Надя Папудогло #тыжемать. Белка в колесе
© Папудогло Надя, текст, 2018
© ООО «Издательский дом «КомпасГид», оформление, 2018
* * *
После года
Когда молодым мамам бывает нелегко, их обычно утешают одной и той же фразой: «После года станет проще». Я слышала ее в разных вариантах сотни раз. Меня она, честно говоря, не утешала.
Мой ребенок скверно спал, но был очаровательным толстяком. У него отставали от графика зубы и что-то еще, но ему это не мешало. Мой муж много работал, а я пыталась быть идеальной матерью (не очень успешно). Моя жизнь была сто раз перекроена, с мужем мы дважды почти развелись: от недосыпа мы слегка теряли человеческий облик. Я не очень понимала, как жить дальше. И тут эти рассказы про будущее. Легче, проще, лучше.
Свой первый день рождения мой ребенок встретил под кухонным столом. На столе стояли цветы и шампанское, малыш прижимал к сердцу голубой деревянный паровозик. Ему даже достался крохотный торт со свечкой. Его жизнь точно удалась. Я же испытывала некоторую растерянность. Формально моя жизнь тоже удалась. Однако я была уверена, что потеряла как минимум половину себя, а вот что получила взамен, оценить пока не получалось.
К этому моменту мой сын уже научился немного спать, в остальном мы продолжали высоко нести знамя отстающих. Ходить он даже и не пробовал, предпочитая рассекать по квартире ползком на огромной скорости. Отучать от подгузников не пробовала я. А еще он не расставался с пустышкой и обслюнявленной плюшевой игрушкой. Из-за чего меня, разумеется, тут же даже записали в «ужасные матери», чьи дети чувствуют себя одинокими и потерянными. Правда, за 12 месяцев материнства я уже нарастила изрядный панцирь, поэтому даже не огорчилась. Мне было просто не до этого: я думала, как жить дальше. Чего я хочу и что я теперь могу. Как стать хорошей мамой, при этом оставшись собой.
Мой предельный максимум на декрет был установлен в полтора года – так я решила в очередную бессонную ночь, гуляя по квартире с ребенком на руках. Твердо и непреклонно сообщила об этом мужу. Будучи человеком плана, я собиралась соблюдать его с точностью до минуты. Но жизнь с ребенком опять доказала мне, насколько она непредсказуема.
Привет, земля, как слышите?
Что касается тезиса «после года – проще», то, надо признать, в определенном смысле так оно и есть. Если попытаться найти какое-то сравнение, то это похоже на освоение новой планеты. Первая высадка дается тяжело. Ты не знаешь ничего вокруг, безопасное кажется опасным и наоборот. У тебя новый режим, новые системы жизнеобеспечения, на твоей станции куча кнопок, рычагов и экранов, а ты только начал читать инструкцию. Потом и впрямь становится проще. Ты уже понимаешь, за что отвечает та или иная кнопка и какой должна быть последовательность действий.
На второй год жизни с ребенком ты уже знаешь, что температура за 39 сопровождает множество младенческих болезней. Знаешь, как важно проверить, холодные или горячие руки и ноги, знаешь интервалы приема лекарств. Умеешь виртуозно отсасывать сопли, ставить свечки и давать сиропы. Ты знаешь, что твой малыш любит кабачок и яблоко, а брокколи и груши – нет. Что он обожает гулять у реки, но ему быстро надоедает просто идти по улице. Он может полчаса играть сам, зато потом потребует твоего стопроцентного внимания…
Собственно, поэтому проще и со вторым ребенком, о чем так любят говорить мамы двух и более детей. Тут схемы уже ясны. Свою первую, вторую и третью панику ты уже пережил. Ты – опытный боец.
С другой стороны, каждый возраст – это особое приключение. Даже у взрослых, просто их возрастные истории мягче и не так заметны. С детьми же на каждой стадии ты заново адаптируешься и осваиваешь новые инструкции, причем, как настоящий естествоиспытатель, многие из них вынужден дорабатывать самостоятельно. Да, тебя окружает множество книг о том, как меняется ребенок и как себя с ним вести. Но никаких гарантий они не дают. Замечательно, что все люди так похожи и при этом так сильно отличаются друг от друга. Универсальных рецептов нет – особенно в том, что касается мелочей, из которых и складывается жизнь.
И вот ты идешь по этой планете. Шаг за шагом. Экспериментируешь, пробуешь, замеряешь, соотносишь. Конечно, ты действуешь увереннее, чем когда был совсем новичком, но некоторые истории ставят тебя в тупик гораздо сильнее, чем всё, что случалось в первый год жизни.
Однажды в июле
Когда ребенку исполнилось полтора, я и впрямь отправилась в офис. Пока ехала, вспоминала, как подписывала первое заявление на декрет. Стандартная формулировка: «Прошу предоставить мне оплачиваемый отпуск по уходу за ребенком до полутора лет». Кадровая дама, забирая бумажку, сказала: «Потом приедешь продлишь». Я засмеялась и сообщила, что планирую в год уже выйти на работу. Дама не стала спорить, просто отметила, что в год начинается самое интересное.
Но я-то точно знала, что мне интересно другое. Нет, конечно, ребенок тоже входил в сферу моих интересов. Но я не чувствовала азарта. Наблюдая, как подруги носятся со своими младенцами, я даже думала порой, что с моим материнским инстинктом что-то не так. Разумеется, Костя был милым зайчиком. Он пускал пузыри, смешно морщил брови и забавно улыбался. Как все очень маленькие существа, он вызывал тонны умиления, а также привязанность, зависимость и сильную «животную» любовь. Но это не избавляло от ощущения рутины и даже скуки. Покормил, поумилялся, помыл попу, упал поспать, встал, покормил, поумилялся, выкатил коляску, поиграл и далее по кругу. Я не испытывала чувства вины, но ощущение дискомфорта от того, что меня не тянет постоянно к ребенку, присутствовало.
Меняться все стало как раз после года. Примерно в 14 месяцев Костя сел и сказал свое первое «га!». В этот момент я поняла, что рядом появился человек. Я села напротив и ответила: «Ага!» Перезагрузка началась.
Французские женщины, о которых исправно заботится государство, фанаты яслей. В общем, особо выбора у них нет, как и у многих женщин в других странах, где декрет – это роскошь. Хорошо если будет пара месяцев. Часто дети отправляются в ясли уже в полгода. Сейчас я понимаю, что в каком-то смысле это даже и правильно. Ведь отправить ребенка в ясли-сад позже уже значительно сложнее. Именно из-за этой внезапной перезагрузки.
Тебе становится интересно и весело. Развитие ребенка набирает такие обороты, что каждый день равен открытию Северного полюса и погружению команды Кусто. Все вдруг становится осознанным. Ребенок начинает ходить, говорить, у него появляются привычки, пристрастия, страхи, любимые вещи. И к тебе он начинает относиться совершенно иначе. Ты вдруг понимаешь, что период «кабачка» и «молочной фермы» закончился, младенец однозначно стал человеком.
Если раньше мысли о том, что он личность, носили отвлеченный характер – ну, например, я не пеленала ребенка, так как мне казалось, что это нарушает его права, – то теперь любое его желание, слово и жест оказалось невозможно игнорировать.
Каждый день происходило что-то новое. Сегодня ребенок вдруг брал вилку и пытался есть сам. Через день выяснялось, что он научился прыгать на месте (удивительно, этому тоже надо учиться). Ты не знаешь, что случится еще через пару дней, и можешь все пропустить! Пока я однажды сидела в суде по неприятному делу, а потом спала, стараясь забыть все произошедшее, мой ребенок сделал первые уверенные шаги. Мне до сих пор обидно, что я этого не увидела. Но зато я не пропустила момент, когда он научился запускать машинку на батарейках.
Почему так хочется вернуться
Почему многие мамы столь мучительно выбирают между декретом и работой, и почему им так хочется поскорее «вернуться в строй»? Здесь есть масса причин.
Традиционалисты, предполагающие, что женщина имеет право на самореализацию исключительно в качестве жены и матери, объясняют ранний выход на работу чрезмерными амбициями.
Для меня работа – это прежде всего разнообразие. Еще это простой способ быстро достигать видимых целей в установленные сроки, получая материальные бонусы. Она позволяет раскрыться, шагнуть вперед, причем вовсе не только ради амбиций. Это развитие. Чем успешнее ты в своей профессии, тем более вялым покажется тебе отпуск по уходу за ребенком. И наоборот: чем тоскливее и мутнее твоя работа, тем проще поменять ее на декрет.
Для многих совершенно не очевидно, что жизнь с младенцем – это тоже работа, причем помноженная на рутину. Рутину с большой буквы. Здесь нет очевидных достижений. Зубы, речь и тому подобное – это скорее природа, чем твоя заслуга. Вот и ломаешь голову, какому бы еще трюку обучить младенца, чтобы все заметили. Погулял, покормил, спать уложил. И так по кругу. Здесь нет ни одной красной дорожки – только тропинки через лес, где вы по полчаса стоите возле каждого одуванчика и тихо трубите: «У-у-у!»
Одна подруга долго пыталась отделаться от формулировки «ребенок – мой новый стартап». Работа – это привычная и удобная система организации жизни. Быстро вернуться к ней проще, чем перестраивать все на свете и бесконечно заниматься тем, что зачастую так сильно обременяет.
Меня часто спрашивали: «Не боишься, что после декрета ты уже будешь не нужна на работе?» Я, если честно, боялась, понимая, что женщина в 36, после двух лет перерыва в стаже, вообще не самый востребованный специалист.
Сперва я сильно переживала. Потом перестала. Я не сомневаюсь, что всегда найду, чем заняться. Карьера как линейное продвижение – это на самом деле изрядно скучно. Если вы действительно чего-то стоите, то декрет этого не изменит. Лишь откроет новые возможности.
WHO vs. SAHM
Один из самых глобальных материнских споров – это спор работающих мам с теми, кто сидит дома. Специалисты даже придумали свою терминологию: work-outside-the-home moms (WHO) против stay-at-home moms (SAHM).
Как показывает статистика, общество до сих пор не готово принять тот факт, что большинство женщин в какой-то момент превращаются в WHO. Мнение меняется медленно, но все же: в 1977 году порядка 70 % опрошенных считали, что мамы должны оставаться с детьми, а через двадцать лет их доля снизилась до 50 %.
Почему обществу не нравятся работающие матери, несмотря на их бесспорный вклад в благополучие собственных семей, а также в рост ВВП страны? Тут все просто: «кухня, дети, церковь», почетная роль хранительницы очага, вековые традиции и прочее. Тем временем исследование, проведенное в 2017 году, показало, что лишь 18 % опрошенных женщин готовы ограничить свою самореализацию заботой о детях.
Работающих мам осуждают за то, что они не способны эффективно заниматься детьми, уделяют им недостаточно времени. Сформировать комплекс вины легко. Выйдя на работу, женщина испытывает постоянные муки совести: отдала ребенка няне, потом опоздала забрать, вечером много говорила по телефону и мало играла… Знакомая картина, правда?
Порой кажется, что надо все бросить и стать одной из тех, кто всегда забирает ребенка из сада в 17:00. «Где работают мамы остальных детей, раз они к пяти исправно успевают в садик?» – такой вопрос часто возникает на материнских форумах. Как можно успеть к пяти??? Ведь большинство компаний и учреждений в лучшем смысле заканчивает работу в пять.
Логично предположить, что отношение общества к SAHM (сидящим дома мамам) будет более позитивным. Однако это не так. Занята только детьми? Значит, ни на что другое не сгодилась. Ишь ты, целый день дома, бьет баклуши. Мало кто понимает, что SAHM – это женщины, которые, по сути, работают 24х7. Да разве это труд? А разве нет? Ведь быть мамой, женой, вести хозяйство, заниматься детскими активностями – это значит практически круглые сутки «разруливать» разные «домашние» истории, требующие полной включенности.
Самое обидное здесь, что игра, кажется, не стоит свеч. Теория интенсивного материнства, которая многих подталкивает к выбору статуса SAHM (если позволяют финансовые условия), утверждает, что дети, которым мамы уделяют много времени, вырастают более эмоционально развитыми и успешными.
Однако в 2015 году под эгидой американского Journal of Marriage and Family прошло глубокое исследование, показавшее, что количество времени, проведенного с ребенком, серьезно не влияет ни на его эмоции, ни на благосостояние, ни на что. Более того, дети работающих мам оказались даже несколько успешнее в карьере и активнее в разных домашних делах.
Собственно, разгадка проста. Дело не в количестве времени, а в том, насколько мама вовлечена в жизнь детей. Это совершенно не зависит от того, где и как вы проводите время. Главное, что у вас в голове и что для вас значит ребенок.
Рассказ мамы
«Я все время разрывалась между ощущением „я – плохая мать“ и „я – плохой продюсер“»
Мне 34 года, у меня двое детей – девять и четыре. Мальчики. До декрета я работала «на телеке». Пришла в «новости» 18-летней девочкой и прошла все круги стажерского ада, выросла до спецкора, потом продюсера, потом шеф-редактора. Перед рождением первого ребенка делала документальные фильмы и всякую публицистику. Работу свою очень любила. Чем заниматься дома, не понимала. На середине беременности я «встала в очередь» на чудесную няню моей подруги: ее дочка должна была пойти в сад через некоторое время. План был такой: месяцев до 7–8 я сижу дома с малышом, потом освобождается няня, и я возвращаюсь на работу.
Все, возможно, так и было бы, но няня внезапно вышла замуж и сама оказалась в положении. Мы к тому времени переехали в Подмосковье, да к тому же нас настиг финансовый кризис. Местные няни мне не нравились и стоили денег, которых не было. Когда сыну исполнилось 9 месяцев, я стала работать из дома. Начался сущий ад. У малыша резались зубы, он не спал без меня ни днем ни ночью, а мне приходилось звонить в разные министерства и прочие официальные организации, писать синопсисы и разрабатывать темы. Я все время разрывалась между ощущением «плохая мать» и «плохой продюсер». Через несколько месяцев муж нашел вторую работу и настойчиво попросил меня «побыть в декрете». Я сдалась.
Я отдохнула и вдруг поняла, как это круто – быть мамой. Я с большим энтузиазмом (и немалой долей профессиональной деформации) ударилась в изучение всевозможных аспектов «детской темы». Мне нравилось быть мамой моего мальчика и вообще продвинутой мамой. Я несла свет в массы со всеми своими слингами, совместным сном, долгокормлением, вальдорфскими игрушками. Никакая няня уже просто не вписывалась в мою картину мира, как и детский сад раньше 3 лет. А на следующий день после этой даты мы уехали на ПМЖ за границу.
В новой стране говорили на новом (для всей нашей семьи) языке. Сына почти сразу определили в местный садик, а я пошла учиться. Знакомые эмигранты обещали невероятно быструю языковую (и не только) адаптацию, но Марк рыдал там часами, хотя воспитатели буквально носили его на руках и делали все, что могли. Окружающие (родственники, знакомые и даже некоторые друзья) немедленно надели белые футболки с надписью «я же говорил(а)». Они «так и знали», что все это «естественное родительство» и «теория привязанности» не доведут до добра. Что не стоило так «носиться с чувствами ребенка», «давать столько свободы», «растить у маминой юбки» и т. п. Вместо поддержки я получила огромный поток нравоучений (даже муж как-то плавно соскочил из моей лодки). Сначала я пыталась защищать свои убеждения. Но вскоре поняла, что больше не хочу «проповедовать». Я была интуитивно уверена, что все сделала и делаю правильно. Поэтому замолчала и сосредоточилась на сыне.
Я понимала, что на самом деле к своим 3 годам он стал уже довольно самостоятельным, разумным и уверенным в себе. У нас была здоровая связь, он мог оставаться без меня на 5–6 часов, умел и любил играть с детьми, с удовольствием общался с новыми людьми. Я быстро увидела, что вся проблема – в языковом барьере. Нашла местного бэбиситтера, знавшего базовый русский, и вопрос решился буквально за 2–3 месяца. Сын полюбил садик, а я пошла волонтером в местный дом престарелых: работать по профессии я пока не могла.
Скоро всем стало ужасно интересно, когда же я «выйду из декрета». Никого не волновало, что садики в этой стране открыты максимум до 16:30. Что никакой работы для меня в этом населенном пункте нет. Что я растеряла все связи в России, которые дали бы хоть какую-то «удаленку»… Я ничего никому не объясняла, я уже выбрала тактику: молчание. Но сама, конечно, очень переживала. Вновь увлеклась рукоделием, пробовала даже продавать собственные поделки. Ходила к «своим старичкам» резать салат к обеду и помогать с занятиями.
Все это время деньги зарабатывал муж. Он справлялся, мы жили благополучно. До декрета я получала то на равных, то даже больше него. С самого начала наших отношений так повелось, что у нас все деньги были общие и тратились по необходимости. В затянувшемся декрете этот сценарий сохранился. Однако через пару лет жизни за границей муж понял, что здесь ему не достичь того профессионального уровня, на который он мог бы рассчитывать в Москве. И он предложил вернуться. Я увидела в этом свой шанс: сын был уже совсем «взрослым», оставался год до школы, а мне хотелось вернуться на «телек». Наши взгляды на жизнь в Москве (и вообще в России) изменились. Мы соскучились. Поэтому мы продали машину, прочее имущество раздарили друзьям и купили билеты домой… А за пару недель до отъезда я узнала, что жду второго сына.
Мы вернулись в Москву, муж начал строить карьеру (успешно), сын отправился в детский сад (с удовольствием), а я маялась: беременность была не очень благополучной. Родился второй малыш, и начался новый круг моего материнства. На этот раз все складывалось иначе. Старшему было 6, он являлся живым доказательством того, что я «умею растить детей». Окружающие не имели ко мне вопросов. Всем было очевидно, что и со вторым ребенком я буду сидеть дома лет до трех.
Но очень скоро я поняла, что не справляюсь. Быть stay at home mom стало намного сложнее. Старший пошел в школу и на всякие кружки. У него обнаружился некий большой талант, который прямиком отправил меня в мир профильных конкурсов, фестивалей и прочих важных (не мне, а сыну) мероприятий. Все это – с младшим на руках. Плюс школьные домашние задания в стиле «доклад-презентация для смарт-доски на тему „Самые большие грибы в мире“». Я стала чудовищно уставать, чувствовала, что меня поглощает рутина. Что я уже «занимаюсь детьми» не потому, что хочу, а потому, что это превратилось в мою обязанность, мою работу. Я поняла, что надо все изменить, и стала искать работу, которая позволит и быть с детьми, и быть собой – рядом с детьми, но отдельно от них.
Какая ты мать
Как доказывает интернет, тесты – наше все. Каждый день кто-то выясняет, какое он животное, в какой рок-группе он выступал бы и в какой стране жил.
В родительской литературе тестов чуть меньше, но зато целая куча типов и психотипов. Типы матерей по Захарову, Клауд и Таунсенд и по Варга… Типы родителей по Биддалфу и Спиваковской… Короче, гуглить не перегуглить. Матери-вертолеты, матери-газонокосилки, матери-свободы и так далее.
Можно и не гуглить, а выйти на детскую площадку в разгар прогулочного времени.
Среди мам, выгуливающих там своих малышей, почти наверняка найдется загнанная мать. Причин может быть миллион: недосып, проблемы в семье, неумение делегировать обязанности и так далее. У загнанной матери потухшие глаза, ей в тягость любое действие. Она уже не может ничего, но она – человек долга. Маленькая лошадка.
Или вот спокойная домохозяйка. Этой всё по кайфу. Она весело наматывает на коляску сто пакетов, обсуждает с другими мамами рецепты пирогов и грудное вскармливание, вполне бодро следит за ребенком и участвует в его играх, переливается и журчит, излучая благостность.
Мать с расшатанными нервами. Она вроде бы и участвует в процессе, но все чуть-чуть криво и косо. А когда становится не чуть-чуть – выходит из себя. Объектом может быть кто угодно. Остановившийся возле площадки собачник. Подвернувшийся под руку другой родитель или ребенок. А чаще всего – ее собственный малыш. Заводится она с пол-оборота.
Современная мать, прочитавшая массу литературы о важности свободы для ребенка, держится чуть в стороне. У нее в руках телефон, а в телефоне – Telegram или Facebook (и никаких разговоров о ГВ). Ну и да, надо все же успеть крикнуть ребенку «держись», когда он залез на самый верх лесенки и стоит там, качаясь как листок.
Современная работающая мать тоже все время смотрит в телефон. А еще – на часы. Она готова в любой момент сорваться с площадки, потому что дедлайн и сверхурочно. Она сорвет следом за собой и ребенка, который только начал копать ямку или следить за мухой, тот зальется слезами, но что поделаешь, прогулка – это роскошь, а не время неспешных наблюдений за природой.
Еще есть матери-вожатые. Вечные комсомольские активисты. Слышно их издалека: «Давай! Вперед! Не бойся! Я здесь! Молодец! Чемпион! Смотри, вот Ваня пришел! Скажи Ване „привет“! Привет, Ваня! Давай с нами! Вперед!» За час пребывания на площадке она не сбавит ни темп, ни громкость, ведь это может пагубно сказаться на качестве выгула ребенка.
Или мать-пофигистка. Нет, она любит своего ребенка, ей вполне по кайфу гулять, но так уж она устроена. Она наблюдает больше за облаками, чем за младенцем, в полной уверенности, что за ним отлично присмотрят другие матери и няни. Она садится в песочницу, пересыпает песок, но думает явно о чем-то своем, вроде просмотренного вчера фильма.
Наконец, обычная мать, синие джинсы. В ней сочетаются все вышеописанные типы. Собственно, все мы, как правило, обычные матери. Просто иногда загнанные, иногда пофигистки, иногда домохозяйки, иногда работаем. Миллион перерождений. Это больше шутка, но если вдруг какая-то мать проявляется во мне чаще других, я стараюсь что-то менять.
Матери под давлением
Однажды за завтраком я читала исследование НИУ ВШЭ «Почему женщинам трудно совмещать карьеру и семью». Его авторы пытались выяснить, по каким причинам одни матери полностью посвящают себя детям, а другие делают выбор в пользу профессионального роста.
В нем проговаривалось несколько важных моментов. В частности, анализировался феномен «интенсивного материнства»: «Материнство, похоже, переживает „апгрейд“ – совершенствуется и интенсифицируется… Женщины стараются стать более компетентными матерями».
Далее авторы исследования делали вывод, что современное материнство превращается в своего рода профессию, требующую высокой отдачи и специальных навыков.
Это так. Большинство матерей стремится выбрать для своего малыша все самое-самое: от лучших сосок и подгузников до наиболее «продвинутых» развивающих технологий и педагогических практик.
Параллельно с неустанным (и слегка невротическим) поиском «самого лучшего» растет и уровень материнской тревожности, неуверенности в себе. Тем более что вокруг – всегда толпы экспертов, каждый со своим авторитетным и абсолютным (ха-ха) мнением.
Второй после интенсивного материнства важный момент, который отмечен в исследовании, – это социальное давление: как общества в целом, так и внутрисемейное. Главный пункт здесь, конечно, – традиционные ценности, настойчиво подталкивающие женщин к материнству. Пресловутое «тик-так», тебе за тридцать, семья важнее всего, расставь приоритеты…
По данным «Левада-центра», анализировавшего данные за 1989 и 2007 годы, отношение к этой теме в России остается неизменным. Как отмечалось в другом исследовании той же «Вышки», «в России по-прежнему популярны представления о необходимости стабильного союза и продолжения рода, а также о семейном прежде всего предназначении женщин».
Ладно, под прессингом или нет, но все мы тут стали матерями. Теперь нам приходится иметь дело с новой формой общественного давления. Каждая встречная бабушка учит нас, как правильно одевать ребенка, чем его кормить, как воспитывать. В России до сих пор бытует в сознании модель общинной ответственности за любого ребенка.
Но если от незнакомых бабушек можно и отмахнуться, то справиться с собственными куда сложней.
Мне повезло. У меня нет и не было особых противоречий с родителями в вопросах воспитания. Но если проанализировать «мамские» сообщества, то вы увидите, что эта проблема более чем актуальна. Молодые мамы часто не в силах противостоять своим авторитарным матерям, которые по привычке продолжают руководить выросшими детьми. К тому же многие не могут позволить себе няню или ситтера, так что бабушки становятся единственной поддержкой, с ними важно не портить отношения, к ним приходится прислушиваться, поиск баланса неизбежен, но крайне сложен.
Параллельно с семейным давлением молодые мамы испытывают и сильный прессинг на работе. Женщины с детьми часто рассматриваются как «зона уязвимости», «слабое звено»: они не могут задерживаться в офисе сверхурочно, часто уходят на больничный с ребенком и вообще перегружены детьми. Понимая это, мамы наживают себе очередной невроз, пытаясь быть одновременно и «хорошим работником», и «хорошей матерью».
Особенно явно ощущается давление общества во время отпуска по уходу за ребенком. Сидишь в декрете больше года? Загубила карьеру. В год отдала малыша няне (бабушке) и вышла на работу? Плохая мать, бросила ребенка.
Современной женщине трудно найти баланс, безболезненно совместить материнство и самореализацию.
Комментарий эксперта
Анна Зырянова, основательница движения SelfMama, мама троих детей
На лазерных мечах бьются женщины, причем бьются чаще всего друг с другом в разных «мамских» сообществах. Думаешь выйти на работу до окончания декрета – ты плохая мать. Сдала в садик? – снова плохая мать. Сидишь с ребенком до трех лет – «клуша» и «забудьпрокарьеру». Середины как будто нет, и давление стереотипов очень высоко.
Вот мое утро «клуши» сегодня: подъем в 6:30, вызвала скорую для средней, покормила параллельно младшего, разрулила доставку няни к нам за город, разрулила удаленно покупку лекарств для ребенка, записала маму на МРТ, придумала, куда девать курьера, который привез заказ, пока нас нет дома, обсудила с прорабом закупку плитки на балкон, оплатила счета SelfMama, отправила презентацию партнерам, обсудила предварительный план по работе со спонсорами и по мотивации команды SelfMama, сделала ингаляцию дочери (это то еще усилие, скажу я вам), прочитала третью редакцию дипломной работы моих студентов, написала два отзыва на «выпускную квалификационную работу». В 11 села завтракать. А еще даже не середина дня.
Десять лет назад я просыпалась в 8, неспешно собиралась на работу, выделяя полчаса на то, чтобы накраситься и подобрать одежду, к 10 приезжала в офис и руководила, сидя в кабинете. С 10 до 19 я клацала по клавиатуре, ходила вокруг кулера, отстаивала свою точку зрения на не всегда эффективных совещаниях, разруливала конфликты. Но такой многозадачности и ответственности за каждое принятое решение все равно не было. К тому же мне очень нравилось то, чем я занималась.
Порой мне кажется, что именно сейчас я поймала тот самый баланс. Иногда я та самая «клуша» (особенно когда старшие в саду, младший спит на балконе, а я туплю в Facebook). Иногда – «карьеристка» (особенно когда очередной SelfMamaForum на носу, я работаю по ночам и сплю 3 часа в сутки). Но с каждым годом материнства меня «отпускает». И я даже не ввязываюсь более в дискуссии, кто сильнее задолбался – работающая или неработающая мать. Каждый в этой жизни имеет право задолбаться по-своему.
Еще один важный момент, который до сих пор не исследовали ученые, – это давление общества через социальные сети, которые для многих становятся сильным невротизирующим фактором.
Большинство женщин уже научилось не сравнивать себя с супермоделями из глянцевых журналов, но отделиться от «социальной среды» не так просто. Там ведь такие же, как ты. Не жены олигархов или актрисы сериалов.
Как ей это удается? Трое детей, карьера и такие фотографии в Instagram? Мы еще не осознаем в полной мере, что социальные сети и успешные блогеры тоже существуют по законам глянца. Вот и получается: ты в растянутых штанах, ребенок в соплях, а вокруг все всё успели. Твой малыш еще не говорит, а у подруги уже стихи на табуретке читает…
Где же выход? Да нигде. Любое давление существует лишь до тех пор, пока ты позволяешь на себя давить. Пока ты в чем-то не уверен и чувствуешь себя слабым. Именно поэтому самые активные группы во всех сообществах – это мамы с первым ребенком в возрасте до трех лет, проходящие классическую социальную адаптацию. Выживут все, но нервы будут измотаны.
Темная сторона луны
Еще важно помнить, что бестактные вопросы и обвинения, с которыми приходится сталкиваться любой молодой маме (все эти «сидишь в декрете – курица», «вышла на работу – эгоистка»), не имеют никакого отношения к той, кому они адресованы. Зато эти «милые» комментарии многое говорят о людях, их отпускающих.
Объясняя, почему я решила растянуть декрет, я постоянно чувствовала себя оправдывающейся. За что я оправдывалась – было не очень понятно. Сейчас я думаю, что стоило просто отшивать всех любопытных, но мама и бабушка учили быть вежливой. К тому же я чувствовала себя виноватой. Да, вот так. Виноватой за то, что была такой активной и так стремилась к чему-то, а теперь я просто «мама из декрета».
Хотя я не понимала и не понимаю всех этих фобий про «засидеться в декрете». Ведь и в отпуске по уходу за ребенком я продолжала оставаться собой, у меня были те же интересы и радости, пусть я и тратила на них гораздо меньше времени.
Радуясь успехам малыша, я старалась не забывать и о себе. Однажды мне предложили дать несколько уроков по скайпу. Я ломалась. В теме я разбиралась прекрасно, но никогда раньше не вела частные занятия для взрослых (для детей тем более) и даже не собиралась к этому подступаться. Меня брали штурмом. На третий раз я согласилась.
Мой ученик безропотно терпел переносы занятий на полчаса или час, пока я укладывала ребенка. Муж ползком добирался до холодильника, чтобы не попасть в кадр. Я тратила все свободное время на то, чтобы подготовиться к этим урокам. Тогда я не знала, что через пару лет подобные занятия станут одним из моих самых востребованных профессиональных навыков, частью работы, которая приносит доход.
Выбирая между декретом и работой или (еще глобальнее) между материнством и карьерой, женщины руководствуются сложной комбинацией «хочу», «должна» и «могу». Это выбор жизненного сценария, очень серьезный, дающийся крайне непросто. И нельзя вмешиваться в него нескромными вопросами.
Один из наиболее популярных запросов в материнских коммьюнити звучит так: «Предложили отличную работу, но у меня ребенок маленький, что делать?» На самом деле никто не может подсказать, как правильно поступить в подобной ситуации. Ответ знаем только мы, он рождается из нашей уникальной комбинации «хочу-могу-должна». Мы должны поверить, что лишь мы вправе решать, как будет лучше нам и нашим детям. И поменьше прислушиваться к советам. Просто вечером, когда уложите всех: ребенка, детей, мужа, бабушку, – посидите сами с собой и подумайте, чего же хотите вы. Дальше будьте настоящим серфером, ловите волну, ту, которая ваша.
Босс-опрос
Но на наш выбор влияет и один немаловажный внешний фактор – отношение начальства. Стоит засидеться в декрете, как о тебе либо забывают, либо с изрядной частотой начинают спрашивать, собираешься ли ты вообще выходить. Если да, то когда.
Мой начальник был лоялен. Он задавал мне этот вопрос примерно раз в два месяца. Получив его по электронной почте, я начинала ронять кастрюли, вздыхать и путаться в детских одежках, не справляясь даже с варежками.
Я чувствовала, что все. Изо всех сил бежала на поезд – и опоздала. Стою на станции, а он уносится вдаль. В поезде к тому же весь мой багаж…
Я толкала коляску в сторону местной речки и зеленой зоны, заворачивала в магазин за хлебом для уток. Костя пошатывался в своем зимнем комбинезоне и новых ботинках, утки нагло щипали меня за штанину, а я все продолжала стоять на платформе и оплакивать уехавший поезд.
Потому что начальники не ждут! О моем месте мечтают миллионы девушек (не говоря уже о миллиарде мальчиков). Все же знают, как боссы ненавидят декретниц!
Я срочно решила проверить, так ли это. Включила вечером скайп и провела небольшой опрос среди знакомых начальников-мужчин.
Босс № 1, медиа
Я не жду, что уходящая в декрет сотрудница четко проинформирует меня о своих планах. И наверняка это такое уже все-таки расставание. То есть в будущем оно может закончиться возвращением в строй, но это будет уже «другая» история. Конфликтов с выходящими из декрета у меня пока не было, но есть девушки с детьми, которые требуют особый рабочий ритм и темп. У нас это полюбовно решается, но на подсознательном уровне всегда есть ощущение, что ты в другой день сможешь спросить с нее чуть больше.
Босс № 2, медиа
Я не выбираю сотрудников по половому признаку и вероятности декрета. Статистически риск того, что в определенный момент девушка уйдет в декрет, ниже, чем риск перехода в другую компанию. Зачем тогда на это ориентироваться? Вопрос про возвращение в срок и информирование о планах – жду ли я такого? Бугага – вот все, что я могу ответить. Касательно конфликтов с работающими мамами. Был один случай, когда выходящий из декрета сотрудник мог работать только по очень специальному графику, который нам не подходил. И вместо того чтобы пытаться вместе найти какой-то выход, сыпал цитатами из ТК РФ. Обошлось без открытого конфликта, решение нашли. Понятно же, что не со зла это, что есть масса обстоятельств, включая иммунитет ребенка. Так что всегда надо стараться что-то придумать.
Босс № 3, IT
Хороших кадров в IT очень мало. Если человек умеет программировать – не важно, кто он, мальчик, девочка или осьминог. Более того, равных кандидатур не бывает, все люди разные. Двух одинаковых я пока не видел. Кто-то может родить, кто-то общаться не умеет, у кого-то английский плохой – где тут решающий фактор? Девочки рожают (в общем-то, тоже не все и не сразу), ну а мальчики могут, например, сломать ногу, прыгая с парашютом. Что касается информирования о планах, то могу сказать так: у меня две дочки, и иллюзий я не питаю – какое тут четкое время возвращения, о чем вы? И да, у нас очень терпимая к проявлениям жизни компания. Рождение ребенка – это же так позитивно!
Босс № 4, IT
На собеседовании я не спрашиваю про декрет и даже не держу этого в голове. Чтобы декретная ситуация стала существенным фактором, надо, наверное, хотя бы раз на этом сильно обжечься, а я пока не обжигался. Ситуация, когда кандидат сбежал из проекта через полгода «искать себя», возникает намного чаще, чем декрет. Вот ее и стоит обговаривать. Когда девушка уходит в декрет, я не ожидаю, что она будет информировать меня о своих планах. Подстроюсь под сроки выхода. Проектов много, все время что-то начинается и всегда где-то нужны люди. Должен оговорить, что у нас в компании достаточно нечеткая внутренняя структура и минимум бюрократии. При этом портфель часто обновляется, поэтому у меня нет проблемы найти человеку место.
Босс № 5, IT
Мы нанимаем людей с прицелом на несколько лет. Если необходимо, чтобы в какой-то конкретный срок сотрудник не ушел в декрет, не считаю зазорным поинтересоваться личными планами, объяснив, почему это важно. Я жду, что сотрудник, ушедший в декрет, будет меня информировать о своих планах, разумеется, насколько это возможно. Лояльность должна быть с обеих сторон. У нас большая часть сотрудников может какую-то часть работы выполнять дома, все уходившие в декрет продолжали работать из дома, но, конечно, в меньшем объеме. Другое дело, что сотрудник, находящийся в декрете, не имеет возможности сконцентрироваться на карьерном или профессиональном росте – повышений, более ответственной работы или новых проектов мы ему не предлагаем, пока не выйдет.
Босс № 6, реклама
Напрямую хантингом я давно не занимаюсь – перерос и рад этому. Раньше пытался оценить человека при приеме на работу, его стремление сделать карьеру, быть крутым, сильным, отличным от других. К нам приходят работать, много и весело, а не уходить в декреты. Но, конечно, разное случается. Могу сказать так: после декретов лишь единицы вернулись к нам и продолжили так же успешно, как начинали. Просто после декрета у человека в голове происходят необратимые изменения.
Босс № 7, консалтинг
Я однозначно не принимаю во внимание пол кандидата и не держу в голове мысли о возможном декрете, но у нас специфическая сфера деятельности, успешно можно работать и удаленно. Как правило, обычно я обговариваю планы – просто для того, чтобы понять, рассчитывать на человека или нет. У меня примерно половина сотрудников выходила обратно из декрета, а другая половина меняла работу.
Босс № 8, HR
Я жду, что уходящий в декрет сотрудник будет информировать меня о своих планах. Конфликтов с декретными сотрудниками у меня не было, но часто бывают сложные ситуации. Например, некуда возвращать сотрудницу из декрета. На ее месте хорошо работает другой человек, и компания предпочитает оставить именно его. Тут приходится договариваться с декретницей об увольнении по соглашению сторон с выплатой «парашюта». Аналогичная ситуация – в период сокращения штата компании. Декретную должность сократить мы не можем, а потому также добиваемся соглашения сторон.
Сам разберусь
Приняв наконец решение оставаться в декрете, я вновь направила всю свою кипучую энергию на ребенка. Младенец тем временем уже начал ходить и вовсю лепетал. Пришло время учить его уму-разуму. Казалось бы, все просто: покажи пример, объясни еще раз и еще, и вот уже твой ребенок не натыкается на углы и не пытается полизать асфальт. На практике все сложнее. Хотя бы потому, что дети не поддаются дрессуре.
Вот, например, малыш учится слезать с кровати. Высота совсем небольшая. Но ребенок, разумеется, продвигается вперед головой и ныряет вниз лбом. Слезы, обиды, «у собачки боли»… Мы терпеливо учим мальчика разворачиваться и спускаться ножками, но он полностью игнорирует обучение и раз за разом пытается повторить полет головой вперед. В какой-то момент мое терпение лопается. Теперь я просто слежу, чтобы он не убился, забыв об обучении. Через месяц Костя залезает на нашу кровать. Подползает к краю. Смотрит вниз. И, пыхтя, начинает разворот, чтобы спуститься ногами. Ура, получилось! Закрепление пройденного занимает примерно три дня. Малыш занимается исключительно тем, что залезает на кровать и спускается с нее безопасным образом. Совершенно очевидно, что это не плоды нашего обучения, а сработавшее наконец накопление информации. Выдыхаем.
Дальше – стол. Костя встает под столом, идет и натыкается лбом на балку. Казалось бы, можно просто присесть или проползти, но ребенок раз за разом встречается с балкой. Гневно ревет. Кусает меня под столом за колени. На мои попытки научить, как правильно, малыш только машет рукой и спешно отползает, радостно смеясь. Как вы, мама, надоели со своими нотациями.
Советуют учить ребенка словам «нельзя» и «опасно». «Нельзя кусать людей». «Опасно подходить к плите». «Не стоит есть все, что валяется на земле». Костя прекрасно знает эти слова. И поступает следующим образом: услышав очередное «нельзя», он бросает запретное и делает пару шагов в сторону. Изображает раздумье или наблюдение за птичками. Деловито косит глазом. И едва ты расслабляешься, тут же повторяет запрещенное действие. Бросок – и вот он уже у плиты. Или ощутимо прикусил тебя сзади за икру. Или набил рот сосновыми иголками и спешно пытается их прожевать… Продолжаем бесконечные объяснения.
А ботинок? У Кости была привычка грызть подошву, когда он едет в коляске. Сидит этаким турецким султаном и грызет. На разные лады объясняли мы младенцу, почему не стоит закусывать подметкой. Результат, как и во всех других случаях, нулевой. У малыша встроен датчик ослабления родительского внимания. Почувствовав, что мама начала считать ворон, он быстро засовывает половину ботинка в рот. И хитренько смотрит в твою сторону.
Или запретные шкафы?! Забудешь закрыть дверцу, и малыш уже тут как тут. Радостно рассыпает на пол муку и подбирается к овсянке. А ты подбираешься к нему. Однако он не сдается без боя: ложится на просыпанную крупу и угрожающе басит. Окей, дружок, занимайся своим делом, я потом все уберу.
Сижу читаю Спока. Кажется, его советовал доктор Комаровский. Или кто-то еще. Хотя сейчас не принято читать Спока, он же устарел. Или нет? Ведь он говорит, что надо расслабиться и получать удовольствие. Переключайте внимание малыша. Да, да, да, переключаем.
На форумах, как всегда, зажигают: «Я понимаю, что это жестоко, но я пару раз прикладывала палец малыша к очень горячей чашке. И он понял, что такое горячо!»
Ох. Твой бы палец – к горячей чашке. Я вздыхаю и ухожу делать Косте строгое лицо. Потому что он опять пытается включить газ и закусить ботинком.
Чуть не забыла про очередь!
Где-то между 12 746-м и 12 747-м строгим лицом я вспомнила про детские сады. После очередного разговора на детской площадке, где мелькали слова «очередь», «ОСИП», «оспорить решение», «приоритетный сад».
В детстве (вернее, в школьном возрасте) я часто стояла в очередях. Был дефицит, даже банки с компотами исчезли с прилавков, не говоря уже о хлебе, молоке и прочих радостях. Продукты появлялись в магазинах редко, об их прибытии жители нашего района вокруг Плющихи узнавали загодя. И загодя же занимали очередь. Номер очереди писали на маленьких бумажках или просто на руке. Помню, например, что однажды я прогуляла информатику, потому что стояла 64-й в молочный. И ужасно волновалась, потому что одновременно была 37-й в хлебный. С тех пор я не люблю очереди.
На самом деле в детсадовскую очередь я встала, когда Косте исполнилось месяца два. К выбору садика я подошла ответственно: читала отзывы, проводила беседы, последовательно вычеркивала все не подошедшие, просчитывала логистику доставки ребенка в сад и поездки на работу. Прошерстила все локальные сообщества в социальных сетях – это самый простой и эффективный способ узнать все о садах, даже не выходя из дома.
В результате были выбраны три заведения. По возвращении в Москву муж съездил в некие территориальные управляющие органы и закрепил Костину виртуальную очередь всевозможными бумажками. Прогресс ведь невозможен без бумаг.
С этого момента началась нервотрепка. К счастью, вспоминала я об очереди не слишком часто, а потому огорчалась примерно раз в месяц. В приоритетный садик наш малыш стартовал четвертым. К полугоду он стал уже двенадцатым. Впереди набились сплошные льготники.
Я выслушивала советы бывалых мам: неусыпно следить за местом ребенка, не бояться разбора в конфликтной комиссии, дать взятку, забить на садик и нанять няню.
Когда Косте исполнилось полтора, я получила два официальных письма, в которых мне сообщали, что два садика из тех, куда я стою в очереди, сливаются со средней школой, куда я точно не планировала отдавать ребенка. В оставшийся третий садик мы к тому моменту были уже двадцать вторыми.
Дождавшись утра и отрепетировав максимально гневный голос, в 9:03 я позвонила в те самые «территориальные органы», куда мой муж отвозил бумаги ребенка. С девушкой, которая была мила, но не очень понимала моих волнений, я препиралась минут пятнадцать. Я хотела (и имела право) изменить набор желаемых садов, а девушка пыталась уговорить меня оставить все как есть.
Победителем вышла я. Выкосив часть садов и оставив «про запас» тот, куда мы были уже 22-ми, я заявила новые сады. После чего поинтересовалась загадочными миграциями в списках: почему-то льготники 2012 года куда-то разом исчезли и замещены льготниками 2013-го. Девушка долго мялась, а потом выпалила: «Наши базы переезжают на сайт Госуслуг, очереди сейчас вообще могут отражаться некорректно». Я повесила трубку со смешанным чувством победы и поражения и отправилась жаловаться в Facebook.
Facebook хорош тем, что там всегда утешат. Меня и утешили. Но заодно я оказалась в центре дискуссии, стоит ли вообще отдавать ребенка в муниципальный сад. Страсти кипели не на шутку. Кто-то утверждал, что сад и армия – это явления одного порядка, кто-то твердил о необходимости социализации, кто-то вспоминал свое детство в саду. Один из оппонентов гневно указывал на новейшие исследования, которые обнаружили, что в садике у детей повышается уровень гормона стресса и таким и остается на всю жизнь. И вообще, опыт индейских деревень некоего племени показал, что можно обойтись без садов.
Я попросила дать мне ссылки на эти новейшие исследования, чтобы я могла ознакомиться с авторами, принципами, выборками и прочим. Оппонент тут же ушел в тень. А я осталась с ощущением, что уровень гормона стресса в моей крови повышен гораздо сильнее, чем в те времена, когда я ходила в садик. Я легла на диван и приняла решение: не спорить о детсадах и не проверять номер очереди чаще трех раз в месяц.
Мое милое зеркало
Отдыхая от праведного труда интернет-споров, с дивана я наблюдаю за Костей. Всем известно, что ребенок – это продолжение родителей. Первые пару месяцев поиски сходства ограничиваются внешностью: «Ой, глазки совсем как мамы!»; «Ой, улыбается как папа в детстве»; «Ой, что-то наш мальчик ни на кого не похож».
Но вот ребенок растет, и ты вдруг начинаешь замечать в нем не только «свои» глазки и носик, но и сходные черты характера. Это одновременно захватывающий и пугающий опыт. Например, я знаю про себя, что вспыльчива, раздражительна и категорична. Даже любимая подруга однажды написала обо мне в публичном доступе: «Невыносимый человек». И вот я лежу на диване, читаю, краем глаза наблюдаю за Коко. Малыш собирает пирамидку. Пыхтит с высунутым языком. «Ой, – думаю. – Ну точно как я. Когда ресницы крашу».
Упрямая пирамидка не собирается. Один промах, второй, третий. И вот уже малыш со сдвинутыми бровями закидывает бублик от пирамидки куда подальше, потом еще один и еще. Гневно отползает в сторону и что-то возмущенно бормочет. В этот момент он копия меня, когда я швыряю об пол вещи, если у меня что-то долго не получается. Например, когда я пробую вязать, но сбиваюсь в подсчете петель, а потом и вовсе все идет косо и криво. Есть, конечно, люди и более вспыльчивые. Например, мой любимый начальник, который после сложного разговора метнул в стену телефон так, что пробил гипсокартон. Телефон застрял в стене, но не разбился!
Тихо горжусь отвагой и энергией малыша. На площадке он идет танком, все пробует, всем интересуется, пыхтя и падая, залезает на горку. «Смотри, – говорю я его отцу. – Какой у нас малыш, ничего не боится!» «Да, – отвечает муж. – Вылитая мама: слабоумие и отвага».
Вот ребенок подбирает валяющийся на полу мобильный телефон, прикладывает к уху и с моими тягучими интонациями говорит: «Айо-о-о?» Хитро смотрит на меня. Он еще не умеет говорить и пользоваться столовыми приборами, но уже точно знает, что болтать по телефону – важный и ответственный навык. Ведь мамочка постоянно тарахтит в эту трубку.
Откладывает телефон, натягивает на нос мои очки. «Бе-бе-бе!» – возмущенно оттопырил нижнюю губу. Это я читаю очередное письмо с вопросом: «Когда ты выйдешь из декрета?»
А вот ребенку подарили «рыбалку» – удочку с магнитиком на крючке. Помните, в нашем детстве тоже такие были? Малыш начинает удить рыбу. Сидит, сложив ножки по-турецки, на лице – терпение и труд, брови выжидательно изогнуты. Точно так его папа ловит «биг фиш» в озере на даче. Не всегда успешно, но очень терпеливо и с такими же изогнутыми бровями, которые подчеркивают важность его занятия.
Я пытаюсь вызвать Костю на обед, а он занят – собирает замок. Через плечо он гневно бросает мне: «Ахр-р-р! Не пуй, гого!» Догадаться, что он имеет в виду, очень легко. Папины интонации и решительно выдвинутая вперед губа не оставляют места для сомнения: «Надя, ты можешь дать мне пару минут покоя?!»
Ребенок постоянно видит меня читающей. И он бросает игрушки, садится рядом, тянет из рук книгу. Получив желаемое, устраивается поудобнее и начинает важно листать очередное социоантропологическое исследование модного автора. Там нет ни картинок, ни больших букв, но он аккуратно перелистывает странички. Так мы с ним и сидим вдвоем. Каждый с книгой: один читает, другой листает.
Костя наблюдает за тем, как я прыгаю перед шкафом в разных платьях. Подползает, поднимает одно из отброшенных за ненадобностью, накидывает. Кряхтя, встает перед зеркалом. Смотрит на себя, сдергивает платье и говорит: «Не-е-е-е-е-е!» – с той самой интонацией, как я только что. Занавес. Я лежу на кровати, содрогаясь от смеха. Заползает, ложится рядом и тоже начинает смеяться.
Кажется, он заговорил
За год я уже привыкла, что мой ребенок никуда не спешит. У него медленно растут зубы, он поздно начал садиться и вставать и т. п. Поэтому я удивилась, как легко и просто он обратился в человеческую речь.
Точно сказать, когда Костя начал болтать, я не могу. Знаю, что в 10 месяцев он мог уже часами что-то говорить на своем языке, причем большинство его фраз, будучи совершенно непонятными, несли несомненную смысловую нагрузку.
Он рассказывал истории, показывая пальцем на взлетающие и садящиеся в аэропорту самолеты. Приходя с длинных прогулок, он шел к папе и начинал длинный монолог, сопровождавшийся всевозможными жестами. Количество используемых звуков постоянно росло. Временами он тренировался выговаривать что-то конкретное. Например, осваивая сложную букву «Р», младенец сидел на полу и на разные лады рычал: «Кр-р-р-р. Р-р-р-р-р. Ар-р-р-р». И так целый день.
При незнакомых людях малыш говорить стеснялся. Около получаса он оценивал ситуацию и только после этого открывал рот. Французская женщина-педиатр высоко оценила Костины разговорные потуги. При ней, старой знакомой, он не стеснялся и выдавал одну тираду за другой, поднятым вверх указательным пальцем как бы подчеркивая важность сказанного. «Какой болтун!» – похвалила врач.
Вскоре в бесконечном потоке речи стали появляться более-менее понятные слова. Как такового первого слова у него не было. Он разом освоил мое имя – «Дядя» (буква «Н» не дается) или «Адя», папу решено было звать папой, при прощании он исправно говорил «пока», в телефонную трубку полагалось говорить «але-е-е-е», бабушку называл «Оля», тетю – «Катя», для всех взрослых и детей собирательно появилось «ты», транспортные средства превратились в «ту-ту» и «би-би», собака стала «ав-ав», качели – «качи-качи», не обошлось, разумеется, и без «дай-дай-дай».
Конечно, я гордилась достижениями младенца. До тех пор пока не почитала очередной форум о детском развитии. Тут я снова почувствовала себя полным ничтожеством. «Мой ребенок в год уже читал маленькие стихи, – писала одна дама, снисходительно добавляя: – Но, конечно, развитие речи – это так индивидуально».
Теория была утомительна, хотя я старательно продиралась через очередные массивы книг. Там присутствовали термины типа «стартовая речь», «лепетные слова», «простые слова», «обобщенные слова», и ко всему этому прикладывались строгие временные рамки. Изрядно вымотанная зубными нормами и вопросами об агукании, на сей раз я уже решила быть проще и забыть о нормативах.
При этом, стараясь быть ответственной матерью, я учила Костю словам. Методика, правда, была далека от прогрессивных. Я просто постоянно показывала и называла ему предметы. Говорила с ним обо всем, что происходит вокруг. Вскоре я убедилась, что и без моих усилий годовалый младенец все знает. Просишь его принести мяч – приносит. Свинку – без проблем, вот она. Паровоз? Сейчас найду. Он еще не называет, но уже отлично понимает. И я отстала от ребенка со своими развивающими методиками.
Были и внезапные слова, которые Костя просто повторял, воспроизводя понравившуюся комбинацию звуков. Например, едем во французском лифте. Люди всё набиваются и набиваются, каждый, разумеется, говорит «пардон». И вот наконец лифт поехал. Костя оглядел великосветское общество и внятно сказал: «Па-а-а-а-адон!» Это была минута абсолютного триумфа. Все восхищались безупречно воспитанным младенцем, спрашивали возраст, восхищались снова. Я не стала, конечно, рассказывать окружающим, что «пардон» носит абсолютно случайный характер. Просто почивала на лаврах.
Я привыкла, что малыш все время болтает. И привыкла постоянно вести с ним диалог. Когда я не могла понять, о чем он говорит, я отделывалась общими фразами: «Ты так полагаешь?», «Неужели?», «Ну и ну!» Судя по тому, что Костя активно поддерживал беседу, его это устраивало. Перелом в наших слегка абсурдных диалогах произошел в год и три. Я усадила Костю в стул, пристегнула, выдала печенье и пошла в ванную. Сделав пару шагов, я услышала строгое: «Ты куда?» Растерялась, повернулась, поискала глазами, кто спрашивает. Кроме меня и малыша, который вопросительно взирал из стула, в комнате никого не было. Смутившись, я пояснила: «В ванную. На минуту». Контакт со внеземной цивилизацией был установлен.
Тебе страшно?
По мере взросления ребенка возникают и новые трудности. Однажды мы болтали на детской площадке со знакомой, и она вдруг спросила: «А Костя боится незнакомых людей?» Я задумалась. Нет, кажется, не боится; стесняется пару минут, и все. Собственно, чего же он боится? Кажется, пока почти ничего. Интересно, а обязательно ли малыши должны бояться? И откуда берется страх у тех, чей жизненный опыт еще совсем мал?
До года малыш живет инстинктивными страхами. Это, скорее, даже не страхи, а такое беспокойство. Грудные дети не любят оставаться без мамы, нервничают от резких звуков. К тому же младенцы считывают наши эмоции и негативно возбуждаются от ссор и плохого настроения кого-то из близких. Ребенок не пугается в привычном смысле этого слова, но начинает кукситься, плакать, капризничать. Зато в остальном он безупречно отважен.
Наблюдая за Костей, я пыталась понять, чего же он, собственно, боится. Искала какие-то оттенки в плаче, общих реакциях. Например, ночью он иногда просыпался в слезах, и я понимала, что ему приснилось что-то неприятное. Но в целом я не замечала в нем каких-то конкретных страхов.
Он с малого возраста легко и без переживаний умел оставаться с папой, без мамы. Не обращал внимания на резкие звуки. Однажды мы с ним оказались рядом со зданием, на крыше которого вдруг заработала сирена гражданской обороны. Я от неожиданности выронила пакет с покупками. А ребенок продолжал невозмутимо грызть свой сандалик. По-настоящему испугался он, кажется, лишь дважды: заводного кальмара, запущенного к нему в ванну, и паровоза на батарейках, который ехал и дудел. При этом в выключенном состоянии и кальмар, и паровоз были его лучшими друзьями, а прочие движущиеся и гудящие игрушки его ни капли не пугали.
Когда я сказала, что с трудом понимаю, о каком страхе может идти речь применительно к малышу, моя подруга со мной не согласилась. «Некоторые дети боятся взрослых, это факт, – возразила она. – Если им показать страшные картинки, могут испугаться до слез. Мой ребенок еще и от громких звуков вздрагивал. Просто обычно мама всегда рядом, а это такой гарант, что можно не волноваться».
Я спросила подругу Яну, чего боится ее малыш. Выяснилось, что футбольного мяча и моря. Причем если страх моря она может объяснить одним неудачным купанием в ванне, то чем так страшен футбольный мяч, понять не может никто. Мы с Яной пришли к выводу, что либо у наших детей недостаточно развито воображение, либо у нас растут дерзкие наглые пацаны.
Я еще поспрашивала друзей. Оказалось, что до полутора лет большинство малышей пугается вполне конкретных вещей: гусей, некоторых заводных игрушек, морды зайца на резиновом круге, отдельных предметов бытовой техники. Многие боятся незнакомых, а иногда – даже некоторых близких. Причем мамы, как правило, не понимают, чем эти люди или игрушки отличаются от других.
Пытаясь разобраться, я, конечно, стала искать внятную книгу по теме. Несколько вечеров изучала труд Александра Захарова «Дневные и ночные страхи у детей». В книге приводились данные опроса 200 матерей, чьим малышам было от года до трех. Как выяснилось, наиболее распространен у детей этого возраста страх неожиданных звуков (52 % мальчиков и девочек). На втором месте – страх одиночества (44 % мальчиков и 34 % девочек), затем идут боязнь боли, уколов и врачей.
И ничего о заводных игрушках, дядях с усами и работающих мясорубках. Зато вот такое забавное наблюдение: автор утверждает, что страхам в основном подвержены дети старородящих (после 30 и особенно после 35 лет), ведь ребенок впитывает тревожность матери, поздно вышедшей замуж и долго не имевшей детей. Ха-ха. Тут как «старородящая» я вообще промолчу.
Еще автор задается вопросом: передаются ли страхи по наследству? Ведь часто мамы и дети боятся одного и того же. И отвечает, что да, такое случается. Особенно если мать и сейчас испытывает эти страхи.
Здесь я закончу цитировать Захарова и замечу вдогонку, что в некоторых популярных статьях пишут, будто страх – это признак развитого воображения.
В книге «На стороне ребенка» знаменитого французского психотерапевта Франсуазы Дольто читаем: «В сущности, ребенок – тот же сомнамбула. Если лунатик проснется и поймет, что под ним пустота, он испугается и упадет. Взрослые постоянно хотят разбудить ребенка. Не следует будить его слишком рано, и в то же время когда-то это сделать необходимо».
Чем дольше я думаю о страхах у детей до полутора лет, тем больше понимаю, что эта планета так и останется неисследованной. Ведь годовалый ребенок не может рассказать, почему уютный поросенок его пугает, а зубастый плюшевый волк становится лучшим другом.
И снова переоценка!
Ребенку исполняется два. Тут уж мы закатываем торжество. Близкие друзья просто приходят порадоваться, дальние устраивают очередную ревизию достижений. Я старательно держу удар.
Сколько слов он у вас говорит? Э-э-э. После ста я перестала считать, а до того мило записывала все в отдельный файлик. Сто – это много или мало? Обязательно найдется тот, кто скажет, что мало.
Знает ли он буквы? Хм, сложно сказать. Если ему показать карточки с буквами, то, скорее всего, он будет смеяться. Правда, у нас таких карточек нет. У нас сплошные паровозы и машины. А ваш ребенок в два все буквы знает? И стихи читает? И как вам это удалось, вы, наверно, талантливый педагог, извините, мне пора, было очень интересно.
Знает ли он цвета? Да, знает. Синий. Синий ему нравится, потому что я рисую ему синие паровозы. «У меня тоже ребенок цвета не знает, его из-за этого по врачам таскаю. Невролог велел».
Ходит ли он на горшок? Нет, не ходит. Я знаю, что я ленивая корова, но я верю, что в какой-то момент ребенок сам перерастет подгузник. Пока же от горшка он с визгом убегает, а я и так много бегаю и визжу, чтобы заниматься этим лишний раз. И, конечно, мне тут же прилетает: «А мой уже в год на горшок ходил».
Он до сих пор с соской?! Я уже устала, поэтому делаю вид, что слежу за раздачей гостям вторых блюд.
Как у вас с очередью в детский сад? Это моя больная мозоль. С того момента, как я решила больше не проверять очередь каждый день, я, кажется, утратила контроль над ситуацией. Будь что будет.
Когда вы выходите из декрета? Видимо, я утратила не только контроль, но и карьерные амбиции. Околачиваю груши и пеку пироги. Из декрета скоро выйду, но когда – точно сказать не могу. Мне интересно с этим маленьким буяном.
Умеет ли он сам надевать штаны? Скажу так: снимает очень шустро. Надеваю я, причем значительно медленнее.
Различает ли он геометрические фигуры? Да, обожает овалы, хотя, я слышала, некоторые их с детства не любят.
Он знает свое имя? Да, считает, что его зовут Кокосик.
Ой, он, что ли, кричит f*ck???? Нет, это слово «флаг».
Кстати, о горшке
К слову, я очень уважаю всевозможные достижения прогресса. Особенно бытовые. К их числу я отношу и детские подгузники, с тоской слушая мамины рассказы о том, как ей приходилось постоянно кипятить пеленки и все такое. В общем, как у Довлатова:
«Вместо пеленок Маруся использовала удобные и недорогие дайперсы. Эти самые дайперсы – первое, что Маруся оценила на Западе».
Уважение к прогрессу, правда, сделало меня ленивой матерью (скажу честно, я не особо и сопротивлялась). Костя подрастал, и мне все чаще задавали вопрос: «Ты приучила ребенка к горшку?» Я розовела и молчала, думая о свободе родителей, которую дают подгузники. Мне тут же начинали говорить, что пора, пора, часики тикают, ребенок уже должен… Я продолжала розоветь, думая, что научится. Когда придет время. Тем более наш педиатр считает, что особого смысла в приучении к горшку нет. Так, по желанию.
Горшок у нас, конечно же, был. Купили, когда Косте еще не исполнилось и года. Этот горшок выполнял массу полезных функций: служил гаражом для «Феррари» и прекрасной шляпой, в него можно было складывать разные ценные мелочи… Когда давление общественности становилось невыносимым, я пыталась объяснить ребенку, что у этой штуковины есть вполне определенная функция. Костя сидел на горшке ровно десять секунд и с ревом удирал.
В какой-то момент в игру вступили бабушки, которые все знают и умеют. Они решили практиковать «мокрые трусы» (лето, жара). Но трюк не сработал. Малышу было решительно наплевать на мокрые трусы. Его, правда, смущали лужи на полу, но он быстро нашел выход. Брал тряпочку и сам за собой вытирал.
Конечно, я попробовала почитать интернет. В первом же обсуждении мне попалась ссылка на книгу, посвященную тому, как посадить ребенка на горшок. Полистав текст, я наткнулась на таблицу успехов. Меня она ужасно возмутила. Предложение фиксировать в таблице то, как мой малыш писает, показалось мне чем-то вроде замечания «Ничего, если на вашей одежде детская рвота» – примерно на том же месте в шкале материнских унижений.
С тех пор всех, кто убеждал меня, что со мной что-то не так, раз мой ребенок в два года не ходит на горшок, я мысленно посылала подальше и со спокойной совестью продолжала пользоваться подгузниками.
Развязка наступила сама собой. Однажды муж забыл купить памперсы. Утром я объяснила малышу, попросившему третью кружечку молока, что сегодня писать придется в горшок. Вот, сейчас Мишка писает. Водрузила на горшок огромного плюшевого медведя. Потом сняла медведя и велела Косте кричать громко «писать», когда захочется справить малую нужду. Получилось со второго раза. Без слез, истерик и принуждения.
К вечеру, когда муж приехал с новым запасом подгузников, Костя уже вполне освоился с горшком, продолжая, впрочем, использовать его и в качестве гаража. Перед этим он с тихим недовольным ворчанием осматривал горшок, убеждаясь в его чистоте. На следующий день Костя снова щеголял в подгузнике, но пару раз ради развлечения сходил на горшок, предварив это басистым «писать!!!».
Я же села на диван и восхитилась собой. Ну и зачем надо было форсировать события и закатывать глаза. Все дети, когда приходит срок, с легкостью учатся делать дела в горшок. И после двух вовсе не поздно.
Еще через месяц Костя уже спокойно ходил на горшок, без всяких криков. Просто и без затей; правда, часто потом долго изучал его содержимое. И тут мы переходим к следующей очень важной теме.
Очень важная глава о какашке
Детские экскременты – одна из популярнейших тем на материнских форумах. Что делать, если ребенок покакал зеленым, если какает слишком часто или, наоборот, никак не может «сделать дело». Какашки (мне нравится это милое слово) становятся частью жизни и показателем здоровья, с чем не поспоришь, ведь по ним действительно можно многое узнать. Но вот странность: то, что сперва является важной и достойной обсуждения темой, с определенного момента у многих превращается в нечто запретное.
Ребенка, который начинает ходить на горшок, часто учат чистоплотности через брезгливость (какашки – это «фу-у-у-у»).
Однажды я натолкнулась на обсуждение вопроса, что делать с мальчиком четырех лет, который вдруг начал обзываться словом «какашка». Если честно, советы меня напугали (хоть я и не маленький ребенок). Например, рекомендовали сказать ребенку, что если он будет продолжать, то у него изо рта посыпятся какашки и никто не станет с ним играть. В общем, аж руки задрожали. Тем более я сама иногда даже мужа называю какашкой, мило и по-семейному.
Но фишка в том, что дети интересуются экскрементами, и это нормально, да и слово «какашка» активно используется в быту. Подруга со смехом описывает: «Сын (2,5 года) всякий раз серьезно комментирует свои походы на горшок: ровная какашка или нет, мягкая или твердая». Другая подруга рассказывает об увлечении маленькой дочки: «Год назад самым любопытным зрелищем были какающие кошки и собаки. Вовремя покакавшее рядом животное ликвидировало любой каприз и давало +20 к настроению. Как и простое произнесение слова „какашка“».
Говорят дети[1]
Каждый должен какать на своем месте. Где живешь, там и какай!
Бороться с этим интересом не стоит и даже вредно. Александр Нилл[2] в книге «Саммерхилл – воспитание свободой» пишет: «Порой мы все производим довольно странное впечатление на посетителей Саммерхилла, потому что время от времени разговариваем о туалете. Я считаю, это абсолютно необходимо делать. Я нахожу, что каждый ребенок интересуется испражнениями… Взрослые редко понимают, что для ребенка нет ничего отталкивающего в испражнениях и сопутствующих запахах. Ребенок фиксируется на них лишь потому, что это шокирует взрослых… Для ребенка экскременты – важный объект изучения. Всякое подавление этого интереса опасно и глупо. Не следует придавать им слишком большого значения, за исключением случаев, когда ребенок гордится своей продукцией, – тогда восхищение вполне уместно».
Говорят дети
Я был много раз счастлив сегодня, когда кричал слово «какашка».
И да, в какой-то момент «какашка» входит в детскую речь. «Ты какашка», – кричит мне ребенок и улыбается. Спрашиваю, почему он так меня называет. Говорит: «Какашка смешная. Как и ты». Ну что с этим сделаешь?
Пока я пишу это, с работы приходит муж. Кричу ему: «Дорогой, как ты думаешь, почему дети ругаются какашками?» Он кричит в ответ: «Дети ругаются всем, что провоцирует взрослых!»
Видимо, проблема действительно в нас. В нашем отвращении к простой физиологической потребности. Для ребенка вербальная какашка становится веселой шалостью, поводом для смеха.
Есть в отношении к данной теме и прекрасные национальные особенности. Сын подруги пошел во Франции в детсад. Он не говорил по-французски, но быстро освоился. Первое принесенное им из садика выражение было «caca boudin noir»[3] – любимое ругательство французских детей, которое они употребляют при каждом удобном случае. Кстати, взрослые относятся к этому совершенно спокойно, существует даже специальное выражение «periode caca boudin»[4].
Есть такой популярный французский автор и иллюстратор Стефани Блейк (она еще и мать шестерых детей), рекомендуемый, между прочим, национальным Министерством образования. Так вот, одна из ее книг так и называется: «Caca Boudin». В ней с юмором показано, как французские дети могут на любую реплику, которая им не нравится, реагировать этим словосочетанием. Например, мама будит зайчонка, а он ей из-под одеяла: «Caca boudin!» Эта книга издана в России, но в нашем варианте зайчонок отвечает во всех случаях маме: «Ни за что!» Моя французская подруга листает ее и восклицает: «Как они могли? Что за перевод! Они ни-че-го не поняли!»
Как с этим справляться? Французские родители говорят, что никак, просто не обращать внимания, ну, может, попросить, чтобы при взрослых не слишком часто так выражались. А между собой – пожалуйста, это достаточно невинно и быстро проходит. А еще можно почитать с ребенком книги о какашках. Стандартная рекомендация – Катрин Дольто, дочь знаменитой Франсуазы Дольто. Катрин пишет для малышей в формате «Просто о важном». В том числе у нее есть книга «Caca prout»[5], которая, по мнению французских родителей, позволяет провести ребенка через «какашечный период» с юмором, естественно и без ненужной ажитации.
В России книги о какашках пока не воспринимаются широкой публикой. Например, в издательстве «Мелик-Пашаев» вышла книга «Маленький крот, который хотел знать, кто наделал ему на голову». Она просто рассказывает о том, как все происходит, но читатели возмутились: безвкусица и «ужас-ужас-ужас».
В заключение хочу привести еще две цитаты из Александра Нилла.
Первая – о «какашечном периоде» его собственной дочери: «Когда Зое было три года, ее подружка – девочка на год старше, которую приучали к чистоплотности, – познакомила нашу дочь с секретной игрой в экскременты, отмеченной таинственным шепотом и стыдливым и виноватым хихиканьем. Для нас эта игра была довольно скучной, но мы ничего не могли поделать, понимая, что вмешиваться опасно, поскольку запреты вообще опасны. К счастью, Зоя вскоре устала от одноколейного интереса этой маленькой девочки, и игра с испражнениями кончилась».
Вторая цитата касается выстраивания вокруг какашек системы морали и порицаний: «Ребенка можно сделать чистоплотным, не нагружая его постоянным и подавленным интересом к телесным отправлениям. Ни котенок, ни бычок не имеют ведь никаких комплексов по поводу экскрементов. У ребенка комплексы появляются в связи со способом обучения чистоплотности. Когда мать говорит „бяка“, „гадость“ или даже только „фу“, возникает проблема добра и зла, вопрос переводится в нравственную плоскость, хотя следовало бы его оставить чисто физическим».
В общем, не надо никакой морали, жизнь есть жизнь, и это замечательно.
До сих пор с соской???
Я не спешила отказываться не только от подгузников, но и от соски. Костя спокойно ходил с пустышкой в кармане до тех пор, пока однажды в летнем изнеможении авторы британских таблоидов не углядели на фотографии четырехлетней дочери Дэвида Бекхэма соску. Эта пустышка превратилась в событие почти планетарного масштаба. Ей посвятили кучу статей, снабженных комментариями экспертов и других родителей, которые «успешно справились с подобной проблемой». Великий футболист просил отстать от него с бестактными замечаниями, но поток публикаций не прекращался.
Я следила за этой историей в таком же летнем изнеможении, тем более что тема была мне очень близка: Косте исполнилось 2,5 года, а он продолжал ходить с соской. Во Франции на это внимания особо не обращали, там можно встретить с пустышкой и ребенка намного старше, а вот в России меня уже вовсю пугали последствиями долгого соскососания. Поэтому я чувствовала себя практически родственницей Бэкхема.
В нападении на форварда участвовали ортодонты и педиатры. Они транслировали стандартные страшилки про пустышки: компенсация дефицита родительского внимания, проблемы с прикусом и речью, формирование ненужной привычки… Все эти аргументы давно в ходу у противников сосок. Есть, правда, и среди специалистов те, кто настроен не столь категорично. Например, доктор Комаровский утверждает, что нет никакой необходимости отучать от соски ровно в год: когда придет пора, ребенок сам от нее откажется. Даже Сирзы с их «естественными» концепциями хотя и не являются сторонниками пустышки, но тоже допускают ее использование, не ставя, кажется, суровых временных рамок.
Для меня пустышка была настоящим спасением. С ней младенец легче переносил колики. Наш французский педиатр не видела в соскососании ничего страшного. Так что я особо не раздумывала. Но примерно с двух лет начались разговоры формата «Пора отучать». К тому времени Костя сосал только засыпая, потом выплевывал свой прогрессивный кусок силикона (или из чего там эти пустышки делают) и спал дальше. Пустышка у него была самая прогрессивная, по возрасту, с надписями типа «не портит прикус». И вот однажды я отправилась с ребенком на осмотр к российскому стоматологу, где выслушала целую лекцию о кривых зубах, пустышках и бутылочках на ночь. Я не стала спорить. Хотя в детстве никогда не сосала пустышку, но пластинки для выправления прикуса мне избежать не удалось – три года мучений, – так что пустышка, конечно, влияет на прикус, но не является единственным фактором.
Потом я все же попробовала отучить Костю от соски. Благо что с мальчиком двух с половиной лет уже можно идти на переговоры. Мы почитали книгу про Бенни и отказ от пустышки[6], обсудили, и малыш согласился иногда одалживать соску собачке, с которой спит.
Но потом начался кризис «Не хочу быть большим», и соска стала одним из главных элементов детства. Я не стала настаивать, пробуя переждать.
В итоге отказ от соски стал вынужденным. Костя на даче разбил губу, капитально, с гноем и размахом. Соску пришлось изъять. Малыш стоически принял, что больная губа несовместима с пустышкой. Когда губа зажила, я получила свое сполна: 40 минут (а то и час) засыпания вместо 15, претензии «Зачем ты отобрала соску», крики «Верните соску».
Я снова попыталась вести переговоры. Сообщила, что соску мы подарили маленькому ежонку, живущему около дачи. Костя, нахмурившись, тут же отправился искать ежа, чтобы изъять у него пустышку. Не нашел и, вернувшись, предложил немедленно лететь во Францию и там, в аптеке на углу, купить новую соску. Даже принес мне десять рублей (попросил у бабушки). Снова начались переговоры… В общем, ритуал был сломан. Ритуал был дорог. На отвыкание от соски ушел примерно месяц, а воспоминания о ней продержались около полугода.
Конечно, можно порассуждать, какую ошибку я сделала, приучив ребенка к пустышке, но – зачем? Главное в этой истории не это, а то, что если ваш ребенок привык к соске, то к этой привычке нужно относиться бережно. Как, впрочем, и к другим привязанностям маленького человека. Я, например, очень благодарна моей маме, которая до последнего разрешала мне спать с бесчисленными плюшевыми зайчиками, не изымая их из кровати под предлогом, что я «уже большая». Когда я действительно стала большой, то сама пересадила их в кресло.
Сетевые мамы
Говоря о «материнских сообществах», я имею в виду мам, активно пользующихся интернетом. Термин этот довольно часто употребляется в новейших социологических исследованиях, а бренды и рекламные агентства уже вовсю изучают данную прослойку общества.
В общих чертах особенности этой группы таковы. «Цифровая мама» отдает предпочтение онлайн-потреблению не только товаров, но и информации. Прежде чем что-нибудь купить, она проводит оперативное интернет-исследование. А по данным американской статистики, около 70 % таких женщин и сами производят некий контент.
Совместное исследование Google и компании GfK для России, опубликованное в 2016 году, называет «цифровой» любую маму, хотя бы раз в неделю выходящую в интернет. При таком подходе в данную категорию попадает более 90 % женщин с детьми, причем наибольшую активность проявляют мамы малышей до трех лет – они пользуются интернетом чаще, чем среднестатистический российский житель, и проводят онлайн не менее 100 минут в день (кстати, не так уж много). В основном (89 %) они используют сеть не для покупок, а для поиска разнообразной информации. Средний возраст «цифровых мам» около 30 лет.
Собственно, так и есть. Но помимо этого мамы маленьких детей (да и не очень маленьких тоже) ищут в интернете еще и общения. Своего круга, где удобно задавать вопросы, искать проверенную другими информацию, рассказывать свои материнские истории (не боясь френдов, которые отругают за «детоспам»).
Материнские сообщества в свое время зародились в «Живом журнале», потом расцвели (и продолжают цвести) на BabyBlog, успешно локализовались «ВКонтакте» и на Facebook. Они энергично растут. На моих глазах одно молодое материнское комьюнити на Facebook за очень короткий срок набрало свыше 10 тысяч участниц; другое, более старое, перевалило за 50 тысяч.
Сообщества создаются одной или несколькими мамами, которые потом и управляют своим царством. Порой (далеко не всегда успешно) под свои знамена собирают мам бренды: например подгузники, детское питание и т. д.
Материнские комьюнити дружат и враждуют между собой, у некоторых пересекается аудитория, у других – почти нет. Главный вопрос: полезны они или токсичны – однозначного ответа не имеет, да, наверное, и не может иметь.
Для многих мам, выбитых декретом из привычного социального окружения, они становятся настоящим спасением. Тут можно задать сакраментальный вопрос о зеленых какашках, не рискуя показаться набитой дурой. Можно пожаловаться на мужа и найти лучшую гимнастику для живота. Порой здесь обретают настоящих подруг, с которыми потом продолжают общаться уже в офлайне. Сообщества прикладывают к лицу как кислородную маску.
С другой стороны, любое крупное женское комьюнити может обернуться против участника: в некоторых своя манера общения, и человек со стороны часто даже не понимает, чем вызвал шквал возмущения.
Ну и, разумеется, есть темы, вокруг которых обязательно вспыхивают споры: ГВ, совместный сон, раннее образование, прививки, осмысленное питание и т. п.
Рассказ мамы
«Самое сложное – отделить собственные симпатии от объективности»
Несколько лет назад наша семья переехала в другую страну, в город, где почти не было соотечественников. В этот момент материнские сообщества пришли мне на помощь и помогли закрыть нехватку общения со взрослыми русскоговорящими людьми.
Через какое-то время за вложения в контент и поддержание атмосферы первое закрытое сообщество предложило мне стать модератором. А потом коллеги с предыдущей работы выиграли несколько тендеров на ведение социальных сетей для детских брендов и пригласили меня их модерировать. Первая доверенная мне группа находилась «ВКонтакте» и состояла из 200 000 мам со всей России и СНГ.
Самое сложное в работе с подобными сообществами – отделить собственные симпатии от объективности и правил сообщества, если таковые имеются.
Второе: и как работа, и как хобби модерация морально очень истощает. Когда имеешь дело с большим сообществом, ты должен быть прекрасным барометром, ведь модерация – это во многом про понимание настроений.
Возвращаясь к правилам: при их наличии регулировать сообщества легко. Когда же правила не прописаны или сформулированы размыто, приходится сложнее. Люди хорошо чувствуют справедливость или ее отсутствие, но каждый раз спрашивать себя, насколько это честно, очень тяжело. Гораздо проще следовать букве закона.
Небольшие сообщества (до 100 человек) близких по духу людей практически не нужно регулировать. В районе 1000 начинаются первые встряски и проверка правил на прочность. Сообщества на 4–5 тысяч неплохо функционируют, участники знают правила, конфликты достаточно редки. После 10 тысяч уже добрая половина не читает правила, начинается постоянный поток приходящих/уходящих и нарушения происходят ежедневно, повторяются много раз.
Конфликт может случиться по любому поводу. Самый неожиданный из тех, что я наблюдала, начался после невинного вопроса: «Как собрать детскую мочу на анализ». Кто бы мог подумать, что десятки участников передерутся и дело дойдет до оскорблений.
Стандартные темы, вызывающие «народные волнения», тоже известны: прививки (лидер по количеству конфликтов), больные дети в саду/школе, гомосексуализм и вообще толерантность («Шарлиз Терон опять вышла с сыном в платье принцессы!»), гомеопатия, спор западной и отечественной медицины.
Если честно, я прошла все материнские сообщества. Одни по касательной, другие глубже. В итоге осела в одном, где все похожи на меня, а я люблю похожих. Здесь можно и поговорить на профессиональные темы, и цинично пошутить. А вот мораль и выводы – запрещены. То есть белое пальто всегда оставляют на входе.
Поговорим о еде
Еда – это еще одна больная тема. Мне повезло: с момента введения прикорма Костя ел практически все. Даже пресловутую брокколи. Я с удивлением слушала рассказы других мам об их мучениях: он ест только макароны, не ест продукты красного цвета и всякое такое.
Говорят дети
Мама, этот пирог такой вкусный, что я не верю твоим глазам!
Мне казалось, что проблема – в однообразном питании и вообще небрежном отношении к еде. «Прививайте ребенку пищевой интерес», – писала я в своей первой книге, искренне веря, что все замыкается именно на этом. Но вот однажды мой милый, такой всеядный ребенок вдруг скривился при виде нового продукта. Вернее, продукт был знакомый – жареная курица, – но ее промариновали в карри, и она стала желтого цвета.
«Что это?» – спросил малыш, наморщив все лицо, от подбородка до лба (кажется, уши не сморщились, но зашевелились от возмущения).
«Я такое не ем! Я не буду желтую курицу! Я буду только куриную курицу!» – завелся он в ту же минуту.
Остановить мы его уже не могли. Он выкатился из-за стола, упал на диван и там огорченно рыдал, требуя вернуть курице ее привычный облик. Потратив полчаса и исполнив 10–15 ритуальных танцев, я с огромным трудом уговорила его попробовать крошечный кусочек. Когда я подносила вилку, Костя прикрыл глаза. «Раз уж ты так настаиваешь, только ради тебя» – было написано у него на лбу большими неоновыми буквами.
Говорят дети
Не хочу этим отравиться, пусть папа первый попробует.
Позже, когда я решила прояснить для себя эту ситуацию, оказалось, что все опять упирается в возрастные особенности ребенка.
Комментарий эксперта
Елена Савчун, психолог, гештальт-терапевт Пищевая/алиментарная неофобия (отказ от еды или определенных продуктов) встречается у детей очень часто. На определенном этапе это абсолютно нормальное явление. Неофобия появилась как важный защитный механизм, который уберегал от отравления малыша, спустившегося с маминых рук и уже способного самостоятельно принимать некоторые решения.
Неофобия защищала от употребления в пищу непригодных продуктов, ядовитых ягод и т. д. Как правило, нежелание пробовать что-то новое и сильная привязанность к определенным блюдам особенно ярко проявляется именно в возрасте 3–4 лет, но может дать о себе знать и позже, например после стресса или в периоды возрастных кризисов, когда какие-то условия жизни ребенка меняются и он еще не знает, как с этим быть. Тревожность в такие моменты повышается, и потому необходимо что-то очень стабильное, неизменное, на что можно опереться, – например, тарелка молочной каши.
Родителям важно помнить, что ребенок не просто капризничает, а защищается и что, конечно, он этот период перерастет. Задача родителей – помочь и своим примером показать, как получать удовольствие от еды. Продолжать предлагать ребенку пробовать новые продукты, рассказывать, что именно даете ему, как это было приготовлено, но сильно не настаивать и не обижаться, если он отказывается.
Ок, замечательно, но как с этим справляться? У всех свои рецепты. Например, моя подруга, дети которой обожали песто, сдабривала этим соусом все, что могло вызвать подозрение. Я, перед тем как готовить, согласовывала меню с ребенком: «Ты хочешь на гарнир пюре или булгур? Салат сделаем из помидоров или из капусты с морковкой?» Это, конечно не давало стопроцентной гарантии, но во многих случаях позволяло миновать острые углы без особых потерь.
Комментарий эксперта
Елена Гордиенко, специалист по детскому питанию и диетологии, основательница проекта «Му Foodie» в интервью The Village
Что помогает моей дочке проходить этот естественный этап взросления? Во-первых, возможность выбирать, например, между двумя вариантами блюд. Во-вторых, право на отказ от еды. Предоставив альтернативу, поесть до или после игры, можно избежать скандала и продемонстрировать, что ее мнение учтено. В критических случаях работает предложение приготовить обед самой. Дочка в два с половиной года уже умеет делать смузи, помогает варить пасту, готовит омлет папе и себе. От плодов своего труда не отказывается никогда.
ГВ или не ГВ?
Один из самых важных критериев оценки вас со стороны – это кормление грудью. Даже если вы образцовая мать, вам не избежать обвинений. Причем при любом раскладе, как и с выходом из декрета. Рано свернула ГВ? Плохо! Кормишь после года-полутора? С ума сошла!
Лично я перестала кормить, когда Косте было 11 месяцев. К тому времени он уже ел с общего стола с поправкой на возраст, а грудь была скорее поводом для развлечения. Я не стала долго сомневаться, тем более что никогда не являлась фанатом ГВ. Молока оставалось три капли, ребенок отмену груди даже не заметил, словом, у меня была очень простая история.
Между тем в материнских сообществах всякий раз ломают копья, когда начинается обсуждение, сколько кормить грудью. Общие рекомендации ВОЗ известны: детям до полугода рекомендовано питаться исключительно материнским молоком, затем желательно продолжать грудное вскармливание вместе с прикормом до двух лет или даже старше. Хотя, будем честны, мы следуем правилам ВОЗ очень относительно. Если посмотреть на последние статистические данные по России, то мы увидим, что лишь 40 % матерей кормит грудью хотя бы до шестимесячного возраста.
В интернет-битвах о продолжительности ГВ оба лагеря имеют обширные группы поддержки. Правда, по моим наблюдениям, «долгокормящим» приходится хуже. Смеяться над ними стало почти нормой. Хотя, казалось бы, надо, наоборот, радоваться, что кто-то следует рекомендациям ВОЗ.
Аргументов против долгого кормления приводится масса. Ребенок вырастет слишком зависимым от матери. Это некрасиво, когда большие дети висят на груди (ну, отвернитесь просто!). Материнское молоко после шести месяцев утрачивает полезные свойства (медики найдут что на это возразить).
Рассказ мамы
«Мнение людей меня не волновало»
Я кормила дочь до трех лет и трех месяцев. Изначально собиралась кормить максимум до полугода. Потом поняла, что дочери это нужно, отбросила свои планы и спокойно продолжала кормить. В конце, правда, давала грудь только на засыпание. К слову, это прекрасно совмещалось с работой, на которую я вернулась уже с полутора лет. Другое дело, что вечерние тусовки пришлось скорректировать, так как дочке было сложно заснуть без меня. Но ничего, выходила до ее сна, да и потребность в подобном времяпрепровождении после появления ребенка у меня снизилась. Кстати, лет с полутора я иногда позволяла себе бокал вина или пива. Несколько раз собиралась свернуть ГВ, ставила себе дедлайны, но потом ситуация менялась, и я продолжала.
Мнение людей по поводу того, как долго я кормлю грудью, меня не волновало. С малознакомыми я этот вопрос вообще не обсуждала, ведь многие реагируют на подобное негативно, а я не хотела расстраиваться.
Правда, с осуждением сталкивалась все равно. Однажды психолог начала мне объяснять, что я наношу ребенку сексуальную травму. Потом пришлось искать другого специалиста, чтобы снять «эффект» этой встречи.
К счастью, близкие относились к моему долгому кормлению спокойно, не давили и не портили настроение. К слову, прекратила я кормить очень легко. Мне надо было делать операцию, лечиться антибиотиками, и мы просто договорились с ребенком, что теперь будет так. Она легко это восприняла и пережила. Я тоже.
Долгокормящих мам часто обвиняют в деспотичном стремлении привязать к себе ребенка. Хотя на самом деле долгое ГВ, как правило, имеет совсем другие причины. Более простые, что ли. Например, и маме, и ребенку так удобнее. И все тут.
Другое дело, что для некоторых мам, причем вне зависимости от продолжительности ГВ, отъем ребенка от груди становится трудным и мучительным процессом. В последнее время многие решают проблему радикально: просто уезжают на пару дней из дома или отдают ребенка бабушке. Правда, без стресса не обходится и в этом случае – ведь разлуки никому не даются легко.
Рассказ мамы
«Ребенок столкнулся с первой в своей жизни точкой невозврата»
Ребенку было почти два года, когда я решила свернуть кормление грудью. Однажды вечером я сказала, что молоко кончилось, будет завтра. Ожидала истерики, но сын повздыхал и уснул, положив голову мне на грудь. В бессознательном сонном бреду, конечно же, слова уже не действовали, к утру я сдалась, но с тех пор каждый день говорила, что молоко скоро закончится, потому что ты, сынок, вырос. Когда я приняла окончательное решение, сын отказывался верить категорически. В течение дня я повторяла, что молоко ушло. Вечером он никак не мог уснуть. Тогда я взяла его на руки и стала объяснять, что, хотя молока больше нет, мама всегда с ним, рядом. Просто у нас теперь есть первые воспоминания, только наши, его и мои.
Он болтал, гладил меня, гладил папу, смешил нас, ворочался, снова просил его покачать, потом наконец устал и уснул. После этого плохо стало мне. Я лежала и думала: «Как это я его не покормила? Как это молоко не нужно?» Я чувствовала напряжение во всем теле. И очень сильный инстинкт, который надо было ломать. Но без дела лежать оставалось недолго: в ночной истерике ребенка – а она случилась – было столько отчаяния, столько непонимания, за что. Ребенок столкнулся с первой в своей жизни точкой невозврата. Я снова брала его на руки и снова рассказывала, сонному: молоко кончилось, но мама тут, всегда рядом, оно ушло, потому что ты вырос, сынок, и у ты уже знаешь, что такое виноград, дыня, котлетки, свекла, картошка (и далее перечисляла все его любимые продукты). Удивительно, но это срабатывало, ребенок затихал.
Роскошь или средство передвижения?
А вот еще одна тема из серии «Как, он до сих пор…». Когда Косте было около двух, мы возвращались в Москву после отпуска. В пути сломалась коляска – перестала складываться. Запихнуть ее в такси не удалось, Костя отчаянно причитал «моя колясика, моя колясика», но транспортное средство пришлось бросить.
Дома муж заявил, что ребенок уже прекрасно ходит ногами, а потому покупать новую коляску мы не будем, тем более что на дворе финансовый кризис. Я встала на дыбы. Коляска была элементом моего комфорта.
Мы много гуляли, проходя километров десять за прогулку. Костя сначала шел, но потом, разумеется, уставал. И передо мной вставал выбор: нести его дальше на руках, терпеть слезы и падения – или просто посадить в коляску. Я выбирала коляску.
Вопрос, когда отказываться от коляски, часто обсуждают в разных материнских сообществах. Некоторые утверждают, что привычка к коляске приводит к проблемам с крупной моторикой. Да и вообще, какие тут физические нагрузки, если ребенок катается в коляске. Ерунда, дескать, а не прогулка.
И нам с Костей, конечно же, неоднократно приходилось слышать милые высказывания вроде: «До сих пор в коляске?! Такой большой должен ходить ножками! Ножками! Слышишь! Встал и пошел!»
Но я как-то во взаимосвязь коляски и крупной моторики не верила, зато точно знала, что коляска нужна мне. И это не роскошь, а средство передвижения. Я искренне восхищалась теми, кто с двух лет обходился без коляски, но форсировать события не собиралась.
Так что я просто купила новую коляску. И снова жизнь сама расставила все по местам. Через пару месяцев нам подарили самокат. Он совершенно затмил коляску, и дальше я катала Костю на самокате. До тех пор пока он не решил, что ездить самому гораздо интереснее.
Почему же только о материальном
Физиология, физическое развитие, а как же духовное? Начнем с книг. Почти все мы читаем детям. Не только потому, что нам усиленно рекомендуют делать это, но и потому, что для многих книги – естественная среда обитания. У кого из нас нет теплых детских воспоминаний о том, как ты лежишь в кроватке, а мама или папа читают любимую книжку, глаза слипаются, в комнате тепло, на душе хорошо…
Говорят дети
Хватит мне читать! Мне от этого спать хочется, а я не планирую!
Когда ребенку исполняется два или три, чтение становится более осознанным. Появляются любимые книги, ребенок начинает ярко реагировать на чтение, и текст становится частью окружающего его мира.
Все мои друзья закупают детские книги тоннами, благо что рынок детских издательств сейчас в России прекрасен и удивителен. Появляются блестящие новые авторы, публикуются те, кого не печатали в СССР. Переиздаются любимые книги нашего детства.
Модераторами первого детского книжного пространства, естественно, становятся родители. И в эту модерацию они неизбежно вносят собственные страхи и табу, свои вкусы и представления о жизни. Часто критике подвергается даже классика детской литературы.
Например, малыши любят Чуковского. Это факт. Они обожают Бармалея, он вовсе не кажется им страшным. В развивающей студии, куда ходил Костя, все двух- и трехлетки были огромными фанатами Бармалея. Но зато многие родители этого персонажа недолюбливают. Их он почему-то пугает. Например, однажды на «Лабиринте», где я обожаю читать отзывы, мне попался такой совет: «Не стоит читать „Бармалея“ детям до трех лет, очень уж страшно».
На популярном родительском форуме мамы обсуждали, какие именно пассажи из Чуковского вредны детям, и одна из них призналась, что вообще читает только «Телефон», потому что он «безобидный».
Аналогичные истории можно прочитать и о другой детской классике, в том числе о сказках (точнее, особенно о сказках).
Говорят дети
«Зимовье зверей» – странная сказка: во-первых, бык в копытах просто не сможет держать топор, во-вторых, откуда? У зверей? В лесу? Топор?!
Неприятие вызывает и то, что выпадает из родительских представлений об идеальном мире. Вот, например, в отзывах на популярную серию виммельбухов мамы возмущаются, что на одной странице изображена компания выпивающих людей, а на другой – дерущиеся дети (чему это научит моего ребенка!). Или – о, ужас, в окно мастерской видно, что художник пишет обнаженную женщину (она же голая!). Фу, а зачем рисовать мужчину, наступившего на какашку?!
А еще многие родители чрезмерно полагаются на возрастную разметку книг. Например, на одном форуме как-то попросили порекомендовать книгу о поездах. Я без раздумий посоветовала одну из наших любимых, зачитанную вдоль и поперек. Мне возмущенно ответили, что ребенку только три, а на ней стоит 6+. Окей, но моему сыну она ужасно нравилась, когда ему было всего два. Почему бы самим не заглянуть в книгу и не решить, подходит она вам или нет? Никто еще не прописал возрастным маркировкам строго обязательного характера.
Что посоветуете?
А как вообще выбирать детские книги? Поначалу мне казалось, что существуют некие универсальные рекомендации. Чуковский, там, или Маршак (почему-то мир ощутимо делится на поклонников Чуковского и Маршака). Но с классиками, как выяснилось, не все так просто!
К тому же родители, выбирая книгу, часто хотят, чтобы она была как у них в детстве: исключительно с иллюстрациями Сутеева или только с Конашевичем. А еще желательно, чтоб бумага мелованная и цена не выше ста рублей.
Часто, пытаясь порекомендовать что-нибудь из наших любимых книжек, я с удивлением обнаруживала, что «не попала». Дать хороший совет можно лишь в том случае, если знаешь ребенка, которому книга предназначена. Именно потому столько разочарований приносят общие запросы вроде: «Порекомендуйте чтение для трехлетки».
Говорят дети
Мама, песни попадают в горло, проваливаются туда, а потом из них получаются книжки с картинками!
Если самое первое детское чтение полностью регулируется родителями, то потом (с трех до пяти лет примерно) в дело вступают детские увлечения. Одним нужны только динозавры. Вторым – автомобили. Третьи мечтают о принцессах. Четвертые читают исключительно про зверюшек. Кто-то любит крупные картинки, кто-то – формат виммельбуха. Некоторые рвут книги, другие чуть ли не с младенчества относятся к ним бережно… В итоге на просьбы о рекомендации книги я стала отвечать миллионом встречных вопросов: возраст, что читаете, чем увлечен и т. д.
Например, недавно я узнала, что не всем детям нравится «Мишка Бруно» Гуниллы Ингвес. На мой взгляд, это блестящий образец детской литературы. Почему же не нравится? Возможно, момент для чтения был выбран неудачно. «Мишку» быстро перерастают. Но это не делает «Мишку» хуже.
Многое, разумеется, зависит от родительских вкусов и предпочтений. Насколько мы готовы воспринимать разные форматы историй, иллюстраций, образов, смыслов.
Как-то раз у меня случился ужасно напряженный разговор из-за книги Ютты Бауэр «Однажды мама ругалась», где наглядно показано, что чувствует ребенок, если мама на него злится. Простая и нежная книга, проговаривающая сложный момент в отношениях, построена на метафоре: от маминого крика пингвиненок разлетается на части. Дети ее прекрасно понимают, а вот родители…
«Ужас! Книга для тех, кто хочет воспитать маньяка с младенчества. Или напугать чадо до нервного тика: „Не выводи маму из себя, а то будет как в книжке“…»; «Считаю, что есть много других книг, показывающих важность извинений, а это… ну просто представьте, что видит ребенок – разорванного на части пингвина? Жесть: порвать на части, сшить, а потом просто сказать „прости“.»
После этого, прежде чем давать советы, я стала спрашивать родителей, что им самим нравится из детской литературы.
Еще часто просят порекомендовать не книги, а какие-нибудь сайты, которые помогли бы сориентироваться в море детской литературы. Тут опять же дело вкуса. Лично мне нравится «Папмамбук». Это один из немногих ресурсов, которым я доверяю, потому что мы на одной волне. На мой взгляд, это самый тонкий и чуткий ресурс про детское чтение, к тому же соответствующий моим ценностям. Но я совершенно не удивлюсь, если кому-то он не понравится!
А еще есть десятки (вернее, сотни) книжных блогеров. Просто найдите того, кто похож на вас, и следуйте его подсказкам.
Покупайте детям разные книжки. Смотрите, что чаще всего они берут с полки. На каких страницах останавливаются. О чем говорят, прочитав книгу.
Не бывает универсальных ресурсов и рецептов, даже любимые критики иногда срываются. Выбор книги чем-то напоминает мне настройку фортепиано у нас дома, когда я была маленькой. Пожилой мастер говорил: «Ну, послушаем, как ты звучишь. Погода не та? Было сухо? Не играли? Ничего, разберемся!»
Развивашки, ой!
Когда мой сын уверенно пошел и заговорил, я внезапно обнаружила, что все дети вокруг уже посещают «развивашки». Развивающие занятия. И хотя я была уверена, что и без этого люди могут многого добиться в жизни (тут я склонна полагаться на опыт поколений), но все же в очередной раз почувствовала, что чего-то недодаю ребенку.
Я, разумеется, тут же открыла компьютер и погрузилась в увлекательный мир развивающих занятий. В пределах нашего района их были десятки. В формате «вместе с мамой» предлагалось обучение музыке и чтению, математике и английскому, философии и йоге.
Слегка запаниковав, я выбрала те, что бесплатно и близко к дому. В Москве существует программа муниципальных развивашек, куда записывают просто по прописке.
Правда, предварительно я туда съездила и протестировала занятия. Я была намерена четко следовать рекомендациям профессионалов, как выбрать подходящий формат для двухлетнего ребенка.
На самом деле в глубине души я отдавала себе отчет в том, что записываюсь на занятия не ради того, чтобы ребенок внезапно совершил скачок в развитии, а ради себя. Мне хотелось общения и разнообразия.
Костя мой порыв не очень оценил. Несмотря на то что мамы всегда были рядом, усиленно помогая чадам засовывать фасоль в узкое бутылочное горлышко, катать пластилин или щупать фетр, он не очень-то жаждал все это делать.
Часовое развивающее занятие делилось на четыре части: логика, начало букв и цифр, активная часть (гимнастика или игры) и творческая. Ребенок полюбил творческую. Все остальное делал постольку поскольку. Еще ему нравилось греметь бутылкой после того, как нам все-таки удавалось запихнуть всю фасоль внутрь. Гимнастику же терпеть не мог. Уходил в угол и там сидел, несмотря на все уговоры. Я даже сама начала делать с детьми упражнения. Другие мамы смотрели на меня с улыбкой. Кто с ироничной, кто с понимающей.
Зато на развивашках у него завелся приятель. После занятий мы шли на детскую площадку и там уже отрывались по полной. Никакой фасоли, никаких букв, только горки и машинки.
Говорят дети
Я люблю свои занятия – лепку, английский, музыку, – но прятки я люблю больше всего!
Мы исправно отходили на развивашки с сентября по апрель, а потом забросили. Сперва уехали в отпуск с папой, затем незаметно подкатился дачный сезон, и мы, прихватив бабушку, обосновались за городом. Ребенок усиленно развивался: копал клумбы, ковырялся в мусорной куче, наблюдал за бабочками. О развивашках вспомнил лишь однажды. Мы варили фасолевый суп. Увидев знакомое, он потребовал выдать ему фасоль и бутылку, старательно запихнул фасоль внутрь и начал греметь. Словом, мы преуспели!
Комментарий эксперта
Александра Байчурина, специалист по методикам раннего обучения
Когда вы посещаете занятия с ребенком, стоит избегать двух крайностей. Первая – это вы сели в стороне, вытащили мобильный и ушли в интернет. В таком случае ваше присутствие на занятии теряет смысл. Вы – участник, а не зритель. Но при этом вы участник наравне с ребенком, а не за него. И тут вторая крайность: мамы, одержимые перфекционизмом, силой удерживают ребенка на стуле, делают все за него, постоянно держат его за руки и на руках, чтобы контролировать каждое движение. Шанс на успех снова минимальный, поэтому – боремся с собой, если что-то подобное заметили.
Какие игрушки и игры оптимальны для занятий с малышами? Просто развивающих, например, или языковых. Для 2–3 лет – это разные шарики, башни, мешочки со всякой всячиной, всевозможное тактильное, катаем, лепим, пробуем. Время на одно задание – 5–7 минут. В 3–5 лет дети переходят к игре как таковой, они обожают готовить, лечить, им нравятся маленькие сюжеты, их восприятие из тактильного становится предметным, нужны конкретные объекты, игры становятся более продолжительными. В 5–6 лет ребенка уже так просто не удивишь. Он все знает сам. Акцент смещается на сверстника, должно быть учтено желание общаться и соревноваться.
Хорошо, чтобы занятия делились на несколько частей. Например, логическая, активная, творческая, музыкальная.
Если ребенок не хочет ничего делать, его нельзя заставлять. Педагог должен попытаться предложить малышу альтернативу в рамках того же самого занятия. Многим детям помогает прийти в студию пораньше, чтобы успеть освоиться. Другие могут помогать преподавателю.
Родителям не стоит ждать немедленного эффекта и добиваться его от педагогов и малыша. Даже если ребенок не выполняет того, что просят, это не страшно. Фоновое восприятие все равно присутствует и дает, как показывает практика, хорошие результаты.
Важно, чтобы ребенок в ситуации слабости (например, когда он не хочет заниматься, потому что много пропустил) чувствовал поддержку. Если воспитатель обнимет малыша – это поможет вернуть ему уверенность в себе. Всегда работает похвала.
Не нужно требовать от педагога, чтобы он постоянно реагировал на вашего ребенка, когда тот ведет себя ненадлежащим образом. Право не реагировать равнозначно праву на наблюдение.
Если ребенок упрямится и не хочет заниматься, не стоит спрашивать его в лоб: «Почему ты не хочешь?» или «Что с тобой вообще?» На это и взрослые-то не всегда могут ответить. Можно попробовать задавать наводящие вопросы, которые подведут к обстоятельствам, нарушившим равновесие.
Когда же ребенок всегда отказывается заниматься, бегает, выхватывает рабочие материалы, проявляет агрессию или ни на что не реагирует, то это классическая протестная ситуация. В случае с малышами она, скорее всего, является продолжением вопроса о границах, чрезмерных или недостаточных, который идет из семьи. Так что спрашивать надо прежде всего с себя самих.
Наказание в рамках таких занятий – далеко не лучший вариант. А вот временное отстранение от общего дела отлично работает. С одной стороны, ребенок не выпадает из процесса (то самое фоновое внимание), а с другой – он достаточно быстро понимает, что лишился чего-то интересного, и, как правило, стремится вернуться.
Все такое личное
История родительства – это, конечно, не столько наблюдение за проявлениями новой жизни, сколько игра по чужим правилам, которые меняются практически каждый день и меняют все вокруг до неузнаваемости. Правила эти обычно очень неудобные, часто раздражающие и почти всегда изматывающие физически. Порой кажется, что из тебя выжали просто все. Хотя иногда удается «вынырнуть» и осознать, что если бы в вашей семейной схеме не стало +1, то ты был бы значительно слабее, чем сейчас. А когда слегка приходишь в себя после раннего материнства, то внезапно видишь, что изменения коснулись абсолютно всего. Даже отношений с мужем, например.
Немного о пространстве
Помните, как в книге «Трое в лодке» Джерома путешественники решительно отказались брать с собой керосин, потому что он имеет свойство просачиваться? «Я никогда не видел, чтобы что-нибудь так просачивалось, как керосин. Мы держали его на носу лодки, и оттуда он просочился до самого руля, пропитав лодку и все ее содержимое. Он растекся по всей реке, заполнил собой пейзаж и отравил воздух».
Так вот, детское пространство умеет просачиваться не хуже керосина. Даже когда ты всеми силами пытаешься его ограничить.
Например, в разгар вечеринки лезу в сумку, чтобы достать красную помаду. Помады нет, зато вместо нее есть… бирюзовая соска. И это вовсе не гигантская сумка-баул, в которой можно найти все что угодно. Это крошечная вечерняя сумочка. Как пустышка умудрилась просочиться и вытеснить помаду – вопрос.
Или в машине на заднем сидении вдруг обнаруживается погремушка. Костя их уже давно перерос, я вроде бы тоже. Но погремушка откуда-то просочилась, и каждый раз, когда я даю газ или торможу, она так громыхает, что я вздрагиваю и чертыхаюсь. Ну а в багажнике всегда ездит стратегический запас воды, еды, одежды, подгузников и так далее.
Среди ночи почувствовать, что спишь на детали от Lego, – эта боль знакома только родителям. Еще Lego обязательно будет разбросано по пути в туалет и в кухню. Можно обнаружить под подушкой ценную заначку – обгрызенное яблоко и кусок хлеба.
Шкаф. Сперва ты выделяешь под детские вещи одну полку. «Мы ведь не будем накупать все эти младенческие одежки, он все равно моментально из них вырастет». В итоге всевозможных штанов, рубашек и свитеров у годовалого ребенка уж точно не меньше, чем у мужа, который, к слову, изрядный барахольщик. И вот ты уже сдвигаешь свои платья в сторону и развешиваешь крошечные плечики с кардиганами. А детская обувь уверенно вытесняет твои туфли.
А поездки! Детское барахло никогда не помещается в «детский» чемодан. И поэтому в твоем багаже изрядное место будет занято грузовиком, который обязательно надо брать на прогулки, а сверху втиснется еще пара книг, чтобы занять вечера. Когда на твоем чемодане попрыгает вся семья, его, может, и удастся закрыть. Особенно если выкинуть пару платьев и туфель.
На обеденном столе стоит паровоз. Да, так надо. Если его убрать, Костя недовольно заворчит и водрузит паровоз на место. Это не стол, это депо. Взрослые просто дурачки, если не понимают. Потом стол становится не только депо, но и взлетно-посадочной полосой, бесспорным украшением которой является серебряная сахарница. Впрочем, договориться о статусе стола все равно возможно.
В планшете неожиданно заводятся какие-то детские приложения, хотя я не люблю все эти развивающие программы. В окружающем мире и так полно материала для развития. И тем не менее – вот они, программы «Учим буквы», «Учим цвета», а также подборка мультфильмов на случай плохого настроения.
И, разумеется, когда вечером, уложив ребенка, отправляешься принять ванну, то ровно в тот момент, когда ты ложишься в теплую воду и закрываешь глаза, на тебя с полки падает желтый резиновый утенок. А следом – голубой бегемот.
А что взамен?
Но ребенок ведь не только бесконечно отнимает силы и личное пространство – он и дает ничуть не меньше. И дело здесь не в пресловутом стакане воды или ощущении собственной полезности. Просто в какой-то момент понимаешь, что малыш направляет на тебя всю свою детскую энергию, за счет чего у тебя постоянно «пополняется баланс».
Например, у тебя неудачный день. Работа не клеится, тексты не пишутся, враги наступают, добрые силы сдают позиции. Ты сидишь мрачнее тучи и думаешь, что делать. И тут подходит он. И приносит кубик. По инерции берешь. Потом еще один, и еще один. И вдруг с удивлением замечаешь, что ты уже сидишь на полу и строишь башню, думая вовсе не о своих провалах и проблемах, а о том, чтобы малышу понравилась башня. Если бы в этот момент к тебе подошел кто-то из взрослых, муж или мама, ты бы огрызнулась и еще глубже погрузилась в пучину отчаяния. А здесь ты просто села и стала строить башню.
Да что там работа. Когда Косте было два, моего любимого дедушку сбила машина. Мы с мужем искали виновника происшествия, мотались в больницу, пробивались в реанимацию, молились, верили, снова искали и пробивались.
Ребенка сдали родственникам. И вот мы приходили вечером, все перепачканные мыслями о зле, пропахшие полицейским участком и горем реанимации. Еще две секунды назад в лифте мне казалось, что все, больше сил нет. Только сесть на пол и еще поплакать. Но открывалась дверь, и ко мне бежал ребенок. Он скучал, он так радовался, он лез на меня смешной обезьянкой, изо всех сил обнимал и закапывался лицом в шею. Я вдруг понимала, что сил стало не просто больше. Их стало больше в миллионы раз. Никакие взрослые утешения не работают так, как вот этот малыш, висящий на шее.
Не только ты создаешь ребенку комфортную среду обитания, но и он тебе. Как никто другой он считывает состояние родителей и делает все, чтобы его нормализовать. Даже совсем крошечный малыш. Повышенная чувствительность к дискомфорту и огорчениям заставляет младенца стремиться к исправлению эмоциональной ситуации. Ребенок четко осознает, что его комфорт – это комфорт родителей, а потому он улыбается, сидит у тебя на коленях, показывает самолеты. До тех пор, пока ты тоже не начнешь улыбаться. С детьми тумблер настроения переключается значительно проще, чем без них.
Чудо родительства
С рождением ребенка меняется абсолютно все. И в то же время надеяться, что родительство волшебным образом снимет все личностные и внутрисемейные проблемы, – большое заблуждение.
Недавно подруга посетовала, что появление малыша (ребенку два года) ничуть не изменило их семью. Муж не стал меньше работать, свекровь не сделалась лояльнее, а нагрузка с ребенком оказалась почище любой рабочей.
Слушая ее, я размышляла: откуда вообще берется эта иллюзия, будто родительство что-то чинит? Разваливающиеся семьи крайне редко склеиваются детьми. Это известно, кажется, всем. Как и то, что брак по залету – не метод.
С появлением детей запойные трудоголики не бросают работу, лентяи не начинают больше двигаться, истероиды и нытики не становятся благодушными оптимистами.
Чудо материнства, конечно же, есть, но и оно ничего не меняет. Потому что при всей любви к ребенку ты по-прежнему остаешься собой. Со всеми своими комплексами, проблемами и мыслями. Разве что общая тревожность повышается.
Пытаться переломить себя и выстроить на новый лад – заведомо провальная затея. Я даже и не пыталась. Когда я чувствовала, что общение с ребенком вдруг стало утомительно, я сдавала его папе или бабушке и уходила, хотя бы ненадолго. Чтобы просто побыть с собой.
Говорят дети
Сын сдан бабушке, спрашиваю его по скайпу:
– Ты меня любишь?
– Сейчас я люблю бабушку!
Зато появление ребенка вскрывает все трещины в родителях. У кого-то обнаруживаются проблемы с ответственностью, из кого-то, наоборот, вылезает гиперответственность, не дающая окружающим дышать. Новые вызовы требуют дополнительных усилий, к которым мы не всегда готовы.
Многочисленные семейные тренинги и семинары обещают выстроить новую гармоничную жизнь. Скорректировать все углы, которые из тупых внезапно оказались острыми. Популярность таких мероприятий говорит об актуальности проблемы. А вот об их результативности я судить не берусь.
Нет, конечно, бывают исключения. Когда вдруг загульные отцы возвращаются в лоно семьи, заявляя, что теперь они все поняли. Когда азартно работавшие женщины вдруг бросают карьеру и с удовольствием сидят дома. Но, скорее всего, кто-то просто нагулялся, а кто-то устал работать. Появление ребенка дает простой и очевидный указатель, куда идти дальше.
Моя подруга замужем за 30-летним юношей, который никак не взрослеет. Их ребенку пять. Когда он родился, папа бросил пить, развлекаться, нашел работу и года два был идеальным отцом. Но постепенно начал снова тусоваться, перестал работать. Все вернулось на круги своя. Разве что в исходную схему добавился развод с разделом имущества. Таких примеров я могу привести десятки, а вот обратных – единицы.
И все-таки родительство – это чудо. Точнее, огромное множество маленьких повседневных чудес. Например, когда на прогулке ты садишься рядом с ребенком на корточки – и вдруг начинаешь видеть мир немного иначе. Или когда слушаешь детскую болтовню – и внезапно понимаешь то, что давно обдумывал и никак не мог понять. Ребенок, полностью поглощающий наше время и внимание, при этом возвращает нас самим себе. Это и есть настоящее чудо.
Мои дорогие кидалты[7]
«Мы живем в обществе кидалтов, взрослых детей, не желающих взрослеть», – об этом пишут газеты и журналы, говорят по телевизору, а видные психологи уже выпускают научные труды. Журналисты очень любят порассуждать о том, под какой угрозой оказались современные женщины из-за того, что мужчины повально превратились в кидалтов. Не от кого рожать!
Кидалты или нет, мужчины или женщины, но мы, конечно же, в чем-то изрядно инфантильны и эгоистичны. Этому есть масса объяснений: и достижения прогресса, и изменения культуры, и трансформация социальных связей, и наверняка еще много всего другого.
Но если вы уж решились завести детей, то бороться с собственным инфантилизмом придется беспощадно.
Например, муж, который до этого принадлежал лишь тебе и был одним из главных факторов комфорта, вдруг оказывается к тому же еще и отцом твоего ребенка. Да, как и прежде, он реагирует на просьбы «хочу на ручки» и «купи мне то», но приоритеты больше не в твою пользу.
Начинается борьба с собственными слабостями. Вот с этим сохраненным до 35 лет ощущением из счастливого детства, что мир принадлежит только тебе и создан для твоего удовольствия. Эгоизм и остатки детства получают жесткий удар. Приходится срочно учиться думать не только о себе, но и о ребенке. Тяжелая задача для тех, кто долго оставался детьми. И дело даже не в том, что теперь все твое расписание подстроено под малыша, а в ответственности и необходимости принимать жизненно важные решения. Да, конечно, на работе мы принимали по 150 решений в день. И еще планировали отпуск, ремонт в квартире, считали, хватит денег или брать кредит. Но тогда от твоего выбора не зависело так много.
Паника, паника, надо позвонить маме. Ага. Конечно, это нормально – спрашивать совета у старших. Но нам-то больше нужен не совет, а чтобы родители «взяли нас на ручки», пожалели. Ведь так тяжело жить, когда ты вдруг стал взрослым, и ребенок требует от тебя воли и дисциплины.
Известный французский психоаналитик Франсуаза Дольто беспощадно пишет в своей книге «На стороне ребенка»: «Родители настолько инфантилизированы, что им нужны дети еще более инфантильные, чем они сами».
Отсюда типовые проблемы воспитания: запугивание, лишение выбора, истерические реакции родителей, обиды на ребенка, попытка уравнять себя и ребенка, но не как равноценных людей, а на уровне дружбы двух детей.
Как пишет Дольто, мамы среднего класса, «белые воротнички», особенно склонны говорить ребенку: «Сделай это ради меня!» – фразу, закладывающую первый камень в систему инфантильных отношений.
Порой я ловлю себя на том, что в минуту хандры и бессонницы в три часа ночи я готова разбудить мужа, чтобы он «меня пожалел». К счастью, участки мозга, не пораженные затянувшимся детством, говорят мне: «Он встает ночью к ребенку, ему завтра рано на работу. У тебя ничего не болит, ну да, тревога, но это нормально, пройдет».
Отдельный пункт нашего инфантилизма – это подростковая неуверенность в себе. Страх, что ты не справишься, не сможешь, что новое окажется сложнее, чем привычное старое.
«Страх перед будущим, страх перед завтрашним днем может лишь усилить угнетение детей и запрет на жизнь тем из них, которые желают родиться на свет», – пишет Дольто.
Помню, лет в 20 считала, что вообще не стоит рожать, так как будущее слишком грустно. Короче, юдоль скорби.
Однако кто-то из нас все-таки производит на свет детей. И взрослеет. А кто-то и с детьми не становится старше, не понимая, как теперь жить. Кто-то и вовсе обходится без детей. Тоже вариант.
Призраки развода
Есть множество статей о причинах массовых разводов в первые годы после рождения ребенка. Однако ничего нового в них не пишут: проблемы с деньгами, отсутствие секса и романтики, охлаждение эмоциональных контактов плюс алкоголизм.
Все это точно не о моих друзьях, у которых полный порядок с финансами, женщины после родов выглядят еще лучше, чем до, а алкоголизм носит локальный и переносимый характер. Ответ на вопрос, почему мы начинаем постоянно ругаться друг с другом на фоне общего обожания ребенка, не найден.
Мы с подругами довольно часто задумываемся о причинах кризиса «первых годов жизни» (если вашу семью он миновал, можете дальше не читать). Одна моя приятельница считает, что с появлением ребенка каждый становится сам за себя: «Урвать свободного времени, отдохнуть, подумать о себе, ведь больше обо мне никто не подумает, я и так круглые сутки забочусь о ребенке, почему я должна заботиться о ком-то еще… И с другой стороны примерно то же».
Это гораздо серьезнее, чем нехватка денег или состояние живота. Часто маленький ребенок не объединяет людей, а, наоборот, увеличивает дистанцию. Прислушиваться друг к другу становится сложнее. Да и нет желания, ты же устал. Ты устал, а тебя никто не понимает. Ты весь день с ребенком, а муж на работе. На работе ведь сплошной отдых. Или ты весь день на работе, а она с ребенком. Дома с ребенком – это же сплошное удовольствие. Я не выспалась, а он хочет романтики и секса. Я устал как собака, а она хочет секса и романтики.
Мелочь цепляется за мелочь. Мы упорно не замечаем, что происходит с другим человеком. Ведь в данный период жизни мы ориентированы на себя и на ребенка. Любить троих значительно сложнее, чем двоих. Моя подруга говорит: «Любовь к мужу и любовь к ребенку – это разное. Важно не становиться равнодушным».
Говорят дети
Любовь – это такое чувство, когда мальчик или девочка чувствуют что-то, из чего им вместе становится хорошо и весело.
По Фромму, любовь – это активная заинтересованность в другом. А мы становимся заинтересованы только в себе. В собственном недосыпе, в совмещении ребенка и карьеры, в потере работы, в усталости. Если ситуация такова, то важно остановиться и не сделать следующий шаг. Либо сделать, но сознавая, что идешь к разрыву.
Попытки четкого распределения обязанностей тоже могут, как ни странно, играть против отношений. Я часто наблюдаю, как милая пара яростно ругается, если кто-то вдруг нарушил раз и навсегда установленное расписание прогулок, выноса мусора и свободных уик-эндов.
В такие моменты мы легко забываем, что совсем недавно с радостью уступали друг другу и многое делали не торгуясь, просто так, чтобы порадовать любимого. Но сейчас мы слишком устали для этого. Мы становимся глухи и слепы, потому что разрушена наша зона комфорта.
Говорят дети
Любовь – это когда люди настолько нравятся друг другу, что чувствуют близость и хотят быть еще ближе. И потом эти люди друг без друга жить не могут и желают друг другу добра.
В фильме «Крамер против Крамера» (я считаю, что это один из лучших фильмов о родительстве) мама и папа любят ребенка. Но муж не замечает жену. И вот однажды он хочет рассказать ей о своих величайших карьерных достижениях, а она тушит сигарету и уходит из дома, так как он ее не понимает. Ребенок остается спать в своей кроватке.
Комментарий эксперта
Елена Савчун, психолог, гештальт-терапевт Развод – наверное, одно из самых неприятных событий, которые могут произойти. По силе стресса развод приравнивают к смерти близкого родственника. И действительно, в каком-то смысле развод – это потеря близкого человека, во всяком случае, потеря его в привычном качестве. Рушится структура семьи, бывшим супругам приходится заново выстраивать жизнь. Страдают при этом все участники процесса. Инициатор развода чувствует себя виноватым, тот, с кем разводятся, – отвергнутым.
Обе стороны проходят несколько фаз переживаний, схожих с теми, что бывают после смерти близкого человека: 1. Шок. Когда не верится, что это случилось, и кажется, будто все еще можно исправить. 2. Принятие ситуации и переживание острого горя. 3. Фаза остаточных явлений, когда переживания накрывают периодически и скорее похожи на воспоминания о потере. 4. Завершающая фаза наступает примерно через год, человек приходит в норму.
Отдельная тема – переживания ребенка при разводе и особенности взаимоотношений «ушедшего из семьи» родителя с ребенком. Здесь очень важно, чтобы родители не думали, будто ребенок слишком мал и ничего не понимает, а потому и объяснять ему ничего не нужно. Так же важно постараться контролировать свои высказывания в адрес друг друга.
Рассказ мамы
«Приняв решение расстаться, я все объяснила сыну»
Мы расстались в июне этого года. В моем случае о разводе мне было тяжело сказать, а не решить. Несколько раз откладывала разговор. Боялась, вдруг муж не захочет увозить вещи и съезжать. Мы с сыном должны были ехать в отпуск, и я сказала: «Хочу развестись» – за неделю до отъезда. В наше отсутствие он мог спокойно собрать вещи. Само решение исходило от меня. Оно было взвешено, я была на 100 % в нем уверена. Первый разговор на эту тему был год назад. Думаю, муж ждал, что я озвучу, это в воздухе висело. Воспринял спокойно, сказал: «Да, ок». Без разговоров и обсуждений. Если анализировать, что стало причиной, то ключевые факторы – это нежелание работать над отношениями, позиция «и так нормально», отсутствие секса. У нас расходились взгляды на воспитание по вопросам истерик, «мальчики не плачут» и т. д. На просьбу почитать статьи, книги современных психологов – игнор или агрессия: «Я лучше знаю».
Была еще моя внутренняя причина, надеюсь когда-нибудь проработать ее с психологом. К моменту рождения ребенка у нас было довольно плачевное финансовое положение, и на мое предложение заключить контракт с роддомом муж не согласился.
Я была уже на 41-й неделе, когда на последнем визите в консультацию врач отправила меня в роддом. Я позвонила мужу, он был на работе, сказал, чтобы я ехала. В роддом меня отвез, страшно напуганную, папа. Потом были очень тяжелые роды. Через два дня – осложнение, я оказалась на неделю в реанимации, потом еще неделю была в больнице.
Муж присылал мне фото сына в бодиках на трехмесячного, привезенных свекровью, хотя у меня все было приготовлено и я сто раз показывала, что где лежит.
Я знаю, что все это – печальное стечение обстоятельств, но не могу простить мужа, что не поддержал и мы не заключили контракт, не поехали к другому врачу… И что он надел на новорожденного эти огромные странные бодики и теперь у меня нет ни одной нормальной фотографии первых двух недель ребенка.
Приняв решение расстаться, я рассказала обо всем сыну, которому было тогда три года. Объяснила, что у взрослых так случается: им вместе очень тяжело и лучше по отдельности. Так у нас сохранятся хорошие отношения, никто ни на кого не будет в обиде. Тебя, малыш, мы очень любим. И всегда останемся твоими мамой и папой, будем заботиться о тебе и защищать. Мужа я сразу попросила чаще приезжать и гулять втроем, чтобы не было «воскресного папы», такой передачи из рук в руки.
В первые дни ребенок как будто даже не обращал внимания, что папы нет дома. Когда тот приезжал, играли как обычно. Однажды мы поехали гулять, в метро мужу нужно было уже к себе ехать, и вот тогда малыш забился в истерике: «Папа, я хочу, чтобы ты поехал с нами».
Непродолжительное время у ребенка был ночной энурез. Но как раз тогда он еще и в садик пошел. Так что никто не разберет, какая тут доля развода, какая – адаптации или вообще простуды.
Пока в моей жизни никого нет. Когда появится новый мужчина, надеюсь, я смогу доступно рассказать с поправкой на возраст об отношениях мужчины и женщины. И обязательно объясню при этом, что, какие бы новые чувства не возникли у кого-то из нас, мы все равно его мама и папа и это навсегда.
Друзья отнеслись к нашему разводу с пониманием. Родители придерживались позиции «Сохранить семью любой ценой». Мама повела себя более тактично. Не задавала лишних вопросов, не продавливала. Я ей сказала, что не хочу повторения их сценария, когда люди, чужие друг другу, живут как соседи и только и делают, что выливают друг на друга свою неустроенность и неудовлетворенность жизнью. В такой ситуации дети страдают больше, чем от развода. Я не рву волосы, что я одиночка-разведенка и жизнь кончена. Маму мое спокойствие как-то удержало от постоянного «Ну как же так, может, еще все наладится».
С папой было две беседы в очень резких выражениях с его стороны. Не поддержал, понять не пытался. С ходу начал внушать, что любовь проходит, но ребенка нельзя оставлять без отца, вырастет маменькиным сынком. Добавил, что мне уже не 20, мужа с ребенком не найду, а женщине нужен мужчина. Все в таком духе с фразами в лучших традициях разговоров у подъезда. Я спокойно выслушала, сказала спасибо за мнение, но это моя жизнь и теперь будет так.
Ты еще и виновата
В «раннем материнстве» неимоверно важно чувствовать поддержку, плечо, на которое можешь опереться. Не только в том, что касается недосыпа и бесконечного намывания поп, но и во всем остальном. Почему-то именно в этой точке почти все мы ощущаем пробоины и недостачи. Близкие вместо поддержки выливают на нас лавину обвинений, заставляя вечно оправдываться.
Говорят дети
Семья – это самое важное, они помогают тебе. Семья – это признак жизни.
«Это ты виновата» – может, не так прямолинейно, но смысл всегда один. Уделила мало внимания ребенку. Вовремя не заметила, что он простыл, и потащила куда-то. Выбрала неправильный детский сад. Мало занималась. Или вообще родила не такого ребенка, как хотелось.
Мне очень повезло: от близких я такого почти не слышала. Только когда ребенок заливался в классической истерике двухлетки. Тут уж, разумеется, я оказывалась виноватой. Либо не так воспитала, либо довела, либо с меня он берет пример. А так мы хоть и спорим и не соглашаемся, но все же стараемся не обвинять друг друга. И это, увы, большая редкость.
В материнских сообществах часто появляются женщины на грани отчаяния, которые ищут поддержки в самых простых вещах. Поскольку от близких такой поддержки они не получают.
Материнство – это и так предельная концентрация ТВОЕЙ ответственности. А когда, например, твоя же собственная мама все время твердит, что ее ребенок «в два года уже „Золотого петушка“ знал наизусть, а твой всё мычит», – хочется, конечно, бежать куда глаза глядят.
Я все пытаюсь понять: почему люди, даже пытаясь выразить заботу, находят слова, которые с заботой не имеют ничего общего? Мычит? Считаешь, что мама не справляется? Так предложи помощь! У тебя же в два уже «Золотого петушка» шпарил – значит, ты можешь помочь! Или свекрови, которые, приходя в гости к «молодой матери», ненавязчиво рассказывают, как у них в доме было чисто, а у вас что такое? Возьми тряпочку да протри пыль между разговорами!
Семья должна быть местом взаимопомощи, энергосбережения, подставленного плеча. Чтобы можно было сказать: «Я в домике». Почему же так часто все наоборот? В популярных психологических колонках наверняка есть масса ответов и советов, но сейчас речь не об этом.
Говорят дети
Семья – это когда все дружно живут. Один человек родит другого, а другой тоже родит другого.
Я уже не раз писала, что общество постоянно клеймит и обвиняет молодую мать по всем возможным поводам. Но от этого хоть как-то можно абстрагироваться, защититься, в конце концов, просто послать излишне навязчивых «доброжелателей». А когда и от самых близких то и дело слышишь: «Это из-за тебя, не уследила, виновата!» – куда деваться?
Ответственность за зависимого от тебя человека – зона ужасной уязвимости, в которой часто перестаешь себя контролировать, хочется провернуть фарш назад, а если нет, то хотя бы поделить этот фарш на всех или сделать ответственным за его прокрутку кого-то другого. И я постоянно повторяю себе: нет виноватых, мы все вместе, нельзя, не делай так, не говори.
Удержаться от взаимных обвинений трудно. Но еще сложнее – перестать обвинять себя. Это происходит за секунды, не успеваешь даже осознать. И вот уже привычное «не» звучит внутри: «Не усмотрела, не сделала вовремя, не поймала, не успела…»
Это как ржавчина, разъедающая изнутри машину советского производства. Мы тоже немного советского производства, но все-таки не машины.
Кто мы и где мы вообще
«This is not my beautiful house. This is not my beautiful wife» – поется в одной песне[8]. Однажды на популярном ресурсе для родителей я прочитала, что если иногда хочется отдохнуть от детей или от семьи, то это признак каких-то проблем – внутренних или в отношениях. Еще в статье почему-то утверждалось, что «если вам скучно с детьми, то в кафе с друзьями тоже будет скучно». Потом следовал совсем уж странный совет: если нуждаешься в уединении, позови в гости других детей. Типа отдохнешь, пока они заняты друг другом. В общем, обойдусь дальше без цитат. Только одна, детская.
Говорят дети
– Дети! Пожалуйста, помолчите! Я хочу посидеть в тишине!
– Хорошо, мам! Давай, ты будешь молчать, а мы будем угадывать, что ты хочешь сказать.
Дефицит одиночества у родителей – величина непостоянная. Она меняется по мере взросления ребенка. Если говорить о мамах, выбравших отпуск по уходу за ребенком, а не выход на работу в три месяца, мы сталкиваемся здесь с хорошо знакомой картиной. Я называю это отчуждением от себя. Весь день занят простыми, но постоянными рутинными делами. Ты все время с ребенком, и твоя реальность очень отличается от всего, к чему ты привыкла. Знакомые теперь спрашивают: «Как вы?», не отделяя тебя от ребенка, словно ты перестала существовать как самостоятельная личность.
Однажды мы обсуждали это с терапевтом, и она сказала, что материнская хандра во многом вызвана тем, что, пока ребенок маленький (особенно если это первенец), все внимание окружающих сосредоточено на нем, и женщины чувствуют себя потерянными в новых обстоятельствах. В этой ситуации женщине обязательно нужно время, когда она возвращается к себе. То самое одиночество, когда ты можешь выдохнуть и вдруг увидеть себя. Перестать делать постоянные монотонные дела, а просто сидеть или (еще лучше) лежать.
В этот момент ты вновь ощущаешь свое существование. Вот ты. Можно собраться с мыслями. Подумать, не рассеиваясь на массу текущих задач. Можно сделать что-то, что ты любил раньше. Вот и все. Момент перезагрузки перегретого диска. Дальше снова все будет хорошо.
Другой дефицит, настигающий нас после рождения ребенка, – это нехватка времени на то, чтобы побыть вдвоем. Проблема, думаю, знакома всем. Я, скажем, всегда очень ценила тихие вечера, когда муж сидит с книгой в одном конце дивана, а я в другом. И раз в 15 минут мы обмениваемся репликами. Никакого особого взаимодействия, и при этом – невероятная близость. У любой пары есть нечто подобное (не обязательно с чтением на диване). Когда появляется малыш, все это резко исчезает из жизни. Равно как и секс. Равно как и распределение обязанностей. Зато стремительно растет фрустрация от недосыпа, плохого самочувствия, усталости. Так возникает то, что психологи называют «снижением удовлетворенности браком».
Еще одним фактором стресса становится и ощущение неравенства. Все мы, конечно же, стремимся к равноправным отношениям, однако на практике они далеко не всегда складываются так. Появление ребенка резко обостряет и эти проблемы.
Находить время друг для друга и использовать его полноценно – очень сложная задача. После появления ребенка формируется совершенно новая модель отношений в паре, время перераспределяется принципиально новым образом, что сильно зависит в том числе и от материальных условий.
Институт Макса Планка как-то провел исследование, оценивающее удовлетворенность жизнью после появления первого ребенка. В зависимости от результата ученые пытались спрогнозировать, готова ли пара родить второго и через какое время. Исследователи сознательно не задавали прямых вопросов об отношениях внутри пары, но одним из параметров оценки (помимо удовлетворенности материальной обеспеченностью и социальными условиями) была категория «субъективный уровень счастья». Результаты исследования показали, что 73 % опрошенных после рождения первенца пережили снижение этого «ощущения счастья».
Когда ребенок подрастает, мы более-менее возвращаемся в свою колею. Мы уже со всем справляемся, снова много общаемся, но по факту времени на себя, на самовосстановление намного больше не становится. По данным Росстата, в среднем работающая женщина в сутки тратит 2 часа 40 минут на домашнее хозяйство, 21 минуту – на воспитание детей, а 2 часа 10 минут – это ее свободное время.
Статистика прекрасна, но в реальности у нас нет этих двух часов на себя. И воспитание детей, и домашнее хозяйство, и наше «свободное» время – все это происходит, как правило, одновременно.
В будние дни я провожу с ребенком 4,5 часа: час утром и 3,5 часа вечером. В это время я делаю все разом: играю, готовлю ужин, болтаю, рисую, работаю, читаю ребенку и так далее. Около десяти вечера ребенок засыпает. И у меня остается час того самого «свободного времени». Как правило, я провожу его за работой. Правда, в какой-то момент я осознала, что превращаюсь в машину, и усилием воли выделила полчаса в день только для себя. В итоге каждый вечер я просто ухожу на полчаса в ванную. Лежу в воде, читаю или просто туплю, но эти полчаса я провожу с собой. Очень важные полчаса, которые помогают мне чувствовать себя спокойно и комфортно.
При этом, разумеется, я постоянно мучаюсь, что провожу мало времени с ребенком. Зная, что главное – не количество, а качество, я начинаю заморачиваться на этом самом качестве и в итоге теряю себя, машу рукой и думаю: «Главное, чтобы всем было хорошо. Косте, его папочке и мне». А теперь творчески совместим это «хорошо». Но мысль о том, что я должна проводить с ребенком больше времени, меня не покидает.
Это, кстати, тоже общая тенденция, мы здесь не исключение. Американские исследования показывают, что время, которое женщины проводят с ребенком, с семидесятых годов неизменно растет. Однако 85 % опрошенных по-прежнему чувствуют, что уделяют детям недостаточно времени. При этом 71 % женщин мечтает иметь чуть больше времени для себя (у мужчин – 57 %).
Как-то раз я на две недели отправила ребенка на дачу. Первый вечер в одиночестве (муж до ночи работал) я провела насыщенно. Я спала. Потом два вечера сидела на диване с книгой, положив на мужа ноги и раз в 15 минут выдавая реплики. А потом мне уже хотелось, чтобы все вернулось к обычному ритму, но только пусть в нем обязательно останутся мои полчаса на одиночество.
Это нормально – иногда оставаться наедине с собой. Это одна из экзистенциальных потребностей человека, которая обязательно должна быть удовлетворена. Для всеобщего блага и равновесия, а также для поддержания того самого «уровня счастья».
Станешь одиночкой
Сторонники сохранения брака во имя детей и во что бы то ни стало постоянно используют несколько аргументов. Первый классический – «будет тяжело». Как будто не тяжело жить в семье, которая уже развалилась. Второй – им почему-то особенно любят пугать женщины – «кому ты с ребенком будешь нужна, так всю жизнь одна и прокукуешь». Снова – неизвестно, как лучше, одной с ребенком в тишине или втроем, но в состоянии бесконечной войны. Да и практика показывает, что дети не мешают тому, чтобы жизнь продолжалась. Третий аргумент – «ребенок тебе этого не простит». Тут, конечно, многое зависит от обстоятельств развода, поведения родителей и так далее. Я поговорила с несколькими своими сверстницами, которые в одиночку воспитывают детей, чтобы понять, так ли это.
Рассказ мамы
«Я не считаю себя матерью-одиночной»
Я рассталась с молодым человеком и вскоре узнала, что беременна. Сообщила об этом отцу ребенка, попробовали наладить отношения, но в итоге поняли, что расстались не зря. Рожала я уже одна, отцу, по его словам, это все было неинтересно. У меня же была установка: наши отношения – одно, отношения ребенка и папы – другое, поэтому я никогда не препятствовала их общению, была только за. Где – то через два года отец появился, захотел общаться, мы несколько раз встретились и вместе погуляли, но потом все быстро сошло на нет.
Лет до трех у дочери вообще не возникало вопросов про папу. Братиков и сестричек тоже нет, и дедушки нет – ну что же, бывает по-разному! Вопросы начались с детским садом. «А как папу зовут? А почему у тебя нет папы?» – конечно, ребенку захотелось иметь папу, о котором можно поговорить. Однажды я вдруг услышала горестное-горестное: «А у меня нет папы, он умер». Пришлось выяснить, откуда такие идеи (в саду подсказали), и объяснить, что он не умер, просто мы еще не встретились. Вот мы с ней встретились, а с папой – еще нет. Были вопросы «А как же я получилась, если детки получаются от мужчины и женщины?». Рассказала, что она получилась у меня и хорошего мужчины, и что мы любили друг друга, и что хотели, чтобы она появилась, но не подумали, что вместе нам не очень хорошо живется. «А почему?» – ну тут проще: кто-то любит лук, а кто-то терпеть не может, кто-то любит собак, а кто-то боится, кто-то любит спать, а кто-то – бегать… Ну и вот человеку, от которого ты получилась, больше нравится жить самому. Поэтому он не твой папа, папе ведь интересно, что происходит с его дочкой? Как-то так эти вопросы и заглохли. Иногда она говорила про кого-то: «Хорошо, что он не мой папа, а то пришлось бы с таким жить». Минимум драмы и «все хорошие».
Тяжело ли мне? Чтобы ответить, надо с чем-то сравнить. Это первый ребенок, у меня нет другого опыта. Так что это просто жизнь, никакого героизма. Бывает очень тяжело, но если посмотреть по сторонам – бывает и замужем тяжелее, а бывает и с двумя детьми одиночке легче. Единственное, что точно тяжелее, – нести ответственность. За ребенка и за себя. А еще когда у ребенка нет отца и ты должен быть родителем 100 % времени, без выходных или «у меня 39,5 и пусть с ребенком сегодня занимается папа». Ну и совмещение всего. Например, ребенок заболел, капризничает, что с ним происходит – непонятно, врач должен был приехать час назад, но его нет. Надо спросить у кого-то еще, поискать в интернете, принять меры. И при этом ты все еще мама, которая успокаивает малыша, носит на руках и излучает мир. И хозяйка – готовишь еду, встречаешь курьера, стремительно убираешь за ребенком, которого тошнит. И работник – держишь в голове, что через два часа от тебя ждут документ, и пытаешься его додумать, отвечаешь на звонки. И женщина, и поэтому третий раз переодеваешься (ребенка тошнит), отмываешь руки от следов готовки и показываешь дочке, как надо причесываться. Это все не очень сложно, но все эти роли надо играть и нельзя отказаться. Вот от такого балансирования я порой уставала. А чтобы узнать, что одной воспитывать ребенка – героизм, надо попробовать сначала воспитывать с кем-то. И сравнить. Некоторые мои подруги, которые замужем, кажутся мне большими героями.
Что касается финансовой стороны. Мне тут повезло, я начала экономить раньше: были мечты на год прервать работу и поехать учиться. Вышло иначе. Факт, что какое-то время можно не думать о деньгах, очень успокаивал. Кроме того, у меня уже были свои маленькие проекты, которые приносили небольшой, но доход (первый год хватало ровно на оплату съемной квартиры недалеко от работы). Поначалу, конечно, экономия, помощь друзей: вещи «по наследству», рассказывать друг другу о распродажах и удачных решениях. Через год после рождения дочери я уже вышла на работу, но выросли и потребности, так что ближе вариант «работать за двоих». Через пару лет все свелось к банальному бюджетированию.
И да, мне пришлось учиться просить о помощи, не стыдиться сказать друзьям: «Пожалуйста, поиграйте с ребенком сегодня полчаса-час, пока я доделаю работу». Или: «Мне нужна работа на 4 часа в неделю». Или даже: «Поговорите со мной не о детях полчасика, пожалуйста!» Это было очень сложно, но получилось. После такого те, кто хотели предложить помощь, но боялись обидеть, приходили сами. Мне стало понятнее, что нужно и чего не хватает (так появилась няня, и я вышла на работу). Я поняла, что сама могу помогать, а это очень полезное ощущение, особенно для тех, кто страдает: «Я ничего не могу и ни с чем не справляюсь». В конце концов, деньги – это средство обмена на другие ресурсы. Внезапно выяснилось, что зачастую можно обойтись и без этого средства. Государство помогает в год примерно на половину суммы поездки в тепло на недельку. Нельзя на эти деньги рассчитывать, очень сложно на них прожить, но если снимать с карточки раз в году – приятное дополнение!
Время на себя. С этим первые пару лет мне очень помогала мама. Через месяц после родов она отправила меня в бассейн, потом приезжала погулять с младенцем, пока я бегаю, или поиграть, пока работаю. Мама сама трудоголик, так что ни ей, ни мне не пришло в голову, что иногда еще нужно время «для ничего». Сейчас мне кажется, что для мамы, воспитывающей ребенка самостоятельно, время «для ничего» нужно особенно. Помогают друзья, причем иногда это не про «дать время», а про «освободить внимание». Разговаривать, пока ребенок играет на полу, но при этом дать маме возможность не следить за ним, – бесценно. Напомнить, что ты не только мама, подарив косметику, – бесценно. После выхода на работу основным решением оказалась няня.
Я не считаю себя матерью-одиночкой. Есть я-человек, и одна из моих социальных ролей – мать. Да, без этой части моей жизни я уже не я. Нет, это не вся моя жизнь, и если меня рассматривать исключительно как мать-одиночку, то я и сама такая себе не нужна. Ребенок не задавал вопросов, но я и не давала повода их задать, стараясь не перегружать ее своей личной жизнью. Когда повод появился, включилась жесткая конкуренция: «Мама моя!» и «Пусть он не приходит, и ты будешь только со мной!» Поговорили, расписала ей будущее, в котором она везде ходит со мной, а еще берет меня на ручки, если мне грустно, а если я устану, сама себя забирает из сада и готовит сама себе завтрак. Разъяснила, что она всегда моя первая любимая дочь и никто не станет другой первой любимой дочерью. Полистали любимые книжки, поиграли в кукол, напряжение спало. Позже спрашивала аккуратно: «А можно я буду называть его папой?» – спроси у него, может, он хочет, может, нет. «А мы будем вместе?» – пока всем этого будет хотеться – да. «А если кому-то расхочется?» – будем придумывать, как это исправить. «А если не получится?» – придумаем, как жить дальше, мы же как-то жили раньше. У нее это еще накладывается на возраст, когда дети бесконечно играют в дочки-матери и примеряют на себя множество моделей, фантазируют, пробуют идеи в игре. И если раньше папа был таким мифическим героем, который непонятно где, но точно герой, то теперь в ее играх папа – это такой понятный персонаж с очерченной областью задач, ролевым поведением и взаимодействием с мамой, дочкой, сыном, бабушкой, друзьями и друзьями мамы. Кажется, дети сами себе все неплохо объясняют.
С жалостью окружающих я не сталкивалась, но было хуже: я сталкивалась с брезгливой реакцией «Не ждите от меня жалости». В какой-нибудь конторе или при общении с людьми старшего поколения вдруг звучит: «Папы нет, нет, совсем нет, мать-одиночка» – и в ответ тебе летит что-то странное, типа: «Ну ничего, всем сложно» или «Понимаешь хоть, что сама виновата». Не знаю, что эти люди хотят донести, и каждый раз с удивлением слушаю их до конца.
Рассказ мамы
«То, что мы счастливы, как-то видно»
У меня был план. Даже проект. Прежде чем завести ребенка, я тщательно готовилась: сначала купила квартиру, отложила денег, чтоб полгода не работать, и основательно пролечилась – вот прям пришла к докторам и сказала: «Через год-полтора хочу забеременеть, давайте сделаем полный техосмотр, и потом как угодно развинчивайте, промывайте и свинчивайте обратно, но чтоб все было идеально». С отцом ребенка у нас были очень теплые и дружеские отношения, на уровне friends with benefits. Я с ним честно договорилась, что не буду предохраняться и хочу от него ребенка, и сразу оговорила: захочешь – впишешься как отец в свидетельство о регистрации, будешь воскресным папой. Не захочешь – тогда мы расстанемся полностью. Не увидишь никогда в жизни ни ребенка, ни фотографий и пообещаешь никогда не появиться в моей жизни. Я у тебя никогда помощи не попрошу, мне твоя ответственность за ребенка не нужна, сам знаешь, я в состоянии справиться от и до, мне доверять можно. Он некоторое время думал, выбрал второе. Так что больше я никогда о нем ничего не слышала. Ребенку 17 лет.
Как воспринимает ребенок то, что папа не живет с вами (или факт, что папы просто нет)? Здесь два вопроса. Первый – это про отсутствие мужчины в доме. Не самый легкий вопрос. Где-то года в три дочкиных я почувствовала, как ей чего-то не хватает. Даже на такой ерунде, что она больше всего любила гулять не со мной и не с няней, а тот редкий случай, когда я могла пойти с ними и мы гуляли втроем. Чтоб идти между нами, держась за руки двух взрослых. Я решила, что виновата и что надо решать вопрос. И вышла замуж. Несколько лет все было хорошо: человек очень старался с ребенком дружить, мы отлично тусили втроем, много играли и мастерили. Потом вылезли другие проблемы в этом браке, несколько лет получилось трудных, и, только когда я приняла окончательное решение и мы расстались, оказалось, что дочь уже пару лет мечтала, чтоб это случилось, и твердо считала, что вдвоем нам будет лучше. И вот мы опять вдвоем – уже с сознательным ребенком, потом подростком, – и нам совершенно отлично, хотя недавно, после прогулки втроем с моим нынешним бойфрендом, дочь сказала все-таки, что в этом ощущении – «втроем с родителями», «большой и сильный мужчина рядом» – что-то такое глубинно правильное есть, по чему она скучает.
А второй вопрос – это про биологического отца. Про интерес к тому, кто породил ее. Не болезненный вопрос. Когда-то в далеком детстве я ей сказала: «Твой папа уехал в Америку» – на случай вопросов бабушкиных подружек и соседок, чтоб моей маме не было дискомфортно. Много лет этого хватало, и она не вспоминала о нем. Подростком, конечно, спросила опять. Я ей рассказала всю историю, показала по ее просьбе фото. Сказала, почему я не хочу, чтоб они знакомились (ну, скажем, это гордость; если б она ему была интересна, за столько лет он как-нибудь сам бы объявился). Она разделила эту эмоцию, но решила, что все-таки познакомиться и увидеться один раз хочет. Я предположила, что лучше это делать после того, как ей исполнится 18, – чтобы с самого начала не было подозрений, что мы вдруг решили вымогать алименты. Она согласилась. И больше про это вроде бы не вспоминает.
Сейчас мне кажется, что тяжело было до двух лет, а больше никогда. Физически – да, многолетний недосып не способствует здоровью, долго восстанавливалась. А ощущения экзистенциального ужаса от того, что я одна должна все решать и нести ответственность, успевать везде и не иметь возможности заболеть и расслабиться, – не было. Все воспоминания о периодах, когда меня захлестывало «мне тяжело» и «я не справляюсь», связаны с заморочками человека, за которого я сходила замуж, и разруливанием его проблем, которые он на меня повесил, – вот добавить еще это к тому, что тяну ребенка и немаленький груз ответственности по своим бизнесам, – это да, ломало спину. С чем было тяжело психологически – это с несвободой. Но это, по-моему, никак не зависит от того, один родитель или двое. В полной семье ровно то же. Я имею в виду, что ничего же не можешь планировать и никак не можешь выбирать время. Его всё время выбирают внешние обстоятельства. Съездить в отпуск – только в школьные каникулы (я без ребенка не езжу). Потусить где-то вечером, запланировать важный проект на работе, лечь в больницу порешать свои проблемы – даже при достаточно взрослом ребенке все равно особо не спланируешь: любые планы проживут несколько часов, а потом у ребенка температура 38, или важная контрольная и к ней надо помочь подготовиться, или любовная трагедия и надо помочь прожить стресс, или «а, кстати, я забыла, утром надо прийти в школу в костюме Энциклопедии» в десять вечера – и будешь делать к утру костюм Энциклопедии.
Как решать денежный вопрос? Работать за четверых, я других вариантов не знаю. Еще есть проблема собственного пространства. Не знаю, как справляться. Я не справилась, просто притерпелась. Мысль, что скоро взрослый ребенок выпорхнет из дома и я останусь одна, уже несколько лет поддерживает и помогает не скрипеть зубами, обнаружив в очередной раз, что у меня нет права на уединение и на неприкосновенность чего угодно моего. Но опять-таки – а что, в полной семье с этим лучше? Да ни разу.
А вот бурная личная жизнь у меня не прекращалась при наличии маленького ребенка: первый роман начался – я еще кормила. Предложение замуж – то, которое я приняла, – было третьим. С объяснениями все естественно получилось: когда появился тот муж, она была еще маленькая, приняла его естественно, в доме же всё время было много друзей, она не сразу начала его выделять. А позже, уже шестилетняя, радостно гуляла на нашей свадьбе. А когда мы его выгнали – ну так она уже была сознательная барышня, ей было двенадцать, она сразу начала меня воспитывать, чтоб я немедленно обзавелась любовниками и бойфрендами, и изо всех сил выпихивала на свидания.
От окружающих я ни разу не замечала жалости или снисходительного отношения. Наверное, то, что мы с ребенком счастливы, как-то видно и ощущается. Даже когда было тяжелее всего – от тех, кто имел возможность это увидеть и понять, было скорее уважение и восхищение.
Рассказ мамы
«Нет, он не станет твоим папой, папа у тебя один»
Мы с отцом моей дочери просто неважно подходим друг другу как партнеры, однако признать это согласились не сразу и разошлись, только когда девочке исполнилось полтора года. Отношения с отцом ребенка цивилизованные: общаемся по вопросам, которые касаются дочери, вежливы друг с другом, когда видимся, не отказываемся от разговоров (хотя это скорее small talk). Однако о близости, разумеется, речи нет.
Ребенок, конечно, расстраивается, но скорее принимает как данность. На вопрос, почему папа больше с нами не живет, отвечаю всегда, что такое бывает, отношения меняются и в какой-то момент мы с папой приняли решение: по отдельности нам будет лучше, чем вместе. Иногда фантазирует о том, как было бы здорово жить всем вместе: чтобы были мама, папа, мамин бойфренд, гипотетические братья и сестренки и т. д. Обнимаю ее и говорю, что вижу, как она соскучилась по папе, но вместе мы вряд ли когда-то будем жить. Иногда использует отсутствие папы как повод порыдать или поскандалить, не делать что-то неприятное. Скажем, оттянуть уборку в комнате, потому что «скучает по папе».
Воспитывать ребенка одной тяжело, но я бы не сказала, что это героизм. Тяжелее всего для меня отсутствие личного пространства, возможности просто побыть одной, встретиться с друзьями без ребенка, уйти или уехать спонтанно на несколько дней, да даже в магазин выйти. Ради возможности высыпаться я пошла по пути наименьшего сопротивления (кормление грудью, совместный сон), пожертвовав режимом и личным пространством. Теперь, когда дочери пять, я пожинаю плоды этого, но, думаю, иначе я в тот период не выжила бы.
Иногда дочь забирал на день кто-то из родственников, но это происходило редко (она первый ребенок в моей довольно обширной семье, и, пока она была маленькой и я кормила ее грудью, отдать ее надолго было невозможно, да никто и не горел желанием брать). Это время обычно уходило на многочисленные недоделанные дела (да вот хоть в магазин сходить). Еще был отдельный страх, что со мной что-то случится (тромб, эмболия, инсульт) и ребенок останется в квартире один рядом с трупом.
Финансовый вопрос решался так: я работала за двоих, но мне было не привыкать. Отец ребенка никогда не был в достаточно стабильной финансовой ситуации, чтобы полноценно вкладываться деньгами, скажем так.
Легенда о мужчинах и матерях-одиночках. Конечно, выборка сильно сужается, но она сужается от массы факторов, ребенок – вовсе не главный из них. Объяснять, конечно, приходится. «Вот, это NN, мой друг/любимый человек. Он мне нравится, мы будем видеть его чаще. Мы поедем втроем на море. Мы будем вместе жить, это теперь и его дом тоже, а мы – семья. Нет, NN не станет твоим папой, папа у тебя один, и это никогда не изменится. Просто – есть папа, есть NN, это совсем разные люди». Я всегда за честность в коммуникации, отвечаю на вопросы прямо, объясняю как есть.
С жалостью окружающих я никогда не сталкивалась (у меня просто на лбу написано: «Не влезай, убьет»). Иногда самой было нужно, чтобы меня пожалели и признали, что я молодец, – потому что объективно бывали очень тяжелые времена. С этим запросом я шла к друзьям. Но незнакомых за жалость я убиваю сразу, и по мне это заметно.
Стоять не двигаться
Когда я только-только родила, мужу предложили работу мечты. Правда, она была связана с переездом надолго в другую страну и проживанием в городе, который раньше казался мне прекрасным, а тут внезапно стал внушать ужас (это была Венеция, да, город мостов, куда уж с коляской?). Словом, я заявила, что никуда не поеду. У нас здесь все устроено под жизнь с ребенком. Тут мама, всегда готовая помочь. Тут мой родной язык.
Достаточно легкомысленно уехав в свое время рожать во Францию, я вдруг превратилась в наседку, для которой лучше ее собственного гнезда ничего на свете нет. Дело, конечно, было не в гнезде, а в моем страхе. Я боялась не справиться. Если бы не ребенок, согласилась бы не раздумывая. Но с ребенком – нет, увольте.
Когда появляются дети, все становятся более оседлыми. Мы меньше куда-то ходим, старательнее выбираем отпускные маршруты. Для некоторых моих друзей даже поездка за 2–3 часа от Москвы превратилась в проблему. «Он кричит в машине. Безостановочно. Нет уж», – заявила подруга, когда я предложила съездить куда-нибудь на выходные с детьми. Я подумала, что мне повезло. Мой-то в машине спит. И в самолете тоже.
Есть масса и более глобальных факторов. Ребенок как будто бы делает нас более зависимыми от окружающих обстоятельств. От работы – мы же не бросим работу; на что мы будем покупать подгузники, одежду, игрушки, книги? От удобной и привычной квартиры, где все расставлено по местам и помогает сделать жизнь проще. От знакомых магазинов, платежных систем, более или менее понятной бюрократической машины. От бабушек и нянь. От друзей, которые готовы помочь или просто выслушать. Мы становимся скучными «людьми с детьми». Приключения теперь не для нас. У нас есть график еды и сна. Плюс ко всему мы беспокоимся о наших детях! Тяжелые перелеты. Климатическая адаптация (даже если речь идет о простом отпуске, многие долгое время никуда не ездят с детьми). Если это другая страна и надолго, то как он там будет без языка. Хочется добавить еще что-то про березки.
Рассказ мамы
«Решение о переезде было простым»
Однажды я (а я уже достаточно давно в разводе с отцом своего ребенка) случайно пересеклась со старым другом – французом, который когда-то жил в России. Мы начали встречаться, через какое-то время стали обсуждать идею переезда. Нам хотелось жить вместе, ну и казалось логичным, что местом для совместного проживания станет Париж, а не Москва. Когда наше решение стало окончательным, я принялась готовить к этому сына. Рассказывала про Париж, показывала фильмы и картинки, ставила песни. Он в итоге идею переезда воспринял с воодушевлением и очень ждал, что у него будет новая комната и новая квартира. С мужчиной у них на тот момент уже сложились хорошие отношения, он говорил, что это его друг, и был готов с ним жить, хотя бы на словах.
Для меня самой решение о переезде было простым и даже как-то заранее сформулированным, причем ребенок играл здесь не последнюю роль: мне не хотелось, чтобы он рос в России. Тут так много факторов, что даже не знаю, с чего начать, – экология, образование, экономика, политика, нетерпимость, патриархальность. Мой бывший муж был категорически против переезда, хотя мы обсуждали это и он мог бы легко найти работу за рубежом. С другой стороны, когда я задумалась об этом всерьез, стало очень страшно оставлять все: работу, семью, связи и налаженную жизнь, – я долго сомневалась и раздумывала, но в итоге решила, что оно того стоит, приняла решение и стала готовиться к переезду.
В итоге у меня получился не один переезд, а два. Мы приехали в Париж. Все стало очень-очень плохо. Я не понимала языка, не могла решить какие-то простые проблемы вроде записи в детсад или покупки стульев. Все вокруг было чужим, непонятным. Не было ни друзей, которым можно пожаловаться, ни знакомой рутины, которая могла бы успокоить, ни моей работы-проектов для реализации. У сына в итоге не сложились отношения с моим бойфрендом, ребенок начал истерить, чувствуя мое настроение, да и вообще лишившись привычного окружения, а мужчина к этому всему оказался не готов. Мы расстались, и я с сыном уехала жить к моей маме в Испанию.
Там все было гораздо проще. Мы переехали в маленький город, где живет моя мама с мужем. Они помогли мне найти квартиру, быстро решили вопрос с зачислением в школу, и мы как-то сразу погрузились в эту жизнь. Появились друзья, я начала удаленно работать и активно учить язык. Все было очень спокойно и классно. Мой сын быстро привык к школе, нам составили план адаптации: сначала ребенок остается в школе на два часа, потом до обеда, потом – на обед, потом – до конца дня. Отмечу, что он почти сразу попросил оставить его до обеда, а потом и до конца дня. После школы мы шли на площадку – играть с друзьями. Он быстро освоил базовый испанский, которого было достаточно для того, чтобы вместе рассматривать муравьев, бегать по луже и кататься на тарзанке. Прекратились истерики.
Что касается меня, то в итоге самым сложным оказалось лишиться старой работы – она для меня имела большее значение, чем я полагала. Без нее я растерялась. Кроме того, когда в Париже выяснилось, что мой друг не готов к семейной жизни и не в состоянии взять на себя ответственность за нас, это стало еще одним потрясением. Если бы он повел себя иначе, мне было бы гораздо проще.
Закончилось тем, что мы решили остаться в Испании. Сын иногда скучает по родным, которые остались в Москве, но я думаю, эту проблему в нашем мире можно легко решить – существуют самолеты.
Рассказ мамы
«Судьба решила все за нас»
Мы с мужем всегда (а между регистрацией брака и рождением дочери прошло 16 лет) шутили, что ребенка нужно рожать в США – прежде всего из-за возможности ребенку получить американское гражданство. Но все это было несерьезно, пока мы не поняли, что беременны и нужно принимать какое-то решение. В некотором смысле его приняла за нас отечественная бесплатная медицина. Мои анализы неизменно оказывались «плохими», их постоянно перепроверяли, они оказывались нормальными, а на очередном скрининге заявили, что у нас родится даун. И отправили на прокол. На этом этапе мы бросили бесплатное обслуживание и нашли отличного платного врача, но задумались: может, действительно стоит поехать рожать за границу, коль скоро мы в любом случае будем делать это платно?
Но куда? Понятно, что это должна быть англоязычная среда – другими языками мы не владеем. У нас были открытые американские визы, к тому же в Нью-Йорке жила наша русская подруга, которая за пару месяцев до этого сама родила и после того, как услышала о наших злоключениях с государственной медициной, сразу же предложила приехать в Нью-Йорк и пойти рожать к ее доктору. В Нью-Йорке мы были пару раз, как раз перед беременностью, нам с мужем очень нравился этот город. Решение мы приняли быстро: «ОК, поехали, и будь что будет…» Через пару дней после прилета в Нью-Йорк мы встретились с доктором (вернее, докторшей) нашей подруги – и она мне сразу не понравилась. В итоге я нашла милого русскоговорящего, спокойного и уверенного доктора из нашей еврейской иммиграции конца семидесятых, который сразу меня очаровал, а потом стали просто наслаждаться жизнью.
О работе мы не думали, так как, во-первых, не могли по статусу (мы были на туристических визах), во-вторых, не хотели (какие-то минимальные сбережения позволяли пока бездельничать), а в-третьих, даже если бы мы могли и хотели, то непонятно, чем бы мы занимались.
Но судьба решила все за нас: мне внезапно предложили стать директором по развитию в одной американской компании. Мы посовещались и решили, что надо соглашаться. К тому же мы не представляли, как возвращаться с трехмесячной малышкой в декабрьскую Россию. И куда? Мы ведь из Новосибирска, возвращаться туда с ребенком не хотелось. Оформили документы и остались, фактически прыгнули в открытый космос; и поскольку мы ВООБЩЕ не представляли, что нас ждет дальше, страха особого не было – мы просто не знали, чего бояться.
По факту, самое сложное, с чем мы столкнулись, изменив жизнь, – это интеграция в новую систему: социальную, медицинскую, – сложно было оформлять документы и решать квартирный вопрос; если говорить о ребенке, то в его развитии мы столкнулись с задержкой речи.
Дочка заговорила поздно и сразу на английском. Думаю, что на окончательный выбор языка повлияла детсадовская среда. Мы долго пытались говорить с ней дома ТОЛЬКО ПО-РУССКИ, но безрезультатно: она практически все понимает, но отвечает по-английски. Я сломалась первой и перешла в разговорах с Евой на английский; муж еще пытается говорить с ней по-русски, но я замечаю, что все чаще также соскальзывает на английский. Между собой мы с Володей говорим по-русски, в нашем доме бывают русскоговорящие гости, но также и англоговорящие. Дочка любит смотреть советские мультики (особенно про Карлсона, котенка Гава, Чебурашку и т. д.). Правда, англоязычный YouTube она поглощает не менее активно. Не могу сказать, что книги мы читаем с утра до вечера, но когда читаем, это может быть, например, Paddington Bear на английском, а может быть и Мюнхгаузен на русском.
На вопрос «Кто ты?» она уверено отвечает: «I'm American». Но если ее переспросить: «Are you Russian?» – она может ответить: «Yes I can speak po-russki». Несмотря на то что познания в политической географии у нее еще очень слабые, она абсолютно четко ассоциирует себя с Нью-Йорком и уже видно, что сильно любит свой родной город. Теперь возвращаться в Россию мы точно не собираемся. Непонятно, как англоговорящий ребенок сможет адаптироваться в русской языковой (пусть и не совсем чужой) среде и уж точно в абсолютно другом культурном пространстве. Во-вторых, давайте будем честными: зачем лишать ребенка всего того, что у нее есть здесь и сейчас?
И все-таки почему многие с появлением детей становятся такими тяжелыми на подъем? Мы объясняем это желанием сделать жизнь ребенка лучше и стабильнее. Но, на мой взгляд, мы просто не очень уверены в себе, а ребенок расширяет нашу зону уязвимости. Мы слишком многое начинаем взвешивать даже там, где можно просто положиться на жизнь. Мы даже готовы жертвовать своими интересами ради стабильности. Ведь ребенок приносит с собой столько хаоса, упорядочить который невероятно трудно. А упорядочив, не хочется ничего менять.
Сейчас я очень жалею, что не разрешила мужу уехать работать и сама не уехала вместе с ним и ребенком. Мне кажется, мы провели бы отличный год в волшебном месте. И я бы прекрасно справилась, а хандра, душившая меня в Москве, быстрее развеялась бы от смены обстоятельств. Дети не привязывают нас к земле, мы сами привязываем себя. Тем, что боимся. Дети едут вместе с нами. Иногда кричат, иногда смеются – главное, чтобы мы не расставались.
Папа может
Непреложный факт: в области равенства мам и пап мы уже существенно продвинулись. Выросло блестящее поколение мужей, которые не ориентируются на искаженные цитаты из средневековой книги о том, как вести семейную жизнь и хозяйство.
Я говорю сейчас не о глобальной ситуации в России, а лишь о том, что вижу вокруг себя. Мы равно тревожимся и радуемся, равно ходим на работу, равно меняем подгузники, катаем коляску. Отцы, сидящие сложа руки и важно наставляющие, уже в меньшинстве. Отцы, которые относятся к детям в духе престолонаследия, тоже встречаются все реже. В общем, несмотря на нынешнее российское стремление скатиться поглубже в прошлое, мы продолжаем идти вперед.
Есть такая веселая детская песенка про «папа может». Папы могут абсолютно все. Никто больше не волнуется, правильно ли папа оденет ребенка и не слишком ли он высоко катает на качелях, – мы давно знаем, что с этим наши чудесные папы прекрасно справляются. Папы могут не спать ночами, менять подгузники, делать детское питание, кормить ребенка из бутылочки, гонять с ним в мяч, но «мамой он не может быть».
Папа знает все даже о том, чего он не умеет. Я однажды неудачно вставила Косте свечку от простуды. Ребенок вопил, муж меня порицал. Я вышла из себя, сказала, чтобы вставлял сам. В итоге, когда я позвала его вставлять свечку, он отговорился тем, что у него руки грязные, но он с удовольствием на словах объяснит, как это надо делать.
У моей подруги заболел ребенок. Высокая температура, бесконечный кашель, какой-то унылый вирус с осложнениями. Приходили несколько врачей. Папа всех их заклеймил как бездарей. Жена в отчаянии попросила его найти врача, который бы соответствовал его высоким запросам, но он почему-то не стал этого делать.
Как ни крути, но обычно именно мамы держат в голове бесконечную кучу детских «можно, нельзя, надо, кончилось, купить, позвонить, узнать». Только мамы помнят, что в будние дни мы звоним педиатру по этому телефону, а в выходные – по другому. Что в детском саду надо раз в неделю менять пижаму. Что, идя в гости, надо не забыть сменку. Дать яблоко, не дать вон те конфеты, потому что на них аллергия, там орехи. Попробовать в ресторане еду, прежде чем дать ее ребенку («А-А-А!!!» – визжит дочь моей подруги, которой папа щедрой рукой забил рот курицей в очень остром соусе). Папа не понимает алгоритм поиска детского сада, он даже не задумывается об этом, а когда подходит время идти в сад и выясняется, что ребенок никуда не записан, угадайте, кто оказывается виноват?
Какие-то элементарные мелочи, например то, что, когда ребенок идет на площадку, ему лучше надеть самые удобные ботинки, а не те, которые первыми попались на глаза. Папа кричит: «Где его пижама?!», хотя пижама из года в год лежит в одном и том же месте.
Говорят дети
Неужели нас папа отвезет в детский сад??? Неужели папа может так рано встать???
Координируют детские активности, возят детей, подбирают домашний персонал неизменно мамы, даже если при этом они работают с такой же нагрузкой, что и мужчины. Попытка моей подруги договориться с мужем (более чем вменяемым человеком) о том, что они будут сидеть с ребенком на больничном по очереди, потерпела полнейший крах. Детские праздники тоже падают на матерей. Ты должна закупить подарки, позвать, устроить, подгадать, а еще успеть к приходу гостей снять домашние штаны и стать снова нимфой и богиней.
На женщинах традиционно оказываются и поддержание семейных связей, уход за пожилыми родственниками и так далее.
Во многом материнская усталость идет именно от этого обилия мелкой рутины, которая загружает процессор. Можно поделить права, бюджеты и обязанности, но все равно останется то, что будет нести на себе только один. Точнее, одна.
«A man works from sun to sun, but a woman’s work is never done», – шутит моя подруга, подливая мне белого. Наши мужья в этот момент играют с детьми.
Эти прекрасные кризисы
Едва ваш ребенок преодолевает период младенчества, вы тут же вступаете в новую вселенную. Это захватывающий мир возрастных кризисов. Сперва вы не очень понимаете, что происходит. Просто ваш милый ребенок вдруг начинает по любому поводу валиться на пол и орать что есть мочи. Или на все ваши предложения говорить свое твердое детское «НЕТ!!!».
Вы мечетесь в поисках разгадки, потом обращаетесь к мировому разуму и – узнаете о кризисах! Года. Двух лет. Трех лет. И так далее! В это «далее» умещается, похоже, вся жизнь.
Однажды вечером я выбралась поужинать со старым другом. Обычно я стараюсь не загружать его рассказами о ребенке – зачем 25-летнему плейбою информация о прекрасном мире детства? Но тут я не сдержалась и пожаловалась: «И так-то тяжело, а еще у Кости кризис первого года!»
Друг развеселился. От этого веселья мне стало слегка обидно. Я даже облилась лимонадом. «Ты, – говорю, – просто ничего не понимаешь!» Он еще больше развеселился и пролил на себя кетчуп. Минут пять мы смеялись, а потом друг, печально осмотрев красное пятно на футболке, заметил: «Сначала все знали только про кризис среднего возраста, потом – четверти века, а теперь и младенцы бросились переживать кризисы один за другим: год, полтора, два, три».
Действительно, о детских кризисах стали говорить лет 10–15 назад. И это хорошо. Теперь многие родители понимают, что детские истерики – не дурной характер и «избалованность», а признак взросления.
В науке возрастные кризисы известны уже очень давно. В «Детской психологии» Лев Выготский вообще определяет детство как череду непрерывных, переходящих из одного в другой кризисов: кризис новорожденного – кризис года – кризис трех лет – семи лет – тринадцати – семнадцати…
Кризис первого года, по Выготскому, обусловлен становлением автономной речи и связанных с этим социальных нюансов. Признаки того, что скоро грянет кризис: ребенок научился ходить и начал впервые проявлять собственную волю. В этот период, считает Выготский, важно говорить с ребенком без сюсюканья, стараться изгонять из речи уменьшительно-ласкательные суффиксы, побольше объяснять окружающие явления, чтобы снизить аффекты, вызываемые непониманием.
У всех кризисов есть и более простые описания: взросление, отчуждение, самостоятельность, пробуждение воли. Симптоматика довольно похожа: нытье, истерики, капризы, своеволие, нарушение запретов, упрямство, негативизм и т. д.
Существует стандартный набор рецептов, известный уже всем молодым матерям: переключение внимания, перевод конфликтной ситуации в игру и так далее. Этих советов в интернете – великое множество. Однако, увы, легче от них, как правило, не становится.
Например, Костя неизменно устраивал страшную истерику, когда кто-то из взрослых запирался в ванной. Ребенок требовал, чтобы дверь была всегда открыта. А я изо всех сил пыталась найти «верный способ» решения этой проблемы. Мы пытались играть в «почту» – двигать через щель под дверью листочки бумаги. «Мы» в данном случае – это я и мой муж. Костя лишь презрительно наблюдал за нашими ухищрениями. Потом он взял телефон и принялся кому-то звонить. Наверное, хотел вызвать нам скорую психиатрическую помощь.
Хорошо, конечно, много читать, понимать хоть чуть-чуть про развитие автономной речи и прочее. Но я иногда чувствую, что с каждой новой книгой или советом из интернета притупляется какая-то естественная интуиция, которая помогает гораздо лучше, чем чей-то чужой опыт.
И вот я снова стою в полной растерянности над ребенком, который кричит, краснея от злости. Он хочет прыгать на столе в уличной обуви. С трудом глотаю обидные слова, сдерживаюсь, чтобы просто не накричать. Сажусь на пол. И говорю: «Ты хоть раз видел, чтобы я или папа прыгали на столе?» Малыш, разумеется, не хочет слушать – он хочет либо прыгать, либо рыдать. Но шаг за шагом проблема разрешается. Правда, когда ребенок наконец засыпает, мне хочется биться головой об стену. Даже трое суток сидения на работе без сна не давались мне так тяжело, как этот милый семейный вечер.
Говорят дети
Повадился залезать на кухонную столешницу, бабушка проводит беседу:
– Сюда забираться нельзя. Ты когда-нибудь видел, чтобы я тут сидела? Нет. А мама? Тоже нет.
– А я здесь потанцую!
И еще я думаю, что мой друг прав. Мы слишком многое стали объяснять кризисом. А кризис – это все-таки научное понятие. В жизни же происходит просто развитие. Каждый день ребенок узнает и делает что-то новое. Если бы с нами все происходило с такой же невероятной скоростью, мы бы вряд ли справились. Что же удивляться, если малыши каждый день ведут себя по-новому и не всегда это комфортно и тихо. Придавая слишком большое значение слову «кризис», мы сильно усложняем жизнь. Это просто взросление.
Симптомы кризиса
Из чего же состоят возрастные кризисы? Ну, например, негативизм. Как объясняет Выготский, негативизм – это когда ребенок не хочет чего-то делать только потому, что предложение исходит от взрослого, то есть реагирует «не на содержание действия, а на само предложение взрослых».
С негативизмом у нас все окей. «Костя, пойдем гулять? – Неть, неть, неть». «Костя, будешь молоко? – Не буду!» «Костя, давай почитаем? – Неть, не хотеть!» При этом он хочет и гулять, и пить, и читать. Тут главное – не иронизировать. И когда (через минуту после категорического «неть») он попросит молока – просто налить, без комментариев.
Или упрямство. «При упрямстве, – объясняет Выготский, – ребенок настаивает на том, чего ему не так уж сильно хочется, или совсем не хочется, или давно перестало хотеться… настаивает не по содержанию желания, а потому что он это сказал».
Это нам тоже знакомо. Даже когда хочется гулять, но ты уже сказал «нет», нужно держаться до последнего. Или вот: решил идти на улицу в моих летних туфлях. И все, не переломить. Хотя нет, переломила: сказала, что тогда пойду в его зимних ботинках.
Упрямство, помноженное на негативизм, дает в результате протестное поведение. Сказали не бежать – а я буду. Сказали идти – сяду прямо на землю, хотя там мокро и грязно. Это мой мир, мои правила. Грязно, холодно, но ничего, посижу.
Еще один замечательный симптом – строптивость. По Выготскому, он уже относится к кризису трех лет. «До этого ребенок был заласканным, послушным, его водили за ручку, и вдруг он становится строптивым существом, которое всем недовольно. Это противоположно шелковому, гладкому, мягкому ребенку, это нечто такое, что все время сопротивляется тому, что с ним делают».
Тоже, думаю, узнали. Сейчас об этом много пишут. И все равно каждая мама, сталкиваясь с подобной метаморфозой, в панике бежит в интернет с вопросами: «Как с ним справляться?»; «Что за чудовище выросло из моего милого малыша?»; «У ребенка стремительно испортился характер! Что делать?!»
А тут еще включается маленький собственник. «Мое!» Мое все вокруг. Воздух, солнце, небо. В парке Костя разгоняет прохожих возмущенным криком: «Моя дороженька!!!» Говорю: «Это же скучно, если дороженька будет только твоя. Будешь один гулять». Вроде бы прислушался. И так понемногу. Признать за близкими право на собственность (мамина ложка, папины носки) он со скрипом, но готов, а вот с дальними сложнее.
Говорят мамы
То кризис двух лет, то трех, кризис одевания, кризис раздевания, кризис «нет», кризис мамы… Чего и когда ждать, на что не обращать внимания? Иногда думаешь, что у тебя маленький псих растет.
Вместе с маленьким собственником появляется и маленький педант. Ребенок пытается установить собственный порядок, за которым следит с преувеличенным рвением. На столе не должно быть ни одной крошечки: если «грязь» – есть не буду. В комнате постоянно все расставляет по местам. И не дай бог поменять местами машинки, выстроенные в углу! Но зато когда ему самому хочется сокрушить порядок, тут лучше спрятаться в тот самый угол. Созидание в правой руке, разрушение – в левой. Или наоборот.
Маленький деспот. Тут тоже все просто. Вы все существуете в моем мире. Я решил, что мама должна сидеть вот тут. Только тут. Никак не иначе. Как вы меня все раздражаете. Почему мама не слушается. Сказал же сидеть здесь. Вы меня не понимаете, я устал. Я буду падать и кричать, падать и кричать.
Включается знаменитая истерика. Пока сам не столкнешься – не поверишь. Можно сто раз стараться избежать, но все равно столкнешься. Собираемся на прогулку. В принципе Костя готов и настроен. Но моя просьба надеть штаны вдруг вызывает всю гамму эмоций, а я, устав под вечер, не успеваю поймать момент, когда ситуация выходит из-под контроля. В итоге рев-рев-рев, рев в лифте, рев на улице. Он ложится на спину посреди площадки и продолжает реветь. «Не хочу гулять, хочу домой! – Пойдем домой, окей! – Не хочу домой, хочу гулять!» Сторонняя дама говорит мне в спину: «Довела ребенка, а теперь успокоить не может!» Хочется что-то сказать даме, но у меня самой уже слезы из глаз. Тащу его домой на руках. И вот мы опять друзья. Через пять минут этот невыносимый крикун обнимает меня за ноги и говорит: «Ма-а-а-ама! Люблю-ю-ю-ю!»
Подруга пишет: «Расслабься, это в порядке вещей. Выпей вина!» У меня нет вина, я пью чай и читаю. Ребенок спит. Спит и улыбается во сне.
Ты плохая
Отдельным пунктом кризисной программы идет номер под названием «Родители плохие».
Вот, например, запись одного вечернего концерта: «Не хочу мыть руки! Не хочу раздеваться! Писать не хочу! Какать не хочу! И даже кремом мазать щеки не хочу! Ничего не хочу, вы все плохие, очень плохие, уходите отсюда, не хочу вас видеть!»
Взрослых такие выступления часто задевают, однако обижаться тут совершенно не на что: все в порядке, это тоже часть процесса. Наказывать, искоренять и воспитывать абсолютно бесполезно.
Говорят дети
Нет, я не буду извиняться. Я был прав. Даже если мне кажется, что не совсем.
К сожалению, многие родители этого не понимают. На разных форумах то и дело встречаются боевые выкрики вроде: «Немедленно пресечь, чтобы не вырос хамом!»
Удивительно, как живуча в нас карательно-авторитарная модель семейных отношений. Например, читаешь совершенно правильные рассуждения о необходимости установки границ, соглашаешься, киваешь. И тут же – ворох «полезных» советов из позапрошлого века о том, как на практике эти самые границы устанавливать: отшлепать, наказать, «чтоб неповадно было». «Я собрала ему мешочек с вещами и сказала: уходи из дома, раз ты так разговариваешь. И ничего подобного больше не повторялось!»
Надо не обижаться, а разобраться. И понять, что, называя маму плохой, ребенок вовсе не имеет этого в виду на самом деле. Его слова – не оценка вас как человека, а реакция на ситуацию, спровоцировавшую его недовольство. Трехлетка в эмоциональном запале просто не в состоянии подобрать точное объяснение своим чувствам. Поэтому он берет простые и понятные, а также максимально резкие в его понимании формулировки. «Плохая мама» – одна из них.
Говорят дети
– Я хочу посадить маму в яму и там обижать ее. Выколоть маме глазки вилкой. Приедет полиция, я буду полицейских убивать. Но потом я их обниму, полицейские будут радоваться.
– А ты понимаешь, что мамы больше не будет?
– Будет! Я ее сразу починю.
Психологи говорят, что для более старших детей (ближе к четырем) обидные слова в адрес родителей уже могут быть симптомом манипуляции. Ребенок пытается вызвать эмоциональную реакцию у мамы – и жмет на больное. Особенно, предупреждают специалисты, манипулировать любят единственные дети в семье. Что ж, поживем – увидим, пока ничего манипулятивного в поведении Кости я не замечаю.
В любом случае, главное – не принимать все близко к сердцу. У кризиса есть приятная особенность: он проходит. Острый период вообще длится всего несколько месяцев. При внимательном отношении к ребенку можно научиться не натыкаться на острые углы, а уж если наткнулся и понеслось – поскорей выруливать в безопасное место. Я, например, уже где-то к третьему инциденту поняла, как лучше себя вести.
Говорят дети
Мам, если ты будешь так на меня ругаться, то тебе потом будет опять стыдно!
Еще одна хорошая новость в том, что кризис на самом деле очень важен для развития ребенка. В этот момент происходит становление самостоятельности, воли и массы других важных и полезных качеств.
Если и это вас не утешило, оглянитесь вокруг. Взрослые хоть и не падают с криком на асфальт, но в их поведении есть масса гораздо более неприятных вещей, чем «не хочу» и «не буду» вашего малыша.
Эти чудесные двухлетки
Когда Костя приближался к двум годам, я, конечно, прочитала кучу всего об «ужасных двухлетках». Наверно, чтобы морально подготовиться. Истерики, безумная самостоятельность, то вой, то нытье, капризы, упрямство, гнев, игрушки, пролетающие над маминой головой…
Зная себя, я думала, что опять начну метаться и страдать. Но нет. В какой-то момент я поняла, что обожаю двухлеток – ведь это поразительный возраст в миллионе своих проявлений.
Например, речь. В два мой ребенок начал осознанно разговаривать. А я просто обожаю, когда есть возможность все обсудить. Для меня это едва ли не самое главное. Пойдем туда или сюда? Что ты видел на прогулке? Кто тебе нравится больше, слоны или киты? Что ты хочешь на обед?
Речь дает возможность узнать массу нового о вашем малыше. Вот Костя встает после дневного сна. Сообщает прямо из кровати: «Самолет!» Спрашиваю, где же он. «Видел самолет. Сейчас». Не понимаю, где все-таки этот самолет. Ребенок смотрит с укоризной. «Здесь. Во сне. Во сне был самолет и летал по комнате». Так я узнаю, что малышу снятся самолеты. Почему-то это очень радостное знание.
В два ребенок начинает рисовать. Не просто палочки и загогулинки – он уже рисует объекты. Например слона. Это очевидный слон. Но Костя, который уже знает, что мама бывает туповата, поясняет: «Слон!»
Еще мне нравится, как ребенок выделяет свое пространство, свои занятия, свои игры. Каждое утро Костя уходит в спальню, где сам оборудовал гараж, и пыхтит там с машинками. Если вторгнуться в игру – рассердится: он здесь устанавливает правила, мама, отойди, мои машинки, моя игра.
Говорят дети
Хотел бы я быть зайчиком! Хотел бы я быть белочкой! Но стал веселым мальчиком! И это хорошо!
А чтение? Теперь он сам выбирает книги, получает удовольствие от картинок, от рассказов. Как уложить ребенка на дневной сон? У меня больше нет вопросов. Я просто читаю ему сказки про Питера Пуша[9]. Хотя, конечно, и эта система иногда сбоит.
Еще меня поражает восторженность, с которой ребенок воспринимает мир. Идем с Костей по Риму. Он кричит на каждый дом: «О, дом, какой дом!» Точно так же его восхищают машины, лошади, фонтаны, брусчатка под ногами. Думаю: какой же Рим поразительный, если даже малыш это чувствует! Но и в Москве продолжается то же. Самые незначительные объекты вызывают такой восторг, что чувствуешь себя ущербным – ведь ты уже не умеешь видеть все абсолютно невероятным.
Говорят дети
Ум течет у нас в голове: по кругу, по кругу…
Не все, конечно, так безоблачно. Бесконечно продолжается это «нет». И уже слегка сводит меня с ума. Но я уже сходила с ума от колик, так что дело знакомое. Тем более с человеком, который может говорить, все гораздо проще. Нет так нет. Не хочешь идти – тогда полетишь как самолет. Сейчас покажу тебе волшебный самолет. Костя летит пару минут у меня на руках, раскинув руки, забывая, что он совсем не хотел никуда идти. Надо просто придумать ключ. Не отвлечь, а именно придумать.
Или вот упрямство, обиды, требования… Костя ужасно обижен на меня. Я собираюсь на вечерний выход, надеваю блестящее украшение. Ребенок требует, чтобы я немедленно отдала подвеску ему. Не отдаю, пытаюсь объяснить. Начинаются слезы, топанье ногами. В какой-то момент чувствую, что сейчас начну вести себя примерно так же. Спасает приход папы, боксеры разведены, Костя, продолжая реветь и топать, идет на прогулку. Я иду по своим делам. Мне ужасно грустно из-за этой ссоры, но почему-то даже в ней я вижу то, что происходит со всеми нами. Взрослые просто уже научились не топать ногами, не получив желаемого. Но обиду и разочарование испытывают точно так же.
Мне безумно нравится поведение двухлетнего ребенка как покорителя и повелителя огромного мира. Со всеми «но». Мы все потом мечтаем стать капитаном космолета, миллиардером и счастливым человеком, забывая, что однажды уже были ими – вот в эти самые 2–3 года.
А еще ребенок вдруг начинает говорить «я». И ты понимаешь, как долго он к этому шел и как важно ему сейчас это сказать. Сказать «я», проявить волю, сделать так, как он решил.
Все это, разумеется, не отменяет трудностей. Не раз и не два истерики милого зайки доведут вас самих до истерики и холодильника с белым вином. Что ни говори, а сохранять спокойствие, когда ребенок, решив проявить самостоятельность, убегает на проезжую часть, весьма непросто. Трудно терпеть бесконечное нытье, а еще труднее, спросив у кого-то совета, услышать, что это от «недостатка внимания», и вновь почувствовать себя плохой мамой…
Но это все ерунда на фоне того фантастического мира, в который попадаешь, живя рядом с ребенком.
Вместе весело
Я (как и все молодые мамы) иногда взрываюсь на детских площадках, особенно от просьб «Поиграй со мной в машинку». Но на самом деле у меня есть длинный список приятных дел, которыми никогда не надоедает заниматься с ребенком.
Валять дурака. По-моему, самое прекрасное занятие на свете. Мы с Костей просто обожаем это делать. Например, стоя в пробке, придумывать бессмысленные слова и смеяться над тем, как они звучат. Прыгать на кровати. Главное, чтобы никто не свалился. Лежать на полу и делать большие животы. Брызгать друг в друга из пульверизатора и кричать при этом так, чтобы все знали, чем мы занимаемся. А недавно я изображала гигантского пукающего кита (не спрашивайте как, но очень смешно). Короче, миллион занятий, которые улучшают настроение, не требуя никаких особых усилий.
Говорят дети
Хорошо – это когда все на месте и никто не умирал, всем дарят подарки и воздушные шарики.
Придумывать приключения. Это тоже очень просто. Идем гулять с самокатом и заодно устраиваем экспедицию по поиску жуков (оба боимся жуков, оба любим острые ощущения). Дежурную прогулку по набережной можно превратить в пикник: тут тоже никаких дополнительных усилий, просто обставить все так, чтобы верилось и переживалось. Можно играть в первопроходцев в лесу. Можно изучать дома. Трехлеткам это вполне по силам, лишь бы здания были клевые.
Делать сюрпризы. Тут вообще все просто. Маленькая конфета без правил – это сюрприз. Можно еще ее спрятать и играть в «Горячо или холодно». Бегу с работы и собираю немного цветов липы. Вот и сюрприз – запах в пакетике. Сую в карманы записочки со смешными картинками: найдет днем в садике – будет сюрприз. Костя делает сюрпризы мне: круглый камень с прогулки, цветок, ракушка, выкопанная из песка. «Закрой скорее глаза и дай руку! Сюрприз!»
Говорят дети
Хорошо – это когда человек радуется, и бегает на солнышке, и всеми любуется.
Баловать. Знаю, звучит ужасно непедагогично, мы даже с мужем об этом часто спорим. А мне кажется, я всего лишь иду навстречу ребенку, не ввожу необоснованных ограничений (потом в жизни их будет и так предостаточно) и делаю подарки: карандаши, коробка пластилина, мелки, маленькая машинка, большая железнодорожная станция. Не потому что ему чего-то не хватает. Просто переживание подарка важно и оздоровительно для всех нас. Я сама не люблю обязательные подарки к датам, но очень радуюсь, когда дарят без причины.
Исполнять желания. Тем более что у малышей они такие исполнимые. Посмотреть на поезда на настоящем вокзале. Покататься на пароходе. Надуть огромный воздушный шар.
Говорят дети
Хорошо – это солнечная погода весь день! Или новый рыцарь родился! Или замок новый построил!
Устраивать праздники. Тоже просто так, без повода. Печь пироги и делать пирожные, а потом объедаться. Внезапно и назло расписанию ехать кататься на карусели. Однажды взять и не делать ничего обязательного (кроме мытья и чистки зубов). Иногда – смотреть тучу мультфильмов. Бежать кормить уток, когда надо ложиться спать.
Уступать право быть главным. Тут, конечно, нужно немного хитрости, но все равно, когда мальчик чувствует, что он принимает важные решения, жить становится веселее. Например, сегодня в магазине он выбирает, что мы купим на ужин. Или по дороге в детский сад решает, куда повернуть, направо или налево…
Говорят дети
Хорошо – это когда приносится радость, счастье. Например, выбросить слизняка на компост.
Много разговаривать. Мы этим занимаемся все время. Даже когда каждый занят своим делом. Потому что оба болтуны. О том, почему земля круглая, как сгорает бензин, почему в огурцах есть вода, почему жуки страшные, что я делаю на работе, почему он любит божьих коровок, почему бывает грустно, что такое любовь, что подарить моим друзьям на свадьбу, как работают мобильные телефоны.
Не спорить по мелочам. Тут, кажется, все понятно. Только не забывайте: для ребенка может иметь огромное значение то, что нам кажется пустяком.
Правила жизни двухлетки
Пытаюсь одеть Костю на прогулку. После каждого элемента наряда (включая трусы) он с радостным визгом пускается в бега. Хотя гулять хочет. Но ведь это так весело. Бежишь в одном носке, а следом несется мамаша со вторым. Собираемся в итоге час. Я – потная и на взводе, он – свеж и прекрасен. Как и положено двухлетке, который отлично проводит время. Так вот, о правилах жизни двухлетнего человека. О том, что важно и обязательно.
Номер один – БЕГАТЬ! Нет ничего важнее. Бегать надо всегда и везде. Даже если ты устал, то лучший способ отдохнуть – это побегать. Отдельным пунктом стоит «УБЕГАТЬ». Что может быть веселее, особенно если взрослые кричат «Стой!», «Подожди!» и прочие глупости.
Говорят дети
Я на даче очень устал! Весь день бегал!
Номер два – КРИЧАТЬ! Кричать и бегать – это примерно равные величины. Кричать надо, когда очень хорошо. Кричать надо, когда обидно. Когда плохо. Когда ударился. Когда хочешь привлечь внимание. Когда добиваешься еще одного рогалика или внепланового заезда на детскую площадку в саду «Эрмитаж». Кричать, когда счастлив. Когда возмущен. Выигрывает тот, у кого крепче горло. Кстати, название московского детского марафона «Бегать и кричать» – совершенно гениально. Это и правда о них.
Правило номер три – СТОЯТЬ НА СВОЕМ. Не верь и не поддавайся. Взрослые знают тысячу ухищрений, чтобы сбить тебя с пути. В тот момент, когда ты почти у цели, они могут хитро придумать нечто вроде: «Ой, смотри, какой паровозик!» или «Как ты думаешь, это скворушка или дрозд?» Попытаться тебя отвлечь лакомыми кусками и всевозможными обещаниями. Взрослые очень хитрые, но ты должен всегда стоять на своем.
Четвертое правило – ВСЕ ВИДЕТЬ. Ничего не упускать. Это абсолютно феноменально, это завораживает. И способно заставить любого, даже самого заплесневелого взрослого (вроде меня) почувствовать себя живым.
Вот я тащусь из магазина. В одной руке тяжеленный пакет с продуктами, в другой – самокат, самосвал, сумка со сменкой, кепка и что-то там еще. Третьей рукой мне хотелось бы держать малыша, но ее, к сожалению, у меня нет. Внезапно Костя останавливается и кричит: «Мама, смотри, как красиво! Деревья цветут! Соловьи поют!» И вдруг я тоже начинаю все это видеть… Или вот Костя наклонился над муравьем. Спрашиваю его о чем-то, а в ответ: «Ой! Ну зачем так громко?! Я слушаю, как муравей топает!»
Пятое правило (часто доводящее взрослых до белого каления) – НАЙТИ ОТВЕТЫ НА ВСЕ ВОПРОСЫ. «Откуда приходит вода? Куда она уходит? Почему у нее такой вкус? Почему она прозрачная? Почему она горячая? Как получается холодная вода? Почему струя то сильная, то слабая? Почему вода течет вниз? Как сделать, чтобы вода текла вверх?»
Шестое – ДЕРЖАТЬ ВСЕ ПОД КОНТРОЛЕМ и РУКОВОДИТЬ. Что это вы тут делаете? А что жуете? А что это там за облаками? А вдруг я пропускаю что-то интересное? Ведь интересное происходит постоянно. А взрослые такие глупые, ими всегда нужно руководить. Вот зачем мама улеглась на диван? «Мама, вставай на ножки и иди туда!» Так, что это, кухонный комбайн включился??? Сейчас проверю, как он там все взбивает. И правильно ли он это делает!
Седьмое правило – УЧАСТВОВАТЬ ВО ВСЕМ. Папа чинит машину? И я, конечно, должен с ним. Мама раскатывает тесто? Мне тоже нужна скалка! Бабушка пьет чай? И мне налейте! Все бегают и кричат?! Разумеется, я тоже.
И, наконец, восьмое – НИКОГДА НЕ СДАВАТЬСЯ. Не сдаваться, если с первого раза не получилось отвинтить колесо. Не сдаваться, когда взрослые пытаются навязать свою волю. Не сдаваться, упав с высокой горки. Обязательно надо залезть туда снова и убедиться, что ты можешь не упасть.
Они абсолютно прекрасны, эти «ужасные» двухлетки.
46 поводов покричать!
1. Мама нажала кнопку, когда он сам собирался вызвать лифт (взяла за правило никогда не вызывать лифт).
2. Мама забыла самокат, а он сейчас срочно нужен (выход один – никогда не забывать самокат).
3. Папа ночью развалил железную дорогу (ее сложно не развалить, она оплела собой всю квартиру, включая путь к холодильнику).
4. Мама неправильно строит гараж (как правильно – никто не знает, даже маленький страдалец).
5. Мама удалила из айфона сто пятьдесят размытых фотографий его ноги (докупила места в облачном хранении, больше ничего удалять не буду).
6. «Сегодня папа читает книжку!» (понятно, книжки всегда за мамой, но презентация горит).
7. Мама не хочет каждый день после детсада ужинать в кафе (я бы, может, и хотела!).
8. Отвертка не вставляется! (судорожно ищешь правильную отвертку).
9. Карандаш слишком твердый и плохо рисует (бережно вкладываешь в руку карандаш помягче, выдыхаем).
10. Пластилин недостаточно липкий (посылаешь лучи любви итальянскому производителю пластилина, срочно ищешь липкий российский).
11. Солнце в машине бьет в глаза! (без комментариев).
12. На голову упали три груши, а ни одного закона не изобретено (но я ведь ничего не обещала!).
13. Папа доел пастилу из Коломны! (отправляю мужа в Коломну, он отказывается).
14. Попалось неправильное яблоко (но ведь в него не влезешь? Как не влезешь, червяки вот влезают!).
15. Дурацкий «Сафари» все время вылетает (да, что-то пошло не так).
16. Радио нельзя управлять (хорошо, я найду эту песню на айфоне, и мы послушаем ее еще раз).
17. Мама не знает слов той песни, которую они пели с бабушкой давным-давно и слова из которой он сам не помнит (боже, что делать!).
18. Бабушка Лена отказывается извиняться (расширенный комментарий отсутствует).
19. Бабушка Оля заставляет заниматься музыкой (то есть просто открыла фортепиано).
20. Слива слишком мягкая!
21. В этом супе слишком много курицы!
22. Солнце встало не с той стороны (снова проговариваем сквозь крик все про солнце).
23. Кассини сгорел в атмосфере Сатурна[10] (я сама переживаю, но я же не кричу!).
24. Эти кроссовки сегодня мне точно малы (кроссовки даже великоваты).
25. В резиновом сапоге вода, срочно сделай его сухим (я предупреждала, что если долго прыгать в луже, то в сапоге станет мокро, но кто слушает старых зануд).
26. Пазл не собирается (бросаю все, сажусь рядом).
27. Не получается правильно сложить фигу, все пальцы перепутались (кто тебя вообще научил такому, детка?).
28. Ваня вредный и плохой (двоюродный брат, на самом деле любимый).
29. Папа неправильно лежит на диване (надо передвинуть).
30. Мама не разрешает ковырять собачью какашку палочкой (говорю же, старая зануда!).
31. Все вокруг очень странные, они мне не нравятся, я туда не пойду (тут я тебя понимаю, малыш).
32. Утром мама не встает с кровати с первыми лучами солнца (да, я мечтаю выспаться).
33. Прибралась на его столе для рисования (он уже весь был заляпан краской).
34. Эта сказка недостаточно сказочная (выбираю другую).
35. Папа перечит (с этой проблемой я знакома, но стоит ли она слез?).
36. Книжный шкаф не открывается (немного сложно, но если не нервничать, все получится).
37. Этот борщ сварен не так (о, ужас).
38. Папа не разрешает включать и выключать в комнате свет (безостановочно в течение часа).
39. Не разрешили долго лежать на асфальте (я была уверена, что пяти минут на это достаточно).
40. Асфальт недостаточно ровный для самоката (дураки и дороги, классика).
41. Наколенники – это для слабаков (рассказываю историю про выбитое колено).
42. Хочу на море, а не в парк (и я, и я!).
43. Эксперимент с клеем, краской и ватой дал не тот результат (какой ожидался, теперь никто не пояснит).
44. Не разрешили самому включить папину электродрель (слабоумие и отвага).
45. Мама заблокировала кнопку открытия окна в машине (не, ну а что такого?!).
46. Мама ведет машину слишком быстро/медленно (комментарии кончились).
Большой или маленький?
Сразу после двух лет ребенок начинает считать себя взрослым. Он же все может! Он же о-го-го! Это продолжается до тех пор, пока рядом не появляется малыш-конкурент.
С Костей это случилось так. Мы поехали на отдых одной большой семьей, включая племянников и племянниц. В квартире, где мы жили, оказался только один высокий стул. Туда стали сажать самого младшего. Косте сказали: «Ты уже большой, вот тебе настоящий стул для больших!» Обычно его это абсолютно устраивало. Он всегда считал взрослый стул отличным развлечением и в ресторанах категорически отказывался от детского. Но не тут. Как выяснилось, Косте обязательно нужен этот детский стул. Без него не будет ни еды, ни покоя. Причем всем.
Потом выяснилось, что Косте нужна коляска. Мы уже полгода спокойно обходились без нее, но тут при виде коляски он начал закатывать глаза и рыдать. «Ты же большой, а Маша малышка», – увещевала я. Костя вопил, все на меня косились. Маша спала в коляске. Костя ложился на лавочку и говорил, что ужасно устал, что он маленький и ему тоже срочно нужна коляска. И мы сдались. Мальчик был усажен в коляску, а маленькая Маша – поставлена на его самокат. Костя за секунду пришел в хорошее настроение. Все следующие дни я боролась с коляской, потому что уже разучилась с ней ходить. Да и вообще, какая коляска, ты же большой, уступи Маше.
Но нет, ребенок, который раньше с упоением пробовал все, что предназначено для больших, вдруг твердо решил, что он маленький. Очень маленький. Коляска и только коляска. Только детский стульчик. Только детская ложка. Вскоре за коляску стал драться и старший семилетка. Хорошо хоть в стул не пытался влезть.
Апофеозом стало триумфальное возвращение «дуду» (хотя она давно перешла в статус «игрушки для сна»). Мы мирно шли по бульвару. Навстречу ехала коляска, а в ней мальчик примерно Костиного возраста посасывал «дуду». Костя замер. И закричал на всю Ниццу и окрестности: «Где моя дуду?!?!?!?» Дуду, надобность в которой отпала миллион лет назад, лежала в Москве.
Через полчаса, красная и потная, я ворвалась в магазин игрушек. На буксире был безутешный Костя. Он уже не плакал, но возмущенно икал и требовал дуду. Как назло, дуду в магазине не оказалось. Мы понеслись дальше. Никакие попытки переключить внимание не срабатывали. Мороженое и карусель оказались ненужными взрослыми развлечениями. Только дуду. И прямо сейчас. Наконец добрались до другого магазина с игрушками. Продавщица, оценив масштаб проблемы, бегом повела нас к отделу дуду. Костя схватил дуду-зайчика. Слезы тут же высохли. Улыбка. Равновесие. Покой. После этого мы пошли на набережную, мальчик сел на голубой стульчик, усадил себе на колени «дудушку» и сказал: «Смотри, какое красивое море!»
В Москве все вернулось на круги своя. Детский стул оказался не таким уж нужным, коляска была вообще забыта, а дуду хоть и сохранила часть позиций, но дальше кровати теперь не путешествует. Иногда Костя кормит ее сухариком.
Мораль (промежуточная и незначительная) проста: не стоит слишком настойчиво твердить ребенку, что «он уже вырос». Детям (как и всем нам иногда) хочется порой побыть чуть менее взрослыми, чем на самом деле.
И вдруг совсем большой
И вот мы в Ницце идем по набережной, которая буквально завалена цветами в память о десятках людей, убитых совсем недавно на этом самом месте. Передо мной, разумеется, встает вопрос: что ответить на неизбежные расспросы ребенка? Должен ли он так рано узнать о трагедиях, которые случаются в жизни? Если нет, то когда? А главное – как?
Одна моя подруга сознательно держит детей подальше от негативной информации. Никаких терактов, упавших самолетов, цунами, пожаров и тому подобного. Вырастут, тогда и поговорим. И это мне кажется разумным. Но у нас в семье, например, получается иначе. Мы с мужем многое обсуждаем при ребенке, иногда он смотрит новости по телевизору, а я слушаю по радио, да к тому же сам малыш задает столько вопросов, что иногда сложных разговоров просто не избежать. Сегодня – именно о них.
Когда во Франции случились теракты, мы с мужем ездили с цветами к посольству. Разумеется, взяли ребенка с собой. А он, разумеется, стал спрашивать. Почему Франция, почему цветы, почему люди плачут, почему свечи. Я решила, что лучше не врать, и сказала, что злые люди убили других людей. «А откуда берутся злые люди?» – тут же спросил Костя. Ответила, что бывают разные системы воспитания, в которых людей не учат уважать чужую жизнь. Ребенка это очень заинтересовало: «То есть людей учат быть злыми?» Уклончиво согласилась. Он огорчился. «А на нас могут злые люди напасть?» Сказала, что это маловероятно. Спросил, было ли у злых оружие. Кивнула. Сделал вывод: «Значит, они не просто злые, а еще и плохие».
Плохие – это у него из книги про метро. Там есть картинка, где показано, как на станциях московской подземки были обустроены бомбоубежища. «Что такое война? Плохие люди напали на других людей с оружием? Оружие может убивать? То есть стреляешь, и человеку очень больно? Это ужасно печально, давай перелистнем страницу».
Или вот проезжаем Новодевичье кладбище. И начинается: «Что такое кладбище? Кто там живет? Люди умерли? Почему? Как? Они насовсем умерли? А что они делают на кладбище? Место памяти? То есть ничего не делают, а другие делают? А почему ты плакала на кладбище? А все умрут? А что будет после смерти, только кладбище?» Тут я слегка теряюсь, потому что еще не решила, как воспитывать ребенка: с мыслью о полной бренности или с теорией о душе? Спешно выбираю второе, думая, что потом обсудим тему еще раз.
Как вообще говорить с ребенком о Боге? Вот недавно он сам заявил мне, что Бог – это добро. Одна наша знакомая так ему сказала. Я не стала спорить. Добро, безусловно.
Но давайте к темам попроще. Деньги: «Что значит деньги? Ты работаешь, чтобы заработать деньги? Все вокруг что-то стоит? Даже вода из крана? А вода из лужи? Бесплатная? Наверно, нужно очень много денег? Я заработаю все деньги мира! Почему невозможно? А сколько надо денег? А почему ты не можешь заработать больше? А ты попробуй! Мы купим самолет!»
Говорят дети
Работа – это куда ходит папа с сумкой. Берет сумку и уходит, у него там коллеги. А на деньги мы купим фрукты.
Политики, правила и законы. «Почему нельзя нарушать правила дорожного движения? Кто их придумал? Зачем нужна полиция? Хорошая ли полиция? Почему одним людям с мигалками можно нарушать правила, а другим – нет?»
Или вдруг внезапно заинтересовался тем, что такое любовь и откуда она берется. Говорю, что любовь – просто чувство. Ты же чувствуешь любовь? Переживаешь? Кивает. Потом, подумав немного: «Но чувство же откуда-то берется. Я хочу есть, когда я чувствую голод. А люблю постоянно. Значит, это не чувство!» Мама немного в тупике. «Тогда давай считать любовь нашим с тобой состоянием». – «Давай, а что такое состояние?»
Следом за любовью возникает вопрос, откуда берутся дети. «Из живота??? Да ну?!?! А в живот как попадают?» В итоге мы почти все проговорили. Без лишней физиологии, но и не искажая реальность капустой и аистами. Тут же последовал вопрос: «Почему мальчики и девочки по-разному устроены?»
Говорят дети
Рассказала ребенку, что он когда-то жил в животе, показала фотографии себя беременной. Теперь ходит за мной с требованием: «Мама, открой животик. Я залезу туда и буду играть». Отшучиваюсь: «Я могу открыть тебе только мое сердце». Парирует: «Мне не надо сердце, открой живот!»
Комментарий эксперта
Ольга Милорадова, психотерапевт
Для возраста от двух до пяти лет нормально развитие собственного языка для обозначения гениталий; дети уже должны понимать четкую разницу между мужчиной и женщиной и могут в общих чертах знать, откуда люди появляются на свет. Например, что ребенок растет в животе у мамы и так далее. В этом возрасте дети могут трогать себя или казаться мастурбирующими, но на деле это успокаивающие ребенка стереотипные действия. Также вместе с ровесниками они могут изучать гениталии друг друга и проявлять любопытство к обнаженному телу взрослых, например пытаться подсматривать за переодевающимися родителями. Помните, что у детей этого возраста все еще отсутствует стеснение по поводу обнаженности, и это нормально.
Однако есть признаки и потенциально нездорового поведения, на которые стоит обратить внимание. Это обсуждение детьми деталей сексуального контакта, использование нецензурных выражений о сексе и попытка имитировать сексуальные контакты со сверстниками или взрослыми, особенно орально-генитальные контакты или попытки анальных или вагинальных проникновений. Что делать, если вы заметили что-то подобное?
Обязательно надо поощрять ребенка к использованию корректной терминологии для описания частей тела и объяснять разницу между комфортным, приемлемым прикосновением и некомфортным/неприемлемым.
На самом деле, конечно, каждый раз стараешься быть идеальным взрослым. Который объяснит все понятно и без ажитации. Еще стараешься, разумеется, хоть немного оградить. Я прошу мужа не включать при ребенке кино со всевозможной стрельбой. И стараюсь следить за тем, как я формулирую вслух некоторые вещи. Потому что ребенок очень легко повторяет. И я не считаю это самоцензурой, ведь меняю только форму, а не содержание.
Мы не изолируем ребенка от мира, в котором живем. Он слушает наши разговоры или радио в машине, задает вопросы, и я не прячу детские книги, в которых поднимаются сложные темы. Мне кажется, так проще.
Как (не)избаловать ребенка
Люди, которые отрицают возрастные кризисы, говорят, что нынешние дети просто слишком избалованы. Я часто задумываюсь о том, что такое избалованный ребенок. Симптомы избалованности более-менее понятны: чрезмерная сосредоточенность на своих желаниях, неумение придерживаться хотя бы минимальных границ, нежелание слушать кого-либо кроме себя… Написала это и поняла, что я сама, наверно, до сих пор избалованный ребенок, ну и ладно.
Я несколько раз пыталась подойти к этой теме, но всегда сталкивалась с проблемой определения и возраста. С детьми постарше вроде бы все яснее. Но как быть с двух- и трехлетками? Они же еще совсем маленькие. И многое, что кажется избалованностью, – всего лишь проявления возраста. Это важно помнить.
Мне, как и всем, не нравятся избалованные дети. И я думаю, что 2–3 года – как раз тот возраст, когда можно попытаться выстроить некую схему, чтобы избежать избалованности.
Что же все-таки такое «не избаловать ребенка»? Кажется, как обычно, вопрос упирается в построение границ. Это ужасно сложно. По самым разным причинам. Например, потому что мы (я говорю о тех, кому за 30) часто склонны компенсировать ребенку то, чего у нас самих не было в детстве. Больше и лучше. Больше и лучше.
И в результате имеешь дело с неуклонно растущим консьюмеризмом (как одним из проявлений избалованности). Лично мне справляться с этим не особо сложно. Мы выстроили отношения так, что вопрос звучит не «купи мне», а «может быть, мы это купим?». И я (жестокая мать!) часто отказываю. Мой ребенок в два года уже знал, что такое мамино категорическое «нет». И принял это достаточно быстро.
Отказываю, но стараюсь быть разумной. Можно, конечно, привести ребенка в огромный магазин игрушек, поводить его вдоль витрин и увести, ничего не купив. Но зачем тогда приходить? Поэтому, если уж мы оказались в магазине игрушек, я обязательно что-то покупаю Косте. Обычно это то, что он называет «маленькая машиночка, малюсенькая такая». Мелочь, но всем приятно. И я не считаю, что это прививает ребенку культ потребления и ощущение, что ему всегда все купят.
Говорят дети
Я так рад футболке со Спайдерменом! Я так рад, что у меня такие родители и такая хорошая жизнь!
Помимо этого есть система «нет». Мы не покупаем шоколад, мы не покупаем фруктов больше, чем можем съесть, мы не катаемся на карусели больше 3 кругов за один раз. К системе «нет» добавляется система условий. Например, если чего-то очень хочется, надо спокойно объяснить, как, что и почему, а не визжать на всю улицу.
С менее материальным дело обстоит сложнее. Например, как быть, если ребенок манипулирует взрослыми, ставит свои интересы выше всего остального и т. п.? Тут мы опять натыкаемся на специфику возраста, но тем не менее. Как говорят психологи, если у ребенка будут рамки поведения и запросов, ему самому будет проще. Но в этих рамках он должен обладать полной самостоятельностью и свободой. Так ему тоже будет проще. Да, это изрядно французская теория, но, по-моему, она работает.
Я стараюсь идти по простому пути: «Разрешено почти все, кроме того, что категорически запрещено». Причем запрещено не словом «нельзя», а как-то иначе: объяснением, доводом и так далее. Тут я, кстати, часто попадаю в ловушку: становлюсь слишком строгой и серьезной, чтобы не сказать нудной. И из идеальной мамы, которая умеет изображать пукающего кита, превращаюсь в скучную тетку, которая сидит на корточках и внушает двухлетнему малышу что-то про желания, противодействие и фрустрацию. Пытаясь быть убедительной, я становлюсь невнятной каргой.
Часто я пытаюсь договариваться. И это прекрасно, но, увы, не страхует от эмоционального срыва. То есть ребенок принял договор и согласился с ним, но все равно плачет и кричит. Я огорчаюсь, а подруга благоразумно замечает: «Договор не помогает не расстраиваться, но он структурирует реальность, и со временем ребенок расстраивается значительно меньше».
А еще часто бывает, что мои слова идут вразрез с моим же (или папиным) поведением. Увы. Например, я прошу ребенка чего-то не делать, а потом приходит папа – и вот уже все разрешено. Такое происходит сплошь и рядом, не только у нас.
Говорят дети
Мама, говори все что хочешь. Я просто закрою уши и ничего не буду слышать!
Вот, например, как пишет другая моя подруга: «Я позволяю себе при детях спорить с мужем насчет решений про детей, а они потом повторяют. Нет единой позиции между родителями. Папа запретил? Идем к маме. А я часто им позволяю больше, чем считаю приемлемым, от усталости и вины за недостаток общения с ними».
Да, вот еще одна ловушка, когда ты сдаешься, потому что проще сдаться. Например, когда ребенок добивается своего криком. Ты сдался один раз, два, три, а потом удивляешься, что он теперь все время кричит, когда чего-то хочет.
В общем, простых ответов нет, и это тоже нормально. Я снова думаю о том, как быть. Думаю о здоровом эгоизме и границах, желаниях и умении договариваться… А мой сын и его лучший друг тем временем выдирают друг у друга самокат и вопят так, что лимоны падают с деревьев. Каждый хочет кататься, а самокат один.
Немного о воспитании
Иногда меня спрашивают, по какой методике я воспитываю Костю. Этот вопрос неизменно ставит меня в тупик. Единственное, что приходит в голову, – это отшутиться по примеру моей бабушки, которая всегда говорила, что воспитывает детей по Песталоцци[11].
Как выяснилось, эта шутка далеко не всем понятна. Один раз мне даже пришлось объяснять, «кто такой Песталоцци и чем его идеи отличаются от Монтессори», а это потребовало изрядных усилий.
С тех пор я говорю, что мы больше любим ребенка, чем его воспитываем (это цитата из Довлатова).
На самом деле вопрос о системе воспитания достаточно бессмыслен. Да и вообще, что такое воспитание? Если посмотреть классическое определение, то сразу начинает клонить в сон: «Деятельность, направленная на формирование личности…»
Воспитание делится как бы на несколько уровней. Например, внешнее, столь ценимое окружающими: умение вести себя за столом, здороваться, прощаться, благодарить, не перебивать (даже мне, взрослому человеку, это непросто) и т. д.
Говорят дети
– Какое слово надо сказать?
– Отда-а-а-а-ай, дай, дай!!!!
Здесь от родителей не требуется больших усилий. Дети просто повторяют все, что делаем мы. Если мы употребляем ненормативную лексику, то не стоит удивляться, что и они будут «выражаться». Если не умеем пользоваться ножом и вилкой, то вряд ли сможем научить этому ребенка.
Важно избегать двойных стандартов. Нельзя учить ребенка переходить дорогу на зеленый и при этом регулярно перебегать на красный, крепко схватив его за руку. Если вы не просите ребенка дома пользоваться ножом и вилкой и не используете их сами, то не стоит требовать потом в ресторане «маленького лорда Фаунтлероя»[12].
Или вот классика жанра: слушайся взрослых. Везде твердят: не научите ребенка слушаться взрослых – будут проблемы с пониманием авторитета, не сможет адаптироваться к школе и так далее.
Но все гораздо сложнее. Каждого ли взрослого надо слушаться? Любое ли требование должно беспрекословно выполняться? Бездумное послушание – это не воспитание, а дрессура, попытка заставить ребенка выполнять, как робот, определенные команды. Впрочем, сейчас даже роботы умеют перестраивать свои алгоритмы под изменения окружающей среды, а мы всё пытаемся сделать из наших детей киборгов первого поколения.
Воспитание не в послушании. Оно в том, чтобы наши дети умели принимать правильные решения с близкой нам этической позиции. Чтобы они умели созидать, а не разрушать. Чтобы они были лучше нас.
Говорят дети
– Соня, а мораль в твоей сказке где?
– Я не знаю, что такое «амораль».
Ну что за овца!
Семейная легенда гласит, что однажды в первом классе бабушка, придя за мной в школу, нашла меня в слезах. Стала выяснять, в чем причина. Я провыла в ответ: «Ромка назвал свою бабушку дурой. Это же такое плохое и обидное слово». Сегодня речь пойдет как раз о плохих словах, тем более что в этом мы ушли далеко от наших родителей.
Да, у нас в семье вообще никто не ругался. Дедушка-военный считал ругательства признаком дурного воспитания и бессилия, бабушка его поддерживала, мама была воспитана в этом ключе, а потому обучение разнообразной лексике я прошла в школе, причем достаточно поздно, классе в 9-м. У нас тогда сформировался новый класс, было много дивных девочек из интеллигентных семей, и уметь говорить слово «х**» с правильной интонацией считалось бонтонным и почти обязательным. Собственно, МГУ эту традицию поддержал, а потом как-то все стало стремительно нарастать, приводя вкупе с моей природной несдержанностью к некрасивым ситуациям.
В общем, когда в нашем доме появился ребенок, мы с мужем начали борьбу за чистоту языка. Это было жутко смешно, но тем не менее мы достигли изрядных успехов. Хотя, конечно, от казусов, которые возникают, когда маленький человек начинает активно говорить, нас это не спасло.
Восприятие детьми разных речевых потоков – штука совершенно поразительная. Ребенок чутко оценивает интонации, ситуации, когда употребляется то или иное слово, вашу реакцию на его повторение и массу других факторов.
Например, однажды, еще до появления Кости, мы ночью везли домой трехлетнего племянника. Он спал в автокресле, муж прозевал дыру на дороге, ударил колесо и возмущенно произнес еще одно слово из трех букв. Спящий малыш, не открывая глаз, с точно такой же интонацией воодушевленно повторил. С чувством и удовольствием. К счастью, наутро все забылось, и нам не пришлось оправдываться перед его мамой.
Двухлетний сын моей подруги, едва начав говорить, принес с улицы слово «п*****». Ангельское лицо, тарелочка каши – и вдруг по кухне разносится: «П*****ш» Мама сперва остолбенела, потом принялась что-то объяснять, папа начал возмущаться. Ребенок, довольный произведенным эффектом, повторил слово много раз, потом использовал его еще несколько дней. И только мудрое решение родителей никак на это не реагировать помогло изгнать площадную брань из списка «100 слов, которые уже говорит ваш ребенок».
Когда взрослые рассуждают о том, что матерная лексика нужна, чтобы эмоционально подчеркнуть суть сообщения, они, наверно, правы. Но эта экспрессивность как раз и считывается детьми, которые слышат абсолютно все. И безошибочно выбирают из взрослой речи именно эмоционально окрашенное.
Причем не только мат. «Фильтруй базар», – говорит знакомая своему мужу. Через пять секунд их сын кричит нашему: «Костик, базар фильтруй!»
«Меня вчера старший спросил: „Что за плохое слово ты говоришь иногда? На «бревно» похоже“», – пишет подруга. (Отгадка: «дерьмо».)
Я роняю чашку, она разбивается, кругом молоко. «Черт, черт!» – ругаюсь я. В результате ребенок чертыхается дней пять.
«Что за овца!» – в сердцах восклицаю я в машине, уворачиваясь от ловкой блондинки, которая перестраивается на манер танка. Вечером я как-то неправильно подточила Косте карандаши. Малыш огорченно рассматривает их и произносит: «Мама, ну что за овца!»
То, что в речи взрослых не кажется чем-то ужасным, выглядит на редкость неприглядно и уродливо в исполнении детей.
Говорят дети
Мама, представь только, Маша говорила все плохие слова разом! И дура! И пися! И кака! Факу только не говорила!
О том, как справляться с собой и не обогащать детскую речь нежелательной лексикой, научных трудов, к счастью, пока не написано. Есть только старые народные средства. Например, отругать. Хотя ребенок сразу поймет, что он вас зацепил. И, конечно же, догадается чем. И захочет повторить.
Поэтому лучше не реагировать и не акцентировать внимание, ограничившись короткими комментариями по сути.
У нас с Костей есть игра. Если я при нем произнесла нечто такое, чего не хотела бы слышать от него, я прошу: «Мама сказала очень плохое слово. Если я его повторю, ты меня отчитай!» Власть над мамой и управление ситуацией очень льстят мальчику. Он запоминает, что слово плохое и употреблять его нельзя. А уж отчитать меня – с этим он справляется с удовольствием. «Ой, мама! – возмущенно и очень серьезно поучает Костя. – Ведь это слово нельзя говорить!»
Не бить
Вопрос, можно ли бить детей и что именно считать битьем (шлепки, подзатыльники, порку), увы, и по сей день не теряет своей актуальности. Точных данных о том, сколько россиян до сих пор практикуют физическое насилие в отношении детей, нет. В разных опросах их доля колеблется от трети до половины. Но показательна не столько статистика, сколько простые истории из жизни.
Например, нашумевший сюжет про водителя внедорожника. Дети стреляли игрушечными пульками по машинам, один из водителей погнался за ребенком на джипе, поддел его бампером, выскочил, схватил, поставил на колени в мокрый снег и грязь и держал так 15 минут до приезда полиции. Поймал хулигана, так сказать. Пока мальчик стоял на коленях, мимо спокойно шли люди.
Разумеется, интернет гудел, обсуждая этот дикий случай. Но оказалось – с милой оговоркой «ну, наезжать машиной не стоило» – далеко не всем произошедшее кажется чем-то неправильным. Многие одобряли поведение водителя: «Мужик взял на себя роль родителя!», «Вот оно, воспитание, а то совсем уж дети о…ели», «По всем правилам догнал и задержал».
В России процветает агрессивный эйджизм. В этой истории мы в очередной раз увидели его уродливое проявление. В сознании людей глубоко сидит неискоренимое убеждение, что воспитывать – это наказывать. «Сейчас я его нагну, и он точно все поймет». А наказание должно быть сопряжено с насилием и унижением, иначе оно не будет действенным. И любой взрослый имеет право наказать и унизить в воспитательных целях любого ребенка, раз уж родители не справились. Он рассматривает это как свое неотъемлемое право. И общество его поддерживает.
Януш Корчак писал: «Ребенок мал, легок, не чувствуешь его в руках. Мы должны наклониться к нему, нагнуться. А что еще хуже, ребенок слаб… Всякий раз, когда он не слушается, у меня про запас есть сила. Я говорю: «Не уходи, не тронь, подвинься, отдай». И он знает, что обязан уступить; а ведь сколько раз пытается ослушаться, прежде чем поймет, сдастся, покорится! Кто и когда, в каких исключительных условиях осмелится толкнуть, тряхнуть, ударить взрослого? А какими обычными и невинными кажутся нам наши шлепки, волочения ребенка за руку, грубые «ласковые» объятия! Чувство слабости вызывает почтение к силе; каждый, уже не только взрослый, но и ребенок постарше, посильнее, может выразить в грубой форме неудовольствие, подкрепить требование силой, заставить слушаться: может безнаказанно обидеть. Мы учим на собственном примере пренебрежительно относиться к тому, кто слабее. Плохая наука, мрачное предзнаменование».
Да, конечно, не все наезжают на ребенка джипом и ставят его на колени в снег. Но важно понимать, что выражения «ты тупой», «закрой рот», «тебя не спросили» – это тоже агрессия, только вербальная. Разговор с позиции силы – путь заведомо тупиковый. Единственный верный способ победить – уважение и любовь к ребенку.
По-настоящему страшно, что жестокое отношение к детям одобряется и поддерживается обществом. Давно отживший алгоритм воспитания по-прежнему востребован в России. А ведь десятилетнему ребенку даже простого замечания хватает. Вспомните себя в десять лет. Ведь можно просто объяснить. И ребенок вас послушает, если вы отнесетесь к нему с уважением. Как к человеку.
Но нет, эффективнее коленями на горох. Потому что «сила наше все». Сила взрослого. Сила «воспитателя». Сила владельца черного джипа.
А что дальше?
Меня (как и большинство моих друзей) дома никогда не били. И в школе не били. В 20 лет я была сильно изумлена, узнав, что бывают школы, где дерутся даже девочки. Тем сильнее поразили меня те несколько случаев насилия над детьми, с которыми мне довелось столкнуться.
Первая история – про двух моих бойфрендов (кратковременных, причины ниже). В череде замечательных людей мне встретились подряд два юноши, которых били в детстве. Первый вспоминал об этом со стыдом и ужасом, что не мешало ему самому поднимать руку на того, кто слабее. Я поняла это, когда, получив удар в спину, пролетела пол-квартиры и чуть не пробила своим хилым телом дверь шкафа-купе. Разумеется, это была наша последняя встреча. Второй своими детскими побоями даже гордился: «Это воспитывает волю, папа не хотел, чтобы я вырос слабаком». После этого юноша изложил свою средневековую версию устройства семьи: мужчина является главным и «воспитывает» жену и детей – все теми же дедовскими методами. Прекрасный образ мальчика из интеллигентной семьи тут же померк, пришлось снова эвакуироваться.
Вторая история произошла совсем недавно. Мы с мужем лежали в спальне и читали. Было уже поздно. Вдруг тишину разорвал детский крик: «Не бей! Не бей! Помогите! Мама, помоги! Не бей!» Мы выбежали на балкон. Кричали явно из соседнего дома. Муж пытался угадать, где именно кричат, я позвонила 112: «Так и так. Вот такие крики. Я ничего не знаю, я в доме через дорогу, но не могла не позвонить». Усталый голос на том конце пообещал отправить наряд. Я стояла на балконе и ждала. Где-то там продолжали кричать, потом крики стихли, окна потухли. Полиция так и не приехала.
Третий случай. Я шла без Кости мимо детской площадки. Услышала крик, свернула к площадке и увидела, что мамаша «воспитывает» девочку лет пяти-шести. Таскает за волосы, орет, дает подзатыльники. Я уверенно вытащила телефон, крикнула тетке, что вызываю полицию. Она тут же отпустила ребенка и побежала ко мне: «Не вызывайте, не вызывайте!» За ней кинулся ребенок, обнял ее за ноги, прижался, начал рыдать. Она стояла передо мной и несла что-то вроде: «Нет, не надо, я ее люблю, просто довела, совсем не слушается, ну как еще объяснить». Я завелась, начала кричать: «Что значит довела? Вы меня тоже сейчас довели, так вас отлупить?» Она заплакала и все твердила: «Я ее люблю, я ее люблю». Я убрала телефон, сказала девочке, что никто и никогда не смеет ее бить, а если бьют, надо не бояться жаловаться. И ушла.
А потом все думала: может, надо было вызвать полицию? Или не надо? В итоге решила, что надо, а я повела себя как дура. Не стоило вестись на эти всхлипы про любовь, ведь именно такие родители и растят тех, кто потом верит в «закалку воли» и в то, что воспитание – это страх и боль. И с чувством собственной правоты их умножает.
«Ребенок должен быть защищен от всех форм небрежного отношения, жестокости и эксплуатации», – гласит Декларация прав ребенка. Я понимаю, что это ни от чего не спасает, но все же.
Не наказывать
С насилием над детьми напрямую связан еще один очень важный вопрос, решать который рано или поздно приходится всем родителям: наказывать или нет?
Тут я снова вспоминаю детство. Мне 5 лет, наш чудесный садик расформировали, детей перевели в соседний, места не хватает, мы спим на раскладушках, которые полагается складывать за две минуты по часам. Я пытаюсь, но у меня не получается, прошу помочь, мне не помогают, пробую еще раз, снова ничего, отвлекаюсь и бросаю раскладушку. А потом меня ставят в угол – не выполнила задание. Я стою там и думаю: «Вот выйду и всем вам покажу». Никакого стыда за невыполненное задание, а также никакого понимания того, как я могла бы его выполнить, у меня не было, только обида и отвращение к воспитателю, который в этот угол поставил. Кажется, это был единственный угол в моей жизни.
Недавно я читала очередной текст о том, как жить с детьми. У автора их двое, одному два года, второй еще младше. Поначалу все было хорошо, и вдруг в симпатичном с виду тексте вылезло такое: «Наказания должны быть неотвратимыми. Если детские сопли и слезы так трогают родителей, что они раз за разом отменяют заслуженное наказание, то ребенок поймет, что слезы „работают“, и с успехом продолжит».
Честно говоря, я просто не понимаю, что должен натворить двухлетний ребенок, чтобы «заслужить» наказание. На мой взгляд, маленькие дети крайне редко совершают что-то такое, чтобы в голову могла прийти мысль о наказании. Да, они могут кого-то ударить в песочнице. Могут совать пальцы в розетку. Громко кричать и показательно истерить. Или что-то еще в том же духе. Но все это не является продуманным злонамеренным действием, которое требует наказания.
Если большой ребенок, возможно, и в состоянии понять, какие действия повлекли за собой «наказание», то малышам это точно не под силу. Работает только одно – говорить, объяснять, снова говорить, снова объяснять. Проговаривать последствия, проговаривать, почему так вышло и зачем. Если ваш ребенок все время бьет других детей, это не означает, что он плохой и его надо наказать. Увы, надо просто разобраться и понять, почему так происходит, а также учиться выстраивать границы любовью, а не насилием.
Да, это муторно. Да, очень сложно. Да, терпения не хватает. Да, доводят. Франсуаза Дольто, прекрасно знавшая, как легко французские родители раздают шлепки и подзатыльники, пишет, что разовый шлепок может существовать в виде исключительной меры, но, «войдя в привычку, шлепки принесут больше вреда, чем пользы». Увы, почти все мы иногда срываемся. Но возводить свои срывы в «систему воспитания» – это уже явный перебор.
Тут уместно, пожалуй, процитировать Александра Нилла, основателя школы Саммерхилл, на которого я уже ссылалась: «Грустно говорить, но большинство людей уверены, что плохой мальчик – это тот, кто хочет быть плохим. Они полагают, что с помощью бога или большой палки можно вынудить ребенка принять решение быть хорошим, а если он откажется это сделать, тогда уж они позаботятся о том, чтобы он как следует пострадал за свое упрямство… За последние почти 60 лет я ни разу не ударил ребенка. Но, будучи молодым учителем, я с легкостью использовал ремень, ни разу не остановившись, чтобы подумать. Теперь я никогда не бью детей: я осознал опасности битья и полностью отдаю себе отчет в том, что за ним всегда скрывается ненависть».
Дети запоминают несправедливость, часто – на всю жизнь. Запоминают наказания, потому что ЛЮБЫЕ наказания унижают и обижают их. Конечно, рано или поздно запоминают они и последовательность действий, которые запускают подобный сценарий. И, возможно, становятся более послушными. Но какой ценой?
Научиться отступать
Не только родители воспитывают детей, но и наоборот. Скольким навыкам мы учимся в процессе контакта с собственным ребенком! Один из самых полезных – умение отступать и выжидать. Мне в жизни порой этого сильно не хватало.
Вот классическая ситуация. Вы приехали на море, а ребенок боится воды. Что делать? Тащить силой (как часто предлагают бабушки и папы) или оставить на берегу? И подождать, что будет.
Мой ребенок сперва боялся моря. Потом страстно полюбил воду и стал мечтать научиться плавать. Я записала его в бассейн. Первое занятие оказалось абсолютной катастрофой. Костя так визжал, будто видел воду первый раз, убегал, сопротивлялся – словом, занятие продлилось 15 минут и закончилось бесславно. Можно было, конечно, просто кинуть его в воду. Но нам с тренером (и я рада, что мы сошлись во мнении) это не показалось хорошей идеей. Всю следующую неделю мы с Костей разговаривали про воду, страх, плавание, физику. И на второе занятие он пошел с отличным настроением, а на третьем уже поплыл. Почему-то я уверена, что если бы я стала насильно запихивать его в воду, то он бы или вообще не научился плавать, или на всю жизнь возненавидел это.
Или вот еще одна типичная история. Костя очень просил велосипед. Купили. Тут же уселся, попытался поехать, ничего не получилось. Попробовал еще раз. Слезы разочарования и откат: «Не хочу больше велосипед». Я не стала давить и просто выдала обратно беговел. Второй раз он попробовал недели через две, и снова ничего не получилось. Снова слезы, снова откат. Прошло еще три недели. Взял велосипед на улицу. Попыхтел рядом. Сел и поехал. Быстро, ровно. Без страха, слез, долгого обучения и дополнительных колес.
А сколько страданий вызывает нежелание ребенка учиться читать! Даже мой муж то и дело нападает на меня, что Костя не торопится осваивать буквы. На самом деле в ситуации обучения чтению тоже важно не продавливать, а выждать и временно отступить. Как пишет прекрасная Марина Аромштам (главный редактор сайта «Папмамбук»): «Детское „не хочу“ не означает, что ребенок „ленив“. Хотя это любимое объяснение родителей: „Он уже знает все буквы, а читать не желает – ленится!“ или „Он уже умеет читать, но не читает – ленится!“ „Ленится“ – хитрое слово, заместитель слова „плохой“: ребенок в данном случае „плохо себя ведет“ – не так, как желает родитель. А на самом деле он еще просто маленький, его мозг еще не готов к тому, чтобы выполнять работу, связанную с чтением. Что-то там еще „не доросло“, какие-то отростки нейронов не дотянулись друг до друга. А маленький ребенок ведь очень хорошо „слышит“ свои силы. Он нутром понимает, что ему еще не взять это препятствие – слияние букв в слова. Ему еще трудно видеть в закорючках знаки, обладающие смыслом. И тут для родителя важно не переусердствовать в своем желании преодолеть детскую „лень“. Потому что ничего плохого не случится, если дошкольник начнет читать на два-три месяца позже, чем его сверстник из соседнего подъезда. И даже через полгода, а может, и через год».
Говорят дети
Не хочу учить буквы! Я хочу свободы!
Умение отступить очень сложно дается родителям. Но оно того стоит. С тех пор как я (во время очередного возрастного кризиса) научилась отступать, качество моей жизни сильно улучшилось. Отступить и уступить. Не навсегда, буквально на пару минут – как правило, их оказывается достаточно, чтобы конфликт сошел на нет и все наладилось само собой. К сожалению, многие думают, что быть взрослым – это значит упереться и стоять на своем во что бы то ни стало. Но как только мы перестаем уступать, ситуация (а порой и отношения) заходит в тупик.
Умение отступить – это умение не быть в плену собственных ожиданий и планов. Мы все продумываем некую программу для своего ребенка и стараемся ее выполнять. И когда ребенок не хочет делать то, что мы для него запланировали (будь то обучение или развлечение), нас это раздражает и огорчает. В таких ситуациях родители часто теряют выдержку и встают на путь ультиматумов. «Не хочешь читать – не получишь iPad». «Не будешь плавать – больше не поедешь на море!» Но на самом деле отступить и подождать гораздо лучше, особенно когда речь идет о совсем маленьких детях.
Малыши не ленивые и не скучающие. Они ужасно увлекающиеся. И открыты любым авантюрам. Но иногда им бывает тяжело. Или страшно. А порой они просто не готовы к тому, что мы им предлагаем. Родителям надо выдохнуть и спокойно заняться вместе чем-нибудь другим. Когда ребенок дозреет, он сам вернется к отложенному делу, а если не вернется – значит, это ему просто не нужно. Такое тоже бывает.
Многие взрослые (особенно почему-то бабушки) боятся, что если ребенка не заставлять, то он все забросит и ничего в жизни не добьется. Например, у нас со свекровью давняя дискуссия на сей счет по поводу занятий музыкой. А я все-таки верю, что если ребенку нравится музыка, то никакого принуждения не потребуется.
Опять про какашки?
На самом деле нет. Это опять про уважение к детям.
Наверное, в каждом материнском сообществе рано или поздно возникает обсуждение такой проблемы, как размазывание экскрементов. Ну, случается. Малыш не хочет ходить на горшок, а содержимым подгузника украшает паркет. Об этом даже книги написаны.
Но речь сейчас не о самой проблеме. Точнее, о другой, гораздо более серьезной. Так вот. Всякий раз находится человек (а потом к нему присоединяется масса сочувствующих), который на полном серьезе советует просто ткнуть малыша лицом в его какашки. «Чтоб неповадно было». Подобные комментарии собирают лайки, вокруг них вырастают другие, поддерживающие.
Ужаснее всего, что эти люди считают себя в полном праве так поступать. Это их представления о воспитании и жизни. Правда, со взрослыми они, конечно, ведут себя по-другому, а с ребенком – ничего, ему полезно, пусть учится. Но это никакое не воспитание, а подлое злоупотребление слабостью и зависимостью.
Редко услышишь, чтобы один взрослый кричал другому: «Ты тупой, ты что, не можешь запомнить?!» Но почему-то на детской площадке такое звучит сплошь и рядом. Никому не приходит в голову бить провинившегося сотрудника, а по отношению к ребенку самый распространенный совет – это «дать ремня». Дать ему понять, что он был не совсем прав, самым жестоким и унизительным способом, чтобы уж запомнил. Раз и навсегда.
Мне кажется, в роддоме вместо бессмысленных рекламных брошюр надо всем и каждому выдавать Декларацию прав ребенка, где в том числе говорится, что ребенок имеет право на развитие и воспитание в условиях свободы, достоинства и любви.
Мы все не идеальны, все порой срываемся, орем, плачем, угрожаем. У каждой мамы есть эпизоды в отношениях с ребенком, которые стыдно вспоминать. Но если ты чувствуешь стыд, с тобой все ок. Если же ты гордишься тем, что унизил самого близкого и самого любящего человека, да еще и называешь это «воспитанием» – с тобой точно что-то не так. Мягко говоря.
Будь мужиком!
Едва ребенок начинает ходить и говорить, взрослые тут же спешат нагрузить его сознание «гендерными стереотипами». Звучит занудно и сложно. А речь о простых «будь мужиком» или «ты же девочка», которыми у нас очень любят сопровождать воспитание детей, чужих и своих.
На первом месте тут, конечно, гонение на слезы. Если ты мальчик, даже двух или трех лет от роду, ты никогда не должен плакать. «Не реви, ты же мужчина» – эта «невинная» фраза очень многих с детства лишила права на эмоции. А ведь именно эмоции делают нас людьми.
С особой одержимостью преследуют мальчишеские слезы папы. Что не удивительно – их самих так воспитывали. Пап при этом совершенно не волнует, почему плачет их малыш. Важно лишь убрать стыдное внешнее проявление, не соответствующее внушенному с песочницы образу «настоящего мужчины». Мне кажется, многие «мужики» выросли бы намного больше людьми, если бы им в детстве не запрещали реветь.
Детям (независимо от пола!) очень важно плакать. Лет до шести (то есть почти до самой школы!) это их основной способ адаптации к трудным, раздражающим ситуациям, которых так много на пути взросления. Слезы – не рациональный процесс, он не зависит от логики и понимания. Внушением их не запретишь.
Да и задача взрослого вовсе не в том, чтобы ни одна слезинка не выкатилась из глаз ребенка, а в том, чтобы помочь детям научиться переживать разочарование.
Мальчикам нельзя плакать. А еще – бояться. Если малыш залез на высокую горку и не решается съехать, тут же начинается: «Ты что, трус? Что, не мужик, да?»
Страх – обязательный элемент человеческого развития. Он выполняет охранную функцию, без него невозможна эволюция. Бояться – это нормально. Даже если ты мальчик, даже если «мужик».
Страх – не повод для насмешек и унижений. Нельзя называть ребенка трусом, даже косвенно, например, призывая им не быть. Страх, как и слезы, надо стараться проживать вместе, принимая и пытаясь понять.
Если же естественная боязнь переходит границы, тревога становится постоянным спутником ребенка, это повод задуматься. И, возможно, обратиться к специалисту.
Тренировать храбрость с детства – довольно бессмысленное занятие. Ведь бесстрашие ребенка вовсе не гарантирует смелости во взрослом возрасте. Я, например, в детстве всегда залезала на самую высокую лестницу и смеялась, а сейчас боюсь высоты.
«Ты же девочка» работает не менее разрушительно, чем «будь мужиком». Дело не в розовых юбках и оборках – у каждого свой вкус, – но в запрете чуть ли не на любую активность. Не дерись, ты же девочка. Не пачкайся, ты же девочка. Не залезай, не кричи, не бегай.
Говорят дети
Для девочек – розовое. А для мальчиков – все вообще!
А вдобавок – будь женственной, будь милой, будь мягкой. Вместо чувства собственного достоинства в ребенке воспитывают качества, которые должны подчеркнуть его пол. А потом появляются несчастные женщины, которым кажется, что их не полюбили только потому, что они были недостаточно женственными. Эти несчастные с 20 лет начинают править свою внешность. Или не осмеливаются уйти от мужчины, которые распускает руки. Не обязательно будет именно так, но возможно.
А что, если позволить детям быть самими собой?! Не будущими мужчинами и будущими женщинами, а просто людьми, которые имеют право на эмоции, в том числе и отрицательные?
Бесценные советы родителям мальчиков
Многие мамы очень переживают по поводу того, чтобы правильно воспитать своих сыновей. Один из наиболее популярных запросов в материнских сообществах: «Как воспитывать мальчика?» И мировой разум тут же выдает стройную систему заблуждений и стереотипов.
Начиная с совсем уж смешных, вроде того что мальчики должны одеваться только в серое, черное и темно-синее. Продолжая запретом на слезы, который мы уже обсуждали. Вот все это строевое, армейское про «будь мужиком». Ведь известно, что мужик – ключевая фигура реальной российской жизни, поэтому каждый мальчик прямо с рождения должен стремиться стать мужиком.
Из этого постулата непременным образом вытекает спорт. Я вообще не против физкультуры. Но, на мой взгляд, в три года это вовсе не обязательно. Как же, как же! В планке стоять до сих пор не умеет, все рисует он у вас. Короче, мужиком не вырастет. Да и с видами спорта все четко. Мальчиков надо отдавать на футбол, плавание, хоккей, борьбу… Какие еще спортивные танцы, фигурное катание? Кого вы растите? Отдайте его уже в нормальную секцию!
Отдали? А теперь срочно решайте, кем он станет. С девочками такого ажиотажа вокруг будущей профессии нет. С ними, видимо, и так все ясно: замуж и рожать (ха-ха). А вот за мальчика надо все решить уже в три года. Выбрать ему НАСТОЯЩУЮ профессию – с деньгами, карьерой, перспективой. Зачем ждать? Чтобы понять, что нравится ему самому? Не смешите! Как воспитаете, так и будет! А если мальчик вдруг проявит склонность к тому же рисованию – выжигать напалмом! Юриспруденция. Программирование. Математика. Никак не иначе.
А что это вы вообще его все обнимаете да целуете? Что еще за сантименты? С мальчиками надо быть проще и жестче. Как в армии. Встал, оделся, не нюни, пошел, шагом марш. Мальчику опять же полезно давать по попе. Сразу создает четкую систему авторитетов.
Или вы хотите «маменькиного сынка» вырастить? Что это он за вас прячется? Что значит стесняется? А ну выходи. Будь мужиком! Наверное, одна растишь, без папы. Бедная ты бедная. Срочно найди мужика, чтобы воспитал мужика!
А еще мальчики должны играть только в правильные игрушки. Ну, сами понимаете. Машины. Пистолеты. Солдатики. Костя как-то пришел из садика грустный, пожаловался, что не удалось поиграть с подружкой.
Спрашиваю, что ему помешало. Говорит: «Алиса играла в куклы, а мальчикам в куклы нельзя. И с девочками дружить нельзя, мне так сказали». Долго объясняла ему, что каждый может играть, во что хочет и с кем хочет. Ну, да ему потом опять объяснят, «как надо».
На самом деле я глубоко убеждена, что нет воспитания мальчиков и воспитания девочек, есть – как ни банально это звучит – воспитание людей, звезды над головой и нравственный закон внутри. Остальное – приложится.
Вот в наше время…
Мое поколение выросло в совершенно другой системе отношений между детьми и взрослыми. Это были два отдельных мира, разделенные внушительной дистанцией, которая подчеркивалась обязательным обращением к взрослым на «вы» и по имени-отчеству. Жизнь детей, полная своих секретов, радостей и катастроф, протекала в автономном режиме, а участие взрослых ограничивалось дисциплинарными требованиями и периодическим воспитательным вмешательством.
Разумеется, так было не во всех семьях, но в большинстве. Взрослые обладали абсолютным авторитетом, который базировался исключительно на возрасте. Старший всегда прав. А дело ребенка – слушаться. Быть хорошим – значит быть послушным.
Как писали Вайль и Генис в своей книге про шестидесятые[13]: «Мир взрослых – это утопия. Взрослым можно делать все, что нельзя детям… Каждый прожитый год – это ступень к счастью. Ступень к свободе. А пока – пришитые белые воротнички. Бурый галстук, скатывающийся в трубочку. Страх. И невозможность поверить, что учительница была маленькой».
Я хорошо помню, когда произошел перелом. В нашей школе внезапно появились молодые учителя. Например Юлечка, Юлия Михайловна, которую ненавидели и обожали разом. Она приходила в обтягивающих юбках, садилась на учительский стол и понимала объяснение «у меня все валится из рук». А вот желающим просто прогулять аудирование спуска не давала. Она была близкой, после уроков мы звали ее по имени, но в ее авторитете никто не сомневался.
Зато авторитет литераторши, чье имя стерлось из памяти, рухнул в первые же десять минут. «Почему вы криво встаете?», «Вы все совершенно распущенные» и в ответ на вопрос, будем ли мы проходить Хармса, «зарубежной литературы в нашем курсе нет». К счастью, литераторша быстро исчезла.
Перемены касались не только учителей. Многие из наших родителей тоже выходили из прежней системы отношений, когда достаточно знать, что у ребенка хорошие оценки и он послушен. Они слушали наши кассеты, купленные в ларьках на Арбате, читали наши журналы и были не меньше нас рады свободе, которая меняла не только все вокруг, но и семейную атмосферу.
Свобода тех лет впервые дала ребенку голос, напомнила, что дети и взрослые – это равные люди с равными правами. И что взрослый становится взрослым не в силу возраста, а лишь в том случае, если ребенку с ним хорошо. И что дети не воспитываются в углу и не лишаются десертов за смех во время обеда.
Как бы то ни было, мы выросли и стали взрослыми. Научились быть ответственными и отвечаем теперь и за себя, и за наших родителей, и за наших детей. При этом мы научились, хочется верить, не отделять себя от детей дистанцией, а наоборот, максимально сокращать ее, чтобы ребенок понимал нашу тревогу, запреты и объяснения. В умении быть близко и есть достоинство родителя.
Дети очень хорошо чувствуют, когда взрослый – это близкий человек, а когда – мнимый авторитет, основанный на праве старшинства. А как же «старших надо уважать»? Да, надо. Но любое уважение живет только тогда, когда оно взаимно.
До позиции взрослого надо дорасти. Сперва сесть на пол, потом на корточки, затем на стул. Смотреть на мир вместе с ребенком. И заново взрослеть вместе с ним.
Дети как икота
Говорят, сейчас в Москве всплеск рождаемости. Заводит детей многочисленное поколение рожденных в 1980-е и 1970-е. Дети – это тренд. Детьми уже не брезгует глянец. Дети украшают собой модные показы. Современные мамы демонстрируют, что жизнь не останавливается с появлением ребенка.
Но это так, суперобложка. А под ней – увы, оставшееся неизменным неуважение к ребенку, к женщине с детьми.
Мой друг однажды заметил, что в России к детям относятся как к икоте. С ребенком не считают должным общаться напрямую (только через посредника в лице родителей), ребенком в определенном смысле брезгуют. Что-то шумное, бегающее, бестолковое. Ребенок – не часть общества, а обуза, эдакая социальная нагрузка.
Детей не уважают, потому что не видят в них людей. А что в глазах общества делает человеком? Какие-то достижения, успехи. Начнем уважать, когда чего-то добьется!
Если у человека низкий коэффициент полезности, то он, наверно, и не совсем человек. Отсюда наше презрение и невнимательность к слабым: детям, старикам, инвалидам. Слаб – место тебе за ширмой. Сиди и не высовывайся. Не мешай.
Конечно, мало кто выражает это так грубо и прямолинейно. Но постоянный информационный фон состоит из таких вот «милых» жалоб. Опять оказалась рядом с орущим младенцем в самолете. Ребенок всю дорогу пинал мое кресло. Пришла в ресторан – а там ОНИ, весь ужин испортили. Детские фото засоряют наши безупречные ленты в Instagram. А еще они попу сами не умеют вытирать.
Все так. Орут, ноют, барабанят пятками спинку вашего кресла и не умеют сами вытирать попу. Помочь, поговорить, быть снисходительнее и добрее, иногда просто не обращать внимания – почему-то такое редко приходит в голову.
И вообще, скажите честно, вы сами разве не ноете? Взрослые порой ноют так, что прибить хочется. А подвыпившие пассажиры в самолете – чем они приятнее капризничающих младенцев? Насчет вытирания поп и писанья мимо горшка – загляните как-нибудь под утро в туалет ночного клуба, увидите, что и у многих взрослых с этим проблемы.
Да и родители, увы, в большинстве своем не принимают ребенка как самоценное существо. Им надо, чтобы малыш чуть ли не с колыбели соответствовал их ожиданиям, удовлетворял их амбиции, был, по крайней мере, не хуже других. Отсюда эта вечная гонка: читать в два года, в три – решать примеры на умножение и пр. Как пишет психолог Екатерина Мурашова, «довольно быстро ребенок понимает, что таким, какой он есть, он родителю не нужен, неинтересен, даже неприятен. А другим он стать не может».
Женщина с ребенком превращается в неудобное для окружающих существо под названием «онажемать». «Онажемать» уходит с работы, когда остальные еще сидят в офисе. Может, она просто сделала все, пока другие пили кофе и торчали в соцсетях? Нет, «онажемать». Она вообще все время отдыхает (!) с ребенком на больничном и постоянно вывешивает детские фото – явное постдекретное размягчение мозга.
В нашем обществе всегда был культ сильных и красивых. Посмотрите на советских пловцов, мощным брассом рассекающих водную гладь, они прекрасны! Женщина с ребенком тоже обязана быть сильной и красивой, скользить по водной глади, устанавливать рекорды. Иначе все. Никак. Никуда. Сиди за ширмой, не порти вид.
Я никого не агитирую любить чужих детей. Любить вообще не заставишь. Даже многим родителям это сложно. Давайте просто помнить, что все мы люди – с детьми или без детей, маленькие или большие. У каждого из нас свои недостатки, которые раздражают окружающих, и свои достоинства, за которые нас любят. Будем учиться быть терпимее и добрее, видеть друг в друге людей. Это ужасно сложно, но как же иначе?
Детский сад, за и против
Детские сады занимают почетное место в так называемых материнских войнах. По накалу страстей эта тема сравнима с такими хитами, как противостояние искусственного и естественного вскармливания, колясок и слингов, прививочников и антипрививочников.
Аргументы противников сводятся к тому, что детский сад не дает ребенку ничего хорошего, угнетает волю, сознание и душу, этот институт порожден тем миром, где детям не было места.
Их оппоненты утверждают, что без садика дети не смогут социализироваться, потом плохо привыкают к школе и часто болеют.
На самом деле для большинства родителей детский сад – суровая необходимость. Мы отдаем туда детей не для того, чтобы они прошли социализацию, а просто потому что должны выходить на работу. И не ради каких-то там амбиций. А чтобы прокормить семью.
По данным Росстата (обожаю цифры), почти половина детей в России не имеет возможности ездить в платные поездки с одноклассниками, четверть не может отметить день рождения, пригласив друзей, у трети нет велосипеда и роликов, а половина семей с одним ребенком тратит деньги только на еду и одежду.
Кроме того, садик позволяет мамам уделить немного времени младшему ребенку, если он появился за время декрета, а такое часто случается.
С родителями – понятно, но дает ли сад что-то хорошее ребенку? Ответ, наверное, за вами. Ведь именно родители выбирают тот сад, куда они отправят ребенка.
Разумеется, идеальным вариантом представляются частные сады. Но, как говорит моя подруга, «я пока не готова продать почку». В нашем районе цена за месяц в частном саду – порядка 60 тысяч рублей (плюс еще, как правило, большой вступительный взнос). Но и эта сумма отнюдь не гарантирует, что ваш ребенок попадет в «прекрасный мир детства». Например, в одному саду, куда я думала устроить Костю, мне сказали, что не будут укладывать его днем спать, если он сам не захочет. Дескать, они за свободу. Мой ребенок в 2,5 года уже не хотел спать днем, но без дневного сна к вечеру от усталости «закипал»: переставал себя контролировать, бесился, кричал, валялся по полу. Я решила, что 80 тысяч в месяц за то, чтобы каждый вечер проводить в таком дурдоме, – это слишком, и отдала ребенка в тщательно выбранный государственный сад с блестящими отзывами. И потом ни разу не пожалела.
О, эта адаптация
Что же, вот вы смирились с тем, чтобы отдать свою кровиночку в детский сад. Обули и одели. Повели. Дальше вас ждет адаптация. Я за то, чтобы про адаптацию к детскому саду родителей предупреждали заранее, адаптировали к адаптации. Потому что я оказалась к этому совершенно не готова. Потом я думала, что зря не послушала пару вебинаров про адаптацию, которые предлагали все образовательные ресурсы накануне 1 сентября.
Говорят, первый шаг – это готовность самого родителя отделить от себя ребенка и принять сад. Я была готова. К тому же не имела выбора. Меня ждали на работу, и обратный отсчет пошел. Недели за две я начала готовить мальчика. Рассказывала ему про садик, про то, чем там занимаются, как живут. Мы составили график: сперва оставляем на час, потом на три, потом до дневного сна и так далее. Была разработана система поддержки: в сад уезжала дуду, а во все кармашки я раскладывала записочки со смайликами и сердечками.
Первый день удался наполовину. Сперва Костя не осознал потери, но, когда я приехала через три часа, был зареван до красноты. Хлюпая носом, заявил, что ему сказали, будто я его бросила. После долгих разбирательств выяснилось, что легенду про «бросила» распространял какой-то мальчик.
Три следующих дня начинались диким ревом в раздевалке. Костю подхватывала на руки воспитательница, обнимала, целовала и уносила, а я бежала к машине и капала себе валокордин. К концу недели я готова была отказаться от работы, бросить все и закрыть идею с детским садом навсегда, но тут Костя внезапно заявил, что, в общем-то, в саду «весело и разно», поэтому он готов туда еще походить. Я выдохнула.
Дальше все пошло споро и ладно, я даже сама удивлялась. Мне-то казалось, что за неполных три года мы срослись окончательно и бесповоротно.
Часть этого успеха – безусловно, заслуга воспитателей, которые очень заботились о Косте, тут нам невероятно повезло. Другая причина в том, что Косте понравился детский сад, причем всё в целом: играть, петь, гулять, даже еду он одобрил. А еще ему понравилось, что вокруг много детей.
Комментарий эксперта
Клэр, учительница школы Le pain d’epice (Ницца)
Я думаю, два года – оптимальный возраст, чтобы идти в сад и начинать понемногу учиться. Ребенок уже готов общаться, открывать окружающий мир, учиться, особенно учиться в игре, как мы работаем с детьми в школе. Это дает хорошие результаты. А еще это оптимальный возраст для того, чтобы потихоньку ослаблять связь между мамой и малышом. Не рвать, но подводить к мысли о том, что у каждого есть свое дело, которым он занимается.
Помимо этого ребенок учится быть в обществе, заводить друзей, общаться, два года оптимальны для социализации. Ребенок становится более независимым, и ему это нравится!
К тому же среди сверстников легко и просто происходит то, на что мамы часто тратят много времени и нервов. Надевать ботинки, отвыкать от подгузника, учиться ходить в туалет. Дети просто следуют друг за другом. «Ой, смотрите, он сам ходит на горшок. Я тоже так хочу!»
Рассказ мамы
«Почему у меня такое предубеждение против детского сада?»
Я одна из «работающих мам с чувством вины»: быть домохозяйкой не готова, фриланс не приносит достаточно денег, чтобы оплачивать помощь, необходимую для организации этого самого фриланса. В результате работаю на довольно напряженной работе в офисе, домом и детьми целый день занимается няня, на няню же уходит львиная доля моего заработка. А я все время ношу в себе сомнение: «Не бросить ли к чертям этот офис, чтобы больше быть рядом с детьми последние пару лет их малышества?» Очевидное решение – садик вместо няни. Но тут моя тревожность выходит из берегов, и никаких денег мира не жалко, лишь бы не «обрекать» своего любимого домашнего малыша на казенные стены.
Не могу объяснить, почему у меня такое предубеждение против детского сада. Не помню, чтобы я в детстве ненавидела садик или что-то особенно неприятное там происходило. Хотя, странным образом, из садика я вообще почти ничего не помню: две-три отдельных картинки за 4 года, и все. «Видимо, ничего хорошего тоже не происходило», – бубнит тревожный внутренний голос.
Старший сын с 4-х лет ходил в платный сад, а потом в обычный муниципальный, и с ним мы это все уже проходили: мои страхи и тревоги, которые не оправдались ни по поводу сада вообще, ни по поводу ужасов «обычного» сада против платного. Ему везде было по-разному здорово и интересно, мне в конечном счете тоже («Просто повезло», – зудит внутренний голос).
И вот Миша, которому исполнилось 4, на днях пошел в тот же муниципальный сад, что и старший, – я и переживаю все снова. Первый день: в раздевалке рыдает какой-то мальчик, цепляется за мамину ногу. Обнимаю Мишу, знакомлю с воспитательницей, прощаюсь, ухожу. Он спокойно заходит в группу. А я прокручиваю в голове: незнакомые взрослые, куча незнакомых детей, незнакомая комната, незнакомая еда – а я ему просто помахала, бросила там на 4 часа и пошла на работу. Грызу себя, переживаю, чувствую предательницей.
Вечером, конечно, расспрашиваю. Рассказывает коротко: какие там игрушки, что ели. Воспитательница понравилась? «Нормальная». Интересно было? «Ну, в общем да. Ну, немного скучно». Стараюсь не приставать, чтобы не передать ему свою тревогу («Первый день – и уже скучно! Ну все!»).
На второй день рассказывает снова про игрушки, про еду, про «подружился с Настей». И: «Почему ты мне не разрешила остаться там поспать?» На третий: «Мне сегодня покажут мою кроватку! Обязательно надо взять пижаму, мама». Все так хорошо, так гладко. Но мне кажется, что он стал каким-то плаксивым. «Это последствия стресса? Слишком быстро оставили его в садике до конца дня?» – паникую я. На следующий день прошу няню забрать Мишу пораньше, «чтобы ему было полегче». Но вообще на улице две недели уже холодно и пасмурно, я и сама стала какой-то плаксивой, – думаю я, – наверное, садик тут ни при чем.
На четвертый день: «Мама, у меня очень удачная кроватка в садике – рядом с Машей, мы сразу подружились, – рассказывает Миша. – А еще я сегодня нарисовал Георгия Победоносца! Только змей у меня получился немного похожим на динозавра. Мама, а какой он был на самом деле, этот змей?» Воспитательница рассказывает, что они проходят историю Москвы, просит сводить Мишу в Кремль – «только обязательно покажите ему Кремль изнутри, чтобы он лучше представлял, какой маленькой была Москва в самом начале».
Наверное, если бы я не была так связана работой и садик не был бы неизбежной необходимостью, – водить туда Мишу было бы совсем легко, думаю я. Похоже, в моих тревогах гораздо больше про меня, чем про садик и Мишины отношения с ним.
На пятый день я успокаиваюсь и думаю, что с садиком все в порядке, с Мишей все в порядке – и со мной наконец-то все в порядке. «Новую воспитательницу зовут М.А., она мне тоже нравится, как и В.К., – рассказывает Миша. – Я нарисовал сегодня охранника! А еще у них там, знаешь, такой утюг! Такой как будто столик, и такая штука, туда кладешь полотенце, крутишь – и выходит уже гладкое! Мам, а как ты думаешь, кто в садике еду готовит, воспитатель? А вот нет!» – «У вас была экскурсия по садику?» – предполагаю я. «Да! И надо было кого-нибудь одного нарисовать – и я нарисовал охранника».
Почему он не зовет тебя мамой
Когда Костя пошел в детсад, я сразу попала в неловкую ситуацию. Отдавая ребенка после первых двух часов, воспитательница сообщила: «Плакал и звал Надю. Это няня?» Я смутилась и призналась, что Надя – это я. Просто наш ребенок обращается к родителям по имени.
Меня саму это не удивляло и не задевало. Я его никак не учила ко мне обращаться, река течет сама по себе. Иногда Костя звал меня не только по имени, но и мамой. Например, в сложной ситуации, когда надо срочно позвать на помощь, он будет трубить «МА-А-А-АМА-А-А-А!», а не «НА-А-А-АДЯ-Я-Я-Я!» Рассказывая кому-то обо мне, он тоже, как правило, употребляет слово «мама». А если сердится, тогда я обязательно Надя. А вот в общении со мной, рядовом и заурядном, лидирует Надя. Папу он тоже зовет то папой, то Алешей. И правила употребления здесь действуют те же.
Порывшись на материнских форумах, я выяснила, что многих тревожит такая ситуация. Что она означает? Может, у нас в семье неправильно расставлены роли? Это проблема? Да мне просто неприятно, я хочу быть мамой, и папа должен быть папой! Это какие-то веяния с Запада! Переучивайте и поправляйте, дети должны знать дистанцию!
Далее следовал отличный рецепт: зовите друг друга папой и мамой, ребенок сразу станет говорить правильно. Если честно, этот совет меня напугал, потому что звать мужа папой мне было более чем странно. Как раз такое и кажется отклонением от нормы, а не то, что маленький ребенок обращается к родителям по имени.
Большинство современных психологов считает, что, если трехлетка зовет маму по имени, это совершенно нормально. Как правило, проходит годам к 6–7, бывает, что и остается. И ни о каких проблемах это не свидетельствует. Просто ребенок, как правило, копирует манеру общения, принятую в семье. Мы с мужем обращаемся друг к другу по имени, к ребенку – тоже. Логично, что и ребенок иногда зовет меня Надей.
Почему в «наше время» никто не называл родителей по имени? Думаю, любые попытки просто выжигались воспитанием, которое зиждилось на незыблемой субординации.
Пару раз я, конечно, попадала в смешные ситуации из-за того, что ребенок зовет меня по имени. Например, однажды я сидела на краю гламурной песочницы и смотрела в небо. Была хороша и свежа. Рядом присел мужчина, закатал рукава (в прямом смысле), тряхнул увесистыми часами. Ко мне подошел Костя, спросил что-то вроде: «Надя, можно я на качелях покатаюсь?» Я разрешила, а сама осталась на краю песочницы. Часы и рукава затеяли со мной какой-то фамильярный разговор, а затем поинтересовались, сколько сейчас платят няням. Я сказала, что знать не знаю, с нянями никогда дела не имела. Мужчина удивился: «А вы не няня? Вас же ребенок зовет по имени?»
В общем, дети должны знать не дистанцию, а любовь. А любовь не имеет отношения к обращениям. Тут, я думаю, со мной все согласятся.
Идеальная няня
Если ребенок еще не достиг детсадовского возраста или маме кажется, что детсад – совсем не его вариант, то решением проблемы для многих становится няня. Как понять, готов ли малыш оставаться на какое-то время с чужим человеком? Здесь (как и везде) нет универсальных рецептов.
Комментарий эксперта
Александр Покрышкин, семейный психолог С психологической точки зрения факт пребывания ребенка с кем-то, кроме мамы, некритичен сам по себе. Если няня достаточно чуткая, внимательная к малышу, может тепло общаться с ним, а не только обслуживать, то это не будет вредить психике ребенка. Но тут возникает множество сомнений. Как ребенок воспримет разлуку с мамой? Будет ли ему комфортно с малознакомым человеком, и вообще, дорос ли он до этого? С какого возраста точно можно оставлять детей с нянями? Ответить на этот вопрос невозможно, все дети развиваются в своем темпе, и то, что легко для одного в шесть месяцев, другому будет неприятно и в два года.
Предположим, вы решили, что ваш ребенок готов. Осталось второе, не менее сложное – поиск няни. Как любят писать в объявлениях: «Ищу Мэри Поппинс к чудесному малышу». (Насчет того, хороша ли эта Мэри как няня, я бы поспорила, ну ладно.)
Жизнь с няней – это своя особая вселенная. Найти, понять, хороша ли она и подходит ли именно вам, потом выстроить отношения с чужим человеком, который, по сути, на время становится едва ли не членом вашей семьи.
Интернет полон легенд про нянь. Особенно про ужасных. В материнских сообществах есть свои «черные списки», куда заносятся няни, бьющие детей, крадущие вещи, приводящие подозрительных гостей. То и дело появляются посты: «Девочки, вот эта няня (фото прилагается) кричала на площадке на ребенка, замахивалась на него, давайте найдем маму и расскажем ей об этом».
Начнем с начала. Как и где искать няню? Наверно, надо через друзей, встать в очередь, ждать, пока освободится хорошая. Есть легендарные няни, которых передают из рук в руки с блестящими рекомендациями. Правда, нет гарантии, что эта чудо-няня вам подойдет, ведь у всех слишком разные требования.
Выбор няни превращается в умопомрачительный квест, который, счастливо завершившись, становится семейной историей.
Как понять, что няня вам подходит? Тут, мне кажется, лучше следовать советам профессионалов. Аня Зырянова, мама троих детей и одна из основательниц движения SelfMama, 15 лет работала в HR, восемь из которых была директором по персоналу в одной из крупнейших российских компаний. Она объясняет сложности поиска няни тем, что в России отсутствует рынок профессиональных кадров. Условно говоря, нет даже курсов, где няни могли бы прослушать лекции по детской психологии, чтобы потом, на собеседовании, показать сертификат или диплом. Няня – это всегда кот в мешке. Как же сделать ситуацию более предсказуемой?
Аня советует пользоваться стандартной стратегией подбора кадров. Сначала в три столбика составляем профиль кандидата. Первый – что вы хотите от няни (предположим, чтобы много играла с ребенком, могла отвезти его на машине куда-то, прибиралась в квартире). Приоритетных задач должно быть 5–6. Во втором столбике пишем, что надо делать, чтобы задачи из первой колонки были выполнены. В итоге получается перечень должностных обязанностей кандидата, адаптированный под потребности вашей семьи. В третьем столбике – компетенции няни, то есть ответ на вопрос: «Каким должен быть человек, которые делает все из второй колонки?»
Следующий шаг – это структурированное интервью. Первая встреча с няней чаще всего происходит в формате «Расскажите о себе», но лучше превратить ее в ответы на четко поставленные вопросы. Если вы рассматриваете несколько кандидатур, задавайте всем одинаковые вопросы, чтобы потом можно было сравнить. Важно задавать и вопросы, относящиеся к конкретным ситуациям. Например, ваш двухлетка ненавидит надевать зимнюю одежду и устраивает скандал при каждом сборе на улицу. Попросите няню описать, как она будет решать эту проблему.
Самые спорные с этической точки зрения пункты (шлепки, крик на малыша) лучше попытаться прояснить не прямыми вопросами, а примерно так: «В какой ситуации, по-вашему, допустимо отшлепать ребенка?»
Когда вы нашли свою идеальную няню, важно помнить, кто является ее работодателем, а кто – клиентом. Клиент – это ваш ребенок, а работодатель – вы. Отношения няни с ребенком и родителей с няней – две разные истории. Даже самая безупречная няня, прекрасно ладящая с ребенком, может иногда вести себя не совсем правильно с родителями. Если вам что-то неприятно в ее поведении, не надо стесняться сказать ей об этом. Только, разумеется, в корректной форме.
Мир бэбиситтеров
Помимо нянь в больших городах активно развивается рынок бэбиситтеров. Помню, впервые узнала об этой профессии лет в пятнадцать, когда мы с другом смотрели на кассетах американские подростковые комедии. Герои там с завидной регулярностью работали ситтерами у детей.
Собственно, в советском мире тоже были бэбиситтеры. Например, старушки, которые за некоторую сумму соглашались присмотреть за соседским ребенком. С моим школьным другом иногда сидела одна такая старушка. Она погружалась в кресло, включала телевизор и через пять минут засыпала. Она почти ничего не слышала, но просыпалась каждый раз от звука открывающейся входной двери. Андрей хранил тайну соседки, ведь, пока она спала, мог заниматься чем угодно. Сбой системы произошел, когда он решил подорвать дома бомбочку из фольги.
Сейчас в больших городах бэбиситтеры – почти такая же норма, как сады и няни. Существуют специальные сайты с базами данных, есть проверенные ситтеры, которых, как и хороших нянь, передают из рук в руки.
Правда, у меня с ситтерами как-то не сложилось. Хотя был один надежный человек, который очень нравился Косте. Была подписка на специализированный сервис. Но потребность в ситтере, как правило, возникала в форс-мажорной ситуации (срочно через два часа). И каждый раз оказывалось, что проверенный на это время уже занят, а те, которые находились через сервис, либо не брали по какой-то причине мой заказ, либо выглядели слишком странно, чтобы я решилась доверить им свое бесценное чадо.
В итоге случайные ситтеры появлялись в нашей жизни всего пару раз, когда ситуация была совсем безвыходной. С каждого из них я требовала паспорт (мучимая стыдом и мыслью о том, что нарушаю закон и собираю персональные данные) и предупреждала, что в квартире работают камеры.
Все проходило гладко, однако в какой-то момент Костя категорически заявил, что больше не хочет «с чужими тетями играть». Но это вовсе не значит, что ситтеры плохи. Это просто вопрос моей тревожности и уровня доверия.
Слежка за няней
А уж сколько тревог вызывает у родителей няня! Как проверить, что она действительно добра к вашему сокровищу, кормит его и укладывает спать, а не болтает весь день по телефону? Что она не кричит на него и не шлепает, пока никто не видит? С детьми постарше все просто, но как быть, если малыш еще не умеет говорить?
Первый отсев «неблагополучных нянь» совершается еще на этапе поиска. Но что дальше? Как убедиться, что она справляется? И вот, выбрав няню, мы начинаем выбирать систему наблюдения за няней. Согласна, звучит грубо и неловко. Однако вполне логично, что чужой человек, оказавшийся в максимальной близости к твоему ребенку, вызывает настороженность.
Многим тревожным мамам трудно доверить ребенка даже родной бабушке, что уж говорить о нянях. Тем более в потоке новостей то и дело всплывает какая-нибудь очередная «страшилка». Но даже те, кто спокоен и рассудителен (например, мой муж), считают, что наблюдать за няней хотя бы первое время вполне разумно. Как говорит моя подруга: «Я не слежу за няней. Я наблюдаю за своим ребенком. Это мое право».
Существует несколько вариантов. Самый простой, который использовали многие из моих друзей, – это аудио. Кто-то просто оставлял в квартире включенный диктофон, кто-то покупал более прогрессивное устройство.
Рассказ мамы
Мы нанимали няню для ребенка 1,5 года. Он еще не говорил, рассказать, что и как, не мог. Купили диктофон в «Шпионских штучках» на Горбушке. Он был маленького размера и фиксировал все. Даже было слышно в других комнатах. Первый месяц прослушивали каждый день. Результатом остались довольны. Няня оказалась отличная, разговаривала с ребенком очень хорошо, он ни разу с ней не плакал.
Второй вариант – видео. Он, в свою очередь, распадается на несколько, от простых до дорогостоящих. Например, за сравнительно небольшую сумму (около 5000 рублей) можно приобрести беспроводную IP-камеру. Со многих таких камер можно просматривать записи и в реальном времени на мобильном устройстве.
Рассказ мамы
У нас был вполне объяснимый родительский страх перед тем, что чужой человек будет проводить половину дня наедине с сыном без свидетелей. Страх этот, конечно, был сильно накручен и «дружелюбным» медиаполем. Поэтому первая причина, по которой установили камеру, – безопасность ребенка. Вторая – хотелось понять, выполняет ли няня свои обязанности, достаточно ли уделяет внимания ребенку, есть ли у них психологический контакт. Третья причина – бытовая. Золотых унитазов и соболей дома нет, но все же «три магнитофона, три кинокамеры заграничных, три портсигара отечественных»… Одним словом, имущество жалко. Естественно, няня была поставлена в известность о наблюдении. Так положено по закону, ну и я не вижу смысла это скрывать. Если знает о камере, будет более ответственно относиться к работе. Наша няня не была против. Когда более-менее все стало ясно (через полгода где-то), камерой почти перестали пользоваться.
Много споров вызывает вопрос, сообщать ли няне, что за ней наблюдают. Я думаю, да. И даже не только из-за закона, просто как-то по-человечески правильнее, что ли.
Комментарий юриста
Есть прямой запрет на наблюдение за человеком без его согласия. Это прописано в Конституции, в «Законе об информации» и «Законе об оперативно-разыскной деятельности». Следовательно, необходимо ставить в известность человека, за которым устанавливается наблюдение.
Социализация как она есть
Няни нянями, но я сделала выбор в пользу детского сада. Адаптация давалась не очень легко, однако через какое-то время сад стал для меня местом силы. Ребенок радостно и бодро несся в группу, а мне оставалось лишь махать рукой и посылать воздушные поцелуи. Более того, я стала наконец понимать, что такое социализация, которая всплывает во всех разговорах про детский сад.
Социализация как встраивание человека в общество начинается, понятное дело, не в детском саду, а практически с рождения. Ребенок перенимает нормы, установленные в семье. Вашу манеру общаться. Ваше восприятие мира. Психологи утверждают, что до двух лет дети вообще не интересуются посторонними и не нуждаются в долгосрочных контактах с кем-то вне семьи.
Но потом все меняется. Дети начинают дружить. До детского сада у Кости не было ежедневного дружеского общения. Были дети, которых он любил и называл друзьями, например, сын моей подруги. Но виделись мы довольно редко, примерно раз в месяц, ведь между нами была почти вся Москва. А в саду у него появились постоянные друзья. И даже первая детская любовь. Но это отдельная история.
Говорят дети
Мама, возьми побольше билетов на самолет, чтобы все мои друзья из садика смогли вместе с нами улететь.
Именно в саду Костя научился поддерживать, сопереживать, утешать, делиться. Разумеется, он освоил бы эту важную для меня поведенческую модель и без походов в детсад. Просто здесь это произошло быстрее. И мне радостно было видеть, что мой сын уже в три с половиной года умеет чувствовать не только свое, но и чужое настроение. «Маша плакала утром, потому что хотела к маме. А я ее утешил: я подошел и сказал, что мама вечером обязательно придет. И дал ей лошадку, чтобы отвлечь от грусти».
Кроме того, в обществе сверстников ребенок очень быстро освоил то, с чем мы долго возились дома (вроде умения самостоятельно одеваться). Причем на пользу пошел даже чужой плохой пример. Глядя, как капризничает другой ребенок, Костя сделал вывод, что так не надо, уж больно неприятно выглядит. «У меня тоже такое кривое лицо, когда я кричу? Не буду тогда кричать просто так».
Еще мне нравится, что в группе они придумывают игры, какие мне самой никогда бы не пришли в голову. С безумными фантазиями, ролями, историями. Они вместе учатся, помогают друг другу. «Вот это буква ЩЩЩЩЩ», – слышу я из раздевалки.
Благодаря саду мы с Костей обсудили массу важных (пусть не всегда приятных) тем, о которых вряд ли стали бы говорить просто так. Про злых людей, про преступников, про то, почему все люди разные, как общаться с теми, с кем не хочется, ну и, разумеется, чем мальчики отличаются от девочек.
Я рада, что Костя проводит время со своими сверстниками, а не только с нами и нашими друзьями. Хотя он любит, конечно, походы в гости, где нет детей. Однако ребенку нужны не только взрослые разговоры, вино и домино, но и какие-то свои отношения. Именно это и дает ему сад.
Собственно, так и происходит социализация. Но чтобы все шло как надо, необходимо найти хороший детский сад. Такой, где будет естественное общение, а не командный подход под соусом социализации.
Давай быстрее!
Каждое утро у нас проходит под девизом «Бежим, быстрее, опаздываем». Мы вылетаем из дома, несемся в детский сад, по дороге я нервничаю, ведь мне потом еще и на работу надо успеть, дергаю ребенка… Если это не про вас, то можете не читать дальше.
Известно, что после трех лет «возбудителей» симптома плохой матери становится намного меньше. Все друг к другу привыкли, гормоны успокоились, ритм найден. Однако именно ритм, точнее постоянная спешка, часто служит причиной стресса. И вот опять вечером ты посыпаешь голову пеплом. Хотя нет, не вечером. Как правило, уже утром. Когда ты сдала ребенка в детсад, но еще не доехала до работы, а потому есть время для рефлексии.
Едешь и вспоминаешь, как нервно волокла ребенка за руку, как шипела на водителя неторопливой машины: «Забыл, где у тебя газ?», как неслась к садику, улюлюкая и повизгивая: «Опаздываем, опаздываем, быстрее, быстрее». Он бежал, конечно, со мной, мой хороший мальчик, который все понимает, но при этом пыхтел: «Слишком быстро!»
Или вспоминаешь вчерашний вечер. Как дергала его: чистить зубы, спать, – а он хотел доделать что-то из конструктора. Но ведь он так долго укладывается спать, а мне нужно еще переделать миллион бытовых дел и доделать рабочие.
Или прошлые выходные. Как ему пришлось мотаться со мной по моим делам, потому что другого выхода не было, и я снова его торопила, а он, как нарочно, делал все ужасно медленно. Один ботинок – 10 минут, второй – 20…
Мы так живем почти все. Альтернативный вариант – смена работы, условий жизни, отказ от работы. Это что-то из идеального мира. Или локализация «работа+школа/сад+кружки+досуг» в рамках одного микрорайона. Но это тоже удается лишь единицам.
Наши дети живут нашей жизнью и принимают ее такой, какая она есть. Противники спешки зудят: вы лишаете их детства. Возможности сидеть три часа над гусеницей, смотреть на звезды и ковырять палочкой грязь. Поначалу я очень сильно переживала об этом. А потом просто научилась выделять время «для гусениц».
Например, утро. Костя любит валяться, а потом медленно жевать кашу. Я встаю пораньше, поднимаю его тоже чуть раньше, и в итоге у нас появляется резерв в 15 минут, которых как раз хватает. Правда, у меня от недосыпа дергается глаз, но зато не дергается совесть.
Я сознательно отказалась от дополнительных активностей в будни, тем более что не вижу большого смысла отдавать ребенка в музыкалку в три года. После детского сада мы смотрим на гусениц. Или занимаемся чем-то подобным.
Я всегда обсуждаю с ним план развлечений на выходные. И если Костя говорит, что не хочет в театр, а хочет остаться дома, то не настаиваю. В театр еще успеем.
Большая часть выходных у нас проходит под знаком «Расслабляемся и машем». Можно не соблюдать режим, играть, гулять – все что угодно.
И, к слову, я уверена, что наша вечная спешка нервирует ребенка гораздо меньше, чем меня. Просто все мы склонны драматизировать.
Длина поводка
Пока он маленький, ты носишь его на руках. Он становится старше, ты начинаешь отпускать, но сканируешь все вокруг. Мы кладем детей спать рядом с собой и приматываем к себе слингами. Всюду ездим с ними: для нас придуманы самые легкие и маленькие складные коляски. Мы ставим затычки во все розетки. И это естественно – мы стараемся сделать ранний возраст максимально комфортным и безопасным.
Вопрос в том, когда пора сбавлять интенсивность сканирования и ослаблять поводок. Вот недавно Костя залезал на горку, предназначенную для более старшего возраста. На лице его читалась решимость покорителей Эвереста. А мне показалось, что он уже слишком высоко, и я, быстро переместившись по площадке, стала говорить что-то про безопасность. Костя пропыхтел с очередной ступеньки: «Ну что ты, мама, опять прибежала! Не видишь, я крепко держусь и со всем справляюсь». Я сделала пару шагов назад и сделала вид, что рассматриваю облака, но поводок в руке держала крепко.
Я ужасно тревожна. В этом моя проблема. И хотя Дональд Винникотт[14] освободил нас от бремени вины своим термином «достаточно хорошая мать», однако мне часто начинает казаться, что «достаточно хорошая» – это слишком мало. И я превращаюсь в квохчущую курицу, которая носится, растопырив крылья, и влезает туда, куда влезать не надо. Где уже надо отпустить.
Мне кажется, например, что, если я уеду в отпуск, оставив ребенка с бабушкой, – это будет чуть ли не предательством по отношению к нему. Ведь мы и так много времени разделены, он ходит в детский сад, я – на работу, тогда как половина знакомых сидит со своими детьми дома. И хотя я точно знаю, что ребенок на даче будет воодушевленно выкапывать червей и прекрасно себя чувствовать, я не могу себе этого позволить. Тревожность. Чувство вины. Никто не сможет справиться с ребенком лучше меня.
Ясное дело, не может. Потому что я знаю этого персонажа, который с диким гоготом проносится мимо меня по коридору, как облупленного. Знаю, как победить истерику (хотя и не всегда справляюсь). Чувствую, когда он заболевает. Знаю, что у него в тарелке «все должно быть отдельно». А еще я знаю, что, даже если в тарелке все будет вперемешку, ничего страшного не случится. Но я же не могу этого допустить.
Я стараюсь все контролировать. Кто друзья, почему обиделся, что сказали. Едва ситуация выходит у меня из-под контроля, я начинаю нервничать. Хотя, разумеется, понимаю, что это неправильно.
В итоге вместо того, чтобы провести лишний час с любимыми друзьями, пока он тусуется с бабушкой, несусь домой. Поводок тянет.
Говорят дети
Мама, когда я вырасту и у меня будет жена, не волнуйся, ты будешь жить вместе с нами!
Я не знаю, когда и насколько надо разматывать этот несчастный поводок, в котором сплетены канат любви, канат заботы и канат тревоги. Но я понимаю, что надо его отпускать. Причем не только во имя ребенка (все мы читали о вреде гиперопеки), но и ради самой себя, чтобы не превращать окружающий мир в подобие сумасшедшего дома.
Я – железная
Воспитывать у нас любят не только чужих детей, но и их мам. Самое главное требование к женщине с ребенком – она не должна жаловаться. Сама родила – вот и расхлебывай. Все не спят! Всем тяжело! Вперед пошла, спина прямая. Если девочка еще имеет право пореветь, то во взрослом возрасте ныть уже никак нельзя.
Если речь заходит про роды, то обязательно найдется кто-нибудь, кто сообщит измученной женщине, что «раньше вообще в поле рожали». Поэтому не жалуйся на хамство акушерок, на грязный стол, где тебя заставили рожать, на то, что пришлось ползти по коридору три километра до туалета. Не в поле – и радуйся.
Задавил быт? Ха-ха. «В наши времена стиральных машин вообще не было». А эти – прокручивают пеленки в автоматическом режиме, а еще жалуются. Попробовали бы их кипятить, отжимать да с двух сторон проглаживать. Каждый вечер.
Что там еще про «наши времена»? Ах, да. «Дети до трех лет с соской и памперсом не ходили». Конечно, ведь подгузников просто не существовало, а соски были такие, что их и в рот-то взять противно.
Если женщина мучается сомнениями и материнской виной насчет детсада, ей тут же напоминают, что «раньше и в год в ясли отдавали – и ничего». Да, потому что не было выбора. А теперь он есть, и это замечательно.
Нетрудно заметить, что все эти голоса принадлежат старшему поколению. Вот еще один распространенный пример «поддержки»: «Я троих подняла, а ты с одним ноешь». Да, у всех разный ресурс. И невозможно определить, кому было проще, а кому тяжелее. Дети разные, родители разные, причем во всем, от физиологии и выше.
Еще бабушки любят попрекать молодых мам количеством игрушек. «Зачем вы все это покупаете, вот у вас было три игрушки, и нормально». Возможно, нынешние родители оттого и покупают столько всего, что сами в детстве не наигрались.
Извелась, что ребенок плохо ест? Да ты его просто избаловала! Вот раньше дети «ели, что дадут, и не кочевряжились». А я вот помню, как моя подружка «ненавидела котлеты» и выбрасывала их в форточку. Однажды котлета попала между рам, прилипла к стеклу и стала медленно сползать вниз. Разумеется, именно в этот момент в кухню вошла бабушка.
Короче, не вздумай жаловаться. Женщина должна быть железной. Выпрямила спину и пошла, пошла. И не забывай улыбаться. Мир хочет, чтобы мы были как Тони Старк[15], но я очень надеюсь, что когда-нибудь он поймет, что одного железного человека вполне достаточно.
Кажется, глаз дергается
Пособия по эффективному материнству предостерегают от попытки успеть все. Утро близится, а звезды так и не начищены – и нас настигает хандра и уныние, не говоря уж о переутомлении. Я сама неоднократно попадала в эту ловушку и в результате кое-чему научилась и сделала некоторые выводы.
Сначала я вовсе не стремилась побить рекорды и добиться от себя максимальной эффективности. Просто долго болела, пропускала работу, запускала дела, подписываясь при этом на новые. И вот когда я выздоровела, оказалось, что у дверей больницы стоит огромная телега этих самых дел, а дома ждет любимый и соскучившийся ребенок, требующий хлеба и зрелищ. Поскольку я приучена считать, что вызовы укрепляют волю, я спешно стала наводить порядок дома, клеить ребенку паровозы, а вдобавок навалила на свою телегу разную общественную нагрузку, пару проектов, несколько обещаний, еще то и это, это и то…
Разумеется, дальше все пошло не по плану. Работа, казавшаяся очевидной, уперлась в недоработки ТЗ, которые обнаружились слишком поздно. Общественные дела стали съедать все время и нервы. Случайно подступивший творческий кризис заставлял мучиться по ночам без особого результата. Еще началась осень, а вместе с ней – детские болезни. Я знаю, что есть героические женщины, которые эффективно работают дома с ребенком, но мой мальчик искренне убежден, что время вместе с мамой надо проводить весело и насыщенно. К тому же он стал жаловаться, что одно ухо совсем плохо слышит. И во мне моментально активировалась побежденная вроде бы тревожность. А затем – и чувство вины, поскольку именно в это время кому-то приспичило упрекнуть меня, что я мало занимаюсь ребенком: сдала в детсад и расслабилась, забила на самое важное. Обычно я на такие вещи не обращаю внимания, ведь я точно знаю, что с ребенком у нас все ок, но тут дух был уже слаб.
Раньше я передавала больного ребенка бабушкам, но тут и они по разным причинам сошли с дистанции, ситтера найти не удавалось, срывались встречи, кончались силы, но зато не кончались обязательства. Вскоре я начала на всех орать, у меня задергался глаз, а однажды ночью я ревела часа три от ощущения собственного бессилия. После чего вытащила бумажку и как высокоорганизованная личность стала распределять свои дела по графам «срочно», «важно, но не срочно», «подождет», «можно съездить вместе с ребенком», «отменить», «перенести», «отказаться». Это был глупый шаг, но он помог мне продержаться (ну а ребенок в итоге выздоровел).
Кажется, я не сорвала в итоге ни одного дедлайна, не обидела никого отказом, всем смогла всё объяснить и успеть. Правда, глаз дергается до сих пор.
Кажется, это отличная иллюстрация к тому, что не надо пытаться успеть все. Хотя я, даже с дергающимся глазом, все равно еще не раз захочу успеть если не все, то хотя бы максимум. Так уж я устроена.
Право на усталость
Я очень люблю легенду о супермамах – женщинах, которые успевают все. Работу, дом, ребенка, мужа, саму себя. Все у них кашеварится как по волшебству, а они порхают и улыбаются, а потом в блоге или на популярном ресурсе пишут, как им все удается, причем, разумеется, без нянь, уборщиц и прочих помощников.
История мотивирующая, тиражируемая, очень красивая со стороны. Без запрещенного нам нытья. О ней можно говорить с трибуны, взмахивая одной рукой, а второй элегантно поддерживая под попу идеально улыбающегося ребенка 20 кг весом.
Например, вот я. Кажется, я почти все успеваю. И с ребенком быть, и на работу успеть, и там выступить, и сюда приехать, прочитать тучу книг, пересмотреть все киноновинки. Словом, все могу, даже быстро похудеть после родов.
Плачу я за это недосыпом, от которого иногда начинаю валиться с ног. Я уже умею определять крайнюю степень своего недосыпа: болят суставы с утра и дергается глаз? Все, надо срочно спать, пожертвовав всем. Я тут же сбрасываю со счетов уборку, на ужин выдаю спагетти с салатом, в десять вечера отключаю все звонки, кроме будильника. И сплю, пытаясь хоть чуть-чуть наверстать упущенное. Я устаю. Но стоит пожаловаться на это, как тут же слышишь: «Да отчего ты устала? На машине с ребенком по Москве ездить? Попробуй на метро!»
Женщина не имеет права уставать. Устают только те, кто занимается тяжелым физическим трудом сутки напролет. А все твои проблемы – это капризы и выдумки. Общество продолжает воспитывать красивых и стойких, в нем не должно быть нытиков. Слишком изнеженные! Слишком избалованные! Кто вас научил жаловаться?!
Однажды я попала в больницу с воспалением легких. Кто-то из знакомых, когда я посетовала на жизнь, сказал: «Зато отдыхаешь! Не надо ни ребенка возить, ни мужа кормить!» Меня это жутко разозлило. Вот он, отдых женщины, – в больнице, где тараканы топают по ночам!
Запрет на жалобы кончается, разумеется, тем, что человек срывается и говорит: «Я больше не могу. Меня всегда учили скрывать, что мне тяжело! Но мне тяжело!»
Тут как с детскими слезами. Нельзя отталкивать того, кто говорит, что ему плохо, даже если со стороны кажется, что все это пустяки. Мы не знаем предел другого человека. И лучше просто посочувствовать и сказать что-то ободряющее, а не пинать за одну лишь фразу про усталость.
Перезагрузка всех систем
Пока не было ребенка, я жила не задумываясь и не оглядываясь, получая удовольствие от всего. Когда эта привычная схема в одночасье оказалась сломана, стало не по себе.
С рождением ребенка все сильно изменилось. Прежде всего я сама. Я вдруг перестала чувствовать мир как раньше. Не могу сказать, что до рождения ребенка была закоренелым эгоистом, но с его появлением на свет мое ощущение ответственности перед другими и сочувствия стало совершенно иным – похожим на лавину, трудно переносимым. Произошел какой-то слом очерченных границ. Я вдруг начала замечать то, чего не видела раньше. И сопереживать.
Да, так. Пока ребенок учится садиться, ходить и говорить, ты в свои «за 30» внезапно учишься сопереживать. Быть снисходительнее, заботливее и проще. Ты новыми глазами смотришь на людей и переосмысливаешь многое в сфере человеческих отношений и чувств. Я, например, начала мириться с друзьями, реже обижать людей, говорить меньше резкого.
Стала медленнее. Научилась слушать и пытаться понять. Ребенок здорово тебя тормозит, но это замедленное время очень много дает. Учась слушать ребенка, ты начинаешь по-новому слышать и взрослых.
Становишься сентиментальным. Я, например, начала рыдать в кино. В год, когда родился Костя, вышел фильм «Невозможное» – про семью, пережившую цунами. Я не могла его смотреть. Я рыдала в три ручья, хотя раньше фильм показался бы мне спекулятивным до бесконечности. А тут реализм семейного отчаяния, страдающие дети – все это воздействовало на меня на физическом уровне. Я тогда списала на гормоны, но сейчас гормоны мои в норме (у меня даже есть справка), а рыдать в кино я продолжаю как девочка. Не могу смотреть фильмы с высокой дозой насилия, страдания. Нет, смотрю, конечно, но рыдаю. Я не смогла дочитать книгу про этику в блокадном Ленинграде[16], потому что ощущала все совсем иначе. А я закончила истфак, там воспитывают особое отстраненное отношение к историческим текстам.
Я полюбила детей. Не могу сказать, что раньше их не любила. Просто не замечала. Они были мне неинтересны. Теперь они кажутся мне намного интереснее многих взрослых. От взрослых редко услышишь что-то новое, а вот в детском саду каждый день приносит какое-нибудь открытие. Но, узнавая детей, я стала лучше понимать взрослых. И многих совершенно искренне любить, принимая их такими, какие они есть. Масса вещей утратила значение, зато другие стали ощутимее.
Ребенок вообще открыл мне глаза. В детстве, я помню, тоже могла многое видеть и слышать. Прекрасные вещи вроде шуршания листьев, пения синиц весной. Потом я потеряла эту способность, потому что думала о другом и занималась другим. Многое в жизни было доведено до комфортного автоматизма, и я превратилась в такого вот маленького робота, который все делает хорошо и получает физическое удовольствие.
А тут все стало возвращаться. Сперва – с катанием коляски, когда вдруг у меня не осталось дел, поклонников и даже многих друзей, а вместо этого появилась куча нудных обязанностей и время, чтобы смотреть в потолок. И что-то там видеть. Потом – уже вместе с ребенком, который замечает совсем не то, что взрослые. «Красный – это многий и сильный цвет, но от него беспокойно и ты думаешь о нем», – говорит Костя, рисуя цветы. А глядя на размытый дождем рисунок мелом, превратившийся в желтый ручей: «Этот ручей течет туда же, куда и мы! Он превратится в реку, а потом море! А здесь не течет, это пруд, смотри, какой узор, как пятна у леопарда!»
С появлением ребенка вскрылись и какие-то личностные проблемы, не осознаваемые раньше. Например, тревожность. До этого я волновалась разве что из-за уровня материального комфорта, который мне казалось обязательным апгрейдить каждый сезон. Сейчас тревожность снедает меня очень часто, материальное стало номером не знаю уж даже каким, я просто волнуюсь. По миллиону поводов, которые замыкаются на ребенке, от бытовых мелочей до общего несправедливого мироустройства и экологических проблем. Мне тяжело с этим жить, но я работаю над собой.
Все остальные изменения мне нравятся. Я рада, что они со мной произошли. Хотя та самая зона уязвимости, которую я всю жизнь пыталась сократить, вдруг выросла в разы. И жить так гораздо труднее. Но насколько интереснее!
Чужих здесь нет
Есть люди, которые любят детей. Дети – это их призвание, они им всегда рады, в любом настроении и количестве, для них это естественная среда обитания. Большинство из нас совсем не таковы.
Мы, конечно, тоже любим детей. Но своих собственных или друзей. А еще мы очень любим побыть иногда без детей. Если уж выдался такой вечер, хочется использовать его по полной, насладиться свободой. А не ловить падающие на пол помидоры, хоть ты уже и профессионал этого дела.
Встречаясь с друзьями, так хочется поговорить о чем-то кроме детей. Но все разговоры незаметно соскальзывают к этой теме. Казалось бы, нам дома своих хватает, зачем еще слушать бесконечные истории про чужих? Но в том-то и дело, что с появлением на свет твоего собственного ребенка чужие вдруг перестают быть чужими.
Ты совершенно иначе начинаешь воспринимать кипящий и кишащий вокруг детский мир. Ты не можешь поделить улыбку: улыбнуться своему малышу, а тому, что рядом, – нет. Не можешь не ответить ребенку, который зовет тебя посмотреть, как он лезет по канату. Пусть ты и не его мама. Ты всегда поднимешь упавшего малыша, даже если видишь, что ему совсем не больно. И когда на улице кто-то кричит «мама», ты инстинктивно оборачиваешься.
Твой ребенок – это такой переходник: через него ты начинаешь мыслить детьми, чувствовать детей, понимать детей, жить в детях, а через них – в людях. Ты больше не смотришь со стороны на игровой загон. Ты уже в нем. Огромный эмоциональный бонус, желаешь ты его или нет: сопереживание, боль, страх, тревога, радость, счастье. Ты больше не можешь пройти мимо, потому что твое сознание уже перестроилось на общинный уровень. Ведь дети видят в каждом взрослом немного родителя. Они могут не доверять, не подходить, смотреть исподлобья. А потом протянут машинку и спросят: «Хорошая?» И ты снова не сможешь промолчать. Потому что нет чужих и своих, есть просто дети, вот они: у одного текут сопли, другой ловит бабочку, третий копается в коляске. Все чужие, все свои. Даже те, что стучат ногами в спинку твоего самолетного кресла.
Про любовь
В одной статье, где автор горячо отстаивала свое право не рожать, мне попался весьма спорный фрагмент. Девушка, не желающая иметь детей, утверждала, что ребенка надо сначала захотеть, как бы полюбить его заранее, и только после этого заводить. Нельзя думать, будто материнская любовь – это безусловный инстинкт, который пробудится в вас автоматически, когда ребенок появится на свет. Иначе, писала она, «вы пополните ряды людей, раздраженно дергающих ребенка за руку в туалете аэропорта».
На самом деле все не совсем так однозначно. Любовь – штука сложная. А уж материнская – тем более. Горячее желание иметь детей – не гарантия того, что вы станете хорошей матерью.
Я знаю одну женщину, которая никогда не хотела ребенка, родила, можно сказать, случайно. И стала прекрасной мамой. Сейчас ее дочка уже взрослая, и они любят друг друга тихой и теплой любовью, которая греет все вокруг.
А вот другая барышня, напротив, ужасно хотела детей, она только об этом и говорила. И, родив двоих, любит их такой удушающей любовью, от которой я бы, наверное, сошла с ума. Раздает детям подзатыльники и тут же душит их в объятиях, а потом мчится в детский магазин и скупает все самое дорогое. И так каждый день. Старшая дочь, которой уже 16, говорит: «Мама очень хорошая, но ее многовато всегда».
О себе я знаю, что вообще не очень умею любить. Когда родился Костя, я была уверена, что вот прямо сейчас и здесь во мне зажжется огонь. Вместо этого у меня зудел шов, потом были колики, потом я чуть не свихнулась от недосыпа. Ребенок мне казался очень славным, и я заботилась о нем изо всех сил, но не уверена, было ли это любовью. Да, он свой и родной, а за своих я отдам все, что могу, а потом и то, что не могу. Но это ли любовь? Помню, как стала любить его – когда он внезапно начал превращаться в человека, и это отзывалось болью в сердце. Но я держала себя в узде, чтобы меня тоже не стало «слишком много».
Материнская любовь замешана на тысяче ингредиентов, и не все из них так уж прекрасны. В каждом из нас соседствуют как ее светлые, так и темные стороны. В России принято считать родительскую любовь безусловной и автоматически включающейся. Но так бывает не всегда, хотя никто в этом не признаётся. Многие родители быстро выгорают, а другие, наоборот, горят долго и счастливо. И тут опять же нет никаких гарантий. Как, в общем-то, и в любой другой любви.
И кстати, раздраженно дергать ребенка за руку в туалете аэропорта – такое случается со всеми. И это вовсе не признак нелюбви. Хотя со стороны может выглядеть именно так.
Школа капитанов
Материнство (особенно раннее) – отличная школа жизни, которая делает вас выносливыми, смелыми и морально устойчивыми. Нет ничего, что могло бы сравниться с этим.
Взять, к примеру, физическое развитие. Я таскаю малыша на руках, под мышкой, на спине и голове. «Не фига себе, какие у тебя банки!» – восхищается друг. Смотрит куда-то в район груди, но чуть в сторону. Я судорожно соображаю: с каких это пор буфера называют банками? Тем более мои буфера не настолько выдающиеся, чтобы привлекать особое внимание. Выясняется, что «банки» – это то, что я всегда по незнанию называла бицепсами. И о да, банки у меня круты. В боулинге поднять и бросить 14-й шар для меня теперь не проблема. Правда, болят ноги и спина, которые оказались не готовы к регулярному тасканию 16- ти килограммов.
Материнство прокачивает не только мышцы, но и силу воли. Не сдаваться, даже когда падаешь от усталости (и не имеешь возможности рухнуть на диван и заснуть). Не сдаваться, когда младенец кричит и не спит. Не давать себе сорваться. Не позволять себе вечером с друзьями выпить чуть больше – ведь придется вставать ночью, а потом еще общий подъем в семь утра. Всегда помнить о времени и обязательствах.
Развиваются выдающиеся способности в экстремальном тайм-менеджменте и логистике. Например, тебе надо на работу в тот момент, когда у ребенка по плану сон, и именно тогда, когда ты со спящим ребенком будешь на работе, домой должны доставить стратегические запасы подгузников. Нет ничего проще. Дружественный дворник заряжен на памперсы, ребенку спешно оборудуется спальное место на работе, находится доброволец, который за ним присмотрит. А еще потом ты успеваешь за продуктами и на площадку и, пока ребенок качается на качелях, просматриваешь рабочие бумаги. Главное – уехать с площадки до того, как центр Москвы заглохнет в вечерней пробке, а если все-таки не успела – в обход всех навигаторов стремительно выбрать оптимальный маршрут, потому что ребенок не выносит пробки и надсадно кричит.
Материнство учит работать в сложных условиях. Да, дедлайн, текст, верстка, редактура. Малыш висит у тебя на ноге и гневно кричит: «Давай играть в паровозы!» Рано или поздно ты научишься быть паровозом и редактором одновременно.
Отличная тренировка общей выдержки и лояльности. «Почему он без шапочки?», «Ему холодно», «Что-то он у вас плохо ходит». Не раздражаемся, не оскорбляем и не язвим. Легкие ответы с улыбкой. С улыбкой же спокойно общаемся с мамашей, чей ребенок лупит твоего лопатой, а мамаша делает вид, что ничего не происходит, и нагло смеется тебе в лицо. С улыбкой просим освободить на пару минут качели, если родители качают на них ребенка уже почти час, а твой малыш томится рядом и уже готов пустить слезу.
Материнство работает на совершенствование семейных отношений. Вы вдруг понимаете, как важна семья. Как хорошо иметь нормальные отношения со своими родителями и родителями мужа. Как важно уметь отрешиться от разногласий. Отношения с мужем идут отдельной строкой. Потому что периодически муж раздражает. Не важно, гормоны это или нет, но факт есть факт. Управление гневом – наше все.
Но самое главное – это умение не поддаваться панике. Даже тогда, когда на градуснике 39 или попытка выстроить семейные и социальные связи потерпела очередной провал. Все будет хорошо и никак иначе.
Куда же без советов
Когда у вас нет детей, вы всегда можете крикнуть, хлопнуть дверью и уйти в ночь с гордым и независимым видом. А утомленным матерям приходится искать выход из ситуации. И находить. Вот несколько советов для того, чтобы сохранить себя и не потерять остатки разума.
Если хочется кинуть в мужа тапкой (он не проводит время с ребенком, не понимает, как вам тяжело, или слишком часто язвит) – не стесняйтесь. Только дождитесь, когда ребенок уйдет спать. Если к тому времени желание не пропадет – бросайте!
Если хотите накричать на мужа, а ребенок еще не спит, используйте переписку. Но никаких электронных мессенджеров! Только ручка и бумага! Пока вы будете осваивать эти непривычные инструменты, с высокой вероятностью ярость пройдет.
Не избегайте старых бездетных друзей, даже если они пытаются избегать вас. Докажите, что вы ничуть не изменились. Встречайтесь чаще. Через пару месяцев им надоест отпускать в ваш адрес ироничные комментарии. Они поймут, что режим дня не сделал никого хуже.
Если хочется работать – работайте. И не слушайте никаких упреков. Если чувствуете, что старая работа уже не для вас, – поищите другую. Все возможно.
Если не удается похудеть – не парьтесь. Мужу вы все равно нравитесь, а то, что бедра стали на размер больше, – это не самая большая проблема в жизни.
Делегируйте. Пусть с тревогой и неуверенностью, но нужно отдыхать. Если есть возможность побыть без мужа и ребенка, ее надо использовать.
Спите при любом удобном случае. В машине, пока муж за рулем, в парикмахерской и даже ночью (если ребенок позволит, конечно). Главное – не спать на детской площадке!
Позволяйте себе маленькие удовольствия. У каждой молодой матери они свои. Я отстояла свое право на 40 ежевечерних минут в горячей ванне с книгой. Никто не должен входить, стучать и пищать под дверью. А моя подруга неукоснительно соблюдает святое право еженедельного маникюра.
Не дайте рутине вас съесть. Сидеть дома – это отлично. Но грань, отделяющая энергичную маму от скучной домохозяйки, очень тонка. Гуляйте, путешествуйте, ходите по музеям или на детскую йогу. Почаще меняйте занятия и места.
Если вам скучно – найдите себе невинное хобби. Одна моя знакомая, проводившая зиму с детьми в Таиланде, стала дайвером с кучей степеней. Отличное переключение для молодой матери, я считаю.
Если вы чувствуете, что вас недооценивают близкие, – вручите им ребенка на пару дней (или хотя бы пару часов). И повторяйте так до тех пор, пока вас не оценят.
Если вы считаете, что вы плохая мать, – значит, у вас все в порядке. Плохие матери, наоборот, абсолютно довольны собой. И не читайте по ночам слишком много книг по психологии и практике материнства!
Итоги
Ну вот, можно уже и подвести итоги того прекрасного периода жизни, который почему-то называется отпуском, хотя на самом деле является тяжелой работой на износ.
За это время вы потеряли кучу друзей и приятелей. Одни вас просто забыли, потому что вы реже мелькаете перед глазами, другим в один прекрасный момент стало с вами скучно. Зато у вас появились новые друзья, разделяющие ваши нынешние интересы. Мамы из песочниц, детских клубов, соцсетей. Возможно, вам удалось восстановить связи с теми, с кем вы когда-то перестали дружить, так как они еще раньше погрузились в семью. Ах да, еще вы пропустили миллион вечеринок, концертов и выставок. Каждому свое.
Ваши отношения с мужем претерпели серьезные изменения. Вариант А – он так благодарен за подаренного наследника, что внезапно начал вас носить на руках. Я с таким ни разу не сталкивалась. Вариант Б – вы стали ругаться в миллион раз чаще, чем до этого. Зато научились быстро мириться. Вам редко удается побыть вдвоем. И даже если получается организовать неделю «отпуска от отпуска по уходу за ребенком», вы проводите ее в тревоге и терзаниях о том, «как там наш малыш».
Зато вы стали необычайно выносливы. Одной левой поднимаете 16 кг, можете делать 100 дел разом, ваше внимание предельно обострено. Вы поистине бесценный сотрудник, ведь вы умеете не расслабляться. Вернее, не умеете расслабляться, но не будем обострять акценты.
Скорее всего, отношения с работой обернулись чередой разочарований. Особенно если вы решили отбыть «до трех лет». Собственно, чему удивляться. Говорят, любовь живет три года. Было бы странно, если бы любовь вашего начальника даже к такому незаменимому профессионалу, как вы, протянула дольше. Разумеется, вам нашли замену.
Если же вам была так дорога ваша работа, что вы вышли из декрета через полтора года или раньше, то, скорее всего, вы в полной мере узнали, что такое осуждение общественности. А еще прокачали кучу умений в увлекательном квесте «найди няню». Возможно, вы один из тех сверхлюдей, кому удается работать удаленно из дома с ребенком на руках? Да, такое тоже иногда случается. Большинству же остается невнятный фриланс.
А может быть, вас посетило вдохновение. Вы начали записывать за ребенком смешные фразы и публиковать в Facebook. Или шить, или лепить из глины, или основали движение в поддержку других мам, или создали свой бизнес и даже сделали его прибыльным. Все зависит только от сил и желания (и силы желания).
Но, скорее всего, вас не миновала фрустрация. Вам кажется, что все вокруг успешнее вас. Смелее, худее, лучше одеваются и все успевают. А вы – маленький унылый неудачник. И да, вы еще всем даете меньше, чем могли бы. Ребенку – меньше любви, мужу – заботы, родителям – внимания. А еще вас никто не понимает. Одни не понимают, почему вы так увлечены ребенком, другие – почему вы увлечены не только ребенком, но еще и работой немного. Впрочем, никто никогда никого не понимает, просто сейчас это стало очевиднее.
А вот и хорошие новости. Декрет дарит кучу времени. Можно путешествовать (ребенок ничуть не мешает), можно учиться (есть даже муниципальные курсы для декретных мам), можно просто гулять с ребенком (когда еще будет возможность столько гулять!) Можно читать сколько влезет. За 10 лет рабочего хардкора у меня никогда не находилось времени на то, чтобы целиком прочитать 600-страничный роман. Не говоря уж просто о том, чтобы смотреть на небо. Ведь без ребенка я смотрела на небо только для того, чтобы решить, брать ли зонт.
Примечания
1
Здесь и далее цитаты по Telegram-каналу детских реплик и разговоров «Крокодил полетел».
(обратно)2
Шотландский либеральный педагог, известный как защитник личной свободы ребенка, основатель существующей и по сей день школы Саммерхилл.
(обратно)3
Какашка черная колбаска (фр).
(обратно)4
Период какашки.
(обратно)5
Каки и пуки (фр.)
(обратно)6
Барбру Линдгрен. «Ай да Бенни!».
(обратно)7
Сокращение от англ. kid – ребенок и adult – взрослый.
(обратно)8
Talking Heads. «Once In A Lifetime» – «Это не мой прекрасный дом. Это не моя прекрасная жена».
(обратно)9
Кролик Питер Пуш – герой книг английской детской писательницы Беатрис Поттер.
(обратно)10
Зонд «Кассини», потративший семь лет на путешествие к Сатурну и 13 лет на его изучение, вошел в атмосферу газового гиганта и сгорел в ней.
(обратно)11
Иоганн Генрих Песталоцци – швейцарский педагог-гуманист начала XIX века.
(обратно)12
Детский роман англо-американской писательницы Фрэнсис Бернетт.
(обратно)13
Петр Вайль, Александр Генис. «Шестидесятые. Мир советского человека».
(обратно)14
Британский педиатр и детский психиатр, автор термина «достаточно хорошая мать», суть которого в том, что незначительные ошибки мамы, хоть и огорчают ребенка, не наносят ему особого вреда и даже необходимы для его развития.
(обратно)15
Супергерой, персонаж комиксов о Железном человеке.
(обратно)16
Сергей Яров. «Блокадная этика. Представления о морали в Ленинграде в 1942–1943 гг.»
(обратно)
Комментарии к книге «#тыжемать. Белка в колесе», Надя Папудогло
Всего 0 комментариев