне» я мог внимательным образом отслеживать его профессиональное развитие, потому что имел постоянный контроль над тремя командами клуба: первой, второй и третьей. Чтобы добиться такого контроля, мне нужно было напрямую контактировать с тренерским штабом, чтобы всегда быть в курсе, когда игрок готов к переходу на новый уровень. Не в последнюю очередь потому, что я всегда придерживался мнения: шансы нужно давать в момент, когда ситуация это позволяет. Мне было всё равно, в первой он команде играет или во второй. Я выставлял на поле тех игроков, которые заслуживали это своей игрой. Говоря вкратце: я просто бросал их в бой, чтобы посмотреть, что будет.

Примерно так было и с Жорди, более-менее. Качество игры должно было быть выше, чем у любого другого игрока, поскольку самое последнее, о чём ты мечтаешь как отец, это чтобы 100 тысяч человек освистывали твоего сына. Всегда ведь найдутся кретины, которые будут вопить, что я специально продвигаю своего сына вверх по списку кандидатов в команду. Но в случае с Жорди всё было не так. Ему пришлось проявлять крепость духа, чтобы защищать себя в столь непростых обстоятельствах.

Так что мотивы, которыми я руководствовался, были полностью противоположны тем, о которых орали некоторые идиоты. В тот момент, когда я решил дать Жорди возможность дебютировать, он прошёл весь путь по заданному маршруту. Я бы не сделал этого, если бы он не достиг того уровня, на котором мог бы защитить себя от критики ста тысяч человек на стадионе. Или скорее если бы он не смог убедить всех этих людей, что их критика необоснованна. Футбол, быть может, и игра ошибок, но у игрока должно быть мастерство, чтобы быть выше них. Он должен был быть психологически и физически подготовлен к этому вызову.

Любой, кто считал, что я даю своему сыну протекцию, продвигая его в команду, ровным счётом ничего не смыслит в футболе. Вот почему я никогда не позволял этим домыслам беспокоить себя. Важными для меня людьми были те, кто стоял рядом, поддерживал меня, с кем я работал изо дня в день и с кем обсуждал перспективы игроков. Так что в один прекрасный момент я, Тони Брюинс Слот и «Чарли» Решак сели за один стол, и я задал им вопрос: «Готов ли он?» – «Да, готов. Он может играть».

На том и порешили. Игроки в команде также сочли это решение совершенно оправданным и адекватным. Они к нему уже привыкли. Жорди тренировался вместе со всеми, он часто находился в раздевалке, его все знали. Но это не главное, фундаментом и точкой в отсчёте всегда должно быть мастерство игрока. Способен ли он поддерживать уровень или нет? Он точно мог, и потому 10 сентября 1994 года смог дебютировать в домашнем матче против «Сантандера».

Больше всех его дебют поразил Данни. Она понятия не имела. Она сидела на трибунах и внезапно увидела, как Жорди выбегает на поле. Тогда у меня были большие проблемы; не в клубе, а в личной жизни, дома. К счастью, дебют вышел отличным, великолепным даже. Он забил головой в нырке спустя всего восемь минут после начала матча. В конце концов мы победили 2:1, а Жорди был одним из лучших игроков матча и удостоился продолжительной овации.

К сожалению, после того как меня уволили с тренерского поста в 1996-м, Жорди тоже пришлось покинуть «Барселону». Мы предвидели это. Его уход был частью плана по удалению меня из команды. В «Барселоне» существовало правило, которому клуб всегда следовал: игрок не должен был оставаться с одним годом по контракту. По этой причине у всех игроков всегда было два-три года до истечения контракта. Таким образом, по ходу сезона от игроков никогда не было никаких жалоб касательно истекающих договоров. Вот только в случае с Жорди всё было не так. Даже несмотря на то, что он был одним из молодых игроков команды, перебравшихся в первую команду из второй, условия его контракта изменений не претерпели, хотя это обычная практика для тех, кто переходит на более высокий уровень. Он дебютировал годом ранее и регулярно производил своей игрой хорошее впечатление.

Но всё чаще и чаще за день до матчей – а порой и в день после них – ему приходилось брать перерывы в тренировках. Всё «благодаря» доктору, который не просто бездарно провёл операцию, но и впоследствии оказался замешан во всей этой суматохе, связанной с новым контрактом Жорди. После перенесённой операции Жорди не услышал от правления клуба ни слова касательно нового контракта. Несмотря на тот факт, что в декабре 1995 года он достиг устной договорённости с советом директоров, правление так и не направило ему официального письменного предложения. Каждый раз, когда Жорди пытался выйти с ними на связь, они уходили от конкретики, повторяя, что заняты доводкой каких-то деталей контракта. В апреле он снова обратился к ним за разъяснениями, но тогда уже стало ясно, что парнишка стал пешкой в их политической игре против меня. Ситуация была очень неприятной. Когда я был уволен, его контракт истёк, и ему тоже пришлось уйти.

Потом они пытались утверждать, что у Жорди есть перед ними обязательства, тогда мы решили не идти ни на какие компромиссы и гнуть свою линию дальше. Жорди, к счастью, смог быстро доказать, что контракта с ним не продлили, а значит, он имеет все основания покинуть клуб в качестве свободного агента. На пресс-конференции Нуньес вылил на моего сына ушаты грязи. Тот же человек, что хотел избавиться от моего сына, на публике заявил, что Жорди вышел на такой уровень лишь благодаря стараниям его отца и якобы прибегал ко всем возможным уловкам, чтобы уйти свободным агентом.

К счастью, Жорди быстро узнал, что если делать добро, то и сам будешь без беды: менеджер «Манчестер Юнайтед» Алекс Фергюсон, как оказалось, очень заинтересован в нём. Не в последнюю очередь потому, что он блестяще сыграл против «Юнайтед» в Лиге чемпионов, когда мы разгромили их 4:0. Так что в возрасте 22 лет Жорди перебрался на «Олд Траффорд». После осиного гнезда «Барселоны» он вновь мог работать с хорошими людьми. Такими, как Эрик Кантона и Дэвид Бекхэм. Его все встретили с распростёртыми объятиями. Это поразило меня сильнее, чем что-либо другое за долгие годы. Самые талантливые игроки почти всегда оказывались очень хорошими ребятами. Я не знаю ни одного выдающегося спортсмена ни в одном виде спорта, который в жизни был бы уродом или забиякой. Таких просто нет. Каждый имеет право что угодно думать о Кантона и Бекхэме или о любом другом игроке, но все они помогали молодым парням, чем могли. И это было очень приятно. Часто, читая газеты, формируешь какое-то мнение или представление о людях, называешь их так или иначе. Но потом встречаешь их в реальной жизни и не узнаёшь в этом человеке персонажа всех этих пакостных газетных историй. Не нашлось ни одного спортсмена топ-уровня, который отказал бы мне, когда я просил его о какой-нибудь услуге.

Наша семья осталась в Барселоне, а Жорди уехал, покинув семейное гнездо в 1996 году. Я легко отпустил его. Я даже не ходил на каждый его домашний матч. Я много думал об этом, но в конце концов пришёл к выводу, что Жорди крепко стоит на своих двоих и не нуждается в моей опеке. Я в каком-то смысле пытался найти баланс. Потому что, разумеется, знал: одним просмотром матча на «Олд Траффорд» дело не ограничится. Мне неизбежно придётся общаться с прессой. Или тренер пригласит меня для личного разговора за кулисами. Я воспринял бы это абсолютно нормально, но теперь Жорди был одним из его игроков, не моих. Любопытная сложилась ситуация. Очень хочешь пойти, но не идёшь.

Разумеется, некоторые матчи на «Олд Траффорд» я всё же посмотрел и всякий раз неизбежно сталкивался с сэром Алексом Фергюсоном. Порой наше общение получалось скорее профессиональным, нежели дружеским. Часто это зависело от того, насколько хорошо играл «МЮ», как проявил себя Жорди и, разумеется, побеждала ли его команда или нет. Время от времени мне приходилось играть в прятки, чтобы избежать ненужной конфронтации. Мы с Данни также договорились, что не поедем в Манчестер, если покажется, что дела в клубе идут не так, как надо. Вместо этого мы решали ехать на следующую домашнюю игру.

То же самое случилось в 2000 году, когда Жорди перешёл в «Алавес». Тренер той команды порой спрашивал моё мнение – просто ради интереса. Как и глава клуба, с радостью приглашавший меня присоединиться к нему в ложе, чтобы посмотреть матч. Это нормально, но в то же время и нет, потому что всегда существовал риск, что это негативно отразится на моём сыне. Мне всегда приходилось непросто в таких ситуациях, должен честно признать. Как бы то ни было, в Манчестере Жорди провёл четыре замечательных года. Для меня в этом тоже были плюсы. Я перестал тренировать, и теперь у меня было всё время мира, чтобы заниматься тем, чем я хотел. Например, регулярно смотреть английский футбол, который мне очень нравится. Обожаю великолепную атмосферу, которая всегда царит на их стадионах. Жаль, что мне так и не довелось поиграть там, потому что в те годы ещё действовало правило касательно иностранных игроков в лиге. Вот почему я всегда очень радовался, что Жорди выпала возможность поиграть там, тем более в составе лучшего английского клуба. Мой сын получил шанс сделать то, что не довелось сделать мне. Я счёл это замечательным поворотом судьбы.

Стоило мне только ступить на территорию «Олд Траффорд», как я уже испытывал огромное удовольствие. Все друг друга знали. Ты видел людей, против которых играл. Бобби Чарльтон, конечно, всегда присутствовал на стадионе. Я никого не знал там лично, но было чувство, что знаю всех вокруг. Сумасшедшее чувство, но оно приходило ко мне всякий раз. Чувство, что отправляешься туда, где знаешь всех и каждого. Разумеется, понимаешь, что не в буквальном смысле, но на практике кажется именно так.

Также было здорово наблюдать за сыном с трибун, пока он играл на поле. И английские фанаты очень меня радовали. Они умеют по-настоящему уважительно относиться к тем, кто хорошо играет в футбол. И делают это не только в силу уникального таланта игрока, но ещё и потому, что он выкладывается на 100 %, старается изо всех сил. В Голландии такого нет, как, впрочем, и в Испании, за исключением «Атлетико Мадрид». В этом клубе люди тоже умеют по достоинству оценить того, кто отдал всего себя борьбе в матче. Но английские болельщики, вдобавок ко всему прочему, по-настоящему фанатеют от своих команд. Это заложено в их ДНК. Они всегда с командой, в плохие времена и в хорошие. Вот почему они умеют достойно принимать поражения – если только каждый выложился как следует.

В Англии Жорди смог ещё и обрести брата, которого мы с Дании не смогли ему подарить. Именно таким нам видится Роберто Мартинес. В то время Жорди выступал за «Манчестер Юнайтед», а Роберто играл за «Уиган Атлетик». Они стали закадычными друзьями, и я не исключал, что однажды увижу их играющими в одной команде. В то время они были приятными молодыми парнями, техничными и мастеровитыми. Позже мой внук играл под началом Роберто в «Уигане» на протяжении двух лет. Он выступал за вторую команду клуба, но для развития его таланта это все равно было полезно. Я регулярно ходил и на его матчи, и вблизи было видно, что как менеджер Роберто очень хорош. Ему даже удалось выиграть Кубок Англии, несмотря на то что «Уиган» относительно скромный клуб. По Роберто сразу понятно, что он хороший парень: открытый человек с открытым лицом.

Так что в Англии дела у Жорди шли блестяще. Эта страна оставила в моей памяти самые яркие воспоминания о нём как о футболисте: именно там случился его гол за Голландию в ворота швейцарцев на Евро-96, та игра на «Вилла Парке» завершилась со счётом 2:0. Такие прекрасные моменты очень успокаивают меня. Ты думаешь про себя: я очень отчётливо видел, он смог, он сделал это в самый нужный момент.

Или, к примеру, то, что он сделал в «Барселоне» в свой последний матч при Решаке. Как только игра закончилась, он ушёл с поля и сказал: «Ну всё, пока, я отчаливаю». По правде говоря, в его характере было что-то такое, что выделяло его помимо футбольного таланта. Он – человек, способный сотворить что-то тогда, когда это должно случиться.

Разумеется, в такие моменты эмоции переполняют меня. А как же иначе. Это эмоции, они идут изнутри. На самом деле это даже не эмоции, это гордость. Вам её почти не видно, но во мне она живёт. Люди видели меня на трибунах после того важного гола в ворота Швейцарии, видели, как я попытался перелезть через рекламный щит после игры с «Сампдорией» и не преуспел в этом. Иногда мне просто надо как-то выплеснуть эмоции.

Если рассматривать карьеру Жорди в целом, то вначале она была великолепной, потом уже не такой замечательной, а под конец совсем не выдающейся. Но в ретроспективе мне довелось побывать в фантастических обстоятельствах. Сначала самому, потом вместе с Жорди. Здорово видеть, как он делает карьеру в качестве директора «Маккаби» Тель-Авив и смело демонстрирует своё собственное видение вещей. А ещё меня радует тот факт, что он прямой. Очень радует. Если он что-то заявляет, значит, он неизменно подкрепит это делом.

В этом плане он делает неимоверный объём хороших дел. Трудится на поле честности. Эта честность и открытость становятся ещё одним его козырем в чрезвычайно трудном месте, в котором он теперь работает. В «Маккаби» выступает три категории игроков: евреи, палестинцы и арабы. Все живут там, и все играют за один клуб. Жорди занят построением самой сильной команды, какую только можно собрать там, но многие зрители-евреи, к примеру, могут начать жаловаться на то, что в команде играют арабы или палестинцы. Когда такое случается, Жорди встаёт на защиту любого игрока. Думаю, что работа там даст ему исключительное образование в жизни.

В конце концов, в свете всех своих проблем со здоровьем Жорди сделал блестящую карьеру. Он играл за голландскую сборную и выступал в таких солидных клубах, как «Аякс», «Барселона», «Манчестер Юнайтед», «Алавес» и «Эспаньол». После ему также удалось позаниматься любимым делом в украинском «Металлурге» из Донецка, где он играл под началом голландского тренера Ко Адриансе, а затем завершить игровую карьеру на Мальте, в клубе «Валлетта» в 2010 году. Потом он стал менеджером и транзитом через Мальту и Кипр попал в Израиль. Всё это свидетельствует о том, что у Жорди очень сильный характер. С другой стороны, прежде он был парнем с пышной шевелюрой, а теперь волос на его голове нет совсем. Подозреваю, что это расстраивает его сильнее, чем я думаю. Вот почему мне особенно радостно видеть, что он достиг того, чего достиг.

Глава восьмая Социальная активность

Я мог отслеживать каждый шаг Жорди в «Манчестер Юнайтед», потому что впервые в своей жизни перестал вести активную футбольную деятельность. Перестал играть и перестал тренировать. Но после завершения карьеры я не скучал ни минуты. Я настроен продолжать развиваться и эволюционировать; это всегда было частью моего характера. Как футболист и тренер я всегда был идеалистом, а потом по окончании карьеры захотел приложить свой опыт в других сферах, приняв новые вызовы.

И эта идея начала реализовываться с первого же дня. Почти всё, к чему я прикладывал руку, было так или иначе связано с тем, что я хорошо умею и в чём разбираюсь. Помимо еженедельных просмотров матчей Жорди я занимался ведением колонки в спортивном приложении Telesport издания De Telegraaf, писал статьи для испанской прессы и комментировал матчи для голландского общественного канала NOS. Меня также просили оказывать поддержку медицинским клиникам. Я был занят расширением своих горизонтов, и мне это нравилось. Ничем другим мне заниматься не приходилось. Вот почему я никогда не скучал по тренерской работе, не в последнюю очередь потому, что мне было не по душе заниматься тем, что я уже делал раньше. Я не хотел повторяться, хотел двигаться дальше.

Поскольку мне нравится смотреть на вещи широко открытыми глазами, я порой сталкивался с удивительными вещами. Например, занялся устроением матчей шесть на шесть вместе с Крэйгом Джонстоном и Япом де Гротом. Крэйг – австралиец, родившийся в Южной Африке и доигравшийся до «Ливерпуля» и сборной Англии. Мама Япа американка, а его отец когда-то был форвардом «Аякса», большую часть своей юности Яп прожил в Техасе. Так что можно сказать, что они оба выросли за границей. Они предложили мне идею сделать упражнения для команды из шести человек более зрелищными. То есть играть на поле меньших размеров, но с воротами такой же величины, как в обычном футболе. Таким образом, команды гораздо больше играют у ворот, чаще наносят удары и забивают больше голов.

Футбол сочетался с музыкой, то есть в него привносилась щепотка американского стиля. Целью этих мероприятий было развлечение публики и одновременно вдохновение молодых людей. Я сразу включился в процесс. Это упражнение было не просто тем, к чему я часто прибегал, тренируясь в «Аяксе», оно ещё и нравилось мне как тренеру. В игре команд, где шесть человек, есть всё необходимое: техника, скорость и позиционная игра, а так как игроки в ней располагаются в три линии, её можно переносить и на обычный футбол 11 на 11.

Мы решили разбавить эту идею небольшим количеством «соуса Кройффа», сделав цифру 14 (мой игровой номер) постоянно присутствующей в игре. К примеру, матч состоит из двух таймов по семь минут, а размеры поля 56 метров в длину (четыре раза по четырнадцать) и 35,32 в ширину, а размеры ворот 7,32 (складываем и вновь получаем цифру 14). Мы также придумывали правила для того, чтобы игра шла быстрее и получалась более зрелищной. К примеру, когда мяч уходил в аут, ты мог как вбросить его руками, так и выбить ногой. Но после вбрасывания руками твой партнёр не мог попасть в офсайд, а после удара ногой мог. Любой игрок, получавший жёлтую карточку, вынужден был уходить с поля на две минуты, а заменить его было нельзя. Вторая жёлтая имела такой же эффект, как в обычном футболе: удаление до конца матча.

Ещё одним интересным правилом было то, что боллбой, подающий мячи, должен был швырнуть мяч в центр поля в течение десяти секунд после того, как забивался гол. После этого пропустившая команда могла тут же разыгрывать его и идти в атаку, даже если забившая продолжает праздновать.

Ничьи не предусмотрены. Поскольку развлекательный характер игры был очень важен, матч, завершившийся вничью по окончании основного времени, перетекал в послематчевую серию. Игрок начинал движение с мячом с центральной линии и обязан был забить в течение пяти секунд. Победа приносит команде три очка, а поражение ноль. Победитель послематчевой серии получает три очка, а проигравший одно.

Как вы можете видеть, мы очень серьёзно подошли к матчам шесть на шесть, так что, наверное, ничего удивительного в том, что идея, родившаяся в 1997 году из стремления весело проводить тренировки, шесть лет спустя переросла в Cruyff Court: футбольные поля в городской черте, которые возводил Фонд Кройффа с целью привлечь к игре в футбол больше детей и подростков. Меня много раз посещала эта мысль: если я что-то начинаю, то годы спустя эта затея становится источником вдохновения для создания чего-то совершенно нового. Так было и с игрой шесть на шесть.

Соревнования по нашей схеме шесть на шесть начались 27 января 1997 года. Мы играли на «Амстердам АренЕ», недавно открывшемся новом стадионе «Аякса», а участниками турнира были «Аякс», «Милан», «Ливерпуль» и «Глазго Ренджерс». Тогдашний президент УЕФА Леннарт Юханссон счёл нашу идею блестящей и незамедлительно оказал нам поддержку.

Сами игры представляли собой футбол высочайшего уровня в сочетании со зрелищностью и традициями яркой игры, характерными для клубов из участвовавших стран. Вдобавок мы установили большие экраны позади ворот, чтобы каждый гол сопровождался трехмерной картинкой. За счёт этого игрока показывали в момент движения. Мы не просто хотели создать зрелищное и красивое действо, мы хотели превратить его в событие, которое бы транслировалось в прямом эфире на весь мир. Для этих целей мы пригласили к сотрудничеству каналы CNN и MTV, и для музыкального канала это было отличной рекламой, так как по ходу матчей знаменитые футболисты, такие, как Пол Гаскойн, Паоло Мальдини, Стив МакМанаман и Патрик Клюйверт, также говорили о своих музыкальных вкусах и предпочтениях.

Мероприятие имело огромный успех. Около 47 тысяч человек на стадионе и миллионы зрителей из более чем ста стран, смотревших ТВ-трансляцию, стали свидетелями победы «Милана» на турнире, сыгранном после музыкальных выступлений Джерри Мэрсдена, Йуссу Н’Дура, Массимо Ди Катальдо и Рене Фрогера.

Затея с матчами шесть на шесть также позволила мне завести знакомство с Питером Брайтманом, отвечавшим за развлекательные мероприятия на «АренЕ». Питер жил в Лондоне, где регулярно общался с группой бизнесменов, планировавших привести футбол топ-уровня в Ирландию. Каждую неделю сотни тысяч ирландцев отправлялись в Англию, чтобы посетить футбольные матчи. Это натолкнуло инвесторов на идею вложиться в постройку крупного футбольного стадиона в Дублине. Лондонский клуб «Уимблдон», тогда ещё выступавший в Премьер-лиге, но не имевший собственного стадиона, согласился перебраться в столицу Ирландии при условии сохранения лицензии на выступление в ПЛ. Так что у одержимой футболом Ирландии наконец появлялась возможность обрести собственный клуб в Премьер-лиге.

Больше всего в этой идее меня привлекала пацифистская идеология, стоявшая за проектом. Так как клуб должен был выступать в Премьер-лиге, католики и протестанты с обеих сторон ирландской границы получали бы возможность болеть за одну команду на стадионе и вместе радоваться её забитым голам. Я счёл идею организации футбольного клуба во имя мира в период насилия и распрей действительно захватывающей. Так как я – человек беспристрастный, меня попросили стать главной фигурой проекта. Католики и протестанты были в ссоре, но я не принадлежал ни к одному из лагерей, а значит, был идеальным кандидатом в посредники. Я много раз ездил в Лондон, чтобы обсудить детали проекта с инвесторами. Я считал эту идею очень стоящей. Я получал возможность вновь поработать над уникальным проектом и в то же время проводил много времени в одном из любимых своих городов.

К сожалению, реализация плана застопорилась по причине нежелания Футбольной ассоциации Ирландии сотрудничать. Они придерживались идеи о том, что, если клуб играет в Ирландии, он должен выступать в ирландском национальном первенстве. Мне было досадно это слышать, я не понимал, почему они так сопротивляются. Разве клубы из Андорры и Монако не заявлялись в чемпионаты Испании и Франции соответственно? Проблема не решена и по сей день, и у Ирландии по-прежнему нет своего топ-клуба. Ну да ладно, меня этот опыт только обогатил. В каком-то смысле такое частенько случалось со мной. Ты понимаешь, что что-то происходит, но не знаешь, что именно.

То же касалось и решения, принятого испанским судом в 1999 году, через три года после того, как я покинул «Барселону». Один из пунктов моего контракта гласил, что я имею право на два выставочных матча, вот только президент клуба Хосеп Луис Нуньес воспротивился их проведению. Суд провозгласил, что я имею полное право на их проведение с той оговоркой, что оба матча должны быть организованы вскорости после оглашения решения суда. Задача почти что невыполнимая, но нам удалось её реализовать. Сначала 10 марта в Барселоне, а затем 6 апреля в Амстердаме. Оба вечера выдались незабываемыми.

На «Камп Ноу» 100 тысяч зрителей смогли наконец сполна отблагодарить Команду Мечты за успехи начала 1990-х. Игроки более чем заслуживали этих почестей. Долгие годы Нуньес пытался стереть воспоминания о том фантастическом периоде из памяти людей, но на выставочном матче болельщики с радостью продемонстрировали свои настоящие чувства по отношению к команде и её достижениям. Со мной нечасто такое бывало, но после финального свистка я весь покрылся мурашками. Особенно когда игроки собрались вокруг меня в центральном круге, и я смог отблагодарить публику от лица всех нас. В тот момент я, сам того не осознавая, начал петь гимн клуба вместе со всем стадионом. Момент был фантастическим, но самым главным в нём было то, что справедливость наконец восторжествовала.

Месяц спустя я снова ощутил, как мурашки бегут по телу. Если в Барселоне кто-то ещё сомневался по поводу необходимости чествовать Команду Мечты с болельщиками, то в Амстердаме весь «Аякс» тут же загорелся идеей устроить то же самое. Она захватила всех: игроков, болельщиков, уборщиц, экипировщиков, боллбоев, всех.

Поскольку «Аякс» собирался отмечать своё столетие годом позже, клуб не захотел затмевать грядущий большой праздник и решил вместо этого провести матч под вывеской «Тридцать лет в финалах». На празднество были приглашены все футболисты, когда-либо принимавшие участие в международных финалах в составе «Аякса». Таких ребят набралось пятьдесят человек, начиная от Пита Кейзера, Брайана Роя и Йохана Нескенса и кончая Ароном Винтером, Марко ван Бастеном и Деннисом Бергкампом. Вечер был пропитан духом ностальгии. На стадионе царил футбол и ничего кроме, именно то, что олицетворяет «Аякс». Церемонию открыла старая гвардия, после этого «Аякс» сыграл тайм против ФК «Барселона», а завершился вечер 45 минутами матча Ajax International, команды, составленной из бывших игроков «Аякса», теперь выступавших за границей, против действующих чемпионов Испании.

Как и в Барселоне, в Амстердаме состоялась большая вечеринка. Ещё одним поводом для радости болельщиков стало возвращение на поле Марко ван Бастена. После того как проблемы со здоровьем вынудили его завершить выступления за «Милан», а вместе с ними и карьеру в целом в возрасте всего 30 лет, он держался подальше от футбола. Разочарование в связи с не отпускавшей его травмой лодыжки, по причине которой он и закончил играть, всё ещё глубоко сидело в его сознании. Он заявил, что не хочет принимать участие в матче, но к стартовому свистку он всё же пришёл. Настало время матча, а я нигде его не видел, пока игра наконец не началась и я вдруг не заметил, что Марко стоит у боковой линии в полной экипировке. Положительная атмосфера раздевалки, по всей видимости, захватила его, и он решил, что готов сыграть со всеми. Момент получился по-настоящему особенным. Сначала «АренА» затихла, потому что зрители не были уверены до конца, что Марко действительно вышел на поле, но, когда они поняли, что это и правда он, они все как один поднялись на ноги и устроили ему стоячую овацию – все пятьдесят тысяч болельщиков.

Позже тем же вечером в отеле Hilton был заложен фундамент ещё одного проекта. Многие игроки «Аякса» собрались в отеле поболтать друг с другом. Среди них были Сёрен Лербю и Симон Тахамата, двое футболистов «Аякса», наблюдавших за матчем с бровки, поскольку в европейских финалах они играли в составе других клубов, но не «Аякса». По этой причине они сыграть не смогли. Это несколько расстроило меня, потому что такие игроки точно заслуживают права присутствовать на подиуме вместе со всеми. Спустя несколько недель мне предложили решение проблемы. Я много раз говорил своему тестю о том, что хочу основать собственный фонд. Эта идея не покидала меня с тех пор, как в Вашингтоне мне довелось поучаствовать в проведении Специальной Олимпиады. Меня часто просили принять участие в самых разных благотворительных мероприятиях, но редко объясняли, какой прок от моего участия будет и что от этого получат организаторы.

В 1997 году я основал Фонд благосостояния Йохана Кройффа, и, пожав плоды выставочного матча в Амстердаме 6 апреля, я окончательно созрел для его создания в Голландии. Сначала я вышел на связь со швейцарским фондом помощи детям Terre des Hommes, чтобы узнать подробности их «ремесла», а потом получил частичное финансирование от голландской национальной почтовой лотереи. В ходе одного из «мозговых штурмов» было предложено учредить такую организацию, которая позволила бы футболу высшего уровня оказывать благотворительную помощь обществу. Это стало бы прекрасным, совершенно особенным завершением двадцатого столетия.

Совместно с изданием De Telegraaf я запустил кампанию: выбирал лучших голландских футболистов столетия, а читатели издания получали возможность приобрести фотографии каждого попавшего в список игрока с их подписями. Доход от продажи фотографий должен был пойти на финансирование молодёжного проекта в Байлмере, что в Амстердаме, – он должен был стать особенным подарком для фан-клуба «Оранье».

Проблема была только в одном. Как бы успешно ни продавались фотографии, доходы от кампании никак не могли покрыть всех расходов на проект. Нам нужно было провести какое-нибудь мероприятие. Благотворительный матч, в котором публике предстало бы всё лучшее, что только дал миру голландский футбол в двадцатом веке, – в форме Матча Столетия.

Проект был потрясающим. 21 декабря 1999 года лучшие тренеры и игроки в истории Голландии собрались вместе на «Амстердам АренА». Компанию им составили лучшие иностранные футболисты, когда-либо выступавшие в Эредивизи. Одну команду возглавлял Ринус Михелс, которому предстояло выбирать команду из более чем сорока «сборников» – от Денниса Бергкампа до ветерана Фаса Вилкеса. Аналогичную задачу предстояло решать тренеру «иностранцев» Барри Хьюзу, в его команде были Сёрен Лербю и Симон Тахамата. Эта парочка и придумала идею провести такой матч. Он стал достойным прощанием с двадцатым веком. В составе этой команды были Уве Чиндвалль, Ральф Эдстрём и Стефан Петтерссон; они выступали в футболках «Фейеноорда», ПСВ и «Аякса». Как и другие их партнёры. Три клуба в одной команде.

Вечер завершился подарком от игроков фан-клубу «Оранье»: презентацией двенадцати скульптур одиннадцати лучших голландских игроков столетия и лучшего тренера в истории страны. Ринуса Михелса, Эдвина ван дер Сара, Руда Крола, Руда Гуллита, Франка Райкарда, Йохана Нескенса, Вима ван Ханегема, Абе Ленстру, Марко ван Бастена, Пита Кейзера, Фаса Вилкеса и меня отлили в бронзе, и все эти статуи до сих пор стоят у входа в спортивный центр KNVB в Зейсте. Чистая выручка от Матча Столетия составила около миллиона гульденов. Этого хватило для того, чтобы построить многофункциональный спортивный комплекс в Байлмере. Оставшиеся средства были перечислены на счета Фонда Йохана Кройффа. Но не менее значимым было и послание, которое мы адресовали миру вместе со сборниками, показав всем, что от имени спорта может быть сделано очень многое.

Мы всегда пытались придумать какие-то интересные идеи, чтобы привлечь внимание. Отличным примером такой идеи стал Winter Ball. Вместе с Япом де Гротом и артистом кабаре Раулем Эртье я придумал план организовать футбольный матч в театре. Идея нам пришла под влиянием момента, мы решили, что выдающиеся футболисты на самом деле артисты, а значит, театр – вполне подходящая площадка для демонстрации их мастерства. Сначала мы посмеялись над этой затеей, но в июне 2003 года она была воплощена в жизнь.

Местом проведения был выбран Консертгебау в Амстердаме, где состоялось прощальное чествование Арона Винтера, дебютировавшего при мне в «Аяксе». Его старый партнёр по команде Франк Райкард был немного обеспокоен тем, как Арон завершал свою карьеру. И вновь мы получили доказательство, что футболисты никогда друг друга не бросают. Почти все игроки, с которыми Арон играл в составе «Аякса», «Лацио», «Интера» и голландской сборной, нашли свободное время, чтобы поприсутствовать на церемонии его прощания с футболом. Начиная от Марко ван Бастена и Роналдо и кончая Полом Инсом и Роберто Ди Маттео. И сыграть мы решили не на стадионе, а в одном из самых красивых театров Голландии. Текстильная компания Royal TenCate положила на сцене искусственный газон в двадцать пять квадратных метров, чтобы можно было сыграть футбольный матч перед внушительной аудиторией Консертгебау. Четыреста гостей разместились в оркестровой яме Консертгебау, а музыканты голландской оперы, выступавшие в роли «болельщиков», создали нужную атмосферу для матча, вдохновившись карьерой Арона.

Вечер начался матчем между командой «Аякс ‘87», которую тренировал я, и сборной Голландии, выигравшей чемпионат Европы-1988 с Ринусом Михелсом во главе. После этого состоялся матч между «Лацио» и «Интером», а завершалась программа игрой между «Аяксом» Луи ван Гала и командой «Чёрные галстуки». «Галстуки» играли в чёрных футболках с бабочками. Эта идея стала ещё одной оригинальной находкой – мы сочли, что такая форма станет идеальной экипировкой для совершенно особенных игроков, таких, как Роналдо, Кларенс Зеедорф и Патрик Клюйверт. Поскольку Арон хотел завершить свою карьеру подарком родному сообществу, мы решили, что Winter Ball даст начало новому проекту моего фонда: Cruyff Courts. Искусственный газон из Консертгебау был идеальным покрытием для первого Cruyff Court, открывшегося в родном городе Арона Лелистаде.

Winter Ball вышел фантастическим. Каждый игрок выходил на поле по красной ковровой дорожке, а судья работал в смокинге. Весь мир обсуждал это событие. Прямая трансляция велась в эфире CNN, а газета International Herald Tribune даже посвятила ему отличную статью. Разумеется, этот вечер оставил мне не только приятные воспоминания, поскольку так называемые торжественные вечера неизменно приводили к очень серьёзным свершениям. Мероприятие с матчами шесть на шесть заложило первые семена программы Cruyff Court, а благотворительная игра в «Аяксе» и Матч Столетия стали серьёзным заявлением Фонда Кройффа о намерениях. Проект Cruyff Court был запущен отчасти благодаря проведению Winter Ball. Сегодня такие поля можно найти по всему миру. Я больше не играл в футбол, но продолжал занимать себя самыми разными проектами и достигать чего-то нового. Все вполне может быть вот так просто.

* * *

Мой опыт общения с директорами футбольных клубов вышел куда менее приятным. На мой взгляд, я всегда демонстрировал добрую волю, даже после того, как они вынудили меня перестать работать тренером и «ушли» из игры. Скажу так: порой твоя связь с клубом крепче, чем в другие времена. Во многом это зависит от того, кто состоит в правлении клуба. К примеру, я очень хорошо ладил с Михаэлем Прагом в «Аяксе» и Жоаном Лапортой в «Барселоне», и об этом хорошо известно. В 1999 году «Аякс» сделал меня почётным членом клуба. Когда такое происходит, у тебя есть два варианта: либо играть роль почётного члена формально, просто нося бляху, либо пытаться принести клубу какую-то пользу, пользуясь своим статусом. Но когда замечаешь, что у людей внутри клуба несколько иные представления об этой пользе, то в конечном счёте возвращаешься к формальному статусу обладателя почётной бляхи.

В тот период правление «Аякса» выпустило в мой адрес несколько ядовитых стрел. Первая прилетела с назначением Ко Адриансе, а потом с приходом Луи ван Гала на пост технического директора. Дважды ко мне обращались якобы для того, чтобы я дал совет, но оба раза я обнаруживал, что всё уже было решено заранее, а мою персону использовали просто для показухи.

Когда в 2000 году меня попросили назвать имя подходящего кандидата на пост главного тренера, я упомянул Франка Райкарда. Франк проделал блестящую работу со сборной Голландии и должен был побеждать с ней на Евро. Но тогда мы вылетели в полуфинале от итальянцев, не реализовав два пенальти в основное время и совершив ещё несколько промахов в послематчевой серии. Но команда показывала фантастический футбол. Следовательно, моим приоритетным выбором был Райкард.

Спустя несколько недель после того, как мы обсудили этот вопрос, я узнал, что клуб уже давно достиг договорённости с Ко Адриансе. Давайте я сразу проясню: против Ко Адриансе я лично ничего не имею, но это всё, что я могу сказать. Когда я запротестовал против назначения, клубный менеджмент сделал заявление через прессу о том, что интересы «Аякса» приоритетнее всего остального. Но кто в действительности определяет интересы «Аякса»? Если они соблюдаются в той же высокомерной и своевольной манере, с какой обращались со мной, то я не могу сказать, что прихожу от них в восторг. Три года спустя, когда клуб назначал нового технического директора, история повторилась. Рональд Куман проделал великолепную работу как тренер, но потом правление спросило у меня, что я думаю о работе технического директора и кого считаю подходящим кандидатом на эту должность.

В ходе обсуждений директор клуба Ари ван Эйден и председатель правления Йон Яакке трижды спрашивали меня, не против ли я назначения Луи ван Гала, и трижды я им отвечал, что вопрос не в том, против я Ван Гала или нет, а в том, какой технический директор нужен «Аяксу» в данный момент, и Ван Гал, на мой взгляд, был неподходящим кандидатом. Я пытался привести все возможные примеры для подкрепления своей позиции. Естественно, выбор уже был сделан, и конечно же, правление могло как угодно притворяться, что ему интересно моё мнение, но факты говорили об обратном.

Ван Гал был назначен на пост, но когда он самолично заявил о том, что был выбран клубом для этой работы за многие месяцы до того, как члены правления обратились ко мне за советом, моё терпение лопнуло. Казалось, что он даже соглашался с некоторыми аргументами, которые я привёл в поддержку своего видения развития клуба. Тогда встаёт вопрос: зачем директора начинали все эти игры? Почему я вдруг стал нужным им советником, почему должен был оценивать качества потенциальных технических директоров тогда, когда решение о назначении конкретного человека уже было оговорено и принято?

Я пришёл в ярость, узнав о том, что клуб на всех уровнях обсудил этот вопрос и остановил свой выбор на Ван Гале ещё до того, как обратился ко мне за консультациями. Все подпевалы уже были перетянуты на нужную сторону, прежде чем клуб решил выслушать мнение другого человека, так что битва мной была уже проиграна.

Худшим в этой ситуации было то, что решение исключительно технического характера принимали люди, не обладавшие необходимыми знаниями и навыками, но якобы действовавшие в интересах «Аякса». Также в этих самых интересах «Аякса» якобы было примирение меня и Ван Гала. Но почему я должен был идти на такой шаг? Они пренебрегли моим мнением и решили поступить по-своему. Если оставить всё это за скобками, то окажется, что не было ни единой причины менять рабочую обстановку, в которой трудился Куман, потому что он блестяще справлялся со своими задачами. Но клубный менеджмент решил, что Куман и его ассистенты Руд Крол и Тони Брёйнс Слот слишком изолируют себя, что означало на практике, что совет директоров не имеет достаточно информации о том, что происходит внутри команды. Памятуя о своём опыте работы с Нуньесом в «Барселоне», ещё одним директором, пытавшимся установить свою власть в раздевалке, я сопереживал Куману и его команде.

С назначением ван Гала директора надеялись взять под более жёсткий контроль Кумана, при котором «Аякс» в 2002 году сделал дубль, выиграв чемпионат и Кубок Нидерландов, а в 2003-м дошёл до четвертьфинала Лиги чемпионов. Как это уже было со мной в 1987-м после выигрыша Кубка кубков, то, что и так хорошо работало, было разрушено людьми сверху. В течение года все пожалели о принятом решении. Ван Гаал был разочарован и ушёл в отставку, то же самое сделал и Куман. Оба стали жертвами закулисных игр совета директоров. Этот план сочинили люди, до сих пор связанные с «Аяксом». Но насколько могу судить я, они – это не «Аякс». Я люблю клуб, в котором вырос. Это мой «Аякс». Все проблемы и разочарования тают, как только я вхожу в столовую клуба. Когда я иду туда, я уже наперёд знаю, что там всё будет отлично. Он по-прежнему многое для меня значит, а всё остальное они могут оставить себе.

То же самое можно сказать и о «Барселоне», где директора вновь стали активными участниками политических игрищ в Каталонии. Я никогда не примыкал к ним в этом. Даже несмотря на то, что иногда, особенно в эру Франко, подыгрывал им, когда они требовали высказываться в пользу «Барселоны» и против Мадрида. Такая точка зрения имеет значение. Моей проблемой было то, что я продолжал вмешиваться в процессы, участие в которых было уже чем-то за гранью. Я тогда ещё был очень молод, слишком аполитичен, абсолютно не образован – ну или называйте это как вам угодно. Вплоть до конца 1974 года я не вдавался во все эти нюансы. Я начал разбираться в этом благодаря члену совета директоров Арманду Карабену, который был очень умен в сравнении со мной и здорово умел объяснять, почему происходят те или иные вещи и почему существуют различия во мнениях. Всё началось с каталанского языка, который был запрещён правительством из Мадрида. И не только устный каталанский; каталонские имена тоже находились под запретом. Как я уже сказал, мы узнали об этом, когда нас стали отговаривать от затеи назвать сына Жорди. Мы решили, что такой порядок вещей неприемлем. Подобные вещи совершенно не укладывались в наше представление о мире.

Но в «Барселоне» я тоже никому не позволял силой принуждать меня к чему-либо. Я вёл себя в точности так же, как в Амстердаме, где рос и взрослел, будучи ребёнком послевоенного поколения. Все в нём находились под влиянием Beatles, которые отличались ото всех и всегда делали всё по-своему. Я поступал так же на поприще спорта и футбола. Это шло вразрез с теми представлениями, по которым тогда жила Каталония. Люди, жившие в провинции, выражали самый широкий спектр мнений, в которых я хотел разобраться, но, даже несмотря на то, что часто думал о них, я все равно не мог понять их.

Карабен был первым человеком, призвавшим меня не сдаваться и не опускать руки. Когда я повторил: «Но ведь это всё так нелепо», Карабен ответил: «Так и есть, но так уж их воспитали». Позже бывший голландский министр экологии Питер Винсемиус сказал то же самое: «Ты не соглашаешься с этим, и я не соглашаюсь. Но этот человек сидит на своём месте уже двадцать лет, таким его воспитали. Он просто делает то, к чему его приучили с детства. Мы не считаем это нормальным, и так оно есть на самом деле, но винить их в этом нельзя. Всё, что можно делать, – пытаться изменить сложившийся уклад». Благодаря таким людям, как Карабен и Винсемиус, посвящавшим меня в детали, я наконец смог понять эти проблемы.

Таков мой взгляд на сегодняшнюю ситуацию в Каталонии. Как и сорок лет назад, по-прежнему ведутся дискуссии о том, нужно ли отделяться от остальной Испании или нет. Ситуация и «да» и «нет». Другими словами, отделение приведёт к тому, что люди будут разделены друг с другом. Вы этого хотите?

Будучи голландцем, я, конечно же, привык к польдерной[1] модели нахождения консенсуса между противоборствующими лагерями. Постоянные обсуждения, а затем достижение общего компромисса. В Испании такого никогда не было. Там никто никогда не хотел сглаживать острые углы. Абсолютно никто. Ни желающие отделиться, ни желающие остаться в составе единой страны, ни те, кто сидел в Мадриде. Но если за вами не стоит большинство, вам следует задуматься о совместной работе. А если вы работаете вместе, вы должны уметь понимать проблемы других людей. Вот почему мне очень интересно читать политические статьи и репортажи. Чтобы увидеть, кто же это в конце концов поймёт.

Другая проблема – отношение к этому некоторых партийных лидеров, считающих, что «без меня вам не сформировать коалицию для управления страной, значит, мне тоже нужен кусок общего пирога». Но оставлять весь пирог себе – неправильно. Нельзя быть жадным. Вместо этого отойди в сторонку и попытайся посмотреть на ситуацию с точки зрения всех людей. Поставь себя на их место. Мне кажется, что в этом случае ты, скорее всего, придёшь к выводу, что противоборствующие лагеря не так уж и далеко друг от друга. Я слежу за всем этим, но, конечно же, не могу по-настоящему понять хоть что-нибудь в этом.

А некоторые вещи вообще поражают меня своей нелепостью. Изучение множества языков – лучшая форма образования для ваших детей, таким образом они смогут общаться и взаимодействовать со всеми. Это оптимизирует их общее развитие. Но часто считается, что одного часа занятий для этого вполне достаточно. Почему не два, не три часа? Умение говорить на другом языке и пользоваться им – невероятно ценное знание, по крайней мере так кажется мне. Когда я рос, мне всегда говорили: «Сынок, путешествуй и изучай языки, чтобы уметь общаться со всеми. Потому что если можешь общаться со всеми, сможешь и понимать многие вещи».

Я стал тренером национальной сборной Каталонии в ноябре 2009 года. Для меня это было не политическое назначение, но в конечном счёте именно таковым оно и стало. По сути это была целая помесь разных факторов. Во-первых, эта работа не должна быть официальной функцией. Суть её в тренерской работе, в матче между командами А и B, тренером одной из которых я являюсь. Но на практике выходит так, что частью твоей работы становятся другие моменты. В конце концов, когда политики начали всё больше и больше внимания уделять нашей команде, всё приобрело куда более явный политический подтекст. Я убеждён, что этого происходить не должно. Гораздо лучше – тщательнее думать о том, как можно справиться с региональными разногласиями. Конечно, здорово подкреплять каталонскую гордость. Ничего плохого в этом нет. Но никогда нельзя терять из виду спортивный аспект жизни. Стадион будет полон каталонцев, но они не должны приходить только ради того, чтобы поразмахивать флагами, они должны приходить и ради футбола.

Каталонская команда лишь становится сильнее с приходом в неё хороших футболистов. Если растерять их, все прочие эффекты, которые способна произвести команда, резко померкнут. Так что политический аспект приобретает вес только тогда, когда спортивный хорошо отлажен и работает. А его работа зависит от множества вещей. Возьмём хотя бы футболистов: они поглощены рутиной длинного клубного сезона, и самое главное для ведущих игроков далеко не политика. Может, о ней они тоже думают, но в дни матчей они также стараются избежать травм. Так что политика и прочие окружающие игру факторы – это, конечно, хорошо, но действительно важны для них следующие вопросы: в каком состоянии я подойду к матчу, как выиграю его и как избегу травмы. Об этом я как тренер сборной тоже думал. Ходило много разговоров о важности национальной гордости, но, если кто-нибудь из игроков что-нибудь себе сломает или заработает растяжение, тогда ты уже столкнёшься с действительно серьёзной проблемой.

Я очень симпатизирую каталонцам и интересуюсь их судьбой, но в первую очередь я голландец. Это до сих пор так. Я не держу рот на замке, я делаю всё, что считаю нужным. В рамках обычных жизненных ограничений. Я не прячусь где-то на задних рядах. Я в известной степени трезво мыслю, и когда что-либо происходит, я сужу о событиях не с точки зрения каталонца или голландца, а со своей собственной колокольни. Поскольку свобода мысли даётся любому гражданину Нидерландов по праву рождения. Разумеется, это очень важный дар: быть свободным в своих мыслях и думать так, как тебе угодно. Здорово, что мне не нужно бояться, что, если я скажу что-то не вяжущееся с общепринятой точкой зрения, случится то или иное. Такое отношение к жизни стоило мне больших проблем со многими директорами клубов. Оно стоило мне работы в «Аяксе» и «Барселоне», но главам обоих клубов тоже пришлось столкнуться с негативными последствиями. Они оба снова поставили свои клубы в затруднительное положение.

В этом отношении «Барселона» может только отблагодарить Жоана Лапорту. Он стал президентом в 2003 году, и пока тогдашний менеджмент «Аякса» присматривался ко мне как к советнику, он стал открыто обсуждать со мной происходящее в клубе. Всё началось с того, что Лапорта спросил у меня, кого ему лучше назначить тренером и техническим директором. Когда эти должности заняли Франк Райкард и Чики Бегиристайн, клуб восстал из пепла. Многие бывшие игроки были приглашены в клуб в качестве советников. Не собирался никакой комитет, чтобы советовать и оценивать решение, а значит, всё работало быстро и эффективно. А мы с Лапортой не мешали им, позволяя делать свою работу.

А теперь «Барселона» пожинает плоды.

Глава девятая Техника

Я – дитя «Аякса», и я полюбил «Барселону». Вот почему в последние десять лет я участвовал в реорганизации обоих клубов. «Барселона» просила меня, а с «Аяксом» произошло случайно. В «Барселоне» она продлилась три года, в «Аяксе» же план не сработал, потому что клуб не на сто процентов поддерживал идею реорганизации. Её невозможно осуществить, не будучи целиком преданным этой идее. Этот вопрос упирается в том числе и в цифры. Между двумя клубами существует большая разница: «Аякс» – это компания, чьи акции торгуются на фондовом рынке, а «Барселона» всё ещё находится в частных руках. В Амстердаме приходится иметь дело с директорами и членами комиссии, а в «Барселоне» с президентом. Он работает куда более прямолинейно, ведь ему не приходится отвечать перед акционерами. Система, существующая в «Аяксе», предполагает гораздо больше процедур при принятии решений, а это требует больше времени.

Любопытно, что вся перестройка «Барселоны» и, в конечном итоге, постройка Команды Мечты-2 началась с игрока, с которым у меня случился первый конфликт. Но с тех пор как Франк Райкард в тревожных обстоятельствах покинул «Аякс» в 1987 году, мы с ним становились только ближе. Думаю, что формирование таких отношений лишь вопрос времени. Со временем достигаешь определённого умиротворения, иными словами, каким-то образом переходишь на следующий этап своей жизни.

Давайте представим это так: мы оба извлекли из той истории урок. Когда мы поссорились, мы оба находились в начальных точках своих карьер: он как игрок, я как тренер. Но после этого мы развивались в разных направлениях. Франк уж точно и как игрок, и как тренер. Вот почему я счёл большой удачей то, что смог убедить Жоана Лапорту взять его тренером в «Барсу». Не только потому что я высокого мнения о Франке, но и потому что знаю, на что он способен.

Потому что, говоря совсем откровенно, на том уровне, на котором работает «Барселона», скидок не делается. Их попросту нельзя давать. Ни клубу, ни человеку, выполняющему работу, какой бы она ни была. Вот почему я так много размышлял о ситуации в «Барселоне». В чём нуждается клуб и что требуется от нового тренера? Франк подходил по всем критериям. В плане своего имиджа, в том, как он говорит, и, что самое важное, в том, что он сам выступал на высочайшем уровне. Его футбольные качества даже и обсуждать нечего. У него есть харизма, а ещё у него был отличный ассистент в лице Хенка тен Кате. Хенк ещё один тренер, за которым я с интересом следил, потому что, где бы он ни работал, там всегда происходило что-нибудь интригующее. Мне это нравится. У них с Франком был хороший баланс.

Однако существенным преимуществом было то, что президент Лапорта всегда продвигал на ключевые позиции футболистов и всегда позволял им самим принимать решения, напрямую связанные с футболом. Лапорта был президентом «Барселоны» с 2003 по 2010 год, и в эти годы он был на самом деле исключением из правил. Он не был из тех людей, кто заявляет: «Я президент, а значит, я принимаю тут решения». Он всегда очень чётко высказывался на этот счёт: «Тут есть проблема, давайте сядем и решим её». Он думал так же, как думали мы. В этом отношении он был замечательным президентом, и вдобавок ему выпала честь начать процесс построения Команды Мечты-2. Стоять в начале эпохи, полной громких свершений.

После того, как я озвучил имена Франка Райкарда и Чики Бегиристайна в качестве кандидатов на пост тренера и технического директора, он засучил рукава и тут же принялся за работу, всё разрешив очень быстро. Именно так и следует поступать. Меня всегда удивляет то, как люди судят тренеров, и то, кто это делает. Вот почему в этом вопросе часто совершаются грубейшие просчёты. Решения принимают члены совета директоров или менеджеры, понятия не имеющие о том, какими мотивами должно руководствоваться при принятии таких решений. Как уже говорилось выше, решения принимаются на основе интервью и в результате лоббирования в кабинетах директоров и председателей.

Кто-нибудь может быть фантастическим детским тренером, но катастрофически некомпетентным главным тренером взрослой команды. Или может добиться серьёзного успеха с клубом средней руки, а потом провалиться под лёд, достигнув самой вершины. И наоборот: тренер, успешно поработавший на топ-уровне, может не суметь реализоваться в маленьком клубе. Точно так же не каждый главный тренер автоматически может стать толковым техническим директором. Я пытаюсь донести, что на тренерском поприще требуется очень глубокое понимание человеческой психики, чтобы суметь поставить нужного человека на нужную позицию. Вот почему меня всегда изумляет то, как многие клубы подходят к решению таких вопросов. У неудачного выбора могут быть огромные последствия, и зачастую ущерб может ощущаться годами.

Разные должности требуют разных качеств. Молодёжный тренер должен уметь обучать и выпускать людей. Велика опасность, что по ходу этого периода «обучения и выпуска» молодёжный тренер просто изживёт старые привычки игрока, вместо того чтобы открыть и отполировать его новые таланты. Пример. У вас есть игрок, который слишком часто идёт в обводку. Вы не запрещаете ему делать это, а вместо этого ставите против сильного и физически мощного соперника. Если он получит пару раз по ногам в жёстких стыках, он вскоре поймёт, что мяч нужно пасовать. И само собой, к мальчишкам в подростковом возрасте нужен другой подход, не такой, как к молодым парням 16–17 лет, стоящим на пороге вызова в первую команду. Нельзя просто скинуть на них молодёжного тренера и ждать хорошего результата.

Аналогично нельзя просто взять и назначить главного тренера. Он должен подходить клубу. Клубы, располагающиеся в верхней части таблицы, в её середине и на дне, зачастую нуждаются в тренерах трёх разных типов. Не только разница в классе игроков таких команд огромна, сами задачи, стоящие перед тренерами, различаются кардинальным образом. Технический директор, повторюсь, – это тот, кто выискивает и охраняет исторические традиции клуба, и он должен быть проводником между советом директоров и теми, кто на поле. Если технический директор игнорирует эти исторические линии и действует сообразно собственному плану, это может обернуться фатальными последствиями для организации.

Вот почему я дико раздражаюсь, когда вижу, что клуб назначает человека, явным образом не подходящего для этой работы. А другой частой проблемой становится бездействие тех, кто принимает решения: они зачастую слишком долго не реагируют на ситуацию, чтобы не выглядеть полными идиотами. К тому времени, когда они осознают, что решение было ошибочным, что-то исправлять уже слишком поздно, и клубу приходится заново по крупицам собирать то, что было разрушено.

В «Барселоне» всё было иначе, даже несмотря на то, что старт карьеры Райкарда в клубе получился тяжёлым. В этом не было ничего странного, меня это тоже не удивляло. Если вы хотите изменить что-то коренным образом, нельзя ожидать, что вам удастся сделать это за несколько недель. Конечно, я поддерживал с ним контакт на этом этапе его работы. Это совершенно обычное дело, не более. Когда ситуация принимает серьёзный оборот, друзья всегда стараются помогать друг другу. Но чтобы окончательно прояснить всё, скажу: с моей стороны не было никакого назойливого вмешательства в техническую сторону его управленческой работы. Несмотря на трудное начало, клуб был в надёжных руках – руках Франка. Он вырос в нашей «аяксовской» системе игры, а благодаря тому, чему он смог научиться в «Милане», он мог разбавить её собственным взглядом. Вдобавок он привнёс невероятное количество опыта в клуб. По мне, он один из лучших универсальных футболистов из всех, кого я когда-либо видел. Он умел обороняться на уровне лучших мастеров игры в защите, организовывал игру в центре и при этом обладал потенциалом бомбардира. Все эти качества слились воедино в одном человеке, да ещё и вкупе с правильным менталитетом и хорошими мозгами. Тот факт, что он время от времени звонил мне, чтобы поговорить о команде, лишь подчёркивает его исключительный профессионализм.

Для «Барселоны» времён Лапорты это было нормой. Из-за всей политики, что всегда крутилась вокруг клуба и внутри него, «Барселона» всегда была бурлящим вулканом. Жоан блестяще справлялся с контролем всех политических вопросов и добивался того, что тренеры и игроки не ощущали никакого воздействия этих факторов на свою работу. Что позволяло им концентрироваться на построении боеспособной команды.

А теперь взгляните на результат. В течение нескольких месяцев с начала перестройки появились первые плоды, публика поверила в наш курс, и результаты стали приходить. Что самое важное, снова был заложен фундамент правильной футбольной модели, и «Барселона» стала примером для подражания. Главным в этом была поддержка друг друга в трудные времена. Верность, проявлявшаяся в нужных ситуациях. В таких клубах, как «Аякс» и «Барселона», это абсолютная необходимость. Взаимная поддержка, но не только в трудные периоды, в хорошие времена тоже.

Спустя примерно четыре месяца после начала первого сезона Райкарда в клубе, 2003/04, тут и там стали звучать обвинения в мой адрес: якобы я всем раздавал указания, пользуясь своим положением. Что я даже периодически наведывался в раздевалку и бомбардировал клуб своими советами. На самом деле с момента назначения Франка на пост главного тренера я был на «Камп Ноу» лишь дважды и никогда при этом не заходил в раздевалку, уж точно не по ходу матчей, а с техническим директором я вообще разговаривал лишь раз. Но даже тогда мы с ним не обсуждали игроков, так что никаких рекомендаций по трансферам я тоже не давал. Но до сих пор в прессе проскакивают подобные домыслы. И не только в газетах. Сначала сочиняется самый невероятный бред, а потом его обсуждают как свершившиеся факты в эфирах радиостанций и телеканалов. Всякий раз это неизбежно повторяется. Несмотря на то что команда Райкарда показывала всё более и более качественный футбол.

Правда же была гораздо менее интересной. И тренер, и президент клуба – мои хорошие друзья. Если их волновали какие-то вопросы, они могли иногда позвонить мне, чтобы узнать моё мнение. Всё. Но некоторая часть каталонских газетчиков считала, что это неправильно. Что это вредит клубу. Что критика, с которой я выступал, не имела никакого отношения к футболу, а единственной её целью было усиление моего влияния. А потому они пытались настроить нас друг против друга. Ну да ладно, это привычная сторона жизни ФК «Барселона», и рецепт противоядия этому прост: все участники должны сохранять хладнокровие. В этом отношении Лапорта всегда был хорошим примером, его поведение гарантировало стабильность внутри клуба.

Поразительным в этой ситуации было то, что на этом первоначальном этапе работы Райкарда, когда существовал наибольший риск, что всё пойдёт не по плану, слабым звеном оказался предполагаемый будущий преемник Лапорты. Жоан привёл в клуб Сандро Росселя, поставив его на пост вице-президента, но довольно скоро между ними начался конфликт, так как Россель хотел уволить Райкарда спустя всего несколько месяцев после его назначения. Будучи директором Nike, Россель много времени проводил в Бразилии. Там у него сформировались хорошие отношения с тренером бразильской национальной сборной Луисом Фелипе Сколари, которого он хотел привести в «Барселону».

Россель был членом маленькой группировки, решившей повести «Барселону» другим курсом, и для осуществления этого замысла им были нужны тренер определённого типажа и новый технический директор. Райкард столкнулся с проблемами, ему было непросто, но правление очень чётко обозначило свой выбор и придерживалось его до конца. Когда успех не пришёл незамедлительно, Россель уже был готов сменить курс спустя всего несколько месяцев и собирался сделать ставку на тренера совершенно другого типа и, следовательно, предпочитавшего другой стиль игры. Когда дела у команды пошли в гору, он естественным образом остался один. Райкард никогда не забывал о том, как повёл себя Россель в ситуации, когда Франку требовалась поддержка сверху. Россель то и дело тормозил процесс, и спустя два года он выбросил белый флаг и ушёл в отставку.

За пять лет Франк, Хенк тен Кате, а позже и Йохан Нескенс проделали в клубе фантастическую работу. Им не только вновь удалось выиграть для «Барсы» Кубок чемпионов в 2006 году, спустя 14 лет после успеха Команды Мечты, им ещё и удалось отшлифовать командный стиль игры. Этой же линии следовал и преемник Франка на посту Пеп Гвардиола, работавший в клубе с 2008 года и далее. В 2007-м Пеп получил необходимый для тренерской работы диплом и был тут же назначен тренером «Барселоны Б». И «Барселона» снова доказала, что красивый футбол способен приносить результат. Эффект, достигнутый в результате таких стильных успехов, был огромным, поскольку миллионам футбольных болельщиков красивая игра нравится не меньше громких побед и результатов. Франк и Пеп обеспечили клубу и то и другое и тем самым оставили «Барселоне» самое прекрасное наследие, какое только возможно.

В марте 2010 года я увидел это своими глазами. Ни с того ни с сего мне вдруг позвонили из «Барселоны» и сообщили, что меня единогласно избрали почётным президентом клуба. Когда такое происходит, задаёшься вопросом: а с чего вдруг? Казалось, что это напрямую связано с тем, как я повлиял на футбол в «Барселоне» и в Испании в целом, и тем, как я его изменил. Как игроком, так и тренером. Я был ответственен за рождение футбольного стиля, распространившего своё влияние на испанскую национальную сборную. Такие комплименты не просто приятно получать, от такого испытываешь гордость. Но причина этого была во многом связана и с тем, как «Барселона» управлялась при Лапорте. Менеджмент всегда следил за тем, чтобы у меня было твёрдое ощущение: мои идеи воспринимаются всерьёз, даже если впоследствии они не реализуются в полной мере. Это нормально, так поступают разумные люди. Полностью отвечать за происходящее в клубе и определять его курс в одиночку – последнее, о чём я мечтал.

Мы просто честно работали друг с другом, как подобает взрослым людям. Вот почему я был готов помогать клубу каждый раз, когда он хотел обратиться ко мне. Был ли это вопрос назначения нового тренера или заключения спонсорской сделки с UNICEF, не приносившей клубу никакой прибыли. Эта последняя инициатива вызвала очень много дебатов, но лично я считал её замечательной затеей. Она буквально излучала стиль, как раз подходивший такому клубу, как «Барселона». Та же философия применялась и при тренерских назначениях сначала Франка, а потом и Пепа, двух футболистов, с которыми я работал в бытность тренером «Аякса» и «Барселоны». Когда Лапорта спрашивал у меня, почему ему следует назначить именно их, я сказал ему, что они не только понимают, какой стиль игры подходит клубу лучше всего, но ещё и обладают имиджем спокойных и интеллигентных наставников.

Вполне понятно, что я подразумевал под этим. Дело не только в том, что Гвардиола – тренер-победитель, но в большей степени в том, как он побеждает и насколько стильно это делает. Как и Райкард, он – отличный пример для молодёжи. Крайне позитивная личность, доводящая до блеска вверенный ему клуб.

В годы президентства Лапорты «Барселона» по-настоящему была моим домом, мне было там комфортно. Оба главных тренера – Райкард и Гвардиола, – равно как и технический директор клуба, играли под моим началом, а с президентом у меня была крепкая связь ещё до того, как его избрали. Они все выросли в «Барселоне». Это было очевидно и в ходе переговоров по контрактам. Гвардиола согласился работать за относительно небольшой оклад и смог заработать чуть больше после того, как команда выиграла несколько трофеев. Тот факт, что он с радостью пошёл на такой шаг, свидетельствовал о том, что Гвардиола был человеком «Барселоны» в первую очередь и лишь потом её тренером. Эту формулу я выучил в «Аяксе», кстати говоря. Я вырос в Амстердаме, где основным принципом была низкая гарантированная зарплата, но высокие бонусы по результатам. Таким образом клуб не тратил деньги, которых ещё не заработал. А ты поддерживал своё финансовое благополучие.

Было здорово узнать, что подобная система вводится и в «Барселоне». Клуб, само собой, проводил собственную политику, но также давал мне ощущение, что моё мнение кое-что значит. Так я был не просто напрямую связан с клубом, я чувствовал свою ответственность за его судьбу. В отношении Гвардиолы к делу это тоже просматривалось. Во главе угла всегда стоял клуб, а у него было понимание, что если клуб будет в порядке, то всё остальное приложится. Было очень приятно быть почётным президентом такой организации.

Но продолжения этого не получилось. Спустя несколько месяцев после того, как меня сделали почётным президентом, Жоан Лапорта завершил свою работу с клубом – истёк срок его полномочий, – и члены клуба, сосьос, избрали Сандро Росселя его преемником. Это вернуло в клуб политические игры. Спустя несколько недель после его избрания, в июле 2010 года, меня вынудили уйти с поста почётного президента. Когда я прочёл в газете о том, что новый совет директоров на первом же собрании поставил под вопрос мою позицию в клубе, я сразу насторожился. Потом, когда я услышал, что президент убедил клуб провести обсуждение касательно того, насколько назначение меня на должность соответствует уставу клуба, я сразу сделал выводы и подал в отставку.

Ходили разговоры о том, что новый президент намерен отомстить членам предыдущего правления клуба, и внезапно в «Барселоне» вновь загрохотали политические фейерверки. Даже такой находчивый человек, как Пеп Гвардиола, ничего не мог с этим поделать, и я не был удивлён, когда два года спустя он решил покинуть «Барселону», несмотря на продолжительную успешную работу. Но, к счастью, тогда политика Гвардиолы уже была закреплена в клубе, и была надежда, что она будет успешно работать ещё долгие годы. Его система игры стала важной частью клубной философии.

Именно это я собирался сделать сам, когда начинал работу в клубе в 1988 году, когда «Барселона» была известным клубом с большими деньгами, но с нулём трофеев и бесцветным футболом. Здорово видеть, как эстафетная палочка передаётся следующим тренерам. Сначала от меня Райкарду, а потом от Франка Пепу, продолжившему руководить процессом фантастическим, совершенно уникальным образом. Эта идеология превратила «Барселону» в серьёзный институт. Клуб, символизирующий уникальную футбольную философию.

Глава десятая Тактика

Конечно, было бы замечательно, если бы «Аякс» рос и развивался в том же ключе, что и «Барселона». Отчасти это было возможно благодаря тому, что у «Аякса» было несколько лет преимущества и футбольная философия, привитая моими старыми наставниками Яни ван дер Веном и Ринусом Михелсом, которые добились идеального сочетания технического развития и профессионализма в клубе. Даже несмотря на то, что «Аякс» уже несколько раз неудачно обращался ко мне за советами, в 2008 году я повторно дал согласие поучаствовать в реорганизации молодёжного сектора клуба. Тогда главным тренером первой команды назначили Марко ван Бастена, но, когда дошло до дела, выяснилось, что он не может в полной мере реализовать своё видение развития клуба так, как он надеялся.

Самой большой проблемой, с которой он столкнулся, стал тот факт, что для реализации задуманного ему нужно было начать перестановки в тренерских рядах, и этот процесс пошел не тяжело. Кто-то предположил, что отношения между мной и Марко стали напряжёнными, потому что мы проповедовали разный подход к тренировкам, но на тот момент причина была не в этом. Хотя условия его контракта с клубом были оговорены ещё в феврале, Марко не смог приступить к работе раньше лета (после окончания Евро), я же по практическим и этическим причинам хотел, чтобы ситуация с тренерами, находившимися под вопросом, была разрешена до 1 апреля. Таким образом у них было бы достаточно времени на поиск новой работы, а «Аякс» мог привести в клуб нужных людей, которые продолжили бы развивать философию клуба и тот стиль игры, что, как я думал, мы будем воплощать в жизнь. Согласно регламенту, если не совершить перестановки до начала апреля, то в следующем сезоне менять кадровый состав будет уже нельзя, а значит, драгоценное время будет упущено. Марко полагал, что всё складывается слишком быстро, и не соглашался со мной в выборе наилучшего варианта действий при найме новых сотрудников, так что, когда я не смог его убедить, я вышел из игры. Конечно, я был очень разочарован таким исходом, но, если бы это подвело черту под нашей с Марко дружбой, то стало бы проявлением невероятного малодушия.

После этого моё влияние на процессы в «Аяксе» шло на убыль. Каждые пару месяцев меня приглашали в Спортпарк Де Тукомст, тренировочный центр и молодёжную академию «Аякса», обычно для того, чтобы посмотреть на игру резервистов или детей из категории А1 или чтобы посмотреть тренировку. До и после этого я общался с игроками в трапезной. В старые времена мы всегда говорили, что «вышли с заднего двора», под двором подразумевая Спортпарк Ворланд, территорию позади стадиона «Де Мер», где тренировались и играли младшие составы и которая представляла собой просто несколько полей и столовую. Территория и правда была слишком маленькой, и когда «Аякс» перебрался с «Де Мера» на «АренА», тренировочный комплекс тоже переехал. Сегодня «двором» называют Де Тукомст, который тоже так или иначе расположен позади стадиона, пусть и в паре километров пути. Там я всегда встречался с людьми, с которыми вырос в «Аяксе», людьми, которые, на мой взгляд, олицетворяют клуб и которые, как я чувствовал, дорожат духом клуба, таким, каким он мне запомнился в бытность игроком и тренером.

За тем столом, как в прошлом в Ворланде, футбол всегда был главной темой для обсуждений, и порой там велись очень жаркие дебаты о том, как можно улучшить сложившуюся в «Аяксе» ситуацию. Примерно в то время игроки и сотрудники клуба стали указывать на то, что дела в клубе идут неважно и что «философия «Аякса» всё чаще и чаще приносится в жертву. На тот момент минуло уже больше десяти лет с той поры, как мы ещё пребывали в когорте лучших европейских команд, и несмотря на то, что домашний стадион стабильно собирал пятидесятитысячные толпы болельщиков на матчи, ни один из нас не понимал, почему люди внутри клуба так легко отдалились от фанатов и тех ценностей, на которых был построен клуб.

К 2008 году меня стало всё сильнее раздражать то, что тренерский штаб национальной сборной всюду твердил о том, что позиционная игра Голландии и технический уровень её игроков находились на фантастически высоком уровне, тогда как на деле сборная играла очень слабо и начисто была лишена воображения. Порой, наблюдая за тем, как некоторые голландские футболисты прибегают к совершенно не вдохновляющим техническим приёмам на поле для того, чтобы удержаться на высоком уровне конкуренции, не давая при этом болельщикам то, чего они хотят, я чувствовал, как у меня на глаза наворачиваются слёзы. И дело было не только в игроках; тренеры были в равной степени виноваты в таком положении дел. Они всё время усложняли простое, делая расстановку команды на поле всегдашней проблемой, тогда как по факту им нужно было следовать простому принципу: когда ты владеешь мячом, делай поле шире, а когда теряешь мяч, старайся максимально сужать его. Это – фундаментальный принцип игры, который ты заучиваешь ещё в детстве. Игроков можно знакомить с ним начиная с очень раннего возраста, но, если постоянно вызывать в команду футболистов, не освоивших этот принцип на тренировках, тогда будут возникать проблемы. И тогда защитники начинают бежать к своим воротам при потерях мяча вместо того, чтобы выдвигаться на соперника с целью прессинга. Это плодит проблемы для всей команды в целом: если защитники отступают назад слишком быстро, полузащита оказывается в замешательстве, а в конечном счёте отрезанной оказывается и атака. Подобные неверные суждения разрушают баланс игры, и всё командное построение разрушается. Такой стиль игры я видел в исполнении как «Аякса», так и национальной сборной, и видеть это было удручающе. Мы многие часы проводили в Де Тукомст за спорами об этих вопросах и старались отыскать лучшие способы поправить ущерб, который был нанесён нашей любимой игре.

Насколько я мог судить, корень проблемы лежал в тренировочных методиках «Аякса», поскольку национальная команда, как и раньше во времена Михелса, черпала вдохновение в том, как тренировался и играл «Аякс». Клуб всё цеплялся за некое сильно устаревшее видение игры, начисто лишённое привлекательности, и национальная сборная перенимала у него этот дух, очень мало внимания уделяя развитию индивидуальных талантов. Слишком много времени на тренировках уделялось коллективной работе, что отвечало видению клуба, и совсем мало – тренировкам один на один, нацеленным на оттачивание конкретных умений игроков. Прибавьте к этому полный упадок уличного футбола, такого, в какой играл я в детстве, и увидите, что молодой футболист теперь работал над ключевыми техническими аспектами примерно на десять часов в неделю меньше – за несколько лет набегала существенная разница. Результатом этого стало то, что технически искушённые игроки стали очень редким видом, а это негативным образом сказалось на зрелищности игры.

Игроки вдобавок страдали от нехватки подобранных индивидуально под них тренировок, и не только в «Аяксе», но и в других клубах страны, что объясняло тот факт, почему многие голландские футболисты оказывались в затруднительном положении всякий раз, когда план на игру рушился и им нужно было показывать свои умения и навыки. Такое можно было наблюдать не только в первой сборной, но и в молодёжных командах младших уровней, хотя в них это не так быстро становилось очевидным, поскольку скорость игры на этих уровнях ниже. На вершине иерархии всё иначе. Как только соперник обнаруживал слабое место команды, игроки не понимали, что им нужно делать, и очень быстро это становилось ясно всем. В этом состояла одна из причин, по которым ни «Аякс», ни сборная Нидерландов так долго не могли возвратиться на вершину европейского футбола. Будучи болельщиком, ты оказывался совершенно ошарашен тем, как профессионалы напрочь теряли свои способности в промежутках между комбинациями – своими и чужими. Играть с опорой на командный дух – это одно, но если не фокусироваться на сильных сторонах игроков, болельщики сразу обратят на это внимание. Бедой было не только отсутствие должного внимания развитию базовых навыков, но и нежелание признавать существование проблемы как таковой, и это вбивало клин между мной и клубом, частью которого я был с десятилетнего возраста и который был частью меня ещё более долгий срок. Можете представить, как больно мне было.

В «Аяксе» недостаток внимания к развитию индивидуального мастерства стал проявляться раньше, я бы сказал, что около 2000 года, но с годами ситуация только усугублялась. К 2008 году клуб перестал играть в качественный футбол, никакого единства среди тренеров не наблюдалось, а в какой-то момент собственным офисом на Де Тукомст даже обзавёлся некий агент, убеждавший оттуда 13-, 14- и 15-летних игроков становиться его клиентами. Но бомба замедленного действия по-настоящему рванула только в сентябре 2010 года.

В предыдущем сезоне «Аякс» пробился в Лигу чемпионов, заняв второе место в Эредивизи, и угодил в одну группу с мадридским «Реалом». Как и все болельщики, я с нетерпением ожидал матчей между ними. «Реал Мадрид» – «Аякс» – это классика, матч огромного исторического значения. Я не был единственным, кто предвкушал нашу поездку в Испанию, весь мир ждал этого матча, но вечером в день игры я увидел худшую версию «Аякса», какая только была. Итоговый счёт был 2:0, но на самом деле «Реал» легко мог выиграть 12:0. Я дал волю своей злости в своей еженедельной колонке для Telesport:

ЭТО УЖЕ НЕ «АЯКС»

На прошлой неделе я наблюдал за тем, как «Аякс» играет со слабым соперником («Виллем II») и с сильным («Реал Мадрид»). Давайте не будем ходить вокруг да около и просто признаем: этот «Аякс» был хуже даже той команды, которой он был в 1965-м, когда в клуб только пришёл Ринус Михелс.

Два с половиной года назад Коронел представил отчёт, в котором содержались самые разные выводы и предложения на будущее. Если взглянуть на последствия всего этого, будет видно, что они стали одной большой катастрофой. Как в плане финансов, так и в отношении тренировок, скаутской работы, поставки игроков и собственно футбола. То, что «Аякс» показал в матчах с «Виллем II» и «Реалом», не имеет никакого отношения к тем стандартам качества, к которым всегда стремился клуб.

В преддверии матча «Реал» – «Аякс» его преподносили как уникальную игру между двумя клубами с богатейшей историей. Обе команды обогатили мировой футбол своей игрой и вкладом в его развитие. Но на деле этот «Аякс» стал величайшим позором в клубной истории. После финального свистка все были счастливы, что окончательный счёт «всего лишь» 2:0 в пользу «Мадрида», хотя испанский клуб вполне мог выиграть и 8:0, и 9:0. Звучали все эти бредовые оправдания, мол, матч был игрой между детьми и взрослыми, но на деле никакой разницы в возрасте между командами не было. Просто футбол «Аякса» и его отношение к делу не соответствовали уровню.

Я честно признаю, что испытываю огромную горечь, потому что это уже больше не «Аякс». Игроки этой команды более не в состоянии сделать больше трёх передач подряд, а в матче в Мадриде они нанесли лишь один удар по воротам соперника. Около шести игроков состава были взращены клубом, и почти все они абсолютно безнадёжны.

Тот факт, что клуб лидирует в таблице Эредивизи, мало что для меня значит, потому что со зрением у меня всё в порядке. Тем временем генеральный менеджер клуба Рик ван ден Бог заявляет о том, что тренировочный процесс в клубе поставлен на отлично, и извещает о планах клуба приобрести трёх нападающих одного плана, тогда как у команды ни одного вингера в составе. Точно так же президент Юри Коронел – спустя два с половиной года после презентации своего доклада – вводит в клубе политику, которая не способна привести ни к каким улучшениям. Я пришёл к тому же выводу, какой сделал два с половиной года назад: «Аяксу» нужна одна большая метла. Тогда я сам хотел провести коренные изменения в подходе к тренировкам молодёжи, вот только люди, на которых я рассчитывал, не смогли их реализовать в конечном итоге. Последствия этого вы наблюдаете сейчас.

Также нельзя отрицать того факта, что клуб обратился в одну большую пятую колонну. Начинается всё с совета клуба, в котором ожидаешь увидеть специалистов по всем областям его работы. Теперь же он по большей части составлен из друзей и приятелей, прикрывающих друг друга. В свою очередь из членов этого совета набирается состав правления клуба, которое также имеет большинство в совете уполномоченных комиссаров, а он уже назначает директоров.

Таким образом, от совета до непосредственно менеджмента клуба красной нитью проходит цепочка людей, прикрывающих друг друга в то время, пока клуб всё глубже и глубже погружается в бездну. Они уже растащили всё фамильное серебро. Их уход – в интересах клуба. После этого клубу предстоит начать всё заново, как это было в 1965-м. Тогда «Аякс» принял два самых удачных решения в своей истории, назначив Ринуса Михелса главным тренером команды и отдав Яни ван дер Вену больше контроля над тренировочными методиками и скаутингом игроков. Эти два человека не просто выросли в «Аяксе», они понимали, что олицетворяет собой клуб, и знали, что требуется для того, чтобы сделать «Аякс» «Аяксом». Мало что осталось от плодов работы всей их жизни. Преданному «аяксиду» вроде меня очень больно это видеть.

Я знал, что сильно рискую, «высовываясь» подобным образом: всё, что случилось впоследствии в моих отношениях с «Аяксом», началось после той моей реакции на игру с «Реалом», но, несмотря на серьёзные последствия, я не жалею о сказанном – настало время, чтобы кто-то высказался и попытался как-то разобрать весь тот бардак, который творился в команде. Позже меня стали обвинять в том, что это была попытка переворота, захвата власти, но это совершеннейшая чепуха. Власть тут была совсем ни при чём, дело было в ярости, которую я испытывал, наблюдая за тем, как клуб выбрасывает на помойку наследие, накопленное с тех пор, как Михелс пришёл в клуб в 1960-х. Это пренебрежительное отношение вызвало у меня огромную бурю эмоций, хотя, по общему признанию, я преувеличил эффект от него.

Я не могу сосчитать количество людей, пытавшихся выйти со мной на связь после просмотра той игры в Мадриде, но все мы испытывали одинаковые чувства. Среди них было множество бывших футболистов, так что я решил использовать свою колонку как платформу для призыва к действию – я взывал к тому, чтобы собраться всем вместе и разрешить эту удручающую ситуацию. У людей создалось впечатление, что я пытаюсь разрушить «Аякс». Но они не понимали. Целью было не разрушение, а как раз обратное. Перестройка клуба. Вот почему я принялся действовать, я больше не узнавал родной «Аякс». Не только на поле, но и за его пределами. Клуб перестал источать тепло, превратившись в арену для боёв между конфликтующими сторонами.

Разумеется, никому не нужно было лишний раз напоминать мне о том, каким сложным будет решение проблемы, но это я обнаружил позже. По сути же оно было далеко не таким сложным. Если посмотреть на тех, кто представлял клуб, становилось понятно, что там остро не хватало людей, обладающих знаниями в футболе. Ни в совете уполномоченных комиссаров, ни в правлении, ни в совете членов или клубной администрации не было ни одного бывшего игрока первой команды. Ни одного! Посему было неудивительно, что клуб не в состоянии показывать хороший футбол – администраторы клуба понятия не имели о том, на каких тактических и технических принципах был построен клуб. Вот почему я выступил с воззванием ко всем «аяксидам» быстро объединить силы и выставить кандидатов на следующих выборах членов совета. 14 декабря 2010 года восемь из двадцати четырёх мест в совете были оспорены, а новые кандидаты на эти места должны были быть предложены до 30 ноября. Это был шанс сделать первый важный шаг на пути демократии и назначить на ответственные посты таких «аяксидов», как Марк Овермарс, Тче Ла Линг, Эдо Опхоф, Петер Буве, Кейе Моленаар и других. Я специально озвучиваю имена этих людей, чтобы показать: далеко не все футболисты так глупы, как утверждают люди.

Овермарс, например, поигравший в «Аяксе», «Арсенале» и «Барселоне», помог превратить клуб «Гоу Эхед Иглс», выступавший тогда во втором по старшинству голландском дивизионе, в один из трёх профессиональных клубов, пребывавших, согласно данным KNVB, в безупречном финансовом состоянии. Точно так же и Ла Линг полностью реорганизовал работу словацкого клуба «Тренчин», действуя по заветам «старого» «Аякса». Опхоф, Буве и Моленаар тоже проделали великолепную работу, я мог бы назвать и другие имена, но что действительно имело значение, так это то, что эти люди обладали нужным опытом как на поле, так и вне его и могли помочь «Аяксу» вернуться туда, где мы хотели его видеть, – в элиту европейского футбола.

Меня не просто заботило приглашение игроков в ряды руководителей клуба. Целью было налаживание лучших взаимоотношений между бывшими футболистами и специалистами в сфере финансов, маркетинга и PR. После прихода в менеджмент «Аякса» игроков было необходимо совершить следующий шаг, потому что в сложившейся обстановке у комиссаров и администраторов клуба не было футбольного багажа высокого уровня, но они по-прежнему принимали решения о том, кто будет тренером команды или директором. В такой ситуации директора должны иметь возможность обратиться за консультацией в членский совет, вот только люди, работавшие в нём, не имели должного понимания того, как функционирует футбол на высочайшем уровне. Так что перво-наперво было нужно привести больше «футбола» в членский совет, чтобы люди с футбольным опытом из других частей клуба могли объединиться вместе. На практике это означало, что всякий раз, когда освобождалось место в совете, мы должны были найти бывшего футболиста, обладающего специфическими знаниями в конкретной области деятельности. Если такового не находилось, можно было назначить специалиста не из мира футбола. Меня не волновало то, что людей здорово встряхнула моя критика. Как спортсмен топ-уровня я привык к критике, потому что её смысл в том, чтобы сделать тебя сильнее. Так работает спорт высочайшего уровня, стало быть, такой же подход нужно применять и в клубе, выступающем на этом уровне.

Случайно совпало так, что Lucky Ajax, ассоциация экс-футболистов, проводила свой съезд в то же время, когда мы были заняты внедрением этих изменений в клуб, так что мне удалось очень эффективно пообщаться со всеми. Самым замечательным в этой истории было то, что все экс-футболисты – от самых именитых до наименее известных – были готовы помочь, и в конечном счёте в членский совет было избрано семь бывших игроков клуба. Однако это было лишь вершиной айсберга, так как нам ещё предстояло на деле применить все ноу-хау, какое было теперь в распоряжении «Аякса», – под этим я подразумеваю знания и навыки четырёх поколений футболистов 30, 40, 50 и 60 лет, которые хотели помочь поддержать свой бывший клуб. Из этой когорты экс-игроков можно было сформировать группу, которая находилась бы при администрации и помогала бы директорам при принятии решений. Но сначала было необходимо тщательно проанализировать всё, что происходило в «Аяксе» и вокруг него, чтобы принять верные решения, ведь пока мы все были заняты обсуждением будущего клуба, за кулисами происходило много всего: нужно было добиться того, чтобы все по максимуму уделяли внимание футболу, поскольку первой команде клуба предстояло продолжать выступать.

И хотя именно моя статья положила начало дебатам вокруг того, как нужно реформировать администрацию клуба, для реализации задуманного требовалось коллективное усилие всех бывших футболистов, участвовавших в процессе. Разумеется, меня видели лидером движения, человеком, который гарантировал бы приход нужных людей на нужные места в команде. Эту роль я исполнял на всём протяжении своей карьеры. Я был тем, кого воспитали с пониманием, что, если футболист не может обрести своё лицо на позиции правого вингера, он вполне может быть блестящим правым защитником. Я не был единственным, кто выигрывал от перестановок, выгоду получала вся команда, и то, что люди видели во мне своего лидера, было вполне естественным. Это означало, что я активнейшим образом участвовал в процессе переформатирования администрации «Аякса». Когда мы преуспели в продвижении своих инициатив на выборах членского совета, люди сказали, что я победил, но для меня всё было иначе. Целью был успех «Аякса», результат шёл на пользу клубу. Так что победил не Кройфф, а «Аякс», и именно так следовало рассматривать новые реалии, в которых оказался клуб, – без лишнего акцента на моей личности.

Во-первых, все причастные к клубу должны были быть горды тем, что так много бывших игроков захотело внести свой вклад в будущее «Аякса». В особенности потому, что эти люди привнесли очень высокий уровень в каждый аспект работы команды администраторов. Они все работали вместе ради того, чтобы вернуть клуб туда, где ему было самое место. Они трудились не ради себя, а ради «Аякса», и совет директоров должен был осознавать, что любой, кому повезло заручиться поддержкой такого пласта профессионалов, обладающих футбольным ноу-хау, должен был толково им распорядиться, иначе бы это обернулось пустой тратой талантов и знаний участвовавших в процессе экс-игроков. На деле же вышло так, что нам не удалось одержать победы, и совершённые нами изменения лишь усугубили противоречия, создавшиеся между мной и клубом. К сожалению, получилось так, что не все приветствовали прогресс, и одна фракция внутри клуба продолжала противиться новому курсу развития, так как её члены, на мой взгляд, ставили на первое место свои собственные интересы и сильно опасались маргинализации своих ролей.

В результате совсем скоро после выборов в совет в клубе была предпринята попытка разделить участников футбольного блока. В среде футболистов существует кодекс чести, согласно которому никогда нельзя бросать своих коллег, с которыми ты делил раздевалку, но в процессе реорганизации клуба это также породило и эмоциональную проблему огромных размеров. Оказалось, что в новой организации не нашлось места одному из наших бывших коллег, Данни Блинду, который выступал за «Аякс» на протяжении 13 лет с 1986 по 1999 год, а значит, знал о клубе всё. И об этом решении всем пришлось очень много размышлять. Это сродни ситуации, в которой тренеру приходится сообщать преданному и ценимому игроку о том, что для него больше нет места в команде. Не потому, что он плохой человек или футболист, а потому, что в будущем ты планируешь двигаться в ином направлении. В бытность тренером я считал такие моменты самыми тяжёлыми из всех, и к тому же я очень хорошо был знаком с ситуацией, через которую мы проходили в клубе.

После выборов я сразу же увидел, как почти все в клубе воспротивились тому факту, что в новой парадигме «Аякса» нет места для Блинда.

Далее нам предстояло разобраться с назначением нового совета комиссаров. Трое из пяти членов совета были незнакомыми с «Аяксом» людьми, не имевшими с клубом никакой связи. Так что вновь большинство в совете имели люди без клубного прошлого. Несмотря на это, меня не покидало ощущение, что при всех изъянах в административной работе клуба в «Аяксе» была готовность по максимуму реализовать ноу-хау каждого. Одной из идей было отдать мне на откуп технические вопросы, чтобы я мог представить новым директорам свои выводы. Моё видение во многом строилось на точке зрения футболиста, и начал я с формирования состава команды. Будучи тренером, ты выбираешь себе в ассистенты человека, который бы отличался от тебя, так же как при назначении людей выбираешь тех, кто лучше разбирается в конкретных областях деятельности, а потом делегируешь свою ответственность. Познания в технической стороне дела были моей сильной стороной и в бытность игроком, и в бытность тренером, так что для меня было логичным оказаться задействованным в выборе человека, который бы имел контроль над техническими вопросами и задачами клуба. На мой взгляд, так же следует вести дела и с советом комиссаров. Ты ведь не назначаешь тренера по физподготовке ответственным за решения по части скаутской работы, так как можно позволять кому-то голосовать по вопросам, в которых они ничего не смыслят?

11 февраля 2011 года, поступая во благо интересов «Аякса», я занял своё место в совете комиссаров и стал членом одной из трёх «консультационных групп» при клубе. После того как я представил свои планы по реформированию клуба, в частности по обновлению молодёжной академии, группа советников «Аякса» и исполнительный директор клуба подали в отставку, это случилось 30 марта 2011 года. 6 июня 2011 года я был назначен в новый консультационный совет «Аякса» для реализации моих планов по реформированию. Но с первого же дня на этой должности меня охватило какое-то странное чувство. Согласно правилам, я должен был держать рот на замке касательно того, что происходило во внешнем мире. Если я видел, что что-то идёт не так, я не мог ничего высказывать публично без поддержки большинства членов, даже если речь шла о том, в чём я разбирался лучше других комиссаров и за что в конечном счёте нёс бы ответственность в случае, если что-то шло не по плану.

Было ли в интересах «Аякса» с моей стороны придерживаться правил или мне всё-таки стоило высказываться? Чем больше я размышлял о правилах, регламентировавших работу совета комиссаров, тем чаще приходил к выводу, что должен сам устанавливать свои правила. Это как с законом: законодательство не защищает тебя, оно придумано для наказания нарушителя. Если тебя изобьют на улице, тогда да, кто-то будет наказан, но синяки придётся носить тебе. На мой взгляд, всё было просто – какими бы ни были правила и ограничения, интересы моего клуба должны перевешивать всё остальное.

К несчастью, как только я вошёл в совет, я оказался втянут в крупную политическую игру. Я считал, что на должность нового генерального директора следует рассматривать трёх кандидатов: Марко ван Бастена, Марка Овермарса и Тче Ла Линга. Эти трое были бывшими игроками, выступали в прошлом за сборную, все имели опыт игры за именитые иностранные клубы, и вдобавок каждый из них обладал своими уникальными качествами. Марко был приоритетным выбором для меня, но он не был заинтересован в работе, так как в 2009 году он уже уходил из клуба тренером и не желал возвращаться. Позже временный совет сообщит мне, что Овермарс и Линг также не были заинтересованы в работе. Это было последнее, что я от них услышал, пока по случайности не выяснил в разговоре с Тче Ла Лингом, что к нему никто даже не обращался с предложением. С того момента я вновь насторожился, и вскоре стало ясно, что мои подозрения были не напрасны. По словам Линга, у него было дурное предчувствие по поводу решения, которое должно было быть принято после тех его первых обсуждений с другими комиссарами. Он считал, что директор им на самом деле не был нужен, они хотели ввести одноуровневое управление. О подобной схеме я никогда не слышал, но, по словам Тче, это была английская модель управления, в которой комиссары также играли бы роль исполнительных лиц и получали бы за это зарплату.

Оказалось, что он был прав, и после этого обстановка только ухудшалась. Как член совета комиссаров, я вынес на обсуждение несколько вопросов касательно того, как обошлись с Лингом, но никогда не получил прямого ответа на них. В то же время в прессе начали появляться самые разные истории о Тче, в которых его очерняли со всех сторон. И у Тче, и у меня сложилось тревожное ощущение, что за всем этим стоял некто, очень тесно связанный с советом комиссаров. Никакие обвинения в адрес Тче так и не подтвердились, но это не помешало им получить огласку. Кто бы ни общался с прессой, он продолжал это делать, и с каждым днём становилось ясно, что эти люди были настроены пройти очень длинный путь, лишь бы сделать всё по-своему. В то же время выяснилось, что Стивен тен Хаве, состоявший в совете директоров издания De Telegraaf и совете комиссаров «Аякса», начал оказывать давление с тем, чтобы мою еженедельную колонку для газеты упразднили, даже несмотря на то, что по правилам член совета не может вмешиваться в деловую активность других комиссаров. К тому времени атмосфера накалилась настолько, что Линг решил выйти из игры, не в последнюю очередь потому, что Ван Бастен, казалось, передумал и сообщил мне о том, что готов занять пост директора. Я был очень обрадован таким поворотом событий, но вскоре произошли перемены.

Представив Марко тен Хаве, я засобирался на ежегодный гольф-турнир в Сент-Андрус, присутствовать на котором пообещал его организаторам заранее. Я сказал Марко, чтобы он тем временем обсудил планы на будущее с футбольными ребятами, но спустя несколько дней, находясь в Сент-Андрусе, узнал, что он достиг договорённости с советом комиссаров, и вскоре об этом должно быть объявлено официально. Когда я понял, что Марко так и не поговорил ни с кем на футбольные темы, я резко выжал педаль тормоза. Я чётко дал понять, что крайне важно подойти к решению технических вопросов коллективно, чтобы каждый внёс вклад сообразно своим личным качествам и знаниям. Такие вещи нужно оговаривать заранее, а не когда всё уже сделано. Как можно достигнуть договорённости с кем-то, кто должен играть по большей части техническую роль, когда этот кто-то даже не контактирует с людьми, которым предстоит претворять его планы в жизнь?

Прежде чем я уехал в Сент-Андрус, мы также договорились с людьми, отвечавшими за тренировочный процесс в клубе, о том, что они должны подавать хороший пример, что конфликтов интересов или чего-то похожего на них быть не должно. В этом отношении ситуация в «Аяксе» целиком вышла из-под контроля. Я случайно узнал, что Ван Бастен участвовал в учреждении компании, связанной с футболом. Марко был заявлен её директором, и выяснилось, что он сообщил об этом тен Хаве, но не мне. Я думаю, что Марко недооценил то, насколько важной была для меня эта информация. Ему следовало бы знать, что отношения между мной и советом комиссаров были критическими, а в такой ситуации нельзя преподносить всё так, что ты в большей степени один из них, чем один из нас. Насколько важным был этот последний аспект, стало ясно неделю спустя, когда Марко отошёл от процесса. Всё началось с собрания членов, в ходе которого тен Хаве сказал ужасающие вещи о Линге.

Следующий ход был за мной. В эфире передачи Studio Voetbal на канале NOS в ноябре 2011 года меня обвинили в расизме, потому что я якобы сказал что-то оскорбительное в адрес своего коллеги-комиссара Эдгара Давидса. Тебе почти 65, ты объездил весь мир, и тут тебе на стол вываливают такое. Давайте я ещё раз всё проясню. «Аякс» десятилетиями был мультикультурным клубом, но в последние годы наметилась странная тенденция: многие талантливые игроки с иммигрантским прошлым выпадали из системы клуба по достижении половой зрелости. Одной из причин, по которой к работе комиссаров был привлечён Давидс, родившийся в Суринаме, было стремление лучше понять этот процесс и причины, за ним стоявшие. В ходе спора на повышенных тонах я задал ему вопрос о его роли в совете. Зная себя, скажу, что, вероятно, я не стеснялся в выражениях, как всегда это делал в бытность игроком и тренером, потому что в спорте высочайшего уровня иначе нельзя. Всегда нужно говорить то, что думаешь, в разговорах тет-а-тет уж точно, и я, наверное, был весьма прямолинеен в своих заявлениях. Комментарии, которые я дал, не имели никакого отношения к цвету его кожи и касались исключительно его работы в должности комиссара. Однако самым отвратительным в этой ситуации было то, что председатель совета комиссаров, с которым я общался в членском совете несколькими часами ранее, позвонил в редакцию телепередачи и подтвердил всю эту историю с расизмом. Он не сказал об этом мне, хотя в другой комнате уже были подготовлены камеры для записи интервью с Эдгаром. Всё это происходило спустя четыре месяца после наших с Давидсом разногласий, и, несмотря на то что совет комиссаров неоднократно проводил собрания в этом временном промежутке, данный вопрос ни разу не поднимался. Если бы обвинения в расовой дискриминации действительно имели под собой почву, любой мало-мальски достойный председатель разрешил бы эту ситуацию задолго до следующего собрания совета, а не откладывал её решение на четыре месяца.

Было и ещё кое-что. Когда меня приглашали в совет комиссаров, я прекрасно понимал, что не имею права писать что-либо в своей газетной колонке о политике «Аякса» и внутренних вопросах клуба. Посему было странно, что человек, сообщивший мне об этом, позвонил мне после выхода в эфир программы NOS, чтобы подтвердить или опровергнуть слухи о том, что якобы произошло на собрании совета комиссаров. Было удивительно увидеть, как далеко некоторые люди были от фундаментальных ценностей, которые символизировал клуб. По мне, худшим в этом было то, как высокомерно они относились к футболистам, поигравшим на самом высоком уровне, но они уже обошлись аналогичным образом с Данни Блиндом, так что следовало ожидать того же.

За годы плохого управления «Аякс» потерял колоссальное количество денег и допустил невообразимое количество ошибок, но люди, на чьей совести был этот глобальный провал, все равно стремились взять в свои руки всё, до чего могли дотянуться, пока такие люди, как я и Линг, терпели серьёзный ущерб. Несмотря на то что я привык к вещам такого рода, эта ситуация была наихудшей из всех, что мне доводилось переживать прежде.

Несколько дней спустя, в конце 2011 года, новостные агентства сообщили о том, что Луи ван Гал назначен на пост генерального директора клуба. Я ничего не знал об этом решении, хотя как комиссар должен был быть проинформирован. Председатель парировал тем, что до меня было невозможно дозвониться или я намеренно игнорировал его звонки, но во всём этом не было ни капли правды. То, как запятнали наши с Лингом имена, клеветническое отношение к футболистам на собрании членского совета и процедура назначения Ван Гала – на мой взгляд, всё это были чёткие сигналы, свидетельствовавшие о том, что игроков, а значит, и клуб обманули; у меня было впечатление, что со мной специально решили не советоваться. Мы сочли, что, назначив Ван Гала, совет поступил незаконным образом, а потому бывшие игроки в администрации «Аякса» решили инициировать судебное производство в отношении четырёх комиссаров разом, ссылаясь на совет комиссаров, а не на клуб «Аякс» в целом. Мы хотели послать ясный сигнал, что спортсмены более не позволят переступать через себя, и тот факт, что молодое поколение «аяксидов» захотело присоединиться к нам в этом деле, лишь укрепил моё стремление продолжать борьбу с несправедливым отношением к клубу со стороны комиссаров. Теперь я был ещё более убеждён в том, что моё поколение должно было отступить на задний план, чтобы занять роль советников при новой и амбициозной группе бывших футболистов во главе клуба, чьей главной миссией стало бы возвращение «Аякса» в элиту европейского футбола.

Решение начать судебное производство не имело никакого отношения к личности Ван Гала, только к тому, как управлялся клуб. Ван Гал и я были мужчинами почтенного возраста, которые должны были передать свой опыт новому поколению, но решать, пользоваться им или нет, предстояло им. Необязательно было делать так, чтобы престарелые люди вроде Ван Гала и меня брали в руки бразды правления и входили в совет. Я всегда очень ясно давал понять, что это никому не пойдёт на пользу и делать это вовсе ни к чему. В клубах по всей Европе молодые экс-футболисты приходили на статусные должности. Для начала я намеревался сделать «Аякс» клубом, задающим в этом отношении тренд в Голландии, я хотел превратить «Аякс» в спортивную организацию, которой управляли бы спортсмены, – это входило в «План Кройффа», но я сам был бы при этом гордым зрителем. Но все наши благие намерения были подорваны. Тот факт, что мы по-прежнему верили в свою миссию, был очевиден, когда мы приняли коллективное решение начать судебное разбирательство. Поскольку не мы одни считали, что они чинят хаос в клубе, доводя его масштабы до невообразимых; клуб и болельщики разделяли наши чувства. Когда такие великие «аяксиды», как Эдвин ван дер Сар, Деннис Бергкамп, Рональд де Бур, Брайан Рой, Вим Йонк, Марк Овермарс и многие другие, встали на защиту клуба, я решил, что «Аякс» тем самым получил самый лестный комплимент, какой только мог.

После того как мы привлекли всеобщее внимание решением подать на совет комиссаров в суд, нам пришлось взять паузу в два месяца, чтобы дождаться вердикта судьи. К тому времени – после консультаций с Луи ван Галом – новыми директорами были назначены Мартин Стуркенбом и Данни Блинд, но, поскольку наши технические планы в тому времени уже были озвучены, эти назначения породили огромные проблемы, так как они шли вразрез с планами на будущее клуба, которые у нас были.

Когда мы начали воплощать в жизнь новую структуру в клубе, нашим первым шагом было упразднение должности технического директора, так как в «Аяксе» она никогда не работала эффективно и никогда работать не будет. Так что было принято решение заменить её техническим центром – командой, состоящей из двух экс-игроков и главного тренера. Экс-игроками были Вим Йонк и Деннис Бергкамп, поигравшие в «Интере», «Арсенале», «Аяксе» и ПСВ, а следовательно, знавшие, каково это – быть частью крупного клуба с известным на весь мир именем. Если предстояло принять какое-то решение, касавшееся первой команды, то Франк де Бур, ставший её главным тренером в декабре 2010 года после работы с молодёжными командами, которой он занимался с тех пор, как завершил карьеру игрока в 2006 году, тоже принимал в этом участие. Таким образом на технический центр возлагалась ответственность за все футбольные процессы внутри клуба. В теории такая схема работала, но решение совета комиссаров подорвало реализацию всего плана и в очередной раз акцентировало внимание на главной проблеме «Аякса»: нехватке доверия. Назначение Ван Гала генеральным директором ухудшило ситуацию в клубе донельзя. С каждым днём творились всё более и более безумные вещи, и вдруг самые разные люди начали рассуждать о том, как было бы хорошо, если бы я сел за стол переговоров с Ван Галом и мы всё разрешили по итогам продуктивного обсуждения ситуации. Эти рассуждения игнорировали тот факт, что Стуркенбом и Блинд взялись за дело почти сразу же после своего назначения.

Не ознакомившись с нашим планом, касавшимся работы технического центра, Стуркенбом решил уволить коллегу, работавшего под началом Йонка, и вынести самому Йонку письменное предупреждение. Задав тон таким нежданным решением, Стуркенбом заставил меня считать, что он начал серьёзную чистку рядов, которая должна была стать частью совершенно другого политического курса. Ещё больше тревог вызывала роль некоторых людей в администрации, не входивших в совет комиссаров. Пока болельщики, тренеры и футболисты явно дистанцировались от комиссаров, совет комиссаров, как оказалось, подал два судебных иска против Линга и коллектива игроков, причём издержки должен был нести «Аякс». Если кто-то намеренно пытался испортить репутацию самому знаменитому из сынов клуба, заклеймив его расистом, то в нормальных обстоятельствах его бы вышвырнули из «Аякса» в тот же миг. Но если он не наш председатель, оскорбивший потом Линга самым гнусным образом.

В эпицентре этого хаоса была борьба за высокие стандарты и ценности «Аякса». Я видел это так: «Аякс» должен держаться за эти стандарты и ценности, но совет комиссаров просто вытирал о них ноги. Мне было любопытно видеть, что любому, кто не поддерживал эти стандарты, моментально указывали на дверь, но при этом сам совет продолжал удерживать клуб мёртвой хваткой. К тому моменту настоящий «Аякс» уже растерял все свои силы.

Невероятно, но факт. В частности, Хенни Хенрихс, председатель правления, несколько раз пытался заставить меня и Ван Гала работать вместе. Он обращался к нам обоим, хотя позднее я слышал, что его отговаривали это делать люди из всех отделений внутри «Аякса». Я нисколько не был удивлён. Как и многие другие «аяксиды», я не понимал поступка Ван Гала, согласившегося занять должность генерального директора. Неужели он не видел, что творилось в клубе, и не понимал, что, идя на такой шаг, берёт на себя колоссальный риск?

Некоторые утверждают, что таким образом он пытался мне отомстить. Но за что? Легенда гласит, что у нас с ним была ссора. Причина? Говорили, что я разозлился на него потому, что он не отблагодарил меня должным образом перед тем, как выйти из-за рождественского стола в доме моей семьи, несмотря на то что ему пришлось срочно покинуть нас потому, что он узнал новости о смерти своей сестры. Я обычно не реагирую на выдумки такого рода, но в этот раз под сомнение был поставлен моральный облик моей семьи. Если бы я был тем, кто разозлился бы в подобной ситуации, ничего хорошего обо мне как о человеке сказать было бы нельзя. История попросту была лживой.

А случилось вот что. Когда Ван Гал был ассистентом тренера в «Аяксе», а я главным тренером «Барселоны», он проходил у меня курс обучения тренерскому делу, это было между Рождеством и Новым, 1989, годом. Поскольку моей жене Данни была не по душе мысль о том, что мой коллега будет все праздники в одиночестве проводить в номере отеля, она пригласила его к нам на ужин. Вечер получился таким тёплым и душевным, что мы сказали ему: наши двери для тебя всегда открыты, приходи в любой день своей командировки. Он пришёл на следующий день, но нам с Данни нужно было уехать на вечеринку, а посему Ван Гаал остался в нашем доме вместе с моим другом Рольфом и сыном Жорди. Они втроём отлично провели время. Заказали пиццу, немного выпили и много болтали о футболе. Он вернулся и на следующий день, и пока мы с ним пили за одним столом, ему вдруг кто-то позвонил, сообщив, что его сестра заболела. На следующий день он возвратился в Голландию. Вскоре после этого мы с ним пересеклись в Нидерландах, и Ван Гал был очень дружелюбен ко мне. Он очень хорошо поладил с моей женой, с которой познакомился в Англии в 1996 году во время Чемпионата Европы. Он всем рассказывал, что она лучшая хозяйка в мире, так что все слова о том, что я или кто-либо из членов моей семьи разозлился на него потому, что ему пришлось срочно уехать, не сказав «спасибо», ложь.

Я также счёл странным то, что он так и не объяснил, почему позволил совету комиссаров «Аякса» использовать себя тогда. Спустя всего два месяца, в январе 2012 года, судья огласил вердикт, согласно которому назначение Ван Гала, а следовательно, и Стуркенбома с Блиндом на должности незаконно. К сожалению, это не разрешило проблемы. Комиссары попросту проигнорировали постановление суда. Это породило безумную ситуацию: «Аякс», оплативший услуги команды адвокатов, защищавших на процессе комиссаров, теперь должен был сам нанимать юристов, чтобы избавиться от самих комиссаров. Несмотря на требование клуба подать в отставку, поддержанное 73 % держателей акций «Аякса», комиссары уйти отказались, начав всячески чинить препятствия процессу набора новых членов в совет. И всё это после того, как комиссары незаконным образом назначили на должность директора, не делавшего того, о чём было оговорено с техническими директорами клуба. До самого последнего момента они продолжали пытаться отдавать распоряжения «из могилы», назначая своих преемников, хотя уже всем стало ясно, что у них нет никаких способностей к управлению футбольным клубом. Однако в конце концов они согласились с тем, чтобы совет расформировывался по одному его члену. Я не доверял участникам этого процесса, посему как комиссар согласился уйти, но настоял на том, что буду последним, кто покинет совет, чтобы удостовериться, что всё идёт в соответствии с планом.

Наконец в 2012 году, спустя почти два года с той поры, как я взорвал бомбу в газете по следам матча с «Реалом», в истории клуба началась новая глава. Весь этот сыр-бор вокруг совета комиссаров чётко показал, что в «Аяксе» были проблемы не только футбольного характера. Другим моментом, не укладывавшимся в голове, был тот факт, что футбольная команда клуба была основным акционером зарегистрированной на бирже компании AFC Ajax NV, но при этом не имела права голоса по части управления, а директора и комиссары находились в такой позиции, что могли отрезать всех остальных от процесса принятия решений.

Самая важная составляющая клуба – это не управляющий директор, а основной состав футбольной команды. Если команда играет хорошо, она зарабатывает деньги, тренировочные методы работают и все довольны. Каждая грань клубной жизни должна поддерживать основной состав команды. Не важно, тренер ты или стюард, директор или сотрудник, ухаживающий за газоном на стадионе, комиссар или работник прачечной, ты – «Аякс». Все работают для того, чтобы помогать основному составу. Так каждый будет незаменим, потому что будет играть свою роль, а результатом станет единый клуб, единый «Аякс». Если ты не смотришь на вещи таким образом, тебе не следует утруждать себя попытками влиться в футбольный бизнес. Разумеется, основной состав находится в центре всеобщего внимания, а администраторы работают вдали от глаз публики, но эти принципы распространяются на все части клуба, а задачи, которые стоят перед членским советом и правлением клуба, должны выполняться с той же ориентацией на командный дух. Тренировка молодёжи, к примеру, должна осуществляться людьми, которые в первую и главную очередь обладают пониманием футбола, но кроме этого, их должна поддерживать команда специалистов, имеющая навыки работы в других сферах, таких как здравоохранение, образование и социальное благополучие.

Глава одиннадцатая Развитие

За два года, что мы потратили на разрешение проблем в администрации клуба, Франк де Бур смог улучшить игру команды и дважды выиграть с первой командой национальное первенство. Он блестяще начал свою тренерскую карьеру после успеха с молодёжной командой, а действующий состав команды демонстрировал внушительный потенциал. По этой причине моральным долгом правления «Аякса» было добиться того, чтобы он не утонул в бюрократии, жертвами которой стали его предшественники, и мог спокойно заниматься своей работой. В прошлом было слишком очевидно то, что, кем бы ни был тренер первой команды, ему неизбежно приходилось расшибать голову о кирпичную стену, и виной тому был хаос в организации клуба. Мы не хотели, чтобы Франка постигла та же участь. Успех де Бура и его игроков должен был стать началом долгого периода возвращения «Аякса» на высочайший уровень игры. При этом реальность была такова, что, несмотря на успехи во внутреннем чемпионате, его команда не могла похвастать стабильно высоким качеством игры, и было очевидно, что для достижения нашей общей цели нам предстоит проделать ещё очень длинный путь. К несчастью, успех порой затмевает адекватную критику.

Сдержав своё слово, я последним сдал полномочия комиссара, покинув совет. Теперь у меня не было никакой официальной должности в «Аяксе», но бессонница меня от этого одолевать не стала. Вся эта суматоха последних двух лет заметным образом изменила меня. Данни говорит, что за один год я провисел на телефоне дольше, чем за двадцать предыдущих, а кроме того, мне то и дело приходилось летать из Испании в Голландию и обратно, и расходы на это я покрывал из собственного кармана. Но я делал это по собственной воле, потому что был твёрдо убеждён, что, если проиграю эту битву, «Аяксу» как клубу топ-уровня настанет конец.

Михаэль Кинсберген был назначен генеральным директором «Аякса» в ноябре 2012 года. Его мать дружила с Данни, а я знал Михаэля ещё ребёнком, а потому был рад, узнав, что новый совет комиссаров выбрал его, так как он явно был лучшим кандидатом на эту должность. За время своего правления он привлёк к сотрудничеству спортивного телевещателя Ziggo, эта компания стала титульным спонсором клуба, заключив рекордную сделку в истории голландского футбола. Вдобавок он стал замечательным наставником для Эдвина ван дер Сара, возвратившегося в «Аякс» после шести великолепных лет в «Манчестер Юнайтед». Ван дер Сар был назначен коммерческим директором и проделал блестящую работу на своей должности. Я также счёл очень важным тот момент, что Михаэль активно продвигал Эдвина вперёд, делая его главным лицом клуба, а сам при этом оставался в тени. На мой взгляд, это свидетельствовало о том, что благополучие и интересы клуба одержали победу над его собственным эго.

Единственной ложкой дёгтя стало то, что для соответствия правилам амстердамской фондовой биржи, на которой торговались акции «Аякса», Михаэлю пришлось отойти от изначального плана с образованием технического центра из трёх человек, который мы составили для того, чтобы первая команда клуба вновь начала показывать приличный футбол. Согласно правилам биржи в техническом центре должен был работать директор, а потому четвёртым участником центра был назначен Марк Овермарс, составивший компанию триумвирату Йонк-Бергкамп-де Бур и официально занявший должность директора по футболу.

Директор по футболу кардинальным образом отличается от технического директора. Начиная с момента вступления в должность, Овермарс стал ответственным за покупку и продажу футболистов, а также формальным образом за скаутинг, медицинский персонал и всё остальное, что могло напрямую повлиять на «футбол». Конечно же, все решения ему нужно было обсуждать с Вимом, Деннисом и Франком, у каждого из которых были свои внутренние обязательства, но во главе всего стоял именно он, а это не вписывалось в наш изначальный план. Также было согласовано, что, несмотря на теоретическое наличие иерархии в этой структуре, на практике все участники будут работать на равных. Советниками, которые должны были быть доступны техническому центру и в чьих обязанностях было внимательно наблюдать за происходящим, стали члены совета комиссаров и правления клуба в лице бывших игроков Тео ван Дёйвенбоде, Дика Схунакера и бывшего тренера Тонни Брёйнс Слота. Одновременно большой управленческий опыт должен был принести новый председатель совета комиссаров, бывший министр Ханс Вейерс, а также новый член совета, экс-президент компании KLM, Лео ван Вейк – все эти назначения внушили мне надежду на то, что нам удастся дать хороший старт обновлённому проекту «Аякс».

К сожалению, все пошло не так, как я надеялся. Новая организационная структура предполагала, что моя роль совета утрачивает всякий смысл, поскольку у меня не было бы никакого влияния, а значит, формально я никак не мог внести свой вклад в работу. В результате я не мог обратить вспять процесс, когда он вновь пошёл не тем путём. Тем временем некоторые люди начали занимать стратегические позиции для продвижения своих собственных интересов. Я же считаю так: раз ты занял какое-то место и обладаешь определёнными качествами, используй их ради общего блага. В моей жизни в менеджменте я всегда говорил то, что думал, и общался со своими коллегами о будущем до того, как решить, что каждый из нас будет делать. Теперь я не мог делать то же самое.

На контрасте в «Барселоне», где на протяжении пяти лет работы Франка Райкарда проходила реорганизация клуба, с самого начала было чёткое понимание происходящего. Когда дела шли хорошо, мне звонили реже, чем когда всё шло не по плану. Так и должно быть. Если что-то нужно разрешить, достаточно лишь одного телефонного звонка. Но в «Аяксе» складывалось ощущение, что они только и делают, что проводят собрания. Почти что с самого первого дня, когда я занял пост советника, менеджмент клуба обращался ко мне крайне редко, хотя, даже находясь на расстоянии, я видел, что у них разногласия по поводу того, как можно задействовать мою роль в процессе.

Конечно, у «Барселоны» был Райкард, чья футбольная методология и менеджерский опыт давали огромное преимущество. А потом на его место пришёл Гвардиола, возглавивший первую команду «Барселоны» в 2008 году. Я тренировал их обоих, тогда как в том поколении футболистов «Аякса» не было ни одного человека, которого бы я тренировал и воспитывал. Даже в плане тактики они все получали образование в стране, чьим преимуществом никогда не была тактическая выучка: Ван дер Сар играл в Англии; Овермарс тоже; всё английские методы. А англичане никогда не были мастерами по части тактики, потому не стоило ожидать, что мои тактические рекомендации будут взяты на вооружение. Поэтому то, что происходило в «Аяксе», в футбольном смысле мало соотносилось с моим видением игры.

Были и другие неработавшие аспекты «Плана Кройффа», который являл собой новое техническое видение «Аякса». Моё имя стояло в названии плана, но на деле никакого плана не существовало, потому что моё видение было сформировано опытом, приобретённым мной во время работы под началом таких мэтров, как Ринус Михелс и Яни ван дер Вен, и идеями, которые я сам накопил, будучи тренером. Чтобы «Аякс» мог добиться успеха, требовалось сначала заложить крепкий фундамент, который бы сильно облегчил клубу задачу проведения улучшений и ускорения развития. Но, на мой взгляд, «Аякс» провалил задачу внедрения базовых принципов функционирования футбольного клуба топ-уровня, а посему любой план, «Кройффа» или кого-то другого, был обречён с самого рождения.

Когда я начинал карьеру при Михелсе, мы в ходе подготовки к турниру играли матчи каждый день – вместо того чтобы проводить дополнительные тренировки. Целью этого было проанализировать максимально возможное количество разных ситуаций и в то же время увеличить дозировку игровой практики для футболистов. Следуя этому простому и понятному методу работы, «Аякс» мог поставлять миру десятки футболистов мирового класса, и именно по этой причине я всегда работал, опираясь на аналогичные базовые принципы. Как и Михелс, я больше верил в матчи, нежели в тренировочные упражнения, и матчи служили инструментом развития. К примеру, работая в «Барселоне», я часто ставил вратаря Андони Субисаррету на левый фланг полузащиты, чтобы он мог чаще контактировать с мячом. Таким образом я надеялся улучшить его игровые связи с остальными футболистами команды. Современный «Аякс» и мечтать бы не смел о чём-то подобном.

В «Аяксе» существовали правила, на которых он и строился как великий европейский клуб, но теперь наследие этих успехов попросту игнорировалось. Кстати говоря, это не камень в огород Франка де Бура, чей контракт вскоре истекал и чья работа затруднялась массой препятствий.

В 2015 году Михаэлю Кинсбергену сказали, что он не сумел стать адекватным лидером клуба, после чего с ним не был продлён контракт. Я счёл это несправедливым отношением к нему. Он не только сумел заключить лучшую спонсорскую сделку в истории клуба, но и переопределил роль Ван дер Сара в клубе, благодаря чему бывший вратарь стал ценнейшим активом «Аякса». Кинсбергена несправедливо обвиняли в том, что он, помимо прочего, был причиной трений, возникших в техническом центре между Йонком, с одной стороны, и Бергкампом с Овермарсом – с другой. Я не очень-то понимал смысл этого, но такие вещи случаются, и Кинсбергену пришлось искать наилучшие варианты справиться с ситуацией. На мой взгляд, Тео ван Дёйвенбоде, как комиссару с богатым футбольным прошлым, следовало более решительно высказывать своё мнение. Вместо этого меня вынудили просить совет привести прагматичного Тче Ла Линга, чтобы он провёл глубокий анализ положения дел в клубе и попытался разрешить проблему, которая очевидным образом укоренилась очень глубоко.

Я был не одинок в своих опасениях. Вновь стали раздаваться призывы ко мне начать активнее участвовать в процессе управления клубом, но с практической точки зрения это было бы нереализуемо, так как я жил за границей и мог бы выезжать только на три-четыре дня в неделю. В любом случае, это было не тем, к чему я стремился. Принцип, который я всегда озвучивал, работая в администрации «Аякса», был таким: нужно попытаться заложить несколько базовых условий развития, которые обеспечат наилучшую ситуацию для тех, кто стоит во главе клуба, и после этого на основе этого видения решать будущее клуба предстоит уже новому поколению «аяксидов». Я всегда говорил, что ключевым моментом должна стать реализация плана молодым поколением людей. Я знал, что не буду жить вечно, тем более у меня уже начались проблемы со здоровьем.

Доклад Линга, утекший в прессу в конце 2015 года, говорил о том, что фундаментальные качества бывших игроков, задействованных в управлении клубом, были блестящими, но также он свидетельствовал о недостатках, которые игроки устранить не могли потому, что им не хватало опыта даже для того, чтобы обнаружить проблему, не то что устранить её. Лучшее, что они могли сделать, – это периодически признавать, что им нужна посторонняя помощь. В прошлом взять её было неоткуда, но теперь, гласил доклад Линга, были созданы дополнительные каналы поддержки.

И хотя Тче составил великолепный отчёт, быстро стало ясно, что некоторые из задействованных лиц полагают, что всё и так замечательно. На личность Линга и его вклад в работу вновь была брошена тень. К несчастью, на этот раз негатив исходил непосредственно от самого «Аякса», а не от каких-то отдельных членов администрации. Самым досадным было то, что несправедливая критика, обрушившаяся на Линга, была, по сути, оправданием для некоторых продолжать работу в том же духе и ничего не менять. Тем временем Линг воспрепятствовал тому, чтобы экс-игроков начали массово увольнять из организации. Совет комиссаров вдрызг разругался с одним конкретным человеком и не захотел продлевать контракты других. Тче подчинился этому, потому что хотел начать своё расследование с чистого листа, но он сохранил работу очень многим людям. Это объясняет реакцию некоторых бывших игроков на его действия как в частных беседах, так и на публике, и она была крайне нелицеприятной.

Вся эта кутерьма сводила на нет всякое удовольствие от просмотров матчей клуба и сопереживания ему. Не в последнюю очередь потому, что сам футбол становился всё менее и менее привлекательным, и мне как зрителю было очень скучно его смотреть. Игроки куда больше времени тратили на то, чтобы отойти к своим воротам, вместо того чтобы прессинговать мяч, тогда как при владении мячом они слишком часто играли поперёк поля. Позиционная игра и подготовка атак порой были настолько вялыми и медлительными, что полузащитники и форварды зачастую сбивались в одну кучу.

Было очевидно, что нужно что-то предпринять, но прежде чем выбрасывать сумасшедшие суммы на покупку новых игроков, нужно было сначала понять, раскрыл ли весь свой потенциал действующий состав. Эту работу должен был проделать технический центр, но я по-прежнему слышал рассуждения о том, как нужно укрепить состав и вернуть в него опытных мастеров, при том что не было никакой ясности насчёт того, всё ли клуб сделал для разрешения своих фундаментальных проблем технического характера. Улучшения должны были коснуться не только тренировочного процесса, но также и скаутской системы, а кроме того, следовало теснее сотрудничать с фарм-клубами вроде «Аякс Кейп-Таун» и «Тренчин».

Самым постыдным было то, что к концу 2015 года только одна команда «Аякса» играла футбол, близкий моему видению: А1 Вима Йонка, первая молодёжная команда клуба. Было понятно, что футбольные проблемы в «Аяксе» были следствием плохой политики в технической части. Я общался с игроками на тему игры в пас и контроля мяча, о позиционной игре и качестве футбола, но им было очень трудно впитать такое количество информации. Я был убеждён, что организация нашей игры в защите, то, как мы выходили из обороны и переключали скорости при позиционной игре, требовали решительных изменений. Нужно было как можно скорее найти новый план на игру. То, как мы играли на тот момент, нагоняло тоску, не приносило результатов и вредило талантливым игрокам. Публике происходящее не нравилось.

Было необходимо улучшить тренировочный процесс, чтобы начать показывать красивый и яркий футбол, с которым всегда ассоциировался «Аякс». Нам нужно было сообща работать над этим, сохраняя в клубе мир, и внимательно отслеживать развитие всех участников процесса, а также определять, кто не соответствует уровню и кому нужно изменить свой подход к игре. И главное – каждый должен был помнить, что всё, что он делает, должно делаться в интересах «Аякса».

Тем временем у меня становилось всё больше сомнений относительно намерений комиссара Лео ван Вейка. 11 сентября 2015 года, незадолго до утечки доклада Линга, я, Ван Вейк и Линг вместе внимательно его изучили. Лео с энтузиазмом выражал своё согласие с каждой буквой доклада. Вот почему мы с Тче были ошарашены, когда четыре дня спустя правление приняло меры, так или иначе противоположные тем, которые мы обсуждали с Ван Вейком. К примеру, Ван дер Сар призывал вернуть в клуб Кинсбергена, потому что на Эдвина свалилось столько работы, что у него почти не оставалось времени на личную жизнь. Вместо этого Эдвина нагрузили ещё большим количеством обязанностей, повысили с коммерческого директора до директора по маркетингу и одновременно с этим сообщили, что он теперь должен руководить техническим центром клуба. Тем временем Овермарса передвинули с должности директора по футболу на должность директора по игрокам, чьей единственной обязанностью были покупка и продажа игроков и составление контрактов; эта должность требует большой осторожности, ведь если в точности не объяснить то, что нужно сделать, легко может возникнуть недопонимание. Приобретения последнего сезона ясно на это указывали. Слишком часто при трансферах игроков игнорировалось мнение Йонка, эксперта, знавшего возможности своих талантливых подопечных. К тому же генеральным директором был назначен Дольф Колле. Он был банкиром, но за годы работы комиссаром он позволял специалистам заниматься своим делом. Поначалу я надеялся, что он в любом случае сможет удержать всё в узде и будет помогать бывшим игрокам. Но очень скоро его дела подтвердили обратное.

К началу ноября 2015 года я решил, что с меня хватит. Долгие годы я осознавал, что моё видение будущего «Аякса» настойчиво игнорируется. Я подозревал, что это делалось намеренно, а я в такие игры не играю. Со временем прагматик в тебе приходит к выводу, что совершенно бессмысленно пытаться что-то привнести, когда ты совсем ничего не получаешь взамен. В моём возрасте знаки и медали почёта уже ни к чему. Мне было невероятно грустно понимать, что в 16-летнем возрасте я стоял у истоков славной эпохи, а теперь, когда мне было почти 70, пришлось быть свидетелем заката. Никто не хотел слушать. Или почти никто. У каждого свои планы и устремления. Если бы проблема сводилась только к «Аяксу», ещё можно было свалить всю вину на меня, но, если смотреть на голландский футбол в целом и на провал сборной в квалификации Евро-2016 в частности, невольно начнёшь задаваться вопросом: что здесь, чёрт возьми, происходит? Мы все показательно бьём себя в грудь, но если посмотреть на результаты, можно прийти только к одному выводу: путь, которым мы пошли, привёл нас к краху, и это очень печально.

Спустя две недели после того, как я покинул клуб в конце 2015 года, Колле уволил Вима Йонка. Таким образом, в течение шести месяцев клуб покинули и генеральный директор, и глава тренерского департамента, те же люди, которые навели порядок в финансах «Аякса». Когда Колле представился мне, он сразу же честно сказал, что совершенно не разбирается в футболе. Тче и я заверили его, что мы будем помогать ему в этом вопросе. Но он мне ни разу не позвонил. Правда, что он раза три беседовал за одним столом с Тче, но толку от этого не было никакого. Даже когда Линг представил свой доклад, ясно свидетельствовавший о проблемах в клубе, он ничего не предпринял для их решения.

Колле пришёл в клуб из ABN Amro, то есть он человек из банковского сектора, который ничего не смыслил в футболе, но должен был разбираться в цифрах. С тех пор как в клуб пришёл Йонк, «Аякс» заработал порядка 85 миллионов евро от продажи игроков, которых мы воспитали, а его команда уверенно лидировала в чемпионате и не потеряла ни одного очка в молодёжной Лиге чемпионов. Когда на стол тебе легло доказательство того, что финансовое выздоровление «Аякса» во многом возможно благодаря сотрудничеству Йонка и де Бура, как можешь ты взять и выбросить за борт 50 % своей победной формулы?

Другого комиссара, Тео ван Дёйвенбоде, мы считали одним из нас. Он сам был экс-футболистом и должен был стать ключевой фигурой для бывших игроков, но по сути он просто потакал всему, что говорил и делал совет. Возьмём работу скаутов, которую критиковали за то, что скауты и люди, ответственные за тренировочный процесс, не работают сообща и не рекомендуют толковых футболистов. Однако лучший скаут, какого только можно было найти в клубе, Тонни Брёйнс Слот, с которым я работал на протяжении 11 лет, уже был в совете. Если тренеры не просили у него помощи, то хотя бы Ван Дёйвенбоде следовало указать им, что он есть в команде и может помочь. Быть может, люди из тренерского штаба были слишком горделивы, чтобы обращаться за советом к члену правления, но несомненно, что если ты применяешь свои сильные качества на деле, стандарты твоей работы повышаются, а жизнь всех вокруг становится легче, это важно понимать. Я до сих пор помню разговор, который у нас состоялся с Ван Дёйвенбоде после того, как совет комиссаров выступил с предложением приобрести конкретного игрока. Тео сказал, что трансфер потребует огромного количества денег, которых у нас не было. Две недели спустя игрока все равно купили, а Ван Дёйвенбоде был в числе тех, кто поставил свою подпись под сделкой. Тогда я спросил себя: что ты делал последние две недели? Пытался ты переубедить людей или нет? Если ты думаешь, что игрок не стоит таких денег, а кто-то считает иначе, ты идёшь к Брёйнс Слоту и спрашиваешь у него: «Послушай, надо нам платить такую сумму за него или нет?»

Ван Дёйвенбоде стал слишком активно вмешиваться, и по этой причине дела в техническом центре пошли под откос, по этой же причине уволили и Йонка. Я ставлю ему это в вину. Как представитель футболистов в высшем органе управления клубом я считаю, что он должен был гораздо активнее защищать молодых игроков.

К сожалению, никто не осознавал того факта, что «Аяксу» нужно было уходить от ситуации, в которой им управляли люди, оказавшиеся в футболе, но практически ничего в нём не смыслящие. Они не понимали, что первым пунктом повестки должен был стать поиск вариантов снова сделать «Аякс» «Аяксом». Быть может, за счёт выкупа всех акций, или ухода с фондовой биржи как таковой, или ещё за счёт чего-нибудь, что позволило бы нам вернуться к своей клубной культуре. На данный момент я приобрел опыт работы с двумя разными советами комиссаров, и этот опыт удручающе негативный. Более того, я чувствую, что два председателя совета очень сильно вводили меня в заблуждение.

Конечно, все мы совершаем ошибки. Мы все брались за что-то новое для себя, и неизбежно случалось так, что дела не шли в гору сразу же. Важно уметь учиться на своих ошибках и помогать друг другу в этом. Но в этом случае о таком сотрудничестве и речи не шло. Доказательство моих слов у нас прямо перед глазами, и я всегда ощущал, что это была одна из причин, по которой меня «ушли». То, как правление справлялось со своими обязанностями, порождало негативную энергию, которая вредила футболу. Члены клуба и его болельщики должны иметь возможность ходить на стадион и наслаждаться, поддерживая клуб. К сожалению, сейчас в «Аяксе» по-прежнему очень много политики, как в самом клубе, так и в том, что касается футбола.

Разочарован ли я молодым поколением экс-игроков? Да, хотя я считаю, что причина этого в том, как их натаскивали и тренировали, что отразилось на их восприятии игры в футбол и на том, какой стиль они практикуют. Вот почему так важно то, где ты поиграл и кто тебя тренировал, потому что это образование определяет то наследие, которое ты оставишь после себя, а также поможет отличать лучших от всех остальных. Возьмём, к примеру, мюнхенскую «Баварию». Примерно пятьдесят лет назад она играла во втором дивизионе, сейчас же она задаёт стандарт качества в мировом футболе. Выбирая директоров и тренеров, задающих определённые стандарты на поле, клуб тем самым делает себя организацией, на которую люди равняются и будущее которой в футболе интересует многих. «Бавария» показала, что для улучшения своей работы не нужно слепо копировать методы, принятые в Испании или Италии, нужно сначала посмотреть на самих себя. Под этим я подразумеваю изучение своих сильных сторон и устранение недостатков. Нельзя от немца требовать того, чтобы он играл в футбол как голландец. Или как итальянец. Просто нельзя. Так что не ориентируйтесь на них. Разберитесь сначала в себе, такой всегда была моя философия. Оправдания для того, чтобы этого не делать, вполне предсказуемы и, разумеется, часто крутятся вокруг денег, но в конечном счёте на поле выходит 11 человек против 11. Даже самый богатейший клуб мира не сможет выставить на поле 12 игроков. Вопрос всегда упирается в базовые качества, и не надо говорить мне, что у нас в Голландии сегодня базовых качеств недостаёт, будь то «Аякс» или сборная страны. Ну не может быть так, что сорок лет у нас были такие качества, а теперь они вдруг испарились. Это безумие, но это логическое следствие того факта, что на тренировках игроки более не изучают то, что им нужно в себе развивать.

К счастью, всегда найдётся исключение в правилах, такое, как Вим Йонк, поэтому мы с ним дружим. Когда никто в «Аяксе» не играл как надо, он добивался этого от своей молодёжной команды и заставлял своих футболистов оттачивать технику. Но даже несмотря на то, что его успехи были очевидны, никто не интересовался, как он их достиг, и вместо того, чтобы сделать его работу примером для всех, его просто перевели на работу в ту область, где у него почти не было опыта. Йонк рассказывал мне о бесконечных собраниях, на которых ему приходилось присутствовать и которые абсолютно ни к чему не приводили. Он был совершенно прав на этот счёт, потому что суть футбола «Аякса» не в бесконечных собраниях и обсуждениях; а в забитых голах, доминировании на поле и выходе в следующий раунд соревнований, какими бы способами он ни достигался. Но в «Аяксе» слишком много людей занято размышлениями, что приводит к бесконечным компромиссам и стремлению выжить, а навыки, требующиеся для доминирования в матчах и побед в них, начисто утрачиваются.

Это исключительно моя точка зрения. «Аякс» на самом деле состоит из двух клубов – профессионалов и любителей, и любители, у которых вообще не должно быть никакой власти, до сих пор могут увольнять боссов профессионального клуба. В результате огромное влияние тратится не на то и к футболу не имеет никакого отношения. Футбол состоит из разных специализаций, и в области каждого специалиста свои характерные особенности, так что в рамках определённой области деятельности нужно позволять специалисту спокойно работать в своём стиле. Никогда не надо учить специалиста что-либо делать. Что же до собраний, то если ты хочешь что-либо обсудить, но заранее знаешь, что против одного твоего мнения будут три мнения других людей, то зачем тебе вообще ходить на них? Смысла никакого. Гораздо лучше обсудить качества тех или иных игроков, способы развития таланта или устранения недостатков. Вместо проведения собраний лучше сконцентрироваться на создании чего-то позитивного как на индивидуальном, так и на командном уровне. Тогда обсуждения к чему-нибудь приведут.

Голландия – маленькая страна, посему нужно держать глаза широко открытыми и быть креативным по части поиска новых талантов в своём непосредственном окружении, а также в местах, где можно отыскать игрока прежде, чем это сделает другой клуб. Есть огромный спектр деталей, над которыми вам всем нужно сообща работать. Иногда это сработает, иногда нет, но для начала нужно уметь распознать возможности как таковые.

Вот почему то, что я сегодня говорю о футболе, не отличается от того, что я говорил о нём двадцать лет назад. Я не изменил своего мнения. Но есть и кое-что ещё; кое-что новое, о чём я тогда не знал. Люди не должны просто привносить свои качества, они должны быть готовы делиться знаниями с другими и учиться у них сами. Ту же философию я применяю в Институте Кройффа. На лекциях собираются студенты со всего света, но, когда они учатся, нужно объединять их вместе. Чтобы создать крепкий коллектив, от которого спорт только выиграет.

С тем же отношением мы приступили к работе в «Аяксе» после всей той шумихи. Нашей целью было движение к вершине европейского футбола, и она была достижимой. В вопросах техники, тактики и качества игры я разбираюсь, потому что сумел добиться успеха в «Аяксе» в 80-е, а потом повторил его и в «Барселоне». Благодаря привлекательному футболу, выстроенному за счёт правильного сочетания доморощенных талантов и нескольких приглашённых звёзд, этим командам удавалось выигрывать крупные трофеи в течение двух сезонов с начала моей работы.

Опять-таки посмотрите на «Баварию». Ей удалось то, что, как все думали, будет клубу не под силу: мюнхенцам удалось ликвидировать отставание от лучших команд Италии, Испании и Англии, и это в клубе, который базируется даже не в столице страны. Но клуб всегда зависит от людей со знаниями. Все и вся, какую бы должность они ни занимали, должны ставить свои сильные стороны в услужение остальным, а остальные должны отвечать им взаимностью.

Вим Йонк в этом смысле идеальный пример. Он открыт ко всему, но требует, чтобы дело делалось как следует. Нельзя просто сказать ему: «Я не согласен с тобой, не мешай». Не получится, потому что он лучший, а значит, должен стоять во главе процесса. Конечно, он будет допускать ошибки, но потом, при их разборе, он захочет узнать мнение других людей, чтобы понять, что они могут привнести. Проблемы появляются, когда кого-то, кто знает больше, списывает со счетов человек, обладающий куда меньшими познаниями. Очень многие директора и президенты считают, что должны контролировать тех, кто работает под их началом, хотя на самом деле всё должно быть как раз наоборот. Они должны позволять тем, кто знает больше их, вести и направлять себя. Их раздутые эго требуют, чтобы они установили закон, когда на деле им попросту не хватает знаний для этого.

Можно мгновенно распознать таких людей, задав им вопрос на любую тему. Либо ты получишь ответ от человека, способного поставить себя на твоё место, либо услышишь ответ от того, кто попытается убедить тебя в собственной правоте и в том, что его решение – единственно верное. Когда я задаю вопрос, я просто хочу узнать то, что мне нужно знать, потому что в конечном счёте информация важнее интеллекта. Мне не нужна полная выкладка с приведением источников; до тех пор, пока я получаю нужные ответы от нужных людей, я буду на шаг впереди того, кто может иметь лучшее понимание происходящего, но меньше информации. Вот почему как тренер я собирал максимально большую команду, чтобы раздать ответственность за все аспекты процесса тренировки и подготовки игроков. Дело не в желании быть боссом и раздавать указания, а в стремлении облегчить работу людей, разбирающихся в чём-то лучше меня. Я должен был создавать ситуацию, при которой они могли бы заниматься своим делом, а мне не приходилось бы говорить им, что делать. Специалисты, которых я набирал, не были моими ассистентами, они стояли во главе конкретной сферы деятельности, так же как я нёс ответственность за технику и тактику.

К сожалению, очень мало директоров имеют в достаточной степени широкий кругозор, чтобы работать в таком формате. Зачастую в них видно стремление выйти в эпицентр всеобщего внимания, а всю работу переложить на других, и, несмотря на все годы своей работы в футболе, я так и не научился понимать такой подход. Как я всегда говорил, нужно дать экспертам в своём деле заниматься своей работой. В конце концов, когда у нас начинают болеть зубы, мы отправляемся к дантисту, потому что он разбирается в лечении зубов. Если вдруг начинает подводить зрение, мы идём к окулисту, потому что этот парень разбирается в глазах. В футболе всё должно быть точно так же. Если всплывает проблема А, ты обращаешься к тому человеку в клубе, кто понимает, что вызвало возникновение проблемы А, и кто может решить её. Если ты, будучи тренером или боссом, не разделяешь такого отношения к делу, то у тебя постоянно будет очень много дел.

То же касается и медицинских вопросов. В «Аяксе» были врачи, но по-настоящему клуб нуждался в человеке с обширными контактами в сфере медицины. В ком-то, кто мгновенно находил бы решение конкретной проблемы, но не за счёт собственных методов лечения, а за счёт поиска того, кто имеет для этого необходимую квалификацию. Такой человек отправляет футболиста на лечение, а потом тщательно следит за процессом. Ему не нужно уметь самому проводить операцию. Его сильное качество в том, что он знает, кто лучше всех подходит для решения проблемы, и организует приём игрока у того, кто точно найдёт наилучшее решение проблемы. Но кто из комиссаров, председателей, или как они там называются, проверяет работу врачей? Кто из них стремится удостовериться, что доктор компетентен по части здоровья игроков? Такие принципы должны касаться не только медперсонала клуба.

В этом отношении Дэви Классен, один из главных звёздных игроков нынешнего «Аякса», и я попытались подать хороший пример. Он был травмирован какое-то время и не мог играть, но никто не мог сказать, что с ним не так. Тогда я подключил своего знакомого из Барселоны, чтобы он осмотрел Дэви и попытался понять, в чём проблема. Он тут же обзвонил самых разных специалистов, даже тех, кто специализировался на зрении и зубах. В итоге он нашёл человека, который сказал: «Эй, это же моя сфера, я понимаю причины проблемы». Внезапно Классен пошёл на поправку и вскоре смог опять начать играть. Вот о чём я говорю, так всё и должно быть. Но так можно работать, только если ты готов проглотить свою гордость и признать, что в этом деле есть люди, разбирающиеся лучше тебя, и в твоей записной книжке должны быть их номера.

Такое же отношение применимо и к Франку де Буру. Он не получал помощи, поддержки или советов от кого-либо и посему так упорно следовал видению игры, которое оставалось непонятным мне и многим болельщикам «Аякса». Но в организации, не способной по максимуму раскрыть сильные стороны людей, тяжело придётся даже тренеру. Для меня сегодня образец для подражания в плане игры – это «Барселона» и «Бавария», а в «Аяксе» подобного почти нет, что само по себе иронично, ведь эти два клуба больше всех остальных вдохновлялись «Аяксом», и посмотрите, насколько они сегодня успешны. Но если твой родной клуб больше не имеет желания следовать тем же путём и не видит своего будущего в нём, то тебе нужно поступить честно и просто отойти в сторону.

Я прихожу к выводу, что принял верное решение, порвав с клубом. Не в последнюю очередь из-за того, как «Аякс» обошёлся с Вимом Йонком и Тче Ла Лингом, двумя людьми, которыми я очень сильно горжусь. Стоя во главе тренировочного процесса, Вим проделал блестящую работу, а потом его уволили. Он был единственным, кто следовал принципам, озвученным в «Плане Кройффа»; он хотел говорить о футболе, но был вынужден уйти, потому что не смог войти в администрацию клуба. Линг пытался помочь превратить «Аякс» в большей степени в футбольный клуб, чем в бизнес-предприятие, но когда я увидел, как люди восприняли его доклад – начав засыпать его самыми странными инсинуациями, – мне многое стало ясно.

В конечном итоге обязательно наступит такое время, когда клуб осознает, что что-то пора менять. Если они разберутся с этим, они обязательно найдут людей, которые претворят в жизнь перемены, как хотят того действительно преданные клубу его члены и болельщики, и когда это случится, я буду частью этого процесса, потому что всегда готов прийти на помощь «Аяксу». Если понадобится решить проблему, то я всегда буду готов помочь, если позволит здоровье и если все поддержат меня. Потому что теперь я стараюсь смотреть на всё позитивно: я заключил, что всё в итоге сложится хорошо и что революция, которую мы начали столько лет назад с Михелсом, чего-то стоила. Что нам придется набить несколько шишек, чтобы прийти в себя. Может, на это уйдёт год, десять лет, кто знает? Как бы то ни было, это произойдёт тогда, когда в клубе начнут прислушиваться к правильным людям. Людям, искренне любящим клуб и понимающим, что олицетворяет «Аякс». Если это произойдёт, наша борьба не будет напрасной.

Глава двенадцатая Обучение

В футболе я попробовал почти всё. Был игроком, тренером и функционером. Единственное, чем мне не довелось заняться, – потренировать национальную сборную. Думаю, что это единственный изъян в моей карьере. Чем старше я становился, тем сильнее было моё недовольство от того, что в 1990 году Ринус Михелс обошёл вниманием моё желание потренировать голландскую сборную на чемпионате мира. Я примирился с Михелсом после этого, но я до сих пор ощущаю горький осадок от того, что не смог достичь чего-то совершенно особенного, тем более что время тогда было подходящее. Игроки сборной были на пике карьеры, и после победы на Евро в 1988-м были готовы добиться величайшего успеха в истории голландского футбола. То же касалось и меня как тренера и, учитывая, мой послужной список в клубе и сборной, я надеялся, что меня назначат. Я также был в курсе, что и игроки хотят того же самого, ведь так мы могли бы объединить свои силы и стать наконец чемпионами мира, как это нужно было сделать в 1974 и 1978 годах. Но не срослось, потому что у Михелса были другие планы. Пойдя наперекор желанию главных звёзд команды, таких, как Руд Гуллит, Марко ван Бастен, Франк Райкард и Рональд Куман, он оставил меня за бортом.

Будучи членом технического совета, он, как выяснилось, не хотел лишний раз лезть на рожон и портить отношения с KNVB, потому что, по всей видимости, услышал, что я планировал свергнуть всю организацию. Чушь собачья. Конечно, я хотел набрать собственный штаб из технических специалистов и поменять кадровый состав, чтобы мы могли направить все самые лучшие ресурсы на борьбу за титул чемпионов мира и повысить свои шансы на завоевание трофея, но это вовсе не означало, что я собирался идти в атаку на KNVB. Я бы заплатил за провал своей головой, так что я просто хотел оговорить условия, на которых будет набираться команда, что я делал всегда, будучи тренером. На ключевые позиции я бы поставил людей, имеющих опыт работы на высшем уровне и привыкших к огромному давлению, с которым они сталкивались каждую неделю, а не тех, кто испытывает что-то подобное раз в два года.

Михелс и я потом обсудили этот вопрос. Сразу после чемпионата мира он приехал в наш тренировочный лагерь в Барселоне, чтобы объясниться. Разговор получился вполне дружеским, но я до сих пор не понимаю мотивов его решения. Может, дело было в ревности, кто знает. Конечно, он поиграл и поработал на всех уровнях и добивался успехов всюду, куда бы ни приходил, а это порой тешит самолюбие некоторых людей. Может, тот факт, что ему каждый день приходилось слушать о том, как я хорош в своём деле и как здорово он мог бы сработаться с этим Кройффом, спровоцировал защитную реакцию с его стороны.

Впоследствии я стал думать, что в проблемах Михелса с сердцем не было ничего удивительного, потому что часто ему приходилось притворяться тем, кем он в действительности не был. Я это знаю потому, что знал, каким он был на самом деле. Он был очень жёстким, но по личному опыту я знал, что в случае необходимости он мог лично отвести тебя к доктору или сделать тебе массаж. Он очень заботился об игроках. И если мы сидели в ресторане или кутили на вечеринке, он мог вдруг взять и запеть посреди ужина, так что я думал про себя: как он, Христа ради, может такое исполнять, если только что чуть не убил нас на тренировке?

Во время совместной работы с ним в «Лос-Анджелес Ацтекс» в 1979 году я открыл для себя другую его черту: он был суеверным. Как-то раз мы выиграли матч, когда на Михелсе были очень запоминающиеся туфли – белые с чёрными кисточками; наподобие тех, что носят гольфисты. Выглядели они ужасно, но он долгое время надевал их на каждый матч, думая, что они приносят удачу. В Европе бы он никогда так не сделал, там у него сложился определённый имидж, и думаю, что он хотел его поддерживать. Порой ему приходилось заставлять себя этот имидж поддерживать. В этом смысле Михелс был человеком крайностей, который не облегчал себе жизнь. Даже несмотря на то, что он запорол чемпионат мира-1990 для поколения блестящих футболистов и меня лично, я все равно испытываю к нему тёплые чувства. Он поддержал меня, когда умер мой отец, когда я не стоял крепко на своих ногах, и забыть такое я не могу.

В моей жизни часто такое случалось: люди, с которыми у меня была особая связь, внезапно подводили меня. Так было с Михелсом, так было с Питом Кейзером, Карлесом Решаком, а позже и с Марко ван Бастеном. Оглядываясь в прошлое, кажется, что это было вполне в духе человеческой природы. К тому же такое часто происходит с великими, внезапно берётся какое-то соперничество, а потому что они ощущают себя великими, они перестают внимать и слушать. За эти годы я много раз пытался поставить себя на их место, особенно часто это касалось ситуации с Михелсом, Кейзером и Решаком. Когда я думаю об этом, мне начинает казаться, что я многому научился у них, но они при этом никогда не хотели учиться у меня. Думаю, что это многое говорит о разнице между нами. Возьмём Пита Кейзера. Когда я познакомился с ним, будучи молодым парнем, он был на три-четыре года старше меня. У меня не было отца, а потому он взял меня под своё крыло. «Иди домой, приятель, иди и выспись, завтра у тебя матч», – говорил он мне. После этого он сам мог поехать куда-нибудь веселиться, но за мной он приглядывал. Мне было 16–17 лет, и я порой подрезал у него его мотоцикл или уезжал с тренировки на чужом велосипеде. Во всяком случае, я постоянно выкидывал какие-то фокусы, а когда такое случается, всегда полезно иметь рядом взрослого человека, способного тебя немного приструнить. Это важно до тех пор, пока не происходят перемены. Как, например, на том голосовании игроков «Аякса», когда коллектив выбрал капитаном Пита, а не меня, после чего я перешёл в «Барселону». Или когда он много позже не согласился со мной в том, как нужно реорганизовать «Аякс». Но как я уже говорил, это очень по-человечески. В любом случае, зла на него я не держу. У меня по-прежнему свой взгляд на этот вопрос, но я никогда не забуду помощь, которую он мне оказал.

Ситуация с Карлесом Решаком, бывшим моим ассистентом в «Барселоне» до того, как меня уволили, больше вопрос менталитета. Конечно, Михелс был упрямым человеком, я, наверное, тоже, но Решак упрямым не был. Он никогда не плыл против течения, но, если это делал я, он часто высказывал мне своё мнение. Когда такое происходило, он часто шёл дальше меня. В итоге я списал наши разногласия на тот факт, что он был каталонцем по своему менталитету. Не знаю, в школе он впитал его или так его воспитали дома, но, когда дело доходило до таких вопросов, Решак совершенно не соответствовал голландскому менталитету или привычному мне образу мышления. Он высказывал мне своё мнение, но сам никогда не приступал к активным действиям. Он не мог решиться на это, тогда как я всегда был человеком, готовым высказываться, если что-то идёт не так. И я всегда следил за тем, чтобы высказывать своё мнение и одновременно предлагать решение проблемы. Как бы то ни было, у вас никогда не родились бы сомнения насчёт того, что я думал по тем или иным вопросам, тогда как Решак всегда плыл по течению – в этом и состояло основное различие между нами.

Марко ван Бастен был блистательным футболистом, чрезвычайно талантливым и очень умным – во всех смыслах. Я не всегда был ему нужен, ему не всегда хотелось учиться у меня. Его поведение отличалось от того, как вёл себя Пеп Гвардиола, например. Когда он был игроком, «Барселона» хотела избавиться от него, потому что в клубе его считали долговязой каланчой, не умеющей обороняться, напрочь лишённой физической мощи и не способной выигрывать воздух. И его обвиняли во всех грехах, ставя ему в укор игровые недостатки, тогда как я полагал, что все эти аспекты игры он в состоянии освоить. Все эти люди не видели главных качеств Гвардиолы, которые необходимы для выступления на высочайшем уровне: скорость принятия решений, техника, видение игры. Это феномен очень редко встречается в людях, но в его случае он присутствовал, несомненно. Вот почему теперь я с огромным интересом слежу за развитием карьеры Серхио Бускетса. В «Барселоне» постоянно говорят о всех прочих игроках, ведь они так хороши. Но мне было бы интересно посмотреть на всех этих игроков, когда Бускетса в команде уже не будет. Думаю, что все будут шокированы, увидев то, как сильно переменилась команда с его уходом. Думаю, что Бускетс станет хорошим тренером. Как и Гвардиоле, ему приходилось работать чуть усерднее, чем всем остальным, чтобы оказаться там, где он есть сейчас. Успех не дался легко ни одному из них.

Помимо своих футбольных качеств, Гвардиола обладает очень сильным характером и гибким умом. С ним можно обсудить всё на свете. Он много читает, перед приходом в «Баварию» он смог очень быстро выучить немецкий. Таким людям никогда не бывает трудно задавать вопросы, и хотя Гвардиола не из тех, кто слепо полагается на мои советы, ему всегда любопытно узнать моё мнение.

До сих пор помню тот день, когда его назначили тренером «Барселоны Б». Он хотел узнать, что я думаю об этом назначении, и я сказал ему, что, на мой взгляд, он должен следовать одному правилу. Он должен уметь говорить президенту: «Убрался из раздевалки. Решения тут принимаю я». Только тогда он будет подходящим кандидатом для работы в первой команде. Если он не сможет поступать так, то выше второй команды ему не прыгнуть. Я имел в виду, что он должен быть боссом, тем, кто решает, что случится дальше, со всеми вытекающими последствиями. Но никогда он не должен доходить до увольнения по чьей-то инициативе. Нужно работать так, чтобы в ретроспективе можно было сказать: «Да, я был идиотом, но я нёс ответственность за свои поступки». Или: «Я делал то-то и делал это хорошо, в следующий раз я сделаю то же самое. И плевать, что они скажут или сделают». Образ мышления Пепа вполне вязался с этим, он воспользовался этими советами и сочетал их со своим собственным видением.

Несмотря на то что и ван Бастен был очень умён, мои отношения с ним всегда развивались в другом ключе. Я много размышлял об этом, и в конечном счёте обнаружил главное различие между Пепом и Марко. Как я уже сказал, не будь меня в «Барселоне», Пепа, скорее всего, продали бы в другой клуб. С ван Бастеном история была совсем иной. Он стал бы игроком мирового класса и без меня. Я не был ему нужен для достижения этой цели. Но Марко, наверное, видел во мне человека, выпустившего его на поле в игре с «Гронингеном» в начале его карьеры в «Аяксе», когда состояние его лодыжки вызывало некоторые сомнения. В той игре он настолько усугубил свою травму, что годы спустя был вынужден завершить карьеру раньше времени. Я пытался ставить себя на его место и понял, почему он не проявлял уважения ни к каким моим советам, что я давал ему впоследствии. Это была своего рода месть за то, что он позволил мне убедить его сыграть в матче, который испортил всю его дальнейшую карьеру. Если так рассуждать, то все его реакции станут совершенно понятными. Вот почему все проблемы с Михелсом, Кейзером, Решаком и ван Бастеном я считаю порождением нашей природы – такие мы люди, таковы наши характеры. Я не держу зла ни на кого из них. С Михелсом я примирился незадолго до его смерти в 2005 году и по-прежнему поддерживаю связь с Пепом.

Я до сих пор много думаю обо всём этом, и после того, как в октябре 2015 года мне поставили диагноз рак лёгких, я получил невероятное количество позитивной энергии от многих бывших партнёров и игроков, которых тренировал. Даже от тех, кто едва ли может сказать, что я относился к ним деликатно. Это свидетельствует об их уважении ко мне, поскольку, несмотря на все наши разногласия, они все пришли к выводу, что примирение – единственный путь вперёд. Это стало хорошей новостью для меня после всех этих лет, потому что мне было очень интересно, как они отреагируют; увидят ли когда-нибудь всё так, как видел я. Я умел правильно всё преподнести, но порой у меня просто не получалось.

Работая в футболе топ-уровня, мы все оказывались под давлением, и каждый время от времени доходил до точки слома. Это касалось раздевалки в первую очередь, но, стоило нам выйти за дверь, все споры заканчивались, для меня так точно. Приятно осознавать, что игроки, знакомые мне с тех лет, повзрослев, стали лучше меня понимать, и на место неприятия пришло уважение. Иногда и нечто большее: я открыл для себя, что некоторые вещи, которые я едва замечал, они находили исключительными по важности. Касалось ли это Рональда Кумана или кого-то из молодых, мне всегда было приятно делать такие открытия.

Конечно же, в значительной степени это касается и ремарки Гвардиолы о том, что я принёс в «Барселону»: «Йохан построил собор, наша задача – поддерживать его великолепие». Это не просто блестяще подобранные слова, это слова очень трогательные. Ведь я просто делал то, что считал наилучшим для всех, как в «Барселоне», так и в «Аяксе». К счастью, в «Барселоне» это сработало, но во многом благодаря таким людям, как Франк Райкард, Хенк тен Кате, Пеп Гвардиола и Чики Бегиристайн, этот собор, как здорово окрестил его Пеп, стоит и по сей день. Я искренне благодарен им за это. Ведь такой футбол люблю не я один, его любят болельщики. Это такой футбол, каким он и должен быть.

Я позитивно настроен по поводу будущего футбола, хотя думаю, что сейчас его ждёт период большого хаоса. Сейчас деньги правят бал, и особенно очевидно это в Англии. Коммерция – часть футбола, она тоже полезна, но у всего должны быть пределы. В этом плане проблемы порождают не футболисты и не коммерция как таковая, а по большей части директора, которые всё никак не оставят в покое спортивную составляющую жизни клуба. Возьмём для примера развитие молодых талантов в Англии, которое оказывает влияние на национальную сборную. Существует серьёзный риск для её благополучия в связи со слишком большим количеством иностранцев в Премьер-лиге. Одним из решений может быть ограничение числа иностранных игроков до максимум пяти в заявке на матч. Чтобы всё прояснить, сразу скажу: ничего не имею против иностранных футболистов. В этом плане я сам был пионером, когда приходил в «Барселону». Я добавил команде то, чего ей не хватало, как это прежде сделали Велибор Васович и Хорст Бланкенбург в «Аяксе», когда я там играл.

Однажды я посоветовал голландской футбольной ассоциации заключить джентльменское соглашение с профессиональными клубами, чтобы каждый из них пообещал включать в стартовый состав по меньшей мере шестерых футболистов с голландским паспортом. Это вынудило бы клубы больше внимания уделять воспитанию молодёжи. Конечно, социальная политика – замечательная вещь, но и за собой следить нужно. Я не хочу придать ей негативный или позитивный окрас, просто стремлюсь к полной объективности, действуя исключительно в интересах футбола, где зачастую многие вещи сильно отличаются от других жизненных сфер и оказывают другой эффект. На секунду забудьте об общеевропейских тенденциях и решите, единым голландским фронтом, собрать все клубы страны воедино и договориться с ними о том, что они должны выставлять на поле по меньшей мере шестерых игроков с голландскими паспортами, то есть максимум пятерых иностранцев. Мне нет дела до того, что творится в Испании и Англии; так мы должны рассуждать, мы должны в первую очередь думать о себе, как это делают американцы. Там никто не имеет непропорционально большого влияния на политику в Major League Baseball, NBA или NFL. Они организованы таким образом, что все решения принимаются в интересах спорта. В этом плане Европа сильно отстала от жизни. Помимо этого, у клубов больше нет местных владельцев, деньги приходят к ним из-за границы, а значит, решения, влияющие на игру в Англии, всё чаще принимаются в офисах компаний в Америке, Азии и на Ближнем Востоке. Это создаёт дисбаланс, тогда как каждая страна должна думать, опираясь прежде всего на ситуацию внутри себя. Иначе всё будет только ухудшаться. Когда-то клубы из Голландии, Бельгии и Шотландии были в числе тех, кто задавал тон в европейских соревнованиях высшего уровня, но сегодня их никто не берёт в расчёт. Неужели их интерес к игре настолько упал? Или дело в том, что их отодвинули на задний план потому, что у них не хватает денег? Открытый вопрос. Гораздо важнее задаваться вопросом: «Что можно с этим сделать, чтобы изменить такой расклад?»

Футбол на топ-уровне строится вокруг техники, тактики, тренировок и финансовых вливаний, так было всегда. Обстоятельства в разных клубах и странах могут меняться, но фундаментальные принципы остаются неизменными. В Нидерландах базой футбола всегда была техника. Нужно всегда держаться за это, потому что никакого другого стиля игры голландская публика не приемлет. То же касается и Каталонии. Надеюсь, что там тренеры и менеджеры и впредь будут опираться на эти принципы при формировании состава. Иньеста и Хави, к примеру, не «два быстрых хавбека», а «два футболиста». А футболист должен играть с мячом в ногах. Он должен как можно меньше бегать, потому что чем сильнее он будет уставать, тем хуже будет качество его техники. Вот почему нужно работать над тем, как ограничить вредные эффекты бега на конкретного игрока. Какой вариант выбрать? Более высокий уровень физической подготовки, лучшее техническое оснащение игрока или больше скорости в игре? Ответом должно быть стремление к качеству, которое удовлетворит болельщиков. Потому что в конечном счёте все команды играют ради публики. Я, будучи голландцем, не могу приехать в Англию или Италию и начать играть там в тот футбол, который мне нравится. Нет, ты играешь в такой футбол, какой ждёт публика. Публика должна приходить на стадион, он должен заполняться. В «Барселоне» это отлично видно, клуб сделал выбор в пользу конкретного видения и держится за него уже почти тридцать лет. Тренер, желающий изменить подход, столкнётся с проблемами, потому что публике это не понравится.

Так что основное русло остаётся прежним, но между Командой Мечты и «Барсой» Гвардиолы существует большая разница, и она заключается в ловкости и скорости игроков. Вопрос не должен затрагивать желание изменить видение клуба, он должен касаться поисков путей улучшения уже существующей модели. Нужно продолжать задавать вопрос так: можно ли это делать ещё быстрее? Если дело касается чего-то важного, например контроля мяча, то нужно работать над увеличением скорости передач без ущерба для их точности. Если же вопрос не касается чего-то важного, то и волноваться о нём не стоит. Нужно также уметь оценивать и понимать, что быстро, а что нет. Анализ деталей игры в футболе топ-уровня – самое сложное дело из всех. Способность всё проанализировать таким образом, чтобы можно было добыть победу не за счёт какой-то комбинации, а порой за счёт действий, на два-три хода ей предшествующих. Как игроки получают мяч и как им распоряжаются? Хватило бы им одного касания или их требуется два? Насколько качественным был контроль мяча получающим пас игроком? Потом нужно разбираться с защитником. Человек, играющий в составе сильной команды, склонен несколько расслабляться в матчах с более слабыми соперниками. В результате темп падает, и передачи не приходят туда, куда нужно. Или приходят, но слишком поздно. Такие детали нужно уметь подмечать. Для Нидерландов это сейчас проблема. Весь мир до сих пор восхищённо обсуждает наш стиль игры в футбол, вот только голландских тренеров, знающих, как нужно тренировать игроков для такого стиля, осталось очень мало. Я предвидел это 15 лет назад. Схемы игры менялись, а это приводило к тому, что свободное пространство использовалось иначе.

Когда ты сидишь за столом и ешь, ты орудуешь вилкой и ножом. Так было сто лет назад, и через сто лет будет то же самое. Некоторые вещи не меняются. То же касается и футбола. Сначала нужно отладить базовые элементы, а уже потом задумываться об улучшениях. В Нидерландах базой решили пожертвовать. Еда готовится лучшими поварами, но мы забываем, как держать вилку и нож. Хороший пример – вратари. Когда в 1992 году правила изменились таким образом, что вратари более не могли брать мяч в руки после паса назад от своего игрока, им пришлось улучшать свою технику работы с мячом ногами. До той поры у большинства вратарей была очень плохая техника игры ногами, сегодня же у 90 % голкиперов длинный пас поставлен лучше, чем у 90 % полевых игроков. Это доказывает, что навык можно приобрести посредством тренировок. В наши дни вратари умеют играть обеими ногами. Как вышло так, что они научились делать то, что освоили лишь четверть полевых игроков? Это говорит о том, что голкипер знает – умение играть обеими ногами есть важнейший навык, над которым он должен работать, и эта работа приносит ему хорошие плоды. Почему же полевые игроки не заняты тем же?

Командные тренировки – это, конечно, замечательно, но игрокам также нужно понимать, как можно развить свои индивидуальные навыки на пользу команде. Даёшь ли ты как тренер своим футболистам домашние задания? Отводишь ли ты пару игроков в сторону после тренировки, чтобы объяснить разницу между пасом верхом и пасом по земле – что мяч, катящийся по земле, двигается медленнее? Он кажется более простым в исполнении, но на практике гораздо сложнее его эффективно контролировать, такой пас требует от его адресата большей концентрации. Вот почему так часто можно увидеть плохой контроль медленного паса, потому что получающий мяч игрок не концентрируется как следует, в то время как при более сложной передаче концентрация обычно выше, следовательно, ниже вероятность ошибки. В любой комбинации задействованы по меньшей мере два футболиста, но слишком много внимания уделяется при этом тому, как они играют индивидуально, тогда как важно то, как они играют вместе.

К тому же физическое и психологическое состояние игроков всегда подчинено футболу. Конечно, нужно учитывать оба фактора, но всегда рассматривать их с точки зрения футбола. Если кто-то показывает плохую форму, начните разбирать его футбол, прежде чем пытаться анализировать психологическое состояние игрока, ведь если футбол хорош, он генерирует столько позитивной энергии, что и ментальный, и физический аспект может перестать быть проблемой. Вспомните себя в детстве. Когда вы играли в футбол после школы, вы уставали? Нет. Вы просто крепко спали ночью.

Внешнее воздействие тоже может сказываться на том, как игроки выступают на поле. Журналисты часто ищут поводы для того, чтобы написать что-нибудь, но стоит только начать верить в то, что вы прочтёте в их газетах, вы сразу окажетесь в опасности самообмана. Единственное мнение, которое должно иметь для вас значение, это мнение вашего тренера. Отчёты в газетах часто пишутся для того, чтобы продавать эти газеты. Приятно читать что-то позитивное, не так приятно читать критику, но зачастую выводы репортёров отличаются от выводов тренера. Эти две вещи нужно чётко разделять. Отчёты о матчах «Барселоны» почти всегда концентрируются вокруг Месси, Неймара и Суареса, в то время как Иньеста и Бускетс делают черновую работу за них. Каждый великий игрок стоит на плечах своих партнёров по команде.

Даже ошибки в обороне могут спровоцировать проблемы впереди, потому что часто в футболе успех зависит от очень малых расстояний – позиционная разница в метр или меньше, например. Так что если мяч движется слишком медленно, у твоего соперника будет время приблизиться к тебе. Если мяч движется быстро, есть вероятность, что он опоздает и не успеет накрыть. О таких деталях я говорю. В футболе топ-уровня их великое множество, но также они определяют стиль игры. Немногим тренерам хватает мастерства и знаний, чтобы обучить этому, и в результате игроки оказываются подвержены большему стрессу. Это наносит ущерб таланту. Мне нравятся техничные футболисты, умеющие думать в рамках интересов команды. Я уже упоминал Иньесту и Хави, которые целиком и полностью опровергли теорию о том, что лишь физически сильным футболистам, способным очень много бегать, под силу играть на их позициях в центре поля. Многие тренеры думают так же и предпочитают иметь в полузащите больше мускулов, чем техники. Это видно в системе 4-3-3. Она была рождена для голландского футбола, но очень многие тренеры теперь не в состоянии поддерживать такой атакующий стиль игры. В итоге команды начинают играть всё глубже и глубже в надежде на контратаку. Но любой, кому хватит духа правильно применять схему 4-3-3, в конечном счёте будет вознаграждён. Если будет выбирать для неё подходящих игроков.

Складывается впечатление, что в наши дни всё рассматривается через призму решений. Все применяют видео, анализируют и пытаются всё объяснить. Решите проблему сами! Вот что я всегда говорил людям. Возьмём контратаки, в которых один защитник оказывается против двух форвардов. Как игрокам атаки избежать попадания в офсайд? Пусть они сами разберутся. Мастерство игрока также предполагает умение видеть то, что видит соперник. То же касается и решений. Если ты тренер, не разжёвывай их игрокам, пусть они сами найдут решение. Тренеров это касается в той же степени. Помню, как «Барселона» играла с «Атлетико Мадрид». Их нападающим был Хосе Эулохио Гарате, футболист далеко не первоклассный, но что бы мы ни делали и как бы ни играли, у него всегда было по три явных голевых момента за игру. Мы долго ломали головы над этой проблемой. Пытались ставить себя на место их нападающего. Мы обсуждали и дискутировали на эту тему какое-то время, пока кто-то не упомянул, что он очень хорош по части ухода от опеки. Но, само собой, он мог бы уходить от своего опекуна, только если бы у него этот опекун был. И тогда я сказал: «А знаете, что мы сделаем? Мы перестанем его опекать». Все сразу сказали, что я слетел с катушек. Но в этом и крылось решение. Как правило, Гарате играл так: уводил опекуна с позиции, что облегчало ему уход от опеки в последующие секунды. Он просто думал чуть прогрессивнее, чем мы. Тогда в следующем матче мы не стали его опекать, перестав бегать за ним и позволив играть свободно. Кто-то сказал: «А что, если он забьёт нам два гола?» Я ответил: «Значит, нам не повезло».

После этого проблем с Гарате у нас не было. Без соперника он не знал, что ему делать. Он потерял ориентир, коим был для него его опекун. Так мы решили проблему, взглянув на неё иначе. Изначально все запаниковали, но, чтобы добраться до корня проблемы, нужно попробовать разные подходы. Вот почему сам футбол всегда должен лежать в основе всего, и по этой причине я в принципе против всех инноваций, о которых ходят разговоры в наши дни. Таких, как камеры на линии ворот. Футбол – единственный вид спорта, в который играют исключительно ногами. Вот почему шанс на ошибку намного выше. Нет никаких тайм-аутов, что только усложняет тренерскую работу во время матчей. А это снова повышает шанс на ошибку.

В самих правилах игры это просматривается. Они предполагают такие субъективные элементы, как засчитывание гола в случае, если мяч не пересёк линию ворот, и наоборот. Чтобы после матча мы могли пойти в бар и обсудить случившееся. Такие вещи рождают споры и футбольную атмосферу. Ты беседуешь с друзьями за парой бокалов пива. Это тоже часть игры. Применим технологию определения гола, все обсуждения уйдут. Самое замечательное в разговорах о футболе в том, что каждый может говорить то, что хочет, и даже если кто-то по большей части неправ, частично он прав всегда. Конечно, очень плохо, что в матче Англия-Германия на чемпионате мира-2010 не был засчитан великолепный гол Фрэнка Лэмпарда. Но вместо разговоров о камерах можно обсудить квалификацию лайнсмена и главного арбитра. Неужели нам не следует задать такой вопрос: а может, надо лучше готовить судей?

Футбол одновременно игра ошибок и мастерства. Большие и маленькие ошибки постоянно совершаются по всему периметру поля. Кто-то оказывается один на один с голкипером и не забивает; другой промахивается с пенальти – так работает эта игра. До сих пор помню матч в Кубке Англии много лет назад, когда голкипер отразил три пенальти. Что делать в такой ситуации? Уволить тренера? Разогнать игроков, не забивших пенальти? Конечно, нет – такое бывает, потому что каждый понимает, что в любом матче есть возможности. Обычно они используются, иногда нет. Но правильно ли с пониманием относиться к игроку, промахивающемуся по пустым воротам, и при этом не прощать ошибок рефери, неправильно истолковавшему ситуацию? Или же лучше будет сказать: «Они все бегают по полю, пусть занимаются своим делом, и до свидания».

Разумеется, каждый должен соответствовать одинаковому базовому критерию оценки. Игроки на поле тренируются по максимуму, так что и судьи должны быть подготовлены по максимуму. Но поскольку футбол – игра ошибок, то и судьи будут периодически их совершать, так же как лучшие бомбардиры порой промахиваются, а лучшие голкиперы роняют мячи из рук. Об этих ошибках миллионы людей будут говорить днями, месяцами, а то и годами. В этом и состоит прелесть футбола, и мы не должны забывать об этом. Вот почему так важно, чтобы футбол оставался под контролем футболистов – начиная от игры на поле и кончая делами в правлении клубов. Может, такой подход слишком примитивен, но так я считаю, и из-за этого я так часто вступал в баталии с директорами. Они хотят определять, что происходит на поле, сидя в своих офисах, тогда как я считаю, что люди на поле должны определять, что делать директорам. Директора, на мой взгляд, всегда должны быть на втором месте. Я почти всегда замечал, что они относятся к футболистам свысока. Как я уже упоминал, люди с таким отношением часто чувствуют своё превосходство и считают, что непременно должны убедить других в своей правоте. Если вместо этого они начнут смотреть на игроков снизу вверх, они откроют для себя что-то новое и непривычное, а роли переменятся. Вместо того чтобы выслушивать директоров, которые тебе что-то объясняют, ты сам будешь объяснять им какие-то вещи. Обычно отсюда растут корни проблемы. Директора считают, что ты несёшь бред, потому что они сами никогда не изучали игру.

Чего директора не понимают, так это того, что футбольное мышление лежит в основе всего, что мы делаем, и в нём состоит одна из причин любви людей к игре. Оно также лежит в основе работы тренерского персонала внутри клуба. В такой системе люди, работающие на уровне топ-менеджмента, будут по большей части сопровождать процесс, запустят который другие люди. Генеральный директор или президент не должны принимать решения, это должен делать человек, ответственный за команду, – её тренер. Он определяет, кому нужно бегать больше или дальше, либо он не ведает, что делает. Принимать решения по команде – не работа директора. Директор должен уметь анализировать коммерческие нужды клуба и находить наилучшие решения для их удовлетворения. В этом его работа. Находясь на поле, можно отлично почувствовать, чего хочет публика. Клиент всегда прав. Не забывайте, что футбол, даже на высочайшем уровне, это по сути своей развлечение. Такой всегда была моя философия, и она никогда не изменится. Когда видишь, какие пустые порой стадионы в Италии и как мало голов забивается в английской Премьер-лиге, начинаешь всерьёз задаваться вопросом: а по тому ли пути пошли две великие футбольные державы? В этих странах коммерция взяла верх надо всем остальным.

Потенциальный масштаб этих проблем в будущем лишь увеличится, особенно в свете того, что Китай начал активно интересоваться футболом топ-уровня. По мне, это абсолютно естественный процесс, так как футбол распространил своё влияние по всей планете. И если ты хочешь быть в мире силой, с которой считаются, тебе придётся активно включаться в мировой спорт, будь то проведение Олимпиады или развитие футбола. Но всегда должен соблюдаться определённый баланс. Китайцы могут думать, что достаточно скупать всё вокруг, чтобы болельщики приходили на стадионы, но если не заложено крепких основ, то с чего вы будете начинать? Нужно уметь видеть картину целиком. Вот почему я с большим интересом следил за развитием футбола в Японии. Там легко найти уйму параллелей с Америкой. США спустя двадцать лет после основания MLS всё ещё ждут появления большой звезды, игрока, способного решать исход матчей, но их сборная уже в списке лучших команд мира. Там появляется всё больше и больше качественных футболистов, способных играть на более высоком уровне, чем даже в Европе. То же можно сказать о Японии и её Джей-лиге.

Конечно, это очень здорово, что за последние двадцать пять лет каждый континент планеты всё активнее увлекался футболом высокого уровня. Недавний всплеск интереса к игре в Китае стал новейшей главой в этом глобальном процессе развития, но самым главным на территориях, покорённых футболом, равно как и на тех, где он уже давно стал традиционным видом спорта, должно быть стремление отдать самой игре центральное место как в плане видения, так и в отношении его реализации. Только так новички в игре смогут обрести свой собственный уникальный облик и избежать слепого копирования того, что уже построено другими. Американский болельщик должен иметь возможность узнать самого себя в своей команде, так же как и китайский должен видеть себя в своей. В «Барселоне», «Аяксе» и сборной Голландии я познал, насколько важно для людей иметь возможность идентифицировать себя с футболом. Быть частью чего-то особенного, чего-то, что подходит им в эмоциональном плане. А кроме того, все процессы должны брать своё начало от футбольного поля. Если это будет сделано и поставлено на профессиональные рельсы, коммерческая составляющая и клубная политика неизбежно последуют примеру.

Глава тринадцатая Играйте вместе

Вам, наверное, уже стало ясно, что я в первую и главную очередь – поклонник замечательной игры. Я часто выступаю с критикой в адрес голландского футбола, потому что меня беспокоит то, как мы работаем в спорте и как обращаемся со своими талантами. Вот почему я постараюсь максимально просто объяснить, как нужно играть в футбол так, чтобы игроки получали удовольствие от игры, но при этом удовлетворяли публику, и что лежит в основе философии Тотального футбола. Все знают, что я люблю атакующий стиль игры, но, чтобы атаковать, нужно защищаться прессингом вперёд, а для этого нужно активно прессинговать мяч. Чтобы максимально облегчить эту задачу для своих игроков, вы должны создать как можно больше линий. Игрок с мячом тогда всегда будет иметь партнёра рядом и партнёра впереди. Расстояние между человеком с мячом и этими двумя его партнёрами никогда не должно превышать десяти метров. Когда пространства слишком много, риски лишь возрастают.

В идеале мне нравится играть пятью линиями, исключая вратаря: четвёрка защитников, центральный полузащитник, выходящий из обороны, двое фланговых хавбеков, выдвигающихся вперёд, форвард, действующий из глубины или на острие и двое игроков атаки на флангах. При игре в атаку расстановка игроков начинается от нижней половины центрального круга и заканчивается штрафной площадью соперника. Таким образом, игровая зона обретает масштабы 45 метров в длину и 60 в ширину, а разрывы между линиями составляют примерно девять метров.

Почему эти дистанции так важны? Потому что покрыть такие разрывы гораздо легче и эффективнее, а за линией мяча при такой схеме всегда будет оставаться достаточное количество игроков. Обратите внимание, что, как только «Барселона» начинает прессинг при потере мяча, ни один из её игроков не оказывается дальше чем в десяти метрах от партнёра, вдобавок каждый футболист находится в движении, что обеспечивает очень быструю и нацеленную попытку отбора мяча. Многие голландские клубы совершают ошибку в этом построении: слишком часто центральный полузащитник вынужден выдвигаться вперёд вместо того, чтобы оставаться на глубинной позиции, и это приводит к тому, что он оказывается слишком близко к нападающему. Если другой полузащитник при этом смещается, чтобы закрыть образовавшуюся брешь, тогда левому или правому защитнику или вингеру придётся защищать пространство уже в тридцать-сорок метров вместо десяти. Игроки теряют связь друг с другом, а команда в результате теряет контроль над игрой.

Впереди у вас в такой схеме располагаются один форвард и двое игроков на флангах. Глубоко сидящий или форвард, или нападающий, действующий на острие, – не так важно при игре в пять линий. Марко ван Бастена и меня обычно называют лучшими игроками в истории Голландии, и если я играл чуть в оттяжке, то Ван Бастен был настоящим ударным форвардом.

Линии должны быть расположены близко друг к другу, чтобы нападающий, владеющий мячом, мог что-либо предпринимать, а шесть-семь его партнёров могли бы его подстраховать. Более того, при такой игре ты избегаешь необходимости постоянно пасовать мяч стоящему рядом партнёру. И тогда мы наконец избавимся от ложного ощущения контроля над игрой, от которого часто страдают голландские клубы.

Когда пять линий используются как надо и каждый делает то, что должен, на поле возникают треугольники, жизненно необходимые для реализации тактики. Один игрок концентрирует внимание на передаче мяча, другой на его приёме, а третий пытается двигаться в пространстве, чтобы получить следующий пас. Коротко говоря, люди порой слишком сильно усложняют футбол, тогда как на деле лучше всего сохранять простоту. Эффективная атака – по большей части вопрос правильного применения технических навыков, использования пространства, защиты посредством движения вперёд и прессинга мяча.

Следующий шаг. Свои пять линий я использую в качестве точки отсчёта. Крайне важно, чтобы все понимали: подготовка комбинации начинается с голкипера, в тот момент, когда у него мяч. Он – первый атакующий игрок команды, и в большинстве этих ситуаций защитники среагируют быстрее форвардов, так как один из крайних защитников уже выдвинется вперёд и откроется для передачи; сделав ему пас, первая команда начнёт свою атакующую комбинацию. Атакующему вингеру теперь нужно бежать вперёд, чтобы создать свободную зону для крайнего защитника. Тем временем первая линия обороны, другими словами – линия атаки соперника, уже отыграна, а вы начали атаку. Соперник теперь должен выбирать, как помешать крайнему защитнику продвинуться вперёд, и штука в том, чтобы предвидеть это заранее.

Я приведу два простых примера ситуаций, когда линиям нужно работать вместе. Первый, когда ваш форвард смещается вправо, один из двух центральных защитников соперника должен следовать за ним, а второй выдвигаться вперёд, чтобы компенсировать возникшую ситуацию с появлением «дополнительного» игрока, которая создалась за счёт забегания вперёд вашего крайнего защитника. В такой тактике левый вингер и форвард окажутся теперь один на один со своими опекунами. Второй пример: левый защитник далеко вперёд, метров на двадцать, пасует мяч форварду, который затем отыгрывает его назад двигающемуся вперёд правому полузащитнику. Если полузащитник вовремя начал движение, у него будет преимущество над оппонентом, которое выльется в ситуацию один на один на правом фланге поля.

Смысл этой тактики в том, чтобы удивить соперника и создать неопределённость. К примеру, когда левый защитник отпасовал мяч транзитом через партнёра-полузащитника левому вингеру, а тот способен на дриблинге пройти своего оппонента, тогда у ворот может случиться всё что угодно. Когда он навесит мяч, форвард переместится с правого фланга к ближней штанге и тем самым создаст пространство для правого полузащитника. Йохан Нескенс забил немало голов, применяя эту тактику. В этой атакующей комбинации три четверти игроков команды расположены за линией мяча, и каждый игрок смотрит на чужие ворота. Это снижает риск контратаки, а вы при этом будете в правильной позиции для того, чтобы подобрать мяч повторно при потере и начать защищаться выдвижением вперёд.

Очень важно, чтобы в момент, когда левый защитник завладел мячом, голкипер и другие защитники начали организовывать команду. А пока готовится атака, защитники и хавбеки должны быть готовы отреагировать на потерю мяча. Можно пойти ещё на шаг дальше и заставить своего форварда прессинговать вратаря соперника, когда у того мяч. Это увеличит темп игры и вынудит голкипера играть быстрее, и если ваши защитники и хавбеки находятся в правильных позициях, вы ещё сильнее усложните задачу своему сопернику. Форвард теперь стал первым защитником, хотя всего несколькими секундами ранее его партнёр-голкипер был первым игроком атаки. Всё это показывает необходимость думать наперёд, как в индивидуальном плане, так и в командном. Такому подходу к игре в футбол можно обучить довольно легко, и именно поэтому меня так удивляет то, что голландские команды не умеют таким образом выстраивать комбинационную игру. Они пасуют мяч поперёк поля вместо передвижения его вперёд, но это не решает проблему, лишь смещает её на другой участок поля.

Пространство на поле – важнейший фактор, особенно при создании пространства для себя, а для этой цели жизненно необходимо начинать комбинации и зарабатывать стандартные положения. Часто приходится начинать с полной противоположности того, чего вы хотите добиться. К примеру, когда вингер хочет получить мяч в ноги, ему придётся забежать вперёд, а затем вернуться назад, чтобы получить пас, так же как порой приходится пасовать назад, чтобы оттуда сделать длинный пас вперёд. С угловыми то же самое: ты бежишь вперёд, по направлению к мячу перед подачей от углового, чтобы вытянуть защитника из штрафной площади.

Игроки на каждой позиции, особенно впереди, должны уметь справляться с такими ситуациями, и они влияют не только на саму комбинацию, но также на то, как остальная команда на неё отреагирует. Начало комбинации никогда не должно быть изолированным действием – красота футбола в том, что каждое действие на каждой позиции каким-то образом связано с происходящим на других участках поля. Возьмём приведённый выше пример с вингером. Чтобы получить мяч себе в ноги, он сначала должен создать ситуацию, которая позволит ему бежать вперёд, но если одновременно с ним его партнёр-форвард начнёт движение в ту же зону, вингер уже не сможет реализовать свою изначальную задумку. Вот почему меня раздражает то, что в подобных ситуациях люди винят во всём вингера, когда на деле проблему создал нападающий. Я не смогу перечислить то невероятное количество случаев, когда я спорил с репортёрами, концентрировавшими своё внимание на действиях одного человека и не понимавшими, что его игре нанесли ущерб его партнёры. Они не сумели реализовать его навыки. Взаимодействие между подготовкой комбинации и самим действием особенно важно для вингеров. То, что это серьёзный вопрос, в наши дни показывают ситуации, когда одна из команд остаётся вдесятером. Потеря игрока должна лишать преимущества, но всё чаще и чаще происходит так, что команда, имеющая численный перевес, начинает испытывать проблемы, потому что внезапно перестаёт понимать, что делать с дополнительным пространством, открывающимся при отходе соперника назад. Часто они просто катают мяч у защиты, вместо того чтобы нагнетать давление.

Единственный способ избежать этого – по всему полю создавать ситуации один на один. Первым преимуществом для вас станет более высокий темп, так как все игроки соперника окажутся под давлением, а при потере мяча с их стороны у вас незамедлительно появится свободное пространство и возможность задавить их численным преимуществом. В этот момент вся команда должна понимать важность возникновения свободных зон, чтобы дополнительный игрок мог получать как можно больше шансов совершить движение, которое решит исход матча. Когда твоя команда действует таким образом, соперник не может позволить себе ошибиться. Вы же можете, потому что у вас появится дополнительный игрок между защитой и полузащитой. Он должен располагаться там, чтобы увеличить шанс на перехват мяча и поддерживать давление. Такая игра не служит гарантией победы, но она гарантирует, что вам удастся создать пять-шесть моментов для взятия ворот.

Также важно уметь видеть, как можно сделать так, чтобы твой партнёр играл хорошо, а твой соперник плохо. Например, ты можешь помочь своему партнёру, сделав ему пас под удобную ногу. Это может казаться простым, даже неважным элементом игры, но в хорошей команде редко увидишь игрока-левшу получающим мяч под правую ногу. Аналогично, когда ты замечаешь, что опекаемый тобой игрок предпочитает обходить тебя с одной стороны, располагайся так, чтобы вынудить его обходить с другой с мячом под нерабочую ногу. Всё это может казаться элементарным, но, к сожалению, даже на высочайшем уровне можно увидеть игроков – и даже тренеров, – крайне редко думающих о таких вещах. Все горазды рассуждать о стиле игры и тактике, но в большинстве случаев они применяются неправильным образом. Возьмём хотя бы схемы. Для меня дело не в цифрах – 4-3-3, или 4-4-2, или 5-3-2, – а в адаптации к стилю игры, за счёт которой можно лишить соперника преимущества и обратить его сильную сторону в слабость.

Искусство заставлять соперника играть плохо по большей части завязано на том, каких игроков ты выпускаешь на поле. Английские команды обычно защищаются персонально, один на один, их центральные защитники превосходно играют в воздухе, так что против них надо выставлять блуждающего форварда, играющего в короткий пас. Также нужно иметь в команде двух глубоко сидящих вингеров, потому что англичане к такому не привыкли. Нужно оказывать давление впереди, чтобы английские игроки никогда не имели возможности спокойно разыгрывать атаки, как они привыкли. В таких ситуациях на поверхность всплывает и кое-что ещё: разница в ловкости между игроком с хорошей техникой и игроком с плохой. Применение быстрого прессинга означает, что ловкость игроков выходит на первый план, а у большинства английских защитников с этим проблема, потому что в Премьер-лиге их команды привыкли к тому, что при отборе мяча соперник бежит не на них, не вперёд, а назад.

Это вновь приводит меня к «Барселоне» и её особенным чертам. Соперников «Барсы» пугает не только присутствие в команде такого игрока, как Месси, а ещё и то, как команда играет без мяча. Как только каталонцы теряют мяч, все их игроки, каждый, мгновенно концентрируются на отборе мяча. Поскольку они играют очень близко к воротам соперника, их расстановка не теряет плотности, и, как только они отбирают мяч, они тут же начинают угрожать воротам соперника.

Такой тип игры впереди когда-то был фирменным знаком голландского футбола. К несчастью, мы отошли от этого стиля, что очень досадно, особенно в свете того, что «Барселона» и мюнхенская «Бавария» продолжают демонстрировать нам, как здорово он может работать. Вдобавок его легко реализовать. По сути он предполагает, что как команда вы всегда должны чётко знать, что делать при потере мяча. Этот стиль мало зависит от техники или наличия в команде такого игрока, как Месси. Дело тут в отношении, которое вдалбливается игрокам на тренировках, начиная с очень юного возраста, и причина того, что «Барселона» делает это так эффективно, во многом кроется в тренировках и воспитании молодых игроков клуба. Молодёжь там воспитывали так и когда я тренировал там, и теперь. Только вдумайтесь в адекватность решения поставить Рональда Кумана и Пепа Гвардиолу, двух ориентированных на атаку игроков с талантом забивать голы, в центр обороны. Ни один из них не был прирождённым защитником, но затея все равно сработала, потому что защита строится вокруг отлаженной позиционной игры, ловкости и умения атаковать. Если в вашей команде присутствуют все три этих элемента, вам даже защищаться не придётся.

В футболе всегда нужно заниматься поиском способов уколоть соперника так, чтобы он сошёл с намеченного курса. К примеру, мыслить нестандартно, вынуждая соперника выходить из зоны комфорта, точно так же как вертикальная игра вперёд часто может породить красивый футбол. Как мы уже видели, один хороший пример – переключение скоростей при потере мяча, особенно если ты атакуешь команду, слабую в защите. Играя против такой команды, ты можешь заставить своих форвардов прессинговать высоко по полю, чтобы они подвергали испытаниям ловкость защитников соперника – это увеличит вероятность того, что защитники сделают неточный пас. Здесь линия нападения выступает как первая линия защиты, а оборона в таких ситуациях по сути означает сокращение дистанций до четырёх-пяти метров максимум. Существует и масса других примеров сведения проблем на нет – не за счёт сложных тактических изысканий, а благодаря логическому мышлению.

В этом отношении – я заметил это за последние несколько лет – игроки ориентированных на атаку команд часто очень слабо играют головой. В мои времена правый крайний Шак Сварт забивал неприлично много голов для вингера, потому что умел бить головой в сторону правого плеча. Это важный навык в ситуациях, когда левый вингер навешивает мяч, форвард смещается на ближнюю штангу, а правый вингер открывается у дальней штанги. Вот почему в таких ситуациях часто можно увидеть, как форварды упускают очевидные моменты: они пытаются исполнить удар головой на «удобную» сторону вместо того, чтобы скинуть его на противоположную – правый вингер пробьёт по мячу, направив его в ворота через правое плечо. То же касается защитников, часто забивающих в свои ворота в таких ситуациях.

Будучи футболистом, ты всегда должен искать возможности поставить соперника в невыгодное положение, но и он занят тем же. Как только понимаешь, что соперник пытается обратить в своё преимущество твою слабую сторону, нужно уметь провести контратаку. Как и ситуации, описанные выше, примеры, которые я приведу здесь, касаются нейтрализации проблем. В Голландии мы перестали и этому уделять достаточно внимания, а потому отстали от остальной Европы. Всё усложняя и усложняя футбол, мы сбились с пути и утратили понимание основ игры. Самое важное для игрока – знать, как делать простые вещи. То есть передачи, остановку мяча грудью, умение использовать нерабочую ногу и игру головой. Короче говоря, базовые технические приёмы. Этим навыкам можно обучить любого.

Обучение правильному исполнению передач банально вопрос многократного повторения упражнений. Это может показаться скучным, но вы будете оттачивать самый важный аспект игры. То же касается получения передач – тренировать этот навык утомительно, но прогресс будет идти быстро. Потом нужно начинать сочетать эти базовые приёмы с позиционной игрой. Вот почему я организовывал матчи шесть на шесть на Cruyff Courts, размеры которых 40 на 28 метров. В некоторых контекстах можно играть и четыре на четыре, семь на семь и пятнадцать на пятнадцать, для меня это не так важно. Лишь бы люди, особенно дети, играли в футбол. Однако как только мы приступим к настоящему «развитию» талантов, смысл и пользу будут иметь только матчи шесть на шесть, потому что, играя так, мальчики и девочки смогут учить правила «настоящего» футбола и его механику, даже не осознавая этого.

Во-первых, в такой игре есть голкипер и пять полевых игроков, а значит, игра идёт в три линии. Эти линии настолько компактны, что нужно пасовать мяч очень точно, чтобы позволить сопернику совершить манёвр. Нет никаких либеро, потому что все вынуждены играть один на один, как в защите, так и в атаке. В такой ситуации игрок будет автоматически привыкать к тому, чтобы следить за своим непосредственным соперником и страховать партнёра. Он будет осваивать позиционную игру, при том что никто ему об этом не будет говорить, игра сама подскажет. То же самое касается и голкипера – он не просто должен останавливать мячи, летящие в створ, он также должен страховать партнёров, а порой и участвовать в комбинационной игре. Такая схема игры идеальна для уличных футбольных турниров для детей двенадцати лет и младше, а по достижении ими крайней возрастной планки её можно применять в качестве тренировочного упражнения. Говоря упрощённо, такая игра вынуждает тебя действовать на маленьком пространстве, часто вступать в дуэли один на один и применять простые технические приёмы. Можно сразу забыть о том, чтобы спокойно катать мяч в обороне. Простая передача мяча рядом находящемуся партнёру научит вас избегать лишних ошибок, которые совершают в наши дни столь многие голландские футболисты.

Здесь я пытаюсь по большей части объяснить, насколько важно приучать молодые таланты к основным правилам с юного возраста. Чем раньше они их познают, тем продуктивнее будет их дальнейшее обучение, и, откровенно говоря, мало смысла в том, чтобы двигаться дальше, если ты не разобрался с азами. Только после этого можно начинать разговоры о создании идеальной команды, сформированной из не просто высокоодарённых игроков, но из игроков, освоивших базовые принципы футбола.

* * *

Я обычно даже не утруждаю себя составлением команды лучших игроков в истории, просто потому что в большинстве случаев между ними минимум разницы в классе. Почти все бывшие и действующие игроки топ-уровня соответствуют требованиям, необходимым для успешной игры высшего класса. Все они, без исключения, одарённые люди, а значит, у них не будет никаких проблем с тем, чтобы достигнуть максимально высокого уровня и на новой для себя позиции. Думаю, что Марко ван Бастен мог бы стать игроком мирового уровня и играя правого защитника. Но меня все равно часто спрашивают, поэтому…

Теперь вам уже, наверное, понятно, какого типа игроков я ищу. Обладающих выдающейся техникой, видением и обычно имеющих высокую квалификацию в конкретной специализации. Это последнее качество особенно выделяет топ-футболиста большого таланта. Нужно уметь использовать его, а не подчинять такой талант нуждам коллектива. Я же сделаю наоборот. Коллектив выиграет, если такой талантливый игрок будет использован с максимальной эффективностью, а вся штука работы на топ-уровне в том, чтобы использовать весь талант с тем, чтобы заполучить как можно больше преимуществ и в то же время сформировать сильную команду. Если этого удастся добиться, то твоя команда избежит превращения в серую посредственность, которой может стать группа игроков, банально складывающая свои игровые качества вместе, но не обладающая синергией. При формировании идеального состава я также пытаюсь найти формулу, в которой талант будет по максимуму раскрываться во всех обстоятельствах. Качества одного игрока должны дополнять качества другого. Так что за вингерами в лице Пита Кейзера (левый фланг) и бразильца Гарринчи (правый) я бы поставил таких полузащитников, как Бобби Чарльтон (слева) и Альфредо ди Стефано (справа). Оба футболиста не просто блестяще подготовлены тактически и обладают великолепной техникой, но ещё и хорошо подходят друг другу в физическом плане. Это позволит им стать идеальными кандидатами на позиции, предполагающие дополнительную отработку за таких мастеров стиля, как Кейзер и Гарринча, это будет лучше, чем если отрабатывать за хавбеков придётся вингерам. Крайние защитники в лице Руда Крола (слева) и Карлоса Альберто (справа) тоже привнесут своё видение, технику и скорость и смогут оказать поддержку Чарльтону и ди Стефано, чтобы этих двух полузащитников не перебегали.

При составлении фэнтезийной сборной я всегда думаю о таких персонажах, как Франку Беккенбауэр, Пеп Гвардиола, Диего Марадона и Пеле. Пеле и Марадона особенно хорошо дополняют друг друга, потому что невероятное чувство ответственности Пеле за команду отлично сочетается с индивидуализмом Марадоны. Я уверен, что почти наверняка Пеле стал бы по ходу матчей своего рода проводником для Диего, потому что футболисты отлично чувствуют такие тонкие моменты, тогда как Марадона мог бы что-то дать Пеле, чтобы игра того раскрылась полностью. В моём идеальном составе вратарём был бы Лев Яшин, потому что при такой впечатляющей россыпи талантов не повредит иметь человека, который стал бы для них в каком-то смысле отцом, способным периодически спускать их с небес на землю.

Во всех дискуссиях о футболе я намеренно избегаю термина «игрок с большим объёмом беговой работы» и стараюсь не обсуждать выносливость игроков, особенно в последние годы, когда эта тема совершенно вышла из-под контроля. Она положила начало разговорам о том, что футболист должен больше бегать, а значит, меньше играть в футбол, тогда как вся штука в том, чтобы использовать пространство игрового поля таким образом, чтобы работал мяч, а не ноги. Следование этому принципу естественным образом уводит нас от анализа индивидуального выступления каждого игрока к оценке коллективного выступления. Техника, видение и, помимо всего прочего, талант, присутствующие в каждом отдельно взятом игроке, важны, но одиннадцать личностей должны также уметь распоряжаться пространством на поле как единым целым. Далее требуется видение поля – способность оценивать, кому и где нужно находиться в данный момент времени, чтобы игроки команды не теряли друг друга. Я до сих пор сильно раздражаюсь, если вижу, что линии игроков находятся слишком далеко друг от друга – это приводит к тому, что одной из половин команды приходится покрывать гигантские расстояния. Конечно, трюк состоит в том, чтобы игроки находились близко друг к другу. Только в таких обстоятельствах можно заставить работать мяч. Тогда успех автоматически начнёт зависеть от техники, которая необходима для правильного использования мяча и пространства, и именно по этой причине в теории это самое простое, что есть на свете. Нужно обладать видением поля, чтобы держать линии близко друг к другу, и техникой, чтобы эффективно заставлять мяч работать; последнее, что нужно для успеха, – талант, а не умение много бегать, потому что смысл футбола не в этом, а в том, чтобы играть с широко открытыми глазами. Если вы сумеете постичь это и развить в себе эти навыки, вы сможете постичь суть Тотального футбола.

Глава четырнадцатая Креативность

Люди то и дело повторяли мне, что я глуп, потому что так никогда и не получил формального образования, но жизнь научила меня гораздо большему, чем могла бы научить любая книга. А жизненный опыт – это в конечном счёте тоже знания. Фонд Кройффа – одна из тех вещей, которые появились на свет благодаря тому, что я видел и делал, и людям, которых встречал на жизненном пути. Фонд сотрудничает со школами, спортивными федерациями, правительствами, компаниями и другими партнёрами, и если говорить коротко, то его основная цель – дать шанс каждому молодому человеку заниматься спортом каждый день, независимо от того, какое у этого человека происхождение и какие таланты.

Я очень горжусь успехом этого предприятия и даже считаю, что получил от него больше, чем дал ему. Человек в инвалидной коляске зачастую видится людям менее крепким и трудоспособным. Неудивительно, что у человека в коляске другое мнение: он или она просто привыкает к такой жизни. Благодаря тем, кому помог фонд, я никогда не думаю о том, что слишком стар для чего-либо или что есть что-то, что мне не под силу. Также здорово видеть, что проект раскрыл в коллегах, волонтёрах, послах, родителях и даже целых семьях: они все посвятили себя какому-то делу, все трудились ради того, чтобы что-то изменить. Моя роль там по большей части свелась к получению букетов и комплиментов, потому что основная работа уже давно держится не на мне, и так оно и должно быть.

Всё началось с того, что Юнис Кеннеди Шрайвер попросила меня стать послом Специальной Олимпиады в Америке, когда я жил и играл в США. У её организации также был филиал в Барселоне, в жизни которого принимала активное участие супруга президента Каталонии, так что я поддерживал с Юнис связь и по возвращении в Испанию. В то время я не мог заниматься многими вещами, потому что работа тренером «Барселоны» не оставляла мне много свободного времени, но это изменилось с моим отходом от активной каждодневной работы в футболе. Все чаще и чаще меня просили поучаствовать в самых разных благотворительных мероприятиях. Иногда они проходили удачно, иногда нет, и такой горький опыт учил меня чему-то новому, а впоследствии я обсуждал эти трудности с другими людьми. Со временем я осознал, что чем бы ты ни занимался и на каком бы уровне ни работал, без помощи тебе не обойтись. Так родилась идея начать что-то делать, опираясь на свою собственную организацию и приобретённый опыт. Когда мой тесть узнал, что меня заинтересовала эта сфера деятельности, он собрал воедино все составные элементы.

В 1997 году Кор Костер свёл меня с людьми из фонда помощи детям Terre des Hommes. Сотрудники этой организации сначала помогли мне организовать Фонд благосостояния Йохана Кройффа, но впоследствии мы решили упростить название до просто Фонда Кройффа. Когда настало время назначить профессионального директора, на авансцене появилась Кароль Тат. В прошлом она была капитаном женской сборной Голландии по хоккею, а на связь с нами вышла потому, что где-то прочитала о моих новых амбициях и сильно заинтересовалась проектом.

После этого я позволил событиям идти своим курсом, как часто делал в своей жизни, потому что от природы был любознательным человеком и предпочитал просто смотреть, что выйдет из моих затей. Terre des Homme основала новую организацию, а почтовая лотерея внесла солидный денежный вклад в её развитие, что позволило нам открыть офис на Олимпийском стадионе, а позднее и в Барселоне, и не успел я толком понять, что к чему, как уже погрузился в нечто совершенно новое для себя, деятельность, впоследствии значительно обогатившую меня во многих смыслах. Во-первых, как я уже говорил, меня всегда привлекала жизнерадостность и крепость духа, которая характерна для многих нетрудоспособных людей. Часто им сначала нужно сделать шаг назад, прежде чем приступить к какому-то делу. Спорт и игры – две вещи, способные простым путём поднять их боевой дух, который так им нужен для борьбы, что им приходится вести в других сферах жизни.

На начальных этапах работы фонда я отправился в Индию, и эта поездка произвела на меня неизгладимое впечатление. Я своими глазами увидел, что миллионы детей в буквальном смысле живут на улице, такое зрелище было невозможно забыть. Первой же моей мыслью была эта: «Что мы будем здесь делать?» Такой уж я человек. Нам нужно было что-то предпринять. Но первейшей реакцией было осознание того, что здесь имеет место колоссальных размеров проблема, разрешить которую совершенно невозможно. Такой мыслительный процесс возвращает тебя в начало, и ты осознаёшь, что должен научиться обозначать границы, задавая самому себе вопросы: «Кто я такой?», «Что могу для них сделать?» и «Как это сделать?».

В контексте такого вызова я должен был окружить себя людьми, для которых был не знаменитостью, а человеком, обладающим определённым набором качеств – они хотели узнать, что я умею и каким образом могу изменить ситуацию. Они запустили процесс, а я, пытаясь как-то им помочь, стал открывать свои собственные недостатки. Было здорово испытать это новое чувство освобождения: оказавшись в таком месте, я вновь был должен доказывать свою состоятельность группе незнакомых людей, и впервые в жизни я не оказался в положении лидера лишь благодаря своей репутации. Спустя примерно шесть месяцев я осознал, что структура работы фонда должна быть улучшена, но у меня не всегда был полный контроль над тем, что произойдёт дальше, особенно когда оказалось, что у меня конфликт с собственной организацией. Мы сошлись во мнении, что нам нужно обрести более серьёзный контроль над проектом, стать более самодостаточными, чтобы не приходилось по стольким вопросам сотрудничать с третьей стороной. Так родилась идея создания Института Кройффа и школ. Мы работали с людьми с ограниченными возможностями, с молодыми обделёнными членами общества, и для этого мы использовали спорт и игры. В этом контексте практический опыт гораздо важнее академических знаний. Когда выяснилось, что практических тренировок подобного рода не существует, мы решили организовать их сами. Тогда я начал поиск модели, на которую бы опиралась наша идея, и, взглянув в зеркало, я понял, что сам должен стать этой моделью. У меня большой опыт и серьёзное понимание того, чем я всегда занимался. Приобретены они не на занятиях в университете, а практическим опытом.

После этого я стал изучать существующие формы бизнес-тренингов, чтобы найти подходящий для меня. Такого не нашлось, и тогда стало очевидно, что многие курсы и тренинги по бизнес-менеджменту в спорте составлялись людьми, смотревшими на поле с точки зрения директоров, сидящих в ложах и заседающих в офисах, а именно этого я хотел меньше всего. Я хотел, чтобы молодые люди, смотрящие на ложи и офисы с поля, получали уроки и знания. Для успешной работы в правлении клубов они должны знать те же вещи, но в футболе должно быть так, чтобы восприятие игры шло с перспективы человека, находящегося на поле, чтобы процесс управления шёл с поля в офисы, а не наоборот. Для достижения этой цели мы учредили институт Кройффа, чтобы образовывать атлетов, людей спорта и бизнеса по части управления спортом. Мы начали работу в Амстердаме в 1999 году, а теперь наши кампусы есть в Барселоне, Мексике, Швеции и Перу, а онлайн-курсы Института доступны во всё большем числе стран.

Если с организацией Фонда Кройффа мне помогли люди из Terre des Hommes, то Институт Кройффа был учреждён благодаря мужу моей дочери Тодду Бину, и основан он был целиком и полностью в соответствии с моими собственными идеями и замыслами. За свою работу Тодд заслуживает большой благодарности, потому что вначале у меня были большие разногласия по всем вопросам и со всеми. Постоянно приходилось вести борьбу с контролирующими образование органами и министерствами разного рода. Вдобавок нам пришлось многое перетряхнуть по академической части. Игроки не могли приходить в школу на занятия, поэтому школа должна была прийти к ним сама, это разрешило бы одну из самых больших проблем, с которыми сталкиваются атлеты, желающие получить образование. Возьмём Олимпийские игры в Сочи, прошедшие в январе 2014 года. Обычные институты проводят экзамены в ноябре, но мы заключили, что сначала спортсмены должны съездить на соревнования, а экзамены сдать по возвращении, в феврале месяце, или, как я сказал одному из наших студентов: «После Игр мы как следует прогоним тебя по предметам, но пока отправляйся туда и привези медали». Это говорит о том, что в Институте Кройффа спортивные результаты важнее расписания экзаменов, потому что вся его работа строится на той философии, что только таким образом можно выжать из атлета максимум. Он или она знает, что после соревнований им придётся полностью посвятить себя занятиям, что все знания проверяются на практике, и эта модель работает, поскольку Институт изучения спорта Кройффа демонстрирует крайне успешные показатели как по части завоёванных спортсменами медалей, так и в плане их результатов на экзаменах.

Тот же подход можно увидеть и в проводимых нами мастер-классах для тренеров. Один из самых важных аспектов программы состоит в том, что сначала тренер должен узнать себя как следует, то есть вопрос не в том, что лекторы знают о своих предметах, а в том, что они знают о самих себе, о своих навыках и способностях. Невозможно анализировать других, не проанализировав в первую очередь себя, иначе ты будешь оценивать других людей по своим стандартам, вместо того чтобы оценивать по их. Нужно достичь такого этапа в образовании, когда ты можешь выйти за рамки своих представлений, чтобы оценить другого человека вместо того, чтобы судить, опираясь за свой собственный опыт. Студенту это мало помогает: это твой опыт, а не его. Атлет играет первостепенную роль, но проблемы проступают, когда учителя смотрят на вещи с совершенно другой точки зрения.

Наша задача как тренеров подогнать процесс обучения под нужды и особенности конкретного атлета, чтобы он извлёк пользу из курса, и в этом зачастую кроется противоречие. Я сейчас не хочу критиковать традиционную учительскую профессию, но зачастую учителей подкашивает тот факт, что они вынуждены следовать учебному плану, который подаётся им сверху. Мы же, стремясь перевернуть процесс в обратную сторону, пускаемся в своего рода увлекательное приключение. Когда мы составляем программу, мы интересуемся у атлета, что он хочет познать, какой аспект образования подтянуть. Поразительно, но многим учителям очень по душе такой стиль обучения. То, что была учреждена степень в спортивном менеджменте и открыты тренерские курсы, безусловно, было очень важно – но теперь нам нужно произвести повсеместную революцию во всём подходе к спортивному обучению. И она понемногу начинается: люди в мире спорта начинают всё чаще смотреть на вещи с точки зрения поля и от него двигаться к офисам правления, а не в обратную сторону. Я убеждён, что чем больше работы будет вестись в этом направлении, тем лучше спорт будет управляться и тем более выдающиеся результаты будут достигаться.

Институт Кройффа по-прежнему растёт, но не менее важно и то, что всё более востребованными оказываются его онлайн-тренинги, они распространяются по всему миру и добираются до тысяч студентов и ассоциаций в ведущих университетах планеты, а также многих клубов и федераций. В Нидерландах они продолжают набирать популярность, сначала её обеспечивали Университеты Кройффа, проводящие курсы преддипломного уровня, а позднее подключились и Колледжи Кройффа, обеспечивающие людей профессиональным образованием, и когда я оглядываюсь назад, мне приятно осознавать, что эти школы родились из-за проблем внутри фонда, которые мы разрешили, приняв решение самостоятельно тренировать и обучать людей. Вот почему так здорово видеть в правлении Фонда Кройффа мою дочь Сусилу, она целиком и полностью разделяет мои взгляды и чувства. Это успокаивает меня, вселяя надежду на будущее, потому что со временем эта работа стала мне очень близка, и я надеюсь, что она продолжится и после того, как меня не станет.

Моим фондом в Нидерландах руководит теперь Нильс Мейер, игрок баскетбольной сборной, которого мы ускоренно обучили в Университете Кройффа, подготовив его к тому, чтобы он сменил на посту Кароль Тат. Кароль к тому времени забралась уже так высоко, что настало время переложить на неё обязательства по руководству всеми моими делами и проектами, и её пример ещё одна иллюстрация того, как мы решаем свои проблемы, опираясь на внутренние ресурсы. Кароль объединила все мои интересы и проекты в одну материнскую организацию под названием World of Johan Cruyff, которая не только включает в себя фонд и школы, но также компанию Cruyff Classics, проекты Cruyff Football и Cruyff Library. То, что двадцать лет назад начиналось как проект помощи детям-инвалидам, сегодня разрослось до организации, работающей в невероятном количестве разных направлений.

Cruyff Courts стали ещё одной идеей, выросшей из самого разнообразного опыта. Всё начиналось с матчей шесть на шесть, потом случился Winter Ball с прощальным матчем Арона Винтера на искусственном газоне в «Консертгебау», после которого покрытие перевезли в родной город Арона Лелистад. Реакция на этот наш жест была невероятной, и мы осознали, что старые игровые площадки, которые раньше в бесчисленных количествах можно было найти в районах и кварталах города, сгинули по причине активной застройки. Так что мы решили как-то изменить эту ситуацию. То, что родилось в 2003 году в одном из самых лучших концертных залов в Нидерландах, к 2016 году разрослось до 208 мини-полей, раскиданных по всему миру. Неожиданно приятным бонусом стало то, что обустройство многих «кортов» проспонсировали футболисты. Вот почему, на мой взгляд, так здорово, что обладатель ежегодной награды лучшему голландскому футболисту имени Йохана Кройффа имеет право выбрать, какой из Cruyff Courts будет назван в его честь. Тем самым я стараюсь привить самым талантливым игрокам, являющимся даже в очень молодом возрасте ролевыми моделями для подрастающего поколения, чувство ответственности за благополучие других.

В последнее время мы столкнулись с проблемами при поиске подходящих местоположений для Cruyff Courts, особенно в Нидерландах, где в силу маленьких размеров страны не так много неиспользованного пространства. Тогда нас осенило, что есть одно место, куда молодые люди ходят каждый день, и это школа. Мы отправились в несколько школ, которым хотели предложить разместить у себя такую площадку, и обнаружили, что зачастую наименее востребованной и наиболее заброшенной учениками территорией школы является спортплощадка. Тогда мы поговорили с детьми и сотрудниками школ, и попытались найти способы сделать площадки более привлекательными. Так родилась идея Playground 14, идея создать такое место около школы, где дети могли бы играть и заниматься спортом в любое время. Сейчас мы едва справляемся с потоком запросов – так много школ хочет поучаствовать в проекте, – но как-нибудь нам удастся справиться и с этой проблемой, потому что такие площадки обязательно должны быть.

Некоторые школы даже пошли ещё дальше, превратив проект в площадку для организации самых разных турниров и соревнований с участием других школ. Приобщение детей к активному образу жизни не только снижает вероятность заболевания диабетом и риск ожирения, но и помогает решить проблему, актуальную для многих работающих родителей: чем занять детей. Родители могут привозить своих детей на площадки перед началом занятий в школе, чтобы те могли полтора часа перед уроками заниматься спортом и играть в игры, от этого выиграют все. Это ещё один пример того, как логическое мышление может рождать простые решения для сложных и всегда актуальных проблем. Так работает спорт. Я часто говорил, что играть в простой футбол – самая сложная вещь на свете, но если ты обладаешь базовыми, фундаментальными навыками, ты всегда можешь научиться играть лучше. Вот почему мир спорта – самый прекрасный из всех миров. Проблема сегодняшнего дня в том, что футбол оказался в руках тех, кто никогда в него не играл сам, и эта проблема приобрела такие масштабы, что мы уже чуть ли не ждём, когда всё лопнет и разрушится, чтобы можно было начать с нуля.

Опыт, приобретённый мной в спорте, дал мне обширный пласт знаний, которыми нужно делиться, и все эти знания вылились в организацию Фонда Кройффа. Так другие люди могут черпать что-то ценное из моего опыта. Открытие детям доступа к такого рода спортивным площадкам и учреждениям – широко распространённое в Америке явление, но в Европе традиции таковы, что дети, желающие заниматься спортом, вынуждены искать подходящий клуб. Вот почему я с огромным уважением отношусь к Гусу Хиддинку, который в бытность главным тренером голландской сборной собрал воедино все составные элементы укороченного тренерского курса для бывших сборников, который мы преподавали в KNVB. Вместо того чтобы заставлять своих подмастерьев учиться на протяжении четырёх лет, он назначил своими ассистентами Франка Райкарда и Рональда Кумана и заставил их пройти этот курс. После чемпионата мира-1998, на котором голландская команда дошла до полуфинала, они получили свои дипломы. Такой подход позволил избежать всей нудной административной волокиты и дал этим двум блестящим в прошлом футболистам возможность заниматься тем, что они лучше всего умеют, то есть учить игроков футболу. Позднее преимущества той же программы опробовали на себе Филипп Коку и Франк де Бур. Такие люди, как Гус, жизненно необходимы нам, если мы всерьёз настроены изменить сложившиеся представления о спорте и существующий в нём уклад. Такие люди никогда не теряют из виду происходящее на футбольном поле, даже заседая в офисах правления.

Эта философия применима не только к футболу: я с восхищением наблюдал за Себастьяном Коу по ходу Олимпийских игр 2012 года. Видеть, как кто-то учит людей думать и рассуждать, отталкиваясь от происходящего на беговой дорожке, а не в офисах функционеров, было поразительно и очень приятно. Коу отлично чувствует то, в чём разбирается, знает свои возможности и в то же время осознаёт, какие аспекты нуждаются в улучшении. Наблюдать за работой Коу в Лондоне было большим удовольствием, а то, что он пригласил меня на Паралимпийские игры, стало для меня огромной честью. Опыт вышел незабываемым. Мы смогли использовать образовательные курсы, для того чтобы предоставить ряду спортсменов-инвалидов, связанных с Фондом Кройффа, некоторый опыт перед Играми 2016 года в Рио. Мы часто жалуемся, что спорт пребывает в кризисе, но в Лондоне я увидел в деле атлетов, которые, несмотря на все свои проблемы со здоровьем, отдавались делу на все сто и одновременно пытались стать ещё сильнее. Эти паралимпийцы – мои примеры для подражания. Они показали, как нужно объединяться для того, чтобы улучшить ситуацию совместными усилиями. Нельзя добиться чего-то в одиночку, нужно работать вместе, и аналогичную связь мне нравится видеть между всеми проектами, с которыми я связан: так, как это случилось, например, в истории с Cryuff Courts и Playground 14. Правительства стран тоже могут вносить свой вклад, делая больший акцент на занятия спортом и физкультурой в школах. Я бы пошёл ещё дальше: спорт должен быть обязателен. Это пошло бы на пользу всем, а государство сэкономило бы целое состояние, если бы люди проживали более здоровые жизни. Диабет грозит стать современной эпидемией, так как молодёжь теперь гораздо меньше двигается. Дети не просто многие часы просиживают в школах и за выполнением домашних заданий, они ещё и отдыхают за компьютерами и просмотром ТВ, вместо того чтобы бегать на улице. Нам всем нужно объединить усилия и начать направлять их другим путём, не просто говоря им, что то, что они делают, – плохо, но и предлагая им решения.

В этом отношении я, наверное, идеалист, заходит ли речь о футболе, или школах, или работе фонда, я всегда стараюсь искать позитив, а главное, показывать, что нет ничего невозможного. Это я почерпнул на уроках религиозного воспитания в школе. Я верующий, но не религиозный человек. Для меня это в большей степени вопрос образа мышления и поведения, а не стремления твёрдо придерживаться каких-то постулатов конкретной религии. По сути это вопрос жизненной философии. В христианстве есть десять заповедей, в соответствии с которыми нужно жить; у меня же есть четырнадцать правил, которые я назвал бы фундаментальными принципами мудрости. Как относиться к людям, что делать, чтобы им помочь? Когда вопрос касается этих важных вещей, полезно иметь своего рода кредо, которое дало бы тебе какие-то ориентиры, но без ухода в крайности. Нужно прислушиваться к людям, разбирающимся в этом мире. Думать о том, как чего-либо можно достигнуть. Как улучшить. Что можно привнести.

Однажды я прочитал статью о строительстве пирамид в Египте. Оказалось, что некоторые цифры и значения полностью совпадали с законами природы – с положением луны в определённые часы и так далее. Такое наводит на мысли: как возможно, что древние люди смогли построить нечто столь сложное с научной точки зрения? Должно быть, у них было что-то, чего нет у нас, пускай мы и считаем себя представителями намного более развитой цивилизации. Возьмём Рембрандта или Ван Гога: кто сегодня может сравниться с ними? Когда я думаю об этом, я всё сильнее убеждаюсь в том, что возможно на самом деле всё. Если египтянам удалось совершить что-то невероятное почти пять тысяч лет назад, то почему нам это должно быть не под силу? Это в той же мере касается и футбола, а также проектов Cruyff Courts и школьных спортплощадок.

Четырнадцать моих правил можно найти на каждом «корте» и каждой спортплощадке, и им нужно следовать. Они нужны для того, чтобы показать молодым людям: спорт и игры можно перевести и в каждодневную жизнь. Чтобы увидеть, как эти правила работают не только в спорте, но и в реальной жизни, не нужно разбираться в высшей математике, потому что они будут проявляться всякий раз, когда ты будешь объединять усилия с коллегой – чем бы вы ни занимались. Когда я размышляю, сидя с бокалом вина в руке, всегда приходит мысль: ещё не всё, чего-то не хватает, можно придумать что-нибудь ещё. Такая работа в спорте всегда поднимает мне настроение.

Конфликты, которые случались у меня в «Аяксе» и «Барселоне», научили меня тому, что жизнь порой может совершать странные и неожиданные повороты. Вот почему я принимаю её такой, какая она есть, и моя семья играет в этом центральную роль. Несмотря на частые переезды, мы остались очень крепкой и сплочённой семьёй, и в самые непростые периоды это помогало мне не утратить рассудок. Я благодарен ей за постоянную поддержку, которую получал, в особенности от Данни, моей жены, и я благодарен жизни за то, что, живя в Нидерландах, Испании или Америке, я всегда чётко знал, что делаю и зачем. Данни, трое наших детей, три собаки и кошка. Где бы я ни жил, тот факт, что мы всегда были вместе, позволял мне чувствовать себя как дома везде. Так что нет никакого смысла задаваться вопросом: «Что случилось бы, не покинь я «Аякс» в 1987-м?» Когда я смотрю на своих внуков, родившихся в Испании, когда вижу, как счастливы мои дети в Барселоне, мне становится понятно: именно так всё и должно было произойти.

Но я по-прежнему скучаю по Нидерландам. Я остаюсь гордым сыном своей страны, со всеми её преимуществами и недостатками. Она, может, и мала, но зато полна достоинств. Нигде в мире больше не найти такого количества людей со всех уголков света на квадратный метр. Даже Нью-Йорк когда-то принадлежал нам, пока мы не продали его. С другой стороны, мы не всегда самые приятные люди на свете, и я порождение этого менталитета, так что, если вам надо о чём-нибудь поворчать, я ваш человек! Но несмотря на всё это, голландцы – уникальный народ, и я всегда буду говорить об этом своим детям и внукам.

В силу того, какую жизнь я вёл, понятно, что у Шанталь, Сусилы и Жорди не было нормального детства. А моя известность накладывала отпечаток на жизнь всей семьи. Каждый раз, когда я проводил хороший матч, я был королем как на трибунах стадиона, так и на детских площадках, но если я играл плохо, последствия ощущали и мои дети. Я всегда следил за тем, чтобы, независимо от того, хорошо я сыграл или плохо, оставаться для них тем же отцом; я всегда был для них одинаковым папой. Вот почему я так благодарен Данни, которая сама в детстве получила спартанское воспитание. Она следила за тем, чтобы наши дети приучались к правильным ценностям и стандартам. В рождественские праздники мы видели, как наши дети покупают подарки детям из менее благополучных семей, и каждый год после того, как они заворачивали подарки для семьи и складывали их под ёлку, они шли раздавать подарки детям в других домах. Данни придумала эту идею, как и многие другие, и такие вещи помогали детям не улетать в облака. Также мы учили нашего сына и дочерей всегда следовать за своими чувствами, потому что в жизни важно поступать в соответствии со своими мыслями и эмоциями, особенно при принятии важных решений. И да, даже в тех случаях, когда решения оказываются неудачными; в жизни бывает и хвала, и хула, и нужно уметь учиться на всём.

Завершив свою футбольную карьеру, Жорди, мой сын, теперь вступает в новую фазу своей жизни. Мне кажется забавным то, что он тоже человек, умеющий отстаивать своё мнение и совершающий ошибки. Мы всегда открыты друг другу, мы всё с ним обсуждаем, но важные решения всегда должен принимать сам. Однако равновесие в мою жизнь приносила Данни, за что я всегда ей был благодарен. Она компенсирует всё то, чего я не могу охватить своим взором, и это очень важно в моём положении, в моём непосредственном окружении. Так что когда я прихожу домой, в вазе всегда стоят цветы. Даже если я не покупаю их сам, мне приятно видеть их и чувствовать их запах. Думаю, что такой уют жизненно важен. Баланс, который не нарушается ни в одну из сторон.

Что касается воспитания детей, то мы всегда предоставляли им выбор – заниматься спортом или нет. Один из наших детей стал футболистом, другая любила кататься на лошадях. Моя старшая дочь Шанталь, наверное, обладает самым широким спектром талантов, но думаю, что из всей троицы она – наименее спортивный ребёнок. Когда было нужно бежать по пересечённой местности, или плавать, или заниматься ещё чем-то, она была одной из лучших, но как только кто-то произносил слово «тренировка», она ничего больше не хотела слышать. Сусила же гораздо более дисциплинированная девочка, ей удалось достичь высоких результатов в конкуре. В прошлом ей удавалось брать высоту в метр сорок пять сантиметров, а это действительно очень высоко. Она начала заниматься конкуром, когда мы вернулись в Амстердам из Америки, и после переезда в Барселону она не забросила увлечение и подобралась очень близко к попаданию в испанскую олимпийскую сборную. Она даже тренировалась с одним из лучших английских наездников, Майклом Уитакером, с которым до сих пор периодически поддерживает связь. Но когда настало время сделать последний шаг к вершине, у неё начались проблемы с мышцами, поддерживающими коленные чашечки. Было очень досадно и грустно это осознавать, но Сусила не утратила свою любовь к лошадям. Сын Шанталь перенял у неё эту любовь в некоторой степени, теперь он тоже наездник и недавно взял высоту в метр сорок.

В футболе я в каком-то смысле передал эстафетную палочку Жорди. Не знаю, захочет ли сам Жорди сделать то же самое с моими внуками, но в техническом плане они безупречны и обладают необходимой крепостью характера. Так что кто знает, что их ждёт? У них впереди ещё долгий путь. Очень долгий.

Мои дети выросли сильными личностями. Они упорно трудятся, знают иностранные языки – Шанталь говорит на семи, – и каждый живёт своей жизнью. Даже несмотря на крепкую связь друг с другом, мы даём друг другу личное пространство. Каждый из нас постоянно путешествует по миру, занимаясь своим делом. Но где бы мы ни были, мы всегда на связи. Всегда. Сейчас у меня восемь внуков. Шестеро мальчиков и две удочерённые девочки. Я чувствую себя счастливым, потому что узнал каждого из них, и это великолепный опыт, такой же замечательный, как отцовство, и общаясь с ними, я чувствую, что они как будто мои собственные дети, хотя нас разделяет целое поколение. Когда я смотрю на них, я вижу саму жизнь во плоти, её течение, и от этого мне очень тепло на душе, я знаю, что оно того стоило, стоило всех хлопот и забот. Если бы меня попросили назвать лучшее, что случилось в моей жизни, моим ответом было бы: жена, дети и внуки. Благодаря им я чувствую себя богатым. Очень богатым.

Я прожил полную жизнь и могу оглянуться на неё, увидеть её так, как это и должно в старости. Она и вправду получилась настолько насыщенной, что мне кажется, будто я прожил сотню лет. Я прожил её искренне; я всегда принимал жизнь такой, какой она была, ещё с тех пор, как был ребёнком, всегда принимал её плюсы и минусы, которые, как я узнал, не всегда порождаются ошибками. Неудача может быть сигналом к тому, что тебе нужно внести кое-какие поправки. Если ты научишься думать таким образом, весь опыт обратится в нечто позитивное. Он обогатит тебя как личность. Ты учишься испытывать разочарования, но никогда не грустить. К счастью, я смог справиться со всеми неудачами. Это не случайно. Я ведь игрок атаки, я никого не боюсь, и я привык созидать. Вот почему мне никогда не было стыдно. Даже когда я потерял миллионы с той свинофермой, потому что я очень быстро познал, насколько глупым был на самом деле. В конце концов, с чего бы вдруг человеку, так хорошо играющему в футбол и столько о нём знающему, становиться экспертом по свиньям? Если ты взглянешь на своё отражение в зеркале, тебе не будет стыдно, ведь ты извлёк из ситуации урок, и до тех пор, пока ты будешь в состоянии признавать свои ошибки и учиться на них, ты сможешь продолжать идти своей дорогой. Потом уже ты захочешь отмщения, а я, к счастью, всегда был хорош по этой части.

Мне очень повезло повстречать на своём пути самых разных людей. Может прозвучать самонадеянно, но в силу характера моей безумной жизни для меня нет недоступных людей. Один из первых выдающихся людей, с которым мне удалось пересечься, стал Фриц Филипс, президент компании – производителя электроники, носящей его имя. Антон Дрисманн был ещё одним человеком, которому я мог позвонить в любое время. Так же как и Хорсту Дасслеру из Adidas. Я познакомился с ним, мы побеседовали, и он объяснил мне такие вещи, о которых я понятия не имел. Ещё одним стал бывший министр Питер Винсемиус. Я всегда хорошо с ним ладил, потому что он говорит со мной не с высоты своей должности, а опираясь на свои знания и опыт. Лин Холландер, один из советников фонда, тоже обладает этой чертой характера. Равно как и бывший глава МОК Хуан Антонио Самаранч, живший в Барселоне. Все эти люди способны импровизировать, и, что более важно, они начисто лишены самолюбия. Вдобавок они лучшие специалисты в своих областях.

Это сильно выделяет их на фоне тех якобы важных людей, с которыми мне доводилось общаться, меня всегда поражало, насколько раздутые у них эго. В этом состоит огромная разница между людьми, думающими просто и выражающими своё искреннее мнение, и людьми, считающими, что им нужно придерживаться определённого шаблона поведения и отвечать неким ожиданиям. Я испытывал это на собственной шкуре. В футболе нет никого, кто лучше меня разбирался бы в тактике, технике и тренировках молодёжи, так почему ты со мной споришь? В этом нет абсолютно никакого смысла, ты только всё испортишь, так что лучше слушай меня и извлекай из этого выгоду. Насколько раздутым должно быть твоё самолюбие, если ты не в состоянии увидеть и понять такие простые вещи? К счастью, я прислушивался к замечательным людям, окружавшим меня, и они направляли меня верной дорогой.

Я также из тех людей, кто всегда остаётся верен по-настоящему близким людям. Каждый, кто меня знает, в курсе, что дружба для меня очень важна. Я знаком со своим лучшим другом, Рольфом Гротебуром, с пятилетнего возраста, и когда мы с ним вместе, я всегда Йопи, а он Дойи. В детстве меня всегда называли Йопи, а его Дойи – «мёртвый мальчик», потому что он никогда ничего не говорил. Мы в точности знаем, что получаем друг от друга. Поскольку огромное количество разных людей столько для меня значит, я рад, что всё ещё не утратил способности общаться с молодёжью. Похоже, что я неплохо поспеваю за прогрессом, уверен, что во многом это происходит благодаря развитию новых технологий, которые я смог обратить себе на пользу.

Ничто и никогда по-настоящему не заканчивается, развитие никогда не останавливается, вот почему так важно думать креативно и продолжать следовать за прогрессом. Конечно, это не означает, что все идеи хороши и полезны, но твоя может стать зародышем, который вдохновит других людей на то, чтобы развить её и усовершенствовать. Но если ты ей не поделишься, ничего из неё не вырастет. Ровным счётом ничего. Если ты считаешь себя обязанным думать и рассуждать так, как это делают те, кто сидит наверху, тогда ничего не изменится. На мой взгляд, ничто и никогда не изобреталось каким-то одним человеком. Думаю, что, когда изобретали лампу накаливания, Томас Эдисон стоял во главе группы очень талантливых и умных людей. Это как в арифметике: разные цифры могут давать один и тот же результат. Всё начинается с маленьких крупиц, с небольших идей; ничто и никогда не придумывалось в одночасье.

С Тотальным футболом та же история. Сначала появились игроки, каждый со своим набором индивидуальных качеств, потом они собрались воедино. Важный момент – увидеть потенциальную гармонию и достичь её.

Сегодня в этом состоит один из главных недостатков людей на важных должностях как в спорте, так и за его пределами. Они не видят того, что им нужно видеть, потому что они заняты только собой. Если ты работаешь с такими людьми, ты можешь руководить, но твоя власть крайне ограниченна. Я знаю, о чём говорю, потому что мне повезло вырасти во времена перемен и инноваций. The Beatles, длинные волосы, восстание против конформизма, «сила цветов», выбирайте, что вам по душе. Те невероятные перемены, все изменения, случившиеся за последние пятьдесят лет, корнями уходят в ту эпоху. Общество и жизнь менялись через музыку, а также спорт. Просто подумайте о том, какой процесс запустили Beatles как в музыке, так и в обществе. Ничего из этого не имело отношения к академическому образованию.

Теперь всё опять начинает опрокидываться. Креативность снова под угрозой, потому что машины всё больше и больше думают за нас. Возьмём футбол. У многих футболистов топ-уровня тысячи фолловеров в социальных сетях. Это мило, это здорово. Если у кого-то столько поклонников, значит, людям интересен этот кто-то, может, они хотят у него чему-то научиться. Потому и следуют за ним. Тем временем человеку с таким количеством фолловеров нужно продолжать учиться, но кого фолловит он? Может, никого, может, он просто занят своей известностью, как эти люди, что стали знамениты просто потому, что стали? В итоге популярность может стать лишь ещё одним ограничением для жизни. Вот почему для меня так важны такие люди, как Кор Костер, Хорст Дасслер, Питер Винсемиус и другие. Они не просто помогали мне избегать ошибок, они учили меня думать по-другому. Это позволило мне продолжить мою активную футбольную карьеру, развивать её дальше и получать от неё не меньше удовольствия, чем от игры в футбол или работы тренером.

Меня как-то спросили, каким бы я хотел, чтобы меня запомнили? Кем я хочу быть в памяти людей через сто лет? К счастью, мне не придётся слишком сильно об этом волноваться, ведь меня уже тогда не будет. Но если бы мне пришлось дать ответ, я бы сказал что-то вроде «ответственным спортсменом». Если меня будут судить только по карьере футболиста, то тогда всю мою жизнь будет определять период в 15–20 лет, и, если честно, я думаю, что это слишком ограниченный срок. Моим футбольным талантом меня наградил Бог. Мне не пришлось прикладывать никаких усилий, чтобы заработать его. Он просто означал, что я должен поигрывать в футбол, то есть заниматься как раз тем, чем я хотел. Пока другие говорили, что им пора на работу, я говорил, что мне пора играть в футбол. Мне повезло в этом смысле. Вот почему другие этапы моей жизни имеют для меня больше значения. Меня не всегда понимали. Как футболиста, как тренера и потом, после окончания этих карьер. Ну да ладно, Рембрандта и Ван Гога тоже не понимали. Вот к этому ты и приходишь: люди будут донимать тебя, пока не поймут, что ты гений.

Послесловие с поминальной службы по йохану кройффу на «камп ноу»

В четверг, 24 марта 2016 года, мой отец скончался в кругу своей семьи. Он пожелал, чтобы его похоронили в тишине, а посему кремация прошла в присутствии лишь самых близких членов семьи. Йохан ясно дал понять, что хотел бы, чтобы всё прошло в спокойной обстановке, а главное, в окружении близких людей.

Но семья осознаёт, что Йохан принадлежит не только нам одним, но всем. Потому мы очень благодарны футбольному клубу «Барселона» за поддержку и проведение поминальной службы здесь, на стадионе. Это значит, что сегодня мы можем публично поблагодарить доктора, больницу и всех людей, так хорошо ухаживавших за моим отцом в последние месяцы его жизни.

Теперь мы понимаем, насколько верным было решение разделить утрату нами Йохана со всеми. Любовь и уважение, что выразили ему люди, огромны и по-настоящему много для нас значат. Мы благодарим вас всех за ту энергию, что вы дали нашей семьей.

Мы также горды и счастливы, что все согласились с уважением отнестись к нашей личной жизни и желанию Йохана. Мы понимаем, что порой слава и известность могут усложнить это дело. Поэтому мы хотели бы вновь поблагодарить ФК «Барселона». Все приготовления осуществлялись после консультаций с семьёй, и все наши пожелания были учтены.

Посему особенно здорово то, что последнюю свою подпись Йохан поставил под соглашением о сотрудничестве между клубом и его фондом.

Я не могу выразить ту гордость, что испытал мой отец от этого. Он любил «Аякс», «Барселону» и голландскую сборную, но фонд был его любимым ребёнком, в который он направлял все свои силы и всю энергию в последние годы жизни. Вот почему мы как семья будем стараться делать всё, чтобы почитать и уважать его ценности и желания и каждый день претворять их в жизнь.

Йохан принадлежал всем и служил источником вдохновения для многих. Таким его следует запомнить.

Жорди Кройфф, вторник, 29 марта 2016

* * *

Примечания

1

Польдер – это отвоёванные у моря участки земли. Они занимают пятую часть территории страны. Чтобы создать польдер, освоить его и постоянно защищать от наводнений, необходима упорная и постоянная совместная работа и готовность жертвовать малым ради большой общей цели. В основе польдерной модели лежит экономическая политика, основанная на принятии решений консенсусом. На практике это означает, что все серьёзные экономические вопросы решаются путём переговоров между профсоюзами, организациями работодателей и представителями правительства. Для этого и существует специальный орган: социально-экономический совет [источник]. – Прим. пер.

(обратно)

Оглавление

Хронология

Предисловие

Глава первая Командный игрок

Глава вторая Ответственность

Глава третья Уважение

Глава четвертая Интеграция

Глава пятая Инициатива

Глава шестая Наставничество

Глава седьмая Личность

Глава восьмая Социальная активность

Глава девятая Техника

Глава десятая Тактика

Глава одиннадцатая Развитие

Глава двенадцатая Обучение

Глава тринадцатая Играйте вместе

Глава четырнадцатая Креативность

Послесловие с поминальной службы по йохану кройффу на «камп ноу» Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg