«Мой путь к Богу и в Церковь. Живые свидетельства 2000-х годов»

Мой путь к Богу и в Церковь. Живые свидетельства 2000-х годов (fb2) - Мой путь к Богу и в Церковь. Живые свидетельства 2000-х годов 3351K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Мария Дикарева

Мой путь к Богу и в Церковь Живые свидетельства 2000-х годов

© Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2016

* * *

От составителя

Дорогие друзья!

Эта небольшая книга — сборник воспоминаний и размышлений людей разных возрастов, судеб, духовного и житейского опыта о своем пути к Богу и в Церковь. Объединяет воспоминания то, что в какой-то момент их авторы увидели свою жизнь как путь, по которому их ведет Бог, и возблагодарили Его за это. Тексты написаны в редком для нашего времени жанре — жанре свидетельства, отражающем личный опыт встречи человека с Богом, который всегда уникален и никогда не повторяется. И хотя путь и опыт у каждого свой, однако в каждом пути есть сходные рубежи, поэтому книга может быть назидательной для всех, кто ищет свой путь к Богу и в Церковь или уже идет по нему.

Название сборника «Мой путь к Богу и в Церковь» и сама тема, над которой размышляют авторы текстов, вспоминая и анализируя свой духовный путь, родились из вопроса: можно ли прийти к Богу и не прийти в Церковь? Опыт жизни этих людей свидетельствует о том, что когда человек обретает живую и действенную веру во Христа, ему открывается путь в Церковь — собрание таких же, как он, учеников Христовых.

Эта книга о том, как человек откликается на призыв Божий и входит во врата Церкви, об открытиях, которые люди делают на этом пути.

Воспоминания каждый из авторов писал для себя. Эти свидетельства искренни и правдивы, что для нас особенно ценно. Авторы нижеприведенных текстов дали свое согласие поделиться с нами своим духовным опытом.

Христос пришел лично ко мне

Когда я была ребенком, отец подарил мне детскую библию с красивыми картинками. Я очень полюбила эту книгу и буквально впитала все, что в ней было написано. Я росла в атеистической среде, единственное, что я знала, что мой папа еврей, и поэтому мы не можем жить вместе (его верующие родители были против нееврейской жены и детей). Родители мне никогда ничего не рассказывали про Бога. От бабушки у меня осталась икона, напечатанная на обыкновенной бумаге под пластиковым стеклом. Я часто брала эту икону и разговаривала с Богом. Это был первый опыт молитвы. Я говорила Ему все, о чем думаю и мечтаю, чего мне не хватает, и как я Его люблю. В 6 или 7 лет я попросила маму меня крестить вместе с моим маленьким племянником. Мама пожала плечами и отвела меня в церковь. Тогда все крестились. На этом моя христианская жизнь закончилась, я только по-прежнему разговаривала с Богом по ночам, искренне по-детски молилась.

Когда я стала подростком, мне стало стыдно за мою веру, за крещение. Я увлекалась различными субкультурами, любила вампиров, ведьм и прочую чушь. Меня интересовала тема смерти и черной магии. Не могу сказать, что это было серьезно, мне хотелось шокировать всех, хотя вокруг меня христиан как таковых не было, но мне хотелось заявить, что Бога нет, прежде всего самой себе, чтобы делать все, что хочется. Мне было очень стыдно за свои молитвы. И однажды напоказ перед подругой я разбила мою любимую, бабушкину икону… Я стала ужасно суеверной. Помню, ехала в лифте и думала, если успею найти ключи в сумке до того, как лифт откроет двери, то будет так-то и так-то. И это сбывалось. Такое вот язычество.

Потом я оставалась скорее агностиком, была открыта всему. Я была в поиске.

По мере того как я росла, у меня в голове вырисовывались две цели моего существования: 1) поступить в престижный вуз, 2) найти настоящую любовь. С первой целью оказалось все проще. Я казалась себе умной, начитанной, интеллигентной. А исполнение второй цели требовало много жертв. Я не отличалась ничем от других молодых людей.

Завоевание любви, эти люди, которых, как мне казалось, я любила, оставили во мне ужасные раны, которые не зажили до сих пор.

В 2008 г. на одной из вечеринок мой друг подошел ко мне и сказал: «Пообещай, что съездишь со мной в одно место утром». Мне было ужасно тяжело после бессонной ночи, после всего этого дурмана, но я согласилась. Это было второй раз, когда Господь позвал, а я отозвалась. Мы приехали на службу в Новодевичий монастырь. Я испытала очень сильное чувство стыда за свою жизнь, слезы лились потоком и, главное, я видела людей вокруг, и мне казалось, что они такие чистые и светлые, а я напротив. Я была очень счастлива, появилось ощущение, что нужно прекратить эту беспутную жизнь, но я испугалась. Мне стало страшно, что я буду одна, что никто меня не будет любить, я не верила, что мне будет достаточно Господней Любви. Я опять отвернулась от Бога. Зимой я поехала в Израиль. Там я ощутила нечто…

Я решила принять гиюр и стать иудейкой. Я осознанно отреклась от Христа, поверив, что Христос был всего лишь человеком — реформатором иудаизма. Я скрывала факт своего крещения, хотела быстрее избавиться от него. Мне очень хотелось, чтобы меня признавали евреи, я даже думала сменить фамилию матери на отцовскую. Но сил на изучение иудаизма и Торы не было, и как-то все утихло.

Так я жила еще 2 года, проваливаясь все глубже и глубже во тьму. Этот путь меня губил не только в духовном, но и в физическом смысле. Теперь я понимаю, что было так жутко из-за того, что я чувствовала всю ложь этого пути. Я отчаянно желала любви, и думала, что мне ее может дать человек. Я ждала ощущения счастья, творческого прилива, искала удовольствий. Я хотела уважения и признания, гордилась учебой и мечтала о карьере. Осенью 2010 г. я легла в кризисный центр. Психиатр лечил меня таблетками, православный психолог говорил о том, что уныние — это смертный грех. Тогда меня это только разозлило. Я не видела смысла в жизни. Я говорила, что хочу умереть, просила, чтобы кто-то мне объяснил, зачем мне жить. Я была уверена, что смысл существует, но из-за того, что не видела его, я болела физически и душевно.

Я всегда немного завидовала людям, которые уверовали в Христа резко, ярко. Они куда-то поехали, с кем-то поговорили, прочитали Евангелие… и раз!!! Мои изменения происходили очень медленно. Они как бы вплетались органично в мою жизнь, и вроде все было по-прежнему. Однажды я захотела пойти в церковь и сказала об этом своему жениху. Он обрадовался и сказал, что сам хотел мне предложить, но боялся. Я рассмеялась, так как боялась предложить это ему. Так мы начали ходить в храм. Слава Богу, что мы попали в храм свв. Косьмы и Дамиана в Шубине. Я даже боюсь представить, что было бы, если бы я пошла в храм возле своего дома, из которого меня однажды выгнали за платочек не на всю голову.

Пытаюсь вспомнить, в какой момент я прочитала Евангелие, когда начала молиться, и не помню. Теперь я понимаю, что это была личная встреча с Христом. Для меня было откровением, когда я поняла, что Христос пришел лично ко мне, а не коллективно ко всем, и Он всегда был со мной, только я отворачивалась. Опять возникло сногсшибательное чувство, что я вижу Свет. Потом была первая исповедь и первое Причастие, книги о. Александра Меня и вл. Антония Сурожского.

Но иногда мне казалось, что я трачу свое время в церкви.

На оглашение я пошла только по вере. Ничто другое не могло заставить меня. Я видела плоды этого, я видела изменившегося моего старого друга, который водил меня несколько лет назад в Новодевичий. И я поверила, что тоже когда-то смогу свидетельствовать о Христе своей жизнью. Собственно, оглашение стало самым крутым поворотом на пути к Богу, это нелегкий путь в гору.

Раньше, когда у меня спрашивали про заветную мечту, я не знала, что ответить, чувствовала, как мелко все то, чего мы хотим, всегда знала, что есть Смысл. «Что пользы человеку от всех его трудов, над чем он трудится под солнцем? Род уходит, и род приходит, а Земля остается навек» — эти строки я всегда любила.

Сейчас я чувствую, как моя вера обретает форму, укрепляется. Конечно, я еще только в начале пути, но смотрю назад и вижу, что пройдено немало. Но и искушений становится больше. Я очень надеюсь, что Господь даст мне силы, поможет моему неверию. Иногда после огласительных встреч я чувствую такой прилив сил и радости, несмотря на поздний вечер и усталость! Всё складывается, и больше нет бессмыслицы, нет смерти и, даст Бог, будет мое время собирать плоды!

А.

Отец дал мне в руки «Отче наш», наказав хранить и беречь

Мое осмысленное, летнее детство проходило в Маймаксе на острове Бревенник в так называемом лесном порту. Ныне это Архангельск, а тогда это был не близкий пригород. Именно в Маймаксе, живя летними месяцами у бабушки, я получил первые уроки самостоятельной жизни, с огромным интересом впитывая в себя жизнь поселка при заводском лесопильном производстве. Это была Воля, практически единение с самим собой. Единственной проблемой было время, так как надо было к сроку возвращаться домой, где меня иногда ждала и бабушкина вица[1], но, удивительное дело, ни тогда, ни позднее не возникало обиды за это бабушкино «действо».

Я проводил жизнь на берегу реки, по которой проходили огромные океанские пароходы, на плотах леса, где послевоенное пацанье показывало свою удаль, неоднократно тонул, бывало, оказывался и под бревнами. Как-то помню, на спор вызвался проплыть под так называемой плиткой (это больших размеров связка бревен в несколько рядов, глубоко сидящая в воде). Нырнул и, видно, потерял ориентацию: куда ни ткнусь — везде бревна, воздуха уже не хватало, запомнил красный — практически бордовый цвет, надвигающийся на глаза, и вдруг всплыл, причем всплыл совсем не там, где меня ждали. Вижу, все суетятся, кричат, зовут старших, а у меня не было сил крикнуть им. Кончилось все бабушкиной вицей. Бабушку известили, что ее внук чуть не утонул, а брат бабушки, Артемий Иванович, узнав об этом случае, сказал: «Это тебя Господь спас, значит, выпало жить тебе».

К бабушке на летние каникулы приезжал ее младший сын Василий Петрович, он учился в Ленинградской духовной семинарии. Надо сказать, что с его приездом в доме повисала какая-то неловкость, его как будто стыдились. Бабушка постоянно упрекала его за учебу в семинарии, впрочем, я все это относил тогда к привычной ее строгости. Она и отца-то моего, своего старшего сына, прошедшего три войны, раненого и имеющего многочисленные награды, сердясь, называла табачником за его привычку курить и неразборчивость в посуде. В доме существовал строгий порядок и чистота во всем. У каждого была своя посуда, был бак с водой для своих, и был бак с водой для чужих, и не дай Бог спутать. Во всем этом я разобрался много позднее. Оказалось, что бабушка и дед были последними староверами в своих родах.

Дед умер за два месяца до моего рождения. Впоследствии я ни разу не встречался со староверами, но всегда чувствовал какую-то связь, какое-то внутреннее уважение к этим людям, ощущал потребность узнать больше о расколе и постоянно покупал литературу по этой теме.

Я очень привязался к моему дяде Василию Петровичу. Он был очень необычным человеком, во всем его виде, движениях сквозила какая-то кротость, руки он держал постоянно согнутыми в локтях, как бы прижимая скрещенные ладони к груди, старался держаться в тени, когда к нему обращались, он, покашливая, как бы обдумывал ответ и только потом отвечал. Речь его была правильной, не замусоренной. Однажды он удивил весь поселок беседой с греческими моряками. Эти моряки не могли понять, откуда в северном поселке появился человек, который изъясняется на греческом языке.

Это он научил меня плавать, крутить полное ведро с водой, свистеть, не засовывая пальцы в рот и еще многим мальчишеским премудростям. Он терпеливо сносил все мои бесчисленные вопросы. От него я впервые услышал о Боге, ангелах, о том, как Господь все устроил, о его учебе в семинарии. Беседовал со мной он, как правило, в дороге — мы ехали вдвоем в Архангельск, шли окучивать картошку на дальние гряды или на болото за морошкой. Эти беседы запали в мою душу и в моей вольной жизни, как я понял много позднее, это было единственное, запомнившееся мне, общение взрослого человека, направленное на мое воспитание, не считая, конечно, бабушкиной вицы.

Мои родители были людьми верующими, но невоцерковленными. Отца я никогда не видел в храме, но знал, что у него хранилось много переписанных от руки молитв. Может быть, так сказалось детство, которое он провел в старообрядческой семье. Помню, после окончания мною мореходного училища, отец дал мне в руки написанную молитву «Отче наш», наказав беречь. Он никогда не высказывал своего отношения к власти, не был коммунистом, очевидно, считался хорошим производственником, так как его неоднократно награждали государственными наградами. Но однажды, когда я сказал отцу, что собрался вступать в партию, он поразил меня своей фразой: «Кажется, Сергей, они надолго». Я знал, что семья отца была раскулачена, знал это из разговоров отца с писателем Федором Абрамовым, который неоднократно бывал у нас в доме. Очевидно, отец получил такой горький урок у себя на родине в д. Летопола, что, будучи взрослым, не бывал в родных местах ни разу, несмотря на мои неоднократные уговоры. Из кратких слов отца я понял, что есть люди, которые подвергали сомнению то, что я считал незыблемым, практически вечным, и даже ждали конца этой власти, удивляясь, как долго она держится.

После окончания Мурманского высшего инженерного училища я отработал в траловом флоте 18 лет, до 1985 года, пройдя все ступени по служебной лестнице от моториста до зам. начальника флота. Получил атеистическое воспитание, однако в разговорах с людьми начал осознанно поминать Бога, когда вел графики обработки рыболовных траулеров в порту. Как-то самопроизвольно вырвалась фраза: «Давайте, с Богом, мужики!». Впоследствии я сознательно говорил это, прощаясь с комсоставом судов, уходящих на промысел. Простая, естественная фраза, но помню, как один из первых помощников сказал: «Первый раз в моей жизни меня отправляют в море с Богом», и сказал он это с благодарностью.

Библию я купил в 1992 г., с тех пор она всегда со мной. Читал запоем, особенно Ветхий Завет. Как-то в 1993 г. мы отдыхали с семьей в Крыму. Я сижу под навесом и по просьбе жены читаю Библию вслух, поднимаю глаза и вижу, вокруг меня сидят человек 10 и внимательно слушают, при этом женщины вяжут, а мужики просто слушают. Не было никаких разборов прочитанного, вопросов, обмена мнениями, просто каждый день на пляже под навесом я вслух читал Библию, а в конце отпуска понял, что надо непременно креститься. С нами отдыхала одна семейная пара, хорошо знавшая Керчь, супруги вызвались помочь нам добраться до храма. Выбрали день и поехали. Нас привезли в храм Иоанна Предтечи. Судя по табличкам, на этом месте с IV в. н. э. располагались христианские храмы. Шла литургия. Мы стояли в притворе. Откуда-то из бокового помещения вышел батюшка, пожилой, худощавый человек с очень добрыми глазами, он подошел к женщине, с которой мы уже беседовали насчет крещения, и она показала на нас. Батюшка поглядел на меня и спросил, не крещен ли я. Я ответил, что нет. Выяснилось, что кроме нас есть еще люди, пришедшие креститься. Обряд крещения в деталях не запомнился, но я чувствовал какую-то невыразимую благость. Батюшка был как Христос, от него веяло бесконечной добротой, радостью и ладаном. После крещения слушали проповедь. Проповедь я слушал первый раз в своей жизни и понял, что она может иметь сильное воспитательное значение для человека.

Я был крещен, но не чувствовал себя церковным человеком.

Желание воцерковиться[2] у меня было, но я, признаться, не знал, как подойти к решению этого вопроса. Неоднократно приходил в церковь, что на «быку» — в Ильинский храм, в храм св. Александра Невского, но все как-то не складывалось. Особенно острым стало желание воцерковиться, когда по просьбе знакомых я привез их за святой водой в храм Сретенья Господня, что в Заостровье. Узнал расписание служб и стал приезжать в этот храм. Вскоре узнал, что причаститься можно только после покаяния, настоятель допустил меня на исповедь. Он же вразумил меня, сказав, что воцерковление возможно только через оглашение[3] и предупредил, что дело это не быстрое и многотрудное. Я тут же заявил, что путь этот пройду, по-моему, он мне не поверил. Прошел год встреч по программе оглашения — хожу с радостью и надеждой, что все преодолею на моем пути к Богу и молю Господа, чтобы было именно так.

Р.

Однажды произошло чудо

Детство в моей памяти всегда связано с волшебными летними месяцами, которые каждый год мы проводили у бабушки в деревне на средней Волге. Сколько себя помню, я ощущал там особую радость, свет и счастье бытия. Счастье от сиротливого гула шмеля и тиканья будильника в полуденной тишине избы, от пролетающей цапли по бесконечно синему июльскому небосводу, от замусоленных карамелек — угощения древних бабушек в платках… Я будто причащался этими карамельками к Виновнику всей этой красоты, Невидимому, но во всем Живущему.

Наш берег был низинный, а на другом берегу Волги, очень широкой в среднем течении, поднимались крутые холмы, покрытые непролазными марийскими лесами. Прямо напротив нашей деревни, почти у воды, виднелся маленький белый храм. Его едва-едва можно было разглядеть и приходилось часто моргать, чтобы не усомниться в его реальности. Он манил своей призрачностью, недосягаемостью и вместе с тем каким-то особым уютом, теплом и спокойствием: зелёная махровая тайга оберегала его, обнимая со всех сторон. Я представлял, что там живёт добрый-добрый старичок с длинной седой бородой, и мечтал, что когда-нибудь обязательно найду способ переправиться туда, на горний берег, как бы в другой мир.

А пока — было мне лет 5–6 — мой дядя, живший с бабушкой, брал меня с собой в другой храм, чтобы… посмотреть художественный фильм, так как кинотеатр устроили прямо в церкви. Позже, когда наша бабушка умерла, ее отпевали в этом же храме, уже восстановленном.

Со смертью бабушки связано мое переживание глубокого откровения. Мне было лет 18. Мы приехали из города на похороны. Посреди нашей избы с тремя оконцами стоял гроб с усопшей, по краям сидело несколько очень стареньких бабушек-читалок. Всё заволокло кадильным дымом, и яркая троица солнечных лучей разрезала наискось всю комнату. В какой-то момент я вышел во двор и подумал, что я ведь никогда не был здесь в это время года. Вокруг разливался необыкновенно прозрачный и мягкий свет ноябрьского солнца, какой бывает только в погожие дни поздней осени, когда уже опала вся листва. Но меня изумило, что этот свет не просто разлит во всем, а словно исходит изнутри всего, как будто растворяет границу видимого и сокрытого, перетекает через рубеж, разделяющий «здесь» и «там». И эти кусты, которые до сих пор перед глазами, кусты нашего огромного облетевшего малинника. Ярко рыжие и красные, почти кровавые, они словно загорелись от солнца. От этого огненного малинника, из этой «купины неопалимой», с ее жаром мне пришло совершенно ясное ощущение того, что за всем тем, что окружает меня в мире, дышит реальность, неизмеримо большая и неизменно радостная и ликующая в своем совершенстве, реальность, которая никогда не кончается. Я ощущал, что вижу ее, не глазами, но сердцем. И не было никакой скорби от горестного события, только светлая печаль и даже как будто радостная. И никакого чувства утраты, а уверенность в том, что бабушка осталась со мной, она совсем рядом, просто уже по ту сторону этого Божественного света…

Крестился я взрослым, в 28 лет, после службы в армии, когда казалось, что жизнь погружает меня, словно пророка Иону, «в чрево кита», начинает все сильнее сжимать со всех сторон. Когда я поделился этими чувствами и желанием креститься с хозяйкой, у которой снимал в Москве комнату, она с великой радостью поймала меня на слове. На следующий же день все обговорила с настоятелем храма, в котором сама была регентом.

Накануне хозяйка дала мне православные календари, чтобы я выбрал себе имя в крещении. Я долго смотрел, выбирал, и вдруг мое сердце тихо встрепенулось на имени, что в переводе с древнееврейского означает «голубь».

В храме мне показалось немного странным, что иеромонах Григорий не выразил никакого удивления, узнав о моем выборе, ведь Иона — такое редкое и красивое имя! Но оказалось, что удивляться предстояло мне: когда после совершения таинства я открыл свидетельство о крещении, то испытал такое изумление и потрясение, которое ничем не выразить, ибо в документе было написано: «Таинство крещения совершено в день свт. Ионы, митрополита Московского и всея Руси, чудотворца»!

К большому огорчению, несмотря на зрелый возраст, к этому таинству я не был готов, не было осознания его в полной мере. Быстро потратив аванс благодати, дарованный мне Господом, следующий десяток лет я жил почти как прежде. Загадкой осталось, как бороться с грехом, почему так быстро покидает сила после исповеди и исчезает радость после причастия; как выйти из замкнутого круга горестей и нелюбви… Возникала порой мысль, что надо изучать свою веру, понимать, что говорится в Писании, что сокрыто в молитвах; было желание приобрести какие-нибудь толкования Библии святыми отцами или учебник по церковно-славянскому языку. Все оставалось на уровне «благих намерений», но однажды произошло чудо. Оказалось, что мой друг и коллега по работе Роман — ангел! Он принес мне весть об оглашении и привел меня на Открытые встречи[4].

Теперь, вспоминая ту белую церквушку на берегу реки, я понимаю, что начинается осуществление детской мечты: я покидаю свой берег — дольний мир и начинаю непростой путь через Волгу-Иордан к миру горнему — в Церковь Христову, в дом Отца Небесного.

И.

Невозможно жить, как прежде

Ангелы Божии предстают перед людьми в разных обличьях — кто-то видит шестикрылых серафимов, другие — огненные столпы, иные слышат лишь тихий внутренний голос. Мой ангел предстал передо мной в образе бродячей псины, здоровенной и жутко вонючей. Разумеется, в облике этой твари не было ничего ангельского, более того, лишь некоторое время спустя я осознал промыслительность нашей встречи у самого входа на станцию метро «Фрунзенская», где пес охранял от собратьев свой законный завтрак — кем-то оброненную сосиску в тесте. Я же, шествуя с гордо поднятой головой, едва не наступил на эту сосиску. Реакция пса была мгновенной: он резко обернулся и цапнул меня за ногу — впрочем, весьма аккуратно и деликатно, желая лишь показать тупому двуногому, что не стоит наступать на его еду.

— Вряд ли собачка была бешеной, — задумчиво сказал врач в травмопункте, осматривая следы от собачьих клыков. — Но если ты вдруг через пару недель почувствуешь симптомы бешенства, то мы тебе уже ничем не сможем помочь. Так что решай сейчас.

И я согласился на курс антирабических прививок, который предполагает полный и абсолютный «сухой закон» в течение девяти месяцев.

Жизнь на трезвую голову внезапно открыла мне массу неприятных вопросов о тупике, в котором я оказался.

Возник и самый очевидный вопрос: кто во всем этом безобразии виноват?

Ответ казался очевидным: конечно же, Он, Всевышний, Тот, Кто всем управляет.

Надо сказать, я с раннего детства не сомневался в существовании Бога. Впервые имя Христа я услышал в начале 80-х годов и очень хорошо запомнил, как это произошло. Мы с отцом ехали в поезде, в вагон к нам подсел цеховик — представитель подпольного бизнеса, который продавал кустарным способом изготовленные брошюры: например, календарь огородника, камасутру и т. д. Среди разнообразного «самиздата» была крохотная книжечка Православного календаря, который цеховик, опасливо оглянувшись по сторонам, достал из кармана: «Если интересуетесь…»

Тонкая брошюрка, сшитая из нескольких листов фотографической бумаги, на обложке изображена икона с Богородицей. Меня поразила реакция пассажиров на фотографию женщины с ребенком: кто-то в ужасе отшатнулся, кто-то, выложив продавцу мятый рубль, постарался быстрее спрятать Богородицу в карман. Я удивился. Эти же люди, не таясь, рассматривали и покупали откровенно неприличные картинки с голыми людьми, а безобидная картинка с женщиной, закутанной в покрывала, с младенцем на руках вдруг повергла их в такой суеверный страх, словно обжигала им пальцы. Потом я много раз видел в глазах людей этот страх. Например, когда я, наивный пионер, спросил школьную учительницу о личности Христа, она буквально посерела от страха и, схватив меня за руку, поволокла к директору, вереща тонким голосом и вопрошая, кто это меня надоумил тащить боженьку в школу? Еще я помню страх и ярость в глазах комсомольского вельможи, который увидел наш самодельный алтарь внутри древней Успенской церкви. Здание храма было давно разрушено, и только на алтарной стене сохранились останки фрески с ликом Христа. Его огромные глаза как бы проступали из кирпичной кладки, а вокруг висели бумажные ангелы. Многие поколения школяров тайком приходили в церковь помолиться Богу перед экзаменом и вешали на стены самодельных бумажных ангелов — наш дар Богу. Когда же этот самодельный алтарь увидел наш комсомольский вожак, его буквально скрутила судорога ненависти. Зашипев на своих подчиненных, он стал обрывать ангелов, затем схватил обломок кирпича и накинулся на уцелевшую фреску с ликом Спасителя… Именно этот иррациональный страх, подчас доводивший советских учителей и комсомольских секретарей до настоящего безумия, больше всяких слов убедил меня в реальности Господа Иисуса Христа. Потому что ненастоящее не может внушать людям такой страх и трепет, не может заставить их так стесняться своей лжи и лицемерия.

Несколько лет спустя, когда я освоил премудрости фотографии, я решил сам сделать такую же брошюру о Христе. Не стану скрывать, в этом присутствовал и определенный меркантильный интерес: я рассчитывал продать несколько таких брошюр одноклассникам. В Большой Советской энциклопедии много репродукций картин из жизни Христа, я решил их перефотографировать и расположить нужным образом в хронологической последовательности. Но вот вопрос: где узнать эту последовательность? В энциклопедии о жизни Христа говорилось самым туманным образом, а попытка спросить об этом учителей привела к печальному результату: меня отвели к директору и пригрозили выгнать из пионеров и поставить как хулигана на учет в детской комнате милиции.

Тогда я вспомнил, что у бабушки в сундуке хранилась огромная старинная Библия, изданная еще до революции. И я стал упрашивать бабушку дать мне почитать Библию, которую она доставала лишь по самым большим праздникам; в конце концов ее сердце дрогнуло, и, взяв с меня честное-пречестное пионерское слово, что я не буду ничего там рвать и рисовать, бабуля выдала мне на руки толстенный фолиант. К моему огорчению, книга была напечатана на непонятном славянском языке, но я три дня честно пытался одолеть все четыре Евангелия, записывая в тетрадку наиболее значимые эпизоды.

Итогом моих «исследований» стал отказ от «издательского проекта»: я мало что понял в Библии, но все-таки решил, что таким образом полученные знания использовать не стоит.

Вместо этого я переключился на перефотографирование портретов рок-звезд — в то время спрос на подобную продукцию среди моих сверстников был куда выше, да и причастность к «деловым кругам» стала для меня пропуском в самые крутые компании нашей школьной «золотой молодежи».

Своего отношения к религии я старался не афишировать, хотя в старших классах любил иногда заходить в одну небольшую церковь. Отчасти это объяснялось тем, что в те дни, когда я прогуливал контрольные по математике, мне больше некуда было пойти. Занятия в школе начинались в 8 утра, первый киносеанс — в девять или десять утра и, чтобы не болтаться полтора часа на улице в мороз, я шел в церковь. Внутри храма было тепло и уютно, горели свечи, вкусно пахло ладаном и хлебом. Обычно я устраивался где-нибудь в углу на скамеечке и слушал службу, стараясь ничем не обращать на себя внимания.

Однако уже в 15 лет это внутреннее ощущение Божьего присутствия куда-то исчезло, уступив место отчужденности. Я не разуверился в Боге, но думал, что Ему до нас уже нет никакого дела. Вполне возможно когда-то Он действительно сотворил людей, но потом они разочаровали Его. И Господь махнул на нас рукой, предоставив самим себе. Как, например, махнули рукой на меня мои родители, занятые в те годы работой и выживанием семьи.

Я сам о Боге в те годы вспоминал нечасто. Хотя, когда я поступил учиться в университет — а случилось это в последний год существования Советского союза, религиозность и богоискательство были в моде среди моих сверстников. Но затем распад советской системы запустил и процесс личностного разрушения миллионов советских людей, а потрясения от шоковых реформ в мгновение ока уничтожили все нравственные барьеры и представления о добре и зле.

Бог? О Нем тогда никто и не вспоминал. Рок-музыкант Армен Григорян, лидер популярной и то время группы «Крематорий» пел: «Ведь мы живем для того, чтобы завтра сдохнуть». Эти слова и были девизом нашей компании: мы старались попробовать все удовольствия этого мира, все расширяющие сознание препараты и средства, полагая, что завтра всех нас ждет угасание и смерть.

При этом мы чувствовали себя высоко духовными людьми: мы читали Розанова и Андреева, Блаватскую и Гурджиева. Мы спорили о трудах Мережковского, Фрезера и Кастанеды, штудировали самиздатовские переводы Алистера Кроули и Антона Ла-Вея — основателей сатанинских культов. До кровавых жертв и средневековых карнавальных ритуалов дело, слава Богу, не дошло, но ощущение причастности к мистическим тайнам и кругу избранных приятно щекотало чувство собственного величия.

Именно в тот момент в моей голове и родилась идея, которая пленила мое воображение: «Смысл человеческой жизни заключается в том, чтобы познать себя: понять, насколько низко человек может пасть, а потом узнать, до каких высот он может подняться».

И я с радостью идиота пошел осваивать первый этап — падение в бездну. Да, многие любят употреблять это слово — «бездна», хотя, на мой взгляд, куда уместнее сравнивать деградацию человека с болотом: все происходит плавно и приятно, шажок за шажком, компромисс, заключенный со своей совестью, тянет за собой другой компромисс, предательство идет за предательством… И, главное, человек все время пребывает в иллюзии, что в любой момент можно остановиться и выбраться из этого болота, как из ванны с целебной грязью. Вот же он — берег, я сейчас подтянусь и готово! И только пытаясь подтянуться, начинаешь понимать, что завяз уже по самое горло, что трясина не отпустит тебя, и прямо сейчас черная зловонная жижа хлынет в легкие…

Когда я впервые почувствовал, что нужно выбираться? Наверное, когда вокруг меня стали гибнуть мои друзья и однокурсники. Сначала покончила с собой одна моя однокурсница, затем свел счеты с жизнью мой близкий друг — наверное, самый веселый и светлый человек из всех, кого я встречал в жизни. Затем погиб еще один человек, другой, третий, пятый… В те годы мы с однокурсниками буквально кожей ощущали, как смерть ходит среди нас, и каждый из нас ждал, что вот-вот настанет его очередь.

Иногда мне казалось, что я тоже умер, а весь окружающий мир — не более чем иллюзия, всполохи умирающего сознания. Или же ад, преисподняя. В самом деле, почему ад должен выглядеть как фантазия Данте с рогатыми чертями? Ад — это проекция нашего мира, но с незаметными на первый взгляд нюансами: здесь нормой является то, что в нормальном мире кажется абсурдом, дикостью и невозможной нелепостью. Только мы все забыли, что мы умерли.

Словом, из этого кошмара нужно было выбираться. Я решительно оборвал все старые связи и с головой ушел в работу. Делать карьеру мне понравилось, но через некоторое время профессиональные связи привели меня к очень близкому знакомству с криминальными структурами. В частности, я стал работать в одной рейдерской фирме, занимавшейся захватами и принудительными банкротствами акционерных обществ — в основном, старых советских предприятий, заводские корпуса которых потом перестраивались в бизнес-центры. Однажды коммерческая война переросла в войну настоящую, и подосланный киллер расстрелял у дверей офиса моего босса и нанимателя. Босс выжил только чудом, получив очень серьезные ранения. Прошла информация, что и на ключевых сотрудников компании, в том числе на меня, тоже готовятся покушения.

Вскоре нашей фирмой заинтересовались правоохранительные органы (разумеется, интерес органов правопорядка был стимулирован соответствующими бизнес-структурами). В итоге организация была ликвидирована, и многие люди ушли в бега.

Я был потрясен, не мог понять, почему я так легко поставил под удар свое будущее и самое дорогое, что у меня было, есть и будет — свою семью?! Что по сравнению со здоровьем и благополучием моих близких могут значить все эти «легкие деньги»?!

Кстати, о деньгах. Сегодня я иногда с удивлением спрашиваю себя: куда испарились все те «легкие деньги», что тогда буквально сами падали с неба? Рейдерский бизнес давал неплохие заработки: у меня был автомобиль с шофером, я каждый день обедал в ресторанах, вечерами пропадал в клубах, покупал себе дорогие вещи, мне были доступны все развлечения… Но, как только я покинул этот бизнес, все мое «богатство» куда-то очень быстро испарилось, как морок, как наваждение. Все мои «достаток», «уровень жизни» и «статусность» оказались не более чем фанерными декорациями к пьесе про человеческую глупость и жадность. Но, как только спектакль закончился, «декорации» перестали что-либо значить и превратились в ничто.

Мне пришлось все начинать заново с чистого листа. Я сменил место жительства, поменял, как мне тогда казалось, образ жизни. Женился. И, как мог, пытался вытянуть себя из болота — как барон Мюнхаузен, ухватив себя за волосы. Но оказалось, что самому это невозможно сделать и не только по физическим причинам, но и потому, что болотная грязь пропитала меня изнутри. Я ненавидел это болото, ненавидел себя за слабость, ненавидел все, и пытался погасить огонь этой ненависти бытовым пьянством.

Тогда-то я и встретил своего зубастого ангела, который мог бы с легкостью откусить мне всю ногу, но оставил лишь крохотную отметину на бедре. Просто, чтобы я понял, куда мне надо идти.

Но для осознания себя самого было мало просто протрезветь.

Я решил бросить курить. Курил я давно и довольно много: две-три пачки сигарет в день. И я зашел, впервые за много лет, в первый попавшийся храм (помнится, это был старый храм у метро «Сокол»), поставил свечку и стал просить Бога помочь мне в этом: Господи, если Ты слышишь меня и неравнодушен ко мне, то помоги, а?

И я довольно быстро бросил курить с Божьей помощью.

Потом Господь дал мне знак. Мы стояли в глухой автомобильной пробке. Раздражение росло как ком, мы с женой переругались насмерть, вспомнив все старые обиды. Обида, отчаяние, гнев, ярость — все это превратилось в раскаленный поток бешенства, который уже был готов захлестнуть меня с головой и окончательно лишить рассудка, когда в висках стучит лишь одно желание — уничтожить всех, кто тебя раздражает, раздавить собственными руками. Кажется, на языке судебного протокола это называется «состоянием аффекта», когда человек сам не соображает, что он творит. Отчаянно пытаясь зацепиться хотя бы пальчиком и не соскользнуть в болото, я обратился с молитвой к Богу и шепотом прочитал молитву «Отче наш». Кажется, это был первый раз, когда я прочитал ее без запинки и заминки.

И тут же на меня опустилась — я даже не знаю, как это назвать — волна «вселенского спокойствия». Я ощутил состояние полного и безграничного покоя и гармонии, чувство неземного блаженства. Испарились все обиды и страхи, даже гигантская пробка исчезла сама собой, стихли все скандалы, а я молчал, потрясенный новым ощущением, словно боялся случайными словами расплескать себя.

После этого понял, что уже невозможно жить, как прежде, как будто бы ничего не произошло.

Но это легко сказать. Неразрешимые, как мне тогда казалось, вопросы не давали мне покоя. Прийти к Богу? Хорошо, я не против, думал я, но как практически это сделать? Почитать Библию? Выучить пару молитв? Прийти снова в церковь и поставить свечку? Поговорить с батюшкой? Но как-то непривычно было откровенничать с совершенно незнакомым человеком, который к тому же вовсе не обрадован необходимостью слушать твои излияния.

И тут я вспомнил, как мои друзья зазывали меня на открытые встречи к отцу Георгию Кочеткову, который меня совершенно не впечатлил: как-то все казалось слишком заумным. Я даже тогда попытался отговорить друзей от оглашения, но они примером своей христианской жизни заставили меня задуматься: может быть, это как раз я сам чего-то не понимаю в христианстве? Тогда я решился обратиться напрямую к Господу: «Хорошо, Господи, если Ты так хочешь, то я пойду на это оглашение к этому Кочеткову».

На следующий день мне позвонил мой друг и предложил пойти на огласительную встречу.

Я почему-то уже не удивился.

В.

Выбор есть у всех, и свой выбор я должен сделать сам

На оглашение я попал около года назад. До этого о Боге не задумывался. Теперь же, оглядываясь на прошлую жизнь, понимаю, что Он всегда был рядом. В любой жизненной ситуации мне давался правильный ответ, но, даже поступая наоборот, по-своему, со временем я убеждался в правильности подсказанного.

Всю юность меня не покидало чувство: вот-вот что-то произойдет, и тогда я заживу счастливо… женюсь, дети, хобби, любимая работа.

Когда родители стали посещать огласительные встречи, у меня появились вопросы и сомнения. Зачем нам Бог и все это? Совсем незнакомые люди регулярно заполняют весь наш дом[5]. Но они так искренне мне улыбались, что я задумался. Через некоторое время я начал ощущать качественные изменения в жизни родителей. И в какой-то момент пришел к внутреннему убеждению, что родители правы, в глобальном смысле… всегда. С высоты лет. На протяжении всего моего сознательного возраста они были правы.

Чтобы разобраться с мыслями и принять собственное решение я пошел на открытые встречи. На них я впервые задался многими вопросами… Кто я? Каково мое предназначение? Как выстроить мои отношения с людьми?

Я принял решение о продолжении пути. Когда я поделился этой новостью с любимой девушкой, то после непродолжительных споров меня поставили перед выбором: я или Бог? А еще через два дня на дне рождения общего друга, уже не разговаривая друг с другом, мы сели в одну машину. Нас обещали довезти до дома. Я спал, и не почувствовал, как на полном ходу в нашу машину врезался КамАЗ, с той стороны, где сидел я. У моей подруги вывих челюсти и плеча. Водитель сломал ребра. У всех сотрясение мозга. Его жена, сидящая рядом, в коме, начала дышать самостоятельно только на семнадцатые сутки. А я, сидящий за ней, получил рассечение брови… Помню те дни как в тумане. Я лежу и смотрю в потолок… день… два… пять… Приходят люди, что-то говорят, сопереживают… Врачи пытаются меня лечить. А я лежу и понимаю, что выше этажом — реанимация. И там лежит жена друга под аппаратом искусственного дыхания. И у врачей неутешительные прогнозы. И она уже, возможно, не очнется. А дома остался маленький ребенок. И мне страшно… Пришла мама и говорила со мной о Боге. О чем именно мы тогда говорили, я не помню… но я начал читать Евангелие в переводе С. С. Аверинцева[6].

Выйдя из больницы, я понял, что выбор есть у всех. И свой выбор я должен сделать сам. Подруга отчаянно боролась за меня, водила к священникам, чтобы они наставили меня на путь истинный… Во время оглашения я не раз убеждался в правильности своего решения. Хотя пожертвовать пришлось многим и было трудно, сейчас я понимаю, что жертвовал меньшим ради большего.

Р.

Найти свое призвание

О том, что Бог есть и что я — христианка, я знала с детства. Родители частенько оставляли меня ночевать у верующей бабушки. Благодаря ей я узнала библейскую историю и выучила некоторые молитвы. Благодаря ей же я многие годы не хотела слышать о Боге и о церкви. Всему виной были изнурительные походы в храм, где она заставляла меня, шестилетнего ребенка, выстаивать всю службу по стойке смирно. Как сейчас помню бесконечный лес ног вокруг меня и роспись на потолке храма. Нужно ли говорить, что после этого мысль просто зайти в церковь для меня была недопустима в течение многих лет. Тем более что было множество важных задач: хорошо окончить школу, поступить в институт. Жизнь проходила под знаменами: «Знания — это единственное, чего никто не отнимет» и «Учись, и все у тебя будет».

Когда школа и два института остались позади, а обещанного благополучия и счастья не наступило, встал вопрос о смысле жизни. Честно говоря, жить мне никогда не нравилось и не особо хотелось. Ведь я ни дня не занималась тем, что мне было по душе. Словно ослик я шла за морковкой — мечтой о самостоятельной благополучной жизни. И вдруг морковка исчезла. Перспектива всю оставшуюся жизнь просыпаться через «не хочу», ходить на работу, иметь дело с неприятными людьми, копить и экономить, болеть и лечиться, стареть и умирать, вызывала депрессию. Нужна была веская причина, чтобы жить. Ни семья, ни дети, ни карьера в качестве смысла жизни мне не подходили. Необходимо было что-то более существенное.

К тому времени воцерковилась моя мама. Как и когда конкретно это произошло, я не знаю. Ведь я была занята учебой и ничего кроме этого не видела. Помню только, что каждую субботу мама спрашивала, пойду ли я с ней завтра в храм. Надо отдать маме должное, она никогда не давила, не пугала, не угрожала Страшным судом. И в один прекрасный день, я сказала, что пойду в храм. Этот прекрасный день оказался Прощеным Воскресеньем. После литургии батюшка сказал проповедь о важности грядущего Великого Поста. Проповедь меня тронула, и я просто не смогла не поститься. Параллельно я проанализировала свою жизнь и сделала вывод, что я вообще-то все заповеди соблюдаю, кроме заповеди о субботе. Следовательно, для полного совершенства мне нужно ходить каждое воскресенье в храм. И я начала ходить. Каждое воскресенье я ходила и выстаивала литургию для галочки. Как только закрывали Царские врата, я вылетала из храма, словно пробка из бутылки. Так продолжалось полтора года.

Моя жизнь кардинально изменилась после венчания моих родителей. Все началось с того, что на меня обрушились неприятности: тяжелая болезнь и больница, расставание с близким человеком, увольнение с работы, сильнейший конфликт с родителями. Я не могла больше все это терпеть, нужно было срочно что-то менять. На выходное пособие с работы я сняла квартиру в Подмосковье и купила билет в Крым. Там в Бахчисарайском монастыре произошла моя встреча с Богом. Он оказался не мстительным деспотом, требующим поклонения и жертв, а Отцом, которому от меня абсолютно ничего кроме любви не нужно. Вернулась я другим человеком. Все вредные привычки меня оставили, я даже телевизор не могла смотреть. Вместо этого я полюбила службы, молитвы, чтение, тишину. Три года я жила между небом и землей. Это было самое счастливое время в моей жизни.

А потом начался обратный процесс, я поняла, что «расцерковляюсь», что молиться, поститься и ходить в храм недостаточно, что что-то главное уходит, как будто данный ранее талант отнимается как не приумноженный. Помню, как батюшка на мои сетования на уныние и нелюбовь к людям, сказал, что мне нужно общение, а я «варюсь в собственном соку», что духовная жизнь — это хождение по наклонной плоскости:

если останавливаешься, то не стоишь на месте, а скатываешься вниз. И я начала искать общения с единомышленниками, но ни православный молодежный хор, ни православные молодежные паломничества не давали мне искомого. И вот в паломничестве на Святую Землю я познакомилась с женщиной, жизнерадостность и открытость которой я не могла не заметить. Она рассказала мне про общинно-братскую жизнь[7], про то, что действительно можно обрести братьев и сестер во Христе, найти своё место в Церкви, испытывать радость от общения с людьми. Именно это и стало первоначальной целью моего оглашения. А далее, в процессе оглашения, я осознала нехватку знаний о том, во что я собственно верю.

Пока я не нашла своего места в Церкви, я не знала, зачем Бог привел меня в этот мир и для чего так бережно хранит. Но наконец-то я обрела смысл своего существования: найти свое призвание и «послужить Господу Богу моему с усердием».

Л.

Самое правильное, что мне приходилось делать в жизни

Мой путь к Богу и в Церковь не был долгим и был вообще случайным, но каким-то глубоким, наполненным смысла. В общем, в жизни такого еще никогда не было.

А жизнь моя была бурной (с точки зрения светского человека). Причем вся бурность случилась в последние годы, начиная со старших классов. Первые настоящие и не очень подруги, первая любовь, первые ночные прогулки… И как следствие, сигареты, спиртное… Удивительно, несмотря на воспитание, которое дала мне мама (музыкальная школа, спортивная школа, музеи, театры, книги, искусство), я просто растворилась в этой грязи. Особенно после поступления в университет.

Пять лет бесконечного веселья, ежедневного (вернее еженощного), сейчас понимаю, что в эту грязь я неслась стремительно, как «курьерский поезд под откос», но Бог уберег меня от поистине страшных вещей. Я имею в виду аборты, наркотики и даже смерть. Во всем этом даже случилось два положительных момента. Встреча с двумя дорогими мне людьми: лучшей подругой Марией и моим мужем. Причем, что самое неприятное, я никогда не питала иллюзий и всегда знала, что моя жизнь греховна. Я точно знала, что все это грех, грех тяжелый и что настанет момент, когда я пойду к Богу и надо будет как-то отвечать за все это. Но «удачно» запихивала свою совесть подальше и шла на очередной кутеж. Утром было стыдно, противно, а вечером опять кутеж.

Я тешила себя тем, что это на время учебы, ведь на то и студенчество, чтобы погулять, повеселиться. Вот закончим институт, и начнется новая жизнь.

В 2006 г. мы с мужем закончили институт и переехали в Москву. И тут меня постигло большое разочарование, оказалось, что тот смысл жизни, который я себе рисовала (получение образования, работа и зарабатывание денег), в общем смыслом не является. Начала искать… Изотерика, Крайон, Синельников, маги и гуру… все не то. И я решила, что со смыслом разберемся позже, а сейчас надо заработать как можно больше денег! Купить машину, одеться, обуться во все дорогое… И понеслось… деньги, деньги, деньги. Я стала зависима от количества денег в кошельке. Есть деньги — настроение отличное, нет — я становилась злой, раздражительной, впадала в уныние… В это время мама пошла на оглашение, мы всей семьей покрутили пальцем возле виска, про себя решив, что в принципе пусть мается дурью, лишь бы в монастырь не ушла. И опять деньги, деньги, деньги. Наша цель — машина — стала приближаться к нам (или мы к ней), и в ноябре 2008 г. мы наконец сели за руль! Тогда же осуществился еще один пунктик нашего плана (именно пунктик) — мы забеременели. Правда, произошло еще что-то — тогда же, в ноябре 2008 г., но тогда это не имело для меня никакого значения.

Как-то перед выходными позвонила мама и предложила сходить на Открытые встречи в СФИ[8]. Мы с Машей улыбнулись, почему бы не сходить, ничего интересного наверняка не услышим, зато погуляем по Чистым прудам, с мамой встретимся, поболтаем. В общем, проведем день культурно, не все же пиво пить. Муж отказался составить нам компанию. Поехали, погуляли, кофе попили, с мамой поболтали и пошли на встречу. Увидели «того самого» батюшку, о котором мама много рассказывала и книжку которого я читала. Ничего не поняли из происходящего, устали и немного разозлились на маму, что пригласила нас на такое непонятное собрание. А тут она еще говорит, если батюшка будет группу набирать, идите обязательно. Еще только не хватало: пойти в какую-то группу… Но когда ехала домой, в душе было ощущение, что это, пожалуй, самое правильное, что мне приходилось в жизни делать. Не знаю почему, но на следующую встречу мы опять поехали. Из-за отсутствия трамвая и искушения свалить домой, на встречу мы опоздали, заходим, смущаемся, а нас приветливо встречают.

Началось собеседование[9]. Как я сейчас понимаю, тогда мир, лежащий во зле, за нас уцепился всеми силами. У нас на следующий день переезд назначен, машина придет рано утром. Жили мы тогда в Бусиново, в 23.00 маршрутки от мет ро перестают ходить, время уже к 23-м, а наша очередь никак не подойдет, да еще подходят люди и просят их пропустить. Сидим, злимся, ругаемся и думаем, зачем нам это надо. Но сидим! Звоню маме, фыркаю, хамлю, но сижу. Не знаю, почему мы не ушли. Домой ехали вприпрыжку, голодные, в час ночи, муж испереживался. Но в душе опять это чувство, что сделала что-то правильное. К слову, у метро нас ждала маршрутка, вещи мы успели собрать и благополучно пере ехали. Потом уже поняли, что оказались в группе оглашаемых. Все как-то не осмысленно произошло… только в душе ощущение правильности.

Близился Новый год, подарки, получили машину… все закрутилось… В те дни, несмотря на то, что все было хорошо, и заработать удалось немало, и машину приобрели, и забеременела, вроде появилась перспектива найти-таки смысл жизни (это я об оглашении), да-да, именно в таком порядке, деньги, машина, ребенок и… Бог, на душе как-то пусто было и какое то ощущение беды…

31 декабря сходили на новогодний молебен, и такое началось… Всю новогоднюю ночь я со всеми ругалась, меня просто выворачивало… Потом опять пришло чувство пустоты и беды…

2 января мы попали в ДТП. В солнечный день, трезвые (из-за беременности не пили ни я, ни муж), не заметили светофор и стали виновниками ДТП. Машины разбили, но никто не пострадал. Стою тогда на перекрестке, плачу и думаю, ну и ладно, зато на оглашение не пойду. Вечером звоню Л., она говорит: обязательно приходи. Злюсь на нее и иду. И моя жизнь меняется.

Далее 8 месяцев слез, сомнений, искушений, полного переосмысления всего, что в моей жизни было главным. 8 месяцев страха, сомнений, искушений и открытий, как абсолютно посторонние люди могут искренне заботиться о тебе.

В это время я в первую очередь училась доверять Богу, каждый раз убеждаясь, что он не подведет, и все равно каждый раз сомневаясь.

Подводя итог перед следующим Новым годом, я опять выстроила цепочку, но выглядит она теперь так: Бог, Церковь, семья, потом машина (которую мы, кстати, восстановили) и прочие вещи. И самое главное: у меня впереди жизнь!

Д.

Самый темный час — перед рассветом

Первые мои воспоминания о Боге уходят далеко в детство… Помню, как мы частенько сидели с бабушкой во дворе и смотрели на облака. Я спрашивала: а что там, за облаками? Она отвечала: там Бог… А кто это, Бог? Как он выглядит? Что он делает? Она рассказывала, что у Бога нет внешности, что Он велик, если я буду вести себя хорошо и не буду грешить, Бог разрешит мне прилететь к нему в рай. Подробные иллюстрации ада и рая я могла посмотреть в художественных альбомах, которые в достаточном количестве обитали в нашей домашней библиотеке. Трагическая история изгнания из рая от Мазаччо, величественные фрески Микеланджело, ужасающие полотна Босха — все это не могло не впечатлить отзывчивую детскую душу…

Позже у кого-то в гостях я наткнулась на красочное издание — «Детскую Библию» с очень яркими иллюстрациями. Наверное, я не видела более красивой книги для детей. В восторге я листала ее и рассматривала картинки, не имея времени прочитать текст за пару часов, что мы были в гостях. Я очень хотела, чтобы мне подарили такую Библию. Но в то время вообще было сложно что-либо достать, тем более по невнятному моему объяснению: «Очень красивая книга в голубой обложке». Вдруг, спустя некоторое время, эта книга каким-то чудом появилась у нас дома (я, признаюсь, уже и забыла о ней): просто в один прекрасный день я увидела на одной из книжных полок заветную голубую обложку. Я в восторге прочитала ее всю, и не один раз! Больше всего мне понравилась «приключенческая» история с «хеппи-эндом» про Иосифа, его недобрых братьев, справедливого фараона и толкование снов. Особенно удались иллюстратору «цветные одежды»! Мне была почти понятна зависть братьев…

Росла я в мусульманском городе Ташкенте, в татарской семье. С детства, присутствуя на больших семейных застольях (в семьях, где были живы совсем древние старики), я была свидетелем молитвы ду’а: самый старший из собравшихся читал некоторые аяты из Корана, а затем все присутствующие проводили ладонями по лицу, как будто умываясь. Играя на улице со сверстниками — «узбечатами», я участвовала в другом ритуале: заслышав муэдзина, созывающего на намаз с минарета ближайшей мечети, мы все бросали свои важнейшие дела — выдавливание сока из вишен и тутовника, прерывали игру в мяч или прятки и садились на корточки или на землю! Как только мулла заканчивал свой азан, мы, как ни в чем ни бывало, вскакивали и продолжали играть. И так это все было правильно, так гармонично! Я до сих пор ассоциирую эту прекрасную песнь муэдзина с запахом вишневого сока, теплом асфальта и детской непосредственной покорностью и любовью к Богу.

Когда мне исполнилось десять лет, мы с мамой в поисках лучшей жизни переехали из огромного дома с черешневым садом в Ташкенте в съемную квартиру в московской «хрущевке». Именно тогда я впервые побывала в православном храме. Это был Храм Рождества Пресвятой Богородицы в Крылатском. Уютная церквушка нежно-голубого цвета примостилась на одном из Крылатских холмов, у подножия которого бьет чистейший родник. Мы с мамой ходили к роднику за водой и один раз решили зайти в церковь. Как же там было здорово! Тишина и полумрак подчеркивали важность икон на стенах. Играющее пламя свечей, умиротворяющий аромат ладана, молчаливые люди, стоящие перед иконами (они как будто знали какие-то важные тайны, которых не знала я) — все это казалось таким нужным, важным, правильным… Я стояла ошарашенная, со слезами на глазах посреди зала, смотрела на потрясающе красивые фрески и понимала, что хочу здесь остаться навсегда… Хочу быть христианкой и узнать важные тайны, хочу ставить свечки, осенять себя крестным знамением и, конечно же, за все это попасть в рай…

В последующие годы череда финансовых потерь и неудач сделали домашнюю атмосферу непригодной для проживания, в душах у всех нас поселилась взаимная неприязнь. Мы сдались, сломались, ведь ненавидеть и обвинять друг друга, искать виноватого намного проще, чем попытаться поддержать друг друга своим теплом…

Когда я стала старше, мысли о Боге покинули меня, при шли нелепые грехи молодости, их было так много, что они буквально растворили то светлое, что было когда-то в детской душе. Это не мешало мне надеяться на «чудо», поэтому, когда я однажды (мне было лет 14) нашла на лестнице в подъезде брелок в форме крестика, то немедленно объявила его для себя чудесным талисманом, посланным свыше, и стала прятать его под подушкой, а потом таскать во внутреннем кармане кошелька (он до сих пор живет у меня в кошельке).

Серьезная занятость собственной праздностью не позволила мне поступить в университет после окончания школы (я поступила «автоматом» в МАТИ, но учиться там не пожелала). Стараясь вытащить чадо из болота безделья, моя мама, имевшая кандидатскую степень по экономике и на тот момент преподававшая эту науку в Исламском колледже, записала меня на так называемое «исламское оглашение». Мы изучали арабский язык, читали и учили суры из Корана, проходили фикх — свод норм и правил верного мусульманина, слушали всякие интересные байки и присказки про джиннов. В перерывах между парами читали намаз прямо в аудитории. Из этого обучения, которое должно было длиться два года, я запомнила две вещи: суру Аль Фатиха наизусть и то, что пряди волос не должны выбиваться из-под платка, а то устаз (учитель) сделает замечание и выговор при всей группе. Пожалуй, еще то, что летом в хиджабе действительно жарко!

В следующем сентябре моя жизнь правоверной мусульманки закончилась. Еще несколько раз я бывала в Мемориальной мечети на Поклонной горе, ходила на уроки татарского языка. Помню, как меня поражала белизна стен и всего внутреннего убранства… Красиво… Но безлико. Что, разумеется, логично для ислама, который отрицает какую-либо проекцию от Божественного к личности.

Дальнейшие несколько лет (с 17 до 21) я мало думала о Боге… И очень много грешила. Но все-таки думала. У меня даже выработалась своего рода ассоциативная молитва. Когда я видела что-то красивое: храм, архитектурный элемент, причудливое творение природы или даже парные числа на часах, я произносила про себя «экстренную» молитву, состоящую из трех частей: благодарность за то, что все-таки что-то до сих пор имею («Спасибо тебе, Господи»), просьба о прощении за мои грехи («Прости меня») и просьба о чем-нибудь («Пусть…»). Я могла вспомнить о Боге даже несколько раз за день, если бывала в центре Москвы (все же памятники архитектуры).

Надо сказать, что эта придуманная мною молитва работала… Иначе кажется просто невероятным, что я осталась в живых после того количества передряг, в которые попадала по собственной вине. Я тогда шутила, что моему ангелу-хранителю вовремя платят зарплату. Сейчас мне очень стыдно перед этим ангелом… Ведь у него была поистине каторжная работа. Хочется подарить ему заслуженный отпуск.

Своеобразное сближение с церковью случилось у меня чуть позже, года в 22–23, когда начался новый виток моего собственноручно сотворенного ада. Научить меня «православию» пытался один своеобразный человек. Он мог страшно разгневаться, если выбросишь скорлупу от пасхального яичка или целлофан от кулича в помойное ведро (он все собирал и сжигал на даче), но при этом лгал, блудил, подличал и поднимал руку на женщин. С пеной у рта этот православный христианин доказывал мне истинность сошествия Благодатного огня, ревностно выстаивал всенощные, держал все посты, но не мог дать ни одного вразумительного ответа на вопросы «почему?» «как?» «откуда?». Все его попытки воцерковить меня не привели ни к чему, кроме раздражения, обиды, злости и моей убежденности, что «православие головного мозга» — болезнь разрушительная. Но все равно я благодарна ему за попытки привести меня к вере. Он даже познакомил меня с очень хорошим батюшкой.

Вообще все в жизни происходит неспроста. Череда ужасных, черных дней (как следствие множества грехов) закончилась глубочайшей ямой безысходности. Я осталась одна — без друзей, без работы, без учебы, без жилья, без смысла жизни. Но как говорится, самый темный час — перед рассветом, и не будь так темно, не увидела бы я робкий светлый лучик надежды, который по тоненькой дорожке вывел меня из этого ада.

Все стало налаживаться, жизнь обрела смысл, я снова увидела свет вокруг, узнала, что доброта может быть бескорыстной, что любовь может быть не эгоистичной… Путь стал таким светлым и широким, что иногда становилось страшно — не может быть, чтобы так просто, там ждет тупик и страдания! Но все было на удивление хорошо. Все двери открывались.

Я говорила Господу слова благодарности за новую счастливую жизнь, но как-то между делом, впопыхах…

Родился сын, которого мы с мужем решили обязательно крестить. Крещение — важное событие, и я непременно хотела присутствовать при этом. Но было одно препятствие — я сама не была крещена. Ну что ж, можно креститься самой, а потом крестить ребенка, думала я, и мы стали подыскивать подходящий храм. Ничего кроме пафосного голубого Храма Живоначальной Троицы на Борисовских прудах, который был виден из наших окон, я в этом районе не знала. Надо отметить, что жили мы, хоть и временно, но поистине в райских условиях — в хорошем районе, в шикарной квартире. Моя знакомая и будущий поручитель тетя Ира на мою просьбу посоветовать какой-нибудь симпатичный храм в окрестностях, заявила, что «просто так сейчас не крестят», и что мы обязательно сначала должны посетить какие-то там «открытые встречи», и что их будет вроде бы всего три.

Это было мудро, ведь знай я заранее, что оглашение займет почти два года, я бы и ходить никуда не стала, заплатила бы деньги и окрестилась в красивеньком голубом храме на Борисовских прудах. Но теперь не жалею.

И.

Идти можно только вперед

С раннего детства в моей жизни происходили события, которые свидетельствовали о жизненной необходимости для человека верить в Бога и жить по вере в Бога. То, что Бог есть и что Иисус Христос — Сын Божий, я приняла как факт и никогда не подвергала сомнению.

Мне было 8 лет, когда в пионерском лагере произошло мое первое знакомство с Богом. Увлеченные игрой, мы с ребятами и девочками из отряда отдалились от игровой площадки и оказались на полянке. Там, залитые солнцем, стояли стол и лавочка, на которой отдыхала бабулечка, прежде мы ее никогда не встречали. Разговор завязался легко, она рассказала нам о Боге, как через молитву своими словами можно общаться с Ним, что важно молиться каждый день, быть милосердными и внимательными к окружающим, тогда Бог будет радоваться и помогать в жизни. Молиться оказалось очень просто и радостно. Я молилась и за спасение бездомного человека, и за радость и мир во всем мире, и с просьбой получить нечаянную пятерку за контрольную работу, когда уроки не выучила, и чтобы мама дома не ругала.

В 8-м классе произошло мое первое знакомство с православной церковью. Около четырех месяцев мне пришлось жить в семье верующих. Каждое воскресенье к 6.30 утра мы ходили в церковь на утреннюю службу. Завораживало ощущение пребывания в собрании людей, объединенных одной молитвой, красивые иконы, тепло и свет, исходящие от свечей.

В то же время появилось ощущение непонимания, что есть Бог и каково предназначение человека на земле, что значит верить в Бога и как жить с этой верой в современном мире. Появился страх. Было страшно думать о крещении, так как возникло понимание серьезной ответственности перед Богом. В своем окружении я не видела людей, которые могли бы послужить мне заразительным примером современного христианина. Наблюдая за жизнью верующих людей, я замечала серьезную нестыковку между их словами и делами. Казалось, что-то мешает людям применять закон Божий в простых житейских ситуациях. Да и саму православную церковь в то время очень ругали. Ходило много слухов о нечистых на руку священниках, о стремлении церкви к власти и участии в большой политике.

Были и внешние факторы: долгие службы, которые надо стоять на ногах, язык службы не понятен, себя жалко, хочется погрузиться в свои мысли, проблемы, печали и предстоящие радости.

Через 2 года я стала учиться в католической школе в Англии.

За время учебы в ней стало вполне естественным прочитать короткую молитву и перекреститься перед едой в окружении одноклассников или проделать все это в кафе, за пределами школы, или придти помолиться в часовню по необходимости. Благодаря католической школе я перестала испытывать страх перед принятием крещения, приобщением к Богу, церкви.

Жизнь в школе была очень бурной и оказалась весьма светской. Страсти кипели и бурлили. Не хватало целостности. Слова расходились с делами. В целом было как-то не до веры.

Дальнейшие 13 лет жизни были очень насыщенными, особенно событиями, которые сильно разрушили меня и разорили мой внутренний мир. Удивительно, что было плохо не только мне, но страдали и мои близкие люди.

Когда я обнаружила себя на дне, пришла на помощь молитва, спасительная молитва о надежде на спасение, на исправление пути, исцеление. А еще просила, чтобы появились люди, за которыми хотелось бы тянуться к свету, любви, правде, знаниям и целостности — к Богу.

Через какое-то время мне предложили пройти оглашение. Стыдно признаться, что и здесь я дала волю страхам и сомнениям: надо ли креститься, а может быть, обойдется? Опять наступали моменты полной беспомощности, слабости, подавленности, и тогда я явственно ощущала, что теперь уже нужно идти только вперед. Назад — дорога к окончательной смерти.

В.

Господь вошел в мою жизнь и изменил меня, наполнив Своей беспредельной любовью

Я родился 23 мая 1987 г. в Степанакерте, столице Нагорно-Карабахской республики, в нерелигиозной семье. После вооруженного конфликта с Азербайджаном в 1993 г. семья переехала в Россию в статусе беженцев и обосновалась в Ярославской области.

Первое соприкосновение с миром веры у меня произошло примерно в возрасте 13 лет. Я увлекся индуизмом, начитавшись книг небезызвестного основателя всемирного движения сознания Кришны Шрилы Прабхупады. Впервые я стал задумываться о смысле жизни; меня поразила мысль, что человек, не стремящийся к познанию Бога, жизни вечной, по сути, ничем не отличается от своих бессловесных «братьев меньших». Я молился Кришне, выучивал наизусть мантры на санскрите (в русской транскрипции), был сам себе кришнаитом, не принадлежа ни к какой религиозной организации или группе.

Летом 2003 г., второй раз подряд, я полетел в Ереван, чтобы продолжить учиться игре на дудуке и зурне. И здесь Истинный Бог «поймал» меня. С помощью религиозно-научных программ (преимущественно протестантских) я убедился в подлинности существования исторического Иисуса Христа и частично принял мысль, что это не просто человек, не просто основатель новой религии, учитель нравственности, что Он гораздо больше и выше всех людей. Тогда я попросил свою тетю, у которой гостил, дать мне Евангелие. Открыв наобум пятую главу Евангелия от Матфея, я начал читать, и здесь произошла моя встреча с Живым Христом. Я неожиданно услышал прекрасный голос, говоривший внутри меня слова Нагорной проповеди, это подлинно был Голос Иисуса, я ощутил такую доселе небывалую радость, что, помню, весь дрожал, каждая клеточка моего тела ликовала. Никогда прежде я не слышал этого Голоса, но услышав, узнал Его. Господь вошел в мою жизнь и изменил меня. Будучи еще кришнаитом, я не мог справиться с гневом, злобой, нестабильностью чувств и желаний (это был как раз переходный возраст), а Господь Своим присутствием, самим Своим явлением переродил меня, сделал новым человеком, наполнил Своей беспредельной любовью. Я чувствовал эту любовь в отношении к окружающим меня людям, и к тем, кого ненавидел, с кем был во вражде.

Крестился я в Православной церкви 4 апреля 2004 г., перед этим почти полгода по инициативе священника (впоследствии моего духовника) отца Вадима и под его руководством прошел оглашение в воскресной школе. Тут я впервые по знакомился с такими авторами как митр. Антоний Сурожский, свт. Игнатий Брянчанинов, свт. Феофан Затворник, иером. Серафим Роуз. В том же году я поступил в открывшуюся в с. Варницы (районе города Ростова Великого) гимназию преп. Сергия Радонежского (тогда я закончил всего 9 классов школы). Здесь я впервые столкнулся с церковной реальностью во всем ее разнообразии, и меня занесло в сторону крайнего аскетизма, обрядоверия, законничества и ложной мистики (везде мерещились бесы и их козни). Господь вывел меня из этой опасной неофитской крайности через нашего старшего воспитателя и преподавателя Игоря Николаевича (он в свое время проходил оглашение в Преображенском братстве). Благодаря ему я узнал об о. Георгии Кочеткове и Преображенском братстве. А потом мы небольшим отрядом гимназистов поехали по святым местам Москвы. В Москве мы попали на встречу с о. Георгием.

В 2006 г., закончив 11 класс гимназии, по совету Игоря Николаевича и по собственному решению я не пошел в семинарию, а подал документы в ПСТГУ[10]. Всю жизнь буду благодарен нашему университету в первую очередь за прекрасных преподавателей и друзей, которые вдохновляли меня своей живой верой во Христа. Особенно хорошо это получалось у декана миссионерского факультета о. Николая Соколова. Но, несмотря на эти положительные примеры, именно в процессе учебы в ПСТГУ я еще больше разочаровывался в жизни церкви, так как узнал о ней многое и не мог состыковать нынешнее церковное бытие с принципами общинности и царственного служения всех верных. Вследствие этого я не видел своего места в церкви, не видел (и пока не вижу) себя священником. Эту горькую правду я осознал на втором курсе. Я был убежден, что без евангельской первохристианской общинной жизни, без систематической катехизации церковь перестает соответствовать самой себе. Это я чувствовал на собственном опыте церковного одиночества, так как имел и противоположный опыт в Варницах, когда мы с группой единодушных ребят читали вместе каждый день Писание и готовились совместно к причастию на каждой литургии.

В 2011 г. я окончил университет, а диплом защитил лишь в 2012-м. В этом промежутке я был в активном поиске служения. Я знал, что есть Преображенское братство, и хотел возобновить с ним связи, но это никак не удавалось, пока однажды я не попал по приглашению прихожанки нашего подворья на молодежную гостиную[11]. Затем я пришел на взрослое оглашение. Верю и надеюсь, что Господь направляет меня через оглашение на путь обретения своего призвания: нести свет Его Евангелия всем людям.

С.

В храме я приобщился к божественной Свободе

Осознание встречи с Богом пришло намного позже, чем она совершилась. Первые искры появились, когда мне было 14 лет. Тогда моя мама пришла к Богу и начала молиться за меня, высылала иконы, писала молитвы (я тогда жил в другом городе с двоюродным братом). Перед сном я иногда читал «Отче наш…», при этом отнекиваясь, когда брат спрашивал о шепоте, не молитва ли это. Он добавил еще, что сам молится иногда, и это ему помогает. В то же время я несколько раз заходил в часовню, ставил свечи. Однажды, когда денег не было, а есть было нечего, я пошел на улицу, чтобы отобрать сумку у какой-нибудь женщины и даже шел за одной — помню, как она оборачивалась. Я тогда не решился на это.

Я вернулся в родной город в 2002 году. Мама очень много времени проводила в храме, дома были иконы и книги. Иногда мы с мамой говорили на темы веры, я порой задавал вопросы, скорее всего тогда начало формироваться понятие греха — чего-то, что делать нельзя.

В один Новый год меня поразило, что сидеть за столом можно со свечами, тихой музыкой и просто разговаривать. Я не знал этого раньше, и это для меня тоже стало каким-то шагом к Господу. Я бы поставил тогда тех людей на Фаворе рядом с Христом — как тех, кто этим действием подвинул меня ближе к Нему.

Затем, уже весной 2004 г. я стал говорить с друзьями о православии за бутылкой пива. А в мае начал заходить в храм. Мама (она поставила меня на путь жизни своей молитвой) звала побыть на службе, поставить свечи, написать записки. Там я и приобщился к божественной свободе. Господь, когда я однажды вышел из храма после службы, дал мне почувствовать полную независимость от курения, полную свободу, которой я тогда не знал, как распоряжаться (окончательно бросил курить я только через полтора года). Я стоял в храме на службе, и мне хотелось скорее удрать оттуда (что я и делал, остро чувствуя укоры совести), но с другой стороны — очень хотелось быть там. Однажды, идя из храма, я поднимался по длинной металлической лестнице и, взглянув в небо, увидел его необычным, преображенным. Это были мои первые, самые яркие встречи с Господом, «первая любовь». Потом я убежал от старой жизни в армию, где постился и молился в меру своего понимания, а когда мама мне написала, что в городе, рядом с которым я служил, есть семинария и меня туда благословляют поступать, я даже не раздумывал, хотя и не понимал, что это такое.

Таков был мой путь к Богу и в Церковь, к которой я приобщился и которая особо чувствовалась в некоторые моменты жизни, например, в монастыре. Меня поражала тогда сила любви, действующая в нем, или в молитве с одним верующим священником (мы читали монашеское правило, а там в молитве перед акафистом есть очень красивые слова о Горнем Иерусалиме — я тогда понял, что другого не надо).

Теперь о людях, в общении с которыми мы осуществляем Церковь Христову. Мама дала мне возможность первого шага. Тот удивительный священник на протяжении нескольких лет исповедовал меня и помогал принять самые сложные решения по воле Божией. Есть и другой священник, с которым мы были знакомы еще по семинарии, очень много сделавший для меня только лишь ради церковного общения. Я не был любим в детстве, поэтому мне сложно поверить в любовь до конца. Но когда он, несмотря на нашу ссору, поехал провожать меня в аэропорт, я чувствовал нечто необычное, силу единства. А по возвращении из этой поездки, проведенной в кругу верующих людей, у меня появились силы не думать о себе, и это даже решило одну из очень важных проблем в семейной жизни. Эту силу самоотдачи я приобрел в общении с Братством[12].

Я не встречал еще людей, которым от тебя ничего не надо, но которые готовы тебе дать именно то, что тебе нужно.

Сейчас для меня церковь совершенно конкретна, ясны слова Христа о двух или трех, собранных во имя Его. К этому надо было прийти. Осталось только быть с теми людьми, которых действительно послал Господь для того, чтобы мы были Его Церковью. Быть верным им, их любви, их открытости, надежде, вере в меня. И всем вместе быть верными Господу, Его любви, Его надежде, доверчивости, вере в нас.

А.

Я благодарен Богу за то, что он «позвал» меня

Мой путь, вероятно, начался с моего рождения, правда, об этом тогда я еще и не подозревал. Моя мама крещеная, папа — убежденный неверующий. Меня крестили в возрасте семи лет, моя крестная — бабушка по отцовской линии (ныне покойная). Понятно, что я не знал ничего, о Боге в нашей семье всегда говорилось загадками. С Богом было связано освящение кулича и яиц на Пасху, а также просмотр по телевизору Пасхальной и Рождественской служб. Я рос, ничего не менялось в моих отношениях с Богом, однако, как я теперь понимаю, меня всегда притягивали храмы, даже в детстве. Однажды я купил в Сергиево-Посадской лавре Библию (с которой я сейчас оглашаюсь), я честно пытался ее прочитать, но не смог, было ничего непонятно. Смотрел в детстве иностранный мультфильм «Супер книга», было интересно, но опять-таки ничего непонятно, и в конечном итоге, я почти ничего не запомнил… При этом я очень бережно относился к своему крещению, берег крестик, ужасно расстраивался, когда он терялся (но он всегда находился). Я воспринимал это как некий знак того, что Бог есть.

Чем старше я становился, тем острее меня мучили вопросы мироздания, цели жизни, возникновения вселенной, жизни на Земле и т. д. Я хотел поступать во второй медицинский, стал углубляться в биологию, микробиологию… Чем больше я узнавал, тем больше возникало вопросов, в конце концов утвердивших меня в мнении, что науке неизвестно, как возникла Вселенная, как возникла жизнь и человек. При всем этом на вопрос, верю ли я в Бога, я сам себе отвечал так: Бог есть, но верить в него я не хочу, потому что наука уже очень многое открыла и откроет еще достаточно много, кроме, возможно, одного: наука не объяснит существование Бога.

Такой парадокс просуществовал в моей голове лет десять или двенадцать. Еще один эпизод сыграл серьезную роль в моей жизни. В академии, где я учился, я влюбился в свою однокурсницу. Сейчас я уже не уверен, была ли это любовь, это была навязчивая идея, какое-то отвратительно-болезненное состояние, которое я никак не мог побороть. Естественно, был алкоголь, много алкоголя, и подобные вещи, ибо цели жизни на тот момент у меня не было, я не знал, куда идти, зачем я живу, ни за кого не нес ответственности, и для полного счастья еще и эта «болезнь». При этом я работал, учился, занимался спортом, имел кучу увлечений, но «болезнь» меня никак не оставляла… И вот, вконец измучившись и понимая, что с этой «болезнью» дальше жить просто невозможно, я с утра перед работой зашел в храм (святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова, который находится в Богословском переулке). Было воскресное утро, чудесная погода, я шел на работу в театр (я тогда работал в МХАТе им. Горького), услышал колокольный звон и сразу понял, что кроме, как к Богу, мне за помощью больше обратиться не к кому… Я пошел в храм, искренне помолился своими словами, попросил излечить меня. Прошло некоторое время, буквально месяц или два, но в один прекрасный день я понял, что здоров. Я очень обрадовался, я был свободен (хотя бы от этого). Но дурные привычки остались и, как это часто бывает, к Богу я не пошел, просто сказал ему спасибо и пошел себе дальше… мимо.

Несмотря ни на что, жизнь немного, как мне кажется, выправилась. Я женился, сменил работу, родил сына, но спустя некоторое время стал опять скатываться в какую-то яму. Мне стыдно об этом вспоминать, но что было, то было… Здесь и случился окончательный поворот, когда Бог руками моей жены подтолкнул меня на оглашение. Если бы я на него не попал, катастрофы в жизни было бы не избежать. Нельзя сказать, что я осознанно пошел на оглашение, скорее это была череда событий, приятных и неприятных, которые привели меня на открытые встречи. Я благодарен Богу за то, что он «позвал» меня, а я так или иначе «откликнулся». Потому что, когда я катился в пропасть, я абсолютно этого не видел и настолько отдалился от Бога, что у меня и в мыслях не было к Нему пойти.

Я до сих пор не могу сказать, что я пришел-таки к Богу, или я все еще иду. Этот путь для меня труден, много искушений, но я намерен идти по нему дальше!

П.

Чтобы вера стала жизнью

Я родился в неверующей семье. В детстве не имел представлений ни о какой религии, по сути обожествлял книжных героев и даже практиковал принесение им жертв. К 14 годам появился интерес к религии и философии. Из любопытства, считая себя неверующим, принял крещение. Также из любопытства читал Библию и убедился в существовании Бога. Полгода жил счастьем Его существования. Потом началась тяжкая борьба за то, чтобы моя вера стала моей жизнью, а не только убеждениями. Начал ходить в храм, помогать в алтаре. Исповедуясь и причащаясь, каждый раз надеялся, что после причастия начнется настоящая христианская жизнь. Этого не происходило. Недоумевая, почему это так, изучал аскетическую литературу, пытаясь практически применить ее в своей жизни. Когда и это не дало результата, начал постепенно погружаться в уныние, а затем и в отчаяние. Духовные наставники, их у меня было несколько, помогали только временно, как некое обезболивающее. Следовать их советам в жизни не получалось.

Жуткая раздвоенность жизни привела к полному отчаянию, бессилию перед грехом и духовной деградации. После безуспешных более чем 20-летних попыток наладить отношения с Богом я оказался в глубокой и безысходной духовной яме. Но Свет Христов проник и туда, на самое дно: я поставил под сомнение те, казалось бы, вполне сложившиеся представления о Боге, о Церкви, о христианской жизни, которые у меня были. Постепенно я стал менять систему православного мировоззрения (крайний фундаментализм), которого придерживался раньше. После беседы с моим приятелем о. Д. я усомнился в том, что прекрасные чувства, которые я испытываю, познаются по их плоду: исправлению жизни по Евангелию. Когда я задумался о том, кто из моих многочисленных православных знакомых живет по Евангелию, я «уперся» в Д. и И. Тогда я стал более пристально присматриваться к Преображенскому братству, к которому когда-то у меня было резко отрицательное, а потом настороженное отношение. Пытаясь разобраться в учении о. Георгия Кочеткова, встречал много такого, что казалось мне ересью. Большое значение имела беседа с Н., прошедшим оглашение в братстве; он предложил мне попытаться судить не по убеждениям, не по идеям, а по духу и по плодам, т. е. по жизни. Я поехал на братскую конференцию и увидел множество людей, которые живут в радости, свободе, любви и в то же время удивительно глубоко и высоко. Мне захотелось стать таким, как эти люди. Я попросил о катехизации, так как увидел в этом единственный для меня выход к Жизни. Я видел и испробовал многое в церкви за 24 года пребывания в ней. Я уверен в Братстве как общности, собранной Христом, и не вижу других возможностей для себя жить с Богом.

Е.

«Сила Божия в немощи совершается»

Моя жизнь — одно сплошное чудо Божьей Любви и Божьей Милости. Благодарность и радость — два состояния, которые почти всегда пребывают со мной. Бог ведет меня к Себе своей невидимой рукой с раннего детства. Я всегда чувствовала, что Он рядом, стараясь жить по Его воле, быть честной и искренней с Ним до конца.

Первый яркий момент на моем пути к Богу и в Церковь был, когда мне было 9 лет. Весенним солнечным днем 1988 г. я шла из школы домой и вдруг поняла, какая я «противная», осознала, что не очень хорошо отношусь к людям, мне даже нравится, когда другим плохо. Например, мой сосед по парте пишет диктант с ошибками, а я вместо того, чтобы подсказать ему, как правильно, сижу и радуюсь. В общем, у меня произошло что-то вроде первого покаяния, и я решила стать хорошей, изменить свое отношение к людям. Каким-то непонятным образом я это связала с церковью и, придя домой, сказала маме: «Хочу креститься в церкви», на что она мне мудро ответила: «Я не могу тебе в этом помочь, потому что сама не крещеная и неверующая, когда вырастешь и сама сможешь взять ответственность за этот шаг, пойдешь и покрестишься». Эти ее слова запали мне в душу, и я определила для себя возраст: 17 лет, после окончания школы.

В начале 90-х годов по телевизору стали показывать христианские мультфильмы по мотивам Библии, которые мне очень нравились. После них протестантский пастор говорил проповедь, слова которой я воспринимала однозначно — Бог зовет меня в Православную церковь. Когда я его слушала, перед глазами стоял православный храм. До сих пор помню, как он учил молиться: в молитве обязательно должны быть 4 элемента: хвала, благодарение, покаяние и прошение.

Именно так я стала молиться своими словами. Ни о каких православных правилах я, к счастью, не слышала.

Большую роль в моем пути к Богу и в Церковь сыграл мой папа — художник В. К. Это удивительный человек. Больше всего меня всегда поражало его отношение к людям. Он всегда и ко всем относился уважительно — будь это начальник, бомж, знаменитый художник или ребенок. В каждом он прежде всего видел человека, причем творческого. Любые творческие проявления он подмечал в людях и помогал их развить. О Боге папа мне с детства рассказывал как о Творце мира. Он учил меня удивляться всему в божьем мире: букашкам, травинкам, цветам, петухам, лошадям, котам, облакам, горам, закатам и рассветам. Я воспринимала мир, как живой удивительный организм. Папа был очень открытый человек, стремился всем помочь, всех одарить, был готов отдать последнюю рубашку и последний кусок хлеба. Он старался жить по правде, честно и глубоко. К официальной церкви относился скорее настороженно, слишком много он видел в ней лицемерия и лжи в советское время. В то же время читал с мамой Библию, собирал иконы по разрушенным старообрядческим деревням и пел Пасхальный Тропарь, который знал с детства. Я очень благодарна Богу за то, что жила рядом с таким человеком. Дома у нас постоянно собирались художники, поэты, музыканты, археологи. Я выросла в атмосфере творческой богемы, жизнь была полна неожиданными встречами, знакомствами, событиями. То на выставку едем с родителями в Алма-Ату, то в экспедицию под Иркутск, или в Туву на все лето с палатками, то в глухую деревню в Саянских горах. Все это помогло мне быть готовой к любым переменам в своей жизни, не бояться их.

В 17 лет, после окончания школы, я поехала креститься в соседний город Минусинск с подругой Анной, которая была на два года младше меня (ей не было еще и 15 лет) и которая стала моей крестной. Все совершилось практически безо всякого объяснения со стороны батюшки. Для меня это был праздник, хотя я абсолютно не понимала, что мне теперь делать, как должна измениться моя жизнь. Подруга посоветовала мне выучить молитву «Отче наш», написав ее мне в блокнотике.

К тому времени я уже поступила на факультет журналистики в Томский государственный университет, и вскоре уехала совершенно одна в незнакомый город. Первый курс — время вхождения во взрослую, самостоятельную жизнь, время знакомств и открытий. Бог как-то не вписывался тогда в мою жизнь. Хотя я всегда, еще до крещения, ощущала рядом с собой кого-то невидимого, кто меня защищал и оберегал от опасностей и откровенно греховных поступков. Я почти физически чувствовала в критические моменты моей жизни, как меня кто-то останавливал, не пускал… На втором курсе я почему-то решила соблюдать Великий пост в отношении питания, что у меня получилось. Тогда в пост я первый раз после крещения исповедалась, причастилась, начала ходить на службы в церковь. Но внутри нарастало какое-то ощущение пустоты и бессмысленности жизни. Помню, стоя на балконе в общежитии, я смотрела вниз с 8-го этажа, наблюдала за студентами, которые куда-то спешили. Тогда я задалась вопросом: куда они все торопятся? В чем смысл и цель этого бесконечного движения? Чтобы найти ответ на этот вопрос, я почему-то решила начать читать Евангелие. Каждый вечер, когда девчонки ложились спать, я зажигала светильник и прочитывала одну главу из Евангелия от Иоанна. Я шла к Богу ощупью, никто меня не учил, не наставлял, хотя периодически появлялись люди, которые имели ка кое-то отношение к церкви, что-то знали, что-то читали и мне давали почитать или рассказывали.

Однажды я встретила подругу, с которой мы жили в одной комнате на первом курсе, но наши пути как-то разошлись. Разговорились. Она сказала, что пишет курсовую работу о связи Евангелия от Иоанна и «Ревизора» Гоголя, я сказала, что как раз читаю это Евангелие. Мы решили вечером встретиться и пообщаться на эту тему. С тех пор мы стали встречаться почти каждый день, а точнее ночь. Часов в 12 мы садились на подоконник в коридоре общежития напротив мусоропровода и обсуждали часов до 4–5 утра Евангелие от Иоанна. Помню, что происходило тогда нечто удивительное, и Христос поистине был посреди нас. Каждая из нас высказывала какие-то свои мысли о прочитанном, потом, буквально на глазах, из этих мыслей рождалось что-то совершенно новое, о чем ни я, ни она никогда не думали. Господь открывался нам в этих беседах, показывая путь к Нему, Он помогал преодолевать все внутренние тупики и кажущиеся безвыходными проблемы. Было ощущение выхода из замкнутого пространства. У меня тогда возник образ: лестница, ведущая вверх, и чем выше она поднимается, тем выше становятся ступеньки на ней, так что в конце они вырастают почти в человеческий рост, все труднее на них взбираться, а в конце этой лестницы Свет и открытое пространство. Этот образ пути к Богу, возникший, когда мне было 19 лет, сопровождает меня всю жизнь, он в моей памяти, и я стараюсь идти по этой лестнице к Свету…

После окончания университета я работала в семинарской библиотеке, много общалась с семинаристами, пытаясь понять, почему они оказались именно в семинарии. Мы с мужем начали ходить в храм при семинарии, там познакомились с молодежью, которую собирал о. А. для чтения и обсуждения Библии. У нас появился церковный круг друзей, и это меня очень радовало. Я была рада принимать их у себя дома для встреч. К тому времени у меня родился сын. Когда я его ждала, и пока он был младенцем, мы с мужем впервые полностью прочитали Библию вслух в течение года. Еще в то время к нам в город приезжали раза два паломники из Преображенского содружества, мы с ними не встречались, потому что уезжали летом к родителям, но очень много слышали о братстве и о. Георгии, нашу молодежь впечатлили эти встречи. Под этим впечатлением стали обсуждать мысль о создании братства или общины, подняли тему служения, не очень-то понимая суть всего этого. Появилось желание начать оглашение, многие с воодушевлением стали думать, как его реализовать в нашем городе. К сожалению, тогда это не получилось, группа постепенно стала разваливаться, мы с мужем решили переехать в другой город. Об осуществлении своего намерения мы начали молиться, хотелось понять, есть ли на это воля Божья. Через полгода мы собрали пару чемоданов, несколько коробок с книгами, и, сев на поезд с маленьким ребенком, отправились в далекий неизвестный город на другом конце страны. Мы не знали, где мы будем жить и на что, но верили, что там мы нужны Господу.

Начался новый этап нашей жизни. Вскоре мы познакомились с группой молодежи, которая собиралась вокруг очень «живого» священника о. Валентина. Это было неформальное общение «церковных» людей, уставших от непонятных служб и молитв, они искали живых отношений друг с другом и с Богом. Молитва «Отче наш» начиналась так: «Папочка наш Небесный». Было, конечно, непривычно, но мне понравилась эта жизнь больше закостенелой и мрачной «православности», царящей в храмах. Здесь я познакомилась с миссионером-протестанткой Леной, которая закончила миссионерское богословское учебное заведение и приехала к нам заниматься миссией. Она ходила по студенческим общежитиям и молодежным тусовкам и проповедовала Христа, ей было неважно, в какую церковь пойдет человек, главное, чтобы он встретился с Богом. Она организовала Евангельские чтения, на которые ходили в основном православные, и я в том числе. Эта девушка вносила струю живой веры всюду, где она появлялась, она отличалась от обычных потерянных и закрытых православных людей, которые мне часто встречались в храмах, мы с ней очень подружились. Но, к сожалению, вскоре она была вынуждена уехать в другой город.

Через некоторое время мой муж стал священником. Мы начали собирать людей сначала просто пить чай, общаться, потом он начал вести беседы после воскресной литургии. Хорошие были времена, но и они кончились. Его перевели в храм на другой конец города, группа частично распалась.

Все труднее становилось жить в обычных церковных условиях, просто ходить по воскресеньям в храм и участвовать во встречах, которые проводил муж при храме. Хотелось чего-то большего. Моя душа всегда стремилась к поиску большей полноты. Было ощущение, что я хожу вокруг высокого забора, бьюсь об него и нигде не могу найти дверь, чтобы попасть внутрь. Это был кризис, ощущение полного тупика, казалось, я испробовала все возможные способы, чтобы его преодолеть, но все было бесполезно. Непонятно было, как жить дальше. Я молила Бога о том, чтобы найти выход, особенно беспокоилась о муже, который тоже не понимал, как по-настоящему реализовывать свое священническое призвание в Православной церкви. Я думала о Преображенском содружестве[13], с которым к тому времени лично познакомилась, но не очень-то представляла, как оно может нам помочь.

Одна подруга рассказала о том, что помогло ей преодолеть кризис в жизни — о своей поездке в летний лагерь «Селах» (слово означает — остановись и подумай), который устраивает протестантская церковь «Краеугольный камень» в Казани. Я поняла, что хочу туда поехать, это было на редкость твердое внутреннее желание, которое мне запомнилось, так как было неожиданным для меня. Я позвонила знакомой православной сестре, которая организовывала группу, она меня пыталась отговаривать, говоря примерно такие слова: «туда можно ехать только, если ты готова умереть…» Я сказала, что готова, может быть, потому, что умирать мне дальше было уже некуда. Посоветовавшись с мужем, я с надеждой и доверием к Богу отправилась навстречу новому, неизвестному мне опыту. В этом лагере мы жили группой из 12 человек православных христиан, сначала все было непривычно, особенно утренние и вечерние молитвенные служения, но потом я смогла открыться Богу в этой нестандартной для меня форме и стала по-настоящему молиться.

Господь очень многое мне там открыл, прежде всего во мне самой. Я могу сказать, что обрела там «рождение свыше»[14]. Не буду описывать все ощущения, которые я пережила тогда. Я внутренне положила к ногам Бога всю свою жизнь — семью, детей, друзей, привязанности, интересы и увлечения, я готова была отказаться от всего, чтобы следовать за Христом до конца и всю свою жизнь посвятить служению Ему. При этом я внутренне воспринимала себя именно членом Православной церкви и хотела служить Богу именно в ней, неся в нее тот подлинный опыт встречи с Богом, который я получила здесь. Тогда я ощутила присутствие Духа Божьего в собрании, мне открылось то измерение Церкви, к которому я никак не могла прорваться в наших православных храмах, воспринимая только внешние обрядовые формы, которые не касались меня на глубине. Хотя я и причащалась к тому времени уже больше 10 лет практически каждую неделю, но настоящего участия в таинстве не переживала. А тут это произошло таким странным, нестандартным образом. Я увидела мир и людей вокруг в ином свете, и мое сердце стало другим.

Вскоре после того, как я вернулась домой, все в жизни встало на свои места и у меня, и у мужа, он понял, что главное, что второстепенное, и как он должен служить Богу, видя это служение в пастырстве, проповеди и собирании Церкви. Я же нашла свое служение в том, чтобы изо всех сил помогать ему на этом пути. Тогда я по-другому смогла переживать участие в Литургии, Причастие, общение, во всем этом открылась невероятная глубина, при этом я понимала, что это начало, впереди меня ждало еще более удивительное пространство. Мы могли молиться по часу и больше своими словами, чувствуя присутствие Божье и отклик Его на наши молитвы. К нам в город стали приезжать паломники из Преображенского Содружества, сотрудники СФИ[15], которые участвовали в православных выставках. Мы подружились. Я всегда ждала их, как невероятный дар Божий, это было самое благословенное время для меня. Я поражалась тому духовному единству, которое ощущала рядом с ними, и их целостности. Специально разговаривала с разными людьми и видела их взаимное единство по самым разным вопросам. Но не могла понять, как такое возможно.

Из того круга людей, с которым мы уже давно общались, мы с мужем решили создать «общину», не понимая, что она не создается, а рождается. В нее вошло 7 человек. Мы стали часто собираться, читать вместе Евангелие, молиться, общаться и т. д. Но я не ощущала духовного единства, которого мне очень не хватало, такого, как в Содружестве или на Селахе. Были или сплошные претензии друг к другу, или восхваление того, как у нас все хорошо. И в том, и в другом я чувствовала неправду, какую-то иллюзию Церкви.

Я очень хотела обрести силу Божью для служения Ему, но ощущала себя каким-то искореженным сосудом, в котором Господу очень трудно жить и действовать. Я молилась о даровании мне силы Божьей и о том, чтобы Он меня выправил. Я поняла, что эта сила не может быть получена, если просто лежать на диване, если ты живешь в тепличных условиях. «Сила Божья в немощи совершается», в полном доверии Богу в любых обстоятельствах. Благодарю Бога за все и непрестанно удивляюсь Его Премудрости!

К.

Я боялась изменить свою жизнь

Мой путь к Богу и в церковь начался еще в детстве, лет в 6, когда мой отец пошел на оглашение в Заостровский храм (Архангельск), а меня с младшей сестрой отвел в воскресную школу. В какой именно момент во мне родилась вера, я не помню, но, родившись, она была чем-то безусловным, не требующим никаких доказательств и споров. Детское сознание имеет одну чудесную особенность: оно не знает понятия «если», это вне детского понимания вообще. Может быть, поэтому один раз сказав ребенку: «Бог есть», можно не сомневаться, что он поверит. Так было и со мной: вера не встретила никаких препятствий и сомнений в моей детской душе. Бог в детстве был для меня сказочным, добрым и всемогущим волшебником. Мир вокруг тоже представлялся частью сказки, где непременно есть чудеса, и где все будет хорошо. Я помню эту ясную уверенность, что все будет хорошо, иначе и быть не может.

Самое яркое воспоминание детства — зимние прогулки с папой, который в своей большой мохнатой шубе был похож на медведя, мне это очень нравилось и забавляло. Мы с папой гуляли, задрав головы в небо, он рассказывал мне о звездах, о Боге, который так могуч, что смог создать небо и звезды, эту небесную бесконечность. Меня это поражало: такую бесконечность, действительно, мог создать только тот, кто действительно силен, кто может все-все на свете.

Мне кажется, что это детство, эта уверенность в том, что все будет хорошо, оборвалась в тот момент, когда я лет в 13–14 ушла из церкви. Сейчас я думаю, что то счастье было даром от Бога, Его защитой, и всего этого я сама себя лишила, уйдя из церкви. Почему? Мне не было плохо в церкви, меня не терзали никакие сомнения, просто захотелось самостоятельности вне Бога. Я отчетливо помню мысль: почему все с Богом, а сама я ничего не могу, нужно быть самостоятельной, без Бога. Помню, отучала себя молиться, приучала жить самой, своими силами. В целом, на протяжении всего времени до моего возвращения в церковь, я ощущала внутреннюю пустоту и бессилие. Очень хорошо помню, как представив свою будущую жизнь, я увидела какой-то темный, непонятный мне мир, где я обреченно слаба. Я сильно замкнулась в себе. Со всем этим я упорно пыталась бороться, но ничего, кроме каких-то крайностей, у меня не выходило. Я все время что-то из себя строила, хотела быть похожей на кого угодно, лишь бы не быть самой собой, понимая, что со мной происходит что-то страшное и странное. Несмотря на все это, веру я не потеряла, как ни странно. Вера жила во мне в таком замерзшем состоянии, почти зачаточном, но все-таки она была. Сейчас понимаю, что Господь буквально держал меня в то время. Наши с Ним, если это так можно назвать, отношения заключались в исполнении моих желаний, почти все, что я просила, удивительным образом исполнялось. И у меня было чувство, что Господь все-таки действует в моей жизни.

После школы я поступила в институт. Прежнее тяжелое состояние прошло, но преследовало частое уныние, мало что радовало. Я начала иногда ходить в храм. Мои друзья были готовы, как они сами однажды сказали, всеми способами вытащить меня оттуда. Я горячо, до слез и обид с ними спорила, но все равно боялась. Я боялась изменить свою жизнь. Мне казалось, если я начну оглашение, то всё изменится слишком сильно, и я к этому не готова. Я боялась, что меня не поймет мой молодой человек, благодаря которому ушло чувство уныния и обреченности. Но совесть говорила, что нужно пойти, и внутренне я хотела на оглашение. Часто этим «голосом совести» был папа. Помню, весной он часто мне напоминал, что осенью начнутся огласительные встречи. Я думала, за лето все решу. Буквально через неделю он пришел и сказал — завтра начинается оглашение. Это было шоком, я не знала, что делать. На следующий день, когда друзья меня не искали, а молодого человека рядом не было, я решила, что просто схожу на открытую встречу и посмотрю. После встречи я пришла домой с твердым решением: пусть хоть весь мир будет против, я все равно буду ходить на оглашение и в церковь. Я была убеждена, что все, кто был против — неправы, и что я больше не буду бояться, что мне это надоело. Это было таким поворотным моментом.

Скоро год, как я хожу на оглашение. Моя жизнь сильно изменилась, появился какой-то внутренний стержень, наполненность. Мне кажется, все, что я искала раньше, нашла. Во мне появились внутренняя тишина, умиротворение, силы, чтобы жить, любовь. Потихоньку меняются отношения с людьми, нашлись силы любить тех, кого раньше не могла любить. Большинство моих друзей, видимо, до сих пор не знает, что я оглашаюсь, хотя один человек, самый ярый противник, по-моему, догадывается, но почему-то смирился. Думаю, Господь меня бережет в этом отношении, пока я набираюсь сил. Но они все равно когда-нибудь узнают и тогда должны будут понять и принять меня такой, какая я есть. Они очень хорошие люди, и я их люблю, просто пока они многого во мне не понимают. Кстати, у меня появились силы иногда помогать им в тех вопросах, где нужен какой-то духовный опыт. А молодому человеку я все рассказала, он все понял и принял меня. Иногда ему бывает сложно разобраться в некоторых вопросах, связанных с верой и церковью, но он пытается меня понять, и всегда все заканчивается хорошо. Вообще, когда я вернулась в церковь, изменилось качество нашей любви, мы стали по новому друг друга открывать, появилась полнота любви.

Б.

Все, о чем мы читали в Новом Завете, происходило на самом деле

Неосознанно я искала этого уже давно. Надоели бесконечные тусовки, разговоры ни о чем, люди, которым ни до чего и ни до кого нет дела. Все это выросло в какую-то внутреннюю неудовлетворенность, и все чаще появлялся вопрос «Что же дальше?»

Была йога, какие-то психологические тренинги и практики, но всего этого хватало ненадолго. Я интуитивно понимала, что должно быть что-то еще, поэтому и бросала все эти занятия и семинары…

Летом мы иногда пересекались с С. и А. (у них дом в той же деревне), ходили в лес, на речку и много общались. Меня всегда поражало, что с ними мы почти никогда не разговаривали о пустяках и бытовых вещах. Так получалось, что они практически сразу переводили разговор на духовные, глубокие темы. Сначала я от этого быстро уставала, так как мало что понимала. Все эти темы были мне в новинку, но при этом было очень интересно — это был какой-то новый, очень глубокий и интересный мир. И я поймала себя на мысли, что каждый раз собираясь в деревню, думаю: а будут ли там ребята?

Одно лето оказалось переломным. Мы также гуляли, разговаривали. Как-то устроили большое застолье. А. и С. тоже пришли. Народу было много, человек 20, сидели в саду под сиренью, был теплый летний вечер. Постепенно все разбрелись, осталось человек 5–7, и ребята снова заговорили о Боге, о духовной жизни, много цитировали Священное писание и приводили примеры. И разговор завязался, да так, что разошлись мы в пять утра. Это был первый в моей жизни серьезный, по-настоящему глубокий разговор на духовные темы. И у меня как «щелкнуло» что-то в голове: вот оно! Часа полтора после того, как все разошлись, я еще не могла заснуть — так меня «зацепило».

Осенью С. позвала нас на Открытую встречу, я с радостью и легкостью пошла. И стала ходить на оглашение.

Сначала мне все давалось очень тяжело — мне как журналисту было очень тяжело продираться сквозь тексты и все эти витиеватые выражения и образы. Но нам все так понятно объясняли, что вдруг текст становился очень простым. Но когда текст стал понятен, стало сложно принять его — ведь всю прежнюю жизнь ты жил, надеясь только на себя. А теперь нужно было изменить свою жизнь, причем в корне. Вот этому-то все внутри особенно сопротивлялось. Я не понимала, что такое молитва, что нужно делать в храме, зачем обращаться к Богу по пустякам, с моей точки зрения. Плюс к этому окружающие меня люди были совсем не в восторге от этих встреч. В моей семье никогда не говорилось о Боге, все дети были некрещеными, и я помню возмущение мамы, когда моя старшая сестра окрестилась в 18 лет. А так как я натура увлекающаяся, все боялись, что я превращусь в такую «христианку» в платочке, юбке до пят и в стоптанных ботинках. Но и мне самой этого тоже очень не хотелось, поэтому долгое время (больше полугода) я относилась к оглашению очень настороженно. Хотя на самих встречах постоянно открывались такие глубокие вещи, что долгое время внутри была дрожь…

Постепенно еженедельные встречи вошли в привычку, мы стали посещать храм. Но никакого благоговения, никакого трепета я не испытывала — просто приходила, стояла, повторяла слова из книжки[16], подпевала. (Честно говоря, я до сих пор не очень научилась молиться, особенно в храме.)

Но когда мы начали приходить на Вечерни, меня поразило, что за нас, оглашаемых, молились все остальные. Причем мы назвали свои имена, а значит молитва, можно сказать, была адресной, т. е. молились конкретно за нас! Это было так необычно, так приятно и так нужно в тот момент!

В бытовой жизни тоже все стало меняться. Я стала серьезней относиться к словам, которые произношу, многие вещи, которые раньше мне казались нормальными, стали невозможны, с одними людьми общение совсем прекратилось, а с другими, наоборот, стало очень интересно разговаривать.

Месяцев через 8 после начала оглашения мы на 4 дня съездили в Иерусалим. И там, в храме Гроба Господня, меня как током пробило: оно есть! Я вдруг отчетливо осознала, что все, о чем мы читали в Новом Завете, на самом деле происходило, что был Христос, он ходил по этим улицам, по этому саду… И это понимание очень укрепило меня в моей вере, послужило толчком к следующим шагам и новым вопросам.

Встречи стали более насыщенными, и мы уже с нетерпением ждали каждого вторника. А уж о том, чтобы пропустить воскресную службу, и речи быть не могло — в храм тянуло, это стало просто необходимым. Я по-прежнему в храме просто стояла, без всякой молитвы, просто следила глазами за текстом, но это стало очень важно.

Первый этап[17] оглашения подходил к концу, когда вдруг в жизни стало все сыпаться — серьезная ссора с любимым человеком, какой-то внутренний разлад, метания — я почувствовала, что не знаю, как жить дальше. Веры я в себе не чувствую, не могу ее «нащупать», и длится все это уже год. Это были очень тяжелые две недели. Внутри все бурлило, не находило выхода, все зашаталось. Когда я это высказала катехизатору, он сказал «Вот это — оно! Это значит, что ты дошла до самого дна». Как оказалось на той встрече, такое состояние было у половины нашей группы…

И после этого у меня, наконец, сложился этот «пазл». Я четко увидела, что все эти двухнедельные события и есть испытание (искушение), что все так сложилось именно потому, что это было мне необходимо, и — главное, что события эти — не простое стечение обстоятельств.

На втором этапе встречи стали проходить чаще, и один день пришелся на субботу. Это было страшным ударом, потому что не уезжать из Москвы на природу в течение нескольких месяцев — дня меня пытка. Но приоритеты были уже расставлены: главное — оглашение, и выход был легко найден: интенсивные утренние прогулки в московских парках — хоть какая-то замена настоящему лесу.

Жизнь моя теперь стала более наполненной, насыщенной, есть ощущение, что внутри появился, наконец, фундамент, на котором все и строится. Строится непросто, медленно, порой тяжело, но строится! И как же я благодарна своей маме, что она меня не крестила в детстве, что я прохожу этот путь сама и абсолютно осознанно.

С.

Ищу христианина!

Однажды, когда мне было 17 лет, я задумался о том, что ждет меня в будущем. Вот я заканчиваю школу, потом куда-то буду поступать, потом работа, женитьба, дети, пенсия… Все как у всех! Какой кошмар! Мне казалось это жуткой бессмыслицей. Тогда я думал, чтобы жизнь действительно состоялась, она должна быть необычной, интересной, она не может быть банальной и заурядной. В чем смысл существования? На меня порою нападало сильное уныние: мне все казалось бессмысленным и абсурдным. Я ни с кем этим не делился, потому что и сам толком не понимал, что со мной происходит.

Но в 18 лет со мной произошло то, что навсегда изменило мою жизнь. Это прогулка с моим бывшим одноклассником. Да, ничего особенного, но после этой прогулки и разговора моя жизнь изменилась навсегда. Мы с ним встретились через год после окончания школы, летом. Гуляя по поселку, где мы закончили 11 класс, делились тем, что произошло с нами за год, кто куда поступил, и как идет новая студенческая жизнь. Миша поступил в институт и поселился в общежитии. Его соседом оказался верующий православный студент. Он много говорил с Мишей о Боге, дал ему кучу всякой литературы, и Миша уверовал. Стал молиться, ходить в храм. Когда Миша мне все это рассказывал, во мне стала загораться вера, к концу нашего разговора я был верующим человеком. Я понимал, что мне нужно идти к Богу. Вспоминая тот разговор, вижу, что у Миши не было никаких миссионерских целей, он просто делился, и через это в моем сердце поселилась вера.

Приехав в свой родной город (школу я заканчивал в другом городе), я уже считал себя верующим. А что мне надо было делать как верующему, куда идти? Мысль у меня была одна — в храм. Пошел я не сразу, всякая суета, как правило, препятствовала, но к зиме 2001 г. решился. Спросил у мамы, когда в храме службы. Она сказала, что по воскресным вечерам. Одним зимним воскресным вечером я зашел в храм. Там было много народа, и первые, кто мне бросился в глаза — это священники. Мне тут же представился Иисус. Тем более что облик священника этому вполне соответствовал: борода, длинные волосы. У меня потекли слезы, я не понимал, что происходит, старался сдержаться. Потом увидел, что народ выстроился в очередь и подходит ко всем священникам. Эта служба оказалась службой Прощеного воскресения.

Потом я начал ходить на службы. Одно время ходил только по вечерам, пока не додумался посмотреть расписание и увидеть, что главная служба происходит утром в воскресение. Начал много читать православной литературы (только не Библию, а в основном аскетическую литературу), молиться по молитвослову. Сейчас понимаю, что я был таким заурядным православным фундаменталистом. Первая литература, что мне попалась, про масонов, всемирный заговор, необходимость православной монархии и пр. Священники для меня были особенными людьми, а приход почти свершившимся Царствием Небесным. Церковь я отождествлял с приходом и мечтал стать его активным участником. Если бы в тот момент мне предложили там работать сторожем или дворником, я бы воспринял это как самое великое счастье. Но никто не предлагал, и приход так и оставался для меня желанным, но закрытым и таинственным пространством. Я ходил в воскресную школу для взрослых. Как сейчас понимаю, было очень скучно, но ходил на каждую встречу, где стойко боролся со сном. Для меня был важен сам факт приобщения к чему-то церковному. Также и со службами. Я абсолютно ничего не понимал, стоять порою было очень тяжело, и основная мысль во время богослужения была одна: когда все это закончится. Но каждый раз я снова и снова шел на службы. Познакомился там с несколькими мужчинами, которые, как и я, были новоначальными христианами, и, должен признаться, для меня самым радостным было то небольшое общение, которое мы имели, выходя из храма после службы, идя до остановки транспорта.

Проходил так в храм я недолго. Постепенно все больше и больше поддавался лени: не хотелось рано вставать в воскресенье, утром и вечером молиться. Я стал ходить в храм реже и реже, перестал молиться дома. Окончательным моим разрывом с церковью была Пасхальная ночь 2002 г., когда я пошел не в храм на ночную службу, а на пьяную вечеринку с друзьями. Так начался мой уход в «страну далече». Он продолжался три года. Три года я вел унылый и банальный для студента образ жизни: пьяные компании, компьютерные игры. То, что сказано в Писании про беса, который после изгнания возвращается с семерыми большими, чем он, как раз про меня. Я стал хуже учиться в университете и был уже на грани исключения. Все, что меня интересовало, гулянки с друзьями, девушки и компьютерные игры. Но при всем при этом я веры не терял. Я оставался верующим человеком, и прекрасно понимал: все, что происходит — неправильно, нужно возвращаться в церковь. Но было как у блаженного Августина: Господи, дай мне целомудрие, но не сейчас. Каждый раз я откладывал свое возвращение на следующее воскресение, и каждый раз оно переносилось из-за очередной вечеринки, дня рождения и пр.

Долго так продолжаться не могло. В первый день Рождественского поста 28 ноября 2005 г. я решил, что пора возвращаться в церковь. Начал поститься, молиться и ходить в храм. Первое время было очень тяжело, тянуло пойти с друзьями, не хотелось идти в храм. Выпивать я бросил легко, какой-то зависимости от алкоголя никогда не было, а вот с курением было тяжко. Уже регулярно посещая храм, причащаясь, я продолжал курить, бросить смог только через несколько месяцев. Сейчас вспоминаю это как один из самых трудных моментов моего воцерковления.

Следующим ключевым шагом было вступление в епархиальную молодежную организацию при приходе «Сибирь молодая православная» (СМП). Это было исполнением моей давней мечты: как-то войти в пространство жизни церкви — прихода, что для меня тогда было тождественными понятиями. Тут даже председателем был священнослужитель — диакон Олег. Я был в восторге. Я начал активную деятельность, отзывался на любую просьбу, на любое послушание. Диакон через некоторое время фактически отошел от молодежки, и неформальным лидером СМП постепенно стал я. Через некоторое время нас стало больше, мы начали вместе изучать Писание. Я все время ходил, просил священников, чтобы они приходили к нам, но священники к нам идти никак не хотели, даже диакон, хотя формально он оставался нашим председателем.

СМП стала большой, мы начали принимать активное участие в жизни прихода. Я, наконец, вошел в приходскую жизнь, и тут меня ждало одно из самых больших разочарований. Я увидел, что приход совсем не то, чего я от него ожидал. Я был готов увидеть грешников, людей обуреваемых страстями, до этого читал много литературы, где описывалось, каким страшным грехам и страстям могут подвергаться христиане, особо искушаемые дьяволом. Но я столкнулся не с какими-то особыми грешниками, а с людьми неверующими. Нет, все, конечно, считали и позиционировали себя верующими, но никакой реальной веры я там и близко не видел. Интересы, вкусы, устремления у подавляющего большинства были чисто светские, мирские, хотя все это и прикрывалось религиозным покрывалом и специфическим жаргоном. Я увидел ужасные взаимоотношения между людьми, откровенно потребительское отношение к людям, чего я не встречал в миру. Я понял, что наша молодежка здесь нужна только как источник бесплатной рабочей силы. Если кто-то уходил из прихода, никто не интересовался, что с ним, куда он пропал. На его место приходили другие, и вроде бы жизнь продолжалась дальше.

В 2008 г. я устроился учителем в православную гимназию, и все реалии церковной жизни для меня стали более чем очевидны. Я мог себя сравнить с Диогеном, который с факелом днем ходил по базару со словами: «Ищу человека». Также и я ходил по церкви со словами: «Ищу христианина». Но надежды встретить его становилось все меньше и меньше. Однако поисков я не оставлял. Съездил в общину о. Анатолия Гармаева, книги которого читал до этого. В целом было положительное впечатление, но тоже как-то особенно не зацепило. Познакомился с протестантами. Если до этого, как любой порядочный православный, считал их за еретиков и сектантов, то тут решил сам сделать шаг навстречу и был немало удивлен, когда увидел верующих горящих людей. Для меня это было на тот момент реальное подспорье, я понял, что верующие и деятельные люди есть, жаль, что их не так много в нашей церкви.

Еще одной поворотной точкой стала подаренная мне книга о. Александра Шмемана «Евхаристия. Таинство Царства». Она перевернула мое сознание. Для меня по-новому открылась Церковь. Если до этого я воспринимал церковную жизнь более как монашеско-аскетическую, то тут церковь открывалась как собрание. В социальной сети в группе, посвященной о. Александру, я узнал, что в православной церкви есть движение, которое воплощает в своей жизни идеи о. Александра Шмемана. Это — Преображенское братство, созданное о. Георгием Кочетковым. Произошло что-то подобное тому, что было со мной 9 лет назад, когда мне рассказывал про веру мой одноклассник. В моем сердце появилось убеждение, что община — это подлинный способ устроить церковную жизнь.

Осенью 2009 г. я полетел на конференцию в Москву и познакомился с братством. Моя первая реакция: верующие и не протестанты! Оказывается, это может быть и в Православной церкви! Сразу же узнал и о потоке критики в адрес братства и о. Георгия. Читая всякие статьи, удивлялся, за что ругают братство и о. Георгия, ведь это было то, что я так долго искал. По приезде домой я поделился своими впечатлениями с друзьями, и мы решили пригласить катехизатора из братства, чтобы начать оглашение у нас в городе. Первыми оглашаемыми стали я и несколько моих друзей, которые до этого были вместе со мной в молодежке. Таким образом, в 2000 г. меня нашел Бог, а в 2009-м я нашел Его Церковь, чего и вам всем желаю.

А.

В Бога я верила с раннего детства

Размышляя о своем пути к Богу и в Церковь, я задумалась, что Бог и Церковь до недавнего времени существовали для меня не просто отдельно друг от друга, но даже и «по разные стороны баррикад».

В Бога я верила с самого раннего детства, представляя Его мудрым старцем, сидящим на облаке с волшебным жезлом в руках и вершащим судьбы всех смертных. Я была тогда, лет в 7–8, полностью уверена, что каждый получает от Бога то, что он заслуживает: хорошие дети получают хороших родителей, а хорошие родители хороших детей. Я очень старалась быть хорошей: получала в школе пятерки, помогала маме с папой, уступала бабушкам место в автобусе, кормила бездомных кошек. Все было в моей жизни благополучно, и я считала, что просить мне у Бога нечего, что я это все сама от него заслуженно получаю. Мысли о том, что можно было бы и поблагодарить Его за это, мне тогда не приходили.

Церковь я долгое время воспринимала только как здание, куда ходят исключительно поставить свечки и перекрестить себя перед иконой. Оба эти действия меня абсолютно не привлекали, и я думала, что если уж я и захочу обратиться к Богу, то могу сделать это и из дома. Церковь как собрание верующих людей для меня тогда не существовала: зачем мне кто-то еще? Я все могу и сама.

В 16 лет я приехала в Москву поступать в музыкальное училище. После маленького городка на краю России под опекой родителей свобода огромного города, самостоятельная жизнь казались мне настоящим подарком свыше. Тогда я еще не подозревала, что всего через пару месяцев такой жизни я буду чувствовать себя ужасно одинокой в этом огромном городе, невыносимо скучать по родителям, комплексовать от отсутствия друзей и, сидя одна в темной комнате общежития и, рыдая в голос, задавать Богу вопросы: «Почему Ты так со мной? Почему Тебе было угодно, чтобы я тут оказалась? Что мне теперь делать?» Сейчас я понимаю, что мои мысли о Боге тогда были «ветхозаветные». Все в мире, по моим представлениям, происходило только по Его воле, все хорошее и плохое. И я тогда искренно не понимала, за что мне, такой хорошей девочке, такие страдания.

Через год моего пребывания в Москве у меня уже были друзья, скучать по родителям я стала меньше, и разговоры с Богом сошли на нет, в них я уже снова не видела необходимости. Один раз на Пасху нам сказали, что общежитие будет открыто до 3-х часов ночи, чтобы все желающие смогли попасть на Крестный ход. Я и мои соседки решили, что предоставляется хорошая возможность прогуляться по ночной Москве. Наш маршрут всегда лежал от Большой Дмитровки, где находилось наше общежитие, через Александровский сад к Большому каменному мосту. Туда мы и отправились в ту ночь. Стоя на мосту, мы любовались Храмом Христа Спасителя, от которого исходило невероятное свечение. Колокольный звон, казалось, наполнил всю Москву. Мы решились подойти поближе и посмотреть, что там происходит. Внутрь мы не попали, но я помню, что меня поразило невероятное количество людей, которые променяли сон на что-то другое, собрались вместе. Из того, что я тогда услышала и увидела, я мало что поняла, но поймала себя на мысли, что тоже хотела бы быть среди этих людей.

Мое следующее «соприкосновение» (встречей я пока это назвать не могу) произошло в консерватории на курсе истории зарубежной музыки. Мы проходили «Страсти по Матфею» и «Страсти по Иоанну» Баха и нам задали прочитать оба Евангелия. Сам текст не произвел на меня тогда сильного впечатления, я просто добросовестно выполнила домашнее задание. Но музыка… Заливая слезами партитуры, я переслушивала еще и еще раз свои любимые номера, проникалась любовью ко Христу и страдала вместе с ним. Как о Боге я тогда думала о Нем меньше, нежели о невинно убиенном человеке. Я тогда впервые по-настоящему осознала, насколько жесток этот мир и люди, живущие в нем. Я осознала, что тоже принадлежу к этим людям и ощутила свою вину. Вместе с Петром я пела арию и просила у Бога прощения за то, что сделали с Его Сыном.

В 2003 г., когда и моя мама переехала ко мне в Москву, мы с ней решили креститься. Никаких особенных потребностей в этом я не видела: в церковь ходить я не любила, чувствуя себя там абсолютно лишней, раздражаясь на запах и неловко чувствуя себя перед иконами. Мне всегда казалось, что к Богу я могу обратиться и просто так, дома, и без крестика на шее. Но так как ничего плохого я в Крещении тоже не видела, решила просто это сделать. Сам обряд не произвел на меня тогда никакого впечатления, а купленный крестик потом долгие годы лежал в шкатулке на полке.

Еще через несколько лет я уехала в Германию, поступив после консерватории в университет. Там я познакомилась с человеком, который на пять долгих лет перевернул полностью мое сознание. Будучи уже крещеной, я все же не осознавала, какой серьезный шаг я сделала, какую ответственность на себя взяла, и не ощущала себя христианкой. Будучи по уши влюбленной в этого человека, я позволила ему убедить меня в том, что моя вера неправильная. Я даже начала тогда читать мусульманские молитвы и учить арабский язык.

Один раз директор моей музыкальной школы, где я преподаю, попросила меня поиграть «что-нибудь из Баха» на уроке религии в младших классах, который должен будет проходить в церкви. Тема урока была «Царство Небесное», детям читали отрывок о горчичном зернышке, из которого вырастает огромное дерево: «Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем, которое, хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его» (Мф 13:31–32).

Помню, меня поразили ответы детей, когда их спросили, что необходимо, чтобы из этого зернышка выросло дерево. После ответов «солнце, земля и вода» были ответы «время, терпение и любовь». Я вдруг как-то остро осознала, что куда-то не туда иду, что я запуталась, что как в отношениях с моим молодым человеком, так и в его вере мне не хватает самого главного: свободы, доверия и любви. На выходе из церкви всем давали по маленькому горчичному зернышку и напутствию из Писания. Мне попались строки из 50-го Псалма: «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и Дух Правый обнови внутри меня». Я поняла, что надо срочно что-то менять, иначе это зернышко, которое заронили в мое сердце, рискует погибнуть. Когда мне удалось вырваться из того порочного круга больных отношений, я стала благодарить Бога, что он уберег меня от неверного шага и открыл мне глаза, достучался в мое сердце.

Моя мама на тот момент уже прошла оглашение и всячески пыталась помочь мне выбрать этот путь. И если до этого я еще колебалась, хотя и была уже знакома со многими ее братьями и сестрами во Христе и завидовала их общению друг с другом, пытаясь найти ту же благодать другим способом и в другом месте, то тогда я поняла, что эту самую любовь, которой мне так не хватает и которую я так жажду обрести, я смогу получить только, пойдя навстречу Богу. Это невероятное чувство любви исходило абсолютно от всех верующих людей, с которыми я знакомилась. Я поняла, что сама хочу быть такой, как они. Хочу сама дарить и нести эту любовь в себе. Любовь к людям, любовь к Богу. Я стала чувствовать эту любовь во всему, что меня окружает. Я поняла, наконец, что хочу меняться к лучшему, видя, как сильно изменилась моя мама. Я поняла, что теперь никогда не буду чувствовать себя одинокой, где бы я ни оказалась. Всегда есть Господь, который выслушает, утешит, поможет. Я почувствовала, какая это невероятная радость спешить по воскресеньям в храм, слышать приветственный звон колоколов, собираться вместе на молитву, иметь возможность поблагодарить Бога, выразить свою любовь к Нему.

Я уверена, что выбрала правильный путь, путь к Богу, путь Жизни. И пусть он будет трудным, и пусть он пока только начинается, я знаю, что он стоит того, чтобы по нему идти.

Е.

Я был тем блудным сыном, что ушел от Отца

Детство свое я всегда помнил плохо. Вероятно, мне было слишком обидно, когда оно закончилось с нашим переездом из пригорода в центр города. Именно эта часть моей жизни в относительной близости к природе и была тем спасательным жилетом, который поддерживал меня до встречи с Христом. В те дни Бог приходил через места и природу, через единение с миром, а не через людей. От Его посещений у меня остались лишь светлые картины в памяти. Честно говоря, я не понимал, что это Бог, я просто знал, что это хорошо и по-другому и быть не может, и до сих пор храню эти светлые воспоминания.

Второй период жизни — это школа и, фактически, институт. В то время я начал глушить свою жизнь, заминать желание чего-то настоящего, страх побеждал во мне желание жить. Начал я с запойного чтения книг, это само по себе совершенно безобидное занятие вскоре переросло в компьютерные игры. Хоть я и чувствовал, что это неправильно, но у меня не было ориентира, я не знал, на что тратить свою жизнь, она была бессмысленна, и по сути своей все занятия казались одинаково значимыми. Поэтому неудивительно, что я не мог отказать себе в удовольствии.

Моя духовная жизнь, как это довольно часто бывает, началась с увлечения эзотерикой. Такой поворот достаточно естественен, если принять во внимание практическую атеистичность и какую-никакую интеллигентность нашей семьи. Таким образом, сначала я пришел к книгам Норбекова. Пожалуй, можно назвать это шагом вперед, к Богу, хоть и с натяжкой. Затем была книга под провокационным названием «Турбо-Суслик». Это был скорее шаг в сторону, чем вперед, пожалуй, жаль, что я уделил ТС столько времени, я занимался им с перерывами в течение 6 лет, с весьма скромными результатами, но в те дни мое время все равно практически ничего не стоило, я не умел его ценить.

Между тем, большую часть свободного времени я все так же проводил за компьютерными играми и чтением. Лакмусовой бумажкой, позволяющей выявить реальное положение моих дел в то время, можно считать мое отношение к людям и миру. Удивительный коктейль «пустыни отрочества», состоящий из равных частей презрения, гордыни и страха. Мое отношение к сверстникам и учителям принимало одну из двух крайностей, я либо презирал человека и все, что он может совершить в своей жизни, либо боготворил избранника, стараясь подражать ему во всем. Я гордился своим умом и презирал других за его отсутствие или за то, что его у них больше, чем у меня. И боялся всех без исключения. Мне помогало то, что я не знал, что можно жить по-другому, и то, что меня любили мои замечательные родители.

Я хорошо помню моменты, когда Бог открывал мне свое присутствие. Это происходило на рассвете, если я не спал, меня наполняло чувство радости жизни, чувство прекрасного, что я не один. Это было великолепно, это было более зрелым переживанием тех самых детских воспоминаний.

Итак, с 3-го класса школы по 3-й курс университета я был тем блудным сыном, что ушел от Отца и растрачивал его состояние на пустоту и грех.

Первый переломный момент произошел на 4-м курсе в связи с переездом в Москву. Это был толчок, спланированный за меня институтом, к тому, чтобы сменить закрытое, закупоренное, замкнутое на себя существование на более активный, открытый миру и людям образ жизни. И до сих пор вера в Бога и Богу означают для меня, кроме всего прочего и открытость, доверие людям и миру. Начал я с развития души, которую на тот момент отождествлял с духом, сходил на несколько тренингов…

В сентябре 2014 г. я прочел книгу Л. Н. Толстого «Воскресенье». Книга оказала на меня невероятное влияние. Пока я читал ее, произошла моя встреча с Богом. Тогда я почувствовал, что Бог есть любовь, и что существует закон любви. Моя совесть пробудилась с неожиданной силой. Определенность, абсолютность этой новой совести (той части, что мне открылась) преобразила мир, в котором я живу. Для меня очень важно было почувствовать абсолютность этого закона, его независимость от конкретной личности, ведь это значит, что нужно идти к источнику этого закона, которым может быть только Бог.

С того прочтения, с той встречи, которую я потом осмыслил как встречу со Христом, начался мой путь в Церковь. Для меня Церковь — это люди, это собрание верующих людей. Остальное для меня вторично. Дело в том, что после встречи с Богом я уже не мог жить как прежде, у меня появились вопросы, мне захотелось чего-то настоящего. Я начал ходить в картинные галереи, на лекции, приоткрылся миру. Хотя я все еще был во власти идолов, служил им, грешил, может, лишь чуть меньше, чем раньше. В это время, на первой своей евангельской встрече, на которую я попал случайно, познакомился с моей будущей крестной. Она явила мне пример кротости, смирения, любви и доброты, которого я не встречал за пределами этого, сопряженного с верой мира. На этих встречах мне открылось неведомое доселе качество общения, глубокого, уважительного, светлого общения, когда в разговоре открывается что-то качественно большее, чем понимание одного человека.

На тот момент у меня была масса вопросов, претензий, обид на Бога, самым главным из которых был «Как мог Бог допустить столько зла?». На недолгое время я даже попытался отказаться от Бога вообще. Но сила прошлого откровения и новый взгляд на мир не дали этому затянуться и вывели меня к свету.

Случайно я попал и на оглашение, я не отдавал себе отчета, куда я попадаю, мне казалось это просто очередным витком евангельских встреч, да так оно поначалу и было. Господь практически вел меня за руку, требуя лишь, чтобы я не особенно сопротивлялся. Убедительнее всего на меня действовал дух любви, который я видел среди членов Церкви, мне было даже немного не по себе, так как я не чувствовал в себе сил поддерживать такой уровень простоты и душевности в общении с ближними.

Следующий значимый этап оглашения — избавление от смертных грехов. Здесь я впервые ощутил силу заветов с Богом и его реальную помощь. Грехи, которые, я думал, мне никогда не удастся побороть, слетали с поразительной легкостью, причиной срывов было чаще всего мое собственное неверие в то, что это может так быстро уйти, а не реальное искушение. Тогда же я почувствовал и плоды этой борьбы, настоящую свободу. Моя духовная жизнь изменялась с небывалой скоростью. Прошло, постепенно испарилось ощущение, что моя жизнь ускользает сквозь пальцы. Закончилось медленное умирание, которое я искренне считал жизнью, так как не знал другого, и началась жизнь настоящая.

Оставалось лишь одно, мне все так же было непонятно, в чем же феномен Христа, я не понимал, что значит «Христос воскрес» и не верил в это. Помню, как случилась вторая встреча, я ехал в Москву в поезде, утром. Читал «Просто Христианство» Льюиса. И в какой-то момент понял, почувствовал: все, больше я не могу отрицать, что то, что написано про Него в Евангелиях, — правда. А людям, которым это открылось, путь один — в Церковь.

Р.

Примечания

1

Вица (вить) — хворостинка, прут, розга, хлыст, длинная ветка, лоза.

(обратно)

2

Слово «воцерковление» в церковной традиции используется в разных смыслах. В данном случае имеется в виду вхождение в Церковь через научение вере, осмысленное участие в жизни Церкви, в том числе в ее таинствах (Прим. составителя).

(обратно)

3

Данное утверждение не отрицает возможности воцерковления человека без целостного, последовательного систематического оглашения с участием катехизатора. В советское время многие люди воцерковлялись благодаря непосредственному наставлению от Бога (но и не без участия верующих людей), которое чаще всего не имело систематического характера. Однако в наши дни, когда стало возможным возрождение древней церковной традиции научения, оглашение — единственный прямой и короткий путь в Церковь. Тот путь, на который люди раньше тратили порядка 10–15 лет своей жизни, теперь человек может пройти за один-два года. Это дает возможность войти в Церковь в расцвете жизненных сил, будучи в состоянии не только самому пребывать в ней, но и исполнить данное от Бога призвание, послужив Ему и Церкви полученными дарами (Прим. составителя).

(обратно)

4

«Открытые встречи» — встречи о христианстве, на которые может прийти любой человек (верующий, неверующий, не христианин и т. д.), чтобы получить ответы на свои вопросы или просто узнать что-то новое о христианстве (Прим. составителя).

(обратно)

5

Огласительные встречи согласно церковной традиции предпочтительнее проводить по домам оглашаемых (Прим. составителя).

(обратно)

6

Академик Сергей Сергеевич Аверинцев, христианин, филолог, поэт и переводчик с древних языков, горячий и бесстрашный проповедник. В советское время его научные труды многим людям открыли Евангелие и Христианство (Прим. составителя).

(обратно)

7

Термин, принятый в Преображенском братстве, выражающий веру в Церковь как в Христианское Братство, которое в свою очередь состоит из братств и общин, собранных по образу общины учеников Христа, что предполагает глубокое личное общение ее членов. Братства — традиционная форма жизни христиан. Наибольшего расцвета братства в России достигли к концу XIX — началу XX века. У каждого братства было свое призвание, в соответствии с которым определялась основная форма христианского служения. В это время известны трудовые, благотворительные, миссионерские и др. братства (Прим. составителя).

(обратно)

8

СФИ — Свято-Филаретовский православно-христианский институт. Одно из основных направлений научно-практической деятельности института — развитие теории и практики катехизации (оглашения). Преображенское братство проводит оглашение по системе, разработанной институтом, и в первую очередь его ректором — проф. — свящ. Георгием Кочетковым (Прим. составителя).

(обратно)

9

Собеседование с катехизатором перед началом оглашения, на котором он знакомится со своими будущими оглашаемыми (Прим. составителя).

(обратно)

10

ПСТГУ — Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет.

(обратно)

11

Одна из форм христианского общения, распространенная в молодежном «Круге» Преображенского братства (Прим. составителя).

(обратно)

12

Преображенское братство.

(обратно)

13

Преображенское содружество малых православных братств или Преображенское братство — см. выше (Прим. составителя).

(обратно)

14

«Рождение свыше» или духовное рождение — то, что должен пережить каждый христианин по слову Христа «должно тебе родиться свыше» (Ин 3:7). В нормальном случае рождение свыше должно происходить в крещении человека, но так как чаще всего человек оказывается не готов к этому в момент крещения, рождения от Духа Святого не происходит (как говорил о таких случаях свт. Кирилл Иерусалимский, «вода примет, а Дух не примет») и может произойти значительно позже, как ответ на поиск человека новой жизни в Духе и Истине (Прим. составителя).

(обратно)

15

Свято-Филаретовский православно-христианский институт.

(обратно)

16

Имеется в виду книга «Православное богослужение», по которой оглашаемым рекомендуется следить за ходом богослужения, чтобы полноценно участвовать в общей молитве церкви.

(обратно)

17

В соответствии с традицией древней церкви процесс оглашения подразделяется на смысловые этапы (Прим. составителя).

(обратно)

Оглавление

От составителя

Христос пришел лично ко мне

Отец дал мне в руки «Отче наш», наказав хранить и беречь

Однажды произошло чудо

Невозможно жить, как прежде

Выбор есть у всех, и свой выбор я должен сделать сам

Найти свое призвание

Самое правильное, что мне приходилось делать в жизни

Самый темный час — перед рассветом

Идти можно только вперед

Господь вошел в мою жизнь и изменил меня, наполнив Своей беспредельной любовью

В храме я приобщился к божественной Свободе

Я благодарен Богу за то, что он «позвал» меня

Чтобы вера стала жизнью

«Сила Божия в немощи совершается»

Я боялась изменить свою жизнь

Все, о чем мы читали в Новом Завете, происходило на самом деле

Ищу христианина!

В Бога я верила с раннего детства

Я был тем блудным сыном, что ушел от Отца Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg