<Рецензия> Д-р. Г. А. Зив{1} «Троцкий (по личным воспоминаниям)»
Эта небольшая книга очень интересна. Она написана человеком, «хорошо знавшим Троцкого с 1896 г., с первых шагов его политической деятельности и почти непрекращавшим связей с ним в течение около 20 лет». Написана она объективно и, в сущности, почти не касается ни нынешних взглядов Троцкого, ни всей его работы в период 1917-1921 гг. Сам автор принадлежит к социал-демократической партии и к большевизму относится отрицательно. Личность коммунистического лидера, с которым он на «ты», ему, по-видимому, внушает антипатию, но это нисколько не мешает г. Зиву отмечать выдающиеся дарованья Троцкого.
Троцкий, несомненно, человек даровитый: и как митинговый оратор, и как газетный фельетонист он далеко возвышается над посредственностью. Остальные его таланты следует, по-видимому, в значительной мере отнести на счет человеческого воображения, очень легко поддающегося гипнозу «успеха» и особенно обстановки — красных мундиров, бронированных автомобилей и царских поездов. О военно-организационных способностях народного комиссара по делам войны говорят разное. Во всяком случае, поход 1920 г. на Варшаву своим стилем напоминает не столько Наполеона или Карно, сколько генералов Сухомлинова и Рененкампфа{2}. Во всякой другой стране после такого похода с финалом в Рижской ратуше вместо апофеоза в Лазенковском дворце{3} военного министра по меньшей мере попросили бы удалиться в отставку. Во всякой другой стране, впрочем, и министра иностранных дел попросили бы заняться составлением мемуаров после результатов вроде тех, которые в 1918 году были достигнуты в Брест-Литовске. Но большевистскую Россию аршином общим не измерить, а удивляться ее особенной стати давно всем надоело... В общем, несмотря на категорическое заявление г. Зива о «необыкновенных стратегических дарованиях» Троцкого, позволительно усомниться даже в том, чтобы он обладал сколько-нибудь выдающимися организационными способностями. В личных воспоминаниях г. Зива, для нас, разумеется, более ценных, чем его отзывы понаслышке, Троцкий рисуется человеком истерического душевного уклада. Эти свойства его характера, подтверждающиеся и сведениями из других источников, плохо вяжутся с организационным талантом, да и уж очень поздно — на пятом десятке — стал Троцкий волей судьбы проявлять свои «необыкновенные стратегические дарования». К нему с некоторым правом можно было бы приложить злое слово Флоке{4} о генерале Буланже{5}: «В ваши годы, сударь, Наполеон давно умер».
Как теоретик Троцкий ничем не выдается и совершенно неинтересен. Знаний у него чрезвычайно мало; в этом отношении Ленин, Луначарский, Воровский, Каменев, Ларин далеко его превосходят. Все то, что Троцкий до сих пор пытался внести в теорию и литературу большевизма, несмотря на его выдающиеся способности журналиста, поражало убожеством однообразно крикливой фразеологии. Достаточно прочесть любую страницу любого его произведения в серьезном жанре, чтобы со спокойной совестью, если не с зевком, отложить это произведение в сторону, ибо на любой другой странице будет то же самое: из десятка социально-политических «измов» и из сотни звонких фраз, составляющих скудный багаж мысли Троцкого, можно, разумеется, составить произвольно большое число комбинаций и заполнить ими произвольно большое число страниц.
В данном отношении личные воспоминания г. Зива вполне подтверждают то впечатление, которое оставляют книги Троцкого.
Последний, как известно, много раз менял свои взгляды. Большевик он даже не «мартовский», а августовский, ибо примкнул к партии Ленина всего месяца за два до октябрьского переворота. Мерргейм{6} в своей недавно вышедшей брошюре («Синдикализм в опасности») сообщил весьма интересные подробности относительно роли Троцкого в Циммервальде{7}. После ожесточенного словесного боя, который Мерргейму пришлось там выдержать против Ленина, Троцкий прислал вождю умеренных французских синдикалистов письмо, в котором он горячо его поздравлял за блестящую «защиту истины против Ленина». Из книги г. Зива мы узнаем, что в молодости Троцкий был народником и однажды даже произнес речь, в которой заключалась «самая грубая, площадная ругань против марксизма, с трескучими проклятиями и прочими атрибутами дешевого, но забористого ораторского искусства». Цель такого стиля речи заключалась, по словам г. Зива, в желании «оплевать и возможно больней уязвить» одну марксистку, которая впоследствии стала первой женой Троцкого. Марксистская благодать осенила нынешнего большевика лишь впоследствии — и он с такой же легкостью перешел из народников в марксисты, как впоследствии из меньшевиков в большевики. Официальное образование Троцкого закончилось в Николаевском реальном училище. Да и неофициальное не пошло много дальше. «Усидчивые кропотливые занятия для приобретения солидных знаний и обогащения своего умственного багажа, — говорит г. Зив, — по-видимому, мало привлекали его. Он принимал самое горячее участие во всех спорах в “салоне” Франца{8}, фактически не прочитав ни одной книги, как народников, к которым он себя причислял, так и марксистов, против которых он с таким остервенением боролся». Эти свойства юного Троцкого нашли совсем недавно подтверждение в его выступлении на конгрессе Третьего Интернационала. В точных предсказаниях социальной революции, неизбежно наступающей в разных странах Европы, и в точнейших экономических выкладках, на которых эти предсказания покоились, чувствовались те же развязность и бойкость мысли николаевского реалиста, теперь особенно приставшие Троцкому как вполне военному человеку.
Из книги г. Зива можно узнать и несколько таких черточек личности Троцкого, которые в его политической деятельности выражения не находят. Так, он, оказывается, чрезвычайно любит друзей — «как крестьянин свою лошадь», по выражению г. Зива. При этом любовь его к друзьям изливается в форме ласк: «он умел быть нежным, обнимал, целовал и прямо засыпал ласками». Кроме того, он подвержен каким-то обморокам и припадкам, которым г. Зив приписывает эпилептическое происхождение...
Этот даровитый дегенерат прочно вошел в историю. Вокруг большевиков уже создалась легенда, и разрушить ее нам, современникам, свидетелям и очевидцам, много труднее, чем большевикам было разрушить Россию. Если Троцкий окончит свои дни не совсем естественным образом, то, конечно, о нем будут писаться восторженные биографии вроде той, какую чудак Hamel{9} написал о Максимилиане Робеспьере.
Существует очень распространенное мнение, по которому только история и потомство способны произвести справедливый приговор над людьми вообще — и над политическими деятелями в частности. Я склонен утверждать обратное: только современники видят политического актера таким, каков он в действительности; ореол, часто совершенно незаслуженный, еще чаще совершенно нелепый, создает ему время, «the beautifier of the past»{10}...
Будущим обожателям Троцкого, вероятно, придется изучать облик своего героя главным образом по наследству из сотни тысяч срочных телеграмм и всякого рода прокламаций, написанных суконным языком коммунистического Охотного ряда: больше от Троцкого ничего не останется. Теорию гигантского коммунистического эксперимента надо будет изучать по книгам Ленина — и отчасти, быть может, Бухарина. Тем не менее историческая роль Троцкого остается чрезвычайно выигрышной. «Для истории, — говорит г. Зив,— интересующейся сущностью исторических явлений, сокровенными пружинами общественных движений, выступит на первый план Ленин. Эта история пройдет мимо Троцкого как несущественного, хотя эффектного эпизода». В такой форме замечание автора, быть может, чересчур категорично: решающее значение в данном случае будет иметь развязка—финиш большевистской course des abîmes{11}, на котором драматическое столкновение обоих вожаков коммунистической партии представляется чрезвычайно вероятным, если не совершенно неизбежным.
1
Зив Григорий Абрамович (ок. 1873-1954) — врач-психиатр, член партии меньшевиков. После революции эмигрировал.
(обратно)2
Ренненкампф Павел Карлович (1854-1918) — генерал от кавалерии, участник Китайского похода (1900-1901) и русско-японской войны. В Первую мировую войну командовал 1-й армией Северо-Западного фронта. 20 августа одержал победу при Гумбиннене, однако не смог оказать помощь 2-й армий, разбитой при Танненберге; затем вынужден был отступить из Восточной Пруссии. После Лодзинской операции вышел в отставку (1915). Расстрелян большевиками.
(обратно)3
Имеется в виду советско-польская война 1920 г., окончившаяся подписанием невыгодного для России Рижского мирного договора. Лазенковский дворец — королевская резиденция в Варшаве.
(обратно)4
Флоке Шарль Тома (1828-1896) — глава французского правительства в 1888-1889 гг. боролся с буланжизмом, угрожавшим конституционным основам республиканского строя.
(обратно)5
Буланже Жорж (1837-1891) — французский дивизионный генерал, военный министр (1886), лидер консервативно-националистического движения. Покончил с собой в эмиграции.
(обратно)6
Мерргейм Альфонс (1871-1923) — французский рабочий-металлист, лидер профсоюзного движения.
(обратно)7
Циммервальд — деревня в Швейцарии, место проведения международной социалистической конференции в сентябре 1915г., обозначившей раскол между революционным и ревизионистским течениями социализма. Ленин при поддержке небольшой группы (циммервальдская левая») выдвинул лозунг «превращения империалистической войны в войну гражданскую», однако большинством был поддержан подготовленный Троцким пацифистский манифест, призывавший к миру без аннексий и контрибуций.
(обратно)8
«Салон» Франца — народнический кружок в Николаеве, собиравшийся у садовника Франца Францевича Швиговского в 1896-1898 гг.
(обратно)9
Hamel (Амель) Эрнест (1826-1898) — французский историк, автор трехтомной биографии Робеспьера (1865-1867).
(обратно)10
«Украшающее прошлое» (англ.). «The beautifier of the past» — неточная цитата из «Путешествия Чайльд Гарольда» Байрона (Песнь LXXX).
(обратно)11
Бег к пропасти (фр.).
(обратно)
Комментарии к книге «<Рецензия> Д-р. Г. А. Зив «Троцкий (по личным воспоминаниям)»», Марк Александрович Алданов
Всего 0 комментариев